Прятки со смертью Бекки Мастерман
        Бриджид Куинн #1
        Хранить секреты, лгать  - это ведь тоже надо уметь. То и другое становится привычкой, едва ли не пагубной зависимостью, которую невероятно трудно преодолеть даже в общении с очень близкими людьми.
        Бриджид Куинн пятьдесят девять лет. От прежней работы в ФБР у нее сохранились воспоминания, от которых ей очень хотелось бы избавиться, и навыки боевой выучки, которые не хотелось бы применять больше никогда. Отправленная на пенсию, Бриджид старательно убеждает себя, что замечательно обустроила свою жизнь в Тусоне с мужем и двумя собаками.
        Но прошлое все же вмешивается: человек по имени Флойд Линч признается в самом жутком нераскрытом деле в карьере Бриджид  - исчезновении и возможном убийстве ее молодой ученицы Джессики. О той страшной ночи Флойд рассказывает такие подробности, которые никогда не выносились на публику.
        Происходящее должно было стать последней мрачной главой в жизни Бриджид, но работающий по этому делу агент ФБР Лаура Коулмен считает признание Флойда фальшивым, и Бриджид придется вновь погрузиться в мир насилия…
        Впервые на русском языке!
        Бекки Мастерман
        Прятки со смертью
        Фредерику Дж. Мастерману, моему супругу и в конечном счете собрату по перу
        Пролог
        Джеральд Песил с высоты моста Голдер-Ранч-роуд внимательно наблюдал за той, что наметил себе в подружки. Мотор минивэна работал на холостых оборотах. Опустив стекло и высунув наружу локоть, молодой человек склонился к руке и поводил взад-вперед губами по волоскам предплечья, чувствуя, как эти прикосновения вкупе с кисловато-соленым запахом кожи будоражат его. Он не спешил представляться. Смакование предвкушения знакомства волновало так же остро.
        Миниатюрная женщина, объект слежки Песила, по-видимому, что-то искала среди камней в высохшем русле реки и была слишком увлечена, чтобы заметить его. Фотография, как это часто бывает, сильно отличалась от оригинала. Ну да, из-под полей парусиновой шляпы выбивались метелочки седых волос. А еще она всякий раз опиралась на трость, когда останавливалась, чтобы рассмотреть добычу. При этом сохраняла стройную осанку. Ее вполне можно было назвать «аппетитной штучкой».
        Честно сказать, вид знойной бабульки немного настораживал Джеральда, но… плевать. Полжизни, наверное, прошло с того времени, как у нее кто-то был, и, вне всяких сомнений, она с радостью примет ухаживание молодого мужчины. Свободной рукой через тонкую ткань шорт он поправил свое хозяйство и вдруг вспомнил о матери. Мама зачастую грубо хватала его за причиндалы, не позволяя ему трогать себя. Это продолжалось до тех пор, пока он не подрос и как-то раз не врезал ей по груди сковородкой. Папа только посмеялся и посоветовал ему в другой раз иметь дело с тем, кто может дать сдачи. Однако с того случая каждый, кто говорил Джеральду не лапать себя, рисковал проглотить собственные зубы.
        Молодой человек тронул машину, свернул влево и, сбавляя скорость, съехал по крутому склону. Он остановился у края пересохшего, или, как говорят местные, старого, русла реки. Здесь вновь помедлил, обводя взглядом широкую полосу песка цвета мокрого асфальта.
        Август подкатил к середине, и жара не казалась такой уж несносной. За последние несколько дней летние муссоны причесали и утрамбовали пустыню, разукрасили обычно сухой песок темными бороздками от ручейков дождевой воды. Еще один такой шторм, что грянул нынче ночью в горах Каталина к востоку, где брала начало река, и старое русло наполнится водой.
        Но сегодня здесь можно свободно бродить, чем женщина и занималась. Пока Джеральд наблюдал, она продолжила свои исследования под мостом и скрылась из виду. Ничего страшного: заметить она его не могла, к тому же появилось еще немного времени спланировать, что он предпримет сразу, что  - чуть погодя и что будет делать после.
        Джеральд включил передачу и у конца моста свернул на грунтовую дорогу, которая упиралась в самое русло. Он остановился как раз в том месте, где грунтовка переходила в вязкий песок, и осторожно, в три приема, развернул машину таким образом, чтобы задняя часть фургона была обращена к реке. Все это для простоты погрузки. А еще  - если вдруг неожиданно появится компания гуляющих и нужно будет успеть смотаться отсюда к чертям. Песила не волновало, что женщина услышит шум двигателя. По второй грунтовке, что бежала вдоль берега, время от времени проносились машины, так что звук его минивэна не должен был ее насторожить. Кроме того, она, похоже, туговата на ухо. При мысли об этом Джеральд чуть слышно хмыкнул, выдавив что-то вроде смешка.
        Он дернул рычаг ручного тормоза, выбрался из кабины и убедился, что голубая полиэтиленовая занавеска для душа расправлена на полу фургона и можно легко дотянуться до фиксирующих ремней. Джеральд поднял набор инструментов, выпавший из ниши в борту фургона. Всему свое место. Закончив приготовления, из небольшой коробки он достал моток скотча и оторвал полоску сантиметров пятнадцать. Слегка прилепил ее к переду футболки без рукавов, чтобы в нужный момент оказалась под рукой. После чего задвинул двери фургона, оставив щель.
        Джеральд немного постоял, внимательно оглядывая холмы по обе стороны сухого русла. К склону прилепилось несколько сборных домов. Премилое местечко, словно как на заказ под его эротические мечты. В отличие от других мест, здесь нет риска, что поднимется суета,  - ведь иногда приходится пошуметь, затаскивая их в фургон. Он нащупал квадратик фольги на шнурке вокруг шеи и убрал его в вырез футболки.
        Резиновые шлепанцы заскользили на мелком гравии, покрывавшем склон, но Песил устоял. Убрав сальную прядь за ухо и еще разок поправив шорты, он почувствовал себя вполне готовым к свиданию.
        Женщина как будто не замечала его. На руках у нее были толстые садовые перчатки. Она увлеченно поднимала камень за камнем, рассматривала их: одни выбрасывала, другие складывала в пыльный, оливкового цвета рюкзак, что стоял на крупном валуне. Это хорошо, что она не обращает на него внимания. Не пялится, значит побаивается. Страх  - это добрый знак.
        Вот снова наклонилась и подняла одной рукой камень на вид около двух килограммов весом, покрутила пару раз. Может, не так уж она и стара?
        Но затем он подобрался ближе и увидел: да, это именно то, что он искал, к тому же в самом соку. Лицо не морщинистое, но чуть обветренное сухостью пустыни, со следами былой мягкости на щеках. Джеральд не удержал порывистого вздоха, когда представил, каково это будет  - провести носом по ее скуле. Он рассмотрел россыпь веснушек на ее груди, которая виднелась в вырезе футболки. Такая тоненькая и хрупкая, не сломать бы ей бедра, когда он раздвинет ей ноги. Фантазии о ломающихся костях вновь возбудили его. Женщина сняла шляпу и вытерла ею лицо. Волосы, которые с моста показались седыми, будто полыхнули белым сиянием на утреннем солнце.
        Отражение солнца в ее волосах напомнило Джеральду о чертовой жаре. По меньшей мере градусов сорок, а может, больше. К тому же непривычно влажно. Прямо чувствуешь, как парит мокрый песок. Голова чесалась. Он поскреб ее, а затем вычистил грязь из-под ногтей  - проделал все на ходу, шагая по твердой почве пересохшей реки.
        Струйка пота побежала по внутренней стороне бедра, когда он разглядел влажный блеск там, где джинсовая рубашка женщины образовывала букву V меж ее пухлых грудей.
        Градусов на десять пониже, и было бы замечательно. Большинство парней его сорта делали свою работу по ночам, но если ты специализируешься на зрелых дамах, то довольствуешься частенько случаем, когда появляется благоприятная возможность. Они, которые постарше,  - ранние пташки и к заходу солнца уже лежат в кроватках.
        На мгновение мысли завели его далеко от старого русла  - к иным местам и другим женщинам. Вернувшись в действительность, Джеральд с удивлением заметил, что она смотрит на него. Никакого «Привет!», ни дружеского взмаха рукой. Только изучающий, немигающий взгляд. В левой руке зажат булыжник. Ее неподвижность навевала ужас, ему захотелось отказаться от задуманного и удрать. Но затем он вспомнил, что на карту поставлено не одно лишь удовлетворение.
        - Привет!  - Ему смертельно хотелось вновь поправить свое хозяйство в шортах, но он знал, что новую знакомую это может обескуражить.
        - Здравствуйте.  - От ее сочного вибрато зрелой женщины сладко сжалось сердце.
        Странный у нее голос: не высокий и живой, как у большинства пожилых леди, а низкий и сильный, почти мужской. Она быстро глянула вниз  - на эрекцию, оттопырившую его шорты. Ее лицо невольно дернулось и чуть заметно задрожало. Может, она давным-давно не видела такого. А может, это ее возбудило.
        - У вас все хорошо?  - спросил Джеральд. Согнув подошву резиновой шлепки, он покатал ее по песку взад-вперед  - небрежно, якобы демонстрируя, что расслабился, а на самом деле чтобы отвлечь ее до того момента, когда подберется поближе.
        Женщина бросила быстрый взгляд влево, затем  - вправо от него, сканируя мескитовые деревья на берегу с пылом молящегося. Она было заговорила, поперхнулась, кашлянула разок, но все же выдавила хрипло:
        - Прекрасно.
        Она нервно крутила тросточкой в хрустящем песке.
        - Сегодня жарко, и скоро полдень,  - проговорил Джеральд.  - Не заметишь, как хватит удар от обезвоживания, а кругом ни души.  - С этими словами он приблизился на шаг. И не прямо к ней, но чуть правее: так койот кружит вокруг жертвы, прицеливаясь, куда удобнее вцепиться.
        Женщина не отрицала, что одна здесь.
        - У меня есть вода.
        Она показала на рюкзак на камне, затем оглянулась на мост. Одинокая машина прошелестела по нему и скрылась. Странное дело: многие из них никогда не зовут на помощь, будто предпочитают смерть огорчению быть неправильно понятыми. Она вновь повернулась к нему, вздрогнула, словно испугалась, что слишком долго смотрела в сторону.
        - Я бы хотела продолжить сбор камней. Прошу вас…
        - А зачем они вам?  - поинтересовался Джеральд, качая головой и делая еще шажок, на этот раз чуть левее.
        - Мне нравятся камни.
        - Вы, что ли, как это…
        - Геолог?  - подсказала женщина. Она вновь стояла не шевелясь. Можно было представить, в какой точке остановился ее язык на звуке «л».
        Еще на шажок ближе, чуть правее.
        - Да, геолог,  - кивнул он.
        - Нет… Пожалуйста, оста…  - Она умолкла на полуслове, будто осознав, что просить молодого человека уйти  - значит сделать происходящее реальным и подчеркнуть собственную уязвимость.
        - Вот и славно.  - Джеральд был не мастак на светские разговоры.
        Он продолжил подкрадываться к ней, пока они говорили. Чуть вправо, чуть влево, словно ручеек на песке,  - так, чтобы она не успела испугаться и дать деру. Порой даже немолодые дамы заставляли его как следует побегать, а сегодня играть в догонялки слишком жарко.
        Но сжимавшая тросточку женщина стояла твердо. Она была настороже и очевидно неуверенна, но дала ему подойти на расстояние чуть больше метра. Ее самообладание вновь разбудило в Джеральде нерешительность. Потом он вспомнил, как где-то слышал, что страх парализует. Именно такой она и выглядела  - парализованной страхом. Может, ему всего-то надо взять ее под мышку, как картонный силуэт, и оттащить к фургону. Он снова хмыкнул  - вытолкнул смешок. Позже, когда сцапает ее, надо будет рассказать ей об этом.
        Рука женщины, вцепившаяся в камень, чуть шевельнулась  - усилила хватку.
        - Тяжелый?  - поинтересовался Джеральд.  - Давайте помогу вам, подержу его.
        - Нет.  - Она растянула слово, и оно прозвучало как «пожалуйста».
        Он подошел достаточно близко. Стремительно, как в ночном кошмаре, Джеральд сократил расстояние между ними и выбил камень из руки, чтобы она ненароком не уронила булыжник ему на ногу. Затем отступил на несколько шагов, чтобы оценить ситуацию.
        По-прежнему неподвижная, женщина словно сама обратилась в камень. Если она не испугается, будет совсем не смешно.
        Вдруг баба того  - с приветом? Джеральд облизнул губы. Чокнутых у него еще не было. Может, дать ей знать о своих намерениях более… откровенно? Он потянул шнурок на шее и продемонстрировал висящий на нем квадратик фольги  - упаковку с презервативом. Не то чтобы презерватив ему был нужен  - все равно следов не останется,  - нет, этим он обычно их успокаивал: мол, ничего страшного с ними не собирается творить. Женщина внимательно посмотрела на маленький пакетик.
        Ну а теперь-то дошло?
        Ее глаза расширились.
        - Зачем?  - спросила она, и страх надолго поселился на ее лице, это он твердо знал.
        Джеральд хрюкнул, рванувшись вперед, вывернул кисть женщины ей за спину. Другой рукой отлепил ленточку скотча от своей футболки и запечатал жертве рот.
        Собирательница камней тщетно пыталась колотить его тростью  - невесомой, будто из бальсы,  - он почти не ощущал ударов. Когда же схватил женщину в охапку и понес, трость болталась где-то у нее за спиной. Он знал: эти пятнадцать метров до фургона  - самый опасный отрезок. Если мимо пойдет машина и кто-то из нее случайно выглянет, то увидит борьбу. Но его новая подружка миниатюрная и много слабее, чем он предполагал, когда она ворочала камни. Единственное, чем ей удавалось успешно мешать ему,  - довольно ловко цепляться ногами за землю. Джеральд ударил ей под колени своим коленом, чтобы «сложить» ее, и это ускорило движение.
        Еще один удар под задницу  - и она уже в салоне, мнет занавеску для душа. Он понял, что женщина заметила на ней засохшую кровь. Скотч не давал ей кричать. Она забилась в угол, сжалась в комок. Это мгновение позволило мужчине закрыть двери фургона, спрятать добычу от посторонних глаз. Теперь они отправятся к нему в Сан-Мануэль, что в минутах сорока пяти по шоссе на север.
        Когда оба очутились в фургоне  - причем женщина из-за испуга и шока даже не сообразила сорвать со рта скотч: руки-то у нее были свободны,  - Джеральд без спешки оглядел ее. Шляпа осталась валяться в старом русле, и прядки седых волос, на которые он еще раньше обратил внимание, падали густыми белыми волнами почти до плеч. Несколько мгновений единственным звуком в минивэне было ее шумное дыхание. Каким-то образом ей удалось сохранить тросточку, и сейчас она целилась ею в молодого человека. Но это все равно как если бы она угрожала ему зубочисткой. Удерживая ее взгляд, он протянул руку ладонью вверх:
        - Дорогуша, дай-ка сюда. Ну же. Отдай мне палочку. Я не причиню тебе вреда. Просто хотел спрятаться от солнца. Расскажи лучше о камнях.  - Джеральд выдавил смешок и схватился за трость, но тут же зашипел, втянув воздух сквозь зубы.
        Острый укол в ладонь вынудил его отпустить трость. Мужчина с удивлением уставился на глубокий порез у основания указательного пальца. Пока он разглядывал рану, из нее проступила кровь. Что за черт? Его кровь не имела никакого отношения к тому, что, по его представлению, должно случиться в фургоне. Джеральд напряг мозг, силясь связать кровь с происходящим, и лишь тогда заметил, что тросточка в руке женщины имеет треугольное остроконечное лезвие на конце.
        Кровь он увидел до того, как ощутил боль, а боль пришла прежде, чем почувствовал ярость. Тем временем женщина наполовину содрала скотч с губ: открытая их часть зло кривилась.

* * *
        Она мучительно соображала. И пока наблюдала, как боль дошла до его сознания, как он анализировал абсурдность атаки женщины, две минуты назад обездвиженной страхом, как вспыхнула ярость в преддверии контратаки  - все это время лихорадочно думала.
        Высохшая кровь на полу фургона,  - она здесь не первая. Значит, где-то спрятаны тела. Уникальная возможность подтвердить это без правовых ограничений допроса и адвоката. Но он оказался сильнее, чем она предполагала. К тому же прошло достаточно много времени с тех пор, как она вышла из дома и добралась сюда. Чуть меньше сил, чуть медленнее реакция, отсутствие практики и размеры фургона ограничивали ее возможности больше, чем она себе представляла. Нельзя было позволять затащить ее в фургон  - вот она, ошибка в суждении.
        Вероятно, все уже зашло слишком далеко, но печалиться об этом некогда. Сейчас же она чувствовала, как сорок лет поддержания хорошей физической формы позволят ей вступить в борьбу или…
        Да, в борьбу. Потому что бежать некуда.
        Глава 1
        Десятью днями ранее…
        Порой на меня накатывает, и мне становится жаль тех женщин, которыми я в этой жизни была.
        Их немало: дочь, сестра, коп, обманутая любовником, криминальная бабенка, примерная жена, героиновая наркоманка, проститутка, убийца. Я выложу все о них, поскольку отлично умею говорить правду. Хранить секреты, лгать  - к этому ведь тоже нужен талант. То и другое становятся привычкой, едва ли не пагубной зависимостью, которую невероятно трудно преодолеть даже в общении с очень близкими людьми, не связанными с тобой по работе. Вот, например, утверждение: никогда не доверяй женщине, которая открыто называет свой возраст. Если она не умеет хранить этот секрет, значит не сохранит и ваш.
        Мне пятьдесят девять.
        Когда я пришла служить в ФБР, там было не много специальных агентов-женщин, и Бюро пользовалось этим. Ростом около ста шестидесяти сантиметров, натуральная блондинка с телом подростка-чирлидера могла пригодиться для многих расследований, так что в отделе пошли на то, чтобы отказаться от повышенных требований. Бульшую часть своей карьеры я работала под прикрытием, играя роль наживки для торговцев людьми и сексуальных хищников в границах штата, а то и в международном масштабе.
        На секретных заданиях я провела девять лет. Это почти на пять лет дольше обычного срока, после которого агенты сгорают либо теряют свои семьи. Дело в том, что я никогда не была замужем, у меня нет детей. Я могла бы продержаться еще дольше, если бы не несчастный случай, в результате которого пришлось сращивать несколько позвонков. Могло быть и хуже  - видели бы вы, что стало с лошадью.
        Последствия операции сказались на здоровье: сделалось проблематичным выполнение множества обязательных требований  - прыжки по крышам… способность уйти от ножевых ударов… стрип-танцы на коленях у клиента. Я могла бы оформить инвалидность, но была не в силах представить, на что похожа жизнь вне пределов Бюро. Так что вторую половину карьеры я посвятила расследованиям. А потом вышла на пенсию.
        Нет, это не полная правда. Под конец я стала испытывать трудности в принятии решений. Так, в частности, пару лет назад в Тернервилле, штат Джорджия, я убила невооруженного преступника. Вопреки тому, что вам показывают в фильмах, спецагенты ФБР редко применяют оружие. Силовое решение приводит Бюро в замешательство. Вспомните инциденты в Уэйко или Руби-Ридж. Как агентам, нам уже не так доверяют, и защита может использовать это в суде, представляя нас негодяями, способными подкинуть улики или тенденциозно подать факты, лишь бы дело шло гладко.
        По моему случаю назначили расследование. Его вела группа из Отдела профессиональной ответственности, которая сняла с меня все обвинения и вынесла вердикт: «полицейское самоубийство», иными словами парень вынудил меня пристрелить его. Гражданский иск родственников убитого отнял куда больше времени и денег. Это еще одна вещь, которую вы не увидите в кино. Безжалостный серийный маньяк имеет обширную семью, включая страдающую хромотой сестру, обучающую детей с особенностями психофизического развития. Любящая родственница будет доказывать, что ее подонок-брат  - наидобрейший человек на земле.
        Семья утверждала, что я застрелила несчастного из страха, что его не признают виновным. Они проиграли, но, выражаясь образно, во рту каждого имевшего к процессу отношение остался гадкий привкус. К тому времени карьера моя завершилась, и меня перевели на другую должность, направив в провинциальное отделение в Тусоне. И о нем все в один голос твердили: мол, милое местечко. Очень Сибирь напоминает, вот только жарко. Местного старшего агента я ненавидела и продержалась чуть меньше семнадцати месяцев, прежде чем подать в отставку, хотя именно этого от меня и ждали.
        Вот теперь вся правда. Почти.
        Первый год я отдыхала изо всех сил. Я вступила в Клуб книголюбов, но другие члены начали игнорировать меня, как только узнали, что книг я, вообще-то, не читаю. По совету терапевта попробовала заняться йогой. По его мнению, это должно было помочь мне от «вспышек раздражения». Оттуда меня изгнала инструктор бикрам-йоги после того, как попыталась запретить мне пить воду в душном помещении с температурой плюс тридцать восемь градусов.[1 - В йоге воде придается огромное значение. Она является главной очищающей и питающей жидкостью. До занятия бикрам-йогой рекомендуется выпить 2-2,5 литра воды. Новичкам советуют приносить воду с собой на занятия и пить в процессе выполнения асан. Вода должна быть чистой, комнатной температуры, а помещение  - прогретым, но хорошо проветриваемым.  - Здесь и далее прим. перев.] У меня одной, что ли, «вспышки раздражения»? Намасте[2 - Намасте  - традиционное приветствие в индийском и непальском языках. Переводится как «поклон тебе».] моей заднице!
        Однако в гимнастический зал я продолжала ходить каждый день, чтобы поддерживать себя в форме. Это было абсолютно необходимо, учитывая специфику моей работы. Нужно уметь импровизировать и быть гибкой. Я брала уроки спецподготовки у инструктора «Морских львов». Его звали Бакстер. Это имя, фамилию не помню. Мы были очень близки, и мне он казался верхом благоразумия  - для специально обученного убийцы. Всякий раз, когда представляю Черного Оперативника Бакстера, он выпаливает тупые шутки на тему, как мне использовать в качестве оружия ложбинку меж грудей или ягодиц. Впрочем, Бакстера уже нет  - погиб.
        По зрелом размышлении, я как малыш в том фильме: у меня среди знакомых больше покойников, чем живых.[3 - Можно предположить, что речь идет о фильме американского режиссера М. Найт Шьямалана «Шестое чувство», вышедшем в прокат в 1999 г.]
        И еще о моей отставке: я чувствовала себя так, будто остаюсь тайным агентом, работаю по легенде и временно играю роль Женщины-Определенного-Возраста-С-Юго-Запада. Если кто спрашивал, чем занималась раньше, я отвечала, что расследовала случаи нарушений авторских прав. Это всегда убивало разговор, потому что все хоть раз да копировали пиратское видео.
        Я по-прежнему способна слиться с любой средой, в которую попадаю, раствориться на заднем плане, с радостью преуспевать в том, о чем другим женщинам моих лет страшно даже подумать.
        Вот такая я. И вот что я скрывала от соседей, от моего нового любимого мужа, а порой и от себя самой. Да и кому может нравиться женщина, способная убивать голыми руками? Как я уже говорила, отставка не решила эти проблемы. Вот разве что  - тоже по совету терапевта  - я прослушала курс по буддизму в университете. Там и встретила Перфессера. И как следствие, вскоре после этого перестала навещать терапевта.
        Притяжение возникло почти мгновенно. Во время первой лекции я наблюдала за эмоциональным и сильным доктором Карло Ди Форенца: он вышагивал взад-вперед перед аудиторией, как тигр в клетке, который сожрал далай-ламу. В середине обзора циклической природы кармы одна из девушек в топике, выдавливающем ее будто пасту из тюбика, спросила:
        - Вы хотите сказать, что «куда бы ты ни шел, ты уже там»?
        Профессор застыл на месте, поморгал, не поворачиваясь к говорившей. Тигр, отвлеченный москитом.
        - Вопреки тому, что написано на наклейке на бампере,  - с подчеркнутой медлительностью подала голос я,  - это не совсем точное определение.
        Карло наконец повернулся к аудитории и нацелил на меня взгляд. От его ухмылки побежали мурашки.
        - Продолжайте,  - предложил он.
        - На собственном опыте знаю: требуется почти год, чтобы догнать себя. Так что, пока ты в движении, нет нужды беспокоиться.
        Мужчина снова заморгал. Я ожидала снисходительного комментария. Он вновь усмехнулся.
        - Кто вы?  - спросил он, сделав ударение на «вы».
        - Меня зовут Бриджид Куинн,  - ответила я.
        - Бриджид Куинн, давайте обсудим это за обедом.
        Почти все студенты захихикали. Только Топик выглядела раздосадованной, что ее предпочли немолодой женщине.
        - Думаю, едва ли это возможно в разгар занятий,  - заметила я.
        - Какого черта!  - фыркнул он.  - По окончании этого семестра я ухожу на пенсию.
        В те дни он держался со мной намного резче. А я была с ним намного откровеннее, пока не поняла, что влюбилась еще в наше первое свидание. Позже, когда накатит слабость, я буду вспоминать это свидание.
        В течение года я вышла замуж за Карло Ди Форенца и переехала из своей квартиры в его дом с видом на горы Каталина на севере города. Дом был декорирован покойной женой Карло, Джейн, в стиле моей сумасшедшей тетушки Жозефины. Иными словами, красные абажуры с бахромой и бельгийские искусственные гобелены с изображениями единорогов. На просторном заднем дворе статуя сидящего на скамье святого Франциска в натуральную величину. Меня это устраивало, поскольку сама я никогда не украшала свое жилье. Кроме того, это соответствовало тому типу человека, на которого мне хотелось походить. Словно готовая суперобложка для книги.
        Дом шел в комплекте с парой мопсов  - что-то вроде помеси Петера Лорре[4 - Петер Лорре (1904-1964)  - настоящее имя Ладислав Левенштайн, австрийский и американский актер театра и кино, режиссер, сценарист.] со свиной сосиской. Собак Карло подарила Джейн перед самой смертью от рака пять лет назад: она решила, что после ее ухода забота о животных даст мужу цель в жизни. Мы всё собирались дать им клички.
        Но лучшей частью моих перемен был сам Карло.
        Это все  - я имею в виду свадьбу  - произошло настолько быстро, что в голове звучал голос матери, шепчущей одну из своих банальностей: «Женишься на скорую руку да на долгую муку». Но мне так хотелось. Признаюсь, тогда я не была ни в чем уверена, ведь с Карло мы едва познакомились. Однако, поскольку сравнивать мне было особо не с чем, новый образ жизни пришелся вполне по душе. Кто-то скажет, что этого недостаточно для выстраивания хороших отношений, но я точно знала: настало время оставить жестокость в прошлом и отдать все силы на освоение роли идеальной жены. Да, идеальная жена  - это женщина, которой я теперь стану.
        Карло старался не спешить. Он привыкал не подкрадываться и не обнимать меня сзади. Класть ладонь мне на щеку так нежно, чтобы я прижималась к ней, а не напрягалась. А еще никогда не пытался вытянуть причины моего поведения «бей или беги», и я уверена, что он внутренне согласился: лучше ему не знать. Я понемногу отмякала, учась доверять ему. Жизнь казалась идеальной, за исключением тех моментов посреди ночи, когда меня вдруг переполняла тревога, а сердце начинало колотиться в привычном ужасе от мысли, что он бросит меня и я потеряю все, что наконец обрела.
        Этот первый год мы занимались любовью, выгуливали мопсов, соблазняли друг друга нашими любимыми блюдами (его  - суши, мои  - индийские), смотрели фильмы  - во мне неожиданно проснулся интерес к психоделическим работам независимых студий, Карло же с удовольствием поглощал картины, где все взрывалось,  - и собирали камни.
        Коллекционирование камней и минералов, можно сказать, мое хобби. Симпатичные камни не менялись и не умирали у тебя на руках. Мое любимое местечко для поиска  - безлюдное высохшее русло реки примерно в полумиле от дома, под мостом, по которому бежит шоссе Голдер-Ранч-роуд. В сезон летних муссонов сумасшедший ливень, выплеснув в пустыню все тридцать сантиметров годовой нормы осадков за несколько месяцев, обрушил столько камней с окрестных гор  - собирай не хочу.
        В тот день в начале августа я самостоятельно дошла до пересохшей реки, наполнила рюкзак почти десятью килограммами всего, что выглядело нестандартно и красочно, и потащилась обратно в гору, чувствуя небольшое головокружение и слабость от сорокаградусной жары, но довольная трофеями.
        А вскоре показался наш задний двор на восточном краю ранчо «Черная лошадь». Мы  - недавняя «аномалия», окруженная коренными обитателями пустыни. Людьми с лошадьми. Людьми, живущими в трейлерах и готовящими в них стряпню на метане. Когда идет дождь, отчетливо слышен запах навоза. И иногда трейлеры взрываются.
        Думаете, я тут критику развожу? Проведя бульшую часть жизни в городских квартирах, я искренне полюбила эту деревенскую местность так, как можно полюбить сгорбленного старенького дядюшку, который рассказывает интересные вещи о войне. Полюбила запах конского навоза и редкий крик осла, принесенный ветром невесть откуда, или навевающий воспоминания отрывистый звук выстрела со стороны стрелкового клуба «Пима».
        Однако, как я уже говорила, из всего этого мне милее был мой Карло. Высокий, как Линкольн, с легким итальянским акцентом, римским профилем, скорбными глазами Аль Пачино и  - словно в противовес им  - улыбочкой негодника.
        Когда я приволокла рюкзак на кухню и вывалила камни в раковину, Карло готовил «сок для колибри»: вода и немного порошка клубничного цвета. Я не просила, но он повесил кормушку на белую колючую акацию на переднем дворе. Теперь из окна своего кабинета я могла наблюдать за птичками.
        Вид мужа, укрепляющего кормушку ради моего удовольствия, заставил сердце… переполниться от волнения,  - наверное, избитые слова, но для меня это абсолютно новое чувство.
        Подобная реакция может показаться чересчур сильной для человека, всю жизнь с восторгом наполняющего поилку для птиц. Если вы вели относительно спокойную мирную жизнь, вам вряд ли удастся прочувствовать значение этого события так, как ценю это я. Не понять, каково существовать день за днем с таким трепетом в груди, словно внутри скрипичная струна, периодически дрожащая и звучащая. Теперь струна молчит, поскольку мелодию рождала угроза насилия, а она в прошлом.
        Я жила в мире с мужчиной столь великодушным и чутким, что он поил супом колибри. Что, выглядит слишком вычурно? А мне плевать.
        - Что ты мне принесла?  - Карло наливал сок в прозрачный пластиковый контейнер. Низкий голос и блеск в глазах придавали вопросу двусмысленность.
        - Перфессер, всего лишь кучку симпатичных камушков. Ну-ка, признавайся: а ты чего ждал?
        Я повернулась к раковине, выгрузила камни, сполоснула их один за другим и разложила, не вытирая, на темной гранитной разделочной полке для осмотра Карло.
        Влажные, они ярче заиграли красками: приглушенный кроваво-красный, ванильное мороженое, круглый и крапчатый пестро-зеленый, как яйцо динозавра, переливчато-серебристый в черную крапинку. Мы открыли цветной атлас минералов юго-востока США, чтобы разобрать наш «улов».
        Карло был таким же геологом, как и я. Прежде чем стать профессором философии и до женитьбы на Джейн, он какое-то время служил католическим священником. Святой Отец доктор Карло Ди Форенца мог объяснить как лингвистическую философию, так и сравнительную религию настолько легко, что все понял бы даже в принципе неспособный к обучению двустворчатый моллюск.
        Карло и я сидели рядышком у разделочной столешницы  - тощей фигурой он нависал над камнями, словно жираф, защищающий детеныша. Его тонкие пальцы легко касались разноцветной гальки: он с восхищением любовался каждым камнем в отдельности.
        - Пудинговый камень,  - объявил он, показав на рисунок в книге.  - Видишь кварцевые включения? Могу представить невероятный мегавсплеск тепла, что расплавил гранит в сироп, в котором смешались эти элементы. А затем резкое падение температуры, соединившее каждый отдельный минерал в единую массу. Бриджид, замечательно. О, ты нашла еще и с вкраплениями меди.
        Я склонилась чуть поближе. «Включения», «мегавсплеск», «сироп», «вкрапления»  - мне кажется или Карло говорит о миллиардах лет геологической активности так, будто это была одна горячая ночка секса? Плюс меня возбудили движения его пальцев, которыми он поглаживал камни.
        Геоэротика подействовала на нас обоих. От поглаживания камней мы перешли к ласканию пальцев друг друга, прикасающихся к камням. Затем я начала лизать его пальцы, а после Карло замурлыкал «Bella, Bella». Так он называет меня, находясь в романтическом настроении, и мне не важно, приговаривал ли он так же раньше или начал сейчас (дабы не назвать меня случайно Джейн), потому сердце подсказывало: Bella  - теперь это я. Вот как чувствуешь, когда за плечами долгая жизнь без самообольщения.
        Ему было все равно, что я не успела принять душ. Мы соскользнули со стульев на один из искусственных иранских ковров Джейн. Турецких. Восточных. Какая разница. И стали целоваться. Но на нас глазели мопсы, и процессу занятия любовью на полу не хватало привычного шарма. Мы перебрались в спальню и отбросили в сторону атласное стеганое одеяло Джейн, розовое с голубой отделкой.
        Секс был захватывающим  - но не волнуйтесь, описывать детали я не собираюсь. Возможно, вы моложе меня и вам не понравится думать о том, как кто-то, не принадлежащий вашему поколению, занимается любовью. Подобная картина может показаться неловкой, вульгарной либо комичной.
        Для нас с Карло это не было ни первым, ни вторым, ни третьим.
        Потом он задремал, как всегда, а я без слов благословляла его за то, что пустил меня в свой нормальный мир и позволил жить там. За то, что подарил мне эту новую себя, отличную от той, что определяли образы женщин, которыми я была прежде.
        Однако благодарность за настоящее неизменно сопровождалась воспоминаниями о минувшем. Вот о чем я частенько размышляла: Пол, добрый овдовевший Пол, с виолончелью и трюфельным маслом, с двумя розовощекими дошколятами  - Пол был отвергнут мной, несмотря на все его старания. Возможно, потому, что однажды он очень проникновенно и мягко, с искренним убеждением, что я неспособна почувствовать боль, сказал: «Бриджид, видишь? Ты неотрывно смотришь в бездну безнравственности, и рано или поздно она начнет глядеть на тебя в ответ. Бездна  - там, где ты жила так долго, и тебе не уйти от нее никогда. Мне страшно жить там с тобой. Я не могу доверить тебе моих детей».
        Я по-прежнему смертельно боялась думать о том, что могу разрушить наши с Карло отношения, подобно тому, как уничтожила связь с Полом,  - и отдавала себе отчет, что всеми силами буду стараться не допустить этого.
        Пол был последним мужчиной, с которым я пыталась откровенничать. Двадцать два года назад. И до сих пор гадаю, как я умудрилась оставить ту фотографию места преступления на кухонном столе. Никак не ожидала, что дети наткнутся на нее.
        Глава 2
        Пол был прав: прошлое не умирает. Черт, оно даже не покрывается морщинами.
        Примерно через неделю после нашего «секса с камнями», я, утонув в подушках, коими был без меры завален парчовый диван Джейн, прихлебывала кофе из сувенирной чашки «Большой каньон», трофея одного из их с Карло совместных отпусков, и размышляла, как же мне заставить себя испечь что-нибудь  - печенье, например, или еще что. Я листала одну из кулинарных книг Джейн, и на меня веяло ее запахом  - легким ароматом меда и муки,  - и задавалась вопросом: одобрила бы она меня? Частенько я ловила себя на мысли хоть разок запустить свою электронную почту, ввести [email protected] и спросить ее.
        Мои размышления прервала «Маленькая ночная серенада»  - мелодия дверного звонка, и я скривилась от отвращения. Ненавижу музыку, но перепрограммировать звонок мне не под силу.
        На переднем крыльце стоял Макс Койот. Помощник шерифа Койот был наполовину индейцем племени паскуа-яки и наполовину антропологом из Университета Колумбия  - по материнской линии. Мы с ним работали вместе по нескольким делам, когда я еще числилась в Бюро. В отличие от многих работников правоохранительных органов, он не считал, что агенты ФБР поголовно придурки, и это было одной из причин, по которой я осталась в этих краях. Мы сделались в каком-то смысле друзьями: как-то раз после изрядного количества «Кроун рояла» я даже рассказала ему о Поле, но это не было приглашением к ужину.
        Мопсы резвились и тявкали.
        - Эй, ребята, это всего лишь ваш дядя Макс,  - сказала я, открывая сетчатую дверь.
        - Карло дома?  - спросил он, заходя и спокойно осматриваясь: так делаешь, когда знаешь людей достаточно хорошо и уверен, что принесенный тобой шум не причинит им беспокойства.
        - Проверяет стоимость джина в «Уолгринз». Ты заглянул на партию покера или пофилософствовать?
        Макс и Карло познакомились на домашней вечеринке, сразу нашли общий язык и стали, может, даже лучшими друзьями, чем Макс и я. Раз в месяц они собирались вместе и делились друг с другом тем, что знали о Бертране Расселе и Техасском холдеме.[5 - Техасский холдем  - одна из самых популярных разновидностей покера в мире.] Макс обладал прекрасным системным мышлением. Карло неизменно проигрывался до нитки.
        Сегодня Койот не ответил сразу, а помедлил, нагнулся, почесал большим пальцем каждого благодарного мопса меж выпуклых глаз, сдвинул в сторону одну из двух слишком ярких пурпурных подушек, вытянувшихся вдоль спинки дивана, и уселся. Он бывал здесь часто и уже не стал потешаться над павлиньими перьями Джейн в восточной вазе, а взял в руки поваренную книгу, что я листала, и понюхал пятно на рецепте хлебного пудинга.
        - Как твои успехи в выпечке?
        - Меня по-прежнему приводят в уныние ингредиенты типа «крем фреш».  - Я забрала у него книгу, с хлопком закрыла ее и отложила на кофейный столик. Что-то в Максе заставило меня остаться стоять.  - Хватит темнить, выкладывай.
        Он вздохнул, сделал несчастное лицо, но это выражение было его «по умолчанию», так что я пока еще не слишком встревожилась.
        Не слишком. Прожив столько в мире, где новости, как правило, были дурными, я спросила:
        - А зачем тебе надо знать, где Карло?
        Хмурый и собранный, словно на задании, Макс опять проигнорировал вопрос. Он протянул руку поочередно к каждому из мопсов, атаковавших его с флангов. У меня шевельнулось странное чувство, что он словно прикрывается ими на случай, если я в него чем-нибудь швырну.
        - Мы задержали серийного убийцу,  - наконец ответил он.
        Я столько лет пробыла «в деле», но эти слова, как и прежде, привели нервы в легкий трепет.
        - Великолепная работа. Кто?
        Он заговорил… осторожно, как бы с опаской, напомнив актера, еще не до конца вызубрившего роль:
        - Дальнобойщик, зовут Флойд Линч. Пограничный патруль подобрал его пару недель назад на девятнадцатом шоссе милях в семидесяти от границы. Он шел в Лас-Вегас с грузом видеопокер-автоматов. Стандартная проверка документов, но с ними была собака-кадавр, которая подняла тревогу… В машине нашли тело женщины.
        - В трейлере?
        - Нет, трейлер с покерными автоматами оказался чист. Тело обнаружили в кабине. Управление шерифа и ФБР вызвали на место.
        - Труп опознали?
        - Еще нет. Дальнобойщик говорит, она нелегальный иммигрант.
        С помощью собак обычно отыскивают иностранцев, которые пытаются пересечь пустыню. Пока он переводил дух, мой мозг напряженно работал. Я пыталась вычислить, почему с этим рассказом Макс пришел именно сюда.
        - Теперь припоминаю. Кажется, я видела это в новостях. Дело быстро заглохло.
        - Вроде как по вине ФБР.
        - Но это случилось две недели назад.
        - Расследование Бюро забрало себе.
        - У него были приводы в полицию?
        - Ни одного. Кроме штрафа за нарушение ПДД, никакого криминала.
        - Хочешь диет-колы?  - Не дожидаясь ответа, я прошла через просторную комнату в кухню и достала из холодильника две банки.  - Я так понимаю, ты здесь, потому что жертва имеет какое-то отношение ко мне?
        Макс помолчал, а затем, проигнорировав мой вопрос, продолжил:
        - О самой жертве информации немного. Тело мумифицировано.
        - «Все чудесатее и чудесатее». Запах сильный?
        - Нет.
        Я кивнула, делая мысленную пометку пополнить запасы сельдерея, прежде чем закрыла дверцу холодильника.
        - Он признался в ее убийстве?
        - Поначалу нет. Сказал, что нашел тело прямо на обочине, что одежда на трупе была в лохмотьях, обувь уже украдена, что это нелегальная иммигрантка, которая не смогла пересечь пустыню. Он сказал, что просто «пользовал» ее.
        - «Пользовал». Мерзость.
        Однако ничто из услышанного не объясняло, почему помощник шерифа так подробно все это мне выкладывал. Не говоря уже о том, зачем вообще это делал. Мог бы просто как-нибудь позвонить в свободную минутку и рассказать, а не приходить специально. Сбоку на моей шее дернулся нерв. Я протянула банку с колой Максу и открыла свою, но все еще не могла заставить себя сесть.
        - Из того, что я слышала, на дело серийного убийцы не тянет. Жертва одна, он отрицает, что убил ее.  - Не было нужды говорить Максу, что это тянет лишь на тяжкое уголовное преступление четвертого класса  - надругательство над трупом. Скромный тюремный срок.  - Не возьму в толк, какое, к черту, это имеет отношение ко мне?  - Я отпила из банки.
        - Когда криминалисты проверили машину, они нашли тайник с альбомом для вырезок и журналами.  - Здесь Койот, как мне показалось, взвесил свои слова более тщательно, если это было возможно.  - И с открытками.
        Немного колы пролилось на ковер Джейн: моя рука дернулась.
        - Адресованными, надписанными?  - спросила я.
        Он покачал головой. Я пожала плечами:
        - Куча народу покупает открытки. Даже дальнобойщики.
        Он шумно вздохнул и сказал:
        - Все журналы были со статьями об убийствах на Шоссе шестьдесят шесть.
        «Шоссе-66». Самое крупное в моей карьере дело об убийствах на сексуальной почве. Дело, закрыть которое мне не удалось. Дело, в котором я потеряла молодого агента, ставшего последней известной следствию жертвой убийцы. И единственной, кого так и не нашли. Мне не хотелось задавать напрашивающийся вопрос  - тот, на который я семнадцать лет мечтала ответить. Вместо этого я сказала:
        - А, фанат. Этот, как, ты сказал, его имя?
        - Флойд Линч.
        - Он мог быть фанатом: даже у серийных убийц есть фанаты.
        - Похоже, журналы в самом деле повлияли на него. Знал он много, в том числе имена жертв.
        - Все это говорили в новостях.
        - И писали в журналах: «Я перерезал ей ахиллесово сухожилие, чтобы она не смогла убежать, я изнасиловал ее, потом задушил медленно и почувствовал, как податлива косточка в ее горле…»
        - Это тоже было в новостях. К тому же он мог и нафантазировать, что-то добавить от себя.
        - «…я отрезал ей правое ухо».
        А это уже ломало версию, которую я выстраивала. Никто, кроме правоохранительных органов, не знал, какие были у киллера трофеи. И отрезанных ушей так и не нашли.
        - Такие подробности мы скрывали,  - призналась я.
        - Вот что мне рассказали.  - Нервничая все заметнее, Макс поерзал на диване и прочистил горло.
        Голос его, однако, зазвучал мягко и спокойно. Ненавижу, когда так делают. Это недобрый знак.
        - Бриджид, потом, когда криминалисты сказали Джорджу Манрикесу, мед…
        - Знаю, судмедэксперту.
        - …о журналах, он поднял дело и сопоставил факты с результатами осмотра тела, которое обнаружили в машине. Несмотря на мумификацию, он определил наличие сломанной подъязычной кости, перерезанного ахилла, отсутствие правого уха  - все это было там. Modus operandi налицо.
        - Мумия в грузовике,  - сказала я.
        - Все как у жертв Шоссе шестьдесят шесть,  - кивнул Макс.
        Не в состоянии найти другое объяснение, я наконец задала вопрос, а сердце забилось в ожидании.
        - Это она? Ее мумия в грузовике?
        Ответ принес облегчение и разочарование.
        - Нет. Это не тело Джессики Робертсон. По крайней мере согласно показаниям Линча.
        - Ох,  - выдохнула я коротенькое, пустое, ничего общего с «Ох!».
        Так близко к тому, чтобы найти Джессику спустя столько лет, и… Нет, это не она. Как в тумане я добралась до кресла-релакс напротив дивана и упала в него  - ноги отказали служить.
        И тут помощник шерифа добавил чуть более поспешно, чем прежде:
        - Но Линч утверждает, что может отвезти нас и показать, где она.
        Даже на фоне уже озвученных сенсаций я не верила тому, что слышу.
        - Что, он вот так просто взял и сознался?
        - Его посадили в бокс и предложили жизнь.
        - Отморозок заключил сделку со следствием?  - Скрипичная струна, о которой я уже начала забывать, завибрировала в груди, и я почувствовала, как закипает ярость.  - Где она?  - Я была готова хватать свою сумку.
        - Утверждает, что в брошенной машине. По старому проселку, в сторону Маунт-Леммон.
        - Ее отцу уже сообщили?
        Интересно, кто-нибудь задумывался о моей реакции? Завершив свою миссию и видя, что я не беснуюсь, Макс расслабил спину и позволил мягкой обивке дивана немного втянуть себя.
        - Не переживай. Прежде чем сделать это, мы дождемся подтверждения данных экспертизы, но сказать тебе надо было уже сейчас. Принимая во внимание причастность… Я говорил со спецагентом по этому делу, с Лаурой Коулмен, знаешь такую?
        - Виделись, когда я работала в филиале в Тусоне. Вроде ее специализация  - мошенничество.
        - После твоего ухода она перешла в отдел убийств. Это ее идея известить тебя и подключить Дэвида Вайса.
        - Вайс уже в курсе?
        Мой тон, по-видимому, к этому моменту уже потерял напряженность, и Макс сделал усилие выбраться из подушек, сесть прямее и вернуть голосу спокойствие.
        - Да. Поскольку в том деле он был профайлером и составлял психологические портреты. Сегодня вечером он вылетает, чтобы провести тест на невменяемость, дабы мы могли быть уверены, что у нас на руках есть все основания для пожизненного заключения без права освобождения.
        - Хочу съездить на место, где обнаружили труп,  - сказала я.
        Однако, прежде чем Койот ответил, я услышала, как поднимается гаражная дверь, а оба мопса слетели с дивана и бросились встречать хозяина. Низкий голос Карло донесся со стороны кухни:
        - Милая, «Тэнкерей» оказался на десять долларов дороже, чем «Сэм клаб», так что я просто взял кое-какие мелочи, собачий корм и салями.  - Карло остановился, завидев Макса и меня, уставившихся на него, словно нас застигли за попыткой что-то спрятать. Собственно, так оно и было.
        - В «Уолгринз» продают салями?  - удивилась я.
        - Привет, Макс,  - поздоровался Карло.
        - Здорово, Карло.
        - Что-то стряслось?  - спросил муж.
        Макс открыл было рот, но я, желая поберечь мужа, опередила. Со скоростью коленного рефлекса.
        - Все отлично, дорогой. Макс просто заглянул поплакаться, что соскучился по покеру и философии.
        Глава 3
        Жертв на день нашей с Максом беседы официально насчитывалось шесть, если не брать во внимание найденную в грузовике мумию. Перед Джессикой было пять убийств, все девушки от девятнадцати до двадцати трех, их нагие тела были небрежно брошены на обочине или около дороги номер 40 внутриштатной автодорожной сети, которую обычно называли «Шоссе-66». Очень много народу путешествовало автостопом по нему  - знаменитому шоссе от Чикаго до Лос-Анджелеса,  - нечто вроде Аппалачской тропы, только асфальтированной. Девушки, которых убили в течение пяти лет, не смогут похвастаться, что преодолели этот маршрут.
        Преступник орудовал между Амарилло, штат Техас, и Флагстаффом, штат Аризона, и убивал по одной красотке каждое лето. Так он проводил отпуск.
        К заключению, что их всех убил один и тот же человек, пришли, поскольку почерк был уникален. Перерезать ахиллесово сухожилие, чтобы предотвратить побег, изнасиловать (с презервативом  - а значит, экспертиза ДНК бесполезна), медленно задушить и отрезать у мертвой правое ухо  - как сувенир, который поможет ему впоследствии вспомнить событие. Затем на другой дороге выбросить тело  - иногда в нескольких милях от предполагаемой посадки жертвы в машину, а иногда и в сотнях миль от него,  - чтобы труп нашли на следующую ночь. Некоторые из этих фактов прессе не сообщались, для простоты распознавания подражателя или разоблачения ложного признания того, кто хотел покрыть другой грех или получить славу убийцы без лишней суеты. Таких людей находились единицы, и кое-какие детали им были известны, но всего они знать не могли. Вот почему я задавала все эти вопросы Максу о Линче. Никто из задержанных ранее не говорил нам об отрезанных ушах.
        Машина, которую использовал убийца, каждый раз бралась в прокате на разные имена и впоследствии оставалась брошенной где-нибудь далеко от тела. Когда автомобиль находили, можно было с уверенностью утверждать, что она являлась непосредственным местом преступления: кровь на полу под пассажирским сиденьем, где он перерезал жертве сухожилие, и на заднем сиденье, где он насиловал ее и срезал ухо.
        Я была буквально одержима этими убийствами, как, пожалуй, и почти всеми делами о серийных преступлениях. После второго трупа я в течение года уже с трудом могла заставить себя думать о чем-нибудь ином и, как только близилось очередное лето, нетерпеливо ждала нового сезона охоты с равной долей страха, что объявят о новой жертве, и надежды на поимку убийцы.
        Можно что угодно говорить о профессиональной беспристрастности. Однако на самом деле одержимость не познаешь, пока у тебя не отнимут кого-то из своих. Никогда не прочувствуешь смерть, пока она не унесет того, кого ты знаешь.
        Вдобавок к больной спине, из-за которой меня признали негодной для работы секретным агентом, я стала слишком стара для правдоподобного исполнения роли автостопщицы. Но Джессика, только что окончившая академию и такая же, как я, миниатюрная, могла сойти за четырнадцатилетнюю беглянку. Она была моей ученицей. Вайс и я тренировали ее. Мы оба учили ее, чту именно говорить подонку, как защищаться от него. В то лето я убедила себя, что она готова играть с бешеными собаками. Было ли это правдой? Или мне просто слишком сильно хотелось поймать того парня?

* * *
        Так странно, но на следующее утро мне вдруг взбрело в голову накрасить губы. Я сказала Карло, что просто собираюсь на прогулку по приглашению Макса. Поэтому, когда в полседьмого три жутко официальных автомобиля остановились напротив дома забрать меня, взгляд Карло, понятное дело, излучал любопытство. Я прихватила свою тросточку для ходьбы и обыкновенную летнюю сумку с двумя длинными ручками  - достаточно объемистую, чтобы пронести контрабандой мексиканца, но в данном случае в ней оказалась лишь пара бутылок воды,  - принародно чмокнула Карло и направилась по дорожке к машинам знакомиться.
        Довольно высокая молодая женщина, несмотря на жару, в темном, установленного образца костюме ФБР поднялась с пассажирского сиденья средней машины и, замерев, как богомол, приветствовала меня уверенным рукопожатием и пристальным взглядом  - из тех, что непременно заставляют подумать о том, что вы чего-то не знаете.
        - Агент Лаура Коулмен, веду это дело,  - представилась она.  - Агент Куинн, очень рада снова видеть вас.
        Мне пришлось по душе, как она назвала меня «агент Куинн», хотя я давно комиссована. Как еще один знак уважения или же оттого, что я шла с тросточкой для ходьбы по пересеченной местности, она раскрыла передо мной заднюю дверь машины. Для вылазки я выбрала полукомбинезон защитного цвета и хлопчатобумажную блузку без рукавов, а температура тем временем перевалила за тридцать, и Коулмен сдалась: сняла пиджак, прежде чем залезь обратно в салон.
        Третьим транспортным средством  - позади нашей машины  - был минивэн криминалистов. В первой же везли Флойда Линча. Знаю, не следовало мне этого делать, но, прежде чем забраться в джип, я приблизилась к машине, где на месте водителя сидел судебный исполнитель. Стекло пошло вниз, и наружу высунулась рука.
        - Роял Хьюз, государственный защитник,  - раздался голос.
        - Я догадалась. Бриджид Куинн.
        Хьюз ослепил зубами в довольной метросексуальной улыбке и зачем-то понизил тон:
        - Я в курсе.
        Продувная бестия.
        На заднем сиденье за защитным экраном, в наручниках и в оранжевой тюремной одежде сидел Флойд Линч. Стройное, но вялое тело, вьющиеся каштановые волосы, нос уточкой и маленькие большевистские очки. Под сорок, но явно потрепанный жизнью. Больше похож на бухгалтера, чем на серийного убийцу, но, говорят, они все такие, не правда ли? Вот только глаза… Никакое ребячливое очарование не могло замаскировать равнодушие безжизненных глаз рептилии, если вы знаете, кто перед вами. Мужчина взглянул на меня с таким же любопытством, с каким через стекло, словно змею в зоопарке, рассматривала его я. Затем он чуть скривил рот, резко дернул головой в мою сторону и отвел взгляд. Меня подмывало постучать по стеклу, но, почувствовав, как обоих мужчин на передних сиденьях стала беспокоить моя близость, я удержалась.
        С этого момента я твердо знала, что он убил всех семерых женщин, включая найденную у него в грузовике. Этот человек издевался над ними, насиловал и смотрел в глаза, оставляя надежду на жизнь, пока медленно душил, а сейчас собирался показать нам последнее место преступления. Из-за предложения показать нам место захоронения тела не будет справедливого возмездия за всю боль, что он причинил жертвам, и тем, кто любил их. Джессика Робертсон могла сыграть роль его билета на эшафот. У нее он жизнь отнял, а себе свою  - выторговал, и я уверена, единственной реакцией Джессики на это, как и моей сейчас, была бы ненависть.
        Мне хотелось, чтобы Флойд Линч умер шесть раз, медленно и мучительно, но вместо этого, благодаря намечающейся сделке, ему светило пожизненное заключение, и видно было, насколько он доволен. Я вообразила, как подношу к окну пистолет, как летят ему в лицо осколки стекла вместе с пулей. У меня слишком буйная фантазия. Воображение временами усмиряет бессильный гнев на несправедливость нашей правовой системы.
        Из джипа со стороны водителя высунулся Макс и показал на открытую заднюю дверь:
        - Бриджид, садись, криминалисты уже выезжают.
        Я забралась на сиденье и оказалась рядом с Зигмундом, также известным как доктор Дэвид Вайс. Мы молча переглянулись. Не знаю, что увидел он, но за те пять с немногим лет, как я покинула Бюро, Зигмунд слегка постарел. В бороде появилась седина, волосы в ушах не мешало бы постричь, грудью сделался живот, и явно пора менять размер рубашек. Он символизировал для меня самое трудное и самое хорошее время, проведенное в Бюро, все ночные кошмары и стал едва ли не близким другом.
        Одолеваемая сумбуром эмоций от того, что нам предстояло в этот день увидеть, я хотела было обнять его. Но обстоятельства и присутствующая компания делали это неуместным, и я, пристегнув ремень, проговорила сдержанно и мягко:
        - Зиг, рада видеть тебя.
        Его глаза мерцали с расстояния в миллион световых лет  - в такие моменты мне всегда представлялось, что он инопланетянин, который находит нас всех чертовски очаровательными. Уверена, он понимал, что я чувствую, но был внимателен, осторожен и не выражал симпатии или привязанности, зная, что именно это я и не приму.
        - Стингер, привет,  - сказал Зигмунд, и то, что он так просто произнес придуманное им же прозвище, заставило меня отвернуться, а затем склониться к переднему сиденью.
        - Без Тройки?  - спросила я Макса.
        - И без камер.
        Старшего ответственного агента тусонского Бюро Роджера Моррисона прозвали Тройкой за то, что он постоянно носил жилет с костюмами начала девяностых, не понимая намеков, что подплечники давно вышли из моды. Комментарий Макса «без камер» относился к хорошо знакомой способности этого человека чуять целлулоид пленки и сразу же появляться там, где возникала бригада новостей.
        Я сидела за спиной Коулмен, поэтому не видела ее реакции на издевки над боссом. Макс тронул машину, и наш маленький жуткий караван направился к хребту Саманьего гор Санта-Каталина.
        Глава 4
        От нашего дома до вершины Маунт-Леммон полтора часа на машине, если ехать по отлично асфальтированному шоссе с южной стороны. Нам же предстоял путь более долгий  - с севера, по старой, в выбоинах и кочках проселочной дороге. Пока мы двигались по 79-му шоссе, огибая хребет Саманьего, Коулмен хранила молчание. Я не ощущала каких-то мрачных флюидов  - просто она была напряжена и сдержанна. Зигмунд тоже помалкивал, но был, по-моему, более спокоен, глядел в окно, любуясь суровой красотой пустыни. Я называла ему, что знала: мескит и опунция; ферокактус пурпуровый, увенчанный ярко-розовыми, большими, с кулак, цветами; фукьерия, щеголяющая зелеными листочками, появившимися после дождя, и красными вымпелами соцветий; белоголовые гигантские кактусы сагуаро. Год назад я понятия не имела, что как именуется, но в прошлом месяце Карло подарил мне на день рождения справочник-путеводитель по Аризоне и бинокль.
        Я пыталась поболтать ни о чем с Максом и Лаурой Коулмен, не очень успешно, затем плавно перевела беседу на тему места преступления, куда мы все хотели поскорее попасть.
        - Так вы сами-то видели машину, о которой говорит Линч? Как она туда попала?  - спросила я Койота.
        В отличие от большинства из нас, Макс родился и вырос здесь.
        - Когда я учился в школе, у нас это было что-то вроде обряда инициации, посвящения  - забраться в ту машину и остаться на ночь. Никто не знал, когда и кто ее бросил. Похоже, сорвалась с дороги и проползла девять метров вниз к высохшему ручью, но не перевернулась. Водителя так и не нашли. Мы садились в кружок и рассказывали страшилки о шофере, который возвращается забрать машину, пили пиво, курили травку. Вот и все, что я знаю.
        - И никто внутрь не заглядывал?  - приставала я.
        - Не только заглядывали. И сидели в ней. Двадцать лет назад. Ребята перестали туда ходить  - компьютерные игры интересней. Легко представить, что за последние пятнадцать лет никто туда и носа не совал.
        - Зарегистрирована?
        - Фамилию не помню, человек не из Аризоны, и, как я уже сказал, его так и не нашли  - ни живым, ни мертвым. Местная тайна.
        И тут начались колдобины. Коулмен попыталась что-то сообщить о Флойде Линче, но из опасения прикусить язык вынуждена была замолчать. А я пожалела, что еще разок не сбегала в туалет перед отъездом.
        Мы все молчали, трясясь на ухабистой дороге, ползущей вверх по склону горы: здесь, где климат уже более умеренный, вместо привычной к засухе растительности долины нас встречали сосны.
        Спустя приблизительно две трети пути к вершине Коулмен показала на машину впереди и сообщила, что Линч поднял руки в наручниках, о чем-то сигнализируя. Через секунду-другую все три автомобиля выстроились в линию на узком выступе правой обочины дороги.
        Криминалисты оперативно доставали из фургона оборудование, два мешка для тел и стропы, чтобы спустить все вниз к руслу, а мы наблюдали и ждали. Линч описывал Коулмен форму кактуса с восемью длинными «руками», торчащими во все стороны, и обнажение скальной породы  - ориентиры, с помощью которых он отыскал место.
        Макс представил меня и Зигмунда судебному исполнителю Акселю Филипсу, серьезному мужчине с большим ружьем. Филипс ответил вежливо, однако рукопожатиями обменяться не предложил. Можно сказать, все внимание он уделял Линчу  - выполнял свою работу. Когда эксперты подошли к нам с оборудованием, я узнала старшего из них, с которым как-то виделась на расследовании,  - Бенни Касселя и другого, помоложе,  - напарника Бенни, представленного нам как Рэй-как-там-его. Было очень сложно переключить внимание на кого-то, кроме Линча. Уверена, Зигмунд наблюдал за мной.
        Спуск к высохшему ручью оказался крутым, и я похвалила себя за то, что взяла тросточку, поэтому мягко отвергла предложенную Максом руку, когда поскользнулась на гальке. Линч поинтересовался, не снимет ли судебный исполнитель с него наручники, но получил отказ. Филипс лишь чуть изменил угол наклона ружья, чтобы пристрелить своего подопечного, если придется, и в то же время не терять равновесия. «Надеюсь, пушка у него на предохранителе»,  - подумала я.
        Койот шел первым, за ним Флойд Линч, балансируя расставленными в стороны локтями, следом  - Филипс. Эта троица прокладывала путь, за ними двигались Бенни и Рэй, затем я и Коулмен. Зигмунд спускался чуть позади группы, словно желая видеть нас всех разом. Один за другим мы остановились у дна каньона и увидели автомобиль, слетевший с дороги как минимум три десятка лет назад. Филипс повторил слова Макса о машине: все, кто вырос в этих местах, спускались сюда не раз, но, как видно, в нее очень давно не заглядывали.
        - Помню, как загажено было это место мусором, который мы сами же и оставляли,  - сказал Филипс.  - А сейчас… такое впечатление, будто здесь прибрали.
        Взглянув на машину, я узнала модель «додж дарт» семидесятых с давно содранной песчаными бурями и солнцем краской. Я все повторяла про себя: это всего лишь дача показаний. Вторая половинка рассудка нашептывала: ты все эти годы искала ее  - она была здесь.
        Даже у самого автомобиля через слой пыли, покрывавшей окна, трудно было что-то разглядеть. Из сумки с аппаратурой Бенни достал цифровую камеру и сделал несколько снимков с разных ракурсов. Затем Рэй натянул латексные перчатки и, кивнув Коулмен, попытался открыть водительскую дверь.
        Линч указал одной рукой, которая в браслете наручников потянула, словно марионетку, вторую:
        - Она в…
        - Не мешайте людям работать,  - перебила Коулмен.
        Дверь со скрипом приоткрылась на пару сантиметров и застряла. Рэй, отправленный обратно приказом Бенни, чертыхаясь сквозь зубы, резво вскарабкался наверх и вернулся с баллончиком WD-40,[6 - WD-40  - технический аэрозоль универсального назначения. Применяется как очиститель, смазка, защита, для вытеснения влаги, обладает высокими проникающими характеристиками, ослабляя сцепление между металлическими частями.] а мы все ждали, ощущая себя бесполезными.
        Через щель Рэй от души прыснул на петли, покачал дверь, прыснул еще немного. Наконец дверь со стоном распахнулась. Я почувствовала, как все собрались, напряглись, но если мы ожидали выброса нестерпимой вони разложения, то ничего подобного не произошло. Пахнуло чем-то вроде бабушкиного халата, убранного в шкаф и не постиранного после ее смерти. Не так чтобы неприятным, но, несомненно, человеческим.
        Переднее сиденье старого типа  - сплошная скамейка,  - в отличие от современных ковшеобразных, не разорванное коробкой передач, торчащей из-под рулевой колонки, было завалено барахлом. Старые мятые газеты, тряпье, несколько банок из-под пива добавляли свой аромат. Бенни щелкал фотоаппаратом.
        - Теперь понятно, куда делся весь мусор,  - заметил Макс.
        Бенни и Рэй вытянули из карманов пластиковые мешки и, пока остальные ждали, не издав ни звука, очистили автомобиль от хлама, действуя крайне осторожно, как заправские археологи в раскопе. Рэй перешел к другому борту, при этом едва не поскользнулся на крутом откосе, к которому накренилась машина. Он чуть поднапрягся и распахнул пассажирскую дверь, чтобы облегчить доступ к мусору с той стороны.
        Пока они работали, Линч стоял в сторонке тихо, легко дыша, но явно напряженный  - примерно так вы глядите на «Джека из коробочки», сжавшегося в темноте, пока еще играет музыка. Он блуждал взглядом по группе, но голова оставалась неподвижной, словно не хотел, чтобы мы заметили, как он смотрит. Я проследила за тем, как его взгляд остановился на Зигмунде. Может, он гадал, кто это и что делает здесь. Зигмунд глянул в ответ на Линча, словно на мазок на предметном стекле, и вновь переключил внимание на машину.
        Чуть погодя Линч поднял скованные руки к лицу и провел по нему ногтями вверх и подушечками пальцев  - вниз. Наверное, это привычка: на лице остались чуть заметные полосы. Он больше не мог молчать.
        - Это я набросал мусора на случай, чтобы туристы не увидели, если вдруг забредут сюда и заглянут в машину.  - Он говорил осторожно и монотонно, но со сдержанной силой, как человек, охваченный внутренним волнением, но пытающийся выглядеть спокойным.
        По мере того как переднее сиденье очищали, я разглядела сначала пару досок. Они вошли в мое сознание как большие длинные заготовки вяленого мяса, а затем трансформировались в голые ноги. Полностью обнаженное коричневое, свернувшееся калачиком тело напоминало зародыш монстра. Бенни взглянул на меня, потом на Макса  - тот кивнул. Бенни начал снимать на камеру тело.
        Я хотела спросить и не смогла, а Койота голос не подвел:
        - Это она?
        - Нет.  - Линч часто задышал, в отличие от тех из нас, кто задержал дыхание. Он перестал гладить свое лицо.  - Я все пытался сказать вам.  - Так же монотонно, как он говорил о мусоре.  - Это всего лишь «плечевая» шлюшка. Она здесь еще дольше.
        Я не собиралась общаться с Линчем иначе как через Коулмен или Хьюза, его адвоката, но, увидев тело другой жертвы, которую преступник представил нам как «плечевую»  - проститутку, работающую на трассе и обслуживающую водителей грузовиков,  - не сдержалась:
        - Хотите сказать, что убили эту женщину и спрятали тело вместо того, чтобы выбросить его?
        - Да, первый раз.
        - Когда?  - спросила я.
        Линч помедлил.
        - Незадолго до второго раза,  - ответил он без видимого сарказма.
        - Вы не знали?  - Коулмен повернулась ко мне.
        Я покачала головой:
        - Откуда же?
        - Простите, вы правы. Это выяснилось только в ходе следствия. Я должна была сообщить вам по пути сюда.
        - Значит, жертв восемь,  - сказала я.  - Восемь, включая последнюю, в грузовике.
        - Вам нужна та, что на заднем сиденье,  - кивнул Линч.
        Бенни толкнул переднее сиденье вперед. Петли, разумеется, пострадали от мельчайшей пыли, проникавшей всюду, даже в закрытую машину. Мы увидели заднее сиденье, так же заваленное хламом, как и переднее. Его тут же расчистили, и, словно по предварительному соглашению, стараясь не выдавать волнение, все чуть отошли назад, чтобы дать мне взглянуть первой.
        Острая боль, которая, как я думала, наконец улеглась, обрушилась на меня, заставив согнуться и упереться руками в колени, опустить лицо и подождать, пока кровь не вернется в голову. Я прикидывалась, потому что никто  - ни Линч, ни кто-то другой  - не должен видеть моей реакции. Это всего лишь дача показаний, вновь подумала я, делая вид, что согнулась получше разглядеть сумрачный интерьер «доджа».
        Ее тело было обнаженным, как и то, что на переднем сиденье. Плоть местами содрана, блестящая на выпуклостях и тусклая во впадинах. Не аккуратно свернувшаяся, наоборот,  - ее как будто умышленно небрежно бросили на спину, ноги подняты, чтобы помешать открыть дверь, и верхняя часть туловища согнута под неестественным углом перед другой дверью. Голова почти отделилась от тела из-за многолетнего отсутствия опоры.
        После того как Бенни закончил съемку, я взяла у него вспышку от камеры и осветила лицо трупа. Губы потеряли пухлость, и из чуть приоткрытого рта выдавались вперед зубы. Веки отделились от глаз, которые были такими же серыми, как ткани вокруг,  - как у глиняного изваяния. Она едва напоминала Джессику, в ней и человеческого было немного, и все равно я пожалела, что не могу хоть чем-то накрыть ее тело.
        Ее волосы грязно-желтого цвета были такими длинными, что скрывали отсутствие одного уха. Я осветила вспышкой ее лодыжки и убедилась, что как минимум на одной имелся глубокий порез сзади  - на ахиллесовом сухожилии.
        - Жертва Шоссе шестьдесят шесть,  - произнесла я.
        - Вы можете подтвердить, что это Джессика Робертсон?  - спросила Коулмен.
        - Ну… Да, это Джессика Робертсон,  - кивнул Линч.
        Все переключили внимание на него, и ему это явно нравилось.
        Я снова обратилась напрямую к Линчу:
        - Вы знали, что эта женщина была агентом ФБР?
        Этот факт мы тоже скрыли от прессы.
        - Говорит, что знал, она сказала…  - начала было Коулмен.
        - Да, она сама твердила, думала, я отпущу ее из-за этого,  - перебил Линч и на мгновение как будто оживился, шаркнул ногой, словно это помогло ему тверже стоять на земле.  - За пожизненный срок я и привел вас сюда. Так сказать, квид про кво.
        Роял Хьюз, государственный защитник, сжал губы и отвернулся, стараясь не выдать отвращения.
        - Пожалуй, было бы лучше, если…
        Я подумала об этом упыре, который забрал восемь жизней, тем самым сделав несчастными тех, кто любил их, и единственная забота которого сейчас  - избежать наказания за смертный грех.
        - Квид про кво…  - Язык и губы двигались медленно, будто слова во рту занимали больше места, чем обычно.  - Вы сами-то понимаете, что говорите?
        - Это значит,  - ответил Линч,  - что я показываю вам тела и взамен получаю жизнь.
        - А откуда вам известно это выражение? Оно смутно напоминает фразу, услышанную где-то.  - Я щелкнула несколько раз пальцами, будто силясь припомнить.  - В каком-то фильме…
        - «Молчание ягнят»?  - с готовностью подсказал он.
        - Именно!  - Мой голос упал до шепота.  - Потому что вы говорите в точности, как Ганнибал Лектер в беседе с Кларисой Старлинг. Возомнил себя Энтони Хопкинсом?  - Я показала на Коулмен.  - Ты что, решил, что перед тобой долбаная Джоди Фостер и мы здесь кино снимаем?  - Оглядываясь назад, полагаю, в тот момент мой голос заскрежетал.
        Наверное, мой вид оправдал их ожидания: вся компания единодушно пришла к выводу, что я брошусь на Линча. Бенни и Рэй стояли спокойно, Филипс выглядел чуть более напряженным и смотрел на Макса, а Зигмунд положил руку мне на плечо, но сразу же убрал, когда почувствовал, как дернулся под ней мускул.
        Роял Хьюз напряг мышцы живота и поднял ладони, словно отталкивался от воздуха:
        - Было бы…  - Уверена, он сложил губы, чтобы произнести «разумно», однако передумал:  - Лучше бы вам не говорить с ним.
        Не слова Хьюза, а прикосновение Зигмунда вернуло меня на землю, заставив сосредоточиться на том, чтобы голова не тряслась после внезапного выброса адреналина. Джессика заслуживала большего, чем озлобленного выпендрежа.
        Даже Линч струсил от моей реакции, хотя у него был вооруженный охранник. Вид последнего не оставлял сомнений в том, что он готов направить ружье на меня.
        - Да я просто говорю…  - С этими словами Линч умолк и сконцентрировался на ковырянии маленькой бородавки на тыльной стороне левой ладони.
        - Линч, вам лучше помолчать,  - посоветовала Коулмен.
        Он кивнул.
        Тогда я не сознавала, но позже припомнила: был момент, когда что-то показалось мне неправильным. Затем тот момент миновал.
        Коулмен отвела меня на несколько шагов в сторону, будто бы переговорить с глазу на глаз. Хотя я понимала: из желания держать подальше от Линча.
        - Он частенько приводит цитаты из фильмов и книг,  - пояснила она.  - В найденных в его грузовике книгах много подчеркнутых строчек, он их цитировал при допросах.
        Я вновь вгляделась в лицо жертвы.
        - Для освидетельствования достаточно,  - сказала я.  - Полагаю, у медэкспертов уже есть запись зубной формулы?
        - Вы правильно полагаете. Желаете присутствовать при вскрытии?  - уточнила она.
        - Хотелось бы. Когда будут предварительные данные  - завтра днем?
        Коулмен кивнула и ровным, профессиональным голосом ответила:
        - Я позабочусь, чтобы этим занялись нынче же ночью. Если не позвоню, то часа в три.
        - Хорошо, я приеду. Понимаю, это не по правилам, но, по-моему, лучше мне сообщить ближайшим родственникам.
        Коулмен снова кивнула. Родственники. Бюро было в курсе моих отношений с некоторыми из них. Большинство агентов избегали родственников, предоставляя это право профессиональным адвокатам жертвы. Когда дело еще не было закрыто, адвокатом жертвы оказывалась я.
        Бенни и Рэй надели пластиковые пакеты на руки обеих жертв. Линч спросил, зачем они это делали. Эксперты промолчали.
        - На случай если под ногтями сохранились частички ткани или кровь,  - пояснил ему Хьюз.
        - Ай!  - вырвалось у Линча, но это не было воспоминанием о Джессике, царапавшей его.
        Он вытянул руку с бородавкой  - шла кровь. Аккуратно, стараясь избегать контакта, Хьюз дал ему «Клинекс», будто держал салфетку наготове.
        Эксперты вначале подняли жертву с переднего сиденья, в процессе непреднамеренно отделив голову и оставив лоскут кожи, словно приросший к обивке. К телу прилипло немного мусора.
        - Оно столько времени здесь…  - отводя глаза, вздохнула Коулмен.  - Как сообщил мне Флойд, тринадцать лет. Ей было двадцать три, а ему  - двадцать пять, когда он убил ее.
        - Это из его дневника?
        - Нет, из его рассказа мне. Он стал записывать только после следующей жертвы  - той, что мы поначалу считали первой в деле «Шоссе-66».
        Я опустила взгляд на тело, которое убирали в черный мешок.
        - Имя жертвы он хотя бы знает?
        - Говорит, не знает.
        Я отвернулась и посмотрела на сухие русла ручьев, прорезавшие каньон и убегавшие в сердце горы. Отвернулась не потому, что не могла смотреть, как Бенни и Рэй деликатно сортируют части тела, складывают в отдельные мешки для трупов и поднимают их вверх по склону. Я думала: что больнее  - это или звонок отцу Джессики?
        Глава 5
        Незанятая часть нашей группы начала подниматься наверх почти в той же последовательности, в какой спускалась сюда. Зигмунд посмотрел на меня и нагнулся поднять какой-то клочок мусора, забытый Бенни и Рэем.
        - Бардак.  - Он выпрямился и протянул его мне, словно на память, затем сунул мою руку себе под мышку, якобы чтобы помочь преодолеть крутой подъем.  - Эх, Стингер, какая печальная победа,  - вздохнул он, когда мы медленно побрели вслед за остальными. Звук его голоса действовал на меня успокаивающе, но необходимости отвечать я не чувствовала.
        Затем, когда мы отстали настолько, что не могли быть услышанными, он сказал:
        - Агент Коулмен  - умница.
        Мы так много проработали вместе  - он аналитиком, я секретным агентом,  - что это превращалось в настоящее «шоу Зига и Стингера». Я почувствовала укол ревности. Глупо.
        - С чего ты взял?
        - Всю дорогу от моего отеля до твоего дома она пыталась интервьюировать меня. В основном на тему, известно ли мне какое-либо другое дело о серийном убийце, менявшем свой модус операнди от изнасилования и удушения на некрофилию.  - Зигмунд никогда не произносил «МО», как все мы. Думаю, он слишком горд, чтобы снизойти до акронимов.
        - И что ты ей поведал?
        - Что это для меня новость, но существовало другое дело, когда преступник переключился с простых убийств по типу казни посредством двадцать второго калибра на расчленения ножом и выпивание крови жертвы. Коулмен сказала, это дело ей знакомо. Потом спросила, что я думаю о «трофеях» и «сувенирах», что-то в этом роде. Она сделала домашнее задание и хотела услышать мое мнение о Флойде Линче.
        - И ты поделился?
        - Ты же знаешь, я терпеть не могу профессионалов, которые составляют мнение, даже не пообщавшись с подозреваемым. Вдобавок мне надо быть осмотрительным  - ведь я был хорошо знаком с одной из жертв и не должен дать повод заподозрить меня в предвзятости.
        Одной из жертв. Я хотела сказать, что беспристрастность  - это замечательно, но речь-то о Джессике, а не о какой-то типичной жертве, и не говорить об этом больно. Но агенты не обсуждают свои чувства, даже мы с Зигом. Если бы он догадался, о чем я думаю, то не стал бы прикидываться, но он без всякой паузы продолжил:
        - Я сказал Коулмен, что комментарии от меня последуют только после окончания полного набора тестов невменяемости и только в письменном рапорте.
        - И как она среагировала?
        - Была явно разочарована, хотя и попыталась это скрыть. Она, похоже, дама амбициозная. Хочет все, быстро и сразу. Напоминает тебя.
        Снова тот самый укольчик.
        - Поэтому она сидела в машине, как кол проглотила?
        - Возможно. И возможно, мы оба немного пугаем ее. Мы же с тобой уважаемые и знаменитые, разве нет?
        - Именно так. Слегка, правда, выдохшиеся. А что ты думаешь? Он в своем уме?
        Зигмунд сдвинул вниз очки и сверкнул глазами над оправой, вежливо отказываясь отвечать.
        - Если хочешь знать мое мнение, он гнус высшей пробы,  - сказала я.
        - Налицо отвращение ко всему человеческому,  - сдался Зиг.  - И все же для сексуального садиста  - не страдающий конкретной психопатией, je ne sais quo?[7 - С французского буквально «сам не знаю что».]
        Только Зигмунду удавалось вытащить меня из ямы и немного оживить даже в такие сложные моменты, как этот.
        - Пожалуй.
        - А Гарри Уинтропа помнишь?
        - Придурок редкостный. Было трудно представить его отрезающим мужские органы и пришивающим их к женским туловищам.  - Однако вспоминать не хотелось.  - Ладно, я никому не скажу, но что подсказывает тебе интуиция?
        - Моя интуиция, как ты это называешь, в полном раздрае. Линч совсем не похож на человека, которого я полагал найти. И тем не менее вот оно, все здесь: в его грузовике тело убитой тем же способом, как все остальные на Шоссе-66, журналы, признание, тело. Я мог бы, конечно, принять во внимание возможность обезьянничать, то есть копировать поведение другого человека, но ведь он на самом деле знал, где находится тело. Если зубная формула совпадет, мы получим доказательство, что из двух тел в машине Джессику он опознал верно. Это предопределено.
        - Элементарно. Как Грета?  - спросила я, меняя тему этаким логическим скачком, как умеют только друзья.
        - Она развелась со мной вскоре после твоего ухода.
        - Какого черта?
        - Сказала, я слишком интровертированный для глубокого чувства. И хотя я не был представлен ее лечащему врачу, чую, именно его слова она процитировала.
        Бред собачий. Любой, кто знал Зигмунда, кто понимал, через что он прошел, ползая в грязи и вони изощренных умов убийц, мог поклясться, что он оставлял все свои чувства там. Он просто вымотался.
        - А ты как? Удачное замужество?  - Он предвидел, это будет следующей темой в нашем светском разговоре.
        - Да, чертовски,  - улыбнулась я и почувствовала, как зарделась при мысли о муже.  - Я без ума от Карло.
        - Чертовски? Лингвистически нетипично для тебя.  - Зиг заглянул мне в лицо.  - И краснеть тоже.
        - Прекрати анализировать меня,  - запротестовала я, но не удержалась от объяснения:  - Муж в прошлом священник, и я работаю над чистотой лексикона.
        Зигмунд недоверчиво покачал головой, будто это откровение оказалось самым причудливым в его карьере.
        - Стингер Куинн едет в Степфорд.[8 - Отсылка к роману и фильму «Степфордские жены».]
        - Только фамилия нынче другая  - Ди Форенца,  - самодовольно ответила я.
        Мы добрались до скального выступа у машин. Я не закончила разговор с давним другом и предложила ему поужинать вместе, пообещав отвезти его потом в отель.
        А после подумала, что между Карло, Зигмундом и мной вряд ли получится откровенный разговор: никто из нас не станет делиться тем, что у него на уме. В то время я считала, что успешно разделила наши жизни. И я надеялась, он откажется. Зигмунд понимал это и, как настоящий мужчина, не стал искать отговорок.
        - Нет,  - отказался он.
        - Завтра на вскрытии будешь?
        - И снова нет. Поеду к Моррисону, потому что еще не говорил с ним, да и вообще надо соблюдать протокол, но агент Коулмен хотела, чтобы сегодня утром я был здесь.
        - Она боялась, что я пущусь во все тяжкие и оторву Линчу голову?
        - Конечно нет. Мы все были уверены, что ты продемонстрируешь достойную восхищения выдержку.  - Зигмунд понизил голос, когда мы приблизились к остальным.  - Агенту Коулмен, с одной стороны, самой не помешало бы побольше выдержки. Они с Хьюзом, скорее всего, уже разбежались, но в определенный момент я был уверен, что у них сексуальные отношения. Оба так силятся не показывать этого, что язык тел делает их похожими на однополюсные магниты.
        - Старый добрый Зиг, всегда можно рассчитывать на маленькие чудеса твоей аналитики.
        Он высвободил мою руку из крюка своего локтя и по-братски похлопал по ней, прежде чем открыть мне дверь машины.
        - В общем, завтра я побеседую с мистером Линчем. А ты, Стингер, нынче вечером должна сделать один телефонный звонок.
        Глава 6
        Макс свернул на Голдер-Ранч-роуд, чтобы забросить меня, а две другие машины продолжили путь на юг, к городу. Когда подъехали к дому, я подумала, что здесь меня ждут не дождутся мужчина и две собаки. Я была рада повидаться с Зигмундом. Вот только, пока плелась по подъездной дорожке, боль  - не то от вида тела Джессики, не то из-за стресса от встречи лицом к лицу с прошлым  - рисовала в воображении картину, как я бьюсь в двери и ору: «Убежища!» Так хорошо мне было, когда Карло открыл входную дверь и улыбнулся.
        На секунду показалось, что муж растворился в том, что я навоображала. А потом он предложил: «Пойдем расскажешь»  - и мы все переместились в гостиную, где мопсам было проще добраться до моего лица. Я вдвойне была рада еще и оттого, что Зигмунд не видит сцены воссоединения нашей стаи.
        После раннего ужина  - паста с соусом песто, салат из шпината  - и перед вечерним выгулом мопсов я взяла свой бокал с недопитым вином во вторую спальню, где Джейн обычно простегивала одеяла и клеила семейные альбомы. В этой комнате Карло позволил мне устроить кабинет, когда я сказала, что мне нужна своя норка  - наподобие того как мужчины обустраивают гараж. Я не стала говорить ему, что не до конца изжила в себе специального агента Бриджид Куинн. Вдобавок в один прекрасный день, когда уже научусь быть лучшей женой, чем Джейн, я планировала организовать маленькое частное сыскное агентство.
        Мой письменный стол, что я перевезла из старой квартиры, был завален журналами и каталогами хозтоваров с кухонной утварью. Если первые я все собиралась прочитать, то вторые не переставали озадачивать и пугать меня одновременно. Там же разместился мой лэптоп. За столом  - крутящийся офисный стул. Несколько коробок со старыми налоговыми декларациями и другими безвредными архивами. Металлический шкафчик с замком, купленный после того, как Пол оставил меня,  - для всего прочего.
        Несколько фотографий на стенах напоминали о моих успехах в разрушении преступных планов всевозможных злодеев: вот президент Рейган благодарит меня за предотвращение террористической атаки, о который никто никогда не узнает; другая рамка хранит награду за уничтожение тайской банды, промышлявшей работорговлей. Следующая  - за внедрение в секту Пало Майомбе, как раз вовремя, чтобы спасти мальчика от участи быть сваренным в котле заживо. К этой награде я питала смешанные чувства, потому что в котле уже был другой мертвый ребенок, когда появились мы: это тогда я застрелила невооруженного преступника.
        Материалы для рукоделия Джейн хранились в коробке в шкафу вместе с ее швейной машинкой.
        Усевшись, я положила ноги на ближайшую коробку с документами и уставилась на мобильный телефон на столе. Я вспоминала свой взрыв на дороге в Маунт-Леммон. Если бы дело касалось одной Джессики, мне, наверное, удалось бы обуздать свои чувства. В конце концов, она мертва и уже не испытывает боли. Но жив ее отец Зак Робертсон, мысль о котором не позволяла забыть о том деле.
        Захария Робертсон был скромным дантистом в Санта-Фе, жил с обожающей его женой, не огорчавшим его сыном и дочерью, только что поступившей на службу в ФБР. Я никогда не говорила ему, как жалела о том, что поспешила рекомендовать Джессику для стажировки, поскольку очень хотела выучить ее на смену себе; как жалела, что была чуть старовата, чтобы выдавать себя за автостопщицу-подростка. Как и всем родным тех, кто стал жертвой арестованных мной злодеев, я просто сказала Заку, чтобы звонил в любое время дня и ночи.
        Он звонил. После исчезновения Джессики в ту ночь на Шоссе-66 в семидесяти девяти милях к западу от Тукумкари, Нью-Мексико, его звонки полнились надеждой  - вскоре после ноля часов и отчаянием  - спустя шесть месяцев. Он стал появляться на работе нетрезвым и был не в состоянии сдержать дрожания инструментов во рту пациентов.
        Даже спустя два года Зак продолжал звонить мне. Так я выяснила, что жена Елена и сын Питер оставили его  - года на три раньше срока, когда обычно распадаются семьи жертв убийства. Вскоре Елена заболела раком и умерла, не пытаясь лечиться. После ее похорон Зак с сыном почти не общался.
        Когда последний раз я говорила с ним, Зак являл собой фактически «не просыхающего» отшельника, который редко моется, ютясь в лачуге где-то на Верхнем полуострове, штат Мичиган.
        Я выпила залпом оставшееся вино, глубоко вздохнула и набрала номер Зака.
        Он ответил сразу, в точности как делал, когда все только начиналось.
        - Ты всегда ждешь, пока я позвоню первым,  - не раздумывая выпалил он, а затем с дрожью в голосе:  - Неужели ее нашли…
        - Нашли.
        Я не выплеснула на него сразу все. Мне хотелось сначала попробовать оценить, сколько из услышанного он вспомнит утром.
        - Что… что насчет того, кто сделал это? Вы знаете?
        - Да. Теперь мы все выяснили.
        Мне показалось, он лишь слегка под градусом, поэтому я рассказала ему, что знала. Все, что произошло за последние двадцать четыре часа, и еще то, что, по нашим предположениям, случилось в тот страшный день. Как и все эти годы, я не смягчала удары. И ему не понадобилось задавать вопросы, поскольку я предвосхитила буквально их все.
        А замолчала, услышала то, что поначалу приняла за звук перемешивания кубиков льда в стакане. Потом до меня дошло, что он, слушая, одновременно печатает на клавиатуре компьютера.
        - Что ты делаешь?  - спросила я.
        - Дерьмо, до этого Тусона напрямую не доехать ниоткуда!  - воскликнул он, когда щелчки клавиатуры наконец прекратились.  - Рейс семьсот тридцать четыре «Американ эрлайнс», прибывает в два пополудни.
        - Зак, не стоит.
        - Если не встретите, я возьму такси и приеду в офис судмедэкспертизы.
        - Зак, послушай…
        - Да не бойся, я не причиню никакого беспокойства. Я никогда ни в чем не винил Бюро, с самого начала, разве нет?
        Он миллион раз повторял, что никогда не винил Бюро (читай  - меня).
        - Да, все так.
        - И даже в ту ночь, что ты провела со мной.
        Скорее не ночь, а двое суток я отговаривала его от самоубийства, когда он позвонил откуда-то из сельской местности и сказал, что его потеющие ладони измазаны тающими пригоршнями таблеток снотворного.
        - Да, Зак, даже тогда ты не винил нас. Но тебе не надо видеть ее… такой.
        - Нет, надо.  - Мужество наконец оставило его, он заплакал.
        Я не очень-то уважаю пьяные слезы, за исключением тех случаев, когда кто-то оказывается в таком положении, как Зак, поэтому терпеливо ждала, пока он успокоится.
        Затем, вытерев собственный нос тыльной стороной ладони, пробубнила:
        - Клянусь тебе, когда дойдет до слушания дела, тебя допустят на заседания в суде. И ты сможешь прочитать то заявление, которое написал много лет назад. Помнишь то заявление? Постарайся сосредоточиться на этом. Оно ведь еще у тебя, да?
        Зак повесил трубку.
        Именно так и происходит со многими близкими жертв. Эту часть никто не видит потом, когда медиа наскучит тема,  - так в конце фильма бегут титры, а их не читают. Преступник пойман, актеры, что исполняли роли членов семьи, переживают катарсис, увидев победу правосудия. Актеры, играющие детективов, поворачиваются спиной и триумфальной походкой покидают кадр. Простые обыватели, или зрители, выбрасывают попкорн, вытирают жирные пальцы и расходятся по домам. Они чувствуют самое большее легкую дрожь от страха, когда, въезжая в темный гараж, вдруг вообразят, что кто-то затаился за второй машиной, но там, конечно, никого нет, и жизнь продолжается, как прежде, трам-парам-папам.
        В реальности некоторые семьи жертв проводят остаток своей жизни в ожидании смерти. Конец.
        Только дурачье верит в катарсис.
        Глава 7
        На следующий день, в два часа пополудни, я встречала Зака в международном аэропорту Тусон: один терминал, два вестибюля, двадцать выходов. Смотрела, как он спускается по эскалатору в зону выдачи багажа: его тело, медленно открываясь, заполняло проем в потолке  - от туристических башмаков из шодди[9 - Шодди  - искусственная шерсть, получаемая путем переработки шерстяных обрезков, старого платья, изношенных войлочных изделий.] до лысеющей макушки. Зак был чуть выше меня, намного худее, и, хотя на шесть лет моложе  - но, не подумайте, что во мне говорит тщеславие,  - выглядел он значительно старше меня.
        Ползущая лестница резко сменялась неподвижным полом. Он споткнулся, качнувшись прямо в мои объятия. Избегая смотреть реальности в глаза, он шепнул мне в волосы:
        - Ух, последний отрезок полета швыряло, как верхом на дикой лошади.
        - Вы же летели меж горных хребтов, там воздух разряжённый, воздушные ямы.  - Объятие вышло искренне нежным, к тому же мне удалось быстренько принюхаться к нему.
        Последний раз, когда я видела Зака, его личная гигиена оставляла желать лучшего. Но ради Джессики он вымылся и даже нарядился в новую голубую рубашку с коротким рукавом. По перпендикулярным складкам на дениме было понятно, что одежда недавно из пакета. Запаха алкоголя я тоже не уловила. В самолете он наверняка не пил и, может, поэтому так торопливо отстранился, чтобы я не успела почувствовать дрожание  - как крылышки мотыльков  - его пальцев на моей спине.
        Я удержала его руки на мгновение дольше, дала ему заглянуть мне в глаза и не отвела свои, как это делали многие.
        - Не надо, Зак. Тебе нет нужды видеть ее. Мы получили подтверждение зубной формулы.
        - Я не помню, говорил ли тебе, что недолго работал судебным дантистом?
        Да, раза четыре или пять, как и твердил, что не винит меня в смерти Джессики. С ленты багажной карусели Зак снял небольшую холщовую сумку, и мы пошли из терминала на парковку. Там я усадила его в машину, вручила бутылку воды, что всегда дают приезжающим в пустыню, заставила немного хлебнуть, и мы поехали в деловую часть города, где располагалась лаборатория судмедэкспертизы.
        Макс Койот и Лаура Коулмен были уже на месте; едва мы переступили порог, нас встретил в фойе Джордж Манрикес.
        - Доктор Манрикес,  - поздоровалась я: ситуация требовала формальности, несмотря на то что мы с экспертом знали друг друга по моему недолгому периоду работы в Бюро Тусона.
        Я сделала шаг назад, давая ему подготовить Зака к тому, что предстояло увидеть.
        - Мистер Робертсон,  - сказал Манрикес, показывая на пару небольших кресел в дальнем углу в холле,  - прошу вас, присядьте здесь на секундочку.
        Зак повиновался, а мы трое  - я, Макс и Коулмен  - повернулись друг к другу, делая вид, что не слушаем.
        - Мистер Робертсон,  - повторил Джордж, когда оба уселись,  - никто лучше меня не понимает, что это реальная жизнь, а не постановка, поэтому я хочу немного подготовить вас. Здесь у нас нет никаких загадок или отраженного освещения, как в ТВ-шоу. Вы не увидите свою дочь, точнее, того, что вам напоминало бы вашу дочь. Это скелет, обтянутый темно-коричневой кожей. Вы когда-нибудь видели мумию?
        - На картинках в книгах,  - ответил Зак.  - Мы… как-то ездили в Помпеи, но я понимаю, там совсем другие тела…  - Воспоминания о далеком отпуске согнули его, словно придавив своей тяжестью.
        - Верно. То были гипсовые слепки, но тем не менее они отчасти напоминают то, что предстоит вам лицезреть здесь. Не хотите ли о чем-либо спросить меня? О чем угодно.
        Зак вытер губы тыльной стороной ладони, как будто решил ничего не выяснять, и все же не выдержал:
        - А она это… пахнет?
        - Я бы не сказал. Во всяком случае, не настолько отталкивающе, как вы могли бы подумать. Лишь немного плесенью, но вы не будете шокированы. А вот сам вид останков может вас расстроить.
        Зак уронил голову, и я заметила, как побелели костяшки его пальцев. Хотела было подойти, но знала, что он в хороших руках с душкой Манрикесом.
        После длинной паузы, показавшей, что для мистера Робертсона не было ничего на свете важнее этого момента, Джордж встал и протянул Заку руку, помогая подняться. Затем повел всех по коридору в прозекторскую.
        У этого помещения свой неистребимый запах  - сочетание дезинфектанта и старого памперса, как в государственном детском саду. На пластиковой каталке лежало тело Джессики Робертсон, накрытое простыней. Все строго и буднично, как предупредил Манрикес,  - никаких темных углов, никаких инструментов, наводящих на мысль о рассечении плоти, никакой фоновой музыки. Зака поставили с одной стороны каталки, а по бокам от него  - меня и ассистента патологоанатома, достаточно крепкого, чтобы успеть подхватить мужчину, если тот станет падать. Джордж занял место по другую сторону каталки. Макс и Коулмен остались чуть позади.
        Бросив быстрый взгляд на Зака, медэксперт стянул простыню с макушки головы Джессики, так что Зак мог видеть ее выцветшие волосы и клочок темно-коричневой кожи на лбу. Решив, что мистер Робертсон справился, Джордж потянул простыню вниз.
        Я выгнула шею, чтобы краешком глаза наблюдать за Заком, но, кажется, больше чувствовала, чем видела, как по всему его телу прокатилась дрожь, словно локальный толчок землетрясения. Он издал единственный тихий стон. За исключением этого, мужчина оставался невероятно собранным, справляясь со своими мыслями и воспоминаниями, не деля их ни с кем. Он осторожно провел указательным пальцем по высохшей коричневой мочке левого уха дочери, сохранившейся спустя столько лет благодаря процессу мумификации. Зак погладил ее ухо так, как гладят невероятно хрупкую, но слишком удивительную, чтобы удержаться и не прикоснуться, вещь. Ему не видна была другая сторона головы, где ухо отсутствовало. Затем он убрал руку, и судмедэксперт натянул простыню обратно.
        - Я больше не увижу ее.
        - Нет,  - подтвердил Джордж, поняв Зака, а может, и нет.
        Он взглянул на ассистента, которому явно были заранее даны инструкции, и подождал, пока отца жертвы проводили в приемную. Я чувствовала за Зака гордость.
        Даже несмотря на гнетущее соседство трупа в комнате, мы все вздохнули чуточку свободнее.
        Когда Макс и Коулмен подошли к каталке поближе, Джордж произнес:
        - Я переехал сюда из Майами около десяти лет назад в поисках новой обстановки. Слишком много иммигрантов выносит на пляжи, сказал себе я. Единственное, что изменилось,  - я переквалифицировался с гаитянских утопленников на мексиканских мумий. В летнее пекло у меня набивается полный холодильник неопознанных трупов, которых подбирают в пустыне.  - С этими словами Джордж приступил к своим обязанностям, но сдернул простыню с трупа уже с меньшей церемонностью, чем несколько минут назад.
        Тело лежало в позе зародыша, как его поначалу клали в машину. Голова находилась на том же месте, где ей положено при жизни, однако от туловища отделена.
        - Подобная мумификация  - явление нередкое и естественным образом происходит в пустыне, где очень низок уровень влажности. Вспомните второе тело в машине.
        Джордж имел в виду проститутку, наверняка бывшую частым гостем на парковках дальнобойщиков,  - первую жертву Флойда, которую тот выбросил из головы, словно ящерицу.
        - Я не успела толком рассмотреть ее. Почерк убийства тот же?
        - На ней я сосредоточился в первую очередь. Все, что могу сказать: у второго трупа наличествуют оба уха. Более подробный отчет я предоставлю, когда закончу вскрытие.
        - А как насчет тела, найденного в машине Линча? Есть ли какие-то сходства в причине смерти и способе убийства?  - спросила я.
        - Как я уже отметил, тело Джессики Робертсон, по всей видимости, мумифицировалось естественным путем. Другому же, что из машины Линча, немного помогли. Все отражено в отчете.
        Макс и Коулмен кивнули.
        - Пожалуйста, доктор, расшифруйте,  - настаивала я.
        Манрикес, похоже, был совсем не против и с готовностью откликнулся:
        - Линч использовал химическое вещество  - окись натрия. Оно доступно в свободной продаже. Это смесь четырех типов натрия: карбонат, бикарбонат, хлорид и сульфат. Покрываете им тело, оно обезвоживается и становится не по зубам бактериям, разлагающим ткани. Кроме того, он вынул органы, которые ускоряют процесс гниения. Все, что он оставил,  - кости и высохшие мягкие ткани.
        Как и многие судмедэксперты, Манрикес ни о чем не любил говорить так, как о своей работе. Я помнила, что там, наедине со своими мыслями, ждет Зак, и пора было закругляться, но любопытство пересилило.
        - Вы сказали, окись натрия в свободной продаже?
        - Да. Вы, наверное, видели: такие маленькие пакетики с осушителем  - их кладут в упаковки, чтобы впитывали влагу. Мистер Линч, по-видимому, не глуп и знает, как искать нужные вещи в Интернете. Там он и узнал, как и что делать. Агент Коулмен может подтвердить. Это есть в материалах допроса, но я полагаю, он поместил жертву в проветриваемый ящик где-то в пустыне и оставил умирать. Следы повреждений тела хищниками отсутствуют.
        - Линч говорил, что из-за вони он смог переместить тело в машину только через несколько месяцев,  - заметил Макс.
        - Как долго Линч возил ее в своем грузовике?  - спросила я.
        - Около полутора лет,  - ответил помощник шерифа.
        Манрикес кивнул  - это совпадало с его выводами о предположительном времени с момента убийства  - и добавил:
        - Он не пытался двигать тело, поэтому оно сохранилось невредимым. Разумеется, едва ли можно установить точную дату смерти, поскольку тело такое старое, однако я нашел на нем достаточное количество высохшей спермы, а это означает, что Линч совсем недавно «пользовался» им.
        - Сперма точно его?  - занудствовала я.
        - У нас было время сделать ДНК-тест, который дал положительный результат.
        - Возвращаясь к Джессике,  - сказала я.  - Причина и род смерти?
        - Странгуляционные борозды отыскать трудно, поскольку голова долгое время была наклонена таким образом, что впоследствии отделилась от тела. А так как высохли глаза, невозможно увидеть характерные петехии, хотя они могут проявляться и при гистопатологии. Однако нет нужды забираться так далеко. Подъязычная кость явно раздавлена, ахиллесово сухожилие перерезано, и ухо удалено с этой стороны.  - Манрикес покачал головой.  - После признания Линча я прочитал результаты вскрытий в деле «Шоссе-66». Вот тогда и обнаружил связь между ними и телом из грузовика: метод убийства. Затем я исследовал тело Джессики на предмет обнаружения семени и нашел немного на различных его частях  - в точности как на мумии из грузовика. Результаты предварительных тестов не исключают Линча. Главным приоритетом мы будем считать подтверждение анализа ДНК.
        Я снова подумала, как там Зак один в приемной. Захотелось вернуться к нему, но заговорила Коулмен:
        - На допросе Линч показал, что он использовал тело Джессики несколько лет, но устал ездить по дороге в гору, к тому же беспокоился, что кто-нибудь его увидит. Поэтому он начал экспериментировать на животных, а закончил с телом, обнаруженным в грузовике, когда мы взяли его.  - Она повернулась к Манрикесу.  - Не могли бы вы прислать мне оба результата вскрытия, по Джессике и второму телу из машины?
        - Конечно. Они у меня в компьютере.
        Манрикес прошел в дальний конец прозекторской, где дожидалось на носилках второе тело, накрытое зеленой простыней.
        Коулмен и Макс наблюдали за тем, как он снимал ткань. Я увидела темную кожу, которую там и здесь пятнали пожелтевшие клочки бумаги и частички мусора, прилипшие к телу до того, как оно полностью высохло. Я не стала подходить, предоставив коллегам разглядывать тело. Манрикес с энтузиазмом размахивал руками, словно вознамерился левитировать труп.
        - Этот экземпляр абсолютно невредим, как и труп Джессики Робертсон,  - сказал он.
        - Невредим?  - переспросил Макс.  - Да когда их доставали из машины, головы отлетели, а это тело  - вообще все из отдельных частей.
        - Я о повреждениях твердых тканей,  - ответил Манрикес.
        - Эй, я пошла…  - со своего места рядом с телом Джессики обратилась я к ним, но никто меня не услышал.
        Глава 8
        Я отвезла Зака к «Шератону» на углу Кэмпбелл и Спидвей, помогла разместиться в номере 174, заказала в номер стейк «Сэлсберри» с пюре и заняла разговорами, пока не принесли еду. Я сидела на стуле у стола, а он  - на краешке ближайшей ко мне кровати. Хотела незаметно подбросить ему таблеточку валиума, который держу в своей сумке, но передумала: увидела, как он заинтересовался алкогольными напитками в меню обслуживания номера. Зак, похоже, не горел желанием рассказывать о своей работе в лаборатории судмедэкспертизы и заверил меня, что ничего с ним не случится. Просто хочет побыть один. Я ему не поверила, но что оставалось? Он взрослый человек.
        - И все же не стоило тебе ходить туда,  - вновь повторила я, желая одновременно и потянуть время, и уйти, как последний друг на поминках.
        - Нет, я должен был. Это как… дойти до самого дна.
        Ему не было нужды пояснять насчет дна. Я поняла и знала, что не могла последовать туда за ним.
        - Я сама позабочусь о приготовлениях для тела Джессики. Ты будешь забирать ее в Мичиган?
        - Нет, Мичиган никогда не был ее домом. Наверное, она привыкла к этим местам. Пусть остается.
        Я могла бы упомянуть, что мой муж  - бывший священник и может помочь в поминальной службе, но ни Зак, ни я уже давно не верили в Бога.
        - Когда планируешь лететь?
        - Обратный билет пока не брал.  - В костлявых плечах Зака сохранялась та же сутулость, что я заметила при встрече в аэропорту. Однако в глазах почудилось подобие тревожного блеска.  - Бриджид, просто оставь сейчас меня одного, хорошо?
        - Но ты же не сделаешь какой-нибудь глупости?
        - Ты о самоубийстве? Самое опасное в этом номере  - нож для масла, что принесли с заказанной едой.  - Он почти улыбнулся.  - Мы вместе пуд соли съели, верно? Ты знаешь меня лучше всех на этом свете.
        Верно. Я знала Зака достаточно долго, чтобы не пытаться говорить банальности вроде «Господь никогда не шлет испытаний, которые будут нам не по плечу». Вместо этого я сказала почти такую же глупость:
        - Поспишь?
        - Нет.  - Захария улыбнулся абсурдности вопроса. Оттолкнулся от кровати, встал и пошел к окну. Мужчина отдернул штору, посмотрел на парковку и, не поворачиваясь, заговорил:  - Бриджид?
        - Да, Зак.
        - Линч выпросил сделку?
        Это было единственным, о чем я ему не сообщила, и мне следовало знать, что он заметит упущение. Я не ответила.
        - Его я тоже хочу видеть,  - бросил он.
        - Нет, Зак.  - На этот раз тон мой был безапелляционен.  - Я обещаю позвонить тебе, когда мы получим дату вынесения приговора, ты сможешь зачитать свое заявление в суде.
        Зак мог ответить, что будет держаться стойко. Но, когда отвернулся от окна, смотрел на меня так, будто в этот момент увидел перед собой свою дочь.
        - Столько лет утекло, а ты отлично выглядишь. Грусть по-прежнему живет в твоей душе, но влюбленность осветила тебя. И климат пустыни к тебе милостив.
        - Может, и так, зато стоимость увлажняющего крема меня просто убивает,  - отшутилась я. Частенько шучу, когда испытываю неловкость.
        - Тебе, наверное, пора,  - заметил он.
        - Вообще-то, нет.  - Я подошла к столу, на котором оставили поднос.  - Давай налью тебе кофе. Ты пьешь черный с заменителем сахара?
        Зак покачал головой, не в силах скрыть легкого раздражения моей заботливостью.
        - Раз уж ты не уходишь, я тебе кое-что покажу.
        Он заковылял  - бог ты мой, заковылял, а ведь ему только пятьдесят три!  - назад к кровати, на которую бросил свою черную сумку. Дернув молнию бокового кармана, вытащил фотографию Джессики и протянул мне.
        Девушка была запечатлена рядом с пестрой штукой неясной формы, занимавшей две трети снимка, оставляя треть ее фигурке с краю.
        - Это последний ее снимок, сделанный на фестивале воздушных шаров в Альбукерке. Не лучшая, конечно, фотография, но самая ее последняя.
        Я внимательно рассматривала портрет шестнадцать на двадцать сантиметров, аккуратно ламинированный, не забирая из его рук, не зная, что сказать. Говорят, женщины всегда находят нужные слова в такие моменты, но я к подобному типу особ, наверное, не принадлежу. Спустя несколько секунд он, кажется, осознал, что больше ничего не будет сделано или сказано, и прислонил ее к лампе у изголовья кровати.
        Показалось, что это все, но Зак залез в тот же карман и вытащил десяток открыток. На этот раз я все поняла еще до того, как он начал говорить. С момента исчезновения Джессики Зак все эти месяцы и годы периодически получал открытки. Четыре из них я помнила очень хорошо: фотография улыбающегося аллигатора из Флориды, одинокий трубач в Новом Орлеане, «Привет» из Карлсбадских пещер и макроснимок скорпиона. И каждая из них хранила одно и то же послание: «Замечательно провожу время с моим новым другом. Жаль, тебя нет рядом. С любовью, Джессика».
        Я помнила те часы, что мы потеряли на лабораторные анализы и исследование документов. Поиски отпечатков пальцев, надежды на ДНК на почтовых марках открыток, всякий раз тонких и на совесть приклеенных. Мы вычисляли почтовые отделения, опрашивали их персонал, бросались сломя голову в места отправления, указанные на открытках. Текст и адрес были распечатаны с компьютера и прилеплены к открытке прозрачным скотчем. Да, мы проверяли обе стороны скотча на предмет отпечатков.
        По роду службы мне приходилось сталкиваться с законченными ублюдками, но тот, кто слал эти открытки после смерти Джессики Робертсон, худший, кого я знала. Мало ему было замучить, изнасиловать и убить ее. Этот выродок, может оттого, что жертва была агентом ФБР, продлевал ужас, издеваясь и мучая еще и родных.
        Я вспомнила о мужчине, с которым познакомилась вчера,  - с тем, что сознался в двух преступлениях. Попробовала представить его за подобным занятием и возненавидела его еще сильнее.
        - Ты по-прежнему получаешь их?  - глупо спросила я, держа открытки в руке и не пытаясь рассмотреть каждую в отдельности.
        - Наверное, мне следовало переправлять вам их сразу же по получении. Но толку от них было мало, ведь так?
        - Так. Ничего у нас не вышло.
        - А когда Елена ушла от меня и некому стало плакать, я начал ловить себя на том, что жду их.  - Зак смотрел на меня, словно спрашивая, понимаю ли я, что он чувствует. Я сказала, что понимаю, ответ как будто подбодрил его.  - Так я и пристрастился думать, что они на самом деле от Джессики.
        - Когда пришла последняя?
        Он потасовал открытки и вытянул одну, показав мне почтовую марку:
        - Пару месяцев назад  - вот эта.
        - Они…  - Я замолчала, высчитывая хронологию передвижений Флойда Линча: отправлена более чем за месяц до того, как его взяли.
        Зак мягко шикнул на меня.
        - Бриджид, я тебя люблю,  - произнес он.
        - И я тебя, Зак,  - отозвалась я.
        Это был один из тех рефлекторных моментов, когда тебе говорят эти слова, и ты говоришь такие же в ответ, и никто не знает, что сказанное на самом деле значит. Но оно не вредит никому.
        - А теперь проваливай к чертям и оставь меня одного,  - скомандовал он тоном крутого парня, протягивая руку за открытками.
        Заметив, что пюре на подносе выглядит очень аппетитно, я пообещала ему позвонить утром, а еще  - позаботиться о документах, которые потребуются, чтобы забрать Джессику у судебного патологоанатома. И спросила, не будет ли он против, если я заберу открытки.
        Наверное, после увиденного тела дочери они потеряли для него свою ценность, и он отдал их. Я убрала открытки в боковой карман сумки с таким почтением, будто они и в самом деле от Джессики.
        Я не люблю одиночества, но предстать перед Карло прямо сейчас не могла, не было сил притворяться. По пути из отеля позвонила Зигмунду на мобильный, чтобы сходил со мной выпить. Я поведаю ему, каково это  - встретиться с Заком и Джессикой спустя столько лет, а сама послушаю о том, как идут тесты на невменяемость.
        - Никак они не идут,  - ответил Зигмунд, когда я поинтересовалась.  - Моррисон сказал, в этом нет необходимости, невменяемость даже не обсуждается, и если все-таки оценки понадобятся, он пригласит кого-нибудь из местных. Извинился за недопонимание.
        - Тебя отфутболили?
        - Он позвонил, был очень вежлив и заметно взволнован. Я не знал, что агент Коулмен не согласовала с ним этот вопрос. По правде говоря, по неосторожности я упомянул, что ты ездила с нами вчера, и Моррисону это тоже не понравилось. По-видимому, он против того, чтобы держать тебя в курсе событий, так что Коулмен и в этом плане нарушила протокол. У нее могут быть неприятности.
        - Ненавижу Моррисона.
        - Ты частенько повторяешь это.
        - Тебе, кстати, тоже может перепасть.
        - Это всегда было одной из твоих проблем: ты никогда не играла на своей позиции, всегда тебя тянуло на левое поле.  - Зигмунд не смотрит спортивные трансляции, но терминами пользуется только так.
        - Значит, встретиться не хочешь?
        - Прости, Стингер, надо было сразу тебе сказать, я не здесь. Примерно час назад вернулся домой. У нас плюс двадцать три. Но ты дай мне знать, если надо будет тебя выручить.
        - Рада была повидаться, Зиг.
        Мы попрощались друг с другом без пустых обещаний созвониться.
        Более неохотно я набрала номер приемной Бюро и попросила позвать Коулмен. Я удивилась ее пылу и готовности встретиться со мной.
        - Агент Куинн. О господи, конечно. Сейчас?
        - Только что высадила Захарию Робертсона у его отеля, так что я еще в городе,  - сказала я.  - Хотите, встретимся в том греческом ресторане у вашего офиса?
        - Не могу. Мое последнее дело о мошенничестве связано с ними, и я собираюсь арестовать их за отмывание денег.
        - Я кое-что слышала об этом, но у них такая вкусная шаурма…  - мечтательно протянула я, но она не слушала.
        - Ларри?  - Ее голос чуть отдалился от телефона, и я услышала, как она спрашивает кого-то о месте поблизости от Кэмпбелла и Спидвея. Донесся мужской голос: «Уверен на все сто, они сейчас открыты». Затем Лаура подсказала, как доехать до полицейского бара у «Шератона», и добавила, снова выслушав чьи-то наставления:  - Это «Кантина Эмери». Выезжаю из офиса прямо сейчас.
        Глава 9
        Существуют особые, отведенные специально для копов «точки», где твоего имени могут не знать, зато сам ты можешь быть спокоен, что тебя прикроют, потому что за барной стойкой всегда наготове ружье. Винил на передней панели барной стойки местами полопался, освещение скверное, а о кухне лучше сильно не задумываться. Кроме полицейских, в такие места простой люд, разумеется, тоже ходит. Например, пожилые пары с фиксированным доходом, которые выглядят так, будто уже сказали друг другу всё десятки лет назад. Каждый знает, что это безопасное место с надежным стандартным меню и однодолларовыми «счастливыми часами».
        Названное Лаурой заведение оказалось недалеко, примерно в миле от «Шератона», в отдельно стоящем старом здании у дороги  - из тех немногих в Тусоне, которые еще не снесли ради очередного торгового центра.
        Я добралась туда первой и узнала пару помощников из офиса шерифа, правда, вспомнила только имена. Уолли и Клифф оба прекратили жевать свои гамбургеры достаточно надолго, чтобы поднять жирные ладони в приветствии, как сделал и бармен  - один из тех жизнерадостных олухов, которые напоминают раскормленного ребенка.
        Не теряя из виду бармена, я заняла столик у стены, раскрашенной под кирпичную крошку. Официантка подошла прежде, чем мне удалось отлепить маленькую белую тесемку, скреплявшую салфетку, в которую завернуты приборы. Под тридцать, хотя молодежь, чем я старше, кажется моложе. Фигура легкоатлета, афроамериканка. Живи я по-прежнему в округе Колумбия, последнее можно было бы не уточнять, но в Аризоне не много людей с черным цветом кожи.
        Я вполне могла бы дождаться Коулмен, да и спешки никакой не было, но, подняв обе руки и держа их как весы, сказала:
        - Водку и лед в разных стаканах.
        Общепринятый максимум в коп-барах  - два легких пива. Услышав мой заказ, копы обернулись. Проигнорировав их, я обвела взглядом помещение, отметив похвальные грамоты от «Special Olympics» и «Toys for Tots» на дальней стене и дежурную выставку фотографий радостно гримасничающих посетителей. Я чувствовала облегчение оттого, что ушла от Зака и встретилась с кем-то для «полицейского» разговора.
        Коулмен, наверное, забронировала самолет, поскольку явилась до того, как я прикончила напиток, так что не оставила шанса заказать вторую порцию без ее ведома. Она села, прислонила черную сумку к ножке стула и взглянула на мой стакан. И хотя я добавила еще немного льда в водку, нужды оправдываться не почувствовала.
        «Зафиксировав» мой алкоголь, Коулмен оглядела помещение, других копов и как будто осталась недовольной: то ли класс ей показался низковат, то ли просто не понравилось.
        - Так почему же вы все-таки перешли из мошенничества в убойный? Обычно делают наоборот,  - спросила я.
        - Почувствовала, что должна так поступить,  - чуть заметно пожала она плечами и чуть приподняла уголок рта, сопроводив этими жестами свой «неответ».
        Для человека, с такой готовностью откликнувшегося на приглашение встретиться, она слишком юлила и смотрела чуть мимо глаз. Под предлогом поскрести пальцами под короткими кудрями, Лаура провела рукой по бледно-розовой родинке на правом виске, словно полагала, что это ее единственный изъян, и хотела его скрыть. Кроме этого моего впечатления, возникло еще и предположение, что в старших классах она была из тех девочек, что ездят на нарядных платформах во время костюмированных шествий.
        Вернулась официантка.
        - Решили, что еще будете заказывать?  - спросила она таким тоном, будто здесь действует норма, сколько раз она должна подходить к столу.
        Странно, но, проведя последние два дня в обществе серийного убийцы и расчлененных трупов, ни одна из нас не нашла в себе мужества или сил воспрепятствовать давлению напористой обслуги. Мы уклонились от борьбы и заказали по салату тако. Когда Коулмен закрыла меню, я заметила имя на обложке:
        - «Кантина Эмери»,  - прочла вслух я.  - Это ирония?
        - Нет, а что?  - удивилась официантка.
        - Кантина. Эмери. Эмери  - такое же мексиканское, как, например… Мойше,  - предположила я, чувствуя, как водка стимулирует мою креативность.
        - Мексиканская тема  - характерный лейтмотив для Юго-Запада,  - объяснила она, постаравшись придать лицу серьезность и показав ладонью на бармена.  - Это Эмери, владелец. Он венгр. Меня зовут Шери. И я не венгерка.
        Упомянутый венгр угодливо согнулся над барной стойкой к полицейскому, который явно находился не на службе и также явно не придерживался правила «двух легких пива». До меня долетело слово «такси».
        Я подняла стакан и позвенела остатками льда.
        - Шери, а вино у вас есть?  - спросила Коулмен.
        - Бургундское нормально пойдет после первого бокала,  - ответила она.
        - Чай со льдом, пожалуйста.
        - Да ладно,  - возмутилась я.  - Попробуйте еще разок.
        - Хорошо, светлое пиво. Любой марки.
        Шери удалилась выполнять заказ.
        - Лейтмотив?  - переспросила я не оттого, что заинтересовалась, но чтобы прервать непродолжительное неловкое молчание, которое Коулмен удалось пока заполнить только пристраиванием своего жакета на спинку стула, возней с салфеткой, обернутой вокруг ее приборов, и затем полировкой своих очков этой же салфеткой.
        - Все в Тусоне либо получают дипломы, либо пишут книги,  - сказала Коулмен и кинула взгляд в дальний угол бара.
        Там пристроилась Шери, после того как принесла нам пиво и вторую водку. Она читала вводный курс руководства по криминальному праву, прислонив его к одной из банок с маринованными свиными ножками, которые никто никогда не ест.
        - Мне это известно. Я вот о чем: какая разница между лейтмотивом и очевидным мотивом?  - приставала я к ней.
        - Не знаю,  - призналась Коулмен и впервые с момента нашей вчерашней встречи улыбнулась. Однако по-прежнему избегала прямого взгляда. И вновь провела рукой по своей родинке.
        Может, у нее неприятности из-за того, что она привлекла меня и Зига без разрешения Моррисона, но Коулмен пока не готова рассказать. Мы побеседовали немного о местном офисе «конторы», о людях, которых обе знали, еще немного выпили, еще немного посплетничали, съели наши салаты, когда их подали, но Коулмен все тянула и не сразу дошла до причины, по которой с такой готовностью согласилась встретиться со мной. Дело было не в моей известности или извинении за ее упущение в следовании протоколу. Она провела четкую границу и хотела, чтобы я была по одну сторону с ней.
        - Так что вы думаете о Линче?  - Лаура словно пришпилила меня взглядом, пытаясь уловить реакцию, прежде чем я заговорю.
        Ощущение, возникшее у меня на месте преступления, рядом с Линчем, вернулось, но я попыталась подавить его и осторожно ответила:
        - Самовлюбленный, бесстыжий, омерзительный. Социопат до мозга костей. Хотя я представляла его несколько другим.
        - А каково о нем мнение доктора Вайса? Я ознакомилась с данной им характеристикой убийцы по делу «Шоссе-66» в «Психологическом портрете преступника». Он считает, что Линч соответствует ей?
        Я почувствовала, что впервые за день улыбаюсь искренне:
        - Для полноты впечатления необходимо, чтобы название прозвучало целиком: «Теория и практика составления психологического портрета преступника. Комплексный подход к материалам дела». Зигмунду было бы ужасно приятно узнать, что кто-то читал его.
        - Зигмунду? Вы имеете в виду Дэвида?
        - Ну конечно Дэвида. Мы давно знаем друг друга, с тех пор как в семидесятых его откомандировали сюда помогать в создании подразделения по изучению поведенческой науки. Зигмундом мы прозвали его в честь Фрейда: знаете, как это бывает, каждый обязательно получает свою кличку.
        - Вчера видела, как вы с ним разговаривали. И просто подумала: может, у него есть на этот счет мнение.
        Передо мной будто вспыхнул свет. Теперь я поняла, что Коулмен не проинформировала Моррисона не потому, что забыла о процессуальной норме. После увольнения Вайса я оставалась единственной, к кому она могла обратиться, и гадала  - почему? Я припала к напитку, изображая спокойствие и одновременно обдумывая ответ. Я не сказала ей, что Зигмунд вообще отказался распространяться на эту тему.
        - Не знаю, есть кое-что неожиданное. Для начала мы представляли парня более крепкого, который мог поднять пятьдесят килограммов «мертвого» веса над головой, чтобы затолкать в кабину своей машины. Также я всегда рисовала себе убийцу «Шоссе-66» смышленее, но все, разумеется, на уровне догадок. А почему вы об этом спрашиваете сейчас?
        Коулмен сделала глубокий вздох. Ее тело сжалось, словно она ждала, что я немедленно перегнусь через стол и начну ее колошматить. Она запустила руку в сумку и вытащила объемистую папку, которую положила передо мной с такой осторожностью, будто в ней лежала взрывчатка. И наконец выдала:
        - Потому что у нас, похоже, самооговор.
        Нельзя сорок лет лавировать в политике Бюро, не понимая, что есть что. Желание поддержать коллегу и сочувствие к Коулмен испарились, как только я осознала последствия ее слов. Полное дерьмо  - так ей и сказала.
        Глава 10
        - Так вот зачем вы хитроумно вызвали меня с Вайсом, не получив разрешения своего шефа. Вы ходили к Моррисону, и он не купился. Тогда вы попытались привлечь на свою сторону Вайса, однако он не стал обсуждать дело без присутствия Линча в первую очередь. Теперь, когда Вайс уехал, вы пытаетесь использовать меня  - чтобы подстраховаться. Вы и вправду думаете, что можете натянуть на меня эту рубаху?
        - Пожалуйста…  - начала было она.
        Я не стала слушать.
        - Хуже всего: вы дали мне позвонить отцу жертвы и сообщить, что мы взяли убийцу.  - Я представила Зака Робертсона, каким только что оставила его в номере отеля с ламинированной фотографией его покойного ребенка. Видение распалило ярость, я подалась вперед через узкий стол и понизила голос:  - Как вы могли пустить туда отца, как вы могли показывать ему останки дочери, замученной до смерти, сообщить, что наконец взяли убийцу, чтобы на следующий день сказать ему, мол, мы ошиблись, не бери в голову? Есть у вас хоть малейшее понятие о том, через что прошел этот человек и как теперь донести до него нашу «плохую новость»? Не-ет, Флойд Линч  - тот самый что ни на есть. Он сделал это.
        - Можно вас попросить хотя бы выслушать меня?
        Я была склонна продолжить скандал, но не хотела повторяться. Поэтому допила остатки водки пополам с водой и удовлетворила свой гнев яростными взглядами, убрав руки под стол, чтобы никто не видел, как я ковыряю кутикулы. Пару последних лет я чувствовала себя такой умиротворенной, что совсем отвыкла от этой гадости.
        Коулмен приняла мое молчание за временную уступку. Она начала с извинений за попытку манипулировать мной, но это-то меня расстроило меньше всего. Затем переключилась на папку с делом «Шоссе-66» и открыла страницу с двумя колонками: в левой  - психологический портрет серийного убийцы, составленный Зигмундом, а в правой  - психологический портрет Флойда Линча.
        - Лично я насчитала девятнадцать пунктов. Как образец использовала таблицу Дэвида Вайса и нашла девятнадцать несовпадений.
        Я взяла у нее папку, пробежала глазами страницу и увидела несколько характерных черт, которые уже подметила в Линче.
        - Ладно, он не настолько психически крепок, как мы полагали. Он не столь хорошо организованный и не очень четко умеет выражать свои мысли, как нам представлялось. Подумаешь, немного не угадали. Не всегда попадаешь в точку.  - Я бросила папку на стол.  - К тому же Вайс в своей книге сам говорит, что психологические портреты не основание для обвинений. Только факты. А фактов у нас полно. Линч хранил журналы со всеми подробностями. Он привел нас к телу Джессики.
        - Все это я знаю.  - Коулмен чуть поежилась.
        - Сперма на ее теле совпадает с его. Он возил в своей машине жертву, убитую таким же способом, с таким же посмертным расчленением. Он знает об ушах и знает, что это была скрываемая нами информация. Никто, кроме работавших по делу, не знал об этих ушах.
        Коулмен выглядела так, будто сейчас метнется через стол, чтобы физически заставить меня заткнуться.
        - Он не знает, где уши,  - сказала она.
        - Что?
        - Помните мысль Вайса о важности «трофеев» и «сувениров», насколько они ценны для убийцы? Флойд Линч не смог сообщить мне, где хранит уши. Сказал: забыл.
        На секунду я задумалась и выдала «аргумент»:
        - Он просто не хочет говорить вам.
        - А все остальное захотел?
        - Ему надо сохранить их для себя навеки. Даже если отправится за решетку до конца своих дней, он всегда будет помнить, где уши.
        - Именно так они все и отреагировали, когда я рассказала им. Моррисон, прокурор Адамс Вэнс, даже Роял.
        - Роял?..
        Я застала Коулмен врасплох. Зигмунд был прав. Ради ее же блага я надеялась, она никогда не будет пытаться интриговать и блефовать. Она чуть запнулась:
        - Хьюз… государственный защитник.  - Спустя мгновение Лаура пришла в себя и продолжила:  - Все сказали, что это маленький пунктик в огромной массе чертовых фактов. Они все так хотели этого задержания. Общественный резонанс колоссальный, директор лично позвонил поздравить Моррисона, так что он теперь не отступится. Помните, это ведь Бюро организовало комиссию по поимке «шоссейного» серийного убийцы несколько лет назад.
        - Короче говоря, вы надеетесь, что вашу работу сделаю за вас я. Вам бы набраться храбрости и заставить Моррисона назначить дополнительное расследование. Как положено по протоколу.
        Услышав последнее, Коулмен отвела глаза, но не сдалась:
        - Послушайте, мы нашли тело Джессики. Что касается мистера Робертсона, это самое главное, не правда ли? Вот почему он был здесь  - потому что настаивал на том, чтобы взглянуть своими глазами.
        - Дорогая, вам, по-моему, лучше вернуться к своему прежнему занятию  - борьбе с мошенничеством.
        - Пожалуйста, не называйте меня «дорогая», я не заслуживаю этой снисходительности.
        А по-моему, заслуживает. Я пропустила мимо ушей ее просьбу и продолжила:
        - Конечно, мы с уважением отнеслись к желанию Зака видеть тело Джессики. Но дело в том, что этому желанию уже семь лет, так же как и жажде справедливости. Очень плохо, что Линч планирует избежать смертного приговора. Хуже уже быть не может, и все потому, что у вас не хватило мужества продавить верное, по-вашему, дело.
        - Принести вам еще что-нибудь?
        Коулмен и я одновременно рывком выпрямились, услышав голос: мы забыли, что сидим в ресторане. Не знаю, как долго уже Шери стояла рядом. Мы нахлобучили улыбки, которые, с точки зрения официантки, скорее напоминали злобные гримасы.
        - Нет, счет, пожалуйста,  - сказала я.
        Шери собрала тарелки и удалилась.
        - Вы не лучше Моррисона,  - бросила Коулмен, скрестив руки и глядя на меня так, будто это худшее обвинение в ее арсенале.
        - Чушь!  - Единственное, что мне пришло на ум в этот момент.
        Однако Коулмен это не прошибло.
        - Так как все же насчет Флойда Линча? Что, если он невиновен в убийствах на Шоссе шестьдесят шесть?
        - Невиновен? Коулмен… Он трахает мумий.
        Все в помещении оглянулись на нас, и я поняла, что невольно перешла на «уличный» голос.
        - Нет ни одного реального свидетельства того, что он убийца, а не элементарно нашел это тело. Мы не можем доказать, что он убил ту женщину из его грузовика. И вы собираетесь сажать за решетку на всю жизнь человека за надругательство над трупом? Само по себе омерзительное занятие, но это не является преступлением, караемым смертной казнью,  - тихо договорила Коулмен.
        Она была права. Людей осуждают на срок за преступления, а не за их натуру. В своей карьере мне приходилось говорить нечто подобное не один раз. Я смотрела на осанку Лауры, которую она умудрялась сохранять прямой, даже когда склонялась над столом, и ее натурально вьющиеся волосы, и ее профессионально скромные очки  - и задавалась вопросом: а что, если проведенный ею анализ дела демонстрирует такое же совершенство, то же внимание к деталям?
        - Вы принуждали его? Снабжали информацией?  - спросила я.
        - Клянусь, нет. Моррисон хотел, чтобы все шло правильно, поэтому мы делали видеозаписи всех допросов. Проверьте.
        - Тогда, как думаете, почему он сознался?  - Опыт подсказывал, что всякий раз такое происходит по какой-то чертовски убедительной причине.
        - Этого я пока не знаю,  - вздохнула Коулмен.
        - А вы его спрашивали?
        Пока я задавала вопросы, она снова расслабилась и огрызаться как будто не собиралась.
        - Линч придерживается своей версии и, похоже, знает все детали. И, черт возьми, кажется, заучил роль наизусть. Все здесь.  - Она похлопала по папке с материалами дела, вновь чуть сдвигая ее в мою сторону кончиком пальца с отличным маникюром, который она уж точно никогда не грызла.  - Это не полный набор материалов по делу об убийствах, а только то, что, по моему мнению, важно для моих исследований. Пожалуйста, посмотрите…  - Она сделала паузу, задержав на мне взгляд, и продолжила:  - Особенно вот это видео.  - Коулмен раскрыла папку и показала конверт с DVD, прилепленный к обложке изнутри.  - Эта часть допроса не идет у меня из головы. Просмотрите ее, прежде чем пошлете меня подальше.
        Я чуть затянула паузу, и Коулмен  - ее самоуверенность как будто возвращалась  - сказала:
        - Понимаю, вы меня не знаете, а прошу я многого. Но даже если вам плевать на то, что пожизненное получит не тот человек, попробуйте взглянуть на все вот так. Если убийства «Шоссе-66» не дело рук Линча, значит убийца все еще на свободе.  - Коулмен снова подалась через стол ко мне. Будь у меня лацканы, она бы, наверное, вцепилась в них.  - Неужели вы не видите, ведь Линч отлично разбирается в деталях дела. Если убивал не он, то, уверена, он знает того, кто на самом деле убил Джессику Робертсон. Того, кто в любой момент может снова начать убивать.
        Если так, она права абсолютно, и это мне категорически не нравилось. У меня оставалось одно возражение.
        - А вы понимаете, что мое участие не преимущество? Разве вы не в курсе, что нас с Моррисоном объединяет только взаимная неприязнь?
        Коулмен проигнорировала вопросы, зато по ее лицу сейчас стало заметно, как давит на нее бремя, которое она на себя взвалила.
        - Агент Куинн, я так хотела, чтобы Флойд Линч оказался убийцей «Шоссе-66». Я хочу этого, как, наверное, никто другой. Это прекрасным образом сказалось бы на моей карьере  - быть одной из тех, кто допрашивал его. Но я просто не в состоянии выкинуть из головы выражение лица Линча, когда я спросила его, где уши. Передо мной оказался абсолютно другой человек. Скорее жалкий, чем страдающий психопатией. Я полночи думала об этом. Это как… Скажем, есть условная тонна улик, свидетельствующих против него, и есть одна-единственная  - она-то и не дает мне покоя, заставляя сомневаться в его виновности. Я готова на все, чтобы узнать правду, и это меня даже немного бесит. С вами когда-нибудь бывало такое?
        Я не ответила, и Коулмен приняла молчание за утвердительный ответ.
        - Все, о чем я прошу,  - это ваше экспертное мнение: стоит ли оставлять дело открытым. Больше ничего. Если вы сочтете, что я права, я найду недостающие доказательства и как-нибудь свяжу их с делом, заставлю Линча отречься до того, как он официально признает себя виновным,  - пусть пока не знаю как.  - Она попыталась сурово взглянуть на меня, но глаза снова скользнули в сторону.  - Ну а если вы скажете, что у меня просто ум за разум заходит… Что ж, по крайней мере, пойду высплюсь.
        - У вас немного времени. Несколько дней?
        Коулмен кивнула и подтолкнула папку ко мне:
        - Обещайте, что не примете решения, пока не просмотрите видео?
        Притягательность неизвестного оказалась слишком сильной, чтобы отказаться. Я убрала папку в сумку и сказала, что через пару дней позвоню. Хорошо, хорошо, завтра.
        Глава 11
        Всю дорогу обратно к Каталине я думала о минувшем дне, о том, как Зак прятал свое горе и как стоял над высохшим трупом Джессики. И как все то, что могло проясниться в баре, разбередило старые раны, которые, я надеялась, уже затянулись. Мои чувства за последние несколько дней оказались сильно разворошены.
        Карло, наверное, понял, что я поглощена мыслями, и предложил съездить в ресторан «Бабз граб» за ребрышками. Мне не хотелось говорить ему о Коулмен и о том, что уже перекусила салатом тако, потому я повернула поток мыслей в направлении кухни, решив вплотную заняться готовкой. Это мне по силам. В годы службы я питалась почти исключительно фастфудом, но стряпать научилась легко, как только меня осенило, что спагетти и кетчуп изготавливают отдельно.
        Я приготовила салат с креветками, грецким орехом, сушеной клюквой и тертым голубым сыром. Порцию Карло сделала много больше моей. Мы сели есть перед телевизором, о чем впоследствии я пожалела. Посмотрели часть программы по каналу «История» об этрусках, что, будь я одна, никогда не стала бы смотреть, но мне было почти интересно. Затем Карло начал щелкать пультом  - может, Карло и гений, но он все еще мальчишка  - и остановился на бегущей строке местных новостей. «Тринадцатилетний „глухарь“ раскрыт в Тусоне, Аризона. Задержанный сознается в серии странных убийств».
        Черт.
        - Хочешь ананасового шербета?  - спросила я.
        - Сейчас принесу, погоди минутку, досмотрю,  - сказал Карло.
        Вот оно, включая выпендривание Моррисона, принимающего вопросы прессы, его ответы, мне уже известные. Похищенные девушки. Мучения. Смерть. Мумии в грузовиках. Докладывала Белинда Мелой, местная журналистка, настолько похожая на Робин Миде,[10 - Журналистка и телеведущая шоу «Утро с Робин Миде».] насколько это возможно без клонирования.
        - Ты заметил, в последнее время наряды женщин-телеведущих становятся все более откровенными?  - попыталась я отвлечь мужа.  - Эта вся в блестках штучка напоминает ту, что я надевала на коктейль.
        - Флойда Линча арестовало управление шерифа округа Пима,  - сообщала Белинда,  - в семидесяти пяти милях к северу от Ногалеса на Шоссе девятнадцать. Почти три недели назад в ходе обычной проверки его остановили сотрудники пограничной полицейской службы. С того времени Флойд Линч признался в восьми убийствах молодых женщин.  - Она повернулась, и камера пошла в сторону.  - Ответственный специальный агент тусонского отдела ФБР Роджер Моррисон.
        Моррисон сверкнул глазами, мол, хотелось бы прочистить горло, но времени для этого нет.
        - Белинда, благодарю вас. Специальная комиссия ФБР по насильственным преступлениям отмечает четкую работу наших агентов, действовавших в тесном сотрудничестве с окружными правоохранительными органами по делу серийного убийцы, орудовавшего на магистрали, в сотрудничестве, которое привело к аресту Флойда Линча. К членам Специальной комиссии ФБР по насильственным преступлениям и группе расследования серийных убийств на магистрали присоединяются и Управление шерифа округа Пимы, Управление полиции Тусона и ФБР. Это так называемое глухое дело приблизительно двенадцатилетней давности теперь официально закрыто.
        После тщательно подготовленного заявления Моррисона репортаж Белинды завершился появлением моей фотографии как агента, все эти годы безуспешно проводившего расследование дела. Теперь у них не было проблем с показом моего лица, поскольку я больше не секретный агент. Этот снимок был сделан на торжестве по случаю моего выхода в отставку.
        - Смотри, это ж ты,  - удивился Карло.
        - Что это, гром?
        Атмосферные явления  - всегда верное средство отвлечения внимания в краю, где ежегодное количество осадков измеряется миллиметрами.
        Карло покосился на меня. Я сидела в кресле, которое покупала себе Джейн.
        - Вот куда ты вчера ездила,  - проговорил он, когда камера с вертолета службы новостей показывала брошенную машину.
        - Перфессер, ерунда все это. Макс просто попросил меня помочь увязать кое-какие факты и высказать свое мнение по старому делу. Я устала. Давай не будем об этом.
        Реакцией была приподнятая бровь, но вопросов не последовало. Мы посмотрели серию «Закон и порядок», потому что Карло любит, когда я рассказываю ему, где в сюжете ошибки. Затем он предложил:
        - О’Хари, пойдем выгуляем мопсов.  - Он называет меня О’Хари (сокращенно от Мата О’Хари), потому что я ирландка и у меня загадочное прошлое, а я не возражаю против его легкой иронии.
        Мы взяли каждый по мопсу, пристегнули поводки, захватили мешки для какашек и отправились вокруг квартала. Свет долгого дня едва начал тускнеть. Я ознакомила его с теми почти не существенными темами, которые являются составляющими брака. Ехать ли на крещение его внучатой племянницы в Де-Мойн? Нет. Насколько забор задней части сада нуждается в покраске «Руст-олеумом»? Да. Можно считать мимолетные брызги сегодня днем дождем? Нет, черт побери. Это все нормально и буднично.
        Когда мы вернулись, на моем телефоне дожидалось текстовое сообщение от Коулмен. Она спрашивала, смотрела ли я видео. Выглядело оно так: «Смтр вид?»
        «Не доставайте»,  - с трудом напечатала я ответ, еще не освоив сокращения.
        Затем, поскольку телефон оставался в моей руке, созвонилась с Заком. Гляжу кино, сказал он. Нет, еще не решил, когда поеду домой.
        Я глянула в черное окно на купленную Джейн статую святого Франциска в полный рост, сидевшего на скамейке рядом с купальней для птиц, а за ней  - на уже темнеющий силуэт Маунт-Леммон: ее вид в прошлом успокоил мою душу. Из нашего окна не была видна дорога, по которой мы поднимались на северный склон. В то же время гора заставила меня представить мумии в брошенных машинах, и отныне всякий раз так оно и будет.
        Стряхнув эту мысль, я соблазнила Карло пойти спать пораньше и тем самым предотвратила продолжение расспросов. Мною невозможно манипулировать. Должна признаться, есть что-то в криминальных происшествиях, некий оттенок печали, что делает меня игривой. Карло все еще поглядывал на меня с невысказанными вопросами, но через несколько мгновений воодушевился.
        Позже, прислушиваясь к сопящему во сне мужу, я подумала: надо бы встать и сходить просмотреть то видео. Потом я услышала голос сестры Марии Терезы на уроке религии в моем четвертом классе: «Довольно для каждого дня своей заботы». Когда тебе десять лет, не так важно, сколько было забот и были ли они вообще. Но сегодня я поняла сестру Марию Терезу. В этот день забот было достаточно. А видео может обождать до раннего утра  - утром мой дух вполне крепок, чтобы противостоять тому, что увижу на этой записи. Я встала, приняла таблетку снотворного, дабы придержать поток мыслей, и отправилась спать.
        Глава 12
        В приличный утренний час я набрала мобильный Зака и оставила сообщение. Ответа не получила и, решив, что его мобильный не в порядке, позвонила в номер гостиницы, затем  - на ресепшен, и мне сообщили, что он не выписался. Неотвязная мысль, стоит ли рассказать Заку, что Флойд Линч, возможно, не убийца, и Карло, продолжавший странно на меня поглядывать, нервировали меня.
        Но я так и не нашла в себе сил посмотреть видео. Как это объяснить? Например, как ощущать опухоль, которая, скорее всего, пустяковая, но не чувствовать готовности показать ее доктору.
        Карло вышел зачищать и красить забор заднего двора, а я отправилась в спортзал и поработала со свободными весами, но упражнений мне показалось недостаточно.
        Это был тот самый день, когда я решила спуститься к старому руслу поискать камушки и проветрить голову, хотя жара стояла африканская. И позволила насильнику-убийце затащить себя в его фургон.
        Я вытянула из стойки для зонтиков свою тросточку для ходьбы, которую брала с собой, когда мы ездили на Маунт-Леммон искать мумии. Я не то чтобы хилая, просто трость нужна для равновесия и защиты от изредка встречавшихся ядовитых змей  - гремучников. В свой пыльный рюкзак я положила бутылку с водой и садовые перчатки. Мобильный сунула в боковой карман свободных штанов. И направилась вниз по Голдер-Ранч-роуд к сухому руслу Каньяда-дель-Оро-Уош, что тянулось под мостом.
        Есть у меня личный сигнал тревоги, который в моменты опасности частенько выручал: дергающийся сбоку на шее нерв. Не знаю, почему он не задергался, когда я заметила на мосту белый фургон, старый и грязный, и его водителя, высунувшегося из окна и смотревшего вниз на сухое русло реки. Может, садилась моя внутренняя аварийная батарейка.
        Бог с ней, с интуицией, но мне следовало сразу обратить внимание на нарушение правил: парковка на мосту запрещена. Я же спокойно поставила рюкзак у скелета дерева, принесенного водой давным-давно, когда реки еще были полноводными. Натянула садовые перчатки и начала тыкать в камни тросточкой, время от времени подбирая симпатичные осколки кварца или инкрустированного слюдой гранита, чтобы сложить в рюкзак.
        Фургон привлек мое внимание снова, когда медленно поехал вниз по утрамбованной грунтовке с широкой дороги, бегущей недалеко от русла. Пока я делала вид, что ищу камни, он сделал разворот в три приема и стал так, чтобы проще было уехать отсюда вверх по крутому склону. Пока что никаких жутких подозрений  - место не назовешь глухим, здесь народ иногда дрессирует собак.
        Однако человек, вылезший с водительского сиденья, не был похож на типаж «брось-палку-пусть-собака-бежит». Вот тогда подал сигнал тревоги нерв на шее, но я продолжала вести себя так, словно меня занимают только камни, и подмечала, как незнакомец открыл задние двери фургона, что-то там приготовил  - мне не было видно  - и прикрыл их, не захлопывая. Затем повернулся и стал наблюдать за мной.
        Глянув на номерной знак машины, чтобы на всякий случай запомнить, я перевела взгляд на мокрый песок под ногами и продолжила тыкать тросточкой там и здесь и выкапывать камни помельче. Но я почувствовала, когда он начал движение, легко спустился вниз по берегу сухого русла, делая вид, что просто глазеет вокруг, но неумолимо подходя все ближе и ближе.
        Еще один нервный узел угнездился под ложечкой  - тот, что давно не давал о себе знать. В такую ситуацию, как сейчас, я не попадала уже много лет и, честно говоря, испугалась. Затем повернулась к нему, потому что бояться было слишком поздно.
        Противник стоял в трех метрах. Около ста восьмидесяти сантиметров ростом, приблизительно шестьдесят килограммов, худощавый, движения резкие, порывистые, глаза с покрасневшими веками и угреватая кожа свидетельствовали о хроническом злоупотреблении спиртным. Прямые волосы не столько длинные, сколько давно не стриженные. Чуть за тридцать. Рубашка без рукавов с надписью «Университет Аризоны», бечевка на шее, оранжевые нейлоновые шорты с отделкой, когда-то белой. Без трусов. Зеленые шлёпки с потрескавшейся резиной вокруг пальцев от привычки сгибать подошву вперед-назад, как он делал сейчас. Но самым заметным и впечатляющим, хуже, чем эрекция, по которой я поняла, что он не денег просить шел ко мне, была полоска скотча, прилепленная к его рубашке спереди.
        Я приготовилась к его следующему шагу, которым стала бессмысленная беседа о геологии,  - он надеялся раскрепостить меня. Пока она продолжалась, я прикинула свои возможности:
        1. Удирать со всех ног и уповать на то, что не поймает.
        2. Обезвредить прямо здесь и вызвать копов.
        3. Установить его личность.
        Надо было выбрать второй пункт. Какого черта я еще раздумывала? Может, все дело в том моменте, когда он потянул за бечевку на шее и вытащил из-за выреза футболки упакованный в фольгу презерватив? Вот это и взбесило. Потому, когда он сделал шаг вперед и выбил из моей руки камень, я решила перейти к пункту три: попытаться выяснить, сколько раз он проделывал это раньше и где спрятаны тела, прежде чем он заручится поддержкой адвоката. Видите, я не просто струсила, в моих действиях присутствовала кое-какая логика.
        Я позволила ему выкрутить мне руку за спину, залепить рот полоской скотча и заставить идти к фургону с приложением достаточных усилий, чтобы сопротивление выглядело правдоподобным. Уже внутри машины я перевела дух и поразмыслила, не сделала ли какой глупости. По пути в фургон мне представилась возможность оценить его физические данные и сопоставить с моими, и сравнение мне не понравилось. Плюс мне, похоже, светило что-то вроде драки в телефонной будке.
        Но тренировки с Бакстером сделали свое дело. Насильник схватился за трость, которую я держала перед собой на вытянутой руке, словно защищалась от рычащей собаки, и порезал руку лезвием, встроенным снизу. Когда он пришел в себя от неожиданности и кинулся, я была настолько сконцентрирована, что чувствовала движение воздуха. Резко увернулась, и он врезался в стенку фургона. Я поворачивалась быстрее, чем он ожидал, выигрывая время и пространство для того, чтобы использовать трость как можно эффективнее.
        Он откатился к тому борту, у которого были сложены инструменты, и выхватил плоскогубцы. Если удачно швырнет  - мне конец.
        Мое лезвие сработало раньше, чем он смог как следует взяться за плоскогубцы: я зацепила инструмент в месте соединения и выдернула у него. Настал его черед остановиться и перевести дыхание. К несчастью для меня, когда мы оба перестали двигаться, он по-прежнему блокировал дверь.
        - «Мы все ходим круг за кругом, и конца тому не видно»,  - пробурчал он слова какой-то песни, затем пососал ладонь, и мне показалось, что его глаза на мгновение потеряли фокус, будто его вдруг заворожил вкус крови.
        Я заговорила и поняла, что скотч все еще свисает с уголка моего рта. Дернула за край и поморщилась от боли, когда лента неохотно отлепилась от моей щеки. Я пришлепнула ее липкой стороной к металлическому борту, затем потянулась и нащупала пальцами завиток моих белых волос, разметавшихся, когда в борьбе на берегу слетела шляпа. Застать его врасплох, выудить хоть какую информацию.
        - Тебя они привлекают, да? Нравятся женщины в возрасте?
        - Вообще-то, ты немного молода для меня,  - ответил он, сгорбившись и раскачиваясь.  - Но в этот раз все по-другому.
        - А какого возраста тебе нравятся?  - спросила я, тоже чуть покачиваясь, чтобы не затекли мышцы в тесном фургоне.
        - Достаточно старые, чтобы, когда они исчезают, не объявляли в «Эмбер алерт»[11 - «Эмбер алерт» (AMBER Alert)  - сокращение от America’s Missing: Broadcasting Emergency Response Alert. В некоторых странах система оповещения о пропаже людей, а также система распространения информационных бюллетеней, выданных на подозреваемых в похищении людей.] и не клеили их фотки на пакеты молока. Женщины, по которым никто не будет скучать.
        - Рассказываешь кому-нибудь, чем занимаешься?  - вела я игру.
        Он покачал головой как будто с сожалением:
        - В последнее время нет, если не считать Интернета. Но там никто всерьез не воспринимает. Все верят в основном всяким бредням.  - Он открыл рот, чтобы продолжить, но захлопнул его.
        Значит, мой черед.
        - Как ты делаешь это?
        - Ты что, правда хочешь знать?
        - Конечно.
        Он присвистнул, будто этот случай действительно отличался от предыдущих. Мое признание сделало его словоохотливым.
        - Ну, у каждого свои мульки… Я, например, могу пустить немного крови, ты видела ее на полу, но обычно так не делаю. Вместо этого я ломаю кости.
        - Ты ломаешь им кости. Звучит знакомо.
        - Не может быть. Я единственный, кто так делает. Это мой «автограф».
        - Уникальный,  - подбодрила его я.
        - Целиком и полностью. А ты, оказывается, смелая старая шлюшка. Похоже, я сегодня повеселюсь круче, чем думал.
        - Ты, кстати, здорово здесь все оборудовал для этого.
        - Ага. Сказать, как я называю свой фургон?
        - Ну-ка.
        - «Визги на колесах»,  - засмеялся он.
        Он был нетипично словоохотлив для серийного убийцы, словно ему доставляло удовольствие делиться своими секретами.
        Я улыбнулась, якобы впечатленная его остроумием.
        - Мог бы управиться со мной прямо здесь, и никто бы не узнал.
        Он покачал головой, принял позу поудобнее.
        - Блин, нет, слишком рискованно. Я… Погоди… ты решила, я тупой. Даже не думай, что выберешься отсюда. Это ты идиотка.
        - Может, ты и прав. Но почему ты так уверен?
        - Во-первых, мы все еще в моем фургоне, а во-вторых, я крупнее тебя, хоть ты и порезала меня бритвой.
        Пока он говорил, я начала вращать трость с лезвием одной рукой, в то время как вторая  - пальцы вверх, большой палец оттопырен. Высота кузова была достаточной для меня, чтобы подняться на одно колено, продолжая крутить лезвие медленно и плавно. Вращение позволило мне сфокусироваться на точке, в которой я могла ощутить плотность воздуха между нами. Я отсчитывала секунды, одновременно прикидывая, как получше обездвижить его. Отвлеку внимание одним или двумя незначительными порезами и затем сломаю ключицу.
        Мужчина наблюдал за мной. Заботливо вытерев ладонь о нейлоновые шорты, он сказал:
        - Эй, это похоже на движения ниндзя. Врубаешься? Ниндзя-старушенция, ха!
        - Я тебе сейчас покажу старушенцию,  - прошипела я и метнулась вперед.
        Клянусь, я не хотела этого, но он поднялся в тот же момент, и лезвие полоснуло его не в той точке на бедре, в которую я целилась. С любопытством уличного зеваки он смотрел, как артериальная струя выдала добрых пятнадцать сантиметров и мгновенно залила желобки в полу.
        - О черт!  - вырвалось у меня.
        - Помоги мне…  - простонал он, откинулся спиной на дверь и отключился.
        - Я что, похожа на парамедика?  - заорала я в пустоту, но швырнула тело навзничь, сорвала с его шеи бечевку, стряхнула презерватив и сделала жгут вокруг бедра выше раны.
        В садовых перчатках было непросто завязать узел, но инстинкт помогал мне. С некоторым усилием я перекатила его на спину и села, скрестив ноги, рядом на занавеску от душа, чтобы не запачкаться кровью, образовавшей лужу на полу.
        Он приходил в себя медленно, живой, но слишком слабый от резкого падения давления. Однако у меня не было времени для оказания экстренной медицинской помощи пострадавшему. Вместо этого я сломала ему мизинец, и он дернулся назад с воплем.
        - Что, больно?  - поинтересовалась я.  - А теперь слушай. Я случайно порезала тебе бедренную артерию. Можешь не смотреть. Я наложила на ногу жгут, чтобы замедлить кровопотерю, но саму артерию не перетянула.  - Взглянула на свои часы и продолжила:  - Через тридцать минут ты в любом случае умрешь. А теперь рассказывай, где ты прятал тела.
        - Я же умираю от потери крови.
        - Умираешь. Только медленно. Говори, где тела.
        - Там, на верхней полке, есть набор для шитья.
        - Сначала побеседуем, потом я помогу тебе сохранить ногу. Я знаю как, но ты должен поработать со мной.
        - Тебя засудят за это.
        Я подумала, что он, возможно, прав, только ему это знать не обязательно.
        - Это самозащита. В худшем варианте убийство, совершенное случайно в результате неправомерного действия. Скажи, где тела.
        - А я заявлю, что это ты на меня напала.
        - Посмотри на себя. А потом на меня.  - (Он застонал.)  - Я начинаю злиться, а ты умираешь. Довольно бестолковая трата времени. Быстро говори, куда выбросил тела, трахальщик чертов.
        - Тела…  - Он помедлил, будто соображая, что сказать. Затем начал что-то ныть, и я подалась вперед, достаточно, чтобы с отвращением почуять кислый запах выдохшегося пива и услышать что-то вроде:  - Ты покойница…
        Это было довольно самонадеянно для человека в его положении. Но оказалось, это я переоценила его немощь и зря расслабилась. Он качнулся влево и боднул меня головой так, что из глаз полетели искры. Пока я приходила в себя, он перекатился, придавил меня своим весом, но на большее его не хватило: потерявшим от ранения силу рукам удержать меня не удалось. Зубами  - единственным оставшимся у него оружием  - он вцепился мне в плечо. Я завизжала, но была прижата к стене со скрещенными ногами, не в состоянии ни отшвырнуть его, ни отпрянуть в сторону. Жесткий деним моей рубашки не продержится долго, и тогда он прокусит мне кожу. Надо было что-то предпринять, но боль отвлекала, поскольку он, как коралловый аспид, впивался все сильнее и сильнее.
        Мысленно уже подсчитывая цену моего деяния и оплакивая потерю мира и покоя, обретенных в пустыне, я горестно застонала, прогнулась и потянулась вниз, к его ногам.
        Я позволила себе только одно слово шепотом «чертпобери», затем задержала дыхание, крепко закрыла глаза и рот в ожидании струи крови и стащила с его ноги жгут.
        Вот и снова я это сделала, позже пришла мысль. Только на этот раз у меня не было даже именного жетона. Дерьмо!
        Глава 13
        Что заставило меня ухватиться за этот шанс? Допрашивать его до того, как он получит поддержку и защиту правосудия,  - моя логика растворилась в запахе теплой крови. Логика. Все верно, я пыталась выяснить, куда он девал тела. Или было в этом еще и немножко желания убедиться в том, что я по-прежнему физически достаточно сильна и в состоянии свалить такого парня без посторонней помощи?
        У меня будет много времени поразмышлять об этом. А сейчас я отползла в дальний конец фургона, где меня не могла достать кровь, все еще бегущая по канавкам ребристого пола, и позволила себе очухаться от шока средней тяжести, сконцентрироваться на дыхании и унять сердцебиение. Пользуясь тем, что рядом с машиной нет ни души, я завопила так громко, как только могла, и это немного успокоило. А затем наступило время заняться музыкой. Ненавижу музыку.
        Сняв для начала напитавшиеся кровью садовые перчатки и подцепив за край топа комбинезон, я отстегнула боковой карман и вытащила мобильный телефон. Было очень важно держаться невозмутимой и контролирующей ситуацию, как будто я по-прежнему профессионал. Я прочистила горло и несколько раз прорепетировала: «Привет, Макс. Это Бриджид Куинн. Привет, Макс. Это Бриджид Куинн», пока наконец смогла говорить без запинок. Номер Макса был в памяти телефона, и мой дрожащий большой палец завис над кнопкой «Вызов»,  - я все еще прикидывала, в каком свете все это представлю.
        Затем подумала, может, не звонить Максу, а лучше сначала известить Карло. Объяснить все ему прямо сразу, прежде чем кто-то другой создаст у него неверное впечатление о том, что здесь случилось. Я продолжала медлить, скованная видением мужа, спускающегося к сухому руслу и обнаруживающего меня залитой кровью.
        Нет, так нельзя. Может, лучше будет незаметно проскользнуть домой, отмыться и затем, уже без всякой крови, разумно и спокойно изложить, что произошло в процессе самозащиты.
        И опять я медлила.
        Пока я сидела в фургоне, не сводя глаз с мерзкого трупа, вспомнила момент, когда Пол, под виолончель и трюфельное масло, разглядев фотографию с места преступления, сообщил мне о том, что даже мысль о моем существовании на этом свете ему невыносима.
        Я уверена, есть люди, испытавшие в жизни свой Момент. До него ты был одним человеком. Затем в кабинете врача, или дома, или на работе  - не важно где  - кто-то, кому ты всегда доверял, входит и выдает что-то вроде бесцеремонного комментария. Никто и не заметит, но тебя он ранит в самое сердце, лишая душевного равновесия, убивая того, прежнего человека. Думаешь, что ты сильный, и не подозреваешь, насколько хрупок, пока тебя не разобьют. Происходит это так легко и так быстро… Пол был для меня одним из таких Моментов. Этот стал другим, и после него уже ничто не могло объяснить или оправдать, что я наделала.
        C тупой болью в животе я подумала о Карло и о том, что просто не выживу, если исчезнет единственный лучик счастья в моей жизни. Я слишком долго его ждала и не избавлюсь от него так, как в прошлом гнала любого штатского. Если я потеряю мужа, то перестану существовать сама. Будет намного проще не говорить Карло или кому-либо еще обо всем.
        А что, если сказать, будто просто запаниковала? И слегка… спятила. Я оторвала взгляд от тела, захлопнула телефон, который выдал такой же мягкий щелчок, как закрывающаяся дверь, и опустила его назад в карман.
        И ввязалась в игру, которая, не исключено, стала глупейшей ошибкой в моей жизни.
        Я обдумала возможности, остановилась на трех, сделала выбор. Разработала план.
        Этап первый. Раскрыла двери фургона, выглянула наружу. После тусклого салона фургона отраженный песком свет ударил по глазам. Затем вернулось в фокус высохшее русло. Я выскочила, распрямила спину и достала литровую бутыль воды из своего рюкзака. Сняла перчатки и бросила их на песок. Отмыла с лица кровь, затем полила рубашку, размазав по ней кровь равномерно, чтобы она выглядела не темнее джинсовой ткани. Сделала все это не на песке, а в низком кустарнике под мостом. Надо спрятать следы на случай, если будут проводить тщательный осмотр места происшествия. Подобрав шляпу, убрала под нее окровавленные волосы. Не нужно было фотокамеры, чтобы знать: если кто-то сейчас наблюдает за мной, по крайней мере издалека, то видит просто испачкавшуюся женщину, разморенную жарой.
        По мосту прошла машина, направляясь на запад. Достаточно быстро.
        Этап второй. Я снова надела садовые перчатки, забралась в фургон, собираясь обыскать тело на предмет ключей, но мне повезло. Он оставил их в замке зажигания, чтобы удрать как можно скорее. Я проверила мост  - нет ли гостей, и отделение для перчаток  - нет ли бумажника, страховки, регистрационного свидетельства машины, чего-нибудь, что помогло бы установить его личность и породить вопросы. Все, что я нашла,  - это конверт из плотной, желтоватой бумаги, двадцать на двадцать пять, провалившийся между водительским сиденьем и консолью переключения передач. Я бросила его на землю у фургона, чтобы на него случайно не попала кровь.
        Вернулась к задней части фургона и открыла дверцу маленького шкафчика, прикрученного к стенке. Среди прочего хлама мне попалась розовая коробка «Кукла Барби», о принадлежности которой я старалась не думать, и канцелярский нож. То, что надо. Выдвинув лезвие, макнула в кровь, сделала несколько пробных порезов на запястьях трупа и бросила его рядом с телом, будто бы он сам себе вскрыл артерию.
        Я едва не забыла свою тросточку, лежавшую в одном из желобов, но на необработанном дереве пятна крови теперь так и останутся.
        Помня о том, что каждая секунда для меня  - упущенный шанс, я тщательно огляделась в поисках любых доказательств моего пребывания здесь. Как будто все чисто.
        Этап третий. Забралась на водительское сиденье и внимательно посмотрела вокруг, не наблюдает ли кто за мной. Убедившись, что берег пуст, запустила двигатель и вывела фургон на грунтовку, бежавшую по краю берега. К счастью, русло и дорога резко поворачивали влево, и я ехала вдоль изгиба, пока не убедилась, что машину теперь не будет видно с моста, у которого, как известно, я обычно собираю камни. Повезло еще и в том, что здесь берег реки был высок и обрывист.
        Я осторожно подвела фургон вплотную к краю обрыва, где виднелся просвет между мескитовыми деревьями, которые упорно цеплялись за почву, несмотря на эрозию песка под ними. Когда же почувствовала, что колеса с водительской стороны начали опасно провисать, то, не выключая скорости, дернула ручной тормоз, перелезла через консоль и выбралась через пассажирскую дверь. На левом берегу реки было бы сподручнее: я смогла бы надавить на газ тростью. Вместо этого отпустила тормоз, толкнула открытую пассажирскую дверь и мысленно помолилась за силу, которая мне понадобится, и за то, чтобы фургон не только полетел вниз, но и опрокинулся: кувыркание машины при падении объяснит состояние трупа.
        Сработало. Минивэн пролетел около двух с половиной метров до русла реки и перевернулся так, что к моменту удара о мягкий песок оказался на крыше; двигатель продолжал урчать. Сдерживая дыхание и биение сердца, я стояла достаточно долго, прислушиваясь, не заметил ли кто из случайных свидетелей происшествие и не бежит ли с криками к сухому руслу. Не было слышно ни звука, кроме одного запоздалого глухого удара, словно мешок с цементом свалился в задней части фургона. Тело подонка, сообразила я, которое, наверное, за что-то зацепилось, потом упало.
        Чуть меньше пятнадцати минут заняло у меня путешествие от точки принятия решения к точке невозврата.
        В идеале, прежде чем вэн обнаружат, пройдет минимум неделя: разложение и активность насекомых уничтожат порезанную артерию. Если нет, произошедшее может быть квалифицировано как самоубийство некоего Джона Доу. Вряд ли будут смотреть так уж тщательно и, скорее всего, не установят, что некоторые порезы нанесены уже посмертно: покойника поместят в морозилку морга, и никто о нем не спросит.
        Без обуви я осторожно вернулась к месту встречи, оставляя следы, которые говорили только о моем присутствии в старом русле, но таща за собой рюкзак, чтобы стереть следы насильника у моста. Это привело меня к месту недолгой стоянки фургона, и я увидела на песке конверт. Терять время, изучая содержимое, или унести его отсюда  - оба действия были рискованными. Я подобрала конверт и положила в рюкзак.
        Когда я закинула рюкзак на плечо, то обратила внимание, что он легче, чем обычно. До того как появился преступник, я пробыла в старом русле минут десять и успела подобрать с полдюжины камней. Когда вернусь домой после столь долгого отсутствия и с такими жалкими трофеями, наверняка будут вопросы. Я взяла розовый кварц и еще несколько камней.
        Этап четвертый. Вместо того чтобы возвращаться по главной дороге, я потащилась вверх по руслу ярдов сто мимо моста и пересекла Лаго-дель-Оро-Парквей. Утренний час пик миновал, поэтому вероятность того, что здесь еще могли проехать десяток машин, так же как надежда на помощь их пассажиров, была призрачной. Так что, если другая женщина оказалась бы там внизу, сейчас она бы уже лежала в фургоне с переломанными костями. А поскольку внизу случилась я, переломанным оказался мужик. Это меня слегка утешало.
        Другие женщины. К несчастью, я нечаянно заставила замолчать ублюдка, прежде чем смогла выяснить все о них  - этих других. Но более важно то, что новых жертв уже не будет.
        Прислушиваясь к своему неровному дыханию и пытаясь на некоторое время очистить рассудок от недавно маячившей совсем рядом смерти, я снова взглянула на недалекие, в трех милях к востоку, горы. В их пурпурной, таинственной величавости было что-то необъяснимо притягательное и грозное. Именно то, что я когда-то, будучи наивным молодым агентом, и собиралась защищать.
        Я перебралась через ручьи, отделяющие Лаго-дель-Оро-Парквей от окраины моего жилого микрорайона. Всего четверть мили по прямой, но по бездорожью. Ноги соскальзывали на гальке склона узкого ливнестока, а спину сводило судорогой, когда приходилось втыкать тросточку, чтобы вскарабкаться дальше. И таких уступов было шесть, каждый выше предыдущего, так что, оглядываясь на самой вершине, можно увидеть крохотную долину, которую в скалах высекла река за тысячелетие.
        И больше здесь не было ничего  - ничего, кроме пустынной низкорослой растительности, подсвеченной кое-где оранжево-красными цветами на макушках ферокактусов, и следов подков. Моей нервной системе, похоже, не удалось выйти из состояния повышенной боевой готовности. Напряженно вглядываясь сквозь ветви чахлого деревца в даль, за склоны пологих холмов, я держала наготове трость и стояла на цыпочках. Каждый звук, от рева мотоцикла на дороге, что бежала параллельно моему маршруту, до шороха кролика в кустах, будил нерв на шее.
        Я могла бы обезвредить его в старом русле и затем вызвать подмогу. Так и надо было сделать.
        Десятипроцентная влажность и дегидратация начали действовать на меня: чуть кружилась голова и подташнивало. Рубашка уже высохла, немного задубев от впитавшейся крови. Я жутко хотела пить, но не могла разомкнуть губ, опасаясь, что вместе с водой в меня попадут частички его крови: несколько капель, скорее всего, скопилось в уголках рта, а парень однозначно был чем-нибудь инфицирован.
        Когда подошла к последнему перед домом ручью и стала забираться вверх по склону, я, несмотря на тошноту, закопала окровавленную тросточку в мягком песке, где ее, скорее всего, не смоет следующим ливнем.
        Покончив с этим, принялась натягивать рюкзак на плечо и вспомнила о конверте. Немного любопытно, что там внутри, но надо поскорее добраться до дома и вымыться, только чтобы Карло не видел меня.
        Этап пятый: Карло. Я наивно полагала, что величайший подвиг  - не привлечь ублюдка к судебной ответственности, а навсегда спрятать от моего мужа и всего света ту жуть, что я только что сотворила. Убить насильника, пожалуй, было самым легким.
        Глава 14
        Я проскользнула в боковые ворота, потом  - через дверь, которая выходит в гараж, и оттуда прямо в прачечную. Из-за стены, из главной нашей душевой, доносился шум воды. Слава богу. Это дало мне ценные секундочки поставить рюкзак на столик красного дерева в прихожей, а мобильный телефон положить на буфетную стойку в кухне, сорвать с себя одежду, включая рубашку, шляпу, башмаки, нижнее белье и перчатки, сунуть все в стиральную машину, залить полбутылки отбеливателя и запустить эту штуковину. Позже я все это выкину, а сейчас ни к чему плодить лишние улики.
        Мопсы, которые наверняка с утра отсыпались в моей гардеробной, бросились навстречу. Однако, вместо того чтобы, по обыкновению, прыгать мне на ноги, они приближались осторожно, заинтересованные новым запахом. Как можно более энергично и в то же время не повышая голоса, я скомандовала:
        - Сидеть!
        Непривычные к строгим интонациям, они уселись и подозрительно глазели на меня, решив, что я и есть тот самый незнакомец, которым пахло.
        Важно было успеть, прежде чем Карло выйдет и увидит, что едва ли не все мое тело в пятнах в тех местах, где разбавленная водой кровь просочилась сквозь одежду. Я шмыгнула в переднюю ванную и замерла, услышав, как Карло затянул в душе какую-то арию.
        Итальянский я знаю слабо, но поняла, что песня еще немного продлится. В любое другое время от звуков пения у меня побежали бы мурашки, но сейчас я восприняла «музыку» как подарок. Он знал не только слова, но и оркестровый аккомпанемент и не выключит воду, пока не «доиграет» песню до конца.
        Я прошла в гостевую ванную с другой стороны дома и заперлась. От шока и обезвоживания колени подгибались. Собралась было опереться на раковину, но не стоило оставлять ни малейшей улики, поэтому просто замерла на секунду, покачиваясь. Чтобы не лишиться чувств, смотрела в зеркало на маленькую татуировку белой розы над моим сердцем. О татуировке Карло тоже никогда не спрашивал.
        Мысли крутились вокруг того, как мне следует поступить. Я должна была оставить фургон как есть, вернуться домой, отмыться и объяснить все Карло так осторожно, как только возможно, а затем позвонить Максу. Вот что надо было сделать.
        Отмокала я долго. В душ прихватила бутылку спирта и в первую очередь облила им лицо. Теперь можно открыть рот под душем и напиться вволю. Я вымыла голову и тело, даже не заботясь о том, попадет ли мыло в глаза. Кровь, просочившаяся сквозь перчатки, запеклась на кутикулах. После того как я повторила всю процедуру мытья, она наконец исчезла. А потом немного подержала пальцы в спирте, который налила в раковину, одновременно вновь изучая в зеркале краснеющий след от укуса на правом плече. И лишь после этого вышла из ванной.
        Пока отдраивалась в душе, я порепетировала с голосом и теперь смогла уверенно воскликнуть, громко и без дрожи:
        - Эй, Перфессер, я вернулась!
        К счастью, он по-прежнему плескался и перешел на что-то тоскливое, звучавшее наподобие «Пьянжи, пьянжи», поэтому и не ответил на мое приветствие.
        Уже не опасаясь появления Карло, я наконец позволила усталости навалиться: рухнула на диван в гостиной, к восторгу мопсов. Те, счастливые, что вернулась настоящая я, бросились облизывать, причмокивая, мои лодыжки. Затем они остановили свою веселую атаку и вновь принялись обнюхивать меня, как будто уловив остатки запаха мертвого ублюдка.
        - Да все хорошо,  - сказала им я.
        Будто повинуясь только им понятному условному сигналу и с виду по-прежнему озадаченные, мопсы потрусили охладить свои тугие брюшки на той части мексиканской каменной плитки, которая оставалась не накрытой рогожками Джейн.
        Финальный звук смыва, бегущей воды, шипение парфюма, и появился Карло с раскрытой книгой «Ислам сегодня» в руках и триумфальным блеском в глазах. Эта маленькая частичка нормальной жизни остро напомнила мне, что я сотворила. Хоть и готовая к этому моменту, я почувствовала, как напряглось тело, и сконцентрировалась на каждой мышце по отдельности, начиная с уголков рта.
        Когда Карло увидел меня, он чуть прищурился, пытаясь угадать, что не так, а я, продолжая работать над самообладанием, молча смотрела на него в ответ.
        - Ты голая,  - наконец то ли сказал, то ли спросил он, садясь рядом со мной на диван и скрещивая свои длинные ноги.
        Захлебываясь от радости, что вся стая наконец в сборе, мопсы предприняли новую атаку, карабкаясь на его голени. Он смахнул их, не отвлекая своего внимания от меня.
        Это был мой последний шанс рассказать правду. Перед глазами моментальным снимком возникал и исчезал мужчина в фургоне, залитый кровью, с распахнутым в предсмертном стоне ртом. Я вновь пережила те мгновения и мысленно заставила их закончиться иначе. Только обратной дороги не было.
        - Лезла по скале, и в волосы набилось песку,  - сказала я, потеревшись носом о щеку Карло и погладив его бедро, гадая в то же время, как скоро кто-нибудь найдет фургон в старом русле.  - Такая неуклюжая растяпа… Хорошо, что не ходил со мной: страшная жара, ты бы растаял…
        Вместо подсмеивания над моим ложным британским акцентом Карло покачал головой и показал на мою руку:
        - Нехорошо ты упала. Это синяк такой расцветает?
        Я поднялась и прошла на кухонную зону огромной комнаты. Пользуясь дверцей микроволновки над плитой как зеркалом и чувствуя взгляд Карло на своей заднице, я встала на цыпочки и еще раз исследовала серповидный кровоподтек на плече, уговаривая себя, что муж не распознает в нем след от укуса, после чего заняла себя взбиванием все еще влажных волос. Так мне удалось прикрыть ими еще один темнеющий синяк на лбу, куда меня боднул насильник. Лучше не смотреть мужу в глаза, пока тщательно не продумаю свое алиби.
        Карло подошел сзади. Дверца микроволновки отразила его настороженный взгляд  - на удивление пугающий для того, кто провел большую часть жизни в «подполье». Не говоря уже о том, кто только что убил человека.
        - У тебя все хорошо?  - спросил он.
        - А у нас кофе еще остался?  - Я принюхалась к гигантской «Cuisinart», которая не была похожа ни на одну кофе-машину из тех, что я видела за пределами «Данкин донатс».
        - Скорее всего,  - ответил Карло.  - Давай приготовлю тебе чашечку.
        Он достал из буфета одну из баварских фарфоровых чашек Джейн и налил мне черный холодный кофе. Пока он был занят этим, я сняла со столика рюкзак и вывалила камни в раковину сполоснуть. Бутыль с водой вылетела тоже, и мне очень повезло: я успела прикрыть ее спиной от Карло и принялась смывать с нее кровь.
        Прежде чем повернуться и взять у мужа чашку, я пригляделась к своим рукам: не дрожат ли. Руки не дрожали, и чашка не загремела о блюдце, но край чашки пришлось ловить губами, поскольку голова вдруг начала двигаться взад-вперед с пугающей частотой. Я не была размазней: только психопат может отнять жизнь без какой-либо последующей реакции. По счастью, Карло не заметил этого  - повернулся к раковине закончить ополаскивание камней. Стоя спиной ко мне, он бросил:
        - Не могу поверить, что ты затащила все это добро в гору после того, как нагулялась.
        - Для такой старой курицы я в потрясающей форме  - ты это пытаешься сказать?  - легко проговорила я, поставила пустую чашку и блюдце на стойку рядом с раковиной, чтобы занять его еще немного, и отправилась сушить волосы феном, хотя они и так почти высохли.
        Я спешно втиснулась в джинсы и рубашку, прежде чем вспомнила окровавленную бутылку: от нее наверняка остались пятна в рюкзаке! Рюкзак придется забросить в стиральную машину на второй прогон.
        Когда снимала его со стойки, почувствовала легкое сопротивление внутри и вспомнила о конверте. Я оглянулась на Карло. Он устроился в кресле с книгой жизнеописания Людвига Витгенштейна.
        - Перфессер, если вдруг понадоблюсь  - я проверяю электронную почту.
        Он кивнул, с головой погруженный в философию. Я прошла в свой кабинет, села на вращающийся стул у стола, вытащила конверт и заглянула в него, надеясь найти какие-нибудь сведения о личности напавшего.
        Внутри оказался DVD-диск без этикетки или подписи, а под ним  - фотография на простой бумаге, распечатанная на цветном принтере.
        Наверное, порнография, подумала я, и отложила диск, решив взглянуть сначала на фото. В первый момент даже не поняла, что передо мной. Мой разум попросту не справился  - в нем как будто произошло нечто вроде короткого замыкания. Затем я узнала скромную улицу, аккуратные тротуары, посыпанные гравием дворики. Шалфей в цвету  - охваченный лавандовым пламенем куст. Женщина с заколотыми серебристыми волосами. После этого я почувствовала, как один раз, но сильно дернулась мышца в уголке рта.
        Я разглядывала на фотографии себя.
        Как только миновал шок осознания, что атака в старом русле могла быть не простым совпадением, я разглядела на снимке детали. Одежда была той, что я надевала вчера вечером, прежде чем мы пошли гулять с собаками. Я долго пробыла в душе, чтобы смыть запах лаборатории судебной медицины, и надела красную футболку. Кто-то проезжавший мимо щелкнул меня. Я едва не сломала мозг, отыскивая в памяти белый фургон, но его там не было. Наш аккуратный жилой квартал для среднего класса невелик, и если проедет пара машин, это можно назвать интенсивным движением. Обшарпанный вэн я бы запомнила. И водителя, если бы он выглядел как тот, кого я убила.
        Я вставила DVD в дисковод компьютера. Когда он загрузился, решила закрыть дверь в свой кабинет. На диске был короткий клип  - вчерашние вечерние новости о задержании Линча и о моем участии в расследовании убийств «Шоссе-66». На одну секунду на мониторе появилось мое лицо  - официальная фотография в черном костюме во время торжественных проводов на пенсию из Бюро.
        В уме крутились мысли о только что убитом мужчине, которого я никогда до сегодняшнего дня не видела. Он не мог просмотреть вечернюю передачу последних известий и в течение двух часов после нее импульсивно рвануть снимать меня. Значит, кто-то узнал обо мне раньше и выяснил, где я живу. А затем я подумала о словах насильника, которые первоначально приняла за нелепую браваду перед последней атакой: «Ты покойница». Что, если он говорил не о себе, а о том, что это сделает кто-то другой? Может, он говорил о человеке, который нанял его, и что дело не закончено?
        Прокрутила в голове всю сцену, от обнаружения слежки за мной из окна фургона до моего случайного прокола бедренной артерии и потери какого бы то ни было шанса вытянуть из раненого побольше информации. Связано ли это с задержанием Флойда Линча и моей вовлеченностью в дело «Шоссе-66»? Или просто невероятное стечение обстоятельств? Нет, скорее всего, кто-то должен был знать обо мне задолго до новостного блока, чтобы выследить внизу, у старого русла. Никаких совпадений.
        И даже если совпадение, то безопасности ради я должна расценивать все как покушение на убийство. Спрашивая насильника о телах, я задала не тот вопрос. Теперь же, поскольку он мертв, без ответа остался правильный вопрос: «Кто тебя послал?»
        Я вновь открутила назад события под мостом: ему нравились пожилые женщины… он ломал им кости… Яснее не стало. Всякий раз я вытягивала пустышку, а в душе крепла уверенность: есть нечто, о чем я еще не в курсе, и мое неведение опасно.
        Порой возникает странное чувство. Не знаю, как верно охарактеризовать его, но самое, пожалуй, близкое слово  - «опустошенность». Я решительно открыла шкаф рядом со столом, где хранила запасную клавиатуру и неисправный монитор. Засунула руку глубоко, до задней стенки, и вытащила коробку примерно двадцать пять на пятнадцать сантиметров и высотой в десять. Открыла ее и достала из поропластовой упаковки специально изготовленную для ФБР модель «смит и вессон» 27-го калибра с трехдюймовым стволом.
        Патроны я держала в правом ящике стола вместе со всеми своими ручками и прочей канцелярией. Эта небольшая коробочка также была спрятана у задней стенки в упаковке из-под скрепок. Один за одним, без малейшей дрожи в руках, я достала шесть патронов, зарядила оружие и положила на стол.
        Теперь я была уверена в себе.
        Глава 15
        Или думала, что уверена. До того момента, когда от стука в дверь едва не подскочила. Совсем недавно здесь не существовало ни закрытых дверей, ни стука в них. И никто никогда не подскакивал.
        - Секундочку,  - сказала я достаточно громко, чтобы быть услышанной за дверью. Затем испугалась, что это прозвучало слишком резко, и добавила:  - Перфессер, милый.
        - Твой мобильный, дорогая. Он жужжит.
        Все нормально. Я встала, открыла дверь и улыбнулась:
        - Извини, просто задумалась крепко…
        Я и правда чувствовала себя виноватой, поскольку в этот момент ощутила, как что-то вползает, протискивается между мной и Карло, что-то невидимое, но более непроницаемое, чем кевларовый жилет: ложь, достаточно значительная, чтобы разлучить нас. Вот то, чего я так отчаянно, рискуя всем, пыталась не допустить, и все равно это произошло. Даже под давлением момента, под угрозой опасности и смерти в моем сердце сидела эта маленькая заноза. Может, именно это имеют в виду, когда говорят, что «сердца разбиваются».
        Карло как будто не заметил разницы  - пока.
        - Это касается того дела, в котором ты участвуешь?
        - Угу, оно.
        Когда Карло протягивал мне телефон, его взгляд перескочил за мое плечо и остановился. Наверное, на том месте стола, где я оставила свой «смит». Мы оба сделали вид, что револьвера там нет.
        Я вновь улыбнулась собственной выдержке, а он отвернулся, давая мне ответить на звонок.
        - Бриджид,  - донеслось из телефона.
        - Здравствуйте, Коулмен.
        - Так что скажете? Вы смотрели видео?  - Ее голос звучал немного разочарованно, будто она уже знала ответ.
        Я заставила себя сосредоточиться на том, что мне сейчас было абсолютно до лампочки.
        - Нет, еще не смотрела. Была занята кое-какими личными делами…
        - Я думала, может, стоит завтра утром съездить в Бенсон повидаться с отцом Линча. Мы не нашли времени побеседовать с ним, хотя он совсем недалеко.
        - Рановато. Вам надо составить план опроса.
        - Вы всерьез думаете, что я не сделала этого?
        Немного растерянная, я как-то позабыла, что разговариваю с «поставь-точку-над-и» Коулмен.
        - Тогда езжайте.
        - Давайте вместе.
        - Не…  - начала я, затем подумала о том, что нападение в русле случилось через два дня после того, как меня вновь вовлекли в дело «Шоссе-66». Визит к отцу Линча мог быть неплохой идеей.  - Хотя… Ладно, почему бы и нет. Когда планируете выезжать?
        - Завтра утром заскочите ко мне в офис, все равно по пути. Оттуда вместе на машине.
        Я повесила трубку (мне плевать, как в наши дни это называется) телефона и присела на минутку, раздумывая, спрятать оружие или держать под рукой. В итоге накрыла его найденным в фургоне конвертом. Затем сунула рюкзак в стиральную машину вместе с другой одеждой и сделала мысленную заметку перестирать все еще раз, но сейчас позволила усталости взять свое. Остаток дня я провела, изображая беззаботность, сама же придумывала план поиска того, кто хотел моей смерти.
        Ближе к вечеру зашла на кухню, где Карло только что налил себе бокал кьянти и выложил в пластиковую миску немного «Трисквитов» и ломоть копченого сыра гауда.
        - А знаешь, я тоже не прочь выпить. Наверное, падение выбило меня из колеи больше, чем поначалу казалось.
        - Налить?
        Карло делает неплохой коктейль из водки с мартини, грузит в бокал оливки, превращая это скорее в салат, оттого-то я почти не чувствовала себя алкоголиком.
        Наблюдая за Карло с шейкером, я думала о том, что впервые в жизни у меня появился близкий человек, которому грозит опасность. Я была частичкой семьи, стаи, если учитывать мопсов. Захватила мартини и отправилась на задний двор якобы расслабиться, а на самом деле оценить периметр на случай атаки. После нашего домов не было, разве что на большом отдалении  - там участки поднимались к горе. С боков нас отделяли от соседей полутораметровые шлакобетонные стены. К тому же соседи справа были «перелетными птицами», которые не возвращались, пока не становилось прохладнее. Любой мог легко перемахнуть через эту стену. Или просто отпереть ворота, ведущие на наш задний двор, хотя ржавый засов так жутко скрипит, что мопсы наверняка встревожатся. Они сейчас следовали за мной по пятам, вынюхивая ящериц у бугенвиллеи. Эх, овчарку бы или хотя бы охотничью собаку. А из этих двоих ребят, даже если сложить их вместе, путной собаки не получится.
        Я прошлась до статуи святого Франциска в натуральную величину. Интересно, Джейн купила ее для Карло до или после покупки мопсов? Между тем напиток немного успокоил меня, и я вновь смогла вернуться к полуденным событиям с менее горячей головой  - как бы просматривая фильм о ком-то ином, кадр за кадром. Женщина в возрасте. Презерватив на бечевке. Кровь в фургоне. Сломанные кости. Другие тела. Моя фотография. Новостной клип на DVD. Ланч-бокс «Барби».
        Ничего.
        Подошло время ужина, и вот мы, как всегда, уютно жуем сэндвичи с цыпленком и карри, которые приготовил Карло. Мопсы сидели и внимательно дожидались пустых тарелок: они их получат под конец трапезы, чтобы вылизать остатки куриного соуса.
        В этот вечер в новостях ничего не сообщали о находке трупа за городом, не было и бегущей по экрану строки с заголовком «Бывший агент ФБР разыскивается за убийство в Тусоне». Я испытывала смешанные эмоции. Если труп обнаружат, личность напавшего могут установить. И у меня появится шанс продвинуться в поиске того, кто его послал. С другой стороны, с каждым днем разложение и насекомые будут уничтожать все больше и больше улик моего участия.
        Так или иначе, время тянулось. Вечером телефон на кухне просыпался дважды: первый раз звонили из телемаркета предложить сниженные тарифы на перечисления по кредитным картам, а второй  - сестра Карло из Энн-Арбора. Каждый раз я была уверена, что это Макс едет за мной после обнаружения тела. Потом я отключила телефон, выключила свой мобильный и смогла немного расслабиться.
        Перед сном, в который раз прокручивая в голове события дня, я поцеловала Карло, чтобы успокоить себя, и заметила, что наши взгляды скользят друг от друга, чего не было прежде. Словно я боялась, что в моих глазах отразится сегодняшний день и он почувствует, поймет мою тайну. Уверена, это угрызения совести будоражат воображение, но, работай я в Бюро, именно так и было бы: полуправда и ускользающие взгляды. К тому же, несмотря на всю предусмотрительность, я очень боялась, что лишь вопрос времени, когда Карло откроет для себя женщину, которой я на самом деле была, и взглянет на меня так, как это сделал Пол.
        Карло включил потолочный вентилятор и погасил свет. В темноте мои мысли изменили направление. Не попытайся я скрыть инцидент в старом русле, расскажи я Максу о том, что сделала, он нашел бы конверт с фотографией, доказывавшей, что я была мишенью. Если бы можно было, я бы все отдала, чтобы повторить последние десять часов, все бы отдала… кроме Карло, конечно.
        Много позже, когда дыхание мужа успокоилось и стало ясно, что он спит, я легонько погладила его руку через простыню, чуть задержав прикосновение на крупных костяшках пальцев. Это не разбудило его, и я медленно, миллиметр за миллиметром, сомкнула пальцы вокруг его большого пальца, пытаясь не позволить воображению нарисовать, как он исчезает, оставляя меня с куском простыни, зажатым в кулаке.
        Как это зовется  - одержимость? Я одержимая.
        Наконец мне удалось заснуть под песню стаи койотов где-то в русле ручья за нашим участком. Странная была песня  - она вобрала в себя дружный лай, вой, кашель, фырканье и пронзительные причитания. Это словно хор взбесившихся призраков. Карло говорил мне, что койоты так ведут себя, когда прикончат кого-то.
        Глава 16
        Все еще взволнованная вчерашними событиями, я беспрестанно размышляла о том, кто же мог нанять убийцу и каким путем это выяснить. При этом нужно было подготовиться к встрече с Коулмен и изучить материалы о ходе ее расследования по делу Линча. Я достала из кармашка папки агента DVD-диск, отмаркированный «Допрос Линча: сеанс 12». Поскольку в деле было очень много материалов, ограничиваться одной лишь звукозаписью не стали и сделали видеосъемку каждого сеанса для последующих поколений. На диске стояла дата  - двенадцатое августа, за три дня до того, как Коулмен собрала нас всех для поиска тела Джессики.
        Я встала и закрыла дверь в кабинет, чтобы не дать Карло уловить что-либо из допроса, и для верности убавила звук настолько, что пришлось прильнуть к динамикам. На экране появилась пустая комната обычного помещения для допросов  - белая коробка с двумя стульями и без стола, чтобы нельзя было скрыть язык телодвижений и жестов.
        Дверь в комнату открылась, и конвоир ввел Линча в оранжевей тюремной робе и наручниках. Линч мгновенно повалился на дальний стул, будто уже много раз проделывал это и знал, что будет дальше. Проведя немало часов в этой комнате, он также обнаружил камеру, вмонтированную в углу под самым потолком. Он помахал мне, после чего, скорее всего, забыл о камере и поднял руки в наручниках провести туда-обратно нижней губой по бородавке на тыльной стороне ладони  - точно так, как он это делал, когда мы выезжали с ним на место преступления. Когда Линч погрыз ее, он не показал, что ему больно.
        Я остановила запись и постаралась вглядеться в его лицо, так как на месте обнаружения Джессики у меня не было такой возможности. Вспомнились темные вьющиеся волосы, нос уточкой, очки в проволочной оправе. Сейчас я заметила другие детали. Его верхняя губа выдавалась вперед, дальше нижней челюсти. Судя по форме пальцев, он тонкокостный. Я вновь обратила внимание на ту покрытую струпьями бляшку на щеке, которая выглядела так, будто Линч ковырял ее, когда надоедало кусать бородавку. Заметно оттопыривались уши.
        Через несколько минут в комнату вошли Коулмен и Макс Койот. Их я видеть не могла, но Линч поздоровался с обоими. Я услышала скрип другого стула на кафельном полу, когда на него садилась Коулмен лицом к Линчу. Макс, наверное, стоял, прислонясь к стене у двери,  - обычная его поза. Линч чуть привстал, чтобы изобразить легкий поклон, проявив уважение, и не напугать движением Коулмен, и вновь опустился на стул. Он оставался один в фокусе камеры в течение допроса, но я представила Макса и Лауру сидящих там, оба в маленьких очках с тонкой оправой, напоминающих преподавателей общественных наук на конференции.
        Линч поднял руку показать размазанную кровь. Зачем он сделал это? Чтобы создать впечатление, будто может отчасти манипулировать своими поработителями?
        Я услышала, как Макс открыл дверь, что-то сказал стоящему за ней конвоиру и вернулся с салфеткой. На короткое мгновение показался перед камерой, пока протягивал салфетку Линчу, а затем отступил к своему месту у двери. Линч промокнул бородавку и скатал «Клинекс» в кулаке, кровь больше не выступала. Когда с этим было покончено, Коулмен заговорила.
        Коулмен. Флойд, доброе утро.
        Линч. Доброе утро, агент Коулмен.
        Коулмен. Вы хорошо спали?
        Линч. Неплохо. Моя камера больше, чем спальный модуль в моем тягаче. Хотите, еще кое-что скажу?
        Коулмен. Что же?
        Линч. Я тут размышлял… Разговор с вами заставил меня много думать, и я прикинул… наверное, я наболтался с вами больше, чем с кем-либо в жизни.
        Коулмен. Почему вы так считаете?
        Линч. Не любитель я трепаться.
        Коулмен. А с девушками вы много разговаривали, Линч?
        Линч. Нет, не особо. Я не хотел, чтобы они болтали помногу. (Прикрывает глаза и кончиками пальцев делает круговые движения на своих бедрах. Он как будто заблудился в воспоминаниях. Из-за наручников обе его руки двигаются синхронно.)Я от них никогда ничего хорошего не слышал.
        Коулмен. Флойд, пожалуйста, откройте глаза. (Он открывает, но смотрит чуть вправо от себя, на лице мечтательное выражение.)Флойд, поэтому вы переключились на секс с мертвыми девушками? Потому что они не разговаривают?
        Линч. Я думал, мы об этом уже перетерли.
        Коулмен. Скажите еще раз.
        Линч (сначала как будто решил поартачиться, но уступил). Ладно. Когда я понял, что у меня в машине агент ФБР…
        Коулмен (прерывая). В вашей машине, не в грузовике.
        Линч. Верно. Как я уже говорил вам раньше, я парковал свой грузовик где-нибудь на обочине, а девушек подсаживал в арендованную легковушку. Затем тащил их к себе в спальный модуль и бросал машину. Но эта меня напугала, особенно когда я обнаружил, что на ней прослушка.
        Коулмен. Как вы это выяснили?
        Линч (пауза). Всего не припомню. Это же было семь лет назад, в курсе? (Пауза.)Нет, постойте, кое-что всплыло. Как только она села в машину, я залепил ей скотчем рот, склеил запястья и подрезал лодыжку. Она боролась со мной, но я ее удивил. Понимаете, она думала, что я женщина.
        Коулмен. Как это?
        Линч. У меня был парик и шмотки. И я говорил тонким голосом.
        Коулмен. Вы можете сейчас повторить это?
        Я остановила воспроизведение и сделала пометку: «Провести сравнительную экспертизу голосов на предмет совпадения того, что у нас есть в материалах вечера, когда привезли Джессику». Это уже кое-что. Вот только недостаточно убедительно, чтобы заставить Моррисона пересмотреть дело, не говоря уже о том, чтобы заставить Линча отказаться от признания. Я запустила видео.
        Линч. Я заметил, что она на самом деле не слушает свои наушники, и понял: у нее прослушка. Догадался, что она подсадная. Тогда-то я и придумал включить музыку на CD и оставить ее играть. Сбить с толку тех, кто «вел» девку.
        Коулмен. И вы даже помните музыку, которая была на том CD?
        Линч (закатывает глаза и смеется). Ну! Кейт Смит.
        Палец нажал на паузу. Я забыла. Это был еще один из тех фактов, которые мы никогда не придавали гласности. Пока это видео не склонило меня к мнению о ложном признании. Я снова кликнула «Воспроизведение».
        Коулмен. Почему же вы слушали именно Кейт Смит?
        Линч (тихо смеется). Она напоминает мне мою мать. В итоге мне тогда повезло, они не сразу поняли, что к чему, а может, были слишком далеко или еще что…
        Коулмен. Кажется, вы мне уже говорили, но когда вам впервые пришла в голову идея делать мумии?
        Линч (Пауза. Он смотрит на нее, моргая). Не могу вспомнить.
        Коулмен. Постарайтесь. Между убийством Джессики и телом, которое мы обнаружили в вашем грузовике, интервал в семь лет.
        Линч (пауза). Я возвращался к машине снова и снова и мастурбировал на тело. Мне нравилось. Я понял, что это мне так же по душе, как и убивать. (Он замолчал. Большими пальцами делает быстрые круговые движения по поверхности бедер.)А немного погодя тело высохло, и я начал подумывать, как это круто будет  - иметь кого-то при себе постоянно, не надо будет ездить в гору и рисковать, что тебя поймают. Я экспериментировал на животных и всякой дряни.
        Коулмен. Понимаю.
        Линч. Неужели, агент Коулмен? (Нахмурившись, он грустно смотрит на нее, щурит глаза, большие пальцы еще быстрее двигаются по бедрам.)Нет, агент Коулмен, вижу по вашему лицу. Вы меня за больного держите.
        Коулмен. Флойд, оценивать, больны вы или нет, не моя работа.
        Линч. Но я хочу, чтобы вы поняли. Я такой же, как все.
        Коулмен. Почему вам надо, чтобы я это поняла?
        Линч. Секс и смерть. То, что нравится всем,  - они как макароны с сыром.
        Коулмен (пауза). Я не совсем…
        Линч (перебивая). Зуб даю, вы любите эти вампирские сериалы, что, нет?
        Коулмен (пауза). Нет, я…
        На этом месте я поежилась. Коулмен проявила неуверенность. Она теряла контроль над ходом допроса, и я почувствовала, что переживаю за нее.
        Линч. Недавно смотрел фильм, там девушки-зомби танцевали голышом в кабаке, а потом слопали парней. Наверняка этот фильм собрал много денег.
        Коулмен. Флойд, давайте вернемся к…
        Его глаза снова закрываются, голова откидывается назад. Дыхание учащается. Он говорит мягко, верхняя губа выпячивается вперед с каждым словом.
        Линч. Парни стоят в очереди, чтобы быть разорванными на части… потому что хотят секса с мертвыми девчонками.
        Коулмен. Флойд. Остановитесь.
        Макс (входит в зону захвата камеры, идет к Линчу). Флойд.
        Коулмен. Помощник Койот, все в порядке. Флойд, посмотрите на меня.
        Линч (глаза по-прежнему закрыты, но веки дрожат, голос становится хриплым). Вы же считаете, что я не такой, как все. Вы думаете, я извращенец. Вы думаете, это что-то вроде шоу извращенцев.
        Коулмен. Флойд, посмотрите на меня.
        Линч. Нет. (Открывает глаза. В его взгляде нет ничего от той искусной снисходительности, которую он до этого демонстрировал.)Нет. Это вы посмотрите на меня.
        Он раздвигает колени, чтобы показать камере небольшое пятно в паху на штанах, более темного оттенка, чем их оранжевый цвет. Макс снова выдвинулся в поле захвата камеры. Дальнейшие отрывки диалога накладываются один на другой, все говорят разом.
        Макс. Вы омерзительный кретин.
        Линч (игнорируя Макса, буквально пришпиливая взглядом Коулмен). Ну-ка, что видите, агент Коулмен?
        Коулмен. Помощник Койот, все в порядке. Все хорошо.
        Линч. Так что вы видите, а? Это, по-вашему, извращение?
        Долгая пауза. Линч продолжает смотреть в направлении Коулмен, его тело обмякло, он выглядел не истощенным, а скорее грустным. Могу представить, каково Коулмен сидеть напротив него, держать себя в руках. Линч поднимает руку к своему лицу и водит по бляшке ногтями вверх-вниз. Макс снова убрался из поля зрения, но, по-моему, он теперь стоит ближе к Коулмен. Напряжение в комнате едва ли не осязаемо.
        Коулмен (прочистив горло). Сейчас мы прервемся. Вас отведут помыться.
        Линч. Непременно.
        Мне тоже не помешает перерыв. Я шумно выдохнула, только в этот момент обратив внимание, что удерживала дыхание. Не важно, сколько раз ты видел таких тварей живьем: каждый раз они заставляют тебя волноваться. А иногда  - нет, и это еще хуже.
        Скрип стула Коулмен, когда она поднимается.
        Коулмен. О, еще одно, пока не забыла. Уши, которые вы отрезали. Они… как трофей, сувенир?
        Линч. Ну… можно и так сказать.
        Коулмен. Согласно результатам медэкспертизы, вы отрезали их постмортем.
        Линч (рассеянно). Типа того…
        Коулмен. Это означает после смерти.
        Линч. Да знаю. Я много читал Джеффри Дивера.
        Коулмен. Где они?
        Линч. Что  - где?
        Коулмен. Уши. Что вы сделали с ушами?
        Долгая пауза. Линч словно отталкивает от себя нечто невидимое.
        Линч. Я… Я их выбросил.
        Коулмен (пауза). Куда вы их выбросили?
        Линч (Пауза. Ему надо подумать, и в этот раз он задумался крепко. Голос его поднялся на пол-октавы.). Не знаю, в мусорный бак, где-то… Да какая разница?
        Коулмен. Просто вы знаете так много деталей, больше даже, чем известно нам,  - например, где находятся тела. Вы знаете об открытках, которые посылались после смерти Джессики, и о песнях Кейт Смит на CD, и вы в курсе, что жертвам отрезали уши. Такое впечатление, что для вас было важно помнить эту деталь.
        Пока Линч слушает логику Коулмен, лицо выдает его. Он не отвечает.
        Коулмен. Флойд, что-то не так? Вы боитесь, если скажете что-то не так, то все же получите смертный приговор? Этого не случится, я вам обещаю.
        Линч. Я очень хочу п?сать. Уже не могу терпеть.
        Впервые за двадцать четыре часа я подумала о чем-то, кроме совершённого убийства. Я скопировала запись, пересмотрела ее. Три раза. Считала паузы: одна, две… более трех секунд каждая. Смогла сделать стоп-кадр точнехонько в тот момент, когда Коулмен спросила Линча, что он делал с ушами. Ведь именно для этого она дала запись мне, чтобы я могла увидеть и рассудить сама. Зрачки глаз Линча расширились, а взгляд скользнул влево и вниз. Челюсть отвисла. Но даже не будь у меня этих признаков, я была уверена: он лжет.
        Более того. Когда он побледнел, бляшка на его щеке потемнела. Лицо исказила паника. И после того как Коулмен подчеркнула, насколько важно знать местонахождение ушей, панику на лице сменил… страх.
        Копию видео и сравнительную характеристику я отправила Зигмунду Вайсу.
        Глава 17
        Последующие поколения, возможно, придумают более язвительные термины, но шокирующая всех идея какое-то время существовала. Я о том, что доктор Дэвид Вайс, Министерство юстиции, доктор психологических наук, также известный по кличке Зигмунд, а коротко Зиг, и я как-то дружески потрахались. Ну хорошо, дважды. Ладно, трижды, если посчитать мою «отвальную», на которой мы так накачались, что не преуспели даже в раздевании.
        Первый секс с Зигмундом у нас случился, когда Пол бросил меня. Второй  - ближе к концу моей карьеры, после того как я застрелила подозреваемого. Тогда я не могла вспомнить себя настоящую, и эта ночь нужна была, чтобы воссоединиться с собой.
        А еще Вайс был умнее, и мне всегда это нравилось. Люблю проводить время с людьми, которые вынуждают меня делать умственные «скачки», дабы не отставать от них.
        Я сомневалась, выходить ли замуж за Перфессера, потому что он напоминал мне Зигмунда.
        Время на Восточном побережье, где жил Зигмунд, на три часа опережало наше, но это вовсе не значит, что он вот-вот позвонит. Он любил повторять, что живет по какому-то древнему правилу: «У смертных задние мысли  - самые мудрые». Зигмунд посмотрит видео и подумает, и снова посмотрит, и еще раз подумает, прежде чем позвонить.
        В ожидании я решила убить время. Достала из холодильника упаковку мясного фарша и смешала его с яйцом, панировочными сухарями и соусом чили. Мясной рулет был частью моего чередующегося прейскуранта из семи блюд, которые я могла приготовить, включая цыпленка «шейк-н-бейк», жареную рыбу, запеченную свиную отбивную с добавлением во все это небольшого количества соуса барбекю. Я давно подумывала о покупке гриля.
        Пока я месила и била кулаками смесь, вспоминала лицо Флойда Линча. Я слепила из нее маленький «футбольный мяч» и убрала в холодильник на потом.
        Зигмунд до сих пор не позвонил. Я запустила компьютер и вызвала его по «Скайпу».
        - Смело пользуемся новейшей технологией,  - отозвался он, откидываясь на спинку кресла в своем кабинете. Зиг бросил на меня быстрый и внимательный взгляд. Я не пыталась спрятаться от него, не знала как, хотя надеялась, что ничем не выдам свое состояние после вчерашнего убийства.  - Стингер, похоже, ты не закоренелый луддит, за которого я тебя принимал.
        - Потому что я в детстве не спала с тостером, как ты?
        - Стингер добродушно подшучивает. Она обычно так делает, когда у нее стресс.
        - Да ладно, шутка про тостер смешная. Ты всегда ревновал, потому что шуток не понимаешь.
        - А ты за своими шутками прячешься.  - Он снова подался к экрану, словно так ему было удобнее меня разглядывать.  - Это выдает тебя. Покажи-ка свои кутикулы.
        Я выставила вверх средние пальцы рук  - пальцы, которыми в последнее время не работала. Он снова откинулся на спинку с начальственным видом.
        - Посмотрел я видео, что ты прислала. Такой сюрприз…  - Однако удивленным он не выглядел.
        - Когда Коулмен спросила Линча, что он сделал с ушами, он помедлил. Знакома тебе пауза такого рода?
        - Знакома. Продолжительная пауза.
        - Я засекла: три с половиной секунды. А потом он заявил, что уши выбросил.
        - Вот только выражение его лица не соответствовало заявлению о том, что он запросто взял и выбросил уши на помойку. На лице определенно была паника. Он вдруг испугался, что мы узнаем, что это не его рук дело. То ли он не в курсе, где они, то ли боится говорить нам, поскольку тот, у кого уши,  - настоящий убийца. «Quod erat demonstrandum»,  - сказал Зигмунд, что условно означало «все очевидно, и разговор об этом становится мне скучным». В общем, не твой это человек.
        Мы оба знали, что ни один киллер, который совершает такое страшное деяние, как убийство с повторяющимся конкретным ритуалом, и затем забирает что-то от жертвы, чтобы впоследствии оживить удовольствие, никогда не выбросит свои «сувениры» на помойку. Не говоря уже о том, что забудет, где их выкинул. Вспомнить хотя бы Дамера и части тел в его холодильнике. Или королевские регалии в Тауэре. Либо Линч не в курсе, где хранятся бесценные уши, либо не может сказать, где они, боясь того, кого это изобличит.
        - Ты так же уверен, как я?
        - Более того. Он никогда не забудет, где уши, если знает. Стингер, а тебе очень важно их найти. Они у убийцы. И я считаю, это пугает мистера Линча больше, чем смертный приговор. Но выражения на лице, разумеется, недостаточно. Тебе нужны улики.
        Вот тут-то и была загвоздка.
        - Нет здесь никакого «мне». Официально я даже подойти к Линчу не имею права и не хочу тем самым ломать дело, которым занимается Коулмен, и она, между прочим, наткнулась на противодействие. Коулмен пыталась рассказать Хьюзу о своих сомнениях, но даже государственный защитник Линча втянулся в эту групповую мастурбацию на поимку убийцы «Шоссе-66».
        - Хватка Моррисона. Ему это дело позарез нужно для мемуаров, когда выйдет на пенсию. Ответ я тебе пришлю отсюда.
        - Чудесно. Просто это прибавит проблем Коулмен.
        - Это ведь ты сказала, что у меня еще есть связи.
        - Пока не стоит. Я попробую и, если понадобится помощь, дам тебе знать.
        - Им надо начинать все сначала. В признании Линча появятся дыры еще большие, чем боязнь указать вам местонахождение ушей. Кто еще в списке?
        - Жены и детей у него нет. Коулмен хочет, чтобы я съездила с ней проведать отца Линча, который живет на востоке города, пообщаться…
        - Они до сих пор этого не сделали?
        - Ага. Что ты думаешь насчет проведения сравнительной экспертизы? Сравнить тот кусок, где Флойд говорит как женщина, с записями прослушки Джессики?
        - Не повредит. Я устрою это в здешней лаборатории. Также надо, чтобы они еще раз спросили мистера Флойда Линча о другом теле, обнаруженном в машине,  - женщины, которую он назвал «плечевой». Когда он рассказывал о ней, то запинался и мямлил.
        - «Они», «они». По сути-то, Коулмен да я, причем мои возможности ограничены тем, что я не у дел.
        - Ты слышала о «NamUs»?  - спросил он.
        - Немного. Идентификационная база данных. Ее разрабатывали примерно в то время, когда я уходила.
        - К сайту с базой имеют доступ гражданские, любой может добавлять в нее информацию  - без авторизации.
        Я сделала пометку в блокноте: выяснить, что известно о проститутке, и сверить с данными на сайте.
        - Помнишь открытки?  - спросила я.
        Вайс дернул головой и махнул рукой: мол, само собой.
        - Зак продолжает их получать. Он показал мне еще с полдюжины новых, пришедших с тех пор, как он перестал пересылать их нам. Сказал, они несут ему утешение, позволяя воображать, будто их шлет Джессика.
        - Нет.  - На долю секунды глаза Зигмунда сузились, и по его лицу прокатилась редкая для него гримаса отвращения, но настолько неуловимая, что я, наверное, единственная в мире, кто смог бы распознать ее. Зигмунд отвернулся от экрана.  - Мы должны найти этого ублюдка,  - пробормотал он куда-то в сторону окна кабинета. Сквернословие тоже было для него редкостью. Затем он взял себя в руки и взглянул на экран почти бесстрастно.  - Им следует снова допросить Флойда Линча на основании предположений о ложном признании и выяснить, где и как он получил информацию.
        Зигмунду не было нужды напоминать о вероятности самооговора. Более тридцати человек признались в знаменитом убийстве Черного Георгина в Лос-Анджелесе. Некоторые ложные признания были получены под давлением с целью закрыть дело, но были и признания иного рода  - добровольные. Зигмунд думал о «мотивации известности»  - о жаждущих славы: Генри Ли Лукас, сознавшийся в шести сотнях убийств, хотя имелась только одна улика в трех из них; Джон Марк Карр, сознавшийся в убийстве Йона Бенета Рэмси, хотя его ДНК не совпадала с ДНК с места преступления и не нашлось ни одного документа, свидетельствующего о том, что он хоть раз бывал в Колорадо, где произошло убийство.
        Роберт Чарльз Браун.
        Лаверн Павлинак.
        Эти двое были настолько убедительны, что их отправили за решетку до тех пор, пока не нашли реального преступника. Список длинный.
        В деле Линча все как будто гораздо проще  - на первый взгляд. Очевидные доказательства его вины вкупе с тем, что можно посчитать за «одержимость» убийствами «Шоссе-66». А еще отсутствие доказательной поддержки у общественного защитника и угроза смертного приговора. С таким набором, казалось бы, признание  - наилучший выбор.
        Можно предположить, что Флойд Линч убил женщину, найденную в его грузовике, или нашел ее уже мертвой, как утверждал вначале. Или он «фанател» убийствами «Шоссе-66», а когда его приперли к стене, решил взять ответственность на себя.
        И  - вуаля. Придурок отправляется в тюрьму, а выродок остается на свободе.
        Однако главное отличие этого дела и главная загвоздка: каким образом Флойд Линч узнал подробности, скрытые от общественности? Если исключить невероятное совпадение, что кто-то внутри аппарата Бюро сообщил детали ему, остается лишь одно. Он знает убийцу.
        - С момента последнего убийства минуло полных семь лет,  - сказала я в надежде, что Зигмунд поддержит меня.
        - Ну, с того убийства, о котором мы знаем,  - возразил Зиг.  - Он мог просто поменять место совершения преступления и способ, и не исключено, что в данный момент планирует следующее убийство. Или же на время затаился, как Грим Слипер.
        Ему пришлось напомнить мне о парне из Калифорнии, прозванном так за то, что убил первую половину своих жертв в середине восьмидесятых, затем после длительного перерыва, начиная с 2002 года,  - вторую. Я застонала.
        - Не отнекивайся! Ты ведь уже прокрутила в голове этот вариант! Кроме того, киллер «Шоссе-66» отлично владеет собой. Он мог выжидать ровно год, прежде чем снова убить. Откровенно говоря, это еще один пункт против того, что Линч  - убийца: я не вижу в нем человека, обладающего самоконтролем.  - Зигмунд взял со стола какую-то папку (мне подумалось, что в ней сравнительная характеристика, подготовленная Коулмен) и с непроницаемым выражением уставился на нее.  - Что, интересно, думает реальный убийца насчет этого маленького человека, который узурпировал его славу? Это или загонит маньяка глубже в нору, или вдохновит его вновь насладиться славой. Стингер, езжай к Коулмен.
        Он был прав: именно об этом я и думала.
        - Спасибо тебе за помощь.  - Я перестала ковырять заусеницу, едва удерживаясь от желания поведать Зигу о настоящей помощи, в которой сейчас нуждалась.  - Зигмунд?
        - Как видишь, я все еще здесь.
        - Может так быть, что кто-то, кого мы посадили, освободился условно-досрочно, а нас не уведомили?
        Он подумал и ответил:
        - Нет, они никогда не забывают сообщать нам. А что?
        - Да так. Просто думаю.
        Я полагала, Зигмунд первым из нас закончит разговор, но он так не сделал.
        - А теперь о том, чего я не знаю,  - сказал он.  - Ты не такая, какой была, когда я приезжал к вам.
        - То есть?
        - Могу сказать, что ты порядком встревожена и дышишь чаще, чем обычно, как будто работает одно легкое. Тебя так крепко расстроила вероятность того, что Линч не убийца? Чувствуешь свою вину?
        Нет, у меня проблемы с мертвым парнем, который, полагаю, каким-то образом связан со всем, о чем мы только что переговорили. Я так страстно хотела рассказать об этом Зигмунду, что чувствовала, как во рту уже формируются слова, и пришлось крепко сжать зубы, чтобы не дать им вырваться. В Зигмунде было нечто такое, что просто вынуждало тебя сознаться и покончить с неопределенностью. И потом он может помочь мне выяснить, кто охотится на меня.
        Вместо того чтобы сдаться, я неожиданно для себя изобразила жалкую пародию на небрежное пожатие плечами и хлопание ресницами.
        - Нет, знаешь, кроме ощущения, что мне крепко заморочила голову вся эта ситуация, и закипающей ненависти при мысли о необходимости рассказать Заку, что убийца его дочери все еще гуляет на свободе,  - ничего. Ничего такого…
        Глава 18
        Втиснутый между горными грядами в центре пустыни Соноран, регион Тусона напоминал широкую реку из мостовых и зданий. Соноран  - величайшая и, возможно, единственная местность в мире, где растут кактусы сагуаро. Название произносится как «суарро», и это такой тип кактуса, вид которого в первую очередь приходит в голову, когда слышишь слово «кактус»,  - здешний ландшафт утыкан этими гигантскими Гамби.
        Сейчас пустыня почти вся бежевая  - скалы да песок. Лишь самые крепкие растения выживают здесь, и я думаю, раз уж кактус выдерживает такое, значит, и мне по силам. Люблю суровость места, которое может убить тебя  - горящими ли кустарниками, или дегидратацией  - или утопить в ливневом паводке. Рядом с пустыней я чувствую себя доброй и ласковой.
        В отличие от Тусона, местность вокруг Бенсона, что примерно в часе езды от границы города на восток и чуть выше, оживляется менее чахлого вида растительностью с чередованием яблоневых, персиковых и ореховых садов. В Бенсоне почти половину жилья составляют домики на колесах и сборные  - их алюминиевые «юбки» прячут отсутствие фундаментов, как скромная библиотекарша колени.
        Как и предложила Коулмен, я встретила ее на парковке у одного из нескольких небоскребов в центре Тусона  - двенадцатиэтажного здания, где на шестом расположилось ФБР. Она сидела в машине и смотрела на наручные часы, когда я подъехала и остановилась рядом с ней.
        Я не смогла заставить себя извиниться за опоздание на четырнадцать минут. К тому же в этот момент она переключила свой «приус» на тягу от электродвигателя и машина набирала ход. Приняв мой совет облачиться в менее пугающий наряд, она надела черные слаксы и белую льняную блузку с коротким рукавом. Видимо, это было настолько неофициально, насколько вообще могла придумать Коулмен. Я выключила радио, надрывавшееся песней в исполнении одной из этих одинаково звучащих девушек.
        - Мешает?  - спросила Коулмен.
        - Уже нет. Пусть будет тихо, пожалуйста… Ненавижу музыку.
        Коулмен приняла это во внимание и, пока «приус» набирал обороты до разрешенной скорости на восток по I-10, с пристрастием допрашивала меня о моей реакции на видео. Она едва не закукарекала от радости, когда я сообщила, что не только просмотрела отрывок «про уши», но и переправила его Зигу Вайсу, с которым мы сошлись во мнении.
        - Значит, вы оба считаете это крайне подозрительным,  - заключила она.
        - Так и есть.  - Я повторила слова Вайса о том, что следует вновь допросить Флойда с допущением о фальшивости его признания.  - И все же необходимы улики. Нужны большие дыры в его истории.  - Я улыбнулась своей мысли.  - Мы должны предъявить Линчу неоспоримое доказательство его невиновности.
        Довольная тем, что Зигмунд и я пока на ее стороне, Коулмен остаток пути провела в кратком брифинге о том, что она знает о Уилбуре и Майкле Линчах, отце и брате Флойда соответственно.
        - Уилбур работает?
        - На инвалидности.
        - Майкл живет дома?
        - Да.
        - Работа есть?
        - Начинал учиться на фельдшера, но не знаю, закончил ли.
        - Мать?
        - Неизвестна.
        - О приезде предупредили?
        - Угу.
        - Сопротивлялся?
        - Не особо.
        И так далее, вперемешку с моими мыслями о Линче, о мертвом парне в старом русле и о том, поможет ли эта встреча найти связь между ними.
        На Пало-Верде-драйв Коулмен повернула направо к стоянке для трейлеров, где я попросила ее оставить машину чуть в сторонке, и мы зашагали к дому детства Флойда Линча. Слой грязи покрывал окна и крышу его обиталища, грязный мотоцикл с толстыми шинами привалился к стене, и обтрепанный зонтик с выцветшими бело-голубыми полосами торчал над ржавым садовым столиком.
        Из-за сетчатой двери с ружьем в руках появился Уилбур Линч. Приглашать нас войти он не торопился. Высокий и сухой, с жилистым телом, он напоминал ковбоя и выглядел много моложе своих шестидесяти трех. Однако лицо его было изрезано морщинами  - от низкой на протяжении всей жизни влажности пустыни и сигарет «Кэмел», одна из которых, как влитая, сидела в ложбинке его нижней губы, похожей на рубец от сделанной в домашних условиях операции по удалению злокачественной опухоли.
        Коулмен показала свой именной жетон, а я положила руку на свою сумочку, будто жетон у меня там и готов к предъявлению.
        - Агент Коулмен,  - представилась Лаура.  - А это…
        Я было собралась перебить ее, но, слегка ошарашенный моей маскировкой  - распущенные волосы и солнцезащитные в пол-лица очки а-ля Джеки Кеннеди,  - Линч сделал это за меня.
        - Вы не похожи на агента ФБР,  - сказал он, объясняя ружье в руках.
        Глубоко в душе я с ним не согласилась: сама-то я точно подумала бы, что Коулмен вылитая агент ФБР, даже если б она не была им. Та скосила на меня быстрый взгляд, как бы говоря: «Надо было надеть черный костюм».
        - Все думал-гадал, когда же приедете,  - усмехнулся Уилбур, присаживаясь на ржавый стул у такого же ржавого столика под зонтом и показывая нам на два других.  - Сразу, как поймали его, думал, завалитесь все сюда повидать меня. Думал, в новости попаду.  - Он говорил медленно, растягивая слова, как бы с ленцой, но не спускал с нас глаз, будто хотел убедиться, что мы заметили, как ему плевать на все.
        Он вынул остаток сигареты, положил окурок на стол и небрежно смахнул пепел ребром ладони.
        - Сожалею о вашем сыне,  - произнесла Коулмен, не вдаваясь в детали своей роли в задержании Флойда.
        Он улыбнулся и вытащил пачку сигарет из кармана рубашки:
        - Ну и молодец. Хорошо хоть кому-то жаль.
        Линч щелкнул пальцем по пачке, выпали две сигареты, и одну он предложил нам чересчур плавным жестом: он явно сдерживал дрожание рук. Мы отказались, и он закурил.
        Как только Линч ловко приспособил сигарету в «лунку» на губе, Коулмен спросила:
        - Расценивать ли эти слова как то, что ваши отношения с Флойдом не были хорошими?
        - Можно и так сказать.
        Я уловила небрежность в его тоне.
        - Он же вырос здесь, верно? Ходил в школу, дружил с кем-то?
        - Пожалуй. Он всегда держался особняком, читал много. От книг было не оторвать.  - Верхняя губа Линча заметно оттопырилась вверх на звуке «р», как будто чтение стало первым шагом сына по дороге к убийству на сексуальной почве.  - Сознался, значит… Только тело мне не присылайте.  - Он выдал звук «хе-хе», который, наверное, надо было расценивать как смешок.
        - Дело в том, мистер Линч, и это, возможно, утешит вас: мы здесь потому, что считаем, что Флойд не совершал преступлений, в которых сознался,  - объяснила Коулмен.
        Линч слегка отвернулся от нас и остановил взгляд на высокой траве, прикрывавшей бок трейлера. Он мало напоминал человека, когда-либо нуждавшегося в утешении.
        - А еще попытаться прояснить несколько оставшихся вопросов,  - добавила я.  - Как по-вашему, существует ли причина, вынуждающая Флойда брать на себя вину за то, чего он не совершал?
        - Нет.  - Линч резко затянулся, дернув головой, будто без нее легким не хватало силы втянуть весь дым, который ему требовался.  - Потому что я думаю, что это сделал он,  - сказал он после того, как выпустил дым.  - В этом мальчишке всегда сидела ненависть.
        - Ненависть?  - переспросила я.
        - Семя зла, так это, кажется, зовется. Послушайте, не знаю, что вы ждали от меня. Может, кому-то и стыдно оттого, что его сын  - серийный убийца. Вы хотели видеть, как я заламываю руки и рыдаю? Тогда вот что я вам скажу. Я радовался, когда он наконец ушел из дома и мне не надо было беспокоиться, что он убьет кого-нибудь поблизости.  - Линч замолчал, словно прислушиваясь к эху своих слов, снова выдал смешок «хе-хе» и посмотрел на нас, будто приглашая тоже посмеяться.
        Ни я, ни Коулмен не нашли в себе сил ответить ему тем же.
        - Когда вы последний раз видели Флойда?  - задала вопрос Коулмен.
        - Он купил себе грузовик года четыре назад. Приезжал нам показать.
        - Ваша жена была жива тогда?
        - Нет. А что вы хотите пришить ему взамен?  - Линч засмеялся, на этот раз громче, но уже не так весело.
        - Что вы можете сказать о грузовике Флойда? Он пускал вас внутрь, показывал, что там и как?
        - Внутрь не залезал. Но хотелось. Это вам не хухры-мухры, если парень может позволить себе купить тягач. Думал, перестану гадать, когда нарисуется кто-нибудь из вас с вопросами о нем, хе-хе.
        Теперь я поняла, что смехом он прикрывал, и может всегда так делал, страхи, в которых не желал признаваться. И поэтому арест Флойда для него  - в каком-то смысле избавление: он с нетерпением ждал момента, когда сын уйдет из его жизни.
        Четыре года назад Флойд Линч купил грузовик. Я подсчитала в уме и сделала вывод, что к тому времени Линча уже стали утомлять походы в гору к телу Джессики. Отчасти, возможно, это послужило мотивацией для покупки собственного тягача: хранить тело в своем грузовике удобнее.
        - Он приезжал к вам просто показать грузовик? Только за этим?
        Линч на мгновение задумался.
        - Говорил, как успешен, как зарабатывает кучу денег.
        - Что-нибудь еще о своей жизни он рассказывал?
        Взгляд Линча на секунду застыл.
        - Кое-что.  - Похоже, он и сам не понял, что произнес это вслух.
        - Что именно?
        С удивлением на лице, будто только что увидел нас здесь, Линч продолжил:
        - Попросил меня сохранить коробку.
        - Коробка еще у вас?  - спросила Коулмен чуть более нетерпеливо, чем стоило, и я надеялась, что Линч не заметит.
        - Да я о ней вот только сейчас вспомнил.
        - Мы можем на нее взглянуть?
        - Он сказал, что там просто книжки.
        - И все же мы бы хотели посмотреть, если вы не против…
        Он подумал. Может, решал, что выгоднее  - дать добро или отказать.
        - Пойду посмотрю, здесь ли она еще.  - Линч поднялся со стула и молча направился к трейлеру, наверное удивляясь самому себе.
        - Вы позволите нам пройти с вами?  - задержала его Коулмен.
        Он не сказал «нет», и мы последовали за ним.
        Выражение «мерзость запустения» придумали для интерьера трейлера: три метра в ширину и шесть  - в длину. За долгое время пыль нашла путь и сюда, перемешалась с маслом для волос и набилась в патину на спинке потертого дивана. На сморщившемся деревянном шпоне кофейного столика темнели пересекающиеся кольца от несчетного количества алюминиевых банок. Из кухонного отсека воняло так, будто он вот-вот вспыхнет.
        Линч провел нас в спальню, где рев оконного кондиционера гостиной был тише. Глазированные пустынным песком, окна вызвали у меня ощущение замурованности.
        - До отъезда он жил в этой комнате вместе со своим братом,  - пояснил Линч.
        Едва ли не единственной вещью в помещении являлся матрас, тесноватый, наверное, для двух подраставших мальчишек. И матрас, и простыня были одинакового оттенка серого цвета. Угол с небольшой кучкой одежды служил, по-видимому, гардеробной. Еще здесь высилась пирамида из пяти коробок, едва не упиравшаяся в низкий потолок в дальнем углу, каждая последующая мельче предыдущей. Пустая бутылка из-под пинты «Джека» покоилась на узком уступе самой большой коробки  - нижней.
        Линч снял коробки и заглянул в каждую, затем передал их Коулмен, которая храбро вновь составила их в стопку в другом углу комнаты. Когда мы добрались до последней коробки, пришлось стать на колени. Она была запечатана.
        Может, там стеклянная банка с завинчивающейся крышкой: уши в спирте. Или герметично запаянные в пластиковом мешке. Или, по крайней мере, нечто, связывающее Линча-младшего с человеком, пытавшимся меня убить.
        Линч-старший как будто ненадолго задумался, стоит ли открывать коробку или, по крайней мере, делать это на наших глазах, но потом достал из правого заднего кармана джинсов швейцарский армейский нож. Раскрыл его, аккуратно прорезал одну полоску упаковочной ленты и поднял картонные клапаны коробки. Он явно не собирался просто так отдавать то, что могло представлять какую-то ценность.
        Коробка была набита не туго, так что Линч смог приподнять содержимое лезвием ножа. Мы все трое подались вперед и увидели несколько детективов и DVD-дисков с порнографией и триллерами.
        - Я же вам говорил  - он читатель,  - бросил Линч.
        Он копался в коробке лезвием ножа со смесью любопытства и сомнения, как человек, который не хочет совать голую руку в темную дыру. Он достал несколько предметов и выложил их на пол рядом с коробкой, а Коулмен и я наблюдали за тем, что он найдет и какой будет его реакция.
        Линч вытащил DVD с программой «Нэшнл джиографик» под названием «Выездная презентация мумий», прочитал обложку на тыльной стороне, держась по-прежнему так, словно был здесь один, и положил на пол рядом с коробкой. Затем вынул папку, открыл ее и полистал вырезки о серийных убийцах, распечатанные с компьютера. Я стояла прямо у него за спиной, и мне удалось прочесть несколько фамилий. Тед Банди, Маньяк Грин-Ривер, Джеффри Дамер, BTK-киллер, Сын Сэма, убийца Шоссе-66. Также описание окиси натрия, способ ее применения и как заказать по Интернету. А еще распечатка домашней страницы сайта, посвященного информации и дискуссиям о серийных убийцах. Явно не заинтересовавшись всем этим, Линч положил папку поверх видео и снова заглянул внутрь.
        Какой-то предмет на дне между книгами и стенкой коробки привлек внимание Линча, и он поддел его ножом, потянул наверх и застыл, разглядывая. Это был старый потрепанный собачий ошейник, коричневый с серебристыми заклепками и поводком на карабине.
        - Что-то не так?  - спросила я.
        - Да ошейник. Собака у меня была. Барки. Хороший пес. Мальчишки сказали, что он убежал, но, может, я подзабыл…
        Линч, похоже, пребывал в легком шоке. Он не выдал своего «хе-хе».
        - А Барки еще был у вас, когда Флойд приезжал на грузовике?  - мягко поинтересовалась я.
        Наконец он что-то вспомнил. Он сбросил маску осторожности, словно вплоть до этого момента пытался отрицать чудовищную реальность.
        - О черт!  - выдохнул он голосом очень старого человека, не в силах при виде этого артефакта скрыть унижение и боль, которые принес ему сын.
        Нас прервал звук каблуков, прозвеневших по металлическим ступеням, и треск распахнувшейся двери.
        - Эй, пап!  - Голос перекрыл рев кондиционера.  - Готов поохотиться на «мокрых спин»?
        - У нас гости,  - с колен крикнул в ответ Линч, быть может, чуть поспешно.
        Я быстро посмотрела на Коулмен: та поняла, почему я подсказала ей не парковаться рядом. Никогда не знаешь, что услышишь, спрятав машину от глаз подозреваемых или свидетелей.
        Человек, который перекричал кондиционер, резко остановился на пороге и уставился на нас.
        А я смотрела на Майкла Линча. Его прическа  - выбритые на затылке и по бокам волосы и участок подлиннее на макушке  - напоминала шляпку шампиньона. Во многом благодаря стрижке он выглядел глупо и в то же время пугающе, как человек, который никогда не перерастет свой воинственный дух. Я не уточнила, что брат Флойда имел в виду под «поохотиться на „мокрых спин“», но почувствовала, что наймом гастарбайтеров на ферму он вряд ли занимается.
        Майк перевел взгляд на отца, но спросил нас:
        - А вы что здесь делаете?
        - Они из ФБР,  - выговорил Линч тщательно и так многозначительно, как только мог, но по неизменившемуся выражению лица Майка было невозможно сказать, способен ли он складывать слова по слогам.  - И они не уверены, что Флойд убил тех девушек.
        Майкл зашагал назад по коридору, бросив на ходу и не оборачиваясь:
        - Давай, отец, мы теряем светлое время суток.
        - Эй, Флойд забирал с собой Барки?  - прокричал Линч сыну.
        Через грязное окно я посмотрела на двор, где Майкл отнюдь не прогулочным шагом переместился к грязному мотоциклу, оставленному на границе их участка. Линч поспешил за ним.
        Я подхватила коробку, прежде чем он успел подумать о продаже содержимого на e-Bay, и спросила:
        - Вы позволите нам забрать с собой коробку, мистер Линч? Вам, похоже, ничего из нее не нужно?
        - Мистер Линч, содержимое коробки вовсе не доказывает, что ваш сын  - серийный убийца,  - добавила Коулмен.
        Линч отвернулся и резко бросил:
        - Да просто прибейте его, и дело с концом.
        Видя, что мы теряем контроль над беседой, я жестко посмотрела на Коулмен. На нашу встречу санкций никто не давал, и надо было выжать из него максимум. Она остановила Линча и дала визитку, которую он, не разглядывая, сунул в карман рубашки.
        - Мистер Линч, не знаете ли вы о ком-либо, кто, возможно, был связан с вашим сыном на протяжении многих лет?
        - Точно сказать не могу.  - Он быстро пошел по коридору к гостиной, будто ему все равно, как долго мы собираемся тут сидеть.
        - Существует ли кто-то, кому выгодно признание вашего сына в совершении убийств «Шоссе-66»?  - заорала я ему в спину, когда он уже вышел из входной двери.  - Упоминал ли он в этой связи чье-нибудь имя?
        Однако голова Линча была занята другим. Широко расставив ноги, он, перекрикивая рев мотоцикла, вопил с неприкрытой яростью:
        - Нет, ты скажи, черт побери! Слезай со своего долбаного мотоцикла и колись: это Флойд убил моего пса?
        Когда мы сошли по расшатанным железным ступеням трейлера и очутились между орущим Линчем и ревущим мотором, я успела подойти поближе к отцу Флойда и снять свои темные очки. Я надеялась застать его врасплох и спросила так, что Коулмен не слышала:
        - Не упоминал ли он когда-нибудь имя Бриджид Куинн?
        Единственное, чего я добилась от Линча,  - это раздражения. Он сомкнул пальцы на моем предплечье, его лицо оказалось почти вплотную к моему. Он коснулся языком ложбинки на губе.
        - Это не моя вина,  - прорычал Линч, и мне почудилось, будто с несвежим дыханием изо рта его вылетают стыд и боль.  - Растишь ребенка, а он вдруг вырастает монстром, который не заслуживает права жить на этом свете. Что тогда делать, а? Зря не утопил маленького ублюдка, когда у меня был шанс.
        Глава 19
        Коулмен решительно завела автомобиль.
        - Черт, мы забыли спросить его, нравилась ли его жене Кейт Смит. Помните, Флойд говорил.
        - Интервью по учебнику встречаются только в учебниках,  - ответила я.  - Выпьем за Барки. Мир праху его.
        - Я никогда не утверждала, что Флойд славный малый. Вы знали, что он рассказывал о своих экспериментах с мумификацией животных?
        - Да, это есть на видео, что вы дали мне,  - но домашний питомец? Я имею в виду сексуальную привлекательность.
        - И тоже не тянет на высшую меру,  - сказала Коулмен. Она умело вывела свой «приус» из парка трейлеров на главную улицу Бенсона.  - Собираюсь заехать в «Бургер кинг», что мы видели по пути сюда, взять колы на обратную дорогу. Желаете что-нибудь еще?
        - Хочу. Не подъезжайте к окну, где можно получить еду, не выходя из автомобиля, припаркуйтесь так, чтобы я могла зайти внутрь и поп?сать. И пожалуйста, возьмите колу и мне.
        Мы обе сделали то, о чем мечтали, и вот снова по I-10 летим на запад, прихлебывая газировку. До Тусона примерно час езды, и Коулмен вдруг стала болтливой, как бывает с людьми в продолжительных автомобильных поездках после бесед с парой болванов. Своеобразный способ лишний разок убедиться, что ты входишь в число нормальных.
        - Как вы попали в Бюро?  - поинтересовалась она.
        Допивая колу, я пошуршала льдинками, чтобы размешать их с остатками газировки.
        - Я из семьи копов: папа и брат работали в городской полиции, сестра пошла в ЦРУ. А вы?
        - А я пришла в самый разгар работы по делу «Шоссе-66». Я, кстати, думаю, с вами погано обошлись тогда и… потом.  - («Потом», наверное, условное обозначение периода, когда я преподавала.)  - Всегда считала вас одной из лучших,  - добавила она.
        - Я еще не померла,  - отметила я. Пора было менять тему.  - Помимо фрагмента об ушах, видео допроса стоит того, чтобы смотреть целиком. Хорошая работа. Вы столько времени провели с этим парнем. Омерзительный тип, правда?
        - Не…  - Коулмен оборвала себя на полуслове, якобы решив прочистить горло.
        Я уже поняла, что она всегда держала что-то про запас и каждый раз начинала говорить с чего-то тривиального, например с вопроса, как я пришла в Бюро. Глядя вдаль перед собой, я сказала:
        - Коулмен, вы, возможно, слышали о том, что я за человек. Прежде всего, я не психиатр, да и для сеансов психотерапии у нас с вами времени нет, так что говорите-ка, что у вас на уме. Обещаю не визжать от смеха и не выкладывать в «Твиттере».
        Лаура глубоко вздохнула. Боковым зрением я увидела, как она покрепче сжала руль.
        - К допросам я готовилась: читала книги, например Дэвида Вайса. Прежде чем браться за них, я даже немного волновалась и твердила себе: «О, вот она я, планирую, так сказать, окунуться в разум чудовища». Самое жуткое, что этого так и не произошло. Как вы сказали, я предполагала «омерзительное». Но спустя некоторое время  - думаю, вскоре после того допроса, что вы видели,  - появилось ощущение, будто просто беседую с каким-то парнем, то есть с плохим парнем, но не с чудовищем в обличье человека.
        - А вы ожидали встречи с кем-то, кто заливается злобным смехом, подкручивая усы?
        - Разве он не должен быть хоть капельку похож на Чарльза Мэнсона?  - Коулмен наконец рассмеялась, и это позволило нам обеим расслабиться.  - Да-да, почти таким я его себе и представляла. Примерно так и вышло. Бриджид, он был слишком… Словом, один из нас. Жалкий придурок. Я не расстроилась, увидев, что он оказался человеком, но я ожидала чего-то иного.
        - Перейдем к главному. Флойд поймал вас на любви к вампирским фильмам  - как здорово в них сочетаются секс и любовь.
        - Нет,  - ответила она.
        - Да.
        - Ну хорошо, да.
        - Мы развращенная раса. До некоторой степени Линч прав. И с этим тоже можно согласиться.
        Я повернулась взглянуть на нее. Она втянула губы меж зубов, глаза сузились  - ее лицо будто закрывалось само по себе, защищаясь. Интересно, как она отреагирует, если сообщить о том, что я убила человека в старом русле? Я изобразила, будто втягиваю сырой воздух через шланг,  - пошутила, чтобы немного поднять настроение:
        - Люк. Переходи на темную сторону.  - На этот раз она не засмеялась, поэтому я сменила тон на более серьезный.  - Эй, Коулмен, на этот счет не беспокойтесь. От любви к «Сумеркам» до желания лакать чью-то кровь как до луны. В каждом из нас в какой-то момент просыпается серийный убийца. Потому что… потому что…  - Я легонько постучала костяшками пальцев по стеклу, чтобы убедиться, что она слушает меня, и чтобы подчеркнуть мысль.  - Именно это одна из вещей, которые помогут вам стать профи в своем деле настолько, что вы сама испугаетесь.
        - Только как узнать, что сопереживаешь кому-то не из-за киллера в тебе, а потому что он на самом деле не убийца?  - Коулмен вяло улыбнулась.
        - Вы об интуиции?  - (Она кивнула.)  - Я была там. Вы сами упоминали это на днях. Иногда так уверен в том, кто плохой парень, что спать не можешь, пока не докажешь, даже если на это уйдут десятилетия. Но порой все работает по-другому, вот как сейчас. Столько времени проведя с Линчем, вы в глубине души знали, что не он убийца. Мысль об этом не давала вам покоя. Именно она заставила вас спросить про уши, и благодаря ей вы обратили внимание на его реакцию, в то время как никто другой ее не заметил.  - (Коулмен снова кивнула.)  - Поэтому и повторю: следуйте своей интуиции. Только не говорите мужчинам, что это я так сказала.
        После этого Коулмен совсем присмирела. Может, размышляла, о чем бы нам побеседовать остаток пути. Думая, что она, возможно, не прочь продолжить разговор, я предложила перекусить в «Кантине Эмери». Она согласилась и, когда мы вернулись к офису Бюро, припарковала машину на свободном месте рядом с моей. Я сказала, что скоро вернусь, только загляну в отель к Заку.
        - Как он, держится?  - спросила Коулмен, внимательно оглядывая стоянку, будто искала кого-то или пыталась убедиться, что никто не видит нас.
        Я покачала головой:
        - Это я и собираюсь выяснить.
        - Вы сообщите ему, что признание Линча под сомнением?
        - Черт, разумеется, нет. Сейчас я не хочу ему ничего говорить, пока не буду уверена, что у нас есть веское доказательство фальшивости признания Линча. Нам надо найти вещественное доказательство, причем предъявить его Линчу так, чтобы он сказал правду. Пока мы этого не сделаем, Моррисону докладывать нечего.
        Коулмен чуть поморщилась:
        - Линч подписал признание сегодня утром, и слушание назначено на четверг.
        - Три дня на отречение от признания, прежде чем это попадет в новости и Моррисон будет выглядеть как еще больший придурок. Насколько помню, он ненавидит, когда его выставляют идиотом, но сам с завидной легкостью попадает в такие ситуации.
        - И несмотря на то что вы советовали следовать своей интуиции, вещественное доказательство в этой коробке выставляет его еще более виновным, чем когда-либо.
        - Нет, не выставляет,  - возразила я.  - Зачем изучать дела других убийц, наживать себе неприятности, собирая и храня распечатки материалов о них, если ты сам знаменитый серийный убийца? Эти улики еще больше делают его похожим на подражателя. До встречи.
        Я вылезла из ее машины.
        Глава 20
        Сначала я постучала в дверь номера 174, но, не услышав ответа, воспользовалась вторым ключом, который получила, когда регистрировала Зака в «Шератоне». Он не убил себя, но и в номере его не было. Куда он отправился, как он туда намеревался попасть  - Зак не ездит на автобусах даже в крайнем случае  - и что он сейчас делает? Я быстро осмотрела комнату  - ничего, кроме его небольшой холщовой сумки с парой новых нераспакованных рубашек, еще одной парой слаксов и кое-какого бельишка. А также аккуратно ламинированный снимок Джессики пять на семь. Электробритва, зубная щетка и тюбик зубной пасты в ванной.
        На листке гостиничного блокнота у настольного телефонного аппарата я оставила записку  - коротко и без сантиментов: «Была здесь, искала тебя. Вернешься  - позвони, идиот». И добавила номер своего мобильного. Затем оторвала верх листка, переписала, убрав «идиота» и дописав «пожалуйста». Я чувствовала себя очень расстроенной тем, что Коулмен давит на меня с Линчем. Своими страхами о том, что тело в старом русле найдут. И своей собственной интуицией, что кто-то по-прежнему будет пытаться убить меня, а мне это абсолютно ни к чему. Затем я подумала: терпи, не жалуйся, ничто из этого несравнимо с потерей ребенка. Нет ничего страшнее потери ребенка.
        Глава 21
        Несмотря на то что задержалась в отеле, я пришла в «Кантину Эмери» раньше Коулмен и в этот раз заняла стул в баре. Я заказала светлое пиво и прислушалась к разговорам. Все говорили о зубах.
        Парень из полиции округа, которого остальные называли Франком, поделился, что ему нужно лечить корневой канал зуба: знает ли кто хорошего эндодонтолога на Северо-Западе? Клифф, который мне уже был знаком, сообщил, что слыхал о корневых каналах, но не знает, что это такое. Эмери сказал, что у него челюсть как скала и он не припомнит, был ли вообще когда у дантиста. С победоносным видом он добавил, что дважды в день пользуется зубной нитью. Шери призналась, что ходит в «Джентл дентал», потому что ей нравятся лекарства.
        А потом они все разом уставились на меня, словно человек моего возраста уж точно знаком с зубными проблемами.
        - Я вставляла зубные протезы в Коста-Рике,  - заявила я с легким раздражением.  - Они теперь стучат, как кастаньеты.  - Все рассмеялись, но скорее из вежливости, будто не были уверены, какая часть  - кастаньеты, Коста-Рика или зубные протезы  - являлась шуткой.
        Шери, стоявшая у барной стойки рядом со мной, решилась:
        - Говорят, вы знаменитость.
        Франк и Клифф опустили глаза в свои тарелки.
        Зазвонил мой телефон. Нерв на шее проснулся, и я приготовила свой «ах-какой-сюрприз» голос для Макса, извещающего меня, что нашел тело,  - мысль, которая нависает надо мной нескончаемым ночным кошмаром. Вам знаком сон, когда вы убиваете человека и самая жуткая часть кошмара  - знание того, что вы не повернете время вспять и не предотвратите это? Нет? Ну так не берите в голову. Я глубоко вздохнула и, раскрыв телефон, выдала осторожное «але?».
        - Бриджид, это Лаура. Вы закончили в отеле?
        - Да. Я уже в баре.
        - Как мистер Робертсон?
        - Его не было. Вы где?
        - Да заскочила в офис просмотреть почту. Уже бегу.
        Пока ждала Коулмен, я обстоятельно поразмышляла о том, как бы мне хотелось, чтоб я не делала того, что сделала. Как бы я позвонила Максу после схватки и не стала бы ничего скрывать и прятать. Но пути назад нет. И потом, если бы я не сделала то, что сделала, я бы не нашла DVD, благодаря которому узнала, что напавший выслеживал именно меня и что это может быть связано с Флойдом Линчем. Черт, мог ведь погибнуть Карло. Как бы мне хотелось остановить этот бег мыслей по кругу  - никуда он меня не приведет.
        Линч. Я прокрутила беседу с Уилбуром и Шампиньоном Майклом, делая паузы и отматывая назад, но не нашла ни единого признака того, что они сообщники. Наоборот, казалось, что они дистанцируются от своего сына и брата.
        Казалось.
        И снова по кругу…
        Не дав мне окончательно свихнуться, косой луч полуденного солнца вспорол темноту помещения, и я увидела в зеркале, что Коулмен наконец прибыла. Я махнула ей, предлагая присоединиться ко мне в баре. Разговоры заметно стихли: мужчины старательно делали вид, что не замечают, как она плавно пересекает комнату. Коулмен явно чувствовала неловкость: как и при первой нашей встрече, она пробежала пальцами по тугим кудрям, дабы скрыть, что на самом деле проводит рукой по родимому пятну на виске.
        - Вы как  - может, лучше пересядем за столик?  - спросила я.
        Коулмен едва заметно поежилась, будто оправляя нижнее белье либо кобуру с оружием, и устроилась на соседнем стуле с виниловой подушкой.
        - Нет, все отлично,  - ответила она.  - Просто мои родители  - мормоны, и я так и не могу заставить себя привыкнуть к сидению в баре.
        Она заказала чай со льдом у Эмери, который навис над ней не столько как добросовестный бармен, сколько как мужичок, интересующийся, что там под льняной блузкой. Положив ладони на барную стойку, он подался вперед  - не сказать, чтобы с вожделением,  - в ее направлении. Даже Шери проследовала мимо и покосилась на него широко раскрытыми глазами, будто предупреждая: мол, следи за собой, приятель. Это подтвердило мою догадку, что они любовники.
        Эмери поставил на стойку перед нами корзинку с чипсами и мисочку сальсы.
        - За счет заведения,  - объявил он с характерным акцентом и провинциальной жестикуляцией, не без самоиронии и по-европейски элегантно, а затем удалился обслужить кого-то другого.
        - Вы, наверное, ему нравитесь,  - заметила Коулмен, показывая на чипсы, с едва уловимой грустинкой, возможно от мысли, хорошо ли иметь своего собственного бармена.
        - Да он меня даже не знает. Это он с вами флиртует.
        Эмери принес чай со льдом, положил чайную ложку на салфетку и подвинул ей поближе контейнер пакетиков с сахаром.
        - У вас есть собака?  - Коулмен, наверное, вспомнила о Барки.
        - Мопсы.
        - Хорошие?
        Я не была уверена, что она имела в виду, поскольку до мопсов собак никогда не держала, но ответила:
        - Замечательные собачки. А у вас?
        - Когда я была маленькой, у нас был миниатюрный шнауцер. Дункан. Он спал со мной.  - На этом светская болтовня угасла. Коулмен была слишком серьезной, чтобы обладать талантом вести ее.  - Наша беседа с отцом Флойда оказалась пустой тратой времени. Полная бессмыслица.
        - Прямо как убийство из похоти. Эти люди мыслят совсем не так, как мы.
        - Как вы сказали, нам надо больше.
        - В подобных беседах порой не сразу разглядишь самое важное, зачастую понимание приходит позже. Просто носишь в голове столько информации, сколько можешь, и иногда вдруг проясняются связи. Мы вроде тех мусорных баржей, заваленных информацией, и порой твоя жизнь зависит от этих связей.
        Коулмен поставила локоть на барную стойку, а подбородок уткнула в кулак  - прятала улыбку, что ли? Она пристально глядела на меня, будто впитывала инструкцию, которую я ей предлагала, но глаза выдавали  - в них я видела только что-то похожее на вежливое терпение. Может даже, Лаура мной восхищалась, но подлизой она не была. Так что я не стала изображать покровительницу. Бог свидетель, Коулмен никогда не вела себя со мной, как с пожилой и уже мало на что пригодной, и заслуживала такого же уважения.
        - Мне все еще не верится, что я познакомилась с Дэвидом Вайсом. Он был колоссальным, как вы, как, ну…
        - Динозавром? Шучу,  - перебила я и заметила, что ничуть ее не смутила; может, даже слишком рано подняла тему «пожилой и малопригодной».  - Мы пришли в Бюро одновременно. У него уже была докторская по психологии, и его назначили в новое «поведенческое» подразделение. Мы прозвали его Зигмундом, потому что…
        - Фрейд. Остроумно.
        Терпеть не могу повторяться. Говорят, последствия стресса. Я прикончила пиво, сказала «нет», когда Эмери подсуетился и предложил повторить.
        - А как кличут вас?  - поинтересовалась я, желая сменить тему.
        - Снежок. Только не из-за лица.
        - Как в…
        - Чиста, как первый снег.  - Она закатила глаза, я же старательно сохраняла на лице выражение вежливого внимания, вспомнив подозрение Зигмунда насчет Лауры и общественного защитника.  - Слышала, доктор Вайс называет вас Стингер. Почему?
        - А вас по-прежнему будут называть Снежком, когда Моррисон узнает, что вы работаете не по инструкции?
        Вместо того чтобы задуматься над грозящими неприятностями с начальством, Коулмен выдала афоризм:
        - Иногда приходится выбирать: строго следовать правилам или делать то, что надо.
        Пора напомнить ей то, что я велела себе не забыть.
        - Вы напоминаете мне стрелку компаса. Сбить вас с толку может только благородство.
        Она пропустила мои слова и вновь сменила тему:
        - Знаете, меня всегда интересовала одна вещь: Вайс в своей работе столько уделил внимания делу «Шоссе-66», но ни разу не упомянул о Джессике Робертсон.
        - Когда он писал книгу, она числилась пропавшей без вести всего восемь месяцев. Он не слишком эмоциональный, но, думаю, даже Зигу она была очень дорога. Как и многим, между прочим.
        - Почему?
        - Она была по-детски непосредственна и даже внешне напоминала девочку: на расстоянии легко сходила за тринадцатилетнюю. Никогда не извлекала выгоды из недостатков других  - достоинство это, вы наверняка знаете, неизвестно на такой мельнице эгоизма, как Бюро. Одна из тех редких женщин, которые могут быть слишком дерзкими, но почему-то желания влепить им пощечину никогда не возникает. Ее хотелось беречь…
        И на этом о Джессике хватит, подумала я. Что там она говорила о собаке и кличке? Вовсе не светская болтовня, а попытка дать мне раскрыться? Неплохо, Коулмен. Я не добавила, что называла Джессику Новобранцем, а она меня  - Учителем.
        Коулмен, наверное, почувствовала, что я сказала все, что хотела, и не стала продолжать тему.
        - Я принесла копии некоторых материалов по убийству  - из раздела с полной информацией о Линче. Она в машине.
        В нашу первую встречу Лаура предоставила мне свой анализ дела. Папка материалов по убийству являлась «священной», и выносить ее из здания офиса без разрешения запрещено. Я понизила голос и жестом предложила сделать ей то же.
        - Вы что, вынесли ее из офиса?
        - Ну не всю же.  - Она зарделась.  - Только материалы о нем  - его признание, о его грузовике и остальное. Просто там информации побольше, чем я передала вам на словах.
        Коулмен становилась для меня загадкой. Строгой и неподатливой в одном, и в то же время…
        - Почему же тогда Снежок  - ведь вы действуете не по правилам, а?
        Ей все лучше и лучше удавалось игнорировать мои вопросы.
        - Я полагала, мы можем поработать с материалами сегодня вечером у меня дома, а затем еще раз допросить Флойда, скажем, завтра? Может, улик нам больше не понадобится? Вдруг он хорошенько подумал над тем, что сделал? И давить на него не придется  - сам правду скажет? Мне даже такое пришло в голову: а что, если то тело в его грузовике… что, если тело ему дал настоящий убийца?
        - Дорогая, сбавьте обороты. Может, мы со своей интуицией бежим впереди паровоза. Дайте-ка то, что принесли, я заберу домой поработать. Мне лучше думается в одиночку. Поищу, что мы сможем завтра предъявить Линчу и чем заставим поменять легенду.
        Глава 22
        Остаток дня я провела, бродяжничая с Карло  - «Уолмарт», «Хоум депот» и подобные заведения,  - а потом запекала мясной рулет из утренней заготовки. Совсем уже под вечер я бросила всю оставшуюся энергию на то, чтобы изображать безмятежность, в чем посодействовала битва на кулаках Шварценеггера с Хищником  - это всегда расслабляет меня. Карло никогда не видел этого фильма и признался, что смотрит с удовольствием. Так что отправиться поработать с материалами Коулмен удалось, когда я, как от удара, проснулась часа в четыре утра, мокрая от жара прилива и с мыслями о мертвеце в фургоне.
        Уснуть уже не удастся, так что я выскользнула из постели, включила кофейник и отправилась в свой кабинет. Пристроив сбоку блокнот, чтобы сразу фиксировать, какие действия необходимо предпринять, я с головой окунулась в материал тоненькой папки. Достаточно интригующее чтение, способное отвлечь от вещей, которые я не могла контролировать.
        Но здесь было далеко не все. Отсутствовали фотографии  - у Коулмен не нашлось времени их отсканировать  - и все имеющее отношение к первоначальной серии убийств «Шоссе-66». Раздел начинался на странице 1 с задержания Флойда Линча в 23:19 26 июля и заканчивался его письменным признанием на странице 268. В рабочем порядке имелись рапорты осмотра мест преступлений, перечни вещественных доказательств, обнаруженных в грузовике и у его владельца: пластиковые мешки, устилавшие кабину в том месте, где хранилась мумия, когда Линч шел по маршруту. Трассеологические доказательства наличия окиси натрия, который использовался для мумифицирования тела. Волосы самого Линча и мумии, оброненные, несмотря на пластиковые мешки. Книга Джефри Дивера, настолько потрепанная, будто Линч постоянно перечитывал роман, не в силах запомнить сюжет.
        Распечатка электронного произведения с названием «Как убить женщину и остаться безнаказанным», автор Аноним. Копирайт 2009 года. Вот еще один странный выбор для состоявшегося серийного убийцы, помимо распечаток, которые мы видели вчера. Я сделала пометку: «Выяснить, зарегистрирован ли копирайт в Библиотеке Конгресса, если да  - под каким именем».
        Миниатюрный, на батарейках, видеоплеер с DVD «Зомби-стриптизерши»  - тем самым, что он описывал на допросе. Дешевые часы. Пара джинсов и несколько футболок. Носки и плавки. Маленький мешок для туалетных принадлежностей. Атлас дорог. GPS-навигатор. Мобильный телефон. Журнал с распечатками цифрового тахографа.
        Здесь я остановилась. В грузовиках имеются приборы  - цифровые тахографы, регистрирующие рабочую активность водителей: от длительности маршрутов вплоть до указания количества часов сна, поскольку водитель может быть в любое время остановлен и проверен на предмет соблюдения требований безопасности. «Установить даты распечаток тахографа,  - записала я в своем блокнотике.  - Выяснить, как долго водитель обязан хранить их. Сравнить с записями данных GPS компании за период его работы в ней, если у них имеется система отслеживания своих машин по GPS».
        Неожиданный всплеск вдохновения: я вытащила из своей сумки открытки, которые дал мне Зак. Действительно, последняя была отослана в июне, незадолго до задержания Линча: марка со штампом от 7 июня, место отправления  - Лас-Вегас, на открытке  - ночная фотография стриптиза. Бинго. «Проверить имеющиеся распечатки: где находился Линч 7 июня»,  - черкнула я.
        К восьми утра мой список подрос: «Проверить номера в памяти его мобильного; выяснить компанию грузоперевозок, в которой Линч работал с 2000 по 2007 год, когда он купил собственный грузовик, допросить того, кому он в тот период подчинялся; поговорить с возможными „контактами“ в придорожных кафе на его маршрутах, получить выписку оплат кредитной картой». Я еще немного подумала, затем добавила: «Тщательно разобрать найденный в легковой машине мусор. Проверить пивные банки на предмет отпечатков пальцев и пробить их по AFIS». Шансы найти кого-то по ней были откровенно слабыми, поскольку большинство тех банок были выпиты местными подростками, но кто-то же подобрал их с земли и сложил в машину. И, припомнив мой последний разговор с Зигмундом, я написала: «Узнать побольшео „плечевой“ Джейн Доу с переднего сиденья „доджа“».
        Не мешкая я отправила свои соображения приложенным файлом на личную почту Коулмен, чтобы та начала добывать информацию, вместе с перечнем вопросов, которые мы могли бы задать Флойду Линчу сегодня днем. Она ответила мгновенно: «Получила, убегаю на встречу в тюрьму, кстати, вы были правы! Отчасти».
        Я вернулась к папке с материалами, к сводке протоколов о результатах вскрытия, начиная с обнаруженной в грузовике Джейн Доу. Мумификация, обширные твердые ткани, посмертные увечья, то-се. Ничего для меня нового.
        Собралась было влить в себя дозу кофеина, когда после предупреждающего залпа мопсов услышала знакомый голос и голос Карло от входной двери. Как злоумышленник, я торопливо спрятала блокнот в свою сумку, вышла из кабинета и увидела Макса Койота. Тот стоял почти по стойке «смирно» посреди большой комнаты со шляпой в руке, но в форме и с видом полной боевой готовности.
        Как я уже говорила, Макс и Карло дружили. В любое время Макс был вхож в дом  - поиграть в карты или подискутировать на тему экзистенциализма. А я бы готовила им сэндвичи и слушала анекдоты, начинавшиеся с «Сартр и осел идут в бар…».
        Но появление Макса так скоро после моего приключения в старом русле могло означать одно: меня пришли арестовывать. Тем не менее сознаваться прямо сейчас бесполезно. Я с трудом выдавила слова, будто застрявшие в горле:
        - Прибыл установить мою личность?
        Макс выглядел немного бледным.
        - Тебе бы следовало взглянуть, что мы обнаружили пару часов назад внизу, в старом русле. Поскольку ты живешь рядом, вот я и решил, заеду и сам сообщу.
        Я осторожно перевела дух: ничто не говорило о том, что Макс напрямую связывает находку со мной.
        - Присядь,  - предложил Карло.  - Сделать тебе кофе?
        Макс неспешно устроился на высоком деревянном барном стуле, на который показал ему Карло, и медленно положил шляпу на стойку. Он не заметил на ней выложенных сушиться камней. Тех самых, что я собрала в день, когда убила человека, о котором Макс собирался мне сообщить. Тех самых, что я забыла вынести на двор, как делала всегда. Ну почему я оставила их? Я старалась не смотреть на камни, когда убирала графин, чтобы не задеть чашку китайского фарфора Джейн, наливая кофе. Наоборот, я наблюдала за Максом. Даже в моменты наибольшего оживления он был нетороплив и хмур, и вашим первым побуждением было утешить его, даже если это вы попали в беду. Он пришел явно не за тем, чтобы арестовать меня, однако я тем не менее загнула пальцы и представила их перемазанными черной краской для снятия отпечатков.
        Макс с сомнением посмотрел на чашку и блюдце, что я поставила перед ним, словно решал единственную проблему: просунет ли он свой толстый, как сарделька, палец сквозь ручку. По некотором размышлении он сгреб чашку в ладонь и торжественно отхлебнул, накаляя градус драмы, которая, я надеялась, не несла мне угрозы.
        Изобразив маленькое шоу с мужественным сокрытием хронической боли в спине слабой женщиной, разумеется неспособной совершить даже самоубийство, не говоря уж об инсценировке автомобильной аварии, я втащила себя на барный стул рядом с Максом.
        Он провел рукой по тщательно причесанным волосам цвета темной пыли, словно шляпа привела их в беспорядок.
        - Погодите, сейчас расскажу.
        Но прежде чем Карло успел проявить любопытство или я смогла заставить себя начать дышать, Макс заметил камни, лежавшие на стойке между нами.
        - Ты подобрала их там, где обычно?
        Макс знал о моих прогулках в том участке русла. Я частенько оставляла его и Карло за столом гостиной с покером и уроками философии и возвращалась до его ухода. Надо было отвечать на вопрос честно, иначе Карло поймет, что лгу.
        - Ну конечно. Ты посмотри, какие образцы для моего альпинария.
        В ответ  - не «Ты видела перевернутый фургон?», а просто «Хм». Макс повертел камни так и эдак, причем с возрастающим возбуждением, каким он обычно не удостаивал мои трофеи.
        - Когда ты была там?
        Всегда говори как можно больше правды, но не более, чем необходимо. Лгунов обычно губит желание приукрасить. Я тупо посмотрела на часы и сказала себе, что, наверное, пора выдохнуть.
        - На днях. Случилось что?
        - По такой жаре?
        Что у него на уме?
        - Я обычно ухожу под мост, там тенек.
        - Просил ведь ее не ходить к руслу,  - некстати вставил Карло и потянулся через стойку убрать у меня со лба прядь волос, чтобы показать незначительные следы моего синяка, а я раздраженно отдернула голову.  - Вон, смотри, как она упала.
        Это можно квалифицировать «больше, чем необходимо». Спасибо, Карло. Теперь мне придется включить в свою легенду падение.
        Макс прищурился, глядя на место, которое указал Карло. Более заинтересованный, чем обычно, подумалось мне, но, может, это чувство вины обостряло восприятие. Я постаралась изобразить ранимость и слабость.
        - Крепко, наверное, ты приложилась,  - проговорил Макс.
        - Уже прошло, бывало и похуже.
        Я слезла со стула налить кофе себе: необходимо было как-то подвигаться, чтобы взять под контроль бьющий в виски пульс, за краем чашки спрятать губы, готовые вот-вот предательски задрожать, попытаться просчитать вопросы Макса и к чему он клонит, например: «Видела ли ты кого-нибудь, проезжавшего мимо на белом вэне? Где одежда, которая была на тебе в тот день?» Я ждала, мысленно подсчитывая количество дыр в моей легенде. Почему он так играл со мной?
        Мне было очень жаль, что Карло вот-вот услышит, и я продолжала изображать неведение:
        - Так расскажи нам, что ты видел. Судя по твоему лицу, что-то более впечатляющее, чем бешеная красная рысь.
        - В старом русле нашли машину вверх колесами.
        Я позволила себе на миг сделать большие глаза, задержать его взгляд на счет «один, два», как, по идее, должен поступить человек с чистой совестью, прежде чем отвернуться с притворным отсутствием интереса. Пульс бешеный  - нужно глубоко вдохнуть через нос, чтобы голос не выдал заходящееся сердце. Господи, вот, наверное, что чувствует убийца.
        - Такое не каждый день увидишь. Кто нашел?
        - Клифтон Дэвис. Ты ведь знаешь его?
        - Милый парень. Познакомилась с ним на твоей вечеринке, видела его вчера в «Кантине Эмери». Слышал о таком заведении?
        - Разумеется, даже бывал там пару раз.  - Макс покачал головой: он, похоже, был раздражен и недоволен, что я ухожу от темы.  - Клифтон возвращался с ночной смены и увидел несколько грифов, кружащих над местом,  - простое любопытство.
        - Авария случилась, после того как я ушла?
        Макс пожал плечами скорее в манере крутого парня, чем допуская что-либо. Для него это большое событие, и он собрался томить меня неизвестностью, держа в напряжении.
        - Где опять собирала камни?
        - Да на обычном месте, вокруг моста, где их выбрасывает потоком, к тому же там тень.
        - Это все объясняет. Клифтон нашел машину за поворотом русла к северу от моста.
        - Ты прав, конечно, объясняет. Если авария случилась за поворотом достаточно далеко от моста, я никак не могла увидеть.  - Слишком много слов, прекрати трещать, соберись.  - Так почему ты спрашиваешь меня?
        - Ты единственный человек, который знает тех, кто ходит туда регулярно, и это делает тебя как бы потенциальным свидетелем. Но, зная тебя, уверен, ты бы позвонила, если бы что-нибудь заметила.
        - Конечно. А что с фургоном, его бросили после аварии?
        Словно сфокусированные на том, что видели совсем недавно, глаза Макса зажглись находкой смерти, которую мы все чувствуем, несмотря на неуместность острых ощущений.
        - Нет, черт побери! Внутри там все плохо. Вонь невыносимая, мужик, мертвый, как считает патологоанатом, пару дней, но после вскрытия скажет поточнее.
        - Боже мой…  - Я повернулась на голос Карло: сосредоточенная на своем вранье, я забыла, что он стоит рядом и слушает нас. Он говорил тихо, как в церкви или в похоронном зале.  - Меньше чем в миле от нашего дома. И Бриджид ходит к этому руслу каждый день.
        - Не каждый,  - быстро поправила я.
        Лицо Карло вытянулось и побледнело. Всего лишь оттого, что он услышал о трупе. Я взглянула на лицо мужа и представила его реакцию, узнай он, что я была той, кто лишил это тело жизни. Не говоря уже о том как. Впервые я почувствовала, что, возможно, поступила правильно. Но был еще Макс, и он только разогревался.
        - Тело было отброшено в заднюю часть фургона. Личинки в нем побывали, но все удрали, как будто даже они не вынесли жары. Патологоанатом сказал, жара градусов восемьдесят по Цельсию и недавний ливень ускорили разложение: там было как в медленноварке «Крок-пот». Парень просто стушился. Вырывавшиеся наружу газы проделали в теле большие фиссуры.
        Копы любят говорить о таких гадостях, как маленькие мальчишки любят лягушек. Но Карло передернуло, и он извинился. Макс был достаточно вежлив и дождался, пока Карло не выйдет из комнаты.
        - Меня вывернуло,  - признался он.  - Никогда не видел такого, разве на фото…
        - И кто он?  - спросила я.  - Кто-нибудь, кого объявляли в розыск?
        - На данный момент ни зацепки. Даже не будь он в такой жалкой форме, выглядел бы как бомж: длинные волосы, рваная футболка, нейлоновые шорты, босиком. При нем не было бумажника, страховки, регистрационного свидетельства транспортного средства. Хотя номерной знак я проверил по базе.
        Ну же, Макс, не тормози. Имя, дай мне имя! Я постаралась спросить непринужденно:
        - И что, в угоне?
        - Кто его знает?  - пожал плечами Макс.  - Зарегистрирована на имя Джеральда Песила, но никаких гарантий, что это его мы нашли в машине.
        - Несчастливое имя,  - бросила я, изобразив скуку от всей истории.  - У Джеральда Песила были приводы?
        - Арестовывался за угрозу изнасиловать уличную проститутку у казино «Алмаз пустыни» месяцев шесть назад. И еще раз за лапанье пожилой леди в автобусе в Фениксе. Больше ничего. Хотя не исключено, что еще и наркотики.
        - Не знаю, два сексуальных преступления… Может, и не просто совпадение. Как полагаешь, какой вывод сделает патологоанатом?
        - Пока  - несчастный случай. Разбился в результате аварии…  - Макс выдал усталый вздох борца с преступностью.  - Джордж Манрикес попытается откатать ему пальчики, чтобы сравнить с Песилом, но там даже не уверены, что они есть в базе. Однако мне пора возвращаться. Я оставил Клифтона распорядиться, чтобы тело увезли в морг, а вэн отбуксировали, и просто заглянул узнать, вдруг ты…  - Он замолчал, не договорив.
        Затем глаза его сузились, рот приоткрылся, будто он собрался сказать то, чего не хотел.
        Чуть раньше в разговоре, прежде чем он произнес «фургон», это сделала я. А ведь мне не должно быть известно, какого типа автомобиль. Его мыслительный процесс был почти осязаем: вот он возвращается к началу беседы, восстанавливая последовательность и пытаясь вспомнить, кто сказал «фургон» первым. Я смотрела на Макса таким невинным взглядом, как только могла, и надеялась, что он ошибется.
        - …вдруг я что знаю?  - закончила за него я и покачала головой.
        Когда в комнату вошел Карло, Макс, кажется, сдался. Но оттого, что он не произнес, о чем думал, стало только хуже: я чувствовала себя подозреваемой.
        - Может, посидишь? Хочешь, сделаю тебе сэндвич?  - спросила я.
        - Спасибо, но пора в офис, сочинять рапорт.
        - Макс, если буду нужна, ты знаешь, где меня искать,  - бодро улыбнулась я ему.
        Он многозначительно взглянул на меня. Я посмотрела на него еще более многозначительно. И он ушел.
        - Спущусь-ка я туда, посмотрю, что там происходит,  - решила я чуть погодя и направилась к двери.
        Взгляд Карло говорил, что он против, однако возражать не стал.
        - Не забудь, пожалуйста, трость.  - Он посмотрел на стойку для зонтиков.  - А где она?
        Уверена, это был невинный вопрос: он не думал о тросточке как о потенциальном орудии убийства.
        - Сломалась. Это была лучшая вещь, что ты сделал мне, да еще вставил в нижний конец этот нож «X-Acto». Придется просить тебя сделать такую же.  - Мы стояли, глядя друг на друга, оба думая одно и то же: почему я не сказала ему раньше, что сломала трость?  - Знаешь, я не пойду: там, наверное, сейчас все оцеплено.
        Пробурчав что-то о потраве муравейника, Карло отправился в гараж. Шевельнулось подозрение, то ли его безоговорочное доверие я потеряла, то ли профессиональные навыки. И я собиралась поскорее выяснить, как подать всю эту информацию Максу, после того как у него появится побольше времени подробно вспомнить наш разговор. Но, по крайней мере, теперь я знала имя, одна маленькая зацепочка в поиске того, кто нанял Джеральда Песила.
        Глава 23
        К Флойду Линчу у меня были свои вопросы: например, слышал ли он когда-нибудь имя Джеральда Песила? Спрашивать его  - это риск, но положительный ответ может стать шагом вперед в выяснении, связаны ли они друг с другом или с убийцей «Шоссе-66». А если связаны, то как и почему.
        Вдруг Коулмен права, и Линч начинал понимать, что сидеть в одиночке вовсе не так весело, как он думал. А возможно, он просто был готов к разговору и смог бы ответить на эти вопросы. Так что, отложив в сторону тревоги насчет Макса, я отправилась днем в окружную тюрьму чуть раньше, чем мы договорились с Коулмен, чтобы улучить пару минут наедине с Линчем.
        Здание тюрьмы, кремового цвета, квадратное, приземистое, с бордовой отделкой, могло бы казаться привлекательным, если не обращать внимания на кольца армированной колючей проволоки по его верхнему краю. Оружие я закрыла в своей машине, прошла через сканер, зарегистрировалась, предъявила водительское удостоверение и опустошила карманы карго. Мне велели сесть в приемной. Я осталась ждать в немногочисленной компании в комнате непритязательной, но и не наводящей тоску и не содержащей ничего, что могло быть обращено в оружие,  - только литые пластиковые стулья, может, чуть почище, чем такие же в отделе транспортных средств.
        Большинство из ожидавших были женщины и совсем мало мужчин: люди пришли навестить своих супруг, супругов, детей  - опасных уголовных преступников. Мы все сидели с застывшими взглядами, каждый, как в кокон, закутанный в свою личную драму. Основная группа поднялась одновременно и проследовала через дверь в общую комнату для свиданий, а я осталась ждать приглашения для встречи с Линчем наедине.
        Маялась я минут тридцать  - вот-вот уже должна была прийти Коулмен. Потом еще двадцать. Несмотря на то что планы расстроились, меня больше раздражало опоздание предельно аккуратной Коулмен. Я уже было собралась звонить ей, когда вместо нее вдруг появился Роял Хьюз.
        - Роял Хьюз, государственный защитник Флойда Линча,  - объявил он, протягивая мне руку.
        Я пожала ее, не потрудившись назвать свое имя, поскольку мы уже представлялись друг другу четыре дня назад.
        - Это совпадение?  - поинтересовалась я.
        - Ничуть,  - ответил он, ослепив зубами.  - Они проинструктированы позвонить нам, если вы попытаетесь встретиться с мистером Линчем.
        Я снова не потрудилась узнать, кто «они» и кто «вы».
        - Вообще-то, я встречаюсь здесь с агентом Коулмен, так что все нормально.
        - Нет, не нормально. Она больше не занимается этим делом.
        Всеми силами я попыталась скрыть свое изумление.
        - С каких это пор?
        Хьюз бросил взгляд на свои часы. Я не была уверена, проверял ли он сегодняшнюю дату или просто терял терпение.
        - С тех пор, как три дня назад специальный ответственный агент Роджер Моррисон обнаружил, что Коулмен возила вас и Дэвида Вайса к месту преступления и пыталась устроить проверку на невменяемость. Ей не следовало делать этого, не получив соответствующих санкций.
        Это означало, что Лаура отныне не у дел. У нее не было санкции проводить какое-либо расследование вообще, не говоря уже об организации бесед с родственниками Флойда Линча или визита в тюрьму для его допроса. Почему она не сказала мне об этом? И где сейчас искать ее, чтобы надавать как следует за то, что подставила меня?
        - Вот, значит, как… Но почему она не позвонила и не предупредила меня?  - спросила я скорее себя, чем Хьюза.
        - Может, стесняется,  - очаровательно пожал плечами адвокат.
        - Стесняется?
        - А вы просто уходите, и я не буду докладывать, что Коулмен собиралась встретиться с вами здесь.
        Хьюз опять посмотрел на свои часы, и стало очевидно, что дело не в дате. Я мягко взяла его за предплечье, прежде чем он успел опустить его.
        - Позвольте спросить у вас кое-что. Говорила ли вам агент Коулмен о своих сомнениях по поводу признания Флойда Линча, а если да  - уточнила ли почему?
        - Уши, психологический портрет,  - произнес он нараспев, не столько скучающе, сколько устало.  - Она твердила об этом каждому, кто только соглашался ее выслушать. Но с такой массой накопившихся дел, когда на руках добровольное признание поверх кучи железных доказательств, ты переключаешься на другие проблемы, а не тратишь деньги налогоплательщиков попусту.
        Я вспомнила электронное письмо Коулмен: что же она собиралась рассказать мне и что ее так возбудило? В любом случае я была уверена, она нашла доказательство, которое исключит Линча как убийцу.
        - Вы собираетесь упрятать на всю жизнь за решетку человека, который всего лишь трахал мумию. И тем самым позволяете настоящему серийному убийце соскочить с крючка.
        - Мисс Куинн, дело закрыто. Кроме того, вы были переведены в резерв четыре года назад и вас это не касается. Почему бы вам не заняться чем-нибудь более соответствующим… отставке?
        Это меня взбесило, и я ответила ему на обиду:
        - Возможно, вы правы, это иной мир, в котором агент защищает преступника, а адвокат  - нет.
        Его не проняло. Как будто не собираясь давать мне отпор, Хьюз пошел прочь. Но притормозил, когда я решила проверить интуицию Зигмунда.
        - И что она в вас находит?
        Хьюз не поворачивался, пока я не сказала, понизив голос настолько, чтобы никто другой не смог услышать:
        - Если у вас с агентом Коулмен роман, я в состоянии предать это огласке и доставить вам обоим кучу неприятностей.
        Он в ужасе посмотрел на меня и бросился вон из тюрьмы.
        Глава 24
        Все правда: если секс между занятыми в расследовании по одному делу агентом и защитником вскроется, это может привести к аннуляции судебного процесса и к увольнению обоих. Только мысль затевать возню была мне не по душе  - пока, во всяком случае. Я все еще кипела из-за того, что Коулмен «кинула» меня в тюрьме, не говоря уж о том, что не сказала об отстранении. Наша «чиста, как первый снег» Коулмен, спящая с государственным защитником, без санкции привлекающая к делу Зигмунда, выносящая папку с материалами дела из здания Бюро… У меня появились сомнения, стоит ли ей вообще доверять: слишком уж она напоминала меня.
        Но всего этого было недостаточно, чтобы бросить ее под танк, настучав на нее и Хьюза. Я представила Коулмен секретным агентом или просто ведущей некую игру. В свою защиту должна подчеркнуть  - именно по этой причине мне не пришло в голову, что она может быть в опасности.
        В настоящий момент мне необходимо сосредоточиться на добывании фактов, прежде чем составлять обвинение, из-за которого Коулмен потеряет работу. Она слишком старалась делать все правильно. Я позвонила Коулмен на мобильный, но тот оказался выключен. Я написала ей по электронной почте, что все знаю и приеду к ней в офис объясниться завтра,  - она не ответила.
        - О’Хари, что стряслось?
        Карло и я перед ужином сидели на черном диване со стаканчиком недорогого, но довольно сносного «Мальбека» и наслаждались восхитительным влажным воздухом пустыни: где-то в горах шел дождь. Дуновение ветерка чуть смягчило зной раннего вечера, понизив температуру до семидесяти с хвостиком.
        По пути из тюрьмы домой я наконец достучалась до Зака Робертсона. Его голос звучал так оптимистично, как только мог, и я успокоилась на его счет и не отругала за то, что не отвечал на мои предыдущие звонки. Зак сказал, что занимался организацией кремации тела Джессики, и спросил, смогу ли я развеять ее пепел на вершине Маунт-Леммон. Я согласилась.
        - Замечательно. Я проверил: это самая высокая гора близ города. Джессика любила походы в горы.
        Разговор потерял нить.
        - Когда едешь домой?  - наконец задала я вопрос.
        - Завтра. Ранним рейсом,  - ответил он после паузы тоном то ли чуть уклончивым, то ли извиняющимся.
        - А попрощаться по-человечески не было в твоих планах?  - Зигмунд, а теперь и Зак, подумала я. Что это с ними обоими?  - Как поедешь в аэропорт?
        - Мм, на такси.
        - Разреши хоть отвезти тебя к самолету. Когда подъехать?
        - Не стоит.
        - Зак, я настаиваю.
        Я услышала, как стукнула положенная на стол трубка, значит, мой звонок застал его в номере. Он быстро вернулся:
        - Вылет очень рано, в шесть пятьдесят утра.
        - Отлично. Завтра в полшестого увидимся,  - заключила я.
        Карло отложил жизнеописание Витгенштейна. Мой Клайв Касслер уже какое-то время покоился на моем бедре. Автор оказался недостаточно увлекателен, чтобы помочь мне убежать от реальности. Карло потянулся и нежно накрыл мою ладонь своей.
        - О’Хари, что стряслось?  - повторил он.
        Я ему рассказала. О, конечно, не о человеке, которому грозило пожизненное за секс с мумией. И не о серийном убийце, и не о моей одержимости им последние тринадцать лет, и не о том, что, возможно, он все еще на свободе, а если Зигмунд прав, то с большой долей вероятности убивает прямо сейчас. И не о своем подозрении, что кто-то пытался меня убить и, потерпев неудачу, попробует еще. И уж конечно, не об убийстве Джеральда Песила и о том, как я замела следы, потому что все еще была уверена, что Перфессер не сможет мириться со знанием того, на что я способна.
        Опустив кровавые подробности, я поведала Карло об отце, потерявшем дочь и никак не способном смириться с ее смертью. И о том, как я не могу избавиться от чувства вины за все это.
        Карло слушал молча, не делая попыток что-то уточнить-переспросить. После того как я закончила, он немного сгорбился в своем кресле, словно под тяжестью узнанного, и сказал:
        - Как чертовски тяжела жизнь.
        - Ты прав. Полный отстой.
        - …и в конце ты умираешь?  - Он было задумался, затем пожал плечами:  - Никогда не считал себя неисправимым оптимистом, но должен признаться, мне доводилось видеть, как благословение приходит к нам через страдание.
        - Осторожно, Перфессер, вы сейчас говорите почти как священник.
        - Возможно.  - Карло покрутил в бокале остатки вина и вдохнул его аромат.  - Попытка извлечь смысл из тягот жизни не исключительно христианская. Пример  - Виктор Франкл. И мне нравится, как кто-то сказал когда-то: «Трещины есть во всем, но в них проникает свет».
        - Витгенштейн?  - Я показала на его книгу.
        - Леонард Коэн.  - Карло покачал головой.
        И, как недавно Зигмунду, который обо мне тоже столько знал, мне очень захотелось рассказать Карло все. Слова разрывали грудь, и понадобились все силы, чтобы удержать их там. Я выдавила усмешку и изобразила пальцами подобие креста.
        - Благослови, отец, ибо грешна: последний раз исповедовалась сорок пять лет назад,  - обратилась я к нему.
        - Увы, когда ты брала меня в мужья, ты отказала в возможности быть твоим исповедником. Придется тебе поискать другого духовника.
        - Так ты в душе еще священник или уже нет?
        Карло задумался, будто я заставила его что-то вспомнить.
        - По правде говоря, да. Мне никогда не удавалось перестать быть им.  - Затем он повернулся ко мне так, чтобы видеть реакцию на его вопрос:  - А как ты, любимая? Можешь перестать быть секретным агентом?
        - Нас называют специальными агентами.
        Он мягко улыбнулся:
        - Тогда специальным  - можешь ты перестать быть им?
        Видимо, мы оба знали, о чем он, и ни один из нас не мог ответить. Я услышала, как на кухне зазвонил стационарный телефон. Карло сделал глоточек вина, и в его голосе мне почудилась покорность.
        - Мы могли бы позволить надиктовать сообщение.
        Я оставила мужа и пошла отвечать на звонок  - решила, что это Коулмен, и не хотела упустить случая отчитать ее за то, что не сообщила об отстранении от дела, и за то, что так подвела меня в тюрьме. Звонила не она.
        - Бриджид,  - голос Макса Койота чуть более унылый, чем обычно,  - я хотел бы, чтобы ты приехала в кабинет патологоанатома завтра часам к двум.
        - Зачем?  - спросила я.  - Обнаружили что-то связанное с телом, которое нашли в машине?
        - Нет, кое-что другое, и я хотел бы, чтобы ты взглянула на это,  - ответил он и отключился.
        Глава 25
        На следующее утро я оставила Карло с его первой чашкой кофе и, взяв мопсов прокатиться, отправилась подбирать пьяного или похмельного Зака. Однако его состояние не соответствовало моим ожиданиям. Двигался он намного быстрее по сравнению с тем, что я видела все эти годы, не то чтобы подрыгивая на ходу, но почти так, будто и впрямь существовало такое явление, как исцеление, и он его добился. Это заставило меня вновь пожелать себе поверить в то, что Флойд Линч виновен.
        По дороге в аэропорт мы заехали в круглосуточное кафе, я взяла пару кофе с пирожными, и мы продолжили путь.
        Мне было трудно прочитать душевный настрой Зака, поскольку он увлеченно поглощал кофе, одновременно держа на коленях обоих мопсов. Кобелек удовлетворенно лежал, вытянувшись вдоль левой ноги, а его подружка, балансируя задними лапами на правом бедре мужчины, глядела в окно. Время от времени она оборачивалась и лизала нос несопротивлявшегося Зака, как бы спрашивая, согласен ли он, что это приятно. Обычно мопсы спят на заднем сиденье, но сегодня они словно чувствовали (в отличие от меня), что этому человеку нужна поддержка стаи. Пирожные остались нетронутыми.
        Зак допил кофе и поставил пустой стаканчик в держатель между нами. Потом, почти не потревожив мопсов, умудрился вытащить из кармана брюк бумажник, достать из него карточку с телефонным номером и адресом «Дезерт пис сервисиз» и положить ее в бардачок. Он заметил там мой револьвер, но ничего не сказал.
        - Мне сообщили, что ее останки отдадут на следующей неделе,  - сказал Зак, невозмутимо возвращаясь к делам.
        Я твердо была убеждена, что настоящий Зак где-то не здесь, потому как мы третий раз вступали в эту часть нашего разговора.
        - Ты уверен, что не хочешь, чтобы я придержала пепел до твоего возвращения? Зак, мы можем рассеять его вместе.
        - Нет, я лучше покончу с этим здесь,  - уперся он.
        Когда он говорил, то рассеянно скручивал и раскручивал хвост одного из мопсов.
        Мой тревожный нерв на шее каждый раз просыпался, когда Зак произносил фразы с оборотами типа «покончу с этим».
        - Зак, если мы нашли Джессику, это вовсе не значит… То есть ты можешь по-прежнему звонить мне в любое время. Ты понял меня?
        Он тяжело вздохнул, вот и весь ответ. Чуть погодя мы уже подъезжали к международному терминалу аэропорта Тусона. Зак подсказал, где его высадить, и потребовал  - умолил,  - чтобы я не выходила из машины обняться с ним на прощание. Он открыл дверь, а я помогла снять мопсов и пересадить их на заднее сиденье. Потом вытащил свою небольшую ношу из багажника и махнул мне уезжать. Я отъехала, а когда бросила взгляд в зеркало заднего вида, он стоял на краю тротуара и смотрел мне вслед.
        Глава 26
        Было еще слишком рано ехать к патологоанатому и выяснять, что же такое обнаружил Макс, связывающее меня со смертью Песила, и что на время отбило желание разыскивать Коулмен. Я оттачивала сочиненную для Макса историю, вертела-рассматривала ее так и этак  - правдоподобна ли.
        - Эй, Макс, помнишь преступника, которого я убила по случайности? Представляешь, странное дело: это повторилось… Нет, так не пойдет.
        Я ехала в сторону дома, глубоко погруженная в думы и едва отдавая себе отчет, куда направляюсь. Но милях в пяти от дороги, которая вела к усадьбе, я заметила государственный парк Каталина и неожиданно свернула к нему  - поразмять мопсов и дать немного отдыха мозгу: полюбоваться небесной ширью. Контролер в воротах выдал мне квитанцию об оплате проезда на территорию парка. Он похвалил мопсов и добавил:
        - Будьте осторожны. Обещали муссон,  - но остановить меня не попытался.
        Короткой дорогой я проехала к парковке, надела на мопсов поводки, сунула бутылку с водой в карман брюк, пожалела, что со мной нет тросточки, заправила волосы под бейсболку и, заметив всего несколько машин на парковке, кроме моей, вытащила из бардачка свой «смит». Приятно чувствовать себя в безопасности, да и никто за мной не входил в парк. Но я не из тех, кто прячется.
        От парковки я перешла улицу к месту, как бы обозначавшему начало пути. План парка прост: каньон Ромеро  - прямо, каньон Луп-Трейл  - вверх и налево и Бердинг-Луп  - направо. В последнем мопсам будет лучше всего. А чтобы попасть к нужной точке, мне пришлось снять башмаки и нести их через русло Каньяда-дель-Оро  - то самое, где буквально в полумиле к северу я в знойный удушливый день убила Песила. Минувшей ночью шел дождь, и русло ожило, но вода доходила мне только до лодыжек, и то не везде. Вдруг почудилось, что вижу одну из вьетнамок Песила у берега русла, но это оказались всего лишь экскременты койота, наполненные семенами мескитового дерева.
        Указатель пригласил меня на тропу поуже  - она бежала через поросль, которую можно было легко принять за рощицу в пустыне: чахлые деревца не выше Карло. Тем не менее жиденькую тень они дарили, и мы пару раз останавливались: я пила из бутылки и давала мопсам похлебать воды из ладони. Далее каменные уступы-ступени вели к небольшой горе. Ступени были крутоваты для собак, так что примерно полдороги я несла их под мышками. Так и закончила восхождение, спасибо спине, что не подвела.
        Когда добралась до вершины, где кто-то установил лавочку для желающих отдохнуть и полюбоваться видом, я вгляделась в горный кряж на востоке. Как частенько случается в это время года, над Маунт-Леммон быстро формировались облака и ползли-тянулись в нашем направлении, как гигантские черные лапы.
        Я села на скамью из дерева с металлом  - этакий памятник неизвестному любителю природы,  - дала собакам немного воды и поняла, что у меня всего несколько минут для того, чтобы вернуться и не попасть под дождь. Лучше не дать себя застигнуть непогоде в таком месте, когда одна за одной бьют молнии и стеной стоит ливень.
        Несмотря на то что сеть обозначенных на карте тропок вела вверх и через гребень Саманьего, от этой точки до горного склона еще довольно далеко. Солнце проигрывало битву, но пыталось обогнать тучи, отражалось от воды, нарезало овраги и вымоины и собиралось в маленьких лужах. Отблески светила в воде натолкнули меня на мысль о гигантском, разбитом над горной вершиной зеркале и разлетевшихся осколках. Я подумала, что бы увидел Карло, будь он сейчас рядом,  - может, танцующих бабочек, и очень захотела видеть мир таким, каким видит он. Затем вспомнила о назначенной днем встрече с жутко разложившимся трупом и поняла, что имею все шансы опоздать на нее.
        Пока я продолжала смотреть на горы и размышлять, один из сверкающих осколков зеркала вдруг сдвинулся влево. Не задержи на нем взгляд, не заметила бы, но я продолжила наблюдать, и «осколок» вновь дернулся. Он перемещался рывками  - так, как если бы был прикреплен к человеку, который перескакивает с камня на камень, причем в стороне от любой из обозначенных тропинок. «Осколок» вел себя так, как если бы солнце отражалось от куска металла или окуляров бинокля. Или оптического прицела.
        Я такая идиотка, правда? Тем не менее прищурилась и то ли увидела, то ли вообразила рядом с «осколком» человека, очень-очень далеко отсюда. Он поменял диспозицию еще дважды, будто искал верное место. И вот замер. Занял позицию.
        Как я говорила Коулмен, в подобные моменты инстинкты могут показаться нелепыми и нужно быстро решить: полагаться на них либо игнорировать. Подозрение, что Песила послал кто-то другой, склонило чашу весов в сторону смутного предчувствия. Если я права, у меня есть несколько секунд предпринять что-то. Угол обстрела, если это стрелок, был таков, что мы на плоской вершине как на ладони. Не поднимись мы сюда, имели бы в достатке укрытий, чтобы выиграть время, пока я не придумаю, как нам выбраться живыми. С другой стороны, если броситься на землю, это насторожит снайпера  - он поймет, что его засекли. Но если я права в своем предположении, залечь  - единственный выход, умирать как-то не хотелось. Это все промелькнуло в голове за секунду, а может, полторы.
        Не вполне уверена, что точно воспроизвожу последовательность всего случившегося.
        Я соскользнула со скамейки так, что оказалась на уровне собак.
        В горах прокатился треск выстрела.
        Раздался смачный удар во что-то мягкое.
        Один из мопсов завизжал.
        Головой я врезалась в другого пса, который заскулил, но не так отчаянно.
        Мопс, который завизжал первым, корчился на земле.
        Свободной рукой я вытащила револьвер из-за пояса брюк и попыталась найти отражение, замеченное перед падением.
        И в течение всего этого времени я орала:
        - Он ранен? Он ранен?  - не сознавая, что ответить некому.
        Укрытия у меня не было, если не считать легкой скамейки. Я держала револьвер, направив его в сторону, теперь это было очевидно, винтовки с оптическим прицелом. Это все, что я могла противопоставить.
        Сначала оценить ущерб. Я рискнула подставиться под пулю  - проползла несколько метров до рыдающего и отчаянно грызущего лапу мопса.
        - Тихо, малыш, тихо, мой хороший,  - прошептала я, ища кровь на нем и радуясь, что он еще в сознании.  - Вот же блин,  - вырвалось у меня.
        Я полагала увидеть рану от рикошета, но вместо этого обнаружила кусок кактуса чолья, застрявший в бедре передней лапы пса. По-видимому, пуля попала в ближайший кактус и превратила его куски в грозные осколки. На кончиках его иголок маленькие зазубрины, которые не дают их вытащить; иголки вошли в бедро слишком глубоко, чтобы можно было помочь собаке, не получив порцию шипов в собственную руку.
        Стараясь не спускать глаз с места, откуда раздался выстрел, я смогла сложить вдвое подол рубашки и вытащить кусок кактуса из плоти животного, несмотря на истошный визг. Я знала, сколь много времени уйдет на то, чтобы вытянуть иголки чольи из моей рубашки, и не стала этим заниматься. Отползла назад к иллюзорному укрытию за скамейкой, таща за собой упирающуюся собаку, и привязала поводки обоих псов к ножке лавки.
        Треклятый кактус наконец выдернут из треклятой лапы, и я могла переключить все внимание на спасение наших жизней. Нестандартная ситуация-то. В прошлом я обычно беспокоилась о себе, а не о двух жалких недоразумениях животного мира, от которых я в трудную минуту могла бы запросто убежать. Но мне, скажем так, было не все равно. Один из них скулил.
        - Умолкни, не брошу я вас,  - приказала я и продолжила тихонько напевать: «Вот же сволочь, мать твою», одновременно с помощью камня выковыряла кусочек упрямого чольи из своей рубашки, чтобы не отвлекал от главного.
        Покончив с этим, перекатилась под скамейкой на живот так, чтобы можно было смотреть через долину на гору, откуда раздался выстрел. Я держала револьвер, направив дуло параллельно своей голове, и ждала.
        Звук второго выстрела прилетел с другого места и принес новое беспокойство: меня держали под прессингом. Потом до меня дошло или, по крайней мере, я внушила себе, что с этой ситуацией я в состоянии справиться: второй выстрел прозвучал у стрелкового клуба «Пима», примыкающего к парку точно к югу от того места, где я была. Словно в подтверждение этого, я услышала треск еще одного выстрела  - несомненно, пистолетного, а не винтовочного.
        Моя позиция не позволяла увидеть что-нибудь полезное, и я вновь перекатилась к дальнему концу скамейки, поднялась на колени и вгляделась меж реек спинки. Поскольку я теперь знала, что искать, было необходимо только просканировать сектор, в котором заметила стрелка. То, что я высматривала среди всех блесток отраженного от воды солнца, было одинокой искоркой, двигавшейся в сторону, как медленно скользящий по небу метеор среди неподвижных звезд. Не сразу, но все же я засекла солнечный зайчик на окуляре прицела. Он переместился чуть ниже по склону, приближаясь, и блики от прицела то появлялись, то исчезали, когда при каждом его шаге оружие поднималось и опускалось.
        Затем искорка прекратила движение, и он выстрелил снова, на этот раз без всякой надежды попасть в меня. Пуля ударила еще дальше от цели, чем первая.
        Если это тот же парень, который наслал на меня Песила и сейчас решил самостоятельно взяться за работу, он мог быть кем угодно, в том числе и убийцей, но только не профессиональным снайпером: слишком бездарно расходовал патроны. Если он допустил ошибку, подарив мне возможность видеть его оптический прицел, значит сделает и другие. Может, он неправильно рассчитал траекторию на заданном расстоянии, не учел поднимающееся от почвы тепло и понижение траектории пули предположительно «штайера»  - приличной винтовки даже в руках любителя.
        Я снова проверила территорию и дистанцию от точки, откуда, по моим расчетам, должны прийти выстрелы. Фактор внезапности стрелок упустил, но уходить не собирался  - свидетельство его глупости или решимости: любая из этих черт делала его опасным. Я могла бы полежать здесь и, подпустив, выяснить, кто он, и покончить со всем этим. Но с точки зрения огневой мощи у него превосходство, и чем ближе он подбирался, тем выше был риск для меня и собак.
        - Сидеть,  - шепнула я мопсам.
        Прячась за невысоким кустарником, покрывающим плоскую вершину, я поползла к краю площадки, туда, где она переходила в каменную лестницу, такую же, как та, по которой пришли мы с другой стороны. Если я нужна ему, он поднимется по этим ступеням. Лучше схватить под мышки собак и бежать со всех ног тем же путем, каким прибыли, хоть он и длиннее. Как только окажусь на несколько ступеней ниже, столовая гора превратится в укрытие. И тогда останется лишь нестись во весь опор к парковке, прежде чем он успеет пересечь долину и отрезать мне путь, но об этом я побеспокоюсь позже.
        Я взглянула на небо. Если хоть немного повезет, шторм налетит внезапно, как это часто бывает, и преследователя просто смоет с горы. Но пока непогода работала против меня: тучи наползали на солнце и я почти перестала видеть отблеск его оптики.
        Прикинув расстояние, я поняла, что, если ошибусь, если стрелок профессионал с тем самым штурмовым «штайером», он высчитает траекторию и пуля догонит меня через две секунды после выстрела. Но даже если он уже изготовился к стрельбе  - стоит мне хоть немного сдвинуться, ему придется вновь отыскивать меня в прицел. Суетливая мишень  - трудная мишень.
        Я поднялась на колени и снова через деревянные рейки скамьи попыталась отыскать его взглядом. В этой ситуации имелся плюс: если я и не знала, где снайпер, он тоже не представлял, где именно я залегла. Надо как-то спровоцировать его. Я отвязала поводки от скамейки.
        - Двинули…  - сказала я мопсам и начала подниматься на ноги, замерла и рухнула наземь, когда поняла, что, похоже, едва не сделала страшную ошибку.
        - Погодите, песики, минуточку,  - выдохнула я, чувствуя, как бешено заходится сердце.
        То ли я верно угадала в нем неискушенного снайпера… то ли ему было плевать, застрелил он меня или нет.
        Я подумала о другом выстреле, пистолетном, что донесся от стрелкового клуба. А что, если в деле двое? Убийца послал Песила поймать меня. И вот еще один. Кто знает, сколько вообще народу в команде? Может, я так была поглощена мыслями о легенде для Макса, что не заметила «хвоста» из аэропорта. Вдруг, не желая проворонить шанс, сейчас второй киллер заходил с тыла, по тем ступеням, где я поднималась, чтобы выстрелить мне в спину. С плоской вершины я смотрела на огромное небо, которым пришла сюда любоваться, на вытянувшийся к востоку хребет Саманьего и широкую равнину на западе и поняла, что никогда так остро не чувствовала себя загнанной в угол.
        Если побегу вперед, к восточному краю плоской вершины, рискую попасть стрелку на мушку. Если назад, откуда пришла,  - могу наткнуться на второго урода.
        - Планы немного меняются,  - доложила я мопсам, а сердце продолжало колотиться от страха ошибки, на которую права не имела.
        Я снова посмотрела в сторону горного склона. На мгновение в разрыве облаков выглянуло солнце и отразилось от прицела винтовки. Оружие было неподвижно, и мы оба находились в тупике, только я не знала, что у меня за спиной.
        - Ну-ка, попади в меня, слабак,  - прошипела я, затем прицелилась и выстрелила.
        В ответ третья пуля ударила чуть ближе, чем первые две. Ого. Я ощутила, как брызнуло песком мне в ногу, даже дух захватило. Я рухнула за спасительную скамейку, вытянулась, прижавшись к земле и тяжело дыша от страха.
        Целью моей стрельбы было не подстрелить преследователя  - на таком расстоянии это невозможно. Я только хотела известить, что тоже вооружена, лишить его или его соучастника уверенности, заставить гадать, где именно я прячусь в засаде. Я сняла поводки с мопсов, которые скулили от грохота моего пистолета и растерянности.
        - Рядом, ребятки,  - сказала я.
        В этот момент порыв ветра узлов, наверное, сорок застиг меня врасплох, едва не опрокинув, хотя я только села, не успев подняться на ноги. Бейсболку сорвало и унесло неведомо куда. И тут же, как всегда бывает с такими ветрами, все стихло. Я проморгалась от песка в глазах и посмотрела на небо, быстро темнеющее с востока: я надеялась, это был знак к началу бури, которую я прежде видела много раз из уютной безопасности своего заднего дворика. Небольшой шторм был уже на подходе.
        Как звуковой эффект для малобюджетного фильма, за вспышкой молнии тотчас последовал треск грома, слишком близко и так оглушительно, что встряхнул внутренности. Ну давай, давай же, просила его я, помоги мне.
        А затем это случилось. В рухнувшей пелене дождя туча как бы нанизалась на вершину  - словно маг накрыл ее черным шарфом. Гора и ее склоны исчезли. Пропал из виду и стрелок  - ему сейчас придется волноваться о том, чтобы выбраться со склона живым. А мне  - о том, кто подступал с тыла.
        Стена дождя еще не дошла до моей горы, однако двигалась прямо на нас. Надо пошевеливаться, и очень быстро.
        - Вперед,  - резко скомандовала я мопсам и сорвалась с места, не оглядываясь, бегут они за мной или нет.
        Надеясь, что подступающий с тыла загонщик полагает, что я вернусь тем же путем, соскочила с тропы вправо от ступеней и на пятой точке заскользила вниз по крутому склону столовой горы. Мопсы скакали рядом со мной, как пара баскетбольных мячей. Вид у меня, наверное, был такой, что, если бы я до сих пор работала в Бюро и осталась жива, ребята выли бы от смеха в баре, слушая рассказ.
        К тому времени, как мы сиганули вниз, налетел дождь: прошивая теплый воздух, забарабанили вокруг холодные капли величиной с ягоды голубики. Затем все капли словно соединились-спаялись в мощный ливень, подтолкнувший меня: я заскользила чуть более гладко, чуть быстрее. Несколько раз ударилась копчиком о большие камни, зато нам удалось избежать более опасных столкновений  - с кактусами. Знала, что рисковала, спрятав пистолет в брюки, но выбора не было. Я наклонилась, сгребла в охапку мопсов, чтобы мы могли бежать еще быстрее.
        Я по-прежнему держалась в стороне от тропы и прокладывала путь через мелкорослый кустарник, обегая колючие груши и чольи, которые, сделай я неосторожное движение, могли просто обездвижить меня. Второго  - того, кто мог заходить с тыла,  - я так и не увидела. И неудивительно. Дождь сделал почти невозможным разглядеть что-то дальше трех метров. Плюс этот второй хочет столкнуться лицом к лицу со мной не больше, чем я с ним,  - отчасти потому, что в курсе, что я представляю определенную силу, и отчасти из-за нежелания быть опознанным: не исключено, этот человек мне знаком.
        Мне повезло, я добралась до старого русла, где встречались, соединяясь, все тропки, и даже успела форсировать его до того, как оно превратилось в поток, который легко смыл бы меня вместе с мопсами.
        Наконец я вернулась к машине и швырнула мопсов на переднее сиденье, где они тяжело дышали, немного побитые сумасшедшим спуском. Легкий парок поднимался от их спин. Я захлопнула свою дверь, перевела дыхание, но револьвер с колен не убрала. Потом медленно объехала парковку, вглядываясь через работающие дворники в другие машины  - их осталось всего две  - с людьми внутри, пережидающими шторм. Убийце надо было пройти вдвое большее расстояние до парковки, чем мне. Ни в одной из этих машин его быть не могло. Он ведь пришел пешком с другого конца парка.
        Дома я уверила Карло, что с нами все отлично, просто вымокли, неожиданно попав под ливень. Мы оба занялись своими делами. Конкретно я  - попытками выдернуть застрявшие иголки чольи из рубашки, которую в итоге пришлось выбросить.
        В голове крутился один вопрос: кто пытался меня убить? Причем дважды. Я достаточно отправила выродков за решетку пожизненно, без права на условно-досрочное освобождение. Несколько придурков, осужденных за менее тяжкие преступления, могли выйти на свободу. Кто-то из них в прошлом мне угрожал. Но меня тогда предупреждали заранее, и подобных случаев в последнее время не было, как и заметил Зигмунд. Я по-прежнему была уверена, что происходящее как-то связано с Флойдом Линчем. Мысли вернулись к его семье. Двое с оружием и знанием местности. Цель, мотив? Не дать мне доказать невиновность Флойда? Если верить Линчу-старшему, так он вообще был бы счастлив видеть Флойда мертвым.
        Проблема номер один: если кто-то жаждет моей смерти так, что сделал две попытки, то наверняка не остановится или же возьмется за тех, кто мне дорог. Я вновь задумалась о грозящей моей стае опасности, на этот раз вообразив гремучих змей в почтовом ящике или какую-нибудь дрянь, подброшенную мопсам через забор заднего двора. Затем представила, как моего дорогого Перфессера похищают. Мучают. Я уже упоминала, что у меня омерзительное воображение?
        Я позвонила Гордо Фергюсону, бывшему работнику секретной службы, который, как я слышала, открыл здесь, в Тусоне, фирму, предоставляющую личную охрану. Гордо был из тех людей, что в состоянии запугать целую бейсбольную команду, и, если слухи правдивы, как-то раз уже делал это. Он был мне кое-чем обязан, и я попросила его присмотреть за Карло и мопсами, только так, чтобы муж ничего не заметил.
        Проблема номер два. При нормальном течении жизни Карло и я играли бы в скребл перед ланчем. И он бы выиграл. Затем мы бы устроились со своими книжками: он  - читать жизнеописание Витгенштейна, а я  - заканчивать экшен/приключения Клайва Касслера, в которых плохие парни однозначно плохие и хорошие парни всегда их побеждают. Вечером мы бы подбросили монетку: что смотреть  - умный фильм или боевик, и я бы в любом случае победила. Сложно было не задаваться вопросом, вернется ли снова эта жизнь, не обманываю ли я себя, пытаясь держаться за нее? Вот и сейчас я чувствовала, как отдаляюсь от Перфессера, готовясь вновь встретиться лицом к лицу с одиночеством, прежде мной не осознаваемым. Отталкивать людей, пожалуй, единственное, в чем я была хороша.
        Несколько раз я безуспешно звонила Коулмен на мобильный. Так и не получив ответа, незадолго до ланча набрала номер офиса, и мне ответила секретарь Мейси Дикенс, до странности неизменно веселая для человека, являющегося, по сути, привратником в мир убийств и беспредела. Сидишь, например, изучаешь фотографии массового захоронения, а она подойдет и преспокойно попросит тебя подписать поздравительную открытку с утятами. У меня от такого мурашки по телу, если честно.
        - Бриджид!  - взвизгнула она, услышав мой голос.
        Мейси имя каждого произносила так, словно слышала о смерти коллеги и теперь с восторгом узнала, что он жив.
        - Увы, Бриджид,  - ответила она, когда я спросила Коулмен.  - Ее нет. И с утра не было.
        - Не знаешь, где она может быть?
        - Знаю, конечно. Позвонили из дома престарелых, где живут ее родители, и сказали, что ее мама больна и хочет ее видеть.  - Мейси сочувственно поцокала.
        Она, наверное, уже наклеила марку на открытку со своими соболезнованиями.
        - Лаура ничего не просила мне передать?
        Шелестит бумагами.
        - Нет. Если вдруг позвонит, что сказать?
        - Что я звонила.
        - Хорошо, милая, так и сделаю.
        Я повесила трубку. Странно: что за срочность такая вынудила Коулмен все бросить, не оставив сообщения или не позвонив, например, по дороге? Даже если Лаура немного плутовала со мной, она тем не менее была строго рациональной. Я перезвонила в офис.
        - Мейси, не знаешь, где дом престарелых, в котором ее родители?
        - Нет, солнышко, понятия не имею.
        Глава 27
        Дабы показать, что не чувствую за собой никакой вины, в отделение судмедэкспертизы я опоздала на пятнадцать минут, назвала свое имя, и мне объяснили, как пройти в прозекторскую. Там Джордж Манрикес уже открыл то, что издалека казалось пастельно-голубым морским львом, однако пахло намного хуже, чем лежалая сырая рыба. Я остановилась, чтобы привыкнуть к запаху, и услышала, как Джордж говорит в микрофон, подвешенный над каталкой:
        - Мужчина, белый, примерно сто семьдесят сантиметров, вес приблизительно шестьдесят пять килограммов на момент смерти. Время смерти определить затруднительно в связи с высокой степенью разложения.  - Он обратился менее формальным языком к Максу:  - Из-за сочетания влажности и жары внутри фургона процесс разложения мог развиваться намного быстрее, чем обычно.
        - Ну, примерно, док?  - попросил Койот.
        - Минимум сорок восемь часов, максимум  - четыре дня. Извините, но таким точным, как мои коллеги в фильмах, быть не могу.
        - Но позже чем два дня назад смерть наступить не могла, это вы хотите сказать?
        - Верно. Дайте мне пару минут позвонить специалисту, который может произвести вычисления температуры внутри машины относительно активности насекомых, и я, возможно, назову более точное время.
        Наконец Джордж с любопытством взглянул на меня. Я появлялась здесь немного чаще, чем следовало бы отставнику с четырехлетним стажем.
        В целом Макс не был жестоким человеком. Он дал мне ментолатума помазать под носом, чтобы нейтрализовать зловоние разложившейся плоти, настолько сильное, что казалось, липнет к коже.
        Однако он заставил меня наблюдать за всей процедурой  - а сам, в свою очередь, наблюдал за мной,  - от внешнего осмотра до Y-образного разреза и того этапа, на котором отделяют скальп, выворачивая его вместе с лицом, и с невыносимым скрежетом срезают верхушку черепа пилой «Страйкер». В процессе Манрикес большим пальцем в латексе раздавил пару оставшихся личинок, одновременно разговаривая с нами и надиктовывая в микрофон свои комментарии. Даже ассистентка, носившая органы туда-сюда на взвешивание и фотографирование, выглядела слегка позеленевшей. Кому же нравится запах мертвечины! Против стоицизма Макса я выставила свой собственный.
        - Вот странная штука,  - продолжал говорить Манрикес, осторожно погружая указательный палец правой руки в гниющую фиссуру на левом бедре трупа.  - На такой степени разложения трудно сказать точнее, но я почти уверен, что она появилась не постмортем. Вы говорили, на полу фургона нашли канцелярский нож?
        Макс кивнул:
        - По сути, полом был потолок. Машина лежала вверх колесами… Да, был там канцелярский нож.
        - Жаль, меня не оказалось.
        - Дозвониться вам не удалось.
        - Порез наверняка сделан канцелярским ножом или иным лезвием. Не думаю, что это несчастный случай.
        - И не самоубийство?
        - Слишком мучительный способ уйти из жизни. Если он хотел умереть от потери крови, скорейшего результата можно было добиться, перерезав яремную вену. К тому же она расположена гораздо ближе к поверхности.
        - Он мог не знать.
        Я мудро хранила молчание, дожидаясь услышать, зачем меня позвали на вскрытие.
        - Убийство?  - Макс продолжил диалог с Манрикесом.
        - Скорее, да. Возможно, неумышленное, по неосторожности, в процессе рукопашной борьбы внутри машины. Определенно пока сказать не могу.
        - Ладно, док, отложим. Я проверю его родственников на случай, если кто затребует тело. Вы позволите воспользоваться вашим кабинетом на пару минут?
        Манрикес кивнул и продолжил руководить ассистенткой, зашивавшей разрез суровой черной ниткой, стараясь как можно дальше отвернуть от трупа лицо и не дышать.
        Койот жестом показал мне следовать за ним. Мы прошли по короткому коридорчику в помещение, где, кроме незамысловатой мебели  - стол с офисным стулом и еще два стула с тонкой обивкой и деревянными подлокотниками,  - находился только ослик пиньята, свисающий с потолка в углу и выглядевший так, будто достался в наследство от прежнего хозяина. На короткой книжной полке стояли руководства и атласы по патологии  - по их виду было ясно, что они здесь явно не для блезиру. На столе  - старый компьютер и обычный беспорядок, характерный для кабинета судмедэксперта: блокноты, пара ручек, коробка с предметными стеклами и другое лабораторное оборудование. В комнате полностью отсутствовали личные вещи: медицинские дипломы или семейные фотографии на стенах либо на столе. Словно Манрикес не хотел пятнать свою жизнь работой.
        Помощник шерифа Койот подтянул один стул, поставив его напротив стола, и указал на соседний. Мы уселись чуть под углом друг к другу.
        В голове так туго переплелись все возможные сценарии, что я не была уверена, смогу ли задать приятелю вопрос без опаски навлечь на себя подозрение. И все же нужно попытаться.
        - Макс, ты хорошо знаешь агента Лауру Коулмен?  - начала я.
        - Не слишком.  - Голова его явно была занята мыслями о другом.
        - Когда ты видел ее последний раз?
        - Мы тогда все были здесь.  - Койот не спросил, в чем дело, хотя я могла правдоподобно объяснить свой интерес. Он сменил тему.  - «В процессе рукопашной борьбы внутри машины»,  - повторил Макс гипотезу Манрикеса.
        - Он сказал, что могло и так случиться.
        Макс вдруг подался вперед, упершись локтями в колени и сцепив пальцы рук:
        - Ты знала, что машина  - фургон, еще до того, как я сказал. Ты знала, что она была там, и ты солгала. Я оказываю тебе любезность: не называю это прямо сейчас убийством и не везу тебя в управление для официальной дачи показаний. Ты мне расскажешь, что за хреновина там приключилась, и не смей врать!
        Он не застиг меня врасплох. По пути из аэропорта я хорошенько вспомнила визит Макса и решила, что поторопилась тогда. Конечно, Макс понял, что раз я была в курсе, какая именно машина разбилась, значит солгала о том, что видела и чего не видела в сухом русле. От этого факта до обвинения бывшего агента ЦРУ в убийстве невинного человека и последующем сокрытии преступления как до луны: слишком большой логический скачок. Делать такой перескок у Макса нет никаких оснований. Вот почему он сказал для «дачи показаний», а не допроса.
        - Я пришла сюда, чтобы сделать чистосердечное признание,  - сообщила я, почувствовав себя чуть более уверенной.
        Костяшками пальцев он ткнул свой нос с одного бока и с шумом продул ноздрю, словно избавляясь от смрада прозекторской, вытер остатки ментолатума с пальца о брючину. Запах не слишком досаждал ему: задние сиденья патрульных машин смердят точно так же, в независимости от того, как часто их поливают из шланга.
        - Кончай вешать лапшу и давай выкладывай,  - велел он.
        За свою карьеру я наслышалась немало лжи и сама достаточно практиковалась в этом. И сейчас, если удастся сплести подходящую историю, чтобы завоевать его доверие, не попавшись в ловушку…
        Я спокойно изложила тщательно продуманную легенду, соединяя факты и вымысел в сюжетную линию, как мне верилось, достаточно правдоподобную. Откровенно рассказала о своих отношениях с Карло и объяснила, почему он ничего не знает о моем прошлом. И почему я не хотела говорить при Карло.
        - Тем не менее  - да, я видела фургон. Наткнулась на него за день до обнаружения и даже заглядывала внутрь. И видела тело. Ты был прав, я знала, что в машине находился труп… Макс, я достала мобильный телефон, чтобы позвонить тебе, но элементарно не смогла набрать номер: застыла при виде того, с чем, думала, уже никогда не столкнусь. Плюс я страшно боялась, что Карло узнает, что прежде я зачастую имела дело с насилием и жестокостью.
        Я сидела, наклонившись вперед к Максу, повторяя язык его тела, давая понять, что я в синхроне с ним: руки легко лежали на подлокотниках стула, поза открытая и искренняя.
        - Решила, кто-то непременно обнаружит его, даже если я не позвоню. И Клифф нашел в течение сорока восьми часов.
        Где здесь ложь и где правда? Я уже и сама не могла бы различить. Все звучало вполне естественно, и Макс, кажется, верил мне. Или же мысленно заносил в список подозреваемых.
        - Да, я ошиблась,  - продолжала я.  - Приняла абсолютно неверное решение, но нельзя сказать, что я препятствовала расследованию тем, что задержала его на сутки. Обещаю все обдумать и постараюсь вспомнить, видела ли что-либо поблизости, и изложу тебе в письменном виде, если хочешь.
        Макс как будто немного отмяк, отчего выдохнула и я.
        - После этого ливня старое русло превратилось в реку,  - заговорил он.  - У наших криминалистов небольшой опыт работы в водной среде. Они полагают, что вещественные доказательства смыло куда-нибудь вниз по течению, так что, если и найдут что-либо, не смогут гарантировать, что это имеет отношение к первичному месту преступления. Если, конечно, место обнаружения фургона в самом деле первичное.
        - Ты прав, патологоанатом назвал машину первичным местом преступления, поскольку знает лишь, что в ней произошло убийство. А ведь ее к старому руслу могли пригнать откуда-нибудь, значит  - это вторичное место.  - Сейчас, почувствовав, что сорвалась с крючка, я хотела казаться полезной.  - Господи, где Гэри Синиз, когда он нужен? Если ты прав и убитый парень  - бомж, как сильно ты хочешь «давить» это дело?
        - О, надавлю как надо, не сомневайся. Авария или убийство  - покойный, я думаю, либо перелетная птица, либо же здесь замешано что-то еще. Может, он имеет отношение к той метамфетаминовой лаборатории, что взлетела на воздух в вашем районе на прошлой неделе. Возможно, здесь наркотики или преступная группировка…
        - Ну да, этот парень мог быть одним из тех убийц, которым давно уже пора получить по заслугам,  - энергично кивнула я, как бы давая понять, что не сама это придумала, а Макс.
        Расслабляться рано: помощник шерифа мог придерживать какие угодно факты-козыри, желая проверить, что еще мне известно. Он очень умен, и я уважала его. Но, кроме того, чтобы отвести от себя основное внимание и продемонстрировать профессиональный интерес, я надеялась направить Макса на верный курс: Песил  - преступник, а не жертва.
        - Есть адрес, по которому зарегистрирован этот автомобиль, и мы отправим туда людей, может, еще что найдут,  - сказал Макс.  - А я загляну к жителям домов, что вверх по склону от русла, поспрашиваю, вдруг видели что-то необычное в тот день.  - Он замолчал и посмотрел на меня.
        Я не отвела взгляда. Мне приходилось иметь дело с людьми пострашнее и в обстановке куда более опасной.
        - У тебя все?  - спросила я, изобразив снисходительный и чуть скучающий тон.
        Он улыбнулся. Я обратила на это внимание, потому что не смогла вспомнить, когда вообще видела улыбку Макса.
        - Ты же будешь в пределах досягаемости, если вдруг понадобишься нам, верно? Никуда не уедешь?
        А вот от этих слов на меня будто холодком пахнуло: именно такие слова я сама слишком часто говорила подозреваемым. Его внешняя расслабленность была ловушкой. Я едва не ахнула  - спрятала в кивке отвисший подбородок, и он не заметил.
        - Понимаешь, мне, может, понадобится побеседовать с тобой еще раз, как только эксперты закончат осмотр фургона. У них там сегодня полевые работы.
        - То есть?
        - Они нашли много следов, песок с медью, существенное количество уникальных отпечатков, несколько волос. Можно было подумать, что кровь в фургоне только этого парня, но кто знает. Вдруг и его убийцы.
        - Так у тебя на сегодня все?  - снова спросила я.
        - Почти. Еще один момент.  - Он потянулся к столу и взял одну из картонных коробок с тампонами на стержне для взятия мазков на ДНК.  - Твои отпечатки пальцев мы взяли из базы Бюро, но образцов твоей ДНК там нет. Поделишься?
        - Ох, Макс.  - Вот к чему весь его разговор и зачем заманил меня в этот кабинет. И ведь наверняка проверил заранее, есть ли здесь палочки для взятия мазков на ДНК.  - У тебя ордер-то есть на это?
        - Пока я хотел сохранить это между нами, но если хочешь, чтобы я пошел к судье, сообщил ему твое имя, а заодно, возможно, и резонное основание и получил бумажку,  - конечно, я могу это сделать.
        Что мне еще оставалось? Я подалась к нему и раскрыла рот, надеясь, что ни кровь и ни один из найденных волос с места преступления не окажутся моими, или если окажутся, то все улики будут испорчены, перемешавшись в одном большом супе неразличимых ДНК. Макс мазнул мою щеку изнутри, затем осторожно поместил палочку в маленькую картонную коробку и закрыл ее. Ручкой он написал на крышке номер, а не мое имя. Я заметила, но промолчала, благодарная ему за эту скромную услугу.
        - Ты и я знаем кое-что друг о друге, правда?  - сказал он, когда убрал коробочку в карман рубашки.
        Максу не было нужды уточнять. Я понимала: он имеет в виду нечто конкретное  - спорные обстоятельства дела, когда я застрелила преступника,  - и прикидывает, не поймал ли он линчевателя.
        - Думаю, да.
        - Так вот, эти вещи могут вынуждать нас мыслить по-разному. Есть еще кое-что. То, чего ты обо мне можешь пока не знать. Я многое могу стерпеть, прежде чем потеряю самообладание. Глупость, например. И даже неуважение. Порой люди думают, я оттого всегда спокоен и нетороплив, что вообще никогда не расстраиваюсь. А ты знаешь, что на самом деле жжет мне задницу?
        - И что же?  - мягко спросила я, стараясь не дать ему вспыхнуть.
        - Ощущение, что меня обманывают. Например, если кто-то считает меня недостаточно смышленым, чтобы догадаться, когда меня водят за нос.
        Глава 28
        Не могла я винить Макса за то, что он подозревал меня в неискренности. И тем не менее продолжала убеждать себя: рассказ о нерешительности, о колебаниях, вылившихся в недонесение, получился правдоподобным. Естественно, он вынужден думать, что раз уж я солгала в одном, значит могу солгать и в другом.
        В моем распоряжении оставалось как минимум четыре дня и, возможно, еще немного, пока не будут готовы тесты ДНК, даже если Максу удастся осторожно надавить на кое-какие кнопочки и переставить мой мазок поближе в «общей очереди». Но тогда придется анализировать все следы, чтобы найти совпадения, и, возможно, меня уже не будут принимать в расчет. Но в одном я могла быть уверена: Макс сохранит дружескую любезность, не озвучивая своих подозрений, пока не раздобудет твердых доказательств.
        А сейчас мне необходимо было сосредоточиться на другом. Во-первых, выяснить, где жил Песил, и убедиться, что нас ничего не связывает, кроме фото и клипа с новостями, найденных в его машине. Во-вторых, разыскать Коулмен, потому что я начала волноваться за нее. Заодно выяснить, что заставило ее отправить мне зашифрованное сообщение: «Кстати, вы были правы! Отчасти». Права в чем? И если у нее оказалась улика, кому она собиралась предъявить ее, прежде чем Линч сделал свое заявление двадцать четыре часа назад?
        От офиса судмедэксперта я проехала пару кварталов до Бюро. Запарковала машину в подземном гараже, чтобы сохранить в ней температуру, пригодную для существования, и поднялась по лестнице на шестой этаж  - отчасти тренировки ради, отчасти потому, что не хотела получить сюрприз в лифте. Мейси я сообщила, что хочу встретиться с Моррисоном, и она открыла мне дверь в отдел, не докладывая шефу. Будь на моем месте другой, не проработавший здесь так долго, как я, Мейси бы так никогда не поступила.
        Кого-то из попавшихся мне навстречу сотрудников я спросила, где кабинет Коулмен, прошла по коридору и обнаружила его открытым. Никого поблизости не было, и я потратила несколько секунд на внешний осмотр стола и верхнего выдвижного ящика в поисках чего-то типа адресной книжки или даже телефонного номера, нацарапанного на листке блокнота. В процессе я задела компьютер, и на экране появилась заставка. Как типичный офисный работник, она оставила его включенным.
        Всего одной минуты мне хватило, чтобы ввести номер водительского удостоверения Джеральда Песила на сайте регистрации автомобилей и заполучить его адрес. Однако недостаточно быстро, чтобы улизнуть незаметно. Специальный ответственный агент Роджер Моррисон вошел в кабинет именно в тот момент, когда я покидала страницу сайта.
        - Мейси сказала, что ты пришла встретиться со мной.  - Он нахмурился при виде моих рук, замерших над клавиатурой.
        Я медленно убрала руки и опустила их на колени, но не потрудилась объяснить причину своей просьбы о встрече.
        - Вообще-то, я пришла к агенту Коулмен.
        - Зачем?
        Решение изображать неведение было лучшим планом для получения нужной мне информации.
        - Хотела задать ей пару вопросов о Флойде Линче и его вовлеченности в убийства «Шоссе-66».
        - Тебя же проинформировали: агент Коулмен не ведет это дело.
        Я понимала, что могу добавить бед к уже свалившимся на Лауру, но, увидев Моррисона, не в силах была остановиться:
        - Роджер, ты на опасном пути. Вы принимаете признание Линча без тщательного расследования. А вопросов в деле остается немало.
        Степень его обычной раздраженности заметно повысилась. Он попытался надуть грудь.
        - Какого рода информацией поделилась с тобой агент Коулмен?
        Я ничего не ответила, лишь продемонстрировала ему лучшее свое выражение лица типа «не-пойму-я-что-за-чушь-ты-несешь».
        Моррисон помолчал, и грудь его немного сдулась. Он был слегка обеспокоен, я поняла это по его попытке объясниться.
        - Не знаю, зачем ты спрашиваешь и почему я должен доходчиво объяснять это, но Коулмен нарушила протокол. Я временно перевел ее в отдел борьбы с мошенничеством. Ей еще повезло, что я не отстранил ее от службы.
        - И где она сейчас, тебя не интересует? Лаура в самом деле поехала навестить мать?
        Моррисон хмыкнул:
        - Да кого это волнует? Откровенно говоря, я думаю, она смылась зализывать раны, но это ФБР, а не групповая терапия. Так что отстегивай свой искусственный член и убирайся отсюда, пока я не дал команду арестовать тебя за использование государственной собственности.
        Разговор с Моррисоном напомнил мне одну из многих причин, побудивших меня к ранней отставке. Я мысленно подобрала слова, которые можно говорить, только когда ты в отставке, и говорить их непременно с улыбкой:
        - Роджер, искусственный член мне без надобности. Я взяла твой.
        Глава 29
        Стрельба в парке, конфронтация с Максом на вскрытии Песила и стычка с Моррисоном  - поганый у меня получился денек. Вдобавок начало мерещиться, будто в собственном доме я нахожусь по легенде, всем своим видом показывая Карло, насколько я беззаботна. По дороге домой я остановилась у продовольственного магазина и побродила по рядам, набирая какие-то мелочи в корзину, чтобы муж поверил, будто я ездила за продуктами.
        - О, свежий имбирь?  - удивился он, помогая мне выгружать товар.
        Неужели я купила имбирь?
        - Так получилось…  - пробормотала я, часто моргая и тупо пялясь на лежащую на столе абсолютно ненужную корнеобразную штуковину большого размера.
        Карло подошел ко мне сзади и обнял  - его руки легли как ремни безопасности на карусели. Я развернулась в его объятии, поцеловала, а потом сунула упаковку питьевой соды в буфет с продуктами, пока он не смотрел. Для чего она  - тоже понятия не имела.
        После ужина я вышла из дома с бокалом «Пино Гриджо», подошла к забору заднего дворика полюбоваться горами и поразмышлять о той трясине, в которую погружалась все глубже и глубже. Вот прошмыгнул коричневый кролик с белым пятном хвостика, не сливающимся с темным ландшафтом. Жестокая эволюционная шутка, этот хвостик. Смотрится как мишень. Затем мой взгляд привлекло движение чуть в отдалении справа, и я заметила койота, трусившего вдоль берега высохшего ручья. На кролика он не обращал никакого внимания. Похожий на большую бежевую собаку, он как будто нес палку. Было слишком далеко, чтобы разглядеть, трость ли это, которую я закопала, поняв, что не ототру кровь.
        Я вбежала в дом, бросив на ходу «кукушка-подорожник» Карло, когда он вопросительно взглянул на меня поверх книги, схватила на кухне бинокль и выбежала обратно на двор. Койота след простыл.
        В общем и целом, думала я в тот момент, все не так уж плохо, если только не брать во внимание мой страх при виде животного, выкопавшего залитое кровью орудие убийства. Все не так уж плохо…
        По-настоящему дурной оборот дела стали принимать на следующий день.
        Глава 30
        Я весь вечер прождала звонка Коулмен или хотя бы сообщения по почте  - тщетно. Может, как предположил Моррисон, она и вправду зализывает раны? Горюя по поводу отстранения от дела. Или стесняется поделиться со мной. Может, расследует некий источник, о котором не хочет говорить даже мне. Я не знаю, в чем причина ее молчания, но, по крайней мере, могу выяснить, где живут ее родители, и проверить эту часть истории.
        Сегодня Флойд Линч будет делать добровольное признание в суде, и, насколько мне известно, у нас ничего нет. Я поеду на слушание заранее, посмотрю, что там происходит, но до этого у меня остается время замести следы, прежде чем Макс обнаружит что-нибудь еще о моей причастности к гибели Джеральда Песила.
        Я сказала Карло… Сейчас не припомню, что конкретно,  - насочиняла, конечно,  - и направилась на север в Сан-Мануэль, где последний раз видели Песила.
        Ведя машину, думала: а что, если парень говорил от балды? Что, если он был душевнобольным? Что, если нет никаких жертв? Что, если ты убила придурка, жаждавшего славы? Вспомни Флойда Линча.
        Должна признаться, одной из главных причин, заставивших меня поехать туда, было доказать себе, что я не убивала невинного человека.
        Повторяя, что своими глазами видела кровь на полу фургона, я гнала машину так быстро, как только осмеливалась, проскочила чуть более чем за полчаса двухрядное Шоссе-77 и свернула направо на Тайгер-Майн-роуд мимо прогнившего знака, почти радушно зазывавшего меня в Сан-Мигель.
        Сан-Мигель  - убогий городишко милях в сорока к северо-востоку от Тусона, вправо от Шоссе-77. Здешний процветающий медный рудник на какое-то время сделал это место привлекательным до такой степени, что тут даже обустроили поле для игры в гольф. Однако по мере постепенного сокращения добычи меди город пустел, и поле для гольфа выглядело все хуже. Главная улица бежит между унылым жильем справа и шахтными отходами слева, холмы которых понижаются в мутновато-зеленое озеро. Оно тянется примерно полмили, отделяя город от гребня Галиуро на востоке.
        Я нашла адрес Песила и по привычке припарковала машину дальше по улице, где ее потом нельзя будет идентифицировать. Затем надела розовый махровый тюрбан и свои темные очки «Джеки-О», на ноги  - десятисантиметровые танкетки, чтобы выглядеть повыше, и зашагала к дому, в котором сдавалась комната, пришедшаяся по вкусу Джеральду Песилу. На мгновение задумалась, что бы я делала, если бы увидела здесь автомобиль Макса, но напротив дома машин не было. Посреди жиденько посыпанного гравием двора торчала табличка «Дом сдается». Старушка с усиками над верхней губой, в платье восточного типа с рисунком воющего койота, подошла к двери.
        Формальные представления не требовались. Но когда мы шли через умирающие кусты лантаны к тыльной части ее владений, где в маленьком домике из алого кирпича прежде обитал Песил, хозяйка вдруг обратила внимание на мои тюрбан и темные очки.
        - Вы болели?  - спросила она. Я пробормотала что-то с южным акцентом.  - Мне тоже пришлось пройти через это.
        Я пробормотала что-то еще. Может, она решила, что расслышала, потому и повторить не попросила.
        - Последний жилец обитал здесь несколько месяцев, но вот уже пару недель его не вижу. Он остался мне должен. Платил раз в неделю.
        - Думаю, это то, что мне нужно,  - сказала я, стоя на пороге строения в одну комнату, в каждом углу которой были завалы мусора. От вони я зажмурилась, пытаясь определить ее источник: остатки еды и неаккуратное прицеливание в унитаз или что-то похуже.
        - Надо будет помыть здесь,  - проворчала женщина.
        - Кажется, он тут не слишком развлекался,  - проговорила я как бы самой себе, думая, что бы еще вытянуть из хозяйки.
        - Время от времени я слышала какой-то шум, будто бы у него там были девушки. Как-то раз вроде женщина кричала, дрались, что ли. Не моего ума это дело.
        Для нее это сплетня. А для меня  - реконструкция места совершения преступления. Я не могла выяснить подробности и только надеялась, что это сделает Макс.
        - О, я видала и похуже. Могу я вас попросить… Я ищу уединенное место, чтобы закончить книгу, которую сейчас пишу.
        - Мемуары?  - рассмеялась женщина.
        Я взглянула на старушку и невольно подумала: когда Песил сделал бы ее очередной своей жертвой? Перед самым отъездом? Давай, потешайся надо мной, леди. Не исключено, что я спасла тебе жизнь.
        - Могу я вас попросить оставить меня одну минут на пятнадцать? Хочу прочувствовать вдохновение этого места. Обещаю ничего здесь не трогать.
        - Я тоже ничего здесь трогать не буду.  - Домовладелица скривилась.
        Как только осталась одна, я переступила порог и сразу же захлопнула за собой дверь. Из своей сумки, отодвинув в сторону револьвер, который положила утром перед отъездом из дома, вытянула пару латексных перчаток, шапочку для душа и бумажные бахилы. Шапочку для душа я убрала обратно, вспомнив, что тюрбан надежно укрывает мои волосы.
        Помещение три на три метра служило гостиной, столовой и спальней одновременно. Кухня в углу состояла из электроплитки на карточном столике, к которому жался маленький холодильник. Дверь в дальнем конце вела, похоже, в санузел  - там должна быть и единственная раковина. Несмотря на рассованный по углам мусор, упаковки от фастфуда и нестираные футболки, мне удалось тщательно обыскать дом, потому как я знала, что искать.
        Нет, костей я не нашла. Пока. Комната слишком маленькая. Беглый осмотр непотревоженной почвы во дворе подсказал мне, что Песил не использовал его как кладбище. Сейчас я искала другое: вещи, которые принадлежали явно не ему.
        Пальцами я осторожно прощупала поверхность кресла с выцветшей обивкой, протертой на подлокотниках до дерева. Открыла засаленные жалюзи  - нет ли чего между ними и единственном в помещении окном. Проверила под металлической подставкой под телевизор, заменявшей, наверное, обеденный стол. Заглянула в пустой холодильник. Быстро поискала на предмет укромного местечка, куда можно было спрятать лэптоп или мобильный телефон.
        Наконец обнаружила не принадлежавшие Песилу вещи, засунутые под грязный, наполовину сдутый надувной матрас в углу комнаты, служивший кроватью. Когда он бывал здесь, то спал на своих «сувенирах»: собранные в полиэтиленовый пакет, они были ему чем-то вроде валика под матрасом в изголовье.
        Из пакета я вытащила женскую одежду: носки с дырами на месте больших пальцев, потрепанный свитер, грязную белую блузку с затягивающим шнурком на шее, юбку с «привидением», которое когда-то было геометрическим рисунком, прежде чем стирки размыли его. Еще одну юбку с пятном, похожим на кровь. Жертвы  - женщины бедные. Может, бездомные? Их имел в виду Песил, когда сказал, что охотился за старухами, которых никто не станет искать?
        Я вытряхнула пару предметов, что болтались на самом дне пакета. Распятие из двух палочек от мороженого на обрывке струны и маленькая ламинированная карточка с молитвой. С одной стороны карточки  - картинка и имя святого Иуды, не Искариота. На обороте  - молитва на испанском. Удалось прочесть почти весь текст. В молитве говорилось: «О, благочестивый святой Иуда, святой покровитель безнадежных дел, великий в добродетели и щедрый в чудесах, надежа для всех, кто просит у тебя чего-то особенного, помоги мне в моей насущной необходимости».
        «Causas perdidas». Безнадежные дела. Думаю, святой Иуда оказался не слишком полезен. Множество нелегалок, страдающих от жажды и голода женщин, ослабленных стихией и своим возрастом, с радостью примут предложение проехать в фургоне и обещание чего-нибудь выпить. Сто квадратных миль «шведского стола» для серийного убийцы.
        На таких несчастных Песил и охотился.
        Сидя на корточках и готовая вскочить при звуке шагов возвращающейся хозяйки, я сжала пакет на случай, если там еще что-то осталось, и через два слоя пластика и своих латексных перчаток почувствовала что-то вроде короткого обрывка веревки. Я снова запустила руку и вытащила длинную седую косичку, связанную на обоих концах бечевкой. К одному концу косы прилипли частички какой-то бледной ткани, которые при осмотре под микроскопом наверняка окажутся фрагментами человеческого скальпа. Я поморщилась, представив себе, как это произошло. А когда пригляделась, обратила внимание, что все три пряди косы немного отличались друг от друга. Первая была почти белой, вторая  - более серебристо-седой, а третья  - цвета соли с перцем.
        Косу заплели после смерти, в ней волосы как минимум трех разных женщин. Я с почтением положила ее поверх одежек, будто оставляя сообщение помощнику шерифа Койоту: «Ищи тела».
        Потом взглянула на свои часы. Я не отважилась спросить Макса, когда он собирается сюда. Может, он уже на подходе. Я затолкала все обратно в пакет и сунула его на место  - под надувной матрас, чтобы нашли эксперты. Как только найдут одежду, артефакты и волосы, вырванные с голов несчастных, копы взглянут на Песила не как на жертву, а как на преступника.
        Когда я уже собралась уходить, вдруг заметила треугольный краешек черного предмета, выглядывающий из-под матраса. Думая, что это пакет для мусора, я коснулась его пальцем, чтобы подсунуть под матрас… Мобильный телефон! Я вытянула его и, открывая, почувствовала, что сердце вот-вот выпрыгнет. Меня разрывали сомнения: опустить в карман, а потом проверить номера в нем или оставить здесь, чтобы нашел Макс? Звук за спиной заставил меня подпрыгнуть и спрятать руки в латексных перчатках.
        - Вы закончили здесь?  - донесся голос хозяйки.
        Черт!
        - Почти.
        - Вам нехорошо?  - Она видела, что я сижу в углу, потому, наверное, и спросила.
        - Нет, все отлично. Телефон свой вот уронила. Еще несколько минуток, хорошо?
        Я прислушалась, как хозяйка шагнула за порог, затем скрипнула, закрывшись, сеточная дверь, при этом очень надеялась, что она не обратила внимания на мои бахилы. Палец коснулся иконки фотоальбома.
        И я увидела жертвы. Тела. Крупные планы рук, ног, костей, подпиравших плоть, как стойки  - палатку. И лица. Лица хоть и неповрежденные и неизувеченные, но они были еще хуже. По службе мне приходилось сталкиваться с телами жертв  - мертвых. Но эти… Эти женщины, еще живые, глядели на меня. Не обязательно было видеть, что он сделал с их телами, достаточно посмотреть на их глаза.
        В альбоме было несколько десятков снимков, которые я торопливо пролистала, прежде чем нашла свои фотографии  - их, похоже, Песилу кто-то прислал.
        Значит, телефон здесь оставлять нельзя. Даже если я сотру свои снимки, какой-нибудь технарь все равно откопает их. Я положила мобильник в сумку. Еще одно нарушение закона  - кража вещественного доказательства с места преступления  - записано на мой счет.
        Я не стала прощаться с хозяйкой и ушла через задний двор смежного участка, за которым на улице припарковала автомобиль. После себя я оставила достаточно улик, чтобы Макс самолично убедился в том, что Джеральд Песил был подонком.
        Глава 31
        Вместо того чтобы ехать домой и опять притворяться, я отправилась прямиком в город и остановилась в «Брюггере» выпить черного кофе с простым рогаликом. Я еще раз проверила телефон Коулмен. По-прежнему ответа не было, как и сообщения мне. Накануне она звонила в офис, но почему не мне? Почему она избегала меня?
        Я раскрыла мобильник Песила и проверила номера, на которые он звонил. Набирала их один за другим  - все официальные телефоны служб доставки закусок. Если он и разговаривал с кем-то более зловещим, чем «Пицца папы Джона», тот номер он удалил. А у меня в голове все вертелся вопрос: существует ли ниточка от стертого номера к убийце «Шоссе-66»? Для опытного специалиста цифровых технологий мобильник в моей руке может хранить и личность настоящего убийцы, и основание для моего ареста за убийство Песила. Я убрала трубку в сумку, сделав мысленную заметочку найти толкового хакера не из Бюро.
        Я убила час, экспериментируя с номерами из телефона, все больше и больше страдая от беспомощности, абсолютно незнакомой в те времена, когда у меня был жетон сотрудника. Осознав наконец, что внутреннее ощущение себя в роли закипающей кастрюли никуда меня не приведет, я приблизительно в десять тридцать отправилась к зданию федерального суда, куда для дачи официального заявления привезут Флойда Линча.
        Припарковаться у здания суда было делом непростым, как и найти место просто постоять на ступенях. Ничего похожего на поимку серийного убийцы народ Тусона не видел со времен процесса шестидесятых годов, когда судили молодого парня с внешностью Элвиса, прозванного Тусонским Крысоловом: он убивал старшеклассниц. Сегодня здесь собрались все местные и центральные бригады новостей. Было довольно забавно наблюдать, как троица  - Моррисон, Адам Вэнс, федеральный прокурор, и Роял Хьюз, государственный защитник,  - маневрируют, чтобы оставаться в фокусе камер.
        С того места, где я стояла, было слышно только, как отвечал репортерам Моррисон:
        - …гордимся отличной работой сотрудников местных и федеральных правоохранительных структур, включая помощника шерифа Максвелла Койота и нашего специального агента Лауру Коулмен, преуспевших в задержании человека, который, без сомнения, был одним из самых активных серийных убийц этого столетия.
        - …верно, первоначальное расследование быстро привело к добровольному признанию не менее чем в восьми убийствах еще в тысяча девятьсот девяностом году, а последняя жертва обнаружена во время его ареста в принадлежавшем ему грузовике.
        Я искала в толпе Коулмен.
        Вместо нее глаза выхватили из толпы Захарию Робертсона.
        Сначала я ощутила тот же самый когнитивный диссонанс, который испытала, когда увидела на фото себя, в конверте из вэна Джеральда Песила. И не сразу до меня дошло, что Зак все-таки не сел в самолет на Мичиган.
        Его было почти не видно за оператором «Тусон фокс ньюз». Он наблюдал за мной.
        Зак и я оказались вместе на одном из тех жизненных отрезков, когда живешь словно с обнаженными нервами. В такие моменты узнаешь людей так, как не сможешь ни в какие другие. Мы оба понимали, что сейчас происходит. Я видела это в его глазах, в опущенных уголках рта, по его частому, как у беспокойной собаки, дыханию.
        - …Флойду Линчу было двадцать шесть, когда он совершил первое убийство.
        - …да, за исключением двух жертв, опознаны все. Одна из неопознанных  - мексиканка, которую он подсадил к себе в машину после того, как она нелегально перешла границу США. По причинам, подобным этой, делом так плотно занималось ФБР, помимо того факта, что преступления «пересекали» границы штатов и поэтому подпадали под федеральную юрисдикцию.
        - …верно, все его жертвы женщины.
        Мне было необходимо немедленно пробиться к Заку. Я прокладывала себе путь, бормоча «ФБР, пропустите, ФБР», что всегда действовало на обычных зевак, но не на журналистов, стойко удерживавших позиции, которые им удалось захватить, и не уступивших бы ни дюйма, будь я Папой Римским с приступом диареи. Тем не менее я пыталась протиснуться изо всех сил, когда по толпе прокатился гул: подъехала машина шерифа, из нее вышел Макс, а за ним следом  - Линч в наручниках.
        - …в процессе исчерпывающих допросов Линч предоставил достаточно подробную информацию, часть которой не была предана гласности, так что у нас не осталось сомнений в искренности его признания.
        - Макс!  - позвала я.
        Он находился ближе к Заку, чем я. И об этом я хотела дать ему знать. Макс огляделся, услышав свое имя, но меня не увидел.
        Пара помощников шерифа прокладывала коридор в толпе.
        - …этот вопрос следовало бы задать федеральному прокурору Адамсу Вэнсу.
        Моррисон сделал шаг в сторону, уступив место Вэнсу, который, будучи невысокого роста, чуть поправил себе микрофон:
        - Да, Флойд Линч психически здоров и правомочен сделать те признания.
        - Макс!  - снова позвала я.
        На этот раз он нашел меня в толпе, но его реакция узнавания оказалась вовсе не такой, какой была бы пару дней назад. Кроме того, что Макс встретился со мной взглядом, он не признал меня, не кивнул или не вздернул подбородок, словно спрашивая, что, мол, стряслось. Даже наоборот, выглядел настороженным, будто в ожидании опасности. Он сказал что-то ближайшему к нему помощнику. Тот посмотрел на меня.
        - Зак!  - крикнула я еще громче и показала Максу на него.
        Но тот уже отвернулся и удалился за пределы слышимости, а помощник, похоже, не понимал ничего из того, что я пыталась им донести.
        Я вдруг начала воспринимать происходящее связанным с чередой переплетенных меж собой воспоминаний. Может, верхняя губа Линча послужила толчком к этому  - то, как она выпирала. Будто повинуясь воле толпы, я повернулась вместе со всеми и уставилась на Линча  - впервые с того времени, когда смотрела допрос на видео.
        - …Флойду Линчу назначено огласить свое признание в присутствии судьи Сьюолла сегодня в одиннадцать тридцать утра.
        Я припомнила Флойда Линча, которого видела на месте преступления, и сравнила с этим. Сейчас он более походил на больное животное, которое не понимает, почему на него так лают собаки.
        За этим воспоминанием последовало другое, намного более давнее,  - о событии, произошедшем задолго до моих дней в Бюро. Я сидела перед телевизором, ждала, пока мама принесет нам сэндвичи. Мы собирались к одиннадцатичасовой службе, которую папа называл «Алка-зельцер-месса», потому что, как он говорил, народ к ней ходил с похмелья. Дело было незадолго до Дня благодарения, и поскольку тогда мы жили во Флориде, мы притворились, что на улице не так уж жарко, и раскрыли окна.
        Телепрограмму, что я смотрела, прервал экстренный выпуск новостей.
        Прямой эфир. Кадр снаружи: бронеавтомобиль. Кадры внутри помещения: толпа фотографов с такими камерами, у которых «башмаки» с аккумуляторами для вспышек больше самих фотоаппаратов. Все в костюмах, кроме одного  - в белой рубашке и тонком джемпере…
        Ни одной белой каски. Значит, охраны недостаточно. Я навалилась сильнее, гадая, что лучше: попытаться сначала пробиться к Заку или к Линчу или устроить какую-нибудь суматоху, чтобы вынудить Макса обратить внимание.
        В теленовостях, которые я вспоминала, из толпы репортеров вырвался плотный мужчина, сделал шаг вперед, поднял пистолет и выстрелил другому мужчине в живот. Тот резко прижал руки к телу, дернул-откинул назад голову и так же резко обнажил зубы, словно каждая часть его тела инстинктивно пыталась уйти с линии огня.
        Я одна понимала: сейчас нечто подобное произойдет здесь  - и не могла предотвратить это.
        Слишком поздно. Линч уже преодолел половину ступеней, Зак вырвался из толпы, кинулся вперед с криком: «Линч!» Когда тот повернулся, Зак сделал единственный выстрел ему в живот. Линч закрыл глаза, раскрыл рот в немом стоне и зажал живот. И верхняя губа завернулась вверх, обнажив зубы. Вздрогнув, Макс отдернул руки назад, к своему телу, так же дернул-откинул голову назад и так же резко обнажил зубы, словно каждая часть его тела инстинктивно пыталась отскочить с линии огня.
        Не успев добраться до Линча, я переключила внимание на Зака. Он снова посмотрел на меня. Посмотрел с улыбкой, которую я видела у него впервые за семь лет, она сделала его абсолютно другим человеком, и снова поднял пистолет. Толпа взбесилась, операторы все разом пригнулись, оставив оборудование над головами, чтобы снять того, кого убивают.
        В техасском полицейском управлении был короткоствольный кольт «Кобра» 38-го калибра, жертвой  - Ли Харви Освальд, а убийцей  - мелкий аферист из Невады, по имени Джек Руби. В отличие от него, у Зака был всего лишь револьвер 22-го калибра, оружием назовешь с натяжкой. И в отличие от Джека Руби, вместо того чтобы сдаться полиции, Зак нажал на курок, выстрелив себе в голову.
        Глава 32
        Как только Зак выронил оружие и рухнул на землю, фотографы и телеоператоры полезли вперед  - кто на корточках, кто согнувшись в три погибели, боясь выпрямиться в ожидании новых выстрелов, но продолжая держать аппаратуру над головами: все помнили о Пулитцере. Охрана суда подалась назад, взявшись за руки, пытаясь хотя бы сдерживать коридор для проезда «скорой», которые появились спустя долгие две минуты: одна «скорая» забирала Линча, а вторая  - Зака. Я протиснулась ко второй и сидела с Заком, пока работали медики. Он не был опытным стрелком, а может, рука дрогнула, да и прицел взял слишком высокий, так что смерть его не была мгновенной. Зак хотел говорить. Я шикнула, чтобы молчал, но парамедик сказал, что с черепно-мозговой травмой так будет лучше удерживать его в сознании.
        - Я достал его,  - проговорил Зак, сделав неимоверное усилие.
        - Да, дружище, ты сделал это.
        Я глянула на кровь на его рубашке: брызги от выстрела в Линча смешались с кровью из раны на его голове. А еще на рубашке оставались складки от упаковки. Он надел новую рубашку, чтобы убить Линча.
        Зак провел языком внутри рта, смачивая его, чтобы выдавить:
        - Жизни не будет.
        Я решила, что Зак имеет в виду приговор Линча, но он, возможно, имел в виду себя, что его собственная жизнь больше не имела никакого смысла. Я взяла его руку в свою, погладила:
        - Зак, милый, поговори со мной, а?
        Он начал было поднимать глаза, но не смог и опустил их. Он поморщился от внезапной боли.
        - Готов?  - спросил он.
        Я точно не знала.
        - Да, Зак, он умер.
        На этот раз ворочать языком ему было заметно труднее, но он смог произнести:
        - Ра?..
        - Рада, очень рада,  - кивнула я, очередной раз солгав, поскольку я теперь никогда не узнаю, кто убил Джессику.  - Зак… Зак? Не уходи, Зак.
        Зак умер.
        Я откинулась назад, чтобы не мешать парамедикам делать свою работу, но понимала: их усилия напрасны. Если Зак принимал решение, ничто не могло заставить его передумать. Я заметила торчавший у него из нагрудного кармана кусочек пластика и вытянула фотографию Джессики. Поплевав на нее, я потерла о свою рубашку, счищая кровь. Затем поехала в больницу и помогла с оформлением бумаг. Подсказала, как связаться с его ближайшим родственником  - живущим отдельно сыном, который, как мне представлялось, позаботится о теле отца. И о теле Джессики  - тоже.
        Глава 33
        В туалете реанимационного отделения я смыла кровь с рук, а к своей машине у здания суда добралась на попутке. По дороге назад к Каталине я спрашивала себя, как бы выглядел мой разговор с Карло обо всем этом. Спустя сорок пять минут я поставила машину в гараж и вошла в дом, чтобы получить новый удар.
        Я не обратила внимания на то, что Карло не так безмятежен, как обычно. Отодвинув от себя мопсов и бросив невнятное «привет» в сторону стола, за которым он сидел, я торопливо прошла в спальню переодеться, чтобы муж не увидел на мне кровь Зака. Я не заметила, как он сидел  - охватив руками голову: так он делал, лишь когда не мог свести баланс своей чековой книжки.
        Атласное постельное покрывало Джейн лежало комом в кресле в углу спальни, а с кровати было снято белье.
        Кровать была голой, и нигде не было видно простыней.
        Значит, постельное белье, наверное, в прачечной.
        Уже не пытаясь делать вид, что все нормально, я кинулась в прачечную, где увидела белье, грудой сваленное на полу. Я открыла стиральную машину и увидела одежду, которую носила и о которой забыла в день убийства Песила. Вещи не были расплющены по стенкам барабана, как это происходит с бельем после отжима: их вынимали. Чтобы рассмотреть.
        Я почувствовала, что за спиной стоит Карло.
        Хотелось рассказать ему все, начиная от… ох, лет за тридцать до сегодняшнего дня и заканчивая самоубийством отца моего «новобранца», но вместо этого ляпнула глупость, не сводя глаз с пятна на джинсовой рубашке все-еще-бледно-бордового-цвета, которое не смог вывести отбеливатель:
        - Не надо бы тебе заниматься стиркой.
        - Думал помочь…  - проговорил он. Голос звучал расстроенно.  - Эти дни ты сама не своя после твоего… падения.
        Я повернулась и встретилась с ним взглядом, больше не печалясь о свежей крови на рубашке. В сравнении с тем, что он знал сейчас, это был пустяк. Карло, похоже, не заметил крови. Я жаждала поднять руку и коснуться его лица в утешении или просьбе, но чувствовала себя настолько опустошенной, что не могла найти для этого сил. Мне не надо было спрашивать его, что он знал. Он всего лишь думал помочь и показал на стиральную машину:
        - Я собирался переложить одежду в сушилку, но она сама по себе высохла после стольких дней. А еще там были… пятна. Я не знаю, будешь ты их выводить или нет.
        Карло говорил о таких будничных, домашних делах, но его глаза умоляли о чем-то меня, о чем-то более значительном: например, объяснении, которое стерло бы то, о чем он на самом деле думал.
        - Он…  - начала я, возможно собираясь поведать, как на меня напали и как я, защищаясь, убила жуткого человека.
        Но что-то подсказало мне, что все не важно. А важно то, что я совершила убийство и скрыла это от Карло, и я не могу отрицать, что это ужасно.
        Я отвернулась, открыла шкаф и взяла рулон мешков для мусора. Оторвала один, вытащила из стиральной машины все, включая шляпу, перчатки и брюки, и затолкала в мешок. Затем включила стиральную машину, подлила немного отбеливателя, чтобы вывести последние остатки Песила, и захлопнула люк. Затем отнесла мешок в спальню, где добавила в него несколько пар джинсов, полдюжины футболок и все содержимое ящика с моим нижним бельем. Спокойно и методично я открыла свою прикроватную тумбочку, где держала прописанные мне лекарства. Взяла пузырек из-под тайленола, в котором хранила таблетки снотворного. Карло не пошел за мной в спальню. Как я и ожидала.
        Я вернулась из спальни, подхватила ключи от машины и сумку, действуя как можно быстрее в интересах нас обоих. Карло лежал в кресле-релакс, в котором он обычно читает, продолжая взглядом умолять меня о том, что я не могла дать.
        - Прошу тебя, расскажи,  - наконец взмолился он.
        - Знаешь что…  - начала я так резко, как только могла, а сердце в этот миг вновь болезненно сжалось, и я задохнулась. Это смягчило резкость слов, которые выплюнула следом:  - Со мной это не пройдет.
        Я двинулась к двери, несмотря не жалкий звук его шепота,  - он, кажется, просил:
        - Не уходи, пожалуйста…
        А я ушла. Я ушла.
        Глава 34
        Рано или поздно я точно поняла бы, что так случится, но до сих пор удивляюсь, насколько быстро все обрушилось. Вы тратите больше года на то, чтобы узнать друг друга, строя и укрепляя доверие, и в три минуты все обрывается. Могу сказать в свое оправдание: я соображала бы яснее, не умри только что на моих руках Зак. Стоя в прачечной, я чувствовала себя как боксер, который, не успев опомниться от удара по корпусу, тотчас получает сильный хук справа в челюсть: эта серия коротких ударов пришибла меня. Мой рассудок как бы раз за разом ускользал, отстраненно наблюдая за всем, что бы я ни делала, и возвращался, когда все было готово и изменить невозможно, оставляя лишь чувство опустошения.
        Я не вполне осознавала свое состояние до тех пор, пока, покинув дом, не поехала на юг, в левом ряду, превышая дозволенную скорость миль на десять. Безбортовый «шеви», красный и весь в обвесах и мулечках, висел на хвосте. Причем, может, уже и давно  - я не заметила. Когда ему не стало от этого лучше, он выразил свою озабоченность гудком. Я бросила взгляд на сумку на соседнем сиденье. Мелькнула мысль: может, всадить ему пулю в передний скат,  - но решила все же проявить сдержанность: не исключено, есть свидетели. Подъехав к светофору на Танжерин-роуд, я поставила машину на ручник, вылезла из нее и подошла к водительскому окну грузовика. Оно было закрыто: в такой жаре окна всегда закрыты и кондиционер включен на полную мощность. Я шлепнула ладонью по стеклу.
        Оно медленно сползло вниз, явив аккуратно одетого мужчину, которому не следовало почем зря оглашать окрестности гудком. Он уставился на меня с нескрываемой тревогой.
        Уверена, на его бибиканье женщина никогда не отвечала ему так, как это сделала я.
        - Ну вот, ты добился: я обратила на тебя внимание. Какого черта тебе от меня надо?
        Он взглянула на мою грудь, невольно поднял руки, словно защищаясь. В этот момент я увидела в его глазах то, что, наверное, увидел он: обезумевшая тетка в окровавленной рубашке. Молча он поднял стекло, сдал назад и объехал меня. Даже колеса его не визжали.
        Провожая взглядом тягач, я чувствовала, как бьется в ушах пульс и хрипит дыхание. Это называется «агрессивное поведение на дороге», идиот.
        Я вернулась в свою машину, съехала к обочине, чтобы пропустить скопившиеся машины, и, достав из пластикового пакета причудливую блузку с танцующими пекарями, быстренько переоделась. Скомкала окровавленную рубашку и сунула себе под сиденье. Затем снова влилась в автомобильный поток и, смутно сознавая, где я и как сюда попала, очутилась в деловой части у «Шератона». Может, меня влекло в направлении моей последней встречи с кем-то, кто знал меня настоящую. Подсознательно я искала это место, чтобы спрятаться. Подойдя к стойке регистрации, спросила, не занят ли номер 174  - номер Зака.
        Поглядывая на мусорный мешок у меня в руках, девушка за стойкой сказала: свободен. Радуясь, что у меня хватило хладнокровия хотя бы переодеть рубашку, я дала девушке кредитную карту, получила магнитную карту-ключ и поспешно понесла свой мешок в номер 174, пока кто-нибудь не заметил меня. Мне надо остановить свой бег и спрятаться. Если продолжу мчаться на машине, рискую убить себя и кого-нибудь еще.
        Зак забрал все с собой в то утро, когда я подвезла его до аэропорта. Там он, наверное, и оставил свою сумку. Интересно, чем он занимался всю прошлую ночь? Пил где-нибудь в баре или просто бродил по городу? Казалось, я чувствую его печальное присутствие в комнате. Я присела на кровать, прикинула, что бы сделала с тем парнем на дороге, если бы он не сдал назад, и попыталась взять себя в руки.
        Можно подумать, что все женщины должны в одночасье стать кроткими, как только их раздражительность улетучится вместе с эстрогеном. И моя, длиною в жизнь, ярость против смерти должна раствориться в собирании газетных вырезок и добровольном участии в мероприятиях по сбору средств для общественных организаций?
        Что ж, может, я и строила иллюзии, надеясь стать такой дамочкой. А может, все не так, как всегда бывает, и, может, не так, как должно быть. Из полудюжины поэтических строк, что сохранились у меня в памяти, самая яркая: «Не гасни, уходя во мрак ночной… Встань против тьмы, сдавившей свет земной».
        Это Бриджид Куинн, женщина преклонных лет, рвет и мечет.
        Как выразить мои чувства, мою ненависть к тому человеку, который уничтожил столько жизней и вернулся все эти годы спустя, чтобы взять еще и мою? Этот человек, который ответствен за разрушение моего единственного реального счастья, что едва успела познать,  - этот человек приводил меня в бешенство.
        Настолько, что я готова была убить его.
        Убить и рвать его еще теплую плоть.
        «Тпру, Куинн! Ты уходишь с экрана радара,  - как любил говорить мой папа.  - Лет через двадцать-тридцать тебе самой будет смешно».
        Да, папа, подумать только. Лет через двадцать-тридцать нас обоих уже не будет на свете. Ха-ха. Обхохочешься.
        Я мерила шагами комнату, вперед-назад, желая и не желая соединиться с родственной душой. Брат, лодердейлский коп с женой, страдающей рассеянным склерозом: нет. Сестра из ЦРУ, не поймешь, где сейчас: нет. Мама? Только не мама. Я все-таки набрала номер реабилитационного центра «Плакучая ива», а блуждающая часть моего разума вновь соскользнула и принялась наблюдать со стороны, как я жму на кнопки.
        - Мама, это я, Бриджид.
        - С тобой все в порядке?  - Ее голос обрел тон человека, подозревающего, что, помимо дурных вестей, других не бывает, что я звоню из больницы и единственный шевелящийся орган, оставшийся у меня,  - язык.
        Хотя что в этом удивительного: мать, у которой каждый член семьи принадлежит к той или иной разновидности копа, живет в непрестанной тревоге. Всякий раз она вместо «здравствуй» спрашивала: «С тобой все в порядке?»
        - Конечно.
        - Вот и хорошо, потому что иногда даже звук твоего голоса вызывает у меня приступ колита. Я все время за тебя волнуюсь.  - Не успела я организовать подобие диалога, мама продолжила:  - Вчера вечером я выиграла в бинго тридцать долларов.
        - Замечательно. Поздравляю.
        - Как поживает Карло?
        Горло перехватило, и ответить не удалось. Какого черта я позвонила ей, прежде чем почувствовать себя достаточно сильной, чтобы услышать: «Как ты дожила до пятидесяти с хвостиком лет и до сих пор не сумела сделать то, что должен делать взрослый,  - постараться сохранить брак?» Или вспомнить, что я вызывала у нее нервный колит и в лучшие времена. Но на этот счет как раз можно было не беспокоиться: говорить я собиралась о другом. Мама отвернулась от телефона, и я услышала, как она советуется с папой. Мне почудилось, я слышу, как он нетерпеливо гремит кубиками льда в стакане, и ощущаю аромат бурбона. Она вновь сказала в трубку:
        - Знаешь, доченька, сейчас у нас ужин. Папочка собрался вести меня вниз, в столовую. Ты можешь перезвонить?
        - Конечно, мама.  - Я повесила трубку, пытаясь вернуть себе несколько десятилетий зрелости, которые потеряла в течение пары минут светской беседы.
        Измученная семья. Я не доверяла себе для звонка Зигмунду  - боялась, что ляпну что-нибудь, что ему впоследствии придется подтверждать собственными свидетельскими показаниями на моем суде.
        Впервые огляделась в номере. Я сидела на одной из двух кроватей. Пыталась подавить воображение и думать о физиологических жидкостях тела, которые проявились бы на постельном покрывале в инфракрасном освещении. Над каждой кроватью висело по большому эстампу акварели кактуса: на первой  - опунции с темно-красным фруктом, почти пробившимся наружу из колючих «лопастей» кактуса. Я вообразила фрукты, вылезающие как кровянистые пузыри и ползущие-стекающие вниз. На второй был изображен сагуаро  - разновидность высокого кактуса с «руками» и как бы прикрытыми сверху шапочками мелких белых цветов. Не могу сказать, какой образ вызвала у меня эта картина.
        Несмотря на то что это место для меня сейчас самое безопасное, я не хотела здесь находиться. Проанализировав состояние своего рассудка, я нашла его достаточно стабильным для похода в бар.
        Глава 35
        Все семейство Куинн хорошо известно любовью к выпивке. Мама с папой устраивали вечеринки, а оставленные без присмотра дети бродили на следующее утро по дому, приканчивая остатки виски с содовой. Я почти потеряла интерес к крепким напиткам ради здоровья Карло, но без него умеренность не имела смысла.
        Я сидела в баре у Эмери со своей второй водкой со льдом  - стакан был низким, и я не беспокоилась, что опрокину его. Первый глоток сотворил восхитительный трепет где-то в основании черепа, пославший утешительное тепло вниз по позвоночнику. Ко второй порции я была уже в достаточно приподнятом состоянии духа, чтобы вспомнить откровения официантки о том, что владелец венгр, и я, показав бокал Эмери, провозгласила:
        - Egeszsegedre.
        Он засмеялся и сказал:
        - Звучит немножко похоже на то, как если бы вы говорили «подними свою задницу».  - Его восточноевропейский акцент сделал «немножко» похожим на «не ножка».
        Эмери попытался помочь мне произнести тост правильно, чтобы звучало более похожим на «ваше здоровье». Пока я брала урок венгерского, я смогла его разглядеть получше. Не так уж похож на мальчишку с лишним весом, как мне поначалу показалось. Определенно из тех, кого называют верзилой, Эмери нес свой вес так, что даже его живот будил необъяснимое сексуальное влечение.
        - Когда вы переехали сюда?  - Контакт с живым человеческим существом вдохнул в меня жизнь.
        - Лет двадцать назад,  - ответил бармен.
        На мгновение он ушел в себя, словно перелистывая странички воспоминаний, затем рассказал, что эмигрировал с семьей сразу после падения железного занавеса. Как я поняла, в Тусоне довольно многочисленная венгерская диаспора  - надо же!  - так что найти спонсора ему не составило труда. Эмери поинтересовался моей трудовой деятельностью.
        - Нарушение авторских прав.
        - А Шери убеждала, что вы знаменитость.  - Он скептически глянул на меня.
        У меня пропало желание продолжать разговор. Избегая смотреть в зеркало, что тянулось за его спиной по всей длине бара, я перевела фокус на бутылки с текилой «Тарантула» (кроме шуток) и еще чем-то под названием вроде «Кабо Вабо», а затем  - на картонную подставку с неплохой шуткой «Выстрелы случаются»: острута с двойным дном в полицейском баре.
        Я посмотрела на банку с маринованными свиными копытами на полке в паре метров от меня. Вид содержимого напомнил мне то, что видишь в кабинете судмедэксперта после случая массовой смерти. Розовая плоть и белые хрящи ног прижаты к стеклу банки, словно смотрят назад и, если им удастся выбраться, поползут, оставляя слизистый след, ко мне. Было такое же ощущение, как тогда, когда лужицы воды на горе представились мне тысячами осколков зеркала. Или когда я смотрела на эстампы кактусов в номере и начинала воображать, будто вижу что-то еще, нечто более жестокое, пугающе гротескное, чем на первый взгляд. Я была не в силах оторвать взгляд от банки и почувствовала, как в горле поднялась водка.
        Не звучи это так безумно, я попросила бы Эмери набросить полотенце на банку. Мне было тошно видеть эти вещи, мне были отвратительны мои мысли. Бриджид Куинн, у тебя ум за разум заходит. Когда все это закончится, наверное, надо будет повторить курс у психотерапевта. А хотя чего, собственно, ради?
        Я наконец отлепила взгляд от банки и поискала глазами что-нибудь, ради чего стоило жить. Ваза с одинокой розой рядом с кассой навела на мысль: Шери и Эмери что-то празднуют?
        Похоже, Эмери почувствовал мое настроение и занялся тем, в чем хороши опытные бармены: делать вид, что, не замечая меня, протирает стаканы, однако стоять достаточно близко на случай, если я вдруг говорю не сама с собой,  - он услышит мой шепот и подхватит-поддержит беседу. Он был таким барменом, который нужен каждому детективу,  - тем человеком, с которым я могла бы поболтать сейчас, когда мне снова так одиноко. Эмери ненадолго удалился в комнатку за баром, наверное кабинет, и, когда вернулся, источал благоухание трубочного табака шерри-бурбон.
        Сегодня, в вечер рабочего дня, здесь было немного народу, и я решила, что ничего страшного не произойдет, если попрошу Шери выключить музыкальный автомат, выдававший попеременно поп-хиты девяностых и гитарное кантри. Аппарат умолк.
        Отчего у меня выработалась патологическая ненависть к музыке?
        Может, оттого, что с некоторых пор вокруг меня полно придурков, неравнодушных к разным стилям  - от Баха до хип-хопа. Или оттого, что, когда играет музыка, ты не слышишь, как к тебе подходят сзади. Или оттого, что Пол пиликал на виолончели, и каждый раз, когда звучит струнный инструмент, у меня такое чувство, будто исполнитель заталкивает смычок мне в глотку. Конечно, я ненавидела музыку задолго до того, как услышала в жаркую летнюю ночь, как надрывается Кейт Смит  - «Когда из-за гор выходит луна!»,  - в ночь, когда я потеряла Джессику.
        Я попросила Шери рассказать о себе:
        - Вы приехали сюда тоже из других краев, как мы все?
        - Нет,  - произнесла она.  - Предки владели здесь ранчо почти двести лет. Мы никогда не были рабами.
        В голосе ее прозвенела гордость, словно Шери хотела, чтобы люди знали о ее прошлом, дабы видеть в ней нечто большее. Мне прежде приходилось слышать о том, что небольшой процент населения Аризоны, афроамериканцы, попали сюда не только на невольничьих судах.
        - Вы с Эмери вместе?  - спросила я. Она улыбнулась и кивнула.  - Как вы познакомились?
        - Я искала работу, чтобы было чем платить за школу. Он знал мою семью.
        - И как ваша учеба?
        - Хорошо,  - просто ответила она и вдруг погрустнела.
        Все лгут.
        Я вновь сменила тему, заказав буррито с соусом гуакамоле, чтобы закусить спиртное, которое начало меня разбирать: кроме утреннего рогалика, у меня во рту не было ни крошки.
        Моя коротенькая беседа с Шери о ее отношениях с Эмери неизбежно разбудила мысли о Карло. А поскольку это казалось несколько предпочтительней, чем думать о массовом падеже свиней, я уступила воспоминаниям.
        Глава 36
        Не так уж много усилий я потратила, стоя в своей гардеробной и разглядывая наряды, которые давно не надевала. Для нашего первого свидания с Карло я решительно выбрала длинное, до пола, платье. Черное, без рукавов, трикотажное, с низким воротником-хомутом, оно подчеркивало мои относительно крепкие трицепсы, одновременно скрывая треугольные колени. Волосы я оставила распущенными, решив не стягивать их узлом на затылке.
        Стук в дверь  - Карло не пользовался дверным звонком. Когда я открыла входную дверь, тотчас увидела произведенный мной эффект. Зрачки его глаз расширились, и учащенный пульс можно было заметить по жилке на шее. Удивительное дело: я почувствовала, как в ответ участился и мой, словно наши сердца стали вдруг форсированными двигателями и разгоняли обороты для прибавления тяги. Я пыталась вспомнить, когда последний раз занималась сексом, и подумала, что предпочла бы сразу отправиться в постель, ведь обед будет бесконечным. Карло помог мне сесть в свой невпечатляющий «вольво», тыльной стороной ладони чуть задев мое голое плечо.
        Но обед превзошел все мои ожидания. Мы рассказывали друг другу о себе. Он поделился со мной тем, что в прошлом был католическим священником и преподает с тех пор, как в свои сорок оставил иезуитов. О покойной жене Джейн, с которой прожил двадцать лет, он упоминал с выдержанной грустью, отчего-то придававшей его лицу привлекательность. Я выдала ему смягченную версию своей истории о том, как работала в правоохранительных органах: ничего особенного, типично офисная должность, вышла на пенсию, вот, собственно, и все.
        - Местные или федеральные?  - поинтересовался Карло, игнорируя намек на то, что говорить мне об этом не хотелось.
        - Федеральные. Я занималась расследованием нарушений авторских прав,  - добавила я, дабы упредить возможные дополнительные вопросы, с легким сожалением о том, что первая ложь случилась так быстро.
        Желая вновь сфокусировать беседу на нем, я бросила на Карло сострадательный, но с огоньком взгляд: «да ладно, мне-то можешь рассказать».
        - Трудно было быть священником? Жить бок о бок с таким количеством зла в мире.
        - Нет, дело не в этом. Я открыл для себя, что люди по своей сути добры. В этом и состояла моя проблема с церковью.
        - С каких пор?
        Я отпила крошечный глоточек вина и благодарно посмотрела на краба в мягком панцире на тарелке перед нами. Карло привел меня в замечательное местечко.
        - С каких пор люди стали добры, вы имеете в виду?
        Я кивнула, макая крабью ножку в сливочный соус и пробуя ее.
        - Они всегда были такими. И вся эта трескотня о первородном грехе  - полная чушь,  - сказал он, но очень мягко, без того напора, с которым люди обычно спорят о вере. Он отпил свой «Манхэттен», явно не собираясь продолжать. Не очень-то по-мужски  - этот «Манхэттен», но кто не без греха. Затем поинтересовался:  - Ну а как у вас складывалась жизнь?
        Он и сам с удовольствием менял тему.
        - «Кто знает, какое зло таится в сердцах мужчин»?[12 - Цитаты отсылают к серии детективных историй, появившихся в Америке в первой половине ХХ в., объединенных героем по прозвищу Тень.]  - спросила я.
        - «Тень знает»,  - подхватил он.
        Мы оба рассмеялись. Это был момент, когда ты соглашаешься признаться, насколько ты немолод. А затем я поняла, что Карло хотел получить прямой ответ, и, значит, уклоняться не стоило.
        - Жизнь моя складывалась…  - Я едва не брякнула что-то легкомысленное, но вдруг осознала, что жажду произвести на него впечатление, показать, что могу держаться с ним на одном интеллектуальном уровне.  - Самое ценное  - это умение скрывать свои намерения.
        - Интересно. Вы знакомы с Максом Бирбомом.
        Похоже, у меня получилось сломать некий стереотип.
        Карло удалось дополнить меня без покровительственных ноток:
        - Писатель. В своем произведении он соглашается с твоей точкой зрения, только делает другой вывод. Хотите послушать или предпочитаете вернуться к теме мудрых изречений и флирта?
        Я опешила, что со мной крайне редко случалось при общении с мужчинами. Карло Ди Форенца легко понял мой характер и никоим образом не собирался позволить мне контролировать ход этого вечера. От этого вдруг стало неуютно, но дискомфорт сам по себе ощущался как восхитительный, и впервые в жизни я отдала себя эмоциональному свободному падению, не задумываясь о страховочной сетке. Я применила прозвище, которое станет моим любимым ласковым обращением: так звали персонажа старого комикса «Пого».
        - Будь по-вашему, Перфессер.
        Ди Форенца улыбнулся, дав понять, что понял аллюзию.
        - Благодарю вас.  - Он умолк, задумчиво прожевывая мараскиновую вишенку, а затем продолжил:  - Один безнравственный и грешный мужчина влюбляется в невинную молодую женщину. Он заявляет о своей любви, но она видит, что он дурной человек. Его испорченность отражена на его лице. Она говорит, что у единственного, кого она сможет полюбить, будет лицо святого. И вот он идет в магазин масок и находит в ту, что в точности копирует лицо святого. Она влюбляется и дает согласие выйти за него. И тут он сталкивается с выбором. Чтобы сохранить ее любовь, он должен поддерживать фарс. И он раздает деньги бедным, показывает, как добр к детям и мелким животным, навещает больных. Все ради того, чтобы убедить ее в том, что он тот святой, каким она его считает. И каждое утро, до восхода солнца, он надевает маску, прежде чем она успеет увидеть, каков он на самом деле. Как вы сказали, «скрывает свои намерения». Но как-то утром, спустя несколько лет после свадьбы, он тянется рукой под кровать, где прячет свою маску, но рука не находит ничего, кроме обрывков бумаги. Похоже, маску ночью сгрызла мышь, и надевать ему теперь
нечего. Он начинает рыдать, решив, что его большой любви пришел конец. Ведь когда жена узнает, что он всего лишь лицемер, она оставит его. В окно заглядывает солнце, и, как всегда, его жена поворачивается так, что его лицо  - это первое, что она видит, открыв глаза. И вот она смотрит на него глазами, полными любви, но не ужаса, как он полагал. Он осторожно целует ее, встает и украдкой бросает на себя взгляд в зеркало на ее туалетном столике. И поражается, увидев, что лицо его  - точная копия той маски, что носил он эти годы… А вот и главное блюдо,  - закончил Карло.
        Он облизнул губы в предвкушении и занялся морскими гребешками с карамелизованными луковичками, как бы не замечая, что мои челюсти коротко сжались и что мне понадобилось мгновение, чтобы успокоить дыхание и смахнуть слезы ресницами, прежде чем пробормотать что-то соответствующее о моем блюде  - каменном окуне.
        Я была благодарна за предупреждение. И в тот момент решила, что никогда не допущу, чтобы доктор Карло Ди Форенца увидел меня без маски. Тактика не подводила ни разу  - до сегодняшнего дня.
        Глава 37
        Я заказала третью порцию водки. Или четвертую. Эмери не наливал сразу, вопросительно глядя на меня. Этот вопрос ему частенько приходилось задавать подгулявшим клиентам. Чтобы показать ему, что не наклюкалась и еще могу адекватно владеть языком и губами, я заговорила:
        - Что произошло раньше  - Шери пришла работать в полицейский бар или Шери начала изучать уголовное правосудие? Или все проще  - совпадение?
        - На то и другое были причины. Старшая сестра Шери стала жертвой насилия. Шери пошла учиться…
        - Давно это произошло?
        - Что в вашем понимании «давно»?  - Глаза Эмери погрустнели.
        - Мне бы хотелось как-нибудь поговорить об этом с ней.
        - Если вы и дальше будете нашим клиентом, может, когда и получится. Но только не сейчас. Вы уверены, что хотите еще выпить?
        Видя, как он печется о чувствах Шери, я еще больше приуныла, отменила водку и попросила буррито с собой. Девушка принесла его в пластиковом контейнере и упаковала в коричневый бумажный пакет вместе с пластмассовой вилкой и несколькими салфетками. Эмери предложил, чтобы Шери отвезла меня, если смогу показать ей, где живу. Мне было стыдно: вдруг кто-то узнает, как я не смогла приехать домой, будучи совсем недалеко, у «Шератона», и я решила вместо этого вызвать такси. Машину обещали подать минут через двадцать, и я, пока ждала, заказала еще водку. К этому времени все посетители покинули бар. Мы втроем немного поболтали  - пустой кабацкий треп, который кажется таким искрометным, когда ты назюзюкался.
        И в подобные моменты хороши анекдоты, особенно если тебе уже не раз приходилось их повторять и потому слова вылетают почти без запинки. Я рассказала одну старую шутку о парне, который боялся летать из-за вероятности бомбы на борту самолета:
        - Его психотерапевт говорит: «Вероятность полета в самолете с бомбой на борту  - миллион к одному». Парень говорит, этого недостаточно. «Ну,  - отвечает терапевт,  - а вероятность нахождения в самолете, где две бомбы на борту,  - миллиард к одному. Так что берите бомбу с собой».
        Тридцать лет назад такая шутка вызывала смех, но Шери и Эмери смотрели на меня без улыбки.
        - Не знаю, может, бомбы в самолете  - это уже больше не смешно,  - мягко заключил Эмери, успокаивая меня так, как только умеет опытный бармен, которому удавалось избегать нападений пьяных бессчетное количество раз.
        Шери сидела на барном стуле рядом со мной и легонько погладила по спине. Мне это не понравилось.
        - Смешно все,  - сказала я.  - Только так и должно быть, иначе всем нам грош цена.
        Не знаю, может, я выдала что-то остроумное или же Эмери просто было удивительно слышать подобные разговоры от такой женщины, как я. На этот раз он засмеялся, задрожал животиком:
        - Ну а с этим я, пожалуй, соглашусь.
        Прежде чем я успела выставить себя еще большей дурой, прибыло такси. Шери с Эмери помогли мне усесться, и водитель доставил меня в отель. По дороге я немного протрезвела, отмечая каждый квартал, который мы проезжали. Надеялась, что таксист не убийца и что в баре я не отмочила какой-нибудь страшной глупости. Я потрогала ручку двери  - можно ли будет выпрыгнуть в случае, если такси не сделает правый поворот на скоростном шоссе.
        Но водитель высадил меня, не предприняв попытки убить, и я добралась до номера без посторонней помощи. Взяла из ванной пару полотенец и завесила ими картины над кроватью, чтобы не дать разыграться воображению. Я едва не слетела с кровати, когда рухнула на нее, затем устроилась и лежала не шевелясь, пока комната кружилась вокруг меня.
        Глава 38
        Видимо, в период временной потери сознания я съела буррито, потому что наутро, когда поковыляла в ванную, нашла высохший гуакамоле у себя на носу, а буррито нигде не было. Проснулась я одетой, поэтому, отмыв нос, отправилась в буфет ресторана отеля и набрала побольше хлеба и кофе с собой в номер. Глотая остатки вчерашней жалости к себе, я включила канал погоды посмотреть прогноз на неделю. Жарко, жарко, жарко, дождь, дождь, жарко, дождь. Пялясь в экран, я думала о том, где же, на каком из этих этапов сейчас моя жизнь.
        Захария Робертсон, человек, который символизировал все хорошее, что я когда-либо делала людям, и все, что не сумела сделать, убил себя, находясь под моей опекой.
        Несмотря на мои искренние старания быть идеальной женой, мой брак разрушен.
        Макс собирался найти доказательства того, что я убила Джеральда Песила, и, несомненно, сделает это.
        Кто-то дважды пытался меня убить, и нет причины думать, что этот кто-то не зайдет на новый круг.
        После титанических усилий, затраченных на то, чтобы доказать невиновность Линча, агент Лаура Коулмен сорок восемь часов не отвечала на мои сообщения и не проявила достаточно интереса, чтобы появиться в суде на слушании признания Линча. И никому, кроме меня, не показалось это странным. Если не сказать зловещим.
        Было во всем этом что-то связующее, но события происходили так быстро, что я не успевала хорошенько задуматься над каждым из них, не говоря уж о том, как именно их можно объединить.
        Но должно же мне хоть в чем-то повезти? Я переключила на местные новости, и, словно кто-то меня услышал, сообщили, что Флойд Линч, «раненный выстрелом отцом одной из жертв, находится в тусонском травматологическом центре в состоянии, оцениваемом как критическое, но стабильное».
        Я поняла, что жизнь  - скверная шутка, если даже новость такого рода воспринимается как хорошая. Однако она и впрямь великолепная. Пока Линч жив, остается шанс получить ответы на многочисленные вопросы.
        К тому же я не могла сидеть в номере отеля и без конца лить по себе слезы. Надо было отыскать Коулмен, убедиться, что с ней все хорошо, и завершить расследование дела Линча. Я в большом долгу перед Заком. Но прежде всего надо выяснить, как долго Линч может оставаться в госпитале.
        А перед этим надо принять душ. Вчерашний сладковато-кислый запах крови Зака вперемешку с запахом водки и буррито не давали мне вспомнить, когда последний раз я мылась.
        Я долго млела в горячей воде, прополоскала и высушила волосы и надела чистую одежду из мусорного пакета, что принесла с собой.
        Далее. Я позвонила Гордо и сказала, что дома больше не живу, поэтому ему придется усилить защиту. Он не спросил почему. Старый добрый Гордо.
        У следующего шага альтернативы не было. Линч сейчас в стабильном состоянии, палата охраняется, и мои тревоги относительно Коулмен становились тем острее, чем чаще я вспоминала о ней. Неожиданно до меня дошло, что она не позвонила после стрельбы у суда. Даже если она была у родителей, даже если один из них был серьезно болен, она узнала бы обо всем из новостей и позвонила мне. Я набрала номер Мейси Дикенс.
        - Мейси, я слышала, агент Коулмен наконец появилась.
        - Вот и славно. Последний раз, когда она прислала сообщение по электронной почте, я сказала ей, что вы искали ее.
        Я не была уверена, «славно» это или худо, но я разберусь.
        - Спасибо, наверное, сработала твоя просьба. Лаура попросила меня приехать к ней.
        - Она, наверное, взяла несколько выходных. Бог знает, сколько у нее отгулов накопилось…
        Я была рада, что Мейси в своем откровенно-разговорчивом настроении.
        - Да, и только между нами.  - Она хотела посекретничать со мной.
        - Правда? А это имеет отношение к ее отстранению от дела Линча? Или к тому, что его подстрелили? Я знаю, она была очень расстроена на следующий день, но со мной она не делится…
        - Такая она, наша Лаура, никогда не сдается. Вот только беда в том, что она трубку повесила, а адрес мне напомнить забыла, так была расстроена… Я как-то раз была у нее, но, видно, подзабыла. Ты же знаешь, как это бывает.
        У Мейси климактерический синдром. Она знает, как это бывает.
        - Так она звонила вам? Значит, ей и в самом деле надо поговорить.
        - Ммм… Я пыталась ей перезвонить, но не удалось, а уже через полчаса надо быть у нее. Ты не подскажешь ее адрес?
        - Бриджид, не положено. И вы это знаете.
        - Да ладно, между нами, старыми подружками. Какая в этом опасность?
        Все получилось пугающе просто. Я услышала, как Мейси щелкает по клавиатуре компьютера, и через секунду у меня был адрес Коулмен на Эльм-стрит в историческом микрорайоне Сэм-Хьюз, неподалеку от университета.
        - Передайте, что я люблю ее, ладно?
        - Какая же ты милая, Мейси, обязательно передам.
        Я закрыла телефон, покидала хорошую одежду из мусорного пакета на другую кровать. В пакете же оставила окровавленную. Надо было спрятать ее гораздо раньше  - обошлось бы без таких плачевных последствий. Тянуть дольше нельзя: я не собиралась повторить ошибку, даже если ради этого мне придется изменить маршрут.
        С сумкой и пакетом с окровавленной одеждой я вышла на парковку и поискала глазами свою машину на том месте, где последний раз припарковала ее,  - и не нашла. Меня охватила паника. Вот этого мне больше всего не хватало  - чтобы мою машину угнали.
        Потом вспомнила, что машину оставила у бара, потому что набралась. Закинула сумку на плечо и направилась к «Эмери», чувствуя себя бездомной. Жара уже стояла неимоверная, но такая разминка выпарит последний алкоголь из моего организма.
        Я нашла машину целой и невредимой на маленькой стоянке у бара, где и оставляла. Лучше бы мне было уехать незамеченной, но на бежевом «хёндае» подъехал Эмери с Шери, глядевшей на меня с пассажирского сиденья. Я внутренне съежилась, но, как опытные воспитанные бармены, они, не желая меня смущать, просто приветливо помахали.
        По Кэмпбелл я поехала на север до того места, где она превращается в одну из тех дорог, которые на карте окаймлены зеленым пунктиром, означающим живописную местность. Обычно мне нравилось вписываться в их петли и изгибы со скоростью, чуть выше дозволенной, чувствуя, как резина влипает в асфальт, но не в этот раз. На Ина я свернула налево, короткий отрезок, затем направо на Оракл.
        На фоне красивого отрезка хребта Пуш-Ридж гор Каталина расположилась компания хранения «U-Store-lt». А внутри здания имелось арендованное мной помещение, размером почти с гараж, где я хранила свою коллекцию оружия.
        Я сдвинула в сторону несколько коробок с папками старых дел и патронами, сунула пластиковый пакет между сейфом и стеной. Пряча одежду, вспомнила, как, не будучи убийцей, думала, что многое от них узнала. Если меня реально заподозрят в убийстве Джеральда Песила  - откроют доступ к моей кредитной карте, обнаружат по счетам этот склад и получат ордер на обыск. Но на короткий срок одежда здесь в безопасности, пока я не найду время отделаться от нее без следов.
        Вспомнив об изящном револьвере 38-го калибра, что лежал в сумке, я открыла сейф: несколько винтовок, одноствольный дробовик и полдюжины единиц легкого стрелкового оружия. Из этого арсенала я выбрала заряженный револьвер образца 1911, 45-го калибра, гарантированно мощной убойной силы, чтобы держать в багажнике  - просто на случай, если доведется столкнуться с чем-либо скверным в доме Коулмен. К нему я прихватила запасную коробку патронов. Выйдя со своей потяжелевшей сумкой, я огляделась по сторонам, чтобы убедиться, что никто не наблюдает за мной. Затем, чувствуя в душе уверенность лишь в одном: меня не раскроют только при условии, что я могу доверить мужу хранить мою тайну,  - я отправилась обратно в город, по адресу на Эльм-стрит, который мне дала Мейси. Остановилась напротив милой, аккуратной небольшой гасиенды с множеством бугенвиллей перед домом, но не дом Коулмен тотчас привлек мое внимание, а ее «приус», припаркованный на подъездной дорожке перед закрытым гаражом.
        Глава 39
        Неужели она на самом деле все это время была дома и элементарно игнорировала меня? Чувствуя себя какой-то осоловевшей и в то же время взвинченной, я бросила автомобиль на улице, взяла на всякий случай «тридцать восьмой» и осторожно приблизилась к ее машине, как это делают копы, когда останавливают угонщика, из опасения, что кто-то сидящий на заднем сиденье может открыть стрельбу. Через окна «приуса» ничего было не разглядеть, и я попробовала двери, пользуясь подолом своей футболки как перчаткой.
        Водительская дверь оказалась незапертой, и это еще больше насторожило меня. Ни при каких обстоятельствах не оставит коп свою машину незапертой, даже на собственной подъездной дорожке. А Коулмен уж точно закрыла бы свою, даже в гараже.
        Сунув пистолет за пояс джинсов сзади, я бегло оглядела салон  - ничего, кроме крошек от кекса: завтрак в дороге. Я откинула крышку багажника: складной садовый стул и нескольких хозяйственных пластиковых сумок многократного применения. Это был второй дурной знак  - незапертый багажник.
        Искать в машине больше нечего, и я переключила внимание на дом. Светонепроницаемые шторы опущены  - против жары и в целях безопасности. Входная дверь заперта. В этом плане все как надо. Чтобы поменьше обращать на себя внимание, я прошла через низкие воротца с правой стороны к задней части дома, где обнаружила застекленную створчатую дверь в гостиную.
        Я не стала стучать, опасаясь, что внутри не Коулмен, а кто-то чужой, и без всяких технических ухищрений совершила элементарный взлом, разбив камнем одну из стеклянных панелей двери и дотянувшись до задвижки. На случай если звон стекла насторожил «не Коулмен», я вошла осторожно, с оружием наготове, и быстро осмотрелась на месте.
        В доме было тепло и немного душно  - так бывает, когда хозяева уезжают в отпуск и оставляют кондиционер на поддержании температуры плюс двадцать семь. Я быстро прошлась по комнатам, почти сразу поняв, что я здесь одна. Через несколько минут ощутила ее запах, который заменит мне Лауру и поможет во всем разобраться. Дом ее строго соответствовал мебельному каталогу «Бед, бат энд бейонд». Белые полотенца и кровать в комплекте с постельным бельем. Все, за исключением полотенец, было коричневых оттенков и с геометрическим рисунком.
        Спальня непритязательна и скромна, с окном на передний двор. На стене  - коллекция фотографий, на одной из которых  - ее семья, по-видимому. Глядя на фото, я засомневалась, что Коулмен приводила в свою спальню Рояла Хьюза. Как правило, люди не занимаются сексом в комнате, где им с фотографии улыбается мать.
        Маленькая гардеробная хранила еще два таких же костюма, какой я видела на ней, и дюжину шелковых блузок с длинным рукавом, кажущихся не слишком подходящими для жаркой Аризоны. Немного повседневной одежды: джинсы, хлопчатобумажные блузки и поношенный красно-коричневый банный халат.
        В аптечке в ванной ничего, кроме продаваемых без рецепта лекарств. Лаура пользовалась дешевым увлажняющим кремом, шампунем и зубной пастой. В душе очень чисто, на пластиковой занавеске для душа капель воды не было, что лично я посчитала бы скорее странным.
        Когда я вернулась в гостиную, то обратила внимание на составной стол с журналом регистрации приводов в полицию, вызвавшим у меня улыбку, несмотря на все тревоги. Только Коулмен могла еще пользоваться таким журналом. На нем сверху лежал ноутбук и несколько черных папок, края которых были параллельны краю стола,  - вот и весь беспорядок, который могла себе позволить Коулмен. Рядом со столом аккуратно стояла картонная коробка с чтивом Флойда, которую мы привезли от Линчей,  - я узнала ее. Какая удача, что Коулмен удалось принести ее сюда.
        Было довольно просто найти то, что искала, но я заодно порылась в двух маленьких ящиках стола и не обнаружила ничего, кроме карандашей и ручек,  - господи, они были выложены ровным рядком, по убыванию. Коулмен оказалась еще более компульсивной, чем я думала. Калькулятор, рулон почтовых марок, баллончик сжатого воздуха для чистки клавиатуры. Следующим был ящик побольше  - нижний. Налоговые декларации, сложенные по годам. Шестилетний паспорт с единственным штампом из Канкуна пятилетней давности и датой ее рождения  - двенадцатое мая тысяча девятьсот семьдесят девятого года.
        Наконец я нашла то, что искала, рядом с телефоном на кухне, на небольшой скамеечке в конце кухонного стола. Я полистала светло-зеленую кожаную записную книжку. Как и у меня, у Коулмен, похоже, друзей не было. Записей, сделанных карандашом, было немного. Ее дантист и доктор. Салон причесок «Ева». Кажется, ее брат откуда-то из Северной Каролины. Страничка за страничкой пустые. Даже ни одного сослуживца. Кроме записи на «Р»  - инициалы РХ и номер. Коулмен так боялась, что их вычислят, что даже не стала заносить его полное имя.
        С ее домашнего телефона я набрала номер. Роял Хьюз ответил очень быстро:
        - Да?
        - Когда в последний раз вы видели Лауру Коулмен?  - спросила я.
        - Кто это?
        - Бриджид Куинн.
        - А что вы делаете в…
        - Где?
        - Там,  - вывернулся он.
        Выходит, номер он знал наизусть  - тот высветился у него на автоопределителе.
        - Когда вы в последний раз видели Лауру Коулмен?
        - Агент Куинн, я не хочу, чтобы вы звонили мне домой.
        - Я начинаю немного сердиться. Когда вы в последний раз видели Лауру Коулмен?  - в третий раз повторила я вопрос.
        - На месте преступления Линча. Я уже говорил вам. Не смейте больше звонить мне домой. Все, я вешаю трубку.
        - Милый, ты можешь сегодня отвезти Билла на музыку?  - окликнули его.
        Я понятия не имела, где он живет, но решила использовать свое преимущество:
        - Ты лжец, и я достаточно близко от тебя, так что, если сейчас повесишь трубку, я приду к тебе, прошибу монтировкой твои двойные стекла, прежде чем успеешь набрать девять-один-один, и заставлю дать объяснения. Когда ты в последний раз видел Лауру Коулмен?
        Хьюз помедлил  - наверное, почувствовал, что в его положении мудрее не сопротивляться мне, да и окна с двойными стеклами недешевы. Он понизил голос до шепота:
        - Как перед Богом, после того дня не видел. Все закончилось больше года назад. А что?
        - Я думаю, Коулмен похитили.
        Ни тебе «нет, о господи», ни «ах ты, блин», всего лишь:
        - Почему вы так думаете?
        Я снова услышала голос на заднем плане, на этот раз менее различимый. Он, наверное, выходил, пока мы говорили.
        - Ее машина здесь.
        - Да ладно, она могла арендовать другую или улететь куда,  - сказал Хьюз и повесил трубку.
        Как я и говорила: нет друзей. Если учесть поведение Хьюза, я больше не могу рассчитывать на поддержку Макса Койота или Роджера Моррисона. Только на себя.
        Допустив, что у Лауры все еще девичья фамилия, я поискала в адресной книге на «К» и нашла Бена и Эмили Коулмен в доме престарелых «Палома виста» с адресом и номером телефона.
        Только на этот номер я звонить не стала. Не хотела тревожить ее родителей. В справочном я выяснила телефон дома престарелых и попросила соединить с администратором.
        - Я хотела бы узнать об одном из ваших постояльцев,  - сказала я.
        - Извините. Никакой информации о наших постояльцах мы не даем.
        - Я родственница и просто звоню справиться о здоровье Эмили Коулмен.
        - Простите. Вы могли бы позвонить непосредственно ей. Мы не даем никакой информации о наших постояльцах.
        - Могу ли я узнать, не приезжала ли к ней дочь в последние три дня?
        - Нет, мы не даем никакой информации о наших постояльцах.
        - Я говорю с живым человеком?
        - Да, и мы не даем никакой информации о наших постояльцах.
        Почему все так сложно? Я повесила трубку, забрала адресную книгу и поехала в «Палому висту».
        Глава 40
        Если аризонцы и мексиканцы не хотят жить в своих краях, почему они дают всему и вся испанские имена? Ведь это сбивает людей с толку. «Палома виста» была скромным, но симпатичным двухэтажным строением с двускатной черепичной крышей, вытянувшимся по обеим сторонам длинной дорожки. В небольшой автобус с названием реабилитационного центра и словом «Веселитесь!», намалеванным на одном борту, садилась группа, бульшую часть которой составляли женщины.
        Я остановилась за ним, вышла из машины и спросила у группы  - у всех разом,  - знает ли кто Бена и Эмили Коулмен. Знали все. Одна женщина сообщила, что они обедают в столовой, а затем покачала головой, словно мой вопрос расстроил ее. Может, маме Лауры в самом деле нездоровилось? Я прошла через автоматические двери, миновала стойку администратора, и молодая женщина за ней не поинтересовалась, кто я. Далее  - через просторную зону отдыха, где обивка кресел не сочеталась ни с подушками, ни с ковриками, а если и сочеталась, то каким-то экзистенциальным образом, понятным одному декоратору, и наконец  - к столовой. Своего рода метрдотель поприветствовал меня и поинтересовался, не явилась ли я повидаться с кем-то.
        - Бен и Эмили Коулмен,  - ответила я.
        Он повел меня к столу на четверых, за которым сидели двое. Должна признаться, выглядели они ненамного старше меня. Оба высокие, как Лаура,  - я заметила это, даже несмотря на то что они сидели,  - длинноногие, с густыми седыми шевелюрами. Я осторожно подошла, представилась подругой их дочери и спросила, могу ли ненадолго присоединиться к ним, хотя видела, что они еще продолжают есть. За это я извинилась.
        - Пожалуйста, все хорошо. Это всего лишь десерт,  - сказал Бен Коулмен, показывая на стул рядом с супругой. Он просигналил жестом молодой женщине, суетившейся поблизости.  - Вы позволите предложить вам пудинг?
        Я поблагодарила его за гостеприимство  - нет, спасибо,  - и молодая женщина упорхнула прочь.
        Пока мы с ним говорили, Эмили смотрела прямо перед собой с безмятежной улыбкой. Затем с царственным величием повернула голову и улыбнулась мне.
        - Лаура?  - спросила она.
        - Нет, дорогая,  - ответил Бен.  - Это Бриджид Куинн, подруга Лауры.
        Я начала сочинять, будто мои родители ищут себе достойный дом престарелых, а Лаура как-то говорила мне, что Бен и Эмили очень довольны «Палома вистой». И мне захотелось самой взглянуть и лично узнать их мнение о жилых помещениях, питании и других услугах, прежде чем официально договариваться с руководством.
        - Здесь замечательно,  - подтвердил Бен, а Эмили, потеряв интерес, когда поняла, что я не Лаура, с удовольствием вернулась к своему пудингу.  - Не во всяком заведении захотели бы иметь дело с нуждами Эмили, так что нам, можно сказать, особенно повезло.
        Нас прервал звонок моего мобильного, на звук которого в мою сторону посмотрели все находившиеся в столовой, словно они были пришельцами, а звонок  - сигналом с другой планеты. Я запустила руку в сумку и проверила, кто звонит, прежде чем выключать телефон. Макс. Вместо того чтобы выяснить, какой новый способ давления вытянуть у меня признание он изобрел, я доверилась автоответчику.
        Я еще немного поболтала с Беном, гадая, как бы перевести разговор к теме местопребывания Лауры, когда мужчина сделал это сам. Мне показалось, что он потерял часть своего имиджа Идеального Хозяина и немного занервничал.
        - Вы позволите задать вам вопрос?  - обратился он ко мне.
        - Конечно.
        - Может показаться немного странным спрашивать такое у человека, с которым только что познакомился… Дело в том, что наша дочь звонит каждый день справиться о маме. Но вот уже третий день от нее нет звонков, и я очень обеспокоен. Вчера я оставил сообщение на ее мобильном, но она не ответила.  - Он еще больше разволновался.  - Очень не люблю выглядеть родителем такого рода, но… Вы давно с ней говорили?
        - С Лаурой?  - Я легко рассмеялась.  - Да все у нее хорошо. Просто отлично! Эти дни она занималась очень серьезным делом, готовила материалы к передаче в суд. Вы же знаете, какая она, наша Лаура, не пропустит ни одной мелочи. Она как-то упомянула, что вы всегда твердили ей: если уж делать что-то, то делать хорошо.
        Бен показался мне человеком, способным учить детей благоразумию. Он тоже рассмеялся. Возможно пытаясь припомнить, когда говорил такое, но все же заметно успокоился. Я ретировалась из столовой настолько быстро, насколько это не могло бы вызвать у него подозрений.
        Как только я вернулась в свою машину, то прослушала сообщение: Макс просил перезвонить ему, поскольку нашел то, что меня заинтересует. Кроме того, он хотел бы еще раз послушать меня  - как я упала в старом русле и ударилась головой. И, «до кучи», эта тросточка для ходьбы, что смастерил мне Карло, с лезвием на конце… Она еще у меня? В голосе Макса я услышала угрожающие нотки, совсем для него нехарактерные. Я не стала перезванивать.
        Вместо этого, выехав из дома престарелых и двигаясь незнамо куда, я позвонила Зигмунду. И была с ним так искренна, как могла.
        - Я, похоже, здорово облажалась и думаю, агент Лаура Коулмен в беде, а меня никто не желает слушать,  - начала я.
        И рассказала, где мы побывали с нашим расследованием дела Линча, об исчезновении Коулмен, даже о стрельбе в парке. Но почувствовала, что о Песиле говорить не стоит. Я не считала это необходимым, учитывая обстоятельства другой попытки покушения на мою жизнь. Зиг поспрашивал меня о подробностях покушения, о повторных выстрелах со стороны стрелкового клуба «Пима». Потом замолчал.
        Я подождала, пока он размышлял, и наконец не вытерпела:
        - Что мне делать?
        - Расскажи Моррисону.
        - Моррисон слышать об этом не хочет. Я даже звонила Роялу Хьюзу, помнишь, что ты говорил о государственном защитнике и Коулмен?
        - Я оказался прав?
        - Прав-то прав, да только даже он считает, что волноваться не о чем.
        - Тяжко тебе пришлось, наверное,  - вдруг зашел он с абсолютно неожиданной стороны.
        - Что?
        - Я слышал, Захария Робертсон застрелился. Стингер, это, наверное, стало для тебя ударом.
        - Понимаю, звучит ужасно, но у меня сейчас нет времени даже на то, чтобы переварить это. Я должна найти Коулмен.
        - Стингер, почему ты осталась в Тусоне?
        Зигмунд произносил совсем не то, что я ожидала, он словно вообще не слушал меня.
        - Мы с тобой говорим об одном и том же?  - спросила я.
        - А мы ни разу это не обсуждали. Я всегда полагал, что ты осталась на Юго-Западе, чтобы быть ближе к делу, которое не смогла закрыть. Как тот убийца, который всегда возвращается к месту преступления. Тебе никогда не удавалось избавиться от своей одержимости.
        - Зиг, не анализируй меня сейчас, у меня нет на это времени.
        - Честно говоря, после нашей последней беседы я начал думать, что у тебя посттравматический стресс, сопряженный с мысленным возвращением к убийствам «Шоссе-66»: ты растревожила старую рану. А тем более сейчас, после самоубийства Зака Робертсона…
        Будто что-то разладилось в работе моего мозга, и я ощутила легкое головокружение, почти как вертиго. Слишком потрясенная, чтобы разозлиться, я взмолилась:
        - Но, Зиг, ты же согласился с нами обеими насчет Линча, ты посоветовал нам продолжить расследование.
        - Я и сейчас не отказался бы от своих слов. Просто говорю, что все эти страхи насчет похищения Лауры…  - Он умолк, будто решая, в какой момент сорвать бактерицидный пластырь.  - Бриджид, Лаура Коулмен не Джессика Робертсон,  - мягко закончил он.
        - Думаешь, я брежу.  - Мои щеки запылали.
        - Я совсем не о том. Ты много лет терзаешь себя за смерть Джессики. Сейчас у тебя есть другой агент, того же пола и примерно тех же лет, сколько было бы сейчас Джессике. Только этот агент… скажем так, не вполне заслуживает доверия. Или, может, просто ты ей больше не нужна. Лишь потому, что Коулмен не отвечает на твои звонки, ты вламываешься в ее дом и решаешь, что ее похитили. Стингер, ты воспроизводишь Джессику.
        - Ты хочешь сказать, что я нафантазировала все, вплоть до попытки покушения на мою жизнь.
        - Я всего лишь говорю, что ты, похоже, единственный человек, кому до этого есть дело.
        - То есть ты полагаешь, что у меня паранойя,  - завелась я.
        - Стингер, остановись. Я ничего не полагаю. Просто считаю, тебе нужна пауза, чтобы немного подумать. Я волнуюсь не насчет Лауры Коулмен, а за тебя. И очень жалею, что не остался и мы не поговорили о тебе.
        - Мерзавец!  - выпалила я и повесила трубку.
        Статистика говорит, что при похищении след остывает спустя сорок восемь часов и шансы отыскать жертву живой значительно уменьшаются. Я взглянула на часы и вспомнила: последний уверенный контакт с Коулмен, ее письмо со словами «Кстати, вы были правы!» пришло около восьми утра, чуть более семидесяти двух часов назад.
        Глава 41
        Я чувствовала себя слепой мышью в лабиринте: добиваюсь небольшого продвижения  - выяснила же, например, что Коулмен не ездила к больной матери,  - затем втыкаюсь лбом в стену, не понимая, какое избрать направление. Вот как раз сейчас я и была у стены. Коулмен исчезла, и все имеющиеся у меня доказательства  - это ее незапертая машина, факт, что она три дня не звонила маме и лгала Моррисону. Помимо этого, Лаура по-прежнему отправляла мейлы в офис. Все мои инстинкты вопили, что с ней беда, но если Зигмунд думает, будто я слетела с катушек, то Моррисон просто поднимет меня на смех прилюдно.
        Иногда помогает, если мышь не нацеливается прямо на сыр. Перестав метаться во всех направлениях, я позвонила Гордо узнать, в безопасности ли Карло. Телефон не отвечал, и он мне не перезвонил в последующие десять минут, так что я решила сама проверить Карло и направилась к дому, остановившись по пути захватить кофе и сэндвич с ростбифом.
        Вместо того чтобы свернуть на ближайшей улице, я поехала по кругу, через Боумен, приблизилась на малой скорости и остановилась как минимум в трех домах от нашего, не выключая двигатель и кондиционер, так что тепловой удар мне не грозил.
        Закусывая сэндвичем и наблюдая за собственным домом, я сидела весь вечер, не расставаясь с чувством, что охраняю Карло. В то же время я обдумывала свой следующий шаг в поиске Коулмен. Так мы и сидели, призрак Джейн и я  - две женщины, что прошли через жизнь Карло.
        Свет рядом с креслом, в котором Карло обычно читал, зажегся, едва только окончательно потемнело небо. Мой же роман должен был лежать на столике, рядом с моим креслом. Как ни силилась, я не смогла вспомнить, что читала накануне: моя «оперативная память» оказалась переполнена.
        Позже Карло проявился еще раз  - вывел мопсов на вечернюю прогулку и зашагал в противоположном направлении от места, где я стояла: было слишком темно, чтобы он мог разглядеть мою машину. Сутулился ли он больше обычного? Показались ли мне собаки немного грустными? Я начинала ощущать себя призраком и гадала, тоскуют ли они по мне так же остро, как я по ним.
        Задолго до того я заглушила двигатель, поскольку ясное небо позволяло разогретой земле остывать быстрее. Выпила третью из четырех бутылок воды, что прихватила с собой,  - жидкость показалась мне на вкус как вода из водопровода. Я упорно продолжала уговаривать себя, что глупо вот так сидеть ночь напролет, но уехать не хватало духу. А что, если… Я задумалась. А что, если не так, то что тогда? Воображение подбросило кучу вариантов. Затем я подумала, может, если пройдусь, проверю участок по периметру, совесть мне позволит хоть немного вздремнуть. К тому же очень хотелось в туалет, и это удастся сделать в темном арройо позади нашего участка.
        Из бардачка я взяла маленький фонарик и прошла короткий отрезок по улице. Повернула направо и прокралась вдоль высокой, из шлакобетонных блоков стены соседских владений, водя по земле перед собой лучом, чтобы озадачить случайных змей прежде, чем они озадачат меня. Змей не было, но, как только я подошла слишком близко к охотящемуся тарантулу, он сделал несколько угрожающих «отжиманий» на лапах, чтобы напугать меня. Ему это удалось.
        Дворы отделяли друг от друга бетонные стены, но вдоль земельных участков тянулся сплошной забор из кованых железных прутьев. Пожалев, что у меня нет запасной трости для ходьбы, я держалась за забор, чтобы сохранять равновесие, когда пробиралась по неровной земле, и наконец дошла до собственного заднего двора. Пробежалась лучом по земле. На первый взгляд все как будто в порядке, никаких следов человеческой активности. Стена дома в двадцати метрах от того места, где я стояла, была темной, и мне едва удавалось разглядеть заднюю дверь, которую Карло порой забывал запирать. А окно спальни  - неужели открыто? Сколько раз я распекала его за это. Понятие безопасности у гражданских в зачаточном состоянии.
        Я убрала фонарик в карман. Постояла, привыкая к темноте, и шагнула на низкий парапет бетонной стены, который, по идее, должен был не давать рысям и койотам пролезать под забором. Я неграциозно вскарабкалась, больно шлепнулась на гравийный уклон и, скользнув вниз, жестко приземлилась на пятую точку. В этот момент я заметила, что здесь фонарик был лишним. Ясное небо и полная луна придавали двору монохромный колорит: деревья, стены, гравий, дом  - все слабо светилось голубовато-серым. Я достаточно отчетливо видела, чтобы двигаться быстро мимо дворового искусства Джейн  - статуи святого Франциска в полный рост и каменной птичьей ванночки,  - не натыкаясь на них.
        Беглый осмотр задней двери  - заперта ли она  - и отход через боковые ворота были бы делом секундным, не заметь меня один из мопсов. Я не видела, как из-за стеклянной задней двери он (или она) наблюдал за моим приближением и вдруг зашелся лаем, призывая в свидетели второго мопса, который тотчас присоединился. Затем я увидела, как в спальне зажегся свет.
        Я пригнулась за статуей святого Франциска именно в тот момент, когда включилось освещение двора. Не осмеливаясь высунуть носа, я лишь напряженно вслушивалась, как Карло открыл дверь и велел мопсам оставаться внутри на случай, если в гости заскочил койот. Краешком глаза увидела его тень, когда он вышел на середину двора, делая себя легкой мишенью для того, кем я могла бы быть. Все это так напоминало сцену из одной из его любимых опер. Презирая саму себя, я выпрямилась и вышла из-за статуи, потому что безопасность Карло была важнее моей гордыни.
        - Боже!  - вскрикнул он и выронил фонарик, который держал в руке: такой же как мой, незажженный.
        Обычно мы оба спали голыми, и я не могла не заметить, что он был того же цвета, как и весь двор: его тело в лунном свете  - как холодный серый мрамор или как плоть мертвеца на столе в морге. Еще один образ, без которого я могла бы обойтись.
        - Раз уж ты здесь, мне надо спросить тебя кое о чем,  - сказала я, не здороваясь и не извиняясь.
        Карло напряженно вглядывался в меня, опустив руки с крепко сжатыми кулаками, и как будто едва держался на ногах  - как после сильного испуга. Все мое существо стремилось броситься к нему, обнять и успокоить, да только гордость не в состоянии была зайти так далеко. Он бы просто оттолкнул. Карло уже отрезал меня от себя, я чувствовала это.
        Стараясь говорить как можно более ровным тоном, каким обычно дают инструкции автолюбителю, я сказала:
        - Вечерние прогулки пока отмени. Держи окна и двери закрытыми. Если мопсы залают, не выходи из дома вот так. Оставайся внутри. Даже не поднимай жалюзи, чтобы посмотреть в окно. А если днем позвонит в дверь кто-то тебе незнакомый  - не отвечай.
        - Хватит мелодрамы!  - Карло выбросил руки вверх, словно его терпение перешло все границы.  - Это безумие! С самого начала, с того момента, как ты заявила, что упала, ты ведешь себя как какой-то персонаж из романа Майка Хаммера.
        Мне было больно слышать это, особенно от человека, которого я любила, но гнев его был оправдан.
        - Тебе может грозить опасность. Это не мелодрама, и опасность очень серьезная. Понятия не имею, как еще предостеречь тебя, и у меня сейчас нет времени заниматься этим.
        - И как надолго?  - спросил он.
        - Не знаю. Мне нужно разыскать одного человека, которого, полагаю, похитили. Я единственная, кто верит в это, и если я прекращу поиск, она может погибнуть. Она исчезла три дня назад, так что если еще жива, то, думаю, у меня осталось меньше двадцати четырех часов. Это единственная правда, которая меня в данный момент волнует. А сейчас возвращайся в дом.
        Он наклонился подобрать фонарик и поднял его так, словно хотел им меня ударить, но тотчас взял себя в руки.
        - И больше тебе нечего добавить?
        Теперь была моя очередь молча уставиться на него и ждать продолжения.
        Карло старался говорить таким же ровным тоном, как и я, и это ему почти удалось.
        - Ты думаешь, что можешь вот так запросто явиться сюда, выдать мне таинственное предупреждение и уйти? В реальном мире так не делается. Потому что вовлечены другие люди. Я, например…  - Он помолчал, глубоко вздохнув.  - Макс приходил.
        Я услышала эхо Пола в его словах о том, как в реальном мире, таком отличном от моего, обстоят дела.
        - Когда?
        - Сегодня утром.
        - Чего хотел?
        - Он задал мне очень много вопросов о тебе: где ты, что я знаю о том дне, когда убили человека в русле. А еще спросил, у тебя ли тросточка, которую я для тебя сделал. И был сам не свой.
        - И что ты ему поведал?  - Я не скрывала интереса.
        Столько было напридумано историй об этом, что я не была уверена, какую из них Карло знал.
        - Правду.
        При звуке этого слова пульс мой ускорился.
        - Какую правду?
        - Все, что помнил. Что, по твоим словам, трость сломалась. Что ты очень странно вела себя с того самого дня, когда вернулась из старого русла и сказала, что упала.
        «Сказала, что упала». Самым противным во всем этом мне показался непрямой способ обвинить меня во лжи. Он вынудил меня защищаться.
        - А ведь ты вроде как ни черта не знаешь о реальном мире, верно?  - спросила я.
        Карло выглядел как будто не обиженным  - просто грустнее, если такое было возможно.
        - Вообще-то, я думал, что знаю, но, выходит, ошибался. Макс много рассказал мне. О том, например, как ты убила безоружного подозреваемого, когда работала агентом. Обстоятельства были двусмысленные, я думаю, в изложении Макса.  - Карло помахал фонариком, словно отгоняя внезапную волну дыма.  - Потрясающе было вдруг открыть для себя, как мало я о тебе знаю.
        Глава 42
        Не дожидаясь ответа и не прощаясь, Карло повернулся и пошел в дом, шикнув на мопсов, попытавшихся было выскочить ко мне. Я покинула двор через боковые ворота, чтобы не выглядеть дурой, снова перелезая через забор. Здесь все как будто в безопасности, и если Карло последует моим наставлениям, он останется в безопасности, под защитой Гордо или же без нее.
        Я села в машину, прикинула. Казалось более логичным, если убийца пытается заставить меня молчать, но мужа трогать не собирается. Пока я ищу Коулмен и выясняю, кто пытался убить меня, мое отсутствие отведет беду от дома. Даже если все остальные думают, что я или сумасшедшая, или бандитка, я больше чем когда-либо уверена, что эти две вещи  - покушения на мою жизнь и исчезновение Коулмен  - связаны между собой.
        Невидящим взглядом я смотрела на улицу, впервые не в силах отогнать мысль: нет причины предполагать, что Коулмен все еще жива. То есть если пытались убить меня, а почему не могли убить и ее? Мысли, бежавшие в этом направлении, уже были в финальной точке, как вдруг меня страшно напугало лицо в окне машины.
        - Блин!  - взвизгнула я, цапнула рукой по пассажирскому сиденью, где должен был лежать пистолет, но схватила фонарик.
        Я щелкнула кнопкой и нацелила его на окно в надежде хотя бы ослепить нападавшего.
        Там стоял Макс, часто-часто моргая.
        - Это я,  - долетел его приглушенный стеклом голос.
        Я опустила окно и, не заботясь о соседях или Карло, заорала:
        - Ты что, хочешь, чтоб тебя застрелили?
        - Не думаю, что фонарик заряжен.  - Пытаясь сохранять неизменное выражение лица крутого парня, но не в силах подавить едва заметную улыбку, Макс обошел машину спереди и попытался войти с пассажирской стороны, однако дверь была закрыта.
        Он ждал. Выбора не было: я потянулась и отщелкнула замок.
        - Почему ты следишь за собственным домом?  - спросил он, когда устроился поудобнее.
        То ли шок еще не прошел, то ли я начинала чувствовать, что сыта по горло. Ну а еще темнота что-то делает с нашей искренностью.
        - А почему ты обсуждаешь мое прошлое с Карло?
        - Я думал, он все знает, и был удивлен, что это не так. Такими вещами супруги делятся.
        - Делись такими вещами со своей супругой. Макс, кто-то пытается убить меня, и я волнуюсь за безопасность Карло, потому что думаю, что Лауру Коулмен похитили.
        - А, ну да…  - протянул он.
        Вот и вся искренность. Но в тот момент я словно услышала себя со стороны. Собственные слова показались мне дикостью, будто я все выдумываю, а моя ложь шита белыми нитками. И Макс не спросил, почему я сообщаю это только сейчас, но повторил так же буднично:
        - Ты не ответила, зачем ты здесь.
        - Приехала присмотреть за ним. Мы расходимся.
        - Жаль. Он сказал, что ты вчера вдруг неожиданно сорвалась куда-то, но я не знал, что это… надолго. Почему ты ушла?
        - Почему ты здесь?
        - Ты не ответила на мой звонок. Я подъехал и увидел, что ты сидишь и наблюдаешь за домом, и решил понаблюдать за тобой, гадал, надолго ли ты останешься. За исключением того момента, когда ты выходила из машины, ты пробыла здесь долго.
        - Чем могу помочь?
        - Джеральд Песил.
        - Кто?  - Кое-как я все же соображала после шока.
        - Не прикидывайся, что не знаешь, о ком речь.  - Макс нетерпеливо дернул головой.  - Пока я ждал результатов анализа ДНК, сравнил тем временем пальчики, которые там удалось найти, с твоими  - из базы данных Бюро.
        - И?
        - Твои не совпали ни с одними.
        - Кто бы сомневался!  - Я с хрустом свернула пробку последней бутылки воды, выигрывая драгоценные секунды.  - Будешь?
        Он сделал большой глоток и поставил емкость в держатель между нами. Прямо как лев и газель у водопоя.
        - В общем, съездили мы по адресу, где он обитал. Нашли доказательства сексуальных преступлений: несомненно  - изнасилования, предположительно  - убийства. Как минимум три. Туда отправят поисковых собак на случай, если он прятал тела поблизости, в карьерах шахтных отвалов или еще где. Мы нашли предметы одежды, так что у собак есть с чего брать след.
        - Это хорошие новости?
        - То, что он предположительно был серийным убийцей, или то, что он мертв?
        - Скажи,  - попросила я.
        - Нет, это ты скажи. В голове у меня по-прежнему только одна причина, почему ты не доложила обо всем.
        Я отпила из бутылки. От напряженности беседы у нас обоих пересохло во рту, а мы оба притворялись, что просто мучимы жаждой.
        - Говорила уже. Собралась звонить тебе, и позвонила бы, но испугалась.  - Я знала, что за этим последует, и думала, что мне делать.
        - Испугалась. Ты. Бриджид, ты убила его?
        Вот оно.
        - Не я.
        - Предположим, ты.
        - Давай просто предположим.
        - Ну а как бы…
        - А, это из классики ведения допроса. Ты и впрямь думаешь, что я собираюсь отвечать на эти «что было бы, если бы»?
        - Попытаться стоило.
        Это была ночь нескончаемой откровенности.
        - Макс, ты когда-нибудь работал по убийству на сексуальной почве?
        - Да.
        - Случайное, в состоянии аффекта или действительно зверское?
        - Ты знаешь ответ. Кто-то выходит из себя, кто-то умирает. Кто-то душит, чтобы испытать оргазм…
        Я кивнула в темноте:
        - Но никогда не работал по серийным убийствам на сексуальной почве с расчленением. Большинство проходит через всю карьеру, так и не увидев этого. А увидев такое, будешь помнить всю жизнь.
        - О, опять начинается. Великая Бриджид-Куинн-Которая-Видела-Все. А я просто ничтожный провинциальный помощник шерифа из глухомани, где не происходит ничего, кроме отдельных случаев угона скота. Хватит заливать.
        - Что ж, я могу сказать тебе, что женские груди смотрятся намного более привлекательно, когда они не отделены от тела.
        - Господи боже, Бриджид, у тебя шутки на все темы?  - Макса передернуло.
        - Да какие шутки! Извини, но иногда мне просто не видна разница.  - Я сделала еще один глоток воды и протянула бутылку Максу, но он не обратил внимания.  - Значит, теперь у вас есть Джеральд Песил. Настоящий серийный убийца… по твоим словам.
        - И надо же, какое совпадение в этом маленьком городке, где за весь последний год всего-то тридцать пять убийств на двоих  - Джеральда Песила и Флойда Линча, а?
        - Да, совпадение довольно крупное.
        - Можно и так. Но поскольку в нашем маленьком городе только за прошлый год произошло тридцать пять убийств, я стал задумываться кое о чем. Я стал размышлять об этих наших… точечках.  - Макс протянул руку и пальцем-сосиской начал ставить точки в ряд на приборной панели в такт перечислениям.  - Ты не сообщаешь о фургоне в старом русле. Джеральд Песил  - серийный убийца. Флойд Линч  - тоже серийный убийца. Потом я начал думать о тех волосах, что мы нашли в квартире Песила. Они сплетены в косичку, но, похоже, принадлежали трем женщинам: все с разными оттенками седины. Видишь, еще одна точка. Затем я подумал о цвете волос. Седых вокруг, конечно, много, но это, может, и не совпадение, что Песил нападал на пожилых женщин, и ты ведь тоже пожилая. Получается, что в одной местности как будто орудуют два серийных убийцы. И ты как-то с ними связана.  - Он провел невидимую линию, соединяющую воображаемые точки.  - Затем я вспомнил о том, как патологоанатом обнаружил, что артерия Песила была перерезана, а у тебя трость с лезвием на конце. Карло сказал, ты потеряла ее.
        - Она сломалась.
        - И что ты с ней сделала?
        - Выбросила…  - Я помедлила. Макс молчал.  - На помойку.
        Я повернулась и увидела, как в глазах Койота отразился лунный свет. Если умеешь держать себя в руках, как умел, например, мой отец, ты привыкаешь к грубостям и крику. Но ничто не выводит из себя так, как спокойствие выдержанных людей.
        Макс не отвел взгляда. Я чувствовала, он смотрел на того, кого считал беспринципным, потерявшим контроль агентом, и бесполезно было сейчас пытаться изменить его мнение.
        - Разумеется, на данный момент точек у меня хватает. Но я знаю о твоей связи с Линчем  - дело «Шоссе-66». Дальше по плану  - выяснить, как ты связана с Песилом. Может, Линч и ни при чем. Возможно, ты случайно пересеклась с Песилом. Или пыталась обезвредить его, но ситуация вышла из-под контроля. Ты не хотела резать ему артерию. Бриджид, вовсе нет нужды называть это убийством. Мы можем называть это самообороной.
        Всячески стараясь показать, будто в глубине души он заботится только о моих интересах, Макс пытался выудить информацию. Но тут я кое-что сообразила: хоть Карло открыто дал понять, что больше не знает и не любит меня, но он не рассказал Максу о найденной в стиральной машине окровавленной одежде. Если б он это сделал, мы бы сейчас разговаривали в участке. Перспектива ареста меня уже больше не волновала, вот только Коулмен уже будет не спасти. И мысль о ней напомнила, что я теряю бесценное время. Пора выходить из этого разговора.
        - Ты называешь это самообороной? Макс, мы оба знаем: нет у нас с тобой достаточно власти, чтобы договориться. Случись все так, как ты предлагаешь, окружной прокурор, если только обвиняемому повезет, будет трактовать это скорее как неумышленное убийство. Да к тому же с последующим сокрытием. Нет, уверена, прокурор будет настаивать по меньшей мере на убийстве второй степени. Вот только я этого не делала.  - Я старалась, чтобы голос мой звучал ровно, мягко, неагрессивно.
        Мне ни в коем случае нельзя было злить его. Просто выпроводить из машины.
        - Если ты сейчас меня задержишь, единственное, чего добьешься,  - перспективы строчить до утра очень длинный рапорт. У тебя ни свидетеля, ни данных судебной экспертизы. Нет даже орудия убийства.
        Макс наклонился ко мне настолько близко, что я почувствовала влажное дыхание и запашок гамбургера, который он ел на обед. Я не вздрогнула и не отпрянула назад. Таким же ровным тоном, с каким он рассказал бы про облако в небе, он произнес:
        - Карло  - хороший человек. Вот почему я хочу быть уверенным на сто процентов, прежде чем сделаю что-либо, что разрушит его жизнь.
        Глава 43
        Макс не вылез из машины, пока не узнал, куда я переехала. Пришлось сказать, что остановилась в «Шератоне», номер 174.
        Затем я вернулась в отель, собрала свои пожитки и уехала, не выписавшись.
        Когда я грузила мусорный мешок с вещами в багажник, вспомнила об окровавленной одежде на складе. Как только Макс запустит механизм расследования на всю катушку, он, как положено, отследит счета моей кредитки и найдет ежемесячные удержания за хранение. Надо забрать одежду, вывезти в пустыню, облить бензином и сжечь  - чем скорее, тем лучше.
        Между тем дом Коулмен представлялся мне идеальным укрытием. И удобств в нем гораздо больше, чем в отеле. Никто туда не сунется  - до Лауры никому нет дела. И если по какой-то случайности ей удастся вернуться домой, я узнаю об этом первой.
        А еще в доме есть компьютер. Запароленный.
        Для начала я ввела слово «password» и, когда это не сработало, комбинации ее имени и фамилии. Когда и это не подошло, попыталась припомнить кличку ее собаки. Восемьдесят процентов людей используют клички своих питомцев как пароли в домашних компьютерах, а тогда в баре Коулмен называла ее. Вспомнила: миниатюрный шнауцер. Дункан.
        Однако и это не сработало. Я снова перерыла ящик и на этот раз нашла список, приклеенный к его внутренней стороне. В нем было около дюжины различных учетных записей, каждая  - со своим паролем, состоящим из случайных на первый взгляд цифр. Коулмен же имеет опыт работы в подразделении по борьбе с мошенничеством и кражами персональных данных. Как же это я не сообразила!
        В самом верху был пароль на запуск компьютера  - 4597358. Пока компьютер загружался, я пробежала взглядом по предметам на письменном столе и в ящиках, которые пропустила, когда искала ее записную книжку. Нашла листок с наклейками: логотип и обратный адрес Исследовательского фонда Альцгеймера; коробку с открытками геометрического дизайна и достаточно многозначными, чтобы служить как поздравительными и как соболезнующими; поставка под пивную кружку  - сувенир из ее поездки в Канкун. Для Коулмен это было, наверное, большим событием.
        Я зашла в ее почту посмотреть, какие сообщения там появились за последние три дня и открывалось ли хоть одно. Среди реклам апартаментов от Энн Тейлор и ежедневного бюллетеня новостей из Бюро я обнаружила в папке «Отправленные» два личных сообщения. Первым было то, что пришло мне от нее рано утром. В нем она писала, что я была права. И второе, отправленное позже днем, в котором она написала Мейси, что сидит с приболевшей мамой. Если сообщение отправила не Лаура, то что же сделали с ней, чтобы заполучить пароль и воспользоваться ее учетной записью?
        Входящая почта показала мне еще одно личное письмо  - от меня, вопрошающее Лауру, где ее черти носят.
        Мое сообщение оказалось открыто и прочитано.
        А ознакомиться с ним мог тот, кто использовал учетную запись Коулмен, чтобы отослать письмо от ее имени в офис.
        Будь я еще на службе в Бюро, пользуясь всеобщим доверием, я бы легко выяснила IP-адрес того, кто отправлял сообщение Мейси и читал мое.
        Я мысленно прокрутила в голове возможные сценарии. Вероятно, тот, кто забрал Коулмен, сначала обездвижил ее и воспользовался ее компьютером. Или увез ее в другое место, откуда было безопаснее использовать ее учетную запись на своем компьютере. Без специалиста мне в этом не разобраться.
        Расстроенная, я вновь повернулась к столу и заметила аккуратную стопку из трех черных папок, которые пропустила, потому что не их искала. В них содержались материалы дела Линча, не та урезанная копия, что она давала мне, но оригинал, в полном комплекте, включая его дневники и все фотографии с места преступления. Коулмен не сказала, что у нее на руках все материалы дела; она пошла на грубое нарушение инструкций, вынося все это из офиса.
        Но если Коулмен в большой беде, инструкции  - наименьшая из ее проблем. Что такого было известно ей и мне, что могло представлять такую угрозу? Я должна выяснить и встретиться лицом к лицу с Линчем: любая сообщенная им мелочь может привести меня к ней.
        Блокнот, в котором я вела все записи, остался дома на столе. Но я продублировала их Коулмен, отправив электронной почтой, и сейчас восстановила это сообщение из корзины с удаленными файлами. Я просмотрела записи. Это словно письмо из давнего прошлого, когда я еще была совсем другим человеком. Сравнила их с соответствующими выдержками из разных папок дела, с материалами осмотра места преступления, перечнями улик, личных вещей. Только на этот раз у меня на руках были еще и фотографии. Много фотографий жертв: на месте преступления и на столе патологоанатома, включая снимки, сделанные недавно в брошенной машине.
        Если бы следствие не закончили, если бы Линч не успел так быстро выторговать себе срок, а Моррисон не спешил бы так получить общественное признание, материалов сейчас было бы гораздо больше трех папок: они лежали бы в нескольких коробках.
        Ну, что есть, то есть. Я раскрыла вторую папку и быстро пробежалась по страницам сводного анализа свидетельских показаний Линча. Ничего заслуживающего внимания о женщине, которую Линч мумифицировал, кроме его заявления о том, что она нелегальная иммигрантка из Мексики. Как сказал Манрикес, у него столько неопознанных в авторефрижераторе на заднем дворе прозекторской, что можно сбиться со счета.
        Так, теперь к жертвам по делу «Шоссе-66»: несколько страниц, и Линч описал подробности всех почти безошибочно, с незначительными поправками на провалы памяти. За исключением той, которую он назвал «плечевой». Расшифровки его интервью не дали мне чего-то нового о ней или о той ночи, когда он убил ее. Я взглянула на фотографию того, что осталось от женщины, снятой внутри машины в позе эмбриона, прежде чем тело вытащили и отвалились нога и голова. Моррисон объявил прессе, что личности всех американских жертв установлены. Но в упоении успехом, подкрепленным, возможно, находкой тела Джессики Робертсон, он забыл об этой жертве.
        - Кто ты?  - спросила я у фотографии.  - И почему до тебя никому нет дела?
        Вдруг именно эта жертва поможет мне  - единственная, оставшаяся неопознанной. Есть шанс, что «плечевая» числилась в той базе, о которой говорил мне Зиг, и я задала верный вопрос, когда спросила ее, кто она.
        Я посмотрела на часы. На Восточном побережье полтретьего ночи. Я позвонила Зигу. Он ответил после второго гудка голосом совсем не сонным. Прямо как в прежние времена.
        - Это Бриджид. Есть вопрос,  - сказала я.
        - Привет, Стингер. Как себя чувствуешь?
        Он спрашивал искренне, но я еще не отошла от его инсинуации по поводу моего якобы посттравматического стресса и намеренно не стала отвечать.
        - Ты говорил, есть какой-то сайт о пропавших без вести.
        - Собирался утром тебе звонить. Просмотрел видео допроса Линча, хотел сравнить голос с записей прослушки Джессики, особенно в той части, где оба, Линч и похититель, повышали тон голосов, чтобы звучать как женщины.
        - И?
        - Боюсь, недоказательно.
        - Спасибо. Сайт?
        - «NamUs». Его запустили года два назад, после твоего ухода из Бюро. База данных с полной информацией о пропавших без вести, состыкованная с другой базой  - в ней неопознанные. Люди могут узнать, найден ли живым или мертвым человек, которого они разыскивают. А также могут туда добавить информацию от себя.
        - Адрес?
        - www.findthemissing.org. Ты все ищешь агента Коулмен? Потому что я не…
        - Нет. Ты говорил, они также каталогизируют неопознанные останки?
        - Да. Не знаю, есть ли там человек, который тебе нужен, но база растет в геометрической прогрессии, и доступ к ней свободный. Стингер?
        - Что?
        - Ты сердишься.
        - С чего ты взял?  - И повесила трубку.
        Не было у меня уверенности, что от «NamUs» будет толк. Как не было уверенности и в том, что «растет в геометрической прогрессии» не означает просто чертову кучу информации.
        Чувствуя, что бреду в очередной тупик при своем цейтноте, я все же напечатала адрес.
        Зайдя на сайт, ввела все, что знала о «плечевой», то есть практически ничего. Пол женский. Белая. Я думала, что она не была одной из нелегалок. Младше двадцати. Затем поменяла на «младше тридцати»  - на всякий случай. Срок  - двенадцать месяцев в течение года до первого известного нам убийства. Место исчезновения… Попробуем всю Аризону.
        Вывалилась куча разных имен, почти все сопровождались фотографиями. Времени проверять данные всех этих женщин не было. Я вернулась на главную страницу взглянуть, какие имеются еще опции. Особые приметы. Могли ли они сохраниться на мумифицированном теле? Стал ли вообще патологоанатом заниматься вскрытием тела или просто сунул в мешок и убрал в морг до поры до времени?
        Решив поискать протокол результатов вскрытия, я раскрыла третью папку. Взгляд уткнулся в кремового цвета буклет сантиметров пятнадцать на двадцать, прикрепленный короткой стороной, в пятнах жира и земли, с загнутыми углами страниц от регулярных просмотров. Часть основного материала или какое-то дополнение? Я открыла брошюрку. На первой странице написано имя Флойда Линча, дальше шли бессчетные страницы информации. Журнал с подшивками путевых листов  - распечаток цифрового тахографа, которые хранились в машине на случай проверок на дороге.
        Коробка, что мы взяли у Линчей, по-прежнему стояла на полу рядом со столом. Я откинула картонную крышку и увидела стопку таких же журналов со старыми распечатками тахографа. Наверное, он хранил их на дне коробки, но Коулмен разложила их в хронологическом порядке. В памяти сразу всплыло ее сообщение  - о встрече в тюрьме и о том, что она нашла кое-что, взволновавшее ее.
        Распечатки, которые она отделила от всех, датировались 2004 годом. От одного вида этой цифры мой пульс участился. Скрупулезные записи показывали все: когда грузовик взвешивали, когда Линч менял груз, даже количество часов, которые тратил на сон и еду. Самое главное, путевой лист содержал записи маршрутов и даты поездок. Я листала распечатки, документировавшие его маршрут  - день за днем, с начала года до августа,  - и находила такие подробности, что требовалось бы быть гением, чтобы состряпать такое тщательно разработанное алиби.
        И наконец я нашла дату, которую искала. 1 августа 2004 года, в ночь, когда Джессика Робертсон была убита где-то между Тукумкари и Альбукерком. Флойда Линча и близко не было у Шоссе-66/Хайвей-40. Он находился в Техасе, в кемпинге для дальнобойщиков «Флаинг-Джей» на Шоссе-10 близ Эль-Пасо. В пятистах милях к юго-западу от места преступления. Исчерпывающее доказательство того, что Флойд Линч не убивал Джессику Робертсон и не был убийцей «Шоссе-66».
        Глава 44
        В годы охоты за убийцей «Шоссе-66» мы всегда знали, где приблизительно будут похищены жертвы: на отрезке протяженностью несколько сот миль по Шоссе-66, включая территории, прилегающие к его пересечениям с какими-либо магистралями. И еще мы знали, когда приблизительно это произойдет: в период от начала июня и до конца августа. По идее, можно было установить периметр и вести наблюдение за всей зоной в течение указанного времени, но на самом деле это абсурд. Сына Сэма[13 - Сын Сэма (Ричард Дэвид Фолко)  - серийный убийца. Родился 1 июня 1953 года в Бруклине, Нью-Йорк, США.] нельзя было поймать даже в пределах территории намного меньшей. Вместо этого мы пытались акцентировать внимание на отдельных участках шоссе, через которые, по нашим подсчетам, убийца должен проезжать. Мы развешивали предупреждения не голосовать на всех тамошних остановках, включая придорожные зоны отдыха. Наш подопечный как будто с удовольствием принял вызов.
        Историческое Шоссе-66 было переделано в федеральный Хайвей-40, хорошо асфальтированный и достаточно оживленный. Мы думали, что преступником может быть дальнобойщик, катающийся по этому маршруту регулярно: он водит или линейный восемнадцатиколесный трейлер из тех, что ходят через всю страну, или грузовик помельче, курсирующий между соседними городами. Мы проверили каждую компанию, чьи грузовики придерживаются этого пути, проверили каждого чертова дальнобойщика. Не нашли никого, кому можно было бы хоть что-то вменить в вину. Не один год я с остервенением ломала голову, размышляя о тех летних месяцах и о том, как поймать его, прежде чем он снова лишит кого-то жизни. Это длилось четыре года. А потом пришла Джессика, и мы начали учить ее делать то, чего больше не могла я.
        К тому времени Бакстера уже не было в живых, и Джессику тренировала я. Пока мы боролись с обычными правонарушениями, от января до июня в любое доступное время Зиг работал с Джессикой по персональной программе изобличения преступника и показывал ей все техники его усмирения: как и где, например, надавить, чтобы сломать ключицу,  - все в таком духе. К началу июня я решила, что Джессика готова к работе. Я очень хотела поймать этого выродка.
        Полдень 1 августа 2004 года, семьдесят девять миль к западу от Тукумкари, Нью-Мехико. Я сидела в одном из микроавтобусов, напичканных электронной аппаратурой слежения, с двумя агентами, которые знали, как ею пользоваться. Кондиционер работал, но все равно в машине крепко пахло путом. Я помню этот запах с детства: папа брал нас на рыбалку за причал Хиллсборо, и пахло путом не столько от флоридской влажности, сколько от ожидания мгновения, когда барракуда заглотит наживку. Именно этим мы и собирались заниматься в ту ночь: ждать, когда хищник схватит живца, которого мы ему подбросили,  - Джессику. Как и во Флориде, где в конце причала редко попадается что-то, кроме рыбы-ангела, у нас были слабые шансы на то, что именно она выйдет на маньяка. Но убийства продолжались четыре лета, и мы готовы были тратить человеко-часы и доллары, чтобы только не дать этому случиться еще раз.
        На Джессике закрепили звуковую аппаратуру и датчик GPS. Она могла слышать нас через устройство, замаскированное под CD-плеер с наушниками. Помню, как долго мы смеялись, когда Джес трясла головой в такт воображаемой музыке. Свой вэн мы припарковали в полумиле от шоссе так, что ни один проезжающий не смог бы его заметить и что-то заподозрить. Главное  - находились достаточно близко, чтобы получать от нее устойчивый сигнал. Если ее подберет подозрительный субъект, мы были в полной готовности последовать за ней, а также вызвать на подмогу дорожный патруль.
        Помню еще и другой запах в том вэне  - чипсов «Доритос». Тони Винцетти, один из супертехников, выделенный нам в помощь на лето филиалом Бюро Альбукерка, уминал пакет за пакетом. Джессика тоже их любила и взяла один из пакетиков с собой похрустеть, пока будет шагать вдоль шоссе.
        Вы, может, подумали, что мы одели ее как уличную проститутку: мини-юбка и топик с блестками, но это все равно что повесить на нее табличку «Жертва». Джессика была миниатюрной, и мы придали ей вид беглянки, девчонки из колледжа,  - из тех, что иногда путешествуют вместе. В таком виде она не вызовет подозрений, как, например, проститутка, разгуливающая в этой глухомани. К тому же под джинсами и футболкой с «языком»  - винтажной эмблемой «Rolling Stones»  - провода спрятать проще.
        В завершение маскировки на спине у нее болтался рюкзак с кое-какой одежкой, под которой и был GPS-датчик. Красным лаком для ногтей Джессика нарисовала на клапане рюкзака «знак мира», отличная идея. Маленький пистолет был пристегнут к ее лодыжке под расклешенными джинсами. Особой нужды соблюдать сверхосторожность не было  - она же шла не на сходку главарей мафии. Если кто подберет ее, обыскивать не станет, а если и попытается, она сразу же обездвижит его и дождется нас.
        Я вспомнила, как в тот вечер бесили меня эти «Доритас».
        - А что, обязательно так хрустеть?  - поинтересовалась я.
        Тони захрустел еще громче, если только это было возможно.
        Я повернулась к другому парню  - он был примерно тех же лет, что и Тони, но выглядел взрослее. Не припомню его имя, Ив Что-то-французское. Он все время сидел, уткнувшись носом в роман в мягкой обложке. Эмиль Золя, «L’Assommoir».[14 - «Западня» (фр.).] Я помню название, потому что периодически нашептывала его: мне нравилось, как это слово ощущалось на языке. Я спросила Ива, что оно означает, а он ответил: «Тяжело перевести». Я просто болтала, поэтому не стала просить его попытаться. Он родился в Монреале, собирался работать за рубежом. Я хорошо помню тот вечер и ту ночь.
        - А тебя это не бесит?  - спросила я его о хрусте Тони.
        Ив повернулся, обратив на меня слегка остекленевший взгляд, и я поняла, что он весь в книге и, скорее всего, продолжал думать на французском.
        - Мм?  - промычал он.
        - Проехали.
        Он вернулся в мир, который сможет оставить, когда понадобится.
        - Ты хотя бы пососи их немного, прежде чем грызть, а, Тони? Размягчи их, чтобы не так хрустели. Как ты опознаешь Джессику в таком грохоте?
        Я уловила в своих наушниках хруст, которым Джессика ответила на мои слова. Она ведь могла слышать нас так же, как и мы ее.
        - Эй, Тони,  - сказала она с набитым чипсами ртом, после чего раздался звук глотания, так что последующие ее слова разобрать было легче.  - Проведем эксперимент. Давай-ка проверим, сколько понадобится сосательных движений, чтобы размягчить одну из этих штуковин. Засекай время и… вперед.  - Тут последовало громкое причмокивание, еще противнее, чем хруст чипсов.
        Даже Ив засмеялся. В ту ночь они все оказались против меня, поганцы. И оба парня были влюблены в Джессику.
        У нас не было уверенности в том, что киллер орудовал только по ночам, поэтому мы дежурили со второй половины дня, когда становилось немного прохладнее и появление голосующего на дороге выглядело более достоверным. Часы тянулись, прерываясь мгновениями острой тревоги, когда что-то могло произойти, но не происходило. Джессика и я иногда переговаривались, но в основном она щебетала с Тони: о музыкальных группах, и телешоу, и знаменитостях, которых я не знала.
        Затем Джессика сообщила: притормаживает машина. Она взглянула на нее.
        - За рулем парень, лет двадцати, маленький грузовик, безбортовой. Попробовать?
        Я представила ее лицо, вообразила, как она чуть отвернулась от грузовика, чтобы водитель не видел, что ее губы шевелятся.
        - Действуй,  - дала я отмашку.  - Ты недалеко от стоянки дальнобойщиков, так что, если он не в деле, много времени у тебя не займет.
        Он подъехал. Джессика ждала, пока опускалось окно. Я вообразила, как она сдергивает с плеча свой рюкзачок, намереваясь забраться в кабину.
        - Подбросите?  - звонко спросила она своим девчачьим голосом.
        - За минет?
        Джессика молчала. Я представила, как она делает вид, что размышляет. Благодаря наставлениям Зига мы знали, что тот, кого мы ищем, отлично владеет навыками «кидалы», хитер, не станет действовать в лоб, как этот, наверняка симпатичен и обладает определенным шармом. Я прошептала:
        - Не наш человек. Тот не стал бы касаться темы до того, как ты сядешь в машину. Пусть проваливает.
        - Фиг тебе!  - сказала Джессика, и парень тронул грузовик, громко смеясь.
        Она продолжила шагать по обочине. Несколько машин, которые, как она думала, могли представлять интерес, поскольку в кабине каждой находился только водитель, проследовали мимо, не останавливаясь. Запись показала, что в 9:17 ее подобрал еще один молодой мужчина, оказавшийся не таким бесцеремонным, как предыдущий. Я употребила обобщенный термин «молодой мужчина», потому что это было все, что Джессика пробурчала, прежде чем забралась в кабину. Передать нам приметы водителя, не выдавая, что она «на прослушке», она, конечно, не могла.
        Некоторое время мы втроем прислушивались к будничному разговору.
        - Как тебя зовут?
        - Натали. А тебя?
        - Ричард. Ричард Роджерс.
        - Да как же!  - прошептала я, однако никому из остальных имя не показалось фальшивым.
        - Что слушаешь?  - поинтересовался он.
        - «Ramones».
        - Группа довольно старая. Тебе сколько лет-то?
        - Семнадцать,  - сказала она после небольшой паузы, и это прозвучало фальшиво.
        Молчание.
        - А здесь что делаешь?
        Мы заранее определились с этой частью сценария. Я видела, как губы Тони повторяют слова, которые проговаривает Джессика:
        - Да дома все плохо. Я свалила.
        - Ну, видимо, совсем плохо, раз сбежала. Со мной такого не бывало. Я, наверное, счастливый.
        Замысловатый комментарий. Джессика молчит. Так они ехали несколько минут. Затем он сказал, понизив голос, растягивая слова, тоном серьезным:
        - А скажи-ка, Натали, готова ли ты к смерти?
        Ив и Тони дернулись, будто аппаратуру слежения замкнуло. Я больно прикусила губу и почувствовала, как большой палец правой руки трясется сам по себе.
        - Джесс, спокойно. Мы здесь, мы с тобой,  - прошептала я.  - Быстро переходи на следующий уровень. Прессуй его.
        В голосе Джессики отчетливо слышалось беспокойство. Если она прикидывалась, значит была чертовски хорошей актрисой. Ее голос дрожал  - едва заметно, лишь настолько, чтобы звучать слабо, как у жертвы.
        - Ричард, пожалуйста, выпусти меня, а?
        - Да мы же на краю географии,  - удивился он.
        - Останови машину. Выпусти меня.
        - Да что такого-то?
        - Я боюсь тебя.  - Она и впрямь звучала напуганной.
        Последовала долгая пауза, затем раздался его смех.
        - Минутку, ты решила, я угрожаю тебе?
        - Не исключено, он играет,  - шепнула я.  - Продолжай давить.
        - Выпусти меня из машины, немедленно,  - потребовала Джессика.
        Парень не снизил скорости.
        - Извини. Я просто выполняю миссионерский долг. Я из «Церкви Иисуса Христа Святых последних дней». Это мормоны, слыхала? Я и не думал стращать тебя. Честное слово. Нет, правда, посмотри на меня.  - По-видимому, он рискнул, оторвав взгляд от дороги, повернуться к ней лицом, чтобы она видела его глаза.
        - Чувак, да ты меня до смерти напугал!  - сымпровизировала Джессика.
        - Ну, прости,  - повторил он. Похоже, парень искренне раскаивался.  - Я всего лишь пытался выяснить, достаточно ли крепка твоя вера в Господа, чтобы гарантировать вечный покой.
        - Мило,  - проговорила Джессика с подозрением в голосе.
        Еще одна пауза. Мне показалось, Джессика ждала инструкций.
        - Не наша рыбка. Гони его,  - заключила я.
        - Я, похоже, все испортил, да?  - спросил Ричард.  - Неправильно повел с тобой разговор.  - Голос его звучал неподдельно расстроенно.
        Словно будь мы там, то непременно увидели бы его бьющимся головой о руль.
        - Послушай, высади меня у следующего придорожного кафе,  - попросила Джессика.
        - Клянусь тебе, я нормальный. Я не обижу тебя, просто составлю компанию. Немного тоскливо, когда никто не хочет поговорить о Боге.
        - Сочувствую. Мне надо позвонить.
        - Миль через пять будет «Флаинг Джей». А хочешь, позвони с моего мобильного?
        - Нет уж,  - отказалась Джессика, не позаботившись выдумать оправдание.
        - Даже у беглянок всегда с собой мобильник,  - шепнула я.  - А сейчас скажешь ему, что тебя там парень ждет.  - Будто наяву я увидела, как она едва уловимо мне кивнула.
        Ричард Роджерс высадил Джес на парковке «Флаинг Джей» и продолжил путь. Проверив и убедившись, что никто не заметил, что она меняет маршрут, Джессика неторопливо пошла назад. Ни один убийца не посадит ее на стоянке, когда еще не стемнело и могут быть свидетели. Пока Джессика шла, мы немного поговорили.
        - Эй, Новобранец, а ты, случаем, не заметила, что на том парне была белая рубашка с короткими рукавами и тонкий черный галстук?  - поинтересовалась я.
        - Учитель, такие всегда ездят на великах, так что иди в задницу,  - весело ответила Джессика.
        Я почувствовала, как она улыбается в ответ моей улыбке. Джес была так же захвачена делом, как я в ее годы. Я была уверена, что из нее выйдет толк.
        Мы встревожились снова, когда ее подобрал «симпатичный пожилой дядька». В глазах Джессики это означало, что водителю далеко за сорок. Он пытался ее закадрить, однако без угроз и грубостей.
        - Слишком прямой. Отпускай его,  - велела я.
        Джессика попросила высадить ее на обочине. Он не сбросил скорости. Я почувствовала, как проснулся нерв сбоку на моей шее. В нашем вэне все затаили дыхание. Он предложил ей пива. Мы услышали ее ответ:
        - Нельзя. Мне всего четырнадцать.
        Машина остановилась, открылась и захлопнулась дверь, затем автомобиль тронулся. Джессика громко зевнула.
        - Скучно тебе с нами?  - поинтересовалась я.
        - Не-а, я еще только разогреваюсь. А ночка-то и вправду теплая, да?
        Ни один из нас не ответил, задумавшись, где жарче: внутри фургона или снаружи. Да и сказано было так, будто ответ не предполагался. Джессика как бы разговаривала сама с собой.
        - Просто классно сознавать, что вы все там, что я полностью под контролем. Сродни чувству дублера со страховочным поясом.  - Через несколько шагов она добавила:  - Чует мое сердце, не будет его сегодня.
        - Будет, будет,  - успокоила я.  - Ты «Челюсти» смотрела?
        - На-на. На-на. На-на-на-на-на…  - раздалось в наушниках.
        Ив и Тони рассмеялись.
        - Учитель, ты думаешь, я такая уж молодая?
        - Да ты просто ребенок,  - ответила я и потянулась, думая о возвращении в отель и глоточке холодного скотча.
        - Мы должны покончить с этим к вечеру. Если протянем еще, каждый станет коситься на подозрительную девчонку, шатающуюся здесь, у черта на рогах.
        - Хотите меня подобрать? Погодите, зачем вам делать такой крюк, может, я еще разок проедусь в другую сторону до ближайшего кафе?
        - Не проблема, подъедем за тобой туда.  - Я кивнула Тони, чтобы он выключал аппаратуру слежения.
        - Женщина тормозит,  - голос Джессики раздался прежде, чем Тони нажал на кнопку.  - Сейчас, наверное, получу еще одну дозу религиозного воспитания.
        - Попроси подбросить тебя, куда сказала. Мы приедем за тобой.
        Мы услышали, как открылась дверь, и следом  - шепот Джессики:
        - У нее кондиционер…
        Мы были уставшими, мы одурели от безделья и становились слегка заторможенными, мы теряли бдительность  - можно найти десяток причин для объяснения того, что случилось дальше.
        Я подняла палец, давая знак Тони не отключать прослушку, и сказала Джесс:
        - Ну ты и настырная. Ладно, доедешь до стоянки, вылезай, но пройди немного на восток, чтобы выйти из зоны освещения фонарей, когда будем тебя забирать.
        - Учитель, прием подтверждаю.  - Все так же шепотом.
        - Конец связи.
        Пока мы обе хихикали над полицейским радиожаргоном, я стащила с головы гарнитуру. Ив тронул машину, мы запрыгали на ухабах в сторону хайвея. Дорога должна была занять какое-то время, поскольку Джесс находилась как минимум в двадцати милях к западу от нас. Минут через десять мы въехали на стоянку для грузовиков. Ив и Тони направились в лавку прикупить немного фастфуда на обратную дорогу к отелю. Они вышли с большим пакетом и спросили, не хочу ли я малиновых «Твиззлерс». От конфет я отказалась, но колу взяла. Ив заправил вэн. Он явно спал и видел тот день, когда заправка вэнов не будет частью его работы.
        Мы проехали через парковку мимо дюжины восемнадцатиколесных автопоездов в ряд. Все темные: их водители кто спал, кто подкреплялся в кафе, принимал душ, проверял электронную почту. Во всех придорожных кафе можно бесплатно пользоваться компьютерами.
        Затем нашли местечко приткнуться на обочине перед самым въездом на стоянку. Ив включил маленький фонарь и вернулся к чтению своей книжки. Тони закрыл глаза и сосал «Твиззлерс». Я не спускала глаз с заднего окна, высматривая Джессику, которая должна была подойти с дороги в любой момент.
        Но ее все не было. Я взглянула на цифровые часы приборной панели. 22:52.
        - Что-то не так,  - сказала я.
        Возможно, из-за тона моего голоса даже Ив оторвал взгляд от книги и поднял на меня глаза. Не спрашивая, что и почему, мы тронули машину и сделали разворот, вернувший нас опять на парковку. Пока мы маневрировали, Тони снова включил аппаратуру прослушки и GPS.
        - Джессика,  - вызвала я.
        Ничего.
        - Джессика, ты где?
        Ничего.
        - Есть отметка?  - спросила я у Тони.
        - Есть,  - ответил он и нахмурился.  - Ее координаты дальше, чем должны быть.
        - Так мы тоже немного отъехали,  - глупо возразила я эксперту.
        - Она дальше на запад, чем была, когда последний раз выходила на связь. Получается, она переместилась в обратном направлении.
        - Как быстро движется?
        - В данный момент стоит на месте.
        - Поэтому не отвечает? Слишком далеко для радиосвязи?
        - Не исключено.
        - Ив, вперед.
        Он утопил педаль газа. Мы рванули со стоянки и взяли обратный курс миль на двадцать пять на запад к точке, координаты которой выдавал GPS-датчик. Пока ехали, я говорила с Джессикой, мысленно уговаривая себя и надеясь, что все дело лишь в расстоянии, что мы все ближе, что женщине, к которой она подсела, надо ехать в обратном направлении, а Джессика не могла дать нам знать. Что она должна верить  - мы едем за ней.
        Затем я все же услышала. Музыку.
        - Какого дьявола?  - вырвалось у Тони.
        - «Когда луна выходит из-за го-о-о-ор!..»
        - Это или CD-плеер, или водитель здорово подражает Кейт Смит,  - пояснила я.
        - Кому?  - спросил Тони.
        - Потом скажу,  - бросила я, напряженно вслушиваясь.
        - Это один из розыгрышей Джессики?  - надеялся Тони.
        - Если так, я ее прибью за такие шутки. Приготовьтесь вызвать помощь,  - сказала я.  - Ив, гони.
        Ив поднажал и удерживал скорость около отметки в сотню миль, а пение меж тем продолжалось, сменившись на «Боже, храни Америку, мой дом родно-о-о-о-ой».
        - Приближаемся к точке,  - сообщил Тони минут через пятнадцать после того, как мы миновали место, в котором должны были подобрать Джессику.  - Здесь!
        - Где  - здесь?  - раздраженно уточнил Ив. Его невозмутимость растаяла.  - Я ничего не вижу.
        Он был прав. Хайвей темный, а луна так ярко серебрилась, что сразу за высоким дорожным ограждением стеной вставала чернота. Ив свернул на обочину. Секунду мы сидели в полной тишине, словно надеясь услышать Джесс. Но все, что мы слышали,  - это пение Кейт Смит «Рожденная свободной, как ветер-ветерок…».
        Я хотела попросить Тони как-нибудь заткнуть Кейт, но громкость выкручивать было нельзя на случай, если вдруг заговорит Джессика.
        Мимо прогрохотал полуприцеп, толкнув наш вэн завихрениями воздуха и звука. Затем опять  - ничего. Мы выбрались из машины с фонарями, уже не пытаясь маскироваться. Оружие тоже захватили, хотя мне представлялось, что я единственная, кто мог с толком пустить его в ход: эти парни были технарями до мозга костей.
        Тони перебежал дорогу поискать на другой стороне, а мы с Ивом начали прочесывать местность за правой обочиной. Думаю, мы все прекрасно понимали, что происходит, но никто из нас не хотел первым признать это.
        Крик Тони. Мы подняли глаза, не увидели ничего, кроме света его фонаря, но не у самой дороги, а далеко в сторону от нее и ниже: он будто поднимался из овражка. И нес рюкзак Джессики. Мне захотелось застрелиться прямо там, где стояла, но тогда толку от меня стало бы еще меньше, чем до этого.
        Он подошел и, сдвинув одежду в рюкзаке чуть в сторону, стал шарить внутри и вытащил со дна GPS-датчик. У меня сердце упало. Очевидно, устройство было обнаружено почти сразу же, как Джессику подобрали, а рюкзак выброшен с полосы, что шла на восток. Если это произошло так просто, это сделала или вооруженная женщина, или мужчина, переодетый в женщину, который застиг агента врасплох. Если это убийца, психологический профиль которого составил Зиг, он очень смышлен. Он почуял, что девчонка подсадная, и поехал в направлении, обратном тому, в котором шла она. Допущение такого рода имело вероятность, по крайней мере пятьдесят на пятьдесят.
        - Двигаемся,  - бросила я.
        Мы запрыгнули в фургон.
        - Куда?  - спросил Ив, слишком явно обрадовавшись моему приказу.
        Я показала подбородком вперед, и он рванул машину. Потом велела Тони связаться по радио со всеми подведомственными органами исполнительной власти.
        - Сигнал всем постам. Агент ФБР Джессика Робертсон похищена и следует на восток по Шоссе-66 или подъездным путям. Тип транспортного средства неизвестен. Вербальный контакт отсутствует, Робертсон работает по легенде, возможно, обезврежена.  - «Не мертва, не мертва»,  - мысленно шептала я.  - Неопознанный подозреваемый  - женщина или выдающий себя за женщину мужчина.
        Мы услышали потрескивание эфира, все полицейские посты среагировали мгновенно, мобилизуясь для погони. После того как у нас уточнили приблизительный периметр места преступления, мы услышали, как зазвучали в эфире приказы о перекрытии дорог в двадцатипятимильном радиусе. Огромная территория на тот момент. Через десять минут езды высоко над головами мы увидели яркий луч  - два поисковых вертолета заливали светом пустыню вокруг нас.
        - Указатель впереди, примыкающая дорога,  - сказал Ив, дернув головой вправо.  - На Далию.
        Я подумала о старом деле с таким именем, но не знала, слышали ли эти ребята о нем: никто из них не прокомментировал.
        - Давай вперед.
        Убийца мог решить отъехать как можно дальше и быстрее и вряд ли будет рисковать уходить по второстепенной дороге, если… если только он не изучил тот отрезок много лучше нас, но времени размышлять об этом не было.
        Кейт Смит продолжала надрываться: «Мечтать о невозмо-о-о-ожном…», когда по рации прозвучало сообщение от патрульного из Нью-Мехико:
        - Есть машина!
        - Координаты!  - рявкнул Тони.
        - Сразу справа от U.S.285, не доезжая примерно милю до городка Клайнс-Корнер.
        - Черт, юг или север?
        - Север. Север.
        - Это впереди, совсем рядом,  - сказал Тони и жутко улыбнулся мне.  - Вы угадали направление.
        Мы подъехали к шести патрульным машинам с включенными мигалками, окружившим черный внедорожник, прижавшийся к узкой обочине.
        - Номер проверили. Взята напрокат,  - сказал патрульный, не теряя времени на то, чтобы представиться.
        - Спасибо,  - поблагодарила я. Он де-факто был главным здесь.  - Внутри есть кто-нибудь?
        - В салон еще не заглядывали. Похоже, брошен.
        - Техники далеко?
        - На подходе.
        - Как насчет того, чтобы растянуть ленту, чтобы ваши парни не затоптали на хрен здесь все отпечатки ног или колес?  - резко спросила я.
        Патрульный, похоже, обиделся, но что-то подсказало ему, что сейчас не время бодаться с Бюро.
        Я вернулась к нашему вэну и взяла пару латексных перчаток, велела Тони и Иву оставаться на месте. Скорее всего, скоро поедем: не исключено, что здесь пустышка.
        Мне надо было хотя бы заглянуть внутрь, увидеть  - там ли Джессика. Или ее тело.
        Я подошла к внедорожнику со стороны пассажирского сиденья и открыла дверь, чтобы не испортить отпечатки водителя. Включилась лампочка в салоне. Пусто. Я не увидела ничего, кроме «прослушки» Джессики, смонтированной под CD-плеер: микрофон ловил голос Кейт Смит, который все еще лился из плеера машины: «Ты никто, пока тебя не полюбит кто-то…» К черту протокол осмотра места преступления! Я врезала тыльной стороной ладони по кнопке, лишь бы поскорее заткнуть ее. Именно в тот момент я заметила на полу перед пассажирским сиденьем раздавленный чипс «Доритос» в лужице крови. Преступник, не теряя времени, сразу же искалечил ее, лишив шанса бежать.
        В масштабной облаве, охватившей весь Юго-Запад, опрашивали людей, проверяли агентства проката автомобилей  - внедорожник арендовал Элиас Смит, слегка переиначенное слово «alias»,[15 - Alias  - переводится с англ. как «кличка, псевдоним».]  - явно нулевая информация. Быстро пришло заключение из криминалистической лаборатории округа Колумбия, лучшей в стране. Отпечатки пальцев Джессики, в огромном количестве оставленные на всех поверхностях поблизости от пассажирского сиденья,  - «рассыпанные крошки»: таким способом она оставляла след. Другие обнаруженные отпечатки не значились ни в одной дактилоскопической системе идентификации. На диске Кейт Смит и коробке от него, найденных под водительским сиденьем, отпечатков не найдено. Зато по всему салону их обнаружилась уйма, ведь это автомобиль из проката, и убийца намеренно выбрал тот, которым очень часто пользовались.
        Он сделал одну маленькую ошибку: надел наушники и оставил на них свою ДНК, но она смешалась с ДНК Джессики. Даже если бы мы внесли данные в картотеку, ДНК наверняка оказались бы такими загрязненными, что доказать принадлежность будет невероятно тяжело. И я никогда не узнаю, слышал ли он, как я звала: «Джессика? Джессика, ты где?»
        Если он слышал, я была той, кто рассекретил ее.
        Мы продолжали поиск, в то же время предполагая найти тело где-то на обочине дороги  - как находили другие тела. Спустя неделю поняли, что убийца не стал рисковать и затаился.
        Потом последовали неоднократные консультации с экспертами в Вашингтоне, общения с Робертсонами, Заком и Еленой, когда Елена была еще жива и замужем за Заком. Все мы понимали, что Джессика мертва, но Робертсоны не сдавались и верили долгие месяцы. Годы.
        И еще, конечно, были эти открытки. Горе Зака подпитывали, вдыхали в него жизнь открытками, которые слал ему убийца, забавляясь бесчеловечной шуткой. И никаких других зацепок.
        Потеря секретного агента всеми силами утаивалась от прессы. В последующие годы я не прекращала искать убийцу, но безрезультатно. Насколько я знаю, Джессика стала его последней жертвой.
        Мой исчерпывающий отчет и аудиофайлы наших с Джессикой переговоров, включая ее последние адресованные мне слова «Прием подтверждаю, Учитель» и CD Кейт Смит, проигранный трижды, хранятся в архивах Бюро. И это все, что я знала наверняка до того момента, когда увидела тело Джессики в машине на дороге к Маунт-Леммон.
        Путевые листы Линча можно проверить, но времени для этого не было. Я вновь мысленно проследила за развитием последних событий: задержание Линча и его добровольное признание… У Коулмен оно вызывает подозрения… Песила отправляют убить меня… Коулмен исчезает. С кем, помимо меня, она поделилась? Мне дана вторая попытка. Кто же хочет остановить нас, помешать расследованию и почему? Кого защищал Линч? Если убийства на Шоссе-66 не его рук дело, значит Коулмен в руках у того, кто их совершил.
        Я не смогла спасти Джессику Робертсон. Не смогла спасти Зака. Раскаяние может быть сильнейшим мотиватором. Коулмен я спасу. Если Линч добровольно не скажет мне то, что я хочу знать, я выбью правду с помощью его путевого листа.
        Однако сейчас стояла глубокая ночь: в больницу незамеченной мне не попасть, а у Линча под дверью наверняка круглосуточная охрана. Будь у меня малейший шанс в этом кровавом месиве, меня бы позабавила мысль о том, что Макс выставил охрану, отчасти чтобы защитить Линча от меня. Линч должен лежать в реанимации, рядом с сестринским постом, но отдельно от других больных. Вряд ли кто из пациентов захотел бы узнать, что соседом у него один из самых мрачно знаменитых серийных убийц в истории США.
        Поиск Линча меня немного беспокоил. Я легла на диван, приказала себе проснуться в шесть и сразу же отключилась. Это одна из тех хитростей, которым учил меня Бакстер: заставить себя заснуть на поле боя.
        Мне даже приснился сон. Тот самый периодически повторяющийся сон, в котором я бегом преследую автомобиль, где, знаю, удерживают Джессику. Каждый раз это не обязательно одна и та же машина  - когда помятый старый микроавтобус «фольксваген», а когда  - внедорожник, темный такой и с виду дорогой, и меня удручает, что никак не могу определить марку. Мчусь по улицам города или по пригородному шоссе, кричу другим водителям, умоляя их следовать за этой машиной, потому что бежать долго не смогу. Всякий раз все повторяется, и всякий раз дело происходит ночью, машину догнать мне не удается, и я слышу, как кричит Джессика: «Учитель!»
        Глава 45
        Я проснулась в шесть, приняла душ, переоделась и привела себя в порядок, чтобы не выглядеть и не пахнуть как женщина не в себе. При этом была как на иголках  - не терпелось скорее попасть в больницу, но мое появление там раньше восьми вызвало бы подозрения. Чтобы убить время, пошарила в холодильнике Коулмен и обнаружила маленькие бутылочки жидкого йогурта со словом «пробиотик» на этикетке. Взяла три и выстроила в ряд, как шкалики с водкой, что дают в самолетах. Я срывала фольгу с горлышка каждой и выпивала, сидя за столом в тенистом заднем дворике с мобильным телефоном под рукой на случай, если она все-таки позвонит и скажет, что я все придумала.
        Телефон зазвонил. Меня искал Макс. Когда мобильник умолк, я послушала голосовое сообщение. Он побывал в моем отеле  - хотел убедиться, что я снимала там номер. Я вытащила из телефона батарею.
        У Коулмен в ванной обнаружилась жидкость для полоскания рта, дезодорант и косметика. Я замазала тональным кремом темные круги под глазами и выбрала помаду с тусклым названием «Карамель». Причесалась и привела в порядок волосы, уложив их в стиле твист. Футболку заправила в джинсы, затем снова вытащила ее. Под ней надо будет спрятать пистолет.
        Вот они, преимущества быть маленькой и… увядшей. Отражение в зеркале подсказало, что я легко сольюсь с больничным фоном. Положила журнал с путевыми листами поездок Линча в августе 2004-го в сумку и отправилась в больницу, купив по пути в Макдоналдсе кофе и сосиску в тесте.
        Тусонский травматологический центр на Кэмпбелл представляет собой четырехэтажное здание, оборудованное вертолетной площадкой на крыше для доставки пациентов. По указателю в регистратуре я узнала, что первый этаж целиком занимает администрация. Я остановила волонтера, сказала, что здесь лежит муж после тяжелой аварии. Меня трясло. Она сочувствующе поцыкала.
        Я поинтересовалась, нет ли какой опасности для мужа, ведь к ним в больницу положили серийного убийцу. При этом на всякий случай уточнила, что супруг лежит на четвертом этаже. Волонтер уверила, что за безопасность мужа мне волноваться не стоит: киллер убивал только женщин, и из того, что она слышала, его нынешнее плачевное состояние просто не позволит ему сейчас убить кого-то еще. Не скрывая, что это у нее величайшее событие за год, она шепнула, что Линч лежит на третьем этаже  - туда все время шастают полицейские,  - но в какой палате, она не знает.
        А узнать просто: у дверей палаты должен стоять полицейский. Я поднялась на лифте. В вестибюле повернула направо, увидела коридоры, уходящие в обоих направлениях, но не обнаружила никого, внешним видом напоминавшего сестру.
        Вернулась к лифту и пошла в другую сторону. Все правильно: примерно на полпути по коридору торчал охранник из муниципальной полиции, по сторонам не глядел, и вид у него был такой, будто простоял он здесь всю ночь и мучительно ждал смены. Только непонятно, в какой именно палате Флойд, поскольку охранник стоял между двумя дверями  - одной открытой, другой закрытой. Если попытать счастья, поставила бы на ту, что закрыта.
        Я нырнула в дверь ближайшей палаты по противоположной стене, к счастью пустой, так что не пришлось сочинять очередную историю, и нашла чистый больничный халат. Натянула его и закатала джинсы выше колена. Сунула путевой журнал за пояс джинсов спереди, а сумку спрятала за дверь, предварительно вытянув из нее сотовый и карманное зеркальце. Батарею поставила назад в телефон. Теперь больше похожая на пациентку, я остановилась на пороге открытой двери и выставила зеркальце произвести разведку, прежде чем отправиться дальше.
        Однако не успела я опустить зеркальце, круглолицая сестра с полными ногами и жирными волосами вынырнула, словно утка, из лифта с пакетом внутривенного раствора. Боясь быть замеченной, я отпрянула в тень комнаты и, едва успев шагнуть за дверь, увидела, как она прошествовала вразвалочку мимо. Я проследила за ее отражением в зеркальце: сестра открыла дверь в палату Линча, вошла и прикрыла ее за собой. Теперь я знала, что палата не заперта.
        Я терпеливо ждала три или четыре минуты, пока сестра не вышла с опустевшим наполовину пакетом. Она кивнула охраннику, который даже глаз на нее не поднял, и скрылась на лестнице справа от лифта.
        С мобильного я позвонила на номер справочного больницы и попросила соединить меня с сестринским постом на третьем этаже. Когда дежурная сестра ответила, я сказала:
        - Полиция Тусона. Будьте добры, передайте, пожалуйста, трубку офицеру Джо Бтфсплку.
        - Вы имеете в виду полицейского, который охраняет четыреста двадцать шестую?  - спросила она.
        - Верно. Спасибо.
        - Офицер Бт… Офицер, тут вам звонят по местному,  - услышала я через мгновение ее голос.
        Тот, похоже, растерялся, но проглотил наживку. Из комнаты, где пряталась, я прихватила стойку на колесиках с капельницей и, подковыляв поближе, привалилась к стене  - изобразила обычную пациентку, которая вышла немного поупражняться в ходьбе. Я проскользнула в дверь прежде, чем охранник успел выяснить, кто его спрашивал, и повесить трубку. Какое-то время у него займет звонок в управление, чтобы справиться, кто же хотел поговорить с ним.
        Линч лежал на кровати  - спина чуть приподнята, голова повернута набок, руки поверх покрывала. Когда я увидела его впервые, он был худым, но тюрьма и последующие двадцать четыре часа вынужденного голодания превратили его в тень. Трубки несли его телу жидкости и выводили их. Одна из них вела к калоприемнику, что, возможно, указывало на степень серьезности его ранения. Кислородная трубка шла из его носа, а к руке тянулась трубка от капельницы с внутривенным, восполняя потерю телом жидкости и неся мегадозы антибиотиков, чтобы предотвратить перитонит. Кроме мониторов, по которым сестры следили за состоянием больного со своего поста в конце коридора, Линч также был подключен к двум аппаратам, снабжавшим его обезболивающим: первый  - дозатор морфина, который он мог включать самостоятельно, а второй  - через катетер напрямую в позвоночник.
        Все эти приспособления мне хорошо знакомы  - в таком же положении была когда-то и я сама. Если не попадет инфекция, Линч будет жить. Я бросила сумку на единственный стул у кровати, стряхнула с себя больничный халат, опустила закатанные штанины джинсов и вынула журнал путевых листов.
        Он как будто спал.
        - Эй, Флойд,  - позвала я и, подавив неприязнь к этому человеку, легонько толкнула его в плечо.
        Он сонно посмотрел на меня:
        - А?  - Морфин немного осложнит мне задачу.  - Кто вы?
        - Бриджид Куинн. Мы встречались. Я работаю с агентом Лаурой Коулмен.
        - Ну да, теперь, когда меня подстрелили, все хотят встречи со мной,  - проговорил он.
        Я сделала паузу.
        - А кто еще?
        - Вчера приходил мой отец. Ему плевать, что я пришпилен к этому мешку с дерьмом. Единственное, что он хотел знать, так это что я сделал с его чертовой собакой. Господи, надеюсь, я не буду таскать с собой эту штуку всю оставшуюся жизнь, да?
        - Я не думала, что к вам вообще кого-то пускают.
        - А он пролез. Коп вышвырнул его.
        Линч хихикнул, смех больше напоминал икоту, от которой ему стало больно.
        - Рука болит,  - пожаловался он и задвигал пальцами, нащупывая кнопку своего дозатора морфина.
        Вместо того чтобы продолжить разговор об отце или о нынешнем состоянии его здоровья, я поднесла распечатку к его глазам.
        - Я хочу, чтобы вы взглянули вот на это. Узнаете?
        В глазах Линча мелькнула тревога  - то ли от загадочного появления этой женщины в его палате, то ли от просыпающейся боли. Он смочил языком рот изнутри, затем облизал губы:
        - Жажда замучила…
        - Это оттого, что вам ничего нельзя пить. Ответьте на мой вопрос, и я смочу вам рот влажным тампоном.
        - Где охранник?  - Он потянулся к кнопке вызова сестры, но я накрыла его руку своей.
        - Секундочку. Послушайте, Флойд. Я пришла не для того, чтобы причинить вам боль. По большому счету мне на вас наплевать. Мне плевать на то, что вы трахали мумий, плевать на вашу колостомию, даже на то, посадят ли вас пожизненно. Просто сейчас для меня есть кое-что поважнее.
        Он посмотрел на меня помутневшими глазами, взгляд которых был еще чуть расфокусирован, однако я почувствовала, что завладела его вниманием.
        - Вот эта распечатка увозит вас очень далеко от места убийства Джессики Робертсон. У меня все ваши путевые журналы. Я не стала терять время и отслеживать по ним все убийства на Шоссе-66, но, скорее всего, в местах, где они совершались, вас и близко не было. А это значит, вы кого-то покрываете. Я думаю, тот, кого вы покрываете, пытался убить меня и похитил Лауру Коулмен, потому что мы подвергли сомнению ваше чистосердечное признание. Мне нужны ответы на кое-какие вопросы, и я знаю, что вы можете их дать.
        Линч снова облизал губы, прежде чем смог говорить.
        - Почему вы решили, будто я что-то знаю?
        - А можно сейчас я буду задавать вопросы? Откуда вы знаете Джеральда Песила?
        - Никакого Джеральда Песила я не знаю.
        - Тогда попробуйте ответить на этот вопрос: уши у кого?
        Линч побледнел точно так же, как на видеозаписи допроса. Он начал ковырять иглу капельницы на своей руке, как обычно ковырял свою бородавку. Я чувствовала, что он очень не хочет говорить, но морфин, возможно, действовал, как сыворотка правды.
        - Блин, да он убьет меня. Он сказал, что убьет, если я откажусь от признания.
        - Он. Вы говорите об убийце «Шоссе-66»?
        Линч кивнул.
        - Черт, как огнем жжет. Как пчела ужалила…  - Он снова хихикнул.  - Эх, твою мать! Все, чего я хотел,  - это приговор к пожизненному. Жить! Я что, блин, многого просил?
        - Может, и нет, но, похоже, сейчас для этого все складывается неблагоприятно. Вы в опасности. Мы все в опасности. Даже если вы вернетесь в тюрьму, он вас достанет и там, потому что оттуда вам не убежать. В тюрьме убить человека проще, чем на воле.
        Хихиканье резко сменилось хныканьем. Когда их ставят лицом к лицу с правдой, они частенько хнычут.
        - А ведь вы не убийца, Флойд Линч, верно?
        - Нет. Я лузер.  - Он посмотрел на меня большими грустными глазами так, будто извинялся. Затем потянулся рукой схватить мою, которая лежала на бортике опускающейся койки, но вдруг отдернул ее, словно испугался перспективы коснуться живой плоти.  - Вы же знаете, как иногда хочется думать, что кто-то хуже тебя. Я думал, что смогу быть осторожным и осмотрительным, а потом все пойдет как по маслу. Понимаете?
        Несколько мгновений я смотрела на него, затем вернулась к теме:
        - Флойд, а теперь скажите мне правду.
        И этот парень, который чувствовал себя виноватым за то, что ему не хватало духу убивать людей, заговорил. Причем как пьяный, который увидел во мне нового друга.
        - Я познакомился с ним, «Шестьдесят шестым», на одном из интернет-чатов. Потом мы вышли из чата и начали переписываться. Я отправлял ему послания с компьютеров в интернет-кафе на паркингах грузовиков. Он писал чисто мне. Просто мне. Это было как… настоящее дело, то, что надо. Сначала я не поверил ему, мол, не может быть, чтобы он был киллером с Шоссе-66. Он взбесился. Он хотел доказать, что был им. Рассказывал мне всякие подробности, которые не попадали в новости, и тогда я убедился. Я прикинулся, что тоже убиваю женщин, но на самом деле не убивал. Я делал мумий. Мне было стыдно рассказывать ему, что был просто… просто… Ох, что-то худо мне…
        Будто ставшая слишком тяжелой для шеи, голова Линча вдруг откинулась на подушку. Веки задрожали. Когда он почувствовал, что я вынула из его руки кнопку морфийного дозатора, он вернулся ко мне:
        - Я никого не убивал, но то тело, что я нашел… Сделать из него мумию было моей идеей. По Интернету я заказал химию: натрий там, всякое такое. Никто до этого не додумался, я дошел до всего сам.
        - Так что насчет «Шестьдесят шестого», что вы еще о нем знаете?
        - Нчво…  - невнятно промямлил он. Я надеялась, никто из персонала не зайдет сюда подстроить подачу обезболивающего и даст нам договорить.  - Мне просто надо было… еще немного… времени… чтобы сделать это.
        - Флойд, да ладно, он же возил вас на свалку показать тела.
        Линч вновь покачал головой и проговорил устало:
        - Нет. Только сказал, что спрятал их в старом брошенном «додже» на горной дороге. О той машине я знал и съездил посмотреть… она это или нет.
        - Значит, вы никогда не видели его лица?
        Флойд покачал головой, на этот раз решительно.
        - Я видел тела и… пользовался ими. Но я устал мотаться каждый раз на эту гору.  - Он показал пальцами на своей груди, как ходил пешком, и слабо улыбнулся.
        - Взяли б да перенесли одно из тел в свой грузовик. Что мешало?
        - Да я пытался. Но когда я взялся за тело, оно развалилось. В таком виде оно мне не нравилось.
        Неужто некрофилы тоже обладают чувством прекрасного?
        - Вы пользовали оба тела? И то самое, которое называли «плечевой»?
        - Угу,  - нараспев протянул он.
        - Не говорил ли он вам, как или когда убил ее?
        - Не-а,  - так же напевно ответил он и сделал рукой детский жест, как бы застегивая рот на молнию.  - На эту тему он особо не распространялся. Просто сказал, она была другая.
        Я насторожилась. Убийца выбалтывал едва ли не каждую деталь всех злодеяний, но об этом говорить не хотел. И если не хотел, то, может, потому, что с этой жертвой все пошло не так, как всегда. Возможно, он знал, что совершил какие-то ошибки, сделал что-то, что могло связать его с ней.
        - Другая? Это как?
        - Ну, просто, друг…  - не договорив, Линч умолк.
        Жаль, я не знала, какие комбинации нужно было набрать на клавиатуре, чтобы отключить ему подачу лекарств, а кроме того, чтобы выдернуть эпидуральный ввод у него из спины, что наверняка вызовет вонь, мне ничего в голову не шло.
        - Флойд, что значит другая? Физически? Умственно? Скажите что помните!
        Линч не обращал на меня никакого внимания и просто продолжал выкладывать правду. Может, он испытывал от этого удовольствие.
        - А потом, когда я научился делать мумию, я собрался убить кого-нибудь, честное слово, но времени придумать, как это сделать, у меня не было. Я распечатал его сообщения и притворился, будто я и есть тот, кто убивал. Отправил несколько открыток отцу агента ФБР, как делал он. Даже сделал надрез на теле, которое нашел,  - якобы это была одна из его жертв. А потом меня взяли. В тюрьме я получил от него сообщение. Он написал, что, если я откажусь от показаний, он меня убьет.
        - «Шестьдесят шестой».
        Линч приложил палец к губам:
        - Ш-ш-ш! Не надо вслух.  - Флойд хихикнул.
        Господи, времени у меня совсем не оставалось.
        - Я уверена, агента Коулмен похитил он. Флойд, а ведь она была добра к вам. Она пыталась добиться честной сделки с вами. Неужели не поможете мне найти ее?
        Линч вновь облизал полость рта, словно хотел говорить, а язык цеплялся за зубы.
        - Больше я ничего не знаю… Очень хочется спать… Можно я…  - Глаза его закрылись, нижняя челюсть отпала  - слышно стало дыхание.
        Я поразилась, что оно было поверхностным и очень, очень медленным. Внезапно забеспокоившись, я легонько шлепнула его по лицу.
        Словно в ответ на мое прикосновение к его лицу, громкий импульсный сигнал от одного из мониторов у койки заставил меня подпрыгнуть. Как будто некий таймер дал мне знать, что интервью окончено.
        Через пару секунд в палату вошел врач в сопровождении двух сестер. Одна из них быстро глянула в мою сторону, но тут же, как и остальные, сосредоточилась на состоянии Флойда.
        Врач посветил в глаза Линчу:
        - Флойд, вы меня слышите? Реакции нет. Дыхание?
        - Поверхностное, шесть в минуту, пульс частый, нитевидный.
        - Так, похоже на передозировку.  - Доктор пробежался пальцами по панелям как морфинового дозатора, так и эпидурального, отключая подачу.  - Сестра, проверьте внутривенное. Вы  - за реанимационной бригадой.
        Одна из женщин выскочила из палаты, другая осталась, проверила капельницу.
        - Я сама повесила пакет, но полностью не открывала его. А сейчас он весь раскрыт. Может, закупорка?  - предположила сестра.
        Вертела пакет в руках, стараясь быть полезной, пока не прибудет реанимационная бригада.
        - Он жаловался, что ему жгло руку,  - вмешалась я, но никто не обратил на меня внимания.
        В палату влетели три парня, вкатив металлическую тележку, обвешанную реанимационной аппаратурой. Не спрашивая указаний, один из них схватил доску, двое других тем временем приподняли пациента так, чтобы третий мог подсунуть доску под него. В то самое время, как Линча опускали на доску, парень, который положил ее на кровать, схватил с тележки шприц и воткнул его в грудь преступника. Очевидно, адреналин. Никакого эффекта.
        Они начали снимать с тележки дефибриллятор, когда в дверь просунул голову охранник с мобильным телефоном в руке. И он был явно растерян. Его, по-видимому, не снабдили инструкцией на такой вариант развития событий. У стены он заметил меня.
        - Вы кто?  - спросил охранник.
        - Его мать.
        Я наблюдала за героическими усилиями бригады медиков, хотя что-то подсказывало мне: будучи последней живой душой, которая видела Флойда Линча в стабильном состоянии, я должна со всех ног удирать из больницы.
        - Понятно.
        У кровати стояли две медсестры, не в силах помочь. Ни одну из этих женщин я не видела прежде.
        Я подумала о той сестре, которая недавно входила в палату. У нее в руках был пустой пакет из-под физраствора. Нет, не пустой. Ополовиненный. Никто и никогда не переключит капельницу на второй пакет, пока не иссякнет первый. Потом вспомнила, как Линч жаловался, что руку жжет, словно пчела ужалила, и как он будто бы сильно захмелел за ту недолгую минуту, что я говорила с ним.
        - Это в пакете!  - Я указала на стойку с капельницей, продолжавшей выдавать ему внутривенное.  - В его капельнице!  - закричала я и попыталась пробиться к Линчу, чтобы вырвать иглу из его руки или, по крайней мере, сбить стойку на пол.
        Но добраться мне удалось только до края кровати. Один из реанимационной бригады, который не был занят с дефибриллятором, удержал меня.
        - Выведите отсюда эту женщину!  - рявкнул доктор.  - Немедленно!
        А капельница продолжала свое дело. Если Флойд останется в живых, это облегчит мою участь, но не поможет найти Коулмен. Наверняка он рассказал мне все, что знал. Выйдя из палаты, я беспрепятственно миновала охранника, растерянного и сбитого с толку драматичным развитием событий.
        Глава 46
        Если выстроить вертикаль приоритетов на данный момент, то получалось, что на весах спасение Лауры против моей свободы. Высший приоритет  - поиск Коулмен. У меня оставался только один способ заставить Макса поверить и помочь мне. Все обстоятельства сложились против меня, но я должна попытаться.
        Я поехала в парк Сабино-Каньон на северо-востоке города. У парка можно бросить машину и проехаться на трамвае, идущем около трех миль в гору. Здесь очень красиво: стены каньона по обеим сторонам и вода, бегущая по дну. В это время года, в период муссонов, трамвайные пути были залиты в тех местах, где они пересекали поток. Я заплатила десять баксов, села в трамвайчик и отправилась вверх до девятой остановки, последней. В трамвае народу сидело немного: день был адски жарким.
        Порылась в сумке в поисках телефона  - не своего, а того, что взяла в комнате Песила. Я сошла с трамвая и присела на низкую стену, выходившую на каньон и утес за ним.
        - Анонимная информация,  - сказала я, услышав голос Макса.
        - Бриджид, я узнал тебя.
        - Догадалась, я же умнейшая из умных. Флойд Линч мертв?
        - Да. Меня вызывали к нему в палату, потому что я его им и привез.
        - Его убили,  - сказала я.
        - Знаю. По описанию охранника я понял, что это ты.
        - Не я.
        - Мотив твой мне ясен: месть. Потенциальная возможность: ты находилась в палате, когда он умер. А как насчет способа убийства?
        - Повторяю, я не убивала его. Скажи Манрикесу, пусть проверит на токсичность содержимое пакета с внутривенным. Какой-то наркотик. Его отравил убийца «Шоссе-66».
        - То есть, с твоих слов, способ убийства  - отравление?
        - Макс, черт тебя побери, послушай меня! Настоящий маньяк, похоже, задергался и готов на все. Он каким-то образом узнал, что Коулмен и я подвергли сомнению искренность признания Флойда Линча и начали свое расследование. Мы подобрались слишком близко.
        Я быстро рассказала ему, как видела сестру, входившую с полным мешком и выходившую с полупустым. Как Линч жаловался на жжение в том месте, где в вену на руке была введена игла. И что состояние Линча напоминало сильное наркотическое опьянение перед самой остановкой дыхания. Как медленно развивалось это состояние, давая возможность убийце уехать как можно дальше от больницы, прежде чем кто-нибудь что-то заметит. Интересно, подумала я, попытался Макс засечь мой телефон?
        - Никто не видел той сестры, входившей в палату. Даже охранник,  - сказал Макс.
        - Да если и видели, то будут отрицать. Прикрывают свои задницы. Охранник еще зеленый и боится потерять работу. Но это все не важно. Важно, что Линч признался мне. На этот раз дал настоящее признание. Он не совершал убийств «Шоссе-66», но поддерживал связь с настоящим маньяком. Я все больше и больше убеждаюсь в том, что агент Коулмен в руках настоящего убийцы.
        - И почему я должен тебе верить?
        Я сделала глубокий вдох сквозь зубы, понимая, что отдаю последний козырь:
        - Потому что Джеральда Песила убила я.
        Макс молчал. Я знала, у меня очень мало времени до того, как этот телефон засекут.
        - Зачем?  - наконец спросил он.
        - Ты был прав. В старом русле Песил напал на меня. Я дала ему затащить себя в фургон  - хотела выяснить, сколько женщин он изнасиловал и убил. Чтобы узнать такое, нужно допрашивать не один день, если вообще узнаешь. Мы боролись, и я случайно убила его. А немного позже поняла, что он был не просто серийным убийцей. Его целенаправленно послали убить меня.
        - И почему ты говоришь это только сейчас?
        - Ты невнимателен. Все дело в Коулмен. Слишком много часов прошло с тех пор, как в последний раз видели Коулмен. Я не знаю, как еще убедить тебя, насколько все серьезно, кроме как рассказать правду о Песиле.
        - Расскажешь нам все, что знаешь. Мы объявим розыск.
        - Здорово. Сначала тебе придется объяснить все своему боссу и потратить часов десять, чтобы допросить меня, но, если интуиция не обманывает, времени на это у нас нет. Начинай розыск прямо сейчас. А я продолжу со своего конца. Когда ее найдете, я сдамся.
        Молчание.
        - Бриджид, вроде как складывается безвыходная ситуация, а? У меня нет причины для объявления в розыск Лауры Коулмен только потому, что я поверил тебе на слово. Сдаваться ты не собираешься, и у меня нет выбора, кроме как доложить начальству. Я больше не имею права молчать.  - В голосе Макса не было ни нотки торжества, только грусть.
        - Прости, Макс. Мне очень жаль, что я поставила тебя в такое положение.
        - Да.
        - Честное слово. Слушай, если ты не поможешь найти Коулмен, сделай одолжение, просто придержи собак до завтрашнего утра. Обещаю: я не сбегу. Этому ты можешь поверить?
        - Извини, не могу.
        Я надеялась, это сработает, но на всякий случай имелся у меня и план «Б». Так что я не стала терять время на уговоры Макса.
        - Хорошо. Я сдаюсь. Выезжаю.
        Вот и следующий трамвайчик. Прежде чем у Макса появилось время озвучить свое «не верю», я отключилась и спрятала телефон за низкой стеной, где его не заметят туристы, но найдет Макс. Ясно, что он не поверит мне: скорее отследит телефон и примчится сюда, вместо того чтобы сидеть и ждать, когда я приду к нему сама.
        Как только я узнаю, что мобильник у него, попрошу его поискать стертые номера. Если со мной что-то случится, может, он так и сделает. Но я не была уверена, что сделает это сразу же. Будет он проверять телефон конфиденциально? Или доложит о нашем разговоре начальству? Дадут они ориентировку на меня всем постам? Вполне возможно. Ведь предоставить мне часов восемнадцать, которые я просила,  - это нарушить протокол. Теперь я была уверена, что Макс на это не пойдет.
        Однако у меня оставалось достаточно времени, чтобы вернуться в дом Коулмен и выяснить, имеется ли в материалах дела протокол результатов вскрытия «плечевой». Этот документ сузит круг поисков в «NamUs». Интересно, куда это меня приведет?
        Глава 47
        Пятнадцатиминутный спуск на трамвае из каньона плюс езда на машине по объездным дорогам, чтобы никому не попасться на глаза, дали мне немного времени обдумать услышанное от Флойда Линча.
        В убийстве он виновен не был.
        С настоящим убийцей познакомился в чате. Все мы знаем, что Интернет сотворил рай для педофилов и других извращенцев. Гуглишь «чат-форум серийные убийства»  - и получаешь полмиллиона обращений к страницам таких сайтов. Я говорю со знанием дела: в свое время мы пытались мониторить их. Увы, с несметным количеством информации ничего нельзя сделать, не говоря уже о том, чтобы попытаться отличить фантазии на бессчетных страничках от реальности.
        Подвергнув сомнению признание Линча, Коулмен и я столкнулись с чем-то, что создало угрозу реальному убийце, и он послал за мной Джеральда Песила. Возможно, он познакомился с Песилом так же, как и с Линчем, снабдил его информацией, зная, что тот питает пристрастие к пожилым женщинам.
        Когда нападение провалилось, он попытался убить меня своими руками в парке, а затем похитил Коулмен.
        Даже если мне удалось убедить Макса, что Коулмен похитили, если все усилия полиции округа и ФБР брошены на ее розыск, не было гарантии, что они добьются большего, чем я. К тому же поиск может спугнуть убийцу. Откуда-то он знает, что мы предпринимаем, и просто зароется глубже, чем был. Прятаться он умел очень хорошо. И если еще не убил Лауру, то сделает это сейчас.
        Но кто мог знать о расследовании Коулмен и нашем с ней поиске? Даже Моррисону было известно не все, что мы делали. Даже Роялу Хьюзу. Я представить не могла, кто знал, чем мы занимались неофициально, не говоря уже об утечке информации к тому, кто желал нам зла.
        Кто этот человек  - связанный с нами обеими, а также с Флойдом Линчем и Джеральдом Песилом?
        Имеющийся ответ вовсе не являлся ответом: настоящий убийца «Шоссе-66».
        Я перемалывала эти мысли с беспрерывной систематичностью поршней, молотящих в двигателе моей машины. «Мы все ходим круг за кругом, и конца тому не видно»,  - бормотал геронтофил, когда мы сцепились в его фургоне. Разница лишь в том, что мы все-таки остановились  - Песил и я. А загадка бега по кругу после его смерти так и осталась.
        Единственная зацепочка, за которую нужно потянуть,  - это факт, что первая жертва, опознанная только как «плечевая» проститутка, была, со слов Флойда, «другая». Здорово.
        К полудню я вернулась в дом Коулмен. Вошла через заднюю дверь, взяла в буфете на кухне коробку хлопьев, насыпала немного на стол поклевать и раскрыла одну из папок на закладке «Жертвы».
        Сначала я едва не взвыла: материала бездна, а я в цейтноте. Как жаль, что сейчас со мной не было Зигмунда. Лучше всего у меня получалось в духе задать-жару-добыть-сведения, а уж он-то смог бы понять, что такого особенного в одной из жертв. Он бы увидел ту часть картинки, которой не хватало. Зиг бы не чувствовал, что на него давят, не паниковал бы, не дергался. Он ничего бы не чувствовал. Я представила старого друга: сидит, опустив взгляд на документы, моргает. Дальше фантазия не работала.
        Я переворачивала страницы, не читая. Слова прыгали перед глазами, я ничего не понимала, только чувствовала, как ускользает время. Потом добралась до фотографий, и все вдруг словно упростилось. Я не стала задерживаться на мумии Флойда  - гналась за другой Джейн Доу. Когда передо мной оказались фотографии мест давнишних преступлений, снятые за те пять лет, что совершались убийства «Шоссе-66», я остановилась и позволила ответу самому прийти ко мне, а не гнаться за ним. Возможно, я найду принцип сходств или отличий, который поможет мне выяснить, что же особенного было в той Джейн Доу.
        Несмотря на различия в цвете волос или длины, эти недавние жертвы были в некоторых аспектах похожи: молодые белые девушки, у всех веки чуть приоткрыты, на лицах застыло одно и то же выражение. Кто-то другой мог бы назвать его мирным, но я бы назвала финальной покорностью, отказом от борьбы. Покрытая кровавой коркой рана на месте правого уха и, конечно, их нагота. Но прежде чем все это с ними произошло, они не были ни жертвами, ни вещественными доказательствами, ни развлечением и зрелищем в криминальной драме, они были людьми, и мне не надо было смотреть на подписи под снимками: имя каждой я помнила наизусть.
        Патриция Стэнбоу, найдена 26 июня 1999 года. Ее брат-близнец подтвердил, что платинового цвета волосы сестры были натуральными. Скорее выброшенная в спешке из машины, чем оставленная в странной позе на обочине, первая жертва.
        Анна Мария Карраско, найдена 12 августа 2000 года. Учительница нулевого класса частной школы. Она отправилась проверить маршрут, по которому собиралась путешествовать со своими учениками. Вторая жертва. Больше всех остальных потеряла крови.
        Китти (в самом деле Китти, а не Катрин) Воут, найдена 30 июня 2001 года. Помолвлена, и эта поездка перед свадьбой была ее последним парадом. Третья жертва.
        Арлин Блюм, найдена 19 июля 2002 года. Худенькая, как тростинка, еврейская девочка, но с тату египетского анха, символа вечной жизни, на лодыжке. Четвертая.
        Мэри Сниди, найдена 4 июня 2003 года. Из Арлингтона, Виргиния. Ее похороны были самыми многолюдными, на которых мне приходилось бывать. Пятая.
        И еще, и еще… Повторяющиеся, как литания в тех новенах в церкви Святого Антония, на которые мама вечно таскала меня после школы по понедельникам. Запах ладана, звон носимого колокольчика, благоговение толпы, унылое пение «Тантум эрго», невнятное бормотание молитв за упокой душ усопших. И я слышала, как говорят в ответ усопшие.
        Помилуй нас.
        Помилуй нас.
        Помилуй нас.
        А мне ничего не приходило в голову, черт возьми. Я стиснула снимки, словно могла выжать из них что-то полезное. Помогите мне, девочки!
        Наконец я добралась до фотографии Джессики. Исчезла 1 августа 2004 года. Это фото отличалось от других тем, что сделано спустя годы, а не дни после смерти, и тело напоминало коричневую скорлупу. Ничего на этом снимке не было от той женщины, которую я знала. И он не был последним. Вот фото другой мумии, которую нашли в брошенной машине. Единственная жертва убийцы «Шоссе-66», оставшаяся неопознанной, безымянной. Я вспомнила, как гадала, кто она и почему никому не было до нее дела.
        Теперь мы знаем, что первой была ты, а не Патриция Стэнбоу. У тебя остались оба уха, и сухожилия не перерезаны. Тебя убили до того, как киллер придумал свой модус операнди и почерк. Здесь все другое. Не об этом ли различии говорил убийца? Слишком очевидно.
        А ты погибла до того, как маньяк узнал, что ему удастся убивать безнаказанно. Может, твоя смерть не была запланированной и все произошло спонтанно? Или вы встречались. Знай я тебя, возможно, могла бы узнать, кто он.
        Мне вспомнился Джордж Манрикес в то утро, когда Зак приехал взглянуть на тело Джессики: как добр был Джордж к нему. И как он сказал со вздохом, что переехал сюда из Флориды, чтобы сменить образ и темп жизни, но единственное, чего добился,  - поменял гаитянских утопленников на мексиканских мумий. Манрикес явно страдал от этого. Он был одним из тех людей, которые не остудили свое сердце. И возможно, ему было не все равно, была ли эта женщина проституткой или нет. Я быстро отыскала в папке отчет судмедэксперта. Наверняка он произвел полную аутопсию Джейн Доу.
        Органического заболевания не выявлено никакого.
        Метод причинения смерти: удушение. В этом тоже нет отличий.
        Рентген показал, что лечение зубов производилось, и в случае обнаружения его записей жертву можно идентифицировать по зубной формуле. Джордж зафиксировал, что ее зубы и состояние челюсти соответствуют хорошей гигиене и питанию. До сих пор такое не являлось характерным для проститутки «нижнего класса». И она определенно не наркоманка. В этом плане никаких отличий  - все жертвы были физически здоровы.
        Тело долго пролежало в брошенной машине и естественным образом мумифицировалось в сухом жаре пустыни. Отличие.
        Нет бросающихся в глаза отметин, татуировок и подобного. Проколотые уши. У Арлин Блюм была на лодыжке татуировка. У всех жертв уши были проколоты.
        Структура костей указывает на худощавость, изящное, хрупкое телосложение даже до того, как плоть жертвы иссохла.
        Череп  - на афроамериканское происхождение.
        Я перечитала строчку. Вот еще одно отличие.
        На вращающемся кресле Коулмен я крутанулась к компьютеру и снова пошла на www.findthemissing.org. В базу данных неопознанных останков я ввела немного информации, которая была у меня: пол, географическая область, год, когда она пропала. На этот раз я поменяла «белая» на «афроамериканка».
        Сверила введенные данные с той частью базы, где размещались списки без вести пропавших. За тот год в базе значилась лишь одна афроамериканка. Только чтобы окончательно убедиться, я ввела период  - три года. Она была единственной афроамериканкой, исчезнувшей в этом районе за все указанное время. Имелась и ее фотография  - с выпуска средней школы. Было и ее имя: Кимберли Мэпл.
        Теперь она не безымянная проститутка. По меньшей мере у нее есть имя. Кимберли Мэпл.
        Появилось легкое подозрение, но я живо отправилась на сайт с демографической статистикой и поискала афроамериканцев в Аризоне. Менее четырех процентов. Если разделить это пополам, чтобы исключить население мужского пола, и еще раз уменьшить, учитывая возможный возраст Кимберли на момент смерти, получится менее одного шанса из пятидесяти. Официантка из «Кантины Эмери» была черной и имела родственницу, ставшую жертвой жестокого преступления. Не совсем «две бомбы на борту», но уже теплее.
        Я снова решила воспользоваться телефоном Коулмен и набрала номер справочного. Да, существовал телефон женщины по имени Шери Мэпл. Но почему Эмери считал, что ее сестра стала жертвой насилия? Почему не сказал, что она исчезла? Если только ему не сообщила об этом Шери, зная, что Кимберли нет в живых.
        Серийный убийца  - женщина? Шери убила свою сестру и в одночасье поняла, что это ей нравится настолько, чтобы продолжить убивать?
        Ты устала, ты в отчаянии, говорила себе я. Остановись и подумай еще. Я сделала несколько глубоких вдохов и выдохов. Мысленно представила Зигмунда. «Первое предположение всегда отвергай». Я взяла фотографию Кимберли Мэпл с места преступления. Значит, если она первая, как утверждал Линч, ее труп пролежал в машине минимум тринадцать лет. Сколько на момент убийства было Шери? Максимум четырнадцать. Абсурдно полагать, что она имела какое-то отношение ко всем этим смертям в таком возрасте и так далеко от Тусона. В то время у нее даже не могло быть водительских прав, не говоря уже о том, что ей не дали бы напрокат машину. Я пристально вгляделась в фотографию, а мое треклятое воображение раз за разом переключало лицо Кимберли на лицо Шери и обратно.
        Так, еще раз пройдем по всей цепочке событий. Коулмен подозревает ложное признание, когда Линч сообщает ей, что выбросил уши жертв. Она идет к своему начальнику, и к Роялу Хьюзу, и бог знает к кому, чтобы изложить свои доводы. Но их никто не принимает всерьез. Или принимают? Может убийцей быть кто-то из них?
        Моррисон отстраняет Коулмен от дела, когда она в обход его приглашает к участию в расследовании меня и Вайса.
        Разочарованная реакцией Моррисона, Лаура как будто отступает, но дает мне тщательный анализ, присовокупив к нему профайл Зигмунда и видеозапись допроса. Кто знал, что она продолжает свое расследование, не имея на это санкций? Коулмен и я говорили об этом только в ее машине по пути к Линчам и обратно.
        И в баре. Дважды. Я покопалась в памяти, вспоминая каждого, кто находился в пивнушке во время тех встреч. Копы, Шери, Эмери, еще какие-то посетители, которых я не знала. Кто были те люди? Кто мог слышать наш разговор?
        Мысленным взором я еще раз прошлась по помещению заведения: пыльная бутылка текилы на верхней полке, роза рядом с кассовым аппаратом, банка маринованных свиных ножек. Люди за столиками, парень в конце барной стойки. Никто не сидел настолько близко, чтобы слышать наш разговор. Правда, я пару раз повышала голос и на нас оглядывались. Что я тогда говорила?
        Все еще находясь на сайте «NamUs», я кликнула на полицейских донесениях. Приятно удивилась, сколько полезной для меня информации здесь выложено  - не правоохранительными органами, ведь девушка пропала задолго до появления базы данных,  - а самой Шери, которая научилась многому благодаря своим занятиям уголовным судопроизводством. Их родители жили на ранчо близ Дуранго, штат Колорадо. Кимберли училась в Аризонском университете на антрополога. Ее поиск начали спустя три дня. Каждый опрошенный по делу внесен в базу данных, включая всех ее профессоров, однокурсников, соседку по комнате в общежитии, которая последней видела Ким живой, и ее бойфренда. Шери ввела имена всех. Я прокрутила список, читая краткие обзоры их показаний, не узнавая никого, пока не дошла очередь до ее бойфренда.
        В списке бойфренд значился под именем Имре Батори.
        Он должен был знать Шери, поскольку встречался с ее сестрой. И он искренне выражал сочувствие. И наверняка поддержал всю семью, а обольщение Шери послужило страховкой. Рассказала ли ему девушка о «NamUs» и как она выложила всю информацию на сайт? Это был обдуманный риск  - не продавать бар и не уезжать из города. То есть поступить так, как поступил бы абсолютно невиновный человек. Он не мог сменить имя, не возбуждая ни у кого вопросов. Он его лишь чуть изменил. И только благодаря тому, что я знала, как произносится венгерский тост «egeszsegedre», я поняла, что имя Имре  - венгерская вариация Эмери.
        Вот так и собираешь крохотные отрывочки информации, ведь никогда не знаешь, насколько они могут оказаться полезны. И как я могла знать наверняка, что Эмери  - это главная связующая нить?
        В ту ночь, когда я наклюкалась в «Кантине Эмери», что-то необычное привиделось мне в банке с маринованными свиными ножками, но я решила, что это опять игры моего дурацкого воображения. Банка, покрытая пылью, потому что никто никогда не заказывал свиные ножки. Она могла стоять на полке годами.
        Зря я не поверила, что предметы в банке не были свиными ножками. Потому что иногда воображение  - не воображение вовсе.
        Глава 48
        Снова кружа по боковым улочкам и глядя в оба, как бы не наткнуться по пути на полицейских, я заехала на парковку, примыкающую к бару. Чтобы меня не засекли в машине, я взяла револьвер и бутылку воды и устроилась в тенечке на скамейке в конце стрип-молла, притворяясь, что размышляю над новомодной идеей создавать проспекты торговых точек, сама же присматривала за входом в питейное заведение.
        Посетители приходили и уходили. В основном полицейские. Эмери ничего не сделает Коулмен, пока вокруг копы. Впрочем, у меня тоже руки связаны. Жаль, нельзя рассчитывать на их помощь, ведь уже наверняка выдан ордер на мой арест, и вряд ли мне кто-нибудь поможет обыскать бар. Поэтому я выжидала.
        Спустя какое-то время небольшая парковка перед кафешкой опустела, и я поняла, что посетителей не осталось: наступал ранний вечер  - послеобеденная пора, а в Тусоне это около пяти вечера. У входа стояла одна машина. Не та, на которой подъехали Эмери и Шери, когда я приходила забирать свой автомобиль. Это был неприметный черный «субару». Не исключено, что из проката. Машина на ходу.
        Я поднялась со скамьи и подошла к ней. Ударила разок по багажнику, сильно. Ответного стука не было. Если Коулмен там, она мертва. Игра окончена. Я сказала себе: ее там нет.
        Обошла «субару» и встала спиной к зданию. Поток машин мирно тек в увядающем свете летнего вечера. Каждый ехал по своим делам, и никто понятия не имел, что происходило здесь.
        Не бросаясь с головой в неизвестность, я обошла по периметру здание. Двигалась быстро, чтобы войти до того, как явится очередной посетитель  - полицейский, который помешает моему поиску, или гражданский, который тоже может стать препятствием, хотя и не большим. Все окна в здании располагались высоко от земли  - не заглянешь. Единственная дверь в задней стене вела, вероятно, в кухню. Я осторожно повернула ручку  - заперто. По ту сторону патио стояла подсобка, принадлежащая, по-видимому, бару,  - тоже запертая. Я тихонько постучала и в ее дверь, но не услышала ни стона, ни ответного стука изнутри.
        Уже начиная торопиться, я обошла здание с другой стороны, и мне не осталось ничего иного, как войти через входную дверь. Я держала свой 1911-й наготове, когда свободной рукой толкнула толстую деревянную дверь бара. Слава богу, Эмери не успел запереть ее. Чувствуя за спиной надежную опору дверного косяка, я вглядывалась в глубину зала, освещенного только лампочками над баром. Дверь за собой заперла и выключила неоновую вывеску «Открыто».
        Если сотрудник полиции достаточно опытен, бывал свидетелем многих сцен насилия, место преступления он нюхом чует. Это не только медный запах крови, о котором пишут в литературе, или более очевидный дух разлагающейся плоти. Существуют ароматические тонкости, своеобразные «премудрости». Большинство расследующих убийство могут подтвердить мои слова: место преступления обладает своим различимым душком, тягуче-устойчивым, едва уловимым ароматом, чем-то вроде смеси запаха мочи после спаржи и оливкового масла  - запаха человека, знающего, что он вот-вот должен умереть. Говорят, так пахнет ужас.
        Никто входящий в переполненное, шумное помещение, будь он даже полицейским, не заметит этого. Я заметила, потому что сейчас была там одна, в тусклом свете и при полном отсутствии отвлекающих звуков. За характерным ароматом Эмери  - трубочного табака шерри-бурбон,  - за извечным запахом жареного лука и тысяч тел завсегдатаев я чуяла еще и дух застарелой крови. И внутренностей. И еще чуть попахивало бензином. Не сказать, что характерные для бара запахи.
        Запах мог идти из трех мест-источников: из-за барной стойки, из кухни у дальней стены или из офисной конторки позади справа. Я на секунду присела осмотреть пол под столиками, но ничего не обнаружила. Поднялась и прижалась спиной к стене. Только я хотела сделать движение к своей первой цели за баром, как услышала со стороны офиса шаги. Вышел Эмери и, увидев меня стоящей в тени с направленным на него пистолетом, неподдельно испугался.
        - Привет, Эмери,  - сказала я.
        Буквально мгновение спустя он отошел от легкого шока и изобразил абсолютную невозмутимость, и это еще больше укрепило мою уверенность. Вид оружия, должно быть, подсказал ему, что мне все известно. Он кивнул, явно собираясь с этим справиться.
        - Добрый день,  - ответил Эмери.
        Свет над барной стойкой так падал на его лицо, что я увидела: у него не хватает одного переднего зуба.
        Молча я подвинулась немного ближе, чуть запнувшись от волнения и усталости последних дней. Это мой мозг посылал телу инструкции подзарядить мышцы, ни черта не понимая, в какой я сейчас форме.
        Когда Эмери заметил мою неловкость, его глаза отразили свет над барной стойкой. Он оценивающе разглядывал меня, размышляя, представляю ли я для него реальную опасность. У меня тоже были на этот счет сомнения.
        - За стойку не заходить,  - велела я.  - Оставайся там. Руки держать на виду.
        Он успокаивающе поднял ладонь и отошел на расстояние вытянутой руки от дальнего конца барной стойки так, что остался стоять неприкрытым, на полпути между баром и дверью в свой офис.
        - Коулмен жива?
        Я хотела не спускать с него глаз, но на секунду перевела взгляд на банку с маринованными свиными ножками.
        К сожалению, он это заметил.
        - Она здесь,  - произнес Эмери и с последним словом резко пригнулся и нырнул влево, в открытую дверь офиса.
        - Черт,  - пробормотала я, потеряв преимущество, но револьвер у меня еще оставался.
        Из помещения офиса не доносилось ни звука, но, насколько я помнила из результатов своего быстрого поиска, выхода оттуда тоже не было. Нужно пошевеливаться и надеяться, что ружье свое он оставил за стойкой бара. Помня, что тонкая стенная панель между нами вовсе не укрытие, я пригнулась как можно ниже и бесшумно переместилась к двери в офис.
        Стоя сбоку у самого входа, думала: «Все очень просто: остаться в живых и спасти Коулмен». Отсюда мне был виден дальний левый угол помещения: там никого. Пытаюсь замедлить пульс с помощью дыхания. Теперь осторожно заглянуть за дверь, никто не стреляет, осмотреть вторую половину комнаты  - стол, кресло.
        Мой взгляд выхватил обмякшую в кресле Коулмен и много крови.
        Чувствуя, что ярость одолевает меня, я ворвалась в комнату, чтобы убить или быть убитой, и тут услышала стон. Я резко повернулась и едва не выстрелила  - увидела еще одну Коулмен.
        Все мышцы воспротивились категоричному повелению нажать на курок, как они всегда спасают тебя, когда ты падаешь. Мозгу понадобилась доля секунды, чтобы «переварить» вторую Коулмен: она летела на меня через комнату, как кукла, которую резко швырнули. Я оказалась не готова к такому сильному удару по ногам. Мы обе упали. Пистолет выскользнул из руки, и я с отчаянием проследила, как его подобрала мужская рука. Никогда не выпускайте свое оружие!
        Я надеялась, что Макс дал ориентировку всем постам и меня ищут, сужая круг поиска. Вот сейчас мне бы очень пригодилась кавалерийская атака.
        - Перевернитесь.  - Человек, которого я теперь знала как убийцу, навел на меня револьвер.
        Рот Коулмен, залепленный полоской прозрачной упаковочной ленты, был нелепо расплющен. Я села и попыталась посадить Лауру, но она издала сдавленный рык из глубины горла. Она была не в себе то ли от боли, то ли от наркотиков.
        Я отлепила ленту так осторожно, как могла, и спросила ее:
        - Где болит?
        Лаура захныкала, и ее руки двинулись между колен. Она подтянула их к груди и отключилась в позе зародыша. Я заметила на полу немного крови.
        - Перерезал сухожилие,  - сказала я.
        - Оба,  - уточнил Эмери, продолжая держаться на безопасном расстоянии от меня.
        Даже с оружием в руках он осторожничал.
        Но Коулмен жива. И единственное, что я сделаю,  - спасу ее. Осторожно, стараясь причинить как можно меньше боли ее раненым ногам, я помогла ей уйти с линии огня, в дальний конец комнаты, где она сможет отдохнуть у обшарпанного металлического шкафчика для продуктов. Ее глаза умоляли меня о чем-то, и хотелось выдать ей мою лучшую ложь в жизни, что волноваться ей нечего. Я могла попытаться как-то убедить ее в благополучном исходе, но сомневалась, что это получится достоверно. Затем, не обращая внимания на оружие в руке Эмери, я сосредоточилась на теле, которое сначала приняла за Лауру.
        Как оказалось, воображение снова сыграло со мной шутку  - это было тело Шери Мэпл. Запах ее смерти привел меня сюда. Она сидела, раскинувшись в кресле у стола лицом ко мне. По тусклому виду ее зрачков и неестественному наклону головы стало ясно, что она ушла из жизни, даже если бы я не заметила рану у нее в груди от выстрела из дробовика.
        - Ты не имеешь права жить,  - громко прошептала я.
        Эмери не ответил  - он похлопал меня по спине в поисках припрятанного оружия. Свободной рукой он показал жестом на другое кресло перед столом. На столе был идеальный порядок, ничего, кроме старого телефона, степлера, нескольких бланков меню, коробки для табака с держателем для трубки и карандашницы, доверху набитой всякой дребеденью.
        - Сядьте,  - приказал Эмери и сам устроился в кресле за столом.
        Гадая, почему он не спешит ликвидировать или хотя бы связать меня, я прикорнула напротив, а обвисшее в кресле тело Шери осталось справа. Даже с таким психопатом, как Эмери, безмолвное «участие» в нашем разговоре Шери казалось невыносимо жутким.
        Но также и помогало. От вида Лауры Коулмен, беспомощно лежащей посреди комнаты, и Шери, умершей ранее, сердце мое ушло в пятки почти так же, как в тот момент, когда Карло нашел мою окровавленную одежду в стиральной машине. Но сейчас это пошло на пользу, и я почувствовала, что смогу оставаться такой же собранной и свободной от сострадания, как расположившийся передо мной убийца. Именно это я пыталась объяснить Коулмен: надо влезть в шкуру того, кого хочешь победить. Сейчас это оказалось весьма кстати, поскольку Бриджид Куинн, которую мне необходимо было сохранить, только что вступила в бой.
        - За что ты убил Шери?  - спросила я, оттягивая время, чтобы успеть придумать, как выпутаться из беды.  - Она видела, что ты сделал с агентом Коулмен?
        - Нет. Она наткнулась на это в холодильнике.  - Он пинком выбил из-за стола ногу в башмаке.
        Его лицо скривилось в гримасе отвращения, словно в смерти своей любовницы он обвинял труп.
        На мгновение решимость растаяла, но потом до меня дошло, что Карло не носил башмаков.
        - Можно взглянуть?
        - Да ради бога. Только медленно.
        Эмери не сводил с меня отнятый револьвер, пока я поднималась на ноги, подходила к краю стола, собираясь с духом для того, что предстояло увидеть. Тело мужчины внешне выглядело невредимым, только вокруг рта запеклось немного крови.
        - Кто это?  - поинтересовалась я с облегчением: этот человек мне был не знаком.
        - Понятия не имею. Мне нужен был кто-нибудь с приличными зубами… Скорее всего, бездомный. Зато никто не бросится на его поиски.
        - И что, была причина или так, хохмы ради?
        Мои слова как будто обидели Эмери.
        - Причина. Очень хорошая причина. Станет мной, когда я взорву это заведение.
        Мне удалось скрыть реакцию и удержать нить разговора.
        - А как же опознание, отпечатки пальцев, запись зубной формулы?
        Эмери легонько ткнул кулаком себе в скулу:
        - Нет никаких записей. У меня челюсть как скала. Именно эти слова копы и запомнят. Плюс, на всякий случай, вот что у меня сегодня приключилось в баре…  - Он поднял верхнюю губу показать, что спереди не хватает зуба. Затем поднял губу трупа: у того тоже не было переднего зуба.  - Отпечатков пальцев в базе нет,  - продолжил он.  - Однако спасибо вам: опять же, на всякий случай, я уж постараюсь полностью уничтожить пальчики взрывом. Может, я еще что упустил?
        - Как давно он у тебя?  - Требовалось, чтобы Эмери продолжал говорить, и таким образом я попытаюсь определить, где он мог ошибиться.
        - О, достаточно свежий. В морозилке пробыл недолго.  - Держа меня на прицеле, он выдвинул ящик стола и достал небольшой рулон прозрачной клейкой ленты.  - Удивительно, насколько полезными могут быть канцтовары,  - заметил он и протянул мне рулон.  - Сядьте на пол вон там и обмотайте себе лодыжки, хорошо?
        - Пошел в задницу,  - ответила я без всякой злобы, без эмоций вообще.
        Я сказала это, чтобы проверить его реакцию.
        Эмери левой рукой взял со стола металлический степлер и шагнул к абсолютно безучастной к происходящему, лежащей на боку Коулмен. Я завопила, но это не остановило его: он пробил степлером мочку ее правого уха.
        От боли Лаура очнулась и вскрикнула.
        - Ну вот, теперь моя просьба понятна, да?  - Эмери проговорил с почти натуральным спокойствием.
        Я взяла скотч и стала обматывать им свои лодыжки, думая между тем, как выиграть время для нас обеих. Когда я обездвижила себя, он забрал ленту, поднял меня с кресла на ноги и замотал запястья и руки за спиной так, чтобы пальцы оказались под лентой.
        - Подчищаем хвосты,  - сказал Эмери, и, несмотря на то что стоял позади, я почувствовала, как он сам себе улыбается и уверенность его растет.  - Неплохо я каламбурю на втором языке, как полагаете? Я уж было решил, что потерял все шансы заняться вами. А вы тут как тут.  - Он швырнул меня на пол.
        - Ты познакомился с Песилом так же, как и с Линчем,  - по Интернету?  - спросила я, как только перевела дыхание и чуть успокоилась.
        Эмери пожал плечами, выразив согласие:
        - Думал, Флойд Линч и вправду еще один убийца. Но когда пришел навестить его в больнице, он сказал, что это не так. Полагаю, он умер?
        Я кивнула.
        - Линч стал ошибкой, из-за которой я потеряю бар. Но я всегда могу купить такой же где-нибудь в другом месте. Под другим именем. Тем более теперь, когда Шери умерла, можно начать все сначала.
        Не объясняя, что он имел в виду под словами «начать все сначала», Эмери сунул мой пистолет себе за спину и вышел из комнаты. Я переключила внимание на Коулмен: надо было узнать, что известно ей и какие у нас шансы.
        - Говори скорее,  - зашептала я.  - Накопала что-нибудь?
        Лаура кивнула, не открывая глаз:
        - Простите ме…
        Будь мои руки свободны, я бы влепила ей пощечину. Вместо этого я лбом почти прижалась к ее лбу и произнесла:
        - Смотри на меня, Коулмен. Я собираюсь вытащить нас отсюда. Мы обе будем жить. Так что соберись. Он пичкал тебя чем-нибудь?
        - Снотворным. Уже проходит.
        - Как он взял тебя?
        - Поджидал за домом на улице,  - с силой выдавила она.  - Выстрелил тазером. Я не видела, как он подошел.
        - Бывает. Продолжай смотреть на меня. Оружие?
        - Дробовик, из которого застрелил Шери. Не представляю, где он… Ну и ваш пистолет. Больше не знаю.
        Зубы Коулмен застучали, и взгляд стал ускользать. Казалось, она сейчас отключится.
        - Боль сильная?  - спросила я таким будничным тоном, будто хотела узнать, который час.
        - Терпимая.
        - Держишься молодцом. Мы вместе, девочка, ты не пропадешь.
        Лаура продолжала дрожать, но взгляд ее вернулся  - снова сосредоточился на мне, когда она покачала головой.
        - Он держал меня под замком в какой-то кладовке.
        Я видела, как она силится думать о чем-нибудь, что может быть полезным.
        - Почему ты еще жива?
        - Он сказал… Сказал, что точно не знает, когда нам надо будет уехать из города, а мое тело ему нужно свежим.
        Я кивнула, затем услышала шаги со стороны кухни.
        Глава 49
        Эмери вошел в офис с дробовиком и банкой маринованных свиных ножек. Ружье он прислонил к стене в дальнем углу, а банку поставил на стол.
        - Не хотелось бы забыть это здесь,  - пояснил он и продолжил будто прерванный посередине разговор:  - Хотя, после того как сестра Кимберли  - вы же раскопали, что они были сестрами, верно?  - (Я кивнула.)  - приехала сюда лет шесть назад искать работу,  - Эмери в задумчивости провел рукой сверху вниз по стенке банки,  - эта штука потеряла свою привлекательность. Наверное, Шери живая была лучшим презентом. Каждый раз, когда я занимался с ней любовью, она напоминала мне…  - Он погладил волосы мертвой Шери по пути к своему креслу за столом, где набил трубку табаком шерри-бурбон, запах которого мне, наверное, уже никогда не забыть.
        - Как говорится, монотонность супружеской жизни…  - Он зажег трубку, пыхнул ею несколько раз и нажал на кнопку устройства позади стола, похожего на стереоконсоль. Зазвучали наши голоса.
        - Говори скорее. Что-нибудь накопала?
        - Простите ме…
        - Смотри на меня, Коулмен. Я собираюсь вытащить нас отсюда. Мы обе будем…
        - Благодарю за разъяснение: здесь всюду жучки,  - сказала я.
        Эмери услужливо выключил магнитофон и залепил рот Коулмен новым отрезком скотча.
        - Бриджид Куинн, я давно прослушиваю вас.
        - Значит, одно нажатие кнопки, и ты слушал наш разговор, пока мы сидели здесь.
        - О, не только здесь и сейчас.  - Он изменил тон голоса на высокий женский и издевательски воскликнул:  - Джессика? Джессика, где ты?
        Изобразил меня. Острое воспоминание о той ночи, о том, как убийца оставил наушники радиоприемника включенными и слушал, как я вызывала Джес, только укрепило мою убежденность в том, что один из нас очень скоро умрет.
        Эмери наблюдал за мной, раскуривая погасшую трубку. Он пыхнул, выпустив дым с обоих концов рта как бессвязную мысль.
        - Я не мог предвидеть, что Флойд Линч узнает о той брошенной машине, даст себя арестовать и использует найденные тела для заключения сделки. Все сработало бы отлично, если бы вы не поддерживали подозрения Коулмен.
        - И не убила бы Песила.
        - Так это вы убили его?  - Эмери рассмеялся, выпустив клуб дыма из носа. Видя, что его план, за исключением устранения Шери, срастается без помех, он немного расслабился.  - Я, знаете ли, не был абсолютно уверен на этот счет и только гадал, как все произошло.
        - Наверное, я подпортила эту часть твоего плана.
        - Слегка, однако вот вы здесь, со мной, так что все в порядке. Есть ли что-нибудь, чего вы не знаете? Кому-то еще рассказывали?  - нахмурившись, уточнил Эмери.
        Пусть гадает. Даже если Коулмен на полу потеряла сознание, она, похоже, все еще жива. Не дать ей умереть.
        - Флойд Линч не был гением. Но отлично помнил все им прочитанное. И хранил твои электронные послания. Переписывал их вручную, чтобы выдавать за собственные мысли.
        - Бриджид Куинн, забавно, не правда ли?  - Эмери улыбнулся себе, словно наслаждаясь тем, что произнес мое имя мне в лицо спустя столько лет.  - Вы меня вынудили сделать это. Я довольствовался своим маленьким черным презентом в течение нескольких лет, пока вы и ваш агент не пришли сюда трепаться о том, что Линч не совершал преступлений. Именно с того момента все начало рушиться.
        От слов Эмери я, на мгновение забыв о последствиях, едва не потеряла самообладание, но его внимание вдруг отвлек стук в дверь.
        Глава 50
        Мы оба напряженно ждали повторного стука. Только Коулмен, по-прежнему в ступоре от боли и наркотика, не реагировала. Если бы не обмотанные скотчем лодыжки и запястья, я бы попробовала выскочить. Я громко завизжала, но вряд ли меня услышали за входной дверью. Эмери врезал мне по лицу. Пока я приходила в себя, он оторвал полоску скотча и залепил мне рот, а затем вышел в зал, закрыв за собой дверь.
        После безуспешных попыток кричать сквозь скотч я уронила голову, уткнув лицо в пропитанный кровью тонкий ковер. Задержала неровное дыхание, насколько могла, прислушалась и принялась тереться щекой о грубый ворс ковра, чтобы хоть немного ослабить натяжение скотча.
        - Минуточку!  - долетел до меня громкий возглас Эмери.
        Следом донесся удаляющийся из бара звук шагов. На кухне включилась посудомоечная машина. Шагов больше не было слышно. С шумом посудомойки смешался звук музыки. Он вплелся так мягко, что совсем не казалось, будто ее только что включили. Не знаю, что играло, какое-то старое звонкое кантри. Затем снова прилетел голос:
        - А, привет. Мы вот-вот откроемся, небольшая проблема. С оборудованием.
        Посетитель, по-видимому, шагнул за порог. Задержав дыхание, я услышала едва различимый мужской голос:
        - Я ищу одного человека.
        - В данный момент здесь никого, кроме меня.
        - Позволите кое о чем спросить вас?
        - Конечно.
        - Знакомо ли вам имя Джеральда Песила?
        Пауза.
        - Извините, нет. Не слышал. А кто это?
        - Мы проверяем полдюжины телефонных номеров, и это место одно из тех, куда он звонил.
        Пауза.
        - Что-то на меня нашло. Я веду себя негостеприимно. Пожалуйста, проходите, выпейте, офицер…
        - Койот. Помощник шерифа.
        Долгий отрезок тишины, пока Макс входил в помещение бара.
        - Меня зовут Эмери Батори. Я видел вас прежде.
        - Это популярное местечко.
        - Проходите же.
        - Мистер Батори, у меня не так много времени.
        - Да у меня тоже мало. Но у цивилизованных людей в порядке вещей как вести честный бизнес, так и проявлять гостеприимность. Входите, прошу вас.
        Посудомоечная машина и музыкальный автомат заглушили звуки шагов, и я не могла определить, где Койот и Батори сейчас, но поскольку было тихо, то заключила, что оба двигались по направлению к барной стойке. Я представила себе Эмери, идущего позади так, чтобы Макс не заметил заткнутого за пояс его брюк пистолета, и самого Макса, стоящего по стойке «смирно» или сидящего на барном стуле.
        - Содовой?
        - Нет, спасибо.
        - Так вы полагаете, что этот, как вы сказали?..
        - Джеральд Песил.
        - Спасибо. Думаете, этот Джеральд Песил мог сюда звонить?
        - Ну, нам известно, что он это делал, но ищу-то я не его. Может, конечно, совпадение, но там, на парковке, сразу за вашим заведением, автомобиль стоит. Принадлежит женщине, с которой я бы очень хотел побеседовать.
        - Почему вы решили, что она здесь?
        - Маленькая такая, с яркими седыми волосами. Пожилая, но в отличной форме.
        Играл ли Макс с Эмери? Вряд ли. Ему удалось заполучить стертые номера из телефона Песила, но у него нет причины подозревать Эмери в связи с Песилом, не говоря уже о самом убийце. Просто Макс увидел номер «Кантины Эмери» в списке заведений, предоставляющих готовую еду, рутинная проверка. В лучшем случае он мог заподозрить, что Песил контактировал с одним из постоянных клиентов и собирался отработать эту ниточку, но, заглянув сюда, случайно увидел мою машину.
        Дверь была чуть толще хлипкой гипрочной стены офиса. Раз она достаточно тонкая, что так отчетливо слышен весь разговор, значит, если постараться, ее можно запросто вышибить одним хорошим ударом. Я задергалась всем телом, пытаясь подкатиться поближе к двери. Мне удалось перевернуться на спину. Боль простреливала вдоль позвоночника и вверх в руки, прижатые под острым углом к полу. Все это время я не переставала напряженно прислушиваться.
        - Вы, наверное, имеете в виду маленькую пожилую леди, которая начала ходить сюда с кем-то из ФБР, как мне подумалось. С высокой такой, очень симпатичной молодой женщиной с короткими вьющимися волосами.
        - Вы видели их здесь вместе?
        - Да, пару раз. Но вас интересует та, что постарше?
        - Именно.
        - Она заглядывала недавно. А почему вы хотите найти ее? Она что-нибудь натворила?
        - У меня к ней несколько вопросов по текущему расследованию.
        Было тяжело одновременно двигаться и подслушивать, но мне удалось дважды перекатиться, преодолев полпути к двери. Недостаточно быстро. Я села, используя костяшки пальцев как рычаг и перекатившись снова на спину.
        - Когда, говорите, она заглядывала?  - спросил Макс.
        - День был хлопотный, так что не уверен, назову ли точное время. Пробыла здесь недолго. Кажется, она встретилась с той женщиной, агентом ФБР, и они вместе куда-то ушли, а машину, похоже, бросила на стоянке. Вы можете оставить ей записку, например, на лобовом стекле. И конечно, если она придет сюда позже, я передам, что вы искали ее.
        Последовала короткая пауза, затем снова заговорил Макс:
        - И все же мне кажется, что она где-то рядом.
        - С чего бы?
        - Сумка, с которой она не расстается,  - на переднем сиденье машины.
        - Какая беспечность.
        Теперь я продвигалась к своей цели толчками и уже почти у самой двери разглядела, что замок с моей стороны  - она не заперта! А значит, будет проще открыть ее ударом. Падаю на бок и выпрямляю колени. Резко бью ногами и… не достаю. Еще чуть ближе. Невольно посмотрела в сторону Коулмен и увидела ее широко раскрытые глаза: она поняла, что происходит.
        - Будьте со мной откровенны, мистер Батори. Так она здесь? Она убедила вас в…
        У меня единственный шанс застать врасплох сразу обоих. Я снова поджала ноги, выбросила их вперед и вышибла дверь.
        Койот повернулся посмотреть, и даже Эмери на секунду отвлекся, но тут же выхватил из-за спины мой пистолет и выстрелил Максу в грудь.
        Глава 51
        Эмери был в ярости. Он посмотрел на истекающего кровью Макса: сбитый с ног пулей 45-го калибра, тот неподвижно лежал на полу. Убийца забрал пистолет у Койота из кобуры, переступил через тело, запер входную дверь, а затем добежал до того места, где на полу лежала я, перекатившись на живот, чтобы облегчить боль в стянутых за спиной руках. Видеть его я не могла, только слышала. Эмери придавил ногой мне шею и ткнул стволом пистолета в висок. Я почувствовала на лице брызги его слюны. Словно со стороны увидела себя и заскулила, как побитая собака.
        Но Эмери тоже был напуган и явно терял хладнокровие  - резким, визгливым голосом он спросил:
        - Ты оставила сумку в машине специально, да? Подала сигнал?  - Он еще раз, уже сильнее, ткнул пистолетом мне в висок. Я задохнулась от боли.  - Кого еще ждать здесь?  - Наконец он понял, что я не могу ответить с заклеенным ртом, и сорвал скотч.
        - Давай, ублюдок, стреляй. Хоть один выстрел кто-нибудь да услышит и позвонит в полицию. Машина Макса у входа, ее увидят.
        До Эмери, похоже, только сейчас дошло, что он натворил, застрелив полицейского. Он схватил свою трубку и принялся пыхать с удвоенным усердием. Знаю точно: мне никогда не удастся разделить запахи шерри, бурбона и сворачивающейся крови.
        Я решила воспользоваться своим маленьким преимуществом:
        - Какие планы, Эмери?
        Он задумался. Немного пошагал по комнате.
        - Могут подумать, что заведение взорвал некто, ненавидящий фараонов. Или что произошла утечка бытового газа и  - несчастный случай: взрыв.  - Эмери вдруг зачастил, явно сознавая, что малейшая задержка увеличивает риск, но хотел быть уверен, что предусмотрел все мелочи.  - Нет, это не прокатит, они найдут следы подрыва.  - Вдруг он просиял.  - Да! Все решат, что кто-то за тобой охотился, а все остальные  - просто сопутствующие потери, случайные жертвы.
        - А как же пуля в Максе? Ее найдут.
        - Ну, может, решат, что ты внезапно обезумела и застрелила его, а потом  - всех нас, чтобы сокрыть факт убийства. Пистолет же твой.
        - А затем взорвала себя вместе со всем зданием? Пораскинь мозгами. Ты же знаешь, они точно раскопают, что это был спектакль.
        Эмери вновь ненадолго задумался, в последний раз пыхнул трубкой, словно подводя итог своим мыслям, и отложил трубку на стол.
        - Знаешь что? Плевать, какой именно они воссоздадут картину преступления, поскольку все будут думать, что владелец бара мертв.  - Он сунул пистолет за пояс штанов спереди.  - Так, а теперь мне надо разложить тела и закругляться.
        Бармен подошел к трупу бездомного, крякнул от напряжения, попробовав протащить тело весом около ста двадцати килограммов. С первой попытки оно даже не сдвинулось.
        - Может, помочь?  - издевалась я.
        - Разве в моем психологическом портрете указано, что я идиот?
        - Тебе таскать кучу тел. А время уходит. К тому же все равно придется срезать с моих рук и ног скотч, чтобы его не нашли на теле. Да и пистолет мой у тебя.
        Прозвучало довольно убедительно. Когда вам угрожает смерть, ложь получается очень правдоподобной. Эмери вытянул из стаканчика для карандашей канцелярский нож и разрезал ленту на моих запястьях и лодыжках, чуть оцарапав меня. Нож положил на стол.
        - Берись с тяжелого конца, чтобы я мог держать пистолет,  - велел он.
        - Не думаю, что осилю «тяжелый конец»,  - сказала я.
        - Черта с два не осилишь. А то я не наблюдал за тобой.
        Я встала и подошла к двойнику Батори, подхватила его под мышки, а Эмери взялся за ноги. Подняв тело, я тут же его уронила, и это на мгновение отвлекло бармена.
        - Пардон,  - сказала я.
        Эмери бросил взгляд на Коулмен:
        - Будешь тянуть время, я прошью скрепкой второе ухо агенту.
        Мы вновь взялись за работу. Наполовину тянули, наполовину несли труп в сторону кухни, где предполагался эпицентр взрыва. Только теперь, благодаря тем мгновениям, когда Эмери отвлекся на падение тела, у меня за поясом джинсов был нож, прикрытый рубашкой.
        Наконец мы переместились в кухню, где на прилавке из нержавейки выстроились в ряд литровые стеклянные бутылки, из горлышка каждой торчала скрученная тряпка. Теперь я поняла, откуда шел запах бензина. Эмери вручил мне одну из самодельных бомб.
        - Сунь этому под горло, огонь уничтожит его лицо.
        Я опустилась на колени и сделала, как он велел. Затем попыталась встать, но спину свело судорогой, и я задохнулась от боли. Дурной знак: мне ведь надо выбраться из этой западни.
        Эмери обвел взглядом тела:
        - Пять за двадцать четыре часа. Надо же, раньше-то одна женщина в год была, и я каждую детальку продумывал!  - Он покачал головой, будто бы смущенный и расстроенный хаосом, который сотворил здесь.
        Все еще не поднимаясь с колен, я разработала свой план. Преступник выше меня, поэтому неожиданный режущий удар ножом по животу огорошит, а следом резкий удар в правый висок вырубит его. Самая большая проблема  - моя спина. Движения элементарные, но сейчас я не знала даже, как с пола-то подняться. Оставалось только надеяться, что сил мне придаст адреналин.
        Эмери подошел к прилавку у раковины, где стояла батарея «коктейлей Молотова» в бутылках из-под джина «Бомбей», водки «Серый гусь» и «Кроун роял». Взрывчатка высшего качества. Полоски ткани, торчавшие из горлышек, немного длиннее тех, что я видела в других бутылках, и соединялись еще одной полоской: по-видимому, Эмери собирался выставить их на расстоянии друг от друга, выиграть время, чтобы зажечь все четыре и успеть удрать через черный ход, прежде чем все взлетит на воздух.
        - Ну а эти я непременно должен поставить в ногах агента,  - сообщил он.  - Не хочу, чтоб знали, что у нее перерезаны сухожилия.
        - Так это была водка?  - спросила я.
        - Что?
        - В капельнице Линча?
        Эмери положил пистолет на прилавок и взял бутылку «Серого гуся»:
        - Я рассудил, что со всеми этими обезболивающими, которыми накачали Флойда, литр алкоголя, попавший прямо в мозг, прикончит его, но даст мне кучу времени уйти подальше от больницы. А как ты догадалась?
        И я принялась рассказывать ему, как увидела его, прикинувшегося медсестрой, с полупустым пакетом для лекарства и как алкоголь жег руку Линча, но Эмери стало неинтересно. Он задумался, взгляд его переполз на примитивное самодельное взрывное устройство в руке, и я подумала, что он мысленно рисует себе последовательность, в которой подожжет запалы, прежде чем рванет прочь. Бармен стоял достаточно близко. Вот он, мой единственный шанс выжить. Я сомкнула пальцы спереди на рубашке, прикрывавшей нож, и приготовилась осторожно подняться на одну ногу. Мышцы живота напряжены, а позвоночник как можно более неподвижен. Когда кинусь на Батори, резкой боли в спине не избежать  - тут уж ничего не поделаешь. Мне оставалось лишь еще чуть-чуть приблизиться к нему, но он вдруг отпрянул.
        - Бриджид Куинн,  - усмехнулся он.  - Я видел, как ты взяла нож. Неужели решила, что я подпущу тебя к себе настолько, чтобы ты пустила его в ход?
        Мы оба замерли: Эмери  - метрах в двух от меня и способный передвигаться быстро и я  - на коленях перед ним. Выбора не оставалось. Мелькнула мысль: каково это  - чувствовать, как умираешь? Мгновение мы наблюдали друг за другом, гадая, кто и какое сделает первое движение, а затем нас обоих отвлек мягкий, легко узнаваемый звук загоняемого в патронник дробовика патрона.
        Чик-клац.
        Звук прилетел из коридора между кухней и баром. Убийца стоял спиной к двери. Видеть я не могла, но догадалась, что ружье в руках у Коулмен.
        - Нет!  - заорала я, понимая, что произойдет дальше.
        Эмери начал было поворачиваться, но не успел: оглушительно грохнул выстрел, на его лице мелькнула гримаса удивления, и надо мной пролетел кусок его живота.
        Батори был крупным мужчиной. Он не упал сразу же, но посмотрел на меня, затем опустил взгляд на свой живот, из которого потоком хлестала кровь. Ему даже удалось сделать один неуверенный шаг и потянуться ко мне, прежде чем повалиться на колени и затем плашмя на пол, в лужу жидкостей собственного тела, с обращенным ко мне лицом.
        Я тоже упала  - на всякий случай. Его лицо оказалось сантиметрах в двадцати пяти от моего. Эмери был еще жив.
        Чашка трубки оказалась у самых его губ. Он, наверное, упал на нее и вогнал черенок себе в глотку. Эмери закашлялся  - вокруг трубки запузырилась кровь, и я поняла, что надо отодвинуться, прежде чем ее брызги полетят в меня. Он попытался втянуть ртом воздух, словно хотел что-то сказать, но мешала не только трубка в горле: выстрел, по-видимому, срезал часть легких.
        - Черт, Эмери, как жаль, что не сама я тебя застрелила,  - прошептала я, глядя в его левый глаз, единственный обращенный ко мне.
        На губах Батори снова забурлила кровь. Пальцы его немного поскребли линолеум. Я видела, как ускользает сознание из левого глаза. И очень надеялась, что существует жизнь после смерти, в которой я найду его и убью уже навсегда.
        А потом он умер. Должна сказать, процесс ухода из жизни Эмери продлился недолго и не вызвал много боли, но вернул мне положительное мироощущение. За его телом на полу я увидела Коулмен. Она вытянулась на спине, руки подняты и напряжены так, что ствол ружья почти лежал на ее теле, а дуло все еще направлено на меня. Я упала на спину, и все мы, мертвые и живые, оказались на полу. И все, кроме Эмери, смотрели на флуоресцентные огни на потолке.
        - Лаура!  - завопила я, катаясь с боку на бок от ярости и разочарования.  - Ну ты и идиотка! Ты выстрелила ему в спину, когда он не был вооружен.
        Прежде чем приползти на кухню, Коулмен удалось содрать со рта скотч, и сейчас она все повторяла:
        - Сволочь, умри. Ты. Сволочь. Умри, гад.
        - Лаура, он мертв,  - очень мягко прошептала я, понимая, что это может долго продолжаться. Оставалось надеяться, что в истерике она вдруг не начнет палить.  - Мертвее не бывает.
        Коулмен умолкла, тихонько всхлипнула, но, похоже, не пожелала или не смогла опустить ружье.
        - Ты можешь направить эту штуку на что-нибудь другое?
        Лаура не ответила ни словом, ни делом. Я отползла с линии огня и поднялась на ноги. Подошла к ней. Ее руки все еще крепко сжимали ружье в том же положении, с которого она сделала выстрел. Я отобрала его, поставила на предохранитель и прислонила к косяку двери. Затем бережно опустила ее руки.
        - Прости,  - сказала я.  - Спасибо тебе. Но мне надо позаботиться о нем.
        Лаура, продолжая плакать, начала дрожать, зубы ее стучали, но ей удалось выдавить:
        - Бред. Я спасла твою чертову жизнь.
        - Ш-ш-ш. Хорошо, ты права. Ты спасла мою чертову жизнь. Как ты  - получше?
        Она помотала головой. Сначала «нет», но потом «да».
        - Мы еще не закончили здесь,  - сказала я.
        Теперь Макс.
        Я перешагнула через Лауру и подбежала к барной стойке, возле которой он лежал на спине. Кровь залила грудь и уже растекалась лужей под ним: выстрел отбросил Макса на стол, а затем на пол. Я прижала пальцы к его шее, хотя не ждала почувствовать пульс. Никто не выживает после выстрела 45-го калибра в грудь, даже если выстрел не двойной.
        В тот короткий отрезок времени, пока я нащупывала пульс, вспомнилось все, что мне известно о Максе. Игрок в покер, философ, коренной житель Америки, хранитель закона, муж, враг, друг. Оказывается, когда кто-то умирает, а не только ты сам, вся его жизнь может промелькнуть перед твоими глазами. Мне хотелось плакать при мысли, что я так мало успела узнать о нем. Но сейчас не до того. Потом, когда позабочусь о Лауре Коулмен, у меня будет много времени, даже больше, чем мне захочется, и я подумаю о последней жертве Эмери.
        Следующим моим делом было подойти к музыкальному автомату и выдернуть вилку из розетки в стене. Затем я направилась в офис Эмери звонить 911.
        - Ранены офицеры полиции,  - доложила я и сообщила адрес.
        Описывать подробно ситуацию не стала: заняло бы слишком много времени, да и совсем скоро они сами все увидят.
        Я быстро оценила обстановку и снова присела на колени рядом с Коулмен:
        - Ну что ж, факты теперь у нас есть. Мне надо убрать тебя с этой части сцены. Перевались на бок, чтобы лодыжки не касались пола, когда я тебя потяну.
        - Не понимаю,  - прохныкала она.
        - Скоро объясню.
        Сбитая с толку, Коулмен все же повиновалась и перекатилась, как было велено. Я подхватила ее под колени, чтобы максимально уменьшить нагрузку на ее лодыжки, и держала, а она, опираясь на локоть, толчками продвигалась в ресторанную зону, где я подперла ей голову стопкой бумажных салфеток, которые взяла в баре. Я пыталась разместить ее подальше от тела Макса, лежавшего перед барной стойкой, но помещение было не настолько просторным. Коулмен повернула голову посмотреть на него меж ножек стульев и вытерла тыльной стороной ладони глаза.
        - Просто отдохни здесь минутку, пока я закончу оформление сцены.
        Спину стало сводить судорогой, вынуждавшей меня двигаться, как Джед Клампетт[16 - Отсылка к главной песне «Баллада о Джеде Клампетте» из ситкома «Деревенщина в Беверли-Хиллз», шедшего в Америке с 1962 по 1971 г.] на скорости. Я вошла в офис, макнула пальцы в кровь Шери, затем подобрала дробовик на кухне, перекрыв все прежние отпечатки своими окровавленными, чтобы не оставить сомнений в том, кто стрелял из ружья. Полотенцем протерла 1911-й, из которого Эмери выстрелил в Макса, уничтожая свои отпечатки. Затем я прижала пальцы бармена к пистолету, прежде чем оставить оружие в его правой руке.
        Я знала, что зря потрачу секунду, но врезала человеку, который убил Джессику. Ударила его в голову. Легче мне от этого не стало, но ведь и потом не станет.
        Вернулась в бар и, не заботясь о том, что руки мои в крови, взяла два стакана, открыла бутылку текилы «Тарантула». Налила на пару добрых глотков, залпом выпила свою порцию, затем вернулась и села рядом с Коулмен. На ее лице появилось встревоженное выражение  - значит, она вышла из задурманенного лекарством состояния и обратила внимание на то, что я вся в крови.
        - На, выпей-ка.  - Я подняла Лауре голову и насильно влила ей столько текилы, сколько смогла, чтобы поскорее сбросить последствия шока.  - У нас меньше двух минут на разговор, прежде чем здесь завоют сирены, и засверкают мигалки, и черта в ступе… Короче, вот как было дело. Я убила Эмери. Ты этого не видела: ты была здесь и пыталась уползти за помощью.
        - Зачем вы делаете это?
        - Зачем и почему, мы с тобой обговорим потом. Просто слушай.
        Коулмен помотала головой на стопке салфеток:
        - Эмери был серийным убийцей. Мне ничего не сделают.
        - Еще как сделают. Ты не отошла от шока и не можешь предвидеть развитие событий. А я могу, так что слушай очень внимательно. Снежок, ты убила выстрелом в спину невооруженного человека. Дело праведное, но ты совершила убийство в процессе расследования по делу, от которого тебя отстранили. Второе: поскольку никто не принимал всерьез твои подозрения насчет Линча, погиб Макс Койот. Тусонское ФБР устроило колоссальную шумиху из дела Линча, и специальный ответственный агент Роджер Моррисон очень постарается найти козла отпущения, дабы отвлечь внимание от собственной персоны. И этим козлом будешь ты.
        - Мне все равно.
        - И чем ты собираешься заниматься? Учительствовать в средней школе или подрабатывать консультантом по вопросам безопасности? Коулмен, милая, ты же умница, это не твое.
        В этот момент я услышала сирены.
        - Не думай, что мной движет альтруизм или благородство. Моя жизнь разрушена, и хуже я себе уже не сделаю. Просто не хочу доставлять Моррисону удовольствие вытурить тебя из Бюро.
        - Я все равно расскажу правду.
        - Нет, не расскажешь, потому что ни на что не способна, кроме как ползать, а это означает, что тебя сразу же выставят за дверь. Я поведаю им, как все произошло. Если ты потом преподнесешь другую версию, меня обвинят в препятствовании следствию и я отправлюсь в тюрьму. Я в идеальном безвыигрышном положении, дорогая, так что у тебя не остается иного выбора, кроме как быть победителем.
        - Пожалуйста, не делайте этого.
        Время убегало.
        - О нет, сделаю. А как дополнительный стимул для тебя: я ведь могу насплетничать им, что ты спала с Роялом Хьюзом.
        По потолку, пролетев через высокие окна, заметались цветные вспышки.
        Но прежде чем лицом к лицу встретиться с полицейским спецназом, мне пришлось потратить пару секунд на еще одно дело. Я быстро прошла в офис Эмери и взяла со стола банку с маринованными свиными копытцами. Внутри виднелся прижатый к стеклу маленький, кремового цвета краешек чего-то. Я обратила на него внимание, когда сидела в баре. Он по форме и цвету почти совпадал с остальным содержимым. То, о чем я подумала, явилось еще одним примером игры моего странного воображения.
        - Вы окружены. Медленно выходите с поднятыми руками,  - донесся с улицы усиленный мегафоном голос.
        Я прихватила банку со свиными ножками назад в бар, подняла ее высоко над головой и швырнула так, что она задела кассовый аппарат. Разбилась банка красиво, почти все осколки полетели за стойку. Острый запах уксуса встретил меня, когда я вскарабкалась на один из барных стульев, чтобы убедиться, была ли права насчет того, что все эти годы выставлялось на всеобщее обозрение.
        Шесть хорошо сохранившихся человеческих ушей.
        Я схватила пригоршню белых бумажных салфеток и пошла к входной двери, осторожно приоткрыла ее, и высунула салфетки в щель. Когда же раскрыла дверь пошире, то увидела выстроенные в боевой порядок патрульные машины едва ли не от всех отделов Тусона до дорожного патруля штата Аризона. Между автомобилями рассредоточились парни из полицейского спецназа с винтовками наготове. Я почувствовала слабый всплеск адреналина, не знаю, каким образом оставшегося во мне, когда увидела, что меня держат на мушке полудюжины стволов профессионалов и еще пара дюжин не-особо-профессионалов, готовых случайно пальнуть в любой момент.
        - Бриджид Куинн, ФБР,  - крикнула я, подняв руки и медленно выдвигаясь вперед.  - Внутри два раненых офицера. Скорее.
        Глава 52
        Коулмен изо всех сил старалась держаться молодцом, но слишком долго пребывала в шоке, чтобы много говорить, и это к лучшему. Я несколько часов провела со следователями и с Роджером Моррисоном. Надо отдать должное противнику: Моррисон явился и был любезен как с полицейскими центрального департамента, так и с помощниками шерифа. Я дала согласие прибыть в понедельник для дачи показаний по поводу применения огнестрельного оружия офицером полиции, хотя это, наверное, не очень точная формулировка: ведь я давно в отставке.
        Но первым делом, до всех разговоров, Коулмен и Макса вынесли на носилках. Обоих с кислородными масками. Боже мой.
        - Макс?  - удивилась я.  - У него не было пульса.
        Парамедик кивнул:
        - Едва ощутимый. Но он жив.
        Как в том ночном кошмаре, когда случайно убиваешь кого-то. Ты знаешь, что не вернуть убитого к жизни и что это теперь навсегда останется на твоей совести. А затем просыпаешься и понимаешь: все живы.
        И что тебя могут отправить за решетку. Мысль об этом лишь чуть охладила эйфорию от новости, что Макс жив. Возможно, позже меня будет больше волновать тюремный срок за убийство Песила и последующее сокрытие преступления, но в тот момент я была стопроцентно рада, что хотя бы остановила вереницу смертей.
        Я вернулась к разговору с Моррисоном и только тут заметила, что стемнело. Парамедики, торопясь в больницу, подгоняли меня занять место в их «скорой», но единственное, чего мне хотелось,  - это вернуться в дом Коулмен. Едва подумала, что здесь все закончено, как заметила «вольво» Карло, припаркованный сразу за полицейской оградительной лентой: огни выключены, Карло весь вытянулся вперед, едва не прижимая лицо к ветровому стеклу, словно смотрит фильм в кинотеатре драйв-ин.
        Руки Моррисона были заняты: он пытался не подпускать прессу к месту происшествия. Но и с меня он наверняка с самого начала не спускал глаз.
        - С вами все в порядке?  - спросил он, вероятно интересуясь, не моей ли кровью залита вся моя одежда.
        Я кивнула, не отрывая взгляда от Карло.
        - Ваш муж,  - продолжил Моррисон.  - Я встретил его, когда он подъехал, и позволил ему оставаться здесь при условии, что он не будет выходить из машины.
        - А вы помните, когда это было?
        - Да,  - ответил Тройка. Прежде чем продолжить, он нетрадиционно жестко среагировал на назойливость репортера.  - Сэр! Отверните, пожалуйста, вашу чертову камеру от лица агента. Никаких заявлений она делать не будет. Уберите отсюда этого человека!  - Он жестом приказал патрульному вывести репортера с места происшествия. Затем бросил взгляд на свои часы.  - А было это часа три назад.
        - Он сидит здесь три часа? Просто сидит здесь? Как он узнал?
        Моррисон пожал плечами, истратив свой запас мистера Славный Парень.
        - Да откуда я знаю, мать вашу?!  - рявкнул он.  - Я был немного занят.  - Затем, по-видимому вспомнив, что я тоже была немного занята, продолжил:  - Я ему позвонил. Все, идите,  - добавил Моррисон таким тоном, будто отпускает меня скрепя сердце.
        - Нет. Коулмен,  - напомнила я.  - Мне надо заехать в больницу.
        - Да не беспокойтесь, ее не оставят на ночь одну, а завтра прилетает ее брат.
        - Отлично. Замечательная семья. Агент Моррисон, она настоящий герой. Хочу, чтобы вы знали это.
        Моррисон дважды чмокнул губами, изобразив поцелуй, и ткнул большим пальцем в сторону «вольво»:
        - Уматывайте отсюда к черту. Быстро!
        Тихонько и без всякой энергии пробормотав «козел», я покинула огороженную зону и подошла к машине Карло, покачнувшись раз или два, как пьяная. Он вышел из машины, ни слова не говоря, помог мне забраться на пассажирское сиденье и сел за руль. Мопсы поджидали на заднем сиденье и сейчас пытались протиснуться через узкое пространство над консолью с одной только целью  - забраться на колени. Я заблокировала их полотенцем, которое дал мне один из парамедиков.
        - Наверное, не стоило брать их с собой,  - сказал Карло и начал шикать на собак.  - Я думал… Не знаю, что я думал.
        - Все ты правильно думал. Просто я… Не до них сейчас.
        - Ты в порядке?  - спросил он, имея в виду то же, что и Моррисон.
        Я осторожно подвигала правым плечом, проверяя мышцы плечевого пояса, которые немного потянула, когда тащила труп бродяги. И зачем-то пошутила:
        - Все хорошо, просто день в офисе выдался тяжелый.
        Карло не улыбнулся, коротко взглянув на меня настоящую  - впервые.
        - Тебе надо в больницу? Я это к тому, что… Это твоя кровь?
        Я опустила голову и посмотрела на то, что было кровью нескольких людей, но не моей.
        - Нет. И у меня не шоковое состояние, и внутренних повреждений нет, разве, может, порвала какой-нибудь хрящик.  - Будто со стороны я услышала, как моя речь становится неразборчивой.  - Просто немного тошнит от передоза адреналина.
        - Я долго наблюдал за тобой, и мне показалось, ты отлично владеешь собой, но, если есть хоть небольшие сомнения, надо ехать в больницу.
        - Только не сегодня.
        - Уверена?
        - Сейчас единственное, что мне надо,  - вымыться.
        Мы вырулили со стоянки на улицу и поехали на север, к его дому. Я молчала, и жуткие картины промелькнувших событий уже настраивали воображение на предварительный показ будущих шоу. До жилого района Каталина двадцать миль езды, но я ничего из той поездки не помню. Очнулась, когда мы загнали автомобиль в гараж, дала себе команду выбраться из него и войти в дом, однако продолжала сидеть. Карло обошел машину и сначала открыл заднюю дверь, схватив разом обоих мопсов и опустив их на пол гаража, потому что спрыгивать им было слишком высоко. Затем он взял меня под локоть, чтобы помочь выбраться, но я съежилась от его прикосновения, и он попятился, а я вылезла из машины сама.
        Шатаясь, прошла в дом, где вокруг меня затанцевали мопсы, принюхиваясь к крови на джинсах. Боясь напачкать, я быстро пронеслась через гостиную и заднюю дверь, захлопнув ее за собой, чтобы не увязались собаки, далее  - вглубь двора. К этому часу он освещался высокой полной луной.
        Жизни некоторых людей не предназначены для создания близких взаимоотношений. Могут пострадать невинные. И в этом я всегда оказывалась права.
        Я смотрела на все те камни, что собрали мы с Карло и которые я выложила извилистыми линиями вокруг двора наподобие лабиринта. По необъяснимому, но жуткому предчувствию, что случается лишь такими ночами, как эта, из нескольких сот камней я обратила внимание именно на осколок розового кварца, который подобрала в тот день, когда убила Песила. И подняла его. А потом что было силы швырнула через задний забор. Благодаря лунному свету мне удалось увидеть, как он врезался в опунцию и сбил один из ее бордовых плодов.
        - Что ты делаешь?  - спросил Карло.
        Оказывается, он пошел за мной. И отчего-то мне сейчас было наплевать, если он решит, будто я сошла с ума. Все происходящее казалось освобождением: мне больше нет смысла притворяться, чтобы быть самой собой.
        - Надо избавиться от всего этого. Выкинуть их отсюда,  - сказала я и начала выбрасывать камни.
        Я подобрала маленький гранитный обломок в красивых блестках слюды и тоже метнула. Затем под руку попалось что-то, чему я не смогла подобрать название. Не то чтобы я была рассержена, или в ярости, или в истерике: просто методично возвращала это место Джейн. В тот момент это показалось хорошей идеей. Не могу сказать, как долго занималась этим или какое количество себя от себя избавила, швырнув за забор, прежде чем Карло решил, что пора меня остановить.
        Он перехватил мое запястье, разжал пальцы, заставив выронить то, во что они вцепились.
        - Камней здесь слишком много. И поздно уже. Ты можешь закончить завтра.
        Я повиновалась. Направившись к дому, остановилась у садового шланга, попыталась было включить воду, чтобы облиться прямо здесь, во дворе, но Карло увел меня внутрь, сразу в ванную, где расстегнул окровавленную рубашку и стянул вниз задубевшие от крови джинсы. Я послушно стояла, опершись для равновесия на полку раковины, чтобы не касаться его плеч, когда поднимала одну ногу, потом вторую. Он завел меня под душ и включил воду. Я стояла, мозг посылал сигналы о том, что я должна мыться, но тело не реагировало на них. Затем дверь душа отворилась, и вошел Карло без одежды.
        Почему я вздрогнула  - не знаю.
        - Я не обижу тебя,  - сказал он, глаза его блестели, как стены душевой.
        Мы не были мужчиной и женщиной  - мы просто очищались. Я неотрывно смотрела в пол душа, а он оттирал меня очень осторожно. Намылил дважды, напуганный, как мне представлялось, остатками крови на моем теле и все же больше повинуясь некоему зову служения. Еще более осторожно и нежно он тер татуировку розы на моей груди, словно видя ее в первый раз и боясь размазать рисунок. Он начал мыть волосы и отклонил мне голову лишь настолько, чтобы струйки пены не попали в глаза. И только тогда решил, что дело сделано, когда, взглянув вниз, увидел, что сбегающая вода перестала быть розовой.
        Карло выключил воду, открыл дверь душевой и вышел, почти сразу вернувшись с полотенцем. Он тщательно вытирал меня, пока я смотрела на незнакомую женщину в зеркале над раковиной. Карло, по-видимому, нашел место на моих лодыжках, где Эмери поранил меня, когда перерезал скотч. Достал из ящичка под раковиной мазь с антибиотиком и пару лейкопластырей и обработал порезы. Он не знал, насколько я изнурена, пока у меня не подогнулись колени. Карло подхватил меня, несмотря на мой вялый протест.
        - Ночь теплая. Думаю, ты не против, если мы не станем сушить тебе волосы, да?
        Я не ответила, но позволила ему перенести меня, как манекен, к кровати. Он расстелил с моей стороны и помог улечься. Затем вышел и вернулся со стаканом воды. Открыл ящик моей прикроватной тумбочки, где я прятала свои лекарства, и пошуровал среди баночек, словно был хорошо знаком с содержимым.
        - Что-то не вижу твоего снотворного,  - проговорил он.
        Отпираться сейчас было глупо.
        - Бросила там, где жила,  - ответила я, чуть содрогнувшись от прикосновения прохладной подушки к мокрой голове.  - В верхнем ящике, в баночке из-под аспирина есть немного валиума.
        - Знаю.
        Он положил сначала одну таблетку мне на ладонь, затем вторую, когда я не опустила руку. Для ровного счета он достал из шкафчика с лекарствами в ванной антигистаминное и тоже дал мне, как «сонный коктейль».
        Валиум начал действовать. Карло посмотрел на меня, прежде чем выключить свет. Последнее, что помню: смотрю на него в ответ, ощущаю атлас розового постельного покрывала Джейн под кончиками пальцев и мысленно прошу, не знаю зачем, «произнеси мое имя». Не «милая» или О’Хари. И желательно не Джейн. Даже если ты жалеешь, что женился на мне, произнеси хотя бы мое имя, чтобы я знала, какая из женщин я.
        Он не сделал этого, но сказал что-то другое. Свет погас. Он не лег, пока я не задремала, и наутро, когда проснулась, по несмятой постели с его стороны я определила, что Карло со мной не ложился.
        В жизни получаешь не так много из того, что хочешь. Счастье не зависит от твоих желаний, оно просто есть.
        Глава 53
        Все следующее утро я чувствовала себя на удивление нормально, разве что длилось оно как будто чуть дольше, учитывая нашу затянувшуюся взаимную вежливость. Я ждала, что в какой-то момент Карло нанесет coup de grace,[17 - Завершающий, смертельный удар (фр.).] но не собиралась класть перед ним голову на плаху. Минувшим вечером он видел меня потерявшей самообладание, и теперь, наверное, ему очень трудно понять, когда и как говорить со мной, но я покажу ему, что достаточно сильная, чтобы выдержать. Все было потрясающе грустно. Мы больше молчали и едва смотрели друг другу в глаза: двое страшно одиноких людей под одной крышей только усугубляли одиночество каждого.
        Я знала, что он навсегда запомнит, какой я была прошлым вечером, и это придаст свой оттенок всему, что было и есть между нами. Мне это знакомо. Память подбрасывала очень много конкретных образов, избавиться от которых я оказалась не в состоянии.
        Звонил Моррисон, поинтересовался самочувствием, напомнил, что ждет меня у себя в офисе завтра в девять утра. Он был очень заботлив и внимателен, и по его голосу было не похоже, что он собирается преследовать меня за убийство Эмери. Тон его был нервным.
        После разговора с Моррисоном я позвонила Гордо Фергюсону  - поблагодарила за то, что приглядывал за Карло, и сообщила, что он больше не нужен.
        Я снова заглянула на сайт «NumUs» и нашла контактную информацию для родителей Кимберли Мэпл. Кто-то должен же сообщить им, что тело их дочери найдено и что Шери погибла. Если не я, то кто?
        Потом позвонила жене Макса, Кристал. Она, наверное, была в больнице; оставила ей сообщение.
        Лаура Коулмен: ей звонить не стала. Несмотря на то что чувствовала себя подавленной и скованной, втиснула свое тело в машину и отправилась в ту же самую больницу, где днем ранее навещала Флойда Линча.
        Когда я поднялась в палату Лауры на втором этаже, то обнаружила там всю семью  - мать, отца и старшего брата,  - обступившую ее кровать как оцепление. Я было повернулась уйти, но Коулмен заметила меня в просвете между родственниками, позвала и представила всем как человека, спасшего ей жизнь. Бен Коулмен просиял, узнав меня, но Эмили не вспомнила. Брат Коулмен, Уиллис, телом мощнее Вэла Килмера, едва не расплющил меня в объятиях и воздал хвалу своему Богу.
        Я не стала уточнять, кто кому конкретно спас жизнь. Нам с Лаурой еще предстояло сопоставить и правильно разложить все факты, прежде чем каждая из нас будет готова к опросам и допросам. Думаю, в какой-то мере она была права: хотя именно она застрелила Эмери, не появись я в баре, Лаура определенно погибла бы. Теперь понимаете, что я подразумеваю под правдой? Порой так непросто подобрать точную формулировку.
        Коулмен попросила родных оставить нас наедине на несколько минут, и они отбыли в больничное кафе, расцеловавшись с ней и еще раз поблагодарив меня.
        Я заметила повязку у нее на ухе, которое пробил Эмери.
        - Крутышка. А ты оказалась смелой девчонкой. Сухожилия тебе нормально заштопали?
        Лаура гордо взглянула на меня, польщенная похвалой,  - больше как агент и меньше, чем папина дочка, какой она выглядела в тот момент, когда я вошла в палату. Она кивнула и сказала:
        - Нынче днем меня собираются выписать. Доктор говорит, лечиться придется еще долго, но я смогу вернуться на службу. А с этим перкосетом я вообще не чувствую боли.
        - А-а, хороший анальгетик. Не раз испытала на себе.
        - Расскажите, как все было и как вы нашли меня.
        Я объяснила, откуда взялись мои подозрения, когда она не вышла на связь, и что я предприняла, чтобы отыскать ее след. Единственной существенной зацепкой мне показалась незапертая машина. Рассказала о том, как влезла к ней в дом. О путевых листах. И об убийстве Флойда. Было много чем поделиться с ней. Потом настала ее очередь.
        - Я уже рассказывала, как Эмери увез меня и держал на наркотике. Забрал телефон, с которого отправлял эсэмэски в Бюро. Потом зашел в мой аккаунт на Yahoo и…  - Коулмен смущенно замолчала.
        Ему ведь понадобился ее пароль, и она не хотела говорить, как Эмери узнал его у нее.
        - И Моррисон не общался с тобой непосредственно, так как был зол, а потом страшно рад, что ты не мешала, пока Линч делал официальное заявление. Коулмен, ты столько вынесла, не вини себя. Я бы тоже дала ему пароль.  - Затем я сообщила ей, что выяснила.  - Эмери Батори, Флойд Линч, Джеральд Песил. Они были связаны, и Линч знал подробности убийств «Шоссе-66» исключительно от бармена.
        - Как они познакомились?
        Я рассказала о знакомстве в чате.
        - Ты была права с самого начала, Флойд Линч только строил из себя убийцу и попал в знаменитости, когда его взяли. Если бы ты не откопала тот путевой лист, из которого ясно, что он не мог оказаться на месте убийства Джессики, мне бы нечего было ему предъявить. Именно это заставило его признаться.
        Рассудок Коулмен временами ускользал и вновь концентрировался, пробиваясь сквозь завесу мощного обезболивающего.
        - Три человека, вы сказали…
        - Союз извращенцев.  - Я кивнула.  - По большей части обменивались историями, пока не начались проблемы.
        - А Эмери слышал каждое наше слово, когда мы говорили в баре.
        - И знал, что мы представляем для него угрозу.  - Я замолчала, едва не начав рассказывать о том, как он отправил Песила убить меня.  - А из разговоров копов он знал, что и как. Отличный способ быть в курсе событий.
        То ли перкосет на самом деле оказывал такой эффект, то ли Коулмен мысленно просматривала записи прошлой ночи, но она спросила:
        - Кто такой Джеральд Песил?
        - Кто?
        - Джеральд Песил. Вы называли это имя.
        - Коулмен, постарайся не думать об этом.
        Она будто поставила пленку просмотра записей на паузу и подняла на меня глаза:
        - Это лучший совет от Бриджид Куинн? «Постарайся не думать об этом»? Будь у меня сейчас силы, я бы врезала вам.
        - Доверься мне, это срабатывает.  - Я расправила складку на простыне.  - Так наше соглашение в силе? Ты не собираешься обвинять меня в лжесвидетельстве, когда начнется слушание?
        - Бриджид…
        - Ты ползла  - по полу в баре. И не видела, что произошло в кухне. Услышала ружейный выстрел. Возможно, ты потеряла сознание. Вот все, что тебе надо сказать.
        - Бриджид, вы попадете в беду. Вы ведь даже не агент уже.
        - А ты не чиста, как первый снег. Ты продолжала работать по делу, от которого тебя отстранили. Ты нарушила едва ли не все протоколы. Плюс ты застрелила невооруженного человека  - в спину. Но единственный для тебя способ добиться справедливости  - это продолжать быть Снежком. Бродяга, Шери и Эмери  - в баре погибли трое, и вопросы будут. Если обстановка накалится и предпримут серьезное расследование, Моррисону светят крупные неприятности. Он обвинит тебя, выставит ситуацию так, что ты будешь единственной, кто пострадает от последствий. Ты это понимаешь?
        Я не стала добавлять, что лично для меня большие неприятности уже начались, так что мне все равно. Коулмен не должна об этом знать. Она пристально посмотрела на меня, и не было во взгляде ни согласия, ни несогласия.
        - Да я выкарабкивалась из ситуаций покруче,  - продолжила я.  - Это еще ничего. К тому же у меня, можно сказать, все уже позади. А тебе предстоит поймать столько таких уродов…
        - Одного я никак не пойму,  - проговорила Лаура.
        - Чего же?
        - Как вы узнали, что у меня роман с Роялом Хьюзом?
        Я решила не рассказывать ей о предположениях Зигмунда, или о том, как я штудировала ее записную книгу, или о моем разговоре с Хьюзом, когда он сознался сам.
        - Просто догадка. Так и так бы дошла.
        Лаура ненадолго задумалась и сказала:
        - Хотите знать, почему я перешла из отдела по борьбе с мошенничеством в убойный?
        Если честно, не очень. Голова сейчас стольким занята… Карло. Макс.
        - И почему же?
        - Потому что постоянно слышала столько о вас и о раскрытых вами делах, о плохих парнях, которых вы поймали. Когда узнала, что вы уходите в отставку, подумала, что кто-то должен продолжить их ловить.
        - Бальзам на душу… Вообще-то, я вышла в отставку, поскольку навлекла на Бюро большие неприятности: застрелила подозреваемого.
        - Это все политическая туфта. А я хотела занять ваше место, потому что очень ценила вас.
        Почему люди всегда так говорят в больницах или самолетах?
        - О, забыла сказать одну вещь. Я разбила окно на задней стороне твоего дома, а на следующий день влезла к тебе, так что, когда вернешься домой, не пугайся, что тебя обокрали. Я ничего не взяла, кроме йогурта.  - Коулмен открыла рот что-то спросить, но я не дала:  - Коулмен, поверь мне, на такого агента, как я, тебе не стоит быть похожей.
        Под конец я ненадолго заглянула к Максу. Он лежал в палате интенсивной терапии, состояние значительно хуже, чем у Коулмен. Его жена Кристал, внешне ничего общего не имеющая со своим именем, заботливо склонилась над мужем.
        Мне показалось, что Макс без сознания, но это было не так. Он посмотрел на меня, когда я приблизилась. Он попытался вздохнуть и заговорить. Я видела, как ему больно. Кристал погладила его руку и попросила не пытаться.
        - Они мне сказали, это чудо,  - проговорила она,  - пуля прошла мимо правого легкого, не задела ни единой кости, тело находилось под каким-то необычным углом, иначе внутренних повреждений было бы больше. Еще у него сильное сотрясение.
        Макс повернул голову, и я склонилась над кроватью к нему поближе.
        - Я слышал, ты убила бармена,  - прошептал он.
        - Так и есть. Спасла тебе жизнь,  - услужливо ответила я.  - Зря не поверил мне насчет Коулмен. В том, что тебя подстрелили, виноват только ты сам.
        - Бриджид!  - в ужасе прошипела Кристал.
        Макс сделал еще один небольшой вдох, только чтобы чуть остудить боль, а еще  - чтобы выдохнуть несколько слов, прежде чем без сил откинуть голову на подушку.
        - Странно, что ты не пристрелила меня. У тебя был шанс.
        Кристал, нависавшая над ним со своей стороны кровати, резко выпрямилась и сделала мне большие глаза, ожидая от меня заверений в том, что у мужа бред от болеутоляющих. Я хотела сказать Максу, что скорее умерла бы сама, чем потом отвечать за его потерю. Вместо этого улыбнулась и легонько похлопала его по руке:
        - Просто сорок пятый да прямо в грудь  - я решила, что ты и так уже не жилец, дружище.
        На мою улыбку он ответил слабой тенью своей и проговорил:
        - Телефон. Мобильник Песила.
        - Знаю. Я его оставила, чтобы ты нашел, и ты отследил один из звонков на номер бара Эмери.
        Макс покачал головой, будто хотел сказать что-то, а я ему не давала.
        - Эти лица…  - Он еще раз легонько вдохнул.
        Вот здесь-то мы наконец и встретились, Макс и я. Сошлись на том, что было по-настоящему важно: жертвы, и на понимании того, что правосудие работало, даже когда мы порой действовали не по инструкции.
        - Я видел их…
        Наш разговор отнял у Макса почти все силы, и я ответила на вопрос в его глазах.
        - И все-таки это была случайность. Такова треклятая правда.
        - Хорошо.
        Позже я обязательно спрошу, что он имел в виду. Макс прикрыл глаза, и Кристал уже напрямик велела мне уйти.
        Глава 54
        Тем, что не сразу доложил о своих подозрениях на мой счет, Макс пересек черту. Если хоть немного повезет  - ему сойдет это с рук. Теперь, когда я убедилась, что он в безопасности, пришла пора позаботиться о собственной шкуре. Позже я еще разок напомню, что, если бы верил мне, когда я сказала, что Коулмен похищена, его бы не подстрелили. Как я уже объявила Максу, это была только его чертова ошибка. А еще подчеркну, что шум, с которым я вышибла дверь, отвлек обоих, его и Эмери, поэтому, когда тот выстрелил, Макс повернулся. И напомню, что убила бармена, чтобы спасти ему жизнь. Ладно, последняя часть была не совсем правдой: в тот момент я сочла его мертвым и думала лишь о том, чтобы принять вину на себя и спасти этим карьеру Коулмен, а заодно искупить кое-какие свои прегрешения. Но если ложь выполнит двойную функцию, я не стану этому препятствовать.
        Единственное, что оставалось,  - прожить остаток дня с Карло, найти мотивацию готовить обед, есть, читать, делая вид, что все будет как прежде. Но после вечернего выгула мопсов, в тот момент, когда мы обычно облачались в банные халаты, выпивали по стаканчику теплого молока и немного скучали у телевизора, чтобы успокоиться, атмосфера вдруг накалилась. Карло снял ключи от машины с крючка у двери, ведущей в гараж, и сказал:
        - Пойдем, пора прокатиться.
        - Боже правый, именно так всегда и говорят, собираясь кого-то пришить.  - У меня непроизвольно вырвался смешок  - из тех, что обычно предвещают истерику.
        - Дорогая, пожалуйста, хватит защищаться,  - скорее с грустью, чем с раздражением сказал Карло.  - Наш брак висит на волоске.
        Я села в его «вольво» с не слишком покорным видом. Мы молча поехали по Голдер-Ранч-роуд и повернули на юг к Ораклу. Я подумала, что он просто не мог позволить мне болтаться по дому целый день и сейчас отвезет меня назад к жилищу Коулмен.
        Карло этого не сделал. Мы миновали торговый центр на углу Оракл и Танжерин, Карло неожиданно повернул налево, к горам, к темноте национального парка Каталина. Именно там мы раньше бродили пешком, там в меня стреляли, но бывать в парке вечером мне не доводилось. Я даже не знала, пускают ли туда после заката.
        Не переключив свет на дальний, Карло медленно вел машину по петляющей черной дороге к парковке, откуда днем мы бы увидели все тропинки, разбегающиеся от начала маршрута пешего пути. Сейчас же последнее, что я разглядела,  - огромный, с кулак, паук, которого выхватил свет фар за мгновение до того, как Карло погасил их.
        Какое-то время мы сидели в полной темноте: непроглядный мрак будто скрыл нас друг от друга. Если он что-то задумал  - пусть говорит первым. Я была слишком подавленной и уставшей, чтобы помогать ему. Пока я ждала, глаза мои привыкли к темноте, и, хотя профиль Карло по-прежнему оставался невидим, я начала различать нечеткий абрис горных вершин на беззвездном востоке. И только сейчас заметила, что не было луны  - то ли еще не вышла, то ли уже скрылась. Затем, словно протиснувшись сквозь темень, через все небо слева направо вытянулся бледно-серый мазок: Карло когда-то говорил, что это Млечный Путь. Такой вот он, Млечный Путь  - столько звезд, а каждой отдельной звездочки не разглядеть.
        - Никак не могу начать,  - наконец заговорил Карло.
        - Ты будешь добрым. И ничего с этим поделать не сможешь.
        - Просто хотел сказать, что, когда так долго живешь во лжи, очень трудно понять, где правда.
        Лучше меня этого не знает никто.
        - Если честно, я слишком устала, и боль не прошла, и соображаю не так ясно.
        - Да,  - сказал Карло.  - Я все это знаю. Вот почему мы это делаем ночью: сейчас темно и ты все еще не скинула маску. Может, это единственный момент в наших отношениях, когда я стал хозяином положения, вот только не уверен, что горжусь этим.
        - Ты не стремился узнать,  - произнесла я, ненавидя себя за жалобные нотки в голосе.  - А я делала то, что ты хотел, чтобы я делала.
        - Меня волновало не то, о чем ты могла бы мне рассказать. Все дело в тебе самой.  - Его голос тоже звучал обиженно.
        Пока я лишь кивнула  - просто чтобы он продолжал. Это был испытанный с Эмери способ: когда твоя жизнь под угрозой, чем дольше ты даешь другому человеку болтать, тем больше шансов выжить. Подавляющее число людей не могут говорить и убивать одновременно. Поразмыслите об этом. Вы закрываете рот, прежде чем нажимаете курок. Я была готова продержать Перфессера в «режиме лекции», пока не пойму, на что будет похожа моя оставшаяся жизнь.
        Только тогда он нажал на курок.
        - В тот раз, когда я говорил с Максом… Вообще-то, он рассказал мне не все подробности твоего прошлого.
        - Не так уж много он и знает.
        - Я спрашивал его о тебе. В смысле  - о тебе лично.
        - И что же он рассказал?
        - Как ты выразилась, не так уж много. Макс дал мне номер телефона кого-то из штаб-квартиры ФБР в Вашингтоне. Друга твоего, психолога, как он выразился. Дэвида Вайса.
        Я не сразу поняла, что меня только что убили. Ощущалось то онемение, которое появляется перед болью, перед тем как уходят силы и тебя охватывает шок. Трудно сказать, что Карло знал обо мне.
        - Вайс?  - переспросила я и будто со стороны услышала, что перешла на визг. И, понимая, что мертва, добавила:  - Я говорила тебе, что собираюсь все рассказать. Ты не доверял мне?
        - Нет. Да. Я не мог ждать.
        Внезапно моя усталость улетучилась.
        - Он сообщил, что я убила человека? Не этого, последнего, другого  - когда еще работала в Бюро. Зиг информирован лучше, чем кто-либо.
        Знал ли Карло точное количество погибших или нет, он лишь скривил губы в усмешке:
        - Ерунда. Забудь. Расскажи лучше о человеке по имени Пол.
        И вновь моя реальность опрокинулась, и я почувствовала, будто скольжу к пропасти, вот-вот готовая сорваться в эмоциональное свободное падение. Но, сидя здесь лицом к ветровому стеклу, словно в исповедальне, мы оба не имели выбора, и я выложила ему все. Рассказала, как каждый человек, становившийся мне близким, родственник или друг, был копом той или иной «разновидности». Как подозревала себя в том, что гоню любого гражданского, которого знаю. Как одна моя половина боялась, что прогоню его, а вторая  - что прогнать не смогу. Рассказала ему много больше, чем когда-то Зигмунду, включая то, что Пол совсем не напоминал моего отца и это означало, что он, наверное, был хорошим парнем.
        Я рассказала, что приходила в ужас от мысли, что он бросит меня, если узнает, кто я на самом деле.
        Когда закончила, Карло продолжал молча сидеть, словно я говорила слишком быстро и ему требовалось время, чтобы осмыслить услышанное. Затем он произнес:
        - Ну и сволочь.
        Ошеломленная, потрясенная ответом, я отвернулась от него.
        - Тебя бы туда…  - удалось выдавить мне.
        - Да не ты,  - отмахнулся Карло.  - Я про Пола. Пол этот повел себя как последняя задница.
        Я сидела, часто-часто моргая и силясь понять, отчего это прозвучало не как прощение, не как покаяние. Один настоящий мужчина в моей жизни называет другого настоящего мужчину задницей. Я уже просто не знала, что думать.
        - И ты решила, что я такой же, как он. Видишь ли, когда я учился на пастора, часть своей практики проработал тюремным священником. Мне приходилось соборовать перед смертью убитого заточкой в ухо. Я провожал приговоренного на казнь, когда еще не отменили электрический стул, и оставался наблюдать, как плавится его тело. За кого ты меня принимаешь, за слезливого попика с вином для причастия вместо спинного мозга?
        - А нет.  - Мне удалось осторожно изъять из интонации знак вопроса.
        - Еще как нет. Это было бы отвратительно!
        И все же у меня оставались сомнения.
        - Погоди, а это, случаем, не один из маневров типа «снизойти, чтобы покорить»?  - спросила я.
        Карло проигнорировал мой вопрос.
        - Не понимаю, почему ты от меня утаивала столько себя.
        Я взорвалась:
        - Ты не хотел знать! Помнишь наше первое свидание? Ты рассказал мне историю о человеке в маске. Ты все дал понять четко и ясно.
        - И что, по-твоему, я дал понять?
        - Сознательно или нет, ты дал понять, что ты хороший, а я плохая.  - Перед глазами вдруг пронеслось видение тела Песила, наверное уже не в первый раз.  - Что мне надо скрывать все, что видела, все, что сделала, и притворяться такой же хорошей, как ты.
        - Боже мой, ты думала, я не представлял себе, чему ты могла быть свидетелем? О’Хари, у меня степень доктора философии и доктора теологии, и я не тупой. Тебе надо-то всего лишь ничего не скрывать.
        - Перфессер, пожалуйста, не заставляй меня говорить тебе чистую правду. Вряд ли из этого выйдет что-то хорошее. Я быстро разонравлюсь тебе.
        - Это твой шанс. Ничего другого я тебе предложить не могу.
        - А как по-твоему, есть шанс, что ты не бросишь меня?
        - Это нездоровые отношения.  - Карло хватило ума не отвечать мне простым заверением, зная, как часто и умело люди лгут.
        - Согласна, но в свое оправдание скажу, что других у меня никогда не было.
        - Тогда с максимальной искренностью могу заявить: есть очень крепкая вероятность, что я не брошу тебя. Вот так.
        - Прежде чем я начну свое масштабное признание, будь добр, сначала поведай-ка мне все, что тебе доложил Зигмунд.
        Карло ненадолго задумался, затем покачал головой:
        - Знаешь, с этим мы можем не спешить. Но давай начнем с того  - извини за банальность, но за последние двадцать четыре часа мне просто не удалось подобрать нужных слов,  - что ты должна доверять людям, которых любишь. И должна доверять их любви к тебе. Да, чтобы внести окончательную ясность, могу добавить: когда рассказывал тебе сказку о человеке с маской, я имел в виду себя.
        В этот момент я на мгновение увидела всех мужчин, которыми был Карло, все его маски. Но мне нравился именно этот Карло, здесь и сейчас, этот сильный человек, который встретил и принял меня такой, какая я есть. Может, потому я и вышла за него, что разглядела именно эту версию в тот первый день в его аудитории. До этого момента все остальное между нами просто было «притиранием» двух разных людей. Наверное, так бывает в любом возрасте.
        - Дафни,  - выпалила я.
        - Что?
        - Меня на самом деле зовут не Бриджид. Меня крестили под именем Дафни, но я сменила его, когда пришла работать в Бюро, чтобы ребята не дразнили.
        - Хорошее начало.
        Карло накрыл мою руку своей и сжал ее. Прикосновение будто разрядом пронизало все тело. До этого я не сознавала опасности момента. Он притянул меня к себе с таким напором, который показал, что я сильно недооценила его. Я оказалась так близко, что могла видеть его лицо даже в темноте.
        - А теперь поцелуй меня, красотка,  - прошептал он.
        Я повиновалась.
        А затем очень серьезно, на каком-то хрипловато-низком регистре голоса, о существовании которого я и не подозревала, чуть оскалившись, Карло с силой проговорил:
        - Бриджид, я люблю тебя.
        Карло произнес мое имя. До этого момента он не называл меня по имени. Грубое обнажение мужчины в любви пугающе, даже для меня. Я задрожала, отпрянула и почувствовала, что ресницы стали влажными.
        - Зачем…  - с трудом выдавила я, продолжая сомневаться и все еще страшась такой тесной близости.
        Он знал. Серьезность слетела так же внезапно, как и зажгла его, вернув деликатность и такт, Карло просиял мне улыбкой и пожал плечами:
        - Будь я проклят, если знаю.
        Я собралась ответить резкостью, чем-то вроде «хватит придуриваться», но вместо этого снова потянулась к нему через разделявшую нас консоль и поцеловала его плечо так нежно, что, уверена, он ничего не почувствовал. Ощущение моей верхней губы на его рубашке стало спасением для настоящей меня, что бы это ни значило. Я уже не страшилась тесной близости, приняла ее и отважно прошептала его имя:
        - Карло, я тоже люблю тебя.
        Он запустил нежные пальцы мне в волосы и вытянул заколку. Волосы упали, и краешком глаза я увидела белый завиток сбоку на моем лице.
        - Боюсь, я чувствую себя немножко старой, мой родной.
        Карло кивнул. Больше ни капли лжи  - мне это нравилось.
        - И ко мне такое чувство то приходит, то уходит. Так оно и будет, наверное, пока не помрем. Но ты знаешь, что еще сказал о тебе Дэвид Вайс?
        - Что?
        - После того как тебя видят молодые мужчины, они грезят тобой, не понимая, отчего так происходит. Чрезвычайно проницательный человек, этот твой доктор Вайс.  - Он ненадолго приобнял меня одной рукой.
        Конечно, наши трудности с Карло не миновали: еще очень много правды предстояло рассказать и, откровенно говоря, сначала решить, как ее преподнести. Я не была, например, уверена, как он среагирует, когда я сообщу ему, что могу угодить в тюрьму за убийство Джеральда Песила. Нет, Макс ничего не скажет. Верно же?
        Мы поехали обратно к дому, где я без сил упала на пол к мопсам. Они завозились, заскакали вокруг, радуясь и словно бы улыбаясь. С этим ощущением безрассудного легкомыслия оттого, что осталась жива и в данную минуту и на ближайшее будущее в безопасности со своей стаей, я вскрикнула:
        - Всем обниматься!
        Мопсы запрыгнули на меня. В ответ на песью атаку я потрепала их по головам.
        Им вскоре надоело, и они убежали, оставив на моих джинсах светлые короткие шерстинки, но я не поднималась с пола еще несколько минут, глядя через дверь в гостиную с этого непривычного ракурса. Надо сказать, полоска обоев с розовато-лиловым виноградом под потолком отсюда казалась такой же мерзкой.
        - Джейн?  - прошептала я.  - Джейн? Ты здесь?
        Было двадцать два тридцать, миновал уже час с того момента, когда мы обычно ложимся, и Карло ушел готовиться ко сну. Мопсы лакали воду из их общей миски. Этот чмокающий звук  - единственное, что нарушало тишину дома. Хотелось думать, что здесь сейчас нет призрака Джейн. Может, никогда и не было. Я перекатилась на живот и рывком поднялась. Завтра, перед официальным допросом, моей первой остановкой будет «Крейт и Баррел»  - нет, лучше «Поттери Барн». Надо купить новый набор тарелок, абсолютно непохожих на антикварный баварский фарфор. И новое покрывало, не розовое и не атласное.
        Когда я вошла в спальню, то увидела, что Карло стянул покрывало. А еще заметила, что кресло из гостиной стояло у изножья кровати  - в нем он, наверное, дежурил всю минувшую ночь напролет.
        Мне надо было начать сначала, и я вдруг открыла для себя, что могу обрести в своей жизни целый счастливый год. Какой бог  - не важно, насколько свирепый и злой,  - отказал бы мне в мгновении счастья? Я вспомнила о признании Карло в темноте, о моем эмоциональном падении в бездну, которой всегда страшилась. Только на этот раз был кто-то, кто ждал меня на краю  - ждал, когда я к нему вернусь.
        Благодарности
        Выражаю признательность Хелен Геллер и Хоупу Деллону, которые больше соавторы, чем агент и издатель. Я до сих пор не могу поверить своей удаче, позволившей заполучить на свою сторону эти два изумительных ума.
        Приношу свои извинения за безответственное обращение с географией Тусона, хотя я очень старалась придерживаться методов и процедур правоохранительных органов и экспертной криминалистики. Эксперты, что помогали советами либо персонально, либо посредством своих справочников: Энил Агграваль (парафилия), Рональд Беккет (мумии), Дайан Франс (антропология), Вернон Геберт (серийные убийства), Гарольд Холл (психология), Стивен Карч (токсикология), Рори Макмагон (следствие), Майкл Нэпье (допросы), Скотт Вагнер (патология), Ричард Уолтон (расследование нераскрытых дел) и особенно Джеймс Уильямсон, отставной тусонский детектив, который изучил рукопись на предмет достоверности, устроил мне экскурсию в криминалистическую лабораторию и показал, как стрелять из ружья. Любая ошибка здесь  - чистое своеволие с моей стороны.
        Использованная в сюжете этой истории «NumUs»  - реально существующая, открытая для общественности база данных, содержащая информацию о людях, пропавших без вести и неопознанных. Я аплодирую работе Майкла О’Берри и Кевина Лотриджа из Национального центра передовых технологий криминалистики за создание ее концепта, а также за данное мне разрешение использовать сайт в вымышленной истории.
        Я благодарю коллег по перу за их добрую критику: Уильяма Белла, Мики Гетти, Фредерика Дж. Мастермана и Пэт Маузер Маккорд.
        И наконец, благодарю неустрашимых членов Каталинского детективного книжного клуба, которые стали вдохновителями создания образа Бриджид Куинн и обеспечили поддержку в «Hanging Tree Saloon»: Кэрол Касьо, Джин Клифф, Фриму Голдшайн, Молли Лэнди, Ину Мейпс, Маргарет Парнелл, Мэрилин Рау, Джоан Робертс, Филлис Смит и Маргарет Томпсон.
        notes
        Примечания
        1
        В йоге воде придается огромное значение. Она является главной очищающей и питающей жидкостью. До занятия бикрам-йогой рекомендуется выпить 2-2,5 литра воды. Новичкам советуют приносить воду с собой на занятия и пить в процессе выполнения асан. Вода должна быть чистой, комнатной температуры, а помещение  - прогретым, но хорошо проветриваемым.  - Здесь и далее прим. перев.
        2
        Намасте  - традиционное приветствие в индийском и непальском языках. Переводится как «поклон тебе».
        3
        Можно предположить, что речь идет о фильме американского режиссера М. Найт Шьямалана «Шестое чувство», вышедшем в прокат в 1999 г.
        4
        Петер Лорре (1904-1964)  - настоящее имя Ладислав Левенштайн, австрийский и американский актер театра и кино, режиссер, сценарист.
        5
        Техасский холдем  - одна из самых популярных разновидностей покера в мире.
        6
        WD-40  - технический аэрозоль универсального назначения. Применяется как очиститель, смазка, защита, для вытеснения влаги, обладает высокими проникающими характеристиками, ослабляя сцепление между металлическими частями.
        7
        С французского буквально «сам не знаю что».
        8
        Отсылка к роману и фильму «Степфордские жены».
        9
        Шодди  - искусственная шерсть, получаемая путем переработки шерстяных обрезков, старого платья, изношенных войлочных изделий.
        10
        Журналистка и телеведущая шоу «Утро с Робин Миде».
        11
        «Эмбер алерт» (AMBER Alert)  - сокращение от America’s Missing: Broadcasting Emergency Response Alert. В некоторых странах система оповещения о пропаже людей, а также система распространения информационных бюллетеней, выданных на подозреваемых в похищении людей.
        12
        Цитаты отсылают к серии детективных историй, появившихся в Америке в первой половине ХХ в., объединенных героем по прозвищу Тень.
        13
        Сын Сэма (Ричард Дэвид Фолко)  - серийный убийца. Родился 1 июня 1953 года в Бруклине, Нью-Йорк, США.
        14
        «Западня» (фр.).
        15
        Alias  - переводится с англ. как «кличка, псевдоним».
        16
        Отсылка к главной песне «Баллада о Джеде Клампетте» из ситкома «Деревенщина в Беверли-Хиллз», шедшего в Америке с 1962 по 1971 г.
        17
        Завершающий, смертельный удар (фр.).