Каждый в нашей семье кого-нибудь да убил Бенджамин Стивенсон
        Азбука-бестселлер
        Каждый в семье Каннингем кого-нибудь да убил, а некоторые - даже не один раз. Убил ли кого-нибудь Эрнест Каннингем, главный герой книги? Да. Конечно.
        На затерянном в горах лыжном курорте семья Каннингем собирается в полном составе, чтобы встретить вышедшего из тюрьмы Майкла, попавшего туда из-за показаний, которые дал его родной брат Эрнест. И когда в снегу находят тело убитого человека, подозрение, естественно, падает на Майкла. И Эрнест, чтобы избавиться от чувства вины, принимается за расследование… Однако по мере появления новых трупов его начинают терзать сомнения. А что, если кто-то другой из их преступной семейки решил вспомнить прошлое?
        Роман «Каждый в нашей семье кого-нибудь да убил» - блестящая смесь классического и современного иронического детектива, в лучших традициях Агаты Кристи и фильма «Достать ножи».
        Впервые на русском языке!
        Бенджамин Стивенсон
        Каждый в нашей семье кого-нибудь да убил
        Алиша Паз. Эта книга наконец твоя. Хотя они все были и будут.
        Вы обещаете, что детективы в ваших книгах будут тщательно и честно разбирать преступления, используя те умственные способности, которыми вам было угодно их наделить, не полагаясь при этом на Божественное Откровение и не используя женскую интуицию, заговоры, мошенничество, совпадения или вмешательство Бога?
        Клятва членов Клуба детективов - тайного общества создателей криминальных романов, в которое входили Агата Кристи, Г. К. Честертон, Рональд Нокс и Дороти Ли Сэйерс. 1930 год
        1) Преступник должен быть упомянут в начале истории, но не должен являться тем героем, за мыслями которого читателю позволено следить.
        2) Все сверхъестественные или противоестественные факторы рассматриваются как нечто само собой разумеющееся.
        3) Допустимо использование только одной потайной комнаты или прохода.
        4) Не дозволяется применение еще не открытых ядов или других приспособлений, которые потребуют в конце долгого научного объяснения.
        5) Необходимы примечания автора: вышедшие из употребления, устаревшие выражения отредактированы.
        6) Несчастные случаи никогда не должны помогать детективу, и он не должен быть наделен чрезмерной интуицией, благодаря которой оказывается прав.
        7) Детектив сам не совершает преступлений.
        8) Детектив не должен заострять внимание на каких-либо уликах, которые не будут немедленно представлены на суд читателя.
        9) Глуповатый друг детектива, Ватсон, не должен скрывать мысли, проносящиеся у него в голове; его сообразительность лишь слегка, в очень небольшой степени уступает сообразительности среднего читателя.
        10) Братья-близнецы и двойники не могут появляться в повествовании без должной подготовки к этому.
        Рональд Нокс. Десять заповедей автора детективов, 1929 год
        Benjamin Stevenson
        EVERYONE IN MY FAMILY HAS KILLED SOMEONE
        First published by Michael Joseph Australia
        This edition published by arrangement with Penguin Random House Australia Pty Ltd.
        The moral right of the author has been asserted
        
        Перевод с английского Евгении Бутенко
        
        Пролог
        Каждый в нашей семье кого-нибудь да убил. Некоторые, особо продвинутые, убивали не один раз.
        Я не пытаюсь драматизировать, просто описываю все как есть, и когда передо мной встала необходимость изложить историю на бумаге, как бы трудно ни было делать это одной рукой, я осознал, что выполнить задачу можно, только говоря правду. На первый взгляд это кажется очевидным, но современные авторы детективных романов иногда забывают прописные истины. Они больше сосредоточены на писательских трюках - на том, что у них в рукаве, а не в руке. Писатели Золотого века детективов - все эти Кристи и Честертоны - отличались честностью. Мне это известно, потому что я пишу книги о том, как писать книги. Тут есть особые правила, вот в чем дело. Один человек, его звали Рональд Нокс, был принят в цех детективщиков и однажды составил свой список таких правил, назвав их заповедями. Они помещены в начале этой книги как эпиграф, а эпиграфы читатели всегда пропускают, но, поверьте, к нему стоит вернуться. Вообще, вам следует загнуть верхний уголок той страницы. Я не стану утомлять вас подробностями, в целом они сводятся к следующему: золотое правило Золотого века детектива: «Играй по-честному».
        Разумеется, это не придуманная история. Все, о чем пойдет речь, случилось со мной на самом деле. И в конце концов мне пришлось разгадывать, кто совершил убийство. Даже несколько. Хотя я забегаю вперед.
        Дело в том, что я прочел много детективных романов и знаю: в большинстве подобных книг в наши дни есть так называемый не заслуживающий доверия рассказчик, то есть человек, от имени которого ведется повествование, и он имеет склонность приврать. Кроме того, я понимаю, что в изложении событий могу быть похож на него, как актер, играющий однотипные роли. Поэтому я постараюсь сделать все совершенно иначе. Считайте меня достойным доверия рассказчиком. Каждое мое утверждение будет правдой или, по крайней мере, тем, что в моем представлении было правдой в момент, когда эти события имели место. Ловите меня на слове.
        Сказанное выше соответствует заветам Нокса под номерами 8 и 9, так как в этой книге я и Ватсон, и детектив, то есть исполняю обе роли - писателя и сыщика, а посему обязан и отыскивать улики, и делиться своими мыслями. Короче, играть честно.
        Сейчас я докажу вам это. Если вы взялись за чтение моего труда ради кровавых сцен, то смерти происходят или описываются на страницах: 25, 60, 80, дважды на 91-й, а на 99-й вас ждет хет-трик. Далее последует небольшой перерыв, но описание леденящих душу подробностей возобновится на страницах 201, 238, 250, 260, 282, где-то между 275 и 284 (трудно сказать точнее), 297 и 398. Обещаю, что не обманываю вас, если только верстальщик не напортачит со страницами. В сюжете есть только одна дыра, сквозь которую вы сможете проехать на грузовике. Я умею все испортить. В книге нет секса.
        Что еще?
        Вам, пожалуй, пригодится мое имя - Эрнест Каннингем. Это немного старомодно, так что обычно меня называют Эрн, или Эрни. Лучше было начать с этого, но я обещал быть достойным доверия, а не профессиональным рассказчиком.
        Учитывая уже изложенное, трудно решить, с чего начать. Когда я говорю «все», давайте проведем черту и отсечем от фамильного древа мою ветвь, которой и ограничимся, хотя кузина Эми однажды принесла на корпоративный пикник запретный сэндвич с арахисовым маслом, в результате чего менеджер по персоналу чуть не умер, но я не стану помещать ее имя на карточку лото.
        Слушайте, мы не семейка психопатов. Одни из нас хорошие, другие плохие, а некоторые просто несчастные. А какой я?
        Пока не разобрался. Разумеется, некоторое отношение к этому имеет серийный убийца по прозвищу Черный Язык и 267 000 долларов наличными, но мы до этого еще доберемся. Знаю, вас, вероятно, сейчас занимает нечто иное. Я сказал «каждый». И обещал не обманывать.
        Убил ли кого-нибудь я сам? Да. Убил.
        Кого?
        Давайте начнем.
        Мой брат
        Глава 1
        Луч света, проникший сквозь занавески, сказал мне, что мой брат только что въехал на подъездную дорожку. Когда я вышел на улицу, первое, что я заметил, было то, что левая фара машины Майкла не горит. А второе - кровь.
        Луна скрылась, до рассвета было еще далеко, но даже в темноте я понял, что это за темные пятна, измазавшие разбитую фару и здоровенную вмятину на крыле.
        По натуре я не сова, но полчаса назад мне позвонил Майкл. Это был один из тех звонков, когда вы, разглядев время на часах мутным спросонья взглядом, понимаете, что вам сейчас сообщат не о выигрыше в лотерею. Есть у меня пара приятелей, которые периодически набирают мой номер из такси по дороге домой и взахлеб рассказывают о том, как отрывались сегодня вечером. Но Майкл не из их числа.
        На самом деле это неправда. Я не стал бы дружить с людьми, которые звонят после полуночи.
        - Мне нужно увидеться с тобой. Сейчас.
        Он тяжело дышал. Номер на экране не высветился, значит Майкл звонил из автомата. Или из бара. Следующие полчаса я зябко поеживался, хотя был в теплой куртке, и протирал кружки на запотевшем окне, чтобы не пропустить появление брата. Когда фара его машины ослепила мне глаза, я бросил свой пост и улегся на диван.
        Раздался рокот, Майкл остановил машину, выключил двигатель, но не электрику. Открыв глаза, я на мгновение уставился в потолок, будто знал, что стоит мне встать, и моя жизнь изменится, а потом вышел на улицу. Майкл сидел в машине, опустив голову на руль. Я разрезал одинокий луч фары надвое, когда подошел к капоту, чтобы постучать в окно водителя. Майкл вылез из машины. Лицо у него было серое.
        - Тебе повезло, - сказал я, кивая на разбитую фару. - Люси тебя взгреет.
        - Я кого-то сбил.
        - Угу. - Я засыпaл на ходу, но мозг все равно отметил: он сказал «кого-то», а не «что-то». Как люди реагируют на такие новости? Откуда мне знать. Я решил, что поддакивать - это, вероятно, самое лучшее в такой ситуации.
        - Парень. Я сбил его. Он сзади.
        Тут сон мигом слетел с меня. Сзади?
        - Что ты имеешь в виду, черт возьми?! Как это сзади?
        - Он мертв.
        - Он на заднем сиденье или в багажнике?
        - Какая разница?
        - Ты пил?
        - Немного. - Он замялся. - Ну… чуть-чуть.
        - На заднем сиденье? - Я сделал шаг и потянулся к дверце, но Майкл выставил вперед руку, и я замер. - Нужно отвезти его в больницу.
        - Он мертв.
        - Не могу поверить, что мы спорим по такому поводу. - Я провел рукой по волосам. - Майкл, да брось. Ты уверен?
        - Никаких больниц. У него шея изогнута, как курительная трубка. И половина черепа вывернута наружу.
        - Я бы предпочел услышать это от врача. Мы можем позвонить Соф…
        - Люси узнает, - оборвал меня Майкл.
        Ее имя, произнесенное с таким отчаянием, ясно обозначило подтекст: «Люси бросит меня».
        - Все будет хорошо.
        - Я пил.
        - Немного, - напомнил я ему.
        - Да. - (Долгая пауза.) - Всего чуть-чуть.
        - Думаю, полиция пой… - начал было я, но мы оба знали, что произнесение в полицейском участке фамилии Каннингем вызывает духов, от появления которых содрогаются стены. В комнате, полной копов, Майкл и я в последний раз оказались на похоронах, где нас окружало море синей формы. Я был достаточно высок, чтобы обвиться вокруг предплечья матери, но и достаточно юн, чтобы не отлепляться от него ни на минуту. В голове промелькнула мысль: «Что подумает Одри о нас, нахохлившихся от холода и обсуждающих рано поутру чью-то жизнь?» - но я отпихнул ее прочь.
        - Он умер не оттого, что я его сбил. Кто-то подстрелил его, а потом я на него наехал.
        - Угу.
        Я попытался придать голосу убедительность, мол, да-да, конечно, я тебе верю, однако не случайно мой репертуар в школьных постановках составляли в основном роли без слов: животные с фермы, жертвы убийств, кусты. Я снова потянулся к ручке дверцы, но Майкл опять помешал мне.
        - Я просто прихватил его. Подумал, ну… не знаю… это лучше, чем оставлять на улице. А потом не мог решить, что делать дальше, и оказался здесь.
        В ответ я лишь молча кивал. Семья обладает силой притяжения.
        Майкл потер губы руками и заговорил сквозь пальцы. От руля у него на лбу осталась небольшая красная вмятина.
        - Не все ли равно, куда мы его отвезем, - произнес он.
        - О’кей.
        - Нужно похоронить его.
        - О’кей.
        - Прекрати повторять это.
        - Хорошо.
        - То есть прекрати соглашаться со мной.
        - Тогда лучше отвезем его в больницу.
        - Ты на моей стороне или нет? - Майкл покосился на заднее сиденье, сел в машину и завел мотор. - Я все исправлю. Залезай.
        Мне было ясно, что я сяду в машину. Но почему? Вероятно, я бессознательно надеялся, что там смогу вразумить его. Но на самом деле просто видел перед собой старшего брата, который говорил, что все будет в порядке. В такой ситуации не важно, сколько тебе лет, пять или тридцать пять, раз брательник обещает уладить дело, ты ему веришь. Тяготение.
        Объясню по-быстрому. Мне, вообще-то, в тот момент было тридцать восемь и станет сорок один, когда мы доберемся до настоящего времени, но я подумал: если сбрею пару годков, это поможет моему издателю подкинуть книгу какому-нибудь знаменитому актеру.
        Я залез. На место пассажира. Под ногами болталась спортивная сумка «Найк» с расстегнутой молнией. Набитая купюрами. Не стянутыми в пачки аккуратненько тонкими резинками или бумажными лентами, как в кино, а просто насованными внутрь, и сумка буквально выблевывала их на пол. Странно было топтать эти деньги ногами, такую кучу, притом что человек на заднем сиденье, вероятно, погиб из-за них. Я не смотрел в зеркало заднего вида. Ну ладно, пару раз глянул мельком, но увидел только черный ком, больше похожий на дыру в мироздании, чем на настоящее тело, и каждый раз отводил взгляд, как только возникала опасность, что он сфокусируется.
        Майкл задним ходом выехал с подъездной дорожки. Невысокий стакан или что-то в этом роде звякнул по приборной панели, упал на пол и закатился под сиденье. Слегка пахнуло виски. Впервые я обрадовался, что мой брат курит в машине травку, потому что впитавшийся в обивку кресел душок марихуаны маскировал запах смерти. Когда мы подпрыгнули, съезжая с поребрика, клацнула крышка багажника, замок на ней был сломан.
        Меня пронзила ужасная мысль: у машины Майкла разбита фара и помят багажник, как будто он ударился обо что-то дважды.
        - Куда мы едем? - поинтересовался я.
        - А?
        - Ты знаешь, куда едешь?
        - В заповедник. В лес. - Майкл посмотрел на меня, но не выдержал моего взгляда, воровато покосился на заднее сиденье, тут же пожалел об этом и перевел глаза вперед. Его затрясло. - Вообще-то, я не знаю. Мне до сих пор не приходилось никого хоронить.
        Мы ехали уже больше двух часов, когда Майкл наконец решил, что насобирал достаточно грязи с грунтовых дорог, и свернул на своем рычащем циклопе с мотором на какую-то поляну. Пару километров назад мы соскочили с пожарного проезда и с тех пор колесили по бездорожью. Солнце грозилось вот-вот взойти. Земля была укрыта сверкающим мягким снегом.
        - Здесь сойдет, - сказал Майкл. - Ты в порядке?
        Я кивнул. Или, по крайней мере, подумал, что сделал это. Должно быть, я вообще не шевельнулся, так как Майкл щелкнул пальцами у меня перед носом, чтобы вывести из ступора. В ответ я исполнил слабейший в человеческой истории кивок, словно мои позвонки - это ржавые кандалы. Майклу этого хватило.
        - Не вылезай, - велел он.
        Я уставился прямо перед собой. Услышал, как брат открывает заднюю дверцу и возится там, вытаскивая мужчину - дыру в мироздании - из машины. Мозг кричал, чтобы я что-нибудь сделал, но тело вело себя как предатель. И не шевелилось.
        Через несколько минут Майкл вернулся - взмокший, лоб испачкан грязью - и склонился над рулем.
        - Пошли, поможешь мне копать.
        В ответ на его приказ члены моего тела разблокировались. Я ожидал, что земля будет холодная, думал, что услышу хруст утреннего ледка под ногами, но вместо этого мои ступни сразу погрузились в мягкий белый покров до самых лодыжек. Я пригляделся. Земля была не укрыта снегом, а затянута паутиной. Пауки накинули свои сети на высокую жесткую траву примерно в футе над землей, и эти переплетенные между собой нити паутины были такими густыми и белыми, что выглядели твердой поверхностью. То, что я принял за блестящий снег, оказалось мерцанием тончайших нитей на свету. Следы Майкла напоминали дырки в пудре. Паутиной была оплетена вся поляна. Место источало величественный покой. Я старался не смотреть на комковатую темную груду посреди паучьего царства в том месте, где заканчивались следы Майкла. Я пошел по ним, и это было все равно что брести сквозь парящий над землей плотный туман. Брат увел меня в сторону от трупа, вероятно, чтобы уберечь от нервного срыва.
        У Майкла была небольшая лопата, но мне он велел копать руками. Не знаю, почему я на это согласился. Всю дорогу сюда я думал, что страх Майкла, лихорадочная тревога, владевшая им, когда мы уезжали, улягутся. Должен был наступить момент просветления - осознания, что он увяз по уши и нужно поворачивать назад. Но мой брат поехал в противоположную сторону. Покинув город, он устремился навстречу заре, полный стоического спокойствия.
        Тело Майкл накрыл старым полотенцем, но я видел белый локоть, который торчал наружу над паутиной, как упавший с дерева сук.
        - Не смотри, - повторял Майкл всякий раз, стоило мне взглянуть в ту сторону.
        Минут пятнадцать мы молча рыли землю, потом я остановился.
        - Копай дальше! - приказал Майкл.
        - Он шевелится.
        - Что?!
        - Он шевелится! Смотри. Погоди.
        Паутинная пелена определенно подрагивала. Сильнее, чем ее мог бы раскачать ветер. Теперь казалось, что это не плотный снег, а покрытая рябью поверхность океана. Я почти ощущал бегущую по нитям вибрацию, как будто сам был пауком, который сплел паутину, центральным нервом.
        Майкл перестал копать и посмотрел на меня:
        - Иди обратно в машину.
        - Нет.
        Сам он подошел к телу, снял с него полотенце. Я поплелся за братом и впервые увидел труп целиком. Над одним бедром у него было темное глянцевитое пятно. «Кто-то подстрелил его, а потом я на него наехал», - сказал Майкл. Не мне судить, стрельбу я видел только в кино. На шее у мужчины виднелась выпуклость, словно он проглотил мяч для гольфа. На голове была черная балаклава, но довольно странной формы. Сквозь ткань в разных местах проступали какие-то шишки. В школе меня доставал один парень, он клал два крикетных мяча в носок и размахивал им, подходя ко мне. Вот как выглядела эта балаклава. Мне показалось, что только ткань не дает голове трупа распасться на части. В ней имелись три отверстия: два для закрытых глаз и одно для рта. На губах у мужчины пульсировали маленькие красные пузырьки. Пена накапливалась и стекала на подбородок. Черты лица было не разглядеть, но, судя по крапчатым, опаленным солнцем рукам со вздутыми венами на кистях, он был лет на двадцать старше Майкла.
        Я опустился на колени, сцепил руки и пару раз для пробы надавил бедняге на грудь. Грудная клетка ввалилась, как не должна была, я это знал, и мгновение я думал только об одном - что она как та набитая деньгами сумка с расстегнутой молнией и прогнувшейся серединой.
        - Ты делаешь ему хуже, - сказал Майкл, подцепил меня под руку и поднял на ноги, собираясь увести.
        - Надо доставить его в больницу, - попытался напоследок взмолиться я.
        - Он этого не выдержит.
        - Может, выдержит.
        - Не может.
        - Мы должны попробовать.
        - Я не могу ехать в больницу.
        - Люси поймет.
        - Нет.
        - Ты уже наверняка протрезвел.
        - Может быть.
        - Ты не убивал его… Ты же сказал, его подстрелили. А деньги чьи? - (Майкл пробурчал что-то невнятное.) - Он наверняка их украл. Скорее всего. Ты выкрутишься.
        - Там двести шестьдесят тысяч.
        Читатель, мы с вами уже знаем, что на самом деле их было двести шестьдесят семь тысяч, но тогда меня поразило, что у Майкла не было времени вызвать «скорую», а наскоро пересчитать наличные он успел. В противном случае, если бы он высказывал предположение, то назвал бы какое-нибудь более круглое число - двести пятьдесят тысяч, например. Кроме того, сумма была произнесена как-то призывно. По тону я не мог понять: то ли он предлагает мне часть денег, то ли констатирует факт, который важен для принятия решения.
        - Слушай, Эрн, это наши деньги… - начал упрашивать меня Майкл.
        Значит, это было предложение.
        - Мы не можем просто оставить его здесь. - И потом я добавил так твердо, как не говорил ни разу в жизни: - Я не оставлю.
        Брат немного подумал и кивнул:
        - Пойду проверю, как он там.
        Отойдя от меня, Майкл присел на корточки рядом с телом. Пробыл там пару минут. Я был рад, что приехал, и продолжал тешить себя мыслью, что поступил хорошо. Старший брат редко прислушивается к словам младшего, но без меня ему здесь не обойтись. И я сделал все правильно. Этот мужик все это время был жив, и мы отвезем его в больницу. Майкл высокий, и мне было плохо видно, что происходит, только его согнутая спина и руки, тянущиеся к голове мужчины, - видимо, он догадался поддержать ее на случай повреждения позвоночника. Худые плечи Майкла двигались вверх-вниз. Сердечно-легочная реанимация, запуск человека, как газонокосилки. Я видел ноги раненого. На одной не было ботинка. Мой брат провел рядом с телом уже довольно много времени. Что-то не ладилось. Мы на странице 25.
        Майкл встал и вернулся ко мне:
        - Теперь можно его хоронить.
        О чем он? Нет. Нет. Все это неправильно. Я отшатнулся и грохнулся на задницу. Липкие нити паутины обвили мои руки.
        - Что случилось?
        - Просто он перестал дышать.
        - Перестал дышать?
        - Да, перестал.
        - Он мертв?
        - Да.
        - Ты уверен?
        - Да.
        - Но как же так?
        - Он просто перестал дышать. Иди подожди в машине.
        Моя сводная сестра
        Глава 2
        До моей личной истории мы еще доберемся, но сперва я должен рассказать вам еще кое о ком. Убил бы того, кто придумал, что воссоединение нашей семьи должно произойти на горнолыжном курорте.
        Обычно я решительно отвергаю любые приглашения, к которым прилагается Excel. Но тетя Кэтрин - спец по излишне тщательной подготовке ко всему, и в присланном ею электронном письме приглашение на воссоединение семьи Каннингем-Гарсия завершалось анимированной пиксельной снежинкой и списком лиц, присутствие которых обязательно. В семейных кругах я хорошо известен как мастер отговорок - не то чтобы кто-то действительно был против моего отсутствия на подобных мероприятиях в последние три года, - в моем репертуаре появлялись то заболевшее животное, то разбитая машина, то рукопись, требующая немедленного завершения.
        На этот раз Кэтрин не принимала отказов. Приглашение обещало веселые выходные в уединении, где мы все сможем наверстать упущенное. Она выделила жирным шрифтом слова «МЫ ВСЕ» и «ОБЯЗАТЕЛЬНО». И хотя «мы все» не имело в виду конкретно меня, я знал, чт? это означало, а следовательно, собирался поехать. Кроме того, в промежутках между заполнением таблицы, где нужно было указать, есть ли у меня аллергия на что-нибудь, каков размер моей обуви, какой стейк я люблю, какой номер у моей машины, я позволил себе пофантазировать об одетой в снежные шапки деревушке и выходных, радующих бревенчатыми домиками и треском горящих в очагах дров.
        Вместо этого у меня от холода разболелись колени, и я на час опоздал на ланч.
        Я не предвидел, что дорогу никто не расчистит. День стоял ясный, неяркое солнце слегка подтопило укатанный снег, и шины моей «хонды-цивик» стали проскальзывать, так что пришлось вернуться по своим следам к подножию горы и по баснословной цене взять в аренду цепи, а потом стоять на коленях в снежной каше и, упираясь плечом в корпус машины, с большой натугой надевать их на колеса, сбивая с носа сопли, которые мигом превращались в ледяные сталактиты. Я так и торчал бы там, если бы женщина со шноркелем[1 - Шноркель - у автомобиля: впускная труба двигателя, выведенная на уровень крыши или выше, что позволяет транспортному средству преодолевать водные преграды. - Здесь и далее примеч. перев.] не подъехала на «лендровере» и с легкой укоризной не подала мне руку помощи. Снова получив возможность двигаться, я то и дело поглядывал на часы, стрелки на которых неуклонно ползли вперед, и разрывался между желанием прогреть машину и необходимостью разморозить стекла с помощью кондиционера, но дергался я напрасно: на мне теперь были цепи, и я не мог ехать быстрее сорока. Насколько опаздываю, я знал точно
благодаря присланной Кэтрин таблице с расписанием.
        Наконец я увидел поворот и пирамиду из камней с указателем: «Горный курорт „Небесный приют“!», призывавшим ехать направо. Я мысленно добавил: «Спасайся, кто может». По-моему, неплохой совет, учитывая грядущую встречу Каннингемов. Поделиться шуткой было не с кем, но, наверное, она понравилась бы Эрин, так что она рассмеялась у меня в голове, и я приписал эту заслугу себе. Я понимаю, это мило, что наши имена - Эрни и Эрин - анаграммы. Когда нас раньше спрашивали, как мы познакомились, мы отвечали: «По алфавиту». Знаю, это безвкусица.
        Правда гораздо более незамысловата: нас связало то, что мы выросли в семьях с родителем-одиночкой. В момент знакомства Эрин рассказала мне, что ее мать умерла от рака, когда сама она была еще маленькой, и ее вырастил отец. О своем я сообщу вам позже. Но Эрин о нем уже знала, когда мы встретились, дурную славу легко загуглить.
        У поворота стояло приземистое здание, похожее на пивную, о чем свидетельствовала табличка со скупой надписью: «ПИВО!», сделанная фасадной краской. К стене прислонялись ряды лыж. В таких заведениях вы, скорее, будете от жажды лизать оконные стекла, чем купите себе какой-нибудь напиток, а шеф-поваром там служит микроволновка. Но я все равно мысленно взял на заметку эту халупу как потенциальное убежище. В конце концов, выходные посвящены воссоединению семьи. Я ожидал, что состоится серия приемов пищи, которые из тактических соображений будут происходить в разных обособленных помещениях. А значит, нелишне иметь дополнительные варианты.
        О! Между прочим, Эрин вовсе не умерла. Я понимаю, прозвучавший намек на былую страсть подталкивает к мысли, что позже я расскажу, что она была мертва все это время, поскольку такое зачастую происходит в подобных книгах, но не в этой. Эрин приедет в горы на следующий день. Мы даже формально еще женаты. К тому же номера страниц не совпадают.
        Вскоре после поворота я заметил, что больше не еду в гору, а наоборот, спускаюсь. Еще немного, и вот я уже вырвался из-под покрова деревьев и оказался на перевале, с которого открывался восхитительный вид на долину, где разместился «Небесный приют». Разрекламированный как самый высокогорный курорт в Австралии - по-моему, это все равно что хвастаться тем, что ты самый высокий жокей в мире, - он мог предоставить туристам возможность сыграть в гольф на поле с девятью лунками, выдолбленными прямо в горном склоне, порыбачить в кишащем форелью озере и покататься по нему на лодке, уютно посидеть у огонька, оживиться (что бы это ни значило), получить доступ к соседнему лыжному курорту (подъемник, разумеется, в стоимость не включен) и даже к частной вертолетной площадке. Я цитирую рекламный буклет, потому что ночью валил густой снег и все - от дороги, расстилавшейся передо мной, до поля для гольфа, на прохождение которого теперь потребовалось бы четыреста ударов, и плоской тундры в паре сотен метров вниз по склону от гостевого дома, которую я принял за озеро, - было засыпано свежей белой пудрой. Долина
выглядела одновременно плоской и рельефной, маленькой и бесконечной.
        Я мягко покатился вниз, не чуя беды. Белизна имеет привычку нарушать восприятие глубины, и если бы не небольшая коллекция полузасыпанных снегом домишек в самом низу для сопоставления масштабов, я мог бы вообще не заметить крутизны склона, пока давить на тормоза не стало бы бесполезно, и я слетел бы вниз, где оказался бы совсем мертвым и успел бы как раз к ланчу.
        В центре курорта стоял многоэтажный гостевой дом с колоннами при входе, выкрашенный в ярко-желтый цвет, чтобы выделяться на фоне гор. Он пыхал дымом из кирпичной трубы, которая напоминала приставленную к боковой стене удочку, а его крыша - воплощенная мечта рекламщика - была засыпана толстым слоем снега. В пяти рядах окон некоторые светились мягким желтым светом, как в адвент-календаре. Перед гостевым домом выстроилась дюжина шале - два ряда по шесть, - их рифленые металлические крыши опускались до самой земли под теми же углами, что и склон горы, из фасадных окон во всю стену от пола до потолка открывался беспрепятственный вид на главную вершину. Для меня был забронирован один из этих акульих зубов. Но который из них шестой, мое место назначения согласно путевому листу Кэтрин? Не зная этого точно, я подкатил к парковке сбоку от гостевого дома, где стояли несколько машин.
        Некоторые я узнал: внедорожник «мерседес» моего отчима, у которого сзади на стекле висела фальшивая наклейка «Малыш на борту», он, видите ли, считает, что так его реже останавливают копы на дороге; «вольво»-универсал тети Кэтрин, уже присыпанный снегом, потому что она приехала днем раньше; машина Люси [МАРКА МАШИНЫ УДАЛЕНА], сливающаяся со снегом, много раз выложенная в Instagram и расхваленная как «награда за труд». «Лендровер» моей спасительницы тоже был здесь - а как же иначе; в таких книгах он должен иметь номерной знак «M33T-QT». Автомобиль я опознал по огромному пластиковому шноркелю.
        Кэтрин пересекла парковку прежде, чем я вышел из машины, она слегка прихрамывала - результат автомобильной аварии, в которую она попала, когда ей было немногим больше двадцати. Тетя Кэтрин подходила под словарное определение понятия «сестра-малышка» для моего отца, разрыв в возрасте между ними так велик, что, когда моя мать после тридцати произвела на свет нас, мальчиков Каннингемов, я был ближе по годам к своей тетке, чем моя мать - к своей невестке. Так что, пока я рос, Кэтрин казалась мне молодой, энергичной и веселой. Она привозила нам подарки и забавляла фантастическими историями. Думаю, она была популярна, так как на семейных барбекю в ее отсутствие все говорили о ней. Однако с возрастом приходит понимание, и теперь мне ясна разница между популярностью и тем, чтобы быть предметом для разговоров. Все изменилось из-за мокрой дороги и автобусной остановки. Во время аварии ей здорово переломало кости и помяло ногу, но это же привело ее в порядок. Теперь вам нужно знать о Кэтрин только то, что ее любимые фразы - это «Не поздновато ли?» и «Ответ на мое предыдущее письмо».
        На ней был ярко-синий термокостюм под пухлым жилетом «Норт фейс», водоотталкивающие штаны и туристские ботинки, на вид жесткие, как зачерствелый хлеб. Все безупречно чистое и новехонькое, будто только что с витрины. Можно подумать, она вошла в магазин товаров для путешествий, указала на манекен и сказала: «Мне вот это». Ее супруг Эндрю Милло (мы называем его Энди) шел за ней следом, но держал дистанцию и вид имел жалкий, будучи одет совсем не по погоде - в джинсы и кожаную куртку. Он, похоже, проторчал немало времени в том же туристском магазине, поглядывая на наручные часы. Не взяв ни сумку, ни куртку, я поспешил наперерез тете Кэтрин, решив, что пусть лучше меня отхлещет холодный ветер, чем ее язык.
        - Мы поели, - только и сказала она, что, вероятно, должно было сойти одновременно за упрек и наказание.
        - Кэтрин, прости. После Джиндабайна мне было никак не заехать в гору. Снегу навалило. - Я указал на цепи на колесах. - К счастью, мне помогли надеть их.
        - Ты что, не посмотрел прогноз погоды перед выездом? - Голос тетки прозвучал недоверчиво, мол, неужели можно совершить такое предательство по отношению к пунктуальности и здравому смыслу, не говоря уже о погоде?! Я признался, что не посмотрел. - Но ты должен был учесть это.
        Я согласился, что должен был.
        Кэтрин задвигала нижней челюстью. Я достаточно хорошо знал ее, чтобы понимать: она хочет сказать последнее слово, а потому молчал.
        - Ну хорошо, - наконец выдала моя тетка и припечатала ледяной поцелуй к моей щеке. Я никогда не знал, как реагировать на приветствие щека в щеку, но решил последовать совету родственницы и учесть погоду, то есть штормовое настроение, а потому огласил воздух мяуканьем рядом с ее лицом. Она вложила мне в руку ключи и сказала: - Наш номер не был готов вчера, так что ты теперь в четвертом. Сейчас все в столовой. Рада тебя видеть.
        Кэтрин направилась обратно в гостевой дом. Я не успел даже завести с ней какой-нибудь пустячный разговор, но Энди ждал этого момента и пошел рядом, подставив мне плечо в виде небрежно брошенного «привет», вместо того чтобы вынуть кулаки из карманов и протянуть руку. Холод пронизывал меня насквозь, но теперь я был принужден общаться, а моя куртка продолжала томиться в машине. Ветер был жесток; он находил каждую щелку в моей одежде, влезал под нее и ощупывал меня сверху донизу, будто я должен ему денег.
        - Извини за это, - начал Энди. - Не принимай ее всерьез.
        В этом весь Энди - хочет одновременно быть своим в доску и защитить жену. Он из тех парней, которые на вечеринке все время говорят: «Да, дорогая», а когда она уходит в туалет, качают головой и добавляют: «Пфф, женщины, да?» Нос у Энди красный, но трудно судить, от алкоголя или от холода, очки слегка запотели. Короткая, угольно-черная козлиная бородка сидит на его лице так, будто взята взаймы у мужчины помоложе; Энди немного за пятьдесят.
        - Я не исполнял танец вызывания дождя вчера вечером, просто чтобы позлить ее, - сказал я.
        - Знаю, приятель. Это непростой уик-энд для всех. И ты не смейся над ней из-за того, что она пытается немного облегчить нашу участь. - Энди замолчал. - Да ладно, не беда, это не помешает нам пропустить по паре пива.
        - Я не смеялся над ней. Просто опоздал. - На крыльце я увидел свою сводную сестру Софию, она курила сигарету и при нашем приближении подняла брови, как бы предупреждая: «Внутри еще хуже».
        Энди несколько шагов молчал, а потом, хотя я внутренне молил его не делать этого, втянул в себя воздух и сказал:
        - Да, но… - (И я решил: нет более печального зрелища, чем мужчина, который пытается вступиться за женщину, которая сама способна за себя постоять.) - Она столько провозилась с этими приглашениями, и не стоило тебе смеяться над ее таблицами.
        - Я ничего не говорил.
        - Не сейчас. Когда отвечал на письмо. В графу «Аллергии» ты вписал: «Таблицы».
        - О! - произнес я.
        София услышала нас и усмехнулась, при этом из носа у нее вылетели две струйки дыма. Эрин, которая не умерла, это тоже понравилось бы. Энди не стоило произносить вслух то, что я написал в колонке «Ближайший родственник» («Это воссоединение семьи, поэтому все, кроме Эвеланш»)[2 - Эвеланш (англ. Avalanche) - букв. лавина; используется как женское имя.], чтобы я почувствовал себя настоящим занудой.
        - Я не буду принимать ее всерьез, - добавил я.
        Энди улыбнулся, обрадованный, что его супружеские добродетели, пусть и не слишком искренние, были отмечены галочкой.
        Он ушел в дом, жестами показав, что закажет мне какую-нибудь выпивку, дабы наш мальчишеский сговор не остался втуне, а я притормозил на крыльце поздороваться с Софией. Будучи родом из Эквадора, из кипучего Гуаякиля, она ненавидела холод, и я увидел у нее на шее под пальто по крайней мере три воротника. Голова Софии была похожа на бутон цветка, торчащий из кольца чашелистиков. Даже тепло одетая, она обхватывала себя одной рукой за талию, чтобы было теплее. Я знал, что лучше ее приспособлен к холоду, так как не раз принимал ледяные ванны (забавный факт: низкие температуры, похоже, повышают мужскую фертильность), но не хотел разговаривать с ней долго: холод буравил меня. Она предложила мне сигарету, хотя знала, что я не курю; просто ей всегда нравилось это делать. Я отмахнулся от дыма.
        - Неплохое начало, - насмешливо произнесла София.
        - Заводи друзей быстро - вот мой принцип.
        - Рада, что ты наконец приехал. Я ждала тебя как спасителя - знала, что ты разрядишь обстановку. Вот.
        Она протянула мне небольшую квадратную карточку с напечатанной на ней решеткой. Внутри каждой клетки была короткая фраза, имевшая отношение к одному из членов семьи: «Марсело орет на официанта»; «Люси пытается что-нибудь продать». Я заметил свое имя: «Эрнест что-нибудь испортит» - в средней левой колонке.
        - Семейное лото? - спросил я, прочтя заголовок: «Воссоединение».
        - Решила, это будет забавно. Сделала карточки только для нас с тобой. - София подняла вверх свою, и я увидел, что на ней одна из клеток уже перечеркнута крест-накрест. - Все остальные такие кислые. - Моя сестра сморщила нос.
        Я выхватил у нее из руки карточку. Определения на ней отличались от тех, что на моей, но имелось несколько общих событий. Грамматические выверты повсюду, случайные прописные буквы для эмфазы, абсурдные скобки, отсутствие точек. Одни дефиниции были более язвительными, другие менее. На меня можно положиться в том, что я опоздаю, а Марсело непременно примется отчитывать персонал отеля, но в нижнем правом квадрате значилось: «Лавина». Я посмотрел на свою карточку, в том же месте было написано: «Сломанная кость (ИЛИ Кто-то умирает)» с нелепой здесь улыбающейся рожицей. В квадрате, который София уже зачеркнула, стояло: «Эрнест опоздает».
        - Нечестно. - Я вернул ей карточку.
        - Ты лучше догоняй нас. Пошли?
        Я кивнул. София закончила курить и щелчком отправила окурок с крыльца в сугроб. На фоне пушистой свежей белизны он смотрелся вызывающе неуместным. Сестра с унылым видом глянула на меня, потом лениво спустилась с крыльца, нагнулась, подняла окурок и положила его в карман.
        - Знаешь, - сказала она, заводя меня в дом, - тебе придется быть милым, если хочешь остаться живым после этих выходных.
        Клянусь Богом, она на самом деле так сказала! И даже подмигнула мне. Как будто рассказывала интригующую историю.
        Глава 3
        Сам гостевой дом представлял собой охотничий домик, замаскированный под отель «Риц»: на всех поверхностях из полированного дерева, перилах и дверных ручках имелся какой-нибудь резной акцент, вкрученные в настенные бра электрические лампочки в форме цветов из матового стекла источали мягкий свет, а в холле был расстелен красный ковер, который дополняла подвешенная к крыше и низко опущенная люстра, мерцавшая на уровне галереи второго этажа. На самом деле выше талии все было достаточно элегантно, чтобы загладить впечатление, которое оставляла изгвазданная снегом нижняя половина: гостиничный эквивалент видеозвонка без штанов, но в рубашке с галстуком. Ковры, истоптанные ботинками, стряхивавшими налипший снег, лежали поверх вспученных досок пола, которые скрипели так, будто их плохо приколотили, а сшитые из кусков дорожки и наскоро заделанные мышиные норы свидетельствовали, что этим зданием управляют под девизом: легче все исправить на скорую руку, чем тащить в горы хорошего мастера. Не говоря уже о сырости. Все здание пахло, как моя машина, оставленная под грозовым ливнем с открытым люком на крыше.
Высота добавляет несколько звезд к рейтингу отеля, этот имел две, а пытался наскрести на четыре, но все же обладал неким уютным шармом.
        К моменту моего появления в столовой, где все сидели за десертом, разговор выдохся, и меня встретила симфония клацающих по тарелкам ложечек. Моя мать Одри, занимавшая место во главе стола, смерила меня холодным взглядом. У нее седые, как рыболовная леска, волосы, скрученные в узел, и шрам над правым глазом. Она замялась - вероятно, гадала, я это или мой брат (мы оба давненько с ней не виделись), - а потом отодвинула стул, с грохотом положив столовые приборы. Эту технику прекращения спора я помню с детства.
        Марсело, мой отчим, сидел слева от нее. Это крепко сбитый лысый мужик с характерной складкой на загривке, которую, как я всегда думал, ему приходится чистить зубной нитью, чтоб не зарастала плесенью. Он опустил тяжелую длань на запястье Одри. Не беря под контроль, нет. Я вовсе не хочу неправильно интерпретировать личную жизнь матери или провоцировать вас на любые предвзятые суждения об отчиме. Видите ли, Марсело всегда носил на руке выпущенные в конце 1980-х платиновые президентские часы «Ролекс». Когда я из любопытства загуглил их, то узнал, что они имели сногсшибательную цену и, оказывается, весили почти полкило, а значит, все, что Марсело делал правой рукой, было в буквальном смысле слова весомым. Рекламное объявление об этих часах, как я помню, звучало до смешного напыщенно: «Фамильная реликвия должна быть достаточно весомой для истории». Марсело носил на руке «Ролекс», сколько я его помню. Что говорило: мне эта реликвия в наследство не достанется. Каким бы глупым ни был процитированный выше рекламный слоган, он все-таки выглядел лучше, чем некоторые другие тексты того же рода, попадавшиеся
мне на глаза, например: «Выдержит погружение на триста метров. Пуленепробиваемое стекло. Безопасность на уровне банковского хранилища». Можно подумать, миллионеры в свободное время только и делают, что подрабатывают инструкторами по подводному плаванию!
        - Я закончила, - сказала Одри, со стуком стряхивая руку Марсело.
        Ее тарелка была все еще наполовину полной.
        - О, повзрослей уже! - фыркнула София, занимая место рядом с Люси, моей невесткой, которую, как вы, наверное, помните, упоминал в первой главе Майкл и которая сидела напротив Марсело.
        Люси явно почистила перышки для этого уик-энда: светлые волосы недавно подстрижены в стиле боб, а из-под ворота только что купленного вязаного кардигана торчит несрезанный ярлычок. Не знаю, осмелела София из-за присутствия Люси в качестве щита или просто не заметила близости моей матери к режущим предметам, но такие ремарки для кровного родственника самоубийственны. Однако погибла лишь решимость моей матери выйти из-за стола. Одри со скрипом опустилась на место.
        Одри и Кэтрин составляли пунктуальную часть семьи. Я тихо пристроился рядом с Софией перед накрытой серебристым куполом тарелкой. Оказалось, кто-то приберег для меня порцию основного блюда - кусок говядины, приготовленной по спецификации электронной таблицы, и Кэтрин, вероятно, некоторое время взирала на металлический клош сверкающим взглядом, так как еда под ним была еще чуть теплой. Рядом с Люси тоже стояла дополнительная тарелка, - видимо, невестка умыкнула мою закуску, и я терялся в догадках: была Люси так сильно голодна или это продуманный жест?
        Вам нужно кое-что знать про меня: я люблю рассматривать вещи тщательно. Всегда хочу видеть обе стороны медали.
        - Ну, - начал Энди и хлопнул в ладоши, пытаясь растопить лед; столь глупую попытку мог совершить только человек, вошедший в семью по браку. - Как вам это местечко, а? Все уже побывали на крыше? Я слышал, там есть джакузи. И оттуда можно сделать первый удар. Консьерж сказал, что тому, кто попадет в метеостанцию, дадут сотню баксов. Кто хочет попробовать?
        Он попытался отыскать в своих соседях энтузиазм и уставился на Марсело, одетого и правда, скорее, для игры в гольф, чем для прогулки в снегах: на нем был клетчатый вязаный жилет, и даже я понимал, что он хлопковый, а не шерстяной, то есть это чистая жажда смерти при таких сырости и холоде. Хотя я и подвергся молчаливому осуждению со стороны женщины со шноркелем и полным приводом, но, по крайней мере, прихватил с собой теплую флисовую куртку.
        - Эрн? - продолжил Энди, оглядывая стол.
        Кэтрин, сидевшая между ним и Марсело, тихонько ткнула его локтем. Разговаривать с врагом было запрещено.
        Все ели молча, но я знал, что каждый за этим столом разделяет мои мысли: чья бы ни была идея - устроить этот уик-энд на день раньше, когда все мы знали, что тот, ради кого мы приехали, появится здесь только завтра, так вот, человек этот заслуживает того, чтобы быть привязанным к салазкам и спущенным с горы.
        Многое можно узнать о людях по их способности справляться с неловким молчанием, по тому, переносят они его спокойно или прерывают. Кажется, наименьшим терпением отличаются те, кто стал частью семьи по браку, так как следующей попыталась завести разговор Люси.
        Расскажу вам о ней немного. Люси владеет независимым онлайн-бизнесом, иными словами, периодически теряет деньги в Интернете. Она Владелица Малого Бизнеса в том же смысле, в каком Энди - феминист, то есть заявляет об этом громко, часто и одна верит тому, что говорит.
        Не стану называть компанию, так как не хочу подвергнуться судебному преследованию, но помню, что какое-то время назад Люси повысили до вице-заместителя регионального президента или что-то в этом роде, вместе с десятью тысячами других людей. Надуманный титул, если, конечно, не относить его к ее собственному порочному умению втравливать друзей в покупку ненужных вещей, а в этом Люси и правда большой специалист, не хуже президента. Именно поэтому она стала обладательницей машины, которую я видел перед отелем. Согласно постам в Instagram, четырехколесная лошадка была получена в награду за участие в какой-то специальной программе. Я-то знал, что на самом деле тачка эта просто взята в лизинг, а подарком являлась только ежемесячная выплата под строжайшим условием, что в случае нарушения договора вся «бесплатная» часть сделки аннулируется и владелец остается с кредитом под очень высокий процент, то есть машина досталась Люси бесплатно, пока этот период не закончится.
        Я не сомневался, что моя невестка уже нарушила какие-нибудь пункты договора и платит за тачку из своего кармана. Но в том-то и ключ ко всему: никогда не позволяйте реальности затмевать образ успеха. Один мой приятель, автодилер, как-то сказал мне, что ему пришлось ввести запрет на фотографирование рядом с автомобилями для определенного типа женщин, которые изображали, будто вправе помещать в Интернете посты о «приобретении дорогой машины». Дамочки убывали в ярости, лязгая своими прокуренными хетчбэками с гигантскими красными бантами на задних сиденьях, которые так и остались невостребованными. Вот почему, как вы теперь понимаете, я отредактировал марку машины Люси, такие автомобили специфически привязаны к одной определенной компании.
        Люси прибегает к риторике - называет свое занятие бизнесом и напрягается всякий раз, как кто-нибудь произносит то самое слово. Из уважения к родственнице я тоже не буду его использовать. Скажу только, что их строили египтяне.
        Пытаясь соответствовать требованиям семьи, Эрин послушно посещала «вечеринки» Люси и покупала самые дешевые товары из тех, которые та втюхивала в том месяце. По возвращении домой моя супруга печатала счет с названием ресторана и ценой, кратной тому, насколько скучным или утомительным было сборище, и оставляла его на моей подушке. Это называлось «Налоговый вычет за родственные связи»: подкручиватель для ресниц $15; цена ґ 3 (стоимость урока по макияжу); .> 1 часа, сверхурочные ґ 1,5 = $ 52,50. Красота по-итальянски.
        - Все добрались сюда нормально? Я попала в скоростную ловушку - двести двадцать долларов за превышение на каких-то семь миль в час. Просто обхохочешься, - сказала Люси.
        Облегчение оттого, что это не продажный заход, было почти осязаемым, хотя фраза невестки не оправдала утверждение из моей карточки семейного лото («Люси попытается что-нибудь ПРОДАТЬ»).
        - Государственные доходы нужно повышать, - поддержал разговор Марсело. - На дорогах дополнительные полицейские патрули ловят туристов, а местных отпускают. Вот почему и ограничение скорости - сорок миль в час. На таких дорогах должно быть семьдесят, но вас хотят вывести из терпения.
        - По-твоему, тут есть повод для суда? - с надеждой спросила Люси.
        - Ни малейшего. - Едва ли Марсело намеренно демонстрировал отсутствие интереса, пусть честное, но столь холодное, что от него заледенел весь стол.
        - Все уже побывали в своих шале? Они милые. - Теперь беседу попыталась завести Кэтрин. - Мы провели здесь ночь, и утром виды просто… - Она оборвала себя, будто в мире нет таких слов, которые могли бы описать одновременно красоту восхода и ее умение находить горные виды по сходной цене.
        - Я не думал, что нам придется ходить от отеля до наших номеров, - медленно произнес Марсело.
        - Поверь мне, это гораздо лучше комнат здесь, - кинулась защищаться Кэтрин, будто владела акциями этого курорта. - Кроме того, я хотела, чтобы у него было пространство. Понимаешь? Где разложиться. Приятный вид. А не какая-то тесная комнатенка размером не больше…
        - Вряд ли ему будет до этого дело, если есть свежее постельное белье и холодное пиво, - заметила Люси.
        - Это не значит, что мы не можем поселиться в главном здании, - проворчал Марсело.
        - Нам дали скидку на аренду шести шале, не забыл?
        - Это может покрыть твой штраф за скорость. - Я не мог устоять и подколол Люси, но одна лишь София озарила меня вспышкой улыбки, остальные проигнорировали.
        Марсело запустил руку в карман и выудил оттуда бумажник.
        - Сколько тебе нужно, чтобы поменять для меня комнату?
        - Ты справишься с прогулкой, папа, - сказала София. - Я буду таскать тебя на закорках, если хочешь.
        Это наконец вызвало у него кривую усмешку.
        - Я ранен, - театрально простонал мой отчим, хватаясь за правое плечо.
        София, хирург, года три назад собственноручно восстанавливала ему плечевой сустав, и он давно был вылечен. Марсело явно прибеднялся. Как бы то ни было, а он выглядит вполне здоровым, когда отвешивает мне удар в тридцать второй главе.
        Обычно хирургам не позволяют оперировать членов семьи. Но Марсело привык добиваться желаемого и настоял на том, что доверится только рукам дочери. Нюх больничного начальства на потенциальных богатых жертвователей, по иронии, закрыл ему же глаза на нарушение правил, когда речь зашла о строительстве крыла Гарсия в офтальмологическом центре.
        - Уймись, старик, - пошутила София, накалывая на вилку кусок мяса. - Я слышала, у тебя первоклассный хирург.
        Возмущение Марсело было столь же наигранным. Он схватился за сердце, будто его пронзили стрелой, а мог бы с тем же успехом взвалить дочь себе на плечо и закружить на месте. Мог бы, если бы, конечно, его плечо не было так тяжело «ранено». Взаимная приязнь отца и дочери была почти осязаемой. Марсело - кровный отец только Софии, и, хотя он хорошо относился к Майклу и ко мне (после женитьбы на моей матери было очевидно, что ему очень нравится растить мальчиков), София навсегда останется его маленькой девочкой. Пуленепробиваемый адвокатский фасад Марсело рушился, когда он паясничал, чтобы рассмешить ее, как делают отцы.
        - Или мы можем угнать снегоход, - предложил Энди, разнежившийся в этом оазисе разговора. - Я видел парочку припаркованных снаружи и спросил, сдают ли их в аренду. Управляющий ответил, что они только для хозяйственных целей. Может, удастся подмазать ему колеса. - Он потер большим пальцем указательный и средний.
        - Тебе сколько годиков, двенадцать? - съязвила Кэтрин.
        - Дорогая, я просто подумал, что это было бы весело.
        - Весело - это прекрасные виды, атмосфера и компания, а не спа, удары по мячам для гольфа с крыши и гонки за смертью.
        - А по-моему, звучит заманчиво, - встрял я, и Кэтрин подогрела мою еду еще одним пылающим взором.
        - Спасибо, Эрн… - начал было Энди, но Одри оборвала его громким кашлем. Он обернулся к ней. - Что? Мы все собираемся притворяться, будто его здесь нет? - Он сказал это, притворяясь, что меня здесь нет.
        - Эндрю!.. - предостерегающе громыхнула Кэтрин.
        - Да ладно! Когда вы в последний раз виделись?
        Большая ошибка, Энди. Нам всем известен ответ на этот вопрос.
        Моя мать огласила его:
        - На суде.
        Вдруг я снова оказываюсь на месте свидетеля, слушаю прокурора, который держит одну руку в кармане, а в другой сжимает огрызок лазерной указки и водит огоньком по залу, будто присяжные - это кошки. Что-то утверждая, он тычет красной точкой в фотографии затянутой паутиной поляны, которая мне до сих пор иногда снится, с наложенными поверх стрелочками, линиями и цветными прямоугольниками. Я отвечаю на вопрос, когда моя мать вдруг встает и выходит, в голове у меня только одна мысль: почему в судебных залах упорно ставят самые высокие, тяжелые и громко хлопающие деревянные двери из всех, какие только бывают. Что-нибудь более сдержанное лучше соответствовало бы обстановке, но архитектор, видимо, по ночам подрабатывал сценаристом в Голливуде и пожелал усилить драматический эффект входов и выходов. Правда, я думаю об этих чертовых шумных дверях только для того, чтобы не смотреть на брата, сидящего на скамье подсудимых.
        Вы внимательный читатель и, вероятно, уже заметили, что за семейным обеденным столом есть пара пустых мест. Я успел сообщить вам, что Эрин приедет завтра утром. Единственный ребенок Кэтрин - известная по происшествию с сэндвичем с арахисовым маслом Эми - не появится, потому что живет в Италии, а важность этого воссоединения семьи не превышает длительность пяти-семичасовой поездки на автомобиле. Но вы не должны удивляться и тому, что в этой сцене отсутствует Майкл. Вероятно, виной тому я.
        Итак, теперь вам известны несколько вещей: почему моя мать отказывается разговаривать со мной; почему моего брата пока нет здесь; почему ему хочется иметь свежее постельное белье и холодное пиво; почему я не мог придумать какой-нибудь обычный предлог, чтобы не приезжать на этот уик-энд; почему Люси принарядилась; почему Кэтрин выделила на приглашении слова «ВСЕ МЫ».
        Прошло три с половиной года с тех пор, как я стоял на коленях в паутине и смотрел, как мой брат убивает умирающего человека. Три года с тех пор, как моя мать вышла из зала суда, пока я объяснял присяжным, как он это делал. И меньше чем через двадцать четыре часа Майкл прибудет в «Небесный приют» свободным человеком.
        Глава 4
        С момента похорон со сложенным флагом, зловеще возлежавшим поверх гроба, и скамьями, заполненными полицейскими в белых перчатках и мундирах с отполированными золотыми пуговицами, я знал, каково это - чувствовать себя изгоем. Похороны полицейского демонстрируют лучшие и худшие стороны братства. Одним они предоставляют место и повод для гордости - я видел полицейского, который, держа шестиугольную фуражку на локте, открыл швейцарский армейский нож и вырезал на гробе знак бесконечности, вечной связи, - а других заставляют погрузиться в себя. Помню спор в вестибюле между двумя семьями покойного - по крови и браку и по синей форме, - каждая настаивала, что знает, что лучше: кремация или похороны. Борьба была бесполезной, в конце концов победила кровь, и тело похоронили. С точки зрения закона это имело смысл, но я также видел копов, которые сидели в патрульных машинах и, вероятно, вели разговоры в духе «если я умру», как солдаты, которые кладут в нагрудные карманы письма друзей. И как тут рассудить, кто прав?
        Похороны были суетливые, больше похожие на кипящую жизнью съемочную площадку, чем на благоговейное прощание в церкви. Людское внимание - фотографы перед входом, вращающиеся, как на шарнирах, головы и косые взгляды, шокированный шепот: «Боже, вон там его дети!» - все это научило меня, что есть разница, когда за тобой наблюдают и когда видят. В значительной степени это односторонний вуайеризм - «его дети», он формирует вокруг тебя пузырь, запирает в нем. Помню, я смотрел на взбитые сливки, капавшие с маминого безупречного черного платья, когда мы выходили из церкви, и вдруг с абсолютной уверенностью ребенка понял две вещи. Отец умер. И мы вместе в этом пузыре.
        Быть матерью двоих мальчиков, растущих без отца, - это немалый подвиг. Одри приходилось менять обличья: тюремный надзиратель, раздраженный сокамерник, берущий взятки охранник и сострадательный полицейский, который наблюдает за условно-досрочно освобожденными, - все в одном лице. Марсело, до того как завел собственную корпоративную фирму и начал виться вокруг, был адвокатом отца. Я решил, что ему жаль маму. Они с отцом, наверное, дружили. Не воображайте себе мужчину в белой майке с дрелью в руках (Марсело вешал полки всего один раз, причем они оказались под таким углом, что мама стала жаловаться на морскую болезнь); он просто приносил чековую книжку и расплачивался. Вскоре протянутая нам рука помощи превратилась в предложение руки и сердца. Когда Марсело вызвался стать маминым мужем, таща за собой свою маленькую дочь, мама повела нас с братом есть бургеры и спросила, хотим ли мы, чтобы они стали частью нашего пузыря. Меня убедил сам факт, что она задала этот вопрос. Майкл поинтересовался, богат ли предполагаемый отчим, и заказал себе чизбургер. Пока мы росли, случались дни, когда мы ополчались на
мать, как часто бывает с подростками; иногда бунт по поводу пяти минут видеоигры растаптывает пятнадцать лет любви и заботы. Но не важно, как часто хлопали двери или раздавались крики, мы всегда - всегда - были втроем и вместе противостояли миру. Даже тетя Кэтрин вступала в наш круг только одной ногой и, вероятно, лишь потому, что была сестрой отца. Мать же неизменно подставляла плечо и ожидала, что мы будем поддерживать друг друга прежде и превыше всего.
        Даже закона, очевидно.
        Отчасти я понимал, почему она покинула зал суда: я прошел сквозь стенку нашего пузыря и встал на чужую сторону.
        Понимаю, вы, вероятно, думаете, что три года - маловато за убийство, и вы отчасти правы. Парня этого - его звали Алан Холтон, если вам интересно, - пристрелили, и трудно было доказать, пуля или Майкл больше повинны в его смерти. Да, Майкл задел Алана своей машиной, когда тот, шатаясь, вывалился на дорогу после выстрела, и да, Майкл совершил ужасную ошибку, когда не отвез его прямиком в больницу, но у него был безукоризненный защитник в лице Марсело Гарсия (известного партнерством в корпоративной юридической фирме «Гарсия и Бродбридж», теперь одной из крупнейших в стране, и отказом пройти сорок метров по снегу), который мощно оперся на печально известную «карьеру» Алана как рецидивиста, двусмысленность неучтенного стрелка и пистолет, который так и не нашли.
        Само присутствие Марсело на процессе по делу об убийстве ошеломляло и, полагаю, смешало все карты парню с лазерной указкой, но это не укрепило бы в достаточной мере позицию защиты. Марсело заявил, что в сложившихся обстоятельствах от Майкла нельзя было ожидать рациональных действий. Хотя подсудимый не исполнил свою обязанность позаботиться об Алане (это важно, так как в Австралии ваш гражданский долг помогать другим людям материализуется только тогда, когда вы реально начинаете помогать кому-то, что я узнал в ходе процесса), посадив его в свою машину, но не доставив туда, где раненому оказали бы медицинскую помощь, он при этом опасался за свою жизнь, Ваша честь, так как не знал, находится ли где-то поблизости стрелок, не нападет ли он на него и не станет ли преследовать. Так что, не вдаваясь в подробности, приговор был: три года тюрьмы.
        Дача показаний против брата дорого обошлась мне, и к моменту, когда были наконец обговорены все детали - торг о сроке тюремного заключения шел за закрытыми дверями кабинета судьи, - это уже не имело значения. Не раз в своей жизни я совершал необдуманные поступки, не самым лучшим было и согласие на приглашение Энди выпить в баре после ланча, но я все еще не решил, было ли выступление в суде одним из моих неправильных поступков. Разумеется, лучше бы я научился жить, держа язык за зубами, но я поневоле узнал, каково это - говорить открыто, и не уверен, что хуже. Я с радостью сказал бы вам, что дал показания, считая это делом совести. Но правда состоит в том, что за глухим рычанием Майкла: «Он просто перестал дышать» - скрывалось нечто другое. Можно использовать здесь какое-нибудь клише вроде: «Я не узнавал своего брата», но в действительности все было наоборот. Я чувствовал, что он настоящий Каннингем. Видел его без прикрас. И если в нем таился такой грозный рык, у него были такие плечи, такие руки, которыми он выдавливал жизнь из другого человека, значит и во мне это тоже есть? Мне хотелось
заблокировать эту часть себя. И я обратился в полицию. Надеялся, что мама найдет в себе силы понять, почему я так поступил. И рассчитывал, что, когда наступит завтра, во мне самом они тоже найдутся.
        Признаюсь, меня немного пошатывало, когда я, скрипя снегом, топал в свое шале. Энди пришел в полный восторг от перспективы выпить с кем-то и охотно променял на нее верность супруге, так что я развлекал его, а он платил за выпивку.
        Дядя Энди - специалист по газонам. Он выращивает траву нужной длины и качества на крикетных и футбольных полях. Это до ужаса скучный человек, живущий в невообразимо скучном браке, что, как мне всегда казалось, есть путь к доброй ссоре.
        Я привез чемодан на колесиках с выдвижной ручкой, удобный в аэропорту, но не слишком подходящий для горной местности, хотя мне удавалось кое-как тащить его, по-заячьи скачущего, то приподнимая с земли, то опуская, вместе с повешенной на плечо спортивной сумкой. Был еще ранний вечер, но горы начали покрываться мраком, как только солнце зашло за главную вершину, и, несмотря на тепло нескольких кружек пива, бултыхавшихся у меня внутри, я немедленно ощутил перемену. Кажется, такое происходит на Марсе, там лишь только стемнеет, как по щелчку включается мороз. Энди после выпивки собирался пойти проверить джакузи, и я мысленно пожелал, чтобы он передумал, в противном случае персоналу придется выдалбливать его оттуда.
        Несмотря на холод, когда я дотащил наконец свой багаж до утопающего в снегу шале, меня пробил пот. Снегу было до бедер, но работники курорта разгребли лопатами каньон до моей двери, по пути его расширял мой чемодан. Застекленный фасад дома был укрыт навесом, так что снежные наносы на окнах не мешали обзору.
        Возясь с ключами, я приметил краем глаза записку, воткнутую веточкой в снежный сугроб у двери. Я подобрал ее. Для письма был использован черный фломастер, и слова начали растекаться, как кровь, оттого что бумага промокла, это вызывало гадливое чувство.
        Холодильник сдох. Копай.
        В правом нижнем углу стояла заглавная буква «С»: София. Я нагнулся и рукой смахнул шапку с сугроба, обнажив серебристые верхушки шести закопанных для меня банок пива. После суда над Майклом София осталась единственной, кто поддерживал со мной отношения. Я осознал, насколько суровому семейному остракизму подвергся, когда даже Люси перестала присылать мне электронные письма с приглашениями на свои «бесплатные семинары». Но София меня не оставила. Может быть, потому, что, как и я, была аутсайдером. Отец внедрил ее в новую семью, в новой стране. Я говорю «внедрил», однако никто не взбирается по лестнице корпоративного права, уделяя при этом достаточное внимание детям, умиляясь им, души в них не чая, как Марсело, когда был рядом, так что на самом деле я имею в виду «зашвырнул». И хотя София не могла пожаловаться, что ее плохо приняли, думаю, она всегда ощущала этот наш невидимый пузырь. После того как суд уравнял шансы, мы превратились из сердечно привязанных друг к другу брата и сестры в искренних друзей. Вот почему она пригласила меня, и только меня, сыграть с ней в семейное лото.
        Я снова присыпал снегом пиво, радуясь, что здесь, в горах, сохранилось хоть немного тепла для меня, и вошел в дом. Пространство внутри шале не было никак разделено, из-за уклона крыши создавалось странное впечатление потери равновесия, как на корабле. Довольно противное ощущение неустойчивости искупалось панорамным видом: первая деталь на этом курорте, которая оказалась такой, как описано в рекламе. Я не слишком горд и готов похлопать свою тетушку по спине, говоря, мол, да, вид и впрямь захватывающий. Особенно когда пальцы последних лучей солнца сомкнулись в кулак над горной грядой и длинная тень пика сползала вниз по склону.
        Крыша со стороны остекленного фасада была больше трех метров высотой, ее наклонный скат, лежащий на каркасе из деревянных брусьев, похожем на грудную клетку, тянулся вдоль всего шале, накрывал зону отдыха с диваном, телевизором, большим ковром и чугунным камином. Вероятно, кровля опускалась до уровня снежного покрова, а не до земли, потому что я с удивлением обнаружил сзади стену, уставленную шкафами с кухонными принадлежностями, и кубический альков ванной, где практичность снова взяла верх: наклонные души были еще одной уступкой видам. Где-то на трети длины дома располагалась лестница на чердак со спальней. Персонал заранее включил отопление - камин, вероятно, был декоративным, так как не был растоплен, - и кожа у меня покрылась мурашками, пока я привыкал к температуре внутри дома, войдя в него с улицы. Запах сырости, царивший в большом гостевом доме, сменился дубовым, пепельным, похоже исходившим от свечи с надписью: «Деревенский очаг».
        Я оставил свой чемодан на колесиках посреди комнаты и засовывал спортивную сумку в один из шкафов, когда зазвонил стоявший рядом с телевизором телефон. На нем имелся маленький номер 4. Клавиатуры не было, только колонка кнопок для быстрого набора и маленьких огоньков с номерами шале и одним с подписью: «Консьерж». Сейчас горел пятый огонек. Это был Марсело.
        - Одри неважно себя чувствует. - Он сказал Одри, а не «твоя мать». - Мы вечером закажем еду в номер. Увидимся за завтраком.
        Пропустить семейный обед - это мне очень даже подходило; за ланчем я израсходовал бoльшую часть припасенного на выходные терпения. Я достал тепловатую бутылку воды из холодильника, который и правда сдох, София не ошиблась, и отвернул крышечку, потому как читал где-то, что день, проведенный в снегу, вызывает более сильное обезвоживание, чем день на пляже. Потом я сходил за одной из закопанных банок пива, завалился на диван и не успел заметить, как уснул.
        Проснулся я от стука в дверь. А как иначе. Вы ведь уже читали такие книги. Испытал момент паники, потому что иногда мне снится - ладно, вспоминается - удушье, и, только я вырвался из оков сна, огромное окно и ощущение пространства вызвали у меня мысль, что я уснул на улице. Горный кряж встречался с черным небом под невероятным сиянием звезд, не замутненных ни городским смогом, ни облаками. Ветер снаружи издавал звуки, похожие на стоны, срывал с крыши плевки снега и вихрем уносил их в небо. Ближе ко мне горы были тускло освещены галогеновым прожектором, включенным для ночных лыжников в соседней долине, а на склоне лежали костлявые пальцы теней от деревьев с голыми ветвями. Температура продолжала снижаться, холод пытался змеей заползать в дом; я как будто ощущал дыхание стекла, с которым сталкивался нагретый отоплением воздух.
        Протерев глаза, я заставил себя подняться и поплелся к двери. Открыл.
        На пороге стояла София, сложив руки на груди; в ее черных, спутанных ветром волосах блестели снежинки.
        - Ну? - сказала она. - Ты привез деньги?
        Глава 5
        Ладно, послушайте. Вот в чем дело. Я вас не обманывал. Майкл попросил меня забрать деньги.
        Когда он привез меня обратно домой тем утром - я молча сидел на месте пассажира и снимал липкие нити паутины с рукавов, - то сказал, что, вероятно, будет безопаснее, если я пока подержу их у себя. Ясно, что привело его к такой мысли: Алан либо забрал их, либо должен был кому-то передать, и что-то пошло не так. Имел ли Майкл отношение к той части, где «что-то пошло не так», я не представлял, но, если кому-то помогли облегчиться на несколько сот тысяч, эти люди, вероятно, захотят вернуть утраченное. Я был прокладкой - подушкой безопасности - на случай, если стрелок видел машину Майкла. Если, конечно, он вообще был, этот стрелок.
        Я взял сумку с молчаливым пониманием. Вероятно, Майкл намекал, что заплатит мне за услуги, но я едва различал его слова, в моей голове звучало лишь подводное эхо, которое сопровождало движения губ брата. В немом оцепенении я вошел в дом, бросил сумку на кровать, потом меня вырвало, и я позвонил в полицию.
        Через двадцать минут я в наручниках сидел на заднем сиденье полицейской машины и показывал двум зевающим детективам дорогу к поляне. Я знаю, сперва они не восприняли меня всерьез, так как попутно заехали в «Макдоналдс», торгующий навынос, а я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь давал свидетельские показания об убийстве в очереди за бургером. Это было до того, как все пошло вразнос. До того, как завыли сирены «скорых», появились фургоны теленовостей и даже вертолет приземлился посреди поля. До того, как появились обзоры на тему убийства и даже более популярные редакторские колонки, посвященные затянутым паутиной полянам (природная аномалия, спровоцированная пауками, переселившимися на новое место в связи с затоплением старого). До того, как меня поместили в камеру для допросов, детективы стали совать мне под нос фотографии и, жарко дыша едой из «Макдоналдса», говорить, что Майкл меня кинул и мне остается только признаться.
        Когда меня отпустили, продержав, вероятно, максимум возможного времени, я узнал, что Майкл вообще ничего не сказал. Они просто проверяли, не вру ли я во спасение собственной шкуры. Меня подбросили до дома. Я спросил, не хотят ли они по дороге заглянуть в «KFC», так как я не тороплюсь. Оказалось, им трудно угодить.
        Только оказавшись дома и увидев сумку, стоящую на том же месте, где она была оставлена, я понял, что забыл рассказать им о деньгах.
        Клянусь, я не сомневался, что полицейские обыскали дом. Сперва я был целиком сосредоточен на Алане и попытках вспомнить нужный поворот, сколько было времени, когда брат забрал меня из дома, когда вернул и когда просил ждать в машине. А потом я подумал, что деньги уже у них и в конце концов меня об этом спросят, но никто не спросил. И вдруг наступает следующий день, я подписываю листок бумаги, подтверждая, что там все верно и точно, а о деньгах так и не упомянул. И Майкл тоже - он ведь, наверное, не знал, что это я сдал его. Тут я подумал, может, он считает, что я по-прежнему на его стороне и храню их для него. И вот я уже на месте свидетеля, а о деньгах никто не заикнулся; ни Майкл, ни Марсело не вспоминают о них, чтобы припереть меня к стенке во время суда, а я наполовину готов к этому и понимаю, что давно упустил момент, когда можно было упомянуть о деньгах и не подставиться, в результате их существование так и осталось тайной. Судья выносит вердикт, я возвращаюсь домой, а сумка все еще там, но мир изменился. Мой брат в тюрьме, а у меня есть мошна с двумястами шестьюдесятью семью тысячами
долларов. Теперь я сам точно знаю, сколько их, у меня было время подсчитать.
        Вот еще одна причина, по которой я не мог пропустить этот уик-энд. Свой план я изложил Софии несколько недель назад и собирался завтра отдать сумку Майклу. Мне это не представлялось извинением, потому что я не сделал ничего плохого, но, может, возврат денег был своего рода приношением. Не оливковой ветвью, но определенно чем-то зеленым (по крайней мере, метафорически, потому что там есть и не сотенные купюры). И почти все в целости и сохранности. Какой же я хороший брат.
        - Они все тут? - спросила София, глядя на лежавшую перед ней на диване выпотрошенную сумку. Она нагнулась, вместо того чтобы сесть, и не решалась потрогать деньги.
        - Б?льшая часть, - признался я.
        - Б?льшая часть?
        - Ну… случались неотложные траты. Три года прошло. Я не знаю, считал ли он их.
        - Ты говорил, что он считал.
        - Вероятно, он их пересчитал, - согласился я. - Но, может, не помнит точно.
        - Знаешь, чем бы я занималась три года в тюрьме, подозревая, что брат украл у меня сумку с деньгами? Я бы думала об этом каждый день. О каждом центе.
        - Полагаю, он считает, что я потратил их все, так что обрадуется тому, что получит…
        - …б?льшую часть…
        - …б?льшую часть обратно.
        София преувеличенно шумно вздохнула, усилив эффект трепетом губ, и отошла к окну, постучала пальцем по стеклу и мгновение полюбовалась горами.
        - Зачем ты взял их? - спросила она, вдруг посерьезнев.
        София насквозь видела всю ту ложь, которую я лил фонтанами, убеждая самого себя, что деньги остались у меня случайно, так как я упустил момент, когда можно было о них упомянуть… так как был слишком смущен… думал, это усложнит дело. Она видела: тут кроется что-то еще. Простая жадность? Едва ли. Я не ожидал, что завтра Майкл заключит меня в объятия и разделит со мной наличные, но я солгал бы (а обещал этого не делать), если бы не сказал, что в течение трех лет испытывал некое умиротворение, памятуя о лежащей в глубине моего шкафа сумке с деньгами, особенно в свете всего произошедшего с Эрин. Это были деньги, имея которые можно в любой момент встать и уйти. Это были деньги на случай, если все пойдет прахом. Это были деньги, чтобы начать сначала. Я не хотел их, но радовался, что они там лежат.
        - Я их не брал, - завел я свою обычную песню. - Они у меня оказались.
        София разочарованно нахмурилась. Она понимала, что мои оправдания хорошо отрепетированы.
        Правда была такова: этим утром перед выездом из дома я взял две пачки банкнот и сунул их в бельевой ящик. Правда состояла в том, что, пока Марсело не вмешался в дело, я считал, что Майкл отправится в места не столь отдаленные на гораздо более долгий срок и деньги ему будут не нужны. Правда в том, что я не потратил больше исключительно и только потому, что не знал, откуда эти деньги и можно ли их отследить. В противном случае я, по крайней мере, положил бы их на счет и тратил проценты. Правда в том, что я до сих пор не решил, отдам ли завтра деньги Майклу.
        Я привез их на случай, если он спросит. А Софии сказал о своем намерении для усиления ответственности, чтобы не дать себе пойти на попятную.
        У людей, которые решились на что-то, бывает такой особенный вид. Внешне ничего не меняется, но вы ощущаете это шестым чувством, вроде как мурашки бегут по шее под чужим недобрым взглядом. И вот это произошло. Атомы в воздухе сместились. София приняла решение.
        - А если я скажу тебе, что мне нужна часть этих денег? - вдруг выдала она.
        Зазвонил телефон, напугав нас. Еще бы. Вы ведь читали такие книги. Загорелась маленькая цифра 2. И после двух звонков погасла. Я не успел даже руку протянуть, чтобы ответить. Посмотрел, сколько времени. Четверть двенадцатого. Если вы следите за нумерацией страниц, то понимаете: только что кто-то умер. Но я об этом пока не узнал.
        - Подумай о моих словах, - сказала София, и я сообразил, что она ждет от меня реакции.
        - Сколько тебе нужно?
        - Может, пятьдесят. - Она пожевала губу, взяла из сумки пару пачек, покачала на руке, будто взвешивая, и добавила: - Тысяч.
        Как будто я мог подумать, что она пришла ко мне посреди ночи за пятьюдесятью долларами.
        - Майкл знает, что деньги у меня.
        - Он знает, что оставил их у тебя, а не что они у тебя есть. - София явно отрепетировала эти слова, иначе ее аргументы не загрузились бы в комнату так же гладко, как мои оправдания. - Ты можешь сказать, что деньги забрала полиция. Ты можешь сказать, что пожертвовал их. Или вообще сжег.
        Тут самое время притвориться, что сам я не обдумывал такие варианты, но я этого не сделаю. Я заслуживаю доверия, помните?
        - Что у тебя случилось? - спросил я, подумав про себя, что есть люди побогаче и находящиеся в лучших отношениях с законом, к которым она могла бы обратиться, например ее отец.
        И пятьдесят тысяч - это, конечно, большая сумма, но София - хирург, владелица недвижимости: если ей нужны пятьдесят тысяч долларов (она сказала «может, пятьдесят», и, на мой взгляд, это означало, что нужно именно столько), значит такое количество денег требуется, чтобы залатать дыру между тем, что она может раздобыть сама, и необходимой общей суммой. И ей нужны наличные. То есть деньги надо достать быстро, тихо и неофициально. София, похоже, провалилась в более глубокую яму, чем хотела показать.
        - Мне не нужна помощь. Мне просто нужны деньги.
        - Они не мои.
        - И не его тоже.
        - Мы можем поговорить об этом завтра?
        София положила деньги, но я видел, что она роется в своих ментальных заметках - проверяет, все ли сказала, что собиралась, как будто сидела на собеседовании для приема на работу и ей задали вопрос, которого все боятся: «Итак, есть ли у вас какие-нибудь вопросы к нам?» Вероятно, София решила, что использовала все самые убедительные доводы, потому что подошла к двери и открыла ее. Внутрь ворвался ледяной вихрь.
        - Просто посмотри, как они обращаются с тобой. И ты до сих пор считаешь себя в долгу перед ними? Когда-нибудь ты поймешь, что семья - это не про то, чья кровь течет у тебя в венах, а про то, за кого ты готов пролить свою.
        София сунула руки в карманы и шагнула в ночь.
        Я вернулся к дивану и в легком ступоре посмотрел на деньги, пытаясь проанализировать только что разыгравшуюся сцену.
        «Права ли моя сестра?» - задался вопросом я. Хотя мои родные всеми силами старались исключить меня из семьи, я до сих пор чувствовал себя обязанным им. Не потому ли я здесь? Это был слишком сложный вопрос после чрезмерного количества пива и в опасной близости к полуночи. Поэтому я бросил самокопание, взял телефон и позвонил во второе шале.
        - Алло? - К моему удивлению, в трубке раздался голос Софии. - Эрн?
        - О, привет, София. - Я проверил огоньки на аппарате, точно ли набрал двойку. Может быть, я неправильно определил, какой глазок мигал на нем прежде? София не могла звонить мне и одновременно находиться в моем шале. - Прости, я только хотел проверить, что ты благополучно добралась. Уже ночь и вообще. Не хотелось бы, чтобы ты провалилась в расселину и пропустила воссоединение семьи.
        - Ты называешь это воссоединением семьи? Семь человек? - София засмеялась, и в трубке затрещало. - Пфф! Белые люди.
        Я попытался поддержать ее веселье, но в голове промелькнула мысль: «Мы с ней притворяемся нормальными?» Отчего я мигом напрягся и вместо смеха лишь сдавленно хмыкнул.
        - Ладно, Эрн, - сказала София. - Спасибо, что побеспокоился обо мне. Обещай, что подумаешь.
        Обещать было ни к чему - ни о чем другом я не мог и думать, - но пообещал. Мы пожелали друг другу «спокойной ночи», и я повесил трубку. Допил пиво, оставил шторы незадернутыми ради восхода и забрался на чердак. Там улегся на бок и стал смотреть на острые вершины гор, врезающиеся в бескрайнее небо, чувствуя себя очень маленьким. Я задумался: чем сейчас занимаются мои родственники? София находится, как и я, на середине горного склона и думает о сумке с деньгами; Эрин - в каком-нибудь мотеле с чесучими простынями на полпути сюда, думает бог знает о чем; а Майкл в последний раз глядит на то же самое небо сквозь тюремное окно, может быть размышляя о том, что бы он хотел сделать со мной.
        Я задремал, недальновидно надеясь, что завтра все устаканится.
        Глава 6
        Проснувшись, я увидел непрерывный поток пуховых курток, шествующих мимо моих окон. Похоже, они направлялись к небольшой толпе, собравшейся в нескольких сотнях метров выше по склону, на заснеженном поле для гольфа. Человек тридцать. Рядом с этим сборищем, визжа мотором, промчался снегоход. Кто-то, находившийся еще выше на горе, махал руками. Я не мог понять, значит это «скорее сюда» или «не приближайтесь». Сигнальная ракета змеей взвилась в воздух, оставляя за собой светящийся след, и лопнула высоко в небе, на заснеженной земле отразилось ее красное свечение.
        Свет хорошо распространяется по снегу, и, когда вспышка погасла, я заметил, что снег все еще мерцает: не просто красный, а смешанный с синим. Не пульсирующий, не мигающий, отражающий набор цветных огней, которые, должно быть, были у гостевого дома.
        Полиция.
        Съезжая вниз по перилам лестницы со своего чердака, как пожарный, я обжег руки и начал быстро засовывать деньги в сумку. К счастью, внимание прохожих было приковано к горе, и мне удалось собрать все деньги, спрятать сумку в шкаф и натянуть брюки прежде, чем кто-нибудь заметил то, чего замечать не следует. Наскоро завершив свой туалет, я распахнул дверь и увидел идущего мимо единственного в горах человека в джинсах.
        - Энди! - окликнул я из дверей дядюшку, запрыгивая в левый ботинок. Он остановился, обернулся, махнул мне рукой, подождал. Я торопливо заковылял к нему по снегу. Мы находились в достаточно разреженном воздухе, так что я быстро запыхался. Мое дыхание затуманило пространство между нами и очки Энди. - Что происходит?
        - Какой-то бедолага.
        Он указал рукой на склон и пошел дальше. Его любопытный, а не испуганный вид ответил на мой вопрос прежде, чем я успел спросить: кто-то из наших? Я пошел в ногу с Энди, радуясь, что вчера вечером невзначай позвонил Софии и узнал, что она вернулась в свое шале. Застрять снаружи на всю ночь - это наверняка закончилось бы гибелью, даже при вчерашней тихой погоде. Я поежился. Не хотелось бы так окончить свои дни.
        В снегу на спине лежал мертвый мужчина с почерневшими, обмороженными щеками. Он был полностью одет - черная лыжная куртка, черные перчатки, ботинки, - только лицо открыто, и на секунду в моей голове вспыхнуло воспоминание о другой темной груде посреди белой поляны. Я отбросил эту мысль, глядя поверх плеча стоявшего впереди меня мужчины. Вокруг собрались десятка два зевак, обещание драмы выкурило людей из гостиничных номеров, как ос.
        Впереди нас стоял полицейский примерно моего возраста, может быть чуть помоложе, одетый в шапочку с ушами и куртку с шерстяным воротником, он пытался отогнать людей. Честно говоря, этот парень выглядел сильно взволнованным и как будто не соображал, что делает. Энди подошел к Кэтрин, которая опередила нас, хотя это происшествие в ее расписании не значилось. Казалось, все, не сговариваясь, сошлись на том, что десять метров - это достаточное расстояние, чтобы сохранить место преступления в неприкосновенности, и сам собой сформировался полукруг. Ночью снег почти не шел, так что и труп, и дорожки ведущих к нему вверх по склону следов были хорошо видны.
        Из этих следов три пары направлялись вверх и только одна вниз. Обратная дорожка была неровной, кое-где рядом с отпечатками ног виднелись отпечатки помельче: я решил, что нашедший труп человек, в панике возвращаясь за подмогой, заваливался на спуске и упирался в снег рукой то здесь, то там. Вторая из дорожек следов, идущих вверх, была прямой и четкой. Я решил, что эти отпечатки принадлежат копу, который сейчас рядом с телом.
        Третья пара ног сперва двигалась вверх по склону, как и остальные. Но потом следы начинали петлять: взад-вперед, вверх-вниз в пределах нескольких квадратных метров. Как будто кто-то попал в невидимую ловушку и рикошетом отскакивал от стенок. Эти следы заканчивались у трупа. Обратной дорожки не было.
        Люди вокруг меня тихо переговаривались, вытаскивали телефоны, делали фото, снимали видео. Никто, похоже, не расстроился. Не было ни утешающих рук, ни ртов, прикрытых в грациозном шоке одной рукой. Казалось, все были увлечены тем же, что и я: смотрели на тело из интеллектуального любопытства. Может быть, оттого, что этот человек замерз, он ощущался скорее частью гор, чем настоящим человеком, который полсуток назад еще дышал. Сцена была занимательная, но нестрашная. Никто не кричал, не проталкивался мимо нас, не бежал вверх по склону, утопая в снегу, чтобы добраться до своего родного человека. «Неужели его никто не знает?» - мысленно недоумевал я.
        - Здесь есть врач?
        Полицейский оставил попытки разогнать толпу. Он повторил вопрос, вглядываясь в людей и демонстрируя, что уровень его наблюдательности находится на нижнем краю шкалы, ранжированной от «С завязанными глазами» до «Как Шерлок». Мы находились на престижном горном курорте в пик сезона, половина из этих чертовых туристов - врачи.
        Я заметил Софию, стоявшую напротив меня в полукруге. Она подняла руку.
        Кэтрин наклонилась к Энди, шепнула что-то ему на ухо и покачала головой.
        Полисмен подозвал к себе Софию, повел ее в обход следов. Сперва они остановились в нескольких метрах от тела, София указала на мертвого мужчину, полицейский кивнул, и она опустилась на колени рядом с покойником. Взяла в руки его голову и наклонила ее сперва в одну сторону, затем в другую. Разлепила губы мертвеца. Расстегнула его куртку и засунула под нее руки. Махнула рукой полицейскому, и тот встал на колени рядом с ней, нерешительно позволяя Софии провести его руками по телу так же, как это сделала она. Когда София посчитала, что показала полицейскому достаточно, то застегнула на трупе куртку и встала. Ее короткий разговор с копом унес ввысь порыв ветра. Я увидел задумчивую серую тучу, пробивавшую себе путь над гребнем гор.
        - Эрни, Энди! - позвала София, загребая руками воздух. - Поднимайтесь сюда!
        Я глянул на полицейского, ожидая одобрения, и тот повторил жест Софии. Мы с Энди старательно обошли стороной оставленные на снегу следы, но вверх по склону их вело все больше. Выйдя из толпы зевак, я почувствовал, что ветер набирает силу. Щеки у меня горели. Когда мы добрели до нужного места, я не мог заставить себя глянуть вниз и вместо этого сосредоточился на Софии, а та задумчиво смотрела на труп.
        - Нам нужно перенести тело! - прокричал полицейский, перекрывая голосом вой ветра. - Убрать его с глаз. Я видел гараж по пути сюда. Там достаточно холодно.
        Мы с Энди кивнули. Полисмен указал на склон.
        - Нам нужно идти вверх, - София взмахнула руками, очерчивая широкий круг, - вот так. Чтобы сохранить следы!
        Она хотела нести труп в обход, хотя шел снег и это было почти бессмысленно. То есть ее волновала не только переноска тела, она, в отличие от полицейского, считала, что это место преступления. Коп не собирался ползать вокруг и все фотографировать, а, вероятно, рассчитывал на снимки любопытных туристов, то есть должен был радоваться, что не разогнал нас всех.
        По молчаливому уговору мы с Энди, стоявшие в ногах трупа, взяли его за лодыжки, а София и коп - за запястья. Мы старались, как могли, держать его на весу, но пока телепались вниз, по колени увязая в снегу, голова покойника то и дело откидывалась назад и прорезала борозду в свежей пороше. Труп не был таким уж тяжелым, но мы едва управлялись с ним. Чтобы ухватиться покрепче, я зацепил пальцами верхний край ботинка. Он был жесткий, с усиленным носком. София шла задом, пытаясь прижимать запястье трупа к груди, а коп повернулся лицом к ветру, держа руки за спиной на высоте пояса. Энди пыхтел рядом со мной. На середине спуска он повернулся ко мне, и я увидел, что челюсти у него сжаты в мрачной решимости; в бороде искрилась застывшая на морозе слюна.
        Он заметил мой взгляд.
        - Ты в порядке, приятель? Нужен перерыв?
        Я покачал головой и не сказал: «Я в порядке. Мне было не впервой делать это».
        Глава 7
        Стеллаж из деревянных поддонов в сарае для технического обслуживания послужил столом прозектора. Вокруг нас на нескольких скамьях были разложены инструменты, на полу стоял снегоход с вытащенными наружу внутренностями, у дальней стены рядом со стопкой шин расположились несколько генераторов, на гвоздях висели снегоступы, похожие на теннисные ракетки, разных форм и размеров. Отопление отсутствовало, тонкие металлические стены и бетонный пол создавали ощущение, что ты находишься в холодильнике. Все это было похоже на импровизированный морг. Одно из преимуществ сильного холода - отсутствие трупного запаха.
        Мы положили тело на стеллаж из поддонов. Они были немного маловаты, руки и ноги покойника свесились с краев. Дав себе небольшой отдых, мы стояли, тяжело дыша. Я старался не смотреть на обесцвеченное лицо мужчины. Про обморожения я читал - почерневшие конечности, отваливающиеся носы, пальцы, - но никогда не видел этого своими глазами. Полицейский наконец решил сделать несколько снимков. Энди тер большой палец ноги об икру. София дрожала, она сложила кисти лодочкой, поднесла ко рту и дула на них, но потом вспомнила, что недавно несла труп, и свесила руки по бокам. Полицейский закончил съемку и повернулся к нам.
        - Спасибо, ребята, - сказал он. София выкатила глаза, напоминая копу, что она тоже волокла труп с горы. Он запнулся о свои следующие слова, но не исправился, а попер дальше: - Обычно тела не перемещают, но надвигается снегопад, и я не хочу, чтобы потом пришлось его откапывать.
        Коп был на несколько дюймов выше меня, может, из-за ботинок на толстой подошве, и на несколько килограммов тяжелее, может, из-за теплой куртки, если не принимать в расчет его полные щеки. Кобуры с пистолетом у него на бедре не было. Не знаю, почему я это заметил, просто заметил, и все. Глаза у него были темно-зеленые, ресницы заиндевели. Ясно, что это утро взбудоражило его, взгляд полицейского блуждал по сараю, пока наконец не остановился на трупе, что, казалось, совершенно прекратило в голове служителя порядка всякий мыслительный процесс.
        - Я Эрни, - произнес я, пытаясь вывести копа из ступора. - Эрнест Каннингем. Это Эндрю Милло. С Софией вы уже знакомы. Тоже Каннингем, дефис Гарсия.
        - Гарсия дефис Каннингем, - с улыбкой поправила меня сестра.
        - Давайте, дефис, уберемся отсюда к чертовой матери, - сказал Энди, который все время пребывал в неподвижности, как и коп, тупо уставившись на тело. - Мне от этого как-то не по себе.
        - Ох! - Полицейский вдруг вспомнил о нашем присутствии. - Дариус. Офицер Кроуфорд, вообще-то, но можно Дариус. Формальности оставим для уровня моря. - Он протянул руку для приветствия.
        Я указал на его запястье, где на манжете виднелось темное пятно. На другом рукаве было такое же - метка от перетаскивания тела.
        - У вас на куртке кровь, офицер Кроуфорд, - сказал я, уклоняясь от рукопожатия.
        Каннингемы не верят в панибратство с правоохранителями.
        Кроуфорд побледнел. Посмотрел на свои запястья и тяжело задышал.
        - Что с вами? - спросил я.
        - Я… гм… не имел дела с таким.
        - С мертвыми телами?
        - С убийствами, - встряла София.
        - Ну, возможно, но давайте пока хранить это в секрете.
        Кроуфорд слабо улыбнулся. На снегу он казался туповатым, но вблизи выглядел еще хуже. При виде крови его не только затошнило, он к тому же понял, что по уши увяз в этой истории.
        Энди, глядя на Софию, вопросительно произнес одними губами: «Убийство?» Даже в его мимике отчетливо слышался скептический тон. София торжественно кивнула.
        - Наверное, я должен спросить, знаете ли вы этого человека? Вы можете опознать его? - продолжил Кроуфорд.
        - Это допрос? - поинтересовался я. Я провел слишком много часов за прозрачным зеркальным стеклом, чтобы отвечать на вопросы, не зная, кто их задает и зачем. - Почему бы вам не спросить, кто нашел тело?
        Кроуфорд покачал головой:
        - Я пока пытаюсь выяснить, знаете ли вы его. Я добрался сюда первым из Джинди, но скоро появятся настоящие детективы, которые составят список подозреваемых и все такое. Но я должен понять: он жил здесь, в отеле, или пришел через перевал. Может, это заблудившийся любитель ночных катаний на лыжах.
        - На нем нет лыж, - сказала София.
        Я заметил, что она очень бледна - белая, как лежавший на земле снег.
        - Да, я понимаю. Сделайте мне одолжение, присмотритесь к нему. - Кроуфорд показал нам на своем телефоне снимок лица покойника крупным планом. Оно было почти целиком черное, включая губы. - Никого не напоминает?
        Мы все трое помотали головой. Я не только не узнал этого человека, но и при внимательном рассмотрении понял, что состояние его лица, скорее всего, вовсе не вызвано обморожением. София вдруг вскинула вверх руку и выбежала за дверь. Мы в смятении смотрели ей вслед, пока ветром до нас не донесло отчетливый звук блевания. Мы с Энди стояли и пытались сообразить: если догнать ее, это пойдет на пользу или только смутит бедняжку, а потому оба застыли в нерешительности.
        Я задержусь здесь, чтобы упомянуть: мне известно о пристрастии некоторых авторов делать рвоту у женщины непременным признаком беременности. Те же писатели считают тошноту единственным индикатором вынашивания ребенка, не говоря уже об их убеждении, что рвота вылетает изо рта у женщины через несколько часов после удобного для развития сюжета зачатия. Под некоторыми авторами я разумею мужчин. Я вовсе не собираюсь указывать вам, на какие подсказки обращать внимание, но София не беременна, договорились? Ей позволено вывернуться наизнанку просто так, по собственному желанию.
        - Хорошо, - сказал Кроуфорд Энди и мне. Он выглядел довольным нашей реакцией на фотографию, похоже, считал свои обязанности по расследованию исполненными и даже как будто стал немного легче дышать, невзирая на близость трупа. - Думаю, пока это все. - Он подошел к скамейкам, покопался на них и нашел открытый латунный замок с ключом. Мы вышли за полицейским наружу, он со скрипом закрыл дверь сарая и завозился с замком. - Я бы сказал вам, никуда не уезжайте…
        - …но не можете, - закончил вместо него я.
        - Эрнест уже сталкивался с этим, - добавила София, появляясь из-за сарая и вытирая рот. - С трупами, - робко пояснила она. - Но легче от этого не становится.
        Кроуфорд тяжело вздохнул. Похоже, он устал. Про себя я заклеймил его как деревенского копа, который б?льшую часть карьеры просидел в кабинете, закинув ноги на стол, или выписывал туристам вроде Люси штрафы за превышение скорости. Он испытывал, скорее, раздражение и досаду, оттого что привычное течение дня нарушено, труп его, похоже, совсем не интересовал.
        - Хорошо. Я уже позвонил куда надо. Вы, как я понимаю, ждете еще одного гостя?
        - Какое отношение это имеет к делу? - спросил я.
        - Просто черчу палочки у «t» и расставляю точки над «i». Я буду в гостевом доме, если понадоблюсь; надеюсь, скоро тут появятся детективы. Это зависит от снегопада и движения на дорогах. - Он с сомнением поглядел на хмурое небо и щелкнул замком.
        - Убийство? - причитал Энди, пока мы шли вниз с горы. Толпа на склоне рассосалась, но в разных частях курорта торчали люди, наблюдавшие с разных точек, как мы заносим тело в сарай. Хорошо, что там нет окон, а то к ним прилипли бы обледеневшие лбы. - Этот парень явно провел ночь на улице и замерз. Ты, вообще-то, уже не врач и зачем-то ввязываешься в это дело, говоришь копу про убийство?
        Я не знал, что София больше не практикует. Интересно, не о том ли шепнула Кэтрин на ухо Энди, когда моя сестра подняла руку в ответ на вопрос офицера Кроуфорда. Интересно, не потому ли ей нужны пятьдесят тысяч долларов. Я посмотрел на Софию. Если Энди намеревался поддеть ее, обидные слова отскочили от моей сестрицы. Выражение лица ничуть не изменилось. Она и бровью не повела.
        - Кровь? - размышлял я вслух, пытаясь для себя разобраться в случившемся. - У офицера Кроуфорда кровь на рукавах, потому что он нес тело. Если этот парень умер оттого, что провел ночь на морозе, откуда взялась кровь? Ты говоришь, на него напали?
        - У него лицо почернело от обморожения, - возразил Энди. - Что ты, черт возьми, сказала этому копу?!
        Девиз нашей семьи: «Non fueris locutus est scriptor vigilum Cunningham». В переводе с латыни это означает: «Каннингемы не разговаривают с копами». Я не изъясняюсь на латыни и не стыжусь признаться, что загуглил это. Энди был оскорблен от лица Кэтрин сотрудничеством Софии с полицией. «От лица» было типичной для Энди позицией. Его второе имя должно было быть Прокси - Посредник.
        - Кровь из раны на шее. Ты нес его за ноги, так что не мог хорошенько разглядеть. И лицо у него не обморожено, а испачкано пеплом, - сказала София.
        - Пеплом? От угля? Здесь? - удивился я.
        - У него горло забито пеплом, пепел налип на язык. При вскрытии его найдут и в легких, я уверена. Это никак не объяснить. Если бы не тот факт, что на теле нет ни одного ожога и оно найдено в снегу без признаков таяния, я бы сказала, что причина смерти очевидна.
        - Просвети нас. - Энди слова Софии явно не убедили.
        - Он погиб при пожаре.
        Глава 8
        Я не думаю, что люди будут сильно убиваться по поводу моей кончины - так, поговорят за завтраком. Мы ели вместе со всеми гостями курорта - для вчерашнего ланча Кэтрин заказала отдельный зал, - и в столовой велись оживленные разговоры. Их обрывки долетали до меня, пока я пробирался между деревянными лавками: «…совсем замороженный!»; «В прошлом году я тоже застрял на восьмой лунке, хотя обошлось не так ужасно, как у этого парня, может быть, ему стоит поработать над подсечкой»; «Говорят, он даже не жил здесь?»; «Я теперь глаз не спущу с Джейсона и Холли».
        Встав в очередь, я прошаркал вдоль раздачи и наполнил свою тарелку. К бекону никто не прикасался, - очевидно, обитатели гостиницы не желали смириться со своей смертностью и избегали насыщенных жиров. Нагрузившись пищей, я присоединился к своим - сел рядом с Люси напротив Софии. И в результате оказался чересчур близко к матери, но посчитал, что, оставив между нами пустое место и устроившись по другую сторону от Энди и Кэтрин, я слишком нарочито подчеркнул бы свое отчуждение. Случившееся с мужчиной на горе обсуждали за всеми столами, и по-моему, это давало Софии прекрасную возможность изложить свою версию убийства, но она была необыкновенно тиха, сидела, опустив голову, и возила еду по тарелке, вместо того чтобы есть. Поэтому мне пришлось слушать, как Марсело мягко защищается от последних улетных инвестиционных предложений Люси, какой-то маразматической схемы, настолько многоуровневой, что для ее одоления без лифта не обойтись. Раньше я посмеивался над Люси, пока не понял, что компании вроде той, в лапах которой она оказалась, охотятся за женщинами, используя в качестве оружия феминистские идеалы -
независимость как финансовую, так и профессиональную, - чтобы сформировать у них ощущение собственной важности. Люси, муж которой сидел в тюрьме, была превосходной мишенью, чтобы подсадить ее на фальшивый успех.
        Марсело, к его чести, спокойно выдерживал атаку этого Босса-Бэби, ожидая, когда она выдохнется.
        - Рад, что тебе приятно быть причастной к какому-то делу, но не теряй чувства реальности. Как с той машиной, которую тебе подарили. - Марсело не удержался, чтобы слегка не поддеть невестку. - Я слышал, условия довольно суровые - ты можешь остаться с весьма высокой платой за аренду.
        - Я отдаю себе отчет в том, что делаю, - пропыхтела Люси. - Мы, вообще-то, расплатились за нее вперед. - Последние слова она произнесла гордо, но Марсело ей явно не поверил. На этом Люси умолкла.
        Окинув взглядом комнату, я увидел офицера Кроуфорда: он сидел один у окна и смотрел на пик. Ждал появления настоящих детективов, чтобы отправиться восвояси? Не знаю. В столовой горел весь свет, но с таким набычившимся небом атмосфера могла сойти за ранний вечер. Может быть, Кроуфорд наблюдал за дорогой и беспокоился, как бы ему не застрять здесь, наверху. Я сообразил, что с его места ему наверняка виден сарай для технического обслуживания, он не спускал с него глаз. И я немного устыдился, что не отдал этому парню должное. Вероятно, он прорабатывал выдвинутую Софией версию. Я тоже обдумывал ее слова, вспоминал следы на снегу, как они метались по этой маленькой площадке, будто в невидимой клетке. Теперь я знал, что видел последние движения горящего человека. Отчаянный танец, броски взад-вперед, не разбирая направления, пока его поглощало пламя. И все же ни капли подтаявшего снега.
        - Все, что я хочу сказать, - с энтузиазмом начал Энди, обращаясь к Кэтрин и прерывая мои мысли, - это то, что теперь мы знаем по биткойнам, куда нужно направить внимание. Речь идет не об удвоении или утроении, как с обычными акциями. Это совершенно меняет условия игры.
        София вынула из кармана листок бумаги, размашисто поставила на нем крестик и подмигнула мне. Я вспомнил, что совсем не слежу за своей карточкой семейного лото. Отметить галочкой торговые подкаты Люси я не мог, так как она говорила с Марсело, а не со мной. А вот зачеркнуть нижнюю правую клетку (Сломанная кость ИЛИ Кто-то умирает) право имел, но решил, что это недостойно. По крайней мере, делать это на глазах у других людей, выиграть-то я хотел.
        Посреди стола высилась пирамида из круассанов. Энди потянулся за одним, но Кэтрин шлепнула его по руке.
        - Я мыл руки, - жалобно проверещал он.
        - Некоторые вещи не смываются. - Кэтрин взяла булочку салфеткой и плюхнула на тарелку мужа.
        Энди надулся и взял в руки нож с вилкой.
        - Не волнуйся. Он доберется сюда до пурги, - сказал Марсело Одри, но наш стол так изголодался по разговору, что все навострили уши, почуяв возможность беседы. Даже я.
        - Мы остаемся? - спросила Люси.
        - Думаешь, они закрывают курорт всякий раз, как кто-нибудь врежется в дерево на спуске с самого крутого склона? - Марсело как ни в чем не бывало покачал головой. - Люди гибнут, оказавшись на природе. Не обладая необходимыми навыками и знаниями… Если не уважаешь горы, чего тут ждать? - Он пожал плечами с убежденностью человека, который не сомневается: если он успешен в чем-то одном, удача гарантирована ему во всем.
        Я видел, как Марсело устроил скандал и орал на паренька за стойкой бара по поводу пены на кружке с латте. Если он не уважает баристу, разве он может уважать горы? Сомневаюсь.
        - Плата не возвращается, - вставила Кэтрин между глотками апельсинового сока и бросила взгляд на Софию, будто та больше других была склонна возражать. - Мы остаемся.
        - А какой смысл уезжать? - завершил свою мысль Марсело. - Если теперь мы яснее осознаем опасности.
        Мы с Энди оба посмотрели на Софию. Я из любопытства, как она отреагирует; Энди, скорее, с вызовом. Моя сестра чиркнула вилкой по тарелке, но не подняла глаз.
        - Майкл не захочет появляться в месте, где полно копов, которые задают вопросы о каком-то мертвеце, - высказалась Люси.
        - У них не будет никаких причин задавать ему вопросы, - заявил Марсело. - Прошлой ночью он находился в двухстах километрах отсюда.
        - Думаю, просто это нехорошо - напоминать ему о…
        - Майкл сам решит. Когда приедет сюда, - раздался твердый голос Одри.
        Она могла по праву матери положить конец этому спору. Мы остаемся. Точка. Это не обсуждается.
        - А что, если это Черный Язык? - наконец произнесла София; Энди удивленно фыркнул и осыпал стол хлопьями от круассана. - Знаете, самая распространенная причина смерти при пожаре - это не ожоги, а удушье. Огонь забирает слишком много кислорода из воздуха.
        - Не за завтраком, милая, - сказал Марсело.
        - Немного драматично, - проговорил Энди, закашлявшись и стуча себя кулаком по груди, чтобы проглотить откушенный кусок.
        - А что такое Черный Язык? - хором спросили мы с Люси.
        - Просвети нас по поводу текущих событий, а? - подключился Энди, пронзая воображаемым кинжалом воздух, как псих.
        - Я серьезно, - сказала София. - Энди, тебе я уже говорила на улице, есть кое-что странное в…
        - Не втягивай меня в это, - отозвался Энди.
        - Эрн?
        - Я тебе верю, но мне было плохо видно.
        - На Эрнеста я бы не стала полагаться - у него есть привычка вонзать нож в спину.
        - Люси, перестань, - умоляющим тоном произнесла София. - Слушай. Из того, что я читала, могу сказать…
        - Маленькая мисс, желающая стать героем, поставила диагноз, да? И мы должны верить тебе? - Голос Кэтрин был таким злобным, что я даже удивился. В особенности тому, какой упор она сделала на слове «верить». - Ты видела тело - сколько? Минуту, может быть, две?
        - Я несла этого чертова мертвеца с горы. Поверьте мне. Тут дело нечисто. Офицер Кроуфорд будет спокойно ждать и надеяться на скорый приезд начальства, потому что, думаю, он не осознает, с чем столкнулся.
        В детективах обычно встречаются два типа копов: Единственная Надежда и Последнее Прибежище. В данный момент единственной надеждой Дариуса Кроуфорда было стать Последним Прибежищем. Я не был готов полагаться на него больше, чем на пальцы подрывника. София, очевидно, оценивала его так же.
        - Ты хоть сама-то себя слышишь? - Теперь уже Кэтрин открыто насмехалась над ней. Буквально как в школьном кафетерии. Если бы у Кэтрин было шоколадное молоко, она могла бы сейчас вылить его Софии на голову. - Ты не пьяна?
        Энди мог понадобиться прием Геймлиха, если он и дальше будет давиться своим круассаном. Марсело, шокированный замечанием Кэтрин, резко вдохнул. Я же совсем не удивился, с момента аварии моя тетка и капли спиртного в рот не брала, ее оскорбляло все, кроме абсолютной трезвости.
        - А ты разве вызвалась помочь? - вступил в разговор я, пусть София видит, что хоть кто-то на ее стороне.
        Я не собирался расспрашивать сестру за столом, так как это могло спровоцировать полноценную перебранку, но мне было любопытно узнать поподробнее о том, что это за Черный Язык.
        Кэтрин ответила мне, обращаясь напрямую к Софии через стол:
        - Просто я решила, что он просит помощи настоящих врачей, а не отстраненных от работы.
        Заметьте, только полчаса назад, глядя на тело, я узнал, что хирургическая карьера Софии, похоже, потерпела крах, и до сих пор не разобрался, в чем тут дело. Я решил, что это кризис среднего возраста, карьерная встряска. Но Кэтрин обвиняла. Те же слова она, вероятно, прошептала Энди в толпе зевак.
        София вспыхнула. Встала, и на секунду я подумал, что она сейчас бросится через стол на тетку и день у офицера Кроуфорда выдастся еще более кипучий, но вместо этого София сложила салфетку, бросила ее на тарелку и, прежде чем уйти, многозначительно заявила:
        - Я все еще зарегистрирована.
        - Обязательно было затевать это? - зашипел я на Кэтрин, когда сестра удалилась за пределы слышимости.
        - Удивительно, что она не сказала тебе. Я думала, вы с ней спелись в последнее время. А то как же.
        - Не сказала мне о чем?
        - На нее подали в суд. - Кэтрин усмехнулась, а я сразу вспомнил про «может, пятьдесят». - Семья человека, умершего у нее на столе.
        Энди за спиной жены изобразил, что пьет из бутылки. Теперь я понял, отчего Кэтрин с такой язвительностью обвиняла Софию в пьянстве. И подумал о шести банках пива, закопанных в снег у меня под дверью. Моя сестра любила выпить, но я никогда не замечал, чтобы она перебирала с алкоголем. Неужели София совершила ошибку? Почему она не сказала мне?
        Я обратился к Марсело:
        - Если на Софию подали в суд, ты защитишь ее?
        Он посмотрел на Кэтрин почти с мольбой, но, встретившись с ее тяжелым взглядом, покачал головой и резко сказал:
        - Она сама виновата.
        Я подумал, что это совсем не похоже на Марсело; по-моему, София всегда была его маленькой принцессой.
        - Ты взялся защищать Майкла в деле об убийстве, а родную дочь отказываешься?
        - Майкл свое отсидел, - встряла Люси. - Не без твоего участия.
        - Ты все еще защищаешь его! - выпалил я с большей горячностью, чем рассчитывал.
        Потому что я распалялся, да, но злился вовсе не на Люси. Нам с ней следовало объединиться, по крайней мере в этом, но моя невестка явно решила, что лучше зароет голову в песок и переложит свой гнев на козла отпущения (меня), вместо того чтобы разбираться с настоящей проблемой - распадом ее брака.
        Одри воспользовалась одним из своих обычных приемов - резко встала из-за стола, чтобы утихомирить нас. Все были вынуждены разойтись. Но я не угомонился. Моя злость не прошла. Кроуфорд с любопытством наблюдал за нашей семейкой, - вероятно, мы говорили громче, чем следовало. Интересно, знал ли он, что мы - Каннингемы, читай: автоматически подозреваемые. Ему известно, что мы ждем Майкла, значит, вероятно, и кто мы, он тоже в курсе.
        - Не могу поверить, что эти слова приходится говорить именно мне, но неужели мы и правда собираемся каждый раз пулей вылетать из-за стола? Разве мы не способны провести вместе спокойно хоть полминуты? Это же воссоединение. Не пора ли нам начать типа воссоединяться?
        Не знаю, почему я сказал это. Может, встреча с мертвецом так повлияла на меня, да и уход Софии напомнил об остракизме, которому я сам подвергался последние три года. Может быть, я решил наконец излить на кого-нибудь свою злость. Или съел слишком много бекона.
        Если горящий человек не может растопить снег, то ярость моей матери, когда она впервые за эти выходные обратилась ко мне напрямик, точно могла бы.
        - Воссоединение начнется, когда приедет мой сын.
        Моя жена
        Глава 9
        Я не хочу говорить об этом.
        Мой отец
        Глава 10
        Полагаю, пришло время рассказать вам, как умер мой отец.
        Мне было шесть лет. Мы увидели это в новостях еще до того, как нам позвонили из участка. В фильмах полицейские всегда появляются у дверей и раздается приглушенный стук - вам он знаком, - по которому вы догадываетесь, какие дурные вести ждут вас за дверью, когда вы ее откроете, и копы стоят на крыльце без головных уборов. Знаю, это глупо, но, помню, зазвонил телефон и я подумал, что звонок какой-то торжественный. Ту же трель я слышал уже тысячу раз, но в тот момент она звучала на миллисекунду дольше и на децибел громче.
        Отец всегда уходил куда-то по вечерам; такова была особенность места, где мы жили. У меня есть приятные воспоминания о нем, правда есть, но по большей части, думая о папе, я представляю места, которые после него остались пустыми. Легче было сказать, где мой отец побывал, чем увидеть, где он был. Пустое кресло в гостиной. Тарелка в духовке. Щетина в раковине в ванной. Три пустые ячейки из шести в упаковке пива, стоящей в холодильнике. Мой отец оставлял следы.
        Когда зазвонил телефон, я сидел за столом на кухне. Братья были наверху.
        Да, я сказал «братья». Мы до этого еще доберемся.
        Телевизор был включен, но мама какое-то время назад убавила звук, сказав, что больше не может слушать этот репортаж. Вертолет освещал прожектором бензоколонку - похоже, полицейская машина врезалась в огромный белый фургон-рефрижератор, лед из разорванных пакетов рассыпался по смятому капоту, - но я все еще не понимал, что случилась беда. У мамы, наверное, было дурное предчувствие, потому что она, хотя и демонстрировала отсутствие интереса, слишком часто косилась на экран, я это заметил. И тактически закрывала от меня телевизор: то ей вдруг срочно нужно было достать что-то именно из этого шкафчика, то наставало время, как нельзя больше подходящее для того, чтобы оттереть застарелое пятно на скамье специальным моющим средством. И тут раздается звонок. Телефон был вмонтирован в стену рядом с дверью. Мама сняла трубку. Помню стук ее головы о дверной косяк. И шепот: «Проклятье, Роберт!» Я понимал, что она говорит не с ним.
        Не знаю точно, как все случилось. Честно говоря, мне никогда не хотелось закапываться в это слишком глубоко, но за долгие годы я сумел составить общую картину из сюжетов новостей, оговорок матери и воспоминаний о похоронах, так что вам я расскажу. В моей версии событий имеется несколько неизбежных допущений, смешанных с теми обстоятельствами, в которых я почти уверен, а также с вещами, которые знаю точно.
        Давайте начнем с допущений. Я предполагаю, что на бензозаправке имелась тревожная кнопка. Наверное, помощнику оператора сунули в лицо пистолет, но парень сумел нащупать дрожащими пальцами эту кнопку на внутренней стороне прилавка. Я догадываюсь, что эта кнопка послала сигнал в полицейский участок, а оттуда он был передан ближайшей патрульной машине.
        Теперь о вещах, в которых я почти уверен. Я почти уверен, что стрельба началась до того, как патрульная машина остановилась. Я почти уверен, что, когда пуля попадает в шею, это вызывает медленную и мучительную смерть; слышал, что это похоже на утопление. Я вполне уверен, что первая пуля попала в водителя. Получив ранение в шею, он врезался в рефрижератор.
        Вот что я знаю точно. Напарник водителя-полицейского, сидевший на месте пассажира, вылез из машины, зашел на сервисную станцию и три раза выстрелил в моего отца.
        Я знаю это точно, потому что тот же полицейский подошел к моей матери на официальных похоронах с огромным куском торта и сказал: «Я покажу вам, куда попал. - Мазнул испачканным сливками пальцем по ее животу и прорычал: - Вот сюда. - Потом, завершая липкую спираль на ее бедре, добавил: - Сюда. - А потом шмякнул остаток торта ей в центр груди со словами: - И сюда».
        Мама не дрогнула, но я помню, что услышал, как она, когда коп вернулся в кружок своих приятелей, хлопавших друг друга по спинам, шумно выпустила через нос задержанный в груди воздух.
        Боюсь, это один из трюков, которыми пользуются писатели. На тех официальных похоронах прощались не с моим отцом. А с человеком, которого он убил. Мама сказала: мы должны пойти, потому что это правильно. Она сказала, что там будут телекамеры и о нас будут говорить, если мы там появимся, но еще больше разговоров начнется, если мы не сделаем этого. И тогда я узнал, что такое быть изгоем. Я был теперь не я. Не только на похоронах, в школе тоже. И позже, когда мне пришлось рассказывать о своем детстве девушке, с которой я встречался. И потом, когда я не хотел рассказывать девушке о своем детстве, а она все равно меня загуглила. (Эрин со своими душевными травмами, нанесенными склонным к насилию отцом, стала одной из первых, кто понял меня на этом уровне.) Однажды детектив из Квинсленда десять часов ехал в Сидней только для того, чтобы обвинить Каннингема в нераскрытом нападении, произошедшем в его дежурство. Мне в то время было шестнадцать, и я ни разу не покидал пределов штата. Догадываюсь, что после испытанного унижения обратный путь на север показался этому парню очень долгим: мало того что его
главный подозреваемый, как выяснилось, был подростком без водительских прав, так Марсело еще посоветовал ему засунуть свой неизвестно где откопанный анализ волос себе в зад. Я вот о чем: наша фамилия попадает в список даже в таких сомнительных случаях, как сходство волос (не принимается в суде с 1990-х по основательной причине), и может даже быть подчеркнута. Как в тот раз, пару десятков лет спустя, когда детектив Макмаффин держал меня в камере для допросов и не верил ни единому моему слову. Я больше не был Эрнестом Каннингемом. Я стал «его ребенком». Моя мать превратилась в «его вдову». Наша фамилия играла роль несмываемой татуировки: мы были родственниками убийцы копа.
        Мать стала для нас законом. Она не любила полицию, мы тоже. Думаю, Марсело понравился ей сперва потому, что защищал как адвокат мелких жуликов вроде моего отца и при этом относился к закону без уважения, отыскивая в нем лазейки и возможность смухлевать. Корпоративное право - это следующая ступень в эволюции надувательства: те же преступники, только ездят на более дорогих машинах. Даже теперь тень отца нависала над нами, и если бы мы столкнулись с городским копом, а не с полицейским Последнее Прибежище, которому пришлось иметь дело с покрытым пеплом трупом, я не сомневаюсь, мы уже были бы в наручниках. В качестве главных подозреваемых.
        Теперь вам известно, как умер мой отец. Накачанный чем-то (рядом с его телом нашли шприц), он попытался ограбить автозаправку ради нескольких сот долларов. Согласен, я кретин, что закопал это в десятую главу. Но я поместил рассказ об этом здесь по причине его важности. И решил, что вам следует знать, как мы научились понимать, что такое быть Каннингемом: замыкаться в себе и защищать друг друга. За завтраком София почувствовала, что для нее эта дверь закрывается. И даже я, образцовый изгой, с прохладцей вступился за нее, все еще силясь одной ногой остаться в кругу своих. Так мы обычно действовали. Пока той ночью, на затянутой паутиной поляне, я не заметил в глазах своего брата отблеск отцовской натуры и не попытался убежать от этого как можно дальше.
        Non fueris locutus… Остальное я забыл.
        Глава 11
        На крышу вело полдюжины пролетов скрипучей, покрытой потертым ковром лестницы. Проходя мимо этажей, я заглядывал в коридоры: кажется, на каждом было по восемь комнат. У меня имелось несколько причин делать это. Первая: я хотел оценить примерное количество постояльцев. Если в отеле сорок номеров и пара из них пустует, значит в нем живут от шестидесяти до восьмидесяти человек. Вторая: я хотел узнать, не обходит ли номера офицер Кроуфорд. Рядом с телом он выглядел немного растерянным, и я сомневался, что ему раньше приходилось заниматься расследованием убийства, но все же полагал, что он сумеет выстроить линию элементарного опроса свидетелей. Наличие трупа требовало хотя бы минимальных безотлагательных действий, так я думал, однако Кроуфорд, судя по всему, никуда не спешил. Учитывая, что за завтраком столовая полнилась перемалыванием слухов, а не была погружена в угрюмое молчание, я продолжал теряться в догадках: знает ли кто-нибудь погибшего мужчину и беспокоится ли о нем хотя бы один человек? Третья: у меня всегда была привычка совать нос в номера отеля во время уборки, мне попросту нравилось
смотреть, что там внутри. Бывало, я возвращался в номер к Эрин и рассказывал ей, что в комнате напротив кровати стоят с другой стороны, телевизор висит на стене, а занавески на окнах не такого цвета, как у нас. Вроде бы глупость (давай, редактор, вычеркни этот кусок, попробуй), но спросите себя, случалось ли вам проходить мимо открытой двери в отеле и не заглянуть внутрь? Это невозможно.
        Вспоминая об этом теперь, я понимаю, чт? меня так беспокоило за завтраком. Ощущение было, словно все проходят мимо двери, не заглядывая внутрь.
        Может быть, тут я всего лишь невольно касаюсь темы любопытства, присущего людям как классу живых существ. Но куда от него деться. Ведь я сам сидел в машине своего брата с трупом на заднем сиденье только потому, что мне было любопытно посмотреть, как поступит Майкл. Я человек, который пошел на крышу ловить мобильный Интернет, чтобы поискать в Google, кто такой Черный Язык. Я тот, кто нацелился заглянуть в слишком много дверей. Может быть, в конце концов это окажется важным.
        На каждом этаже маленькие таблички со стрелками указывали расположение номеров и разных служб. «Столовая» и «Бар», а также «Сушильня» находились на первом этаже (важные помещения в детективах всегда четко обозначены и как будто имеют имена собственные), на разных верхних этажах находились «Прачечная» и «Библиотека», где, как я узнал из рекламного буклета, имелся камин, и поэтому я в первую очередь обвинил брошюру в том, что вляпался в эту историю, и решил, что теперь «Библиотека» просто обязана обеспечить мне почти сказочный уровень тепла и потрескивания, чтобы сгладить ситуацию, в которой я оказался, а также «Спортзал» и «Игровая комната», рядом с которой имелись слова «Бильярд/Дартс». Я велел себе меньше думать о трупе и наслаждаться выходными, расслабляться, насколько это возможно. Хотя я сильно сомневался, что мы с Майклом один на один станем играть в бильярд, меня не покидала уверенность, что мы найдем какое-нибудь братское совместное занятие. Вероятно, ему захочется покидать дротики. В меня.
        Я поднимался выше, наконец маленькая стрелка рядом с надписью «Крыша» изменила направление и указала не вверх, а в сторону, и я увидел в коридоре тележку уборщицы. Очко в мою пользу. Я заглянул в номер: две односпальные кровати, дрянной холодильник.
        На крыше уже стояла какая-то женщина и курила свою законную сигарету после завтрака. Я понял, что это не София, еще до того, как она обернулась, потому что это была ленивая курильщица: у таких окурок догорает в руке до самых пальцев, если они забываются, София же обычно восклицает: «О!» - и закуривает новую сигарету. Люси в процессе курения будто накачивается газом, так что я опознал ее по коротким энергичным затяжкам.
        Холод пронизывал. Я засунул руки в карманы, и они оказались в тесном соседстве с несколькими крошечными бутылочками шампуня, которые перекочевали туда с тележки горничной (представьте, я не выше этого), и подошел к Люси.
        - Погоди, - сказала она и высосала душу из сигареты.
        В университете у меня была подружка, которая жевала жвачку, прилепляла ее на ночь к изголовью кровати, а утром жевала снова. Люси так же обращалась с сигаретами - использовала их на всю катушку. Я видел, что она обещает себе: это последняя. И искренне верит своему обещанию, как обычно. Оказывается, на этот раз Люси была почти права. Ей предстоит выкурить еще всего одну сигарету.
        - Интернет, - сказал я, в подтверждение вынимая телефон (заряд батареи: 54 %).
        Мне пришлось стоять на крыше, чтобы поймать одну палочку Cети, да и она то и дело пропадала. Что, я вполне уверен, в таких книгах не простая случайность. Вам нужно просто смириться с этим. Мне известно, что надвигается штормовой фронт. И я знаю, что меня обворожило наличие какой-то немыслимой библиотеки с камином в этом здании (которая случайно окажется местом, где я во всем разберусь). Все это пока очень в духе списка правил из руководства «Как написать детектив». Если вас это утешит, зарядка в телефоне не кончится ни у кого до страницы 316. Так вот, наличие Cети и заряд батареи - это клише. Не знаю, что сказать в свое оправдание. Мы в горах. Чего вы ждете?
        - Прости, - сказал я. Мы стояли плечом к плечу, и я запустил свое извинение в пустоту между горами. Это единственный способ, каким мужчины способны выразить смирение: притворившись, что стоят у писсуара. - Я до сих пор думаю об этом, не нужно было так набрасываться на тебя. Просто решил, что сегодня, понимаешь, мы могли бы поддержать друг друга. Столько пережито вместе.
        - Не хочешь ли заняться своим браком, а я займусь своим?
        Это было довольно смелое заявление для человека, который ради куража прибегает к помощи никотина. Но мне не хотелось снова затевать ссору, а потому я сказал только:
        - Справедливо.
        Мы стояли молча и смотрели на горы. Издалека, от кресельного подъемника, донесся слабый механический лязг. Было еще слишком рано, чтобы кто-то надевал ботинки, но, судя по всему, наиболее жадные до впечатлений уже несколько часов как поднялись и искали свежайший снег. Сквозь верхушки деревьев я видел дорожки их следов, похожие на вены, реку, пробившую себе путь по белому плато внизу, и весь склон дальше, до того места, где земля из чисто-белой превращалась в рябую, пестро-коричневую. Ветер с воем вился у крыши, трепал закрытые зонты, насаженные, как на вертела, на шесты, вставленные в центры построенных в ряд деревянных столов. Энди был прав: у одного края крыши я увидел три квадрата с искусственной травой и подставочками для мячей. В дальнем конце за алюминиевой загородкой находился бассейн, крыша над ним была наполовину открыта, над водой стлался туман.
        Мои глаза невольно метнулись к тому месту, где утром лежало тело. Оно находилось в отдалении от всего: ближайшего лыжного горного склона, деревьев и даже ведущей на курорт дороги. С высокой точки ничто не мешало обзору, и у меня сформировалось вполне определенное мнение: погибший мужчина ни при каких условиях не мог добраться туда, где его нашли, если он уже не находился в «Небесном приюте», просто его каким-то образом занесло слишком далеко.
        - Ты видел его, - сказала Люси, удивив меня.
        Она заметила, куда направлен мой взгляд. Я впервые по-настоящему взглянул на нее. Губы накрашены ярко-розовой помадой, глаза подведены. Уверен, Люси хотела выглядеть страстной, но от холода так побледнела, что краска совсем сошла с ее лица. В результате моя невестка напоминала персонаж из мультфильма. На ней был очередной совершенно новый свитер - желтый, с высоким горлом, он так сильно облегал ее фигуру, что едва ли мог сойти за одежду для зимних походов.
        - Когда коп попросил тебя и Энди отнести тело, он не подпускал нас близко. Но тебе удалось посмотреть?
        - Вроде бы. - Я откашлялся. - Если бы это был Хэллоуин, я был бы задом осла.
        - А?..
        - Я держал ноги.
        - И?.. - Люси выжидательно посмотрела на меня. - Он похож на Майкла?
        - Ох, Люси! - Я понял, отчего в ее голос закралось отчаяние. Вероятно, во время завтрака она сделала предположение, но, будь оно верным, разговор за семейным столом шел бы в гораздо более мрачных тонах, однако никто ей ничего не сказал прямо. - Это был не Майкл.
        - Ничего общего?
        - Я тебе говорю, это не он. Вероятно, я здесь единственный, кто похож на него, и, по-моему, все еще… - Я театрально похлопал себя по телу, будто проверяя, что жив. - Да, все еще держусь на ногах. Слушай, София просто напугала нас. Хочешь узнать, о чем она говорила?
        Я достал телефон. За столом во время завтрака Люси оказалась единственной, кроме меня, кто не знал, кто такой Черный Язык.
        Люси покачала головой:
        - Я уже посмотрела. Прошло много времени, но тогда, похоже, это была важная новость, об этом много писали в прессе, и, разумеется, журналисты придумали убийце звучное имя. Кто-то убил пожилую супружескую пару в Брисбене. И еще одну женщину в Сиднее.
        Я понял, почему не слышал об этом. Последние пару лет я не мог выносить мрачные новостные сюжеты, так как сам был причастен к одному из них.
        - Как их звали? - спросил я.
        - Ах! - Люси листанула страничку на телефоне, пробегая глазами статью. - Элисон Хамфрис и… я не знаю. О… Вот. Уильямс - фамилия супругов. Марк и Джанин.
        - София сказала, что они задохнулись? Как будто их… пытали?
        - Это медленная смерть. Я бы лучше просто… - Люси изобразила пальцами пистолет и приставила его к виску, - чем проходить через такое. Люди беспокоятся, что это серийный убийца. Но таких убийств было всего два. Ну одно из них, конечно, супружеская пара, но их как считать - за одно или за два? Очевидно, что жертв две, при этом что делает убийцу серийным, каковы основные критерии?
        - Я в этом не разбираюсь.
        - Разве ты не пишешь о таких вещах?
        - Я пишу, как писать о таких вещах.
        - Может, тут главное - театральность, внешний эффект. Может, пара впечатляющих убийств стоит больше, чем целая череда обычных. Для газет это определенно так. - Не успел я спросить, сойдет ли за впечатляющее убийство смерть человека, сгоревшего заживо на неподтаявшем снегу, как Люси продолжила: - София спятила. Я не верю, что на этом курорте скрывается серийный убийца. Мне просто хотелось выяснить, опознал ли ты тело, может, заметил кого-то вчера за обедом, или когда сидел в баре с Энди, или просто где-то вокруг?
        Мне показалось, что это какое-то наскоро состряпанное объяснение.
        - Почему тебя интересует, кто он?
        - Его, похоже, никто не знает, и мне от этого не по себе. Притом никто вроде бы не пропал.
        - Я уверен, тут есть гостевая книга. Может быть, он приехал один.
        - Говорят, все постояльцы на месте.
        - Откуда ты знаешь?
        - Общалась с людьми. С владелицей. Это хороший способ, тебе тоже стоит попробовать.
        - Покойник никого мне не напомнил, - признался я.
        Да, конечно, я рассказчик, но интересно, что, кроме меня, кто-то еще копошится вокруг этой смерти. В детективных романах всегда ищут мотивы людей из списка подозреваемых, но занимается этим неравнодушный дознаватель, видящий ситуацию со своей перспективы. Неужели я и вправду детектив только потому, что вы вынуждены слушать мой голос? Полагаю, вся эта история звучала бы совершенно иначе, если бы ее написал кто-то другой. Может быть, я в конце концов всего лишь Ватсон?
        Так что же вызвало столь острое любопытство Люси? Почему она вместе со мной здесь, на крыше, ловит мерцающий Интернет в поисках ключей к разгадке? Я приметил легчайший признак разочарования в том, как она сжала челюсти, и кое-что понял.
        - Ты пытаешься разобраться, так как хочешь избавиться от Кроуфорда, - сказал я. - Знаешь, чем дольше жертва останется неопознанной, тем больше полицейских сюда пришлют. И если Майкл на грани, это разрушит твои планы на выходные.
        - Мне нельзя отвлекаться, - прошептала Люси, и у меня не хватило духу сказать ей, что в таком случае лучше бы она стерла свою флуоресцентную помаду. - Майкл должен вернуться в семью. И это мой последний шанс.
        Я понимал, что у нее есть и другая причина для пребывания на крыше. Она охотилась за этой одной палочкой Сети. Надеялась, что эсэмэска сумеет прорваться.
        - Есть что-нибудь от него? - спросил я.
        - Нет.
        - А от нее?
        Люси засмеялась:
        - Думаю, она удалила мой номер. Я же бывшая. А у тебя?
        - Я и не ждал.
        - Полагаю, мы с тобой в одной команде. - Люси вздохнула.
        - Тебя тревожит встреча с ним?
        - Я знаю, он изменился. Но меня пугает насколько. Этой ночью я не спала. Все думала, вдруг он меня вообще не узнает. И гадала, что осталось от него прежнего и осталось ли что-нибудь? Я боюсь, вдруг ничего больше нет.
        Я не стал говорить, что сам боюсь другого: вдруг он вообще не изменился.
        Мне пришло в голову, что Люси не спрашивала меня про деньги. Она не могла не знать о них. Это большая сумма, такую не утаишь в браке, подумал я.
        Невестка снова удивила меня - протянула мне руку. Я взял ее: перемирие. Рука у Люси так сильно дрожала, что мне пришлось схватить ее за локоть, чтобы унять эту дрожь.
        - Зря ты так с ним обошелся, - отпуская мои пальцы, пробормотала Люси так тихо и глухо, что я едва различил ее слова. Открыл было рот, чтобы возразить, но она отняла ладонь. - Я тебя не виню. Не настолько я узколобая. Но ничего бы не было, если бы ты не поступил так. Он все равно мог оказаться в тюрьме, но это произошло бы иначе. Вот за что я тебя ненавижу. - Люси не злилась, она говорила спокойно и искренне, и я понимал ее. - Я хотела сказать это тебе в лицо. Один раз.
        Я кивнул. У меня было предчувствие, что она хочет сказать это мне - Один раз, так же как ей хотелось выкурить еще Одну сигарету, но я все понимал. За последние двадцать четыре часа я сам много думал о том же. И не винил ее.
        По крыше прокатился рокот, рык мотора машины, сцепившейся с ландшафтом. Ветер подхватил его и притащил к нам. Я посмотрел на дорогу и увидел мелькающие за деревьями фары. Только это была не легковая машина, а среднего размера фургон. Такие нанимают для переезда. Он комичнейшим образом не подходил к окружающей обстановке и, подскакивая на ухабах, катил вниз по склону. Ему оставалось ехать досюда минут пять, может, десять.
        - Ну вот, - произнес я.
        Люси сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, и непослушными пальцами вытащила из пачки сигарету, которая станет для нее последней.
        Глава 12
        Толпа, образовавшаяся на парковке, чуть выше по склону от входа в гостевой дом, мало чем отличалась от той, что раньше собиралась на горе: тот же опасливый полукруг, только вместо толкотни ради того, чтобы взглянуть на мертвеца, мы все были там, чтобы увидеть одного воскресшего.
        Не одна Люси задавалась вопросом: сильно ли изменился Майкл? Никто из нас не навещал его в тюрьме. Вам не следует удивляться, что мое приглашение затерялось в почте, но то ли от смущения, то ли от стыда Майкл не хотел, чтобы к нему приезжали. Он решил относиться к тюрьме как к кокону, спрятаться в нем ото всех. Кое-какое общение с некоторыми членами семьи происходило, но не личное. Телефонные звонки. Электронные письма. Я не уверен, что отправка документов о разводе обычной почтой может считаться перепиской, но если да, значит Майкл написал несколько писем. Но контакты были редкими. Так что его приезд был действительно грандиозным событием.
        Послышался скрежет дернутого вверх ручного тормоза. Потом мотор замолчал, фургон вздохнул рессорами, а дальше - только свист горного ветра. Треск молнии был бы сейчас как нельзя более кстати, но я обещал не лгать. На колесах грузовика Майкла я заметил совершеннейшим образом натянутые цепи.
        Люси поправила волосы, затем, дохнув в ладонь, проверила свежесть дыхания. Моя мать скрестила на груди руки.
        Открылась дверца со стороны пассажира, из машины вылез Майкл.
        Некоторые из вас уже о чем-то догадались. Но пусть это пока подождет.
        По прошествии трех лет и в связи с неизбежными в его обстоятельствах переменами, признаюсь, я ожидал увидеть брата вернувшимся как будто с необитаемого острова: курчавые волосы длиной до плеч, густая борода и нервные глаза-бусинки: «Так вот она, цивилизация!» Вместо этого мы получили нечто совершенно противоположное. Волосы у него, конечно, отросли, но лежали волной, густые и пышные. Может, даже подкрашенные. Вероятно, у него было время привести себя в порядок, так как он успел побриться. И хотя я ожидал увидеть на лбу Майкла новые морщины - свидетельства пережитых тягот, - кожа у моего брата была гладкой, щеки румяными, а глаза яркими. Может, так повлиял на него мороз, а может, тюрьма с ее удаленностью от тревог и забот - этот недооцененный режим заботы о коже, - но будь я проклят, если Майкл не выглядел моложе, чем в момент посадки! В последний раз я видел его на скамье подсудимых, он сутулился, и костюм сидел на нем, как смирительная рубашка. Но теперь он выглядел посвежевшим. Возродившимся.
        В длинной черной куртке поверх рубашки Майкл выглядел человеком, заплатившим за подъем на Эверест. Он глубоко, со смаком вдохнул горный воздух и издал дикий крик:
        - Куи![3 - Куи - крик австралийских аборигенов.] - который эхом разнесся по долине, а потом сказал: - Вау! Ну и местечко ты отыскала, Кэтрин.
        Майкл покачал головой, изображая, как он потрясен красотой этого места, а может, его удивление было искренним, я не знаю. Затем он прямиком направился к моей матери. Полагаю, мне пора начать называть ее «нашей матерью». Или лучше «его матерью», или, пожалуй, я буду придерживаться Одри.
        Майкл наклонился и обнял нашу мать, сказал несколько слов ей на ухо. Она схватила его за плечи и встряхнула, будто хотела удостовериться, настоящий ли он. Майкл засмеялся и произнес что-то еще, донесшееся до меня только шепотом, повернулся к Марсело, который крепко пожал ему руку и отечески хлопнул по плечу.
        Мой брат обходил полукруг. Кэтрин получила объятие и воздушный поцелуй. Энди - рукопожатие, пробормотав: «Отличный фургон» - и добавив, мол, он надеется, у этого крепыша хватит силенок взобраться обратно на гору, как говорят в неловких ситуациях мужчины, полагающие, что в такие моменты уместно завести речь о машинах. Мой желудок сжимался все сильнее, по мере того как Майкл приветствовал каждого человека, двигаясь вдоль очереди. Мы выстроились так, будто встречали королеву. Я чувствовал, как мое сердце бьется у меня в горле. Боролся с воротником. Слишком много слоев одежды. Я боялся, что уменьшусь в росте на фут, утону в подтаявшем снегу к моменту, когда Майкл доберется до конца очереди. София обняла его одной рукой, как будто неохотно вставала в пару на школьном балу, и сопроводила этот жест формальным:
        - С возвращением, Майк.
        Это не осталось незамеченным: моего брата за его жизнь как только ни называли - Мики, Каннерс, Хэм, Защитник, - но никто не называл его Майком. Когда он добрался до Люси, та уже сжевала с губ половину помады и упала ему в руки, будто у нее подломился каблук. Она уткнулась лицом в его шею и что-то прошептала. Я один находился достаточно близко и услышал его ответ:
        - Не здесь.
        Люси собралась, отстранилась от него и часто, судорожно задышала через нос, пытаясь изобразить спокойствие. София положила руку ей на спину. Наконец Майкл оказался в конце очереди, напротив меня.
        - Эрн. - Он протянул мне руку.
        Пальцы у него были по-тюремному грязные, ногти нечищены. Зато улыбка убедительно теплая. Я не мог определить, рад он меня видеть или преуспел в игре на сцене любительского тюремного театра.
        Я пожал его руку и выдавил из себя:
        - Добро пожаловать домой, - хотя и не был уверен в своей искренности.
        - Не сомневаюсь, у Кэтрин уйма планов, но надеюсь, мы найдем время спокойно выпить пивка, - сказал Майкл.
        В моей голове он спрашивал про деньги, но это не соответствовало его тону. Я чувствовал, что София следит за нами, пытается разобрать слова, и подозревал, что утешать Люси она принялась из тактических соображений - хотела быть на шаг ближе к нам.
        - Есть несколько вещей, которые я должен сказать тебе. Надеюсь, ты меня поймаешь на слове, - добавил Майкл.
        Если отшлифовать и произнести иначе слова «должен» и «несколько вещей», они превращаются в угрозу, но голос Майкла был… смиренным. Только такое слово я могу подобрать, чтобы описать его. Эта встреча оказалась совершенно не такой, какой я себе ее представлял. Я пытался совместить стоявшего передо мной человека с тем, которого нарисовал у себя в голове: напитанного злостью, болью и жаждой мести. Думал, что, может быть, это напускное добродушие и маска спадут, как только мы останемся одни, но чутье подсказывало: Майкл не прикидывается. Назовите это братским чувством. Назовите зовом крови. Я привез сумку с деньгами в надежде, что он меня выслушает. Он привез рукопожатие и улыбку в надежде на то же.
        Я кивал столь же часто, как Люси дышала. Мне удалось выудить «ага» откуда-то из пространства между задницей и языком.
        И тут распахнулась дверца со стороны водителя. Это деталь, на которую большинство из вас обратили внимание, когда Майкл вылез с пассажирского сиденья.
        - Ну и поездка выдалась, - потягиваясь, произнесла Эрин. - Как здесь кофе?
        Глава 13
        Предположим, это не такое уж великое открытие, чтобы с гарантированным эффектом завершить им главу. Мы все знали, кто сидел за рулем. Конечно знали: Люси уже приехала, а Кэтрин, разумеется, не могла отдать такой важный момент, как доставка Майкла, на волю случая и импровизации. Для меня не было неожиданностью ни увидеть Эрин, ни увидеть ее с Майклом.
        Прежде чем вы обвините меня в намеренном оттягивании появления моей супруги из фургона, я подкину вам соображение, что у нее, может быть, прирожденное чувство момента или, скорее, она не хотела усугублять неловкость прибытия Майкла, а потому оставалась в кабине, пока он завершал череду своих королевских приветствий.
        Я узнал о них через шесть месяцев после посадки Майкла. Думаю, я был первым, а уже потом новость просочилась к остальным членам семьи. Хотя я всегда представлял себе, что Люси узнала одновременно со мной: в домашнем халате и тапочках она нетерпеливо вскрыла большой желтый конверт, понимая, что это тюремная почта, так как он был разорван, выпотрошен и снова заклеен, моя жена примерно в том же стиле сообщила мне за завтраком, в остальном ничем не примечательным, что «планирует проводить больше времени» с моим братом Майклом.
        Ладно, я оттянул этот момент.
        Если вас удивляет сделанный мной выбор слов, большинство моих завтраков ничем не примечательны. Я просто никогда не считал, что трапезы с таким количеством молока могут быть драматическими. В моей жизни было всего три насыщенных событиями завтрака. О двух вы знаете. К третьему причастна сперма, но нам нужно познакомиться немного ближе, прежде чем мы доберемся и до этого.
        Браки часто обвиняют в утрате искристости. Как будто в них есть какой-то сверхъестественный заряд энергии, которым можно распорядиться неправильно, растратить не на то. Вероятно, следует отметить, что, если бы даже моя супруга развивала отношения с моим осужденным братом исключительно по телефону и электронной почте, поскольку посетителей к нему не пускали, и я ничего не узнал бы, наш брак уже завершился. И не позволяйте мне изображать ее здесь виновницей всего, потому что она не виновата, наш брак просто закончился, и все. В ту ночь, когда приехал Майкл с мертвецом на заднем сиденье машины, мы уже спали в разных комнатах. В противном случае Эрин могла бы увидеть деньги, когда я швырнул их на свою кровать. Но проблемой была вовсе не искра. А зажигалка, кремень, спички. И они не были потеряны, их забрали. Мы не утратили нашу искру, у нас не осталось инструментов, чтобы высечь ее.
        - Не хочу, чтобы это выглядело странно, - пробормотала Эрин за тем завтраком.
        И при этом крутила на пальце обручальное кольцо. Я углядел здесь метафору взрывающегося брака, а не признак того, что моя жена сильно похудела. Щеки и бедра человека отражают краткосрочные взлеты и падения, но когда ты видишь их на руках… Я знал, что мы оба истончаемся, но раньше мне приходилось стаскивать с нее это кольцо, будто я заводил цепную пилу. Видя, как оно болтается на пальце, я подумал: что же я делаю с Эрин? Не поймите меня неправильно, между нами не было никакой жестокости: ни ссор с руганью, ни швыряния тарелок. Но мы достигли той точки, где, даже просто находясь рядом, причиняли что-то друг другу. Возможно, если бы Эрин не крутила это кольцо, я сказал бы что-нибудь другое, но она крутила, и другого я не сказал.
        - Можешь делать, что хочешь.
        Она улыбнулась мне, глаза у нее блестели, но не оттого, что она улыбалась, и попросила не говорить пока Люси.
        Я не чувствовал потребности попросить о чем-нибудь ее. Завтрак - неподходящее время. И потом, я вообще никогда ни о чем не просил. Хотя, конечно, думал об этом. Иногда я размышлял: может, ей просто нравится ощущение опасности. Я читал о таких случаях, когда женщины влюблялись в приговоренных к смертной казни, и некоторые из таких заключенных даже имели по несколько жен. Или человек, сидящий в тюрьме, был для нее облегчением. Ведь это отношения, в которых границы существуют в буквальном смысле, ей не приходилось беспокоиться о других вещах - вещах, которые разделили нас. Майкл был не способен совершать мои ошибки, потому что он вообще не пересекался с жизнью Эрин. Я перебрал все варианты, поверьте мне. Может быть, она напилась каннингемовского «Кул-Эйда»[4 - Пить «Кул-Эйд» - выражение иронично описывает поведение человека, который верит в какую-нибудь опасную идею из-за предполагаемой высокой награды, меняет свои взгляды под давлением окружения и из-за этого попадает в экстремальные ситуации или проникается какой-нибудь нелепой идеей до такой степени, что готов умереть за нее.] и, по иронии, видела
в этом выражение преданности. Может быть, она больше верила в него, чем в меня. Может, у него был кремень. Когда меня захлестывала обида, чего я старался не допускать, я задавался вопросом: случился ли наш разлад оттого, что у них было нечто общее, к чему я не подходил? Это называется предвосхищением.
        Разгадать Майкла было проще. Я всегда считал, что ему просто хочется отнять у меня что-нибудь.
        Вылезание Эрин из фургона, хотя и не удивительное, было на самом деле грандиозным, так как к Майклу в тюрьму действительно никто не ездил не только из знакомых, но и из родных. В эти выходные я впервые увидел их вместе, и они впервые видели друг друга. Их отношения оставались для всех загадкой, и каждый из нас терялся в собственных предположениях, в чем они на самом деле заключались. Назовите меня фаталистом или просто ленивым, но я был рад не додумывать до конца: стал считать, что они вместе, но всегда останавливался за шаг до того, чтобы назвать их парой. Люси с ее увешанным ярлычками гардеробом и помадой яркой, как аварийный маячок, явно чувствовала, что она тут все еще может встрять. Отношение остальных, похоже, варьировало по шкале от «Неверия» до «Приятия», но большинство зависли где-то возле отметки «Скепсис».
        Оглядываясь назад, я думаю, что не мог в то время быть таким отстраненным, каким описываю себя здесь, мне тогда казалось, что они еще не провели вместе ночь, так как Эрин только этим утром забрала Майкла из исправительного центра Кумы, расположенного в двух часах езды отсюда. Ночевала она в мотеле с шершавыми простынями, как я представлял вчера вечером. Не знаю, почему это важно - какая разница, провели они вместе ночь или нет, - но признаюсь, такие мысли мелькали у меня в голове. Я упоминаю об этом здесь, наверное, потому, что если я думал о таких вещах, то Люси, вероятно, цеплялась за них.
        Эрин проделала путь вдоль полукруга гораздо быстрее, чем Майкл, отчасти потому, что ей пришлось подать руку меньшему количеству людей, так как Люси демонстративно взялась завязывать шнурки. Когда Эрин добралась до меня, я протянул ей руку и произнес:
        - Милые штучки.
        Это наша тайная шутка; я рассчитывал на смех.
        Эрин не улыбнулась. Вместо этого она взяла мою руку и холодно обняла другой. Мое ухо обдало теплом от ее шепота:
        - Это деньги семьи, Эрн.
        Слова были назойливые, украденные. Майкл сказал мне то же самое, когда закопал Алана. «Это наши деньги». Смысл был ясен. Он их заработал. Убил за них. Заявлял права на владение ими и предлагал мне долю за молчание. Не знаю, чего я ожидал услышать от Эрин, возможно, какое-то извинение, или, когда она потянулась к моему уху, что-нибудь страстное, или комбинацию того и другого: пылкое извинение. Но я не думал, что она станет вестником Майкла и, пока тот улыбается и говорит, что в долгу передо мной, я услышу холодное: «Это деньги семьи, Эрн». Не крылся ли здесь намек на возможные последствия, если я не подыграю им? Или это было просто предупреждение? Эрин ушла до того, как я успел прийти к определенному выводу, а спросить ее на глазах у всех я не мог.
        Группа быстро разделилась на фракции. Люси и София подошли ко мне и Майклу. Люси, предположительно, не хотела выпускать из виду мужа, а София, вероятно, не хотела, чтобы я болтал про деньги, пока не решил, дам ли ей что-нибудь. Эрин образовала кластер с моей матерью и Марсело. Стремясь не выказывать особого интереса, я пытался прочесть выражение лица Одри. Оно было мне незнакомо, и я решил, что, должно быть, это выражение теплого приема. Кэтрин присоединилась к стае Эрин, а Энди оказался выброшенным на мель посередине и медленно подгреб к нашей группе.
        Майкл, вероятно поняв, что должен задавать тон и если он не заговорит, то все будут молчать, пытался непринужденно болтать, рассказывая нам, как по пути сюда заставлял Эрин останавливаться на каждой заправке и покупал на пробу разные шоколадки.
        - И какая лучшая?
        Я договорился с собой и решил быть таким же вежливым с Майклом, как он со мной, а потому попытался вступить в беседу.
        - Результаты неоднозначные. - Он кивнул и похлопал себя по животу. - Мне нужно больше данных.
        Люси чересчур громко рассмеялась.
        - А что это за фургон? - спросила София. - Вы не заметили, в приглашении было написано про «горный приют»? Удивительно, что вы вообще добрались сюда.
        - В конторе по аренде куда-то задевали заявку - предполагалось, что будет большой грузовик. Но у них оказался только этот фургон, иначе нам пришлось бы взять хетчбэк Эрин, а в него все мое барахло не вместилось бы, учитывая, что завтра нужно снова платить за хранение, а из меня там и так уже высосали уйму денег. Так что в кузове вся моя гостиная. Мы немного переживали, но он справился.
        - Ты привез кресло на снег? - Энди засмеялся.
        Меня все еще задевало то, как Майкл употребляет слово «мы».
        - Я бы лучше заплатила сверху. Ты приволок все это сюда, чтобы сэкономить несколько долларов? - спросила София.
        - По-моему, это очень разумно, - пробормотала Люси. - Я думала, у меня до сих пор б?льшая часть наших…
        - Это то, что у них было, - перебил ее Майкл. - Плюс мы добились, чтобы нам отдали его с хорошей скидкой, разумеется. И мне все равно пришлось бы перевозить свои вещи на следующей неделе, так что могу потаскать их с собой несколько дней. В общем, стоило рискнуть и забрать их наверх.
        - Ты можешь хранить свои вещи у меня, если нужно, - сказал я, то ли чтобы заполнить паузу, а то ли потому, что почти не слушал; одно мое ухо было направлено в сторону разговора Эрин и Кэтрин.
        Полезный совет: когда шепчетесь о секретах, не используйте слишком много шипящих - шипение прорывается сквозь воздух. Я услышал, как Кэтрин сказала: «каждый в своей», но не мог понять, спрашивала она или утверждала. Лучше бы это не доносилось до моих ушей, но нет. Майкл и София оба с любопытством глядели на меня. Лишь через секунду я понял, что сказал, а когда это произошло, подумал, сейчас Майкл заявит: «Уже храню».
        - Ловлю тебя на слове, братец, - вместо этого произнес он.
        - Я бросила курить, - встряла Люси.
        Майкл посмотрел на нее, как родитель смотрит на ребенка, прервавшего разговор взрослых за бокалом вина, чтобы показать им сальто-мортале.
        - Молодец, - сказал он таким тоном, будто посылал куда подальше. - Ну и как мы будем здесь развлекаться? Поверьте мне, я в восторге от перспективы посидеть в ресторане и баре, но не собираюсь все выходные провести взаперти.
        Мы с Энди хором возгласили:
        - На крыше есть джакузи!
        - Эй, вы! - окликнул нас Марсело.
        Люси обогнула Энди со скоростью, достойной гонок «Формулы-1», чтобы оказаться рядом с Майклом. Мы с Софией потащились сзади.
        - Ты покраснел, - тихо подколола меня сестра. - В чем дело? Благоговеешь?
        Я покачал головой:
        - Я совсем растерялся. Не ожидал такого.
        - Аналогично. - София сморщила нос. - Cuidado.
        Хоть я и не говорю по-испански, иногда сестра бросается в меня испанскими словами. Это слово мне известно, я слышал его не раз: «Осторожно».
        Мы присоединились к группе Марсело, Майкл отдрейфовал к Эрин, а она сунула руку в его задний карман. Когда мы были женаты - впрочем, мы до сих пор женаты, лучше было бы сказать, когда мы были вместе, - Эрин не проявляла особой склонности к выражению привязанности на людях. У нее было трудное детство, ее растил отец-одиночка, который тайно поколачивал дочь, а на публике приголубливал. В результате ей с трудом удавалось воспринимать избыточные проявления любви как искренние, как нечто большее, чем просто действие. Она им не доверяла. Я упоминаю об этом, потому что мы редко целовались прилюдно и определенно никогда не совали руки в задние карманы друг другу. Ладонь Эрин иногда ложилась мне на талию, может быть. Ее показная симпатия к Майклу поразила меня, как очень наигранная. Даже собственническая. Не знаю, на кого был рассчитан этот спектакль - на меня или на Люси. Может быть, я из ревности придавал этому игривому жесту слишком большое значение и у моего брата просто задница была получше моей.
        - Мы решили, - произнес Марсело достаточно громко, чтобы услышала вся группа, но адресуясь к Майклу и Эрин, - что должны сказать вам кое-что, иначе вы можете услышать это от других.
        - Я не уверена…
        - Люси, прошу тебя. Майкл, меньше всего в эти выходные мы хотели бы подвергать тебя ненужному стрессу. Но либо мы скажем об этом сейчас, либо дождемся, когда до вас дойдут слухи.
        Моя мать, как обычно, кивала, пока он говорил, и ее кивки были более весомыми, чем слова Марсело. Майкл окинул нас всех быстрым взглядом, но, могу поклясться, его интересовало мое лицо. Вероятно, он подумал, что это вступление имеет какое-то отношение к деньгам. Или к ним с Эрин.
        - Тут произошел несчастный случай, - продолжил Марсело. - Утром нашли мертвого мужчину. Похоже, он заблудился ночью и умер от переохлаждения. - Взгляд Марсело шмелем облетел нас всех, но остановился на Софии, будто побуждая ее подать голос. - Больше мне добавить нечего.
        - Здесь полиция, - догадался Майкл. - Патрульная машина у хозяйственного сарая. Я не придал этому значения, но теперь все понятно. Ладно. Бедняга.
        - Тебе нужно знать кое-что еще. - На этот раз заговорила София.
        Люси развернулась и вонзила в нее кинжалы взгляда. Марсело откашлялся, чтобы перебить дочь, но Майкл поднял ладонь в его направлении. Такого с нашим отчимом, вероятно, за всю жизнь не случалось, и он застыл на середине вдоха. Клянусь, хлопок от его закрывшегося рта эхо разнесло по всей долине.
        - Кто покойник, неизвестно, - продолжила София. - Очевидно, он не из постояльцев отеля. Сейчас полиция ничего не делает, но сюда едут следователи. Они, вероятно, начнут всех допрашивать.
        Остальные согласно закивали, впечатленные небывалой тактичностью Софии. Я не купился на это; думаю, она пробовала давить на разные кнопки Майкла. Упомянула следователей и допросы. Хотела напугать его.
        - Детективы для человека, умершего от переохлаждения? - произнесла Эрин, размышляя вслух.
        Она поняла: тут что-то нечисто, и с тревогой взглянула на Майкла. София ответила тонкогубой улыбкой. Она посеяла то, что хотела.
        - Если тебе тут не нравится, поезжай в другое место, - сказала наша мать. - Оставляем это на твое усмотрение.
        - Хотя беспокоиться не о чем, - заметил Марсело. - По моему опыту, пребывание в тюрьме дает прекрасное алиби. Кроме того, местный полицейский, он совсем без опыта. Труп его потряс. И теперь он ждет старших по званию. Они приедут, проведут здесь минут пять и уберутся.
        - А за комнаты… - начала Кэтрин, и я понял, что она вот-вот произнесет: «Плата не возвращается».
        - Его фамилия Кроуфорд, - перебил ее я.
        - Кроуфорд. Именно, - подтвердила Кэтрин, намекая, что это не имеет значения. - Он не таит обид, как городские копы. Кажется, фамилия Каннингем уже не так широко известна, как раньше.
        - А что до присутствия полиции, - Люси бросилась успокаивать Майкла, так как явно думала, что, если мы расстанемся, сотня долларов и комната в мотеле приблизят для нее вероятность навсегда потерять мужа, - ее тут как будто и нет. Кроуфорд никого ни о чем не расспрашивает. Мы его почти не видим.
        - Коп, который как будто ничего не делает. Это не он ли там? - Майкл указал на лестницу при входе в гостевой дом, по которой как раз в этот момент быстро спускался Кроуфорд.
        Он устремился к нам, окинул взглядом наши лица в поисках вновь прибывшего. Вычленил моего брата.
        - Майкл Каннингем?
        Майкл в шутку поднял руки вверх и сказал:
        - Виноват.
        - Рад, что мы понимаем друг друга. Вы арестованы.
        Глава 14
        Кэтрин была права: фамилия Каннингем уже не была известна так, как раньше. В противном случае полицейский Кроуфорд крепко задумался бы о своей безопасности, прежде чем сунуться к нам.
        - Что это вы удумали?! - первой взорвалась Люси.
        Она кинулась перед Майклом, воздвигая физическую преграду на пути полицейского.
        - Произошло недоразумение, - сказала Кэтрин и для укрепления защитного барьера встала рядом с Люси, потянув за собой упиравшегося Энди.
        - Успокойтесь все, - произнес тот, сопровождая свои слова фальшивым смешком.
        Он, как вы помните, попал в семью Каннингем по браку, так что сохранял свойственное законопослушным гражданам почтение к полиции.
        - Уйдите с дороги!
        Я заметил в левой руке Кроуфорда наручники, болтавшиеся, как не пущенный в дело хлыст.
        - Не могли бы вы оставить, - подала голос моя мать, ей не хватало энергии, чтобы стать частью баррикады, но яда в голосе было достаточно, чтобы он сыграл роль щита, - нашу чертову семью в покое?
        Вдруг я поверил статьям, где утверждалось, что матери ради спасения детей поднимают машины. Ну по крайней мере, ради любимых детей.
        - Одри, это не поможет, - одернул ее Марсело, шагнул вперед и познакомил свой «Ролекс» с офицером Кроуфордом. - Я его адвокат. Пойдемте в дом, сядем и все обсудим.
        - Только в наручниках.
        - Мы с вами оба знаем правила работы полиции. Он только что приехал…
        - Отец, - сказал Майкл, и я не сразу понял, что он обращается к Марсело, - все в порядке.
        Но Марсело уже разошелся:
        - Вам не нужно вводить на этом курорте военное положение только потому, что вы здесь единственный полицейский. Я понимаю, вы оказались в сложной ситуации, кто-то потерял отца, брата или сына, и моя семья вместе со мной будет рада поучаствовать в неофициальных опросах, чтобы помочь вам в расследовании. Но предполагать здесь какой-то криминал… это… ну… это просто безосновательные обвинения. Вы составляете портрет человека на основе истории семьи. Мы подадим в суд. Если вы хотите задержать его, вам нужны основания для этого и обвинения, а у вас их нет. Ну вот что, я работаю бесплатно только шесть минут, и думаю, они уже истекли. Мы закончили?
        В момент, когда Марсело произносил свою тираду, я от одной близости к нему ощутил порыв принести извинения. Но Кроуфорд не отступился:
        - Мы не закончили. Мне позволено действовать по своему усмотрению, так как здесь произошло убийство.
        Это запустило в толпе ропот, все недоуменно повторяли: «Убийство? Убийство?» Марсело сжал кулаки. Моя мать была не из тех, кто ахает, но и она прикрыла рот ладонью.
        - Несчастный случай, - с упором произнес Майкл.
        - Вам конец! - зарычал Марсело на Кроуфорда. Этот юридический язык был понятен даже мне. - Я привлекал людей и за меньшее.
        - А я не уступал и в более серьезных случаях.
        Их перепалку прервал грохот двери гостевого дома. На крыльце стояла высокая женщина моего возраста с загорелым подбородком и бледными, как тесто, кругами у глаз - с лыжным загаром. У нее были голые руки, одета в футболку и жилет, не застегнутый, несмотря на холод. Я узнал в ней хозяйку «лендровера-амфибии», которая помогла мне надеть цепи на шины.
        - Офицер, вам нужна помощь? Люди и так уже на пределе. Что тут за крик?
        - Вас это не касается, - сказал Марсело, заранее утомляясь от перспективы, что в споре появится еще одна сторона.
        - Я хозяйка этого курорта, так что, думаю, касается.
        - В таком случае не могли бы вы попросить этого самодеятельного Пуаро, чтобы он прекратил терроризировать ваших гостей? И если вы хотите унять панику, может, посоветуете ему не разбрасываться словом «убийство»?
        - Впервые слышу слово «убийство». - Владелица курорта вскинула бровь и посмотрела на Кроуфорда. - Правда? Вы имеете в виду Зеленые Ботинки?
        Раз уж пошли в ход прозвища, основанные на цветах, то понять, кто такой Зеленые Ботинки, было легче, чем опознать Черного Языка. Так назвали человека, который погиб, покоряя Эверест. Убирать тело было слишком опасно, и оно оставалось совсем рядом с тропой, и ярко-зеленые ботинки трупа служили ориентиром для альпинистов. Хотя на утреннем мертвеце не было зеленых ботинок - кому и знать, как не мне, несшему левую ногу, - они, очевидно, пристали к нашему загадочному замерзшему гостю для краткого обозначения.
        - У меня есть основания полагать, что его смерть может вызвать подозрения.
        - Почему? Из-за нее? - живо поинтересовалась Кэтрин, из недоверия и, вероятно, от высоты над уровнем моря указывая на Софию. - Вы получили бы лучшее врачебное мнение от шамана. Что ты ему сказала? Когда приедут нормальные детективы?
        - Я врач, - заверила Кроуфорда София.
        - Мы игнорируем тот факт, что, даже если смерть подозрительна, у Майкла есть алиби?
        - Отец, позволь мне…
        - Я справлюсь, Майкл. Вы уверены, офицер, что хотите пройти по этому пути? Ваши подозрения основаны на какой-то ерунде, которую вы откопали, может, немного из семейной истории и вашей преданности полицейскому значку, потому что вы готовы пролить свою синюю кровь и так далее. Ваши предрассудки не только очевидны, но и превращают вас в идиота. Скажите мне, ради всего святого, как Майкл может быть причастен к этому, когда он только сегодня утром вышел из тюрьмы?
        Слушая гневную отповедь Марсело, все затаили дыхание. Кроуфорд переводил взгляд с одного из нас на другого. Я решил, что он пытается соскрести любые остаточные признаки поддержки, и отвел глаза. Даже София смотрела на носки ботинок. Отставив в сторону мысли о Черном Языке и Зеленых Ботинках, она знала, когда человек становится Красной Рожей.
        - Пошли, - сказал Марсело, беря Одри за руку и направляясь к гостевому дому.
        Но Майкл не двинулся. Он обменялся тревожным взглядом с Эрин.
        Я не приукрашиваю картину, говоря, что тут наконец послышался раскат грома.
        - Так я и думал, - сказал Кроуфорд. - Вы сами объясните им или это сделать мне?
        - Я ничего не делал. - Майкл поднял руки и шагнул к полицейскому. - Но готов содействовать вам в поиске преступника. - Говоря это, он смотрел на меня.
        - Майкл! Прекрати! Полицейский, он не знает своих пр…
        - Он не мой адвокат.
        - Что ты делаешь? - Одри вернулась назад и положила руку на плечо Майкла. - Ты был в Кумах прошлой ночью. Так и скажи ему.
        - Мама, тут холодно. Иди в дом.
        - Просто скажи. Скажи это. Объясни ему. - Одри начала стучать в его грудь кулаком свободной руки, словно выбивала из сына признание.
        Потом, думаю, из-за холода и переутомления у нее подогнулись колени, и она мягко осела в снег. Майкл попытался подхватить ее, но успел только получше усадить. Кроуфорд, София и я поспешили ей на помощь, но она отмахнулась от нас. Кэтрин и Люси начали кричать на Кроуфорда за то, что он держит пожилую женщину на холоде.
        - Миссис Каннингем, - сказал Кроуфорд достаточно громко, чтобы прекратить шум. - Майкла выпустили вчера днем.
        Вчера? Помню, как на меня медленно снизошло озарение. Но это означает…
        Взгляд Майкла метнулся к Эрин. Мне показалось, что при этом лицо Люси провалилось внутрь. На мои ресницы приземлилась первая снежинка.
        - Это ничего не доказывает. Ладно. Ладно, он не был в тюрьме. Конечно. - Марсело вновь разворачивал мыслительный процесс, пытаясь подобрать наилучший аргумент, и одновременно поднимал Одри на ноги. - Но это не означает, что он был здесь. Ты не можешь сидеть тут, дорогая, ты промокнешь. Так что скажи нам, Майкл, где ты был прошлой ночью, и покончим с этим.
        - Я лучше пойду с вами, офицер.
        Кроуфорд защелкнул наручники на запястьях Майкла и ободряюще посмотрел на него. Даже не зная всех потаенных мотивов Майкла, полицейский Последнее Прибежище понимал, что это самый безболезненный выход из ситуации. Я заметил, что наручники он надел очень свободно. Может быть, не настолько, чтобы можно было их скинуть, но достаточно, чтобы не использовать это в качестве средства устрашения. Кроуфорд повернулся к хозяйке курорта - знаете, по хронологии она еще не представилась, но меня это раздражает, так что я начну называть ее Джульеттой, потому что скоро она откроет свое имя, - и сказал:
        - Мне нужно держать его одного для безопасности гостей.
        - Он выберется из любого места, куда бы вы его ни посадили. Номера и шале не запираются снаружи на случай пожара, - ответила Джульетта. Видите, я же говорил, что так будет проще. - У нас тут гостиница, а не тюрьма.
        - А как насчет сушильни? - предложила Люси.
        Лицо ее было мрачнее неба, голос глухой, язык распух от злости. Я выясню это позже, но она, вероятно, уже знала, что сушильня - это всего лишь небольшая теплая кладовка с подставками для обуви и стойками для одежды, где пахло плесенью и потом, который появляется, только когда вы очень долго ходите в водоотталкивающей одежде, улавливающей все внутри так же эффективно, как не пускающей внутрь. Это была слабая месть, но лучшего ей было не придумать за такой короткий срок.
        - Я видела, там есть защелка с наружной стороны, - с самодовольным видом добавила Люси.
        - Гм… Сушильня, вообще-то, не предназначена для того, чтобы в ней находились люди, - возразила Джульетта.
        Кроуфорд посмотрел вверх, выставил руку ладонью к небу и понаблюдал, как на нее упали и тут же растаяли несколько снежинок. Ему хотелось завершить эту сцену и уйти в дом. Он с извиняющимся видом повернулся к Майклу:
        - Это всего на несколько часов.
        Майкл кивнул.
        Мне показалось, сейчас самое время, чтобы заговорила Эрин. Если тюрьма не обеспечивает алиби Майклу, тогда это могла сделать она. Мы все знали, что они были вместе, и как же прошла у них эта ночь? Эрин промолчала, и я понял: секрет, который они не хотели раскрывать, стоил того, чтобы посидеть взаперти в сушильне под подозрением в убийстве. Во мне разгорелось любопытство.
        - Где вы учились на полицейского? - Марсело мог бы ударить Кроуфорда, если бы на нем не висела моя мать. - Все это незаконно.
        Полицейские в таких книгах, будучи либо Последним Прибежищем, либо Единственной Надеждой, могут обладать и особым складом характера, который описывается словами «По Букве Закона» или «К Черту Правила». Похоже, Кроуфорд снова удивил меня.
        - Я рад сотрудничать, - повторил Майкл.
        - Все будет хорошо, - сказала Эрин, обнимая его, провела рукой по спине суженого и скользнула в задний карман. В другой на этот раз. Не в тот, что прежде.
        После этого все пошли к гостевому дому. Меня увлекло общим потоком. Марсело передал Одри Софии, чтобы не отставать, и выговаривал Кроуфорду языком, который я назвал бы цветистым из-за обилия юридических терминов и графических описаний того, как можно совокупляться со своим собственным лицом.
        - Дайте мне немного времени, - сказал Кроуфорд наверху лестницы суровым голосом копа «К Черту Правила». Он обращался к Марсело, но остановились мы все и, оказавшись на разных ступеньках, будто играли в театральной постановке или позировали для свадебной фотографии. - Обогрейтесь. Мы скоро поговорим.
        - Вы не будете говорить с ним без меня, - нанес последний удар Марсело.
        - Этот человек не представляет мои интересы. Он не мой адвокат, - повторил Майкл, потом повернулся и поднял скованные наручниками кисти, сложил их в виде пистолета, выставив вперед соприкасающиеся указательные пальцы, и указал на меня. - Вот он.
        Глава 14,5
        Верно. Многое уже случилось, так что, пожалуй, я вставлю здесь краткое резюме.
        Знаю, это немного странно. Но просто хочу, чтобы мы все были на одной волне. Если вы уверены в своих когнитивных способностях, то можете пропустить эту главку.
        В подобных книгах обычно по крупицам выдается история о прошлом ансамбля негодяев, потом их всех собирают в каком-нибудь одном месте и предъявляют труп, который можно связать мотивом для убийства с предысторией каждого персонажа. Я испробую этот прием.
        Предыстория: три года назад мой брат Майкл появился на пороге моего дома с человеком по имени Алан Холтон на заднем сиденье своего автомобиля. Алан был мертв, потом оказалось, что нет, потом он снова умер. Даже понимая, что меня могут за это изгнать из семьи - после того как мой отец убил копа при попытке ограбления автозаправки, мы не доверяем полиции, - я встал на сторону закона и сдал своего брата.
        Место: мы все собрались на горном курорте «Небесный приют», чтобы встретить Майкла, вышедшего из тюрьмы. Это самый высокогорный в Австралии гостиничный комплекс. Надвигается снежная буря, а как же иначе. Но, пожалуйста, не считайте мой рассказ настолько заштампованным, что мы оказались здесь в ловушке, вовсе нет: мы просто скупы и нерешительны. Хотя теперь, полагаю, мы и впрямь немного застряли на курорте, раз Майкла посадили в сушильню и мы не можем просто взять и уехать, оставив его тут, но это тема двух следующих глав, а здесь должно быть вкратце резюмировано уже изложенное.
        Ансамбль: моя мать Одри, возлагающая на меня вину за разобщенность, в которой пребывает наша семья в настоящее время; Марсело, мой отчим, партнер в уважаемой юридической фирме «Гарсия и Бродбридж», который носит на запястье стоимость обучения в университете и представлял интересы Майкла в процессе об убийстве, но не желает прикасаться к делу о халатности Софии; София, дочь Марсело и моя сводная сестра, которой зачем-то нужно по меньшей мере пятьдесят тысяч долларов, вероятно, чтобы разобраться с судебным иском за ненадлежащее выполнение своих обязанностей, что может стоить ей медицинской лицензии, хирург, помимо прочих своих достижений, вылечившая плечо Марсело; Кэтрин, моя гиперорганизованная тетушка-трезвенница, которой пришла в голову идея устроить этот семейный уик-энд; Энди, муж Кэтрин, который носит на пальце обручальное кольцо, как некоторые мужчины носят на груди «Пурпурные сердца»[5 - «Пурпурное сердце» - медаль, вручаемая всем американским военнослужащим, погибшим или получившим ранения в результате боевых действий.]; Люси, бывшая жена Майкла, которая не бросила его во время судебного
процесса, но он развелся с ней, сидя в тюрьме, потому что у него завязались особые отношения с… Эрин, моей нынешней женой, хотя мы живем раздельно, которая нашла утешение в письмах моего брата (и очевидно, в его объятиях), думаю, всем ясно, что нас разделили последствия этой травмы; Майкл, который солгал, что вышел из тюрьмы тем утром, а до того, как сел, поручил мне присмотреть за сумкой с двумястами шестьюдесятью семью тысячами долларов; владелица курорта Джульетта, осуществляющая одновременно помощь на дороге и функции консьержа; Дариус Кроуфорд, коп, который пока мало что смыслит и мог бы с тем же успехом, упав за борт, всплыть у берегов Китая и начать дрейфовать обратно; и я, отлученный от семьи, в обнимку с сумкой замаранных кровью денег. Таков актерский состав. Думаю, мы хорошо подходим на роли закосневших в грехе нечестивцев.
        Тело: утром посреди заснеженного поля для гольфа обнаружен мертвый мужчина. София думает, что это работа серийного убийцы по имени Черный Язык и мертвец погиб не от холода. По мнению Люси, все постояльцы отеля на месте. Если вы считаете подозрительным, что она сообщила мне об этом, я напомню вам о Джульетте, которая как владелица курорта имеет доступ к списку гостей и присвоила неизвестному прозвище Зеленые Ботинки, а это косвенно подтверждает основанное на слухах мнение Люси. Проблема в том, что никого из нас невозможно мотивом связать с трупом, так как никому не известно, кто он, черт возьми, такой!
        Вот несколько золотых крупиц, которые я хотел бы выложить вам на ладони в данный момент:
        1. Кто-то находился в шале Софии, когда она была у меня; оттуда мне позвонили по телефону.
        2. Только у Софии есть алиби, так как она разговаривала со мной в моем шале в то время, когда умер Зеленые Ботинки, чего вы пока не должны знать, но я все равно вам сказал.
        3. Марсело заказал обед в номер, потому что моей матери нездоровилось. Я не имел контактов с Энди, Кэтрин или Люси в течение ночи.
        4. София, Энди и я видели лицо Зеленых Ботинок, но Кроуфорд точно не держал гроб открытым все утро, так что мы, вероятно, остались единственными. Никто из нас его не узнал.
        5. Я до сих не в курсе, откуда взялась сумка с деньгами. Мне начинает казаться, что кто-то может охотиться за ней.
        6. К Зеленым Ботинкам вели следы трех пар ног и только одна пара возвращалась; ночью не шел снег.
        7. Предпочтения Люси в макияже уступают только вкусу Эрин к мужчинам и способности Майкла выбирать не подходящие к условиям местности транспортные средства.
        8. Я не забыл, что невзначай обмолвился про «братьев», во множественном числе.
        9. Майкл посчитал более приемлемым попасть под обвинение в убийстве, чем сознаться в том, где они с Эрин провели предыдущую ночь.
        10. До следующей смерти нам осталось 76 страниц.
        И посреди всего этого я. Человек, пишущий книги о том, как писать книги, без юридического образования, который только что по причинам, пока непостижимым для меня и сомнительным с точки зрения закона, был выбран адвокатом подозреваемого в убийстве - или, возможно даже, серийного убийцы, если принять во внимание слова Люси о драматических предшествующих событиях, - который притом должен презирать меня.
        Если вы довольны моей честной игрой, давайте двигаться дальше.
        Глава 15
        Я легко мог бы поймать Одри, но мы ввалились в холл толпой, и я хотел подождать, пока все разойдутся. Перед тем как Майкла увели в сушильню, он сказал мне, что пришлет за мной - так и сказал, будто я придворный шут, - после того как немного подумает. И изобретет убедительное алиби, как я подозревал.
        Все потихоньку просочились в бар, ресторан или разбрелись по своим комнатам. Арест Майкла стал неплохим развлечением для гостей курорта: на фасадных окнах осталось немало жирных отпечатков лбов. Марсело повел Одри наверх. Он приобнял ее одной рукой и говорил что-то успокаивающим, монотонным голосом. Моя мать еще не настолько стара, чтобы ступеньки лестницы были для нее серьезным препятствием, но уже в том возрасте, когда люди заводят дружбу с перилами, и поэтому они двигались медленно. Я отчасти ожидал, что Марсело погонится за Кроуфордом, осыпая его словесным огнем, но мой отчим бросил борьбу и вместо этого возился со своим телефоном (заряд батареи: неизвестен). Наверное, пытался поймать палочку на шкале уровня приема Сети и позвонить кому-то, кто может уволить Кроуфорда.
        Я подождал, пока они доберутся до площадки второго этажа, рассчитывая, что там хватит места зажать их в угол и вовлечь в разговор. Давненько я не беседовал с матерью лицом к лицу. Она могла что-то знать.
        Только я двинулся вслед за ними, как мне на плечо сзади легла чья-то рука. Не агрессивно, но меня самую малость потянули назад. Я обернулся и увидел Кэтрин, которая, как бы извиняясь, морщилась - такое выражение обычно появляется на лицах людей, когда они мимикой просят у вас прощения за свои слова. Такую мину часто строит Энди за спиной у своей жены, пока она объясняет, почему они рано уходят из гостей.
        - Сейчас самое лучшее время? - спросила она в своей обычной манере, встревоженной и серьезной, но в то же время чуточку снисходительной.
        Конечно, она была на добрый десяток лет моложе моей матери и в последнее время начала сюсюкать, говоря об Одри. Кэтрин ни в коем случае не делала это в насмешку и не разыгрывала озабоченность, но было ясно: она считала, что моя мать сдает.
        - О! - торжественно соглашаясь, произнес я. - Ты права. Давай дождемся еще нескольких трупов. - Потом я вспомнил, что обещал Энди не принимать все близко к сердцу. В конце концов, Кэтрин всего лишь пыталась помочь. Я смягчился и объяснил: - Мне нужно защищать Майкла, и поэтому я должен собрать как можно больше сведений. Рано или поздно мне все равно придется с ней поговорить.
        Кэтрин угрюмо согласилась с моими доводами.
        - Только постарайся не утомлять ее. - И снова мою тетку волновала хрупкость здоровья, а не счастье Одри. - Если она вообще станет говорить с тобой, чего, вероятно, не случится.
        - Я должен попытаться.
        - И какой подход ты применишь?
        - Не знаю. Начну пресмыкаться? - Я пожал плечами. - Она все-таки моя мать. Нужно как-то пробиться к ее материнским чувствам.
        Кэтрин засмеялась. Трудно было определить, жестокий это смех или сочувственный, но она убрала руку с моего плеча, больше не удерживая.
        - Если это весь твой план, надеюсь, ты привез с собой «уиджу»[6 - «Уиджа» - доска для спиритических сеансов с нанесенными на нее буквами алфавита, цифрами от 0 до 9, словами «да» и «нет», снабженная специальной пластинкой-указателем, с помощью которой медиумы читают послания духов умерших.].
        Одри сидела в библиотеке в обитом красной кожей кресле с высокой спинкой и листала роман Мэри Уэстмакотт, но вряд ли читала его. Идеальное место для развязки. Несмотря на слово «Библиотека», написанное на дверях, это помещение было настоящим кошмаром для любителей чтения. Здесь было множество книг в мягких обложках - заплесневелые, поврежденные водой, с ломкими, как картофельные чипсы, страницами, они заполняли полки, сколоченные из старых деревянных лыж и сноубордов. В каменном камине, который расхваливали авторы рекламного буклета, голодно потрескивали угли; архитектор, похоже, совершенно не подозревал о горючести книг. Из-за огня в комнате было слишком жарко, но зато меньше, чем в других помещениях отеля, пахло сыростью. На каминной полке не лежали пистолеты, ничего чеховского, но меня сильно потянуло на убийство при виде чучела голубя и медали в рамке под стеклом, которые имелись там вместо настоящего оружия.
        Заметив меня, мать закрыла книгу, встала и повернулась ко мне спиной, притворившись, что занята перебором остальных книг на полке из сноуборда.
        - Одри, - окликнул ее я, - ты не можешь игнорировать меня вечно.
        Она сунула книгу на полку - не на то место, по-моему, раз уж Мэри Уэстмакотт - псевдоним Агаты Кристи, но что значит имя? - обернулась и недовольно сдвинула брови, заметив, что я преградил ей путь к выходу.
        - Пришел позлорадствовать? - Она сложила руки на груди. - Сказать, что не ошибся насчет него?
        - Вообще-то, я хотел узнать, как ты себя чувствуешь.
        Одри на секунду замерла - не знаю, чтобы осмыслить мое предложение мира или вспомнить свое алиби, необходимое ей в связи с отменой совместного обеда, - а потом презрительно фыркнула:
        - Я могу сама о себе позаботиться.
        Она увиливала от ответа, явно досадуя на то, что кто-то проявляет чрезмерную заботу о ней, а это, без сомнения, казалось Одри угрозой ее независимости. Вероятно, Кэтрин в последнее время поддевала ее намеками на возраст, и я только разозлил мать своим вопросом.
        - Это всё? - Она сделала шаг в сторону, чтобы обойти меня.
        - Майкл не оказал помощь человеку, мама. Я считал, что поступаю правильно. - Слово «считал» было употреблено мною намеренно, хотя на самом деле я был убежден в том, что выполнил свой долг. - И сейчас тоже делаю то, что, по моему мнению, правильно.
        - Ты говоришь, как твой отец. - Одри покачала головой. Это не был комплимент.
        Мне стало любопытно. Она редко упоминала отца.
        - И в чем сходство?
        - Роберт мог оправдать что угодно. Для него каждое ограбление было лотерейным билетом, последним. Он сам себе отпустил все грехи.
        - Отпустил грехи?
        Мой отец не получил отпущения грехов, он погиб в перестрелке с двумя полицейскими, убив одного из них. Если только мать не имела в виду, что он каждый раз убеждал себя пойти на преступление, веря, что делает это по необходимости, ради своей семьи и что он достаточно хороший человек и не пойдет на следующее. Прямо как сигареты Люси.
        - Отец был плохим человеком. Ты же сама это знаешь.
        - Он был идиотом. Если бы он был просто плохим человеком, я могла бы с этим смириться. Но плохой человек, который считает себя хорошим… Вот что довело его до беды. А теперь по твоей милости я вынуждена смотреть, как ты совершаешь те же ошибки и ждешь, что я буду улыбаться и изображать, будто все в порядке? Только наша семья собралась вместе… и теперь разбираться с этим.
        Слова матери потрясли меня. Я повторяю отцовские ошибки? Она, что же, обвиняет меня в причастности к смерти Зеленых Ботинок? Этот намек заставил меня ужаснуться. Потом от обиды и еще потому, что никогда не говорил этого матери в глаза, я выпалил:
        - Майкл - убийца!
        - Он убил кого-то. Но разве это превращает его в убийцу? Некоторые люди убивают других и получают за это медали. Убивают по долгу службы. Майкл - не редкость и не исключение. Ты объявляешь его убийцей? А ты не думаешь того же о Кэтрин? О Софии? Если бы тебе пришлось поступить так же в подобной ситуации, какие бы причины ни толкнули его на это решение, кем стал бы ты?
        - Это разные вещи.
        - Неужели?
        - Думаю, в сарае лежит тело человека, который не согласился бы с тобой.
        - Майкл его не убивал.
        - В это я верю, - поспешно добавил я и сам удивился своей торопливости. - Но кто-то это сделал. И как-то все слишком гладко сходится одно к одному - наш семейный уик-энд, приезд Майкла. Смерть этого человека имеет к нам какое-то отношение, не сомневаюсь.
        Казалось, мои слова рассердили Одри. Но в ее волнении, в том, как она бросала взгляды мне за спину, крылось что-то еще.
        Я воспользовался шансом и шагнул к ней, понизил голос и спросил:
        - Ты знаешь, кто этот покойник?
        - Нет. - Рискую все испортить, но здесь Одри говорит правду. - Но он не из наших. Только это имеет значение.
        - Что ты от меня скрываешь?
        - Значит, ты хочешь найти убийцу? Тебе легче вообразить человека с ножом или пистолетом, за которым можно охотиться, безусловно дурного, чтобы не обращать внимания на правду? И что случится, если ты его найдешь? Тогда ты расплатишься за свои грехи? Хорошо, когда злодей умирает в конце романа. На самом деле так и должно происходить. А если Майкл сделал это с Аланом? И так заканчивается история Майкла, которая смутила тебя изначально. - Ей потребовалось пару раз глотнуть воздуха после этой филиппики, а я переваривал содержавшуюся в ее словах правду. - Мы здесь из-за тебя. Майкл сидит в этой каморке из-за тебя. Ты сделал это. Ты такой же, как твой отец. Он знал, как трудно нам будет без него, и все-таки оставил нас бороться за жизнь одних, и мы заплатили за это свою цену. Все заплатили. - Голос Одри был напитан ядом. - Если бы он оставил нам оружие, которым мы могли бы сражаться. Но нет. В банке пусто. И ты поступил так же с Майклом.
        На секунду я подумал, что она обвиняет меня в присвоении денег, и собирался уже спросить, откуда ей про них известно. Но быстро сообразил: мать говорит лишь о том, что, умерев, отец оставил нас нищими. Сказать по правде, не в такой уж нищете мы росли. Но не мне судить о том, каково это - растить детей в одиночку. В любом случае слова Одри, скорее всего, были метафорой.
        - Отец был убийцей, как и Майкл. - Я отмел ее аргументы и нанес ответный удар черно-белой правдой. - Разница только в том, что он к тому же был торчком.
        - Твой отец не был торчком! - взревела Одри.
        - Но рядом с ним нашли шприц, мама. Перестань обманывать себя!
        - Перестань доводить свою мать. - Позади меня раздался голос Марсело, который держал дымящуюся кружку с чем-то коричневым. Он сказал это в шутку, но сразу уловил, какая напряженная обстановка сложилась в комнате, и мягко выставил меня за дверь движением предплечья. Одри прокралась мимо нас, попутно взяв у Марсело питье, и быстро зашаркала по коридору. Отчим вскинул брови. - Ты как, в порядке?
        Я кивнул, но так механически, что он мигом почуял неладное.
        - Все перевернулось вверх дном. Насколько я понимаю, Майкл хочет поговорить с тобой. Эта глупая история с тем, кто его адвокат, не продлится дольше нескольких часов, но если рокировка поможет нам привлечь Кроуфорда на нашу сторону, что ж, хорошо, пусть он увидит: мы готовы сотрудничать и можем даже подыграть ему. - Марсело заметил, что я насторожился. - О, не думай, будто я сдаюсь. С ним я расквитаюсь позже, обещаю. От него мокрого места не останется. Но я знаю, когда поднимать шум, а когда лучше обождать. И думаю, я пока вне игры. Сперва ты поговори с Майклом, потому что он этого хочет. Мы ведем игру, а не Кроуфорд.
        Я невольно задумался: использование в речи спортивных метафор - это универсальная черта отчимов или особенность Марсело?
        - Но ты же настоящий адвокат. Притом хороший. Ты обеспечил ему каких-то три года тюрьмы по обвинению в убийстве - это отличный результат. Почему он больше тебе не доверяет?
        - Не знаю. - Марсело пожал плечами. - Похоже, он не склонен доверять никому. Может быть, расскажет тебе почему.
        - Когда ты знакомишься с новым клиентом, как отличаешь порядочного человека от негодяя? - спросил я. - Ну… я понимаю, ты должен быть беспристрастен, но наверняка ведь думаешь, что одни люди совсем пропащие, а у других еще есть надежда?
        - Именно поэтому я занялся корпоративным правом, там мне не приходится думать о таких вещах. Они все мешки с дерьмом.
        - Я серьезно спрашивал.
        - Знаю, приятель. - Он протянул руку и сжал мое плечо. Марсело всегда умел найти для меня альтернативу слову «сын», как будто ему было неловко его произносить, даже теперь. «Приятель» - одно из самых серьезных его обращений, продвинутый вариант в сравнении с «дружище». - Ты спрашиваешь о своем отце.
        - Одри сказала, он был дурным человеком, который считал себя хорошим.
        Марсело на секунду задумался.
        - Не мне об этом судить.
        У меня возникло ощущение, что он имеет свое мнение на этот счет, но не хочет его навязывать.
        - Ведь вы дружили. Какой он? Вы были близки? - Я сам себя удивил этими вопросами.
        Марсело почесал загривок. Слова он подбирал медленно.
        - Да. Я хорошо его знал. - Демонстративный взгляд на часы. Видимо, говорить на эту тему моему отчиму было неловко, ведь он женился на вдове своего клиента. - Лучше догоню твою маму.
        Я задержал его.
        - Можешь кое-что для меня сделать? - (Марсело кивнул.) - У тебя есть знакомые в полиции - следователи, всякие стажеры, верно? Можешь узнать у них про жертв Черного Языка? По словам Люси, это женщина по имени Элисон Хамфрис и супруги Марк и Джанин Уильямс. Любую полезную информацию.
        Марсело помолчал. Вероятно, колебался, стоит ли поощрять меня на этом пути.
        - Кто была первая - Уильямсы и?..
        - Элисон Хамфрис.
        - Понял. Конечно, чемпион. - Он слегка расслабился. К счастью, не стал по-дружески стукать меня кулаком в плечо, иначе нам пришлось бы выйти на улицу и поиграть в мяч, а я не захватил с собой бейсбольную перчатку. - Я поспрашиваю.
        За Марсело я не пошел, а вместо этого решил провести несколько минут в библиотеке один, чтобы собраться с мыслями. Поймал себя на том, что рассматриваю медаль на камине и думаю о словах матери: некоторых людей награждают за убийство. Медаль была из темной бронзы, лежала в рамке под стеклом на синем бархате, а под нее был подложен маленький прямоугольный листочек бумаги, как в печеньях с предсказаниями. На бумажке имелось множество точек, но это не была азбука Морзе или еще что-то знакомое мне. Подо всем этим находилась гравированная табличка: «Награжден за то, что пронес спасительное послание сквозь шквальный огонь, 1944 год». На самой медали были выбиты слова: «ЗА ОТВАГУ» и «МЫ ТОЖЕ СЛУЖИМ».
        Расслабьтесь. Я не потратил восемьдесят слов на описание этой вещицы без толку. Я понял, что моя мать смотрела на вещи предвзято, но она была права. Убийства отличаются одно от другого; вот что означала эта медаль. Одри хотела объяснить мне, что она верит в наличие у Майкла основательных причин для убийства.
        «Ты сделал это», - сказала она. И за ее отрывистыми словами я вновь услышал все то, о чем говорила мне на крыше Люси: «Это случилось бы по-другому». Вдруг я почувствовал, что понял ее. Я отправил Майкла в тюрьму, а что, если его злость дала метастазы и привела к чему-то еще более ужасному? Мне стало стыдно за это чувство вины - Майкл заслужил свое наказание, напомнил себе я, - но от этого оно никуда не исчезло. Уверенность, что я все сделал правильно, мало утешала. Это был бесповоротный момент, когда ничего нельзя изменить, как не сбить с пути раздвижную дверь, которая ездит по рельсе, и в то же время после него все изменилось. Во что я превратил своего брата?
        И вот в этот самый момент я и решил помочь Майклу. Не потому, что считал его невиновным, и не потому, что признавал его вину. Но из-за того, о чем твердили мне все с момента нашего приезда сюда.
        Это сделал ты.
        Я стал причиной того, что все случилось так, как случилось. Назовите мой побудительный мотив стыдом за то, что я дал показания против кровного родственника, последствием эмоционального разрыва с матерью или чувством вины, связанным с внушенной мне идеей о необходимости хранить верность Каннингемам, но моя совесть не могла больше этого выносить. Я принял сознательное решение: буду копать. И либо вымощу себе обратный путь в семью, добившись оправдания Майкла, либо вобью последний утвердительный гвоздь в крышку его гроба. Назовите меня предателем, который действует как полицейский осведомитель, но у меня было чувство, что кто-то из нас замешан в этом деле. И мне казалось предельно ясным: единственный способ снова собрать воедино моих родных - это узнать, кто из них убийца.
        Ну, мы все убийцы - я уже сказал вам. Теперь же я имею в виду отметившегося последним.
        Моя мать
        Глава 16
        Люди - по большей части мужья, посланные за чем-нибудь, - бежали к своим машинам среди жуткого косого льда, который только что пластами начал сыпаться с неба. Сквозь этот хаос я едва различал парковку, но все вокруг совершали одинаковые полупрыжки, полунырки, прикрывая лбы согнутыми в локтях руками. Ветер поднимал с земли снежную пыль, добавляя к общей картине белую поземку, вихрящуюся на уровне колен и похожую на разбивающиеся о скалы вспененные морские волны. Борясь с ветром, все пригнулись к земле так, будто поднимались в гору. Время от времени я видел оранжевые вспышки подфарников - щелкали замки на дверцах машин, и всё новые люди исчезали дальше в серой мгле. Как во время эстафеты, новая партия смельчаков, зябко поеживаясь и толкаясь, выстраивалась под навесом крыльца и дула себе на руки, наблюдая бурю и выжидая момент для броска. Я мог предугадать тему их разговоров: действительно ли оставшиеся в машине вещи настолько необходимы и как лучше выдать этот забег под ледяным дождем за достойный вознаграждения в виде секса героизм.
        Вместе с Софией я сидел в баре, где можно было, несмотря на катастрофу, взять себе кофе. Мы забрались на высокие табуреты, придвинутые к фасадным окнам, и наблюдали за тем, как ярость бури набирает силу. Марсело находился где-то в глубинах отеля, ругался с Джульеттой по поводу того, как получить комнату в гостевом доме. Моя мать либо была с ним, либо ругалась с Кроуфордом. Я пока еще так и не понял, что значит быть адвокатом Майкла, и подпитывался кофеином, прежде чем явиться в сушильню, которую по причине того, что Майкл еще не был готов к встречам, Кроуфорд запер и, взяв на себя роль часового, уселся на стул перед дверью. Люси сидела одна на противоположной стороне бара. Она заказала обеденную пинту пива, но не пила его, а просто крутила пальцами бокал в его собственном конденсате. Эрин здесь не было, она ушла в свое шале до того, как разразилась буря. Кэтрин попросила чайник чая и просматривала папку с листами, вставленными в прозрачные защитные файлы. Я подумал: сколько же понадобится убийств, чтобы она сломалась и тоже заказала себе пиво? Полагаю, не меньше двух. Наверное, в папке у нее
лежало расписание мероприятий. Я бы не удивился, если бы Кэтрин распечатала прогноз погоды и теперь пыталась выяснить, что и в какой момент она перепутала. По поводу местонахождения Энди дам вам две наводки.
        Группа мужей на крыльце решила, что мокрый снег прекратился, и бросилась бежать. Я постучал по стеклу, проговорив:
        - И вот они понеслись, - словно комментировал скачки. - Мне Нужно Было Уйти Раньше держится в хвосте сразу за Я Лучше Замерзну до Смерти, Чем Признаю Свою Неправоту, на несколько корпусов отставшего от Меня Вытолкали Сюда Лишь Устаревшие Архетипы Отношений, и на морду впереди всех мчится Ты Уверена, Что Без Этого Не Обойтись, Детка.
        В холл, стряхивая лед с бороды, вошел Энди, снял куртку и повесил ее на крючок рядом с дверью. Плюхнулся на стул напротив Кэтрин, положил на стол небольшую сумочку и сказал:
        - Ты уверена, что не могла обойтись без этой штуки, детка?
        София засмеялась слишком громко, и, когда Кэтрин пальнула в нее взглядом, быстро отвела глаза и уставилась в окно, с фальшивым восхищением изображая, что любуется снежной бурей.
        - Что со всеми вами? - спросил я. Мне не нужно было пояснять Софии, о ком я говорю, но она все равно пожала плечами, словно показывая, что не понимает меня. - Да ладно тебе. Кэтрин. Как она сегодня накинулась на тебя. Я вообще не подозревал, что вы с ней настолько близки и между вами может возникнуть настолько бурная ссора.
        - Неужели? Я не заметила. - София не хотела развивать эту тему. Но я остался при своем мнении. Презрение Кэтрин - оно как глаза матери: вы всегда знаете, когда они обращены к вам. Но София явно не желала обсуждать это. - Значит, ты теперь адвокат?
        - Вроде того.
        - Разве у тебя нет типа десяти шагов для раскрытия преступления или чего-то в этом роде? Просто сделай это. - Она помахала руками в воздухе, как будто показывала волшебный трюк. - Сделай немного всего этого.
        - Это правила, а не шаги. И они не мои. К тому же, - я подался к ней и заговорщицки прошептал: - я не люблю юридические триллеры.
        - В таком случае что ты будешь делать?
        - Ну… полагаю, если я поучусь в школе права, пройду стажировку и пропихну куда-нибудь свой диплом с отличием, тогда я смогу вытащить Майкла из этой каморки… ну… годиков этак через восемь.
        - А он вообще может сделать это? Выбрать тебя, я имею в виду. - София глотнула из кружки и с лязгом поставила ее обратно на блюдце. - И почему ты?
        - Я не знаю. - Таков был мой правдивый ответ на оба ее вопроса, но сказанные Майклом слова: «Я должен кое-что тебе сказать» - засели у меня в голове. - Человек может защищать себя в суде без всякого образования, верно? Может быть, Майкл просто расширил границы этого правила. Или это вообще незаконно. Но и Кроуфорд играет здесь не по правилам. Я вообще не уверен, что он их понимает. Может быть, Майкл использует это себе на пользу. По мнению Марсело, это вроде бы хорошая идея, чтобы Майкл поговорил со мной, так что я пока поддаюсь.
        - Неужели сидеть в вонючей кладовке - это то, чего он хочет?
        - В данный момент, думаю, тут одно из двух: если я формально становлюсь его адвокатом, он может общаться со мной сколько угодно с глазу на глаз, так? Кроуфорд обязан позволить ему это. Когда мы были на улице, Майкл сказал, что хочет поговорить со мной. Выходит, я нужен ему там.
        - А второе?
        - То же, что первое. Если я нужен ему в этой каморке, вероятно, он пытается оградить кого-то от попадания туда.
        - Он напуган?
        Я пожал плечами. Других теорий у меня не было. София потерла глаза, зевнула и вновь перевела взгляд за окно.
        Прежде я с трудом различал выше по склону сарай, превращенный в мертвецкую, и озеро внизу, теперь же не видел даже парковку. Все посерело абсолютно, на расстоянии нескольких метров не видать ни зги. Пляска льдинок в воздухе на фоне этой серости напоминала картинку в микроскопе - эти маленькие серые клеточки, и на секунду я представил себе гору на молекулярном уровне. Когда буря успокоится, ее поверхность примет иную форму, накрытая, как толстым покрывалом, чисто-белым снегом глубиной по колено. Я понял, что мы наблюдаем за тем, как гора перестраивает себя, атом за атомом.
        - У тебя такой вид, будто ты не выспалась, - дерзнул заметить я.
        На улице я думал, что бледность Софии вызвана холодом и шоком от вида мертвеца, но в гостинице моя сестра выглядела по-настоящему разбитой. Это было видно по ее осунувшемуся лицу, слышалось в стуке кофейной кружки, отражалось в дрожании рук. Я вспомнил жест Энди - бульк-бульк - и язвительные слова Кэтрин.
        - Правда? - София мигом вскинула на меня бровь. - Так мы будем разбираться?
        - Просто расскажи мне о прошлой ночи. Ну, ради алиби, что ли. А то я не знаю толком, с чего начать, - делано небрежным тоном проговорил я, стараясь не выдать своего любопытства.
        София вздохнула, мазнула пальцем по пенке на кофе и слизнула ее, но не ответила.
        Я прибег к мольбе:
        - Ну помоги мне, по крайней мере, попрактиковаться.
        - Вот последовательность событий: папа позвонил и сказал, что обед отменяется, потому что Одри плохо себя чувствует. Я поела здесь - взяла разных закусок из бара, потому что не перевариваю столовые и, честно говоря, немного набралась жидкого куража перед разговором с тобой. А после нашей встречи пошла к себе. Тебе нужны объяснения? Утро выдалось просто адское, вот почему я и выгляжу так дерьмово. Кстати, спасибо за предположение, что, если у женщины слегка потрепанный вид, она должна быть убийцей. Могу напомнить тебе, что я здесь единственная, включая полицейского Кроуфорда, кто повел речь об убийстве? И еще важнее, тебе известно, что я пошла прямиком в свою комнату, так как ты позвонил мне, едва я успела войти в дверь. Ты - мое алиби, чучело.
        - Похоже на то, - сказал я, обдумывая слова сестры. Если вы не пропустили краткое резюме, то поймете: мне в голову вот-вот придет, что кто-то, вероятно, охотится за деньгами, так и случилось. - Просто скажи мне, кому ты должна?
        Тут София выпрямила спину и огляделась.
        - Не говори об этом так громко, - прошипела она. - К чему ты клонишь, черт тебя подери?!
        - Деньги, которые ты просила. Вероятно, они нужны тебе, чтобы выплатить долг.
        - Эрни, послушай, мне они больше не нужны. Если ты намерен так унижать меня. Не стоило и просить тебя. Я выживу.
        - Зачем тебе пятьдесят тысяч долларов, если ты никому не должна?
        - Я никому не должна. - София ясно давала понять своим тоном, что больше повторять не собирается. - Мы можем сменить тему?
        - Прошлой ночью кто-то был в твоем шале, - сказал я.
        София прищурила глаза и скривилась, будто взяла в рот тухлятину. Я удивил ее. Не знаю только чем: открытием, что кто-то побывал в ее шале, или тем, что мне об этом известно.
        - Пока ты была у меня, - объяснил я, - помнишь, зазвонил телефон? Звонок был из твоего шале. Я понял это по тому, что, когда перезвонил, трубку взяла ты. Вероятно, кто-то что-то искал и случайно нажал на кнопку быстрого набора.
        - Под кем-то ты подразумеваешь Зеленые Ботинки? Думаешь, он проник в мою комнату? Искал деньги?
        - У меня создалось такое впечатление.
        - Что я, защищаясь, убила коллектора?
        - Или кто-то убил его, чтобы защитить тебя.
        София на мгновение задумалась. Не будучи детективом, я плохо разбирался, вызвана ли эта пауза обидой или необходимостью оценить ситуацию. Слегка склонив голову набок, София сказала:
        - Прежде чем я отвечу на это непристойное обвинение: ты уже решил?
        - Ты о де… - Вспомнив ее шипение, я умолк. - У меня пока не было…
        - Значит, не решил?
        - Нет.
        - А если узнаешь, что моей жизни угрожает опасность, это поможет тебе решиться? - Она побарабанила пальцами по столу.
        Я накрыл ладонью руку Софии, чтобы успокоить ее, и со всей солидностью, на какую способен, а у меня ее немного, сказал:
        - Тебе что-то угрожает?
        Подняв взгляд на сестру, я заметил, что она сдерживает улыбку, но в конце концов позволила ей расползтись по лицу.
        - Да ладно! Ты послушай себя! Коллекторы? Которые выколачивают долги для шайки бандитов? У нас в Австралии вообще есть мафия? Думаю, в тебе срабатывают расовые предрассудки, потому что я из Южной Америки. - Она комично сморщила нос.
        - Это скорее картель, чем шайка, - сказал я, - и наркокурьер - это не сборщик долгов. Если мы подбираем тебе амплуа.
        - Ну что ж, в таком случае надень на меня кандалы. - Она, ухмыльнувшись, протянула ко мне запястья.
        - Прости. Я устал. Это не оправдание, но я здесь плохо соображаю.
        - Я тебе помогу. Мне ясно, это выглядит довольно хитроумным: я прошу у тебя денег, и буквально на следующее утро обнаруживают тело замерзшего мужчины по прозвищу Зеленые Ботинки. Слушай, я просила у тебя денег, потому что их полная сумка, и я не думаю, что Майкл заслужил такое богатство, и да, они помогли бы мне уладить одно дело. Но это личное. Можем мы, пожалуйста, поговорить о чем-нибудь другом?
        - Тебе могут не понравиться другие темы для разговора, которые у меня есть. - (Это вызвало у Софии смешок. Снова друзья.) - Ты же не станешь притворяться, что интересуешься, как я спал и понравился ли мне подкаст, который я слушал по пути сюда, ответ на оба вопроса: так себе. Или ты предпочитаешь выбор между Черным Языком и Чем-Нибудь Другим?
        - По сути, это не так уж важно. - Говоря это, София постукивала ложечкой по чашке; возможно, ритм ударов отвлекал ее от воспоминаний. Это больше походило на наигранную небрежность, чем на проявление нервозности. - Я и раньше теряла пациентов.
        Значит, разговор пойдет о Чем-Нибудь Другом.
        - И не думай, что мне это давалось легко, ничего подобного. Было хреново. Каждый раз. Но хирургия - дело сложное. У нас есть удивительные технологии и лучшие лекарственные средства, но риск остается, даже во время очень незначительных процедур. Закупорка сосудов может произойти даже при переломе руки, ты это знал?
        - Это и случилось?
        - Слушай, я человек. Выполняю свою работу. Иногда все складывается удачно, иногда нет.
        - Ты совершила ошибку? Ты замечательный хирург, София. Марсело доверил тебе свое плечо, а ему оно необходимо, чтобы драматически стучать кулаком по столу в суде. Это все равно что делать операцию на голосовых связках оперной певице.
        - Ну ты преувеличиваешь, я думаю. А папа… Ты знаешь, он любит все контролировать. - (Ложечка застучала снова.) - Я много раз прокручивала это в голове. И могу честно сказать: нет, никакой ошибки я не совершила. Я принимала верные решения в тот момент. Если бы сегодня мне пришлось повторить операцию, я все сделала бы так же. Проверка подтвердит мою правоту. Дело лишь в том, что причастные к этому люди вроде как связаны с администрацией больницы, вот все и тянется. И кое-кто начал трепать языком.
        София покосилась на Кэтрин. Не могу сказать, показалось мне или нет, но та быстро отвела от нас глаза, будто взгляд Софии - это белый бильярдный шар, рикошетом врезавшийся в ее черный. Кэтрин не имела отношения к медицине, и ее точно нельзя было бы описать как человека, обладающего влиянием. Я оглядел остальных своих родственничков. Энди раздобыл где-то колоду карт (или они у него всегда при себе для любительских карточных фокусов, я бы не стал исключать такую возможность) и раскладывал пасьянс. На другом конце бара сидела Люси, зажав в губах сигарету. Прежде чем вы назовете меня лжецом по поводу ее последней сигареты, скажу, что к ней подошел официант и сказал, что ей придется выйти на улицу. Она с тоской посмотрела на залепленное снегом окно, которое стонало в своей раме, и сунула сигарету в карман.
        Я задержался мыслью на Кэтрин.
        - Когда разбирают такие происшествия, интересуются алкогольной темой?
        - К чему этот вопрос?
        - Ну, ты знаешь, как Кэтрин относится к выпивке. И она несколько раз наезжала на тебя. Сперва я думал, ее раздражает, что ты портишь выходные своими версиями об убийстве, но теперь вижу, что она изображает тебя ненадежным человеком, разнузданной пьянчужкой, а мы оба знаем, что ты не такая. Кажется, Кэтрин воспринимает эту историю, как свое личное дело. - София вдохнула, собираясь ответить, но я передумал и не дал ей сказать. - Нет, извини. Знаешь, мне действительно нужно придумать, как опрашивать людей, не обвиняя их на каждом шагу. Я говорю только, понимаешь, после аварии она сошлась с анонимными алкоголиками, ее уважают, она знает всю подноготную этого дела. Кэтрин, вообще, была бы хорошим союзником. Если нечто подобное предполагается. Мы тебя поддержим.
        - Она велика и могущественна, да? - фыркнула София. - Ты плохо помнишь, что было до того, как она пришла в норму. О, разумеется, может быть, это тянулось всего пару недель. Но она как с цепи сорвалась, братишка. Папа и Одри совсем перестали с ней общаться, потеряв надежду вправить ей мозги. Вот уж от кого я не жду помощи.
        Авария, в которую попала Кэтрин, ее последствия и процесс выздоровления - все слилось для меня воедино. Удивительно было слышать, что эти этапы происходили по отдельности.
        - Но ты не ответила на мой вопрос.
        - Я выпила один бокал вина, - сказала София и наконец положила ложку. - По меньшей мере за восемь часов до того. С закуской. Но когда что-нибудь подобное происходит, начинают докапываться до самых мелочей. И если какие-нибудь стажеры скажут, что видели тебя в баре, который, кстати, был рестораном, накануне вечером и они не уверены, но, кажется, ты действительно выпивала, это не идет на пользу. Может быть, стажерам вообще померещилось, или они испытывают к тебе зависть, или кто-то их науськивает, - она потерла большим пальцем указательный и средний, - чтобы они приукрашивали картину… Кое-кому это на руку. Политические игры. Отсюда вывод: не стоит обедать в тех местах, где отрываются студенты-медики. Сказать, что ты пришла туда поесть, а так и было на самом деле, все равно что заявить, что ты листаешь «Плейбой» ради статей.
        - Яна Флеминга публиковали в «Плейбое», - сказал я, не вполне уверенный, что это подкрепляет ее довод. Секунду подумав, я извлек из памяти еще кое-что. - И Этвуд тоже.
        - Вот именно! Говорю же, я пришла туда поесть. Я не была расслаблена. И никаких ошибок не допускала. Знаешь, врачей не проверяют на допинг, как спортсменов. Так что они хотят сказать? Стажер видел, как я выпила бокал вина? Любой смертельный случай передается коронеру на проверку в течение тридцати дней, да, но это стандартная процедура. У них нет никаких оснований. Они не найдут ничего подозрительного.
        Слова Софии напоминали попытку оправдаться. Так говорят люди, когда им нужно защищать себя, но я не стал заострять на этом внимания и спросил:
        - Почему Марсело не взялся представлять твои интересы? Конечно, в больнице есть юристы. Но он лучший.
        - Как я сказала: это политика. К тому же ты теперь адвокат. Что у тебя на следующей неделе?
        Тут уже фыркнул я.
        - Почему Кэтрин принимает это так близко к сердцу?
        - Кэтрин бесится… ну, потому что это ее обычное состояние, но не только. Когда до нее дошли слухи, она пришла ко мне с теми же вопросами, что и ты. Предложила мне помощь, и я объяснила ей все так же, как сейчас тебе, а ей это не понравилось. Вероятно, она считает, что меня уже не спасти. В любом случае я не хочу быть ее маленьким проектом.
        Я кивнул. Это похоже на Кэтрин.
        - Теперь, верь или не верь, но у меня есть несколько вопросов к тебе.
        - Только без подвохов.
        - Зачем ты взялся за это дело? Тут есть полицейский, пусть он занимается расследованием.
        - Мы оба знаем, если это не первый его день на службе, тогда второй. И… - Я постучал по окну костяшкой пальца и добавил: - По-моему, не стоит рассчитывать на его поддержку.
        - Но это все равно не означает, что ты сам должен искать разгадку.
        - Майкл просит меня о помощи. И я считаю, что должен помочь ему.
        - Должен, должен, должен. Ты так часто говоришь это слово. Семья - не кредитная карта.
        Внимание: я знаю, в целом это сцена из серии «Почему бы тебе просто не убраться», вероятно, со вполне здоровыми гневными возгласами вроде «Не твоего ума дело!». Я понимаю, как и тогда понимал, что зачастую подобную тактику применяют с целью остановить пытливого человека, сующего повсюду свой нос (меня), чтобы он не узнал чего-то о том, кто просит его попридержать коней (в данном случае о Софии). Такую ситуацию нельзя путать со сценой «Ты тут вообще ни при чем», которая стала бы проблемой Кроуфорда, а не моей. Но мотивы Софии были мне ясны. Если я устранюсь и Майкл покинет курорт в наручниках, деньги останутся при мне. И я не буду держаться за них еще три года, тем более двадцать пять, а потрачу их. Или раздам. В действиях Софии я не усмотрел попытку отвести внимание от нее самой, скорее ею двигало желание убрать с доски фигуру Майкла, чтобы оставить деньги на разграбление. И если она хотела возвести на него ложное обвинение, то старалась бы лучше, подстрекала бы меня, а не предостерегала. Я был убежден, что в корне ее побуждений лежит эгоизм, а не кровожадность.
        - Эрнест? - раздался чей-то голос от двери. Я обернулся и увидел Джульетту, она заглядывала в бар. - Полицейский Кроуфорд говорит, что теперь можно.
        Принимая сообщение, я махнул рукой, встал и сказал Софии едва ли не извиняющимся тоном:
        - Мне нужно выслушать его. По крайней мере, узнать, есть ли у него алиби на прошлую ночь.
        - О, теперь я понимаю. - Она игриво хлопнула меня по руке. - Эрни, да ты ревнивец.
        - Я не…
        - Брось! Тебе плевать на Зеленые Ботинки. Ты просто хочешь знать, где на самом деле были Майкл и Эрин прошлой ночью.
        Вы понимаете, в какой сцене мы сейчас находимся. Она называется «Секс - это всегда мотив».
        - Он солгал мне. Нам. Я хочу понять почему.
        - Целых два раза, вообще-то.
        - А?
        - Он солгал тебе дважды. Мебель? Какое-то хранилище? Серьезно? Это просто чудовищно. Могу поспорить, все его барахло лежит у Люси, как перед посадкой. Они были вместе, когда он отправился в тюрягу, ты не забыл? - София покачала головой, мол, разве это не очевидно?
        - Я что-то не улавливаю, к чему ты клонишь?
        - Эрни, спроси его, что в этом чертовом фургоне.
        Глава 17
        Джульетта ждала меня в коридоре. Сперва я решил, может, она приняла недостаток автоматизма в моих действиях за знак, что я совсем тупой и не смогу по стрелочкам дойти до сушильни, но потом сообразил, что она ведет меня в противоположном направлении. Я понятия не имел, куда мы двигаемся. Иногда в подобных книгах на первой странице помещают карту, и план курорта мог бы мне сейчас пригодиться.
        - Мы не познакомились, как полагается, - сказал я, пока Джульетта петляла между хозяйственными тележками, изрыгавшими с боков пушистые белые полотенца. - Меня зовут Эрн.
        - Как урна для праха?[7 - Имя главного героя Эрн звучит очень похоже на английское слово urn - погребальная урна.]
        - Это сокращение от Эрнест.
        - Ну тогда вас так и нужно называть, да? - сказала она без тени смущения.
        - Вы бы поладили с моей матерью. - Я обошел оставленный у одного из номеров столик на колесиках со сценой преступления: две смятые банки от энергетического напитка и растерзанная плитка шоколада. - Она тоже считает меня занудой.
        В конце коридора Джульетта остановилась у двери без номера - значит это не комната для гостей, догадался я, - вставила ключ в замок и повернулась ко мне, прежде чем открыть его.
        - Знаю, вам не терпится увидеть брата. Но это ненадолго. - (Я заметил, что губы у нее обветрены, как часто бывает у альпинистов, кожа на них шелушилась и была покрыта расщелинами, по которым с помощью ледоруба можно взбираться наверх.) - О, кстати, я Джульетта. - (Наконец-то представилась. Мой редактор издал вздох облегчения.) - Я помогала вам надеть цепи.
        Она преподнесла это как некую новую информацию, так что мне пришлось сказать:
        - Я помню, - чтобы слегка осадить ее, но голос мой прозвучал более сдавленно и хрипло, чем я рассчитывал. Оглядываясь назад, думаю, даже довольно сексуально. Джульетта рассматривала меня еще секунду.
        - Очевидно, я произвела впечатление. Вы уже пригласили меня встретиться с вашей матерью. И перестаньте пялиться на мои губы.
        Я не сказал ей, что думал о том, как отшелушить их, а не поцеловать, но в любом случае почувствовал, что заливаюсь краской.
        Джульетта открыла дверь, за которой обнаружился тесный кабинет с двумя приткнутыми друг к другу столами в центре. Систему хранения документов можно охарактеризовать только как циклоническую; горы и долины бумаг расстилались на полу. Стены были увешаны полками, на которых документы хранились в ярких оранжевых папках, но папки эти, кое-как систематизированные, лежали горизонтально. Я подумал, что для человека, который не знает, как ставятся вещи на полки, судить о моей неспособности к обращению с транспортом - это большая роскошь, но не стал заострять на этом внимание, так как меня все еще сдерживала отповедь по поводу губ. В центре каждого стола стояло по громоздкому монитору, такие хорошо тягать для тренировки мышц, они соединялись проводами с клавиатурами, которые были пастообразного, выцветшего белого цвета, обычно предназначенного для устаревших пластиковых компьютерных аксессуаров или подростковых простыней.
        Джульетта села в черное кожаное кресло и начала одной рукой стучать по тугим клавишам, другой подманивая меня.
        - Давно вы здесь? - спросил я, отчасти чтобы больше узнать о хозяйке курорта, отчасти чтобы понять, из какого столетия ее компьютер.
        - Я выросла между этим местом и пансионом в Джиндабайне, - монотонно ответила Джульетта, больше сосредоточенная на том, чтобы с хлопком стащить окаменевшую от грязи мышь со стола. - Это семейный бизнес. Дед с парой приятелей построили тут все после войны. Думаю, они хотели быть подальше от людей. В двадцать лет я переехала в Квинсленд, только потому, что выбрала самое теплое место из всех возможных. Мама и папа взяли дело в свои руки, а потом они умерли, и… ну… есть определенная неизбежность в семейных делах, я приехала сюда продавать все это шесть лет назад и, кажется, застряла - меня тут засыпало снегом.
        - Семья обладает тяготением.
        - Что-то в этом роде.
        - В какой войне участвовал ваш дед? Я видел его медаль в библиотеке.
        - Во Второй мировой. И, ха! Нет. Это медаль Фрэнка.
        - Фрэнка?
        - На самом деле Ф - двести восемьдесят седьмого, но дед называл его Фрэнком. Птицу.
        - Чучело голубя? - Я хохотнул. - Вы издеваетесь.
        - Это так называемая медаль Дикина. Ее дают животным.
        Я вспомнил выгравированные слова: «МЫ ТОЖЕ СЛУЖИМ», и все стало понятно. Листок бумаги, вероятно, был зашифрованным посланием, обернутым вокруг лапки птицы и доставленным через вражеские линии укреплений. О таком приключении вполне могли бы сделать диснеевский мультик.
        Джульетта продолжила:
        - Мой любимый герой - корабельный кот, получивший медаль за то, что, набравшись храбрости, сожрал заразных крыс. Без шуток. Папаня любил эту птицу, он обучил целую стаю, но Фрэнк был особенный. Он доставил карту с расположением всех пулеметов, списки с номерами полков, названиями, координатами и спас много жизней. Дедушка, вернувшись домой, сделал его чучело. Немного странно выставлять его, но мне оно нравится. - Она постучала по экрану. - А-а. Вот.
        Джульетта указывала на зеленоватое видео с камеры наблюдения, воспроизводимое на экране, которое она поставила на паузу. Я подумал, что камера, вероятно, установлена где-то над входом в гостевой дом, так как на картинке был виден склон горы по направлению к вершине и парковочная площадка, хороший кусок подъездной дорожки и пирамиды теней от двух шале с самого края, почти не в фокусе. В поле зрения видоискателя не попало место, где было обнаружено тело. В левом нижнем углу фиксировалось время, без нескольких минут десять. Зеленый оттенок, видимо, придавал картинке фильтр ночного видения, предположил я.
        - Какие это номера? - Я указал на шале.
        - Это четная сторона: два, четыре, шесть, восемь.
        Марсело и Одри жили в пятом, значит их шале не попало на экран. София была во втором, у самого края экрана, виднелся только кусок его крыши. Я должен был находиться в шестом, но Кэтрин и Энди заняли его, так как их номер не был готов, когда они приехали накануне. В каком шале разместилась Люси, я не знал.
        - Мое четвертое, - сказал я.
        - Я знаю, мистер Каннингем.
        - Следите за гостями. Это вторжение в частную жизнь.
        - Даже теперь? - возразила Джульетта.
        Вы могли подумать, что она флиртует, но в данный момент я не был уверен. О том, что наши губы соприкоснулись, вы не услышите еще 100 страниц, когда я буду голым, если вам интересно.
        - В шале остановился кто-нибудь еще? - спросил я.
        - Только ваша группа. Половина пусты.
        - Хорошо. А эта камера, она двигается? Угол обзора неудачный.
        Джульетта покачала головой:
        - Если мы не прикрутим ее болтами к ящику, она будет срываться с места при каждом шторме. К тому же это не камера безопасности, а погодная камера. Она всего лишь показывает, как выглядит курорт в реальном времени, чтобы люди могли планировать поездки, понимаете… брали с собой цепи… - Хозяйка курорта секунду помолчала, чтобы я успел переварить обидные слова. - …И подходящую одежду, решили, стоит им заказывать билет на подъемник или нет. К тому же это не видео, а отдельные снимки.
        Джульетта запустила показ съемки, и я увидел, что это действительно серия фотографий, составлявших как бы киноленту с отдельными кадрами, сделанными раз в три минуты, таймер в левом нижнем углу перескакивал вперед при смене картинок. Запись прокручивалась. Время от времени на экране появлялись серые пятна - фигуры шедших к шале людей, но это почти ничего не давало, так как все они были слишком расплывчатыми и рассмотреть какие-нибудь характерные черты было невозможно. Единственное преимущество - на снимках была видна часть дороги, но даже при этом камере еще нужно было ухитриться один раз в три минуты щелкнуть затвором и заснять движущуюся по видимому ей отрезку пути машину. Я уже успел пару раз пройтись от шале до гостевого дома и знал, что по снегу быстро не разбежишься. Это обеспечивало еще один положительный эффект: камера фиксировала большинство проходящих, кроме тех, кто чересчур спешил, пусть даже при этом они все равно не поддавались идентификации.
        Джульетта оставила запись прокручиваться. Запись двигалась вперед быстрее реального времени, так как каждый снимок находился на экране двадцать секунд вместо трех минут. Около одиннадцати вечера некто прошел в направлении четвертого шале. Я знал, что это София идет ко мне. Картинок через десять она совершила обратный путь во второе шале и скрылась из виду. По нечеткой тени трудно было определить направление движения, но время совпадало, и я был вполне удовлетворен своими выводами. Надеялся приметить кого-нибудь еще, кто толокся бы рядом с шале номер два между двумя появлениями на снимках Софии, но мне не повезло. Кто бы ни был этот человек, он пропал в трехминутном окне между кадрами, что было либо изумительной счастливой случайностью, либо тщательно спланированной акцией. Фильм скачками передвигался глубже в ночь без всяких происшествий, один раз в кадре возник курильщик, вышедший из отеля, да еще две тени, державшиеся за руки и смотревшие на звезды. Примечательно, что никто не шел в сторону поля для гольфа вверх по склону.
        Как только пробило час ночи, Джульетта крепче сжала в руке мышь. Она что-то высматривала. Через несколько снимков искомое было обнаружено, и хозяйка курорта нажала на паузу.
        - Я подумала, это интересно, - сказала она. - Зеленых Ботинок нет ни в списке гостей, ни в числе сотрудников, и никто из окрестных жителей не заявил об исчезновении человека. Я связалась по рации с другими курортами, везде только и говорят об этой истории, и все в полном недоумении. - Джульетта указала на лежавшую на столе распечатку со списком имен, который я опознал как перечень постояльцев, рядом с каждым стояла чернильная галочка. Очевидно, все сосчитаны. Люси уже сообщила мне об этом, но полезно иметь подтверждение.
        Я гадал, отчего моей невестке все это так интересно, и колебался между ее желанием выдать мне крупицу информации, чтобы направить по ложному следу, и тем фактом, что больше здесь ничего не случилось, а ей, вероятно, хотелось острых ощущений, как вдруг заметил под списком имен более объемный документ с желтыми наклейками «Подписать здесь», которые торчали из стопки листов. Б?льшая его часть была скрыта от меня, и я видел только верхний угол со знакомым мне логотипом известной риелторской фирмы. (В детективах некоторые слова бросаются в глаза, это обычное дело, верно? Не существует идеального способа обиняком указать на вещи, имеющие очевидное значение для последующего рассказа, так что я мог бы с тем же успехом выделить жирным шрифтом: на столе хозяйки курорта лежал договор о собственности.) Может быть, ее не так уж наглухо засыпало здесь снегом.
        Джульетта продолжила:
        - То есть погибший мужчина появился тут посреди ночи. И может быть, это он. - Она указала на экран. - Я проверила, машина до сих пор на стоянке. Мы можем попросить Кроуфорда, пусть проверит номерной знак, и тогда мы узнаем имя?
        Она сказала «мы». Сообщничества на таком уровне я не ожидал. А оказалось, из всех нас, включая Кроуфорда, Джульетта продвинулась в расследовании дальше других. Мне снова напомнили, что я здесь главное действующее лицо только потому, что записываю все это, а вовсе не благодаря какой-то особой одаренности в раскрытии преступлений. Я склонился к монитору. На дороге виднелись две фары. С машинами направление движения определялось легче, чем с людьми, и было ясно, что эта едет к парковке. Свет фар отражался фильтром ночного видения, и хотя картинка была передержана, тип транспортного средства все равно безошибочно определялся как полноприводный «мерседес».
        - Это машина моего отчима, - сказал я. - Марсело. Который сегодня утром больше всех скандалил.
        - О!
        - Но он приехал не вчера ночью. Мы вместе были на ланче в отдельном зале. Значит, он куда-то ездил и вернулся. - Я не сказал Джульетте, что Марсело заказывал обед в номер, потому что моя мать плохо себя чувствовала, так как обязался быть честным с вами, читатель, а не с Джульеттой, любопытной хозяйкой курорта. Однако мне было интересно, в какой момент мой отчим срулил отсюда, притом что сам он предпочел не распространяться об этом. Хотя, конечно, Марсело мог скататься вниз, в аптеку за лекарствами. - Отмотайте назад, к вечеру, вы увидите, как «мерседес» уезжает.
        Джульетта прокручивала запись в обратном направлении, пока не увидела снимок задних огней «мерседеса», выше по склону, но в пределах видимости, около семи вечера. То есть сразу после его звонка. Я в это время задремал.
        - Черт! - выругалась Джульетта, явно меньше заинтересованная отъездом кого-то с курорта на пару часов, чем прибытием Зеленых Ботинок.
        Но у меня это вызвало совсем другую реакцию, в голове моей роились вопросы. Марсело солгал, чтобы отменить обед и уехать куда-то. Больше чем на шесть часов. Для чего? И моя мать ничего об этом не знала, может быть, действительно плохо себя чувствовала и спала все это время в шале? Или была соучастницей? Стекла у машины затонированы, так что я не видел, сидел ли кто-нибудь на месте пассажира, тем более кто был за рулем.
        Итог моим самым страшным мыслям подвела Джульетта.
        - Может быть, он кого-то привез с собой?
        - Могу я посмотреть остальное, до утра? - спросил я.
        Она вновь запустила слайд-шоу. Пока оно совершало трехминутные скачки, я придвинулся к монитору и получил щелчок по носу статическим электричеством, которое скапливалось на древнем выпуклом экране.
        - Если бы покойник был местным жителем, кто-нибудь наверняка опознал бы его.
        - Тело я не видела, но, как я уже говорила, здесь все на месте - и персонал, и гости. Телефонное сообщение было разослано по всем отелям вниз до озера, и Кроуфорд связался со своим участком в Джиндабайне: заявлений о пропаже людей нет. Кроуфорд говорит, что не хочет портить отдых гостям, какой смысл размахивать фотографией мертвеца, если его никто не знает. Должна сказать, я с ним согласна. Тут у нас состоятельные клиенты, и, знаете ли, бесплатные завтраки во искупление вины не сильно исправят ситуацию с рейтингами на туристическом сайте. - (К стыду своему, я сделал мысленную пометку: сказать нашим, что можно получить бесплатный завтрак.) - В горах разное случается, никто из-за этого не переживает. Какой-нибудь турист мог заблудиться? Убийством это называете только вы и ваша компания. Да еще подкармливаете своими домыслами неопытного копа.
        - Тогда зачем вы показываете мне это?
        - Затем, что вы задаете слишком много вопросов, чтобы от вас можно было просто отмахнуться. И я поинтересовалась вашей семьей - вы не то чтобы девственно-чисты. Если это убийство… значит есть и убийца. А у меня имеются некоторые обязательства перед гостями в части обеспечения их безопасности.
        Я был немного обижен ее намеками на прошлое моей семьи и напрягся.
        - А не следует ли вам поделиться этими уликами… - Слова вылетели у меня изо рта с лязгом. Хоть я и считал произошедшее убийством, пока мы имели всего лишь мертвого человека в снегу, и называние чего-либо уликами слишком сильно подгоняло ситуацию под мое видение. - То есть информацией, с Кроуфордом, а не со мной?
        - С Кроуфордом я не знакома, его явно прислали сюда в качестве мальчика на побегушках разбираться с несчастным случаем. Теперь полицейские знают, что дело серьезное. Мартин - он сержант - приедет сюда из города с детективами, если они ему понадобятся. Но я могу поставить на кон что угодно: в ближайшее время никто сюда не доберется из-за пурги, наверняка они уже застряли где-нибудь. И черт, ну ладно, я скажу: мне не кажется, что Кроуфорд понимает, что он вообще делает.
        - Мне тоже, - признался я.
        - Скажу честно, я просто цепляю свою тележку к лучшему коню. Вы адвокат.
        - Я не адвокат. Я писатель.
        - Тогда почему ваш брат так сказал?
        - Не знаю. Я помогаю другим людям писать книги о преступлениях и поэтому, наверное, неплохо разгадываю, чем все закончится. Вероятно, он думает, что я смогу разобраться.
        Произнося все это, я слегка повышал тон голоса, показывая этим: мол, мне самому это кажется маловероятным, после чего снова переключил внимание на экран.
        Воспроизведение записей камеры уже перевалило за рассвет, и фильтр ночного видения отключился, так что картинка вместо зеленоватой стала тускло-серой. На экране появилась полицейская машина Кроуфорда, таймер показывал примерно без четверти семь, тачка направлялась к гостевому дому. Окна у нее без тонировки, так что я видел Кроуфорда, который положил одну руку на спинку пассажирского сиденья, голову немного склонил набок, так что профиль его вырисовывался четко, и зевал во весь рот. Наверняка ему пришлось подняться очень рано, чтобы приехать сюда в такое время.
        - Кто нашел тело? - спросил я. Между возвращением машины Марсело и появлением Кроуфорда на экране не возникали никакие расплывчатые тени - ни жертвы, ни убийцы. - От кого поступило сообщение? Наверное, это произошло ранним утром. Никто не выглядит встревоженным.
        - Вам придется спросить у Кроуфорда, я не знаю точно.
        Теперь экран сделался ярче, белый блик от линзы заставил меня прищурить глаза. На кадрах начали появляться тени, которые в неотфильтрованном дневном свете больше напоминали людей. На паре следующих снимков тени сгруппировались и потянулись вверх по склону, как муравьи. Мне показалось, что я разглядел Энди и себя, встретившихся у моего шале, но не был уверен. Утро промелькнуло: прибыл фургон (по-дурацки большой); люди собрались достаточно близко ко входу, так что можно было рассмотреть их лица. Майкла арестовали. Чертова камера сняла момент, как Эрин обнимает его, а ее рука засунута в задний карман его джинсов. Бывает же такое.
        - Вы сказали, это для гостей, чтобы они проверяли погодные условия, прежде чем ехать сюда? То есть эта картинка есть на вашем сайте?
        - Да, в реальном времени. Это вполне естественно - прямой эфир на нашей домашней странице.
        - Значит, если открыть ваш сайт, можно рассчитать время и проехать в промежутке между снимками, чтобы не попасть в кадр?
        - Из этого ничего не выйдет с нашей службой приема гостей.
        - Верно. Но частота съемки никогда не меняется, камера щелкает раз в три минуты. Если засечь этот момент по своим часам, то не потребуется даже смотреть прямой эфир, чтобы прошмыгнуть между кадрами.
        - Видимо, да.
        - А Кроуфорду нужен, скажем, час, чтобы доехать сюда, если он надавит на газ? При этом на экране все равно нет следов тревоги, никто не бежит вверх по склону до самого последнего момента, никто не оповестил сотрудников отеля, а ведь прошел целый час, когда они могли бы что-то предпринять. Получается, некто обнаружил труп, позвонил копам и - что? Лег обратно в постель?
        - Вы думаете, полицию оповестил убийца? Он хотел, чтобы копы явились сюда?
        - Если исключить невозможное…
        - …то, что остается, каким бы невероятным оно ни было, должно быть правдой, - завершила фразу Джульетта. - Как мило. Да, я тоже прочла почти всего Шерлока Холмса. Дом, где проводят выходные, - это тот же Портал Потерянных Носков в стиральной машине, только для книг в мягких обложках: никто их не покупает и не приносит сюда специально, но они всегда здесь. Считайте меня в некотором роде экспертом. Так, значит, я должна прийти к выводу, что ваш план состоит в применении метода исключения?
        - Видите ли, - промямлил я, так как это и в самом деле был весь мой план, - мне казалось, такое начало вполне приемлемо.
        Я старался не задерживаться взглядом на особенно длинном кусочке отслаивающейся кожи на нижней губе Джульетты, который так и ждал, когда его оторвут.
        - Вполне приемлемо, - с игривым скепсисом произнесла она. - Меня поражает, что этот чертов мужик создал самый известный в мире пример рационального решения проблем, и мы все должны забыть, что он абсолютно чокнутый.
        - Я этого не знал.
        - И вы пишете детективы? - Она всплеснула руками. - Все равно я терпеть не могу те, в которых главный герой - писатель.
        Дорогой читатель, хотя я, конечно, знаком с произведениями Артура Конан Дойла, формально он не подпадает под категорию Золотого века детектива, так что, пусть сам я использую холмсианский способ ведения расследования, я не пишу о Дойле. Это я объяснил Джульетте.
        - Мне больше интересны люди вроде Рональда Нокса. В тысяча девятьсот тридцатые годы он был частью правящих кругов в области написания детективов. В любом случае я не пишу романы, я создаю руководства, как их писать. Понимаете: «Десять простых шагов для создания вашего первого детектива», «Как стать самым продаваемым автором на Амазоне». Такого рода вещи.
        - О, я поняла. Вы пишете книги о том, как писать книги, которых сами никогда не писали и которые покупают люди, которые никогда ничего не напишут.
        Честно говоря, она попала в самую точку. Вы будете удивлены, сколько нереализованных романистов готовы раскошелиться на доллар девяносто девять центов ради ощущения прогресса. Мои книги неплохие, но они на самом деле не помогают писателям, а исполняют желания. Я не горжусь этим, но и стыдиться мне нечего.
        - Такова жизнь.
        - А кто такой тогда этот Нокс? - спросила Джульетта.
        - В тысяча девятьсот двадцать девятом году он написал свод правил для авторов детективов. В своих книгах я прилагаю их к современным произведениям этого жанра. Б?льшая часть заветов Нокса не исполняется, ими пренебрегают, не оставляют от них камня на камне, нынешние писатели склонны обманывать читателя. Нокс назвал свои правила десятью заповедями. Конан Дойл предшествует ему. Почему Нокс псих? Он верил в фей. Пытался охотиться на них. После смерти первой жены и сына пробовал разговаривать с ними во время спиритического сеанса. Он считал свою няню медиумом. Этот человек был настолько не в себе, что хотел убедить Гудини, который открыто признавал, что волшебства не существует, что сам Гудини - волшебник. Это одна из заповедей Нокса. - Я сделал паузу, обдумывая, можно ли считать гибель человека от огня на снегу, притом что снег даже не подтаял, нарушением законов бытия? - Вообще-то, вторая. Нет ничего сверхъестественного.
        - Значит, эти правила… из-за них брат попросил о помощи вас, и только вас? Не слишком ли это большая натяжка?
        - Нет. Думаю, он попросил меня, потому что изо всех Каннингемов я меньше всех Каннингем.
        - Что это значит?
        - Я не из нашего племени. - Мне хотелось произнести это шутливо - ой ли? - но получилось как-то горестно. Совершенно ничего не вышло.
        - Зря я… - Ее мысль угасла, не успев разгореться. Джульетта покачала головой, закрыла экран компьютера и встала. - Вообще-то, вы правы. Мне следовало поделиться этим с Кроуфордом, а не с вами. Давайте надеяться на Бога и считать, что здесь не было убийства, или отдадим свою жизнь в руки автора. Полагаю, мы можем забить его до смерти одним из ваших томов в твердом переплете.
        - Только электронным, - вылез из меня жалкий писк. - Я публикую себя сам.
        - Ну… - Джульетта схватилась рукой за живот, как будто услышала самую смешную вещь на свете, - если вы намерены разгадать, что здесь творится, надеюсь, вы читали что-нибудь, кроме рассказов о Шерлоке Холмсе, потому что даже Артур Конан Дойл верил в призраков.
        Глава 18
        Прежде чем я поговорю со своим старшим братом в сушильне, вам следует узнать несколько вещей о моем младшем брате. Во-первых, его зовут Джереми. Во-вторых, я не на сто процентов уверен, какое глагольное время использовать: его имя и сейчас Джереми, но оно также было Джереми. Думаю, оба варианта верны. Прошу вас, не принимайте мою путаницу с грамматикой за нечестность. В-третьих, когда он умер, я сидел рядом с ним.
        Писать об этом тяжело, и не только из-за гипса на руке.
        Мы всегда называли Джереми только по имени. Я заметил, так бывает, когда кто-то умирает молодым. Как будто они не доросли до того, чтобы их величали по фамилии, мистер такой-то. София, вероятно, не придавала значения тому, какая у человека кровь или что написано в его свидетельстве о рождении, но ее волновало сочетание фамилий, стоящих по сторонам от дефиса. Вот почему вы можете перейти от Эрнеста, когда учитесь писать прописные буквы ярким фломастером, к Каннерсу в футбольной команде второклассников, мистеру Каннингему, когда говорите в змеиную голову микрофона в суде, и Эрнесту Джеймсу Каннингему, упомянутому внутри венка и в буклете, который раздают при входе в церковь. Потому что вы получаете обратно свое имя после смерти, целиком. Это наследие. Вот почему Джереми так и не переступил стадию Джереми.
        Я не говорю, что он не Каннингем, он Каннингем, в самом глубоком и истинном смысле этого слова. Но если назвать его Джереми Каннингем, он как будто станет меньше, чем есть, привязанный к нам. Как Каннингем, он участвует в моих снах, от которых я просыпаюсь с пересохшим ртом, давясь от рвотного рефлекса. Без этого якоря в виде нашей фамилии он часть неба, ветра, духа.
        Имена очень важны в детективных романах, я это учитываю. Я читал много развязок, где детектив узнает смысл вымышленного имени (например, Ребус означает «загадка», если вы не знали) или расшифровывает сложную анаграмму. В детективах любят анаграммы. В этой книге большинство имен реальные, но некоторые я все же изменил по юридическим причинам, а другие просто смеха ради, так что если вы соберете имена всех героев этой книги и попробуете поразмыслить над ними, то, вероятно, испортите себе несколько сюрпризов. Я не возражаю, поступайте как знаете. Меня зовут Эрнест, я честен, и тут нет никаких скрытых смыслов.
        Джульетта Хендерсон (анаграмма от lederhosen jet unit - делайте с этим что хотите) предоставила мне самому добираться до сушильни, ориентируясь по стрелкам-указателям. Думаю, она разочаровалась, что я не выразил особого энтузиазма по поводу перспективы создать с ней дуэт детективов для расследования преступления. Основываясь на неподписанном договоре с ее стола и случайном упоминании туристического сайта с его рейтингами, я решил, что мотивом разобраться в причинах смерти человека на ее курорте для Джульетты служило не одно лишь любопытство, порожденное чтением излишнего количества детективов, и даже не обязанность заботиться о гостях: она хотела защитить стоимость своего недвижимого имущества. Может быть, считала, что расследование убийства отпугнет потенциального покупателя. Особенно если продажа надвигалась, а все выглядело именно так.
        Кроуфорд, которого мы все интуитивно звали по фамилии, как обычно бывает с полицейскими (и в этом есть смысл, ведь если Джереми больше своей фамилии, Кроуфорд - под прикрытием полицейского значка - меньше своего имени), встал при моем приближении. Я пожал ему руку; это казалось подходящим к моему напускному адвокатскому фасаду.
        - У Джульетты есть кое-какие улики, которые могут вас заинтересовать. Видеозапись подъездной дорожки, если это поможет, - сказал я. - Хотя это все странно, никакой суматохи до самого утра, но кто-то же позвонил вам…
        - До зари, - завершил фразу Кроуфорд. - Да. Я добирался сюда примерно час. Немного меньше.
        - А имя назвали?
        - Я не знаю. Всю ночь дежурил с радаром. Поэтому не я принимал звонки в участке.
        - Почему вы? По словам Джульетты, вы не сержант… сержант… - Я уже забыл его имя, на языке вертелись только несколько гласных.
        Кроуфорд мне не помог, только пожал плечами:
        - Я был ближе всех.
        - И когда вы приехали сюда, рядом с телом были другие люди?
        Ответ на этот вопрос я знал, но мне было нужно подтверждение.
        - Вообще-то, я ожидал увидеть здесь цирк, но чего не было, того не было.
        Я снова подумал о следах трех пар ног: вполне достаточно для жертвы, полицейского и убийцы. Это подтверждало теорию, что тело вообще никто не находил. Убийца, вероятно, сам сообщил в полицию.
        - И мы до сих пор не знаем, кто погибший мужчина, - произнес я удрученным тоном, рассчитывая этим подтолкнуть Кроуфорда, чтобы тот выдал мне в утешение какую-нибудь информацию. - Можно мне получить копию фотографии жертвы? - Помолчав, я добавил: - Как адвокату.
        По-моему, это звучало правдоподобно, защитник вполне мог обратиться с такой просьбой.
        - Но я слышал, вы не адвокат, - возразил Кроуфорд. - Ваш отец сказал мне.
        - Отчим, - резко поправил его я, уверенный, что со стороны выгляжу как подросток.
        Марсело, хотя и пытался привлечь меня на свою сторону, должно быть, сообщил полицейскому, что я не имею нужной квалификации, рассчитывая занять мое место. Если Майкл действительно не хотел пускать никого в свою запертую комнату, от меня не укрылось, что Марсело изо всех сил стремился попасть туда.
        - Я стараюсь, как могу. И не сам себя выбрал.
        - В отеле есть дети. Я не могу рисковать, что это фото попадет к ним. Вы понимаете?
        Я кивнул, решив пойти на компромисс:
        - Может, я и не адвокат, но вы знаете, что Майкла нельзя держать там. Если он решил сотрудничать со следствием, это не лишает его гражданских прав. - Я развел руками, надеясь, что таким образом демонстрирую милую бесполезность. - Видите ли, я вообще не в курсе, какие права он имеет, но это точно полное бесправие. - Я указал на тяжелую деревянную дверь, слегка покоробившуюся от сырости, с белой пластиковой табличкой, на которой была нарисована пара мультяшных ботинок.
        - Он сказал, что не против.
        - Я не то имел в виду. Если ваши подозрения насчет него основаны на том, что он был выпущен из тюрьмы раньше времени, которое назвал, ну… алиби Эрин тоже связано с его местонахождением, а я что-то не вижу ее сидящей под замком.
        - Вы называете меня сексистом?
        - Я называю вас слепцом.
        - Но она ведь не Каннингем, верно?
        - Понятно. Рад, что все прояснилось. - (Имена, похоже, для Кроуфорда тоже были важны.) - Теперь я назову вас некомпетентным. Пустите меня внутрь, чтобы я мог и дальше притворяться адвокатом, а вы изображали из себя детектива.
        - Вам же он и правда не безразличен, да? Хотя вы и дали показания. - Кроуфорд слегка вскинул голову.
        Я прикусил язык, было досадно, что он знает обо мне гораздо больше, чем ему было известно утром. Чертов Марсело! Дверь сушильни снаружи закрывалась на задвижку без замка. Кроуфорд отодвинул ее кончиком пальца, высшая степень защиты, но сам дверь не открыл, а отступил в сторону, предоставляя эту честь мне.
        - Я вырос без братьев, тут не мне судить. Наверное, это семья, - добавил Кроуфорд.
        - Если я выясню точно, где он был прошлой ночью, и докажу, что не здесь, вам придется его отпустить или, по крайней мере, перевести в нормальную комнату. Договорились? - Я не шутил, но, конечно, мои слова звучали полупрофессионально, и мне хотелось, чтобы последнее слово осталось за мной.
        Кроуфорд нерешительно, едва заметно кивнул подбородком.
        А я вспомнил напоследок кое-что еще:
        - О… и… гм… не общайтесь с ним больше без меня. Или что там обычно говорят адвокаты. - С этими словами я толкнул дверь.
        Если в холле ощущался застоявшийся запах сырости, вполне ожидаемый в месте, где собираются люди, катавшиеся на лыжах, то в сушильне пахло кораблекрушением. В этой каморке люди снимали свое пропотевшее мокрое лыжное обмундирование и сушили его ночью, чтобы утром забрать недосохшее. Помещение было герметично закупорено, чтобы тепло и запахи не вытекали наружу: подбитая резиной дверь фукнула при открывании, когда воздушная печать была взломана. Чтобы дышать в такой сырости, нужны жабры. Я почти ощущал, как в нос забиваются споры плесени. Сказать, что здесь воняло немытыми ногами, было бы оскорблением ногам.
        Комната узкая и длинная, вдоль стен прямоугольные ящики для обуви с открытыми крышками, полные расшнурованных лыжных ботинок. Из многих торчали, как высунутые языки, наполовину вытащенные стельки, некоторые были вынуты совсем и стояли, прислоненные к стенке, эти издавали ароматы особенно интенсивно. Над ящиками возвышались стойки с лыжными куртками, плащами и внутренностями ботинок, повешенными на крючки для одежды. Перед небольшим водонагревателем размещалась грязная сушилка для одежды, заваленная носками. Самое удивительное, что на полу в этой комнате лежал ковер, который впитывал в себя сырость. Пока я шел, он даже слегка чавкал под ногами, как пропитанная водой губка. Освещением служил горящий нагревательный элемент в дальнем конце помещения над единственным, наглухо закрытым окном. Снег, налипший на него снаружи, не пропускал естественный свет.
        Под окном сидел Майкл, примостившись на ящике для обуви, закрытом и украшенном для мнимого комфорта набросанными сверху подушками. Там же стоял поднос обслуживания в номерах с банкой колы и корками от сэндвича. Наручники с узника были сняты, так же как и куртка, рукава закатаны. Репутация Каннингемов как участников акций гражданского неповиновения несколько затмила наши тонкие как тростник фигуры. Проще говоря, никто никогда не путал нас с футболистами. Без пуховой куртки Майкл совсем выпадал из стиля.
        - У тебя были плечи, - сказал я. - Это из-за тюрьмы?
        Майкл указал мне на стул напротив себя. Оранжевая нагревательная лампа издавала дроновское жужжание.
        - Я бы закрыл ее. - (Дверь осталась на три четверти открытой.) - Но боюсь, мы тут задохнемся. - Что было правдой, но не являлось единственной причиной. Я молол языком, стараясь заполнить комнату звуками, и держался у выхода. Если вы еще не заметили, что я использую юмор в качестве защитного механизма, то не знаю, что вам и сказать. - Марсело зарабатывает этим на жизнь, если ты не в курсе.
        - Сядь, Эрн.
        Для храбрости я сделал большой глоток похожего на суп воздуха и подошел к стулу. Сел. Наши колени соприкоснулись. Я отодвинул свой стул назад. Майкл смерил меня взглядом, который сперва показался мне задумчивым и любопытным, глаза брата пробежались по чертам моего лица, выискивая произошедшие за три года перемены. Потом мне в голову пришла другая мысль: он примеривается, как хищник к добыче.
        - Я думал о Джереми, - сказал Майкл. - Знаю, ты, наверное, был слишком мал и ничего не помнишь. Да?
        Мрачная тема для начала разговора, но я решил, что лучше не перечить, и сказал:
        - Типа того. То есть… ну… иногда я задумываюсь, действительно помню это или просто впитал в себя достаточное количество описаний, и мой мозг сшил их воедино. В какой-то момент я перестаю понимать, что было на самом деле, а что я додумал. - Мне было всего шесть, и я знал, что б?льшую часть того дня проспал, то есть многое сконструировано позже. - Иногда я вижу сны, и это странно, потому что мне как будто снятся чужие воспоминания. Бывает, что он… ну… иногда он… - Я замолчал.
        - Я понимаю, о чем ты. - Майкл потер лоб, как той ночью, когда приехал ко мне домой с Аланом Холтоном в машине и на лбу у него отпечаталась вмятина от руля. - Я знаю, мама была строга с тобой. Думаю, ты тогда не понимал, как это тяжело. Нас было пятеро и вдруг осталось трое, в один миг. Вот так. - Майкл щелкнул пальцами.
        Я кивнул, вспоминая приемных родителей, с которыми мы жили, когда нас забрали у Одри.
        - Она в конце концов вернула нас, но не потому, что не хотела потерять. Она не хотела, чтобы мы потеряли друг друга. Ты когда-нибудь думал об этом?
        «Постоянно», - не сказал я. «Это ты во всем виноват», - не сказал я. «Семья не кредитная карта», - не сказал я.
        А вместо этого уклончиво проговорил:
        - Я часто думаю о Джереми.
        - Мы втроем - ты, я и мама - за год потеряли отца и брата. Не случайно она так долго откладывала церемонию похорон Джереми. Ты ведь помнишь это, да? Я думал, ей просто не переварить двое похорон, одни за другими.
        - Хотя семь лет - это долгий срок, - заметил я.
        Я уже был подростком, когда мы устроили небольшую прощальную церемонию для Джереми. В его день рождения.
        - Тогда я радовался, чувствовал себя достаточно взрослым, чтобы все понять, оценить. Разве это не сблизило нас? Я вот о чем… - Майкл говорил, глядя в пол, и при каждом слове качал головой. - Ничто: ни топор, ни война, ни нашествие треклятых пришельцев - не разделит нас, Каннингемов. А потом, - Майкл поднял взгляд, указал пальцем на мою грудь, - ты это сделал.
        Я вздрогнул, опустил глаза, обрывая зрительный контакт, и заметил лежащую на подносе одинокую вилку, без ножа. У меня была доля секунды, чтобы решить для себя: Майклу не дали нож из соображений безопасности или он успел припрятать оружие и в любой момент может вынуть его из рукава.
        - Если я здесь для того, чтобы ты мог сказать, что твоей вины в этом нет, давай покончим с этим.
        - Я убил Алана Холтона. - Майкл говорил медленно. С расстановкой.
        Мне хотелось заткнуть пальцами уши, высунуть язык и заблеять - бэ-э-э, - как в детстве. В голове галопом скакали возможные объяснения. Я не желал слушать, что он выбрал случайного человека и убил его на снегу, что он рад сидеть под замком в этой вонючей кладовке, лишь бы остаться со мной наедине. Что он договорился с Люси, и она предложила сушильню. И в завершение всего мне не хотелось услышать злорадное откровение, что он отплатил мне. Что он спал с моей женой. (Ладно, меня это беспокоило. Немного.) У меня возник порыв опрокинуть стул и броситься к двери, но для этого сперва необходимо было встать и развернуться, а это проблема. Майкл успеет остановить меня, прежде чем я сделаю хотя бы шаг. Если у него нож…
        Придется торговаться, понял я.
        - У меня есть де…
        - Я сделал это специально. - Майкл не дал мне договорить, подняв вверх руку. - Давил ему на шею, пока он не перестал шевелиться. И потом ты - ты, мой брат, засадил меня в тюрьму.
        И тут он кинулся на меня с быстротой гремучей змеи.
        Вдруг у меня в голове все побелело, словно в мозгу закружила снежная метель или я уже умер и сам об этом не знаю. Руки Майкла обхватили мою…
        …спину.
        Спину. Не шею. И ножа не было. Он обнимал меня. Я с опаской ответил, положив руки на плечи Майкла. Там было за что подержаться.
        - Спасибо тебе, - пробурчал он мне в плечо.
        Я сидел ошарашенный, не до конца понимая, умер я или жив, и пытаясь решить, ответ: «Всегда пожалуйста» - был бы вежливым или нелепым в такой ситуации. Майкл шмыгнул носом:
        - Я уверен, никто из родни не сказал тебе, что ты поступил правильно, и я последний, от кого ты рассчитывал услышать такое.
        - Вроде того.
        - Люси считала это место наказанием, но оно идеально, - сказал он, оглядывая комнату. - Потому что здесь безопасно.
        - От чего?
        - Я не доверяю ни одному из них. Только с тобой я могу говорить, потому что ты один встал и выступил против меня в зале суда. А значит, ты поможешь мне сделать все по совести. Здесь действительно жарко и нечем дышать, но я думаю, тебе и правда лучше закрыть дверь. Потому что, как я уже сказал, Алана я убил намеренно, и пора объяснить причину.
        Глава 19
        - У меня было три года, чтобы найти подходящие слова, - продолжил Майкл после того, как я закрыл дверь. Несмотря на столь долгий срок, первую фразу он не отрепетировал. - Тюрьма хороша для перспективы, в ней чувствуешь себя так, будто все замерло, хотя мир продолжает вращаться вокруг тебя. Ты можешь сидеть и размышлять. Я бы солгал, если бы сказал, что мне не открылось некое духовное видение. - Наверное, я невольно поднял брови, потому что Майкл заговорил, будто защищаясь: - Не хочу слишком углубляться в болтовню о смысле жизни, но, когда убьешь кого-нибудь - прости, когда ты принял решение убить кого-нибудь, - нужно это решение взвесить. Понимаешь?
        - Нет, - ответил я, потому что и правда не понимал.
        Хотя, излагая все это сейчас, кажется, кое о чем догадываюсь.
        - Не знаю, как объяснить, что я чувствовал, когда убивал Алана. Я был в каком-то тумане, делал все механически. Как будто не осознавал, что происходит… - Он протянул ко мне руку ладонью вверх, словно извинялся. - Понимаю, как это звучит, но я не придумываю оправданий, а пытаюсь объяснить тебе: я не знаю, что сделал бы дальше. Что еще мог натворить. Кому причинить боль. Три года я сидел в тюрьме с убийцами, Эрн. Я думал, что убил ради… ну… не просто так. Ради чего-то большего, чем я. И вот я оказался рядом с людьми, которые хвалятся друг перед другом своими подвигами и получают одобрение. Черт возьми, некоторые из них убивали из-за сущей мелочи! - Майкл покачал головой; он терял мысль, расстраивал сам себя. Несколько раз моргнув, он вдохнул, чтобы вернуться к реальности, снова встать на рельсы. - Прости. Я пытаюсь говорить о ценности жизни. Понимаешь? Возьмем иск против Софии. Та семья предъявила больнице претензию на миллионы… Не могу вспомнить сколько. Эрин говорила. Ты только подумай, они сели за стол с адвокатами и, шурша бумагами, вывели сумму. Они решили: «Наш сын стоит столько-то».
        - София тут ни при чем. - Я удивил себя тем, как твердо вступился за нее, учитывая, что она таила от меня секрет на пятьдесят тысяч долларов.
        - Конечно. Но я просто пытаюсь объяснить. Я держал в своих руках жизнь Алана и взвешивал, сколько она стоит. И во что это обойдется мне, если я покончу с ней.
        - Ты решил, что твоя жизнь важнее жизни Алана. - Майкл не великую тайну мне раскрывал, а лишь повторял то, что говорил себе много раз, чтобы как-то примириться с этим и жить дальше. Он пытался сказать, что Алан заслуживал смерти. Ничего нового. Я мысленно решился, покачал головой и выдал: - Можешь забрать деньги. Я привез сумку.
        - Нет. Я не про деньги, а про стоимость. Это странно - ощущать, что знаешь цену жизни. Вот и все, что я хотел сказать.
        Секунду Майкл задумчиво глядел на меня, понимая, что не убедил. В его глазах злым огоньком блестел отраженный свет нагревательной лампы. А в словах как будто таилась угроза. Словно он сообщал мне, что уже сравнивал цену человеческой жизни с мешком денег, и не колеблясь проделает то же самое с моей. Не знаю, разыгралось у меня воображение или что, но серая стена снега за окном вдруг показалась мне очень гнетущей. Я представил себе снежную бурю на улице, как она налегает на стекла, будто может в любой момент потоком рвоты ворваться в комнату и засыпать нас.
        Потом Майкл сказал:
        - Как странно, что ты понял меня превратно.
        Я не был уверен, пытался ли Майкл сказать, что не удовлетворен ценой, которую получил, или той, которую заплатил, и сообщил ему об этом, но менее красноречиво, чем излагаю это здесь.
        - Я пытаюсь объяснить тебе, что получил урок и никогда больше не прибегну к насилию. А ты продолжаешь считать, что тут дело в деньгах? - ответил мне Майкл.
        - А это не так?
        - Деньги не… Слушай, во-первых, предполагалось, что это будут наши деньги, о’кей? Мы умерли ради них. Это правильно, что они платят.
        «Наши деньги». Вот опять. Но кто вторая часть этого «мы»? Любой Каннингем? Я открыл было рот, чтобы задать еще вопрос, но колесо рулетки в моей голове остановилось на одной мысли.
        Майкл говорил мне, что это наши деньги той ночью, когда умер Алан. Я подумал, он имел в виду, что заслужил эти деньги, заработал их, украв или убив, и меня приглашает в долю. Несколько часов назад Эрин шепнула мне на ухо: «Это деньги семьи». Вероятно, с тем же намерением - заявить о своих правах, втянуть меня в дело. Майкл и Эрин всю дорогу твердили мне чистую правду, а я упустил ее. Они говорили о владении в буквальном смысле слова.
        Теперь я мог представить себе затянутую паутиной поляну, Майкла, согнувшегося над тяжело дышащим человеком. Он мысленно взвешивал решение. Оценивал жизнь. Все обрело смысл, включая тот факт, что Майклу было точно известно, какая сумма находится в сумке: 267 000 долларов.
        Вот черт! Ну какой же я дурак!
        - Деньги не краденые, - сорвалось у меня с языка. - Они твои. Ты попал в эту историю не по ошибке. Ты знал Алана. Он продавал тебе что-то?
        Глаза Майкла загорелись, когда он понял, что я готов слушать, пусть пока еще не верить в его историю. Знаю, загоревшиеся глаза - это клише, но так и было. Хотя, может, это нагревательный элемент вспыхнул ярче от скачка электричества в старой сети отеля.
        - Думаю, тогда нужно рассказать тебе про Алана Холтона. И объяснить, откуда он знал отца.
        Этими словами Майкл застал меня врасплох. Хорошо, что я закрыл дверь.
        - Папа знал Алана?
        Майкл с искренним видом кивнул:
        - То, что я скажу тебе, прозвучит… ну… это прозвучит невероятно. Но ты выслушай меня, лады? - Он принял мое молчание за согласие и продолжил: - Холтон был коп.
        - Коп? - Я ощутил необходимость кончиками пальцев сдвинуть вниз взлетевшие на лоб брови, но удержался.
        - Бывший.
        - Это очевидно. Он во всех смыслах бывший, не так ли? - Я понимал, что такое замечание достойно подростка, но оно просто вылетело из меня, пока я осмысливал информацию. - Это какая-то бессмыслица. Тебе не могли дать всего три года за убийство копа?
        - Нет. Ну… он не был копом, когда я… в ту ночь. Раньше был. Он… - Майкл покрутил пальцами. - Как бы это выразиться, утратил доверие. И приземление было тяжелым. Так и оказалось, что он перескакивал с одной никудышной работы на другую и в результате стал сбывать всякие подержанные побрякушки. Он приторговывал наркотиками, подворовывал, бродяжничал. И был постоянно в долгах. Марсело охарактеризовал его как мелкого преступника, потому что служба Алана в полиции… не была блестящим примером благородства и исполнения долга. Вообще, именно поэтому обвинение согласилось на сделку и срок в три года, так как если бы Марсело на суде вытащил на свет ту историю… короче, нашлись люди, которые предпочли, чтобы этого не произошло. - (Это мне было понятно.) - Марсело размахивал прошлым Алана перед носом судьи за закрытыми дверями, и прокурор пошел на попятную. Три года. Ты соображаешь?
        - Типа того. Только не пойму, как это связано с отцом?
        - Я к этому и веду.
        - Снег тает. Я слышал, что могу брать плату за каждые шесть минут, раз теперь я адвокат.
        - Думаю, я заплатил вперед, Эрн.
        На это мне было нечего ответить. Для остроумных ремарок правда не всегда годится.
        Майк глотнул колы, сморщился, вероятно от проникшего в открытую банку привкуса потных ног, и продолжил:
        - Так вот, Алан связался со мной. Ни с того ни с сего, понимаешь. Я не искал проблем себе на голову. Он сказал, мол, у него есть кое-что для меня. И он пришлет мне это. Вообще, он сказал, что с тобой тоже поговорил. Вот почему я привез его к тебе той ночью. Я подумал, если он повторит тебе то, что рассказал мне, ты тогда… поймешь, что случилось.
        - Может быть, он хотел вызвать у тебя доверие. - Я откинулся на спинку стула. - Но я тут ни при чем. Я его в жизни не видел.
        - Да и нет. - Майкл пожал плечами, как будто моя уверенность в том, с кем я знаком, а с кем нет, - это вопрос, на который можно смотреть по-разному. Не успел я возразить, он заговорил снова: - Я догадался, что Алан не общался с тобой, иначе и быть не могло. Откуда тогда твое изумление и смущение тем утром, не говоря уже о том, что ты не изменил показаний, узнав его имя. Но ты встречался с ним.
        Я решил опровергнуть это, но Майкл подался вперед и надавил одним пальцем на три части моего тела: на живот, на бедро и в центр груди. Он проделал это медленно, ритмично, каждый тычок - такт. В голове у меня раздавалась фраза из знакомых слов, совпадавшая с движениями брата, только при этом Майкл молчал.
        Я покажу тебе, куда выстрелил. Сюда, сюда и сюда.
        Глава 20
        - Б?льшую часть жизни я старался забыть об отце. - Говоря это на выдохе, я пытался быстро расставить по порядку то, что говорил мне Майкл, и одновременно просеять это в поисках правды.
        Я сознательно не вникал в подробности смерти отца; не считал, что он заслуживает моего внимания после того, что сделал и как умер. Сияние славы не окружает человека, погибшего в перестрелке с полицией. Это не была геройская смерть, которой можно гордиться. О такой смерти лучше забыть. Вот почему во время процесса над Майклом имя Алан Холтон не зажгло в моей голове мигающего маячка. Марсело убедил суд учесть признание вины на ранней стадии и потому опустил печальную историю бывшего копа, в результате тогда я так ничего и не узнал. Надавив хорошенько на память, я увидел мужчину, стоящего перед моей матерью и пачкающего сливками с торта ее платье. Заметил ли я золотой значок на лацкане с фамилией «ХОЛТОН»? Или эту вспышку воспоминания спровоцировал рассказ Майкла? Наступил ли тот самый момент, о котором я ему рассказывал, когда сам не понимаю, что реально, а что придумано мной? Извините меня, достойные доверия рассказчики так не поступают. У полицейских вообще есть значки с фамилиями?
        Отбросив эти мысли в сторону, я, к удивлению Майкла, сказал:
        - Это ничего не меняет. Ты все равно не имел права поступить так с Аланом. И не оправдывает поступок Алана по отношению к отцу. Но… - Я был уверен, что занимаю очень неканнингемовскую позицию, сочувствуя врагу. - Отец нарушил закон, его застали на месте преступления в момент ограбления, и он прострелил шею напарнику Алана. Если Холтон тот, о ком ты говоришь, он просто отстреливался.
        - Этого я не отрицаю, - сказал Майкл. - Но подумай вот о чем. Мы росли в роскоши? Наш отец ездил на крутой тачке? Мама носила дорогие украшения? Немного мы нажили от отцовских преступлений. Он нарушал закон, чтобы кормить нас, заботиться о нас. Я не говорю, что это правильно, но он делал это не для того, чтобы набить карманы. Он был не из таких.
        - Это очень лестный взгляд на нашего родителя, - заметил я.
        - Ты послушай, что рассказал мне Холтон. Я знаю, это правда. Кто станет врать на последнем издыхании? - Майкл явно расстроился, что я не похлопал его по спине, узнав, что это Алан спустил курок и застрелил нашего отца. Он до сих пор не склонил меня на свою сторону и понимал это. Потянувшись за своей колой, Майкл припомнил вкус и поставил банку обратно, так и не отхлебнув; вместо этого, поработав нижней челюстью, сглотнул слюну и откашлялся. - Отец связался с одной компанией. Бандой ее не назовешь. Коллеги? - Майкл хохотнул. - Они называли друг друга Саблезубыми. Группа начала расти, приоритеты изменились. Они превратились из грабителей, которые время от времени торговали наркотой, в наркодилеров, которые иногда воровали. Перешли и к более серьезным делам. Все чаще стали прибегать к насилию, принуждению. Кому-то пришла в голову идея, что получать выкупы - это лучше, чем грабить или возиться с наркотиками. Отец прочертил линию, которую не переступит, и когда Саблезубые начали заходить за нее…
        Тут в моей голове всплыло на поверхность кое-что из сказанного мне матерью в библиотеке: «Плохой человек, который считает себя хорошим, - вот что создало ему проблемы».
        - Отец соскочил? - прервал я Майкла.
        Лучше бы мы сейчас сидели в библиотеке, это более подходящее место для грандиозных обобщений.
        Брат кивнул:
        - Он заключил сделку, что в обмен на информацию к нему отнесутся менее сурово, когда его подельники пойдут ко дну. В этом он видел шанс вырваться. Знаешь, как делаются такие дела: рабочих пчел пускают побоку, чтобы заняться королевой. Отец был мелкой рыбешкой. Он помогал полиции добраться до главарей. Но больше всего им хотелось вывести на чистую воду грязных копов. - Майкл сделал паузу, давая мне осмыслить услышанное. - Смерть отца не была результатом неудачного налета.
        По словам матери, отец не был наркоманом. Может, Холтон подкинул шприц, чтобы мотив ограбления был более убедительным. Очумевший от дури торчок скорее начнет палить без повода по патрульной машине. Если отец готов был настучать на Холтона и его напарника, это имело смысл.
        - Жаль, что Холтона так и не прищучили за убийство, но в конце концов он доигрался. Этот парень крал кокаин из сейфов с вещдоками, брал взятки. Нельзя рассчитывать, что на твои темные делишки всегда будут закрывать глаза. - (Это утверждение показалось мне спорным, но я не стал возражать.) - Некоторое время Холтон провел в тюрьме, о его прошлом стали говорить только шепотом, потому что это выставляет силы правопорядка в невыгодном свете. Ты понимаешь?
        Честно говоря, меня тянуло верить Майклу. Не из-за реабилитации отца, но потому, что это объясняло многие поступки матери. Если его рассказ правдив, значит недоверие Одри к полиции вызвано не только тем, что плохие копы убили ее мужа. Она считала, что его пристукнули хорошие, посулившие ему возможность соскочить. Мое предательство обнажило проблему: я выбрал сторону закона, так же как отец, а закон нас не защитил.
        Но все же в этой истории отдельные кусочки как-то слишком уж аккуратно соединялись вместе. Похоже, Майкл придумывал ее специально для меня целых три года.
        - Это рассказал тебе Холтон? - Я не мог скрыть скептицизма. С чего ему вдруг так оговаривать себя. - Трудно представить, что у человека с простреленным легким хватило бы на это дыхания.
        - Прежде чем его подстрелили, он держал рот на замке и только потом разболтался. К тому же не все это рассказал мне он сам. Б?льшую часть сведений об Алане я узнал от заключенных в тюрьме. Они все его знали. Половину из них обдирал ломбард Холтона, где продавали краденое, и это было широко известно. Кстати, если бы ты захотел толкнуть что-нибудь левое в Сиднее, эта вещь наверняка оказалась бы у Алана.
        Майкл поморщился, и было очевидно, что эта солидарность заключенных не давала ему покоя. Вероятно, даже больше, чем само убийство.
        Я закрыл глаза, представляя себе сцену на белесой, как кости, затянутой паутиной поляне. «Пойду проверю, как он там». Спина Майкла, его согнутые плечи, руки, теряющиеся в паучьих сетях. «Теперь мы можем его похоронить».
        - Когда Алан очнулся там, на поляне, и ты пошел посмотреть, что с ним, ты именно в тот момент решился, да?
        Майкл заговорил, словно был в трансе. Так мне это запомнилось.
        - Я много времени обвинял его, ты мне веришь? И в тот момент чувствовал себя так, будто просыпаюсь. Если бы он ничего не сказал, я, вероятно, запихнул бы его в машину. Может быть, послушался бы тебя. На губах у него запеклась кровь, я это помню. И они слипались, пока он говорил, такие маленькие красные мостики были между ними. Не знаю, почему Холтон сказал мне тогда, что застрелил отца. Может, хотел напоследок еще разок кому-нибудь насолить, прежде чем окочурится. Может, брал меня на понт, хотел посмотреть, решусь ли я. Или он хотел, чтобы я это сделал. - Майкл сморщил нос. - Прости. Тюремные психиатры называют это отложенными сожалениями. Не надо было мне этого делать.
        - Значит, когда он сказал тебе, что застрелил отца, ты сорвался и прикончил его?
        Майкл торжественно кивнул. Он смотрел на свои руки, вероятно, представлял, как они лежат на шее Алана.
        - Я вез его туда не для того, чтобы убить. Вообще не знал, что будет, до самого конца. Он продавал мне то, из-за чего умер отец. Продавал мне кого-то.
        Я снова подумал про деньги. Мы умирали за них. «Мы» тут означало Каннингемы: наш отец, Роберт.
        - Но как только ты узнал, что в смерти папы виноват Алан, то почувствовал: что бы там у него ни было, чего бы оно ни стоило, он твой должник. Ты пристрелил его и забрал это. Как наследство. И деньги остались у тебя.
        - Все произошло не так. Речь шла о деньгах, да, но по-другому. Я принес, сколько мог, но он хотел больше. Я лажанулся. Думал, он не заметит. - Майкл печально покачал головой, будто сидел в больничной комнате ожидания. Это качание говорит «если» при отклонении вправо и «только» при отклонении влево. - Он наставил на меня пистолет. У меня оружия не было, ну вот. Мы сцепились. Пистолет выстрелил. Его держал Алан. Я не знаю, как это произошло. До того я ни разу в жизни не стрелял из пистолета. А потом вдруг Алан оседает на пол, и из бока у него течет кровь. Я просто… ну… я оставил его там. Бросил пистолет в канаву. Но когда я добрался до машины, немного успокоился и завел мотор, Алану как-то удалось тоже доковылять туда. Не помню, специально я сбил его или он просто свалился под колеса, но он лежал на земле. И больше не шевелился. Тогда я позвонил тебе.
        Двести шестьдесят семь - такое странное число. Тот факт, что оно не круглое, вдруг стал понятным.
        - Алан хотел триста тысяч?
        - Больше я не мог достать. Люси… - Майкл замялся, смутившись. - Ладно, я все испортил. Принес слишком мало.
        - Как же Люси могла не заметить?
        Слова Майкла, сказанные той ночью, эхом отозвались в голове. Люси узнает. Я думал, он хочет утаить, что был под хмельком, но, видимо, мой брат скрывал нечто более серьезное.
        - Люси не… - Глаза Майкла сверкнули от радости, что можно честно выложить все про ту ночь, но при этом не нырять слишком глубоко в личную жизнь. - Люси не слишком хорошо обращается с деньгами. Ее… гм… бизнес, полагаю, он превратился в большую проблему. В решето. Кэтрин как-то сказала: одна из самых полезных вещей, которые можно сделать для людей, - это остановить их. Я пытался, но стало только хуже. Я думал, что смогу помочь ей.
        - Но теперь-то Люси знает?
        - Сомневаюсь. Сумка у тебя. Но она могла узнать. Если это так, то она помалкивает.
        - Что могло стоить таких денег?
        - Я же сказал тебе - информация. И теперь, когда у меня было время хорошенько все обдумать, она стоит гораздо больше.
        - Та же информация, которая стоила жизни отцу много лет назад? Причина, по которой тебе спокойнее здесь, чем снаружи? Если это так опасно, зачем ты хотел получить ее?
        - Я тебе говорил: из-за Люси мы попали в яму. Алан не мог продать то, что хотел, напрямую. Ему нужен был человек, который сделает это для него. Тут ему и подвернулся я. - Помню, я про себя размышлял, кто в нашей семье платежеспособен? Майкл разволновался, стал рыться в карманах и бормотал при этом: - Честно говоря, я не понимал, что ввязываюсь в опасное дело. Знал только, что Холтон получил их от отца. А что он сам причастен, был не в курсе. Но и он тоже не думал, что я хоть сколько-нибудь опасен, так что мы оба ошибались.
        - Кого их? И кому ты это продавал?
        - Проще показать тебе… - Майкл продолжал обшаривать карманы и хлопать себя по джинсам. Достал футляр для контактных линз (я не знал, что ему нужны очки, но, может быть, в тюрьме стены так близко, что у него развилась близорукость), несколько катышков пыли, обертку от шоколада, ручку и ключи. Ножа не было. Но и предмет поисков обнаружен не был. - Вот дерьмо! Куда задевалась эта чертова штука? - Он не мог скрыть разочарования. - Ладно, покажу тебе позже.
        - Ты пил. В ту ночь.
        Эта мысль крутилась у меня в голове, но тут взяла и выскочила наружу. Мои сомнения были чересчур очевидны. Майкл вскинул голову, и я увидел в его глазах нечто пугающее. Интересно, Холтон тоже видел это перед смертью?
        - Немного, для куража, соображалка у меня работала. - Майкл усмехнулся, но как-то печально и растянуто. - Я знал, что ты не поверишь.
        - Не поверю тебе? - Я пытался не повышать голоса. - Я сидел в машине, потому что верил тебе. Стал соучастником, потому что верил тебе.
        - Слушай…
        - Я не знаю, эти истории про отца… то, что ты покупал у Алана или воровал… и у тебя ничего не было взамен…
        - Слушай…
        - Он солгал тебе, что говорил со мной, как бы тебе ни казалось…
        - ПОСЛУШАЙ МЕНЯ! - Голос Майкла прозвучал так громко в маленькой каморке, что я чуть не свалился со стула.
        Я встал. Подошел к двери. Майкл заметил, что я боюсь его, и придал взгляду мрачности вместо злобы, как обруганный пес. Он тоже поднялся на ноги, выставил вперед руку, пытаясь остановить меня.
        - Он наверняка знал, как я поступлю после его слов. - Голос Майкла был теперь спокойнее, но я чувствовал, что ему это нелегко дается. Каждое слово было как занос на мокрой дороге машины, борющейся с рулем. - Умирающие не лгут, Эрн, они облегчают душу. Жаль, что я не могу показать тебе… - Он оборвал себя на полуслове, подумал немного и взял в руку вынутые из кармана ключи. - Это никуда нас не приведет. Если ты не веришь моим словам, посмотри сам. Тогда я расскажу тебе остальное.
        Он бросил ключи мне. Я поймал их у груди. Спроси его, что на самом деле в этом чертовом грузовике. Пока я думал о ее предложении, за дверью раздался голос настоящей Софии. Отчаянный. Хотя слов было не разобрать. Дверь вздрогнула, это был непомерно драматический стук, хотя мы все равно не могли запереться. Вероятно, София пыталась быть вежливой. Но пусть она подождет. Я еще не закончил с Майклом. Стук был оставлен без ответа.
        - Просто скажи мне. Тебе известно что-нибудь о происходящем здесь? Имена Марк и Джанин Уильямс или Элисон Хамфрис что-то для тебя значат?
        - Хамфрис… - Майкл покачал головой. - Нет. А вот Уильямс… если они из Брисбена. - Я потянулся вперед с таким интересом, что едва не упал со стула; Майкл упивался моим вниманием. - В начале срока в тюрьме я получил письмо с обратным адресом - почтовый ящик в Брисбене, М. и Дж. Уильямс. К тому моменту я понял, что мои сведения, как я уже говорил, стоят намного больше, чем мне казалось раньше. Они были нужны многим. И кто бы ни написал мне это письмо… ну… этим людям стоит отдать должное за творческий подход. Видимо, они пытались напугать меня.
        - Как?
        - Подписались явно вымышленными именами. - Майкл сказал это наполовину в шутку. - Но, как я сказал, они пробовали надавить на кое-какие мои кнопки - застращать меня. Я им не ответил. Зачем?
        - Думаю, Марка и Джанин Уильямс убил тот же человек, который прикончил нашего замерзшего трупака. Способы умерщвления похожи, но мне нужно обсудить это с Софией. Слишком много совпадений, почему этот человек умер именно сейчас, когда мы все здесь…
        - И когда я приехал сюда со своим грузом. Согласен. Все это должно быть связано. Просто загляни в фургон, и ты поймешь.
        Я встал.
        - Где ты был прошлой ночью? - Я не мог уйти без ответа.
        - Открой фургон, и все выяснится.
        - Лучше бы там было что-нибудь невероятное вроде космического корабля, - сказал я.
        Дверь вновь сотряслась от стука. Я бросил взгляд в ту сторону. Майкл кивнул, и я возненавидел себя за то, что приостановился, ожидая от него позволения выйти.
        - Ты что-то обронил. - Он смотрел на пол рядом с моим стулом.
        Щеки у меня вспыхнули от стыда. Майкл подобрал листок, прочитал и усмехнулся.
        - София? - спросил он, и я кивнул. - Ты кое-что упустил.
        Майкл взял ручку, на секунду задержал на мне взгляд, будто решал, стоит ли ему измываться над карточкой. Потом положил листок на скамью, склонился над ним и сделал несколько росчерков. Я не видел, что он пишет, его тело закрывало мне обзор, но это продолжалось довольно долго. То ли Майкл много писал, то ли слишком глубоко задумался о таких пустяках. Я переминался с ноги на ногу, поглядывая на дверь. Теперь за ней слышались два голоса.
        Наконец Майкл закончил. Он выпрямился, подул на листок и приложил к нему большой палец, проверяя, высохли ли чернила. Я понял, что заняло столько времени: футляр от контактных линз теперь лежал на скамье, открытый. Видимо, Майкл надевал линзы, чтобы лучше видеть. Потом он пересек комнату (стыдно признаться, но пульс громыхал у меня в горле, пока брат совершал этот грандиозный переход) и отдал мне карточку семейного лото. Я выхватил ее из его руки и внимательно просмотрел, ощущая глупое собственническое чувство по отношению к этим клеточкам на картонке, будто Майкл грубо вторгся в нашу с Софией игру и мне хотелось оценить масштаб разрушений. Я не сомневался, что они значительны, ведь брат так долго писал, однако на карточке появилось всего одно изменение. Майкл вычеркнул слова «Кто-то умирает».
        - Не потеряй. Я тебе доверяю. Можешь мне не верить, я прошу только об дном: будь внимателен.
        Я посмотрел на зажатые в другой руке ключи, гадая, что же мне предстоит увидеть в фургоне. Будь внимателен. Потом я сообразил, что Майкл стоит достаточно близко и готовится с хрипотцой сделать задушевное признание, то, которого я больше всего хотел избежать. Он сглотнул.
        - И слушай, с Эрин…
        - Не надо… - попытался остановить его я.
        Майкл растоптал мои слова.
        - Мы не планировали это, оно как-то само.
        Искушение взяло верх. В конце концов, у меня проблемы с заглядыванием в чужие номера отеля.
        - Она сказала тебе, что мы пытались завести ребенка? Про врачей? Клиники? Про то, что разделило нас? Скажи мне, что дело не в этом. Я мог бы дать ей то, что она хотела. Скажи мне, что причина серьезнее.
        - Эрн…
        Наступило отрезвление.
        - Я передумал. Не хочу ничего знать. К тому же я потратил немного твоих денег. - (Не так уж много. И не гордился этим. Просто мне хотелось оставить последнее ядовитое слово за собой.) - Думаю, я это тоже не планировал.
        За дверью Кроуфорд и София, конечно, не стояли, приложив к ней стеклянные стаканы, но явно находились в нетерпении от любопытства. Я мысленно поблагодарил резиновую прокладку, плотно запечатавшую дверь, за осуществление звукоизоляции. Скорее всего, они мало что слышали. Кроме, может быть, крика Майкла. Наверное, потому и стали стучать.
        София состроила гримасу, означавшую «ну наконец-то», и дернула меня за руку в направлении входа в гостевой дом, говоря, что объяснит мне все по дороге. Она пошла, ожидая, что я последую за ней. Кроуфорд задвинул засов и сел на свой пост у двери, явно не встревоженный срочным делом Софии или не проинформированный о нем.
        Я секунду помедлил, чтобы вдохнуть свежего воздуха. Капли пота, выступившие на загривке, пока я был в сушильне, холодили кожу. Майкл сказал много, и я не знал, чему из этого верить, но начал постепенно свыкаться с мыслью, что он, вероятно, неопасен. Разумеется, теперь я подозревал, что мой брат привез опасность с собой. Но пока все тонуло в неопределенности. Следующий шаг был прост. Если, как обещал Майкл, содержимое фургона укажет на его местонахождение прошлой ночью, ему не придется больше томиться в сушильне. Проведя там полчаса, я стал в семь раз более склонен вытащить брата оттуда. А с остальным мы разберемся вместе.
        Я пошел за Софией, попутно складывая свою карточку семейного лото и поглубже убирая ее в карман куртки. Кэтрин не покажется это таким уж милым, если в следующий раз я случайно выроню эту штуку у нее на глазах. Проминая складку, я заметил еще одно внесенное изменение. Свежие чернила блестели. Майкл вычеркнул слово в одном из квадратов и заменил его другим. Мой редактор порадовался бы, что брат также добавил пунктуацию. Теперь там было написано:
        «Эрнест что-нибудь -испортит- исправит».
        Глава 21
        Глядя на исправления, сделанные рукой Майкла на моей карточке семейного лото, я испытал прилив братской любви, как и сейчас, когда пишу эти строки. Надеюсь, вы простите меня за то, что, растрогавшись, я немного уклонюсь от главной темы, чтобы побольше рассказать вам о нашей матери. Честно говоря, я вставил бы этот кусок раньше, но подумал: «Если еще одна история отсрочит мое воссоединение с Майклом в сушильне, вы, вероятно, швырнете эту книжицу о стену. И не без оснований».
        Чтобы описать все обстоятельно, мне придется излагать события, свидетелем которых сам я не был, и ссылаться на отношение к ним разных людей, о чем я могу только догадываться. Я поведаю вам эту историю как истинную правду. Даже если мне придется выдумывать, одежда какого цвета была на героях повествования и какими малозначащими фразами они обменивались походя (погоду я помню точно, так что тут мне не придется ничего изобретать: был изнуряюще жаркий день), это достойный компромисс. Моя версия событий не была бы особо полезной не только из-за отрывочности детских воспоминаний, но и потому, что в тот день я был ограничен географически. И боюсь, если опишу все это только со своей точки зрения, вы слишком скоропалительно осудите мою мать.
        Итак, начнем. День. Это важный день. Из-за смерти. Моя мать кого-то застрелила. И у нее после этого дня остался шрам над правым глазом. День, когда она обрела свои каннингемовские нашивки, так сказать.
        Прошло несколько месяцев после смерти отца. Но вы бы этого не поняли.
        Моя мать не терпит дерьма. Ни от своих детей, ни от Вселенной. Я уже упоминал, что измерял отца по оставшемуся пустым пространству. Теперь на его месте зияла самая большая дыра, но у нас не было времени это заметить. Мать старалась не оставить нам ни минуты свободного времени: количество дополнительных занятий утроилось, как будто мы готовились к поступлению в Гарвард. Все дырки в дневном распорядке были заполнены. Однажды меня стригли в парикмахерской два дня подряд.
        Нам пришлось записаться в спортивные команды (где мы больше развлекались с разными снарядами, чем реально занимались спортом, учитывая наш возраст), как будто мы были потенциальными чудо-детьми. Я плавал. Джереми играл в теннис. Майкл начал играть на пианино вместо спорта (и теперь именно у него есть плечи). Мы все трое ходили на разные занятия: сидели на высоком судейском стуле у теннисного корта, рисовали мелом каракули на доске, болтали ногами в бассейне. По городу мы перемещались вместе, восьмирукие. Это служило двум целям: избавляло от необходимости нанимать няню и обеспечивало нашу постоянную занятость. Мама пыталась сделать так, чтобы мы чувствовали себя нормально. Об отце мы не говорили, никогда не притормаживали, чтобы признать, что жизнь может быть другой, просто жали вперед. Немногие друзья осмеливались зайти к нам с запеканкой или лазаньей после того, как первые же их подношения были скормлены кошке. Один мальчик из моего класса, Натан, пропустил несколько недель занятий в школе, когда его отец умер. Однажды я заикнулся об этом дома, и мне сразу пришлось вступить в общество скаутов.
        Можно подвергать сомнению технику воспитания, когда детей вынуждают подавлять психологическую травму, но она работала. Только я подозреваю, что наша мать тоже находила утешение в этой новой суматошной повседневности. Она пристегивала нас ремнями в нашей машине, достойной комедии положений на канале «Дисней», с тремя сиденьями в ряд, и высаживала у школы, ехала на работу, потом забирала, прищелкивала обратно и везла на какое-нибудь занятие. Мы никогда не сидели дома. Мы убегали от нашего горя.
        Столкнувшись с психологической травмой во взрослом состоянии («Подожди в машине»), я оглядываюсь назад и вижу тогдашние поступки матери в ином свете. Потому что теперь я знаю: в течение месяца после такого потрясения ты ведешь себя как лунатик.
        Жизнь превращается в машинальное выполнение привычных действий, при котором, даже идя в супермаркет, ты ощущаешь себя так, будто тащишься сквозь воздух густой и тяжелый, как в сушильне. Любое самое обыкновенное дело воспринимается как важный шаг, и это так выматывает, что в конце концов вы не способны сделать вообще ничего. Вы оказываетесь на кухне, не помня, зачем пришли туда. Во вторник везете детей в бассейн вместо теннисной школы. Отводите сына в парикмахерскую два дня подряд, потому что не помните, что вы были там вчера. Распорядок дня был нацелен на то, чтобы у нас не осталось свободного времени, разумеется, но повторение заученных действий давалось проще, чем принятие решений. А вот эту ношу, как я теперь понимаю, наша мать несла с трудом.
        В описываемый день все шло, как обычно. Завтрак не был отмечен никакими яркими событиями. Одри посадила нас в машину, пристегнула ремнями, сделала все, что нужно для поездки, и даже приехала в банк на пять минут раньше, что позволило ей приготовить кофе и быстро поболтать со своим боссом, который, я приукрашу, одет в синий пиджак и зеленый галстук и хочет поговорить о погоде.
        Моя мать работала на разных должностях в банковском секторе, уйдя с руководящих постов, но в тот день она была кассиром. Описываемые события происходили в 1990-е годы, когда в банках за плексигласовыми стеклами трудились армии молодых женщин с косынками на шеях вместо одной нагловатой выпускницы университета в строгом костюме и с айподом, заставляющей вас все делать самостоятельно. В банке очень хорошо относились к маме, это я узнал потом. Они не придали значения печальной славе отца. В обычной ситуации эта история привела бы к тому, что мама не смогла бы продолжить работу в связанной с финансами организации, но ей позволили остаться даже после того, как смерть сделала поступки нашего родителя достоянием общественности. Они с пониманием отнеслись даже к парочке очень дорого обошедшихся (лунатических) ошибок, которые Одри допустила после гибели мужа. Ей предложили дополнительный отпуск, но я позволю вам самим догадаться, воспользовалась она им или нет. Мама вышла на работу на третий день после похорон отца, и единственная причина этого - то, что прощание с ним состоялось в пятницу.
        В десять минут десятого, как раз когда она приступала к работе, маме сообщают о телефонном звонке и приглашают ответить на него из кабинета управляющего, но ей некогда. В девять тридцать телефон звонит снова, но на этот раз моей матери ничего не говорят. Аппарат просто продолжает заливаться, оглашая звоном коридоры, и для привычной банковской тишины это довольно сильный шум, особенно при открытой двери в кабинет управляющего, запертой входной двери и кассирах, молча сидящих на полу, положив ногу на ногу и закинув руки за голову.
        Там двое мужчин. Мне не нужно изобретать, во что они одеты, потому что я знаю: это плащи, темные очки и шапочки. Один опустошает денежные ящики, пока другой прохаживается вдоль дорожки из перепуганного персонала и гавкает на людей, чтобы сидели тихо. В руке он держит какую-то тяжелую объемистую штуку, похожую на дробовик, за рукоятку и за дуло, на ходу помахивая ею у бока. Так держат бейсбольную биту, когда не играют по-настоящему.
        Сигнал тревоги не звучит. Никто не успел добраться до кнопки. Подпевала решает выколотить из управляющего доступ к сейфу. Телефон звонит вновь. Потрошитель ящиков, чертыхаясь, заходит в кабинет и снимает трубку.
        Моя мать не терпит обид ни от своих мальчиков, ни от Вселенной, и разумеется, не снесет оскорбления от жалких воров. Я понимаю, что произошедшее затем было бунтом против преступников, которые лишили ее мужа, против наглой глупости грабежа. Или это могло быть восстание против самого существования Подпевалы. Вероятно, за этими темными очками она видела моего отца и все то, с чем он оставил ее справляться в одиночку, когда нажал на курок. Или, может быть, она думала, что Подпевала держит оружие недостаточно крепко и просто не сможет выстрелить. Мне не решить, какая из версий самая вероятная.
        Я уверен, что чувства, которые она испытывала, заставили ее подняться на ноги. Могу сказать, что через тридцать секунд у нее был сломан нос и дробовик был у нее в руках. Подпевала на полу по-паучьи отползает назад. Моя мать наводит дробовик. Расстояние совсем небольшое, при выстреле из такого оружия человека разорвет на части. Потрошитель ящиков поднимает руки вверх и просит ее остыть. Она целится Подпевале в грудь и - я не осмелюсь предполагать, колебалась она или нет, но представляю, что ступор прошел, голова у нее ясная-ясная, какой не была уже очень давно, - спускает курок.
        Она стреляет ему прямо в грудь.
        Патрон «мешок с бобами» - это заряд для дробовика, из которого при разрыве не вылетают шарики, взрезающие кожу, в нем эти шарики насыпаны в тканевый мешочек и вложены в пластиковую гильзу. Такие патроны часто используют внутренние войска, они предназначены для того, чтобы скорее обездвижить, чем убить. Формально их относят к категории «менее летальных» видов оружия, а не «нелетальных»; они могут, к примеру, сломать ребро и вдавить его в сердце, но наиболее часто от выстрелов из дробовика, стреляющего «бобовыми мешками», гибнут, потому что оружие заряжают боевыми патронами.
        Не беспокойтесь, это не одна из тех книг, где скорость каждой выпущенной пули описывается в метрах в секунду, указывается марка, модель и завод-изготовитель оружия, а также относительная влажность воздуха, сила и направление ветра, которые могли повлиять на траекторию полета пули. Но я все-таки должен указать вам на нечто важное.
        Прошу вас заметить, что, хотя Подпевала был перепуган нацеленным на него дробовиком и моя мать обеспечила грабителю четыре сломанных ребра, она его не убила.
        Мне казалось, она не могла знать о «менее летальном» характере оружия, оказавшегося у нее в руках, когда приняла решение спустить курок, но это для другого раза. Дело в том, что над правой бровью у моей матери шрам, но после ограбления банка у нее, к счастью, был всего лишь сломан нос. Дело в том, что, когда полицейские и врачи очистили здание и вставили тампоны в ноздри моей матери, уже настала середина дня, кто-то наконец вернул трубку телефона на рычаг, и аппарат тут же зазвонил. Дело в том, что я помню, какая температура воздуха была в тот день: стояла испепеляющая жара. Дело в том, что звонили из школы, чтобы сообщить моей матери, что ни один из братьев Каннингем сегодня утром не пришел на занятия. Дело в том, что моя мать опередила свое очень напряженное расписание и на пять минут раньше приехала на работу.
        Дело в том, что моя мать выстрелила в человека, но не убила его.
        Дело в том, что смерть таки произошла.
        Ступор. Хождение во сне. Ошибки из-за рассеянности.
        Трое мальчиков, прищелкнутые к своим креслам, остались в машине на расположенной на крыше парковке под палящим солнцем, потому что мать забыла отвезти их в школу. Я не помню, как разбилось окно, как изо лба Одри хлынула кровь, когда она порезалась о стекло так сильно, что остался шрам. Первая вещь, которую я помню очень четко, - это больница. Остальное мне рассказали позже. До сего дня я просыпаюсь от ночных кошмаров, задыхаясь. Но, честно говоря, на самом деле я вообще не помню тот день. У меня на его месте огромная черная заплатка.
        Знаю я только одно: когда умер Джереми, я сидел рядом с ним.
        ОТ:<УДАЛЕНО.>
        КОМУ:[email protected]@gmail.com(mailto:%[email protected])
        ТЕМА: Фотографии для КВНСКДУ
        Здравствуйте, Эрнест!
        Приятно получить от вас весточку. Боюсь, что вставка с картинками в середине потребует глянцевой бумаги, не говоря уже о полноцветной печати, для которой необходимо задействовать совершенно иной производственный процесс. Это стоит довольно дорого и не вписывается в бюджет книги. Я уверен, вы можете добиться того же результата, разместив в нужных местах описания. Простите, но мы ни при каких условиях не дотянем до этого уровня.
        Кстати, как дела? Удалось ли вам немного пригладить разговорный стиль? Понимаю, вы, вероятно, таким образом осмысливаете реалии, но умерло много людей, и читатели могут посчитать это бесчувственностью. Вас обрадует новость, что мы решили убрать с обложки дырки от пуль, - я знаю, вы считали, что это перебор. Дайте мне знать, если вам захочется, чтобы я просмотрел и другие главы, когда вы их закончите.
        Всего,
        УДАЛЕНО
        P. S. В ответ на ваш вопрос: да, это не будет проблемой - направить определенный процент от гонораров на поместье Люси Сандерс. Пришлите мне детали, и я разберусь со счетами.
        Мой отчим
        Глава 22
        Софию я догнал уже в холле, она стояла у входа.
        - Кто-то шарится возле сарая для технического обслуживания, - сказала она и распахнула одну из створок двойной двери.
        Снежная буря каскадом хлынула через порог, мои ботинки припорошило льдинками. Я замялся, но София решительно вытолкала меня наружу. На крыльце никого не было. Даже мужья бросили свои спасательные миссии - предпочли сидеть в тепле и малодушно терпеть пилежку, чем рыцарственно дрожать от холода. Ветер флагом трепетал у меня в ушах. Ветер шумел у меня в ушах. Казалось, кто-то шуршал целлофаном рядом с моей головой. Софии приходилось кричать, чтобы я ее услышал.
        - Я видела какую-то тень! - Она перевела дух. - Из бара!
        - И что?! - крикнул в ответ я.
        Больше мне не удалось ничего из себя извлечь, так как ветер врывался мне в рот и запихивал звуки обратно. Это был шквал, от которого приходилось откусывать куски, просто чтобы дышать.
        - Разве преступников не тянет на место преступления?
        Она была права, но моя трусость активизируется при довольно низком температурном пороге. Я хотел было предложить, чтобы мы обождали минутку или взяли с собой Кроуфорда, но не успел вымолвить и слова, как София, прикрыв лоб рукой, двинулась прямо в пургу.
        Я кинулся за ней, беспокоясь, как бы она не зашла слишком далеко, а ее тень не растворилась в белизне. Почти сразу невозможно стало определить, где верх, где низ. Насколько я понимал, мы шли не в том направлении, спускались по склону, тащились по замерзшему озеру и могли вот-вот провалиться сквозь тонкий лед и расстаться с жизнью. Я читал, что, как только попадаешь в холодную воду, происходит спазм легких. Если температура достаточно низкая, это влияет на кровь. Можно тут же потерять сознание. Все знают, что проваливаться под лед опасно, потому что, как только вы оказываетесь под ним, уже невозможно найти дыру, сквозь которую вы туда попали, и кинематографическое клише - тонущий человек стучит кулаками по прозрачному льду - не реалистично. В такой холодной воде наступает полный паралич. Какое это, должно быть, разочарование - лишиться возможности колотить кулаками по чему бы то ни было. Надеюсь, когда настанет мой смертный час, я получу возможность пояриться всласть.
        Вдруг я понял, что потерял Софию. Попытался оглядеться. Ничего, кроме бесконечной вихрящейся хмари. В ушах дико выло, почти визжало. Ветер словно подражал звучанию цепной пилы. Глаза щипало, я прикрыл их сгибом локтя и выглядывал из-под него только при крайней необходимости. Сделал несколько шагов вперед, не отрывая ног от земли. Из водоворота серой мглы появились какие-то фигуры. Медведи. Такая мысль, довольно глупая, первой пришла мне в голову, ведь мы в Австралии. Но я быстро сообразил, что это машины. Я дошел до парковки. Хорошо. Значит, двигался в правильном направлении.
        Буря так разбушевалась, что автомобили раскачивались на подвеске. У «вольво» Кэтрин было выбито стекло, заднее сиденье засыпал снег. «Слава богу, это не машина Марсело!» - подумал я. Снег испортил бы ее кожаную обивку и закоротил бы новомодную электронику. У меня появилась идея, и я приберег ее на потом.
        С того места, где я стоял, мне казалось, я различаю вдалеке, выше по склону, очертания хозяйственного сарая. Расстояние было слишком большое, так что это явно не автомобиль, слишком угловатое, так что это и не медведь, к тому же у предмета отсутствовало треугольное завершение, значит это не шале. Ориентир был хороший. Я сделал шаг в ту сторону, но вдруг увидел справа от себя фургон Майкла. Несмотря на плохую видимость, из-за размеров его ни с чем нельзя было спутать. Оба борта раздувались, как паруса, на сильном ветру, и вся машина отчаянно дрожала на небольших колесах, словно вот-вот перевернется. Лежавшие у меня в кармане ключи назойливо терлись о бедро. Забыв о сарае, я шагнул к фургону.
        Кто-то схватил меня за руку. София. Ее губы оказались у моего уха, капельки слюны оросили шею.
        - Не туда, Эрн.
        И она потащила меня вверх по склону, прочь с парковки. Снег стал уже заметно глубже (прощайте, следы на месте преступления!), и я по икры утопал в нем при каждом шаге. Когда мы приблизились к темному пятну с плоской крышей, я увидел сверху на нем огромный снежный сугроб. Мы подошли к сараю сбоку, хотя его фасад лучше защищал бы нас от ветра. Последние несколько шагов превратились в настоящую битву. Но наконец наши спины прижались к рифленому железу. Ветер раскалывался о сарай, обтекал его и соединялся вновь в единый поток прямо перед нами, как будто мы прятались за большим камнем в русле реки, и свистящий звон у нас в ушах превратился в призрачный стон. Я сделал несколько полных глотков несущегося упругой струей воздуха и стряхнул с рук и плеч дюйм снега. Перчаток на мне не было, поэтому я сунул кулаки в карманы, сжимал и разжимал их, чтобы согреть. С края крыши надо мной свисал ряд длинных ледяных пальцев. Однажды я видел фильм ужасов, где одного героя пронзила насквозь упавшая сосулька. Я понимал, что это невозможно, но тем не менее вжался в стену так сильно, как только мог.
        София выглянула за угол, быстро убрала голову обратно и ткнула меня локтем под ребра, выкатывая глаза, мол, давай, глянь сам. Дверь сарая была открыта. Замок, на который ее запер Кроуфорд, валялся в снегу. Он не был срезан: проушина, в которую вдевалась дужка замка, была напрочь оторвана, вместе с винтами и всем прочим.
        - Надо привести Кроуфорда, - сказал я.
        - Тогда иди и приведи его.
        Она повернула за угол. Я преградил ей дорогу и вдавил ее в стенку сарая:
        - Стоп!
        - Я хочу поближе взглянуть на тело, вот и все. А лучшей возможности не представится. Кроуфорд никого из нас к нему больше не подпустит. Изображает, что собирается расследовать дело. Мог бы с тем же успехом играть в переодевания. Если это, - она изобразила, что у нее в руках лопнул воображаемый воздушный шарик, - нечто большее, тогда мы все можем быть мертвы к рассвету. Нам нужно вооружиться знанием. И вот мы здесь, а дверь открыта. Убийца, вероятно, был тут и ушел.
        - А если нет?
        - Ну затем я и привела тебя. Телохранитель.
        - Плохой выбор.
        - Тогда вот что. Мы заглянем внутрь краешком глаза, если там кто-то есть, забаррикадируем дверь и запрем его. Выход же только один. А потом позовем кого-нибудь. Capiche?[8 - Соображаешь? (ит.)]
        У меня была масса вопросов. Как мы запрем дверь, если замок сломан? Как можно одновременно баррикадировать ее и бежать за подмогой? Вдруг они вооружены? Как пишется «сapiche»?
        Но выбора у меня не было. Если я пойду в отель за помощью, София не станет дожидаться, пока я вернусь с подкреплением. Вместе держаться безопаснее. И, кроме того, пока я рассчитывал, что находящееся в фургоне поможет оправдать Майкла («Эрнест что-нибудь исправит»), хорошенько рассмотреть тело тоже будет нелишним. И слушайте, это раздражает, я знаю, когда люди принимают глупые решения по такой причине - поэтому жертва сосульки не выжил в том фильме ужасов, - но мне было чуть-чуть любопытно.
        Мы стали потихоньку огибать угол сарая, прижимаясь спинами к стене для скрытности и ради спасения от ледяных шампуров, пока не добрались до приоткрытой двери. София просунула в щель голову и резко отдернула ее обратно, будто ее укусила змея. Глаза у нее были широко раскрыты, и она произнесла одними губами: «Там кто-то есть». Я кивнул на дверь и жестами предложил ее закрыть. София покачала головой, указала на мои глаза, потом на щель в двери и прокралась мимо меня, чтобы я оказался ближе к дверному проему. Она подтолкнула меня. Ее действия сводились к одному: «Тебе нужно увидеть это». Я выкатил на нее глаза, силясь как можно убедительнее изобразить возмущение: «Мы так не договаривались!» София лишь снова пихнула меня к двери.
        Я сделал глубокий вдох, удержался от порыва еще раз злобно взглянуть на нее и сунул голову в щель.
        Зеленые Ботинки лежал там, где мы его оставили, - лежал, раскинув руки и ноги, на маленькой по площади стопке поддонов. Грудная клетка выпирала вверх, будто он перевернулся во время затяжного прыжка с парашютом. Разница состояла в том, что сейчас над ним кто-то склонился. Я узнал этого человека сразу, даже со спины. Он был сосредоточен на теле и поэтому пока нас не заметил. В идеале тут мне следовало бы медленно попятиться, запереть дверь и привести полицию, как мы и договаривались. Но я этого не сделал. Словно какая-то невидимая нить тянула меня внутрь сарая. Я едва ощущал, как София отчаянно стучала меня по руке, ее предостерегающее шипение смело ветром.
        Мое появление осталось незамеченным, грохот металлических стенок и стоны крыши, которую продолжало заметать снегом, скрадывали звуки моих шагов. В сарае было холодно, железные стены дышали морозом, от бетонного пола тянуло стужей. Мое дыхание превращалось в туман. Я покашлял. Человек резко вскинулся, отступил на два шага от тела и вскинул вверх руки. Красные.
        - Милые вещи, - произнес я.
        Так мы шутили между собой.
        Глава 23
        Я говорю «милые вещи» Эрин так часто, потому что, когда мы были женаты, я посоветовал ей в случае, если она будет злиться на меня, на вопрос: «Как у вас дела с Эрнестом?» - отвечать: «Ну он всегда говорит милые вещи».
        Плечи Эрин поникли, руки опустились, и она с глубоким вздохом облегчения произнесла:
        - Слава богу!
        После чего расплылась в такой широченной улыбке, какой я уже давно у нее не видел, и пошла ко мне, но остановилась, услышав сталь в моем голосе:
        - Что ты здесь делаешь, Эрин?
        - Ты еще не поговорил с Майклом? - Тон у нее был неожиданный - смесь робости и удивления, как будто после моего таинственного, полного враждебности и противоречий разговора с братом все должно быть предельно ясно. - Он рассказал тебе про Алана?
        - Да, он рассказал мне про Алана.
        - Ладно. Тогда… - Эрин вновь замолчала, словно решила, что заполнила достаточно пустых мест в анкете, а потом поняла, что на самом деле ничего не сказала вслух, и продолжила своим мягким учительским голосом: - И что ты об этом думаешь?
        - Не знаю, чему верить.
        Какой смысл лгать Эрин? Ей это всегда удавалось лучше, чем мне. Я знаю, знаю, выдвинутое обвинение слишком серьезно, чтобы помещать его в книгу, где она не может ничего возразить, но это правда. Кроме того, любовную интрижку завела она.
        - Рядом с нами мертвый человек, - без обиняков заявила Эрин.
        - Знаешь, я заметил.
        - Это был не несчастный случай, Эрн, как внушает нам хозяйка курорта. Чтобы избежать паники. Но ты и я, мы оба знаем, что это проблема Каннингемов. Привезена сюда Каннингемами… - Эрин не закончила фразу, хвост которой повис в воздухе: «…вызвана Каннингемами».
        Я немного смягчился:
        - Если верить Майклу, человек, убивший моего отца, Алан, уже мертв. История завершена. Что тут еще?
        - Если?
        - Я понимаю, что сам он в этом убежден. Пока все.
        От воспоминаний о затянутой паутиной поляне меня пробило холодом. Вероятно, отчасти я не хотел принимать на веру слова Майкла, потому что на бумаге Алан мог выглядеть негодяем, но в то утро я был единственным, кто не хотел, чтобы его смерть, его убийство было оправдано, не важно, кто он такой и что сделал.
        - Хотя все просто. Алан убил твоего отца, чтобы прикрыть свою задницу, да, но он убивал ради чего-то. - Эрин прищелкнула языком. - Потом он пытается продать ту же вещь Майклу, и это приводит нас сюда.
        - Майкл уже сообщил мне это. Но зачем ждать так долго?
        - Может быть, потому, что карьера Алана закончилась. Может, он был в отчаянии. Мне известно одно: если это стоило убийства много лет назад, то стоит и сейчас. - Она указала большим пальцем на Зеленые Ботинки. - Мне нужно снова напоминать о трупе?
        - Ну ладно. Что за информацию Майкл покупал у Алана?
        - Я не знаю. - Эрин замялась. - Он не поделился со мной. Сказал, это небезопасно.
        Правило 9 диктует, что я должен открывать читателю все свои мысли, так вот: в этот момент мне показалось, что она говорит правду, только не полную.
        - Но… - Я подтолкнул ее к продолжению.
        - Мы кое-что откопали.
        Я вспомнил по-тюремному грязные руки Майкла, когда мы здоровались перед гостевым домом. Чернота под ногтями. В остальном он был чистый: свежевыбрит, волосы покрашены. Почему он не отмыл ногти?
        - Оно в кузове фургона? - (Эрин кивнула.) - Хорошо. Так что же это? - Вопрос прозвучал совсем просто, я даже почувствовал: может, никаких сложностей и нет? - Думаю, деньги, что еще может столько стоить? Какая-то вещь, добытая Саблезубыми во время одного из ограблений? Драгоценности? Наркотики?
        - Я тоже так думала. Но сама еще не видела.
        У меня вырвался смешок. Как удар топора по полену. Голосовые связки не совсем разморозились.
        - Это отмечено на карте с сокровищами?
        - Зря смеешься. - Эрин скрестила на груди руки. - Я ему верю.
        Слово «верю» загудело двойным смыслом. Как будто его можно убрать из этого предложения и заменить другим.
        - Это из-за…
        - Не надо, Эрн. Дело не в том.
        И да и нет. Я еще никогда не разговаривал с Эрин так прямо, даже во время сеансов у семейного психолога. Мое недовольство всегда застопоривалось чувством стыда и грустью. Но если было нужно, мы могли справиться, могли сесть и поговорить о том, что значило для нас обоих завести ребенка и что сделало с нами письмо о бесплодии, которое я распечатал за завтраком. Что оно сотворило с семьей, которую мы собирались создать.
        Мы долго ждали этого письма. Странно доверять такие важнейшие, судьбоносные новости почте, но, видимо, в клинике сообщение о диагнозе посчитали вполне рутинным и не стали утруждать себя контактом по телефону. Само письмо шло очень медленно. Эрин заламывала руки, выдавая мне обрывки плохих новостей: первое почтовое отправление стало жертвой путаницы с адресами, и ей пришлось звонить в клинику, чтобы все исправить, а второе через несколько недель превратилось в сырую, нечитаемую бумажную массу, размоченную дождем. Эрин сильно переживала. Каждый день по утрам она прежде всего подскакивала к почтовому ящику, перебирала рекламные листовки с купонами на пиццу и буклеты агентств недвижимости, идя к дому по подъездной дорожке и качая головой: еще один день без результатов.
        Вообще-то, это письмо до сих пор у меня. Оно смялось от того, как крепко я сжимал его в руке в то утро, уставившись в недоумении на результаты своих анализов и пытаясь придумать им какое-то другое объяснение. Когда Эрин вошла в кухню, заправляя кудрявые, как усики горошка, пряди распущенных волос за уши, я положил письмо на стол рядом с маслом. Рука у меня была грязная, на запястье какая-то жижа. Я попросил Эрин сесть, и выражение ее лица, когда она взглянула на меня, прочтя письмо… Думаю, мы оба поняли, что для нас, вероятно, это конец. Некоторое время мы еще цеплялись друг за друга, но кремень исчез. Если бы он все еще был у меня, я бы сжег чертово письмо.
        Мы оставались на орбитах друг друга еще восемнадцать месяцев, потому что не хотели уходить и не хотели оставаться. Так случается в браке, когда один из супругов хочет ребенка, а другой не может его дать.
        Да, это был третий, и последний в моей жизни событийный завтрак. Имевший отношение к сперме.
        - Значит, это правда? - спросил я.
        Мы оба знали, о чем я. О ней и о Майкле.
        Эрин вздохнула:
        - Это правда. Но я бы поверила ему, даже если бы было наоборот. Не всем нам выпадает увидеть своих отцов в новом свете. Это привилегия.
        Тут я понял, что, помогая Майклу лучше понять Роберта, Эрин замещала этим свой поиск примирения с буйным папашей.
        - Да перестань. Ты на самом деле умнее, - взмолился я.
        - Ты всегда говорил милые вещи. - Она мрачно усмехнулась. - Уже открывал фургон?
        Я покачал головой:
        - Он дал мне ключи. Но потом мы пошли сюда за тобой.
        - Мне он сказал: то, что внутри, убедит тебя.
        Лучше бы мне перестали говорить, что находящееся в фургоне изменит мою жизнь. В результате так и окажется с точки зрения того, во что я верил, и с точки зрения функции моей правой руки, но я все равно не хотел больше слышать этого.
        - Мы топчемся на одном месте, - сказал я, решив разрядить обстановку. - Давай попытаемся найти какую-то общую почву.
        - Ты говоришь, как доктор Ким.
        - Мы столько денег выложили за эти консультации - кто бы мог подумать, что они окажутся полезными. - Я выдавил из себя улыбку.
        - Тогда что же? - Эрин заговорила томным голосом нашего бывшего психолога. - Что объединяет нас?
        - Мы оба не верим, что Майкл в ответе за… - Я указал на тело. Странно было так запросто говорить об этом. - И я полагаю, раз ты вломилась сюда и стала вынюхивать, значит тоже не веришь в естественные причины этой смерти. Ты думаешь, кто-то охотится за Майклом из-за того, что вы с ним откопали, а я просто пытаюсь снять Майкла с крючка и хоть раз в жизни что-то исправить. Вот наша общая почва. Мы оба пытаемся найти убийцу. - В очередной раз мне напоминают, что я здесь не главное действующее лицо и авторство этой книги не дает мне особых прав. Помню, в тот момент я подумал, что для поисков этого проклятого убийцы мотив есть у большего числа людей, чем для совершения убийства. - Давай с этого и начнем. Если мы узнаем, кто это сделал, то убедимся и в правдивости слов Майкла.
        - Одно подтвердит другое, - согласилась Эрин, сложила указательные пальцы, приставила их к подбородку и нахмурила лоб. - Мне кажется, в этом месте сегодня произошел прогресс. Как по-твоему?
        Место для прогресса и правда наметилось. Я невольно рассмеялся. Мы не случайно влюбились друг в друга, что бы ни происходило потом, и забыть это было нелегко.
        - У тебя был очень сосредоточенный вид, когда я вошел сюда. Ты что-нибудь нашла?
        - Ну… я не специалист, но все это ненормально. - Эрин вновь склонилась над телом, и я придвинулся к ней.
        До сих пор я не разглядывал Зеленые Ботинки внимательно. Пока нес его ноги, брезговал, а фотографию, сделанную Кроуфордом, видел лишь мельком. Глаза у мертвеца были закрыты. В сарае стоял такой мороз, что волосы у покойника покрылись инеем. Лицо было измазано чем-то вроде сажи, которую я сперва принял за следы обморожения, а вокруг рта сформировалась полоса блестящего застывшего дегтя. На шее трупа виднелось кольцо злой красной раны. София говорила о порезе; от него остались пятна на рукавах Кроуфорда, но с близкого расстояния было видно, что крови пролилось больше. То, чем обмотали шею этого мужчины, врезалось в его кожу. Рваные края раны тоже покрылись изморозью.
        Эрин прервала мои наблюдения:
        - Похоже, его задушили. А что за чернота у него на лице? Действие яда?
        - Пепел, - сказал я, повторяя слова Софии. - Скорее всего.
        - То есть он обгорел? На улице?
        Я кивнул:
        - Хотя подтаявшего снега вокруг не было. И если бы он горел, то наверняка катался бы по снегу. Были бы ожоги. София считает, это серийный убийца. В прессе его называют Черный Язык. Но если ты считаешь, что Майкл завяз в каких-то гангстерских делах, как отец, это может быть член банды. Таких типов посылают вышибать из людей долги.
        - Может быть. Видок у него жуткий. Думаю, так поступают с людьми, из которых действительно что-то выколачивали, или таким образом оставляют послание. Хотя меня смущает вот что… Ты говоришь, это пепел, но снег не подтаял. Убийца сжигает свои жертвы, не поджигая?
        - Вообще, это древняя техника пыток, ее когда-то использовали персидские цари, - сказала из дверей София. - Что? Я задницу отморозила.
        - Пыток? - Я вскинул бровь и посмотрел на Эрин. - Согласуется с оставлением послания.
        - Что ей известно? - Моя бывшая скрестила на груди руки. - Майкл сказал, чтобы я доверяла только тебе.
        - Ей тоже можно. Она знает про деньги.
        - Плохо, что Эрн уже потратил, - София покосилась на меня, - добрую их часть. По крайней мере пятьдесят штук, да?
        Эрин пронзила меня взглядом, смысл которого не поддавался дешифровке. То ли раздражение, что я растратил деньги Майкла, то ли досада, что я так близок с Софией и поделился с ней своей тайной. Я мысленно задержался на этом моменте, думая, не избыточны ли подобные чувства для бывшей жены, которая нынче провела ночь с моим братом.
        - Тебе, похоже, многое известно об этом серийном убийце, - сказала Эрин, держа ухо востро.
        Если София и уловила обвинительную нотку в ее тоне, то виду не подала.
        - В нашу больницу попала его жертва. Женщина по фамилии Хамфрис. Ее обнаружили случайно, и, по общему мнению, очень вовремя. Но легкие у нее были прострелены, пришлось отключить искусственную вентиляцию. Мне это показалось интересным, я послушала несколько подкастов. Не думала, что эти сведения пригодятся… Но вот пригодились.
        - Ну тогда дело закрыто. Если ты послушала подкаст…
        - Пусть продолжает, Эрин. Она знает больше нас.
        - Значит, мы ищем любителя истории? Со вкусом к средневековым пыткам?
        - Вроде того. - София смутилась. - Я это не придумала, ладно? Это называется удушение пеплом. Эрни, я тебе уже говорила, что большинство людей, которые погибают при пожарах в домах, умирают не от ожогов, а задыхаются. Отчасти это происходит потому, что огонь вытягивает кислород из воздуха и становится просто нечем дышать, но даже после того, как пламя потушено, если вдохнуть слишком много дыма, мелкие частицы гари могут покрыть легкие, и они не смогут извлекать кислород из воздуха, даже если он там есть.
        - А Древняя Персия славилась пожарами в домах? - спросил я.
        - Очень смешно. Они придумали эту пытку, и для нее строили специальные башни, огромные, больше двадцати метров в высоту. Башню наполняли колесами, шестернями и прочим, а на дне - куча пепла. Внутрь заталкивали богохульника, потому что именно за это в те времена карали смертью. И что? Оказаться в помещении, где весь пол засыпан пеплом, разве это может навредить кому-то? Нет. Но колеса и шестерни приводили в движение, они начинали перемешивать пепел, и он взлетал в воздух. Преступник задыхался.
        - Люси говорила мне, что первыми жертвами стали пожилые супруги из Брисбена. Она нашла информацию. Ты считаешь, с ними произошло именно это?
        - Она права. И в то же время не совсем. Очевидно, что тут поблизости нигде нет трехъярусной пыточной башни, и Зеленые Ботинки, похоже, задушили. - София взяла со скамейки отвертку и с ее помощью отогнула воротник на трупе, чтобы было лучше видно. - Учитывая плотность слоя пепла на его щеках и глубину ран на шее, я бы сказала, что ему на голову надели мешок с пеплом, плотно завязали и сняли, когда он умер.
        - Следы на снегу выглядели так, будто кто-то метался по небольшому пространству, - сказал я.
        - Именно. При недостатке кислорода у человека очень быстро нарушается ориентация. Он, вероятно, пытался сорвать с себя мешок, похоже, был в панике. Могу представить, как он метался в отчаянии.
        - И что тут средневекового? - Эрин поняла, что переборщила с резкостью, и, извиняясь, подняла руки. - Я не пытаюсь выразить сарказм, простите, мне интересно. Я просто думаю, что задушить человека может любой, завязав ему на голову мешок. Зачем возиться с пеплом?
        - Согласна. Наверное, преступник был в затруднительном положении, спешил. Может, начало светать. Или ему помешал кто-то из гостей курорта. В случае с супругами из Брисбена убийца никуда не торопился. Я сказала вам, это была не пыточная башня, но вроде как современная ее инкарнация. Жертвы нашли запертыми в машине, у них в гараже, руки прицеплены пластиковыми стяжками к рулю. На крыше машины имелись вмятины, как будто на ней кто-то стоял, а на полу валялась воздуходувка для уборки листьев. Убийца, вероятно, насыпал в салон пепел через стеклянный люк в крыше, а потом запустил внутрь воздуходувку и взболтал его. То же самое произошло с женщиной, которую доставили к нам на «скорой». Связана стяжками, заперта в туалете с окном, а вместо воздуходувки для листьев - фен. Вот как он предпочитает расправляться с жертвами. Медленно. Все это домыслы, разумеется.
        - Из подкаста, - вставила Эрин.
        - Из подкаста.
        - Наверное, это вызывает ощущение, что ты тонешь в воздухе, - сказал я.
        Никому не пожелал бы задыхаться во сне, как бывает со мной, и в детстве, пока мы куда-нибудь ехали в маминой машине, б?льшую часть времени я спал. Из книг и журналов мне известно про ныряльщиков, которые тонули, не дотянув какие-то сантиметры до поверхности воды, чувствовали, что вот-вот будут спасены, вырвутся на воздух, но не успевали. Не могу представить себе, каково это - вдохнуть воздух и не получить из него кислорода.
        - Если, по-твоему, тут поработал тот же убийца, значит и приспособления он использовал похожие? И дело не только в пепле. Тебе кажется, следы на шее могут быть от пластиковых стяжек?
        - Да. Порезы на коже ровные, очень похоже, что они от пластика, а не от веревок. Веревки немного разрывают кожу, а леска глубже врезалась бы в ткани. Но здесь, взгляните… - София указала на приоткрытый рот трупа, вынула свой телефон (заряд батареи: 85 %) и посветила внутрь фонариком. Неудивительно, что журналисты прозвали убийцу Черный Язык; язык мертвеца был облеплен черным пеплом и превратился в толстого слизня, укрывшегося за грязными зубами. - Это скорее внешний эффект, чем реальная причина смерти. Мешок в любом случае сделал бы свое дело и привел к удушью. Пепел нужен был лишь для того, чтобы оставить метку.
        - Зачем ему это? - спросила Эрин.
        - Я много чего навидалась в реанимации, так что готова привести несколько объяснений. Могу поспорить, Эрн, ты понимаешь, о чем я думаю. Ты же пишешь о таких вещах. Каков основной принцип действий убийцы-психопата, его modus operandi?[9 - Modus operandi - латинская фраза, которая обычно переводится как «образ действия» и обозначает привычный для человека способ выполнения определенной задачи.]
        - Ну… - начал я, - полагаю, наиболее распространено убеждение, что психопатам нужно поступать строго определенным образом. Это обязательная часть всего процесса, для них имеет значение, что и как они сделали. Но раз сам процесс настолько важен, не думаю, что психопат стал бы тратить силы на убийство, не повторяя по порядку всех положенных по его извращенной логике действий, если только в момент совершения убийства ему кто-то не помешал. Иначе никакого смысла. И непохоже, что здесь кто-нибудь разводил костры. Так слишком легко выдать себя. Не знаю, чем нам все это поможет.
        - Вообще-то, можно обойтись и вовсе без огня, фокус в том, чтобы поднять частицы пепла в воздух. А золу продают большими мешками в магазинах для садоводов. Я предполагаю, что пепел был привезен с собой. Убийца готовился. И думаю, моя вторая теория более правдоподобна.
        У меня внутри все опустилось, когда я догадался, что она собирается сказать и как хорошо это согласуется с теориями Эрин и Майкла, однако нас прервал скрежет металла - дверь открыл настежь Кроуфорд. Лицо красное, весь взмокший и на взводе. В одной руке он держал свинченную дверную ручку с проушиной и висящим в ней замком, а в другой сжимал тяжелый полицейский фонарь. Его взгляд метался между нами тремя. Рот пытался сформулировать какие-то слова, но, казалось, его хозяин никак не мог выбрать, каким образом ему лучше выразить свою ярость, поэтому он просто заорал:
        - Вон!
        Мы, как нашкодившие дети, опустив головы, засеменили мимо него на улицу, попутно бормоча: «Простите, начальник».
        Буря немного утихла с тех пор, как мы пришли сюда, гостевой дом снова появился из снежной мглы и теперь больше, чем когда-либо, напоминал пряничный домик, только что украшенный помадкой.
        Кроуфорд угрюмо шагал вслед за нами вниз по склону. Редактор говорит мне, что нельзя шагать угрюмо, но ему явно не приходилось оказываться в ситуации, когда в паре шагов у него за спиной с пыхтением топает полицейский Кроуфорд, так что я остаюсь верным выбранному наречию. На подходе к парковке я протянул ключи от фургона Эрин, она понимающе кивнула, повернулась к Софии и прошептала, чтобы наш конвоир не услышал:
        - Какая у тебя вторая теория?
        - Черный Язык дает о себе знать. Хочет, чтобы мы поняли: он здесь.
        Глава 24
        Рифленая задняя дверь фургона скручивалась и уезжала внутрь крыши. На приступке стоял пустой стаканчик от кофе. Ключ легко вошел в замок. Я повернул его на девяносто градусов. Момент наступил важный, и я замер, глядя на столпившихся вокруг трех остальных участников действа. Эрин заламывала руки от беспокойства, поможет ли ей то, что мы увидим внутри, завоевать мое доверие, а мне - сказать ей то, чего не сказал Майкл. София надменно скривила губы в ожидании, когда раскроются секреты Майкла. Кроуфорд пребывал в нетерпении. Он попытался своим самым авторитетным тоном скомандовать, чтобы мы прямиком шли в отель, но я решил, что особой страсти в воспрепятствовании нам полицейский проявлять не будет. И оказался прав: получив отпор, Кроуфорд потащился за нами, намереваясь удержать от очередных глупостей. А я? Я был готов к разочарованию. Как я уже говорил Майклу, меня могло бы поразить только нечто, приближающееся по экзотичности к космическому кораблю.
        Я приподнял дверь на пару дюймов. Наблюдение первое: фургон не взорвался. Знаю, это звучит глупо, но в голове у меня прокрутилось много разных сценариев, и предположение, что эта штука начинена взрывчаткой и взлетит на воздух, стыдно признаться, было далеко не самым нелепым. Дверцу я тянул вверх так медленно не специально, просто весь ее механизм и места соединения деталей сильно замерзли. Потребовались немалые усилия, чтобы поднять дверцу на достаточную высоту и увидеть сквозь щель темноту внутри. Руки без перчаток жгло от прикосновения к ледяному металлу. Я собирался поднажать еще, но тут чья-то рука остановила меня.
        - Может быть, это предназначено только для тебя, - сказала Эрин. - Поначалу.
        Она явно знала что-то о содержимом фургона. В конце концов, кто, как не она, помогал Майклу «откопать» это. Она думала, там деньги или какие-то ценности и, видимо, учитывая необходимость везти груз в кузове фургона, полагала, что их там много. Майкл сказал, чтобы я доверяла только тебе. То же самое было сказано и мне: я - единственный, на кого он может положиться, так как дал против него показания в суде. Он позволил, чтобы его засадили в вонючий ящик с носками только для того, чтобы без посторонних отдать мне ключи от машины. София и Кроуфорд не должны видеть, что в фургоне. Эрин права.
        - Мне нужна минутка, чтобы взглянуть самому. - Я возвысил голос над ветром. - Гм… вдруг это небезопасно.
        Отмазка была так себе. София выкатила глаза. Интересно, что ее раздражало сильнее: исключение из числа доверенных лиц или то, что каждый раз, как я становился на сторону Эрин или Майкла, она все дальше отодвигалась от денег. Мне пришло в голову, что, вероятно, поэтому она и вмешалась в наш разговор у трупа именно в тот момент, когда мы с Эрин нашли общий язык и стали действовать заодно. От Кроуфорда я ожидал большего сопротивления по самым разным причинам (цепочка улик, свидетелей, любое сходство с работой опытного полицейского), но, кажется, он оставил всякие попытки изображать из себя настоящего копа. Эрин отогнала их обоих за фургон, и, еще пару раз поднажав на заледеневшую и трещавшую на морозе дверцу, я открыл ее.
        Снег до сих пор валил так густо и небо было таким серым, что даже при открытой задней двери в глубине фургона мало что можно было разглядеть. На стенках висели стропы и веревки для крепления перевозимой мебели. Но дальше я увидел некий крупногабаритный предмет весьма специфической формы. Он напоминал…
        Я не мог сказать точно, нужно было рассмотреть поближе. Я забрался в кузов, фургон скрипнул и пружинисто качнулся на рессорах. Воздух внутри был затхлый и пах, помимо всего прочего, свежей землей. Мы кое-что откопали.
        Глаза привыкли к сумраку. Из всех вещей, которые, по моим представлениям, могли бы находиться в машине Майкла, свидетельствовать о его невиновности и говорить о том, где он провел прошлую ночь, эта даже не пришла мне в голову. Несколько секунд я стоял, совершенно ошарашенный, пока кто-то вдруг не стукнул в стенку фургона.
        - Ну что там? - раздался приглушенный голос Софии.
        Я подошел к двери и опустил ее вниз, запирая себя в темноте. Эрин права. Это предназначалось для меня, и только для меня.
        По углам гроб был запачкан грязью. Это объясняло стоявший в кузове запах свежей земли. Я осмотрел саркофаг при свете фонарика из телефона (батарея: 37 %). С виду дорогой, сделан из прочного дерева, вероятно дуба, хорошо залакирован, а потому не слишком сильно пострадал, с обеих сторон имелись изящные хромированные ручки. Новым он не выглядел, но и столетним тоже не казался. Определить возраст было трудно. Люси порадуется: как бы далеко ни зашло у Майкла и Эрин дело с окончательным заключением брака, гробокопательство обеспечивало им хорошее алиби.
        Первой моей мыслью было: это гроб Холтона. Ничего другого мне просто не приходило в голову. Ну кого еще мог бы откопать мой брат? К тому же в таком предположении крылась милая закольцованная ирония, так как именно Алана Майкл хотел похоронить. Но гроб этот явно был сделан напоказ, он должен был произвести впечатление, стоять открытым, чтобы с покойным могли попрощаться родные и знакомые. Учитывая слова Майкла, что Алан был должен половине тюремного населения, не думаю, что кто-нибудь раскошелился бы на такое роскошное погребение для него.
        Проходя мимо гроба, я, слегка прикасаясь к нему, вел пальцами по дереву. Оси фургона скрипели, пока я перемещал свой вес по металлическому полу. Я заметил, что гвозди, которыми заколотили крышку гроба вдоль края, вытащены, то есть ее можно открыть. До меня дошло, что это, может быть, и не гроб вовсе, а замаскированный таким образом тайник, и, вероятно, Майкл уже забрал оттуда, что хотел. Гробы ведь используют как тайники, верно? Но если все так и Майкл уже опустошил подземное хранилище, зачем ему нужно, чтобы я его увидел? А если внутри все-таки лежит человек, как я смогу определить, кто это, когда он пролежал под землей много лет? Кучка костей ничего мне не объяснит, по ним не определишь, чьи они. Пока я обдумывал все это, мои пальцы наткнулись на какую-то грубую выемку в полированном дереве. Метка. Я посветил на нее фонариком (батарея: 36 %).
        На дереве был вырезан знак бесконечности.
        Вдруг я вспомнил. Официальные похороны, требующие накрытого бархатом гроба. Швейцарский армейский нож, выцарапывающий на дереве символ вечных уз. Прижатые к груди головные уборы, белые перчатки и золотые пуговицы. В своей способности опознать лежавшие внутри кости я сомневался, но гроб узнал.
        Майкл и Эрин откопали напарника Алана Холтона: полицейского, которого застрелил мой отец.
        Глава 25
        Я понимал, что нужно открыть этот ящик. Будь проклята Пандора!
        Крышки гробов чертовски тяжелые: фасонистые, к тому же оббиты изнутри свинцом, чтобы не дать вам просочиться сквозь дерево, когда вы разжижитесь, и, помимо тяжести, пазы коробятся от сырости и давления сверху шести футов земли. Трупное окоченение неодушевленного предмета. Если Майкл до сих пор не открывал ее, мне это сделать не удастся без помощи посторонних. Чтобы затащить такую махину в кузов фургона, Майкл и Эрин, должно быть, использовали систему блоков и стропы из тех, что висели на стенах.
        Так как я был один, то решил, что смогу поднять крышку, если встану со стороны петель, нагнусь над гробом, поддену край крышки пальцами и потяну ее вверх и назад, навалившись всем своим весом. Проблема усугублялась холодом: внутри четырех металлических стенок, в горах, кузов фургона вполне мог служить морозильной камерой. Я пыхтел от натуги, и мое дыхание сгустками пара вылетало в задубелый воздух, пока крышка со скрипом, мучительно медленно отрывалась от гроба на первые несколько сантиметров, но наконец сила инерции пересилила вес и крышка подскочила вверх, едва не свалив меня с ног и не перевернув гроб. К счастью, мне не пришлось танцевать танго со скелетом: ящик с костями слегка накренился в мою сторону, но устоял. Фургон опять застонал, будто молил меня больше не скакать туда-сюда, как кенгуру.
        Я посветил в гроб фонариком (батарея: 31 %).
        Он не был пуст, чего я отчасти ожидал, так что при виде тела испытал скорее облегчение, чем шок, ведь как ни крути, а именно ему и положено там быть.
        Краткая научная лекция. Тридцати пяти лет достаточно, в зависимости от плотности закрывания и материала, из которого сделан гроб, чтобы находящийся внутри его труп полумумифицировался. Такого срока маловато для разжижения всех тканей, и кости не рассыпаются в прах раньше, чем минует столетие, так что в результате вы увидите скелет, покрытый чешуйчатыми серыми ошметками сухожилий. В то время я не знал этих научных сведений - мне пришлось ознакомиться с ними позже, чтобы написать об этом, - и не понимал, на что надеялся Майкл, какие выводы, криминалистически или интуитивно, по его мнению, я должен был сделать при виде недоразложившегося трупа. Я покачал головой, сознавая бессмысленность всего этого.
        Но в гробу могло находиться что-то еще, рассудил я. Майкл наверняка извлек оттуда все действительно важное, хотя он же пытался что-то мне показать, хлопал себя по карманам и ругался, не находя искомое. Но если это что-то умещалось у него в кармане, зачем прятать его в огромном гробу, скажите на милость? И зачем Майкл стал бы тащить сюда весь гроб, если из него уже вынуто то, что нужно?
        Я должен был осмотреть все повнимательнее. Свет фонарика (батарея: 31 %) первым делом упал на остатки человеческой ступни, которая в отдельности от всего остального напоминала маленькую птицу: длинные тонкие кости формировали подобие клетки. Двигаясь взглядом вверх по ногам, восковым в процессе распада, я пытался вспомнить уроки биологии в старшей школе и проверить, все ли на месте. Скелет был не такой образцовый, как те, что встречались мне в учебных кабинетах, грудная клетка наполовину рассыпалась, и казалось, что в ней больше ребер, чем положено. От одежды не осталось ни кусочка, только несколько золотых пуговиц лежали рядком на груди, напоминавшей изорванный ветрами парус, да пряжка ремня завалилась в провал бывшего живота.
        Должен признать, хоть я и смотрел на мертвого человека, которого мой отец убил выстрелом в шею, но ничего не чувствовал. Ни угрызений совести, ни отвращения. Я смотрел на этот труп так же, как на то тело со склона горы, - с отвлеченным, чисто научным интересом. А теперь, после рассказа Майкла о том, что эти останки когда-то были негодяем, который пытался убить моего отца, я переживал и того меньше. Тело в гробу ничего для меня не значило. Много лет я старался как мог защититься слепым неведением, ничего не знал об этом давно умершем полицейском, даже не был уверен, что мне известно его имя.
        Только в последний раз, когда я его видел, у него не было двух голов.
        В этот гроб я уже заглядывал - на похоронах, и он совершенно точно был занят одним человеком. Я терялся в догадках, кто еще лежал в гробу и как он туда попал.
        Второй череп был меньше, хотя находился в той же степени разложения. Его обтягивала плотная, задубевшая кожа. Он был перевернут вниз лицом, челюсть утыкалась в когда-то белую подушку, так что я видел зубчатую дыру в затылочной части, трещины тянулись от нее к ушам. Выстрел или удар, я не мог определить, но, разумеется, после такого не выживают. Теперь, глядя внимательно, я заметил светлые тонкие кости - позвоночник - рядом с большим скелетом. Ребра их переплелись в процессе разложения плоти, и это объясняло, почему я сперва подумал, что некоторые кости тоже начали распадаться, а они на самом деле были от другого трупа.
        Я внимательнее осмотрел позвоночник, спустился взглядом до поясницы, согнутых коленей, стоп (маленькие птичьи скелеты), подсунутых под бедра большого скелета, будто малыш искал защиты, прятался, цеплялся за взрослого. Это напоминало знаменитую обложку журнала «Роллинг Стоунз» с Йоко Оно и Джоном Ленноном. Каковы бы ни были мои познания в биологии, один аспект во всей этой сцене был неоспорим. Небольшой размер костей. Второй скелет принадлежал кому-то маленькому. Юному.
        Майкл привез сюда гроб, чтобы показать мне это: тело ребенка, свернувшегося калачиком рядом с костями полицейского. Теперь нужно выяснить зачем. Только я сделал шаг к двери…
        Как фургон тронулся с места.
        От первого толчка я лишь слегка качнулся назад на пятках. Желудок пружинисто подпрыгнул, а весь организм попытался соединить вновь обретенную скорость движения в пространстве с прикованными к месту ногами. Поскольку я пребывал в полумраке, моему мозгу потребовалась пара секунд, чтобы порадоваться, что я все еще нахожусь в равновесии. Я двинулся вперед на подгибающихся ногах. Идти было всего несколько метров, но хочу предупредить вас: случившееся дальше произошло за считаные секунды. Раздалась серия настойчивых ударов в стенку фургона.
        - Эрни, вылезай из этого чертова фургона! - Женский голос.
        Я не мог различить: это Эрин или София.
        Я попытался поднажать, силясь сохранять равновесие. У меня было странное ощущение, словно я иду вверх по холму, а это означало, что фургон двигается вперед и вниз, а я иду в противоположную сторону, к задней двери. Брезентовые стропы, висевшие на стенках, наклонились к кабине. Стук по борту продолжился, но громыхание колес, ускорявших вращение, заглушало сопровождавшие его голоса. Хотя мне было ясно, что они говорят: «Быстрее». Я уже и сам догадался. Фургон катился с горы. И ближайшее место, где поверхность была ровной, находилось посреди замерзшего озера…
        Полоса света упала в кузов, когда дверь, содрогаясь, приоткрылась на полметра. Эрин просунула внутрь голову, тяжело дыша и размашисто шагая, чтобы не отставать.
        - Давай, Эрни. Скорее! Склон становится круче.
        - Что, черт возьми, происходит?! - закричал я, вразвалку двигаясь к ней, преодолевая наклон пола.
        - Ручник отказал. Ты, наверное, качнул машину, и она поехала. Кроуфорд пытается залезть в кабину и тормознуть. На земле какая-то коричневая дрянь, может, тормозная жидкость, так что давай, не возись там, а вылезай, вдруг мы не сможем ее остановить.
        Она попыталась толкнуть вверх похожую на жалюзи дверь, но не смогла сделать это на ходу. За несколько секунд Эрин пришлось перейти с быстрого шага на судорожные скачки по снегу, в котором она утопала по голени. Фургон двигался медленно, но поспевать за ним все равно было трудно. Я знал, что до дороги всего метров сто, а за ней метрах в двухстах - озеро. Склон становится по-настоящему крутым только за дорогой, но фургон очень тяжелый, если он наберет приличную скорость, его будет не остановить. Надо было выбираться, пока он не разогнался по-настоящему.
        - Давай спрыгивай, - сказала Эрин и протянула мне руку. - Снег мягкий, так что ныряй.
        Я опустился на одно колено, тут как раз фургон снова дернулся, сильнее, чем в первый раз. Я упал, Эрин не успела меня подхватить, потянулся к стропе, промахнулся и, грохнувшись на зад, покатился по полу и скользил, пока не врезался с глухим стуком спиной в стенку кабины. Фургон, вероятно, вышел на склон, так как все вокруг зашевелилось: свисающие вниз стропы хлестали по стенам и моему лицу, где-то свалился на пол ящик с инструментами, болты и гаечные ключи отрикошетили от пола и усеяли заднюю стенку фургона. Я успел наклонить голову как раз вовремя, чтобы увернуться от летевшей жалом прямо мне в глаз отвертки, она клацнула по металлу рядом с моим ухом.
        Потом я услышал долгий протяжный скрип. Царапанье по полу. На меня полз гроб. Несколько сот килограммов свинца, дерева и два скелета. Я попытался отодвинуться, но сила тяжести и смятение - плохие помощники в такой ситуации. Я уже говорил вам, что пишу все это, будучи одноруким: именно из-за этого.
        Взрыв боли в правом запястье, за которым почти сразу последовало онемение, будто я его отсидел. Я принялся отлеплять себя от стены, но почувствовал тянущую боль в плече. Моя рука не следовала инструкциям. Звучит глупо, но мне пришлось посмотреть, чтобы понять: гроб врезался в середину моего предплечья и придавил его к стене. Только что я видел руку скелета, поэтому у меня в голове возник довольно неприятный образ десятков крошечных косточек, которые я, вероятно, переломал. Но это была наименьшая из моих проблем. До сих пор фургон скатывался по склону неторопливо, а я, не особенно беспокоясь, пытался выбраться из него. Теперь он набирал скорость, а я оказался в ловушке.
        С помощью здоровой руки я потянул свой обездвиженный локоть, но он не шелохнулся. Тогда я попытался просунуть пальцы между гробом и стеной, чтобы хоть чуть-чуть, хоть самую малость ослабить давление, но ящик с костями был слишком тяжелый. Пальцы у меня стали скользкими. Кровь. Я ничего не почувствовал, оцепенев от шока, а оказалось, сильно содрал кожу в борьбе за свободу. Позже, когда меня спустят с горы, а это случится лишь после того, как произойдет еще три смерти и маска будет сорвана с убийцы, фельдшер, протыкая кривой металлической иглой ошметки болтающейся кожи на моей руке, скажет, что врачи в таких случаях говорят, мол, с пациента сняли перчатку. Хорошо, что в тот момент я этого не знал. А то упал бы в обморок.
        Оглянувшись назад, я оценил свои шансы на спасение, которые были совсем неубедительными. Эрин по-прежнему не отставала, несмотря на глубокий снег, но на лице ее изображалось отчаяние. Я видел, как она старалась подпрыгнуть и забраться в фургон, но сорвалась и упала, потом поднялась на ноги и совершила новую попытку.
        - Я застрял! - крикнул я ей, не будучи уверен, что она видит, как гроб расплющил мою руку. По полу со звяканьем катались отвертки и болты. - Далеко до озера?
        - Неудачный вопрос. - Теперь Эрин уже тяжело дышала; глубокий свежевыпавший снег выматывал сильнее, чем скорость передвижения, из-за него запрыгнуть в кузов фургона на высоте бедра было еще труднее. - Ответ тебе лучше не знать.
        Вот сказанула так сказанула! Время не просто было взято взаймы, оно уже снимало проценты. Я уперся ногой в гроб и попытался отпихнуть его, при этом сам отклонялся назад так сильно, что казалось, рука у меня вырвется из плечевого сустава. Безрезультатно.
        - Где главная дорога? - громко спросил я. - Там такие сугробы по обочинам… - Мне было трудно дышать. - Может, мы в них увязнем.
        - Уже проехали их насквозь, - отозвалась Эрин.
        Проклятье! Вероятно, от столкновения с сугробом и произошел толчок, сбивший меня с ног. Сомнительное оказалось средство спасения.
        Я восстановил в голове план местности. Если мы уже пересекли дорогу, значит склон сейчас начнет становиться круче, причем резко.
        - Эрн! - послышался новый голос, Софии. Разглядеть что-нибудь было трудно, свет проникал в кузов фургона узкой полосой, а машина набирала скорость, но нечто скакавшее, как поплавок на воде, и приблизительно напоминавшее голову моей сводной сестры появилось на виду. - Что происходит? У тебя секунд тридцать, и эта колымага укатится от нас. Вылезай уже!
        - Я не могу двинуться.
        - Постой. Это что… Гроб?
        - Помоги мне залезть внутрь, - перебила ее Эрин.
        - Это не опасно?
        - Конечно нет. Подпихни меня.
        Все поплыло у меня перед глазами. Наверное, уровень адреналина в крови падал, потому что боль начала заползать в мое запястье и распространяться по руке, отчего края поля зрения затуманились. Я изо всех сил старался сфокусироваться на Эрин и Софии. Они были на свету. Они были твердые и непрозрачные. Только находились на каком-то неопределенном расстоянии от меня. Потом появилась третья тень.
        - Не вышло, - сказал мужской голос. Кроуфорд. - Я разбил окно, но оно слишком высоко. Времени не хватит… Погодите… - Следующие слова я не разобрал. - Вы не вытащили его оттуда?
        - Он застрял, - сказала София.
        - Застрял?
        - Он ранен.
        - Сильно?
        - Неизвестно.
        - Достаточно сильно, чтобы не быть здесь с нами! - рявкнула Эрин.
        - Ай! Осторожнее, моя нога! - взвизгнул Кроуфорд. Эрин отдавила ему пальцы. Должно быть, втроем они отодвинули дверь чуть дальше вверх, потому что внутрь кузова хлынул свет. Снова заговорил полицейский: - Бог мой! Это что?..
        Именно тогда все резко переросло из тревоги средней степени в откровенную панику. Вся троица бежала. Фургон, вероятно, ехал уже по более крутому склону. Дополнительное освещение сделало более яркой картину полученных мной повреждений, и это добавило смятения. Эрин кричала Кроуфорду, чтобы он запихнул ее внутрь. Тот возражал: это слишком опасно, слишком рискованно. Такие вещи могли резануть ей по ушам как сексизм, поднимающий голову под маской героизма.
        Я ждал, что услышу топот ботинок Кроуфорда внутри фургона. Меня ударила по лицу стропа. Я схватился за нее свободной рукой и дернул что было силы. Оказалось, что человек, крепивший ее к стене, не слишком усердствовал. Стропа оторвалась, упала, прицепленная к ней пряжка клацнула по полу. Это был какой-то гигантский ремень безопасности. Действуя одной рукой, я кое-как обмотал его вокруг пояса и завязал простым узлом. Петля получилась свободная, но, наверное, сгодится.
        - Шевелись! Черт возьми, Эрни, делай что-нибудь! - Это был панический вопль Софии.
        Машина проехала совсем немного вперед. Я сообразил, что не слышал, как Кроуфорд забрался в фургон. До меня дошло: он останавливал Эрин не для того, чтобы самому рыцарственно спасти меня, он останавливал ее вообще. Я оторвал взгляд от стропы, с которой возился, и увидел, что они все трое становятся с каждой секундой меньше. Потом я понял, что весь «такелаж» снова повис вертикально. Гравитация вернулась в норму. Сила инерции перестала взбалтывать желудок, значит фургон остановился.
        Вероятно, это была хорошая новость. Только я знал, что машина не оторвалась от Софии, Эрин и Кроуфорда. Мои потенциальные спасители перестали гнаться за ней, потому что идти дальше было опасно. Время вышло.
        То есть я оказался в железной ловушке весом в четыре тонны посреди замерзшего озера.
        Не стану описывать вам момент обманчивого затишья, тихий треск льда и паутину расползавшихся по нему трещин: фургон замер меньше чем на пять секунд, потом, судорожно вздрогнув, осел на пару метров и застыл под углом в тридцать градусов. Кабина, находившаяся у меня за спиной, пошла вниз первой. Еще один рывок, и угол наклона увеличился до сорока градусов. Я понимал, надо что-то придумать, срочно.
        В голове вызрело зерно плана. Я швырнул тяжелую пряжку что было силы, но задал неправильную траекторию, и она, клацнув о полузакрытую дверь, упала вниз и соскользнула обратно ко мне. При следующей попытке я толкнул пряжку по полу; она пролетела по нему и вывалилась за борт. Я не рассчитывал, что она зацепится за что-нибудь способное выдержать мой вес - поверхность озера была гладкой, - но я хотел, чтобы на ней вдруг что-нибудь оказалось. Если я уйду под лед, меня больше всего беспокоила возможность найти дыру в нем. Пусть я не смогу подтягивать себя за эту стропу, так как она ни к чему не прикреплена, но, вероятно, мне удастся с ее помощью хотя бы отыскать путь на поверхность. Стенки фургона стонали от наружного давления воды. Я слышал звук капели и ощущал запах холода. Не уверен, но, возможно, в тот момент я уже находился ниже уровня воды. Ухватившись здоровой рукой за хромированную ручку гроба, я приготовился. Второго выстрела у меня не будет.
        Все произошло быстро. Еще один громкий треск раскалывающегося льда, и вдруг я оказался на спине глядящим сквозь полуоткрытую дверь в небо. Фургон замер под углом девяносто градусов к поверхности воды. Этого я и дожидался. Вместо того чтобы толкать гроб, противясь силе тяжести, как делал до того, я потянул хромированную ручку к крыше фургона. Пока мы не опрокинулись, это было равносильно толканию штанги из положения лежа на спине. Но теперь гроб фактически стоял на своем торце. Мне оставалось только перевернуть его. Игнорируя тот факт, что таким образом я словно бы толку в ступке свое предплечье, я вложил в толчок всю силу. И наконец дело пошло на лад.
        Гроб опрокинулся.
        Простите, если я недостаточно ярко выразил свой восторг.
        Гроб опрокинулся!
        Он ударился о крышу (теперь превратившуюся в стенку) встал диагонально надо мной, крышка съехала с него, прах и кости посыпались на стенку кабины (теперь пол), а моя рука (теперь сплющенная) освободилась. Я откатился в сторону на случай, если гроб снова опустится вниз, прижал к груди покалеченную руку, ощущая мокроту, но еще не имея силы духа взглянуть на полученные повреждения. То ли мне было слишком холодно, то ли шок еще не прошел, но я не ощущал сильной боли.
        Я встал на ноги и посмотрел на небо. Брошенная мною стропа змеей уползала вверх у меня над головой. Кажется, кто-то прокричал мое имя. Или мне показалось? Я оглядел свою камеру. Не было никакой возможности взобраться по отвесной стене, бывшему полу фургона, с изувеченной рукой. Стропа ни к чему не прицеплена, так что по ней я лезть не мог. И разумеется, машина постепенно погружалась в воду. Вода, проникавшая в кузов сквозь течь в одной из стенок, уже лизала мне лодыжки. У эскимосов есть тысяча слов для снега, но нет такого, каким можно описать, насколько холодной, доводящей до полного бесчувствия, бывает вода. Несколько лет назад в ожидании ответа из клиники по лечению бесплодия, узнав, что повышенная температура в мошонке, вероятно, является фактором, воздействующим на число сперматозоидов в сперме, я сменил короткие трусы на боксеры и стал таскать на плече мешки со льдом в нашу ванну. Возможно, я бы смертельно испугался такой холодной воды. Но не сейчас. Она была обезболивающим. От нее замирало сердце. Мысль локтями пробила себе путь в мою голову: так выпускают из рыб икру - ошарашивают осетров
ледяной водой, а потом делают надрезы у них на брюхе.
        Вскоре вода уже переливалась через порог двери. Сперва ровной струей потекло из угла, потом возникло с полдюжины водопадов по всему периметру. Ледяная пена закружилась у моих коленей. Я продолжал глядеть наверх в надежде, что стропа останется неподвижно лежать на льду и не соскользнет в кузов фургона. Здоровой рукой я подергал узел на поясе, крепко ли завязан. План у меня был простой: дождаться, пока вода поднимет меня как можно ближе к выходу, а потом, когда кузов наполнится, мне останется только всплыть наверх, пока машина уходит под воду. Нужно было не забыть и пользоваться полом как направляющей, чтобы вылезти в полуоткрытую дверь и не оказаться в ловушке. Не потерять сознание, оказавшись целиком в ледяной воде. И не тянуть за стропу. Но даже если бы я это сделал: вверх, вверх, вверх. Так просто. Конечно. Я ощутил, как стропа дернулась на поясе. Будто кто-то тащил меня.
        Вода дошла до груди. Она ревела в ушах. Больше я ничего не слышал. Видел только клочок неба, забрызганный водяной пеной и все сжимавшийся. Тело ниже шеи сковало спазмом холода. Я вспомнил про осетров. Было утешительно думать, что, если у меня остановится сердце от шока, мне, по крайней мере, не придется узнать, что я утонул.
        «Вверх, вверх, вверх, - мысленно твердил я. Потом небо померкло. Я глубоко вдохнул. - Вверх, вверх, вверх».
        Глава 26
        Очнулся я голым.
        Мой мозг пытался собрать воедино картину произошедшего: неужели кто-то протащил меня по льду до самого берега. Однако, по мере того как я приходил в чувство, вызревало и понимание: если бы я лежал на улице, мне было бы гораздо холоднее. Я был в постели. Одеяло подоткнуто вокруг шеи, будто я ребенок, склонный к ночным кошмарам, причем туго, как в сумасшедшем доме. Я сморгнул туман.
        Меня не поднимали наверх, значит я не мог находиться на чердаке своего шале. Следовательно, я в одном из номеров отеля. Как-то идентифицировать его было непросто - комната тускло освещена, шторы задернуты. Это раздражало, потому что я не мог определить, сколько времени, и не хотел следовать штампу - человек очнулся и первым делом спрашивает: «Который час?» или «Долго я был в отключке?».
        На другой стороне комнаты две фигуры вели приглушенный разговор, не замечая, что я пришел в себя. В моей правой руке ощущалась постоянная пульсирующая боль. Я откинул край одеяла, чтобы осмотреть повреждения, и понял, что на руку надета кухонная прихватка с цветочным орнаментом. Я потянул за нее и сморщился, так как она не поддавалась. Засунул внутрь прихватки палец и нащупал какую-то липкую перепонку. Похоже, моя кожа приклеилась к хлопковой ткани. Я слипся с чертовой варежкой.
        Кто-то положил руку мне на плечо, останавливая мои попытки стянуть с себя ненавистную рукавицу.
        - Я бы не стала. - Подняв глаза, я увидел Джульетту, владелицу курорта. Она качала головой. Позади нее стояла Кэтрин. - Вам не понравится то, что вы увидите.
        Кэтрин подала мне таблетку из маленького рыжего пузырька. Я взял ее и стал рассматривать.
        - Оксикодон, обезболивающее. Серьезная штука, - сказала моя тетка в качестве объяснения.
        Мне этого хватило, я закинул пилюлю в рот. Кэтрин немного подумала, видимо оценивая, как употребление таких таблеток согласуется с ее трезвенничеством, и добавила, будто оправдываясь:
        - Для моей ноги.
        Я разочаровал сам себя вопросом:
        - Долго я был в отключке?
        Кэтрин подошла к окну и отдернула шторы, за ними обнаружилось такое же вечно черное небо, под которым я уснул прошлой ночью. Кажется, снег прекратился, но ветер, похоже, еще не утих: стекло дребезжало в оконной раме.
        - Несколько часов, - ответила Джульетта.
        Я перешел в сидячее положение, что вызвало приступ кашля и спровоцировало судорожные метания в попытке сохранить достоинство в момент сползания с меня одеяла. Кэтрин, прикрывая рукой глаза, подала мне белый гостиничный халат. Я заметил, что Марсело тоже находится в комнате - пристроился на диванчике и наблюдает за нами. Вот странно. Хотя его никогда нельзя было обвинить в отсутствии, он при этом вовсе не входил в число отчимов, которые станут сидеть у постели больного пасынка.
        Приступ кашля продолжался, аж искры летели из глаз. Что-то слишком много. Джульетта запихала меня обратно в постель, настаивая, что мне нужен отдых. Она протянула руку к Кэтрин, та покачала головой, скупясь на таблетку. Джульетта громко откашлялась, я услышал покорный вздох своей тетки и тут же почувствовал, как тонкая таблетка проскользнула меж моих губ. Потом все померкло, и я снова провалился под воду.
        В горах ночь приводит с собой необыкновенно густую тьму, особенно с рассветной стороны пика, солнце садится рано, и темнота наступает очень быстро. Без света городских огней легко ошибиться и принять любое вечернее время за чернильно-черную пропасть между полуночью и зарей. Проснулся я именно в таком непроглядном мраке. По крайней мере, теперь на мне был халат.
        Кэтрин и Джульетта ушли, а вот Марсело так и сидел у окна в круге света одинокой лампы, погруженный в чтение какой-то книги, прихваченной из библиотеки. Он услышал, что я зашевелился, отложил книгу и пододвинул ко мне стул. Я снова сел прямо, подавляя позывы к кашлю. В голове была пустота, все вокруг как будто плавало, но боль приутихла. Наверное, это таблетка подействовала. Я был благодарен Джульетте за то, что она выжала вторую дозу из скряги Кэтрин.
        - Рад, что ты в порядке. - Марсело тихо хмыкнул, так пожилые мужчины часто пытаются выразить эмоции: выстреливая тем, что может быть воспринято как проявление чувств, будто чихают.
        - Ничего, выживу, - сказал я, не глядя на свою руку, боясь, что если посмотрю, то мой ответ может стать другим. - Где все?
        - Ты вроде как отключился, после того как пришел в себя в первый раз. И всего на мгновение. Наверное, сам не заметил. Кэтрин и эта женщина, тутошняя хозяйка, они только что вышли, хотят принести тебе чего-нибудь поесть.
        - Как Майкл?
        Марсело пожал плечами:
        - Я надеялся, ты мне об этом расскажешь. Кроуфорд так и не пускает меня к нему.
        - Удивительно, что ты сам не воспользовался моментом, пока он спасал меня. Сушильню, наверное, в то время никто не охранял, всего-то и нужно было, что открыть задвижку снаружи.
        - Жаль, я вовремя не сообразил. - Язык Марсело мелькнул с одной стороны рта. Трудно было определить, что это: знак тревоги или он просто облизал пересохшие губы. Воздух тут делал это быстро. Я сам вдруг заметил, что весь горю, а горло дерет от жажды, и резко кашлянул. Марсело встал и пошел в ванную, говоря через плечо:
        - Кроме того, нас всех слегка напряг трюк, который ты выкинул на озере. Надо было брать с гостей курорта плату за выступление, думаю, тут не было человека, который не следил бы за тобой. - Он вернулся и протянул мне стакан воды. - Хотя ты, конечно, прав. Это была великолепная возможность пробраться к Майклу.
        Я осушил стакан одним долгим глотком, но не утолил жажды. Смешно ощущать такое после показательного утопления. Но, по крайней мере, я мог говорить.
        - Так что, ты моя сиделка или просто хочешь быть первым, с кем я заговорю после «воскрешения»?
        - Это так ужасно, что я хотел проверить, все ли с тобой в порядке? - Марсело поерзал на стуле и затем попытался отшутиться. - Но это не значит, что у меня нет вопросов.
        - Думаю, я начну первым, если ты не против.
        Мы оба понимали, что я не прошу разрешения. Нечасто приходилось мне видеть Марсело Гарсия, невосприимчивого к давлению суда и закона, прижатым к стенке. Он хотел знать, чт? известно мне, а значит, хотя я и обездвижен, власть в моих руках. Маленькое удовольствие от сознания этого отчасти утоляло боль в руке, а она, по мере того как мое тело пробуждалось, вновь давала о себе знать назойливой пульсацией.
        Марсело со свистом втянул в себя воздух.
        - Что сказал тебе Майкл?
        - Про Алана.
        Марсело прикрыл глаза, на мгновение замер и снова их открыл. Мне было знакомо это медленное моргание. Люди делают так, когда хотят отмотать время на несколько секунд назад. Чтобы не увидеть свою партнершу в постели с другим. Чтобы не услышать заведомой лжи. Чтобы не получить подтверждения уже известной им правды. Закрывая глаза, они воссоздают мир в неизмененном состоянии, таким, каким он был до того. Так моргают за завтраком, когда хотят, чтобы письмо не приходило и осталось непрочитанным.
        - То есть ты знаешь про Саблезубых.
        - Немного. Полагаю, меньше, чем ты, и теперь мне хочется сравняться с тобой.
        - Это была скорее компания, чем банда. Твоему отцу даже название не нравилось, но им нужно было как-то называть себя. В основном они занимались воровством, этого хватило, чтобы полиция взяла их на заметку, но не преследовала слишком сурово. Твой отец был скорее разгильдяем, чем преступником, ему удавалось выходить сухим из воды. Но потом дела пошли хуже.
        Я видел, что Марсело читает меня, пытается угадать, много ли мне уже известно от Майкла, прикидывает, где можно срезать углы, сбрить щетину с правды. В покер я играю очень плохо, но подумал, что мое непроницаемо-суровое лицо (изувеченная рука настоятельно требовала внимания, и мне приходилось крепко сжимать зубы, чтобы терпеть боль и не отвлекаться от Марсело) будет воспринято как признак отпора или испуга.
        Отчим продолжил:
        - Я познакомился с твоим отцом и его приятелями случайно. Это было до того, как я занялся корпоративным правом - тогда я принимал любого, кто войдет в дверь. Мои услуги стоили дешево, я был упорен и сумел свести несколько обвинений в грабеже к незаконному проникновению в жилище, что-то типа того. А потом стал получать больше звонков. Я был неболтлив, помог кому-то, кто знал кого-то, и заработало сарафанное радио. По сути, адвокатом Саблезубых я не был и никогда не нарушал закон, но я определенно стал для них человеком, которому они звонят в случае чего. Конечно, я не настолько глуп и прекрасно понимал, что происходит, но мне нужны были деньги. Для Софии.
        - Для Софии, - рассеянно повторил я.
        Я подумал о том, что сказал мне Майкл в сушильне: «Отец нарушал закон ради нас». Марсело говорил то же самое, только я ему не верил. Судя по словам брата, наш отец совершал преступления не с целью обогащения, но того же нельзя было сказать о Марсело, верно?
        - Это правда. - Мой отчим как будто защищался. Он заметил, что, обдумывая слова Майкла, я смотрю на его «Ролекс», поднял руку, постучал по часам. - Это не ради хвастовства. На самом деле твой отец оставил их Джереми. По завещанию. Жаль, что мы не смогли его исполнить.
        Заявление Марсело застало меня врасплох. Только что в истории Майкла все начало сходиться, как небольшая ложь снова ее разрушила. Брат был твердо уверен, что наш отец - Робин Гуд, благородный разбойник, но, если он тратил свои нечестно заработанные средства на сверкающие украшения, не двигала ли им все-таки алчность. И если у него нашлись дорогущие часы, чтобы завещать их на смертном одре сыну, вероятно, он припрятал где-нибудь и другие ценности. Эрин явно надеялась на что-то в этом роде. Может быть, Майкл рассчитывал выкупить эти вещи у Алана. Может быть, ради них кто-то еще убивал.
        - Знаешь, как продают «Ролексы»?
        Странный вопрос. У меня не было времени выслушивать, как Марсело хвалится своими успехами, но я вспомнил назойливую рекламную кампанию и ответил:
        - Их предлагают покупать как вещи, которые передают по наследству.
        - Вот именно. Мы не получали их некоторое время после смерти Джереми… - Марсело прочистил горло. - Так что они принадлежат тебе и Майклу. Я только хранитель.
        - Для хранителя ты что-то слишком долго их носишь.
        - Мы с твоей матерью решили, что часы получит один из вас после ее смерти. Я тут ни при чем. Это желание Одри. Хотя, если хочешь, ты можешь взять их сейчас. - Он начал расстегивать браслет, что, вероятно, было таким же блефом, как вежливое предложение другу последнего куска пиццы в надежде, что тот откажется.
        Я поднял вверх кухонную прихватку:
        - Вообще-то, я не планировал обзаводиться часами.
        - Они твои и Майкла, когда захотите. Но главное, что это часы, которые специально сделаны для передачи по наследству в семье. Я ношу их в напоминание. - Он помолчал, глядя на часы с сентиментальностью, которой я не подозревал в своем отце, едва ли он относился так к побрякушкам. - Что нужно заботиться о вас обоих. И о вашей матери.
        Саркастическую усмешку я замаскировал оглушительным кашлем. Передо мной сидел богатый человек, которому жалко расставаться с оказавшейся у него в руках вещью и который выдает за благородный поступок то, что после смерти друга женился на его вдове. Было бы очень приятно указать Марсело на его ничтожество, больше, чем Кэтрин - на ее жадность (кстати, мне настоятельно требовалась еще одна таблетка), но мы отклонились слишком далеко от темы, а мне хотелось вернуться к ней.
        - Раз ты помогал Саблезубым, значит намекаешь, что защищал в суде и отца? Ты был его адвокатом?
        - Так мы с ним познакомились. И по необходимости сошлись довольно близко. Я старался как мог, но твой отец выбрал свой путь. И как я мог повлиять на него? Он получал удар за ударом, и в конце концов я не смог уберечь его от срока в сорок пять дней с оплатой всех издержек, если ты понимаешь, о чем я. Думаю, тебе тогда было года три или четыре. - Я не помнил этой отлучки отца, но сказанное Марсело совпадало с тем, что я знал о человеке, которого измерял по его отсутствиям, а отчим продолжил: - Это стало звонком будильника для нас обоих. Он вышел на волю готовый начать жизнь заново, а я к тому моменту покончил с порочной практикой брать деньги в конвертах, не задумываясь об их происхождении. Но дело в том… Не знаю, как это объяснить, но твоего отца снова захватил поток. В нем опять что-то изменилось. Вскоре Саблезубые стали действовать более жестоко и все меньше считаться с законом.
        - Майкл говорил, что вымогательство - более доходное занятие, чем грабеж.
        - Именно. Агент по недвижимости получил огневое ранение за отказ открыть свой сейф. Он выжил, но это было происшествие исключительное, совсем не в духе Саблезубых. Они больше не удовлетворялись вытащенными из ящиков украшениями, им хотелось забираться в сейфы, получать доступ к банковским счетам. Это было в конце восьмидесятых, в моду вошли похищения с целью выкупа. Саблезубые тоже попытались заняться вымогательством и вошли во вкус. Полиция быстро прознала об этом. К тому времени каждого из шайки уже можно было привлечь за соучастие. Роберт понимал, что, если попадется еще раз, увидит вас, когда вы уже будете бриться.
        - И ты обеспечил ему сделку. - Слова эти я буквально выдавил из себя. Рука пульсировала такой жгучей болью, что, если бы я вышел на улицу и лег в снег, от нее пошел бы пар. - Он давал информацию за неприкосновенность?
        Марсело повернул часы на запястье. Еще одно медленное закрывание и открывание век, стирание истории, которую он не хотел вспоминать.
        - Я помог это устроить. Договорились, что он даст знать, кто главные игроки. Но всякий раз, как Роберт отвечал детективу на один вопрос, она задавала два новых. Она хотела, чтобы он и дальше работал с Саблезубыми, а это была ловушка, потому что он все больше подставлялся, стараясь потрафить ей, передавая информацию, которую получал. Особенно ей было нужно, чтобы он узнал, кто из полицейских крысятничает, кому приплачивают Саблезубые. Она не собиралась отпускать Роберта, пока не получит дымящийся пистолет.
        - Под этим ты подразумеваешь неопровержимые улики против Холтона и его напарника? Майкл говорил мне, что в тот вечер, когда погиб Роберт, все было подстроено. Так что же получается, Майклу нужно было нарыть доказательства для обвинения этих двоих, чтобы выполнить условия сделки? Может быть, он в конце концов что-то выяснил?
        Марсело пожал плечами:
        - Я так и не узнал этого наверняка. Роберт никогда не показывал мне никаких улик - все оставалось между ним и его куратором. Он, бывало, смеялся над тем, что его заставляют делать, говорил, что это какой-то дерьмовый шпионаж. Считал, это круто, что он работает под прикрытием. Сперва, по крайней мере. - Марсело откинулся на спинку стула, потер руками бедра вверх-вниз и замолчал. Он углубился в воспоминания. С тоской думал о погибшем друге.
        Странно. Разве кто-то мог тосковать по моему отцу? Искупало ли это его бесславную кончину? Рассказанная Марсело история лишь немного меняла для меня образ родителя. Человек, шутивший по поводу «дерьмового шпионажа». Человек, у которого были друзья. Марсело погрузился в себя, а я использовал этот момент, чтобы откинуть голову на стену и как-то отвлечься от мучительной боли в руке.
        Под прикрытием. Куратор. Дерьмовый шпионаж. Я вертел в голове эти слова. Одно из написанных мною руководств как раз посвящено шпионским романам, так что некоторые приемы мастеров были мне известны из произведений Ладлэма и Ле Карре, только оно плохо продавалось.
        - Больше я ничего не знаю. - Голос Марсело червем пролез в мою медитацию.
        - Правда? - Я не открывал глаз, полагая, что мой полумертвый вид недостаточно грозен и это подхлестнет дальнейший разговор. Марсело не купился, так что я решил поднадавить на него. Как-никак я теперь адвокат, и это давало мне право быть безжалостным. - И ты знал все это во время процесса над Майклом? Использовал историю Алана, чтобы манипулировать обвинителями, понимая, что они предпочтут утаить информацию, а не вытаскивать эту грязь на свет в суде. Вот почему никто не заинтересовался огромной суммой, которую снял со счета Майкл, и не попытался найти эти деньги, не обратил внимания на странность выстрела.
        - Какие деньги?
        Это меня слегка встряхнуло. Неужели Марсело не проверил банковский счет Майкла? Как можно было в ходе процесса об убийстве не заметить перемещения такой большой суммы денег? Даже если Майкл снимал их частями, это было бы обнаружено. Я не знал специфики проведения расследований и сделал себе мысленную пометку: читать больше криминальных триллеров.
        - Не знаю, на что ты намекаешь, но я обеспечил Майклу самые лучшие условия сделки, использовав все свои связи. Это моя работа.
        - Ты готов прогнуть под себя закон ради Майкла, но не для Софии. - Я вспомнил, что Марсело решил не исполнять роль адвоката своей дочери в деле по иску о халатности.
        - Это… - взъерепенился мой отчим. Раздался шорох одежды, он сел прямо. - Это не совсем так. Верь или не верь, я поступаю так, как лучше для нее.
        - И где же тут правда, Марсело? - Я возвысил голос и поднял веки, чтобы взять его на мушку.
        Глаза у меня, как у полуутопленника, наверняка были налиты кровью. Марсело бросил взгляд в сторону коридора. Приметив это, я интерпретировал его беспокойство, что нас прервут, как знак желания продолжить разговор наедине. Волноваться мне не стоило, от этого сильнее болела рука, но на отчима мое состояние тоже влияло, поэтому я продолжил нагнетать:
        - Не могло быть совпадением то, что фургон предательски покатился с горы после того, как я поговорил с Майклом и стал внимательнее присматриваться к сегодняшней утренней жертве. У фургона был сломан ручной тормоз. Эрин показалось, что она заметила на земле следы тормозной жидкости. Это не случайность. Кто-то пытался замести следы произошедшего тридцать пять лет назад - того, что, как им кажется, давно погребено под землей, но Алан и Майкл вытащили это на поверхность. Отец перед смертью искал дымящийся пистолет, и мы знаем, что Алан продал Майклу информацию о чем-то…
        - Хорошо-хорошо, - шикнул на меня Марсело сквозь сжатые зубы. Глаза его снова метнулись в сторону двери. - Я знаю только одно: тем вечером Роберт встречался со своим куратором, он должен был передать ей что-то важное. Думаю, он стал свидетелем убийства.
        Вот оно.
        - Ребенка, - спокойно и уверенно сказал я.
        Марсело побледнел и стал похож на ошалелого осетра.
        - Откуда ты узнал?
        - Догадался.
        - У меня тоже одни догадки и теории. - Мой отчим произнес это так, что я ему не вполне поверил, как будто все еще решал про себя, о чем стоит сообщить, а о чем лучше умолчать. - После смерти Роберта некоторое время я пытался разобраться, из-за чего его могли убить. Он был сильно напуган, даже носил с собой пистолет. Поверь мне, это выходило за всякие рамки. Я говорил тебе, что Саблезубые стали более жестокими. И дело не только в том, что они стали причинять боль людям, - ты сам говорил, вымогательство выгоднее грабежей. Вот чего твой отец не мог вынести, поскольку у него самого были дети. За неделю до смерти… Это старая история, ты такие слышал. У богатых родителей похищают ребенка. Семья поднимает шум. Хотя они могут позволить себе выкуп, но предпочитают набить чемодан листовками вместо денег. Девочку больше никогда не видели. Никаких доказательств, но почерк Саблезубых читался во всем. Майкл упоминал…
        - Как звали девочку? - запинаясь, спросил я.
        - Маколи.
        - Имя? - Я хотел знать ее имя, а не из какой она семьи.
        - Ребекка.
        - Какой просили выкуп?
        - Триста тысяч.
        В моей голове все мутилось, но на поверхность всплыли слова, сказанные Майклом. Я собрал, что мог, но он хотел больше.
        Алан продал Майклу информацию про Ребекку Маколи, жертву нераскрытого похищения, произошедшего несколько десятилетий назад. Вероятно, о том, кто ее убил. Точно о том, где ее тело: упрятано навеки вместе с мертвым полицейским. Прекрасное место - шесть футов под землей в чужом гробу. Я печатаю все это, пользуясь преимуществами высокоскоростного, не по горным грядам проложенного интернет-соединения, благодаря которому узнал, что это был обычный трюк чикагской мафии - так они поступали с людьми, которые должны исчезнуть, а значит, копы не могли не знать о существовании такого метода избавления от трупов, наряду с утоплением в цементных башмаках.
        Алан действительно мог знать, где тело, так как был одним из тех, кто его прятал.
        Помню, во время похорон произошла небольшая ссора с родными покойного: один полицейский, как теперь мне известно, Алан, хотел, чтобы тело кремировали, он утверждал, что таково было желание его напарника, они говорили об этом во время дежурства. Однако родственники не посчитались с этим и настояли на похоронах в гробу. Алан расстроился, и это понятно, потому что опустить труп Ребекки под землю не то же самое, что превратить его в пепел.
        А цена? Это было самое простое. Алан хотел, чтобы Майкл заплатил ему долг семьи, не пожелавшей раскошелиться на выкуп. Выкуп, который потребовали с этих людей тридцать пять лет назад. И Майкл согласился на это, чтобы узнать, кто в ответе за смерть нашего отца.
        Я попытался представить себе Алана, стремящегося скрыть следы преступления - тело девочки и возместить неуплаченный выкуп. Если он знал, что у моего отца есть доказательства, имело смысл убить его. Возможность представилась, когда погиб напарник Алана, и вместе с ним ему удалось погрести под землей свои тайны.
        - Майкл нашел тело Ребекки. - Я решил оказать Марсело доверие и поделиться с ним своей догадкой, что второй скелет в фургоне - ее (ведь правда, кто еще это мог быть?). Глаза отчима округлились. Я поддал жару: - Оно в кузове фургона. Первым делом, выйдя на волю, Майкл занялся этим, и, если предположить, что он ждал этого три года, мы можем также сделать вывод: о местонахождении тела ему рассказал Алан. Проблема вот в чем: если отец имел доказательства по делу об убийстве Ребекки, едва ли они сводились к тому, куда спрятан ее труп.
        - Так как тело погребли после его убийства, - согласился Марсело. - Значит, в тот вечер твой отец пытался сообщить своему куратору нечто другое. Передать какое-то доказательство. Думаешь, Алан продавал Майклу последнее сообщение Роберта своему куратору?
        - Возможно. Но я не могу понять, зачем Алану торговать информацией о совершенном им самим убийстве. - Это не имело смысла, загадка требовала решения, а я пока его не нашел.
        - Может, Алан никого не убивал, а лишь прикрывал того, кто это сделал. Он полицейский, не забывай, и, если был в долгу перед кем-то, могу поспорить, эти люди опасны.
        Это вполне согласовывалось с тем, что раньше сказал мне в сушильне Майкл: по его мысли, Алан продавал кого-то. Вспомнились и слова брата, мол, жалких три года ему дали потому, что были люди, которые предпочли бы не обсуждать в открытом судебном процессе историю Алана. Все сходилось. Читатель, я понимаю, эта сцена относится к разряду «Герою открывается суть».
        Марсело наблюдал, как я перевариваю информацию и пытаюсь понять, верю ли ему.
        - Отмотаем пленку на три года назад. Жизнь Алана катится по наклонной, он то и дело попадает в тюрьму и едва наскребает себе на жизнь. Может быть, он считает, что Ребекка Маколи - это та точка, с которой все пошло не так, и решает, что готов кого-то сдать. Он возвращается к тому, с чего все началось, и завлекает Майкла обещанием открыть ему правду об отце.
        - Ясно, почему он не выбрал для этого меня. - Я покачал головой. - Не мне заниматься семейной историей. Поэтому только я и пользуюсь доверием Майкла. Я согласился давать против него показания в суде, то есть знал недостаточно, чтобы испугаться, а мне, вероятно, следовало бы. Этим я снискал его доверие.
        Марсело стиснул зубы, видимо, ему хотелось возразить, мол, облегчив наказание для Майкла, он тем самым должен был заслужить такое же отношение к себе, но, кажется, передумал.
        Я этого не сказал, но возраст вел Марсело прямиком в число подозреваемых. Теперь я искал человека, который мог бы совершить убийство тридцать лет назад и сегодня утром. В эту категорию попадали Одри, Марсело, Энди и, вероятно, Кэтрин. Последняя была тогда еще слишком молода, но при ее бурной юности нет шансов угадать, куда могло занести эту бунтарку. В то время я еще мочился в постель, так что не попадал в список наиболее вероятных подозреваемых. Но опять же, я считал, что обе жертвы пали от рук одного убийцы, а если мотивом была месть? Злоба передается по наследству так же, как «Ролекс». Не беря во внимание возраст, подозревать можно было любого. Черт, а вдруг сама Ребекка выросла и теперь мстит своим обидчикам?
        - Мы не учли очевидное. За последние двенадцать часов о том, что мой отец был хорошим человеком, мне сказало больше людей, чем за всю жизнь. А если это не так? Вдруг отец сам похитил и убил Ребекку?
        Марсело подался вперед и сжал мое плечо:
        - Мне очень жаль, что тебе не довелось узнать его лучше. Понимаю, это не слишком сильный аргумент в защиту, но если бы ты знал Роберта, то не поверил бы, что он способен на такое. Честно говоря, я удивлен, что Алан оказался способен.
        - Значит, мы по-прежнему ищем связь. Как звали напарника Алана?
        - Брайан. Брайан Кларк. Это что-нибудь значит для тебя?
        Если вы надеялись услышать имя, которое все объяснит - Кроуфорд, Хендерсон или Милло (фамилия Энди, которую взяла себе Кэтрин после замужества, и вероятно, пришло время сказать, что в реальности используется ее вариант - Мильтон; я говорил вам, что забавы ради изменил несколько фамилий, и это одна из них), простите, что разочаровал вас.
        - С человеком, которого звали бы так, я до сих пор не встречался. Дети есть? У него или у Холтона? Конечно, было бы натяжкой думать, что нашелся человек, который решил отстаивать честь павшего в борьбе с преступностью отца, сделав своей мишенью всю нашу семью…
        - Ты прав. К тому же детей не было.
        Марсело умолк, будто от испытанного разочарования. Напарник Алана больше ничем нам не поможет. Я же теперь пытался управиться со всеми ниточками и теориями, которые накопились к этому моменту: голова присоединилась к руке - в ритме метронома, то появляясь, то исчезая, в ней застучала боль. Сколько времени мы с Марсело разговаривали, я не знал, но на меня навалилась усталость. Должно быть, я прикрыл глаза на секунду, которая в реальности вылилась в более долгий срок, потому что к жизни меня вернуло легкое похлопывание по щеке. Надо мной склонялось лицо Марсело.
        - Прости. Я попрошу у Кэтрин еще одну таблетку, когда она вернется. Но выслушай меня. Мне страшно, понимаешь? Я беспокоюсь, что люди, которым что-то известно, а к несчастью… - на этом слове он чуть помедлил, - ты теперь в их числе, могут пострадать. О Черном Языке я ничего не слышал, пока София не заговорила о нем за завтраком. И ты просил меня узнать, кто мертвец. Это засело у меня в голове. Все, о чем я тебе рассказал… я думал об этом долгие годы, и у меня наполовину вызрела идея. Я и не думал делиться ею с кем-нибудь. Но сегодня утром, эта история про Черного Языка, я не мог не отреагировать. Таково ведь одно из твоих правил? Совпадений не бывает?
        Я хмыкнул. Среди правил Нокса такого не встречалось, зато они были в клятве, которую приносили желающие вступить в Клуб детективов, так что я отдал должное Марсело, он почти попал в точку.
        - Ты читал мои книги.
        - Ты мне небезразличен, сам знаешь. - Еще один вербальный чих, такой быстрый и тихий, что я его почти не заметил. Как извинение ребенка. - Я уверен, кто-то подчищает за собой. Потому что в сделке, которая привела к смерти твоего отца, участвовали три человека. Не только я и он.
        Это растормошило меня сильнее, чем похлопывание по щеке. Вспомнилось, как нерешительно замялся Марсело, когда я попросил его разузнать о жертвах Черного Языка, а он попросил меня повторить одну из фамилий.
        - Детектив, куратор моего отца. Как ее звали?
        - Тебе это не понравится.
        - Могу поспорить.
        - Элисон Хамфрис.
        Глава 27
        - Он не спит! - лучисто улыбаясь, проговорила Кэтрин, открывая плечом дверь.
        Она несла большой пластиковый ящик цвета хаки, на боку у него краской из баллончика был кое-как нарисован красный крест. Я вполне уверен, что когда-то в нем хранились рыболовные снасти. Не имело значения, что она прервала мой разговор с Марсело. Я обрадовался ей. Очень, очень обрадовался.
        - У меня болит рука, - сказал я, и это был не особенно тонкий намек.
        - Нельзя принимать таблетки одну за другой… - Кэтрин поставила аптечку на кофейный столик, потом наклонилась и посмотрела на часы Марсело. - Вообще, лучше тебе забыть о них.
        - Пожалуйста.
        Кэтрин отщелкнула замки и порылась в содержимом аптечки, потом довольно цокнула языком и бросила мне что-то. На одеяло приземлился маленький зеленый пакетик.
        - Панадол пока тебе поможет. - Она, вероятно, заметила разочарование в моих глазах, потому что смягчилась и добавила: - Я знаю, Эрн, тебе больно. Но после всего, что случилось, я не хочу, чтобы у тебя был передоз. Ей уже пришлось делать тебе искусственное дыхание. - Кэтрин указала большим пальцем на Джульетту.
        Не стоит удивляться: выше по тексту я предупреждал, что вы прочтете о том, как наши губы слились. Так же как говорил, что на следующих трех страницах кто-то умрет.
        - Простите, что пришлось раздеть вас, - застенчиво произнесла Джульетта. - Гипотермия пробирается сквозь одежду, я уверена, вы знаете. - Она сказала это так, будто я мог и не знать.
        Если бы вы увидели черновик этой рукописи, то поняли бы, что тогда я этого и не знал: редактор зачеркнул первый вариант фразы Джульетты и написал на полях: «гипо = холод, гипер = жар», в той свойственной всем редакторам манере - надменной, но полной готовности помочь, желающей исправить вашу ошибку и одновременно поразить вас своей осведомленностью.
        - Хотя я сделала совсем немного, - продолжила Джульетта. - Если бы вы не обвязали себя стропой, я не знаю, смогла бы Эрин…
        - Эрин? - Вспышкой пришло осознание. Голос на льду. Натяжение стропы, за миг до того, как я ушел под воду. - Что вы имеете в виду?
        - Она увидела, что ты бросил веревку через дверцу. София сказала, что Кроуфорд не мог ее удержать. - Кэтрин говорила спокойно, даже слишком спокойно и рассудительно на фоне того, что творилось у меня в голове. - Эрин спасла тебе жизнь.
        - Что она сделала? С ней все в порядке? - Я встал. Кровь прилила к голове, и я качнулся. Четыре руки поддержали меня. Кэтрин попыталась затолкать меня обратно в постель, но я протиснулся мимо нее к двери. - Где она?
        - Она вышла на лед, - сказала Кэтрин.
        - Эрин! - Я открыл дверь; шатаясь, вышел в коридор. - Эрин!
        И врезался прямо в нее.
        - Боже мой, Эрни! - Эрин успела шагнуть назад, крепко держа в руках поднос, на котором стояла банка с каким-то прохладительным напитком и две плошки с горячими чипсами. Наморщив лоб, она сказала: - Тебе нельзя вставать. - Потом посмотрела поверх моего плеча и повторила: - Ему нельзя вставать.
        Не помню, я потерял равновесие или от избытка чувств бросился на нее, так как, вообще-то, не склонен к таким всплескам эмоций, но следующее, что запечатлелось в моей памяти, это как я обнимаю Эрин, крепко-крепко, насколько позволяли мне ослабевшие от оксикодона руки. Она вернула мне мое тепло, и мы постояли так секунду, как будто не приехали в горы врозь друг от друга. Как будто никогда не менялись. Как будто в ее жизни не открывалась новая глава.
        - Давненько я не принимал ледяную ванну, - прошептал я ей на ухо.
        Она крепко сжала мои плечи. Ее смех был похож на икоту, к нему примешивались всхлипы, а потом мы оба уже сотрясались в объятиях друг друга. Я ощутил влагу слез на шее.
        Можно было бы и выйти на улицу. С этим письмом из клиники по лечению бесплодия, которое я вскрыл за завтраком. Но ведь предполагалось, что новости будут хорошие. Мои маленькие пловцы были олимпийской сборной. Ледяные ванны и свободные трусы, ни капли алкоголя и устрицы, все эти дикие эксперименты для повышения фертильности оказались напрасными. Я пребывал в смятении, пытался понять, пока не позвонил в клинику. Там мне сказали, что мою жену обрадовали новости, которые они передали ей, так как я не отвечал на звонки. Я сказал, что не пропускал никаких звонков, и, когда говоривший со мной человек проверил, оказалось, что у них в списке контактов был номер Эрин, а не мой. Она сказала им, что для меня предпочтительнее получить результаты по почте. Они сделали пометку на моей карточке. И адрес у них был верный, так что они не понимают, почему я продолжаю забрасывать их электронными письмами с просьбой прислать ответ. Посреди этого разговора я вспомнил, с какой настойчивостью Эрин стремилась первой добраться до почтового ящика. Как она говорила мне, что первое письмо потеряли на почте. Второе испортил
дождь.
        Все это ураганом пронеслось у меня в голове в то утро, пока я читал письмо за завтраком. Это была чистая удача, что я оказался у почтового ящика раньше Эрин. Может быть, она так много раз опережала меня, что расслабилась. Пока я читал, мрачная, полная подозрений мысль: «Не проверить ли мусорные баки у подъездной дорожки?» - закралась в меня. Домой я вернулся, испачканный протухшим соком от жаркого недельной давности, оно текло по моему запястью, а в руке я сжимал маленький алюминиевый пакетик. Вы знаете такие, на них проставлены дни недели.
        Прощай, кремень!
        Все это теперь не имело значения. Она спасла мне жизнь. И она была здесь.
        Подсознательно я чувствовал, что те трое в комнате давят на меня своим присутствием. Пристально следят, как бы я снова не потерял сознание, и это угнетало. На самом деле я понимал, что кто-то пытался отправить гроб на дно озера. Может, и меня прихлопнуть заодно тоже хотели или я просто попался на пути. Осматривать фургон меня отправил Майкл, что было подозрительно, но он не мог притащить сюда, в горы, гроб, чтобы просто избавиться от него. К чему тратить столько усилий? Если он хотел заманить меня в ловушку и убить, то помахал бы перед моим носом чем-нибудь более привлекательным. Или просто расправился бы со мной в сушильне. Доверял я ему полностью или нет, но он посвятил меня в страшную тайну. Теперь нужно спросить у него, как все это соотносится одно с другим.
        Под протесты остальных участников событий, которые настаивали, что мне нужен отдых, Эрин помогла мне, хромая, спуститься по лестнице. Мой ум, распаленный обезболивающим и адреналином, работал неустанно. По холлу носился холодный сквозняк, внутрь проникал яркий свет огней. Я не понимал, что это сверкает сквозь замерзшие стекла. Дверь в сушильню издала знакомое уже «фук». Резиновая заглушка, придавленная воздухом. Вот почему, открывая дверь, я не чувствовал, что внутри пахнет как-то странно. Гарью.
        Моя тетка
        Глава 27,5
        Она не натолкнет вас на разгадку сюжета.
        Наблюдательный читатель мог сделать вывод: название раздела диктует, что Марсело, мой отчим, должен был убить Майкла, труп которого я только что обнаружил в сушильне. В этом есть смысл, ведь я сам задал установку, что в каждой части книги кто-нибудь погибает, и поверьте мне, так и было.
        Я всегда считал, что в детективах есть больше подсказок, чем те, что читатель видит на странице. В конце концов, книга - это материальный объект, который может предательски выдать какие-то секреты, которые автор намеревался сохранить: разделением текста на главы, пустыми страницами, заголовками. Даже реклама на обложке, намекающая на лихой разворот сюжета, может, открывая его наличие, испортить во всем остальном отлично задуманный сюжетный ход. В детективе вроде этого ключи таятся в каждом слове - черт! - да в каждом знаке препинания. Если вы не понимаете, о чем я, подумайте о книге, которую держите в руках. Если убийца обнаруживается, когда под большим пальцем вашей правой руки остается достаточно много страниц, это не настоящий убийца, ведь до конца книги еще далеко. То же самое портит фильмы: самый знаменитый актер, который произносит меньше всего фраз, всегда негодяй, и если вдруг весь экран занимает персонаж, переходящий дорогу, значит его сейчас собьет машина. Хороший автор должен не только путать читателя по ходу рассказа, ему следует делать это и формой самого произведения. Прятать
подсказки в саму книгу как вещь.
        Мне нужно знать наверняка, что вы понимаете: я выкладываю на бумагу всё. Вот что я пытаюсь сказать.
        Не задавайтесь слишком, вы пока не поймали меня на нестыковках. Хотя во внутренней логике этой книги есть нечто поучительное, дело не в том. Я могу спокойно выдать правду, испортит это вам чтение или нет. Марсело не убивал Майкла. Он не Черный Язык.
        Я вас не обманывал, и это не дырка в сюжете, о существовании которой я предупреждал. В предыдущей части тоже такое было. Если вы вспомните, я говорил, что в сюжете появится дыра, в которую может пройти грузовик. Я имел это в виду буквально.
        Глава 28
        Хлопья пепла кружились в воздухе. Нос у меня чесался от его мелких частичек, которые вились у ноздрей. В сушильне было не так сумрачно, как во время моего предыдущего визита: оранжевый свет нагревательной лампы теперь дополнялся лучом света естественного, лунного, лившегося в комнату сквозь окно в задней стене, недавно разбитое: сугроб позади него был прорыт в виде цилиндра. Майкл полусидел под окном - темная тень в относительно ярко освещенном помещении, - весь с ног до головы покрытый тонким слоем черной пыли. Его запястья были привязаны к опоре стойки для одежды.
        Должно быть, закричал я, так как Эрин не могла (она накрыла рот ладонями), и на этот звук со встревоженным видом явилась Джульетта, но я этого не помню. Помню, как упал на колени перед Майклом, сорвал с руки прихватку (с частью кожи, но не почувствовал этого) и завозился с пластиковой стяжкой. Это было бесполезно с моими искалеченными пальцами. За спиной у меня Эрин крикнула Джульетте, чтобы та принесла ножницы или нож и привела с собой Софию, если та в баре.
        Я оставил в покое стяжки, а вместо этого стал здоровой рукой стирать с лица Майкла слои пепла, будто раздирал кокон. Кожа под пеплом была холодная. Волосы посерели от угольной пыли. Нужно было положить его на спину, чтобы сделать искусственное дыхание, но Джульетта еще не вернулась с ножницами. Я встал и пнул дверной косяк, деревянная планка раскололась на острые, как копья, щепки. Майкл завалился на бок. Я перевернул его, оседлал и надавил ему на грудь одной рукой. Стер черную гадость с его рта и попытался вдохнуть в него воздух. Ничего не вышло, я ощутил только несвежий запах и привкус дегтя на его тонких почерневших губах. Я сел прямо. Снова занес кулак. Каждое движение отдавалось болью в сломанной руке. Я припал ртом ко рту Майкла, но тут же отстранился, рыгая, и меня вырвало на пол прямо рядом с его головой. Это неприятно, но так было. Я уже понял, что Майкл давно мертв. И все равно утер губы и совершил еще одну попытку. И еще одну. Потом на мое плечо легла чья-то рука и оттащила меня.
        Последний раз взглянув на брата, я увидел маленькие пятнышки чистой кожи на закопченных щеках и понял: это следы моих слез.
        Семья собралась в баре, но все разбились на несколько групп. Марсело крепко сжимал руку Одри. Люси была с ними, приткнулась под крыло свекрови. Как все родственники по браку, они никогда не ладили, но сейчас их объединило общее горе. Они обе любили Майкла. Обе никогда в нем не сомневались. И теперь чувствовали себя обворованными. Кэтрин расхаживала по залу. Энди лежал на спине на полу.
        Я находился здесь только потому, что мне не позволили остаться в сушильне. Сказали, что у меня случилась истерика. Эрин сидела со мной, как бы неся вахту, но явно чувствовала себя не в своей тарелке. Она тоже скорбела по Майклу, однако Люси и Одри не приглашали ее разделить с ними горе. Майкл умер, и теперь Эрин не понимала, какое место она занимает в этой семье. Лицо ее окаменело, на верхней губе застыли несколько упрямо выкатившихся из глаз злых слезинок.
        Джульетта занималась баром, я решил, что это ее способ отвлечься. Незадолго до этого она накинула мне на плечи одеяло и принесла чашку горячего шоколада. Оба средства оказались на удивление действенными и принесли мне успокоение. То же можно сказать и о ее ладони, теплой и мягкой. Джульетта задержалась на моей раненой руке, когда подавала питье. Кто-то вернул мне кухонную прихватку. Я увидел, как Кэтрин подошла к бару и попросила какой-нибудь горячий напиток, на что хозяйка курорта ответила:
        - Какой у вас номер?
        И Кэтрин обиженно удалилась.
        Отсутствовали только София и Кроуфорд, мы ждали, когда они придут с заключением о причине смерти. Мне хотелось бы приврать здесь и заявить, что я сам остался в сушильне, все разнюхал и сделал гениальные выводы, но я находился в глубоком шоке. И был не в состоянии анализировать место преступления.
        Если бы в тот момент я знал разгадку, то посчитал бы этот бар подходящим местом для торжественного выведения негодяя на чистую воду, раз уж все мы собрались здесь. Но это помещение и атмосфера в нем сильно отличались от гостиной или библиотеки, где обычно, положив одну руку в карман, гоголем расхаживает детектив, демонстрируя участникам истории свой ум и сообразительность. Первое отличие состояло с том, что на мне до сих пор был халат, а это создавало риск, что в какой-то момент я продемонстрирую не одну только сообразительность. Но и общее настроение в баре тоже сложилось неправильное. Это не была комната с подозреваемыми, нет, здесь сидели потерпевшие.
        Все изменилось. До сих пор у нас было тело неизвестного мужчины, убитого жестоко, но и в чем-то комично. Его смерть в огне на неподтаявшем снегу была столь необычна, что мы относились к ней, каким бы нездоровым это ни казалось, с интеллектуальным любопытством или - это касалось тех, кто не соглашался с теорией Софии о серийном убийце, - совершенно ее игнорировали. Зеленые Ботинки был загадкой, требующей разрешения, неудобством, любопытной историей. Пока я с важным видом изображал из себя детектива, волновала ли меня по-настоящему судьба этого человека? Но на этот раз у жертвы было имя. И к великому сожалению, ее звали Майкл Райан Каннингем.
        А я? Я пытался узнать, что случилось с Зелеными Ботинками, чтобы освободить брата из импровизированной тюрьмы, и чувствовал себя отчасти виноватым в возведенных на него напрасно подозрениях и в его заточении. Теперь, видимо, мне придется жить под гнетом мысли, что я отправил брата на тот свет. Теперь я мог думать только о Майкле, привязанном к вешалке, обламывающем ногти. Меня затрясло - действие оксикодона заканчивалось, и я сделал быстрый глоток горячего шоколада.
        За дверями выстроилась очередь из людей с багажом и детьми на руках. Огни, которые я заметил, спускаясь по лестнице, оказались фарами двух автобусов с огромными зимними шинами, которые стояли на круговой дорожке перед крыльцом отеля. Сквозь открытые двери, пока люди выходили наружу, в холл задувал ледяной ветер. Устав принимать жалобы, Джульетта воспользовалась перерывом в буране и наняла автобусы в Джиндабайне для гостей, которые хотели спуститься вниз с горы. Времени было мало. Буран всего лишь ушел на перекур и собирался вернуться с новыми силами. Интуиция подсказывала мне, что не одно лишь ненастье подтолкнуло Джульетту к организации этого исхода, тем более что ей еще придется возвращать клиентам деньги. Раньше, когда мы разговаривали в ее кабинете, она как будто не хотела тревожить гостей, но где-то в промежутке между происшествием со мной и обнаружением тела Майкла хозяйка курорта изменила мнение и вызвала транспорт. Как оказалось, это было правильное решение.
        Поначалу люди рассаживались по автобусам без особого энтузиазма. Погода была мрачная, да, но это компенсировалось тем, что в отеле разожгли камин, здесь имелись настольные игры, работал бар, и это, сказать по правде, занимало умы большинства постояльцев. Разумеется, тут был еще и труп. Но погибшего никто не знал, и, не забывайте, только мы, Каннингемы, совали нос в эту историю. Официальной версией до сих пор оставалась смерть Зеленых Ботинок от переохлаждения. Трагедия, безусловно, но не такая, из-за которой стоит сворачивать отдых. Объяснять детям во время восьмичасовой обратной поездки, почему они не смогли вдоволь накататься с горы на санках, вот была бы настоящая трагедия. Но в свете второй смерти, на этот раз очевидно насильственной, шепотом распространявшиеся новости - «Вы слышали?» - быстро эволюционировали в паническое: «Как, вы еще не слышали?!» Приехавшие на машинах кинулись откапывать их. Остальные, толкаясь, лезли по головам друг друга в автобусы, многие решили оставить тут свои машины на несколько дней, пока не уляжется буря.
        Кроуфорд ввел Софию в комнату. Она заламывала руки. Они выглядели так, словно были измазаны чернилами. По крайней мере, я так себе сказал. Все подались вперед. Даже Энди сел и, скрестив ноги, как ребенок, приготовился слушать.
        - Майкл мертв, - произнесла София, хотя едва ли в этом была необходимость.
        Заключение было написано у нее на лице. Она выглядела бледной, когда ее вырвало после переноски Зеленых Ботинок, слабой - когда пила свой гремучий чай утром, но теперь вид у Софии был совершенно изможденный. Может, виной тому холод, стресс и печаль, но мне стало ясно, что ее хватит еще на один труп, не больше. Положительная сторона: лицо моей сводной сестры, искаженное душевной болью, было настолько правдивым, что даже Кэтрин не стала возражать против сделанного Софией медицинского заключения.
        - Его убили, в этом я не сомневаюсь. Связали и задушили.
        - Иисусе!
        Это сказал Марсело. После того как я нашел тело, Кроуфорд приложил массу усилий к тому, чтобы не пускать никого в сушильню, и уступил только Софии. И хотя слух об убийстве Майкла быстро облетел всех наших, поэтому никто не был шокирован первым заявлением Софии, однако о том, как он умер, знали только я и Эрин. На лице Марсело изобразился страх, смешанный с печалью. Он прокручивал в голове наш последний разговор, так же как я.
        Я уверен, кто-то подчищает за собой.
        - Какого черта, София! - рявкнула Эрин, перескакивая ту стадию горя, когда близкие отрицают очевидное, и сразу переходя к ярости. - Ты была права, ладно. Хватит театральщины.
        София окинула взглядом помещение, вероятно пытаясь определить, насколько провокационным будет то, что она собиралась сказать, и успеет ли в случае чего урвать себе место во втором автобусе. Она вздохнула, понимая, что лгать не может. Несправедливо, что именно ей пришлось объяснять этот ужас всем нам, что ей не позволили раскиснуть по примеру остальных, но София сделала глубокий вдох и призвала на помощь все свои способности по общению с больными. Любой врач скажет вам, что умение преподносить дурные вести - это особый талант.
        - Да, Эрин. Думаю, Майкла убили так же, как того мужчину, которого обнаружили сегодня утром.
        - Как мы можем быть уверены в этом? - быстро возразила Люси, и я вспомнил: она ведь вообще не видела тело Зеленых Ботинок, так что у нее не было причин сомневаться в официальной версии. - Это нелепо! Зачем ты пугаешь людей. Тот первый мужчина, вероятно, просто замерз.
        - Взгляни на вещи реалистично, Люси. Его тоже убили. - София с вызовом посмотрела на собравшихся в комнате, мол, кто из вас посмеет возразить. Я видел, что Люси не терпится встрять, но она еще не придумала новый аргумент. - Кто-то надел на голову Зеленых Ботинок мешок с пеплом. Он умер бы и без этой показухи, хватило бы одного пластикового пакета, но пепел - что-то вроде визитной карточки убийцы. То же самое случилось и с Майклом, хотя на этот раз пепел был фатальным ингредиентом. Мы обнаружили, - София указала на Кроуфорда, будто просила его подтвердить ее слова; тот молча кивнул, - остатки скотча на разбитом окне. В снегу, которым его замело, узкий тоннель. Помните, сушильня закрывается герметично, дверь снабжена по торцам резиновым уплотнителем, это и звук заглушает. Не говоря уже о том, что все мы находились на озере. Если убийца просунул сквозь снежный тоннель какое-то устройство для перемешивания воздуха и прикрепил его к окну скотчем, может быть, залепил снегом, комната осталась герметично закупоренной. Пепел легко было поднять в воздух.
        Кэтрин хотела что-то спросить, но поперхнулась слезами. Она утерла глаза запястьем и продолжила шагать по комнате.
        - Простите. - Энди поднял руку. Он был меньше всех расстроен и больше всех озабочен: то и дело бросал взгляд за окно, на очередь из людей, занимавших места в автобусах. Даже если причиной его интереса было стремление к самосохранению, я радовался, что кто-то задает вопросы, так как сам был не в состоянии. - Устройство для перемешивания воздуха?
        - Чтобы использовать пепел с такой целью, нужно привести в движение воздух. Снег за окном был уплотнен, в нем было проделано цилиндрическое отверстие, я бы сказала, что кто-то просунул сквозь него воздуходувку, какими сметают опавшую листву.
        Я смутно припомнил, что резкие завывания ветра напоминали звук бензопилы, пока мы с Софией тащились в хозяйственный сарай. Я говорю «смутно», потому что это было слабое воспоминание, но, кроме того, я посчитал себя глупцом: нужно было тогда обратить внимание на этот неестественный звук. Правда, свист ветра в ушах может напоминать что угодно - бензопилу, поезд, крик, поэтому я не стал намеренно искажать информацию, которая нарушит Правило 8. Если тот звук на самом деле издавала воздуходувка, это означает, что Майкл был убит в тот момент, когда я на улице играл в детектива. А кроме того, это означало, если вы ведете подсчет, что у Софии, находившейся в тот момент со мной, есть алиби на оба убийства.
        - Откуда ты знаешь, что это была воздуходувка? - Люси наконец нашла возражение.
        Мне показалось странным ее стремление проткнуть дырки в версии смерти Майкла, но я предположил, что решительное неприятие ею фактов было признаком неспособности смириться со всем произошедшим.
        - Ну, это заключение я сделала на основе репортажей из новостей о Черном Языке, - призналась София. - Хотя, как я уже сказала, в снегу, которым занесло окно, имеется цилиндрическое отверстие.
        - Нет. Я тебе не верю. Этот чертов идиот сам умер на морозе, а потом вы… - Люси указала на Кроуфорда, - заперли моего Майкла, и кто-то… - Голос ее задрожал, но она продолжила: - Кто-то использовал поднятую тобой панику… решил, это хорошая возможность для… - Люси собралась с силами. - Не так уж трудно узнать про эти убийства с пеплом из новостей, чтобы, понимаете, скопировать их. Я сама нашла в Интернете. - Она делала паузу после каждой фразы. Вертела головой, оглядывая комнату. Явно искала, на кого бы взвалить вину. И принялась бросаться на всех подряд, все сильнее злясь и впадая в отчаяние при каждом новом обвинении. Кроуфорду: - Вы сделали его приманкой. Софии: - Ты подняла всю эту панику. Кэтрин: - Из-за тебя мы все приперлись сюда.
        Потом очередь дошла до Эрин. Было бы гиперболой сказать, что лицо Люси накрыла тень, но какой-то дикий огонек у нее в глазах точно блеснул. Ее осенило. Она ухватилась за новую мысль.
        - Как я говорила, некто, имевший мотив, мог воспользоваться подвернувшимся шансом. Он цеплялся за тебя, только пока сидел в тюрьме. Ты была для него развлечением. Игрушкой. Потому что он знал, что я жду его. Как только он вышел, ты стала ему не нужна. Я знала, что он сразу порвет с тобой, как только увидит меня. Если он не любил меня, зачем тогда устроил… - На губах Люси расцвела жестокая улыбка. - Он, наверное, сказал тебе об этом? Да? Как только ты появилась здесь… Что понял, он совершил ошибку? Конечно, тебе это не понравилось? - Тут Люси неожиданно перевела пылающий злобой взгляд на меня. - А ты… - Она выплевывала слова, будто они жгли ей язык. Сердце у меня стучало, в голове промелькнула мысль: сейчас она выдаст, что знает про деньги. Это был бы серьезный мотив. Но вместо этого Люси глумливо усмехнулась. - Может быть, вы сделали это вместе. Почему Эрнесту так не терпелось спуститься вниз и увидеться с Майклом, как только он очнулся, а? - обратилась она ко всем в комнате. - Потому что никто не обнаружил тело, и он хотел быть первым. Только и всего.
        Я заметил, что люди имеют привычку завершать свою речь словами «только и всего», когда в действительности наговорили очень много. Сидевшая рядом со мной Эрин скрежетала зубами, нога ее ходила вверх-вниз под столом.
        Я решил вызвать огонь на себя:
        - А мне зачем было убивать Майкла?
        - Он трахал твою жену, хотя бы за это.
        - Люси! - прошипела Одри и отшатнулась от нее. Не знаю, кто удивился больше, Люси или я, тому, что моя мать вступилась за меня. - Можешь обвинять кого хочешь, но только один человек из тех, кто находится здесь, настоял, чтобы Майкла посадили в комнату, которая запирается снаружи.
        В комнате воцарилась тишина. Одри была права. И хотя до сих пор она не произнесла ни слова, но все время кипела от ярости, это было видно. Как и все остальные, моя мать искала, кого объявить виновным. Она не защищала меня, а просто хотела вонзить нож в невестку. Люси предложила посадить Майкла в сушильню. Единственную комнату, откуда он не мог сбежать. Я сокрушался, что брат оказался там из-за меня, но на самом деле его засадила туда Люси. Вот почему она бросала обвинения всем подряд - чувствовала свою вину.
        София шепнула что-то Кроуфорду, тот разблокировал свой телефон и передал ей. Она подошла и присела на корточки перед Люси, чтобы показать ей экран.
        - Думаю, ты еще не видела этого, - сказала София очень мягким и спокойным голосом. - Знаю, то, что я говорю, звучит безумно. Но если бы ты видела… - Она позволила картинке завершить объяснение. - Здесь есть убийца. Этот человек умер не от переохлаждения.
        Кровь отлила от лица Люси. Ненависть отхлынула от него, как разбегающиеся по углам кладовки тараканы, когда кто-то открыл дверь и внутрь упал свет. Люси подняла глаза от экрана, и вид у нее был совершенно ошарашенный, будто она не помнила, где находится и кто с ней рядом. Похмелье после злости, так мы с Эрин называли это состояние: когда ты яростно споришь из-за ерунды и в холодном свете утра понимаешь, что выглядел просто глупо. Такой в тот момент была и Люси. Смущенной и пристыженной.
        - Это человек, которого нашли на склоне? - прошептала она.
        Теперь ей стало ясно то, о чем все мы могли судить по черному лицу Зеленых Ботинок: этот человек умер странной, неестественной смертью. Что усугубляло вину Люси, которая, предложив запереть Майкла в комнате, откуда не было выхода, просто выложила его убийце на блюде.
        София кивнула. Я понимал, что она пытается утешить Люси, а не предъявить ей обвинение, демонстрируя факты. Но это не сработало. Люси видела только свою вину.
        - Я не могу больше здесь оставаться. - Она встала. - Простите, Эрнест, Эрин, за то, что я вам сказала… Все простите меня. - Люси вышла из бара.
        Никто не попытался остановить ее. Кроуфорд без особого энтузиазма погнался было за ней, крикнул ей вслед, чтобы она вернулась, но Люси отмахнулась от него, бросив в ответ что-то едкое, до меня донеслись слова: «Вы же тут босс», явно намекавшие на то, что это не так. Остальные заглядывали в дверной проем, желая удостовериться, что Люси идет не в сторону сушильни, где все еще лежал Майкл, так, на всякий случай. Она, тяжело ступая, пошла вверх по лестнице, вероятно в библиотеку. Или на крышу - ловить связь. Не курить. Мы с вами уже знаем, что последнюю сигарету она уже прикончила.
        Глава 29
        - София, мой сын мертв, и я хочу знать почему, - мягко сказала Одри, когда Люси ушла. Это были самые спокойные слова, которые она произнесла за выходные, поэтому собравшиеся в баре отнеслись к ним с особым вниманием. - Мы все расстроены, и каждый из нас готов кого-нибудь обвинить. - (Я не уверен, действительно взгляд матери скользнул по мне или мне это только показалось.) - Но чем больше информации мы получим, тем лучше. - Она сделала вдох, собралась. - Потому что я хотела бы выяснить, кто это сделал. И если этот человек здесь, то с удовольствием отомстила бы ему. - Нет, ее тон не был спокойным, это был лед. - Так не соизволишь ли ты объяснить некоторым из нас, каким образом воздуходувка и мешок с углем могут кого-то убить?
        - Вообще-то, мешок с пеплом, а не с углем. Пепел состоит из мелких хлопьев. - София не смогла скрыть легкую нотку волнения в голосе, довольная тем, что кто-то наконец заинтересовался ее теорией. - Частички пепла образуют нечто вроде цемента в ваших легких, когда вы вдыхаете его. Вы фактически задыхаетесь изнутри.
        Моя мать немного подумала, потом помахала рукой, как взбалтывают вино в бокале, имитируя воображаемое завихрение пепла в воздухе.
        - То есть достаточно вдохнуть его совсем немного, да? И это повредит?
        - Да, - отозвалась София. - Совсем немного. А если в комнату нет доступа свежего воздуха, и того меньше.
        - Она спрашивает, сколько времени это занимает, - добавил я, тоже заинтересованный, и заметил едва различимый кивок, которым отреагировала на мои слова Одри.
        - О! Несколько часов.
        - Часов? - в ужасе переспросила моя мать и совсем спала с лица.
        - Это больно? - всхлипнув, проговорила Кэтрин.
        София не ответила, ее молчание само по себе было ответом на вопрос. Произнесенный вслух он вызвал бы муку.
        - Часов? - повторила Одри, на этот раз, как я понял, обращаясь к Кроуфорду. Просила уточнения, объяснения. - Доктор описала нам процесс с точки зрения медицинской науки. А теперь вы скажите мне, шпик, как случилось, что мой сын умирал несколько часов в комнате, которую вы охраняли?
        Кроуфорд откашлялся.
        - Мэм, со всем уважением… - Это было неудачное начало; моя мать всегда плохо относилась к формальной вежливости и оправданиям. - Резиновый уплотнитель на двери… из-за него комната звукоизолирована почти наглухо.
        Я хотел было предположить, что ветер сильно шумел, но выучил урок, когда в последний раз поддержал полицейского, и закрыл рот на замок.
        - Но, честно говоря, я не слышал ничего, потому что… - Кроуфорд осекся.
        - Выкладывайте.
        - Меня там не было.
        В комнате стало очень тихо, и вся она зарядилась напряжением, казалось, вот-вот произойдет взрыв. События могли развиваться по двум сценариям: либо последует продолжительное молчание, либо Одри встанет и оторвет Кроуфорду голову. В конечном итоге не произошло ни того, ни другого, но первой заговорила Одри. Правда, ей удалось извлечь из себя только глухой шепот.
        - Вы засадили моего мальчика в запертую комнату и оставили его там одного?
        Марсело с нежной твердостью похлопал ее рукой по спине между лопатками.
        - Мэ… - Кроуфорд опять начал было называть ее «мэм», на этот раз с американским акцентом, но оборвал сам себя. Он казался взволнованным. Снова открыл рот, выбрал обращение «миссис Каннингем» и сказал: - Комната даже не была заперта.
        Те из нас, чье внимание рассеялось, а именно Энди или те, кто находился на грани обморока, а именно я и София, которая едва держалась на ногах от усталости, метнули взгляды на Кроуфорда.
        - Джульетта посмотрела прогноз погоды и сказала мне, что собирается отправить некоторых гостей вниз, когда буря на время утихнет. И мы решили: раз до сих пор Майкл на все соглашался, мы переведем его в один из номеров отеля. Когда мы пришли сказать ему об этом - после вашего разговора с ним, Эрнест, но до того, как я пошел за вами в сарай, - он спал. Пристроился на лавке спиной к двери. У него была подушка и одеяло, кажется, ему было удобно. Джульетта была там. Она может подтвердить это. Правда же?
        - Да. Я была там.
        - Потом мне пришлось выгонять их, - полицейский кивнул на меня и Эрин, пренебрегая упоминанием Софии, - из хозяйственного сарая, что обернулось «Титаником» для этого парня, а когда мы дотащили его сюда, прибыли автобусы, и я должен был помогать людям садиться в них. Другим нужно было откапывать машины. То одно, то другое. Это длилось бесконечно. Но - клянусь! - я не хотел, чтобы Майкл сидел взаперти, когда меня нет рядом, проснулся и не смог выйти. Если бы вдруг случился… - Кроуфорд остановился ровно перед словом «пожар», вероятно уловив горькую иронию ситуации. - Перед уходом я открыл задвижку. Это точно.
        Я отчаянно пытался вспомнить, отодвигал ли ее, прежде чем распахнуть дверь, и кажется, не делал этого. Кроуфорд прав: он ее не запер.
        - Окно было разбито, когда вы в последний раз видели Майкла? - спросил я.
        Кроуфорд взглянул на Джульетту, та пожала плечами. Полицейский покачал головой:
        - Я не знаю.
        - Вы уверены, что Майкл спал?
        - Ну… я его не спрашивал.
        - Он дышал? - На этот раз я обратился к Джульетте.
        - Я не… Слушайте, я не проверяла. Ничего подозрительного там не было.
        - Что у тебя на уме, Эрн? - спросила София.
        - У Зеленых Ботинок зубчатый порез на шее от пластиковых стяжек. Если бы Майкл пытался избавиться от них, то у него были бы раны на запястьях. Но я не видел у него на руках никаких повреждений, когда нашел его. А ты, София?
        Она на секунду задумалась.
        - Нет. Но на нем не было ни крови, ни синяков, а они появились бы обязательно, если бы Майкл отбивался от кого-то. Но опять же, там много пепла, так что, может быть, я не заметила. - (Я видел, что София сама в это не верит.) - Может быть, его оглушили ударом, то есть Майкл знал этого человека и доверял ему настолько, что повернулся к нему спиной.
        Я стал размышлять вслух:
        - Значит, окно могло быть разбито, а могло и не быть. Когда я нашел Майкла, все было очевидно: на полу осколки стекла, в комнате светлее, и, конечно, вы заметили бы сквозняк, так как на улице все еще сильно дуло, из чего следует…
        Эрин сильно ткнула меня локтем под ребра, но я не обратил на нее внимания. Все следили за тем, как я расставляю события по времени. Хотя это и были умозрительные рассуждения, энергия мыслительного процесса помогала мне избавляться от шока. Я уверен, в тот момент всем хотелось одного - разбежаться по своим комнатам и там в одиночестве предаться горю и отчаянию, но мы все понимали, как важно разобраться в случившемся. Это могло привести нас к убийце.
        - Предположим, окно было цело, когда вы видели Майкла. Хотя он мог спать или не спать. - (Эрин снова толкнула меня.) - Что? - зашипел я на нее.
        - Все это очень интересно, но подтверждает только одно: ты был последним, кто находился с ним наедине в сушильне, когда он бодрствовал, - прошептала Эрин, и все это услышали.
        Я снова повернулся к сидевшим в комнате. О! Вот почему они так внимательно смотрели на меня.
        - Майкл был жив, когда я его оставил, - сказал я, но на меня взирали такие суровые лица, что мне показалось, будто я обращаюсь к жюри присяжных. Я знал, что не стоит этого делать, - если вы когда-нибудь видели, как проводится допрос, то знаете: только виновные повторяют свои слова, когда их никто об этом не просит, - но я не мог удержаться и с мольбой в голосе произнес: - Он был жив, когда я его оставил.
        Никто из нас не сел в автобус. В помещении сформировалось молчаливое понимание: кто раньше всех захочет спуститься с горы, тот, вероятно, и есть бегущий от разоблачения убийца, так что мы все без слов принуждали друг друга остаться. К этому моменту большинство из нас подозревали в убийствах кого-то из своих ближних. Некоторые, включая меня и Софию, хотели остаться и вывести убийцу на чистую воду. Остальные были либо испуганы, либо возмущены. Одри не желала уезжать без тела Майкла, которое невозможно было погрузить в багажное отделение автобуса. Кэтрин оставалась, потому что беспокоилась за Люси. Энди оставался, потому что оставалась Кэтрин. Марсело, вероятно, оставался, потому что ему пообещали наконец дать номер в отеле. Кроуфорд не говорил, что мы можем или не можем уехать, но знал, что сам он не в праве предоставить нас самим себе, иначе ему придется объяснять начальству, когда оно наконец появится, что за массовое убийство тут произошло. Джульетта шутила, что не может нас оставить, иначе мы как-нибудь невзначай спалим ей дом. Мы его все равно сожжем, но она пока этого не знала.
        Итак, мы остались в баре, наше горе, злость, желание обвинять друг друга постепенно утихли, лишь воспоминания - то одни, то другие - попеременно всплывали на поверхность, и от них перехватывало горло. Энди упомянул речь шафера, которым был Майкл на моей свадьбе. Брат решил, что будет уместно спародировать одну из моих книг, и приготовил десять правил идеальной речи шафера, но потом он набрался слишком много жидкого куража и в результате забыл семь из них. Казалось глупым напоминать об этом собравшейся компании, однако общая неловкость быстро превратилась в перемежаемый икотой и всхлипами смех. Я не такой пустослов, чтобы отмахнуться от поступков Майкла и сказать: да ладно, он просто ошибся, экая ерунда; однако в нем было больше того, что затмило все остальное в последние три года.
        Как только мы все поняли, что остаемся, кто-то предложил немного поспать, и эти слова были встречены усталым бормотанием, которое выражало согласие. Кроуфорд запер сушильню, не желая трогать тело Майкла, и всех нас предупредил, чтобы мы ни к чему не прикасались. Джульетта раздала нам ключи от опустевших номеров. Я отказался, мне нравилось в моем шале. Если кто-нибудь попытается меня убить, я, по крайней мере, успею заметить его с лестницы чердака. К тому же мне в любом случае нужно было вернуться к себе: я с утра не проверял, на месте ли деньги. Мне хотелось быть поближе к сумке. Теперь я понимал, что Марсело не знает о существовании этой кучи наличных, и радовался, что никто, кроме Софии и Эрин, не подозревает об их существовании, так как они давали мне мотив. Если прибавить к этому факт, что я последним разговаривал с Майклом, компания, и без того смотревшая на меня с подозрением, разорвала бы подлеца на части, знай она, что я прикарманил четверть миллиона долларов брата. Семейные деньги.
        Мои родственники потянулись прочь из бара. Я похлопал по локтю Кэтрин, проходившую мимо, и спросил, не даст ли она мне на ночь свой пузырек с обезболивающим.
        - Прости, Эрн, эти таблетки очень сильные. Я привыкла к ним. - Она изобразила на лице гримасу извинения и вложила в мою кухонную прихватку одинокую пилюлю.
        Мне и в первый раз, когда Кэтрин оделяла меня таблеткой, показалась странной ее прижимистость, но теперь это ощущение усилилось. Несомненно, моя тетка временами страдала от мучительной боли в ноге и избавиться от нее ей помогали медицинские средства. Но после аварии она отдавала предпочтение натуральным препаратам. В ее терминологии - «альтернативной медицине». Врачи называли это «чушь собачья». Но на Кэтрин врачебный скепсис никак не влиял: она преобразилась, стала трезвенницей, и ничто не могло этого изменить. Никакого панадола при головной боли, ни капли вина после тяжелого дня на работе. Даже когда она рожала Эми, то отказалась от обезболивания. Кэтрин воздерживалась от алкоголя и не собиралась изменять этому решению.
        По мере взросления я понимал, насколько это важно для нее. В момент аварии, после которой Кэтрин осталась с покалеченной ногой, она была пьяна и потому теперь с презрением относилась к любым средствам расслабления, даже если они пошли бы ей на пользу. Способность владеть собой была для нее важнее боли: она не хотела больше терять разум ни на минуту. Вот почему я порекомендовал Софии расспросить Кэтрин про клуб анонимных алкоголиков, если ей нужно, так как наша тетка тверда и непоколебима в своих убеждениях. Она - я никогда не сказал бы ей этого вслух - вдохновляла.
        Помимо этого, я всегда чувствовал, что ее нога, ее хромота - это своего рода наказание. Напоминание о пассажирке, которую она везла в тот вечер, о ее лучшей подруге. Кэтрин не хотела, чтобы суровость кары ослабевала. Она считала, что заслужила это. Если вы хотите знать, выжила ли пассажирка, проверьте номер страницы.
        Может быть, я слишком глубоко копал. Может быть, последствия травмы с возрастом сильнее давали знать о себе, и Кэтрин наконец сдалась и последовала советам докторов. Может быть, боль особенно донимала ее в холодную погоду, хотя Кэтрин сама нашла этот горный курорт. Странный выбор, если она так чувствительна к перепадам температур. Может быть, она уступила давлению, вероятно, со стороны Энди (хотя мне на ум пришло, что, когда я очнулся, Джульетта откашливалась, выуживая из моей тетки еще одну пилюлю) и согласилась, что в моем состоянии без таблеток не обойтись, но выдать смогла только самую умеренную дозу. Будь ее воля, она, вероятно, предложила бы мне вместо приема таблеток заняться дыхательной гимнастикой. Люси, наверное, успела продать ей какие-нибудь эфирные масла, которые, полагаю, стоят следующими в списке продуктов, позволяющих вести самостоятельный бизнес, после посуды «Тапперваре» и косметики.
        Так что я решил быть благодарным за ту малость, что получил, проглотил пилюлю, запив ее остатками когда-то горячего шоколада, и по пути к выходу поставил чашку на барную стойку. Удивительно, но в холле меня поджидала Эрин. Входная дверь была открыта нараспашку, по плиткам пола катались кусочки льда.
        - Не знаю, как попросить тебя об этом… - начала было она, но слова разбежались от нее. Она опустила взгляд на свои ботинки. Ветер трепал ее волосы. Потом Эрин посмотрела на меня. Атомы в воздухе сместились. - Я не хочу оставаться одна сегодня вечером.
        Моя жена
        Глава 30
        Эрин прошептала мое имя, и этот звук поплыл сверху вниз. Буря возобновилась с новой силой, мое маленькое шале, куда мы забились как в капсулу, скрипело и стонало под сыпавшимися со всех сторон ударами ветра. Мы как будто оказались в подводной лодке. Я устроился внизу на диване, предоставив чердак Эрин, и, наконец сняв с себя халат, надел боксеры и футболку с названием рок-группы, которую давно уже не слушал. Просьба Эрин остаться со мной была вызвана не чем иным, как страхом и чувством одиночества, и мы оба знали, что я не поднимусь к ней. В этой книге нет сексуальных сцен.
        - Я не сплю, - отозвался я.
        С чердака донеслось шуршание, - видимо, Эрин перевернулась на постели. Когда она снова заговорила, голос ее зазвучал как будто чуть-чуть ближе:
        - Так что ты думаешь?
        - Не знаю, - честно ответил я. - Не могу выбросить из головы эту историю про Черного Языка. Эти пытки, у них такой характерный почерк. Отличная деталь для детективного романа.
        - Почти нарушение четвертого правила, - рассеянно проговорила Эрин. - Требует специального объяснения. Хотя я не уверена, что тоннель в снегу сойдет за потайной ход.
        Свои руководства я писал уже давно, так что Эрин знала правила Рональда Нокса не хуже меня. Я задумался, зачем она вспомнила о них сейчас, не для того ли, чтобы мы почувствовали себя командой? Это желание повязать меня выглядело странным со стороны женщины, которая так смело лгала, лишь бы не заводить со мной детей. И которая захватила мой чердак.
        - В том-то и проблема, - сказал я. - Такие убийства хороши для заголовков, для обложек, через несколько месяцев они попадают на ленты документальных фильмов. Они как официальные заявления. А значит, их легко скопировать и повторить.
        - Ты считаешь, кто-то хочет натолкнуть нас на мысль, что тут орудует Черный Язык?
        - Какое предположение более правдоподобно: печально известный серийный убийца приехал вслед за нами сюда или кто-то подделывается под него?
        - София упорно старалась убедить всех в правильности своей версии событий, - заметила Эрин. - Похоже, она пытается запугать нас.
        - Она врач. Лечила одну из жертв. И не говорила ничего такого, о чем не сообщалось в новостях.
        - Ты как будто защищаешь ее.
        - Нужно же кому-то доверять. - Я решил, что это прозвучало довольно жестко, и сменил тему. - Расскажи мне что-нибудь. Как Майкл уговорил тебя заняться вместе с ним гробокопательством?
        Это застало Эрин врасплох.
        - Ну я сперва не знала, что мы займемся именно этим. Он вроде как вывалил это на меня совершенно внезапно.
        - Но как ты вообще ввязалась в это дело? - Двойной смысл слова «ввязалась» раздулся, как воздушный шар, и заполнил все шале.
        - У Майкла и Люси были проблемы с деньгами. Мы с тобой… мы тогда не ладили… Ну что ж, говорят ведь: поделись с кем-нибудь своей проблемой, и она станет вдвое меньше. Это было для меня утешением, Эрн. Просто утешением. - (Я не о том спрашивал, но подать голос и остановить ее не мог.) - Это как снег здесь, в горах, только такое сравнение приходит мне в голову. С неба летят маленькие хлопья, а потом ты увязаешь в них по колено. Или как пепел в легких, наверное. Я непонятно объясняю? Все меняется вроде бы постепенно и незаметно, мелкими шажками, но в какой-то момент ты оборачиваешься назад и видишь, что все стало совсем по-другому. Мы с тобой тогда уже спали в разных комнатах, а Люси ничего не знала.
        Открытие, что Эрин и Майкл были вместе дольше, чем я предполагал, что их связь началась раньше, чем он появился на пороге моего дома в ту ночь, должно было поразить меня. Но в тот день я испытал столько потрясений, что это, очередное, отскочило от меня, как мячик.
        Хотя кое-что из сказанного Майклом тогда пришло мне на ум сейчас. Люси узнает. В процессе по делу об убийстве внимательно разбирается каждое действие вовлеченных в него лиц, и любовная интрижка главного подозреваемого не осталась бы незамеченной. Люси наверняка ни о чем не догадывалась, иначе она не отреагировала бы так бурно на новость об одной ночи, проведенной вместе Майклом и Эрин. Представьте, если бы ей была известна вся история. Люси узнает. Майкл сказал это, хотя они с Эрин уже встречались. Интересно, понимала ли Эрин, что он все еще цепляется за свой брак, что он принял окончательное решение гораздо позже. Показательно, что Люси гораздо сильнее переживала из-за смерти Майкла, чем Эрин. Я задумался: может быть, ей известно об этом больше, чем я подозревал?
        Я вколол булавку в эту мысль.
        - Как ты ввязалась в это дело - вот что меня интересует.
        - Мы с Майклом… это ничего не значит, но мы не собирались…
        - Я не хочу это слушать. Объясни мне, что сказал тебе Майкл. И главное: почему ты ему поверила?
        - Сперва я не верила. Ему пришлось убеждать меня. Но потом я нашла сумку с деньгами, которую ты прятал. Майкл просил меня поискать ее. Я не рассчитывала ни на что, просто не могла понять, чего он добивается ложью, поэтому решила поискать. Ты не слишком старательно ее прятал, Эрн. - Она произнесла это так, будто обвиняла меня в небрежности. Примерно в том же тоне, когда мы еще были счастливы вместе, Эрин говорила мне, что съела шоколад, которого вовсе не хотела, только потому, что я оставил его у нее на виду. - Тогда я стала задумываться, что еще в его истории похоже на правду. И может быть, я даже ждала, что она подтвердится. Меня штормило от нашего разрыва, и это было - да, безумием, но и своего рода искуплением. И я пошла на это, думая, что таким образом смогу хотя бы немного оправдаться перед тобой. Я взяла с Майкла слово, что он посвятит тебя во все. Предполагалось, что деньги будут принадлежать нам - нам троим.
        Это деньги семьи.
        Ну вот, опять. Только на этот раз я наконец понял.
        - Ты говоришь не о сумке. Ты думала, вы откапываете… - Все это ради карты с указанием места, где зарыты сокровища? - Погоди, что, по-твоему, вы откапывали?
        - Незадолго до освобождения Майкл велел мне сообщить всем неверную дату его выхода из тюрьмы. Попросил меня нанять фургон, сказав, что нам нужно будет кое-что забрать, причем сделать это ночью. Мол, он знает, куда ехать, и ему после освобождения нужен один день для завершения всех дел. Ну я согласилась, а потом мы оказались на кладбище, я сказала ему, что не хочу заниматься такими вещами, а он ответил: ерунда, это всего лишь земля и дерево, и ему нужна моя помощь. Мы использовали стропы, блоки с роликами и мотор фургона, чтобы вытащить гроб из земли. Майкл открыл его, заглянул внутрь и заявил, что нам нужно забрать его с собой и привезти сюда. Мы подняли его в кузов фургона и поехали. Кажется, Майкл был очень доволен. Он вовсе не собирался умирать. Твой отец занимался грабежами, я сложила два и два и пришла к выводу, что в этом гробу спрятано что-то ценное. Я не знаю. Бриллианты? Мне и в голову не приходило, что мы откапываем труп, если тебе это не ясно. В противном случае я свалила бы куда подальше.
        - Ты говорила, Майкл не объяснил тебе, что продавал ему Алан. Если ты согласилась выкапывать гроб, почему не спросила, что в нем?
        - Я спросила. Майкл ответил, что мне лучше не знать, так безопаснее.
        - Меня ты тоже не спросила.
        - Такое ощущение, что все, кому известно, что там на самом деле, умирают или подходят очень близко к смерти, - уточнила Эрин. - Думаю, Майкл что-то нашел.
        - И может быть, все это звенья одной цепи. Допустим, Зеленые Ботинки - это никто. Его убили, чтобы показать: Черный Язык или тот, кто им притворяется, здесь. Может, бедняга просто подвернулся под руку. Что, если главной мишенью с самого начала был Майкл?
        - Получается, любому, кто знает, что в этом гробу, угрожает опасность.
        На то же намекал Марсело. Но он не знал, что в фургоне находится гроб, а Эрин не знала, что в гробу. Если следовать их логике, то я, которому известно больше всех, буду следующей жертвой Черного Языка.
        - Если это так, ты должна сказать мне кое-что еще. Нам ни к чему обманывать друг друга. Мы были женаты четыре года, и ты всегда вздрагивала при мысли о том, чтобы поцеловаться на людях. Но вы с Майклом… Это какая-то бессмыслица. - Я помолчал, надеясь, что Эрин догадается, о чем я, не вынуждая меня произнести это вслух, что подтвердило бы мои догадки относительно них.
        - Я не совсем понимаю, к чему ты клонишь. Неужели сейчас подходящий момент, чтобы копаться в наших интимных проблемах?
        - На крыльце, перед тем как Кроуфорд увел Майкла, ты что-то достала из заднего кармана его джинсов. Что это было?
        Мне с самого начала показалось странным, что Эрин на глазах у всех обняла Майкла, но я посчитал, что меня это задело из-за ревности, а она хотела подразнить меня. Как это происходило, я видел еще раз: рука Эрин в заднем кармане джинсов Майкла на кадре с погодной камеры в кабинете у Джульетты, и меня снова неприятно поразил этот жест, несвойственный моей бывшей жене. В сушильне Майкл хотел что-то показать мне, прежде чем отдал ключи от фургона, но не смог найти эту вещь. Ревность высветила для меня столь мелкую деталь. Я знал свою жену. Она не была склонна к публичному выражению своей привязанности.
        Наверху Эрин чем-то зашуршала, потом нечто легкое приземлилось на подушку рядом с моей головой. Я стал шарить рукой в темноте, и наконец пальцы мои сомкнулись вокруг небольшого пластикового предмета. По форме он напоминал крышку от бутылки, но немного больше и глубже, вроде стеклянной стопки. Я поднял эту штуку над собой. Лунного света, пробивавшегося сквозь облака, было достаточно, чтобы она постепенно обрела четкую форму. Одна сторона блеснула. Отразила свет. Гладкий пластик, может быть, даже стекло.
        - Ты же умный, правда, - сказала Эрин.
        Я вспомнил стопку, которая скатилась с приборной панели, когда Майкл выезжал задним ходом с моей подъездной дорожки. Тогда меня больше занимало то, что находилось на заднем сиденье, но теперь я понял, что держу в руке тот же самый предмет. И это не стопка, а ювелирный глазок. Широкий конец усеченного конуса вставляют в глазницу, а в узкий вправлена линза, через которую смотрят. (Редактор сделал полезную заметку: это называется лупа, так что отныне я буду изображать из себя образованного человека и пользоваться подсказанным словом.)
        Эта штука, очевидно, показалась копам безобидной, и ее не изъяли в качестве улики, но для Майкла она представляла особую ценность, раз он потрудился выудить ее из-под сиденья машины до ареста, взял с собой в тюрьму и сдал на хранение вместе с другими личными вещами, которые ему вернули при освобождении.
        - Почему ты вытащила у него эту штуку? - спросил я.
        - Раскинь мозгами, Эрн. Я думала, мы выкопали что-то ценное. Не знаю, может, бриллианты? Золотые слитки? Что могут украсть и спрятать в гробу? Зачем Майклу эта штука, если не для проверки чего-то подобного? Алан перепродавал краденые драгоценности, так? Разве не ясно, о чем тут могла идти речь? И я вытащила ее, потому что… ну… - Эрин смущенно откашлялась, - потому что Майкл не говорил мне всего об этом гробе, и я хотела заглянуть в него сама. На случай, если семейный уик-энд закончится не так, как я рассчитывала. С Люси.
        - Ты чувствовала, что не вполне доверяешь Майклу? Один раз солгавший врет всегда? - Я заострил на этом внимание для повышения самооценки, прекрасно понимая, как это мелко.
        Таблетки Кэтрин, должно быть, развязали мне язык. В нормальном состоянии я никогда бы себе такого не позволил.
        - Может, отчасти и так, - призналась Эрин тем низким, стыдливым голосом, который люди используют, когда признаются в чем-то. - Он долго не решался сказать Люси о нас и при этом знал, что я не могу сказать тебе, пока он не объяснится с ней. Я умоляла его заплатить за нее долги, чтобы мы могли разойтись по-хорошему и начать с чистого листа. Когда он наконец послал ей документы о разводе, то, по-моему, сделал это только потому, что не переставал злиться на тебя. Этот уик-энд обострил все мои сомнения. Меня как будто выставили на витрину.
        - Значит, ты вытащила у Майкла лупу, полагая, что он не сможет лишить тебя мнимых сокровищ, спрятанных в гробу, каковы бы они ни были, если потеряет возможность узнать их ценность, пока не спустится с горы.
        - Звучит немного параноидально, когда формулируешь это в таких выражениях, - отозвалась Эрин. - Но потом он отдал ключи от фургона тебе, а не мне. А я понимала, если ты окажешься там не один, София и Кроуфорд тоже увидят, что там, и тогда все обо всем узнают. Про тебя мне было известно, что ты, по крайней мере, никому не рассказал про сумку с деньгами, и я решила, ты и о содержимом гроба будешь молчать, что бы в нем ни лежало. Поэтому я настояла, чтобы ты забрался в кузов один. - Я услышал, как Эрин втянула в себя воздух сквозь зубы. Она делала так, когда тревожилась из-за чего-нибудь и не могла уснуть. В таких случаях я гладил ее по плечу, чтобы она знала: я рядом и все будет хорошо. Удивительно, но моя рука невольно потянулась к пустому месту на диване рядом со мной. Мышечная память. - Очевидно, я ошиблась, и в гробу было что-то совсем другое. - Эрин выжидательно помолчала, но я не попался на эту удочку. - И теперь у меня появилась новая теория. Думаю, он хотел проверить твои деньги.
        Я на секунду задумался. В этом был смысл. О поддельных банкнотах я мало что знал, но предполагал наличие каких-нибудь едва заметных признаков вроде серийных номеров или чего-то подобного. Позже я нашел информацию об этом и оказался прав.
        - Эта штука не особенно ценная, - сказал я, катая лупу между пальцами. Теперь, когда глаза привыкли к темноте, я рассмотрел ее лучше. - У нас в старшей школе такие же были в лаборатории. Их где угодно можно взять. Но ты права насчет занятий Алана. Эта лупа наверняка его, и Майкл забрал ее у него.
        - Так, может, Алан прихватил ее с собой, чтобы проверить деньги, которые принес Майкл, и они оказались фальшивыми? Из-за этого началась драка?
        - Я тоже удивлялся, как Майклу удалось раздобыть двести шестьдесят семь тысяч долларов и Люси ничего не заметила, - признался я. - Это большая сумма. Даже Марсело про это не знал. И ты, если уж на то пошло. Я не удивился бы, если бы Майкл попросил тебя найти их только для того, чтобы проверить, на месте ли они.
        - Но если он знал, что деньги фальшивые, зачем ему их проверять?
        - Я не знаю.
        - А если все наоборот? - предположила Эрин. - Деньги принес Алан, а Майклу они не понравились.
        Я не стал сразу отвергать эту мысль. Майкл ясно дал понять: он покупал что-то у Алана. Было ли это правдой? Что мог продавать Майкл?
        - Если эти деньги - пустышка, пустышка, ради которой не стоит убивать, зачем хранить их?
        - Ты же потратил часть, - продолжила она, и это не был вопрос.
        - Немного. И никаких проблем не возникло.
        - Даже если они фальшивые, это не значит, что они бесполезные. Или, может, они меченые. Ну, знаешь, как полиция метит банкноты?
        - Может быть. - Я что-то упускал, но не был уверен, что именно.
        Интуиция подсказывала: одна из теорий Эрин, какие-то ее слова подталкивают меня ближе к истине. Но сведений, чтобы разгадать загадку, было недостаточно. Судя по рассказу Майкла, проблема состояла в том, что у него не хватило денег, то есть маловероятно, что они фальшивые.
        Идеи у нас иссякли, и мы замолчали. Наше шале скрипело и постанывало, словно уходящая в глубину подводная лодка. Эрин, похоже, уснула. Но вдруг лунный круг ее лица возник надо мной, свесившись с чердака.
        - Мне нужно извиниться? - спросила она.
        - За что конкретно?
        - За все, наверное.
        Вероятно, к ее голосу нужно приложить какую-то метафору, как он донесся до меня, пока я лежал на спине и беседовал со звездами, но ничего не приходит в голову.
        - Ладно.
        - И все?
        - Гм… - Я постарался изобразить сонное, невнятное мычание, но уверен, Эрин слышала, как колотится мое сердце. Казалось, от его ударов вибрирует вся моя подушка.
        - Не хочешь знать почему?
        - Ты спрашиваешь, потому что тебе есть что сказать или тебе просто не спится?
        Я не хотел, чтобы мой ответ прозвучал резко, в браке есть такая невидимая граница, на которой грубость сливается с нежностью, но теперь мы с Эрин не были вместе, и даже легкое подшучивание в общении было как забор с колючей проволокой.
        - А если и то и другое? - В ее голосе отчетливо слышался призыв.
        - Тогда конечно. - Я смягчился. - Но если завтра из-за недосыпа я уступлю на состязании по ходьбе серийному убийце, то вина ляжет на тебя.
        Зубы Эрин в темноте сверкнули белизной. Улыбка.
        - Ну вот, ты всегда такой.
        - Ты не должна извиняться передо мной, Эрин. Зря я так давил на тебя. Думал, ты счастлива и мы вместе приняли решение, что хотим иметь детей, но я не замечал, как сильно давлю на тебя, втягивая во все это. Я долго злился, но какое право я имел влиять на твой выбор? Тебе не стоило лгать, и я предпочел бы, чтобы это был кто-нибудь другой, а не Майкл, - этого мне никогда не забыть, - но я слишком много требовал от тебя. И мне не нужны твои извинения.
        Это было правдой только наполовину. На самом деле мне не хотелось лгать самому и выслушивать ее поспешные извинения. Я уже слышал их - на сеансах у психолога, дома, шепотом и в крике, в эсэмэсках и электронных письмах, закапанные слезами и разожженные ненавистью. Я слышал все извинения во всех возможных формах.
        И вдруг Эрин удивила меня, сказав:
        - Я убила свою мать.
        Глава 31
        Эти слова прозвучали в маленьком шале как взрыв бомбы. Я не знал, как реагировать на такое признание. Мне было известно, что ее растил отец - это одна из причин, почему мы хорошо понимали друг друга, когда только начали встречаться, - но Эрин говорила, что ее мать умерла от какой-то болезни, когда сама она была маленькой.
        - Она умерла при родах. - Голос Эрин был чуть слышнее шепота. - Ты сейчас скажешь, мол, тут нет моей вины, но это не имеет значения. Отец говорил так, и я ему верила. И сейчас верю. Я убила ее, такое случается. Моей вины тут нет, знаю. Вот почему я и стала говорить, что она умерла от рака. В таком случае люди произносят: «О, мне так жаль» - вместо всего остального. Но отец напоминал мне каждый день, пока я росла, до самой своей смерти, что это моя вина. Я никогда не сомневалась, что он променял бы меня на нее.
        Отец плохо обращался с Эрин, это я знал, но мне и в голову не приходило, что выпады против нее были настолько целенаправленными, полными неприкрытой ненависти.
        - Это ужасно. Говорить такие вещи ребенку. Я не представлял.
        - Пожалуйста, не думай, что, сказав это, я хотела огорчить тебя, я просто, ну… После того как мы поговорили, не завести ли нам ребенка… - Эрин всхлипнула и на секунду замолчала, чтобы успокоиться. - Ты был так взволнован, Эрн. Я не могла поверить, каким счастливым тебя сделал один только разговор на эту тему. Ты влюбился в саму мысль, хотя мы еще даже не начали пробовать. И ты был так счастлив, когда я согласилась. Но потом… Я не говорю, что ты виноват, просто пытаюсь объяснить. Я испугалась. Мне нужно было немного больше времени. Я собиралась принимать таблетки еще несколько недель, - продолжила Эрин, - пока не привыкну к мысли о беременности. И - Господи! - я наслаждалась этими первыми неделями. Думаю, это было наше самое счастливое время. У тебя глаза сияли, и я не могла загасить эти огоньки. Но потом несколько недель превратились в несколько месяцев, а они слились в год, и ты вдруг захотел разобраться, в чем дело, и мы стали ездить по клиникам и врачам, у тебя появился этот маленький пластиковый стаканчик, и я поняла, что попала в ловушку и уже никогда не смогу ничего сказать тебе, а потому
просто оставила все как есть, зная, что единственный выход - это перестать принимать таблетки и обрадовать тебя чудесной беременностью, пока кто-нибудь не открыл тебе глаза на правду. Но я просто не могла себя заставить сделать это. Все равно что совать пятерки в игровой автомат. Я продолжала отбиваться от клиник. Думала, нужно только избавиться от очередного письма, пропустить еще один телефонный звонок, и тогда я буду готова. Каждый рецепт был последним, а потом я обнаруживала себя у кабинета врача в ожидании нового.
        К этому моменту я уже и сам плакал.
        - Мне была нужна только ты - только ты, такая как есть. Я не хотел, чтобы ты стала сосудом. А радовался я только потому, что думал, мы делаем это вместе. Я бы выслушал тебя и понял.
        - Но если бы я сказала тебе, ты стал бы давить, не понимая, что ты пытаешься переломить ситуацию, и делал бы это в своей забавной очаровательной манере, и, может быть, оставил бы эти попытки на год или два, но все равно давил бы. Я не могла рассказать тебе про маму. Я никому о ней не говорила с подросткового возраста, когда поняла, что легче говорить людям, мол, она болела. Не могла вынести осуждения. Думала, когда пройдет время, я смогу дать тебе то, что ты хотел. Я и правда пыталась. Не нужно жалеть меня, мне не нужна жалость. Я пытаюсь объяснить тебе, чего боялась. Я боялась пострадать физически, да, умереть, как она. Но больше меня страшила мысль: если со мной что-то случится, ты будешь смотреть на ребенка, на своего малыша, такого желанного, как отец смотрел на меня.
        - Я очень хотел иметь семью…
        - О Эрни! Я знаю.
        - Может, я забыл, что она у меня уже есть. - Я вздохнул. - Прости.
        - Сейчас я извиняюсь перед тобой, чудик. - Она поперхнулась смешком. - Прости, я обманывала тебя. Я не хотела становиться женщиной, которая не может дать тебе то, чего ты хотел.
        - Я бы не стал любить тебя меньше.
        Я и сейчас любил ее, но не сказал об этом. Было слишком больно признаваться, даже с оксикодоном. Вероятно, следовало сказать ей что-нибудь. Может быть, отчасти из-за этого я решил изложить на бумаге всю эту историю. Книга - физический объект, помните. Она написана, чтобы ее прочли.
        После недолгой паузы голос Эрин снова поплыл вниз.
        - Хочешь подняться по лестнице?
        Я понимал, что желание близости у нее - это реакция на смерть Майкла. Знал, что все будет фальшиво и пусто, а утром заново нахлынет боль. Я знал все это, но тем не менее лежал на своем диване и не решался ответить.
        - Больше всего на свете, - наконец произнес я. - Но не думаю, что сделаю это.
        Глава 32
        Мне приснился день моей свадьбы, хотя это было больше похоже на воспоминание, чем на сон. Майкл опирался на кафедру так, будто это была единственная вещь, способная поддержать его в вертикальном положении, путал слова, пытаясь сформулировать свое третье правило лучшей речи шафера, гости смеялись, глядя на его нечеловеческие усилия. Даже Одри улыбалась. Майкл глотнул пива и поднял вверх палец - секундочку, я сейчас продолжу, - икнул, утер рукавом рот и вновь попытался заставить свой язык произнести: «Счастлив дом, когда жена в нем». Комната наполнилась хохотом, Майкл улыбнулся, веря, что заработал этот смех своим талантом, а не шутовством. Он снова икнул. Но на этот раз звук получился другой, больше похожий на… рыгание, а потом он схватился за горло, глаза полезли из орбит, и стал не икать, а задыхаться. Гости продолжали гоготать, буйно, неуёмно, пока на губах у него пузырилась черная, как смола, пена.
        Утро было серое, тусклое, метель возобновилась с новой силой. Снегу навалило столько, что пришлось сильно давить на дверь плечом, чтобы отгрести ею сугроб и выйти. На улице мы за тридцать секунд продрогли и промокли до нитки. Подхваченные ветром льдинки секли меня по лицу и жалили, как злые комарихи. Оставшиеся на стоянке машины надели белые парики, по стенам отеля змеились похожие на волны снежные наносы.
        Мы с Эрин оделись и покинули шале почти не разговаривая. Пространство между нами заполняла неловкость, возникающая, когда двое давних друзей зачем-то вдруг переспали. После ночных откровений и ее приглашения мы не знали, что сказать. Я спал в кухонной прихватке, и теперь она наполовину превратилась в биоматериал. Я не мог бы снять ее, даже если бы захотел. Мне пришлось пропихивать ее сквозь рукав фуфайки от термобелья, сильно растягивая швы. Видя, как я отчаянно борюсь с одеждой одной рукой, Эрин помогла мне натянуть на уши шапочку. Вчера я оказывался на холоде чаще, чем позволял мой гардероб, предназначенный дли посиделок у камина, так что теперь решил подготовиться к выходу в свет по-серьезному. Я натягивал перчатку на здоровую руку, вцепившись в нее зубами, пока не порвал. На выходе я схватил утюг, который откопал в одной из кладовок в шале. Эрин вопросительно изогнула бровь, когда я его поднял, как бы намереваясь что-то спросить, но передумала, без сомнения решив, что ей все равно.
        В кармане у меня лежала лупа. Я проснулся раньше Эрин и внимательно рассмотрел ее в утреннем свете. На боку у нее было написано 50ґ. Видимо, кратность увеличения, решил я. Потом вынул из пачки пятидесятидолларовую банкноту, поднес ее к свету и стал рассматривать через лупу, нет ли там чего примечательного.
        Об австралийских пятидесятидолларовых купюрах я знал одну вещь, и то лишь благодаря старому трюку для вечеринок, очень полезному для писателей. В 2018 году был изменен дизайн желтой пятидесятидолларовой банкноты, на ней появилось миниатюрное воспроизведение обращенной к парламенту инаугурационной речи Эдит Коуэн[10 - Эдит Коуэн (1861 - 1932) - социальный реформатор, борец за права женщин и детей; первая австралийка, ставшая членом парламента; с 1995 г. ее портрет размещается на оборотной стороне купюры в 50 австралийских долларов.] под ее портретом. К несчастью, там с ошибкой было напечатано слово «ответственность», чего никто не замечал в течение шести месяцев, за это время в обращение были выпущены миллионы банкнот. Это был способ позабавить собравшуюся на обед компанию: я просил у сидящих за столом пятидесятидолларовые банкноты, находил купюру с опечаткой, рассказывал историю и завершал ее приглашением сдвинуть бокалы, говоря: «Вот доказательство того, что писателям платят слишком мало, мы бы нашли ошибку гораздо быстрее, если бы чаще видели такие бумажки!» Взрыв хрипловатого смеха. Но больше я
ничего не знал о денежных купюрах. Изучая банкноту, я увидел эту ошибку, то есть, скорее всего, она не была поддельной.
        На ней имелся серийный номер, как я и предполагал, а также пересекающиеся цветные штрихи и маленькая голограмма в левом нижнем углу. Но все эти признаки, включая опечатку, были видны невооруженным глазом. Лупой мне воспользоваться не пришлось. Кратности увеличения 50ґ хватило бы, чтобы я рассмотрел швы на слоях полимерной банкноты, мельчайшие следы растекшихся чернил. Лупа была необходима для чего-то другого. Я сдался. Бесполезно рассматривать эту купюру, когда я не знаю, что нужно искать.
        Когда мы проходили мимо машин, я легонько постучал Эрин по локтю, чтобы привлечь ее внимание. Говорить при таком сильном ветре не имело смысла, поэтому я просто поднял утюг и кивнул на «мерседес» Марсело. Шлепая по снежной каше, мы подошли к нему. Я размахнулся и ударил утюгом, самым тяжелым предметом, какой смог отыскать в шале, по стеклу, оно пошло трещинами, но не рассыпалось - только прогнулось вокруг кратера в центре. По тонированному окну растянулись длинные белые полосы.
        Идея вызревала у меня со вчерашнего дня, когда я увидел осколки стекла у машины Кэтрин. Но тогда я был слишком занят и почти мертв, чтобы попытаться. Тетушкин «вольво» пострадал от непогоды, так что еще одно разбитое окно не вызовет подозрений, рассудил я. Однако не учел сигнализацию, которая, как только я саданул по стеклу, сразу завизжала, перекрикивая ветер. Буря ревела, но я не был уверен, достаточно ли громок ее рев, чтобы заглушить вой сирены; направление ветра тоже работало против меня - звук относило в сторону отеля. Эрин стояла на шухере - вдруг кто-нибудь вздумает поинтересоваться, что происходит, но это было совершенно бесполезно, когда видимость не превышала нескольких метров. Нужно было торопиться.
        Я снова ударил по стеклу, оно прогнулось сильнее и стало похоже на скорлупу яйца, но стойко держалось. Потребовался еще один удар, и моя рука проломила преграду. Пользуясь кухонной прихваткой, которая пришлась очень кстати, я протолкнул остатки стекла внутрь салона и сунул туда голову. Эрин подскакивала от нетерпения, готовая чуть что сделать ноги, но я знал, чего хотел. Дернул за эту штуку, вырывая каскад проводков из гнезд, и только успел вылезти наружу и повернулся, чтобы крикнуть Эрин - можно уходить, как получил удар сбоку в челюсть.
        Снежный покров хорошо смягчает удар от падения, но я не упал. Эрин подхватила меня под обе руки, как тренер боксера.
        - Боже мой, Эрнест! - Марсело тряс рукой, удивленно пялясь на меня.
        Я выпрямился и осторожно ощупал челюсть. Марсело врезал мне правой рукой, так что я счастливчик - реконструированное Софией плечо ослабило удар, а ведь на правом запястье он носил свой «Ролекс». Это все равно что дать тумака гантелью. Удивительно, что у меня зубы уцелели.
        - Прости, - произнес Марсело. - Я проверял машину Люси и услышал сигнализацию. Тут такое творится, что я подумал… Погоди-ка… А что ты тут делал?
        Он посмотрел на свою машину, явно думая о разбитом окне. Я заметил, что утюг лежит прямо под дверцей. Он был притоплен в снегу, но виден. Я запинал его ногой под машину. Марсело подошел ближе к окну. Если он заглянет внутрь, то увидит вырванные кабели и поймет, что тут дело нечисто.
        - Я заметил, что окно разбито бурей, - сказал я чересчур громко, но это сработало. Марсело обернулся ко мне. - Там такие хорошие кожаные сиденья и вообще. Я подумал: будет жаль, если они испортятся. Хотел найти что-нибудь и прикрыть их.
        - Молодец! - Марсело обнял меня и стал уводить от машины. - Бог с ней, с кожей! Идем в дом… Постой… - Он остановился, припал на одно колено. Мой живот, у которого за последнее время была уже масса возможностей взбрыкнуть, нашел еще одну. Марсело, кряхтя, поднялся, протянул ко мне руку, показывая то, что поднял с земли. Но это был не утюг. - Ты уронил телефон.
        Слушайте, это нарушение границ Правила 6 - счастливая случайность, но каждому детективу нужна крупица удачи. Повествование часто строится на том, что на пути у сыщика то и дело возникают преграды, однако, как и в реальной жизни, бывает, им выпадают и нужные для игры костяшки домино. Честно говоря, я не знаю, почему Марсело не заметил разницы. Может быть, отвлекся на подсчеты, в какую сумму выльется ему замена стекла, или от холода у него помутилось зрение. Или рука болела от столкновения с моей челюстью. То, что он протянул мне, конечно, было похоже на телефон - маленькое, прямоугольное, с жидкокристаллическим экраном, но как же Марсело мог не заметить разницы? Спрашивать его об этом я не собирался, решив, что после вчерашнего удача слегка в долгу передо мной.
        Поэтому я схватил портативное GPS-устройство, только что выдернутое из крепления на лобовом стекле, и сунул его в карман, прежде чем он смог рассмотреть получше.
        У гостевого дома была припаркована какая-то мерзкая колымага. Ярко-желтый куб с окошками, посаженный на высоте бедра на блестящие гусеницы, он выглядел помесью танка со школьным автобусом. Из-под него с шипением вылетал пар, мотор работал и был хорошо прогрет.
        Рядом столпилась небольшая группа людей: София, Энди, Кроуфорд, Джульетта и какой-то незнакомый мужчина, присутствие которого сразу меня окрылило, - вероятно, это детектив. Однако, присоединившись к собравшимся у танка, я увидел на незнакомце блестящий пластиковый дождевик на молнии с надписью на груди: «Курорт „Полный улет“». Вся его одежда была помечена логотипами - от синевато-золотых очков «Окли» и завязанной на подбородке банданы «Скуллканди» (череп и перекрещенные кости расположились поверх его рта) до дутых пластиковых штанов с эмблемой «Квиксильвер», нанесенной вдоль одной ноги. Он был похож на облепленный наклейками холодильник для пива. Я мысленно воткнул в снег рядом с ним табличку на колышке: «Сноубордист». Единственная видимая часть его лица - нос - не раз была переломана. Подойдя ближе, я разглядел надпись «Полный улет», намалеванную вдоль борта танкобуса. Наверное, этот человек приехал из-за перевала, с курорта, размещавшегося в соседней долине.
        Я протиснулся между Софией и Энди. София сильно дрожала и была бледна как снег. Происходящее вокруг ее мало интересовало, она явно считала секунды до того момента, когда сможет вернуться в дом. Я ожидал, что хоть кто-нибудь удивленно взглянет на нас с Эрин, раз мы появились вместе и Эрин была в той же одежде, что и вчера, но, похоже, ни у кого не осталось сил для сплетен. Все сосредоточились на возвращавшемся вместе с нами Марсело и не обращали внимания ни на что другое.
        - Мы уезжаем? - спросил я.
        Колымага явно была предназначена для передвижения по глубокому снегу и появилась здесь не ради увеселительной прогулки.
        - Ну? - Джульетта поверх моего плеча обратилась к Марсело.
        - В шале пусто. Ее машина на месте.
        - Черт!
        - Я могу отвезти вас на перевал. - Голос ходячего Рекламного Щита не отличался от его внешнего вида, спонсором акцента выступал напиток «Энергия монстров». Если бы речь шла не о пропавшей женщине, он наверняка использовал бы «ваще» и «бро» как знаки препинания. Различался также легкий канадский выговор, и я решил, он из тех людей, что гоняются за снегом: шесть месяцев проводят в Северном Гэмпшире, а другие шесть - на юге. - Но мы никого не найдем в этом снегу, если только не переедем.
        - Что происходит? - Я вновь попытался прояснить обстановку.
        - Люси пропала. - Марсело наконец отреагировал на мой вопрос, хотя и с рассеянным видом человека, которого посреди фильма спрашивают: «Что я пропустил?» - Никто не видел ее со вчерашнего вечера.
        Все становилось на свои места. Марсело наткнулся на меня, грабящего его машину, потому что уже был там - проверял, не уехала ли Люси ночью. Кэтрин и Одри не было здесь, - видимо, они обыскивали дом.
        Ходячий Рекламный Щит обвел взглядом собравшихся:
        - Простите за вопрос, но что за чертовщина тут творится? Джул, я отвезу вас всех обратно в Джиндабайн, причем срочно.
        - Это Гэвин. - Джульетта положила ладонь на его руку. Похоже, они были хорошо знакомы. Я решил, что сезонные работники быстро сходятся и заводят дружбу. Хотя и не настолько, чтобы Джульетта рассказала ему об убийстве Майкла, иначе он бы не спрашивал. - Погода портится, и снегоход, - она похлопала по борту автотанка, отчего раздался гулкий гром, как от ударов по пустой бочке, - наша единственная возможность спуститься с горы. Гэвин предложил отвезти нас.
        - Но нужно ехать немедленно, - добавил тот, нервно поглядывая на небо.
        - Без Люси? - спросила Эрин.
        - Сейчас есть окно. - Рекламный Щит пожал плечами. - У вас все копы. Я же сам по себе. То есть мне нужно позаботиться и о своих сотрудниках.
        - У нас всего один коп, - поправил его Марсело. - И только. Слушайте, мы или поедем все, или никто. Мы семья.
        Странно было слышать такое. Люси - бывшая жена его приемного сына, но я знал, что политика Марсело в отношении дефисов в фамилиях отличалась от моей. Кроме того, если тёрки с законом - обычай Каннингемов, то Люси с легкостью его подхватила, так что, думаю, она действительно стала одной из нас.
        - Я ценю, что ты приехал, - сказала Джульетта, - но мы не можем ее оставить. Провези нас по округе. С меня причитается.
        - По стаканчику?
        - По стаканчику. «Уистлер».
        Воспоминание о предположительно бурно проведенной ночи так возбудило Гэвина, что очки у него изменили цвет.
        - Ладно, тогда кто едет со мной?
        - Я поеду.
        Энди, как я подозревал, вызвался потому, что феромоны, не смытые с тела в год между окончанием школы и поступлением в институт, смешались у него с сожалениями о былом мужчины средних лет, и передвижение в пространстве он ассоциировал с принесением пользы, а может, просто хотел прокатиться на этой здоровенной грохочущей колымаге.
        Эрин легонько стукнула меня. Кто-то из нас должен поехать.
        - Я тоже, - вызвался я.
        Гэвин как будто только сейчас меня заметил и протянул мне перчатку «Норт фейс» для приветствия. Я с извиняющимся видом поднял свою кухонную прихватку и уклонился от рукопожатия.
        - Отличная варежка, чувак! - сказал Рекламный Щит.
        Кроуфорд собрался было последовать за волонтерами, но Джульетта преградила ему путь:
        - Вы должны остаться здесь и держать все под контролем. Эрин, Марсело, помогите Кэтрин и Одри обыскать, что осталось. София, - Джульетта окинула ее взглядом с головы до ног, - честно говоря, тебе, наверное, лучше прилечь. - (Та благодарно кивнула.) - Гэв, я тоже поеду и взгляну на документы. Я знаю. - (Должно быть, она заметила, как засветились его глаза.) - Не рассчитывай на многое. Только взгляну. Эрнест и Энди, забирайтесь.
        Меня впечатлило, что Джульетта запомнила все наши имена, и я сказал ей об этом. Она пожала плечами и ответила, мол, если список будет и дальше сокращаться, у нее с этим вообще не будет проблем. Это вызвало у меня улыбку, впрочем довольно мрачную. Я понял, что рад ее компании.
        Гэвин обошел свою зверскую машину сзади и открыл дверцу. Мы взобрались по лесенке из трех ступенек, а он залез на место водителя. Едва ли эту штуку можно было считать транспортом для перевозки людей: вместо задних сидений в ней вдоль бортов были приделаны длинные стальные скамейки. Внутри стоял ледяной холод, не хуже, чем в морозильной камере, он сковал меня железной хваткой так, что ребра затрещали. Все пропахло топливом. Пол сотрясался от горлового рычания мотора. Гэвин деловито ворочал рычагом переключения передач, толстым, как сук дерева.
        Сперва мы медленно ползли между зданиями, но затем Гэв направил свой автотанк в гору, и нас заболтало внутри. Я схватился за стальной поручень над окном и попытался выглянуть в заросшее инеем окно. Гэвин был прав, мы могли сбить Люси прежде, чем увидим. А учитывая гигантский размер колес нашего танка, было сомнительно, что вообще заметим, как переехали ее. Шел сильный снег, следы заметало быстро.
        Пока мы ехали, я вынул из кармана GPS Марсело. Он работал от солнечной батареи и включился легко, так как немного заряда в нем еще сохранилось. Я просмотрел в меню список последних маршрутов. Загрузилась какая-то очень простая карта. «Небесный приют» даже не был на ней отмечен; только маленькая стрелочка стояла посреди пустой территории. Я уменьшал масштаб карты, пока не увидел ближайшую дорогу. Зеленая линия начиналась у таблички «Пиво!», находившейся, казалось, в тысяче километров и десятке лет отсюда. Она вела к Джиндабайну, а дальше - я в недоумении почесал подбородок - снова поднималась в гору на другой стороне долины. Поездка идеальной U-образной формы занимала, по подсчетам навигационной системы, пятьдесят минут в одну сторону. Судя по картинкам с погодной камеры Джульетты, я знал, что Марсело отсутствовал шесть часов. Отсюда вопрос: что он делал на курорте «Полный улет» остальные четыре часа?
        - Это бесполезно! - прокричал Энди через пятнадцать минут.
        Мы были примерно на середине подъема. Я видел маленькое световое гало - прожектор на верхней площадке подъемника и больше ничего. Тут не было ни деревьев, ни скал. Никто ему не ответил. Тогда Энди постучал Джульетте по плечу и произнес:
        - Я говорю, это бесполезно. Снег так валит, что не видно никаких следов. Нужно просто сойти с ума, чтобы отправиться сюда в такую погоду.
        - Мы должны попытаться! - крикнула ему в ответ Джульетта. Это было все равно что разговаривать в грузовом отсеке самолета. - С низа долины кажется, что подъемник находится ближе, чем на самом деле, а горный склон выглядит менее крутым. Может быть, она не смогла завести машину и решила, что поднимется туда пешком. Она поняла бы, насколько это трудно, только оказавшись на полпути вверх.
        - Или вышла на дорогу и попыталась поймать машину, - добавил я.
        - Вот именно.
        - Но зачем ей уходить… - Особенно грубый толчок автотанка не дал Энди договорить, он осекся, а потом закончил фразу: - Уходить, когда на улице такая метель?
        - Может, ей было страшно, - предположил я.
        Энди кивнул:
        - Она выглядела потрясенной, когда София показала ей фотографию.
        Я думал, ее потрясло столь прямое столкновение со смертью, но Энди был прав. Люси сильно расстроилась и сразу ушла. Что, если это была угроза со стороны Софии? На глазах у всех нас так мог поступить только очень уверенный в себе человек, но я уже знал, что Черный Язык не испытывает недостатка в этом качестве. Но какого рода эта угроза: «Я знаю о твоих проделках» или «Я приду за тобой»?
        Энди думал о том же.
        - Даже если что-то ее напугало, зачем идти сюда?
        - Она думала, что сможет. - Голос Джульетты прозвучал мрачно, было ясно, что она сама себе не верит.
        Но для чего тогда мы здесь?
        - В такую погоду? - Энди покачал головой. - Это было бы самоубийством!
        Тут Джульетта на мгновение встретилась со мной взглядом, после чего опустила глаза. Я понял, о чем она думает, почему ей кажется вероятным выход Люси на улицу в пургу, хотя это представляло для нее смертельную угрозу. Вспомнилось, как Люси в баре искала, на кого бы взвалить вину, прежде чем ей показали фотографию Зеленых Ботинок, и как поспешно она ушла после этого. Может быть, ее напугала София. В конце концов, единственным, что связывало две смерти, был метод, и Эрин верно заметила: modus operandi Черного Языка легко изучить и воспроизвести. Мне было доподлинно известно, что Люси читала об этом в Google. Именно она рассказала мне о первых жертвах. И она была обижена на Майкла сильнее, чем многие из нас. Может быть, его приезд с Эрин стал для нее последней каплей.
        Я взглянул на Джульетту, она мрачно смотрела в заиндевелое окно.
        Мы не искали Люси, мы выслеживали ее.
        Моя невестка (бывшая)
        Глава 33
        Гэвин завез нас высоко на перевал, на верхнюю площадку подъемника. Гигантская неуклюжая колонна протянула в небо толстые тросы, к которым были привешены трехместные сиденья, сразу за моим окном падавшие в кипучую массу черных туч. Со стороны Энди тросы уходили вверх и скрывались в поржавелом металлическом сарае. Гэвин остановился, чтобы Джульетта могла выпрыгнуть и проверить, что внутри, вдруг Люси укрылась там от непогоды, однако хозяйка «Небесного приюта» быстро вернулась к нам, на ходу качая головой.
        Автотанк снова тронулся с места и поехал вниз по склону под проводами. Я решил, что это хорошая идея, опоры подъемника были видны даже в такое ненастье - их темные силуэты выступали из мрака. Если бы меня случайно занесло сюда, я тоже выбрал бы их в качестве ориентиров. Разумеется, все это имело смысл лишь при том условии, что Люси пыталась куда-то попасть. Подвесные кресла раскачивались на ветру у нас над головами, поворачиваясь почти на девяносто градусов. Хорошо, что я не сидел в тот момент на одном из них. Гэвин петлял вокруг опор, будто это был гигантский слалом, со вкусом и скрипом передергивая рычаг передачи. Я подумал, как бы у него не заболел локоть от таких поистине теннисистских усилий. Мы сидели сзади, приморозив лоб к стеклам и съезжая на лавках вперед из-за крутизны склона, щурились и вглядывались в белесую тьму. Но Люси не было.
        Спуск становился постепенно более пологим, мы проехали мимо еще одного сарая, который подкармливали спускающиеся вниз провода. Джульетта снова выскочила наружу, сбегала к нему и вернулась с той же поспешностью. Наш маленький запас надежды быстро истощался. Чем дальше мы ехали, тем меньше оставалось причин верить, что потенциальная беглянка могла забрести так далеко.
        Прошло еще несколько минут, и впереди показалось несколько зданий. Мы взяли курс на курорт.
        - Черт! - буркнул Энди, тыкая пальцем в экран своего телефона. - Кусок дерьма.
        - Тут прием лучше? - спросил я.
        - Нет, батарейка села. А у тебя?
        - Мой мобильник нырнул в озеро, забыл?
        «Полный улет» больше напоминал военную базу, чем место отдыха. Его территорию занимали огромные квадратные сараи, где, вероятно, находились общие спальни, ночевка в которых обходилась постояльцам в одну десятую стоимости аренды шале в «Небесном приюте», в связи с чем гостей тут было в десять раз больше. Но на улице ни души, отчего рождалось жутковатое ощущение, как в безлюдном парке аттракционов. Видимо, все туристы находились в домах. Погода была мрачная, но не апокалиптическая, так что, если тут не было своих трупов, с которыми нужно разбираться, причин покидать курорт у приезжих не имелось. Призраки былой активности мерещились мне в трепете флуоресцентных треугольных флажков, расставленных в качестве указателей на хорошо утрамбованной дороге, твердость которой даже в такой сильный снегопад явственно ощущалась под гусеницами. Таблички «АРЕНДА» или «ЕДА» в этой пустоте выглядели жалкими, словно попали сюда из какого-то другого места. Мы плыли мимо них на своем рычащем механическом звере, будто болтались на волнах после кораблекрушения. Стояла зловещая тишина: живая и мертвая одновременно.
        Этот курорт, устроенный для удовлетворения жажды впечатлений, а не для восстановления сил, был полной противоположностью «Небесному приюту»: деньги, сэкономленные на условиях проживания, щедро тратились здесь на подъемник и аренду инвентаря. Общие ванные комнаты и дерматомикоз входили в пакет услуг, кроме того, я уверен, тут вообще обошлись бы без постелей, если бы людям не нужно было бросить куда-нибудь кости между тремя часами ночи, когда закрывался бар, и шестью утра, когда начинали работать подъемники.
        Гэвин остановился рядом с гигантской картой, где под слоем льда я углядел разноцветные линии, отмечавшие пути для спуска с горы. Вся правая сторона карты полностью заледенела, виднелись только горящие красные огоньки, которые, как я понял, находились рядом с названиями подъемников. И означали, что все они не работают.
        - Простите, ребята. - Гэвин развернулся на кресле, как водитель автобуса. - Я отвезу вас обратно, но, может, вы сперва выпьете чего-нибудь горячего? Нам с Джул нужно обсудить одно дельце. - Он открыл свою дверцу.
        - Правда, Гэв? - Джульетта не сдвинулась с места.
        - Если ваша беглянка здесь, то наверняка внутри, - сказал он. - Пусть твой приятель проверит список гостей, хотя у нас тут никто не пропадал.
        - Это может быть полезным, - вслух произнес я. - Вдруг я замечу, что вы кого-то упустили.
        - Я возьму кофе. Ирландский, если тут есть. И подзаряжу телефон. - Энди поднялся со стальной лавки и замер, согнувшись и потирая поясницу. - Если я не разомнусь, приступ геморроя мне гарантирован. - Он поймал на себе нетерпеливый и хмурый взгляд Джульетты. - Что? Она могла добраться сюда.
        Энди открыл заднюю дверцу и выпрыгнул, снег хрустнул под его ботинками. Я последовал за ним, решив, что он поступает разумно. Хотя Люси едва ли была здесь, мы могли бы порасспрашивать людей. Вдруг кто-нибудь знает Зеленые Ботинки. Не говоря уже о том, что Марсело приезжал сюда вечером накануне того, как все это началось. Джульетта, которой задержка была не по душе, выпрыгнула из танкобуса и пошла вслед за Гэвином в самый большой сарай, похожий на ангар для авиатехники.
        Метель на этой стороне горы мела ничуть не слабее. Я слышал, как скрипели под порывами ветра тросы подъемника. Вдоль обочины дороги выстроились машины, похожие на огромные белые муравейники. Сугробы были утыканы лыжами и сноубордами, когда-то очень аккуратно, но теперь они все покосились и повыпадали, как гнилые зубы. На лыжные палки были надеты перчатки, и это свидетельствовало, что многие из укрывшихся в домах надеялись вскоре вернуться на склоны. Но перчатки полностью заледенели. Все это напоминало накрытый лавиной Чернобыль.
        - Тут действительно страшно, - тихо сказал Энди, когда мы подошли к зданию, единственным признаком жизни в котором служил мигающий оранжевый свет в одном из окон. Щеки у меня так замерзли, что их защипало от его горячего дыхания. - Какой-то корабль-призрак. Есть вообще кто-нибудь на этом курорте?
        Гэвин подвел нас еще ближе, и мне показалось, что я услышал из глубины здания ревущий клаксон сирены противовоздушной обороны или пожарной сигнализации вместе с серией отдаленных глухих ударов, достаточно сильных, чтобы от них вздрагивала земля под ногами. Мне стало нехорошо. Я начал мысленно препарировать недавние события. Гэвин, очевидно, был больше озабочен тем, чтобы доставить нас или, по крайней мере, Джульетту сюда, чем поисками Люси. Но пока мы беспокоились и занимались розысками пропавшей, она не мертва. В подобных книгах читателю не стоит верить в чью-то смерть, пока он не увидит настоящий труп. Они часто прикидываются. Мы все читали «Десять негритят».
        С другой стороны, каким бы подозрительным ни казался мне Гэвин, просто нечестно представлять читателю убийцу, когда до конца книги еще далеко. Нокс подверг бы меня волочению и четвертованию - это его первое правило. И, читатель, ваш правый большой палец должен подсказывать вам, что впереди еще много чего.
        Как бы то ни было, а вокруг наверняка находились сотни людей: был пик сезона, и мы приехали на курорт для искателей острых ощущений, которых не отпугнет какой-то жалкий ветер со льдом. Но где же они все?
        Ответ я узнал, когда Гэвин открыл дверь.
        Рев бури был ничто в сравнении с шумом, который оглушил нас, когда мы переступили порог. Орала какая-то электронная музыка, глаза слепили мигающие огни, басы сотрясали стены мерными глухими ударами. Кружащийся луч прожектора выхватывал из темноты извивающиеся тела, на шеях и запястьях которых висели светящиеся браслеты. На платформе, окруженной зелеными лазерами, вскинув руку в воздух, скакал какой-то человек. Столы и стулья были сдвинуты к стенам, центр зала расчищен для танцев. Мы с порога ввалились в самую гущу этой дикой вакханалии.
        Гэвин продирался сквозь толпу, мы старались не отставать. Было жарко, давно я так не парился, в воздухе стоял тяжелый запах пота. Танцующие неотрывно смотрели друг на друга. Энди был ошеломлен, зачарован обилием плоти и фантастичностью костюмов. Люди были в лыжных очках и нижнем белье, длинных шортах и куртках, в полотенцах вместо накидок, шлемах, перчатках и завязанных на голове футболках. Одна женщина обрядилась в гавайскую цветочную гирлянду, бикини и гигантское разноцветное сомбреро. Моя кухонная прихватка прекрасно дополнила бы ее костюм.
        Мне едва не снесли голову шестеро мужиков топлес, пившие залпом с лыжи, на которую были приклеены шесть стопок. Толпа сгущалась у бара. Вздутые до небес цены в меню были наскоро перечеркнуты толстым черным маркером и написаны заново, рядом стояла табличка: «ОПЛАТА НАЛИЧНЫМИ». Гэвин добрался до какой-то двери и открыл ее для нас. Мы просочились в коридор. Последние несколько шагов мне пришлось тащить Энди за собой.
        - Господи Исусе, Гэв! - выдохнула Джульетта, с облегчением прислоняясь к стене. Пол трясся от басов, но, по крайней мере, дышать было легче. - Это выходит за всякие границы.
        - Полное безумие! - В глазах Энди горел огонек затравленной юности. - Мы выбрали не тот курорт! Жаль, что Кэтрин не с нами, интересно, что сказала бы она.
        - Началось с малого. Один парень привез свою диджейскую установку и спросил, можно ли ее настроить. У нас тут и раньше выступали разные группы, так что я сказал: «Конечно». Думал, гости немного повеселятся, пока не закончится пурга. Но по мере того, как усиливалась метель снаружи, веселье внутри тоже нарастало и превратилось в настоящую оргию. - Гэвин пожал плечами. - Люди развлекаются. Ничего плохого.
        - Мы в «Небесном приюте» не можем получить помощь, - осторожно заметила Джульетта. - Если что-нибудь случится, кто поможет тебе?
        - У вас два трупа и один человек пропал, а сколько вы провели вечеринок? - оглянувшись назад, бросил Гэвин, который уже вел нас дальше по коридору. - Слушайте, я не могу это прекратить. Все зашло слишком далеко. Если отрублю электричество, они начнут петь хором. Закрою бар, они разнесут все мои холодильники и растащат содержимое. Как только погода наладится и люди снова смогут выйти наружу, они сами разойдутся. Мне нужно только дождаться, когда народ выдохнется. - Он хохотнул. - Хотя пожилую пару жаль. Могу поспорить, они предпочли бы остановиться где-нибудь за перевалом.
        - Могу поспорить, наценки в баре тебе не повредят.
        - Не умирать же мне с голоду. - Гэвин улыбнулся.
        Мы пробирались по внутренностям отеля. Как я уже отметил, это была полная противоположность «Небесному приюту» - нечто более близкое к университетскому общежитию, чем к отелю. Местами отдыха здесь служили общие кухни вместо библиотек и телевизоры с плоским экраном вместо каминов. Нержавеющая сталь была в изобилии. Кабинет Гэвина не отличался особой изысканностью: часть пространства занимал бильярдный стол с длинным порезом на сукне и кольцами для бутылок по дубовому борту, тут же находились стол для работы с гораздо более дорогим, чем у Джульетты, компьютером и двумя мониторами и пробковая доска с картой окрестностей формата А3, включая территорию «Небесного приюта», а также всевозможными картинками погоды и видов местности со спутников. Гэвин обошел вокруг стола и склонился над каким-то небольшим черным шкафчиком, который я сперва принял за сейф, однако оказалось, что это холодильник. Хозяин кабинета достал оттуда несколько бутылок пива «Корона», зажав их между пальцами, и предложил нам, как будто он был Эдвардом Руки-ножницы. Энди быстро взял одну, а я покачал головой.
        - Мы спешим, Гэвин. - Джульетта отмахнулась от бутылки.
        Энди, поняв, что мы оба отказались, неловко держал в руке свою, видимо считая, что, если начнет пить, это будет предательством.
        Гэвин развел руками:
        - Знаю, знаю. - Он нажал на несколько клавиш на компьютере, и монитор ожил. На экране был толстый слой пыли.
        Гэвин несколько раз щелкнул мышкой и жестом подозвал нас с Энди, мол, идите взгляните. Там была таблица. На секунду мне показалось, что тетя Кэтрин пригласила и его на воссоединение, но я приписал это ПТТР - посттравматическому табличному расстройству.
        - Вот список номеров, - сказал мне Гэвин. - Вы интересовались. Пять минут? - Последняя фраза была обращена к Джульетте, он хотел завладеть ее вниманием, а нам с Энди, чтобы чем-то нас занять, предлагал свой компьютер, как подсовывают видеоигру ребенку. - Тебе это будет нелишним.
        - Я уже говорила. Дело не в деньгах. - Джульетта подошла к двери и распахнула ее. - Давай поговорим не здесь.
        Гэвин засиял улыбкой. Энди сдался и виновато отхлебнул глоток пива.
        Я повернулся к экрану компьютера. В отличие от всего остального в «Полном улете», таблица была составлена довольно толково. Одна колонка называлась «Список номеров», а другая - «Заполнение номеров». Меня тянуло просмотреть все, но шанс воспользоваться Интернетом был слишком большим искушением, и я открыл браузер.
        Если бы Рональд Нокс родился на сто лет позже, я уверен, его одиннадцатая заповедь запретила бы ссылки на поиск в Google. Но что тут скажешь: он давно умер, а я пытался не последовать за ним. Чем больше информации, тем лучше.
        Я понимаю, чтение загугленных новостей - это не та высокая драма, ради которой люди читают книги. Избавлю вас от подробностей и не стану описывать, как я кликал по ссылкам и прокручивал страницы, выданные в ответ на запросы: «Черный Язык» и «жертвы Черного Языка», и я терпеть не могу, когда новостные заметки дословно перепечатывают в книгах. Заметьте, на дворе двадцать первый век, а я не пользовался Интернетом уже два дня, так что простите мне некоторые отступления от основной темы поиска. Вот что я узнал.
        •Подтвердились слова Люси и Софии. Пепел, удушье - это древнеперсидская пытка. Как и говорила Люси, информация легкодоступна. С ней мог ознакомиться любой и скопировать.
        • Вообще, как только я начинал вводить «Чер…», Google автоматически подставлял из истории поисковых запросов «Черный Язык». Гэвин тоже искал эту информацию, значит слухи распространились несколько шире, чем я думал.
        • Убийства, о которых сообщалось в новостях, далеко отстояли друг от друга по времени: первое произошло три года назад (после смерти Алана), а второе спустя восемнадцать месяцев.
        • Энди попросил меня быстро проверить стоимость криптовалюты.
        • Первые жертвы, Марк и Джанин Уильямс, жили в Брисбене. Марку было шестьдесят семь, а Джанин семьдесят один год. Они ушли на пенсию, тридцать лет проработав в собственной закусочной в Брисбене. В статье ощущался уклон в сторону «как несправедлива жизнь». Уильямсы представали в ней «столпами местного сообщества» - они волонтерили, входили в разные общественные комитеты, растили приемных детей, потому что не могли иметь своих, - отчего известие об их гибели становилось еще более гнетущим. В одной статье имелось фото с похорон - очередь на улице. Уильямсов любили. Они вообще не подходили на роль жертв жестокого убийцы, члена банды, вот я о чем. София описала их смерть вполне достоверно: стариков привязали пластиковыми стяжками к рулю их машины в их собственном гараже, пепел в салоне взбалтывал воздуходувкой убийца, стоявший над люком в крыше.
        • Вторая жертва, Элисон Хамфрис, был обнаружена еще живой в ее квартире в Сиднее, в ванной комнате с заклеенным скотчем окном, пепел сыпался с потолочного вентилятора. Женщина умерла через пять дней в больнице, где работала София (я заметил, что это совпадает с информацией, изложенной ею в хозяйственном сарае), когда было принято решение отключить систему жизнеобеспечения, которая поддерживала Элисон. Ее смерть сопоставили с гибелью Марка и Джанин, на какого-то младшего редактора легла задача придумать прозвище для серийного убийцы, так и родился Черный Язык.
        • Я быстро проверил свою страницу в Facebook.
        • Согласно странице Элисон в LinkedIn (нет ничего более печального, чем просматривать их после смерти человека: работала с 2010-го - по настоящее время), она была детективом, потом стала «консультантом». В какой области она консультировала, осталось неясным.
        • Продажную стоимость «Небесного приюта» (я запомнил название агентства недвижимости, которое видел на контракте) сообщали только по запросу. «Советник по путешествиям» давал курорту оценку 3,4, что я посчитал, без учета трупов, довольно суровым.
        • Я открыл страницу Люси в Instagram, подумав, что она могла забраться на крышу вчера вечером, поддавшись искушению поймать сигнал связи и залезть в социальные сети, против которого не смогла устоять. Разумеется, я обнаружил там новое сообщение: снимок экрана с ее депозитным банковским счетом, несколько тысяч с хвостиком, остальные детали были вымараны. Подпись гласила: «Это трудно, но в конце концов стоит того. Свяжитесь со мной, если хотите научиться финансовой независимости. Смотрите, что дала мне эта замечательная компания #ежедневная работа #заработок и обучение #корпоративный отдых #детка-босс». К публикации была прикреплена вторая картинка - великолепный горный пейзаж, снятый с крыши отеля, и третья - фото всех наших (кроме меня, приехавшего позже) за обеденным столом в первый день. Меня не хватило даже на то, чтобы усмехнуться: как она выдала наше воссоединение за отдых с коллегами по работе (#ври пока это не станет правдой - такой хештег подошел бы лучше); вид яркого солнечного неба над острым горным пиком разочаровал меня. Снимки были опубликованы днем перед началом метели. В этом не
было никакой новой информации.
        На втором мониторе я открыл домашнюю страницу «Небесного приюта» и кликнул по погодной камере. Картинка была почти целиком затянута белесой мглой, но тут вернулись Джульетта и Гэвин, и я снова занялся таблицей. Просмотр имен гостей не дал никакого результата, как я и предполагал. Это были самые обыкновенные фамилии, и, если бы даже какая-то из них чем-то выделялась, шансы, что я прокручу ее, ничего не заметив, были очень высоки. Я искал, сам не знаю зачем, Уильямсов и Хамфрис, Холтонов и Кларков. Ничего. Только одно я заметил: обилие мужчин по имени Дилан. Сноубордистов. Наконец я перешел к разделу «Заполнение номеров». Тут имелись колонки: «Номер комнаты», «Количество забронированных коек» и «Присутствие». В последней клетки были заполнены значками +/ - , очевидно, в попытке проследить, не пропал ли кто. Я просмотрел всю колонку. Во всех клетках стояли плюсы, то есть все на месте.
        Джульетта внимательно смотрела на карту, прикрепленную к пробковой доске, но я видел, что она в нетерпении, хочет поскорее уехать. Люси ведь так и не нашлась.
        - Есть что-нибудь? - наконец спросила она, решив, что у меня было достаточно времени, и наклонилась над моим плечом. - Одна моя подруга тоже участвовала в таких схемах. - Я понял, что Джульетта смотрит на монитор с Instagram Люси, на нем остался снимок экрана с банковским счетом. - Все это туфта. Их поощряют делать такие картинки в фотошопе и публиковать их, чтобы показать, будто они заработали много денег. Даже если деньги реальные, это ничего не говорит о том, сколько времени потрачено на то, чтобы они появились. По большей части это их собственные средства, которые вернулись к ним без всякого дохода.
        Эрин говорила, что Майкл рассказывал ей о финансовых проблемах Люси и отчасти именно это сблизило их. Но опять же, он взял откуда-то 267 000 долларов. Может быть, они оба держали свои долги в секрете друг от друга.
        Напоследок я еще раз прокрутил список номеров, надеясь, вдруг наткнусь на что-нибудь, и это что-то высечет искру понимания. Диланов было чересчур много. Я напомнил себе: это курорт, куда ездят развлекаться, в отличие от «Небесного приюта». Бесполезно охотиться здесь за человеком, связанным с убийством, произошедшим тридцать пять лет назад: никто старше сорока лет не отважится ступить на территорию этого курорта, как ни один человек после ухода на пенсию не выберет местом назначения для круиза Канкун.
        Если только…
        - Гэвин. - Теперь я быстро просматривал список номеров. - Ты говорил, тут остановилась пожилая пара?
        - Да. Они носа не высовывают из своего номера. Думаю, эти люди ошиблись с курортом, потому что, честно говоря, мы принимаем всех, но они не наши клиенты. Мы обслуживали их в номере, хотя обычно этого не делаем. Мне было немного неудобно перед ними, понимаете?
        - И могу поспорить, они дают чаевые, - сказала Джульетта.
        - Как я и говорил, не наши клиенты.
        - Комната тысяча двести четырнадцать? - спросил я на выходе из кабинета. - Можешь показать мне?
        - Почему бы нет, - пропыхтел Гэвин, догоняя меня физически и ментально. Джульетта и Энди поспешили следом. - Ты их знаешь, что ли?
        Едва ли имена из таблицы что-то значили хотя бы для одного из них. Двенадцать часов назад мне они тоже ничего не сказали бы. Но совпадений не бывает, и это было написано в таблице, ясно как день.
        Мы оказались у двери. Только подумайте, все это началось с таблицы, и теперь другая таблица могла разрешить загадку.
        Комната 1214, Маколи.
        - Пока нет, - ответил я и постучал.
        Глава 34
        Эдгар и Шивон Маколи поспешили пригласить меня в номер, как только я представился как Каннингем. Они были старше моей матери, но выглядели бодрее. У Эдгара сизоватый нос картошкой, как у любителя виски, рубашка поло цвета лайма заправлена в коричневые брюки под ремень. Шивон маленького роста, с короткими серебристыми волосами и тонкими руками, которые напомнили мне заиндевелые ветки деревьев по пути в горы. Она куталась в клетчатый плед. Действительно не клиенты Гэвина.
        Комната была узкая: двухъярусная кровать слева и вешалка для одежды (места для шкафа не хватило) справа, рядом с одиноким стулом, без стола. Столом служил чемодан, положенный на стопку книг между стулом и нижней кроватью, на нем лежали игральные карты. Ближе к двери располагалась ванная размером с платяной шкаф. Жилые корпуса на этом курорте были оборудованы, как корабли: минимум места при максимальном количестве обитателей. В комнате пахло, как повсюду здесь, - сыростью. Пепла в воздухе не было, насколько я мог судить.
        Старики суетились, пока мы усаживались. Эдгар болтал о метели, Шивон хлопотала и возилась с электрическим чайником, извиняясь, что у них только две чашки и поэтому кому-нибудь придется остаться без чая. Энди, у которого до сих пор болталась между пальцами бутылка пива, слегка приподнял ее, демонстрируя отказ от предложения. Джульетта, Энди и я неловко устроились на просевшем под нами нижнем ярусе кровати, колени оказались прижаты к груди. Гэвин остался стоять в дверях.
        Эдгар занял одинокий стул и нагнулся вперед, поставив локти на колени.
        - Мы сомневались, что увидим хоть кого-нибудь с этой пургой и всем прочим, так что я не могу выразить, как мы вам благодарны за то, что вы поднялись сюда. - Британский акцент у него боролся с австралийским. Человек из высшего общества, но не по рождению, а натасканный. - Мы не получали вестей от Майкла. Думали, что вы, вероятно, тоже застряли там, поэтому просто ждали. Конечно, мы обычно не останавливаемся в таких местах, но тут, вообще-то, было здорово. Правда, дорогая? - обратился он к жене.
        - О да, любимый. - Шивон высунула голову из ванной, очки у нее запотели от пара из чайника. - Все номера в главном корпусе «Небесного приюта» были заняты, а мне трудновато топать по снегу от этих милых шале. Майкл решил, что будет лучше, если мы остановимся здесь, хотя я давно уже не спала на двухъярусной кровати. Но почему нет? Думаю, если учесть, чем мы заняты, и вообще, что все это превращается в приключение.
        Меня потрясло, что они ждали Майкла, и еще сильнее - их отношение к происходящему. Я ожидал враждебности или даже страха, но не… восторга. Никто из находившихся в комнате не знал, кто такие Маколи, и поддерживать разговор должен был я, но как? Я едва мог освоиться с фактом, что тело их давно погибшей дочери находится за перевалом.
        - Ну так как же, - Эдгар продолжил беседу вместо меня, - вы нашли ее?
        Этого хватило, чтобы у меня в голове все сошлось. Я понял, что происходит, и решил подыграть, по ходу дела разбираясь, верно ли мое предположение.
        - Да, мы нашли ее, - сказал я, игнорируя взгляд выпученных глаз Энди. Ясно было, о чем он подумал: «Кто такая „она“?» - Хотя были некоторые трудности.
        - Он опять хочет больше денег, - объявила Шивон, появляясь из ванной с двумя чашками обжигающего чая, но при этом не выглядела ни возмущенной, ни обиженной, спокойно передавая нам чашки. - Это ничего, любимый, мы же так и предполагали, что Майкл их попросит. Поэтому привезли больше. - Она указала взглядом на их импровизированный стол-чемодан.
        - Вы не могли бы просто… - Я замялся, не уверенный, что им сказать.
        Похоже, старики не знали, что Майкл мертв, и считали, что я действую от его имени. Но как знать, может, они меня разводят, а в таком случае лучше мне держать несколько карт при себе и попытаться поймать Маколи на лжи.
        - Вы не поможете мне сперва разобраться с некоторыми деталями? - Старики смущенно посмотрели на меня, и я поторопился объяснить, улыбаясь при этом со всем возможным дружелюбием и спокойствием и даже сопровождая улыбку смешком. - Это просто… семья, понимаете? Мой брат втянул меня в это дело. Отправил сюда, мало что объяснив. Я только хотел бы убедиться, что цена назначена справедливая. Для… - я махнул рукой на чемодан, давая понять своим собеседникам, что не стремлюсь обобрать их, - обеих сторон. Просто семейные дела, понимаете? - Кажется, я их совсем не убедил. Старики искоса обменивались настороженными взглядами, поэтому я подбросил им новую информацию: - Да, мы нашли ее.
        Похоже, это была правильно подвешенная морковка, так как Эдгар сказал:
        - Что вы хотите знать?
        Я пошел ва-банк:
        - Сколько вы уже отдали ему?
        - Половину, - ответил Эдгар.
        Начал я с вопроса, ответ на который, как мне казалось, уже знал. Майкл был лишь посредником между Маколи и Аланом Холтоном - об этом я догадался. Вероятно, в его сумке находились деньги Маколи, вот почему никто - ни Люси, ни Марсело, ни копы - не заметил, что со счета Майкла пропала значительная сумма. Кроме того, я подозревал, что мой брат продавал Маколи то, чего у него не было: он собирался использовать их «первый взнос», чтобы заплатить Алану, получить необходимое для продажи, а потом забрать вторую половину суммы в качестве барыша. Но после покупки он отправился в тюрьму и не смог вовремя завершить сделку. Вот почему он привез тела в горы. Это был товар.
        Однако оставались и нерешенные вопросы. Я предположил, что Алан продавал последнее послание моего отца, какие-то компрометирующие доказательства похищения и убийства Ребекки, которые Роберт не успел передать своему куратору Элисон Хамфрис. Вполне понятно, что Маколи захотели их получить и готовы были заплатить изрядную сумму, но мой отец не мог сообщить о месте, где находится тело Ребекки, ведь он умер до того, как ее похоронили.
        - Ну… здесь четыре сотни. - Шивон, хотя ее никто не спрашивал, указала на чемодан, чем избавила меня от необходимости задавать лишние вопросы. Она скорчила извиняющуюся мину и посмотрела на Эдгара, - очевидно, торговля не была ее сильной стороной и ей не терпелось получить информацию о дочери. - Мы добавили сотню. За фотографии.
        Суммы сходились. Если три сотни из чемодана были второй половиной платежа, это совпадало с тем, чего я ожидал от Алана: он мог попросить выкуп в 300 000 долларов. Но у меня в голове рождались все новые вопросы: если Майкл получил деньги от Маколи, почему их ему не хватило? Если они были в состоянии добавить еще сто тысяч за фотографии, зачем им… Погодите… какие фотографии?
        - Погодите, - сказал я. - Какие фотографии?
        - Майкл сказал… - Шивон запнулась.
        - Простите. - Эдгар нагнулся вперед и пододвинул к себе чемодан, карты посыпались с него. Старик положил руку на крышку, и я заметил, что в его глазах промелькнул страх. Он понимал: если мы захотим взять деньги, то сделаем это. И его жена только что назвала сумму. Они явно не привыкли иметь дело с преступниками. Или с Каннингемами. - Так кто вы такой, вообще-то?
        Шивон выпрямила спину, показывая, что не испугалась.
        - Кто эти люди, пришедшие с вами? И где Майкл?
        - Майкл мертв.
        От шока оба они замолчали.
        - Но он нашел тело вашей дочери. И я скажу вам, где она.
        - О, слава Богу! - Шивон от испытанного облегчения схватилась за вешалку для одежды, чтобы не упасть. - Простите, я не то имела в виду…
        - Ничего. Вы можете даже оставить деньги себе. - Я почувствовал, как при этих словах Энди ткнул меня локтем: «Ты уверен, приятель?» - Но Майкл умер из-за того, что нашел. То, что он откопал, кто-то другой пытается похоронить. И вы могли бы помочь мне заполнить пропуски. Складывается впечатление, что те, кто знает слишком много о вашей дочери, находятся в опасности, включая меня и моих родных. А теперь, полагаю, и вас самих.
        - Скажите, чем мы можем помочь? - спросил Эдгар.
        Шивон у него за спиной кивнула. Я видел, что она ничего не боится и готова на все, лишь бы узнать о дочери.
        Мне очень хотелось расспросить их про фотографии, но я понимал, что нужно начать с более логичного вопроса.
        - Как вы познакомились с Майклом?
        - Вообще-то, он сам к нам пришел, - сказал Эдгар. - Наплел нам какую-то историю, а мы, честно говоря, такого уже навидались. Много лет мы нанимали частных детективов, их было несколько, разной степени легальности, но все они оказались одинаково бесполезными. Мы пробовали предлагать вознаграждение, и, поверьте, в таких случаях наш телефон не молчал, так что мы научились распознавать мошенников.
        - Но мы не занимались этим двадцать восемь лет, - добавила Шивон. Меня поразило, с какой точностью она назвала этот срок. - Теперь нам звонят в основном люди, которые хотят снять фильм, создать подкаст или написать книгу.
        Эдгар перехватил инициативу у жены:
        - Майкл был другой. Мы это сразу поняли. Он рассказал нам кое-что про полицейского, который занимался передачей денег в самом начале, когда все пошло не так. Его звали Алан Холтон. Ваш брат сказал, что знает, где похоронена Ребекка, и у него есть доказательства, кто ее убил.
        - Фотографии, - прошептал я, наполовину обращаясь к самому себе.
        Марсело думал, что мой отец стал свидетелем убийства, но теперь я понял: он успел заснять его. Неудивительно, что кому-то захотелось избавиться от этих улик.
        - Фотографии убийства. По крайней мере, он так сказал нам. И должен был их принести. Вы видели эти снимки?
        - Давайте немного вернемся назад. Алан Холтон занимался делом о похищении вашей дочери?
        Шивон кивнула:
        - К расследованию были привлечены около пятидесяти полицейских. Плюс детектив. Я не хочу преувеличивать важность дела, но это было не обычное похищение.
        Я понимал, что она имеет в виду. Об исчезновении детей богатых родителей сообщают в новостях.
        - Майкл показывал вам фотографии? - повторил свой вопрос Эдгар, раздраженный тем, что в первый раз я проигнорировал его вопрос.
        - Нет. Я их не видел. Но думаю, они у Майкла или были у него. Он осторожный человек, мой брат. И наверняка спрятал их в надежном месте. Только я пока не знаю, где именно. - Я снова обратился к Шивон: - Почему именно сейчас? Вы готовы выложить семьсот тысяч долларов, почему же вы тогда не заплатили триста? Она могла бы быть жива.
        - Простите его за резкость, у нас очень мало времени, - извиняющимся тоном вставила Джульетта.
        - Ничего, - ответил за жену Эдгар и нахмурился. - С течением времени ценность вещей меняется. Теперь легко понять, что мы совершили ошибку. Тогда мы поверили детективу, а она сказала, что правильнее будет не платить. И мы… ну… в то время это казалось нам большой суммой. Дело в том, что мы могли заплатить. Должны были заплатить. Теперь мы отдали бы все.
        - Детективом была Элисон Хамфрис?
        Эдгар и Шивон кивнули. Энди попытался отхлебнуть немного пива, но не попал в рот, облил себе грудь и покраснел от смущения.
        - Почему Алан не продал вам информацию напрямую?
        - Мы не знали, что Майкл как-то связан с Аланом. Он просто сказал нам, что Алан испортил все дело. Мы покупали то, что знал Майкл.
        - Мы не платили ему за убийство Алана, если вы на это намекаете, - вставила Шивон. - Об этом мы прочли в новостях. Мы не такие.
        - Нам казалось, они были партнерами или что-то в этом роде, - объяснил Эдгар. - Алан знал, где наши слабые места, и передал Майклу достаточное количество информации, чтобы тот смог задеть наши чувства. Это сработало. Но у них вышла размолвка из-за денег, как часто бывает. Мы думали, что наши инвестиции спущены в унитаз.
        Слово «инвестиции» прозвучало странно для моего уха, но такой же была и зеленая рубашка поло в снегу, так что я решил, это вполне в духе Эдгара.
        - Пока Майкл не написал нам из тюрьмы, - сказала Шивон. - Он сообщил, что у него есть фотографии и, когда приедет сюда, тело тоже будет. Поэтому мы здесь.
        - Выполняем последние обязательства, - произнес Эдгар, серьезность в его голосе давала понять: он хочет, чтобы я отнесся к его словам с уважением.
        Отдадим должное Майклу, - видимо, деньги он срубил достаточно легко. Единственная проблема состояла в том, что он явился к Алану с недостачей в тридцать три тысячи. По его словам, оттого Алан и вытащил пистолет. Мне казалось, с этой частью истории я разобрался и она не касается Маколи. Засунув эту мысль в дальний угол, чтобы изучить ее позже, я обратил внимание на остальных действующих лиц.
        Детектив Элисон Хамфрис, со своей стороны, вела дело, которое закончилось смертью Ребекки, громкое дело. Ей, вероятно, пришлось хвататься за соломинку, чтобы не вылететь с работы, вот почему она так давила на Роберта Каннингема, нарушала условия изначальной сделки и, по словам Марсело, получая ответ на один вопрос, задавала два новых. Хамфрис изо всех сил стремилась узнать, кто из ее сотрудников ведет двойную игру. Ответ был: Алан Холтон и Брайан Кларк. Моему отцу дорого обошлось это открытие. Может быть, восемнадцать месяцев назад Элисон Хамфрис вновь открыла нераскрытое дело. И поэтому подверглась нападению?
        В моем видении событий все еще оставались слепые пятна. Алан Холтон и Брайан Кларк мертвы, так что они не могли убивать за фотографии, но ведь какая-то тень появлялась из мрака, как опоры подъемника из тумана, и вершила зло.
        - Смерть Майкла была второй в «Небесном приюте», - сказал я, отрываясь от своих мыслей и видя, что Эдгар и Шивон выжидательно смотрят на меня. - Может быть, если они связаны, вы узнаете и первого покойника. Вероятно, это человек, который участвовал в переговорах при похищении. Джульетта, не покажете фотографию?
        - У меня ее нет, - с сожалением призналась Джульетта. - Я ее даже не видела. Проверила список гостей, все были на месте, так что в этом не было необходимости, из персонала тоже никто не пропал. Кроуфорд показывал снимок только некоторым гостям, которые меньше других паниковали. Очевидно, я в их число не попала.
        Я снова обратился к супругам Маколи:
        - С вами сюда приехал кто-нибудь? Друг? Телохранитель?
        - Только мы, - ответил Эдгар.
        - Довольно! Где наша дочь? - Шивон наконец не выдержала и не задала, а провыла вопрос, ждать ответа на который больше не могла. - Возьмите. Возьмите их. - Она сунула мне чемодан, но я оттолкнул его чуть резче, чем следовало, и Шивон пошатнулась. Она не упала (комната для этого была слишком мала), но легонько отскочила от стены, а потом, поникшая, прижала чемодан к груди. - Больше мы ничего не знаем, клянемся! Мы просто хотим похоронить ее. Даже если никогда не узнаем, кто это сделал с ней, мы просто хотим похоронить ее. Пожалуйста!
        - Ее похоронили в одном гробу с полицейским, вот как спрятали ее тело. Вероятно, подкупили коронера. - Я понимал, что старикам тяжело слышать такое, поэтому дал им время переварить известие, а себе - собраться с духом, чтобы выложить им остальные дурные вести. - К несчастью, этот гроб теперь находится на дне озера рядом с «Небесным приютом».
        Шивон ахнула, ее глаза наполнились слезами.
        - Мы можем нанять водолазов, дорогая, - утешил ее Эдгар.
        - Это какое-то извращение - покупать труп своей дочери! - вдруг ляпнула Джульетта.
        - Извращение - продавать его! - сердито откликнулся Эдгар.
        Я жестом показал Энди и Джульетте, чтобы они вставали. Мы кое-как вылезли из койки. Эдгар и Шивон упали в объятия друг друга. Жаль было прерывать их, к тому же после замечания Джульетты они наверняка хотели, чтобы мы ушли, но я не мог не задать им еще один вопрос:
        - Простите, что заставляю вас переживать это заново, но скажите, мой отчим приезжал к вам два дня назад вечером? Крупный мужчина южноамериканского типа? Его зовут Марсело.
        - Нет. - Эдгар покачал головой. - Но приезжала женщина по имени Одри.
        Глава 35
        На обратном пути через перевал Энди занял место впереди. Джульетта села напротив меня сзади, как будто мы с ней арестанты. На этот раз Гэвин гнал, от тряски у нас всю дорогу стучали зубы. Никто даже не пытался высматривать что-то в окнах.
        - Выходит, ваша мать знает больше, чем говорит, - задумчиво произнесла Джульетта.
        Перед отъездом я спросил у Гэвина, нельзя ли просмотреть записи с камер наблюдения, вдруг там что-нибудь найдется?
        - Дружище, у меня в баре расплачиваются только наличными, - ответил он, словно это объясняло отсутствие здесь и других технических устройств, тем все и закончилось.
        - Мне это непонятно, - отозвался я.
        - Добавь в список. - Джульетта постучала пальцем по губам. - Вчера вечером я скачала твою книгу. У твоей матери есть сестра-близнец?
        Она пыталась произвести на меня впечатление? Это было десятое правило: к появлению близнецов читателя нужно тщательно подготовить.
        - Нокс убил бы меня.
        Джульетта засмеялась и прислонилась лбом к стеклу, глаза ее скакали по ослепительно-белому снегу. Облачка пара от дыхания расплывались перед лицом.
        - Нам нужно ехать.
        Было ясно, о чем говорит Джульетта на самом деле. Если Люси все это время провела на морозе в метель, она уже мертва. В фильмах ужасов люди погибают, когда разлучаются, но в горах происходит иначе: они гибнут, идя навстречу друг другу. Мы оказались в той точке, где нужно было спасать самих себя.
        Я наклонился вперед. Приглушать голос было ни к чему - рев снегохода не заглушил бы его только в том случае, если бы я намеренно кричал что-то водителю, но мне был необходим налет секретности.
        - Гэвин пытается купить «Небесный приют»?
        Джульетта насупилась:
        - Откуда ты узнал?
        - Видел договор о продаже недвижимости у тебя на столе, но он не подписан. У Гэвина на доску приколота карта твоего курорта. Никто этого не скрывает. Но если ты извинишь меня, я выскажу несколько соображений: сдается мне, что у вас, ребята, скажем так, разные идеалы ведения бизнеса, судя по слою пыли на его дорогом компьютере и выражению на твоем лице в баре, где шел кутеж. Похоже, Гэвин работает меньше, а доход у него больше. Это тебя бесит, и ты тормозишь с продажей.
        Выкладывая свои догадки, я делал энергичные жесты. Вероятно, тоже хотел впечатлить Джульетту.
        - Ему не нужен «Небесный приют», - сказала она. - Он хочет получить землю. Все снесет и построит на этой стороне еще один «Полный улет». Так в его распоряжении окажутся обе долины. Звучит глупо, когда речь идет о милли… ну… о больших суммах, но тут нет ничего очаровательного. - Джульетта снова посмотрела в окно.
        Вдалеке показались огни отеля. Я мысленно взвесил, что мне приятнее - возвращение в этот адвент-календарь или проезд мимо самолетных ангаров, из которых состоял «Полный улет». Вообще, слова Джульетты звучали не так уж глупо.
        Она явно размышляла о том же.
        - Я тебе говорила, что вернулась сюда после смерти всех моих родных и в результате завязла. Так бывает, ты сам знаешь. Горы не отпускают. Да и бизнес процветал, но потом случилась пара теплых зим… Говорят, они будут повторяться. - Джульетта помолчала. - Я не могу позволить себе эти огромные снежные пушки, как у Гэвина. И вот когда он сделал предложение, хорошее предложение, я обрадовалась. Мы с Гэвом давно знакомы. Оба дети хозяев курортов.
        - «Уистлер»?
        - «Уистлер». - Она улыбнулась при воспоминании. - Он хороший парень. Предлагал мне спасательный круг. - Джульетта прочла мои мысли и вскинула бровь. - Гэвин хочет завладеть моей землей, но не решается на какие-то серьезные шаги, чтобы получить ее.
        Деньги, разумеется, слишком обычный мотив. Я не заострял внимания на Софии, считая, что ради пятидесяти тысяч никто не пойдет на убийство, но если эта земля стоит миллионы…
        - Так что я согласилась, - продолжила Джульетта. - Пока считала, что Гэвин будет и дальше управлять отелем, это было восхитительно… Я была бы свободна от этого… наследия. Но когда пришло время подписывать договор и я узнала, что он планирует снести тут все, ну, тут слово «наследие» прочно заняло свое место. - Пар от ее вздоха струей взвился в воздух. - Дом хранит в себе историю, от которой трудно уйти. В этих стенах моя семья.
        Я задумался, для чего Гэвину так хотелось привести Джульетту в свой кабинет? Почему он говорил, что на это стоит потратить время?
        - Он поднял цену? Сейчас?
        Джульетта кивнула:
        - У него появился новый инвестор.
        - Кто бы сомневался, - сказал я. - Ты обдумываешь предложение?
        - После этих выходных… - Она снова выглянула в окно и осеклась, а фраза завершила себя сама в повисшей тишине.
        - Вот черт! - раздался спереди возглас Энди.
        Он протирал предплечьем запотевшее лобовое стекло. Сквозь образовавшийся просвет я видел крупное пятно, судя по размерам, это мог быть только Марсело, он махал руками над головой, будто сажал аэроплан. Позади него горел ярко-красный фонарь на шесте, воткнутый в снег сбоку от дома. Вокруг скопились еще несколько теней. Одна присела на корточки.
        - Думаю, они нашли ее.
        Вероятно, Люси пролежала тут всю ночь, судя по тому, что ее тело было засыпано слоем снега. Я видел только ее кисть, белую и холодную, торчавшую из сугроба.
        Никто не пытался вызволить труп из снежного плена. Небольшой раскоп был сделан только в районе головы - дырка, сквозь которую можно было заглянуть внутрь и проверить пульс. Это показывало, как быстро прекратились попытки выкопать тело из-под снега. Если бы была хоть какая-то надежда, отверстие проделали бы побольше.
        Мерцание красного огня придавало снегу вокруг нас кровавый оттенок. Я нагнулся, мельком взглянул на Люси и отвернулся. Флуоресцентная помада выглядела еще более яркой на безжизненном лице. На покойнице был тот же желтый свитер с высоким горлом, что и вчера. В такой одежде на морозе долго не протянешь. Лед за и над головой Люси был в алых пятнах. Важно, что следов пепла на ее лице не было. Меня затошнило. Кто-нибудь говорил ей, что сушильня не заперта?
        - Я заметила ее, только когда наступила ей на руку… - произнесла Кэтрин.
        Это она, София и Кроуфорд стояли вокруг тела. Одри грелась в доме, Марсело, приземлив нас, ушел к ней. Где находилась Эрин, я не знал.
        - Засыпьте дыру, - распорядилась Джульетта.
        Все в изумлении уставились на нее. Как можно говорить такие вещи?!
        - Нам нужно уезжать. Мы не можем забрать с собой тела, но вернемся за ними, когда прекратится снегопад. Поэтому надо прикрыть ее, чтобы защитить от диких зверей. - Джульетта наклонилась и предплечьем сдвинула слой снега в ямку над импровизированной могилой Люси. Я помог ей навалить туда больше. - Гэвин, когда мы сможем уехать?
        Было нечестно обращаться к нему с просьбой спустить нас всех с горы, но я знал, что Гэвин обязан сделать Джульетте несколько одолжений, если хочет, чтобы она обдумала его предложение насчет отеля.
        - Мне нужно заправиться. Это займет какое-то время, - сказал он.
        - Вы говорите… - начал было Энди.
        - Все собирайте свои вещи. Мы уезжаем.
        Как же я был благодарен Джульетте за решительность и твердость! Покинуть курорт нам не давали только поиски Люси. Мы не попали здесь в ловушку из-за непогоды, как часто случается с героями таких книг. Мы вообще не были в ловушке. Но наши действия сковывали эго, сожаления, стыд или упрямство. Пора было проглотить все это. Настало подходящее время для исхода, решил я, так как до конца книги осталось всего шесть глав.
        Я прихлопнул ладонями еще одну охапку снега. Этого хватит для защиты тела от зверей и стихий. Какая несправедливость. Люси приехала сюда ради того, чтобы вернуть Майкла. Хотела быть частью семьи Каннингем. Потому и оказалась здесь. Разведенная или нет, она была не чужая нам, но мы не считались с этим. Первую половину уик-энда вообще игнорировали ее. Потом Одри позволила ей взять на себя вину за смерть Майкла, взвалила ее на Люси. И никто из нас не пошел за ней на крышу. Она умерла одна. Никого из родных рядом. Трудно плакать, когда слезы замерзают на лице.
        Повернутая ладонью вверх кисть Люси торчала из сугроба. Я заметил на ней обручальное кольцо и не мог решить, что лучше - снять его и хранить в знак памяти или оставить на ней. Но подумал, что не хочу возиться с ее замороженными пальцами, а потому нагреб на руку кучу снега. Потом снял шапку и сразу весь сжался от вцепившегося в голову холода, затем взял оставленную кем-то у стены лыжную палку, воткнул ее в снег и надел сверху свою шапку, чтобы мы смогли отыскать Люси, когда метель закончится.
        - Мы вернемся и заберем тебя, - сказал я сугробу.
        Чья-то рука легла на мое плечо, но на ветру я даже не заметил, кто это был.
        Все пошли в дом. Я понимал, что до отъезда нужно сходить в шале и забрать сумку с деньгами, еще мне было необходимо как-то остаться наедине с матерью и расспросить ее про Маколи, но в тот момент я хотел только одного - убраться отсюда. Нужно согреться, найти где-нибудь еще одну таблетку. Наконец я на собственной шкуре прочувствовал, что такое наркомания: готов был отдать целую сумку наличных, лишь бы облегчить боль душевную и физическую. Тяжелым шагом я пошел вслед за остальными в ресторан.
        Оказалось, что Эрин все время находилась внутри отеля, подменяя сотрудников, которых Джульетта отправила по домам. Она приготовила нам обед. С горячей благодарностью я взял у нее тарелку куриного супа с кукурузой и сел рядом с Софией за пустой стол. Кто-то пошел за моей матерью, чтобы сообщить ей об отъезде. Прежде чем приняться за еду, я подержал лицо над супом, согреваясь паром, и обжег кончик носа.
        - Там нет пепла, - отхлебнув несколько ложек, сказал я Софии. - В отличие от других случаев.
        Сестра скривилась, понимая, в чем состоит мой незаданный вопрос. Объяснение я получил простое:
        - Она, вероятно, переломала много костей.
        София посмотрела сквозь дверь ресторана в холл, и я заметил, что ее взгляд движется вверх по лестнице. Я ошибался насчет мрачных подозрений Джульетты, высказанных в громыхающем снегоходе. Энди пробурчал: «В такую погоду… это было бы самоубийством». Фотография Зеленых Ботинок, которую София показала Люси, давала детальную картину того, что случилось с Майклом, а Люси уже страдала от мысли, что именно она отправила его в комнату, откуда он не мог выбраться. Критически важно: Люси выбежала из бара до того, как Одри принялась выяснять у Кроуфорда подробности. В последний раз Люси видели живой, когда она, переполненная чувством вины, поднималась по лестнице. На крышу. Джульетта имела в виду, что нам нужно было остановить ее, чтобы бедняжка не пострадала на улице под ударами снежной бури. Но Люси буря была ни к чему. Ей хватило крыши отеля.
        Мы с Софией молча впитывали в себя горькое осознание: никто не сказал Люси, что каморка, где держали Майкла, была не заперта. Что тут нет ее вины.
        Название у этой книги очень верное: «Каждый в нашей семье кого-нибудь да убил».
        Только не все они убивали других людей.
        Глава 36
        Я предполагаю, что моя мать была настоящей занозой в боку у многих бульдозеристов в 1970-х годах, если принять во внимание, с каким задором она приковала себя к ножке кровати. Марсело спустился в ресторан, куда мы все в течение последнего часа приносили и сваливали в кучу свои вещи (я еще раз отважился вступить в состязание с метелью и запихнул спортивную сумку в чемодан на колесиках), и покачал головой. Мы с Кэтрин вызвались стать добровольцами как ближайшие оставшиеся в живых родственники, поднялись на третий этаж и обнаружили Одри, лежащую на подушках, одна рука была прикована цепью к ножке кровати. Я говорю «прикована», так как моя мать каким-то образом умыкнула наручники с бедра Кроуфорда. Внешне это была очень комфортная форма протеста.
        Мы не сговариваясь решили, что переговоры начнет Кэтрин, как человек, вызывающий меньше ненависти к себе. Тетка вытянула вперед руку:
        - Давай не глупи. Где ключ? - (Одри пожала плечами.) - Парень со снегоходом может отвезти нас сейчас или никогда. Ты всех подвергаешь опасности.
        - Так уезжайте.
        - Ты сама понимаешь, что несешь ерунду. Мы не можем оставить тебя здесь. Вдруг погода станет еще хуже? Твои родные в опасности. Люди погибают.
        - По мне, так это означает, что вы повезете с собой убийцу. Я не оставлю Майкла гнить здесь.
        - Мы вернемся и заберем его, когда погода наладится.
        Марсело маячил за нашими спинами. Предположительно, все эти аргументы уже были им использованы. Кэтрин начинала впадать в раздражение, голос ее повысился, и, оставив разумные доводы, она принялась палить такими словами, как «эгоизм», «трудно» и «глупая женщина», дергая при этом ножку кровати, будто проверяла, не развалится ли каркас на части. В обычных обстоятельствах выражение «настоящая стерва» стало бы последней каплей, но сейчас Одри только отвернулась. По гримасе на лице Марсело я понял, что эту тактику он тоже применял.
        - Мне нужна отвертка или, нет, погодите… - Кэтрин прищурилась, разглядывая конструкцию кровати, - ключ-шестигранник, - скорректировала она запрос и презрительно отвела взгляд от ножки со словами: - Четыреста баксов за ночь на мебели из ИКЕА. - Потом грозно бросила Одри: - Мы вынесем тебя отсюда.
        Марсело, радуясь предлогу скрыться, ушел искать инструмент.
        - Мой сын мертв, - только и ответила Одри. - Я не оставлю его.
        То же самое она сказала в баре, когда София и Кроуфорд объясняли, как произошло убийство, и я сорвался. С момента приезда сюда я молил о признании меня настоящим Каннингемом. Это заботило меня больше, чем участь Зеленых Ботинок, даже смерть Майкла. Узнать, кто преступник, я хотел не ради торжества справедливости: это был шанс проявить себя, подхалимское взывание к матери, что я достоин своего родового имени. Но моя мать, неустанно повторявшая, как она убита горем из-за смерти Майкла, даже не заметила, что еще одна женщина лежала в снегу мертвой, тоже не чужая нам. Не считаясь с тем, у кого какая фамилия, невзирая на подписанные документы о разводе, Марсело признавал: либо все мы, либо никто. Моя мать, несмотря на все свое упорство, понятия не имела о том, что значит семья.
        - Твой сын?! - Я шокировал Одри и Кэтрин своим криком. Марсело позже говорил, что он слышал мой вопль внизу. Во мне, оказывается, скопилось больше гнева, чем я предполагал. - Твой сын? А как насчет твоей невестки? Свекровь - это просто пустое слово? Ты знаешь, что Люси лежит в снегу? Она умерла из-за того, что ты заставила ее почувствовать себя виноватой. Взвалила на нее вину за смерть Майкла. Она тоже мертва, а ты только и твердишь про своего сына.
        - Эрн… - Кэтрин попыталась преградить мне дорогу, но я, распаленный гневом, двигался к матери.
        Она же и бровью не повела.
        - Нет, Кэтрин. Мы потакали этому слишком долго. - Я повернулся к Одри. - Ты ставишь свою боль утраты превыше всего. Твой муж умер, и ты растила нас, пропитанная этой болью. Ты отвергла меня за то, что я сделал с твоей семьей. Но это и моя семья тоже. - Я смягчился, потому что, несмотря на злость, начал лучше понимать Одри. Сев на кровать, я продолжил: - Понимаю, это было трудно. После гибели отца тебе все пришлось делать в одиночку. И я понимаю, ты начала определять себя в соответствии с именем, с тем, что люди думали о папе, и знаю, что единственным способом справиться с этим был поворот внутрь себя, ты должна была сделать это имя своим. Но, производя эту трансформацию, ты начала жить в соответствии с ярлыком, который на тебя навесили люди. Каннингем не означает то, что ты себе придумала. Мне известно, - я удивил сам себя тем, что взял мать за руку, она вяло позволила мне это, - что хотел сделать отец, когда он умер.
        Глаза Одри заблестели от слез, но челюсти оставались крепко сжатыми. Трудно было судить, она почувствовала угрозу или поняла меня. Я не сводил с нее глаз.
        - Ты знаешь? - произнесла моя мать.
        - Мне известно о Ребекке Маколи. У отца были фотографии, которые изобличали ее похитителя и, вероятно, убийцу. Я знаю, что Алан Холтон был грязным копом. Понимаю, отчего ты так обиделась, когда я встал на сторону закона, а не Майкла. Мне потребовалось много времени, чтобы взглянуть на все твоими глазами, но теперь я это могу. Знаю, два дня назад, отменив обед якобы из-за недомогания, ты ездила к родителям Ребекки. Ты посоветовала им отправляться домой. - Я изложил ей все, что мне рассказали Маколи о появлении на пороге их комнаты моей матери два дня назад. - Ты угрожала им, Одри. Спросила, есть ли у них еще дети, есть ли у них внуки. Эти люди потеряли дочь. Как ты могла использовать случившееся с Ребеккой для угрозы? Как ты посмела?!
        - Я не угрожала им, - тихо проговорила Одри. - Просто объяснила, чем они рискуют.
        - Они знают, чем рискуют. Они потеряли дочь. - Я сделал глубокий вдох, после чего выложил свою догадку: - Так же как ты потеряла Джереми.
        - Ты понятия не имеешь, о чем говоришь, - прошипела сквозь зубы Одри.
        - Шивон Маколи сказала кое-что, - продолжил я вспахивать почву. - Они не нанимали частных детективов двадцать восемь лет. Меня зацепило это число. Ребекку похитили тридцать пять лет назад, значит разница семь лет. Столько же лет ты выжидала, прежде чем устроить церемонию похорон Джереми. Семь. Совпадений не бывает. Эти временн?е промежутки одинаковы неслучайно. Столько времени нужно, чтобы формально объявить человека мертвым, верно?
        - О чем ты говоришь, Эрн? - произнесла над моим плечом Кэтрин.
        Одри смотрела на меня, у нее дрожала челюсть, но она молчала.
        - Ты сболтнула еще кое-что, когда мы разговаривали в библиотеке. - Я проигнорировал тетку и не сводил глаз с матери. - Ты сказала, наша семья должна заплатить за поступки отца. Но, кроме того, обмолвилась, что он не оставил нам оружия для борьбы. Дословно это прозвучало как: «ничего в банке». Я думал, ты говорила о деньгах, но это не так, да? Ты знала про фотографии. Это оружие ты имела в виду. Если Саблезубые или тот, кого они покрывали, не получили снимки от отца в тот вечер, когда он погиб, разумно предположить, что они решили: фотографии у тебя. И могли сделать своей мишенью, скажем, банк, где ты работала и где отец вполне мог держать их в сейфе.
        - Ты не понимаешь. Они сделают все, лишь бы сохранить это в тайне. Фотографии Роберта - их никто так и не увидел. Лучше бы они нашли то, что искали, - какой-то желтый конверт с надписью: «В случае моей смерти отправить в СМИ», какой-то ключ к разгадке. Я хотела, чтобы они отыскали его. Правда, хотела. Сама перерыла все, что могла, ради этих чертовых фотографий.
        - Но Саблезубые ушли из банка не с пустыми руками, верно? Они, может, и не получили снимки, но, убегая через парковку на крыше, думаю, обнаружили кое-что не менее ценное в машине. Они решили, есть только один способ убедиться, что фотографии не у тебя. Залог. Гарантия, что если ты спрятала снимки, то мигом отдашь их. А мы все знаем, эти отморозки запросто похищали детей. Ребекка - доказательство этого. Семь лет, Одри.
        Моя мать повесила голову. Сдалась. И прошептала:
        - Они забрали Джереми из машины. - Я услышал за спиной резкий вздох Кэтрин и позволил тишине разрастаться, пока моя мать не обрела способность продолжать. Она говорила, уткнувшись взглядом в свои колени. - Алан был прислан от них. Им нужны фотографии, сказал он, не деньги. И я не могла сообщить в полицию, потому что из-за этой женщины, детектива Хамфрис, уже погибли Роберт и Ребекка. Алан явно играл на обе стороны, откуда мне знать, кто там еще такой же? Я должна была защитить тебя и Майкла.
        - Но ведь тогда, наверное, шло расследование? - мягко намекнул я, опасаясь, что любое самое минимальное повышение тона может вывести Одри из исповедального транса.
        Никто не шевелился. Кэтрин перестала искать ключ от наручников.
        - Разумеется. Джереми объявили пропавшим. Была ли полиция связана с его исчезновением, я не знала, но все выглядело так, будто он вылез из машины и пошел искать помощь, чтобы вызволить тебя и Майкла. Мне пришлось подыгрывать. Хотя я поранила лоб о стекло в уже разбитом окне. Пятилетний ребенок не мог уйти далеко, твердили они. Время шло, и формулировка у них в головах изменилась с «не мог уйти далеко» на «не протянет долго», и искать они стали не живого ребенка, а труп, я это чувствовала. Между тем Алан продолжал требовать у меня фотографии, а я отвечала, что у меня их нет, что я не могу их найти. И он сказал, что верит мне… - Одри подняла лицо, глаза у нее были красные. - Он сказал, что верит мне, но есть только один способ убедиться, что я не держу фотографии у себя. Им нужно знать наверняка…
        Она замолчала, но смысл ее слов был ясен. Единственный способ убедиться, что Одри не прячет снимки, - это привести в исполнение свою угрозу и занести руку над двумя другими ее детьми. Мне стало дурно при мысли, что Джереми похоронен в гробу с каким-нибудь полицейским. Я понял: у меня нет ни малейшей уверенности в том, что найденный мной детский скелет - это Ребекка.
        - Я не вставал ни на чью сторону, мама. - Это был ответ на ее упрек, что я повторил ошибку отца, ведь теперь мотивы матери стали мне яснее. Ее рука, до сих пор просто лежавшая в моей, крепко сжала мои пальцы. - Я пытался поступить по совести. Но есть поступки просто правильные и правильные для нас. Ведь я не знал, что тебе пришлось заплатить такую высокую цену.
        Очень здорово, когда в романах и фильмах главные герои изображают из себя копов и грабителей, но в реальной жизни только второстепенные персонажи, Каннингемы, принимают на себя удары, терпят боль, чтобы кто-то другой мог победно вскинуть вверх руки. Мой отец пытался «поступить правильно». И это дорого обошлось ему, а не богатым супругам, которые оплакивали похищенного ребенка. И не детективу, выжимавшему из своего информатора все до последней капли ради продвижения по службе. Поэтому для Одри больше не существовало правильного и неправильного. Была семья и все остальное. Может быть, в конце концов она понимала, что это такое. Я пожал ей руку в ответ и спросил:
        - Марсело знает?
        - Недавно узнал.
        - Ты ничего не говорила мне, - сказала Кэтрин.
        Трудно было судить, она обижена тем, что ее оставили в неведении, или пытается защититься от лишних расспросов.
        - Я мало что помню о том утре. - Не сводя глаз с матери, добавил я.
        - Ты был совсем маленький. И это было важно, все перемешалось, но ты слушал, что я говорила тебе. Я сказала всем, включая тебя, Кэтрин, что Джереми умер в машине, потому что так было проще и еще потому, что я боялась, вдруг возникнут новые вопросы, Алан вернется за тобой и Майклом. Скажу честно, я не отрицала своей вины. По иронии судьбы, если бы Саблезубые не разбили окно, чтобы вытащить Джереми, вы все трое могли погибнуть. И я чувствовала, что отчасти заслужила это.
        - А потом, семь лет спустя, Марсело помог тебе по-тихому уладить дело с законом. Тогда ты организовала похороны. И посвятила его в тайну. Верно?
        - Да. Он все устроил, помог исполнить завещание Роберта и остальное. Подозреваю, я должна еще кое-что рассказать тебе. Но не здесь. Я плохо соображаю. Давайте уедем с этой горы. Ключ в Библии.
        Кэтрин открыла ящик прикроватной тумбочки, вынула Библию и встряхнула ее, пролистывая страницы. Из книги выпал маленький серебристый ключ. Разомкнув наручники, моя тетка отцепила Одри от кровати и взялась помогать ей подняться, но та шуганула ее и протянула руку мне. Я нагнулся и подставил плечо. Мать встала, опираясь на него.
        - Я хотела предупредить Маколи, - сказала она. - Эти негодяи спокойно убивают детей. Не важно, чего они хотят, получить выкуп или вернуть залог. Жаль, что мои слова были восприняты как угроза.
        Ничего не ответив, я обнял ее, надеясь таким образом продемонстрировать понимание. Наконец-то мы могли уехать и, как только спустимся с горы, начнется излечение. Если бы не убийства, можно было бы считать, что воссоединение прошло удачно.
        После рассказа Одри я многое понял, но несколько докучливых вопросов продолжали терзать меня.
        Если Ребекка Маколи не единственная жертва Саблезубых, как я могу быть уверен, что в гробу было именно ее тело? И как, черт возьми, Алан Холтон сумел раздобыть то, что не могла найти для него моя мать тридцать пять лет назад?!
        Я сказал Кэтрин, что встречусь с ними внизу, после того как она поможет Одри собрать вещи, и пошел вслед за Марсело. В голове роились вопросы. Проходя мимо библиотеки на первом этаже, я отвлекся от своих мыслей. В глубине комнаты потрескивал огонь в камине, щеки обдало жаром, на лбу выступил пот. Или, может быть, это тепло поднялось из желудка, взобралось вверх по шее. Интуиция подсказывала, что отдельные кусочки истории постепенно соединяются, но еще не слились в общую картину. Я окинул взглядом полку с детективами Золотого века. Одри поставила Мэри Уэстмакотт не на то место - к авторам на «У», а я переставил книгу к тем, кто на «К». Словно ища вдохновения, я провел большим пальцем по корешкам книг. У Нокса на этот счет нет правила, но во всех романах, стоявших передо мной, детектив никогда не сдавался и не спускался с горы, оставив все как есть.
        Но книжные сыщики умнее, чем я. Меня же никакой автор не дергал за нити, как куклу-марионетку, я не обладал никаким особым даром. И никто не принял бы меня в Клуб детективов. Помню, единственной моей мыслью было: я что-то упускаю. Какую-то мелочь. Ведь в таких книгах всегда есть нечто, вскрывающее все секреты, и часто это самая незначительная деталь. Я чего-то не замечал, не мог разглядеть. Даже с помощью старомодного увеличительного стекла Холмса. Или лупы.
        И тут все разрешилось.
        В таких книгах обычно встречаются какие-нибудь впечатляющие метафорические иллюстрации к моменту, когда у детектива наступает миг дедуктивного просветления. Он сидит в раздумьях, и фрагменты головоломки медленно сближаются у него в голове, или озарение наступает как взрыв фейерверка, или ему выпадает нужная костяшка домино, или он ощупью движется по темному коридору и наконец находит выключатель. В любом случае информация сыплется восхитительным каскадом и подталкивает детектива к финальному открытию. Только что я не знал ответа, и вот уже знаю. Свою догадку я проверил, подойдя к каминной полке, и после этого уже был уверен наверняка.
        Пусть порадуется Рональд Нокс - раз уже подсказки, на которые упал луч света, должны быть объяснены читателю, - вот ключи, использованные мной, чтобы свести все воедино: Мэри Уэстмакотт; пятьдесят тысяч долларов; моя челюсть; мои руки; погодные камеры «Небесного приюта»; иск к Софии о халатности; почтовый ящик в Брисбене; Люси, приставляющая к голове воображаемый пистолет; рвота; штраф за превышение скорости; ручной тормоз; лупа; физиотерапия; нерасследованное нападение; рыцарственный и дрожащий супруг; «босс»; куртка; следы ног; Люси в нервном ожидании; финансовая пирамида; отдавленные пальцы ног; телефон в моем шале; сон, в котором я задыхался; новоявленный пацифизм Майкла и Ф-287 - мертвый голубь с медалью за храбрость.
        Кэтрин возвестила о своем прибытии многократным стуком чемодана, который волочила вниз по лестнице. Заметив меня, она остановилась, чемодан и моя мать замерли следом. Тетка то ли хотела попросить о помощи, то ли сказать, чтобы я перестал лодырничать, но этого я не узнал, потому что опередил ее вопросом:
        - Соберешь всех? Мне нужно кое-что сказать. Пусть придут, потому что у меня есть вопросы. И чтобы никто не сбежал.
        Уловив мой строгий тон, Кэтрин лишь кивнула:
        - Куда?
        Я окинул взглядом полки с книгами, потрескивающий в камине огонь и кресла с красной кожаной обивкой.
        - Если мы выберемся отсюда живыми и сумеем продать этот сюжет, по-моему, люди из Голливуда сильно расстроятся, если мы не воспользуемся библиотекой, тебе не кажется?
        Глава 37
        Марсело и Одри уселись в кожаные кресла, как король с королевой на троны. Кроуфорд и Джульетта встали позади них с двух сторон от камина, видимо, проведя выходные среди Каннингемов, они поняли, что значат слова «безопасная дистанция». Кэтрин стояла, опираясь рукой на спинку кресла Одри. Энди присел на журнальный столик, хотя, похоже, ощущал ненадежность этой конструкции, а потому приподнимал колени и старался держать б?льшую часть веса на подушечках стоп. София устроилась на полу. Сцена была похожа на свадебную фотографию, как вчера на ступенях крыльца, только эту снимали ближе к вечеру, когда гости в большинстве разошлись, у всех красные от выпивки носы, одежда местами порвана, руки разбиты и засунуты в кухонные прихватки. Гэвин не присутствовал, как невиновный, согласно первому правилу, и загружал наши вещи в снегоход. Я позаботился о том, чтобы дверь была закрыта, потому что убийца всегда пытается сбежать, как только его разоблачат.
        Возбуждение от сделанного открытия постепенно улеглось, и теперь мне нужно было придумать, как выдвинуть свои обвинения, чтобы они прозвучали логично. Затруднение вызывал вопрос: с чего начать? В комнате много убивавших, но только один убийца.
        - Так что? - первым заговорил Марсело, нетерпение выдавало его любопытство.
        Вот он и вытащил жребий. Я решил начать с него.
        - Пришло время нам всем честно признаться, почему мы здесь, - сказал я, вынул из кармана GPS и бросил его отчиму.
        Он не сразу понял, что это. Хотел спросить, откуда я взял его, но вспомнил, как мы встретились на улице во время снегопада и он отдал мне эту штуку перед разбитым окном своей машины.
        - Ты новый инвестор Гэвина, готовый вложиться в покупку этого курорта. Разумеется, это ты. Из всех присутствующих только у тебя достанет на это средств, и как еще Кэтрин могла убедить тебя приехать сюда на выходные? Ты ненавидишь холод больше, чем София, и ворчал по этому поводу все время. Именно поэтому ты так досадовал, что Кэтрин забронировала для нас места в шале. Тебе было известно, что Гэвин собирается снести отель, и ты хотел посмотреть, какие в нем номера, чтобы оценить, стоит ли его сохранять.
        - Да, я здесь налаживаю деловые контакты, это верно. Я заметил, что курорт выставлен на продажу, когда Кэтрин забронировала здесь места. А какое это имеет значение?
        Марсело произнес речь в свою защиту на повышенных тонах, привычный к тому, чтобы опровергать обвинения, а не быть в роли обвиняемого. Он держался твердо и даже выпятил грудь от возмущения.
        - Никакого. Но два дня назад ты солгал, сказав, что Одри плохо себя чувствует и не может выйти к обеду, - произнес я. - Не показалось ли тебе странным, что сперва она попросила тебя солгать, а потом увязалась за тобой на встречу с Гэвином? - Я уже знал, что это было связано с тем, что Одри хотела обеспечить Майклу алиби после того, как она надеялась убедить Маколи уехать. Марсело подтвердил бы ее ссылку на недомогание, и она смогла бы пропустить совместный обед. Я видел сомнение в глазах Марсело, который искоса поглядывал на жену.
        Наконец он откашлялся и сказал:
        - Я никого не убивал.
        - Это еще одна ложь, не так ли?
        - Я не прикасался ни к Майклу. Ни к Люси. Ни к этому парню в снегу.
        - Речь совсем не об этом.
        - Тогда просвети меня. Кого я, по-твоему, убил?
        - Меня.
        Мой отчим (опять)
        Глава 38
        Вода была такая холодная, что сердце замирало, когда я погрузился в озеро, помните? Джульетте пришлось воскрешать меня с помощью сердечно-легочной реанимации. Это специальный термин, но он совершенно точно и исчерпывающе описывает происходившее.
        - Давайте разберемся в том, что нам известно, - сказал я. - Мы все знаем, что Майкл убил человека по имени Алан Холтон. Некоторым из нас известно, что Алан Холтон - это тот самый человек, который застрелил моего отца Роберта. Очень немногие из нас в курсе, что Роберт погиб, потому что работал под прикрытием на полицию. Его последним доносом, последней информацией, которую он передал детективу Хамфрис…
        - Ты сказал Хамфрис… - встрепенулась Эрин, быстро собирая вместе кусочки, которые я выкладывал на стол; произнесенное мной имя дернуло за шнурок колокольчика - это была одна из жертв Черного Языка.
        - Да. Пожалуйста, не забегай вперед. - Я улыбнулся. - Роберт должен был передать ей фотографии, изобличающие убийцу, мы до них еще доберемся. Снимки никто так и не нашел, несмотря на отчаянные усилия Алана и Одри. И вдруг три года назад они оказываются в руках у Алана, который выставляет их на продажу. Марсело, ты пытался помешать мне, чтобы я ничего из этого не узнал.
        Пальцы отчима скрипнули по кожаной обивке подлокотников кресла, он ухватился за них крепче. Но промолчал. Марсело позволял мне высказаться до конца, хотел уяснить себе, много ли я знаю. Выступать с речами и заполнять для меня пробелы он не собирался на случай, если ему будет нужно подловить меня на слове. Ну и пусть, я знал, что не ошибаюсь.
        - Марсело, это ты устроил сделку Роберта с детективом Хамфрис и первый заметил, что ее условия нарушались. Одри рассказала тебе о том, что сделали Саблезубые с Джереми, когда ты помогал ей окончательно уладить юридические дела, связанные с его смертью. То есть ты знал, как опасно то, что получил Майкл, для человека, у которого это было. - Большинство сидевших в комнате понятия не имели, на что я намекаю, но я говорил только с Марсело. - Увидев грязные руки Майкла и странную машину, на которой он приехал сюда, ты заподозрил, что он что-то откопал. А ты всегда опасался, что это имеет какое-то отношение к Ребекке Маколи. Ты не знал, что нашел Майкл, но забеспокоился, как бы не начались неприятности вроде исчезновения и гибели людей, как погиб Роберт много лет назад. Ты хотел избавиться от найденных Майклом улик. - Я подождал, пока смысл моих слов станет ясен. - Но… ты делал это не для того, чтобы замести следы своих преступлений. Ты хотел защитить Майкла, верно?
        Марсело забился в кресло.
        - Я не хотел навредить тебе. Рассчитывал, что фургон просто скатится с горы. Думал, это будет выглядеть как несчастный случай, - признался он. - Модель была старая, так что я просунул в окно вешалку для одежды и поднял ручник, но у меня не было ключей, чтобы запустить двигатель. Тогда я налил под колеса горячего кофе, чтобы растопить снег. Мне помешал Кроуфорд, который бежал наверх, чтобы вытолкать вас из хозяйственного сарая. Пришлось убраться оттуда, и я не успел столкнуть фургон под гору.
        В голове у меня прозвучал голос Эрин. Тут какая-то коричневая гадость на земле, может, тормозная жидкость. И я вспомнил пустой стаканчик от кофе, стоявший на приступке у задней двери фургона.
        - Я не думал, что кто-нибудь заберется в кузов и начнет скакать там. Мне жаль, что ты повредил руку. Клянусь, я только хотел, чтобы ты не узнал, что там внутри. Черт, я и сам этого не знал! В то утро, когда нашли труп на склоне, я очень испугался, а потом ты спросил меня про Хамфрис, и я понял, что это неспроста и добра не жди. Мне хотелось отвести от нас беду, сделать так, чтобы те, кому так дорог этот секрет, поняли, что он скрыт навеки. Я просто хотел, чтобы все это закончилось. Клянусь своей жизнью!
        - Или моей, раз уж на то пошло.
        - Я сидел с тобой, пока ты не очнулся, - добавил Марсело и, выказывая доброту, смутился больше, чем когда я обвинял его в сокрытии убийства. - Не знаю, что бы я делал, если бы этого не произошло. Прости меня.
        - Кто такая Ребекка Маколи? Объясните наконец. - Энди даже поднял руку. - Это имеет отношение к тем пожилым супругам с кучей денег? - Он робко огляделся. - Что? Я не понимаю!
        - Не будем забегать вперед. - Я решил оставить Марсело в покое. - Давайте еще раз зададимся вопросом, почему мы здесь. Воссоединение, ну да, разумеется. Одна большая дружная семья. - Сарказм просачивался сквозь мои зубы. - Но мы собрались именно здесь, потому что кто-то выбрал это место. Не так ли, Кэтрин? - Я повернулся к ней. - Ты специально подыскивала самое удаленное от мира место. Отсюда так просто не выберешься. И ты прямо сказала, что мы должны остаться. Еще бы, мы ведь все знаем, как ты относишься к невозвратным депозитам, но дело не только в этом, верно?
        - Не при всех, Эрн, - сказала Кэтрин, но в тоне ее не слышалось ни чувства вины, ни угрозы; голос прозвучал сочувственно, даже слегка пристыженно, словно она переживала за кого-то другого. - Перестань.
        - Кэтрин, если это не имеет смысла, тогда все напрасно. Пора выложить карты на стол. Это относится и к тебе тоже. Потому что именно ты вломилась в шале Софии в ту ночь, когда умер Зеленые Ботинки. Ты или Энди. Не важно кто, достаточно сказать, что это были вы и у вас имелась на то причина. Сперва я считал, взломщикам крупно повезло, что погодная камера не зафиксировала, кто залез в шале Софии. Она делает снимок раз в три минуты, так что потребовались бы сознательные усилия и очень точный расчет, чтобы избежать попадания в кадр. Разумеется, ты из тех людей, которые проверяют погоду, прежде чем поехать куда-то на выходные. Ты самая организованная из всех нас и, наверное, заглянула на сайт раз пятьдесят перед выходом из дому. А значит, знала о наличии здесь погодной камеры и сознавала необходимость избегать ее, чтобы не попасть в кадр.
        Кэтрин обменялась виноватым взглядом с Энди.
        - Так зачем было лезть туда? Ты что-то искала в шале у Софии. А когда нашла, позвонила Энди, чтобы сообщить об этом или чтобы он сказал тебе время, тогда ты знала бы момент срабатывания камеры и проскочила бы мимо нее. Но ты забыла, что мы поменялись номерами, и нажала не ту кнопку. И вот вопрос: что ты искала? - Я поднял вверх свою кухонную прихватку. - Кстати, эти твои таблетки просто динамит. Оксикодон, да?
        Кэтрин бросила извиняющийся взгляд на Софию.
        - Ты не принимаешь обезболивающее, Кэтрин, и никогда не принимала с момента аварии. Твоя личная боль - это наказание за причиненное тобой горе, и ты не сорвалась бы так просто. Откуда же у тебя взялся пузырек с таким сильным обезболивающим? Между прочим, я очень благодарен, что эти таблетки оказались под рукой, но они не твои. Окси - лекарство, на которое подсаживаются многие врачи, верно? Оно сильнодействующее, и его нетрудно раздобыть в больнице. - Я встряхнул бутылочку, пилюли укоризненно звякнули.
        - Я взяла их в шале Софии, - призналась Кэтрин. - Мне плевать на возврат денег. Мы не могли уехать раньше, потому что Софии нужно было находиться здесь. Все четыре дня. У нее период детоксикации.
        Все посмотрели на Софию, бледную и усталую. Она молча повесила голову, от стыда.
        - Ей становилось тем хуже, чем дольше она обходилась без таблеток. У нее даже руки тряслись. - Я вспомнил, как дребезжала ее кофейная чашка, когда мы сидели в баре. - Со вчерашнего утра ее тошнило, она была бледная и обливалась потом.
        Здесь я прерву свой рассказ, чтобы предвосхитить возможное замечание. Уточняю, я не говорил, что вам не следует обращать внимания на то, как Софию вырвало в седьмой главе. Я сказал только: это не значит, что она беременна. Меня нельзя обвинить в подтасовке фактов.
        - Я предполагаю, София, что ты конченая наркоманка. И при этом продолжала работать, даже делала операции. Ты сама как-то обмолвилась, что врачей не проверяют так, как спортсменов, даже когда разбирают случаи смерти, это необязательно. Но ты испугалась, когда операция не удалась. И тебя взяли на заметку, хотя и по ложной причине - бокал вина в баре, но тем не менее. Потому что коронер ищет типичные признаки. Может быть, вокруг тебя происходили и другие инциденты, менее значительные, повседневные, которых не избежать. Может быть, как каждая снежинка, упавшая на эту гору, они по отдельности ничего не значат, но вместе начинают составлять картину. И вот София обратилась к тебе, Кэтрин, потому что ее зависимость усиливалась, а она понимала, что находится под строгим надзором и провалит тест на наркотики, если этого потребует коронер, - продолжил я. - Если на следующей неделе она явится в суд с оксикодоном в крови, у нее не будет шансов. - Когда я строил планы, как буду фальшивым адвокатом Майкла, София шутливо спросила меня, свободен ли я на следующей неделе, и ненароком выдала правду. - То есть эти
выходные - ее последняя возможность очиститься. Вот почему ты, Кэтрин, была так резка с ней. За завтраком в первый день просто превзошла себя и улучила момент ввернуть, что она не врач, так как уже обыскала ее комнату и нашла таблетки. Ты расстроилась, что София спрятала их от тебя, но попыталась напугать ее, чтобы она поняла, какие могут быть последствия: на кону стоит ее карьера, ей грозит разрушение личности. Ты попросила Марсело тоже оказать на нее давление, вот почему он отказался помогать Софии. Хотя все равно взялся бы за это в крайнем случае, кто бы сомневался. Но в эти выходные тебе нужно было хорошенько припугнуть Софию. Ты попыталась и во мне тоже зародить сомнение на ее счет. Она должна была почувствовать себя в полной изоляции.
        Марсело мягко кивнул Софии, как будто робко извинялся. Я заметил этот оттенок вины в его движении, вспомнив, как он, когда я обвинил его в фаворитизме по отношению к Майклу в ущерб Софии, запинаясь, произнес: «Это не совсем так». Майкл говорил мне, что много лет назад Роберт и Одри использовали ту же тактику в отношении самой Кэтрин: отлучили ее. Сама Кэтрин посоветовала Майклу поступить так же с финансовыми проблемами Люси. Крайняя мера.
        - Вернемся к таблеткам, Кэтрин. Ты заперла их в машине, чтобы обезопасить от посягательств. Однако София, - она так и сидела, уперев взгляд в колени, плечи ее вздрагивали от беззвучных рыданий, - не сдалась. Она попыталась вернуть их. София, когда ты сказала мне, что заметила кого-то у хозяйственного сарая, это была неправда, из бара он не виден. Была метель, и все заволокло белесой мглой. Я сидел у окна и не мог разглядеть даже машины на парковке. А значит, ты должна была находиться там, среди машин, чтобы заметить, как Эрин вошла в сарай. Стекло в машине Кэтрин разбил не ветер, а ты, потому что отчаянно хотела добраться до таблеток, которые, как тебе казалось, были спрятаны там. Однако Кэтрин успела отправить к машине Энди, чтобы тот забрал из нее сумку. Она подозревала, что ты можешь пойти на такой дерзкий шаг, а потому решила держать таблетки при себе все время. Именно поэтому она не отдала мне пузырек на ночь.
        Я опустился на колени перед сестрой и положил руку ей на плечо, слегка пожав его:
        - Все это я говорю не просто так, София. Мы поможем тебе справиться. Но мне нужно, чтобы ты честно ответила на следующий вопрос.
        Она подняла на меня взгляд, глаза ее были красны, и мазнула тыльной стороной ладони под носом.
        - Клянусь! Я провела ту операцию так же, как любую другую. Это для меня сродни истории про пьяного пилота, который сажает самолет, понимаешь? Я не… - Она икнула. - Я не знаю, что случилось. Просто все пошло не так. С тех пор Кэтрин помогала мне. Я хотела все исправить.
        - Знаю. - Я обнял сестру и прошептал ей на ухо: - Ты хороший хирург. Твое пристрастие к таблеткам вышло из-под контроля, но мы этим займемся. Мне нужно только, чтобы сейчас ты была честна и помогла найти настоящего убийцу. Ради Майкла и Люси. Ты сумеешь побороть свою слабость, и у тебя хватит сил помочь мне, пусть даже сперва тебе будет немного стыдно.
        Тут я почувствовал, как нос Софии ткнулся в мою щеку, потерся об нее вверх-вниз. Сестра кивнула. Я встал. Нечестно было у всех на глазах вывешивать на просушку чужое белье, а свое не трогать. Настал мой черед.
        - Два дня назад София попросила у меня пятьдесят тысяч долларов. Вот мое признание: у меня есть гораздо больше, наличными. Около двухсот пятидесяти, точнее, двести сорок пять. Этими деньгами Майкл должен был расплатиться с Аланом Холтоном. Он попросил меня подержать их у себя, после того как все пошло прахом, и я ничего не сказал об этом полиции. Отчасти потому, что никто не спрашивал, отчасти потому… ну… я просто не хотел. Признаюсь. - Я поднял руки вверх, надеясь показать этим, что небезупречен, как и остальные, хотя и расхаживаю тут, тыча во всех подряд пальцем. - Деньги я привез с собой на случай, если Майкл захочет их забрать. Рассказал об этом Софии, и она попросила у меня часть, сказав, что это поможет ей кое с чем разобраться. - Я сменил тон на сочувственный и обратился к сестре: - Теперь, когда я знаю, что ты пытаешься справиться со своим пристрастием к таблеткам, мне все стало немного яснее. Потому что финансовые проблемы - обычное дело для наркоманов, но, когда ты просила у меня деньги, в этом не было отчаяния, твоя жизнь не зависела от того, дам я их или нет. Ты обратилась ко мне, так
как это было просто - деньги неотслеживаемые, и они лежали на диване перед тобой. Долг в пятьдесят тысяч долларов не мог разрушить твою жизнь - у тебя есть дом, на самый крайний случай, - но ты действительно тратила много денег на оксикодон, и, учитывая, чем ты зарабатываешь на жизнь, это могло покончить с твоей карьерой гораздо быстрее, чем если бы ты, скажем, была бухгалтером, так что неотслеживаемые наличные важны. Проблемы с деньгами обычны для наркоманов, не редкость для них и воровство. Ты украла кое-что у одного из нас, чтобы по-быстрому срубить наличных, верно?
        София, всхлипнув, кивнула.
        - Я большой приверженец правил, некоторым из вас это известно. Девятый шаг в программе анонимных алкоголиков - искупить вину. - Я посмотрел на Кэтрин, та кивнула в знак подтверждения, и снова обратился к Софии: - Ты привезла таблетки, да, но только для подстраховки. А сама полностью рассчитывала в эти выходные делать все как положено. Вот почему и попросила у меня денег. Это был не долг, но ты чувствовала необходимость заплатить его, даже если никто больше о нем не знал.
        - Думаю, кто-нибудь обязательно узнал бы, если бы София украла пятьдесят тысяч долларов, - возвысил голос Марсело. - Она уже призналась. Не пора ли тебе остановиться.
        - София может прервать меня, если я ошибаюсь.
        - Если это важно для Майкла и Люси… - Она сделала глубокий вдох. - Мне нужны были пятьдесят тысяч, чтобы выкупить то, что я украла: платиновые президентские часы «Ролекс».
        У Марсело отпала челюсть. О ужас! Он посмотрел на свои часы, несколько раз стукнул по ним пальцем и наконец закрыл рот.
        Эта краткая исповедь совсем лишила Софию сил, так что я вновь взял нить разговора в свои руки.
        - Часы всегда были у Марсело на руке. Мы это знаем. За исключением того момента, когда ему делали операцию на плече. Которую проводила София. Она использовала эту возможность, чтобы заменить его часы на подделку. Я заметил это, потому что Марсело нанес мне удар в челюсть, а у меня до сих пор все зубы на месте. Модель «Ролекса» с платиновым браслетом должна весить не меньше полкило. Удар руки с таким утяжелением, даже от пожилого человека - не обижайся, - свалил бы меня с ног, как если бы на ней был кастет.
        - Он заметил бы разницу, - саркастически вставила Джульетта. - Наверняка. Если бы поддельные часы были такими легкими.
        - Ты права. Но Марсело восстанавливался после операции. Первое время любой вес на запястье был для него сравним с кирпичом, и он постепенно привыкал к более легкой ноше, думая, что его рука набирает силу по мере выздоровления. - Марсело взвесил на правой руке какой-то невидимый груз, проверяя его тяжесть; лицо моего отчима при этом выражало недоумение. - Но проблема в том, что это не просто какие-то старинные часы. Признаюсь, из-за них я всегда немного завидовал Марсело. И даже смотрел в Google, сколько они стоили в разное время. Представьте мое изумление, когда он вдруг сказал, что часы принадлежали моему отцу. Да, он был преступником, разумеется, но не из тех, кто любит пускать пыль в глаза. Отец никогда не носил ярких украшений, не покупал навороченных тачек. Мне это показалось странным. Сперва я решил, что часы краденые, но даже в таком случае отец припрятал бы их и не доставал из схрона. А потом я узнал про фотографии. Все хотели их получить, и никто не нашел, хотя бандиты перевернули вверх дном все в банке, где работала Одри, чтобы добраться до его сейфа.
        - Роберт оставил часы Джереми, - пробормотала мать.
        - «Ролексы» делают так, чтобы они работали долго. Вся маркетинговая стратегия базируется на том, что их нужно передавать по наследству из поколения в поколение. В особенности платиновые «Ролексы». Они такие тяжелые, потому что очень прочные. - («Безопасно, как в банковском хранилище», - говорилось в одной рекламе, мелькавшей на моих страницах в соцсетях.) - Значит, часы прослужат долго и хорошо защищены. Где лучше всего хранить нечто жизненно важное. Учитывая, что оно достаточно маленькое и его можно засунуть под стекло, а? - Я вынул из кармана лупу и поднял ее вверх. - Джульетта, подкинь мне, пожалуйста, медаль Фрэнка.
        Хозяйка курорта смущенно нахмурилась, но послушно отправила мне стеклянный футляр аккуратным броском левой руки.
        Я поймал его. Проверка уже была мной произведена, исходя из необходимости подтвердить догадки, так что я знал, как важна эта вещица. Не зря же на странице 136 я говорил, что восемьдесят слов потрачены на ее описание не напрасно.
        - Джульетта сказала мне, что Ф - двести восемьдесят семь, или Фрэнк, - эта мертвая птица на каминной полке, - перенес через линию фронта карту, сведения о местоположении пехоты, координаты важных пунктов и другую секретную информацию. Но одной закодированной карты хватило бы, чтобы голубь не смог взлететь. Я не сразу догадался, что ваш отец, Джульетта, вставил в рамку настоящую спасительную записку.
        Я поднес лупу к медали снизу, где был подсунут под стекло маленький листочек бумаги с какими-то бессмысленными точками. Даже не приближая глаз к линзе, было ясно, что при увеличении маленькая точка превращается в подробнейшую карту. Тут мы переходим от Кристи к Ле Карре - «шпионское дерьмо», как выражался мой отец, - но следите за моей мыслью. Хотя написанное мной руководство продавалось не слишком хорошо, книга уже начинала приносить дивиденды.
        - Это называется микроточки. Технику использовали для сжатия информации. Целый лист формата А-четыре или рисунок, такой как, например, карта, может уместиться на площади размером с точку. Разведчики активно пользовались этим методом в годы Второй мировой войны - помещали микроточки на оборотную сторону почтовых марок. Эта штука, - я снова поднял лупу, - болталась в машине Майкла, когда он ехал хоронить Алана. И сюда он тоже ее привез. Эрин вытащила ее у него, когда Майкла брал под арест Кроуфорд. Такими штуковинами пользуются ювелиры. - (Не забывайте, слово «лупа» я узнал в процессе написания этой книги, так что было бы нечестно подправлять мои слова.) - Марсело, в твоих часах, настоящих, под стеклом были микроточки. Роберт не принимал наркотики. Шприц, найденный рядом с его телом, что привело к заключению, будто он был под кайфом и попытался ограбить заправку, нужен был ему не для того, чтобы уколоться. Микроточки так малы, что, думаю, для нанесения их на какую-нибудь поверхность нужна игла или наконечник перьевой ручки.
        Я потряс лупой, которую держал в руке.
        - У каждого содержателя ломбарда есть такая штука или что-нибудь получше. Оценивая качество принесенной вещи, любой заметил бы точки. София думала, что она отдает в заклад часы, но на самом деле она сдавала в ломбард нечто гораздо более ценное. Вряд ли ей настолько не повезло, что она продала часы напрямую Алану, но Майкл говорил мне, что все ворованные вещи в Сиднее так или иначе проходили через ломбард Алана. Софии, наверное, пришлось хитрить. Может быть, поставщик таблеток подтолкнул ее в нужном направлении или она променяла часы на наркотики, а он уже сам сбыл их с рук. Я понятия не имею. В любом случае они оказались бабочкой, которая захлопала крыльями в Турции и подняла торнадо в Бразилии. Коротко говоря, не те часы попали не в те руки. Алан понимал ценность этой вещи, более того, он знал, кто захочет ее получить. Вот почему Майкл встречался с ним тем вечером, притащив с собой целую сумку денег. Он хотел купить закодированную информацию. - (Все восхищенно смотрели на меня.) - Кто-нибудь хочет заполнить пробелы в моем рассказе или мне самому продолжить?
        Такие вещи, как микроточки, в подобных книгах называют макгаффином, то есть это предмет, вокруг обладания которым строится фабула произведения. Не важно, что это за предмет, главное, что люди готовы убить за него. Джеймс Бонд всегда гоняется за ним. Это флешка с вирусом, способным уничтожить мир; пароль для доступа к банковскому счету; код запуска ядерной бомбы. Или - в нашем случае - фотографии.
        - У меня есть вопрос, - произнесла Одри, поднимая руки вверх, словно говоря этим жестом «не стреляйте». - Эрнест, ты рассказываешь нам о том, насколько мало то, что мы ищем. Майкл приехал на фургоне для перевозки мебели. Чтобы доставить сюда фотографии?
        Я понимал, что всем, кроме Одри и Кэтрин, известно про гроб в грузовике. Эрин выкапывала его, София и Кроуфорд гнались за ним, Энди и Джульетта присутствовали при моем разговоре с Маколи, а Марсело я сам сказал.
        - Майклу был нужен фургон, чтобы привезти сюда гроб с телом Брайана Кларка, который они с Эрин выкопали накануне ночью. Брайан - это полицейский, напарник Алана Холтона, которого застрелил мой отец в тот вечер, когда сам погиб. Марсело не знал, от чего он избавляется, спуская грузовик под гору, но я видел то, что хотел показать мне Майкл. В гробу было два тела: Брайана и ребенка. - Эти слова, я рад отметить, породили первый в моем расследовании единодушный вздох изумления и ужаса. - Энди, если тебе станет легче, вот кто такая Ребекка Маколи. Ее похитили тридцать пять лет назад. Родители пытались обмануть похитителей, чтобы сэкономить несколько баксов, и это плохо кончилось: они больше не увидели свою дочь.
        - И у Роберта были фотографии, - сказала Эрин. - Ты думаешь, они запрятаны в микроточках? Свидетельства убийства?
        - Именно. Алан обрадовался, что часы попали к нему, так как знал, что Маколи захотят получить спрятанные в них улики и охотно раскошелятся. Дальше у меня есть только догадки, но я отвергаю версию, что Алан убил Ребекку, так как Марсело говорил мне, что у него не хватило бы духу на это, и еще потому, что в таком случае он уничтожил бы снимки, а не продавал их. А раз он занялся продажей, я полагаю, что тридцать пять лет достаточно долгий срок и за это время Алан сжег достаточное количество мостов, чтобы больше не защищать того, кого берег тогда.
        Я выждал пару секунд, проверяя, все ли согласны с моими доводами. Некоторые кивали. У Софии был такой вид, словно ее вот-вот вывернет. Энди выглядел совершенно сбитым с толку, как будто я объяснял ему квантовую физику. Ну и ладно.
        - Однако у Алана возникла проблема. Он, может, и не убивал Ребекку, но и совершенно невинным не был, так как работал на Саблезубых. Он по меньшей мере убрал Роберта, помог спрятать тело Ребекки и, весьма вероятно, посредничал в процессе получения выкупа. Так что он не мог сам явиться к Маколи. Они взвалили бы вину на него. Значит, ему нужен был верный человек.
        - Но почему Майкл? - спросила Кэтрин.
        - Я не сразу в этом разобрался. Думаю, Алан искал кого-то, кто имел бы в этом деле свою выгоду, чтобы быть уверенным в этом человеке и не беспокоиться о доставке такой большой суммы денег. Член семьи Каннингем заинтересовался бы получением этих снимков и другой информации, которую мог сообщить Алан как участник событий. Самое очевидное: он, конечно, захотел бы узнать правду о Роберте. Полагаю, это далеко не все, но остальное нам неизвестно. Казалось, Майкл именно тот, кто нужен Алану. Марсело был адвокатом Роберта; Кэтрин прямолинейна, как лезвие конька; Одри, не обижайся, но ты уже не в том возрасте. И вот тут Алан совершил ошибку. Личная заинтересованность, которая, по его мнению, должна была служить гарантией сделки, стала причиной того, что Майкл его убил. А сама сделка была очень простой. Цена, которую запросил Алан, - это сумма выкупа, назначенного изначально за девочку: триста тысяч долларов. Итак, Алан выкладывает Майклу достаточное количество информации, чтобы втянуть его и Маколи в это дело, Майкл получает от Маколи деньги для покупки микроточек у Алана, тот отдает ему снимки, а потом
Майкл передает их покупателям. Все просто. За исключением того, что Майкл в конце концов убивает Алана и оставляет деньги себе.
        - Потому что у Майкла не было трехсот тысяч долларов, - невнятно проговорила София, удивив меня тем, что так внимательно слушает. - Ты сказал, он отдал тебе только двести шестьдесят семь тысяч.
        - В самую точку, - отозвался я. - Майкл взял часть денег, прежде чем отдать их Алану. Почему он это сделал? - Честно говоря, у меня не было никаких доказательств этого, кроме внутреннего чутья, но я был почти уверен в своей правоте. К тому же я разогнался и сбавлять темп не хотел. - У Люси были проблемы с бизнесом. Она теряла деньги, ей навязали машину не по средствам, выставив жесткие условия лизинга. Когда она за завтраком сказала тебе, Марсело, что стоимость машины выплачена, большинство из нас решили: это обычная защитная реакция. Но оказывается, Люси не лгала. Майкл использовал часть денег для оплаты ее долгов, включая машину, прежде чем отправился на встречу с Аланом. Вероятно, он поступил так, желая обеспечить ей благополучие на случай, если произойдет какая-нибудь неприятность. - (И еще ему нужно было уладить все дела для получения развода. Хорошо, что Люси не пришлось выслушивать эту часть истории.) - Однако Майкл не осознал, какой эффект это произведет. Алан не дурак. Он пересчитал деньги, обнаружил недостачу и достал пистолет. Они сцепились… Остальное вы знаете.
        - Все это очень занимательно, - Энди не мог сдержаться. - Но как насчет Черного Языка?
        - Я еще не со всеми разобрался. Эрин, София, Марсело, вам неизвестно, что родители Ребекки Маколи здесь - остановились на курорте за перевалом. Получив микроточки и зная, где находится тело, Майкл пишет Маколи из тюрьмы и просит их удвоить сумму платежа. - В «Полном улете» Шивон Маколи открыла мне это, сказав: «Он снова хочет больше денег». Сам Майкл обмолвился в сушильне, мол, то, что у него есть, «стоит гораздо больше» трехсот тысяч фунтов, которые просил Алан. - Майкл планировал встретиться с Маколи за перевалом и продать им фотографии и тело их дочери. Вот зачем он привез его сюда. А тебя, Одри, он посвятил в свои планы, верно?
        - Я предостерегала его, говорила, чтобы он лучше этого не делал, - подтвердила мою догадку Одри. - Но он не соглашался, и тогда я поехала к ним сама, чтобы предупредить.
        - Простите… - Это снова был Энди, который не выказывал ни капли почтения к тому, как я нагнетаю обстановку в движении к развязке. - Но, Эрнест, эта гангстерская история с похищением произошла тридцать пять лет назад. И какое отношение она имеет к дурацкому пеплу?
        - Хорошо. - Я поднял вверх руку. - Мне понятна твоя мысль. Давайте вернемся к Зеленым Ботинкам. Наш неопознанный труп или, по крайней мере, не опознанный большинством из нас… Люси, вообще-то, догадалась первая.
        - Если ты намекаешь, что ее убили, так как она все поняла… - София рукой подперла голову и слегка покачала ею. - Мы знаем, что она упала… На ней не было никакого пепла, но у нее сломано несколько костей. Никаких признаков борьбы.
        - Да. Спрыгнула она сама, - согласился я, вспоминая, как Люси сложила пистолет из пальцев, когда мы разговаривали на крыше: «Я бы лучше…» - Но вчера она говорила мне, что лучше сама наложит на себя руки, чем задохнется под пыткой Черного Языка. Люси бросилась с крыши, но только потому, что хотела избежать того, что вот-вот случилось бы. Я думаю, она пошла туда поискать что-нибудь в Google, перепроверить свои подозрения. Наш убийца испугался и нашел ее там, после того как мы все ушли из бара. Помните, какой страх был у нее на лице, когда она посмотрела на фотографию Зеленых Ботинок? Я тогда подумал, что она ужаснулась, увидев иллюстрацию того, что случилось с Майклом, особенно считая себя отчасти виноватой. Но я ошибался. Она испугалась, так как узнала его.
        - Никто из нас раньше его не видел. Откуда же, черт возьми, Люси знала этого парня?!
        Голос подал Энди. Он до сих пор ничего не понимал, тогда как остальные как будто постепенно начинали догадываться, однако еще морщили лбы, силясь осознать все в целом. Только у одного человека челюсти были плотно сжаты и лицо ничего не выражало, как у игрока в покер. С каждой фразой я как будто поворачивал ручку лебедки и стягивал веревкой его шею.
        - Я не говорил, что она его знала. Я сказал, она его узнала. Люси встречалась с ним всего один раз, он выписал ей штраф за превышение скорости по пути сюда.
        Пауза. Пусть осмыслят мои слова. Все стали вертеть головами, устремляя взгляды на человека, стоявшего в задней части комнаты.
        - Кроуфорд, эти кровавые полосы на манжетах вашей форменной куртки, они появились не в то время, когда вы несли тело с горы. Они с внутренней стороны запястий. Такие пятна могут появиться только у того, кто хватался за свое горло. - Я изобразил, что цепляюсь за воображаемую пластиковую стяжку, сжавшую мне шею. - На вас куртка мертвого человека.
        - Что это значит, черт возьми?! - спросил Кроуфорд.
        Я многозначительно улыбнулся Джульетте, готовясь произнести следующую фразу, которую ничуть не приукрашиваю здесь и горжусь этим, а потом снова обратился к Кроуфорду:
        - Я говорю, что даже Артур Конан Дойл верил в призраков. Не так ли, Джереми?
        Мой брат
        Глава 39
        Джереми Каннингем, который теперь выглядел очень глупо (даже переодетый) в полицейской форме, запятнанной чужой кровью, едва заметно улыбнулся и слабо покачал головой. Он попытался что-то сказать - вероятно, «какая чушь», - но получилось, что он просто поперхнулся.
        Одри выглядела такой же удивленной, как и все остальные. Она явно думала, что Саблезубые исполнили свои давнишние угрозы и убили ее сына. Джереми, как и Агата Кристи на книжной полке, скрывался под чужим именем - Дариус Кроуфорд, которое дал себе сам, играя роль неуклюжего провинциального копа. Другое прозвище, данное ему прессой, Черный Язык, отражало полную противоположность неуклюжести. Он записал на свой счет пять убийств и одно вынужденное самоубийство. Как я уже говорил, некоторые из нас добились очень высоких результатов.
        Это не одно из правил Нокса, но вы не должны верить в чью-то смерть, пока не увидите тело.
        Теперь я обращался напрямую к Джереми. Шоу в гостиной завершилось.
        - Зеленые Ботинки наверняка был местный. Вот почему ты показал фотографию только нашей семье, но утаил от всех остальных, даже от Джульетты, под предлогом предотвращения паники, так как любой окрестный житель узнал бы его. И все работники курорта, которые проводили здесь в сезон по несколько месяцев. Приезд нового, незнакомого полицейского из города не мог вызвать подозрений, но своего сержанта они сразу узнали бы. Вот почему ты поспешил убрать его с глаз долой и спрятал в сарае. Ты снял с него куртку, но обувь оставил. Стальные накладки на носках ботинок - обычная деталь костюма полицейского, а на обуви трупа они были. Однако Эрин наступила тебе на ногу, когда вы бежали за фургоном, и ты вскрикнул от боли, значит на твоих ботинках накладок нет и ты не коп. Ты мог прикинуться кем угодно, правда, но, думаю, тебе хотелось быть кем-то, кто имел бы власть разделить нас. Вот и причина того, что ты использовал смерть сержанта как повод, чтобы отделить Майкла. Но ты нервничал, слишком нервничал, и каждый предпринятый тобой шаг для изображения обычной работы полицейского - опознание тела, недопущение
паники - на самом деле был нужен тебе для сохранения маскировки. Поэтому, когда вопрос задавал кто-то из Каннингемов, ты показывал фотографию. Все выглядело так, будто ты действуешь по инструкции, хотя на самом деле ты проверял, узнаем мы мертвеца или нет. Вот почему ты так задергался, когда мы собрались вокруг тела. А я думал, тебя просто тошнит.
        Но чего ты не ожидал, так это реакции Люси, а она опознала в мертвеце полицейского, который по пути сюда выписал ей штраф за превышение скорости. Мне показалось, она выбежала из комнаты со словами: «Вы же тут босс». А на самом деле Люси сказала: «Это ваш босс». В тот момент она еще и не думала обвинять тебя, просто размышляла вслух, но понимала: тут что-то не так. И загадку эту Люси не разгадала, пока не поднялась на крышу и не открыла в Google сайт полицейского управления Джиндабайна. Мы все разошлись по своим номерам, а ты последовал за ней. Она не хотела умирать, как Майкл, потому и прыгнула.
        Про то, как ты сумел добраться сюда так быстро, ты тоже солгал. Сказал, что всю ночь сидел в засаде с радаром и ловил туристов, но это не могло быть правдой, ведь Люси обязательно бросила бы тебе упрек за выписанный штраф. Ни один полицейский так и не приехал, ты сказал, они все застряли в пути из-за заносов на дорогах, но почему же пассажирские автобусы добрались сюда, а полицейская машина нет, когда здесь произошло два убийства? Разумеется, сперва все это оставалось незамеченным. Ты вызывал доверие. К телу вели три дорожки следов, а от него только одна: достаточно для жертвы, прибывшего полицейского и скрывшегося с места преступления убийцы. Я подумал, что убийца сам сообщил о происшествии, до того как, - тут я использовал цитату, - «прибыл полицейский Кроуфорд», и его следы стали третьими. Я не ошибся. Убийца действительно сам сообщил о преступлении или, по крайней мере, изобразил, что сделал это. Потому как никто другой не обнаруживал тело, ты нашел его сам, это была часть твоего плана. Ты поднимался наверх дважды. Сперва с сержантом, когда завязал мешок ему на голову, отвел наверх умирать и
забрал его куртку, а потом еще раз утром.
        - Камера зафиксировала его приезд позже, - сказала Джульетта, не уверенная в правильности моих выводов. - Мы оба это видели.
        - Думаю, ты проверял, как все устроено на курорте, прежде чем поехать сюда вслед за нами. А погодная камера помещена на домашней странице «Небесного приюта», так что ты знал: подъезд к гостинице в некотором роде просматривается. Полагаю, сержанта ты атаковал на дороге, где он остановил патрульную машину, чтобы выставить радар. На перевале мобильный Интернет ловится хорошо, и ты мог сверяться с сайтом. Я и сам думал, если ты действительно заметил это, что твоя машина вполне могла прошмыгнуть в тот трехминутный интервал, пока камера готовится к очередному снимку. Тогда тебе нужно было только вернуться позже и попасть в объектив в нужное время. На фотографии ты как будто едешь в сторону парковки, да, но твоя рука обхватывает подголовник кресла. Ты сдаешь задом.
        - Джереми? Этого не может быть! - Кэтрин таращилась на него так, будто он упал с Луны, потом обернулась к Одри: - Неужели ты могла не знать?
        - Саблезубые забрали его, Кэтрин. Но они не просили выкуп, им нужны были фотографии. Те, о которых говорил Эрнест. Я ничего не знала про часы и все остальное… и, Джереми, если это ты, я пыталась… пыталась найти их. Они сказали, им нужна уверенность, - тут Одри поперхнулась, - что я не прячу фотографии. Они хотели иметь доказательства, что я говорю правду. - Марсело двинулся было к Кроуфорду/Каннингему (что в имени тебе моем?), но Одри взяла его за руку и не пустила, мой отчим оказался как питбуль на поводке. - Я не могла сообщить в полицию, потому что в тот момент Алан был полицейским, а еще я боялась, как бы они не пришли за Майклом и Эрнестом. Наша семья столько страданий пережила из-за этих дурацких фотографий, я просто хотела, чтобы все это закончилось. И притворилась. Если это действительно ты, Джереми, прости меня. Ты уверен, Эрнест? Ты точно уверен?
        - Майкл сказал, что Алан сперва пытался связаться со мной. Я ответил ему, что этого не было, и решил, что Алан наплел ему всякого, чтобы вызвать у него доверие. Но потом я задумался. Алан сказал, что пообщался с братом Майкла. Ты ведь не знал, что был приемным сыном, пока он не сказал тебе, верно, Джереми?
        Тот натужно сглотнул. Закусил нижнюю губу. И промолчал.
        - Ну разумеется, Алан знал, что ты жив. Марсело говорил, что у него кишка тонка для убийства. Может, он и отпустил тебя? Но ты ничего этого не помнишь, и вот какой-то незнакомый человек приходит к тебе и рассказывает о родных, которых ты никогда в глаза не видел, о семье, которой ты не знал. Марк и Джанин Уильямс, они были известны тем, что брали детей под опеку, и тебя они тоже приняли в свою семью, но ты об этом не знал. Похоже, ты не проявил особого понимания, обнаружив, что они утаили от тебя правду. Ты написал Майклу в тюрьму, пытаясь объяснить, что произошло, кто ты такой. Однако Майкл воспринял имя Джереми Каннингем в письме как скрытую угрозу. - Я спросил его, было ли письмо подписано, и он ответил с горькой усмешкой: «О, там было имя… Они пытались надавить на кое-какие мои кнопки». - Понятно, что он мог так подумать, особенно если Алан рассказал ему все о том, как обошлись Саблезубые с нашей матерью. Майкл тебе не поверил, я, как известно из газет, предал семью, к кому же еще ты мог обратиться? К тому, кто близок с Майклом. К Люси.
        - Люси ждала твоего приезда, но ты не появился, и она стала беспокоиться, вдруг Зеленые Ботинки - это ты. И с тобой произошел ужасный несчастный случай. Думаю, она переживала также из-за того, что нераскрытое убийство привлечет сюда полицию, а это создаст проблемы Майклу. И еще ее тревожило, что если это ты замерз ночью на улице, то рухнет ее план не только воссоединить тебя с Майклом, но и получить благодарность за это. Она пыталась идентифицировать покойника. Раньше меня проверила список постояльцев отеля. Спрашивала, не похож ли мертвец на Майкла? Вместо: не Майкл ли это? Ее интересовало фамильное сходство. Она поднялась на крышу и пыталась отправить тебе эсэмэску, чтобы узнать, где ты. - (По словам Люси, этот уик-энд был для нее шансом вернуть Майклу семью. Но, говоря так, она имела в виду не себя.) - Другая причина, почему она так сильно расстроилась, догадавшись, кто ты такой и что, вероятно, сделал, - это то, что именно она пригласила тебя сюда.
        - Вот к чему привели твои планы, Кэтрин. - Не сомневайтесь, это Энди лишил меня возможности метнуть молнию в тетку. - Твое чертово воссоединение семьи!
        Пока все переваривали услышанное, стояла тишина, нарушаемая только воем ветра.
        Наконец заговорил Джереми:
        - Я рассчитывал, что наша встреча будет другой.
        Он крепко вцепился в каминную полку, с нее даже посыпались хлопья краски, взгляд его метался между нами. Между ним и дверью было слишком много людей, не сбежишь, а за спиной находилось покрытое толстым слоем льда окно. Вероятно, он мог бы выпрыгнуть в него, учитывая, что внизу мягкий снег, но я был уверен: кто-нибудь из нас успеет схватить его, если он попытается осуществить задуманное.
        - Я… - Джереми замялся. - Я так долго ждал встречи с вами. Думал, все пройдет не так. - Он говорил тем же задумчивым тоном, как в тот момент, когда впускал меня в сушильню увидеться с Майклом. Вы и правда беспокоитесь о нем, да?.. У меня не было братьев. - В детстве я от всех отличался. Везде был чужим. Ввязывался в драки. А потом ма… - Он оборвал себя на полуслове, у него затрепетали ноздри от злости. - Сперва я решил, что Алан врет. Я всегда называл их папой и мамой. Спросил, а они просто… - Было видно, что это для него очень тяжелое воспоминание. - Они просто признались. И эти люди, которых я всю жизнь считал своими родителями, они так обрадовались. И не могли сказать мне, кто я такой. У меня были сводные братья и сестры, но Уильямсы всегда говорили, что я их сын. Они сказали, что ничего больше не знают, что взяли меня без имени, когда мне было семь лет.
        - Семь? - ахнула Одри. - Неудивительно, что никто не знал, кто ты. Что с тобой происходило в эти два года?
        - Я… не помню.
        Джереми озирался по сторонам, будто искал что-то отсутствующее. И выглядел маленьким, забитым, перепуганным; все воспоминания о тяжелом детстве подавлены. Вероятно, Саблезубые очень боялись, что Одри выдаст их секреты, и пригрозили убить ее сына, чтобы она не вздумала обманывать, но потом у них не хватило духу привести свою угрозу в исполнение, и они просто оставили мальчика на улице умирать. Сколько времени он провел у бандитов и сколько потом жил один, я никогда не узнаю. Но как этот опыт повлиял на юный ум? Ну, понять было нетрудно. Тридцать с хвостиком лет назад ДНК-тесты не были так распространены, и объявления о пропавшем ребенке не гуляли по Интернету. Анализ волос мог выявить родственные связи, но в суде такие доказательства не учитываются. Спросите об этом детектива из Квинсленда, который пересекал границы штатов, чтобы предъявить обвинение Каннингему. Ввязывался в драки. За пределами штата Джереми стал безымянным ребенком в незнакомом ему городе.
        - Но Алан сказал, что знает, кто я, - продолжил он. - Сказал, что присматривал за мной, заботился обо мне, когда я был маленьким. Он сказал, что должен был убить меня, но вместо этого отпустил, и я обязан благодарить его за это. Алан знал, что у Уильямсов есть деньги, и хотел получить их в обмен на фотографии, которые, как он сказал, помогут мне обрести мир. Но я послал его куда подальше, а потом вдруг увидел в новостях. Убитым.
        - Значит, ты напрямик спросил Уильямсов? - подтолкнул его к продолжению я.
        - Эти люди, которые посмели утверждать, что они мои родители… Они продолжали упираться, лгали и лгали, что не знают, кто я! Я разозлился и… Я не хотел… Я нашел способ… дал им почувствовать то, что чувствовал сам. - Он поднял воротник куртки и прижал его к горлу. - Я не могу дышать, когда расстраиваюсь.
        - А Элисон? Ты выследил ее, так как она была замешана в дело Маколи. Откуда ты узнал об этом?
        - Нет. Я выследил ее, потому что хотел задать ей несколько вопросов, чтобы узнать побольше про Алана. Она была его начальницей. - (Воротник начал отрываться.) - Я не знал, что это она во всем виновата. Что это она, прикрывая свою задницу, заставила моего отца, моего настоящего отца, делать такие вещи, из-за которых его убили. Я хотел всего лишь задать ей несколько вопросов. Честно. - Он потер лоб, провел языком по зубам.
        Было видно, что он сознательно отделяет себя от своих поступков, верит, что был вынужден совершить их. Но это не могло быть настолько вынужденным, учитывая, что он привез с собой все снаряжение, чтобы воссоздать древнюю технику пыток, но я не собирался поправлять его.
        - Вы все это понимаете, да? - В словах Джереми крылся какой-то грязный намек, он как будто обращался к нам как к равным.
        - Если ты так хочешь влиться в семью, мы все здесь. - Я раскинул руки. - Зачем убивать Майкла?
        - Майкл должен быть таким же, как я, - скорбно произнес он. - Вот о чем речь. Какой-то незнакомый человек говорит мне, что я Каннингем, а потом я вижу в новостях, что его убил Каннингем. Я начинаю искать информацию про Роберта, и оказывается, он убил этого Брайана Кларка. Тогда я начал думать, что, может быть, не один в этом мире чувствую себя… другим.
        - В этот момент ты попытался связаться с Майклом?
        - Он не ответил на мое письмо. Я понимал, почему он мне не верит. То есть мне нужно было зайти с другой стороны. Его жена казалась сговорчивее. Она сообщила мне, когда Майкл выйдет на волю. Рассказала про этот ваш семейный уик-энд. Я не мог дождаться встречи не только с Майклом, но и со всеми вами. - Странно, но Джереми улыбался, переживая заново радость от запланированного первого свидания с нами, своими кровными родственниками. - Но я хотел сделать это правильно - сперва повидаться с одним только Майклом и доказать ему, что я достоин стать членом семьи. Я приехал в тюрьму на день раньше, а его там не было. Тогда я рванул сюда. Местный полицейский поставил свою машину не в том месте и не в то время, его жертвоприношение дало мне возможность показать вам, кто я такой.
        При слове «жертвоприношение» мы с Джульеттой обменялись тревожными взглядами. Теперь Джереми говорил восторженно, увлеченный выстраиванием мифологии вокруг самого себя.
        - Это также дало мне возможность остаться с Майклом наедине. И я мог сделать свои доводы убедительными, так как знал, что он солгал вам про момент своего освобождения. Я хотел выложить ему все и сразу, но вы лебезили перед ним, и я понимал, что другого способа остаться наедине у нас с ним не будет все выходные. Потом поднялся крик, и, может быть, я не так уж удачно выбрал одежду, потому что мне вдруг пришлось помогать то тут, то там, и Джульетта прилепилась ко мне, будто клеем, а иначе мне стали бы задавать вопросы. Я не мог улучить момент и поговорить с Майклом. Только после твоей встречи с ним, Эрнест, я смог показать ему… показать, что принадлежу к семье. Что я такой же, как он.
        Теория Софии подтверждалась. Черный Язык заявляет о себе. Хочет, чтобы мы знали: он здесь.
        Джереми думал, что нашел свое место в семье убийц. Тело сержанта полиции было не более чем мертвой мышью, принесенной к порогу диким котом.
        - Но Майкл оказался не таким уж приветливым, верно? - вставил я. - Он пришел в ужас. Из моего разговора с ним стало ясно, что последние три года Майкл учился жить по-новому и вышел на волю с намерением все исправить. Быть лучше. Но ты ожидал не этого, да? И снова почувствовал себя неудачником?
        - Он ведь должен быть таким же, как я. Вы все должны быть, как я! Я пытался договориться с ним. Знал, что он все вам расскажет при первой же возможности. И у него были те фотографии, которые Алан сперва пытался продать мне, и Майкл знал, кто причинил столько горя мне, нам всем, когда я был маленьким, но отказался сказать. Он сказал, что я убью их, а он понял, это ни к чему не приводит, и тогда я понял, что мы с ним разные. Из-за него я почувствовал себя одиноким, как и со своими фальшивыми родителями. Иногда… Я не могу дышать, когда люди… - Он снова тянул себя за воротник. - Он говорил такие вещи. Я не мог дышать… А потом эта женщина…
        - Люси.
        Я удивился и был слегка впечатлен тем, что Одри поправила его.
        - Я пытался придумать, как убраться отсюда, но вы отказывались уезжать, а я должен был играть роль полицейского. И что мне было делать? И она догадалась. Она ждала меня, а я не объявлялся. Когда она поняла, что первый мертвец - коп, ей все стало ясно. Я умолял ее молчать. Я дал ей выбор, понимаете? Она решила прыгнуть. - Голос Джереми стал жалостливым, молящим. Он и правда верил, что мы все окажемся такими же, как он, и его потрясло, что этого не случилось.
        - Почему? - Это была Кэтрин, слетавшее с ее языка отвращение выражало общее отношение к происходящему всех, кто сидел в комнате. - Почему кто-то решил, что наша семья - это место, куда можно вписаться?
        - Майкл не имел права! - завопил Джереми. - Он не имел права говорить, где мое место. Указывать, что я поступил неправильно. Лицемер! - Следующие слова он буквально выплюнул. - Посмотрите на себя. Каннингемы. Вы убийцы, все. Разве нет?
        Мы переглянулись. Энди начал было поднимать руку, чтобы заявить протест, мол, он никого не убивал, но передумал.
        Я представил себе Джереми, как он сидит у стены в квартире Элисон Хамфрис, превращенной в душегубку, дверь туалета закрыта, руки у него испачканы пеплом и трясутся, он только что узнал правду о своей настоящей семье. Про нас легко было навести справки в Интернете. Что мы за семья, было широко известно. Майкл, Роберт, Кэтрин и позже София - все эти истории обсуждались публично, и потом люди говорили: у них кровь на руках. Мы были окружены печальной славой в прессе и полицейских кругах. Джереми нашел нас, унял дрожь в руках и подумал: «А что, в конце концов, я не так уж отличаюсь от них».
        За нашими спинами раздался тревожный топоток. Мы обернулись и увидели Гэвина, который сильно удивился, заметив, как все взволнованы.
        - Сумки уложены, - объявил он, потом немного подумал и добавил: - Кто умер?
        Этого секундного отвлечения внимания хватило, чтобы Джереми начал действовать. Мы повернули к нему головы, а он с грохотом опрокинул каминный экран и вооружился кочергой. Джульетта двинулась к нему, но Джереми ткнул своим оружием в ее сторону, и она отшатнулась. Ему было некуда деваться, но он лихо размахивал в воздухе чугунным штырем и шипел:
        - Я мог бы просто оставить вас здесь. До этого момента еще мог. После Люси я думал, что сделал достаточно и могу исчезнуть. Но теперь, когда вы меня кинули, оставили драться в одиночку. Когда я был предан, брошен. Вами. - Он обращался ко всем нам, но сверкал глазами на Одри. - Мы, по крайней мере, сгорим вместе.
        Джереми замахнулся кочергой, и все сжались, но он запустил ее не в нас, а в топку камина. Подцепил крюком огромное пылающее полено и выкинул его на ковер. Оно с глухим стуком приземлилось на пол, в воздух взвился рой огненных мушек. Мы все задержали дыхание. Джульетта говорила мне, что ее отец построил этот отель в конце сороковых, а значит, крыша держалась на деревянных балках, а стены были все равно что спички. Ковер зашипел, стал коричневым, но не загорелся, так как был слишком сырым; полено просто лежало на нем и дымило. Все притихли. Джереми выглядел потерянным, остальные про себя удивлялись, какой непродуманный план бегства он решил использовать.
        Потом ни с того ни с сего вдруг взорвалась одна из книг на полке. Одной искры хватило, чтобы вспыхнули ломкие, сухие, как палые листья, страницы.
        Ничего удивительного. Эти книги, вероятно, были единственным на курорте, включая меня, что не промокло насквозь. Мне хотелось бы сказать вам, что взорвалась «Джен Эйр» (это пришлось бы очень кстати, учитывая последовавшие события), но я не стану вас обманывать.
        Как только вспыхнула первая книга, остальные тоже затрещали, одна за другой, как попкорн в микроволновке. Взвивались язычки пламени, летели вверх искры. Некоторые тома, я подозревал, видя, что все происходит спонтанно, просто поддались приятельскому нажиму со стороны стоявших рядом. И вот уже все стены пылали. От быстро подсыхающего пола пошел пар, а потом на сухих местах сформировались пятна огня.
        Мы все бросились к двери. Эрин выскочила из библиотеки первой. Я подхватил Софию и поставил ее на ноги, потом взвалил на плечо здоровой рукой. Марсело тянул за собой ошарашенную, плачущую Одри. Они опрокинули один из красных тронов, и вскоре тот превратился в отдельный костер посреди комнаты. Джульетта кричала, махала руками. Пламя уже разгорелось не на шутку. Джереми бросил кочергу и ударил локтем по стеклу в окне у себя за спиной. Оно разбилось. Внутрь ворвался воздух, отчего горение усилилось, языки пламени загудели и утроились в размерах. Ф-287 превратился в черную головешку. Мы с Софией ждали, пока выйдут Марсело и Одри. Я на мгновение потерял из виду своих дядю и тетю, но потом заметил Кэтрин, двигавшуюся не в том направлении.
        - Кэтрин, уходи! - крикнул я, но пламя ревело оглушительно, я даже не представлял, что такое бывает. Его рев поглощал все остальные звуки. Я сморщился от жара, зная, что наше время на исходе. За спиной у меня дверной косяк шипел, испуская пар. Как только он подсохнет, сразу загорится. То же самое произойдет с ковром в коридоре, перилами, лестницей и всем зданием.
        Марсело двигался мимо меня. Одри уже шла самостоятельно. Я переложил Софию на руки отчима и побежал к окну, обогнув огненную яму, в которой пылало красное кресло. В этот момент пол прогорел, и оно упало вниз. Если мы не поторопимся, там тоже начнется пожар, огонь вырвется в холл, и тогда путь к спасению будет отрезан.
        Кэтрин оказалась рядом с Джереми, а тот уже поставил одну ногу на подоконник. Он выбил из рамы самые острые куски стекла и готов был спрыгнуть. Кэтрин вцепилась в его плечо. Почувствовав это, Джереми развернулся и схватил ее рукой за горло. Она рыгнула, а он сильно тряхнул ее. Голова Кэтрин ударилась об угол каминной полки - хрусть. Противник сжал ее горло сильнее. Глаза Кэтрин полезли из орбит. Я снова закричал, но мой голос смыло волной подпитываемого ветром пламени, которое обдало меня и обожгло щеку. Пахнуло паленым волосом. Я находился слишком далеко. Джереми увидел меня, посмотрел на Кэтрин. На углу каминной полки виднелась кровь. В глазах безумца отражались языки пламени, но в то же время в них горел и свой огонек. Он отклонил голову Кэтрин назад и снова сильно тряхнул ее…
        Военный клич Энди был таким громким, что перекрыл рев огня. Мой дядя, подхватив кочергу, несся на врага. Глаза Джереми расширились. Энди занес руку для удара - длинного, аркой, расслабив бедра, как по мячику для гольфа с крыши, чего ему так и не удалось сделать, - и отпустил ее. Кочерга врезалась в…
        Мой дядя
        …голову Джереми. С треском. Удар пришелся под ухо, вдоль щеки. Челюсть как будто отвалилась от лица, на котором изобразилось сильное удивление. Потом изо рта хлынула кровь. Он отпустил Кэтрин, и та свалилась в протянутые к ней руки Энди. Джереми сделал два шага (челюсть раскачивалась, как маятник) ко мне.
        До меня он не дотянул. Вероятно, бедняга сильно удивился, когда под ним провалился пол, но челюсть у него уже не могла отпасть сильнее. Он грохнулся на охваченный огнем первый этаж.
        Мы с Энди, подхватив под мышки Кэтрин, бросились из комнаты, пламя буквально обжигало нам пятки. Ноги тети Кэти безвольно стукались о ступеньки лестницы, пока мы волочили ее вниз. Эрин стояла у входа и торопила нас жестами. По холлу кружились в танце отдельные язычки пламени, которые еще не представляли собой препятствия, но краска на потолке уже пошла пузырями, огонь расползался по балкам. Люстра рухнула вниз с оглушительным грохотом, как только мы оказались у двери.
        Спустившись со ступенек крыльца, я упал. Ползти по снегу без перчаток - все равно что бежать по раскаленному солнцем песку, он обжигает и щиплет кожу. Потом меня подняли, и я увидел рядом Эрин. Она тащила меня по снегу, пока мы вместе не повалились в снежную кашу. Устремив глаза, полные слез, на адское пламя, мы кашляли, ловили ртом воздух и изумлялись, что живы. Наконец я получил свой трескучий огонь из буклета.
        Метель не унималась. Ветер хлестал по щекам, снег залеплял глаза, обжигал щеки, но мне это не мешало.
        Глава 40
        Прошло совсем немного времени, и крыша обвалилась. Стены быстро последовали за ней, рухнули внутрь и послали в темное небо дождь шипящих искр, которые, будь это другой отель и другой жанр, могли бы сойти за выпущенных на волю духов.
        Джульетта повернулась к Гэвину:
        - Думаю, я готова к продаже. Тем более что сама снесла тут все для тебя.
        Кто-то из нас, у кого еще оставалась энергия, засмеялся. Все обнимали друг друга. Энди, несмотря на все мои ехидные замечания в его адрес, поддерживал Кэтрин так, словно, кроме нее, никого больше не существовало на свете. Марсело и Одри зажали между собой Софию. Джульетта дружески похлопывала Гэвина по плечу. Мы с Эрин не делали ничего такого, а просто сидели рядом. Я знал, что этот пожар не сработает как кресало и не зажжет в нас новый огонь, ну и ладно.
        - Что это? - вдруг спросила Кэтрин, тыча пальцем в воздух.
        По белому снегу двигалась какая-то темная тень, подсвеченная сзади догорающими бревнами. Она удалилась от огня метров на пятьдесят и рухнула в снег.
        - Пойдемте отсюда, - сказал Энди.
        - Он шевелится? - Не помню, кто это спросил.
        - Если человек ранен, не важно, кто он и что сделал, - резонно заметила Джульетта. - Мы не можем его здесь оставить.
        - Пойду проверю, что с ним, - вызвался я и сам себе удивился.
        Раздался ропот, выражавший не вполне искреннее несогласие, но он не перекрыл ясно ощущавшегося всеобщего облегчения оттого, что им не нужно туда идти. Я поднялся на ноги и, шатаясь, поплелся к телу. Мне живо вспомнилась еще дна темная тень на белом поле, но я прервал эти мысли.
        И вот я рядом с телом. Это был Джереми. Он лежал на спине, глаза закрыты. Волосы опалены, щеки в одних местах обожжены, в других испачканы пеплом. Грудь очень медленно поднималась и опускалась. Я присел рядом с ним. А что еще было делать?
        - Кто здесь? - шепеляво произнес Джереми, сломанная челюсть дрогнула, почерневший от крови язык облизнул губы.
        - Эрнест… твой брат.
        Некоторое время стояла тишина.
        - Тебе иногда снится, что ты задыхаешься? - спросил он.
        - Бывает, - признался я.
        Теперь ясно, откуда это взялось: пепел, удушье, пытка - вытесненная в подсознание психическая травма от сидения запертым в машине просачивалась наружу и давала о себе знать. Он не мог этого помнить, но тем не менее воспоминания пузырились в нем и захватывали его целиком. Я начинаю задыхаться, когда злюсь.
        - О’кей. - Джереми как будто обрадовался. Тому, что я такой же, как он, вероятно. Только это ему и нужно было знать.
        Вдруг он захрипел. И его грудь перестала вздыматься.
        А потом, только я собрался уходить, он задышал снова.
        Я перевел взгляд с брата на желтый танк Гэвина. Там стояла группа людей, лишь некоторые из них были со мной одной крови и еще меньшее число носили мою фамилию. Они ждали меня. Коллекция дефисов, префиксов, фамилий по браку, бывший тот-то, приемный того-то. А рядом со мной лежал и боролся за жизнь еще один Каннингем.
        Мне так хотелось жить семьей, заставить Эрин, чтобы она подарила мне ребенка, что я забыл о семье, которая уже была у меня. Семья - это сила тяжести. Теперь я понял слова, которые сказала мне София в самом начале этой истории. Семья - это не те люди, кровь которых течет в твоих венах, это те, за кого ты готов пролить свою.
        Я
        Глава 41
        - Мы можем ехать, - сказал я, с трудом забираясь по ступенькам в снегоход.
        К моменту моего возвращения все уже забились внутрь. Гэвин завел мотор, и тот разрубил ночной воздух своим пробуждающимся кашлем.
        - Что случилось? - спросила Кэтрин, когда я сел рядом с ней.
        - Я подошел к нему, и он перестал дышать.
        - Просто перестал дышать?
        - Просто перестал.
        - Он мертв? - спросила Одри.
        В ее голосе слышалась надежда, но на то, что Джереми жив или что он умер, я не мог определить.
        - Да.
        - Ты уверен?
        - Да.
        - Почему?
        - Он перестал дышать. Поехали домой.
        Эпилог
        Табличка «Продается» была воткнута в землю с кособокой леностью, происходившей от небрежности исполнителя поручения. Джульетта пришла помочь упаковать мои последние вещи. Мы с Эрин решили, что самый лучший путь вперед, если мы хотим начать с чистого листа, - это продать дом и оставить позади все, что с ним связано. Я встретил Джульетту внутри, только что завершив завтрак, который оказался фантастически не событийным.
        Джульетта отперла дверь. Дом выглядел ободранным, призраки мебели оставили темные тени на выгоревшем от солнца деревянном полу. Последние коробки с вещами стояли на чердаке. Джульетта опустила лесенку и забралась наверх. Я занял внизу позицию ловца мусора. Она передала мне несколько коробок, а за ними небольшой чемодан на колесиках, удобный для аэропорта, но не подходящий для горнолыжного курорта. Когда я наконец добрался до дома - после полицейского участка, больницы и кучи журналистов, - у меня не было ни сил, ни желания разбирать его.
        Разумеется, спортивную сумку с самого верха я вытащил. Маколи так и не забрали ее. Они смирились с тем, что фотографии утрачены, но продолжали нанимать аквалангистов и посылать их в озеро, надеясь поднять со дна гроб. Я искренне желал им успеха, пусть они наконец устроят похороны дочери, чего всегда хотели. Я всем рассказал про деньги, и мы решили, что с ними делать, все вместе, семьей. Половину отдали родителям, братьям и сестрам Люси, а также заплатили за ее похороны. Остальное решили разделить. Я отказался от своей доли, решив, что уже истратил ее.
        Похороны Майкла вышли короткими, холодными и гнетущими. Но это не его вина. Погода не проявила к нему благосклонности. Я проверил гроб, прежде чем его опустили в землю. Прощание с Люси организовали ее родные. Оно было трагическим, скорбным и прекрасным. Церковь была переполнена народом, и мне потребовалось некоторое время, чтобы разобраться почему, но загадка решилась сама собой: никогда еще мне не предлагали столько возможностей для развития бизнеса на церемонии прощания с покойным. И хотя Люси уже нет с нами, я теперь вполне уверен, что на прошлой неделе ее повысили до помощника вице-президента по Океании.
        Энди и Кэтрин никогда не были так нежны друг к другу, а Кэтрин никогда еще не выглядела такой спокойной. Энди и теперь остается парнем, поверх плеча которого вы смотрите в баре в поисках кого-нибудь поинтереснее, но теперь, став свидетелем того, как он свернул кое-кому челюсть, я готов выслушать минут пятнадцать занудного разговора.
        Оказалось, что София больше других пострадала во время пожара, и в конечном итоге это пошло ей на пользу. Догадайтесь, чем ей снимали боль? Оксикодоном. Ее кровеносная система получила алиби, коронер ничего не добился бы, отправив ее сдавать анализы, так как они ничего не доказывали. Суд признал, что она действовала так, как и должна была. Кэтрин приглядывает за ней, и София поправляется. Они почти подружились.
        Марсело, Одри и я раз в неделю обедаем вместе. Одри встает из-за стола гораздо реже, что мило. Скоро я приглашу Эрин, она навсегда останется частью семьи, как бы ни обстояли дела с кресалом. «Развод» - слово страшное и официальное, но мы движемся к нему командой, как это ни смешно. Мы с Джульеттой лучше узнали друг друга во время рекламных туров, после того как она подписала договор на книгу об этой истории. Ее произведение называется вроде бы «Отель ужасов». Мой издатель пытается выжать из меня текст на месяц раньше, чем закончит свое творение Джул.
        Что еще?
        Полагаю, есть несколько формальностей, которые нужно завершить.
        Вы, вероятно, считаете, что моя мать никого не убивала. И у вас есть на то основания. В ответ я скажу, что обещал преподносить вам правду такой, какой знал ее в тот момент. Я также говорил вам, что не совершал намеренно грамматических ошибок. Вероятно, я мог бы привести такой аргумент: запертая машина в жаркий солнечный день стала концом для Джереми Каннингема. А моя мать виновна в окончании одной его жизни и появлении новой, в которой он видел сны, что задыхается. Где кончается Джереми и начинается Черный Язык, решать вам. По крайней мере, таково мое объяснение. Литературные достоинства такой аргументации мы можем обсудить позже. Напишите моему агенту по электронной почте.
        А почему у меня и Энди есть отдельные главы? Не знаю, что сказать вам на это. Энди ударил Джереми. Я бы сказал, это был смертельный удар. Джереми получил ожоги, потерял много крови и, очевидно, умирал на снегу от полученных ран, когда я подошел к нему. А я? Адвокат советует мне быть здесь поосторожнее. Все, что я рассказал вам, - правда. Когда мой брат умер, я сидел рядом с ним. И вы можете сами делать выводы.
        Кстати, Кэтрин Милло - анаграмма, составленная из слов «Я не убийца»[11 - Проверьте анаграмму: Katherine Millot - I Am Not The Killer.]. Дариус - латинизированная форма имени персидского царя, а Персия - место, где появилась пытка с помощью пепла. Хотя я не менял это имя специально для книги, так называл себя сам Джереми. Жаль, что он не сделал своей мишенью группу профессоров истории, они сразу все разгадали бы.
        Громко зазвонил телефон Джульетты, чердак откликнулся звонким эхом. Из люка, под которым я стоял, вылетел лающий смех. Лицо Джул появилось надо мной.
        - Кэтрин планирует еще одно воссоединение, - сказала она; ее включили в семейный чат WhatsApp. Знаю, это важный шаг. - Собирает предложения.
        - Где-нибудь в тепле.
        Джульетта снова рассмеялась и скрылась на чердаке, опять чем-то там залязгав. Я обернулся к своему чемодану, вынул из него смятую, заплесневелую куртку. Она была еще влажная, когда я впопыхах запихнул ее внутрь, торопясь с отъездом. Запах был ужасающий. Я решил, что выброшу весь чемодан. В нем не было ничего нужного мне, и у меня не хватало духа перебрать лежавшие там вещи. На всякий случай я проверил карманы куртки и вытащил из одного сложенный листок бумаги. Карточка семейного лото.
        Я посмотрел на внесенную Майклом правку: «Эрнест что-нибудь -испортит- исправит».
        И я исправил. Несмотря ни на что, я все равно ощутил тепло, когда достал ручку и перечеркнул крестом этот квадратик. Для выигрыша маловато, но - черт возьми! - я испытал большое удовлетворение.
        Тут я понял, что пренебрег собственным советом.
        Я вынул из кармана новый телефон (заряд батареи: 4 %; стыдно, что здесь он был ниже, чем в горах во время снежной бури). Загрузил приложение «Увеличительное стекло»; конечно, оно не такое хорошее, как лупа, но решил, что его хватит.
        Помнится, Майкл долго возился с этой карточкой, прежде чем сделал надпись. Или он потратил эти несколько мгновений (а рядом лежал футляр от контактных линз, которые он не носил!) на что-то другое. Маленькое, для чего моему отцу приходилось пользоваться иглой… но, может, кончик ручки тоже сгодится. «Не потеряй, - сказал Майкл и, прижимая к картонке большой палец, передал ее мне, будто промокал чернила. - Я тебе доверяю». Он написал несколько слов, но еще добавил точку. Я же говорил вам: в детективе подсказки заключены в каждом слове - черт! - да в каждом знаке препинания…
        Сердце стучало в горле от ощущения, что я сделал открытие. Включив камеру на телефоне (батарея: 2 %), я навел ее на поставленную Майклом точку и запустил «Увеличительное стекло». Фотографии. Шестнадцать штук. Решеткой 4 ґ 4.
        Фотограф стоял у края протянувшейся вперед подъездной дорожки и смотрел на роскошный особняк. Вид перекрывали грубые линии ограды. У дома, рядом со входом, обрамленным колоннами, стоял седан с открытым багажником. Все снимки были сделаны в одном месте, с одной и той же точки, но на каждом кадре - двое людей, лица которых скрыты. На пятом людей нет, но входная дверь - черная дыра - открыта. Фигуры появляются вновь на восьмом снимке, они что-то несут, похожее на спальный мешок, и держат его с двух сторон. На девятом кадре они на полпути к машине, и я вижу что-то вроде длинных локонов волос, болтающихся с одного края мешка. На десятом спальника уже нет, и багажник машины закрыт. На шестнадцатой фотографии положение машины изменилось. Одна из фигур сидит на крыльце и наблюдает за отъездом. Наконец лицо.
        Наверное, это разочарование, что я не могу подвести вас к типичному катарсису, когда плохие парни получают по заслугам, но редактор говорит, нам пора сдавать книгу в печать, а дело еще в суде, так что у меня нет окончательных подробностей. Вам достаточно будет узнать, что я увеличил изображение как можно сильнее и увидел лицо Эдгара Маколи, сидевшего под фонарем на крыльце своего дома, и что, если его имя здесь не изменено, вы можете быть уверены: он отправился в тюрьму на очень долгий срок.
        Майкл показал вам фотографии?
        Эдгар Маколи задал мне этот вопрос дважды. Во второй - очень настойчиво, вспомнил я. Тогда я подумал, что он раздражен, но теперь понимаю: это было не нетерпение, а отчаяние. Он хотел знать, видел ли я снимки и его самого на них. Я вспомнил смятение на лице Шивон и его спокойную фразу: «Мы наймем водолазов».
        Маколи не хотели заплатить за возвращение дочери половину того, что готовы были выложить за ее тело и фотографии убийцы. Алан продавал им не улики против преступника. Это был старый добрый шантаж. Сперва он пришел к Джереми в надежде, что тот сумеет выжать деньги из Уильямсов, и тогда ему не придется подвергать себя гораздо большему риску и предлагать снимки супругам Маколи. Когда с этой затеей ничего не вышло, он был вынужден вступить на более опасный путь. Стал искать кого-то в качестве щита, который прикроет его от Эдгара. Человек из семьи Каннингем придавал обоснованность его угрозам, почему он и обратился к Майклу. А потом Майкл, выйдя из тюрьмы и увидев, кто на фотографиях, решил, что Маколи в долгу и перед ним тоже. Как он сказал мне в сушильне? Они должны заплатить, и это справедливо. Они.
        Ложное похищение для сокрытия убийства. Умно придумано. Нанять известных бандитов, чтобы подставить их, создать мотив в виде придуманного выкупа и выйти в другую дверь жертвами, а не подозреваемыми. Как говорил мне Марсело, это старая история, которую я разберу, как по нотам, которые легко понять и еще легче принять. Как приняли все в то время. Ребекка уже была мертва, когда поступило первое требование выкупа.
        Я позвонил в полицию. Детектив обещал заехать днем и забрать улики, а потом батарейка у моего телефона разрядилась окончательно.
        - Эй, Эрн! - Лицо Джульетты снова возникло в люке. Она протягивала мне пыльную бутылку вина. - Оно либо выдержанное, либо ужасное. Хочешь подняться?
        Вам я обещал, что некоторые вещи не произойдут в этой книге, так что лучше закончу на этом, чтобы не превращаться в лжеца.
        Я полез к ней наверх по лесенке.
        Книги Эрнеста Каннингема «10 легких шагов к написанию детектива в стиле 1930-х» и «Золотой век вашей золотой страницы: как написать детектив» доступны на Amazon за $ 1,99.
        Благодарности
        Тон каждого хорошего раздела «Благодарности» должен быть такой: спасибо, что терпели меня. Многие люди вели себя именно так в процессе написания этой книги, и я благодарен им за их одержимость, терпение и помощь на каждом этапе.
        Беверли Казинс, мой издатель. Спасибо тебе за то, что одновременно позволяла мне разойтись на полную и терпеливо возвращала к реальности, чтобы мои амбиции не перевешивали чувство меры. Спасибо, что тебя не пугала ни одна идея, что ты читала бесконечные наброски, даже не стоившие того, и верила в мою способность найти свой голос в истории, которую я хотел рассказать. Я испытываю гордость и чувство, что мне повезло стать одним из твоих авторов. Спасибо тебе!
        Аманда Мартин, мой редактор. Благодарю тебя за твой острый редакторский глаз, сочувственные правки и хитроумие в разрешении сложных проблем. Редактирование детектива сродни строительству карточного домика: одна карта падает, и рушится все. Редакторы - это раствор, скрепляющий камни башни. Прошу прощения за шутку про редакторов в двадцать седьмой главе. Я указал здесь номер главы, а не страницу на случай, если у вас посттравматическое стрессовое расстройство от номеров страниц. Пока мы не уклонились от темы, простите меня и за номера страниц.
        Неррили Уэйр и Элис Ричардсон проделали невероятную работу, отыскивая возможности, чтобы эта книга нашла своих читателей по всему миру. Я испытываю благоговейный ужас при мысли, что могу поведать свою историю такому огромному количеству людей, и я благодарен Неррили и Элис за весь их тяжкий труд допоздна вечером и с раннего утра, а также за встречи онлайн. Келли Дженкинс и Ханна Ладбрук из отделов маркетинга и рекламы соответственно, спасибо вам за то, что вы так громко и с энтузиазмом подавали голоса за эту книгу - любой писатель был бы счастлив иметь таких защитниц своего труда в разных областях.
        Я одержим дизайном обложки, созданной Джеймсом Рендаллом. (Показываю ее приятелям на вечеринках, как люди показывают фотографии своих собак, отчего меня, так же как их, часто избегают.) Спасибо за такую замечательную изобретательность. Благодарю Соню Хейн за внимательность и Мидленд Тайпсеттерс за блестящий набор текста и верстку - еще раз простите за номера страниц.
        Пиппа Мэссон, мой агент, которой много помогала Кейтлан Купер-Трент, - спасибо вам обеим за поддержку и руководство, за веру в то, что я смогу довести эту книгу до каждой новой стадии на каждом этапе работы. Я не смог бы ничего этого сделать, если бы вы не были в моем углу. Слова «Вы изменили мою жизнь» мало что говорят о вашей помощи в выстраивании моей карьеры. Джерри Каладжан, благодарю тебя за энергичную защиту прав на экранизацию этой книги. Должен заметить, что агентам, которые одновременно являются адвокатами и психотерапевтами, полагается скидка на медицинские услуги.
        Ребекка Маколи сделала щедрое пожертвование службе защиты от лесных пожаров на восстановление буша в обмен на имя персонажа - спасибо вам.
        Благодарю своих родителей Питера и Джуди, брата Джеймса и сестру Эмили, семью Паз, Габриэля, Элизабет и Адриана за поддержку моих творческих усилий. Джеймс, прости, я продолжаю расправляться со своими братьями. Клянусь, я ничего не имел в виду. И еще, в нашей семье никто никого не убивал. Насколько мне известно, по крайней мере.
        Алиша Паз. Я давным-давно обещал, что моя третья книга будет посвящена тебе. Забавно, но думаю, что без тебя я никогда бы ее не закончил. Так что эта - твоя. Кого я разыгрываю - они все твои.
        Спасибо всем писателям, которые по душевной щедрости дали отзывы на мою книгу или оказали ей поддержку в соцсетях. Я не стану приводить список, но читателям скажу: читайте как можно больше австралийских детективов. Они лучшие в мире. Я считаю, через сотню лет мы оглянемся назад и решим, что прошли наш собственный золотой век, и тогда какие-нибудь умники напишут что-нибудь эдакое о нем. Так что держитесь в курсе с самого начала, это все, что я хочу сказать.
        И наконец, спасибо вам, что прочли. Есть столько книг, а вы выбрали мою, и это действительно нечто особенное. Надеюсь, вам понравилось.
        notes
        Примечания
        1
        Шноркель - у автомобиля: впускная труба двигателя, выведенная на уровень крыши или выше, что позволяет транспортному средству преодолевать водные преграды. - Здесь и далее примеч. перев.
        2
        Эвеланш (англ. Avalanche) - букв. лавина; используется как женское имя.
        3
        Куи - крик австралийских аборигенов.
        4
        Пить «Кул-Эйд» - выражение иронично описывает поведение человека, который верит в какую-нибудь опасную идею из-за предполагаемой высокой награды, меняет свои взгляды под давлением окружения и из-за этого попадает в экстремальные ситуации или проникается какой-нибудь нелепой идеей до такой степени, что готов умереть за нее.
        5
        «Пурпурное сердце» - медаль, вручаемая всем американским военнослужащим, погибшим или получившим ранения в результате боевых действий.
        6
        «Уиджа» - доска для спиритических сеансов с нанесенными на нее буквами алфавита, цифрами от 0 до 9, словами «да» и «нет», снабженная специальной пластинкой-указателем, с помощью которой медиумы читают послания духов умерших.
        7
        Имя главного героя Эрн звучит очень похоже на английское слово urn - погребальная урна.
        8
        Соображаешь? (ит.)
        9
        Modus operandi - латинская фраза, которая обычно переводится как «образ действия» и обозначает привычный для человека способ выполнения определенной задачи.
        10
        Эдит Коуэн (1861 - 1932) - социальный реформатор, борец за права женщин и детей; первая австралийка, ставшая членом парламента; с 1995 г. ее портрет размещается на оборотной стороне купюры в 50 австралийских долларов.
        11
        Проверьте анаграмму: Katherine Millot - I Am Not The Killer.