Исповедь на электрическом стуле Рекс Стаут
        Стаут Рекс Исповедь на электрическом стуле
        Ричард СТАРК
        ИСПОВЕДЬ НА ЭЛЕКТРИЧЕСКОМ СТУЛЕ
        Не могу с полной уверенностью сказать, когда у меня созрело решение убить Дженис. О, конечно, я с тоской подумывал об этом не один месяц, но вряд ли мне удастся вспомнить, в какой именно момент мои праздные мечтания оформились в четкий и продуманный план.
        Возможно, это случилось в тот день, когда посыльный принес счет за норковую шубу, которую Дженис купила, даже не удосужившись поставить меня в известность. А когда я осведомился, нельзя ли мне по крайней мере взглянуть на обновку, за которую предстояло выложить почти две тысячи долларов - пятую часть моего годо вого дохода, - она едва не убила меня известием о том, что, возвращаясь в расст роенных чувствах домой после изнурительного похода по магазинам Пятой Авеню, забыла вожделенную вещь в вагоне.
        Или, может быть, это случилось немного раньше, когда, изрядно утомившись от праведных трудов на ниве рекламной деятельности, я вернулся в свою шикарную квартиру в центре города и узнал, что в мое отсутствие Дженис ухитрилась приоб рести дом в Коннектикуте. Нам больше не придется чахнуть в каменных застенках Манхеттена. Бодрящий сельский воздух придаст нам новые силы. Кроме того, для моего здоровья будет весьма полезно подниматься каждое утро на час раньше и сломя голову мчаться на утренний экспресс.
        А, может быть, все началось в тот самый день, когда в тиши и уединении вновь приобретенного загородного имения я решил просмотреть финансовый баланс нашего семейства и обнаружил, что за последние полгода мы заплатили больше штрафов за превышение банковского кредита, чем потратились на еду. Когда же я с умеренным негодованием сообщил ей эту новость, Дженис преспокойно переложила всю вину на меня - и действительно, разве можно было винить ее в том, что я не успеваю вов ремя положить в банк деньги, которые в тот или иной момент могут понадобиться ей на карманные расходы?
        А, может быть, дело было вовсе не в ней. Может быть, причиной всему была Карен.
        Карен, ах Карен! Я наконец получил повышение, которое давало мне возможность хоть как-то поспевать за расходами Дженис, а вместе с повышением у меня появился личный кабинет и личная секретарша. И этой секретаршей оказалась Карен.
        Это была, в общем-то, довольно банальная история. Дома ждет жена постоянный источник ссор и раздражения. На работе - элегантная и сметлива - если не сказать смазливая - секретарша, с которой всегда можно поговорить по душам, с которой так легко забываются гнетущие заботы повседневной жизни. Все чаще я стал задер живаться допоздна в городе, оправдываясь перед Дженис завалом работы, - и неиз бежное случилось. Мы с Карен полюбили друг друга.
        Наши отношения могли бы выродиться в обыкновенную интрижку между боссом и секретаршей, как это часто бывает, но это был не тот случай. Карен была слишком чиста, нежна, слишком положительна для этого. Я понял, что должен расстаться с Дженис и жениться на Карен. Когда я буду свободен, Карен станет моей.
        Сначала я подумал о разводе. Я не сомневался в согласии Дженис, потому что в то время разводы как раз вошли в моду среди людей нашего круга, а Дженис посто янно стремилась идти в ногу со временем. Но затем я вспомнил об алиментах. Какими бы ни были причины развода, юридически я в любом случае оказываюсь ответчиком, а Дженис - истицей. А это означает алименты. Я слишком хорошо знал ненасытность Дженис в отношении денег. Мне и раньше-то с трудом удавалось обеспечивать нас двоих. Прибавьте сюда еще и Карен - и через полгода я наверняка окажусь в дол говой тюрьме.
        Нет, развод исключался, и какое-то время ситуация представлялась мне абсо лютно безысходной. Затем Дженис купила себе одну из этих игрушечных, но совер шенно неуправляемых иностранных машин, и я стал молить бога, чтобы они обе - Дженис и машина - размазались по асфальту где-нибудь в районе Мэрит Паркуэй, но время шло, и ничего существенного не происходило. Эти современные машины не только безнадежно уродливы, но еще и до нелепого надежны.
        Стены нашего дома кирпичные, внутри - штукатурка, линолеум, пластик, значит, вероятность пожара была невелика. Пассажирские поезда, конечно, время от времени сходили с рельсов, но надежды на то, что Дженис может угодить в число и без того немногочисленных жертв, не было никакой - даже под Рождество!
        В итоге я вынужден был взять все на себя. Если Дженис являла собою помеху на пути к моему счастью с Карен, значит эту помеху нужно было устранить.
        Со временем это убеждение все более крепло, оно становилось все сильнее и сильнее, и наконец я рискнул открыться Карен. Вначале она была сильно испугана и шокирована моим предложением. Но после долгих уговоров поняла наконец, что, пока Дженис жива, мы никогда не сможем пожениться, и постепенно приняла мой план как печальную необходимость.
        Теперь оставалось только решить "когда" и "как". В моем распоряжении было четыре различных способа убийства: убийство, представленное как несчастный слу чай, убийство, представленное как самоубийство, убийство, представленное как естественная смерть, и убийство, представленное как убийство.
        Несчастный случай я исключил сразу. Месяцами я измышлял всевозможные несчас тные случаи для Дженис и в конце концов понял, что все они кажутся мне весьма маловероятными. А если уж я, который больше всего на свете желал, чтобы с Дженис произошел какой-нибудь очень несчастный случай, сам мало верил в возможность этого, то как же в это могла поверить полиция?
        Что же касается самоубийства, то я сомневался в том, что многочисленные при ятельницы Дженис все как один присягнут на Библии, что они не встречали человека более счастливого и довольного своей жизнью, чем моя жена, и что у нее абсолютно не было поводов покончить с собой.
        Что до естественной смерти, то я слишком мало понимаю в медицине, чтобы переиграть коронера на его поле.
        Оставалось убийство. Убийство, представленное как убийство. И я занялся раз работкой соответствующего плана.
        Возможность представилась в последнюю среду мая. На четверг и пятницу этой недели было запланировано важное совещание в Чикаго. Оно было посвящено началу новой рекламной кампании в пользу одного из наших самых крупных клиентов, и мое присутствие там было необходимо. Оставалось только устроить так, чтобы Карен могла поехать вместе со мной, что, в общем-то, было очень просто сделать, так как ее обязанности секретаря предполагали подобные поездки. Мой план начал при обретать реальные очертания.
        Он был таков: Я покупаю два билета на трехчасовой поезд до Чикаго, прибыва ющий в пункт назначения в 8.40 следующего утра. Карен возьмет оба билета и сядет в поезд. Мы вдвоем выходим из агентства ровно в полдень и на глазах у всех нап равляемся на Центральный Вокзал, где, предположительно, ужинаем и садимся в поезд. На самом деле, пока Карен добирается до Центрального Вокзала, я со всех ног мчусь на станцию на 125-ой улице, чтобы поспеть на поезд, отправляющийся в
12.55 в сторону моего коннектикутского поместья и прибываю туда в 2.10. К тому времени на мне уже фальшивые усы, очки в роговой оправе, а также пальто и шляпа из тех, что я бы в жизни не надел. Наш тысячу раз перезаложенный семейный очаг расположен в добрых двадцати кварталах от станции. Все это расстояние я преодо леваю пешком, всаживаю в Дженис пулю из револьвера тридцать второго калибра, который приобрел две недели назад у подозрительного старьевщика в Ист-Сайде, устраиваю небольшой погром в доме, затем пятичасовым поездом возвращаюсь в город, сижу весь вечер в какой-нибудь кинушке, в 00.45 сажусь в чикагский само лет, в 3.40 уже приземляюсь в аэропорту, а в 8.40 встречаю Карен на железнодо рожном вокзале. Мы тотчас же сдаем наши обратные билеты под предлогом того, что мы решили вернуться в Нью-Йорк самолетом. В результате у меня на руках окажется официальный бланк железнодорожной компании, заполненный и подписанный по всей форме. Абсолютное алиби. Затем, после подобающего периода траура, я женюсь на Карен, и мы будем жить в мире и согласии отныне и навсегда.
        И вот решающий день настал. Я сказал Дженис, что мы уезжаем в следующий понедельник, и отправился в контору, прихватив с собою чемодан. В полдень мы расстались с Карен, и я поспешил на 125-ую улицу, по пути купив пальто и шляпу. Оставив чемодан в камере хранения, я сел в поезд и, уединившись в туалете одного из вагонов, нацепил очки в роговой оправе и фальшивые усы.
        В 2.15 я сошел с поезда. Станция, как всегда в это время дня, была пустынна. По дороге я не встретил никого из знакомых. Стараясь не шуметь, я открыл входную дверь ключом, все время ощущая непривычную тяжесть пистолета в кармане.
        Дженис была в гостиной. Она сидела на новехоньком, еще не до конца опла ченном диване и читала очередной дурацкий журнал для женщин, в котором, без сом нения, содержалась информация о том, как быстро и эффективно можно потратить мои нажитые непосильным трудом денежки.
        Сначала она не узнала меня. Только когда я снял очки и шляпу, она воскликнула:
        - Вот тебе и на, Фреди! А я-то думала, что ты уже в Чикаго.
        - А я и так в Чикаго, - ответил я, пригладил усы и подошел к окну, чтобы задернуть расписные занавески.
        - А для чего тебе усы? - спросила она. - Они тебе ужасно не идут.
        Я повернулся к ней и вытащил пистолет из кармана.
        - Пройди на кухню, Дженис.
        Согласно моему плану гипотетический грабитель пробрался на кухню через черный ход, а Дженис услышала какие-то шорохи, и пошла взглянуть в чем дело, и тут-то он и пристрелил ее.
        Она сощурилась на пистолет, потом, округлив глаза, уставилась мне в лицо:
        - Фредди, что, черт побери, происходит?..
        - Иди на кухню, Дженис, - повторил я.
        - Фредди, - начала она раздраженно, - если это опять одна из твоих шуток...
        - Я не шучу, Дженис, - прорычал я.
        Вдруг глаза ее радостно вспыхнули и она по-детски хлопнула в ладоши, как всегда поступала в тех случаях, когда нацеливалась на очередную покупку, которую мы не могли себе позволить.
        - Фредди, дорогой! - закричала она. - Ты все-таки купил мне новую посудомо ечную машину!
        Она вскочила и стремглав бросилась в кухню, цокая каблучками по линолеуму. Даже в последние минуты своей жизни она думала только о том, что к той куче барахла, которую она выжала из меня со времени нашей свадьбы, может добавиться еще один очень дорогостоящий предмет.
        На кухне она с озадаченным видом повернулась ко мне и произнесла:
        - Но здесь нет никакой посудомоечной машины...
        Я выстрелил с бедра, естественно, промахнулся, и пуля продырявила грязную кастрюлю на плите. Оставив ковбойские штучки до лучших времен, я прицелился более тщательно и вторым выстрелом уложил ее как раз в тот момент, когда она собиралась издать один из своих ужасных визгов.
        На целые три секунды воцарилась тишина. Четвертая взорвалась оглушительной тр-р-р-релью дверного колокольчика, висевшего на стене в трех футах у меня над головой. Я окаменел от ужаса. Я не знал, что мне делать. Первой моей мыслью было оставаться окаменевшим до тех пор, пока назойливому посетителю не наскучит зво нить в дверь, и он не уйдет по своим делам. Но затем я вспомнил о припаркованной на подъездной аллее игрушечной иностранной машине Дженис, наличие которой лучше всякого плаката говорило о том, что хозяйка находится дома. Если не открыть дверь, посетитель может заподозрить неладное и позвать на помощь соседей или полицию, и тогда мне не удастся смыться отсюда.
        Поэтому я решил открыть дверь. В этих роговых очках, с фальшивыми усами и измененным голосом, меня не узнает и родная мать. Я могу представиться домашним доктором и заявить, что Дженис больна и никого не принимает.
        Пока я размышлял обо всем этом, раздался второй звонок, столь громкий, что мог бы вывести из оцепенения настоящую каменную статую, а не только окаменевшего от ужаса человека. Засунув пистолет в карман, я поспешно проследовал через гос тиную и остановился у входной двери. Глубоко вздохнув и кое-как уняв нервную дрожь, я слегка приоткрыл дверь. То, что я разглядел в образовавшуюся щель, ока залось всего-навсего торговым агентом с коричневым портфелем в руках. При нем был потертый серый костюм, белая рубашка, голубой галстук и ослепительная улыбка, открывающая по крайней мере шестьдесят четыре огромных зуба.
        - Добрый день, сэр. Могу я видеть хозяйку дома?
        - Она больна, - ответил я, не забыв придать своему голосу хриплую чужерод ность.
        - В таком случае, сэр, - затараторил он, - может быть, вы уделите мне пару минут, если, конечно, вы не слишком заняты?
        - Мне не до того. Прошу прощения.
        - Но я уверен, что это заинтересует вас, сэр. Компания, которую я представ ляю, представляет интерес для каждого, у которого есть дети.
        - У меня нет детей.
        - О! - Его улыбка померкла было, но тут же расцвела с удвоенной силой. - Но моя компания служит интересам не только родителей. В двух словах - я представляю издательство "Универсальнейшая Энциклопедия". Я, в сущности, не торговый агент. Дело в том, что мы занимаемся предварительным изучением спроса на местном рынке и...
        - Прошу прощения. Меня это не интересует, - прервал я его.
        - Но вы еще не знаете самого главного! - настаивал он.
        - Ну и черт с вами! - Я захлопнул дверь у него перед носом, размышляя о том, что Дженис наверняка купила бы эту самую "Универсальную Энциклопедию", не заст рели я ее две минуты назад.
        Но мне еще предстояло покончить со своим делом. Нужно было перевернуть вверх дном весь дом, вывалить на пол содержимое комода, перерыть все бельевые шкафы и т.д. и т.п. Затем, когда подойдет время, я побегу на свой поезд.
        Я как раз направлялся в спальню, когда зазвонил телефон.
        Я снова замер в нерешительности. Отвечать или нет? И вновь, как в первый раз, и примерно по тем же соображениям, решил ответить. И вновь представился семейным врачом.
        После того как я поднял трубку и поздоровался, приторно-слащавый женский голос на другом конце провода запел мне в ухо:
        - Говорит статистическое бюро компании "Маджилл". Вы в данный момент смот рите телевизор, сэр?
        Я застыл, прижав трубку к уху.
        - Сэр?
        - Нет. - Я бросил трубку и продолжил путь к спальне. На этот раз мне удалось туда добраться. Один за другим я вытаскивал ящики комода и вываливал их содер жимое на пол. Мне было наплевать на отпечатки пальцев. В моем собственном доме должно быть полным-полно моих отпечатков пальцев. Полиция же просто предположит, что грабитель был профессионалом и работал в перчатках.
        Я успел покончить с третьим ящиком, прикарманив для правдоподобия три пары серег и старые наручные часы, когда в дверь снова позвонили.
        Вздохнув, я устало поплелся в гостиную открывать дверь.
        На этот раз это была какая-то маленькая толстушка с идиотской улыбкой на лице. Увидев меня, она произнесла:
        - Пр-р-риветик! А я - миссис Тернер с Мэригольд Лэйн, и продаю билеты новой автомобильной лотереи в пользу протестантской церкви штата.
        - Знать не знаю никаких лотерей, - ответил я.
        - Но это же автомобильная лотерея, - сказала она.
        - Не нужно мне никаких автомобилей, - сказал я и захлопнул дверь. Затем вдруг снова открыл ее, выпалил: - У меня есть машина, - и снова захлопнул.
        Возвращаясь в спальню, я прокрутил в голове этот разговор. Кажется, я отвечал не очень связно. Может быть, я нервничаю сильнее, чем мне это казалось?
        Неважно. Менее чем через час я уйду отсюда и буду преспокойно ехать в нью- йоркском поезде.
        От волнения я закурил сразу две сигареты, и злобно раздавив один окурок ногой, вернулся к делу. Потом, покончив с комодом и туалетным столиком, соби рался было уже приняться за шкафы, как вдруг снова зазвонил телефон.
        Раньше я даже не представлял себе, какими пронзительными и резкими, какими режущими слух бывают телефонные звонки. И какими длинными И как ничтожно малы промежутки между ними! Господи, этот проклятый телефон успел прозвенеть трижды, прежде чем мне удалось сдвинуться с места, пока я бежал через спальню в гостниную.
        Я снял трубку, и незнакомый мужской голос бодро прокричал мне в ухо:
        - Привет, Энди!
        - Энди?
        Ему показалось мало и он повторил:
        - Привет, Энди!
        Все шло не так. Все шло не так, как надо. Я спросил:
        - Кого нужно?
        Он, конечно, ответил:
        - Энди.
        - Вы ошиблись номером, - сказал я и повесил трубку.
        И тут позвонили в дверь.
        Я подпрыгнул на месте, обрушив телефон вместе с подставкой на пол. Пока я возился с ненавистным аппаратом, пытаясь установить его на место, в дверь позво нили еще раз.
        Я бросился к двери и, позабыв всякую осторожность, одним быстрым движением распахнул ее настежь.
        Человек, представившийся моему взору, имел благородные седины, не менее бла городную осанку и очень самоуверенное выражение лица. Он был облачен в строгую пиджачную пару, а в руках сжимал черный портфель. Улыбнувшись мне, он спросил:
        - Мистер Уит уже побывал у вас?
        - Кто?!
        - Мистер Уит, - сказал он. - Он заходил к вам?
        - Никогда не слыхал о таком, - сказал я. - Вы ошиблись номером.
        - Ну что ж, - сказал сей достойный джентельмен, - в таком случае мне при дется поговорить с вами самому. - И прежде чем я успел понять, что происходит, он проскользнул мимо меня и в следующую секунду уже стоял в гостиной, озираясь по сторонам и изображая всем своим видом неподдельное восхищение. - Прелестно! На редкость прелестная гостиная!
        - Эй, послушайте... - начал было я.
        - Сэмпсон, - произнес он. - "Универсальнейшая Энциклопедия". А где же сама маленькая хозяйка?
        - Она больна, - ответил я. - Я как раз готовлю для нее бульон. Куриный э- э-э... бульон! Может быть, как-нибудь в другой раз...
        - Понимаю, - сказал почтенный джентельмен. Он нахмурился, словно обдумывая что-то, а затем улыбнулся и произнес: - Что ж, сэр, вы можете идти заниматься своим бульоном. Это даст мне возможность подготовить все материалы для презента ции.
        И не успел я и глазом моргнуть, как он уже расположился на диване. Я открыл было рот, но он оказался проворнее меня и уже открыл свой портфель, залез в него руками по самые плечи и извлек две охапки бумаги. За ними последовали стопки и стопки бумаги стандартного машинописного формата кричаще-яркого - красного, зеленого и голубого - цвета, украшенные фотографиями уходящих в бесконечную даль книжных рядов. СПАСАЙТЕСЬ! вопила одна стопка проспектов крупным черным шрифтом. БЕРЕГИТЕСЬ! визжала другая красным. ПОПЫТКА НЕ ПЫТКА! - кричала третья, совсем уже радужная.
        Почтенный мистер Сэмпсон наклонился и, пыхтя и отдуваясь, принялся расклады вать проспекты ровными рядами на ковре прямо перед своими узконосыми, начищенными до блеска туфлями.
        - Это - наша новая программа, - объяснил он мне с улыбкой и согнулся откро венно пополам, пытаясь разместить наибольшее количество бумаг на полу.
        Я стоял, как вкопанный, и бесцеремонно таращил на него глаза. Не более, чем в пяти футах от дивана, на котором он сидел, в кухне, на холодном полу, лежала моя покойная жена Дженис. В спальне царил полный хаос. Менее часа осталось до того момента, когда мне придется сматываться отсюда и бежать на отходящий в город поезд. Еще нужно будет выбросить пистолет в ближайший мусорный ящик, откуда его наверняка вскоре вытащит какой-нибудь предприимчивый бродяга, так что к тому времени, когда он наконец попадет в руки полиции (если это вообще слу чится), на нем будет висеть гораздо больше преступлений, чем патронов в обойме. А потом я полечу в Чикаго и увижу Карен. Очаровательную Карен. Милую, любимую Карен.
        А этот окаянный болван пытается всучить мне свою идиотскую энциклопедию!
        Я открыл рот и очень спокойно произнес:
        - Убирайтесь.
        Все еще улыбаясь, он посмотрел на меня.
        - Простите?
        - Убирайтесь, - повторил я.
        Улыбка на его губах погасла.
        - Но, э-э-э... вы же еще не видели...
        - Проваливайте! - сказал я на этот раз гораздо громче. Я махнул рукой по направлению к двери, попутно сокрушив настольную лампу. - Проваливайте! Вот так - катитесь отсюда!
        Ничтожное создание принялось лепетать что-то вроде "послушайте, ну как же так... ведь я..."
        - ПОШЕЛ ВОН!!!
        Я набросился на его бумаги, я мял их так и эдак, безжалостно комкал, пытаясь взять их все разом. Когда же мне это более или менее удалось, я бросился к входной двери. Поворачивая локтем дверную ручку, я выронил половину макулатуры на пол, оставшаяся же часть была благополучно развеяна по ветру, который еще долго крутил отдельные листки над лужайкой. Выпихнув ногою оставшиеся проспекты за дверь, я обернулся и свирепым взглядом проводил стремительный бросок, онемев шего от страха, мистера Сэмпсона, который вылетел вслед за своими бумагами, не успев даже изобразить на лице благородное негодование.
        Хлопнув ему вдогонку дверью и глубоко вздохнув, изо всех сил пытаясь успоко иться, я закурил сигарету. Потом еще одну. Выругавшись с досады, размазал первую сигарету по дну пепельницы и закурил третью.
        - Ага! - завопил я и одним ударом расплющил оставшиеся две сигареты, а затем наподобие урагана ворвался в спальню, где и принялся с истинным наслаждением уничтожать платяной шкаф. Как только мне удалось превратить его в груду руин, набросился на кровать. Я разорвал в клочья все имевшееся на ней постельное белье, сбросил на пол матрас, а затем встал посреди комнаты и с удовлетворением принялся любоваться плодами трудов своих.
        И тут в дверь позвонили.
        - Если это снова мистер Сэмпсон, - пробормотал я себе под нос, - то помоги ему Бог!!!
        Еще одна трель. Пожалуй, наш дверной звонок был чересчур громким. Странно, как я раньше этого не замечал.
        Пока я шел к двери, он прозвенел еще раз, и я едва удержался от того, чтобы громогласно посоветовать тому, кто стоял снаружи, заткнуться и убираться восво яси. Однако, когда я взялся за дверную ручку, я уже полностью владел собой и даже помнил о том, что мне ни в коем случае нельзя открывать дверь больше, чем на дюйм.
        Крошечная девушка в зеленой униформе уставилась на меня снизу вверх невин ными глазами; в руках она держала коробку печенья.
        В тот момент я окончательно убедился в том, что жизнь - штука сложная и жес токая.
        - Мы уже все купили, дитя мое, - сказал я и мягко притворил дверь.
        И тут затрезвонил телефон.
        Я прислонился к дверному косяку и дал полную волю своим чувствам. Это было чудесно, но в то же время я понимал, что пользы в этом было мало. Проклятый телефон будет издавать свои визги бесконечно. Он будет звонить и звонить до тех пор, пока я не сдамся и не сниму трубку. Если ответить сразу, сказал я себе, эта штука замолчит.
        Хорошая идея. У меня явно не было недостатка в хороших идеях. Я подошел к телефону и снял трубку.
        - Приветик, сосед! - завопил мне в ухо неведомый бодряк. - Это Дэнг О'Тул из "Ежедневных развлекательных программ". Ты хочешь стать Главным Крикуном?
        - Что?
        - Сосед, ты что, ничего не знаешь? Это же потрясающая новая радиоигра! Все только о ней и говорят! Значит так - если тебе удастся перекричать...
        Он продолжал нести вздор, но я уже его не слышал. Я повесил трубку.
        Я вознамерился было закурить еще одну сигарету, но вовремя остановился. А затем приказал себе успокоиться, собраться с мыслями и проанализировать сложив шуюся ситуацию.
        За исключением моего тяжелого дыхания, в доме не было слышно ни звука.
        Немного успокоившись, я еще раз оглядел картину, которая должна была предс тать перед глазами полиции. На кухне - труп женщины, в остальных комнатах - полный разгром. Мне оставалось только выломать замок в кухонной двери, так чтобы это смахивало на работу взломщика.
        Ничто больше не мешало осуществлению моего плана. Абсолютно ничто.
        Я был на полпути на кухню, когда вдруг, безо всяких на то оснований, понял, что план мой не сработает. Я понял, что сама жизнь устроила против меня гигант ский заговор. И еще я понял, что до настоящего момента даже не подозревал, каким кошмаром была жизнь Дженис, и что все ее безумные денежные траты служили ей всего лишь защитой от этого кошмара.
        У кухонной двери я ненадолго остановился, недоверчиво прислушиваясь к окру жающему безмолвию, и ожидая очередного какого-нибудь трезвона - в дверь ли, по телефону, а, может быть, на ближайшей церковной колокольне или, скажем, на дурацком колпаке, надетом на чью-нибудь дурацкую голову, но все было тихо. И тогда я открыл дверь.
        То, что стояло за ней, оказалось нашей соседкой - низкорослой толстушкой в перевязанном белым фартуком платье с пустой чашкой в руках.
        Она с явным удивлением посмотрела на меня, а затем перевела взгляд на извес тный предмет, лежащий на кухонном полу у меня за спиной. Глаза ее округлились, она завизжала, выпустила из рук чашку и стремительно умчалась прочь.
        Как только она испустила первый вопль, я - в который уже раз за этот день - окаменел. Как зачарованный, я глядел на оставленную соседкой чашку, которая вполне самостоятельно парила в воздухе на высоте полутора метров от земли. Мне показалось, что прошло немало часов, прежде чем она начала падать. Мало-помалу набирая скорость, она скользила вниз все быстрее и быстрее, пока, наконец, с оглушительным грохотом не рассыпалась в пыль на цементной дорожке.
        Я немедленно последовал ее примеру. Колени мои подогнулись, и я начал спол зать по стене на кухонный пол, где вскоре весьма чувствительно и не без грохота приземлился.
        А потом я сидел и ждал, когда все закончится, а вокруг меня крутились самые разные люди - счетчик переписи населения и почтальон с заказным письмом; посыльный из прачечной и служащий железнодорожной компании; посыльный из хим чистки и кандидат в местные мэры; пятеро подозрительных молодчиков, ошибшихся номером, и уже откровенная банда бойскаутов, обходивших все номера подряд в поисках макулатуры; мальчишка-разносчик; несколько полицейских; пожилая леди, собиравшая пожертвования на благотворительные цели; какой-то энергичный юноша, зарабатывавший на учебу в колледже продажей журналов...