Псевдоним(б). В поисках Шекспира Даниэль де Труа
        # Роман «Псевдоним(б)» опирается на реальные факты. Факты биографии Шекспира и факты сенсационного открытия, сделанного российским ученым, одним из прототипов героя романа. Решение загадки имени Великого барда дается герою в изнурительной борьбе со сложившимися обстоятельствами, когда научное исследование превращается в захватывающий триллер, страшный для действующих лиц и притягательный для читателя, который приобщается к раскрытию величайшей тайны литературы - тайны Шекспира.
        Даниэль де Труа
        Псевдоним(б). В поисках Шекспира
        От издателей
        Одновременно с романом «Псевдоним(б)» публикуется книга на французском языке «Nom de theatre, nom de guerre: pseudonymbe». Возможно, это первый случай в истории книгоиздания, когда перевод выходит в свет одновременно с оригиналом, и не исключено, что даже несколько раньше. Публикация книги сразу на двух языках осуществляется впервые, так что можно утверждать со всей определенностью: это уникальный издательский проект! И происходит это по замыслу автора. Дело в том, что для Даниэля де Труа русский язык тоже родной, хотя написал он книгу на французском, к которому он за свою жизнь во Франции, где он родился в 1975 году, привык больше.
        Даниэль де Труа - внук эмигрантов первой волны, его дедушка - потомок декабриста Лунина - скрепя сердце покинул Россию после того, как его поместье, впрочем, как и остальное имущество, было экспроприировано латышскими стрелками. Оставаться в России было нельзя, нужно было спасать семью, прежде всего совсем еще юную беременную жену Елизавету, в девичестве Лопухину-Ланскую. Первый ребенок (мальчик, получивший имя Александр - в честь царя Александра III, весьма ценимого отцом) родился уже в Париже. А через двенадцать лет там же родилась девочка Анна, которая впоследствии вышла замуж за богатого винодела из Труа провинции Шампань. Обвиненный в коллаборационизме в 1944 году (на самом деле он просто пытался сбыть врагу недозрелое шампанское) после того, как немцы оставили Париж, де Труа подвергся всеобщему остракизму. Но Анна сумела противопоставить общественному мнению французов и русских - последние по понятным причинам особенно ненавидели Антуана - свою искреннюю любовь: она порвала всякие отношения со своими родителями, а семья мужа сама отвернулась от отверженной пары, так что, пока не умер отец
Антуана, молодые жили в довольно-таки стесненных материальных условиях.
        Однако к моменту рождения их четвертого сына - Даниэля - все трудности давно были позади. Тем не менее мать воспитала его в ненависти ко всему французскому и буржуазному и в любви ко всему русскому, социалистическому («Мой прапрапрадед разбудил Герцена»,- серьезно заявляла она каждому своему новому знакомому).
        Когда в России началась перестройка и были открыты границы, Даниэль бросился в Москву, где затем прожил почти двадцать лет. Он работал корреспондентом в различных французских газетах и журналах, снимал квартиру в Староконюшенном переулке, которая стала настоящим литературным клубом. Туда наведывались многие молодые тогда еще поэты, журналисты, художники и филологи: Тимур Кибиров, Игорь Федоров, Константин Гадаев, Михаил Кукин, Виталий Молодняков, Александр Бардодым, Андрей Жданов и многие другие. Именно там он познакомился с Александром Сомовым, чьими исследованиями проблемы авторства Шекспира очень заинтересовался. Даниэль понял, что это «его судьба», по его же словам из интервью журналу «Франс-ревью», и написал роман, который еще при подготовке к печати вызвал бурный ажиотаж среди французской публики.
        Но Даниэлю де Труа мало было Франции, его интересовала Россия, поэтому он привлек к переводу романа на русский язык участников скандально-трагических событий, связанных с открытием русского ученого-шекспироведа Александра Сомова. И вот перевод, так сказать, авторизованный действующими лицами, выходит в свет в России. Повторяем, возможно, даже раньше оригинала, готовящегося к изданию во Франции.
        В романе все современные действующие лица - вымышленные, все исторические и научные факты - подлинные.
        Уилл
        Часть первая
        Qui pro quo[Одно вместо другого (лат.).]
        Декабрь 2010
        Самолет авиакомпании British Airways, Boeing 767, следовавший рейсом BA872 Лондон - Москва, вылетал из аэропорта Хитроу точно по расписанию - в восемь сорок. Это был первый утренний рейс, и, возможно, поэтому борт был забит почти до отказа - лишь в бизнес-классе оставалось достаточно свободных мест. Два молодых человека в строгих костюмах о чем-то оживленно беседовали по-английски, седой джентльмен величественно читал Financial Times, пожилая надменная дама дремала, периодически приоткрывая глаза и строго поглядывая на свою молодую спутницу - скорее всего, внучку,- глубокомысленно листавшую журнал Vogue.
        Стюардесса пока не появлялась из-за шторок, отделявших этот островок покоя от бурлящего улья эконом-класса, но если бы она вышла в салон, то ее натренированный взгляд наверняка бы остановился на двух мужчинах среднего возраста. Один из них, сидевший у окна, заметно нервничал: беспрестанно выглядывал в иллюминатор и ерзал в кресле, бросая косые взгляды на своего соседа, господина в сером костюме, который, наоборот, казалось, впал в ступор - сидел ровно и смотрел прямо перед собой.
        Наконец занавес раздвинулся, и стюардесса внесла в салон предвзлетную деловитость. Нервный господин заказал себе двести граммов односолодового виски и двойной по объему кофе без сливок. Таким странным заказом он привлек к себе внимание остальных пассажиров: все без исключения украдкой полюбопытствовали, кто это в такую рань пьет виски лошадиными дозами, да к тому же в двойной по крепости кофе не наливает сливок. Лишь на лице стюардессы не отразилось никаких эмоций. С подчеркнуто вежливой улыбкой она отправилась выполнять заказ.
        - Что ж делать в Эльсиноре? До отплытья / Мы пить вас здесь научим,[«Гамлет». Акт I, сцена 2.] - неожиданно продекламировал господин в сером костюме.
        Глоточек эля
        Всю доблесть нашу ставит под сомненье:
        Позорна слабость,[«Гамлет». Акт I, сцена 4.] -
        в тон ему ответил любитель утреннего виски.
        Он три раза перекрестился и с благодарностью принял от стюардессы виски с кофе.
«Нигде так хорошо не помолишься, как в самолете»,- вспомнил он слова знакомого священника и выпил.
        Самолет тем временем вырулил на взлетную полосу и замер. Раздался оглушительный рев двигателей, и огромный «боинг» начал разгоняться. Быстрее, еще быстрее.
        Для зимы утро было ранним, над Лондоном, как обычно, было пасмурно. Лишь когда самолет набрал высоту, показалось солнце. Насколько хватало взгляда, расстилались, словно огромные сугробы, клубы белоснежных облаков.
        Солнечные лучи слепили глаза, и Александр Сомов обрадовался, что наконец можно закрыть шторки иллюминатора. Он сделал последний большой глоток виски и запил его остатками едва теплого кофе. Затем Сомов вернул стюардессе пустую посуду, достал из сумки новенький MacBook, восхитился скоростью загрузки операционной системы и стал с любопытством изучать его содержимое. В одной из папок он увидел файл с названием «First Folio». Щелчок по значку - и на экране показалось изображение титульного листа старинной английской книги. Александр взглянул на соседа, который давно уже следил за его манипуляциями.
        - Я же обещал, коллега, что в вашем новом компьютере будет все необходимое для работы. Все первые издания сочинений Шекспира: Первое Фолио,[Фолио - термин, обозначающий книгу большого формата.] Второе, Третье, Четвертое, а также различные кварто[Кварто или ин-кварто - полиграфический термин, обозначающий размер листа бумаги в одну четверть листа. Так же называют издания подобного формата.] - конечно, все предположительно прижизненные издания; плюс все значимые филологические и исторические работы по вопросу авторства Шекспира… Словом, практически все, что может пригодиться. Если же вам понадобится какая-то книга, которой здесь не окажется, или же какие-нибудь архивные материалы, то вам стоит только сказать, и в течение одного рабочего дня, подчеркиваю,- он сделал едва заметную паузу,- одного рабочего дня, они вам будут отправлены по электронной почте. Кроме того, на компьютере установлены переводчики со всех европейских языков на английский и русский и другие необходимые для работы программы… Да, чуть не забыл, вы можете свободно выходить в Интернет, где бы вы ни были. Спутниковая связь. Впрочем,
это и так очевидно.
        В другой ситуации Александр счел бы такой подарок бесценным, и радости его не было бы предела. Но не сейчас. Сейчас он тупо щелкал клавишами PgUp - PgDn, перелистывая знакомые страницы Первого Фолио, первого полного собрания пьес Уильяма Шекспира, изданного в 1623 году, и равнодушно смотрел на экран своего нового компьютера.
        Произошедшие за последние два дня события казались Александру каким-то страшным сном. Он никак не мог до конца поверить, что это случилось именно с ним. Но ведь случилось! И этот новенький MacBook, и Эдуард, сидевший между ним и проходом (прямо как под конвоем!), и, наконец, бизнес-класс British Airways (бизнес-классом он летал второй раз в жизни, причем после первого полета не прошло и четырех суток)- все это подтверждало реальность случившегося.
        А началось все три недели назад. Еще в Москве. У Александра тогда гостил Мигель, его приятель-испанец, с которым они за полгода до этого познакомились в бывшей Ленинке - библиотеке имени В. И. Ленина. Теперь она называется РГБ - смешная смена вывески для главной библиотеки страны. Хотя, впрочем, соответствует и времени, и стране.
        Мигель стоял у каталогов и беспомощно озирался по сторонам, а Александр, проходя мимо, почему-то предложил ему помощь. Мигель подумал, что он сотрудник библиотеки, и начал что-то объяснять на ломаном русском. Александр тут же выяснил, какой язык у него не ломанный - испанский! Ба, да его сам Бог послал!
        Александр как раз в то время глубоко погрузился в изучение испанского языка, устав от английского, переводами с которого зарабатывал на жизнь в последние годы. Вернее, делал вид, что зарабатывает, чтобы теща не допекала. Нет, конечно, что-то и зарабатывал, но не на жизнь семьи, хотя, разумеется, как честный человек все заработанное семье и отдавал. Для себя ему вообще ничего не нужно было. Пропитания хватало: в доме всегда полный холодильник. А если не полный или вообще пустой, значит, родители в Испании. Тоже не беда: можно и тещу навестить… Да и жена работает, получает пусть и небольшую, но стабильную зарплату. Английский Сомову был больше нужен для изучения Шекспира, а не для зарабатывания денег. Собственно шекспировский язык и не совсем английский, он особенный. А испанский для чего? Чтобы не сойти с ума от особенного английского.
        Выяснилось, что испанец жил в Лондоне и занимался, представьте, тоже Шекспиром. Хотя теперь, после всего того, что произошло, Александр начинал понимать, что неспроста этот Мигель появился в его жизни.
        Они познакомились, поговорили, обменялись адресами, потом еще пару раз увиделись в библиотеке. И как-то само собой вышло, что Александр пригласил его в гости. Потом завязалась переписка, в которой горячо обсуждались проблемы жизни и творчества Шекспира, и когда Мигель в следующий раз засобирался в Россию, Сомов, поддерживая традиции московского гостеприимства, пригласил его пожить у себя, чтобы коллега не тратился на гостиницу.
        Три недели назад Мигель прилетел и остановился в огромной трехкомнатной квартире Александра в профессорском доме на Академической. Вернее, квартира была не его, а родителей, но теперь формально принадлежала ему, о чем он, впрочем, совершенно не задумывался.
        Получили родители эту квартиру в девяностые, в первые постсоветские годы, хотя получить от государства хоть что-нибудь в то время было уже практически невозможно. Но отец Александра не зря был математиком: он все просчитал заранее. Перед тем как защитить диссертацию по конечности бесконечно малых, он организовал в университете пикеты студентов и аспирантов, которые выступали за прямую трансляцию Всесоюзного съезда депутатов… ну того самого, где с разоблачениями выступили приснопамятные Гдлян и Иванов и где заблистала риторическая звезда Анатолия Собчака. Тем, кто эти времена не застал, первые два имени совсем ничего не скажут, а третья фамилия вызовет ассоциацию с нынешней теледивой, и правильно: покойный Анатолий Собчак, бывший мэр Ленинграда - Санкт-Петербурга, ее отец. А Дмитрий Николаевич Сомов - это отец Александра.
        Итак, Дмитрий Николаевич косвенно помог отцу Ксении Собчак совершить головокружительную карьеру, а всей нашей стране - головокружительное падение в пропасть, ту самую, что нельзя преодолеть в два прыжка, и глупо надеяться преодолеть одним. Вообще не обязательно было прыгать через пропасть всей страной. Как известно, скорость движения колонны - это скорость самого медленного из марширующих. Что-то подобное можно сказать и о коллективном прыжке. Не трудно догадаться, что прыжка вообще не получилось.
        Знакомые родителей Александра, у которых был фантастический плодовый сад на берегу Волги, рассказывали, что, когда территорию их дома занял некий завод, этот сад вместе с плодородным слоем почвы бульдозером сдвинули в реку, хотя небольшой сад предприятию совсем не мешал, и бывшие хозяева просто умоляли руководство завода не губить деревья. Они пытались объяснить, что лучше, чем уничтожать сад, каждый год лакомиться свежайшими яблоками, грушами и абрикосами.
        Примерно так же сдвинули целый культурный слой большой страны: никто никуда не прыгал, даже разбежаться не успели. И вдруг - всё, летим в пропасть, как расширяющаяся Вселенная, рассыпаемся на новые галактики!..
        Впрочем, в свободное падение отправились далеко не все. Те, что сидели в бульдозере, вовремя затормозили и покинули кабину. Ну а на поверхности этой, оставшейся еще, почвы вместо старой культуры возникла новая - инфраструктура. Кое-что от этой инфраструктуры удалось ухватить и отцу Александра: он быстро защитил пару диссертаций, причем вторую уже по математическому обеспечению прогнозных запасов недр России. Затем возглавил в МГУ кафедру математического прогнозирования социальных процессов. В общем, про должал предсказывать судьбы малых сих, чтобы большим сим было сподручнее с ними управляться. Тут ему почему-то квартиру от университета и дали.
        Теперь у родителей имелся дом в Испании, коттедж в Подмосковье, и совсем недавно они закончили ремонт новой просторной квартиры в элитном доме, куда и переехали.
        Итак, Мигель остановился у Александра. Вечерами они сидели в гостиной и, слегка выпивая, разговаривали. Преимущественно о Шекспире. Александр совсем по-русски пытался вывести Мигеля на откровенность: раскрывал объятия новоиспеченному другу. Но Мигель этого не понимал, на откровенность не шел и где-то пропадал целыми днями - говорил, что в библиотеке.
        Тогда Александру совсем не казалось странным, что Мигель так живо интересовался его работой: выспрашивал, что он думает о шекспировском вопросе, чем он сейчас непосредственно занимается и в каком направлении решил двигаться дальше. Он рассказал Мигелю все. И то, что «Гамлета» два раза перевел, и все остальное. Тогда его ничто не насторожило, ведь Мигель тоже шекспировед. А теперь? Вот уж точно, имей характер: думай, не болтай!
        Весь день перед отъездом Мигеля Александр проспал мертвецким сном. Вот это уже тогда показалось ему несколько странным. Но не более. Да, они засиделись с гостем далеко за полночь - даже, можно сказать, глубоко под утро. Александр, если работал до утра, часто вставал после обеда, но так, чтобы проснуться в восемь вечера… Странно было и то, что Мигель собрался и уехал в аэропорт, не простившись и не оставив записки. И уж совсем загадочно: на телефонные звонки Мигель не отвечал. Вот тебе и благодарность за гостеприимство… Но и этому факту Александр не слишком удивился: благодарность - штука тонкая.
        В тот же вечер раздался звонок из Лондона, который тоже почему-то не вызвал у Александра никаких подозрений. Ледяной голос, безупречный, пожалуй, даже слишком безупречный, русский язык, правда, с небольшим акцентом.
        - Александр Дмитриевич?
        - Да, это я. А кто это?
        - Добрый вечер. С вами говорит профессор Свенсен из Оксфорда. Я хотел бы пригласить вас на конференцию по шекспировскому вопросу. Нас заинтересовали ваши исследования.
        - Да? Очень приятно. А когда конференция и где?
        - Конференция в Оксфордском университете через две недели. Тезисы своего доклада вы сможете отправить по электронному адресу, который найдете в своей почте. Все расходы организаторы берут на себя: билеты, проживание в гостиницах в Оксфорде и Лондоне. Официальное приглашение вам уже отправлено. Вы можете его распечатать и в понедельник утром в посольстве получить визу. У вас есть какие-нибудь вопросы?
        Какие у Александра могли быть вопросы? На халяву в Лондон на неделю! А ведь вопросы непременно должны были возникнуть. Как они нашли номер его домашнего телефона? Ну это, допустим, не трудно. Но откуда они узнали о том, что у него есть работы по проклятому шекспировскому вопросу, как они говорят, damn authorship problem?
        Стюардесса разносила традиционный английский завтрак.
        - Porridge, sir?[Овсянка, сэр? (англ.).] - издевательски спросил Эдуард.
        Александр пропустил мимо ушей слова своего надсмотрщика. Эдуард же и дальше продолжал по-английски:
        - Вы, как я вижу, не склонны вести разговоры? Напрасно. За приятной беседой с умным человеком и длинная дорога покажется короче.- Эдуард посмотрел на часы.- Кстати, лететь осталось три часа. Приятного аппетита.
        Наглый все-таки этот Эдуард. Видит же, что говорить с ним не хотят, а все равно лезет.
        Эдуард был мужчиной среднего роста, среднего возраста с усредненной внешностью. Настолько усредненной, что запомнить его лицо или одежду было практически невозможно. Сомов видел его третий раз в жизни, и после каждой из двух предыдущих встреч пытался восстановить в памяти черты его лица, но оба раза безуспешно.

«Наверное, именно таких берут для выполнения грязной работы»,- подумал Александр, доедая свою овсянку, которая более приятных мыслей не навевала. Но то, что появился аппетит, уже неплохо, отметил он про себя и заказал еще один двойной кофе. «Вот это сервис! Жалко только, что курить нельзя,- с какой-то почти забытой тоской подумал он.- Но ничего. Три часа как-нибудь продержусь». И он опять принялся листать Первое Фолио. Пора было поразмыслить над случившимся.
        ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ
        Для большинства людей никакого шекспировского вопроса не существует вовсе. Они просто не в курсе, что за именем Шекспир мог скрываться кто-то другой. И хотя факты - вещь упрямая, это самое большинство еще упрямее.
        Вот все, что достоверно известно о Шекспире, вернее, Шакспере - а именно так лучше перевести на русский язык фамилию того, кого считают Великим бардом. Он родился в
1564 году в Стратфорде-на-Эйвоне, там женился и там же родились трое его детей, потом он отправился в Лондон, где был пайщиком театра «Глобус» и, вероятно, актером, а потом неизвестно как разбогател, вернулся в Стратфорд, где написал завещание, и был похоронен в 1616 году.
        Для большинства постулат о том, что все произведения, на которых стоит имя Шекспира, написал Шекспир, вернее Шакспер,- это практически Символ веры. Уверенность в том, что малообразованный или даже совсем неграмотный Шакспер создал величайшие художественные произведения,- это как вера в непорочное зачатие Христа. Но там речь идет о божественном, а здесь все-таки о человеческом. Гениальный драматург - явление, близкое к чуду, но это чудо имеет в своей основе обыкновенные составляющие: образование, определенный круг общения, жизненный и духовный опыт. А в том, что такие составляющие могли быть у Уильяма Шакспера,- большие сомнения…
        Сентябрь 1579
        У Уильяма Шакспера были большие сомнения, что учеба приносит ему хоть какую-нибудь пользу. Латинский язык ему не давался, а когда он слышал, как учитель по-гречески декламирует «Илиаду», с ним вообще начинало что-то происходить. Он не понимал ни слова, но при этом завораживающий ритм гекзаметра действовал на него буквально на физическом уровне. У Шакспера было чувство, что где-то глубоко внутри него появляется миниатюрное веретено, которое начинает вращаться и накручивает на себя дюйм за дюймом его плоть.
        Если учитель достаточно долго не прерывал чтения и не переходил к объяснениям, то боль становилась почти непереносимой. Тогда не оставалось иного выхода, кроме как поднять руку и попросить разрешения покинуть класс. Уходя, Уильям демонстративно держался за живот, чтобы ничего не говорить в ответ на молчаливо-вопросительный взгляд преподавателя. Язык Уилла в такие моменты был как деревянный, и пошевелить им нечего было и думать. Эта пантомима всегда вызывала у учеников общий сдержанный хохот и отдельные едкие замечания:
        - Глянь, опять Уилл свинины объелся до колик в желудке!
        - Отцу кожа нужна, перчатки делать, снова свинью забил, значит, большой заказ. Продать столько мяса не может, вот и обжираются всей семьей!
        - Даром что папаша большая шишка в городе, а своего ни на грамм не упустит. Чем мясу пропадать, пусть лучше пузо лопнет! А этот тоже жадный, весь в отца…
        - Принес бы нам по кусочку свининки, месяцами мяса не видим. Все овсянка да овсянка.
        Уилл и сам бы поел свинины от пуза, но он, как и все остальные домочадцы, получал лишь небольшую порцию окорока накануне Рождественского поста и на Пасху. Хотя официально никакого поста теперь не существовало. С воцарением Елизаветы Первой англичане снова перестали быть католиками. Однако отец Уилла, Джон Шакспер, продолжал соблюдать все посты и заставлял поститься семью. Лишь изредка для проформы меню домочадцев пополнялось небольшим кусочком сала: сало хранилось долго, но в семье Уилла ели его так мало, что оно все равно умудрялось портиться. А кому продать свиные туши, Джон знал лучше других, так что все обвинения учеников грамматической школы не имели под собой ровным счетом никакого основания.
        Но Уиллу от этого было не легче. Его дразнили Pigwill, «Свиная страсть» или «Воля к свинине». Была и другая кличка: Бекон, то есть свиной окорок. Мальчик страдал безвинно, как, впрочем, и многие дети. Уильям и правда совершенно не был виноват в том, что его отец делал свой бизнес на свиньях, как и в том, что за двенадцать лет до его рождения Джон Шакспер был оштрафован на один шиллинг за вылитые перед крыльцом собственного дома нечистоты.
        Наконец Уильям Шакспер выскользнул за двери класса, сполз по лестнице, держась за перила, и выбрался из школы. Он прислонился к стене, вытер пот со лба и закрыл глаза.
        Декабрь 2010
        Александр открыл глаза и несколько секунд спросонья не мог понять, где находится. Он озирался по сторонам и тер лоб. Наконец голос Эдуарда вернул его к действительности.
        - Так не желаете обсудить наши дальнейшие действия?- гнул свою линию Эдуард.
        - Позже. Дайте мне все хорошенько обдумать.
        - Что ж, не буду вам мешать.
        Александр поерзал в кресле, устраиваясь поудобнее, и снова закрыл глаза. Он вдруг отчетливо вспомнил разговор с Мигелем в ночь перед его то ли хамским, то ли таинственным исчезновением. Испанец долго и нудно убеждал Александра прекратить поиски автора:
        - Что ты как пиявка прилип к этой попсовой проблеме. Это тема не для ученого. Это сюжет для бульварного детективчика, pulp fiction, которым будет зачитываться толпа. Толпе же интересно все таинственное. Шекспиром был не Шекспир, а Фрэнсис Бэкон! Или Кристофер Марло? История с убийством - вымышленный трюк! А дальше - сюжет Железной маски. Занимайся текстами, Александр, в них весь смысл.
        - Я и так пятилетку отдал текстам. Вернее, тексту «Гамлета». Я его перевел дважды. Это трагедия о творце и его творении, и тут принципиально важно знать, кто творец. Ты понимаешь? Офигительно принципиально…
        - Чего ж тут не понять - о-фи-ги-тель-но. Очень понятно.
        - Вот именно. «Гамлет» показал мне все свои возможные смыслы…
        - Все?
        - Или почти все. Но основной, глубинный смысл не показан, а скрыт: он зависит от того, кто эту трагедию написал. Если это ростовщик Шакспер, то смысл один. Вернее, все теряет всякий смысл. Если это Фрэнсис Бэкон, смысл совершенно другой, а если это Кристофер Марло - все снова меняется.
        - Брось, Александр. Это бредовые идеи. Что ты говоришь? «Гамлет» останется
«Гамлетом», кто бы его ни написал.
        - Конечно, текст останется прежним, но смысл текста радикально изменится. И поэтому крайне важно решить главную задачу - кто скрывался под маской, прятался за личиной человека из Стратфорда, за Шакспером.
        - Обман еще нужно доказать.
        - Я этим и занимаюсь, и, кажется, уже на верном пути. It seems to me.[Мне кажется (англ.).]
        - I know not seems. Пока не будут найдены такие убедительные доказательства, чтобы самый закоренелый скептик в них поверил, Шекспир останется Шекспиром.
        - Нет, Мигель, то, что Шакспер - это Шекспир, так же не доказано, как и то, что Шакспер - всего лишь маска.
        - Это доказано тем, что никто не может доказать обратное. Доказательство методом от противного. Ты мне нальешь?
        - Мигель, ты хреновый математик.
        - Хре-но-вый,- тщательно повторил Мигель новое незнакомое слово, глотнул из фужера и после этого серьезно кивнул.- Почему?
        Александр тоже выпил и пристально посмотрел на приятеля, чем вызвал новый вопрос.
        - По кочану?
        Кто же учит Мигеля русскому языку? Пора переходить на испанский.
        - ?Basta!- Александр заговорил на кастильском диалекте.- Метод от противного работает не тогда, когда нет доказательств обратного, а когда есть доказательства отсутствия этого самого обратного. Чувствуешь разницу?
        - Хотя я и хре-но-вый математик, но разницу…- Мигель посмотрел себе в рюмку, откинулся в кресле и уставился в потолок,- вот сейчас почувствовал.
        - Методом от противного придется доказывать, что Марло не мог быть Шекспиром, Сидни не мог быть Шекспиром, де Вер не мог быть Шекспиром, Бэкон не мог быть Шекспиром, Дерби не мог быть Шекспиром и что еще десятков пять человек не могли быть Шекспиром - ни все вместе, ни по отдельности.
        - И только тогда Шакспер - это Шекспир, да? Чертова математика! Послушайся моего совета, Александр, брось ты этот опасный шекспировский вопрос, переводи «Гамлета», сонеты - все что хочешь. Изучай текст, ты же филолог. Зачем тебе все эти расследования? Живи себе тихо и мирно со своей женой. Зачем тебе искать приключений,- Мигель опять перешел на русский,- на свой тыл?
        - На свой зад,- поправил Александр.- А еще точнее будет: на свою задницу.
        Они тогда неплохо выпили, и Александр не придал особого значения настойчивым уговорам Мигеля бросить исследование. Не удивила его и осведомленность испанца о его личной жизни. Ведь он ни разу не сказал Мигелю, что женат, да и Татьяна никогда не появлялась в квартире на Академической в присутствии заморского гостя…
        Александр поднял спинку кресла, открыл тонкий кожаный портфельчик, выданный ему как участнику конференции, и вынул листы своего доклада. На первой странице было написано:
        Академическое шекспироведение никак не объясняет свой выбор на роль главного драматурга и поэта нашей эры ничем не примечательного человека из Стратфорда. По традиции некто Шакспер из городка Стратфорд, расположенного на реке Эйвон, сын неграмотного или почти неграмотного Джона и неграмотной Мэри, муж неграмотной Энн, отец трех так и оставшихся неграмотными детей, считается автором тридцати восьми (впрочем, о точном числе специалисты спорят) драматических произведений (среди которых «Гамлет» - трагедия трагедий), ста пятидесяти четырех сонетов и пяти больших поэм. Да, его фамилия была очень похожа на авторское имя на титульных листах многочисленных шекспировских кварто и знаменитого Первого Фолио - книге книг европейского Возрождения. Но все-таки Шакспер - не Шекспир, или, если говорить точнее, предположение, что Шакспер - это Шекспир, нуждается в доказательстве в не меньшей степени, чем то, что Шекспир - это кто-то другой.
        Александр вспомнил, какое гробовое молчание воцарилось в аудитории Оксфордского университета, где он делал свой доклад, как только он произнес эти слова. Да, для большинства академических шекспироведов лучшая защита - это нападение: позвольте, кто же тогда Шекспир, если не сам Шекспир? покажите - кто? Докажите, что этот ваш
«кто» и есть автор. Им показывали. На многих. Но доказательств, разумеется, не хватает. Чем больше претендентов, тем слабее каждый отдельный кандидат, тем более прочно положение Шакспера, в таланте которого большинство уверено априори. Александр перечитал еще один знакомый абзац, как будто так мог найти выход из сложившейся ситуации.
        Традиция держится на мнении большинства, мнении, приобретенном людьми еще в некритическом возрасте. Шекспир - это Шекспир. Эта «аксиома» впитана современными европейцами едва ли не с молоком матери. И чем дольше держится Шакспер в Шекспирах, тем больше он Шекспир. Никто даже и фамилии-то эти не различает. Мы знаем, что Шекспир - это Шекспир, а вы доказываете, что Шекспир - это не Шекспир? С чем мы вас и поздравляем… Основная риторическая фигура лежит в области витийства телесного - пожимание плечами.
        Осень 1579
        Джон Шакспер пожал плечами: ему было не жалко отдать сына учиться грамоте, тем более что это ничего не стоило. С тех пор как Джон занял должность олдермена, он получил право бесплатно учить своих детей в единственной грамматической школе Стратфорда. Грех было этим не воспользоваться, он и отдал Уильяма: пусть ходит - дело не вредное.
        Однако особыми способностями великовозрастный Уилл не отличался. Читал он с грехом пополам: по слогам, с трудом понимая написанное. Писал и того хуже: еле-еле выводил корявые буквы, постоянно теряя взглядом строчку в букваре. Его не решились посадить в класс с самыми маленькими, а в среднем классе все уже давно писали и читали. Так и учился Уильям в первый год - ни шатко ни валко. А на следующий год - и вовсе беда. Начали изучать древние языки - латынь и греческий…
        И вот сидел Уилл за одной партой с десятилетними и чувствовал себя дебилом. К тому же в свои неполные, а потом и полные пятнадцать лет его тянуло не к латыни и древнегреческому, а совсем к другому. Что это за другое, он тоже долго не мог понять - ему не хватало интеллекта осмыслить соответствующий его возрасту бунт плоти.
        До сих пор все телесное ассоциировалось у него исключительно со свиньями, живыми и мертвыми. Уилл подолгу наблюдал за ними: чавкающими и хрюкающими во время кормежки, храпящими и урчащими при совокуплении, визжащими перед смертью. Потом эта плоть превращалась в деликатно молчащее мясо, еще неразделанное или уже разделанное, с виду гораздо более нежное и трепетное, чем у живых свиней.
        Он с раннего детства любил смотреть, как разделывают туши, спускают кровь, снимают шкуру и вырезают внутренности. Словно по волшебству свинья любого возраста превращалась в нежно-розового поросеночка!
        Итак, в тот день Уилл, гонимый веретеном Гомера, уже довольно далеко отошел от школы, лег на траву рядом с дорогой и закрыл глаза. Он представил себе, как падает на деревянный прилавок свежий кусок розовой трепещущей плоти, и боль, вызванная гекзаметром, отпустила, а веретено начало вращаться в обратном направлении, распространяя по телу теплые волны, которые сходились где-то в нижней части живота. Спешить было некуда, и он задремал, продолжая во сне с наслаждением наблюдать за тем, как разделывают свиную тушу.
        Его грезы прервал приближающийся стук копыт и колес. Уилл открыл глаза. Мимо проехала повозка, в которой юного Роберта Хэтуэя возили в школу. Единственной лошадкой управляла его сестра Анна, уже совсем взрослая девушка. Из-под шляпки у нее выбился локон светлых волос. Одной рукой она держала вожжи, а другой - с видимым азартом - нахлестывала лошадь по гладкому крупу. Повозка проехала мимо, в некотором отдалении съехала с дороги и остановилась в тени придорожных кустов.
        Анне было невыносимо скучно дожидаться Роберта. И зачем это отец заставляет ее сидеть в повозке у школы, пока идут занятия? Это же половина дня! Десять раз можно было съездить домой и обратно. Но у отца были свои планы на первую половину дня, и в эти планы не входило присутствие детей в доме. Двадцатитрехлетняя Анна была особенно ни к чему, поэтому она получала объяснение: лошадь уже не молода, чтобы без нужды гонять ее туда-сюда; поспи там в сене, время ожидания и пройдет. Она и дремала, и просто так лежала, тупо глядя вверх и вместо неба разглядывая парусину, натянутую на деревянные рейки крытой повозки.
        Вообще-то в повозке можно было даже свободно стоять, не упираясь головой. В солнечный день она становилась маленькой светлой комнатой, которая часто в воображении Анны превращалась в королевскую спальню, в которую тайком пробирался очередной фаворит. То ли от этих мыслей, то ли от быстрой езды личико Анны раскраснелось.
        Сон как рукой сняло. Какая-то невидимая сила подняла Уилла с земли и толкнула к повозке. Он подкрадывался так осторожно, словно собирался зарезать свинью и боялся ее испугать. Подошел сзади и тихонько раздвинул полог.
        То, что увидел Уильям Шакспер, которого впоследствии многие называли Шекспиром и Великим бардом, поразило его. Справедливости ради заметим, что увиденным мог быть сражен даже вполне взрослый мужчина. Анна Хэтуэй была девушкой выдающихся эстетических форм, которые в тот момент она предоставила (для охлаждения после быстрой езды) ласкам теплого ветерка и, как оказалось, взгляду юного Шакспера.
        Уильяма так живо захватило зрелище нежной розовой девичьей плоти, раскинувшейся на сене в глубине повозки буквально на расстоянии вытянутой руки, что он потерял над собой контроль и руку таки протянул…
        Декабрь 2010
        Александр протянул руку и взял со столика чашку с кофе. Двигатели самолета гудели ровно и монотонно, неумолимо возвращая ко сну. Он сделал два больших глотка. Смотреть сны порой бывает приятно, но сон есть сон, а жизнь есть жизнь. Надо вспомнить все до мельчайших подробностей, каждая упущенная деталь может стоить очень дорого. Может стоить и самой жизни. Но было кое-что и поценнее жизни. Прежде всего, любимые им люди…
        Вечером после отъезда Мигеля он получил приглашение на конференцию в Оксфорд и принялся за работу. Потом поел. Было четыре часа утра, это он запомнил точно. Вот такой получился ранний завтрак. Потом помыл посуду, аккуратно расставил все по своим местам и бодрым шагом покинул кухню. Кофе пить не стал - спать и так не хотелось. Проверил электронную почту. От пропавшего Мигеля не было ни строчки, зато пришло приглашение из Оксфорда - быстро они работают! Причем оказалось, что приглашение отправили даже раньше, чем Свенсен ему позвонил и Александр дал свое согласие на участие в конференции.
        Да, они работали быстро, а он - медленно. «Но верно»,- подбодрил себя Александр и вышел на сайт, где было выложено отсканированное Первое Фолио, загрузил первые страницы и в который раз стал разглядывать титульный лист со знаменитой гравюрой-портретом Шекспира работы Дройсхута и стихотворным обращением к читателю Бена Джонсона.
        Что можно было перевести так:
        Читателю
        Тот Образ, что ты здесь видишь,
        Был вырезан для благородного Шекспира,
        И в нем Гравер боролся
        С природой, стараясь превзойти жизнь.
        О, если бы он только мог изобразить его остроумие
        В бронзе так, как он выбил его лицо,
        Тогда бы Изображение превзошло
        Все, что было когда-нибудь создано в бронзе.
        Но так как он этого не смог сделать, Читатель, смотри
        Не на его Портрет, а в его Книгу.
        Что значит «гравер боролся с природой, стараясь превзойти жизнь»? Что скрывает в себе фраза: «…если б смог изобразить его остроумие»? Или остроту ума. Значит ли, что это не портрет автора, раз читателю следует смотреть не на портрет, а в текст?
        В любом случае, ученые не отождествляли себя с читателями и прежде всего предпочитали смотреть на портрет.
        Александр, конечно, знал, что видят в этом портрете антистратфордианцы, те, кто считает имя «Шекспир» псевдонимом. А видят они два правых рукава на камзоле, немного скошенный рот, и - главное - лицо на портрете, подозрительно смахивающее на маску венецианского типа: не античную, условную, а именно карнавальную, с ярко выраженными чертами лица.
        Кроме того, это странное обращение к читателю известного поэта Бена Джонсона! Он еще для Елизаветы Первой писал сценарии маскарадных представлений, до которых она была страстная охотница, а затем был обласкан Яковом Первым, став для него едва ли не любимым драматургом.
        Итак, на титульном листе портрет-маска. Некоторые даже видят на шее след, где эта маска соприкасается с живой плотью.
        Традиционные же шекспироведы, разумеется, ничего такого в упор не видят. Они видят гравюру, изображающую Уильяма нашего Шекспира, со всеми ее допустимыми условностями. И это, между прочим, их полное право.
        Что же хотел найти Александр, он и сам не понимал. И это давало ему колоссальные преимущества перед другими, теми, которые твердо знают, что ищут, знают, что хотят найти. И находят то, что видят. Но видят порой то, чего на самом деле нет, то, что хотят увидеть…
        То ли потому, что Александр и вправду смотрел в Первое Фолио незамутненным взглядом, то ли ему просто повезло, но он нашел в этой книге книг то, чего остальные не замечали вот уже почти четыреста лет. То, что лежало, казалось бы, на самом виду - на последней странице. Александр нашел след того, кто писал под псевдонимом Шекспир. Но об этом пока рано было говорить: сначала необходимо выстроить стройную систему, все как следует проверить. Правда, он уже рассказал о своих находках жене и теще, которые в тот день, когда его посетило первое озарение, заехали к нему на Академическую. Да и Мигелю проболтался вчера ночью в пылу спора.
        Александр просидел за компьютером до десяти утра. Закончив работать, он заварил крепкий кофе, устроился поудобнее в кресле и устало прикрыл глаза. «А не съездить ли мне к Татьяне?» Жена не жила с ним уже три месяца. Не то что бы она ушла - просто в очередной раз уехала с сыном к маме. Никитина школа находится в цент ре, поэтому все равно, откуда возить, и Таня часто уезжала к Светлане Никодимовне.
        Теща болела, и Татьяна ездила ее навещать. Сначала на пару дней, потом на пару недель, а теперь болезнь затянулась, стала, видимо, хронической. Странная вещь! Пока с тещей живешь, никакой болезни нет и в помине, но как только Татьяна возвращалась к Александру, начинались звонки с истериками: некому воды подать… за лекарствами сходить… за хлебом… все ее бросили… конец… умирает! В общем, болезнь брала за горло, да так, что Тане нужно было все бросать и бежать со всех ног спасать «умирающую», а не то уже гудит перед нашим подъездом «скорая помощь», грозит забрать Светлану Никодимовну в темные недра пятидесятой больницы. Но теща туда не едет, она там уже однажды была, и ей не понравилось. Тесно и кормят плохо. И не дают любимых лекарств. Дают нелюбимые.
        Последний раз они виделись с женой первого сентября, когда Никита пошел в третий класс. Нет, это не дело. Надо ей позвонить. Александр набрал номер ее домашнего телефона. Подошла теща.
        Она была бодрой, даже слишком бодрой, женщиной, добивающей шестой десяток лет жизни. Своей и своих близких. Александр язвительно усмехнулся, вспомнив, как Светлана Никодимовна юлой носится по маленькой хрущевской кухне. Как она месит вечное тесто, по старинке вручную взбивая его в огромных кастрюлях, и при этом не только не устает, но даже и дыхание у нее не сбивается. Тесто взбивает - дыхание не сбивает, по привычке срифмовал он. Но, спохватившись, перешел на суровую прозу. Да она здоровая как лошадь - на ней пахать можно. И нужно! А вечно прикидывается больной.
        - Светлана Никодимовна! Добрый день. Как вы себя чувствуете?
        - В кои-то веки поинтересовался! Нормально чувствую, если б не Таня, давно бы в гроб слегла, тебе на радость.
        - Ну зачем вы так говорите, слово материально…
        - У тебя только слово и материально! Словом твоим семью не накормишь и на себя его не наденешь. Кто тебя в филологи тянул? Был бы математиком, как папа. Сейчас бы кафедрами заведовал, деканом бы стал, факультет свой открыл, деньги лопатой греб.
        Александр помрачнел. Песня та же - поет она же…
        - Кстати, Сашенька, как папа?
        - Не знаю.
        - Как это ты не знаешь? Ладно, на меня тебе наплевать, но родители! Таким родителям достался такой… Шекспир доморощенный! Привет папе с мамой передай обязательно.
        Родителей Александра теща уважала за их состоятельность, известность, интеллигентность. И даже побаивалась.
        - Передам. Таню можно позвать к телефону?
        - Нет ее. Они с Никитой в театр ушли. К обеду вернутся.
        - Утром в театр?
        - На утренний детский спектакль. Ты не знаешь, что по воскресеньям дают утренние спектакли для детей?
        - А сегодня что, воскресенье?
        - Здрасьте вам…
        - Я заеду сегодня?
        - Заезжай, осчастливь нас всех. Хоть на ребенка посмотришь, а то небось забыл, что у тебя сын растет. Папаня…
        В трубке раздались короткие гудки.
        Светлана Никодимовна презирала Александра за безвольный, как она считала, характер, за скромные заработки, за то, что он филолог и занимается наукой - сочетание, по ее мнению, бессмысленное и бесперспективное. Хотя сама Светлана Никодимовна тоже была филологом и преподавала русский язык иностранцам в Лумумбарии или, если официально, в институте имени Патриса Лумумбы. Студенты и бывшие студенты часто дарили ей дорогие подарки, даже деньги, которыми она никогда не гнушалась. Александр знал, что Светлана Никодимовна до введения ЕГЭ занималась репетиторством с гарантией поступления в институт, и догадывался, что она берет взятки за экзамены.
        Деньги Светлана Никодимовна любила беззаветно. Деньги и все, что с ними связано: украшения, особенно в золотой оправе или в крайнем случае в серебряной, шубы, машины, деликатесы, рестораны. И при таком гедонистическом отношении к жизни даже взятки не спасали - денег Светлане Никодимовне не хватало. Она всю жизнь прожила в хрущобе, трехкомнатной, но хрущобе.
        В молодости она была красива и пользовалась успехом у мужчин. В двадцать лет залетела, аборт делать не стала «по здоровью» - якобы врачи запретили. Татьяну родила без мужа, взяла академ, но потом все-таки доучилась в университете. Дочь Светлана Никодимовна воспитывала сама, а отца Тани всю жизнь шантажировала, запрещая видеться с ребенком и пугая тем, что, если он попытается познакомиться с дочерью или перестанет им помогать, она все расскажет его жене. Несмотря на красоту, Светлана Никодимовна замуж не вышла - никто из тех, кого она считала достойными себя, с ребенком не взял. И вероятно, поэтому мужиков она ненавидела лютой ненавистью. Но по-прежнему страстно хотела замуж.
        Осень 1579
        Анна Хэтуэй, конечно, хотела замуж. Ее прямо-таки преследовали эротические сновидения: снились свидания, объятия и поцелуи. Анна была уже взрослой, даже слишком взрослой девушкой, но отец все не отпускал ее от себя. Где он еще найдет бесплатную помощницу по хозяйству для своей второй жены, няньку для своих многочисленных детей, из которых она была старшей (разумеется, еще от первой жены), кухарку, прачку и домработницу? Поэтому отец держал Анну в строгости и всех женихов, едва появлявшихся на горизонте, отшивал так, что у них больше не возникало никакого желания даже на почтительное расстояние приближаться к девушке.
        Без разрешения отца из дома Анна отлучалась только в церковь, да провожала младшего брата в школу. Она подолгу ждала его в повозке, которую прятала в придорожных кустах, подальше от людских глаз. Здесь Анна дремала или предавалась девичьим фантазиям. И когда в один прекрасный день полог ее повозки осторожно отодвинулся и показалось раскрасневшееся лицо Уильяма Шакспера, Анна решила, что это продолжение ее видений. Уилл протянул руку и так осторожно дотронулся до ее обнаженной груди, что внутри у нее все, что называется, оборвалось. Уилл был таким молоденьким, таким симпатичным и застенчивым…
        Он нежно ласкал упругую девичью плоть, и ему казалось, что он держит в руках еще теплые куски свиной вырезки. Колыхание грудей доводило юношу до головокружения, а бледно-розовое тело Анны навевало лучшие воспоминания из детства, воскрешало впечатления, которые он получал в свинарнике отца. Внутри Уилла все обмякло, а снаружи наоборот что-то окрепло, и от этого ему стало неловко и неудобно. Когда вдруг Анна высвободилась из его рук и встала в повозке в полный рост, юноша подумал, что она все увидела и теперь от него убежит. Но Анна никуда не убегала. Напротив, она развязала юбки и сбросила их на сено. Уилл не в силах был отвести взгляда, хотел зажмуриться, но тоже не смог.
        Он никогда раньше не видел полностью обнаженной женщины, а тут перед ним открылась не просто какая-то женщина (a woman), а та самая женщина (the woman); от этого зрелища у него перехватило дыхание, и он едва не потерял сознание. Анна медленно развязала и стянула с него рубашку, а потом встала над ним на колени. Ее пышные волосы упали ему на грудь. Уилл замер, боясь пошевелиться. Анна целовала ему шею, плечи и грудь, а Уилл боялся, что девушка, увидев… ну, ту оттопыренность, станет ругаться и прогонит его. Но Анна явно никуда не собиралась его прогонять, наоборот, жестом пригласила взобраться в повозку, где начала с улыбкой снимать с него штаны. Теперь они оба были обнажены и некоторое время стояли, взявшись за руки. Потом опустились на колени друг перед другом. Анна взяла его руку.
        - Потрогай здесь,- прошептала она.
        Уилл и раньше не отличался ораторскими способностями, а тут и вовсе лишился дара речи. Но речей от него как раз и не требовалось. А то, что требовалось, он делал так самозабвенно и трепетно, хоть и неловко, что эта неловкость ему заранее прощалась. Его рука ощущала что-то влажное и горячее, и Уилл понял: то, к чему он сейчас прикоснулся, на ощупь гораздо приятнее, чем свиная вырезка, а на вкус, вероятно, лучше, чем окорок.
        В этот момент у Уильяма Шакспера появилась цель, а вместе с целью в жизни появился и смысл, который так трудно найти в этом возрасте и который мало кто ищет в возрасте ином. Займитесь поисками смысла жизни тремя годами раньше, и окружающие подумают, что вы вундеркинд, а попробуйте увлечься этим пятью годами позже, и те же окружающие решат, что вы слабоумный. Так что Уильям занялся поисками смысла жизни как раз вовремя. И нашел его очень быстро. Что, с одной стороны, говорит о его находчивости, а с другой - о его недальновидности. Но что бы кому это ни говорило, смысл был найден. И этот смысл вел его вперед всю жизнь.
        Анна вдруг закрыла глаза и громко застонала. Уилл на мгновение замер, испугавшись, что сделал ей больно, но она с силой привлекла его к себе. Потом Анна направила Уилла туда, куда было нужно, и он вдруг провалился в горячую бездну. Все, что происходило дальше, было как во сне. Уиллу казалось, что он парит высоко над землей.
        Декабрь 2010
        - …наш полет проходит на высоте одиннадцать тысяч метров. Температура за бортом минус пятьдесят один градус по Цельсию. Прибытие в Москву ожидается точно по расписанию. Напоминаем вам, что на протяжении всего полета курить на борту нашего авиалайнера строго запрещается. Туалетные комнаты оснащены детекторами дыма. Просьба соблюдать требования нашей авиакомпании. Через некоторое время вам будет предложен обед. На борту работает магазин дьюти-фри, вы можете выбрать товары в каталоге, который находится в спинке кресла перед вами. Если у вас возникнут какие-либо пожелания, вы можете воспользоваться кнопкой вызова бортпроводницы, расположенной на верхней панели над вашим креслом. Авиакомпания «British Airways» желает вам приятного полета.
        Александр огляделся по сторонам. Все пассажиры бизнес-класса спали, завернувшись в синие махровые пледы. Эдуард тоже спал или делал вид, что спит. Хотя куда от него мог деться Александр на высоте одиннадцати тысяч метров?
        В понедельник утром Александр проснулся рано. Он распечатал приглашение на конференцию, электронные билеты и анкету, которую заполнил еще накануне, аккуратно сложил все это в пластиковую папку вместе с загранпаспортом и цветными фотографиями и убрал в сумку.
        Завтракать Александр не стал, только выпил кофе да с ненавистью выкурил сигарету. Бросить курить он пытался давно, но все безуспешно. Сила есть, воля есть, а силы воли нет, грустно подумал он. Потом принял душ и стал одеваться. Он не любил брать отцовскую машину, но что поделаешь? Своей-то нет. Да и у отца теперь был новенький
«мерседес», полностью соответствующий его статусу и получаемому доходу. Так, доверенность с собой. Вперед, моя «тойота». Какой же русский не любит?… Главное всегда пятьсот рублей на штраф иметь. И еще тысяч пять по тысяче, а то никогда не известно, какой величины блеснет звезда у гаишника в погоне. В погоне за алчностью.
        В посольство он приехал к открытию. Припарковал машину в переулке и встал в очередь перед воротами. На удивление, народу в очереди было немного, и он быстро попал внутрь. Надо же, удача какая! Охранник внимательно изучил его паспорт, сличил фотографию с оригиналом и неожиданно спросил:
        - Господин Сомов?
        - Да, а в чем дело?
        - Вас просили обратиться в окошко номер тринадцать.
        - Зачем? Я сдаю документы на визу.
        - Я не знаю. Мне просто сказали вам это сообщить.
        Александр вошел в просторный зал для посетителей. Никакой тебе давки, все сидят спокойно, держат в руках талончики с номером своей очереди, а над освободившимися окошками загораются цифры. Европа. Да не просто Европа, остров - Соединенное Королевство Великой Британии!
        Александр выбрал опцию «Сдача документов на получение визы», нажал на кнопку и взял из автомата талон №93. Работало десять окон, значит, в каждое окошко по 9,3 человека, на каждого по пять минут или даже меньше. Впрочем, возможно и больше. Короче, минут сорок пять придется ждать, а то и час с лишним. Ну да ладно. Александр огляделся по сторонам. Над окошком №13 была надпись «Консульский отдел. Только для сотрудников посольства». «Странно,- подумал Александр,- наверное, охранник что-то напутал». Но все равно подошел к окошку и заглянул в него. На него снизу вверх вопросительно посмотрела смазливая девица в строгом офисном костюме. Риторически сильная позиция, про себя отметил Александр.
        - Моя фамилия Сомов,- смущенно начал он,- меня на охране почему-то попросили обратиться к вам…
        - Да, господин Сомов, очень приятно. Мы вас уже давно ждем, давайте ваши документы.
        - Какие документы?- не сразу сообразил Александр.
        - Вы документы для получения визы принесли?
        - Да-да, конечно. Вот.
        Александр достал папку и стал выкладывать документы. Девица тщательно проверяла каждое слово, ставила на каждом листе плюсик и расписывалась. Затем она все сложила в отдельный файл и сказала с вежливой улыбкой:
        - Вы не могли бы подождать? Я вас позову.
        - Простите, подождать чего?- снова не понял Александр.
        - Пока вам поставят визу.
        - Прямо сейчас?
        - Нет, минут двадцать придется подождать.
        Александр отошел от окошка и уселся в зале. У него, наверное, был обалдевший вид, потому что девушка из службы безопасности, дежурившая в помещении, подошла и поинтересовалась, все ли с ним в порядке.
        А через двадцать минут Александр разглядывал еще пахнущую клеем британскую годовую многократную бизнес-визу. Оплатила визу, так же как и срочность ее получения, принимающая сторона.
        Вопреки всем предварительным расчетам, Александр провел в посольстве не более получаса. Он вышел на улицу и задумчиво пошел к машине. Старенькая «тойота» нехотя завелась - на улице был не май месяц. Александр съехал на Смоленскую набережную и повернул направо. Надо все-таки до тещиного дома доехать - с Танькой поговорить. В воскресенье он к ним так и не выбрался - закопался в книгах, засиделся до ночи. Татьяна тоже не позвонила. Может, Светлана Никодимовна ей не передала, что он к ним собирался? Он решил поехать после того, как сдаст документы на визу. Неожиданно раздался звонок. Он не сразу нащупал мобильник в кармане дубленки, подаренной родителями еще на его тридцатипятилетие.
        - Да?
        - ?Hola!
        - Мигель? Ты?
        - Si, senor.
        Александр тоже перешел на испанский:
        - Ты где, в Лондоне? Куда ты пропал? Почему не отвечал на звонки? Ты что ж уехал, не простившись? Я волновался…
        - Александр, я тебя предупреждал, заканчивай свои исследования. Они не доведут до добра, я знаю.
        - Что ты имеешь в виду? Я не понимаю тебя! Меня пригласили на конференцию по шекспировскому вопросу в Оксфорд. Через тринадцать дней я буду в Лондоне. Я тебе позвоню, хорошо?
        Мигель вдруг перешел на английский:
        - Позволь собственному благоразумию стать твоим наставником: согласуй действия со словами и слова с действиями.

1579
        Благоразумной ту жизнь, какой стал жить юный Шакспер после встречи с Анной, назвать можно было только с большой натяжкой. Он покидал занятия под самыми различными предлогами: плохое самочувствие, надо отцу помочь в лавке, срочно выполнить какое-то поручение… Да мало ли можно найти предлогов в пятнадцатилетнем возрасте, чтобы слинять с занятий. Педагоги давно поставили на нем крест: дремал ли он на своей последней парте или эта парта пустовала, большой разницы не было. И учителя и горе-ученик находили в этом одни плюсы.
        Уилл же мчался сломя голову к повозке, в которой ждала его возлюбленная Анна. Только так он ее теперь и называл: «Анна, возлюбленная моя». Однако возлюбленная отчего-то сделалась с ним холодна и строга и позволяла Уиллу лишь целовать себя, да и то в основном целомудренно - в ручку или щечку. Уилл же, один раз познав восторги плотской любви, не понимал, отчего Анна с ним так поступает.
        - Вот возьмешь меня замуж - тогда пожалуйста. Я должна быть осторожна - в страхе все спасение. А то знаем мы вас, таких прытких. Твой крови бунт - лишь юности мгновение. И останусь я одна, а то еще и с ребенком…
        - Выходи за меня, правда, выходи!
        - Кто ж меня отдаст за малолетку? Подрасти сперва, стань взрослым.
        И Уилл изо всех сил взрослел, довольствуясь теперь исключительно духовным общением со своей возлюбленной и лишь во сне возвращаясь к их первой встрече…
        К собственному удивлению, юный Шакспер заметил в себе странную перемену. Он неожиданно полюбил занятия древнегреческим: его больше не мутило от непонятных мелодичных звуков и затягивающих ритмов, и Уилл даже находил в них наслаждение. Теперь он перестал убегать из класса, когда учитель декламировал античные гекзаметры, и как-то особенно полюбил их, хотя знаний от этой любви прибавлялось до обидного мало.
        Еще одним грешным делом, с которым Шакспера познакомила Анна, стал театр. В эти годы в Стратфорд зачастили труппы столичных артистов. И не удивительно: куда бы ни отправлялись они на гастроли из Лондона - на север ли страны, на юг ли,- городок на Эйвоне, расположенный в самом центре Англии, почти всегда лежал на их пути. Тут им была и передышка в дальней дороге, и дополнительный заработок, да и сборы иногда были немалыми, что тоже вдохновляло. Так что, можно сказать, в Стратфорде как бы проходили гастрольные премьеры, а первый спектакль - он же всегда лучший! Ну, по крайней мере, он всегда лучше второго - это незыблемый закон театральной практики. Получалось, что жителям Стратфорда, как ни крути, доводилось попадать на далеко не худшие спектакли.
        Среди зрителей, если смотреть со сцены, всегда можно было увидеть темноволосого юношу, борода у которого еще совсем не росла, и светловолосую молодую леди, привлекавшую внимание всех окружающих мужчин. Однако на юной леди было надето столь красивое и дорогое платье, что это внимание никогда не переходило в действие: никто из местных кавалеров не решался к ней подступиться. Но несмотря на то, что приходили эти двое вместе, уходили они из театра всегда порознь. Анна столь стремительно и уверенно покидала партер, что толпа перед ней почтительно расступалась.
        На улице, примыкавшей к центральной городской площади, на которой давались представления, ее уже ждала очень дорогая карета (таких даже в Лондоне еще не было). Дверца открывалась, из кареты на мгновение показывалась рука в камзоле, опираясь на которую девушка впархивала внутрь - почти на ходу,- и карета тут же срывалась с места. И все: только пыль из-под колес и едва уловимый аромат дорогих духов… А к слову сказать, духи в те годы можно было раздобыть только в Париже.
        Эти отъезды приводили юного Шакспера в бешенство, он ревновал Анну, как шекспировский мавр, сам того не подозревая, и готов был убить свою возлюбленную. Анна же каждый раз после таких сцен долго его успокаивала: мол, это не то, что он думает, и обещала когда-нибудь все объяснить и показать. Однако Уильяма успокаивал только ее нежный поцелуй, и лишь после этого он обещал Анне ни о чем не спрашивать, больше не ревновать и за ней не следить.
        Но надо же было чем-то заниматься в повозке, пока они с Уиллом ждали ее брата из школы. А приставания юноши были так настойчивы, что Анне было утомительно от них отбиваться. Да и не очень хотелось, ведь Уилл был такой молоденький и симпатичный… Вот и придумала Анна новое развлечение. Карты.
        Сначала она показывала Уиллу карточные фокусы, а потом научила его играть в карточные игры. Анна знала их, казалось, бесконечное множество и постепенно учила Уильяма. Первое, что усвоил юноша: дама всегда сильнее валета. Это он понял сразу, так как почему-то ощущал себя валетом, а не шестеркой.
        Он вообще долго верил, что дама самая сильная карта, не понимая, как это дама может терпеть хоть кого-то сильнее себя. Уилл и правда не мог допустить такой возможности, хотя, разумеется, с самого начала (как только ему объяснили правила игры) знал, что дама слабее короля. Слабость дамы не мешает ей быть самой сильной, рассуждал он мечтательно. Но его мечты противоречили общепринятым правилам. А правила гласили, что самым сильным всегда является туз и какую-то особую власть в игре имеет таинственный джокер, под маской которого могла прятаться любая карта…
        Так они играли в карты в повозке у дороги и ходили вместе в театр целый год, а возможно, и два года: время в провинции течет своеобразно, за ним не уследишь. Как река Эйвон, попробуй, разберись, стоит она или движется. И вообще, это река или озеро или, может быть, пруд? Везде, со всех сторон, видны берега: дело в том, что у этой реки много поворотов и не сразу понимаешь, в каком направлении она течет. Так и время в Стратфорде…
        И пока так текло время, Уильям ждал. Анна ему кое-что пообещала. Правда, сказала, что потребует кое-что взамен, но это пустяки. За обещанное Анной вообще ничего было не жалко отдать. А то, что обещала Анна, всегда было у него перед глазами. Теперь он видел ее, хотя бы мельком, практически каждый день, но вот беда - не мог до нее дотронуться!
        Еще, слава богу, что он не только учился до второго обеда, но и работал до глубокой ночи. Уиллу вообще больше нравилось работать, чем ходить в школу. В работе, по крайней мере, он не чувствовал себя переростком-идиотом. К тому же здесь его окружали знакомые с детства изделия из свиной кожи. Кроме перчаток в мастерских Шакспера изготавливали, например, кожаные плетки, играть с которыми Уильям особенно любил. Он так ловко научился с ними управляться, что к двенадцати годам мог плетью сбить бабочку с цветка.
        Работал Уилл в кожаном фартуке - такие фартуки тоже делались в этих же мастерских из забракованных для производства перчаток шкур. Ему всегда приятно было чувствовать прикосновения свиной кожи к своей обнаженной груди. А думать, как в этом фартуке выглядела бы Анна, было еще приятней…
        Так что дома Уилл тоже не занимался, все время честно помогая отцу. Да отец и не очень-то верил в эти пресловутые домашние задания, которые ученику якобы нужно делать.
        Джон Шакспер считал, что учителя просто пытаются отлынивать от своих прямых обязанностей, заставляя детей что-то читать дома. На что они тогда нужны, если дети сами будут учиться, рассуждал он, ведь, несмотря на свою почти полную безграмотность, был неглупым человеком.
        Да и безграмотность его была все-таки не совсем полной. Когда ему исполнилось пятнадцать лет, в него влюбилась дочь местного священника. Джон воспользовался ее любовью и не отвечал ей взаимностью до тех пор, пока девушка не научила его не только считать, но и воспроизводить на бумаге все четыре главных арифметических действия. Собственно говоря, это и было залогом его буржуазного роста!
        Саму девушку, правда, потом пришлось отдать в монастырь, потому что для замужества она уже не годилась. Ну не жениться же было на ней Джону! Отец-то ее больше читал книжки, чем собирал церковную десятину и продавал индульгенции. Нет, Шакспер-старший не зря научился считать: все возможные перспективы со своей учительницей по арифметике он тщательно просчитал. А что касается ее девственности, то что поделаешь: с его стороны было бы свинством недобросовестно выполнить свои обязательства! Теперь же они были в полном расчете. Долг платежом красен!
        Так что отец Уильяма, хотя толком так и не научился читать и писать, умел считать во всех смыслах этого слова. И используя это умение, он считал, что полдня для учебы - вполне достаточно, нужно и поработать его старшему сыну. Не нанимать же лишнего человека! А если из-за дармовой школы начислять зарплату постороннему лицу, то что ж за выгода в бесплатном образовании? Короче говоря, свободного времени для страданий, свойственных переходному возрасту, у Шакспера-младшего почти не оставалось. Уильям научился ждать, не рассуждая, и думать, не страдая. Главное, что у него теперь была цель и возможность ее достигнуть. Ради этого стоило жить. И ничто не могло сбить его с пути.
        Декабрь 2010
        Звонок Мигеля совсем сбил Александра с толку. Что он имел в виду? Какой-то он все-таки ненормальный: сперва уехал, не простившись, и даже не позвонил. Теперь звонит, и ни здравствуй, ни извини: давай прекращай свои исследования - и все тут! Нет, он просто псих. Александр свернул с третьего кольца на Ленинградское шоссе. Он решил про ехать через «Войковскую», чтобы не толкаться в вечной пробке.
        Когда жена в очередной раз уехала к теще, Александр этого поначалу даже не заметил. Она и раньше с сыном подолгу жила у матери на другом конце Москвы, чтобы не мешать ему работать. Всерьез Александр осознал отсутствие жены только тогда, когда родители окончательно покинули свою старую университетскую квартиру. Теперь она не казалась им достаточно просторной, да и вообще, зачем жить в городе и дышать невесть чем, если можно построить себе особняк в лесу? Дмитрий Николаевич и Наталья Григорьевна так и сделали.
        Сначала купили что-то в Испании, но туда больше четырех-пяти раз в год не съездишь - в Москве же дела не бросишь. Вот и построили себе трехэтажный домик в ближнем Подмосковье, ну и попутно еще четыре комнаты с холлом и террасой в Москве купили, но это так, защититься от инфляции и вложить деньги. Откуда деньги, Александр у отца никогда не спрашивал - зачем грубить или нарываться на грубость?
        Так или иначе, Александр как-то раз проснулся, и - ау!- нет никого: ни жены, ни сына, ни родителей. (Ну и тещи тоже нет, но это ладно.) Одни только тома Шекспира вокруг разбросаны. И именно последнее в тот момент поразило его сильнее всего. Неужели он дошел до того, что перед сном не навел идеального порядка?
        До тещиного дома на Большой Академической Александр доехал довольно быстро. Была уже половина десятого, все москвичи дружно отправились на работу, и поэтому основной поток машин стоял в сторону центра, а он, по счастью, двигался в сторону области. Хоть и расстояние от Академической до Большой Академической не так уж велико, но Александр всегда преодолевал этот путь с большим трудом, даже если на дорогах было пусто!
        Он, конечно, был совсем не против пожить с тещей под одной крышей в малогабаритной, пусть и трехкомнатной, квартире, где комнаты слишком узкие, а коридор - просто не разойдешься. В темноте вообще лбами можно стукнуться - не иначе. Короче говоря, с тещей жить здесь было можно, с женой - трудновато. Теща спит хоть и громко, но чутко: чуть услышит малейший шорох и - ах! «Таня! Таня! Да Таня, что ж ты не слышишь?!» - «Что, мама?» - «Ты не спишь? Да вот, не хотела будить. Принеси, дочка, воды. Таблетки запить. А то так скрутило, не поднимусь…»
        Работать тоже как-то не очень получалось. Там теща спит, там сын, там Таня. Александр устраивался обычно по ночам на кухне, когда все в доме затихали. Но рядом с кухней туалет, дверь в дверь. Теща туалет посетит и, делая вид, будто так просто, мимо шла, к нему заглядывает. «Сашенька, опять ты ночью мозги сушишь, глаза портишь, электричество жжешь. Да мне не жалко электричества этого, всего три с полтиной киловатт-то стоит, гоняй-гоняй, разве в этом дело, всего на пятьсот рублей стала больше платить, мне не жалко. Вот глаза твои жалко, и так в очках уже в таком возрасте. Ты бы днем сидел, глаза бы берег. Вот возьмут привычку по ночам сидеть! И чего только не спится!» - раздавалось уже из глубины коридора. И почему Александру после этого не работалось, непонятно.
        Вот так оно и вышло: он - на Академической, а семья - на Большой Академической.
        Александр подошел к подъезду, но не стал сразу нажимать на кнопки домофона, а предварительно позвонил по телефону:
        - Пустишь?
        - Ты чего это так рано и без звонка?
        - Это длинная история. Пустишь - расскажу.
        - Заходи, только тихо: мама и Никита еще спят, он болеет - в школу не пошел.
        Войдя, Александр старался не шуметь. Вдруг подумал: обнимет или нет? Обняла слегка, неуверенно. Тихо прошли на кухню. Закрылись.
        - Чаю хочешь?
        - А кофе есть?
        - Вот пачка какая-то старая, твоя еще. Посмотри, годится?
        - Годится, давай сварю.
        - Вари. Что-то случилось?
        - Нет, ничего. Соскучился.
        - Неужели?! Всего три месяца прошло, а ты уже соскучился!
        - Тань, я не понимаю, что происходит. Куда ты делась?
        - Я никуда не девалась. Я на том же месте, где всегда.
        - Так и я на том же месте. Почему же мы не вместе?… Гляди, стих получился.
        - Вот только стихи у тебя и получаются.
        - Да и то переводы… не мои. Тань, возвращайтесь. Мне плохо без вас. И потом, я через две недели уезжаю в Оксфорд.
        Таня поставила на стол чашку и резко повернулась:
        - Ты себя слышишь? Мы приедем к тебе, а ты в Оксфорд уедешь? Потому что тебе без нас плохо!
        - Таня, прости, это я не подумав… все в кучу… столько всего… Это разные вещи. Я почти всю ночь работал, а с самого утра в посольстве. Все путается в голове. Главное, я без вас не могу.
        - Совсем не можешь или три месяца не можешь?
        - Ты издеваешься?
        - Разумеется, я издеваюсь, пригласила поиздеваться. Просто хочу понять, сколько времени ты без нас не можешь.
        Александр хотел обидеться, но сделал над собой усилие и сдержался:
        - Таня, я совсем без вас не могу. Я должен знать, что вы где-то рядом…
        - Что мы где-то рядом что? Молчим? Плачем? Кричим? Что ты должен знать? Нас не было рядом три месяца, а ты думал, что мы где-то под боком: сопим молча и незаметно, чтобы тебя не беспокоить.
        - Тань, ну Тань, ну зачем ты так?
        - А что не так? Скажи, что не так? Тебе важно, чтобы мы тебе не мешали, а где - здесь или там - тебе не важно.
        - Таня, прекрати…
        - А что? Уедешь? Так ты все равно уедешь.
        Таня схватила свою чашку со стола и начала ее энергично мыть. Молчание стало невыносимым. Александр подошел и обнял ее за плечи. Она вырвалась.
        - Понятно.
        - Что тебе понятно?
        - Таня, что-нибудь случилось?
        - Ничего не случилось. Уезжай, мне нужно на занятия.
        - Ты разве не в издательстве?
        - В издательстве. Но еще подрабатываю. Преподаю в одном месте.
        - Каком?
        - Какая тебе разница? Прости, мне некогда. Нужно еще собраться и привести себя в порядок.
        - Ты в порядке.
        И тут она почти сорвалась на крик:
        - Не тебе решать, в порядке я или не в порядке!
        - Тихо. Сейчас всех перебудим. Все, прости.
        Александр встал, вышел из кухни, немного помедлил в коридоре, затем решительно хлопнул дверью. Он спустился вниз, завел машину и выехал со двора. За углом он притормозил и припарковался у обочины, затерявшись среди других машин, таких же грязных и неприметных. Откинулся на сиденье и стал думать. Что это за новая работа? Может, у нее кто-то появился? Мысли сбивались. Предчувствия были нехорошими.
        Минут через сорок появилась Таня, изящная, грациозная, как всегда модно одетая. И как всегда, она спешила. Остановилась у обочины и стала голосовать. Быстро поймала какой-то «рено» и уселась на переднее сиденье. Александр тронулся следом. Поехали по Дмитровскому шоссе, повернули на Садовое кольцо и в переулках у Курского вокзала затормозили. Таня вышла из машины, направилась к чистенькому, недавно отремонтированному особняку поросячье-розового цвета и нажала на кнопку звонка. Через несколько секунд дверь открылась. Таня исчезла внутри здания.
        Александр подождал немного, вышел из машины и подошел к дверям - никакой вывески. Дом был обнесен кованой узорной решеткой, под окнами - газон с клумбами, покрытыми грязным московским снегом. Единственное, что удалось выяснить, так это номер дома. Хотя и его найти было очень не просто. Название переулка удалось прочитать на соседних зданиях.
        Весь путь до дома Александр грустил.
        - Уважаемые пассажиры, наш самолет вошел в зону турбулентности. Просьба занять свои места, вернуть спинки кресел в вертикальное положение, пристегнуть ремни безопасности и оставаться пристегнутыми до тех пор, пока не погаснет световое табло «Пристегните ремни». Приятного полета.
        Равнодушный голос стюардессы отвлек Александра от воспоминаний. Как мог он, ученый, лингвист, да еще с врожденными математическими способностями, не проанализировать все события, которые произошли с ним до отъезда из Москвы, и не задать себе элементарных вопросов? Почему в его жизни появился этот странный Мигель? Почему он так неожиданно пропал? Почему Мигель так настойчиво убеждал его прекратить исследование? Почему именно его, Александра Сомова, пригласили на конференцию? Как узнали о его открытии? Но три недели назад этих вопросов не возникло, и Александр даже не попытался на них ответить. Значит, нужно это сделать сейчас. Не обязательно отвечать, но всегда нужно быть готовым ответить.
        Март 1580
        - Не обязательно отвечать, но всегда нужно быть готовым ответить.- Этими словами Джон Шакспер закончил одну из редких воспитательных бесед со старшим сыном. Он был доволен: хорошо сформулировал, не хуже этих хапуг-грамотеев. По крайней мере, никто теперь не упрекнет его в том, что он не занимается воспитанием своих детей. - Уильям, ты понял, что я тебе сказал?
        - Да, отец, понял,- ответил Уилл и облегченно вздохнул.
        - А теперь иди в цех, пересчитай еще раз новые шкуры - и марш спать.
        - Хорошо, отец.- Уильям почтительно склонил голову и вышел из комнаты.
        Шкуры-то он пересчитает. Но это его мало волновало. Всерьез взволновало Уилла то, что именно сегодня отец решил заняться его воспитанием! Слава богу, надолго старика не хватило. Уилл и так битых полчаса после ужина сидел как на иголках и слушал нудные проповеди отца. Сегодня великий день, вернее, великая ночь. Сегодня Анна отвезет его туда, куда она обычно отправляется в карете после спектаклей!
        Уилл вышел из дома через заднюю дверь и сразу скрылся в тени сада. Хотя уже почти полностью стемнело, но все равно так надежнее: береженого Бог бережет! Шакспер-младший выбрался на дорогу и обернулся. Сквозь ветви мелькали едва заметные огоньки - это в некоторых комнатах зажгли свечи. Самого дома уже не было видно во мраке.
        Луна скрылась за тучами, но глаза Уилла привыкли к темноте, и ноги уверенно несли его в нужном направлении. Здесь дорога поворачивает направо, а следующий поворот - налево. Там они с Анной и условились встретиться. Сердце, и без того сильно стучавшее в груди, теперь норовило просто выпрыгнуть оттуда: скоро он снова увидит ее! Впервые они встречаются ночью, а это уже настоящее тайное свидание. О том, куда они потом поедут, он даже и не думал - ему не важно было куда, важно было с кем!
        Уильям прошел нужный поворот и умерил шаг, вглядываясь во тьму. Шагов десять он сделал крадучись, почти по-кошачьи, боясь наткнуться на повозку, но, не встретив никаких препятствий, остановился сам.
        - Анна!- шепотом позвал он.
        Никакого ответа. Он сделал еще с полдюжины шагов и снова ее окликнул. Громче. Еще чуть громче. Анна!- эхом разнеслось вдали. Ему и так всю дорогу было страшно, но теперь он испугался не на шутку. Он просто остолбенел от страха, а когда его с двух сторон под мышки подхватили чьи-то сильные руки - это произошло очень вовремя,- ноги Уилла тут же и подкосились…
        - Ну-ну, не бойся. Анна не приедет. Мы вместо нее. Да держись же. Что мы тебя нести будем?
        - Анна… Почему она не приехала?
        - Ишь какой тяжелый! Да она бы с тобой не справилась.
        - Ладно, молчи. Нам не велено разговаривать,- раздался басовитый голос с другой стороны.
        - Мне что? Я молчу. Он бы молчал.
        - Он-то будет молчать. Куда денется!
        Уильяму и правда некуда было деваться. И говорить ему было трудно. Во рту все пересохло, язык как ватный. Что теперь с ним сделают?
        Пока с Уильямом не делали ничего дурного, немного провели, вернее пронесли, под руки, он взобрался куда-то по ступенькам; затем раздался щелчок кнута, и они тронулись…
        Декабрь 2010
        - Просто тронуться можно,- резюмировал Александр.- Задним умом мы всегда крепки.
        Нет, тут явно какая-то большая игра и кто-то из нас (я или Таня) вмешался в ход этой игры. Скорее всего, я, Таня, вероятно, просто средство влияния на меня. Банальный прием. Прочитай я об этом в романе, не поверил бы, да и не интересно. Но жизнь на роман не похожа. Жизнь - это нечто антироманное, она не гнушается штампами и затасканными приемами. И теперь, чтобы когда-нибудь ее увидеть, я должен… В том-то, собственно, и беда: непонятно, что делать. Предлагают что-то невнятное. Ни черта не ясно. Александр покосился на спящего Эдуарда. Только спал ли он? Очки с темными стеклами, глаз не видно. Всегда на посту? Рыцарь святого братства? Верный слуга Божий, послушный Его воле? Рука правосудия? Попробуй разберись.
        А Шекспир? Какое Шекспир имеет к этому отношение? Это даже не вопрос. Если кто-то занялся мной, если кому-то нужен я, значит, это связано с Шекспиром. Я же сам ничем больше не занимаюсь. Точно? Конечно точно, не занимаюсь. Но связан я не только с Шекспиром. У меня есть, например, родители.
        Да, у меня есть родители. Мама вряд ли кого-то интересует. Но отец… Что я знаю о его делах? Ничего или почти ничего.
        И действительно, Александр так старательно дистанцировался от деятельности отца, что теперь не кривил душой, говоря, что ничего не знает о его делах. Известен ему был лишь результат. Благосостояние родителей было явно выше среднего по стране, они не были олигархами, но олигархов-то вообще раз-два и обчелся - на то они и олигархи.
        А у моих?- продолжал рассуждать Александр. Дом в Испании, пара квартир в Москве и коттедж в Подмосковье. Ну пара машин еще, но это и вовсе ничего - средний класс. За это невестку красть не будут. Не тот уровень. Так сложно меня заманивать в Оксфорд, чтобы предъявить этот тупой ультиматум, опуститься до дешевого шантажа? Нет, не стыкуется. Недвижимость родителей никого из сильных мира сего интересовать не будет, а слабые так не действуют.
        Политика? Отец, насколько я знаю, стараясь ничего не знать, не публичный политик. Был бы публичный, я бы узнал так или иначе. Телевизор-то иногда смотрю, если не сам включаю, то теща. Значит, не публичный политик. Так, может быть, он из кукловодов? Охота за кукловодом с помощью его сына и управление сыном с помощью жены? Сложная комбинация, но как-то не очень верится, что отец такой уж серый кардинал. К тому же в России кукловод и не олигарх… Нет, раз уж не олигарх, значит, и не кукловод. Какие еще комбинации? Отец наступил нечаянно кому-то на мозоль, и его теперь таким способом просят с этой мозоли сойти…
        Александр понял, что дальше этот вариант рассматривать, может, и не совсем бессмысленно, но времени на досужие домыслы у него явно нет. Все-таки все имеющиеся факты указывали на Шекспира. Их явно заинтересовала работа Александра. Но очень странный способ проявлять заинтересованность в работах ученого, похитив его жену. Ты дай грант, тогда и без шантажа трудиться можно. Опять не склеивается.
        Теперь-то ясно, что и Мигель не Сервантес, и Свенсон не профессор. Конечно, Александр вначале обрадовался: без очереди визу в Великобританию получил, да еще на халяву. Какое счастье! И тут его Таня от этого счастья враз вылечила. Стоп, не зря же он за ней ездил. Басманная, 5, строение 2? И почему сразу не проверил? Ревность отпустила! Обрадовался, что организация, а не частное лицо. Дурак, что частных лиц бояться, они ж физические. А вот организации - они духовные. Опять каламбуры, не накликать бы, тьфу-тьфу-тьфу… И что это все-таки за организация там такая находится?
        Так, сосед-сподвижник, кажется, и вправду заснул. Александр решил проверить, как ноутбук через спутник работает. Наверно, хорошо должен работать, здесь же ближе до него, чем с земли. Так, Басманная, 5, строение 2. Это не то, это вряд ли… не то… а вот… По этому адресу было зарегистрировано…
        Он спешно закрыл крышку ноутбука, потому что увидел на странице сайта крупную, черным по белому надпись:
        Московское отделение персональной прелатуры Католической церкви (Ватикана)

«Прелатура Святого Креста и Opus Dei».
        Ищите Бога в повседневной жизни!
        Все-таки накаркал… Александр понял, что все это время жил с завязанными глазами.
        Март 1580
        Уиллу завязали глаза, так что он даже приблизительно не мог понять, в какую сторону его повезли. Вероятно, это была карета, вроде той, что приезжала за Анной после театральных представлений, так как сиденья были мягкими и обитыми дорогой, тонко выделанной кожей. Ехали молча и, как показалось Шаксперу, довольно долго. Но вот карета остановилась. Один из сопровождающих вышел. Второй, тот, что сидел напротив, остался, Уилл слышал его громкое сопение. Снаружи - только стук копыт нервно переступавших лошадей, которые время от времени тихо всхрапывали. Вскоре Уиллу начало казаться, что стоят они уже дольше, чем ехали. Ноги у него затекли.
        Наконец первый конвоир вернулся и, садясь на свое место, сказал: «Сейчас пойдем». После этого они чем-то зашуршали и еще туже затянули повязку на глазах Уильяма. Вылезать из кареты пришлось на ощупь. Потом опять были какие-то ступеньки, похоже каменные, хлопнула входная дверь, и звук шагов стал глухим, словно они шли по какому-то большому залу, пол - тоже, скорее всего, каменный - был чем-то покрыт. Потом опять было много ступенек, уже явно деревянных, потом длинный коридор, судя по темноте вокруг: наличие или отсутствие света Шакспер сквозь повязку вполне мог различать. Остановка. Какая-то дверь открылась и снова закрылась. Раздались едва слышные голоса.
        От природы у Шакспера не было каких-то выдающихся способностей, однако он любил часами сидеть и слушать, о чем говорили в соседней комнате. Он уже не помнил, когда появилась у него эта привычка, но в результате многолетних тренировок слух его стал таким тонким, что он улавливал малейший шепот сквозь довольно толстую деревянную перегородку или даже сквозь едва заметную щель каменной стены.
        Уильям не считал это особым талантом и никому об этой своей способности не рассказывал, просто не догадывался, что этим можно хвастаться. Вот и сейчас он прекрасно все слышал, а ведь в комнате за дверью специально говорили тихо.
        - Итак, привели?- Это был властный мужской голос.
        - Да, ваше сиятельство.

«Ага, значит, граф!» - успел подумать Шакспер, потому что возникла пауза, а потом снова заговорил первый мужчина:
        - Я тебя в последний раз спрашиваю: ты правда этого хочешь?
        - Я обещала, я должна сдержать слово.- Уильям непроизвольно рванулся к двери - он узнал голос Анны,- но все те же руки удержали его: «Чего дергаешься? Стой спокойно». Разговор за дверью тем временем продолжался.
        - Нет, я не об этом.
        - Но это неизбежно.
        - Почему? Я знаю, как этого избегать.
        - Это все теории, я в них не верю. И потом: зачем? Пусть будет что будет.
        - Ты не хочешь влиять на будущее?
        - На свое - нет. Это только вам под силу.
        - Не преувеличивай.
        Шакспер все прекрасно слышал, но никак не мог поймать нить разговора. Мужской голос еще достаточно молодого человека. Кто ей этот граф? Об этом думать не хотелось. Тем более что и времени на размышления ему не оставили.
        - Хорошо, пусть так. Будем считать, что это наш выбор.
        Кто-то хлопнул в ладоши, и дверь перед Уильямом распахнулась. Его ввели в комнату, и тут он неожиданно почувствовал пустоту вокруг себя. Подумалось почему-то о свободе, которая ассоциировалась у него с пустотой. Вероятно, графу передалась эта юношеская ассоциация, так как зазвучал его голос:
        - Чувствуй себя свободным.
        - Как я могу чувствовать себя свободным, если меня привезли неизвестно куда в повязке на глазах.
        - Можешь ее снять.
        Шакспер развязал узел.
        - Почему вы в маске?- спросил он.
        - Так это ты свободен, а не я. Я достаточно разносторонне связан. Чего ты хочешь?
        Если Шакспер чего-то и хотел, то не мог сказать этого графу после всего, что здесь услышал… Вернее, невольно подслушал. А что было делать: не затыкать же уши, тем более что его держали за руки.
        - Мне Анна обещала показать, куда она ездит. Но где же она сама?
        - Она здесь.
        - Я хочу ее видеть.
        - Так ты хочешь видеть ее или то место, куда она ездит?
        - Сейчас только ее.
        - Всю ее или только ее?
        - Я не понимаю.
        - Разумеется. Это не твое дело.
        - Почему?
        - А что, Уильям, у тебя другое мнение?
        - Нет, у меня нет другого мнения.
        - Я так и знал. Анна, прошу,- сказал граф громко, повернув голову.
        Вошла Анна в красном атласном платье с бантом-завязкой на талии. На ее лицо падали яркие блики горящего в камине пламени, а платье, наоборот, теряло цвет в этом освещении: красное на красном.
        - Итак, юноша, я повторяю вопрос: ты хочешь видеть Анну всю? Не слышу.
        - Да.
        - Анна!
        Анна только молча кивнула и дернула за бант - платье, шурша, упало к ее ногам. Шакспер закрыл лицо руками. Человек в маске сделал знак, Анна молча удалилась. Граф подошел к Уильяму и внимательно посмотрел на него.
        - Любишь ее?- спросил он. Шакспер молчал и смотрел куда-то в угол комнаты.- Хочешь жениться на ней?- снова спросил граф.
        Уильям кивнул, хотя сам не понял, почему он это сделал. Но кивок есть кивок.
        - Ты уверен?
        - Да.- Шакспер набрался храбрости и посмотрел прямо на графа, чья осанка, горделивый поворот головы и властный голос выдавали породу. Уильям с трудом подавил в себе невесть откуда взявшееся желание наброситься на него и сорвать маску.
        - Как восемнадцать лет исполнится, женишься. Обещаю.
        - Но…
        - Чего стоят обещания неизвестного? Разделяю твои сомнения. Но я скажу, чего тебе это будет стоить.
        - Чего?- Шакспер совсем не понимал, за что он должен заплатить.
        - Между прочим, того же, что и мне. Имени. Мы потеряем свои собственные имена. Ты очень дорожишь своим именем, Шакспер?
        - Не знаю.
        - Но ради Анны ты бы согласился отдать его совсем или, например, сдать в аренду на некоторое время?
        - Лучше в аренду.
        - Ха-ха-ха. Так я и думал, вылитый отец. Ну не хмурься, я не хотел оскорбить твоего родителя.
        - Нет, пожалуйста… Я сам по себе.
        - Ладно, сам так сам. Значит, мы договорились?
        - О чем?
        - Анна будет твоя, а ты - мой.
        - Как это?
        - Увидишь. Невозможно рассказать жизнь.
        - А показать?
        - Показать можно. Я уже показал тебе. Хватит вопросов. Мне не нужен человек, который пытается разобраться. Мне нужен человек, не желающий ничего понимать и не стремящийся ни во что вникать. И способный помнить только главное.
        - А что главное?
        - Она - твоя, а ты - мой. Последний раз спрашиваю твоего согласия.
        - Я согласен.
        - Что и требовалось доказать.
        - Я докажу.
        - Конечно докажешь. Сейчас завяжи, пожалуйста, глаза. Тебя отвезут домой.
        Декабрь 2010

«В Москве тебя встретят и отвезут домой». От кого же он недавно слышал эту фразу? - мучительно вспоминал Александр.
        Самолет уже вышел из зоны турбулентности, ноутбук был отключен и лежал на столике, а спинку кресла можно было откинуть назад, выдвинуть ступеньку для ног и растянуться - стало почти совсем удобно: конечно, тут вам не эконом-класс! Но это был тот случай, когда комфорт не радовал. «Чем лучше тебе снаружи, тем хуже тебе внутри»,- попробовал пошутить Александр.
        Но ему было совсем не до шуток. Неизвестность, конечно, пугала, но бывают известия, которые хуже любой неизвестности. До сих пор он мог сказать себе: возможно, это случайность, возможно, это ошибка. Но сейчас, когда он узнал, что две с половиной недели назад в Москве его жена вошла в офис «Опус Деи», а позавчера пропала, он понял, что все это не случайность и не ошибка. Александр снова потихоньку открыл компьютер.
        ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ
        Официальное представительство светского католического ордена «Опус Деи» («Дело Божье») было открыто в Москве в декабре 2007 года. Хотя, по признаниям самих представителей организации, орден работал на территории России нелегально уже почти двадцать лет. В ближайших планах создание представительств в Санкт-Петербурге (рядом с католической Прибалтикой и Скандинавскими странами) и других городах России. «Опус Деи» везде провозглашает себя как религиозную организацию, выполняющую исключительно просветительскую миссию. Однако орден не только осуществляет религиозную экспансию в некатолические страны, но и преследует чисто политические цели. Аналитики называют его главной разведслужбой Ватикана и по возможностям и влиянию сравнивают с ЦРУ, МИ-5 и «Моссадом».
        Деятельность «Опус Деи» предельно засекречена, ее агенты тщательно законспирированы. Главная особенность работы ордена - привлечение влиятельных людей в сфере государственного управления, политики, экономики, искусства, культуры, средств массовой информации в различных странах в качестве агентов влияния. Особое внимание уделяется образованию и воспитанию кадров: школам и университетам.

«Опус Деи» был создан в 1928 году испанским священником Хосе Мария Эскрива де Балагером…
        Стоп! Он вспомнил! Эту фразу, которая его так долго мучила, он слышал от Мигеля!
«В Москве тебя встретят и отвезут домой». Александр только прилетел в Лондон, как раздался звонок этого сумасшедшего. Испанец настойчиво и даже грубо предлагал ему бросить все и уезжать поскорее в Москву. Он ему даже денег предложил, только чтобы он уезжал домой. Александру тогда это показалось полным бредом. Но теперь все вроде складывалось… Неужели Мигель связан с «Опус Деи»?
        ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ
        Кроме духовенства в орден входят и миряне, что отличает его от всех существовавших ранее католических орденов. Миряне должны подчиняться распоряжениям свыше и выполнять возложенные на них функции в общественной сфере. Это для них путь обретения святости. Исполнение своих обязанностей считается религиозным служением и в дальнейшем определяет принадлежность к элите.
        По мнению аналитиков, в настоящее время орден насчитывает около ста тысяч человек. При этом списки участников тщательно охраняются, а сами члены ордена должны хранить в строжайшем секрете как принадлежность к организации, так и все, что касается их собственной деятельности и деятельности ордена. Засекреченными являются и все финансовые потоки «Опус Деи».
        Организационная модель «Опус Деи» похожа на военную структуру с централизованным управлением, иерархией, строгим подчинением и жесткой дисциплиной. Члены ордена делятся на три ступени.
        Нумерарии, штатные члены организации. Они исполняют руководящие функции, жертвуют все свое имущество и заработанные деньги ордену, соблюдают обеты и правила, живут в целибате, то есть дают обет безбрачия.
        Аггрегати, отдают часть своего заработка ордену, тоже связаны целибатом.
        Супернумерарии, внештатные члены «Опус Деи», могут состоять в браке и живут у себя дома.
        Во главе ордена стоят официальные центры, базирующиеся в различных странах и представляющие собой духовную прелатуру. Затем следуют организации, которые явным образом не связаны с «Опус Деи». Это университетские центры, школы, центры профессионального обучения, различные образовательные учреждения, фонды, культурные центры. В них ведется пропаганда, происходит вербовка новых кадров и организуется обучение молодежи.
        И наконец, самые засекреченные учреждения, не имеющие отношения к «Опус Деи» даже на идеологическом, религиозном уровне, но создаваемые членами ордена и действующие в его интересах. Это в первую очередь личные фонды, политические клубы, организации, связанные с банками и промышленными предприятиями.
        А может, не было никакого похищения? А может, она, пока мы три месяца не виделись, прониклась идеями-опусдеями и вступила в секту? Ксендзы охмурили пана Козлевича? Да нет, не может быть. Таня человек православный, в церковь ходит, постится, причащается.
        Факт, что она как-то с ними сотрудничала. Но как? Ну мало ли… Она же сказала, что подрабатывает. Значит, преподавала. Что? Язык или литературу, что она еще может преподавать! А потом что-то им не понравилось, они ее и… Боже мой! Нет!
        Но какая тогда связь с поездкой Александра в Оксфорд? Сбыть на время, чтобы не мешал. Но он же и так не мешал. Или они не знали о подробностях его отношений с женой?
        Стоп, назад. Нет, выманивать Александра из страны, чтобы похитить жену и… Нет, сложно и дорого. Они там в «Опус Деи» тоже деньги умеют считать. Да что там умеют, считают с утра до вечера. У них там от каждого члена отчисления немаленькие - побольше партийных взносов в «Единую Россию». А иные-главные вообще всё организации отдают. Такое вот серьезное Дело. Но при чем здесь Шекспир? Никакой связи. Ладно, что там еще про опусдейцев? Александр снова открыл ноутбук и вышел в Интернет. Эдуард не спит или спит? Он покосился на соседа. А ладно: некогда на него смотреть! Все равно пока непонятно, что скрывать.
        ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ
        Влияние «Опус Деи» огромно не только в Ватикане, но и во всем мире.
        Вот короткий список достижений «Опус Деи» за последние двадцать пять лет.
        В 1978 году «Опус Деи» помог прийти к власти Иоанну Павлу II. Предыдущий папа, Иоанн Павел I (Альбино Лучани), пробыл главой Католической церкви всего тридцать три дня и, по официальной версии, неожиданно скончался от инфаркта. Незадолго до смерти Иоанн Павел I решил устроить проверку Банка Ватикана. Сразу же после его смерти понтификом становится ставленник «Опус Деи» Иоанн Павел II.
        В 1982 году Иоанн Павел II присвоил «Опус Деи» статус личной прелатуры папы, выведя его из-под юрисдикции епархиального руководства и подчинив непосредственно себе. Аналитики после этого стали называть «Опус Деи» «церковью внутри церкви».
        В 1983 году Ватикан опубликовал совершенно новый вариант «Codex Juris Canonici»,
«Кодекс канонического права» - свод юридических норм Католической церкви.] в котором нет и речи о масонах, исключен канон №2335, действовавший двести лет и запрещавший католикам под страхом отлучения от церкви членство в масонских ложах. Таким образом, Ватикан прекратил борьбу с масонством, что облегчило ему общение как с тайными масонскими клубами, так и с мафиозными семьями.
        Александр снова прервал чтение и задумался. Он вспомнил, что где-то читал о повторном открытии шекспировского театра «Глобус» в 1929 году. Тогда все собравшиеся были потрясены тем, что на открытие театра пришли во главе с Великим магистром ложи несколько сотен масонов в полном облачении и при своих орденах. Сомову в разное время попадались на глаза статьи, в которых утверждалось, что Шекспир был масоном. Авторы этих статей, доказывая свою точку зрения, писали, что в текстах шекспировских пьес якобы есть описания масонских ритуалов. Но Александр к этим работам никогда всерьез не относился. Итак, Шекспир и масоны?
        ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ
        В 1983 году образован Трехсторонний союз Ватикана, Вашингтона и ЦРУ, в создании которого «Опус Деи» сыграл важнейшую роль. Интересы всех участников - страны Восточной Европы и развал СССР.
        В 1984 году между Ватиканом и США устанавливаются тесные дипломатические отношения. «Опус Деи» официально открывает в США не менее полусотни центров. Члены ордена появляются в Белом доме, среди средних и высших руководителей Пентагона.
        В декабре 1989 года папа встречается с Горбачевым в Ватикане. Ватикан и Москва впервые устанавливают дипломатические отношения. Началось внедрение «Опус Деи» в СССР. В 1991 году СССР развален. «Мы победили коммунизм, теперь очередь за православием»,- говорит Бжезинский, один из лидеров Трехстороннего союза Ватикана, Вашингтона и ЦРУ.
        В 1996 году началось внедрение «Опус Деи» во Францию. Визит Жака Ширака положил конец почти сорокалетнему (с 1959 года) разрыву отношений между Ватиканом и Французской Республикой, страной с традиционно антиклерикальными настроениями. Считается, что в настоящее время большинство в правительстве Франции либо тайные члены «Опус Деи», либо ему симпатизируют. Николя Саркози даже предложил отменить закон 1905 года, который отделил церковь от государства. Пока еще это предложение вызывает возмущение в либерально настроенной Франции.
        Состоявшаяся в 2008 году отставка первого в истории послевоенной Италии левого правительства Романо Проди тоже не обошлась без «Опус Деи», традиционно связанного с итальянской мафией в Италии и США. Ватикан начал кампанию против Проди с первого дня его вступления на пост в 2006 году, добиваясь возвращения Сильвио Берлускони. Правительство Проди пробыло у власти чуть более двух лет.
        Сегодня основными целями своей деятельности «Опус Деи» ставит политическое влияние в теперь уже единой (не без участия ордена) Европе, которая рассматривается Ватиканом исключительно в альянсе с США, ослабление позиций Русской православной церкви, как в самой России, так и на Украине. Таким образом, официальное появление в России главной ватиканской спецслужбы не случайно. «Опус Деи» продолжает осуществлять проникновение и «точечную работу» в духе так называемого экуменизма, то есть объединения всех христиан под властью папы.
        Александр не верил своим глазам. Он был далек от политики, да и вообще от общественной жизни, а уж тем более от церковной. Когда его друзья, «верующие попы», как он их называл, показывали ему видеозаписи того, как нынешний патриарх, а тогда еще председатель отдела внешних церковных связей Русской православной церкви, служил молебны на одной сцене с язычниками-папуасами, Александр особого неприятия не испытывал: прикольно! Когда ему показывали в Интернете, как жена президента стоит в алтаре на патриаршей службе, он тоже не возмущался - сам-то он в алтаре был только один раз, когда его младенцем крестили. Но теперь, узнав о всесильном «Опус Деи», ему вспомнились горькие слова про экуменизм и всемогущество Ватикана.
        Но если эти опусдейцы и вправду так влиятельны, что меняют правительства и режимы, если обладают такой властью и так прекрасно обо всем осведомлены, то зачем им мог понадобиться Александр? Или Татьяна? Александр не на шутку испугался.
        Он еще раз припомнил события в Москве. Звонок Мигеля раздался, когда сам он только что получил британскую визу и собрался ехать к Тане. Она сразу же после его приезда отправилась в «Опус Деи». Интересный треугольник получается: Мигель - Таня - «Опус Деи». И еще: Мигель советовал ему жить спокойно с женой, хотя не знал, что Александр женат. От него не знал. А так, выходит, знал. Получается, Таня… Нет. То есть что нет? А что получается? Как-то они ее использовали в своих интересах, наверняка убедив, что пытаются помочь и ей, и мужу. Только так. Во вред Александру она действовать не будет. Значит, хотела как лучше. Но где она теперь?
        И еще. Проснувшись на другой день после ночной попойки с Мигелем, Александр далеко не все помнил…
        Весна 1581
        Проснувшись утром, Уилл почти ничего не помнил. Ни как он вернулся домой (это бы ладно), ни где был и что делал. Остались только физические ощущения - тряска в карете да натертости от тугой повязки на глазах.
        Все остальные впечатления вытеснились сном, в котором он увидел свою младшую сестру Анну, неожиданно умершую два года назад, в апреле 1579 года. Неожиданно почти для всех, но только не для него.
        Сестренка всю ночь нежно ласкала его, а он ее. Во сне совершенно не имело значения, что бедняжке не успело при жизни исполниться и восьми лет, хотя сейчас ей было бы уже десять. Да, пожалуй, Шакспер и видел ее во сне десятилетней. За эти два года она выросла… Тело десятилетней Анны Шакспер, а лицо… Лицо все время менялось. То это было невинное личико сестренки в пятилетнем возрасте, то лицо двадцатипятилетней Анны Хэтуэй, которая зловеще улыбалась. Ласки были настолько изматывающими и бесконечными, что Уильям проснулся от ужаса в холодном поту, едва за окном посерело.
        Перед его мысленным взором опять вдруг начали вставать картины недавнего прошлого, которое он изо всех сил стремился забыть.
        Все случилось в том же последнем для его сестры Анны 1579 году. Девочка росла под строгим наблюдением няни. Откуда взялась эта еще молодая женщина - а ей на вид не было и тридцати,- никто толком не знал. Ходили слухи, что в юности ее изнасиловали в Арденском лесу, отец-крестьянин прогнал ее, беременную, из дому. Благо все произошло летом, потому девушка выжила и постепенно приспособилась к бродячей жизни, но ребенка потеряла - был выкидыш.
        Джон Шакспер оставил ее при детях из жадности: когда в 1571 году у него в доме появился четвертый ребенок, стало ясно - его жена Мэри сама не справится со всеми делами.
        К тому же в эти годы у Джона начались трудности с деньгами, и нанять няню было просто не на что. А Патрисии никакой платы за работу не требовалось, она и так была рада крыше над головой да ежедневному столу в доме Шакспера. Уильяму исполнилось семь лет, и за ним уже никакого особого ухода не требовалось, но пятилетний Гилберт и двухлетняя Джоан, не говоря уже о только что родившейся Анне, нуждались в присмотре.
        Получается, что Патрисии тогда было лет двадцать. Она зашла на кухню дома Шаксперов, как заходила во все дома, если ее не прогоняли с порога.
        У Джона Шакспера еще стоял в ушах крик новорожденной, и он ходил по дому злой: опять девочка, значит, не помощница в деле, а приданое за ней придется давать. Правда, первые две дочери Шаксперов прожили совсем недолго: Джоана умерла почти сразу после рождения, а Маргарита не прожила и двух лет. Но вот Джоане Второй исполнилось уже два года, и она была полной крепкой девочкой. И вот еще одна! Шакспер уже подсчитывал в уме, во что ему обойдется новый ребенок, как вдруг к нему неожиданно пришла кухарка с сообщением о голодной бродяжке.
        - Этого еще не хватало! Немедленно гоните ее в шею!- Но пока кухарка, извиняясь и приседая, разворачивалась, чтобы потихоньку уйти, Джон передумал. Вернее, не передумал, а решил не торопиться.- Ладно, пусть подождет пока. Я подойду.
        Вечером Шакспер заглянул на кухню посмотреть на приблудшую. Какие-то лохмотья прикрывали высокую грудь, черные вьющиеся волосы давно не чесаны.
        - Я подумаю, что с ней делать. Пока посадите ее в лохань, пусть отмоется.
        Шакспер еще раз взглянул на девушку, которая в свою очередь почти вызывающе посмотрела на него. У Джона что-то ёкнуло внутри. Он вышел, но, когда через некоторое время проходил мимо кухни и услышал плеск воды, не выдержал и снова вошел внутрь.
        - Господин, вам нельзя сюда,- запричитала кухарка,- она раздета. Мужчинам нельзя.
        - Я не мужчина, я хозяин,- резко оборвал ее Джон.- Моим детям нужна нянька, и я лично должен удостовериться в ее чистоплотности. И порядочности. Оставьте нас одних.
        Кухарка, полная добродушная женщина средних лет, хорошо знавшая крутой нрав хозяина, опустила голову и молча удалилась из каморки, где происходило омовение. Девушка сидела в чане на корточках, обхватив себя руками.
        - Как зовут?
        - Патрисия.- Голос был низким и немного сиплым.
        - Послушай, Патрисия. Если хочешь здесь жить, то должна слушаться меня во всем. Я доверю тебе детей, но мне необходимо сначала самому хорошенько узнать тебя.
        Девушка затравленно оглянулась вокруг.
        - Да не бойся ты. Можешь уйти, как только захочешь. Выбирай сама.
        Патрисия молчала. Да и что она могла сказать? Из чего она могла выбирать: с одной стороны, голод и холод, с другой - относительная сытость и крыша над головой.
        - Решай,- настаивал Шакспер. Ответа не последовало.- Хорошо, тогда встань, будем знакомиться.
        Патрисии не хотелось выбираться из теплой воды в ледяной воздух каморки, но делать было нечего. Она нехотя поднялась и встала во весь рост. Струйки мыльной воды быстро стекали по ее плотному, несмотря на худобу, телу. Джон невольно залюбовался: девушка инстинктивно прикрылась руками и немного склонилась влево, в результате чего прямо перед его лицом оказался сосок левой груди. Шакспер прикоснулся к нему указательным пальцем. Девушка вздрогнула.
        - Не бойся, Патрисия, так всегда бывает, когда знакомятся с девушками,- проговорил он уже чуть сдавленным голосом, слегка сжимая ореол девичьей груди указательным и средним пальцами.- Не бойся, больно не будет.
        С этими словами он нагнулся и тронул кончиком языка выступающий между пальцев розовый сосок. Потом отпустил грудь девушки и выпрямился. Сосок на глазах твердел, и это добавило Джону энтузиазма. Теперь он двумя руками начал осторожно поглаживать оба соска. Неожиданно Патрисия слегка застонала. И тут он не выдержал.
        Описание этой сцены не имело бы особого смысла, если бы не одно обстоятельство. Как раз в это время семилетний Уильям гулял в саду за домом, и его внимание привлекли странные звуки, доносившиеся из каморки рядом с кухней. Он с интересом приблизился к окошку и осторожно заглянул внутрь…
        А Мэри Шакспер, едва пришедшая в себя после родов, на втором этаже грудью кормила новорожденную Анну. Судьбу девочки определили четыре только что упомянутых персонажа, причем роль Мэри была самой пассивной: она родила и вскормила - остальное сделали другие.
        Как только Анна вышла из младенческого возраста, в котором в каждом ребенке больше видового, чем индивидуального, тут же выяснилось, что внешность у нее самая ангельская: светлые, слегка вьющиеся волосы, голубые, радостно взирающие на мир глазенки, пухленькие алые губки и тоненький, слегка вздернутый носик. Ну и ручки-ножки - все как положено по пропорциям. И голосок какой-то звонко-бархатный.
        Лет с трех, когда у Мэри родился очередной ребенок, этот ангелочек полностью перешел на попечение прочно прижившейся в доме Шакспера Патрисии. А та была с Анной строга. Что поделаешь, обычно без строгости ребенка не воспитаешь. Вернее, воспитаешь, но совсем не таким, каким его хотели бы видеть родители. Но Анна была столь старательна, внимательна и покладиста в исполнении своих детских обязанностей, что серьезно наказывать ее не было никакой необходимости.
        Других детей, исключая старшего Шакспера, Патрисия с удовольствием наказывала: иногда отходит мокрым полотенцем, иногда хворостиной пониже спины перетянет, а иногда и плетью где попало огреет. Один раз даже порола Гилберта, когда тому как раз исполнилось девять лет. Конечно, за какой-то проступок, но порка была скорее образцово-показательная. Она собрала всех детей, велела Гилберту раздеться догола и, стоя на коленях, вымаливать себе прощение. Уильям тогда сбежал с экзекуции и рассказал о ней отцу. Но Джон Шакспер только дал ему подзатыльник, сказав, что няня зря не накажет, и велел вернуться на место исполнения приговора.
        Уилл вернулся и застал порку в самом разгаре: вытянутые руки Гилберта были привязаны к лавке, а ноги слегка разведены и связаны в лодыжках под ней. Патрисия хлестала его довольно толстым гибким прутом, но не поперек тела, как обычно, а вдоль. Няня стояла сзади, между ее широко разведенных ног была лавка, на лавке - мальчик. Подол платья был поднят и заткнут за пояс, чтобы не мешал работе. Гилберт ерзал на скамейке, стараясь, чтобы прут не ложился строго посередине разведенных ягодиц, где было особенно больно. Кричать он не мог из-за кляпа во рту и только мычал и выл. Девочки сочувственно смотрели на Гилберта, Уилл внимательно разглядывал Патрисию, которая так распалилась, что ноги ее дрожали, а соски сильно выступали сквозь ткань платья.
        - Всё! Развяжите его, и все быстро вон отсюда!- вдруг закричала она.
        Джоан и Анна вышли, Уильям развязал брата, вынул кляп изо рта и помог ему одеться. Потом вывел вздрагивающего ребенка из экзекуторской, куда уже заходил отец.
«Сейчас он ей задаст»,- подумал Уилл, сделав несколько шагов по коридору, и тут же раздались сдавленные крики Патрисии. Сердце Уильяма мстительно затрепетало.
        Анне в то время было всего четыре года, и она с трудом вникала в суть происходящего. Вернее, как раз в суть-то она вникла, но смысла не понимала. Обычная вещь: маленькие дети хоть и не имеют понятий, но в чем-то гораздо мудрее старших. С того дня Анна перестала беззаботно смеяться. И еще более старательно выполняла все требования няни. Экзекуций больше не повторялось, но не потому, что отец наказал Патрисию, и не потому, что та подобрела. Ни то, ни другое. Просто обо всем узнала мать - и сказала, что если она когда-нибудь услышит о чем-то подобном, то тут же заберет детей и уедет к отцу. Отец Мэри тоже был совсем не сахар, и Джон попросту его побаивался. Так что в результате Шакспер-старший долго юлил перед женой, вроде бы как извинялся, хотя на словах до этого не дошло.
        Декабрь 2010
        То, что лишний раз заходить на сайт «Опус Деи» не стоит, дошло до Александра почти сразу. Зачем без особой нужды дразнить гусей? Если это действительно «Дело Божие», то нужно соблюдать аккуратность даже в мелочах. Вдруг они там фиксируют IP-адреса всех посетителей? И потом жди хакеров в своем компьютере. Да и найти его в Москве по IP-адресу проще пареной репы. Тем более для такой суперсекретной службы.
        Для начала Александр решил порыться в Сети и поискать еще информацию про «Опус Деи». К своему удивлению, он сразу же наткнулся на адрес электронной почты австрийского историка, политолога и антифашиста Франца Шайфера. Франц рассматривал
«Опус Деи» как тоталитарную секту и считал, что у них много общего с фашистами. Александр поразмыслил немного и написал ему письмо - и буквально через несколько минут получил ответ.

20декабря 2010г. 09:33 пользователь ‹[email protected]› написал
        Dear Mr. Somov. You ask me burning question. I hope that everything will be fi ne with you and your wife.
        About Opus Dei. A friend of mine got sucked into this cult and I had to explain to her why it is a bad thing. When I was searching on the Internet for information I found very little. There is their offi cial home page «http://www.OpusDei.org/», which does not reveal much about their true nature. Since I also want to prevent other people from falling into Opus Dei's traps I have written document which can be found at: «http://www. mond.at/opus.dei».
        You ask me what are the negative things in Opus Dei. In short: The Fascist ideology in Escriva’s teachings. The fundamentalism. The intolerance towards other religions. The dishonesty. The danger inherent in the undemocratic structure of blindly following orders. The danger inherent in the psychological control they have of their members due to the «weekly chat» where they have to tell the innermost details of their souls to their spiritual leaders. The aggressive and manipulative way in which they try to catch new members. The evil character of the founder. The fact that they do not reveal their true goals and keep a lot of material secret from the public. The smug thinking of belonging to an elite.
        Please forgive me any grammatical mistakes or misspellings, as English is not my mother tongue.

Sincerely yours, Franz Schaefer.[9 - Дорогой господин Сомов, Вы задали мне животрепещущий вопрос. Я надеюсь, что с Вами и Вашей женой будет все в порядке.Моя подруга была вовлечена в эту секту, и мне пришлось объяснить ей, почему это плохо. Когда же я стал искать в Интернете информацию, оказалось, что ее очень мало. Официальный сайт, естественно, не раскрывает всей правды. Поскольку я не хочу, чтобы другие попали в сети «Опус Деи», я написал статью, которую вы можете найти по адресу «http://www.mond.at/opus.dei».Вы спрашиваете, что плохого в «Опус Деи»? Если коротко, то так. Фашистская идеология, лежащая в основе учения Эскривы. Фундаментализм. Нетерпимость к другим религиям. Лживость. Абсолютно недемократическая структура, при которой члены организации вслепую исполняют приказы свыше. Психологический контроль каждого члена секты - все обязаны в «еженедельном чате» исповедоваться духовным лидерам. Агрессивность и манипуляции, с помощью которых привлекаются новые члены. Злоба и дурной характер основателя. Секта не раскрывает своих истинных целей и сохраняет всю информацию в тайне от общественности.
Самодовольство и ощущение принадлежности к элите.Прошу прощения за орфографические и грамматические ошибки, так как английский для меня язык не родной.Искренне Ваш, Франц Шайфер.]
        Александр совсем растерялся. Тоталитарная секта, владеющая всем золотом мира и меняющая правительства и пап, и он со своим Шекспиром? Или все-таки Таня? Бред какой-то. Нет, надо все тщательно продумать. Для начала нужно сгруппировать факты. Александр попробовал выстроить цепочку вовлеченных в дело лиц.
        Мигель > (Я) > Шекспир > Свенсен > Пос-во Великобритании > Эдуард
        (Я) > Таня > «Опус Деи» > Мигель > Шекспир

«Я» взял в скобки, потому что эту букву надо было вставлять везде. Посольство Александр ввел исключительно для порядка. Едва ли его сотрудники являются фигурантами дела, скорее посольство - это просто место действия. Но нельзя никого исключать заранее, даже встретившего его охранника.
        Так, это была московская цепочка. От, как сейчас выяснилось, особняка, принадлежащего «Опус Деи», Александр поехал домой и на две недели засел за подготовку доклада. Ему очень хотелось снова поговорить с Таней, но он-то не заставал ее дома, то забывал вовремя позвонить, уйдя с головой в работу. Доклад он написал очень осторожный, каждое положение тщательно аргументировал, никаких окончательных выводов не делал: все только вероятностно и предположительно. Пока летел в Лондон, занимался стилистической правкой уже логически выстроенного текста, шлепая по клавишам ноутбука, который купил еще в самом начале кризиса 1998 года. Он тогда вложил в него всю свою накопленную рублевую наличность, обесценивавшуюся на глазах. Ноутбук при не очень большом экране весил почти пять килограммов и на фоне современных моделей выглядел каким-то птеродактилем. Однако функционировал безотказно.
        В бизнес-классе самолета работать было удобно, но на сам комфорт тогда Александр никакого внимания не обратил. Его мысли были направлены на одно. Он знал, что нужно делать, и сосредоточенно выполнял задание. А вот сейчас, казалось бы, не до комфорта, все катится в тартарары, но почему-то на преимущества бизнес-класса внимание само собой обращается. Да и новенький, легкий, с большим экраном ноутбук радует, несмотря ни на что. Александр закрыл компьютер.
        Парадокс или неопределенность цели? Да, похоже, для этого полета движение - все, цель - ничто. Нет, так нельзя. Нужно во что бы то ни стало сформулировать цель. А то прилетит он в Москву и будет беспорядочно метаться по городу. Или придется подчиниться? Нет, нужно по возможности хоть в чем-то разобраться, хоть как-то структурировать факты.
        Итак, с Москвой понятно (насколько сейчас может хоть что-то быть понятно). Затем были три дня в Англии. Нужно сосредоточиться и постараться вспомнить все до малейших деталей.
        Осень 1577
        Уилл с болью в сердце вспоминал осень 1577 года. В сентябре он пошел в школу. Это был его третий учебный год. С этого момента Анна, которой как раз исполнилось шесть лет, очень привязалась к брату. Она мечтала вместе с ним ходить на занятия и вообще как можно скорее покинуть дом, где она разучилась радоваться. Анна хвостом ходила за Уильямом, как только тот возвращался с занятий.
        Поначалу сестра расспрашивала его об уроках, но, не получив сколько-нибудь вразумительных ответов, отступилась. Она поняла, что эти вопросы вызывают у брата какое-то болезненное раздражение. И Анна продолжала ходить за ним уже молча. Уильям ее не прогонял, хотя часто она мешала ему: при ней не слишком удобно было вести наблюдения за жизнью свиней или прислушиваться к разговорам в соседних комнатах. При Анне ему почему-то хотелось быть лучше, да и вообще благодаря сестре он впервые начинал задумываться, что такое хорошо, а что такое плохо. «Какая кроха,- думал Уилл,- а уже все чувствует!»
        Вопросы Анны будили старую неприязнь к отцу, возникшую как раз с момента появления в их доме Патрисии. Почему все-таки его не отдали в школу своевременно? Этого Уилл не мог ни понять, ни простить. Отец всегда говорил, что его некому было водить в школу, а в одиннадцать лет уже стало можно отпускать одного. Но Уилл в такие объяснения не верил. Ведь до стратфордской грамматической школы от дома Шаксперов было всего четверть мили: пройти по Хенли-стрит, повернуть на Чепл-стрит и зайти за Цеховую часовню. Первые три года учебы он мог бы ходить с Патрисией. Но Джон Шакспер меньше всего думал об образовании сына. Его беспокоили только собственные интересы. И вся эта история с поздним зачислением в школу Уильяма имела корыстную подоплеку.
        Заказы на перчатки шли не только отсюда, из Стратфорда, но и из самого Лондона. Несколько очень хороших мастеров так умело шили их, что спрос рос год от года, и по прошествии нескольких лет это была уже не мастерская, а целый цех. Богатство Шаксперов увеличивалось, а вместе с богатством росла и социальная значимость в городе отца семейства. Он уже в 1564-м попал в городское управление, на год избирался бейлифом,[bailiff (англ.)- судебный пристав.] а потом через три года и олдерменом.[alderman (англ.)- член городского управления.] Он стал фактически членом Управляющего совета города. Но всего этого ему показалось мало, и Джон подал бумагу в высшие инстанции с просьбой о предоставлении ему и его роду права иметь собственный герб. Иными словами, потомственный свиновод, умело использовавший капиталы жены, чтобы стать еще кожевником и перчаточником, выразил претензию на благородное происхождение.
        Но с гербом не вышло. Прошение не стали даже рассматривать, и к 1575 году Шакспер уверился в окончательном отказе. Он грешил на грамотеев: наверное, одной задней ноги даже того здоровенного борова писарю показалось мало, и тот не проявил должного прилежания. Но проверить свою гипотезу Джон не мог и впервые в жизни пожалел, что не умеет читать. Вот тут-то ему и пришло в голову отдать в школу своего старшего сына. Уильям научится и будет бесплатно писать бумаги, да получше этого вымогателя, мечтал Шакспер-старший.
        В довершение всего к этому времени его позиции в совете Стратфорда сильно пошатнулись. Поползли слухи, что он берет взятки за предоставление выгодных заказов. И слухи небеспочвенные. Его официально обвиняли в незаконной перепродаже шерсти и ростовщичестве. Так что, пока он имел право на бесплатное обучение своих детей, стоило этим правом воспользоваться. А то, что ребенок начнет учебу на четыре года позже, это Джона не волновало совершенно.
        Так что, получается, Уильям уже не застал в грамматической школе Стратфорда преподавателем Саймона Ханта, которого именно в том, 1575 году изгнали за его католические убеждения. Покинув Англию, он стал священником и позднее в Риме вступил в орден иезуитов. Его место занял Томас Дженкинс. Насколько удачной была эта кадровая перестановка, судить трудно, а Уильяму вообще было не до собственных суждений: учеба для него превратилась в сплошной кошмар. Прежде всего его угнетал новый режим дня. В доме Шаксперов, конечно, просыпались рано, но не настолько, как теперь приходилось Уиллу. В летнюю пору в шесть часов утра уже нужно было сидеть за партой. Соответственно, вставать в пять, чтобы успеть умыться и перекусить. Именно перекусить: завтракали в доме в восемь, и никто ради Уилла не собирался лишний раз накрывать на стол.
        Зимой занятия начинались в семь, но это было еще хуже: он с трудом заставлял себя тащиться по темноте и холоду. Хоть и близко, но все-таки четверть часа плестись по замерзшей, разбитой копытами и колесами повозок дороге.
        С одиннадцати и до часу дня в школе был перерыв. Забежав домой, Уилл работал в мастерской и в половине первого выпрашивал себе чего-нибудь на кухне: обед начинался ровно в час, и на него он опять не успевал. Хорошо еще, что по средам и субботам после обеда занятий не было. Значит, три раза в неделю Уилл обедал полноценно, со всеми.
        Но это все внешние трудности учебы. Главное, Уилл был совсем чу жим в школе. И по возрасту, и по интеллекту. Он был глупее самого младшего ученика в классе и старше самого умного. Уилл в свои одиннадцать, двенадцать, тринадцать лет чувствовал себя среди этих восьми-, девяти-, десятилеток просто недорослем, тупым, большим, неповоротливым ничтожеством. И сестренка Анна, движимая каким-то шестым чувством, поняла это и старалась незаметно смягчить его душевную боль. Потому и ходила за Уиллом хвостиком, пытаясь развлечь его. Он тоже очень привязался к ней, но в марте
1579-го получилось так, что он этот хвостик потерял.
        Декабрь 2010
        Как получилось, что он сошел с ума? Ну, если честно, он взял и потерял рассудок… Гамлет, V.1.] Александр вздрогнул и проснулся. «Ну все,- подумал он,- совсем с катушек съехал». Он поразился вовсе не тому, что во сне увидел себя в роли Гамлета, текст которого знал наизусть, а схожести обстоятельств. И почему же его послали в Англию? Ну, потому что он сошел с ума. Пускай там снова и войдет в ум. Впрочем, даже если не войдет, там это большого значения не имеет. Это не будет бросаться в глаза, там все, как он, сумасшедшие.[Там же]
        Александр погладил себя по голове. «Бедный Йорик»,- усмехнулся он.
        Так и было. Мягкая посадка в аэропорту Хитроу. Несколько минут на получение багажа и прохождение паспортного контроля. На выход туда. Свенсен писал, что его будут встречать. Александр прошел по зеленому таможенному коридору и тут же увидел табличку:
        АЛЕКСАНДР СОМОВ,
        you are welcome!
        Ну welcome так welcome. Как говорится, thank you very much.
        - Thanks,- сказал Александр табличке, головы из-за которой видно не было.
        - Привет, дорогой,- ответила табличка женским и до боли знакомым голосом.
        Александр вздрогнул от неожиданности. Ему меньше всего на свете хотелось бы встретиться с обладательницей этого голоса. Но это желание (вернее, нежелание) еще никак не сформулировалось в его голове, а голова эта уже была схвачена обеими руками Ирины и придвинута для поцелуя. Он не успел толком увидеть Ирининого лица, а ее влажный и острый язык уже хозяйничал у него во рту. Александр давненько ни с кем не целовался, даже с женой. А тут Александр и глазом не успел моргнуть - и уже провалился в поцелуй, как в личную несознанку или, лучше сказать - как в коллективное бессознательное. Да, так сказано лучше, но Александру от этого было не легче. Пока поцелуй длился, проблем не было, но как только он был прерван под давлением пассажиропотока Хитроу, сразу же двойная ответственность навалилась на Александра: классическая ответственность мужа перед женой и релятивистская ответственность перед невесть как всплывшей из его прошлой жизни Ириной.
        Теперь он был обречен на гибрис, пользуясь термином древних греков, который последующим поколениям варваров так и не удалось перевести на свои языки. Даже произносить его толком не научились. По-русски, например, то ли гибрис, то ли гюбрис - с ударением на первом слоге. Гибрисом греки называли нарушение мировой гармонии. Христианская цивилизация пыталась заменить его понятием греха, но все не то: грех - это мелко.
        Ну, попал - так попал! Ирина была его первой любовью в университете, еще на первом курсе. Из-за этой любви он долго и тщательно изучал античную литературу. Все пересдавал и пересдавал. Другие экзамены и зачеты как-то удавалось проскакивать, познакомившись с предметом буквально за два-три дня, не посещая лекций и не читая кучи книг. А античку так сдавать было жалко: античность он любил с детства, это была его действительно первая любовь. Еще школьником он начал изучать историю Древней Греции, подолгу просиживая в читальном зале Тургеневской библиотеки, но завяз на Фукидиде. В универе на первую любовь наслоилась вторая - вот эта самая Ирина. И так плотно наслоилась, что весь первый семестр пошел буквально ей под подол. Она имела его как хотела и когда хотела, но при этом каким-то образом успевала учиться почти исключительно на отлично. Он же не имел в результате ничего: ни времени, ни сил.
        В конце концов, чтобы высвободить время для антички и иметь право не видеться каждый день с Ириной, Александр после горячего душа с мокрой головой вышел на балкон и простоял там пять минут… Ну уж точно не меньше трех. А это был конец января, вполне по-московски холодный. Заболел он надолго и с высокой температурой, но в результате получил массу свободного времени. Такая вот любовь. Первая и вторая в одном флаконе. А вообще-то он чуть не умер тогда от воспаления легких.
        Ирина его не дождалась. Ее энергия била через край, и месячной разлуки она не выдержала. У нее произошло что-то там с Петей, Александр не стал выяснять что именно. Он тоже отстранился, окончательно вернулся к своей первой любви - к античности, которую и сдал на отлично. С Ириной старался вообще не встречаться - все-таки было очень больно. Слава богу, что с третьего курса у него начались отношения с Татьяной, постепенно и ненавязчиво. Такая жена ему и была нужна. Она любила мягко и надежно. И верила в него. И ему.
        И что же теперь? Рядом шла Ирина, по-хозяйски взяв его под руку и время от времени бросая на него выразительные взгляды. Сколько же ей лет? Можно дать и сорок, и двадцать пять. Серая полупрозрачная блузка, черная кожаная мини-юбка, серые чулки, черные, слегка вьющиеся волосы, нос с небольшой горбинкой, тонкие ноздри хищно раздуваются, серость глаз облагораживает, пожалуй, излишнюю черноту волос. Такой он ее никогда не видел. Она всегда была женщина-кот, теперь - женщина-вамп.
        Это катастрофа, понимал Александр. В отношениях с Татьяной и так образовалась очередная трещина, но эти трещины обычно быстро срастались. Теперь же пахло катастрофой. Ирина была слишком близко, и Сомов чувствовал терпко-сладкий запах ее духов. В принципе они с Татьяной не любили этого запаха… Так то с Татьяной! Ирине этот запах шел. Александр против всего мог устоять, но этот запах просто вскружил ему голову, словно девушке-первокурснице первая вечеринка. Как это все могло совпасть: Лондон и Ирина? Здесь и сейчас.
        - Подожди меня здесь, я заберу машину с парковки.- Ирина одарила его ослепительной улыбкой и уверенно направилась куда-то в сторону.
        Александр не мог оторвать взгляда от этой стройной, шикарной женщины, которая опять так внезапно появилась в его жизни. И он был не одинок. Многие мужчины тоже бросали на красавицу Ирину оценивающие взгляды.
        Не успела она отойти на несколько метров в сторону, как у него зазвонил телефон. Это еще кто? Александр с удивлением увидел на экране номер Мигеля.
        - Александр, у меня нет много времени,- не здороваясь, с места в карьер затараторил по-русски темпераментный испанец, впопыхах делая больше ошибок, чем обычно.
        - Привет, Мигель, я в Лондоне, я так рад…
        - Я знаю, что ты в Лондоне. Мы имеем совсем мало времени. Слушай внимательно и не перебивай. Ты прямо сейчас, ни с кем не разговариваешь, возвращаешься в здание аэропорта. Я ждать у стойки регистрации под номером тринадцать. Я даю тебе билет на самолет до Москвы, который будет вылетает через час. В Москве тебя встретят и отвезут домой. Остальное я рассказать тебе у стойки. Пойми, это быть очень важно.
        - Мигель, ты с ума сошел, подходи ко мне, я стою у выхода. Представляешь, меня встретила университетская подруга. Поедем с нами, пообедаем вместе, поболта…
        - Алекс, не перебивай. Ты не должен читать свой доклад. Ты должен возвращаться в Москву. Так будет лучше. А потом, я знаю, тебе нужны деньги. Все это не бесплатно. Ты получишь очень большую сумму. Тридцать тысяч фунтов.
        - Слушай, я прилетел на конференцию по Шекспиру и никуда не собираюсь улетать,- разозлился Александр,- по крайней мере в течение недели. Я хочу посмотреть Оксфорд, побродить с тобой по окрестностям, поговорить о Шекспире.
        - Какой Шекспир! Ты не понимаешь? Может случиться непоправимое. Я тебе друг. Все. Никому о моем звонке не говори. Никому.
        Мигель на полуслове оборвал разговор.
        - Только прилетел и уже с кем-то болтаешь. Жене докладывался?
        Ирина подошла так внезапно, что Александр даже вздрогнул:
        - Ты меня напугала. Да нет, не жене. Так, один сумасшедший шекспировед звонил…
        - Видок у тебя, по правде сказать, обалдевший!
        Александр чувствовал, что после этого дурацкого звонка Мигеля вид у него был действительно не слишком уверенный. Ирина подозрительно на него смотрела.
        - Обалдеешь тут от таких сюрпризов. Слушай, откуда ты взялась?
        - С парковки.
        - Да нет, вообще.- Александр наконец взял себя в руки.
        - Садись в машину, по пути все расскажу.
        - А ты уверена, что меня никто не встречает?- Он немного помялся.- Мне сказали, что меня встретят…
        - А тебе кто-то еще нужен?
        - Ну, будет неудобно…
        Она нажала на брелок сигнализации. Открылся багажник.
        Ирина с ехидной улыбкой посмотрела на Александра:
        - Ты будешь чемодан грузить или пойдешь искать кого-нибудь поудобнее?
        Александр не стал отвечать. Он не хотел ввязываться в словесную дуэль-флирт. Молча поставил чемодан в багажник и сел рядом с ней на переднем сиденье милого такого автомобиля - никогда он толком не разбирался в марках. Александр смотрел по сторонам. Чуть отъехали от аэропорта, и стало очень симпатично вокруг, загранично так. И Ирка рядом. Он не выспался и чувствовал себя как во сне.
        - Ладно, не волнуйся. Я здесь работаю. И представляешь, когда мне сказали, что мне нужно будет встречать тебя… Правда, я до конца не поверила, мало ли Сомовых Александров занимаются Шекспиром…
        - Ирка, я как пьяный.
        - Зато я протрезвела. Сиди молча, смотри по сторонам, а то я врежусь в кого-нибудь. Здесь это не принято. Неудобно будет,- добавила она и провела рукой по его волосам.- Ну все, все.
        Александр подавленно молчал. Сидел и молчал. Всю дорогу до Оксфорда. О чем он думал? Вероятно, о звонке Мигеля, о его внезапном бегстве из квартиры Александра, о неожиданном появлении Ирины, о ссоре с Татьяной, о предстоящем докладе, который должен произвести фурор в научных кругах. Да мало ли чего не передумаешь за час с лишним по пути в загадочное будущее, когда за рулем сидит такое далекое, но такое милое прошлое!
        - Приехали. Давай документы.
        - Вот.
        - Вынимай чемодан и иди на ресепшн.
        Пока Александр возился с багажом, все было оформлено.
        - Вот твой ключ. Пока.
        - Ира, и ты так исчезнешь в никуда, как из ниоткуда появилась?
        - На какую часть твоего вопроса я должна ответить? Впрочем, я поняла, что это не вопрос.
        - А что же?
        - Это просьба, даже мольба!
        - Ира…
        - Что, Александр Дмитриевич? Опять заболеть собираетесь? Не стоит.
        - Ира…
        - Что, Ира? Ладно, держи визитку. Будешь здоров, позвони.
        И ушла, унося с собой этот запах. В лифте Александр поднес ладонь к лицу, закрыл глаза и изо всех сил вдохнул…
        Он вздрогнул от того, что увидел над собой лицо стюардессы.
        - Еще кофе, сэр? Или виски?
        - Что? Почему? Я ничего не просил.
        - Мне показалось, вы мне помахали рукой.
        - Нет, виски не надо. Черный кофе. С сахаром.
        - Сию минуту, сэр. Конечно, Ирина - это его личная проблема, может быть, его крест на всю жизнь, но как она могла оказаться впутанной во всё это? Нет, он даже не хотел ее рассматривать как человека, активно участвующего в этой игре. А почему, собственно, нет? Потому что связь с ней в Оксфорде - его гибрис? Таня пошла на подработки в «Опус Деи», и он сразу же подумал, будто она что-то знает, а Ирина легла с ним в постель - и он ее уже не хочет ни в чем подозревать? Нет, как все-таки логика зависит от наших страстей! Конечно, все хочется забыть, но придется вспомнить и это до мельчайших подробностей. Тем более что, несмотря на гибрис, подробности были довольно приятными.
        Принесли кофе. Разбуженный шуршанием Эдуард сладко потянулся и снова закрыл глаза. Кофе сладкий, но на душе было горько. Да, Ирину нельзя не брать в расчет. Придется брать. «Только не так, как я это сделал в Оксфорде»,- по привычке скаламбурил Александр и сам на себя разозлился.
        Нужно проанализировать всё, не отвлекаясь на эмоции. Теперь он сам себе мисс Марпл, и никто ему персонального Эркюля Пуаро не выделит. Не в кино он. Хотя сюжет закрутился будь здоров…
        Нужно собраться, нужно отключить эмоции. Но как, если вспомнить, что произошло между ними в Оксфорде всего три дня назад… Как это сказать? Ни вчера, ни позавчера, значит, третьего дня.
        В Оксфорде третьего дня Александр принял душ и переоделся. Вещи были продуманно и очень аккуратно уложены в чемодане, поэтому ничего из того, что было наглажено им перед дорогой, не помялось. В карточке постояльца значился полный пансион: завтрак, обед и ужин. Александр удовлетворенно убрал карту гостя в карман и спустился вниз узнать, не пролетел ли он мимо обеда. Конечно, с персоналом гостиницы Александр каламбурить не стал, а просто выяснил, где ресторан и в какие часы работает.
        - Для вас всегда,- серьезно ответил важный мужчина средних лет с очень круглым лицом и неожиданными на таком лице гитлеровскими усиками.- Пожалуйста, вот туда, вниз по лестнице.- И он сделал попытку сопроводить гостя к обеду.
        - Нет-нет, спасибо, не беспокойтесь. Я сам найду,- быстро ответил Александр и спустился по каменной винтовой лестнице.
        Ресторан выглядел как подвал старинного замка, чем, в сущности, и являлся. Александр показал карточку официанту, и тот предложил сесть на любое место. Александр забился в самый угол. Ему тут же принесли меню, он быстро выбрал и наконец-то огляделся. Собственно говоря, весь зал взглядом было не окинуть, так как он был неправильной формы - конец его куда-то заворачивал, и Александр видел только часть ресторанного помещения. В зале царил полумрак, хотя на каждом столике по центру стояли светодиодные фонарики в форме свечей, которые можно было повернуть в любую сторону, чтобы как следует рассмотреть то или иное блюдо. Посетителей хватало, но из-за недостатка света они не замечали друг друга. Александр с удовольствием съел стейк из телятины, запивая красным марочным вином. Напитки тоже были включены в стоимость, но его это уже не удивило.
        Откинувшись на диванчике, спинка которого прислонялась к стене из старого, обработанного только веками камня, Александр впал в благодушное настроение: он был сыт и слегка пьян, но не от вина, а от всего происходящего. Все-таки Оксфорд, университет, одна из колыбелей европейского образования. И он здесь… И еще Ирина. Даже вино пятнадцатилетней выдержки не перебило вкуса поцелуя, а только добавило ему аромата. Да, Ирина! Черногривая бестия… Он достал из кармана ее визитку, поднес к глазам и тут же почувствовал, как терпкий яд проникает в него: визитка была пропитана теми же духами.
        Александр понял, что сопротивление бесполезно. Хэнде хох! Теперь он не устоит, вернее, уже не устоял. В происходящем он не чувствовал больше гибриса. Тут был иной мир, к тому, московскому, не имеющий никакого отношения.
        Александр уже набирал в мобильнике незнакомые цифры телефона своей старой знакомой. Мы же не отвечаем за свои действия, когда спим? Значит, все дозволено. Да и, собственно, что все? Топором же он никого убивать не собирается. «Это как сон!- успокоил он себя.- Это просто приятная игра!»
        Март 1579
        - Уилл, ты поиграешь со мной?- обратилась к Уильяму сестренка в один из долгих зимних вечеров, сразу после Рождества. Раньше она никогда ни о чем его не просила. - Один разок, а? Давай в продавца.
        А во что еще могли играть дети Джона Шакспера, который начал свою карьеру в Стратфорде с продажи сельхозпродукции своего отца, а кончил торговлей деньгами: ссуживал капитал под двадцать пять процентов (и еще хорошо, если годовых!). Но Анне было все равно, во что играть, ей было важно, с кем играть. Она так нежно и сильно любила Уильяма, что просто находиться рядом с ним для нее было наслаждением. Невинное и радостное общение душ - вот что это было такое. Уильям чувствовал, как его душа сливается с ее любящей и чистой душой и он становится лучше - ни больше ни меньше. Ему не нужно было чистилища, отмененного протестантами, он парил в небесах рядом с этим ангельским существом.
        Но ангелы не уживаются на земле. Демонам здесь гораздо уютнее, да и люди намного ближе к ним, чем к ангелам. Анне Шакспер на тот момент не исполнилось и восьми лет. И никогда уже не исполнится. А ее отцу как раз недавно стукнуло сорок восемь. Мать Мэри, воспользовавшись небольшой паузой в деторождении, отправилась со всеми детьми навестить своего отца, порадовать его внуками. И внучкой, так как в гости поехала одна Джоана. Анна вдруг почувствовала себя больной и упросила мать не брать ее с собой. На самом деле она не хотела оставлять одного Уильяма, а он не мог поехать, потому что с утра должен был, как всегда, отправиться в школу. «Как же это он придет из школы и будет один-одинешенек?» - думала Анна.
        И он пришел, да еще на два часа раньше. Роковое стечение обстоятельств. Учитель латыни Томас Дженкинс заболел, и учеников отправили по домам, чего обычно не делали - всегда находилось, кем заменить. А в этот день не нашлось! Джон Шакспер обычно запирался с Патрисией, когда все уходили в церковь по воскресеньям. Он в эти часы молился другому богу в своем кабинете. Но это была среда, и он не запер дверь!
        Уильям, подходя к дому, сразу почувствовал неладное. Да что там почувствовал, он услышал с улицы, услышал то, чего, кроме него, никто бы не услышал с такого расстояния,- сдавленный стон. Уилл остановился перед дверью, но не потянулся к ручке. Весь обратившись в слух, он начал обходить дом. Где-то снова раздался стон, похожий на первый. Потом еще и еще. Уилл понял, где это, и, как восемь лет назад, подошел к окну. В этот день светило не по-зимнему яркое солнце, его лучи падали прямо сквозь большое окно, и происходящее внутри было хорошо видно.
        Патрисия, все тело которой было опутано какой-то легкой материей, металась по комнате. Ее руки были высоко подняты и примотаны к голове той же тканью. Таким образом, она не могла прикрываться руками и ничего не видела. Отец бил ее кнутом. После каждого удара ткань вскоре окрашивалась красным цветом. Жертва глухо вопила. Через несколько минут вся спина и зад девушки стали красными. Патрисия стояла лицом к двери, и Уильям увидел только, что отец подошел к ней и что-то вонзил в нее снизу вверх, она опять закричала, но как-то по-другому. Уилл подумал, что отец хочет совсем убить Патрисию, и растерялся. Если он сейчас появится, отец, скорее всего, убьет и его. Уилл побежал назад к входной двери, вошел в дом. Крики продолжались. Мальчик зачем-то ринулся на кухню. Никого! Кухарку отпустили заранее. Бросился в другое крыло, в панике стал открывать двери во все комнаты: нигде никого нет!.. Он не надеялся застать Анну дома, но все равно что-то мешало даже подойти к ее комнатушке, и он открыл эту дверь последней.
        Анна лежала в своем беленьком платьице на кроватке и ничего не слышала. Увидев Уилла, она улыбнулась ему, но уже в следующее мгновение улыбка сменилась настороженностью. В ее глазах отразились зрачки Уилла, расширенные от ужаса.
        - Что, Уилл, что?- спросила Анна. Волнение ее нарастало с каждым мгновением.
        Уилл не сразу решился заговорить. Не могло быть и речи о колебаниях или размышлениях. Просто несколько мгновений он молчал, но она, глядя на брата своими бездонными голубыми глазами, бросилась к нему и обхватила обеими руками:
        - Ответь же, пожалуйста, что случилось?
        - Там, внизу… пошли,- не выдержал Уильям, взял ее за руку и повел за собой. Если бы он знал, что будет потом! Он должен был знать, ему ведь уже было почти пятнадцать. Нет, откуда он мог знать?… Это она на его месте знала бы, а он… что он?
        Он просто привел ее в комнату отца. Он думал, что спасает одного человека от смерти, а другого - от убийства. Сказано: не убий. Это он в школе усвоил. И он не понимал, что привел ангела в логово демонов. И демоны страшно завыли. Оба. Отец стоял, прижавшись к Патрисии, выл и щипал ее за грудь.
        - Папа!- закричала Анна и кинулась к нему.
        Отец мог остановить ее только одним способом - удар кнута сбил девочку с ног. Уилл бросился поднимать Анну, а Джон в этот момент освободился от Патрисии, подбежал к сыну и с размаху ударил его кулаком по подбородку. Уилл потерял сознание. Когда слух и зрение вернулись к нему, он готов был об этом пожалеть. Отец крепко держал его за плечи. Анна лежала на скамейке, а Патрисия порола ее.
        - Видишь, Уильям,- говорил ему отец.- Не нужно нарушать запретов. Все знают, что в мой кабинет детям заходить не разрешено. Зачем она зашла? Это очень, очень испорченная девочка. Она заслужила наказание. Ты не виноват, ты пришел следом за ней, ты хотел ее остановить, ведь верно?
        Но Уильям слышал только свист кнута, и не мог понять, почему Анна не кричит. Рот у нее не был заткнут. Только слезы ручьем текли из глаз. Почему она не кричит? Почему? Этот вопрос сводил Уилла с ума.
        - А сейчас иди в свою комнату и забудь обо всем. Если жить хочешь,- прошипел отец.
        Уилл, совершенно раздавленный, вышел из комнаты и побрел к себе. Он больше не чувствовал себя человеком и не видел вокруг себя людей. Вокруг был ад. Он лег на кровать, засунул себе простыню в рот и завыл. Он выл до утра, а утром собрался и пошел в школу.
        Вскоре Анна умерла, а Уилл так и не осмелился зайти к ней.
        Декабрь 2010
        Как Александр осмелился набрать номер Ирины, он и сам не знал. Выпитое вино, жареная телятина, запах ее духов на визитке… Афродизиаки, в общем. Стоило ему набрать номер, как он тут же услышал ее голос, причем, пока она говорила, ему казалось, что он слышит его дважды: слова в трубке раздавались эхом. Что за чертовщина?
        - Позвонил все-таки. Спасибо. Хочешь увидеться?
        - Ирка, что ты?
        - Тогда здравствуй, любимый мой.- Этого шепота уже не было слышно в трубке. Она стояла у него за спиной.
        - Ирка…
        Она взяла его ладони, поднесла к лицу и уткнулась в них.
        - Наконец-то ты вернулся,- сказала она без всякой патетики, садясь за стол рядом с ним.- Итак, романтический ужин?
        Александр долго молча смотрел на нее, потом рассеянно ответил:
        - Да я уже пообедал…
        - Тогда перейдем к сладкому?- Ирина сделала большой глоток вина из его бокала, медленно облизала верхнюю губу и пошла к выходу из ресторана.
        В ней была какая-то неотразимая пошлость, нет, скорее искренняя плотскость. Пошлость плоти. И это тоже из другого мира. Он так устал быть оригинально-духовным. Хорошо, что большие старинные часы на стене показывали всего лишь три часа дня…
        - Дамы и господа! Через несколько минут на борту нашего авиалайнера вам будут предложены напитки и обед. Приведите, пожалуйста, спинки ваших кресел в вертикальное положение. Благодарим за внимание.
        Это сообщение прервало хлынувший на Александра поток свежих воспоминаний. Эдуард, разбуженный голосом бортпроводницы, проснулся - ага, он и вправду спал, значит, ничего не видел. Это плюс. Эдуард потянулся и встал со своего кресла.
        - Все думаете, коллега? Ну-ну,- с иронией в голосе произнес он и направился в сторону туалета.

«О чем я думаю?!» - продолжал злиться на себя Александр. Жена пропала, а он вспоминает Ирину! Так, пропала жена - появилась Ирина. То есть Ирина возникла из прошлого, а жена тут же исчезла. Мистика? Или что? Нет, это бред. Ирина все-таки не ведьма, хотя если бы была ведьмой, то выглядела бы именно так. Неужели она до сих пор любит его? Неужели жизнь так же пошло однозначна, как Ирина? А Ирина однозначна? Если она до сих пор любит его, то ее любовь большей выдержки, чем то вино, которое он пил в Оксфорде за обедом.
        На следующий день после того, как Александр прочитал свой доклад, они с Ириной пошли в ресторан пообедать.
        - Ты что, правда выяснил, кто скрывался под именем Шекспира?
        - С чего ты взяла?
        - Но я же слушала твой доклад.
        - Ничего я не выяснял, просто у меня появилась гипотеза. Да и доказательств, как ты слышала, пока немного.
        - Ну ладно, Шурик, не прикидывайся. Мне же интересно. Скажи - кто?
        Никогда в жизни - ни в прошлой, ни в этой, заморской,- она не называла его Шуриком.
        - Ирунь, если я Шурик, то ты Арина.
        - А я здесь и правда Арина. Моему начальнику так больше понравилось, он и зовет меня Ариной. Arine.
        - А тебе, значит… Хоть горшком назови?
        - Хоть чем. Видишь, я стала хищная и цепкая. Вот и тебя зацепила. Прости меня, Сашенька. Но я тебя правда всегда любила и до сих пор ждала.
        - В каком это смысле «ждала»?
        - Нет, Шурик, не как солдатка, нет. Но и ты ж не Отелло, правда? Да и не Ромео.
        - Нет, я скорее Антоний.
        - Ну-ну, договаривай. Нет, это даже лестно. Хорошо, я согласна на Клеопатру. Договорились! Куплены три ночи.
        - Не забывай, что мы на шекспировской конференции, а не в Пушкинских горах.

«Стоп. А ведь я тогда не знал, что проведу в Оксфорде всего три ночи,- снова прервал свои воспоминания Александр.- Откуда она могла это знать? Опять какое-то зловещее совпадение? Теперь и гадай, в какую цену обошлись мне эти ночи».
        И все. К шекспировскому вопросу Александр с Ириной больше не возвращались. Странно, но она про себя почти ничего не рассказала: как оказалась в Оксфорде, где именно работала. Даже не призналась, замужем ли. Просто вечером, когда Александр заснул, она неслышно оделась и ушла, и с тех пор они с ней не виделись. Во всяком случае, он ее не видел. А вот про Ирину Александр уже не знал, что и думать. Может, она и сейчас за ним следит. Не могла же их встреча быть случайностью. Или все-таки большая любовь? Ждала-ждала и дождалась - ответила наконец-то на чувства Александра, которые на первом курсе превратились в настоящую болезнь? Опять роман какой-то. Нет, не верится, что так в жизни бывает. Жизнь повторяет лишь литературные пошлости, а изобрести что-нибудь романтически-мелодраматическое ей не под силу. Или под силу? Вот и проверим. Проведем следственный эксперимент.
        Но Ирина оказалась далеко не единственной загадкой, с которой он столкнулся в Оксфорде. Другой было странное отношение организаторов конференции к его докладу. Казалось, если с такой помпой вызывали, все оплатили, то он был им нужен. Но ни малейшего интереса ни к нему самому, ни к его сообщению не возникло. Более того, из-за какой-то неловкой тишины после доклада, который он прочитал, из-за полного отсутствия вопросов Александр вдруг почувствовал, что относятся к нему как к тихопомешанному.
        Слушая другие доклады, Александр понял, что шекспировский вопрос на конференции трактуют не как вопрос об авторстве, а как повод поговорить о личности и биографии Шекспира, которого здесь совершенно не отличали от Шакспера. Антистратфордианские теории были объектом кулуарных шуток или колких намеков в докладах. Живой антистратфордианец в этой аудитории - редчайший гость.
        С какой же стати его вызвали? Он побеседовал с немногочисленными представителями Восточной Европы и выяснил, что никому из них организаторы ничего не оплачивали. Наоборот, все они еще вносили вступительный взнос по двести фунтов. Об остальных участниках - европейцах и американцах - и говорить было нечего. Никто их за уши сюда не тянул! Сами рвались.
        Не прошло и получаса после ухода Ирины, как в номере зазвонил телефон. Незнакомец выражал Александру огромную признательность за интереснейший доклад и умолял о встрече, которая, с его точки зрения, «могла быть плодотворной». Так и сказал.
        - Хорошо. Который сейчас час? Простите, я задремал.- Александр уже и сам увидел, что начало девятого, все равно спускаться к ужину.- После девяти я буду в ресторане, если вам удобно.
        - Более чем. Более чем. Большое спасибо. Тогда до встречи.
        - До свиданья,- закончил разговор уже окончательно проснувшийся Александр. Проснувшийся в физическом смысле, ведь чувствовал он себя так, будто находился во сне, потому-то он тогда и воспринял этот звонок слишком благодушно, даже снисходительно. Решил, что у него, как у ученого, появились поклонники.
        Так или иначе, но ровно в девять Александр уже сидел в ресторане, а в пять минут десятого начал ужинать. Никто не пришел. Александр, слегка разочарованный, погрузился в процесс поглощения весьма изысканной и разнообразной пищи. В половине десятого все было съедено, в добавке официанту отказано, и Александр за чистым столом дожидался последней серии миниатюрного гурманского сериала, где основными действующими лицами должны были стать кофе, сладкое и фрукты. О звонившем незнакомце он уже благополучно забыл, и даже вздрогнул от неожиданности, когда человек в серой тройке попросил позволения сесть за его столик.
        - Пожалуйста, садитесь. Места хватит.- Сытый Александр был благодушен.
        - Разрешите представиться - Эдуард. Это я вам звонил.
        - Ах да, очень приятно. Александр.- Он пожал протянутую ему руку.- Я уже думал, что вы не придете.
        - Ну что вы, как можно! У нас слов на ветер не бросают. Просто я ждал, когда вы закончите. Согласитесь, неудобно разговаривать во время ужина.
        - Почему неудобно? Вот Эммануил Кант всегда звал к себе кого-нибудь на обед, чтобы не отвлекаться от еды философскими мыслями.
        - Да, я его понимаю,- неожиданно согласился Эдуард.- Но наше-то дело не такого свойства, чтобы сочетать его с пережевыванием пищи.
        - Простите, вы сказали «наше дело»?
        - Да-да, именно. Наше дело.
        Наше дело… «Опус Деи». Александр вздрогнул. Именно так он и сказал тогда. И еще сделал на этом акцент. Неужели он нащупал ниточку? Он пристально посмотрел на Эдуарда, который уже успел вернуться на свое кресло и с видимым аппетитом поглощал принесенный стюардессой обед, не глядя по сторонам. Александр вспомнил их первый разговор до мельчайших подробностей и даже интонаций.
        - И не просто наше, а до того серьезное наше дело, что его нельзя сочетать с основной пищей, а можно только с фруктами, мороженым и кофе?
        Официант как раз сервировал стол для десерта. Причем, как ни странно, на двоих.
        - Не возражаете, что я себе тоже заказал?
        Тут Александра как-то передернуло: что за неожиданное подобострастие?
        - Как я могу возражать?- вежливо ответил он.
        - Вы сделали великое открытие. Каждый смертный теперь должен питать к вам чувство заслуженного уважения.
        Александр аж поперхнулся грушей.
        - Простите, ради бога, но что же это вы так без предупреждения?
        - Что без предупреждения?
        - Ну не знаю что… Льстите, наверное.
        - Ничуть.
        - Нет, все-таки чуть-чуть льстите. Какое там открытие, я только начал работать в этом направлении.
        Тут собеседник неожиданно поставил чашечку кофе и нагнулся к Александру, переходя на шепот:
        - Я слышал сегодня: вы сделали открытие. Имеющий уши, да услышит.
        Александр нахмурился и принялся сосредоточенно смешивать сливочное мороженое с дольками мандарина. Конечно, в душе он был уверен, что доведение его исходных результатов до аргументированного и доказательного открытия просто дело времени. Но как в этом после одного доклада мог разобраться кто-то другой? К тому же Александр во время выступления специально завуалировал основные факты своей гипотезы. Он думал, что если будет полемика, то он все сформулирует четко и ясно, но так, без всякой реакции, бросать под ноги публике бриллианты он не собирался.
        - Вы преувеличиваете. Спасибо за компанию, я, пожалуй, пойду.
        - Нет, я прошу вас уделить мне еще десять минут. Очень прошу.
        - Хорошо, я в вашем распоряжении,- ответил Александр, которому было все-таки интересно, откуда взялся этот тип и к чему он клонит. Да и фруктов еще хотелось поесть.
        - Господин Сомов, мы умеем делать выводы и из сокровенного, и из сокрытого. Поверьте, вы сказали вполне достаточно. Наши люди работали полдня и пришли к выводу, что в принципе решение у вас уже есть.
        - Над чем же работали ваши люди?
        Эдуард проигнорировал иронию Александра:
        - Над анализом вашего доклада. Принципиально там все сказано. Другое дело, что доказательная база в этом вопросе потребуется огромная. Но все это дело техники и времени. Мы хотели бы предоставить вам и то, и другое.
        - Не понял, что «и то и другое»? Технику и время, что ли?
        - Точнее сказать, мы готовы предоставить вам все технические возможности для экономии времени, которое понадобится вам для поиска неопровержимой доказательной базы.
        Александр вдруг занервничал. Что происходит? Кто этот человек? Во что он хочет его втянуть? Эдуард молчал, наблюдая за собеседником.
        - Я могу продолжать, сэр?- наконец спросил он, и голос его прозвучал строго.
        - Я совсем ручной, сэр, слушаю.
        И тут Эдуард сделал предложение Александру, от которого тот, по мнению предлагавшего, никак не смог бы отказаться. А именно - Александр тогда едва не свалился со стула - работу в одной из африканских стран.
        - Представляете, самое сердце мировой культуры, мировой письменности! Шумерское, Аккадское, Ассиро-Вавилонское царства, Карфаген, наконец…- Эдуард сыпал все в кучу, по всей видимости желая окончательно поразить собеседника.- Климат прекрасный, вполне приемлемый для европейца, а если что-то не нравится - пожалуйста, пользуйтесь климат-контролем. Вы спросите, чем заниматься? Тем же, чем и в России, но к вашим услугам будет целая команда ученых, оснащенных новейшими компьютерами, с самыми лучшими программами и самым полным контентом. Короче, весь информационный мир будет у ваших ног и в ваших руках,- резюмировал Эдуард.- Условие одно: работу нужно закончить за полгода. Если раньше - дополнительное вознаграждение. Позже - штраф вместо зарплаты: в том же объеме за те же сроки.
        - Интересно, что же это за объемы?- из чистого любопытства спросил Александр.
        - Семьдесят пять тысяч американских долларов ежемесячно.
        - Значит, за полгода и полмиллиона не набежит. Всего четыреста пятьдесят тысяч.
        - Я переговорю с руководством страны. Думаю, вам пойдут навстречу.
        - Да нет, что вы, это я так, машинально подсчитал. Привычка считать в уме. Детская привычка.
        - Значит, вы согласны.
        - Нет.
        - Почему?
        - Во-первых, вы не назвали страну.
        Эдуард немного помялся.
        - Работать нужно будет в Моганде.
        Александр выразительно на него посмотрел:
        - Нет, не согласен.
        - Почему?
        - И вы еще спрашиваете?
        - Это мой долг.
        - А мой долг сообщить вам и руководству вашей страны, что я патриот России и никуда не собираюсь уезжать. Я люблю родину.
        - Но это всего на полгода или даже меньше. Просто длительная командировка.
        - Нет, полгода я без родины не проживу. Простите, я должен окончательно отклонить ваше предложение. Мне, конечно, лестно, но я не могу его принять.
        Эдуард как-то сразу осунулся. Александру даже захотелось его утешить.
        - Лично вам я чем-нибудь могу помочь?
        - Нет, господин Сомов, теперь мне уже никто и ничто не поможет.
        - Что вы такое говорите? Что за бред?- ляпнул Александр.
        - Нет, Александр Дмитриевич, это не бред, это жизнь.- Интонация у собеседника была грустно-проникновенной. Александру стало неудобно за свою бестактность.- А помочь вы мне все-таки можете. Не отказывайтесь окончательно. Хотя бы еще два дня. Мне нужно выиграть время. Если вы действительно хотите помочь лично мне. Спасибо вам.
        - Хорошо, можете делать вид, что мы торгуемся или что я размышляю.
        - Нет, лучше размышляете, а то если торгуетесь, то стоит нам уступить, и вам некуда уже будет деваться. А вы и вправду подумайте. Где вы еще заработаете такие деньги?
        - Да зачем мне столько денег?
        - Я вас не понимаю.
        - Мы из России, и нас многие не понимают. Деньги для большинства из нас не главное.
        - А что главное?
        - Это по-разному. У каждого свое. Однако простите, мне пора идти. Завтра рано вставать.
        - Нет, это вы меня простите, господин Сомов, не смею больше задерживать, и так отнял у вас столько драгоценного времени. Извините, не буду вас провожать. С вашего позволения я останусь - фрукты доем.
        - Тогда приятного аппетита.
        Александр с сочувствием пожал ему руку на прощание.
        Его растрогал этот искренний испуг. Как все-таки людям при диктатуре несладко живется, подумал Александр. Он такой запуганный! А может, и голодает частенько: остался доедать.
        Хотя Александр вымотался за эти сутки и совсем не выспался, заснуть он смог только под утро. Испуг Эдуарда передался и ему. Он вспомнил разговор с Мигелем в аэропорту, и ему стало страшно. Неужели он все-таки влип в какую-то историю? Предложения диктаторов частным лицам имеют одну особенность - от них действительно трудно отказаться. Согласиться невозможно, но ой как трудно отказаться. Александра мучили нехорошие предчувствия. Нет, не нужно было соглашаться на предложение. Зря он пожалел того типа. Наверняка это был просто такой прием: Александра специально хотели разжалобить, и теперь, когда он уже дал слабину, они пристанут к нему намертво. Теперь-то Александр прекрасно понимал, какую совершил ошибку. Когда он заснул, ему приснился громадный диктатор с лицом Ирины. Изо рта Иродиктатора высовывался змеиный язык и щекотал ему ноздри.

1581
        Отец Анны Хэтуэй заболел еще в прошлом году, но с самого начала этого года болезнь перешла в иную стадию, и Ричард почти все время спал. Днем, с тех пор как наконец потеплело, он спал в саду, и, когда приходило время обеда, Анна срывала травинку и щекотала ему ноздри. Так почему-то ему легче было просыпаться. Если она его толкала или будила громким голосом, он просыпался в испуге и тут же порывался куда-то бежать. Щекотка казалась ему продолжением сна, каковым потом он считал и кормление. В таком случае ему не приходилось терпеть боль.
        Умирающий Ричард оставлял после себя восьмерых детей. Трех от первой жены, пятерых от второй. Анна была самой старшей. С этого года Ричард перестал стремиться к увеличению народонаселения Англии, а мачеха уже не могла справиться одновременно и с домом, и с больным мужем, так что Анна теперь не ждала младшего брата до полудня в повозке и, соответственно, больше не встречалась с Уильямом Шакспером. Единственный раз весной ей удалось вырваться ночью - выполнить обещанное.
        Если отец не спал, он все время спрашивал ее, почему она до сих пор не вышла замуж. Он решительно не помнил, что сам всячески препятствовал ей. Объяснить, как обстояли дела на самом деле, просто язык не поворачивался. Дошло до того, что отец отписал ей в завещании шесть фунтов тринадцать шиллингов и четыре пенса, которые она могла получить только в случае замужества.
        Ричард изводил ее вопросами, есть ль у нее жених, и в какой-то момент она не выдержала и рассказала про юного Шакспера. В иные времена это привело бы Ричарда в ярость - связалась с молокососом небогатого ума! Но близость смерти творит с человеком настоящие чудеса - теперь он и этому известию был рад. Но не прекращал своих расспросов, и в конце концов в сентябре дочка призналась, что переспала с Уиллом. Только после этого отец успокоился. И опять заснул. И уже больше не проснулся.
        Ему приснилось, что Анна беременна и что он узнал об этом самым последним, когда размер живота скрывать было уже невозможно. Ричард Хэтуэй устроил дочери допрос с пристрастием, криками и оскорблениями довел до слез, дал для профилактики увесистый подзатыльник и вышел из дома.
        Уверенной походкой он направился прямо к кожевенной лавке Шакспера. За прилавком стоял юный Уилл, который при виде разгневанного отца Анны совершенно растерялся и даже в первый момент захотел убежать и спрятаться. Едва сдержался.
        - Что вам угодно, сэр?
        - Что мне угодно? Мне угодно содрать с тебя шкуру и наделать из нее перчаток! Где твой отец, паршивец?!
        Но отец Уилла услышал громкие крики в лавке и сам уже спускался к посетителю. Узнав фермера, Джон Шакспер протянул ему руку и пригласил в дом пропустить по стаканчику и решить все проблемы.
        Декабрь 2010
        Решать проблемы надо по мере их поступления, успокаивал себя Александр на другое утро. Он проснулся позднее, чем было нужно, чтобы успеть на первые два доклада утреннего заседания. Но, по правде сказать, его гораздо больше беспокоил завтрак. Голодать до обеда ему решительно не хотелось, а денег у него осталось немного, и не было никакой охоты попусту проедать их. Раз все включено, значит, все включено, кто бы это ни включил. «Назад деньги ни им, ни мне не вернут»,- резюмировал он.
        Но эта самая незначительная из проблем Александра решилась сама собой, как только он появился в ресторане. Утренний шведский стол, конечно, уже закончился, но ему моментально накрыли столик и предложили роскошный выбор блюд. Чего там только не было! Свежеподжаренные хрустящие гренки дымились на тарелке, от белоснежного йогурта, искрившегося на свету, веяло прохладой, розоватая буженина источала едва уловимый чесночный аромат, яичница таращила на него свои желтые глазищи, черная икра призывно отпотевала в хрустальной мисочке на льду, бутылка с французским шампанским в нетерпении раздувала бока в ведерке рядом со столиком, но самое главное, от чего Александр окончательно проснулся, был манящий аромат какого-то поистине волшебного кофе.
        Это тебе не стандартный континентальный завтрак: сосиска с булочкой и помятым круассаном или какие-нибудь бэкон энд эггз! И уж тем более не английский брэкфест… Что за волшебная метка была на его гостевой карте, Александр никак не мог понять. Но как только он утолил голод, к нему вернулся ночной страх. И виной всему была именно икра. Всякие там ветчины с буженинами да четыре вида сыров его не пугали, но когда он представил, сколько здесь стоит черная икра, намазывать ей второй бутерброд ему расхотелось. Он погрыз фисташек вперемешку с миндалем, чтобы как-то успокоиться.
        Все ясно как белый день, начатый с черной икры,- его просто покупают. Потом к нему подойдут и скажут: кушали нашу икру? Вернее, вашу икру за наши деньги? Будьте любезны, отработайте. Вот вам шарашка, и трудитесь на благо нашей родины. Кто платит, тот и заказывает музыку. Dura lex sed lex. Закон суров, но это закон. Дура лекс…
        Нет, сам дурак - что ж дальше-то делать? Александр ответил на традиционный русский вопрос традиционным же русским ответом. Он налил полный фужер шампанского, выпил залпом и совсем уж по-русски закусил икрой - ложкой прямо из мисочки. «Вдова Клико», между прочим, заметил Александр и почему-то сразу вспомнил про Ирку. Может, ей поплакаться? Нет, это уже слишком. Это ему обойдется еще дороже. И так он из-за нее потерял бдительность.
        Вообще, какого дьявола шекспировский вопрос вдруг взволновал африканского диктатора? Или их интересуют математические способности Александра? Да, в молодости он увлекался математикой - папа руку приложил. Признак Коши, гипотеза Эйлера, теорема Ферма… Но кто об этом знает? А только за потенциальные способности еще никому полмиллиона не предлагали. Нет, что-то здесь не так.
        Стюардесса быстро разносила обед. Вот оно, принципиальное отличие от экономкласса: стеклянная посуда, металлические приборы, в баре любой напиток и почти ресторанное питание. Ну разве чуть хуже, чем в оксфордском отеле, промелькнуло у него в голове. «Я правильно тогда подумал, что с этим диктатором что-то нечисто»,- снова принялся размышлять Александр о недавних событиях. Полмиллиона долларов ему собирался платить диктатор страны, экономика которой даже не трещит по швам, а лежит во прахе: инфляция более десяти тысяч процентов в год. Абсурд.
        Но возможно, через него действуют другие. Кто же? «Опус Деи», кто еще! Эдуард! И… Мигель. Хотя они, по-видимому, по разные стороны баррикад. Один все время твердит как пономарь: не занимайся Шекспиром, не занимайся Шекспиром. А чем Александру еще заниматься, если он шекспировскому вопросу всю жизнь свою сознательную отдал?! Другой миллионы предлагает, только давай заканчивай исследование. И Мигель тоже поет с чужого голоса. Но вот чей это голос? Время одиночек прошло, партии, организации, тайные и явные,- вот кто правит миром. Александр поморщился: до чего же все банально!
        Думать-думать! Проповедь святости в миру - девиз «дела Божьего». Шакспер святым, очевидно, не был, а вот тот, кто скрывался под его именем, определенно претендовал на святость: ничего, мол, мне не нужно - ни имени, ни гонорара. Все жертвовал бедным, а тут как раз сын перчаточника подвернулся! Чем тот загадочный автор не святой? Вот его бы на щит и на знамя. А еще можно доказать, что он как-то связан с розенкрейцерами - тоже все-таки братья во Христе.
        В общем, прелатуре Ватикана тут есть чем идеологически поживиться… Сами они, конечно, действовать не будут, а вот под прикрытием африканского диктатора продвинуть свое Божье дело - это вариант. Кто подумает, что «Опус Деи» связался с африканским диктатором? Такого и Дэн Браун бы не посмел предположить, а уж он чего только не навыдумывал. Александру о нем Таня рассказывала… Он скривился от внезапной боли в затылке, вызванной воспоминанием о жене. Вот и считай после этого, что мысль нематериальна. Мысль о Татьяне тут же запульсировала мигренью.
        Он отдал стюардессе посуду и предался воспоминаниям, закрыв глаза и надеясь забыть о боли.
        Погрузившись в глубокую задумчивость, Александр не заметил, как сделал себе еще один бутерброд с черной икрой. Когда же, наконец, увидел этот плод своей задумчивости, усмехнулся, пробормотал что-то вроде «Коготок увяз - всей птичке пропасть». Раз икра уже подана, съест он ее или не съест, значения не имеет. Хоть энергии наберется, утешился он, наливая себе чашку кофе.
        Александр и не догадывался, насколько он был прав: энергии в текущие сутки ему предстояло израсходовать исключительно много. Ближайшее потрясение ожидало его буквально через пять минут.
        Войдя в номер, он сразу же насторожился. Тапочки у кровати аккуратно стояли носик к носику, параллельно друг другу. Он точно помнил, что оставлял их буквой «Т»: один тапок перпендикулярно кровати, другой - параллельно. Поработали уборщицы? Но это предположение тут же пришлось отвергнуть. В номере никто не убирался. Как ни тщательно застилал постель Александр, горничная перестелила бы ее по-своему. Да и уборку здесь начинали позднее, так, чтобы не мешать постояльцам: сначала выясняли, покинули ли они гостиницу, и только потом вторгались с пылесосом. Это и было высшим классом сервиса пятизвездочного отеля - его ненавязчивость!
        Итак, он отсутствовал всего полчаса, а в номере уже кто-то побывал. Причем не просто побывал, а пытался скрыть следы вторжения. Если бы заходил какой-нибудь электрик-сантехник, то он вряд ли бы обратил внимание на его тапки. Задел бы походя - и все, лезть бы Александру за ними под кровать! А тут получается, кто-то прошел мимо его кровати и случайно задел тапку. Когда же этот кто-то выходил, то заметил, что тапки стоят неровно, и, стараясь замести следы, поставил их в классическую по тапочному уставу позицию.
        Александр внимательно осмотрел свой номер. Больше никаких проколов утренний гость не допустил - все на местах. И в шкафу вроде бы ничего не тронуто. И чемодан лежит, где лежал. И в чемодане все как будто бы на месте… Стоп! Не все! Пропал ноутбук! Он точно помнил, что положил его на дно чемодана, под тренировочный костюм, который не стал вынимать, так как в номере были халаты. Вот тебе и пятизвездочный отель! Александр в отчаянии сел в кресло. Ноутбук ему было жалко. Столько лет он с ним. Дитя дефолта! Где он теперь себе другой возьмет? Папочке в ноги кланяться? Просить лэптоп с барского плеча? Александр почувствовал себя униженным от одной этой мысли.
        Но что в этих случаях принято делать? В полицию идти? Администратору жаловаться? Управляющему? Да, пожалуй, второе эффективнее. Эти найдут скорее, лишь бы не вмешивать в дело полицию, не портить репутацию гостиницы. Александр позвонил на ресепшн:
        - Алло, это Александр Сомов из тринадцатого номера… А… вы видите? Отлично. Сэр, я через семь, нет, восемь минут спущусь. Мне срочно нужно поговорить с администратором, а еще лучше с управляющим… Да, это очень важно и срочно… Спасибо.
        Александр быстро привел себя в порядок. Он не очень переживал, что вместе с ноутбуком пропала какая-то информация. На домашнем компе было все, что в ноутбуке, и даже больше. А потом у него всегда с собой была флешка, на которую он копировал телефонную записную книжку и документы, что были в работе. Правда, флешка у него была не такой уж и большой - всего тридцать два гигабайта,- но тем не менее на нее помещалась вся важная информация… Единственное, чего там не было, так это последнего, отредактированного в самолете файла с докладом,- потеря не большая, тем более что сам доклад лежал в папке в распечатанном виде. Но Александру банально было жалко ноутбука. Уже дюжину годков он служил ему верой и правдой, и вот сейчас, когда Александр начал последний раунд борьбы между верой и правдой в решении шекспировского вопроса, он лишается своего преданного друга! Нет, курс на администратора!
        Внизу, на стойке регистрации, его ждала целая делегация: два менеджера, дежурный администратор и даже сам управляющий. Он оказался очень высоким, худощавым, седым мужчиной с пластикой пантеры.
        - Рад вас приветствовать, господин Сомов. Что-нибудь случилось? Надеюсь, ничего серьезного, сэр?
        - Спасибо за заботу. Ну что вы, сэр, разве я бы позволил себе вас побеспокоить из-за какой-то мелочи.
        - Тогда давайте сядем в кресла вон там, в зимнем саду.
        Управляющий провел Александра в зимний сад, ухитряясь быть одновременно и впереди и сзади клиента.
        - Сэр, я вас очень внимательно слушаю.
        - Не стоило так беспокоиться. Хотя дело и важное, но никакого секрета в нем нет: у меня украли ноутбук,- достаточно громко сказал Александр.
        Управляющий тут же вскочил и всплеснул руками. Казалось, он старался впитать своим телом излишнюю громкость последней фразы. И быстро-быстро, но тише, чем раньше, заговорил:
        - Вы очень-очень правильно поступили, что обратились к нам. Это чрезвычайно мудрое и взвешенное решение. Благодарю, от души благодарю вас за это. Конечно, конечно, это наше дело, и больше ничье. Как это могло произойти? Двенадцать лет у нас не происходило ничего подобного. Последняя кража из номера случилась еще в прошлом тысячелетии. В любом случае, при любом раскладе мы компенсируем вам все…- Он опять ухитрился совместить практически несовместимое: одновременно ходил вокруг Александра и нависал над ним.- А вот нам и кофе принесли.
        На полусогнутых ногах бесшумно подлетел официант в сопровождении самого метрдотеля. Официант нес огромный поднос с кофе, молоком, шоколадом, водой и различными сладостями. Метрдотель, тот самый, с усиками Гитлера, торжественно поставил ведерко со льдом и явил всеобщему обозрению бутылку шампанского, на этот раз Crystal.
        - Прошу вас, шампанское,- просвистел метрдотель.
        - Благодарю вас, не стоит,- отмахнулся Александр.
        - Стоит, стоит,- отозвался управляющий,- очень дорого.
        Александр знал, сколько стоит Crystal. Почти по тысяче фунтов за бутылку в розницу - видел накануне в винном погребе, куда зашел из любопытства.
        - Да не буду я, спасибо, конечно…
        - Тогда мы отнесем вам в номер. Это подарок от отеля.- Метрдотель мгновенно испарился.- Но от кофе же вы не откажетесь? Я знаю, вы любитель.
        Столик уже был сервирован, и официант разлил им кофе. «Откуда он знает про кофе?- удивился Александр.- Хотя, наверно, работа у него такая».
        Управляющий тем временем, не смолкая, пришептывал:
        - Наверное, это очень дорогой ноутбук? У такого человека, как вы, разумеется…
        - Нет, он дорог только мне. Видите ли, я купил его как раз в том году, когда у вас была последняя кража, представляете, какое совпадение. Это практически уже музейный экспонат, раритет. Он дорог мне как память.
        Управляющий как-то сразу обмяк в кресле. Он подумал, что клиент намекает на моральную компенсацию. У них, бывало, за такое выставляли и миллионные суммы!.. А тут еще и ретроэкземпляр… Огромные судебные издержки, так что даже в случае выигрыша с этого русского их, скорее всего, не получишь, а потом, в случае проигрыша дела, его, разумеется, уволят. Тридцать лет безупречной службы коту под хвост!
        - Сэр, сеньор, господин, умоляю вас, не беспокойтесь! Мы найдем, я лично займусь этим.- Он заискивающе посмотрел на Александра.
        - Тогда не будем терять времени. Давайте сообщим в полицию?
        - Никакой полиции. Уверяю вас, наша служба безопасности лучше любой полиции, тем более Скотленд-Ярда. Да, кстати, о времени? Когда вы это заметили?
        - Только что. Украли, пока я завтракал. Утром он был на месте.
        - У вас есть какие-нибудь предположения, сэр, так сказать, подозрения?
        Какие у него могли быть подозрения? Да в сущности, никаких. Ерунда всякая. Африканский диктатор, у которого руки по локоть в крови, предлагавший полмиллиона долларов за исследование о Шекспире, которое почему-то нужно делать в его разваливающейся империи, да сумасшедший испанец, то пропадавший, то появлявшийся, как Сивка-Бурка, только вот по своему хотению. Тот предлагал меньше: всего тридцать тысяч фунтов, но зато делать ничего не надо было, только домой улететь и Шекспиром больше не заниматься. Да, еще таинственный профессор Свенсен, который привез его на конференцию за свои бабки бизнес-классом, сделал британскую визу за полчаса и поселил в шикарном отеле с суперполным пансионом. Этот, правда, ничего не просил, только за все время конференции даже не удосужился с ним встретиться, не говоря уже о том, чтобы прийти послушать доклад Александра, который его якобы так заинтересовал. Да, и еще одно. Университетская любовь, с которой он не виделся двадцать лет, вдруг примчалась встречать его в аэропорт и вместо здрасте засунула в рот язык, переспала с ним пару раз и пропала - больше не появляется и к
телефону не подходит.
        - Нет, абсолютно никаких.
        - Мне известно - простите, такая должность,- что у вас были гости.
        - Они вне подозрений. Простите, я тороплюсь на конференцию.
        Александр поднялся и направился к выходу.
        - Понимаю. Всего доброго.
        Управляющий уже снова со всех сторон провожал клиента и даже лично распахнул перед ним дверь. Александр смог избавиться от него только на улице.
        Февраль 1580
        От младшего брата Гилберта, с которым они вместе были на реке, Уильяму удалось избавиться только на Кросс-Лэйн. И увязался же за ним этот Гилберт! Уиллу нужно было срочно встретиться с Анной, чтобы рассказать ей о том, что случилось на реке. А повозка Анны, как назло, с самого Рождества практически не задерживалась в Стратфорде. Отвезет рано утром Роберта в школу - и сразу назад, даже на обед за ним не заезжает. Так что Роберту днем приходилось плестись пешком целую милю до своего дома на ферме Новая земля в Шоттери. Едва поесть успевал - и в обратный путь.
        Вечером, правда, Анна опять за ним на повозке приезжала. В пять-шесть часов здесь уже темно, и одному мальчику ходить страшно. А после сегодняшнего случая на реке еще страшней будет, думал Уилл, вспоминая, как из воды баграми достали труп девушки. Ровно в той самой глубокой заводи под большой ивой. Если б не заводь, то снесло бы течением, вряд ли и вообще нашли бы. Он слышал, как люди, сбежавшиеся посмотреть на происшествие, шептались, называя друг другу ее имя: Катерина Гамлет.
        Хорошо еще, что сегодня среда - уроков больше нет, засветло к Анне успеет сбегать. И еще хорошо, что отец исчез куда-то из города. Вообще-то понятно куда. Мать-то на девятом месяце, уже из комнаты практически не выходит, даже еду ей туда приносят. Короче, когда Уиллу приступать к своим обязанностям в мастерских, теперь только его забота - следить некому. Патрисия тоже, ясное дело, с отцом уехала. Бог им обоим судья, хотя…
        Почти шестнадцатилетний Уильям Шакспер бодрым, упругим шагом двигался по проселочной дороге в направлении дома, где жила Анна. Февраль. Каким страшным был прошедший год. Сначала этот ужас с сестричкой Анной, потом его «падение» с Анной Хэтуэй. Впрочем, как выяснилось, послед нее совсем не страшно, а даже наоборот… Уильям теперь готов был падать так каждый день! Но вскоре у Анны заболел отец, и теперь Уилл может видеть ее лишь мельком, когда она привозит или увозит Роберта. Жизнь, казалось, манила его то одним, то другим - и тут же отнимала и то, и другое! Отец стал особенно строг с ним, а Патрисия… Та уж просто готова была убить его при первом удобном случае. Стерва! Вот кого бы Уилл не пожалел, отомстил бы за сестренку. Ничего, придет еще время!
        С такими мыслями младший Шакспер добрался до Шоттери. Теперь нужно быть осторожнее. Огородами, садиком незаметно подобраться к дому. Дом большой такой, белый, его особенно хорошо видно, пока нет листьев на деревьях, зато летом и осенью он тонет в зелени. Уилл был здесь уже несколько раз и знал, какое из окон принадлежит Анне. Лишь бы она была у себя! Уильяму повезло: она только что накормила отца, и тот спокойно заснул, а Анна на секундочку вошла в комнату - привести себя в порядок. Девушка не спеша переодевалась перед зеркалом, и Уилл невольно залюбовался ею. До чего же она красивая!
        Наконец Анна заметила его и, погрозив пальцем, открыла окно. Он резво влез и бросился к ней. На этот раз она была благосклонна, позволила себя поцеловать и даже ответила на его поцелуй. Она понимала, что, играя с ним, поступает неправильно, но ничего не могла с собой поделать. Анна была в возрасте первого периода женской ненасытности, и отношений с графом ей было явно недостаточно, при всей их серьезности, а может быть, именно поэтому. Ей хотелось всего, всех и сразу. К тому же она прекрасно понимала, что связь с графом не может продлиться долго, по крайней мере, они не будут вместе всегда, и потом ей же нужен муж. Вот найди себе какого-нибудь мужа, частенько говаривал ей граф, когда она его особенно допекала. И Анна нашла. Оставалось представить его графу. Но позже, когда представление состоялось, оно ей совсем не понравилось.
        Но это произошло позже, сейчас же нужно было разбираться с Уильямом.
        - Славный мальчик. Ну, будет тебе, будет.- Анна выскользнула из его объятий.- Уилл, мы же не одни в доме, сюда могут войти в любой момент.
        - Пусть входят. По закону я уже имею право жениться. В апреле мне исполнится шестнадцать.
        - Ну так то по закону, а по благодати…
        - Это еще что такое? Ты хочешь стать монашкой? Тогда ступай в монастырь. Но учти, я к тебе и туда стану наведываться.
        - Все, Уилл, хватит. Говори, чего тебя принесло.
        - Русалочья лебединая песня!
        - Лебедь Эйвона?
        - Нет, лебедка… Утопленница.
        Анна отпрянула:
        - Свят-свят-свят! Я боюсь утопленниц. Почему она утопилась?
        - Не знаю. На берегу болтали, что от неудачной любви.
        - А что говорит коронер?
        - До него дело еще не дошло.
        - И кто же эта несчастная?
        - Катерина Гамлет… вроде так.
        - Сколько ей было?
        - Не знаю. Я мало что успел узнать. Сразу к тебе.
        - А на вид?
        - Какой вид у утопленницы? Ну, может, лет двадцать.
        - А где твой отец?
        - Опять с Патрисией на дальнюю скотобойню пошли. Я так думаю. Матери скоро рожать: куда им еще деваться? Она же из дому не выходит. Вот они на бывшую ферму деда и отправились.
        - Давно?
        - Да с самого утра.
        - А труп когда выловили?
        - После полудня.- Шакспер вдруг осекся.- На что ты намекаешь?
        - Уилл, я ни на что не намекаю, но ты поразузнай об этом деле получше. Потом расскажешь. Мне тут так скучно. Дети, отец едва в памяти… и мачеха… Мачеха…
        - Мачехи бывают очень добрые. И потом, ты здесь после нее самая старшая.
        - Уилл, ты хочешь со мной поссориться? Правильно, зачем тебе старуха?
        - Анна, да брось, какая ты старуха? Я люблю тебя.
        Анна зарделась. Уилл осторожно взял ее за грудь. Слезы счастья брызнули из его глаз. Анна как стояла, так и села на пол, обхватив голову руками.
        - Уходи немедленно, прошу тебя,- прошептала она.
        Уилл растерялся от неожиданности, но уже через секунду бросился к ней.
        Декабрь 2010
        Самолет неожиданно стало резко бросать то вниз, то вверх. «Очередная зона турбулентности»,- подумал Александр, но не услышал и не увидел никаких предупреждающих сигналов. Внештатная ситуация? Обидно было бы не долететь. Всего-то час тридцать осталось до посадки в Москве. Хорошо, что хоть голова прошла. Но самолет выровнялся, его перестало трясти, и Александр снова погрузился в воспоминания.
        Оставив управляющего перед входом в гостиницу, господин Сомов пошел, что называется, куда глаза глядят. В корпус, где проходила конференция, он всегда успеет, а по Оксфорду тоже побродить надо, раз уж его сюда занесло. Бродил, бродил… Красиво, конечно. Здания всякие интересные. Гармонично, исторично. Газоны, которые стригут триста лет, дерев ья, которые выращивают двести лет, парки тоже немолодые. Вот уж где мир, тишина и покой. И в этот момент заиграла мелодия мобильного телефона - враг рода человеческого, всегда лишит покоя, мира и тишины. Кого еще по душу Александра послал князь всего противоположного?
        - Алло.
        - Это я, Эдуард. Простите, но я обязан задать вчерашний вопрос.
        - А я повторяю вчерашний ответ.
        - Александр, пожалуйста, не торопитесь.
        - Опять личная просьба?
        - Нет, сейчас нет. Сейчас ваша очередь.
        - Что такое?
        - Сохраните мой номер. Я ваш друг.
        - Спасибо, друг, я вас не забуду.
        - Теперь мы обречены на дружбу.
        Александр счел неуместным продолжать этот безумный разговор. В мобильном телефоне что хорошего, так это кнопка выключения. Закончить можно так же легко, как начал. Правда, легко Александру почему-то не стало. Ну раз уж его вывели из состояния покоя, позвонит он Мигелю. Испанец ответил тут же, как будто ждал звонка:
        - Алло.
        - Алло, Мигель? Это Александр. Я в Оксфорде.
        - А я в Лондоне.
        - Приезжай, посидим сегодня.
        - Я же сказал, я в Лондоне. Мы в разных городах.
        - Мигель, это все равно что с противоположного конца Москвы приехать, даже еще проще.
        - Ты выступил?
        - Да.
        - Тогда чем я могу теперь тебе помочь?
        - Мне не нужна твоя помощь, Мигель. Просто хотел встретиться.
        - Здесь не Москва, здесь просто не встречаются. Я тебе говорил, не ввязывайся в это. Теперь какие вопросы?
        - Вообще-то вопросы есть, но по телефону я их тебе задавать не буду.
        - Дорого?
        - Да, дорого.
        - Извини, тебе готовы были заплатить.
        - До свиданья. Если надумаешь встретиться, позвони.
        - Хорошо. До свиданья.
        Поговорили. Как песка наелся. Псих, он и есть псих. Ладно, что теперь сделаешь… Александр решил, что нагулялся и настало время уделить немного внимания своим коллегам-шекспироведам. Правда, они его, судя по всему, коллегой не считали. Антистратфордианец для них не шекспировед. Да и человек-то так - из политкорректности.
        Александр отправился к месту проведения конференции и как раз успел на последний предобеденный доклад. Он назывался, как было написано в программке, «Почему Шекспир не умер в 1604 году». Был еще подзаголовок «По поводу одного оксфордианского мифа». Забавно, что к Оксфорду как к городу прилагательное
«оксфордианский» не имеет никакого отношения, оно отсылает к теории, по которой автором шекспировских произведений является семнадцатый граф Оксфорд. В устах стратфордианцев это оксфордианский миф, хотя в устах оксфордианцев миф как раз стратфордианский. В общем, обзывают друг друга мифом. Любопытно, что заядлые стратфордианцы собираются преимущественно в Оксфорде, а оксфордианцы, наоборот, зачастую проводят свои конференции в Стратфорде.

«Каким же образом я попал в эту компанию?» - снова задался вопросом Александр и опять не нашел ответа. Кто такой этот профессор Свенсен: в программе выступлений его нет, в списке организаторов тоже. Александр пытался узнавать в оргкомитете - никто о нем и не слышал. Чудеса да и только! Кто же его пригласил и за все заплатил? Не африканский же диктатор. Или это такой просвещенный диктатор? Чудно.
        Вскоре подошло время обеда, и все разошлись кто куда. Обед - это вам не кофе-брейк, тут каждый за себя. Платит, естественно. Александр побрел к себе в отель - страшно ему там понравилось обедать, к тому же его карточка гостя, как талон с печатью «уплочено».
        Пообедать-то Александр пообедал, но до десерта добраться не успел. Опять проклятый мобильник.
        - Сашенька, это ты?- раздался в трубке тещин голос.
        - Я, Светлана Никодимовна, как вы там? Как Таня, как Никита?
        - Никита в порядке. С тобой-то все в порядке?
        - А почему вы спрашиваете? Таня рядом? Можно с ней поговорить?
        - Ой, Сашенька, нельзя…- И заплакала. Что за ерунда?
        - Почему это нельзя?
        - Нет-нет, Саша. Не знаю, как сказать…
        - Да скажите вы уж наконец, не томите.
        - Она пропала,- всхлипнула теща.
        - Как пропала, когда пропала?!
        - Вчера вечером поехала на занятия и не вернулась. И не позвонила. Телефон все время недоступен… Недоступен и недоступен. Сашенька, я не знаю, что делать! Приезжай скорее.
        - Как же быть, у меня билет через три дня. С фиксированной датой. А другой билет купить не на что. Вы в милицию обращались?
        - Уже обращалась. Они говорят, что, если бы они искали всех, кто на сутки пропал, только бы этим и занимались. Так и сказали. И обругали меня.
        Александру тоже захотелось ее обругать. Что она мелет? Неужели нельзя объяснить нормально? Образованная ведь женщина!
        - А Никита?- спросил Александр, чтобы немного прийти в себя и сориентироваться.
        - Никите я сказала, что мама срочно уехала в командировку. Сейчас он на секции.

«Слава богу,- подумал Александр.- Хоть он не слышит всего этого».
        - Может, она у Наташки?
        - Нет, я всех обзвонила.
        - Хорошо, ищите дальше. А я буду думать, что делать.
        - Приезжай, Сашенька.
        - Все, если что-то будет новое, звоните. Все. До свиданья.
        Что все это значит? Не дай бог, попала в аварию. Но тогда теще перезвонили бы по Таниному мобильнику. Так всегда делают. Украли телефон, а потом?… Нееееееееееет! Этого нельзя даже думать. Лучше думать, что это женские штучки, хотя на Таню не похоже. Может, всё, не выдержала, стала как все? Решила меня выдернуть с конференции, поставить на место?… Вернуть в семью?… Нет и нет! Это не про нее. Боже, может, она как-то про Ирину узнала и… Нееееееет! Как она узнала бы? Вдруг Ирина сама ей позвонила и все рассказала? Нет, не верю. Ирина, допускаю, стерва, но не сволочь. А это разные вещи. Так она не сделает. А вдруг все же сделала? Вдруг-вдруг… Позвонить Ирине? Так, теперь и ее телефон недоступен. Что, и она пропала? Бардак! Порядка нет! Стоп, нужно и Тане набрать, на тещу большой надежды нет.
        Александр полторы минуты слушал длинные гудки, потом залпом допил остывший кофе и пошел в номер. По пути заглянул на ресепшн, спросил, не было ли ему сообщений от управляющего. Сообщений не было. В номере не убирали. Он повесил табличку и специально попросил об этом администратора. Все четко. То есть не убрано. То есть убрано, но самим Александром. Все как было, и тапки стоят правильно, крестом, как он их и поставил. На столике обещанная бутылка шампанского Crystal, фрукты и шоколад. Александр механически открыл чемодан - и вот так сюрприз! Ноутбук лежал, как будто его вообще никто не трогал! Управляющий постарался? Нет, конечно. Откуда ему знать, где он раньше лежал, ему об этом никто не говорил. Значит, на место его положил тот же, кто и брал.
        И как он в номер-то проник? Ну один раз еще ладно. А второй? Когда служба безопасности отеля уже вовсю работала, зная, что утром обворовали постояльца. Александр подошел к балкону. Дверь закрыта изнутри, снаружи ее было не открыть. Вышел на балкон - здесь никаких следов. Можно ли залезть снизу? Как говорится, первый этаж, то есть по-русски - второй. Высоко. Залезть с веревкой, конечно, можно, но какой смысл, если дверь все равно заперта. А окно? И окно. Та же история. Криминалист хренов. Все вот ему надо знать. Какая разница, как сюда забрались?… Есть разница. Если через дверь, значит, эти люди связаны с охраной. Тогда дело дрянь. Все куплено.
        Александр включил компьютер и проверил содержимое. Всё на месте.
        Февраль 1580
        На том месте, где вытащили на берег утопленницу, собралась толпа зевак. Коронер со своими помощниками-монахами так и не смогли разогнать любопытных, только отогнали их немного подальше от того сарая, где начали работать, не обращая больше внимания на собравшихся на берегу.
        - Никаких признаков насильственной смерти, сэр. Она девственница, сэр.
        Они исследовали труп той самой девушки, которая вчера утонула в реке. Уильяма внутрь тоже, конечно, не пустили, и он стоял вместе со всеми, но в первом ряду, и благодаря своему необычайному слуху различал каждое слово. Если б только толпа еще не гомонила!
        Главная проблема для коронера доказать, что это было не самоубийство. Заботились при этом не о теле, а о душе. Душа самоубийцы должна была проследовать в ад, так что вопрос был серьезный. По мертвому телу решали судьбу души.
        Коронер не удовлетворился исследованием брата Лоренцо, подтвердившим невинность Катерины Гамлет. Нужно было еще доказать ее невиновность! При внимательном поверхностном изучении он обнаружил на теле следы ударов плетью.
        - Брат Лоренцо, вы можете установить причину смерти?
        - Ну, сэр, несомненно, она умерла.
        - Брат Лоренцо, я не прошу вас устанавливать факт смерти, я прошу установить причину смерти. Это возможно?
        - Причины бывают разные, сэр. Я не думаю, что это самоубийство.
        - Хорошо, тогда ответьте мне на такой вопрос: она утонула?
        - Ну, конечно, сэр. Ее же вытащили из реки.
        - То есть вы, брат, утверждаете, что причиной смерти было погружение в воду?
        - Да, сэр, люди не живут в воде.
        - Но они не живут и на суше, если их ударить камнем по голове или повесить за шею.
        - Не живут, сэр. Разве это жизнь?
        - Брат, вы видите следы побоев?
        - Нет, сэр.
        - А вот эти длинные, тонкие красные следы?
        - Вижу, сэр.
        - О чем это говорит?
        - О чем, сэр?
        - Что ее били плетью, не так ли?
        - Вам виднее, сэр.
        - Значит, вы это подтверждаете?
        - Подтверждаю. Вам виднее, сэр.
        - Ладно, придете ко мне подписать бумаги по результатам медицинского освидетельствования.
        - Не понял, сэр.
        - Придете и все подтвердите письменно. А у нее в легких есть вода?
        - Откуда же я знаю, сэр?
        - Проверьте, брат. Вода должна вылиться, если ее перевернуть вниз головой. Тогда она действительно утонула.
        - Она утонула, сэр, все видели, как ее вытаскивали.
        - Но никто не видел, как она тонула, вот в чем дело.
        - Этого я не знаю, сэр.
        - Хорошо. Сделайте с братьями, как я сказал. И приходите ко мне сообщить, была ли вода.
        - Она была, сэр.
        - Я имею в виду воду в легких.
        - А… сэр.
        На этом диалог прекратился. Вероятно, коронер вышел.
        Послышалось какое-то шуршание, стук, сопение.
        - Мне кажется, брат, вода там есть. Она же утонула.
        - Да брат, мне тоже так кажется.
        - Тогда отнесем ее в холодную.
        Когда братья ушли с телом, Уилл осторожно вошел в комнату, где шло расследование. Полы здесь были деревянные. И абсолютно сухие. Значит, она не захлебнулась. И что же получается? Следы побоев - и не захлебнулась. Получается, что ее убили. Какой ужас. Но кто?
        Уильям пошел к месту, где ее выловили. Конечно, следов никаких. Сколько людей ее вытаскивали… Но все-таки, если она пришла сюда сама, должны быть и ее следы. Уильям вспомнил, какие на ней были башмаки. С невысокими маленькими каблучками. Таких следов здесь не осталось. Затоптали или их вообще не было. На иве, склонившейся над рекой, также никаких следов. Свежесломанных веток нет. Впрочем, она могла упасть в реку и в другом месте, и ее могло принести течением. Он пошел вверх по течению, но нигде ничего подозрительного не обнаружил.
        Он решил отправиться к коронеру. Бог даст, еще что-то удастся разузнать. А если уж Уилл чего решил, то будьте уверены, так и сделает.
        Он подошел к окну, за которым был кабинет коронера, и увидел сквозь него, как заходит брат Лоренцо.
        - Ну что, брат, была вода?
        - Где, сэр?
        - В легких девушки.
        - Конечно, сэр. Она и сейчас там.
        - Уверены, брат?
        - Еще бы, сэр. Я же был не один. Я же не такой силач, чтоб в одиночку ее поднимать.
        - Подписывайтесь вот тут.
        - Крестик, сэр?
        - Можно и птичку.
        - Пожалуйста, сэр. Я пойду, сэр?
        - Конечно.
        После ухода брата медика коронер задумался. Он не слишком поверил его словам. Но специально сам не стал наблюдать за экспериментом. В случае чего ошибку можно списать на туповатого брата Лоренцо. К тому же он не был уверен, что вода в легкие не могла попасть и после смерти. Просто, если оказалось бы, что воды в легких действительно не было, возникло бы подозрение на убийство, а значит, пришлось бы искать убийцу, а это дело долгое и бесперспективное. Не найдешь - будешь виноват. Найдешь - еще неизвестно, кем он окажется. Вдруг какая-то шишка в городском совете или богатей местный. Ты его искал долго, а он тебя найдет легко. «Нет, в мои годы в такие расследования ввязываться рискованно»,- подытожил свои размышления совсем еще не старый, но достаточно опытный коронер.
        В этот момент в дверь осторожно постучали.
        - Кто там?
        - Это я.- Дверь приоткрылась, и в комнату заглянул Уильям, старший сын Джона Шакспера.
        Коронер сразу узнал его:
        - Ты Шакспер? Чего тебе?
        - Сэр,- слегка откашлялся Уильям,- в легких не было воды.
        Коронер собрался было выйти из себя и накричать на мальчишку, чтобы не совался не в свое дело, но решил с этим повременить, это всегда успеется. Вдруг пацан что-то знает?
        - Откуда ты знаешь?
        - Сэр, я заглянул в ту комнату, где братья ее переворачивали. На полу не было воды.
        - Ты что, следил за ними? Шпионил?
        Шакспер потупился.
        - Зачем ты это делал?
        - Мне было любопытно, сэр.
        По крайней мере искренне. Коронер по-прежнему не торопился выходить из себя:
        - И давно ты так любопытствуешь?
        - С того момента, как ее вытащили.
        - Ты что, был знаком с ней?
        - Думаю, что нет. Фамилия Гамлет мне ни о чем не говорит. Имя Катерина - тоже. А лица я не разглядел.
        - Ты аккуратно формулируешь. Похоже, ты сообразительный мальчонка. Сколько тебе?
        - В апреле шестнадцать, сэр.
        - Интересно вести расследование?
        - Да, сэр. Если позволите.
        - Так я тебе сразу и позволил! Ты грамотный?
        - Да, сэр, я учусь в грамматической школе.
        А что, это, может быть, и неплохо. Чем работать с олухами монахами, лучше использовать этого быстроногого помощника.
        - Но ты знаешь, это дело секретное и опасное.
        Коронер сразу понял, что Уильям пока не думал об этом.
        - Подумай хорошенько, Уилл. Ведь так тебя зовут?
        - Так, сэр. Я подумаю.
        - Подумай. Человек, которого ты ищешь, уже, может быть, сам ищет тебя.
        - Вы полагаете, сэр?
        - Этого нельзя исключать.- Коронер помолчал, рассматривая мальчика. Черненький, глаза живые и слегка навыкате.- Притом в нашем деле вообще никому нельзя доверять.
        - Как никому, сэр? А вам, сэр?
        - А какие у тебя основания доверять мне, ты разве меня очень хорошо знаешь?
        - Я слышал о вас, сэр.
        - Что же ты слышал?
        - Что вы хорошо знаете свое дело, сэр.
        Коронер пожевал губами. Каков! Мальчишка, а льстить уже умеет!
        - Кто же это говорил?
        Уильям замешкался, он не был уверен, что нужно называть отца.
        - Отец, сэр,- сказал он, потупившись.
        - Он тебе это говорил?
        - Что вы, сэр. Он вообще со мной редко разговаривает.
        - Тогда кому же?
        - Патрисии, сэр, нашей няньке.
        - С нянькой он, значит, разговаривает чаще?
        - Гораздо чаще, сэр.
        Коронер снова помолчал. Ему показалось странным, что Джон Шакспер чаще разговаривает с нянькой, чем с родным сыном. Что же это за нянька такая? Но он не стал развивать тему.
        - Ты что же, считаешь, что с нянькой твой отец должен быть откровенен? Он просто пугал ее. Так что считай, что ты ничего про меня не знаешь. Ну ладно, мне-то ты должен до-вер ять. Иначе ничего не получится. Но больше никому, понял?
        - Конечно, понял, никому.
        - Даже самому себе.
        - Самому себе, сэр?
        - Это в первую очередь. Вот посмотри, ты уверен, что у покойной не было воды в легких. А с чего ты это взял?
        К этому вопросу Уилл подготовился заранее:
        - Пол был сухой.
        - Братья могли его вытереть.
        - Нет, я зашел сразу после них, он был совершенно сухой, я потрогал.
        - Это значит, что на пол вода не вытекала. Но возможно, на табуретку или на стол.
        - Нет, они тоже были сухие.
        - Ты и на это обратил внимание?
        - Да, сэр, простите.
        - Тебе не за что извиняться, Уилл. Но ты не учел еще одну возможность.
        - Какую, сэр?
        - Ту, что монахи поленятся ее перевернуть и хорошенько потрясти. Ведь это нелегко, правда?
        - Да, сэр, вы правы, я сглупил.
        - Нет, ты принес полезную информацию: монахи не смогли вытрясти из нее воды. Или не захотели. Но ты-то сам искренне хочешь разобраться в этом деле?
        - Хочу, сэр.
        - Почему?
        - Мне все равно нечего делать, сэр.
        - Нечего делать?
        - Нет, я, сэр, не так выразился. Работы, конечно, много. Я хожу в школу, постоянно помогаю отцу в цехах и в лавке. Но голова у меня свободна, сэр.- И подумав немного, Уильям добавил: - Я не очень хорошо учусь, сэр. Меня отец поздно отдал в школу. Но я неплохо считаю. А латынь меня не увлекает.
        - Так не пойдет, Уилл. Если хочешь мне помогать, ты должен подтянуть латынь. Бог с ним, с греческим, но латынь нужна обязательно. Все юридические термины на латыни. Потом, в некоторых случаях важно, чтобы другие не понимали того, что мы говорим друг другу. Sapienti sat. Это ты понял?
        - Да, сэр, умному достаточно. Еще я знаю: homo sapiens…
        - Это как раз не обязательно… Ладно, не части, не на уроке.- Коронер сделал паузу, прежде чем решиться.- Хорошо. Займись этим делом. Но тайно. Как только что-нибудь разузнаешь - сразу мне расскажешь.
        - Спасибо, сэр.
        - Пока не за что. Прощай, Уильям, у меня сейчас еще есть дела.
        Декабрь 2010

«У меня еще есть дела в этом городе?» - спросил себя Александр. Но какие могли быть дела, когда пропала Татьяна! Надо мчаться в аэропорт Хитроу и попытаться поменять билет на более ранний рейс. Александр достал билет и стал внимательно его изучать. На нем черным по желтому было написано, что тариф с фиксированной датой отлета, и по такому тарифу можно улететь только в указанный день указанным рейсом. Билет обмену не подлежит, а при отказе от полета деньги не возвращаются. То есть теще он сказал правду…
        Александр пересчитал наличность. У него осталось что-то около ста пятидесяти фунтов - не густо. Где взять денег на билет, было непонятно. Но если он не улетит как можно быстрее, то просто с ума сойдет. Уже сходит. Да и теща не звонит, значит, пока все по-старому. Попробовать одолжить у кого-нибудь? Да у него и знакомых-то в Лондоне раз, два и… Так, спокойно. Раз - это Ирина. Александр набрал номер Иры. Никто не отвечает. Ну возьми же трубку, Клеопатра! Ответь!.. Александр послушал в трубке длинные гудки и набрал снова. К его радости, длинные гудки прекратились. Механический женский голос громко произнес: «The mobile number is out of the coverage».[Телефон вне зоны действия сети (англ.).] Так, теперь не доступна. Где же она? Или телефон отключила?
        Два - это Мигель. Ему не нужно тридцать тысяч фунтов, ему нужен билет до Москвы, и он не только не станет впредь заниматься Шекспиром, а даже читать его никогда больше не будет.
        После третьего гудка Александр услышал в трубке голос Мигеля:
        - ?Hola! ?Como estas?[Привет! Как дела? (исп.).]
        - Мигель, привет, у меня проблемы.
        - Я же предупреждал, что будут проблемы. Зачем ты не жил с женой?
        - Мигель, ты в своем уме? Откуда ты знаешь о моей жене?
        - Ты во сне проговорился.
        - Мигель, с ней у меня как раз и проблемы. Ее украли.
        - Этого не может быть.
        - Теща позвонила. Она в панике. Мне срочно нужно возвращаться в Москву.
        - Тебе нужно было возвращаться в Москву, как только ты прилетел. Тебе предлагали за это большие деньги. Но ты увидел красивую женщину и решил с ней поразвлечься.
        - Да при чем здесь… Я прилетел на конференцию.
        - Да я знаю. Хотел перевернуть мир своим открытием, да? Перевернул?
        - Понимаешь, у меня билет с фиксированной датой.
        - Я тебя еще в Москве предупреждал, оставь Шекспира в покое. Какая разница, кто скрывался под псевдонимом, если вообще кто-то скрывался. Переводил бы себе
«Гамлета»…
        - А поменять билет я не могу.
        - Купи новый. Самолеты в Москву летают шесть раз в день. Правда, когда твоя жена найдется, она тебе спасибо не скажет. Ты и так не Рокфеллер. Выбросить лишние пару тысяч долларов - это безумие. И потом, я уверен, что никто ее не похищал. Тут какое-то недоумение.
        - Ты хочешь сказать - недоразумение…
        - Да, я хочу сказать, что твое поведение все больше вызывает у меня недоумение. Так правильно?
        - Иди ты к черту! Понимаешь, у меня нет таких денег.
        - Так ты звонишь для того, чтобы одолжить у меня пару тысяч долларов.
        - Нет, всего лишь тысячу фунтов.
        - Я всегда ценил твой юмор, Александр. Не валяй дурака. Доживи свои дни в Оксфорде. Когда еще выберешься? Повторяю, я уверен, что твоя жена никуда не пропадала.
        - Почему ты так уверен?
        - По кочану. Прощай. У меня вторая линия.
        Прощай, прощай, но помни обо мне. Друг называется! Впрочем, он и не назывался. Это я его сам назвал.
        Александр посмотрел в иллюминатор. Солнце заходило за горизонт, и облака залило ярко-красной медью. Он не мог оторвать взгляда от пылающей огнем равнины, уходящей в бесконечность. «Такие жуткие декорации бывают, наверное, только в аду»,- поежился он.
        Даже сейчас, спустя почти сутки после разговора с Мигелем, когда уже столько всего произошло, что, кажется, будто этот разговор был давным-давно, неисчерпаемый эгоизм испанца производит впечатление. Мои отменно добрые друзья! Нет, надежнее всего иметь друга-паразита, прочно устроившегося у тебя на шее,- такой никуда не денется, пока всю кровь не выпьет. А потом тебе уже все равно будет. Хорошо было Гамлету: у Горацио что одолжишь? Только бодрый дух, и то светящийся отраженным, гамлетовским светом! Друг-хор - вот что нужно, такой никогда не изменит!
        Ладно, сейчас не время скорбеть о погибшей дружбе, когда твоя жена, может быть, находится на краю гибели. Но кто все-таки этот Мигель? Он сам по себе или за ним стоит «Опус Деи»? Вот вопрос, а где ответ? И почему Мигель ничего не хочет объяснить? Все время темнит, исчезает? Конспирация? Нет ответа. Надеюсь, пока нет. Такими, пусть даже и очень горькими размышлениями Александр старался отдалить момент воспоминаний о дальнейших событиях, вышедших из-под всяческого контроля.
        На декабрьский Оксфорд наступала ночь. Мысли Александра метались между неблагодарностью Мигеля и неопределенностью ситуации с женой. Несмотря ни на что, он чувствовал, что Мигель скорее прав, чем не прав. Он мог судить объективно, в то время как Александра захлестывали эмоции и бесило собственное бессилие, ведь он хотел немедленно броситься на помощь. Так что сама по себе ситуация в тот момент была еще далеко не трагичной, а просто неопределенной. Итак, какие еще есть варианты?
        Родители… Александру всегда было проще одолжить денег у чужого ему человека, чем у отца. Каждый раз, когда Александр пытался вернуть долг, отец ему этого делать не позволял, и Александр чувствовал себя униженным. Он ненавидел зависеть от родителей и всячески старался избегать подобных ситуаций. Но сейчас не тот случай. Он набрал номер отца. Подождал несколько минут - никакого результата. Наверное, на очередных суперважных переговорах. Набрал номер мамы. То же самое. Никто не отвечает. Александр знал, что родители в Испании. На яхте катаются или что-нибудь в этом духе. Несмотря на отрицательный результат, у него словно гора с плеч свалилась. Не надо просить помощи, да и про Татьяну рассказывать не нужно.
        Но нервы были напряжены до предела, и, когда зазвонил мобильный, ему потребовалось несколько секунд, чтобы успокоиться и нажать нужную кнопку.
        - Светлана Никодимовна!- закричал в трубку Александр.- Что там, какие известия?!
        - Нет, господин Сомов,- после небольшой паузы по-английски ответили в трубке.- Это я, Эдуард. Извините, я не вовремя, но такое всегда не вовремя… Нам срочно нужно встретиться.
        - Хорошо, нужно - так нужно. Я сейчас спущусь.
        - Нет-нет. Пожалуйста, сейчас только слушайте, у нас совсем нет времени… Через сорок пять минут будьте в парке, который недалеко от корпуса, где проходит конференция… Придется найти… Спросите. Обойдете сквер справа и зайдете в калитку, где написано «Частные владения. Посторонним вход воспрещен!». Это как раз означает, что туда можно войти. Потом двигайтесь вдоль забора в сторону кустов, подальше от поляны, иначе вас засечет камера слежения.
        - Но простите…
        - Все. Там я вас найду. Это вопрос жизни и смерти.
        - Чьей?!
        Всегда на самый главный вопрос нет ответа - разговор прервался. Будь прокляты эти мобильные телефоны! Так, где же его номер… последний принятый звонок… Просто необходимо перезвонить… Какого дьявола тащиться в место с камерами слежения! Может, там еще и высокое напряжение или лазерный луч?! Что за шуточки?! Ну, ну же, соединяйся… Номер, который вы набираете, не существует… Но ведь это тот же номер, с которого только что звонили, так какого же черта он не существует? А что тогда существует? Только сотовые операторы для взимания денег за переговоры? А ни людей, ни номеров, ни самих переговоров не существует! Нас выдумали средства спутниковой связи. Мы им снимся в красивом сне.
        Космос Александра был на грани распада. Тут уже не просто гибрис: гибелью грозит… Идти или не идти? Осталось сорок минут. Он прикинул: до корпуса пятнадцать минут, от корпуса еще десять, с учетом поисков те же пятнадцать. Полчаса только на дорогу, если идти пешком. На машине в объезд пешеходной зоны можно подъехать к парку с другого конца, и там еще минут двадцать пробираться незнакомыми тропами. В лучшем случае все равно двадцать пять минут. Потом, пешая ходьба позволяет регулировать время: если прибавить ходу или припустить трусцой, то можно ускориться. Значит, если идти, то пешком.
        Александр уже вылезал из душа. Если суждено погибнуть от пули охранника, то чистым! Осталось тридцать пять минут. Решение не принято, но нужно быть готовым: готовность - это все. Надеть зимние кроссовки, футболку и самую легкую куртку. За окном не более плюс десяти и не менее плюс семи, констатировал Александр, выскочив на секунду на балкон. Это вам не Москва, здесь и воспаление легких толком не подхватишь - хоть нагишом выскакивай! Но решение еще не принято. Он уже оделся, взял с собой только волшебную карту отеля, паспорт, мобильник (чтоб ему пусто было!) и кошелек с последней наличностью (сто пятьдесят фунтов). Александр вышел, но решение все равно не пришло.
        Решать надо по пути. В движении. Лежа на диване ничего не решишь. Просто заснешь - и все. Надо двигаться. Поэтому будем двигаться к цели. Цель нам задана. Стоит ли туда идти, неизвестно, но он идет. Пока еще есть возможность остановиться. Решение не принято! Вот и знакомый корпус университета, хотя ночью он его еще не видел. Все равно признал. Время? Прошло двенадцать минут. На три минуты опережает график. Какое-то спортивное ориентирование прямо! Все, сейчас начнется. Дальше-то дорога неизвестная. И спросить толком некого. Зима, все попрятались по домам, по средневековым замкам, которых здесь, пожалуй, больше, чем обычных домов.
        Иду туда, не знаю куда, но решение еще не принято. Какого дьявола я туда иду? Я в своем уме? Может, это просто маньяк какой-то. Хозяин, например, тех частных владений, куда меня несет нечистая сила. Там он меня хрясь протазаном[Холодное оружие, что-то вроде смеси копья и секиры.] каким-нибудь средневековым - сразу за калиткой, мало не покажется, и он еще будет в своем праве! И он еще будет в своем праве - не лезь в частные владения… Святая вещь, между прочим. Частная собственность - она ж святее общественной в Европе, а тем более здесь, на малюсеньком острове. Земли наперечет, и если каждый будет ее по всяким звонкам топтать - все газоны и потопчут. Где же тогда в гольф играть? Национальная трагедия случится.
        Не то что в России, с ее огромными просторами. У нас если всю землю поделить, на каждого жителя придется по двенадцать гектаров! И это притом, что после всех
«демократических» благ, которые спустил на страну Горбачев, территория ее настолько уменьшилась, что граница современной России откатилась к границе России - подумать только!- шестнадцатого века! Правда, по сравнению с доперестроечным временем население тоже уменьшилось. Да кто его, это население, здесь считает-то? Так, для проформы. Чтобы Чичиковым стать, узнать, сколько душ крепостных осталось.
        И в этой огромной стране никогда и ни у кого, кроме царей, частной собственности не было! Да и у них только пока при короне. Хочу - дарую земли, крепостных, возможность заниматься бизнесом, качать из этих самых земель все, что в них есть, обирать этих самых крепостных. А чуть что - пошел, подлец, в острог! И сиди там до самой смерти! Ишь, бизнесом он занялся! А надоест крепостным или боярам с дворянами - и царя того, на кол! Или полотенчико на горло, или ножичком в бок… Да мало ли способов? И не имеет на таких просторах ни царь, ни холоп своего кусочка земли даже метр на два. Сегодня смиренное кладбище, а завтра поверх хоромы новые построили…
        Вот сквер, осталось десять минут, уже почти бегом. Маневр - обход справа, что-то такое на военной подготовке проходили. Обход, обхват… Дот, дзот… Теперь осталось грудью на пулемет. А решение? Не принято. Главное вовремя добраться, а там будем думать. «О, О, О, О!» - как сказал Гамлет перед смертью. Вот она, калитка. Вот она, надпись - практически «Не влезай - убьет!». Сюда-то нам и надо!
        Осталось пять минут. «Пять минут, пять минут»,- запел про себя Александр. Три минуты уйдут там внутри - на разрыв аорты собаками (хи-хи!), а две минуты на размышление… Высокий старт, время пошло. Решение не принято. Прошло тридцать секунд. Сорок. Так, он решает или за временем следит? Или решение и есть слежка за временем?… В поисках отслеженного времени… Все, осталась минута. Так, я решаю или за временем слежу? Или решение и есть слежка за временем? В поисках отслеженного времени. Все, осталась минута. Ну нет у меня никаких данных для решения. Не знаю я, как правильно поступить. Пусть будет что будет. Тридцать секунд, двадцать… Даешь обратный отсчет!.. Пять, четыре, три, два, один…
        Александр вошел в калитку и сразу рванул, согнувшись, направо, вдоль забора - метра три, не больше. А вот и деревья, их спасительная тень. Вроде прожекторы не светят, собаки не лают, сирены не гудят. Можно выдохнуть. Вдохнуть бы не забыть!
        Февраль 1580

«Не забыть бы поглубже вдохнуть, перед тем как нырну»,- серьезно сформулировал Уильям.
        Он вообще серьезно принялся за это дело. Подумать только, он - помощник настоящего коронера, сэра Свифта! Тайный агент! Шшшш… Никому ни слова. Чуть сболтнул лишнего, и убийца сядет тебе на хвост. Бегай потом, уноси ноги. «Нет, язык за зубами - друг мой, чуть распустишь - враг мой, сразу несдобровать»,- подбадривал себя Уилл, который рано утром по пути в школу забрел в тихую гавань, вчера ставшую последним пристанищем мисс Гамлет.
        Он стоял на той самой иве, склоненной над рекой, где предположительно и оступилась потерпевшая. На самом деле оступиться тут было непросто: довольно толстый ствол рос примерно сантиметров на семьдесят параллельно воде, а потом уходил вертикально вверх. В этом месте от него отходило немало прочных веток, за которые легко было держаться. Неудобные и мешающие проходу давно спилили: дело в том, что с этой ивы местные хозяйки полоскали белье в реке, и никто никогда не падал. Прыгнуть в воду отсюда можно было, случайно сорваться - никогда. Ствол был как мостик с поручнями, захочешь - не упадешь, ветки удержат!
        Уилл быстро разделся, повесил одежду на ветки и храбро бросился в холодную, но, слава богу, не ледяную воду. Зима подходила к концу, а она вообще в этих краях мягкая: в феврале ниже шести градусов тепла не бывает, а чаще всего гораздо теплее. Стоячая вода в заводи немного прогревалась на солнышке, хотя, конечно, теплой Уиллу она не показалась. Но что поделаешь, назвался груздем - полезай. Куда нужно, туда и полезешь,- сказал себе Уилл, набрал в легкие побольше воздуха и нырнул. Под водой было совсем темно и очень-очень холодно, к тому же Уилл не знал, что он хочет найти. Просто обследовал место происшествия. Всегда нужно начинать с обследования. Он то ли где-то это вычитал, то ли сам додумался - сейчас это не имело значения.
        Но холод, от которого сжималось сердце, значения не имел. Поэтому Уилл сразу сообразил, что бессмысленно нырять в холоднющей воде не значит что-то там обследовать, и решил, пока силы его не оставили, выбраться на сушу. Вернее, ничего не решал, а просто как ошпаренный бросился на берег. Одной рукой схватился у ствола за какую-то ветку, а другой оперся на саму иву и с трудом вылез из воды. Взял полотенце и стал быстро-быстро растираться, стуча зубами, затем так же быстро оделся и собрался уже было уходить, но, бросив прощальный взгляд на место происшествия, вдруг увидел, что у самого берега что-то белеет. Он отломил ветку и с ее помощью, лежа на животе, вытащил из реки какой-то довольно длинный кусок белой материи. Он воткнул ивовый прутик в то место, где плавал кусок ткани, отжал свою находку, которая оказалась шелковой лентой, аккуратно сложил ее и спрятал в сумку. Теперь оставалось только не опоздать на урок. И тут он увидел силуэт человека.
        Декабрь 2010
        И тут Александр увидел силуэт человека. Некто в плаще и шляпе приближался к нему. Скорее всего, это был Эдуард, но все равно, когда к вам в темноте в лесу (хорошо, пусть в парке) приближается неизвестный (или даже предположительно известный) человек, разве хоть на несколько мгновений вам не становится не по себе? А Александру не по себе было уже с самого утра. Реакция у него на все происходящее была какая-то странная. Сердце колотилось как бешеное, но паники он не чувствовал, даже напротив, ощущал какое-то загадочное спокойствие. Чем больше становился силуэт, тем большее безразличие охватывало Александра и тем сильнее колотилось его сердце. Наконец он услышал голос Эдуарда.
        - Спасибо, что пришли,- сказал Эдуард и почему-то замолчал.
        - Надеюсь, вы не ждете ответных благодарностей.
        Но Эдуард по-прежнему не произносил не звука.
        - Ну вас к черту! Или говорите, или я уйду.
        - Нет-нет, извините. Просто не знаю, как начать. Мы с вами попали в тяжелейшую ситуацию.
        - Теперь уже мы с вами?
        - Да, именно. Я понимаю, что вы не обязаны мне верить. Я просто объясню ситуацию, а вы поступайте как хотите. Я сказал «мы», потому что суть в том, что спастись теперь мы, вероятно, можем только вместе.
        - Или умереть за компанию.- К Александру неожиданно вернулось чувство юмора. Ситуация стала казаться ему забавной.
        - В довершение всего у нас не так много времени. Поэтому можете смеяться, можете плакать, но я изложу то, что мне известно. Но сначала последний вопрос. Если вы отвечаете положительно, то все дальнейшее уже не будет иметь значения, но прямо скажу, я на ваше положительное решение не рассчитываю. Итак, вы отказываетесь от предложенной работы?
        - В Африке?
        - Да.
        - Разумеется, отказываюсь. И сразу надо было отказаться окончательно.
        - Нет, хорошо, что вы дали мне шанс вчера. Это дает вам шанс сегодня. Нам дает шанс. То, что мне крышка в любом случае, это я давно понял. Так что, согласись вы сразу, я тем более был бы обречен. Но вы не согласились и теперь обречены вы.
        - Пожалуйста, давайте попрямее, без этих вот прелюдий. Только факты.
        - Хорошо. Вот факты. Я узнал, что вас собираются убить. Не спрашивайте, как я это узнал, нет времени. Если мы выживем, когда-нибудь расскажу. Главное, что я это знаю и что пока они не знают, что я это знаю. Поэтому мы и встретились здесь: нужно, чтобы еще хоть какое-то время они ни о чем не догадывались. Вас хотят убить, причем в ближайшие сутки. Данные из вашего ноутбука уже у них, вы, конечно, заметили.
        - Еще бы!
        - У нас единственный выход: вы соглашаетесь на предложение, но требуете сначала отпустить вас в Москву для сборов и готовы взять меня с собой. Таким образом, вы гарантируете жизнь мне, а я гарантирую жизнь вам. Главное сейчас - улететь отсюда, а там разберемся. Но действовать нужно стремительно. Завтра будет поздно. Просто скажите «да», и я все устрою.
        - Нет.
        - Вы мне не поверили.
        - Я вам не поверил.
        - Жаль. Я не умею говорить красноречиво.
        - Дело не в красноречии. Просто нет доказательств.
        - Ладно. Вот вам еще один номер моего телефона, который никто не знает. Только не звоните со своего мобильника. Попросите у кого-нибудь или в крайнем случае купите себе новый. Если у вас найдутся доказательства моей правоты и искренности…
        - Искренности?
        - Мне приходится быть искренним, у меня нет выбора. Короче, если вдруг поверите мне, позвоните. Вот и все, мне пора уходить. Я не теряю надежды.
        И ушел, не прощаясь. Александру уже стали надоедать эти шпионские страсти. У него свои реальные проблемы: жена пропала и нет возможности уехать в Москву как можно скорее. Александр настолько не хотел вникать в слова Эдуарда, что даже пропустил мимо ушей предложение лететь в Москву. Там, то есть в Москве, тоже, скорее всего, какая-то ерунда, и его заполошная теща, как всегда, что-то не так услышала, что-то недопоняла. Таня спокойненько на днях приедет и скажет ей: «Я же тебе написала записку, вон, на комоде лежит, ты что, не читала?» А я из-за тещиной глупости в рабство продамся. Нет, я в триллеры не верю. По крайней мере, со своим участием. Не верю, не верю и не верю!
        Александр поерзал в кресле, чтобы хоть как-то размяться. Рядом посапывал Эдуард. Человек и аргумент…
        Значит, вчера еще он ни во что такое не верил, а сейчас, менее чем сутки спустя, верит? Понятно, что кое-что потом произошло, но неужели события могут так быстро влиять на нашу веру? Прошел лишь только месяц… Месяц, меньше… И те же туфли зимние на мне.
        Александр много раз слышал о влиянии материала исследования на самого исследователя. Неужели «Гамлет» так повлиял на него и его жизнь. А если все так и кончится, как в шекспировской трагедии? В любом случае сейчас у нас от силы второй акт. Мы еще повоюем. Знать бы с кем. Гамлет-то хоть знал, с кем борьба, хотя и сомневался. Александр же вообще ничего не знал. И вчерашняя ночь знаний не прибавила. Хотя веру в силу знаний поколебала. Поскольку самолет летит в Москву, все в результате вышло так, как Эдуард и предполагал. Вот только возникли еще промежуточные ходы, о которых и вспоминать-то не хочется. Не хочется, но надо. Надо вспомнить все.
        Обратный путь Александр проделал не спеша, пытаясь разобраться в сказанном Эдуардом. Убьют, видите ли, его в ближайшие сутки! Запугать решили. Грубый шантаж! А этот разыгрывает роль доброго самаритянина. Сейчас он Александра спасет, а он ему как спасителю потом служить будет! Комбинация из трех пальцев или распальцовка… Но поужинать-то он сегодня все равно поужинает. Прощальный пир! Пусть и не духа.
        Александр вошел в отель. Ему навстречу бросился знакомый управляющий, но Александр предупредил его маневр.
        - Как раз собирался вам сообщить, чтобы вы не волновались по поводу моего ноутбука.
        - Нашелся?- со слабой надеждой спросил управляющий.
        - Да, нашелся. Благодарю вас.
        - Не стоит благодарности,- выдохнул он.
        - Но я все равно благодарю вас. И всего доброго.- Александр двинулся к лестнице.
        - Всегда рады помочь, сэр.

«На ходу подметки рвет»,- подумал Александр. По выражению лица управляющего он понял, что заслуги службы безопасности отеля в этом деле нет никакой, а ведь как перестроился! Буквально с трех слов новую вывеску на лицо водру зил, как заслуженный орден за победу.
        Александр поднялся в свой номер. На столике призывно сверкала золотыми боками бутылка шампанского Crystal. Он открыл ее и налил себе полный бокал. Слегка пригубил и… выпил залпом. Газы ударили в голову, и на глазах выступили слезы. Вот влил в себя двести пятьдесят фунтов, а радости почему-то никакой. Александр быстро переоделся и спустился в ресторан, успев еще принять душ.
        В ресторане он поторопился с заказом, что-то подсказывало, что времени ему на ужин отпущено немного. Баранина по-ирландски была быстро съедена и потоплена в красном вине. Незаметно прошла свой последний путь в сопровождении уже белого вина запеченная серебристая форель. Остальное было лишь приятным аккомпанементом, не требующим особого упоминания. Причем вина соответствующей цветовой и вкусовой гаммы прилагались к блюдам, как салфетки к тарелкам. К сладкому Александр приступил с некоторой опаской, вспоминая, какой неприятный сюрприз в виде звонка тещи в прошлый раз в этом месте обеда приготовила ему судьба. Сейчас благополучно удалось проскочить и десерт, и спокойно выпить кофе. «Время идет, а я все живу»,- сыто мурлыкнул себе под нос Александр.
        Потом он дразнил судьбу - гулял по ночному Оксфорду. Лег спать в первом часу ночи. Перед тем как лечь в постель, выпил еще бокал шампанского. Посмотрел перед сном телевизор… Нет, никто меня убивать не собирается. Болтун этот Эдуард. Заснул Александр в половине второго и вскоре был разбужен телефонным звонком. В трубке звучал голос тещи:
        - Если тебе своя жизнь не дорога, подумай о жизни близких.
        - Ничего не понимаю,- спросонья забормотал он в трубку.
        - Я тоже спала, пока меня не разбудили неизвестные, которые велели передать тебе эти слова.
        - Вам сказали передать мне это?
        - Да, слово в слово… И еще просили передать привет от Тани.- Теща заплакала.
        - Что они еще сказали?
        - Ничего,- рыдала теща.
        - Просто передать привет от Тани?
        - Да, передать привет от Тани.
        - Скажите им, что я все сделаю, но сначала пусть ее отпустят.
        - Как сказать?
        - Телефон у вас определился?
        - Не знаю.
        - Запишите номер и пришлите мне эсэмэской. Или сами попробуйте набрать последний входящий номер. В любом случае, я скоро буду.
        - Когда?
        - Завтра.
        - Хорошо, Сашенька. Я жду тебя как бога.
        - Все, я жду телефонный номер. Если что-то пойдет не так, позвоните мне снова. Все, Светлана Никодимовна, возьмите себя в руки! До связи.
        Брр!.. Полчетвертого ночи. В Москве полседьмого утра. Кто-то раненько позвонил.
«Ты меня на рассвете разбудишь»,- внезапно прицепилась мелодия. Что, не мытьем, так катаньем? Неужели это Эдуард? Как бы то ни было, но зашли эти ребята с сильного козыря. Ничего не остается, как звонить этому загадочному англичанину, чтобы хоть что-то выяснить.
        Александр встал с постели и нашарил в куртке желтенькую бумажку с тайным номером. Снял трубку гостиничного телефона:
        - Эдуард, простите за поздний звонок. Это Александр. Я согласен лететь с вами в Москву.
        - Слава богу.
        - Вы привели все возможные аргументы. Что делать прикажете?
        - Я не очень вас понимаю. Ну да ладно. Нужно торопиться. Потушите свет.
        - Зачем?
        - Делайте, что вам говорят.
        - Выключил.
        - Наденьте удобную и неброскую одежду, все вещи оставьте в номере. Ноутбук, сотовый и документы тоже не берите.
        - Как не брать ноутбук?
        - Никак не брать. Я припас для вас новый, лучше прежнего. И никаких документов. Через двадцать минут выходите на балкон. К балкону будет придвинута лестница. Спустившись, лестницу оставьте как есть.
        Александр взял рюкзак, бросил в нее кожаную папку, которую ему выдали при регистрации на конференции, взял заветную флешку, надел джинсы, футболку, свитер и легкую куртку - зима все-таки! Потом немножко подумал и засунул в задний карман джинсов паспорт. С телефоном было жаль расставаться: подарок Таньки все-таки. Ну да бог с ним. Шесть лет ему уже исполнилось. Весь латаный-перелатаный. Еле фурычит.
        Ровно через девятнадцать минут после окончания разговора с Эдуардом Александр открыл дверь балкона, который выходил на один из боковых переулков центра города. Плотно прикрыл за собой дверь. Закрыть ее на замок снаружи было невозможно. Прошло еще несколько секунд - раздались шаги, и к балкону придвинули лестницу.
        Александр надел рюкзак и перелез через перила. Он с опаской посмотрел вниз. Спускаться со второго этажа по лестнице ему еще ни разу не приходилось. Александр осторожно попробовал ногой ступеньку. Вроде крепко стоит. Поставил вторую ногу. Стал потихоньку спускаться. Лестница неприятно пошатывалась. Бред какой-то. Почему нельзя было выйти через дверь? Прямо Ромео какой-то, усмехнулся про себя Александр, представив, как герой-любовник покидает комнату Джульетты через балкон. А Джульетта к нему тоже приходила, сама! Две ночи назад. Александр спрыгнул на землю и огляделся по сторонам.
        Из переулка выехал серый «жук» с выключенными фарами и остановился рядом с ним. Сидевший за рулем Эдуард помахал рукой. Едва Александр сел рядом с водителем, машина почти беззвучно тронулась с места и быстро свернула в соседний, еще более темный переулок, подальше от центральных улиц Оксфорда. Они минут пять попетляли по улицам города и выехали на трассу. В этот час других машин на шоссе почти не было, но разгонять автомобиль даже до ста километров Эдуард не стал, так и ехали между восемьюдесятью и восемьюдесятью пятью до самого аэропорта.
        - Дамы и господа, командир корабля включил табло «Пристегните ремни». Наш самолет приступил к снижению. Мы прибываем в аэропорт Домодедово города Москвы через двадцать минут. В целях безопасности все электронные приборы должны быть выключены на время снижения, посадки и руления самолета. Просим вас приготовиться к посадке. Займите свои места, приведите, пожалуйста, спинки ваших кресел в вертикальное положение, застегните ремни безопасности, уберите откидные столики и откройте шторки иллюминаторов. Благодарим за внимание!
        Значит, подлетаем. Из всех своих поднебесных воспоминаний и размышлений Александр смог сделать только один, причем неутешительный, вывод: в Москве ему предстоит решать уравнение со многими неизвестными и двумя известными. Среди известных были две его женщины: Татьяна и Ирина. Остальные были неизвестными. Причем за Эдуардом стоял известный всему миру диктатор, Кенадит Абдулла Мухам мед Омар Шариф, неизвестно как во всю эту историю замешанный. Итак, теперь выстраивались две цепочки действующих лиц и исполнителей. Первая связана с самим Александром и его исследованием. Она выглядела так:
        (я > Шекспир) > Мигель > Свенсен > Ирина > Эдуард > африканский диктатор (Кенадит Абдулла Мухаммед Омар Шариф, или коротко Кенадит) > Татьяна.
        Вторая цепочка, возможно, связана с Татьяной и ее новым местом работы:
        (Татьяна) > «Опус Деи» > Мигель > Свенсен > Ирина > Эдуард > африканский диктатор Кенадит > (я > Шекспир).
        В общем, и там и там одни и те же лица. За исключением таинственного «Опус Деи». И в первом случае Татьяна - средство давления на меня, а во втором - через нее на меня просто вышли. Но ясно одно. Кому-то очень нужно, чтобы я закончил исследование. А еще кто-то этому всячески пытается помешать.
        Но самый главный вопрос: при чем тут Шекспир?
        Итак, осталось двадцать минут полета. Так зачем же терять время? Александр пристально посмотрел на Эдуарда. Серая тройка, дымчатые очки, безупречный английский. Знает ли он русский язык? Вероятно, немного, раз летит в Россию.
«Проверить, что ли?» - подумал Александр и обратился к Эдуарду по-русски:
        - Так о чем вы хотели поговорить?
        Февраль 1580
        - Так о чем вы хотели поговорить?- услышал Уильям, причем совсем не с той стороны, откуда приближалась тень. Он уже открыл рот, чтобы то ли что-то сказать, то ли просто закричать, если не сможет произнести от страха ничего членораздельного. Но из пересохшего горла не вырвалось ни звука, и очень кстати. Тот, кто шел, как ему казалось, в его сторону, остановился и ответил. Уильям понял, что беседующие его не видят. Это у страха глаза велики, а обычные человеческие глаза в безлунную, пусть и предрассветную, пору видят только то, что заранее готовы увидеть.
        - Так вот что… сэр, тяжело же было. Еле донес.
        - Но все-таки донесли.
        - Донес.
        - Ну все, спасибо на этом. Достаточно. Больше не надо.
        - Я угодил?
        - Да, это Божье дело, уверяю вас. Бог воздаст вам.
        - Бог?
        - Бог, Бог… Я же сказал, это Божье дело. Да и вы, Алексис, человек Божий, не так ли?
        - Я-то?
        - Ну не я же.
        - Я-то не знаю. Еле донес.
        - Бог все видит. Вот и иди с Богом.
        Уильям с самого начала узнал этот голос. А вот тот, другой, которого он поначалу принял за призрака, был ему неизвестен. По крайней мере, его голоса он никогда не слышал. Но этот несомненно принадлежал его отцу!.. Уилл еще сильнее прижался к земле. Слава богу, пока еще не рассвело. Молчание затянулось, Уилл боялся вздохнуть, а еще сильнее боялся кашлянуть, потому что в горле после купания изрядно першило. Наконец второй, которого Уилл не знал, сказал отцу:
        - Пойти-то я пойду…
        - Вот и иди с Богом,- повторил отец.
        - Но я еле донес,- неуверенно повторил «призрак».
        - Тебе зачтется.
        - Зачтется?
        - Зачтется-зачтется, не сомневайся.
        - А скоро ль?
        - Скоро-скоро. Никогда не сомневайся в любви Бога.
        - Бога-то?
        - Бога. Ступай.
        - Тогда до скорого?
        - Бог с тобой.
        - Прощайте. Но помните меня,- уходя, бросил «призрак».
        - Как же, забудешь тебя,- уходя в другую сторону, пробормотал себе под нос отец.
        Ну, теперь точно опоздаю в школу, подумал Уилл, и, выждав несколько минут, поднялся с земли и как ни в чем не бывало пошел в привычном направлении.
        Самое удивительное было то, что он успел. Вот что значит выйти с запасом! Какие-то полчаса, отнятые у сна,- и столько событий! Теперь у него к тому же появилось время подумать. Если не внимать педагогам с семи до полудня, времени получалось даже с избытком. Но сегодня было два часа латинского языка, а Уилл теперь твердо решил прислушаться к совету коронера по поводу латыни. Раз нужно для дела, значит, нужно. Подумать о самом деле можно будет и на Законе Божьем, а также на риторике, урок которой сегодня посвящался речам Демосфена. Речи были политические, а не судебные, и к тому же на греческом языке, а греческий знать не обязательно, сказал ему коронер. Правда, пока Уилл размышлял, ему в голову запало название одной из речей этого самого Демосфена - «О венке».
        И тут он вспомнил. Вчера-то на это внимания не обратил, а сейчас вспомнил отчетливо: утопленница была в венке, притом в каком-то странном венке - чуть ли не из репья, потом, кажется, маргариток и совсем каких-то диких цветов… Как их называют? Вроде пальцы мертвых? Да, пальцы мертвых… Но есть и еще у них какое-то название. А да, есть… Уильям густо покраснел. Ну и название! Как это она додумалась такое в венок вплести. А ведь еще девушка. Странно.
        Еще он вспомнил, что, пока ее вытаскивали на берег, венок куда-то делся. Должно быть, просто свалился с головы. Будет что рассказать сегодня коронеру. Но сначала хорошо бы найти этот венок, возможно, он еще там. Жалко, что сегодня четверг, а после обеда снова будет латынь, которую нельзя пропускать. Значит, к коронеру можно и не успеть. Ну да ничего. Зато побольше разузнаю. А завтра приду к нему и все выложу!
        Тут он подумал об отце. И стал вспоминать его разговор с неизвестным. В общем, не ясно главное - о чем они говорили. Смутные догадки не покидали голову Уилла. С чего это они с утра пораньше пришли на место гибели девушки? Место встречи явно назначил «призрак», а не отец. Для чего?
        Картина складывалась, но она не радовала Уилла. Отца он не любил, но не до такой же степени, чтобы подозревать его в убийстве. То есть сам-то он уже почти год видел в нем убийцу, с того самого - несчастного - случая с сестренкой. Правда, и в том случае Уилл предпочитал во всем винить Патрисию и уж тем более не хотел, чтобы отца признали убийцей публично. Какому сыну такое понравится, как бы он к отцу ни относился. Вот Уиллу все это и не нравилось. Ой как не нравилось!.. Так что даже хорошо, что он не пойдет сегодня к коронеру. Нужно сначала самому во всем получше разобраться.
        И тут Уилл вспомнил про шелковую материю. На перемене, когда все вышли из класса, он достал ее. Это была ленточка пять на пять: дюймов пять шириной и футов пять длиной. Такой шелковый белый шарфик. Однако совсем ли белый? Вот это что за оттенок? А это? Надо будет проверить. Скорей бы обед. Ну ничего, осталось потерпеть всего один урок. Для Уилла это был урок терпения.
        Декабрь 2010
        - Что, Алекс, решили дать мне урок терпения?- Эдуард бросил на соседа косой взгляд, чтобы посмотреть, какое впечатление произведет его русская речь.- За то время, пока вы решали, стоит ли говорить со мной, мы успели пролететь всю континентальную Европу и уже более получаса летим над Россией.
        - А Белоруссию вы относите к континентальной Европе или к России?
        - Как это по-русски лучше сказать? Срезал?
        - Ого! Читали Шукшина! Вот это подготовка!
        - Да, правда. Для домашнего чтения мне советовали Василия Шукшина. Те, кто разбирался в советской жизни…
        - И вас научили в ней разбираться. Только вам не повезло: едва успели в ней разобраться, как она кончилась.
        - Да, Алекс, вы правы.
        - А что теперь, ностальгия по русскому? Проверяете профессиональные навыки? Вы русист?
        - Зря иронизируете, Алекс. Я правда сожалею, что у вас так получилось.
        - Черта мне в вашем сожалении! Нельзя ли пожалеть о чем-нибудь другом?
        - О, это тоже что-то знакомое. Стихи? Постойте, попробую угадать. Похоже на Лермонтова. Но строчка не из поэмы. Скорее драма… «Маскарад»?
        - Не угадали, но, в общем, близко. Скажите, как вы с такими филологическими познаниями попали к африканскому диктатору?
        - Видите ли, в настоящее время филолог может найти поддержку только у диктатора.
        - Что за бред вы несете, Эдуард? Объясните все-таки, что все это значит. Все эти ваши «вместе жить или умереть». Ведь это блеф! Теперь вы переходите от блефа к бреду.
        - Ну зачем вы так? Почему вы мне не доверяете?
        - Доверять профессиональному антисоветскому агенту?
        - Но теперь нет советских агентов. Вся Россия - страна антисоветских агентов.
        - Это уже просто демагогия. Я понял, вы мне ничего не объясните.
        - А что именно вы хотите, чтобы я вам объяснил? То, что вам нужно было срочно улететь?
        - Хотя бы.
        - Разве вы сами не поняли?
        - Я-то понял, это ясно, иначе бы я не летел. Но вы же хотите, чтобы я доверял вам, а не только себе.
        - Вы не верите, что ваша жизнь была в опасности?
        - Не верю. Обыкновенный развод. Попугать решили.
        - Верить или не верить - ваше дело.
        - Ладно вам, я и так уже вижу, что русский вы учили хорошо. И в России были.
        - И в России был.
        - Какого черта вы мне пудрите мозги, что вы работаете на африканского диктатора? Это же просто какая-то детская легенда.
        - Эх, Алекс, Алекс! Вы думаете, что с концом Советской империи безработица началась только в России? Армия бойцов невидимого фронта почти одновременно потеряла свой смысл с обеих сторон вашей западной границы. Сокращение штатов произошло почти на порядок. Тут наймешься хоть к черному диктатору, хоть к черту лысому!
        - Но я-то здесь при чем? Какого черта лысого я понадобился африканскому диктатору? Это же курам на смех.
        - Не верите?… Жаль. Значит, в Африку вы со мной не собираетесь…
        - Честно? Что я там забыл?
        - В любом случае, мой телефон у вас есть.- Александр усмехнулся и достал из кармана новенький телефон, который Эдуард вручил ему в Хитроу.- Вот-вот. Номер безлимитный, как я вам уже сказал. Я буду ждать вашего звонка. Все равно без вас мне там делать нечего.
        - Где там?
        - Не в России.
        - А если я никогда с вами туда не поеду?
        - Никогда - это довольно долго. Но я подожду.
        - Не стану говорить, что я о вас думаю.
        - Да будет вам, признайтесь, вы и сами не знаете, что думать.
        Февраль 1580
        Весь день Уильям не мог думать ни о чем другом, как о деле Катерины Гамлет. Он вообще уже был не рад, что во все это ввязался. Чем больше размышлял, тем меньше в нем оставалось надежд на благоприятный исход. Потому что все косвенные улики указывали на отца.
        Во-первых, именно вчера отец уходил из дома вместе с Патрисией, а это уже само по себе не предвещало ничего хорошего. Чем они занимались, Уилл примерно догадывался. Плохо, если кто-то попадался им под руку в этих занятиях.
        Во-вторых, разговор отца с неизвестным сегодня на рассвете на месте, где нашли утопленницу. О чем они еще могли говорить?
        В-третьих. А что в-третьих? Ничего в третьих. Достаточно и этих двух пунктов, чтобы пожалеть о том, что тебе известно… Но говорят, что Бог любит троицу… И вдруг Уилл понял, что в-третьих. Похожую белую шелковую ленту он видел у Патрисии. Точно, это та же лента, ну может быть, немного покороче. «Патрисия на длинном поводке, а твой короче, Кэт»,- подумал Уилл. Дай бог, чтобы все это было лишь случайным совпадением. Дай бог, чтобы эта шелковая лента никак не связывала между собой Катерину, Патрисию и отца.
        В таких размышлениях и обращениях к Господу и закончился для Уильяма урок Закона Божьего. Не знал Уилл, что у Бога не бывает ничего случайного - или, вернее, любая случайность, с точки зрения Бога, не случайна. Но едва ли об этом говорил в тот день учитель. А значит, этот закон Уиллу предстояло постичь самостоятельно, на собственной шкуре, и началось все сразу же после урока.
        Едва учитель разрешил отпустил класс, как Уильям забыл все свои опасения и почти бегом бросился к реке. При свете дня пейзаж с ивой выглядел совсем по-другому - ничего загадочного. И никакого венка Уилл не нашел, хотя обшарил весь берег очень внимательно. Скорее всего, венок упал в воду и был унесен течением, каким бы слабым оно здесь ни было. Или просто рассыпался в воде, и отдельные цветки прибились к берегу. Однако нет, последняя гипотеза не подтвердилась. Сорванных увядших цветков на берег не выбросило.
        Впрочем, Уильям немного поразмышлял - и понял, что найти сам венок теперь не так важно. Важно, что он каким-то чудом запомнил те цветы, из которых этот венок был сплетен. Уиллу почему-то самым подозрительным показался цветок с неприличным названием. Теперь, впрочем, он вспомнил и совсем приличное - дикая орхидея. Значит, осталось проверить, нет ли на шелковом шарфике следов этих самых «пальцев мертвых» (зловещая картина вырисовывалась!), маргариток и простого репейника.
        Да, конечно, остатки репья явно имелись. Уильям сначала возликовал, но потом вспомнил свой прокол с водой в легких и решил поостеречься: как бы выводы снова не получились скоропалительными. Репья везде предостаточно. Самый распространенный сорняк и к тому же самый приставучий! Не нужно вплетать репей в венок, чтобы он оказался на вашей одежде. Вы его не ищете - он сам вас находит.
        Так что, сказал себе Уилл, нужно найти маргаритки и дикие орхидеи и посмотреть, оставляют ли они такой же след на материи. В общем, Уильям Шакспер пошел собирать цветочки. Вблизи той самой ивы не было ни орхидей, ни маргариток. Он медленно пошел по берегу, вверх по течению реки, и стал внимательно высматривать нужные цветы.
        И вот на поляне в излучине реки обнаружились и маргаритки, и дикие орхидеи. Репья, конечно, тоже хватало. Уилл наконец поднял взгляд от земли и огляделся. Город давно остался позади, Уилл понял, где он, только тогда, когда заметил старую липу. От нее шла узкая тропинка. Он знал, куда она ведет. Но не сказать, чтобы эта новость обрадовала его. Тропинка вела в рощицу, за которой находился дальний склад Джона Шакспера.
        Уилл сорвал несколько маргариток и с корнем вырвал дикую орхидею. Так вот почему этот цветок зовется «пальцы мертвых» или даже погрубее: его клубни очень на них похожи. Да, пальцы мертвых схватили бедняжку Катерину и не отпустили, а на этой поляне она сплела себе венок из этих самых пальцев, вплетя в него маргаритки и репейник. Странный букет!
        Он так и сяк тер цветки о шелковую ленточку и в конце концов получил пятно, похожее на то, что уже на этой ленточке имелось. Значит, эта ленточка все-таки принадлежала умершей вчера Катерине Гамлет, раз цветки, которые он видел в венке на ее голове, оставили на ткани такие же пятна.
        Вот так молодой Шакспер открыл в себе талант сыщика. Теперь ему было очевидно: то, что привело его к этой старой липе, поведет и дальше - по тропинке через рощицу начинавшегося здесь Арденского леса, к складу отца. На этом складе он раньше, разумеется, бывал по делам и вечно там что-то пересчитывал: то свиные шкуры, а то и тюки с овечьей шерстью, которые там быстро появлялись неизвестно откуда и так же быстро исчезали непонятно куда. Отец вообще велел под страхом жуткого наказания молчать о них. В общем, было ясно, что дела на этом складе творились темные и впутываться в них не стоило.
        Чем дольше Уилл сидел под старой липой, тем страшнее ему становилось. Но в любом случае нужно было что-то предпринимать, потому что его могли дома хватиться. Да к тому же страх страхом, расследование расследованием, а уже хотелось есть.
«По-быстрому сбегаю домой, а там видно будет»,- решил Уилл и, уложив в мешок с книжками вещественные доказательства, пошел вверх по тропинке.

28декабря 2010
        Самолет неожиданно прекратил снижение и резко пошел вверх. Через мгновение раздался вежливый голос стюардессы:
        - Дамы и господа, по метеорологическим условиям аэропорта Домодедово нашему самолету отказано в посадке, мы вынуждены следовать в аэропорт Пулково города Санкт-Петербурга, ориентировочное время в полете тридцать минут. Экипаж корабля приносит вам свои извинения. Изменение маршрута произошло по не зависящим от экипажа причинам. Спасибо за внимание. Приятного вам полета.
        Тут-то пассажиры бизнес-класса и проснулись. Снова начали беседовать молодые люди в строгих костюмах, причем их беседа не походила на продолжение той, что они вели перед взлетом. Общим было лишь то, что она велась по-английски. Теперь оживленным, даже возбужденным можно было назвать только одного из них, он что-то говорил, наклонившись к другу, и очень выразительно жестикулировал. Второй, казалось, был убит словами бортпроводницы, как-то обмяк в кресле и лишь изредка что-то коротко отвечал своему спутнику.
        Седой величественный джентльмен, на взлетной полосе в Лондоне читавший Financial Times, глянул было на какую-то страницу, но тут же раздраженно свернул и совсем уж не по-английски бросил газету на пустое соседнее кресло. Пожилая дама, конечно, не потеряла чувства собственного достоинства, но к нему примешалась и изрядная доля возмущения, которым она охотно делилась с окружающими, не словом, так взглядом. И одна только ее внучка искренне радовалась случив шейся с ними передряге. Она уже успела посмотреть рекламу ночных клубов Санкт-Петербурга в одном из журналов, которые все время листала!
        Александр сразу отметил всеобщее оживление. В жизнь людей вторглось одно из тех событий, которых пассажирам этого класса особенно не хватало. С публикой, занимавшей места в эконом-классе, подобные «приключения» случались часто. Неудобства порождают желание с ними бороться, и борьба эта так или иначе задевает окружающих, выбивая искр ы жизни. А вот в жизни пассажиров бизнес-класса не происходило ничего подобного. Всеобщие сытость и довольство убаюкивали их. Тем разительней был контраст, вызванный сообщением о перемене курса.
        Александр про себя потешался над всеми. Самой впечатляющей была перемена, произошедшая с Эдуардом. Сосед изо всех сил старался не подавать виду, что изменение курса самолета его как-то задело. Но количество движений, которое он стал производить, так контрастировало с его практически полной неподвижностью во время предыдущих почти трех с половиной часов полета, что всякий случайный наблюдатель понял бы, как сильно произошедшее на него повлияло! А поскольку Александр был наблюдателем не случайным, то он быстро сообразил, что планы его конвоира если не радикально, то серьезно нарушены.
        Те, в чьих руках была теперь судьба Александра, казалось, просчитали все до малейших деталей, но предвидеть ледяной дождь в Москве не смогли. Как не смогли предвидеть извечное русское авось, по воле которого технические службы аэропорта также не рассчитывали на ледяной дождь и не запаслись необходимым запасом реагентов. В результате аэропорт Домодедово враз лишился электроснабжения. Что ни говори, трудно быть богом даже в судьбе одного отдельно взятого человека!
        С одной стороны, воздушный пируэт их «боинга» Александра огорчил. Ему нужно было как можно скорее добраться до Москвы. Вынужденная посадка в Питере - это лишний день, а то и два неизвестности. Можно, конечно, из Питера рвануть до Москвы на поезде. «Р-200» часов за пять-шесть домчит. Сейчас еще «Сапсан» какой-то запустили. Лишь бы повезло с расписанием. Впрочем, это крайний вариант. Неужели они нас в Питере бросят?
        С другой стороны, как раз в Питере легче оторваться от Эдуарда. В Москве их уже наверняка встречает группа поддержки, вернее даже - группа захвата. Если бы Александру еще три дня назад сказали, что он будет применять эти термины по отношению к своей жизни, он бы только рассмеялся. А вот поди ж ты: ни от чего нельзя зарекаться, сума и тюрьма в этом ряду - еще самые предсказуемые вещи.
        Александр покосился на Эдуарда. «Вот это да!- подумал он.- Есть чему позавидовать. Учитесь властвовать собой!» От смятения его конвоира и следа не осталось.
        Февраль 1580
        Уиллу осталось только увидеть все собственными глазами и убедиться в своих подозрениях или их опровергнуть. Молчи и смотри. Этого-то как раз юный Шакспер и боялся. Он вообще с некоторых пор боялся смотреть и видеть. Он предпочитал слушать и слышать. И сейчас он шел через рощу почти зажмурившись. Конечно, это не дикий темный лес. Деревья здесь не такие густые, да и полдень на дворе, хоть и довольно мрачный, но все-таки полдень, а не полночь.
        Однако страх вызывается не только внешними обстоятельствами, но и внутренними ожиданиями. Страшно войти в лес. Что там еще встретится? Но больше всего Уилл боялся того, что он может увидеть по ту сторону леса. Он внутренне содрогался от одной мысли, что может получить ответы на свои вопросы, подтверждение своим догадкам и предположениям. Правда, какое именно, он не знал, но от этого было не легче. Он понимал, что семена взойдут: землей их засыпать - напрасный труд.
        По рощице идти минут пять, не больше. Но сейчас путь казался Уиллу вечностью. И когда лесок стал редеть, и он увидел впереди просвет, ноги сделались как ватные. Юный Шакспер даже остановился и, переведя дух, легонечко потоптался на месте, чтобы размяться. И в этот момент сзади раздался крик филина. Ночью этого крика Уильям не испугался бы, но среди бела дня! Уилл бросился из лесу, хотя ноги все еще плохо его слушались. Он выскочил из рощи, как будто за ним гнались черти, и бежал без остановки, пока буквально не врезался в стену старого склада, едва успев выставить вперед руки. Уильям прижался к бревнам спиной и лишь после этого осмотрелся вокруг.
        Поначалу ничто его внимание не привлекло. Только какая-то особенная тишина. В полдень такая тишина даже за городом казалась не менее странной, чем крик филина. Все как-то противоестественно. Он вслушивался и вслушивался, но вокруг было тихо. Похоже, на складе никого не было. Это немного успокаивало. Никого в полдень - это лучше, чем призраки в полночь. Но не успел Уилл порадоваться, как услышал тихий собачий вой, причем совсем близко, вероятно, с другой стороны сарая, там, где был вход.
        Вообще-то собака сама по себе не должна была его напугать. У входа на склад всегда оставляли собаку, если никто из людей Джона Шакспера не сторожил товар. Но с чего она выла среди бела дня? Уилл осторожно обошел здание, прислушиваясь. Нет, из дома по-прежнему не доносилось ни звука. Вот и вход в сарай. Собака узнала его, прекратила выть, слегка завизжала и завиляла хвостом. Затем сразу бросилась к двери, едва не порвав веревку, которой была привязана.
        Уиллу было страшно заходить в дом одному, поэтому он отвязал веревку, намотал ее на руку и, открыв дверь, пустил собаку вперед. Та уверенно бросилась в большую дальнюю комнату. Свет сюда почти совсем не проникал. Только под самой крышей между бревен было сделано специальное отверстие, куда в ясные дни пробивались солнечные лучи. Но собаке свет был не нужен. Она ворвалась в комнату и втащила за собой Уильяма, бросилась к дальнему, самому темному углу и начала рыть землю: пол на складе был земляной за исключением маленькой комнатки-конторки.
        Уилл зашел с другой стороны и наклонился над тем местом, где рыла собака. Прямо из-под земли раздался глухой стон. Уильям оцепенел. В разрытой яме показалась окровавленная рука.
        Уилл тут же оттащил собаку и, хоть это и было нелегко сделать, вывел ее из дома и привязал у входа. Все это время собака, не переставая, лаяла, но сейчас Уилл взял ее двумя руками за морду, зажал ей уши и несколько секунд пристально смотрел между глаз. Собака успокоилась, легла на траву и стала тихонько скулить.
        - Вот, выть можешь, но тихо. А вообще сиди и жди. Не бойся, я скоро.- Уилл испытывал острую потребность с кем-то поговорить, но продолжать беседу с собакой не стал, а мужественно пошел в дом. Вооружившись лопатой, он направился в ту самую комнату. Окровавленная кисть по-прежнему торчала из земли, но уже не вертикально. Словно опавший бутон розы, она поникла, склонилась набок. Никаких звуков больше не раздавалось.
        Уилл начал осторожно снимать верхние слои земли сперва лопатой, а потом руками. Хотя в какие-то моменты он жалел, что у него руки, а не собачьи лапы, в целом работа шла быстро, потому что земля была довольна мягкая, явно не утрамбованная.
        Вскоре он понял, что в землю закопана женщина. И в этот момент снова раздался стон. Теперь уже не было никакого сомнения - женщина была еще жива. Лицо ее было замотано какой-то тряпкой, поэтому земля не забилась в рот и горло, и она не задохнулась, неизвестно сколько времени пролежав под землей. К тому же слой земли был тонким и рыхлым. Очевидно, ее закопали наспех.
        Но каково же было изумление Уилла, когда он перетащил тело в светлую комнату и узнал Патрисию! Такого поворота Уилл никак не ожидал. Он не один раз желал ей гибели. И вот ее кто-то закопал заживо, а он спас ее от смерти. Вернее, еще не спас, но может спасти. Противоречивые чувства боролись в душе Уилла. В глазах стояла запоротая Патрисией сестренка Анна.
        Однако теперь, когда он выкопал Патрисию из могилы, деваться было некуда. Не бросать же ее здесь. Одежда на ней была разодрана. Уилл с трудом надел на нее халат, который нашел на складе, и надвинул на лоб рабочую шапочку. Затем вообще едва не надорвался, поднимая ее с пола на лавку. Патрисия слабо стонала и по-прежнему была без сознания.
        На что решиться? Понятно одно: в школу он все равно опоздал. Но это бы еще ничего. Хуже то, что он не зашел домой, его отсутствие может вызвать подозрение. Однако и этого уже не изменишь. Главное, что делать с нянькой? Если она не придет в сознание, он один никуда ее не донесет, и она умрет прямо здесь. К кому обратиться за помощью? Понятное дело, во все это замешан отец, и, значит, речь идет о его свободе и жизни, а возможно, и о его собственной, Уильяма Шакспера. Значит, ни к коронеру, ни к кому другому в городе обращаться нельзя. Доверять он мог только одному человеку - своей возлюбленной Анне. Она что-нибудь придумает. К тому же Анна сама его просила заняться этим делом - вот и результат…
        Всё! Пусть Патрисия остается на складе, а он пока сбегает к Анне. Хорошо еще, что дом Анны был не с противоположной стороны от города, хотя и не совсем близко. Если не сбиться с дороги, то за час можно успеть. В половине пятого Анна поедет в школу за братом. «Сейчас примерно начало третьего,- прикидывал Уильям,- немного времени есть в запасе. Хотя если пойду не кратчайшей дорогой - через лес,- останусь без обеда».
        Но страшнее, чем мысль остаться без обеда, было все же опасение заблудиться. Так что, немного поколебавшись, Уилл решил идти сначала к городу, а оттуда уже обычным путем на ферму к Анне. Не до жиру, быть бы живу, утешал он себя.
        Уже остались последние двести метров садами и огородами, как Уилл увидел знакомую повозку, отъезжающую от дома по дороге в город. Получалось, что Анна сегодня выехала раньше времени - на полчаса, не меньше. С чего бы это? Впрочем, размышлять было некогда, и Уилл бросился к дороге наперерез повозке, совсем уже ни о чем не думая, даже об обуви и ногах.
        Уилл успел в последний момент. Кричать он боялся: могли услышать из дома, и неизвестно к чему бы это привело. Оставалось надеяться, что Анна заметит его. И он уже почти потерял эту надежду, когда, не добежав футов пятьдесят до дороги, увидел повозку прямо перед собой. Всё, план не сработал! Уилл принялся отчаянно махать руками и негромко кричать: «Анна, Анна!» Слава богу, она все-таки заметила его. Или услышала. Но останавливаться не стала, а рукоятью плети указала вперед. Уилл понял, что она дождется его в ближайшей рощице, где повозка уже не будет видна из дома. Пока Шакспер бежал к этому месту, он спрашивал себя, почему это Анна надела не будничное, а выходное платье. Да еще из дома выехала на полчаса раньше обычного.
        Анна ждала его у повозки. В левой руке она держала поводья, а правой нетерпеливо поигрывала плетью.
        - Что случилось?- еще издали спросила она.
        - Да, случилось, но сначала… Анна, я твою просьбу выполнил, теперь твоя очередь.
        - Что за глупости?- раздраженно ответила она.- У меня совсем нет времени, что еще за очередь?
        Уилл приблизился к ней и попытался поцеловать. Она так резко его оттолкнула, что он чуть не откусил себе язык. Слава богу, обошлось, но прикусил до крови.
        - Что с тобой? Больно?
        - Ничего…- промямлил он в ответ.- Анна, у меня серьезное дело. Ты же сама просила выяснить все об утопленнице.
        - Ладно, садись позади меня в повозку и накройся парусиной, чтоб тебя, неровен час, кто-нибудь не заметил. По пути все расскажешь.
        Они поехали, и Уилл, как мог кратко и стараясь не сбиваться, рассказал ей обо всем, что произошло с ним за минувшие сутки. Начиная от подслушанных бесед коронера и собственного с ним разговора и кончая откопанной им на отцовском складе Патрисией. Анна слушала очень внимательно. Едва он закончил, как она приостановила лошадей.
        - Сиди в повозке смирно и носа не высовывай из-под парусины. Я найду, куда ее увезти,- подытожила она.- Главное, ты не выглядывай, а то все испортишь. Я все сама устрою.
        Уилл знал, что Анне нужно подчиняться беспрекословно. Малейшее неповиновение - и ему не видать ее как своих ушей! Это он усвоил твердо. А теперь, когда от Анны зависела не только его жизнь, но и жизнь и судьба еще нескольких человек, среди которых, скорее всего, был и его отец, Уильям и не помышлял выглядывать или подглядывать сквозь щелку. Но слушать-то ему никто не запрещал! А то, что не запрещено, разрешено, так Уилл, разумеется, не формулировал, но интуитивно этим правилом пользовался.
        Он с удовольствием растянулся на соломе. Сначала он слышал лишь гудение своих ног. Сколько же он сегодня промаршировал по бездорожью! Потом услышал скрип колес. Именно скрип, а не стук. Земля в Уорвикшире еще была сырая, и стучать колесам было не обо что. Скрипели же плохо смазанные оси повозки. Стук копыт тоже был приглушенным. Так Уилл и ехал. Гудение ног, скрип колес и стук копыт. Куда все это стучало и скрипело, он толком не знал. Но он был спокоен. Анна разберется в случившемся и сделает все, что нужно. Уилл расслабился и, несмотря на голод, даже задремал.
        Во сне он увидел ту самую карету, что забирала Анну после театральных представлений. Но приближавшийся стук копыт вернул его к действительности. Сначала где-то вдали, далеко, совсем далеко, еле слышно. Потом все ближе и ближе, громче и громче. Вот к стуку копыт прибавился скрип чужих колес. Явно это были колеса какой-то другой повозки. Или кареты? Той кареты, что Уилл только что видел во сне? А какой еще? Здесь в округе вообще карет днем с огнем не сыщешь. Этот чужой стук-скрип все усиливался и усиливался, буквально наезжая на Уильяма. Вот, вот! Сейчас раздавит! И тут же все стихло. Даже ноги гудеть перестали. И вскоре легкие удаляющиеся шаги…
        Уильям внутренним взором уже видел, как Анна идет к карете, как открывается дверь, как Анне подают руку и она, опираясь на эту руку, поднимается по ступенькам. Хлопнула дверь. Так и есть, теперь они вместе - Шакспер мучительно прислушивался. Но нет, никаких скрипов, только лошади изредка храпят. В карете просто разговаривают… Уилл стер пот со лба. Просто разговаривают. Боже! Зачем я полюбил ее? Разве меня она любит?
        Снова хлопнула дверца кареты. Легкие приближающиеся шаги. И вот она снова села на скамейку и хлестнула лошадей. Теперь топот своих и чужих копыт смешался, но это длилось недолго. Чужой скрип-топот стал удаляться-удаляться и вскоре совсем исчез. Но тут повозка остановилась. И вот, наконец, ее голос:
        - Уилл, выходи, пока никого нет. Город начинается.
        - А что будет с нянькой?
        - Ей помогут.
        - Кто?
        - Тот, кто способен помочь.
        - Кто он?
        - Придет время - узнаешь. Всё, пора.
        - Нет, я не выйду.
        - Почему?
        - Иди сюда.
        - Зачем?
        - Не бойся.
        - Уилл, ты спятил?! С чего это я буду бояться? И кого? Тебя, что ли?
        Молчание.
        - Ты чего молчишь?
        Анна не выдержала и заглянула в повозку. Уилл стоял на коленях и тихо плакал.
        - Ты что, Уилл, ну что ты? Всё, перестань. Давай я тебя быстренько поцелую и беги. Ну иди сюда.
        И через пять минут уже веселый Уильям Шакспер бодро шагал к своему дому.

28декабря 2010
        Уже через пять минут внутренний подъем Александра, вызванный неожиданным поворотом событий и полетом вместо Москвы в Санкт-Петербург прошел. Чем больше непроницаемой уверенности он замечал на лице Эдуарда, тем в большей степени неуверенность охватывала его самого. Он же должен быть в Москве, а вместо этого летит в Питер. Когда же он окажется в Москве - неизвестно. «А вот, может быть, сейчас что-нибудь прояснится»,- подумал Александр, слушая раздающийся из динамиков дежурный голос:
        - Дамы и господа, говорит командир корабля. Наш самолет приступил к снижению, и через двадцать минут мы совершим посадку в аэропорту Пулково города Санкт-Петербурга. Температура в аэропорту прибытия минус девять градусов по Цельсию. Еще раз просим прощения у пассажиров за изменение маршрута, произошедшее не по вине экипажа. Желающие могут после посадки покинуть борт самолета и получить свой багаж в аэропорту Пулково. Здесь мы прощаемся с вами. Тех пассажиров, кто не желает расставаться с нами в Санкт-Петербурге, мы просим после посадки пройти в зал транзитных пассажиров. О времени вылета в Лондон мы сообщим дополнительно. Мы просим всех пассажиров привести спинки кресел в вертикальное положение, опустить ручки кресел, открыть шторки иллюминаторов и застегнуть ремни безопасности. Благодарим за внимание.
        Неизвестно, что творилось в эконом-классе после этого сообщения, но в салоне бизнес-класса возмущению не было предела. Как это так? Мы заплатили за перелет Лондон - Москва, а нас вытряхивают в Петербурге. А если мы не хотим здесь оставаться, отправляют назад в Лондон? Нет, это невероятно, это неслыханно. Мы потребуем назад деньги за билеты и моральный ущерб, они еще пожалеют! Где стюардесса? Вызвать ее сюда!
        Особенно лютовал седой джентльмен с газетой Financial Times. Пожилая дама с непомерным чувством собственного достоинства вдруг осознала, что последнее находится под серьезной угрозой, но не могла понять, как эту угрозу отвести. Ей было неудобно перед внучкой, и дама старалась на нее не смотреть. А напрасно! Лицо внучки светилось неподдельной радостью!
        Когда стюардесса наконец вошла в салон, внешнее спокойствие сохраняли только Эдуард и Александр. Со всех сторон раздавались громкие вопросы, суть которых сводилась к требованию доставить их в Москву.
        - Москва не принимает, господа, и неизвестно, когда начнет принимать. Так что, кому нужно срочно в Москву, могут добраться до Москвы на поезде. Кто непременно хочет выполнить условия договора и лететь в Москву нашей авиакомпанией, тому придется полететь с нами в Лондон, а уже оттуда в Москву, когда аэропорт Домодедово будет принимать. Нет, господа, я сожалею, командир корабля твердо сказал, что из Санкт-Петербурга мы полетим в Лондон. Вы должны понять, что это форс-мажорные обстоятельства.
        Проверив, все ли пристегнулись, стюардесса покинула салон. Сразу же после этого погасло внутреннее освещение.

1576
        Внутреннего освещения в карете вполне хватало: четыре свечи, расположенные достаточно высоко, чтобы не мешать сидящим рядом с ними людям, и достаточно низко, чтобы не прожечь верх кареты, даже когда он был закрыт. Закрыт же он был обычно только в дождливую и слишком солнечную погоду. Так что внутри практически всегда было светло, почти как на улице. Если же хозяин путешествовал ночью, зажигали свечи. Внутри было два удобных дивана, один напротив другого, но в этом не было ничего необычного: во всех приличных каретах и три века спустя помещались точно такие же диваны. Но вот что было необычного в той карете - которых, по правде сказать, в Европе еще было немного,- так это выдвигающийся из пола стол, который столь же легко затем трансформировался в среднюю часть кровати, объединяясь с двумя диванами. Таким образом все внутреннее помещение кареты превращалось в одно большое ложе.
        Это фантастическое по тем временам транспортное средство сделали по рисункам и чертежам, привезенным графом из Парижа. Подобная карета служила ему в путешествиях по Италии. Собственно рисунки и чертежи - вот и все, что он привез из путешествия, если, конечно, говорить о материальных ценностях,- пираты напали на его корабль недалеко от родного берега. Конечно, его не то чтобы обобрали до нитки перед тем, как высадить на берег, но пощипали изрядно. Чертежи кареты пиратов не заинтересовали, а как только они узнали, что имеют дело с настоящим графом, грабители повели себя как благородные разбойники: и обращались с ним хорошо, и выкуп за него взяли хороший. В общем, всё хорошо, что хорошо кончается.
        Вернувшись в Англию, граф первым делом заказал себе эту карету, не скупясь на щедрые обещания. У него было предчувствие, что дом на колесах скоро станет его главным домом. И спустя буквально три дня после заказа его верный слуга сообщил ему нечто, после чего встречаться с семьей пропало всякое желание.
        Раз своей жизни у графа не осталось, он начал жить чужой.
        Нет, не при дворе - это не жизнь, а место службы. По крайней мере, так стало сейчас. Раньше, до поездки в Европу, он служил как жил. Королева Елизавета не просто стояла выше его на иерархической лестнице, она была старшей… то ли женой, то ли матерью - он так до конца и не понял, как она к нему относилась. Но от себя не отпускала. И это было уже невыносимо. Всем известно, что образование нужно заканчивать в Европе, на материке, а его почему-то заточили на острове! Он взял и без спросу уехал во Фландрию. Хорошо еще, что меньше чем через месяц вернулся. И привез королеве важные сведения. Простила. И даже разрешила в следующем году поехать-таки погреться у очагов культуры: Франция, Италия… А потом еще на год продлила ему разрешение. Но он почему-то им не воспользовался. Вернулся раньше срока. Подозрения замучили! Но лучше не надо об этом.
        Служил граф честно, но фаворитом теперь не числился. Пока его не было, королева окончательно определилась с главными любимцами. С самым главным, Лестером.[Имеется в виду фаворит Елизаветы I Роберт Дадли, 1-й граф Лестер.] Но пусть Лестер и ездит каждый день ко двору, как на работу. Граф же теперь отвечал только за королевские развлечения в узком смысле слова - маскарады, балы, спектакли. И то не за все, а только за литературную, так сказать, часть. Сценарист королевских увеселений - так в современных терминах мы бы это назвали. Ну, значит, человек творческий, а для творчества требуется время и некоторое уединение. Теперь граф мог себе позволить, когда хотел, оставить двор, и достаточно надолго. К тому же его жена была фрейлиной королевы, а он не желал видеть жену даже при дворе. Особенно при дворе! Вон с глаз моих, да и только!
        Вот по всем этим обстоятельствам карета и была графу жизненно необходима. Первое время, когда оборудовали новую резиденцию, проще говоря, превращали один из замков из оборонительного сооружения в место, пригодное для нормальной, мирной жизни, карета вообще стала самым удобным домом среди всей имеющейся в большом количестве недвижимости графа. Хотя уже не в таком большом: многое пришлось продать, чтобы покрыть долги. Не только эти, итальянские, приобретенные в путешествии по Европе, но и предыдущие, за его королевское обучение и воспитание. Королевское - не в смысле, что его воспитывали как короля, а в том смысле, что его воспитывала корона. И не бесплатно. Но зато старались. Так что в результате граф оказался образован получше любого короля. Да и с самой королевой мог знаниями помериться. А уж поэтическим талантом с графом тягаться при дворе было некому. И Сидни, и Спенсер уступали, хотя тоже были поэтами выдающимися.
        Но карета служила не одним лишь творческим интересам графа. Как-то раз, проезжая по землям соседнего Уорвикшира, граф из окна увидел повозку, которой управляла прелестная белокурая девушка. План возник мгновенно. Граф сначала значительно опередил повозку, потом из задней части кареты, где был маленький чуланчик для слуг, выпрыгнули двое в масках, вооруженные рапирами, и спрятались в ближайших кустах. Карета медленно тронулась вперед. Уже с приличного расстояния граф увидел, как перед подъехавшей повозкой метнулись двое, один схватил лошадей под уздцы, а другой бросился к девушке. Вот, еще немного - и граф станет избавителем: прием не новый, но надежный.
        Но ожидаемого испуганного женского крика не последовало. А последовало то, чего граф никак не ожидал. Тот, что бросился к девушке, теперь почему-то бросился от нее, и так быстро, что едва устоял на ногах. А тот, что остановил лошадей, получил хлыстом по лицу, от чего лишился маски и способности держаться на ногах, он кубарем покатился с дороги, боясь быть раздавленным лошадью, которая тут же рванула с места в галоп, подхлестнутая белокурой возницей.
        Граф приказал остановить карету и как бы невзначай перегородить ей колею. Сам вышел и медленно направился в сторону приближающейся повозки, потом уступил дорогу и вежливо поклонился вознице:
        - Леди, что-то случилось? Могу ли я чем-нибудь помочь?
        - Конечно,- резко осадила кобылку девушка.- Уберите своих людей и лошадей с моего пути.
        - Вы, я вижу, смелая девушка. Но почему вы решили, что это мои люди?
        - А чьи? Кроме меня и вас, здесь никого нет.
        - Но может быть, разбойники? Все-таки Арденский лес…
        - А… Намекаете на баллады о Робин Гуде. Так то когда было? Чуть ли не при короле Артуре… Десяток лет здесь езжу и никаких вольных стрелков не замечала. Ваши первые. Я так понимаю, что это такой изящный способ знакомиться, ваше сиятельство.
        Граф, с нескрываемым интересом слушавший ее речь, более похожую на отповедь, расхохотался:
        - А как вы узнали, что я граф?
        - А кто? Король? Так у нас сейчас нет короля, насколько мне известно. Или уже есть? Тогда простите, ваше величество.
        - Нет,- граф продолжал хохотать,- это вы меня простите. На большой арденской дороге, кроме нас, королей нет! Позвольте поцеловать вам руку, ваше величество.
        - Ладно, целуйте, но только не долго, у меня на эти королевские игры времени нет. Отец, знаете ли, и мачеха. Они этих шуток не поймут.
        - Но сначала позвольте представиться. Граф…- Он назвал свое родовое имя, которое она и так давно уже прочитала на гербе, украшавшем карету.- Но зовите меня просто…- И граф назвал свое имя, данное ему при крещении.- А ваше величество как еще можно именовать?
        - Именуйте меня Анна, во всяком случае, так записано в церковных книгах и так все меня и зовут. Не слишком оригинально.
        - Да, не слишком.- Граф почему-то сразу помрачнел.
        - Ну так что, руку целовать будете или я так уеду? Пора уже.
        - Нет, простите, ваше величество. Пора еще не настала. Я не заслужил еще и этой чести. Но я хотел бы заслужить. Если позволите.
        Граф потупил взгляд и махнул своему вознице, чтобы тот разворачивал карету вдоль дороги. Анна с любопытством смотрела на графа. А тот, уже садясь в карету, бросил:
        - Прощайте. Бог даст, увидимся.
        Анна молча хлестнула лошадку. Граф хлопнул дверцей.
        Анна! Снова Анна… Он позвал одного из своих слуг, того самого, у которого одна щека теперь была украшена ярко-красной полосой от хлыста, и велел все разузнать об этой девушке. Посмотрим, что это за Анна такая. Язык у нее острый, да и рука твердая… И нежная. Тонкая. Граф сразу понял, что именно такая женщина ему и нужна. Смущало только одно - имя. Впрочем, возможно, это и символично и в чем-то даже удобно. Последовательно. «В любом случае, я остаюсь с Анной. Анна - моя единственная женщина»,- размышлял граф.

28декабря 2010

«Таня - моя единственная женщина, что бы там ни происходило в Оксфорде, какая бы Ирина ни мерещилась мне в прошлом, настоящем и будущем»,- успокаивал себя Александр, когда шасси уже давно выпустили и они вот-вот должны были коснуться земли. Но это вот-вот почему-то никак не наступало. Что заставляло думать только о самом главном. Но вот наконец гигантский самолет превратился в огромный самокат, который, постепенно снижая скорость, стал выруливать по холодной питерской земле. Таким образом, самое главное было уже позади, и теперь можно банально думать о главном. А главным было то, что рядом с ним сидел Эдуард и что сам Александр в данный момент собственною волей не владел. И этому нужно было положить конец. Эдуард включил мобильный телефон и, не стесняясь Александра, стал кому-то докладывать:
        - Вы уже знаете? Да, мы сели в Питере. Машину прислать не успели? Хорошо, встречайте на Ленинградском вокзале. Да, ближайшим поездом.
        Уилл
        Часть вторая
        Cui bono?[Кому выгодно? (лат.).]

28декабря 2010
        - Дамы и господа! Наш самолет совершил посадку в аэропорту Пулково города Санкт-Петербурга. Местное время - шестнадцать часов сорок минут. Температура за бортом минус девять градусов по Цельсию. Просьба не расстегивать ремни безопасности и не покидать своих мест до окончания движения и полной остановки самолета. Первыми к выходу из самолета будут приглашены пассажиры бизнес-класса. Мы надеемся, что ваш полет был комфортным, и будем рады снова приветствовать вас на борту самолетов авиакомпании British Airways. Всего вам доброго. Тех, кто решил продолжить путь до Лондона, просьба пройти в зал транзитных пассажиров. К выходу на посадку вы будете приглашены дополнительно. Еще раз приносим свои извинения за изменение маршрута и причиненные неудобства. Благодарим за внимание, всего доброго.
        Александр посмотрел в иллюминатор. Питер встречал пасмурной погодой, все небо было затянуто облаками, прямо как в Лондоне. Настроения это не прибавляло. Самолет наконец остановился. Стюардессы немного поколдовали с люками, и пассажиров пригласили к выходу. Эдуард медлил, пропуская вперед и старушку с внучкой, и пожилого англичанина, и всех остальных пассажиров бизнес-класса. Наконец, когда все покинули салон, он встал и наклонился к Сомову:
        - Пойдемте, сэр, потащимся к концу!
        Александр поднялся и направился вслед за ним. Они прошли по рукаву, соединяющему самолет со зданием аэропорта.
        - Нам сюда.- Эдуард кивнул в сторону девушки в униформе с табличкой VIP в руках.
        Александр удивленно посмотрел на своего спутника.
        - И попрошу вас без глупостей,- негромко добавил Эдуард, приглашая Сомова вслед за собой.
        - Мистер Вэлс?- обратилась девушка к Эдуарду
        - Мистер Уилсон,- широко улыбнулся ей Эдуард,- и мистер Вэлс,- кивнул он в сторону хмурого Александра.
        Остроумие Эдуарда Сомов оценил еще в Хитроу при вылете, когда тот протянул ему слегка потертый фиолетовый британский паспорт с фамилией Wels. Его нынешняя фамилия была наглой калькой с его прежней, русской. И на английском, и на немецком языке не что иное, как «сом».
        - О’кей!- Девушка улыбнулась в ответ.- У вас есть багаж?
        - Нет, все с собой,- ответил Эдуард.
        - Тогда пройдите, пожалуйста, за мной.
        Они проследовали за сотрудницей аэропорта в VIP-зал и подошли к стойке паспортного контроля. Эдуард с невозмутимым лицом протянул девушке-пограничнику свой паспорт.
        - У вас есть что декларировать?
        - Нет.
        - Цель вашего приезда?
        - Бизнес. Мы с коллегой,- он кивнул в сторону Александра,- надеялись до Нового года решить все свои дела и улететь обратно в Лондон. Правда, теперь не уверены, что успеем. Еще придется до Москвы как-то добираться.
        Александр впервые проходил паспортный контроль в VIP-зале, да еще по чужим документам. Ему было немного не по себе, но он старался не подавать виду. Девушка-пограничник взяла паспорт и стала внимательно его перелистывать.
        - В России такие красивые пограничники, что хочется, чтобы они тебя арестовали,- попробовал пошутить он.
        Девушка даже бровью не повела.
        - Надолго в Россию, мистер Вэлс?
        - Хотелось бы поскорее домой.
        Девушка щелкнула штампом и протянула Александру его паспорт. На удивление, паспортный контроль занял всего пару минут. Таможенники вообще не обратили никакого внимания на двух тихо разговаривавших англичан.
        Возвращаясь из-за границы, Александра всегда поражал контраст между столицей нашей родины и европейскими городами. Разница была видна прямо при выходе из здания аэропорта. Черная грязь, смешанная со снегом, не только на проезжей части, но и на тротуарах, машины, пытающиеся вырваться из неразберихи площади перед аэровокзалом, оглушающие сигналы автомобилей, крики водителей, уже подзабытый мат соотечественников и унылые лица гаишников, равнодушно взирающих на бесконечные пробки. Унылыми были, правда, не только гаишники, но и абсолютно все, кто попадался навстречу. Иностранцы без труда отличали русских за границей по этому непередаваемому выражению лица. Как будто извечная скорбь еврейского народа навсегда покрыла лица россиян. Александр не любил улетать из Москвы еще и потому, что не любил сюда прилетать. Питер от Москвы в этом смысле ничем не отличался.
        - Вот видите, как все просто в России: заплатил еще половину стоимости билета - и можешь везти сюда что хочешь.
        - Ага,- восхитился Александр,- и безо всякой очереди.
        Он вспомнил, как российские туристы по нескольку часов бьются в бесконечных очередях, возвращаясь домой из заграничных поездок, проклиная эти самые очереди, таможню, извечный российский бардак и друг друга.
        Осень 1576

«Нет, неспроста мы встретили друг друга на арденской дороге,- размышлял граф.- Сама судьба подарила мне еще одну Анну, простую девушку, дочку местного зажиточного фермера». Но послана ли ему новая Анна его ангелом или, скорее, демоном-хранителем, чтобы помочь вернуть Анну старую? Вернуть - значит простить.
        Граф давно бы простил свою жену - благородства у него на это хватило бы с лихвой, - сумел бы подавить свою ревность. Но вот беда, он не до конца был уверен, что жену вообще было за что прощать. Конечно, человеку, который породил его сомнения, граф доверял полностью. Но ведь раньше он и жене полностью доверял! А сейчас даже не захотел встретиться с ней… Фактически сбежал. Струсил, не смог в глаза посмотреть. А вдруг она?… Нет, лучше этого не видеть.
        Вот и метался граф вокруг своих владений в карете, никем в округе прежде не виданной, как Летучий голландец.
        Но теперь граф раскатывал не бесцельно, а каждое утро, как на работу, приезжал на место встречи с Анной. «Рано или поздно она появится, раз десять лет регулярно по этой дороге ездила»,- рассудил граф.
        Но ему не очень повезло. После встречи с Анной в субботу пришлось ждать целую неделю. Воскресенье, естественно, выпало - в школе не было занятий. А с понедельника братишка Анны Хэтуэй, Роберт, захворал. Дело шло к зиме, и простудиться, сидя в продуваемой всеми ветрами повозке, было не сложно. Анна не то чтобы забыла о графе. Как же забудешь о таком событии? В их глуши этого и двести лет могло не произойти, а вот на тебе, случилось.
        Но Анна была девушка здравомыслящая и не обольщалась на свой счет. Кто она, а кто граф? Да и что хорошего могло выйти? В общем, она воспринимала их встречу как эпизод из волшебной сказки. Ехал принц… Ну и проехал. Два-три дня повспоминала и забыла вроде как: домашние дела поглотили. Их же всегда немало, а тут еще Роберт заболел!
        Поэтому, когда Анна в половине седьмого утра в следующую субботу снова отвозила брата в школу и увидела на том же месте знакомую карету, она была просто поражена. Но останавливаться не стала - сделала вид, что не заметила ничего, да и времени на разговоры не было. Зато, отвезя Роберта в школу, она не стала ждать его, как обычно. Теперь ее саму ждали, и она не могла обмануть ожидания или сделать вид, что ничего не было. Тем более что ощущение сказки, в котором она жила несколько дней после встречи с графом, вернулось как по мановению волшебной палочки!
        Она заметила его еще издали, он шел навстречу, оставив карету где-то далеко позади. Анна съехала на обочину, соскочила с повозки и бросилась к нему. Казалось, жених и невеста, разлученные на пороге венчания, через много лет наконец-то вот-вот воссоединятся - с таким порывом они кинулись навстречу друг к другу! Если бы у этой сцены нашелся зритель, он ни на секунду не усомнился бы, что дело закончится страстными объятиями и поцелуями. Но молодые люди только взялись за руки и замерли. Соприкоснувшись ладонями поднятых рук, они долго молча смотрели друг другу в глаза.
        - Ты что, правда ждал меня здесь каждый день?
        - Да. Мне неловко об этом говорить, но я, как мальчишка, ждал тебя с утра и до вечера.
        - С раннего утра и до позднего вечера?
        - Конечно, ведь я боялся пропустить твое появление.
        - А я не забыла твое.
        - Ты меня простила?
        - За что?
        - За слуг в масках.
        - Я видела только тебя.
        - Мне стыдно. Зато сейчас я совершенно один.
        - Один? Ты бросил свою карету…
        - Я бросил не только карету, Анна. Я бросил свою жену.
        - Расскажи мне. Почему?
        - Я попробую, если ты меня не оставишь.
        - Как я могу тебя оставить?
        - Я верю, что не можешь. Надеюсь и верю.
        - Я тоже верю. Но сначала расскажи мне про жену. Что у вас произошло?
        - Ничего. Я уехал.
        - Ты не любил ее?
        - Ей казалось, что я любил ее. И я ей верил. А вера стирает границу между быть и казаться.
        Анна внимательно посмотрела на графа.
        - Потом мне стало казаться, что она предала меня.
        - Предала? Ради кого?
        - Ради отца. И матери. Но прежде всего - отца. И тогда я уехал.
        - И не захотел возвращаться?
        - Нет, я хотел вернуться, ведь у меня родилась дочь.
        - К дочери нужно вернуться, даже если усомнился в жене.
        - Конечно. Если это твоя дочь.
        - Как ты можешь так говорить?
        - Есть причины.
        - Не может быть никаких причин. Ты или веришь ей, или нет.
        - Да, быть дочери твоей или не быть - вопрос веры. Анна, ты умна не по годам. Новая Анна.
        - Новая? Понятно.
        - Не сердись. Я все тебе объясню.
        - А меня ты тоже будешь любить? Или тебе это только будет казаться?
        - Не знаю, Анна, что будет, но я чувствую, ты нужна мне.
        - Для чего?
        - Просто нужна. А я тебе?
        - Если ты будешь моим, то ты станешь для меня всем. Таких, как ты, мне больше не встретить, это же ясно.
        - Но я не смогу тебе отдать всего себя.
        - Нет-нет, это я тебе отдам всё. Просто некому больше.
        - Вот так просто?! Анна!
        - А что усложнять? Всё ясно: тебе нужно будет всё и всегда. А мне хватит того, что ты дашь.
        - Анна, я отдам тебе целую жизнь, но не обычную жизнь, а тайную. Ты будешь моей тайной, а я - твоей.
        - Значит, нам суждено не жить, а только фантазировать нашу жизнь?
        - Нет, не только, еще мы станем играть ее. Все происходящее в реальной жизни будет превращаться в нашу игру. Моя жена, твой муж.
        - Так у меня будет муж? Ты уже готов отдать меня за кого-то замуж?
        - Анна…
        - Впрочем, я согласна. Раз я буду твоей тайной, то стоит стать страшной тайной!
        - Мне нравится, когда ты так смело говоришь. Можно я поцелую тебя?
        Анна прикрыла глаза в ожидании поцелуя.
        - Нет, не сейчас. Завтра я приеду в восемь утра.
        Граф подошел к Анне сзади, обнял ее и поцеловал ее в шею, в позвонок, соединяющий шею со спиной.

28декабря 2010
        Изящно одетый молодой человек в задумчивости постоял перед входом в Московский вокзал, потом неожиданно потер позвонок, соединяющий шею со спиной, так называемый позвонок Атланта, и решительно вошел внутрь. Потереть этот позвонок было необходимо, чтобы придать гибкость шее, играющей немалую роль в образе метросексуала. Он знал, что значение этого слова никакого отношения к метро не имеет, так же как к нетрадиционной сексуальной ориентации. Одним из корней слова было английское metropolitan, то есть «столичный». А синонимом - устаревшее слово
«денди».

«Как денди лондонский одет»,- пробормотал молодой человек и, оторвавшись от размышлений об этимологии этого нового для русского уха словечка, направился через здание вокзала к выходу на платформу.
        Одет он был с иголочки, словно только что сошел с обложки модного журнала. Изящные сапоги из мягкой крокодиловой кожи на невысоком каблуке, брюки в обтяжку, темно-синий твидовый пиджак в крупную клетку, из-под серого пуловера виднелся узел серого же шерстяного галстука, завязанного самым модным узлом, английское пальто с меховым воротником, небрежно, но стильно наброшенный шарф. Голову этого создания венчала меховая то ли шапка, то ли каскетка, но сшитая тоже по самой последней моде.
        Упругая походка, гордо поднятая голова и ее легкое до незаметности покачивание. Равнодушный взгляд слегка прикрытых, подернутых поволокой глаз. Он изящно выкатил на платформу дорогой кожаный чемоданчик, едва не сбив с ног стоящего у первого вагона Эдуарда. Тот пристально рассматривал всех проходящих пассажиров и только в самую последнюю секунду успел увернуться от пахнущего духами коротко подстриженного молодого человека. Англичанин смерил метросексуала взглядом, полным явного презрения. Тот даже не обернулся. Лишь обдал возмущенного Эдуарда волной Scuderia Ferrari, самого модного в этом месяце аромата, и как ни в чем не бывало покатил свой чемоданчик по льду платформы по направлению к началу состава.
        Молодой человек быстро вошел в вагон бизнес-класса и занял свое место. Поезд шел до Москвы три часа сорок пять минут. Он рассчитывал выспаться за это время, поэтому попросил проводника его не беспокоить, затем откинул кресло и надел на глаза маску для сна. «Только бы заснуть после всего этого!- размышлял Александр, а это, конечно, был он.- Как он меня не узнал?»
        Идея с маскарадом пришла ему в голову, когда он удирал от опешившего Эдуарда на такси. Тот бросился следом за ним, замахал рукой подъезжавшей машине, но, видно, отстал в пробках. Александр же благополучно доехал до Гостиного Двора. Там он первым делом постригся по последней моде, покрасился в рыжий цвет, сбрил бороду и - какая это была мука!- позволил слегка выщипать себе брови, чтобы изменить их форму. Автозагар придал его бледному лицу слегка медный оттенок.
        Очки он снял, а вместо них вставил контактные линзы. Затем вошел в первый попавшийся торговый центр и купил себе всё-всё самое модное. Слава богу, Эдуард денег ему дал авансом, и предостаточно, так что оделся Александр от ботинок и носков до пальто и шапки. Последним штрихом стал iPhone последней модели. Как раз на пару к новенькому MacBookу, подумалось Александру, безо всякой жалости выбрасывающему телефон, подаренный Эдуардом, в урну. Правда, безлимитную симку он предусмотрительно вынул - мало ли что! И вот, из безразличного к своему имиджу интеллигента он превратился в безразличного к своему интеллекту метросексуала!
        Узнать снявшего очки, сбрившего бороду и подстригшегося человека, который сменил враз весь свой гардероб, имидж и багаж, конечно, можно, и профессионал это легко сделает, но при одном условии: он будет ожидать чего-то подобного. Но ничего подобного Эдуард от Александра не ждал и в помине. Александр и сам от себя этого не ждал! Оттого-то все и удалось. Эдуард посмотрел на него в упор и не узнал!
        Эдуард простоял на платформе до 19:44, затем на ходу вскочил в последнюю дверь состава. Признаться, он вообще был уверен, что Александр давно уехал каким-то другим поездом или электричкой. Сам Эдуард так бы и сделал. Не доехал бы до Ленинградского вокзала, сошел в Бологом, Твери или еще где-нибудь поближе, и наверняка ушел бы от погони. Беспроигрышный вариант. А еще проще было взять такси до Москвы… Эдуард набрал номер телефона:
        - Алло? Я его потерял… Как-как… Вот так. Сбежал от меня в аэропорту. Вскочил в первое попавшееся такси и уехал… Деньги у него есть, я ему в Лондоне дал… Не смог догнать. Это же не Лондон. Нас остановили полицейские… Да какая разница, они через два месяца станут полицейскими… Стали требовать взятку. Я тут же протянул сто фунтов - российских денег не было. Это вызвало у них подозрение. Деньги не взяли, зато стали проверять документы. Я потерял время… Нет, компьютер не включал. Телефон тоже недоступен… Наверное, выкинул. Насмотрелся фильмов про шпионов. Хотя я сам его научил… Ни в один поезд не садился, я проверил все. Околел как черт. Как кто? КАК ЧЕРТ! Всё, встречайте в Москве.
        В 19:45 фирменный поезд «Сапсан», следующий по маршруту Санкт-Петербург - Москва, плавно тронулся и начал быстро набирать ход. Александр достал купленный в Питере новый мобильник и попробовал позвонить Тане - номер недоступен. Теще - не берет. Почему не берет? Незнакомый номер. Ну и что? Ей запретили брать телефон. Кто запретил? Те, кто украл Татьяну? Может, на домашний попробовать?… Пять минут до появления Эдуарда у меня еще есть… Ага, тоже не берет. Но может быть, просто дома нет. Да куда она пойдет? Пошла Никиту из секции забирать? Но какая может быть секция в сложившейся ситуации? Она должна ждать меня. Или она узнала, что самолет из Лондона не долетел до Москвы?
        Александр снова надел маску для сна. Мобильные телефоны его раздражали. Еще каких-нибудь двенадцать лет назад никто не знал о существовании этой заразы. Мало того что вредно, еще и покоя человеку нет никакого! Дзынь-дзынь. Дзынь-дзынь. С одной стороны, конечно, уровень развития цивилизации определяется скоростью передачи информации. Вон в Древней Греции почту пересылали со стадами овец. Письма по три-четыре месяца шли. Но цивилизация и культура - вещи абсолютно разные, если не сказать - несовместимые. Какая культура: ни сосредоточиться тебе, ни подумать, ни поработать. Дзынь-дзынь. Дзынь-дзынь. А результат? Есть связь, нет связи - один черт. Нет! Только переписка - единственный честный вид коммуникации. Старый, как письменность, и новый, как e-mail. Но письмо сейчас писать нельзя. Эдуард в любой момент может войти в вагон и обратить внимание на новенький MacBook. Тогда весь маскарад - коту под хвост!
        Февраль 1580
        Всё псу под хвост! Джон Шакспер был в отчаянии. Пропала Патрисия! Конечно, позавчера он поступил с ней нехорошо. Сначала всё было как обычно, а потом черт принес эту Катерину. Услышала, видишь ли, крики. Ну, может быть, Пэт чуть-чуть неаккуратно ее связала, ну не рассчитала… Но они же никого не убивали. Джон вернулся туда потом, а она мертвая. Пришлось с Пэт разбираться, почему она молчала? «Я должен был узнать, что же произошло»,- успокаивал себя Джон. Но спокойствие не приходило. Сегодня утром он пришел туда, а Патрисии нет.
        Кроме всего прочего, пропал товар. Очень дорогой товар. Контрабандный. И это, пожалуй, беспокоило Джона Шакспера больше всего. Раз здесь замешан бизнес, дело плохо. История с Катериной Гамлет рано или поздно забудется. Родные больше всего обеспокоены сейчас тем, чтобы ее не признали самоубийцей, и легко согласятся на версию с несчастным случаем. Патрисия вообще никому не нужна - никто и искать не будет. Бродяжка, жила долго в его доме, но вот ушла… Как пришла, так и ушла. Бог дал, Бог взял. А вот кто вышел на его контрабандный товар - вопрос серьезный, потому что люди эти, скорее всего, тоже серьезные. Важно узнать, кто они.
        Но как во всем этом разобраться? И кто будет в этом разбираться? Коронеру это дело не поручишь - узнает лишнее. Самому не с руки. Они-то его знают, а он их нет. И тут Джон вспомнил о своем старшем сыне. Большой ведь уже, шестнадцать лет скоро. И в школе третий год учится. Или четвертый? Грамотный, значит. Скоро обеденный перерыв в школе, и он придет домой. Вот с ним и надо поговорить.
        Отец, который не слишком вникал в жизнь сына, как всегда, ошибся. Перерыв уже начался, и Уилл сломя голову несся домой. Все утро мысли и видения, одни других страшнее, преследовали его. Теперь он боялся и отца, и Патрисию, и коронера, и того неизвестного «призрака», который говорил с отцом, и того неизвестного в карете, который встречался с Анной! И едва ли не самой Анны! Ему казалось, что кто-то из них или все они вместе станут преследовать его и, скорее всего, убьют. Он слишком много знал! И эти знания его пугали так, что он переставал соображать. Вбежав в дом, он сразу услышал голос отца:
        - Уильям, зайди ко мне.
        Колени задрожали. Вот и всё… Ясно, что отец уже все про него разузнал. Уилл медленно открыл дверь и вошел в комнату, приготовившись к самому худшему. Отец заговорил не сразу, чем довел сына почти до обморока. «Мучает,- подумал Уилл.- Выбирает момент, когда побольнее ударить».
        Но Джон никак не мог подобрать слов, чтобы не потерять лица перед сыном, который пришел слишком быстро. Шакспер-отец не успел придумать, с чего начать. Это с одной стороны. С другой стороны, дело не терпело отлагательств, поэтому он не хотел ждать. А что тут церемониться, это же, в конце концов, его сын, он всем ему обязан, и его долг выполнять любые требования отца - так Джон Шакспер все-таки решился на разговор. И, глядя на сына в упор, начал:
        - Пропала Патрисия.- Уилл ждал чего угодно, но только не этих слов. Однако хоть и неожиданно, но, пожалуй, все равно приятно. Не сразу тебе позвоночник переломят!- Пропала еще вчера. Что ты об этом думаешь? Куда она могла деться? Я знаю, ты ее не любишь, но это не имеет значения. Говори.
        - Что я могу сказать, отец?- выдавил из себя Уилл.- Я ничего не знаю.
        - Вот. Не знаешь. А для чего я тебя учу? Кормлю, пою. Для чего?!- Хотя отец выдержал театральную паузу и ждал ответа, Уилл только плечами повел и головой замотал (сейчас начнется!).- Вот то-то же: я всё это делаю для того, чтобы ты получал знания. А ты говоришь, что ты не знаешь. Так узнай. Раз ученый, так узнавай. Исследуй, расследуй, узнай и мне доложи. Я хочу знать, куда она делась. Кто за детьми теперь присмотрит? Мать-то уже на сносях почти.
        - Хорошо, отец, я попробую разузнать.
        - Вот-вот. Попробуй… И попробуй не узнать!- Джон хотел по привычке дать сыну подзатыльник, но, понимая, что теперь он от Уилла в определенной степени зависит, удержался.- И вот еще что. Еще что… Что еще…
        - Что еще, отец?- спросил Уильям, которому было даже неудобно смотреть, как отец неуверенно мнется. Лучше бы затрещину влепил, а то что-то еще задумал.
        - Там товар был… Ну, ты знаешь какой.
        - Нет, я не знаю. Ты давно меня не посылал товар считать.- Уилл понял, что невольно проговорился, теперь отец поймет, что он знает о старом складе. Но Джон был сосредоточен на своих мыслях и не слушал сына.
        - Ты понимаешь, о чем я говорю. Тебе известно, какой товар лежал на старом складе.
        - Нет, отец, прости, мне это не известно.
        - Не прикидывайся. Ты отлично понимаешь, что я имею в виду. Ну да, да, ты не знал, что в тех тюках. Но ты знаешь, ты и раньше знал, что это за тюки.
        - Я могу только догадываться.
        - Вот сделай милость, догадайся! Короче, тюки пропали. Это очень дорогой товар. Очень дорогой. И мне придется за него рассчитываться. И вот это меня волнует больше всего. Больше всего. Я хочу знать, кто украл товар. Больше всего хочу знать именно это.- Джон вплотную подошел к Уиллу и понизил голос: - Больше всего, понял меня?
        - Я вас понял, отец.
        - Ни черта ты не понял! Но попробуй мне не найти их! Вот тогда ты всё поймешь! Мне не надо, чтобы ты понимал, не твоего ума это дело. Ты просто найди их - и всё. Понял он!
        - Простите отец, но мне нужно знать, что было в тюках.
        - Еще чего захотел!
        - Но как же я буду искать, если я не знаю, что мне искать.
        - Тебя для чего в школе учат? Догадываться он, видишь ли, может, а знать - не знает. Не нужно быть ученым, чтобы искать известно что. Это и дурень найдет. Ты найди, не зная. Этого никто не должен знать.
        - Чего?
        - Уилл, ты сегодня дочевокаешься, останешься без обеда… Как с отцом разговариваешь?!
        Уильям совсем растерялся.
        - Ладно, иди обедай. После обеда я тебе сообщу всё, что тебе нужно знать. Но имей в виду! Чтоб никому, чтоб никто… Понял меня?
        - Да,- как можно тише ответил Уилл.- Значит, мне идти? Только обед еще не скоро.
        - Скажи, что я велел накрыть тебе немедленно. Иди. А после сразу ко мне.
        - Спасибо, отец.
        - То-то.
        Щедрое угощение, думал Уилл. Сейчас вместо нормального горячего обеда опять недоеденное с завтрака подадут. От доверия отца не пополнеешь! Уилл быстро заскочил на кухню и съел свой полусухой паек. Вернее, не успел еще съесть, как услышал:
        - Уилл, ну сколько можно есть? Я же жду. Слышишь, я жду.
        - Иду-иду. Уже иду.
        - Ну так вот. Товар привезли во вторник вечером. В среду утром мы пошли с Патрисией его проверять. Сам понимаешь куда.
        - А утром рано?
        - Сказано утром, не перебивай. Утром - значит, утром.- Джон помолчал.- Ушли, ты еще спал.
        - А… понятно.
        - Опять понятно? Тут и понимать нечего. Рано ушли. Дело было срочное. Кто еще сделает? Ты учишься…
        Уильям почувствовал неловкость за отца. Его оправдания были такими неуклюжими. Но сам Джон Шакспер нисколько не смущался.
        - Конечно, я бы предпочел послать тебя, чем самому таскаться. Я уже не молод… Но и не стар. Короче, ты все понял? Вопросы есть? Впрочем, даже если есть, мне все равно больше тебе сказать нечего. Иди работай. То есть ищи, но так, чтобы никто не заметил, что ты ищешь.
        - Я попробую, отец.
        - Нет, ты не пробуй, ты найди. А то живо наследства лишу. Да и кормить перестану. Большой уже. Скоро шестнадцать. Мог бы и сам себе на жизнь зарабатывать. Так что попробуй только не найти. Пять дней тебе даю. Всё, закрой рот, не хочу тебя больше слушать, делом доказывай, на что ты способен! Пошел!

28декабря 2010
        Сразу за Тверью поезд пошел, казалось, еще быстрее. Наверное, проехали тот единственный участок, на котором «Сапсан» может разогнаться до двухсот километров в час, подумалось Александру. И что это за птица такая, «Сапсан», размышлял он, и кто его развел на наших неприспособленных для этого железных дорогах?
        Он впервые летел на этом волшебном поезде, вокруг которого было столько шума в прессе,- и ничего особенного не заметил. Вместо обещанных перед вводом в эксплуатацию трех часов поезд в пути находился все четыре. А ведь были же старые добрые «Невский экспресс» или «Р-200», которые за такое же точно время доставляли всех из Первопрестольной в культурную столицу. И не нужно было расписание менять.
        А сейчас, говорят, отменили много электричек, и возмущенные местные жители объявили охоту на «Сапсанов»: зимой ставят на путях снежных баб и бутылками и камнями стекла закидывают. Александр пересел подальше от окна. Да и кому надо из Питера в Москву ехать за три часа? Наверное, тому же, кто из центра Москвы на Рублевку с мигалками мчит - за те же три часа. К ужину.
        А ведь витали же в великих умах и даже высказывались вслух такие идеи, чтобы перенести столицу в Питер. Как бы здорово было, и ездить им никуда не надо. Так нет. Решили проще: всех питерских чиновников, а также всех друзей, родственников и знакомых… Кролика - Александр вдруг вспомнил Милна и расхохотался про себя - перевезти в Москву. Еще вспомнился анекдот. На Ленинградском вокзале встречают приехавших пассажиров. «Вы коренной житель Санкт-Петербурга?» - «Да».- «Тогда добро пожаловать на работу в правительство!»
        После того как власти пожелали соединить города современными скоростными поездами, путешествие из Петербурга в Москву превратилось в простое перемещение из пункта П в пункт М. Книгу за это время явно не напишешь, а уж тем более такую, за которую хоть куда-нибудь да сослали бы.
        Александр не мог заснуть и устал размышлять, поэтому отпустил свою мысль на волю. Блик - остановка, другой - остановка. Что за ахинея все-таки с ним случилась? Три последних дня превратили всю его осознанную и упорядоченную жизнь в какую-то кашу, круто замешанную и быстренько сваренную! «Узнать бы, что за повар здесь поработал»,- сокрушался Алекс. Ведь поработал здесь какой-то шустрый шеф-повар, не могло такое блюдо само собой состряпаться. Поскорей бы до дома добраться, попытаться во всем разобраться, с головой под одеяло забраться…
        Мысли перестали связываться, связывались только слова, даже отдельные формы слов.
        Он выглянул в окно. На такой скорости разглядеть что-либо за окном в темноте было не просто. Но кое-какие знакомые места узнавались, да и по времени было ясно, что до Ленинградского вокзала осталось не больше часа. Известное дело: при больших скоростях расстояние измеряется временем. Полчаса на «Сапсане» звучит как двенадцать световых лет - совсем рядом, поэтому Александр попробовал направить свои мысли в практическое русло.
        Ну вот приедет он, и дальше что? Сразу домой? Или к теще? В Москве поезд будет в половине двенадцатого. Никита спит, да и теща спросонья ничего толком не объяснит. Нет, лучше сначала домой. Хотя, пока он доберется до дома, Эдуард успеет дать сигнал кому надо, там-то его тепленьким и возьмут… Но все равно к теще надо обязательно. И тут он вспомнил про свой маскарад. Пока об этом маскараде никто не знает, нужно им пользоваться. Вряд ли они будут его у квартиры стеречь - скорее у подъезда. А если Эдуард, с которым они столько общались, его в упор не узнал, то те, кто его никогда не видел, по фотографии тоже не опознают…
        За такими рассуждениями проходило время, но Александр так и не решил, куда отправиться по приезде.
        Февраль 1580
        Хотя, куда идти, Уильям еще не решил, но все равно пошел, почтительно склонив голову и стараясь не смотреть на отца. В школу все-таки еще рано возвращаться, но и в доме оставаться ну никак невозможно. Вдруг отец еще что-то придумает. С него довольно - не столько принял решение, сколько почувствовал Уилл. Требовалось время хотя бы для того, чтобы просто прийти в себя! Он брел куда глаза глядят, и ноги сами привели его на место преступления. Получается, его туда тянуло, словно преступника! Тут Уилл вспомнил совет коронера никому не доверять, даже себе. «А алиби у меня есть?» - в сознании всплыло когда-то услышанное слово, значение которого Уилл представлял себе смутно, но почему-то считал, что в данной ситуации нужно употребить именно его. Где он был во время убийства? Неизвестно. Впрочем, неизвестно было и само время убийства, да и заводь с ивой явно была не столько местом преступления, сколько местом обнаружения трупа девушки. Так что подтверждение собственного алиби откладывалось на неопределенное время. Да, еще многому нужно учиться, чтобы стать настоящим коронером, завершил свои размышления
Уильям и пошел в школу.
        В полном одиночестве за партой он раньше не сидел никогда. Странное ощущение пустоты вокруг поначалу мешало его попыткам сосредоточиться. Но нужно было во что бы то ни стало привести в порядок мысли и как следует обдумать произошедшие за последние три дня события. Среда. Утонувшая мисс Гамлет. Разговор с коронером, сначала подслушанный, а потом и взаправдашний. Четверг, то есть вчера. Найденная белая лента. Разговор отца с неизвестным. Венок, который привел к старому складу. Откопанная в сарае Патрисия. И наконец, тот, кто забрал Патрисию, знакомый Анны. Сегодня, в пятницу, еще новый след - пропавший товар, явная контрабанда. Кто мог его взять? Тот, кто знал его ценность, то есть кто-то из контрабандистов.
        Так, с одной стороны, фактов много, в некоторых ключевых событиях Уильям даже сам участвовал. С другой стороны, именно потому, что фактов много, все как-то слишком ясно, если не считать личности неизвестного помощника отца и его роли. Но по всей видимости, он просто помогал: взял задушенную Катерину Гамлет со склада и дотащил до известной всем ивы, где и утопил. А задушила, получается, Патрисия… Или отец, но это вряд ли: не стал бы он сам руки марать! Но за что? Или почему? Не ясно.
        И еще Уильяму была не совсем понятна его собственная роль в этом деле. Он начал как случайный наблюдатель, которому нечем было себя занять, потом напросился к коронеру в помощники, но тут же стал сначала заинтересованным, а потом и действующим лицом всей этой истории. А теперь еще получил задание от отца узнать, куда делся товар. Выходит, нужно срочно как-то отбиться от коронера, чтобы он ничего не заподозрил. Скажу, что много работы дома, да и в школе тоже занятий прибавилось. Сам же мне велел латынь учить. Вот ни на что больше времени и не осталось.
        И в этот момент в коридоре школы послышались шаги. Кто бы это мог быть? До занятий больше получаса - на церковной колокольне еще не били часы. Шаги приближались к его аудитории, скрипнула дверь, и на пороге появился коронер - легок на помине.
        - Так вот ты где,- с порога бросил он.
        - Да, я здесь учусь, здравствуйте.
        - Ну здравствуй, здравствуй. Что же ты не заходишь? Напугал я тебя? Не хочешь больше становиться помощником коронера?
        - Нет, сэр, очень хочу, но отец внезапно завалил меня работой. Совсем времени не остается.
        - Надо же, завалил. Как-то и вправду внезапно. Ни с того ни с сего взял и завалил. - Коронер хитро посмотрел на Уилла, у которого от этого взгляда чуть душа в пятки не ушла. А вдруг коронеру что-то известно о его похождениях?
        - Да, сэр, говорит, иди считай товар, срочно.
        - И что, Уилл, тебе это подозрительным не показалось? Только ты начал расследование, а он тебя - бац!- завалил работой! И вот еще один фактик, из-за которого не складываются в убедительную картину твои показания.
        - Какой фактик, сэр?
        - Твое присутствие в школе в это время. Ученики вообще так рано на занятия никогда не приходят. Им школа и по расписанию надоедает, а тут чуть ли не на час раньше пришел с обеда, да еще в то время, когда отец тебя завалил работой.- Шакспер подавленно молчал. Не удалось провести коронера, застал он его врасплох. А коронер, не давая Уиллу продыху, продолжал гнуть свою линию: - И вчера тебя видели совсем не за работой, да и в школу после обеда ты не пришел.
        Молчание юноши затянулось до неприличия, он судорожно пытался придумать, как бы оправдаться. Заведомая ложь не пройдет, но что из правды сказать и при этом не выдать ни себя, ни других?
        - Что молчишь? Прикидываешь, что соврать? Куда ты ходил вчера в обед? Ведь дома на обеде тебя не было…- наугад спросил коронер, но Уилл легко попался на эту уловку следователя:
        - Сэр, отец поручил мне пойти на склад, посчитать товар.
        - Какой склад?
        - Дальний склад, сэр. За городом. Там, вверх по течению реки.
        - Какой товар?
        - Не знаю, какие-то тюки.
        - Сколько тюков?
        - Сколько?- Уильям запнулся, но тут же решительно ответил: - Тридцать девять.
        - Вот как? И большие тюки?
        - Это коммерческая тайна, сэр.
        - Ух ты! Сколько тюков - не тайна, а величина тюка - тайна.
        - Да сэр, общий объем товара - тайна. Вам это ни к чему. А спрашивая, сколько тюков, вы же проверяли не товар, а меня. А про себя я могу говорить.
        - Подумать только - какой оборот! Да ты просто настоящий софист.
        - Кто, сэр?
        - Выкручиваетесь, сэр!
        - Что вы, сэр.
        - Ладно, работа - так работа, но я тебя уже предупреждал, будь осторожен с этой работой. Заработаешься - потом костей не соберешь. Я не шучу, бывали в наших краях и такие случаи: не в меру пронырливые работяги были схвачены за нос и повешены за ноги.
        Уилл очень испугался, но виду постарался не подавать.
        - Так что думай, Уилл. Если что, приходи, чем смогу - помогу.
        - А вам, сэр, стало что-то известно об утопленнице?
        - Ничего нового, кроме того что она страдала лунатизмом. И живет она в той стороне города, к которой близко расположен склад твоего отца. Так-то.
        - Спасибо, сэр.
        - Не за что. Я к тому, что она и сама могла свалиться в реку. Как сомнамбула.
        - Спасибо, сэр.
        - Если все же узнаешь что-то новое по этому делу, приходи. Ругать не буду. Помогать отцу тоже нужно, это понятно. Но вот идут твои одноклассники, какая мелюзга, однако. Прощай, Уилл!
        - Всего доброго, сэр.
        - Доброго? Пожалуй.
        Коронер вышел из класса. А Уилл впал в панику. И до этой беседы он не очень-то представлял, как выбираться из столь быстро соткавшейся вокруг него паутины, но теперь, когда он неожиданно попал под подозрение властей, способность хоть как-то анализировать ситуацию совсем его покинула. Уильям ощутил, что загнан в угол.

29декабря 2010
        Александр в полной мере ощутил, что загнан в угол, только когда на цыпочках подошел к двери в собственную квартиру и, прижавшись к ней ухом, затаил дыхание.
        Путь от Ленинградского вокзала до Академической показался ему вечностью, хотя на самом деле занял не более двадцати минут. В двенадцать часов ночи по Москве ездить одно удовольствие, чего не скажешь о любом другом времени суток.
        Он вышел из такси на углу соседнего дома и прошел во двор пешком. Напротив его подъезда стояла машина, в которой сидели двое и курили. Александр еще издалека увидел, как в темноте вспыхивает то один огонек сигареты, то другой. Увидев это, в свой подъезд он входить побоялся, даже под маской метросексуала. Что же делать? Александр вспомнил, что, хотя после терактов чердак в его подъезде и стали закрывать на замок, мальчишки замок этот постоянно срывали и продолжали лазить по чердаку. Он это слышал наверняка, так как его квартира была на последнем этаже, и частенько над головой кто-то ходил и даже бегал. Вряд ли это были голуби.
        Но как войти в соседний подъезд? Ведь кода домофона он не знал. На счастье Александра, оттуда как раз вышли парень с девушкой и повели на вечернюю прогулку семейство такс. Он быстро пошел им навстречу и успел ногой придержать почти захлопнувшуюся дверь. Вошел в подъезд, вызвал лифт и поднялся на последний этаж. Здесь тоже повезло: замок был сорван. Хоть не пришлось хулиганить в собственном доме. Он повесил сумку на плечо и пролез по чердаку в сторону выхода в собственный подъезд. Толкнул дверцу вниз - открыта, слава богу. Стараясь не шуметь, спустился по лестнице. Подошел к двери своей квартиры. Замер от внезапной мысли: а вдруг у него гости? Здравствуйте, Александр Дмитриевич! Мы уже устали вас ждать и за вами бегать! Проходите, пожалуйста, чувствуйте себя как дома. Александр тихонько постучал в дверь. Тишина. Потом осторожно нажал на кнопку звонка. Никакого ответа. И только после этого он осмелился вставить ключ в замочную скважину.
        Февраль 1580
        Уильям осмелился бы сейчас пойти за советом только к одному человеку во всем городе, даже в целом мире, хотя его мир как раз одним Стратфордом и ограничивался. Слава богу, что с некоторых пор ему было к кому обратиться за советом. Анна! Анна! Анна!.. Только она теперь может сказать, что ему делать и как быть. Кому еще до него дело? Отец использует его как рабочую силу, как живое орудие, даром что рабства в Англии нет. Дети - они ж фактически рабы родителей. К ним могут относиться лучше или хуже, но рабами они от этого быть не перестают!
        Ну ничего, его рабство скоро закончится, мечтал Уилл, вот женится он на Анне - и всё. Будет сам себе господин. Скорей бы! Но сейчас, хоть она ему и не жена, только она у него и осталась в целом мире, и нужно срочно к ней бежать, срочно, пока уроки не начались. Уилл быстро встал и вышел сначала из-за парты, а потом и вовсе из класса, не обращая внимания на любопытные взгляды однокашников. А некоторые из них явно заметили, как из классной комнаты, где в одиночестве оставался Уилл, выходил коронер. Но ничего, заметили и заметили. Никому не расскажут. Гораздо важнее было то, что Шакспер-младший не встретил учителей - не хотелось привлекать к себе лишнее внимание.
        Часа через полтора он в третий раз за последние три дня подошел к дому Анны, а если точнее, к дому ее отца. Уилл подобрался к заветному окошку и - на этот раз ему совсем не повезло - долго-долго ждал, когда же Анна вернется к себе в комнату. А ведь она могла и вовсе сесть в тележку и отправиться в школу за Робертом. Вот глупо бы тогда получилось: он пришел к ней из школы, а она уехала от него в школу! Через полчаса Уилл стал всерьез волноваться и подумывать, не встретить ли ее, как вчера, на дороге. Вдруг она опять поедет на свидание со «своим», как он презрительно называл хозяина кареты. Но Уилл уже и так изрядно замерз здесь, под окном, спрятавшись от ветра. Стоять же на большой, продуваемой всеми ветрами дороге показалось ему уж совсем непривлекательной перспективой.
        После долгих мучений Уильяму удалось открыть окно. Дверь в коридор была не заперта, никаких звуков оттуда не раздавалось, и он рискнул выглянуть, а затем и тихонько выйти из комнаты. На первом этаже никого не было, это Уилл моментально определил на слух. Он нашел лестницу на второй этаж, но едва поднялся на несколько ступенек, как услышал звуки, которые его смутили. Где же Анна? Какое-то предчувствие кольнуло его, он поспешил в ее комнату, и точно - она была уже здесь. Очевидно и она попала сюда не через дверь - шаги бы Уилл услышал наверняка!
        - Уилл, ты с ума сошел! Как ты забрался в дом, тебя же могли увидеть. У отца нрав крутой, хорошо еще, если только палкой отходит, а то у него и пистолет есть…
        - Я через окно влез. Прости, ждал-ждал, замерз… Вот и влез. Ты, значит, тоже окном, при нужде, пользуешься?
        - Да, Уилл, неблагодарный, да, я ходила по нужде, но по твоей нужде! Задал ты мне работы со своей нянькой…
        - Анна, ты же сама меня в это втянула.
        Уилл, то и дело сбиваясь, рассказал Анне всё, что произошло с ним в последние дни.
        - Успокойся, Уильям. Я что-нибудь придумаю.
        - А мне-то что делать?
        - Делай вид, что ты что-то делаешь. Но главное, ничего не делай!
        - Ладно. Только, Анна, скажи мне: ты правда выходила по моим делам?
        - Уилл, как ты не поймешь, у нас все дела сейчас общие.
        - Но я хочу знать тогда, с кем это у меня общие дела. С тобой? Это я понимаю. Вот ты, вот я. А еще кто?
        - Скоро ты всё узнаешь. Всё, что должен знать. Вы встретитесь, обещаю. И еще, чтобы ты успокоился: он никогда не будет моим мужем. Он женат. И вообще у нас не такие отношения. Это другое.
        - Какое другое?
        - Когда-нибудь я тебе всё объясню. Совсем не всё можно понять в шестнадцать лет.
        - А когда можно понять всё?
        - Чтобы понять всё, нужно перестать задавать вопросы.- Анна тряхнула белокурыми локонами и потрепала Уилла по голове.
        Нет, ей явно не стать смуглой леди. Хотя, как и в жизни, в поэзии белое вполне может стать черным.
        - После, после, не всё сразу…- Она с трудом оттолкнула от себя Уилла.- Полезай в окно, или давай я лучше попробую незаметно вывести тебя из дома и посадить в повозку. Надоело небось пешком ноги сбивать?
        Уилл был на всё согласен. Всё, что невозможно понять и что понять можно, имело свои плюсы и минусы. В повозке, конечно, быстрее, но куда сейчас спешить? Пешком, конечно, некомфортно, но где он, комфорт? Кроме как домой, идти некуда, а дома - с отцом под боком - какой комфорт? Охотнее всего сейчас он бы остался в комнате Анны и заснул бы на ее кровати до ее возвращения. Но это мечта недостижимая.

29декабря 2010
        Недостижимая, казалось, мечта сбылась. Александр был наконец дома. Вопреки его опасениям, никакой засады в квартире не оказалось. Он пытался про себя смеяться: засады, пароли, явки… Но все меры предосторожности принял: тщательно закрыл шторы, света не зажигал и вообще старался не шуметь. Первым делом он залез в душ. Ему нестерпимо захотелось смыть с себя весь ужас того, что произошло за последние три дня. Но если бы только это было возможно! Однако душ взбодри л его - все-таки уже вторые сутки без сна, если не считать беспокойное забытье в самолете да путешествие из Петербурга в Москву.
        Выйдя из душа, он заварил себе крепкий кофе и закурил. Александр поймал себя на мысли, что в образе метросексуала не выкурил ни одной сигареты, и совершенно не страдал по этому поводу. Что ж, во всем есть свои плюсы.
        Он прошел в кабинет - для работы нужно скопировать несколько файлов, взять пару необходимых книг и папку с исследованием.
        Зайдя в кабинет, Александр сразу понял - что-то не так. Глядя на рабочий стол со стороны, можно было подумать, что там царил страшный беспорядок. Однако Александр во всем любил систему, и даже этот беспорядок на самом деле был структурирован. Только он сам мог без труда найти в куче бумаг, груде книг и каких-то листочков с записями нужный ему документ. Часто дело даже доходило до скандала, когда жена или теща пытались, как они говорили, прибраться на столе.
        Теперь его система тоже была кем-то нарушена. Кто-то явно рылся на столе и потом попытался привести все в исходное положение. Александр оглядел комнату повнимательнее. Тома Шекспира в книжном шкафу теперь стояли по порядку, хотя он точно помнил, что перед его отъездом пятый том стоял после шестого. Кто-то проник в квартиру, пока его не было, и что-то искал у него в кабинете. Александр открыл ящик стола. Папки с исследованием на месте не было! Невелика потеря, он помнил каждую строчку практически наизусть, да и в компьютере все было сохранено. Но то, что у него в квартире побывали непрошеные гости, да еще провели здесь обыск, было не очень приятно…
        Ладно, будильник нужно поставить на шесть утра.
        Февраль 1580
        Уильям проснулся, когда еще не было шести утра, и принялся размышлять о последних событиях. Отец не случайно связался с контрабандой: ей здесь многие занимались, но так не рисковал никто. Впрочем, у Джона Шакспера не было выхода - только так он мог поправить свое финансовое положение. По натуре Джон был игрок и за пять лет умудрился пустить по ветру все свои коммерческие и административные достижения. Он то давал деньги под большой процент и лишался их, то ввязывался в долгосрочные
«супервыгодные» предприятия, которые в кратчайшие сроки прогорали. Потеря последней партии контрабандного товара действительно была для него катастрофой.
        И опереться в поисках пропавшего товара ему действительно было не на кого. Так что Уилл стал его соломинкой, за которую пришлось схватиться. Утопающему рассуждать некогда. Уилл постоянно чувствовал на себе тяжелый взгляд отца, хотя и старался не попадаться ему на глаза. А время шло. И с каждым днем ему становилось все страшнее.
        Кроме отца Уилл боялся еще и коронера. Ожидание ареста так измучило Уильяма, что через два дня после прихода коронера в школу Уилл сам начал искать встречи с ним. Вначале он хотел пойти прямо в его кабинет, но осторожность взяла верх над безрассудным страхом, и, прежде чем зайти в дом, он подошел к знакомому окну и, стоя слева от него, по привычке стал подслушивать. Оттуда не раздавалось ни звука. Это было несколько странно, потому что в это время коронер всегда бывал на месте. Он ведь даже сказал Уиллу, когда его точно можно застать.
        Сначала Уилл решил, что коронер сидит неподвижно, не издавая ни звука. Такая задумчивость Уильяма нисколько не обрадовала. Если коронер хорошенько поразмыслит, то наверняка поймет, какую роль играет в этом деле сам Уилл.
        Он подождал минут пять - безрезультатно. Наконец осмелился заглянуть в окно, но никого в комнате не обнаружил. Только посреди стола увидел бутылку вина и тарелку. Сундук закрыт, а на вешалке никакой одежды.
        Уилл отпрянул от окна с сильно бьющимся сердцем и нехорошим предчувствием. Он обошел здание и приоткрыл входную дверь. Из коридора не раздавалось голосов, хотя Уилл слышал, что где-то в глубине здания разговаривали. Он быстро прошел по коридору и подкрался к двери. На ней висело объявление, написанное корявыми буквами:
        Коронер НИКОГО не принимает
        Почему-то «никого» было написано большими буквами, будто это имело особое значение. Уилл хотел было уйти, но за соседней дверью услышал чьи-то громкие голоса, которые привлекли его внимание. Он на цыпочках подошел поближе к двери и прислушался.

29декабря 2010
        Громкий звон раздался по всей квартире. Александр спросонья не понял, где он находится и что происходит, только рука привычным движением придушила будильник.
        Еще пару минут он приходил в себя, слушая, как гулко колотится в тишине его сердце. Затем сразу вспомнил всё, что случилось накануне, вспомнил, что в его квартире кто-то побывал, и тут же подскочил с постели как ужаленный. Надо срочно ехать к теще, забирать Никиту и куда-то его прятать. У родителей! В их новую квартиру просто так не войдешь - охрана словно в Кремле. Но сначала к теще. Собрать какие-то вещи, чтобы в свою квартиру больше не возвращаться, пока всё не разрешится,- и к теще.
        Александр умылся, позавтракал и ровно в семь часов набрал номер Светланы Никодимовны - в это время Никита обычно вставал, чтобы к половине девятого быть в школе. Но к телефону никто не подходил. «Может, в магазин вышла?» - успокоил себя Александр. Мобильный теща с собой брала редко - для здоровья вредно: излучение, волны… Зачем он ей только нужен? Ладно, ключи от квартиры у него были. Лишь бы ничего не случилось с ней и с Никитой.
        Александр нацепил вчерашнюю маскарадную одежду, к которой уже успел привыкнуть, и вышел из подъезда. Джип по-прежнему стоял напротив входа. Сидевшие в нем мужчины не обратили на Александра внимания и продолжали оживленно разговаривать о чем-то своем. Александр, не торопясь, прошел мимо машины с наблюдателями и покинул двор. Автомобиль отца он брать не решился. Вышел на дорогу и поднял руку. Перед ним тут же остановилась «шестерка» неопределенного цвета. Александр подергал ручку. Дверь снаружи не открывалась. Водитель толкнул ее изнутри.
        - Куда поедем?
        - До Большой Академической. Триста.
        - Шестьсот,- ни секунды не думая, возразил бодрый кавказский голос.
        - Ну триста пятьдесят,- замялся Александр,- больше не стоит.
        - Хорошо, пятьсот и дорогу покажешь.
        - Триста пятьдесят.- Александр решил стоять на своем.
        - Ладно, поехали… Такой красивый и жадный. Дорогу знаешь?
        Февраль 1580
        - Он вроде не пьет, ты не знаешь?
        - Гляди, бутылка недопитая на столе и сладости какие-то.
        - Вот думай теперь, куда он делся.
        - Пить-то пьет, но не так чтоб совсем сгинуть. Пил бы - знали бы, где его искать. То-то и оно, что не было его там, где он обычно пьет.
        - Так, может, нашел другое место?
        - Иди поищи, вдруг твоя фортуна сильнее моей? Я-то все обошел.
        - Да и правда, такого за ним не водилось, чтоб два дня на службу не показываться.
        - Положим, вчера было воскресенье, хотя, когда дело срочное, он, бывало, и по воскресеньям приходил. Но сегодня уже понедельник. В понедельник он всегда на месте…
        - Темное дело. Все из-за этой утопленницы-самоубийцы.
        - Да брось ты. Никакая она не самоубийца, это я лично от него слышал.
        - Утонуть-то утонула, кто спорит? Но не сама ли захотела?
        - А чего ей хотеть? Всё у нее было хорошо.
        - А как же она в реку свалилась? Это ж постараться нужно с той ивы упасть. Легче с дуба рухнуть.
        - Так видать и рухнула. Говорят, она сомнамбула. Во сне которая ходит. Так ночью в реку и ушла.
        - Сомнамбула, говоришь?
        - Это не я говорю, а люди говорят. И нам нужно этого держаться, так проще. А то копать заставят - что да как? Тебе это надо?
        - Нет. А что мне надо, так это выпить.
        - Ну кто ж против?
        Уилл услышал стук кружек, а потом громкое бульканье, как будто что-то наливали из большой бутылки. Он не стал ждать, пока говорившие выпьют - момент был удобным, чтобы уйти, не особо прячась.
        Дома его ждал очередной сюрприз. Понедельник оказался днем сюрпризов! Отца не было. Уилл поспешил поесть на кухне, пока не пришел Шакспер-старший и не принялся в очередной раз учить его уму-разуму. Но он и поел, и полежал у себя в комнате, и снова собрался в школу, а отца все не было. Тогда Уильям расспросил слуг. Оказалось, что отца не было дома со вчерашнего дня. Он пообедал накануне, потом ушел куда-то и до сих пор не возвращался.
        Джон Шакспер появился только на следующий день, но не обратил на Уильяма никакого внимания. И ни на другой день, ни на третий отец так и не спросил Уилла ни о чем. Словно не было всей этой истории с убийством, исчезновениями и кражей! Более того, Джон вообще практически перестал замечать своего старшего сына.
        А вот бывший коронер так в городе больше и не появился. Его, правда, не очень-то и искали. Кто будет этим заниматься? Он был человеком одиноким. А через месяц назначили нового. Едва уговорили. Никто не хотел идти на эту сомнительную теперь должность, несмотря на то что она давала достаточно большие привилегии.
        Катерину Гамлет в самоубийцы записывать не стали, в невинно убиенные тоже, так что похоронили ее по церковному обычаю. Так и замяли это дело, обещавшее стать громким.

29декабря 2010
        Водитель оказался на удивление веселым и громким. Но несмотря на все его шутки, путь от Академической до Большой Академической показался Александру вечностью, хотя на самом деле они домчались минут за тридцать. Он поймал себя на том, что все время смотрит в зеркало заднего вида: не следят ли за ним? Александр усмехнулся. Прямо как заправский Джеймс Бонд, только вот сел в первую попавшуюся машину…
        Александр вышел во дворе соседнего с тещиным дома. Заглянул в магазин, потолкался там немного. Затем прогулялся по кварталу. Вроде никто за ним не шел. Двор тещи был пустой. Он быстро юркнул в подъезд и замер - никого. Поднялся по лестнице до пролета между вторым и третьим этажами и посмотрел в окно. Слава богу, адреса тещи они, видимо, пока не знают.
        Пешком поднялся на шестой этаж. Позвонил в дверь. Тишина. Еще раз позвонил. Дверь никто не открывал. Неужели?! От волнения Александр попал ключом в замочную скважину только со второго раза. Быстро распахнул дверь и вошел внутрь. На всю квартиру орал телевизор. Александр, не разуваясь, вбежал в тещину комнату. Светлана Никодимовна сидела в кресле, неотрывно глядя на экран. На экране Александр увидел свою собственную фотографию, сделанную, вероятно, на конференции в Оксфорде. Известный ведущий надрывным голосом вещал:
        - Во взорванном номере гостиницы обнаружен обгоревший труп мужчины средних лет. По информации следствия, в этом номере проживал российский ученый Александр Дмитриевич Сомов, приехавший в Великобританию на конференцию по проблеме авторства Шекспира. К сожалению, сразу тело опознать не было возможности, но результаты экспертизы показали, что оно принадлежит именно Сомову.
        Затем в кадре появился знакомый Александру управляющий гостиницей. Он и перед камерой проявлял свои пантерьи повадки, умудряясь одновременно и улыбаться, и быть очень строгим.
        - Поведение мистера Сомова было очень странным. Он прожил у нас всего три дня, но все время сильно нервничал. Накануне взрыва у него из номера пропал ноутбук, а на следующий день нашелся. Все это было очень подозрительно.
        А слова полицейского офицера с крайне серьезным лицом Александра и вовсе рассмешили.
        - Мы считаем, что убийство Сомова связано с русской мафией. Вы сами знаете, как много русских сейчас постоянно проживает в Лондоне. И далеко не у всех чистое прошлое. По всей видимости, у господина Сомова накануне взрыва были гости. Причина взрыва выясняется.
        Февраль 1572
        Причиной пожара стал дракон. Он взмыл высоко над стенами замка Уорвик прямо в черное небо. Все собравшиеся у стен поглазеть на невиданное зрелище так и ахнули. Маленький Уильям от восхищения даже широко раскрыл рот.
        Он видел много фейерверков, которые запускала знать во время праздников и в Ковентри, и в Кенилвортском замке,[Замок Кенилворт начал строить в 1122 году Джеффри де Клинтон, казначей короля Генриха II. В 1563 году Елизавета I даровала замок своему фавориту Роберту Дадли, который впоследствии три раза принимал королеву в своих новых владениях. Каждый раз по этому поводу устраивались пышные празднества, свидетелем одного из которых и стал восьмилетний Шакспер.] и в том же Уорвике. Но такого чуда ему не доводилось видеть никогда. Дракон, широко раскинув огненные крылья, сделал огромный круг над замком и неожиданно для всех извергнул из своей пасти огненные шары, которые взорвались прямо в небе на глазах у изумленной толпы. Шары должны были сгореть, не долетев до земли, но по какому-то злому року они, все еще объятые пламенем, рухнули прямо на дома у реки и мельницу Генри Купера, которая была расположена по соседству с замком.
        В результате кроме мельницы загорелось еще четыре дома, и это вызвало сильную панику. Кто-то бросился наутек, кто-то стал кричать, что нужно звать пожарных, кто-то побежал за ведрами. Жители загоревшихся домов метались в жалких попытках потушить огонь или хотя бы вынести какой-то скарб.
        Вдруг несколько всадников из замка галопом помчались прямо к мельнице. Они были гостями и вместе с остальной знатью наблюдали за фейерверком, устроенным хозяином в честь королевы Елизаветы. Эти аристократы первыми бросились на помощь мельнику и принялись тушить огонь. Один из них, рискуя жизнью, взобрался на соломенную крышу, которая уже вовсю пылала, и стал сбрасывать на землю горящую солому. Только благодаря его невиданной отваге мельница не загорелась. Пока остальные заливали кое-где еще тлеющие стены водой, герой спустился на землю под громкие аплодисменты зевак. Генри Купер тут же бросился перед ним на колени.
        - За чье здоровье мне молить Бога всю жизнь?- рыдал он.- Вы спасли меня и мою семью от разорения, мой господин, за кого мне ставить свечки каждое воскресенье?
        - Назовите свое имя, Христом Богом заклинаю,- присоединилась к Куперу его жена, и тоже бросилась целовать сапоги своему спасителю.
        Молодой человек в расстегнутом обгоревшем камзоле только поморщился и поднял женщину с земли.
        - Ну-ка поднимайтесь с земли, и вы тоже.- Он повернулся к Куперу.- Меня зовут Эдуард. Дайте мне лучше холодной воды.- Он широко улыбнулся и вытер с лица сажу, смешанную с потом.
        - Ой, что же мы не сообразили-то сразу,- запричитала жена Купера.
        Но в это время сообразительный Уильям уже гнулся под тяжестью ведра с водой. Он хотел первым подать его герою, чтобы тот мог умыться после огненного пекла. Уилл хотел было наклонить ведро, чтобы полить смельчаку на руки, но тот забрал его у подростка и вылил себе прямо на голову.
        - Ух, хорошо!- Его аж передернуло от ледяной воды.- Кто ты, мальчик?
        - Уильям Шакспер,- ответил покрасневший от смущения Уилл.- Сын Джона Шакспера, перчаточника.
        - Молодец, Шакспер!- Господин посмотрел ему прямо в глаза, и от этого взгляда Уиллу стало не по себе.- С такой расторопностью тебя ждет большое будущее…- Эту фразу он бросил уже через плечо, направляясь к подъехавшей карете.
        Оказывается, собравшиеся в замке гости привезли Генри Куперу пожертвования, чтобы загладить вину за случившееся. Сумма составила двадцать восемь фунтов двенадцать шиллингов и восемь пенсов. Несчастный мельник, пересчитав деньги, просто ошалел от радости.

29декабря 2010
        Светлана Никодимовна оглянулась и ошалело уставилась на громко хохочущего Александра, которого еще больше рассмешило глупое и испуганное выражение ее лица. Она явно его не узнавала.
        - Да живой я, живой!- Он пытался побороть смех.- Вы больше телевизор смотрите, там и не такое покажут.
        Сам Александр телевизор не смотрел. Не смотрел принципиально. Настолько серыми и однообразными стали в последние десять - пятнадцать лет все три так называемых центральных канала, что если бы не логотипы, то отличить их друг от друга было бы невозможно. Апогеем пошлости стала церемония вручения известной телевизионной премии, на которой ему довелось побывать. На сцене в качестве декораций стояли три огромных экрана. А с экранов ведущие этих самых каналов читали текст по одному общему суфлеру. Отличить их было невозможно: одни и те же декорации, похожие лица ведущих, равнодушные голоса, читающие кем-то одним написанный текст. Александру тогда стало страшно. Неужели организаторы мероприятия не понимают жуткой комичности происходящего? Нет. Не понимают. Не до того.
        Они все поглощены думами о себе, понял Александр, когда на сцену вышел ведущий церемонии, который к тому же являлся председателем жюри. Ведущий открыл конверт и громогласно объявил: «В номинации „Лучший интервьюер“ награду получает…- Он сделал положенную паузу.- Награду получает… Получаю я… Какая неожиданность!» Ведущий скромно повесил себе на грудь пятую звезду героя телевизионного труда и едва сдержался от того, чтобы расцеловать себя любимого. Но зал не смеялся… Все громко зааплодировали. Александр тогда встал и вышел.
        Да и потом ему довелось поработать на телевидении, так что он знал всю телевизионную кухню изнутри. Кухню, на которой по заказу невидимого шеф-повара готовились ядовитые блюда для малых сих. Телеканалы-близнецы стряпали программы-клоны. Чем хуже - тем лучше. Русских нужно выставлять пьяницами, ворами, дебилами, проститутками, людьми, живущими в нищете и думающими только о том, как удовлетворить свои животные потребности. Это и есть свобода слова. Четвертая власть (Сомов называл это четвертой стеной власти). Вот такие демократические ценности принесли нам после развала советской империи наши заокеанские «друзья», которые сами этот развал и устроили.
        Во время войны в Югославии зритель видел с телеэкранов несчастных боснийцев, глядевших в объектив из-за колючей проволоки, за которую их посадили злые сербы. На самом деле эта проволока огораживала сербские пастбища, а «несчастные боснийцы» были сербскими пастухами… Если ты снимаешь сюжет про российскую деревню, на крупном плане обязательно должна стоять бутылка водки, говорили заокеанские телевизионные учителя. Кровь, насилие, скандалы, выкидыши из «Фабрики звезд», как назвал всю эту шоблу, ежедневно мелькающую на голубом экране, один из сатириков,- вот что может отвлечь электорат от серьезных мыслей. Так явно считал кто-то там наверху… Считал, но просчитался. Всё это давно отвлекло всех, кто способен хоть о чем-то задуматься, от экранов телевизоров.
        Александр ненавидел фразу «пипл хавает», которую ему частенько доводилось слышать от телевизионных генералов. Генералов не только в переносном, но и в прямом смысле. Но пипл хавал, и, судя по его теще, хавал с завидным аппетитом.
        - Ой, Сашенька, ты?! Как ты меня напугал! Я уж грешным делом подумала, что тебя того… А что с тобой случилось? Ты на себя не похож без бороды. И короткая стрижка тебе так идет. Помолодел лет на десять и оделся как-то… модно.
        - Слава богу, заговорила,- выдохнул Александр.
        Теща наконец вышла из ступора и со свойственной ей энергией вскочила, бросилась к нему, стала целовать. Он с трудом разомкнул стальные объятия вечно больной пожилой женщины и снова усадил ее в кресло.
        - Раздевайся, что ж ты в грязных ботинках в квартиру вошел. Сапожки у тебя какие модные…
        - Да я за последние полчаса чуть с ума не сошел. Телефон оборвал, к вам как реактивный примчался, не знал, что и думать. А вы как обычно! У вас так ящик орет, что вы ни к телефону не подходили, ни дверного звонка не слышали… Где Никита?
        - И пальто у тебя фирменное… наверное, дорогущее? Никита спит. Я вот собиралась его будить идти, а тут про тебя по телевизору стали показывать. Будто убили тебя: взрыв какой-то в гостинице. Как же это? Что ж такое происходит?!
        - Да ничего не произошло. Вы мне лучше подробнее расскажите, что с Татьяной случилось. Когда вы узнали, где? Вы толком ничего по телефону не рассказали. А я два дня себе места не нахожу после вашего звонка. Примчался из Лондона как угорелый. Кто позвонил на следующий день?
        - Ой, Сашенька, с чего начать-то… Как Таня домой в тот вечер не пришла, я не знала, что и делать. Все больницы обзвонила, все морги. В милицию бросилась, а они говорят: может, она у любовника осталась, прости господи. Но я-то знаю, какой у Танечки любовник может быть…- Теща сделала паузу и не удержалась: - При таком-то муже!- Она опять сделала паузу, но Александр пропустил ее слова мимо ушей.- Ну я тебе сразу и звонить.
        - Да вы не причитайте, как бабка деревенская, вы же филолог с университетским образованием.- Александр не удержался и подколол дражайшую Светлану Никодимовну. - Вы мне спокойно все подробности расскажите.
        - Да подробностей-то никаких и нету. Ты только не волнуйся. Сегодня Танечка позвонила и сказала, что у нее всё в порядке, чтобы мы не волновались. И что она сама тебе перезвонит.
        - Как позвонила?
        Александр от этого заявления, брошенного мимоходом, просто потерял дар речи.
        Март 1580
        Уильям был сбит с толку. Как всегда по воскресеньям, он отправился на главную городскую площадь Стратфорда. Это был для него один из тех редких дней, когда он мог не таясь увидеться со своей ненаглядной Анной, а если повезет, то в давке и прижаться к ней, как будто ненароком.
        На площади уже собралась большая толпа, среди которой Уильям, к своему удивлению, Анны не нашел. Народ стекался сюда, чтобы посмотреть очередное театральное представление. Частыми гостями на сцене Стратфорда были столичные актеры, приезжавшие на гастроли, вернее, проезжавшие Стратфорд во время своих гастрольных туров. Не то чтобы городок пользовался большой популярностью у лондонских артистов из-за аншлагов и, следовательно, огромных сборов. Ни того, ни другого не было. Просто Стратфорд находился в самом сердце Англии. Аудитория же здесь, в отличие от большинства других английских городов, и вправду была благодарной и артистов всегда принимали на ура. А что еще нужно актеру, кроме куска хлеба да аплодисментов?
        Впрочем, не было ничего удивительного в том, что в Стратфорде служителей Мельпомены принимали столь радушно. Просто местные жители привыкли к театральным представлениям и были, можно сказать, заядлыми театралами. Каждое воскресенье труппа актеров графа Уорвикширского показывала новое представление, если, конечно, в этот день в Стратфорд не приезжали столичные комедианты. Граф был большим поклонником театра. Он отдавал актерам в качестве реквизита свои поношенные камзолы и шляпы и роскошные, но вышедшие из моды наряды жены. Специально для новых представлений он заказывал у портных театральные костюмы, не скупился на яркие декорации и сооружение различных приспособлений, позволявших поднять актера высоко над сценой или, наоборот, скрыть его под ней. Сама же сцена была построена таким образом, что ее средняя часть вращалась - это помогало создавать иллюзию движения. В общем, на свою забаву-хобби граф денег не жалел, и его театр мог соперничать даже со столичными сценами.
        Сегодня все ждали очередного представления местной труппы, но начало все откладывалось. В толпе поползли слухи, что спектакля и вовсе не будет. Собравшиеся на площади шумели, то тут, то там раздавались возмущенные выкрики, но расходиться никто не хотел.
        Уилл со свойственным юности любопытством пробрался сквозь толпу поближе ко входу. Внутрь его, конечно, не пропустили. Тогда он решил обойти театр вокруг. Сердцем театрального помещения была сцена, огороженная высокими стропилами, на которых была натянута парусина. Вдоль всего периметра театра на некотором возвышении были сооружены деревянные сиденья для богатой публики. Зрителям победнее приходилось стоять в центре этого импровизированного помещения между входом и сценой, так что те, кто входил на представления первым, занимали лучшие места. Им было все видно и слышно не хуже, чем со скамей для богатеев, а поговорка: «В ногах правды нет» - была явно не про них. Крыши театр не имел. Какое-то подобие навеса слегка закрывало сцену да деревянные сиденья, так что дождь частенько прерывал спектакли, однако для актеров высшей наградой были такие моменты, когда зрители, несмотря на дождь, продолжали смотреть увлекательную постановку.
        Когда Уилл стал потихоньку подкрадываться к тому месту, где, по его мнению, должна была находиться сцена, еще издали он услышал обрывок следующего разговора.
        - Итак, граф, по рукам? Труппа теперь моя.
        - Да, сударь, только не возьму в толк вашу прихоть.
        - Какую, граф?
        - Вы заплатили за мою труппу три цены. Перед такой щедростью не смогла устоять даже моя привязанность к своему театру. Я не понимаю - зачем?
        Уильям узнал одного из говорящих. Это, без сомнения, был граф Уорвикширский, владелец театральной труппы. Голос второго показался ему тоже как будто бы знакомым, только Уилл никак не мог припомнить, где он его слышал.
        - Чтобы точно не торговаться. Театр и торговля - вещи в моем понимании несовместные. Хотя, дорогой граф, конечно, театр вокруг нас. И все мы играем в нем разные роли. Мужчины, женщины, даже торговцы - все артисты.
        Граф Уорвикширский рассмеялся:
        - И как торговец вы не прогадали, граф. У меня в труппе лучшие актеры в мире, хоть для трагедии, хоть для комедии, хоть для исторической постановки. Они могут сыграть всё, что написано по правилам или в свободной манере. Это уникальная труппа.
        Уильям услышал звук шагов и шум голосов, как будто сразу несколько человек вошли на сцену.
        - А вот и они! Знакомьтесь, господа актеры, это новый хозяин труппы.
        - Добро пожаловать, мастера, я рад всех вас видеть. Добро пожаловать, дорогие друзья. О, мой старый друг! У тебя добавилось героических черт. Что, моя юная леди-любовница? Молитесь Богу, чтоб ваш голос звенел, как золотые монеты, а не то вы быстро выйдете из обращения. Добро пожаловать, мастера. Мы с вами как французские сокольничие - набросимся на первую встречную дичь!
        - Сударь…- Уильям услышал голос графа Уорвикширского.- Перед театром толпа ждет представления. Мы будем начинать?
        - Актеры готовы?
        - Да, сударь.
        - Тогда начинайте. Я выйду через заднюю дверь.
        Уильям побежал к заднему выходу. Может, удастся поближе разглядеть этого щедрого незнакомца. Однако разглядеть ему удалось только силуэт удаляющейся в клубах пыли кареты да услышать стук колес.

29декабря 2010
        Александр услышал за спиной какой-то стук. Он резко обернулся, и у него на шее повис Никита:
        - Папа, папа, ты надолго приехал? Я так соскучился! А где мы будем встречать Новый год? А мне Дед Мороз подарки принесет? А когда мама вернется?
        Александр тоже соскучился. Он так давно не видел сына, что у него на глаза навернулись слезы.
        - Мама поехала в командировку…- Он вопросительно посмотрел на тещу, та в ответ кивнула.- Она скоро вернется. И тогда мы все вместе поедем на дачу отмечать Новый год.
        - Никита, давай собирайся быстро, а то в школу опоздаешь. Сегодня последний день занятий.
        Теща погнала внука умываться, а сама пошла хлопотать на кухню.
        - Ты завтракать с нами будешь? Да чего я спрашиваю…- сама себе ответила она.- Иди мой руки - и за стол. Я к твоему приезду пирогов напекла. Как ты любишь, с капустой.

«Как она может месить тесто, когда тут такое происходит?» - думал тем временем Александр. Дочь сперва пропала на два дня, потом кто-то звонит и передает от нее привет… «Если тебе своя жизнь не дорога, подумай о жизни близких» - кажется, так они сказали. Это явная угроза. Потом Татьяна снова звонит и говорит, что с ней все в порядке. При этом ее мобильный телефон недоступен, а сама она мужу не перезванивает. Чер-те что! Пироги с капустой…
        Пирожки, как всегда, оказались очень вкусными. Александр с Никитой съели яичницу и теперь с удовольствием уплетали теплые пироги с крепким сладким чаем.
        За завтраком составили план действий. Теща отвезет Никиту в школу, потом вернется домой за вещами, заберет Никиту из школы, и они встретятся на Ярославском вокзале - решили пересидеть на даче. Заодно и Новый год встретить. Теща хотела, чтобы Александр отвез их на машине, но тот соврал, что машина сломалась. На самом деле машина стояла во дворе, но с нее не спускали глаз двое из ларца. Тещу же было ни к чему лишний раз волновать лишними подробностями и рассказывать о Шекспире, Эдуарде, Мигеле и африканском диктаторе. Она и так женщина нервная. А когда услышит про весь этот детектив, может и вовсе от волнения загреметь в свою нелюбимую больницу. Как она еще держится? Все-таки дочь пропала…
        Сам Александр решил проверить, что это там за «Опус Деи» сидит по адресу Старая Басманная, дом 5-2. Может, что и узнает?
        Они поймали такси - на этот раз первую машину Александр пропустил - и довольно быстро доехали до Никитиной школы. Там теща с сыном вышли, а Александр поехал дальше, до Красных Ворот, а оттуда уже решил идти пешком.
        Вот и Старая Басманная. Александр не спеша прогулялся мимо особняка. Выкурил сигарету. Ладно, была не была, нужно идти. Александр секунду поколебался и нажал кнопку звонка. Через некоторое время электронный замок щелкнул. Вперед!

1585
        Вперед! В Лондон! Уилл Шакспер выезжал из Стратфорда на старой раздолбанной телеге. Отец отправлял в столицу партию дорогих перчаток и благосклонно позволил ему занять место среди тюков. Дела отца шли совсем плохо, он был весь в долгах и даже перестал ходить в церковь. На продажу этой партии у него была последняя надежда. Уилла удивило то, что на новость о его отъезде в Лондон отец среагировал с полным равнодушием. Уилл ожидал криков «на кого ты меня оставляешь?», «кто мне будет помощником?», быть может, даже драки. Но с того момента, как утихла история с утопленницей Катериной Гамлет, отец сильно изменился и перестал обращать на него внимание. Так что известие об отъезде Уилла отец воспринял молча и даже дал ему немного денег на первое время. «Оплачивай привычки, что по средствам. Не занимай и не ссужай,- напутствовал он сына.- Кредиты ведут к потере денег и друзей».
        Анна тоже выслушала решение мужа спокойно. Сцен ревности Уилл ей не устраивал, но в каждом его слове, каждом взгляде она чувствовала его немой упрек, и всё это отравляло ей жизнь, не давало свободно дышать. И когда Уильям наконец сообщил о своих планах, Анна, пожалуй, вздохнула с облегчением. Она лишь пробормотала словно про себя с искренним сочувствием и беспокойством в голосе: «Как ты там будешь без меня, маленький мой?»
        В общем, ни слез расставания, ни криков, ни истерик, ни упреков. Словно это все происходило не с ними или как будто все знали, что так должно было случиться, и были к этому событию готовы.

«Какой ты, Лондон?» - думал Уильям, засыпая под монотонный скрип колес. Он знал, что в Лондоне живет сама королева, что там огромная река Темза, по которой плавают красивые лодки, а в порт заходят большие корабли, привозящие из-за моря невиданные товары. Товары потом продают в магазинах, которых в Лондоне хоть пруд пруди. Таких красивых церквей, как в его провинциальном городке, там сто, нет, двести или даже триста, и все они намного больше, чем их церквушка.
        Он знал обо всем этом из рассказов отца, который много раз отвозил в Лондон перчатки на продажу. А подтверждением слов Джона Шакспера служили картинки, купленные на воскресной ярмарке по полпенни за штуку. Народу в Лондоне живет в сто, нет, в двести раз больше, чем в Стратфорде, и всё сплошь богатые и сытые. И уж где, как не в Лондоне, Уилл тут же ухватит удачу за хвост, разбогатеет, станет джентльменом и получит фамильный герб. Тогда заветная мечта отца сбудется, и он поймет, какого замечательного сына вырастил! И Анна тогда поймет, что зря она к нему относилась как к ребенку, и проклянет своего графа! Эти мысли все роились и роились в голове Уилла, а тем временем телега все приближалась к заветному городу. Мысли роились, колеса скрипели, глаза закрывались…

29декабря 2010
        Как только дверь закрылась и раздался щелчок электронного замка, напомнивший Александру щелчок затвора пистолета, он понял, что попал в ловушку. Путь к отступлению был отрезан. Он постоял пару секунд в нерешительности и двинулся вперед.
        Навстречу ему вышел добродушный толстый охранник.
        - С наступающим вас Новым годом,- опередил его вопрос Александр.
        - Спасибо, вас тоже. Вы на курсы?- спросил охранник и, не дожидаясь ответа, продолжал: - Так никого нет, занятия начнутся только после одиннадцатого января. У них католическое Рождество, и все разъехались. У вас не найдется сигаретки?
        - Да, кончено.- Александр протянул ему пачку.
        - Здесь нельзя,- охранник смущенно помялся,- пойдемте на воздух.
        Они вышли на улицу и закурили. Охраннику явно было скучно и хотелось поговорить.
        - А хорошие курсы?- решил воспользоваться ситуацией Александр.
        - Да бог их знает. Американцы учителя. Значит, точно хорошие. Американцы плохому не научат. Только все время меняются. То одни приезжают, то другие. «Нью-Йорк Лэнгвидж Центр» называются. Сюда студенты на таких машинах приезжают, как на Рублевку. Прям автосалон какой-то.
        - А «Опус Деи» здесь тоже сидит, да?
        - Какой такой опуздей?- Охранник засмеялся.- Сам ты опуздей! Говорю же, «Бизнес Лэнгвидж».- Охранник выбросил окурок.- Не обижайся, угости еще сигареткой, а то до вечера сидеть без курева. Напарник подвел, должен был утром сменить, да видно, уже вчера отмечать начал.- Охранник усмехнулся.
        Александр дал ему еще три сигареты.
        - Можно позвонить с вашего мобильного, а то у меня на карте деньги кончились, а эти американцы не разрешают звонить на мобильные с городского. Вплоть до увольнения. Каждую копейку считают, гады!
        Александр протянул ему телефон. У вас водички не будет, а то так есть хочется, что и переночевать негде, подумал он про себя. Охранник набрал какой-то номер. Подождал немного.
        - Жена не отвечает. Скандал теперь закатит, почему задержался,- посетовал он.- Ну да ладно.
        Александр забрал телефон и поспешил распрощаться.
        Бред какой-то, размышлял он. Никакого «Опус Деи» здесь и в помине нет. Наверное, Таня просто подрабатывала на этих курсах. Вот и вся загадка. А я-то уже в конспирологию ударился. Тайное общество завербовало Татьяну, а потом стало меня шантажировать… Надо зайти куда-нибудь кофе попить, согреться, а то замерз совсем, пока курили с охранником на морозе.
        Он заглянул в первую попавшуюся «Шоколадницу» возле метро «Курская» и заказал себе двойной американо. Хотя теперь можно говорить и двойное американо, усмехнулся он, вспомнив анекдот, который ему недавно рассказали. Секретарша заглядывает в кабинет к Медведеву: «Извините, Дмитрий Анатольевич, к вам тут Фурсенко пришло…» Александр расхохотался. А еще теперь можно говорить звoнит, а не звонит. Наверное, от глагола «звoнить». Чудны дела питерских чиновников. Вчерашний замминистра промышленности начал нас образовывать, вернее, не нас, а - что самое страшное - наших детей. Чего только не сделано для того, чтобы окончательно развалить российское образование, когда-то считавшееся лучшим в мире. ЕГЭ ввели, делят теперь всех на бакалавров и магистров. В общем, равнение на Запад. Александр вспомнил, как ему показывали пособия для филологического факультета одного американского университета. «Одиссея» и «Илиада» Гомера на пятидесяти страницах и собрание сочинений Шекспира на тридцати. Вот такие вот американские филологи! И ничто не может остановить ретивого министра от исполнения чьей-то злой воли. И яйцами
его закидывали, и освистывали много раз, даже пощечины он получал - и всё без толку.
        Официант принес кофе, и Александр отвлекся от печальных мыслей о том, куда катится Россия, и задумался о не менее печальном: куда катится его собственная жизнь? Как же так случилось, что по адресу, где должен быть расположен таинственный «Опус Деи», находятся курсы английского языка, размышлял он, открывая свой новый MacBook и выходя в Интернет.
        Забил в поисковой системе «курсы английского языка „New York Language Center“». Так… Вот и их страничка: http://www.newyorkcenter.ru. К удивлению Александра, страничка не открывалась. Он нашел в Сети огромное количество ссылок на этот неработающий адрес. Как будто кто-то в срочном порядке заметал следы. Что за странные курсы обучения английскому языку в Москве, у которых в Рунете не работает сайт? Александр зашел на английскую страницу http://www. nylanguagecenter.com и прочитал следующее.

«New York Language Center» был основан в Нью-Йорке в 1985 году (на следующий год после установления дипломатических отношений между Ватиканом и США). В настоящее время в Нью-Йорке существует пять отделений «New York Language Center». Курсы приглашали на свои занятия в Нью-Йорке на одиннадцати языках, в том числе и на ломаном русском.
        И тут Александр вспомнил, что он читал в самолете об организационной структуре
«Опус Деи»…

«Затем следуют организации, которые явным образом не связаны с „Опус Деи“. Это университетские центры, школы, центры профессионального обучения, различные образовательные учреждения, фонды, культурные центры. В них ведется пропаганда, происходит вербовка новых кадров и организуется обучение молодежи».
        Так вот что за курсы он сегодня посетил! Все-таки след по-прежнему вел к тайному обществу, название которого Александр боялся даже произносить вслух, но которое безо всякой боязни вошло, можно даже сказать вторглось, в его жизнь.

1585
        Жизнь в Лондоне оказалась не такой, какой представлялась в радужных мечтах юного Шакспера. Да и сам Лондон мало чем отличался от родного Страдфорда. Разве только численностью населения, шириной улиц да размером зданий. Более двухсот пятидесяти тысяч человек, населявших Лондон, жили в небольших домах, набившись как сельди в бочку. В этих жилищах было всегда темно и душно. Там кишмя кишели клопы, вши, блохи и крысы. Темные узкие переулки начинались непосредственно от центральных улиц, которые тоже не освещались. Пространство между домами по ночам служило пристанищем для бродяг и бездомных, а также большой дорогой для воров и грабителей, поджидавших очередную жертву. Смельчак, который решился бы пройтись по улицам города после наступления темноты, должен был опасаться не только за свой кошелек, но и за свою жизнь. Днем посреди мостовых, прямо на которые выливались кухонные отбросы, а зачастую и нечистоты, играли дети.
        Каждый день Шакспер ходил на площадь перед собором Святого Павла в поисках какой-нибудь работы. Там каждый день организовывалась стихийная биржа труда, где лавочники и ремесленники нанимали себе прислугу и работников, и именно здесь можно было найти себе хоть какой-то, хотя бы разовый, заработок. Уильям не гнушался никакой работой, так как деньги, которые дал ему отец, довольно быстро закончились.
        Да не просто закончились.
        Приехав в Лондон, Уильям поселился в одном из доходных домов Фила Хэнслоу в Саутворке. За одну ночь на койке у окна драли втридорога - целых полпенни! Но выбирать не приходилось: не на улице же спать. Рядом с ночлежкой располагался трактир «Русалка». И в один из первых дней, вернее вечеров, голодный Уильям спустился туда чего-нибудь перекусить. Пока он наслаждался горячей похлебкой да селедкой, маринованной в травах, к нему за столик подсела девушка.
        - Мистер, вы не угостите малютку Сью?
        - Да, конечно, бери ложку,- с деревенской наивностью пробурчал Уилл, пододвигая к девушке котелок с похлебкой и хлеб.
        К удивлению Уилла, девушка расхохоталась и игриво толкнула его в плечо.
        - Шутник. Так я закажу нам?
        - Чего?- удивился Уильям.
        - Виски. А чего еще? Не рома же?
        Последние слова девушка бросила уже через плечо, направляясь к стойке трактирщика. Она была так прекрасно сложена и покачивала бедрами так соблазнительно, что бедный Уилл не мог оторвать от нее взгляда. Через минуту она уже шла назад, открывая взору полные белые груди, колыхавшиеся в глубоком вырезе платья, и, широко улыбаясь, с вызовом смотрела Уиллу прямо в глаза. От этого взгляда Уилл не мог пошевелиться.
        Девушка разлила виски по кружкам:
        - Ну что, выпьем за знакомство? Я Сьюзанн. А как тебя зовут?
        - Уильям… Уилл.
        До этого момента Уильям никогда не пил спиртного. Однажды в Стратфорде работники отца угостили его пивом. Он, конечно, попробовал, но ему не понравилось - кислое какое-то. Вкус виски для него был вообще в новинку. Но тут ему понравилось… Понравилось, как после первого стаканчика приятно зашумело в голове. Как все притягательнее и притягательнее становилась Сьюзанн. А ее шутки казались ему все более смешными. А как она волшебно целовалась, как приятно ерзала у него на коленях…
        Уильям не помнил, чем закончился этот вечер. Наутро он проснулся уже не в общей комнате, а в отдельной, за два пенни. Рядом с ним на широкой кровати раскинулась малютка Сью. Их одежда была разбросана по всей комнате. Голова просто раскалывалась. Уилл неуверенно пошевелил сначала одной ногой, потом другой… Потом вдруг какая-то сила подбросила его с кровати. Он едва успел подбежать к окну и высунуться наружу. Его вывернуло прямо на улицу. Уилл постоял немного, приходя в себя. Только глоток свежего воздуха отчасти вернул его к жизни.

29декабря 2010
        Пиканье компьютера вернуло Александра к действительности. Он сделал большой глоток кофе и посмотрел на экран. Его кто-то вызывал по скайпу! Александр нажал на зеленую кнопку «ответить».
        В открывшемся окошке он, к своему удивлению, увидел обеспокоенное лицо Эдуарда.
        - С добрым утром, мой дорогой друг! Я рад, что вы все еще живы!
        - И вам не хворать,- вызывающе ответил Александр.- А что без вас со мной может произойти?
        - Без меня-то как раз с вами может произойти все что угодно. Я же еще в Лондоне предупреждал - вашей жизни грозит опасность. А вы, как видно, мои слова пропускаете мимо ушей. Вы что, «Новости» не смотрели? Мои предсказания сбылись, хотя я далеко не Нострадамус. Поздравляю вас, вы мертвы. Вчера ночью вас взорвали в номере гостиницы. Более того, тело опознали, ведь криминалистическая экспертиза показала, что тело принадлежит именно Александру Дмитриевичу Сомову. Король мертв, да здравствует король! Так что поздравляю, вы теперь и вправду Алекс Вэлс.
        - Да видел я… Это что, ваших рук дело?
        - Зачем же мне тогда было вас спасать, везти в Москву? Лежали бы теперь в холодильнике в оксфордском морге и мерзли.
        - Очень остроумно.
        - А вы и вправду стали другим человеком. Вас просто не узнать под этой маской педика. Не ожидал я от вас такой прыти.
        - Не педика, а метросексуала, попрошу не путать.
        - Вот-вот. Так это вы мне в Питере на платформе чуть ногу не отдавили!
        - Где же ваша хваленая шпионская хватка?
        - Ну знаете, посыпаю голову пеплом. У вас просто талант нераскрытый!
        - Насколько я понимаю, ведь вас именно таланты мои интересуют?
        - Таланты, но не эти. «Ты почему убегал?» - «Привычка. Ты догоняешь - я убегаю».-
«А ты почему догонял?» - «И у меня привычка…» Помните, откуда это?
        - «Берегись автомобиля».
        - Вот-вот. Берегитесь. У вас прямо под окнами дома стоит автомобиль, а в нем поджидают вас два господина, настроенные гораздо более серьезно, чем я.
        - Да знаю я. Ваши люди?
        - Послушайте, уважаемый Алекс. Неужели вы не понимаете своими филологическими мозгами, что если бы я хотел вас убрать, то сделал бы это давно. Возможностей было предостаточно. А я как дурак бегаю за вами и пытаюсь спасти. Вы мне нужны живым, зарубите себе это на носу. Впрочем, хватит выяснять отношения. Мы же с вами не девочки.- Эдуард выразительно хмыкнул.- А теперь слушайте меня внимательно. Ни в коем случае больше не суйтесь в свою квартиру. Хоть мы и попытались представить всё так, будто это вы взорвались в номере гостиницы, но те, кто за вами охотится, похоже, этому не поверили. Сами видите, за домом слежка. Квартиру тещи они тоже рано или поздно вычислят. Так что и там вам показываться будет нельзя. Если хотите остаться в живых, слушайтесь меня. Это первое.
        - Что же на второе?
        - А второе, хватит играть в прятки. Я беру билеты, и мы уносим отсюда ноги. Вы заканчиваете свое исследование, получаете кучу денег, улетаете домой - и все счастливы.
        - Где моя жена?
        - Милый мой, этот вопрос нужно было задать себе месяца четыре назад. Впрочем, простите. Я уверен, что с ней все в порядке и рано или поздно она вам позвонит. Мало ли что у женщин в голове. Они такие непредсказуемые.
        - Я должен подумать.
        - Вы и так слишком много думаете. Но думаете не о том. Думайте о Шекспире. Замахнитесь, так сказать…- Эдуард хмыкнул,- на Вильяма нашего Шекспира. Занимайтесь исследованием. Время - деньги, так у вас говорят?
        - Это у вас так говорят.
        - Вы совсем плохой, Алекс, шуток уже не понимаете. В любом случае свой телефон я вам оставил. Даю вам на размышления две недели. Потом, извините, мне придется вас покинуть. Вечно я вас охранять не буду. Бюджет ограничивает. Так что, чем быстрее надумаете, тем лучше…- Эдуард сделал паузу.- Лучше для вас. Звоните в любое время.

1585
        Время полетело для Уилла незаметно. Впрочем, как и деньги. Он целые дни проводил в постели с малышкой Сью. А вечера с ней же за столом в трактире. Публика здесь собиралась самая разношерстная: матросы и ремесленники, разнорабочие и сторожа, актеры и шулера. Но о последних Уильям тогда еще ничего не знал. Почти каждый день изрядно поднабравшиеся посетители устраивали игру в кости. В кости Уильям не играл. Но когда однажды, на свою беду, он увидел, как за одним столом стали раздавать карты, тут же подошел к играющим.
        - Уилл, пойдем отсюда, они жулики,- пыталась остановить его Сьюзанн. Но Уильям и слушать ее не хотел.
        - Успокойся, какие они жулики, они и знать-то друг друга не знают. Я сыграю пару партий - и всё.
        - Сыграть хочешь, парень?- спросил один из игроков.- Давай садись к нам.
        - А я не знаю такой игры,- ответил Уилл подсаживаясь.- Я умею в дурака, в глик, в тридцать одно.- Уилл перечислил все игры, в которые его научила играть Анна.
        - Ты что, не умеешь играть в любимую игру королевы?- удивился один из игроков.
        Второй тут же вскочил и на весь трактир закричал:
        - Да здравствует Елизавета!
        - Да здравствует королева!- дружно ответили все собравшиеся в трактире.
        - Вот видишь,- резюмировал второй игрок,- мы тебя сейчас быстро научим.
        - Новичкам везет,- подхватил второй,- ты наверняка нас обыграешь.
        - Не знаю даже, играть с тобой или нет,- подзадоривал Уилла первый.
        - Да ладно вам, учите уж.
        - Смотри,- начал второй,- каждому игроку раздается по три карты. Твоя задача собрать пару, тройку или карты одной масти - флеш. Все по кругу объявляют ставки. Выигрывает тот, у кого более сильная комбинация. Вот и все.
        - Уильям, пойдем лучше выпьем. Тебе со мной скучно, да?- Сьюзанн не прекращала попыток удержать Уилла от игры.
        - А и вправду, Уилл.- Первый игрок хитро посмотрел на Шакспера.- У тебя такая сладкая девчонка. Иди лучше с ней, пока зовет. А может, я с тобой пойду, милашка? - спросил он и хлопнул Сью по заду.- Старый конь борозды не испортит! Или тебе молоденькие больше по нраву?
        Второй игрок, уже раздавая карты, воскликнул:
        - Трубите в трубы, бейте в барабаны, чтоб не слыхало небо глупых баб!.. Ну что, по полпенни?
        Первую сдачу Уилл выиграл. Выиграл он и вторую, и третью. Изредка удача улыбалась и кому-нибудь из его партнеров. Куча монет перед Шакспером всё росла и росла. Одновременно с этим росли и ставки. Уильям и глазом не успел моргнуть, как спустил не только свой выигрыш, но и все деньги, что у него были. Да так, что и расплатиться за очередную раздачу, которую он тоже проиграл, было нечем.
        - Придется тебе поставить на кон малышку Сью,- сказал первый игрок, прищурившись.
        - Это как?
        - Да очень просто. Если выигрываешь, двойной банк твой, а нет - мы забираем Сьюзанн.
        - Идет!- Уильям в пылу азарта был готов поставить на кон мать родную.
        Дрожащими руками он раскрыл карты.
        - Два туза!- Уильям с облегчением выдохнул.
        - Три туза!- открыл свои карты первый игрок.
        - Как три туза? Их же в колоде всего четыре?
        - Вот и я хочу спросить, откуда ты взял еще одного!
        - Бейте его, он жулик!- закричал вдруг на весь трактир второй игрок.
        Вокруг стола тут же образовалась толпа зевак. Раздались крики: «Жулик! Шулер! Бейте его! Выкинуть его на улицу!»
        - Посмотрите, он же мошенник!- не унимался первый игрок.- Он подложил еще одного туза в колоду!
        Что случилось дальше, Уильям помнил смутно. Его кто-то бил, он кого-то бил. Крики, гвалт, его куда-то несли. Последнее, что он увидел, был чей-то ботинок, который медленно приближался к его лицу.
        Очнулся он в комнате, в которой они жили со Сьюзанн. На лбу у него лежало полотенце, а Сью делала ему какие-то примочки. Через два дня Уилл пошел на поправку. Сильно болел бок: видно, сломали ребро. Все остальное зарастало как на собаке. Еще через два дня Уильям смог встать на ноги. Он с трудом подошел к Сьюзанн, которая смотрела в окно.
        - Спасибо тебе, дорогая…- Он обнял девушку.- Что бы я без тебя делал.
        - И тебе спасибо!- Сьюзан обернулась и влепила ему звонкую пощечину. Потом она, не оглядываясь, направилась к выходу и громко хлопнула за собой дверью. Больше Шакспер Сьюзанн не видел.

29декабря 2010
        Александр приехал на площадь Ярославского вокзала ровно в два часа, но ни Светланы Никодимовны, ни Никиты на условленном месте он не увидел. Опаздывает, как всегда, решил он и пошел купить сигарет. Прошло пятнадцать минут - никого. Они не появились и через полчаса, и через сорок минут. Попытки дозвониться тоже были безуспешны. «Абонент не отвечает или временно недоступен» - раздавался в трубке монотонный голос механической телефонистки. Может, теща перепутала и решила, что они встречаются в три?
        Но ни в три, ни в половине четвертого они не появились. К домашнему телефону тоже никто не подходил. Александр испугался. Только этого еще не хватало! Он взял такси и помчался на Большую Академическую. Хоть Эдуард и предупреждал, что этого делать не надо, но Александру было всё безразлично. Если они жену с сыном забрали, то пусть и с ним делают что хотят - взрывают, стреляют, режут на куски. Ему уже всё равно.
        Когда машина остановилась возле подъезда, Александр не стал отпускать водителя и, забыв обо всяких мерах предосторожности, сломя голову влетел в подъезд. Лифт поднимался до невозможности медленно. Ну вот и квартира. Александр не стал звонить, а открыл дверь своими ключами.
        В квартире никого не было. Никаких следов. Всё аккуратно расставлено по своим местам. Идеальный порядок, как любит Светлана Никодимовна. Что же произошло? Александр еще раз набрал мобильный номер тещи - тот же результат.
        Сидеть и ждать в квартире? Идти в милицию? А может, она поехала на дачу без него? Точно! Ведь они же собирались на дачу. А телефон недоступен, потому что они в дороге. Александр вздохнул с облегчением. Хоть какая-то надежда. Он спустился вниз и снова сел в машину, ждавшую его у подъезда.
        - Куда теперь, шеф?
        - Обратно на Ярославский.
        - Случилось что?- Водителю явно хотелось поговорить.
        Александр немного помолчал.
        - Да теща пропала…- наконец ответил он.
        - Гоги свою тещу задушил, Вано свою тещу зарезал, а я тебя отпускаю.- Водитель весело расхохотался.- Чего грустить-то? Надо идти в церковь свечку ставить, чтобы больше не нашлась.
        - Да она с Никитой пропала, с сыном.
        - Ух ты!- Парень сочувственно замолчал.- В милицию надо, наверное, идти. Хотя, конечно, толку от них никакого не будет. Только время зря тратить да нервы. Лучше братву подключать, они хоть по понятиям живут. А для ментов ни закона, ни понятий. Беспредельщики! А что думаешь-то? Украли? Требуют что?
        - Да не знаю, что и думать. Два дня назад жена пропала.
        Водитель присвистнул от удивления.
        - Теперь вот теща с сыном…- Александр помолчал.- А требуют, чтобы я исследование по Шекспиру закончил.
        Водитель с недоумением посмотрел на Александра. В его взгляде промелькнул испуг. Так смотрят на сумасшедших.
        - Я занимаюсь проблемой авторства произведений Шекспира. Шекспир - это чей-то псевдоним, за которым скрывался настоящий автор и драм, и сонетов. Может, слышали?
        - Не-а… не слышал. А из-за чего жену-то с сыном украли? Из-за Шекспира?- Водитель снова с опаской покосился на Александра.
        - Вот и я не понимаю. Говорят, заканчивай исследование, и всё с семьей будет в порядке. Да еще денег предлагают…- Александр помялся.- Огромные деньги. Полмиллиона долларов.
        Водитель снова присвистнул.
        - Полмиллиона?- недоверчиво переспросил он.- И ты отказываешься от таких денег? Ты что, дурак?!
        - Выходит, так. Я просто не люблю играть вслепую. Тут, как говорится, дело ясное, что дело темное. С одной стороны Шекспир, а с другой - масоны какие-то, «Опус Деи»…
        - «Опус Деи»? Как у Дэна Брауна? Круто!
        - Вот-вот. Детектив какой-то получается…
        - Ну ладно. Удачи тебе!
        Они уже подъехали к Комсомольской площади. Александр расплатился и пошел покупать билет. Ближайшая александровкая электричка отходила в 16:41. Ему повезло - он едва успел вскочить в последний вагон.

1586
        Уильям едва успел задремать, как тут же вскочил с кровати. Кто-то стоял у изголовья и тихонько тряс его, пытаясь разбудить.
        - Где я? Кто здесь?- спросонья Уилл не понимал, что происходит.
        - Тссс…- услышал он над собой чей-то шепот.- Тихо! Не шуми, всех разбудишь. Одевайся давай. С тобой хотят поговорить.
        Незнакомец подождал, пока Уильям оденется, и они вместе вышли на улицу. Карета возле их дома показалась Шаксперу знакомой. Кажется, эта карета приезжала за Анной и забирала ее после спектаклей в Стратфорде, и именно в ней Уилла возили на свидание с графом. Хотя мало ли в Лондоне карет? Тут эти графы на каждом углу.
        Уилл сел в карету, и она тут же тронулась. Они свернули с Клинк-стрит на набережную и двинулись вдоль берега по Бэнксайд-стрит. Стояла кромешная тьма, лишь на берегу Темзы изредка попадались какие-то огоньки. Единственным источником света была яркая полная луна. На удивление на небе не было ни облачка, хотя всю предыдущую неделю поливал дождь. Проехали Медвежий сад, куда Уильям любил ходить по воскресеньям, когда у него еще оставались деньги, посмотреть на то, как собаками травили медведя. Затем за окном Уильям едва смог различить Булл-бэйтинг, арену для боев быков - тоже очень популярное зрелище среди лондонцев. Таких кровавых развлечений, как травля мастифами быков, медведей и даже львов, в Стратфорде, конечно, не было. В столице же они не уступали в популярности театрам, и по воскресеньям на аренах было не протолкнуться. Вот миновали «Фалкон Инн», где Уилл любил посидеть со стаканчиком эля, глядя на Темзу. Куда же его везут? У Французского сада карета свернула налево и по Грэйвел-Лэйн выехала за город.
        Дальше ехали совсем недолго. Карета остановилась у обочины дороги возле какого-то парка. Его провожатый, сидевший на козлах, спрыгнул на землю и распахнул перед Уиллом дверь:
        - Выходи давай. Нечего рассиживаться.
        Уильям выбрался из кареты и огляделся по сторонам. Справа от дороги метрах в пяти он увидел какой-то силуэт. Уилл двинулся ему навстречу. Это оказался замотанный в плащ мужчина, лицо которого скрывала маска, а голову покрывала широкополая шляпа. Уильям подошел к незнакомцу и остановился в нерешительности. Молчание затянулось.
        - Ну что, Уилл, рад приветствовать тебя в Лондоне.
        - Здравствуйте, сэр. Вот меня привезли к вам…
        - Я вижу. Говорят, ты стал настоящим лондонцем. Кутишь, гуляешь, играешь в карты.
        - Но откуда…
        - Не задавай мне глупых вопросов. Я говорил тебе, что от меня не скроется ни один твой шаг. Как и ты сам. А ты думал спрятаться от меня в Лондоне? Мальчишка! Стой и слушай. Наш договор остается в силе. Я свою часть выполнил. Теперь твоя очередь. Во-первых, завтра же пойдешь в театр к Джеймсу Бербеджу и устроишься к нему на работу…
        - Но меня не возьмут, сэр. Я работу ищу каждый день, но…
        - Не перебивай! Просто придешь к Бербеджу, скажешь, что ты Уильям Шакспер и что тебе нужна работа. Во-вторых, подружишься с его сыном Ричардом. В-третьих, завтра же утром соберешь свои вещи и переедешь вот по этому адресу.- Незнакомец протянул ему бумажку.- Читать-то ты не разучился?
        - Нет, сэр.- Уильям обиделся.- Я же учился в грамматической школе, так что читать умею.
        - Да-да, я слышал про твои достижения в науках… Итак, придешь по этому адресу и тоже скажешь, что ты Уильям Шакспер. В доме тебя встретит Джон Уилсон. Он тебе всё расскажет и покажет твое новое жилище. Да, и еще: постарайся поменьше пить и кутить, а то в притонах у Фила Хэнслоу мало ли что может случиться. А ты мне нужен живым и по возможности здоровым. А теперь прощай. Ступай в карету. Тебя отвезут обратно.
        Уильям на негнущихся ногах дошел до кареты и кое-как залез внутрь.

29декабря 2010
        Негнущимися пальцами Александр кое-как открыл замок, распахнул дверь дачи и вошел внутрь. Он так окоченел за те двадцать минут, пока шел от платформы до дома, что, не разуваясь, помчался на кухню включать отопление. Потом решил вдобавок развести и огонь в камине, а то пока еще батареи нагреются! Сухие дрова быстро занялись, и стало немного веселее. Александр отогрел у огня руки и вышел в коридор. Там он разулся и аккуратно поставил ботинки на полку для обуви. Потом снял дубленку с шапкой и тоже аккуратно повесил их на пустую вешалку. Заперев дверь на все засовы, он снова прошел в комнаты, нахмурился и принялся вытирать за собой растаявший на полу снег. Приведя кухню и гостиную в порядок, он тщательно вымыл руки, с удовольствием отметив, что уже пошла теплая вода.
        На кухне он налил в чайник воды из фильтра и поставил его кипятиться. Затем достал из сумки бутылку привезенного с собой из Лондона двенадцатилетнего «Гленморанжа», открыл ее, налил себе полстакана и пошел в гостиную. Там он уселся поудобнее в старое глубокое кресло, укрылся пледом и вытянул ноги к огню. Наконец сделал глоток и зажмурился от удовольствия. Тепло волнами разливалось по телу. Ему вдруг ужасно захотелось спать. Пошли уже третьи сутки, как он почти не смыкал глаз. Вчерашние четыре часа сна после самолета потонули в бездне усталости. Надо бы хорошенько обо всем поразмыслить. В жизни нет ничего заведомо хорошего или плохого, только размышление придает всему определенность.
        Время как будто сжалось. Вчера он был еще в Лондоне. Позавчера читал свой доклад. И сразу после этого случилось столько всего, что голова шла кругом. Сначала пропала жена. Потом этот странный незнакомец, Эдуард. Потом к нему влезли в номер и украли его старенький, никому не нужный ноутбук. Потом компьютер снова оказался на месте. Потом его хотели взорвать в гостинице, и в номере сгорели все его вещи и документы. Потом по поддельному паспорту он вернулся в Москву, прямо в объятия обалдевшей тещи, которая его уже похоронила. В его же собственной квартире кто-то побывал, рылся в книгах и бумагах. Потом пропала и теща с Никитой. Да нет, ему это всё просто снится…
        Глаза непроизвольно стали слипаться. Если это сон, то что он делает на даче? ?La vida es sueno?[Жизнь есть сон (исп.).] Нет, это не сон. Надо взять себя в руки. Александр устало протер глаза и до боли сжал ногтями мочки ушей. Говорят, там находятся точки, нажав на которые можно снять головную боль и усталость. Захотелось курить. В поисках сигарет Александр перевел взгляд на каминную полку.
        Из полумрака на него смотрел портрет Шекспира. Та самая гравюра из Первого Фолио, работы Дройсхута. Ученые спорят по поводу четырех не очень похожих друг на друга известных портретов Шекспира и этой гравюры. Что было вначале, яйцо или курица? Одна дотошная немецкая профессорша со смешным именем Хильдегард Хаммершмидт-Хуммель предъявила все портреты Шекспира, а также эту гравюру и посмертную маску, невесть откуда появившуюся на аукционе в Майнце в 1842 году и теперь считающуюся подделкой, немецким криминалистам. Те, отстаивая честь Германии, обнаружили «припухлость левого века» на всех портретах, посмертной маске и даже надгробном памятнике, а вот на гравюре этой детали не обнаружили и в один голос заявили, что гравюра сделана не с портретов. Правда, усердные полицейские не знали, что надгробный памятник в XVIII веке сильно изменился и совсем не похож на оригинал века XVII. Но даже если портреты изображают одного и того же человека, это не доказывает, что он и был настоящим Шекспиром.
        К тому же живописное полотно можно подделать так виртуозно, что ни одна даже самая современная экспертиза, ни один самый искусный искусствовед не установят точной даты написания и точного авторства картины. А вот сомнения в подлинности гравюры быть не может. Ведь это страница из книги.
        Александр еще раз взглянул на портрет. По спине пробежали мурашки. Каждый раз при взгляде на эту гравюру у него возникало неприятное ощущение.
        Непропорционально большая голова, с огромным лбом и абсолютно плоским, ничего не выражающим лицом, существовавшим как будто бы отдельно от туловища. Неестественно длинная шея, словно приклеенная к телу голова… Кажется, что это не лицо, а маска. Неожиданно вспомнилась строка из Томаса Элиота: «O make me a mask…»
        Александр взял с камина пачку сигарет, прикурил и глубоко затянулся. Он стоял, облокотившись на каминную полку, и смотрел на гравюру. Казалось, из-под маски на него лукаво смотрят живые, умные глаза. А ну-ка разгадай мое имя! Слабо? Сомов вздрогнул. Портрет ему подмигнул! Чего только не почудится спросонья. Или блики от камина сыграли с ним дурацкую шутку… Нет, надо ложиться спать. Утро вечера мудренее. «Только почту посмотрю, и в постель»,- подумал Александр.
        Он достал из сумки ноутбук и с удовольствием провел рукой по его крышке. Хорошая вещь, не то что старый. Старый компьютер был и тяжеленный, как кирпич, и работал еле-еле. Александр загрузил ноутбук и мгновенно вошел в свой почтовый ящик. Одно непрочитанное письмо в папке входящих сообщений. Кто бы это мог быть? «Может, Танька?» - с надеждой подумал он, пока письмо загружалось. Но едва Александр бросил взгляд на экран, как тут же подскочил, словно ужаленный.

29 декабря 2010г. 00:31 пользователь ‹Christopher [email protected]› написал:
        AS YOU LYE KIT?[Как ты обманул, Кит? (англ.).]

1586

«Аs you like it?- сам с собой разговаривал Уилл.- Как вам это понравится?» Теперь Шакспер жил как настоящий лорд, по крайней мере, так ему казалось. После очередного появления в его жизни незнакомца, закутанного в черный плащ, вся жизнь Уилла перевернулась. Если раньше он ютился в одной вонючей комнатушке с шестью такими же оборванцами, как и он сам, то теперь у него был свой дом… Ну не то чтобы собственный, но жил он там бесплатно. И что это был за дом! Не просто дом, а дом двухэтажный, с миленьким палисадником перед входом и с настоящим камином!
        Кроме Шакспера в доме жили кухарка Кэт и прислуга, муж и жена Уилсоны, Джон и Джейн. Конечно, они не были его слугами. Они смотрели за домом, топили камин, ходили за водой, стирали, убирали - в общем, занимались хозяйством. Детей у них не было, и это всё, что о них было известно. Они были неразговорчивыми, замкнутыми и мрачными людьми и наверняка следили за ним по поручению таинственного незнакомца. Уилла задевало то, что они относились к нему не как к господину, а как к ровне, хотя он жил отдельно от них на втором этаже.
        Наверху у него было две комнаты: спальня и что-то вроде кабинета, обе комнаты с огромными, по его представлению, застекленными окнами. Окна просторного кабинета выходили прямо на Темзу и на Бэнк-стрит, а окна спальни - во двор. Во дворе позади дома был разбит прекрасный сад, и Уилл каждую весну с нетерпением ждал, когда он расцветет. Он напоминал ему столь милый теперь его сердцу деревенский Стратфорд.
        Обедал Уильям тоже отдельно. Еду ему два раза в день приносила милашка Кэт, и если в доме не было никого из суровых Уилсонов, то шалунья всегда была готова оказать Уиллу и другие, более приятные услуги. Уилл обижался на то, что Кэт всегда брала за это деньги, но девчонку можно было понять: у нее был жених и она собиралась замуж,- а это всегда расходы: свадьба, приданое… Ночью же рассчитывать на нее не приходилось, она спала на первом этаже вместе с Уилсонами и держала себя при них строже, чем монашка.
        На первом этаже располагался просторный холл с камином. Здесь стояли большой стол, за которым можно было принимать гостей, большой шкаф с посудой и бутылками с виски и вином, несколько больших стульев и скамьи. Как и во всех домах елизаветинской эпохи, мебели в доме было мало, только самое необходимое: столы, стулья или скамьи, кровати, сундуки, шкафы и полки для продуктов и одежды.
        В глубине дома за холлом размещалась кладовая, а рядом с ней кухня. Они были отгорожены ширмой, за которой скрывались двери в хозяйственные помещения. Рядом с кухней была еще одна большая комната, где спали Уилсоны и Кэт. А рядом с их спальней - выход во внутренний двор и сад.

30декабря 2010
        Александр проснулся часов в десять утра и еще долго лежал в кровати и с удовольствием смотрел в окно на заснеженный сад. Вернее, снегом была покрыта только земля, деревья же стояли словно стеклянные. Это удивительное явление - ледяной дождь,- из-за которого возникли большие проблемы в аэропорту Домодедово, превратило все деревья и кусты в сказочные декорации. Словно какой-то волшебник облил ветви водой, а потом дунул на них ядреным морозом. Ледяные ветви на солнце светились серебром, переливались и искрились, как драгоценный хрусталь. Так бы лежал и смотрел на эту холодную красоту. Он вспомнил, как Снежная королева заставляла Кая выкладывать слово «вечность»…
        Но вечно в постели не пролежишь. Александр поднялся и первым делом проверил почту. Писем больше не было. Он набрал номер мобильного телефона жены и услышал уже ставшее привычным «абонент не отвечает или временно недоступен». Позвонил теще - тот же результат. На всякий случай набрал номер ее городской квартиры - длинные гудки.
        Он добрел до кухни и выпил стакан воды: доктора и йоги советуют пить воду натощак. Налил чайник, включил его и пошел умываться. С наслаждением стоя под горячим душем, он размышлял о том, как жили бедные англичане во времена Шекспира без маленьких, но таких приятных и естественных вещей. Ни душа тебе, ни сортира нормального. Воду приходилось ведрами носить из колодцев и рек, и те же водоемы служили канализацией. Вместо унитазов использовались горшки или ведра, содержимое которых носили на помойку вместе с пищевыми отходами. Если, конечно, несмотря на запреты, дерьмо не выливалось прямо за дверь в сточную канаву.
        Вернувшись из душа окончательно проснувшимся, он заварил себе крепкий кофе и пошел в гостиную. Там, обжигаясь, отхлебнул бодрящего напитка и закурил.
        В незашторенные окна ярко светило солнце. «Под голубыми небесами, великолепными коврами»,- пробормотал Александр и, подойдя к окну, невольно залюбовался покрытой сугробами речкой Ворей. Но долго любоваться не получилось: он вдруг увидел, что от речки прямо к дому вела цепочка человеческих следов. Снег вчера не шел, поэтому следы не замело, и они отчетливо тянулись через весь участок как черные дыры. В доме кто-то был!
        Александр не на шутку испугался. Что делать? Бежать к соседям? Они наверняка в Москве, здесь редко кто бывал зимой, да еще посреди недели. Правда, может, на Новый год кто-нибудь приехал… Вызывать милицию? И что он им скажет? Как по поддельному паспорту вернулся из Лондона и что его там хотели взорвать? Или в кутузку загремит, или в дурдом, благо он недалеко…
        Так, спокойно. В кладовке лежит топор. Надо быстро проверить дом.
        В кладовке царил идеальный порядок. Топор был на своем месте, рядом с ящиком для инструментов. Александр крепко сжал обеими руками холодное топорище и на цыпочках поднялся на второй этаж. Там никого. Он тщательно проверил обе спальни, распахивая шкафы и заглядывая под кровати. Ставни закрыты, окна тоже. На стенах развешены картины друзей-художников, фотографии. С одной из них на него глядела улыбающаяся Танька, которую Александр неловко обнимал одной рукой, другую, с фотоаппаратом, он вытянул вперед, пытаясь наугад поймать в кадр обоих. У него это не очень получилось - часть его лица была обрезана, но они оба были такие веселые, счастливые, что снимок решили напечатать. Когда это было? Лет семь - десять назад. Никита еще не родился. И все еще было так хорошо и легко…
        Почему-то снова на цыпочках он спустился вниз. Проверил первый этаж - никого! Вдруг увидев боковым зрением какое-то движение сзади, он резко обернулся и взмахнул топором. Прямо из зеркала на него смотрело его собственное отражение с испуганным лицом и занесенным для удара топором. Александр усмехнулся. Раскольников какой-то, одна бабка двадцать копеек, пять бабок - рубль… Он подошел к входной двери. Замок закрыт, да еще на двери засов. Значит, незваные гости вошли через дверь на террасе со стороны двора и тем же путем покинули дом.
        Александр поспешно оделся и вышел во двор. В снегу отчетливо виднелись глубокие следы. Не было никакого сомнения, в доме побывали два человека. Они даже не старались идти друг за другом, попадая след в след. А может, нарочно так сделали, чтобы напугать. Когда гости посещали дом, неизвестно. По крайней мере, в последние двое суток, что он был в Москве, снега не было. Впрочем, погода могла здорово различаться в Москве и в Абрамцеве, хотя между ними было всего каких-то шестьдесят километров. Каждый раз Александра охватывала гнетущая тоска, когда он возвращался из чистого, опьяняющего своей свежестью воздуха Абрамцева в затхлую, вечно покрытую смогом, вонючую, мрачную и грязную столицу.
        Смотреть в Интернете, когда здесь в последний раз был снег, Александр не стал. Он зачем-то пошел по следам, хотя было очевидно, что они вели к дороге на противоположной стороне реки. Так и оказалось. Именно здесь незваные гости сели в машину и уехали. Александр вернулся в дом, разгоряченный после ядреного декабрьского мороза. Щеки полыхали. Хотелось горячего кофе. Сваренный кофе уже остыл, поэтому пришлось заваривать снова. Александр налил в кофе немного виски и пошел разжигать камин. Перед огнем было уютнее, да и думалось как-то спокойнее.
        Итак, что мы имеем. Кто-то одному Богу известным способом узнал, что они с тещей и сыном собирались встретиться на даче в Абрамцеве. Хотя тоже мне, тайна! Если эти люди влезли в его московскую квартиру, похитили сына с тещей, то узнать о существовании абрамцевской дачи для них пара пустяков. Парадоксальным образом Александр окончательно успокоился. Он их больше не боится. Какой смысл? Хуже, чем сейчас, уже не станет. Что они ему сделают? Убьют? Вряд ли. Он нужен им живым. На размышления у него осталось, если верить Эдуарду, всего тринадцать дней. Число не слишком счастливое. Правда, в приметы Александр не верил. По крайней мере, раньше…
        Так, надо отвлечься от посторонних мыслей и работать. Судя по вчерашнему ночному посланию от адресата Christopher [email protected], его старательно подводят к версии, по которой под маской Шекспира должен был скрываться Кристофер Марло. Да и послание «AS YOU LYE KIT?» - исковерканное название шекспировской комедии «AS YOU LIKE IT?». По-русски «Как вам это понравится?». Марловианцы, приверженцы теории, что под псевдонимом Шекспир скрывался именно поэт Кристофер Марло, считают, что в названии зашифровано послание: «Как ты обманул, Кит».
        Итак, что нам известно о Марло? Александр открыл компьютер, улыбнулся и написал…
        ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ
        Кристофер (Кит) Марло (Марлоу) (англ. Christopher («Kit») Marlowe) (крещен 26 февраля 1564, Кентербери - 30 мая 1593, Дептфорд). Точная дата рождения Марло неизвестна, однако крещен он был в Кентербери в церкви Св. Георгия 26 февраля, о чем свидетельствует запись в приходской книге.
        Кристофер Марло родился в семье сапожника Джона Марло и его жены Кэтрин. Были они его настоящими родителями или приемными - неизвестно. По крайней мере, сыном сапожника его часто дразнили приятели. Предполагается, что он был одним из незаконных сыновей королевы Елизаветы I и сэра Роберта Дадли. А иначе как мог сын сапожника получить такое блестящее образование? Похоже, Марло был «ребенком государства», так называли незаконнорожденных детей знатных родителей, опеку над которыми брало правительство Англии. В 1579 году Марло поступил в Кентерберийскую Королевскую школу, затем в Кембриджский университет, где в 1584 году он закончил учебу в колледже «Корпус Кристи», но получил всего лишь степень бакалавра. Руководство университета отказало Марло в присвоении степени магистра из-за частых и длительных пропусков занятий.
        Помимо этого по университету ходили слухи, будто бы Марло принял католичество и собирается продолжать учебу в Реймсе, после чего должен будет принять сан католического священника. Точно установлено его длительное, почти годичное отсутствие в университете в периоды с 1584 по 1585 год и с февраля по июнь 1587 года.
        По личной просьбе королевы, переданной шефом английской разведки Уолсингемом, руководство Кембриджа в 1587 году присвоило ему степень магистра.
        Предполагают, что Марло был одним из тайных агентов Елизаветы в Европе, которые, по словам современника, «находились у самого папского престола».
        ПИСЬМО ТАЙНОГО СОВЕТА,

29 июня 1587 года

«Вам было сообщено, что, поскольку Кристофер Морли, согласно вынесенному решению, должен был отправиться за моря в Реймс и там остаться, Их Светлости считают правильным заверить, что он лично не имел такого намерения, кроме того, во всех своих действиях он вел себя дисциплинированно и осмотрительно, и таким образом сослужил Ее Величеству хорошую услугу и заслуживает того, чтобы быть награжденным за свою верную службу. Их Светлости просят, чтобы слух об его отсутствии был ослаблен всеми возможными способами и что он должен быть выдвинут на степень магистра и должен получить соответствующий диплом. Таким образом, Ее Величество выражает неудовольствие, что кто-то, нанятый ею, как он, на службу для пользы нашей страны, может быть опозорен теми, кто несведущ в тех делах, которые он выполнял».

Скреплено подписями лорда-архиепископа (Джона Витгифта), лорда-канцлера (Кристофера Хэттона), лорда-казначея (Уилья ма Сесила), лорда Чемберлена (Генри Кэрея) и господина генерального контролера по патентам (Джеймса Крофта).
        Вдруг работу Александра прервал противный писк компьютера. Кто-то снова вызывал его по скайпу. Александр сохранил файл и свернул его. Опять Эдуард? Нет! С ним вышел на связь абонент Christopher Marlowe! Александр нажал на кнопку
«авторизовать». Кто же скрывается под этим ником? Может, какие-то известия от Татьяны, мелькнула у него слабая надежда. Christopher Marlowe вышел в видеочат.
        Май 1589

«Кто же ты такой?- думал Уильям.- Ну теперь-то я тебя точно выслежу!» Он уже битых полчаса преследовал таинственного незнакомца в черном плаще. Тот шел уверенной походкой, и, по всей видимости, даже не предполагал, что за ним кто-то следит. Но Уилл все равно предпринимал все меры предосторожности. Он держался далеко позади, так чтобы только черный плащ совсем не скрылся у него из виду. Когда незнакомец останавливался, Уилл тоже останавливался и прятался между домов или делал вид, что заинтересовался товарами, разложенными на прилавках перед магазинами.
        Шакспер пришел сегодня утром в театр, и Бербедж приказал ему разбирать декорации. Чего там только не было! Вход в ад и могила Дидоны. Пара лестниц для Фаэтона и голова старого Магомета. Золотое руно и лавровое дерево. Голова призрака и цепь из соверенов. Трезубец и венок Нептуна. Уздечка Тамерлана, дерево Тантала, крылья Меркурия, лук Купидона, тиара папы Римского, деревянная нога Кента. А сегодня привезли еще и котел для еврея… Когда Уильям копался в пыльной комнате, где хранился реквизит, он вдруг услышал голоса в кабинете Бербеджа. Громкий, хриплый от постоянных криков голос Джеймса он отличил бы от любого другого и за сотню футов. А вот второй, тихий, голос принадлежал явно джентльмену. И Уильям готов был дать руку на отсечение, что это был голос того самого таинственного графа из Стратфорда, того незнакомца, который устроил его жизнь в Лондоне. Уилл замер и весь обратился в слух.
        - Ну что, Джеймс, вы прочитали пьесу?
        - Да, ваша светлость.

«Ага, раз светлость, значит, все-таки граф!» - отметил про себя Уилл.
        - И что?
        - Будем репетировать, ваша светлость. Только придется покупать много свиных кишок. Уж очень много трупов. Я насчитал тридцать четыре! Четырнадцать убийств, три отрубленные руки и один отрезанный язык! Ваша светлость, я уверен, успех гарантирован!
        - Когда будешь ставить?
        - Думаю, через неделю-другую. Я извещу вас перед премьерой, как всегда!
        Значит, этот граф ходит на премьеры! Воодушевлению Уильяма не было предела. Надо только выяснить, кто он!
        - Ну хорошо. Вот я принес тебе еще одну. Почитай!
        - Слушаюсь, ваша светлость.
        - Не провожай меня, а то создашь лишнюю суету. Я уйду незаметно.
        Собеседники попрощались, и граф покинул кабинет Бербеджа. Затем раздались шаги по коридору, и следом хлопнула задняя дверь.
        Уильям переждал несколько секунд, считая глухие удары в собственной груди, а затем потихоньку следом за незнакомцем выскользнул за дверь.

30декабря 2010
        Александр увидел в окошке скайпа коридор и какую-то дверь. Он сначала не понял, что это за дверь. Но когда дверь раскрылась, он с ужасом понял, что это его кабинет в квартире на Академической! Никаких сомнений. Это его кабинет. Вот его кресло, вот полки с бесконечным Шекспиром. Вот репродукции на полках и на стенах. Кто-то опять влез к нему в квартиру и с помощью веб-камеры показывал Александру его собственные апартаменты!
        - Кто здесь? Что вы делаете у меня в квартире? Я сейчас милицию вызову! Немедленно прекратите! Вы слышите или нет?! Я требую, чтобы вы мне ответили, черт возьми! Я отказываюсь играть в ваши игры! Что с Татьяной?! Где теща с Никитой?!
        Такой решительности, злости, почти агрессивности Александр сам от себя не ожидал. Но на его крики никто не отзывался. От злобы и бессилия он был готов швырнуть в монитор чашкой из-под кофе. Вдруг изображение на экране снова стало двигаться. Кто-то, очевидно, взял компьютер и понес его по комнате. Александр увидел в стеклах книжных полок чье-то отражение, вернее, не отражение, а темный силуэт. Судя по очертаниям, это был мужчина среднего роста. Веб-камеру поднесли к полке, на которой стоял портрет Кристофера Марло. Александр с недоумением смотрел на портрет, который занял теперь весь экран. Казалось, прошла вечность, хотя это продолжалось несколько секунд. Вдруг связь прервалась. Сомов тут же попытался сам вызывать Christopher Marlowe, но ему никто не ответил. Еще раз и еще… Нет. Все бесполезно.
        Александр закурил и принялся искать в Интернете портрет, который ему только что показали. Нашел! Он стал внимательно всматриваться в знакомое изображение. Искусствоведы осторожно называют эту картину «портрет неизвестного молодого человека». Полотно совершенно случайно нашли в 1953 году в Кембридже во время ремонта помещения, где располагался «Корпус Кристи», в котором учился Марло. Предполагают, что на картине изображен один из студентов. Портрет был написан по случаю совершеннолетия изображенного на нем молодого человека, что следует из надписи: «Совершеннолетие. 21 год. 1585 год от Рождества Христова». Когда были подняты списки всех студентов, то оказалось, что из всех учащихся «Корпуса Кристи» только одному Кристоферу Марло исполнился 21 год в 1585 году. Значит, без сомнения, это портрет Марло.
        Александр продолжал рассматривать картину. Кроме даты, на портрете был начертан загадочный девиз: «Qvod me nutrit me destrvit». Что бы это могло означать? Буквально: то, что меня питает, меня разрушает. То, чем занимался поэт, его убивало? Что значит это «qvod-что»? Его предположительная вовлеченность в шпионскую деятельность? Как раз в период с 1584 по 1585 год Марло надолго отлучался из Кембриджа. Тайна происхождения, если принять предположение, что он действительно внебрачный сын королевы? Или это поэтическая метафора? Может, загадочное «qvod» попросту означает поэзию или любовь?
        Посмотрим, нет ли похожей строки в сонетах Шекспира. Александр открыл в компьютере файл с сонетами Шекспира и задал в строке поиска слово «кормит» (feed, fed).
        Уже в первом сонете он увидел:
        «But thou, contracted to thine own bright eyes,
        Feed'st thy light'st fl ame».[А ты, в свою влюбленный красоту,Все лучшие ей отдавая соки…(Пер. С. Я. Маршака)]
        Нет не то. Следующим открылся сонет №56:
        «Sweet love, renew thy force; be it not said
        Thy edge should blunter be than appetite,
        Which but to-day by feeding is allay'd,
        To-morrow sharpen'd in his former might».[Проснись, любовь! Твое ли остриеТупей, чем жало голода и жажды?Как ни обильны яства и питье,Нельзя навек насытиться однажды.(Пер. С. Я. Маршака)]
        Опять не похоже… И вдруг! Неужели нашел? Александр долго перечитывал сонет №146. И в особенности одну строку: «So shalt thou feed on Death, that feeds on men». Ты кормишься смертью, которая кормится людьми. Он сравнил ее со строкой на портрете: что меня кормит, то меня убивает. Немного похоже на перефразированный девиз.
        И наконец, в сонете №73 строки «As the death-bed whereon it must expire Consumed with that which it was nourish'd by». И то, что жизнью было для меня, // Могилою становится моей. По смыслу полностью совпадают с девизом Марло.
        Неужели он на верном пути? Надо все еще раз тщательно проверить. Александр снова принялся пристально разглядывать портрет. Вдруг его словно осенило! Он вскочил и бросился в гостиную.
        Май 1589
        Уилл Шакспер то нервно ходил по гостиной из угла в угол, то садился на стул, то снова вскакивал. Его раздражению не было предела. Ведь только что, как ему казалось, он напал на след таинственного незнакомца. Он шел прямо по его пятам по всей Бэнк-стрит от театра «Роуз» до Саутворка. Он не потерял его в толпе на Большом Каменном мосту. Удача была уже почти в руках. И вдруг прямо из-под носа на Темз-стрит его увозит карета с зашторенными окнами. Да еще вдобавок Шакспера окатывает навозной жижей! Уилл злобно пнул ногой валявшийся в углу грязный камзол и подошел к окну.
        Уже смеркалось. Из-за больших волн на Темзе не было почти ни одной лодки. Не то что в ясную погоду, когда лодки порой чудом не врезались друг в друга, ведь Темза была главной дорогой Лондона! На ее берегах располагались почти все королевские резиденции: Гринвич, место рождения королевы и ее любимый дворец, Уайтхолл, Сайон-хауз, где приняла корону несчастная леди Джейн Грей,[Леди Джейн Грей - королева Англии с 10 июля 1553 года по 19 июля 1553 года. Была вначале заключена в Тауэр королевой Марией I, а затем казнена 12 февраля 1554 года.] Хэмптон Корт, начатый Уолси и достроенный Генрихом VIII, Ричмонд, построенный Генрихом VII, и Виндзорский замок, Тауэр, Монетный двор, королевский арсенал, здание парламента.
        Когда двор находился в Лондоне, разукрашенные флагами баркасы с яркими бархатными навесами и шелковыми балдахинами сновали вверх и вниз по Темзе. С баркасов доносились громкая веселая музыка, женский смех, а под Лондонским мостом в честь королевы палили пушки. В такие дни по вечерам небо над Темзой часто озарялось фейерверками, и Шакспер, как мальчишка, любовался в окно на это не перестававшее его восхищать чудо.
        За окнами опять заморосил дождь. Настроения это тоже не прибавляло. Все труды насмарку. Ну да ладно. Он не отступится. Это верный куш, что там говорить, и граф не отделается от него мелкими подачками. Не будь он Уилл Шакспер, сын Джона Шакспера!
        Кто-то, ловко перепрыгивая через лужи, быстрой походкой перешел со стороны реки через мостовую и направился к его дому. Взгляд Уилла остановился на незнакомце, по уши закутанном в плащ. Кто бы это мог быть? Уилл насторожился. Хотя бояться нечего. Те всегда приезжают на карете. Да и днем его никогда не навещали. Раздался громкий стук в дверь. Уилл поднял с пола камзол и, невольно снова вспомнив свое недавнее обидное приключение, с раздражением швырнул его в соседнюю комнату. Он достал из сундука чистый камзол, надел его и, второпях застегивая пуговицы, спустился вниз.
        - Иду-иду,- отозвался он на нетерпеливый стук,- ну кого там еще принесло? Сидели бы себе дома в такую погоду.
        Уилл застегнулся и стал открывать дверь. На прошлой неделе он на всякий случай сделал себе еще один замок и поставил большой новый засов на дверь, поэтому пришлось немного повозиться. За дверью оказался его приятель, вечно улыбающийся Ричард Бербедж.
        - Привет, Дик. Какой черт тебя принес в такой дождь?
        - Здорово, старина. Чего это ты так забаррикадировался?
        - Заходи быстрее, а то холода напустишь.
        Бербедж снял плащ, стряхнул с него воду и бросил его на спинку стула. Поеживаясь, он подошел к камину, в котором полыхал огонь, и принялся потирать озябшие от холода руки.
        - Может, пропустим по стаканчику? Погода отвратительная.
        - Да не напасешься на вас стаканчиков-то. Хотя, впрочем, давай.
        Уилл поставил на стол два стакана и початую бутылку дешевого виски. «Может, хоть настроение поднимется»,- подумал он и разлил сперва поровну, а потом, помедлив, долил себе еще.
        - Эй, старина, не жадничай, плесни и мне еще глоток.
        Шакспер, поморщившись, налил Бербеджу еще немного.
        - Так чего ты приперся-то в такую погоду?
        - Сегодня Фил Хэнслоу заплатил Киту Марло за новую пьесу «Мальтийский еврей». Он скоро собирается ставить ее у себя в «Роуз». По этому случаю у них сегодня в
«Русалке» намечается большая попойка. Всех приглашают.
        - Новую пьесу?- У Шакспера что-то екнуло внутри.- А кто такой этот Марло?- стараясь не выдавать волнения, спросил он.
        - Какой-то драмодел. Но не из наших, театральных, а шишка какая-то важная. За границей бывал. Образованный. А еще поговаривают, что он как-то связан с самим Уолсингемом,- шепотом произнес Бербедж имя шефа тайной полиции, сделал большой глоток и крякнул. Шакспер тоже выпил и зажмурился от удовольствия.
        - Образованный, говоришь?- с деланным равнодушием переспросил он.
        Уилл почуял след и принял стойку как охотничья собака.
        - Ага, образованный. Говорят, в Кембридже учился. И за границей тоже. Всё учатся да учатся, а Фил Хэнслоу на их ученостях денежки сколачивает. Уже почти весь Саутворк его. Только собор осталось купить и кладбище.
        - Да, собор ему прикупить не помешает - грехи замаливать,- скривился Шакспер, вспомнив, как его обобрали до нитки в игорном заведении Хэнслоу и выкинули на улицу, перед этим намяв бока, чтобы не было желания жаловаться. Уилл был уверен, что это произошло не без участия Фила.
        Но, впрочем, это было в те дни, когда он только приехал в Лондон в поисках удачи. И вот теперь, кажется, он ее нашел. У него в Лондоне дом, пусть небольшой, но никаких соседей под крышей, да и от театра недалеко. Не нужно плестись после спектакля через весь Лондон, который он к тому же еще не очень хорошо знал. Большинство улиц были такими грязными, узкими, кривыми, плохо вымощенными и столь опасными по ночам, что плутать по ним было сомнительным удовольствием. Его два раза в день бесплатно кормят. Он устроился в театр к Джеймсу Бербеджу, отцу Ричарда, пускай сторожем и рабочим сцены, но зато он получает неплохое жалованье. Чем не удача? Это для него-то, приезжего из провинциального Стратфорда. Но нет! Удача еще впереди. Он на этом не остановится! Надо только понять, где здесь собака зарыта. Дайте ему только время…
        - А когда честная компания собирается на гулянку?
        - Да прямо сейчас и пойдем. Собирайся давай. Выпьем еще по стаканчику, я обсохну слегка - и вперед!
        - Хватит уже стаканчиков. Вот в «Русалке» и выпьем. Не обеднеет Фил Хэнслоу,- проворчал Шакспер, убирая со стола бутылку, и пошел на второй этаж за плащом, шляпой и ремнем, на ходу поправляя камзол.

30декабря 2010
        Тот же покрой камзола, такой же поворот головы, то же самое направление взгляда!
        Александр с волнением сравнивал два портрета. Портрет Шекспира он взял с каминной полки, вернулся обратно в кабинет и положил его рядом с экраном ноутбука.
        Неужели все так просто? Неужели такое невероятное на первый взгляд решение может оказаться верным? Он с улыбкой вспомнил немку Хильдегард Хаммершмидт-Хуммель. Ох, как бы сейчас ему пригодились ее эксперты-криминалисты.
        Конечно, и в Москве сейчас можно заказать экспертизу. В Москве теперь за деньги можно сделать и купить абсолютно всё, но дело даже не в деньгах. Времени на это совершенно нет. Прошел еще один день, а он ни на йоту не сдвинулся с места. Он не привык работать в такой спешке. Словно над ним раскачивается огромный маятник и с каждой секундой опускается всё ниже и ниже, и вот уже скоро он почувствует его прямо над головой. Вперед - назад, вперед - назад… А потом конец… Волосы зашевелились у него на затылке.
        Он прикурил сигарету и жадно затянулся. Так, надо сосредоточиться. Он наверняка на финишной прямой. Надо проконсультироваться, но с кем? Думай, думай… С кем же?… Есть! Он отпил еще глоток остывшего кофе, воткнул недокуренную сигарету в до краев переполненную пепельницу, придвинул к себе ноутбук и открыл почту.

30 декабря 2010г. 16:23 пользователю ‹[email protected]›:
        Ванечка, привет. У меня к тебе странная просьба. Не мог бы ты сделать несложные действия в фотошопе, которого у меня нет, да и если бы был, то я им все равно не умею пользоваться.

1.Увеличить портрет 1 так, чтобы лица на обоих портретах были одного размера.

2.Вырезать из портрета 2 маску, оставив лишь отверстия для глаз.

3.Наложить маску из портрета 2 на портрет 1.

4.Обрезать портрет 1 по грудь снизу и по плечи справа и слева, так, как на портрете 2.

5.Удивиться и отправить мне.
        Мне очень важно твое мнение как художника о схожести (или отсутствии таковой) двух этих портретов.
        Надеюсь, это не отнимет у тебя много времени и слегка развлечет.
        P. S. Мне это крайне важно.

Александр.
        Иван Мурашов был известным художником-реставратором и старым другом Александра. Они виделись редко, но, что называется, метко. Иван практически не пил крепких напитков, но зато литрами глотал пиво, в котором разбирался как бог и мог посоперничать с любым дегустатором. А слегка опьянев, рассказывал захватывающие истории о том, как он еще в студенческие годы, во времена Советского Союза, сумел с друзьями побывать во Франции. Как бедные студенты везли туда черную икру, которая была в Европе на вес золота, а в СССР стоила совсем дешево, нужно было только ее достать. Как в Париже он общался с еще живым тогда Глебом Струве, а старик мешками дарил запрещенную в совке диссидентскую литературу. Как потом, трясясь от страха, они ввозили в страну «Ардис» и «Посев». Как он вместе с Алексеем Хвостетко гулял по кабакам все того же Парижа, и Хвост знакомил его с эмигрантской богемой. Как он пил с Капланом и Барышниковым водку в «Русском самоваре» в Нью-Йорке. Как на улицах Будапешта рисовал этюды, тут же продавал их туристам из Англии и потом убегал от полиции. Как потом его акварели за баснословные для него
тогда деньги купил аукцион «Кристис», и он не знал, что делать с такой кучей валюты.
        Итак, вся надежда на Ивана. Оставалось только ждать, что он ответит. А пока нужно было продолжать работу.
        Май 1589
        Уилл и Ричард, продолжая разговаривать, дошли до «Русалки». Когда они вошли в трактир, там было уже полно народа, так что им с трудом удалось протиснуться поближе к столу. Здесь были и актеры, и шлюхи, и просто зеваки, не имеющие к театру никакого отношения. Во главе стола сидели Фил Хэнслоу и еще какой-то незнакомец. Незнакомец рассказывал анекдоты, а собравшиеся слушали затаив дыхание. На Уилла с Ричардом даже зашикали, пока они пробирались к своей цели.
        - Если женщина подвержена падучей болезни, ей не следует ездить на запад, чтобы не попасть на остров Мэн…- Аудитория так и грохнула от смеха, рассказчик же, не дожидаясь, пока все замолчат, продолжал: - И из-за этого несчастья им нужно учиться всегда держать ноги скрещенными.
        Опять грянул дружный хохот. Раздались возгласы: «Налейте ему еще! Фил, налей ему! Давай, Кит, рассказывай!» Сидевший во главе стола продолжал, не обращая внимания на крики.
        - Почему ни один английский врач не может быть превосходным?- спросил он, обращаясь к зрителям.- Потому что все лекарства иностранные!
        Видно, ему было не впервой быть в центре внимания, так как он чувствовал себя словно рыба в воде.
        - Кит, тебе бы не пьески писать, а самому на сцену!
        - Да ты прирожденный актер!
        - Каннибал - самый любящий враг,- снова начал Кит.- Ведь ни один человек на свете не станет добровольно есть то, что ему не нравится.
        Опять толпа взорвалась от хохота, а тот, кого называли Китом, взял кружку со стола и выпил добрую пинту пива залпом. Затем крякнул, обвел всех собравшихся хитрым взглядом, откинул прядь светлых волос со лба и продолжал:
        - Знатной даме не стоит ходить со своими волосами, ведь это столь же мерзко, как и пальто из собственной шерсти.
        Собравшиеся бились в судорогах от смеха. Веселье в «Русалке» достигло самого разгара. Девицы хихикали и кокетливо позволяли хватать себя за грудь и шлепать по заду. Многие из них уже примостились на коленях у актеров, сидевших за столом. Остальные вертелись в толпе, приставая ко всем подряд, и призывно подставляли все части тела для поцелуев и шлепков. Пиво и виски лились рекой. Столы были уставлены блюдами с кабаниной, фасолью, маринованной селедкой и другими закусками.
        Кит Марло - а кто же это мог быть еще, как не он?- выглядел молодо и был, похоже, примерно одного возраста с Уильямом. По всему было видно, что человек он знатный. На нем был дорогой камзол, как на джентльмене, да и манеры как у графа, а не как у простака. Кит был строен и довольно высок. Пышная копна светлых волос все время выходила у него из подчинения, и он то и дело был вынужден поправлять непослушные пряди ладонью. Правильные черты лица, голубые глаза и аккуратно подстриженные усики, придававшие ему особое благородство. Уильям составлял про себя словесный портрет, отмечая особые приметы Марло, чтобы лучше его запомнить. И голос вроде похож… Уильям не мог сказать это с уверенностью, но определенное сходство явно было. В конце концов, выпитое могло несколько изменить голос.
        Ричард наконец смог пробраться к самому столу. Уильям проталкивался следом за ним.
        - Привет, Фил!- Они поздоровались с Хэнслоу.- Это Уильям Шакспер, он служит в театре у моего отца. А это знаменитый Кристофер Марло, он пишет пьесы и стихи,- представил их друг другу Бербедж.
        - Уильям Шекспир?- Кит с интересом посмотрел на Уилла.- Потрясающий копьем! Граф Саутгемптон показывал мне ваши сонеты. Я получил огромное удовольствие! Выше всяческих похвал! Вам нужно их обязательно напечатать. Я могу познакомить вас с издателем. Он, конечно, скряга, как и все издатели, но на виски и девиц хватит!- Марло привстал и изящ но поклонился.- Так что я ваш искренний поклонник!

31декабря 2010
        Александр писал и проникался искренней симпатией к Кристоферу Марло. Но нельзя поддаваться эмоциям! Факты, и только факты должны вести его к раскрытию загадки Шекспира.
        ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ
        Получив степень магистра, Кристофер Марло переехал в Лондон и занялся активной литературной деятельностью. Он перевел поэму Овидия «Искусство любви», которую впоследствии на площади публично сжег архиепископ Кентерберийский. В это время Марло вступил в кружок драматургов «Университетские умы», куда входили поэты Лили, Нэш, Грин, Пил и Лодж. Тогда же, около 1587 года, была поставлена его первая трагедия «Тамерлан великий, скифский пастух». Марло был выдающимся поэтом и драматургом своего времени. Литературоведы считают его предтечей Шекспира. Именно Марло впервые ввел в английскую поэзию белый стих.
        В это же время Марло становится членом философского кружка Уильяма Рэйли «Школа ночи», члены которого проповедовали нетрадиционные для своего времени атеистические взгляды, увлекались тайными знаниями - алхимией, астрологией и астрономией, ставили под сомнение бессмертие человеческой души. Некоторые исследователи считают, что, помимо всего прочего, Марло входил и в тайное общество розенкрейцеров, предшественников масонов.
        Так, опять масоны. Но если предположение насчет Марло верно, то все становится на свои места. Шекспир-Марло - прамасон, на открытие театра в двадцатые годы пришли масоны, и члены «Опус Деи» тоже связаны с масонами.
        В это время о Марло идет по Лондону молва как о скандалисте, еретике, гомосексуалисте, волшебнике, дуэлянте, курителе табака, фальшивомонетчике и развратнике. Блестящая характеристика для поэта. Но для тайного агента он, пожалуй, был слишком заметной фигурой, хотя, с другой стороны, это могло быть отличной легендой… К этим годам относятся лучшие драмы Марло «Доктор Фаустус» (Doctor Faustus, ок. 1588-1589) и «Мальтийский еврей» (The Jew of Malta, 1589). Вольнодумный кружок сэра Уолтера Рэйли не был на хорошем счету у правительства, а в особенности у англиканской церкви. Считалось, что члены «Школы ночи» проводили богохульные обряды. Однако архиепископ Кентерберийский Витжифт не мог ничего с этим поделать, так как в кружок входили знатные особы. Архиепископ требовал заключения Марло в «Звездную палату», английский аналог католической инквизиции.
«Уродливым мыслям должны соответствовать уродливые тела»,- считал праведный архиепископ. Однако могущественные покровители поэта препятствовали аресту Марло. Предполагается, что в 1589 году Марло под именем Морли был учителем Арабеллы Стюарт, племянницы Марии Стюарт. По всей видимости, Уолсингем приставил Кристофера Марло к вероятной претендентке на английский престол с целью предотвратить возможный заговор против Елизаветы и дальнейший переворот.
        Сентябрь 1589
        Когда Кристофер Марло назвал Уильяма автором каких-то стишков - сонетов, кажется, - Шакспер растерялся и попытался замять разговор. Несмотря на удивление Дика Бербеджа и его назойливые вопросы, перевести разговор на другую тему Уиллу удалось легко, так как гулянка была в самом разгаре. Какие уж тут стишки, когда вокруг столько выпивки, закуски и задорно отплясывающих девиц!
        Уилл не придал тогда словам Марло никакого значения. Ну ошибся, наверное. Главное, что он для себя хотел выяснить,- не является ли Марло таинственным незнакомцем в черном плаще. Но на этот вопрос Уильям так и не нашел ответа. Конечно, подозрительно, но уж слишком свободно Кит себя вел, слишком естественным было его удивление, когда их познакомили, слишком много он пил и тискал девиц. Вряд ли так станет вести себя граф. А может, как раз этот упомянутый им Саутгемптон и есть незнакомец в черном плаще? Да как об этом узнаешь? Разве только у Марло спросить, где этого графа найти? Уилл хотел сразу же приступить к делу, но Киту было не до того. Он тогда был увлечен выпивкой, чтением стихов и девицами, а под утро, взяв с собой двух самых красивых, уехал, как это называется в Англии, по-французски, ни с кем не попрощавшись. Нет, все-таки стихи - великая вещь, решил восхищенный Шакспер.
        Однако случай помог Уиллу еще раз встретиться с Марло и даже сблизиться с ним. Однажды в один из последних теплых и таких редких солнечных лондонских дней он убивал время, попивая пиво в «Фалкон Инн». Сегодня вечером в театре должен был быть спектакль. А значит, ему опять сторожить лошадей, пока все зрители не разойдутся. В Лондоне стало слишком много конокрадов, и Бербедж нашел для Шакспера новую работу: помогать тем знатным господам, кто приезжал верхом, спешиться, а потом сторожить их лошадей во время спектакля.
        Итак, Уилл грелся на солнышке, глазея на лодки, сновавшие по Темзе. Вдруг его внимание привлекла одна из них. Она явно направлялась к причалу у Французского сада, который был всего в двух шагах от заведения, где как раз сидел Шакспер. Когда лодка причалила, Уилл с удивлением увидел, что из нее выпрыгнул Кит Марло собственной персоной. Вот так удача!
        - Кристофер!- закричал Уильям.- Кит!- И бросился навстречу Марло.
        Тот оглянулся и сперва не узнал Уильяма. Но через секунду радостная улыбка уже сияла на его лице.
        - А, Потрясающий копьем!- воскликнул он, согнул руку в локте и сделал неприличный жест.- Рад тебя видеть, Уилл! Как творческие успехи? Пишешь?
        - Да вот сижу, пиво пью в «Фалькон Инн». Присоединяйся.
        - Не могу, дружище. У меня срочное дело. Я должен проткнуть одного болтуна своим копьем.- Кит выхватил рапиру, которая болталась у него на поясе, и выразительно ею взмахнул.- Не все дуэли решаются пером. Пойдем со мной!
        - А далеко идти? А то у меня сегодня спектакль…
        - Совсем рядом, на Финсберийском поле, возле театра «Занавес».
        Уильям замялся. Дуэли преследовались властями, и попадать в передрягу ему совсем не хотелось.
        - Да у меня и шпаги-то с собой нет…
        - И не надо! Будешь секундантом!
        - Ну только если ненадолго…
        Уильям, немного поколебавшись, все-таки решился идти с Китом. Может, выяснит что-то про этого графа Саутгемптона, о котором говорил Марло во время недавней пьянки.
        Дошли они довольно быстро. Посреди поляны, со всех сторон окруженной высоким кустарником, стояли двое молодых мужчин и, разговаривая, сильно жестикулировали. У обочины дороги их ожидала повозка. Когда они с Китом подошли ближе, то услышали громкую речь и даже крики. Ссора была явно в самом разгаре.
        - Привет, Том! Что за воинственные речи? Мое почтение, глубокоуважаемый господин Бредли.
        Мужчины перестали ругаться и оглянулись.
        - Это господин Уильям Шекспир,- представил попутчика Марло.- Том, ты помнишь, Саутгемптон читал его прекрасные стихи? Он будет моим секундантом.
        - Уилл, это мой друг Томас Уотсон, он тоже поэт. А это господин Бредли. И сейчас я проверю, настолько же у него остра рапира, как его язык.
        - Кит, прости. Но первым с этим горлопаном буду сражаться я,- перебил его Уотсон. - Он мне столько наговорил, пока тебя не было, что я просто вне себя от ярости. Рапиру мне! А вы смотрите, судьи,- обратился он к Уильяму и Киту.- Глаз да глаз!
        Противники скрестили клинки. Бредли был явно искуснее Уотсона и, сделав пару выпадов, ранил Тома.
        - Что скажете?- подзадоривал он Уотсона.
        - Касание, согласен.
        - Удар,- возразил Бредли,- и очень четкий.
        Рубашка у Тома обагрилась кровью. Но это была легкая царапи на, и она только еще больше раззадорила дуэлянта. Соперники поочередно наступали и ловко отбивали атаки друг друга. Вдруг Бредли замешкался, и Уотсон, воспользовавшись этим, нанес решительный удар. Рапира вонзилась неудачливому дуэлянту прямо в бок. Уотсон выронил оружие, схватился за бок, постоял немного, словно размышляя о чем-то, и вдруг рухнул на землю:
        - Друзья, спасите, я ведь только ранен!
        Они осторожно подняли истекающего кровью Бредли и понесли к повозке, которая стояла у дороги. Кит с Томом положили его внутрь и сами примостились рядом с ним.
        - Уилл, тебе придется возвращаться пешком. Забудь о том, что ты здесь был. А мы уже забыли. Да поторопись: у тебя же спектакль!
        Через пару дней Уильям узнал, что несчастный Бредли умер, а Марло и Уотсона посадили в Ньюгейт, одну из тюрем Лондона. Правда, Марло уже через неделю отпустили под залог. Уотсон провел в тюрьме пять месяцев, но потом его тоже оправдали. Суд постановил, что тот убил Бредли в порядке самообороны. Уилл понял, что дело удалось замять не без вмешательства кого-то из влиятельных особ.

7января 2011
        Александр отвлекся от работы и вдруг понял, что пропустил Новый год. Странно. Никто его не поздравил. Ну, Танька, понятно. А родители? Да ведь и сам он никому не позвонил! Александр пошел по дому искать мобильный телефон. Оказывается, он забыл его в гостиной на каминной полке. Ну точно! Телефон давно разрядился, а он об этом даже не подумал. А вдруг Татьяна нашлась? Александр подключил телефон к зарядке и набрал номер жены. Потом тещи. Лучше бы он не вспоминал про телефон… После небольшого колебания он набрал номер отца:
        - Привет!
        - Здравствуй, сын. Ты куда запропастился? Мы хотели поздравить тебя с Новым годом и не смогли дозвониться.
        - Да просто деньги на телефоне кончились, вот я и не смог вас поздравить. С Новым годом и с Рождеством!
        - Татьяна тоже к телефону не подходила. У вас всё в порядке? Мать волнуется. Может, тебе нужны деньги, ты говоришь, закончились?
        - Всё в порядке, пусть не волнуется. Мы в Абрамцево, а здесь, ты знаешь, связь плохая.
        - Сын, ты что-то темнишь. У вас точно все в порядке? Александр насторожился:
        - А почему ты спрашиваешь? Что у нас должно, по-твоему, случиться?
        - Ничего. Просто на звонки нужно отвечать, а если не можешь - потом перезванивать. Мы же всё-таки твои родители.
        - Я вам звонил из Лондона двадцать седьмого декабря. Ни ты, ни мама не ответили и не перезвонили.
        - Аааа… Ты обиделся. Мы, между прочим, были на приеме у принца Филиппа.
        - Привет ему от меня передать не забыли?
        - Не хами… Ну раз все хорошо, я передам маме. Она сейчас говорить не может. Позвони ей как-нибудь. Она волнуется.
        - Хорошо.

«Высокие отношения!» - разозлился Александр и снова принялся за работу.
        ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ
        В 1592 году Марло был арестован по обвинению в фальшивомонетчестве в городе Флашинг в Нидерландах. Его депортировали в Лондон на суд лорда Сесила, главного казначея и одного из патронов Марло. Никакого наказания Марло, естественно, не понес, так как это могло сорвать тайную миссию, которую он выполнял на континенте.
        Он был внедрен в тайный католический кружок, в который входил Уильям Стэнли. Последнего шеф английской полиции подозревал в участии в Бабингтонском заговоре[Бабингтонский заговор - назван так по имени главного заговорщика Энтони Бабингтона, который вступил в переписку с опальной Марией Стюарт, находившейся в то время в заключении. Бабингтон предлагал убить Елизавету I и поспособствовать возведению Марии Стюарт на английский престол. Заговор был раскрыт. Энтони Бабингтон и тринадцать его сообщников были казнены 20 сентября 1586 года, а спустя пять месяцев на эшафот взошла и Мария Стюарт.] против Елизаветы и связях с иезуитами и испанцами. Марло должен был выявлять сторонников Стэнли и его последователей. Возможно, Марло чеканил фальшивую монету для того, чтобы расплачиваться с завербованными им католиками.
        ПИСЬМО ИЗ ФЛАШИНГА

«Достопочтенному лорду Берли, лорду-казначею Англии.
        Кроме заключенного Эвана Флада, я также передаю через моего офицера двух других заключенных: одного, назвавшегося Кристофер Марли, по профессии ученый филолог, а другого Гиффорда Гилберта, ювелира, схваченных здесь за фальшивомонетчество; их и изъятые у них деньги я послал Вашей Светлости. Это преступление было обнаружено на следующий день после его совершения Ричардом Бейнсом, которого мой офицер также передает Вашей Светлости. Он был их подельником, но, испугавшись, что все откроется, проинформировал меня обо всем. Все были допрошены порознь и ничего не отрицали, только утверждали: то, что они совершили, якобы было сделано, чтобы посмотреть мастерство ювелира. По правде говоря, я придерживаюсь мнения, что этот несчастный ювелир попал в передрягу только благодаря намерениям двух других. Но, как бы то ни было, голландский шиллинг был отчеканен, но только один. Я не думаю, что они бы начеканили много монет, так как в качестве металла для чеканки использовался пьютер,[Пьютер - сплав олова со свинцом.] который можно обнаружить и на глаз. Но все-таки я думаю, что стоит отправить их Вашей Светлости,
чтобы вы их сами допросили наилучшим образом. Ювелир - мастер своего дела, и если мне будет позволено сказать, моя совесть к нему не имеет претензий. Ученый же утверждает про себя, что его очень хорошо знают как граф Нортумберленд, так и мой лорд Стрэнг. Они с Бейнсом также обвиняют друг друга в намерениях перейти на сторону врага или Рима, и уличают друг друга в злых намерениях. Этим, я думаю, достаточно проинформировал Вашу Светлость, предаю остальное на их совесть, а свое письмо - офицеру. За сим смиренно завершаю во Флашинге 26 января 1591.[1591г. по старому стилю, 1592г. согласно современному календарю.]
        Всегда готовый служить Вашей Светлости,

Р. Сидни».
        Александр едва успел закончить перевод письма, как телефон вдруг снова зазвонил.
        Сентябрь 1592
        Не успели отношения Шакспера с Марло наладиться, как тот вдруг неожиданно пропал из Лондона. О нем не было ни слуху ни духу. Таинственный незнакомец тоже не появлялся, так что Уильям снова начал верить, что именно Кит Марло и был человеком в черном плаще.
        И вот спустя три года Уильям однажды вечером столкнулся с Марло нос к носу на Лондонском мосту. Кит опять куда-то спешил.
        - А… Потрясающий копьем! Сколько лет, сколько зим! Рад тебя видеть в добром здравии. Как творческие успехи?
        - Ты, Кит, совсем куда-то запропастился! Все уже волнуются, не случилось ли чего.
        - Не случилось. Так… ездил в Нидерланды. Пойдем со мной, мы сегодня собираемся большой компанией. Наши заседания мы назвали «Школа ночи», потому что засиживаемся допоздна, а то и до утра.
        - А далеко?
        - Нас ждет сам капитан королевской охраны, сэр Уолтер Рейли.
        - Но меня не приглашали,- смутился Шакспер.
        - Со мной для тебя двери открыты. Почитаешь нам свои новые стихи!
        - Да нет у меня новых стихов…
        - Ой, темнишь! Я видел и «Генриха VI», и «Тита Андроника». Великолепно! Ладно, не хочешь - не читай! Просто послушаешь. Виски не обещаю, но вино будет литься рекой. Сама королева даровала сэру Уолтеру винную монополию, когда он четыре года назад в сражении при Портленде разгромил целую испанскую эскадру.
        Такого дома Уильям не видел никогда. Вернее, видел, но только снаружи. Дом располагался на Чипсайд-стрит, там, где и положено было находиться дому знатного аристократа. Сколько комнат было в доме, Уилл сосчитать не смог, потому что их сразу пригласили наверх, в кабинет хозяина. Они поднялись на четвертый этаж и прошли по удивительной галерее.
        Она представляла собой длинный широкий коридор на последнем этаже, соединявший два крыла дома. С обеих сторон галерея была застеклена. Хозяин устраивал в ней тренировки по фехтованию на рапирах, а когда собирались гости, там проводились маскарады и устраивались танцы. В этой же галерее сэр Уолтер со своими друзьями играл в теннис. Уилл с любопытством рассматривал круглые деревянные приспособления для этой игры, внутри которых были натянуты то ли нитки, то ли жилы и которые назывались ракетками. Кит объяснил, что для этой игры поперек галереи натягивалась невысокая сеть, которая болталась тут же на стене. Играющие перекидывали мячи через эту сетку.
        - Весьма благородное занятие для современных людей, и очень полезное для здоровья, - сказал Кит.- Даже во дворце у королевы частенько устраивают теннисные турниры, что-то вроде рыцарских, и Уолтер и в тех, и в других всегда первый.
        Потолок галереи был украшен мозаикой, а стены обиты резными панелями из дорогих пород дерева. Окна были застеклены, а в некоторых из них стояли цветные витражи. С одной стороны они выходили в прекрасный сад, а с другой - на собор Святого Павла, за которым живописно раскинулась Темза. По стенам между окон были развешены морские карты, маски, головные уборы из перьев, подзорные трубы, флаги, картины и бесконечное количество шпаг, сабель, рапир, мечей, палашей, пистолетов, ножей и дорогих доспехов.
        Кабинет хозяина тоже был необычным. Огромный стол, заваленный старинными фолиантами, рукописями и бумагами, заставленный блестящими приборами и стеклянными колбочками. По стенам полки с таким количеством книг, какого Уилл не то что не видел, но даже представить себе не мог. В углу стоял самый настоящий человеческий скелет, на череп которого была надета треуголка. Рядом висела клетка с большой заморской разноцветной птицей размером с галку. Птица ожесточенно грызла прутья своей темницы огромным клювом, пытаясь вырваться, и недовольно орала громким хриплым голосом.
        В другом углу стоял огромный шар, на который были наклеены карты. Шар охраняли еще одни рыцарские доспехи в полный рост. По стенам здесь тоже было развешено немало картин.
        Густые клубы табачного дыма наполняли комнату необычным ароматом, и среди этого тумана едва угадывались фигуры собравшихся. Всего в кабинете было человек пять-шесть.
        На Уилла с Китом никто не обратил внимания, только сидевший за столом, видимо хозяин, прервался на секунду, приветственно кивнул и показал рукой на небольшой столик, заставленный бутылками и чашами для вина. Сэр Уолтер читал стихи.
        Что наша жизнь? Плохая пьеса,
        В которой выпало играть.
        Сперва костюмы подобрать,
        Во чреве матери одеться.
        Десяток реплик, мизансцен,
        Два-три удачных монолога…
        Кто доживет до эпилога,
        Тому не весело совсем.
        Остатки славы и стыда
        Укрыло занавеса бремя…
        Мы поиграть пришли на время.
        Мы умираем навсегда.[Перевод Якова Фельдмана.]
        Все собравшиеся зааплодировали.
        - Правильно, Уолтер, нет никакой загробной жизни, которую обещают нам попы. Всё, что есть на этой земле, мы попробуем…
        - А попробовать хотелось бы побольше, да, Кит? Ты привез с собой из Голландии симпатичного мальчика? Сейчас это модно! Говорят, в свое время де Вер притащил с собой из Италии молоденького тенора. Так они заперлись в его загородном поместье и неделями в Лондоне не показывались.
        - Наверное, дуэтом исполняли неаполитанские песни,- закончил Марло, и все собравшиеся дружно расхохотались.
        Марло подошел к столику, закурил длинную трубку, глубоко затянулся и выпустил большой клуб дыма.
        - Не хочешь, Уилл?- предложил он.
        - Я не пробовал.
        - Правда? Ты отстал от жизни. Да ведь сейчас по всему Лондону есть курительные магазины.
        - А когда сэр Уолтер презентовал королеве табак, она сказала ему: «Я видела многих мужчин, обративших свое золото в дым, но вы первый, кто обратил дым в золото».
        - Точно! И милостиво даровала мне монополию на продажу табака! Да здравствует королева!
        В ответ раздалось дружное: «Да здравствует королева!»
        Он передал трубку Уильяму. Тот сделал глубокий вдох и поперхнулся. Все снова рассмеялись.
        - Не так глубоко, а то с непривычки свербит в горле. Только идиоты да молоденькие мальчики не пробовали табак.
        - Ты поосторожней с мальчиками, Кит. Архиепископ и так на тебя зуб точит,- предостерег его Уолтер Рейли.
        - Пускай точит - быстрее сломается его гнилой зуб,- задорно отвечал Марло и вдруг разразился громкой песней, которую все собравшиеся дружно подхватили.
        Сия индийская трава
        Цвела, пока была жива;
        Вчера ты жил, а завтра сгнил.
        Кури табак и думай.
        Взирай на дым, идущий ввысь,
        И тщетности земной дивись;
        Мир с красотой - лишь дым пустой.
        Кури табак и думай.
        Когда же трубка изнутри
        Черна содеется, смотри:
        Так в душах всех копится грех.
        Кури табак и думай.
        Когда же злак сгорит дотла,
        Останется одна зола.
        Что наша плоть? Золы щепоть.
        Кури табак и думай.[Перевод неизвестного автора.]
        Потом Томас Харриот рассказывал удивительные вещи о том, что на небе нет никакого Бога, а есть только планеты и солнце. В подтверждение его слов все пошли в галерею, где сэр Уолтер достал телескоп - огромную подзорную трубу,- в который все стали разглядывать звезды и луну, благо погода была безоблачная. На луне Уилл своими глазами увидел горы и узнал, что там тоже живут люди. Потом Марло ругал Священное Писание: мол, это все сказки для маленьких детей и дураков, что никакого непорочного зачатия не бывает, а залететь жена без мужа может только от соседа. Потом он тоже читал стихи. Следом за ним эстафету перехватил сэр Уолтер, а потом постоянно кашлявший Роберт Грин. Шакспер потерял нить разговора и счет времени. Все много пили и курили, так что у Уилла голова пошла кругом. А потом, уже глубокой ночью, Марло с Джорджем Чепмэном собрались в трактир к девицам.
        - Да, кстати, это мой приятель, Уильям Шекспир,- вдруг перед самым уходом решил его представить Кит.- Он пишет драмы и стихи. Вы смотрели «Генриха VI»? Так это его рук дело.
        - Да это не я,- стал оправдываться Уилл.
        - А ну-ка прочти что-нибудь?- потребовал совсем пьяный Грин.
        - Не знаю я никаких стихов, я просто в театре служу.
        - А я думаю: где я тебя видел?- не унимался Грин.- Я видел тебя перед театром Бербеджа! Ты лошадей сторожил!
        Уильям смутился, а Марло посмотрел на него с нескрываемым удивлением.
        - В театре людей мало, приходится делать всё самому, и на сцену выходить тоже.
        - Так это твои пьесы ставят на театре вместо моих? Вместо пьес Кита?
        - Это какая-то ошибка,- пытался протестовать Уилл.
        - Так ты еще, пожалуй, у кого-то их переписываешь, конюх,- не унимался не на шутку распалившийся Грин,- у нас хлеб отбиваешь, а сам, как я посмотрю, и двух слов связать не можешь! Да и говоришь с деревенским акцентом, тоже мне, драмодел! А ну читай давай!
        - Да что ты к нему пристал,- вступился за Уильяма Марло,- пойдемте лучше в
«Кабана», девчонки уже заждались, да и хозяину пора дать покой.

7января 2011
        Никакого тебе покоя с этими мобильными телефонами не будет! Александр схватил трубку. Номер на экране не определился.
        - Алло! Я слушаю.
        - Ну слава богу, вы живы. А то я уже и вправду начал волноваться. Телефон неделю не отвечает,- раздался спокойный голос Эдуарда.
        - Разрядился.
        - Я так и понял - судя по тому, что компьютер у вас включен дни и ночи напролет. Работаете?
        - С чего вы решили?
        - Александр, я не устаю вам повторять, что информация - это моя профессия. Хочу вас предупредить. Не вздумайте приехать домой. Они ждут вас в вашей квартире.
        - Я не знаю, кто это «они». Но кто-то прислал мне e-mail с адреса Christopher [email protected], а потом этот Christopher Marlowe вышел со мной на связь по скайпу и показал мне мою квартиру.
        - Это очень плохо. Значит, они как-то узнали ваш IP-адрес. Теперь они вас найдут. Это дело техники. И потом, прошла уже неделя, у вас на размышления осталась еще одна. Хорошо, конечно, что вы стали работать, но я бы хотел, чтобы вы работали на нас. Через неделю я улетаю и оставляю вас с ними один на один. Удачи!
        - Ну и черт с тобой!- крикнул Александр в уже не подававшую признаков жизни телефонную трубку. Проклятый телефон! Как без него хорошо работалось!
        Он снова открыл компьютер.
        ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ
        В мае 1593 года в Лондоне начались массовые столкновения между католиками и протестантами. В городе распространялись сатирические листки с памфлетами против рабочих-иммигрантов из Фландрии. Тайный совет искал авторов провокационных воззваний среди лондонской литературной богемы. Одна из сатир называлась
«Обвинение Голландской церкви», была написана белыми стихами и подписана
«Тамерлан». Все указывало на Марло. Были произведены обыски, в том числе на квартире драматурга Томаса Кида, друга Марло. Среди его бумаг обнаружились документы, содержащие еретические высказывания: отрицание Божественной сущности Христа, сомнения в существовании Господа,- и в том числе черновики сатиры. Кида бросили в «Звездную палату», и под пытками он признался, что это документы Марло, а у него они оказались случайно: дело в том, что они два года назад жили с Марло в одной квартире и работали на Фердинанда Стэнли, графа Дерби. 18 мая 1593 года Тайным советом был подписан приказ об аресте Марло. 20 мая поэта, гостившего в поместье Скедбери (графство Кент), что у своего друга Томаса Уолсингема (кузена Френсиса Уолсингема, три года тому назад умершего шефа английской разведки), вызвали на заседание Тайного совета. Но как это ни удивительно, Марло не арестовали, а всего лишь взяли подписку о невыезде. Поэт каждый день должен был отмечаться в канцелярии Тайного совета до тех пор, пока не будет закончено следствие и не вынесено окончательное решение. Предполагается, что содержать тайного агента под
стражей, да еще в застенках архиепископа, было рискованно, так как он владел секретной информацией и мог раскрыть ее под пытками. Марло в тот же день почему-то переехал в Дептфорд, а не назад в Скедбери, к своему другу Томасу Уолсингему.

26 мая на имя лорда Сесила пришел донос от бывшего приятеля, а теперь злейшего врага Марло Ричарда Бейнса, в котором тот обвинял поэта по восемнадцати пунктам, например в «чтении атеистических лекций», «греховной страсти к молоденьким мальчикам», «чеканке фальшивой монеты», «приверженности католичеству», «подпольном издании атеистической литературы», «насмешках над сюжетами из Ветхого и Нового Заветов». Вот такие цитаты из Марло приводил доносчик: «Христос - ублюдок, а его мать - распутница», «самаритянка и ее сестра были шлюхами, и Христос их имел»,
«святой Иоанн Богослов был любовником Христа и всегда прижимался к его груди»,
«все, кто не любит табак и мальчиков,- дураки». Вот последний абзац доноса Ричарда Бейнса:

«ЗАПИСКА, СОДЕРЖАЩАЯ УЖАСНЫЕ ВЫСКАЗЫВАНИЯ КРИСТОФЕРА МАРЛО ОТНОСИТЕЛЬНО РЕЛИГИИ И ЕГО ПРЕЗРЕНИЕ К СВЯТОМУ ПИСАНИЮ
        Эти и многие другие высказывания могут быть подтверждены честными и добропорядочными свидетелями, так как этот Марло высказывал свое мнение в публичных речах, а не просто держал их при себе. Почти в каждой компании, в которой он находился, он вел атеистическую пропаганду, призывая людей не бояться чучел и пугал, всячески ругая Господа и апостолов, о чем я, Ричард Бейнс, свидетельствую… мне кажется, христиане должны сделать все возможное, чтобы рот такого опасного человека закрылся навсегда и не извергал подобных речей, в которых он, цитируя Святое Писание, извращал его в присутствии важных лиц, чьи имена мы тоже назовем, когда для этого будет подобающий момент. Когда эти вопросы возникнут, то и имена свидетелей будут названы».
        Весна 1593
        Шакспера мучили неразрешимые вопросы: что это за граф? какого черта ему нужно? И теперь еще новый возник: при чем здесь какие-то стишки? Поэтому, проснувшись наутро, Уилл первым делом решил ответить на последний, самый легкий вопрос. Он пошел на площадь перед собором Святого Павла. Именно там, среди лавок ремесленников, галантерейщиков, бакалейщиков и зеленщиков, он видел магазинчики, в которых продавали книги. Он, правда, сам никогда в них не заглядывал - чего попусту деньги тратить! На площади Уилл выбрал самую большую лавку - в ней наверняка есть то, что ему нужно. Уилл зашел внутрь, и тут же ему навстречу откуда-то из темноты выскочил маленький помятый хозяин. Шакспер едва успел поздороваться, как тот затараторил:
        - Интересуетесь литературой? У нас есть все! Я вижу, вы человек образованный, так что я вам порекомендую «Аркадию» сэра Филиппа Сидни или «Эвфуэс» Джорджа Лили. У меня есть и первая, и вторая части. Очень популярные книжки среди таких аристократов, как вы. Говорят, сама королева зачитывается…
        Шакспер немного смутился и сразу не нашелся, что сказать, но ответа от него никто и не ждал.
        - Есть сам Роберт Грин![Популярный английский драматург, который считается одним из создателей так называемой народно-романтической драмы, в основе которой лежат народные предания и легенды. Считается, что новелла Роберта Грина «Пандосто» вдохновила Шекспира на создание «Зимней сказки».] Только у меня, любая книга, какую ни пожелаете! «Менафон, или Пробуждение спящего Эвфуэса Камиллой». Просто прелестно! А его пасторальный роман «Пандосто. Триумф времени»! Есть все четыре книги Грина, которые читатели называют силками для зайцев. Книги написаны на благо джентльменов, подмастерьев, йоменов и фермеров. В них вы найдете подробные описания хитроумных трюков и ловушек, которые расставляют жулики и шулеры неотесанным деревенским парням, впервые приехавшим в Лондон. После нее вас никогда не надуют на ярмарке при игре в кости, и только в ней вы найдете полезные уроки и научитесь противостоять карточным шулерам!
        Уильям вспомнил, как его обули жулики в «Русалке», а потом еще и намяли бока. Вот бы ему эту заранее прочитать! Зря он все-таки книжки не покупал - вся наука в них. Правда, тратить деньги на книжонки этого противного Грина, который так на него насел, когда они были в гостях у сэра Уолтера в прошлом году, совсем не хотелось.
        Продавец тем временем не умолкал ни на секунду:
        - А блистательный Томас Лодж? Прекрасный роман «Маргарита Американская»! Душещипательный сюжет! Только представьте себе: добропорядочная Маргарита и ее порочная подруга Фавния встречают в лесу настоящего льва. И - о, ужас!- лев набрасывается на Фавнию и пожирает ее на глазах взволнованной подруги. А затем - кровь просто стынет в жилах!- склоняет голову на колени к Маргарите, ластится к ней и лижет руки. Царь зверей вознаграждает девушку за ее чистоту и праведность!
        Уильям вдруг почувствовал приступ ревности. Он живо представил себе Анну в объятиях графа. Жаль на всех баб львов не напасешься!
        - Есть другой пасторальный роман Лоджа, «Розалинда, золотое наследие Эвфуэса». Он описал свои приключения во время путешествия на Канарские острова… А может быть, вы хотите что-нибудь для чтения с подружкой в кровати?- Лавочник доверчиво склонился к Уильяму и зашептал на ухо: - Имеется «Дворец наслаждений». Чтение, которое склонит в вашу пользу самую несговорчивую красотку!
        Уильям оживился. Эта книжка ему точно не помешает. Надо купить и испробовать ее волшебство на Кэт, решил он.
        - Есть иностранная литература. «Сад любопытных цветов» Антонио Торквемады. Просто дух захватывает! Женщину после кораблекрушения выбросило на африканский берег, и там она от одиночества - подумать только!- стала жить с самцом обезьяны как с мужем и родила ему сыновей!
        Лавочник не просто тараторил, он еще и жестикулировал, да так отчаянно, словно отгонял от себя мух: всплескивал руками, заламывал их и хватал себя за голову. Уилла уже стал утомлять этот бесплатный спектакль, хотя в целом рассказ был ему очень интересен.
        - Есть детские книжки! Достоверный Плиний в своей «Истории» расскажет вашим отпрыскам о небывалых вещах. Они узнают, что в Эфиопии живут драконы длиной в десять фатомов. Что существуют дикие собаки с человеческими головами, ладонями и ступнями. Что лев полон благородства и милосердия - он скорее нападет на мужчину, чем на женщину, и никогда не тронет истинного принца, царскую кровь которого чувствует издалека. Что дельфины отзываются на имя Саймон и обожают маленьких детей, звук человеческого голоса и музыку.
        У Шакспера уже голова раскалывалась от нескончаемого потока слов, который изливался из самозабвенного торговца. Детские книжки ему были совсем не интересны! В драконов и единорогов Уилл не верил, так что он наконец решился прервать это увлекательное путешествие в область неведомой ему и, как оказалось, бескрайней английской литературы.
        - А нет ли у вас книг Шакспера?- спросил он.
        - Конечно, дорогой вы мой! И блистательный Шекспир у меня, конечно, есть! К сожалению, он пока не издал ничего из того, что поставлено на сцене: ни «Тита Андроника» - ух, сколько крови, аж мороз по коже!- ни «Генриха VI». Что же вы сразу не сказали, что вы поклонник поэзии! Могу предложить вам драму, трагедию, комедию. Кристофер Марло, о скандалах с которым каждый день ходят сплетни на всех площадях, его друг Томас Кид…
        - Да нет, мне нужен, этот… как вы сказали?…
        - Уильям Шекспир.
        - Вот-вот. Уильям Шекспир.- Уиллу было немного непривычно произносить свое имя в таком исковерканном варианте.
        - Есть. У нас есть все, заметьте,- с гордостью сказал торговец и достал книгу откуда-то из-под прилавка.- Вот, прошу вас. «Венера и Адонис», только что из типографии. Одобряю ваш выбор. А о самом Шекспире почитать не хотите, раз вы так им интересуетесь?
        - А что, о нем тоже пишут?
        - Конечно, мой дорогой! Скандальные истории! Вот вам замечательная книга Роберта Грина «Остроумия на грош, а раскаяния на миллион». Смотрите, что пишет покойник…
        - А что с ним?
        - Умер, царство ему небесное,- перекрестился продавец.- Слушайте: «Вы все трое, мнящие себя на пьедестале, если мои страдания еще вас не предостерегли: ибо никто из вас (как и я) не искали тех репьев, которые к нам прилипли. Я имею в виду тех Марионеток, что говорят словами из наших уст, тех Выскочек, украшенных в наши цвета…» Это он обращается к своим друзьям, Марло, Нэшу и Пилю,- прокомментировал старик.- «Разве это не странно, что ни мною, на кого они все смотрели, и ни вами они не были отвергнуты?…» А вот про самого Шекспира: «Да, не доверяйте им, ибо появился выскочка, Ворона, украшенная нашими перьями, у которого под костюмом Актера скрывается сердце Тигра; он полагает, что может сваять белый стих, как лучший из вас; но он, будучи просто слугой, за деньги готовым на всё, тщеславно мнит себя единственным Потрясателем сцены в стране. О, если бы ваше редкое остроумие могло бы найти более подходящие слова! И пусть эти Обезьяны подражают вашему прошлому совершенству, вы никогда больше не знакомьте их со своими восхитительными произведениями… Я знаю, лучший муж из вас никогда не окажется
Ростовщиком, а самый добрейший из них никогда не станет искать вам заботливую сиделку, так что, пока вы можете, лучше поищите себе лучших Хозяев; жалко, когда люди большого ума становятся предметом для удовольствия таких грубых конюхов…» Как он его! И марионетка, и выскочка, и ворона в перьях, и обезьяна, и ростовщик, и конюх… Какой слог, правда?
        Уиллу стало не по себе, он ясно понял, что все написанное обращено именно к нему, а не к этому самому Шекспиру. Ведь бедный Грин был так на него рассержен, так возмущен, что Уилл не может прочесть ни одной строчки. А потом, уже в «Голове кабана», чтобы замять неловкость, Уилл ссудил Грину денег. Конечно, под проценты, так всегда делал его отец. Плакали теперь его денежки… Грин его раскусил! Но ведь он - Шакспер, а не Шекспир!
        - Но вы, я вижу, огорчились? Не переживайте, среди самолюбивых и голодных литераторов это часто бывает. Обвиняют друг друга в плагиате, ну, воровстве по-нашему,- пояснил торговец, видя непонимание на лице Уилла.- А вот послушайте, как его издатель, Генри Четтлем, потом извиняется за слова Грина. Видно, кто-то очень важный вступился за Шекспира и надавал тому по мозгам! «…и другого, которого я в свое время не защитил, и о чем теперь очень сожалею, поскольку я должен смягчить сердца живых писателей так, как только могу я сам (особенно в этом случае), поскольку автор умер. Мне до такой степени прискорбно, что я не сделал этого, как будто первоначальная вина была моя собственная. Ведь теперь я вижу, что его поведение настолько же корректно, насколько он сам превосходен в своей профессии». Вы видите? Точно получил от кого-то по шее! «Кроме того, многие уважаемые люди удостоверяли прямоту его поступков, доказывающую его честность, и остроумное изящество его сочи нений, свидетельствующее о его даровании…» Ну так что, берете?
        - Давайте всё, и Шекспира, и Грина,- решился Уилл.
        - Ну что ж, молодой человек, раз вы так много у меня покупаете, можете выбрать одну книгу в подарок!
        Уилл замялся:
        - Дайте, пожалуй, «Дворец наслаждений».- Он смущенно потупил взгляд.
        Лавочник положил на прилавок еще одну книгу и хитро ему подмигнул:
        - Понимаю-понимаю…

14января 2011
        Александр уже с трудом понимал то, что пишет. Он сидел за компьютером уже две недели, а спать ложился только тогда, когда глаза закрывались сами собой и не бодрил уже даже самый крепкий кофе. День у него давно перепутался с ночью.
        Наконец Сомов откинулся в кресле, закурил сигарету и стал перечитывать написанное.
        ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ

30мая Марло был убит ударом кинжала в глаз. По одной версии, это произошло в пьяной драке в таверне Дептфорда. Современник Марло, священник Фрэнсис Мерс, утверждает, что это «была ссора на почве ревности между гомосексуалистами, и Марло получил возмездие за эпикурейство и атеизм». Однако в 1925 году были найдены отчеты по делу об убийстве Марло, составленные на имя королевы и по какой-то причине скрытые от публики почти на триста пятьдесят лет.
        По официальной версии, события происходили в гостинице, располагавшейся в доме вдовы Элеоноры Булл, родственницы самого лорда Сесила. Ходили слухи, что этот дом был логовом английской шпионской сети. В этом здании кроме гостиницы находилась
«Московская торговая компания»,[Английская торговая компания, основанная в 1555 году и до 1698 года имевшая монополию на торговлю с Россией.] главой ее был шеф разведки Роберт Берли, который, по всей видимости, обеспечивал компании монополию на рынке, или, как теперь принято говорить, крышевал ее, а владельцем верфи и капитаном был - кто бы вы думали?- Энтони Марло, родной дядя Кристофера Марло. Кстати, про дядю. Энтони Марло должен был 25 мая выйти на своем корабле с товарами в Россию, но отплытие по какой-то причине отложилось до 1 июня. В этот день Марло был похоронен. Но дядя на похороны не явился, впрочем, как и вообще никто из родственников и друзей поэта.
        Итак, 30 мая 1593 года в гостинице Элеоноры Булл кроме Марло собрались еще трое примечательных людей. Его будущий «убийца», Ингрэм Фрезер, слуга и личный помощник Томаса Уолсингема, у которого Марло гостил за десять дней до убийства. Фрезера меньше чем через месяц после убийства освободили из-под стражи, объявив невиновным, так как он действовал в целях самообороны. А его хозяин, друг убитого, не только не наказал Ингрэма за «убийство», но даже наградил и сделал управляющим. Странно, не правда ли?
        Второй участник дружеской пирушки - некто Роберт Поли, тайный агент Уолсингема. Он вез из Гааги срочную и конфиденциальную депешу королеве, которая находилась в своем дворце Нонсач, в графстве Сюррей, но отчего-то вдруг, забыв о срочном секретном поручении, Поли решил завернуть в Дептфорт, к друзьям на огонек. Причем, по официальным сведениям, довез он эту депешу в Сюррей только спустя десять дней,
8 июня.
        Наконец, третий участник вечеринки, некто Скирз, приятель Марло, который занимался ростовщичеством и другими темными делишками в лондонских трущобах. Вполне вероятно, что он тоже был секретным агентом.
        Вот что гласит официальный отчет королевского коронера Эдварда Денби, близкого друга лорда Сесила:

«…защищаясь и ради спасения своей жизни, тогда и в том месте вступил в борьбу с названным Кристофером Морли, чтобы отобрать у него упомянутый кинжал; вкаковой схватке этот Ингрэм не мог уклониться от названного Кристофера Морли; итак случилось в этой схватке, что названный Ингрэм, защищая свою жизнь, нанес тогда и в том месте упомянутым ранее кинжалом, стоимостью в 12 пенсов, названному Кристоферу смертельную рану над правым глазом глубиной в 2 дюйма и шириной в 1 дюйм; от каковой смертельной раны вышеупомянутый Кристофер Морли тогда и в том месте тотчас умер».
        После случившегося и «убийца», и свидетели, которые принимали участие в попойке, не стали скрываться с места преступления, уничтожать улики. Они даже не предприняли попытки утопить труп в Темзе, протекавшей в ста метрах от гостиницы. Все остались на месте, дождались полицию и засвидетельствовали смерть Марло.
        Кристофер Марло был в тот же день похоронен в общей могиле для зачумленных на кладбище Святого Николая в Дептфорде безо всяких почестей и помпы.
        Архиепископ Витжифт настаивал на том, чтобы голова Марло красовалась на пике на Разводном мосту возле шлюза, на котором выставляли напоказ головы казненных преступников, но, вероятно, кто-то могущественный очень не хотел, чтобы при эксгумации в могиле вместо тела Марло нашли тело неизвестного.
        Есть версия, что Уолсингем инсценировал убийство Марло и тайно переправил его во Францию, где агент под именем Le Doux продолжал разведывательную деятельность.
        Александр вспомнил загадочный диалог Гамлета с таинственным клоуном (которого большинство переводчиков называют могильщиком) в первой сцене последнего, пятого акта «Гамлета». Во-первых, клоун персонаж маскарадный. Но чью маску он надел в этой сцене? Не Гамлета ли? По остроумию, загадочности речей, каламбурам и двусмысленностям клоун сравним с принцем и даже превосходит его в речевых оборотах. Сам Гамлет это признает: «Да он законченный мошенник! Мы должны говорить как по писаному, иначе получим двусмысленный ответ». К тому же клоун откуда-то знает латынь, поскольку вставляет в свою речь юридические латинские термины, хоть и в исковерканном виде.
        Во-вторых, если предположить, что автор - Кристофер Марло - намекает на то, что он не убит и в его могиле лежит кто-то другой, то это объясняет загадочный диалог Гамлета с клоуном, в котором обыгрывается омонимия английского глагола lie, имеющего два значения: лежать - лгать.
        Гамлет
        Чья это могила, братец?
        Клоун
        Моя, сэр.
        (Поет.)
        Вот яма для нашего брата,
        Мне гостя сюда принесут.
        Гамлет
        Я думаю, она будет твоей и вправду, потому что ты лжешь в ней.
        Клоун
        Вы, сэр, вне ее, и, следовательно, она не ваша, но, хоть я и не лежу в ней, я не лгу: я-то - в ней, и она - моя.
        Гамлет
        Ты все-таки расположен в ней лгать, раз, находясь в ней, говоришь, что она твоя: она для мертвых, а не для шустрых,- следовательно, ты лжешь.
        Клоун
        Это проворная ложь, сэр; она перескакивает от меня к вам.
        Гамлет
        Для какого мужа ты роешь ее?
        Клоун
        Ни для какого.
        Такая версия словно подтверждала таинственное послание «AS YOU LYE KIT?», пришедшее от загадочного адресата Christopher [email protected].
        Июнь 1593
        Кристофер Марло был похоронен на кладбище Дептфорда в общей чумной могиле два дня назад втайне от всех. Как могло случиться, что на похоронах такого известного джентльмена и не менее известного поэта не было никого из друзей и знакомых, Уильям не понимал. Понимал он только одно - вся эта история с убийством Марло, его спешными и даже тайными похоронами, заключением его под стражу накануне и внезапным освобождением какая-то странная.
        Уильям в подробностях помнил день убийства. Они тогда случайно встретились в
«Голове кабана». Кит был, как всегда, пьян и угощал немногих собравшихся выпивкой. Он рассказывал, как его отпустили из тюрьмы под подписку, и рассуждал о том, что все судьи куплены, что Высшего суда тоже нет и что единственный справедливый суд - это совесть каждого человека. Только самый достойный, избранный может сам вынести себе приговор и привести его в исполнение. Для всех остальных одно наказание - забвение. Уильям тогда не вмешивался в разговор, а потихоньку сидел в углу и потягивал пиво, к которому в Лондоне давно пристрастился.
        Внезапно Марло встал, взял шляпу, объявил, что у него срочные дела в Дептфорде, и вышел из трактира. Уильям, недолго думая, выскользнул следом. Шпионить вот так, в открытую, Уилл опасался. На безлюдной пригородной дороге Кит наверняка его заметит. Шакспер решил его обогнать, ведь в Дептфорд можно было дойти и по дороге, которая шла вдоль реки, да и по самой Темзе. На лодке он наверняка доберется первым! А уж в Дептфорде Уилл без труда найдет Марло, в конце концов, подождет на окраине, ведь все пути всё равно вели на пристань.
        Но несмотря на все расчеты, Кита ему подкараулить не удалось. Наверное, Марло доехал на повозке, решил расстроенный Шакспер. Он побродил немного по пристани. Хорошо было подышать свежим воздухом после затхлого, раскаленного, чумного Лондона. Но пора было и обратно. Возвращаться в Лондон стоило до наступления сумерек, ведь путь был неблизкий - миль пять-шесть,- и ему не хотелось идти по темноте.
        Когда Шакспер проходил мимо таверны мисс Булл, его внимание привлекли громкие крики. У входа стояли кареты, было привязано несколько лошадей и собралась большая толпа зевак, так что он едва смог протиснуться поближе, чтобы хорошенько всё рассмотреть. Что же тут случилось? Каково же было его удивление, когда из гостиницы на носилках вынесли окровавленное тело Марло!
        На месте преступления собрались не только полицейские и королевский коронер Эдвард Денби, но и - господи помилуй!- сам Томас Уолсингем. Сэр Томас был племянником три года как покойного основателя тайной полиции, сэра Френсиса Уолсингема, и поговаривали, что он и сам теперь являлся одним из руководителей Королевской секретной службы. Томас Уолсингем был очень дружен с Китом. Марло сам рассказывал, что в последние дни он жил в доме у Уолсингема.
        Полицейские разогнали толпу зевак и ушли в таверну допрашивать свидетелей. А обескураженный Уильям в задумчивости побрел домой.
        Вот тебе и великое предназначение человека, о котором рассуждал Кит, вот тебе и человек - сам творец своей судьбы. Господь все слышит, а тем более такие греховные речи!
        Уильям вернулся в Дептфорд через два дня. Во-первых, он хотел сходить на могилу Кита. А во-вторых, в Лондоне находиться было просто невозможно. Город изнывал от жары и вымирал от чумы. То и дело по улицам проезжали повозки, на которых как бревна были свалены трупы выкошенных эпидемией людей, гниющие кучи нечистот на улицах издавали страшное зловоние. Тучи мух облепляли умирающих бездомных, валявшихся повсюду. И всё это сопровождалось несмолкающим колокольным звоном, от которого голова просто разламывалась. Все, кому было куда бежать из города, давно покинули Лондон, а кому бежать было некуда отсиживались по своим домам, спасаясь от происходящего ужаса за закрытыми дверями и ставнями.
        Проходя по набережной Дептфорда, Уилл вдруг увидел человека, как две капли воды похожего на Кита Марло. Да нет, этого не может быть!
        Он же своими глазами видел, как окровавленного Марло выносили из заведения мамаши Булл. Убийца Марло, Ингрэм Фрезер, сидит в Тауэре, а сам Марло уже два дня как кормит червей в общей могиле на кладбище в Дептфорде.
        Шакспер прибавил шагу, пытаясь догнать незнакомца. Однако чем ближе к пристани, тем гуще становилась толпа зевак, и пробираться сквозь нее было делом нелегким. Боясь совсем потерять его из виду, Уилл вдруг крикнул что было мочи: «Кит!»
        К изумлению Шакспера, незнакомец обернулся на крик и, увидев Уилла в толпе, улыбнулся широкой улыбкой, согнул правую руку в локте и сделал знакомый неприличный жест. Потом резко повернулся и припустил еще быстрее.
        Уилл пытался его преследовать, но бесполезно. А вскоре и вовсе потерял Кита из виду. Толпа зевак, собравшаяся на пристани, глазела на отчаливающий огромный корабль. На носу красовалось романтичное название «Майский цветок».[Легендарный корабль «May Flower», что в дословном переводе означает «Майский цветок» (так в Англии называют боярышник). На этом трехмачтовом барке, который пока используется как торговый корабль и плавает между Англией, Францией, Испанией и Норвегией, английские моряки пересекут в 1620 году Атлантический океан. Так в Северной Америке будет основана первая британская колония.] Матросы убрали трап и отдали швартовы. Корабль поднял паруса и медленно, величественно отходил от причала. Толпа кричала и аплодировала, играла музыка. Стоявшие на борту корабля в ответ махали провожающим.
        Этот торговый баркас ничуть не уступал по размерам стоявшей на рейде посреди Темзы знаменитой «Золотой лани» командора Фрэнсиса Дрейка. Сначала тот корабль назывался
«Пеликан», в честь любимой птицы королевы. Но совсем недавно знаменитый корсар переименовал свой двадцатиметровый галеон в благодарность за его скоростные качества, позволявшие Дрейку не раз уходить от громоздких испанских кораблей, и украсил его нос статуэткой лани из чистого золота.
        Вдруг Уиллу показалось, что на борту отходящего «Майского цветка» он увидел знакомый камзол. И точно, Марло стоял на палубе! Уилл пробрался в первые ряды зевак к самому краю причала, снял шляпу и стал махать ею.
        - Кит!- закричал он.- Кристофер!
        Марло поднялся повыше, на самую корму, так что его хорошо было видно. Нет, никакого сомнения не оставалось. Это был именно он.
        - Кит!- еще раз крикнул Уильям.
        И то ли Кит услышал его крик, то ли просто увидел его, но он тоже снял шляпу и помахал Уильяму. Потом снова согнул руку в локте.
        - А что это за корабль?- спросил Уилл у кого-то из стоявших на причале.
        - О, этот корабль принадлежит «Московской торговой компании», а ею владеет сам Уильям Сесил, лорд Берли,- ответил ему разговорчивый мужчина с обветренным лицом моряка, чью голову украшала морская треуголка.- Он отправляется в далекую Россию. Говорят, торговля с русскими приносит лорду-казначею огромные деньги, ведь королева даровала ему монополию. Да и вообще все участники компании в золоте купаются, а капитан Энтони Марло выстроил с барышей собственную верфь в Дептфорде.
        - Как-как зовут капитана?- замер Уильям.
        - Энтони Марло.
        - А он не родственник Киту Марло, известному поэту?
        - Не знаю я никакого Кита Марло. А вот Энтони Марло в Дептфорде фигура известная. Его тут каждая собака знает.

20января 2011
        Едва Александр задремал, как за окном громко залаяли собаки. Собаки у соседа были огромные и дурные, ирландские волкодавы. Ростом они доставали до груди, лаяли громким басом, но при этом были невероятной доброты, даром что волкодавы. Когда мимо дома кто-нибудь проходил, они всегда поднимали лай на всю округу. Это было их излюбленное развлечение. Но зимой в поселке никто не жил, поэтому слышно их почти не было. На соседа же с его сторожами и охранниками собаки не реагировали. «Кто бы это мог быть посреди ночи?» - подумал Александр, встал и на всякий случай подошел к окну. Двор с садом хорошо освещались. Вроде никого. Он подошел к другому окну, которое выходило на улицу, и слегка отодвинул штору.
        Перед домом стоял большой черный джип. «Петровича принесло на ночь глядя»,- подумал Александр.
        Сосед напротив, Петрович, был забавным новым русским разлива девяностых. Тогда он, едва освободившись из тюрьмы, решил построить дом. Купил огромный участок и начал возводить трехэтажную крепость с лифтом и башнями по углам, наверное, чтобы было удобнее вести прицельную стрельбу, когда нужно будет обороняться. Рядом стал подниматься еще один дом, не менее громоздкий и нелепый,- для гостей. Оба сооружения росли не по дням, а по часам. Еще бы! Однажды Петрович приехал на стройку и увидел, что строители не работают, а сидят в бытовке и обедают. Перед ними, естественно, стояла бутылка водки. Кто же обедает всухую?
        - Почему не работаем?- поинтересовался Петрович.
        - Дык, обед,- невозмутимо отвечали рабочие.
        - За работу, живо,- тихо сказал Петрович.
        - Да погоди ты, щас доедим, допьем - и вперед.
        Петрович вышел из бытовки, подошел к своему джипу, достал оттуда автомат Калашникова и выпустил по бытовке очередь. Строители выскочили, кто в чем был. И… принялись за работу. Но самым грандиозным творением Петровича стала огромная оранжерея: там росли не только огурцы и помидоры и всякие цветы, но и банановые пальмы, которые, по словам хозяина, плодоносили. На вопрос: зачем тебе бананы?- он отвечал: понимаешь, у меня в юности была мечта - нажраться в хлам, утром встать с похмелья, сорвать банан и съесть, а потом упасть лицом в снег! Мечту свою Петрович воплотил в жизнь. Вообще Петрович воплощал в жизнь все свои мечты, поэтому, когда однажды он захотел купить у Александра дом, тот испугался не на шутку. «Сколько стоит?» - спросил Петрович. «Да не продаю я дом»,- возразил Александр. «А сгоревший?» - поинтересовался Петрович и расхохотался. Но видно, это была просто шутка, так что Александр тогда отделался легким испугом.
        Александр решил выйти на улицу поздороваться с соседом. Собаки никак не могли успокоиться. Фары джипа погасли, и из него вышли двое. Один подошел к калитке Александра и подергал ее. Александр на мгновение замер. Затем, не включая свет, спустился на первый этаж и достал из кладовки топор. На цыпочках подошел к окну и стал наблюдать за происходящим из-за шторы. Двое из машины перелезли через забор. Сделать это было раз плюнуть, ведь в отличие от Петровича, у которого забор напоминал Великую Китайскую стену, Александр не готовился ни к штурму, ни к осаде, и перемахнуть через его штакетник мог любой пацан.

«Что же делать?» - судорожно соображал Александр, сжимая топорище вспотевшими ладонями. Вряд ли он сможет ударить человека, Раскольников из него не выйдет, это точно. Может, обойдется?
        Двое неизвестных подошли к дому и подергали ручку входной двери. Потом раздался звонок. Александр замер. Мужчины потоптались немного на крыльце. На время всё стихло. Видно, пошли обходить дом. Александр услышал, как они принялись дергать дверь террасы. Опять тишина. Вдруг прямо под окном, за которым он притаился, раздались голоса, и внутрь ударил яркий луч фонарика.
        - Да нет тут никого. Зря семьдесят верст отпахали.
        - Должен быть, куда ему еще деваться?
        - Да мало ли?
        - Вот что я мыслю…- Один из говоривших прикурил сигарету.- Давай переночуем в гостинице. Около музея видел? «Интурист» просто какой-то отгрохали в таком колхозе. А утречком еще раз его навестим.
        - А может, дверь взломать?
        - Не велено было. Да и, может, домуха на сигнализации, только ментов нам не хватало.
        - Не ментов, а понтов.- Александр услышал смех.- Они же теперь полиция. Ну поехали, не в машине же сидеть. У меня уже спина не разгибается, столько просидели на одном месте…
        За окном раздался хруст снега. Александр осторожно выглянул из-за шторы. Незваные гости сели в машину. Включились фары, завелся двигатель, и джип медленно тронулся.
        Слава богу, пронесло. Нужно немедленно рвать отсюда когти! Александр бросился наверх собирать вещи, схватил компьютер - и бегом одеваться. Так, свет включать нельзя. Он подошел к компьютеру и пошевелил мышкой. Загорелся экран, на котором мигала иконка со значком письма. По электронной почте пришли новые сообщения. Александр открыл почтовый ящик.

20 января 2011г. 23:30 пользователь ‹ Christopher [email protected] › написал:
        Опять этот Christopher Marlowe! Но времени размышлять над новым сообщением у Александра не было.
        Он взял расписание электричек. Последний поезд от платформы Радонеж уходил в 22:
7, первый утренний - в 4:56.
        Александр посмотрел на часы. 21:47. У него в запасе было полчаса. Сейчас ехать или утром? Нет, теперь он все равно не заснет, да и работать не сможет. Так что утра он решил не дожидаться. Быстро собрался и вышел через заднюю дверь.
        Июнь 1593
        Уилл решил не дожидаться сумерек и направился обратно в постылый Лондон. «Может, уехать домой, в Стратфорд?» - размышлял он. В столице находиться было невозможно, да и дел у него здесь больше никаких не было. Все равно театральных представлений до осени не предвидится - отменили из-за эпидемии. А не дай бог еще самому заболеть! Нет, надо ехать домой!
        Уиллу не нравилась вся эта история с мнимым убийством Марло. Во что еще ввязался этот взбалмошный и неугомонный Кит? Каждые полгода он попадал в Ньюгейт: то как соучастник убийства, то по обвинению в чеканке фальшивой монеты, а то, еще хуже, как подстрекатель к бунту. Но каждый раз чудесным образом ему все сходило с рук. И вот теперь еще это убийство, которое, получается, вовсе и не убийство. Зря он полез во всю эту историю, решил Уилл, даже если Марло и есть тот таинственный граф, денег от него всё равно не добьешься. Тем более теперь. Не в Россию же ему плыть за Китом? Да к тому же ему было сказано: жить в Лондоне, работать у Бербеджа и ни в какие истории не лезть…
        Вдруг рядом с Шакспером остановилась карета. Из нее выскочили трое в черных плащах и подбежали к Уильяму.
        - Это ты на пристани провожал Марло?- спросил один.
        - Какого Марло?- Уилл почувствовал неладное.
        - Кита Марло!
        - Да нет, это он, точно он,- сказал второй, пристально всматриваясь в его лицо.- Орал на весь причал: «Кит! Кит!», так что даже звон колоколов перекрикивал.
        - А ты знаешь, что Марло убили два дня назад в пьяной драке и это засвидетельствовали почтенные граждане и сам королевский коронер?
        - Доигрался, пьяница, больше не будет дебоширить!- добавил второй.
        - Конечно, знаю,- испуганно пробормотал Уилл.
        Тут в разговор вмешался третий. Коротким быстрым ударом он свалил Уилла с ног. Все трое вдруг принялись бить его что было сил. Уилл закрыл голову руками и сжался на земле.
        - За что?- вопил он.- Не надо! Я не буду больше! Я ничего не знаю!
        Первый, наверное старший, едва заметным движением руки остановил остальных.
        - Конечно, можно было бы тебя убить - мало ли трупов по дорогам валяется, эпидемия чумы всё-таки. Но нам велели тебя не убивать, а просто объяснить тебе две вещи, если у тебя, конечно, еще есть сомнения. Первое. Кристофер Марло был убит тридцатого мая ударом ножа в глаз…
        - Я знаю, знаю,- простонал Уилл, но тут же получил ногой в бок.
        - Молчи и слушай.- Третий незнакомец был настроен явно агрессивнее остальных.
        - И второе,- продолжал старший.- Не вздумай больше лезть в это дело! Надеюсь, ты понял, что мы не намерены с тобой шутки шутить.
        Уильям промычал что-то невнятное в знак согласия.
        - И наконец, последнее. Если хоть одна живая душа узнает о нашем разговоре, твоя душа отлетит к небесам.
        Все трое повернулись и, оставив истекающего кровью Уилла валяться на земле, сели в карету. Уилл услышал удаляющийся стук копыт и ржание лошадей, но сразу подняться он не смог. Минут пять он лежал на траве, приходя в себя, потом принялся осторожно себя ощупывать. Бока ему намяли изрядно, но вроде ничего не было сломано. Видно, били профессионалы. По лицу ударили только один раз, в самом начале. И удар вроде был не сильный, но с ног его свалил, и кровь из носа хлынула ручьем. Уилл лег на спину и запрокинул голову. Да, предчувствия его не обманули, зря он полез в эту историю.

21января 2011
        Проснувшись рано утром в тещиной квартире, Александр первым делом полез в компьютер. У него были какие-то предчувствия. Впрочем, отвечать на письмо не было возможности. Он еще вчера ночью попытался ответить на первое послание, спросил, кто ему пишет и что это сообщение значит. Но адресат Christopher Marlowe его проигнорировал. Так что сейчас пытаться вступить с ним в контакт Александр не стал. Просто решил проверить почту - может, какие-то новости от жены? Но писем от Татьяны не было, зато пришло сообщение от Ивана. Ну что же там? Александр, сгорая от нетерпения, открыл письмо.
        Предчувствия его не обманули.

21 января 2011г. 09:33 пользователь ‹ [email protected]› написал:
        Саша, привет. Все сделал, как ты и просил. Во вложенных файлах:

1)маска, которую я вырезал по контуру лица с ч/б гравюры Шекспира. На маске я вырезал отверстия для глазниц;

2)увеличенный до размеров гравюры и обрезанный снизу, справа и слева портрет Марло, так чтобы они совпадали по размерам с гравюрой;

3)портрет Марло с наложенной маской Шекспира!!!
        Я такого никогда раньше не встречал! Мне и делать-то особо ничего не пришлось. Я просто увеличил портрет Марло, и маска легла на него, как будто там и должна быть! ! Сходство поразительное! Одно и то же направление взгляда, один и тот же поворот головы, одна и та же поза натурщика, одна и та же линия плеч, одни и те же вытачки правого и левого рукавов.
        Поменять воротники, расцветку камзола и прическу, и это будет один и тот же портрет.
        Ты сделал открытие?

Иван.
        Неужели? Неужели все-таки Марло? Как-то все очень просто получалось. Нет, он конечно же читал все работы марловианцев, сторонников теории, согласно которой автором произведений, изданных под именем Шекспира, является Кристофер Марло. Он даже переписывался с Альфредом Барковым, одним из российских столпов этой теории. Но никогда всерьез Александр в нее не верил. Уж слишком большое допущение нужно было сделать, чтобы это оказалась правдой. Допущение, что Марло не был убит 30 мая
1593 года, что его смерть была инсценировкой.
        А все «доказательства» инсценировки его гибели, взятые из текстов Шекспира, казались просто притянутыми за уши. Так можно доказать все что угодно. Что Достоевский зарубил старуху, что Дантес не убил Пушкина, а Толстой был глубоко набожным человеком…
        Кстати, про Бога. Он так погрузился в свои исследования, что совершенно забыл про божественный «Опус». Нужно поехать его навестить. Тем более что он оказался не только божественным, но и по-шпионски политизированным. Александр вспомнил, как во времена студенческой молодости к ним на занятия в университете пригласили проповедника под предлогом языковой практики. Проповедник был необразованным американцем. Он с пеной у рта очень патетично кричал: покайтесь, уверуйте! Александр вышел из себя, когда проповедник спросил, знают ли собравшиеся, кто такой Христос. Александр встал и ответил, что мистер, наверное, ошибся адресом, потому что приехал проповедовать в страну, история христианства в которой в три раза длиннее, чем история страны, в которой американец живет. «Вау!» - только и ответил проповедник и продолжал нести свой запрограммированный бред.
        Александр всегда был человеком верующим, глубоко верующим в душе. О Церкви как институте власти он старался от греха подальше не думать. Поминал церковное начальство на ектении во время службы, а всуе старался не поминать совсем. Еще со времен СССР в народе шли разговоры про попов-кагэбэшников. А теперь, во времена так называемой свободы слова, разговоры и вовсе ходили нехорошие. То про епископа-педофила в новостях расскажут, то о том, как церковные власти торгуют икрой да рыбой. В девяностые, помнится, разразился «сигаретный скандал». Газеты писали тогда, что каждая третья сигарета, которая продавалась в России, была ввезена РПЦ. А храм, выстроенный на месте бывшего бассейна «Москва», построенного на месте взорванного храма Христа Спасителя, называют в народе или храм на куриных голяшках, намекая на то, что РПЦ ввозила в страну без налогов «ножки Буша», накачанные антибиотиками и выращенные на генномодифицированной сое, или храм Лужка-спасителя, подчеркивая финансовые и политические связи Церкви с еще недавно всемогущим мэром Москвы.

«Единственное, что может объединить русский народ, поднять его с колен,- это вера»,- думал Александр. Но как можно верить церковным властям, когда то и дело вокруг Церкви разгораются такие скандалы.
        В церковь Александр ходил теперь редко, только по некоторым двунадесятым праздникам, но обязательно на Пасху и Крещение. Постился и исповедовался тоже редко - перед причастием да Великим постом. Любил ездить со своими друзья ми -
«верующими попами», как он их называл,- в далекие сельские храмы. Только здесь еще живет Господь, думал Александр, глядя на светлые лица деревенских батюшек, которые умудрялись на копеечную зарплату да на мизерные подношения таких же нищих, как и они сами, прихожан не только сводить концы с концами, воспитывая по пять - восемь детей, но и помогать другим.
        Крещен Александр был еще в младенчестве. Слава богу, бабушка постаралась и тайком от родителей отнесла его в церковь «Всех скорбящих Радость», что на Большой Ордынке. Родители тогда целыми днями учились, работали, а бабушка сидела все время с внуком. Она была самой настоящей дворянкой, закончила Смольный институт и прекрасно говорила на французском и английском. В тридцатые, когда ее родителей расстреляли, она устроилась в какое-то советское учреждение секретарем и там трудилась до самой пенсии. Именно от бабушки маленький Саша узнал, что такое Бог, выучил первые молитвы - «Отче наш» и «Символ Веры», которые помнил с детства. У бабушки в комнате всегда горела лампадка и висели красивые старинные иконы. Саше нравилось молиться перед ними. Ему казалось, что Христос с Богородицей улыбались ему и приветливо на него смотрели.
        Он до сих пор вспоминал светлый праздник Пасхи. Бабушка пекла куличи, они вместе с ней красили яйца и носили все это в церковь освящать. А еще бабушка умела делать какую-то волшебную пасху. Она долго над ней колдовала, варила и остужала творог, что-то в него добавляла, а потом Саша помогал ей складывать творожную массу в старинные деревянные формочки. Пасха получалась твердой, как сливочное масло, а сверху были выдавлены кресты, ангелы и красивые буквы ХВ. Вкуснее бабушкиных куличей и пасхи Саша в жизни ничего не пробовал.
        В детстве же Саша получил первый урок страданий за веру. Когда он однажды спросил отца, почему тот не ходит в церковь, отец учинил настоящее расследование с допросом. Наивный Саша - ему было тогда лет пять-шесть - рассказал, что они с бабушкой ходят в церковь, где так красиво поют ангелы, что там они причащаются, а по воскресеньям батюшка дает ему красивую теплую и вкусную просфору и брызгает живой водой. Воскресенье было для маленького Саши настоящим праздником, которого он ждал всю неделю с замиранием сердца.
        После допроса случилось страшное. Папа кричал на бабушку так громко, что маленький Саша закрыл руками уши и с головой зарылся в огромное старинное кресло. Бабушка сначала тихо возражала, а потом и вовсе перестала обращать на взбесившегося сына внимание. Тогда отец заперся с Сашей в комнате и устроил ему настоящую пытку.
        - Скажи: Бога нет!
        - Есть…- сглатывая слезы, шептал Саша. Он не понимал, почему отец заставляет его говорить неправду.
        - Что?! Я не слышу!- надрывался Дмитрий Николаевич.- Перестань распускать нюни, ты же мужчина, советский человек, будущий пионер! Я жду!
        Саша растирал слезы по лицу и всхлипывал, пытаясь успокоиться.
        - Говори громко и четко: Бога нет.
        - Не-е-е-ет…
        - Я не слышу. Кого нет?
        - Нет, есть!- вдруг громко и четко выкрикнул Саша.- Есть! Есть! Есть! Бог есть, я знаю, я сам видел! Он в церкви живет, ты просто не знаешь, потому что туда не ходишь!
        После этого отец совсем озверел. Он в первый и единственный раз выпорол Сашу ремнем и поставил в угол.
        - Так и будешь тут стоять, пока не выбросишь из головы свои поповские бредни. Придешь ко мне, попросишь прощения и скажешь, что был не прав.
        Саша простоял в углу весь день и весь вечер. Потом он свернулся калачиком и заснул. Сквозь сон он слышал, как пришла бабушка, как отнесла его в кровать и тихонько поплакала над ним, пока он снова не заснул. Ему снился отец с рогами и хвостом, который бегал по комнате с ремнем и громко кричал: «Бога нет! Бога нет!» Вокруг него летали ангелы и пели волшебные песни, а отец пытался ударить их ремнем, но все время промахивался. Проснулся Саша в своей постели. В тот раз он навсегда усвоил урок, что веру свою надо скрывать. Да и не только веру. С отцом у него отношения испортились навсегда. Саша стал замкнутым и жил в своем внутреннем мире. В церковь они с бабушкой теперь ходили тайком, когда отец был в командировках. А через два года бабушка умерла.
        Июнь 1593
        Уилл Шакспер едва не умер после побоев. Как он дотащился до Лондона, было известно только одному Богу, ведь путь был не близкий - миль пять. Он то полз на карачках, то набирался сил и вставал, то отдыхал в придорожных кустах. Под утро его подобрал торговец, который ехал из Дептфорда в Лондон покупать пеньку для корабельных канатов. Он довез Уилла до дома и сдал на руки Уилсонам. Джейн запричитала, но тут же отправила мужа на рынок покупать какие-то травы. Она была травница и сама делала разные мази, настойки и отвары, которые стояли в ее комнате на всех полочках и комодах, да вдобавок пучки разных трав были развешаны по стенам и потолку. Джон называл жену за это увлечение колдуньей и даже ведьмой. И в шутку говорил, что если ей не удастся выпить всю его кровь, то наверняка она когда-нибудь его отравит.
        Недели две Уилл не вставал с постели, Джейн и Кэт за ним ухаживали как за ребенком. Кэт кормила его с ложечки, поила каким-то горьким чаем, выносила за ним ночной горшок и не отходила от Шакспера ни на минуту. «Главное - кости целы, а мясо нарастет»,- приговаривала Джейн, меняя на Уильяме повязки. «Где это тебя так угораздило, мистер Шакспер?» - сетовала сердобольная старушка. Хотя какая она старушка, ей не было еще и сорока пяти. Уилл врал, что по пути из Дептфорда в Лондон на него напали бродяги. Но этот ответ тоже вызывал у мисс Уилсон недовольство: «И чего тебя занесло в этот вонючий Дептфорд? По нему же от запаха рыбы, пеньки, смолы и дегтя пройти нельзя спокойно».
        Но Уильям не стал ей рассказывать, каким именно ветром его занесло в Дептфорд; как он встретил там Кита Марло, похороненного за два дня до этого; что он своими глазами видел, как Кит, целый и невредимый, садился на корабль, отплывающий из Англии, и что как раз за все это Уиллу и досталось от каких-то неизвестных в черных плащах. Джейн любила страшные истории про мертвецов и привидения, и расскажи Уилл правду, экономка могла в ответ выдать какую-нибудь дикую историю собственного сочинения или услышанную на ярмарке. А эта шарманка не на один час и даже не на два. Голова же у Уилла болела не на шутку. Его постоянно тошнило и рвало мерзкой зеленой жижей. «Ехал бы к себе в Стратфорд. Ведь собирался же»,- не унималась Джейн. Чтоб ей пусто было! Язык как помело! Но и вправду, и что его понесло на поиски приключений?
        Однако мази и отвары сердобольной Джейн сделали свое дело. Да и деревенское здоровье молодого Шакспера не хотело уступать болезни. Так что через две недели он уже стал не только садиться на кровати, но и спускаться вниз, самостоятельно справлять нужду.
        И вот как-то ночью Уильям проснулся от громкого покашливания. Он открыл глаза и увидел, что кто-то сидит в углу напротив его кровати. На комоде горела маленькая свечка, так что лицо сидевшего было в тени.
        - Я смотрю, ты к литературе приобщаешься,- усмехнулся нежданный гость, и Уильям узнал голос таинственного графа.
        - Да вот, ваша светлость, решил почитать, что я там написал.
        Граф бросил на комод поэму «Венера и Адонис», которую Уилл недавно купил, но еще не прочитал до конца. Как-то скучно ему было. Неправда, явная неправда написана. Этот Адонис просто как дурак какой-то отказывается от любви Венеры, которая бросается ему на шею и готова отдаться прямо на месте! Бедную женщину разрывает от плотского желания, а этот Адонис ни в какую. Тоже еще, мужик называется. А может, он просто мальчиков любит, как Марло?
        - Да ты наглец, Уилл! Этого я от тебя никак не ожидал, мистер Шакспер-младший!
        - А что, неплохо у меня вышло, правда? Вот только никакого гонорара не получил…
        - А по твоему виду кажется, что ты получил сполна.
        - Так это ваши молодцы меня так отделали?
        - Поверь мне, Уильям, я здесь совершенно ни при чем. И кто же тебя так отделал?
        - А то вы не знаете… Выскочили трое из кареты. Все в черных плащах. И стали дубасить почем зря.
        - Значит, было за что… Постой-постой! В черных плащах? Из кареты? Очень странные грабители.
        - Ага. Только они никакие не грабители. Денег у меня вовсе не взяли, даже не искали. Сказали только, чтобы я забыл всю эту историю с Марло, если мне жизнь дорога.
        - С Кристофером? А какую историю ты должен забыть?
        - Проверяете, да? Не знаю я никакой истории. Марло кормит червей в могиле в Дептфорде.
        - Так это всем известно, тоже мне тайна. Доигрался Кит, доболтался своим острым языком!
        - Ага, и будь проклят тот день, когда я его встретил! А если еще хоть раз его увижу, перейду на другую сторону дороги или сверну куда-нибудь в сторону, только бы…
        - То есть как? Так, значит, ты встретил Марло?! Получается история с его убийством - спектакль?
        - Никого я не встречал. Ничего я не знаю.
        - Ладно, не знаешь - так и не знаешь… А где тебя избили?
        - Да по дороге из Дептфорда в Лондон. Подъехали на карете и…
        - Значит, ты его встретил в Дептфорде. И конечно, на пристани, где же еще, там больше ничего и нет. Значит, Кит бежал из страны. Забавно… Ну да бог с ним. Вернемся к нашим делам. Ты не забыл про наш уговор? Ты ведь теперь мой, и должен делать то, что я тебе скажу. Не буду тебе угрожать, надеюсь, что урок на дороге из Дептфорда ты усвоил. Хотя, повторяю тебе, я здесь ни при чем.
        - Да, знаем мы, как вы ни при чем…
        - Не перебивай и слушай. Я тебя предупреждал, что тебе никуда не следует совать свой нос. А ты начал что-то вынюхивать, кого-то выслеживать. Мне доложили, что тебя видели у Уолтера Рейли и что ты хвастал там, будто пишешь пьесы и стихи. Вот и книжка эта тому подтверждение.- Граф взял с комода «Венеру и Адониса» и показал ее Шаксперу.- Я, конечно, знал, что ты шустрый, но не думал, что до такой степени.
        - Да не хвастал я, они сами спутали меня с каким-то Шекспиром. Я пытался их разубедить, но меня и слушать не стали. А этот сумасшедший Грин вообще допрос устроил. Насмехался над моим произношением: мол, я как вчера из деревни приехал… Потом пристал как репей: читай стихи да читай. А затем выскочкой назвал и обзывал конюхом и ростовщиком…
        - А! Теперь я понял! Так это тебе посвящен бессмертный памфлет покойного Грина. Теперь мне всё ясно. Итак, ты больше никуда не лезешь, ничего не вынюхиваешь и ни за кем не следишь. Бербедж отныне станет приучать тебя к актерскому мастерству. Думаю, у тебя должно неплохо получиться. Врожденная, даже наследственная хитрость, умение облапошить у тебя просто в крови. Твой батюшка мог прикинуться просто агнцем, а мог и клыки с когтями выпустить. На нем маски менялись одна за другой, не успеешь и глазом моргнуть…
        - А вы что, знаете моего отца?
        - Довелось пообщаться пару раз… Ну так вот. Если кто-то будет тебя спрашивать, ты ли тот самый Шекспир, делай вид, что не понимаешь, о чем речь. Прикидывайся дурачком и переводи разговор на другую тему. Но лучше, чтобы таких разговоров не возникало. И не дай тебе бог пойти к издателям!
        - Но ваша светлость, мне же тоже жить как-то надо. Тех копеек, что мне платит Бербедж, едва на пиво хватает, а мне семью кормить…
        - Не юли! Я знаю, что ты даешь актерам деньги под проценты. Да и не только актерам.
        Шакспер пристыженно замолчал. Ну очень неприличным в те времена считалось занятие ростовщичеством. Граф немного подумал и наконец прервал столь неловкую для Уилла паузу:
        - Ну хорошо, со следующего месяца я устрою тебе небольшое жалованье, раз ты так печешься о своей жене и детях. Им его отдавать и будут. Да и Бербедж станет платить тебе больше, уже как актеру, а не как мальчику на побегушках. Но не вздумай нарушить наш договор. Выздоравливай, Шакспер. Береги себя! Последняя его фраза показалась угрожающей. «Береги себя!» прозвучало как «Берегись!». Непрошеные гости приятны, только когда они уходят. Уильям, кряхтя, поднялся с постели, подошел к окну и увидел, как граф, в широкополой шляпе, черном плаще и со шпагой на боку, быстро вышел на улицу и сел в поджидавшую напротив карету.

21января 2011
        Александр оделся и быстро вышел из дому. Доехал на метро до Красных Ворот и пешком дошел до Старой Басманной. Когда он входил в здание, перед которым в последний раз видел Татьяну, у него в голове родился план.
        Уже знакомый охранник на входе кивнул ему как старому приятелю:
        - Ну что, пришел на курсы записываться?
        - Да… вот решил.
        - Щас тебя проводят.- Охранник снял телефонную трубку и кому-то позвонил.
        Через пару минут за Александром спустилась симпатичная девушка. Наверное, секретарша, решил он и последовал за своей провожатой на второй этаж.
        Девушка оставила Александра в большой комнате, видимо - переговорной.
        - Подождите немного, сейчас к вам подойдет управляющий. Может быть, чай или кофе?
        - Черный кофе, если можно.
        - Конечно можно.
        Через минуту перед Александром уже стояла чашка кофе. Он попробовал. Растворимый!
«Американцы, как обычно, предпочитают суррогат всему натуральному»,- расстроился он, отодвинул чашку и принялся внимательно разглядывать комнату.
        Все стены были увешаны дипломами, сертификатами и благодарственными письмами. Благодарность к «New York Language Center» испытывал, похоже, весь нефтегазовый сектор России. И «Газпром», и «Лукойл», и ТНК, и «Роснефть», и «Сургутнефтегаз», и
«Сибнефть», и даже опальный когда-то ЮКОС. Выбивались из общей массы лишь металлургические РУСАЛ с «Норникелем».
        Вдруг дверь распахнулась, и в комнату буквально влетел широко улыбающийся человек. Создавалось впечатление, что его постоянно кто-то дергает за невидимые веревочки. Все части его тела одновременно делали какие-то несогласованные движения, ни на секунду не останавливаясь.
        - Hello! My name’s Mike. Mike Gregory. How are you? Oh, sorry…- спохватился дерганый американец и перешел на русский.- Добрый день,- безо всякого акцента начал он.- Меня зовут Майк Грегори. Я управляющий курсами. Вы пришли по рекомендации?
        Вот засада. Похоже, план устроиться на курсы проваливался.
        - Моя фамилия Сомов, и вы знаете… я пришел сам, и никаких рекомендаций у меня нет. А что, вы, как я погляжу, обучаете только представителей добывающего сектора? Простые смертные вас не интересуют?
        Сомов тут же пожалел о сказанном: поязвить пришел, что ли? Но было поздно. Американец с подозрением посмотрел на Александра и встал:
        - А как вы о нас узнали, позвольте спросить?
        Александр немного помялся и вдруг решился. Была не была!
        - Моя жена у вас работала… Она пропала. От нее нет известий… Она не звонит уже третью неделю…
        - Мне очень жаль, но у нас не работала ваша жена. И я вам не могу ничем помочь. Вы ошиблись.
        - Понимаете, она или у вас преподавала, или в «Опус Деи»… Вы же вместе с ними работаете?- Александр решил идти напролом.
        - Какой «Опус Деи»? Я не знаю никакой «Опус Деи». Здесь курсы английского языка. Повторяю, вы ошиблись.
        - Она входила в ваши двери три недели назад, и с тех пор от нее больше ни слуху ни духу!
        - Это ваши проблемы, вы ошиблись!
        В комнату ворвались двое охранников. Видимо, дерганый Майк как-то незаметно для Александра их вызвал. Верзилы в форме подскочили к Александру, взяли его под руки, подняли из кресла и повели к выходу. Знакомый охранник сделал вид, что впервые его видит.
        - Давай-давай. Быстро. Выметайся отсюда!
        - Я пойду в милицию! Я это так не оставлю! У вас будут проблемы!- кричал Александр, пока его волокли на улицу.
        Охранники вывели его из здания и легонько подтолкнули, так что Александр едва не угодил в сугроб. Дверь за ним захлопнулась. «Вы ошиблись»,- звучал в ушах металлический голос Майкла.
        Июнь 1594
        Дела Шакспера после последней встречи с таинственным графом пошли на лад. Бербедж сам предложил Уиллу попробовать свои силы в актерском ремесле и, надо признаться, был им весьма доволен. Сначала Уиллу поручали небольшие роли практически без слов. Но он умудрялся так живо, непосредственно и комично их играть, что каждый раз его появление на сцене вызывало у публики громкий смех, а его уход за кулисы сопровождался неизменными аплодисментами. Так что вскоре Джеймс Бербедж стал ему поручать и более ответственные драматические роли. Жалованье, которое получал Уилл, тоже выросло раза в три, что было весьма приятно. Граф, чей властный голос до сих пор звучал в ушах Уилла, сдержал слово и начал платить Шаксперу-младшему. Вернее, его семье. Теперь доходы позволяли Уиллу существовать безбедно, к тому же пропала необходимость пересылать деньги в Стратфорд.
        У отца Уильяма дела, наоборот, уже третий год как совсем не ладились. Но, несмотря на это, слуги Джона Шакспера время от времени появлялись в Лондоне: то контрабандную шерсть привезут, то кожу, то уже готовые перчатки и ремни. Собственное коммерческое начинание Уилла, в отличие от бизнеса отца, процветало. Хотя, надо признаться, Шакспер-младший занимался им не без оглядки. Все время в ушах звучал металлический голос графа: «Береги себя! Берегись!» Но отказываться от ростовщичества Уильям не собирался. Он ссужал деньги не под десять процентов, как учил его отец, а под шестнадцать, и простыми долговыми расписками он довольствовался в редких случаях, а почти всегда брал что-нибудь в залог. Клиентура его все время росла, так как, несмотря на большие проценты, он не свирепствовал, прощал своим должникам день или два задержки и не спешил продавать те вещи, которые брал в залог, или подавать в суд. Он теперь ссужал деньгами не только театральных, но и своих соседей по Саутворку.
        Более того, через некоторое время Дик Бербедж заговорил с Уиллом о том, чтобы Шаксперу стать компаньоном в товариществе актеров. Заработок актера был больше, так как компаньоны часть своего жалованья отдавали в общий фонд, который служил для покупки и ремонта декораций, оплаты новых пьес, пошива костюмов и другого реквизита. Зато компаньоны потом делили всю прибыль, которая оставалась после каждого спектакля. А это с лихвой перекрывало месячный заработок обычного актера.
        Однако все эти хлопоты приносили Уильяму не слишком большой доход. Да и денег он почти не видел, так как они у него все время были в обороте. Так что мечты о том, чтобы разбогатеть всерьез, ни на минуту не оставляли его. И основная надежда в этих мечтах возлагалась на неведомого графа. Уилл был настоящим сыном своего отца, настоящим Шакспером, и его внутреннее чутье подсказывало, что вся эта история с появлением его имени на обложках дурацких книжек пахнет огромными деньгами. Насколько огромными, он даже боялся себе представить.
        В тот день закончился спектакль «Ричард III». Дик Бербедж, как всегда, блистательно играл роль короля Ричарда. И хотя это была уже далеко не премьера, зрительный зал неистовствовал. Хлопали долго, не хотели отпускать артистов с подмостков и много раз вызывали на поклон. В общем, успех. О сборах Уильям мог только догадываться, но театр был забит до отказа: зрители стояли в зале, прижавшись друг к другу как сельди в бочке. Вот когда позавидуешь знатным господам, сидевшим на отдельных местах, пускай они и заплатили за них втридорога.
        Наконец можно было идти переодеваться. Уилл особо не торопился. Когда он зашел в комнату, где хранились костюмы, остальные актеры уже уходили. Он переоделся и вышел в коридор. «Куда же направиться?» - размышлял Шакспер. Сегодня Уилсоны весь день дома, так что на ласки малышки Кэт рассчитывать не приходилось ни за какие деньги. Значит, идти в «Кабанью голову» или «Русалку». Он слышал, что в борделе у Фила Хэслоу появилась пара свеженьких красоток, с которыми Уильям еще не успел познакомиться. Откуда он их только берет? Видно, кризис в стране заставляет многих провинциальных девчонок бежать в столицу на поиски легкой и приятной работы. Однако Уильям не любил борделей: слишком сильно они ударяли по карману. Другое дело Кэт! Во-первых, она явно ему симпатизировала, во-вторых, брала за свою любовь сущие копейки, а в-третьих, такое вытворяла в постели, что ни одна из девчонок Хэнслоу не годилась ей даже в подметки. Да что про них и говорить, деревенщины! Уилл направился к выходу. Но, проходя мимо сцены, он услышал за кулисами негромкий разговор. Уильям отошел так, чтобы его не заметили, и стал
вслушиваться. И в который уже раз его удивительный слух сослужил ему добрую службу.
        - Дорогой мой, ваше искусство поразило меня до глубины души. Я вся трепещу,- услышал Уильям тихий женский голос.
        - Я весьма признателен вам, госпожа, за ваши лестные слова.- Шакспер узнал голос своего приятеля, Дика Бербеджа.
        - Дорогой мой, я хотела бы пригласить вас сегодня к себе. Мы попьем вина и поговорим об искусстве.
        - Всегда рад служить вам, леди Чертсей.
        - Надеюсь, вы талантливы не только на сцене и скрасите мой одинокий вечер. Мой муж уехал по делам во Францию, и мне так одиноко без него.
        - Где же мы встретимся, очаровательная мисс Джейн?
        - Приходите прямо ко мне домой. Я живу в Чертсей-хаус. Свернете с Темз-стрит на Босс-Эллей. Дом прямо у реки. Вам откроет дверь мой личный дворецкий. Всех остальных слуг я сегодня отослала. Скажете ему, что ко мне пришел… Ричард Третий.
        - О, мисс Джейн, ваше остроумие столь же блистательно, как и ваша красота.
        - Ну до встречи, мой король.
        Уильям замер. Он услышал, как совсем близко от него прошелестело платье, и почувствовал едва уловимый аромат духов. Затем раздались громкие шаги Ричарда. За Бербеджем захлопнулась дверь костюмерной, и Уильям выдохнул. Он выскользнул на улицу. От театра отъезжала карета леди Чертсей. А что? Чем черт не шутит! В голову Уилла пришла шальная мысль. Он помчался к Молистренд-Док. Конечно, если он возьмет лодку, то окажется в гостях у одинокой леди намного раньше Бербеджа. Пока тот переоденется, пока выйдет… А если Дик возьмет повозку, поедет верхом или тем более пойдет пешком, то наверняка надолго отстанет от Уилла, а если повезет, то и навсегда…
        Он добежал до набережной за каких-нибудь пять минут. На его счастье, еще не все лодки отплыли. Лодочники дожидались запоздавших господ, расходившихся после театрального представления. Многие предпочитали добираться до центра города по реке. Так было и дешевле и быстрее, если, конечно, были свободные лодки. Благодаря своей расторопности Уилл опередил не только Бербеджа, но и саму леди Чертсей. Шакспер перелез через забор в сад перед домом и стал дожидаться возвращения мисс Джейн. Вот подъехала ее карета. Вот зажегся свет сперва на первом этаже, потом на втором. Потом все огни погасли. Уилл подошел к дверям и тихонько постучал. Раздался звук шагов, и грубый немолодой голос недовольно спросил:
        - Кто там?
        - Ричард Третий,- невозмутимо ответил Уильям.
        Дверь бесшумно отворилась. Старый дворецкий проводил Уильяма на второй этаж:
        - Идите прямо. Вас ждут.
        Уильям отворил дверь в спальню и проскользнул внутрь.
        - Иди ко мне, мой король,- услышал он нежный голос, доносившийся из-под балдахина, скрывавшего широкую кровать.
        Уильям откинул полог. Леди Чертсей лежала на кровати совершенно обнаженная. Она притянула его к себе и впилась поцелуем ему в губы. Уильям просто не ожидал такой страсти и такого напора. «Земляника растет и под крапивой»,- подумал он. Внутри такой неприступной и холодной с виду леди Джейн бушевал ураган страсти. Сколько прошло времени, Уильям не знал, может, час, а может, меньше. Леди Джейн, обессиленная, прикрыла глаза, как вдруг раздался негромкий стук в дверь.
        - Что Тому еще нужно?- недовольно возмутилась Джейн.- Поди спроси, что он хочет, и отпусти его до утра. Пусть только двери запрет.
        Уильям надел штаны, впопыхах набросил камзол и вышел из спальни.
        - Сударь, пришел какой-то незнакомец…- Старый слуга помялся.- Он говорит, что он тоже Ричард Третий…
        - Том, госпожа приказывает тебе запереть двери и идти к себе. А этому господину скажи, что он опоздал. Скажи, что его опередил Уильям Завоеватель. Запомнил? Так и передай, Уильям Завоеватель!
        Ночь прошла без сна, так что под утро Уильям чувствовал себя как загнанный конь. Изумлению же страстной леди Джейн не было предела, когда, проснувшись, она вместо Бербеджа увидела в своей постели Шакспера. Но Уильям так искусно признавался в своей любви к ней, рассыпался в таких комплиментах ее красоте и очарованию, что был прощен. К тому же Уилл был намного привлекательнее Ричарда и, хотя был старше друга почти на три года, выглядел моложе его.
        Она была готова простить Уилла за одну такую ночь, которую он ей подарил. Ей… несчастной одинокой женщине. А когда он рассказал историю про Уильяма Завоевателя, то совсем покорил ее сердце. Джейн хохотала до слез и смогла успокоиться только в его объятиях. Их встречи после этого вошли в привычку. Уильям наслаждался любовью знатной дамы и даже перестал посещать бордели. «Что ж, это тоже выгодно,- размышлял он,- да и столь близкое знакомство со знатной леди наверняка может оказаться полезным».

21января 2011
        В милицию идти наверняка бесполезно, размышлял Александр. Оставалось только одно. Делать то, что он умеет делать, пусть и в угоду Эдуарду, и будь что будет.
        Александр вернулся в квартиру тещи и открыл ноутбук. Когда он анализировал кандидатуру Марло, как вероятного претендента на авторство произведений Шекспира, его внимание привлекли любопытные исследования на стыке филологии и математики.
        ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ
        Ученые предполагают, что автор, скрывавшийся под псевдонимом Шекспир, должен был обязательно в своих текстах оставить какие-нибудь так называемые водяные знаки. Этот термин ученые используют для обозначения тайных подписей автора, зашифрованных в тексте произведения в виде анаграмм, обозначающих его имя и время написания произведения. Водяные знаки использовали древнегреческие драматурги, армянские и византийские авторы.
        На могиле Шекспира высечен следующий текст:
        GOOD FREND FOR IESVS SAKE FORBEARE,
        TO DIGG THE DVST ENCLOASED HEARE:
        BLESTE BE YE MAN YT SPARES THES STONES,
        AND CVRST BE HE YT MOVES MY BONES.
        Дорогой друг, ради Иисуса, воздержись раскапывать прах, скрытый здесь.
        Благословен будет тот человек, который пощадит эти камни,
        И проклят будет тот, кто потревожит мои кости.
        В качестве одной из трактовок якобы существующих водяных знаков Александр встречал следующую. Имя Кристофер или Христофор (CHRISTOFFERO, CHRISTOPHER) с латыни переводится как Несущий Христа, Служащий, Жертвующий Христу.
        Но в первой же строке эпитафии мы встречаем Iesus (он же Christ) и глагол forbear (воздерживаться, выносить, терпеть). Если отбросить приставку for, останется глагол bear, который означает «нести», «переносить». Вот и получается, что в первой строке на памятнике Шакспера с помощью водяного знака скрыто имя Кристофер - Несущий Христа.
        В стихотворном же переводе эпитафия звучит так: «Друг, ради Господа, не рой / Останков, взятых сей землей; /Нетронувший - блажен в веках, / И проклят - тронувший мой прах».
        ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ
        Американский лингвист Роберта Баллантайн предположила, что в эпитафиях на надгробии могилы Шекспира и на его памятнике скрыты анаграммы. И предложила вот такую расшифровку.
        BENEATH YE CLOSE FIND MARLOVES VERSE,
        NEAR SHAKESPEARES DVSTY BONES,
        O YT BRAGGART JESTE OF GODD BE CVRSD
        HE YTS ENTOMBED OF THESE STONES.

M[33 - Под этим укрытием ты найдешь стихи Марлорядом с пыльными костями Шакспера,о, пусть этот хвастун и Божье посмешище будет проклятсам и его кости, похороненные под этими камнями (англ.).] Сомов немного потрудился и сделал свой стихотворный перевод анаграммы: «Где кости Шакспера зарыты, / Стихи там Марло рядом скрыты. /Прах хвастуна и дурака / Будь Богом проклят на века. М».
        Ну и что, пусть корявенько, но зато точно. Александр улыбнулся, представив себе выражение лица кого-нибудь из стратфордианцев. Он вспомнил, как на конференции один из чопорных английских профессоров безапелляционно заявил ему: «Алекс, вы можете искать какие хотите доказательства, если вам угодно зря тратить свое время. Но даже если сам Шекспир встанет из гроба и скажет, что это не он написал все свои произведения, мы и ему не поверим». И это, понял Александр, весьма правдоподобно. Ведь Шекспир - уже не просто великий поэт и драматург, Шекспир уже давно Бизнес. И Бизнес именно с большой буквы. Это миллионы туристов, миллионные тиражи книг, десятки тысяч театральных и кинопостановок, это миллионы маек, магнитов, открыток, календарей и других сувениров с символикой Великого барда. И все это выливается в сотни миллионов, если не миллиарды долларов. Так что, если слова самого Шекспира не станут для них доказательством, что тут говорить о сомнительных анаграммах американской старушки-лингвиста?
        ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ
        Количество вариантов возможных анаграмм растет с увеличением количества букв, которые в них используются, и растет, как утверждают математики, в геометрической прогрессии. Католическими монахами было придумано три тысячи сто анаграмм к молитве «Ave Maria, Gratia Plena, Domina Tecum».[«Богородица Дева, радуйся, Благодатная Мария, Господь с Тобою» (лат.).] Вот, например, такой вариант: «Virgo serena, pia, mundo et immaculata», что означает «Дева безмятежная, тишайшая, мир чистоты».
        Александр задумался. Предположения американки выглядят очень заманчиво, но сколько же можно найти вариантов этих анаграмм? Александр решил отвлечься и стал пытаться придумать анаграммы к своему переводу текста профессора Балантайн. Это оказалось не так легко сделать, как могло показаться на первый взгляд. Он долго мучился и наконец решил написать программу, генерирующую анаграммы на русском языке. А вот это оказалось уже не так трудно, благо помогло юношеское увлечение математикой и довольно сносное знание языка программирования С++. Однако, чтобы получить хоть какие-то более-менее осмысленные тексты, пришлось потрудиться. В результате вот что у него получилось: «Стишок был гадок, но анаграмма / скрыта наспех внутри стиха. /Как же я допер про пакет травы? /Сразу лихость дум!» Или вот еще:
«Простак варвар, слыша хаоса хор, / скрипя на танках, пекло унесет к Западу.
/Трижды гудит камертон: / мы боги тьмы! С».
        Сомов удовлетворенно закурил. Рифмовать анаграммы он даже не пытался. Тут уж не до рифм. Одна буква не укладывалась в полученный текст, но не беда. Сойдет за подпись! Получается, в анаграмме профессора Балантайн не просто так в конце стоит буква М, обозначающая подпись Кристофера Марло. Старушке тоже пришлось попотеть, и не известно, помогал ей кто-то из программистов или нет. В любом случае, ее труд вызывал уважение.
        Александр закончил изучать текст надгробия и погрузился в исследование стихотворной надписи на памятнике Великому барду. Конечно, тот, кто был изображен на нем, мало походил на поэта. Пухлый человечек скорее смахивал на лавочника или ростовщика, и перо с бумагой в его руках выглядят так, словно он собрался выписывать долговую расписку. Он скорее похож на Фальстафа, персонажа одной из пьес, чем на его создателя.
        Правда, человек с худым, небритым, пропитым лицом и обвисшими усами, изображенный на первом памятнике, выполненном Герартом Янсеном, тоже не навевает мысли о Великом барде. И что за мешок он сжимает в руках? И почему у него нет в руках ни пера, ни бумаги?
        Стратфордский бюст Шекспира по гравюре У. Дагдейла. 1656г. нет ни пера, ни бумаги.
        Мастерская каменотеса Янсена располагалась в Саутворке, неподалеку от театра
«Глобус», в котором Шакспер был пайщиком. И вполне возможно, что Герарт Янсен видел Шакспера и даже знал его лично.
        Так что сходство с оригиналом в работе автора первого памятника заслуживает доверия.
        Александр вдруг вспомнил знаменитое стихотворение Бена Джонсона, напечатанное в Первом Фолио.
        My Shakespeare, rise! I will not lodge thee by
        Chaucer, or Spenser, or bid Beaumont lie
        A little further off, to make thee room:
        Thou art a monument without tomb.
        Дословно эти строки можно было перевести так:
        Мой Шекспир, встань! Я не поселю тебя рядом
        с Чосером или Спенсером, и пусть Бомонт лежит
        вдалеке, чтобы дать тебе место:
        твое искусство - памятник без могилы.
        Что имел в виду Бен Джонсон под словами «памятник без могилы»? А где тогда могила? Александр снова стал разглядывать надпись на памятнике. Он увеличил текст надписи и в который раз его прочитал.
        Надпись была частично сделана на латыни: «Iudicio pylium genio Socratem, arte maronem, Terra tegit, popvlvs maeret, Olympus habet» или «Рассудок Нестора, дух Сократа, искусство Вергилия, земля хранит в тайне, народ скорбит, Олимп владеет».
        Оставшаяся часть была написана по-английски:
        Stay Passenger, why goest thov by so fast?
        Read if thov canst, whom enviovs Death hath plast
        with in this monvment Shakspeare: with whome
        qvick natvre dide: whose name, doth deck ys Tombe,
        Far more, then cost: Sieh all, yt He hath writt
        Leaves living art, bvt page, to serve his witt.
        Перевести эту надпись можно следующим образом: «Стой, прохожий, зачем идешь ты так быстро, прочти, если ты можешь, кого завистливая Смерть замуровала в этот монумент Шекспира, от которого быстрая природа избавилась, чье имя украшает этот надгробный памятник, много больше, чем оценено, так как все, что Он написал, живо, ведь не бумага, а подлинное искусство подходит его остроумию».
        Александр вдруг обратил внимание на то, что с заглавных букв начинались не все строки. А некоторые слова внутри строк тоже начинались с заглавных букв. Он выписал их на листок бумаги. И вот что открылось его удивленному взору: «Stay Passenger Death Shakspeare Tombe Far Sieh He Leaves». Sieh по-немецки «смотри!». Получается: «Останови, прохожий, смерть! Могила Шекспира далеко. Смотри: он ушел».
        Или еще можно попробовать переставить слова: «Stay Death Passenger Shakspeare Tombe Sieh Far He Leaves» - «Стой, Смерть-бродяга!» Нет, лучше так: «Стой, Всадник-смерть! Шекспира склеп отсюда далеко, ведь он ушел»…
        Нет, это можно продолжать до бесконечности, понял Александр. Хватит. Не стоит сходить с ума больше других.
        Декабрь 1594
        Королева любила свой Гринвичский дворец больше других. Она родилась в одной из палат этой пригородной резиденции английских королей, названной потом палатой Святой Девы как раз в честь того самого дня, в который родилась Елизавета, дня рождества Пресвятой Богородицы, 7 сентября 1533 года. Дворец находился в стороне от лондонской суеты, в живописной излучине Темзы. Пребывание здесь всегда ассоциировалось у Елизаветы с отдыхом, развлечениями, театральными постановками, выступлением музыкантов, карнавалами и балами. Музыкантов для этих развлечений приглашали из Италии, а актеров - из Франции. Однако и своих артистов тоже жаловали. У королевы была даже придворная детская труппа, которая, правда, ставила совсем не детские спектакли, а бывало, и кровавые драмы, в которых убийств было подчас даже больше, чем актеров. Но эти пьесы пользовались у зрителей огромным успехом, а юноши, выходцы из королевской труппы, были нарасхват во всех лондонских театрах - на роль девушек и женщин. Еще королева любила приглашать ко двору труппу слуг лорда-камергера, недавно образованное товарищество лондонских актеров. Они
становились все более популярными среди столичных зрителей, так изголодавшихся по хорошим постановкам за последние полтора года, когда из-за эпидемии чумы все театры были закрыты.
        Но вот чума отступила, и накануне Рождества Елизавета задумала устроить грандиозный праздник. На костюмированный бал были приглашены сорок итальянских музыкантов, невиданные фейерверки должны были поразить своим великолепием послов иностранных держав, а на десерт после бала гостям было приготовлено выступление актеров. Слуги лорда-камергера должны были показать новый спектакль. Комедия
«Бесплодные усилия любви» два месяца тщательно репетировалась специально для ее величества.
        Такого ответственного выступления у них еще никогда не было. Вопреки волнениям премьера прошла с невиданным успехом. Каждая шутка сопровождалась не только взрывом хохота, но и аплодисментами, так что актерам приходилось делать паузы и ждать, пока зрители успокоятся. После спектакля овации долго не утихали. Актеров вызывали на сцену несколько раз, и даже сама королева под конец встала со своего кресла.
        В комнате, которую отвели для артистов в качестве костюмерной и гримерной, стояло радостное оживление. Все восторженно обсуждали премьеру и теплый прием, устроенный зрителями.
        - Вот что значит знатные господа!
        - Так нас еще нигде не принимали!
        - Они оценили каждую шутку!
        - А ты видал? Королева просто заходилась от смеха.
        - Ага! Хохот стихал, лишь когда Ее Величество поднимала свой веер!
        Потом все переоделись и стали собираться. Уильям с Диком Бербеджем немного задержались. Остальные актеры уже спустились вниз грузить костюмы и реквизит в повозку. Уильям складывал свой костюм, а Дик сидел перед зеркалом и тщательно стирал с лица грим. Вдруг дверь распахнулась и вошел важный слуга:
        - Господа, вас желает видеть сам барон Берли, лорд Сесил. Следуйте за мной.
        Лорд Сесил прохаживался за кулисами по импровизированной сцене. Уильям с Ричардом подошли и почтительно склонили головы.
        - Господа, от имени Ее Величества я хотел бы выразить вам благодарность, засвидетельствовать свое почтение и передать вот это скромное вознаграждение.- Барон протянул Ричарду туго набитый кошелек.- Королева и все ее гости в восторге от вашего мастерства. Пьеса не только остроумна, но и прекрасно исполнена. Мы все изрядно повеселились.
        Лорд Сесил уделил актерам ровно столько времени, сколько было положено этикетом, и ни секундой больше. Он и так считал просьбу королевы - она захотела, чтобы он лично вручил кошелек актерам,- лишь ее капризом. Подумаешь, господ а какие! Сам могущественный барон Уильям Сесил Берли театр не любил, актерства ему и в жизни хватало, причем гораздо более тонкого, чем на подмостках. К тому же не слишком любить именно этот спектакль у него были свои причины.
        Как только всесильный Берли ушел, Бербедж развязал кошелек и принялся пересчитывать деньги, полученные за представление.
        - Уилл, представляешь! Мы заработали тридцать фунтов! Поистине королевская награда! Да здравствует королева!
        Уильям в задумчивости подошел к окну и стал смотреть, как перед дворцом слуги готовили все для фейерверка.

24января 2011
        Александр закурил сигарету и в задумчивости подошел к окну. С огорчением он увидел, что береза, которая росла прямо перед балконом, сломалась. Жарким летом от нее всегда была в квартире спасительная тень. А еще вороны, совсем не боясь людей, весной вили на ней гнезда и высиживали птенцов. Они с Никитой любили наблюдать, как там копошатся еще желторотые воронята, как они подрастают, а потом улетают далеко-далеко.
        Все этот ледяной дождь! С одной стороны, такой красоты Александр не видел никогда. Деревья и кусты после этого редкого природного явления стояли как хрустальные. Словно их специально на сильном морозе окатывали из гигантского шланга. Но с другой, сколько деревьев было сломано - и в городе, и в Абрамцеве - под тяжестью этой ледяной красоты. Вот и их береза рухнула на землю.
        Вдруг его внимание привлек черный джип, стоявший перед домом. Александр непроизвольно спрятался за занавеску. Точно такой же джип он видел и перед своим подъездом на Академической, и на даче в Абрамцеве. Неужели его выследили и здесь? Или просто похожая машина? Но такое совпадение вряд ли возможно. Александр взял ноутбук и осторожно вышел из квартиры. На лестнице никого. Он дождался лифта и спустился на первый этаж. Опять куда-то бежать! Только куда? Когда все это закончится? И закончится ли?
        Он распахнул дверь подъезда и быстро вышел. Не оглядываясь, пошел вдоль дома в сторону дороги. Свернул за угол. Вроде пронесло. Наверное, почудилось, решил он, у страха глаза велики!
        Вдруг за спиной он услышал рев мотора и едва успел отпрыгнуть в сторону, прямо в сугроб. Машина пролетела мимо него и сбила женщину, которая шла ему навстречу. Раздался визг тормозов, и джип не останавливаясь с пробуксовкой вырулил на Большую Академическую и умчался прочь. Александр вылез из сугроба и бросился к женщине. По всей дороге валялись картошка, яблоки, макароны, высыпавшиеся из ее сумок. Слава богу, женщина была жива: ее спасли толстая искусственная шуба, которая смягчила удар, и меховая шапка. Александр помог ей подняться:
        - С вами все в порядке? Я «скорую» вызову.
        Женщина разрыдалась.
        - Не надо, спасибо вам большое,- всхлипывала она,- вот, продукты рассыпала… Что ж они по двору-то так гоняют…
        Вокруг быстро собралась толпа прохожих. Кто-то помогал собирать продукты, кто-то просто возмущался:
        - Милицию надо вызвать!
        - Кто-нибудь запомнил номер?
        - Джип черный, а за рулем морда бандитская, я видела…
        - Да нет, двое в машине их было, точно двое.
        - И даже не остановились!
        - Вот уроды! Собьют и глазом не моргнут! Хоть бы хны!
        - Понакупят джипов и гоняют сломя голову! Хозяева жизни!
        Александр выбрался из толпы и отряхнулся. Он сам с трудом приходил в себя. Все-таки его нашли! И теперь из-за него едва не погибла посторонняя женщина! Что же делать?
        Он решил дворами пройти до кинотеатра «Байкал», а там сесть на какую-нибудь маршрутку. Проверил компьютер. Цел, слава богу. Александр быстро дошел до кинотеатра, но ехать передумал. Он увидел кафешку и решил переждать в ней.
«Чайхана №1»… Кофе, конечно, хорошим не напоят, но хоть чайку можно попить да поразмыслить, куда путь держать.
        Чай был просто великолепный. Александр заказал себе к чаю еще кизилового варенья и пахлавы. Любимые сладости должны непременно выработать эндорфины, а следовательно, помочь успокоиться. Когда большой чайник чая подошел к концу, у Александра уже был готов план действий. Он достал телефон и набрал номер Эдуарда. Только бы он снял трубку!
        - Алло, Эдуард? Добрый день.
        - А… мой дорогой Алекс, уехали к теще на блины? Надеюсь, ваши жена с тещей нашлись и напекли вам вкусных блинов?
        - Не юродствуйте, ни от жены, ни от тещи ни слуху ни духу. А откуда вы знаете, что я уехал из Абрамцево?
        - Я же говорил, информация - это моя профессия. Вы надумали?
        - Эдуард, я не знаю, ваших это рук дело или нет, но на меня только что было покушение. Меня едва не сбила машина возле дома. Я чудом успел выскочить из-под колес.
        - Алекс, я вам в который раз повторяю, вы мне нужны живым. Но все становится гораздо более серьезным, чем я мог предположить. И я, кажется, знаю, кто за вами охотится. Раз они вас нашли, ваши шансы снижаются до нуля. А я, как назло, уже улетел из Москвы. Что вы теперь собираетесь делать?
        - Эдуард, я решил. Я все-таки принимаю ваше предложение. Хотя мне все это не нравится и я не привык работать вот так…
        - Как так?
        - Из-под палки, да еще черт знает где… Но у меня будет одно условие. Вы мне должны всё рассказать. Повторяю, всё!
        - Наконец-то я слышу от вас слова не мальчика, но мужа. Я обещаю вам всё рассказать, как только вы прилетите ко мне во Франкфурт. Всё, на что имею право.
        - Во Франкфурт?
        - Да. Во Франкфурте я сам вас встречу. А теперь слушайте внимательно и запоминайте. Я вам забронирую билет на ближайший рейс. Когда куплю билет, сразу же перезвоню и скажу номер рейса. Надеюсь у вас документы с собой?
        - Да, я всё взял.
        - Вы прямо сейчас отправляетесь в Домодедово. До аэропорта добираетесь городским транспортом. На метро, маршрутках, автобусах, электричках, но ни в коем случае не садитесь в такси или на попутку. Покатайтесь немного на метро, перейдите с одной линии на другую, поднимитесь наверх, а потом спуститесь вниз. В общем, как в детективах. Видели небось?
        - Я не смотрю такого рода фильмы. Да и книг таких не читаю. Но я вас понял.
        - Ну вот и чудесно.
        Сомов сделал всё так, как велел Эдуард. Доехал на автобусе до «Войковской», покатался на метро минут тридцать, потом вышел на «Павелецкой» и купил билет на аэроэкспресс. В пути он все время осторожно оглядывался, проверяя, нет ли за ним хвоста. Но никто за ним не следил. Или он просто не заметил слежки? Через сорок минут Александр уже входил в здание аэропорта.
        Домодедово встречал его обычной суетой. Кто-то улетал, кто-то прилетал, кого-то встречали, а кого-то провожали. Александра никто не провожал, во всяком случае, в это ему хотелось верить. Он немного побродил по зданию аэровокзала в ожидании звонка, но всё равно вздрогнул, когда мобильный внезапно подал признаки жизни - завибрировал и начал звенеть.
        - Алекс, всё в порядке. Я взял вам билет и забронировал вылет из VIP-зала. Вы летите компанией Lufthansa до Франкфурта. Рейс LH1447. Вылет в 17:20. VIP-зал находится слева, если стоять лицом к аэровокзалу, недалеко от зала прилета.
        - Не беспокойтесь, я найду.
        - Не опаздывайте. Я вас уже зарегистрировал на рейс по Интернету.
        - Да разберусь я. Не беспокойтесь.
        - Да, и еще, чуть не забыл. Вам лучше выбросить вашу сим-карту, а еще лучше и телефон тоже.
        - Это еще зачем?
        - Не задавайте глупых вопросов. Если вас нашли, то только по мобильному. Остается лишь догадываться, кто узнал ваш новый номер. Удачного полета. Я вас буду ждать во Франкфурте в 18:40. До встречи.
        Кто же мог знать его новый номер телефона? Да, пожалуй, только один Эдуард. Александр стал вспоминать. Да вроде больше никто. Теще он с него набирал, Таньке… Стоп! Он же давал телефон толстому охраннику-опусдею! Неужели все-таки они?
        Сомов посмотрел на часы - 16:15. До вылета оставалось больше часа. Как раз симку успеет купить. Александр пошел искать VIP-зал. Он дошел почти до самого конца здания аэропорта, как ему и сказал Эдуард. Вот уже и зал прилета. Кажется, прошел мимо. Точно, пропустил! Александр увидел указатель «VIP», стрелка которого указывала ему за спину. Ну да ладно, хоть сим-карту купит. Александр направился к киоску «Евросети», который как по заказу оказался рядом. Он протянул продавцу свой iPhone, и девушка быстро поменяла ему карту. Александр набрал номер Татьяны. Никакого результата. Попробовал дозвониться теще. То же самое.
        - Не работает?- поинтересовалась продавец.
        - Да нет, просто к телефону не подходят. Всё нормально.
        Александр расплатился и вышел из киоска. Посмотрел на часы - 16:35. Можно особо не спешить: до вылета было еще сорок пять минут. Хоть кофе попьет да сигаретку выкурит. Он уже стал привыкать к неспешности и комфорту бизнес-классов и VIP-залов - такой резкий контраст с суматохой, сутолокой и очередями, на которые были обречены простые смертные.
        Но не успел Александр сделать и двух шагов, как за спиной раздался оглушительный взрыв. С потолка полетели облицовочные плиты, раздался звон витринных стекол, и всё вокруг заволокло дымом.
        Уилл
        Часть третья
        Quo vadis?[Куда идешь? (лат.).]
        Октябрь 1582
        - Как же я теперь выйду за него замуж?- Анна посмотрела на графа с укоризной, даже с некоторым упреком. Ее глаза вдруг заволокло слезами, и она быстро отвернулась.
        - Постой-постой. А что изменилось?
        - А ты не знаешь?- спросила она глухим, словно не своим голосом.
        - А что я должен знать?
        - А то, что прошло уже полтора месяца, как ничто не мешает нам любить друг друга.
        - А…- Граф глубокомысленно помолчал.- Но я всё равно ничего не понял.
        - Не понял? Ты перестал меня понимать. Наверное, ты начал наконец понимать свою жену.
        - С твоей помощью, Анна… твоими молитвами. Прости меня.
        - Все правильно! Пониманию других женщин учу тебя я. Но никто не учит тебя понимать меня!- У нее в глазах опять стояли слезы.
        - Ну не надо, Анна. Просто скажи мне, что случилось.
        - А тебе еще что-то нужно объяснять? Сам ты, конечно, не в состоянии догадаться! Конечно, от меня ты не этого ждешь.
        Граф озадаченно молчал, не находя ответа. Еще несколько секунд - и она бы ушла.
        - Погоди, Анна. Я уже шестой год как ничего не жду. Наша связь, даже глубоко любовная, всё равно была чисто эстетической. Мы порождаем с тобой образы людей, но не людей из плоти и крови…- Граф вдруг запнулся, словно его осенило. Он ждал ответа от Анны, но теперь она молчала. Наконец он вымолвил: - Неужели ты беременна?
        - Понятно, что тебя это не радует.
        - Почему не радует?- Граф укоризненно посмотрел на Анну.- Просто это неожиданно, но всё равно приятно. У меня будет сын.
        - Или дочь.
        - Не важно.
        - Конечно, не важно. Не наследник же… И теперь я должна выйти замуж.
        - Я стараюсь не думать об этом…
        - Но Уиллу уже восемнадцать. Ты же сам обещал ему.
        - Обещал-обещал… Это была форма обмена. Я могу отказаться от обещания.
        - А что будет со мной? Ты же помнишь, для чего мы пошли на этот уговор с Уильямом? Всё это было ради тебя, чтобы ты был в безопасности и смог делать то, ради чего Бог пустил тебя на этот свет. А мы с Уиллом будем тебе служить. Это то, для чего мы появились на этот свет…
        - Анна, я люблю тебя!
        - А ведь ты никогда мне этого раньше не говорил!
        - Ты и так это знала.
        - Знала, знала, но это другое дело. Не в знании сила.
        - Разве?
        - Сила в словах! Сила в голосе! Сила в интонации! Этого нельзя знать. Это можно только слышать, ощущать колеблющийся воздух!..
        - Как ты хорошо говоришь, Анна! Ты умнее всех придворных женщин.
        - После твоих рассказов о дворе это сомнительная по хвала.
        - Прости, но с другими я просто не знаком. Однако и среди остальных едва ли есть равные тебе.
        - Хорошо, я буду умнейшей! Слушайте и повинуйтесь моему умнейшеству.
        - Не только умнейшеству, но и красивейшеству! Ты прекрасней всех!
        - Ваше сиятельство, вы теряете чувство меры!
        - Я же не счетовод, чтобы измерять свои чувства. Ты прекрасней всех!
        - А как же ваша жена? И та, другая…
        - Ни с кем не хочу тебя сравнивать. Особенно не вспоминай при мне ту черную душу…
        - Но эта черная душа принесла тебе сына…
        - Она не принесла, а выкрала у меня сына. Лишила меня сына.
        - Не будьте неблагодарным, ваше сиятельство. Смуглая леди заслуживает уважения хотя бы потому, что ты ей, а не мне посвящал эти чудные сонеты.
        - Это была ошибка. Чудовищная ошибка!
        - Мы с тобой так долго играли в эту ошибку… Так что, правда, не будь неблагодарным.
        - Я благодарен прежде всего тебе, моя фея, моя волшебная помощница.
        - Спасибо, но теперь я должна выйти замуж во имя тебя и практически за твое имя.
        - Это правда… Ты выходишь за мою маску!
        - И никто не будет знать, что я твоя жена.
        - Нет, всё наоборот, никто не будет знать, что я - твой муж. Я надолго стану никем, если не навсегда. Имя для истории важнее того, чье это имя. Ты теперь понимаешь это.
        - Я понимаю. Но есть еще один человек, который тоже теряет себя.
        - Он будет твоим мужем. Другого ему не надо. А мне и этого не дано.
        - Не скромничайте, ваше сиятельство! Вы прекрасно понимаете, что для вас это не главное… и что главное. Но вопрос сейчас не в этом…
        - Вот как?
        - Да! Главное то, что я беременна, а он будет венчаться со мной. Едва ли ему понравится первенец, рожденный не от него.
        - А он не может подумать, что это…
        - Что это он?
        Граф едва заметно кивнул, отводя взгляд в сторону.
        - Прости меня, Анна… Как это все подло! Я подлец, я мерзавец! Давай от всего этого откажемся. Обойдемся без этой сделки, без его имени.
        - Да, но он-то теперь не обойдется без меня. Он ждет, и у него тоже есть воля, как ни странно. Сейчас она в моих руках, но как только я ее выпущу из рук… Я не знаю, что он сделает. Другого выхода у нас нет. Это будет ложь во спасение.
        - И кого мы будем спасать?
        - Всех нас. Всех троих.
        - Да, я сказал: она - твоя, а ты - мой. Я должен отдать тебя…
        - Не говори глупостей. Всё равно я стану его женой. Что изменится? На полгода раньше. И потом…
        - Что потом?
        Анна потупилась и замолчала.
        - Что ты имеешь в виду?
        - Я имею в виду… Это будет не в первый раз.
        Граф привлек ее к себе:
        - Анна, ты столько раз жила моей жизнью, моими изменами. Неужели ты думаешь, что я не смогу? Ты не рабыня мне! Ты мое второе «я»! Свободное как ветер. Но нам уже пора… Я отвезу тебя домой. Лишь только коснусь твоих губ…

24января 2011
        Александр очнулся и увидел, что кто-то уткнулся ему в плечо. Прямо на нем лицом вниз лежала какая-то женщина в дубленке. Александр приподнялся на левом локте и, стараясь осторожно выбраться из-под женщины, слегка потряс ее за плечо. Она не шевелилась. Сомов попытался что-то сказать, позвать на помощь, но не смог: язык не подчинялся, во рту пересохло, и он не слышал своего собственного голоса. Александр с трудом сдвинул с себя тело (а интуиция подсказывала, что это именно тело, а не живой человек, таким тяжелым оно было) и с еще большим трудом сел. Теперь он смог заглянуть в лицо, как оказалось, молодой девушки. Она не подавала никаких признаков жизни. Пола ее дубленки была разодрана в клочья, а края этой дыры пропитаны кровью. Получается, что эта девушка закрыла его собой и невольно спасла ему жизнь.
        Что он здесь делает? Александр с трудом возвращался к реальности. А… вспомнил! Он собирался лететь во Франкфурт из Домодедово. Эдуард забронировал ему билет и велел поменять симку. Сначала он искал VIP-зал, потом купил сим-карту и вышел из палатки. Дальше был грохот… И больше он ничего не помнит.
        Александр закрыл уши руками, он ничего не слышал, словно кто-то выключил звук. Он зажал нос и с закрытым ртом с силой попытался выпустить из себя воздух, как его учил инструктор по дайвингу. Это называлось «продуться». И тут его просто оглушило. Крики, стоны, объявления по громкоговорителю с призывом сохранять спокойствие.
        Он попытался найти пульс у девушки, лежащей у него на коленях. Пульса не было. Ей уже ничем нельзя было помочь. Вокруг в дыму бегали какие-то люди, он стал махать руками, призывая на помощь. Наконец подошли двое с носилками. Он показал на девушку. Подошедшие молча погрузили тело на носилки и унесли.
        Александр с трудом поднялся и как сомнамбула направился в сторону VIP-зала. Кто-то его окликал, кто-то задавал вопросы, даже пытались тянуть за рукав. Но он не мог ни остановиться, ни ответить, ни даже просто как-то среагировать. Он помнил только одно: нужно сесть на свой рейс и улететь во что бы то ни стало.
        Октябрь 1582

«Это невыносимо, нужно уехать отсюда во что бы то ни стало»,- мечтал Уильям, которому уже полгода как исполнилось восемнадцать. В июне он последний раз пришел в школу. Теперь он владел латынью вполне прилично и мог бы даже претендовать на должность при коронере, а со временем и на саму должность коронера, но не хотел и думать об этом. Ему совсем не улыбалось повторить судьбу того самого коронера, господина Свифта, благодаря совету которого он овладел-таки латынью и знакомство с которым продлилось так недолго.
        Не отсутствие работы его беспокоило, работы хватало. В последнее время отец доверял ему управление почти всем производством. Сам Джон Шакспер все чаще уезжал в Лондон. Что он там делал, доподлинно неизвестно, но говорят, его жизнь не отличалась добропорядочностью. Вероятно, играл в карты да кутил вовсю. Но теперь он был осмотрителен, тратил только заработанные деньги. Зарабатывал же, собственно, Уильям. Если бы не он, дело отца совсем бы развалилось. Так что работа была.
        Однако Уиллу нужна была не работа, ему нужна была Анна. Время шло, а от разговоров о свадьбе Анна уходила. Летом она была ужасно занята, в сентябре тоже. «Чем, чем занята?» - не находил себе места Уилл. А может, не чем, а кем? Ужасные подозрения не давали Уиллу ни секунды покоя. Он просто умирал, пожираемый собственной ревностью. Обманщики! Граф еще называется! Обещал: ты - мой, она - твоя… Что все это значило? Где он? Где она? Он вообще неизвестно где и неизвестно кто, она и рядом и далеко…
        Уильям Шакспер, предаваясь этим грустным размышлениям, гулял после работы по окраинам Стратфорда. Там, откуда вел самый короткий путь к дому Анны и где он надеялся увидеть ее повозку. Теперь она могла появиться и поздно вечером. После смерти отца Анна получила гораздо больше свободы в передвижениях, хотя забот по дому у нее по-прежнему хватало.
        И надежды Уильяма были вознаграждены. Когда ноги сами понесли его в сторону дома Анны, позади он услышал топот копыт. Анна Хэтуэй возвращалась на своей повозке домой. Завидев Уильяма, она остановила лошадь возле него. Все остальное происходило словно не с ним, словно Уилл наблюдал за всем происходящим со стороны. Как во сне юноша взобрался на повозку, и они поехали за город. Он что-то говорил Анне, в чем-то ее упрекал, а она оправдывалась. Потом он стал ее целовать, а она не давалась и пыталась вырваться из его сильных, уже мужских объятий. Потом он повалил ее в повозку на сено и стал рвать на ней одежду, а Анна пыталась отбиваться, но все слабее и слабее. Потом он ее связал, так что она уже не могла даже пошевелиться. А потом его страсть, обида, подозрения, ревность, злость вылились на связанную Анну…
        - Зачем ты это сделал?
        - Молчи, прошу тебя.
        - Зачем, зачем? Ах Уилл, Уилл, ты был такой хороший…
        - Я устал быть хорошим. Чтобы быть хорошим, нужно быть полным идиотом. Вы уже… из меня… почти что… сделали полного идиота… Но всему есть предел…
        - Зачем ты так говоришь? Никто не делал из тебя идиота. Тебе только помогали…
        - Хороша помощь! Мы договорились, а я жду уже полгода.
        - Всего полгода… Да и никто тебя же не обманывал. Хочешь жениться на мне - женись. А ты даже не посватался… совсем как ребенок… А вот так, свою грубую силу показать - это ты уже вырос.
        - Я не полгода ждал, я три года ждал. Я не жил, я только ждал. А ты жила…
        - Ну давай, Уилл, договаривай. Оскорби меня. Даже можешь меня ударить, меня, слабую женщину… да еще связанную… Теперь ты настоящий взрослый мужик, Уилл. Поздравляю с боевым крещением.
        - А ты теперь беги, жалуйся своему графу.
        - Уилл, я хотела быть тебе хорошей женой. Графу я не жена, мы не живем с ним. А с тобой я хотела жить, иметь детей, свой дом. Граф бы помог нам…
        - Теперь не поможет?
        - Поможет, но как я теперь любить тебя смогу… после этого? Как? Как?
        - А вот так.- Уилл принялся отчаянно целовать тело Анны. Ее запястья были кнутом прикручены к углу повозки, ноги за лодыжки привязаны к нижним рейкам.
        - Нет, Уилл, нет! Убирайся!- Уильям пытался поцеловать ее в губы, но Анна отчаянно сопротивлялась.- Пошел отсюда, мерзавец. Я буду кричать! Мои братья убьют тебя, Уилл Шакспер!
        Этого Уилл вынести не смог. Он сжал кулаки и бросился бежать. Бежал он долго, вглубь леса, не разбирая дороги, бежал, пока не выбился из сил и не упал на землю. Он катался по земле, бил по ней кулаками и выл. Всё пропало, он всё погубил своими собственными руками. Свободе он предпочел насилие, и теперь, само собой разумеется, это обернется против него же. Вся его жизнь теперь будет освещена насилием, а не любовью. Насильнику остается лишь плакать от собственного бессилия, потому что он страдает гораздо больше, чем его жертва, которая только крепнет в своих страданиях, сделал для себя совершенно неожиданный вывод Уилл. Он даже и не предполагал, насколько оказался близок к истине.
        Впрочем, такой развязки не предполагала и Анна. Она только немного подыграла Уиллу, когда притормозила лошадь, увидев его на дороге. Конечно, она могла сделать с ним то же, что шесть лет назад сделала со слугами графа, благо плеть у нее была в руках, как всегда в дороге! Она просто не ожидала ничего подобного, хотя такой поворот событий Анну более чем устраивал. Теперь у него появится чувство вины в дополнение к ощущению собственной ничтожности, и дальше его жизнью остается только управлять по своему усмотрению…
        Но кто бы мог подумать, что все выйдет так нелепо? Уилл изнасиловал ее и куда-то в панике убежал, забыв даже развязать. Вот и лежи теперь связанная по рукам и ногам, укоряла себя Анна, заслужила! Тяга к прекрасному зачастую приводит к ужасным результатам. Граф был прекрасен, как и их отношения, но ради его таланта и этих отношений нужно было жертвовать Уиллом. Ну, в каком смысле жертвовать? Приходилось быть с ним не до конца откровенной, а как иначе? Все-таки Уилл в той большой игре, которую они затеяли, был только средством, хотя в будущем он от этого и выигрывал. Человек без талантов мог получить имя. И деньги!
        Полуграмотный Уилл Шакспер превращался в Уильяма Шекспира, славнейшего поэта эпохи Елизаветы Первой (они уже знали, что так будет). Да, Уилл этого не просил, ему нужно было совсем другое… Но он на это согласился, он проявил смелость, сказал
«да» и принял вызов графа.
        Анне стало холодно, платье едва прикрывало живот. Она попыталась пошевелиться, чтобы хоть как-то укутаться, но ничего из этого не вышло. Вдруг она услышала хруст веток в лесу, и ее охватил просто животный страх. Так страшно ей не было никогда в жизни. А хруст веток становился все громче, и Анна поняла, что несколько человек приближаются к повозке… Она взяла себя в руки.
        - Но, но! Пошла!- зашептала она тихонько, потом повторила уже громче: - Но, но, пошла же!
        Лошадка, которая уже изрядно застоялась, охотно откликнулась и тронулась с места. Но было поздно. Чьи-то сильные руки схватили ее под уздцы, и через мгновение три пары мужских глаз с удивлением смотрели в глаза Анны, которые потеряли свой бирюзовый цвет - осталась одна чернота зрачков, расширенных от ужаса…
        К утру Уилл нашел ее, истерзанную и измученную, в повозке в стороне от дороги. Лошадь была привязана к дереву, а Анна свернулась клубочком, пытаясь зарыться в солому, собранную со дна.
        - Что, юный мерзавец, доволен?…- каким-то утробным голосом проговорила Анна, увидев Уилла.
        В ответ у юноши началась форменная истерика, так что уже Анне пришлось его утешать. Но в конце концов ее тоже сотрясли рыдания, и они бросились обнимать друг друга, обливаясь слезами. Несчастье отвело катастрофу, беду, которая едва окончательно не разрушила их отношения.

24января 2011
        Александр брел от места катастрофы ко входу в VIP-зал. Он нащупал в кармане паспорт и посмотрел на табло мобильного - 16:45. По его ощущениям с момента взрыва прошла целая вечность, а оказалось меньше четверти часа. Время словно сжалось. До вылета оставалось еще тридцать пять минут.
        Он открыл двери VIP-зала и очутился в совершенно другом мире. Ни криков, ни дыма, ни суеты. Здесь царили мир и спокойствие. Негромкая классическая музыка, пассажиры в деловых костюмах, не спеша потягивающие кофе. Строгие сотрудницы аэропорта, готовые тут же прийти на помощь.
        На его несколько помятый внешний вид никто никакого внимания не обратил. Александр протянул свой паспорт, поставил сумку с ноутбуком на транспортер и прошел сквозь рамку металлоискателя.
        Хорошо еще, что сумка висела на нем, как у почтальона в прежние времена, через плечо на противоположном боку, иначе после взрыва он ее вряд ли бы нашел, даже если бы вспомнил о ней. А ведь там было то, в чем заключалась теперь вся его жизнь,- ноутбук, подаренный Эдуардом, от которого он в Москве так старательно скрывался и к которому теперь летит во Франкфурт.
        - Мистер Вэлс? Надеюсь, с вами все в порядке?- равнодушным голосом поинтересовалась сотрудница аэропорта.
        - Да, благодарю вас.
        - Вы уже зарегистрированы на рейс. Вылет через тридцать пять минут. Прошу вас, проходите в зал, к выходу на посадку вас пригласят.
        Александр уселся в удобное кресло за отдельным столиком в зоне для курящих и заказал себе двойной кофе. Только сделав большой глоток и закурив, он несколько пришел в себя.
        Итак, почти месяц тщетных усилий и безудержной гонки, погони за чем-то страшно важным. Вроде бы он все время шел по следу, но этот след, как он в конце концов понял, оказался ложным. Кто-то уверенно, даже нагло вел его в ложном направлении. Но не мог же этот кто-то сам не оставить следов? Однако Александр их пока не нашел. Но теперь он наверняка знал, что этот загадочный кто-то не Эдуард и напрямую с Эдуардом не связан. Оставалось в игре с неизвестным ставить на Эдуарда, что он и собирался сделать, отправляясь во Франкфурт. «Прилетите - я вас встречу», - получил он инструкцию от своего Вергилия. Правда, Вергилий вел своего спутника вниз по кругам ада, а этот поднял Александра за облака, но прилетел-то он все равно в ад. Ведь в Москве его ждали те самые другие, которые этот ад и формировали. «Другие - это ад»,- пронеслась в голове Александра сложная ассоциация от Данте через Сартра к действительности, совершенно уместная после только что пережитого взрыва. Неужели, чтобы убрать его, они решились взорвать аэропорт? Вряд ли… Ведь это можно сделать тихо и незаметно… Хотя в его гостиничном номере в
Оксфорде тоже был взрыв… Фирменный стиль? Почерк? Так, кажется, говорят в детективах?
        Он набрал номер Эдуарда.
        - Алекс, с вами все в порядке? Я только что собирался вам звонить. В новостях передали срочное сообщение о том, что в Домодедово произошел теракт…
        - Всё нормально, Эдуард. Я скорее жив, чем мертв. Жду посадки на самолет. При встрече все расскажу подробнее.- Александр положил трубку.
        Было как-то странно сейчас как ни в чем не бывало сидеть в VIP-зале, потягивать кофе, курить и ждать вылета рейса № LH1447 во Франкфурт. Странно и страшно. Но Александр не мог справиться с охватывавшей душу радостью. То обстоятельство, что он был на волосок от смерти, но все-таки ее избежал, наполняло его какой-то мистической силой, он словно возрождался к жизни. Он договорился с судьбой, он для чего-то нужен Фортуне… Александр радовался не за себя, он считал, что раз его так берегут высшие силы, то они же сберегут и Татьяну с Никитой (в том, что с тещей и так всё будет в порядке, он почему-то не сомневался). Ведь ясно же всем заинтересованным в его судьбе сторонам, что гибель Тани будет и его гибелью, а значит, забота о его жизни потеряет смысл. В общем, логика надежды была непростой, но ему представлялось важным, что она была, эта логика, то есть была и надежда. А надежда придавала сил.
        Но, кроме надежды, ни на что другое сил у Александра в тот момент не осталось. Вскоре его пригласили на посадку и отвезли к трапу самолета. Он занял свое место в бизнес-классе и через три минуты уже спал, пристегнув ремень, так и не дождавшись ни взлета, ни даже объявления стюардессы «Пристегните ремни».
        Весна 1583
        В церкви соседнего с Уорвикширом графства Вустер уже в ноябре было объявлено о помолвке Уильяма Шакспера и Анны Вейтли. В приходской книге Анну Хэтуэй записали по фамилии матери - Вейтли-Остин,- чтобы не привлекать внимание любопытных.
        Однако не успели в церкви по обычаю объявить о помолвке положенное число раз (а объявлять об этом можно было только по воскресеньям и большим церковным праздникам), как внимание любопытных привлекло кое-что другое, что не требовало объявлений, так как было у всех на виду. Очень уж Анна раздалась в талии в последнее время. Конечно, в зимних одеждах все увеличивающийся живот девушки был не так заметен, но в подвенечном платье через пару месяцев после помолвки появляться было бы уже рискованно. Народ в городе был прямой, точнее прямолинейный, а совсем откровенно говоря, даже грубый. Деликатности в пересудах хронически недоставало, впрочем, как и свежих тем для этих самых пересудов.
        Поэтому Анна и Уильям венчались уже в декабре в деревушке Темпл Грефтон (примерно в пяти милях от Стратфорда). Шаксперам пришлось об этом специально договариваться, жених вынужден был подключить отца. Уилл очень боялся, что отец вообще будет против этой свадьбы, но, к его радости, Джон Шакспер нисколько не удивился и не только не был против, но и взялся сам утрясти дело с церковным венчанием… чтобы подальше от людских глаз. Кроме того, он сам явился в дом Анны, поговорил с мачехой, посмотрел завещание, по которому отец Анны оставлял ей шесть фунтов тринадцать шиллингов и четыре пенса, и, выпив предложенного эля, быстро уехал.
        На венчании Уильяма Шакспера и Анны Хэтуэй были только родственники. Никто не знал заранее об этом событии, а когда узнали, было поздно: молодые уже катили в повозке в дом Шаксперов на улице Хенли. Тут им приготовили просторную комнату на втором этаже - прямо над кабинетом главы семьи, Джона Шакспера. Чья была идея именно так построить быт двух поколений, неизвестно. Важно, что старший Шакспер с ней согласился, а младший возражать не посмел.
        Во всяком случае, после пира молодые удалились к себе в спальню, и о том, что невеста потеряла невинность, Джон имел возможность узнать первым, задолго до того, как окровавленная простыня была предоставлена на обозрение семейной общественности и соседей… Таким образом все ритуалы были соблюдены, несмотря на противоречие между предъявленной простыней и животом невесты.
        Но Уилл, разумеется, считал до поры до времени (пока не начал по-настоящему считать дни и месяцы), что всё нормально. Его можно было понять: вкушая радости семейной жизни, вдаваться в тонкости подсчетов не хочется. Правда, вкушать эти радости ему пришлось совсем недолго. Уже спустя неделю после свадьбы Анна почувствовала недомогание, ее стало мутить. Мать Уилла говорила, что это хорошо, и загадочно улыбалась. Через месяц недомогания у Анны прошли, но теперь уже сам Уилл предпочитал избегать радостей, которые ему представлялись в таком положении неуместными.
        Так или иначе, но к апрелю от подсчетов Уилла не могло уже отвлечь ничто. Если ребенок родится в апреле, то… Нет, лучше об этом не думать! Он плохо разбирался в женской физиологии, но всё-таки знал, что шестимесячными дети не рождаются. Если в апреле, значит, ребенок графа, решил Уилл. Этот апрель тянулся бесконечно, и чем с большим трудом носила Анна свой живот, чем активнее шевелился там ребенок, тем мрачнее становился Шакспер. Двадцать пятого апреля он не выдержал и, придумав какой-то предлог, уехал из Стратфорда.
        Когда утром первого мая Уилл возвращался домой, жизнь его, по его же собственным ощущениям, висела на волоске. Проведя в муках ревности последние пять дней, он решил, что с позором выгонит Анну, если она к его возвращению разрешится от бремени. В противном случае (хотя этот случай был Уиллу совсем не противен, а крайне желателен) он решил никогда больше не терзать себя ревнивыми подозрениями. И это было не просто мужественное, но вынужденное и даже единственно возможное решение. За пять дней Уилл досыта вкусил ревнивых подозрений, так что возвращаться к ним не хотелось ни при каких обстоятельствах.
        Первого мая в Англии традиционно отмечали праздник весны. И Стратфорд ничем не отличался от других городов. Женская половина населения вставала затемно и собирала букеты ярких полевых цветов. Уильям шел по городу и не узнавал унылые, серые улицы родного Стратфорда. Все дома были украшены букетами. Центральная площадь тоже преобразилась. Здесь раскинулась огромная ярмарка, на которую съехались торговцы со всех окрестных деревень. Толпа, шум, гомон, песни.
        Посреди площади стояло майское дерево - рябина, которая вся была украшена цветами. Здесь же примостились заезжие музыканты, под их аккомпанемент горожане весело отплясывали зажигательные танцы. Один за другим сменялись «Епископ честерской джиги» и «Мой запыленный милок», «Испанская леди» и «Мелодия тряпичной куклы». Уильям услышал свою любимую медленную мелодию «Свалка леди Кэрри», под которою они раньше частенько танцевали с Анной. Однако знакомая музыка вызвала у Шакспера только очередной приступ ревности. Сегодня Уиллу было не до веселья. Он чувствовал себя так, будто на кону стояла его жизнь. Уильям влетел в спальню Анны, не забыв, правда, прихватить с собой с ярмарки огромный букет. На всякий случай.
        - Уилл, почему тебя так долго не было?- с улыбкой спросила Анна мужа.
        - Да, Анна, ужасно долго. Я без тебя чуть не спятил. Но ты возвращаешь меня к жизни.
        - Что ж за горе? Уилл, я не понимаю.
        - Я просто с ума схожу от радости, потому что я вижу тебя и люблю тебя. И нашего ребенка. Это мальчик?
        - А на девочку ты не согласен?
        - Соглашусь, конечно. Так как? Кто?
        - Ну, Уилл, какой же ты нетерпеливый! Узнаем через месяц. Если я скажу, что будет девочка, ты мне поверишь?
        - Я всегда и во всем буду тебе верить, Анна.- Уильям бросился к жене, положил ей на лицо букет цветов, который до этого неловко вертел в руках, и прижался губами к ее ладони.
        - Хорошо. Спасибо, мой милый. Но все-таки я думаю, что у меня будет девочка…
        Анна оказалась права. В конце мая у нее родилась девочка. Окрестили ее двадцать шестого числа и нарекли именем Сюзанна.
        А за пятнадцать дней до рождения своей второй дочери, то есть 9 мая 1583 года, граф похоронил своего второго сына, который умер почти сразу после рождения. И теперь у него осталось трое детей от трех разных Анн. Двух младших граф еще долго не видел. Но если сына он и видеть не хотел, так ненавистны были ему его мать и все ее родственники, то на дочь Сюзанну ему посмотреть хотелось. А еще больше хотелось увидеться с ее матерью. Анна же стала выезжать с ребенком только во второй половине лета. Она отказалась от кормилицы-няньки и все делала сама: кормила младенца, гуляла с ним. Поначалу даже купала. И такая самостоятельность давала некоторую свободу. По крайней мере, свободу передвижения. Карета графа тоже перемещалась по окрестностям достаточно свободно. Места эти обоим были известны, и неудивительно, что они встретились. Как-то летним утром Анна покормила девочку, надела прогулочное платье, положила дочку в повозку и выехала за город. Девочка спала всю дорогу.

24января 2011
        Всю дорогу до Франкфурта Александр проспал как убитый. Его место было возле иллюминатора, он попросил не беспокоить его, и стюардесса не стала его будить во время обеда. Правда, когда стали разносить еду, сосед было попытался привлечь внимание Алекса, но тот даже не пошевелился. Сопел себе и сопел, не храпел, и ладно - особо его больше не трогали.
        Очнулся он на твердой немецкой земле, самолет уже даже двигатели заглушил, и большая часть пассажиров покинула салон. Молодой стюард направился к спящему русскому, подозревая в нем пьяного русского, но Александр уже открыл глаза и недоуменно оглядывался по сторонам.
        Он наконец покинул самолет и оказался в здании аэропорта. Багажа у него не было, поэтому довольно быстро он прошел все формальности и вышел в зал прилета.
        Однако где же Эдуард? В зале прилета Алекс его не увидел. Надо ему позвонить. Он включил свой новый iPhone, который отключал на время полета. Все новое: телефон, сим-карта, номер. Новая фамилия, новая жизнь… Не успел iPhone загрузиться, как раздался звонок - любимый вальс Шопена.
        - С прилетом, Алекс.
        - Спасибо, Эдуард. Где вы? В зале прилета я вас не вижу.
        - Садитесь на поезд SkyLine и доезжайте до терминала 2E. Как приедете, позвоните мне. Не заблудитесь?
        - Попробую.
        - Попробуйте. До связи.
        Алекс не сразу оценил иронию в последних словах Эдуарда. Разобраться в этом чужом для него царстве транзитников было совсем не просто. Уже то обстоятельство, что от одного терминала аэропорта до другого нужно ехать на электропоезде, настораживало. Сначала Алекс попытался было найти поезд самостоятельно, но минут через пять бросил это занятие и обратился к человеку в форме, скорее всего охраннику. Тот вроде бы его понял, но сам говорил по-английски так плохо, что Алекс поблагодарил и, сделав вид, что ему всё ясно, пошел дальше, надеясь по пути спросить еще у кого-нибудь. С третьей попытки он все-таки нашел дорогу, сел на SkyLine и направился ко второму терминалу, находившемуся на противоположном конце этого города-аэропорта. Народ в вагоне был разношерстный: и по цвету кожи, и по одежде, и по багажу.
        В толпе Александру почему-то хорошо думалось. Итак, Кристофер Марло на роль автора вроде бы не тянет, хотя гипотеза красивая. Как же работать дальше? Всех кандидатов подряд, что ли, перебирать? Он и так на Марло убил три недели. А время идет. Нет, так не годится. Сидя в конце вагона, он вдруг вообразил себя за преподавательским столом, а пассажиров, стоявших и сидевших перед ним, студентами или школьниками, нет, учениками вечерней школы, как в фильме «Большая перемена». Он представил себя героем Михаила Кононова, произносящим пламенную речь-проповедь.
        ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ
        Уильям Шакспер… То, что такой человек был на самом деле, несомненно. То, что он как-то причастен к произведениям, напечатанным под его именем, тоже несомненно. И о его занятиях бизнесом,- Александр усмехнулся,- достаточно много документов сохранилось. Документы неумолимо свидетельствуют, что до 1597 года его дела шли из рук вон плохо. Попадал в должники, не мог налоги два года подряд заплатить. И вдруг в этом самом девяносто седьмом году Уильям покупает один из лучших домов в родном Стратфорде, да еще инвестирует деньги сразу в несколько коммерческих проектов. Общие затраты, почти одномоментные,- 900 фунтов стерлингов, огромные по тем временам деньги! Ученые подсчитали, что по покупательной способности эта сумма близка к сегодняшним четырем миллионам долларов. Даже если предположить, что молодой Шакспер уже в 1586 году был зачислен в труппу какого-то театра и сразу стал его пайщиком и получал столько же, сколько получал, по предположениям ученых, в 1600 году в театре «Глобус», он бы едва-едва смог набрать к указанному году нужную сумму. При этом он должен был бы питаться воздухом, жить на улице,
бросить на произвол судьбы свою жену и троих детей и забыть об отце с матерью, братьях и сестрах. Да и не платить налоги: не от случая к случаю избегать, а вообще не платить, злостно.
        Ученики-пассажиры, казалось, слушали внимательно. Никто не переговаривался, и все смотрели кто на Александра, кто в свою тетрадь. Поэтому новоявленный Нестор Петрович мысленно, но не забывая о свойственной ему жестикуляции, продолжал.
        ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ
        Что же произошло с Шакспером в 1596 году, каким образом госпожа Фортуна сделала столь удивительный кульбит? А что, собственно, удивительного?- спросите вы. Ведь любой глянцевый журнал предлагает триста сравнительно честных способов превращения Золушки в принцессу. Стал знаменитым, вышел в люди, получил гонорар… Театр в Лондоне конца XVI века - фабрика звезд, вроде современного телевидения, только не настолько мерзкая. Однако звездам елизаветинской эпохи обычно таких денег враз не предлагали. К примеру, в театре, который вмещал три тысячи зрителей, при аншлаге продавали билетов на двадцать пять - тридцать фунтов (и это большая сумма, ведь фунт стерлингов в ту пору, напоминаю, сильнее современного чуть ли не в несколько тысяч раз!). «Глобус» был поменьше, и две тысячи зрителей могли принести наличными от силы фунтов двадцать. Из этих денег нужно было заплатить актерам, техническому персоналу, за аренду, покрыть накладные расходы. Автору доставалось совсем немного.
        - А публикации?- как бы спрашивали дотошные ученики, некоторые из которых словно в знак несогласия с преподавателем внезапно вышли из класса со своими большими портфелями.
        - Шекспироведы подсчитали,- кричал вслед уходящим Нестор Петрович,- что за публикацию одной пьесы автор получал примерно шесть фунтов!
        - Можно спросить? Сколько же всего пьес написал Шекспир?
        - Это вопрос дискуссионный. Однако с уверенностью можно говорить о тридцати восьми пьесах, пяти больших поэмах и ста пятидесяти четырех сонетах. Значит, Шекспир мог продать все свои произведения за двести сорок фунтов, ну, в лучшем случае выручить четверть тысячи, т.е. двести пятьдесят фунтов. Вообще-то литературным трудом тогда еще только начинали зарабатывать. Гении-писатели не слишком богатели. А Шакспер враз разбогател! Стал по долларовому счету XXI века миллионером. Откуда деньги? Собственно, уже в первой биографии Шекспира написано откуда. Николас Роу сообщает, что Шекспир получил от графа Саутгемптона тысячу фунтов. От того самого графа, которому посвящены первые напечатанные под именем Шекспира произведения:
«Венера и Адонис» (1593) и «Обесчещенная Лукреция» (1594).
        Английский исследователь Эдвард Фурлонг предполагает в этой связи легкий шантаж, а-ля Остап Бендер - гражданин Корейко. Шакспер обратился к Саутгемптону, благо графа найти в театре было проще простого, можно сказать, что он из театров почти не вылезал…

1597
        Найти графа Саутгемптона в театре было проще простого.
        - Ваше сиятельство, простите, что я осмелился…
        - Ну раз уж осмелились, так продолжайте. Я вас внимательно слушаю.
        - Ваше сиятельство, дело такого тонкого свойства… Но позвольте сначала представиться. Моя фамилия… Шекспир, простите, пожалуйста.
        - Но мой друг, мне не за что вас прощать. У людей бывают разные фамилии. Шекспир - так Шекспир. Что же дальше?
        - Ваше сиятельство, это не дальше, это скорее раньше. То, что перед фамилией,- имя. Мое имя Уильям.
        - Ах, вот как! Уильям Шекспир… Что-то знакомое.
        - Да-да. Помните, «Венера и Адонис». Там есть посвящение…
        - Я понял, дорогой мой!- Граф нахмурился и немного помолчал, глядя куда-то сквозь стоящего перед ним Уильяма.- Хорошо, вас найдут. Прощайте.
        - До свидания, ваше сиятельство!
        - Прощайте. Я сказал, прощайте. Запомните это.
        Уильям с глубоким поклоном удалился, изображая на своем лице полнейшую почтительность. Ему терять было нечего. Бесплатная кормежка и крыша над головой не спасали от нищеты. Ну ладно, не нищеты, но бедности. Семью кормить, налоги платить…
        Десять лет он пробивался, десять лет выполнял немногочисленные, впрочем, поручения. Чьи - он не знал. Ему советовали - он слушался. Подружился с актером Ричардом Бербеджем, ему почти ровесником. Тот устроил его к своему отцу. Поначалу он встречал подъезжающих к театру людей и помогал спешиться, брал лошадь под уздцы и отводил в стойло. Изредка подкатывали кареты, и оттуда выходили знатные дамы, которым он, конечно, не осмеливался подать руку, да и галантность эта зачастую была достаточно рискованной: обычно карету галопом догонял какой-нибудь кавалер - он и стремился приложиться к ручке. Его же дело ограничивалось кобылицами и жеребцами. Распряги, отведи, накорми. Пока длится представление, лошади отдыхают. Чаевых от них не дождешься… Вообще чаевые попадали к Уиллу редко, господа платили за постой коней самому Бербеджу, что им до слуги?
        Иногда удавалось пробраться в театр и посмотреть представление. Вскоре он увидел на сцене и самого Ричарда. Первое время он вполне сносно играл женщин, сначала очень молодых, а потом, когда повзрослел и возмужал, повзрослели и его героини, погрубели их голоса. Но в один прекрасный день его голос стал ломаться, а потом так огрубел, что Ричарда пришлось спешно переводить на мужские роли… Вскоре Дик начал завоевывать авторитет. Нет, не потому только, что его отец построил этот театр и владел львиной долей всего предприятия…
        Отец Ричарда не вмешивался в творческую жизнь труппы. Он не хотел, чтобы падали сборы из-за того, что он будет продвигать на лучшие роли своих любимцев или детей. Порой актеры даже забывали, кто отец их молодого коллеги. А вот сам Дик однажды решился воспользоваться именем отца - когда добивался, чтобы Уилла взяли в труппу. Тогда многие были против. Какое у Шакспера могло быть произношение? Правильно, плохое, ведь он был из Стратфорда. А в Англии сколько графств - столько и диалектов! Но и ролей статистов никто еще не отменял. А он был прирожденный статист. Великий немой! Как он важно ходил, как серьезно молчал!
        И между прочим, недолго длилась его сценическая немота. Он заговорил-таки! Пускай сначала это были короткие роли дурачков и шутов, вроде Башки, но, быть может, то, что он заговорил на сцене, и придало ему смелости заговорить с Саутгемптоном.
        Правда, после этого разговора Уильяму пришлось несладко. Когда он вернулся домой, то по обыкновению позвонил в колокольчик, чтобы вызвать Кэт. Но никто на зов не поднялся. Уильяму пришлось самому спуститься вниз. Никого! Ни малышки Кэт, ни Уилсонов. Всех как корова языком слизала! Уильям прошел на кухню. Плита была пустая и холодная. Ужином даже и не пахло ни в прямом, ни в переносом смысле слова. Уильям пошарил по шкафам и отыскал только какой-то заплесневелый сухарь. Вот тебе и на! Сделал лишь небольшой намек, даже не попросил, а только намекнул, что может попросить… И пожалуйста, ложись спать на голодный желудок. Ну уж нет, он и сам кое-что заработал!
        Пойду-ка я прошвырнусь по игорным заведениям, вспомню молодость, решил Уильям. Пусть для меня весь город театром станет. Уж я заговорю, уж я поиграю! Где мой лучший костюм? Выходные чулки, голубая шляпа с белыми перьями, ажурные туфельки с бантами розочками! Уж я скажу напоследок, пусть потом мне язык отрежут… А то что это за жизнь: сидеть и ждать приказаний? Пусть бы еще приказывали, я бы делал хоть что-то, так нет же. Я как запасная лошадь, которую только кормят и прогуливают, но не седлают. Хорошо, я же согласен быть немножечко лошадью. Так вы оседлайте и дайте шпоры, вонзите железки в мои бока, которые заплывают жиром. Я хочу знать, для чего я живу, для чего я верчусь с этим «Глобусом», чтоб он сгорел!
        В общем, завел себя так Уилл для храбрости, да еще и выпил стаканчик виски на дорожку, и выбрался из дому. Прошел по Бэнк-стрит, повернул направо, потом налево. Тут-тук башмаками по лондонским мостовым, тук-тук. Вот он я, смотрите, завидуйте, весь на виду. Тук-тук, тук-тук…
        Вдруг Уиллу показалось, что сзади раздается глухое так-так. Он прислушался. Стоп! Так-так, так-так. Оглянулся - никого. Он опять двинулся вперед. Тук-тук, тук-тук. Стоп, тихо! Так-так. Ладно, еще раз попробую. Тук-тук, тук-тук. Так-так, так-так. Тук-тук, тук-тук. Так-так, так-так.
        Уильям внезапно остановился у магазина, разглядывая вывеску. Таинственное так-так тоже затихло. Уильям снова оглянулся. Вон он стоит у церкви, желтые подвязки поправляет. Ладно, на следующем перекрестке быстро направо, тут короткий квартал, и еще раз сразу направо! А-а-а! Желтые подвязки отстали! Графский соглядатай не успел! Теперь не будет знать, куда я поверну.
        А Уильям шмыгнул в ближайший знакомый трактир, он был сквозной, быстро прошел сквозь полутемный зал и снова очутился на улице. Теперь нужно только прибавить шагу, еще несколько поворотов, и все: он свободен на сегодняшний вечер. Сегодня обойдусь без ваших инструкций. Поужинаю так, как я хочу. И говорить стану, что хочу и кому захочу. Не будь я Уилл Шакспер! Я - will, моя воля, и все тут!
        Уильям дошел до «Раненого вепря». Здесь он решил и остановиться. В углу словно по заказу оказался свободный стол.
        - Человек, свечей! Да побольше! Я хочу, чтобы видели мое лицо, я хочу, чтобы все знали, что у меня есть лицо! И сегодня я не желаю его терять. Пусть даже его и разобьют! Что тут у вас на ужин? Фирменное блюдо, жаркое из вепря? Как нет? А… вепрь еще только раненный, не убитый… Так отрежь мне кусок живой кабанины, с кровью. Теплого еще мяса. Ты думаешь, я шучу? Я не пьяный, но очень хочу напиться, так что сначала эля, а жаркое потом. Какую часть кабана? Неси кабанью ногу целиком и приведи мне пару подружек, мне одному всю ногу не съесть. Разве у вас здесь нет девчонок? Так я ж и тебя приглашаю… Ты на работе? Да где они, твои клиенты? Ну как придут, я отпущу. А пока хлебни со мной эля. На работе не пьешь? Так я ж тебе не напиться, а отхлебнуть предлагаю. А ты знаешь, кто я такой? Уильям Шекспир, слышал небось? Ну ничего, скоро услышишь. В театр-то ходишь? Я не актер! Актер - это что, тьфу! Я драматург, еще узнаешь! Ладно, иди за вепрем или как его там… за кабаном. И без девиц не возвращайся! Вот смотри, слышишь, как звенит? А не то в ушах у тебя звенеть будет! Не, я тебя не пугаю - от счастья, от
счастья будет звенеть…
        Вот мужлан! Деревня! Не понимает благородного обхождения. Не знает, с кем имеет дело! Где девицы-красавицы? Мне женские души нужны, они более тонкие. У… идут какие-то ведьмы. Молодые хоть? Черт их разберет под слоем краски - красоту навели, называется!
        А вот и официанты под кабаньей ногой пригибаются! Ладно, выпьем, душечки-подружечки! На брудершафт с кабаном! Тебя как зовут? Энн? Энни, значит, по-простому, по-стратфордски. А я Уилл Шакспер! У меня отец в Стратфорде знаешь кто? Вот, не знаешь, а он там почти что самый главный, он джентльмен почти. Что? Нет, герба пока нет, но я сделаю, будет у нашего рода герб, мы, Шаксперы, герб заслужили. Не без права! Так что, Анна, давай на брудершафт с джентльменом. Нет, сначала брудершафт со мной, я джентльмен, вепря потом поцелуешь, ну чё ты в него впилась? Неделю не ела, что ли? Ладно, чавкай, я тебя и после этого кабана целовать буду!
        Эй, люди, еще эля! И флейтистов. Музыки хочу, слышите, какая музыка в моем кошельке звенит? Хочу, чтоб флейты играли! Чтоб всех пробрало, вот как хочу!.. Могу я раз в десять лет чего-то хотеть? Как думаешь, Анна? А тебя как зовут? Елизавета? Вот это да! Тут я умолкаю, моя королева! Тут я только к ноге. Припасть поцелуем… Да не дергайся ты. Только поцелую. Целуем ножки - и ни-ни. Ни слова. Дальнейшее молчание. Эй, все молчат, а я целую ноги Елизавете, моей королеве! Всем встать - на караул, флейты играют марш. Туш. Теперь из пушки стрелять. Я пью на брудершафт с ногой Елизаветы!.. Пли!
        Ладно, покуражились с девочками, теперь нужно заесть вепрем. Энн и Элизабет, не всю ногу съели? Какая огромная! А вот она, задняя нога кабана! А то каждое утро овсянка… Лошадью себя чувствую, лошадью закормленной, но не объезженной. Весь мир - стойло, и разве стоило из-за него приезжать в этот город, покидать родное местечко, семейное гнездышко? Там у меня трое, и один, кажется, вот-вот умрет. При смерти мой Гамнет, земляк сообщил, а я его, сына, толком и не видел, не помню, как выглядит. Хорошо еще, что у него сестра-двойняшка. Но чтобы их увидеть, надо уехать из этого Лондона, чтоб его. В родной Стратфорд. Но уехать победителем, а не побежденным. Так что правильно я этого графа прижал. «Вас найдут!» Ха! Пусть теперь ищут и на блюде мне подносят. Не будь я Уилл Шакспер, сын Джона Шакспера!..
        Энн и Элизабет не на шутку разошлись, разыгрались, раскраснелись от эля вперемежку с кабаньим мясом. Затем Уильям на плечах у девиц проследовал в отдельную комнату на втором этаже заведения. Там веселье продолжилось уже в кровати. Сколько времени они кувыркались, Уильям не знал. Он то проваливался в сон, то девушки снова его будили.
        Когда Уилл в очередной раз открыл глаза, в комнате было подозрительно тихо. Ни Энн, ни Лиз на кровати не было. Уильям приподнялся на локте и увидел, что в дверях стоит человек в черном плаще и шляпе, низко надвинутой на лицо.
        - Лежи, Уилл, не утруждайся. Я тебя надолго не задержу. Разговор у нас будет короткий.- Это прозвучало угрожающе, и Уильям весь подобрался и натянул на себя одеяло.- И девушки к тебе вернутся. Выйдут ненадолго, а потом вернутся.- Незнакомец повернулся к девицам: - Вы меня поняли, крошки?
        Девушки тем временем оделись, привели себя в порядок и выскользнули из комнаты.
        - Шутка с Саутгемптоном тебе удалась на славу! Граф был просто вне себя… от восторга!- Незнакомец достал шпагу из ножен, поиграл ею и убрал обратно. Скрежет металла привел Уильяма в трепет, и он еще сильнее натянул на себя одеяло.- Он сказал, что яблочко от яблони недалеко…
        - Вы же не станете меня вот так убивать?- Уильям от страха даже осмелился перебить графа.- Я же ничего не требовал, просто пошутил… ваша светлость…
        - А… так вот зачем нужна была эта беготня! Ты вправду хотел спрятаться от графа? И убежать от меня? И куда же, интересно? Глупо.
        - Я вас даже не знаю… ваша светлость,- подобострастно пролепетал Уилл.- То есть не знаю вашего имени.
        - И хорошо, что не знаешь. Зато ты наверняка знаешь, что друзья познаются в беде. Вижу, что на этот раз с тобой и вправду случилась беда. Можно даже сказать, душевный кризис у тебя. И я как друг помогу этот кризис преодолеть.
        - Сколько?- неожиданно для себя произнес еще не вполне протрезвевший Уильям, который по этой причине вполне мог пренебречь светскими формальностями.
        - Мы торговаться не будем.- Черный человек выдержал паузу, пристально глядя в глаза Уильяму, лежащему под одеялом. Где-то он уже видел эти глаза, этот пронизывающий насквозь взгляд… Незнакомец словно прочитал мысли Шакспера и отвернулся.- Тысяча фунтов!
        Глаза у Шакспера округлились, он мгновенно протрезвел и даже снова привстал на локте, позабыв про спасительное одеяло.
        - Ты уже получал деньги как Шекспир, помнишь, год назад, вместе с Бербеджем и Кемпом. Теперь ты будешь исключительно Шекспиром. Этих денег тебе хватит на всю жизнь. Распоряжайся ими с умом, но обязательно купи пай «Глобуса». Теперь тебе будут передавать пьесы, а ты станешь относить их Ричарду Бербеджу. Он знает, что делать дальше. Ты должен вести себя так же, как и раньше. Не настаивать ни на чем, не высовываться как автору, но и не отказываться от имени Шекспир. В общем, быть тише воды ниже травы.
        - Хорошо, за такие деньги я согласен на все… А то я уж было…
        - Ладно… Что было, то было. Но чтоб больше не было! Вот, подпиши.
        - Что это? Опять гарантии? У вас же и так мои векселя…
        - Да, десятилетней давности. А потом: ставки повышены, ты же видишь. Это просто вексель на тысячу фунтов. Если ты начнешь бузить, совать свой нос, куда не надо, мы его опротестуем, и тебя посадят в тюрьму. Это в лучшем случае. Ты не забыл про Кита Марло?
        У Шакспера внутри все похолодело.
        - Ладно, не унывай, пока у тебя оба глаза в порядке. Да и что им сделается?- Черный человек открыл саквояж, достал оттуда четыре даже на вид тяжелых кошелька. - Вот, можешь проверить: два с золотыми, два с серебряными монетами.
        Шакспер взял кошельки и тут же дрожащими руками принялся их развязывать. Заглянул внутрь. Золото!
        - Не трудись пересчитывать, граф - человек чести, а тебя к тому же ему и нет резонов обсчитывать,- добавил посланник графа, усомнившись, правда, что упоминание дворянской чести станет для Шакспера убедительным аргументом.
        Уилл же тем временем извлекал из каждого кошелька по одной монете и пытался проверить их подлинность на зуб. Человек в черном усмехнулся:
        - Проверяй, если тебе зубов не жалко. Не стесняйся. Остальные девятьсот фунтов стерлингов изволь получить векселями. По ним в любой из меняльных контор Лондона тебе выдадут деньги.
        После этих слов старый знакомый незнакомец достал какую-то бумагу, чернильницу и перо. Аккуратно положил все это на прикроватный столик:
        - Подписывай.
        Шакспер окончательно вылез из-под одеяла, одну руку положил на векселя, другой рукой взял перо и, обмакнув его в чернила, пыхтя, подписал документ, старательно выводя каждую букву.
        - Да ты и вправду едва писать умеешь,- удивленно пробормотал незнакомец, разглядывая каракули Уильяма.- Драматург!
        Он подождал, пока чернила подсохнут, присыпал лист песком, затем ловко стряхнул его обратно в мешочек и спрятал бумагу в саквояж. Выходя из комнаты, он оглянулся:
        - Девочек позвать?
        - Не надо,- едва слышно прошептал Шакспер.
        Как только незнакомец вышел, Уильям в чем был вскочил с постели, бросился к двери и закрыл ее на задвижку. Девочки! Девочки подождут. Он высыпал содержимое кошельков на стол, быстро пересчитал монеты и, разделив на две равные части, ссыпал назад в кошельки. Натягивая чулки, он засунул в них деньги. «Девочки подождут»,- бормотал он в возбуждении, надевая сапоги. И тут вспомнил про векселя. Бумаги, составляющие девять десятых его нового богатства, лежали на столе. Шакспер достал из-за пазухи плоскую сумочку из тонкой кожи, фактически папку, где у него хранились наиболее важные документы и долговые расписки, аккуратно вложил туда векселя, предварительно взглянув на подпись и печать графа Саутгемптона на каждой бумаге, всё это обернул вокруг голени правой ноги и снова надел сапог. При этом он продолжал бубнить себе под нос: «Девочки подождут…»
        Но девочки ждать как раз не хотели: профессиональным чутьем они поняли, что здесь пахнет деньгами, и уже стучали в комнату в четыре руки. Деваться было некуда, и Уильям впустил их.
        Примерно через час Шакспер вышел один, расплатился за ужин и выпивку и даже оставил щедрые чаевые.

24января 2011
        Эдуард не хотел оставлять чаевые в этом кафе, поэтому терпеливо ждал счета. Ненавязчивая тактика официантов была ему хорошо известна: никогда не спешить получать деньги с клиента. Во-первых, пока сидит, клиент снова может проголодаться, глядишь, и еще чего-нибудь закажет; во-вторых, просто неприлично указывать таким образом клиенту на дверь - пусть люди остаются, сколько им хочется, и других приваживают. Давно замечено: чем больше в заведении посетителей, тем больше их туда рвется, а выражение «Чтоб вам пусто было!», конечно, родилось в конкурентной среде рестораторов.
        Так что спешащий человек должен или проявлять серьезную настойчивость, требовательность на грани приличий, потому что вид у официантов всегда такой занятой, что лишний раз беспокоить их не по делу (заказать что-то новое), а по своей прихоти (тороплюсь, самолет улетает!) как-то неудобно. Остается оставить сумму, заведомо большую, чем ты должен за съеденное-выпитое, то есть дать непомерно большие чаевые. Эдуард считал это неправильным, нарушающим общеевропейский порядок, где всякие чаевые имеют свою национальную норму, которую всем нужно уважать. Так сказать, политкорректность по-европейски - в отличие от американской расовой политкорректности. Впрочем, Эдуард американцам себя не противопоставлял, просто мыслил категориями европейца.
        Но когда Эдуарду позвонил Александр, европейская мысль о правильных чаевых пришла в противоречие с необходимостью немедленно покинуть кафе. И Эдуард принял соломоново решение: кафе не покидать, чаевых не давать, встретиться с Алексом прямо здесь. Русский потом наверняка оставит чаевые за двоих, а англичанин (если он англичанин, в чем Эдуард и сам уже сомневался - у агента нет национальности!) тут же восстановит общеевропейскую справедливость, от себя не дав на чай ничего. Эдуард постарался как можно более точно описать дорогу до места встречи и пообещал в случае чего вести Алекса по телефону. Вести по телефону, конечно, никакой не шпионский термин, а очень распространенный в мире способ передвижения людей по незнакомой местности. Остаться в полной мере человеком рассеянным - так, чтобы, к примеру, сесть в отцепленный вагон со всеми последующими обстоятельствами,- в нашем мире можно, только выбросив сотовый телефон.
        Так, один очень известный российский ученый-гуманитарий (ныне уже покойный, как почти все ученые-гуманитарии), которого пригласили почитать лекции в Падуанский, кажется, университет, регулярно пропадал по пути из дома до здания нужного факультета. Никак он не мог запомнить дорогу, поскольку мыслями был где-то далеко и во времени, и в пространстве - всё-таки лекцию читать шел! Вот и звонил он своим местным знакомым, и вели они его по мобильному от одного здания к другому…
        Так и Эдуард довел Алекса до кафе, в котором его ждал.
        - Здравствуйте, Алекс!- Эдуард протянул руку.- Я заказал вам крепкий кофе, как вы любите. Вот меню.
        - Спасибо.
        - Алекс, я понимаю, что вы измотаны, даже взвинчены, но не я тому виной.
        - Вы хотите сказать, что я сам во всем виноват? Сам дурак…
        - Алекс, если мы будет переходить в эту тональность, мы не найдем точек соприкосновения, а вы уже сами видели, как вредно нам их терять. Я делаю скидку на то, что русский язык мне не родной и что некоторых нюансов я имею право не понимать, поэтому спокойно слушаю дальше.
        - Нет, это я вас слушаю, причем о спокойствии не может быть и речи. Где моя жена?
        - Алекс, с ней всё в порядке. Теперь, когда вы наконец приняли единственно правильное решение, с ней снова всё в порядке.
        Эдуард смолк под выразительным взглядом Алекса, но ненадолго.
        - Алекс, правда, пора вам поверить мне. Это действительно в ваших интересах. И кроме того…
        - Кроме того, у меня опять нет выбора, как тогда, в Оксфорде. Да, еще одна претензия: в той гостинице из-за меня погиб человек…
        - Не из-за вас, а вместо вас.
        - Это одно и то же в данном случае. Хотя по большому счету погиб он из-за вас. Но меня опознали, так что погиб как бы я сам. Кто меня опознал?
        - Как кто? Разве вы не догадываетесь? По глазам вижу, что догадываетесь. Нет? Ну разумеется, ваша близкая знакомая…- Эдуард сделал многозначительную паузу.- Ирина.
        - Ира опознала мое тело?
        - А что тут такого? Тело было сильно изуродовано, лица совсем не осталось…
        - И как же это можно было опознать?
        - По особым приметам.
        - Что за приметы?
        - Ну, на теле человека почти всегда есть особые приметы. Если иметь в виду все тело…
        - Это что, опять ваша работа?
        - Ваша, наша - какая разница? Важно, что дело сделано. Как Александр Сомов вы мертвы!
        - Хороший враг - мертвый враг?
        - Зато вы живы как Алекс Вэлс, правда, и это ненадолго.
        - Что?!
        - А что тут удивительного: вы нужны нам как личность, а не как имя. Nomen est omen, и от этого никуда не денешься.
        - Имя - только знак? Но что такое личность без имени?
        - И это вы об этом спрашиваете? А Шекспир?
        - Это как раз имя без личности. Вернее, личность неизвестна.
        - Вам личность известна, я же слышал ваш доклад.
        - Это только гипотеза.
        - А нам нужны доказательства, причем доказательства неопровержимые.
        - А зачем? Разве на этом можно нажиться?
        - Представьте себе.
        - Короче говоря, меня хотят использовать.
        - Сами-то вы всё равно ничего не сделаете. Вы же признаёте, раз сюда приехали, что сами не справились.
        - Почему вы не спрашиваете о взрыве в Домодедово?
        - Пока вы летели во Франкфурт, я не отрывался от телеэкрана и компьютера. Так что мне всё произошедшее в Домодедово известно в мельчайших подробностях. Вы даже имели неосторожность попасть мельком в объектив телекамеры. Вы становитесь телезвездой,- неловко сострил Эдуард, но тут же осекся.- Это все так печально и страшно…- Он сочувственно помолчал.
        - Скажите, как могли со мной произойти две такие случайности: двадцать восьмого декабря и сегодня, двадцать четвертого января.
        - Я думаю, случайность была только одна. Сегодня там, в Домодедово, была не случайность. Случайность, что вы живы. А сейчас вы живы, потому что никто еще не знает, что вы живы. Но я думаю, не я один смотрю телевизор, пользуюсь Интернетом. Есть ведь еще камеры видеонаблюдения…
        Александр спорить не стал. После того что было в Москве, он уже ничему не удивлялся. Поэтому он задал только один вопрос, который должен был задать, несмотря на то что ответ знал заранее:
        - Когда я увижу семью?
        - Как только мы с вами приземлимся в Моганде…
        - А почему не сейчас?
        - Вы меня спрашиваете?
        - А кого мне еще спрашивать?!- неожиданно вышел из себя Алекс.- Кого-о-о?!- Это было похоже на шипение. Эдуард даже инстинктивно отпрянул.
        Александр закрыл лицо руками. Потом молча вернулся к обеду, быстро покончил с ним, громко попросил счет и тут же заплатил по нему, оставив двойные чаевые. Эдуард внутренне ликовал. На то, что Алекс, не глядя, оплатит весь счет, он даже не надеялся.

1597
        Уилл внутренне ликовал уже почти полгода. На то, что он так быстро получит деньги, Шакспер, начиная разговор с Саутгемптоном в театре, даже и не надеялся. А уж о том, что сумма будет такой огромной, он не мог и мечтать! Иной мечтает, надеется, но ничего не получает, а тут не смел мечтать, мало на что надеялся, а вот же - получил! Потому что действовал, а не сидел. Говорил, а не молчал.
        Впрочем, по-настоящему действовать он начал только сейчас. Как было велено, купил пай в «Глобусе» (а что, дело прибыльное, хоть дивиденды и не сумасшедшие), а потом начал аккуратно подбирать в столице недвижимость. Уж это беспроигрышная лотерея. Жилье постоянно дорожает - это раз. И его можно сдавать - это два. Шакспер умел загибать пальцы не хуже других - это три.
        В общем, в тридцать три года Уилл стал лондонским домовладельцем. Но даже теперь он не прекратил заниматься ростовщичеством. Деньги должны расти, считал он, увеличивая клиентуру и размеры ссуд. Это четыре.
        Теперь-то и в Стратфорде можно будет чего-то поприличней прикупить, и Анне нос утереть! Гляди, мол, женушка, ты меня не очень ценила, а вот, видишь, разбогател, будешь и ты со мной не бедной!
        Отцу дворянское звание справил, порадовал старика! Теперь у Шаксперов появился самый настоящий герб. Правда, надпись какая-то сомнительная: «Не без права». Для девиза на гербе несколько двусмысленно. Но Шаксперы ничего по этому поводу не говорили. Глава семьи, Джон, совсем отошел от дел и на глазах спивался. Всем кожевенным хозяйством теперь заправлял Гилберт, но он был малограмотный и не такой аккуратный, как Уилл, поэтому последние годы дела шли ни шатко ни валко. Более точно, как они шли, никто сказать не мог, потому что не велось никакой отчетности. Рост рентабельности никому не был нужен - всё равно все излишки забирал старый Джон и пропивал. Так как на пользу прибыль не шла, ее и не добивались.
        Пусть отец чудит один в старом доме, а я куплю своей семье что-нибудь получше, думал Уилл по пути в Стратфорд. Однако въезда на белом коне не получилось - Анна встретила его упреками: почему не приехал на похороны сына? Уилл и сам не знал, почему не приехал. Пребывал в эйфории, выбирал недвижимость в Лондоне и занимался оформлением покупок. Первого он жене, конечно, не сказал, но даже второе она не сочла достойной причиной.
        - После этого я думаю, какой ты отец нашему Гамнету!- в сердцах сказала Анна. Впрочем, тут же спохватилась и добавила: - Так отцы себя не ведут!
        Короче говоря, победного возвращения не получилось. От жены фунт презрения, отец вообще не обратил внимания на то, что он вернулся, двенадцатилетняя Джудит и четырнадцатилетняя Сюзанна его почти не помнили, ведь Уилл всего несколько раз за все эти годы наведывался в Стратфорд. В 1585 году он даже не дождался рождения двойняшек, уехал сразу, как понял, что Анна снова беременна и никаких радостей от нее теперь долго не дождешься. Да и дела в конторе отца складывались не лучшим образом, а у самого отца накопилось много долгов. Работать за долги Уилл не желал, вот и уехал. Ну а в Лондоне ему напомнили про давнишний уговор. Уильям сразу же и ухватился за протянутую ему руку. А что такого? Он ничем не рисковал. Правда, ему предлагали что-то неопределенное, но зато выгода была налицо.
        Подлость судьбы заключалась в том, что за почти дюжину лет в Лондоне он так никем и не стал, и лишь на двенадцатом году ему удалось повернуть Фортуну к себе лицом. Он хотел сразу же купить самый лучший дом в Стратфорде, предложил достойную сумму за него, но и тут его ждала неудача. Хозяин уперся и не хотел продавать его ни за какие деньги. То есть, конечно, за бешеные он бы продал. Уильям так его достал просьбами назвать свою цену, что цена была названа, но такая, что Уилл сам отступил. За эту сумму он два дома в Лондоне приобрел.
        Был еще, разумеется, и другой вариант. Построить новый дом вышло бы гораздо дешевле, и можно было бы переплюнуть строптивца домохозяина, но Уильяму уж очень тяжко давались дни в родном городе. При строительстве нужно присутствовать лично, иначе какой во всем смысл? Оставаться в Стратфорде даже месяц, а не то что полгода, Уилл не собирался. Он не мог себе даже представить, как здесь жить.
        Но о главном обстоятельстве Уилл старался не думать. Он был не свободен. Уилл только сейчас здесь, в Стратфорде, это остро ощутил. Конечно, и в шестнадцать лет, стоя с завязанными глазами перед графом, он чувствовал, что попадает в кабалу. Но его свобода, которой он тогда в своей жизни и не видел, казалась постылой, и потерять ее в обмен на Анну было выгодной сделкой.
        Если раньше он ощущал себя человеком, с которым играют, пусть это и не очень заметно, то теперь он ощущал себя человеком, которого купили, хотя покупка в данном случае была просто высшей степенью игры. Теперь им начнут играть с таким энтузиазмом, что это будет заметно. Уже заметно. Струны его души уже натянули, осталось лишь по ним ударить. И он не сможет ничего возразить. Ему за все заплачено! За всё и навсегда. Навсегда?! Тысяча фунтов… Не слишком ли дешево он себя продал? Конечно, это целое состояние, которого и за три жизни в Стратфорде было бы не заработать.
        Но вот они, деньги. Есть они… А жизнь, где она? Как тогда, с пятнадцати до восемнадцати, еще до рождения первого ребенка, хотелось жить! Как хотелось видеть Анну, говорить с ней, быть с ней, любить ее! А теперь? Сын умер. Остались в доме три чужие женщины: жена и две дочери. А он едет снова в Лондон играть чужую роль. За тысячу фунтов стерлингов…
        Но дом в Стратфорде Уильям Шакспер все-таки купил. Не самый лучший, но почти что самый лучший. В насмешку над собой и всей ситуацией назвал его «Новое место», переселил в него срочно всю свою семью - Анну и двух дочерей, предлагал еще Гилберту, но тому было далеко до работы ходить, контора отца ведь осталась на прежнем месте,- и немедленно уехал в Лондон. Анна на него не сердилась, глупо было сердиться на дело рук своих. Она долго смотрела ему вслед и вдруг разрыдалась. Жалость к несчастному Уиллу переполнила ее до предела и внезапно хлынула через край.

25января 2011
        Утром Алекс проснулся от яркого солнца, внезапно хлынувшего сквозь приоткрытые жалюзи. И никакой будильник не нужен, подумал он. Зачем он здесь? Вчера ему доступно объяснили, что из-за шекспировского вопроса. Кто бы мог подумать, что его открытие, вернее, пока еще исследование, может стать причиной всех этих событий. Вот уж точно, многия знания - многия печали. Но что сделано, то сделано. Теперь нужно идти до конца. Вопрос только, чей это будет конец. Александр поймал себя на том, что опять предался пустым размышлениям. Сейчас нужно сосредоточиться на главном, на том, ради чего он здесь оказался.
        Он встал, быстро умылся, оделся, открыл дверь своей комнаты, собираясь выйти наружу. Ему в грудь уперся ствол автомата. Такой приятный холодок в эту не по-утреннему тяжелую жару… Похоже, он пленник. На его приветственные слова не последовало никакого ответа, охранник вовсе не собирался отводить автомат в сторону. Алекс вернулся в комнату и попытался найти свой мобильный. Телефона нигде не было. Вот его сумка. Все вещи на месте. Вот компьютер. Интересно, работает ли Интернет. Хотя вряд ли ему оставят такую лазейку. Он внимательно осмотрел свою темницу, вернее светлицу, и заметил на стене телефон десяти-, а то и двадцатилетней давности. Ни диска, ни кнопок для набора номера на нем почему-то не было. Александр снял трубку и пощелкал по рычагу. Никакого результата. На противоположном конце провода была лишь гнетущая тишина.
        - Так значит, я уже в тюрьме?- спросил он в трубку по-русски.
        Ответа не последовало, тогда Александр повторил свой вопрос по-английски и по-испански. Ему снова ничего не ответили, но он услышал, как трубку положили на стол. Прошла минута, а может, и две.
        - Доброе утро,- вдруг услышал он голос в трубке.- Проснулись? Сейчас я за вами зайду. Простите за неудобства.- Все это было произнесено на чистом русском языке.
        Александр едва успел повесить трубку, как в дверь слегка постучали, и она тут же распахнулась. На пороге появился длинный, худой, черноволосый человек лет сорока пяти.
        - Где Эдуард?- вместо приветствия почему-то спросил Александр.
        - На что вам сдался этот зануда англичанин?- Вошедший протянул руку.
        Александр по инерции пожал ее и тут же заявил:
        - Вот я уже пожимаю руку своему тюремщику, а может быть, и палачу. Чудеса да и только.
        - Меня зовут Олег. Фамилия Романов. Формально мы знакомы, поэтому я вам без церемоний руку и подал. Помните семинар по экологии на Иссык-Куле?
        Семинар Александр помнил, но вот Олега нет… Решительно нет.
        - Я в очках темных был и в такой смешной белой кепочке от солнца. Да вот у меня есть фотография.- Олег положил на стол цветное фото.- Тогда после семинара все участники фотографировались, помните? Вот вы, а вот я.
        Действительно, была такая фотография. Человека на фотографии Алекс узнал. И правда, они тогда знакомились. За пятнадцать лет он здорово изменился. Если это, конечно, был он…
        - Вы давно здесь?- спросил Алекс.
        - Прилично,- уклонился от ответа Олег.
        - Эдуард дал мне гарантии, и только на этих условиях я согласился работать. Кто мне их подтвердит?
        Олег поскучнел:
        - Что он еще вам наобещал? Вы что, верите англичанам?
        Александр чуть было не закричал, но сумел сдержать себя. Проявлять эмоции в этой ситуации было бессмысленно.
        - Я понимаю, что верить на слово глупо, тем более англичанам. Однако я получил гарантии, что с моей семьей всё в порядке. Вы в курсе дела?
        - В курсе-то я в курсе, но давайте пойдем сначала позавтракаем. В пустом желудке, как и в ногах, правды нет.
        - Что я должен отвечать, коллега из прошлой жизни? Слушаю и повинуюсь?
        - Ну зачем так-то? Я лично ничего плохого вам не сделал. Привез вас Эдуард, понятно было, что не силой приволок.- И, увидев, что Алекс полез в сумку, заметил: - Нет, вещи вам никакие не понадобятся, деньги тем более. Здесь в известном смысле коммунизм. Деньги ничего не решают. Помните, вы сказали в Оксфорде: «Для нас, русских, деньги не главное»?
        Александр быстро взглянул на него, но без особого удивления.
        - Так вот, здешние деньги вообще практически ничто.
        Они вышли из комнаты, и сразу стало ясно, насколько здесь жарко. Александр мгновенно покрылся липким потом. Так вот ты какая, Африка! После нескольких поворотов по коридору они вошли в небольшой зал, в котором, по счастью, работал кондиционер.
        - Здесь нас и покормят. Что вам заказать? Меню здесь нет, но это, пожалуй, единственное, чего нет.
        - Мне двойной кофе с сахаром. Остальное на ваше усмотрение. Все что угодно, кроме овсянки. И не слишком усердствуйте.
        - Я вообще не собираюсь усердствовать. Кашу я и сам не ем, хотя англичане говорят, что она очень полезная, поэтому возьму вам то же, что и себе.
        - И на этом покончим с церемониями, с вашего позволения, и перейдем к делу.
        Олег отошел к маленькому окошку в стене, вроде тех, сквозь какие в советских госучреждениях выдавали зарплату, что-то сказал и сел снова за столик.
        - Понимаю, вас интересует ваша семья. С ней все в порядке. Как только мы договоримся, вам всех ваших близких покажут.
        - Как покажут?! Они что, здесь?!- На этот раз Александр не смог удержаться от крика.
        - Не волнуйтесь так. Вам их покажут по скайпу. Но я полагаю, вам не важно, каким именно способом вы их увидите. Главное, что с ними всё в порядке.
        - Важно, чтобы это было достоверно. Я хотел бы поговорить с женой.
        - Этого не обещаю. Разве что вы лично понравитесь самому президенту. Кенадит Абдулла Мухаммед Омар Шариф. Трудно запомнить, правда? Но можно и коротко, господин Кенадит. А про себя мы его называем по-русски просто - Кентуша.- Олег рассмеялся.- Но он уже года два в плохом расположении духа, и ему никто не нравится. С того самого момента, как кризис начался.
        - Какой кризис? Финансовый?
        - Ну не среднего же возраста.- Олег снова ухмыльнулся.- Хотя, может, и этот тоже…- Он немного помолчал.- Здесь и так жили на виртуальные деньги, на фантики. Покупательная способность местных бумажек, наверное, равняется их себестоимости.- Олег посмотрел на Александра, понял, что шутку тот не понял, и пояснил: - Ценятся они практически по весу. За килограмм фантиков можно купить сто граммов хлеба. Как керенки у нас после революции. Ну так вот, как только все американские мыльные пузыри полопались, тут вообще одна воронка осталась. Черная дыра… Но вам это малоинтересно.
        - Бедная страна.
        - Да, очень бедная. Беднее России. Но тут есть социальная справедливость. В бедности все равны, кроме горстки приближенных к диктатору… то есть президенту.
        - А что будет со мой?
        - Сделаете свою работу, и вперед! Вернее, назад в Россию…
        - Я никак не могу понять, при чем здесь Шекспир? Если в Моганде и так нет денег, то зачем еще мне платить бешеные деньги? Из любви к литературе? Эдуард мне в Оксфорде полмиллиона предложил за полгода, если будет результат.
        - Естественно, Кентуша никакой не альтруист, хотя по складу характера он практически русский. Он же Лумумбарий закончил еще в СССР. Представьте, что эта страна в вас инвестирует и ждет отдачи не позднее чем через полгода.
        - Но раз мне столько собирались платить, значит, рассчитывали на то, что доход будет на порядок больше?
        - Что ж, будем играть в открытую. Итак, в начале двадцатого века английский миллионер Эрнест Теодор Андерсен решил получить доказательства того, что под маской Шекспира… Ну, вы понимаете. Он так увлекся разоблачением сей величайшей мистификации в истории человечества, что посвятил этому остаток своей жизни, но стопроцентных доказательств так и не нашел. Тогда он основал фонд, который должен выплатить всю сумму, которая будет на его счетах, тому, кто докажет, что Шекспир - это псевдоним.
        - Почему я об этом никогда не слышал?
        - Фонд не слишком публичный. Точнее говоря, это скорее тайная организация, чья деятельность тщательно скрывается от посторонних глаз и ушей. Андерсен не ввел таких четких правил, как Альфред Нобель. В тысяча девятьсот тридцать пятом году фонд составлял двадцать миллионов фунтов. Вы представляете себе, какая это сумма сегодня?
        - Не имею ни малейшего понятия. Вероятно, несколько больше.
        - Вы правы, она немного выросла…- Олег сделал торжественную паузу.- В тридцать с лишним раз! На сегодняшний день фонд мог бы составить семьсот пятьдесят миллионов фунтов стерлингов. Почти полтора миллиарда долларов! И это при условии, что эти деньги не были вложены в ценные бумаги, недвижимость и по ним не выплачивались проценты и дивиденды. А это не так. Окончательная сумма составляет несколько сотен миллиардов долларов! Конечно же наследники не горели желанием расставаться с такими деньгами. Но теперь всё по-другому… Деньги за открытие будут выплачены, не сомневайтесь. Иначе зачем бы мы с вами так долго возились?
        - Но что будет считаться доказательством?
        - То, что убедит экспертов.
        - Это неформализуемое требование. Поэтому я ничего в такой ситуации не смогу гарантировать.

1598
        - В этом случае я ничего не смогу вам гарантировать.
        - Простите, в каком случае?
        - Если это будут весьма влиятельные особы. Если они заметят слежку, то следить уже будут за нами, а затем найдут и вас. Наши агенты не герои: умирать за ваши тайны они не станут.
        - Ну хорошо, впишите этот пункт в договор.
        - Да, в указанной ситуации всё дело прекращается, а задаток остается у нас. Мы просто сообщаем вам, что обстоятельства оказались сильнее нас. И всё - мы даже не знакомы… В этом случае экземпляры договора мы уничтожим на глазах друг друга. Идет? Ведь всем нужны гарантии взаимной безопасности, не правда ли?
        - Ладно, вот держите аванс, пять шиллингов. Так ведь договаривались?
        - Так-то оно так, только в свете открывшихся обстоятельств… Риск возрастает… Сами понимаете, за пять шиллингов браться за такое дело не хотелось бы…
        - Семь устроит? Больше не дам. Я рискую сильнее. Может получиться так, что ни дела, ни денег.
        - Ладно, согласен.
        Шакспер достал из кошелька еще два шиллинга и отдал их вместе с подписанным экземпляром договора человеку маленького роста, но широкому в плечах. Взамен он взял тот экземпляр, что подписал широкоплечий, аккуратно сложил его и убрал в свою тайную сумочку для важных документов.
        Вернувшись из Стратфорда, Уильям окончательно потерял душевный покой. От радостного возбуждения первых месяцев после получения тысячи фунтов не осталось и следа. Уже несколько раз неизвестные ему люди, причем каждый раз разные, передавали ему рукописи, которые он незамедлительно должен был переправлять Ричарду Бербеджу, и желательно публично. Первый раз Уилл сделал это со словами
«Держи, готово», но старый друг так посмотрел на него, что после этого Шакспер предпочитал разыгрывать эту мизансцену молча. Всякий раз на душе у него оставался тяжелый осадок.
        И вот к лету 1598 года Уилл окончательно решил во всем разобраться. Достоин тот иметь, кто умеет мужественно искать. Невозможно даже за большие деньги всю жизнь играть роль то ли попугая, то ли почтового голубя. Голубем, между прочим, стать было бы почетнее, тот хоть пролетает какое-то приличное расстояние, проделывает серьезную работу. А он так вообще непонятно зачем нужен. Раньше и без этих передач рукописей обходились. Пока он их не прижал. Вот и дали ему почетную работу почтальона. Нет, хватит, я этого так не оставлю. На органы меня разбираете? Купили мое лицо и сердце за 1000 фунтов? Скальп с меня сняли, и на кого наденете? Хотите съесть мою жизнь, умники. Но я тоже не зря латынь изучал, разберусь в вашей таинственной грамматике!

25января 2011
        - Даже если я разберусь в грамматике этой тайны, убедительность системы доказательств долго будет оставаться категорией субъективной,- тщательно сформулировал Александр.
        Олег немного помолчал, потом махнул рукой:
        - Хорошо, тогда пусть доказательство будет таким, чтобы оно убедило вас самого как математика. Пиар же мы будем делать своими силами.
        - Но я не математик.
        - Ладно. Тогда, чтобы оно убедило математика в вас.
        - Понятно. Люби не себя в математике, а математика в себе,[Имеется в виду фраза Константина Сергеевича Станиславского: «Любите не себя в театре, а театр в себе…»] - усмехнулся Алекс, перефразируя Станиславского.
        - Вы поклонник театра переживания?- не удержался и показал свою образованность Олег.
        - Я люблю театр и ненавижу переживания. А ваш театр заставляет меня переживать.
        - Простите.- Олег понимающе помолчал.- Еще немного потерпите. Нам с вами еще нужно обсудить последний вопрос.
        - Какой?
        - Нам нужно… согласовать позиции.
        - Вы думаете, это возможно?
        - Ладно, не придирайтесь. Нам нужно договориться. С этим вы согласны?
        - Тогда не тяните.
        - Контракт на полмиллиона с выплатами помесячно в первые три месяца и по факту сдачи-приемки за последние три месяца мы уже подготовили. Но остается еще один нюанс…
        - Что еще?
        - Дело в том, что премия, которая будет выплачена за открытие, придет на ваш счет. Девять десятых вы должны будете передать голодающему народу этой страны.- Олег бросил быстрый взгляд на собеседника. Тот был непроницаем.- Из ваших десяти процентов в любом случае будет вычтен полученный вами гонорар.
        - Хорошо, я согласен. Еще что-то?
        - Да, пожалуй, самое болезненное. Ваша личность. Вы понимаете, что Александр Сомов погиб в Оксфорде двадцать восьмого декабря прошлого года.
        Ну это мы еще посмотрим, подумал про себя Александр. Российский паспорт у него был надежно спрятан, и об этом никто не знал. А вслух произнес:
        - Ну и что из этого следует?
        - Алекс Вэлс куда-нибудь уедет, и он нам больше не будет нужен…
        - Вы очень долго говорите.
        - Но речь идет о вас.
        - На меня как раз не надо тратить время.
        - Вас не интересует, кем вы будете?
        - Какая разница, под каким именем меня похоронят.
        - Зачем же так мрачно?
        - Олег, сейчас меня интересует только моя семья. О себе я позабочусь потом. Это понятно?
        Олег вздохнул:
        - Конечно понятно.- Он достал из сумки какую-то папку, из нее вынул бумаги и передал Александру: - Знакомьтесь.
        - Я вам верю. Где подписывать?
        Олег нагнулся над столом и пошелестел бумагами.
        - Вот здесь.
        Александр подписал. Олег разделил экземпляры и отдал половину бумаг Алексу. Тот молча сложил их пополам. Вопросительно посмотрел на Олега. Тот кивнул. Достал из сумки ноутбук, быстро включил его. Затем включил телевизор и настроил его на канал РБК, круглосуточный флюгер российской рыночной пустоты. Александр с недоумением следил за всеми его манипуляциями. Олег пощелкал мышкой.
        - Пожалуйста, Александр, смотрите.
        На экране ноутбука Александр увидел квартиру тещи на Большой Академической. Таня, ее мать и Никита сидели в гостиной за столом и обедали. За спиной у них работал телевизор. Наглый маленький лысый ведущий агрессивно нападал на двух гостей в костюмах, энергично размахивал руками, очевидно пытаясь убедить их в очередной глупости. Гости сочувственно кивали. Мол, мели Емеля… Логотип РБК, картинка - всё совпадало, часы на экране показывали 14:31. Александр посмотрел на свои часы. 14:
1. Разницы во времени между Могандой и Москвой не было. Все точно…
        - Я могу с ними поговорить?
        - Конечно нет. Помилуйте.
        Александр впился в экран. Таня глядела на экран, Никита разворачивал конфету, теща наливала в чашку заварку. Идиллия. За спиной у нее начался сюжет о взрыве в Домодедово.
        - Как видите, мы свои обязательства выполняем. Узнали квартиру?
        Разумеется, Александр узнал тещину изящную стенку, старенький телевизор, который показывал картинку в коммунистически-красных тонах. Все живы-здоровы. Невеселы, это понятно. Они, наверное, его уже похоронили.

1598
        Они считают, что похоронили его, откупились за тысячу фунтов в год. Человек, сидевший в кресле перед камином, вытянул ноги поближе к огню и закрыл глаза. Полагают, что никто никогда не узнает, что Шекспир - это он, что это его пьесы ставятся на сцене и публикуются в книжках формата in quarto, анонимно или под псевдонимом Шекспир. Нашли безымянного хроникера своей славы. Напиши летопись войн Алой и Белой розы! Напиши историю возвышения нашего величества! А мы тебе пенсию, старый придворный шут. Промотавшееся благородство! Бросили тыщу фунтов как дряхлой собаке кость, как фунт изюма, а ты ни в чем себе не отказывай! Содержи театральные и музыкальные труппы, секретарей-помощников с литературными задатками оплачивай. Да кого угодно. Но в пределах бюджета. Только сам с голоду не окочурься, ваше сиятельство!
        Но я такой оборот давно предвидел. Кто ж мне под своим именем позволит пьески публиковать? Не зря я стал заранее думать о псевдониме. А тут еще такая удача выпала! Я совершенно случайно встретил человека с фамилией Шакспер, словно сам Бог его мне послал. Shake-speare! Шекспир! Потрясающий копьем! И с моим титульным именем прекрасно согласуется. Нужно только позаботиться, чтобы это общее вовремя нашли. А об этом я позабочусь. И чтобы не сразу, а потом, лет через пятьдесят, а еще лучше - сто. Не навредить бы и себе, и сыну. И после моей смерти, чтоб не сразу догадались, сын пусть поживет спокойно, без клейма потомка ремесленника-драмодела.
        Но я решил не просто взять себе псевдоним, я придумал живую маску! Пусть он и сын перчаточника, но он его вовремя пристроил в театральную труппу. Теперь многие видят: вот он, Шекспир. Автор пьес, которые вовсю ставятся в Лондоне. Ну даже если сейчас не многие в это верят, то после нашей смерти все изменится. Раз работал в театре, который ставил пьесы Шекспира, некий господин по фамилии Шекспир (а в документах труппы ее уже только так и фиксируют), то он и писал эти пьесы. А кто ж еще? С этим не поспоришь, особенно после его смерти. Пока он жив, конечно, проверить можно, он писал или не он. Но кто проверять-то будет? У всех и так на этот счет свое мнение есть, зачем проверять? К тому же этого Шакспера попросили не высовываться. И попросили убедительно.

25января 2011
        Убедительно попросили, ничего не скажешь. Хоть он месяц и сопротивлялся, а всё равно отказаться не смог. Ну да ладно, главное - все живы-здоровы. К тому же Александру обещали показывать семью раз в неделю. Мерзавцы, камеру в квартире у тещи установили. Две камеры. В одной он здесь, в черной знойной Африке, другая там, в тещиной квартире. Сокамерники на другом конце земли. А что, известная вещь: весь мир - тюрьма! Вот только образцовая ли? Посмотрим. Они там при камере ему еженедельно отчитываться будут, что живы. А он здесь в своей шарашке со всеми условиями для работы…
        Когда в семь лет прописи писал, так над ним мать стояла немой угрозой - пиши, мол. И писал. Сквозь слезы. Но всё равно красиво писать так и не научился. Зато тогда же ночью мстительно корябал пером под ковром на обоях. Вот вам ваши прописи!
        А тут? Всю жизнь мечтал работать так, чтобы никто не мешал заниматься любимым делом. Совершать великие открытия. Разгадывать неразгаданное, исследовать сокровенное… И что? Вот оно, сокровенное, неразгаданное, великое, любимое… Открывай, разгадывай, работай! А мы еще тебе платить будем! А если не сделаешь того, что нам нужно, мы жену твою убьем, сына твоего убьем, не говоря уже о теще. Александр усмехнулся, вспомнив старый анекдот: «А я тебя отпускаю!» Ее, наоборот, отпустим, жить оставим, чтобы ты сильней мучился. Да и сам ты живым не выйдешь, если не отгадаешь, не откроешь, не сделаешь… Вперед, работай, вот тебе срок. Время пошло!
        Какая же подлая тварь человек! Простого долга выполнить не может. Любое животное, не задумываясь, бросилось бы спасать своих. А он сидит здесь, размышляет о том, как тяжело работать из-под палки, как мерзко не по своей воле делать любимое дело. А тому легко было, когда его в тридцать шесть лет на королевскую пенсию посадили и госзаказ на шею повесили: историю писать, какую власти нужно? Ему, комедиографу и поэту, писать сухую историю, обеспечивать идеологию власти. И ведь смог же! И заказ выполнил, и талант свой не растерял. Фальстафом всю эту историю приправил. Так что давай и ты, раб собственного замысла, доказывай, что он - это и есть Шекспир.
        Александр открыл ноутбук. Он сидел в просторном кабинете, в самом центре которого стоял огромный стол, по форме напоминающий неполный круг радиусом метра два. Если посмотреть на стол сверху, он напоминал замочную скважину, в центре которой располагалось удивительно удобное кресло, спинка его принимала практически любое положение, а сиденье поднималось или опускалось на желаемую высоту.
        Александр почему-то откровенно разнервничался, даже руки начали слегка трястись. Все-таки месяц он был в огромном напряжении: все эти похищения, погони, покушения, взрывы не прошли даром. Так, надо успокоиться и снова погрузиться в работу.
        Компьютер-то загрузился. На рабочем столе ноутбука в самом центре размещался знакомый значок «1 Folio». Эту книгу Александр не без оснований считал главным документальным свидетельством. Благодаря ей можно было узнать много интересного как о корпусе произведений, так и об их авторе. Если где настоящий автор и оставил свое имя, то только здесь. Кое-какие доказательства у Александра, конечно, имелись, и не просто кое-какие, а достаточно серьезные, иначе этого кошмара в последний месяц с ним бы не произошло. Но все эти доказательства были, как ни странно, связаны с математикой, причем в нетривиальных ее проявлениях. Я этим, конечно, займ усь, хотя работы здесь много, решил Александр, но не сейчас! Сейчас ему хотелось снова попробовать начать все с чистого листа. Они толкают меня к рутине, к рабскому труду, к подсчетам и логике, а я попробую назло им всем об этом забы ть. Ничего я не знаю, ничего не решил, ничего не собираюсь доказывать. Просто посмотрю. Отвлекусь от всего. Так, от нечего делать гляну.
        И Александр начал листать Первое Фолио. Виртуально, конечно. Пока виртуально. Он быстро просмотрел титульный лист, пробежал взглядом разнообразные посвящения. Всё это очень интересно, углубиться бы - и многое откроется. Хотя как раз в это-то многие и углублялись - и ничего. Предположений тоже много, доказательств никаких!
        Ладно, пусть бы не было доказательств, так ведь нет никаких и очевидных выводов. Тогда смотрим дальше. Вот, что это за страница? Начинается как еще один титульный лист.
        Труды (произведения) Уильяма Шекспира,
        содержащие все его Комедии, Исторические хроники
        и Трагедии, честно (точно) воспроизведенные (набранные)
        в соответствии с их первым
        ОРИГИНАЛОМ
        Имена Главных Актеров (исполнителей, действующих лиц) во всех этих пьесах
        Ниже следует разбитый на две колонки список из двадцати шести имен. Возглавляют этот список Уильям Шекспир и Ричард Бербедж.
        Вроде всё нормально. Вроде бы подчеркнута роль Шекспира не только как автора, но и как ведущего актера. Хотя нет никаких данных о том, что он был ведущим актером или даже вообще что-либо играл. Был в компании какой-то Шекспир (или Шакспер)- это известно. Что этим хотели сказать издатели? Что этот же Шакспер и писал пьесы, то есть был Шекспиром? А зачем это подчеркивать, если это и так было ясно и никто в этом не сомневался? Или, наоборот, хотели подчеркнуть, что это разные люди: тот - автор всех комедий, хроник и трагедий, и этот - актер и пайщик театра «Глобус»?
        В общем, немного странно, но не более того. Сомнений больше не стало, но они и не рассеялись. Ладно, двинулись дальше, на следующую страницу. Очевидно, это лист содержания.
        КАТАЛОГ (ПЕРЕЧЕНЬ)
        тех различных (определенных) Комедий, Исторических хроник и Трагедий, которые заключены в этом томе
        И ниже перечислены с указанием страниц в томе все драматические произведения Шекспира.
        В скобках Александр писал варианты перевода. В целом старался переводить максимально точно, даже если в итоге по-русски получалось коряво. Так, причастный оборот передал придаточным предложением, чтобы сохранить смысл определенного артикля перед словом several (некоторых, различных, нескольких, определенных). Собственно, это слово и привлекало внимание. Не только потому, что оно прямо противоречило слову all (всех) на предыдущей странице, но и потому, что было чисто коммерчески неуместно.
        Первое Фолио - книга большущего формата, объемом под тысячу страниц, очень дорогая. После издания в 1623 году она продавалась за один фунт стерлингов. Весь тираж стоил тысячу фунтов. И издатели, производя такой дорогой товар (себестоимость одной книжки, конечно, не меньше половины фунта), на странице оглавления пишут: перечень некоторых пьес Шекспира, которые опубликованы в этой книге. На странице, где собрана главная коммерческая информация для читателя-покупателя, подчеркнуть, что данный том не полное собрание пьес Шекспира, а только некоторая часть их,- это просто антиреклама, и сделан этот ход мог быть только по каким-то архиважным причинам.
        Возможно, в этом неуместном, если хоть немного задуматься, слове содержится какая-то существенная информация. «Скорее всего, информация об авторе, о чем же еще?» - думал Александр. Он разглядывал это слово недолго: математические способности применять не пришлось, оказалось достаточно простейших филологических навыков. Фамилия автора была зашифрована невероятно просто!..
        Конечно, это не доказательство. Это пока только утверждение. Доказательство потребует математики. Но одно поддерживает другое, уже неплохо. Подпись в конце, которую Александр месяц назад частично обнародовал, и подпись в начале, которую нашел только что!
        Итак, пока все сходилось. «Концы и начала, прошлое и будущее, он и я»,- не столько подумал, сколько нутром почувствовал Александр. Прошлое и будущее теперь у него и подлинного Шекспира станет общим. Или их не будет вообще…

1598
        Прошлое и будущее у него и у этого таинственного автора трагедий и комедий, которые ему приходится выдавать за свои, станет общим. Или будущего не будет вообще… Это Шакспер теперь понимал отчетливо. Хоть и без подробностей. А они-то как раз сейчас и были нужны. Особенно с прошлым он хотел разобраться. И не только из природной подозрительности. Раз у него с кем-то общее будущее, то нужно, по крайней мере, знать с кем. Вдруг этот кто-то, например, уже одной ногой в могиле, а они с ним связаны чуть ли не одной пуповиной. Хоть он и невидимка, но его смерть вполне может предполагать и смерть Шакспера. И Уилл нужен, пока пишет тот человек. А потом? Одно дело, если он изрядно написал в запас, так что еще на несколько десятилетий вперед хватит. А если все пьесы в театре идут, что называется, с колес и нет никаких заделов, тогда что?
        Да, хоть деньгами Уилла и обеспечили, и жизнь его вроде бы сплошной сахар, но всё это на самом деле чертовски опасно. Маска зависит от своего хозяина не меньше, чем хозяин от маски. Маску, которую некому носить, в лучшем случае бросают пылиться в чулане (в его варианте в Стратфорде), а в худшем? Сжигают как карнавальную куклу? Неизвестно. Но проверять не хочется. То есть хочется, но не практическим путем. Сидеть и ждать, прикидывать: нужен ты им или уже не нужен, полезен или уже вреден? Нет, нет и нет! Разбираться и разбираться. Только очень аккуратно. Не так, как у меня получилось с Марло. Это мне еще повезло… Меня раскрыли, а я даже не понял как. Теперь нужно аккуратнее. Второго раза мне могут не простить. Знание опасно, впрочем, как и неизвестность. Сила в знании, о котором никто не знает.
        Шакспер был доволен своими размышлениями. Как он сформулировал! «Может, мне и самому трагедии начать писать?» - запальчиво сказал он сам себе… И сам себя испугался. Нет, вот этого не надо, вот этого как раз никто не потерпит: пальцы отрубят для верности - и всё тут!
        И тут в дверь его дома постучали. Шакспер аж вздрогнул от неожиданности, словно его поймали за каким-то недостойным делом. Ой, не к добру это!
        - Сейчас иду!- крикнул Уилл.
        - Да, господин, спасибо. Не торопитесь, я подожду.
        - Кто там пришел?
        - Я, сэр, от хозяина.
        - Кто ты такой? Я тебя не знаю. А раз не знаю, открывать не буду. Я чужих не пускаю.
        - Сэр, можете не открывать. Хозяин просил передать, что всё получилось, как он и предполагал.
        - О чем ты?
        - О контракте. Хозяин просил сказать, что контракт разрывается. По причинам, о которых он вам говорил.
        Шакспер помолчал. Хотел было открыть дверь, но передумал.
        - Как мы сможем закончить наше дело?
        - Хозяин будет ждать вас на том же месте, что в прошлый раз.
        - Завтра ровно в полдень.
        - Хорошо, я передам.
        - Иди с Богом.- Шакспер помялся, приоткрыл дверь, бросил за порог полпенни и быстро дверь захлопнул.
        - Спаси вас Бог, господин мой.
        Так, теперь кое-что прояснилось. Прояснилось, что дело гораздо более темное, чем он мог надеяться. Правда, он не очень надеялся. Он же с пятнадцати лет знал, что имеет дело с каким-то графом. И никто не знал, что он знает. Но граф, разумеется, графу рознь. Не за всяким графом откажутся следить профессионалы, а только за таким, у которого есть своя собственная служба… «Контрслежка»,- придумал Уилл новое слово. Значит, этот граф был тот, что надо граф, а не абы какой. Все усложняется.
        Но, с другой стороны, круг подозреваемых сужается. Здесь, в Лондоне, такие шпионы есть только у самых высокопоставленных, близких ко двору людей. Самых влиятельных или самых знатных людей королевства! Не нужно быть принятым при дворе, не нужно даже водить знакомства с придворными, чтобы знать эти имена. Достаточно молвы. Уж до «Глобуса» молва докатывалась с самого верха довольно быстро, потому что в театр ходили и весьма высокопоставленные особы!
        Шаксперу стало ясно, что можно всех подозреваемых (или претендентов) внести в общий список.
        Он взял бумагу, чернила и написал: «С(аутгемптон), Э(ссекс), Л(естер), Р(оберт) Б(ерли), Б(экон), О(ксфорд), Р(атленд), П(эмбрук)».
        Потом надо вспомнить - кто еще?
        Список состоял из одних лишь заглавных букв. Полные имена Уилл, конечно, не писал, он и так их помнил. Не хватало такие вещи бумаге доверять! Ему еще жить не надоело. Некоторые имена он даже и первой буквой обозначить не решился, так лишь про себя имел их в виду.
        Итак, надо все это просеять. Сначала сквозь крупное сито. Граф Саутгемптон. Ну его теперь Уилл знал лично, через его людей он получил деньги, его человек принес ему на подпись какой-то договор и векселя два года назад. А точно ли это был человек Саутгемптона? Во всяком случае, все произошло сразу после разговора с ним. Тут Шакспер вспомнил латинскую пословицу «post hoc non est propter hoc» («после этого - не вследствие этого»). Но в данном случае временное и логическое следование, скорее всего, все-таки совпадали. Еще бы! За десять лет его странной службы таинственному незнакомцу никто ему по тысяче фунтов не приносил. А тут и суток не прошло - и нате вам! Нет, таких совпадений не бывает. Саутгемптон замешан, это точно.
        Но Саутгемптон не автор, это тоже почти точно. Во-первых, молод слишком. «Сколько ему в 1579 было, когда мой граф уже был вполне зрелым? Да нисколько». Шакспер достал из сундука изрядно потертую колоду карт, сдвинул ее и открыл сверху червового валета с гривой рыжих волос. «Он, пожалуй, вообще моложе меня»,- заключил Уилл, глядя на двусмысленно улыбающегося валета.
        ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ
        Генри Ризли, 3-й граф Саутгемптон, родился 6 октября 1573 года в Каудрей, графство Суссекс. Второй сын Генри Ризли, 2-го графа Саутгемптона и Мэри Браун, дочери 1-го виконта Монтегю. Отец Генри Ризли, католик, находился в заключении в Тауэре. Умер в 1581 году. После этого опекуном мальчика был назначен Уильям Сесил, лорд Берли.
        Саутгемптону покровительствует сама королева. В 1585 году он поступил в Кембридже в колледж Святого Иоанна.
        В 1589 году Саутгемптону присвоена степень магистра искусств. Он продолжил обучение в юридической школе «Грейз-Инн». В семнадцать лет был представлен ко двору. Его близким другом стал граф Эссекс, который тоже пользовался благосклонностью Елизаветы I.
        В 1596 и 1597 годах Саутгемптон участвовал в экспедициях Эссекса в Кадис и на Азорские острова. В 1598 году он сопровождал секретаря королевы, сэра Роберта Сесила, с посольской миссией в Париж. В Париже тайно женился на своей любовнице - фрейлине королевы и кузине Эссекса Элизабет Вернон. По возвращении супругов в Лондон разгневанная королева заключила их на некоторое время в тюрьму. Граф Саутгемптон всегда покровительствовал людям искусства. Ему посвящены «Венера и Адонис» и «Лукреция», на которых стоит имя Шекспир!
        Нэш посвятил ему свой роман «Джек Виллон». Джарвез Маркхэм - поэму «Последняя битва сэра Ричарда Гренвила».
        Секретарем и преподавателем итальянского языка Саутгемптона является Джон Флорио, автор итальянско-английского словаря.
        Увлекается театром.
        Нет, этот валет не Шекспир. Странно было бы, если б он посвящал поэмы самому себе. Одну за другой. И с таким энтузиазмом по нескольку раз смотрел бы собственные пьесы на сцене, но не принимал никакого участия в их постановках. Шакспер поразмыслил и зачеркнул букву «С» в своем списке.
        Но у него есть близкий друг, Саутгемптон с ним часто приходит в театр. Сколько себя в «Глобусе» помню, вместе с графом Саутгемптоном всегда являлся граф Ратленд. Это как та парочка в пьесе, что мы сейчас репетируем. Вот именно: граф Саутгемптон и граф Ратленд - типичные Розенкранц и Гильденстерн. Так же похожи друг на друга, так же не разлей вода. А может быть, этот второй, который прячется в тени первого, и есть король театра? С виду он вроде как будто даже постарше… Мэннерс, пятый граф Ратленд…
        ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ
        Роджер Мэннерс, 5-й граф Ратленд, родился 6 октября 1576 года в замке Бельведер в Биверской долине в графстве Лестершир. Его отец, Джон Мэннерс, 4-й граф Ратленд, умер рано, и Роджер Мэннерс стал «ребенком государства» - опеку над ним взял лорд Берли.
        Воспитание Ратленда было поручено сэру Фрэнсису Бэкону. Образование он получил в Колледже королевы в Кембридже, имеет степень магистра искусств. Продолжил образование в 1596 году в Падуанском университете.
        Ратленд путешествовал по всей Европе. В 1597 году принимал участие в морском походе, возглавляемом графом Эссексом, к Азорским островам.
        В 1598 поступил в юридическую школу «Грейз-Инн». В том же году получил степень магистра искусств в Оксфорде.
        Дружит с самыми выдающимися деятелями культуры. Ратленд является покровителем Иниго Джонса, который работает как архитектор и как постановщик представлений для театра масок. Увлекается театром.
        Уильям отложил еще одну карту в сторону. Не принимает ли этот валет участие в игре?

25января 2011
        Им кажется, что они и роль для него нашли, и правила в этой игре установили, а вот он не будет играть по их правилам! От него хотят, чтобы он готовое доказывал, строил силлогизмы и подводил математическое обоснование, а он зайдет с другого конца. Он попробует-таки метод от противного, хотя и объяснял Мигелю, что математически этот метод здесь сработать не может.
        Александр лежал на кровати, удачно расположенной в глубине кабинета. Солнечный свет сюда не падал, и лежать было приятно, даже можно было легко задремать.
        - Значит, ты считаешь, что всё-таки ничего не нашел? Видишь, я же тебе говорил…
        - Послушай, Мигель, я ничего не считаю и считать не собираюсь.
        - Вот так номер! Ты отказываешься от математического анализа текста, несмотря на то что сейчас у тебя для этого всё есть: и программное обеспечение, и помощники… Да всё, что ты пожелаешь. А ты не боишься навлечь на себя гнев африканского народа? Кенадит Абдулла Мухаммед Омар Шариф,- с трудом выговорил Мигель,- шутить не любит… и не любит, когда шутят с ним.
        - Он что, меня контролировать будет? И потом это мое дело, каким способом мне решать задачу.
        - И что же ты собираешься делать?
        - Буду искать имя того, кто скрывался под псевдонимом Шекспир.
        - В Великобритании, между прочим, многие не знают, кто такой Шекспир. Среди жителей острова провели опрос о роде занятий некоего Шекспира, и он поставил британцев в тупик. Треть из участвовавших в опросе не знают, что Шекспир писал пьесы и сонеты. А некоторые всерьез полагают, что он был вовсе не литератором, а английским королем.
        - Боже мой, хорошо, что я оттуда уехал.
        - Наоборот, зря - там все сумасшедшие!
        - Конечно, это еще Лермонтов заметил.
        - Где, на Кавказе?
        - Да, в «Герое нашего времени».
        - Оригинальное название. Не читал.
        - Мигель, да ты сам почище этих англичан!- ответил Александр и от возмущения проснулся.
        Где это Лермонтов утверждал, что все англичане сумасшедшие?- пытался вспомнить он. Нет, Максим Максимыч просто считал всех англичан пьяницами, не более того. Надул он Мигеля во сне, нехорошо получилось. Но метод от противного использовать можно и наяву. А что? Пробежаться по персоналиям… Вот у нас, например, как Максим Максимыч верил, что англичане все пьяницы, так и большинство антистратфордианцев верят, что Шекспир - это Ратленд. Почему верят? Потому что это им сам Илья Гилилов сказал! А он, когда говорил, был секретарем Шекспировской комиссии. Еще при АН СССР! А потом и при РАН. Как тут не поверишь! И книжка у него такая толстая. И к тому же по-русски. Всё понятно. И как свежо: если уж не Шакспер, то Ратленд. И так это всех завело, что в целом шекспировский вопрос отошел на второй план. Вопрос только в том: Ратленд или не Ратленд? То есть даже Ретленд, раз уж такой русский перевод фамилии графа выбрал Гилилов.
        Как всегда, разбились на две партии: «за» и «против». Если в парламенте так не получается, то хоть тут. Все ученые, проявляющие хоть какой-то интерес к шекспировскому вопросу, поделились в России на гилиловцев и антигилиловцев. Даже сайт специально антигилиловский заработал, застрелял крупнокалиберной артиллерией прямо по книге, начиная с заглавия «Игра об Илье Гилилове». Главный антигилиловец, создатель сайта Борис Борухов, победил по всем статьям, но Илья Менделевич испортил все торжество. Вместо того чтобы признать себя побежденным и пожать руку победителю, он взял да и умер, хотя надо признать, что вполне в преклонном возрасте, так что, возможно, это просто совпадение - post hoc non est propter hoc.
        В любом случае, тех, кто купил книжку Гилилова, сейчас явно больше, чем тех, кто читает антигилиловский сайт. Двадцать лет книгопечатания в России оказались значимей, чем десять лет Интернета. В этом вопросе, разумеется. Что прискорбно, подытожил Александр. А эта история оказалась - почти с самого начала до самого конца - русской. В Европе, будь то на материке или в самой Британии, и даже в Америке, где, пожалуй, позиции антистратфордианцев посильнее, этого графа Ратленда никто за серьезного кандидата не признает. Если и вписывают его до кучи в англоязычную Википедию, так со ссылкой на нас же, грешных. Мол, видите, какие чудеса подвластны русским! Всегда и во всем идут своим путем, знай наших (ваших).
        Таким образом, Александр, удалившись из России как минимум на полгода, а как максимум - навсегда, прежде всего ощутил ностальгию и стал ее преодолевать единственным доступным ему способом - начал разбираться с шекспировским вопросом с российского конца. А конец этот увяз коготком в Ратленде.
        Гипотеза Гилилова построена на том, что Честеровский сборник (где гнездятся в стихотворной форме Феникс и Голубь) опубликован не в 1601 году, как написано на одном из сохранившихся экземпляров, а в 1611-м или 1612-м. И поводом для публикации сборника якобы была смерть графа Ратленда и его жены. Основываясь на этом предположении, автор доказывал, что чета Ратлендов и есть Шекспир.
        Но российский шекспировед из Израиля нашел свидетельства английских читателей, видевших этот сборник задолго до 1611 года. Короче говоря, некто Драммонт зафиксировал покупку этой книги еще в 1606 году.
        Таким образом, вся теория, согласно которой под именем Шекспира скрывается Ратленд, рассыпалась как карточный домик. Можно было бы, конечно, как-то выкрутиться и без ключевого тезиса, но беда в том, что, кроме этого шаткого, даже если бы он и был истинным, аргумента, никаких доказательств того, что Ратленд - это Шекспир, НЕ СУЩЕСТВУЕТ. Под конец Алекс воспользовался свойственной одному из известных ретлендианцев в России, его коллеге по переводу «Гамлета», манерой повышать весомость написанного. Повышать в самом что ни на есть буквальном смысле - набирая текст заглавными буквами.

1598
        Если набирать названия именно заглавными буквами, то в некоторых словах могут получиться замечательные цифры - римские, наши родные, мы же числим себя наследниками Рима, а не арабские эти, что прижились здесь как дома. Такая мысль пришла ему в голову, когда он, ненадолго оторвавшись от работы над «Гамлетом», разглядывал недавно изданную анонимно форматом в кварто пьесу «Ромео и Джульетта».
        В имени Ромео (ROMEO) было только одно число - 1000 (М). Граф усмехнулся, вспомнив про тысячу фунтов, которые пришлось заплатить этому наглецу. Зато вот с Джульеттой было поинтереснее. В ее имени (JVLIET) были и пятерка (V) и пятьдесят один (LI). Что с этим делать, граф пока не знал, но ему не давала покоя мысль зашифровать свое имя для далеких потомков, раз уж от потомков ближайших, а тем более от современников приходилось его скрывать. Конечно, проживи я 51 год, это вполне можно было бы использовать,- прикидывал граф,- но 51 мне исполнится через три года, а за это время я еще толком ничего не завершу, а значит, и шифровать будет нечего. Нет уж, поживу еще. Глядишь, и найду шифр получше!

2011
        Неужели он не найдет ничего лучшего, чем насмехаться над гипотезой Ильи Менделевича Гилилова. Тем более что со стариком он когда-то сидел рядом на банкете после очередного его выступления на Шекспировских чтениях. Конечно, проще всего смеяться над чужим, чем сделать что-то самому.
        Гилилов создал школу, привлек последователей, пусть и ложной теории, ну да ладно. Все научные теории рано или поздно становятся ложными, потому что наука не в силах описать весь мир, а описывает лишь часть его. Какую именно, становится понятным только следующему поколению ученых, которые смеются над устаревшей парадигмой, не подозревая, что смеются практически над собой, как только что он сам, Александр Сомов.
        Когда в цивилизованных странах умирает Бог, его хоронят и забывают, а у нас его называют полубогом и ищут для него вторую половину. Большинство гилиловцев для поддержания божественных мощей Ратленда отрядили ему в помощь жену, благо брак был платонический и свободного времени у супруги претендента на роль Шекспира было предостаточно. Но некоторые пошли дальше и прибавили в качестве второй точки опоры Ратленду… Ой, кого только не прибавляли…
        Александр еле ворочал языком, он уже с трудом помнил, как он попал в эту комнату, почему он сидит за столом с этим человеком и - главное - как того зовут. Он помнил, что как-то очень тесно связан с ним, как-то очень серьезно от него зависит. Они регулярно чокаются, синхронно выпивают, не пытаясь крысятничать и лить что-либо за воротник, но как зовут этого… Он забыл. Ну надо же! Это угнетало Алекса, и он, пытаясь казаться пьяным в гораздо большей степени, чем это было на самом деле, плел уже всё, что лезло в голову, без разбора.
        - Ну и кого, например?- спросил Олег, а это был именно он.
        - Да кого угодно. Вот ты, например, кто?- Алекс решил такой хитростью выяснить имя собеседника.
        - Я никто,- ловко парировал тот.
        - Ты Одиссей?- серьезно спросил Александр, потому что ответ Олега увел его мысль в другую сторону.
        - Да, я Одиссей,- сказал Олег, а потом подумал и спросил: - А почему?
        - Ты мне друг?- прямо сформулировал Алекс и, не дожидаясь ответа, добавил: - Но истина - подруга.
        - Почему я Одиссей?- заинтересовался Олег.
        - Ладно, зайдем с другого конца,- опять пустился на хитрость Алекс,- кто ты?
        Олег попытался посмотреть на кончик своего носа, а потом решительно выпалил:
        - Я психолингвист.
        Алекс задумался. Потом спросил:
        - Кто ты?
        Теперь задумался Олег. Он очень хотел быть искренним, но уже рассказал про себя все.
        - Я Олег,- не очень уверенно произнес он.
        Александр чуть не подпрыгнул на стуле от радости. Вот оно: если человек сосредоточится на чем-то, то он всегда узнает то, что хочет. Он, к примеру, хотел узнать, кто такой Шекспир,- и узнал. И более того, хотел узнать, кто этот человек,- и узнал. Чего бы еще хорошенько захотеть? Пока силы есть. Нельзя терять времени.
        - Нужно хотеть знать,- наконец определился Алекс, но тут ему стало неудобно, что он так зазнался, и он спросил: - Ты хочешь знать?
        Этот вопрос почему-то сильно подействовал на Олега. Он положил голову на плечо Алекса и заплакал. Алекс, утешая, погладил его по голове. Тогда Олег решительно, глядя в потолок, изрек:
        - Клянусь.
        - Я тоже,- проникновенно ответил Александр.
        - Клянусь,- повторил Олег.
        Тут Алекс, как будто что-то вспомнил, упрямо мотнул головой:
        - Клянись.- И увидев, что Олег поднял руку, а затем поцеловал свой кулак, добавил: - Вольно, вольно, благородный дух.

1600
        - Вольно, вольно, благородный дух.
        Уилл заканчивал чтение первого акта. Несмотря на то что три года назад он было принял решение уйти со сцены, последующие события всё изменили. В его поисках не было лучшего прикрытия, чем роль актера. Даже такого маленького актера, как он, практически статиста. Со сцены или из-за кулис он мог наблюдать за поведением претендентов в Шекспиры. Почти все из его списка подозреваемых регулярно посещали
«Глобус». И у Шакспера было преимущественное положение: он видел всё, что происходит на сцене, видел всё, что происходит в зале, но сам оставался вне поля зрения. До поры до времени.
        Уильяма сразу насторожило, что ему дали роль отца Гамлета. Конечно, никто в труппе не знал, что его единственного сына звали Гамнет, так что вроде бы роль могла достаться ему и случайно. Но по всем параметрам Уильяму ее не должны были доверить. Во-первых, у правителя, даже умершего, не может быть провинциального выговора. Во-вторых, какой он вообще король? Разве у него королевская стать? Одно дело шут… Но роль ему все-таки дали, причем так, как будто не было никаких сомнений, что играть должен именно он! С чего бы это?
        Во-вторых, это же роль отца. Даже не совсем отца. Роль призрака отца. Призрачного отца. Шакспера не покидало ощущение, что все это неспроста. Уж больно интересно и точно все совпадало. Что бы это значило? Призрак отца моего сына, Гамнета, который умер как раз в тот год, когда я попросил денег у Саутгемптона.

2011
        Неужели с ним все это время играют? Иначе что еще делает психолингвист в логове африканского диктатора? Причем русский психолингвист. Зачем диктатору психолингвист? Неужели это НЛП? Нейролингвистическое программирование?
        Александр залпом выпил стакан ледяной воды. Голова раскалывалась с похмелья. Какая-то необычная была попойка. И выпили вроде немного… Может, это он его того, программировал? На кой черт? Он и так полностью в их власти. Что они пили-то? И где? Здесь, у него в комнате? Александр огляделся. Он находился в довольно просторной комнате с большим деревянным письменным столом и нешумным, но сильным кондиционером.
        Судя по яркому солнцу за окном - он поднял жалюзи,- жара на улице стояла африканская. Какие к черту Шумеры, Аккады и Египет с Вавилоном! Там зима все-таки, как ни поверни, хоть и южная, а тут… Центральная Африка, самая что ни на есть черная! «В желтой жаркой Африке, в центральной ее части…» - прямо про него песенка. Александр горько усмехнулся. Вот только жираф не спешит с ним знакомиться. Как-то негостеприимно, не по-нашему, не по-африкански… Александр испугался своих мыслей и прогнал их подобру-поздорову. Ничего-ничего, он не в претензии, не напрашивается. В конце концов, у него есть непосредственный начальник, зачем ему еще встречаться с верховным руководством? Кто он такой, в конце концов… Вот! Если читаете его мысли, то пожалуйста, получите! Дальше он станет думать по-тихому… про себя… Чтобы его мысли не подслушали, Александр включил душ и с удовольствием встал под прохладные тугие струи.

1598
        Не хватало еще слышать голоса невинно убиенных душ! Шакспер достал с полки бутылку с виски, налил себе полный стакан и с удовольствием принял свое излюбленное успокоительное. Ах, как мучили его воспоминания об Аннах. Прежде всего, конечно, о сестренке. Почему он тогда не вступился за нее? Он не мог себе простить своего малодушия. Эх, если бы всегда знать, что будет потом…
        Вторая Анна была живехонька, но тоже не выходила у него из головы. Всю жизнь люблю ее как слепой котенок, но ничего толком о ней не знаю. Люблю и сейчас, хотя мне всего тридцать четыре, а ей уже сорок два. Но я ощущаю себя на пятьдесят четыре, а она себя - на двадцать восемь. Как будто у него молодость украли, а ей отдали…
        Вот, построил ей почти что настоящий дворец - купил второй по роскоши и размеру дом в Стратфорде да еще вложил в него денег на перестройку-благоустройство. Она живет там и горя не знает. А я здесь… Шакспер налил себе еще успокоительного.
        Мысли удивительным образом прояснились. Уилл вернулся к своему пасьянсу. Итак, Саутгемптон и Ратленд - скорее всего, два валета: червовый и пиковый. Правда, с пиковым валетом пока еще не все понятно. Что ж, будем следить, будем выяснять. Если Ратленд немного старше, чем я думаю, у него есть все шансы пробраться в короли. Где мой список? А вот: «С(аутгемптон), Э(ссекс), Л(естер), Р(оберт) Б(ерли), Б(экон), О(ксфорд), Р(атленд), П(эмбрук)».
        Ну что? Уильям разложил свою маленькую колоду. Сразу нужно выбросить Фрэнсиса Бэкона, он, конечно, шибко умный, но не граф. Граф ли Роберт Берли, я пока не уверен. Его отцу королева пожаловала звание барона, но тот совсем недавно отдал богу душу. Сын, выходит, теперь тоже барон. Черт, какая разница, кто он теперь? Важно, кем он был в 1579-м.
        Самых невероятных отодвинули, теперь по порядку. Следующий - граф Эссекс. Собирается сейчас воевать в Ирландии, в театр редко ходит, все больше войной интересуется, торговлей да политикой. Правда, дружит с Саутгемптоном и Ратлендом. Это единственное, что за него. Еще узнать бы, сколько ему лет,- так и окончательно его вон из списка можно.
        Затем граф Лестер… Ну а покойника-то я зачем вписал? Хотя, конечно, в 1579 году он еще был жив, но все же староват для того самого графа. Да и не рискнул бы он в
1579 году, будучи фаворитом, бегать от королевы куда-то в Уорвикшир.

28января 2011
        Умер Роберт Дадли 4 сентября 1588 года, за пять лет до тог о, как свет увидела первая книга с именем Шекспир на обложке. Так что граф Лестер вряд ли может претендовать на авторство. Александр окончательно поставил крест на его кандидатуре.
        Александр жил в Моганде всего четвертый день, но уже вовсю скучал и по грязному московскому снегу, и по чистому подмосковному. Размеренная жизнь, как в санатории - завтраки, обеды и ужины в одно и то же время, с одним и тем же соседом по столику,- тоже надоела. «Чего он все время молчит, психолингвист называется?!» - подумал как-то Александр. Олег, словно услышал его мысли, тут же поднял на него взгляд.
        - Ну что?- одновременно сказали они и рассмеялись.
        - Скучаем по дому?- снова непонятно у кого спросил Олег, скорее все-таки у себя. Сам-то он в России не был уже больше трех лет, хотя на Кенадита работал лет пять. Поначалу тот хоть отпускал его в Россию набирать команду - профессионалов не хватало. Не в Африке же их искать! Но теперь команда в сборе. Работать нужно, а не разъезжать.
        - Скучаем?- вопросом на вопрос ответил Александр.
        - Скажите, коллега, вам и правда нужно полгода, чтобы с этим делом покончить? Не надоест здесь сидеть? Да и что там за дела: просчитать вероятность вашей кодировки…
        Александр неопределенно хмыкнул:
        - А вам-то что? Солдат спит, служба идет.
        Олег хотел было похвалить перевод «Гамлета», сделанный Александром. Он его прочитал перед приездом Сомова. Вполне легко читается, но вся соль книги была в сносках-комментариях, это Олег понял, но читать двести пятьдесят страниц комментариев к ста пятидесяти страницам перевода… Нет уж! И теперь он побоялся нарваться на какую-нибудь ехидную шутку.
        - Чего вздыхаете?- Алексу надоело ждать ответа на свой вопрос.
        - Ладно, Александр, не стесняйтесь. Вы же не это хотели спросить…
        - Ну в общем, конечно…
        - Почему я работаю с ним? С человеком, у которого руки по локоть в крови?… Ну и тому подобное?
        - Ну да, чутьем психолингвиста вы угадали направление моей мысли.
        Олег вдруг напрягся:
        - А с чего вы взяли, что я психолингвист? Неужели…
        - Да-да. Я от вашего психоделического рома чуть память не потерял: забыл, как вас зовут, и все время спрашивал, как попугай: «Кто вы?» А вы то то, то се, а потом возьми и скажи «Я психолингвист». Да будь вы и негром преклонных годов…
        - Только, пожалуйста, пусть это останется между нами.- Олег умоляюще посмотрел на Александра, очевидно в глубине души ощущая случайно очерченную Сомовым перспективу для себя слишком реальной.
        Вот кто, похоже, здесь домашний Эзоп, а по совместительству начальник разведки и контрразведки, пропаганды и экономики. Вот он Полоний Центральной Африки, лорд Берли при королеве-диктаторе! Интересно, он читать мысли здесь уже научился? У местных, разумеется. Что там читать! Он их не просто читает, он их формирует. Психолингвист!
        - Извините, что я вас огорчил, но мне пора работать.- Александр вежливо кивнул и вышел из-за стола.

1598
        Встретившись, они вежливо кивнули друг другу и, не сговариваясь, двинулись в сторону ближайшего храма. Поднялись по ступенькам, вошли в церковь и прошли в левый придел. Там незаметно обменялись экземплярами договора.
        - Что, плакали мои денежки?
        - Я же предупреждал…
        - Помню-помню. Но… Хоть намекните, брат.
        - Намеки контрактом не прописаны. Но на вашем месте я бы подумал о ваших соседях.
        - Каких соседях?
        - Бывших соседях… Простите, я уже и так слишком много вам сказал. Будьте любезны, не выходите следом за мной. Подождите минут пять. А мне пора.
        - Что ж, спасибо и на этом. Идите с Богом.
        - А вы оставайтесь с Богом.
        Все эти пять минут Уилл не столько молился, сколько чертыхался. Конечно, давно нужно было подумать, какое графство рядом с Уорвикширом. Самый главный подозреваемый живет прямо под носом, рядом со Стратфордом! Уилл злился на себя, но в глубине души понимал, что не случайно всячески оттягивал возможность встречи с человеком, который предложил ему сделку: «Ты - мой, она - твоя». Обмен был честным, но он, граф, не выполнил своих обязательств. «Она давно уже не моя, а значит, и я не твой, не рассчитывай».
        И тут Уиллу как что-то в голову ударило. Он густо покраснел. За что ему заплатили? Наверное, именно за это. За то, что договор был нарушен. Благородный граф изменил своему слову! Значит, в 1596 году Анна ему уже не принадлежала! Ее у Уилла выкупили. А он-то ломал голову, за что ему отвалили столько денег! А ему заплатили как сутенеру… Шакспер вспомнил, при каких обстоятельствах был зачат его первый ребенок, и у него потемнело в глазах: бедняжка Сюзанна, его любимая доченька! Только его ли?

28января 2011
        Только его ли это вина? А чья? Улетел бы сразу обратно в Москву, как советовал Мигель, и ничего бы не было. А он не улетел. Но неужели дело было только в Ирине? Нет. Из-за Ирины он бы скорей улетел и без всяких советов Мигеля. Без Ирины вообще не было шансов сразу улететь. Сейчас все брошу и по первому звонку, поджав хвост, вернусь в Россию! Тут была принципиальная проблема: ввязываться во что-то серьезное или не ввязываться? Да и с Ириной так ли он виноват на самом деле? Четыре месяца они с Таней не живут вместе, он уже и не знает, считает ли она его своим мужем. А ведь и Ирина ему не посторонняя - первая любовь все-таки.
        После беседы с Олегом Александр почему-то бросил заниматься шекспировским вопросом и начал копаться в своих чувствах. Щенок!- воскликнул он почти вслух.- Какое право ты имеешь сомневаться в том, что случилось? Для чего это? Ты думай над тем, что должно случиться. Отказаться от жизни, чтобы не совершать ошибок? Так ты ж не отказался. А раз не отказался, то живи. Любишь свою жену, свою семью, так живи. А Ира - это шрам на душе, но ведь живут же люди со шрамами. Этот мой герой, Шекспир… Тоже вот весь в шрамах был, так не повесился же, а трагедий понаписал, расплатился с миром за ошибки. И ты расплачивайся, хватит лежать рефлексировать!
        Нет, надо как-то уезжать отсюда. А то сопьюсь здесь с этим Олегом. Поэтому после ужина Алекс так в лоб Олегу и сказал:
        - Итак, пить или уезжать?
        - Странная дилемма…
        - А что? Привыкли к гамлетовскому: быть или не быть? Работать или не работать? Пить или не пить? Так он это в шутку сформулировал так, а потом еще две страницы эту шутку объяснял, а по большому счету и до конца пьесы. Выбор должен быть между действиями, а не между действием и бездействием.
        - И что это за выбор: если уезжать, так не пить, что ли? Вы что мне предлагаете?
        - Нет, совсем не так. Наоборот, здесь мы сопьемся. А уедем - сможем свободно пить, не рискуя спиться.
        - А что случилось?
        - А то, что ваших цифровых технологий совершенно недостаточно, чтобы найти автора.
        - И что еще нужно?
        - Мне нужна «живая» книга, кое-что проверить.
        - Хорошо, но объясните что именно.
        - Ладно. Попросите принести еще кофе в большой кабинет.
        - Николай!- громко позвал Олег.
        К столику подошел уже знакомый Александру внушительных габаритов охранник.
        - Закажи, пожалуйста, кофе в большой.
        - Хорошо, Олег Петрович.
        Они с Олегом вошли в кабинет, и Александр включил компьютер.
        - Вот смотрите, Олег Петрович,- не удержался он.
        - Смотрю, Александр Дмитриевич, в оба смотрю. Но куда?
        - Вот сюда, на оборот титула.
        - И что я должен здесь увидеть?
        - Не что, а кого. Но лучше смотреть не на компьютере, а в оригинале. Книжка эта из университетской библиотеки Майами. Хотя почти все первые Фолио собраны в библиотеке Фолджера в Вашингтоне.
        - Так вы что, в США собрались?
        - Не хотелось бы. Надеюсь, и тех нескольких экземпляров, что есть в Великобритании, нам хватит. Парочку и в Интернете выложили. Но оборот титула никто, кроме сотрудников библиотеки Майами, сканировать не стал.
        - И что на этом обороте? По-моему, все-таки просто просвечивает титульный лист. Изнанка портрета Шекспира.
        - Да, в принципе так и должно быть. Обычно на обратной стороне титула ничего не печатают. Это не принято и ухудшает качество лицевого портрета.
        - Конечно.
        - Но вот эта изнанка явно отличается от лица.
        - Разумеется, это же зеркальный вариант.
        - Не в этом дело. Посмотрите на портрет на титуле. Это живое лицо?
        - Ну… гравюра вроде.
        - Притом парадная гравюра. А если отвлечься от жанра, я бы сказал, что лицо это скорее неживое, чем живое. Похоже на маску. Вот видите, даже границу маски видно.
        - Возможно. Не знаю, насколько это вероятно.
        - Сейчас не об этом. Просто я о впечатлении от портрета. Раз кто-то в нем даже маску видит, то изображенное не очень-то живое. Теперь смотрите на оборот.
        - Да, тут лицо гораздо более живое. Но возможно, потому что это оборот? Не такой четкий оттиск, всё расплывчато, и это добавляет живости.
        - А я не уверен. Может, поэтому, а может, и не потому. Нужно увидеть оригинал. Посмотреть с разных углов, при разном освещении. Мне кажется, здесь вообще другой человек.
        - Как другой?
        - Так. Тот, на титуле, круглолицый, без бороды. Этот, изнаночный, с узким лицом и бородкой клинышком. Разве не так?
        - Да, похоже. Вы правы, нужен оригинал. Может, купить?
        - Это вам обойдется в три-четыре раза дороже всей моей зарплаты.
        - Что? Два миллиона долларов?
        - Не меньше. Да и кто для вас специально аукцион будет устраивать? Все-таки ваш шеф не похож на мецената…
        - Очень уместная шутка.
        - Виноват, больше не буду.
        - У шефа с чувством юмора всё в порядке. Но, согласен, покупать не будем.
        - Тогда надо ехать.
        - Я попробую ему это объяснить.
        - Объясните. И объясните заодно, что нам также нужно в Париж, и не исключаю, что в Венецию.
        - Это еще зачем?
        - В Париже книга, где опубликован код, который мог быть использован при зашифровке имени автора. Ее мне тоже нужно посмотреть в оригинале. А в Венеции - поискать следы Шекспира, да и еще одну книжку с кодом. Пожалуй, только в Италии ее и достанешь.
        - Ну не знаю, получится ли организовать такую командировку. В стране кризис, да и ваша зарплата много съедает.
        - Ладно, не в деньгах счастье. Выдайте мне аванс за первый месяц, и я обойдусь без командировочных.
        - А вот это сильный аргумент.

1599
        Самым сильным аргументом, чтобы пока не ехать в Стратфорд, была необходимость следить за подозреваемыми, неотлучно находясь при театре. Шакспер пробовал уже на собственный страх и риск проследить за тем, кто передавал ему пьесы, но безуспешно. Гонцы (каждый раз это был новый человек) тут же заворачивали в ближайшую таверну и располагались там пить и есть, причем так основательно, что сразу становилось понятно: уйдут они не скоро. А Уиллу рукопись нужно было передать побыстрее, чтобы не вызвать ни у кого подозрений, и сидеть в кабаке неизвестно сколько времени он не мог. Да и видно было, что передавали рукопись люди случайные. Их, вероятно, нанимали прямо на улице и просили отнести посылку. Кто же откажется от шального заработка? Они находили Шакспера, которого не знали в лицо - не зря всякий раз спрашивали: «Вы господин Шакспер?»,- избавлялись от рукописи и отправлялись поскорей проедать-пропивать полученное. Посыльных явно выбирали из тех, кто не имел ни желания, ни возможности откладывать деньги на черный день. Черный день для них всегда был сегодня.
        Другое дело, что кто-то должен был контролировать работу посыльных, чтобы они - не дай бог!- не потеряли рукопись. Но этот контролер, вероятно, вел бродягу до встречи с Уиллом и тут же исчезал.
        Так что приходилось ограничиваться наблюдением за подозреваемыми в те часы, когда они приходили в театр. Последнее время совсем пропал граф Эссекс, и давно уже не появлялись Саутгемптон с Ратлендом. Поговаривали, что все три графа отбыли в Ирландию - подавлять мятеж. Впрочем, красавец Генри Ризли и изысканный Роджер Мэннерс (граф Саутгемптон и граф Ратленд) воевали совсем недолго. А потом поползли слухи, что и Эссекс не только войну с мятежниками не выиграл, а вообще войска бросил и прямо с поля боя примчался в спальню королевы жаловаться то ли на судьбу, то ли на ирландцев. И королева не сказать чтобы была этому очень рада. Похоже, дела у этого Э. совсем плохи. И если этот Э., паче чаяния, Шекспир, нужно держать ухо востро. К тому же Уилл выяснил, что сей королевский фаворит младше его самого всего на два года, ему сейчас тридцать три, возраст рискованный: похоже, этот Э.- трефовый валет! Или даже король…
        ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ
        Роберт Деверё, 2-й граф Эссекс, родился в семье Уолтера Деверё, 1-го графа Эссекса, и леди Летиции Ноллис 10 ноября 1565 года в Нетервуде близ Бромярда, в Херефордшире.
        Детство провел в поместьях отца - замках Чартли, графство Стаффордшир, и Лэмфи, графство Пембрукшир.
        Учился в Тринити-колледже в Кембридже. После смерти отца в 1576 году его опекуном становится лорд Берли.

21 сентября 1578 года его мать вышла замуж за Роберта Дадли, графа Лестера, фаворита королевы Англии. Дадли был крестным отцом Эссекса, и, поговаривали, не только крестным. Эссекс прибыл к королевскому двору в 1584 году, и к 1587 году стал фаворитом Елизаветы, которая оценила его остроумие и красноречие. После смерти Лестера в 1588 году королева передала Эссексу право на откуп сладких вин.
        В 1589 году Эссекс на кораблях Фрэнсиса Дрейка преследовал поверженную
«Непобедимую армаду» и предпринял попытку высадиться в Испании. Королева запретила Эссексу принимать участие в этом походе, но Деверё вернулся в Лондон только после неудачной попытки захватить Лиссабон.
        В 1590 году Деверё женился на Фрэнсис Уолсингем, дочери сэра Фрэнсиса Уолсингема и вдове поэта Филипа Сидни.
        В 1591 году командовал войсками, посланными в помощь королю Генриху IV.
        В 1596 году отличился при захвате Кадиса.
        В 1597 году Эссекс настоял на том, чтобы нанести два удара по вновь созданному испанскому флоту. Из-за разногласий с контр-адмиралом флота Уолтером Рэйли и собственных ошибок Эссекс провалил операцию. Только случайность помешала испанцам высадить десант на берегах Англии. Кроме того, Эссекс упустил испанский караван кораблей с грузом сокровищ из Вест-Индии. Эта неудача стала причиной немилости Елизаветы.
        В 1599 году проиграл Девятилетнюю войну, начатую Англией ради подавления Ирландского восстания, самовольно покинул войска, примчался в Лондон, ворвался в покои королевы, «не смыв пота и грязи после долгого путешествия, предстал перед Елизаветой в ее опочивальне» и оскорбил ее.
        В тот же день ему было предъявлено обвинение в невыполнении приказа, оскорблении короны и нанесении ущерба власти. Эссекс сказался больным, как это тогда было принято у вельмож, чтобы избежать наказания. Рассмотрение дела отложили…
        Февраль 2011
        - Трефовый валет!
        - А мы его червонной дамой!- Олег собрал со стола битые карты и отложил их в сторону.
        - Погоди! Ведь бубны - козыри?
        - Ты что, Кентуша, вообще за игрой не следишь? Черви козыри у нас - бубны были в прошлый раз!
        - Бубны в Сибири, а у нас джембе.
        - А как же на спине бубновый туз?
        - Вот это как раз о Сибири. У нас все проще: мешок на голову - и в озеро с крокодилами…
        Помолчали, посмотрели в окно. Даже от беглого взгляда на улицу становилось душно.
        - Хорошо сейчас в Сибири. Морозец, снег…
        - Нет, Кентуша, Сибирь тебе в ближайшее время не светит.
        - Зато тебе светит. Но ты, похоже, особой тоски по родине не испытываешь…
        - Рад бы в рай, да грехи не пускают,- печально вздохнул Олег.- Да тебе и не понять широты русской души.
        - Да я, может, один среди вас всех по-настоящему русский!
        - Это как?
        - А вот так! У вас у всех русских татарская кровь есть, а у меня нет!- Черный диктатор добродушно и совсем по-русски широко улыбнулся, а потом не выдержал и расхохотался. Затем бросил карты на стол.- Ладно, не обижайся… Ну что там с нашим гением?
        - Дело движется. У меня все под контролем, но есть одна заморочка…- Олег, не задумываясь, употреблял жаргонные слова.
        Кенадит прожил в России лет пятнадцать и не только прекрасно говорил по-русски, но и вел себя порой соответствующим образом. Мог, например, выпить стакан водки залпом и не поморщиться. В Москве в студенческие годы иные русские не могли его перепить, а уж если на спор, и подавно. Еще Кенадит с удовольствием пел заунывные русские песни и любил приукрасить свою речь разухабистым матерком, примеры которого мы, щадя читателей, приводить не будем.
        - Ну здрасьте вам, приехали! Только мы выстроили систему управления в стране, как кончились деньги! Только придумали, где их найти, так ваш ученый стал ломаться, как…
        - Ой, Кентуша, мы сейчас, может, в историю входим…- Кенадит ошалело заморгал глазами.- Нет, я только предупредить, чтобы ты поделикатнее в выражениях. Ты ж понимаешь, в наше время всё записывается, никуда не скроешься. Войдешь в историю с каким-нибудь хренопатамством!
        - Да, Олежек, ты прав, мерси за маляву. Значит, я продолжу. Только заманили мы этого гения, так новая заморочка. Что на этот раз случилось? Я достаточно изысканно выразился?
        - Ничего особенного. Оказалось, что для исследования мало того программного обеспечения и электронных архивов, которые мы ему предоставили. Ему нужны настоящие книги…
        - Ну знаешь, твой гений просто беспредельщик какой-то. Хакеры ему все электронные библиотеки вскрыли, любые книги и статьи по шекспировскому вопросу, а он…
        - Есть одна страничка, которой нет в этих библиотеках.
        - С чего же он решил, что она вообще существует в природе?
        - Он математик, он ее вычислил.
        - Все-таки математик! А выеживался-то как! Не математик я, не математик! Мне Эдуард докладывал.
        - А ты больше Эдика слушай! Лезет через мою голову и тебя путает. Мы же с тобой договорились: окончательная информация только от меня.
        - Я сам буду решать, кого и когда мне слушать!- Кенадит немного помолчал, глядя в окно и думая об истории.- Ладно, не обижайся. Говори, что там у тебя.
        - По образованию он, конечно, не математик, зато в душе… Но вообще-то, если честно, то не нужно быть математиком, чтобы понять, что каждая вещь имеет две стороны.
        - А то и четыре. Но это уже философия, а не математика.
        - Это опять-таки, с какой стороны посмотреть. С одной стороны математика, а с другой - философия. Но по-хорошему сторон-то всего две, остальное от лукавого. Можно, конечно, рассуждать и о четырех сторонах, и о восьми, но зачем? Многие и вторую-то не замечают. Например, шекспироведы, оказывается, в упор не видели второй стороны портрета Шекспира в Первом Фолио.
        - Правую и левую, что ли?
        - Нет, это все внешнее, и это как раз видели. Говорили, что у Шекспира там два правых рукава. Или два левых, точно не помню. Но не как у всех: правый и левый.
        - С чего бы это?
        - Тут разное предполагают, но что нам до того? Сомов же увидел настоящие стороны: лицевую и изнаночную. И вот изнаночную сторону портрета, получается, никто и не изучал. А там бог знает что увидеть можно. Он считает, что там - портрет настоящего автора.
        - Ну и в чем тогда проблема? Увидел и увидел. Подошьем к делу. Нагляднее будет. Вот вам и фото фигуранта. Фас? Профиль?
        - Скорее фас, но на скане видно очень плохо.
        - То есть нужна книжка?
        - Вот, Кентуша, за что я тебя люблю, так не за то, что ты диктатор.
        - Сколько раз тебе повторять, что я не диктатор, а тиран! Диктатура - это банально. Тирания была даже в Древней Греции. Там еще в шестом веке до нашей эры были тираны. И что? В пятом в Афинах настал золотой век Перикла. Тоже, в общем-то, тиран, только избранный.
        - Ну хорошо, я тебя люблю не за то, что ты тиран, а за сообразительность.- Диктатор посмотрел на Олега, криво усмехаясь.- Это не лесть, это факт.
        - Знаю я тебя, психолингвист хренов! Без мыла - не для истории будет сказано,- сам знаешь, куда влезешь и спасибо не скажешь!
        - Ладно тебе, Кентуша…- Олег скромно потупил взгляд.- Выписывай командировку в Париж и Лондон.
        - Слушай, Олежек, тебе не кажется, что ты совсем обнаглел? На мне свои методы НЛП тестируешь? Дудки. Чтобы одну страницу посмотреть, нужно в два города лететь? В две страны? Отпуск решил себе устроить на средства моего голодающего народа?
        - Не кипятись. В Лондоне находится это самое Первое Фолио, а в Париже - книга с кодом Сомова. Она ему тоже позарез нужна.
        - И где я тебе возьму деньги? У умирающих от голода детей Моганды?- с пафосом воскликнул диктатор.
        Дети в Моганде и вправду голодали, впрочем, как и взрослые. Однако это не мешало диктатору и его приближенным есть каждый день свежайшую черную икру с осетриной, устриц с лобстерами и крабами и запивать это все дорогими винами, номерными виски и коньяками, одеваться в европейских столицах, содержать личные самолеты, на которых бесконечные жены Кенадита летали на шопинг и светские тусовки Старого и Нового Света.
        Диктатор молча тасовал колоду.
        - Да не парься ты!- открыл наконец свою козырную карту Олег.- Я обработал нашего гения так, что он готов ехать за свой счет.
        - Откуда у него счет?
        - То есть готов заплатить за себя, будь у него деньги.
        - Ясно, он уже просит аванс…
        - Так заплати ему семьдесят пять штук баксов за первый месяц работы, и мы полетим.
        - Знаешь, Олег, давай заплатим ему за полмесяца, а то такая сумма сделает его слишком независимым. Угрозы и шантаж - вещь тоже не вполне надежная. Возможность получить в будущем деньги порой очень вдохновляет…
        - Ну и…- Олег замялся.- Сам понимаешь.
        - Нет, не понимаю,- вяло ответил тиран, хотя все прекрасно понимал. Но что поделаешь, тиран есть тиран.- Чего это ты еще мнешься? На сигареты, что ли, не хватает?
        - Я бросил уже. Из экономии… Но я же не за его счет в Париже буду жить?! Я пока еще у тебя на службе…
        - За свой живи. Хватит страну разорять. Ты о людях подумал?
        - Только о них и думаю.
        - Не о моих людях думай. О своих. Ты всё хочешь на халяву получить! Мы вообще партнеры или как? Хоть бы для смеха хоть что-то в дело вложил.
        - Я вложил, вложил. Я душу вложил.
        - Душу ты не вложил, а заложил!- Кенадит раздраженно швырнул колоду карт на стол.
        - Ну, Кентуша, нет у меня денег. Ты же знаешь, сколько ртов я кормлю в России.
        - Черт с тобой, возьми двадцать штук на разъезды. Но отчитаешься не просто за каждый доллар, а за каждый цент!- Тиран погрозил кулаком, расставляя шахматные фигуры на доске. Он взял черную и белую пешки, перемешал их под столом и вытянул перед Олегом зажатые кулаки.- В карты мне не везет, может, хоть в шахматах улыбнется удача?
        Олег, не глядя, ткнул в протянутую руку. Диктатор разжал ладонь:
        - Белая…- Он был явно огорчен.- Тьфу ты, черт. Значит, повезет в любви… Ты ходить будешь?
        Декабрь 1600
        - Ты будешь ходить по сцене, чего стоишь как пень?!- не выдержал Бербедж. Поведение Шакспера весь день было очень странным. Текст он говорил невпопад, путался, неожиданно останавливался на месте, о чем-то размышляя. Сколько он знал Уилла, никогда не видел его таким задумчивым, таким погруженным в себя…- Ладно, перерыв. Может, в шахматы сыграем?
        - А? Что? Давай. Прости, Дик… Просто мысли разные в голову лезут. Скажи, а с чего это мне такую роль дали?
        - Не нравится, что ли?
        - Почему не нравится? Нравится. Я никогда еще королей не играл… Но сам посуди. Мне уже тридцать шесть лет. Четырнадцать лет я играю только статистов, шутов да слуг. Да ты и сам знаешь, что из меня за актер. А тут пусть и призрак, но короля!
        Ричард хотел как-то утешить Уилла, который был явно расстроен. Он уже собрался сказать, что не такой уж он и плохой актер, но вовремя понял, что обычными словами сочувствия тут не отделаешься, что Шакспер ждет настоящего искреннего понимания.
        - Конечно, Уилл, твоя сила не в актерском ремесле. Ты хороший администратор, у тебя деловая хватка. Но если нужно помочь театру, ты всегда готов выйти на сцену. Пусть в роли шута, пускай статистом. Но статисты тоже нужны, а бесплатно мы их нигде не найдем. Ты отличный компаньон…- Бербедж сделал паузу.- И… настоящий друг. Помнишь, как ты мне денег одолжил? Кто б мне тогда еще дал?
        - Дик, не надо меня утешать. Я же спросил совсем о другом.
        - Про роль призрака?
        - Ну да… Почему именно мне дали играть тень отца Гамлета? Что я за король? Пусть он уже и умер, но он все-таки король. А я? Мне так и не удалось до конца избавиться от провинциального выговора. Я так и не стал лондонцем… Меня же зрители засмеют.
        - Уилл, я с тобой поработаю. Понимаешь, мне в «Гамлете» нужен надежный партнер, свой человек. Это я настоял, чтобы ты играл эту роль. Пусть у тебя в карьере будет хоть одна серьезная… трагическая роль. А потом можешь и совсем уйти со сцены.
        - Дик, ты помнишь, как зовут моего сына?
        - Твоего сына? Он же умер, Уилл…
        - Да, умер. Но как его имя? У него же было имя…
        Ричард осторожно посмотрел на Уилла. Что это с ним? Всё ли в порядке?
        - Уилл, прости, я не помню, как звали твоего покойного сына. Мне кажется, что ты даже ни разу не называл его при мне по имени. Мы никогда не говорили о твоей семье и детях.
        - Возможно и так, Дик. Возможно. Не буду ни на чем настаивать. Хотя странно. Чтобы я никогда не заговорил о детях! За пятнадцать лет…
        - Уилл, я не помню точно… Может быть, я просто прослушал, просто забыл. Ты прости меня…
        - Нет, Дик, наверняка ты прав. Все правы - я плохой отец! Я не поехал на похороны своего единственного сына, которого звали Гамнет.
        Ричард не сразу нашелся с ответом.
        - Подумать только, какое совпадение! Теперь я понимаю, почему ты так переживаешь из-за этой роли. Ты отец Гамлета…
        - Да, по тексту пьесы я мертвый отец живого Гамлета. А в действительности я живой отец мертвого Гамнета… Ты считаешь, что это могло быть простым совпадением?
        Ричард прекрасно знал, что это не было совпадением. Но знал он и еще кое-что. То, что ему под страхом смерти запретили говорить Шаксперу правду. Да он и без этих угроз был до смерти напуган и ни под какой пыткой ничего бы ему не рассказал. Поэтому Ричард Бербедж стал судорожно придумывать, как бы перевести разговор в другое русло.
        - Уилл, конечно, это просто совпадение, что в этом такого? Не будь таким мнительным! Гамнет - достаточно распространенное имя. Но ты, разумеется, можешь отказаться от этой роли. Хотя театр попадет в трудную ситуацию, ведь скоро премьера. Времени на репетиции совсем не осталось, и новому актеру придется оплачивать двойной гонорар.
        - И компания меня оштрафует, чтобы покрыть убытки. Когда такое случалось раньше, я первый на этом настаивал. Ладно, Дик, забудь об этом разговоре, просто это совпадение меня больно задело.- Уилл коснулся плеча партнера.- Я пошел слоном, Дик, твой ход.- Но Ричард не очень вдумывался в то, что происходит на шахматной доске.- Дик, мы будем доигрывать партию?
        - Конечно.- Ричард схватился обеими руками за голову и уставился на доску.- Уилл, я не хотел тебе говорить…- Он сделал паузу.- Королева в опасности. Ей угрожает черный слон!- Он взял слона и вопреки правилам поставил его прямо перед белым ферзем. Поднял голову от шахматной доски и посмотрел Шаксперу прямо в глаза.
        - Эй, Дик… На что ты намекаешь? С чего ты, собственно, это взял? Да за такие слова… можно прямо в «Звездную палату» угодить…
        - Нас попросили снова сыграть «Ричарда II».- Он помолчал, словно собираясь с мыслями.- И заплатили баснословные деньги…
        Бербедж понимал, что рискует, но решился на этот ход, чтобы отвлечь внимание Шакспера от размышлений о «Гамлет е». Уилл явно не тайный агент. А даже если и агент, то не побежит доносить на свой театр. Невыгодно - он же пайщик! А Шакспер всегда делал только то, что ему было выгодно.
        - Нас попросили? И давно? А почему я узнаю об этом последним? И ты молчал… Какие же мы компаньоны после этого?
        - Уилл, как ты полагаешь, для чего я сел играть с тобой в шахматы?- Шакспер насупленно молчал, и Ричард с облегчением вздохнул про себя. Его уловка сработала, и теперь Уилл думает только о своих деньгах.- Догадайся, кто нас попросил?
        - Генри Ризли?
        Теперь настал черед Бербеджа изумляться. Откуда Шакспер смог об этом проведать? Все было сказано конфиденциально и сугубо предварительно. Конечно, все знали, что у королевы конфликт с парламентом, первый серьезный конфликт за все время царствования. Крах ее последнего фаворита в Ирландии и его беспрецедентное поведение в Тайном совете, когда он чуть было не обнажил оружие,- всё это добавило козырей сторонникам ограничения абсолютной власти монарха. А королева столь бурно переживала потерю своей последней любви, что не в силах была сосредоточиться на государственной политике. Ее самые преданные советники, чувствуя, что божественная Елизавета все-таки не вечна, начали понемногу налаживать связи с Яковом Шестым, королем Шотландии, шансы которого стать еще и королем Англии были исключительно высоки. Но когда хватка Елизаветы ослабла, кое-кто хотел напрямую перехватить власть.
        - Как ты догадался?
        - Я просто угадал. Из всех, кого я знаю по театру, он самое влиятельное лицо в стране. И потом он друг сам знаешь кого.
        Бербедж предупредительно замахал руками, чтобы Уильям замолчал… Дик не на шутку испугался, что Уилл назовет еще одно имя, а с Ричарда и имени графа Саутгемптона, произнесенного вслух, было более чем достаточно.
        Февраль 2011
        - Двадцати тысяч более чем достаточно. Но пусть будет с запасом. Я стану тратить только на самое необходимое. Не на себя, а на дело. Ты ведь понимаешь, что могут возникнуть непредвиденные расходы.
        - Понимаю, понимаю. Ходи давай, архистратег.
        Олегу Романову и без этой партии нужно было обдумать целую серию ходов, чтобы добиться заветной цели. С тех пор как в начале осени прошлого года шеф сообщил ему о сомовском открытии, вернее, не открытии даже, а о том, что Сомов на пути к открытию, Олег постоянно думал об этом.
        Сначала он только готовился к игре. Прежде всего он проработал теорию дебютов и в результате длительной аналитической подготовки выбрал гамбит: комбинацию, при которой жертвуется пешка в самом начале игры, чтобы в дальнейшем вывести другую пешку в ферзи. Правда, для этого нужно было осуществить еще одно превращение, не описан ное в шахматной теории: заманить фигуру противника в заранее расставленные сети и превратить ее в собственную пешку.
        Хотя дебют пошел совсем не по домашней заготовке,- да и противников неожиданно оказалось больше, чем возможно в шахматной игре,- но заданной цели достиг. Гамбитная пешка заживо сгорела в отеле Оксфорда, зато проходная - получила оперативный простор для движения вперед. Принесли свои результаты и постоянные угрозы разным фигу рам противника. Поначалу хитроумно ускакавший от них белый конь был стреножен и загримирован под черную пешку. Теперь эта пешка должна стать черным ферзем. Вот тогда-то я, наконец, смогу выдать своим подчиненным зарплату, совсем уж буднично заключил он.
        До кризисного, 2008 года всё шло хорошо, деньги делались практически из воздуха, диктатура процветала, народ благоденствовал, кровь на руках диктатора быстро высыхала. Разработанные в лаборатории Олега технологии, в частности НЛП (нейролингвистическое программирование), успешно применялись: народ Моганды был абсолютно уверен в том, что их режим - это единственный оплот демократии, а никакая не диктатура. И всячески был готов тиражировать «демократию» такого фасона по всему миру, по крайней мере африканскому, подавляя несогласных танками, забрасывая «томагавками» и «стингерами».
        Те страны, режим которых не соответствовал демократическим представлениям Моганды, объявлялись Кругом Зла.
        Лаборатория Олега Романова научно разрабатывала план переворота в этих странах. Политические технологии на континенте Олег прекрасно освоил. Моганда поддерживала оппозицию и финансово, и политтехнологиями, и бомбардировками. Такого не выдерживал режим ни одной страны, к власти неизбежно приходили ставленники Кенадита, и наступала всеобщая «демократия». Правда, страны эти становились экономическими придатками Моганды, но это особо никого не волновало.
        Но наступил финансовый кризис, и зеленые банкноты Моганды с изображенными на них портретами вождей племен в одночасье превратились в фантики. Ведь валюта Моганды не была ничем обеспечена, хоть и высоко котировалась во всех странах африканского континента. По сути строилась финансовая пирамида, вроде российских МММ и
«Властилины». Бумажки с портретами вождей печатала частная компания, принадлежавшая министру финансов Моганды, а значит, и самому Кенадиту. РСМ (Резервная Система Моганды) могла бы напечатать таких фантиков сколько угодно, но они обесценивались на глазах. В других странах африканского континента поняли, что фантики Моганды ничего не стоят, и принялись активно возвращать их. Взлетели цены, и последней каплей стал кризис кредитной системы.
        До кризиса все население Моганды жило в долг. Банки активно предлагали кредиты под низкие процентные ставки, и население покупало в кредит практически всё. Большие уютные шалаши, в которых легко помещались семьи даже с тремя женами и кучей детей; ослов и лошадей, адаптированных к жаркому африканскому климату, которые были неприхотливы и почти не требовали воды и пищи; даже простые кастрюли и сковородки… Теперь рядом с банками стояли стада лошадей, шалаши, покинутые теми, кто не смог выплачивать проценты по кредитам, пустовали, а реквизированными за долги сковородками и кастрюлями был завален даже президентский дворец. Зеленые фантики Моганды не стоили больше ничего, и власть в стране теперь держалась лишь на психолингвистических технологиях да на «стингерах» и «томагавках».
        И вот неожиданно Кенадит сообщил Олегу об открытии российского ученого и о баснословном американском Шекспировском фонде. Как диктатор об этом узнал, даже Олегу не было известно.
        Февраль 1601
        Все-таки Ричард Бербедж имел за душой нечто такое, что Шаксперу было недоступно. И это «нечто» было у всех актеров «Глобуса», а не у одного Ричарда. У них было представление о чем-то более высоком в своем деле, чем чистый заработок. Шакспер полагал, что сможет подняться до их уровня с помощью графа Саутгемп тона. Бывало, граф приносил рукописи пьес, бывало, пьесы, уже отпечатанные в типографии. И эти произведения всегда выгодно отличались от остальных, тех, которые приносили в театр другие драматурги.
        Лучшие актеры труппы лорда-камергера понимали, кто истинный создатель этих пьес, а Шакспер беспокоился лишь о том, чтобы вовремя определить, куда дует ветер конъюнктуры, политической или коммерческой. Он пришел из Стратфорда покорить Лондон, а это в его понимании означало стать богатым и важным. Первого ему удалось достигнуть, хоть и спустя десять лет, а со вторым возникли серьезные проблемы. Шакспер уже понял, какое значительное место в жизни Лондона занимает драматург Шекспир, которого он как бы представлял. Представлять-то представлял, но… Шакспер не мог по-настоящему занять его место и насладиться своей значительностью.
        И в самом деле. В театре никто не относился к нему как к поэту или как к драматургу: многие актеры еще помнили его работу на конюшне, где он следил за лошадьми зрителей. Да и те, кто этого не помнил, никак не отождествляли его с самим Потрясающим копьем. Мало ли в Англии однофамильцев. Хотя, как должен выглядеть сам Шекспир, никто не знал, но то, что он должен выглядеть иначе, чем пайщик театра и статист труппы Шакспер, было понятно всем сразу и навсегда. Иначе выглядеть, иначе говорить, иначе ходить, иначе смотреть. И это явно был не тот случай, когда нет пророка в своем отечестве. Шакспер не давал никаких поводов считать его пророком или поэтом. Все знали, что его в первую очередь интересуют деньги, а во вторую женщины или наоборот, порядок значения не имел… Но все видели, что он очень мало интересуется спектаклями, в особенности пьесами своего тезки - Потрясающего копьем.
        По этим причинам многие актеры искренне изумились, когда несколько лет назад Шакспер начал публично передавать какие-то рукописи Бербеджу, и потом всегда оказывалось, что это пьесы Уильяма Шекспира. Раньше его пьесы тайно приходили по различным каналам, и лишь узкий круг избранных актеров знал, что это всё так или иначе связано с графом Саутгемптоном. А теперь вдруг последним звеном стал выступать Шакспер!
        Впрочем, актерам особо некогда было размышлять над такими переменами. Кто-то, возможно, и догадывался, что за комбинация осуществляется у них на глазах, однако не актерское это дело - вникать в суть комбинаций. Дело актеров предлагаемые комбинации разыгрывать, не задавая вопроса: а для чего всё это? Актеры привыкли произносить те слова, которые для них напишут. Собственные мнения им высказывать не с руки, да и некому, а о чем они там рассуждали сами про себя, одному Богу известно.
        Так что слава Шекспира приносила мало удовлетворения Шаксперу. А сам автор пьес, казалось, славой совсем не интересовался. И это бесило Шакспера больше всего.
        А тут еще выдался удобный случай разобраться с очередным претендентом. Весь этот месяц труппа кипела: на седьмое назначили представление «Ричарда II». Казалось бы, что за событие? Назначили спектакль, и всё. О спектаклях всегда сообщают заранее, чтобы публика настроилась, собралась, пришла, купила билеты, в конце концов. Но в том-то и дело, что «Ричард II» уже прошел в театре, и прошел, надо сказать, не очень-то успешно. Поэтому в репертуаре февраля его не было. А тут вдруг люди Саутгемптона настойчиво просят сыграть его в начале февраля, а на днях даже определились с точной датой - седьмое февраля. С чего бы это? У них ведь на этот день премьера «Гамлета» была назначена… Ничего, говорят, «Гамлета» собрались сначала в университетах сыграть: в Оксфорде там, в Кембридже… Здесь успеете еще. А нам давайте-ка пока сыграйте «Ричарда»!
        Впервые за долгие годы компаньоны не смогли договориться. Бербедж осмелился возражать знатным покровителям труппы. Кончилось тем, что в театр пожаловал сам граф Саутгемптон, собственной персоной. Ричарда Бербеджа на ковер! Они с графом закрылись в гримерной, а Уилл занял верхнюю ложу, развалился в кресле и прикрыл глаза. Никому и в голову не пришло бы, что он может тут подслушивать! Сидит человек, дремлет перед спектаклем. Но он-то все слышит, не потерял с годами свой острый слух! Хотя какие его годы? Тридцать семь лет… Но тише! Внизу, в гримерке, тоже уселись в кресла и молчат. Шакспер понял, даже физически почувствовал, что граф прожигает глазами старину Дика, аж мурашки по коже! Да, Ричарду сейчас не позавидуешь…
        - Простите, ваше сиятельство! Но как мне объяснить это труппе?
        - Уж постарайтесь,- сквозь зубы прошипел граф так, что Уилл едва разобрал.
        - Ну посудите сами. У нас на это число назначена премьера. «Гамлет» - вы же понимаете, что это за пьеса. С «Ричардом» не сравнить, хоть со Вторым, хоть с Третьим!
        - «Гамлет» никуда от вас не денется, сыграете еще. А с «Ричардом» наверняка вас ждет триумф. И ты будешь Четвертым. Ричард Тигриное Сердце!
        - Помилуйте, а публика?! Публика-то придет именно на «Гамлета». Уже месяц глашатай объявляет, денег ему заплатили немало.- Уилл понял, что Бербедж жестом останавливает графа, потянувшегося к кошельку.- Что вы, ваша светлость, это не главное, я про деньги глашатаю так, к слову, накладные расходы… Если бы только в этом все дело было!
        Граф нетерпеливо подергал ногой, а другой постучал о пол. Шакспер как будто видел все это!
        - Дик, прости и ты меня, я очень ограничен во времени. Говори короче, без живописи, только суть.
        - Что вы, ваше сиятельство, я и так без живописи. И без меня тут такую живопись зрители устроят, когда вместо «Гамлета» мы им «Ричарда Второго» подсунем. Своих не узнаем… Надо хотя бы предупредить о замене спектакля…
        - Не надо!- Граф встал.- Именно что не надо! Пусть соберется большая толпа на
«Гамлета» - а вы им «Ричарда». Пошумят-пошумят, но посмотрят и поймут, в чем дело, - не маленькие уже. Разбираются в политике. Пора и самим в чем-то участвовать!
        - Помилуйте, ваше сиятельство, о чем вы?
        - Все, Ричард, вопрос решен. Сделайте, как вам сказано. Иначе драматурга у вас больше не будет. «Гамлета» тоже отберем. А так объявите, что на следующий день он пойдет бесплатно, вход на спектакль по тем же билетам.
        - Бесплатно?
        - Вот вам ваши двадцать пять фунтов.- Граф бросил кошелек на гримерный столик так, что Ричарду впору обидеться, решил Уилл.- Это больше, чем вы можете надеяться получить даже за премьеру «Гамлета».
        - За это, конечно, спасибо… Но вы же понимаете, какое это опасное дело… В случае чего тут пахнет лишением лицензии… А может, и чего посущественнее…
        - В случае чего?
        - Ну, это вам виднее, ваше сиятельство.
        - Я не знаю, что вы имеете в виду, но мне виднее то, что вам лучше послушаться. Лицензию можно вернуть, а доброе расположение драматурга - никогда.
        - Но прошу извинить мою дерзость, у драматурга в нашем театре тоже есть свои долгосрочные интересы.- Шаксперу показалось, что звякнула рапира. Естественно, под нетерпеливой рукой Саутгемптона.- Еще раз прошу прощения.- Молодец Дик, он выдержал, подумал Уилл.- Мы уже семнадцать лет служим этим интересам верой и правдой, стоит ли нам рисковать многолетней дружбой?
        Граф сдержался. Его голос зазвучал глухо и отчужденно:
        - Хорошо, Дик, я тебя понял. Не бойся, вы не пострадаете. Это я беру на себя.
        Уилл закипел. Он берет на себя! Если вы с Эссексом проиграете, чего будут стоить ваши слова!
        - Но, скорее всего, мы все выиграем.- Граф словно услышал вопрос Уилла.- Тогда и прольется над труппой золотой дождь, будь уверен.
        Вашими бы устами да золотыми икать, продолжал злиться Уилл, который уже не на шутку обеспокоился судьбой «Глобуса». Эх, продать бы пай сейчас, да нельзя, рискованно. Да и как я это объясню? Потому что я крыса? Бегу с корабля, который пусть и в отдаленной перспективе, но может потонуть? Потому что я крыса… А с крысой в «Гамлете» как поступают? Уилл насупился. Проклятые трагедии, не дают жить своим умом, вечно лезет в голову всякая дрянь из пьес, которые репетируются. Своего-то текста в ролях у Уилла обычно нет, он и привык запоминать все реплики подряд. Так, от нечего делать.
        Тем временем разговор внизу был закончен. Ясно, что граф напоследок еще раз грозно посмотрел на Дика, открыл дверь гримерной и чинно удалился. Как явление призрака в сцене разговора Гамлета с матерью, подумал Уилл. И сам на себя разозлился. Всё! Надо уходить из театра. Я тут с ума сойду!
        Февраль 2011
        Вот доведу это до конца - и надо уходить, а то я тут с ума сойду с этими комбинациями. Конечно, шеф упрется, отпускать не захочет. А уж мне-то известно, что он делает с теми, кого не хочет отпускать. Значит, нужно, чтобы он послал меня в длительную командировку для завершения этого дела. Да, размечтался! Только дебют разыграли, вышли в перспективный, но сложный миттельшпиль, а ты уже в эндшпиль слинять хочешь… Но с другой стороны, если ты о себе сам заблаговременно не позаботишься, кто о тебе собственно позаботится? Дружба - дружбой, а диктатура - диктатурой. Вернее тирания, если ему так угодно.
        С такими мыслями Романов направился в свою спецстоловую, где собирался не только поесть, но и поговорить с Александром. Сомов сидел в углу и с аппетитом ел стейк. Гарнир из кружочков темно-оранжевого цвета он отодвинул в сторону.
        - Что, Александр Дмитриевич, налегаете на деликатесы местной кухни?
        - Нет, Олег Петрович, жареные бананы меня не привлекают, а стейк что надо!
        - Это точно! Где еще доведется попробовать стейк из хобота слона!
        Александр тут же перестал жевать и отодвинул тарелку:
        - Я ел хобот слона? Какой ужас!
        - А что, собственно, такого? Деликатес, между прочим. Слонов осталось в Моганде раз, два и обчелся. Так что ешьте на здоровье. И обратите внимание: никакого вам коровьего бешенства, свиного или птичьего гриппа! Сюда еще не добрались международные фармакологические компании, так что им свои вакцины здесь продавать не резон, вот и не придумали еще нового пугала, вроде слоновьего гриппа или бегемотьего сифилиса. Разве что вакцину бесплатную раздают да тестируют ее на аборигенах. Так то ж бесплатно. Не на подопытных же кроликах опыты проводить? Их в Европе да Америке правозащитные организации за такие эксперименты заживо сожрут!
        - Будет, Олег, пугать меня. И так аппетит испортили…
        - А может, есть слона вам не позволяет вероисповедание?- не унимался Романов.- Ну тогда простите, что повар вас не предупредил. Мы его за это самого крокодилам скормим! Поваров здесь хватает. Незачем безответственность поощрять. Ладно, не сердитесь, я пошутил,- видя, как окончательно помрачнел Алекс, закончил Олег.
        Александр решил больше не спрашивать про еду, чтобы не остаться голодным, а Олегу было не до того. С самого утра у него маковой росинки во рту не было.
        - Ну так что, удалось решить вопрос с поездкой в Европу?
        - Да, теперь дело за вами.
        - Хорошо, я подумаю над маршрутом и назначу дату,- как заправский офицер, четко ответил Алекс. Потом он вышел из-за стола и бодрым шагом направился в «свой» кабинет.
        На самом деле навыки кадрового военного Александру совершенно не были свойственны. Он просто старался скрыть свою неуверенность, если не сказать - растерянность. Пока Олег договаривался о командировке, Алекс погрузился в исследования так глубоко, как никогда раньше. За неделю он едва ли не забыл, почему здесь находится, настолько он увлекся.
        Но несмотря на массу интересного материала, ничего более убедительного, чем то, что открыл раньше, Сомов пока не нашел. Портрет на изнанке титульной гравюры в Первом Фолио и подпись в конце этого же тома. И еще анаграмма на странице с оглавлением. Впрочем, последнее не доказательство, а так - шутка гения: мол, если вы нашли главное, то не пропустите и такое. Весельчак был этот Шекспир! Сложнейшим образом зашифрованная подпись и простейшая перестановка букв. Даже всего одной буквы. Или двух. И так и так сходится!
        Значит, в Париж! Проверим шифр. Потом в Лондон, посмотрим портрет. Если все сойдется, то подпись получится тройная: цифровая, буквенная и иконографическая. Тройная подпись как тройная клятва верности друзей Гамлета в конце первого действия трагедии.

7февраля 1601
        Только в самом конце первого действия спектакля, который шел вместо заранее анонсированного «Гамлета», зрители несколько успокоились. Но Ратленда и Саутгемптона это не радовало. Ни бурное недовольство и улюлюканье партера, неожиданно увидевшего перед собой старую пьесу вместо новой - как подло была произведена замена, совсем без предупреждения!- ни теперешнее равнодушное спокойствие зрительного зала, в котором решающую роль сыграло обещание Бербеджа показать «Гамлета» завтра бесплатно, не отвечало их целям.
        Но пока что всё было поправимо. Саутгемптон надеялся на сцену, в которой король понял, какую ошибку совершил, поверив своим советникам. А сцена эта была почти в самом конце пьесы. Граф Ратленд был вообще настроен скептически. Он считал, что эстетическая эмоция, даже такая грубая, как эмоция театральная, едва ли перейдет в эмоцию политическую.
        Зрители должны увидеть, что ситуация свержения Ричарда II похожа на нынешнюю ситуацию противоборства Елизаветы с парламентом. И как они проведут здесь аналогию? Вся фишка заключалась в том, что король Ричард слишком доверял своим советникам и в результате потерял трон. Это было предупреждение королеве? Не доверять Роберту Сесилу и компании лордов из Тайного совета? Каким образом это должно было поднять массы против власти и как эти массы должны были различить королеву и Тайный совет?
        Наконец, как сама королева должна была понять, что это восстание не против нее, а против ее окружения? Если это противопоставление молодости Эссекса и старости королевской власти, то и тут не сходится. Старая, но молодящаяся королева выглядит скорее привлекательно, чем отталкивающе. Попробуй издали разбери, какова она под слоем белил!
        В глубине души и сам Саутгемптон сомневался в успехе. Но Эссекс! Как он мог его подвести? Генри Ризли не столько верил в успех, сколько не мог изменить дружбе. Конечно, все было понятно. Гордость бывшего фаворита королевы уязвлена. Столько месяцев просидеть под домашним арестом. Как она могла! Его, любимца народа, героя, победителя «Непобедимой армады»! Эссекс даже самому себе никогда не признавался, что победила испанский флот скорее стихия, чем его талант адмирала. Ну подумаешь, не справился с Ирландией! Но там лицемер-дипломат, а не герой-полководец был нужен. Его туда не послали, а сослали. Бесс, о Бесс, она должна была защитить его, а она его бросила!

«Значит, под арест меня? Ну посмотрим, кто кого арестует»,- заводил себя, пристегивая рапиру и собираясь верхом добраться до «Глобуса», граф Эссекс. Его ждали как раз к той сцене, где короля лишают трона. По плану Саутгемптона тут-то и стоило крикнуть: «Долой Елизавету!», и при поддержке партера должен был появиться Эссекс и скомандовать что-то вроде: «Вперед, за мной!» А потом толпа выбежит из театра, лавинообразно увеличится на улицах города, ворвется в королевский дворец и провозгласит Эссекса королем! Бесс, то есть королеве Елизавете, конец. Впрочем, может быть, он ее еще и помилует…
        Уильям Шакспер, постоянно находившийся на сцене в массовке на заднем плане, зорко наблюдал за ложей Саутгемптона. Тот все время перешептывался с сидящим рядом графом Ратлендом, который почти всегда появлялся в театре вместе с другом. Сегодня они спорили гораздо больше, чем обычно. Интересно о чем?- думал Уилл. Выражения лиц у обоих были недовольные. Они явно чего-то ждали. Шакспер видел, что их театр пытаются использовать в политических целях, и это его огорчало. Политика всегда мешает бизнесу, считал он. Нужно тебе бунтовать - иди вон на площадь и толкай речь, воспламеняй массы, а то чего ж ты актеров подставляешь? Вы все чуть чего разбежитесь, а труппе куда бежать?
        Если бы Уилл был не заинтересованным наблюдателем, а историческим романистом, он наверняка сказал бы здесь, что напряжение нарастало во всем театре. Но Шакспер был заинтересованным наблюдателем и мог под присягой поклясться, что напряжение нарастало только в ложе Саутгемптона, и нигде больше. Зрители смотрели старый спектакль как бесплатное приложение к завтрашней премьере, актеры тоже не испытывали никакого энтузиазма, а тот, кто понимал суть происходящего, тем более старался не разжигать страсти. Ни внутри себя, ни на сцене, ни в зрительном зале.
        Когда дело подошло к заветной сцене, Уилл заметил, что в глубине ложи Саутгемптона появился граф Эссекс. Он оставался в тени, дожидаясь подходящего момента. Но Уилл уже чувствовал, что он ждет зря. Герой-любовник королевы не станет героем трагедии, а тем более истории. Вот долгожданная сцена началась и дошла до середины безо всякого воодушевления. Неожиданно из партера кто-то вяло крикнул: «Долой королеву!» Все вокруг зашикали: «Ты что, придурок?» Раздался легкий хохот.
        Шакспер понял, что ни Саутгемптон, ни Эссекс Шекспиром быть не могли, потому что они явно плохие драматурги. Мизансцены не продуманы, реплики не проработаны, а работа с актерами вообще не была проведена. И он был прав! На следующий день на сцене, которой стал весь Лондон, Эссекс все-таки попытался сыграть роль героя-антагониста, поднять массовку и повести ее на резиденцию королевы. Но бездарность героя бросалась в глаза, она отмечалась даже кухарками, которые молча от него отворачивались.

24февраля 2011
        Отметив день Советской армии и Военно-морского флота, лейтенант запаса Александр Сомов под предводительством сержанта запаса Олега Романова направился в Париж.
        Ну кто же мог предположить, что они задержатся там аж на две недели! Так что в Лондон из Франции они улетали в один день с французскими самолетами, которые направились бомбить Ливию. Хорошо хоть не Моганду. И хорошо, что их с Александром там уже не было. Романов понял, чем все кончится, как только один из сыновей Каддафи пообещал обнародовать финансовые документы, свидетельствующие о поддержке Ливией избирательной кампании Саркози. «Пусть этот клоун вернет нам деньги!» - неосмотрительно заявил сын лидера Ливийской революции. Лишь бы Кенадит ничего подобного не заявил, а то никакой фонд Шекспира не поможет. Против МВФ с фондом Шекспира не попрешь. Но все-таки боязно. Вся Северная Африка запылала. Глядишь, и на Моганду искра перекинется…
        Романов буквально за руку водил Александра по библиотекам. Нужную книгу английский шекспировед Алекс Вэлс нашел только в третьей парижской библиотеке. В первой ее просто не было, во второй она находилась на реставрации. Отсканированный электронный вариант книги никого, разумеется, не устроил. Его Александр уже успел досконально изучить в «своем» африканском кабинете. Теперь Олегу оставалось только недоумевать, что же хотел его подопечный увидеть в этой книге такого, чего нельзя было увидеть в ней же на экране ноутбука. По пути в Лондон он даже спросил Алекса об этом.
        - Никогда не известно заранее, что ты увидишь в книге. Почему я должен смотреть в нее глазами оцифровщика? Книга - это вам не человеческая голова, в которой вы, психолингвисты, видите одно и то же. Книга - предмет очень личный. У читателя с ней должен быть тактильный контакт! Страницы нужно перелистывать пальцами, а не колесиком мыши или нажатием клавиш. С книгой нужно долго ждать встречи и с нетерпением ее открывать. С книгой можно поспорить, на нее можно рассердиться и закрыть ее. Наконец, можно просто провести по обложке рукой, почувствовать ее тепло… или холод. И именно поэтому е-book’и[E-book - электронная книга (англ.).] никогда не заменят нам настоящих книг, пусть практически из туалетной, но все-таки бумаги. Пускай книги давно перестали быть произведениями искусства, но процесс чтения остался очень интимным, почти эротическим. Так что общаться с книгой тоже нужно лично.
        - Ну и что она вам лично сказала?- съязвил Олег, обидевшись за психолингвиста.
        - Кое-что, но я пока это не могу сформулировать. Главное, она подтвердила свою дату издания.
        - Каким это образом?
        - С помощью водяных знаков. Бумага с такими водяными знаками использовалась только в определенное время.
        - И что это значит?
        - Это значит, что абсолютно точно Шекспир мог эту книгу читать.
        - Он говорил по-французски?
        - И получше нас с вами, поверьте. Ну и читал, разумеется.
        - И писал?
        - И писал. В его хрониках попадаются целые страницы на французском языке.
        - И что это нам дает?
        - Твердое убеждение, что эта книга могла быть источником ключевого шифра подписи.
        - Интересно получается: твердое убеждение в возможности. А какова вероятность такой возможности?
        - Это совсем другой вопрос, ответ на который нам не так важен. Могли быть и другие источники, в частности в Италии, в Венеции. Съездим?
        - Нет, про Италию разговора не было.
        - Ладно, пока это и не важно. Важно, что мы нашли хотя бы одну книгу, из которой мог быть взят шифр. Париж совсем рядом, и Шекспир там был. Это известно точно. А мог и выписать из Парижа книгу.
        - По DHL[DHL Express - Международная почтовая компания.] или Почтой России?
        - Скорее голубиной почтой. Почта России ему доставила бы эту книгу году к 2012-му, к самому концу света…
        - Всё шутите?
        - Вовсе нет. Мог и голубиной почтой, она была тогда распространена. И ему же нужна была всего одна страница.
        - Отксерить, что ли, попросил?
        - Сделать оттиск нужной страницы можно было легко. При соответствующих отношениях с печатником, конечно. А раз он книги свои публиковал, то такие отношения наверняка были.
        - А откуда он знал точную страницу? Ведь оцифрованного варианта, как у вас, у него точно не было.
        - Он знал, какой примерно шифр ему нужен. Описал его в письме, а адресат нашел искомый вариант в этой книге и отпечатал страничку тиражом один экземпляр. Или два экземпляра. Чтобы один из них не жалко было послать почтовым голубем.
        - Из Парижа в Лондон голуби летали?
        - А что, разве это очень далеко? Помните в «Трех мушкетерах»? Там и люди достаточно быстро справились. Верхом.
        - Да, голуби, наверное, были попроворней.

26февраля 1601
        - Конечно, палач мог бы быть и попроворней. Графу Эссексу отрубили голову только с третьего удара. Первый удар пришелся по самой голове, второй по плечу…
        - Господи, Уилл, откуда такие подробности?- Бербедж с ужасом на лице перекрестился.
        - А ты сходи на городской рынок, всё и будешь знать. Еще говорят, что Эссекс назвал себя самым большим, самым подлым и самым неблагодарным предателем из всех, когда-либо живших на земле.
        - Меньше знаешь - крепче спишь. Я, Уилл, хочу дожить до старости.
        - А ты думаешь, я не хочу?
        - Уилл, я вообще плохо понимаю, чего ты хочешь. Деньги у тебя есть, домов себе накупил, земли. Дети здоровы, жена, слава богу, тоже.
        - Дик, ты же младше меня на четыре года, а возишься со мной как с ребенком уже шестнадцать лет. С чего это ты меня, как отец, полюбил?
        - Уилл, что ты мелешь?
        - А скажи мне, Дик, что это я последние четыре года у тебя почтовым голубем работаю? Как статист я тебя больше не устраиваю? Взамен на роль отца Гамлета? К чему всё это? Будь ты со мной хоть раз откровенным, Дик! Ну же! Я налью еще. Давай выпьем за нашу дружбу!
        По неожиданной щедрости Уилла Бербедж понял: день, которого он так боялся, настал. Уильям Шакспер решил поговорить с ним по душам. Под виски. Ричард готовился к этому разговору последние несколько лет, но сейчас был готов к нему меньше всего. После всех этих событий Саутгемптон и Ратленд в Тауэре. Об Эссексе вообще лучше больше не вспоминать… Что же будет с театром?
        - Уилл, ты только посмотри, что творится! Нам всем уже досталось из-за того спектакля.
        - Скажи спасибо, Дик, что он прошел спокойно. Скажи спасибо.
        - Да уж, Бог миловал. Да и актерам я перед спектаклем велел особого драматизма не разыгрывать, страсти не провоцировать.
        - Что-то мне насчет страстей ты ничего не сказал, Дик. Я что же, не актер уже?- Уилл глотнул из стакана.- Или статист - не действующее лицо?
        - Напротив, Уилл, такой статист, как ты,- главное действующее лицо любого спектакля. Ты молчишь, но понимаешь больше всех.
        - Так на какую роль в театре ты взял меня?- Дик пропустил вопрос мимо ушей, но Шакспер не отступался.- Или ты не мог не взять? Не молчи, Дик, не молчи, а то я подумаю, что мы не настоящие друзья. Тебя заставили, да? Меня навязали театру? Кто, Дик? Мне нужно знать - кто? Или ты боишься?
        - При чем здесь страх? Уилл, конечно, тебе оказали протекцию, когда ты приехал в Лондон. Но ты и сам знаешь об этом. К чему весь этот допрос? Мне известно не больше твоего. Почему через полтора десятка лет ты решил спросить? Я уже и забыл подробности. Ну попросили и попросили. Тебя же рабочим сцены взяли. Да и не я все решал, а отец, Царство ему небесное… Но теперь всё это не имеет значения. Мы компаньоны, Уилл. Ты такой, а я такой. И я всё равно люблю тебя.
        - Дик, что это значит - всё равно? Скажи, Дик.
        - Уилл, ты сам все знаешь. И не заставляй меня оправдываться.
        - Мне не нужны твои оправдания, Дик. Я хочу, чтобы ты просто вспомнил.
        - Что вспомнил, Уилл? Прошлое еще более туманно, чем будущее. Я актер, Уилл. Я живу настоящим. Мне некогда думать о прошлом и будущем, я должен произносить слова в настоящем. Слова, слова, слова…
        - Да, Дик, я понял, чужие слова. Тебе есть что произносить. Но что будет со мной? Для меня слов не пишут. Это был единственный раз, когда я играл роль призрака. Они смеются надо мной, Дик. Тени позволили заговорить… С третьего удара…
        Уильям Шакспер много выпил, но плакал он не от виски.
        Март 2011
        Джонатан Андерсен плакал не от виски. Плакал он от жалости к себе. У Андерсена было все. Все, что можно купить за деньги. За эти волшебные зеленые бумажки с портретами американских президентов. Но ему шел восемьдесят шестой год и рак не обошел его стороной. Поэтому у него был выбор: умереть от старости или от рака. Это было его главное достояние: возможность выбора. О медиаимперии, властелином которой был он, Джонатан Андерсен, сейчас не стоило и вспоминать. Ну империя и империя. Всё суета.
        Думал Джонатан Андрсен о другом, как ему казалось, о вечном. Его дедушка в тридцатых годах прошлого века (ох, как странно было Джонатану считать свой двадцатый век прошлым!) основал Фонд подлинного Шекспира. Тогда модно было открывать благотворительные фонды. Их основатели и инвесторы получали налоговые льготы, а деньги фонда были хорошо оборачиваемым капиталом: дедушка знал, в какие ценные бумаги вкладываться, и не прогадал!
        Нет, дедушка Джонатана, Эрнест Теодор Андерсен, открыл свой фонд вовсе не из чистой корысти. Он прочитал какую-то книжку о Шекспире и вполне искренне усомнился в подлинности авторства. Эрнест Теодор Андерсен был прирожденным бизнесменом и понимал, что настоящее дело не бывает без стартового капитала. Для писателя стартовый капитал - образование, а его-то как раз у Шакспера, судя по прочитанной им книге, как раз и не было. И не сказать, чтобы Эрнест как-то сразу проникся этой проблемой. Он запросил у аналитического отдела своей компании прогноз: насколько вероятно, что шекспировский вопрос вообще когда-нибудь будет решен, и если это хоть сколько-то вероятно, то когда приблизительно это произойдет. Через две недели напряженного труда аналитики принесли ему выжимку отчета на одной страничке. Вывод был прост: «В двадцатом веке решение не будет найдено, это однозначно. Вся лежащая на поверхности информация ненадежна и неполна, то есть не может помочь в решении данного вопроса. С другой стороны, трудно поверить, что вопрос никогда не будет решен: уж слишком очевидно, что сын перчаточника из Стратфорда -
подставная фигура. Кроме всего прочего, в деле замешана борьба капиталов. Стратфорд и Лондон активно развивают туристическую индустрию, основанную на традиционном восприятии Шекспира как подлинного автора. И очень мало средств вкладывается в антистратфордианские разработки. Поэтому вся академическая наука двумя руками держится за Шакспера, упорно называя его Шекспиром».
        Прочитав эту аналитическую записку, Эрнест Теодор Андерсен понял, что, с одной стороны, ничем не рискует, основывая премиальный фонд, деньги которого должен получить человек, установивший личность скрывавшегося за именем Шекспира автора, а с другой - возможность получить кругленькую сумму будет стимулировать научную мысль в правильном направлении. Назначили управляющего, дали информацию о фонде, куда положено,- и вот уже больше семидесяти лет деньги крутятся: вкладываются в успешные предприятия, кладутся на депозиты в банки, а в последние десятилетия и в хедж-фонды. Короче, деньги размножались и делением, и почкованием - без любви и поиска партнера. И все уже успели позабыть, с чего всё начиналось.
        Джонатан и сам почти забыл о фонде. Напомнил о нем внук Николас, студент-историк Оксфордского университета. Теперь там миллионов двести - триста, не меньше, прикинул Джонатан, а возможно, и еще больше. Действительно, неужели за такие деньги нельзя решить этот вопрос? Если найти того, истинного Шекспира и вручить исследователю премию Андерсена… Тогда Андерсеновская премия станет позвучней Нобелевской.
        Раздался звонок телефона - старинного аппарата с круглым тяжелым диском и трубкой на длинном проводе.
        - Алло, это ты, Ник? Да, доброе утро. Как не рад тебе? Очень рад. Почему не зову в гости? Зову. Приезжай прямо сейчас. А… ты как раз проходил мимо… Ну так заходи. Да, жду.

«Вот он, Ник, легок на помине,- думал Джонатан.- Последние полгода он ко мне зачастил, а то, бывало, годами в дом не заманишь. Чует мою смерть, что ли? Или просто повзрослел, кое-чего понял в жизни. Впрочем, одно не противоречит другому».
        - Ник, я только вспомнил о тебе, подумал, что ты уже повзрослел…
        - Неужели, дед? Я старый?
        - Ну, старый ты или нет, я не знаю. Но я вижу, что ты стал взрослым. Это объективно. А старость - понятие субъективное. Кстати, у тебя как с деньгами, нормально? А то дед на бензинчик подбросит. Чтобы был стимул почаще заезжать.
        - Не, дед, мелочь у меня есть. Я не о мелочах пришел с тобой поговорить. Меня интересует крупное дело.
        - Вот это разочарование. Я-то думал, что ты соскучился по деду, а ты по крупному делу.- Джонатан не мог сдержаться и сделал ударение на слове «крупное».- Горькое разочарование.
        - Нее, дед, я правда скучаю без тебя, я из любви зашел, потому что крупное дело это любовного свойства.
        - Неужели ты женишься, Ник? Так значит, я с утра пью виски не просто так. Давай я тебе тоже налью.
        - Не надо, дед, повода нет. Не женюсь я… пока. Рано жениться, я еще и университет не закончил. И потом, ты же знаешь, как мне трудно поверить, что кто-то может выйти за меня, а не за твои капиталы.
        - Да есть ли они еще, Ник?! СМИ сейчас такое ненадежное предприятие. Я давно не интересовался делами, может, там одни долги. Так что успокой своих невест. Скажи, что богатств нет и не предвидится.
        - А фонд «Подлинный Шекспир»? Чем не капитал?
        - Капитал, Ник, но не наш, а ученого, который докажет… Ну, ты знаешь.
        - А если я докажу?
        - Ник, не валяй дурака. Тебе что, правда деньги нужны? Да и как ты докажешь?
        - Приезжал тут в декабре один русский, бросил интересную идейку.
        - Ник, опомнись. Это его идея. Да и мало ли идей у этих русских?! Только результата никакого…
        - Дед, ты вообще телевизор смотришь?
        - Ты что, с ума сошел? Я еще буду телевизор смотреть?! Да я сам себе телевизор.
        - Этого русского, который якобы напал на след подлинного Шекспира, взорвали в номере лондонского отеля. Что бы это значило?
        - Возможно, он связан с русской мафией. Они теперь повсюду.
        - Да нет. Помятый дешевый пиджачишко. Очечки нелепые. Он правда ученый… был.
        - Просто ученый? Сумасшедший профессор? Интересно.
        - Что же интересного? Он теперь не сумасшедший ученый, а обгорелый труп… Его тут же опознали.
        - Еще интереснее. Тут же! Рояль в кустах… Кто же опознал?
        - Его однокурсница, которая сейчас живет в Оксфорде.
        - Боже, Христос Милосердный! И однокурсница оказалась под боком… Мы полвека боялись, что русские начнут ядерную войну. А теперь, когда мы перестали бояться, русские лишат нас нашей главной святыни - нашего Шекспира из Стратфорда!
        - Нет, дед, я им не позволю.
        - Вот как?
        - Какого черта отдавать им такую кучу денег? Они и так весь Лондон захватили. Скупили все приличные дома, да что дома - дворцы! Гоняют по городу на «бентли» и
«майбахах» со странными номерами типа «BYK»… Что бы это значило, кстати? Паркуются где ни попадя. Говорят, у них правостороннее движение, поэтому они, видно, по встречке и гоняют. Все причалы своими крейсерами заставили. Они их почему-то яхтами считают…
        - Ты несправедлив, Ник! Они нам денежки приносят, а не в своей Сибири оставляют. Плюют на то, что мы в «холодной войне» победили, и прут сюда со своими нефтедолларами не хуже арабов. К тому же они христиане.
        - Атеисты, а не христиане.
        - Крещеные атеисты.
        Март 1601

«Ты думаешь, атеисты - нехристи, что ли? Они все крещенные»,- вспомнил Шакспер свой давний разговор с Марло. Сколько воды утекло с тех пор! Как он тогда остался жив, не понятно… Только он, конечно, не Шекспир. Начиная с того, что он никакой не граф, а кончая тем, что слишком молод… был. Шакспер знал, что Марло его ровесник.
«Хватит Кита вспоминать, что, его судьбу хочешь повторить?» - задал сам себе Уилл риторический вопрос. Его же хорошенько попросили о нем забыть. В глаз ножом получить, даже если не насмерть, Шакспер не хотел.
        Он хотел спастись, потому что почувствовал угрозу, а что он будет спасать - тело, душу, кошелек,- пока не решил. Что спасать?- вот в чем вопрос! Черт, привязался теперь этот «Гамлет», будь он проклят! Обо всем теперь Уилл размышлял его словами. Так его глубоко потрясла роль призрака, отца собственного умершего сына!
        Уилл вспомнил, как они на следующий день после «Ричарда II» успели-таки сыграть премьеру «Гамлета», несмотря на суматоху в королевстве. Или благодаря суматохе… Властям явно было не до актеров. Пока разобрались, с чего заговорщики начали, пока до «Глобуса» добрались. Вот с премьерой и успели. А то ведь разъяренные зрители бывают пострашней властей! Те просто закроют театр, а зрители могут по досточке разнести! Дурак этот Эссекс! Надо было «Гамлета» и ставить в тот день - гораздо более взрывоопасная вещь. Могло бы рвануть. Там тебе и старая развратная королева, и молодой принц, и шальной Лаэрт. Чем не бунтарь Эссекс?
        Впрочем, то, что Эссекс дурак, заранее было понятно. Но Саутгемптон-то о чем думал? Он вообще «Гамлета» читал? Теперь-то окончательно ясно, что он не автор, не Шекспир. Да и тот при нем, как Розенкранц при Гильденстерне, граф Ратленд - тоже мелюзга. Какие они Шекспиры?
        Шакспер предавался этим грустным мыслям, лежа на собственной кровати и потягивая виски. Он теперь почти каждый день был пьян. Боялся, что его или убьют, или арестуют. В «Глобусе» после премьеры «Гамлета» Уилл не показывался. Найти его и здесь найдут, но зачем самому лезть на рожон? Вдруг в дверь постучали.
        - Кто там?- хрипло рявкнул Уилл и выдохнул, услышав в ответ голос Ричарда:
        - Да я, Уилл, открывай, не бойся.
        - А чего мне бояться?- пробурчал он и открыл дверь.
        - К нам сегодня по твою душу приехал кто-то в черном плаще.- Уильям поежился.- Тебя не нашел, а мне передал, чтобы ты ехал в Стратфорд и там пока пересидел.
        - Так и сказал?
        - Так и сказал. Передай, говорит, своему другу, что ему сейчас будет лучше в Стратфорде.
        - Что за человек?
        - Человек как человек: посыльный.
        - От кого?
        - Сказал, что ты знаешь от кого.
        - Что за бред, Дик? И ты отпустил его?
        - А что, я его связать должен был? Я откуда знаю, бред это или не бред. Но в целом предложение разумное. Театр тоже, кстати, из столицы уезжает. Ночью соберемся и с утра в дорогу!- Но Уилл, казалось, уже не слушал его.- Может, плеснешь? Я знаю, что ты жадный, но на прощание с другом грех не выпить.
        Уилл как-то дернулся при слове «жадный» и молча пошел к столу, оставляя Ричарду возможность самому решать, что делать: следовать за ним или убираться восвояси.
        Март 2011
        Когда Романов подошел к какому-то многоэтажному дому, Александр некоторое время сомневался, следовать за ним или возвращаться в отель. Но пока он размышлял, дверь подъезда захлопнулась и стало ясно, что идти за Олегом дальше не получится.
        Кончалась неделя их совместного пребывания в Лондоне. Олег с Алексом, казалось, стали друзьями не разлей вода. И вдруг сегодня в пять часов утра Александра разбудил какой-то шорох. Он приоткрыл глаза и увидел, что Олег одевается, стараясь не шуметь. Через минуту щелкнул замок входной двери, а еще через минуту уже одетый Александр осторожно вышел следом. Он сомневался, что сможет догнать Романова, но тот спокойно пил кофе в лобби-баре на первом этаже. Хорошо еще, что Александр спускался по лестнице, а не на лифте, а то бы Олег его точно заметил. Сомов попятился и тихонько поднялся на этаж выше. Потом на лифте доехал до цокольного этажа и там устроился в глубоком кресле с высокой спинкой, стоявшем за колонной. Минуты через три появился и Олег. Он равнодушным взглядом окинул пустующий ресепшн-холл и направился к выходу из гостиницы.
        Как только дверь за Олегом захлопнулась, Александр бросился следом. Если бы вы спросили его, каким образом ему удалось проследить за Олегом в незнакомом городе, он бы только пожал плечами. Некоторые вещи происходят сами собой. Они или удаются, или не удаются, но каким образом, объяснить сложно.
        Правда, выследить-то Олега Алекс выследил, но пользы из этого не извлек никакой. Олег скрылся в подъезде, и что было делать дальше, Александр не знал. Оставалось следить за окнами. Время было раннее, солнце едва всходило, так что оставалось надеяться, что хозяин, впустив гостя, включит свет. Александр походил по улице несколько минут, но ни в одном окне свет не зажигался. Тогда Алекс попытался пробраться во двор, чтобы посмотреть на окна с противоположной стороны дома. Пришлось еще обойти и соседнее здание. Но его усилия оказались ненапрасными. Во втором от угла окне на четвертом этаже горел свет. И это была единственная освещенная квартира.
        Александр хорошенько запомнил улицу, номер дома и расположение квартиры, в которую собирался вернуться.
        Но теперь его ожидал не менее захватывающий сюжет из цикла мифов о вечном возращении. Сюда-то Алекс пришел вслед за Олегом, а вот назад как? Он, конечно, помнил название гостиницы и улицы, где она была расположена, но что толку, если спросить, как туда добраться, было решительно не у кого. Алекс посмотрел на часы: меньше пяти утра. Кому придет в голову вставать в такую рань? Оставалось ждать случайных прохожих. Должны же дворники выйти на улицы! И пошел Александр куда глаза глядят, полагаясь только на удачу.
        Он разглядывал вывески на домах в поисках знакомого названия да вертел головой по сторонам, надеясь, что появится случайное такси или кто-нибудь отправится на утреннюю пробежку. Но такси не показывалось, и физкультурников не было видно… А, вот удача! Из-за угла прямо ему навстречу вышла пожилая дама с огромным догом на поводке, который сразу же кинулся к Александру. Дама смогла его оттащить только в последний момент, когда собака уже собралась то ли лизнуть Алекса в щеку, то ли вцепиться зубами в горло.
        - Не бойтесь, сэр, она не кусается,- так же радостно, как пятью секундами раньше дог, бросилась к Александру его хозяйка.
        - Все нормально, мэм. А вы не могли бы сказать, как мне найти мой отель?- Александр достал карточку гостя с незамысловатым названием «All Seasons London Southwark Rose Hotel» и протянул ее даме.
        - Это трудно объяснить, сэр. Вам нужно попасть в Саутворк. Это не очень далеко. Простите, я не могу вас проводить, мне нужно выгулять собаку.
        - Я умоляю вас, мэм, я совсем не знаю Лондона…
        - Вот как? Странно… Ну хорошо, здесь недалеко, а Бесс все равно, где гулять. Вы видите, какая она веселая девочка.
        - Вижу,- ответил Алекс и понял, что он спасен.
        Он успел вернуться в гостиницу раньше Олега. На прощание жизнерадостная Бесс все-таки лизнула его в нос.
        Март 1601
        Уильям Шакспер как ни в чем не бывало возвращался домой. Правда, теперь он уже не рассчитывал прибыть победителем. Он вообще ни на что хорошее в старом добром Стратфорде не надеялся. Всю дорогу его преследовал запах той суки, которая все-таки лизнула его на прощание. Чем ближе он подъезжал к своему родному городу, тем назойливее преследовал его этот запах и тем сильнее он ощущал себя нашкодившим ребенком, которому предстоит встреча со строгой мамочкой.
        Конечно, как себя ни успокаивай, но его отъезд из Лондона сильно смахивал на паническое бегство. В повозку побросали все без особого разбора: одежду, обувь, постельное белье и подушки, кухонную утварь, даже посуду, какие-то сундучки с драгоценностями, какие-то безделушки… Если Анна хотя бы мимоходом заглянет в его багаж, ей сразу станет ясно: уезжал он в спешке и приехал надолго. Последнее как раз и подтверждалось количеством вещей. В свои короткие приезды в Стратфорд он столько всего с собой никогда не брал.
        До дома он добрался в середине дня. Вся семья сидела в столовой. Обедали. Уиллу бросилось в глаза, что место во главе стола пустует. И это сразу лишило его самообладания. Первой от угла на длинной стороне стола сидела Анна. По правую руку от нее расположилась Сьюзанн, за ней примостилась Джудит. Напротив какие-то особы женского пола неопределенного возраста.
        Когда Шакспер вошел, все дружно перестали есть и изумленно уставились на него. Впрочем, нет, не все. Анна не спеша дожевала и проглотила то, что было у нее во рту, встала из-за стола и подошла к Уиллу. Она совершенно не изменилась за те четыре года, что они не виделись.
        Чего было нельзя сказать о нем самом. И не нужно было его долго рассматривать, чтобы заметить, как сильно он постарел. Он прочитал это в ее взгляде и бросился к ней в объятия.
        - Уилл… Не плачь… дети смотрят,- зашептала она.
        Он взял себя в руки и слегка отстранился от жены:
        - Бог в помощь всем.
        - Садись, Уилл, на свое место.- Анна сделала жест прислуге, чтобы принесли приборы.- Видишь, мы ждем тебя. Каждый день.

29марта 2011
        Всю последнюю неделю Романов каждый день ждал, что они наконец получат разрешение посмотреть Первое Фолио. Он уже стал волноваться, все ли у них в порядке с документами? Уже в тот вечер, когда они с Сомовым летели из Парижа в Лондон, он узнал, что французские бомбардировщики впервые отправились бомбить Ливию, и понял, почему их задержали на границе. Франция готовилась к войне, а мы прибыли из Африки. Колонизаторы чертовы! Ну да ладно, с другой стороны, их уже так просветили, что теперь никакой «Интел-ледженс сервис» не страшен. Чего ж здесь тянут? Неужели правда это такая книга, что к ней даже с дипломом Кембриджа непросто подступиться?
        Но и это тоже ладно, до книги они рано или поздно доберутся, вот только с фондом что-то не чисто. Питер на связь не выходил, пришлось его вчера навестить лично. Тепленьким взял, прямо из постели, чтобы никуда не успел из дому скрыться. И поговорил. Ничего себе! Он, видите ли, занят сейчас другим! Диплом пишет. С Николасом ему общаться, видите ли, некогда! Какой-то сбой пошел в его сознании. Пришлось провести с ним еще один сеанс. Пятнадцать минут психолингвистического тренинга - и он снова в его руках, послушен и готов выполнять все указания. Теперь нужно ждать результата его встречи с Николасом.
        Вообще ловко он все это уладил, прямо с утра пораньше. И Александр ничего не заметил, спал как убитый. Хоть он и плохо поддается гипнозу, но тут сработало. Когда вернулся в отель, он еще не проснулся. Правильно, что они в одном номере с Александром остановились. И за гостиницу он сам платит (Олег вспомнил про скрягу Кенадита), и все время под присмотром.
        Все-таки за Александром нужен глаз да глаз, чтобы, не дай бог, не выкинул чего-нибудь. Олег с удовольствием вспомнил, как Сомов в Питере оставил Эдуарда с носом. Забавно: он его пасет, а сам шаг в сторону ступить боится. Еще неизвестно, кто свободнее, пастух или его стадо. Ладно, пора с ним поговорить.
        - Алекс, ты сердишься, следовательно, ты не прав.
        - Ну что тебе еще?
        - Я же не виноват, что нам приходится ждать.
        - Слушай, ты не понимаешь? Я каждую свободную минуту беспокоюсь за своих.
        - Нет проблем! Завтра организуем связь.
        - А ты думаешь, они обо мне не беспокоятся?
        - Александр Сомов умер… Зато его семья жива.
        - Лучше бы сидел в Моганде и не ездил бы никуда… Хоть голова была бы занята только работой…
        - Тебе нужно развеяться. Давай сходим в ресторан, что ли? Время обеденное. Время тако-о-о-е, сердцу покоя не-е-т!- Алекс скривился, услышав фальшивое пение.- Послушай, а что тебе мешает работать здесь? Ноутбук при тебе. Привык к африканскому комфорту?
        - Подлец-человек ко всему привыкает… Ну ладно, пошли есть.
        Они спустились в ресторан и с аппетитом пообедали. После кофе Олег пригласил Алекса прогуляться.
        - Послушай, иди без меня. Дай одному побыть. Чеши на свою прогулку, а я поразмышляю. Может быть, тоже попозже выйду, но один. А то я уже от тебя устал. Мы с Тарасом… ходим парой, хотя мы не санитары…
        Олег расхохотался:
        - Ну не до такой же степени! Ладно, я пошел.
        Алекс махнул рукой и отвернулся. Вроде не врет, подумал Романов. Программировать Сомова, во-первых, не очень получалось - уж слишком сильно сознание Александра сопротивлялось его установкам. А во-вторых, Олег боялся, что постороннее вмешательство повлияет на его исследовательские способности: мозг все-таки штука сложная, а результат работы Александра был бесценным. Олег вышел из отеля и неспешно двинулся по направлению к квартире Питера - вот его программировать можно. И нужно! После пятнадцатиминутной прогулки Романов открыл подъезд своим ключом и поднялся на четвертый этаж. Дверь в квартиру Питера оказалась приоткрытой, и Олег насторожился. Нащупал в кармане миниатюрный пистолет, внешне похожий на зажигалку: такой в багаже провезти ничего не стоит. Снял с предохранителя…
        Александр стоял перед дверью подъезда, ожидая, пока кто-нибудь выйдет на улицу. Непреодолимым препятствием стал домофон, и другого способа его преодолеть он не видел. Не звонить же во все квартиры подряд? Еще полицию вызовут… И тут вдруг раздался приглушенный выстрел! Или ему показалось, что хлопок, который он услышал, был выстрелом. Звуки выстрелов Александр слышал преимущественно в кино и по телевизору, но сейчас он почему-то был уверен, что это был именно выстрел, а не что-то другое. Сомов быстро отошел от двери и еще быстрее добежал до поворота на соседнюю улицу. Зайдя за угол, Александр пошел медленно и вальяжно, неспешно открыл дверцу машины, сел на заднее сиденье и назвал водителю отель, расположенный в двадцати минутах ходьбы от той гостиницы, где они с Романовым остановились.
        Добравшись до места, Александр расплатился с таксистом и вошел внутрь. Он снял одноместный номер и пошел в бар. Через пару минут к нему за столик с недвусмысленной улыбкой подсела девушка неопределенного возраста.
        Олег Романов чувствовал себя полным идиотом. Не из-за того, что произошло на конспиративной квартире. Если играешь в большую игру, всегда нужно быть готовым к ответному ходу противника, который оказался тобой не просчитан. Большая игра (БИ)- это вам не нейролингвистическое программирование, это гораздо сложнее. Одного доверчивого дурака убедить не трудно, десятерых - легко, сотню - еще легче, а тысячи и миллионы поддаются внушению практически безо всяких усилий. Ведь что такое толпа? Бесструктурное скопление людей, у которых нет ясно осознаваемых общих целей и которые связаны между собой только эмоциональным состоянием и общим объектом внимания, вспомнился ему учебник психолингвистики. Управлять толпой просто. Другое дело попытаться управлять теми, кто сам управляет толпой. Или думает, что управляет. Незнакомых людей они обычно к себе на пушечный выстрел не подпускают. Поэтому влиять на них приходится косвенно, через третьих лиц. И теперь эти третьи лица вышли из-под контроля Романова.
        Но тут ничего уж не поделаешь - БИ она и есть БИ! Но пока он пытался снова взять ситуацию под свой контроль, с игровой доски ушла главная фигура, та самая заветная пешка, которая должна пройти в ферзи. Ушла в неизвестном направлении. «Зря я от него все скрывал,- ругал себя Романов,- чувствовал же, что с ним нужно играть в открытую». Вроде и дружеский контакт у них установился! Почему же тогда Александр сбежал? Конечно, больше недели бездействия вывели его из себя. А впрочем, кто знает, что у него в голове, кроме Шекспира и своей семьи? Больше всего Романов боялся, что Александр позвонит в Москву. Тогда вся БИ может вообще выйти из-под контроля.
        Однако Сомову даже в голову не пришло звонить в Москву. Ведь ему было сказано: «Не звони, а то больше звонить будет некому». А не верить Эдуарду или Олегу у него не было никаких оснований. Серьезность своих намерений, впрочем, как и свои возможности, они наглядно про демонстрировали. Александр собирался честно выполнить договор, решить задачу, а по ходу дела добиться дополнительных гарантий безопасности для своей семьи и, если повезет, для себя лично. Но выстрел в квартире, который он случайно услышал, пока следил за Романовым, все менял. Если в эту историю вмешается полиция, то все пойдет наперекосяк. А что мог сделать диктатор с его семьей, Александр даже предположить боялся. Поэтому он начал действовать самостоятельно.
        Александр подошел к балкону и задумчиво посмотрел в окно. Было очевидно, что теперь ему нужна помощь. Как странно! Лишь только человек решает действовать самостоятельно, ему тут же требуется посторонняя помощь. Вариантов было немного: Мигель и Ирина. Александр понимал, что они в этой игре тоже фигуры не случайные. Мигель, если он, конечно, еще жив, играет на другой стороне и явно заинтересован в том, чтобы никакого открытия не было. Так что он отпадает. Фигурами какого цвета играет Ирина, вообще не понятно. Конечно, можно попробовать убедить ее играть за него, учитывая их прежние отношения… Алекс горько усмехнулся. И тут он вспомнил про Анну, которая тихо сидела на кожаном диване и не обращала на себя внимания.
        - Мы же договорились, что я пойду… когда стемнеет.
        - Конечно договорились…
        Ноябрь 1601
        - Ладно, договорились.
        - Только всю сумму вперед. И сразу.
        - Конечно.
        Шакспер отсчитал деньги. Он заказывал браслет, который собирался подарить Анне к двадцатилетию их венчания. Уилл хотел сделать какой-то особенный подарок, поэтому загодя обратился к лучшему ювелиру Стратфорда, так чтобы он успел съездить в Лондон и подобрать материалы: золото, бриллианты. Сам Уилл ехать в Лондон не хотел ни в какую, хотя это могло бы сэкономить его деньги. Старые друзья по театру его не беспокоили, он знал только, что они тоже уехали из столицы. Ну и слава богу, раз их нет в Лондоне, значит, и у него нет перед ними никаких обязательств. Гастролировать с труппой его никто не просил. Кроме того, там, в Лондоне, у них наверняка проблемы с властями. Едва ли дело с постановкой «Ричарда II» накануне бунта Эссекса так просто забудется. А загадочный граф уже, возможно, отошел от дел, если и вовсе не в мир иной. Впрочем, Уилла и это перестало волновать. А чего бояться? Отошел так отошел. Ему-то не обязательно за ним следовать. Вот он теперь заживет, так заживет… как захочет, так и заживет!
        Таким образом, у Шакспера было много причин не возвращаться в Лондон. Но в самой главной причине он даже сам себе не признавался: ему было так хорошо весь этот год с Анной! У него как будто открылось второе дыхание, он наконец-то нашел себя. Он опять любил Анну как школьник. И Анна, как прежде, немного по-матерински его любила. А ведь были еще дочки, почти взрослые, но такие родные. Он с ними возился, как с маленькими, баловал их, покупая всякие сладости, а время от времени и дорогие наряды.
        С отцом они почти не виделись. Родители Уилла по-прежнему жили на улице Хенли, вместе с Гилбертом и толстушкой Джоаной. Единственный раз старый Джон и Уилл попытались поговорить по душам, когда случайно встретились в начале августа в кабаке, куда Уилл забежал как-то промочить горло. Джон уже был изрядно пьян. Он увидел сына и пробурчал:
        - Вон, смотрите, большая шишка идет.
        - Отец, доброго здоровья.
        - Отпустили, что ли? Тогда садись.
        - Как это отпустили? Я сам приехал. Пора уже к дому прибиваться. Устал я от столичной жизни.
        - Ты устал или покровители твои от тебя устали?
        - О чем вы, отец?
        - О чем, о чем? Ты помнишь Патрисию?
        - Конечно.
        - Тогда… Ну ты понял… ты все знаешь. Знаешь, что забрали ее у меня. Переманили. Ушла она. Пропала. Уилл, куда ее дели? Скажи хоть теперь…
        - Я не знаю, отец.
        - А что ты знаешь? Мне тогда, чтобы я тебе вопросов не задавал, много денег дали, а я должен был тебя расспросить много о чем. Пришлось мне на все условия соглашаться. Но теперь мне все равно. Да и тебя они, бог даст, совсем отпустили.
        - Отец, вы бы потише.
        - А что потише? Тут все свои. Они не донесут. Я их всех по сорок лет знаю. Ах, Уилл, долго ли жить осталось? Будет шепотком-то разговаривать. Давай вот выпей эля, ты же не промах выпить, и ори, что знаешь, во все горло ори. Чтобы все слышали. Да так и безопаснее. Если все вокруг всё услышат, кому ты будешь нужен, пустая ты бочка? Это пока ты молчишь, ты опасен, а когда заговорил - всё, и плевать на тебя хотели…
        - Да вы, отец, философ.
        - Я-то философ, а ты кто? Я-то перчаточник, а ты кто? Я-то муж своей жены, а ты? Я-то отец своих детей, а ты?
        Уилл встал из-за стола, на который его отец Джон приклонил голову, не в силах больше ее держать, и вышел из заведения. Слова отца жгли ему душу, но не хотелось обращать на них внимание, особенно сейчас, когда у них с Анной всё опять было так хорошо.

29марта 2011
        - Мне с тобой было хорошо,- бросил Александр Анне, выходя из ванной комнаты. От джентльмена в серой тройке, которого могли видеть зрители из дома напротив, ничего не осталось. Перед Анной предстал юноша в джинсах, спортивной куртке и хулиганской кепке. Весь же джентльменский наряд лежал в походном рюкзачке.
        - Мы еще увидимся?
        - Конечно нет!
        На ручке номера с внешней стороны висела табличка «Не беспокоить!». Александр неслышно закрыл за собой дверь и быстро пошел по коридору в направлении служебной лестницы. Он поднялся на шестой этаж, сел в лифт, спустился на цокольный и, не привлекая ничьего внимания, вышел на улицу.
        Алекс решил пройти пешком как можно дольше, чтобы уйти как можно дальше в сторону от отеля «All Seasons London Southwark Rose Hotel», в котором они остановились с Олегом.
        Сейчас нужно позвонить Ирке.
        Ирина сняла трубку не сразу: пришлось ждать, пока она соизволит ответить.
        - Алекс, это ты?!
        - Я, я!- Алекс усмехнулся.- Ты так говоришь, как будто это я исчез, а не ты.
        - Я исчезла?! Так ты же погиб! Прости… А кого взорвали в твоем номере? Совершенно невероятно…
        - Сейчас не об этом. Я снова в Англии.
        - Дааа?!- Удивление Иры, впрочем, показалось Алексу несколько наигранным. Хотя это ни о чем не говорило.
        - Ира, мне срочно нужно с тобой встретиться. Я попал в передрягу.
        - Серьезно?
        - Куда уж серьезнее…
        - А где ты?
        - Я не очень ориентируюсь в Лондоне… Но метро как-нибудь найду. Давай договоримся, на какой станции и в котором часу мы встретимся, и я туда приеду.
        - Не забывай, я не в Лондоне, а в Оксфорде.
        - Да помню, но в Оксфорд я не выберусь.
        - Ладно. Через полтора часа жди меня у выхода из метро «Вестминстер», не заблудишься?
        - Вестминстер найду… Спасибо, Ира.
        - До встречи, дорогой. Целую.
        Надо было и самому сказать «целую», но почему-то язык не повернулся. Теперь еще целый час с лишним предстояло бродить по Лондону. Зато появилось время успокоиться и обдумать ситуацию. А был ли выстрел? Может, просто хлопушку детскую взорвали, а он себе уже понапридумывал черт знает что. А если даже и выстрел, но в другой квартире? Не пойти ли туда снова, не посмотреть ли самому? А вдруг его камеры наблюдения засекли?! Арестуют еще и скажут, что убийцу тянет на место преступления… Но отсюда он это место, пожалуй, не найдет, а заблудиться ох как не хочется.
        За эти три с лишним месяца Алекс понял, что многое нужно делать не задумываясь. Вернее, попусту не размышляя. Нет смысла долго думать, если мало фактов. Нужно просто довериться интуиции. Когда в тебя стреляют, то инстинктивно ты убегаешь не по прямой, а петляешь зигзагами, затылком чувствуя холод металла. Так и здесь. На всякий случай Алекс выиграл ночь. Возможно, это будет решающий выигрыш, возможно, и ничего не значащий. Но иметь ночь в запасе хорошо в любом случае.
        Алекс размышлял и брел себе по незнакомым улицам. Времени вагон, еще и девяти не было. И вдруг ноги его сами вынесли прямо к театру «Глобус». Здесь-то все и происходило… Не в этих стенах, конечно - «Глобус» горел, потом перестраивался,- но на этом месте. Вот и не верь потом в путеводную нить судьбы! Что его сюда привело именно сейчас? Когда все было спокойно, они с Романовым целую неделю бродили по Лондону, но так ни разу сюда и не забрели, а тут на тебе! Жаль, он сразу сюда не пошел, а ведь мог бы на спектакль успеть.
        Что, кстати, идет сегодня? Ну разумеется, «Гамлет»… Стоп! На Алекса внезапно нашло озарение. Провал в «Гамлете»! Нужно срочно проверить! Он вошел в единственно доступное в театре в этот час помещение - кассовый зал. Кассы были закрыты.
        Сомов достал ноутбук и открыл Первое Фолио. Ага, вот и «Гамлет». Так, следующая страница, еще одна, еще… Вот сто пятьдесят шестая, а следующая… Господи, помилуй!.
        Какой же он идиот, ведь столько лет «Гамлета» переводил! Как же он этого раньше не замечал? После сто пятьдесят шестой страницы шла… двести пятьдесят седьмая! Вот так фокус! Так, а может, это просто ошибка и дальше страницы идут в нужном порядке? Просто опечатка, и все… Нет, дальше шли двести пятьдесят восьмая, двести пятьдесят девятая и так далее. Так, назад к сто пятьдесят шестой. Хотя понятно, что просто пропустить сто страниц трагедии невозможно, все равно надо проверить стык. Нет, все правильно, ничего из шекспировского текста не пропущено.
        Очень странная опечатка! Как ее можно не заметить при вычитке? Как ее можно не заметить при верстке? Тогда верстали по шесть листов. После сгиба в тетрадку выходило двенадцать страниц. Сто пятьдесят шесть делится на двенадцать? Делится. Получается тринадцать. Тогда еще можно понять, если следующую тетрадь верстал другой верстальщик. Цифра двести пятьдесят семь попадает на начало новой тетради. Конечно, это может быть и случайный сбой. Хотя… Нужно будет при случае внимательно посмотреть на нумерацию всех страниц тома. Нет ли там еще каких-то сюрпризов?
        Александр взглянул на часы. Вот это сюрприз так сюрприз! Он так увлекся изучением Первого Фолио, что совсем позабыл о времени… Черт, он опаздывает на встречу с Иркой!
        Александр закрыл компьютер и быстро выскочил на улицу. Где тут метро? И тут же зазвонил телефон.
        - Алло, дорогой, я около Вестминстера. Ты на месте?
        - А я тут у театра «Глобус»… призадумался…
        - Ты в своем репертуаре… Ладно. Хоть здесь всего две или три остановки на метро, но до станции тебе идти минут пятнадцать. Погуляй у театра, я скоро буду.
        - Отлично, целую.
        Поцеловал-таки! Ну ведь виноват. Уже через десять минут Сомов сидел в машине Ирины и рассказывал ей обо всех последних перипетиях своей жизни. Подробности с Анной, впрочем, он опустил.
        - Я думаю, тебе нужно срочно отсюда улетать. Пока они разберутся, кто прав, кто виноват, ты попаришься за решеткой, а там, гляди, и твоими подложными документами займутся. Мне тут знакомая дала ключи от лондонской квартирки, так что ко мне в Оксфорд ехать не придется. Купим билеты - и сразу в аэропорт.

«Квартирка» оказалась площадью метров триста в старом доме на Темз-стрит. Окна выходили в соответствии с названием улицы прямо на Темзу. Ирина как у себя дома сразу же прошла на кухню и заварила им обоим кофе.
        - Хочешь выпить?- спросила она, доставая из бара бутылку двенадцатилетнего
«Талискер», и, не дожидаясь ответа, плеснула Александру в стакан.- Лед, конечно, не нужен?
        - Ты же знаешь, виски нельзя портить льдом. А этот ведь не просто односолодовый.- Александр покрутил стакан и с удовольствием стал наблюдать, как по стенкам медленно сползали янтарные дорожки.- Этот виски сэр Вальтер Скотт называл королем виски. Его делают в единственной вискокурне на острове Скай, где некогда обосновался клан Маклаудов. Помнишь, сериал «Горец»? «Я Дункан Маклауд из клана Маклаудов»?
        Ирина расхохоталась:
        - Ладно, пей, филолог… Я всегда говорила, женщина-филолог - не филолог, мужчина-филолог - не мужчина…
        Алекс надулся, и Ирина тут же пожалела о своей шутке. Она подошла к нему и стала ластиться, как кошка, словно прося прощения. Алекс почувствовал призывное прикосновение ее мягких влажных губ. «Только этого мне еще не хватало»,- подумал он, чмокнул ее в щеку, сделал обиженный вид, глотнул виски (сэр Вальтер Скотт не соврал, напиток был божественный) и отошел к окну.
        Ирина не стала настаивать на продолжении, пожала плечами и прошла в кабинет. Там она села за письменный стол и включила компьютер. Александр поплелся следом.
        - Горе ты мое луковое, куда же мне тебя отправить? Ума не приложу.
        - Слушай, мне сейчас пришло в голову, что лететь мне нужно в Майами. Вообще-то туда сразу надо было, но я боялся, что так далеко меня не отпустят. А сейчас деваться некуда - форс-мажор. Так что, пожалуй, в Майами. Ты через Интернет сможешь билеты купить? А то у меня наличные. Я тебе отдам.
        - Ладно, сочтемся.
        Уже через час с небольшим они ехали в аэропорт Хитроу.
        Ближайший самолет авиакомпании United Airlines с пересадками в Дублине и Нью-Йорке вылетал без пятнадцати семь. Но Ирина купила ему билет на следующий рейс, который вылетал на три часа позже, без десяти десять, зато прилетал на час раньше, так что в половине третьего он должен был быть уже в Майами. Да и пересадок никаких не было. Можно было никуда не спешить. В аэропорту надо быть часа за два, за три, а лучше за четыре! Он вспомнил свое путешествие по аэропорту Франкфурта… Хитроу с виду был не меньше.
        Прощание с Ириной прошло по-деловому, поцелуй на этот раз был совершенно формальным. Алекс Вэлс прошел беспрепятственно все процедуры, которые проходят перед посадкой в самолет, и разместился в бизнес-классе. Других билетов на этот рейс уже не было, да Александр других и не просил. Денег было не жалко, так как те тридцать пять тысяч долларов, которые он получил от диктатора в качестве аванса, он своими не считал. Так, командировочные. Если все утрясется, деньги будут; аесли не утрясется, чего их экономить? А тут почти десять часов лететь! Хоть с удобством можно за это время выспаться.
        Но каково же было изумление Сомова, когда в самый последний момент - стюардесса уже собиралась закрывать люк самолета - в проходе показался Романов и как ни в чем не бывало уселся в соседнее кресло.
        - Слушай, ты багаж забыл. Хорошо, я вовремя сообразил, где тебя искать…- Олег серьезно посмотрел на Сомова, а в голове у Александра была только одна мысль:
«Неужели все-таки Ирина?» - Да не переживай ты так. Ирину твою я, разумеется, проверил, но она молодец девка, кремень.- Олег словно прочитал мысли Сомова.
        - И как же ты меня нашел?- равнодушным голосом поинтересовался Александр.
        - Дедукция, дорогой Ватсон, дедукция! Я посмотрел на то самое Первое Фолио, которое позвало нас в Лондон. На сайте написано, где оно отсканировано. Так я понял, куда ты собираешься… То есть мы. А остальное дело техники. Ну что, мир?- Олег протянул ему руку.- А то до Америки лететь долго, а воевать глупо. Дуться будем - ни поговорить, ни выпить за компанию…
        - Ладно, дуться не будем, что мы, мальчики для дутья?- попытался сострить Александр.- Но ни разговаривать с тобой, ни тем более пить как ни в чем не бывало я не буду, пока ты не объяснишь мне, что к чему. Ты же знаешь, я не люблю, когда меня водят за нос.
        Март 1603
        - Ты же знаешь, я не люблю, когда меня водят за нос.
        - А я папку вот так!
        Джудит с хохотом схватила Уильяма за нос и поводила его из стороны в сторону.
        - Ну Джудит, будет, не балуйся, признавайся, кто подарил цепочку.
        - Не скажу! Не скажу!- Девочке было весело глядеть на смущенное лицо отца. Она принялась таскать его за уши.
        - Ну хватит! Давай рассказывай! Я не шучу!
        - Па, я не могу. Это тайна! Я слово дала. Мы же тоже благородные. «Не без права» - помнишь? Мы слово умеем держать.
        - Да помню я, помню… Ну и кому же ты это слово дала?
        - Да приезжал тут граф один. Сосед. Ой!..- Джудит поняла, что проговорилась.
        - И как зовут этого соседа?
        - Папка, это нечестно! Ты меня перехитрил! Теперь ты всё знаешь… А я слово нарушила.
        - Ничего ты не нарушила. Ты что обещала? Хранить в тайне имя того, кто подарил цепочку. А имени этого соседа… графа… ты не назвала.
        - Всё равно нехорошо. Теперь он будет думать, что мы вовсе никакие не дворяне. И конечно уж, больше мне никаких подарков не сделает.- Джудит надулась.
        - Ну не расстраивайся. Я ведь тоже «Не без права!», и я твою тайну никому не выдам!- успокоил Уильям дочь.- Ладно, детка, иди помоги матери по хозяйству.
        - Папка, ты золото!- Джудит чмокнула отца в щеку и радостно побежала вниз на кухню помогать Анне.

«Восемнадцать лет уже, считай, а такая редкостная дура!» - подумал Уилл, и тут же его начала мучить совесть. Сам виноват, надо было отдать ее учиться. Отец его хоть считать умел, а дети ни читать, ни писать, ни даже считать не умеют. Вот такая веселая семейка. Он, получается, самый умный, самый ученый. Всего достиг, а вот цепочки его дочкам незнакомые графы дарят. С чего бы это?
        И у Сюзанн такая же цепочка, вдруг вспомнил Шакспер. Но у этой вообще ничего не узнаешь. Во-первых, всегда скрытная была, слово приходится тисками вытаскивать. А во-вторых, она совсем взрослая: двадцать лет вот-вот стукнет. Жениха ей надо подыскивать, а то найдет себе, как моя Анна, малолетку… Ну я-то ладно, подарки эти не заметил, но Анна куда смотрела? Хотя у нее и так хлопот по дому было предостаточно.
        Джудит помогла ему завершить розыски. Оно и так всё к тому шло, всё в одну точку сходилось, но вот невольное признание дочери развеяло последние сомнения в имени графа. «Не без права»! Ха-ха! Кто этот девиз вообще придумал? Он его получил вместе с утвержденным гербом, и так тогда обрадовался, что и не вдумался в смысл этих, казалось бы, красивых слов! Смахивает на «казнить нельзя помиловать»! Есть разница между «по праву» или «не без права»? В этот момент в дверь постучала служанка.
        - Что стряслось?
        - Господин, к вам… господин какой-то.
        - Кто такой?
        - Не знаю. На лошади прискакал. Говорит, из какого-то глобуса. Слово какое-то не наше. Кабак, что ли, такой? Пускать аль нет?
        - Проводи в гостиную, я спущусь.
        В гостиной сидел Джон Андервуд, актер их труппы. Плохо дело, подумал Шакспер и вопросительно посмотрел на гостя.
        - Сэр Шакспер, Ричард Бербедж просит вас срочно приехать в Лондон.
        - С чего такая срочность, Джон? Ты коня чуть не загнал. Не собственный твой, что ли, конь, раз не жалеешь?
        - Конь и правда не мой, а труппы… Но я берег его, как мог… Однако дело очень срочное.
        Андервуд покосился на служанку. Шакспер знаком попросил ее выйти, а гостя пригласил к столу:
        - Вот, Джон, выпей. Расслабься. Я сам тебе налью. Бог с ними, с делами. Не сегодня ж ехать… Если вообще ехать. Оставайся, Джон.
        Чем больше Шакспер говорил, тем сильнее проступало на лице Андервуда выражение испуга. Даже если мистер Уильям и не повредился в уме, а так просто балагурит, что ему раньше не было свойственно, всё равно дело оборачивается не так, как надо. Бербедж просил срочно привезти Шакспера.
        - Спасибо, я не буду…- Уильям удивленно посмотрел на Джона: когда это тот отказывался от выпивки?- Тут такое дело… Умерла королева Елизавета.
        Если Андервуд рассчитывал на какой-то эффект от своих слов, то просчитался.
        - Упокой Господь ее душу.- Уилл перекрестился.- И это всё твое срочное дело?
        Андервуд даже растерялся от равнодушия Шакспера. Не каждый же день в Англии королева умирает! В последний раз такое случилось сорок пять лет назад. Почти полвека! Но Шакспера это совершенно не взволновало. Его беспокоило то, что сейчас действительно придется ехать в Лондон. Труппа «Глобуса» должна быть представлена новому королю.
        - Что, Джон, коронация уже назначена?
        - Нет еще, но будущий король, вероятно, скоро приедет в Лондон.
        - Яков Шотландский, что ли? Ему-то, понятно, нужно торопиться. А нам-то что? Нас не коронуют.- Шаксперу вдруг захотелось немного подразнить Андервуда.
        - Мы гастролировали в Шотландии после этих неприятностей… ну вы знаете.
        - Знаю, Джон, знаю.
        - Так вот, тамошний король, Яков Шестой, оказался большим любителем театра.
        - Да это всем давно известно. А кем еще он оказался?
        Джон покраснел, но тут же взял себя в руки:
        - Он оказался не просто любителем театра. Он полюбил наш театр. И сказал Бербеджу, что возьмет нас под свою опеку, как только…
        - Как только станет королем Англии. Смелое высказывание. И что же Ричард? Неужели отказался?
        Андервуд уже понял, что Шакспер смеется над ним.
        - Нет, не отказался. Так что нужно нам с вами срочно ехать в Лондон. На похороны королевы мы едва ли успеем… Но на коронацию Якова обязательно.
        - Послушай, Джон, где логика? Если уж спешить, то на похороны. Посмотреть на королеву в последний раз. А на Якова-то мы еще насмотримся. Так что, раз не успели - так не успели. Согласен? Чего молчишь?
        Но Андервуд только глазами моргал. Джон не узнавал того покладистого Шакспера, каким он был раньше в Лондоне.

30марта 2011
        Романов старался восстановить с Александром доверительные отношения, какие у них были в Лондоне до неожиданного побега Алекса. Но чтобы Сомов ему всерьез поверил, нужен был настоящий разговор по душам. И Олег решил быть откровенным.
        - Ну хорошо, начинай ты. С чего это ты выкинул такой фортель?
        - Этот фортель, если тебе так угодно его называть, выкинул первым не я, а ты. И не вчера, а позавчера.
        - Значит, ты все-таки следил за мной…
        - Я проснулся, когда ты ночью уходил из номера, и пошел следом за тобой…
        - Да, я тебя недооценил. Ну хорошо, начистоту - так начистоту! Я пошел на встречу со своим агентом. Его зовут Питер. Этот Питер - близкий друг Николаса Андерсена, внука хозяина фонда «Подлинный Шекспир». Питер обрабатывает внука, внук влияет на деда - чистая психолингвистика! А дед пока еще хозяин фонда. Правда, старик совсем слаб, поэтому нам и нужно торопиться.
        - Общается или общался? Вчера я следил за тобой, куда это ты ходил накануне с утра пораньше, и слышал, как в доме раздался выстрел. Вряд ли это простое совпадение. Ты убил своего агента, этого Питера?
        Олег немного помолчал, словно раздумывая.
        - Нет,- наконец ответил он.- Не я.
        - А почему я слышал выстрел?
        - Потому что я выстрелил. Когда я поднялся на четвертый этаж, дверь была приоткрыта. Это меня сразу насторожило, и я снял пистолет с предохранителя. Приоткрыл дверь, а в это время сквозняк распахнул окно… От неожиданности я выстрелил… Хорошо еще в стекло не попал, а то ты бы еще и звук разбитого стекла услышал.
        - Значит, все живы? А я ведь подумал, что или тебя убили, или ты… И что сейчас начнется: полиция, липовые документы… Поэтому и сбежал.
        - Нет, живы, к сожалению, не все. Питер, мой агент, с которым я накануне встречался, всё-таки убит. И убил его, вероятно, всё-таки я. Своим ночным визитом накануне. Когда ты ходил вокруг дома, никого не заметил?
        - Нет.
        - Тебе снова повезло. Если бы убийца был более серьезным агентом, убили бы не Питера… Да, профессионалы везде переводятся. Наступил век любителей. Каждая кухарка может управлять государством…
        - А кого бы убили, меня, что ли?
        - Что ли. Видишь, я ничего от тебя не скрываю. Значит, они вообще не знали о нашем появлении. Следили за ним, и всё. Смотрели, чтобы он не ходил к Николасу.
        - К внучку золотого теленка?
        - Да, верно. Они выяснили, что Питер - это все равно что наша рука, и эту руку сначала пытались отвести, а когда не получилось - отрубили. Хорошо, что мы уже в самолете. Едва ли они за нами проследили - мы уезжали порознь. Хотя серьезность их намерений не вызывает сомнения.
        Самолет давно набрал высоту. Табло «Пристегните ремни» было погашено, и стюардесса разносила завтрак.
        - Это точно…- невесело согласился Александр.- Приятного аппетита.
        Он равнодушно размазал овсянку по тарелке, безо всякого аппетита съел бутерброд с икрой и теперь пил крепкий кофе, размышляя над местоимением «они».
        - И кто же эти всесильные «они»?
        - Мы сами еще не до конца разобрались. Сui prodest! Ищи, кому выгодно! Вернее, невыгодно выплачивать такие огромные деньги. И только одна кандидатура подходит. Это управляющий фондом «Подлинный Шекспир», которому ой как не хочется лишиться такой кормушки.
        И тут Алекса как током ударило: Ирина!
        - Слушай, Олег, а ведь получается, Ирина из их лагеря. Раз она не работает на тебя.
        Олег замялся. Ему не хотелось выдавать своего агента. Но на кону стояла операция
«Доверие». А как он уже убедился, с Алексом можно было играть только в открытую.
        - Мне не хотелось тебя сразу огорчать с Ириной… Я понимаю, тут вопрос очень личный… Я собирался тебе рассказать о ней… Чуть позже. Но ты меня опередил…
        - Так она с самого начала работала на тебя?
        - Давай говорить «на нас». Мы сможем выпутаться из этого только вместе - рука об руку - или никак. Мы теперь слишком завязаны друг на друга.- Олег вздохнул и продолжал: - Неужели ты поверил, что Ирина совершенно случайно оказалась сотрудником компании, которая пригласила тебя на конференцию? И совершенно случайно именно ее отправили тебя встречать, потому что она знает русский язык? И что было дальше, тоже случайно? Старая любовь не ржавеет и тому подобное…
        - Да нет, я с самого начала понял: тут что-то не так…
        - И правильно. Как только я приступил к операции, я сразу вышел на Ирину. Нетрудно было пробить всех твоих однокурсников. И тут такая удача! Первая любовь!.. Она действительно работает в Оксфорде, но не в университете.
        - А где?
        - Да нет, ничего такого… Гидом, кажется, или что-то в этом духе.
        Апрель 1603
        - Тут у нас теперь война не на жизнь, а на смерть.
        - Новая метла…- Шакспер осекся, так выразительно посмотрел на него Ричард.- В общем, вита нуова,- щегольнул Уильям латинским выражением, чтобы отвлечь внимание собеседника от шутки в адрес короля Якова.
        Впрочем, новый король правил по-старому. Никаких отставок не последовало. В Тайном совете Яков опирался, как и Елизавета, на Роберта Сесила, лорда Берли. Никаких приближенных из Шотландии он не привез - там ведь кто-то же должен был править.
        - Я говорю о войне театров,- громко сказал Бербедж и понизил голос.- Своих фаворитов Елизавета сама вымела…- он доверительно склонился к Уильяму,- еще два года назад. Помнишь, когда мы отправились путешествовать, а ты уехал в Стратфорд?…
        - Вернее, меня туда сослали,- поправил Уилл.
        - Слушай, а правда, что ты не хотел больше возвращаться в Лондон?
        - Джон, что ли, проболтался? Вот уж у кого язык как помело…
        - Просто рассказал, как он долго тебя уламывал и что только на следующий день ты согласился ехать.
        - А ты хотел, чтобы я примчался по первому свистку? Вот так взял и сорвался с места! Я что, мальчик, гонять меня туда-сюда? Если бы не ты, Дик, я бы вообще не приехал. Надоело мне всё это. Там у меня семья, а тут?
        - Труппа.
        - Это у тебя, Дик, а не у меня здесь труппа. А я здесь сам труп. Ты меня понимаешь? Так что только ради тебя, Дик, только ради тебя.
        - Спасибо, Уилл. Ты верный друг, правда. И я это очень ценю.
        Немного помолчали. Каждый думал о своем.
        - Этого… графа Саутгемптона все еще в Тауэре содержат?
        - Да. Его приговорили к смерти, и только в последний момент королева его помиловала. В конце концов, он во все это полез тоже из-за дружбы.
        - Тоже? Как я, что ли?
        - Уилл, не цепляйся к словам. Да, как ты, а что здесь плохого? И королева это оценила. Она всегда ценила верность, любовь и дружбу. Граф Ратленд вообще отделался домашним арестом.- Ричард опять доверительно склонился к Уиллу.- Говорят, что он и от Эссекса отрекся, и от Саутгемптона. А еще один друг Эссекса вообще сделал себе на этой истории карьеру.
        - Это кто же?- Уилл интересовался скорее из вежливости, его не очень-то волновали эти придворные интриги.
        - Как кто? Фрэнсис Бэкон. Он был Главным прокурором на судебном процессе по делу Эссекса. Между прочим, его бывший друг и учитель…
        - Как учитель?
        - Так. Учил его риторике. Правда, все бесполезно. Граф языком пользовался как рапирой, все норовил уколоть. Хотя, говорят, в бою он был далеко не лучшим. А еще ходят слухи, что Бэкон Эссексу должен остался.
        - Ну уж люди чего не наплетут! Это было бы полным свинством…
        - Вот-вот! Приговорить бывшего друга и своего кредитора к четвертованию не просто свинство…- Ричард огляделся по сторонам.- Так вот, Уилл, этот, с позволения сказать, учитель после этой истории вообще в гору пошел…
        - А у нас какие новости?
        - Король берет нас под свою опеку. Сказал, что для него честь быть покровителем труппы, для которой пишет сам Уильям Шекспир. Теперь мы слуги короля Якова!
        - Все англичане - слуги короля!
        - Это так, но нам - тебе вот, например, мне и еще нескольким актерам нашей труппы - король распорядился выдать красного сукна, чтобы мы сшили себе костюмы для церемонии коронации. Нас лично пригласили присутствовать на этом торжестве! Чувствуешь, какая честь, Уилл? Ты понимаешь, насколько это важно. А потом поезжай к своей семье с Богом.
        - Ты сам решил меня уговаривать или тебе поручили? Ты так и не сказал, что же с Саутгемптоном теперь будет. Яков-то его помилует?
        - Уже отпустил. И через Саутгемптона к нам уже вторая редакция «Гамлета» пришла. Там полно намеков на бунт Эссекса. Но ты, Уилл, не бойся. Если ты не хочешь, тень отца Гамлета будет играть Джон. Он малый способный. Но ты сам решай, Уилл.
        - Я уже давно все решил. Больше на сцену я не выйду. Давай за это выпьем.
        - Давай я налью, Уилл, старина. Как же я по тебе скучал!
        - А я, Дик, врать не стану. Я по тебе не скучал. Не знаю почему. Я вижу, ты друг мне. Но ты ценишь только мое участие в деле, мою роль во всем этом. Тебе проще, Дик. А я? Как я могу ценить свою роль, если мне ее играть-то почти не приходится. А если бы пришлось, то я вряд ли и справился бы. Моя жизнь - только тень минутная. И я - жалкий актер, который кривляется на этой сцене.
        - Нет, Уилл! Кто бы еще в такой ситуации был верен своему слову, судьбе?… Не знаю, чему именно ты верен, но знаю, что верен. Я вижу, что тебе не просто. Но ты же придешь в среду на примерку костюма для коронации? Мы все зависим от тебя, Уилл.

30марта 2011
        - Так что, брат, теперь мы все зависим от тебя…
        Алекс уже порядком выпил и погрозил Олегу пальцем. Тот тоже был уже откровенно пьян.
        - Мне кажется, ты переоцениваешь мою роль во всем этом…
        - Нет, Сомов… пардон, Вэлс. Это ты провел этот экспериментум крусис.[Experimentum crusis (лат.)- дословно «эксперимент креста». Решающее испытание.] Так что вся каша заварилась из-за тебя… Я вижу, что тебе не просто. Но ты же доведешь все до конца?
        - А… кто его знает… Чего ты ко мне привязался? Нас еще в этой Америке могут перехватить, и тогда плакал наш план. Короче, хватит. Обеда я ждать не буду. Буду спать.
        Александр Сомов, а ныне профессор из Кембриджа Алекс Вэлс, закрыл глаза, завернулся в плед и тут же заснул. И приснился ему сон, в котором его жена Таня, в его серой брючной тройке, с котелком на голове, сидела на спинке того самого кресла в том самом отеле Лондона и говорила: «А теперь с тебя, Сашенька, тысяча фунтов стерлингов. И ни копейкой меньше». А потом она танцевала очаровательный танец, а потом они играли в дурака на раздевание, и он каждый раз проигрывал, так что в итоге остался в одних трусах, а Татьяна из одежды лишилась только котелка. Потом она ужасно обиделась, сказала: «Вот так всегда!», заплакала и заперлась в ванной. Алекс стал стучать и ломать дверь, тоже заплакал и проснулся…
        Проснулся в холодном поту. Какая же я сволочь, подумал он искренне. Дрожащими руками достал ноутбук, открыл заветный сайт и начал просматривать все страницы подряд, одну за другой. Два часа, а то и больше, пока спал Романов. В Первом Фолио было три нумерации, если не считать начальных посвящений, списка действующих лиц и оглавления, на которых страницы не были пронумерованы вовсе. В соответствии с оглавлением книга делилась на три раздела: комедии, хроники и трагедии.
        Комедии открывались «Бурей» и кончались «Зимней сказкой», из чего было ясно, что под комедией в те времена понимали далеко не только забавные истории. В комедиях и хрониках с нумерацией было вроде бы все в порядке, но вот в последнем разделе -
«Трагедии» - с номерами страниц начало твориться что-то странное. Согласно оглавлению «Трагедии» должны были начинаться «Кориоланом». Однако первой трагедией шла не слишком уж трагическая пьеса «Троил и Крессида», которая просто отсутствовала в оглавлении.
        Страницы в «Троиле и Крессиде» вообще не имели нумерации. Только третья и четвертая были обозначены как семьдесят девятая и восьмидесятая. Ни о какой опечатке здесь не могло идти и речи, как в случае ошибочной нумерации в «Гамлете», обнаруженной Сомовым еще в Лондоне. Получалось, что в разделе «Трагедий» было не триста девяносто девять страниц, а триста девяносто девять минус сто, пропущенных в «Гамлете», плюс двадцать шесть непронумерованных страниц «Троила и Крессиды»!
399-100 + 26 = 325. Итак, триста двадцать пять страниц.
        Кроме того, на последней странице книги стоял номер 993 вместо 399. Эту ошибку можно было бы считать опечаткой, если бы не вновь открывшиеся факты. Получается, что сбои в нумерации были не случайными. Для этого книгу специальным образом сверстали, пропуская нужное количество страниц и сознательно меняя их номера так, как этого требовалось, чтобы в итоге получить нужные цифры.
        Сомов почувствовал, что открыл Америку, даже еще не прилетев туда! Тогда получалось, что 993 не просто случайное число-опечатка, особенно если учесть, как сложно было печатником добиться такой нумерации. А раз так, то здесь и могло быть зашифровано имя автора.
        Когда Романов проснулся, он увидел, что Сомов блаженно улыбается во сне. Жалко его, подумал Романов. Как только Александр закончит исследование, он станет больше не нужен. И что с ним делать? Отдать полмиллиона и отпустить? Нет, Кенадит вряд ли пойдет на это. К тому же Сомов теперь слишком много знает. А ведь неглупый человек - и такая наивность! Или это не наивность и он ведет какую-то свою, не понятную Олегу игру? Вряд ли… Чего можно ожидать от запуганного филолога? Он изо всех сил пытается спасти семью, даже не предполагая, что ее не от чего спасать. Господи, как всё гнусно получается… Нет, он бы, конечно, его не стал трогать по своей воле… Но на кону такие деньги, которые и во сне не увидишь.
        Александр вздрогнул во сне и открыл глаза.
        - Что, проснулся?
        - А который час? А… да я и не спал почти. Всего пятнадцать минут подремал. Ты вот два часа дрых, а я за это время несколько открытий сделал,- похвастался Александр, сладко зевая.
        - Ну колись.
        - Боюсь сглазить.- Сомов три раза сплюнул через левое плечо.- Да и к чему тебе?
        - Темнишь.- Романов был доволен скрытностью Алекса. Теперь совесть его будет не так мучить, раз и Сомов хитрит.
        - Да ничего не темню. Просто проверить все надо. Книгу в руки взять, тщательно изучить каждую страницу… А вот ты напоил меня, но так и не рассказал, что же там увидел, в той квартире… ну где агент твой жил.
        - А вот этого тебе лучше не знать. Мало ли что! Если я тебе расскажу, то потом эту информацию из твоей головы вытащить проще простого. Безо всякой трепанации,- пошутил Олег в своей обычной манере.- А так никто не докажет, что ты там был.
        - А я как дурак себе алиби на эту ночь сделал… надежное вроде.- Алекс слегка поморщился, вспоминая подробности.- Выходит, напрасно?

25июля 1603
        Коронация в Вестминстерском аббатстве измотала Уилла, словно он сам был главным действующим лицом. Вот уж где театр так театр! Как хорошо, что он уезжает к себе в Стратфорд, чтоб никогда такого не видеть… Больше всего Уилл боялся, что ему зададут какой-нибудь вопрос, типа: а какой трагедией теперь порадуете?
        Ой, как ноги гудят! Как будто два спектакля подряд отыграл, не уходя со сцены… А жара? А духота? А толпа народу? Но они-то все придут, помашут ручкой, поприседают, и привет. А мы? А мы, «слуги короля», прошу прощения, избранные слуги короля в красных атласных костюмах, должны стоять, как гвардейцы на карауле. Нет, какие уж там гвардейцы! Просто фон. Создавали красный фон для его белоснежного одеяния. Да, конечно, так он и задумал! Нет, слава тебе господи, что я уезжаю. Только бы не стоять так больше.
        Но главным мучением было не это… Главное было то, что я видел графа, того, кто скрылся под моим лицом как под маской! Того, кто украл мою жизнь! Кто прячет свою гордость за моей грубостью. И он меня видел. Впрочем, он-то меня хорошо знает, как и теперь я его… Оказывается, жизнь нас уже не один раз сталкивала безо всяких масок, без завязанных глаз и при ярком свете дня. Но какой же я был тогда наивный… Я даже представить себе не мог! Все искал кого-то, выслеживал… Но сейчас, когда я знал наверняка имя своего alter ego, наши взгляды встретились. И он понял, что теперь я знаю! Он едва улыбнулся и тут же отвернулся, перевел свой взгляд на короля Якова. Потом снова посмотрел на меня. Служишь? Я мог легко прочитать этот вопрос в его глазах. Ну, служи, актер, служи. Играй свою роль до конца. Меня аж передернуло.
        Король Яков уделил ему явно больше внимания, чем всем остальным. Они улыбались, обменивались любезностями и даже о чем-то шутили. И, о ужас! Простившись с ним чрезвычайно учтиво, едва ли не на равных, король сразу же посмотрел на меня, как будто он что-то знал… Боже! Такого унижения я не испытывал никогда! Он словно по паркету меня этим взглядом размазал. Нет, это не был взгляд презрения. Это было бы счастье… Король заметил меня, ничтожного! Так нет же… Он меня и не увидел вовсе. Он посмотрел на меня, как смотрят на костюм в гардеробе. Вот оказывается, что носит по празднично-маскарадным дням его подданный с псевдонимом Шекспир.
        Уильям едва встал с постели и сразу бросился в столовую к бутылке. Хоть бы Дик зашел. А то я чувствую, что превращаюсь в Призрака. Никто здесь словно не знает, что я - Шакспер, все называют меня Потрясающим копьем, Уильямом Шекспиром. Я - мастер, я важный господин, я - драмодел, я ремесленник высшей категории.
        Господи, зачем я полез в это расследование? Теперь вся жизнь перевернулась с ног на голову, вывернулась наизнанку… Я теперь даже не маска графа. Я - изнанка маски.

1апреля 2011
        Изнанка маски. За этим они и прилетели в США. Александр рассказал Олегу, что именно здесь находится книга, которая им нужна. Книга, на обороте титульного листа которой виден странный силуэт. Изнанка казалась не изнанкой, а самостоятельной картинкой. Шекспироведы бы удивились, что они прилетели в первую очередь не в Вашингтон, где в библиотеке Фолджера была собрана бoльшая часть сохранившихся в мире экземпляров Первого Фолио, а в Майами. Библиотека местного университета не пожадничала и разместила в открытом доступе сканы имевшихся в их распоряжении всех первых четырех шекспировских Фолио. В том числе, разумеется, и Первого Фолио. Это была не единственная публикация в Интернете, но на их сайте был доступен отсканированный оборот титульного листа.
        Они прилетели в Майами вчера вечером, расположились в отеле, и уже на следующее утро Олег отправился в библиотеку заказывать книгу. Александр тоже хотел пойти с ним, но Олег отговорил его: сегодня, мол, всё равно книгу вряд ли удастся получить, а если вдруг случится чудо, то он позвонит, и Алекс подъедет, и нечего лишний раз светиться. Сиди, друг, работай! Алекс хотел было возмутиться, но передумал: решил не тратить время на споры. Молча ушел в номер и сел за ноутбук.
        К обеду Романов вернулся:
        - Всё не так просто. Книга на специальном хранении.
        - Что, и здесь спецхран?
        - Особая коллекция Валтера Хейвингхёрста. Что-то вроде музея редкой книги. Но по пятницам он не работает. По субботам и воскресеньям, естественно, тоже.
        - Выходит, мы зря торопились сюда, могли бы и в Нью-Йорке подольше задержаться или вообще через Вашингтон лететь. Я там никогда не был.
        - Ага, если бы ты от меня как подорванный по Лондону не бегал… Ладно, пошли обедать, и ты мне объяснишь, зачем настоящему автору вообще нужно было прятаться под маской этого Шакспера.
        Они вышли из номера, спустились в ресторан и заказали обед.
        - Так вот.- Олег сделал глоток красного вина.- Зачем он вообще прятался? Зачем этот твой Великий бард маскировался? Он что, не осознавал своей гениальности?
        - Тогда и понятия-то такого не существовало. Хотя он что-то наверняка чувствовал.
        - Чего же ради тогда скрываться? Не порнографию же писал…
        - Ну это тоже вопрос спорный. По тем временам и «Венера и Адонис», и «Лукреция» вполне могли считаться порно графией. А это ведь было первое публичное выступление в печати - публикации 1593, 1594 годов. Пушкин свои стихи такого рода никогда не публиковал, даже под псевдонимом.
        - Получается, что граф стеснялся быть писателем? Но это же, пардон, уже Позднее Возрождение. Пора бы перестать стесняться.
        - Дело не в стеснительности. Позднее Возрождение - оно же в Англии вообще Возрождение. И не в том дело, что позднее или раннее. Возрождение еще не Новое время. Это часть эпохи Средневековья. Буржуазия с ее новыми ценностями еще не победила. В мире царит иерархическое, сословное общество: феодалы, крестьяне, ремесленники и духовенство. Граф был феодалом - и точка. Этим все сказано. Он не мог себе позволить быть ремесленником, а театр был ремеслом, пускай особым, но ремеслом. Драматурги входили в театральный цех. Граф еще мог позволить себе быть на досуге поэтом, но не драматургом.
        - А какого дьявола он так зашифровался, что его имя до сих пор не могут раскрыть?
        - Он и представить себе не мог, что через сто лет кто-то будет серьезно верить в Шакспера. И чем больше времени будет проходить, тем сильнее люди станут верить в эту сказку. Ведь даже при социализме Шакспер из Стратфорда был более свой, чем любой граф. А капиталисты-то вообще в восторге! Главный гений всех времен и народов - сын лавочника, перчаточника, с манерами и замашками мелкого буржуа. Ростовщик, сутяга и неплательщик налогов. Он же для них свой в доску! Не то что какой-то аристократишка недорезанный. Они же себя в нем видят! Сейчас поторгуем немножко - и ну книжки писать или картины или кино снимать. А зачем в академиях художеств учиться? В университетах? Мы сразу писать!
        Вот и получается, что словарь современного европейца составляет тысячу-полторы слов. А словарь Шекспира - четыреста лет назад!- двадцать тысяч. Только этот псевдо-Шекспир гуманитарное образование получил, какого сейчас даже в МГУ не получишь, где на классическом отделении филфака латынь и греческий преподают на уровне гимназии девятнадцатого века. Я уже не говорю про американские или европейские университеты. А что? Если любой дебил, купивший диплом Йельского университета или отыгравший за него пять лет в футбол, может управлять государством, то уж литература и живопись ему точно по плечу! Да раз плюнуть! И вот каждый житель Рублевки и считает возможным писать романы или картины. Попьет вкусное кофе, позвoнит подружке - и ну заниматься искусством. Прямо совсем как бизнесом заниматься, правда ведь?
        Романов кивнул. Он не перебивал Александра и только молча потягивал вино. Видно, наболело, пусть выговорится.
        - Я интервью с одной такой творческой личностью случайно видел. «Я творю в стиле авангардизм!- важно так, с томным придыханием говорит она, показывая свою яркую мазню.- У меня такое самовыражение!» Да ты стакан попробуй нарисовать, дура! Или кисть руки! Или голову! Я уже не говорю про обнаженку… Плетнев, ты бы книжку какую почитал! А зачем? Чукча не читатель - чукча писатель! А ведь писатель, режиссер, художник создают другой мир, другую реальность. И зрители-читатели живут в этой реальности. Реальности, созданной необразованными, бескультурными Шаксперами. Только вот Шакспер, слава богу, не мог ничего написать, поскольку был неграмотным… или полуграмотным.
        - Ну через сто лет ладно, а сразу-то чего ж в него поверили? Современники?
        - А кто в него, собственно, верил? Те, кто знал, в чем дело (если кто знал), им мало интересовались. Кто не знал, тем более о нем не думал. Вообще об авторах драм не принято было особенно думать. Но что характерно, никаких свидетельств того, что современники принимали именно Шакспера за великого драматурга,- Алекс отрицательно покачал указательным пальцем,- не осталось. Если бы лет через пятьдесят кто-то захотел узнать, кто скрывался за псевдонимом Шекспир, я думаю, тайна бы тут же перестала быть тайной.
        - Но всего лишь через тридцать три года после смерти Шакспера в Англии казнили короля.
        - Вот-вот. Не до Шекспира им стало. А до этого, в тысяча шестьсот сорок втором году, и театры закрыли. Пуритане, одним словом. А Шекспир совсем не пуританский автор. Мы с тобой с этого, собственно, и начали наш симпозиум.
        - Да, точно, прямо как древние греки.- Олег допил вино.- Но пора и честь знать, официанты уже на нас косо смотрят. Не нужно…- Он остановил Александра, который полез за бумажником.- Я сам расплачусь. Считай, что это гонорар за лекцию.
        - Ну вот, я уже работаю за еду…
        Август 1603
        - Так что, получается, я буду работать только за еду?
        - Почему только за еду? По результатам работы получишь хорошее вознаграждение…- Шакспер помялся,- десять шиллингов.
        - Двадцать!
        - Да ты что?! Целый фунт - это слишком! Пятнадцать плюс еда. И три шиллинга задаток…
        - А за кем следить?
        - Если договоримся, я тебе всё расскажу.
        - Ладно, я согласен.
        Энди и понятия не имел, во что он встревает, но выбора у него не было. Он болтался в Лондоне без работы уже несколько месяцев, а учитывая, что власти время от времени пытались очистить столицу от бродяг, продолжать такую жизнь было рискованно.
        Он, как когда-то и сам Шакспер, не брезговал никакой работой: и убирал, и грузчиком подрабатывал, и даже сточные канавы чистил.
        А тут такая удача! Подумаешь, за кем-то последить. А за это и кров, и кормежка, и целое состояние! Но если бы Энди знал, насколько рискованной может оказаться эта нетрудная на первый взгляд работа, он убежал бы от Шакспера куда глаза глядят.
        Но он не знал, а Уильям Шакспер не счел нужным ему это сообщить. Будет он еще беспокоиться о каком-то голодранце. У него и так достаточно поводов для волнения! После встречи с графом на коронации Якова Шакспер решил окончательно свести свои счеты с прошлым. Теперь он, конечно, знал имя человека, укравшего его собственное имя. Да, укравшего! Уилл считал себя именно обворованным. И договор, и деньги - все было обманом. Но добраться до графа было непросто. Как же его выследить?
        Апрель 2011

«…за ним и надо следить». Романов закончил шифровку своему агенту И. вЛондон. Следить нужно было за Николасом Андерсеном, который пребывал в глубокой депрессии после того, как узнал, что убили его близкого друга и однокурсника по университету Питера. Олег понимал, что теперь Николас будет бояться и от страха может наделать глупостей. Поэтому было крайне важно его от этого удержать любыми способами. А сам Олег не мог оставить Сомова одного. Примерно это он и изложил в шифровке. Агент И. всё поняла. Когда пахло большими деньгами, она понимала очень быстро. И. позвонила Николасу:
        - Ник, простите, что я вас так называю, просто я старше вас.
        - Ничего-ничего. Мне всё равно.
        - Меня зовут Ирина. Ник, я подруга Питера. Он успел перед… этой трагедией передать мне важное сообщение для вас.
        - Хорошо. Давайте встретимся.
        О дружбе Ника с Питером практически никто не знал, поэтому Николас сразу поверил Ирине. К тому же упоминание о возрасте тоже сыграло свою роль. Ведь все роли в этой игре, все реплики, мизансцены, костюмы и даже мельчайшие подробности интерьеров были тщательно продуманы психолингвистом Олегом Романовым. Важен был первый речевой контакт. И агенту И. это удалось просто блестяще. Посадить его в свой автомобиль было уже делом техники. И хотя вместо солидной дамы, коллеги Питера, за рулем оказалась женщина-вамп, она вела себя так тонко, такой естественной казалась ее печаль, что Ник проникся к ней еще большим доверием.
        Они перебросились всего парой фраз, но он почему-то сразу согласился поехать к ней в отель. Ирина немного попетляла по городу, как заправский разведчик, и только после этого, не заметив за собой слежки, припарковалась в нескольких кварталах от гостиницы.
        В номере царил приятный полумрак, ведь скорбящий о рано ушедшем друге человек вряд ли станет мечтать о ярком солнечном свете.
        - Давайте выпьем за упокой души Питера,- первым делом предложила Ирина, что тоже не могло вызвать никаких возражений.
        Она разлила виски по стаканам. Молча выпили. Правда, Ирина лишь пригубила, а Ник, желая поскорее избавиться от страха, который в последние дни не покидал его ни на секунду, залпом осушил свой бокал.
        - Налейте себе еще, если хотите,- вскользь заметила Ирина.- Этот виски сэр Вальтер Скотт называл королем виски. Его делают в единственной вискокурне на острове Скай.
        Ник почувствовал в ее словах, в интонации какую-то ненавязчивую деликатность. Она явно заботилась о том, чтобы он не напился, но щадила при этом его мужскую гордость и возможность самостоятельно принимать решения.
        - Если не возражаете, я немного позже,- сказал Ник. Но уже через пару минут налил себе еще.
        - Чувствуйте себя как дома. Как хорошо, что вы согласились со мной встретиться. Я думала, что с ума сойду.
        - Питер мне никогда не рассказывал про вас…
        - Мы были очень близки… как и вы… Но это всё в прошлом, Ник, всё в прошлом. Мы давно уже были только друзьями. Но друзьями очень близкими, и у нас не было никаких секретов друг от друга.
        - Значит, вы всё знаете про… меня?
        - Про вашу дружбу? Конечно.
        Ник выпил и налил себе снова. Ему было неловко прямо спрашивать Ирину о том, что передал для него Питер, но она пришла ему на помощь, и Николас это оценил. Она нравилась ему всё больше и больше.
        - Питер хотел тебе передать, что нужно срочно вывести все деньги из фонда
«Подлинный Шекспир». Ему стало известно, что один русский ученый близок к разгадке.
        - И что, за это его убили? За то, что он хотел мне это сообщить? Но я и так это знаю… В смысле, про ученого. Мне дед рассказал… То есть это я деду рассказал про взрыв в Оксфорде, и он решил, что этот ученый жив, а всё было подстроено, чтобы замести следы… А его, значит, за это… Они боялись, что я буду против, не захочу выплачивать деньги…
        - Эти люди против открытия.
        - А это действительно открытие?
        - Да. Я слушала доклад этого русского в Оксфорде. Ему осталось совсем немного - и тайна будет раскрыта. А теперь он наверняка еще ближе к цели, чем был тогда. Но тебе не стоит принимать всё это близко к сердцу.
        - Почему?
        - Видишь, что случилось с Питером?
        - Значит, они хотят, чтобы я выступил за закрытие фонда.
        - Да.
        - Но меня никто слушать не станет. Дед сам хочет активизировать работу фонда, да и управляющий… Он мой хороший знакомый, я его чуть ли не с пеленок знаю.
        - Ну и что, Ник, тем более, зачем тебе рисковать? Ты просто выскажись против, и они перестанут угрожать.
        - Нет, Ирина, я не могу…
        - Послушай меня, мой мальчик. Я тебя давно знаю… правда, со слов Питера. Он тебя так любил. И поэтому ты мне тоже не чужой. Зачем этот глупый героизм? Можно погибнуть ни за что!
        Ее лицо было так близко, и он увидел в ее глазах слезы! Он обнял ее и поцеловал это прекрасное лицо, лицо женщины, которой он был небезразличен, которая ради него - это же очевидно!- рисковала жизнью.
        Дальнейшее Ник видел так, словно смотрел немой фильм. Он уже готов был к поцелую. Но она его опередила. Ник почувствовал, как ее нежный язык стал двигаться между его губ, проникая всё глубже и глубже. Он совершенно онемел, он не мог пошевелиться. Потом Ник стал целовать ее грудь, чувствуя себя младенцем, впился в твердый сосок. Потом ему стало казаться, что Ирина повсюду. Она была не только сверху, а сбоку, внизу - везде. И все время что-то говорила, взмахивала руками, жестикулировала, как Цицерон (да, как Цицерон, твердо запомнил он)… И вдруг яркий белый экран. Пленка внезапно оборвалась, и он заснул.
        Сентябрь 1603
        Шаксперу приснилось, что к нему пришла Анна в древнеримской тоге, встала в ораторскую позицию и начала произносить речь Цицерона против Катилины: «Quo usque tandem abutere, Catilina, patientia nostra? Quam diu etiam furor iste tuus nos eludet? Quem ad fi nem sese effrenata iactabit audacia?… Patere tua consilia non sentis, constrictam iam horum omnium scientia teneri coniurationem tuam non vides? Quid proxima, quid superiore nocte egeris, ubi fueris, quos convocaveris, quid consilii ceperis, quem nostrum ignorare arbitraries? O tempora, o mores! Senatus haec intellegit. Consul videt; hic tamen vivit».[«Доколе же ты, Катилина, будешь злоупотреблять нашим терпением? Как долго еще ты, в своем бешенстве, будешь издеваться над нами? До каких пределов ты будешь кичиться своей дерзостью, не знающей узды? Неужели ты не понимаешь, что твои намерения открыты? Не видишь, что твой заговор уже известен всем присутствующим и раскрыт? Кто из нас, по твоему мнению, не знает, что делал ты последней, что предыдущей ночью, где ты был, кого сзывал, какое решение принял? О, времена! О, нравы! Сенат все это понимает,
консул видит, а этот человек все еще жив» (лат.).- Первая речь Цицерона против Катилины.
        Слова звучали четко и ясно. Анна жестикулировала плавно и выразительно, одной рукой старательно придерживая тогу, чтобы не обнажалась грудь. Латынь всё звучала и звучала, а Уилл преисполнялся благоговением. Он упал на колени и слушал, воздев руки и открыв рот…
        Утром он проснулся поздно и не мог вспомнить, ни чем закончился сон, ни слов из речи Цицерона, хотя в грамматической школе его заставляли ее учить наизусть.
        Уилл позвал Энди позавтракать, чего раньше никогда не делал. Юноша за одним столом с Шакспером чувствовал себя очень неуютно. Он понял, что хозяин станет расспрашивать о результатах слежки за Саутгемптоном, а сказать толком было нечего. Ну проследил он его до дома, и что? Этого хозяину явно было мало. Поэтому он старательно, но не очень жадно, ел, знал уже, что хозяин скуповат и всякий лишний кусок ставит ему, как он говорит, в дебет.
        - Да, Энди, дебет тебе,- прервал молчание Уилл, как только утолил внезапно проснувшийся голод.

«Что это со мной? Обычно никогда утром есть не хочется, а тут?…- удивлялся Шакспер.- Надо же!»
        - За что дебет, хозяин? Я ж стараюсь.
        - Ты стараться будешь до второго пришествия.
        - Что же мне делать, если он или в своей загородной усадьбе сидит, или дома. А ездит он повсюду в карете со слугами - не подступиться. Я даже не видел, чтобы он из нее выходил.
        - А дома он с кем сидит? С женой?
        - Хозяин, ну как же я узнаю, с кем он дома сидит? У его дома вон забор какой!
        - Какой? А ты перелезь!
        - Так там собаки. Да и слуги везде шастают. Тут же и мне конец, и вашему заданию!
        - Да, ты прав, действовать нужно с умом. Но вот что, с этим графом сделаем перерыв. А ты пока что сгоняешь в Стратфорд, посмотришь, как там моя жена поживает.
        - То есть весточку ей передать?
        - Нет, никакой весточки. И вообще чтобы она и не подозревала, что я тебя прислал. А ты вот что… ты за ней последи. Что да как…
        - А что надо узнать-то?
        - Сам увидишь. Разберешься. Не маленький уже. Возьми еды с собой - кредит тебе. И иди.
        - А как я ее дом-то найду?
        - Да там тебе всякий скажет. Спроси дом Уильяма Шакспера.
        - Так вы же Шекспир…
        - Не твое дело, Шекспир и Шакспер - это одно и то же. Лондонское произношение. Они здесь правильно не умеют имена произносить. Пошел уже.
        - Уже ушел, хозяин,- поклонился Энди.
        - И без результата не возвращайся! А то дебет тебе будет!
        - Не надо дебета, хозяин… Все в лучшем виде будет сделано.

5апреля 2011
        Все сделано в лучшем виде. Объект прошел через НЛП-304. Результат достигнут с первого раза. Объект легко поддается воздействию методик и вошел в первое метасостояние. Объект свято верит в необходимость активизации работы фонда ПШ и будет голосовать за выплату всей денежной суммы за открытие. Агент считает, что самостоятельно принял это решение вопреки тому, что его убеждали в обратном. В случае необходимости с ним может быть проведен дополнительный сеанс. И.
        Настроение у Олега Романова поднялось, как только он прочитал это послание. Письмо пришло от Ирины по сети TOR, которая скрывала IP-адреса компьютеров, с использованием специальной программы кодирования электронной почты да вдобавок было зашифровано. Олег тут же запустил еще одну программу, которая удаляла файлы с жесткого диска компьютера, чтобы не осталось и следа от прочитанного им сообщения.
        Романов сварил кофе, от которого Александр никогда не отказывался, и зашел к нему в комнату. В номере, даже двухкомнатном, ютиться больше не хотелось, но оставлять Александра одного, а самому жить в соседнем, было небезопасно и не потому, что он мог снова сбежать. Нет, контакт был полностью восстановлен. Но после истории с убийством Питера Олег перестраховывался. Поэтому они сняли на неделю трехкомнатные апартаменты в «Miami Sunny Isles». Это было и дешевле - всего две тысячи долларов в неделю за двоих,- и не требовало регистрации, что является большим плюсом, если вас ищут. Александр целыми днями сидел за компьютером, а Олег лишь изредка заходил к нему в комнату, узнать, как продвигается исследование.
        Александр с удовольствием сделал большой глоток:
        - Кофе ты варишь просто божественный.
        - Я рад, что тебе нравится. Никакого секрета: хорошая вода, хороший кофе и корица… Ну ладно, вернемся к нашим баранам.- Олег хихикнул.- Хотя один из них, как выясняется, совсем не баран. Так ты утверждаешь, что граф зашифровал свою подпись? И эта подпись якобы цифровая?
        - Ну, естественно, не в современном понимании этого термина… Я полагаю, что он использовал целую систему подписей. Во-первых, анаграмма на странице оглавления; во-вторых, портреты на обороте титульной гравюры. Вернее, водяные знаки, которые видны только с обратной стороны. Мы с тобой этим сейчас как раз занимаемся. Кстати, когда мы наконец сможем увидеть книгу?
        - Заявка еще обрабатывается. В четверг обещали дать ответ.
        - Чертовы бюрократы! Хуже, чем в России.
        - Если бы сразу взяли письмо из университета, было бы быстрей…
        - Если бы ты не устроил стрельбу, не пришлось бы бежать из Англии.
        - Если бы не убежали, может, уже и некому было бы исследование заканчивать… Да ладно, хватить цепляться. Оба хороши… Надеюсь, мы от них оторвались.
        - А мне кажется, нас найти - раз плюнуть.
        - Вот поэтому я и не мешаю тебе работать. Теперь это уже вопрос времени - кто быстрее. Ну так вернемся к Шекспиру.
        - Хорошо. Система подписей в Первом Фолио такая. Во-первых, анаграмма на странице с содержанием; во-вторых, портрет на обороте титула; в-третьих, колонцифра на последней странице - девятьсот девяносто три. Для чего портрет, и имеет ли он прямое отношение к автору, мы пока не знаем. За тем и приехали, чтобы узнать. Но в любом случае, портрет - это намек на автора.
        - Получается подпись трех видов: буквенная, цифровая и иконографическая. С анаграммой понятно. Она слишком проста, чтобы кого-то убедить, а с цифровой подписью, наоборот, все сложно, так ведь?
        - Да, это случай, так сказать, нецелевого использования кодовых таблиц. Помнишь, мы в Париже видели книгу шифров, она и сейчас, кстати, популярна. Там этих таблиц видимо-невидимо. Есть и та, которая подходит к нашему числу. Ну ты понимаешь, что такое простейшее шифрование. Есть исходный текст, состоящий из букв. По таблице каждая буква получает числовое значение. Это и есть код. Буквенный текст записывается цифрами - кодируется. Кто не знает кода, никогда не прочитает. Кто знает, расшифрует и восстановит исходный текст.
        - Да, всё правильно, этот же принцип используется в работе компьютера.
        - Точно. Но в Первом Фолио цифр почти нет, поэтому все, кто пытается найти следы автора в Первом Фолио, ищут эти цифры в буквах, то есть пытаются получить какие-то цифры из разных кусков текстов. Вместо кодовых цифр - кодовое сочетание букв. Тут бэконианцы очень преуспели, накопали разных расшифровок. Но результаты крайне неоднозначны, я бы сказал, математически неубедительны.
        - А подпись, которую ты нашел, более убедительна?
        - Она проста, это действительно цифровое кодирование, хотя и не первичное. Тут кодировка не группой чисел, где за каждым отдельным числом стоит одна буква и всё просто читается, а суммой чисел.
        - Как это?
        - Текст записывается по кодовой таблице, как обычно, числами, затем эти числа складываются, и сумма дает новое число. В нашем случае такая сумма числовых значений букв, из которых состоит имя автора, и дает подпись. Хрестоматийный пример - число 666. Известно, что это число зверя, дьявола или Антихриста. Так вот, точно по той же системе кодирования, что и в нашем случае, один из яростных церковных контрреформаторов прочитал в этом числе имя Мартина Лютера, духовного лидера протестантизма, после чего связал его с Антихристом. А Шекспир зашифровал свое имя числом 993.
        - Но почему же сразу, еще в начале семнадцатого века, этот шифр не разгадали? Ты же говоришь, он легкий, да еще и популярный у современников Шекспира.
        - Трудно было догадаться, что это вообще шифровка.
        - А почему трудно? В самом конце книги стоит цифра, которая никакой связи с нумерацией страниц не имеет…
        - Это ты знаешь, что не имеет, потому что я тебе сказал. А обычный читатель прочитал книгу и закрыл, не обращая внимания на номера страниц. Он же не знает, что нужно подпись искать. Написано же на титульном листе «Уильям Шекспир», и портрет даже имеется. А если и заметит, что после трехсот девяносто восьмой идет девятьсот девяносто третья страница, так подумает, что это опечатка.
        - Потрясающе. Подпись автора замаскирована под опечатку. И стоит эта подпись на том самом месте, где ей и положено быть. В конце книги!
        - Ну да. Задумано, я полагаю, так. Должно было пройти время, чтобы возникла проблема авторства шекспировских произведений. Кто-то должен был предположить, что Шекспир,- псевдоним, прочитать анаграмму на странице с содержанием, попробовать расшифровать число 993 и убедиться, что имена совпадают.
        - Так просто?
        - Вот это меня больше всего и потрясает. Уже почти столетие существуют люди - и их немало,- которые всю жизнь посвятили доказательству того, что мы с тобой сейчас доказываем. Почему же и они не усомнились в том, что номер на последней странице - это не опечатка? Нет, инерция в науке - вещь очень сильная.
        - А потом, смотри, сколько хлопот у нас, чтобы только взглянуть в первоисточник. Часто ли кому удавалось подержать Первое Фолио в руках? Так что удача, что мы это нашли.
        - Да, Олег, мы. Мы, мы, мы!
        - Ой, Алекс, прости, пожалуйста, конечно, ты!
        - Нет, ты прав, я открыл, а нашли вы. Колумб открыл Америку, а богатства там нашли совсем другие люди. Это обычная вещь в истории.
        - Алекс, не обижайся, тебе тоже кое-что достанется.
        - Мне уже досталось. Александра Сомова похоронили… Жену у него украли… Кстати, я хочу ее увидеть.
        - Я все организую. Давай завтра?
        - Хорошо.
        Октябрь 1603
        - Ну хорошо, давай завтра поговорим.
        - Нет, завтра ты опять придумаешь какой-нибудь предлог. В конце концов, речь идет о твоем имени.
        - Что в имени моем?
        - Давай поговорим серьезно. Твой Шакспер хочет всё бросить и уехать к себе в деревню… в Стратфорд.
        - Ну и бог с ним.
        - А ты?
        - А что мне до него?
        - Он же твоя маска! Ты больше не хочешь использовать его имя?
        - А что, человек не может писать в Стратфорде?
        - Послушай, дорогой Шекспир, а если обман никогда не раскроется… Тебе не страшно?
        - А чего мне бояться? Бог все видит. Он знает, кто есть кто. Потом разберутся.
        - Как разберутся?
        - Есть у меня одна задумка, как зашифровать свою подпись в книге. Я тебе покажу на досуге.
        - Где же ты ее поставишь?
        - В полном собрании своих сочинений! In Folio!
        - И что же ты придумал?
        - Я решил зашифровать свое имя а-ля Мартин Лютер! Числовое значение его имени -
666. Помнишь, я показывал тебе книгу итальянского богослова? Так вот, согласно его шифру мое имя можно записать числом 993. Если я умру, не увидев издания своего собрания сочинений, запомни: на последней странице должно стоять число 993. Но это не должно казаться просто опечаткой, нужно как-то подогнать текст.
        - Чего это ты о смерти заговорил на ночь глядя?

15апреля 2011
        Олег Романов всегда был готов если не к смерти, то к любым поворотам в той сложной и опасной игре, которую вел. Смерть эту игру прекращала, поэтому о ней думать было нечего, а остальное его не беспокоило. Но сейчас он неожиданно вышел из себя. Впервые за долгие годы работы его всерьез захватила сама проблема, а не только необходимость получить результат! И такой облом… Библиотека наотрез отказалась выдавать им на руки Первое Фолио! У них, видите ли, нет запроса от университета! Поэтому им могут сделать только сканы необходимых страниц. И ради этого они просидели здесь полторы недели! Почему нельзя было отказать в первый день, ведь сразу было понятно, что никакого письма у них нет…
        А этот приговоренный к смерти спокоен как удав… И даже как будто доволен! Ave Caesar, morituri te salutant…[Цезарь! Идущие на смерть приветствуют тебя! (лат.). Возглас гладиаторов, проходящих перед битвой по арене мимо императора.]
        - Я просто вне себя!- Олег плеснул себе в бокал виски, бросил горсть льда, слегка взболтал и выпил залпом.- Уроды! Мы же могли эти сканы через Интернет заказать…
        - Это точно… Ты зря виски льдом портишь.

«Нет, он все-таки удивительно спокоен,- недоумевал Романов.- То ли настолько погрузился в свое исследование, что не понимает всей серьезности ситуации, в которую мы попали, то ли все-таки ведет какую-то свою игру…»
        - Поперлись через океан, столько бабла потратили, а главное, времени… Кенадит с нас шкуру живьем сдерет и барабанов понаделает… джембе,- вспомнил Олег свой последний разговор с Кенадитом.- А потом, доказательства, которые мы опубликуем и предоставим в фонд, должны быть на сто процентов убедительными.
        - Да что ты кипятишься? Надеюсь, и сканов будет достаточно. Пусть сканируют. Только с максимальным разрешением. Все листы до первой страницы «Бури». Начало трагедий вплоть до второй страницы «Тимона Афинского». Потом всего «Гамлета» и до первой страницы «Короля Лира». И с последней страницы «Антония и Клеопатры» до конца книги, и пусть не забудут последние чистые страницы перед переплетом, если есть. Запомнил?
        - Запомнил.- Олег сделал еще глоток.
        - Ну лети тогда заказывай.
        - Считай, уже заказал. А ты заканчивай потихоньку работу, я вернусь, и нам нужно переселяться. А еще лучше валить из Штатов. Решим куда, когда я вернусь…
        Олег залпом допил свой виски и широко улыбнулся.
        - Иван Ходок… хе,- громко хмыкнул он уже в дверях.
        Больше Алекс Романова не видел. Психолингвист исчез без следа. Как сквозь землю провалился.
        Вычислить их действительно было нетрудно, думал Алекс. В особенности после того, как сунулись в библиотеку. Вот только почему его не тронули? Не нашли апартаменты? Или это только вопрос времени? Куда он, в сущности, денется? Сомов и вправду не знал, куда ему деваться. Конечно, и Романова было жалко, но главное - с его исчезновением обрывались все связи, как с фондом, так и с родиной. На кого ему теперь работать? Лететь назад в Моганду? Чей он теперь заложник? Кто ему будет возвращать семью? Но, с другой стороны, Алекс понимал, что без него самого его семья никому не нужна. Важно только, чтобы диктатор поверил, что его вины в исчезновении Романова нет.
        Прошло три дня, четыре, пять… От Олега не было никаких известий. К телефону он тоже не подходил. Наконец в следующий четверг Александр все-таки решился выйти в город. Первым делом он отправился в университетскую библиотеку, куда Романов уехал перед своим исчезновением. Оказалось, что Олег все-таки заказал сканы, и они уже давно были готовы. Хорошо, что заказ Романов сделал и на свое имя, и на имя Алекса Вэлса. Александр назвал себя, показал документы, и ему тут же выдали какую-то флешку. Он расписался, поблагодарил и пошел назад в отель.
        Романов очнулся в незнакомой комнате. Он совершенно не помнил, как здесь оказался и сколько прошло времени. Он вышел из библиотеки Университета Майами в Корал Гейблс и собрался поймать такси, чтобы вернуться обратно в Майами-Бич. Что произошло дальше, было начисто стерто из его памяти.
        Жара в комнате была страшная, голова раскалывалась, и любая попытка напрячь память отзывалась острой болью в висках. Наверное, чем-то обкололи, подумал Олег. Он попробовал пошевелиться - не получилось. Он сидел в обычном офисном кресле, вернее, был примотан к нему скотчем. Руки у него были связаны за спинкой, а ноги заведены назад и привязаны к единственной ножке. За окном слышался шум ветра, шелестели листья. То ли море рядом, то ли сад. Может, это Кенадит что-то заподозрил и вернул их обратно в Моганду? С него станется…
        Окна были распахнуты настежь, но на них развевались занавески, так что видно было только небо. Прохлады ветерок не приносил, духота в комнате была нестерпимая, как в бане. Олег был раздет догола и только ниже пояса прикрыт какой-то белой простыней. Кресло, крутящееся на одной ножке, а кругом зеркала. Все стены в комнате были зеркальные. «Как в парикмахерской,- усмехнулся Романов,- сейчас гламурный парикмахер Серж Зверьков сделает мне сладенький полубокс, и придет мне полный фэшн…»
        Вдруг в одной из зеркальных стен отворилась невидимая дверь, и в комнату вошли двое. Незнакомый молодой человек лет двадцати пяти - тридцати и очень молодая девушка, почти девочка, лет двенадцати-тринадцати, которую Романов тут же назвал про себя Джульеттой. Ее спутник на Зверькова был совершенно не похож, а походил на нормального парня, что не могло не радовать. Его Романов про себя назвал Тибальт.
        - Ну, как жизнь, Олег?- сразу по-русски спросил молодой человек.
        - Чего ты хочешь?- решил не терять времени на выяснения личных отношений Романов.
        - Он дамам к ручке не подходит.

«Культурный какой»,- в ответ на эту реплику подумал Романов, а вслух сказал:
        - Любишь побалагурить?
        - Люблю,- ответил Тибальт.- Но сейчас нет времени.
        - Тогда почему ты не отвечаешь, чего хочешь?
        - Вообще-то я хочу, чтобы ты изнасиловал эту несовершеннолетнюю девочку, чтобы я мог вызвать полицию.
        - И в чем же дело? Давай я изнасилую.
        - Нет, ну мне неудобно так сразу, не поговорив по-человечески. Ты привязан. Мы не в равных условиях. Нехорошо все это.
        - Ерунда, дело житейское. Сегодня ты меня, завтра я тебя. Зачем столько церемоний? Мы же не так просто, мы же делаем свое дело. Так давай, надо говорить - говори. Надо насиловать…
        - Ну какой же ты покладистый!
        - А ты что, не был бы покладистым на моем месте?
        Тибальт что-то сказал Джульетте на испанском языке, которого Романов не знал.
        - Все-таки неудобно заставлять даму стоять.
        И тут перед лицом Романова появилась совсем голая Джульетта. Она села напротив него на крутящийся стул на очень высокой ножке.
        - Красиво,- сказал Олег.
        - Жалко, что она не понимает по-русски.
        - Так переведи.
        Тибальт опять что-то сказал по-испански, и стул Джульетты еще немного поднялся.
        - Ах, вот какой это стульчик!- изумился Романов.
        - Нравится?- нежно спросил Тибальт.
        - Спрашиваешь! Да, кстати, ты о чем-то хотел спросить?
        - Да что спрашивать, ты же сам все знаешь.
        - Друг мой, я столько всего знаю, что мы тут с голоду умрем, пока я буду рассказывать.
        - Не умрем. Говори.
        - Мне немного бы сузить тему.
        - Хорошо, времени хоть и мало, но оно есть. И я потрачу его на рассказ кое о чем. А если быть точным, то расскажу о нас. Мы с тобой совершили короткий перелет и сейчас находимся в Перу. Теперь коротко о Перу. В этой католической стране самое строгое в мире наказание за изнасилование несовершеннолетних. От двадцати пяти лет, если повезет, до пожизненного заключения. А если еще есть отягчающие обстоятельства… Если жертва была девственницей, например, или, не дай бог, ты проделал с ней всё противоестественным способом… Или оказался женатым мужчиной, который обещал взять несчастную замуж… Да мало ли что еще… И заметь, все это относится к твоему случаю. А еще здесь прекрасные тюрьмы, в которых заключенные как мухи мрут от лихорадки, туберкулеза и голода. А сами заключенные - истинные католики, считающие педофилов отродьем Сатаны. Впрочем, так считают и охранники. Не могу с ними не согласиться. Здесь нет лживой американской демократии, и это одна из причин, почему мы здесь. О другой поговорим, когда покончим с первой. Достаточно страноведения? Ты понял меня?
        - Понял-понял. Не валяй дурака, задавай вопросы.
        - Олежек, ты сам решай, что сказать.
        - Хорошо, можно я буду называть тебя Тибальтом?
        - Да хоть Горшковым.
        - Тибальт, пусть она отъедет, понимаешь, трудно сосредоточиться.
        Тибальт что-то сказал, Джульетта опустила стул и немного откатилась назад. Романов повернулся к Тибальту.
        - А если ты вдруг захочешь испытать на нас свои НЛП-шные методики и попытаешься нас запрограммировать,- прочитал Тибальт мысли Олега,- то ты учти, что, кроме меня, здесь никто ни по-русски, ни даже по-английски не говорит. А со мной можешь попробовать потягаться!
        Тибальт посмотрел ему прямо в глаза, и Олег вдруг почувствовал себя кроликом. Его воля была парализована. Он физически ощущал, как Тибальт проникает в его сознание… Тьфу ты, черт! Как на сеансе у Кашпировского или Алана Чумака. Олег попытался выставить защиту: «Вы не пейте, девки, водку и не пейте молока, пейте вы святую воду у Алана Чумака. Вы не пейте, девки, водку и не пейте молока…» - начал твердить про себя Олег. Нет, так просто ты моим сознанием не завладеешь!
        - Ну что, померились силенками, и хватит.- Тибальт отвел взгляд.- Слушаю тебя.
        - Ты знаешь, на кого я работаю?- Тибальт промолчал, но промолчал так, что Олег понял - конечно знает.- Я тебе не советую с ним шутить. Ты меня, конечно, можешь посадить здесь в тюрьму… Но запомни, что твоя жизнь тоже превратится в ад.
        - Что ж… Я вижу, девочка тебе понравилась. И неудивительно. Она и правда очаровательная. Ее с рождения готовили для любви. Я думаю, искусству любви у нее могла бы поучиться самая опытная путана. И честно, я бы сам не отказался, но дело есть дело. Свершилось: куплены три ночи! Но я тебя уверяю, всё будет совсем не так приятно, как ты рассчитываешь. Я бы даже сказал, что будет очень мучительно. Прикинь? Могущественный психолингвист изнасилован латиноамериканской девочкой-подростком! Просто готовый заголовок для «Правдивой комсомолки»! Но заголовки местных газет будут совсем другими: «Новый русский жестоко надругался над четырнадцатилетним ребенком!» Да и полиции ты ничего не докажешь…
        Тибальт сделал знак, и Джульетта приблизилась к Романову, да так близко, что он впервые потерял самообладание.
        - Хорошо, убери ее,- попросил он сдавленным голосом.
        - Так-то лучше,- улыбнулся Тибальт.- Что, в африканских подвалах так не работают? Им бы всё резать и резать! Костоломы средневековые! Инквизиторы!
        - Вам, конечно, интересен Сомов и его открытие…
        - Да ты что! Ну вот видишь, уже теплее.
        - Зачем он вам? Он не будет на вас работать. Он и на нас не работает. Так как нам бы хотелось…
        - Неужели?
        - Представь себе. Он просто работает. Мы только создаем ему условия для того, чтобы он быстрее закончил свое исследование. Так что если его открытие вам мешает, то ничего другого не остается, как посадить Сомова на мое место.
        - И где же он сейчас?
        - Мы остановились в апартаментах «Miami Sunny Isles». Можете проверить.
        - Серьезно?- Парень внимательно посмотрел в глаза Романову.- И что ты мне можешь предложить?
        - Пока не знаю, но надеюсь предложить больше.
        - Хорошо, подумай, что можно сделать, а пока тебя покормят. ?Hasta la vista!
        После этого Тибальт и Джульетта ушли. Впрочем, Джульетта вскоре вернулась с подносом, на котором был ужин. Поднос она поставила Олегу на колени и стала кормить его из ложечки.
        Сентябрь 1601
        Из ложечки Джона Шакспера пока что не кормили, но всё дело шло к тому. Сам он уже никуда не выходил, а только посылал слуг купить ему очередную порцию горячительного. Жену он к себе не допускал, а только требовал от всех, кто к нему входил, найти Патрисию. И клял Уилла на чем свет стоит. Как-то раз к нему зашла невестка, Анна. Собственно, заходила она не к нему, а к свекрови, навестить старушку да поболтать о чем-то своем, о женском. Но Джон об этом как-то пронюхал и велел слугам, как только Анна выйдет от Мэри, немедленно привести ее к себе.
        - Что вам угодно?
        - Угодно! Можно подумать, ты мне угождать пришла… Если бы я не позвал, так вообще ко мне не заглянула бы.
        - Вы напрасно стараетесь меня задеть.
        - Заденешь ваше отродье, знаю я…
        - Так в чем же дело?
        - Дело в том, Анна, что я скоро умру. Умру, и вам всем полегчает!
        Анна сделала протестующий жест.
        - И слава богу.- Джон вдруг перешел на умоляющий шепот.- Найди мне Патрисию. Я за тебя до самой смерти Богу буду молиться. И после смерти, если смогу, помогать буду…
        - Нет уж, такой помощи мне не нужно. Покойтесь там с миром. А насчет Патрисии… сделаю, что смогу. Не знаю, правда, получится ли.
        - Анна, умоляю, найди ее. Только ты сможешь это сделать.- Джон Шакспер повесил многозначительную паузу. Или ему было просто трудно говорить?- Мне вправду тяжело умирать, не увидев ее…
        Апрель 2011
        - Что ж, если ты сказал мне правду, мы скоро его увидим. Ну а если соврал…
        - Я не понимаю одного: зачем я-то тебе понадобился? Одного Сомова вам было недостаточно? Он же гений. А мы так, на подхвате. Безопасность обеспечиваем.
        - Вот-вот, безопасность. Сомов без тебя как малый ребенок. А то вы нам, признаться, доставили хлопот со своим неожиданным побегом из Лондона. Теперь схватить его нам не составит большого труда.
        Олег вспомнил, как этот малый ребенок одурачил Эдуарда, а потом ушел у него самого прямо из-под носа, и улыбнулся. Тибальт же, не обращая внимания на кривую усмешку Олега, продолжал:
        - Если бы я сперва выкрал у тебя Сомова, то потом мне самому пришлось бы от тебя бегать по всему миру. Да еще и от головорезов твоего Отелло… Нет уж, уволь. А убивать тебя тоже было хлопотно… да и бессмысленно… Ты ведь уже установил с Сомовым контакт? Да и компания у нас подбирается теплая такая. Твой Сомов, ваш покорный слуга… Третьим будешь?
        - В каком смысле?
        - Да в прямом.- Тибальт хлопнул в ладоши, и тут же в комнату вошла Джульетта.
        Она везла перед собой сервировочный столик, на котором стояли бутылки, шейкер и два бокала с каким-то белым напитком, похожим на молочный коктейль. В отпотевшем ведерке заманчивым холодом искрился слегка подтаявший лед. Олег облизал пересохшие губы. Тибальт едва заметным кивком головы отпустил Джульетту и поднял бокал.
        - Ну что, за успех нашего безнадежного предприятия?- Тибальт залпом выпил и с удовольствием крякнул.- Ну так что?- Он вопросительно посмотрел на молчавшего Олега.- Ах, ну да… Я же совсем забыл. Близок локоток…
        Тибальт взял большой нож и подошел к Олегу. Олег зажмурил глаза. Нож со скрипом разрезал скотч, которым Олег был привязан к стулу.
        - На свободу с чистой совестью! Это я себя имею в виду.
        - Ну а кого же еще!- Олег с трудом пошевелил затекшими руками. И руки и ноги были словно ватные - нечего и пытаться убежать. Да и не хотелось почему-то.
        - Не, брат, ты не думай, что мы тебя чем-то накачали. Или, упаси боже, на мозги как-то воздействовали. На хрен нужно? Мы же профи, чего рисковать-то? Неизвестно, как это обернуться может, да и блок у тебя сильный стоит, я же чувствую.- Тибальт потрепал Олега по плечу.- А ты мне нужен живым и здоровым! Так что давай выпьем за успех нашего безнадежного предприятия.
        - Давай. А что это?
        - Да не бойся, не отравишься. Красоту перуанских девушек ты уже оценил, изысканность местных тюрем тоже, правда, всего лишь по моим скудным рассказам. Но надеюсь, этого тебе было достаточно. А это лучший в мире напиток. Писко сауэр! Коктейль из перуанской водки… или виски… или бренди… Хрен их разберешь! В общем, местной самогонки, сока лайма, яичных белков и льда. В этой парилке самое оно! Мохито какое-нибудь или кайпиринья просто отдыхают. Да, чуть не забыл! Сверху нужно капнуть пару-тройку капель ангостуры.- Олег вдруг расхохотался.- И не дай вам бог заменить ангостуру[Популярный в Венесуэле алкогольный напиток.] жимолостью или повиликой…
        Олег, сжимая бокал негнущимися пальцами, поднял его и выпил содержимое залпом. Напиток был действительно божественный. Он поставил бокал на столик.
        - Надеюсь, у тебя нет аллергии на яичные белки?- Тибальт взял со столика шейкер, немного покрутил его и снова наполнил бокалы.- Ну ладно, давай без шуток. Зачем тебе работать на твоего мавра? Без тебя, а в особенности без твоего гения он ничего не получит. А гений скоро будет в нашей теплой компании. Думаю, его убеждать долго не придется. Ты наверняка сам уже хорошо поработал. Поэтому я предлагаю тебе особо не привередничать. На троих сумма, которую выплатит фонд, делится гораздо лучше.
        - Особо не буду. Излагай.
        - Мы организуем концерн, общество с ограниченной ответственностью. Гений будет отвечать за исследования, ты - за то, чтобы он это исследование закончил, а я буду следить за фондом, чтобы нам аккуратно выплатили все деньги.
        - Ну допустим…
        - Нет, лучше не ООО, а ЗАО! ЗАО красивее звучит! Зверев, Александр и Олег. Пардон, забыл представиться. Зверев - это я. Можно просто Михаил.
        Олег невольно вздрогнул. Ну надо же, почти угадал, подумал он. Хотя на известное в узких кругах бесполое гламурное чудовище - модельера Сержа Зверькова - брутальный Михаил совсем не был похож.
        - И что дальше?
        - А дальше сидите здесь и спокойно работайте. Здесь вас даже твой мавр не найдет. Теперь я буду отвечать за то, чтобы ни с твоей головы, ни с головы нашего, теперь уже общего, гения не упал ни единый волос. А ты будешь по-прежнему докладывать своему мавру об успешном проведении операции. Объяснишь, что работаете с первоисточником в США - он легко в это поверит. Тем более что больше всего сохранившихся экземпляров Первого Фолио хранится в Вашингтоне. В Англии их штуки три, не больше.
        - Да ты, Тибальт, уже въехал в вопрос.
        - Почему Тибальт? А впрочем, называй как тебе угодно. Лишь бы работа шла! Разве тут нашему гению будет хуже, чем в Африке?
        - Да в принципе Америка не хуже. Есть еще один вопрос…
        - Что еще?
        - Семья Сомова. Александр думает, что его семья у нас в руках, что они наши заложники и мы за ними следим. Поэтому он и работает…
        - А на самом деле?
        - А на самом деле я точно не знаю. Раз в две недели я их ему показываю через веб-камеру, установленную у них в квартире. А кто включает камеру с той стороны, в Москве, я не имею ни малейшего представления…
        - Ну и ладно. Пока твои… соратники будут думать, что всё в порядке, связь не прервется, я тебя уверяю. Но лучше, конечно, поторопиться.- Зверев закурил и подошел к окну.- Но ты прав, самое главное - это не сделать открытие, а получить деньги.
        - Мой агент напрямую работает с внуком Андерсена. Но там всё сложно и непонятно. Кто-то нам активно противодействует.
        - А вот решение этого вопроса я и хочу взять на себя.- Тибальт сделал паузу и разлил по бокалам остатки писко сауэр.
        Олег слегка размял руки и взял один.
        - Ну а теперь рассказывай,- сказал он и выпил.
        Сентябрь 1601
        - Ну а теперь рассказывай,- выпив, потребовал Джон.
        Патрисия молчала. Джон налил ей еще. Она выпила, не произнеся ни слова.
        - Еще налить?- спросил он.
        - Да.
        Это было первое, что она сказала Шаксперу с тех пор, как он - она в это верила твердо - закопал ее заживо. Она пришла отомстить. Анне не нужно было ее долго уговаривать, Патрисия сразу согласилась навестить Джона, правда, она не сказала зачем. Впрочем, Анна и не спрашивала.
        Но сейчас Патрисия поняла, что опоздала. Если бы она прикончила этого старика с дрожащими руками и трясущейся головой, это было бы для него благодеянием. А добра для Джона Патрисия не хотела. Вряд ли кто-то рискнул бы назвать эти чувства любовью, но их влечение друг к другу было сильным. Пожалуй, те годы, что Патрисия прожила в доме Шаксперов, были лучшими в ее жизни.
        Но Джон ее предал. Последнее, что она помнила перед этим… Ей трудно было вспоминать о произошедшем, но сейчас, выпив три стакана виски, она всё увидела, да так живо, как будто и не было этих двадцати трех лет. Джон пришел в ярость, когда понял, что Патрисия перестаралась: Катерина Гамлет больше не дышала. Наверное, она умерла от страха, потому что следов на теле от ударов хлыстом было совсем немного. Да, Патрисия умела напугать… Даже сейчас, вспомнив об этой своей способности, она улыбнулась.
        - Что улыбаешься?- Джон едва ворочал языком.- Кэт Гамлет вспомнила?
        - Вспомнила.
        - Как же ты ее убила?
        - Улыбкой.
        - Немудрено. У тебя ж оскал, а не улыбка.
        - Когда-то она тебе нравилась.
        - Ты будешь громко смеяться, ты будешь ржать на весь квартал, Пэт, как только ты умеешь… но представь себе, она мне и сейчас нравится.
        - Старый хрыч!- Патрисия злобно плюнула на пол.
        - Я был бы молодым и сильным, если бы ты оставалась со мной все эти годы.
        - Поэтому ты привязал меня к столбу там, в сарае, завязал глаза и утюжил чем попало.
        - Пэт, я был в бешенстве… Ты убила человека…
        - А Анну, дочь свою, забыли, что ли, господин Шакспер?
        Джон вздрогнул:
        - При чем здесь Анна? Ты же ее не… Я ушел тогда, чтобы поставить на место этого звереныша Уилла… Но ты… Неужели ты потом… Нет, Пэт, скажи, что нет. Этого не может быть… Она же умерла после… Говорят, от простуды… Что ты могла с ней такого сделать? Нет-нет!- В глазах старого Шакспера вспыхнул огонек. И это был огонек ужаса.- Ты хочешь сказать, что это я убил ее… Пэт, пожалей меня, Пэт.
        - А меня кто пожалеет? Кто простит меня за то, что я сотворила с твоей дочерью? Знаешь, что я сделала с ней? Знаешь? Сказать? Да, я не запорола ее до смерти, я сделала другое. Сказать?
        - Нет, Пэт, нет, умоляю, молчи.
        - Молчать? Я полжизни молчала.
        - Молись, Пэт, молись.
        - И ты, старик, молись.
        - Я буду, Пэт, с тобой я буду… Только не бросай меня.
        - Опять привяжешь к столбу и будешь истязать?! А потом в землю зароешь?!
        - Я не истязал тебя, Пэт! Правда. Я всего пару раз тебя хлестнул, чтобы гнев выместить, и ушел… Потом вернулся, а тебя нет.
        Патрисия задумалась.
        - Я чувствовала, что это не ты…
        - Пэт, прости. Что мне оставалось? Ты убила человека, нужно было всё как-то решить. Я нашел помощника. Прости, Пэт, умоляю, прости.
        - Так ты меня на исповедь позвал? Искупать грехи? Заладил, прости да прости… Господь простит…- Патрисия замолчала, налила себе виски и, не глядя на Джона, выпила.- Получается, ты мной расплатился за услуги. Пойди, мол, мил человек, попользуйся, да и прибери за собой. Так было дело?
        - Нет, Пэт, совсем не так…
        И тут она внимательно посмотрела на него и вдруг закричала:
        - Так что же, ты просто забыл про меня?!
        Джон собрал последние силы и сполз с кровати:
        - Пэт, убей меня, но не прогоняй. Я хочу умереть у тебя на руках.
        Он уткнулся ей в колени, с неожиданной цепкостью схватил ее ладони и стал ими хлестать себя по глазам, губам, щекам. Она с трудом смогла остановить это побоище.

14апреля 2011
        - Хорошо, что мы оставили эту игру в прятки, и мне не пришлось гоняться за вами по всей Африке. Ты посмотри, там же настоящее побоище! Египет, Йемен, Тунис, Алжир, Бахрейн, Кувейт! А теперь еще НАТО во главе с США решило насадить «демократию» в социалистической Ливии, немного сровняв ее с землей.
        - Да выключи ты этот зомби-ящик!
        - Ты про эффект двадцать пятого кадра?
        - Надоело одно и то же смотреть. А эффект этот - полное фуфло. Мы отрабатывали технологию двадцать пятого кадра в наших лабораториях в Моганде. Целых два года, не поднимая головы, проводили исследования и опыты. Кенадит пытался расширить возможности зомбирования населения на уровне изобразительного ряда.
        - Ну и что?
        - Ты знаешь, как ученый, я не заметил, чтобы двадцать пятый кадр обладал какой-то особенной силой. На уровне статистической погрешности… Ярко выраженный эффект он оказывает только на лиц с неустойчивой психикой, детей и женщин. Но для них и так двадцать пятый кадр не нужен.
        - Береженого Бог бережет, сказала монашка…- Зверев с очередной прибауткой выключил телевизор.- Ладно, слушай теперь ты…
        Зверев закурил и глубокомысленно затянулся, размышляя, с чего бы начать.
        - Я поначалу не хотел ввязываться в эту историю. Предчувствие, что ли, было. Сперва со мной в Лондоне встретился какой-то испанец. Представился Мигелем, так что его настоящего имени я не знаю.
        - Это и есть его настоящее имя. Значит, они с самого начала вели двойную игру. Извини, что перебил. Продолжай, пожалуйста.
        - Мигель сказал, что задание не сложное, никого убивать не нужно. Очень серьезные люди хотели, чтобы я начал следить за каким-то ученым. Я и без него знал, что несерьезные люди со мной не работают. Каково же было мое удивление, когда я выяснил, что, во-первых, он тоже русский, а во-вторых, шекспировед. Я просто выпал в осадок. Мне платят большие деньги - пятьдесят тысяч, между прочим,- за то, чтобы я следил не за каким-нибудь физиком-ядерщиком, математиком или биологом, а за обычным филологом! Я не понимал, кому это могло быть выгодно. Cui prodest, как говорили древние.
        Зверев говорил медленно и лишь изредка, не глядя, стряхивал пепел с сигареты.
        - В общем, кому мог насолить этот бедняга? Я стал выполнять задание. Начало было любопытным. Представляешь, этот книжный червь - малый не промах. В первый же день он, извини за выражение, снял шикарную женщину, тоже русскую. Называл ее Ирина. Сперва я подумал, что она проститутка высшей категории, мало ли их теперь в Европе, но оказалось, что просто старая знакомая. За ней я тоже проследил: она работает в туристическом агентстве в Лондоне. Живет в Оксфорде одна. Детей нет. Только любовник. Хозяин агентства.
        - Во дает!- Олег присвистнул от удивления. Он не знал этой подробности из личной жизни своего агента. Зверев вопросительно посмотрел на своего теперь уже напарника.- Эта Ирина и есть мой человек в Лондоне. Я ее специально подсунул Сомову. Казалось, мне с самого начала сопутствует удача. Она была его близкой подружкой в университете…
        - А мы, получается, с самого начала были обречены на дружбу… Ну да ладно. Ходил я за этим Сомовым по всему Оксфорду. Гулял по шекспировским местам, посещал скучные доклады на конференции по Шекспиру. Потом послушал его доклад. На конференции Сомова восприняли как сумасшедшего. Однако меня его доклад заинтересовал. А вдруг и вправду этот Шакспер не настоящий автор? И что из этого следует? Не понятно. И тогда я решил все узнать через своего заказчика.- Зверев иронически хмыкнул.- Проследить за Мигелем. Не просто же так они меня наняли! Когда мы снова встретились с ним, Мигель дал мне задание выкрасть ноутбук Сомова. Да пожалуйста! Мигель скопировал информацию с жесткого диска, и я должен был вернуть компьютер обратно. Зачем было возвращать это старье, подвергаясь опасности, я не понимал. Сомов поднял шум, и служба безопасности гостиницы ходила за каждым посетителем буквально по пятам. Но я поселил в гостинице своего человека, и тот вернул ноутбук на место. Затем с Сомовым встретился некто Эдуард. Кто это такой, я установить не смог.
        - Он профи. Я и сам не знаю его настоящего имени. Раньше работал в ЦРУ. Специалист по бывшему СССР. Он тоже из команды Кенадита.
        - Понятно… Я выяснил, что Мигель работает на управляющего фондом «Подлинный Шекспир». Каково же было мое удивление, когда я узнал, что тому, кто откроет имя настоящего автора произведений, изданных под псевдонимом Шекспир, должна быть выплачена баснословная премия. Я посчитал и понял, что в фонде сейчас уже не двадцать миллионов, а раз в двадцать больше. Сколько должны заплатить за открытие, всю сумму или нет, я не знал, но было ясно, что играют они по-крупному. И тут Мигель дал мне новое задание - похитить этого Александра Сомова. Казалось, сделать это было просто, ведь мой человек жил в одной гостинице с Сомовым. Однако не тут-то было. Сомова взорвали прямо в гостиничном номере…
        - Так значит, Эдуард устранил в гостинице твоего помощника?- теперь уже удивился Олег.
        - Об этом я догадался, когда мой агент как сквозь землю провалился. Хотя все было сделано чисто. Никаких следов, никаких улик. Все списали на разборки русской мафии. Сомова опознали и думали, что концы в воду… Мигель съездил в морг, понял, что там труп другого человека, и снова вызвал меня. Он передал мне ключи от квартиры Сомова в Москве. Не знаю, откуда они у него взялись. В Москве я должен был выследить Сомова и выкрасть его или в крайнем случае устранить. Я побывал в его квартире, скопировал все документы и информацию с жесткого диска его домашнего компьютера. Потом нанял людей, чтобы его ждали. Однако Сомова и след простыл. Пасли его и дома, и возле подъезда тещи, и на даче. Видно, прозевали…
        - Он и от нас ушел,- успокоил его Олег.- И от Эдуарда. Сомов так ловко сменил внешность, что обвел всех вокруг пальца. Прошел прямо перед носом у Эдуарда. Но мы предусмотрительно дали ему новый компьютер, и, как только Сомов нажал на пуск, мы сразу же обнаружили его. Оказалось, Сомов был на даче. Работал. Мы не стали ему мешать. Нам ведь было нужно его открытие.
        - На даче?- удивился Зверев.- Мои люди там тоже искали и ничего не нашли. И в доме смотрели, хотя что с них взять, шпана. Ну да ладно. Мигель мне позвонил и сказал, чтобы я проник в квартиру Сомова, включил веб-камеру на компьютере и вышел с ним на связь по скайпу, зарегистрировавшись под именем Кристофер Марло. Что я и сделал. Ты не знаешь, почему Кристофер Марло?
        - Хотели Сомова направить по ложному следу. Ведь основным условием получения премии является убедительное доказательство авторства.
        - Понятно… Сомов меня тогда изрядно повеселил,- усмехнулся Зверев.- Орал как сумасшедший, милицией грозил, но где он был, я так и не понял: он веб-камеру не включил. Шпион чертов! Как Мигель узнал его логин в скайпе и IP-адрес, я не знаю, но по этому IP-адресу я его и нашел. Это, правда, заняло некоторое время. Он выходил в Интернет из Абрамцево. Мои парни снова туда поехали, но в доме уже никого не было. Потом он вышел в Интернет из квартиры тещи - мы бросились туда. Но он опять ушел. Весь район исколесили, но он как сквозь землю провалился. А потом Сомов вышел в Интернет уже в Моганде…
        - Надо было поменять ему компьютер,- посетовал Олег.
        - Я отправился в Моганду. Но там до него было не добраться. Ко дворцу твоего Кенадита за версту не подойти. Но мне улыбнулась удача. Захожу я в бар, заказываю пиво и вдруг за соседним столиком слышу русскую речь. Оказалось, тоже русский. Мы разговорились, и он рассказал, что работает переводчиком у Кенадита. Паша Африканец его зовут. Выпили с ним, подружились. Живет в какой-то, типа, общаге, рядом с дворцом. Негров не любит.
        - Пашка не любит негров?- удивился Романов.
        - Ага. Мы потом почти каждый вечер встречались за пивком. Так он мне анекдот рассказал. Из жизни. Возвращается он домой, а за ним увязался негр какой-то. Прилип как банный лист. Паша Африканец гонит его, а тот ни в какую. Семенит сзади и денег клянчит: «Умный белый, дай мне, глупому негру, денег». До самого дома Пашу Африканца проводил с этими криками. Паша домой к себе зашел, а негр стоит под окном и продолжает кричать на всю округу: «Умный белый, дай мне, глупому негру, денег». Паша Африканец разозлился, взял первую попавшуюся сковородку и в этого негра швырнул. Попал, говорит. А негр схватил сковороду, бежит по улице и кричит:
«Я умный негр выпросил у глупого белого сковородку». В общем, подружились мы с Пашкой. Я ему даже денег одолжил. Твой диктатор что, зарплату совсем не платит? За одно пропитание работаете?
        - Да, денег в казне у него практически нет. Он и затеял всю эту историю с фондом
«Подлинный Шекспир» из-за этого…
        - Понятно. Добраться до Сомова после знакомства с Пашей Африканцем было делом техники. Но тут, как назло, вы в Париж улетели. Потом в Лондон. Я за вами в Англию. А в Лондоне меня еще один сюрприз ждал. Мигель сказал, что я должен убрать некоего Питера и, представь себе, мой друг, тебя… Питера этого я вычислил быстро. Он что, голубой?
        - Бисексуал.
        - Был… И тут снова удача. К дому Питера, за которым я следил, подходишь ты. Ну думаю, птичка в клетке. И только собрался войти в подъезд, чтобы подкараулить, когда ты будешь спускаться, как к дому подходит Сомов. Жду. Сомов помялся у домофона, кнопки потыкал, а кода, видно, не знал. Вдруг выстрел сверху…
        - Это меня сквозняк напугал…
        - Ага… А Сомова напугал выстрел. Он припустил бежать. Я за ним. Да он так шустро в такси прыгнул, что поминай как звали… Я скорее обратно, но ты уже ушел.
        - Получается, Сомов мне жизнь тогда спас,- задумчиво произнес Олег.
        - Получается так. Ну а конец совсем короткий. В очередной раз Сомов вышел в Интернет уже в Майами.
        - Если ты нас вычислил, зачем тогда спрашивал, где мы с Сомовым остановились?
        - Проверял тебя на откровенность. Как будущего компаньона.
        - Проверил?
        - А то! Обещание больших денег работает лучше всякого НЛП.

18июня 1604
        - Сейчас на сцене работает Уильям Шекспир. Теперь его так называют. Он не возражает, и его это больше не смущает.
        Граф сидел в ложе театра «Глобус». Шла «Трагическая история принца Гамлета», сцена первого появления Призрака. Граф негромко разговаривал с дамой в полумаске, чернеющей из-под белой вуали. Дама ничего не ответила и только еще ниже опустила голову.
        В это время Шакспер парился на сцене в тяжелых доспехах и сквозь щелку опущенного забрала смотрел на ложу графа. «Неужели?! Неужели?! Неужели?!» - стучало в голове у Уилла. Он увидел, что в ложе Саутгемптона кто-то сидит. И это был явно не Саутгемптон, а человек гораздо старше его. Ему казалось, что он узнал графа. А кто еще посмел бы занять его ложу? Шакспер так погрузился в себя, что едва не пропустил момент, когда ему нужно было покидать сцену. Уже Горацио говорил: «А если все сокровища, при жизни добытые, в земное лоно скрыты - ведь и за этим часто духи бродят,- скажи об этом».
        Уже и петух кричал за сценой. Это Джозеф Тейлор мастерски имитировал пение птицы. Петуха изобразить ничуть не легче, чем соловья, промелькнуло в голове Шакспера, и только тут он понял, где он и что он здесь делает. Уже нужно уходить. Еще пару реплик Горацио и Марцелла, и все - закованный в доспехи Уильям Шакспер уйдет за кулисы. Неужели он осмелился прийти посмотреть на него на сцене, на того, кто всю жизнь играет его роль, роль автора «Гамлета», роль Великого барда, Уильяма Шекспира, Потрясающего копьем?…
        Но даже не это волновало Уилла. Он видел, что граф был в ложе не один. Шакспер не спускал глаз с его спутницы, чье лицо было скрыто вуалью. Он пытался узнать, кем была эта незнакомка, скрывшаяся в тени ложи. Уилла охватило какое-то смутное предчувствие. Но он не мог сбросить с себя доспехи и подойти ближе, ведь еще несколько минут, и Призрак отца Гамлета опять должен появиться на сцене. А чуть позже он должен встретиться со своим сыном Гамлетом.
        Шакспер вдруг вспомнил, что назвать их первого сына Гамнетом очень хотела его жена. Он не спорил, но точно это была ее идея. Уилла тогда даже немного покоробило. Дать сыну такое имя! Зачем? Чтобы искупить вину Джона Шакспера за гибель девушки? Потом Уилл никогда не думал об этом, никогда не жалел, что его первого и единственного сына так странно назвали…
        Гамнет умер как раз тогда, когда Уилл внезапно разбогател. Неужели это и есть цена богатства? Сейчас ему было бы девятнадцать…
        Оглушенный внезапным грохотом, Шакспер схватился руками за голову и упал на колени: железные рукавицы лат ударили по шлему… Больно, ох как больно стало Уиллу. И чтобы хоть как-то унять эту боль, он принялся колотить себя по голове железными рукавицами. Вдруг на него кто-то навалился и прижал к полу. Это Бербедж, который не участвовал в третьей сцене, услышал грохот и бросился к Шаксперу.
        - Уилл, что ты делаешь? На сцене все слышно. Зачем ты так гремишь?- зашептал Ричард.
        Он поднял забрало шлема и посмотрел ему в глаза. Нет, Уилл не плакал. Ричарда поразил бессмысленный, остекленевший взгляд Шакспера.
        - Уилл, ты меня узнаешь? Это я, твой друг Дик. Что случилось?
        - Он пришел, Дик, он пришел за мной! Он хочет забрать меня, как забрал моего сына.
        - Уилл, кто? Куда пришел?
        - Ты видел? Там, в ложе Саутгемптона.
        - А…- Дик немного успокоился.
        Значит, Уилл не сошел с ума. Бербедж и сам заметил незнакомца с дамой, которая старательно прятала лицо. Наверное, Уилл решил, что это автор. Последнее время он так ревностно относится к настоящему Шекспиру, как будто верит, что он сам, и никто иной, автор всех этих пьес, которые прославили их театр. Но сейчас не до того. Вот-вот Дику самому выходить на сцену, а следом за ним выход Шакспера.
        - Успокойся, Уилл. Саутгемптон предупредил, что приедет его друг с какой-то герцогиней.- Бербедж отчаянно врал, чтобы хоть как-то привести Шакспера в чувство.- Всё, вставай, Уилл, давай я тебе помогу. Пойдем к кулисам. Стой здесь и смотри на сцену. «Позорна слабость!» - как услышишь эти слова, сразу выходи, ты помнишь? После моего большого монолога. Всё, мне пора.
        - Прихватывает крепко. Что, замерзли?- Эту реплику Бербедж произнес уже со сцены.
        Закованный в доспехи Уилл покорно ждал. Он стоял там, где его поставили. В голове было пусто… Хотя нет, он беспрестанно повторял про себя только два слова: «Позорна слабость!» И голос в его голове звучал громко и ритмично, не оставляя места для других мыслей.

14апреля 2011
        Первые несколько дней после исчезновения Романова Александр не находил себе места. Оставалось только одно: погрузиться в работу и завершить исследование как можно скорее. Не то чтобы промедление было смерти подобно. Подобна смерти была вся его жизнь в последние четыре месяца.
        Он ощущал себя героем какого-то безумного романа и одновременно с этим понимал, что именно к такому финалу должна была привести вся его предыдущая жизнь. Он сам подвел себя к той черте, за которой теряется ощущение реальности.
        Он сам порвал отношения с родителями, лишился семьи, друзей, родины. Наконец, после блужданий по Европе и Африке, его занесло аж на противоположную часть земного шара - в Америку. Здесь он лишился последнего - всех своих конвоиров, а вместе с ними и надежды на то, что ему вернут всё, что он потерял… Обещали вернуть. При одном, правда, условии. И хотя надежды теперь почти не было, он всё равно хотел выполнить это условие.
        Александр достал флешку. Из-за нее исчез, а возможно, и погиб Олег Романов, человек, с которым он не расставался все последнее время и который даже стал ему симпатичен. Вот она, эта страница, теперь наконец в хорошем разрешении. Это была четвертая страница Первого Фолио, на которой был напечатан портрет. За ней-то Сомов с Романовым и прилетели в Майами.
        ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ
        Первая страница книги была пустой. На второй - стихотворение Бена Джонсона, обращение к читателю, посвященное то ли портрету, то ли автору. Какой-то один большой намек, если видеть в нем намеки, и простое порицание художнику-граверу за плохую работу, если намеков не видеть.
        Третья страница - титульный лист. Сверху имя автора и название книги. И большой портрет Уильяма Шекспира в довольно странном камзоле. На одной руке передняя часть рукава, а на другой - задняя. Получается, что у автора книги две правые руки! Благодаря этому портрет получает вращательный момент, Шекспир как будто стремится вывернуться наизнанку или развернуться на сто восемьдесят градусов! Что ж, изнанка - так изнанка.
        На первый взгляд это просто чистая страница, где сквозь недостаточно плотную бумагу просвечивает страница третья (титул). Но если чуть более внимательно к ней присмотреться, то становится ясно, что это не просто чистая страница. Александр смотрел на бляху или какой-то герб внизу по центру, который чем-то напоминал ему герб Советского Союза, и не находил ничего похожего на титульном листе. Лицо. Вроде бы тоже просто зеркальное отражение, просвечивающийся сквозь тонкую бумагу портрет. И этот акварельный или карандашный рисунок изображает какого-то грустного человека. Но самое главное - лицо этого человека живое, мало похожее на блестящую маску титульной гравюры.
        Но самое удивительное, что на обороте титула было как минимум еще одно лицо…
        Александру даже показалось, что на этом рисунке какой-то человек лежит в гробу и сжимает в кулаке жезл, которым тычет себе в грудь или в живот, в центр той самой то ли бляхи, то ли герба. Нужно разглядеть эту гербовую бляху повнимательнее…
        Если же рисунок повернуть на девяносто градусов, то на нем различимы то ли фигурки, то ли куколки. Наверху, слева от самой верхней фигурки, явно изображена женщина с обнаженной грудью, которая повернула голову в сторону соседки. Справа от нее голова женщины, которая также смотрит на свою соседку. Слишком близко, прямо оргия какая-то!
        Что еще здесь можно было увидеть? В исходном (неповернутом) варианте этот герб напоминал каменные ступеньки винтовой лестницы, уходящей вниз. В левой верхней четверти рисунка был даже черный крестик. Бред, пустое…
        И тут Сомов увидел в самой верхней части изнаночного портрета еще одно лицо. Возможно, самое невнятное с точки зрения контуров, но два глаза со зрачками прописаны были четко. Один глаз - чуть левее центра квадрата. Не исключено, что лицо этого человека скрывает треугольная маска и видны остаются только глаза.
        На четвертой странице с помощью водяных знаков было напечатано самостоятельное изображение - запрокинутая назад и чуть влево голова. Возможно, это женщина или ребенок, возможно, пересечение случайных линий. Он то видел лицо удивительно четко, то не видел ничего, кроме правого глаза. А в правой верхней части рисунка какие-то куколки, детские игрушки.
        Неужели всё это только детские игрушки, спрашивал себя Сомов, неужели теща права? Но сейчас он слишком далеко зашел, чтобы остановиться… Стоп, а эта козлоподобная рожа в правой трети и верхней половине треугольника? Да тут целый театр образов…

19июня 1604
        Тяжелые мысли, которые и раньше мучили Уилла, после вчерашнего представления
«Гамлета» стали преследовать его неотступно. Перед его внутренним взором разыгрывалось представление целого театра, проходили различные образы. Неужели все это правда, думал он, но его размышления были прерваны осторожным стуком.
        Уилл не помнил, как доиграл свою роль. Хорошо еще, что последний его выход на сцену был в середине трагедии, да и текста у него было немного. Тяжелее всего было играть первую встречу с Гамлетом. Там были длинные монологи, и как ему удалось их произнести - загадка. Все-таки сцена - это волшебное место: всё, что бы ни происходило в твоей личной жизни, отодвигается на второй план, когда ты выходишь на подмостки и на тебя нацелены две тысячи пар глаз. Единственное, что спасло его от провала, так это то, что он больше не смотрел в эту проклятую ложу, хотя временами ему очень хотелось хоть краешком глаза взглянуть туда.
        Впервые в жизни Уилл по-настоящему почувствовал себя артистом. И тут же подумал, что ведь он на самом-то деле актер посильнее Дика Бербеджа: тот только на сцене играет… Сам Уилл играл в жизни, играл роль гения, представлял для десятков тысяч современников гениального автора. Вот это игра!
        Уилл даже повеселел, но вспомнил графа, сидевшего в ложе Саутгемптона рядом со своей соседкой, и опять помрачнел. Тут-то в дверь и постучали.
        - Хозяин, ваша жена здесь, в Лондоне, я ее выследил!- выпалил Энди, как только Уилл впустил его и усадил на стул в комнате.
        Юноша хотел поскорее похвастаться своими успехами на поприще сыска, но неожиданно получил от Шакспера такой удар по зубам, что свалился со стула и упал навзничь.
        - Молчать!- не помня себя от ярости закричал Шакспер в ухо Энди, пытавшемуся закрыться от ударов.- Кто тебя спрашивал?! Какого дьявола ты лезешь со своими сообщениями! Дурак!
        Видя, что Энди не шевелится, Уилл поднял упавший стул и тяжело сел на него. Он обхватил голову руками и закрыл глаза. Через минуту он наконец пришел в себя. Взял из шкафа бутылку виски, открыл ее и налил себе полстакана.
        - Ладно, вставай,- не глядя на Энди, сказал Уилл.- Сам виноват. Думать нужно головой, когда и что говорить. Садись за стол, как тебя там?
        - Энди,- пробормотал юноша, сплевывая кровь.
        - Что ты шипишь? Зуб тебе выбил? Так поделом! Пойди умойся.
        Энди вышел, а Уилл налил себе еще с четверть стакана, потом подумал и налил немного в другой стакан, который, когда Энди вернулся, пододвинул к нему.
        - Не, я не буду, не пил никогда.
        - Пей, тебе прополоскать рот нужно. Не спорь, а то…
        Энди, поморщившись, послушно выпил.
        - Рассказывай давай.
        Энди наморщил лоб и рассказал Уиллу, как добрался до Стратфорда, как отыскал дом Шаксперов и как Анна его пожалела и дала ему работу и кров. И все было тихо-мирно, но позавчера рано утром он услышал, как кто-то в доме проснулся. В ночной неурочный час шаги раздавались в той части дома, где жила хозяйка.
        - Я насторожился,- продолжал Энди,- и на всякий случай оделся и подошел к двери. Услышав, как кто-то спускается вниз по лестнице, я тоже тихонько пошел следом. В повозку, стоявшую перед входом, уже была запряжена лошадь. Госпожа Анна вышла и сразу в нее села. Я приоткрыл дверь и проследил, в какую сторону она поехала, а потом бежал за повозкой. За городом повозка остановилась, и хозяйка вышла. Повозка развернулась и поехала в обратном направлении. Из рощицы, в которой я прятался, вскоре показалась карета, и я, недолго думая, уцепился за нее сзади. Карета остановилась возле хозяйки, госпожа Анна пересела в нее, и карета снова тронулась. И вот госпожа Анна приехала в Лондон.- Энди смолк.
        - Ты молодец. Вот тебе шиллинг.- Уильям задумчиво помолчал.- Так с кем она ехала в карете?
        - Ни с кем. Одна. Только слуга правил лошадьми.
        - Ты запомнил дом, куда она приехала?
        - Конечно, господин…
        - Вот тебе еще один шиллинг. Что же это за дом?
        - На воротах было написано: «Граф Оксфорд». Я едва успел соскочить перед воротами. А то бы мне оттуда не выбраться…
        - Что было дальше?
        Энди сделал многозначительную паузу, но Шакспер не собирался больше раскошеливаться, и парень сокрушенно продолжал:
        - Я следил за тем домом, куда въехала карета. А вечером госпожа в той самой карете отправилась прямиком в ваш театр «Глобус»! Я хотел было вас найти, но уже начался спектакль, и я не посмел беспокоить… А потом… потом мне же надо было проследить, куда карета поедет после представления.
        - Хорошо, вот тебе еще одна монета.- Шакспер поморщился.- Из театра она тоже уехала одна?- почти шепотом спросил Уилл, цепляясь за последнюю надежду.
        - Нет, с графом,- потупил взгляд Энди.
        - И они вернулись обратно в его дом?
        - Нет, господин, они поехали в другой дом… на Блэкфрайерс. Я могу показать, я запомнил…
        Уильям снова порылся в карманах:
        - Вот тебе еще шиллинг. Ты хорошо поработал. Да и с учетом выбитого зуба…

15апреля 2011
        Сомов поставил точку, потянулся и сладко зевнул. Он хорошо поработал и наконец был удовлетворен. Заголовок на экране гласил: «1F, или Книга доказательств (теорема Шекспира). Всего 355 535 знаков с пробелами».
        Александр заварил себе крепкий кофе, закурил сигарету и вышел на балкон. Курить в апартаментах было запрещено, а лишние неприятности с администрацией или, не дай бог, с полицией в сложившейся ситуации были ему совершенно не нужны.
        Глядя на голубую гладь океана, на яркое солнце, на купающихся и загорающих внизу людей, на проезжающие вдоль берега дорогие машины и роскошные катера и яхты, рассекавшие волны, Александр ощущал себя носителем Знания. Знания, всем этим людям внизу, в лучшем случае что-то слышавшим о Шекспире, а в худшем даже не подозревающим о его существовании, совершенно не нужного. Знания, которое на первый взгляд могло бы заинтересовать или даже поразить лишь небольшую группку ученых, но за которое, по какому-то необъяснимому стечению обстоятельств, должны были заплатить фантастические деньги. Настолько же фантастические, насколько фантастическим было и само открытие.
        Итак, он наконец знал имя. Вернее, знал он его давно. Эдуард де Вер, 17-й граф Оксфорд, уже лет девяносто, так сказать, номинируется на «звание» Шекспира. Но теперь номинант получил звание, пазл сложился и на нем оказался изображен портрет человека, который и был настоящим Шекспиром.
        ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ
        Суть открытия была такова. Автор, вероятно, через наследников и друзей, которые занимались изданием Первого Фолио, оставил в книге свою подпись. В трех вариантах.
        Первый вариант подписи был сделан с помощью анаграммы. Сравним две страницы в начале книги: «Список актеров» и «Содержание». На странице со списком актеров мы видим: «Произведения Уильяма Шекспира, содержащие ВСЕ его Комедии, Хроники и Трагедии». «ALL his Comedies, Histories, and Tragedies».
        Теперь становится понятным, почему имя Шекспира, автора книги, вынесено на первое место среди главных актеров, играющих во ВСЕХ пьесах. Кто, как не Шакспер, играл главную РОЛЬ во всем этом спектакле? Кто, как не он, главный АКТЕР пьесы, написанной настоящим АВТОРОМ?
        Дальше на странице с оглавлением читаем: «Перечень НЕКОТОРЫХ Комедий, Хроник и Трагедий, содержащихся в этом Томе». «SEUERALL Comedies, Histories, and Tragedies».
        Так в Первом Фолио напечатаны ВСЕ или НЕКОТОРЫЕ произведения Шекспира? Конечно же все. Издали ПОЛНОЕ СОБРАНИЕ ДРАМАТИЧЕСКИХ СОЧИНЕНИЙ Шекспира, книгу объемом в тысячу страниц огромного формата, самый насто ящий фолиант.
        Так зачем же на странице с оглавлением писать SEUERALL? Да потому что это еще одна подпись АВТОРА! Подпись, скрытая в довольно простой анаграмме!
        Достаточно в слове SEUERALL передвинуть первую «s» на четыре буквы вперед, и получится EUERSALL. E.UER’S ALL. На предыдущей нечетной странице значится «Уильяма Шекспира все…», а здесь после пустой четной снова на нечетной - «Э.Вера все комедии, хроники и трагедии».
        А если сделать еще одну перестановку в EUERSALL: первую букву передвинуть на три знака вперед, тогда получится фамилия автора, но уже без имени, UERESALL = UERЕ’S ALL. Так, возможно, даже изысканнее.
        Второй вариант подписи можно назвать иконографическим. Проще сказать, портрет подлинного автора скрыт в изображении. Портрет из книги, отраженный зеркально, отличается от портрета графа только тем, чем сорокапятилетний человек отличается от двадцатипятилетнего. Как фотографии в современном российском паспорте.
        Это сходство изображений исследователи заметили уже давно. Но никому и в голову не пришло обратить внимание на оборот титульного листа.
        На обороте было изображение, возможно похожее на портрет де Вера и не имевшее практически ничего общего с портретом Шекспира на лицевой стороне, на титуле! Более того, на изнаночном портрете (справа) была изображена маска, поднятая на лоб как забрало.
        И наконец, самая главная подпись, подпись цифровая, которая, как и положено подписи, стояла на последней странице книги: 993.
        Эта подпись выглядела как номер последней страницы Первого Фолио. До сих пор все считали колонцифру 993 простой опечаткой. Ведь предпоследняя страница была 398, следующая страница должна была нумероваться как триста девяносто девятая, поэтому логично было считать число девятьсот девяносто три обычной ошибкой наборщика.
        Книги, а тем более книги такого объема, как Первое Фолио, были очень дороги. Трудно представить, чтобы на современный дорогой автомобиль поставили фары от другой модели или перепутали при сборке передние и задние двери. Опечатки, конечно, там были, но чтобы так перепутать номер последней страницы… Невероятно! В любом случае, нумерацию страниц в Первом Фолио сознательно подгоняли к тому, чтобы последней была именно триста девяносто девятая - так появлялась возможность допустить «опечатку»!
        Так, «Гамлету» добавили сто страниц, перескочив со сто пятьдесят шестой на двести пятьдесят седьмую, а двадцать девять страниц «Троила и Крессиды» поместили на трех, с семьдесят седьмой по семьдесят девятую, и исключили из оглавления. Все эти факты свидетельствуют о том, что кому-то было очень нужно, чтобы последняя страница была именно триста девяносто девятой и стоящее на ней число 993 выглядело простой опечаткой. И именно в этом замаскированном под опечатку числе зашифровано имя автора.
        В 1584 году в Италии была издана книга, в которой автор, используя кодировку букв суммой их цифровых значений, связывает имя Мартина Лютера с числом зверя - 666. Система кодировки довольно простая и была известна еще в глубокой древности.
        Первые девять букв алфавита соотносятся с числами от одного до девяти, вторые девять считаются десятками от десяти до девяноста, а остальные - сотнями от ста до пятисот или более, в зависимости от того, сколько букв в алфавите.
        Подобного рода шифрование было весьма популярно в то время. Вот, например, в 1586 году вышел трактат французского дипломата Блеза де Виженера, в котором на девяносто седьмой странице находим аналогичный шифр (с учетом того, что на десятой позиции в английском варианте появляется отсутствующая во французском языке буква
«k»).
        Когда зашифровывали имя Эдуарда де Вера, то использовали именно эту кодовую таблицу. Получили в одном из вариантов
        написания имени графа сумму числовых значений букв этого самого имени - 993.
        В нашей кодовой таблице только одна сложность, одно отклонение от школьного алфавита: буква - u- в своем числовом значении приравнивается не к «v», как это было и в письменном английском языке времен Шекспира, и в классической латыни, а к - у-, специально введенному в латынь, чтобы передавать греческие звуки, аналогичные греческой букве эпсилон, «?». Однако именно так готическим шрифтом имя De Uere написано на фамильном гербе Оксфорда. Впрочем, как и в слове SEUERALL на странице с оглавлением, где оставлен намек на имя истинного автора.
        Александр взволнованно походил по комнате. Потом остановился у стола и допил уже остывший кофе. Итак, открытие сделано. Для этого потребовалось: увидеть анаграмму на листе с оглавлением SEUERALL = E.UER’S ALL; усомниться, что на последней странице была сделана простая опечатка; найти специальную таблицу, с помощью которой буквы можно перевести в xbckf; применить этот код к псевдониму и признать, что Edward De Vere = Shakespeare. И это были только ключевые факты исследования в двести пятьдесят страниц, где доказательства были математически точными.
        Правда, теперь, когда пропал Олег, было не очень понятно, кому предъявлять это исследование-доказательство. Хотя как кому? Выход только один, решил он и стал собираться.

24июня 1604
        Выход только один, решил Уильям, выходя из прохладных комнат на жаркую улицу. Он и сам не понимал, что будет делать дальше, как попасть в тот дом, а если и удастся попасть, то что он скажет владельцу? Но сидеть сложа руки он больше не мог. Невыносима была не только ревность. Нет, он должен предъявить графу счет за всю свою жизнь: жизнь под маской, жизнь в постоянных страданиях и подозрениях. И граф как миленький выложит ему кругленькую сумму, не будь он Уилл Шакспер! А потом можно ехать в Стратфорд, чтобы навсегда забыть об этом кошмаре. А с Анной он дома разберется! А может, она уже и уехала? Просто съездила на спектакль, пусть и с графом, ведь они были когда-то дружны… Нет, она наверняка уже давно уехала обратно в Стратфорд. Чего ей делать в доме графа?
        Но Анна не уехала. Эдуард де Вер, семнадцатый граф Оксфорд, и Анна Хэтуэй-Шакспер впервые за долгие годы снова были наедине. Сразу после спектакля они закрылись в доме на Блэкфрайерс.
        - Эдуард, о чем ты говоришь? Кому я нужна, кто меня берет в расчет? Да мой муж в твоей жизни значит больше, чем я!
        Уильям Шакспер, законный муж Анны, расположился прямо под окном, достаточно высоко отстоящим от земли, и подслушивал разговор, который уже совсем было его успокоил. Увидеть происходившее в комнате он не мог - роста не хватало.
        - Тогда для чего ты приехала, Анна?
        - Потому что ты позвал. Ты знаешь, что я живу только тобой и для тебя. Неужели ты до сих пор не понял, что у меня важнее тебя в жизни никого нет… даже дети…- Анна горестно замолчала.- И уж тем более муж…
        Уиллу кровь бросилась в голову, он сжал зубы, но продолжал слушать.
        - И ты можешь говорить, что он для меня значит больше, чем ты?
        - Конечно. Он же твоя… маска. На твоих книгах стоит его имя… на которое ты променял меня. И теперь… И теперь я, даже когда сплю с ним, думаю о тебе…
        Уильям до крови прикусил губу. В глазах потемнело от боли, но это не помешало ему слушать.
        - Ты жестока, Анна. Ведь это всё ради тебя. Все мои стихи для тебя.
        - Только этого никто, кроме нас, и не знает.
        - И про него никто не знает… почти никто. Только то, что он вывеска, псевдоним, живая маска.
        - А ради кого это всё, не знает никто… И никогда не узнает! Про то, что он маска, рано или поздно догадаются. Узнают, кто есть кто. А вот кто я тебе, едва ли!
        Шакспер вспомнил, что ему совсем недавно показывали книгу, где под одной из поэм - как там ее, «Феникс и Голубь», кажется,- снова стояло его имя. Его имя! И вот его жена с этим графом воркуют, как феникс и голубка! Насмешка, да и только - вот чем стало его имя…
        Они говорили всё тише, поэтому Уиллу приходилось напрягать слух изо всех сил.
        - Анна, прости меня, я и тебе сломал жизнь. И теперь уже вряд ли смогу что-то исправить…
        - Эдуард, перестань, пожалуйста,- совсем тихо ответила она, так тихо, что Уилл скорее догадался, чем услышал ее слова. Но вот ее легкие шаги он услышал отчетливо.- Боже, как ты постарел! Мой любимый…

«Неужели,- думал Шакспер,- неужели?!» Но звуков никаких не раздавалось, и сердце Уилла снова забилось спокойнее.
        - Какой ты всё-таки красивый! Этот возраст так идет тебе, Эдуард. Как и любой другой… Хотя что это за возраст? Всего пятьдесят четыре. Ты строен, моложав, седина тебе так к лицу… Куда ты смотришь?
        Эдуард пристально смотрел в окно.
        - У тебя во взгляде что-то такое… Боже, не смотри так! Мне страшно.
        - Анна, я хочу тебя попросить… Запомни число девятьсот девяносто три. Я зашифровал в нем свое имя. Когда-нибудь после моей смерти ты расскажешь людям правду обо мне…
        Анна укоризненно на него посмотрела.
        - Какой ты все-таки эгоист! Я говорю ему, что люблю, а он… а ты… Ты - это ты или он? Мы так редко были вместе, что я привыкла говорить о тебе в третьем лице: как там он? хорошо ли ему?
        Новая пауза была полна вздохов, робкого шуршания, звуков поцелуев… Уилл зажал уши руками, привалился спиной к стене и начал считать. Он досчитал до девятисот девяноста трех, а потом сбился со счета. «Почему девятьсот девяносто три?» - вдруг подумал он.
        - Мой милый, скажи, что ты меня любишь.
        - Я люблю тебя, Анна… Карета уже у подъезда. Прощай.
        - Когда ты приедешь ко мне?
        - Скоро. Скоро я буду только твой.
        - Эдуард, ты сам не веришь своим словам.
        - Анна, запомни, о чем я тебя попросил! Я верю только тебе.
        - Прощай.
        Граф в задумчивости подошел к окну. Немного постоял, не шевелясь. Окно вдруг резко распахнулось, и Шакспер услышал прямо над своей головой:
        - Стоишь?- Уильям окаменел.- Ладно, рогоносец, заходи. Мне было неприятно, что ты там стоял за окном и слушал, но я не хотел расстраивать Анну.
        Последние слова Уилл едва разобрал. Он пошел вокруг дома на ощупь, как слепой шаря рукой по стене. Один угол, другой. Вот, кажется, входная дверь. Открылась. Он постоял немного, приходя в себя, отворил дверь и вслед за графом, молча, прошел в дом, в ту самую комнату.
        - Почему ты молчишь, Уилл? Я жду от тебя упреков. Скажи, что я лишил тебя… самого себя. Ведь именно это ты хотел сказать? Вот видишь, я даже думаю за тебя. Да. Лишил тебя самого себя… Хотя, честно говоря, не велика потеря. Помнишь наш уговор:
«Ты - мой, она - твоя». Разве что-то не так?
        - Не так!- почти крикнул Шакспер.- Теперь я знаю наверняка, что она - твоя, а значит, я не твой. Значит, нет больше никакого уговора!
        - Ты, увы, мой… Я и сам этому уже не рад. Но теперь ты автор моих произведений, ты мой псевдоним, ты моя живая маска, как ни странно это звучит. Что у тебя осталось своего? Да тебя-то и самого нет…
        - Моя жена…- Шакспер осекся.- Мои дети…- Он схватился за спасительную мысль, но граф посмотрел на него с такой язвительной улыбкой, что в глазах у него снова потемнело.- Запятнанное имя - вот и всё, что от меня осталось?
        Уилл как будто снова провалился в глухую пустоту. Граф что-то продолжал говорить, теперь уже с доброй, явно сочувственной улыбкой, но Шакспер не слышал его слов. Он как сомнамбула молча подошел к де Веру, а тот все говорил и говорил, не обращая на Уильяма никакого внимания. Уилл схватил его за горло двумя руками и сдавил изо всех сил. Граф удивленно на него посмотрел, но даже не попытался сопротивляться. Шакспер больше не чувствовал ни напряжения, ни страха, ни ненависти, ни ревности. Он по-прежнему сжимал руками шею графа, и ему казалось, что он стал с ним единым целым.

18апреля 2011
        - Мне казалось, что мы нашли общий язык, но, похоже, моя страноведческая лекция не возымела действия, и ты всё-таки хочешь на собственном опыте убедиться в привлекательности местных тюрем.
        Зверев был внешне спокоен, на лице блуждала его обычная ухмылка, но в голосе чувствовалось напряжение и даже раздражение.
        Олег поднялся с лежака, на котором загорал возле бассейна. Зверев его разбудил, и спросонья Олег не сразу понял, о чем идет речь.
        - Что случилось?
        - Что случилось? Случилось то, что, несмотря на всю мою откровенность и искреннее желание не только самому разбогатеть, но и помочь в этом тупом деле тебе и твоему гению…- На лице Романова проявилось такое естественное недоумение, что Зверев невольно смягчился.- Случилось то, что мы не нашли Сомова. Ни Александра Сомова, ни Алекса Вэлса в апартаментах «Miami Sunny Isles» нет. Мои люди обшаривают Майами, проверили все отели, все апартаменты, аэропорты, пристани и даже библиотеку…- Михаил улыбнулся.- Я грешным делом подумал, что он сидит там и работает, работает, работает…
        Зверев подошел к бару возле бассейна, чтобы дать Олегу возможность немного поразмыслить, налил себе воды и бросил в стакан несколько кубиков льда.
        - Какие мысли?
        - Ума не приложу, куда он мог поехать. В Лондон? В Париж? Он что-то говорил про какую-то книгу с шифрами!- вдруг вспомнил Олег.
        - А может… может, до него добрались твои африканские друзья? Хотя им, я думаю, уже не до Шекспира. Ты слушал новости? В Моганде, похоже, повторяется ситуация с Ливией. Уже два дня на улицах беспорядки. Кенадит ввел военное положение.
        - Это никого не остановит…
        - Точно. Они называют это Кокосовой революцией, потому что в первые дни волнений дворец Кенадита и другие правительственные здания были закиданы кокосами, выбиты все стекла. У демонстрантов откуда-то появилось оружие. Мародеры грабят столицу. Как бы вооруженные столкновения не переросли в гражданскую войну! Однако режиму Кенадита наверняка пришел конец. Все европейские державы вслед за США требуют свержения диктатуры. Операция «Огонь из всех бойниц» вчера вечером уже одобрена Совбезом ООН.
        - Конечно, единогласно?
        - Почему единогласно? Россия, как всегда, воздержалась.
        - Слушай, ты сказал про Россию,- оживился вдруг Романов,- а я подумал - вдруг Сомов в Москву рванул?
        - Ты же говорил, что с ним все в порядке и он под контролем.
        - Под контролем-то под контролем. Но я не стал применять на нем техники НЛП, так как боялся, что это может сказаться на работе его мозга. Единственное, что его сдерживало, так это мое постоянное присутствие и страх за собственную семью. Пойдем-ка на виллу, я попробую выйти в Интернет.
        Олег поднялся, набросил пляжный халат и последовал за Зверевым. В кабинете вместо монитора прямо над столом висела большая плазменная панель. Михаил открыл ноутбук, ввел пароль и пододвинул Олегу кресло. На плазменном экране появилось изображение рабочего стола компьютера. В кабинете было довольно прохладно, не то что на улице, и это помогало сосредоточиться. Олег быстро зашел на какой-то сайт, постучал по клавишам и запустил программу.
        - Нет, похоже, в Моганде пока все в порядке. Сервер находится во дворце Кенадита. Резервный сервер в Европе, но пока работает основной.- Олег говорил, глядя в экран и быстро щелкая по клавишам.
        - И что ты собираешься делать?
        - Смотри…- Олег кивнул на плазму.
        На экране Зверев увидел какую-то небольшую комнату. По ней ходила пожилая женщина и накрывала на стол. Она была в халате, а на голове у нее красовались бигуди. Женщина поставила на стол блюдо с пирожками и стала расставлять тарелки. В углу работал телевизор. Затем в комнату вошла довольно красивая женщина лет сорока, а следом за ней вбежал мальчик. Мальчик засмеялся, схватил со стола конфету и бросился наутек, поскольку женщина, видимо его мать, стала его ругать. Затем она о чем-то заговорила с женщиной постарше.
        - Олег, а можно послушать, о чем они разговаривают?
        - Конечно. Сейчас аудиосвязь установится. Пять секунд.
        В ноутбуке что-то забулькало, и они услышали едва различимый разговор.
        - Мама, я не верю, что он погиб. Этого не может быть. Я не поверю, пока не увижу его тело.
        - Танечка, перестань. Прошло уже почти полгода, а ты каждый день говоришь только о нем. Пора бы и о себе подумать. Он-то о тебе никогда не думал. И вообще, я всегда считала, что он тебе не пара…
        - Это не твое дело! И вообще, выключи свою тарахтелку хоть на минуту! Голова от нее раскалывается!
        Татьяна решительно направилась к телевизору, явно намереваясь его выключить или вовсе разбить. Вдруг на полпути она остановилась, схватилась за сердце и села в кресло.
        - Мама, скорее! Смотри…- еле слышно произнесла она.
        Олег вскочил из-за компьютера и уставился на огромный экран вместе со Зверевым.
        - Где же это зрелище?
        - Не пойму, качество очень плохое. Опять бомбят. Ливия, наверное.
        - Какая Ливия!- вдруг воскликнул Олег.- Это же Моганда!
        - Да, мрачный вид. Значит, началось,- рассеянно пробормотал Зверев.
        На огромном экране показывали кадры бомбардировки Моганды. Бомбы рвались на улицах города, по которым метались люди. На какой-то площади горели военные автомобили, а рядом с ними перевернутый автобус. Двое молодых парней вытаскивали из автобуса старика. Женщина волокла за руку ребенка, пытаясь укрыться в каком-то доме. И тут же в этот дом по пала бомба. Потом показали еще одно великолепное когда-то здание с куполами, стены которого были отделаны мрамором. Все пространство перед входом было усыпано кокосами. Здание было обнесено высоким забором, сквозь огромные бреши в котором выскакивали люди в форме. Одно крыло уже полыхало огнем, и пламя пробивалось сквозь снесенный напрочь купол.
        - Прямо во дворец метят, гады!- расстроился Олег.
        Оператор был профессионалом и старался снимать крупным планом лица людей, разбегавшихся в разные стороны, обезумевших от страха и пытавшихся найти хоть какое-то спасение.
        И вдруг Зверев с Олегом поняли, что именно увидела Татьяна, и замерли. Среди толпы чернокожих оператор выхватил лицо единственного белого человека. Его лицо было, как и лица всех остальных, искажено ужасом. Одежда на нем висела клочьями, он весь был в саже. Но даже в таком виде они узнали Сомова. Александр обеими руками прижимал к себе сумку с ноутбуком. Вопреки всяческой логике он бежал навстречу толпе прямо во дворец. Но он не искал там укрытия. Александр примчался в Моганду, чтобы сдать свою работу заказчику, чтобы сообщить ему, что выполнен приказ. Он надеялся на то, что теперь наконец, когда он завершил свое исследование, когда узнал, кто скрывался за псевдонимом Шекспир, он получит назад свою семью, как ему и было обещано.
        Оператор на миг потерял Александра из объектива, но, похоже, не смог упустить такой кадр, и снова на экране возник Сомов. На лице его блуждала какая-то странная улыбка. Он немного не добежал до входа во дворец, споткнулся о какую-то железную арматуру и упал прямо на мраморную лестницу. Александр, видно, повредил ногу, так как дальше не шел, а ковылял вверх по ступеням. Раздался очередной взрыв бомбы. Камера дернулась, и, когда оператор снова попытался взять Сомова в кадр, на том месте, где только что находился Александр, зияла лишь огромная черная воронка, из которой поднимался дым.
        Зверев и Романов с бессильным отчаянием наблюдали за происходящим. Вдруг послышался какой-то писк, и экран погас. Связь прервалась. Бомба попала прямо во дворец Кенадита Абдуллы Мухаммеда Омара Шарифа, диктатора Моганды.
        Вместо послесловия
        Газета «***» 20.04.2011
        Пропаганда и Моганда

«Правительство Моганды повержено. В стране царит хаос. Бывший диктатор Моганды Кенадит Абдулла Мухаммед Омар Шариф, казалось, пропал без следа. Однако нашему корреспонденту удалось узнать, что Кенадит Шариф получил высшее образование во времена СССР в Институте дружбы народов имени Патриса Лумумбы. Научный руководитель бывшего диктатора Моганды, Светлана Никодимовна, любезно согласилась дать интервью нашей газете.
        Корр. Светлана Никодимовна, когда вы в последний раз видели своего высокопоставленного ученика?
        С. Н. Шишкина. Кенадит заехал ко мне в гости в августе прошлого года. Он был как всегда обаятелен, привез шикарный букет и пригласил меня в ресторан.
        Корр. И о чем вы беседовали, если это, конечно, не секрет?
        С. Н. Да, теперь, после всего, что произошло, не секрет. Разговор зашел о Шекспире, и Кенадит рассказал мне, что в США есть некий фонд «Подлинный Шекспир», который должен выплатить баснословное вознаграждение тому, кто назовет имя человека, скрывавшегося за этим псевдонимом.
        Корр. Шекспир - это псевдоним? Как интересно.
        С. Н. Авторство Шекспира оспаривается уже не одно столетие, но никому еще не удалось привести стопроцентные доказательства, подтверждающие имя подлинного автора.
        Корр. И что же случилось дальше?
        С. Н. Осенью я узнала, что мой зять, Александр Сомов, вроде бы напал на след подлинного автора. Я позвонила Кенадиту и сообщила ему об открытии Саши. Кенадит страшно обрадовался и попросил ни о чем пока Саше не говорить. А потом Саша пропал. Такое горе, такое горе!..
        Корр. Вы не связываете исчезновение Сомова с диктатором Моганды?
        С. Н. Саша такой непрактичный, а Кенадит обещал, что если Саша и правда сделал открытие, то заплатит ему большой гонорар. А без него Саше ни копейки не удастся получить. Кенадит сказал, чтобы я все делала так, как он мне будет говорить, и всё будет хорошо.
        Корр. И вы ему поверили?
        С. Н. Конечно. Кенадит очень добрый мальчик. Все, что про него пишут в прессе, это ложь и американская пропаганда.
        Газета «***» 21.04.2011
        Подлинный Шекспир?
        Загадочная история произошла с русским ученым Александром Сомовым, который доказал, что Шекспир - это псевдоним, и назвал имя настоящего автора.
        По официальной информации, Сомов погиб в декабре прошлого года во время взрыва в гостинице в Оксфорде, куда приехал на конференцию с докладом по шекспировскому вопросу.
        Однако два дня назад считавшийся погибшим Александр Сомов попал в объектив камеры съемочной группы компании CBN, работавшей в Моганде во время свержения диктатуры Кенадита Абдуллы Мухаммеда Омара Шарифа.
        Одновременно с этим в фонд «Подлинный Шекспир» неким английским ученым Алексом Вэлсом была подана заявка о якобы сделанном открытии. Мы связались с управляющим фондом, чтобы узнать, предоставлялись ли ему какие-либо доказательства открытия. Управляющий фондом, как и его владелец Джонатан Андерсен, от каких-либо комментариев отказался.
        notes
        Примечания

1
        Одно вместо другого (лат.).

2

«Гамлет». Акт I, сцена 2.

3

«Гамлет». Акт I, сцена 4.

4
        Фолио - термин, обозначающий книгу большого формата.

5
        Кварто или ин-кварто - полиграфический термин, обозначающий размер листа бумаги в одну четверть листа. Так же называют издания подобного формата.

6
        Овсянка, сэр? (англ.).

7
        Мне кажется (англ.).

8

«Кодекс канонического права» - свод юридических норм Католической церкви.

9
        Дорогой господин Сомов, Вы задали мне животрепещущий вопрос. Я надеюсь, что с Вами и Вашей женой будет все в порядке.
        Моя подруга была вовлечена в эту секту, и мне пришлось объяснить ей, почему это плохо. Когда же я стал искать в Интернете информацию, оказалось, что ее очень мало. Официальный сайт, естественно, не раскрывает всей правды. Поскольку я не хочу, чтобы другие попали в сети «Опус Деи», я написал статью, которую вы можете найти по адресу «http://www.mond.at/opus.dei».
        Вы спрашиваете, что плохого в «Опус Деи»? Если коротко, то так. Фашистская идеология, лежащая в основе учения Эскривы. Фундаментализм. Нетерпимость к другим религиям. Лживость. Абсолютно недемократическая структура, при которой члены организации вслепую исполняют приказы свыше. Психологический контроль каждого члена секты - все обязаны в «еженедельном чате» исповедоваться духовным лидерам. Агрессивность и манипуляции, с помощью которых привлекаются новые члены. Злоба и дурной характер основателя. Секта не раскрывает своих истинных целей и сохраняет всю информацию в тайне от общественности. Самодовольство и ощущение принадлежности к элите.
        Прошу прощения за орфографические и грамматические ошибки, так как английский для меня язык не родной.

Искренне Ваш, Франц Шайфер.

10
        bailiff (англ.)- судебный пристав.

11
        alderman (англ.)- член городского управления.

12
        Гамлет, V.1.

13
        Там же

14
        Телефон вне зоны действия сети (англ.).

15
        Привет! Как дела? (исп.).

16
        Холодное оружие, что-то вроде смеси копья и секиры.

17
        Имеется в виду фаворит Елизаветы I Роберт Дадли, 1-й граф Лестер.

18
        Кому выгодно? (лат.).

19
        Замок Кенилворт начал строить в 1122 году Джеффри де Клинтон, казначей короля Генриха II. В 1563 году Елизавета I даровала замок своему фавориту Роберту Дадли, который впоследствии три раза принимал королеву в своих новых владениях. Каждый раз по этому поводу устраивались пышные празднества, свидетелем одного из которых и стал восьмилетний Шакспер.

20
        Жизнь есть сон (исп.).

21
        Как ты обманул, Кит? (англ.).

22
        А ты, в свою влюбленный красоту,
        Все лучшие ей отдавая соки…

(Пер. С. Я. Маршака)

23
        Проснись, любовь! Твое ли острие
        Тупей, чем жало голода и жажды?
        Как ни обильны яства и питье,
        Нельзя навек насытиться однажды.

(Пер. С. Я. Маршака)

24
        Леди Джейн Грей - королева Англии с 10 июля 1553 года по 19 июля 1553 года. Была вначале заключена в Тауэр королевой Марией I, а затем казнена 12 февраля 1554 года.

25
        Бабингтонский заговор - назван так по имени главного заговорщика Энтони Бабингтона, который вступил в переписку с опальной Марией Стюарт, находившейся в то время в заключении. Бабингтон предлагал убить Елизавету I и поспособствовать возведению Марии Стюарт на английский престол. Заговор был раскрыт. Энтони Бабингтон и тринадцать его сообщников были казнены 20 сентября 1586 года, а спустя пять месяцев на эшафот взошла и Мария Стюарт.

26
        Пьютер - сплав олова со свинцом.

27

1591г. по старому стилю, 1592г. согласно современному календарю.

28
        Перевод Якова Фельдмана.

29
        Перевод неизвестного автора.

30
        Популярный английский драматург, который считается одним из создателей так называемой народно-романтической драмы, в основе которой лежат народные предания и легенды. Считается, что новелла Роберта Грина «Пандосто» вдохновила Шекспира на создание «Зимней сказки».

31
        Английская торговая компания, основанная в 1555 году и до 1698 года имевшая монополию на торговлю с Россией.

32
        Легендарный корабль «May Flower», что в дословном переводе означает «Майский цветок» (так в Англии называют боярышник). На этом трехмачтовом барке, который пока используется как торговый корабль и плавает между Англией, Францией, Испанией и Норвегией, английские моряки пересекут в 1620 году Атлантический океан. Так в Северной Америке будет основана первая британская колония.

33
        Под этим укрытием ты найдешь стихи Марло
        рядом с пыльными костями Шакспера,
        о, пусть этот хвастун и Божье посмешище будет проклят
        сам и его кости, похороненные под этими камнями (англ.).

34

«Богородица Дева, радуйся, Благодатная Мария, Господь с Тобою» (лат.).

35
        Куда идешь? (лат.).

36
        Имеется в виду фраза Константина Сергеевича Станиславского: «Любите не себя в театре, а театр в себе…»

37
        E-book - электронная книга (англ.).

38
        DHL Express - Международная почтовая компания.

39
        Experimentum crusis (лат.)- дословно «эксперимент креста». Решающее испытание.

40

«Доколе же ты, Катилина, будешь злоупотреблять нашим терпением? Как долго еще ты, в своем бешенстве, будешь издеваться над нами? До каких пределов ты будешь кичиться своей дерзостью, не знающей узды? Неужели ты не понимаешь, что твои намерения открыты? Не видишь, что твой заговор уже известен всем присутствующим и раскрыт? Кто из нас, по твоему мнению, не знает, что делал ты последней, что предыдущей ночью, где ты был, кого сзывал, какое решение принял? О, времена! О, нравы! Сенат все это понимает, консул видит, а этот человек все еще жив» (лат.).- Первая речь Цицерона против Катилины.

41
        Цезарь! Идущие на смерть приветствуют тебя! (лат.). Возглас гладиаторов, проходящих перед битвой по арене мимо императора.

42
        Популярный в Венесуэле алкогольный напиток.