Большая игра Дэн Смит
        Чтобы доказать свою храбрость и находчивость, тринадцатилетний Оскари должен провести сутки в лесу и вернуться оттуда с добычей. Никто и подумать не мог, что, отправляясь на традиционное испытание, мальчик обнаружит в чаще леса президента США, самолет которого только что потерпел крушение.
        Дэн Смит
        Большая игра
        Dan Smith Big game
                        Uploaded by Tuambar

* * *
        Всем, кто считает, что он недостаточно хорош
        Лес беспристрастен. Он каждому посылает испытание по силам. Надо прислушаться к нему и сделать все, чтобы поймать добычу.
        Мы охотимся здесь сотни лет, это наша земля. Но ничто не дается нам просто так.
        Первая охота
        Притаившись в тени раскидистых берез, я запрокинул голову и втянул ноздрями воздух. В тяжелом запахе влажной земли и мха смутно ощущалось что-то еще, что-то теплое и дикое.
        Затаив дыхание, я силился услышать движение зверя.
        Вон он. Впереди. Прячется в гуще леса.
        Не отрывая глаз от деревьев, за которыми скрывался зверь, я нагнулся и подобрал горсть грязных прошлогодних листьев. Подбросил их в воздух и сразу понял, что, кто бы ни скрывался там, в лесу, ему меня не учуять: листья полетели в мою сторону — я стоял против ветра.
        С удвоенной силой я сжал лук в левой руке и запустил правую в колчан, чтобы достать стрелу с гладким, острым наконечником.
        Я вложил стрелу в тетиву и бесшумно шагнул в сторону леса. Выждал немного и осторожно сделал еще один шаг. Мой путь был усыпан сухими листьями и веточками, но я — настоящий охотник, лучший охотник в деревне, должен был незаметно подобраться к зверю.
        Мягкой поступью я двигался по ковру из медной листвы. Казалось, время остановилось. Сердце стало биться тише, все мышцы расслабились, голова очистилась от мыслей.
        И тут я разглядел силуэт в ветвях. Никогда раньше не встречал такого гиганта. Он стоял, гордо выпрямившись, и смотрел в мою сторону. Рога у него были такие огромные, что, даже разведя руки в стороны, я вряд ли смог бы измерить их.
        Я выпрямился, глубоко вдохнул, поднял лук и натянул тетиву. Потом прищурился, прицелился и медленно выдохнул, опустошив легкие.
        Пора!
        Я спустил тетиву, и мое оружие из дерева, пера и металла звонко пронзило воздух. Словно точно наведенная ракета, стрела приблизилась к цели за долю секунды. Но, встретившись с покачнувшейся веткой, она отклонилась вправо. Закрутилась, лязгнула о ствол березы и упала на землю обычной палкой.
        —Черт!
        Не теряя ни секунды, я схватил еще одну стрелу, вложил в лук, натянул тетиву, спустил.
        На этот раз стрела не задела ветвей, но на подлете к оленю потеряла скорость. Она ударилась о бедро животного и исчезла в кустах.
        —Чтоб тебя!
        Подобравшись еще ближе, я снова выстрелил. Но, попав оленю в грудь, стрела не смогла пронзить его сердце. Даже кожу не зацепила.
        —Это конец, — прошептал я, опуская лук. — Испытание мне точно не пройти.
        Реальность безжалостно обрушилась на меня. Не был я лучшим охотником нашей деревни, даже среди погодок не выделялся. Неважный из меня был стрелок. Целился плохо, лук у меня был меньше, чем у других ребят — мне просто не хватало силы натянуть тетиву у лука побольше.
        Вздохнув, я поплелся к своей мишени, раздвинул ветки и встал рядом с оленем. Издалека он выглядел как настоящий, но вблизи снова превращался в кучу палок и мха, прикрытой старым одеялом кофейного цвета. В прошлом месяце мы с папой соорудили этого оленя в деревьях за домом, чтобы я готовился к испытанию.
        Хорошенько выругавшись, я выстрелил в упор. Наконечник стрелы прорвал одеяло и вонзился в сердце чучела. Я покачал головой.
        А может, все обойдется, если мне повезет подобраться близко к какому-нибудь животному, или получится…
        За спиной послышались шаги.
        Я повернулся и стал ждать, пока подойдет отец. Я узнал его по походке: папа был крупным мужчиной, но ходил всегда легко и быстро.
        —Привет, Оскари, — сказал он, пригнув разделявшую нас ветку. — Решил пострелять перед отъездом?
        Я убрал волосы с глаз и поежился, с ужасом представив, что мне предстоит. Завтра мне исполняется тринадцать лет. Но, прежде чем меня признают взрослым мужчиной, я должен пройти испытание.
        —Ну что ж… — Папа остановился, будто не знал, что сказать. — Ты готов ехать? Нам нельзя опаздывать.
        —Вроде готов. — Я не двинулся с места.
        Отец посмотрел на меня, потом подошел, приподнял мою голову за подбородок и заглянул в глаза со словами:
        —Ты справишься. Все будет хорошо.
        Я кивнул и попытался улыбнуться. Мне казалось, что ничего хорошего со мной не случится.
        Долина черепов
        У меня от страха скрутило живот, когда я вышел из дома, оставив свой лук одиноко лежать в углу спальни.
        Папа уже завел внедорожник и сидел, барабаня пальцами по рулю.
        —Поторопись, нам пора! — крикнул он в открытое окно.
        Я закрыл за собой дверь, подбежал к машине и взялся было за ручку передней двери, но отец покачал головой.
        —На испытание ты должен ехать на заднем сиденье. Домой будешь возвращаться на переднем, как взрослый мужчина. Так уж повелось.
        Не говоря ни слова, я забрался в машину. Я давно не сидел сзади и сразу почувствовал себя маленьким ребенком.
        Папа отпустил сцепление, мы поехали. Поглаживая бороду, будто размышляя о чем-то серьезном, отец поднял глаза на мое отражение в зеркале заднего вида.
        —Я понимаю, что ты не хочешь в этом участвовать, — начал он. — Но мы должны чтить традиции.
        —Ну, я правда хочу…
        Он открыл рот, чтобы ответить, но передумал и молча поднял стекло. Без вентиляции сзади мгновенно стало жарко. В спертом воздухе пахло старыми сапогами.
        Мы въехали на разбитую деревенскую дорогу, вдоль которой стояли машины односельчан. Когда наш внедорожник приближался, они приветственно сигналили и вставали в колонну за нами. Я старался не думать о том, что это на меня все едут смотреть, меня испытывать.
        —Изобрази-ка рев лося, — прервал тишину папа.
        Набрав полную грудь воздуха, я сложил руки рупором и попытался издать звук, которому меня учил отец:
        —Хууум! Хуум!
        Он нахмурился.
        —Сносно, хотя так скорее не лоси ревут, а старики храпят. Может, олениха лучше получится?
        Как я ни старался, олениха у меня кричала словно котенок, которого решили утопить. Папа покачал головой и переключился на дорогу.
        Мечтая оказаться подальше отсюда, я закрыл глаза и сказал:
        —Прости.
        —У тебя все получится, Оскари, — повторил отец уже раз в пятый. Казалось, он сам себя пытался убедить в том, что я его не опозорю. — Все, что тебе понадобится, я сложил в квадроцикл. Но если ты хорошо меня слушал, то справишься сам. Когда мне было тринадцать, мы на своих двоих на охоту ходили… Так, теперь скажи, какие два предмета — твои самые надежные помощники?
        —Э… м-м-м…
        —Ну же, Оскари, два предмета.
        —Ножик.
        —Да.
        —И охотничьи спички.
        —Точно. Дома не забыл?
        —Нет. Все здесь. — Я показал на нож, висевший на поясе, и похлопал себя по карману куртки, где лежала металлическая коробка со спичками.
        —Молодец. С таким набором ты выживешь в любых условиях. Всегда носи его при себе. Не клади нож и спички в рюкзак — потеряешь. Если окажешься на краю гибели, они тебя спасут.
        —Я же всего одну ночь проведу в лесу, — храбрился я.
        —Не важно. В лесной глуши ночи долгие. А спички и нож тебя согреют и накормят, даже если все пойдет наперекосяк. И не забывай, тебе еще лук дадут.
        От одной мысли об этом луке все внутри меня леденело.
        Вздохнув, я отвернулся к окну. Грязное стекло отзывалось дребезжанием на каждом ухабе. Оставив нашу деревню далеко за лесом, мы пробирались к подножью горы Акка — самой высокой в округе.
        Позади нас, на прицепе, то и дело подпрыгивал папин квадроцикл. Казалось, что он вот-вот оживет, разорвет ремни, сжимающие его облупившиеся зеленые бока, и умчит на свободу. С тех пор как я себя помнил, папа все время чинил этот вездеход, докупал к нему детали и вздыхал, что мы не можем позволить себе новый.
        За нами ехали, выстроившись в ряд, ржавые пикапы и кроссоверы. Одни тащили старые расшатанные фургоны, другие были завалены охотничьим снаряжением, и брезент, защищающий его, громко хлопал от порывов ветра. Я посмотрел на эту процессию, и у меня подкатило к горлу: все мужчины, взбирающиеся на гору в этих машинах, хотели посмотреть, как я пройду испытание. Ждали, что такой хилый и неуклюжий мальчишка не выдержит его.
        Мама всегда считала, что я из тех, кто «медленно запрягает». Когда я приходил из школы весь в синяках, она делала мне горячий шоколад и говорила, что со временем я стану крепче и сильнее, чем Ристо и Броки, а вот они умнее меня не вырастут. Папа улыбался и одобрительно кивал.
        Он любил повторять: «Крепче, сильнее и умнее. Однажды ты станешь больше, чем просто охотник».
        Правда, с тех пор, как мамы не стало, отец уже совсем не улыбался.
        Слева от дороги виднелась гора Акка, которую окружали скалы и бесчисленные сосны. Густой весенний лес был полон мрака и живности. Меньше всего сейчас мне хотелось думать о его обитателях: медведях, способных одним ударом оторвать голову человеку; кровожадных росомахах размером с крупную собаку, чьи острые зубы запросто переламывали кость. Мама мне раньше рассказывала и про других лесных жителей. Аятара, лесная дьяволица в обличии дракона, могла убить одним взглядом. Оборотень Нэкки, живущий в болотах и озерах, утаскивал людей на дно. Конечно, это страшилки для маленьких, но мне всегда нравилось, как мама садилась на краешек моей кровати и рассказывала легенду, а потом целовала в лоб и выключала свет. Она знала много сказок.
        —Ты о маме думаешь? — спросил папа тихо. — Я всегда вижу, когда ты ее вспоминаешь.
        Я промолчал.
        —Мне ее тоже не хватает, — добавил папа шепотом, будто не хотел в этом признаваться.
        В другом окне я увидел пропасть без дна. Если бы отец сейчас крутанул руль вправо, то мы бы сорвались и долго-долго летели до земли.
        —Я кое-что для тебя припас, — сказал папа и начал рыться в бардачке. Чего там только не было: мятые бумажки, патроны для винтовки, старый нож с костяной ручкой, обрывки бечевки и открытая пачка сигарет. Он вытащил сложенную в несколько раз бумагу и протянул мне ее со словами:
        —Держи, это тебе.
        —Что это? — спросил я, наклоняясь вперед и протягивая дрожащую руку.
        Желтая от старости бумага пахла бензином. Она была плотной, но затертой на месте сгибов.
        Папа вытащил сигарету, бросил пачку обратно и захлопнул бардачок. Потом закурил и приоткрыл окно на сантиметр. Весь дым полетел мне в лицо, и я отодвинулся в угол, где не сквозило.
        —Ну же, открывай, — настаивал отец.
        Немного поколебавшись, я не дыша развернул бумагу — это был старый рисунок.
        —Это карта? — я узнал пару мест, нарисованных на ней: дорогу, по которой мы проезжали, и лес слева от нас. А повыше, у подножья Акки, конечная цель нашего пути — долина Черепов. В самом низу карты была нарисована наша деревня.
        —Видишь, где красным крестом помечено? — спросил папа.
        Я провел рукой по затертой, шероховатой бумаге.
        —Нашел. Что это за место? — поинтересовался я, не отрывая пальца от красной метки. Похоже, кто-то нарисовал ее фломастером совсем недавно.
        —Это наш с тобой секрет, — ответил папа. — Поляна, на которой ты встретишь оленя. — Отец отпустил руль и широко развел руки: — Вот такого самца с большими рогами.
        —Он там водится, да? — Я смотрел на красный крест и уже чувствовал притягательность этого места. Помню, мама говорила, что моим трофеем станет олень, что мне его подарит лес.
        —Да. Поезжай туда, дождись рассвета и найди тропу под ветром.
        —Хорошо, — я оторвался от карты и посмотрел на папу. — Я умею приманивать оленей.
        Он не успел скрыть свои эмоции. Я видел, как отец нахмурил брови и перевел взгляд на дорогу.
        —На карте я отметил плато у вершины горы, — снова заговорил отец. — Отдохни перед тем, как забраться туда на рассвете. Найдешь оленя — пройдешь испытание.
        Отдохну. В кромешной тьме. В лесу на горе. Целую ночь в одиночестве. Последние две недели я только об этом и думал. А по ночам просыпался с тянущим чувством ужаса в животе.
        Я сглотнул слюну и попытался найти в себе мужество. Ради папы. Этот день был важным для нас обоих.
        —Пап?
        —Ну?
        —Я хотел сказать тебе… про испытание… я сделаю все возможное.
        —Конечно, я знаю.
        Последний раз взглянув на карту, я скрутил ее и спрятал в карман. Папа следил за мной в зеркало заднего вида.
        —Не уверен, что мне удастся его поймать.
        —Тебя ждет хорошая добыча. — Папа вымученно улыбнулся. Мы оба понимали, что он был героем, живой легендой, и моя лучшая добыча с его трофеем ни за что не сравнится.
        Дорога ушла в лес, и света за окном стало совсем мало. Мы пробирались через зелено-коричневые заросли сосен и высоких елей. Мне даже пришлось прислониться к грязному стеклу, чтобы разглядеть их верхушки. Свежий пряный запах, проникавший в машину через приоткрытое окно, напомнил мне о ранних вылазках в лес. Последний месяц отец будил меня ни свет ни заря, и мы отправлялись в лесок за нашим домом, чтобы я учился разжигать костер и делать укрытие. Папа показывал мне, как выслеживать животных и маскироваться. Несчетное количество стрел я выпустил в чучело оленя. Я стрелял из папиного лука, и мне никогда не хватало силы до конца натянуть тетиву, что огорчало нас обоих.
        Папа затушил сигарету и закрыл окно со словами:
        —Почти на месте.
        Я вздрогнул и попытался кивнуть:
        —Ага.
        Пересев на другой край и оказавшись у папы за спиной, я вынул сложенную вдвое фотографию, которую стащил из охотничьего домика. Она была размером с открытку и такая же старая, как и карта. Я раскрыл фото и вгляделся в тринадцатилетнего папу. В руке он держал большой лук, спина у него была согнута под тяжестью головы медведя, которого он подстрелил. Хотел бы я быть таким же сильным и смелым, как он.
        —Ты нас удивишь, — произнес папа, будто услышав, о чем я думаю.
        Я сложил фото и убрал его в карман за секунду до того, как отец обернулся на меня.
        —У тебя мамины мозги, Оскари. Ты умный парень, я таким не был. Сам знаешь — есть вещи поважнее силы и храбрости.
        Интересно, что? Может, смелость или винтовка в руке?
        —Помни про карту, не потеряй ее.
        Мы ехали первыми и раньше остальных достигли долины Черепов у подножья вершины Акка. Наш внедорожник с ревом въехал на большую каменистую площадку, которую я узнал по рассказам старших ребят. Она была почти наглухо огорожена густым ельником и скалами, но с одной стороны круто обрывалась, открывая вид на покрытые облаками горы. Папа подъехал к самому краю, раскидав колесами гравий, и развернул машину лобовым стеклом к долине. Выключил мотор.
        На другой стороне пустоши черное облако поднялось в свинцовое небо и обернулось сотней ворон. Они рассыпались над лесом, описали несколько неровных кругов и снова опустились на деревья.
        Мужчины из нашей деревни всегда с трепетом рассказывали об этой долине как о священном месте. Говорили о ней, как о чем-то личном. И хотя папа и ребята постарше описывали мне это место, я был поражен тем, что увидел…
        Испытание
        Посередине долины Черепов был сооружен помост. Он напоминал огромный деревянный ящик, сколоченный из стволов берез и засохшей сосны. Серые покатые валуны, подпиравшие всю эту конструкцию, виднелись в просветах между темными, подгнившими деревьями.
        Казалось, это алтарь для жертвоприношений, сохранившийся с незапамятных времен. Я стал прикидывать, скольким мальчишкам уже пришлось приехать сюда, взобраться на эту сцену и стоять, отсчитывая минуты до начала испытания. Вокруг деревянного алтаря торчали сосновые колья, шириной с мою руку и не ниже плеча. Такие же были рассыпаны по всей площадке, и на каждой палке висел череп. Здесь были и маленькие останки куропаток, фазанов, зайцев, а были и внушительные по размерам трофеи. Я разглядел черепа оленихи, пары лисиц и увенчанную рогами голову большого оленя. А на самую высокую палку был водружен череп медведя.
        Пожелтевшие кости были наполовину разрушены ветром, солнцем и дождем. Но из раскрытой пасти, казалось, еще был слышен грозный рык. Как будто спустя много лет после смерти медведь все еще злился на своего убийцу.
        Череп был раза в три больше моего, а каждый изогнутый клык — длиной в палец. Когда-то эта пасть запросто могла расколоть человеческую голову или вырвать руку. Раздробить кость взрослого мужчины такому огромному медведю было бы не сложнее, чем мне — сломать веточку березы.
        Я поежился и уставился на череп.
        Медведь смотрел на меня пустыми глазницами.
        —Это твой трофей? — спросил я папу, пересаживаясь на соседнее место.
        —Да. — Он кивнул и взял в руку висевший у него на шее талисман — клык на кожаном шнурке. — Но не обязательно приносить медведя. Хамара даже не оленя подстрелил, а безрогую олениху. Деви только пару куропаток подбил.
        Я снова вгляделся в черные дырки медвежьих глаз и стал гадать, какая добыча окажется мне по силам. Что за испытание мне приготовил лес?
        Из-за деревьев с шумом стали появляться внедорожники. Они подъезжали к месту нашей стоянки и выстраивались плотным полукругом на краю площадки. Спустя всего пару минут не меньше двадцати мужчин, приехавших в долину Черепов, дружно начали готовиться к традиционному обряду.
        —Посиди здесь. — Отец открыл дверь и спрыгнул на землю. Мужские голоса ворвались в салон, но папа тут же захлопнул машину. Было невозможно разобрать, о чем они говорят. Я почувствовал себя отщепенцем, я был для них чужой.
        Папа надвинул кепку по самые глаза, застегнул зеленую куртку, надетую поверх толстовки с капюшоном, и направился к последней машине в ряду. Хамара, водитель этой ржавой развалюхи, стоял, заложив большие пальцы за пояс, и смотрел, как другие работают.
        Хамара был самым рослым человеком из всех, что я видел в своей жизни, на целую голову выше папы. Половину его морщинистого лица закрывала лохматая борода, а из-под застиранной вязаной шапки торчали длинные седые патлы. Распахнутая камуфляжная куртка и грязный бежевый свитер не скрывали его толстый живот. На ногах у Хамары были высокие резиновые сапоги, а за плечом висело ружье, такое же старое и потрепанное, как и его хозяин.
        Папа недолюбливал Хамару, считал его ворчливым старикашкой. Но он был главный старейшина нашей деревни — ничего не поделаешь.
        Отец с Хамарой перемолвились о чем-то и одновременно повернулись в мою сторону. По тому, как папа теребил руки, я понял, что он волнуется. В напряженные моменты он начинал ковырять ноготь на большом пальце левой руки. Первый раз я заметил у него эту привычку в больнице, где лечилась мама. Тогда папа до крови содрал кожу у ногтя, но даже не обратил на это внимание.
        Хамара просверлил меня своими влажными глазами и, сжав губы, коротко кивнул. Отец постоял еще секунду, посмотрел себе под ноги и направился обратно к нашему внедорожнику.
        —Давай, выходи, поможешь мне с палаткой, — сказал он, открывая дверь.
        Когда мы закончили ставить палатку, приготовления на площадке уже шли полным ходом. Хамара отдавал указания, и работа спорилась, но никто не шутил и не смеялся. Мужчины говорили шепотом, чтобы не разрушать торжественную атмосферу.
        Папа стал помогать Эфре колоть сосновые чурбаки на дрова и разжигать костер, который они окружили камнями от ветра. Кто-то ставил палатки, кто-то возился в своих домах на колесах. Несколько мужчин начали зажигать факелы и расставлять их по периметру, хотя до темноты было еще далеко.
        Долина Черепов лежала за границей Полярного круга высоко в горах, поэтому весной здесь было по-зимнему холодно. Укутанные в свитера и теплые куртки, мужчины выглядели крупнее, чем на самом деле. И хотя я виделся с ними каждый день, сейчас они казались мне страшными косматыми дикарями, только что вышедшими из леса. У каждого из них за спиной была винтовка, а на поясе висел нож.
        Я был здесь не единственным мальчишкой, но все ребята были немного старше меня. Все они держались поодаль. Ялмар и Онни, мои друзья, только улыбались и кивали, когда мне удавалось поймать их взгляд. А Ристо и Броки со своей компанией все время поглядывали в мою сторону, шептались и угрожающе водили по горлу воображаемым ножом.
        Натянув шерстяную шапку, я пошел к прицепу, делая вид, что хочу проверить квадроцикл. Мы с папой основательно подготовились, и я знал, что на сиденье лежат все необходимые вещи и что наш вездеход на ходу. Но других идей, как скоротать время, у меня не было. Я боялся, что с минуты на минуту Хамара поставит меня перед толпой собравшихся и мне придется лицом к лицу встретиться со своими страхами.
        Мои мысли прервал громкий хлопок. Я вскочил и посмотрел на помост. Резкий звук выстрела эхом прокатился по долине Черепов и растворился в горах.
        На алтаре стоял Хамара с ружьем в правой руке. Он поставил приклад на бедро так, что дуло смотрело в небо. В левой руке он держал большой охотничий лук. Снизу лук казался просто огромным и походил на доисторическое лесное чудище.
        Все прервали свои дела и подняли головы на старейшину. Он пальнул еще раз. Ружье подскочило от отдачи, но Хамара остался неподвижен. Когда второй выстрел заглох, он прокричал одно слово: «Оскари!»
        Мое сердце перестало биться, и все внутри сжалось.
        Папа закинул последнее полено в костер и поспешил в мою сторону, показывая пальцем на квадроцикл. Остальные направились к помосту.
        —Берегись медведей, — сказал Деви и тяжело хлопнул меня по спине. Он был отцом Броки, так что я ненавидел Деви не меньше, чем его сыночка. От удара я пошатнулся, налетел на квадроцикл и упал на руки. Повернувшись, я увидел, что к Деви подошел мой папа с топором наперевес.
        —Ты чего, — Деви отгородился от него ладонью. — Да я просто удачи ему пожелал.
        Отец подошел вплотную к моему обидчику. Он смотрел Деви в глаза и сжимал топор с такой силой, что на руке побелели суставы.
        —Пап, все нормально, — сказал я, вытирая руки о штаны, — правда.
        Отец шумно дышал, не отрывая глаз от Деви.
        —Ты слышал сына? С ним все в порядке. — Деви попятился.
        Папа стиснул зубы и покачал головой. На секунду мне показалось, что сейчас будет драка, но тут раздался еще один выстрел, и Хамара снова прокричал мое имя.
        —Не заставляй себя ждать, — хмыкнул Деви в мою сторону.
        Папа обуздал гнев и подошел ко мне.
        —Слезай давай.
        Опуская борт прицепа, он процедил в сторону Деви, шагающего к платформе:
        —Даже не думай о нем, он никто.
        «Как и я», — пронеслось у меня в голове, когда я взбирался на скрипучее седло квадроцикла. Мне было страшно, я чувствовал себя таким маленьким, что хотелось одного — побыстрее отсюда уехать.
        —Давай же, Оскари, поторопись. Все ждут. И не забудь сделать все так, как я велел.
        —Хорошо, пап. — Я завел квадроцикл и, нажав на рычаг газа, начал аккуратно спускаться с прицепа.
        —Быстрее.
        Я с усилием надавил пальцем на рычаг, квадроцикл накренился назад и резко съехал вниз. На секунду я потерял управление и влетел в лужу грязи. Колеса увязли в размытой дождем земле и беспомощно закрутились, выпуская фонтан коричневых брызг. Со всей силой я вдавил газ, чтобы выбраться из лужи. Мотор взревел, но колеса только сильнее увязли.
        —Господи, Оскари! — Папа бросился ко мне, чтобы выключить двигатель. — Сколько раз я тебе… — Он прервался, закрыл глаза и глубоко вздохнул. Потом посмотрел на меня и продолжил: — Сколько раз тебе надо повторять? Если разгонишься слишком сильно, придется распрощаться с квадроциклом. Мне не починить спаленный мотор, а новый квадр мы не можем себе позволить. Аккуратнее езди, ты за этот квадроцикл головой отвечаешь.
        —Так случайно получилось, — ответил я, слезая на землю.
        Папа опять тяжело вздохнул:
        —Ладно… просто покажи им, на что ты способен. — Он неловко улыбнулся и, взявшись за руль, помог вытащить квадроцикл.
        Я оглянулся на усыпанную черепами площадку. Казалось, их мертвые голоса шептали с высоты своих палок: «Ты провалишь испытание, провалишь».
        Ветер подергивал пламя факелов. На помосте все так же стоял Хамара с обрезом в одной руке и луком в другой. Недвижим, как божество в ожидании жертвоприношения. Все остальные смотрели на нас с папой. Когда я снова влез на квадроцикл, раздался смех. Стиснув зубы, я сделал вид, что ничего не слышал. Проезжая через толпу, я пытался представить, что на площадке нет ничего, кроме шуршащего под колесами гравия.
        —Эй, Оскари. Если повезет, наберешь на болоте клюквы, — прокричал Ристо.
        —А если и ягод не найдешь, принеси хоть лосиного помета, — добавил Броки. Послышались сдавленные смешки.
        —И кроличьих горошков захвати! — сказал еще кто-то.
        Уверенно смотря вперед, я пропускал их уколы мимо ушей. Я убеждал себя, что еще задам им жару. У меня в кармане лежала папина карта, на которой была отмечена поляна, полная дичи. Я представлял, как принесу невероятных размеров оленя и все заберут свои слова обратно. Но как я ни старался, храбрости и силы мне эти мысли не прибавляли.
        Приближаясь к платформе, я увидел, что ее подпирают не только валуны, но сотни, тысячи черепов (все как рассказывали Ялмар и Онни). Кости были желтые и коричневые, совсем древние. Огонь освещал острые зубы и пустые глазницы черепов — адское зрелище.
        Подъехав вплотную к помосту, я остановился и заглушил мотор. В ужасе от предстоящего я помедлил несколько секунд, потом слез с квадроцикла и под взглядами сотен черепов взобрался по деревянной лестнице.
        Встав рядом с Хамарой, я посмотрел на серьезные лица стоящих внизу мужчин. Все казалось размытым, перед глазами прыгали искры, и я не мог никого толком разглядеть.
        Сердце колотилось как отбойный молоток.
        Бум. Бум. Бум.
        В животе потяжелело, и меня всего скрутило как в тот раз, когда я съел что-то не то и меня всю ночь выворачивало наизнанку.
        Потом я увидел в толпе Ялмара, моего друга. Он поднял вверх большой палец. Папа уверенно кивнул. Ободренный, я повернулся к Хамаре.
        Он поглядел на меня долгим холодным взглядом. Мне показалось, что Хамара собирается молчать и бездействовать еще целую вечность. Но вот он поднял левую руку и протянул мне традиционный охотничий лук.
        Я с трудом проглотил слюну и взялся за лук. Хамара не разжимал пальцы. Я посмотрел на лук, потом на старейшину и дернул что было сил. Хамара сузил глаза и разжал кулак.
        Все зашушукались. Кто-то что-то брякнул, и толпа содрогнулась от смеха.
        Лук, который мне дали, был даже больше папиного, почти с меня ростом. Когда я поставил его рядом, одним концом он достал мне до подбородка. Древесина была тяжелая и холодная, но рукоять еще хранила тепло рук Хамары. Обычно традиционный лук нашей деревни хранился в Охотничьем домике, из него стреляли только во время Испытания. Это было древнее оружие, которое делало из мальчишки настоящего охотника. Не одну сотню лет жители нашей деревни доказывали свое мужество, добывая трофеи с помощью этого лука. Из него папа выпустил смертоносную стрелу в огромного медведя.
        Теперь настал мой черед показать, чего я стою.
        Много дней подряд я готовился к сегодняшнему событию. До боли в руках и мозолей на пальцах я тренировался стрелять из больших луков. Все, чтобы оказаться на этом месте.
        «Успокойся, — говорил я себе. — Успокойся». Я зажмурился, потом обвел толпу глазами и занял устойчивую позу, которую показал мне отец. Крепко взяв лук в левую руку, я вдохнул и поднял его перед собой. Пальцы сжали скрученную кожу, и я начал натягивать тетиву.
        Лук скрипнул и изогнулся под моим напором. Я держал его несгибаемой твердой рукой и тянул все сильнее.
        Оказалось, это не так сложно, как я думал. Значит, часы тренировок не прошли даром. У меня все получалось. Сейчас всем придется признать, что они меня недооценили.
        Я натянул тетиву почти до самого носа, как вдруг лук стал мне сопротивляться. Сколько я ни старался, он не поддавался. От моих усилий не было проку — тетива не натягивалась. Руки заныли. Я ощутил жжение в кисти, потом свело всю руку до плеча, потом задрожал лук. Меня охватил ужас: я был слишком слабый.
        Посмотрев вниз, я поймал взгляд отца. Он сжимал медвежий клык, на его лице читались жалость и стыд. Эта картина придала мне сил, я знал, что не должен подвести папу, что надо всем доказать…
        С неистовой силой я рванул тетиву и дотянул ее еще на сантиметр, до самого кончика носа. Но этого было недостаточно. Тетива должна коснуться щеки. Надо тянуть, тянуть.
        Тут я понял, что проиграл этот бой.
        Глаза наполнились слезами. Руки тряслись, все мышцы болели — я больше не мог держать лук. Папа пристыженно склонил голову.
        Тетива ослабла, я опустил руки.
        Несколько мальчишек сдавлено хихикнули, мужчины стали молча переминаться с ноги на ногу. Случилось самое ужасное — я оказался таким хилым, что даже не сумел натянуть тетиву лука. Что было говорить об охоте на дикого зверя? Какое испытание мог приготовить лес пареньку, не способному удержать оружие?
        Глядя мне прямо в глаза, Хамара снял шапку и смял ее в руке. Он покачал головой и стал всматриваться в лица стоявших внизу мужчин, пока не встретился взглядом с моим отцом. Главный старейшина выставил руку вперед и повелительным жестом велел папе подняться.
        Он взошел на помост. Следом поднялись Зифонен и Ристи, два других старейшины нашей деревни. Они были такие же грубые и матерые, как Хамара, тоже с седыми бородами и тяжелыми мешками под глазами. Они подошли к Хамаре, даже не взглянув на меня, будто я был пустым местом.
        —Что будем делать? — спросил Хамара. — До этого всем удавалось натянуть тетиву.
        —Пускай едет домой. — У Ристи был грубый прокуренный голос, а на белой бороде желтели пятна от табака.
        —Черта с два! — рявкнул отец. — Он никуда не поедет.
        —Уже были исключения, — Хамара опустил глаза и почесал в затылке. — Сын Кузисто не проходил испытание.
        —Да, потому что он в инвалидном кресле, — ответил папа. — Он даже лук в руках не держал. Это не наш случай.
        Хамара нахмурился:
        —Может, так даже и лучше. Твой сын недостаточно силен. Если он сейчас отправится домой, то завтра не будет плакать на глазах у всей деревни.
        —Оскари не плачет, — парировал отец. — А если вы отправите его домой, это не спасет его от позора.
        —Его или тебя? — Хамара заглянул папе в лицо.
        Папа посмотрел на него так, словно хотел ударить:
        —Он остается. Ты должен дать ему шанс. Он как проклятый практиковался в стрельбе. И не забывай, кто его учитель. Я в тринадцать лет добыл медведя.
        —Оскари — не ты.
        —Он — мой сын.
        Мужчины замолчали и повернулись в мою сторону. Я вытер рукавом нос и выпрямился.
        Хамара снова покачал головой и громко вздохнул:
        —Если он заблудится, я его искать не пойду.
        —Он не заблудится, — сказал папа. — Он умный парень. Просто произнеси свою речь, и пускай едет.
        Хамара задержал на мне взгляд, потом посмотрел на Зифонена и Ристи — они пожали плечами. Тогда он кивнул, надел шапку и сказал:
        —Хорошо. Традиция есть традиция.
        Папа плюнул в ладонь и протянул ее Хамаре. Он помедлил, затем тоже поплевал на ладонь и ответил рукопожатием. Мужчины стиснули руки с такой силой, будто хотели переломать друг другу кости.
        На прощание папа крепко сжал мое плечо. Спустившись вместе с остальными вниз, он оставил меня один на один с Хамарой.
        Утомленные ожиданием мужчины негромко разговаривали.
        —Тишина! — призвал к порядку Хамара. Когда все замолчали, он продолжил:
        —В жилах этого мальчика течет кровь охотника. Вы все когда-то стояли на его месте. Сегодня черед Оскари следовать традициям. У него есть одна ночь и один день, чтобы проявить свое мужество. — Хамара искоса посмотрел на меня, прочистил горло и продолжил: — Завтра он принесет то, чем наградит его лес.
        —Лосиный навоз, — послышался шепот.
        Хамара прервал свою речь, укоризненно оглядел толпу и снова заговорил:
        —Лес беспристрастен. Он каждому посылает испытание по силам. Надо прислушаться к нему и сделать все, чтобы поймать добычу. Мы охотимся здесь сотни лет, это наша земля. Но ничего не дается нам просто так.
        Хамара помедлил и продолжил:
        —В лес он уходит ребенком, а вернется настоящим мужчиной.
        Хамара опустил руку мне на плечо и спросил:
        —Что тебе по силам? — Не дожидаясь ответа, он протянул мне полный колчан стрел, поднял ружье к небу и спустил курок.
        Долина тут же наполнилась грохотом — все охотники дали залп в воздух.
        Папа посмотрел на меня исподлобья и серьезно кивнул. Я ответил ему тем же, повесил лук за спину и, ни на кого не глядя, спустился к квадроциклу. Больше всего я мечтал умчаться отсюда. Дикие горы больше не пугали — они манили меня.
        Я повернул ключ зажигания, но ничего не произошло. Сглотнув слюну, я повторил попытку. Тишина. Сегодня что, все против меня сговорились? Даже квадроцикл пытается…
        Тут взревел мотор, и я со всей силы нажал на рычаг. Бросив в сторону папы прощальный взгляд, я уехал прочь из долины Черепов, прямо в дикие заросли горы Акка.
        Мое испытание началось.
        Первая кровь
        Лучший. Момент. В жизни.
        Ветер обдал лицо прохладой, когда я выехал на лесную дорогу. Как же хорошо было наконец оказаться в одиночестве. Никто не будет здесь унижать и высмеивать меня. Никто, кроме меня самого.
        Долина Черепов осталась далеко-далеко позади. Пролетая мимо изумрудных деревьев, квадроцикл уносился в глубь леса. Солнце опускалось за верхушки сосен, отправляя последние лучи в гущу серой хвои. Покрытая грязью узкая дорога, уползавшая в горы, казалась вытоптанной сотни лет назад тайной тропой. Там и тут ее разрывали острые камни и могучие корни, напоминавшие выгнутые спины морских чудищ. Квадроцикл уверенно подъезжал к ним и преодолевал все препятствия. Я ехал пригнувшись, чтобы не зацепиться за нависавшие над дорогой ветки. На лице у меня была улыбка, в ушах гудел мотор, а за спиной висел охотничий лук. Он был в разы больше моего, но я привык носить отцовский лук после совместной вылазки в лес, так что тяжесть традиционного лука меня не сильно смущала.
        Я решил ехать напрямик к тому месту, о котором рассказывал папа. Судя по отметке на карте, до него от долины Черепов было полтора часа езды и еще минут тридцать пешком. Я планировал добраться туда до темноты, чтобы остановиться чуть ниже заветного места, поставить палатку и развести костер с подветренной стороны. На охоту мне отвели всего сутки, так что рано утром надо было отправляться на поиски дичи.
        Мысль о том, что там может вообще не оказаться оленей, я гнал прочь.
        Посмотрев на часы, я с удивлением отметил, что еду уже целый час. Так, незаметно, я проделал двадцать-тридцать километров и неплохо укладывался в свое расписание.
        Подбираясь все ближе к месту стоянки, я представлял, как выпущу стрелу в оленя, потом сниму с него шкуру, привяжу себе за спину оленью голову с раскидистыми рогами и выеду из леса победителем. Вот тогда Хамара не посмеет смотреть на меня сверху вниз, и из его взгляда уйдет унизительная жалость. А самое главное, отец будет мной гордиться. Понятное дело, он не ждет от меня подвига, но тем сильнее папа обрадуется, если мой трофей окажется не хуже медведя, убитого им в тринадцать лет.
        Эти мысли напомнили мне о фотографии, которую я снял с доски почета в Охотничьем домике. Притормозив, я порылся в кармане и вытащил фото. Держа руль одной рукой, второй я сжимал старую карточку.
        На ней — юный папа с головой медведя за спиной. У него очень свирепый вид: лицо вымазано в грязи и крови, губы сжаты, взгляд с вызовом устремлен прямо в камеру. Могу поспорить, никто не смеялся над папой за день до этого снимка, когда он, двенадцатилетний, ждал начала испытания.
        Я прищурился и крепко сжал зубы, совсем как папа на фото.
        В это мгновение ветка больно хлестнула меня по лицу.
        От внезапного острого удара я отшатнулся в одну сторону, а квадроцикл занесло в другую. Он слетел с дороги, разметая колесами опавшие иголки, и покачнулся на краю неглубокого оврага. Пытаясь удержаться, я вдавил газ, мотор взревел, и во все стороны полетели мелкие камни и куски грязи. Тут же квадроцикл опрокинулся, скинув своего водителя.
        Я подлетел в воздух, с высоты рухнул на бок и так лязгнул зубами, что прикусил язык. Четыре или пять метров я катился на дно оврага, ударяясь о все камни, пни и корни деревьев на своем пути.
        Угодив в растущие внизу кусты, я остановился и открыл глаза. Вниз по размытому склону съезжал завалившийся на бок квадроцикл. Веревка, удерживающая вещи, развязалась, и по всему ущелью было рассыпано походное снаряжение. Но это было меньшее из зол. Тяжелый квадр быстро катился прямо на меня.
        Не теряя ни секунды, я вскочил на четвереньки и пополз в сторону. Руки и колени заскользили по хвое и веткам, покрывавшим землю. Как в замедленной съемке, я старался отползти подальше, но руки вязли в грязной хвое. Я представил, что сейчас меня насмерть задавит квадроцикл и я навсегда останусь лежать погребенный под этой махиной.
        Вдруг я нащупал ногой корень дерева, с силой оттолкнулся от него и откатился в сторону. Квадроцикл прополз мимо и остановился на дне, продолжая тарахтеть двигателем.
        С минуту я лежал на животе, уткнувшись лицом в землю. Не в силах совладать с дыханием, я пытался понять, жив я все-таки или уже мертв. Песок скрипел на зубах, во рту был привкус крови и земли. Мои мышцы были пропитаны адреналином, так что я почти не чувствовал боли, но костяшки пальцев были содраны до крови, а лицо жгло. Я дотронулся до щеки, и у меня на руке остались кровавые следы. Было ощущение, что завтра я весь покроюсь синяками.
        Я убедился в том, что меня еще рано предавать земле, но тут же подскочил как ужаленный, вспомнив о луке.
        Тетива по-прежнему плотно перетягивала грудь, но надо было убедиться, что лук не треснул при падении. Поломать его было смерти подобно. От злости Хамара точно отрезал бы мне голову и насадил ее на кол рядом с другими черепами в долине.
        Сняв через голову лук, я затаил дыхание и стал ощупывать древесину. Удостоверившись, что оружие цело, несмотря на пару щербин и царапин, я вздохнул с облегчением.
        Но радоваться было рано. Завалившийся на бок вездеход еще работал, и в моей голове раздались папины слова: «Аккуратнее езди, ты за этот квадроцикл головой отвечаешь». Денег на новый у нас не было.
        Я зажмурился и поклялся, что если все обойдется, то всю следующую неделю я буду колоть дрова за папу. Помолившись лесу и всем, кто мог меня услышать, я выпрямился, слизнул кровь с ссадины и поспешил к квадроциклу.
        Навалившись на него всей тяжестью, я с невероятным усилием поставил квадроцикл на колеса, выключил мотор и проверил, все ли цело. Потревоженный лес начал возвращаться к обычной жизни. Птицы затянули вечерние песни, невдалеке застучал по дереву дятел.
        Довольный тем, что квадроцикл на ходу, я вытер лицо рукавом и направился собирать разбросанные вещи. Мне удалось найти почти все рассыпанные стрелы, и я стал оглядывать землю в поисках мха. Увидев ярко-зеленое пятно между двух выпиравших корней, я опустился на колени и поддел ножом большой кусок мха, сильно пахнущего черноземом. Отряхнув мягкую губку от земли, я проложил ею колчан. Теперь его будет тяжелее нести, но зато стрелы не растеряются. Повесив колчан за спину, я вернулся к квадроциклу.
        И тогда я увидел его…
        Олень был такой огромный, что даже не верилось. Он спокойно стоял за поваленным деревом в каких-нибудь десяти метрах от меня. Казалось, ему совсем нет до меня дела.
        Кривой ствол дерева наполовину скрывал оленя, но я отчетливо видел его голову и шею. Кожа туго обтягивала могучие мышцы животного. Он был ростом с меня, а может, и выше. Повернув голову, увенчанную рогами, в мою сторону, олень прислушивался, поводя ушами, и его большие карие глаза неотступно следили за мной.
        Он был красив, само совершенство, и он принадлежал мне. Олень — вот мой трофей, как мама и говорила.
        Я весь затрепетал. Сердце бешено заколотилось, и кожа покрылась мурашками. Не больше часа назад я пришел в лес, а он уже преподнес мне животное. Похоже, эта охота окажется не такой уж и сложной. Если я сейчас убью оленя, то смогу спокойно вернуться в долину Черепов. Посмотрим, что Хамара скажет на такой поворот.
        Не сводя глаз от оленя, я нащупал колчан за плечом.
        Животное вздрогнуло и навострило уши.
        Я двигался еле слышно. Олень не знал, что я за зверь, и с любопытством разглядывал меня, но в любой момент мог убежать. Вот он уже напрягся и приготовился дать деру. Медлить было нельзя.
        Достав стрелу, я представил, как получусь на фото: бледное лицо, все в крови и грязи, в одной руке лук, в другой — нож, а за спиной у меня — оленья голова. Папа будет с гордостью смотреть, как Хамара вешает мою фотографию на стену почета, как все признают меня настоящим мужчиной.
        Вложив стрелу в лук, я вспомнил, как стоял сегодня на помосте и не мог натянуть тетиву. Как жалко, что пришлось оставить мой лук дома. Из него я бы точно… Стиснув зубы, я прогнал эту мысль. Мне надо было найти силы, чтобы совладать с традиционным оружием.
        Набрав полную грудь воздуха, я начал натягивать тетиву.
        «Успокой сердце, и рука не дрогнет», — раздалось у меня в голове.
        Олень продолжал рассматривать меня, но уже в расслабленной позе. Он рассеянно шевелил ушами, прислушиваясь к звукам леса. Казалось, дичь уже не боится молодого охотника.
        «Он знает, что тебе не натянуть тетиву», — настойчиво твердил кто-то у меня в голове.
        Я прищурился и попытался заглушить этот голос. Медленно вдыхая, я старался почувствовать, как кислород постепенно, очень медленно, заливается в легкие (папа меня научил так дышать).
        Жизнь вокруг остановилась. Существовали только я, лук и олень. Никого больше. Уже не слышалось пения птиц и стука дятла, даже ветер перестал дуть. Лес затих, словно все его жители затаили дыхание, наблюдая за нами.
        Лук тихонько скрипнул, прогнулся. Тетива врезалась в пальцы. Мышцы задрожали. Выдохнув немного воздуха, я прищурил один глаз и прицелился. Справиться с волнением было непросто.
        Тетива упрямо остановилась, когда от нее до моего носа оставалось расстояние в одну ладонь. Руки и плечи болели после падения и от борьбы с тетивой заныли еще сильнее. Меня била дрожь, я с трудом удерживал цель. Надо было стрелять немедленно. Но я понимал, что с такого расстояния, да еще при плохо натянутой тетиве, выстрел будет слишком слабый.
        Собрав остаток сил, я рванул тетиву, но тут непонятный шум разрушил спокойствие леса. Глухой рокот быстро перерос в громовые раскаты, и все кругом неистово завертелось и зашумело. Казалось, что ураган обрушился на лес, неся с собой страх и смятение.
        Металлический грохот оглушал, отдавался громкими щелчками в голове.
        Тукка-тукка-тукка-тукка.
        Воздушный вихрь раскачивал верхушки деревьев и, пролетая между сосен, поднимал в воздух сухие листья и хвою.
        Тукка-тукка-тукка-тукка.
        Звук становился все громче и громче, перерастая в оглушительный грохот. Вокруг меня все завертелось.
        Олень оцепенел, а потом бросился наутек и скрылся в деревьях. Я оглянулся на пролетавший над головой вертолет, случайно зацепился ногой за корень дерева, и стрела улетела в небо.
        Глаза наполнились слезами, и от злости я закричал, угрожающе размахивая луком:
        —Будь ты проклят! Чтоб тебя!
        Я поднялся на ноги и посмотрел на улетающий вертолет, неистово раскачивавший вершины деревьев. В лучах заката мелькнули черно-белые буквы на борту.
        —Да чтоб тебя! — снова прокричал я, не зная, как совладать с распиравшим меня чувством злости и разочарования. В эту секунду я ненавидел вертолет и всех его пассажиров, желая им упасть и разбиться на тысячу кусочков.
        Отлетев где-то на километр, вертолет завис в воздухе. В просвет между деревьями я увидел, что он начал снижаться, исчезая из виду.
        —Ну, ты, махина, что дальше?
        Меня очень злило, что вертолет пошел на посадку. Наверняка на нем прилетели браконьеры. Посмели вторгнуться в наш лес!
        —Пату, — осенило меня.
        Пату раньше жил в деревне, но переехал в город и открыл бюро «Сафари-Тур». Он говорил, что хочет подзаработать, показывая местные красоты туристам, но все были уверены, что он нелегально привозит сюда охотников, чтобы они забавы ради убивали медведей и оленей.
        Надо было убедиться, что это Пату и что он привез браконьеров. Тогда, даже если ничего не удастся поймать, я не вернусь в долину с пустыми руками. Моим трофеем будет ценная информация.
        Хазар
        Я решил идти к вертолету пешком, чтобы браконьеры меня не услышали, и побежал за оставленным на квадроцикле маскировочным костюмом. Я смастерил его сам из большого куска сетки и лоскутов светло — и темно-зеленой ткани. Когда мы с отцом пошли в лес, чтобы опробовать камуфляж, мне целую вечность пришлось пролежать на земле, но папа меня так и не нашел. Он сказал тогда, что лучше маскировки в своей жизни не видел.
        Надев камуфляж поверх толстовки с курткой, я углубился в лес, оставив квадроцикл у дороги. Стараясь ступать как можно тише, я осторожно шагал по опавшей хвое и выступавшим из земли камням. Лук не болтался у меня за спиной, тетива плотно перетягивала грудь, а стрелы надежно были укрыты в колчане. Да, я был слабоват и не мог натянуть тетиву традиционного лука, но зато прекрасно ощущал его положение в пространстве. И снова я мысленно поблагодарил папу за то, что тот заставлял меня носить на охоту его большой лук — ни одна ветка на моем пути не покачнулась.
        Наконец лес стал редеть, и в просвете между деревьями я увидел то, что искал: заросшую травой широкую поляну у склона горы. Я удивился, что папа не нарисовал на карте это идеальное пастбище для оленей, и решил сам отметить его, когда вернусь домой.
        Грозовые тучи затянули серое небо, но пробивавшегося сквозь ветви света хватало, чтобы видеть, что происходит в перелеске. Вдали послышался раскат грома, и воздух как будто стал холоднее. Мама сказала бы, что это злится Укко, бог неба и грома.
        В самом центре поляны стоял вертолет. Двигатель уже перестал работать, но огни еще горели и лопасти медленно вращались. Воздух был наполнен выхлопными газами, до меня доносился запах бензина.
        Я спрятался в папоротнике, разросшемся среди деревьев на самом краю площадки. Тень от большой ели укрывала меня от людских глаз. Две крупные сороки всполошились и испуганно затрещали, прыгая с ветки на ветку. Когда они притихли, я надвинул шапку по самые брови, подобрал левой рукой горсть земли и поплевал в нее. Получившуюся кашу я размазал по лицу. От нее саднило царапины на щеках, но я не обращал на это внимания.
        Я стал невидимкой.
        Не моргая, я следил за происходящим: дверь вертолета отъехала в сторону, и из него выпрыгнули двое мужчин. Они были одеты в армейские брюки и куртки и совсем не походили на охотников, скорее на солдат.
        Один из них остался охранять вертолет, а другой подошел ближе к лесу, поднес к глазам бинокль и стал высматривать что-то среди деревьев. Я пригнулся еще ниже, распластавшись на земле.
        Открылась дверь кабины, и на траву спустился пилот. Он был примерно одного с папой возраста, но ниже ростом и не такой плечистый. Мужчина достал что-то из кармана, прислонился к вертолету и закурил, с интересом поглядывая на охотников. Это был Пату, я сразу его узнал.
        —Что вы там ищете, — обратился он по-английски к человеку с биноклем. — Я же сказал вам, что у меня нет разрешения на охоту. Если хотите пострелять дичь, надо лететь в другое место.
        В воздухе было тихо. Поляна была со всех сторон окружена лесом, и слабый ветер доносил до меня запах табака и отчетливый голос Пату. Я очень удивился тому, что он сказал. Выходит, на Пату зря наговаривали.
        Человек с биноклем ничего не ответил. Он продолжал изучать каждый сантиметр леса, но замер, когда дошел до моего укрытия. Его тело напряглось и выпрямилось. Он направил бинокль вниз, разглядывая прятавшие меня заросли.
        Я застыл.
        —Нашли что-нибудь? — спросил Пату. — Говорю вам, только смотреть и можно, потому что у меня нет…
        —Молчать! — рявкнул человек у вертолета.
        —Я не позволю так говорить с…
        —Молчать! — повторился приказ.
        Они с минуту смотрели друг на друга, потом Пату отвел взгляд и снова поднес сигарету ко рту. Не успел он затянуться, как охранник подлетел к нему, выхватил окурок и затушил его о траву своим тяжелым сапогом.
        —С ума, что ли, сошел? — Пату повернулся к нему и выпрямился во весь рост. Мужчины нашей деревни всегда были готовы принять вызов, особенно если он исходил от чужака.
        —Расслабься, — ответил охранник. — Если будешь вести себя тихо и делать, что скажут, заплатим в два раза больше.
        Пату помедлил, всматриваясь в лицо говорившего, потом отошел в сторону и опять закурил.
        Человека с биноклем не интересовала эта перепалка, он сверлил глазами мое укрытие.
        А что, если он увидит меня? Что, если мой маскировочный костюм не так уж хорош и папа просто смеялся надо мной? Страх разлился по венам, но я не понимал, почему меня так пугают обычные охотники. Не потому ли, что их армейский камуфляж и манера говорить… были совсем не охотничьи.
        В конце концов человек с биноклем покачал головой и начал рассматривать соседние кусты. Я с облегчением выдохнул, подивившись, что все это время, оказывается, удерживал дыхание.
        Опустив бинокль, мужчина подал знак своему напарнику. Тот вытащил из вертолета какой-то предмет и отошел на край поляны. Предметом оказался раскладной стул, который он поставил на траву, с силой утопив ножки в мягкой земле.
        Когда все приготовления были закончены, из вертолета спустился третий охотник. То, что он у них за главного, я понял сразу. Это был высокий и подтянутый мужчина, на загорелом лице — аккуратная черная бородка. На нем были такие же, как у его подчиненных, зеленые брюки, плюс черная кожаная куртка и кожаные перчатки. На поясе у него висел внушительных размеров нож, а в руке он нес большой чемодан.
        Главный расправил плечи и обвел взглядом поляну, потом кивнул двум охотникам и большими шагами подошел к стулу. Секунду помедлил, потом сел и положил чемодан на колени.
        Следом за ним еще трое мужчин спустились из вертолета и начали выгружать алюминиевые контейнеры. Они достали пять или шесть коробок, одна из которых была размером с мой квадроцикл и, судя по тому, что с ней пришлось повозиться, весила не меньше. Интересно, для чего им столько снаряжения?
        —Слушай, Хазар, если ты думаешь остаться здесь, тебе придется доплатить, — обратился Пату к сидящему на стуле мужчине. — В два раза, по меньшей мере.
        Хазар молча провел рукой по чемодану и отщелкнул замки.
        —Я предупреждал, что здесь запрещено охотиться, — продолжал Пату. — Если вас за этим делом поймают, то меня лишат лицензии. А мне еще детей кормить. От меня зависят люди, я должен платить по счетам. Знаешь, сколько надо денег — такую птичку содержать?
        Хазар откинул крышку чемодана, когда к нему со спины приблизился Пату.
        —Ого, — удивился Пату. — Вот это, я называю, ствол. Ты слонов собрался отстреливать? Так они тут не водятся.
        Хазар не отвечал. Он запустил руку в чемодан и вытащил из него, как мне показалось, приклад винтовки.
        —И много ты за него заплатил? — не унимался Пату.
        Хазар достал еще одну деталь и с громким щелчком присоединил ее к первой.
        —Ладно, командир. — Пату поднял руки и попятился. — Я, пожалуй, вас попозже заберу. Поохотитесь тут пару часиков и… — Повернувшись, он увидел, что его вертолет накрывают камуфляжной сеткой (такой же, как на мне, только в разы больше). Еще двое мужчин открыли самый большой контейнер и достали из него длинные толстые металлические трубы, очень похожие на базуки из компьютерной игры. Но, наверное, зрение обмануло меня — зачем же охотникам базуки? Я прищурил глаза и отчетливо увидел, как мужчины водрузили гранатометы на плечи и направили их в небо. Они поводили базуками из стороны в сторону, будто прицеливаясь, а потом опустили оружие и обратились к Хазару:
        —Все готово, сэр.
        —Эй, погодите, да какого черта тут вообще происходит? — сбивчиво заговорил Пату. — Что твои ребята делают?
        —Не думай о них. Позаботься лучше о себе, — ответил Хазар с незнакомым мне акцентом. Он говорил холодно, без эмоций. У него был звучный властный голос, хорошо слышимый во всех уголках поляны.
        Хазар достал и приладил еще одну деталь винтовки.
        —Ты на что намекаешь? — уточнил Пату.
        Сотни невидимых иголочек впились мне в голову — я почуял неладное.
        —На то, — Хазар прервал работу и пожал плечами, — что тебе пора бежать.
        —Бежать?
        Хазар встал, посмотрел на Пату и добавил:
        —Я же охотник.
        Пату удивленно поднял на него глаза и сделал шаг назад.
        У меня пересохло в горле, а в голове пролетела сотня мыслей. Как и Пату, я не понимал, что происходит. Ясно было только одно: добром это не кончится. Мне стало страшно за Пату.
        —Я намерен тебя пристрелить. — Хазар говорил внятно и громко, но я не верил своим ушам. Происходившее мало походило на правду, казалось какой-то глупой шуткой.
        Хазар оглянулся на своих молодцов, снова поглядел на Пату и продолжил:
        —Меня не переубедишь. Но пока я не собрал до конца винтовку, у тебя есть хорошая возможность убежать отсюда.
        —Что? — Пату затряс головой и сделал еще один шаг назад.
        —Ты ведь умеешь бегать? — усмехнулся Хазар и указательным и средним пальцами изобразил в воздухе бег в мою сторону.
        —Все, тебе пора. — Хазар достал из чемодана дуло винтовки.
        —Да что тут вообще происходит? — Пату в ужасе огляделся и остановил взгляд на военных, которые выгружали автоматы из ящиков поменьше.
        Ничего не понимая, мы с Пату одновременно поглядели на Хазара. В голове крутилась тысяча вопросов. Неужели это гранатометы? Кто эти мужчины, одетые в военную форму? Зачем им автоматы? И что за оружие собирает Хазар? Я такой винтовки у охотников в жизни не видел.
        —Вы… вы кто такие вообще? — промямлил Пату. Он постоял еще секунду, а потом внутри у него будто что-то щелкнуло. Пату повернулся и бросился бежать.
        Мне очень хотелось помочь ему — окликнуть его, подать какой-нибудь знак, но я ничего не мог сделать. Ничего. У вертолета стояло шестеро вооруженных до зубов мужчин. И теперь я был уверен, что они не охотники. Подними я голову хоть на сантиметр, то тут же выдал бы себя и оказался в не меньшей опасности, чем Пату. Мне оставалось только прятаться в кустах.
        Пату приближался, и я слышал топот его сапог и тяжелое испуганное дыхание. Я видел его глаза, округлившиеся от ужаса.
        Мысленно подгоняя Пату, я напряг каждый мускул своего тела.
        За спиной у своей жертвы Хазар не торопясь собирал винтовку: он хладнокровно приладил дуло, закрепил прицел и загрузил огромные патроны.
        Расстояние от Пату до спасительных деревьев сокращалось с каждой секундой.
        «Давай же! — беззвучно кричал я. — Быстрее!»
        Еще немного — и он в лесу.
        Хазар щелкнул затвором.
        Еще чуть-чуть.
        Хазар поднял винтовку к плечу и стал прицеливаться в ту самую секунду, когда Пату добрался до леса. Он с разбега влетел в кусты, распугал сорок, тут же упорхнувших в безопасное место, и укрылся за стволом огромной сосны. Согнувшись в три погибели, Пату жадно заглатывал и с присвистом выпускал воздух, силясь восстановить дыхание.
        Он стоял так близко, что я мог дотронуться до него, только руку протяни. Пату весь трясся от страха, не в силах перевести дух. Первый раз в жизни я видел такой нечеловеческий ужас.
        Хазар продолжал целиться в Пату. Он держал винтовку, стоя посреди поляны неподвижно, как памятник.
        Пату наконец отдышался. Он выпрямился и улыбнулся себе, не веря, что удалось спастись. Он тряхнул головой и осмелился выглянуть из-за дерева. Тут он заметил, что я прячусь рядом, в зарослях папоротника. Поначалу Пату не понял, что лежит перед ним. Но потом он разглядел два человеческих глаза среди грязной зелени камуфляжа и открыл рот, чтобы что-то сказать.
        Я поднял палец к губам, умоляя его молчать, но тут — БАМ! — прогремел выстрел, и сосна взорвалась на тысячу щепок. Я зажмурился и закрыл голову руками. Ошметки коры полетели в меня, царапая щеки и руки.
        Весь лес всколыхнулся — звери и птицы ринулись в укрытие, с елок дождем посыпалась хвоя. Когда эхо выстрела отгремело, все кругом вновь стихло.
        Я открыл глаза. Большая дыра зияла с одного края сосны, за которой прятался Пату. Хазар стоял с опущенной винтовкой. Пату на прежнем месте уже не было.
        Повернувшись, я увидел своего бывшего односельчанина лежащим на траве с простреленной головой. Я не мог отвести от него взгляд, как ни пытался. На меня наводили ужас пустые глаза мертвеца и кровь, сочившаяся из раны, но я все равно продолжал смотреть. Я лежал в оцепенении, и мне казалось, что все это происходит не со мной, что нет никого Хазара, нет Пату.
        «Спасайся! — завопил голос в моей голове. — Беги!»
        К горлу подступил комок от страха, и я словно очнулся от кошмарного сна. Отчаянно желая спастись, я стал отползать назад, в глубь леса, затаив дыхание. Когда меня уже не было видно из-за густых ветвей, я вскочил, повернулся и побежал что есть мочи. Ноги затекли от долгого лежания в укрытии, но панический ужас нес меня прочь.
        Ничего не разбирая на своем пути, я мчался через лес. Я хотел одного — оказаться в безопасности, вернуться в долину Черепов, к папе.
        Трудное решение
        Я несся по лесу как загнанный зверь. Ветки больно хлестали по щекам, и я бежал, заслоняя лицо руками. В голове было пусто. Перед глазами — только мертвое лицо Пату.
        У меня закололо в груди, и с каждым движением боль усиливалась. Мышцы онемели, я совсем не чувствовал ног, но они уверенно несли меня к оврагу, где ждал квадроцикл.
        Одна загвоздка — на месте его не оказалось.
        Я точно помнил, как оставил квадроцикл на дне оврага. Значит, либо его угнали, либо я сбился с пути.
        Солнце уже опустилось, в лесу было темно, и я, скорее всего, просто заплутал. Как еще можно было объяснить пропажу квадра? Я так сильно хотел скрыться от безжизненных глаз Пату, что даже не следил за дорогой. Просто бежал без оглядки. Теперь надо было сделать остановку и внимательно осмотреться.
        И тут меня охватила паника. Дыхание участилось, каждый вдох отдавался болью. А что, если головорезы заметили меня? Знали, куда я побегу? Пришли сюда минутой раньше и забрали квадроцикл, чтобы я не улизнул?
        Я бросился обыскивать все овраги с одной мыслью: «Только бы найти квадроцикл».
        И тут я увидел его в просвете сосен. Он стоял неподалеку, на том самом месте, где я его оставил. У меня сразу отлегло от сердца, и я радостно бросился к вездеходу.
        Теперь я мог отсюда выбраться!
        Освежающие капли дождя просочились через дырявую крышу веток, и небо над моей головой заворчало. Судя по раскатам грома и черным тучам, моросящий дождик грозил перерасти в сильный ливень.
        Все еще тяжело дыша, я вскочил на квадроцикл и завел мотор. Но когда я поднял глаза на дорогу, идущую вдоль оврага, то понял, что нам на нее не взобраться. Склон был слишком крутой, а спуск с другого края оврага был прегражден каменистой россыпью. Мне оставалось только ехать вдоль обрыва в надежде, что ложбина рано или поздно поднимется к горной тропе.
        Дождь лил все сильнее, и колеса скользили по размытой земле. Все силы я бросил на то, чтобы забыть страшное лицо Хазара и захороненного в кустах Пату. Я старался думать о чем-нибудь другом: о спасении собственной шкуры; о стальных трубах, которые бандиты доставали из контейнеров и водружали себе на плечи; о Хазаре и его планах на наш лес. Но как я ни старался, Пату не шел у меня из головы. Я представлял, как он лежит там, скрючившись в неестественной позе, мертвый.
        Я затряс головой, чтобы отбросить эту страшную мысль, и попытался сконцентрироваться на дороге. Надо было найти пологий склон, чтобы побыстрее выбраться на тропу и вернуться в долину Черепов.
        Мне предстоял долгий путь назад. Дорога в гору заняла целый час, а спускаться в такую темень и дождь мне пришлось бы часа четыре, не меньше. Все зависело от того, как скоро удастся вернуться на дорогу. Главное, на обратном пути не слететь в еще один овраг. Или того хуже — не встретиться с Хазаром и его бандой. Что, если они услышат шум двигателя и погонятся за мной со своими базуками?
        Я старался вспомнить папину карту, чтобы найти обходной путь в долину Черепов, но мне на ум пришла только поляна, отмеченная красным крестом. Наше с папой секретное место. Добираться до него было каких-нибудь два километра, значит, я мог отъехать еще на два километра дальше от Хазара. К тому же я уже поднимался в нужном направлении, и самым верным решением мне казалось спрятаться в папином тайном месте и переждать там до утра. С рассветом я вернулся бы в долину. Без добычи, но зато живой.
        А может быть, мне посчастливилось бы подстрелить утром оленя или кого помельче. Я с радостью бы принял от леса и куропатку, и даже зайца. Если повезет, то кроме захватывающего рассказа я принесу из леса трофей.
        С такими мыслями я добрался до конца оврага и выехал на дорогу. Остановив квадроцикл, я измерил взглядом извивающуюся узкую тропу, ведущую под гору. Потом повернул голову на дорогу, поднимавшуюся к отмеченной на карте поляне. Снова посмотрев вниз, я вспомнил события этого вечера.
        Домой или на охоту?
        Куда ехать?
        К Хазару с его винтовкой или… Решение пришло само.
        Огненная буря
        Квадроцикл набирал скорость. Накинутая на плечи камуфляжная сетка, как плащ, развевалась на ветру. От холодного ветра так слезились глаза, что даже шапка намокла по краям. Ночь уже окутывала гору, дождь свирепствовал. Рев мотора заглушал все звуки леса, и казалось, что на свете не существует ничего, кроме ужасных воспоминаний у меня в голове. Но нужно было прогнать все мысли прочь и сосредоточиться на главной цели — спасении.
        Отъехав примерно на километр от вертолета, от Хазара, я включил фары и помчался по рассекавшей тьму дорожке света. Капли дождя сверкали в лучах прожекторов и разбивались о мои плечи и голову. Ливень барабанил по квадроциклу и безжалостно топил дорогу, грозясь превратить ее в грязевую реку. Справа и слева от меня мелькали деревья, и в носу ощущался терпкий запах хвои, земли и истлевшей листвы.
        В мысли все время норовил забраться призрак Пату, тянувший за собой множество сомнений. Что, если я ошибся в выборе? Может, стоило рискнуть, проехать мимо той поляны? Нужно ли было последовать первому порыву и вернуться в долину Черепов? Что, если?..
        В-УУУ-Ш!
        Мои мысли прервал громкий звук, перебивший даже рокот квадроцикла. Я запрокинул голову и увидел поднявшийся из-за деревьев белый дымовой след артиллерийского снаряда. За ним — еще один.
        В-УУУ-Ш!
        Третий, четвертый.
        В-УУУ-Ш! В-УУУ-Ш!
        Стреляли у меня за спиной, оттуда, где остался вертолет. Как гигантские фейерверки, взлетали трассеры, прочерчивая в воздухе белые полосы. Я сбросил скорость и, прикрыв лицо рукой, стал всматриваться в испещренное следами выстрелов небо. Через несколько секунд его осветила слепящая глаза зарница, следом послышались глухой рокот и скрежет. Я как будто заехал в эпицентр грозы.
        Но свет был ярче молнии, и удар совсем не был похож на громовой. Очень внезапный, он не урчал и не грохотал перед тем, как раскатиться по небу. Это явно было дело рук Хазара и его людей, что держали на плечах металлические трубы.
        Гранатометы.
        Последние сомнения рассеялись, когда, через секунду, небо снова запылало. Но на этот раз его осветила не белая, а оранжево-огненная вспышка. Тусклый поначалу свет перерос в сильное зарево, несущее с собой жуткие звуки: треск, крик, рык. Казалось, из темноты на меня несется монстр, издавая леденящий душу рев.
        Свет становился все ярче, а шум все невыносимее. Потом послышался звук вспарываемого, разрываемого на куски леса. Что бы это ни было, оно бешено неслось сквозь бор.
        Неуправляемое, как стихийное бедствие, как Аятар — лесная дьяволица из маминых сказок, это что-то ломало верхушки деревьев, опускалось все ниже, продиралось через ветви, вырывало из земли целые ели, как какие-нибудь тростинки. Оно приближалось, оглушая меня, поглощая шум мотора, наполняя все кругом своим скрежетом. Лязг и грохот отдавались во всем теле, земля содрогалась, как от землетрясения.
        Я не знал, что мне делать: прибавить газу, или остановиться, или еще что-нибудь предпринять. Но все мои мысли оборвала пылающая махина, обрушившаяся на лес справа от дороги. Она поджигала, выкорчевывала и безжалостно расшвыривала растущие у нее на пути деревья.
        Взметая искры и языки пламени, она внезапно с сильным ударом влетела в грязь метрах в пятидесяти от меня. С оглушительным «Буум!» эта штуковина подскочила и перенеслась через дорогу, воспламеняя все вокруг, взрывая землю всякий раз, когда ее касалась. Подпрыгивая и переворачиваясь, огненная глыба сметала все на своем пути. Она неслась на полной скорости, теперь уже слева от меня, раздвигая, как траву, могучие ели и сосны.
        В горячем воздухе свистели осколки леса: тлеющие листья, горящие сучьями, испепеленная хвоя. Кора и древесина подрывались, как шрапнели, толстые ветви свистели, как копья, сосновые шишки разлетались на тысячи кусочков, как гранаты. Я даже не увидел, откуда взялось бревно размером с грузовик. Оно покатилось прямо на меня и врезалось в квадроцикл, — я перекувырнулся через руль и полетел в самое пекло.
        Миновав бушующее пламя, я только успел подумать «не надо снова», как голова моя чуть не раскололась от боли: я ударился о землю, покатился по траве, как тряпичная кукла, и с размаху рухнул лицом в большую грязную лужу. Вокруг свирепствовала огненная буря.
        Шрам
        Когда мне было пять лет, мы с папой поехали к озеру Туонела посмотреть на водопад. Высотой он был не меньше сорока метров, и речная вода издавала удивительный звук, сбегая каскадом в ледяное озеро. Мы поднялись на самую вершину, прямо на каменистый выступ над пропастью, и глядели с него вниз. Помню, как страшно мне было стоять на такой высоте и всматриваться сквозь туман и брызги в пенящуюся воду. Мне казалось, что озеро кипит, и я представлял, что там сидит водяной оборотень — накки, который хочет утащить меня на дно и утопить. Мне сразу вспомнился рисунок, который я встретил в какой-то книге: огромный кальмар тянет в свое логово подводную лодку. Мне казалось, что накки превратился в этого кальмара и сейчас сверлит меня своими желтыми глазами, шевелит щупальцами, хочет схватить меня.
        —Тебе уже пять лет, — начал отец, — тебе пора вступить на тропу мужества.
        Тогда я и понятия не имел, о чем он говорит.
        —Не бойся, Оскари. Ты хороший пловец. По сравнению с тобой я просто бултыхался в воде, когда мне было пять.
        Помню, как поднял на папу глаза, кивнул и сказал:
        —Я люблю плавать. Мы будем купаться?
        Отец серьезно посмотрел на меня и ответил:
        —Можно и так сказать.
        Я хотел взять его за руку, но он свою отдернул и бросил взгляд назад. Обернувшись, я увидел стоящую невдалеке группу мужчин под предводительством Хамары. Он кивнул папе, тот в ответ нахмурился, но тоже тряхнул головой.
        Мы разделись до трусов, и я весь продрог от холодного ветра, пока отец доставал моток толстой бечевки и обвязывал один ее конец вокруг своей талии. Я спросил папу, зачем он это делает, а он улыбнулся в ответ и пообещал, что будет весело. Когда он обвязал вокруг меня другой конец веревки, я все окончательно понял.
        Нам предстояло прыгнуть в водопад.
        —Не надо, пожалуйста, — взмолился я. — Папочка, я не хочу.
        Содрогаясь от рыданий, я цеплялся за папину ногу. Умолял его не заставлять меня прыгать. Я очень боялся падения в бурлящую воду, где поджидал меня накки. Мне представлялось, что я опущусь на самое дно и никогда уже не всплыву. Никогда не увижу маму.
        Папа нагнулся и погладил меня по голове, чтобы я успокоился.
        —Не бойся, я с тобой. Будет весело, — обращался он ко мне, но смотрел на Хамару.
        Потом папа разжал мои цепкие пальцы, отодрал меня от своей ноги и подвел к самому краю со словами:
        —Мы связаны одной веревкой.
        Он взял меня на руки и шагнул в бездну.
        И мы падали, падали, падали.
        Я крепко зажмурился и не открывал глаз весь полет. От ветра перехватывало дыхание, как будто из легких выкачали весь воздух. Брызги воды хлестали дождем. Когда мы ударились о пенящуюся поверхность воды, меня резко охватил холод, все мышцы окаменели.
        Напор водопада, обрушивающегося на нас, был такой сильный, что мы все глубже и глубже опускались в нескончаемый мрак озера. Казалось, нам уже никогда не выбраться наверх. В легких было пусто, в голове пульсировала кровь. Я запаниковал, открыл рот, чтобы вдохнуть воздух, и тут же наглотался воды. В ту секунду, опускаясь на дно безжалостного озера, я понял, что умираю.
        Мне казалось, что накки схватил меня своими здоровенными кривыми щупальцами и никогда уже не отпустит.
        То же самое я переживал сейчас: на меня обрушивалась вселенная, грудь была словно сдавлена тисками, все мышцы напряжены до боли. Но к воспоминаниям об озере примешивались звуки ломающихся деревьев и летящих в мою сторону кусков коры. Сейчас я был не в озере, а лежал лицом в луже грязи и захлебывался, пытаясь вдохнуть. Осознав, что происходит, я поднял голову и откашлял попавшую в нос и рот грязную воду. Я лежал на животе и широко открывал рот, заглатывая воздух, как вдруг получил по спине чем-то тяжелым. Что-то твердое больно ударило между лопаток, и я весь сжался, обхватив голову руками и молясь, чтобы этот кошмар побыстрее закончился.
        Долгое время я оставался неподвижен, дожидаясь, когда прекратится хаос и сойдет на нет ужасный скрежет. Прошло время, и лес затих, даже птицы не пели. Слышался только тихий шум дождя, потрескивание огня да поскрипывание деревьев.
        И я все равно боялся пошевелиться, хотя и понимал, что глупо лежать так всю ночь. Я мысленно приготовился к худшему, потом разжал руки, открыл глаза и поднялся на ноги.
        Горной дороги простыл и след. Как не бывало. Казалось, что меня занесло в зону военных действий.
        В нескольких метрах от меня глубокий шрам пересекал лес. Шрам. По-другому и не скажешь. След невероятных разрушений разрезал лесную тропу, и теперь она была завалена обломками деревьев, похожими на обгорелые спички. Тут и там потрескивали костры пожарищ, которые уже почти залил дождь, легко проникавший через огромную прореху в бору.
        Дым вился вокруг поваленных деревьев. Он стелился по земле и закручивался в воронки, подхватываемый порывами ветра. Дым нес с собой сильный запах, но не только приятный аромат паленой древесины: были в нем и неожиданные примеси — обуглившаяся резина, расплавленная пластмасса и горящий бензин. И куда ни глянь — везде, как светлячки, в темном небе летали искры и тлеющие, как бумага, обрывки березовой коры.
        Я отрешенно посмотрел кругом, будто контуженный, а потом попытался представить, что за злая сила могла сотворить такое. Зачарованный, я поражался дикой красоте загубленного леса.
        Споткнувшись обо что-то, я больно отбил большой палец. Наклонился и увидел шипящий от дождя кусок металла.
        —Ой! — Металл больно обжег мне кончики пальцев. Я отдернул руку и дотронулся до холодной мочки уха — если так сделать, то на пальцах не вскочит волдырь.
        Отбросив железяку ботинком в сторону, я достал из-за спины лук, чтобы проверить, цел ли он. Убедился, что лук не раскололся надвое, и стал пробираться к квадроциклу, размахивая перед лицом руками в попытках разогнать дым. Перешагивая через затухающие костерки и поломанные сучья, я увидел квадроцикл. Как дохлое насекомое, он лежал перевернутый, раздавленный стволом упавшей ели. Три шины были разодраны, бампер квадроцикла смят.
        Мне подумалось, что теперь, даже если я выберусь отсюда живым, папа непременно меня убьет. Подойдя поближе, я осмотрел квадроцикл в надежде, что его еще удастся починить.
        —Черт! — Я пнул квадроцикл, и он отозвался глухим металлическим эхом. — Черт!
        Я сжал кулаки, запрокинул голову и прокричал в небо:
        —Ч-е-е-рт!
        Как ни удивительно, небо ответило мне, подмигнув красным светом.
        Странный огонек мелькнул над верхушками деревьев. Казалось, он парил в воздухе и я не сразу понял, что он постепенно становится все больше. Не знаю, что это было, но оно опускалось на лес, совсем как недавние разрушения. Я выгнул шею кверху и смотрел на красный огонек, завороженный его размеренным миганием.
        Загорелся. Погас. Загорелся. Погас.
        —Что это? — прошептал я.
        Свет медленно приближался, и я увидел позади него нечеткий темный силуэт.
        А я-то думал, что самое страшное позади: вертолет, Хазар, потом… даже не знаю, что это было — какая-то авария или обстрел.
        —Тебя только не хватало! — простонал я, обращаясь к красному огню. — Да что ты вообще такое?
        Красный свет мне не ответил. Он только мигал, опускаясь за деревья по другую сторону от распахавшего лес шрама у меня за спиной. Послышался хруст ветвей и глухой удар.
        Что бы это ни было, оно только что приземлилось. Совсем близко.
        Часть меня не хотела думать ни о чем, кроме спасения, но другая уже сгорала от любопытства. Мне хотелось узнать, что это такое. Теперь, без квадроцикла, я все равно никуда не спешил.
        Я повернулся и смерил взглядом шрам. Красная лампочка мигала невдалеке, как раз в той стороне, куда я направлялся. Моим долгом было узнать, что прилетело в наш лес.
        Мне необходимо было знать.
        —Ну что ж, — сказал я огоньку. — Посмотрим, кто ты есть.
        Я вернулся к квадроциклу, чтобы забрать уцелевшие вещи. Алюминиевая рама рюкзака не пострадала, так что я забил его под завязку, надел на спину и взял в руку лук.
        Перебраться через лесной шрам было непросто. Приходилось то взбираться на упавшие ели, то проползать под сучковатыми стволами поваленных вековых деревьев. В воздухе пахло гарью, она драла горло, и я заходился кашлем всякий раз, когда вдыхал густой дым. Кривые лапы ветвей так и норовили зацепиться за мою камуфляжную сетку.
        Несмотря на ночной холод, моя непромокаемая куртка пропиталась потом, пока я добрался до другого края борозды. Я влез на поваленное дерево и уставился на красный огонек.
        Загорелся. Погас. Загорелся. Погас.
        По телу пробежала дрожь, и я подумал, что еще можно уйти, что так будет даже лучше. Но, завороженный красным огоньком, я вспомнил слова Хамары: «В лес он уходит ребенком, а вернется настоящим мужчиной».
        Мужчиной! Мужчины не трусят.
        «Будь смелым, — прошептал я, — будь сильным».
        Глубоко вдохнув, чтобы успокоиться, я спрыгнул с дерева и шагнул в глубь леса, не сводя глаз с красного маячка.
        Кто вы?
        В зарослях папоротника, среди редких деревьев, стоял, слегка накренившись, странный металлический контейнер. Усеченный конус с меня ростом весь блестел и лоснился, как начищенное серебро. Из его крыши торчала антенна, на конце которой мигал красный огонек. Справа и слева к конусу крепились еще две лампы. Они продолжали мигать. Загорелись. Погасли. Загорелись. Погасли.
        С темнотой на лес опустился зловещий туман. Дым застилал глаза, вокруг летали искры, и казалось, что загадочный предмет не мигает красными огнями, а извергает кровь в ночное небо.
        За ветви рябины зацепился парашют, свисавший до самой земли. Он крепился к плоской вершине конуса множеством веревок, которые то натягивались, то провисали, когда порывистый ветер раздувал ткань. Прямо передо мной была дверь с маленьким окошком. Оно мерцало, будто внутри был включен свет, но я не заметил никаких признаков жизни.
        Притаившись за низкими ветками мшистого дуба, я стал разглядывать контейнер. Мне показалось, что я раньше видел нечто подобное. Может, по телевизору или когда в игры на компьютере играл, точно не вспомнить. По-моему, в таких штуковинах люди возвращались из космоса, только контейнеры опускались на воду, а не на землю. Может быть, передо мной было как раз такое устройство, просто оно не долетело до озера?
        Но потом я вспомнил про ракетницы, дым снарядов и взрывы — все сводилось к Хазару. ОН стоял за сегодняшним хаосом. Но что же Хазар подстрелил? Борозду посреди леса пропахало нечто большое, а этот конус… Был ли он спасательной капсулой или чем-то иным, инопланетным?
        От этой мысли у меня замерло сердце. Я попытался убедить себя, что все это глупости. Ну что могли искать пришельцы в наших дебрях? И существуют ли инопланетяне вообще? Все же я пригнулся пониже и вложил стрелу в лук, готовясь выстрелить в то, что выйдет из контейнера.
        Мне казалось, что вот-вот что-то случится, но ничего не происходило. Все так же моросил дождь, постукивая по деревьям и металлическому конусу. Все так же мигали красные лампочки. Загорелись. Погасли. Загорелись. Погасли.
        Подождав еще пару минут, я опустил лук и нащупал под ногами крупный камень. Выступив из-за ветвей, я кинул булыжник что есть силы.
        Клац!
        С глухим металлическим звуком камень отскочил от конуса.
        Где-то вдали заухала сова, но никто, кроме нее да эха, на удар не отозвался.
        Не отрывая глаз от металлической цели, я снова пошарил по земле. Я угодил пальцами в грязь, но сумел нащупать острый камень. Когда рука поднялась для второго броска, из контейнера раздался стук.
        Изнутри контейнера!
        Я поспешно спрятался и с опаской посмотрел на конус, ожидая, что из него выскочит монстр.
        Никого.
        Я осторожно вышел из-за дуба, остановился и прислушался, а потом снова бросил камень. Изнутри контейнера сразу же раздался ответный удар.
        Снова укрывшись за дубом, я подобрал два булыжника и один за другим отправил их в металлический объект. Камни громко ударились о дверь.
        Клац! Клац!
        Незамедлительно послышались два глухих удара изнутри контейнера.
        Собравшись с духом, я начал подкрадываться к конусу, стараясь ступать как можно тише. Я шагал осторожно, ставя ногу на полную стопу, в точности как показывал мне папа.
        Подобравшись к своей цели, я заглянул в маленькое запотевшее оконце и крепко сжал руку в кулак. Я поднес его к двери, глубоко вдохнул и несмело постучал. Получилось совсем тихо, так что я стукнул еще раз, посильнее. Металл под костяшками пальцев был ровный и гладкий.
        В ответ тоже постучали, и темная фигура на секунду заслонила окно. От неожиданности я вздрогнул и отпрянул назад. Моим первым порывом было повернуться и убежать как можно дальше от этого места. Но из контейнера донесся еще какой-то звук, похожий на приглушенные крики.
        Я переборол себя и заглянул в затуманенное окошко.
        Снова показалась чья-то тень, а потом рука. Вполне человеческая на вид, но невозможно было разглядеть, человеку ли она принадлежит.
        Палец заскользил по стеклу с той стороны двери.
        Ничего не значащие символы.
        —Пришелец, — прошептал я, с трудом веря в свои слова.
        Я сделал шаг назад, покрепче сжал лук, вложил в него стрелу и попятился. Пришелец или нет, он умрет, если посмеет тронуть меня.
        Палец за окном покачался из стороны в сторону. Мама так делала, когда призывала меня к осторожности. Стерев инопланетные письмена, палец остановился, а потом снова начал что-то выводить на стекле.
        1492
        Тут до меня дошло. Это было не послание пришельца, а просто цифры. 1492. Первый раз их написали задом наперед.
        Рука пришельца одобрительно подняла вверх большой палец, а потом нарисовала стрелочку, направленную в правый нижний угол окна. Для убедительности, палец стал указывать в том же направлении.
        Подойдя вплотную к двери и приглядевшись, я нашел панель справа под окошком. На металлической клавиатуре были цифры и буквы.
        —Один, четыре, девять, два? — тихо переспросил я. — Это код?
        Рука продолжала настойчиво показывать в угол.
        —Ладно. — Я глубоко вдохнул и кивнул. — Будь сильным, Оскари, не трусь.
        Я вдавил кнопку в панель.
        1
        Помедлил и задумался.
        4
        А что, если я зря это делаю?
        9
        Что, если там внутри что-то опасное?
        2
        Секунду ничего не происходило, но потом заскрежетали шестеренки, засвистели клапаны и раздался хлопок, как будто кто-то открыл огромную банку кока-колы. Этот неожиданный шум так меня напугал, что я рванул обратно к деревьям и схоронился в зарослях папоротника. Я поднял лук и приготовился стрелять в монстра из контейнера.
        Дверь с хлопком отворилась и отъехала в сторону. Электрический свет рассек остатки дыма и тумана. Смешавшись с красным светом мерцающих ламп, он оранжевой полосой осветил лес.
        Из засады было невозможно разглядеть, что происходит, и я прищурился. Как сквозь мутное окно я увидел, что в дверном проеме показался темный силуэт.
        Он отделился от конуса и с всплеском угодил в лужу под дверью. Послышалось ворчание, а за ним — чавкающий звук. Либо существо сказало что-то на инопланетном языке, либо просто хлюпнуло ботинком, увязшем в грязи.
        Черную фигуру обрамил оранжево-красный свет, и я заметил, что сложено существо как мужчина, да и роста вполне человеческого. Но я не хотел идти на риск и потому остался на месте, пригнувшись еще ближе к земле.
        Неожиданно зашипев, дверь покачнулась. Изумленное существо прыжком повернулось и уставилось на вход в контейнер, который накрепко закрылся затейливым механизмом. После этого лес снова погрузился в тишину, и пришелец пошел вперед, мотая головой. Отойдя на несколько шагов от конуса, он поднял руку, будто искал что-то или хотел взять оружие, и позвал:
        —Моррис? Моррис?
        Мне показалось, что он сказал это на английском. Звучало очень похоже.
        Внезапно что-то сверкнуло, зашипело и вспыхнуло синим пламенем, ослепляя меня, заставляя отвернуться.
        —Моррис?
        Когда глаза привыкли к яркому свету, я снова посмотрел на существо у контейнера. В вытянутой руке у него было пламя, которое шикало и расплевывало искры, как сигнальная ракета. От огня шел дым, и дождь подсвечивался синим мерцанием.
        —Моррис? — повторило существо и двинулось в мою сторону. — Кто-нибудь? — сказано было на чистом английском.
        Огонь последний раз выбросил искры и потух. С секунду темный силуэт был неподвижен, а потом упал на колени и опустил голову, как будто решил помолиться.
        —Провались оно все.
        Что бы это, точнее, кто бы это ни был, его голос звучал испуганно и потерянно. Похоже, это была аварийная посадка после совсем не случайной аварии, а не просто приземление, как мне сначала подумалось. Я понял еще кое-что: если здесь замешен Хазар и его люди, то они скоро придут за существом. Но как скоро? Я собрался с силами и выпрямился.
        Оставаясь в тени дерева, я натянул до половины тетиву, весь дрожа от борьбы с тяжелым луком. Стрела смотрела прямо на пришельца. Я набрал полные легкие воздуха, выпятил грудь и сказал самым грубым и низким голосом, на какой был способен:
        —Кто ты?
        Существо прекратило бормотания и встрепенулось. Оно подняло голову и стало оглядываться, высматривая владельца голоса.
        —Что ты? — спросил я из темноты, до которой свету от конуса было не добраться.
        Существо снова зашевелилось и повернулось в мою сторону.
        —Откуда ты? — Я старался придать голосу силу и взрослость.
        —Кто это говорит? — недоумевало существо, поднимаясь на ноги с небольшим усилием.
        Крепко сжимая трясущийся лук, я стоял на своем:
        —Я первый спросил. Откуда ты? Что ты есть?
        —Что я есть? Не понимаю. — Существо наклонилось вперед, всматриваясь в темноту.
        —Скажи, кто ты, — настаивал я. — А не то стрелять буду.
        —Стрелять? — Существо широко подняло руки. — Не надо, пожалуйста. Я вовсе не…
        —Откуда ты знаешь английскую речь? — не унимался я.
        —Я… как сказать… — Существо сильнее вытянуло шею и сделало шаг в сторону моего укрытия. — Я что, с ребенком говорю?
        Я сильнее вцепился в лук и потянул тетиву. Как бы я хотел совладать с луком, чтобы он стал по-настоящему опасным, смертоносным оружием.
        —Я не ребенок. Отвечай, ты прилетел с миром? — Существо не казалось мне больше инопланетным, но это не означало, что оно, вернее он, не опасен.
        —Да, конечно, — ответил он. — Я прилетел с миром.
        Пришелец сделал еще одно движение в мою сторону, по-прежнему держа руки на виду, чтобы я видел, что в них нет оружия.
        —Поверь мне, я никакой не инопланетянин, или за кого ты там меня принял. Я человек.
        Наш разговор казался нелепым, и все же я медлил, опасаясь, что случится что-нибудь неладное.
        —Вообще-то я лидер свободного мира.
        —Чего? — Я собрал всю силу и смелость в кулак и вышел из зарослей, держа в вытянутой руке лук и целясь мужчине прямо в сердце.
        Должно быть, он услышал меня раньше, чем увидел. Он попятился, споткнулся обо что-то и упал. Послышался всплеск и ругательства — он сел в лужу.
        Оказавшись в выгодном положении, я рванул вперед и, склонившись над упавшим человеком, приставил лук к самой его груди.
        —Эй, эй, полегче, парень. — Он выставил руки вперед. — Давай ты опустишь лук. Пожалуйста.
        —Вы назвали себя лидером свободного мира. Что это значит?
        —Ну, да. — Мужчина отклонился в сторону и поднялся на колени. Я подался назад.
        —Должно быть, это прозвучало слишком пафосно, — продолжил он, вытягиваясь в полный рост.
        Теперь, когда он стоял прямо передо мной, нельзя было и сомневаться в том, что это человек, а не пришелец. Я залился краской — как же глупо было предположить, что он прилетел с другой планеты. Мужчина был высокого роста, чернокожий и до того лысый, что макушка у него блестела красным от света лампочек. На нем был костюм, весь измазанный в грязи, и только один ботинок.
        Он вслед за мной посмотрел на свои ноги, вымученно улыбнулся и, сверкнув белоснежными зубами, произнес:
        —Понимаю. Я сейчас не очень-то похож на президента.
        —Вы президент? — удивился я, слегка опустив лук.
        —Да. — Он дотронулся до отворота пиджака, на котором блеснул какой-то значок. — Президент Соединенных Штатов Америки.
        —Да ладно. — Я едва не рассмеялся. С чего бы президенту Соединенных Штатов Америки плутать в нашем лесу, у черта на куличках?
        —Понимаю, не просто поверить, но так оно и есть.
        —Чем докажете?
        На секунду мужчина задумался, плотно сжимая губы.
        —Тебе не знакомо мое лицо? Может, в новостях видел?
        Я пожал плечами.
        —Может, и видел.
        —Но все еще не веришь, да? — Он вздохнул и оглядел себя. — Да уж, сейчас темно и меня мало кто узнал бы в таком-то костюме. Ладно, я не привык документально подтверждать свою личность, но раз уж… — Он сунул руку во внутренний карман, и я снова поднял лук.
        —Спокойно! — Он остановился и вынул руку. — Все в порядке, малыш, не бойся. Ты просто посмотри.
        Он двумя пальцами взялся за лацкан пиджака и отвел его полу в сторону так, чтобы второй рукой вынуть что-то из кармана.
        —Я только хочу достать документ, ясно? Только и всего.
        Как змея за птицей, я следил за каждым его движением. Он вытащил из кармана какую-то книжечку, помахал ей на уровне моих глаз, а потом кинул мне под ноги.
        —Тебе ведь известно мое имя? — уточнил он. — Как зовут президента США?
        —Алан Мур. Это каждый знает.
        —Хорошо, — сказал он, показывая на книжку. — Проверь его.
        —Не вздумайте играть со мной, — предупредил я, опуская лук и наклоняясь за доказательством. — Не двигайтесь. — Я взял книжку и поднес к свету.
        Паспорт.
        Я посмотрел на мужчину, а потом открыл документ.
        Его фото было внутри паспорта на имя Алана Мура. Я изучил снимок и снова поднял глаза на стоявшего передо мной мужчину. Он провел рукой по голове, будто хотел пригладить растрепавшиеся волосы, которых там не было. На меня смотрела точная копия и человека на фото, и того самого президента, которого я видел по телевизору.
        У меня не осталось сомнений в том, что они — одно лицо.
        —А вы всегда носите с собой паспорт? — уточнил я.
        —Да, когда вылетаю за пределы США. Все должны брать с собой документы, выезжая за границу. Отсюда вопрос: в какой стране я нахожусь?
        —В Финляндии. — Я шагнул к нему навстречу и протянул паспорт.
        —Неплохо. Для начала. — Он спрятал документ во внутренний карман пиджака. — А где в Финляндии?
        —На горе Акка.
        —Мы в горах?
        —Да.
        —У тебя есть телефон?
        Я помотал головой.
        —А у вас разве нет?
        Он ощупал карманы, потом обхватил себя за плечи и поежился.
        —Похоже, оставил на столе. Твой дом где-то близко? Где здесь деревня или город?
        Я снова отрицательно покачал головой и оглядел президента с ног до головы. Он стоял, понурив плечи, до нитки мокрый из-за дождя и падения в лужу. Он сипел, будто ему было тяжело дышать, а на ногах у него не хватало ботинка. Жалкое зрелище. Какую бы должность он ни занимал, сейчас это был просто человек, попавший в беду.
        —Ну есть, наверное, где-нибудь поблизости люди? Ты сам откуда пришел?
        —Мы не можем туда вернуться. Это место слишком далеко и опасно.
        —Опасно?
        —Да, нам надо уходить отсюда, — заторопился я, вспомнив события последних часов. — Здесь нельзя оставаться.
        Я замолчал, с трудом веря в происходящее и не зная, что делать. Потом добавил:
        —Идите за мной.
        Мужчина не двинулся с места. Он смотрел на меня и наверняка сомневался во мне, как и все остальные. Низенький и щуплый, обмотанный в камуфляжную сетку паренек с рюкзаком, набитым всякой ерундой, — я выглядел совсем неубедительно. Чем такой, как я, мог помочь такому, как он?
        —Нет, — отрезал он. — Надо дождаться спасателей.
        —Я вас спасу. Идите за мной. Нам надо…
        —Не обижайся, но куда мне за тобой идти? Ты сам сказал, что твоя деревня слишком далеко.
        —Надо найти безопасное место, — настаивал я. — Где мы сможем переждать до утра. Я знаю такое местечко выше по горе. Заберемся туда, я разожгу костер…
        —Нет, будем ждать помощи здесь. — Он обернулся на спасательную капсулу. — Там внутри есть транспондер, или как там он называется. Скоро они получат наш сигнал и прилетят сюда. Послушай, парень, я понимаю, что ты хочешь мне помочь и думаешь, что знаешь, как надо поступить. Но совсем скоро тут будет отряд «котиков».
        —Котиков? — переспросил я, не понимая, при чем тут коты.
        —«Морские котики». Бойцы спецподразделения, — объяснил он. — Будут здесь с минуты на минуту, так что надо оставаться и ждать. Да и как ты прикажешь мне взбираться на гору в одном ботинке?
        —Думаете, «морские котики» прилетят раньше, чем военные, которые вас подбили?
        Президент раскрыл рот и нервно заморгал.
        —Что… что ты сказал? Ты сказал «подбили»?
        —Да. По крайней мере…
        —Нет, не может быть. Что-то в самолете сломалось, мы падали…
        —Ш-ш-ш! — зашипел я, прижав палец к губам. — Прислушайтесь. — Я наклонил голову и приставил к уху ладонь рупором. — Слышите?
        Где-то вдалеке явственный, легко узнаваемый стрекот вертолетных лопастей разрезал ночную тишь.
        Крупная дичь
        —Ну, что я тебе говорил? — Судя по радостному голосу, у президента отлегло от сердца. — Спасатели уже летят за мной.
        Он повернулся и запрокинул голову, вглядываясь в небо, но глаза даже не пришлось напрягать: грохоча двигателями, вертолет приближался к нам с запада. Он водил белым лучом по лесу, пронзая ярким светом завесу темноты и дождя.
        —Сюда! — Президент выбежал в просвет между сосен и замахал руками, как сумасшедший. — Мы здесь! Помогите!
        Вертолет уже достиг выжженной борозды и начал снижаться, почти касаясь верхушек деревьев. Еще несколько минут, и нас бы заметили, но мне не верилось, что это прилетели спасатели. Это наверняка были военные, которых я сегодня видел, но на этот раз их привез не Пату, а Хазар. Когда я увидел на поляне капсулу, то прикинул, как скоро охотники придут за своей подстреленной добычей. Оказалось, слишком скоро.
        —Мы здесь! — снова закричал президент.
        Вертолет приближался. Шум становился все громче, вершины деревьев качались в вихре воздуха. Вертолет подлетел так близко, что грохот лопастей оглушил меня. Опавшие листья и сухая хвоя, горящие угли и дым от пожарища — все кругом завертелось ураганом. Песок полетел мне в лицо, засыпая глаза. Я зажмурился и отвернулся, растирая веки, чтобы вернуть себе способность видеть.
        Я снова открыл глаза: полы президентского пиджака развевались на ветру, свет прожектора приближался, и ясно, как при свете дня, читались слова, выведенные на боку вертолета.
        «Сафари-Турс».
        Я стоял в самом центре смерча и не мог пошевелиться. Перед глазами у меня возник Пату. И я опять смотрел, как он убегает, как Хазар, будто в замедленной съемке, поднимает винтовку. Как дерево разрывается на тысячу щепок, как отлетает в сторону Пату. Подстреленный, мертвый Пату.
        —Нет! — заорал я. — Нет! Это он!
        Я подбежал к президенту, схватил его за пиджак и потянул в сторону деревьев.
        —Ты что творишь? — взревел он, высвобождая одежду.
        —Нет! — снова прокричал я, заглушая приближающийся вертолет. — Это не спасатели. Это Хазар. Поверьте мне, надо бежать! Он убийца!
        —Убийца? — сбивчиво переспросил президент.
        Вертолет уже почти подлетел к нам. Прожектор покачивался из стороны в сторону, освещая соседние деревья. Я быстро представил, как Хазар направит на нас свою винтовку, если мы окажемся в кругу белого света.
        —Послушайте же! — завопил я. — Нам надо спрятаться! Скорее!
        Президент поднял голову на вертолет, потом снова посмотрел на меня. Что-то в моем лице заставило его согласиться. Он кивнул.
        —Хорошо, малыш. Уходим.
        Едва мы повернулись и бросились наутек, как осветилось то место, где президент стоял секунду назад. Мы добежали до густых зарослей и укрылись в подлеске.
        Президент тяжело рухнул в траву, а белый луч проскользил над нашими головами, резко ушел в сторону и остановился на металлическом контейнере. Яркий свет отразился от гладкого металла и озарил лес. Черные тени деревьев вычертили на спасательной капсуле замысловатый узор, делая ее и впрямь похожей на корабль инопланетян.
        Вертолет завис над контейнером, поднимая в воздух столб пыли. Папоротник и молодые деревца пригнуло к земле. У меня заложило уши.
        Президент начал было подниматься, но я схватил его за плечо и замотал головой, перекрикивая вертолет:
        —Погодите! Вы же не знаете, кто там прилетел.
        Президент помедлил в нерешительности.
        —Не высовывайтесь, — взмолился я. — Просто смотрите, и все.
        Он кивнул и снова прижался к земле.
        Поначалу ничего не происходило, но потом дверь отъехала в сторону, и из вертолета сбросили две веревки, концы которых кольцами зазмеились по земле. Вниз тут же спустились четверо военных, из тех, что я видел сегодня. Едва коснувшись земли, они отцепились от веревок и разошлись в разные стороны. Пригнувшись, они начали обшаривать поляну, держа автоматы наготове.
        На лице президента читалось недоумение. Эти люди были хорошо вооружены и походили на солдат, но вряд ли «морские котики» прилетели бы вертолетом «Сафари-Турс». Открыв рот, президент смотрел, как еще двое мужчин спустились на землю.
        Я сразу же узнал Хазара. У него за спиной висела огромная винтовка, черные волосы блестели в свете прожектора. Хазар осмотрелся и поднял вверх руку в черной кожаной перчатке. В ответ веревки убрались, дверь захлопнулась, и машина стала подниматься в воздух. Набрав высоту, вертолет накренился и улетел прочь, скрывшись за вершинами деревьев. На все маневры ушло не больше минуты.
        Скрывшись из виду, вертолет оставил нас в кромешной тьме. Не было слышно ни звука, и я боялся пошевелиться, чтобы не выдать себя.
        Но долго привыкать к темноте нам не пришлось. Люди Хазара уже достали из своих мешков штативы и прикрепили к ним прожекторы, обращая их свет на спасательную капсулу. Я покосился на президента. Похоже, он тоже не понимал, что происходит.
        Хазар отошел в сторону, еще раз оглядел лес и посмотрел на спустившегося за ним человека. Тот сразу же достал из-за спины замысловатое оружие. Не сразу я понял, что это не оружие, а зонтик, который он повертел в руках и раскрыл над головой главаря.
        Хазар неподвижно следил за тем, как его люди настраивают освещение и закрепляют на треножнике видеокамеру.
        —Что происходит? — прошептал президент.
        Я толкнул его локтем и приложил палец к губам, качая головой. Нельзя было допустить, чтобы нас заметили. Ночью в лесу слышно лучше, чем днем.
        —Камера готова? — раздался низкий уверенный голос Хазара.
        —Почти, сэр, — ответил его подручный, направляя камеру ровно на металлический конус.
        —Какого черта вы тут собрались снимать? — Я чуть не подпрыгнул от неожиданности. Голос раздался метрах в пяти от нашего укрытия. Он доносился из леса, значит, говоривший не прилетел, как остальные, на вертолете.
        Похоже, Хазар тоже не ожидал услышать этот вопрос: его люди резко повернулись и наставили оружие на заросли, из которых послышался голос.
        Я со всех сил вжался в землю, чтобы слиться с ней и стать абсолютно невидимым. Потом я снова толкнул президента в бок, но он уже лежал ниже травы.
        —Кто говорит? — негромко спросил Хазар.
        —А ты как думаешь? — Мужчина подошел к остальным, но нам ничего не было видно из-за большой сосны. Его невозможно было разглядеть, только услышать. Как и президент, неизвестный говорил с американским акцентом.
        —А, это ты, — ответил Хазар. — Нет, крупным планом тебя снимать не стоит. Ну и видок у тебя! Жесткая была посадка?
        —Все прошло по плану.
        —Я уж было подумал, что у тебя не раскрылся парашют.
        —В отличие от остальных, мне с парашютом повезло. Зачем тебе камера?
        —Хотим запечатлеть этот момент для потомков, — объяснил Хазар. — Никто до нас не охотился на такую крупную дичь.
        —Я не особо фотогеничен, — заметил мужчина в ответ.
        Президент вытянул голову, будто не хотел пропустить ни одного слова, и старался заглянуть за сосну.
        Я выставил руку, чтобы его остановить, но президент уже начал отползать в сторону. Тогда я схватил его за предплечье и крепко сжал. Президент с досадой посмотрел на меня, качнул головой и снова распластался на земле.
        —Все готово?
        —Так точно, — ответил оператор.
        Хазар пересек поляну, остановился рядом с капсулой и положил на нее руку. Человек с зонтом семенил следом, укрывая главаря от дождя.
        —Какой замечательный момент, — зажмурившись, произнес Хазар. — Век бы наслаждался.
        Когда он открыл глаза, в них отразился свет фонарей. Мне показалось, что я увидел злобного лесного духа из маминых сказок.
        —Какой код? — спросил Хазар.
        Прокашлявшись, мужчина, стоявший за деревом, ответил:
        —Тысяча четыреста девяносто два.
        Услышав это, президент сжал кулаки и весь затрясся.
        Хазар с улыбкой продекламировал:
        —«В тыща четыреста девяносто втором Колумб открыл наш родимый дом».
        Как патриотично!
        Он повернулся к панели и ввел три цифры.
        —Внимание, — обратился он к своим людям. — Приготовьтесь встретиться с президентом Соединенных Штатов Америки.
        Закончив вступительную речь, Хазар нажал четвертую кнопку, и на весь лес раздался уже знакомый мне скрип шестеренок. Потом замок открылся с громким хлопком, и дверь отъехала в сторону. Хазар выпрямился и заглянул в капсулу.
        —Какого черта!..
        Он шагнул в луч электрического света и остановился, вцепившись в угол двери.
        —Что за… — Он просунул внутрь голову. — Где он?
        Хазар был в замешательстве. Он отпрянул от конуса и резко повернулся к мужчине, спрятанному от нас стволом дерева.
        —Как все это понимать?
        —О чем ты?
        —Его здесь нет, — прорычал Хазар.
        —Что значит «его здесь нет»? Где еще ему быть?
        —Не веришь — посмотри сам, — злобно ответил Хазар. Он подался в сторону и указал на открытую дверь.
        Неизвестный помедлил, потом вышел на свет и направился к капсуле. Теперь мы могли разглядеть его грязные брюки и пиджак, совсем как у президента, да еще пару ботинок, когда-то блестящих. Мужчина стоял к нам спиной, и его лица не было видно.
        —Давай же, обернись, — прошептал президент.
        Мужчина в костюме наклонился к капсуле.
        —Ничего не понимаю. Он не мог выбраться. Я ведь открутил ручку. Нет, сам он не мог открыть дверь. Значит, кто-то…
        Хазар подал знак одному из своих людей. Тот подлетел к человеку в костюме и огрел его прикладом по спине. Удар пришелся под правую лопатку и был такой силы, что, казалось, от него треснула винтовка. Мужчина испустил сдавленный хрип и, скрючившись, упал на землю ничком. Потом застонал и перевернулся на спину.
        Еще двое в камуфляже подошли к нему и наставили на него оружие. Его лицо оставалось в тени их фигур.
        —У нас был договор, — процедил Хазар, поглаживая бородку. — Ты должен был выдать мне президента. — Он шагнул вперед, нависая над мужчиной в костюме, и закричал, не в силах сдерживать гнев: — Так сделай это!
        —Он должен был сидеть в капсуле. Я сделал все, что обещал.
        —Но почему его здесь нет?
        —Есть только одно объяснение: кто-то открыл дверь и выпустил его.
        —Как просто! — Хазар обвел поляну руками. — Нашлись у него помощники здесь, у черта на рогах?
        —Может, позволишь мне встать и самому во всем разобраться?
        Хазар на миг задумался, потом приказал своим громилам опустить оружие. Они повиновались, и мужчина в костюме поднялся на ноги. Он ходил по поляне, внимательно рассматривая землю. Люди Хазара не отставали от него ни на шаг, и мы никак не могли разглядеть его лица.
        —Что ты ищешь? — спросил его Хазар.
        —Что-нибудь. Любую зацепку. — Он присел и дотронулся до мокрой земли.
        —Нашел? Что там?
        —След. — Мужчина распрямился. — Значит, все-таки ему кто-то помог. Кто-то с маленьким размером обуви.
        —Маленьким размером обуви? И о чем это говорит?
        —Обычно о маленькой ноге.
        —Ты у меня доумничаешься! — Хазар щелкнул пальцами, и один из его людей вскинул винтовку. Но не успел он упереть приклад в плечо, как мужчина в костюме выхватил неведомо откуда пистолет и всадил две пули бандиту в грудь.
        Выстрелы эхом прокатились по лесу. Тело убитого еще не коснулось земли, а человек в костюме уже подскочил к Хазару, выкрутил ему руку и, прикрываясь Хазаром от остальных бандитов, как щитом, прижал дуло пистолета к его горлу.
        —Я многое поставил на карту, чтобы организовать для тебя, богатого психопата, эту охоту. Все только из-за того щедрого вознаграждения, что ты обещал. И я не собираюсь терять свои деньги ни из-за твоих истерик, ни по вине не пойми кого в маленьких ботинках. Понятно тебе?
        Хазар только кивнул. Он был на удивление невозмутим.
        —Чтобы получить деньги, я должен привести тебя к президенту, это я и собираюсь сделать. Так что позаботься о моей безопасности, пока дело не закончено. Без меня ты просто не сможешь взломать это. — Левой рукой он вытащил из кармана телефон и показал его Хазару. — Здесь нужная нам информация. Не воображай, что сможешь ее сам заполучить. Только я знаю пароль. Ну что, мы найдем общий язык, или пристрелить тебя прямо сейчас?
        На Хазара, казалось, подействовала внезапная выходка мужчины в костюме. Улыбнувшись, он поднял вверх руки и без тени злобы произнес:
        —Дело говоришь. Но что нам толку от твоего супертелефона? Он скажет, как быстро нас вычислят американцы?
        Мужчина в костюме отвел пистолет от шеи Хазара и отошел на пару шагов, продолжая целиться ему в голову.
        —Не обязательно держать меня на мушке, — сказал Хазар. — Ты вне опасности — мое слово.
        —Если так, тогда ладно, — мужчина медленно опустил пистолет.
        Хазар пожал плечами:
        —У нас много времени?
        —Как и обещал, я избавился от транспондера. Сейчас нас ищут где-то в Норвежском море. Если они и станут рыскать поблизости, то не раньше, чем завтра утром. У нас в запасе достаточно времени, до рассвета нам никто не помешает. Так что прикажи, чтобы вертолет вернулся, нам понадобится больше оружия и снаряжения. — Мужчина спрятал пистолет и продолжил: — Пора заняться делом, ради которого мы сюда прилетели. Начинаем охоту.
        —Пойдем по маленьким следам? — спросил Хазар.
        Мужчина в костюме кивнул:
        —Да, по маленьким следам.
        Преследуемые
        Оказавшись свидетелями убийства и подслушав планы бандитов, мы с президентом больше не сомневались, что надо как можно скорее уносить ноги.
        Тихо и быстро мы поползли по-пластунски в глубь леса. Хазар велел своим людям убрать камеру и свет, так что нас не было слышно за их возней. Когда Хазар достал рацию, чтобы приказать пилоту вертолета разворачиваться, мы поднялись с земли и рванули прочь.
        Мы продирались через заросли, желая оказаться как можно дальше от Хазара и его подручных. Тяжело дыша, президент бежал за мной следом с таким шумом, что, казалось, сейчас он разбудит всех животных в лесу. Я боялся, что если он не перестанет так сопеть и пыхтеть, убийцы в два счета найдут нас и пристрелят.
        Слезы ручьем потекли из глаз — я не хотел погибнуть, как Пату или тот бандит на поляне. Мне казалось, что все потеряно, что я сгину тут, в горах. Меня охватило отчаяние: я пришел в лес за добычей, но мне предстояло найти здесь свою смерть. Хотелось отмотать все назад и вернуться в долину Черепов сразу после гибели Пату. Я принял неверное решение, и завтра, когда отец отправится на мои поиски, он не обнаружит ни меня, ни даже моих следов. Или хуже — найдет мое мертвое тело среди поваленных деревьев. Папа останется совсем один. Он потерял маму, теперь у него не будет и меня.
        Нет! Я притормозил и оглянулся на бегущего за мной президента.
        Нет! Я не намерен погибать!
        Я должен сделать все, чтобы папа мог мной гордиться. И дело больше не в охоте. Я обязан выжить. Выжить и не бросить папу в одиночестве.
        Я не намерен проигрывать!
        —Стойте! — крикнул я, выставив вперед руку.
        —Что? Нет, нам надо…
        —Мы очень громко движемся, — объяснил я. — Оставляем слишком много следов.
        Президент остановился и, пытаясь отдышаться, стал вглядываться назад, в темноту. Мы уже почти добрались до того места, где выжженная пылающей глыбой борозда пересекала то, что раньше называлось лесной тропой.
        —Ничего не вижу, — тяжело дыша, проговорил президент. — Надо бежать дальше.
        —У них есть фонари, — настаивал я. — Прожектор на вертолете.
        —И что ты предлагаешь? Нам нельзя оставаться здесь, ты сам видел, что это за люди.
        Я оглядел лесной шрам, вдоль которого еще тлело пожарище. Теперь, когда у меня появилась цель, все мысли вдруг стали кристально ясны. Никаких больше фантазий о смерти и охоте. Я думал только о спасении.
        —Надо идти по этой борозде, — произнес я. — Здесь сплошное месиво, наши следы потеряются.
        Президент посмотрел на меня, и в его глазах отразился огонь. Секунду подумав, он кивнул головой и сказал:
        —Молодец. Хорошая идея. — Он собрался идти, но я преградил ему путь.
        —Я пойду первым. Идите за мной след в след и не вступайте в грязь.
        —Непростая задачка, в такой-то дождь.
        —Дождь теперь наш союзник. Он поможет смыть все следы.
        Я сделал несколько шагов и остановился, президент чуть не врезался в меня.
        —Обходите пепел и папоротник, — добавил я. — Если эти люди умеют выслеживать дичь, они заметят примятые листья. Ступайте по опавшей хвое. Коричневой. Осторожно ступайте.
        —Еще советы будут? — С этими словами президент поставил ногу на землю. Что-то затрещало, и зашелестело, и пришло в движение. Он в ужасе отскочил назад, и из кустов вылетела, испуганно хлопая крыльями, куропатка.
        —Да не шумите так. — Я многозначительно поднял брови.
        Крепко сжав лук, я осторожно пошел к выжженной борозде. Мы пробирались через уцелевшие деревья, старались идти по вытоптанным зверями тропинкам и избегать луж и грязи. Приблизившись к тому, что осталось от дороги, я взобрался на поваленную ель и оглянулся на президента. Мне хотелось помочь ему, ведь в лесу он был явно не в своей тарелке. Уютный кабинет и множество помощников — вот к чему он привык.
        —Не останавливайся, — проговорил президент. — Я сам справлюсь.
        Но когда он попытался влезть на ствол, ботинок соскользнул, и он едва не свалился на землю, в последний момент ухватившись за ветку дерева.
        —Ну же, — сказал я. — У нас мало времени.
        Президент ничего не ответил, только посмотрел мне в глаза. Потом снова ухватился за сук, рванулся вверх и взобрался на ель. Он вытянулся во весь рост и посмотрел на меня, всем видом говоря: «Вот видишь, у меня получилось». В этот миг я почувствовал, как мы с ним похожи: нам обоим все время приходится что-то доказывать.
        —Хорошо. Не забудьте: нельзя оставлять никаких следов. — Я наклонился и стер с коры ели полосу грязи, оставленную ногой президента.
        —Что же здесь произошло? — задыхаясь от ужаса, спросил президент. Качая головой, он оглядывал пропахавший лес шрам: выкорчеванные деревья и тлеющий пожар. — Как так получилось? Я спокойно летел в самолете, а потом…
        —Думаю, вас сбили те люди. Я уже пытался вам это объяснить.
        —Но как? Это невозможно. Борт номер один практически неуязвим.
        —Борт номер один? Так ведь президентский самолет называют? Ваш самолет?
        Президент кивнул.
        Мы продвигались вперед, и я рассказывал ему про все, что сегодня произошло. Про то, как я первый раз услышал вертолет, про Пату, про гранатометы и белые дымовые следы от снарядов.
        —Значит, они водружали эти гранатометы на плечи? — уточнил он. — Наверное, какая-то новая модификация, что-то высокотехнологичное… Постой-ка. Мы же на горе. Это все объясняет. Только так они могли нас подбить. С земли снаряды просто не долетели бы до самолета. Но почему на борту не сработала ни одна защитная система? Только если… — Президент замолчал.
        —Вы знаете, кто эти люди? — спросил я, вспомнив, как внимательно президент следил за мужчиной в костюме.
        —Террористы?
        —А тот, что появился из леса? Тот человек в костюме? Он сказал, что сделал что-то с капсулой, чтобы вы не могли из нее выбраться. Но откуда он мог знать, что вы спрячетесь в спасательной капсуле, а не разобьетесь на самолете? Вы точно его раньше не видели?
        Президент замер. Когда я повернулся на него, мне показалось, что он меня даже не видит. Он стоял посреди леса, углубившись в свои мысли. Потом тряхнул головой и снова посмотрел на дорогу.
        Мне показалось, что президент чего-то недоговаривает.
        —Не могу поверить, что это не сон, — вздохнул он. — Мой самолет сбит, на меня открыта охота, и я карабкаюсь на какую-то гору. Да еще ботинок потерялся, и нога промокла. Идти просто невозможно.
        Я посмотрел на его ноги. На одной — когда-то черный, а теперь коричневый от грязи ботинок, на другой — только промокший носок. Я запустил руку в карман и достал из него полиэтиленовый пакет. Опустившись на колени, я раскрыл его и велел президенту вставить в пакет ногу.
        —Что? — переспросил он?
        —Суйте ногу в пакет.
        Он вытер с лица капли дождя, вздохнул и пробормотал:
        —Нет, это все-таки происходит не со мной.
        Я плотно закрутил пластик вокруг его лодыжки и завязал ручки пакета со словами:
        —Готово. Теперь у вас есть ботинок.
        —Да, и правда. — Его голос потеплел. — Спасибо, малыш.
        —Оскари.
        —Что?
        —Меня зовут Оскари.
        —А, приятно познакомиться, Оскари. Зови меня Уильям, или просто Билл.
        —Билл? Почему не Алан?
        —Так меня зовут дома. Мама всегда любила имя Билл.
        —Билл, — повторил я, прислушиваясь к этому имени, но у меня оно звучало очень неестественно. — Нет, я буду звать вас президент. Так интереснее.
        —Пожалуй. — Он подал мне руку: — Рад нашей встрече. Спасибо, что пришел мне на помощь.
        Я кивнул головой и протянул свою руку в ответ:
        —Добро пожаловать в Финляндию.
        Президент властно, но не больно, сжал мою руку, и, когда он ее отпустил, мы еще пару секунд молча смотрели друг на друга сквозь изморось.
        —Пойдемте, — прервал я молчание. — Нам нельзя останавливаться.
        —Согласен. Иди первым.
        Я выставил руки в стороны, чтобы не упасть, и пошел по стволу упавшей ели. Потом перепрыгнул на другую. Так мы и двигались, скача с дерева на дерево, огибая пятна пожарищ и куски дымящегося металла.
        Еще моросило, небо над нами только начало проясняться, и гору озарял бледный месяц. Его света хватало, чтобы разглядеть выжженную борозду, но в лесу, впереди нас, была непроглядная тьма. В ней мы решили укрыться от Хазара и его подручных.
        —Похоже, там он и приземлился, — сказал президент, догоняя меня. Он говорил с одышкой, будто ему было тяжело дышать. — Мой Борт номер один, или другой самолет.
        —А много их у вас было?
        —Несколько.
        —Теперь нет ни одного.
        Президент издал звук, похожий на смешок, и я снова обернулся, чтобы заглянуть ему в лицо. Он тоже остановился и склонился, уперев руки в бедра.
        —Да что ж со мной не так? — проворчал президент. — Нет, я, конечно, не самый подтянутый мужчина в Белом доме, но не настолько же все плохо. Теперь, как вернусь, буду чаще наведываться в тренажерный зал.
        —Мы высоко в горах. Вы просто не привыкли к разреженному воздуху.
        Он покачал головой.
        —Не волнуйтесь, я о вас позабочусь. — Это и правда было похоже на сон. Я спасал президента США от сумасшедших охотников. Похоже, лидером сегодня предстояло быть мне. Я добавил:
        —Со мной вы в безопасности.
        —Да, малыш, должен признать, ты знаешь, что делаешь.
        —Оскари, — отрезал я. — Не «малыш».
        —Конечно, Оскари.
        Мы продолжили свой путь по борозде, стараясь двигаться незаметно, переступая с дерева на дерево. Поломанные при крушении ветки, дождь, пожарища и заросли скрывали все наши следы. Добравшись до конца шрама, мы спрыгнули на землю и скрылись в темном лесу, у которого не было видно ни конца, ни края. Дорогу нам освещал только тусклый свет луны, пробивавшийся сквозь густые ветви.
        —Стойте! — Я поднял руку, но президент все равно врезался в меня, толкнув вперед.
        —Извини.
        —Будьте повнимательнее, — сказал я, совсем как мой папа.
        —Почему мы остановились?
        —Надо подождать немного, чтобы глаза привыкли к темноте. Постарайтесь расфокусировать зрение.
        —Что сделать?
        —Расфокусироваться. Попробуйте немного скосить глаза.
        —Скосить глаза?
        —Тш-ш, просто глубоко дышите. — Я расслабил глаза и постарался ни на чем не задерживать взгляд. Папа говорил, что охотники сотни лет используют этот прием. Он хорошо работает на открытом пространстве, в лесу — похуже. Но если постараться, то боковым зрением можно заметить притаившихся животных. Сейчас мой туманный взор искал не дичь, а кое-что пострашнее: вооруженного человека, поджидающего нас в темноте.
        Не увидя никакой опасности, я приложил к уху ладонь рупором и поводил головой из стороны в сторону, прислушиваясь. Заухала сова, что-то закопошилось в траве, а потом я услышал нежданный звук.
        —Вертолет возвращается, — выпалил я.
        —Я ничего не слышу.
        —Сложите вот так руки и станете все слышать чутко, как заяц.
        —Серьезно? — Президент повторил мое движение и обернулся в сторону шрама. — С ума сойти!
        —Нам нельзя оставаться на месте. — Я набрал пригоршню хвои и сухих листьев, чтобы засыпать оставленные нами на земле отметины.
        —И запомните, ставьте свою ногу туда же, куда ступаю я.
        —А ты и вправду знаешь, куда идти? — недоверчиво спросил президент, оглядывая лес, который, наверное, для него казался стеной из одинаковых деревьев.
        —Знаю.
        И мы углубились в бор. Мы шли не меньше часа, все дальше уходя от вертолета, прочесывающего лес в поисках наших следов. Мы направились к вершине, где лежала секретная поляна, отмеченная папой на карте. Больше нам некуда было идти. Я знал, что завтра, когда я не вернусь из лесу, папа и его товарищи отправятся искать меня. И первым делом они пойдут туда. Наши мужчины — настоящие охотники. Они знают эти места, у них есть оружие, и это значит, что победа не обязательно будет за автоматами Хазара.
        —Вам надо идти потише, ступайте осторожно, — обратился я к президенту.
        —Я стараюсь.
        —А топаете, как слон.
        —Ну уж не как слон, потише…
        —Опирайтесь на всю стопу. Люди думают, что надо ступать с пятки на носок, но так неправильно: получаются две точки соприкосновения. Вы так ходите, вот у вас и хрустит под ногами. А животные касаются земли один раз за шаг, поэтому и двигаются тихо. Попытайтесь ступать, как я объяснил. И не сопите так громко. — Мне казалось странным, что я отдаю приказания самому президенту. С другой стороны, мне было приятно почувствовать себя не ребенком, но взрослым мужчиной.
        Позади нас стрекотал вертолет, водя прожектором из стороны в сторону. Я был уверен, что пилот отдает команды людям в лесу, и мне очень хотелось узнать, близко ли Хазар. Рыщет ли он по бору или сидит в вертолете с взведенным ружьем?
        Вертолет все время кружил где-то позади, освещая верхушки деревьев, но один раз удары его лопастей стали громче, и он начал быстро приближаться, словно заметил нас. Мы тут же бросились в укрытие.
        —Ложитесь!
        Мы повалились в грязь у узкой горной речушки.
        —Сюда, — прошептал я, ползя к выступающему берегу. — Медленнее. Резкие движения привлекут их внимание.
        Мы лежали бок о бок, прижимаясь к каменной стене, низко опустив головы.
        —Главное, не смотрите наверх. А то свет отразится от лица.
        —Паршивый у меня выдался денек, — пробормотал президент.
        —И у меня, — признался я.
        Мы спрятали лица, и тут вертолет зашумел прямо над нами, раскачивая вершины сосен. Яркий луч осветил раскидистые ветви, отразился от воды, заскользил по камням и кустам. Стук лопастей отдавался в висках, сотрясал с головы до ног, но мы оставались неподвижны, словно были частью леса.
        Наконец вертолет отлетел, но мы решили остаться у речки и не продолжать движение, пока опасность полностью не минует. Мы сидели у воды, слушая мелодичное журчание воды.
        —От этих звуков хочется в туалет, — сказал президент.
        —Так сходите, — ответил я.
        Он встал и направился к растущим невдалеке деревьям. Мне тоже захотелось помочиться, и я пошел следом. Затем мы помыли руки в реке и снова двинулись в путь.
        —Нам повезло, что сейчас весна, — начал я разговор. — Через пару недель солнце совсем не будет заходить. Без ночной темноты было бы труднее.
        —Полярный день? — уточнил президент.
        —Да, слышали о таком?
        —Значит, он у вас бывает летом?
        —Ага. У нас три лета: раннее лето, просто лето и позднее лето. Мы зовем их Таянье снегов, Полуночное солнце и Сезон урожая.
        —Звучит красиво, — заметил президент.
        —Правда?
        —А ты так не считаешь?
        —Никогда не задумывался о названиях. Для меня это просто время, когда невозможно нормально спать.
        Мы все время петляли, никогда не шли напрямик. Мы то уходили вперед, то резко в сторону, а иногда даже пробирались назад, ступая по низкорастущим ветвям, чтобы не оставлять отпечатков на размытой почве. Если на дороге попадались камни, я прыгал по ним, а президент всякий раз жаловался, ставя на острый валун обмотанную пакетом ногу, и стонал, когда в кожу врезался обломанный край камня.
        Было за полночь, когда мы выбрались из густого леса и стали взбираться на гору, покрытую каменистой твердой землей и редкими деревьями. Здесь, у ее подножия, я бы оставил квадроцикл, если б спокойно пошел охотиться в тайное место, указанное на папиной карте.
        —Тут они нас никогда не найдут, — заметил я, взобравшись на скалистый выступ и протянув руку, чтобы помочь президенту. — Им даже на ум не придет, что мы могли сюда направиться.
        Президент поднял на меня глаза:
        —Имеешь в виду вверх по горе вместо того, чтобы спускаться вниз? Да, ты это хорошо придумал.
        —Тут мы, скорее всего, будем в безопасности.
        —Скорее всего? — Он отказался от помощи и, хрипя от натуги, попытался подтянуться и влезть на скалу самостоятельно.
        —Ну, у них ведь есть вертолет, — объяснил я.
        Президент наполовину осилил выступ, но ему удалось закинуть на него только одну ногу, так что я ухватил президента за пиджак и резко потянул. Он откатился на середину выступа и повалился на спину, громко хрипя. Отдышавшись, он ответил:
        —Да, вертолет. Я чуть было не забыл о нем.
        Когда президент пришел в себя, мы двинулись дальше. Мы шли молча, слишком уставшие, чтобы вести беседы. В голове у меня прокручивались недавние события.
        —Что значит «моррис»? — прервал я молчание. — Вы повторяли это слово, когда вышли из капсулы. Это чье-то имя?
        —Да, так зовут моего телохранителя. — Президент еще говорил с придыханием, но уже не так тяжело сопел. — Он не раз спасал мне жизнь.
        —Наверное, он очень смелый. Он охотник? — Я придержал ветку сухой сосны, чтобы президент мог пройти.
        —Не совсем. — Президент с благодарностью кивнул. — Но однажды он заслонил меня от опасности.
        —Как это?
        Президент остановился, чтобы перевести дух.
        —Однажды мы полетели в Сиэтл, и я допустил оплошность: вышел к толпе, чтобы поприветствовать местных жителей. Тогда кто-то выхватил пистолет, но Моррис закрыл меня собой и получил пулю вот сюда. — Президент похлопал себя по груди. — Внутри остался осколок, у самого сердца. — Он сблизил указательный и большой пальцы так, что просвет между ними оказался меньше двух сантиметров. — Врачи сказали, что извлекать его слишком опасно. Но боюсь, рано или поздно этот осколок убьет Морриса.
        —Он что, как будто живой труп? — спросил я, обернувшись на президента.
        —Получается, так. Я предлагал ему выйти на пенсию, но он и слушать не хотел. И вот сегодня он снова спас меня, уговорив сесть в капсулу перед тем, как… — Он прервался на полуслове и глубоко задумался.
        —Что с вами?
        Президент поднес руку ко рту и уперся взглядом в землю.
        —Президент?
        —Что? — отозвался он. Его взор был устремлен вдаль, президент будто смотрел сквозь меня. Таким же взглядом он ответил сегодня на вопрос о человеке в костюме.
        —Так, ничего. Ничего. — Он потряс головой и зашагал вперед. Но когда президент снова заговорил, то я понял по голосу, что мысли его блуждают сейчас далеко.
        —И все же хорошо быть президентом: наверняка знаешь, что на твои поиски бросят лучшие силы.
        —В смысле?
        —Меня будет искать очень много людей.
        —Но не в том месте.
        —Почему?
        —Человек в костюме сказал, что он выбросил этот ваш… Как там этот передатчик называется?
        —Транспондер.
        —Точно. Так что все будут искать вас не там, где нужно.
        —Они быстро это поймут и прилетят сюда.
        —Но только на рассвете. По крайней мере, так сказал тот человек.
        —Я слышал, что он сказал, — раздраженно ответил президент. — Я там тоже был.
        —Выходит, вам повезло, что я вас нашел раньше, чем люди Хазара. Даже если бы вы сами выбрались из капсулы, то не выжили бы один, без меня. Я знаю лес, это мой дом. — Меня переполняла гордость. — С этим луком я могу прокормить и защитить вас. Ведь в этих горах есть медведи.
        —Здесь водятся медведи? — Президент с опаской посмотрел по сторонам.
        —Да, и много.
        —И ты бы смог пристрелить медведя из этого лука? — В голосе президента звучало сомнение.
        —Конечно. Это очень хороший лук.
        —Ты уже пробовал?
        —Да. Точнее, нет. Но мой папа убил медведя, когда ему было столько же, сколько мне сейчас. — Я нащупал в кармане папино фото.
        —А сколько тебе лет?
        —Двенадцать. Завтра тринадцать будет.
        —Надо же, моему сыну тоже тринадцать. У меня еще дочка есть, ей одиннадцать.
        —А на кого ваш сын любит охотиться?
        Президент рассмеялся:
        —Ну… вообще-то мы не ходим на охоту.
        —Не ходите на охоту? — я недоуменно посмотрел на него.
        Он пожал плечами и помотал головой:
        —А вы знали, что бурый медведь — священное животное. И когда папа убил его, то устроили большой праздник, чтобы задобрить духа. А голову медведя насадили на самый высокий кол, чтобы его душа могла унестись на небо.
        —Твой папа, похоже, смелый малый. Ты хочешь быть таким, как он?
        —Папа научил меня всему, что знал сам.
        —Это он тебе рассказал о том безопасном месте?
        —Да, на папиной секретной поляне Хазар нас точно не найдет.
        Но теперь, зная, на что способны те люди с вертолета, я в этом сильно сомневался.
        Смерть на горе
        У склона горы Акка, там, где лес редел и начинался труднопроходимый горный массив, мы решили остановиться и хорошенько все осмотреть. Я расфокусировал зрение, чтобы засечь какое-нибудь необычное движение. Позади нас все было тихо. Но когда я повернулся к горному хребту, лежащему впереди, то заметил зайца. Он подпрыгнул и замер, осматриваясь. Его четкий силуэт был точной копией тех мишеней, что вырезал для меня отец.
        Я подал президенту знак остановиться, затем вскинул лук, бесшумно вложил стрелу, прицелился и взялся за тетиву. Как только я потянул за нее, меня охватила страшная злость: лук был для меня слишком большой и тяжелый. От него не было никакой пользы — одно напоминание о моей слабости. Крепко стиснув зубы, я со всей силы рванул тетиву. Но как и в прошлый раз, до щеки она не дошла.
        И все же я выстрелил.
        Тетива жалобно застонала и стрела выскочила куда-то в сторону. Ее крутануло в полете, и она ударилась о камни слева от цели.
        Заяц не упустил шанс и улизнул. Секунду назад он был здесь, в другую — его уж и след простыл.
        —Бывает, — прошептал президент, но я ничего не ответил.
        Злой и пристыженный, я опустил лук и пошел за стрелой. Засунув ее в колчан, я оглянулся на лес. Мы далеко забрались, оставив позади густую чащу. Сверху было видно, как над ней кружит вертолет — маленькая красная точка с белым лучом.
        Я посмотрел на президента и выпалил:
        —Если бы у меня был лук поменьше, мой лук, я бы точно попал! Дурацкий лук. Могли бы сейчас поужинать зайчатиной.
        —Не переживай, — ответил президент. — Значит, сегодня пропустим ужин. — Он направился ко мне, переступая с валуна на валун. — Да и вообще, я не особо люблю зайчатину. Другое дело — чизбургеры.
        Он замолчал и уставился на траву между двумя заостренными булыжниками.
        —Ботинок, — президент вдруг присел и поднял с земли свою находку.
        —Это ваш? — удивился я. В лунном свете я отчетливо разглядел черную блестящую мужскую туфлю. Из тех, что вполне мог носить президент. Это явно был не ботинок охотника, да и у нас в деревне такую обувь никто не носил.
        —Не мой, — он отрицательно покачал головой.
        —А размер не ваш? Вдруг повезло?
        —Не особо. Ботинок вроде подходящего размера, но он не на ту ногу.
        —Жалко, — я посмотрел вокруг, чтобы разобраться, как здесь оказалась туфля, и заметил, что справа, на невысоком скалистом выступе в метре от меня, что-то лежит.
        —Стой, где стоишь, — скомандовал президент.
        —Что? — удивился я. С тех пор как мы убежали от бандитов, я принимал все решения. Ведь я знал свой лес, а президент был тут чужаком. Непонятно, с чего он вдруг решил стать за главного. Наверное, потому, что он взрослый, а я — ребенок. Взрослые всегда считают себя умнее остальных, и уж особенно если они президенты.
        —Я велел тебе стоять, где стоишь. — Он властно сжал мое плечо и пошел к скале. Когда он оперся на камень, чтобы влезть на уступ, то тут же отдернул руку и посмотрел на пальцы.
        —Что там у вас?
        —Просто стой на месте. — Он крепко ухватился за скалу, подтянулся и забрался на уступ гораздо увереннее, чем до этого на поваленную ель.
        Несколько секунд он молчал, и я услышал завывание ветра да отдаленный шум пропеллера. Тишину прервал голос президента:
        —Отис. Господи, нет.
        И тут я решил, что президент не может отдавать приказы в этом лесу, потому что, в отличие от меня, совсем не знает здешних мест. Перепрыгивая с камня на камень, я подобрался к выступу и залез на него, чтобы посмотреть, что же там лежит.
        Мертвец был одет в такой же костюм, что и человек, пришедший из леса к месту приземления капсулы. Он лежал на спине, в неестественной позе: руки раскинуты, одна нога подвернута, вторая — та, что без ботинка — немного свешивается с края скалы. На лице у мужчины не было ни царапины, и, казалось, он просто уснул с открытыми глазами.
        Но я понимал, что он был мертв. Как и Пату, как военный на поляне.
        —Вы знали его? — услышал я собственный голос.
        Президент склонился над мужчиной и прижал кулак к губам, как будто хотел успокоиться. Он тяжело сглотнул комок в горле и ответил:
        —Это Отис. Он из группы охраны.
        —Ваш телохранитель, да?
        Президент кивнул.
        Я глубоко вдохнул и огляделся. Невдалеке я заметил еще тела.
        —В группе и другие были?
        —Да.
        —Это они? — я показал пальцем на трупы.
        Президент поднял голову и поглядел по направлению моей руки. Потом поднялся и пошел к мертвым телам. Я же остался на месте, мне не хотелось больше видеть покойников.
        —Стэнли, — назвал президент имя первого из них. — А это Клэй, — сказал он, подойдя к другому мужчине.
        Голос у президента был тихий и надрывный. Он закрыл лицо руками и прошептал:
        —Что же с ними случилось?
        Президент подошел во мне и перевернул Отиса лицом вниз. За спиной у трупа был сложенный парашют. Президент навис над ним и стал разглядывать крепления.
        —О боже!
        —Что там?
        —Боже мой!
        —Да что там? — повторил я. — Скажите, президент.
        Он сел на землю и, будто не веря своим глазам, покачал головой.
        —Их связали, парашюты. Кто-то стянул парашюты веревками, чтобы они не раскрылись. Это убийство.
        —Убийство? Но кто? — Я еще не договорил вопрос, как мне на ум пришел мужчина в костюме: он сказал, что ему с парашютом повезло больше, чем остальным.
        —Думаю, их убили те же люди, что гонятся за нами.
        —И вы не представляете, кто они? Вы точно никого из них не узнали? Те бандиты сказали, что открыли на вас охоту!
        Президент не посмотрел на меня. Он отвернулся и закусил нижнюю губу, словно его мысли занимали не только вооруженные преследователи.
        —А Хазар? Его вы раньше видели?
        Президент помотал головой.
        —А других? Вы, может…
        —Оскари, я же президент США. Моей смерти не один человек желает.
        Я вздрогнул от ужаса, будто сотни пауков поползли по моей коже. Чтобы собраться, я вспомнил, что говорил папа, когда я начинал себя жалеть: «Слезами горю не поможешь».
        —Президент, поднимайтесь.
        —Что?
        —Поднимайтесь же.
        Он махнул на меня рукой:
        —Оскари, их убили. Понимаешь? Меня предали. Кто-то поломал все системы на Борту номер один, чтобы его могли уничтожить. Кто-то испортил парашюты моих охранников. И капсулу спасательную тоже. Поэтому я и не мог из нее выбраться.
        —Да, мужчина в костюме сказал, что это был он.
        Президент поднял на меня глаза:
        —Помнишь, я говорил о спасателях. Я уже не уверен, что они прилетят к нам на помощь.
        —Да перестаньте жаловаться! — Я и сам не верил, что говорю это президенту, но он уже начал терять веру во спасение, а я должен был заставить его продолжать движение. — Вставайте, мы уходим.
        —Но у них оружие. И вертолет. У них есть доступ к информации. Иначе как они смогли бы все организовать?
        Я посмотрел на тело Отиса.
        —А вот у него есть оружие?
        Президент только вздохнул в ответ.
        —Он же телохранитель? Где его пистолет?
        Похоже, мои слова дошли до президента.
        —Да, да! Должен быть.
        Он наклонился к трупу, задержал дыхание и залез рукой в карман пиджака, чтобы извлечь наружу пистолет.
        —Теперь у вас есть пистолет, а у меня — лук.
        Похоже, мою радость президент не разделял. И после той промашки с зайцем я не мог на него обижаться. Он попытался улыбнуться, но в его гримасе читались отчаяние и жалость ко мне. Казалось, он уже смирился с тем, что нас скоро прикончат. Как вдруг президент изменился в лице:
        —Телефоны! У них есть мобильники. — Он снова упал на колени, с усилием перевернул тело обратно на спину и начал обыскивать его, отвернувшись, чтобы не видеть мертвое лицо своего телохранителя. Дойдя до кармана брюк, президент торжествующе посмотрел на меня.
        —Ну, о чем я тебе говорил. — Он запустил руку в карман Отиса и достал из него сотовый телефон. Подставив его под лунный свет, президент стал крутить в руках и отчаянно давить на кнопки:
        —Черт побери, не работает.
        Он отшвырнул телефон и бросился обыскивать другого охранника, но снова нашел разбитый аппарат.
        —Еще одна попытка, — пробормотал он себе под нос. — Наш последний шанс.
        Когда третий мобильный вдруг засветился у него в руках, президент засиял, как ребенок. Он так искренне улыбался, что я не мог не порадоваться за него. Президент, похоже, всем сердцем верил, что в этом телефоне его жизнь, что он сейчас позвонит спасателям, и они прилетят ему на помощь.
        Но радость президента длилась недолго. Он тряхнул телефон, потом повернулся и поднял мобильник к небу. Он тряс его над головой на вытянутой руке, потом начал прыгать с булыжника на булыжник. Наконец, выбившись из сил, президент остановился и опустил руки.
        —Ну как?
        —Нет сигнала, — выдохнул президент. — Будто мало нам сегодня досталось. Теперь еще и телефон не ловит.
        —Мы все-таки в лесной глуши. Я, конечно, надеялся, что президентский телефон будет работать, но, выходит… — Я поежился.
        Он убрал телефон к себе в карман, присел на камень и, крепко потерев лицо руками, произнес:
        —Должность президента, похоже, здесь не дает никаких преимуществ.
        —Никаких.
        —Здесь, в лесу, я такой же, как и остальные.
        —Если не хуже.
        —Ну, спасибо тебе.
        —Вы же не умеете охотиться.
        —Не умею, — согласился президент, понурив плечи.
        —А шалаш сможете сделать?
        Он отрицательно тряхнул головой.
        —Ну а хотя бы костер разжечь.
        —Нет.
        —Значит, вам и вправду повезло, что я вас нашел. Я все это могу. А завтра в лес придут охотники из нашей деревни и сразу же отправятся к папиному секретному месту. Если я не вернусь, отец первым же делом начнет искать меня там.
        —Завтра может быть уже поздно. — Он посмотрел на вертолет, прочесывающий лес, и добавил: — Знать бы, кто это.
        —Вертолет им не поможет. Они не там ищут. Потому что я их перехитрил.
        Президент вздохнул.
        —Если бы не я, Хазар вас бы давно пристрелил. — Было приятно осознавать, что я все-таки неплохо сориентировался в лесу. — Видите, как я вас далеко от него увел?
        —Да, — согласился президент. — Ты молодец, малыш.
        —Я вам уже говорил, меня Оскари зовут. И я не малыш.
        —Да, конечно.
        —Не переживайте, президент, я о вас позабочусь. Идет? — Я плюнул на ладонь и протянул ее президенту.
        Он посмотрел на меня, потом на мою руку.
        —Надо плюнуть и пожать.
        Он поколебался, потом плюнул себе на ладонь и коснулся моей. Я сжал ее так крепко, как мог, и потянул президента за руку, чтобы он встал.
        —Теперь мы связаны обещанием.
        Президент поднял на меня глаза, и я прочел в его взгляде намерение бороться до последнего. Наверное, он решил, что если у меня нашлась смелость, то у него найдется и подавно. Я почувствовал себя как никогда уверенным и сильным.
        —Спасибо тебе.
        —Пожалуйста. — Я отпустил его руку, поправил рюкзак за спиной и приготовился снова карабкаться в гору. Сделав несколько шагов, я кинул ему через плечо:
        —А знаете, в чем вам еще повезло?
        —В чем же?
        Я указал на Отиса:
        —У него ведь ваш размер? Вторая туфля будет впору.
        Из одной древесины
        Прошло уже минут двадцать с тех пор, как мы ушли от выступа скалы, ставшего могилой для охранников президента. Неожиданно шум вертолета сменил направление, и, обернувшись на лес, мы увидели, что красный огонек скрылся среди деревьев. Следом утих шум лопастей. Мы с президентом стояли молча, разглядывая спокойный лес и пытаясь разгадать планы Хазара.
        —Хотят сберечь топливо, — объяснил президент. — Не могут же они всю ночь вертолет над лесом держать.
        —Наверное, утром снова начнут поиски. Или попробуют догнать нас по земле.
        Президент с опаской посмотрел на меня.
        —А смогут? Думаешь, они уже вышли на наш след, потому-то и посадили вертолет? — спросил он испуганным голосом. — Думаешь, они знают, где мы?
        —Нет, это невозможно. Мы были очень осторожны. — Я прокрутил в голове все наши шаги. Даже папа не смог бы нас выследить.
        —Значит, все дело в топливе, — подвел итог президент.
        —Точно, — согласился я.
        С замиранием, мы смотрели на черный бор, простиравшийся до самого горизонта, где начиналось темно-синее небо. Звезды то скрывались, то снова выглядывали из-за проплывавших туч. Два рубца, прорезавших лес, зияли как свежие раны. Еще не погасший огонь освещал тянущиеся почти на километр следы разрушений. Высокие пожарища полыхали по краям обоих шрамов, словно жирные точки в конце предложений.
        —Вряд ли это Борт номер один, — начал президент. — Похоже на два самолета сопровождения. Точнее, на то, что от них осталось. Те самолеты были гораздо меньше моего.
        —Интересно, где тогда ваш самолет? Я больше ничего не вижу.
        Президент ничего не ответил, только недоуменно передернул плечами. Еще пару минут мы, ни слова не говоря, осматривали следы аварии, а потом двинулись дальше.
        Президент то и дело проверял телефон, но всякий раз с сетью не везло.
        Чем выше мы взбирались, тем холоднее становился воздух. Президент весь дрожал, его одежда насквозь промокла, и у него опять начались проблемы с дыханием. Его тело молило о тепле и отдыхе, да и я был не против передохнуть, но мы продолжали движение. Мы карабкались вверх по уходящей из-под ног земле, продирались через густые сосновые ветви, взбирались на глыбы и валуны. И ни на секунду не забывали о том, что нельзя оставить даже намека на то, что мы здесь были.
        Наконец, мы добрались до широкого плато, лежащего недалеко от тайного места охоты, отмеченного на папиной карте. Мы остановились, и я подошел к обрыву, с края которого открывался вид на покрытый деревьями склон. Ледяной ветер обдавал лицо, раздувал маскировочную накидку, забирался под куртку. Я бросил взгляд на выжженные борозды, оценил на глаз пройденный путь и начал внимательно осматривать место нашей остановки.
        Почва здесь была каменистая, с редкими островками травы и одинокими деревцами, пытающимися уцепиться за тонкий слой мягкого грунта. Впереди был крутой подъем к папиному секретному месту охоты. С одной стороны плато резко обрывалось, открывая вид на вековой лес, с другой — возвышалось каменной стеной горы Акка. На нашу удачу, в скале было углубление, похожее на пещеру.
        Папа велел остановиться на ночлег под ветром и переждать до рассвета. И хотя я не собирался охотиться, но все равно стал вглядываться в небо.
        Президент подошел ко мне и тоже поднял голову. Ясную ночь освещал большой лунный диск, лишь иногда скрываемый от нас редкими облачками.
        —Видите, как движутся облака? — сказал я. — Ветер дует через гору. Получается, мы стоим под ветром, хоть ты сверху, хоть снизу посмотри.
        —И что это нам дает?
        —Это значит, что если мы разведем костер, то дым не сдует вниз, к… — Я посмотрел на деревья, растущие ниже по склону. — К ним. — Вертолет уже не летал над бором, но мы понимали, что бандиты могли отправиться на наши поиски и без него.
        Я велел президенту забраться под скалу, чтобы спрятаться от ветра, пока я развожу костер. На плато было мало деревьев, но и их мне хватило бы, чтобы поддерживать огонь несколько часов кряду. Я быстро набрал хвороста и сложил его у входа в наше укрытие. Потом я отправился выбирать камни.
        —Могу чем-нибудь помочь? — поинтересовался президент. — А то я тут как пятое колесо.
        —Не надо, справлюсь.
        Он не бросил попытки навязать свою помощь, но я хотел все сделать сам. Здесь, в глуши, президент был настолько бесполезным спутником, что я чувствовал себя матерым лесником. Впервые я был в чем-то лучше других. Я велел президенту отдыхать, и он пересел ко входу в пещеру, положил пистолет рядом с собой и, уперев руки в колени, стал наблюдать за моими действиями.
        —У тебя хороший английский, Оскари, — заговорил президент, когда я принес последнюю кипу камней. — В вашей деревне все его знают?
        —Да. Хотя те, кто постарше, говорят плоховато.
        —Дай-ка угадаю. Его в школе преподают?
        —Ага. И еще мы смотрим американское ТВ.
        —Ну конечно, сила телевидения. — Президент поежился от холода и продолжил разговор: — А это ты зачем делаешь?
        —Чтобы никто не увидел огонь, — объяснил я, складывая друг на друга собранные камни. — И еще, они отразят жар костра. Скоро здесь будет тепло и уютно.
        —Похоже, ты свое дело знаешь, — искренне похвалил меня президент.
        Когда стена из камней дошла мне до пояса, я замкнул ее по кругу с нашей стороны и достал свой набор для розжига костра. Маленький комок хлопкового волокна да пара искр из огнива, — и я уже разжег огонь, в который начал подкладывать маленькие ветки, а потом и палки побольше.
        —Молодец, Оскари. — Президент протянул руку к теплу пламени. — Могу поспорить, это не первый твой костер.
        Я присел, откинулся спиной на скалу и обхватил колени руками.
        —У меня это лучше всего получается. Мы с папой часто костры разводим.
        —А я бы так не сумел.
        —Да это не сложно. Главное, чтобы спички хорошие были. Без них ни один охотник из дома не выйдет.
        Я достал из кармана пластиковый цилиндр и протянул президенту:
        —В этом наборе есть все, что нужно: металлическое огниво, вата, охотничьи спички и маленький водостойкий коробок.
        —Охотничьи спички?
        —Да, но они — на крайний случай, — пояснил я. — Такие где угодно загорятся и не потухнут. Эти спички можно поджечь, а потом опустить в воду или воткнуть в землю, да куда угодно. А когда их снова достанешь, они будут гореть.
        —Удивительно! — Президент покачал головой.
        —Смотрите сами! — Я открутил крышку и достал коробок.
        —Жалко их расходовать.
        —Не жалко. — Я вытянул одну спичку. На вид она была длиннее обычной и почти полностью покрыта красным воспламеняющимся веществом. Я чиркнул спичкой по краю коробка, и она тут же загорелась. Показав ее президенту, я сунул спичку в землю, присыпал песком и затоптал. Когда я снова достал спичку, на ее кончике сразу вспыхнул огонек.
        —Впечатляет.
        Я взял свою кружку и загасил пламя, опустив спичку в воду. Но когда я ее вынул, огонь снова разгорелся. Я задул спичку, а она тут же зажглась.
        —Видите? С ножиком и спичками я выживу в любых условиях, — подытожил я, бросив спичку в костер.
        —Думаю, лук тоже мог бы пригодиться.
        Я посмотрел на прислоненный к скале традиционный лук и вспомнил, как стоял на платформе в долине Черепов и не мог с ним совладать.
        —С помощью ножа я запросто смастерю себе лук.
        —Почему бы не смастерить? Этот явно для тебя великоват.
        —Нет, неправда. Не великоват, — возразил я.
        —Ну, как знаешь, — отступился президент, почувствовав, что задел меня за живое.
        Какое-то время мы сидели молча. Я подкидывал ветки в огонь, и, когда он хорошо разгорелся, я достал для президента тонкое одеяло. Пока он раздевался и раскладывал на камнях мокрую одежду, я успел провести ревизию уцелевших после крушения квадроцикла вещей.
        —Хотите поесть?
        Президент кивнул:
        —У меня не было времени думать о еде, но сейчас, когда ты спросил…
        Я посмотрел на президента, замотанного в одеяло, и мне стало его по-человечески жалко. Казалось, разбился не только его самолет, но и весь его мир. Давно ли он летел на Борту номер один? А сейчас вот дрожит от холода, затерянный в горах. Непросто было поверить, что передо мной был не кто иной, как Алан Уильям Мур — президент США.
        —У меня есть сушеная оленина, сказал я, разворачивая спрятанные в платок деликатесы.
        —Правда? — скривился президент. — Оленина?
        —Не любите ее?
        —Ни разу не пробовал. — По его лицу было видно, что и не собирается.
        Я пожал плечами:
        —Еще есть колбаса.
        —Это другое дело.
        —Кровяная.
        —Что? Как ты ее назвал? — Президент наклонился вперед, будто в первый раз меня не расслышал. — Кровяная?
        —Ну да, мы делаем ее из свиной крови.
        Он заметил мою ухмылку и покачал пальцем со словами:
        —Хватит меня разыгрывать!
        Я рассмеялся:
        —Мой папа такую любит, но мне она никогда не нравилась. Не бойтесь, я взял с собой обычные колбаски.
        Президент улыбнулся и снова шутливо погрозил мне. Я хихикнул и принялся нанизывать колбаски на длинные палки. Одну я оставил себе, другую протянул президенту. От запаха жареных колбасок можно было захлебнулся слюной. Когда они хорошо прогрелись внутри и почернели снаружи, мы забрались в глубь пещеры, нагретой жаром костра, и принялись уплетать наш ужин.
        —Вкуснотища! — Президент подул на обожженный язык.
        —Обидно, что заяц ушел.
        —Ты отлично обо мне заботишься, Оскари. Я тебе благодарен.
        Его слова придали мне уверенности. Я повернулся к укутанному в одеяло президенту и спросил:
        —Каково это, иметь власть?
        Кусок колбаски попал ему не в то горло, и он закашлялся, брызгая слюной. Я протянул ему воды.
        Он запрокинул бутылку и стал жадно пить. Потом вытер рот рукой, прочистил горло и переспросил:
        —Иметь власть? — На его лице блуждала отрешенная улыбка. — Какой неожиданный вопрос. Совсем не чувствую власти, сидя тут в одних трусах.
        —Но обычно ведь…
        Президент вдруг стал серьезным.
        —Я бы сказал, что власть — это… что-то неуловимое. Ее никак нельзя потрогать, а потерять очень легко. Посуди сам: пару часов назад я запросто мог бы послать целую армию в любую точку земли. А сейчас даже пиццу не могу заказать. — Он вздохнул и впился зубами в колбаску.
        —Я пиццу люблю.
        —Правда? — Он поднял на меня глаза. — С чем?
        —Пепперони.
        —Отличный выбор. И уж точно вкуснее кровавой колбасы. А печенье любишь?
        —Еще бы.
        —А мороженое?
        —Обожаю. — Моя мама делала лучшее ванильное мороженое в мире. От одной мысли о нем у меня засосало под ложечкой.
        —Тогда приезжай ко мне в гости, когда все это закончится. Отдохнем как надо: с пиццей, мороженым и видеоиграми. Ты любишь видеоигры?
        —Люблю.
        —Вот и договорились. — Он доел колбаску, и я протянул ему еще одну.
        —Надеюсь, твои мама и папа не будут против? — Президент проткнул колбаску палкой и поднес ее к огню. — Ты ни разу про свою маму не говорил. Она тоже любит охотиться?
        Уставившись на пламя, я тяжело вздохнул:
        —Она умерла. Год назад.
        —Ой, извини, я…
        —Вы не виноваты, — прервал я его, не отрывая глаз от огня. — И почему люди всегда говорят: «Извини», — когда они вообще ни при чем.
        —Что ж, я бы сказал, они так выражают сочувствие и сожалеют, что не могут ничем помочь. А может, просто не знают, что еще сказать.
        —Тогда и говорить ничего не надо.
        —Да, твоя правда.
        Как завороженный, я смотрел на извивающиеся в танце языки пламени. Ощущал их жар на своих щеках.
        —У нее в мозгу нашли рак. Она долго мучилась, а потом… — Я стиснул зубы, чтобы не разрыдаться. Сдавленным голосом я продолжил: — Отец до сих пор не пришел в себя. Смерть мамы его сильно подкосила. Я решил, что если принесу хороший трофей, то он обрадуется, станет прежним, но теперь этому не бывать.
        Я чувствовал, что президент пристально смотрит на меня. Он оторвал от меня взгляд, только когда послышался какой-то шорох в стороне. Поглядев с минуту в ночную пустоту, президент снова заговорил со мной:
        —А братья или сестры у тебя есть?
        —Не, мама всегда говорила, что ей одного сорванца хватает, — ухмыльнулся я.
        Президент ласково улыбнулся:
        —Моя мама говорила мне нечто подобное, когда я просил ее подарить мне братишку. Похоже, у нас немало общего, как считаешь?
        Он подался в мою сторону и спросил:
        —А почему ты спрашивал про власть?
        —Просто так.
        Он молчал, ожидая, что я еще что-то добавлю.
        —Мой отец имеет власть над людьми, — сказал я. — Наша семья известна в здешних местах. Может, вы слышали о моем папе? Его зовут Топио. Его назвали так в честь бога лесов.
        —Боюсь, раньше о нем не слышал.
        Я развел руками:
        —Ну, вы вообще-то в охоте не особо разбираетесь.
        —Должен признаться, да.
        Я достал фотографию и передал ее президенту:
        —Это мой папа.
        Он внимательно посмотрел на фото.
        —А это убитый им медведь, о котором ты говорил?
        —Он самый.
        —Просто огромный.
        —У нас в деревне все мальчишки в тринадцать выходят на охоту одни. Каждый проводит в лесу целую ночь и день, а животное, которое удастся подстрелить, должно всем показать, чего стоит охотник и каким он станет мужчиной. — Я вспомнил напутствие Хамары перед началом моего испытания. Он сомневался, что я вообще что-то поймаю.
        —Так ты это имел в виду, когда говорил о трофее, да? — президент перевел взгляд с фото на меня. — И что сказали про твоего отца, когда он принес голову медведя?
        —Что он сильный и смелый.
        —А сегодня, значит, ты вышел на охоту, так?
        —Да, завтра мне исполнится тринадцать, и меня признают взрослым. Знаете, как Хамара сказал? «В лес он уходит ребенком, а вернется настоящим мужчиной».
        —Кто такой Хамара?
        —Наш старейшина.
        Президент понимающе покачал головой. Теперь он узнал, почему я оказался один в лесу.
        —Прости, я тебе всю охоту испортил.
        —Мама всегда говорила, что мое животное — олень. Его может поймать только быстрый, сообразительный и… этот, незо, неса… — английское слово так и вертелось у меня на языке, но я никак не мог его вспомнить.
        —Может, независимый?
        —Оно!
        —Знаешь, ты эти качества сегодня уже проявил.
        Он посмотрел на лук и, кивнув на него, спросил:
        —А у него какая роль?
        —Из него я должен подстрелить свою добычу. Это традиционный лук, ему больше ста лет.
        —Не верю, он таким старым не выглядит.
        —Просто за ним хорошо следят.
        —Никто бы не узнал, если бы ты взял с собой другой лук, поменьше.
        —Я бы знал.
        —Конечно. Ты очень честный мальчик, Оскари, это хорошее качество. И ты сильнее, чем думаешь.
        Он протянул мне фото папы со словами:
        —Ты совсем как он.
        —Мы с отцом — мы из одной древесины вырублены, — проговорил я, пряча фото. — Все думают, что я плохой охотник, и только папа в меня верит. Когда Хамара дал мне лук, а я не смог натянуть тетиву, то ребята стали надо мной смеяться. В ту секунду я решил, что во что бы то ни стало оправдаю папины надежды. Когда меня завтра придется искать, папе будет очень стыдно.
        —Ты должен понимать, это непредвиденная ситуация.
        —Какая разница! У нас в Финляндии размазни не в почете, — я оторвал зубами кусок колбаски. — Все должны знать, что ты сильный.
        —Погоди. Ты спас нас от преступников и привел в укрытие. Замел все следы, разжег костер, накормил. Я всем об этом расскажу. — Президент наклонился вперед и покрутил колбаску над костром.
        —И вообще, не обязательно быть сильным. Главное — им выглядеть. Поверь мне, я знаю, о чем говорю. — Пламя костра отразилось в его глазах. — Я читаю книги из серии «Для чайников» и наедаюсь печеньем. Моррис смеется, что я не могу жалких десять раз отжаться. — Он посмотрел себе под ноги, и я понял, что он думает о трупах охранников, которые мы нашли.
        —Хочешь, расскажу одну историю? — продолжил он. — За пару минут до начала моего последнего обращения к Конгрессу мне чертовски захотелось в туалет. Я рванул в уборную, ну, и поторопился, знаешь, облегчиться. В общем, обрызгал сверху все брюки.
        Я забился в истерике уже от одной мысли о том, что президент США мог замочить свои штаны.
        —Так и было. — Он закатил глаза. — Со всеми ведь случается. Но мне-то надо было через минуту взойти на сцену палаты представителей. А там очень много важных людей сидело. Представляешь, каково это, предстать перед всей Америкой с позорным пятном на брюках?
        —Очуметь!
        —Посмотри как-нибудь запись этого выступления, — предложил президент. — Я там прижимаю папку к брюкам, чтобы скрыть место аварии. А главное, заметь, как безукоризненно я произношу речь: голос не дрожит, я улыбаюсь, удерживаю внимание слушающих. А вот внутри весь дрожу от ужаса, что останусь в истории США «описавшимся президентом». Внешне же остаюсь непоколебим, как скала.
        —И чем все закончилось?
        —Никто ничего не заметил. Теперь это просто история, о которой во всем мире знают только двое — я и ты.
        —Вот это да!
        —Ты ведь никому не расскажешь?
        —Только если вы сохраните в секрете, что я упустил зайца.
        —По рукам.
        Мы застегнули рты на воображаемые молнии, заперли их на замок и отправили невидимые ключи в костер, а потом от всей души расхохотались. Но после того как смех стих, президент не проронил ни слова. Мы молча доели колбаски и облизали пальцы. Легкий ветер подергивал пламя, и тишину нарушал только треск костра. Мы сидели у огня, погруженные каждый в свои мысли. Когда поднялся ветер и в холодном воздухе закружили снежинки, президент прервал молчание.
        —Это снег? — удивился он. — Весной?
        —Мы высоко в горах, — объяснил я. — На севере. Снег здесь может пойти в любое время года.
        —Да, у вас тут и вправду выживает сильнейший.
        Я улыбнулся:
        —Ваш костюм, наверное, уже высох.
        —Точно. — Он проверил свои вещи, сказал, что они только местами влажные, и, одевшись, уселся на прежнее место. На лацкане его пиджака блеснул значок, и я разглядел на нем красные и синие полоски американского флага.
        Президент закусил нижнюю губу и, проведя рукой по гладкой голове, серьезно сказал:
        —Оскари, ты меня спрашивал про власть. С тех пор как она у меня в руках, я все время сомневаюсь, могу ли я теперь доверять людям.
        —Мне вы можете доверять.
        —Я не про тебя, а про того, кто все это устроил. Кто связал парашюты у ребят из охраны. Боюсь, что это сделал человек, которому я доверял.
        —Кто?
        —Мужчина, которого мы видели у капсулы.
        —Хазар?
        Президент помотал головой.
        —Тот, что в костюме?
        —Мне кажется, я знаю, кто он. Даже думать о такой возможности не хочется. Да и как бы он смог все провернуть?.. Нет. — Президент снова помотал головой. — Быть такого не может. — Он снова замолчал, и стало ясно, что больше президент ничего не собирается мне говорить.
        —Не пора ли вам вздремнуть? — предложил я, старательно зевнув. — А я пока покараулю.
        —Лучше ты поспи, а я подежурю. Я ведь взрослый. — Он осекся, будто решил, что его слова могут меня обидеть. — Я хочу отплатить тебе.
        —Вы мне ничего не должны. Я ведь и так собирался прийти сюда, чтобы всю ночь выслеживать добычу. Вместо охоты я посижу, подежурю. А если замечу медведя или оленя, то тут же пристрелю. — Я поднял лук, чтобы президент убедился в моих намерениях. — Глядишь, еще и добуду трофей.
        —А что, если те люди найдут нас?
        —Я услышу их раньше, чем они нас заметят.
        —Хорошо, разбуди, если что-то услышишь. Буду держать его наготове. — Он показал мне пистолет и положил его рядом с собой. Когда президент открыл было рот, чтобы снова предложить свою помощь, я отрицательно замотал головой:
        —Поспите немного.
        Грустно вздохнув, президент лег на землю, укрылся одеялом и заерзал. Наконец, найдя удобную позу, он сказал:
        —Спокойной ночи, Оскари.
        —Спокойной ночи, президент.
        С днем рождения
        Как оказалось, президент храпит во сне. Поначалу мне было даже смешно, но потом издаваемые моим спутником звуки начали сильно раздражать. По своей громкости сопение и посвистывание президента могло соперничать только с завыванием ветра, приносившим снег в наше укрытие. Но, несмотря на метель, в пещере было так тепло, что глаза слипались. Как мог, я старался побороть сон: тряс головой, хлопал себя по щекам, прохаживался по плато. Я даже решил насобирать веток для костра, но и это не смогло побороть сонливость. Как только я сел у огня, мои усталые глаза заволокло пеленой.
        Битва была проиграна — я оказался в плену странных видений. Вот Хамара разочарованно качает головой, а рядом стоит отец, понурив голову от стыда. Вот лежит раздавленный деревом квадроцикл, а с угольно-черного неба падают огненные шары. Мертвые глаза Пату смотрят, как я безуспешно борюсь с тетивой. Все события дня смешались в одном жутком кошмаре. И сквозь тяжелый туман ночного бреда до меня донесся странный хриплый звук.
        —Хуум! Хуум!
        Протяжное сопение вывело меня из забытья, заставило открыть глаза. Я не сразу понял, куда попал, а потому резко схватил лежащий на коленях лук и вскочил на ноги. В морозном утреннем воздухе летали снежинки, от костра остались только тлеющие угли. Затуманенным взором я оглядел пещеру и вспомнил события вчерашнего вечера. Все внутри меня скрутило, будто чья-то ледяная рука пробила мне грудь и стала медленно сжимать сердце.
        Но из-за темных туч пробивались первые лучи, близился рассвет, а значит, нам надо было продержаться всего пару часов, пока нас не найдет папа. Да и спасатели наверняка уже близко, ведь мужчина в костюме сказал, что солдаты к утру сообразят, где нас искать.
        Я посмотрел на спящего президента. Мне до сих пор не верилось, что этот мужчина, свернувшийся калачиком под моим старым одеялом, — глава Соединенных Штатов Америки. Снова раздалось протяжное сопение, и я понял, что не президент издавал этот звук. Он тяжело дышал, но больше не храпел, а это значило только одно…
        —Хуум! Хуум!
        Лось! Это же рев лося!
        Мой мозг тут же проснулся. Я пригнулся к земле и осмотрел склон, прищурившись, чтобы ничего не упустить из-за назойливо летающих вокруг снежинок. Белая земля пестрела просвечивающими через пудру снега камнями и неряшливо торчащими клоками травы. Морозный воздух обжигал ноздри на вдохе и превращался в туманные облачка на выдохе. Я был внимателен к деталям, но не увидел ничего, кроме нескольких кривых деревьев с чахлыми ветвями. Где-то там был лось. Я вложил стрелу в лук и, пригнувшись, вышел из пещеры.
        Сердце неистово забилось. Я больше не думал о президенте, для меня сейчас ничего не существовало, кроме лося, которого я собирался убить. Он не посмеет убежать, как тот олень, которого спугнул вертолет. Лось станет моей добычей, и, несмотря на все случившееся, я выйду из леса с рогатой головой за плечами.
        Беззвучно ступая по плато, я всматривался в снег, в надежде увидеть след раздвоенного копыта или лосиный помет. Снова раздался рев.
        —Хуум! Хуум!
        За спиной, слева.
        Я повернулся в сторону папиного секретного места и расслабил глаза. Я успокоился и замедлил дыхание, надеясь увидеть лося боковым зрением. Получилось. Он стоял метрах в десяти от меня, на каменистом склоне, усыпанном валунами и редкими сухими соснами, — крупный лось с сильными задними ногами и горбатым загривком. Он наклонил голову к земле в поисках еды, и я залюбовался его великолепными ветвистыми рогами.
        Я присмотрелся к падающему снегу: маленькие снежинки уносило вниз по склону. Я стоял под ветром. У меня были все шансы незаметно подобраться к лосю. Да, лук был великоват, но в этот раз я решил найти в себе силы и не упустить счастливый шанс.
        Лось снова громко заревел:
        —Хууум! Хуум!
        —Что за звук?
        Этот вопрос застал меня врасплох. Резко обернувшись, я увидел, что у догоревшего костра стоит президент, кутаясь в одеяло.
        —С днем рождения! — проговорил он и хотел было добавить еще что-то, но замолчал, увидев, как я скривился от злости. Мне было не до гляделок, и, еще раз многозначительно посмотрев на президента, я обернулся на лося.
        Он тоже услышал голос президента и напряг все мышцы, но не двинулся с места.
        Затаив дыхание, я повторял про себя одну мольбу: «Не уходи. Не уходи. Не уходи».
        Лось посмотрел мне в глаза, и я не отвел их.
        Время остановилось.
        Лось едва приподнял голову и шевельнул носом, силясь унюхать опасность. Потом запрокинул голову, почти коснувшись спины рогами и снова заревел:
        —Хуум! Хуум!
        Потом он взбежал по склону и скрылся из виду.
        —Нет, — прошептал я в отчаянии и обернулся на президента, чтобы он увидел, как я рассержен.
        По его губам я прочитал: «Извини», — но мне было не до того. Я решил, что на этот раз не должен упустить свой трофей. Заглушив злость и немного успокоившись, я начал взбираться на склон по оставленным лосем следам. Как назло, их быстро засыпало снегом. Но я верил, что мне улыбнется удача, и я выслежу свою добычу.
        Ветер дул в лицо, но я поднимался все выше, держа лук наготове. Приходилось двигаться маленькими шажками, чтобы не задеть камни, готовые в любую секунду с грохотом покатиться вниз.
        Добравшись до вершины склона, я пригнулся к земле и поднял лук. В ушах стучала кровь, заледеневшие руки пробирала дрожь — никогда еще в жизни я не был так близок к победе. Не поднимая головы, я постарался прийти в себя: закрыл глаза и стал глубоко дышать, повторяя про себя:
        «Успокой сердце, и рука не дрогнет».
        Немного остыв, я сглотнул, чтобы смягчить горло, открыл рот и издал лучший в своей жизни крик лося. Получилось так же чисто и громко, как у папы. Даже Хамара бы так не смог. Если лось был поблизости, он наверняка остановился и обернулся на зов, приняв меня за своего. Значит, когда я поднимусь на плоскогорье, сразу надо будет стрелять. Медлить тут нельзя. Другого шанса не будет.
        Я еще раз закричал, как лось, и натянул тетиву, потом выпрямился и в два счета взобрался на вершину склона.
        К моему удивлению, я оказалась на поляне, окруженной валунами и покачивающимися на ветру соснами. Я не был раньше в этой части горы Акка и не думал, что на такой высоте найду отличное пастбище для животных: земля была мягкая и из-под снега проглядывала густая трава. Тайное место охоты. Я посмотрел по сторонам расфокусированным зрением, и внутри меня что-то оборвалось: я снова упустил добычу. Лося нигде не было видно, все его следы уже замело.
        Но на середине поляны я заметил нечто, совершенно не вписывающееся в окружающий пейзаж.
        Он лежал прямо передо мной, посреди плоскогорья.
        Большой белый контейнер.
        Отрезанная голова
        Издали мне показалось, что коробка похожа на большую морозильную камеру, но я не поверил своим глазам. Кто мог оставить в горах морозильник?
        В надежде найти разгадку, я внимательно осмотрел поляну. Наверное, это шутка. Кто-то из ребят прознал про это место и решил меня разыграть. Скорее всего, это дело рук Ристо и Броки.
        Я присел на корточки, положил лук на колени и поднес сложенные рупором ладони к ушам. Но я не услышал никаких звуков, кроме свиста ветра да птичьих голосов.
        Немного погодя, я взял в руки лук и начал осторожно двигаться к коробке. Я то и дело оглядывался, ожидая подвоха. Падал снег, и даже если здесь кто-то был, то его следы уже замело.
        Подойдя ближе к странной коробке, я убедился, что зрение мне не изменило. Передо мной лежал поцарапанный белый морозильник. Старая модель с навесными замками-защелками, очень похожая на одну из камер, в которых папа замораживал добытое на охоте мясо. В такой большой коробке запросто поместился бы взрослый человек, и я подумал, что внутри мог спрятаться кто-то из наших ребят. Наверное, задумал неожиданно выпрыгнуть и напугать меня.
        Что ж, его план не сработает. Я не струшу. А если он меня разозлит, то получит стрелу в грудь.
        Подойдя к морозильнику, я наклонился и приложил к нему ухо, ожидая услышать сопение или даже смех.
        Ни звука.
        Еще раз окинув поляну взглядом, я с усилием поднял защелки и откинул крышку, мысленно готовясь к неприятному сюрпризу.
        Из коробки отвратительно пахнуло кровью, и я невольно отшатнулся.
        —Вонь какая!
        Отвернувшись, я замахал перед лицом рукой, силясь избавиться от жуткого запаха смерти, успевшего просочиться в ноздри, закрасться в голову и опуститься на самое дно легких. Казалось, зловонье проникло в каждую клеточку моего тела, и даже продышавшись, я чувствовал во рту гнусный привкус. Я старательно сглотнул, чтобы избавиться от него.
        Наконец, я нашел в себе силы отвести взгляд от горных вершин и посмотреть внутрь морозильной камеры. Я набрал полную грудь холодного воздуха, повернулся, сделал несколько шагов и наклонился над коробкой, чтобы увидеть…
        Голову оленя. Она лежала на красном от крови подтаявшем льду и была сильно наклонена, видимо, чтобы рога поместились в коробку. Я сразу понял, что это молодой олень, крупное животное не влезло бы в такой ящик.
        В мою сторону был повернут заплывший глаз, в нем почти не отражался свет. Кончик мясистого розового языка касался приоткрытых черных губ. Я смотрел на лужу густой крови на дне коробки. Летавшие в воздухе снежинки касались ее и становились красными, перед тем как исчезнуть.
        Тот, кто убил оленя и отрезал ему голову, оставил небольшую часть шеи, из которой торчала деревянная стрела. Она была очень похожа на те стрелы, что дал мне Хамара. Даже перья такие же.
        Я пытался понять, что лежит передо мной. Конечно, я видел, что это оленья голова с рогами, но я не мог разгадать, почему она здесь оказалась. Какой в этом смысл?
        Я обошел поляну, присмотрелся к деревьям, повернулся к склону, на который вскарабкался пару минут назад.
        Ничего.
        Я снова подошел к морозилке, чтобы получше осмотреть оленью голову. И тут мне бросился в глаза клочок бумаги, прикрепленный ко внутренней стороне крышки.
        Маленький белый листок, сложенный вдвое, приклеенный на кусочек скотча.
        Ледяными дрожащими пальцами я отцепил послание. Неприятная догадка закралась в душу. Тот, кто убил оленя, не случайно положил его голову на лед, не случайно принес ее сюда. Похоже, я понял, кто это сделал.
        Я неуклюже развернул записку, пальцы не слушались, будто чужие. Когда я увидел знакомый почерк и прочел всего три слова, написанные шариковой ручкой, земля ушла у меня из-под ног.
        «Оскари от папы». (В оригинале — написано от руки.)
        В эту секунду я словно вылетел из тела и сверху смотрел на себя, маленького мальчонку, не способного даже натянуть тетиву лука. Мой собственный отец и тот не верил, что я принесу хоть что-то из леса.
        Папа указал мне не место, где стоит охотиться. Он отметил красным крестом обманный путь, на который я, неудачник, должен ступить, чтобы не опозорить его.
        С самого начала мое испытание не сулило ничего хорошего.
        Без сил я опустился на землю рядом с морозильником, глаза наполнились слезами. Съежившись на снегу, я страдал от осознания своей никчемности. Ужасное чувство. Никогда в жизни мне не было так тошно. И я еще пытался убедить себя, что отец в меня верит, ждет, что я принесу из леса хороший трофей! Теперь я знал правду: никто на свете не верил в меня. Папа так отчаянно уговаривал Хамару начать мое испытание только потому, что подстроил этот обман с головой оленя.
        —Оскари?
        Я вытер слезы и поднял глаза на президента. Он стоял на краю так называемого секретного охотничьего места, вокруг него кружил снег.
        —Оскари, ты в порядке?
        —Уходите. — Я повернулся к нему спиной и побрел в противоположную сторону. Дойдя до деревьев, я уселся на холодный валун и уставился вдаль, злясь на себя за слезы, бегущие по щекам.
        Президент подошел ко мне, громко шаркая и тяжело сопя. Видимо, подъем сюда ему дался непросто. Он сел рядом и наклонился ко мне:
        —Что-то случилось?
        Я молча подал ему записку. Президент взглянул на нее и протянул обратно.
        —Вы видели голову? — спросил я.
        —Да.
        —Это папа подложил. Пристрелил оленя, чтобы я не вернулся с пустыми руками, не опозорил его. — Я скомкал бумажку и бросил ее на снег. — Даже папа в меня не верит. Я не охотник, я никто.
        —Твой папа просто хотел помочь.
        —Он считает меня неудачником.
        —Уверен, что это не так.
        —Почему же тогда он так поступил?
        —Просто он любит тебя и хочет поддержать. Ты ведь его сын.
        —Папа сказал, что я умный парень. Он что, считает, что умно поступил? — проговорил я в пустоту.
        —Эй, посмотри на меня.
        Я вздохнул и повернулся к президенту, впервые рассмотрев его при дневном свете. У него было доброе лицо и такой взгляд, от которого мне стало совсем грустно. Я не хотел, чтобы меня жалели.
        —Какой же ты неудачник? Ты спас мне жизнь.
        —Да любой бы смог.
        —Но меня спас именно ты, а не кто другой. Ты нашел меня, увел от тех ужасных людей, спрятал наши следы. На такое способен только охотник. Понимаешь?
        Я пожал плечами и вытер нос.
        —Я в тебя верю, Оскари. — Он снял с пиджака значок и прицепил его мне на куртку.
        —С днем рождения. Сегодня тебя признают настоящим мужчиной.
        Я посмотрел на американский флаг у себя на груди и шмыгнул носом:
        —Слабо верится.
        —Знаешь…
        Неожиданный хлопок заставил нас обернуться. В небо над нами поднялась полоса белого дыма. Сигнальная ракета загорелась красным светом, взорвалась, как праздничная петарда, и полетела к земле.
        —Это то, чего мы боялись? — спросил президент, следя за ее полетом.
        —Да. — У меня скрутило живот и зазвенело в ушах. — Они нашли нас.
        Конец близок
        Сомнений не осталось: наши преследователи уже близко. Теперь надо было узнать, насколько близко. Я спрыгнул с камня и побежал к склону, по которому мы поднялись пару минут назад. Я лег на живот, подполз к самому краю и заглянул вниз. Люди Хазара рассекретили нас. Несколько бандитов стояли на страже, остальные рылись в моих вещах.
        В центре плато стоял мужчина в костюме. Тот самый, которого мы видели прошлой ночью. При свете дня мне удалось хорошенько его рассмотреть. Возраста он был примерно одного с моим папой, но выше его ростом и коротко подстрижен. Он был неплохо сложен: широкоплечий, с мускулистой спиной. В руках мужчина держал устройство, напоминающее мобильный телефон. Внимательно поглядев по сторонам, он что-то напечатал на нем, а потом снова осмотрелся.
        —Угли еще теплые, — раздался голос одного из подручных Хазара. — И вещи их здесь. Следов, правда, не видно.
        —Снегом замело, — ответил человек в костюме. — Могу поспорить, они только что ушли.
        —Моррис, — прошептал президент, улегшись на землю рядом со мной. — Мы вместе летели в самолете, и это он велел мне сесть в спасательную капсулу. Выходит, он связал парашюты ребят из охраны, а сам благополучно приземлился.
        —Он же ваш телохранитель, — удивился я.
        —Чертов предатель, — сквозь зубы процедил президент. — Поверить не могу.
        —Но как он нас нашел? — Я смотрел на Морриса и не знал, кого боюсь больше — его или Хазара.
        —Кто-то ему помогает. Наверное, шлет информацию про нас вон на то устройство.
        —Но как кто-то мог узнать, где мы? Я сделал все, чтобы скрыть следы наших передвижений.
        —Уверен, этот лес просканировали со спутников.
        —Как в видеоигре, да?
        —Да, наверное. И тот, кто смотрит на изображение, передаваемое спутником, отсылает Моррису наши координаты. Невероятно! И этот человек получил пулю в грудь, защищая меня…
        Послышался слабый стук вертолетных лопастей, и далеко внизу, над лесом, показалась маленькая черная точка.
        —Надо уходить отсюда. — Я начал отползать назад. — Скорее.
        Когда нас уже нельзя было заметить, мы встали на ноги и помчались по заснеженной поляне, мимо морозильника, в сторону деревьев. Добежав до них, президент неожиданно остановился.
        —Вы что? — зашипел я на него, стараясь не поднимать голос. — Нам надо бежать!
        Президент помотал головой и достал из кармана пистолет, который он забрал у Отиса.
        —Мы должны разделиться.
        —Чего? — Я схватил президента за руку, пытаясь утащить его в укрытие. — Давайте же! Сейчас они сюда придут.
        —Нет смысла бежать. Посмотри, какие мы оставляем следы. Ты лучше меня знаешь, что по ним нас быстро найдут. И я наверняка прав про спутники. Можешь помахать тем, кто за нами следит, они увидят.
        —Серьезно? — Я задрал голову, и мне на лицо опустилось несколько снежинок.
        —Да, серьезно. И если Моррису докладывают про каждый наш шаг, то нам не уйти. Днем мы будем как на ладони.
        —Не будем, если спрячемся в зарослях.
        —Возможно.
        —Тогда поторопитесь. Среди деревьев меньше снега — не видно будет следов. Пойдем через лес вниз по горе, а там…
        —Нет. — Президент отдернул руку. — Иди один, Оскари. Ты умный мальчик. Используй все свои знания, чтобы как можно скорее вернуться домой.
        Вертолет приближался, черная точка на белом небе становилась все больше, грохот лопастей усиливался.
        —Иди же, Оскари. Ты сделал все, что мог. Я не хочу больше подвергать тебя опасности.
        —А что будет с вами? — Я не на шутку разволновался: в любую секунду могли появиться люди Хазара и застать нас тут, на открытом месте.
        —Я сам справлюсь.
        —Нет, президент. У вас ничего не выйдет. — Понимая, как опасно промедление, я снова схватил президента за рукав: — Что, если…
        Он высвободил руку:
        —Если тот, кто помогает Моррису, может нас видеть, то и мои люди увидят. Они прилетят сюда, это только вопрос времени. — Президент взял меня за плечо и посмотрел прямо в глаза. — Оскари, я доверился тебе, а сейчас — твоя очередь верить мне.
        Я пытался подобрать слова, чтобы переубедить президента. Он мне нравился, и я не хотел, чтобы он попал в беду.
        Но я не успел и рта раскрыть, как президент поплевал в ладонь и протянул мне ее со словами:
        —Спасибо за дружбу, Оскари.
        Голова у меня разболелась от сомнений. Может, президент был прав. Может, мне и впрямь надо было спасаться, а ему — в одиночку разбираться с Хазаром. В конце концов, это была не моя битва. Да и «морские котики» должны были прийти на помощь с минуты на минуту.
        Едва понимая, что делаю, я плюнул на ладонь и пожал президенту руку.
        —Тебе пора, — промолвил президент.
        Я все еще стоял в нерешительности.
        —Пора, Оскари! Уходи!
        Слова президента вывели меня из транса, и я поднял на него глаза. Он подтолкнул меня и повторил:
        —Уходи!
        Я повернулся и побежал прочь что есть силы, будто за мной гнался сам черт. Я перелез через каменную насыпь на краю поляны и скрылся в лесу, оставив своего нового друга позади.
        Все происходило как во сне. Перед глазами возникали то Хазар, то Моррис, то оленья голова и папина записка. Картинки сменяли друг друга, а я все бежал и бежал. Ноги сами несли меня прочь. Все тело горело от адреналина, заставлявшего мышцы сокращаться быстрее и чаще. Я уклонялся от веток, огибал деревья и валуны, даже не понимая, что я делаю и куда бегу. Глухие удары ботинок о землю казались барабанным боем, который никогда не утихнет.
        И все же он стих. Стих, когда все мысли вытеснила одна картина — лицо президента. Я остановился как вкопанный. Я будто влетел в глухую стену и теперь стоял посреди леса, пытаясь прийти в себя.
        Из головы не шел образ моего нового друга, президента, завернутого в одеяло. Напуганного и беспомощного. Я знал, что, кроме меня, ему никто не поможет. Президент сказал, что его люди скоро прилетят, но я понимал, что когда это случится, будет уже поздно. Я должен сделать что-нибудь. Немедленно. Президенту нужна помощь сейчас!
        Я дотронулся до значка на куртке и вспомнил его слова: «Я в тебя верю». Они станут пустым звуком, если я убегу и брошу друга. Президенту неоткуда ждать помощи. Зря я вообще его оставил. Нужно все скорее исправить.
        Решившись на поступок, я повернулся обратно и посмотрел в сторону поляны. Все чувства смешались: я чувствовал страх, злость и радостное волнение одновременно. Я боялся вооруженных бандитов, особенно Морриса и Хазара, но знал, что они в моем лесу, что у них нет права быть здесь. Это мой лес. Моя гора. Сегодня я здесь главный. Спутники, вертолеты, оружие — им ничего не поможет, если мы с президентом скроемся в лесу.
        —Я иду, президент, — проговорил я. — Уже иду к вам на помощь.
        Теперь все было иначе. Я больше не спасался бегством. Теперь я был охотником, а не добычей. Все чувства обострились, мысли стали ясны, и я подмечал все детали. Я слышал каждое движение куропатки в кустах, каждый птичий крик. На лице я чувствовал ветер, под ногами — землю.
        Когда я подбежал к валунам, окаймлявшим поляну, снег уже перестал падать, и небо прояснилось. Я прислонился к холодному серому камню и прислушался.
        «Тукка-тукка-тукка», — раздался гул приближающегося вертолета.
        Обойдя камень, я протиснулся между двух крупных булыжников и приподнялся так, чтобы меня не было видно из-за небольшого валуна. Я же отлично видел всю поляну: скалы, деревья и морозильник в самом центре.
        Президента нигде не было, и на секунду мне в голову закралась ужасная мысль, что его уже нашли, но тут показались люди Хазара. Четверо вооруженных мужчин поднялись на плато один за другим. Они медленно разошлись по поляне, водя из стороны в сторону своими автоматами.
        Президент вышел из-за камней в паре метрах справа от меня. Бандиты его тоже заметили и мигом направили на него оружие. В руках президент держал пистолет и явно не собирался сдаваться без боя.
        Первым нажал на курок президент.
        Но выстрела не последовало, никто не упал замертво. Послышался только тихий щелчок, а за ним — тишина.
        Мгновение они глядели друг на друга, потом президент повертел пистолет в руках и разочарованно посмотрел на него, как недавно смотрел на Морриса.
        Бывший телохранитель молнией подлетел к президенту, левой рукой схватил его за шею, а правой крепко сжал пистолет и вывернул его из рук президента. Не успел тот и ахнуть, как Моррис уже прижал дуло пистолета к его кадыку и прохрипел:
        —Если в следующий раз захочешь кого-нибудь пристрелить, не забудь спустить предохранитель.
        Моррис оторвал пистолет от шеи президента и быстрым движением выщелкнул обойму, которая тут же упала на землю. Потом он отбросил в сторону пистолет и оттолкнул от себя президента. Тот упал на четвереньки, но сразу же встал на ноги и повернулся к своему бывшему телохранителю.
        —Почему? — спросил президент. — Зачем тебе все это?
        —Ты что, настолько глуп, что еще не понял? — Моррис развел руками.
        —Я считал тебя своим другом.
        —У тебя нет друзей, — усмехнулся Моррис. — У президента США не может быть друзей.
        —Но ты был готов отдать за меня жизнь. Что изменилось?
        —Это, — Моррис слегка похлопал себя по груди, — пуля, которая предназначалась тебе. Рано или поздно осколок дойдет до сердца. А у меня есть семья, помнишь? Когда я умру, им понадобятся деньги.
        —Ты мог выйти на пенсию. У тебя была выслуга, и…
        —Деньги. Я не о жалкой пенсии говорю. Я говорю о деньгах, которые можно получить, если передать такого, как ты, в руки вот такого, как он. — Моррис указал пальцем в сторону вертолета. — Твой конец близок.
        —Так все дело в деньгах? — В голосе президента звучали обида и разочарование.
        —Всегда в них дело.
        Президент покачал головой:
        —А я-то думал, что мы друзья.
        —Ты ошибался.
        С каждой секундой гул вертолета становился все громче. Я посмотрел по сторонам, пытаясь придумать план спасения президента. Но как я мог справиться с этими бандитами? От меня не было толку, я ничем не мог помочь своему другу. Ничем.
        —Кстати. — Моррис сделал шаг навстречу президенту. — Куда делся твой маленький помощник? Бросил тебя, да?
        —Не понимаю, о ком ты.
        Моррис вплотную приблизился к президенту и пристально посмотрел ему в глаза.
        —Все ты понимаешь. Парнишка, который вытащил тебя из капсулы. Который приехал сюда на квадроцикле, что мы нашли. Который разжег костер и дал тебе одеяло.
        —Не понимаю, Моррис. Ты что, настолько глуп, что еще не понял…
        Моррис выбросил вперед правую руку и резко ударил президента по почкам. Тот вскрикнул от боли и упал на колени, но Моррису этого оказалось мало. Он крепко сжал кулаки и начал избивать президента, снова и снова отвешивая удары, пока, наконец, над поляной не показался вертолет.
        Так захотел лес
        Я чуть не оглох от шума мотора, когда вертолет повис над поляной. Он пошел на посадку, вздымая столб снега, но, коснувшись полозьями земли, снова взлетел на пару метров. Выровняв угол, пилот посадил машину, и грохот мотора сошел на нет. По плато разлетелся резкий запах горючего, лопасти замедлились и со скрипом остановились. Тут же послышался топот бандитов, которые зачем-то нагибались, подбегая к вертолету, хотя винт уже перестал крутиться.
        Моррис остался на месте. Наклонившись, он схватил президента за шиворот и рывком поставил его на колени.
        —Ну что, Билли, — Моррис презрительно усмехнулся. — Сейчас ты познакомишься с человеком, который очень хотел тебя найти. Его зовут Хазар, он внебрачный сын одного из самых богатых арабских нефтяных шейхов. И знаешь что? Готов спорить, что он тебе не понравится.
        —Он ничего от меня не добьется, — отрезал президент уверенным голосом. Но я понимал, что это — напускное. Под маской сильного духом президента скрывался усталый и напуганный человек, расстроенный предательством друга. Наверное, президенту сейчас в десятки раз хуже, чем было мне, когда я прочитал записку от папы.
        Моррис рассмеялся:
        —О, Хазару от тебя ничего не нужно. Тут дело не в политике и не в идеологии. Даже не в религии. Он просто натуральный психопат, возомнивший себя охотником. А это значит, что у тебя крупные неприятности. Видишь ли, он живет одной идеей — убить главу США.
        Президент ничего не ответил. Он стоял на коленях, низко уронив голову, едва не касаясь подбородком груди. Пар от тяжелого дыхания собирался в облачка у его лица. Измученный и избитый, президент, похоже, уже решил, что помощи ждать неоткуда. Его схватили, и он заранее примирился со всем, что его ждет.
        Я осмотрел поляну, чтобы понять, могу ли я как-то, хоть чем-нибудь помочь президенту. Но мы были отрезаны от всего мира. Нож и лук — вот все, что я мог обратить против банды головорезов. Если бы я только придумал, как их отвлечь…
        Дверь вертолета с шумом открылась, и на заснеженное плато сошел Хазар. Он поставил руки на поясницу, выгнул спину и стал наклонять голову то к одному, то к другому плечу, словно его утомил перелет. Мне показалось, что я сейчас услышу, как затрещит по швам его кожаная куртка. Стиснув зубы, я представил, что запускаю стрелу прямо ему в сердце. В эту секунду я ненавидел Хазара как никого на свете. Вся обида, что я испытал в своей жизни, направилась сейчас на него одного.
        Хазар оглянулся на своих людей и довольно качнул головой. Потом, не оборачиваясь, он поднял вверх правую руку и скомандовал:
        —Винтовку.
        Тут же один из его громил достал из глубины салона ствол и вложил его в открытую ладонь Хазара. Тот ухмыльнулся, взвесил оружие на руке и прогулочным шагом пошел к президенту.
        Следом из вертолета выпрыгнул человек со штативом, на котором была закреплена большая камера. Трусцой нагнав Хазара, он сбавил шаг и поплелся за своим начальником, держась в полуметре от него.
        Дойдя до центра поляны, Хазар мельком посмотрел на морозильник с головой оленя, но даже не сбавил шаг. Перед президентом он тоже не остановился, но зашел ему за спину и велел Моррису посторониться.
        Мужчина с камерой установил штатив в нескольких метрах от стоящего на коленях главы США.
        —Вы слышали об охотничьем обычае фотографироваться с трофеями? — раздался голос Хазара.
        Президент ничего не ответил.
        —Согласитесь, господин президент, люди не должны забывать обычаи предков. — Хазар упер ботинок в спину президента и повалил его на снег. — Лежать! — яростно скомандовал он.
        Было невыносимо тяжело видеть моего друга таким беззащитным. Он кашлял и стонал, корчась от боли, не в силах подняться.
        Хазар придавил президента ногой к земле и, взяв ружье в обе руки, расправил плечи и выпятил грудь. Камера несколько раз щелкнула, и оператор удовлетворенно кивнул.
        —Есть хорошие кадры? — спросил Хазар.
        —Да, сэр.
        В этот миг мне вспомнился охотничий домик, в котором висела доска почета со множеством фотографий, среди которых было и фото папы с головой медведя за спиной. Но особенно четко мне представились снимки охотников, в чьих ногах лежали убитые ими животные. Так вот чем был президент для Хазара. Дичью.
        Эта мысль поразила меня как гром среди ясного неба. Внезапно я понял, почему самолет перерезал мой путь и сбросил меня с квадроцикла; почему я заметил в небе мигающую красную точку и нашел капсулу. Я понял настоящую причину всего случившегося. Главную причину, по которой именно я нашел президента.
        Так захотел лес.
        Это мой лес. Моя земля. И мой президент.
        В голове снова раздались слова Хамары: «Лес беспристрастен. Он каждому посылает испытание по силам».
        Теперь я понял. Мне выпало испытание не убивать, а защищать. Защищать президента.
        Осталось только придумать как.
        Трофей
        —Пора прикончить его, — раздался голос Морриса. — Повеселился, и хватит.
        Хазар раздраженно посмотрел на него и, шумно выдохнув, сделал несколько шагов назад. Он поднял ружье, упер приклад в плечо и направил дуло в затылок президенту.
        Я не мог смотреть, как убивают моего друга, но я пересилил себя и не отвел взгляд в сторону. Я не должен был закрывать глаза, я должен был действовать. Здесь и сейчас. Если помедлю, то Хазар нажмет на курок и убьет президента, как убил Пату.
        Нет.
        Я набрал в грудь воздуха и приготовился закричать что есть мочи.
        Нет.
        Я думал отвлечь их, увести за собой в лес. А может, надеялся, что они побоятся стрелять в президента при свидетелях. Решат сначала поймать меня, но им, конечно, это не под силу, я ведь сильнее и хитрее этих бандитов. Я должен выкрикнуть всего одно слово.
        Нет.
        Я уже открыл рот, как кто-то сказал «нет» за меня.
        —Нет. — Хазар опустил ружье. — Так не пойдет.
        —Да что такое? — Моррис явно не верил своим ушам. — Нажми на курок, и дело с концом.
        —У меня появилась идея получше.
        —Какая такая идея? О чем ты вообще?
        —На кой мне сдался мертвый президент? Он нужен мне свежим.
        —Свежим? — непонимающе переспросил Моррис. — Что ты такое задумал?
        Хазар повесил ружье на плечо и достал из кармана мобильник.
        —Хорошо, что есть спутниковые телефоны. — Хазар говорил и одновременно стучал по кнопкам большими пальцами. — Этот аппарат в любой точке земли будет работать. Я тут у своего знакомого таксидермиста про людей уточнил…
        —Что? — воскликнул Моррис, округлив глаза.
        —Так вот, чтобы из него вышло хорошее чучело, набивать надо свежий труп, — проговорил Хазар, не отрывая глаз от маленького экрана, и снова начал что-то печатать.
        —Господи, ты что, серьезно хочешь сделать из него чучело?
        —А как, по-твоему, мне поступить с охотничьим трофеем?
        —Да ты ненормальный.
        —А ты — очень богатый человек. — Хазар убрал телефон и поднял глаза на Морриса. — Я только что перевел десять миллионов на твой счет. Спасибо за охоту. — Он повернулся к оператору и сказал:
        —Морозильник — это просто подарок судьбы. Запихните в него президента, и полетели.
        Тот кивнул, сложил штатив и отнес его в вертолет. Потом вернулся к президенту с двумя солдатами. Они подняли моего друга на ноги и поволокли к папиной морозильной камере.
        —Что?!! Нет! — Президент боролся, как мог.
        —Вот псих! — Моррис все больше кипятился. — Почему бы тебе его в вертолет не посадить?
        —Мест больше нет, ничего не поделаешь.
        —Я же пристрелил одного из твоих парней. Пускай на его место сядет.
        —На его месте полетишь ты. Или хочешь поменяться с президентом?
        Моррис стиснул зубы и со злостью посмотрел на Хазара.
        —Тогда поторопись с ним. Скоро сюда высадятся «морские котики». Они видят все то же, что и мы. — Моррис достал свой телефон и помахал перед лицом Хазара светящимся экраном. — Убедился?
        —Мне не до них, — ответил Хазар, смотря, как его люди достают из морозильника оленью голову и пытаются запихнуть на ее место президента.
        —Чем дольше мы здесь торчим, тем меньше у нас шансов уйти от них.
        —Прошу вас! — простонал президент, поймав взгляд Хазара. — Не делайте этого!
        —Ах, извините, господин президент. Все места в первом классе заняты! — прокричал в ответ Хазар и засмеялся над собственной шуткой, глядя, как его люди заталкивают президента в морозильник.
        С замиранием сердца я видел, как мой друг исчезает в белом ящике. И, могу поклясться, в последнюю секунду он посмотрел мимо Хазара с Моррисом, прямо на меня. Наши глаза встретились, хотя меня было почти невозможно разглядеть среди камней. Значит, этого захотел лес. Наши жизни теперь крепко связны невидимой нитью, которую будет нелегко порвать. Говорят, что ничего не дается просто так, и я готов бороться за своего президента.
        Но вот я потерял его из виду — люди Хазара затолкали президента в камеру. Хлопнула крышка, щелкнули засовы, и, чтобы морозильник наверняка не открылся, его обмотали зелеными грузовыми ремнями.
        Хазар следил за тем, как от вертолета его люди протянули толстый трос и пропустили его через крепежные ленты. Повернувшись к Моррису, Хазар ухмыльнулся:
        —Вот видишь, и ждать долго не пришлось.
        —С таким грузом мы в два раза медленнее полетим, — проворчал Моррис.
        —Расслабься, мы сейчас упаковали самый большой в мире подарок. — Хазар артистично взмахнул рукой. — Порадуйся за нас.
        —По мне, так лучше б сразу его пристрелил, — буркнул Моррис.
        Они сели в вертолет, мотор шумно заработал, и лопасти пришли в движение.
        Сделать все
        «Лес беспристрастен».
        Слова Хамары вновь и вновь раздавались у меня в ушах. Я соскользнул с валуна и поправил перекинутый через плечо лук. Мох, которым я проложил колчан, надежно удерживал стрелы.
        «Он каждому посылает испытание по силам».
        Поднимая с земли облака снега, лопасти винта шумно разрезали воздух, и я не боялся, что меня услышат. Надеясь не попасть на глаза бандитам, я побежал по краю поляны, прячась за сухими березками и перепрыгивая камни. Обогнув плато, я оказался у хвоста веролета.
        «Надо прислушаться к нему…»
        Я спрятался за двумя сросшимися, как сиамские близнецы, соснами и достал нож. Прильнув к шершавой коре, я смотрел, как в вертолет взбирается последний солдат Хазара.
        «…и сделать все, чтобы поймать добычу».
        Как только он скрылся в салоне, я рванул с места. Я не бежал, а летел по земле, не обращая внимания на поднявшийся вокруг вертолета ураган снега. Песок и хвоя секли мне лицо, но я только сильнее сжимал рукоятку ножа и бежал, бежал, бежал.
        Передо мной была одна цель — морозильная камера. Я должен был забраться на нее, пока не взлетел вертолет.
        «Лес беспристрастен».
        Руки двигались быстро, как поршни; ноги — как две стальные пружины.
        «Он каждому посылает испытание по силам».
        Дверь вертолета закрылась. Я крепко стиснул зубы и сделал последний рывок.
        «Надо прислушаться к нему…»
        До морозильника оставалась пара метров. Я почти добежал. Еще чуть-чуть.
        «…и сделать все, чтобы поймать добычу».
        Я развел руки, оттолкнулся от земли и с глухим ударом приземлился на морозильник. Воздушный вихрь захлопал камуфляжной сеткой и сорвал с головы шапку. Увидев вблизи металлический трос, я сразу понял, что перепилить его не удастся, и завел нож под один из зеленых ремней, в надежде, что крепежные ленты окажутся податливей. У меня был острый нож, но крепкий нейлон никак не хотел рваться, и мне пришлось с усилием водить лезвием взад-вперед, перепиливая плотный материал миллиметр за миллиметром.
        Полозья вертолета оторвались от земли, и он начал набирать высоту, поднимая за собой трос. Когда он натянулся, я понял, что у меня осталось всего несколько секунд. Но как перерезать четыре ремня за такое короткое время? Переполнявшие меня азарт и страх сменились неуверенностью. Когда я бежал к вертолету, то не сомневался, что мой план сработает. Теперь я точно знал, что он провалится.
        Нож перерезал первый ремень, и его концы тут же разлетелись в стороны от сильного ветра. Я схватился за вторую ленту, но тут…
        Трос потянул морозильник вверх, и он накренился, а потом резко оторвался от земли, унося меня с собой в небо.
        Я так неистово сжимал ремень, что даже костяшки пальцев побелели. Посмотрев на свою левую руку, я мысленно приказал ей разжаться, но пальцы меня не послушались. Надо было скорее прыгать на землю, а я только крепче цеплялся за морозильник. Может, мной правил страх, а может, это мое тело решило остаться с президентом — сделать все, чтобы не упустить свою добычу.
        Еще мгновение, и прыгать было уже поздно. Вертолет быстро набирал высоту.
        Повинуясь инстинкту, я по самый локоть завел руку, в которой сжимал нож, под ремень, и вцепился в прочный нейлон, словно моя жизнь зависела от него. Вертолет уносил меня все выше и выше.
        Когда папа первый раз заставил меня прыгнуть в озеро Туонела, я думал, что захлебнусь, что накки утопит меня, что на илистом дне я встречу свою смерть. Это все были детские страхи по сравнению с тем, что я чувствовал сейчас. Ветер раскачивал морозильник на страшной высоте, а я лежал на нем ни жив ни мертв. Я оцепенел от страха и не мог пошевелиться, как заяц, на которого охотник наставил яркий фонарь.
        Ужас сковал меня. Руки, как окаменелые, приросли к ремням, а ноги, как тиски, обхватили морозильник с такой силой, что казалось, он вот-вот треснет. Глаза я зажмурил так сильно, что они заболели.
        Ветер залетал под куртку, трепал камуфляжную сетку, крутил в воздухе морозильник. Все вокруг меня дрожало и гудело. Воздушный вихрь не давал открыть глаза, и я слышал только свист и завывание ветра у меня над ухом.
        Целую вечность я пролежал, не открывая глаз, в ужасе прильнув к болтающемуся в воздухе морозильнику. А потом страх начал рассеиваться. Нет, я еще был напуган, просто боялся уже не так сильно. Решив, что страх — плохой помощник, когда дело касается спасения жизней, я взял себя в руки и открыл глаза.
        От ветра тут же потекли слезы. Соленые ручейки побежали по щекам, совсем как вчера, когда я ехал на квадроцикле через лес. Я часто-часто поморгал, чтобы вернуть себе способность видеть, а потом глубоко вдохнул холодный свежий воздух, собрался с духом и посмотрел вниз.
        Величие диких гор поразило меня. Испугало. Восхитило.
        Такой красоты я в жизни еще не видел. Мы летели над вершинами деревьев к склону горы Акка. Туда, где мерцающий зеленью бор простирался вдаль, как бескрайнее море. Меж деревьев не было видно снега, только легкий туман покрывал землю. Казалось, что привидения выбрались из-под земли и разлетелись по лесу, прячась в зарослях папоротника, между сосен и елей. Я не мог оторвать глаз от острых скал, возвышавшихся до самых небес над поверхностью изумрудного моря; от туч, купающихся в солнечном золоте; от горных рек, сияющих брильянтом.
        Когда я все же поднял голову, то увидел, что из вертолета прямо на меня смотрит Моррис. Мы летели быстро, и морозильник сильно качался, так что лицо было размыто, и Моррис показался мне разъяренным монстром. Я увидел его темные глазницы, скривленный в ухмылке рот… и нацеленный на меня автомат.
        Короткая очередь, и оружие отдало Моррису в плечо так, что он содрогнулся. Грохот вертолета и завывания ветра поглотили выстрелы, и они показались мне тихими хлопками. Раскачивающийся морозильник оказался плохой мишенью, так что все пули пролетели мимо. Моррис снова прицелился, на этот раз водя автоматом в такт движениям ящика. Я уже решил, что мне конец, как две руки в черных перчатках схватили Морриса.
        Это был Хазар. Его кожаные перчатки я бы узнал из тысячи.
        Моррис прокричал что-то через правое плечо и попытался высвободиться. В небольшой заварушке Моррис отпустил автомат, который тут же соскользнул вниз и пропал в туманом лесу.
        Моррис метнул на меня злобный взгляд и скрылся в кабине. Тут же на его месте появился Хазар. Он широко улыбнулся и показал сначала на меня, потом на лес. После этого он помахал пальцами, как иногда машут на прощание, и исчез в кабине.
        Через мгновение вертолет накренился и полетел в новом направлении. Морозильник занесло в противоположную сторону, и он описал в воздухе полукруг. Я изо всех сил прижался к крышке, как вдруг вертолет наклонился и развернулся во второй раз. Трос ослаб на долю секунды, а потом резко натянулся. Я случайно разжал левую руку, и меня уволокло в сторону. Ноги сами соскользнули вниз, и я повис на одной руке. Нож, крепко зажатый во второй, скользнул по щеке, оставив неглубокий порез.
        Они пытались сбросить меня. Они хотели меня убить.
        Я рывком поднял правую руку и зацепился за ремень. С трудом подтянувшись, я забрался на морозилку, как вдруг вертолет снова повернулся и неожиданно снизился. Меня швырнуло в другую сторону. И пусть сейчас получилось удержаться, я прекрасно понимал, что надолго меня не хватит.
        Когда вертолет выровнялся, я поднял голову и увидел Хазара. На этот раз он не улыбался. Его лицо скривилось, и он скрылся в кабине. Пилот повторил маневр со снижением, так что морозильник опять занесло.
        Щека снова приблизилась к ножу, но я ничего не сделал. Я не мог отпустить ни ремень, ни тем более нож. Нож — мое самое главное оружие, мой единственный шанс оторвать морозильник от вертолета. Мы пошли на снижение, и идея сбросить морозилку на землю уже не казалась мне такой бредовой, как раньше.
        На мою удачу, вершины деревьев стремительно приближались. Сквозь туман я не видел земли, но и без того было ясно, что если мне удастся перерезать ремни, то приземлимся мы быстро. Тогда я спасу сразу две жизни: свою и президента.
        Не обращая внимания на боль во всем теле и жжение в руках, я плотнее обхватил ногами стенки морозильника и хорошенько уцепился за ремни левой рукой. Крепко сжимая рукоятку ножа, я завел острое лезвие под одну из трех оставшихся нейлоновых лент и что есть силы начал ее пилить.
        Меня сильно тряхнуло: морозильник налетел на верхушку дерева. От столкновения он развернулся и начал крутиться. Я посмотрел вверх — перед глазами все закружилось, и к горлу подступила тошнота. Но я затряс головой и снова принялся отчаянно перерезать нейлон.
        Вертолет снижался, опуская морозильник в гущу леса. Туман клубами поднимался по стволам деревьев. Мы то и дело натыкались на ветки. Они гнулись, хлопали по металлическим стенкам, с хрустом ломались. Кругом стоял такой треск и грохот, что мне казалось, будто я попал в центр урагана. Но я неистово продолжал пилить ремень. Я не хотел, просто не мог бросить своего друга сейчас, когда мы оказались так близки…
        Я посмотрел вперед и сквозь пелену тумана и веток разглядел подходящее место: покрытый глиной холм, на котором не росли деревья. Если разрежу над ним последний ремень, лететь до земли придется каких-нибудь пару метров. Если повезет и под грязью не будет камней, то нас ждет мягкая посадка.
        Нейлон поддался, и нож легко разрезал последние миллиметры ленты. Я тут же принялся за следующую.
        Мы уже близко.
        Ветки больно кололи и хлестали лицо, из глаз текли слезы, все руки были в крови, но я, как одержимый, боролся с ремнями. Я больше не боялся. Меня переполняла злоба.
        —Я не умру! — заорал я что есть мочи. — Я не умру! Я не…
        Морозильник с треском врезался в ствол могучего дерева. Я расцепил ноги, меня дернуло вперед, и я перевернулся на спину, задев дерево. Вертолет потащил завертевшийся морозильник через густые заросли. Правой рукой я держался за ремень, и мне показалось, что плечо вылетело из сустава. Я перевернулся, чтобы снова взобраться на холодильник, как вдруг рука разжалась, и я выпустил нож. Вертясь, как пропеллер, он проскользил по белой крышке и улетел за ее край.
        Не поднимая лица, я лежал на морозилке и прощался с последней надеждой помочь президенту. Как мог я теперь «сделать все» без своего главного инструмента? Мне оставалось только ждать, пока вертолет подлетит к холму, чтобы спрыгнуть, и попытаться спасти хотя бы одну жизнь.
        —Простите, президент, — прошептал я, прижавшись щекой к холодной крышке. — Мне пора.
        Я в последний раз поднял голову на вертолет. Хазар ядовито улыбнулся и снова помахал пальцами. Я отвернулся и вдруг что-то заметил. Что-то блестящее. Мой нож! Он не упал, а застрял под последним ремнем сбоку морозильника. Я еще мог спасти нас обоих! Глинистый холм был совсем близко, но у меня в запасе оставалось еще немного времени. Я подполз к краю и запустил руку вниз, дотронувшись до рукоятки кончиками пальцев. Еще чуть-чуть. Я схватил нож и повернул ручку. Острое лезвие коснулось нейлона. Со всей силы я потянул на себя нож, и он впился в ремень, сделав первый надрез. Я ослабил давление и снова нажал на ремень острым металлом, надорвав потертую ткань.
        Морозильник столкнулся с еще одним деревом, забрал влево и налетел на мелкие ветки, но я удержался, намертво уцепившись левой рукой за ремень. Не обращая внимание на приступы дурноты и удары когтистых ветвей, я резанул ножом последний раз.
        На мгновение мы зависли в воздухе, как в невесомости.
        И начали падать вниз, в туман.
        Испытание по силам
        Морозильник отцепился так внезапно и так быстро полетел вниз, что мне показалось, будто все мои внутренности остались где-то там, в небе. По телу растеклась безмятежная пустота, и я даже не думал о том, что буду делать, когда мы приземлимся. Одна только мысль занимала меня:
        «Я победил!» Мне удалось высвободить морозильник, а значит, и вырвать президента из рук Хазара с Моррисом.
        Мы летели, как снижающийся самолет: вниз и вперед одновременно. Одно «но»: впереди нас ждала не посадочная полоса, а глиняный скат у опушки леса. Да и морозильник не был сконструирован для полета. И уж тем более посадки.
        Я лежал, распластавшись, на его крышке, но он был тяжелее меня, и держаться мне было не за что. Когда мы влетели в самую гущу деревьев, я отцепился от стремительно снижающегося морозильника. Он ударился о могучие ветви и развернулся, изменив направление полета. Я падал следом и так сильно ударился о сук, что у меня перехватило дыхание, как если бы меня огрели бейсбольной битой, сломав пару ребер. Я на мгновение остановился, а потом полетел камнем вниз, ударяясь о мелкие ветки, больно царапающие и раздирающие кожу. Не успел я сообразить ухватиться за одну из них, как упал лицом вниз, с глухим звуком ударился о землю и проехал несколько метров вперед на животе, совсем потеряв из виду морозильник.
        Ритмичный стук вертолетных лопастей стих до неуловимого биения сердца, а потом и вовсе замолк. В лесу воцарились тишина и покой, если не считать моего громкого дыхания да водопада хвои, который обрушился с потревоженных веток. На щеке у меня зиял порез, ребра ломило от ушибов, вся кожа была исцарапана, а мышцы дрожали, но все-таки я был жив!
        Я сел и посмотрел вокруг мутным взором.
        —Обалдеть. Я выжил.
        И самое удивительное, что нож по-прежнему был крепко зажат у меня в правой руке, а за спиной все так же висели лук и колчан.
        Когда я попытался встать, руки и ноги заныли от боли. Кожа зудела от порезов, кровь стекала по щекам и шее, все тело разваливалось на части, но я сделал усилие, чтобы подняться на ноги, и снял лук.
        —Целехонек, — прошептал я, внимательно осмотрев его. — Чудеса, да и только. — Я задрал голову и прокричал в густой туман:
        —Спасибо, лес!
        Пережившие падение лук и стрелы, удача с морозильником — все говорило об одном. Я оказался прав в том, что президент — моя добыча. Поэтому лес и помогал в борьбе за него, защищал нас.
        Но у меня было мало времени. Я понимал, что Хазар скоро заметит пропажу президента и повернет вертолет. Я должен был найти морозильник раньше его.
        На негнущихся ногах я поковылял к глинистому холму, который увидел с высоты. Меня окружал непроглядный туман, я словно попал на другую планету, и все же я осознавал, куда двигаюсь и что бежать мне осталось недолго. Я продирался через лес: ботинки утопали в зарослях папоротника, ветки на пути так и норовили сбить с ног, но вот я таки вырвался из чащи.
        Как радовались глаза открытому пространству, широкому глинистому полю, укутанному густым туманом. Оно уходило вверх метров на шесть-семь, а потом резко обрывалось. Оставалось только гадать, что там, на другой стороне холма: пологий спуск или крутой откос.
        —Президент! — позвал я, шагнув в мягкую грязь. — Президент!
        Нет ответа.
        —Президент!
        Послышался отдаленный треск вертолета. Хазар возвращался.
        —Президент! — закричал я, опасаясь, что промедление может дорого стоить. Сейчас нас не разглядеть из-за тумана, но если вертолет опустится ниже и лопасти разгонят дымчатую пелену, нас тут же увидят. А спутники, о которых говорил президент? Они видят сквозь туман?
        —Президент! — Я должен был найти его раньше, чем прилетит вертолет.
        Совсем позабыв о боли, я, как на лыжах, заскользил по грязи и завертел головой из стороны в сторону в поисках белой коробки.
        —Президент!
        И тут я увидел в темной глине длинную борозду. Должно быть, морозильник упал сюда и по инерции въехал на пологий склон. Я тут же начал взбираться к краю холма вдоль следа, оставленного им. Я старался идти быстро, но обувь утопала в мягкой хлюпающей грязи, так что мне приходилось нагибаться вперед и упираться в колени, чтобы заставить ноги двигаться быстрее. Ухватиться было не за что, ботинки потяжелели от налипшей глины и стали неподъемными, но я неотступно двигался выше и выше.
        Приближаясь к обрыву, я услышал звук, не уступавший по громкости стуку приближавшегося пропеллера. Где-то вблизи шумно текла вода.
        И как я сразу не догадался, что там течет река?
        Значит, озеро Туонела тоже недалеко. Просто вертолет летел низко, и деревья скрывали его из виду. А плеск воды доносился от реки, которая впадает в озеро, неся в быстром потоке тонны и тонны воды.
        Я остановился.
        Раз морозильник перекатился через холм, то, скорее всего, соскользнул в реку на той стороне холма, и быстрое течение унесло его к водопаду. Если морозильник слетел в озеро, то президент точно не пережил падения и утонул.
        —Президент!
        От этих мыслей я стал двигаться еще быстрее и добрался, наконец, до вершины. Там я загляделся на бушующую реку. Окаймленная глинистым берегом, она неслась вперед, ударяясь о камни, подбрасывая, как щепки, попавшие в ее водоворот ветви. Казалось, этому потоку все нипочем. И там, внизу, на самом краю реки, я увидел перевернутый белый ящик.
        —Президент!
        Я бросился бежать, но, потеряв опору, ботинки заскользили по грязи, и земля ушла из-под ног. Я шлепнулся на живот и покатился вниз, как на санках. Густая вязкая грязь облепляла лицо и плечи, и, когда я остановился, то у меня набрался полный рот глины, а вся одежда пропиталась грязью. Она оказалась такой тяжелой, что я с трудом поднялся. Я вытер лицо и, отплевываясь, поковылял к месту заточения президента. Морозильник лежал вверх дном и был запачкан моей кровью и глиной. Углы его были вмяты, стенки исцарапаны ветвями. Тяжело представить, что чувствовал заключенный в морозилке президент, когда его стало швырять из стороны в сторону. Наверное, он очень испугался и не мог понять, что происходит. А если учесть, что стало с морозилкой, я уже не уверен, уцелел ли мой друг после падения.
        —Только бы выжил, — шептал я. — Только бы выжил.
        Почти дошел. Рокот воды слился с гулом приближающегося вертолета.
        —Только бы он выжил.
        Я добрался до морозильника, уперся в него обеими руками и, глубоко утопив ноги в грязи, надавил что было силы, пытаясь его перевернуть. Он не поддался, но я раскачал коробку и поднажал еще, так что мне удалось повернуть морозилку сначала на бок, а потом и вверх крышкой.
        Я открыл старые замки и откинул крышку.
        Свернувшись на дне холодильника, Президент лежал в ледяной кровавой луже, как мертвое животное. Ему явно сильно досталось: он был весь в синяках, из носа текла кровь.
        —Президент, — прошептал я, — вы живы?
        Он открыл глаза:
        —Оскари, это ты?
        Наверное, сейчас, весь покрытый грязью, я больше походил на какую-нибудь лесную нечисть.
        —Что, черт возьми, это было?
        —Президент! — Я не мог сдержать свою радость. — Вы живы! — Мне хотелось запрыгать от счастья, но времени на это не было. — Скорее выбирайтесь!
        —Не знаю, смогу ли я двигаться, — застонал он.
        —Конечно, сможете, я помогу. Быстрее, пока они не вернулись.
        Я нагнулся над морозилкой и потянул президента за руки, помогая ему сесть.
        —Такое чувство, что я не в морозильник попал, а в стиральную машину.
        —Ничего не сломали себе?
        —Вроде нет, — замотал головой президент.
        —Я ведь понял, — выпалил я, не в силах сдержатся. Я хотел рассказать ему о своей догадке; почему наша встреча была не случайна. — Я ведь понял!
        —Что? Что ты…. — Президент закрыл лицо руками и застонал. — Господи, как все болит.
        —Я понял, почему нашел вас. Я догадался там, наверху. — Я показал пальцем на небо. Адреналин от событий минутной давности растекся по телу, и мне стало невероятно весело. — Говорят же, что лес всем посылает испытание по силам. И мне он тоже кое-что послал. Нечто крупное!
        Президент посмотрел на меня так, будто я нес чушь.
        —Вас послал.
        —Что?
        —Вас, президента США. Это вас мне послал лес.
        —Да ты что, нет…
        —Да, и я прислушался к лесу, я сделал все, чтобы вас не потерять. Теперь я отведу вас к папе, и тогда вся деревня увидит…
        Президент громко вздохнул:
        —И почему все на меня охотятся?
        Я посмотрел на него и снова протянул руки, чтобы помочь ему встать.
        —Некогда. Вставайте, президент. Надо идти. Сюда летит вертолет. — Я показал на туман над нами.
        —Хазар и Моррис возвращаются. — Шум вертолета уже перекрыл гул воды в реке.
        —Нет, Оскари. Я правда больше не могу. Все тело болит.
        —Надо, надо идти. Я должен вас спасти. Нам никто не поможет. Хватит уже притворяться сильными, пора ими стать.
        Президент выпрямился и закрыл лицо руками. Потом он крепко потер глаза и посмотрел на меня:
        —Знаешь, Оскари. Ты самый мужественный человек из всех, кого я знаю.
        Водопад
        —Пойдем обратно, в лес? — спросил президент, когда я помог ему выбраться из морозильника. — Они ведь не смогут нас найти, если ты заметешь…
        —Нет, до леса далеко, — возразил я, оценив расстояние до другого конца широкого глинистого берега. Мне вспомнилось, как люди Хазара спускались по веревкам с вертолета. Если они увидят, что мы бежим к лесу, то быстро высадятся у самых деревьев, чтобы преградить нам путь. Тогда они снова схватят президента, а меня — прикончат.
        —Лес — наше спасение, — убеждал меня президент, глядя на бор. — Побежали!
        —Нет, — остановил я его. — Подтолкните лучше. — Я потянул президента за пиджак, чтобы он помог мне спустить морозильник в реку. Вода в ней бурлила и пенилась, обдавая нас холодными брызгами.
        Но президент не спешил мне помогать. Он посмотрел сначала на лес, потом — сквозь туман в сторону возвращающегося вертолета.
        —Они сейчас прилетят! — прокричал я. — Надо поднажать!
        Опять за нами летел этот вертолет. Он — как ночной кошмар, снова и снова не дающий уснуть.
        —Но, Оскари…
        —Вы сказали, что верите в меня! Я сделал все, боролся за вас, будто за трофей. Совсем как Хамара учил. Помогите же мне! Я знаю, что делаю. Ведь я не раз уже вас спасал!
        Лицо президента изменилось от боли и сомнения. Он посмотрел на меня, потом снова на небо, в котором все отчетливее раздавался рокот вертолета.
        —Хорошо, — сдался он. — Говори, что делать.
        —Надо столкнуть его в воду. — Я налег плечом на морозильник, и носки ботинок утонули в грязи.
        —С ума сойти, ты хочешь поплыть на нем?
        —Да вы что! Если мы рухнем в морозилке в водопад, то нам крышка. У меня есть идея получше.
        —Ты сказал, водопад?
        —Просто столкните его, и все. Так нас будет сложнее найти.
        Похоже, президент начал понимать мою задумку. Оставь мы морозильник на берегу, Хазар и Моррис легко заметили бы на темной глине белую коробку и без труда нашли бы нас. В реке же ей предстояло исчезнуть навсегда.
        Мы пару раз хорошенько толкнули морозильник, он легко подкатился к обрыву и улетел в бурлящую воду. Река подхватила его и утащила вниз по течению. Белая коробка несколько раз подпрыгнула, развернулась, а потом скрылась из виду.
        —Что теперь? — спросил президент. — Спрячемся в грязи? Может, прыгнем в реку?
        —Тепло, — улыбнулся я. — Есть у меня один план. Идемте!
        Мы оба были не в лучшей форме. Изнывая от боли, мы медленно продвигались вдоль реки, поддерживая друг друга. Вертолет наворачивал круги над нашими головами, стуча лопастями то с одной, то с другой стороны, не в силах нас отыскать.
        —Повезло нам с туманом, — заметил президент.
        —Его нам послал лес, — ответил я, когда глинистый склон закончился и мы почувствовали под ногами твердый грунт. Эта часть берега была усыпана крупными камнями, между которыми ручьями текла вода, а там и тут виднелись островки зеленой травы.
        —Ты правда так думаешь?
        —Конечно! — Мне приходилось повышать голос, чтобы перекричать шум реки, в котором тонул даже грохот пропеллера. Но президент вряд ли вообще что-нибудь слышал — так глубоко он был погружен в свои мысли.
        —Да, пожалуй, только туман нас сейчас и спасает, но ведь… — он осекся и помотал головой.
        —Но — что, президент? — Он замедлил шаг, и я потянул его вперед.
        —Ничего.
        —Скажите! — прокричал я.
        —У них есть доступ к спутниковому наблюдению. Когда мы были на горе, я увидел у Морриса в телефоне сделанную с воздуха фотографию, на которой мы с ним стоим возле вертолета. Раз так, то у них и тепловизоры найдутся. А это значит…
        —Что они могут увидеть тепло от наших тел, да? Было такое в видеоигре.
        —Но это значит, что туман нам не поможет. И… О господи! — Президент остановился как вкопанный. — И это — твой план?
        Прямо перед нами берег реки обрывался, будто мы оказались на краю земли и впереди была пустота. Пустота, и больше ничего. Только заглянув в туманную даль, можно было разобрать поверхность озера Туонела метрах в тридцати-сорока книзу.
        —Будем прыгать! — крикнул я президенту.
        —Ни за что! — Он весь сжался и попятился. — Ни за что!
        —Да это не страшно. — Я взял президента за руку и подвел к обрыву, чтобы показать озеро. Разглядеть его было не просто: вода ударялась о черные валуны и рассыпалась на тысячи капель, исчезавших в пелене тумана, клубившегося над поверхностью воды.
        —Оскари, туда нельзя прыгать. Мы разобьемся.
        —Не разобьемся. Зуб даю.
        Я крепко схватился за пиджак президента и велел ему идти вдоль обрыва, аккуратно ступая по мокрым камням. Мы медленно уходили от той части водопада, где вода спадала мощным широким потоком. Мы остановились, дойдя до скалистого выступа слева от обрушивающейся в озеро реки.
        —Здесь самое безопасное место, — убедил я президента. — Снимайте пиджак.
        —Нет. — Президент завертел головой и сделал шаг назад. — Уж лучше я с ними попробую договориться.
        —Но они убьют вас! — Грохот воды почти поглотил мои слова.
        —Что меня точно убьет, так это прыжок с водопада. Если бандиты сразу меня не пристрелили, то есть шанс, что мне удастся с ними договориться.
        —Тогда они убьют меня! — прокричал я. Пока мы говорили, я снял лук и колчан, расстегнул камуфляж и стряхнул его на землю. Потом снял куртку и, перед тем как тоже бросить ее, вынул из кармана коробку со спичками.
        —Ты им не нужен, — ответил президент. — Как только они поймают меня, то о тебе и думать забудут.
        —Они вас не поймают! — прокричал я, пряча спички в карман толстовки. — Я им не позволю! — Я опустился на корточки, достал нож и стал разрезать камуфляжную сетку на полоски, чтобы связать их в веревки. — Снимайте пиджак.
        —Мне это совсем не нравится! — прокричал мне на ухо президент.
        —Доверьтесь мне. Я отсюда первый раз прыгал, когда мне было пять. — Я взял первую веревку и обвязал ее вокруг пояса президента, туго затянув узел.
        —Правда? — ошарашенно спросил президент.
        —В пять лет я прыгал вместе с папой, а потом много раз сам. — Я надежно обвязал себя второй веревкой. — Снимайте уже свой пиджак.
        —Много раз, говоришь?
        —Ну, вообще-то два. Но я точно знаю, что это не опасно, при мне тут куча народу прыгала. Мы все прыгаем с этого водопада в пять лет.
        —Да что вы тут все, не в своем уме?
        —Нет. Я же говорил, что у нас надо быть сильным.
        —Это точно.
        Я взял третью веревку, сделал петлю и закрепил ее на той, которой был обмотан президент, пропустив для верности новую веревку под поясом его брюк.
        —Когда мы с папой прыгали, — объяснил я, — мы тоже обматывались, чтобы не расцепиться.
        Другой конец веревки я надежно привязал к своей и добавил:
        —Снимайте пиджак, он вам будет мешать.
        Президент сглотнул ком и посмотрел мне прямо в глаза:
        —Раз уж ты смог прыгнуть в пять…
        Я вложил нож в футляр на поясе и застегнул его на кнопку, а потом проверил спички в кармане на молнии. Затем я взял в руки колчан и стрелы. Теперь у меня было все, без чего не выжить.
        —Нет, ты действительно прыгал здесь в пять лет? — спросил президент, сняв пиджак и бросив его в озеро, чтобы никто не нашел.
        —Да, правда. А теперь… Погнали!
        Выкрикнув это, я столкнул президента с обрыва и бросился следом.
        В глубине
        Соединявшая нас с президентом веревка туго натянулась, и мы падали все ниже и ниже. Вокруг меня яростно носился ледяной ветер, он бил в ноздри и приоткрытый рот, до краев наполнял легкие морозным воздухом, и казалось, что они сейчас взорвутся. Брызги водопада окружали нас дождевой пеленой, от шума ветра и воды заложило уши. Но не прошло и секунды, как я врезался в озеро.
        От удара о его гладь в голове будто снаряд разорвался. Я ушел под воду и начал тонуть. Мощь водопада давила на меня, и я все глубже опускался в холодное темное озеро, теряясь в пространстве. Я уже не мог определить, где верх, а где низ. Президента отнесло в другую сторону, и веревка крепко сдавила пояс. Грудь распирало от сильного желания глотнуть воздух. Надо было выбираться на поверхность, но я не представлял, в какую сторону плыть. Я начал в панике дрыгать ногами, но джинсы и ботинки потяжелели от воды, и тут я понял, что совершил ошибку. Зря мы прыгнули. Теперь нас ждет гибель в глубине озера, мы утонем, раздавленные каскадом воды.
        Пойманный среди скал в круговорот пузырей и подводных течений, я завертелся, пытаясь понять, где берег. Когда я стал подниматься, как мне показалось, на поверхность, лук ударился о камни у меня за спиной и застрял. К горлу подступил смертельный страх. Нужно было скорее высвободиться.
        Я постарался занырнуть под лук и стал извиваться, чтобы расшатать его. Наконец лук поддался, но обрушивающаяся на меня вода неодолимо потянула на дно.
        В груди нестерпимо жгло. В легких не осталось воздуха, а в голове потемнело. Я думал только о накки, который поджидал меня в глубине озера, смотрел из засады своими выпученными желтыми глазами. Мне представлялось, что он обовьет щупальцами мои ноги и потащат в свое логово. Мне снова было пять лет, я снова боялся чудища из озера и снова в панике колотил ногами. Я хотел открыть рот, втянуть воздух, но воздуха тут не было. Страх обволакивал меня, шептал мне, что надо вдохнуть, что надо разжать рот. Но я знал, что, как только поддамся ему, вода попадет в легкие и всему придет конец. Случится то, чего я боялся, когда в первый раз прыгал с отцом: накки схватит меня, и я умру.
        В схватке с мощным потоком воды я не заметил, как веревка, которой я был обвязан, снова натянулась. В руках и ногах уже не осталось сил бороться, и я смирился со смертью, не чувствуя, что мое тело движется к поверхности.
        Я поднимался. Все выше и выше. Пузырьки облепляли тело.
        Это мой папа. Он вытаскивал меня. Иначе и быть не могло. Папа, самый сильный. Папа, победивший медведя. Папа, поднявший меня из воды, когда я чуть не утонул в пять лет. Папа снова спасал меня, тащил на поверхность, чтобы отвести домой, к маме.
        Вот его руки ухватили меня за капюшон толстовки и тянут из воды, наверх.
        Вынырнув, я шумно вдохнул и, широко открыв рот, стал жадно заглатывал воздух. Было легко и радостно от того, что я могу дышать.
        —Папа! — позвал я и огляделся. Голова кружилась, и я не до конца понимал, что происходит.
        —Пап!
        —Это всего лишь я, Оскари.
        Президент обеими руками держал меня за капюшон, и ему приходилось работать ногами, чтобы удержаться на плаву. Он был по подбородок в воде, о его лицо разбивались маленькие волны, и он то и дело сплевывал озерную воду.
        —Что, думал, игре конец?
        —Лук застрял. Выплыть не получалось.
        В голове крутились размытые, нечеткие образы: мама с папой, накки со скользкими щупальцами. И к радости от того, что я уцелел, примешивалось неясное чувство разочарования.
        —Говорил я тебе: брось этот лук и вырежи новый!
        —Но я должен…
        —Знаю, знаю.
        Мы никуда не плыли, просто держались на воде. Я посмотрел на президента и сказал:
        —Спасибо. Вы меня спасли.
        —Пожалуйста, мы сегодня весь день прикрываем друг другу спину.
        —Да, классно получилось.
        —Классно? Ты же чуть не утонул.
        —Точно, — ответил я и расхохотался. Не знаю почему. Может, радовался вновь обретенной жизни. Президент не смог сдержать улыбки — наверное, чувствовал то же самое — и тоже расхохотался. Увидь нас сейчас кто-нибудь, решил бы, что мы сумасшедшие.
        Но веселье было недолгим: наш смех оборвался, когда, немного отплыв от водопада, мы заслышали вертолет. Он спустился к озеру и начал кружить над скрывавшим нас туманом.
        —Они знают, что мы здесь, — вздохнул президент.
        —Это все их тепловизоры?
        —Наверное. А может, просто догадались.
        Я достал нож и перерезал веревку, связывавшую меня с президентом. И мы поплыли дальше от водопада, в туман, где вода была поспокойнее.
        —На озере есть маленькие островки, — вспомнил я. — Если до одного из них доберемся…
        —Если нас выслеживают по тепловизорам, то остров нас не спасет.
        —Но надо же попробовать. Что ж еще нам остается?
        —Молиться?
        Призрак
        Казалось, мы только и делаем, что плаваем кругами. Куда ни глянь — все одинаковое. Везде вода, вода, сплошная вода. Туман скрывал нас от вертолета, но и мы ничего не видели сквозь дымчатую пелену. Как могли мы доплыть до берега или острова, не зная, где они? Из-за намокшей тяжелой одежды было сложно грести, а вода была такой ледяной, что двигаться быстрее и не хотелось. Я подумал, что если мы не доберемся до суши, то скоро или замерзнем, или утонем, и тогда Моррису с Хазаром не придется тратить силы на наши поиски.
        —Как думаешь, сколько сейчас времени? — спросил президент, плывя бок о бок со мной. — У меня часы остановились.
        —Девять тридцать. — Я вскинул глаза к небу посмотреть, не видно ли вертолета.
        —Еще одна охотничья мудрость? — удивился президент. — Умеешь определять время по солнцу?
        —Солнца-то не видно. — Я поднял над водой левую руку. — Зато у меня водостойкие часы.
        Президент выплюнул попавшую в рот воду и повторил:
        —Девять тридцать… Как раз сейчас я должен сидеть в мягком кресле в конференц-зале, попивая кофе, спасать мир…
        —Подождать придется миру.
        Мы продолжали движение, плывя с президентом в одном медленном темпе. И хотя по разлетавшемуся над озером эху нельзя было наверняка понять, где кружит вертолет, мне чудилось, что он подлетает все ближе.
        —Думаете, они знают, где мы? — спросил я президента.
        —Не уверен. Наверное, тот, кто следит за нами через спутники и направляет Морриса, потерял нас из виду по неясной причине. Может, тепловизоры плохое изображение шлют. Мы ж тут почти окоченели, какое от нас тепло? А может, еще что, не знаю. Жалко, что я мало про эту спутниковую связь читал.
        От мысли о десятках камер, направленных на нас из-за облаков, мне стало не по себе. Как рыбка в аквариуме, я был не в силах спрятаться от их внимательных глаз. Припомнив, как выглядят снимки с тепловизора, которые мне встречались в видеоиграх и по телику, я представил нас с президентом на таких фото: на фоне серого пейзажа переливаются два маленьких очертания тел, словно зависших в воздухе. Хорошо бы президент оказался прав, и холодная вода снижала температуру тел до отметки, не видимой для тепловизоров. Но беда в том, что грести в студеной воде становилось все труднее.
        Я очень устал и не представлял, сколько еще смогу плыть.
        —У меня сил не осталось, — пробормотал я.
        —У меня тоже, но останавливаться нельзя. Что бы ни случилось, не останавливайся.
        Я прекрасно понимал, что хочет сказать президент: если мы перестанем двигаться, то измученные мышцы сведет от холода, и мы утонем. Исчезнем в черной глубине озера. Так что мы плыли и плыли сквозь туман, нас продолжали выслеживать с вертолета, и, казалось, мы будем дрейфовать еще целую вечность, но вот надежда замаячила впереди непонятным предметом, качающимся на волнах.
        —Глядите! — Я попытался поднять голову из воды, чтобы лучше его разглядеть. — Что там? — Из-за тумана неясно было, что за странный объект плавает в нескольких метрах о нас. — Что? Да это ж морозилка!
        Мы поднажали, быстро доплыли до белой коробки и ухватились за нее, получив долгожданную передышку. Но как только я перестал двигаться, все тело скрутило. Пока я плыл, мне было не до боли, но теперь мышцы заныли, а царапины и порезы на коже словно пронзили сотни иголок.
        —Останавливаться нельзя, — напомнил президент, и мы задвигали ногами, толкая перед собой морозильник, только изредка переводя дух.
        —Оскари, а насколько велико это озеро?
        —Оно очень большое. Но мы уже должны были куда-нибудь подплыть.
        Я остановился, повернул лицо против ветра и глубоко втянул воздух.
        —Чем это пахнет?
        Президент тоже остановился и, вытерев лицо, принюхался. Он повертел головой по сторонам и спросил:
        —Бензин? Какое-то горючее?
        —И мне так кажется.
        —От вертолета, думаешь, выхлопы?
        —Нет, по-другому пахнет. Сильнее.
        И тут что-то привлекло мое внимание, проплыв мимо. Что-то серебристое, сияющее, покачивающееся на волнах. Я вытянул руку и загреб воду, чтобы неведомый предмет подплыл ближе. Я взял его в руку и вытащил из воды.
        —Рыба? — изумился президент.
        —На плотву похожа, — ответил я, засмотревшись, как солнце играет на ее чешуе. Она переливалась зеленым, синим и красным, как капля бензина в луже.
        —В этом озере полно плотвы. И лещ с окунем водятся, — проговорил я.
        —Дохлая? От чего?
        Я помотал головой и с удивлением заметил, что недалеко от нас плавают, поблескивая на мягких волнах, дохлые рыбы. Сначала их было немного — две-три плотвички, но очень скоро мы оказались окружены ими. Сотни всплывших рыбешек переливались на поверхности озера Туонела.
        —Да что же тут случилось? — Президент с недоумением смотрел на испещренные серебряными точками волны.
        —Что-то попало в озеро, — предположил я, потерев большой палец об указательный: вода была маслянистой. На губах чувствовался ее неприятный вкус. — Похоже на топливо.
        Теперь я не сомневался, что озеро затянуто бензиновой пленкой: оно мерцало всеми цветами радуги, когда на него падал солнечный свет.
        —Откуда тут взяться бензину? — недоумевал я.
        —Посмотри!
        Мы проплыли еще немного, и я увидел впереди, в густом тумане, огромный бело-синий хвост. Он был больше моего дома и, прямой и острый, торчал из воды, будто нож. С одной стороны на нем красовался яркий флаг США.
        —Это мой самолет, — сказал президент. — Борт номер один.
        Мы подтолкнули морозильник еще ближе, и я, не веря своим глазам, уставился на махину разбитого самолета, напоминавшую выплывшего из тумана призрака.
        —Значит, он сел на воду. — Президент оглянулся, будто хотел увидеть след, оставленный самолетом. — Всю ночь был тут. Почему же не утонул?
        Подобравшись еще ближе, мы увидели почему. Самолет приземлился на воду, как и сказал президент, и проскользил по ней, пока не врезался в один из небольших островов.
        Нос самолета уткнулся в отмель и, как огромный указатель, смотрел на растущую невдалеке березку. Остальная часть машины была в воде, так что двигателей совсем не было видно. Часть хвоста тоже скрыло озеро, и тянущаяся через весь самолет голубая полоса исчезала из виду, расчертив самолет только наполовину.
        —Он необъятный! — Я покачал головой и замер, не в силах отвести глаз от самолета. — Моя деревня не такая длинная.
        —А в высоту он двадцать метров, как шестиэтажный дом.
        —Президентский самолет… — Я покрепче ухватился за морозилку и расслабил ноги, так что их подхватило и закачало слабое течение.
        —Необъятный, — снова выдохнул я. — И он весь ваш?
        —Можно и так сказать. — Президент посмотрел на самолет и наклонил голову. — На борту было много людей. Не весь экипаж, но… — Он оборвал фразу на полуслове.
        Я оторвался от призрака самолета и посмотрел на президента. Его лицо исказила боль.
        —Может, с ними все хорошо? — сказал я, сам не веря своим словам.
        Половина самолета ушла под воду, а на боку виднелся длинный черный обгорелый след. Он начинался под крылом и шел до самого хвоста. Наверное, этот след оставила одна из ракет, которые вчера ночью выпустили в небо люди Хазара.
        —Подбили его, — сказал президент. — Как ты и говорил. — Он набрал полные щеки воздуха и с шумом выпустил его. — Носовая часть самолета над водой, может, кому-то и удалось выбраться.
        Треск вертолета заглушил слова президента. Но на этот раз его жужжание не стихло вдалеке, оно нависло над нами, а потом стало приближаться. Озеро заволновалось, и в разные стороны от нас побежали волны. Я посмотрел вверх и увидел приближающийся темный силуэт, быстро принимавший очертания вертолета, чьи лопасти разгоняли туман.
        —Неймется им! — воскликнул президент. — Оставят они нас когда-нибудь в покое?
        С вертолета сбросили веревки, и они ударились о воду в метре от меня.
        —Переворачивай! — скомандовал президент.
        —Что?
        —Переворачивай!
        Я с секунду пытался понять, о чем это он, и, как только до меня дошло, мы сразу перекувырнули морозильник вверх дном, так что крышка исчезла под водой.
        Веревки покачнулись, и у меня над головой показались чьи-то ботинки, ноги. И вот на нас уже спускались солдаты Хазара с автоматами наперевес.
        —Ныряй! — закричал президент, и мы скрылись под водой, чтобы заплыть под морозильник, под которым образовался воздушный карман.
        —И что теперь? — раздался мой голос в кромешной тьме. — Есть идеи?
        Президент сплюнул воду и громко засопел, но ничего не сказал.
        —Как насчет самолета? — Под морозильником мой голос звучал тихо и сдавленно. — Можно попасть внутрь незаметно?
        —Может быть, не уверен.
        Что-то ударилось о дно морозилки. Веревка, а, может, чьи-то сапоги или руки.
        —Они нас, того гляди, схватят, — заволновался я. — Как? Как нам попасть в самолет?
        —Не знаю я! — прокричал в ответ президент. — Оскари, я правда не знаю.
        —Так надо узнать! Давайте, президент, поплыли к самолету.
        Морозильник начал подниматься, мы резко нырнули и поплыли под водой к президентскому самолету.
        Другой мир
        Грохот вертолетных лопастей стих до глухих размеренных щелчков; волны над головой казались раскачивающейся крышей. Накренившийся Борт номер один представлялся огромным монстром, который схватился крылом за дно озера. Его массивный корпус словно повис над черной бездной, и было ощущение, что от маленького толчка вся махина пошатнется и покатится назад, на дно озера, где навсегда исчезнет в холодных глубинах, кишащих нечистью с длинными щупальцами и острыми клешнями.
        Я гнал эти мысли прочь и что было сил греб в сторону самолета.
        В мутной воде загадочно мерцали иллюминаторы. Их красные, зеленые и оранжевые лучи, которые то загорались, то снова гасли, напомнили мне об огоньке на спасательной капсуле, что я сначала принял за инопланетный корабль.
        Подплыв ближе, я увидел, что один подбитый двигатель беспомощно болтается на крыле, а второго и вовсе нет. Ракета сбила его, разорвала обшивку крыла и оставила на самолете длинный черный рубец.
        Большая дыра зияла в фюзеляже, прямо над крылом. Вслед за президентом я заплыл через нее в самолет, едва не задев острый погнутый металл. Мы вынырнули под самым потолком, где образовался небольшой воздушный карман. Я старался успокоиться, не дышать так жадно, но никак не мог совладать со страхом. Предчувствие, что мы утонем в этой подводной ловушке, пробралось мне в голову скользкой змеей.
        —Думаете, зря мы сюда приплыли? — спросил я президента, надеясь услышать в ответ «нет, не зря».
        —Пока не ясно, — сказал президент. — Мы сейчас в секретарском отсеке, нам надо плыть ко мне в кабинет. Туда и на верхнюю палубу вода не могла подняться. — Воздуха было мало, и голос президента звучал глухо.
        —А мы сможем туда попасть? — Я гнал прочь закравшийся в душу ужас.
        —Возможно. Но путь не близкий.
        —Надеюсь, он не затоплен. — Меня пугала мысль о том, что я утону здесь, где никто меня не найдет. Тогда папа никогда не узнает, что со мной случилось, и всю оставшуюся жизнь будет прочесывать лес в поисках моего тела.
        —Я тоже надеюсь. Плыви за мной.
        —Хорошо, — ответил я, и мы снова нырнули под воду и поплыли внутрь самолета.
        Мне чудилось, что мы попали в иной, страшный мир. Светодиодные ленты, протянутые вдоль коридоров, окрашивали воду в тусклый красный цвет крови. Они то загорались, то выключались, иногда неожиданно вспыхивали зеленым или желтым светом, но через секунду снова гасли.
        Слабое течение несло с собой всякого рода вещи. Сумки, портфели и бумаги медленно проплывали мимо, как в невесомости. Один ботинок. Пиджак, колыхающийся как медуза. Декоративная подушка, что поднялась из глубины и проскользнула мимо меня странным доисторическим зверем. За раскачивающимися дверьми виднелись пристегнутые к креслам мертвые тела. Их руки ужасающе покачивались, а волосы опутывали головы, как водоросли. Темнота скрывала и другие, странные силуэты, притаившиеся в глубине, как подводные чудища.
        Всякий раз завидя просвет между водой и потолком, мы выныривали на несколько секунд, чтобы глотнуть спертого воздуха и снова уйти под воду, пробираться сквозь дебри дрейфующих предметов. Мы продвигались все дальше и дальше, поднимаясь по белым от россыпи бумаг коридорам, протискиваясь сквозь дверные проходы. В сильно накренившемся самолете все казалось повернутым под непривычным углом, и я порой не понимал, где верх, а где низ. Местами в воде плавало столько хлама, что висевший за спиной лук увязал в нем, так что я решил снять его и взять в руку, чтобы плыть побыстрее.
        Каждый раз, ныряя после короткой передышки, я думал, что этот раз — последний. Что мы заплывем в тупик, перед глазами потемнеет, вода зальется в легкие, и мы потеряем последнюю надежду выжить.
        —Почти добрались, — сказал президент, когда мы в очередной раз вынырнули отдышаться.
        Я посмотрел на его лицо в тусклом свете и молча кивнул.
        —Ты в порядке? — спросил президент.
        Я снова качнул головой.
        —Страшновато, да?
        —Ага.
        —Осталось немного. Готов?
        Я глубоко вдохнул и хотел снова кивнуть, как что-то ударилось о мою ногу. Я тут же попытался оттолкнуть невидимый предмет ногами и руками и, запаниковав, поднял тучу брызг и налетел на президента. Перед глазами возникли жуткие картины: монстры из глубин и те неясные силуэты в темной воде самолета.
        —Все хорошо, — попытался успокоить меня президент. — Все хорошо.
        Но я едва мог разобрать его слова. В ушах у меня пульсировала кровь, и я пытался избавиться от этого наваждения, яростно колотя по воде, заполняя брызгами маленькое безводное пространство.
        —Уберите это от меня! — взмолился я, прижимаясь спиной к президенту. — Уберите!
        Пытаясь высвободиться, я оттолкнул президента к стене и нечаянно выпустил лук.
        В эту секунду я увидел лицо.
        С тихим всплеском на поверхность всплыло тело.
        Открытые глаза женщины смотрели прямо на меня. Но я точно знал, что она мертва. На лбу у нее чернело отверстие от пули. Оно было чистое, без крови — вода все смыла. Течение качало волосы женщины, от чего она казалась живой.
        —Не смотри на нее! — Президент взял меня за плечи. — Не смотри.
        Я повернулся и поглядел на президента, но перед глазами стояло лицо женщины. Я знал, что она здесь, у меня за спиной.
        —Просто дыши, — успокаивал меня президент. — Глубже дыши, ровнее. Осталось немного. Еще один салон переплыть, а там — ступени на верхнюю палубу.
        —Вы знали ее? — немного успокоившись, спросил я президента.
        —Ее звали Патриция Янг. Она была ведущим специалистом… Мы сейчас как раз в отсеке моего личного состава.
        —Ее застрелили?
        —Да, похоже, Моррис тщательно заметал следы.
        Президент снова посмотрел на меня.
        —Готов плыть?
        —Я лук уронил.
        —Оставь его.
        —Не могу!
        —Он тебе больше ни к чему.
        —Я должен его найти! — Внезапно лук стал для меня действительно что-то значить. Он был единственным напоминанием о папе и о доме.
        —Вы его видите? — Я посмотрел в мутную воду.
        —Брось его, Оскари. Ты ведь…
        Я занырнул в темноту. Течение натолкнуло на меня тело убитой, ее ноги снова ударились мне в бок, но я стиснул зубы и начал искать лук. Моим долгом было вернуть его домой. Во что бы то ни стало.
        Широко расставив руки, я поворачивался из стороны в сторону в надежде отыскать лук, хотя шансы мои были невелики. Каждую вещь, которой касались пальцы, я ощупывал и отбрасывал прочь, пока не натолкнулся на него. Лук застрял на самом дне, зацепившись за что-то.
        Я поднялся, чтобы глотнуть воздуха, и снова нечаянно потревожил тело женщины. Набрав полную грудь воздуха, я нырнул еще раз. Я нащупал на дне лук и попытался его освободить, но один конец лука придавило креслом, которое я, видимо, сдвинул, когда запаниковал. Я уперся плечами в стену, а ногами — в кресло и попытался сдвинуть его с места. Сначала ничего не вышло, но потом оно покачнулось, и высвободившийся лук поплыл прочь от меня. Я развернулся, крепко схватил его и поднялся из воды.
        —Теперь готов плыть?
        Я подался в сторону и кивнул:
        —Пора выбираться отсюда.
        Мы снова набрали воздуха и нырнули, но на этот раз я знал, что за темные силуэты спрятаны во мраке: это тела людей, которые летели на борту. И их там гораздо больше, чем можно представить. Где-то в темноте трупы мужчин и женщин дрейфуют между бумаг, ручек и потерянных туфель.
        И чудится, что, когда мы плывем мимо, все они тянутся схватить нас своими мертвыми руками.
        Президентский самолет
        Выбравшись, наконец, из воды, мы не стали останавливаться. Мы шли вперед, подгоняемые ощущением, что Хазар и Моррис дышат нам в затылок.
        —Сюда! — скомандовал президент, и я пошел за ним, с трудом волоча ноги вдоль коридора, оставляя мокрые следы на дорогом ковре. Самолет трещал и скрипел, будто в предсмертной агонии.
        Мы прошли комнату переговоров, в центре которой размещался овальный стол, а вокруг валялись перевернутые стулья и кипы бумаг.
        Мне показалось, что из-под стола торчат чьи-то ноги, но я отвел глаза и уставился в спину президента. Когда мы вышли из комнаты, он плотно закрыл за нами массивную дверь и повернул ключ в замке.
        —Здесь мы будем в безопасности. — Президент вытер лицо и отжал ладонью воду из рукавов рубашки.
        —Даже если они попадут в самолет, то через эту дверь им не пройти. Она специально укреплена на случай нападения террористов. — Президент печально улыбнулся. — Теперь ты, Оскари, на моей территории.
        Я кивнул в ответ и тоже отжал промокшую насквозь одежду.
        —Там коридор. — Президент махнул рукой налево. — А там — медицинский кабинет и мой офис. — Показал он на двери у себя за спиной. — Эти ступени ведут в центр связи и к кабине экипажа. Пойдем!
        Я отряхнул руки от воды и пошел следом. Заглянув по дороге в медкабинет, я чуть не врезался во внезапно остановившегося президента.
        —А вот и наш путь к спасению, — сказал президент, дотронувшись до большой двери слева от нас. Надпись вокруг красной ручки велела «повернуть, чтобы открыть».
        —Через нее и выйдем, когда понадобится. Видел когда-нибудь, как президент США спускается из своего самолета и машет толпе?
        Я отрицательно покрутил головой.
        —Что, ни разу не видел по телевизору?
        Я снова крутанул головой.
        —Что ж, — вздохнул президент. — Это та самая дверь, из которой он… то есть я выхожу. И сегодня утром тоже должен был… — он прервался. — Ну ладно, делу — время. Иди за мной.
        Президент открыл дверь справа от нас, и мы вошли в его офис.
        —Был когда-нибудь в Белом доме?
        —Нет.
        —Значит, теперь побывал. В этом кабинете я все равно что в Белом доме.
        Темный дубовый стол в дальнем углу кабинета стоял на месте, но на нем было пусто. Документы, папки и ноутбук, которые, судя по всему, раньше там лежали, рассыпались по коричневому ковру и кожаному угловому дивану, стоявшему напротив. Президентское кресло валялось рядом, как убитое животное, задрав лапы на колесиках к потолку. На стене висел сине-золотой герб Америки. Портьера была отодвинута к краю, но через опущенные заслонки иллюминаторов в комнату почти не проникал свет. В кабинете пахло деревом, кожей и роскошью.
        —Посмотри там, — президент указал на диван. — Может, найдешь мой сотовый; от этого — никакой пользы. — Он достал из кармана телефон охранника и откинул его в сторону.
        Зайдя за стол, президент начал судорожно выдвигать ящики. Из отверстия над его головой болталась желтая кислородная маска. Закрепленная на тонкой пластиковой трубке, как на паутинке, она то и дело подпрыгивала и раскачивалась, когда ее задевал президент. Такие же маски свисали и рядом со мной, над диваном.
        Я внимательно перебирал бумаги и папки, откладывая их прямо на пол, пока не заметил завалившийся между диваном и подушкой черный смартфон.
        —Нашел!
        —Молодец!
        Президент обогнул стол и забрал у меня телефон. Он нажал кнопку включения, и экран засветился.
        —Ну же? Ну? — торопил он свой мобильник. — Нет сигнала.
        Президент поднял вверх руку, повертел в воздухе аппарат, потом швырнул его в сторону и со злостью пнул стол.
        —Черт возьми! Почему у меня нет спутникового телефона, как у этого проклятого предателя Морриса!
        —Что теперь будем делать?
        —Что делать? — Президент с силой потер лицо. — Что будем делать? Думай, думай. Точно! Идем наверх. Центр связи и кабина экипажа. Это наш последний шанс вызвать спасателей. Скорее, Оскари!
        Мы вернулись в коридор и пошли в обратном направлении. Поднявшись по лестнице, мы оказались в центре связи, где, несмотря на угол, под которым приземлился самолет, все столы стояли ровными рядами вдоль стен. Не считая этого, в комнате царил полный хаос. К крышкам столов прилипло сгоревшее оборудование, все экраны компьютеров были разбиты, будто их нарочно повредили. Из мониторов торчали куски пластика и напоминавшие кишки связки проводов. Остальная электроника и пять больших офисных кресел лежали у противоположной стены, прикрывая собою, как мне показалось, груду мертвых тел. Пол устилали разбросанные листы бумаги и несколько ноутбуков с изуродованными экранами. Желтые кислородные маски, спускавшиеся с потолка, покачивались из стороны в сторону. Острый запах гари разъедал глаза.
        Президент встал рядом и осмотрел кабинет. Он покачал головой и уперся рукой в стену, будто не мог больше держаться на ногах.
        —Ничего не уцелело, мы не сможем позвать на помощь.
        —А почему лампочки еще горят? — удивился я.
        —Аварийное питание, скорее всего. Это не простой самолет. Корпус в десять раз прочнее, чем у пассажирского аэробуса. Такой, что ядерный взрыв с земли его не покоробит. Все окна бронированы, вражеские радары самолет не видят; есть осветительные снаряды, чтобы сбить прицел у ракетниц врага, инфракрасные излучатели, чтобы вывести из строя их систему наблюдения….
        —Так почему такой самолет сбили?
        —Сложно сказать. — Президент нахмурил брови. — Только одно объяснение идет на ум: Моррис взломал систему. На борту летело двадцать шесть человек экипажа. Моя охрана, команда помощников… всего около сорока человек, и все мертвы. Он просто пустил их в расход. И такого предателя я считал своим другом… Возможно, он прав, и у президента не может быть друзей.
        —Я — ваш друг.
        —Верно, Оскари. И ты доказываешь мне свою дружбу даже слишком часто. Пойдем-ка к кабине экипажа, может, там повезет.
        Перешагивая через обломки компьютеров, президент вышел в соседнее помещение. Он сообщил мне, что это кают-компания, но я не смотрел по сторонам, не хотел больше видеть трупы. Мы пересекли зал и вошли в кабину пилота.
        До сих пор я был уверен, что такой махиной управлять должны из кабины в разы больше той маленькой комнатки, в которой мы оказались. За креслами пилотов поместились только миниатюрный столик да два стула, больше ничего.
        Из-за того, что самолет остановился на мелководье у крохотного острова, нос его был приподнят, и через большое огибавшее кабину окно было хорошо видно озеро, с какой стороны ни посмотри. Если приглядеться, то слева от нас, вдалеке, можно было рассмотреть берег, но мне он казался просто черной полосой.
        —Думаете, успеем добраться туда раньше, чем нас заметят? — спросил я президента.
        —Попробовать стоит.
        Туман все еще висел над озером, но уже не очень плотной пеленой. За окном посветлело, солнце желало вступить в свои права и грозило выжечь остатки тумана к полудню. Я представил, какое сегодня вечером будет голубое небо, едва подернутое дымкой облаков.
        Но я не был уверен, что мы доживем до этого.
        В кабине так же, как и в информационном центре, стоял острый запах гари и назойливый писк приборов. Их ежесекундное пиликанье совпадало с помаргиванием красных лампочек, рассредоточенных по всей кабине пилота.
        Президент направился прямиком к приборной панели и, остановившись между двух кресел, навис над множеством кнопок, выключателей, циферблатов и экранов. Половина из них была выключена, но оставшиеся призывно светились.
        —Должно же здесь что-то дельное быть. Радиопередатчик какой-нибудь. — Президент разглядывал циферблаты, давил на все подряд кнопки и недовольно мотал головой.
        —И как им удается запомнить, что и когда нажимать?
        Он наклонился вперед и положил руку на рычаг.
        Тотчас самолет содрогнулся и затрясся в попытке завести двигатели. На всю кабину заверещала аварийная сирена, и на панели приборов красным загорелись какие-то датчики.
        Перепуганный президент отскочил назад, приводя рычаг в исходное состояние. Лампы на панели потухли, сирена замолчала, а самолет перестал вибрировать.
        Президент взялся за спинку пилотского кресла одной рукой, прижав вторую к груди.
        —Ужас. Чуть сердце не разорвалось, — пробормотал он и повернулся ко мне. — Удивительно — двигатели еще работают. Да, мне всегда повторяли, что этот самолет выживет в таких условиях, которые убьют обычный лайнер.
        —Похоже, люди в таких условиях не выживают. — Я кивнул подбородком на скрюченное тело мужчины, лежавшее у кресла пилота.
        Президент подобрал валявшийся между кресел пиджак и прикрыл им мертвого пилота.
        Я отвернулся и посмотрел в окно, вниз, на неспокойное озеро в нескольких метрах от нас, и мне почему-то стало не по себе.
        —Вы нашли радио? — спросил я президента. — Хоть какое-то устройство для связи?
        Президент с секунду смотрел на меня, потом помотал головой.
        —Если честно, я не представляю, как работают все эти приборы.
        —И что мы теперь будем делать? Что делать?
        Президент присел на краешек кресла, так что наши лица оказались на одном уровне, и положил руку мне на плечо.
        —Эй, посмотри на меня, — сказал он, и я поднял глаза. — Оскари, у нас все получится.
        —Но как?
        —Надо просто сидеть здесь и ждать спасателей. Они уже наверняка выяснили, где мы.
        —По спутникам?
        Президент кивнул.
        —По тем же, что и Моррис нас ищет?
        —Скорее всего.
        Я отвернулся и посмотрел на озеро за окном. Что-то в нем меня насторожило. Я приблизился к стеклу и внимательно поглядел вниз.
        —Что там? — Президент встал, обеспокоенный моим нахмуренным видом. — Заметил что-то?
        —Вода. Она поднимается.
        —Серьезно? — Он подошел вплотную к окну и посмотрел на поверхность озера.
        —По-моему, мы тонем. Мы не можем ждать спасателей здесь, надо уходить.
        Но изменился не только уровень воды. Туман закрутился, как воронка урагана, а поверхность озера покрылась рябью, вода взволновалась, и поднялась большая волна. Мне вспомнилось разбившееся стекло папиной машины. Когда в него угодил камень, оно не разлетелось на осколки, но от пробоины во все стороны побежали сотни трещинок, образуя изломанный круг. То же самое сейчас творилось с водной гладью.
        —Неужели вертолет? — прошептал я.
        Самолет снова задрожал, но это была не яростная тряска, что несколько минут назад вызвал президент, сдвинув рычаг, а едва заметная вибрация.
        —Да, — подтвердил президент мою догадку. — Вот только чей? Морриса или спецназа?
        К дрожанию самолета добавились странные звуки, и мы посмотрели на потолок. Громкий скрежет раскатился эхом в кабине пилота, будто по крыше что-то протащили. Вслед за металлическим царапающим звуком послышались два глухих удара.
        —На крыше кто-то есть. — Мое горло сдавил страх, и голос был едва различим. — Это что, ваши солдаты? — Отчетливый топот сапог отдавался эхом на всю кабину. — «Морские котики»?
        Президент не ответил. Он пожал плечами и продолжил сверлить глазами потолок, будто надеясь, что обнаружит у себя способность видеть сквозь стены.
        Кто-то прошагал у нас над головами к носу самолета.
        —Не нравится мне это, — прошептал президент.
        Мне все это тоже не нравилось. Я повернул голову в том направлении, куда направились нежданные гости. Шаги стихли над креслом пилота.
        —Я всего две пары ног услышал.
        —Всего две?
        Я кивнул и посмотрел на президента. Только две пары ног. Мы оба понимали, что это значит. Наши самые страшные предположения подтвердились, когда в окне показалось перевернутое лицо.
        Лицо Морриса.
        Он явно удивился, завидя нас, а потом посмотрел президенту в глаза и оскалил зубы. С ухмылкой на лице и сияющим победным взглядом он походил на дьявола.
        Моррис склонил на бок голову, помахал пальцами и скрылся из виду. В следующую секунду показалась его рука, прилепившая к стеклу что-то похожее на кусок пластилина.
        Президент тут же схватил меня и потащил к двери с криком:
        —Взрывчатка! Уходим отсюда!
        Выхода нет
        Президент вытолкнул меня из кабины пилота, и я едва ли не кувырком влетел в кают-компанию, врезавшись с размаху в одну из кроватей справа от входа. Я споткнулся, упал на колено, но президент схватил меня и поднял на ноги.
        —Не останавливайся! — прикрикнул он. — Иди! Иди!
        Он подтолкнул меня вперед и с силой захлопнул за нами дверь. Мы пробежали центр связи и добрались до лестницы. Всю дорогу президент поторапливал меня, кричал, чтобы я двигался быстрее.
        Мы спустились всего на пару ступенек, как на верхней палубе воздушного судна прогремел взрыв.
        В мгновение ока стало нечем дышать. Взрывная волна словно вытолкнула весь воздух из моих легких и ударила по голове. Распирающее ощущение в глазах, полная глухота, треск и боль во всех суставах настигли так же внезапно, как давление и жар, догнавшие нас на лестнице.
        Невероятной силы волна пронеслась через кабину в кают-компанию, неся с собой осколки стекла и пластмассы, опаляя все на своем пути. Она сорвала с петель дверь в центр связи, заполняя и эту комнату своим жаром, поднимая в воздух обломки компьютеров и листы загоревшейся бумаги.
        Ударная волна настигла нас на половине лестницы, и, хотя взрыв прогремел не близко и она растратила часть своей ударной силы, оставшейся энергии хватило, чтобы сбить нас с ног и сбросить вниз. Мы грохнулись на мокрый шерстяной ковер, а с верхней палубы на нас градом посыпались обгорелые вещи.
        Я тут же попытался встать, но тело не слушалось меня. Ноги были словно ватные, руки тряслись. Я ничего не видел и с трудом соображал.
        Самолет наполнился горячим дымом и жутким запахом обуглившегося пластика. Он разъедал глаза и так раздражал горло, что я зашелся в кашле, но тут же зажал рот. Я испугался, что нас услышат, хотя сам я ничего, кроме звона в ушах, не различал.
        Как в замедленной съемке я повернул голову, и все кругом тоже повернулось, закружилось, поплыло. Президент лежал рядом со мной и, похоже, пытался сфокусировать взгляд, но только бешено вращал глазами, и их застилали слезы. Он дотронулся до моего плеча показать, что все в порядке, и мы замерли, пытаясь прийти в себя.
        —…за нами, — услышал я голос президента.
        —Что? — я попытался привстать, чтобы подвинуться ближе к нему.
        Я ожесточенно потер лицо руками, потом воткнул пальцы в уши и потряс ими, чтобы снова нормально слышать.
        —Я сказал, что они пришли за нами.
        —Думаете, надо вернуться? — С усилием я повернулся к едва различимой в дыме укрепленной двери и с ужасом представил, что нам придется выбираться из самолета тем же путем, что мы пришли.
        —Слишком опасно. Самолет тонет. — Президент прокашлялся. — Может, в коридорах уже не осталось воздуха. — Он замолчал и потер раздраженные глаза. — Нам повезло с теми воздушными карманами под потолком, но от взрыва самолет теперь быстро пойдет на дно.
        —А боковая дверь? Та, из которой вы машете.
        Президент поднялся на ноги, опираясь на стену, и посмотрел вдоль коридора. По его щекам текли слезы, и он часто моргал, пытаясь смыть с глаз едкий дым.
        —Они просто схватят нас. Они не отступятся, нет. — Президент обреченно помотал головой. — Но они пока не будут меня убивать, Хазар так сказал.
        Я помнил, что сказал Хазар: он собирался набить президента как чучело и выставить на показ. От одной этой идеи бросало в дрожь.
        Серьезно посмотрев на меня, президент сказал:
        —Я думаю, мне пора сдаться.
        Президент ужасно выглядел: плечи его были опущены, он едва держался на ногах. Из покрасневших глаз текли слезы, а все тело сотрясалось, когда он пытался откашлять раздражавший легкие дым. Всю его кожу покрывали синяки, порезы и ссадины, — картина не из лучших. Я, наверное, тоже выглядел таким побитым, и со стороны казалось бы правильным сдаться. Враг, превосходящий нас числом и оружием, загнал нас в угол.
        Но в моих жилах текла кровь охотника.
        Мне дали всего сутки, чтобы узнать, чего я стою; чтобы научиться слушать лес и не упустить добычу. А лес не собирался отдавать ее мне так просто.
        Хамара сказал: «В лес он уходит ребенком, а вернется настоящим мужчиной».
        —Нет! — нахмурился я.
        —Что?
        —Я сказал: «Нет». Во мне течет охотничья кровь.
        —Все кончено, Оскари. Мы повержены. Нам и так сегодня крепко досталось. Когда я уйду, ты сможешь выбраться через дверь, что я тебе показал. — Самолет внезапно накренился, и нас отбросило к стене. — А им я скажу, что ты погиб.
        —Нет, — повторил я, чувствуя, что страх постепенно развеивается. Да, мне досталось сегодня, но это не значило, что я теперь сбегу, поджав хвост. Поздно уже было бежать. Я больше не трясся от испуга, мои инстинкты тоже изменились.
        —Мистер президент! — Голос Морриса пролетел эхом через верхнюю палубу и скатился вниз по задымленной лестнице. — Где вы, мистер президент?
        Мы переглянулись, но ледяной страх уже не так сильно, как прежде, сжимал мое сердце.
        —Мистер президент? — слащаво позвал Моррис. — Не заставляйте меня к вам спускаться.
        —Я сдамся, — прошептал президент. — Так надо. Только так мы тебя спасем. — Он развернулся к лестнице.
        —Хотите поиграть в прятки, мистер президент?
        —Нет! — Я остановил его за руку. — Это не единственный выход. Я же говорил, что не оставлю вас. Мы должны бороться.
        —Бороться? — оглянулся на меня президент. — А оружие? Твои лук и стрелы?
        —Папа всегда хвалил меня за сообразительность. — Я не собирался бежать и от того чувствовал в себе силы и уверенность. — Вы ведь тоже умный, вместе мы их одолеем, я уверен. Раз и навсегда.
        —У тебя есть план?
        —Да, идите за мной.
        План игры
        Больше Хазар президента не звал.
        Самолет погрузился в зловещую тишину. В задымленном воздухе летали пылинки, подсвеченные солнечными лучами, что сумели проникнуть через прикрытые иллюминаторы. Капала вода. Изредка по кабинету расползался скрипучий металлический звук. Время от времени что-то прокатывалось по полу, когда заполняемый водой самолет сползал в сторону глубоководной бездны.
        В дальнем углу президентской спальни я опустился на корточки, держа наготове лук. Какой бы рискованной ни казалась эта затея, шестое чувство подсказывало мне, что последний бой мы должны дать здесь. Значит, так тому и быть.
        Комната была немногим меньше гостиной в нашем доме и треугольной по форме. Под самым носом самолета она смыкалась, так что стоявшие вдоль стен кровати почти что касались изголовьями. Здесь я и притаился.
        Папа учил меня использовать для маскировки окружающую природу. На этот раз я маскировался не чтобы слиться с деревьями и зарослями папоротника, а чтобы исчезнуть в груде обломков, какая нашлась бы сейчас в каждом помещении самолета. Покрывала, подушки, валики и все, что удалось найти, я разбросал по полу, отвлекая внимание на их замысловатые тени и очертания. Кипа вещей — отличное место, чтобы спрятаться. Мне оставалось только ждать.
        Топ… топ… топ…
        Я приложил к уху руку рупором и слегка повернул голову.
        Топ… топ…
        Кто-то спускался по лестнице, идущей от центра связи. Человек был один. Шагал тяжело, но пытался ступать аккуратно и не шуметь.
        Шаги остановились, и я закрыл глаза, прислушиваясь. Я попытался расслабиться, сконцентрировавшись на дыхании.
        «Успокой сердце, и рука не дрогнет».
        Тот, кто спустился с верхней палубы, остановился у входа в медицинский кабинет. Я представил, как Моррис осматривает знакомую комнату, знакомые углы. Он сразу проверит очевидные укрытия: под столом, за креслом, в шкафу. И здесь, в спальне, он будет обыскивать укромные места и не заметит, что я прячусь у него под носом.
        Тишину пронзил шум радиопомех. Короткий и громкий.
        Пшшш!
        —Нашел его?
        Пшшш!
        —Что ты там возишься?
        —Молчать! — последовал ответ, и рация выключилась.
        Самолет заскрипел и сильнее завалился набок, так что все в комнате заходило ходуном. Поломанные вещи перекатывались по полу и ударялись о стены.
        —Черт! — послышалась чья-то брань, а следом наступила тишина.
        Только стук капель о пол.
        И шарканье ног по ковру.
        Моррис был уже близко.
        Готов поспорить, он ни разу не был на охоте. Я бы пересек коридор и прошел мимо президентской каюты, не проронив ни звука. Но Моррис… Он, похоже, думал, что движется незаметно, но его ботинки шаркали по мягкому ковру, одежда с шелестом задевала стены, ноздри с шумом вдыхали воздух. Его приближение было бы не столь очевидно, насвистывай он по пути песенки.
        Услышав, что он подошел к двери, я поднял лук и отвел тетиву на сколько позволяла моя поза. Я замер, неглубоко дыша, и стал ждать. Ждать. И ждать.
        Во мне текла кровь охотника.
        В полутьме летали подсвеченные дым и пыль. Медленно открылась дверь, шурша о ковер, как шуршат волны о берег. Поначалу показалось, что она распахнулась сама. Никого за ней не было. Потом в проеме показалась фигура мужчины, но она тут же отпрянула в сторону. Не самая лучшая мишень.
        По силуэту я сразу понял, что это не Моррис. Тот был поплотнее и коротко подстрижен, да к тому же в костюме. А на этом была плотно сидящая куртка, он был стройнее Морриса и ниже его ростом.
        Прижимаясь спиной к стене, держа наготове пистолет, в комнату проскользнул Хазар.
        —Пора! — шепнул я, выпрямился и натянул тетиву.
        В то же мгновение президент нажал на выключатель, и в комнате загорелись все лампочки сразу. Хазар невольно зажмурил глаза, но, похоже, успел заметить меня: он повернул пистолет и спустил курок.
        В маленькой каюте прогремели два выстрела.
        Сверкнуло дуло пистолета, щелкнул затвор, и пули продырявили стену сбоку от меня.
        Я не ожидал, что наш враг так быстро среагирует, и мой инстинкт выживания взял верх. Я уклонился, отпустил стрелу, и она безобидно упала на пол.
        Самолет снова покачнулся, я ударился затылком о стоящий позади меня деревянный столик и соскользнул на пол, едва не потеряв сознание.
        В ту же секунду президент соскочил со стоявшего за дверью письменного стола и занес большой огнетушитель над лицом Хазара. Но покачнувшийся самолет помешал ему, и Хазар успел подготовиться. Он отпрянул от нежданного нападающего и прикрылся рукой. Огнетушитель задел его предплечье и отлетел в стену за спиной у Хазара.
        Президент потерял равновесие во время броска, и Хазар шагнул вперед и с такой силой хватил его рукояткой пистолета по голове, что на месте удара выступила кровь.
        Президент взвыл от боли и, схватившись руками за голову, упал на пол. В следующую секунду Хазар навалился на моего друга и прижал дуло пистолета к его голове под левым ухом.
        Еще не оправившись от удара головой, я лежал и смотрел сквозь туман перед глазами, как Хазар, стиснув зубы, сжал горло президента и, как хищник, поймавший добычу, прорычал: «Наконец-то!»
        —Пожалуйста! — взмолился президент.
        Хазар посмотрел в мою сторону, и я закрыл глаза, притворившись мертвым.
        —Не надо, — с трудом прошептал президент.
        Я осмелился слегка повернуть голову, чтобы через узкую щелку прикрытых глаз увидеть, что там происходит.
        Хазар прижимал президента к полу, одной рукой сдавливая ему горло, другой сжимая пистолет. Он злобно смотрел на него сверху вниз, скаля белые зубы. Воспользовавшись моментом, я вытянул руку, нащупал пальцами лук и подтянул его поближе.
        Хазар сильнее вдавил пистолет в шею моего друга.
        —Мне приказали доставить президента живьем, но теперь…
        —Приказали? — прохрипел президент, чье горло крепко сжимала рука Хазара. — Что это значит? Что тебе надо?
        —Некогда мне с вами болтать. — Голос у Хазара был по-звериному груб.
        —Ответь! — не унимался президент.
        Хазар насмешливо улыбнулся и сильнее вжал дуло в тонкую кожу.
        —Поздновато захотели узнать, как все должно было случиться.
        —Скажи! — настаивал президент, пытаясь вывернуться.
        Хазар втянул ноздрями воздух, и на скулах его заиграли желваки. Он посмотрел в мою сторону — я успел закрыть глаза. Он, рыча, прочистил горло и сказал:
        —Вас должны были держать под замком и снимать на видео. Каждую минуту заточения выкладывать в Интернет.
        —Но зачем?
        Я приоткрыл глаза и увидел, как Хазар вплотную наклонился к президенту. Он злорадно скалил зубы, всем видом показывая свое торжество. Хазар поймал свою добычу.
        —Через неделю вас бы обезглавили, — продолжил он. — Кадры этой казни разнесли бы по всему миру весть, что война с терроризмом в самом разгаре. Правительство США удвоило бы финансирование ЦРУ, страны бы начали выдавать нам преступников, делая вид, что не подозревают об ожидающих их пытках на допросах. Такой вот план игры.
        —Так ты, значит, чертов террорист. Я думал, ты охотник.
        —Так идиот Моррис думает.
        Хазар снова посмотрел в мою сторону, и я зажмурился. Но наш враг потерял бдительность, он наслаждался собой.
        —Но я куда важнее, мистер президент. Я посредник, организатор, и я свое дело знаю. Вас бы я представил мучеником, на радость народу. Правительство раздуло бы свой антитеррористический бюджет, а вице-президент был бы тут как тут для инаугурации.
        —Он обо всем знает? Так вот как вы получили доступ к спутниковой связи. Он в этом замешан?
        —А кто, по-вашему, все это спланировал? Какой же вице не хочет стать президентом? Досадно, но для этого надо сначала президента убить.
        —Вы не обязаны это делать.
        —Знали бы вы, сколько раз я слышал эти слова.
        Из глубины самолета донесся грозный гул, напоминавший стон огромного зверя, и нас сильно тряхнуло. Кабина поднялась еще выше над водой, а хвост опустился глубже, так что нос самолета еще чуть-чуть задрался и накренился.
        Я открыл глаза и увидел, что Хазара отшвырнуло в сторону, дуло его пистолета теперь смотрело на противоположную стену. Президент оценил эту возможность, и в нем словно проснулось что-то звериное. Словно последние часы постоянного страха открыли в президенте нечто новое, готовое вырваться наружу прямо сейчас. Он издал ужасающий клич и с невероятной силой и решительностью повернулся к противнику, навалился на него, зажал руку Хазара, в которой тот держал пистолет, и ударил его по голове.
        —Я не умру! — закричал президент. — Я не умру!
        Я вскочил на ноги и бросился на помощь президенту, но он и без меня неплохо справлялся. Хазар выпустил из рук пистолет, и он отлетел в сторону, затерявшись в груде вещей, так что теперь ему оставалось только защищаться. Президент колотил Хазара обеими руками, как одержимый, нанося удар за ударом, пока противник не стих. Только тогда президент встал и подался назад, глядя на Хазара сверху вниз.
        —Сначала мой телохранитель, теперь вице-президент. Кто следующий?
        Лицо президента исказила гримаса гнева, он тяжело дышал, плечи угрожающе вздымались и опускались.
        —Вы его уделали, — похвалил я президента.
        Он посмотрел на меня и встряхнул головой, словно желая изгнать завладевшее им безумие. Он зажмурился и медленно выдохнул, а когда его глаза открылись, на меня снова смотрел нормальный человек. Тот самый испуганный и озадаченный мужчина, что вышел из спасательной капсулы прошлой ночью.
        —Ты… ты думаешь, он мертв?
        Я опустился рядом с Хазаром, поднес указательный палец к его носу и сразу почувствовал тепло его дыхания.
        —Нет, живой. Но без сознания.
        —Да, Моррис бы мной гордился.
        —Я вами горжусь.
        Рация на поясе у Хазара резко затрещала, и мы, не сговариваясь, на нее посмотрели.
        Пшшш!
        —Хазар? — прошипел голос Морриса. — Хазар? Что происходит? Хазар? Хазар? Да чтоб тебя.
        Рация замолкла.
        —Он слышал выстрелы, — сказал я. — И понял: что-то пошло не так.
        Самолет снова заскрипел и покачнулся. Тут у президента расширились глаза, и он, спотыкаясь, шагнул к противоположной стене. Оперевшись на нее, он стал разгребать завалы вещей, раскидывая в стороны подушки и одеяла.
        —Что вы делаете?
        —Пистолет, — пробормотал президент. — Надо найти его.
        —Забудьте о пистолете, — остановил я его. — С ним надо что-то делать. Связать его или еще что. А то он очнется в любую секунду.
        —А что с Моррисом?
        —Предоставьте его мне. — Я достал стрелу из колчана. — Я открываю на него охоту.
        —Что ты, Оскари! Он слишком опасен.
        Мне показалось, что я заметил сомнение в глазах президента. И это после всего, что мы пережили! Меня захлестнули обида и разочарование. А с ними и все те чувства, что сковывали меня вчера на платформе, и лица односельчан, ждущих, что я не справлюсь с луком.
        —И почему никто не верит, что у меня все получится?
        —Это не так. Я просто не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
        Президент протянул руку, чтобы меня остановить, но было уже поздно: я направился к двери.
        Игры кончились
        Я представлял, что охочусь в ночном лесу за нашим домом. Но не деревья и кусты преграждали мне путь, а перевернутые стулья и кипы бумаг. Не валуны мне приходилось обходить, а сломанные ноутбуки и портфели. Я спускался не по скользким холмам, а по мокрому ковру покатого коридора.
        В руках я держал лук с вложенной стрелой.
        Я больше не убегал, я больше не боялся. Я снова стал охотником.
        А Моррис — моей добычей.
        Концентрируясь на дыхании, медленно и ровно втягивая и выдыхая воздух, я преодолевал миллиметр за миллиметром, двигаясь тихо, как мышь. Я пересек президентский офис и смело шагнул в темноту.
        Заслонки на иллюминаторах были все так же опущены, и только редкие лучи пробивались в комнату, подсвечивая кружащие в дымной пелене частички пыли.
        Он был рядом. Я слышал его дыхание, шарканье ботинок по ковру.
        Рядом.
        Еще ближе.
        В метре от меня.
        Укрепленная дверь, которую президент запер на ключ, когда мы пришли сюда первый раз, была открыта. Мы специально отперли ее, когда задумали разделить наших преследователей, и они попались на эту уловку. Сейчас Моррис стоял за дверью, в комнате переговоров.
        Шшак!
        Я не сразу понял, что означает этот звук. Шторки на иллюминаторах. Моррис поднимал их.
        Шшак!
        Он хотел лишить меня преимущества, лишить меня темноты.
        Шшак!
        Каюту залило светом.
        —Ночь прошла, господин президент, вам не спрятаться. Покажитесь же наконец, — тихий голос Морриса походил на бормотание злого духа.
        Я остановился и свернул в медицинский кабинет, где, затаив дыхание, стал слушать.
        Шшак!
        —Вы же знаете, что я вас найду.
        Я поднял лук и приготовился натянуть тетиву. Я обязан был с ней совладать. Слишком много поставлено на кон. Я должен поразить цель.
        Шшак!
        —Господин президент, вам больше негде прятаться.
        Тетива растягивалась все сильнее, словно мое тело бросило все ресурсы на борьбу с ней. Вот она поравнялась с плечом, потом с грудной клеткой. Я крепко, как в тисках, сжимал лук, и казалось, что рука срослась с его деревянной рукоятью. Тетива сильно впивалась в пальцы, но я заводил ее все дальше. Она уже дошла до носа, ни разу не дрогнув на своем пути. И вот я до предела натянул тетиву, как настоящий охотник. Теперь мой лук стал опасным оружием. Но меня не захлестнула радость, дыхание не участилось. Я справился с луком, но праздновать победу было не время, настало время охоты. А охота — дело серьезное.
        Раздался шорох кожаных ботинок. На этот раз снаружи, в коридоре.
        Шшак!
        Я выступил из засады и увидел Морриса. Я сделал всего один шаг и застыл, крепко держа в левой руке лук, а в правой — стрелу на натянутой до щеки тетиве.
        Моррис меня сразу же заметил. Подался в мою сторону, но тут же остановился с удивлением на лице.
        Я выстрелил.
        Как в замедленной съемке, идеально направленная стрела пролетела через коридор, и от меня не ускользнули ни легкие колебания ее оперения, ни подрагивание разрывающего воздух древка. Моя стрела неслась к цели как смертоносная ракета.
        Стрела попала Моррису в грудь. Отличный выстрел.
        Но ничего не произошло. Стрела ударилась чуть выше сердца и отлетела в сторону, будто палочка, брошенная ребенком.
        Моррис в смятении отшатнулся и посмотрел вниз. Потом он поднял на меня торжествующий взгляд и злорадно улыбнулся.
        —Так-так, — проговорил он, слегка опустив пистолет. — А вот и мистер Маленькие Ботинки.
        Я не верил своим глазам. Я двигался беззвучно, укрывался в засаде, натягивал тетиву до упора, и все равно проиграл. Моррис стоял передо мной жив и невредим.
        —Ты доставил мне немало хлопот, малыш. Но пришло время взрослым заняться своими делами.
        —Вчера вы могли так сказать, но не сегодня, — услышал я собственный голос.
        —Как так?
        Я сглотнул и почувствовал, что меня снова охватывает злость.
        —Вчера вы могли так сказать, но сегодня у меня день рождения.
        Я завел руку за спину и вынул из колчана последнюю стрелу.
        Моррис смотрел на меня, все так же ухмыляясь:
        —Ну и что? Мне-то какое дело?
        Я вложил стрелу и поднял лук.
        —Сегодня из малыша я превратился во взрослого мужчину.
        —Ты серьезно? — покачал головой Моррис. — Лук и стрелы против кевлара? Господи, да ты ведь и не знаешь, наверное, что это. — Он похлопал левой рукой по груди. — Бро-не-жи-лет. Дурачок!
        Я принялся натягивать тетиву.
        —Как хорошо, что с этого дня ты — мужчина. — Моррис поднял пистолет. — Это значит, мне не придется убивать ре…
        Улыбку с его лица как ветром сдуло. Глаза расширились, а щеки побледнели.
        —Ре… — Его тело содрогнулась, как от удара.
        —Ре… — Он прижал руку к груди и издал странный гортанный звук.
        —Ре… Ребенка.
        Моррис опустился на колени, раскачиваясь из стороны в сторону, и весь напрягся, будто от удара электрошоком. Его занесло влево, он выронил пистолет и сполз по стене на пол.
        Я так и стоял перед ним, с луком в руках, когда к нам подлетел президент, скользя по мокрому коридору.
        Он врезался в меня, и стрела выскользнула из рук, отлетела в сторону и затерялась в груде поломанных вещей.
        —Оскари, ты цел? — Президент встал рядом и мягко отвел мою руку с зажатым луком.
        —Поверить не могу, какой ты смелый! Положил на лопатки Морриса, бойца президентской охраны. В нее набирают лучших солдат, а он был лучшим из лучших.
        —Я… что я сделал? Убил его? — спросил я, не понимая, что произошло.
        —Он был обречен, — ответил президент. — Помнишь, я говорил про осколок пули у сердца? Наверное, сегодняшние волнения сдвинули его с места.
        —Я его убил? — снова спросил я президента, заглядывая ему прямо в глаза.
        Лицо моего друга смягчилось.
        —Нет, Оскари. Он уже был мертв. Поверь мне.
        Что-то в глубине самолета заскрипело громче некуда, он последний раз покачнулся и начал сползать в глубь озера.
        Плеск воды прорвался в каюту, мы посмотрели вниз по коридору и увидели, что озеро поглощает самолет и вода все прибывает. Борт номер один в любую секунду грозил сорваться с отмели и уйти на дно.
        —Самолет тонет! — закричал президент. — Уходим!
        Конец игры
        —А что с Хазаром? — прокричал я, когда мы побежали обратно в кабинет президента. — Вы его связали?
        —Да.
        —Но он ведь утонет.
        —Мы ему уже не поможем, — отрезал президент. — Времени нет, надо самим выбираться.
        Он остановился у выхода и взялся за красную ручку.
        —Мне важно спасти тебя, Оскари. А Хазар пусть сам о себе позаботится.
        Президент повернул затвор и распахнул дверь. Холодный воздух пахнул авиационным бензином.
        Но не только это прорвалось в самолет с улицы — нас встретил рык вертолета, зависшего над Бортом номер один. Внутри хорошо изолированного самолета не было слышно рокота вертушки, и я совсем забыл про нее. А теперь я не знал, что делать. Ведь люди Хазара все еще сидели там, наверху, и ждали своего начальника.
        —Прыгай! — скомандовал президент.
        Я посмотрел вниз, на водную гладь.
        —Пошел! — президент вытолкнул меня.
        Крепко зажав в руке лук, я ударился о поверхность озера и опустился под воду; президент приземлился рядом с громким всплеском. Мы вынырнули, чтобы глотнуть пропахшего горючим воздуха, и поплыли к берегу, прочь от самолета.
        Над ним все так же кружил вертолет, в котором солдаты Хазара напрасно ждали, что их предводитель выполнит свою миссию и вернется на борт.
        —Надо плыть под водой, — сказал я. — А то они нас увидят.
        Президент кивнул, и, набрав полные легкие воздуха, чтобы не подниматься на поверхность как можно дольше, мы нырнули под воду. Проплыв пару метров, я вынырнул глотнуть кислорода и оглянулся на исчезающий самолет. Его украшенный американским флагом хвост, что так гордо возвышался над водой, уже скрылся в озере. Не было видно следа от ракеты на боку самолета, вся хвостовая часть скрылась в глубине. Казалось, что озеро заглатывает его.
        Я с головой ушел под воду и увидел в подсвеченной мутной воде, как массивный корпус самолета, словно подбитое животное, опускается на дно. Воздух, спасший нам сегодня жизнь, вырывался из самолета множеством пузырьков, и казалось, что вода кипит. Иллюминаторы не переставая мигали красным, зеленым и желтым светом. Но половины их уже не было видно, так непроницаема оказалась вода, в которую погружался президентский самолет. Пройдет еще несколько минут, и он опустится на дно, унося с собой Морриса и Хазара.
        Я снова вынырнул и увидел, что президент внимательно смотрит на свой самолет. Над водой остались только крылья и нос, на верхней палубе которого были центр связи и кабина пилота, а на нижней — офис и спальня президента.
        Вертолет продолжал стрекотать над озером, поднимая волны.
        —Ну же, — сказал я, весь дрожа. — Нас не должны заметить.
        Еще с секунду посмотрев на самолет, президент ушел под воду и двинулся вслед за мной к берегу, проплывая под волнами, серебристыми от мертвой рыбы.
        Вода была промаслена бензином, и всякий раз, когда мы выныривали, его резкий запах разъедал ноздри и ударял в голову. Но чем ближе мы подплывали к берегу, тем меньше становилось горючего в воде, и каждое погружение смывало с кожи и одежды часть покрывавшей ее масляной пленки.
        Я с трудом верил, что мы победили Хазара с Моррисом, но мне не давала покоя мысль, что в президентской каюте остался связанный Хазар, наверное, очень напуганный близкой смертью. Из головы не лезли и люди на вертолете. Один их взгляд на озеро — и наш побег разоблачили бы.
        Когда до берега было уже близко, я снова повернулся и увидел, что вертолет завис над торчавшим из воды носом самолета, почти полностью скрывшегося под водой. Дверь, из которой мы выпрыгнули, уже нельзя было увидеть, а передняя часть самолета приподнялась под таким углом, что теперь смотрела на вершины коротких деревьев, росших на островке. На том самом, что целую ночь удерживал на отмели Борт номер один.
        Тут что-то привлекло мое внимание.
        Какое-то движение.
        Я поморгал, чтобы вода не мешала смотреть.
        Может, это любопытная птица? Или обломок всплыл в закрученном вертолетом течении?
        Я снова заметил движение. Внутри кабины пилота.
        —Что там? — спросил я, потирая лицо, чтобы лучше видеть.
        Президент остановился рядом и стал вглядываться.
        —Не вижу ничего.
        Что-то поднялось над кабиной пилота. Из окна, как мотылек из куколки, выбиралась темная мужская фигура.
        —Хазар, — сказал я. Кто же еще это мог быть?
        —Но я связал его!
        —Плохо связали.
        Мы наблюдали, как Хазар протиснулся через разбитое окно кабины пилота и вылез на нос самолета. Он помедлил, потом выпрямился и посмотрел на озеро в нашем направлении.
        —Он нас не видит, — сказал президент.
        Но Хазар поднял руку и показал прямо на нас, потом повернулся и подал знак своим людям на вертолете.
        —Нет, видит, — ответил я.
        Один из его солдат свесился с вертолета и протянул что-то Хазару. Детали оружия, что я уже видел раньше.
        —Поплыли, — скомандовал я. — Сейчас же.
        Мы разом повернулись и погребли к берегу что было сил. Я знал, что сейчас сделает Хазар: он соберет свою винтовку, аккуратно прилаживая каждую деталь, что не займет у него много времени.
        —Скорее! — прокричал я президенту, который начал отставать. Мы оба были на пределе, но я знал, какой Хазар меткий стрелок, и это прибавляло мне скорости. Я помнил, что случилось с Пату, когда он пытался спастись от Хазара бегством.
        Мы добрались до мелководья и побежали по мягкому, вязкому дну. Впереди метров на двадцать тянулся открытый размытый берег, за которым начинался лес. Здесь и там были разбросаны прибитые к берегу бревна и большие валуны, словно рассыпанные по грязи неаккуратной рукой. Эти гигантские обломки скал были единственным укрытием на нашем пути к лесу.
        —Не останавливайтесь! — выкрикнул я. — Бегите к камням.
        Мы доковыляли до высоких булыжников и бросились на землю, когда Хазар нажал на курок в первый раз. Пуля просвистела мимо, угодила в грязь с глухим шлепком, и во все стороны полетели брызги. Через долю секунды мы услышали выстрел, эхом раскатившийся по водной глади и поднявший в небо стаю птиц.
        Беги мы чуть медленнее, пуля бы попала в президента.
        —Он выбрался. Но как, черт возьми?
        —Не имеет значения, — ответил я. — Это уже неважно.
        Я по-пластунски подполз к узкому просвету между двух камней. Вертолет все так же висел в воздухе, а Хазар стоял у окна кабины пилота, уперев винтовку в плечо. Это все, что я успел разглядеть, перед тем как снова спрятался. И правильно сделал: Хазар заметил меня и выстрелил. Пуля пролетела между двух булыжников, раздробив задетый камень на множество осколков, и ударилась о грязь позади меня.
        И снова звук выстрела долетел до нас на мгновение позже.
        —У него хороший прицел, — сказал я. — Он меткий стрелок.
        —Боже мой, — выдохнул президент. — Это когда-нибудь закончится?
        —Да, — отозвался я. — Закончится.
        Если мы побежим к лесу, Хазар убьет нас. Если побежим к воде, Хазар убьет нас. Если остаемся на месте, Хазар сядет в вертолет и прилетит сюда, чтобы нас убить.
        Нам осталось только нападение.
        Я вспомнил то, чему учил меня папа и о чем повторил вчера в машине по пути в долину Черепов: мои два самых надежных помощника — ножик и охотничьи спички.
        «С таким набором ты выживешь в любых условиях. Всегда носи его при себе. Не клади нож и спички в рюкзак — потеряешь. Если окажешься на краю гибели, они тебя спасут».
        Мой ножик и охотничьи спички.
        И лук.
        —Есть идея, — сказал я президенту. — Найдите мне палку.
        —Что-что?
        —Палку, длиной со стрелу.
        Пока президент ползал к куче выброшенных из воды веток позади нас, я достал нож и положил его перед собой на землю. Потом вынул из кармана на молнии набор для розжига огня, который, на мое счастье, был спрятан в плотно закрытом водостойком цилиндре.
        —Эта подойдет? — спросил президент, протянув мне слегка изогнутую ветку.
        —Куда ж денется.
        При помощи ножа я укоротил палку, сделал насечки на одном конце, а другой — заострил за каких-нибудь два-три резких удара. Закончив с палкой, я отрезал от края футболки тонкую полоску ткани и, зажав ее между зубов, стал отвинчивать крышку цилиндра.
        —Нож и охотничьи спички, — протянул президент, начиная понимать мой план.
        Я кивнул, не посмотрев на него, и достал коробок.
        —Похоже, это тот самый «крайний случай».
        —Ага, — сказал я, не разжимая зубов.
        Я открыл желтый коробок и достал четыре спички. Я приложил их вокруг заостренного конца стрелы и, придерживая спички левой рукой, правой достал зажатую во рту полоску ткани. Я обмотал ею всю конструкцию, завязал хлопковую ленту на простой узел и зарядил самодельную стрелу.
        У нее не было оперения, да и палка была слишком кривой, и все же я надеялся, что стрела долетит. Это был наш последний шанс.
        Встав на колени, я взялся за тетиву, крепко сжав зубы и призывая на помощь все оставшиеся силы. Руки у меня дрожали, но я натягивал лук что было мочи. Другой возможности не будет.
        Когда тетива коснулась моей щеки второй раз за день, я понял, что мой план не провалится.
        —Зажигайте, — сказал я, наклоняясь назад и направляя стрелу в небо.
        Президент уже держал в руке спичку. Он чиркнул ей о коробок и поднес к стреле. Тут же все четыре спички с треском загорелись. Я убедился, что они в порядке, и отпустил тетиву.
        Без оперения, стрела закручивалась и извивалась, но все равно летела вверх. Лук придал ей скорость, и она поднималась все выше и выше, оставляя внизу валуны, размытый берег и озерную гладь, пока, наконец, не пошла на снижение, исчезнув из вида.
        И вдруг шум вертолета перекрыл глухой хлопок — загорелся бензин, и высокие языки пламени стало видно даже из-за камней.
        —Сработало, — прошептал я и подполз к просвету между камнями.
        Мне показалось, что я заглянул в чистилище:
        —Глядите!
        Я взял президента за руку, мы поднялись и увидели, что озеро горит, объятое танцующим пламенем. Пожар охватил всю воду вблизи берега: где-то едва полыхал, а где-то в небо поднимались гигантские огненные столбы. Казалось, что адское пламя скачет по озеру к самолету, жадно слизывая каждую каплю горючего.
        Хазара не было видно, высокое пламя все застилало. Но мы отчетливо видели вертолет, и как его лопасти пытались разогнать воздушным вихрем огонь, когда машина хотела взлететь. Но было уже поздно. Слишком быстро разгорался пожар, выжигая все вокруг. Он накинулся на покрытый бензином самолет, поглощая каждую каплю воздуха, забираясь в топливные баки и разрывая их на части.
        Огненный шар захватил вертолет, и от него в небо поднялось красно-черное зарево. Машину крутануло, оттолкнуло в сторону и разнесло на тысячу обломков мощным взрывом.
        Жар и пламя понеслись над озером в сторону берега. Осколки металла и пластмассы разлетелись во все стороны, как сотни выпущенных пуль. Валуны укрыли нас от самых крупных обломков, но не спасли от ударной волны, сбившей с ног. Не уберегли они нас и от горящего дождя из обгоревших осколков.
        Все накалилось, зашумело, задымилось, и в этом огненном урагане что-то с силой ударило меня по голове. Потом была боль, потом…
        Такова традиция
        Я ничего не чувствовал. Мне казалось, что я падаю в бесконечную пустоту. Но скоро эта пустота наполнилась запахом горящего бензина. Тошнотворным запахом, царапающим горло, сжимающим легкие. Я закашлялся, и к отвратительному привкусу во рту добавилась боль в затылке. Я вспомнил, что ударился головой, когда… Когда это было? День, а, может, год назад? Нет, не так давно. В каюте президента. Я вскочил, чтобы отвлечь того человека, Хазара, а потом…
        —Президент? — Я открыл глаза и сел. — Президент?
        Он лежал рядом, свернувшись калачиком у самых камней. Руками он прикрывал лицо и голову.
        —Президент?
        Кругом все заволокло черным густым дымом, земля была усеяна обломками гнутого металла и жженой пластмассы. Треск огня доносился из леса — на самой его кромке загорелось несколько деревьев, и они сразу напомнили мне вчерашние пожарища, вызванные крушением самолета. Выброшенные из воды ветки тоже полыхали. Казалось, что весь мир охвачен пламенем.
        —Президент? Вы живы?
        Я потерял способность ясно думать. После громогласного взрыва в голове помутилось, и я не мог собраться с мыслями. Все было как в тумане, но один знакомый звук, с каждой секундой становившийся все ближе, я различал четко.
        Тукка-тукка-тукка-тукка.
        Вертолет.
        «Нет!» — раздался отчаянный крик у меня в голове.
        Они не могли выжить, я сам видел взрыв. Я видел, как они загорелись и разлетелись на тысячи кусочков. Даже Хазар бы не перенес такого.
        Гул все приближался. Я посмотрел в сторону озера и увидел, что к нам летят два вертолета.
        Опять охотники. Опять за моим другом.
        Качаясь, я поднялся на ноги, опираясь на валун, чтобы не упасть от головокружения. Вертолеты зависли над берегом, как большие насекомые. В дым, смерчами закручиваемый под ними, упали веревки, и по ним спустились вооруженные винтовками и автоматами мужчины.
        —Нет, — сказал я, выходя из укрытия навстречу им. — Я не отдам президента этим людям. Он — мой…
        —Нет. — Я взялся за ручку ножа и отстегнул его. — Нет.
        —Все в порядке, — раздался голос позади меня.
        Я обернулся и увидел президента. На его лице была кровь, одежда — изорвана в клочья. Он взял меня за руку и не дал достать оружие:
        —Эти ребята со мной.
        Я все равно попытался вынуть нож, но президент крепко сжал мою руку и отрицательно помотал головой.
        —Нас нашли, Оскари. Спасатели прилетели. Нам пора домой.
        У самой воды осталось трое солдат. Они стояли под зависшим в воздухе вертолетом и водили автоматами в разные стороны, готовые к внезапному нападению.
        Еще четверо суетливо побежали в нашу сторону, направив на меня свои винтовки. Президент шагнул к ним навстречу и выставил вперед открытую ладонь.
        —Рад вас видеть, капитан. Опустите оружие.
        Голос президента звучал слабо, и его команду не выполнили.
        Военные втиснулись между нами, двое попытались отвести президента в сторону, другие все так же целились в меня. Я начал сомневаться, что эти люди прилетели нас спасать. Может, то были другие приспешники Хазара?
        —Я велел вам опустить оружие, капитан! — приказным тоном произнес президент, отстраняясь от солдат. — И позаботьтесь об этом молодом человеке.
        Он подошел ко мне и, разогнав военных, взял меня за плечо:
        —Если бы не этот парень, искали бы себе сейчас нового президента.
        Их командир серьезно посмотрел на меня. Его квадратную голову покрывали коротко стриженные волосы, на нахмуренном лбу плотно сомкнулись густые брови. Он отрывисто кивнул мне и обратился к президенту:
        —Сэр, пройдите, пожалуйста, с нами. В Рованиеми вас ждет самолет до Хельсинки.
        Президент кивнул и посмотрел на меня, будто говоря: «Вот видишь, все хорошо».
        Солдаты окружили нас, пока один из вертолетов заходил на посадку. Когда он приземлился, спасатели повели нас обратно к озеру.
        —Подождите! — вскрикнул я, вспомнив кое-что. — Мой лук!
        Один из солдатов попытался остановить меня, но президент велел ему посторониться.
        Я побежал к камням и стал обыскивать кучи веток и обломков, пока не наткнулся на лук, что дал мне для охоты Хамара. С трудом верилось, что еще вчера я попрощался с папой и пошел в лес один.
        —Не мог не взять его, — прокомментировал президент, забираясь в вертолет.
        Мы сели друг напротив друга, и спасатели пристегнули нас страховочными ремнями. Я положил лук на колени и поднял глаза на измученного, избитого президента. Через секунду вертолет оторвался от земли и поднялся над озером, потом повернул, забрал носом вниз и полетел над лесом.
        —Свяжитесь с Пентагоном и передайте приказ арестовать вице-президента, — обратился к капитану президент. — Сейчас же.
        Он совсем не был похож сейчас на моего президента. Его голос принадлежал командиру, привыкшему отдавать приказы, а вовсе не человеку, ищущему помощи в диком лесу.
        —Так точно. — Капитан передал информацию по каналу связи.
        —И измените курс, мы не летим в Рованиеми, — громко сказал президент, перекрикивая стук лопастей.
        —Но нам отдали такой приказ, — возразил капитан. — Оттуда вы полетите в…
        —Нет, мы не полетим туда, — ответил президент, не спуская с меня глаз. — Сначала мы отвезем Оскари домой.
        —Вы про мальчика, сэр? Мы доставим его домой, как только…
        —Я все понимаю, капитан. У вас — приказ.
        Президент повернулся к сидящему рядом с ним военному. В его взгляде читался вызов.
        —Не забывайте, кто я. Вы подчиняетесь моим приказам, и я велю вам сперва отвезти этого парнишку домой. Это самое малое, что я могу для него сделать.
        Капитан не отвечал.
        —Вы меня поняли?
        —Да, сэр… Так точно. Только нам нужны координаты. Где его дом?
        Президент посмотрел на меня и вопросительно поднял брови:
        —Скажи, куда лететь, Оскари.
        —В долину Черепов.
        —Какую долину? — удивился президент и наклонился ко мне, будто не расслышал, что я сказал.
        —В долину Черепов, — повторил я. — Там меня будет ждать папа.
        —Значит, я не ослышался. Похоже, место не простое.
        —Точно.
        Президент кивнул и повернулся к капитану:
        —Вы слышали парня. Отвезите нас в долину Черепов.
        —Где она? — спросил меня капитан.
        —К юго-западу от озера, — ответил я.
        Капитан передал мои слова пилоту, и вертолет повернул на восток.
        —Это все? — спросил капитан. — Точных координат нет?
        Я повертел головой и задумался, как объяснить, куда надо лететь.
        —Погодите-ка, — сказал я, расстегивая ремень безопасности и поворачиваясь, чтобы посмотреть в окно у меня за спиной.
        Мы с невероятной скоростью неслись над вершинами деревьев, а под нами пролетали не тронутые человеком леса и горы. Я пытался высмотреть хоть что-нибудь знакомое.
        —Давай пересядем к пилоту, — предложил президент, отстегиваясь от сиденья.
        —Сэр, — предупредил президента капитан. — Я вынужден попросить вас…
        Одного взгляда президента было достаточно. Военный замолчал, кивнул и отдал честь.
        Мы перебрались в кабину пилота. Из нее открывался потрясающий вид на озеро Туонела, над которым мы пролетали. С высоты оно казалось еще больше, чем я его себе представлял. Настоящее море. Туман рассеялся, и водная гладь поблескивала в неярких лучах солнца. У берега до сих пор полыхал огонь, а под водой виднелось темное очертание тонущего самолета.
        Я посмотрел на президента и догадался, что он думает о людях, что летели с ним на Борту. Хазар и Моррис, может, и заслужили уйти на дно вместе с самолетом, но остальные — нет.
        —Сэр, — обратился капитан к президенту. — Мне только что пришло сообщение из Пентагона. Несколько минут назад вице-президента нашли в ванной мертвым. Предполагают, что он поскользнулся на мыле и разбил голову.
        —На мыле?
        —Такая у меня информация, сэр.
        —А вы вот, капитан, когда-нибудь поскальзывались на мыле?
        —Никак нет, сэр.
        —И я нет. Думаю, кто-то помог ему поскользнуться. Тот же человек, что помог ему все это провернуть: мой «вице» был не на столько расчетлив, чтобы организовать все в одиночку. Кто-то заставил вице-президента замолчать прямо в Пентагоне. И кто бы это ни был, он наверняка еще там. — Президент на секунду задумался.
        —Капитан, прикажите охране перекрыть Пентагон. Тот, кто открыл на меня охоту, еще внутри.
        —Перекрыть? Все здание?
        —Это приказ. Выполняйте.
        —Сэр? Слушаюсь, сэр.
        Мы приблизились к водопаду, и я показал пилоту, куда лететь дальше: через вершину горы, вдоль лесных шрамов, выжженных упавшими самолетами, к тому месту, где меня ждет папа. Когда показалась долина Черепов, я удивился, насколько она маленькая.
        А вчера она казалась просто огромной, составляла весь мой мир. Теперь она казалась маленькой поляной с ветхим помостом посередине и покореженными внедорожниками да старыми палатками по краям.
        И все же это место было мне дорого. На душе потеплело от того, что там мой папа, мой дом.
        На шум вертолета все высыпали из палаток и фургонов и стояли, запрокинув головы, прикрывая руками глаза от солнца. Все смотрели на нас. Я ясно разглядел Хамару и Деви, который чуть не сбил меня вчера с ног, хлопнув по спине. Там были и мальчишки постарше, и Ристо с Броки, а рядом с ними — мои друзья, Ялмар и Онни.
        Пилот сделал круг над долиной Черепов, завис в воздухе и начал снижаться. И тут я увидел рядом с нашим внедорожником папу с ружьем на плече.
        Вертолет коснулся земли, и президент велел пилоту выключить двигатель. Мы прошли в салон, капитан открыл дверь и спрыгнул на землю, сразу направив автомат на охотников. За ним вышли остальные солдаты, несколько опустились на колено, другие выстроились полукругом, все — с оружием наготове.
        Я выпрыгнул из вертушки и увидел радостно-недоуменное лицо отца. Я никогда не знал его таким, и у меня даже слезы на глаза навернулись. Как я рад был снова оказаться дома, с папой, и знать, что он чувствует то же самое.
        Он стоял возле машины, словно не веря своим глазам, но через секунду уже шагнул вперед, медленно двинулся в мою сторону, а потом вдруг перешел на бег.
        Один из военных выступил вперед, направив дуло автомата в грудь моего отца.
        —Это мой сын! — закричал папа, показывая на меня. — Сынок!
        Я хотел подбежать к нему, но удержался. Сначала я должен был завершить одно дело. Соблюсти традицию.
        Я вытер слезы, выпрямил спину и, крепко сжимая в руке лук, не глядя на мужчин и ребят, пошагал через долину Черепов.
        Я промаршировал к Хамаре и заглянул ему в глаза.
        —Традиционный лук, — отчеканил я, протягивая ему оружие.
        Хамара раскрыл рот, но не сказал ни слова. Он посмотрел на меня, на солдат, на вертолет. А потом — на мужчину, который подошел и встал рядом со мной.
        —Традиционный лук, — снова повторил я, чтобы Хамара посмотрел на меня. — А этого человека я вывел из леса. Он — мой трофей. Вот что дал мне лес.
        —Вы ведь?.. — Хамара не мог оторвать глаз от президента. — Вы ведь?..
        —Традиционный лук, — сказал я еще раз, взял Хамару за руку и положил его ладонь на рукоять.
        Наконец он взял лук и опустил на меня глаза.
        —Это ведь?..
        Я не ответил и повел президента к папе, оставив Хамару стоять с разинутым ртом.
        —Оскари? — Папа казался одновременно и потрясенным, и встревоженным, и смущенным. Раньше такого выражения я на лице отца не видел. — Что происходит?
        —Пап, я хочу познакомить тебя кое с кем, — начал я. — Это… — я помедлил. — Это Билл.
        Президент шагнул вперед и протянул руку.
        —Билл? — переспросил папа, переводя глаза с меня на президента и обратно.
        —Билл, — подтвердил президент. — А вы — Тапио?
        Папа в ответ только кивнул и несмело протянул ладонь, чтобы пожать президенту руку.
        —Я слышал о вас, — сказал президент. — Оскари говорит, вы отличный охотник. И знаете, — он высвободил свою руку из папиной и взял меня за плечо. — Ваш сын — тоже достойный охотник. Да и спасать президентов ему неплохо удается.
        —Ты спас президента? — на глазах у папы выступили слезы, и он посмотрел на меня. — Ты вернулся из леса с президентом?
        —Да, но мне надо тебе кое-что сказать, — прервал я отца. — Я разбил квадроцикл. Похоже, он…
        —Мне до него дела нет, — папа резко пришел в себя. Он взял меня за руку, притянул к себе и крепко обнял. Дотронувшись до моей щеки своей небритой щетиной, он прошептал мне на ухо:
        —Ну ты даешь, Оскари. Американский президент? Мама бы тобой гордилась. Я так тобой горжусь… но… мог бы просто того оленя притащить.
        Кто-то кашлянул за нашей спиной — я оглянулся и увидел Хамару с фотоаппаратом в руке. Он пожал плечами и неловко улыбнулся:
        —Такова традиция.
        ФОТОГРАФИЯ
        На несколько дней наша жизнь перевернулась с ног на голову. Когда военные вертолеты увезли президента и солдат, деревню наводнили фургоны, камеры и люди с микрофонами. Все они приехали, чтобы задать мне миллион вопросов о случившемся. Они разговаривали с папой и с Хамарой, снимали деревню и делали репортажи о том, как команда финнов и американцев достает со дна озера президентский самолет.
        Они разбили лагерь на краю деревни, и в небе не утихал рокот и стук вертолетов. Когда эти звуки доносились ночью до нашего дома, мои сны заполнялись картинами лесных пожарищ, образами Морриса и Хазара. И каждый раз из этих кошмаров меня выводил странный шум, доносившийся с горы Акка — там распиливали на части поднятый из воды самолет, чтобы легче было его увезти.
        Через два дня после того, как я вывел из леса президента США — мой трофей, к нашей двери подошел военный. Мы с папой стояли у окна и смотрели на толпу репортеров с камерами, терпеливо поджидавших нас у входа. Я смотрел на них и пытался вспомнить, что еще не рассказал из того, чем мне разрешили поделиться. А команда президента мне поставила весьма четкие рамки.
        Протиснувшийся сквозь толпу военный отличался строгим лицом, гладко выбритыми щеками и новой отглаженной формой. Под мышкой он держал большую, но тонкую посылку, завернутую в коричневую бумагу. Он уверенно шагнул к двери и трижды постучал.
        Папа бросил на меня взгляд и вышел из комнаты. Он открыл солдату дверь, и я услышал тихое бормотание двух голосов. Потом военный ушел, и щелкнул замок. Когда папа вернулся, человек в форме уже успел затеряться в толпе.
        —Это тебе, — протянул мне посылку отец.
        —Что это?
        Помедлив, я взял конверт и положил его на стол, чтобы аккуратно распечатать.
        —Я знаю, куда это отнести, — улыбнулся папа и натянул шапку на голову. — Надевай пальто.
        Мы вышли из дома, и я, точно так же как тот военный, сунул под мышку посылку, заново обмотанную коричневой бумагой. Не обращая внимания на журналистов, мы с папой бок о бок пробирались на дорогу, что вела на край деревни. Вдоль нее выстроились машины новоприбывших вперемежку с ржавыми пикапами и расшатанными фургонами старожилов.
        Мы проходили мимо таких же, как наш, обычных деревянных домов, а следом шли репортеры с камерами на плечах, расталкивающие друг друга, чтобы оказаться к нам поближе.
        Но я им ничего не говорил. Просто шагал вперед, глядя вдаль, наслаждаясь солнечным вечером и обдувавшим лицо свежим ветерком.
        Дойдя до края деревни, мы остановились у охотничьего домика. Он был в два раза больше нашего домишки и считался самым высоким зданием в округе. Мужчины нашей деревни любили по вечерам собираться в этом двухэтажном срубе из крупных бревен, по возрасту не уступавших тем, что держали помост в долине Черепов. Раньше мне сюда вход был закрыт. Я был в домике всего пару раз за всю жизнь.
        —Заходи первым, — велел папа.
        Дверь скрипнула, и я вошел внутрь.
        За столами сидели мужчины, смелые и опытные охотники, бородатые и огрубелые лица. Одни склонились над столом в тихом разговоре, другие громко смеялись, распространяя запах спиртного. На окружавших их стенах красовались рога и черепа пойманных ими животных, и у каждого трофея была своя история. Тяжелый воздух пропах папиросным дымом, дешевым пивом и потом.
        Хамара сидел в баре один и заметил нас первым.
        Он, как всегда, был в своей вязаной шапке, из-под которой выбивались растрепанные седые волосы. Распахнутая куртка выставляла на всеобщее обозрение его засаленный свитер и толстый живот. В правой руке Хамара держал большую кружку пива. Он посмотрел на толпившихся за нами журналистов, потом перевел взгляд на меня. Когда нас заметили остальные мужчины, в баре воцарилась тишина, и только телевизор в углу над стойкой продолжал свое бормотание.
        Папа легонько подтолкнул меня, и мы пошли к дальней стене. Мои ботинки громко стучали по деревянному полу. Все смотрели на меня, и я явственно ощущал на себе сверлящий взгляд Хамары. Поравнявшись с ним, я сделал над собой усилие и посмотрел старейшине прямо в глаза.
        Он глядел на меня, плотно сжав губы, а потом уголки его рта растянулись в подобии улыбки.
        —Оскари, — обратился он ко мне, слегка кивнув головой. — Я тебя недооценил.
        —Да.
        —Я сомневался в тебе.
        —Да.
        —Что ж, думаю, больше никто не повторит моих ошибкок.
        Прокашлявшись, он продолжил:
        —И я все думал, как тебя характеризует добытый трофей. Медведя приносит сильный охотник, оленя — умный, а президента — какой?
        Он поднял брови и с шумом выдохнул.
        —Ты меня озадачил. — Хамара широко улыбнулся и издал смешок, посмотрев на папу. Снова переведя взгляд на меня, он спросил:
        —Ты принес фото для Доски почета?
        —Да.
        —Так переходите к делу, молодой человек. Такова традиция.
        Он показал на дальний угол комнаты и проводил нас с папой взглядом. Мы подошли к стене, увешанной фотографиями охотников с добытыми трофеями. С одной карточки смотрел тринадцатилетний Хамара, опустившийся на колено рядом с убитым оленем. Деви держал в руке фазанов, Ялмар — кроликов. На других фото ребята стояли с пойманными зайцами, глухарями, куропатками, лосями.
        Выше всех висела возвращенная на место фотография папы с медведем. От моих приключений она потускнела и пошла волнами, но зато висела там, где ей полагается.
        Сбоку от доски почета стояли традиционный лук и колчан.
        —Твое фото, — протянул руку Хамара.
        Я достал посылку, развернул упаковочную бумагу и протянул Хамаре то, что он просил. Старейшина одобрительно качнул головой, подошел к стене и вбил гвоздь над остальными фотографиями.
        Папа положил руку мне на плечо, и я выпрямился, довольно глядя на вставленную в рамку газетную вырезку из «Вашингтон пост». Заголовок гласил:
        13-ЛЕТНИЙ ФИНСКИЙ ОХОТНИК
        СПАСАЕТ ПРЕЗИДЕНТА США
        Под этими словами поместили фото президента, лежащего на земле как добыча охотника. У него был усталый и потрепанный вид, но он улыбался, подпирая голову согнутой в локте рукой.
        Я стоял над ним, держа традиционный лук, а за нами выстроился отряд спецназовцев на фоне двух «Черных ястребов». Еще несколько вертолетов зависли в небе над лесом позади нас. Эту фотографию Хамара сделал в день, когда я спас Билла. В тот день, когда я показал всему миру, каким мужчиной я стану.