Стеклянный лес Синтия Суонсон
        Психологический триллер
        Что произошло в ультрасовременном стеклянном особняке, стоящем в загородной глуши?
        Куда исчезла хозяйка дома Силья?
        Как погиб ее муж Генри Гласс?
        Почему их дочь, старшеклассница Руби, явно что-то не договаривает?
        Какие секреты семейства Гласс известны их соседям и знакомым из ближайшего маленького городка?
        Полицейское расследование забуксовало. И тогда Энджи, жена брата погибшего, Пола Гласса, начинает собственное расследование.
        Начинает, еще не подозревая, какие мерзкие скелеты обнаружит в весьма респектабельных шкафах, какие ужасные и трагические тайны прошлого и настоящего вольно или невольно узнает… И какой опасности подвергнет в поисках истины собственную жизнь…
        Синтия Суонсон
        Стеклянный лес
        
        Глава 1
        Энджи
        Округ Дор, Висконсин, 1960 год
        Утро выдалось ясным и бодрящим - идеальное начало обычного сентябрьского дня, не предвещающее ничего дурного. Когда Пи Джей проснулся, я нарядила его в свитер, вязаные рейтузы и шапочку, доставшиеся мне от детей старшей сестры Дорис, и, взяв малыша на руки, вышла из дома. Всю ночь шел дождь, и я полной грудью вдохнула душный аромат переполненного водой озера и не слишком густого леса - такой знакомый и родной, будто запах моей собственной кожи.
        Под моими ногами захрустел песок. Как и остальные обитатели Норт-Бея, мы с Полом соорудили дорожку из песка поверх покрытия из гравия и гудрона, чтобы не пачкать подошвы ботинок. Я направилась к шаткой деревянной лестнице, спускающейся к озеру. Нужно было действовать осторожно, ведь после дождя ступеньки становились такими скользкими. Спустившись, я прошлепала к воде по высокой мокрой траве и одной рукой перевернула легкую брезентовую лодку, которую соорудил несколько десятилетий назад мой дед. В прошлый уикенд Пол смастерил для Пи Джея небольшое деревянное кресло и накрепко прибил к центральному сиденью лодки, и мне не терпелось его опробовать.
        Тихонько напевая, я усадила Пи Джея в кресло, пристегнула кожаными ремнями и подумала о прошедшей ночи. Вспомнилось, как барабанил дождь по жестяной крыше дома, как шумело у меня в ушах, когда мы с Полом раскачивались на постели посреди смятых простыней в сплетении рук и ног. Я выкрикнула имя мужа, и этот звук заглушил стук дождевых капель по оконному стеклу. После этого мы просто лежали рядом, прислушиваясь к редким раскатам грома. Гроза уходила дальше - за озеро Мичиган. Благодарность - за мужа, за жизнь, за будущее - окутывала мое сердце так же крепко и надежно, как теплые объятия Пола.
        И вот теперь, спустя двенадцать часов, при воспоминании об этом у меня перехватило дыхание. Взмахнув веслом, я начала грести. Сегодня озеро принадлежало только нам с Пи Джеем, если не считать плававших возле берега уток да парочки чаек, паривших над нашими головами. С наступлением осени мошки и москиты пропали. Лишь время от времени над поверхностью воды с треском пролетала стрекоза, чьи крылья переливались в лучах солнца голубыми и лиловыми бликами.
        Я подняла весло, позволив лодке скользить самостоятельно. Под ее мерное покачивание Пи Джей весело пускал пузыри, поглядывая на пролетавших птиц.
        Я посмотрела на небо, прикрыв глаза ладонью от ослепительного солнечного света, и в этот момент справа от меня послышался громкий плеск. Я развернулась - как раз вовремя, чтобы заметить блеснувшую над зеркальной гладью озера спину форели. Рыба скрылась на глубине, оставив после себя лишь разбегающиеся по воде круги.
        Резко развернувшись, я потеряла равновесие, и лодка накренилась. Пи Джей громко закричал, и я увидела, как головка свесившегося через борт малыша коснулась водной глади. Следом за головой последовали плечи и верхняя часть туловища. Очевидно, Пол прибил ремни не слишком надежно, и теперь они оторвались от креплений.
        Метнувшись вперед, я схватила сына за ноги, пока он полностью не ушел под воду. Лодка снова наклонилась, но я поспешно села на скамью, чтобы сохранить равновесие.
        Малыш заревел от испуга и неожиданности, и стекавшая с его головы вода перемешивалась со струившимися по щекам слезами. Я прижала ребенка к груди, погладила по мокрым волосикам и пробормотала:
        - Все в порядке, малыш. Ты в безопасности.
        Я поцеловала Пи Джея в лоб, крепко обняла и, быстро перекрестившись, мысленно вознесла молитву: «Спасибо тебе, святая Матерь Божья! Спасибо, что присматриваешь за нами».
        Деревянное весло плавало рядом, и я смотрела на него, пытаясь унять дрожь. Крепко держа ребенка под мышкой, я принялась грести одной рукой, пока не поравнялась с веслом. Выловив его из воды, я еще крепче прижала к себе малыша и направилась к берегу, по-прежнему орудуя одной рукой. Со стороны это наверняка выглядело довольно неуклюже, но зато лодка уверенно продвигалась вперед.
        Не успела я переступить порог дома, как зазвонил телефон. Два коротких пронзительных звука свидетельствовали о том, что звонок, поступивший на общую телефонную линию, предназначался нам. Все еще не уняв дрожь от недавно пережитого испуга, я скинула галоши, ринулась в ванную комнату, закутала сына в полотенце и, положив его на диван, побежала к телефону.
        Прежде чем поднять трубку, я убавила громкость радио, которое забыла выключить перед уходом из дома: все утро там обсуждали итоги состоявшихся накануне президентских дебатов. Участники радиообсуждения отдавали свои симпатии президенту Никсону. У тех же, кто смотрел трансляцию по телевидению, сложилось впечатление, что безоговорочную победу одержал сенатор Кеннеди. Едва услышав это, я торжествующе подняла кулак. Ведь менее чем через два месяца мне предстояло впервые принять участие в президентских выборах. Так что мой голос был на стороне сенатора из Массачусетса.
        - Тетя Энджи?
        Женский голос на другом конце провода был мне незнаком. Голоса братьев и сестер я, самая младшая из шестерых детей, хорошо знала, из дюжины моих племянников и племянниц мало кто мог самостоятельно позвонить по телефону. И ни у кого из них точно не было такого голоса. Мою собеседницу нельзя было назвать взрослой женщиной, но и из детского возраста она тоже уже вышла.
        Я знала лишь одного обладателя подобного голоса, кто мог называть меня тетей.
        - Руби, это ты? Что случилось?
        Ответа не последовало. Я взглянула на Пи Джея: малыш что-то бормотал и с воодушевлением вытаскивал нитки из диванной подушки. Учитывая, что ему пришлось пережить на озере, он вел себя на удивление спокойно. Какое счастье, что у меня такой милый и покладистый ребенок в отличие от детей моих сестер, которые постоянно жаловались на колики и капризничали. «У нас родился настоящий победитель, - говорил Пол всякий раз, когда я обращала его внимание на это обстоятельство. - Наш сын - победитель, Энджел».
        А я лишь улыбалась в ответ на эти слова и ласковое имя, которым он называл меня с самой первой нашей встречи: Энджел - ангел.
        На другом конце провода раздался какой-то с трудом различимый звук, который не был похож на попытку заговорить или откашляться. Я надеялась, что это все-таки Руби, хотя и терзалась сомнениями: вдруг старая миссис Бейтс из соседнего дома решила воспользоваться общей телефонной линией, чтобы подслушать чужие разговоры?
        - Руби? - повторила я. - Это ты? Все в порядке?
        - Нет, - послышался привычный, лишенный эмоций и холодный, точно вода в заливе, голос девочки. - Нет, тетя Энджи, я не в порядке.
        Последовала долгая пауза, а потом Руби произнесла:
        - Тетя Энджи, мой папа мертв, а мама сбежала.
        Глава 2
        Руби
        Стоункилл, Нью-Йорк, 1960 год
        - Мама оставила записку, в которой сообщила нам с папой, что уезжает, - пояснила Руби и едва слышно добавила: - Она написала, что ей очень жаль, но жизнь слишком коротка, чтобы ждать.
        - Это ужасно, Руби, - выдохнула Энджи. - Просто ужасно.
        Девочка промолчала.
        - А твой отец?..
        Наматывая телефонный провод на палец, Руби рассказала, что тело отца было найдено в лесу, всего в нескольких футах от дома.
        - Он сидел возле дуба, а рядом валялась пустая чашка. Ее проверили на наличие яда. В полиции сказали, что все указывает на самоубийство.
        Голос Руби звучал обыденно и безразлично.
        - О господи! - воскликнула Энджи. - Мне так жаль. - Она на мгновение замолчала, а потом поспешно спросила: - Где ты сейчас, дорогая?
        Руби не отвечала, пытаясь осмыслить произнесенное тетей слово - «дорогая».
        Никто так не называет Руби. Больше никто.
        - Я дома, - наконец произнесла она. - Не могли бы вы попросить дядю Пола позвонить мне, как только у него появится возможность?
        Повесив трубку, Руби вышла во внутренний двор, спустилась по ступеням и направилась в лес. Вокруг стояла тишина, которую нарушали лишь свист птиц, жужжание насекомых да шорох ветвей, когда по ним прыгали белки. Проходя мимо могучего дуба, она легонько хлопнула рукой по стволу и двинулась дальше. Подошвы ее поношенных серо-белых теннисных туфель утопали в мягкой земле и влажной листве.
        Руби пошла по узкой, едва различимой тропинке и вскоре оказалась на небольшой поляне, в центре которой стоял огромный валун. Камень был скользким от росы, мелкие вкрапления кварца поблескивали в лучах пробивавшегося сквозь кроны деревьев солнца. Руби взгромоздилась на валун, положила ногу на ногу и осторожно поддела ногтем резиновый ярлык на подошве левой туфли. Когда-то на нем было написано слово «KEDS», но девочка ковыряла его так часто, что теперь от названия остались лишь две первые буквы.
        Руби положила руку на камень, предвкушая ощущение исходившей от него ледяной прохлады, но быстро отдернула, потому что вместо шероховатой поверхности коснулась чего-то живого и гладкого. Руби опустила глаза. В шести дюймах от нее свернулась клубком толстая змея. Она зашипела, и девочка вскочила с камня и отошла на несколько шагов, не сводя взгляда со змеи. Ее злые глаза-бусинки блестели, а изо рта угрожающе высовывался раздвоенный язык. Вдоль зеленого, точно кроны деревьев, тела проходили тонкие желтые полоски.
        Чтобы доказать отсутствие страха, Руби протянула к ней руку. Змея вытянулась, а потом снова свернулась в клубок. Тогда Руби пошевелила пальцами, и этого оказалось достаточно. Змея подняла голову и со злобным шипением бросилась на протянутую руку.
        Руби могла бы закричать, но не стала: все равно никто не услышит.
        Глава 3
        Энджи
        Усадив Пи Джея в кроватку с высокими бортами, я натянула галоши, выбежала на улицу и, шлепая по грязному двору, обдумывала услышанное. Самоубийство… Какой ужасный поступок! Я не знала, как найти нужные слова и рассказать Полу о смерти его брата. Он будет раздавлен.
        А Руби! Представить только, в каком положении оказалась девочка. Мать ее бросила. Отец тоже. Очевидно, поступок жены разбил ему сердце, и он предпочел лишить себя жизни, нежели взглянуть в лицо реальности. Как родители могли так поступить с собственным ребенком?
        Я вспомнила, как Руби примолкла, услышав обращение «дорогая». Оно сорвалось с языка по привычке: так я всегда проявляла нежность к племянникам и племянницам, - но Руби семнадцать лет, а мне - двадцать один. Вряд ли она мне поверила. Не стоило этого делать.
        У кромки леса я свернула на широкую, утопающую в грязи дорожку, ведущую к студии Пола. Сквозь тонкие ветки кедров и берез проглядывали солнечные лучи и согревали мои плечи. После того как в конце девятнадцатого века были вырублены почти все деревья, леса здесь, в округе Дор, редкие. Я испытывала странное ощущение - лес словно выставлял меня напоказ и в то же время обступал со всех сторон.
        Этот участок земли в два акра некогда принадлежал моим бабушке и дедушке. Год назад мы с Полом поженились и поселились в их небольшом коттедже. В десяти ярдах от него, в бывшем сарае, располагалась крохотная студия Пола.
        - Пол! - крикнула я, распахивая дверь.
        Муж оторвался от натянутого на мольберт холста. Стоявший рядом стол был завален коробками с акварельными красками, кистями всевозможных размеров, стаканами с водой и перепачканными тряпками. На подлокотниках от старых кресел, прикрепленных к стене, располагались картины на разных этапах создания. На них были изображены виды Норт-Бея, озера Мичиган и заката над Грин-Беем по другую сторону полуострова.
        - Что такое, Энджел? - Пол посмотрел на меня.
        - Даже не знаю, как тебе сказать… - Я переступила порог студии. - Речь о Генри. И Силье.
        - А что с ними такое?
        Я судорожно сглотнула.
        - Руби звонила. Она сказала… О, Пол! - Я крепко обняла мужа. - Генри… умер.
        Высвободившись из моих объятий, Пол тяжело опустился на стул.
        - Не понимаю.
        - Я тоже. Но Руби сказала… Она сказала, что Генри нашли в лесу неподалеку от дома. Полиция считает, что это… самоубийство. - Я почувствовала, как слезы обожгли мне глаза. - А Силья пропала. По словам Руби, она их бросила.
        Рассказав мужу об оставленной Сильей записке, я замолчала, давая ему возможность переварить услышанное.
        Пол не произнес ни слова.
        - Ты уверена? Ты уверена, что Руби сказала именно это? - наконец спросил он.
        Я кивнула. Пол посмотрел в окно, а затем снова повернулся ко мне.
        - Расскажи все. Слово в слово повтори, что сказала тебе Руби.
        Генри жил в штате Нью-Йорк с женой Сильей и дочерью Руби. Я встречалась с ними лишь один раз, прошлой осенью, когда они приезжали на нашу с Полом свадьбу.
        Вечером накануне торжества я пожелала Полу спокойной ночи и отправилась в свою комнату, чтобы провести последнюю ночь в девичьей постели. На следующий день я не видела Пола до тех пор, пока не вошла в церковь Святой Марии и не остановилась рядом с ним у алтаря. Там уже стоял его брат.
        Пока святой отец произносил речь, я искоса поглядывала на Генри, поражаясь его сходству с Полом. Мы с моими братьями и сестрами тоже очень похожи друг на друга: у всех тускло-каштановые волосы, веснушчатые носы и круглые голубые глаза под изогнутыми дугой бровями, - однако Генри и Пол - высокие, худощавые, с узкими лицами, копнами темных волос и блестящими карими глазами - со стороны выглядели близнецами.
        Собственно говоря, почти так и было. На первом свидании Пол поведал мне, что разница в возрасте между ними всего год и что с самого детства они были неразлучны.
        - У нас почти не было друзей, - рассказывал Пол. - Да мы в них и не нуждались, вполне довольствуясь обществом друг друга.
        Братья родились в Калифорнии. Их родители работали смотрителями виноградников, и мальчики выросли среди зеленых лоз. Они помогали матери и отцу ухаживать за прихотливыми растениями, собирать урожай и перерабатывать его в вино.
        - Вы, так же как римляне, давили виноград ногами в огромных деревянных кадках? - спросила я Пола, подавшись вперед так, чтобы ему стала видна моя грудь, выглядывавшая из декольте любимого платья в горошек.
        - Каждую осень, - с улыбкой заверил Пол, и мое сердце затрепетало.
        Да и у кого хватило бы смелости меня осуждать? Ведь своей широкой улыбкой и блестящими глазами Пол напоминал мне Кэри Гранта. Я была бессильна перед чарами Пола Гласса - привлекательного художника средних лет, появившегося в округе Дор словно бы из ниоткуда.
        Как и всегда летом, я работала горничной в отеле «Гордон Лодж». Работа эта была довольно изнурительной, ведь гостевые домики приходилось убирать в нейлоновом форменном платье и чулках, снять которые было нельзя даже в самые жаркие дни. Этого требовало руководство. Однажды в полдень, закончив смену, я вошла в главное здание, чтобы выпить воды. Незнакомый мне бармен, весело насвистывая, мыл стаканы. Две верхние пуговицы его рубашки были расстегнуты, так что я разглядела медальон святого Христофора, поблескивавший на покрытой темными волосами груди. Устраиваясь за стойкой, я испытала почти непреодолимое желание протянуть руку и коснуться этого самого медальона. Бармен улыбнулся, сверкнув карими глазами, и поставил передо мной стакан ледяной воды прежде, чем я попросила его об этом.
        В тот же вечер состоялось наше первое свидание. Я сбегала домой, приняла душ, переоделась и вернулась в бар, где сидела у стойки и ждала, пока Пол закончит смену.
        Он рассказывал, что они с Генри воевали. Впрочем, как и большинство молодых людей того времени. Пол - на Тихом океане, а Генри - в Европе. Перед отправкой на фронт подразделение Генри ненадолго остановилось в Нью-Йорке, где он и встретил Силью.
        - Что за необычное имя - Силья? - спросила я. - Итальянское? Вроде святой Сесилии?
        - Нет, это финское имя, - пояснил Пол. - Силья выросла в социалистической общине в Бруклине. Один за всех, и все за одного. Глупость какая! - Пол усмехнулся. - Но теперь ее образ жизни изменился.
        - И как же она живет теперь?
        - Богато, - ответил Пол, поморщившись. - Силья живет богато.
        Первое свидание закончилось в постели. С тех пор мы начали проводить ночи вместе. Днем мы тоже встречались - в комнате Пола, которую он снимал в городе.
        Прежде чем войти в здание, я украдкой оглядывалась по сторонам, желая остаться незамеченной. Ведь если бы я встретилась с кем-то из знакомых, о моих похождениях стало бы известно родителям или братьям. Никогда раньше я не делала ничего подобного, но и таких мужчин, как Пол, мне тоже не доводилось встречать. Он отличался от парней, рядом с которыми я росла, так же разительно, как павлин от чайки, стаи которых кружили вокруг нашего отеля в поисках пищи. И дело было не столько в его обаянии, сколько в зрелости. Он везде бывал, все видел. Ничто не могло выбить его из колеи - ни внезапная перемена погоды, ни грубость постояльцев, ни спущенная шина на пустынной дороге. Ни один мужчина в мире за исключением моего отца не имел таких умелых рук. И я поняла, что могу безгранично ему доверять.
        Удивительно, но Пол влюбился в меня так же сильно, как и я в него. Когда он мне улыбался, я чувствовала себя королевой красоты, так что совершенно не удивилась тому обстоятельству, что мы стали мужем и женой всего через три месяца после знакомства.
        Жену деверя я увидела только на свадьбе. Силья оказалась довольно высокой и обладала весьма пышными формами. Изумрудно-зеленое платье без бретелек выгодно подчеркивало изгибы ее тела. Светлые волосы были зачесаны назад, и лишь несколько прядей ниспадало на лоб. Я бы не назвала Силью красивой, ибо ее крупный, похожий на картофелину нос затмевал все остальное, в том числе глаза необычного орехового цвета, которые прятались за очками в оправе «кошачий глаз».
        Силья рассказала, что весьма неплохо зарабатывает, исполняя обязанности менеджера по закупкам продуктов питания в отеле «Ратерфорд».
        - Это не самый крупный отель в Нью-Йорке и не самый известный, - пояснила она, - но мы славимся безупречным сервисом. В особенности наши рестораны.
        Я рассеянно кивнула, оглядываясь по сторонам в поисках Пола. Он стоял за барной стойкой, смешивал напитки и со смехом беседовал с сидевшими напротив него гостями. Веселый общительный бармен даже в день собственной свадьбы.
        - Жаль, что мы не можем погостить чуть дольше, - произнесла Силья, и я снова перевела взгляд на нее. - В понедельник мне нужно быть на работе.
        Она достала из сумочки золотые портсигар и зажигалку и, закурив, посмотрела на меня.
        - А вы, дорогая? Чем занимаетесь вы?
        - Летом я работаю здесь, в отеле, - ответила я, комкая носовой платок, который, как говорится в стихотворении, девушка всегда должна иметь при себе. - Но теперь я стала замужней женщиной и все…
        Я осеклась, не зная, что еще сказать. Никто, кроме членов семьи и самых близких друзей, не знал моей тайны. Впрочем, вскоре все станет очевидно, и тогда никто не удивится тому, что мы с Полом так спешили со свадьбой. Мой слегка округлившийся живот тщательно маскировало пышное подвенечное платье, перешедшее мне по наследству от старшей сестры Кэрол Энн. Она была чуть полнее меня, поэтому мне не составило труда скрыть беременность с помощью нескольких ярдов атласа и кружева. И все же Силья - невестка Пола, член его семьи. Рассказал ли Пол брату о ребенке? И если рассказал, поделился ли Генри этой новостью с женой? Я не знала.
        Силья кивнула и грустно улыбнулась:
        - Брак - это работа. Брак - это… Впрочем, что я об этом знаю? Не больше и не меньше, чем любая другая замужняя женщина. - Она выпустила сигаретный дым и добавила: - У каждой жены своя история.
        - Да, - согласилась я. - Это верно.
        Склонив голову набок, Силья окинула меня задумчивым взглядом.
        - Я вижу, как вы обожаете Пола. Это очень мило. Что-то подобное я чувствовала по отношению к Генри, когда мы познакомились. Я тогда была примерно вашего возраста. - Она отвернулась к окну, из которого открывался великолепный вид на озеро. - Как давно это было.
        В зале раздался звон: это гости принялись стучать серебряными вилками и ножами по своим бокалам, желая увидеть, как жених целует невесту. Наши с Полом взгляды пересеклись, и он поманил меня к себе.
        - Прошу прощения, - обратилась я к Силье и поспешила к жениху.
        Перегнувшись через барную стойку, я позволила Полу запечатлеть на своих губах теплый поцелуй, и гости разразились аплодисментами.
        Глава 4
        Силья
        1942 год
        В Бруклине любовь с первого взгляда случалась только в кино. Каждую субботу девушки тратили карманные деньги на то, чтобы опуститься в бархатные кресла в «Колизее» или в кинотеатре на бульваре Сансет и, задумчиво жуя попкорн, наблюдать за Барбарой Стэнвик, без памяти влюблявшейся в Генри Фонду, Вивьен Ли, гипнотически заглядывавшей в глаза Лоуренсу Оливье, или Айрин Данн, становившейся жертвой чар Кэри Гранта.
        А после сеанса они выходили на шумные грязные улицы и направлялись домой - к уставшим на работе матерям, молчаливым отцам и ватагам младших сестер и братьев. Исполненные мечтаний, девушки писали в личных дневниках свои имена рядом с известной фамилией - что-то вроде «миссис Эмма Оливье», пытаясь представить, что было бы, если бы на пороге их дома вдруг возник герой девичьих грез Лоуренс. Он наверняка тотчас же позабыл бы свою Вивьен, воспылав страстью к Эмме.
        Такой девушкой была и двадцатилетняя Силья Такала. Чистая, точно медный чайник, которому еще только предстояло испытать жар пламени, она знала о любви лишь то, что видела на экране кинотеатра.
        А потом в ее жизнь пришла настоящая любовь. Совсем как в кино.
        Это случилось на автобусной остановке, когда Силья направлялась в гости к своей подруге Джоанне. Пятница в колледже Хантер обычно была коротким днем. В выходные Силье предстояло выполнить довольно большой объем домашних заданий, но она не видела Джоанну несколько месяцев - с тех самых пор, как семья подруги переехала из финского поселения в Бруклине в финскую общину в Гарлеме.
        Силья ждала своего автобуса, когда высокий и невероятно худой молодой человек в военной форме, каковые в те дни часто встречались на улицах городов, нерешительно тронул ее за плечо и робко улыбнулся:
        - Мое почтение, мисс. Я хотел бы попасть в зоопарк в Бронксе. Не подскажете, на какой автобус мне сесть?
        - В зоопарк? Почему вы хотите поехать именно туда? - Силья не могла отвести взгляда от незнакомца. Ведь перед ней стоял двойник Кэри Гранта с лучистыми глазами и притягательной улыбкой.
        - Я остановился в Нью-Йорке всего на несколько дней и решил, что мне стоит осмотреть достопримечательности. - Он взглянул на ясное, залитое солнцем небо - непривычно безоблачное для начала марта. - К тому же приятно провести такой погожий денек в зоопарке.
        Какое необычное времяпрепровождение для находившегося в увольнительной солдата! Улицы Манхэттена изобиловали бурлеск-клубами, барами, ресторанами… Молодой мужчина, чье будущее представлялось весьма неопределенным, мог вкусить любых удовольствий. А этот ненормальный - пусть и весьма привлекательный - захотел посетить зоопарк Бронкса!
        - Меня зовут Генри, - представился молодой человек, хотя Силья ни о чем таком его не спрашивала.
        - Силья, - ответила она.
        Рядом с грохотом остановился автобус, выпустив из выхлопной трубы облачко удушливого газа.
        - Это ваш номер, - произнесла Силья. - И мой тоже.
        До Джоанны Силья так и не добралась, весь день проведя с новым знакомым. Несмотря на желание посетить зоопарк, Генри, казалось, совсем не обращал внимание на животных, поскольку не сводил взгляда с Сильи.
        Когда они сели в автобус, следовавший на окраину города, уже сгущались сумерки. Молодой человек обнял Силью за плечи, и это проявление вольности ее встревожило и вместе с тем невероятно возбудило. Еще никогда в жизни она не становилась объектом публичного обожания, но готовившиеся отправиться на войну молодые люди и сопровождавшие их девушки могли позволить себе почти любые нежности. Поэтому, когда Генри поцеловал свою спутницу, никто из пассажиров даже бровью не повел. Сердце же Сильи заколотилось точно сумасшедшее.
        - Мне просто необходимо увидеть тебя снова, - произнес он. - Я могу тебе позвонить?
        Может ли он позвонить? Что за вопрос! Вложив в руку Генри клочок бумаги с номером своего телефона, Силья вышла на Шестьдесят восьмой улице и направилась к подземке.
        Дома мать недовольно поинтересовалась, где пропадала дочь.
        - Прости, aiti. Поезда в метро ходят с опозданием. - Силья наклонила голову, чтобы мать не заметила блуждавшую на ее губах улыбку.[1 - Мама (фин.).]
        «Любовь с первого взгляда? - спросила себя Силья, ложась в постель, и, сунув руку под ночную сорочку, принялась рассеянно поглаживать грудь. - Но ведь любви с первого взгляда не существует, - напомнила себе, сжимая соски и ощущая, как они становятся твердыми и невероятно чувствительными под тонкой хлопчатобумажной тканью. - Такое случается только в кино».
        Потом, опуская руку ниже, подумала:
        «Может, да, а может, и нет».
        Они встретились на следующее утро в кафе «У Вика», неподалеку от колледжа Хантер. Силья выбрала это место не случайно: надеялась, что однокурсницы увидят ее рядом с этим красавчиком военным, - однако в кафе никого из знакомых не оказалось.
        - Нью-Йорк - мой город, - сделав глоток кофе, сказала она Генри, прихлебывавшему черный чай. - Я могу показать тебе здесь все, что только пожелаешь. Я живу в этом городе с рождения и знаю о нем почти все.
        Генри тихо засмеялся.
        - В самом деле, красотка? Что ж, посмотрим.
        Он проявил интерес к абстрактной живописи, поэтому Силья повела его в открывшийся недавно Музей современного искусства. Они переходили из зала в зал, и Силья восхищалась работами Кандинского и Пикабиа, но Генри только усмехался.
        - Я не назвал бы это абстракционизмом, - заметил он, указывая на одну из гравюр Кандинского. - Где смелость? Где обнаженная натура?
        Один из посетителей, услышав его слова, спросил:
        - Вы знаете музей Риверсайд?
        Когда же молодые люди покачали головами, незнакомец протянул им рекламный проспект.
        - Там представлена потрясающая экспозиция работ американских художников-экспрессионистов. Вы не пожалеете потраченного времени.
        Молодые люди направились на окраину Нью-Йорка.
        - Ну вот, совсем другое дело, - произнес Генри, рассматривая работы Ротко, Готлиба и других художников. - Эти американцы знают, как преуспеть.
        Генри знал, что именно он хочет, и Силья должна была исполнять его желания. Однажды она надела на свидание облегающий зеленый пуловер с жемчужными пуговицами и юбку-карандаш.
        - Ты потрясающе выглядишь! - заметил Генри, оглядывая девушку с ног до головы. - Тебе стоит всегда носить зеленый цвет, он делает твои глаза более выразительными.
        Правда, говоря это, Генри смотрел Силье не в глаза, а чуть ниже. Она улыбнулась и поблагодарила его за комплимент.
        Через несколько дней они снова встретились «У Вика» во время перерыва на ланч. Силья была в розовой блузке свободного покроя и расклешенной юбке из серой шерсти. Она сочла, что Генри оценит этот ее любимый наряд, однако при виде Сильи Генри нахмурился и грубовато спросил:
        - А где зеленый?
        - Я забыла, - ответила Силья.
        - В следующий раз не забывай, куколка.
        После того случая, отправляясь на свидание с Генри, Силья всячески старалась включать в свои наряды что-нибудь зеленое: шарф, шляпку, украшения. В конце концов, напоминала она себе, Генри - военный и готов отдать жизнь за свою страну. Он просил ее о такой малости. Так почему бы не удовлетворить его просьбу? Ведь это самое меньшее, что она могла для него сделать.
        До встречи с Генри Силья много времени проводила в библиотеке колледжа, однако теперь, боясь пропустить его звонок, всегда занималась дома. Они с матерью жили в небольшой квартирке, которая располагалась в финской общине Алку. По вечерам Микаэлы довольно часто не было дома: вместе с другими финскими женщинами она входила в отряд противовоздушной обороны, - поэтому о телефонных звонках ничего не знала. Силья хватала трубку, и ее лицо тотчас освещала широкая улыбка. Ведь на другом конце провода Генри сообщал ей о том, что находится на Манхэттене.
        - Могу ли я вытащить тебя из твоей мрачной тюрьмы? - спрашивал он. - Давай отправимся в какое-нибудь модное заведение и повеселимся на славу, а?
        Силья не знала, шутит ли Генри или действительно верит в то, что говорит об Алку, где ни разу не был. Тюрьма? Ничего подобного. Их наполненная светом квартира была довольно уютной. Впрочем, Силья всегда отвечала согласием и обещала приехать через полчаса.
        Выйдя из метро, она сразу попадала в объятия Генри, и ее сердце колотилось точно сумасшедшее. Когда он прикасался к ней - даже помогая снять в ресторане пальто, - Силья краснела до корней волос, а по телу разливалось тепло.
        Каждый раз, встречаясь с Генри, она надеялась, что он предложит снять комнату в отеле, хотя была вовсе не из тех, кто задумывается о подобных вещах. Раньше представление Сильи о сексуальных отношениях было весьма размытым, а фантазии ограничивались поцелуями с каким-нибудь призрачным незнакомцем. Но это было до появления в ее жизни Генри. Теперь, лежа по ночам в своей девичьей постели, Силья закрывала глаза и видела его лицо, а потом мечтала, как на нее обрушивается дождь его поцелуев. Дотрагиваясь до себя, она воображала, что ее касаются теплые руки Генри.
        Через десять дней после знакомства, когда они прогуливались по Центральному парку, Генри взял Силью за руку и надел ей на палец скромное колечко с бриллиантом.
        - Выходи за меня замуж. Выходи за меня, Силья, а когда война закончится, я вернусь, и мы замечательно заживем одной семьей. Это будет жизнь, какую ты не представляла даже в своих самых необузданных фантазиях. - Он легонько сжал ее руку. - Я стану твоим навечно, если ты согласишься принадлежать мне.
        Силья лишилась дара речи. Неужели он действительно обращался к ней, к Силье Такала - симпатичной, но обыкновенной девушке из Бруклина? К девушке, произносившей прощальную речь в выпускном классе школы и отправившейся продолжать учебу в колледж Хантер? К той, которая была гордостью и радостью не только матери, но и всего Алку? Возможно ли, чтобы именно ей вручили кольцо и сделали совершенно нелогичное, но такое чертовски романтичное предложение руки и сердца? Ведь именно такие истории и снимают в Голивуде.
        Не веря, что это происходит на самом деле, Силья ответила согласием.
        Глава 5
        Руби
        Руби думала, что, если закричит, никто ее не услышит, но ошибалась. У самой кромки леса, рядом с заброшенным кладбищем, остановился автомобиль. Из него вышел Шепард, с тихом стуком захлопнул дверцу и, поймав на себе взгляд девочки, поспешил к ней.
        Как бы Руби ни хотела, змея не укусила ее и скрылась в густой траве. Ленточные змеи обычно не кусают людей и даже не пытаются напасть.
        - Вам не стоит здесь находиться, - сказала она Шепарду. - Час назад здесь были копы. Они что-то измеряли возле дуба, переговаривались и делали пометки в блокнотах. Я их видела, а они меня - нет. Что, если они вернутся?
        Шепард кивнул.
        - А разве ты должна здесь находиться?
        - Если честно, нет, - призналась девочка. - Сейчас я должна быть в квартире мисс Уэллс. Она сказала, что не будет ничего дурного в том, если я пропущу несколько дней в школе и позвоню дяде, когда буду готова с ним говорить, а потом ушла в школу. - Руби пожала плечами. - Мне не хотелось оставаться одной. А еще мне не хотелось, чтобы мисс Уэллс платила за мои телефонные разговоры, поэтому я вернулась домой и позвонила дяде, но его не оказалось дома и я оставила сообщение его жене.
        Шепард снова кивнул.
        - Я предполагал, что найду тебя здесь. Не хочешь прогуляться?
        Руби знала, что должна вернуться в дом и ждать звонка дяди Пола, но, посмотрев в глаза Шепарда - мрачные, несмотря на чудесную погоду, - не смогла отказаться.
        - Только совсем недолго.
        Она направилась в глубь леса, Шепард последовал за ней.
        Молча - ибо что тут можно сказать? - они шли друг за другом по узкой тропинке. Солнечный свет проникал сквозь кроны деревьев и падал на землю красными, желтыми и оранжевыми пятнами. Опавшие листья шуршали под ногами. Именно такие дни, как этот, заставляют людей верить в то, что осень их любимое время года.
        Руби и Шепард двигались в сторону запада, затем свернули на север. Не было никаких ограждений, никаких знаков, разделявших лес, но Руби и без них знала, где именно заканчивался принадлежавший их семье участок леса. На севере он граничил с лесами Берков, на юге - с собственностью семьи Пауэлл. На востоке располагалось старое заброшенное кладбище датской реформатской церкви, где Шепард припарковал свой автомобиль.
        Наконец они остановились и сели на ствол поваленной березы, мягкая гнилая кора которой крошилась от малейшего прикосновения. Просеивая ее сквозь пальцы, Руби вспомнила, что разложение дерева изнутри называется сердцевинной гнилью. Об этом рассказывал Шепард.
        Он осторожно положил руку ей на плечо, и она посмотрела ему в лицо. Его глаза были полны скорби.
        - Хочешь поговорить об этом? - спросил Шепард.
        Руби покачала головой:
        - Давайте поговорим о чем-нибудь другом.
        А потом начала рассказывать:
        - Когда мы только сюда переехали, мне как раз исполнилось десять лет. С наступлением темноты я постоянно зазывала соседских детей в лес. Я не боялась, ведь лес причиняет не больше вреда, чем то, что происходит за стенами домов. Например, я уже тогда знала, что телевидение причиняет детям больше вреда, нежели то, что может случиться с ними в чаще леса.
        Шепард кивнул, соглашаясь.
        - Вот что я делала. Когда все дети играли во дворе, забиралась на невысокое дерево, что росло за домом Берков, и тихо ухала. На мне было темно-синее платье, из которого я давно уже выросла. Я очень любила это платье, потому что его можно было надевать с темными лосинами, и тогда я становилась похожей больше на тень, чем на девочку. А еще повязывала на голову темный шарф, чтобы спрятать волосы, и представляла, что они у меня не белые, как у матери, а каштановые, как у отца.
        - Значит, ты хотела быть похожей на отца? - спросил Шепард. - Больше, чем на мать?
        - Нет, я не хотела быть копией отца. Просто с темными волосами мне было проще выполнить задуманное, - пояснила Руби.
        - А, - кивнул Шепард. - Теперь понимаю.
        - Дети слышали издаваемые мною звуки и замолкали. А я ухала снова, и тогда один из них говорил: «Вы это слышали?», - а другой отвечал: «Это всего лишь старая сова. Она не причинит вреда». Кто-то предлагал: «Давайте ее найдем». Когда они подходили совсем близко, но меня еще не видели, я перебегала к другому дереву и снова ухала точно сова. Дети стояли у того дерева, на котором я недавно сидела, и кто-то из них говорил: «Она улетела, и теперь мы ее не найдем». Но ему тут же отвечали: «Подождите, стойте тихо!» Все замолкали и прислушивались, и, конечно же, «сова» ухала снова. «Сюда!» - кричали они и пробирались мимо меня, с шумом ломая ветки. Им и в голову не приходило, что, будь на моем месте настоящая сова, она давно улетела бы подальше, не желая иметь дела с нарушающими ее покой людьми.
        Руби слышала воодушевление в собственном голосе. Продолжая рассказывать, она чувствовала, как печаль отступает. Не так давно мать заметила: «Разговорив тебя, Руби, уже трудно поверить, что еще недавно ты была тихой и молчаливой. В подходящей компании ты становишься совсем другим человеком».
        - Уверена, вы уже догадались, чем все заканчивалось. Спустя некоторое время мы оказывались так глубоко в лесу, что никто, кроме меня, не мог найти дорогу к дому.
        Руби протянула Шепарду руку, и тот без колебаний сжал ее в своих ладонях. Руби любила в нем это больше всего - он всегда действовал решительно.
        Они встали и медленно побрели назад. Руби наслаждалась ощущением собственной руки, зажатой в надежной руке Шепарда.
        - Те дети были такие глупые, - заметила она.
        - Они всего лишь дети, Руби, - ответил Шепард, и она испугалась, что он отпустит ее руку, но он не отпустил.
        - Знаю. Но я просто не могла удержаться. Со временем я уставала от игры и переставала изображать сову, но к тому времени уже никто не знал дороги назад. Один неизбежно начинал плакать, другой говорил, что плачут только малыши. Затем они начинали спорить, кого можно считать малышом, а кого - нет. А потом кто-то замечал, что тот, кто не боится, попросту глупец. Дети долго ходили кругами, пока за деревьями не начинали мелькать фонари, освещающие Стоун-Ридж-роуд. Тогда раздавались дружные возгласы облегчения. Они радовались и шлепали себя по голым рукам и ногам, убивая москитов. Матери начинали звать их домой, и вскоре наступала тишина. Именно тогда я могла наконец выйти из леса, - закончила Руби.
        Шепард посмотрел на нее.
        - Представляю эту картину. Ты отличный рассказчик, Руби.
        Она его поблагодарила, а потом напомнила, что ей нужно вернуться домой и ждать звонка от дяди.
        Оказавшись на узкой тропинке, они расцепили руки, однако Шепард продолжал идти следом за Руби, и она ощущала на своей шее его теплое дыхание.
        - Я проделывала подобное примерно раз в неделю на протяжении всего лета. Интересно, что рассказали бы об этом остальные? Помнят ли они старую сову, увлекавшую их в лес летом пятьдесят третьего года? Помнят ли, что так и не смогли ее отыскать, несмотря на многочисленные попытки?
        - Тысяча девятьсот пятьдесят третий год, - тихо повторил Шепард. - Так давно.
        Руби повернулась к нему.
        - Думаете, я поступала неправильно, обманывая тех детей?
        Шепард задумчиво склонил голову.
        - Пожалуй. Но ты, Руби, не виновата в том, что оказалась умнее и смелее остальных.
        - Верно, - согласилась она. - Это не моя вина.
        Руби никогда не просила сделать ее такой, какой стала.
        Глава 6
        Энджи
        Пол последовал за мной в дом и набрал номер брата. Когда на другом конце провода послышались гудки, он взглянул на меня.
        - Энджел… если не возражаешь, я хотел бы остаться один.
        Я почувствовала, как губы поджались помимо моей воли. Он собирался сказать Руби нечто такое, чего не мог произнести при жене?
        Пол не заметил моего недовольства. Сгорбившись над столом и крепко сжимая в руке трубку, он шептал слова успокоения.
        Я вышла из комнаты и притаилась в тени, стараясь расслышать, что именно говорит Пол племяннице, но до моего слуха доносилось лишь тихое «да, дорогая» и «не волнуйся, Руби».
        Когда он повесил трубку, я вернулась в комнату.
        - Что она сказала?
        - То же самое, что и тебе. - Пол потянулся за лежавшей на полке возле стола телефонной книгой. - Мне нужно как можно скорее вылететь в Нью-Йорк.
        - Да. Всем нам.
        - Всем? - Пол развернулся ко мне. - Что ты хочешь сказать?
        - Мы полетим вместе: ты, я и Пи Джей, разумеется.
        Я не могла поверить, что муж собирался отправиться в Нью-Йорк один. Ведь мы же семья! А семья должна сплачиваться, когда наступают трудные времена.
        - Я не знаю, что нас там ждет. - Пол вздохнул. - Я не знаю, чего ждут от меня и как чувствует себя Руби. Ее голос мне показался… Словно, это была и не она вовсе.
        Я не нашлась, что сказать. С Руби мы встречались всего один раз - на моей свадьбе, и я совсем ее не знала.
        Тогда она показалась мне нескладной девчонкой с плоской грудью и длинными ногами, которые неловко выглядывали из-под подола платья из голубой тафты. Для школьницы платье было слишком длинным, а для женщины - слишком коротким. На ногах Руби красовались голубые туфли на низком каблуке, и мне подумалось, что они совсем новые и она надела их впервые. При виде Пола лицо Руби осветилось, и, несмотря на каблуки, она бросилась ему навстречу. Муж тоже обрадовался и заключил девочку в медвежьи объятия.
        Я вспомнила, как ощутила укол ревности и как пожурила себя за это. «Господи, Энджи, - сказала я себе, - это всего лишь племянница твоего мужа. Конечно же они обожают друг друга». Я убеждала себя в том, что совсем скоро Пол станет так же близок и с моей семьей.
        - Тебе не стоит ехать в Нью-Йорк одному. - С нежностью глядя на мужа, я коснулась его руки и ощутила под тканью куртки тугие мускулы. - Мы должны держаться вместе.
        - Энджи, я действительно считаю, что это не слишком хорошая идея, - покачал он головой. - Мне надо будет утешать Руби, заниматься похоронами… Я не смогу все сделать как надо, если мне придется постоянно думать о тебе и сыне.
        - Конечно, сможешь, - возразила я. - Мы с Пи Джеем не будем путаться у тебя под ногами. Пол, я хочу помочь. - Мои пальцы задержались на руке мужа. - Ты и я… должны быть вместе в горе и в радости, верно? Я всегда подставлю плечо, в которое ты сможешь выплакаться.
        - Мне придется очень низко наклониться, чтобы уткнуться в твое маленькое плечо, Энджел, - нежно улыбнулся Пол и устремил взгляд на раскинувшийся за окном залив.
        - Если ты не возьмешь меня с собой, - обвила я шею мужа руками, заставляя посмотреть мне в глаза, - я куплю билет и отправлюсь следом.
        На лице Пола мелькнула тень раздражения.
        - Вот уж не сомневаюсь, что ты это сделаешь.
        Я прильнула к нему всем телом и прошептала:
        - Поверьте мне, мистер Гласс, вы не пожалеете.
        Глава 7
        Силья
        1942 год
        Чем меньше дней оставалось до их бракосочетания с Генри, тем чаще Силья испытывала приступы паники и неуверенности в себе. Она никому об этом не рассказывала, повторяя как заклинание, что все невесты нервничают накануне свадьбы, но в конце концов все будет хорошо. И не просто хорошо, а так, как она не представляла даже в своих самых необузданных фантазиях. Ведь именно эти слова произнес Генри, делая ей предложение.
        Они поженились в офисе мирового судьи на Манхэттене. Невеста была в зеленом. Подруга Джоанна, проникшаяся романтизмом ситуации и простившая Силью за то, что та не приехала к ней в гости, согласилась стать свидетельницей. Свидетелем со стороны жениха выступал один из сослуживцев Генри.
        Свою мать Силья не пригласила, поскольку до сих пор так и не удосужилась рассказать ей о Генри.
        После церемонии бракосочетания, попрощавшись с друзьями, они спустились в подземку и направились на другой конец города, в отель «Севилья», где Генри снял номер.
        Уединившись в ванной комнате, Силья облачилась в кружевное неглиже мятного цвета, купленное за три доллара в одном из магазинов «Вулворт». Такой короткой одежды она не носила с самого детства. Деньги на покупки были взяты из шкатулки, где мать хранила средства на непредвиденные случаи. Накинув пеньюар, Силья подумала, что вряд ли под непредвиденным случаем мать подразумевала первую брачную ночь дочери.
        Именно об этом моменте Силья мечтала, лежа по ночам в своей постели или сидя в вагоне метро с закрытыми глазами и плотно сжатыми коленями. Но почему же так боится? Ответить на этот вопрос она не могла.
        Дрожа от страха, Силья приоткрыла дверь ванной и заглянула в комнату, освещенную лишь тусклым светом лампы, стоявшей на прикроватном столике. Генри лежал на кровати. Его грудь была обнажена, а нижнюю часть тела прикрывало одеяло. При виде жены он сел и широко улыбнулся.
        - Иди сюда.
        С отчаянно бьющимся сердцем Силья пересекла комнату.
        - У тебя так колотится сердце, - заметил Генри, положив ладонь ей на грудь. - Все хорошо, куколка. Успокойся.
        Он откинул одеяло, и Силья увидела, что муж полностью обнажен. Еще никогда прежде ей не доводилось видеть голого мужчину.
        У нее не было ни отца, ни братьев. С детства она жила с матерью в окружении финских иммигранток, которым Микаэла предоставляла кров до тех пор, пока они не встанут на ноги в новой стране. Жаркими летними вечерами, сидя на пожарной лестнице, Силья и другие девчонки хихикали и шепотом обсуждали собиравшихся во дворе мужчин Алку, чьи широкие спины, едва прикрытые майками, блестели от пота.
        Силья скользнула взглядом по длинным ногам мужа, не слишком широкому, но мощному торсу и плоскому животу. Свидетельство его возбуждения, вздымавшееся из гнезда темных волос, застало ее врасплох, ведь она ни разу, даже на картинках, не видела мужского естества.
        - Очаровательный наряд, - заметил Генри. - А теперь сними его.
        Дрожащими руками Силья скинула одежду.
        Она уже давно смирилась с тем обстоятельством, что родилась не слишком привлекательной, и к своей внешности относилась довольно спокойно, но вот тело… Силья прекрасно осознавала, что ее фигура - то, что нужно: полная грудь, округлые бедра и тонкая талия. Впрочем, обычно никто этого не замечал, ведь зеленая юбка-карандаш и подходящий по цвету свитер, которые она носила с самой первой встречи с Генри, были самым облегающим комплектом в ее гардеробе. К тому же никто, кроме матери, купавшей ее в детстве, не видел Силью обнаженной.
        Но теперь она замужняя женщина. А супругам совсем не зазорно ходить друг перед другом нагишом.
        - А ты горячая штучка, черт возьми, - тихонько присвистнул Генри и, взяв жену за руку, потянул в постель.
        Силья старалась не волноваться из-за того, что произойдет дальше. По рассказам девушек из колледжа, имевших близость с мужчинами, она знала, что с первого раза может не получиться и нужно использовать вазелин, поэтому запаслась небольшим пузырьком, который спрятала в сумке. Когда ее опасения подтвердились - Генри пытался в нее войти, а она старалась расслабиться, - Силья робко предложила воспользоваться советом подруг.
        - Никогда не слышал о таком способе, - удивился Генри, - но, если это поможет, давай попробуем.
        Силья выскользнула из постели, достала из сумки пузырек и попросила Генри отвернуться.
        Они предприняли еще одну попытку, и вазелин действительно помог. Никогда в жизни Силья не испытывала подобной близости с другим человеком. Ее ошеломило то обстоятельство, что Генри окутал собою не только ее тело, но и все существо. Силья хотела, чтобы это действо продолжалось вечно, но Генри вскоре замер и закричал так громко, что соседи за стеной вполне могли его услышать. Однако Силье не было никакого дела до того, слышит их кто-нибудь или нет.
        Перекатившись на бок, Генри в изнеможении прошептал:
        - Моя куколка.
        Силья устроилась рядом с мужем, крепко прижавшись к нему и укрыв их обоих одеялом. Она знала, что ему нужно отдохнуть. Сама же медленно вдыхала и выдыхала в попытке унять отчаянно колотившееся сердце. Ей не терпелось дождаться того момента, когда они снова смогут заняться любовью.
        Теперь, когда Генри появлялся на Манхэттене, они больше не посещали рестораны и не гуляли по городу, а снимали номер в отеле. Муж оплачивал пребывание и подписывался в журнале регистрации своим квадратным почерком: «Мистер и миссис Генри Гласс». Клерк за стойкой улыбался одетому в военный мундир Генри, кивал Силье, теребившей обручальное кольцо, и желал приятного пребывания. В ответ Генри уверял его, что именно так и будет. Поднимаясь в лифте, супруги держались за руки.
        Силье очень нравилось заниматься любовью с мужем, и собственная раскованность ее изумляла, ведь раньше она не могла и помыслить, что интимная жизнь столь многообразна. И все же она делала это вместе с собственным мужем, словно на свете не существовало ничего более естественного.
        Теперь Силья была замужем, и Генри - красивый идеальный Генри - принадлежал только ей одной. Ни у одной женщины не было прав на его тело, и ни один мужчина, кроме Генри, не смел посягнуть на нее. И так будет до конца жизни.
        - Я никогда об этом не пожалею, - прошептал Генри, когда они в изнеможении сжимали друг друга в объятиях. - Женившись на тебе, куколка, я принял самое разумное решение в своей жизни.
        Глава 8
        Энджи
        В иллюминатор «Боинга-707» я впервые увидела Нью-Йорк. День выдался ясным, и вокруг расстилалось ярко-голубое небо.
        - Идеальная погода, - сказал по громкой связи пилот. - Посмотрите налево, чтобы полюбоваться чудесным видом Манхэттена.
        Я уставилась в крошечное овальное окно, не в силах стереть улыбку с лица. Перелет в другой город действительно оказался таким захватывающим, как я и ожидала.
        Прижав Пи Джея к груди, я показывала ему Эмпайр-стейт-билдинг, возвышавшийся над остальными зданиями в центре города, видневшуюся в отдалении статую Свободы и другие достопримечательности города. Я старалась говорить тихо, чтобы не беспокоить Пола, на протяжении всего полета читавшего журналы и курившего одну сигарету за другой. Проходившая мимо длинноногая стюардесса мягко напомнила ему, что во время приземления курить запрещено. Пол потушил сигарету в прикрепленной к подлокотнику пепельнице и тепло улыбнулся стюардессе, которая, несмотря на соблазнительную округлость форм, пухлыми щеками и свежим цветом лица напоминала двенадцатилетнего подростка.
        Я нахмурилась, но тут же отвернулась к иллюминатору, не желая показывать Полу свою ревность.
        В аэропорту Ла-Гуардиа нас никто не встречал, да и кто бы это мог быть? Кроме членов семьи Генри, мы никого в Нью-Йорке не знали.
        Пол летал на самолетах всего несколько раз, но при этом вел себя как заправский путешественник: уверенно отвел меня к стойке выдачи багажа, а после того, как мы получили свои чемоданы, отправился на поиски машины. Сидя в ожидании мужа, я огляделась по сторонам. Все в Ла-Гуардии - начиная с быстро движущейся конвейерной ленты с багажом пассажиров и заканчивая оранжевыми пластиковыми сиденьями - было современным, ярким и прочным. Я чувствовала себя так, словно оказалась не в Америке, а в совершенно другой стране. И это всего лишь аэропорт. Кто знает, что меня ждет в городе со странным названием Стоункилл?[2 - От англ. stone - камень, каменный, и kill - убивать.]
        «Kill» в переводе с датского означает «ручей», - пояснил Пол, когда я впервые высказала удивление. - Так что город называется Каменный Ручей. Надеюсь, такое название для тебя будет звучать менее странно».
        И правда - такое словосочетание звучало привычнее, но по-прежнему казалось мне зловещим.
        Поездка в Стоункилл на арендованном бирюзовом «форде-ферлейне» заняла два часа. Пол дважды сбился с дороги: первый раз пропустил въезд на Бронкс-Ривер-паркуэй, а во второй - не успел повернуть на шоссе, ведущее в город. И все же он не разозлился, как поступили бы большинство водителей, не занервничал, как случилось бы со мной, а, сверившись с картой, молча поехал дальше.
        Было почти семь часов вечера, когда мы оказались на подъездной аллее дома Сильи и Генри.
        - Руби сказала, что мы не застанем ее дома, но оставила для нас ключ под ковриком на крыльце, - сказал Пол и пояснил, что Руби сейчас живет на другом конце города, у мисс Уэллс, своей учительницы английского языка.
        Это показалось мне странным. Руби наверняка было бы лучше жить у кого-нибудь из друзей, в семье, где есть мать и отец, о чем я и сказала Полу, но тот лишь пожал плечами.
        С любовью глядя на мужа, я покачала головой. У каждой девочки должна быть по меньшей мере одна близкая подруга, но мужчинам не дано понять таких вещей. Помимо сестер Дорис и Кэрол Энн я с первого класса дружила с Джойс Лэнг и Элис Солберг. В школе нас называли тремя мушкетерами. Джойс по-прежнему жила в нашем родном городе Бейлис-Харбор, располагавшемся неподалеку от Норт-Бея. Элис же переехала на несколько миль южнее, в Джексонпорт. Мы продолжали видеться друг с другом и после школы: в основном по воскресеньям, когда после службы в церкви отправлялись на обед к моим родителям, а потом вместе с детьми гостили друг у друга. Подруги детства вышли замуж за местных парней, и поэтому считали мое замужество чем-то экзотическим. Они часто расспрашивали о работе Пола, о нашей семейной жизни и даже о романтической стороне отношений. Я со смехом отвечала на их вопросы, но не вдавалась в подробности. С сестрами я тоже постоянно была на связи и без этого попросту не представляла своей жизни, поэтому никак не могла понять и принять то обстоятельство, что Руби не обзавелась подругами, на которых можно
положиться в трудную минуту. Бедняжке было необходимо общаться с кем-то помимо учительницы. Наверное, здесь, в Стоункилле, мне придется стать для Руби не только матерью, но и подругой.
        Какая удача, что удалость убедить Пола взять меня с собой. В противном случае его пребывание здесь могло бы обернуться настоящей катастрофой.
        Силье и Генри принадлежал большой участок, густо поросший деревьями, которые надежно укрывали его от соседей. Меня немало удивила открывшаяся взору картина, ведь я всегда представляла Нью-Йорк нагромождением стоящих на голом асфальте небоскребов.
        Одноэтажный, построенный в современном стиле дом семейства Гласс состоял из двух половин. Правая была обита темными деревянными панелями, а левая - выполнена из стекла, отражавшего яркие солнечные лучи. Своеобразная зигзагообразная крыша напомнила мне дома кинозвезд в Палм-Спрингс, фотографии которых в большом количестве публиковали глянцевые журналы. На разворотах журналов эти дома смотрелись вполне уместно: их остроконечные крыши повторяли форму окруженных скудной растительностью гор на фоне ярко-голубого неба, - но здесь, в чаще густого леса, такой ультрасовременный коттедж выглядел по меньшей мере нелепо. Со стороны казалось, будто его построили по ошибке.
        Доставая чемоданы из багажника автомобиля, Пол рассказал, что Силья и Генри обзавелись этим домом около семи лет назад.
        - Силья хотела чего-то современного. Их предыдущий дом был построен аж в тысяча восемьсот девяностом году и представлял собой громоздкую постройку в викторианском стиле с безвкусными украшениями и скрипучим крыльцом, а находился в центре города, рядом с железнодорожной станцией. В былые времена я садился на поезд на Центральном железнодорожном вокзале, а Генри встречал меня на станции. Домой мы шли пешком. - Клонившееся к горизонту солнце все еще ослепляло своими лучами, и Пол, прищурившись, посмотрел в сторону дороги. - Генри любил тот старый дом и постоянно в нем что-то обновлял и ремонтировал, но Силье хотелось переехать в абсолютно новый дом, где до нее никто не жил. В итоге она получила что хотела.
        Я не знала, что сказать, и, прижав малыша к груди, молча последовала за мужем в необычный дом его брата.
        Когда Пол вставил ключ в замочную скважину, за нашими спинами внезапно раздался женский голос:
        - Эй! Можно вас на пару слов?
        Развернувшись, мы увидели женщину лет пятидесяти, стоявшую у припаркованного на обочине «шевроле».
        Пол поставил чемоданы на землю и решительным шагом пересек лужайку. Я поспешила за ним.
        - Я могу вам чем-то помочь? - Голос Пола прозвучал прохладно.
        - Джин Келлерман. «Стоункилл газетт». - Женщина протянула ему руку и, выдержав паузу, добавила: - Уверена, вы меня помните, мистер Гласс.
        - Нет, я вас не помню, - отрезал Пол, так и не ответив рукопожатием.
        Миссис Келлерман удивленно вскинула брови и, бросив на меня короткий взгляд, спросила:
        - Могу ли я задать вам несколько вопросов?
        - Миссис Келлерман, сейчас время скорбеть. Мы будем благодарны, если вы оставите нас в покое. Идем, Энджи, - ответил Пол и, взяв меня за локоть, повел к дому.
        У двери я обернулась и увидела, что миссис Келлерман все еще смотрит нам вслед.
        Глава 9
        Руби
        Мисс Уэллс хорошо относилась к Руби. Вечером она подала девочке здоровый ужин, в котором присутствовало четыре основных группы продуктов: мясо, молоко, хлеб и овощи. Силья, будь она сейчас здесь, обрадовалась бы, что ее дочь питается именно так. А Руби очень хотелось, чтобы мама сейчас была рядом.
        Она выпила молоко большими глотками, точно маленькая, и вытерла салфеткой образовавшиеся на верхней губе «усы».
        - Ты ведь встречаешься завтра с дядей, верно? - спросила мисс Уэллс, когда они вместе убрали со стола.
        - Да, верно.
        Мисс Уэллс осталась на кухне проверять тетради учеников, а Руби, пообещав вести себя тихо, как мышка, отправилась в отведенную ей комнату.
        Забравшись в постель прямо в джинсовом комбинезоне и свитере, которые носила целый день, она взяла книгу «Убить пересмешника». Руби прочитала ее трижды с тех пор, как книга появилась в июле в магазинах. Свернувшись калачиком, она задумалась о Страшиле Рэдли и о том, как он ходил по Мейкомбу, оставаясь никем не замеченным. Как выгодно быть невидимкой!
        Чтение переносило Руби в другой мир, где не нужно думать о собственной жизни, вот только в этой комнате было слишком одиноко.
        Она встала и убрала книгу в сумку, которую ей подарила мама. Удобная и вместительная, из кусочков плотной ткани, на длинном кожаном ремне она позволяла носить с собой все необходимое. Ведь никогда не знаешь, что именно тебе пригодится в тот или иной момент.
        Повесив сумку на плечо и подхватив ботинки, Руби незаметно для мисс Уэллс подошла ко входной двери и выскользнула на улицу. Идти придется долго, но было так приятно ощутить на своем лице прохладный свежий воздух.
        Глава 10
        Энджи
        Пол включил свет, и мы оказались в открытом просторном помещении. Кухню от жилой зоны отделяла лишь высокая барная стойка с тремя хромированными стульями. В стене напротив был устроен массивный камин, рядом с которым стояли диван и два легких кресла. Пол устилал бежево-коричневый ковер. За столом тикового дерева могло уместиться восемь человек. Тиковые балки под потолком такого же оттенка, что и стол, в точности повторяли причудливую зигзагообразную форму крыши. Из-за огромных окон толстого стекла, которые хозяйка дома решила не закрывать шторами, я почувствовала себя словно внутри аквариума.
        В нос ударил спертый воздух, и я хотела проветрить помещение, но не увидела на высоких рамах ни одного шпингалета.
        Я приготовила ребенку бутылочку со смесью, а Пол нашел в верхнем шкафу несколько крекеров и сырный соус. После того как мы поели, муж устроил мне экскурсию по дому. Дальше по коридору располагалась просторная спальня с кроватью королевских размеров, комодом и большим полированным дубовым столом на тонких металлических ножках. К счастью, в этой комнате имелись шторы, которые были плотно задернуты.
        - Можем спать здесь, - предложил Пол, и я нервно сглотнула при мысли, что мне придется спать в комнате пропавшей женщины.
        А что, если Силья вернется посреди ночи и обнаружит нас в своей постели? Но ведь рядом будет крепко обнимающий меня Пол, так что ничего ужасного не случится.
        Комната Руби представляла собой типичную комнату подростка: на стенах постеры Элвиса Пресли, Джеймса Дина и Фрэнки Авалона, неубранная кровать, горы грязной одежды на полу, сваленные в кучу книги на полках.
        В доме имелась еще одна спальня, так же, как и комната Руби, выходившая окнами на лес. Она была гораздо меньше хозяйской, со скромным шкафом и двуспальной кроватью, застеленной темно-синим покрывалом.
        - Здесь мы можем разместить Пи Джея, - произнес Пол и, пока я переодевала сына, соорудил импровизированный манеж, задвинув кровать в угол и поставив вокруг нее несколько стульев с высокими спинками сиденьями наружу. - С ним все будет в порядке, - добавил он, очевидно заметив отразившееся на моем лице беспокойство. - Он очень устал, Энджел, так что будет спать долго и крепко.
        Я с благодарностью улыбнулась мужу, а потом легонько коснулась пальцами щеки малыша, и тот сразу же закрыл глаза.
        - Пожалуй налью себе выпить, - сказал Пол. - Не хочешь присоединиться?
        Я кивнула. Муж скрылся за дверью, а я, присев на край кровати, некоторое время поглаживала спинку Пи Джея, чтобы он уснул.
        Пол принес с кухни два бокала виски с содовой, протянул один мне, и мы расположились на просторном диване, обтянутом жесткой рыжевато-коричневой кожей.
        - За жизнь, оборвавшуюся слишком рано, - произнес Пол. - За Генри.
        - За Генри, - эхом отозвалась я, поднося бокал к губам.
        Сделав глоток виски, я почувствовала, как тяжелеют веки. День начался как захватывающее приключение, но сейчас я была выжата как лимон: даже в день появления на свет Пи Джея не ощущала такой усталости. После родов я быстро восстановилась. Да, я устала физически, но почти ничего не помнила: отчасти из-за лекарств, отчасти из-за того, что мое тело знало, что и как нужно делать. В тот день сознание полностью отключилось от происходящего, дав волю инстинктам.
        Однако сейчас все было иначе. От меня ждали действий по определенным правилам. Я должна была говорить правильные вещи, совершать правильные поступки. Быть взрослой.
        Но ведь я и есть взрослая: замужняя женщина с ребенком, - и приехала сюда, чтобы заменить мать своей племяннице. Именно так поступают взрослые люди.
        - Мне необходимо лечь. Прости… у меня закрываются глаза, - сказала я, поставив бокал на поднос и обняв мужа за шею. - Ты придешь ко мне? Пожалуйста.
        Пол одарил меня теплым взглядом, который я так любила, но потом мягко отстранился, задумчиво глядя на холодный камин.
        - Иди ложись. Я скоро приду.
        Глава 11
        Руби
        На улице было темно, а значит, никто ничего не мог видеть. Но в доме горел свет, поэтому Руби наблюдала за всем, что там происходит. При виде дяди Пола у нее на мгновение перехватило дыхание, ведь она не видела его с тех самых пор, как он женился и перестал приезжать в Стоункилл.
        Теперь рядом с ним находились другие люди - тетя Энджи и маленький сын. «И все же он по-прежнему меня любит. В противном случае его здесь не было бы. Только этим объясняется его приезд», - подумала она.
        Руби разбиралась в таких вещах, она ведь не дурочка, хотя дети в школе считали ее глупой, но лишь потому, что она была не слишком-то разговорчивой. Однако неразговорчивость вовсе не синоним глупости. Мисс Уэллс как-то сказала ей: «Ты не такая уж и тихоня, какой можешь показаться на первый взгляд».
        Руби стояла за стволом ясеня на лужайке перед домом и наблюдала, как они ходят из комнаты в комнату, как едят, сидя у стойки, - в общем, делают обыденные вещи, словно новые жильцы этого дома.
        Прокравшись на задний двор, она увидела, что дядя и его жена включили свет в ее комнате, но, к счастью, оставались там недолго. Руби попыталась прочитать по лицу тети Энджи, о чем та думает, но так и не поняла.
        После того как тетя Энджи ушла спать, дядя Пол продолжал сидеть у холодного камина. Сначала он опустошил содержимое своего бокала, а потом допил виски жены. Руби подумала, что он, возможно, плачет, хотя и не могла знать этого наверняка.
        Жаль, что ей нельзя войти в дом и сесть рядом. Она хотела бы просто посидеть с ним и ничего не говорить.
        Глава 12
        Силья
        1942 - 1944 годы
        Силья и Генри провели вместе две благословенные «медовые» недели, но однажды раздался телефонный звонок и Генри поспешно сообщил, что вместе со своим подразделением покидает Кэмп-Килмер. Учения продолжались, и войска стали часто перебрасывать с места на место по всему Восточному побережью, от Каролины до Мэриленда. Также воинские части защищали побережье от потенциальной атаки немецких подводных лодок. Об этом Генри рассказывал в письмах.[3 - Кэмп-Килмер - лагерь Вооруженных сил США.]
        Мы со дня на день ожидаем погрузки на корабли. Но когда и где это произойдет, никто не может сказать. Наш сержант утверждает, что мы отправимся в Тихий океан, но поговаривают, что нас перебросят в Англию. Нам, простым пехотинцам, никто ничего не говорит.
        Силья перечитывала письма мужа до тех пор, пока бумага не истончалась в ее руках. Если бы не эти письма и не обручальное кольцо, она подумала бы, что выдумала и собственную свадьбу, и то, что последовало за ней. Силья редко носила кольцо, но оно все время было с ней - в бархатном мешочке, висевшем на атласном шнуре на шее. Оставаясь ночью в своей комнате, Силья надевала кольцо на палец и, поднеся руку к лицу, смотрела на свое отражение в зеркале, чтобы видеть блеск бриллианта и сияние собственных глаз.
        Через несколько недель после отъезда Генри у Сильи нарушился цикл, но она списала это на нервозность в преддверии экзаменов, однако в следующем месяце все повторилось. Силью охватило беспокойство. Как же глупо она поступала, пренебрегая предосторожностями. Почему, скажите на милость, они не пользовались презервативами? Ее настолько ослепила перспектива стать женой и любовницей, что она совершенно не подумала о возможной беременности. Генри тоже никогда не заговаривал на эту тему. Но теперь уж ничего не поделаешь: придется расплачиваться за собственную неосмотрительность.
        Лежа ночью в кровати, Силья беззвучно расплакалась, но потом отерла слезы, решительно написала обо всем Генри и стала ждать ответа. Изрядно нервничая, она кидалась к почтовому ящику в Алку каждый вечер по возвращении с занятий.
        Наконец от мужа пришла долгожданная весточка.
        Какая чудесная новость. Прекрасное начало совместной жизни. Существует ли способ лучше, чтобы соединить наши жизни навечно?
        Силья перечитывала эти строки снова и снова, а потом прошептала: «Ребенок соединит нас навсегда». Она не обращала внимания на голос разума, твердивший, что ее собственных родителей ребенок не смог связать навечно. Отец, проделавший долгий путь из Хельсинки в Нью-Йорк вместе с беременной женой, оставил ее на попечение семьи, с которой они познакомились на теплоходе, и пообещал прислать за ней, когда найдет работу. С тех пор ни жена, ни дочь больше никогда о нем не слышали.
        Еще через три месяца Силья поняла, что больше не может скрывать от матери свое положение. Юбки еле застегивались, а и без того полная грудь стала еще больше. Несколько раз ее тошнило по утрам, но она объяснила это кишечным гриппом, который якобы свирепствовал в колледже.
        В один прекрасный теплый вечер в начале июля, когда женщины собирались ужинать, Силья надела кольцо и обратилась к матери:
        - Aiti, посмотри.
        Микаэла не сразу поняла, о чем идет речь.
        - Ты помолвлена? Собираешься выйти замуж за какого-то парня? Он финн?
        - Нет, aiti, он не из нашей общины. - Силья покачала головой, мягко взяла мать за руку и подвела к такому знакомому дубовому обеденному столу. - Тебе лучше присесть.
        Рассказывая обо всем, что с ней случилось, Силья внимательно наблюдала за выражением лица матери.
        Микаэле вскоре должно было исполниться сорок, но выглядела она лет на десять лет моложе. Худенькая, небольшого роста, в яркой сине-голубой шали, в которую она так любила укутываться вечерами, Микаэла напоминала миниатюрную, но очень крепкую копию планеты Земля. Она не слишком следила за прической, собирая седеющие волосы в простой пучок на затылке, но скрывающиеся за стеклами очков горящие светло-карие глаза свидетельствовали об остром уме.
        В 1921 году молодая беременная Микаэла, только что сошедшая на причал с прибывшего из Хельсинки парохода, не позволила предательству мужа себя сломить. Она родила дочь и нашла работу на текстильной фабрике, положившись на великодушие своих соотечественников, помогавших ей во всем. Маленькая сплоченная группа финских социалистов страстно верила в марксистскую философию и старалась улучшить условия жизни - канализация, отопление - не только живущим в Нью-Йорке финнам, но и всем остальным. Микаэла вела протоколы собраний, выпускала листовки, рисовала плакаты, с которыми члены группы стояли рядом с рабочими, протестовавшими против низкой заработной платы и тяжелых условий труда. В годы Депрессии семья Нилундов, решивших переехать в Пенсильванию в надежде обзавестись собственной фермой, продала Микаэле свою долю в кооперативе. Мать и дочь Такала переехали в квартиру с видом на улицу и начали принимать у себя других переселенцев. После закрытия текстильной фабрики Микаэла трудилась в прачечной, а месяц назад нашла более выгодную работу на фабрике, специализировавшейся на пошиве военного обмундирования.
        Закончив рассказ, Силья показала матери присланную Генри фотографию: в военной форме и с полуавтоматической винтовкой в руках он стоял на фоне казарм.
        - Очень красивый парень, - заметила Микаэла и перевернула фотографию.
        На обратной стороне почерком Генри было написано: «Силье - моей любви до конца жизни. Г.».
        Микаэла перевела взгляд на дочь.
        - Силья, нам нужен план. На следующий учебный год лучше взять академический отпуск, чтобы спокойно родить ребенка, но потом ты обязательно должна вернуться в колледж.
        Микаэла отправилась на кухню и вскоре вернулась с двумя чашками свежезаваренного кофе.
        - Что бы ни случилось, ты непременно должна получить образование, - сказала она, наливая в кофе сливки из маленького кувшинчика.
        Больше Микаэла не проронила ни слова, но дочь знала, о чем та думает: Силье придется растить ребенка в одиночку, как когда-то ей самой.
        Спорить с матерью было бесполезно, и Силья согласилась, а уж как там сложится, будет видно.
        Она четко представляла свою дальнейшую жизнь: Генри вернется домой и найдет работу (правда, Силья не знала, какую именно, но непременно доходную и приносящую удовлетворение), они переедут в пригород, Силья родит еще детей. И для этого вовсе не нужно получать степень бакалавра, хоть мать и настаивает на этом.
        Силья очень надеялась, что у нее родится мальчик, похожий на отца: сильный, с сияющей улыбкой и мечтательным взглядом.
        Писал Генри часто, а также звонил, как только появлялась такая возможность. В один из сырых ненастных дней он сообщил по телефону, что находится в Нью-Йорке.
        - Я на стоянке круизных кораблей. «Королеву Марию» переоборудовали в военный корабль. Мы отправляемся в Англию. Приезжай сейчас же. Надеюсь, я смогу тебя увидеть, хотя говорят, что у нас не так много времени.
        Силья поспешила на Манхэттен, однако к тому времени, когда прибыла на причал, солдат уже погрузили на корабль.
        - Просто помашите платком, - предложил один из военных, оцепивших причал и сдерживавших толпу провожающих.
        Силья последовала его совету.
        Свесившись через ограждения судна, солдаты махали в ответ, но Силья, как ни старалась, не могла разглядеть среди них мужа. Какое мучение находиться совсем рядом и не иметь возможности его увидеть! А ведь Генри, должно быть, надеялся, что и его жена стоит на причале в толпе других жен и матерей.
        Наконец турбины корабля пришли в движение, матросы отдали швартовы, и буксиры принялись толкать корабль в русло реки. Силья ожидала, что «Королева Мария» выйдет в открытое море, однако вместо этого судно остановилось посреди реки, окруженное буксирами, которые не давали ему развернуться.
        - Чего они ждут? - спросила Силья у стоящей рядом женщины.
        - Кто ж знает? - пожала та плечами. - На вашем месте я бы не слишком надеялась увидеть мужа в ближайшее время, мисс.
        «Поторапливайтесь, а потом ждите» - так в одном из писем Генри описывал армейскую жизнь. Стоя на причале в течение нескольких бесконечно долгих часов, Силья собственными глазами увидела, что это означает.
        - Они наверняка отчалят ночью, - заметил один из караульных. - Но точного времени никто не знает. Дамы, вам лучше разойтись по домам.
        Солнце опустилось за горизонт, город начала окутывать тьма. Желудок Сильи заурчал от голода.
        Наконец она развернулась и направилась к метро.
        Ребенок Сильи и Генри появился на свет в темные предрассветные часы первого дня 1943 года. Когда Силья пришла в себя после анестезии, ее ждало настоящее потрясение - ей сообщили, что у нее родилась девочка. Во время беременности она убеждала себя, что носит под сердцем сына, и, любовно поглаживая живот, называла его «Генри-младший», иногда даже вслух. Поверить в то, что она родила дочь, оказалось тяжело. Когда акушерки и Микаэла ушли, Силья украдкой раскутала ребенка, дабы убедиться, что ей сказали правду.
        Однако горевала по Генри-младшему она недолго: девочка оказалась очень красивой и здоровой. Пусть у нее пока не было волосиков, зато она унаследовала потрясающие темные глаза отца. После войны у них с Генри будут еще дети. И непременно родится сын, и даже не один. Силья даже представила, как мальчишки будут донимать свою старшую сестру.
        Она назвала дочь Руби Микаэла. Микаэла - в честь матери, а Руби - потому что Силье нравились простота и американское звучание этого имени.
        «Руби - очень хорошее имя, - написал Генри из северной Африки, где его подразделение вело ожесточенные бои. - Симпатичное имя для симпатичной девочки, которую папе так не терпится наконец увидеть».
        Восемь месяцев Силья сидела дома с ребенком и занималась повседневной рутиной - кормление, пеленание, укачивание. Девочка оказалась неспокойной: часто капризничала, плохо спала, - настроение ее менялось по несколько раз на дню. Силья с отчаянием думала о том, что Руби будет такой всегда, но Микаэла объяснила, что подобное поведение свойственно большинству младенцев, и заметила:
        - Просто дай ей время подрасти, pikkuaitini.[4 - Моя маленькая мама (фин.).]
        Силья только усмехалась в ответ. Она совсем не ощущала себя матерью, скорее коровой. Из огромной груди сочилось молоко, пачкая блузки, но покупка смеси стала бы бесполезной тратой денег, ведь у Сильи было столько качественной еды, которая не стоила ей ничего, кроме чувства собственного достоинства.
        А потом словно по волшебству трудный период закончился. Теперь улыбка Руби означала, что она действительно счастлива, а не мучается от газов. Она начала есть овсяную кашу и фруктовое пюре. Научилась самостоятельно садиться и спала по шесть часов каждую ночь. Силья влюбилась в беззубую улыбку дочери, розовые щечки и непонятный младенческий лепет. Она постоянно возилась с малышкой, точно с любимой игрушкой, и никак не могла насытиться общением с ней.
        Наконец пришла пора возвращаться в колледж. Микаэла стала работать в ночную смену, чтобы оставаться с внучкой днем и давать дочери возможность продолжать учебу.
        - Учись, - говорила она Силье, - а мы с Руби справимся. Твое образование сейчас важнее всего.
        Вскоре все трое приноровились к новому распорядку жизни.
        Силья очень скучала по Руби, и поэтому ей было сложно сосредоточиться на занятиях. Несколько раз она даже подумывала бросить колледж. Конечно, мать будет разочарована, но вряд ли вышвырнет ее из дома.
        Поскорее бы закончилась эта проклятая война! Тогда Генри вернется домой и позаботится о них. Но война все продолжалась, и конца ей не было видно. В письмах он сообщал жене о своих смертельно раненных и убитых товарищах, но, слава богу, его собственные ранения всегда оказывались пустяковыми. «Я настоящий счастливчик, - писал Генри. - Правда, куколка?»
        Руби очень тянулась к матери, хотя та проводила с ней совсем мало времени. Микаэла рассказывала, что, как только за окном вечерело и тени становились длиннее, малышка начинала ждать Силью, словно бы чувствовала ее приближение. Когда же Силья появлялась на пороге дома, лицо Руби светлело, и она бежала навстречу матери. За ужином девочка забиралась к ней на колени, а если ее пытались усадить на детский высокий стул, со слезами протестовала.
        Силью удивляло то обстоятельство, что девочка так к ней привязана, но Микаэла лишь одобрительно кивала:
        - Малыши просто обязаны любить своих матерей больше всего на свете. Так уж заложено природой.
        Летом Силья обычно работала, чтобы в семье появились лишние деньги, и когда Руби исполнилось полтора года, собиралась поступить так же, однако Микаэла была против.
        - Нам не нужны деньги, - сказала она. - Я зарабатываю вполне достаточно. А ты отдыхай, готовься к новому учебному году и наслаждайся общением с дочкой.
        Однако Силья не могла радоваться долгожданному отдыху. В июне сорок четвертого года войска союзников пробили брешь в Атлантическом вале Гитлера и устремились в глубь континента. В боях вокруг Кана участвовали десятки тысяч солдат.[5 - Атлантический вал - система береговых укреплений, призванная остановить высадку союзников и открытие второго фронта в Европе.]
        Силья знала, что подразделение Генри находится в Англии в ожидании каких-то очень важных событий. Муж не вдавался в подробности, но намекал на это в каждом письме.
        Куколка, ситуация зловещая. Все мы пребываем в мучительном ожидании и неизвестности. Все говорят лишь, что нам предстоит нечто грандиозное. Думай обо мне и моих товарищах и проси всех знакомых за нас молиться.
        А потом письма перестали приходить, и Силья ничего не слышала о Генри на протяжении нескольких недель. На все попытки что-нибудь разузнать о нем она получала один и тот же ответ: «Статус служащих специальных подразделений не разглашается. Как только о вашем муже появятся какие-то сведения, вас проинформируют».
        И Силья ждала. Играла с ребенком, готовила и убиралась в доме, совершала длительные прогулки по извилистым дорогам в окрестностях Бруклина, читала принесенные из библиотеки книги… И все же ни Агата Кристи, ни Сол Беллоу, ни Уильям Сомерсет Моэм не могли отвлечь ее от мыслей о Генри.
        Она даже подумывала связаться с его матерью. Муж почти не рассказывал о ней и никогда не упоминал в своих письмах, и Силья знала лишь, что мать Генри живет в северной Калифорнии, где они с братом выросли.
        - Мы оба уехали из дома вскоре после того, как отец умер от сердечного приступа, - рассказывал Генри осенью 1942 года перед своим отъездом из Нью-Йорка. При этом его голос звучал сухо и безразлично. - Мы с Полом некоторое время путешествовали вместе, зарабатывая на жизнь всякими странными способами. А потом мне захотелось посмотреть страну. Пол остался на западе, а я двинулся на восток, и в прошлом году поступил на военную службу. Я не сомневался, что рано или поздно меня все равно призовут, к тому же попросту не знал, чем заняться. - Он пожал плечами и тепло улыбнулся. - Однако мой младший по-прежнему находится в свободном плавании, но это дело времени.
        - И с тех пор ни ты, ни он не возвращались домой и не виделись с матерью? - спросила Силья.
        Генри снова пожал плечами и тихо ответил:
        - Мы ей не нужны. Она не хочет нас видеть.
        - Мать не хочет вас видеть? - Силья никак не могла взять в толк, как такое возможно.
        - У нее другие заботы, вот и все. В противном случае я до сих пор работал бы на виноградниках в Сономе, вместо того чтобы кататься в метро Нью-Йорка с такой красоткой.
        Больше о матери он не заговаривал.
        С тех пор как они заключили брак, Силья считалась ближайшей родственницей Генри, так что информацию о его состоянии и местонахождении сообщили бы именно ей, жене. И все же она волновалась. А что, если произошла какая-то ошибка? Что, если мать Генри получила ответы, которых не могла добиться Силья?
        Наконец где-то в середине августа Силья получила письмо от Генри, но написано оно было не его рукой. В верхнем углу страницы стояла пометка, что текст продиктовал Генри.
        Дорогая Силья, я жив и нахожусь в военном госпитале в Англии. Меня довольно серьезно подстрелили, и никто не верил, что я выживу. Док говорит, что меня отправят домой, как только я буду готов к длительному переезду. В следующем письме я подробнее расскажу тебе о том, что произошло. Но сейчас я устал и мне необходимо отдохнуть.
        С любовью, Генри.
        Выдохнув с облегчением, Силья бросилась писать ответ.
        Я так рада узнать, что с тобой все в порядке. Не могу дождаться момента, когда снова окажусь в твоих объятиях. Я не могу думать ни о чем другом и мечтаю, что скоро мы снова будем вместе.
        Ответ Генри пришел через две недели. Силья скользила взглядом по написанным на тонкой бумаге строчкам, и ее руки заметно дрожали. Только сейчас до нее дошел смысл того, что произошло, и она начала понимать, какое именно будущее может их ожидать.
        Глава 13
        Энджи
        Накануне вечером, отправляясь спать, я думала, что буду долго ворочаться в незнакомой постели, но хозяйская кровать оказалась на удивление удобной и я крепко проспала всю ночь.
        Выходившая окнами на запад, с плотно задернутыми шторами спальня даже с наступлением дня утопала в темноте. Маленькие часы с круглым циферблатом, стоявшие на прикроватном столике, показывали восемь. Сгорая от желания ощутить губы Пола на своих, я протянула руку, чтобы коснуться мужа, но его сторона кровати оказалась пуста.
        Я встала и раздвинула шторы, подняв при этом облако пыли и закашлявшись. При свете дня комната выглядела довольно неопрятно. В модной просторной ванной на кафельном полу виднелись волосы, а под ногами скрипел песок. Смесители и флакончики с различными средствами были покрыты слоем пыли и совсем не блестели, не то что в моей крошечной ванной в Норт-Бее. Я всегда считала себя очень педантичной хозяйкой и гордилась этим. Дважды в неделю я до блеска начищала ванную комнату, по меньшей мере раз в неделю убиралась во всем доме и ежемесячно мыла окна. Мне очень нравился свежий лимонный аромат чистого дома.
        А вот в доме Сильи уборки не было давно. Я подумала, что, возможно, наведу здесь порядок. И хотя мне ужасно не хотелось играть роль служанки, сама мысль о том, что придется жить в такой грязи, претила.
        Пи Джей все еще спал, а Пола я нашла на кухне, залитой солнечным светом. Одетый в пижаму и халат, он, подбоченившись, стоял перед раздвижными дверями и смотрел на раскинувшийся за домом лес. Подойдя сзади, я обняла его за талию. Пол обернулся и притянул меня к себе.
        Наше уединение нарушил пронзительный телефонный звонок. Пол разжал объятия и схватил висевшую на стене трубку.
        Выслушав звонившего, он произнес:
        - Да, я его брат. Приехал из Висконсина… Да… Понимаю… - Пол потянулся за листком бумаги и карандашом, лежавшими на стойке, и записал несколько слов, которые я не смогла разобрать.
        Закончив разговор, он повесил трубку и повернулся ко мне.
        - Звонили из полиции. Сообщили, что следствие закончено и… тело перевезли в местный морг. - Его лицо помрачнело. - Господи, неужели я говорю это о собственном брате… Коп сообщил мне название этого места, но забыл упомянуть адрес или телефон. - Он взял с нижней полки шкафа телефонную книгу и принялся листать страницы.
        Я подогрела бутылочку со смесью, налила нам кофе и заглянула в холодильник в поисках какой-нибудь еды. В это время заплакал малыш, и я отправилась к нему.
        Накормив Пи Джея, я вернулась на кухню, и Пол сообщил, что разговаривал с сотрудником похоронного бюро и с Руби. Он собирался забрать девочку из дома ее учительницы.
        - Я сказал Руби, что мы можем немного подождать с похоронами… до возвращения Сильи, но Руби была непреклонна. Она хочет, чтобы похороны состоялись как можно скорее.
        Я нахмурилась.
        - Но ведь она еще ребенок, наверняка не ей принимать такое решение.
        Пол внимательно посмотрел на меня.
        - Руби почти восемнадцать.
        Я закусила губу. Мне было что сказать, но я поняла, что это не слишком хорошая идея.
        Переодевшись в брюки, клетчатую рубашку и повязав галстук, муж спросил:
        - Как я выгляжу?
        - Ты очень красивый. - Я приподнялась на мысочки, чтобы его поцеловать. - Не хочешь сначала позавтракать?
        Пол покачал головой и откинул с моего лица непослушную прядь.
        - Нет. Мне нужно идти. Мы с Руби скоро вернемся. Не знаю, сколько времени мы проведем в похоронном бюро, но, думаю, не больше пары часов. А ты пока раздобудь что-нибудь на обед, ладно?
        После ухода Пола я первым делом разыскала пылесос и быстро прошлась с ним по всем помещениям. Ковровое покрытие требовало более тщательной чистки - впрочем, как и все остальное в доме, - но пока достаточно и этого. Затем я порылась в платяном шкафу в поисках какого-нибудь одеяла, которое могла бы постелить на пол для малыша. Одеяла я не нашла, зато мне в глаза бросилась лежавшая на средней полке яркая сине-зеленая шаль из мягкой шерсти, искусно связанная причудливым узором. Я расстелила шаль поверх ковра перед камином, усадила на нее ребенка и разложила перед ним «игрушки», которые нашла на кухне, - пару металлических мерных кружек, пластиковую ложку и небольшую пластиковую миску.
        - Развлекайся, - сказала я, оставляя сына одного.
        Я не могла не признать, что хозяева дома прекрасно продумали расположение комнат. Находясь на кухне, я прекрасно видела Пи Джея, игравшего на полу в лучах солнца.
        Да, днем здесь было чудесно, хотя окна выглядели так, словно их не мыли целую вечность, а столешницу покрывали засохшие пятна, которые я и принялась оттирать с чистящим средством. Сейчас у меня не было ощущения, что кто-то снаружи наблюдает за мной. Днем в этом стеклянном доме было совсем не так тревожно, как накануне вечером.
        Несмотря на прохладную погоду, я открыла дверь, ведущую на задний двор. Свежий воздух сотворит с домом чудо - избавит его от затхлости, которая, казалось, пропитала все поверхности и мебель.
        Мне ужасно хотелось позвонить кому-нибудь из сестер или подругам и рассказать обо всем, что со мной произошло: о полете, о запруженном людьми здании аэропорта и о том, как легко заблудиться в Нью-Йорке, - но больше всего хотелось описать жилище Сильи и поговорить о том, как можно жить в таком прекрасном современном доме и совершенно о нем не заботиться. Однако я не решалась на междугородний звонок, не спросив разрешения у Пола, к тому же не считала себя вправе увеличивать счет Сильи за телефон.
        Мои размышления прервал звонок в дверь. В расположенное рядом со входом узкое оконце я увидела женщину-репортера, приезжавшую сюда накануне, и отворила дверь.
        - Здравствуйте. - Она протянула руку. - Нам так и не удалось познакомиться вчера вечером. Мое имя Джин Келлерман. Я из «Стоункилл газетт».
        - Я вас помню. Меня зовут Энджи Гласс. - Я пожала ее руку - сухую, точно листок бумаги, и пахнущую лавандой.
        - Вы жена Пола? - поинтересовалась репортер.
        Я кивнула. Судя по всему, миссис Келлерман ждала разрешения войти. Я немного помедлила, но потом отошла в сторону, приглашая ее в дом.
        - Какой чудесный дом, - произнесла миссис Келлерман, окидывая взглядом украшенный балками потолок, камин и современную мебель. От ее внимания не ускользнул и игравший на полу Пи Джей.
        - Да, он очень… - Я не знала, что сказать. - Прошу вас, присаживайтесь, миссис Келлерман.
        - Благодарю. Можете звать меня просто Джин. Не возражаете, если я тоже буду называть вас по имени?
        Я кивнула, и мы опустились на диван. Я взяла малыша на руки и крепко прижала к себе. Джин достала из сумки блокнот и новомодную шариковую ручку. С любовью посмотрев на нее, она сняла колпачок и перевела взгляд на меня.
        - Всегда как в первый раз, - процитировала я слоган из рекламы.
        - Так и есть. К тому же эти ручки гораздо удобнее носить с собой в отличие от перьевых. Вы не представляете сколько сумок я испортила чернилами, - покачала головой Джин. - Но позвольте мне перейти прямо к делу. Несколько дней назад я опубликовала статью о смерти Генри и исчезновении Сильи. Я знаю, что судмедэксперт склонен расценивать эту смерть как самоубийство. У меня есть свои источники в полицейском управлении, и я располагаю многочисленными фактами, побуждающими меня написать продолжение.
        Слова гостьи произвели на меня большое впечатление, однако я постаралась это скрыть, опустив глаза.
        - Хотелось бы докопаться до самой сути, и мне нужна помощь вашего супруга или ваша. Отец мертв. Мать бросила свою юную дочь. Но этой бедняжке нужно как-то жить дальше и, к счастью, у нее есть любящая семья, способная поддержать и утешить. - Джин вздохнула, взглянув на малыша, сидевшего у меня на коленях. - Я вижу, какая вы любящая мать, Энджи. Уверена, именно это сейчас и нужно Руби. В такие тяжелые времена девочке необходимы тепло и забота. Ей ужасно повезло, что вы приехали сюда, чтобы примерить на себя роль ее матери.
        Сама того не желая, я благодарно улыбнулась Джин, ведь эта женщина так точно истолковала мои намерения.
        - Скажите, - Джин подалась вперед, - куда, по вашему мнению, отправилась Силья? Почему сбежала в столь непростой момент? - И добавила, понизив голос: - Думаете, Силья как-то причастна к смерти Генри?
        - Ясно же, что своим поступком она разбила ему сердце, - ответила я. - Поэтому он и лишил себя жизни.
        На лице Джин отразилось сомнение.
        - А вы не думаете, что кто-то - возможно даже, Силья - устроил все так, чтобы смерть Генри выглядела как самоубийство?
        Я отпрянула, ошеломленная отвратительным предположением Джин, и покачала головой.
        - Нет! Я даже представить не могу ничего подобного. Я знаю Силью не слишком хорошо, поскольку встречалась с ней всего один раз. Но ни одна мать…
        Я осеклась. Джин немного подождала, а потом заговорила:
        - Что вы хотели сказать, Энджи?
        Я задрожала и крепче обняла Пи Джея.
        - Только то, что ни одна мать… я не могу представить, чтобы женщина… мать… могла намеренно сделать нечто подобное. Тем более с отцом своего ребенка. - Я снова покачала головой, а потом прошептала: - Просто не могу представить.
        Вручив мне визитку и попросив звонить, если я вдруг что-то вспомню, Джин ушла. И только когда ее «шевроле» двинулся с места, в голове всплыло, как накануне вечером она поинтересовалась у Пола, помнит ли он ее, и муж ответил отрицательно.
        Я не сомневалась, что Джин ему не поверила, и могла расспросить ее, откуда она знает Пола.
        Жаль, что я вспомнила об этом слишком поздно.
        Глава 14
        Руби
        По дороге в похоронное бюро дядя Пол пытался убедить Руби не устраивать похороны так скоро.
        - Мы можем немного подождать. Вдруг твоя мама вернется? Никакой спешки нет.
        - Есть, - возразила Руби.
        Он даже не пытался на нее давить, а только спросил:
        - И кто, по-твоему, придет на поминальную службу? Только патологически любопытные и те, кого твой отец не очень бы хотел видеть. И ты это знаешь.
        - Конечно, знаю.
        Но было кое-что, чего Руби не сказала дяде Полу.
        Однажды, не так давно, отец рассказал ей, какими бы хотел видеть собственные похороны:
        - Никакой заупокойной службы. Никаких хвалебных речей, могилы и самих похорон. Пусть меня кремируют, а пепел развеют по ветру. Где угодно. Хоть на помойке. Мне все равно.
        Руби надеялась, что отец не рассказал о своем желании кому-то еще, например матери или дяде Полу, потому что его желание казалось ей неправильным. Руби считала, что смерть человека нужно осознать и признать.
        Встретив в лесу Шепарда, она рассказала ему, что хочет устроить поминальную службу.
        - Пусть все уяснят, что он… что его больше нет.
        Шепард пожал плечами и тихо ответил:
        - Если тебе хочется устроить прощание с отцом, значит, так тому и быть.
        Согласие Шепарда - или его нежелание спорить с ней - укрепило Руби в своем решении. Поэтому она и заявила дяде Полу, что они должны немедленно организовать поминальную службу по отцу, а затем предать его земле.
        - Недалеко от Стоункилла располагается симпатичное католическое кладбище. Я знаю, что отец не посещал церковь, но наверняка хотел бы упокоиться там.
        Дядя Пол остановился на красном сигнале светофора и повернулся к племяннице:
        - Дорогая, мне необходимо кое-что у тебя спросить.
        Руби ждала, плотно сомкнув губы.
        - Ты знаешь, где твоя мать? - нахмурившись, произнес он, но в это время загорелся зеленый свет.
        Глава 15
        Энджи
        Без четверти двенадцать я услышала шорох гравия на подъездной аллее, а потом два раза хлопнули двери машины, и поспешила на крыльцо, чтобы встретить мужа и племянницу.
        Руби по-прежнему была худощавой, но не такой неуклюжей, как год назад. Ноги и руки приобрели довольно привлекательные формы. Светлые волосы не падали на лицо лишь благодаря темно-синему ободку. На плече красовалась большая матерчатая сумка, сшитая из сложенных в причудливый узор кусочков ткани и напоминавшая лоскутное одеяло. Девочка шла с опущенной головой, но, когда поднялась на крыльцо и посмотрела на меня, я увидела такие же, как у Генри, Пола и Пи Джея, блестящие карие глаза.
        - Руби, мне очень жаль, - прошептала я, раскинув руки в стороны, и девочка нехотя позволила заключить себя в объятия, а потом прошла в дом и направилась в сторону своей комнаты.
        На крыльцо поднялся Пол.
        - Как все прошло? - спросила я, разочарованная поведением Руби.
        - Нормально. Я обо всем договорился. Только нужно привезти костюм для… Генри. Пришлось решать столько вопросов. Выбирать гроб, цветы… - Он потер глаза. - Я и представить не мог.
        - Разве ты не сталкивался с этим, когда хоронил своих родителей?
        Я знала, что отец Пола и Генри умер, когда они были маленькими, а мать - несколько лет назад.
        - Тогда все было совсем иначе, не так, как сейчас. - помрачнев, натянуто произнес он и прошел в дом.
        Я же мысленно пожурила себя за несдержанность и, направляясь за мужем, произнесла:
        - Извини. Я не знала.
        Взгляд Пола смягчился.
        - И ты извини меня за грубость. - Он снял пиджак, и мы прошли на кухню. - Мне и без того плохо, а тут еще это… Я просто выбит из колеи. Руби тоже сама не своя. Но сотрудник похоронного бюро - его имя Вагнер - очень помог нам.
        Я кивнула.
        - Ты виделся с учительницей, когда забирал Руби?
        - Нет. Она была в школе.
        Пол сел на стул и опустил голову на руки. Я тронула его за плечо.
        - Пол, мне очень жаль. Очень.
        - Как такое могло случиться? - спросил он, посмотрев мне в глаза. - Как он мог лишить себя жизни?
        У меня не было ответа, но на ум пришли слова Джин Келлерман, что Силья могла иметь какое-то отношение к смерти мужа. Я ни на секунду не поверила в это, но даже если бы и поверила, то никогда не сказала бы Полу.
        - Я совсем ничего не понимаю. - Муж покачал головой. - Бедная Руби, которой придется все это расхлебывать. Она так убита горем, Энджи. Она… - Пол осекся и взглянул на Пи Джея, который сидел возле камина на сине-зеленой шали и со счастливым видом мусолил пластиковую миску. - Это так тяжело. Действительно очень тяжело. Руби замечательная девочка, и всегда такой была. Она унаследовала острый ум Генри, а еще никогда не унывает. Ей приходилось многое терпеть. - В его взгляде отразилась горечь. - Особенно от Сильи.
        - Что ты хочешь этим сказать?
        Пол пожал плечами.
        - Силья - сложный человек. Вот что я хочу сказать. Она не такая, как ты, Энджел. Ты прекрасная мать. Окружаешь Пи Джея теплом и заботой. В этом нуждаются все дети.
        Я благодарно ему улыбнулась. Примерно то же самое сказала и Джин Келлерман, и все же слова Пола значили для меня очень много.
        - Как думаешь, Руби захочет поесть?
        - Я спрошу.
        Мы разместились за стойкой на высоких барных стульях без спинок. Для Пи Джея я соорудила детский стульчик с помощью телефонной книги и полотенца и кормила малыша маленькими кусочками хлеба от своего бутерброда, которые он с радостью уминал. Пол задумчиво жевал, глядя на раскинувшийся за окнами лес. Руби молча ела свой сандвич с тунцом. Я заметила, что она то и дело поглядывала на Пи Джея, но потом быстро отводила взгляд, словно не хотела, чтобы я застала ее за этим занятием.
        - После обеда можешь дать малышу бутылочку, если хочешь, - предложила я, но Руби отрицательно покачала головой.
        Я подошла к плите и, включив конфорку, чтобы подогреть детскую смесь, привезенную из дома, объявила:
        - Собираюсь съездить в магазин: за молоком, яйцами и хлебом. Свежие фрукты тоже не помешают.
        - Я отвезу тебя после обеда, - повернувшись ко мне, кивнул Пол.
        Когда мы закончили есть, Руби, по-прежнему не произнося ни слова, удалилась в свою комнату. Я взглянула на мужа.
        - А чего ты ожидала? - пожал он плечами и принялся собирать грязные тарелки.
        Я наполнила раковину мыльной водой. На кухне стояла посудомоечная машина, но я не знала, как ею пользоваться, поэтому решила вымыть посуду по старинке.
        Пол сообщил, что церемония прощания состоится завтра утром.
        - Поминок не будет? - спросила я.
        Муж отвел взгляд.
        - В сложившихся обстоятельствах… мы решили, что не будет. К тому же это мероприятие привлечет зевак, а вовсе не искренне скорбящих. - Он взял полотенце и начал вытирать тарелки, которые я ставила рядом с раковиной.
        Я кивнула. Хотя ни разу в жизни я не сталкивалась с самоубийством, была вполне согласна с тем, что общепринятые ритуалы прощания совершенно неуместны, если речь идет о человеке, покончившем с собой, даже если при жизни он был таким добропорядочным католиком, как Генри.
        В глубине души я верила, что Генри попал в ад, где ему придется бесконечно расплачиваться за содеянное, и чувствовала себя ужасно, ведь брат Пола наверняка лишил себя жизни потому, что побег Сильи разбил ему сердце. Все это было крайне несправедливо, но душа самоубийцы должна отправляться в ад. Так написано в Библии, и так говорят в церкви.
        - Я сейчас уложу Пи Джея, а потом помогу выбрать костюм для Генри, - обратилась я к Полу. - Ты пока посмотри в его вещах, а я присоединюсь к тебе через минуту.
        На лице мужа отразилась нерешительность.
        - Его вещи в гостевой комнате, - понизив голос, произнес он.
        Я ошеломленно посмотрела на него.
        - Почему?
        Пол пожал плечами и принялся изучать ковер под ногами.
        - Генри и Силья спали в разных комнатах на протяжении многих лет.
        Я удивленно вскинула брови.
        - Энджи, это не наше дело, - вздохнул Пол. - Какая нам разница, как живут другие супружеские пары. - На этих словах он развернулся и отправился в гостевую комнату.
        - Но… - запротестовала я ему вслед.
        Пол обернулся.
        - Что, Энджел?
        Я не знала, что сказать. Пол был прав: какое мне дело до брака Генри и Сильи?
        Муж достал из шкафа несколько дорогих, но старомодных костюмов и разложил на постели. Они выглядели так, словно их вообще никогда не надевали, а на некоторых все еще красовались бирки.
        - Что думаешь? Коричневый или синий?
        - Синий. - Я потрогала ткань. У Пола не было ни одного костюма такого потрясающего качества.
        Муж кивнул и повесил остальные костюмы обратно в шкаф.
        - Я привез костюм из дома, но, видимо, зря. Мог бы позаимствовать один у Генри.
        Что за идиотское и пугающее предположение - надеть костюм покойника на его же похороны? Я в ужасе посмотрела на Пола и увидела, что тот мрачно улыбается. Очевидно, это была шутка. И все же мне показалось странным, что он заявил такое.
        - Отвезу все это в похоронное бюро, - сказал Пол, добавляя к костюму галстук, рубашку и ботинки, - а когда вернусь, поедем в магазин.
        Я положила малыша на кровать и обняла мужа за шею.
        - Поцелуй меня перед уходом.
        Он накрыл мои губы своими, и я почувствовала, как низ живота обдало горячей волной.
        - Дай только уложить Пи Джея, и встретимся в спальне, - прошептала я. - Малыш заснет быстро. А Руби нет никакого дела до того, чем мы занимаемся.
        - Энджел, - вздохнул Пол, мягко отстраняясь, - я хочу… правда… но сейчас неподходящий момент.
        Обиженная и удивленная, я сделала шаг назад. Да, момент неподходящий, и все же… Пол никогда не отказывал мне раньше, ни разу с тех самых пор, как мы познакомились.
        Взгляд Пола потеплел, и, коснувшись моей щеки, он пообещал:
        - Позже.
        Когда малыш заснул, я вернулась на кухню с намерением как следует отмыть пол, давно нуждавшийся в этом, но потом, охваченная любопытством, направилась в хозяйскую спальню, прикрыла за собой дверь и заглянула в шкаф Сильи.
        Окинув взглядом аккуратные ряды туфель на нижних полках, провела рукой по вешалкам с изящными деловыми костюмами, роскошными платьями, простыми, но весьма дорогими повседневными нарядами. Висело в шкафу и изумрудное платье без бретелек, в котором Силья была на нашей с Полом свадьбе. Вообще у нее в гардеробе имелось много вещей различных оттенков зеленого. Очевидно, она очень любила этот цвет.
        Закрыв шкаф, я обернулась и заметила на трюмо большую, обтянутую кожей шкатулку для драгоценностей. Не удержавшись от искушения, я оглянулась на дверь и подняла крышку.
        Все украшения были тщательно разложены по отделениям: серьги - в верхнем, браслеты - в среднем, ожерелья и цепочки - в нижнем. Рука сама потянулась к выполненному в форме сердца медальону на потускневшей серебряной цепочке. Открыв его, я обнаружила внутри черно-белые фотографии. На одной была изображена девочка-подросток в старомодном платье, на другой - темноглазая малышка с серьезным выражением лица. Я догадалась, что это были Силья и Руби.
        Внезапно мое внимание привлек выглядывающий из-под днища конверт. На плотной кремовой бумаге не было ни одной надписи. Интересно, что в нем? Письмо Силье? От кого? И что в нем говорится? Мне ужасно захотелось это узнать, но едва я коснулась конверта, заскрипела дверная ручка, и я поспешно захлопнула крышку шкатулки.
        - Руби, это ты? - произнесла я и обернулась, но в спальне никого не было.
        Я вышла в коридор, но он тоже оказался пуст. Дверь в комнату Руби была распахнута, и оттуда доносилась музыка. Я заглянула внутрь.
        Девочка сидела на кровати и что-то рисовала в блокноте. При моем появлении она вопросительно посмотрела на меня из-под полуопущенных век.
        - Да, тетя Энджи?
        Я растерянно покачала головой.
        - Ничего. Я просто собиралась… вымыть пол на кухне.
        Кивнув, Руби снова сосредоточила внимание на блокноте, а мне не оставалось ничего другого, как отправиться на кухню.
        Глава 16
        Силья
        1944 - 1945 годы
        Генри принимал участие в боях в Нормандии и был тяжело ранен: близ Шербура его настигло пять немецких пуль. Одна попала в живот, одна - в правое бедро, и три - в пах. Генри потерял много крови, и никто не верил, что он выживет. В своем письме Генри писал:
        Но они не сдались. Действовали быстро. Эти медики спасли мне жизнь.
        Его перевезли в полевой госпиталь, а потом переправили в Англию. Раны затягивались, но Генри в течение нескольких недель находился без сознания. Сестры ухаживали за ним и ждали конца, однако однажды утром он открыл глаза и заговорил.
        Я этого не помню, но мне сказали, что я спросил, где нахожусь, и попросил воды.
        Вскоре он был переведен в госпиталь для выздоравливающих в графстве Уорик, а осенью оказался на транспортном судне, направлявшемся в Америку.
        Силья мечтала о возвращении мужа с самого момента его отбытия на фронт. Она представляла, как при виде ее глаза Генри вспыхнут обожанием, как он заключит ее в объятия, зароется лицом в ее волосы и вдохнет исходящий от нее аромат.
        - О, куколка, как я по тебе скучал, - скажет он, и глаза Сильи наполнятся слезами.
        Корабль Генри прибыл в Нью-Йорк ненастным ноябрьским днем. Силья знала, что муж не сможет сразу отправиться вместе с ней домой. После высадки на берег ему надлежало пройти все необходимые процедуры, а это могло занять несколько дней. И все же она взяла с собой на пирс Микаэлу и Руби в надежде, что сможет увидеть его хоть одним глазком. Женщинам показалось, что они ждали целую вечность. Не в силах стоять на одном месте, Силья ходила взад и вперед, притопывая по каменному пирсу подобно танцору на важном просмотре. Руби бегала вокруг, гоняя чаек, а Микаэла, неуклюже переваливаясь, следовала за ней. Наконец по трапу начали спускаться люди.
        В толпе солдат Силья разглядела Генри, опиравшегося на трость, выкрикнула его имя и подняла вверх дочь. Генри повернулся к ним, слабо помахал рукой и направился вместе с товарищами к поджидавшим на пирсе автобусам.
        Через два дня он приехал в Алку. Силья предложила его встретить, но Генри отказался.
        - Я в состоянии добраться до дома самостоятельно, - сказал он по телефону. - А ты жди меня вечером.
        Заметив его, медленно бредущего по Сорок третьей улице с тростью в руке и с вещевым мешком за плечами, она бросилась вниз по лестнице, выбежала во двор и воскликнула:
        - Генри!
        Муж чмокнул ее в щеку, порывисто обнял одной рукой за плечи и веселым, но усталым голосом произнес:
        - Привет, Силья.
        Она настолько ошалела от счастья, что крепко обняла мужа, совершенно не подумав о его состоянии. Генри вдруг начал заваливаться, и Силья разжала объятия и сделала шаг назад. Опершись на трость, Генри восстановил равновесие, и взгляды супругов встретились.
        - Прости, - прошептала Силья.
        Генри, ничего не говоря, посмотрел на жену так, словно никак не мог взять в толк, кто она такая.
        На крыльце дома появилась Микаэла, державшая на руках Руби.
        - Познакомься с дочерью, - произнесла Силья. - И с моей матерью Микаэлой.
        Микаэла протянула зятю девочку, глаза Генри расширились от восхищения, и в душе Сильи блеснул луч надежды.
        - Она красавица, - прошептал он и пощекотал девочку под подбородком. - Привет, красавица Руби.
        А затем неуклюже протянул Микаэле левую руку, так как правой сжимал трость.
        - Мэм.
        Микаэла кивнула и пожала руку зятя.
        - Идемте в дом, Генри.
        Развернувшись, она зашагала вверх по лестнице. Генри и Силья молча последовали за ней.
        Ночью Силья попыталась вызвать мужа на разговор.
        - Расскажи мне, что случилось, - прошептала она. - Расскажи, где ты был и что делал, когда тебя ранили.
        В тусклом свете, лившемся из окна, Генри повернулся к жене.
        - Силья, - его голос звучал спокойно и решительно, - я скажу это только один раз и больше повторять не буду: я не хочу говорить о том, что случилось. И больше никогда меня об этом не спрашивай.
        - Хорошо, в этом нет необходимости. - Пальцы Сильи скользнули к резинке его пижамных штанов. На эту новую атласную пижаму Силья потратила уйму денег. - Мы можем заняться чем-нибудь еще.
        Однако Генри оттолкнул руку жены и зло произнес:
        - Не можем. И никогда больше не будем.
        - Никогда… не будем? - Силья покачала головой. - Что ты хочешь сказать?
        Генри поморщился.
        - Ты знаешь… куда именно… попали пули. - Он раздраженно поджал губы. - Мне сказали, что тебе известно, чего ожидать. Тебя ведь проинформировали?
        Силья нахмурилась. У нее и правда состоялся весьма неловкий телефонный разговор с военной медсестрой.
        - К тому времени как он вернется домой, с ним все будет в порядке, - заверила Силью медсестра. - Если не сразу, то со временем уж точно. Дома ведь… и стены помогают.
        - Я понимаю, - ответила Силья, прижимая трубку к уху и наблюдая за Руби, складывавшей на ковре кубики с буквами.
        - Просто будьте с ним терпеливы, дорогая, - по-матерински тепло продолжала сестра. Силья даже представила, как та потрепала бы ее по руке, не разделяй их расстояние. - Подарите ему свою любовь и привязанность. Ведь именно это нужно нашим парням, вернувшимся с войны и пытающимся стать прежними.
        Теперь, сидя рядом с Генри в кровати, Силья сказала:
        - Мне сказали, что все будет хорошо.
        Но ведь ей сказали не это, верно? Силья пропустила мимо ушей предупреждение медсестры относительно времени, требующегося на выздоровление, ведь она была уверена, что все будет замечательно после того, как Генри окажется в ее объятиях.
        - Прости, что поторопила тебя, Генри. Мне не стоило. - Она с надеждой посмотрела на мужа. - Но, может быть, скоро… в следующую ночь…
        Генри откинулся на подушки.
        - Силья, я ужасно устал и больше не желаю об этом говорить. Спокойной ночи.
        С этими словами он отвернулся.
        И тогда Силья сделала то, что и должна была сделать прежде всего, - дала ему время. На протяжении нескольких недель она не поднимала вопрос о супружеских отношениях и всячески показывала свою любовь, но делала это ненавязчиво - легонько целовала мужа в покрытую щетиной щеку по возвращении с занятий и нежно пожимала его плечо, желая спокойной ночи. Однако Генри реагировал натянуто и безразлично, никогда не отвечал жене взаимностью и не проявлял нежности.
        Иногда Генри снились кошмары. Он выкрикивал неизвестные Силье имена - Уолтерс! Ченнинг! - а потом покрывался потом и начинал метаться по кровати. Ей оставалось лишь осторожно трясти его за плечи до тех пор, пока он не просыпался, уставившись на нее невидящим взглядом.
        - Все хорошо, - мягко говорила Силья. - Ты дома, Генри. Ты в безопасности.
        Ей ужасно хотелось заключить его в объятия, крепко прижать к себе и утешить, как оцарапавшего коленку ребенка, однако, когда Силья тянулась к нему, Генри хрипло говорил:
        - Извини. Я в порядке. Ложись спать. - Затем поворачивался к жене спиной и отодвигался от нее как можно дальше.
        И все же Силья цеплялась за слова медсестры как утопающий за соломинку, уверяя себя, что со временем все наладится.
        На смену осени пришла зима. Дорожка к дому скрылась под слоем снега и замерзла. С фронта приходили новости о том, что армия Гитлера доживает свои последние дни, а Силья все ждала, что Генри положит конец холодности и отчуждению и однажды прижмется к ней, неуверенно возьмет за руку и шепотом спросит, готова ли она попробовать… Но этого так и не случилось.
        Одной морозной январской ночью Силья снова подняла болезненную тему, пытаясь узнать, не стало ли Генри лучше. Лицо мужа приобрело кислое выражение.
        - Мне не стало лучше, иначе я бы тебе сказал. Если же я ничего не говорю, значит, тема закрыта. - Он отвернулся и натянул одеяло до подбородка.
        Силья была поражена тем, что Генри даже не хочет ничего обсуждать. Памятуя о той страсти, которую они испытывали друг к другу до его отъезда в Европу, она попросту не могла поверить, что муж сделает вид, будто ничего и не было.
        Неужели его раны настолько серьезны? Но ведь он сам ее учил, что близость может принимать различные формы. Силья знала, что война меняет людей, но совсем не ожидала, что перемены окажутся настолько радикальными.
        Неужели Генри разлюбил ее? Возможно. Но если он больше ее не любил, то зачем к ней вернулся?
        Когда Силья задала мужу этот вопрос, он вздохнул и посмотрел на нее как на неразумное дитя.
        - Ты моя жена. И мать моего ребенка. - Во взгляде Генри вспыхнул гнев. - Знаешь, сколько хорошеньких англичанок я встречал? Ты хотя бы понимаешь, как соблазнительны такие встречи для мужчины на войне? Ты знаешь, сколько парней попросило у своих жен развода, находясь за океаном? Но я не собираюсь этого делать, Силья, что бы ни произошло. Брак - это навсегда.
        - Конечно, - согласилась Силья, - и я так рада, что ты говоришь это…
        - И еще, - перебил ее Генри, - подумай о том, сколько мужчин вернулось домой в мешках для трупов. К тебе же муж вернулся живым. А ты только и делаешь, что жалуешься.
        - Я не жалуюсь, - возразила Силья. - Я просто хочу… - И осеклась.
        Генри с вызовом посмотрел на нее.
        - Чего же именно?
        - Я хочу… чтобы мы были счастливы, - пробормотала она. - Так же, как до твоего отъезда…
        - Если хочешь быть счастливой, начни с того, что прекрати ныть, - отрезал он. - Будь благодарна судьбе за то, что имеешь.
        Их квартира с двумя спальнями, всегда казавшаяся Силье просторной, с появлением Генри вдруг словно бы уменьшилась в размерах. Микаэла перенесла свои вещи в меньшую комнату, которую раньше занимала Силья, и теперь делила ее с Руби. Силья же с супругом переместилась в бывшую комнату матери.
        Силья с головой окунулась в учебу. Получив высший балл по всем предметам, она ждала выпускных экзаменов, которые должны были состояться через несколько месяцев. Микаэла стала меньше работать по ночам, объясняя это тем, что фабрика сократила число ночных смен, поскольку фронту уже не требовалось такое количество военного обмундирования, как прежде. Наверное, она говорила правду, но Силья подозревала, что мать чувствует себя некомфортно наедине с Генри, пока дочь находится в колледже.
        Микаэла надеялась уволиться и сидеть дома с Руби, но только в том случае, если Генри найдет работу. А тот, судя по всему, не торопился. Раз в неделю он посещал офис администрации по делам ветеранов, расположенный на Манхэттене, где получал чек на двадцать долларов - свое пособие для безработных ветеранов, - и даже не предпринимал попыток трудоустроиться.
        Силья старалась заставить его подумать о будущем. В июне был принят Солдатский билль о правах. Правительство планировало оказывать ощутимую финансовую поддержку возвращавшимся с фронта военным: предоставлять субсидии на открытие собственного дела, оплачивать обучение в университетах и колледжах, - так что теперь Генри был хозяином собственной судьбы. Силья считала, что этот билль открывал перед ним множество возможностей, но муж полагал, что никакой спешки нет. Его вполне устраивало то, что он может спокойно поправлять свое здоровье и проводить время с дочерью.
        - А ты не останавливайся на полпути, - сказал он однажды Силье. - Закончи образование и получи эту свою степень, которая даст тебе возможность устроиться на любую работу.
        Силья наблюдала, как Генри поставил перед сидевшей на детском стуле Руби тарелку с рисом, вложил в руку дочери маленькую ложку и помог правильно зажать в пальцах. Руби вопросительно посмотрела на мать, словно ожидая ее одобрения перед тем, как сделать то, чего от нее хотел отец. Силья кивнула. Малышка опустила другую руку в тарелку, положила немного риса в ложку и отправила ее в рот. Силья улыбнулась, и девочка улыбнулась в ответ.
        Внимание Генри было полностью поглощено ребенком, и Силье даже показалось, будто он вообще забыл о ее присутствии, но тот внезапно заговорил, не глядя на жену:
        - Я позабочусь о Руби. Тебе не стоит о нас беспокоиться.
        Микаэле тоже было очень непросто. Она никогда не жила с мужчиной, а теперь была вынуждена терпеть в доме зятя, к тому же отобравшего у нее обязанность, которую Микаэла просто обожала, - заботу о внучке.
        - Ему стоит пойти на работу, - изводила она Силью. - Какой мужчина будет целыми днями сидеть дома и нянчиться с ребенком?
        - Тише, aiti, - пыталась успокоить мать Силья. - Генри был на войне, получил ранения. Ему нужно время.
        Силья любила мать, но, несмотря на это, хотела съехать от Микаэлы и вообще из Алку. Она мечтала о доме в пригороде, с тремя спальнями и двумя ванными комнатами, пахнущем свежими сосновыми досками и краской, с ковровым покрытием на полу, однако переехать они не могли - во всяком случае в ближайшее время. Весной 1945 года Силья заподозрила, что со здоровьем матери творится что-то неладное.
        Микаэла кашляла дни напролет, но говорила, что это результат долгой работы в прачечной.
        - Виной всему порошки и отбеливатель. Там кашляли все, тебе не стоит беспокоиться.
        После долгих уговоров Силья все-таки убедила мать показаться доктору, и ее опасения подтвердились: у Микаэлы диагностировали рак легких.
        В день выпускного в колледже Микаэла с трудом спустилась в подземку, кашляя так сильно, что другие пассажиры в страхе отсаживались подальше, а прежде чем выйти на улицу, несколько раз останавливалась, чтобы передохнуть.
        После церемонии они устроили небольшое застолье в Алку, пригласив соседей и кое-кого из подруг Сильи. На столе было даже шампанское - совершенно неслыханная для них роскошь. Генри держал в кухонном шкафу бутылку ржаного виски «Олд Кроу», однако никто, кроме него, не притронулся к этому напитку.
        После того как гости ушли, а Руби и Микаэла отправились спать, Силья осталась прибраться на кухне. Обернувшись, она увидела, что Генри сидит в темноте и смотрит в окно. На столе рядом с ним стояла последняя бутылка шампанского. Он наливал из нее бокал за бокалом и тут же молча выпивал.
        Силье хотелось сесть к мужу на колени, обвить его шею руками и попросить налить ей шампанского, а затем услышать мелодичный звон бокалов и почувствовать, как сердце на мгновение замирает, как это бывало до отъезда Генри на войну.
        Нет. Более всего на свете она мечтала о жизни, совершенно непохожей на ту, которую они вели сейчас.
        Силья хотела не просто пить шампанское, а купаться в нем вместе с Генри. Плескаться в пузырьках в освещенной свечами ванне, дотрагиваться до мужа и ощущать его прикосновения. Не смыкать глаз всю ночь, раскачивая бедрами в такт движениям Генри, и проделывать это снова и снова, пока оба не упадут в изнеможении. А потом заснуть, крепко сжимая друг друга в объятиях, потому что просто нет сил расстаться.
        «Это единственная оставшаяся у меня надежда», - думала Силья, выжимая кухонное полотенце.
        Микаэла слабела с пугающей быстротой. В течение нескольких месяцев она изрядно потеряла в весе, перестала есть и почти не притрагивалась к бульону и воде, хотя Силья и заставляла ее проглотить хотя бы ложку. Она лежала на кровати и гладила волосы Руби до тех пор, пока обе не проваливались в сон.
        В то утро, когда мать умерла, Силья находилась рядом с ней.
        Она словно предчувствовала, что мать доживает последние часы, и попросила соседку Агату забрать Руби к себе. На Генри она рассчитывать не могла. Заглянув утром в комнату тещи и увидев ее посеревшее лицо, он заявил, что уходит, и, надев шляпу, вышел за дверь.
        - Поцелуй бабушку, - сказала Силья дочери, - и скажи ей «до свидания».
        Малышка, которой еще не исполнилось и трех лет, запечатлела поцелуй на бледной щеке Микаэлы.
        - До свидания, - послушно произнесла Руби с серьезным не по годам лицом и добавила: - Скоро тебе будет лучше.
        Агата увела девочку из комнаты, а Силья опустилась на кровать рядом с матерью и принялась вслушиваться в ее слабое дыхание.
        - Теперь можешь идти, aiti. - Она поцеловала умирающую в лоб. - Обрети покой. И знай, что с нами все будет хорошо.
        Словно поняв слова дочери, Микаэла сделала последний вдох.
        - Lepaa rauhassa, - прошептала Силья.[6 - Покойся с миром (фин.).]
        Глава 17
        Руби
        Руби погасила свет в комнате и посмотрела в окно. Даже в темноте она видела прижавшиеся друг к другу сосны и толстоствольные дубы. Она знала, что в лесу водятся лисы и еноты. Окажись Руби там, она увидела бы их тоже.
        «У тебя глаза как у животного, - говаривал отец. - Ты можешь видеть в темноте подобно дикому зверю. Это от меня. - А потом добавлял: - Твоя мать ни черта не видит в темноте. Да и при свете дня тоже, коли на то пошло».
        Презрение, сквозившее в голосе отца, всегда заставляло Руби морщиться, хотя его слова были совсем недалеки от истины.
        Однажды Руби спросила у матери, что означает ее имя, и та объяснила, что с финского «силья» переводится как «ослепленная».
        «Не знаю, почему бабушка так меня назвала, - сказала мать. - Может, ей просто понравилось, как звучит имя».
        Лежа в темной комнате, Руби думала о том, как ненавидит этот дом, который наводит на мысли о съемочной площадке: все на своих местах, ничего лишнего в кадре, - но мать именно таким его и задумывала, этот стеклянный дом. Она мечтала хоть как-то приблизиться к сверкающему, фальшивому миру кино.
        Руби видела дом совсем иначе. Он напоминал ей витрины в зоомагазине Стоункилла, который они с матерью частенько посещали, чтобы посмотреть на щенков. В клетках из прочного стекла там сидели и птицы: в одной - длиннохвостые попугаи, в другой - зяблики, в третьей - одинокий попугай с зелеными и бирюзовыми перышками на голове. Никто не изъявлял желания его купить, и никто не обращал на него внимания. Несколько лет он просидел на жердочке за стеклом, но однажды, придя в магазин, Руби его не обнаружила. Она не стала спрашивать, куда он делся, но предположила, что попугай умер от старости или от тоски. А может, и от того и от другого.
        Этот попугай почти не двигался, а вот зяблики и мелкие попугайчики порхали точно сумасшедшие вдоль стеклянных стен и потолка своей тюрьмы, словно хотели вырваться на свободу, но выхода из стеклянной клетки не было - разве что их бы кто-нибудь купил и забрал домой.
        «Клетка», в которой жила Руби, выглядела точно так же. Этот новый дом, в отличие от старого, совершенно не обладал душой. Вспомнив о старом доме, Руби загрустила и решительно отбросила эти мысли. Так человек, промокнув под дождем, едва войдя в помещение, сбрасывает мокрую одежду.
        В новом доме Руби нравилось только одно - то, что он одноэтажный. В отличие от птичьих клеток в зоомагазине, не имеющих никаких лазеек, в комнате Руби было большое, с легкостью открывающееся окно.
        Она вылезла наружу, спрыгнула на мягкую землю и прикрыла створки, оставив небольшой зазор, чтобы забраться назад, когда будет готова вернуться в свою «птичью клетку», стоящую посреди леса.
        Итак, она свободна.
        Руби достала из кармана кофты пачку сигарет «Кэмел» и зажигалку «Зиппо», которую в прошлом году ей подарил отец со словами, что каждый должен иметь под рукой надежный источник огня. Эта зажигалка прошла с ним всю войну. Когда-то на ней был нарисован американский флаг, и хотя изображение почти стерлось, Руби знала, что оно есть.
        Закурив, она пошла по лесу, вдыхая его аромат. Рядом раздался шорох, и на тропинку из-за деревьев выбежал енот. Зверь и девочка обменялись взглядами, а потом направились в разные стороны - каждый своей дорогой.
        Руби вполне могла бы жить здесь.
        Неподалеку от дома, у кладбищенской стены, находилось убежище. Чтобы в него попасть, надо было откатить в сторону тяжелый камень, разгрести землю и, взявшись за кольцо металлической двери-люка обеими руками, что есть силы потянуть на себя. Вниз, в темноту, вела металлическая лестница.
        С непривычки человек, находящийся так глубоко под землей, мог бы почувствовать себя крайне неуютно, но Руби убежище никогда не пугало. Она бывала в нем много раз, и все же сегодня ночью у нее не было намерения спуститься туда снова. Даже мимолетная мысль о том, чтобы спрятаться в убежище, казалась ей абсурдной. Там она не чувствовала себя в безопасности.
        Отец, будь он здесь, непременно утверждал бы обратное. «Это самое безопасное место на земле». - говорил он об убежище.
        Что ж, это было не единственным разногласием между Руби и отцом.
        Об убежище знали всего несколько человек. И уж точно не представители полиции. Обыскивая все вокруг после смерти отца, они даже близко к нему не подошли. Да и с какой стати?
        Но дяде Полу об убежище было известно.
        Зачем он привез в Стоункилл жену и ребенка? Если бы он оставил их дома, все было бы гораздо проще.
        Но даже несмотря на это, Руби не могла не признать, что Пи Джей чем-то ее подкупил, чего она никак не ожидала от ребенка. Она снова и снова размышляла об этом, теряясь в догадках, и в конце концов пришла к выводу: все дело в том, что Пи Джей напоминал ее саму в детстве. Мать показывала Руби детские фотографии, которые хранила в обувной коробке в своем шкафу. На большинстве фотографий был изображен стеклянный дом. Мама начала его снимать на начальном этапе строительства и закончила, когда он был построен и обставлен современной мебелью. И все же среди видов дома затерялось небольшое количество семейных фотографий.
        Больше всего Руби любила ту, где она, совсем еще малышка, сидит на коленях у isoaiti. Руби знала всего несколько финских слов, и это входило в их число, но никогда не называла бабушку «isoaiti» или другим, более распространенным финским словом «mummi». Руби звала ее бабушкой, потому что мать говорила, что они американцы и должны пользоваться американскими словами.[7 - Бабушка (фин.).]
        Еще одно знакомое Руби финское слово «Алку», где она жила в раннем детстве. В переводе с финского оно означает «начало», но для семьи Руби Алку оказался скорее концом всего.
        Руби не исполнилось и трех лет, когда бабушка умерла, но она помнила про нее все. До того, как заболеть раком, бабушка была мягкой и круглой, точно моток шерсти. Ее кожа всегда источала тепло, даже в самые холодные дни.
        На фотографии бабушка обнимала Руби, уютно устроившуюся у нее на руках. Бабушка улыбалась, а Руби - нет, но это вовсе не означало, что Руби была несчастна. Если человек не улыбается, это вовсе не говорит о том, что он чем-то расстроен.
        Руби вспомнила тот день, когда в последний раз видела бабушку живой и сказала, что скоро той будет лучше.
        «Ты была такой славной малышкой, - говорила мать. - Думала, что бабушка встанет с постели и будет такой же, как всегда».
        Матери не было нужды напоминать о том дне, потому что Руби и без того все помнила.
        Почему она произнесла эти слова? Неужели действительно верила в выздоровление? Даже сейчас Руби так не думала. Просто, будучи еще ребенком, она подсознательно ощутила, чем все закончится, и не сомневалась, что бабушке станет лучше, когда тяжелое дыхание перестанет разрывать ей грудь.
        Некоторым людям и правда становится легче от того, что они перестают дышать.
        Сегодня за обедом, когда тетя Энджи предложила ей покормить Пи Джея, Руби едва не соблазнилась, но во время сообразила, что не станет для малыша такой же теплой и уютной, какой была бабушка. Если бы Пи Джей оказался у нее на руках, то скорее всего почувствовал бы себя так, словно его держит огромное колючее насекомое. Какому ребенку понравится такое? Он наверняка расплакался бы. Поэтому Руби отказалась.
        Она дошла до большого камня, потушила о него сигарету и выбросила окурок лишь после того, как он окончательно погас. Обращать внимание на подобные мелочи ее научил отец. «Уважай землю, Руби, - говорил он. - Земля позаботится о тебе, когда люди будут не способны на это».
        Руби двинулась дальше, продираясь через низкие кусты. Сунув руку за ворот блузки, она достала принадлежавший матери кулон. Руби не видела его в кромешной тьме, но знала, насколько великолепен крупный сапфир в форме слезы на длинной толстой цепочке. Этот кулон однажды появился у них в доме и сразу же стал любимым украшением матери. Отец никогда не спрашивал, откуда оно взялось. Видимо, предположил, что она купила его, как покупала другие украшения на протяжении многих лет.
        Поглаживая цепочку, Руби остановилась, достала из сумки фотографию матери, которую всегда носила с собой, и чиркнула отцовской зажигалкой, чтобы лучше ее рассмотреть.
        В обувной коробке мать хранила не все фотографии. Некоторые лежали отдельно, и эта была одной из них. Руби внимательно посмотрела на задний план, подумала о местах, в которых бесконечно светит солнце и которые в ее воображении представали теплыми, точно тающее мороженое, и кончиками пальцев провела по красивым мягким волосам матери. Руби помнила ее счастливой. Такой, как на этой фотографии.
        Глава 18
        Силья
        1945 - 1947 годы
        Через месяц после смерти Микаэлы исполнился год, как Генри вернулся домой. Праздновать они не собирались, но, помечая дату в висевшем на кухне календаре, Силья вдруг задумалась. Весь этот год Генри почти ничего не делал: только размышлял, заботился о Руби и предпринимал длительные прогулки, которые, по его словам, помогали поправлять здоровье. И они действительно помогали. Со временем хромота исчезла без следа, однако Генри по-прежнему не интересовался поисками работы и не желал поступать в колледж. В супружеской спальне тоже ничего не изменилось.
        Другие ветераны вели себя совсем иначе - стремились сделать свою жизнь лучше: получить образование, построить карьеру, позаботиться о своих семьях.
        Силья чувствовала себя обманутой и все равно до сих пор всем сердцем любила Генри. «Почему так? Что заставляет меня любить этого человека? - спрашивала она себя и тут же отвечала: - Но ведь он так красив…» Глядя на своего мужа, Силья видела перед собой Кэри Гранта, и от этого на душе становилась легче. Так она могла делать вид, что в душе он совсем другой человек.
        Силья начала подозревать, что проблемы Генри скорее в голове, и физиология тут вовсе ни при чем. В газете «Бруклин игл» она прочитала о медицинской программе, разработанной врачами для ветеранов с нервными расстройствами. В психиатрической клинике «Мейсон дженерал» на Лонг-Айленде они проходили особую терапию - один на один с доктором или группами овладевали новыми навыками и учились заново приспосабливаться к мирной жизни.
        Так почему же эту программу не предложили Генри? Ведь он определенно нуждался в лечении.
        Силья попыталась навести справки, как можно получить лечение, но ответ был один: «Ваш муж может обратиться в администрацию по делам ветеранов, но он должен сделать это самостоятельно, мэм».
        Однажды зимним вечером, когда Руби уже легла спать, Силья показала мужу статью, которую вырезала из газеты.
        «НАЙДИТЕ ТРИ ДНЯ: ПОДДЕРЖИТЕ ПАЦИЕНТОВ КЛИНИКИ «МЕЙСОН»!
        Баскетбольные матчи в феврале и марте обычное дело, но когда один из них должен состояться в декабре, это, скажу я вам, новость. Однако для этого существует весьма веская причина, даже пятнадцать сотен причин.
        Ведь именно столько пациентов с посттравматическими стрессовыми расстройствами проходят реабилитацию в госпитале «Мейсон дженерал» в Брентвуде, Лонг-Айленд. В теплую погоду пациенты развлекают себя играми в софтбол и волейбол, но сейчас им по силам не многое, поэтому лейтенант Джордж Менарик выдвинул идею о проведении трехдневных игр по баскетболу, в которых ведущие команды вооруженных сил будут соревноваться друг с другом. Победители получат памятные значки и золотые баскетбольные мячи».
        - Видишь, там очень весело, - обратилась Силья к мужу. - Они не только выполняют сложные задания, способствующие выздоровлению, но и развлекаются.
        Генри отодвинул газету, даже не удосужившись взглянуть на статью.
        - Это просто смешно. Мне не нужен психиатр. Я в порядке.
        - Нет, не в порядке. - Силья придвинулась к мужу. - Признай это, Генри. Ты сам не свой с того самого дня, как вернулся домой.
        Внезапно Генри вскочил с дивана и тихо, но решительно произнес:
        - Это не твое дело. Мой выбор не имеет к тебе никакого отношения.
        - Но это не так, - возразила Силья. - Он имеет ко мне прямое отношение. Ты же сам сказал, что я твоя жена навеки. И какого же будущего ты для нас желаешь, Генри? Если у нас есть какие-то желания, мы должны их осуществлять. Но из-за того, что ты целыми днями хандришь, у нас ничего не получится.
        Произнося эти слова, Силья уже поняла, что сказала лишнее. Лицо мужа побагровело, а на лбу вздулись вены.
        - С чего ты взяла, что можешь указывать мне, что делать? - заорал он. - Тебя там не было. Повторяю - поскольку вижу, что тебе нужно говорить это снова и снова, - тебя там не было. Ты и понятия не имеешь, каково это. И ты не имеешь никакого права руководить моей жизнью.
        Генри склонился над женой и схватил за плечо, а когда она попыталась встать, толкнул так, что Силья ударилась головой о спинку дивана.
        «Нет, он меня не ударил, - повторяла себе Силья. - Только толкнул. Легонько».
        - Генри, - взмолилась она и смахнула набежавшие слезы, - я люблю тебя и всегда любила. Я хочу сделать так, как будет лучше для тебя. Для нашей семьи.
        Казалось, ее слова успокоили Генри. Он отпустил жену и, упав на диван, хрипло произнес:
        - Прости. Я знаю, что тебе тоже нелегко. Ты просто должна мне довериться. Ты должна мне позволить разобраться во всем самостоятельно.
        Генри закусил губу, и Силья ощутила бушующие в его душе эмоции.
        - Ты разберись со своей жизнью, а я разберусь со своей. - Он похлопал жену по руке. - Поверь мне, у нас все получится.
        После той ночи существовавшее между супругами напряжение ослабло. Когда Генри разговаривал с женой, его голос звучал мягче, он благодарил ее за приготовленный завтрак и за выстиранные вещи, а однажды принес домой замороженный пирог из местной кондитерской, и они съели его на десерт, к вящему удовольствию Руби.
        Силья ни о чем не спрашивала мужа и больше не заговаривала о психиатрической клинике.
        Ему нужно время? Он хочет побыть один, чтобы все обдумать? Прекрасно. Она даст ему все время, которое нужно. Она сделает все, что потребуется, чтобы в их мире воцарилось спокойствие.
        Силья оставила Генри в покое и все свое внимание переключила на поиски высокооплачиваемой работы. В первую очередь она связалась со своей любимой преподавательницей из колледжа, доктором Элизабет Фрэнк, которая всегда заверяла Силью, что компании будут соревноваться между собой за то, чтобы нанять на работу такого замечательного специалиста.
        - Ты самая умная девушка из всех, кого я когда-либо знала. И самая добросовестная. Это оценит любой работодатель, - заметила однажды доктор Фрэнк, не говоря прямо, но подразумевая, что эти самые работодатели предпочитают нанимать на работу девушек не слишком симпатичных, но умных, которые полностью посвятят себя работе.
        Возможно, в молодости доктор Фрэнк оказалась в схожей ситуации. Как и мать Сильи, Элизабет Фрэнк принадлежала к поколению женщин, изменивших свой образ жизни и мыслей, женщин, которые выдвигали прогрессивные идеи и смелые планы и отстаивали право представительниц слабого пола на образование и участие в выборах!
        И что же за женщины выдвигали столь смелые идеи? Внешне непримечательные. Именно простушки могли свернуть горы.
        С помощью доктора Фрэнк Силья нашла работу в «Литлтон фудс» - компании, поставляющей продукты в рестораны и отели. Ее наняли в качестве полевого представителя в отдел замороженных продуктов. К удивлению Сильи, работа ей очень понравилась. Очень скоро все: начальник, коллеги и представители других компаний, с которыми ей приходилось контактировать, - прониклись к ней уважением и оценили ее по достоинству. Она могла с легкостью зайти на кухню любого из ресторанов, сесть за стол управляющего и, достав папку со списком продуктов, начать обсуждать с ним заказы. Сосредоточенная исключительно на работе, она ни в чем не уступала мужчинам. В эту пору Силья научилась курить, ведь в ресторанном бизнесе курили все, к тому же сигареты зачастую помогали влиться в коллектив. По окончании переговоров Силья и управляющий пожимали друг другу руки, и уже на следующий день грузовики с продуктами подъезжали к разгрузочной зоне ресторана, а вечером посетители восхищались деликатесами в своих тарелках.[8 - Полевой представитель - лицо, осуществляющее контроль за деятельностью дилеров и дистрибьюторов.]
        - Вы держите наш бизнес на плаву, - сказал как-то Силье управляющий рестораном в центральной части города. - Вы очень умная женщина.
        Глава 19
        Энджи
        Ночью, когда Пи Джей и Руби крепко спали в своих комнатах, я взяла Пола за руку и кивком указала на хозяйскую спальню. Вздохнув, он последовал за мной и тихонько прикрыл дверь.
        Я чувствовала себя так, словно ждала этого целую вечность. Наблюдая за выражением лица мужа, я стала раздеваться. Сначала медленно, пуговица за пуговицей, расстегнула блузку, потом, развернувшись и посмотрев на мужа через плечо, молнию на юбке… Когда юбка упала к моим ногам, я перешагнула через лежавшую на полу одежду и подошла к Полу. Мы прижались друг к другу, слившись в долгом и глубоком поцелуе.
        - Что ты со мной делаешь… - пробормотал Пол, увлекая меня в сторону аккуратно застеленной кровати.
        Мне отчаянно хотелось заняться любовью с мужем, но только не в постели Сильи.
        Пол словно прочитал мои мысли и, схватив покрывало, расстелил его на полу.
        - Иди сюда, - позвал он, укладываясь на покрывало. - Я согрею тебя, Энджел.
        Я села на Пола верхом, и его руки скользнули по моим ягодицам, легонько сжав их. Я любила исходивший от него жар, любила свежий запах его кожи, словно бы омытой дождем. Я любила то, как волосы на его груди щекотали мою грудь. Я обожала мужа всего целиком, но от нашей любви ждала не только наслаждения.
        Я хотела еще одного ребенка.
        Вскоре после рождения Пи Джея я заказала противозачаточную диафрагму, так как боялась немедленно забеременеть снова, но теперь сыну исполнилось шесть месяцев и он совсем не доставлял мне хлопот. Так что я не видела причин откладывать зачатие второго малыша. Я всегда мечтала о большой дружной семье, в какой выросла сама.
        Пол хотел, чтобы мы подождали, но я решила, что, когда расскажу ему о беременности, он свыкнется с этой мыслью и со временем ужасно обрадуется. Стоило только посмотреть, как близки они были с Генри. Неужели он не хотел того же для своих детей?
        - Как насчет диафрагмы, Энджел? - спросил Пол.
        Немного поколебавшись, я ответила:
        - Спасибо, что напомнил.
        Войдя в ванную, я прикрыла за собой дверь и, сунув руку в ящик, куда накануне вечером положила пластиковый контейнер, с удивлением обнаружила там еще один такой же, только другого цвета, видимо, принадлежавший Силье.
        Открыв свой контейнер и посмотрев на резиновый колпачок, я подумала, что Пол просто нервничает. Все мужчины ведут себя так, когда дело касается детей или беременности, но это вовсе не означает, что они не хотят иметь семью.
        Взглянув на собственное отражение в зеркале, я представила маленькую смеющуюся девочку в украшенном лентами розовом платье, похожую и на меня, и на Пола, решительно захлопнула крышку контейнера и вернулась в спальню.
        На следующее утро, когда мы вдвоем пили кофе, я наклонилась к мужу и, обжигая его своим дыханием, прошептала:
        - Ты для меня настоящее волшебство. Я люблю каждую секунду, проведенную с тобой.
        Пол улыбнулся, допил кофе и вышел на крыльцо, где почтальон оставлял свежую прессу.
        Я распечатала упаковку купленного вчера бекона и принялась изучать кнопки на новомодной плите Сильи, пытаясь понять, на каком режиме можно приготовить мясо.
        - Что, черт возьми, это такое? - вдруг заорал Пол, швырнув газету на барную стойку. Его глаза метали молнии.
        С отчаянно бьющимся сердцем я взяла газету.
        «НИ ОДНА МАТЬ НЕ СОВЕРШИЛА БЫ ПОДОБНУЮ ЖЕСТОКОСТЬ»
        Джин Келлерман специально для «Стоункилл газетт»
        «В то время как коронер подтвердил, что тридцатидевятилетний житель Стоункилла Генри Гласс покончил жизнь самоубийством посредством яда, его невестка утверждает, что пропавшая жена мистера Гласса не может иметь к его смерти никакого отношения.
        «Не представляю, чтобы мать могла проявить такую жестокость по отношению к отцу своего ребенка», - сказала Энджи Гласс в эксклюзивном интервью нашей газете. Она признает, что знала миссис Силью Гласс не слишком хорошо. «Я встречалась с ней лишь однажды. Но ни одна мать не способна на такое».
        Действительно ли не способна? В понедельник миссис Гласс оставила своей семье записку, в которой сообщила, что уезжает. Записку изъяли в качестве улики, и ни один репортер не получил разрешения взглянуть на ее содержание.
        Но не была ли эта записка просто уловкой? Возможно ли, чтобы Силья инсценировала свой побег, дабы скрыть более тяжкий грех?
        Судя по всему, ответа на этот вопрос не знает никто. Преуспевающую деловую женщину, занимавшую высокую должность в гостиничной индустрии Нью-Йорка, последний раз видели в понедельник выходившей из своего офиса на Манхэттене. Из достоверных источников известно, что ее график был весьма изменчив. Она возвращалась домой в час пик, но зачастую ей приходилось засиживаться на работе допоздна. Обычно она выезжала из своего шикарного дома на Стоун-Ридж-роуд на серебристо-сером спортивном автомобиле MGA 1958 года выпуска, который затем оставляла на железнодорожной станции. Этот автомобиль был обнаружен на парковке возле станции в понедельник вечером. Представители полиции опечатали его и транспортировали в участок.
        В среду вечером наш корреспондент поговорил с пассажирами поезда, возвращавшимися в Стоункилл в конце рабочего дня в понедельник. «Я знаю леди, о которой вы спрашиваете, но не могу сказать, видел ли ее в понедельник, - сообщил нам мистер Берт Мейер с Олбани-Пост-роуд. - Она всегда возвращается в разное время. Иногда на поезде, иногда нет, - добавил он. - К тому же я всегда слишком сосредоточен на том, чтобы поспеть домой к ужину, и не смотрю по сторонам».
        Остальные пассажиры в точности повторяют слова мистера Мейера. Полицейские так же провели опрос пассажиров.
        Вполне возможно, что Силья Гласс так и не вернулась в Стоункилл в понедельник вечером. Семнадцатилетняя дочь четы Гласс обнаружила тело отца в лесу за домом. Рядом с ним валялась чашка, в которой были найдены следы яда.
        Миссис Энджи Гласс, по-матерински заботливая особа, приехавшая из Висконсина, заявила, что непременно окажет племяннице всяческую поддержку. «В такие тяжелые времена девочке необходимы тепло и забота, - сказала она. - Я рада, что оказалась здесь, чтобы примерить на себя роль ее матери».
        Семья Гласс уже не первый раз становится центром внимания нашего непритязательного городка. В 1951 году брат мистера Гласса Пол… (продолжение на странице 3)».
        Я встряхнула газету, чтобы отыскать третью страницу, но нависший надо мной Пол, выхватил ее из моих рук.
        - Достаточно, - грубо бросил он и, сунув газету в задний карман брюк, смерил меня гневным взглядом. - Тебе незачем читать остальное.
        Я с ужасом подняла на Пола глаза и дрожащим голосом произнесла:
        - Я не сказала и половины из того, что здесь написано. Она… корреспондент… вложила свои слова в мои уста.
        - Ну конечно! - Пол ударил кулаком по столешнице, и на его виске вздулась вена.
        Еще никогда я не видела его в таком гневе и инстинктивно отшатнулась.
        Заметив это, муж сделал глубокий вдох и, ласково обняв меня за плечи, хрипло произнес:
        - Прости. Мне не стоило выходить из себя. Но прошу тебя, Энджел, пожалуйста… пообещай, что больше не будешь разговаривать с ней или с каким-нибудь другим репортером. - Он приподнял мое лицо за подбородок и заглянул в глаза. - Пообещай.
        - Обещаю, - ответила я, испытывая облегчение, что вспышка гнева миновала.
        - Хорошая девочка. - Он посмотрел на стоявшую на плите сковороду и заметил: - Пахнет чудесно. Хочу немного подышать свежим воздухом. Позови меня, когда завтрак будет готов, хорошо?
        Пол развернулся, чтобы уйти, но я схватила его за руку и взмолилась:
        - Сначала поцелуй меня. И скажи, что любишь.
        Закрыв глаза, я ждала, и вскоре теплые губы Пола коснулись моих.
        - Смотри, чтобы не подгорело, Энджел. - При этих словах он развернулся, отодвинул в сторону стеклянную дверь и вышел на улицу.
        Я видела, как Пол развернул газету и принялся читать.
        Мне отчаянно захотелось позвонить Дорис, Кэрол Энн или одной из подруг, захотелось услышать знакомый голос, рассказать о событиях в Нью-Йорке и выслушать точку зрения стороннего человека. Я смотрела на висевший на стене кухни телефон, и у меня чесались руки снять трубку и набрать знакомый номер.
        Нет. Я хотела не просто поговорить с сестрами или подругами по телефону. Я хотела вернуться домой.
        Впрочем, винить в произошедшем, кроме себя, мне было некого. Пол оказался прав: ему стоило отправиться сюда одному. Он смог бы позаботиться обо всем сам, поскольку не нуждался ни в моей помощи, ни в моем присутствии на похоронах Генри.
        Я намеревалась проявить заботу по отношению к Руби: выслушать или подставить плечо, когда она будет плакать, пытаясь понять, почему мама ее оставила, - но та не испытывала никакого желания беседовать со мной. Меня и Пи Джея она воспринимала в лучшем случае как приложение к Полу или как внезапно возникшее на дороге препятствие.
        Да, надо было послушать Пола и остаться с малышом в округе Дор, пребывая в блаженном неведении о том, что происходит в Стоункилле. Я могла бы оплакивать Генри издалека. Могла бы отправиться в церковь Святой Марии в воскресенье утром, чтобы помолиться о его душе. Могла бы по телефону интересоваться у Пола, нет ли каких-нибудь новостей от Сильи.
        Я могла бы остаться дома и вести привычный образ жизни в окружении семьи, но нет: приняла решение отправиться в Стоункилл и стать частью этого действа. Так что винить и в самом деле было некого.
        Телефон, на который я смотрела с таким вожделением, неожиданно зазвонил, прервав мои размышления. Я поспешно схватила трубку:
        - Резиденция семьи Гласс.
        Ответа не последовало.
        - Алло? Кто вы?
        Через мгновение в трубке раздался незнакомый женский голос:
        - Миссис Гласс?
        - Извините, миссис Гласс сейчас здесь нет. Она…
        Я осеклась, не зная, что сказать. К тому же мне было неизвестно, знает ли звонившая женщина об исчезновении Сильи.
        - Это миссис Пол Гласс? - спросила незнакомка.
        - О… - выдохнула я. - Да, это я. Энджи Гласс. Жена Пола Гласса.
        Последовала очередная пауза, а потом женщина сказала:
        - Это миссис Хоук, директор школы. Я звоню, чтобы узнать, как Руби.
        - Как это любезно с вашей стороны. - Я выглянула на улицу. Пол, закончив читать газету, теперь курил, развернувшись ко мне спиной. - Руби… она старается, миссис Хоук. Она не придет сегодня в школу. Ведь сегодня похороны ее отца.
        - Да, мне уже сообщили. На похороны придет один из учителей в качестве представителя от школы.
        - Вы очень внимательны.
        - Что ж, - отрывисто произнесла миссис Хоук, - мы в школе сочувствуем вашей утрате, миссис Гласс. Примите наши соболезнования. - Она снова замолчала. - И, пожалуйста, передайте соболезнования… Полу.
        Я не могла сказать с уверенностью, но мне показалось, что в голосе директора школы послышалась злость при упоминании имени моего мужа.
        Я снова выглянула на улицу. Пол опустился на стул и сгорбился. Я наблюдала за ним с печалью в сердце. Бедный.
        - Непременно передам, - ответила я. - Спасибо, что позвонили, миссис Хоук.
        Глава 20
        Руби
        Руби стояла перед окном своей комнаты и наблюдала за дядей Полом, стоявшим во дворе. Он читал газету, курил и выглядел при этом взволнованным, как человек, ожидающий поезда, который опаздывает на пятнадцать минут.
        Докурив, он сложил газету, убрал в карман брюк и посмотрел на лес, а потом присел на один из металлических стульев и, опустив голову, обхватил ее руками.
        Руби никогда не видела, чтобы высокий дядя Пол так сильно горбился. Его поза напомнила ей школьные уроки, на которых рассказывали, как надо вести себя в случае атомного взрыва. Такие уроки до сих пор проводились дважды в год. В начальной школе ученикам показывали фильм о том, как черепаха прячется в свой панцирь, а после просмотра дети учились также группироваться и прятаться. В старших классах фильмов уже не показывали, но школьники все равно тренировались, как надо пригнуться и укрыть голову руками. Именно так сейчас и сидел дядя Пол - пригнувшись и укрыв голову руками.
        Во время таких занятий предполагалось, что ученики будут прятаться под своими партами, но девочки иногда переползали под соседние. Если же учитель делал замечание, они отвечали, что не хотели оставаться в одиночестве. Прижимаясь к другому человеку, девочки чувствовали себя в большей безопасности.
        В этом году после первых занятий по гражданской обороне мальчики предложили девочкам переползать под их парты.
        - Я тебя защищу и… согрею, - сказал Эмили Бруно Джерри Кроуз и изобразил руками объятия.
        Остальные мальчишки засмеялись.
        - Отстань, Джерри. Я останусь со своими подругами, так что спасибо, - фыркнула Эмили, уходя прочь и горделиво покачивая «конским хвостом».
        Руби понимала, что чувствует Эмили. Ей тоже не хотелось бы прятаться под партой с кем-то из этих отвратительных мальчишек. А вот от компании девочки она бы не отказалась, да и вообще была бы не прочь обзавестись друзьями, только вот с ней никто не захочет дружить.
        - Девочки в школе считают меня странной, - сказала как-то Руби своему отцу, объясняя, почему не приводит в дом подруг. - Они только и говорят, что о мальчиках да о нарядах. А я не знаю, как говорить о таких вещах, и если заговариваю о чем-то другом, смотрят так, будто у меня две головы.
        Отец только пожал плечами.
        - Тебе не нужны друзья. Заботься о себе, Руби, и все будет в порядке.
        Оглядываясь назад - а эта беседа состоялась полгода назад, - Руби поняла, что это был последний раз, когда они с отцом разговаривали по душам, по крайней мере ей показалось, что они действительно разговаривали по душам.
        Теперь Руби считала иначе.
        Дядя Пол зашел в дом. Теперь, когда путь был свободен, Руби открыла окно и выбралась наружу. Вдохнув запах земли на заднем дворе, она подумала о том, каково это - оказаться глубоко под ней в небольшом ящике, в котором нельзя сидеть, нельзя двигаться. Ощущения, должно быть, еще более ужасные, нежели когда сидишь под партой.
        Конечно же, она знала, что отец этого не почувствует: вообще больше ничего не будет чувствовать, - и все же представляла, каково это - находиться под землей, и что было бы, если бы отец внезапно ожил. Открыл бы глаза и увидел, что находится в кромешной тьме в замкнутом пространстве. Поднял бы руки, коснулся гладкой атласной обивки - для него, как всегда, все самое лучшее - и ощутил под ней твердость дерева. Тогда он наверняка понял бы, что над деревянным ящиком земля. Много земли. И как бы сильно он ни колотил в крышку ящика, как бы громко ни кричал, ему все равно не удалось бы выбраться наружу.
        Мир вокруг него сжался до ничтожных размеров. И теперь он никогда не сбежит из этого презренного крохотного логова.
        Глава 21
        Энджи
        Пол вошел в кухню в тот момент, когда я вешала трубку после разговора с миссис Хоук.
        - С кем ты разговаривала, Энджи?
        Его тихий мрачный голос подсказывал, что лучше солгать.
        - С мамой. Она позвонила узнать, как мы, - сказала я, отворачиваясь к плите. Растопила масло на сковороде и добавила яичную смесь, а потом повернулась к Полу и улыбнулась: - Завтрак будет готов через минуту.
        Муж, очевидно, поверил моему объяснению и, сев за стойку, стал ждать, пока я поставлю перед ним тарелку с едой.
        Поедая яичницу с беконом, Пол сообщил, что поминальная служба пройдет в помещении для гражданской панихиды.
        - Они не были религиозны. Генри никогда не относился к католицизму серьезно, даже когда мы жили в Калифорнии и каждое воскресенье ходили на мессу. Силья вообще относится к какой-то финской церкви. Не помню, как она называется. - Пол пожал плечами. - Но, как бы то ни было, после того как умерла мать Сильи и они переехали из Бруклина, сомневаюсь, что она посещала церковь.
        Я никак не могла постичь сказанное мужем, так как никогда не сталкивалась с чем-то подобным. Впрочем, многое в жизни Сильи и Генри было мне непонятно.
        - А как насчет Руби? - спросила я. - Она никогда не ходила в церковь?
        - Разве что когда была совсем маленькой, - ответил Пол. - Но насколько я знаю, с тех пор ни разу. Поэтому я и решил, что будет правильнее провести гражданскую панихиду.
        В машине я держала малыша на коленях и нежно поглаживала по спинке. Руби притулилась в углу на заднем сиденье и, как обычно, молчала. Пока мы ехали по узким холмистым улочкам в центр города, я рассматривала дома и небольшие магазинчики. Мимо проплывали булочные и магазины канцелярских товаров, ателье и сапожные мастерские. Офисы компаний ютились в крошечных низеньких зданиях с мутными окнами и выцветшими вывесками. Большинство домов представляли собой узкие двух - или трехэтажные коробки, нуждающиеся в покраске и ремонте. Их отличали слишком отвесные крыши, безвкусно украшенные водосточные трубы и изрядно просевшие ступени.
        - Генри и Силья сначала жили на Лоуренс-авеню, - тихо произнес Пол, кивнув в сторону одной из боковых улиц.
        Руби даже не повернула головы.
        Близ железнодорожных путей и реки Гудзон мы свернули на главную дорогу, и Пол прибавил скорость. В отдалении, у противоположного берега реки, виднелись стоявшие на якоре корабли - несколько дюжин, а может, и больше.
        - Что это за корабли? - спросила я.
        - В основном находящиеся в резерве военные суда. Правительство использует их для хранения зерна и другой продукции, но, если возникнет необходимость, вспомнит об их прямом назначении. Местные называют их «нафталиновым флотом».
        Я вывернула шею, чтобы еще раз посмотреть на уплывавшие из вида корабли, и краем глаза заметила, что Руби прислонилась к двери. Ее голова была опущена, а глаза закрыты.
        Глядя на Гудзон, мне почему-то казалось, что он больше озера Мичиган, к которому я так привыкла, хотя на самом деле это было не так. Широкая река словно не касалась своих берегов. Они напоминали мне дальних родственников, с которыми ты никогда не встречалась, хотя и знала об их существовании.
        Может быть, такое впечатление складывалось потому, что я находилась в машине? А если бы вошла в воду и, прикрыв глаза рукой, посмотрела на видневшийся вдали «нафталиновый флот», возможно, тогда река показалась бы мне такой же безопасной и знакомой, как родное озеро? Но нет. Я никак не могла отделаться от ощущения, что если зайду в эту реку, то непременно утону.
        На стоянке перед похоронным бюро мы увидели с полдюжины автомобилей, среди которых я сразу же заметила «шевроле» Джин Келлерман.
        У дверей нас встретил мистер Вагнер. Своими маленькими бегающими глазками он напомнил мне испуганного кролика.
        - Мне жаль, но здесь… много посторонних, - обратился он к Полу. - Я могу послать за полицейскими, если хотите. Они проследят за порядком и выдворят нежелательных гостей.
        Пол решительно покачал головой.
        - Пусть делают что хотят. Нам они вреда не причинят.
        Прижав Пи Джея к груди, я последовала за Полом, Руби и похоронным агентом внутрь здания.
        В холле уже собрались журналисты. При виде Пола они тут же ринулись к нему со словами соболезнований и просьбами уделить им хотя бы пару минут. Почти все держали наготове ручки и блокноты, двое вооружились камерами. Взяв меня и Руби за руки, Пол прошел мимо них. Джин Келлерман пыталась поймать мой взгляд, но я отвернулась.
        Мистер Вагнер что-то резко сказал столпившимся репортерам и, закрыв дверь, ведущую в главный зал, поспешил за нами.
        Взглянув на гроб, установленный на постаменте, Пол одобрительно кивнул похоронному агенту и, отойдя в сторону, закурил. Мистер Вагнер присоединился к нему, и они приглушенно о чем-то заговорили, почти соприкасаясь головами.
        Я тоже подошла к гробу. Любопытный Пи Джей попытался вырваться из моих рук, потянувшись к покойнику, однако я отпрянула и встала так, чтобы малыш заинтересовался цветами в вазах и мог потрогать лепестки тигровых лилий и цветки перекати-поля.
        Рассматривая Генри, я заметила, что сейчас его сходство с Полом было не таким разительным, как прежде. Волосы были небрежно зачесаны на правую сторону, лицо приобрело желтоватый оттенок, и все же худощавая фигура с узкой талией и длинными ногами очень напоминала фигуру Пола.
        Внезапно я представила мужа без одежды. Дома он частенько ходил нагишом, и особенно любил по утрам стоять перед окном гостиной, потягивать кофе и смотреть на залив. А я в это время готовила завтрак и любовалась совершенной формой его бедер и упругих ягодиц.
        Находясь у гроба Генри, с ребенком на руках, я почувствовала, как мое лицо обожгла краска стыда от столь непристойных мыслей, и отвернулась. Оглядевшись в поисках Руби, я заметила ее в углу зала: я ожидала, что девочка подойдет к гробу, но она стояла не шелохнувшись, скрестив руки на груди. Лоскутная сумка на длинном ремне покоилась на бедре.
        - Руби? - Я подошла к ней, желая тронуть за руку или откинуть волосы со лба, чтобы хоть как-то выразить свое сочувствие, но взгляд ее, устремленный вдаль, мимо меня, говорил о том, что мне лучше держаться подальше. - Тебе что-нибудь принести? Стакан воды например?
        Руби отрицательно покачала головой и принялась изучать свои кеды.
        Я не знала, что еще сделать, поэтому встала рядом с Полом, приготовившись встречать тех, кто желал проститься с Генри.
        Глава 22
        Руби
        Стоя в душном помещении и глядя прямо перед собой, Руби старалась ни о чем не думать, хотя остановить поток мыслей было невозможно.
        Она не верила в загробную жизнь, но знала, что, если думать о покойных хорошо, они могут стать утешением, как если бы теплые мысли вернули им живое, теплое тело, и тогда складывалось ощущение, что они рядом и дышат одним воздухом с живыми. Так на протяжении многих лет Руби думала о своей бабушке. Так она могла бы поступать со всеми, кто был ей дорог и кого уже нет в живых.
        Сейчас она могла бы подумать так же об умершем отце, но не стала.
        Руби вспомнила похороны бабушки, которые состоялись в финской лютеранской церкви в Бруклине. Бабушка всегда носила серебряный медальон на цепочке, в котором хранились фотографии дочери и внучки, и, прежде чем закрыть крышку гроба, пастор спросил Силью, не хочет ли она забрать медальон.
        Мать отрицательно покачала головой.
        - Tytar, - легонько коснулся ее руки пастор, - я посоветовал бы вам забрать украшение вашей aiti. В земле от него не будет проку, но оно станет памятью для вас и вашей маленькой tytar. - Он посмотрел на Руби своими полными сострадания голубыми глазами и настойчиво произнес: - Если вы не заберете его, Силья, то наверняка будете об этом жалеть.[9 - Tytar - дочь (фин.).]
        И тогда мать передумала и кивнула. Пастор снял медальон с шеи бабушки и передал матери, а та убрала его в сумку.
        За все прошедшие с того дня годы Руби ни разу не видела, чтобы мать надевала медальон. Он так и лежал нетронутый в ее шкатулке с украшениями. И все же Руби считала, что пастор был прав. Хорошо, что кулон хранится в доме.
        Как же опечалилась бы бабушка! Нет, не из-за того, что Силья не носила медальон, а из-за недавних событий, произошедших в их семье.
        Если и существует рай, то бабушка наверняка находилась там, ведь за всю свою жизнь она не совершила ни одного скверного поступка. На еврейском языке скверный поступок называется «aveira». Когда Руби жила на Лоуренс-авеню, ей рассказала об этом одна из соседских девочек. Девочку звали Сара, и она была единственным еврейским ребенком в округе. Руби и Сара подружились, поскольку ни у той ни у другой не было братьев и сестер. К тому же Руби была единственной финкой в округе, а это почти то же самое, что быть еврейкой.
        - Aveira - это противоположность mitzvah, - объясняла Сара. - Но не полная противоположность, потому что mitzvah - это любое доброе дело, а аveira - особенный грех.
        - Например? - поинтересовалась Руби. - Что за особенный грех?
        - Ну, например, когда отбирают подаяние у бедных. И всякие глупости из Библии. Вещи, которые люди давно уже не делают. Раньше считалось грехом возводить алтарь из камней, вытесанных с помощью металлических орудий.
        Руби задумалась.
        - А как насчет убийства? Убийство считается аveira?
        Сара уверенно кивнула и ответила, что, конечно, считается.
        Вскоре семья Сары переехала в Нью-Джерси. Девочки пообещали писать друг другу и даже приезжать в гости, но так и не выполнили этого обещания. Это было очень печально, поскольку с тех пор Руби так больше и не обзавелась подругами своего возраста.
        Будь ее бабушка еврейкой, про нее говорили бы, что она не из тех, кто совершает аveira. Наверняка ее считали бы той, кто все время творит mitzvah. Она наверняка пребывала в раю и с печалью взирала с небес на землю.
        А как насчет отца Руби? Окажется ли он в раю?
        Нет. На это не было ни малейшей надежды.
        Глава 23
        Энджи
        Я стояла за спиной Пола и робко улыбалась входившим в зал. Мне вежливо кивали, но не пытались заговорить. Несколько раз я слышала сказанную шепотом фразу: «Это его молодая жена».
        Пол никому меня не представлял. Со стороны это выглядело так, словно он вообще забыл о моем существовании. Я чувствовала, как в душе поднимается волна негодования, но потом, словно услышав голос матери, напоминала себе, что раздражаться неприлично.
        Репортеров и фотографов в зал не пустили. Среди тех, кто пришел проститься с Генри, в основном были мужчины, но я заметила и нескольких женщин. Все они показались мне людьми среднего возраста или даже старше. На них были темные наряды, а мужчины снимали при входе головные уборы и смиренно держали их в руках. Кому-то Пол жал руку, кому-то кивал, а с кем-то перекидывался парой фраз, только я не могла их расслышать.
        Время от времени при появлении нового человека Пол становился неприветливым. Я заметила, как он напрягся, когда в зал вошел крепкий лысеющий мужчина примерно его возраста, с грязными ногтями, чувствовавший себя крайне неуютно в костюме и галстуке. Мужчина пришел один и, не подав мужу руки, просто прошел мимо.
        После этого Пол повернулся ко мне - значит, все-таки помнил, что я здесь, - и велел сесть.
        - На первый ряд. Его оставили для членов семьи, - пояснил он. - Ступай к Руби и скажи, что ей тоже пора занять свое место.
        Я повиновалась.
        Руби последовала за мной, не говоря ни слова. Мы молча сели. И только малыш что-то бормотал на понятном только ему языке и играл с моими четками.
        В десять часов Пол сел рядом со мной, а мистер Вагнер закрыл двери зала, встал возле гроба и обратился к собравшимся, которых я насчитала около двадцати пяти человек.
        - Спасибо вам всем, что пришли…
        Внезапно он замолчал, и я проследила за его взглядом. В зал вошла молодая чернокожая женщина и, тихо прикрыв за собой дверь, направилась к первому ряду. Подошвы ее туфель тихо шелестели по устилавшему зал ковру. Все сразу повернули головы в ее сторону, послышался ропот, и я уловила обрывки фраз:
        - Учительница английского.
        - Негритянка, которую наняла миссис Хоук.
        - Я слышала, она близка с дочкой Глассов.
        Руби поднялась и направилась навстречу женщине.
        - Девочка моя дорогая, - сказала учительница и заключила Руби в крепкие объятия.
        Да, они действительно обнялись, а не просто прикоснулись друг к другу, и некоторое время так и стояли в проходе.
        Наконец женщина отстранилась от Руби и подошла к нам с Полом.
        - Я Нэнси Уэллс, - представилась она и протянула руку. - Учительница английского языка. Рада с вами познакомиться, хотя это и случилось при весьма печальных обстоятельствах.
        Пол поднялся и натянуто произнес:
        - Мисс Уэллс, я Пол Гласс, а это моя жена Энджи и сын Пи Джей.
        Я заметила, что Пол не пожал руку учительнице. Мисс Уэллс внутренне сжалась и повернулась ко мне:
        - Мэм.
        Я внезапно запаниковала, не зная, как поступить, но потом, намеренно глядя на мисс Уэллс и не желая смотреть на Пола, протянула ей руку, и она пожала ее в ответ.
        Кожа мисс Уэллс была теплой и нежной, как если бы она постоянно пользовалась кремом для рук, а вот ее рукопожатие оказалось довольно крепким.
        Еще ни разу в жизни я не дотрагивалась до чернокожего человека.
        В Висконсине множество чернокожих мигрантов работали в вишневых садах во время сбора урожая. Каждое лето в июле они приезжали в округ Дор вместе со своими семьями и селились в бараках, расположенных рядом с садами. Мужчины, женщины и дети постарше собирали вишню, а малыши целыми днями играли на улице под присмотром пожилых или немощных родственников.
        Но рабочих рук все равно не хватало. И многие мальчишки из нашего округа, в том числе и мои братья, зарабатывали на карманные расходы, собирая урожай. Однако мне, Дори и Кэрол Энн родители запрещали выполнять такую работу.
        «Девушки могут заработать на жизнь более достойным способом», - говорили они.
        Так я и стала подрабатывать горничной в «Гордон Лодж».
        Однако иногда по выходным мы с подругами отправлялись в сады и с разрешения хозяев собирали ягоды на варенье или для пирогов. Время от времени, ловя на себе взгляды проходивших мимо рабочих, я улыбалась им и махала рукой, а они послушно махали мне в ответ. Но до сегодняшнего дня я не сталкивалась с чернокожими так близко.
        Ласково поговорив с малышом, мисс Уэллс хотела занять место во втором ряду, но Руби произнесла:
        - Прошу вас, мисс Уэллс, сядьте рядом со мной.
        Я была ошеломлена: впервые с момента нашего прибытия в Стоункилл услышала из уст Руби целую фразу.
        Учительница кивнула и опустилась на стул рядом с девочкой.
        Мистер Вагнер продолжил свою речь:
        - И снова благодарю вас всех за то, что пришли. Мы собрались здесь, чтобы почтить память скончавшегося недавно Генри Гласса…
        Он снова осекся, так как в зал вошел еще один опоздавший. Невысокий, в коричневом костюме и фетровой шляпе, почти полностью закрывавшей верхнюю часть лица, мужчина остановился в центре прохода.
        - Помочь вам найти место, сэр? - громко спросил похоронный агент.
        - Нет, благодарю вас, - ответил мужчина и прошел вперед. - Я здесь потому, что мисс Руби Гласс попросила меня провести церемонию прощания.
        В зале раздался гул голосов. Один из присутствующих поднялся и сказал:
        - Таким, как он, здесь не место! Только не на похоронах Генри Гласса. Вышвырните его вон!
        Остальные одобрительно закивали и даже привстали со своих мест.
        - Это правда, юная леди? - обратился к Руби мистер Вагнер. - Вы действительно пригласили этого человека провести церемонию прощания с вашим отцом?
        Руби кивнула и повернулась к мужчине.
        - Спасибо, что пришли, доктор Шепард.
        Тот коснулся ее плеча и заметил дрогнувшим голосом:
        - Не стоит благодарности, Руби.
        - Вышвырните его вон! - снова повторил кто-то, хотя и не так решительно, как прежде.
        На этот раз никто из присутствующих его не поддержал.
        Вскинув брови, мистер Вагнер бросил взгляд на Пола, но тот только пожал плечами.
        Доктор Шепард снял шляпу и вышел в центр зала, многозначительно посмотрев на мистера Вагнера. Сконфуженный похоронный агент был вынужден уступить ему место.
        Я коснулась пальцами руки Пола и шепотом спросила:
        - Что происходит?
        Но вместо ответа муж посмотрел на Руби поверх моей головы. Я видела, как их взгляды встретились. Пол нахмурился, но когда Руби умоляюще склонила голову, едва заметно кивнул и опустил глаза.
        - Генри Глассом восхищались многие из присутствующих в этом зале, - раздался низкий голос доктора Шепарда.
        Крепче прижав к себе малыша, я украдкой посмотрела на Руби. Ее глаза приобрели мечтательное выражение, а на губах заиграла еле заметная улыбка.
        - Но что случилось с этим человеком? - продолжал доктор Шепард. - Без сомнения, его семья испытывает чувство невосполнимой потери. Исчезновение миссис Гласс наверняка стало для мистера Гласса тяжелым ударом. Не многие из нас смогли бы справиться с таким потрясением. И тогда мистер Гласс принял решение покончить с собой. Это настоящая трагедия. - Доктор покачал головой и замолчал.
        Все тоже молчали, и мне показалось, что пауза затянулась. Нарушил тишину Пи Джей, громко вскрикнув.
        - Так и есть, молодой человек, - сказал доктор Шепард, взглянув на малыша. - Вы совершенно правы. Только так и можно на это ответить. Я не священник и никогда не организовывал похорон. Я воспитывался в квакерских традициях, а они гласят, что перед Богом все равны. Поэтому предлагаю каждому из вас, соблюдая очередность и уважение друг к другу, встать и сказать несколько слов. - Он окинул взглядом присутствующих. - Но это не обязательно. Вы можете попрощаться с Генри Глассом молча, если таков ваш выбор.
        Доктор Шепард опустил голову и сложил руки перед собой. Присутствующие в зале почувствовали себя неуютно и принялись малодушно переглядываться, пока не поднялся один из мужчин.
        - Генри Гласс был истинным американцем, - сказал он. - Патриотом и националистом. Он служил своей стране и своему Богу.
        - Верно, верно, - раздались голоса.
        Выступивший кивнул, явно испытав облегчение от того, что его поддержали, и сел на место.
        Поднялся еще один мужчина.
        - Генри был очень преданным и всегда держал слово, - нерешительно произнес он и, оглядев присутствующих, опустился на стул.
        Доктор Шепард медленно кивнул, как если бы пребывал в глубокой задумчивости, и немного подождал, но больше никто не пожелал взять слово.
        - Благодарю вас всех. - Взглянув на гроб, он подошел к Руби и сжал ее плечо. Их взгляды встретились, и мне показалось, что я увидела, как в уголках глаз доктора блеснули слезы.
        Больше доктор Шепард ни к кому не подошел и быстро покинул зал.
        Глава 24
        Руби
        Шепард уходил, и Руби не отрываясь смотрела ему вслед.
        Была ли она в него влюблена? Нет. Ничего подобного. Даже если бы он был моложе, Руби не влюбилась бы в него.
        Она любила его как дочь.
        А вот любила ли Руби своего отца? Она задумалась. Было время, когда любила или думала, что любит, но тогда она была маленькой и совсем не понимала его. Отец проявлял заботу, присматривал за ней после смерти бабушки и все время был рядом. Но теперь она понимала, что это никому не принесло ничего хорошего.
        Шепард любил ее иначе. Его любовь была осознанным выбором, ведь он мог выбрать кого угодно, но выбрал Руби.
        И за это она всегда будет любить его сильнее, чем собственного отца.
        Руби нравились сказанные им слова и совершенные поступки, поэтому она и попросила Шепарда провести церемонию прощания с отцом. Отцу такое ужасно не понравилось бы.
        Несколько недель назад Шепард объяснил ей суть квакерства, и Руби сочла это движение замечательным. Она не слишком много знала о религии, но если бы ей пришлось выбирать, непременно предпочла бы стать Другом, как и Шепард. Ей бы понравилось находиться в священном месте, где почти всегда царит тишина, где никто не указывает, куда садиться, как стоять и какие песни петь. Она нарушила бы молчание лишь в том случае, если бы решилась сказать что-то очень важное, а еще ей не пришлось бы слушать окружающих, только если бы они не сочли необходимым поделиться чем-то значительным.[10 - Общество Друзей.]
        - Как-нибудь я хочу пойти вместе с вами на собрание и собственными глазами увидеть, что происходит на встрече квакеров, - заметила Руби.
        - Что ж, это было бы замечательно, - улыбнулся Шепард.
        Глава 25
        Энджи
        После ухода доктора Шепарда, казалось, никто не знал, что еще сказать. Наконец мистер Вагнер встал, поблагодарил всех присутствующих и четко поставленным голосом учителя, задающего домашнюю работу, сообщил дальнейший порядок действий.
        Прежде чем мы вышли на стоянку, многие уже тронулись в путь, словно старались поскорее уехать. Те же, кто остался, избегали нас: сидели в своих машинах с работающими моторами и включенными фарами и ждали. Кто-то курил, кто-то крутил ручку радио. Несколько репортеров все еще слонялись по стоянке и напоминали бабочек, бесцельно перелетавших с цветка на цветок в теплый весенний день.
        Когда мы направились к своему автомобилю, Руби спросила Пола, нельзя ли ей поехать с мисс Уэллс, и тот нехотя уступил. Я наблюдала, как учительница открыла дверцу видавшего виды «шевроле»: бледно-желтого с черной крышей, - а когда Руби уселась на пассажирское сиденье, захлопнула ее.
        Пол медленно поехал за катафалком, мисс Уэллс последовала за нами. Оглянувшись, я увидела еще несколько автомобилей - очевидно, это были те скорбящие, которые решили подождать нас на стоянке, и наверняка все те же назойливые репортеры.
        - Мы должны заставить Руби объяснить, что происходит, - сказала я Полу по дороге на кладбище.
        - Если Руби не хочет говорить, то мы ничего от нее не добьемся.
        - Но это же какое-то сумасшествие! - продолжала упорствовать я. - Кто такой этот доктор Шепард? Кто все эти люди, сидевшие в зале? Половина из них даже не поздоровались с тобой. А большинство не только не поехали на кладбище, но даже не попрощались с нами. Никогда не видела, чтобы люди вели себя так беспардонно на похоронах. Это все друзья Генри? - не унималась я, хотя и понимала, что веду себя как сварливая жена. - Или Сильи? Думаешь, кто-то из них знает, куда она отправилась?
        Пол молча пожал плечами.
        - Ты знаешь кого-то из этих людей, верно? - спросила я. - Могу с уверенностью сказать, что знаешь.
        - Ты задаешь слишком много вопросов. - Муж забарабанил пальцами по рулю.
        - А ты избегаешь отвечать на них, - не осталась я в долгу. - Это же твоя семья. Как ты можешь оставаться таким безучастным?
        Подъехав к перекрестку, Пол нажал на педаль тормоза, дожидаясь пока офицер полиции не разрешит ехать дальше. Наконец тот взмахнул рукой, показывая, что можно проезжать.
        - Энджел, это в самом деле имеет какое-то значение?
        - Да, - настойчиво произнесла я. - Имеет. Потому что все это очень странно. - Меня передернуло, хотя в машине было тепло и даже душно. - Я не люблю тайны. Как Силья могла вот так запросто бросить дочь? Не понимаю. И хочу знать, что случилось.
        - Полагаю, у тебя нет выбора, - вздохнул Пол. - Полиции прекрасно известно об исчезновении Сильи. Они проверили все вокзалы и аэропорты, и если бы кто-то увидел женщину, похожую на нее, наверняка уже знали бы об этом. Но ясно же, что Силья не хотела, чтобы ее нашли, поэтому не оставила никаких следов. Что же касается Руби, она откроется, когда будет готова. Но этот момент еще не настал. - Пол подъехал к воротам кладбища. - Я думаю, единственное, что имеет смысл для всех нас, включая Руби, это как можно скорее вернуться в Висконсин. Как только мы покинем это место, моя племянница, возможно, захочет поговорить.
        Я выдохнула с облегчением, ведь именно этого и хотела - вернуться домой. Я не могла поверить, что желаемое так легко заполучить.
        Руби тоже необходимо уехать из Стоункилла. Генри мертв, Силья исчезла и, возможно, никогда не вернется. Суровая реальность повергла девочку в шок. Ей просто необходимо оказаться там, где можно было бы спокойно погоревать об отце и смириться с бегством матери.
        Мы заберем ее с собой, и я о ней позабочусь. Очевидно, что у девочки нет подруг, а поддержку на похоронах ей оказала лишь мисс Уэллс да этот странный доктор Шепард.
        Да, для всех нас будет лучше, если мы уедем из Стоункилла.
        Генри похоронили на большом католическом кладбище, располагавшемся неподалеку от шоссе. Повсюду виднелись надгробия и искусно выполненные изваяния святых и ангелов-хранителей.
        Вытирая слезы и постоянно сморкаясь, Пол еле слышным голосом пожелал брату удачи на пути в иной мир, и гроб опустили в могилу. Я не знала, что и думать. Пол был воспитан в католической вере, как и я, иначе мы не смогли бы повенчаться в церкви Святой Марии, но в глубине души была уверена, что он не верит в Бога.
        «Я ничего не имею против церковных ритуалов, - объяснил он мне, когда мы только начали планировать свадебную церемонию. - Причастия, преклонение колен, исповеди… все это способствует очищению, но кое во что я больше не верю. Например, в существование ада и рая, в непререкаемую власть священников… только никому об этом не рассказывай, иначе нам укажут на дверь прежде, чем мы успеем произнести клятвы».
        Я не могла представить ничего хуже того, чтобы вечно жить в окружении демонов и адского пламени. Впрочем, я никогда не допускала даже мимолетной мысли о самоубийстве. Те, кто решился на такой грех, должно быть, испытывали такие муки при жизни, что ад им казался не самым худшим исходом. При мысли об этом я разрыдалась - впервые с того самого момента, как узнала о смерти Генри.
        Мисс Уэллс подошла ко мне и коснулась руки. Я знала, что учительница хотела всего лишь утешить, однако ее жест показался мне таким же неприятным, как неожиданное прикосновение незнакомца в переполненном автобусе. Неужели все дело в цвете ее кожи? Я хотела думать о себе лучше и надеялась, что почувствовала бы то же самое, будь мисс Уэллс белой.
        В любом случае, отстранившись, я поступила бы невежливо, а потому просто стояла и ждала, когда мисс Уэллс уберет руку.
        Служащие кладбища начали засыпать гроб Генри землей. Те немногие, кто решил приехать на кладбище, пожав Полу руку, заспешили к своим машинам. Мистер Вагнер уехал вместе с водителем катафалка. Вскоре у могилы Генри не осталось никого, кроме мисс Уэллс, нас да нескольких державшихся на расстоянии репортеров.
        - Мне нужно возвращаться в школу, - сказала мисс Уэллс, когда мы направились к машинам. - Руби, позвони мне, ладно?
        Кивнув, Руби обняла учительницу и шепотом произнесла:
        - Спасибо, что приехали.
        Учительница кивнула нам с Полом.
        - Приятно было с вами познакомиться мистер Гласс, миссис Гласс. Еще раз примите мои соболезнования.
        Она уже развернулась, чтобы уйти, когда я поймала ее за рукав пальто.
        - Мисс Уэллс, не придете ли вы сегодня к нам на ужин?
        Ошеломленная собственной импульсивностью, я прикрыла рот рукой. Приглашение сорвалось с языка прежде, чем я успела как следует подумать. Но я сочла, что с моей стороны будет уместно проявить вежливость. Ведь именно так поступают соседи. Мне хотелось хоть как-то отплатить этой женщине за ее доброе отношение к Руби.
        Очевидно, мои слова застали мисс Уэллс врасплох.
        - Благодарю вас за столь любезное приглашение, но, боюсь, мне будет неуютно ехать назад одной, особенно в том районе, где живет семья Руби.
        Я была немного сбита с толку, но потом поняла, что хотела сказать мисс Уэллс.
        - Мистер Гласс мог бы заехать за вами, а потом отвезти домой, - предложила я и повернулась к Полу. - Ты же сделаешь это, верно?
        Брови мужа сошлись на переносице, а губы сжались в узкую полоску. Пол явно предпочел бы, чтобы я предварительно посоветовалась с ним.
        Однако через мгновение он произнес.
        - Да, могу.
        - В таком случае решено, - улыбнулась я учительнице. - Мистер Гласс заедет за вами в семь.
        Глава 26
        Силья
        1947 - 1948 годы
        Силья впервые увидела Стоункилл из окна автомобиля риелтора. Вместе они объезжали городки Уэстчестера - Оссининг, Кротон, Пикскилл. Стоункилл был гораздо меньше других, но в остальном мало чем отличался - такой же торговый район со старыми постройками в викторианском стиле и в стиле Тюдоров, окруженный более современными сооружениями, возводимыми на окраине. При мысли о пригороде Силья всегда представляла такие новые дома, фотографии которых публиковались в «Санди таймс» в разделе «Недвижимость».
        Убеждая Генри, что купить новый дом будет патриотично, она говорила:
        - Ведь все эти строители - ветераны. Покупка построенного ими дома - прекрасный способ оказать им поддержку. - И немного поколебавшись, почти неслышно добавляла: - Ты тоже мог бы стать одним из этих строителей.
        Но нет. Генри на все отвечал отказом: и на предложение овладеть профессией строителя, и на предложение купить новый дом, хотя так же, как и Силья, рвался уехать из Бруклина, из общины Алку. Это место так и не стало ему родным. Генри повторял, что финские традиции и социалистические настроения заставляют его чувствовать себя не в своей тарелке.
        - Я точно рыба, выброшенная на берег, - жаловался он. - Я не чувствую себя здесь, как дома.
        Только в отличие от жены Генри хотел купить старый дом. Именно об этом он и сказал агенту по недвижимости, когда они объезжали пригород.
        - У меня есть то, что вам нужно, - ответил риелтор.
        Прибыв на место, Силья вышла из автомобиля и с ужасом огляделась. Построенный в конце девятнадцатого века, дом в викторианском стиле был обит деревянными панелями кремового цвета и украшен потемневшими от времени ветхими резными наличниками. По обе стороны от входной двери располагались скучные высокие окна.
        Взглянув на видавший виды фасад, Генри воскликнул:
        - Пожалуй, я смогу сделать из этого что-то ст?ящее!
        Впервые с момента возвращения мужа из Европы Силья увидела в его глазах проблеск надежды. Что ж, он не станет строить дома для других, зато сосредоточится на своем собственном и начнет делать хоть что-нибудь.
        Войдя внутрь, Генри восторгался каждым уголком, каждой трещиной, каждой оригинальной деталью, которая, по его словам, требовала лишь свежей краски и мелкого ремонта, чтобы выглядеть как новая. Так что к тому времени, как они закончили осмотр, Силья поняла, что эта развалюха станет их домом.
        Упаковав вещи и попрощавшись с Алку, семья Гласс отправилась устраивать новую жизнь в Стоункилле.
        Силья выучила наизусть расписание поездов и точно рассчитала, сколько времени ей понадобится на дорогу, чтобы оказаться в офисе за своим столом точно в 8:52. Этот неблизкий путь ей предстояло проделывать каждый день с понедельника по пятницу.
        Возвращаясь вечером с работы, Силья садилась в вагон для курящих и, погруженная в свои мысли, курила одну сигарету за другой. Часто поезда были переполнены, но мужчины - а большинство пассажиров составляли именно мужчины - проявляли заботу и уступали Силье место.
        Прибыв на станцию Стоункилла, она наблюдала, как пассажиры - море мужчин в безупречных серых, черных и коричневых костюмах - садились в свои автомобили и отправлялись по домам. Многие из них, как и Глассы, переехали в Стоункилл после войны, чтобы начать жизнь с чистого листа. Семейные пары имели по два автомобиля: на одном передвигался муж, на другом жена-домохозяйка ездила по магазинам. Летом семьи отправлялись отдыхать на местное озеро или на побережье Нью-Джерси, устраивали званые обеды и вечеринки на заднем дворе с барбекю и играми.
        Такими современными жителями пригорода должны были стать и Глассы. Силья всегда мечтала об этом.
        Поезд уходил дальше на север, и звук его гудка таял вдали. Стоя на тротуаре, Силья наблюдала, как разъезжаются в разные стороны «шевроле», «доджи» и «бьюики», подмигивая ей алыми стоп-сигналами, а потом в одиночестве отправлялась вверх по дороге, ведущей от Стейшн-стрит до Лоуренс-авеню, и вскоре оказывалась дома.
        Район Лоуренс-авеню разительно отличалась от новых кварталов на самой окраине Стоункилла, словно это были два совершенно обособленных мира, хотя их разделяло всего несколько миль извилистых, проложенных в гуще леса дорог. Соседи Глассов обитали в этих местах на протяжении многих десятилетий. Некоторые из них ни разу не были в Нью-Йорке, расположенном всего в пятидесяти милях отсюда, и это несказанно поразило Силью. Большинство семей были выходцами из Италии и Ирландии и жили небогато. По пятницам во время Великого поста из их домов, давно не знавших ремонта, доносились запахи жареной рыбы. В день зарплаты мужчины, изрядно подвыпившие, спотыкаясь, бродили по улице и распевали песни, а их жены, высунувшись из окон, требовали немедленно замолчать и идти домой.
        Останавливаясь возле своего дома, Силья вздыхала и входила во двор.
        От одетого в рабочие штаны и рубаху Генри пахло потом. Впрочем, закончив дела, он непременно принимал душ. Дни напролет за исключением самых холодных муж проводил на улице или в гараже: что-то ремонтировал, красил, возился в саду. Маленькая Руби в компании растрепанных соседских ребятишек следовала за ним повсюду словно собачонка. Все вместе они напоминали сказочную процессию, в которой Генри исполнял роль Нильса с дудочкой, а дети - безропотно идущих за ним крыс. Он терпеливо отвечал на их вопросы, отгоняя в сторону лишь в тех случаях, когда работал с механическими инструментами или на опасном оборудовании. Руби с отцом стали завсегдатаями в скобяном магазине в городе и изучили его так хорошо, что с ходу могли объяснить Силье, на каком именно стеллаже можно найти заглушки размером три восьмых дюйма, сверла или шурупы из нержавеющей стали.
        Генри купил пикап «форд», на котором перевозил в дом всякий хлам, найденный на местной свалке: бракованную мебель, которую тщательно шлифовал и покрывал лаком, старые газеты, которые использовал в качестве дополнительного изоляционного материала для слишком тонких стен, или сломанную газонокосилку, которую отремонтировал, добавив новые острые лезвия и выкрасив рукоятку блестящей красной краской.
        Муж учил Силью водить автомобиль, чтобы по выходным могла ездить по магазинам или по каким-то другим делам. Силья терпеть не могла пикап, хотя ей и нравилось ощущение свободы, которое она испытывала, проводя время за рулем. Генри же, наоборот, обожал свой грузовик, ездил на нем повсюду и неохотно одалживал жене.
        Генри занимался ведением семейного бюджета, и хотя Силья знала, что справилась бы с этим гораздо лучше - ведь проводила дюжины финансовых операций в день! - все же оставила за мужем эту домашнюю обязанность, понимая, что это доставляет ему удовольствие. Силья вообще старалась его радовать - например, покупала модную стильную одежду, которую, впрочем, он никогда не надевал. Да и зачем? Генри вполне обходился рабочими штанами из грубой хлопчатобумажной ткани, фланелевыми рубашками и простыми ботинками. И все же Силье нравилось созерцать ряды совершенно новой мужской одежды в платяном шкафу. Когда поблизости никого не было, она зарывалась носом в костюмы и представляла, как Генри, одетый в один из них, слегка касается пальцами полей шляпы в знак прощания, прежде чем отправиться на железнодорожную станцию. Силье казалось, что она даже слышит, как он насвистывает веселую мелодию, пока она, стоя на крыльце, машет рукой ему вслед.
        Генри совсем перестал пить: лишь иногда душными летними вечерами позволял себе бокал пива, - физический труд сделал его сильнее. На спине и руках проступали тугие мускулы, ноги приобрели атлетическую форму, как у бегуна на длинные дистанции, а хромота окончательно исчезла. Генри стал еще красивее, чем прежде. Иногда, когда муж принимал душ, Силья стояла у полуоткрытой двери ванной комнаты и любовалась его подтянутым телом, очертания которого проступали сквозь клубы пара.
        Они так и не сблизились и, деля одну постель на двоих, старались как можно дальше отодвинуться друг от друга. Генри редко прикасался к жене, ограничиваясь поцелуями в щеку по утрам и перед сном, не более того.
        Силья помнила, какую боль испытывал муж, когда она пыталась давить на него там, в Алку, и больше не повторяла ошибку. Оставаясь терпеливой, она надеялась, что однажды все станет намного лучше, но иногда острое осознание, что такие отношения между ними останутся до конца жизни, ударяло ее с силой несущегося на всех парах поезда. При мысли о подобной перспективе Силья останавливалась как вкопанная и пыталась перевести дух, дрожа всем телом.
        Глава 27
        Руби
        Вернувшись домой после похорон отца, Руби почувствовала себя так, словно оказалась в западне. Тетя Энджи пошла укладывать малыша, а дядя Пол решил пройтись, предложив составить ему компанию, но она отказалась. Руби хотелось выйти на улицу, хотелось погулять по лесу или отправиться на заброшенное кладбище, где можно побродить среди покрытых мхом покосившихся надгробий и послушать едва различимый шепот витавших над кладбищем душ.
        Но только не с дядей Полом.
        Выглянув в окно, она заметила три автомобиля, припаркованных у тротуара. Из них никто не выходил. Что они здесь делают? Наблюдают за домом?
        - Репортеры. Как бы мне хотелось, чтобы они уехали, - заметила вернувшаяся тетя Энджи и спросила: - Хочешь чего-нибудь? Может, приготовить тебе ланч?
        Руби покачала головой.
        Тетя Энджи сообщила, что собирается прибраться в спальне и ванной комнате Сильи, и Руби прекрасно поняла почему, ведь в доме царил настоящий хаос.
        Девочка отправилась в свою комнату, легла на кровать и принялась разглядывать постеры на стенах, которые выбирала Силья, а когда принесла домой, спросила, не хочет ли дочь повесить их в своей комнате. Руби только пожала плечами и ответила: «Ок». Так же мать купила ей пластинки и проигрыватель. Он и сейчас хранился в кожаном чехле. Часто Силья возвращалась после работы с новыми пластинками и спрашивала Руби, показывая пластинки с хитами Элвиса и Чака Берри в ярких бумажных обложках: «Ты еще не слышала эти песни?» Руби отвечала, что не слышала, и тогда Силья говорила: «Это что-то невероятное. Ты непременно должна послушать».
        Время от времени Руби ставила пластинки, хотя на самом деле не слишком интересовалась современным искусством, но она знала, что мать будет рада услышать музыку и увидеть в комнате дочери портреты популярных кинозвезд и певцов, являвшихся предметом обожания многих девочек. Видимо, будучи подростком, Силья хотела быть счастливой обладательницей проигрывателя и постеров, и эти вещи были для нее свидетельством того, что ее дочь обычный подросток.
        Стены комнаты Руби были покрыты бледно-голубой краской. Когда Глассы переехали в эту «птичью клетку», здесь почти все было готово, оставались лишь кое-какие мелочи. Силья разрешила дочери выбрать цвет для стен в собственной комнате, и девочка остановилась на бледно-голубом, потому что в этот цвет была выкрашена гостиная в их старом доме, которую она любила больше всего. Отец отремонтировал гостиную в первую очередь, потому что Силье нравилось там отдыхать по вечерам, а он хотел сделать жене приятное в надежде, что она полюбит дом, если все в нем будет устроено по ее вкусу.
        Все это было так давно. Тогда родители еще старались доставлять друг другу маленькие радости.
        Когда Глассы переехали на Лоуренс-авеню, Руби было четыре года, и она все делала вместе с отцом. Они наливали в плоские лотки бледно-голубую краску и красили стены: Генри, стоя на стремянке, - верхнюю часть, а Руби, сидя на корточках и по-детски отклячив попу, - нижнюю. Отец пользовался не кистью, а валиком, который считал одним из самых полезных американских изобретений.
        Только несколько лет спустя, выполняя работу для отчетного урока по истории, Руби узнала, что валик для покраски изобрел канадец Норман Брики, но у Руби хватило мудрости не делиться этим открытием с отцом.
        Руби помнила, как много света стало в гостиной после ремонта, как лучезарно она улыбалась отцу, который, стоя на стремянке, казался великаном.
        - Твоей маме очень понравится, - сказал Генри, отходя назад и любуясь проделанной работой.
        На следующий день, пока дочь спала, он выкрасил белой краской лепные украшения, которые смотрелись так эффектно на голубом фоне, что Руби, увидев их, заплакала.
        Затем настал черед расставлять мебель. Генри притащил в гостиную старый бабушкин диван, два журнальных столика и торшеры и расстелил на полу яркий турецкий ковер, который напоминал Руби сказочный ковер-самолет, а Силья в универмаге «Уонамейкерс» заказала роскошное низкое кресло, обитое ворсистой тканью бирюзового цвета. Спустя несколько лет только этот предмет мебели переехал в новый дом.
        Кресло внесли в гостиную два дюжих молодца из службы доставки. В те дни воспоминания о войне были еще слишком свежи, поэтому мужчины часто спрашивали друг у друга, кто где воевал и в каких сражениях принимал участие. Но когда доставщики мебели задали подобный вопрос Генри, тот помрачнел и ответил весьма неохотно.
        Руби было любопытно, почему отец проявил такое недовольство, и она спросила об этом у матери. Силья ответила, что мужчины интересуются такими вещами, чтобы проявить дружелюбие.
        - Тогда почему папа был недружелюбен?
        Но Силья только покачала головой и больше ничего не сказала.
        Новое кресло поставили на почетное место перед камином. Когда на улице было холодно, Генри разжигал огонь, и Силья, сидя в кресле и держа дочь на коленях, читала ей книги.
        Руби считала эту комнату самой замечательной гостиной на свете. Кто не был бы счастлив, находясь в ней? Силья должна была чувствовать себя счастливой, ведь отец и Руби были очень счастливы, когда жили на Лоуренс-авеню.
        Только это было очень давно.
        Глава 28
        Силья
        1948 - 1949 годы
        После переезда в Стоункилл Руби по-прежнему оставалась единственной радостью в жизни Сильи и Генри. Только дочь объединяла супругов и делала их отношения похожими на семью. Как и в младенчестве, Руби обожала мать и каждый вечер бежала ее встречать, глядя на нее исполненными глубины глазами, которые так и манили в них заглянуть. Когда-то Силья так же мечтательно смотрела в глаза Генри.
        За ужином Силья, добродушно поддразнивая дочку, рассказывала о том, как прошел ее день в большом городе, и расспрашивала, как провела день Руби. Иногда после ужина все трое во что-нибудь играли. Руби особенно увлекла «Монополия», хотя Силья поначалу думала, что девочка еще слишком мала, чтобы понять правила, и считала, что взрослые должны ей подыгрывать. Генри был в корне не согласен с такой тактикой. По его мнению, Руби должна была уяснить, что жизнь состоит не только из подачек и легких выигрышей. Сам он во время игры всегда стремился купить как можно больше дорогой собственности, ибо считал, что только собственность имеет хоть какую-то ценность, и раздражался, когда, подбросив игральные кости, не попадал на желаемое поле, а был вынужден платить высокий налог или вовсе отправляться в тюрьму.
        Руби же, как оказалось, вовсе не нуждалась в помощи Сильи и с легкостью разгадывала стратегию Генри. Она словно бы интуитивно чувствовала цель игры и, в конце концов, получала контроль над всем игровым полем. Тогда Генри молча поднимался с пола и отправлялся на кухню убирать со стола оставшуюся после ужина посуду, а Силья, усадив дочь на колени, читала ей книги - «Стюарт Литтл», «Таинственный сад», «Остров сокровищ». Когда же приходило время ложиться спать, Генри сам укладывал дочь в постель, а Силья, оставшись в одиночестве перед камином, вспоминала свои мечты о большой семье, о сыновьях, которыми она так стремилась обзавестись, - сильных и стройных, как Генри. Теперь же ей казалось, что жизнь, которую она представляла, может быть только в кино - в романтических комедиях со счастливым концом, где главные роли исполняют белокурые красавицы и темноволосые завоеватели женских сердец.
        Реальная жизнь Сильи не имела ничего общего с этими мечтами. Она была весьма своеобразной и совершенно непохожей на жизнь других семей, недавно поселившихся в Стоункилле. Местные жители не имели ничего против приезжих, но Глассы оставались для них тайной за семью печатями.
        Однажды вечером, сидя перед камином и потягивая мартини, Силья поняла, что соседские женщины жалеют их семью, и особенно сильно - ее. Оставалось только догадываться, о чем они говорят у нее за спиной.
        Глава 29
        Энджи
        Нет, это была действительно глупая идея - пригласить мисс Уэллс на ужин, с беспокойством думала я, накрывая на стол. Все необходимое для завтрака и ланча я купила на рынке днем раньше, равно как и банку куриного супа с вермишелью, который подогрела и подала с сырными сандвичами, но про дополнительные блюда не подумала. И уж, конечно, я не ожидала, что у нас будут гости.
        Если бы мы находились в Бейлис-Харборе, гости не стали бы проблемой. Там, в доме, где поминают умершего, столы ломятся от еды, принесенной соседями или прислуживающими в церкви женщинами. Я просто вынула бы из холодильника готовое блюдо и отправила в духовку. На кухне же Сильи почти ничего не было.
        Я покрошила в консервированный соус «Маринара» не слишком свежую головку лука и зубчик чеснока, лежавшего так долго, что из его сердцевины уже показались толстые зеленые ростки, и поставила вариться спагетти, обнаруженные в одном из шкафов. Включила духовку и, расстелив на столе лист пергаментной бумаги, разложила на нем ломтики хлеба, которые смазала сливочным маслом и посыпала чесночным порошком. Я намеревалась подрумянить их, перед тем как сесть за стол. Стоит ли подать вино? Несмотря на то что в доме Сильи и Генри хранился не слишком большой запас продуктов, бар не пустовал, да и специальная деревянная подставка была заполнена бутылками.
        Я почти не употребляла спиртных напитков, но после такого тяжелого дня бокал вина, наверное, пришелся бы весьма кстати. И все же я отказалась от этой идеи, ведь за столом будет сидеть учительница. Лучше подать воду, а после ужина сварить кофе.
        Я выглянула в окно и увидела подъезжавшую к дому машину мужа. С наступлением темноты дежурившие возле нашего дома репортеры разъехались, очевидно решив, что на сегодня их миссия окончена, однако я подозревала, что утром они непременно вернутся.
        Пол отворил дверь и с угрюмым лицом пригласил гостью войти.
        - Мисс Уэллс, - я выступила вперед, - рада видеть вас снова.
        Учительница кивнула:
        - И я тоже рада вас видеть, миссис Гласс.
        Я предложила ей стакан воды.
        - Это было бы чудесно, - ответила мисс Уэллс, но Пол тут же предложил:
        - Давайте откроем бутылку вина.
        Слова мужа должны были прозвучать дружелюбно, однако я расслышала в его голосе грубые нотки. В свою бытность барменом таким тоном Пол разговаривал с надоедливыми посетителями.
        Интересно, заметила ли это учительница?
        - Вино - это чудесно, мистер Гласс. Благодарю вас, - улыбнулась мисс Уэллс.
        Что ж, если она и уловила в его голосе раздражение, то не подала виду.
        Пол стал выбирать вино, а я вернулась на кухню.
        - Где ваш очаровательный малыш? - спросила мисс Уэллс, проследовав за мной и сев за стойку.
        - Он в кроватке. Для такого крохи сегодняшний день был слишком долгим.
        Мисс Уэллс кивнула, а я бросила взгляд на ее левую руку. Все обращались к ней «мисс», но ведь всякое бывает.
        - А у вас есть дети?
        Учительница покачала головой:
        - Возможно, когда-нибудь. У меня две сестры, и у обеих большие семьи. Так что я гордая тетушка целой ватаги племянников и племянниц. Но своих детей у меня нет.
        Я кивнула:
        - Точно так же до недавнего времени было и у меня.
        - Как Руби? - спросила мисс Уэллс, принимая из рук Пола бокал. - Она с нами поужинает?
        - Она знает, что вы должны приехать, так что наверняка скоро придет. Если нет, я за ней схожу.
        - Все случившееся стало для Руби настоящим шоком. - В глазах мисс Уэллс промелькнула грусть. Это был взгляд человека, ищущего свет в кромешной тьме.
        Пол ничего не ответил, передал мне бокал и сел в дальнем конце стойки.
        - Мисс Уэллс, расскажите, что произошло, - попросила я. - Руби нам ничего не говорит.
        - Мне она тоже сказала не слишком много. - Мисс Уэллс отпила вина. - В тот день она вернулась домой поздно - скорее всего делала домашнее задание в школьной библиотеке, - и думала, что родители уже ждут ее, чтобы пообедать, но дома никого не было, что показалось Руби весьма странным. Обнаружив записку матери, она отправилась на поиски мистера Гласса и нашла его в лесу, недалеко от дома. - Мисс Уэллс кивнула на раскинувшийся за окном лес.
        - Верно. Его нашла Руби, - задумчиво протянула я, вспомнив статью Джин Келлерман. - Но что ее заставило отправиться на поиски именно туда?
        Мисс Уэллс пожала плечами.
        - Насколько я поняла, мистер Гласс очень любил лес. И миссис Гласс тоже… Руби рассказывала, что ее мать часто выходила из дома в полночь, чтобы… Наверное, можно сказать, что она хотела воссоединиться с природой, вдали от которой находилась целый день. - Она огляделась. - Только посмотрите на этот дом. Миссис Гласс работала над проектом вместе с архитектором. Они словно хотели сделать так, чтобы природа проникла внутрь. А еще я поняла, что мистер Гласс много работал во дворе и в саду.
        Я повернулась к Полу.
        - Подумать только, а я и не знала, что твой брат был садоводом.
        - Вряд ли можно говорить о том, что ты его вообще знала, Энджи. Ведь вы встречались лишь однажды. - Пол бросил на меня гневный взгляд и сделал большой глоток вина.
        Уязвленная, я отошла к плите, помешала спагетти и поставила в духовку хлеб. Однако потом решительно развернулась и, тепло улыбнувшись учительнице, спросила:
        - Вот интересно, мисс Уэллс, а вы что-нибудь знаете об этом докторе Шепарде, державшем речь на похоронах?
        Мисс Уэллс задумчиво склонила голову.
        - Руби рассказывала об одном человеке, с которым проводит время. Мне стало любопытно, а еще я забеспокоилась, ведь она упомянула, что он отнюдь не мальчик и гораздо старше ее. - Мисс Уэллс посмотрела мне в глаза. - Вернувшись сегодня в школу, я навела справки. Выяснилось, что доктор Шепард имеет звание профессора и работает в Нью-Йоркском ботаническом саду.
        - Впечатляет, - пробормотала я. - Он совсем не похож на профессора.
        Мисс Уэллс улыбнулась.
        - По собственному опыту я знаю, что многие преподаватели на таковых непохожи.
        - Но как, скажите на милость, Руби с ним познакомилась? - Я чувствовала, что Пол до сих пор сверлит меня недовольным взглядом, но не обращала на него внимания.
        - Если честно, не представляю. - Она уставилась в свой бокал. - Руби говорит только о том, о чем хочет говорить. Но вы, наверное, уже заметили это.
        - Кажется, она все держит в себе, - предположила я. - Она никогда не упоминала друзей, но даже если таковые имеются, ни один не пришел на похороны.
        - Она пыталась, правда пыталась подружиться с кем-нибудь из девочек, - вздохнула мисс Уэллс, и на ее лице отразилась тоска. - Только те не приняли ее в свою компанию. Многим детям в старших классах приходится несладко. Я часто сталкиваюсь с тем, что успешным в учебе ученикам трудно адаптироваться в социуме.
        Звякнул таймер на плите, и я предупредила, что еда будет готова через пару минут.
        Пол поднялся и поставил бокал на стойку.
        - Я схожу за Руби.
        За столом я чувствовала себя обязанной поддерживать разговор, ведь именно я пригласила мисс Уэллс в гости. Она рассказала, что родилась в Бронксе и училась в колледже Хантер.
        - Этот же колледж закончила и миссис Гласс, - сообщила нам учительница. - Мы выяснили это при нашей первой встрече, и потом, когда виделись, она часто о нем вспоминала.
        - Как мило, что у вас есть что-то общее, - заметила я. - А как вы оказались в Стоункилле?
        В моем вопросе слышался подтекст, который я осознавала и которого стыдилась, но не знала, как его обойти. Город, большинство населения которого составляли белые, казался мне неподходящим местом для чернокожей женщины, тем более учительницы.
        Кажется, мисс Уэллс поняла, о чем я думаю, и, вздохнув, тихо ответила:
        - Я подала резюме и оказалась наиболее квалифицированным кандидатом, поэтому меня взяли на работу.
        Меня поразило, что ее голос звучал так, словно она изо всех сил пыталась защититься.
        - Мисс Уэллс - прекрасный учитель, - произнесла вдруг Руби. Это были ее первые слова с тех пор, как мы сели за стол. - Мой самый любимый учитель.
        Пол улыбнулся:
        - Мы это уже поняли и рады, что мисс Уэллс так помогла тебе в это трудное время. Правда, Энджел?
        Я энергично закивала, испытав облегчение от того, что муж сказал об учительнице что-то хорошее.
        - Очень рады, - ответила я, поворачиваясь к мисс Уэллс. - И очень ценим вашу помощь. Правда.
        - А вы? - спросила она. - Откуда вы родом, миссис Гласс?
        Я улыбнулась.
        - Из городка под названием Бейлис-Харбор. Это на северо-востоке штата Висконсин, на берегу озера Мичиган. Я жила там с самого рождения. Ходила в единственную в округе школу, которую посещали дети из шести маленьких городков, включая Бейлис-Харбор. Все друг друга знают. А сейчас мы с мистером Глассом живем в Норт-Бее - небольшом поселении недалеко от Бейлис-Харбора. Туда можно доехать но новому шоссе Кью, которого несколько лет назад не было и в помине и все пользовались посыпанной гравием дорогой, возле которой расположен наш коттедж. Вообще-то дорога называется Норт-Бей-драйв, но местные жители иногда именуют ее старое шоссе Кью. И вот несколько лет назад было построено настоящее шоссе. Оно, конечно, не такое, как в Нью-Йорке, но все же мы называем его шоссе.
        Я очень скучала по дому, а потому несла какую-то чушь. Быстро сменив тему, я стала расспрашивать мисс Уэллс о возрасте и именах ее племянников и племянниц.
        После ужина Руби спросила, можно ли ей поговорить с учительницей наедине.
        - Конечно, - ответил Пол, и я с удивлением уловила в его голосе нотки искренности.
        - А я пока сварю кофе, - предложила я, поднимаясь из-за стола, чтобы собрать тарелки.
        - Благодарю вас, но я не буду, - сказала мисс Уэллс. - Мне нужно возвращаться домой. Извините, что ухожу так рано.
        - Я принесу ваше пальто, пока вы разговариваете с Руби, - кивнул Пол и повернулся к племяннице: - Руби, можешь пригласить мисс Уэллс в свою комнату.
        Когда они ушли, я спросила мужа:
        - Как думаешь, о чем пойдет разговор?
        Пол пожал плечами.
        - Это не наше дело, и перестань задавать так много вопросов.
        - Хорошо, просто это как-то… Словом, мне здесь не нравится. - Я говорила точно маленькая девочка и ненавидела себя за это, но ничего не могла поделать.
        - Знаю, Энджел. - Голос мужа звучал мягко и сострадательно, и я была ему благодарна, ведь он не стал напоминать мне о том, что я оказалась здесь по собственной прихоти. - Мы уедем отсюда, как только я улажу все формальности. Все четверо.
        Да, мысленно согласилась я с ним, как только мы вернемся домой, все будет хорошо.
        Я представила, как отец встретит нас в аэропорту Милуоки. Со стороны мы, наверное, будем выглядеть как группа усталых путешественников, вместе переживших тяжелое испытание. Мы сядем в просторный «бьюик», и, прижав Пи Джея к себе, я просплю б?льшую часть пути, а когда проснусь, мы уже окажемся дома.
        Я покажу Руби округ Дор. Мы будем кататься на каноэ, совершать длительные прогулки по государственному парку и, стоя на утесе, любоваться Грин-Беем, а по воскресеньям обедать у моих родителей. А еще мы отправим Руби учиться в среднюю школу «Гибралтар», где училась я сама, и там она сможет подружиться с младшими братьями и сестрами моих друзей. Ведь это моя работа - сделать так, чтобы Руби почувствовала себя в Висконсине как дома, и я приложу все усилия к тому, чтобы она стала частью нашей семьи и частью нашего городка.
        - Да, - сказала я Полу, - все четверо. И как можно скорее.
        Глава 30
        Руби
        Мисс Уэллс хотела знать, в порядке ли Руби и хорошо ли с ней обращаются родственники.
        - Твой дядя, кажется, тебя любит, только… - Она замолчала.
        Руби кивнула. Что тут еще скажешь? Ей было жаль, что дядя Пол не любит чернокожих.
        Отец тоже их не любил.
        - Твоя тетя славная женщина, - сказала мисс Уэллс, и ее лицо просветлело.
        Руби снова кивнула: тетя Энджи не просто славная, она гораздо умнее, чем могло показаться на первый взгляд. Тетя Энджи напоминала ей очаровательную маленькую мышку, которая бегает по полу, крадет сережки, невзначай оброненную мелочь, кусочки фольги - все, что блестит, - и прячет в своей норке в дальнем углу дома, но никто этого не замечает. Вчера она рылась в вещах Сильи, и если бы нашла что-то по-настоящему ценное, то задала бы гораздо больше вопросов.
        Руби совершила промах, не позаботившись обо всем чуть раньше, но теперь все в порядке. Тетя Энджи не узнает больше, чем Руби позволит ей узнать.
        - Не будет ничего дурного в том, если ты доверишься своей тете, - сказала мисс Уэллс. - Я думаю, она желает тебе только добра и хочет помочь.
        Обдумав слова учительницы, Руби ответила:
        - Я тоже так думаю.
        После того как мисс Уэллс уехала, Руби вышла из дома и направилась к убежищу.
        Дойдя до места, она опустилась на камень и, закурив, посмотрела в сторону кладбища. Верхушки старых, просевших надгробных плит освещала растущая луна.
        Все на этом кладбище было небольших размеров, старое и простое, как мебель в стиле шейкер или хранящиеся в музее экспонаты: например, вышивки, сделанные маленькими девочками сто лет назад. На этом кладбище не было скульптур или склепов, оно совсем не походило на большое католическое кладбище возле дороги, на котором теперь лежал отец Руби.[11 - Простой, практичный стиль, отличающийся минималистичным дизайном.]
        Подтянув колени к груди и крепко обхватив их руками, Руби задумалась о различных способах погребения, придуманных людьми. Лично ей нравилась идея с захоронением в могиле. Немного пространства, немного воздуха. Даже если ты умер, разве не приятно иметь вокруг немного воздуха?
        Руби медленно курила, уткнувшись подбородком в колени и погрузившись в размышления. Сегодня она вовсе не собиралась спускаться в убежище, но знала, как там все устроено.
        Размеры убежища составляли примерно двенадцать на десять футов. Из-за бетонных стен всегда создавалось ощущение, будто вы попали в холодильное отделение. Вдоль дальней стены стояло несколько кроватей, застланных клетчатыми одеялами. Наволочки на подушках ослепляли своей белизной. Под кроватями - длинные сосновые ящики, предназначенные для хранения одежды и постельного белья. Слева от входа разместился стол, над которым были прибиты книжные полки. Руби прочитала все стоявшие на них книги: «Источник» и «Атлант расправил плечи» Айна Рэнда, «1984» Джорджа Оруэлла, «Моя жизнь и работа» Генри Форда, «О дивный новый мир» Олдоса Хаксли и «Мы» Евгения Замятина. Тут же лежали настольные игры. Справа от входа стоял стеллаж, заставленный банками с консервированным супом, овощами, тушенкой и зеленым горошком; здесь же хранились овсяные хлопья и крекеры, сложенные в жестяные контейнеры. На нижних полках располагались высокие стеклянные бутыли с водой, на верхних - стопка белых керамических тарелок, упаковки бумажных салфеток, а также деревянный ящик со столовыми приборами.
        В дальнем углу убежища виднелась дверь из клееной фанеры, за которой был спрятан туалет - большой металлический резервуар с сиденьем. На полках рядом высились дюжины рулонов туалетной бумаги и упаковки плотных пластиковых мешков. Если бы в убежище пришлось провести некоторое время, отец вынес бы мусор и нечистоты, но только после того, как получил бы по радио сигнал, что опасность миновала. Радиоантенна была выведена наружу и торчала рядом с камнем, но если не приглядываться, то заметить ее было невозможно.
        Генри действовал скрупулезно и продумал все до мелочей. С этим уж точно не поспоришь.
        Сидя на камне и глядя на видневшиеся неподалеку молчаливые, всепонимающие надгробные плиты, Руби нащупала под блузкой кулон матери и принялась тереть пальцами сапфир, словно пыталась вызвать джинна: того, кто исполнит ее любое желание; того, кто поможет улететь далеко-далеко, а не просто в другой маленький город, подобный тому, в котором живут дядя Пол и тетя Энджи. Сегодня за ужином, слушая, как тетя рассказывает о своем доме, Руби интуитивно уловила, что Норт-Бей очень похож на Стоункилл.
        Руби хотела уехать совсем в другое место; туда, где ее жизнь будет отличаться от прежней так же разительно, как изогнутые изящные оливы отличаются от дубов и сосен, возвышавшихся у нее над головой.
        Глава 31
        Силья
        1949 год
        В один из августовских дней неподалеку от железнодорожной станции Силья увидела объявление о концерте на окраине городка Пикскилл, в котором должны были участвовать Поль Робсон, Пит Сигер и другие артисты. Силья знала, что многие считали Робсона коммунистом. Возможно, так оно и было, но что плохого в том, чтобы собраться летним вечером и исполнить песни в поддержку рабочего класса?[12 - Поль Робсон - американский певец, правозащитник.][13 - Пит Сигер - американский фолк-певец, общественный активист.]
        Микаэле такое мероприятие наверняка бы понравилось. Близилась четвертая годовщина со дня ее смерти, и Силья много думала и о матери, и о своем прошлом. Уже больше года Силья не посещала ни Бруклин, ни Алку. Все нити, связывавшие ее с юностью, постепенно оборвались. Доктор Фрэнк умерла год назад. Связь с Джоанной и большинством подруг по колледжу она потеряла. Иногда ей было трудно даже припомнить, кем она была до переезда в Стоункилл.
        Когда Глассы только переехали в Стоункилл, Силья намеревалась часто приезжать в родные места, чтобы не утратить своих корней, и они с Руби действительно несколько раз навещали соседей по Алку и могилу Микаэлы. Но после этих визитов Силье больше не захотелось туда возвращаться. Без матери Бруклин был уже не тот. Посетив Алку в последний раз, она уехала в слезах и поклялась себе не возвращаться.
        Но концерт - это здорово. Можно приятно провести время и отдать дань памяти матери.
        Силья рассказала о концерте Генри, но тот лишь усмехнулся:
        - Нет уж, спасибо. Говорят, Робсон коммунист. Тебе это известно?
        - Конечно, известно, - ответила Силья. - Но это всего лишь музыка, Генри, и приятное времяпрепровождение.
        - Я не слушаю негритянскую музыку… да и весь этот фолк.
        Муж косил траву на лужайке и зашел в дом, чтобы передохнуть и выпить стакан воды.
        Силье хотелось дотронуться до его загорелых, гладких, точно полированное дерево, плеч, но она знала, что не стоит и пытаться.
        - Ты не возражаешь, если я одолжу твой пикап и поеду на концерт вместе с Руби? - спросила она. - Думаю, ей понравится.
        - Делай как знаешь.
        Силья и Руби приехали на восточную окраину Пикскилла еще до наступления сумерек. Дорога была забита припаркованными автомобилями. Силья предположила, что виной всему популярность исполнителей, но вскоре поняла, что все эти машины принадлежат протестующим, а вовсе не зрителям. Вдоль дороги выстроилась толпа из мужчин и молодых парней, которые размахивали плакатами и кричали на тех, кто пытался проехать к месту концерта.
        - Какая глупость, - пробормотала Силья, обращаясь к маленькой Руби.
        На поляне перед сценой были расставлены ряды деревянных скамеек. Несколько дюжин зрителей уже заняли свои места. Остальные же - в основном женщины и дети - расположились на расстеленных позади скамеек пледах. Силью удивило небольшое количество зрителей, но позже она узнала, что протестующие заблокировали въезд на поляну вскоре после их приезда.
        Они с Руби отыскали себе места рядом со сценой, и Силья достала из корзинки жареного цыпленка, вареные яйца и яблочный пирог, приготовленные Генри. После переезда в Стоункилл он превратился в заправского повара. Возвращаясь вечером с работы, Силья часто заставала его на кухне колдующим над каким-нибудь замысловатым блюдом к ужину, как, например, тушеные ребрышки с картофелем по-французски.
        Зрители тихо переговаривались, ожидая, что кто-нибудь наконец объявит начало концерта или музыканты начнут настраивать свои инструменты. На краю сцены, болтая ногами и подшучивая друг над другом, сидели подростки - черные и белые. Силье нравилось, как ладят между собой эти молодые люди: никаких расовых предубеждений. Это хороший пример для Руби.
        Вскоре Силья заметила бегущего со стороны входа мальчишку. Он что-то кричал, однако слов было не разобрать. За ним следовала толпа мужчин и подростков.
        Сердце Сильи тревожно сжалось. Она поняла, что приезд в Пикскилл был ошибкой, но о том, чтобы уехать, теперь не могло быть и речи. Доступ к пикапу был перекрыт протестующими.
        Бежавшая по дороге высокая чернокожая девочка-подросток, сложив руки рупором, закричала:
        - Слушайте все! Могут начаться беспорядки. Наши мужчины готовятся к массовой драке, поэтому, чтобы оставаться в безопасности, нам всем необходимо подняться на сцену. Давайте же, быстрее!
        Силья и Руби вместе с другими женщинами и детьми принялись карабкаться на сцену. Одной рукой Силья прижимала к себе сумку и корзинку для пикника, а другой держала дочь.
        На поляну стремительно опускалась темнота, со стороны входа слышались крики, а среди деревьев показались мерцающие огни. Кто-то сказал, что толпа протестующих надвигается со всех сторон, и несколько девушек бросились за помощью. Вскоре они вернулись с группой мужчин, которые, взявшись за руки, встали цепью перед сценой. Никто из протестующих не решился спуститься на поляну.
        - Мы останемся здесь на случай, если они вернутся, - сказал стоявший перед Сильей мужчина. Он был невысок, но довольно крепок. Простая рубашка на пуговицах, темно-серые слаксы, волосы с проседью.
        - А вы думаете, это возможно? - Силья почувствовала, как ее трясет от страха.
        Мужчина посмотрел ей прямо в глаза.
        - Все будет в порядке. Не хочу никого пугать, но, если честно, мэм, здесь полно разгоряченных парней. И все же я считаю, что мы сильнее. - В его взгляде читалась решимость. - Мы не теряем самообладания, чего нельзя сказать об этой обезумевшей толпе. Такое преимущество нельзя сбрасывать со счетов.
        Они ждали, прислушиваясь к каждому звуку. Прожектора освещали пустые лавки перед сценой. А потом толпа двинулась прямо на них, смешавшись с теми, кто пытался ей противостоять. Стоявшие на сцене мужчины спрыгнули вниз и вступили в бой. Силья вскрикнула и, повернувшись к происходящему спиной, прижала к себе Руби. Внезапно прожектора погасли - очевидно, кто-то вырубил генератор, - и в наступившей темноте началась паника. Люди принялись толкаться, и Силья потеряла очки.
        Однако в течение нескольких минут все закончилось. Разъяренную толпу оттеснили назад. Протестующие умерили свой пыл или попросту решили, что игра не стоит свеч.
        - Все позади, - произнес кто-то рядом с Сильей. - Они ушли.
        Женщинам велели ждать - чего и как долго, Силья не могла сказать наверняка и все же послушно стояла на сцене, обнимая Руби, до тех пор, пока не прибыли полицейские машины.
        - Расходитесь! - выкрикнул офицер. - Опасность миновала. Можете возвращаться по домам.
        Пытаясь отыскать очки, Силья почувствовала, как кто-то тронул ее за плечо.
        - Это ваши?
        Перед ней стоял тот самый мужчина, который защищал сцену.
        - Вам стоит вернуться домой, мэм, - тихо сказал он. - Вы приехали на машине?
        Силья кивнула:
        - Да, на пикапе мужа.
        - Я провожу вас к нему.
        Мужчина взял Руби на руки и двинулся вверх по холму в сопровождении Сильи. Руби смотрела на мать круглыми, точно плошки, глазами, полными страха.
        Отыскав пикап, они обнаружили, что шины порезаны, а лобовое стекло разбито. Силья поморщилась. Генри наверняка придет в бешенство.
        - Моя машина стоит неподалеку, - мрачно произнес мужчина, кивнув в сторону черного спортивного «плимута». - Я могу вас подвезти. Где вы живете?
        - В Стоункилле. Это очень любезно с вашей стороны.
        Пыльная дорога оказалась пуста. Все протестующие куда-то подевались.
        - Вы были здесь один? - спросила Силья.
        - Да. Просто хотел послушать хорошую музыку.
        Силья улыбнулась:
        - Я тоже.
        - И я, - эхом отозвалась Руби. - Почему не было ни одного музыканта?
        Мужчина задумчиво наклонил голову.
        - Потому что иногда людям бывает сложно найти общий язык.
        Силья подумала, что с его стороны очень благородно разговаривать с ребенком так открыто, как если бы Руби была мудрее своих шести лет. Может, он что-то разглядел в глубине ее серьезных глаз? Но незнакомец уже сменил тему разговора, спрашивая, в какой класс она пойдет осенью, какие книги любит читать. Руби с готовностью отвечала на все вопросы и рассказала даже о том, о чем ее не спрашивали.
        - Я уже умею писать письменными буквами. Меня научила мама.
        Силья улыбнулась. Это занятие нравилось им обеим и позволяло с пользой проводить время по вечерам.
        - Что ж, впечатляюще, - ответил мужчина. - Твоя учительница здорово удивится.
        - Наверняка, - согласилась Руби. - Письменные буквы начинают изучать только в третьем классе, так что готова поклясться, что в первом классе никто, кроме меня, не умеет их писать.
        Силья не привыкла, чтобы ее дочь разговаривала так легко и свободно, особенно с незнакомцами. Прижав Руби к себе, она легонько поглаживала ей спину, а девочка обняла мать за шею.
        Силья попросила высадить их у железнодорожной станции.
        - Мы живем всего в паре кварталов отсюда. Так что вполне дойдем пешком.
        - Я вас понимаю, мэм, - кивнул мужчина.
        Силья внимательно посмотрела на него. Преданными и дружелюбными карими глазами он напомнил ей пса. В последнее время Руби упрашивала родителей купить щенка, и они много читали о собаках, обсуждая плюсы и минусы каждой породы. Так что теперь Силья могла с уверенностью сказать, что сидящий рядом с ней мужчина является обладателем глаз норвежского элкхаунда - преданного храброго друга, который никогда не предаст тех, кого любит.[14 - Элкхаунд - распространенная в Норвегии порода охотничьих собак.]
        - Вы рыцарь в сверкающих доспехах. Как вас зовут?
        Мужчина улыбнулся, и его улыбка была такой доброй и благодарной, словно это она, Силья, спасла его от беды, а не наоборот.
        - Дэвид, мэм.
        - Я Силья, - она протянула ему руку, - а это Руби.
        - Надеюсь, как-нибудь увидеть вас снова, Силья. - Дэвид крепко пожал протянутую руку и кивнул девочке: - И тебя тоже, Руби.
        - Вы хороший человек, - сказала она Дэвиду. - Спасибо.
        Ее слова прозвучали искренне, как могут звучать слова лишь очень юного создания.
        Глава 32
        Энджи
        В субботу после завтрака Пол сел за телефон, чтобы забронировать билеты до Висконсина. Он вознамерился вернуться домой как можно скорее.
        Я с облегчением кивала. Может, это и эгоистично, но мне было все равно, что Силья вернется в пустой дом. Я считала, что она этого заслуживает. Сбежать, бросив ребенка! Так неужели она ждет, что по возвращении перед ней расстелют красную ковровую дорожку?
        А что, если Силья имеет отношение к смерти Генри?.. Нет. Я не могла в это поверить.
        - Надо постараться улететь послезавтра, - сказал Пол, открывая телефонную книгу в поисках номера авиакомпании «Нортвест эйрлайнс». - Думаю, пора собирать вещи. Дом нужно будет закрыть. Проверь все полки, шкафы и холодильник. Выбрось все, чем мы точно не будет пользоваться. Не знаю, когда мы - или кто-то другой - появимся здесь снова. Мы же не хотим, чтобы дом наводнили мыши. Так что лучше его закрыть. А что с ним делать дальше, решим, когда вернемся в Висконсин.
        Я мыла тарелки, одновременно прислушиваясь к разговору Пола.
        - Да, но, видите ли, нам необходимо вернуться обратно… - Последовала пауза, а затем Пол раздраженно произнес: - Да, я понимаю, а вот вы, кажется, ничего не понимаете… да, я слышал, что вы сказали. Хорошо. Спасибо.
        Муж повесил трубку и посмотрел на меня.
        - Они порекомендовали обратиться в бюро путешествий. - Нахмурившись, он принялся листать страницы. - Бюро путешествий есть в Йорктауне. Это недалеко отсюда. К тому же они работают по субботам. Пожалуй, нанесу им визит. Энджи, прошу тебя, - умоляюще протянул он, - пока меня не будет, никому не открывай дверь. Особенно репортерам.
        После отъезда Пола в доме воцарилась необычная тишина. За окном потемнело, а небо заволокло тучами. Я хотела прибраться на кухне, но никак не могла собраться с мыслями, поэтому расстелила перед камином шаль и присела на нее вместе с Пи Джеем.
        - Пой же, пой, моя душа, возноси святым молитвы… - тихонько напевала я, гладя шелковистыми волосы малыша.
        Руби вышла к завтраку, съела его молча, как всегда, и тут же удалилась в свою комнату.
        Интересно, она когда-нибудь заговорит и выйдет из дома? И вообще, ходит ли она в кино и по магазинам, как обычные подростки? Мне стало интересно, как Руби проводила выходные дни до того, как мать ее бросила, а отец покончил с собой.
        Я поморщилась и мысленно поругала себя за эти мысли. Мне так и не удалось стать для Руби матерью. Я думала, что смогу найти способ до нее достучаться, сделать так, чтобы она мне доверилась, но все оказалось не так просто. Я не рассчитывала на то, что Руби будет принимать в штыки все мои попытки сблизиться с ней.
        Что ж, возможно, все изменится, когда мы вернемся в Висконсин.
        Я услышала, как открывается дверь, и, обернувшись, увидела входящую в гостиную Руби. Девочка опустилась на диван и почти шепотом произнесла:
        - Я слышала, дядя Пол ушел.
        Почему она говорила так тихо? Ведь в доме нет никого, кроме меня и Пи Джея.
        - Да, он поехал договариваться насчет билетов на самолет. Для всех нас. Мы решили, что лучше вернуться домой и ждать вестей от твоей мамы там.
        Руби кивнула.
        - Тетя Энджи, я хотела попросить вас об услуге.
        Наконец-то.
        - Да, конечно, - с готовностью откликнулась я. - Что я могу сделать для тебя?
        Девочка мгновение колебалась, а затем завела руку за спину и вытащила откуда-то маленькую книгу в кожаной коричневой обложке с защелкивающейся застежкой.
        - Я надеюсь, что вы сохраните это для меня.
        - Что это? - настороженно спросила я, словно Руби протягивала мне подозрительно тикающие часы.
        - Альбом с фотографиями, - отрывисто ответила девочка. Мне даже показалось, что сейчас она бросит альбом мне на колени и отряхнет руки, словно избавившись наконец от обузы. - Это фотографии моей матери. Ей очень нравилось фотографировать дом… - Руби огляделась по сторонам, а потом снова посмотрела на меня. - Однако она почти не фотографировала людей и не любила фотографироваться сама. Но здесь… - Она осеклась. - В этом альбоме хранятся снимки людей, которые были ей дороги.
        Я понятия не имела, как реагировать на подобные откровения со стороны обычно немногословной девочки.
        - Мне нужно, чтобы вы сохранили его для меня, - продолжила Руби. - Только прошу, не открывайте его. Не смотрите фотографии. Просто спрячьте и не показывайте никому. Даже дяде Полу. - Руби подалась вперед и вложила альбом мне в руки. - Особенно дяде Полу.
        Я внимательно взглянула на нее.
        - Ты уверена, что не хочешь оставить его у себя?
        - Думаю, альбом будет… в большей безопасности… у вас.
        - Эти фотографии могут пролить свет на какие-то тайны? - спросила я.
        Руби немного помолчала, а потом тихо ответила:
        - Я прошу об одолжении. Я вам доверила свой альбом и верю, что вы поступите правильно.
        Она не высказалась прямо, но я поняла, что именно девочка хотела сказать: «Я верю, что вы не станете его открывать».
        После того как Руби ушла, я принялась изучать фотоальбом. Гладкая кожаная обложка пребывала в идеальном состоянии. Никаких пятен или потертостей. Страницы альбома скрепляла тесемка, продетая в два отверстия и завязанная бантом. Защелкивающаяся застежка тускло отливала золотом. У меня даже закололо пальцы - так мне хотелось открыть альбом и заглянуть внутрь. Нет, я не собиралась разглядывать все фотографии, но хотя бы одну или две.
        Но нет. Я решила, что не стану этого делать. Руби доверяла именно мне, а не Полу и не мисс Уэллс, и я должна оправдать ее доверие.
        Поцеловав Пи Джея в макушку, я вышла в коридор. Дверь в комнату Руби была закрыта, но из-за нее доносилась музыка. Кажется, Элвис пел свой хит «Сейчас или никогда».
        Я задумалась, куда можно спрятать фотоальбом. Первой мыслью было убрать его в чемодан, однако мне стало ясно, что Пол наверняка его обнаружит, ведь чемодан у нас с мужем был один на двоих. И тогда я вспомнила про старый, видавший виды рюкзак Пола, в который при отъезде упаковала вещи Пи Джея. Скромных размеров рюкзак как нельзя кстати пригодился для крошечных рубашек, носочков и штанишек малыша. Сюда же я сложила чистые подгузники и несколько непромокаемых пеленок. Я присела перед рюкзаком на корточки и сунула альбом в стопку аккуратно сложенных подгузников. Переодевала Пи Джея только я. Так что никому и в голову не пришло бы искать альбом среди детских вещей.
        Глава 33
        Руби
        Было очень важно перехватить его до того, как он окажется дома, поэтому Руби выбралась через окно, прошла через лес и оказалась на Стоун-Ридж-роуд. Заметив бирюзовый «фэрлейн», она помахала рукой, и он остановился.
        - Что ты здесь делаешь? - спросил дядя Пол.
        - Мне нужно поговорить с тобой наедине.
        Он съехал на обочину, заглушил мотор и, не убирая рук с руля, повернулся к Руби.
        - Все очень плохо, - сказала она. - Тебе это не понравится.
        Дядя Пол медленно кивнул:
        - Ладно, но ведь ты все равно мне расскажешь.
        Руби, поджав губы, настороженно изучала его лицо.
        - Сначала мне нужно знать… быть уверенной на сто процентов, что ты примешь мою сторону, что бы ни случилось.
        Дядя Пол молчал.
        - Только на тебя я могу положиться. - Руби наклонилась ближе и прошептала: - У меня много денег.
        - Денег? - Она видела, что дядя заинтригован. - Что ты хочешь этим сказать?
        - Я не прячу их под матрасом, но знаю, где добыть, - объяснила Руби и коснулась его плеча. - Только нужно, чтобы кто-нибудь помог. А у меня нет никого, кроме тебя, дядя Пол.
        Пол открыл рот, и Руби знала, что он хочет спросить ее о Шепарде, а еще больше хочет узнать, зачем она вызвала его на разговор.
        - Руби, ты можешь мне доверять. Расскажи все, дорогая, и не сомневайся в моей преданности.
        Глава 34
        Энджи
        Я собиралась укладывать Пи Джея спать, когда зазвонил телефон. Я поспешила на кухню и сняла рубку.
        - Резиденция Глассов.
        - Энджи? - раздался женский голос.
        - Да. - Это была не мама и не одна из сестер или подруг. И не директор школы, которая звонила вчера. Как, бишь, ее? Миссис Хоук.
        - Энджи, это Джин Келлерман. - И прежде чем я успела что-либо ответить, она продолжила: - Я просто хотела… извиниться - вот, пожалуй, подходящее слово. Да, я хотела извиниться за свою статью во вчерашней газете. Я совсем не подумала о реакции Пола. - Она выдержала паузу, а потом заговорила снова: - Он ее видел?
        - Видел. - Я старалась говорить как можно безразличнее.
        - Надеюсь, он на вас не разозлился? Я знаю, что Пол не склонен выносить сор из избы.
        Я выдохнула, а потом спросила:
        - Откуда вы это знаете, Джин? Во время нашей первой встречи вы сказали, что муж должен вас помнить, но он ответил, что не помнит. - Я пересекла кухню, налила стакан воды и сделала большой глоток. - Однако мне сразу стало ясно, что вы знакомы, и очень хотелось бы услышать объяснение.
        - Частично об этом рассказывалось в статье. Вы читали ее?
        - Мне удалось прочитать только то, что была написано на первой странице. - Ужасно не хотелось признаваться, что Пол вырвал газету у меня из рук.
        Я огляделась, задумавшись о том, что стало с газетой. Должно быть, Пол ее выбросил.
        Джин молчала.
        - Так, может быть, вы все же объясните? - не сдавалась я.
        - А вы спрашивали об этом у Пола?
        Я призналась, что не спрашивала.
        - Знаете, - в голосе Джин послышалось облегчение, - я поступлю неправильно, если раскрою весьма… личную информацию, которой мужчина не поделился даже с собственной женой, но если вам неловко разговаривать с Полом, то в нашей редакции есть копия вчерашней газеты, так что в любое время можете приехать и почитать.
        Я ничего не ответила, а вместо этого спросила:
        - А почему вы не возле нашего дома? И почему нет других репортеров? Вчера представители прессы обложили нас со всех сторон, а сегодня все куда-то подевались.
        Джин рассмеялась.
        - Вчера вечером стало известно, что в Йонкерсе полиция накрыла банду наркоторговцев. Так что теперь все там. Я тоже поеду, только чуть позже.
        - О… - Я не знала, что сказать. - Пожалуй, для нас это хорошо.
        В этот момент расплакался Пи Джей, и я закончился разговор.
        Пол вернулся около полудня. Я как раз освобождала кухонные полки от продуктов.
        - И что мне со всем этим делать? - спросила я. - Думаю, банки можно пока оставить в отличие от муки, сахара, печенья и круп.
        Пол покачал головой.
        - Просто выброси все. Это уже никому не нужно.
        Я с минуту смотрела на мужа. Мне отчаянно хотелось рассказать ему о просьбе Руби, показать альбом с фотографиями и вместе узнать, что за тайны он хранит. Хотелось рассказать о звонке Джин и заставить его признаться, если он действительно что-то скрывает. Мне хотелось избавиться от тайн и недомолвок, чтобы развеять витающую над Стоункиллом зловещую атмосферу недосказанности и двигаться дальше.
        Однако интуиция подсказывала, что это не слишком хорошая идея, хотя мне и не нравилось, что у нас с Полом появились друг от друга какие-то секреты.
        Чего я действительно хотела, так это вернуться к прежней жизни, где были только я, Пол и малыш. К жизни, в которой остальных Глассов не существовало.
        Пол показал мне билеты, аккуратно уложенные в конверт с ярко-красным логотипом авиакомпании «Нортвест эйрлайнс».
        - Мы улетаем во вторник. На понедельник билетов не было. Помоги Руби собрать вещи.
        Я провела пальцами по конверту, словно там лежал пропуск участника состязаний лозунгов и рифмовок, которые так обожала моя мать, не терявшая надежды стать очередной обладательницей приза в тысячу долларов.
        Я постучала в дверь.
        - Руби? Можно войти?
        Сначала мне никто не ответил, а потом раздалось приглушенное «да», и я вошла в комнату.
        Мое внимание привлекло большое створное окно, из которого открывался вид на лес. Сквозь листья раскидистого клена, растущего недалеко от дома, пробивались солнечные лучи.
        Я перевела взгляд на книжную полку, заставленную книгами, которые и сама читала несколько лет назад, учась в старших классах школы. «Алая буква», «Гордость и предубеждение», «Большие надежды». Я улыбнулась, подумав о мисс Уэллс, диктующей список обязательной литературы. Однако рядом с классическими произведениями я увидела и более современные, которые ученикам не только не рекомендовали, но и, возможно, даже запрещали читать: «Лолита», «451° по Фаренгейту», «Гроздья гнева». Во всяком случае, так было, когда я училась в школе.
        Руби лежала на кровати с книгой «Убить пересмешника» в руках, уставившись на меня невидящим взглядом.
        Я сказала ей о билетах на самолет и необходимости собрать вещи.
        - Можешь взять с собой некоторые из этих книг, если хочешь, - кивнула я на книжную полку и улыбнулась в надежде показаться по-матерински великодушной и доброй. - Думаю, неплохо, когда под рукой есть любимые романы. У моих родителей очень богатая библиотека, а вот в коттедже, где мы живем с дядей Полом, для книг, к сожалению, нет места. Но ты сможешь брать книги у моих родителей.
        - Хорошо. Начну собираться, как только дочитаю главу, - ответила Руби и возобновила чтение.
        - Если тебе нужна помощь или совет, что лучше взять…
        - Я все поняла, тетя Энджи, - перебила меня Руби и снова уткнулась в книгу, почти касаясь страниц своим большим круглым носом.
        Я кивнула и вышла из комнаты, тихонько прикрыв за собой дверь.
        Глава 35
        Силья
        1949 - 1950 годы
        Утром после ужасного происшествия Силья проснулась с чувством благодарности за то, что находится дома, в безопасности. Кто знает, что случилось бы с ней и Руби, если бы не помощь Дэвида.
        Утренние газеты наводнили статьи о потасовке на поляне и фотографии окровавленных и раненых людей. Одного человека даже пырнули ножом, хотя не говорилось конкретно, на чьей стороне была жертва, а на чьей - нападающий. На холме рядом с поляной был обнаружен пылающий крест, однако полиция так и не выяснила, кто его поджег.
        Услышав признание Сильи и прочитав газеты, Генри пришел в ужас, но его гнев был направлен не на протестующих и даже не на организаторов концерта, а на Силью.
        - Как ты могла взять нашу дочь на подобное мероприятие? - скептически спросил он. - Горящие кресты. Разбитые машины. Ни одному ребенку там не место!
        Силья старалась сохранять спокойствие, хотя ее ошеломили несправедливые обвинения Генри.
        - Ты же сам дал согласие на то, чтобы мы туда поехали, - возразила она. - Или ты об этом забыл?
        Генри ничего не ответил. Вместо этого он пересек кухню и взял с полки телефонную книгу.
        - Надеюсь, мне удастся найти водителя эвакуатора, который согласится поработать в воскресенье, - проворчал он, зло перелистывая страницы. - Это был последний раз, когда ты брала мой пикап.
        - Прекрасно. - Силья сложила руки на груди. - Я вполне могу купить собственную машину. Так что мне больше не нужен твой убогий грузовик.
        С тех пор как они переехали в Стоункилл, все внимание Генри было поглощено домом, и он редко выходил из себя в присутствии жены. Но Силья была вынуждена признать, что в последнее время это происходило все чаще, и вспомнила, как на прошлой неделе муж тоже вспылил из-за того, что она не заперла заднюю калитку и в мусорный бак забрались еноты.
        Впрочем, напомнила она себе, все могло быть гораздо хуже. Во всяком случае, Генри не кричал и не ругался на нее ежедневно, как поступали некоторые из соседей.
        В тот же день после полудня пикап отбуксировали в мастерскую Стоункилла, и Генри вернулся домой в хорошем настроении.
        - Ну и зрелище открылось мне там, на поляне, - присвистнул он. - По меньшей мере две дюжины автомобилей находилось в гораздо худшем состоянии, чем мой пикап. Должно быть, люди Робсона были настроены очень враждебно, а иначе с чего так разбушевались те, кто находился за пределами поляны? Судя по всему, это была мирная демонстрация. - Он нахмурился и посмотрел на Силью. - Эти коммунисты так и стараются раззадорить людей без особой на то причины. С чего они решили устроить концерт в Пикскилле, а не в Нью-Йорке?
        Силья подбоченилась.
        - Потому что за аренду сцены в Нью-Йорке нужно заплатить астрономическую сумму. Я уж не говорю про погоду. Кому захочется пойти на концерт в такую жару? - Она покачала головой. - Организаторы выбрали идеальное место. Это демонстранты вышли из-под контроля!
        Генри скептически посмотрел на жену.
        - Члены «Американского легиона» - благоразумные люди. Они не стали бы чинить беспорядки, если бы их на это не спровоцировали.[15 - «Американский легион» - организация ветеранов войны США.]
        - Поверь мне, их никто не провоцировал.
        - И все равно ты меня не убедишь, - возразил Генри. - В любом случае вам очень повезло, что вы сумели унести оттуда ноги. И кстати, как вам это удалось? Ты так и не рассказала.
        Солгать оказалось легко. Силья сказала, что встретила на концерте приятеля своей подруги из Хантера, который и довез их до дома.
        - Очень славный мужчина. - Она повернулась к дочери, сидевшей за кухонным столом. - Верно, Руби? Мой знакомый, который подвез нас до дома.
        Руби кивнула с серьезным видом. Силья не знала, поняла ли девочка, что ее мать видела Дэвида впервые. А может, и поняла, но не стала открывать отцу правду.
        Второй концерт должен был состояться в следующий выходной, но Генри строго-настрого запретил Силье туда ходить. Только вот зря он беспокоился. Силье вовсе не хотелось вновь пережить весь этот кошмар. К тому же она поняла, что первый концерт был организован вовсе не ради музыки. Назвав свое мероприятие концертом, сторонники Робсона смогли заработать большую сумму денег. Силья расстроилась, но вместе с тем была благодарна судьбе за то, что им с Руби удалось остаться целыми и невредимыми.
        Силья никогда не была бунтаркой, поэтому всякие политические сборища ее не интересовали, так что в следующий выходной она пошла в кино.
        Осенью Силья купила себе новенький седан «бьюик» - большой и неуклюжий, к тому же совершенно непривлекательного серого цвета. Она надеялась стать обладательницей спортивной машины, но Генри настоял на этой марке.
        - Это вполне надежная и крепкая машина. Я всегда хотел, чтобы ты ездила именно на такой. Если вам с Руби придется куда-то поехать, я хочу, чтобы вы были в безопасности.
        Вздохнув, Силья уступила. Она не собиралась пользоваться автомобилем слишком часто, так что какая разница, как он выглядит. «Бьюик» стоял на подъездной аллее их дома в течение всей рабочей недели, а Силья продолжала ходить на станцию и обратно пешком. Но зато теперь ей не было нужды просить у Генри его уродливый грузовик, чтобы ездить по магазинам или в кино.
        Весной 1950 года Генри получил письмо от брата, в котором тот сообщал, что намеревается приехать в гости. До этого Пол ни разу у них не был.
        - Как получилось, что он никогда не навещал нас? - спросила Силья, когда они с Генри ждали на станции вечерний поезд из Манхэттена. - Я всегда считала, что вы очень близки.
        Генри пожал плечами и схватился за шляпу, которую едва не сорвало с головы порывом ветра с реки.
        - Пол марширует под ритм своего собственного барабана. Нельзя заставить его делать то, что он не хочет. - Генри водрузил шляпу на голову и устремил взгляд на приближающийся поезд.
        Вид сошедшего на платформу Пола несказанно ошеломил Силью.
        - Ты уверен, что вы не близнецы? - спросила она Генри, когда тот представил их друг другу. - Или у меня двоится в глазах? Сегодня первое апреля. Вы что, решили меня разыграть? - Она вопросительно заглянула в темные глаза Пола.
        Медальон на тяжелой цепочке, висевший у него на шее, ярко блеснул в лучах заходящего солнца, и Силья сделала шаг назад. Искренний смех Пола согрел ветреный день, а улыбка напомнила Силье выражение лица прежнего Генри. При мысли об этом ее охватила тоска, ведь теперь муж смеялся очень редко.
        Пожав Силье руку, Пол заверил ее, что никакого фокуса здесь нет.
        - Мы с Генри - разные люди.
        И все же она продолжала дивиться столь невероятному сходству.
        Рано утром в понедельник Генри и Пол уселись в грузовик, чтобы ехать за новым ковровым покрытием. Руби, у которой были пасхальные каникулы, напросилась с ними.
        Силья наблюдала, как Генри завел мотор, и пикап, затарахтев, выехал со двора. Руби устроилась на сиденье между отцом и дядей. При этом Пол как бы случайно и вместе с тем собственнически обнял ее за худенькое плечо. Братья переглянулись и засмеялись. На мгновение Силье показалось, что они смеются над ней, хотя в глубине души она сомневалась, что это действительно так. Рукопожатие Пола при их первой встрече оказалось теплым и искренним, а Генри нечасто проявлял жестокость намеренно. В большинстве случаев он попросту игнорировал жену.
        Время от времени Силья стала подумывать о том, чтобы начать все сначала. Она не знала, почему эта мысль не приходила ей в голову раньше, но ведь она действительно могла бы жить нормально, если бы захотела. Она могла уйти от Генри и, забрав Руби с собой, уехать из этого унылого городка, например в Лос-Анджелес. Силья часто представляла, каково это - жить там, где всегда тепло, где по улицам ходят кинозвезды и у каждого есть новый автомобиль. Она и себе купила бы такой же, с откидным верхом. По выходным они с Руби ездили бы на пляж и купались в Тихом океане. Завели бы собаку, о которой давно мечтали, но которую не разрешал купить Генри.
        Правда, причин для развода с мужем не было. Единственной веской причиной могла стать измена, только вот со стороны Генри это было исключено. Так что, если она и собиралась начать новую жизнь, ей пришлось бы попросту сбежать - забрать Руби и потихоньку исчезнуть из дома в надежде, что Генри не станет их разыскивать. А если все же станет? Силья ничего не знала наверняка. Генри всегда говорил, что брак - это навсегда, несмотря ни на что. И уж, конечно, он обожал дочь. Только иногда Силье казалось, что к своему ужасному старому дому он питает более нежные чувства, нежели к кому-то из них. Если бы только он позволил им уехать, а сам остался в Стоункилле…
        Почему же Силья не предприняла ничего раньше? Почему не сбежала?
        И все же когда-нибудь она это сделает. Непременно.
        Глава 36
        Руби
        Тихо выскользнув из комнаты и притаившись в тени коридора, Руби наблюдала за дядей Полом и тетей Энджи. Он быстро и нервно расхаживал по гостиной и напоминал разъяренного кота. Она сидела на диване и смотрела телевизор - судя по диалогам, «Бонанцу» или какой-то другой глупый сериал, не имеющий ничего общего с реальной жизнью.[16 - «Бонанца» - длительный американский телесериал, транслировавшийся на канале Эн-би-си.]
        Руби провела большим пальцем ноги по ковролину с пышным ворсом и принялась рисовать на нем узоры. Ей никогда не нравилось это покрытие, которым были устланы полы во всем доме, а его безупречность претила. Где-то она слышала, что обилие зигзагов в декоре заставляет людей чувствовать себя неуравновешенными. Руби была уверена, что так оно и есть. В старом доме ковровое покрытие представляло собой буйство узоров и красок и выглядело так пестро, что иногда Руби казалось, будто пол устлан флагами разных государств. В ее комнате лежал зелено-голубой ковролин, а в холле - ярко-оранжевый. Дядя Пол, приехавший тогда к ним погостить, сказал, что они контрастируют по цвету и поэтому так сочетаются друг с другом.
        Дядя Пол был единственным, кто мог заставить отца говорить на определенные темы. Именно во время его визита Руби впервые услышала, как отец рассказывает о войне.
        Генри никогда не ходил по барам и не напивался, как это делали отцы одноклассников Руби, и, глядя на соседей, которые по вечерам, спотыкаясь, возвращались домой, насмешливо произносил: «Глупцы. Не умеют себя контролировать».
        Сам Генри всегда держал себя в руках, никогда не позволяя эмоциям взять верх. Ну или почти всегда.
        Руби помнила, как она с отцом и дядей Полом ездила за новым ковровым покрытием. Путь был неблизкий, что располагало к разговорам. Мужчины беседовали, а Руби слушала, ибо слушать у нее всегда получалось лучше всего. Дядя Пол рассказывал, как служил летчиком на Тихом океане.
        - Люди думают, что война такая же, как в кино, - все время какое-то движение, какие-то действия. На самом же деле мы по многу дней просто сидели в ожидании приказов. - Отец Руби согласно кивал, и дядя Пол продолжал: - Черт! Многие парни так и не поучаствовали в боевых действиях. Однажды в Айдахо учебный самолет упал прямо в реку Кутеней. Бедолаги разбились, даже не успев покинуть пределов США.
        Он сравнивал северо-западные штаты с уничтоженными огнем островами в южной части Тихого океана.
        - Раньше они наверняка напоминали насаженные на нить изумруды, но к тому времени, как их увидел я, от большинства остались лишь акры каменистой земли, сгоревших деревьев да трупов свиней и собак. Ни на берегу, ни в небе я не видел ни одной птицы. Все они или погибли, или улетели в поисках более безопасных мест.
        В отличие от соседей, рассказывавших о войне, Генри не ругал брата за воспоминания.
        - Пол не пересказывает одни и те же истории за очередной кружкой пива. Каждый раз вспоминает что-то новое, - объяснил он как-то Руби, и его взгляд потеплел. Так случалось всякий раз, когда Генри заговаривал о брате. - Пол совсем не такой, как эти местные парни.
        Отец открывался перед ним так, как не открывался никогда и не перед кем. Однажды он рассказал дяде Полу о том, как во Франции убил одного немца, столкнув со скалы.
        - Этот раненый оказался безоружен, а у меня был пистолет. Я мог бы угостить этого фрица пулей, но мне почему-то доставило большее удовольствие с силой пнуть его в живот, а потом наблюдать, как он падает с пятидесятифутовой высоты. Этот олух орал до тех пор, пока не разбился о камни внизу. - Он немного помолчал и добавил: - Иногда я все еще чувствую себя виноватым. Словно было нечестно убивать безоружного человека таким способом.
        Дядя Пол только пожал плечами.
        - Ублюдок получил по заслугам. Мы живем в жестоком мире. - Он взглянул на брата: - Если бы вы поменялись местами, он поступил бы точно так же, Генри. Ты всегда - всегда - должен быть первым.
        Наконец тетя Энджи выключила телевизор, и Руби быстро вернулась в свою комнату. Перед тем как лечь спать, дядя Пол заглянул к ней и увидел, что племянница лежит в кровати и читает. Он открыл дверь пошире, словно собирался войти в комнату, но не сделал этого, а глядя Руби прямо в глаза, произнес:
        - Все будет хорошо, дорогая. Отдыхай. Увидимся утром.
        - Увидимся, - ответила Руби сонным голосом, выключила лампу и натянула одеяло до подбородка, как если бы действительно собиралась спать.
        Дядя Пол тихонько прикрыл дверь.
        Но, конечно же, Руби вовсе не собиралась спать, и когда дом погрузился в темноту, осторожно выбралась через окно на улицу.
        Руби не помнила второй такой же темной осенней ночи. Небо затянули черные тучи, сыпал противный мелкий дождь. По скользкой тропинке она направилась к камню и встретила там Шепарда. Щелкнув зажигалкой, Руби осветила его лицо. На щеках доктора блестели капли, и Руби не знала, что это - дождь или слезы.
        - Вы в порядке? - спросила она, и ее тело начала бить дрожь.
        Шепард кивнул:
        - Когда я вижу тебя, Руби, меня охватывают такие эмоции…
        Руби погасила зажигалку и убрала ее в карман. Шепард бросил на девочку полный беспокойства взгляд.
        - Ну и погода! Ты замерзла.
        Сняв свитер, он набросил его на плечи Руби. Та завязала рукава у горла, обняла Шепарда за шею и положила голову ему на грудь, а он в свою очередь обхватил ее сильными руками. Так они и простояли несколько минут, прежде чем Руби сделала шаг назад и заглянула доктору в глаза.
        - Что они имели в виду на похоронах? Когда сказали, что вам здесь не место. Что они имели в виду? - Руби старалась найти ответ в глазах Шепарда. - Я знаю, что они говорили не об этом.
        Шепард кивнул, но ничего не ответил.
        - Значит, об этом? - Руби достала из сумки смятую газету, развернула и показала Шепарду.
        Номер вышел несколько недель назад. Вверху страницы крупными буквами было написано: «МНЕНИЯ», - но эти буквы стали расплываться от падавших на газету капель дождя. Взгляд Шепарда застыл на статье, озаглавленной «Что не так с Обществом Джона Бирча? Если одним словом, то всё». У него не было необходимости ее читать, содержание статьи было ему определенно знакомо.[17 - Общество Джона Бирча - праворадикальная политическая группа в США, стоящая на платформе антикоммунизма, ограничения влияния государства, конституционной республики и личных свобод.]
        - Это написали вы, не так ли? - спросила Руби.
        - В конце статьи стоит мое имя. Напечатано черным по белому. - Голос Шепарда звучал подавленно.
        - Мой отец пришел в ярость, когда это прочитал.
        Шепард кивнул:
        - Я совершенно не удивлен.
        Руби сделала шаг назад, и Шепард, протянув руку, коснулся ее плеча.
        - Руби, я никогда не скрывал, кто я такой: ни от тебя, ни от… остальных.
        - Вы клянетесь мне? Клянетесь, что у вас не было от меня никаких секретов?
        - Есть вещи, которые мы не обсуждали, - произнес Шепард, - но между нами никогда не было никаких секретов или лжи.
        Поверив ему, Руби подошла ближе и снова обняла за шею, готовая стоять, казалось, так вечно, но, увы, это невозможно.
        - Спасибо, что встретились со мной сегодня, - сказала она, когда они разжали объятия.
        - Ты же знаешь, что я прихожу по первому твоему зову.
        Руби рассказала о билетах на самолет, об отъезде в Висконсин через несколько дней и о других вещах, которые Шепарду необходимо знать. Она болтала без умолку, ведь такая разговорчивая она была только с ним.
        Наконец пришло время прощаться. Руби начала развязывать рукава свитера, но Шепард ее остановил:
        - Оставь себе.
        Перешагнув через низкую каменную ограду, он направился к машине, а Руби вернулась в свою «птичью клетку».
        Глава 37
        Силья
        1950 - 1951 годы
        В августе исполнился год с того дня, как в Пикскилле произошли массовые беспорядки. Читая посвященные этому событию статьи в газетах, Силья вспоминала о Дэвиде. Как бы все сложилось, не окажись он тогда поблизости? Ей не хотелось даже думать об этом.
        С того вечера Силья больше ни разу не видела Дэвида, хотя частенько ловила себя на мысли, что повсюду высматривает его - на железнодорожной станции, в магазинах по выходным, на концертах и представлениях у Руби в школе. Силья прокручивала в голове возможные сценарии их встречи и представляла, как ловит на себе его взгляд на запруженной людьми железнодорожной платформе или на улице.
        Силья понимала, что подобная встреча маловероятна, ведь она не знала ни его адреса, ни фамилии - вообще ничего о нем не знала - и все же продолжала мечтать.
        В октябре Силья перешла на новую должность - управляющей рестораном в отеле «Ратерфорд», расположенном в центре Манхэттена. Хозяин отеля долго ее обхаживал, и когда его прежний управляющий вышел на пенсию, сразу позвонил и пригласил на собеседование.
        Новая должность была более престижной и высокооплачиваемой, но и работать приходилось больше. Теперь Силья редко видела дочь, но та понимала, что мать делает то, что должна. Руби выросла покладистой девочкой. Точно такой же была в ее возрасте и сама Силья.
        Примерно в это же время Генри поступил на заочные курсы по криминалистике, по окончании которых он мог бы стать частным детективом, причем работать, как гласила реклама, «по несколько часов в свое свободное время». Эта фраза заставила Силью мрачно улыбнуться. Чего-чего, а свободного времени у ее мужа было хоть отбавляй.
        Задания присылали по почте. Курс, рассчитанный на год, состоял из шестидесяти восьми заданий, но Генри потребовалось гораздо больше времени. Он выполнял каждое задание по несколько раз, дабы убедиться, что все сделано идеально. «К чему вообще учиться, если проявляешь в деле небрежность?» - говорил он.
        Силья вздыхала, но не спорила, а на вопросы коллег о роде занятий ее мужа отвечала весьма расплывчато и старалась как можно быстрее сменить тему.
        Через два месяца снова приехал Пол, и братья опять или возились с техникой, или бездельничали - словом, вели себя скорее как пенсионеры, а не как молодые мужчины в полном расцвете сил. Счастливая Руби повсюду ходила за ними, а Силья задерживалась на работе, стараясь как можно меньше времени проводить дома.
        Когда же ей начало казаться, что Пол злоупотребляет гостеприимством, он вдруг заявил, что остается в Стоункилле, но не у них.
        - Я… э-э… мне кое-кто предложил крышу над головой, - запинаясь, пояснил он.
        Оказалось, что Пол закрутил роман с директором местной средней школы - разведенной дамой тридцати с небольшим лет, с которой познакомился в свой прошлый визит. Сблизившись на почве общих интересов, они продолжали общаться и после отъезда Пола.
        Возлюбленную Пола звали миссис Хоук, и эта фамилия приводила Силью в недоумение. Если уж ей досталась такая фамилия от мужа, то почему после развода она не вернула себе девичью? Силья поступила бы именно так.[18 - От англ. hawk - ястреб, хищник (о человеке).]
        Невысокая коренастая миссис Хоук обладала весьма заурядной внешностью, и Силья никак не могла взять в толк, что такого необычного увидел в ней Пол. Она не раз встречала директора в городе и знала, что та живет в коттедже на окраине, ездит на темно-зеленом «студебекере», выпущенном до войны, а еще у нее есть золотистый ретривер. Силья видела, как миссис Хоук разгуливала с ним по городу.
        Вечером накануне Дня матери Глассы пригласили Пола и миссис Хоук на ужин.
        - Прошу вас, зовите меня Кристина, - обратилась директор к Силье, когда Пол представил свою даму.
        Силья вскинула брови, но ничего не сказала.
        Чуть раньше она попросила мужа приготовить что-нибудь изысканное: например, курицу в вине или камбалу по-французски - с жареными грибами и каперсами. Генри прекрасно справлялся с подобными блюдами, но на этот раз настоял на простом угощении. Ужинали на заднем дворе. Генри установил гриль и приготовил на нем гамбургеры, которые подал с картофельным салатом и печеными овощами. Силья недовольно нахмурилась, но возражать не стала. Вместо этого откупорила бутылку лучшего каберне, наполнила бокалы и поставила их на ржавый металлический стол, который шатался на неровных плитах, несмотря на все попытки Генри придать ему устойчивость.
        - А вы готовите, Силья? - поинтересовалась Кристина.
        Было только шесть часов вечера, но под двумя раскидистыми дубами царил полумрак. Чтобы прогнать москитов, Генри зажег свечу.
        Силья покачала головой.
        - Я работаю в сфере общественного питания, но сама готовлю нечасто. В нашей семье шеф-повар Генри.
        - Действительно очень вкусно, - кивнула Кристина.
        И все же это было не лучшее блюдо Генри. Очевидно, посторонний человек за столом отвлек его настолько, что он перепутал время приготовления еды. Мясо в гамбургерах оказалось пережаренным, а овощи, наоборот, почти сырыми. И все же никто даже пальцем не пошевелил, чтобы ему помочь, что, по мнению Сильи, было не очень красиво со стороны присутствующих.
        Силья задумалась: с каких это пор она стала столь критичной по отношению к мужу? Неужели теперь, оставив надежду на то, что Генри когда-нибудь займется чем-то стоящим, она вознамерилась сделать из него идеального домохозяина?
        За ужином Силья пила больше, чем когда бы то ни было. Кристина от нее не отставала. Когда у женщин развязались языки, директор выложила о себе все. Она закончила колледж Барнард (в который Силья так мечтала поступить, но не могла себе позволить), во время войны вышла замуж, а после возвращения мистера Хоука из Европы они прожили вместе еще несколько лет, а потом решили разойтись, тем более что детей так и не нажили.
        Кристина пожала плечами:
        - Мы вовсе не собирались разводиться, но, наверное, я просто ждала, когда в моей жизни появится вот этот красавчик. - И она с обожанием посмотрела на Пола.
        Силье показалось это забавным, но виной тому было скорее всего количество выпитого вина, а вовсе не комичность ситуации. Силья вдруг ощутила себя более великодушной в суждениях. В конце концов, может, и неплохо, что Пол останется в Стоункилле.
        Женщины обсудили любимые фильмы и актеров - Кристина была ярой поклонницей Гэри Купера, в то время как Силья обожала Кэри Гранта, - и договорились, что в один из уикендов сходят вместе в кино.
        Вечер закончился довольно поздно. Проводив гостей, Генри и Силья молча поднялись на второй этаж. Силья устала, к тому же у нее так кружилась голова, что она упала в постель, даже не пожелав мужу спокойной ночи.
        - Не понимаю я этого праздника, Дня матери. Зачем он вообще нужен? - сказал Генри, принимаясь мыть оставшиеся после завтрака тарелки. - Особенно таким женщинам, как ты, Силья. Тебя и так каждый вечер ждет вкусный ужин и по выходным ты отдыхаешь. Каждый день - День матери, верно?
        Вздохнув, Силья взяла с кухонного стола воскресный выпуск «Таймс» и молча направилась в гостиную.
        Во всяком случае Руби сделала в школе поздравительную открытку, которую Силья поставила на каминную полку и которой любовалась целый день. «Счастливого Дня матери самой лучшей маме в мире». Интересно, Руби сама придумала эту фразу или ее продиктовала всем ученикам учительница?
        Вспоминая об ужине в компании Кристины Хоук, Силья испытывала смешанные чувства. Тогда ей было весело, но теперь она испытывала смущение от того, что подружилась с разведенной школьной директрисой, живущей во грехе с ее легкомысленным деверем. Разве подобные отношения не ниже достоинства Сильи? Она наверняка могла бы найти подругу получше. Только вот где? Силья вспомнила знакомых ей женщин, начиная от работающих соседок и заканчивая гордыми представительницами местного высшего общества, и поняла, что не имеет ничего общего ни с одной из них. Кристина же по крайней мере любила кино.
        В июне они с Кристиной наконец-то сходили в кино, на фильм «Вор» с Ван Хефлином и Эвелин Кейс в главных ролях. Это была мрачная история о полицейском, влюбившемся в замужнюю женщину и убившем ее мужа под видом самообороны. Пара поженилась, но потом героиня Эвелин Кейс узнала, что возлюбленный убил ее первого мужа. К тому же дело осложняла ее беременность. Закончилось все довольно печально. Влюбленные расстались, а полицейского застрелил при попытке к бегству помощник шерифа.
        Когда на экране появились заключительные титры, женщины, не сговариваясь, посмотрели друг на друга.
        - Что ж, у каждого мужчины есть свои маленькие грязные секреты, - сказала Кристина, но, заметив странный взгляд Сильи, улыбнулась и потрепала ее по руке. - Маленькие грязные секреты - это еще не конец света. Если бы вы только знали, сколько людей за закрытыми дверями творят неизвестно что, ваши собственные тайны покажутся пустяковыми.
        Так ли было на самом деле? Силья часто думала о собственном безвыходном положении, но, наверное, другие люди сталкивались с куда более серьезными проблемами.
        Пол и Кристина еще несколько раз приходили на ужин к Глассам, а женщины по выходным вместе посещали кинотеатр, но с наступлением октября Силья почувствовала, что Кристина к ней как будто бы охладела. Она никогда не перезванивала и никогда не назначала встреч первой. Наступив на горло собственной гордости, Силья попросила мужа узнать у брата, в чем дело, и тот ответил, что с наступлением осени Кристина с головой погрузилась в работу в школе.
        «Как унизительно… - думала Силья. - Как унизительно пытаться завязать дружбу и быть отвергнутой. И кем? Такой же белой вороной, как и я».
        Она попыталась обо всем забыть, но лишь еще острее ощутила собственное одиночество.
        Холодным ненастным днем накануне нового 1951 года на пороге дома Глассов возник Пол с саквояжем в руках и сообщил, что пришел попрощаться.
        - Мне нужно двигаться дальше. Мой поезд отправляется через двадцать минут. Меня здесь больше не хотят видеть.
        - Пол, - Генри выступил вперед и сжал плечо брата, - ты знаешь, что мы всегда тебе рады.
        - Я совершил ошибку, - тихо произнес тот. - Мне не стоило связываться… не стоило здесь оставаться. Я хотел, чтобы Стоункилл стал тем местом, куда мне захочется время от времени возвращаться. А теперь… - Он беспомощно огляделся. - Передайте Руби, что я заходил, ладно?
        Силья почувствовала, как непроизвольно поджала губы.
        - Они с Сарой отправились к О’Брайенам поиграть с девочками. Их дом в конце квартала, - кивнула она через правое плечо. - Можешь зайти попрощаться.
        На лице Пола отразилась тревога.
        - Нет, это не… Не хочу мешать игре, - он отвел взгляд, - и не хочу стучать в дверь совершенно незнакомых людей.
        - Не глупи, - продолжала настаивать Силья. - Ты же знаком с О’Брайенами. У них несколько дочерей. Разве Кристина не нанимала старшую, чтобы пару раз в неделю гулять с собакой?
        Пол покачал головой.
        - Ничего об этом не знаю. К тому же мне нужно поторапливаться. У меня совсем нет времени заходить куда-либо.
        Как некрасиво с его стороны! Силья не могла поверить собственным ушам и взглянула на Генри, но тот лишь пожал плечами и протянул брату руку:
        - Удачи тебе. Не пропадай, дружище. Пиши.
        - Непременно, - кивнул Пол, спустился с крыльца и пошел прочь.
        Генри вернулся к своему занятию - он шлифовал балясины и перила лестницы, чтобы заново покрыть их краской, а Силья, стоя в дверях, глядела вслед Полу, быстро удалявшемуся по Лоуренс-авеню. Вскоре он свернул за угол и исчез из вида.
        Силья пребывала в шоке. Он даже не нашел минутки, чтобы попрощаться с Руби, да еще накануне ее дня рождения! Этот поступок был за пределами понимания Сильи, ибо она никогда не сталкивалась с подобным проявлением эгоизма.
        Должно быть, случилось что-то из ряда вон выходящее. Что-то более серьезное, нежели заурядный разрыв. Только вот что именно, Силья не знала. А Генри? Он знал? Этого она не могла сказать.
        Когда Руби, выплакавшись вволю из-за отъезда дяди Пола, наконец уснула, Силья усадила Генри перед собой и сообщила, что собирается заняться поисками нового дома.
        - Мы не можем здесь жить. Я больше ни секунды не могу оставаться в этом доме, в этом городишке. Я знаю, чего хочу, Генри. Я много работала и заслужила этого. И Руби тоже.
        Генри сидел опустив глаза, и Силья не сомневалась, что он понял скрытый в ее словах намек. Они с Руби заслужили. Но не он. Однако было ли это честно? Генри воевал и едва не лишился жизни, потерял часть себя - и телесно, и морально, - чтобы никогда не стать прежним, поэтому Силья смягчилась:
        - Это для всех нас. Втроем мы сможем начать все с чистого листа. Вот увидишь.
        Генри поднял глаза, и Силья увидела, что он раздумывает над сказанным.
        - Могу я построить тебе дом? - спросил он. - Ты позволишь мне построить для тебя дом твоей мечты, Силья?
        Силья вспомнила, что несколько лет назад, когда они только переехали в Стоункилл, она хотела, чтобы Генри стал строителем. Ее тронул порыв мужа, только вот времена изменились. Она не хотела жить в доме, который ничем не отличался бы от остальных. Да, она ценила умения Генри, но вовсе не желала, чтобы он потратил несколько лет на постройку жалкого подобия того, каким, по его мнению, должен быть современный модный дом.
        Поэтому Силья решительно покачала головой:
        - Нет, не позволю. - И набрав в грудь воздуха, продолжила: - Если хочешь найти работу и заплатить за постройку дома, я препятствовать не стану. Но ты не будешь строить дом сам. Я хочу, чтобы этим занялись специалисты.
        В глазах Генри отразился шок, а потом гнев. Он поднялся с дивана и вышел из комнаты, не произнеся больше ни слова.
        Глава 38
        Энджи
        Всю ночь Пи Джей спал на удивление беспокойно, поэтому я проснулась в половине седьмого, подогрела бутылочку со смесью и уселась вместе с сыном в одно из удобных низких кресел возле камина, наблюдая, как сквозь деревья, растущие позади дома, пробиваются первые лучи рассвета. Внезапно в дверь постучали, причем так настойчиво, что я не сомневалась: Руби и Пол наверняка проснулись.
        Посмотрев в окно, я заметила на подъездной аллее две полицейские машины с эмблемой национальной гвардии Нью-Йорка на дверях.
        Силья. Они нашли Силью. Эта мысль пришла мне в голову первой.
        С отчаянно бьющимся сердцем я отворила дверь. На пороге стояли два офицера.
        - Извините, что побеспокоили вас в столь ранний час, мисс, - сказал один из них. - Есть дома кто-нибудь из взрослых?
        Я вскинула брови.
        - Я взрослая. - К моему смятению, собственный голос напомнил мне писклявую Минни Маус. Откашлявшись, я добавила: - Мне двадцать один год.
        Офицер кивнул:
        - Хорошо. Можно войти?
        - Что случилось? - спросила я, крепче прижимая ребенка к груди. - Вы нашли миссис Гласс?
        Офицер, на золотистом значке которого блеснула надпись: «Б. Хилл», принялся неловко переминаться с ноги на ногу.
        - Мы здесь не поэтому. - Он немного помолчал и продолжил: - Мы приехали за мисс Руби Гласс. Хотим задать ей несколько вопросов относительно смерти ее отца.
        - Что? Руби? - Я покачала головой. - Простите, но я не понимаю.
        - Мисс, мы можем войти?
        - Вообще-то миссис, - поправила я офицера. - Миссис Пол Гласс.
        Он открыл было рот, намереваясь что-то сказать, но потом закрыл, сжав губы так, что они превратились в тонкую линию.
        Его напарник - как мне показалось, вряд ли намного старше меня - вышел вперед.
        - Пожалуйста, поймите, мы ни в чем не обвиняем мисс Гласс. Просто хотим задать ей несколько вопросов.
        Я взглянула на его значок: «Р. Бреннан».
        - Разве вы с ней не разговаривали? Разве не задавали вопросы сразу после того, как умер Генри?
        Офицер Бреннан кивнул.
        - Задавали, но обстоятельства… изменились. Появилась новая информация, и мы хотели бы снова побеседовать с мисс Гласс.
        - Значит, вы все-таки нашли Силью. - Я услышала в собственном голосе облегчение. - Слава богу.
        Глаза офицера Хилла недобро блеснули, а Бреннан густо покраснел и, запинаясь, произнес:
        - Мэм, мы больше ничего не можем вам сказать. Не могли бы вы впустить нас и сообщить мисс Гласс о нашем визите?
        Я некоторое время стояла на пороге, а потом отошла в сторону, впуская полицейских в дом, после чего отправилась в спальню.
        - Пол, проснись, - тронула я легонько мужа за плечо. - Мне нужно кое-что тебе сказать.
        Пол открыл глаза и ошеломленно уставился на меня.
        - Пол, здесь полицейские. Они хотят поговорить с Руби.
        Мгновенно проснувшись, Пол сел на кровати.
        После того как до него дошли мои слова, он вскочил и быстро облачился в брюки и рубашку. В тонкой нейлоновой сорочке и хлопковом халате я ощущала себя практически голой, поэтому, осторожно усадив малыша на кровать, натянула чулки и надела шерстяную юбку и бежевый свитер. Пол прав: лучше быть одетой. Теперь я чувствовала себя более уверенно.
        - Я схожу за Руби, а ты свари им кофе, - произнес Пол и вышел из комнаты.
        Хилл и Бреннан от кофе отказались. Вместе с Полом расположившись возле камина, они тихо о чем-то беседовали, в то время как я маячила неподалеку с ребенком на руках. Руби еще не вышла.
        - Я поеду с ними. - Пол подошел ко мне. - Я позвоню тебе… как только что-нибудь узнаю.
        - А что насчет Сильи? - шепотом спросила я. - Они тебе что-нибудь сказали?
        - Никаких известий о Силье нет. - Он бросил взгляд на полицейских: - Позвольте я схожу за племянницей. Уверен, она почти готова.
        Пол вернулся вместе с Руби, одетой в мешковатые брюки и слишком большой серый свитер, который - я была в этом уверена - принадлежал Генри. Ее светлые волосы были собраны в неряшливый хвост.
        Муж бросил на меня многозначительный долгий взгляд, но если и пытался что-то сказать таким образом, я ничего не поняла и разозлилась на себя за это.
        Когда все вышли на улицу и я хотела уже выдохнуть с облегчением, офицер Бреннан обернулся:
        - Вы не против, если я здесь осмотрюсь, мэм?
        - Осмотритесь?
        - Да, я хотел бы взглянуть на комнату мисс Гласс и на дом в целом.
        - А… есть ли у вас ордер? - Я не слишком хорошо разбиралась в подобного рода вещах, но из сериалов знала, что у офицера обязательно должен быть ордер на обыск.
        Полицейский достал из кармана лист бумаги и развернул, чтобы я могла с ним ознакомиться.
        - Хорошо, - тихо сказала я. - Позвольте вас проводить.
        Бреннан оказался очень обходительным молодым человеком. Глядя на разбросанные по комнате вещи, он покачал головой и заметил:
        - Подростки…
        Я ничего не ответила, наблюдая за ним с порога.
        Офицер осмотрел платяной шкаф, книги на полке, заглянул под кровать.
        - Вы не возражаете, если я осмотрю остальные помещения?
        Выбора у меня не было, поэтому я лишь пожала плечами и отошла в сторону.
        Офицер вернулся в гостиную, окинул взглядом высокие потолки и присвистнул.
        - Не хотел этого говорить в присутствии своего начальника, но дом и впрямь замечательный.
        Он так заразительно улыбнулся, как если бы мы были заговорщиками, что я не удержалась и улыбнулась в ответ.
        - Да, на меня он тоже произвел впечатление, когда я увидела его впервые. Насколько я поняла, жена моего деверя сама разрабатывала дизайн. Ну или, во всяком случае, советовалась с архитектором.
        Бреннан кивнул.
        - Не знаю, как вы, а мне бы совсем не хотелось расти в таком доме.
        - Мне тоже. - Я огляделась. - Все это так мне чуждо.
        - Откуда вы? - спросил офицер, осматривая гостиную.
        - Из Висконсина, округ Дор. Это туристический район. К тому же там множество фруктовых садов.
        - Звучит заманчиво, - сказал Бреннан.
        Я снова, сама того не желая, улыбнулась. Офицер напоминал мне мальчишек, с которыми я выросла, и вполне вписался бы в местное общество Бейлис-Харбора.
        Малыш начал капризничать. Расстелив на полу шаль, я усадила Пи Джея играть с его любимыми мерными чашками и ложками, после чего повернулась к офицеру. Каким бы приятным человеком он ни был, я хотела, чтобы он поскорее ушел.
        - Вы осмотрели все, что хотели?
        - Да, конечно. - Он направился к выходу, но потом бросил взгляд в коридор. - Подождите… Я едва не забыл про другие комнаты. - И извиняющимся тоном добавил: - Прошу прощения, мэм, я в этом деле новичок.
        С отчаянно бьющимся сердцем я последовала за Бреннаном в хозяйскую спальню.
        Распахнув платяной шкаф, он протянул:
        - Ух ты, сколько здесь вещей…
        Мой взгляд упал на туалетный столик, на котором стояла шкатулка Сильи со спрятанным в ней посланием неизвестного содержания.
        «Господи, Энджел, - мысленно обругала я себя, - с таким же успехом ты могла бы закричать и указать на нее пальцем», - но офицер ничего не заметил, продолжая осматривать содержимое шкафа. Затем он подошел к туалетному столику, однако к шкатулке не притронулся, а спустя несколько минут направился в гостевую комнату.
        - Здесь спит малыш? - поинтересовался он, указывая на кровать, обставленную со всех сторон стульями.
        - Да. Нам было негде его разместить. Но во вторник мы уезжаем домой, так что ничего страшного.
        Внезапно меня поразила мысль, что, возможно, во вторник мы никуда не уедем. Интересно, что происходит в полицейском участке?
        Бреннан распахнул створки шкафа, где висела одежда Генри, и повернулся ко мне:
        - Есть какие-то соображения относительно того, почему мистер Гласс спал в этой комнате?
        Я пожала плечами и не ответила.
        Офицер перевел взгляд на рюкзак.
        - Вещи малыша?
        Я кивнула, сразу же подумав о фотоальбоме, спрятанном в стопке чистых подгузников.
        - Для такого крошечного человечка у него довольно много вещей, - рассмеялся Бреннан, а когда мы вернулись в гостиную, бросил на меня робкий взгляд:
        - Спасибо, что позволили мне осмотреть дом.
        При виде его невинного лица у меня сжалось сердце. И почему, скажите на милость, я решила, что ни один из парней Бейлис-Харбора мне не подходит?
        А потому, решительно напомнила я себе, что в мужья я хотела только мужчину своей мечты. И такой появился.
        - Не стоит благодарности, - тихо ответила я. - Заходите в любое время.
        Мне отчаянно хотелось расспросить, знает ли он хоть что-нибудь о местонахождении Сильи, но после того, как его осадил офицер Хилл, я знала, что Бреннан не поддастся на провокацию.
        - Если вам что-нибудь понадобится, миссис Гласс, дайте знать. Вы всегда сможете найти меня в полицейском участке в Хоторне.
        - Благодарю вас, офицер, - сказала я, провожая его к выходу.
        Закрыв дверь, я прижалась к ней спиной и посмотрела на Пи Джея, наблюдавшего за мной.
        - Чуть не попались, - обратилась я к малышу, и он забормотал что-то в ответ.
        Сварив наконец кофе и налив полную чашку, я огляделась. Предстояло решить, чем заняться, пока я буду ждать возвращения Пола и Руби. Может, убраться? В доме была такая грязь, что работы хватило бы на полдня.
        Но что же все-таки в том фотоальбоме? Нет. Я решительно тряхнула головой и сделала большой глоток кофе. Альбом мне не принадлежит, так что я не стану в него заглядывать. Да, при других обстоятельствах так и стоило бы поступить, но сейчас ситуация складывалась весьма неординарная.
        Я поставила чашку на стойку и отправилась за рюкзаком.
        Держа в руках альбом в кожаном переплете, я задумалась: сколько раз Силья его открывала? Сколько раз с любовью смотрела на хранившиеся в нем фотографии?
        - Нет, Энджи, - вслух приказала я себе, словно звук собственного голоса мог прогнать прочь крамольные мысли, - ты не имеешь на это права.
        Я хотела убрать альбом в рюкзак, но внезапно замерла. А что, если эти фотографии помогут следствию? Кем я буду, если даже не попытаюсь помочь в поисках?
        Воровато оглядевшись по сторонам, я опустилась на диван и взялась за застежку, а когда раздался тихий, почти неслышный щелчок, затаила дыхание.
        Глава 39
        Руби
        Они сидели в маленькой комнате без окон. Такие Руби видела по телевизору. Посредине стояли стол и стулья. Полицейские предложили кофе и воду, но Руби и Пол отказались. На столе - нескладная керамическая пепельница коричневого цвета, похожая на кучку экскрементов. Нечто подобное мастерят дети на уроках труда в седьмом классе. Руби ничуть не удивилась бы, узнав, что эту пепельницу слепил ребенок одного из офицеров, а тот принес ее на работу, заявив, что не желает видеть такую уродливую вещь у себя на столе. И тогда секретарша или кто-то еще принес ее в комнату для допросов. Знал ли ребенок, где в итоге оказалась его поделка?
        Руби спросила, можно ли ей закурить, но полицейские ответили отказом, потому что она несовершеннолетняя.
        По другую сторону стола сидели офицер Хилл и еще один полицейский, который представился как детектив Слейтер. Руби не сводила взгляда со значка на груди офицера Хилла. Офицер ей не нравился в отличие от его фамилии, которая происходит от весьма распространенного слова. Фамилия Хилл была ничем не хуже фамилии Гласс.[19 - От англ. hill - холм.][20 - От англ. glass - стекло.]
        Хилл не произнес ни слова. За них обоих говорил Слейтер, куривший одну сигарету за другой. Руби наблюдала за ним с завистью.
        - Руби, передо мной записи детектива Даффи, который с тобой беседовал несколько дней назад. Тогда он задал тебе несколько вопросов.
        Слейтер оторвал взгляд от лежавшего перед ним протокола допроса, в который поглядывал время от времени, словно это газета или журнал, купленные, чтобы почитать в ожидании поезда. Именно так поступала мать Руби. «Лайф», «Харперс», «Архитектурный дайджест». Последний она любила больше всего. Силья приносила их домой и, прочитав от корки до корки, отдавала Руби.
        Судя по всему, Слейтер ждал, когда Руби заговорит, но она не знала, что именно должна сказать, поэтому просто кивнула, сильнее закутываясь в свитер, подаренный Шепардом, и сжимая пальцами мягкую шерсть.
        - Я хочу поговорить с вами еще раз, - пояснил Слейтер и улыбнулся, словно хотел ее подбодрить или подружиться с ней.
        Руби не осуждала его за это. Ведь это его работа - верно? - сделать так, чтобы она ему доверяла.
        - Итак, Руби, расскажите-ка нам еще раз, как вы нашли тело отца.
        - Когда я вернулась, родителей дома не оказалось.
        - И никаких признаков, что ваша мать вернулась с работы?
        Руби ужасно хотелось запустить руку под свитер и дотронуться до кулона Сильи, но это была плохая идея, поэтому она стала накручивать волосы на палец.
        - Я заглянула в гараж, но маминой машины там не было. Это показалось мне странным, и я заволновалась.
        - Понимаю, - кивнул Слейтер. - Что потом?
        - Потом я пошла на кухню. - Руби смотрела на стену над головой Слейтера. - И нашла на барной стойке записку матери.
        Слейтер зашуршал бумагами.
        - В рапорте говорится, что записка была следующего содержания: «Дорогие Генри и Руби, мне очень жаль, что все произошло именно так, но я от вас ухожу. Жизнь слишком коротка, чтобы ждать дольше. Генри, позаботься о нашей девочке. Руби, будь хорошей дочерью. Люблю вас обоих».
        Дядя Пол шумно выдохнул. Он впервые слышал содержание записки дословно. Руби хотелось взглянуть на него, но она заставила себя смотреть на детектива.
        Слейтер задал еще один вопрос:
        - Что случилось дальше?
        - Моему отцу нравилось гулять в лесу. Поэтому я и решила поискать его там.
        - Должно быть, там было очень темно, - заметил Слейтер.
        Руби кивнула.
        - Так как же вы обнаружили своего отца в такой темноте?
        - Он не стал углубляться в лес. Так что это было несложно.
        - А после того, как вы его нашли…
        - Я вернулась в дом и вызвала полицию. Они приехали очень быстро.
        Слейтер медленно кивнул:
        - Понятно. А вы когда-нибудь покидаете дом после того, как возвращаетесь из школы? Ходите куда-то или ездите?
        «Я делаю это постоянно», - подумала Руби, но вслух ничего не сказала.
        Дядя Пол протестующе поднял руку.
        - Прошу прощения, но к чему вы клоните? Что пытаетесь выведать у девочки?
        Слейтер сурово посмотрел на него и произнес:
        - Мы хотим убедиться, что все записали правильно, мистер Гласс, что не упустили ни одного факта.
        Руби заметила, что детективу стоило большого труда держаться спокойно и невозмутимо.
        Дядя Пол приподнялся.
        - Она больше не скажет ни слова без адвоката.
        Слейтер и Хилл переглянулись, а Слейтер погасил о пепельницу вот уже третью сигарету.
        - Она имеет на это полное право, - сказал детектив. - Есть ли кто-то, кому вы хотите позвонить?
        Дядя Пол с минуту колебался, а затем ответил:
        - Думаю, я с этим разберусь. Просто дайте мне телефонную книгу и предоставьте помещение, где я смогу спокойно поговорить.
        Слейтер пожал плечами.
        - Как пожелаете.
        Мужчины встали, и Руби поднялась следом за ними.
        - А вам, Руби, нужно остаться здесь, - сказал Слейтер.
        Она снова села.
        - Я скоро вернусь, - тронул ее за плечо дядя Пол. - Если кто-нибудь войдет, просто молчи.
        Руби кивнула. Молчание - это ее конек, и дядя Пол наверняка это знает.
        Глава 40
        Силья
        1952 - 1953 годы
        Они посетили несколько свободных участков, но все они оказались либо слишком маленькими, либо слишком удаленными от других, либо слишком шумными, как тот, что на Шестом шоссе, мимо которого с бешеной скоростью проносились машины. Каждый раз Силья с надеждой приезжала на новое место, но вскоре разочарованно его покидала.
        Спроектировать дом тоже оказалось непросто и даже мучительно, по большей части из-за Генри. Он категорически отметал все ее предложения и пожелания. Один этаж или два, полноценный цокольный этаж или просто погреб, количество спален, количество ванных комнат - ни по одному из этих пунктов они не пришли к согласию. В конце концов Силья стала встречаться с архитектором втайне от мужа.
        - Если честно, то Генри все равно, каким будет дом. Он сказал, чтобы я сама решала с вами все вопросы, а уж если возникнут проблемы, то я обсужу их с ним, - солгала она, встретившись с архитектором как-то после работы, и протянула тому чек. - Думаю, мы должны выплатить вам аванс, и давайте приступим к делу.
        Архитектор ответил, что может начать проектирование дома, но пока не выбран участок, на котором он будет стоять, учесть все детали будет сложновато.
        В июне они вернулись к участку, который уже обсуждали, когда только начали поиски, но тогда сделка не состоялась. Участок с лесом размером в три акра на Стоун-Ридж-роуд находился на самой окраине Стоункилла, в то время как Силья хотела переехать в совершенно другой район. Но, возможно, оно того стоило.
        Царившая на участке звенящая тишина поразила ее. Силья не слышала ничего, кроме пения птиц и тихого шороха травы и кустов, в которых обитали белки, бурундуки и - Силью даже передернуло при мысли об этом - змеи. А впрочем, чего она ожидала, стремясь жить за городом?
        По обе стороны от участка возвышались дома, и все же они находились на приличном расстоянии. Б?льшая его часть была тщательно расчищена под постройку, а чуть дальше раскинулся лес. Силья видела, как солнечные лучи пробиваются сквозь ветви высоких дубов и вязов. Риелтор рассказал, что участок граничит со старым датским кладбищем, на котором уже давно никого не хоронят.
        Генри пришел в восторг:
        - Идеальное место! Можешь построить здесь любой дом, какой только захочешь, если рядом будет лес, где я смогу совершать прогулки.
        - Что думаешь? - Силья повернулась к Руби.
        - Славное место. Такое тихое и вдали от всего остального. - Дочь устремила взгляд на лес. - При желании здесь можно запросто исчезнуть.
        - Прошу тебя, дорогая, не надо никуда исчезать, - рассмеялась Силья.
        Руби схватила отца за руку.
        - Идем, папа, разведаем окрестности.
        Силья наблюдала, как они удаляются, пробираясь через кусты.
        - Они определенно два сапога пара, - пробормотал риелтор, глядя вслед отцу и дочери до тех пор, пока те не скрылись за деревьями.
        Силья, ничего на это не сказав, лишь спросила:
        - Сколько нам будет стоить эта земля?
        Однажды ранней осенью, когда строительство дома шло полным ходом, Силья приехала на участок.
        - Гласс, да? - поинтересовался у нее один из рабочих, изучавший план дома.
        - Прошу прощения?
        - На плане написано, что ваша фамилия Гласс. - Он отер со лба пот и внимательно посмотрел на Силью. - А Пол Гласс вам, случайно, не родня?
        Вопрос настолько ошеломил Силью, что она ответила не сразу.
        - Вы знаете Пола?
        - О да, прекрасно знаю, - ответил рабочий и, взяв несколько досок, потащил их на другой конец участка.
        Силья терялась в догадках, что он имел в виду.
        - В таком случае вам, наверное, известно, что он больше не живет в Стоункилле.
        Мужчина вцепился в доски так сильно, что даже покраснели пальцы.
        - Известно. Тем лучше.
        «Что ж, - подумала Силья, - во всяком случае, в этом мы солидарны».
        Возвращаясь на Лоуренс-авеню, она решительно выбросила из головы этот странный разговор и постаралась представить, как будет выглядеть ее новый дом.
        Силья мечтала о больших, от пола до потолка, окнах, чтобы встающее из-за деревьев солнце заливало все пространство своим светом, о жарко пылающем камине… Она надеялась, что они смогут переехать в новый дом до наступления зимы, но строительство то и дело приостанавливалось. Сначала было что-то не так с почвой, потом ждали материалы и так далее.
        Силье не оставалось ничего иного, кроме как улыбаться и терпеть. Ведь в итоге она получит дом своей мечты.
        И все же слова того рабочего ее неотступно преследовали. Она встречала его еще несколько раз, но больше он ничего не говорил и ни о чем не спрашивал. Наконец, Силья решила спросить об этом у Генри, но тот, как всегда, уклонился от ответа.
        - Пол жил в Стоункилле почти год, и не в нашем доме. Так откуда нам знать, с кем он общался и куда ходил каждый день? - Генри взял со стола почту и направился на кухню.
        Силья последовала за ним.
        - Знаю, но… Жаль, что тебя там не было. Хотелось бы мне, чтобы ты видел лицо этого рабочего. На нем была написана такая… злоба.
        Генри выбросил в мусорную корзину несколько рекламных проспектов, задержав взгляд на письме. Оно было адресовано ему. И прислал его Пол. В этом не было ничего удивительного. Пол часто присылал брату письма, чтобы сообщить о своем местонахождении.
        - Думаешь, Пол когда-нибудь сюда вернется? - спросила Силья.
        Генри не ответил, рассматривая марку на конверте, и Силья тоже взглянула на нее. Сидар-Рапидс, штат Айова. Она даже не представляла, где это.
        - Ты меня слышишь? - спросила Силья.
        Генри по-прежнему изучал конверт: вертел в руках и так и эдак, - и она поняла: муж ждет, чтобы она вышла из комнаты. Только тогда он прочитает письмо.
        - Извини… что? - спросил он.
        - Пол. Думаешь, он когда-нибудь вернется в Стоункилл?
        Генри долго смотрел на жену.
        - А ты бы на его месте вернулась?
        В одну из ненастных зимних суббот Силья отправилась на машине в пригород Нью-Йорка, чтобы присмотреть новую мебель и аксессуары.
        Единственным предметом мебели, который она планировала забрать из дома на Лоуренс-авеню, было любимое кресло, обтянутое шерстяной тканью бирюзового цвета. В комплекте с современным диваном, журнальными столиками и вторым похожим креслом оно будет замечательно смотреться в гостиной нового дома.
        Прогуливаясь по магазину среди обеденных столов, Силья услышала заразительный женский смех и не могла не повернуться. В двадцати футах от нее стоял Дэвид, а рядом с ним - высокая элегантная женщина лет сорока. Проведя рукой по кухонному столу, она о чем-то его спросила, и он ей ответил, после чего поднял голову и заметил Силью - застывшую среди столов и стульев и крепко сжимавшую в руках дамскую сумочку. Дэвид вскинул брови, и Силья поняла, что он ее вспомнил. Приподняв шляпу в приветственном жесте, он что-то прошептал на ухо своей спутнице, и они направились к эскалатору.
        Внезапно Дэвид обернулся, и когда их взгляды встретились, Силья почувствовала, как у нее замерло сердце. Губы Дэвида дрогнули в улыбке, исполненной, как ей показалось, сожаления.
        Что означала эта улыбка? Выяснить это не представлялось никакой возможности. Через несколько секунд Дэвид и его спутница скрылись из вида.
        На протяжении нескольких недель Силья думала об этой неожиданной встрече. Ничего не поделаешь, повторяла она себе, у него есть женщина. Так что, даже если бы Силья была свободна, ничего бы не вышло. Да и вообще: она ведет себя попросту глупо! Они встретились всего лишь раз, и у них нет ничего общего.
        И все же Силья не могла перестать думать о нем. Не могла выбросить из головы его полную сожаления улыбку.
        В утешение Силья купила себе подарок: фотоаппарат «Брауни» последней модели в красивом кожаном чехле. Она никогда не любила фотографировать, поэтому у них почти не было семейных фотографий, но теперь снимала каждый этап возведения и обустройства дома.
        Изысканный дом со стеклянными стенами был готов в марте. Силья не переставала им восхищаться. Он выглядел именно таким, какие можно встретить в Южной Калифорнии, но вместо переезда на другой конец страны Силья доставила кусочек Лос-Анджелеса прямо сюда, в Стоункилл, штат Нью-Йорк.
        Она знала, что сказала бы ее мать о таком роскошном доме для маленькой семьи, но Силья была очарована и не переставала себе повторять, что заслужила такой дом. Она упорно работала всю свою жизнь и наконец получила желаемое.
        Совсем неплохо для работающей девушки из Бруклина.
        Руби понравились большие окна и лес, поэтому она много времени проводила на улице. Силья надеялась, что девочка обзаведется наконец-то друзьями. Впрочем, она не питала иллюзий в отношении новых соседей. Ведь у одних дома были выстроены наподобие тех, что возводят фермеры на ранчо, а другие и вовсе выбрали дешевый колониальный стиль, обив свои жилища розовыми, желтыми или белыми панелями. Если местные женщины и зарабатывали себе на жизнь, то лишь продажей посуды «Тапервер» или косметикой «Эйвон». Все соседи обладали автомобилями универсалами, да и как иначе, если в большинстве семей было как минимум четверо детей? Силья надеялась, что среди такого количества детей в округе непременно найдется хоть кто-то близкий по развитию к Руби и станет ее лучшим другом.
        А вот Генри дом совершенно не нравился, и Силья об этом знала. Ведь делать здесь оказалось совсем нечего, ибо дом был совершенен. Но мужу нравилось возиться в земле, а вокруг вполне хватало места для сада. После переезда Генри снова взялся за дистанционное обучение. Время от времени он вспоминал про курсы частных сыщиков, которые так и не смог закончить, а еще стал выполнять мелкие отделочные или ремонтные работы, о которых узнавал от знакомых, часто посещавших хозяйственные магазины в городе.
        Силья с болью в сердце наблюдала, как Генри, весело насвистывая, собирал поутру ящик с инструментами и выгонял разбитый грузовик из гаража их восхитительного дома. А все ради того, чтобы выполнить какую-нибудь грязную работу, не требующую особой квалификации. Не таким представляла Силья работающего мужа. И все же это было лучше, чем ничего.
        Казалось, Генри все устраивало, а для Сильи только это и имело значение. У него все хорошо. У них у всех все хорошо. Генри нашел занятие по душе, Руби много читала и гуляла в лесу, а она обрела великолепный стеклянный дом.
        Силья больше не мечтала уйти от Генри. К чему мутить воду? Они наконец пустили корни и очень счастливы.
        19 июня 1953 года неподалеку от Стоункилла, в тюрьме Синг-Синг, за передачу важных военных секретов Советскому Союзу были казнены на электрическом стуле супруги Юлиус и Этель Розенберг. Силья не знала, действительно ли они совершили то, в чем их обвиняли, но в любом случае не верила, что Розенберги - особенно Этель, мать двоих детей, - заслуживают смерти. Только не такой. Силья не могла даже представить, что ощущает человек, когда через его тело проходит мощный разряд электрического тока.
        И все же ей пришлось объяснять десятилетней девочке, почему ее отец сел в грузовик и направился в соседний город, чтобы оказаться как можно ближе к тюрьме и увидеть все собственными глазами.
        - Почему он захотел туда поехать? - спросила Руби.
        Но Силья и сама не знала точного ответа. Упомянув о поездке, Генри сказал, что с ним будут друзья. Когда же Силья поинтересовалась, что это за друзья, муж лишь пожал плечами и ответил, что познакомился с ними в городе и Силья их не знает.
        Странно. С каких это пор Генри обзавелся друзьями? Может, познакомился с этими людьми, когда выполнял ремонтные работы?
        - Если честно, я не знаю, почему он захотел туда поехать, - призналась она Руби. - Мне кажется, что большинству людей вовсе не понравилось бы находиться поблизости в такой момент. Как думаешь?
        - Может, папа надеется, что Розенберги каким-то образом избегут казни? - предположила Руби.
        - Нет. Он не хочет, чтобы это случилось. - Силья горько рассмеялась и добавила: - Он считает, что они должны умереть. И поехал к тюрьме, чтобы поддержать палачей.
        Руби вздрогнула, и Силья тут же пожалела о своей откровенности. Ну почему она не придумала какую-нибудь невинную ложь?
        - А почему папа так считает? - спросила Руби. - Они в самом деле делали это? Шпионили?
        - Знаешь, многие думают, что так и было. На суде были изложены доказательства их вины. - Силья не знала, что еще сказать. - Такие решения принимают судьи и правительства, а нам приходится верить, что эти решения правильные, даже если мы с ними не согласны.
        Руби посмотрела на мать своими темными, как у отца, глазами.
        - Значит, ты не согласна? Не считаешь, что они должны умереть?
        - Нет, - ответила Силья. - Я считаю, что это варварство. Убивать кого-то таким образом могут только в нецивилизованном обществе.
        - Значит, мы нецивилизованные? - не унималась Руби. - Ты хочешь сказать, что нашей страной руководят варвары?
        - Руби, я не знаю, - вздохнула Силья. - Я лишь хочу сказать, что это неправильно.
        Очевидно, на следующий день Руби передала содержание этой беседы отцу, работавшему в саду, потому что Генри влетел в дом, грохнув раздвижными дверями так, что они задребезжали, и принялся обвинять жену в симпатиях Розенбергам.
        - Все было совсем не так, - попыталась оправдаться Силья. - Я просто сказала, что считаю варварством казнить людей подобным образом.
        - Никакое это не варварство, а патриотизм, - возразил Генри. - Тебе тоже стоило туда поехать и взять с собой Руби. Все было тихо, достойно. Никаких криков и протестов, как бывает на сборищах «левых» в Нью-Йорке и Вашингтоне.
        При мысли, что Дэвид мог находиться в рядах протестующих, Силья изменилась в лице. Она знала, что многие люди - в основном коммунисты - протестовали против казни Розенбергов на демонстрациях в Нью-Йорке, Вашингтоне и других городах. Несмотря на то что несколько лет назад Дэвид сказал ей, что приехал на концерт исключительно ради музыки, а не ради речей, она ничего не могла знать наверняка.
        Впрочем, какое ей дело до того, участвовал Дэвид в протестах или нет, о чем думал и какие поступки совершал?
        Как бы то ни было, Генри ничего не заметил.
        - Каждый, кто там был, знал, что мы поступаем правильно. Каждый хотел поддержать правительство Соединенных Штатов. И ты тоже должна, Силья. - Муж топнул ногой, оставив на полу комья земли. - Прежде всего ты!
        - Я? Почему это?
        - Потому что эта страна многое сделала для иммигрантов, в том числе и для тебя. Приютила, дала кров, когда у тебя не было ничего.
        - Генри, я здесь родилась, - напомнила Силья мужу. - Я не иммигрантка.
        - Может, и так, - уступил он. - Но ты была никем и посмотри, что имеешь сейчас. Ты должна быть благодарна за все, что имеешь, а вместо этого хочешь еще больше.
        - О чем ты говоришь? Чего еще я хочу?
        Генри обвел рукой гостиную:
        - А это как называется?
        - Не слышала, чтобы ты жаловался, - огрызнулась Силья. - Ты ведь совсем не прочь находиться здесь каждый день. Не прочь жить легко и комфортно, пока я оплачиваю счета.
        Генри одарил жену ледяным взглядом.
        - Ты оплачиваешь счета? А как же моя работа?
        Силья горько рассмеялась.
        - Послушай, Генри, давай не будем обманывать друг друга.
        Но едва эти слова сорвались с языка, Силья поняла, как грубо они прозвучали. Она уже открыла рот, чтобы извиниться, но Генри развернулся и вышел на улицу, нарочито тихо прикрыв за собой двери.
        Силья наблюдала в окно, как он направился в сад, поднял с земли тяпку и принялся яростно уничтожать сорняки.
        Глава 41
        Руби
        Никто в маленькой комнатке больше не говорил Руби, что курить нельзя, поэтому она, чиркнув отцовской зажигалкой, медленно, смакуя каждую затяжку, закурила одну сигарету, потом еще одну, а после нее наверняка закурит и третью. Наконец ей надоело сидеть просто так и она принялась мерить комнату шагами. Подойдя к одной из стен и вонзив ногти в свежеокрашенную поверхность, Руби заметила, что, если надавить посильнее, на стене остаются царапины, поэтому продолжила ходить по комнате кругами, вонзая ногти в стены все сильнее и сильнее.
        Руби не представляла, сколько времени прошло с того момента, как ее оставили одну, - час, три или целый день? В помещении не было часов, а наручные Руби не носила. Но ведь ее не могут оставить здесь навсегда, верно? Эта комната не тюремная камера. Руби была не глупа и имела представление, как должна выглядеть настоящая камера.
        Обычно одиночество ее не напрягало, но сейчас Руби почему-то почувствовала себя одиноко. Она начала скучать по дяде Полу и даже засомневалась, вернется ли он.
        Может, дядя Пол решил бросить ее здесь?
        В начальной школе дети часто сплетничали о дяде Поле, хотя и знали, что он живет с миссис Хоук.
        Гарри Листер, отвратительный как грех и тощий точно сорняк, как-то сказал Руби, что ее дядя питает слабость к молоденьким девочкам и именно поэтому был вынужден уехать из Стоункилла.
        - Чушь собачья, - ответила Руби, собираясь уйти.
        - Ты уходишь, потому что знаешь, что это правда! - крикнул Гарри ей вслед.
        - Заткнись, придурок! - огрызнулась Руби, но мальчишка лишь рассмеялся в ответ.
        Тогда она быстро подошла к обидчику, что есть силы ударила его кулаком в челюсть и, прежде чем он успел перевести дыхание, убежала прочь.
        Отец Гарри Листера был одним из тех рабочих, кто строил стеклянную «клетку». Руби ненавидела его, хотя гадости про дядю Пола говорил не он, а его сын. Но ведь где-то же Гарри это услышал, верно?
        Сейчас все изменилось. Руби стала старше и понимала дядю Пола гораздо лучше, чем в те времена, когда была совсем ребенком.
        Глава 42
        Силья
        1954 - 1957 годы
        Меньше чем через год после переезда в новый дом Генри пожелал поселиться в комнате для гостей, заявив:
        - Дом такой большой, что мы можем обзавестись личным пространством.
        Стало быть, вот он - конец отношений? Брак, который, по сути, никогда таковым не являлся, пришел к своему логическому завершению? Силья была уверена, что это первый шаг к тому, чтобы расстаться с мужем окончательно.
        - Генри, ты хочешь развестись? - с надеждой спросила она, заглядывая ему в глаза. - Мы можем поехать в Рино. Процесс займет всего месяц-два, если мы оба согласны.[21 - Рино - крупный центр игорного бизнеса; известен также как место, где можно быстро и без лишних формальностей оформить брак или развод.]
        Генри недоуменно посмотрел на жену, как если бы она вдруг лишилась рассудка.
        - Ты с ума сошла? Нет, конечно же, я не хочу развода. - Он приблизился к жене, нависнув над ней, но не касаясь ее руками. - Брак - это навсегда, Силья. Ты не сможешь разорвать его узы и отступиться от данных мне клятв. И не важно, что ты получила не совсем то, чего ожидала. Дав клятву, ты уже не можешь ее нарушить.
        Генри постоянно это повторял - что они будут вместе до конца жизни.
        На протяжении многих лет Силья тоже хотела именно этого, только уже давно оставила всякую надежду на то, что их брак когда-нибудь станет счастливым. Вместо этого она стала надеяться, что Генри наконец-то поймет, что им лучше расстаться, и согласится положить конец этому фарсу - спокойно и без взаимных оскорблений.
        Ну почему, скажите на милость, он упорно стоял на своем? Из-за глупой идеалистической веры в жизнь «в горе и в радости»?
        Осознав смысл сказанного мужем, Силья потеряла дар речи.
        Если честно, предложение Генри жить в разных комнатах было не лишено смысла. Силье давно уже не нравилось спать с ним рядом. Она беспокойно ворочалась во сне, снедаемая различными мыслями, закрадывавшимися в дальние уголки ее сознания подобно кошке, пробирающейся в дом с наступлением темноты. Она не могла расслабиться, стараясь оставаться на своей половине кровати. Силья по-прежнему сгорала от желания дотронуться до мужа, но знала, что Генри непременно отпрянет, если она попытается.
        Переезд Генри в другую комнату состоялся в уикенд. Стол, который Силья любовно выбирала для своего красивого нового дома, они перетащили из гостевой комнаты в хозяйскую спальню. Силья не собиралась оставлять его Генри. Она потратила немало времени, чтобы найти для него подходящее место, а потом аккуратно разложила на нем свои бумаги и остро наточенные карандаши.
        Руби молча наблюдала, как родители переносят в комнату для гостей одежду отца.
        - Это вовсе ничего не значит, дорогая, - заверила Силья дочь. - Просто нам с папой нужно больше места. Только и всего.
        Руби ничего не ответила и, выйдя на улицу через заднюю дверь, отправилась в лес.
        Освободив шкаф от вещей Генри, Силья разместила на пустых полках свои. Однако перебирая одежду, она вдруг ощутила, как ее охватывает тоска. Силья по-прежнему предпочитала все оттенки зеленого. В одном Генри оказался прав: этот цвет действительно делал ее глаза более яркими и выразительными. Гуляя по магазинам в обеденный перерыв, она покупала зеленые платья и костюмы новейших фасонов.
        Иногда Генри делал жене подарки, купленные, правда, на ее деньги, ибо сам зарабатывал жалкие гроши. В маленьких магазинчиках Стоункилла или окрестных городков он приобрел для жены изумрудные серьги, шарф с желто-зелеными разводами, фетровую шляпу и пару перчаток цвета сосновой хвои. Покупая для жены вещи, Генри вроде как выказывал свою привязанность, только Силье это проявление внимания казалось натянутым и даже фальшивым. Когда же она надевала что-то из подаренных им вещей, во взгляде Генри вспыхивало не восхищение, а скорее напыщенное самодовольство.
        Так же обстояло дело и с изысканными обедами. Генри готовил для всей семьи, но делал это, как и все, чем занимался, исключительно для собственного удовольствия.
        Последствия переезда Генри в другую комнату не заставили себя ждать. Случилось то, чего Силья никак не ожидала. Он перестал убираться в ее спальне и ванной комнате. За порядком в доме следил Генри, с тех самых пор как они переехали в Стоункилл. Да что там! Даже живя в Алку, он брал на себя уборку по дому, когда Силья училась, а ее мать постоянно работала. Причем Силья вынуждена была признать, что получалось у него отменно. Однажды, когда она заметила, каким безупречно чистым выглядит дом, Генри ответил, что это результат службы в армии.
        - Все в идеальном состоянии, - пояснил он.
        Теперь же Генри заявил, что «спальня Сильи» - это ее личная территория, и он не намерен туда заходить даже для того, чтобы прибраться.
        - Ты справишься, - сказал он, вручая жене чистящее средство и губку.
        - Или можно кого-нибудь нанять для уборки, - предложила Силья.
        - Только через мой труп, - запротестовал Генри. - Никаких посторонних в моем доме.
        Это был невероятно жаркий и душный июльский воскресный день. Силья никак не могла взять в толк, как она, родившаяся и выросшая в Бруклине, где влажность воздуха оставалась высокой как в начале мая, так и в конце октября, никак не могла привыкнуть к подобным погодным условиям. Возможно, она стала менее терпимой к дискомфорту теперь, когда ей исполнилось тридцать пять лет.
        После обеда она объявила Генри и Руби, что отправляется в кинотеатр. Не только посмотреть фильм, но и насладиться прохладой, ведь в зале работал кондиционер. Силья позвала с собой и дочь, но Руби отказалась, удобно устроившись на диване в гостиной и обмахиваясь томиком «Над пропастью во ржи». Генри стоял у плиты и готовил соус из помидоров. Алая, точно кровь, обложка книги Руби и измельченные томаты на барной стойке резко контрастировали с нейтральными цветами красиво декорированного дома.
        - Я вернусь к ужину, - сказала Силья, но ей никто не ответил.
        В фильме «Незабываемый роман» главные роли исполняли Дебора Керр и давний предмет обожания Сильи Кэри Грант. Актер старел, как и все люди. И теперь, видя его изображения в журнале или на афише, она все чаще задумывалась о том, что даже голливудским небожителям не удается избежать мимических морщин и седины в волосах.
        Зал кинотеатра был полон благодаря жаркой погоде и повышенному интересу публики к недавно вышедшему в прокат фильму. После того как свет в зале погас, какой-то одинокий джентльмен занял место двумя рядами ниже Сильи. Между ними больше никого не было. Силья уже давно заметила, что большинство мужчин, приходивших в кинотеатр по прихоти женщин, во время сеанса постоянно вздыхают и возятся в кресле, однако сидевший перед ней джентльмен вел себя вполне спокойно и заинтересованно смотрел на экран.
        Когда в зале зажгли свет, он обернулся, и его лицо тотчас расплылось в улыбке.
        - Смотрите-ка, да ведь это Силья из Стоункилла.
        - Дэвид, - вымолвила Силья, не в силах скрыть охватившего ее волнения. - Мой рыцарь в сверкающих доспехах. Я не забывала проявленного вами великодушия.
        - А я не забывал вас и вашу дочурку. Руби, верно?
        - Верно. У вас хорошая память.
        Он снова улыбнулся:
        - Кое-что я действительно помню очень хорошо. Что думаете о картине?
        - Она чудесная. Сюжет напоминает «американские горки», но финал довольно оптимистичный. Я рада, что все закончилось именно так.
        - Очень приятно видеть счастливый конец. Не все истории заканчиваются так же.
        - Это верно, - согласилась Силья, и оба замолчали.
        Зрители начали продвигаться к выходу, но Силья и Дэвид оставались на своих местах. Силье показалось, что он ждет от нее еще каких-то комментариев, поэтому она первой нарушила молчание.
        - Актерская игра выше всяких похвал. Я всегда была поклонницей Кэри Гранта. Да и мисс Керр просто чудо.
        Дэвид кивнул и развернулся так, чтобы иметь возможность заглянуть Силье в глаза.
        - Вы часто ходите в кино?
        - Честно говоря, довольно часто. Почти каждый уикенд, даже если мне приходится смотреть одну и ту же картину по несколько раз. - Она пожала плечами. - В этом минус жизни за городом: развлечений никаких. Можно, конечно, переехать жить в город, но я и так езжу туда каждый день на работу.
        Силья поняла, что начинает нести чушь, и замолчала. Женщина, которую она видела с Дэвидом в магазине, судя по всему, была неразговорчива. Очевидно, он предпочитал спокойных женщин.
        Однако Дэвида не смутила ее болтовня.
        - Я тоже люблю ходить в кино. Может быть, увидимся снова в следующее воскресенье. - Он поднялся, надел шляпу, а потом в приветственном жесте коснулся ее полей. - Было приятно снова вас увидеть.
        - Мне тоже, - кивнула Силья, еще некоторое время наблюдая за удалявшейся широкой спиной Дэвида.
        На протяжении всей недели Силья думала, что любая на ее месте непременно отправилась бы в кино снова.
        Силья приехала пораньше, чтобы сесть на то же место, что и в прошлое воскресенье, но, войдя в зал, обнаружила, что Дэвид ее опередил. Все выглядело так, словно они запланировали свидание.
        - Хотите занять прежнее место, мэм?
        - С удовольствием, - улыбнулась Силья и похлопала по креслу рядом с собой. - А вы можете пересесть сюда, если хотите.
        Дэвид не стал отказываться.
        - А мы с вами рано.
        - Да.
        Силья украдкой бросила взгляд на его левую руку - кольца не было. Стало быть, он не женат. И все же существовал только один способ узнать это наверняка.
        - Вы нашли… что искали? - нерешительно спросила она. - Тогда в магазине. Вы и… ваша подруга… подобрали кухонный гарнитур?
        Дэвид искренне рассмеялся.
        - Ах, тогда… Миссис Мюррей - сиделка моего отца. Он стар и живет вместе со мной, но нужно, чтобы за ним кто-то приглядывал, пока я на работе. Нам давно пора было заменить кухонный стол и стулья, и миссис Мюррей была очень любезна и потратила половину субботы, чтобы помочь мне подобрать новую мебель. В том магазине мы ничего не нашли, зато в «Мейси» купили весьма симпатичный гарнитур.
        Силья почувствовала, что улыбается от уха до уха.
        - Что ж, я рада это слышать. Очень-очень рада.
        - Очень-очень рада. Сильно сказано. - Дэвид вскинул брови. - Правда, Силья?
        - Истинная правда.
        У Дэвида были такие же карие глаза, как у Генри, только чуть светлее. А еще он не смотрел из-под полуопущенных век, как муж, отчего казалось, будто тот злится. Дэвид смотрел на мир дружелюбно, словно хотел знать все обо всем.
        Силье подумалось, что она ведет себя точно умалишенная или девчонка на первом свидании.
        Свет в зале погас, и Силья поудобнее устроилась в кресле, едва касаясь своим плечом плеча Дэвида.
        Вскоре они стали видеться каждый уикенд: посещали кинотеатр в Уэстчестере или встречались в городе после того, как Силья заканчивала работу. Генри же она говорила, что задерживается из-за сверхурочных дел.
        Все начиналось довольно невинно - кино, театр, ужин. Силья повторяла себе, что просто проводит время с другом. Ведь ей не запрещено иметь друзей, верно? Однако не могла не замечать растущего между ними взаимного влечения. Нет, не растущего, поправляла она себя. Влечение между ними существовало всегда, с того самого вечера, когда они встретились на несостоявшемся концерте в Пикскхилле.
        Дэвида невозможно было забыть. Его улыбка так и лучились теплом. От него пахло цикорием и кожей. Сидя рядом с ним в полутемном театре Манхэттена, Силья медленно и глубоко вдыхала его аромат, чтобы потом вспоминать в поезде по пути домой.
        Провожая Силью на Центральном вокзале, Дэвид легонько сжимал ей плечи, шепотом произносил ее имя, а потом прощался, касаясь кончиками пальцев полей шляпы:
        - До следующей встречи. Я позвоню.
        Силья наблюдала, как он уходит, с отчаянно бьющимся сердцем и потеющими ладонями. Ей было очень страшно, что Дэвид пересмотрит свое к ней отношение и она больше никогда его не увидит, но он звонил снова и снова, естественно, в офис. Свободна ли она вечером, чтобы встретиться? Конечно, свободна!
        Однажды в промозглый ноябрьский вечер, выйдя из ресторана «У Сарди» и попав под отвратительный дождь, Дэвид притянул к себе дрожащую от холода Силью, и она подалась в его объятия, словно делала это всю свою жизнь. Их губы встретились в глубоком страстном поцелуе.
        - Я ждал этого, Силья, с того самого момента, как впервые тебя увидел, - произнес Дэвид, когда они оторвались друг от друга. - Не перечесть, сколько раз я мечтал об этом.
        - Я тоже, - ответила Силья и, немного поколебавшись, добавила: - И не только об этом.
        Дэвид ласково улыбнулся.
        - Правда? Похоже, у нас одинаковые мысли.
        Силья знала, что теперь решение за ней, ведь Дэвид - настоящий джентльмен, и не станет на нее давить.
        - В двух кварталах отсюда отель «Пикадилли», - еле слышно пробормотала она, уткнувшись лицом в воротник его пальто.
        Дэвид немного отстранился, чтобы видеть ее глаза.
        - Ты уверена? Ты абсолютно уверена, что хочешь этого?
        На этот раз Силья не медлила с ответом и, взяв Дэвида за руку решительно произнесла:
        - Идем! Идем со мной, Дэвид.
        Глава 43
        Руби
        Со временем Руби надоело ходить по комнате и чертить линии на стенах. Прямая линия так же скучна, как и застиранная пара носков. Опустившись на пол в углу, она вонзила ногти в линолеум, но несмотря на то что он был изрядно изношен от множества человеческих ног и постоянно передвигаемых стульев, справиться с ним оказалось не так просто, как с краской на стене. Она закрыла глаза и представила, что находится в другом месте - в каком угодном, лишь бы подальше от этой удушающей комнаты.
        Руби вообразила, что она в лесу с Шепардом. Она даже чувствовала аромат земли и древесной коры, ощущала руку Шепарда в своей - такую сильную и надежную, точно якорный канат, удерживавший на месте утлое суденышко по имени Руби.
        С тех пор, как она начала встречаться с Шепардом в лесу, все стало лучше. «У меня есть тайна, у меня есть тайна», - словно заклинание повторяла Руби, когда в одиночестве брела по коридорам школы или садилась в школьный автобус на переднее сиденье, где никто ее не побеспокоит. Ей было плевать на то, что другие дети ее сторонятся. Ведь у нее теперь была тайна.
        Они с Шепардом встречались на протяжении последних двух недель. Это было рискованно, невероятно рискованно, но никто об этом не узнал: ни родители Руби, ни кто-либо еще.
        Впервые они столкнулись случайно. Шепард проезжал мимо школы, а вышедшая после занятий на улицу Руби увидела его и помахала рукой. Шепард припарковался у тротуара и опустил стекло со стороны пассажирского сиденья. Выглянув в окно, он спросил, не хочет ли Руби, чтобы он ее подвез. Девочка ответила, что обычно возвращается домой на школьном автобусе, но будет совсем не против, если ее подвезут.
        Она объяснила, как проехать к дому со стороны кладбища, и указала на заросли деревьев у старой разбитой дороги, петлявшей между могилами. С этого места было видно, есть кто-то в лесу или нет. Руби предупредила Шепарда, что если все тихо, тогда он может перепрыгнуть через каменную ограду и оказаться на принадлежащей их семье территории, но если заметит хоть малейшее движение, то ни в коем случае не должен этого делать.
        Шепард нахмурился.
        - Может, будет проще, если ты просто позвонишь, когда захочешь со мной встретиться?
        - Что ж, могу и позвонить, - не стала возражать Руби, и Шепард дал ей номер телефона.
        Руби слишком долго ждала возможности обзавестись другом, и теперь таковой появился. При воспоминании о встрече с Шепардом накануне ночью она улыбнулась, но потом нахмурилась. Даже себе самой она не хотела признаваться, что немного волнуется. В последние двадцать четыре часа Руби приняла несколько весьма смелых решений и теперь надеялась, что ей не придется о них жалеть.
        Будь Шепард здесь, он сказал бы ей своим тихим мягким голосом: «Руби, ты не можешь контролировать все, но контролировать свое сознание можешь. Закрой глаза и позволь себе освободиться от беспокойства. Отпусти его, и оно отступит. Поверь мне».
        Да, именно так сказал бы Шепард. И Руби очень хотелось сейчас оказаться рядом с ним.
        Глава 44
        Силья
        1958 - 1959 годы
        От дома до железнодорожной станции и обратно Силья добиралась на своем новеньком маневренном автомобиле - двухместном MGA с откидным верхом. Его покупка была простой прихотью, но Силья знала, что заслуживает такой машины. Каждый раз, садясь за руль и мчась по извилистым дорогам Стоункилла, она испытывала приятное возбуждение и недоумевала, почему ждала так долго, чтобы продать отвратительный «бьюик».
        Силья вновь вспомнила о Дэвиде - до встречи с ним оставалось всего два дня. Напевая себе под нос, она заехала в гараж и поставила свой автомобиль рядом с пикапом, который год от года становился все более облезлым и ржавым подобно кофейнику, забытому в саду.
        Руби делала домашнее задание за барной стойкой. Силья помахала дочери и вышла на задний двор, намереваясь прогуляться.
        - Не забудь поздороваться с папой, когда окажешься в лесу, - сказала ей вслед Руби.
        Силья развернулась.
        - Что ты имеешь в виду, дорогая? Где твой отец?
        - Ступай. Сама увидишь. - Пожав плечами, Руби вновь сосредоточилась на учебниках и, не поднимая головы, добавила: - Он там, у самой границы с соседним участком.
        Силья вошла в лес, пестревший осенним убранством, и медленно побрела мимо высоких деревьев, приземистых кустов и покрытых колючками ползучих растений. Генри проложил в лесу множество тропинок, но в отличие от него и Руби, инстинктивно находивших дорогу в этом запутанном лабиринте, Силья никак не могла запомнить их расположение и, наверное, поэтому старалась не ходить в лес с наступлением темноты. Дорогу назад она могла отыскать лишь в том случае, если видела сквозь верхушки деревьев зигзагообразные очертания крыши дома.
        Возле просевшей каменной стены, отделявшей участок от заброшенного кладбища, она встретила Генри, который энергично копал большую прямоугольную яму, размеры которой были обозначены натянутыми веревками.
        - Что ты делаешь? - спросила Силья.
        - Бомбоубежище, - ответил Генри, подняв голову и утирая пот со лба.
        Силья была потрясена.
        - Но зачем, скажи на милость, тебе это понадобилось? Неужели ты и в самом деле веришь, что русские сбросят на нас бомбу?
        Генри скептически посмотрел на жену и только крепче сжал лопату.
        - В это верят все. Все, кто обладает хоть каплей здравого смысла.
        Покачав головой, Силья развернулась и отправилась в сторону дома. Бомбоубежище. Ничего более нелепого она еще не слышала.
        Руби все еще делала домашнюю работу.
        - Как долго отец этим занимается? - спросила Силья.
        - Целый день. Он ушел утром, сразу после твоего отъезда. - Девочка перевернула страницу учебника и принялась задумчиво грызть ластик на конце карандаша.
        Силья налила в бокал мартини и с удовольствием сделала большой глоток.
        - А что ты думаешь? Нам действительно нужно бомбоубежище?
        Руби оторвалась от учебника.
        - Нет ничего дурного, если мы будем готовы ко всему. К тому же отцу необходимо чем-то заниматься.
        Силья заинтересованно взглянула на дочь.
        - Ему необходимо чем-то заниматься?
        - Конечно, - ответила Руби. - Мама, разве ты не видишь, какой он неприкаянный? Несмотря на работу от случая к случаю и занятия на заочных курсах, у него все равно остается слишком много свободного времени и энергии. Он рыскает повсюду словно вор. Только вот украсть ему нечего, поэтому он и пытается придумать себе хоть какое-то занятие, чтобы не потерять сноровку.
        Слова дочери немало удивили Силью. Конечно же, она знала о странностях и причудах Генри, но ей никогда не приходило в голову, что Руби тоже это замечает.
        Силья с минуту смотрела на повзрослевшую дочь. Руби получала наивысшие оценки по всем предметам, но больше всего ей нравился английский. Она так и не обзавелась друзьями, дома была тихой и послушной и по-прежнему любила настольные игры, хотя теперь предпочитала не «Монополию», а шахматы. Руби обожала побеждать - да и кто этого не любит? - но никогда не злорадствовала. Она была великодушным победителем. Уважала родителей и никогда не доставляла им ни малейшего беспокойства.
        В этот момент Силья осознала, что единственная дочь почти выросла, а ее почти никогда не было с ней рядом. Казалось, только вчера Силья читала Руби книжки, сидя перед камином в старом доме на Лоуренс-авеню, а теперь поглядите-ка на нее - пятнадцать лет, старшеклассница.
        Через несколько лет Руби отправится в колледж, и что тогда будет делать она, Силья? Так и увязнет в этой глуши, живя под одной крышей с человеком, не желающим дать ей развод, с мужем, отказывающимся отпустить ее, чтобы она обрела счастье с другим.
        Силья посмотрела в окно и увидела возвращавшегося из леса Генри. Он был без рубашки, мускулистое загорелое тело поблескивало от пота. Силья ощутила прилив тоски. Только вот желала она вовсе не Генри, хотя он по-прежнему оставался весьма привлекательным.
        Да, его она больше не желала.
        Силья позвонила Кристине, с которой не виделась несколько лет, и пригласила на чашку кофе.
        Они встретились в субботу утром в кафе на Девятом шоссе, в нескольких милях от Стоункилла. Это место предложила Кристина, и Силья не возражала, зная, что Кристина хотела быть замеченной в компании Сильи не больше, чем та - в компании директора школы.
        - Я хочу поговорить о Руби, - сразу перешла к делу Силья. - Я беспокоюсь за дочь. Чисто внешне с ней все в порядке. И все же… - Она осеклась.
        - И все же? - переспросила Кристина, заглянув Силье в глаза.
        - Не знаю. - Силья беспомощно развела руками. - Наверное, я просто надеялась… рассчитывала, что у нее появятся какие-то интересы. Что она займется чирлидингом или каким-нибудь видом спорта. Или, может быть, запишется в музыкальную школу, однако каждый день она возвращается из школы точно в срок и садится делать уроки. Руби получает отличные оценки и почти совсем ничего не просит, но…
        - Но она должна чего-то хотеть, - закончила за нее Кристина. - И конечно же, у нее есть желания, как у всех старшеклассников. Видишь ли, Силья, у меня нет детей, но я хорошо знаю подростков. Некоторые из них справляются сами, некоторых нужно направить. Руби - очень умная девочка и очень способная, но наличие способностей вовсе не подразумевает понимания собственных потребностей. Руби нужен какой-то пример перед глазами. Нужен кто-то, кто сможет дать ответы на интересующие ее вопросы.
        - Ты имеешь ввиду меня?
        - Ты ведь ее мать, - ответила Кристина.
        Некоторое время они пили кофе молча.
        - Как ты в целом? - наконец спросила Кристина. - Мы не виделись… очень давно.
        - Нормально. Работаю. Очень люблю свой дом.
        - Продолжаешь ходить в кино?
        Силья почувствовала, что ее губы непроизвольно растягиваются в улыбке.
        - Не слишком часто, - призналась она и опустила голову, ощутив внезапную робость. - Не так часто, как раньше… Но я иногда бываю в городе с… друзьями.
        Силья умирала от желания рассказать о Дэвиде и своей любви к нему, поведать о том, как потрясающе находиться в его объятиях. О том, с каким наслаждением она снимает с пальца обручальное кольцо и бросает на прикроватный столик в номере отеля, прежде чем забраться к Дэвиду в постель. Как бы Силье хотелось избавиться от этого проклятого украшения навсегда! Впервые за много лет она чувствовала себя счастливой и удовлетворенной.
        Но Силья не могла рассказать обо всем этом Кристине и вообще кому бы то ни было.
        - Спасибо за совет относительно Руби. - Силья допила кофе и, расплатившись за себя и Кристину, ушла.
        Генри продолжал рыть бомбоубежище всю осень, а по весне собирался арендовать бетономешалку, чтобы залить пол и стены.
        В своей комнате он устроил импровизированную чертежную доску из упаковок от молока и широкой поцарапанной доски, за которой проводил бесчисленное количество часов, штудируя присланную по почте брошюру «Семейное противорадиационное убежище». Чертил планы, изучал устройство вентиляционной системы и принципы использования галетных «сухих» батарей.
        - Высота пятнадцать футов, - пояснил он, расстилая план на кухонном столе, чтобы показать Силье. - Я сделал с запасом, хотя рекомендуют десять. Но береженого Бог бережет. Размер самого помещения - десять на двенадцать, не считая входа. Видишь, - с воодушевлением продолжил он, указывая на черту на плане, - здесь располагается по меньшей мере одна прямоугольная перегородка. Она задержит б?льшую часть радиации, и та не попадет в основное помещение.
        - В самом деле, - пробормотала Силья, потягивая мартини. - Как интересно.
        Однажды вечером она вышла из дома, чтобы взглянуть на сооружение. Генри в клетчатой шерстяной коф- те и рабочем комбинезоне стоял на краю ямы. Из его рта вырывались облачка пара. Обхватив себя руками, Силья подошла ближе.
        - Толщина стен - восемь дюймов, - с гордостью поведал муж. - А крышу я сооружу из стальных балок и бетонных блоков. Никто и ничто не сможет проникнуть внутрь.
        На губах Сильи заиграла едва заметная улыбка.
        - Ты считаешь, это смешно? - спросил Генри.
        Силья покачала головой.
        - Нет-нет. Это очень серьезное дело, Генри. Я очень ценю твои попытки защитить семью. Правда ценю.
        Конечно же, она лгала, ибо считала эту затею полным абсурдом.
        Генри молчал, и Силья подумала, что он ей поверил, но потом муж произнес:
        - Тебя это совершенно не волнует, верно?
        - Да, не волнует. Потому что ядерного удара не будет и нам никогда не пригодится убежище. Никто не станет сбрасывать на нас бомбу, Генри. Это всего лишь пропаганда. Спекулирование страхом.
        - Ах так? И какой же авторитетный источник сообщил тебе такую информацию? - Он принялся укладывать доски поверх ямы для защиты от зверей зимой. - Да что ты знаешь, проводя целые дни в своем роскошном офисе? Кто снабжает тебя секретными данными о том, что планирует советское правительство?
        - Ради всего святого, Генри! - рявкнула Силья. - Мне не нужны никакие дополнительные источники информации. Я читаю газеты.
        Генри бросил на жену испепеляющий взгляд, как если бы считал, что «Нью-Йорк таймс» - самая престижная национальная газета - не может публиковать сколько-нибудь ценную информацию. Впрочем, чему удивляться? О событиях в стране и мире Генри узнавал из издаваемой в Уайт-Плейнс газеты «Рипортер диспэтч» и местной «Стоункилл газетт», в которой, как однажды небрежно заметила Силья, работали не репортеры, а кучка наемных писак.
        - Ты сама знаешь, что все крупные газеты принадлежат коммунистам, - сказал Генри, понизив голос, как если бы кто-то мог его услышать.
        Не сдержавшись, Силья громко рассмеялась.
        - Да ты окончательно сошел с ума.
        - Черт бы тебя побрал! - Побагровев от ярости, Генри схватил доску и поднял ее над головой, как если бы доска была бейсбольной битой, а сам он намеревался совершить хоумран.[22 - Хоумран - удар в бейсболе, при котором мяч перелетает через все игровое поле.]
        Генри гневно смотрел на жену и прицеливался, словно Силья была летящим на него мячом и он собирался ее ударить с такой силой, чтобы она отлетела далеко в лес. Силья сделала шаг назад и закрыла лицо руками. Судя по всему, этот жест ошеломил Генри и привел его в чувство. Он опустил доску на землю, и Силья с облегчением выдохнула.
        - Делай что хочешь, - холодно и спокойно произнес он. - Но помни, что я присматриваю за тобой.
        Однажды вечером в начале апреля сразу после ужина раздался телефонный звонок. Силья слышала, как Генри взял трубку и радостно вскрикнул, а затем, ничего не объясняя, прыгнул в грузовик и уехал.
        - Что это было? - спросила Силья у дочери, но та лишь пожала плечами.
        Руби продолжала хорошо учиться в школе. На последнем родительском собрании все учителя, включая и новую славную учительницу английского языка мисс Уэллс, расточали комплименты ее выдающимся способностям. К счастью, Генри не знал, что мисс Уэллс чернокожая, иначе его непременно хватил бы удар. Все учителя отмечали, насколько продуманно Руби выполняет задания и как часто поднимает на уроках руку.
        - Идеальная ученица, - говорили они Силье, и та сияла от гордости.
        И все же ее не покидало беспокойство.
        Силья не раз пыталась поговорить с дочерью, чтобы та обзавелась каким-нибудь хобби или записалась в школьный театр или дискуссионный клуб. А может быть, легкая атлетика? Ведь у нее очень длинные ноги. Однако в ответ на каждое предложение Руби лишь пожимала плечами и говорила, что это не ее. После нескольких неудачных попыток Силья сдалась: слава богу, Руби не совершала правонарушений и созревала не слишком быстро, так что в этом плане беспокоиться было не о чем. К тому же Руби совершенно не интересовалась парнями. Силья была такой же в ее возрасте и не проявляла интереса к представителям противоположного пола до тех пор, пока не встретила Генри.
        Муж вернулся через полчаса, и не один, а со своим братом Полом, которого Силья не видела несколько лет.
        Тяжело дыша и смеясь, они вошли в дом, крепко обнимая друг друга за плечи. Поставив на пол небольшой кожаный саквояж и оглядевшись по сторонам, Пол присвистнул:
        - Ба! Да вы действительно процветаете.
        - Пол! Какой сюрприз! - поднялась ему навстречу Силья.
        Внезапно из-за ее спины выскочила Руби и бросилась к Полу, едва не повалив его навзничь.
        - Привет! - со смехом обнял племянницу Пол. - Осторожнее, а не то уронишь своего старого дряхлого дядюшку.
        Руби уткнулась лицом ему в шею и прошептала:
        - Ты вернулся. Наконец-то ты вернулся.
        - Ты простишь меня? За то, что оставил несколько лет назад накануне твоего дня рождения?
        - Ты вернулся. А все остальное неважно.
        - Дай-ка на тебя посмотреть. - Пол осторожно отстранился. - Ты так выросла. Стала такой высокой и красивой. И похожа на…
        Он перевел взгляд на Генри, и тот кивнул:
        - На нашу мать. Я тоже это вижу. Особенно глаза. Как у нее.
        Для Сильи это стало открытием, ведь она никогда не видела свекровь даже на фотографии и потому не имела понятия, что Руби имеет с ней какое-то сходство. К тому же окружающие всегда говорили, что дочь похожа на Силью.
        Мать Генри и Пола скончалась несколько лет назад, в пятьдесят пятом или пятьдесят шестом году, Силья не помнила точно, но зато помнила, как Генри получил телеграмму, в которой сообщалось о смерти матери от пневмонии.
        - Господи, тебе нужно ехать в Калифорнию? - сказала тогда Силья.
        - Полагаю, да, - вздохнул муж. - Она мало что оставила после себя. Но, видит бог, Пол не управится без меня с ее делами.
        - Хорошо, я не возражаю, - согласилась Силья, однако, не удержавшись, добавила: - Но если не брать во внимание практическую сторону, ты же наверняка хочешь отдать дань ее памяти, верно? Даже если Пол справится со всем самостоятельно, тебе необходимо там быть.
        Генри прищурился.
        - Что ты хочешь этим сказать?
        - Господи! - всплеснула руками Силья. - Даже если вы не были близки, она все равно твоя мать. Конечно же, ты должен быть там, чтобы исполнить ее последнюю волю. Наверное, нам с Руби тоже стоит поехать.
        Генри одарил жену гневным взглядом и рявкнул:
        - Вам с Руби нет никакой необходимости ехать вместе со мной. А ты лучше занимайся своими делами. К тебе это не имеет никакого отношения.
        Она не стала спорить, и Генри уехал один.
        Через две недели муж вернулся, а когда Силья поинтересовалась, как все прошло, ответил:
        - Как и ожидалось. Больше мне нечего сказать. Тема закрыта.
        Пол приехал в Стоункилл, чтобы помочь брату на завершающем этапе строительства убежища. Судя по всему, даже энергичному Генри оказалось не под силу возвести крышу в одиночку.
        - Меня удивил твой приезд, - сказала Силья, наблюдая как Пол достает из саквояжа видавшие виды рубашки и носки и складывает их на свободной полке в шкафу Генри. - Кажется, ты сказал, что никогда не вернешься.
        Не повернув головы, тот ответил:
        - Генри написал, что ему нужна моя помощь.
        Силья хотела спросить про Кристину, но вовремя прикусила язык.
        - Да уж, возведение бетонного потолка невероятно важно. На подобные проекты не отваживаются в одиночку.
        - Генри сказал, что ты считаешь его затею глупой, и меня это совсем не удивило. Но в отличие от тебя я знаю, что для меня стоит на первом месте. - Он повернулся к Силье лицом. - Я жертвую всем, чтобы сделать то, что правильно.
        - Ты жертвуешь всем? - переспросила Силья, ошеломленно улыбаясь. - Ты? И какую же именно жертву ты принес?
        Пол смерил Силью ледяным взглядом.
        - Спасибо, что показала мне комнату, а теперь можешь идти.
        Силья кивнула в сторону шкафа.
        - Только не устраивайся слишком удобно: ты уже злоупотребляешь моим гостеприимством.
        С этими словами она ушла прочь.
        Пол и Генри заверили ее, что визит будет недолгим - всего неделю-две.
        - А что потом? Куда ты отправишься? - спросила она у Пола.
        - Не знаю, - пожал тот плечами. - Куда-нибудь, где смогу продолжить рисовать.
        С недавнего времени у Пола появилось новое хобби. Он начал рисовать акварелью, и теперь краски и кисти занимали весь стол. Дважды Силье приходилось оттирать пятна краски с ковров. «Неужели нельзя заниматься этим где-то еще? - недоумевала она. - В саду, например».
        - Тебе стоит подумать о том, чтобы рисовать природу, - посоветовала она Полу, вернувшись как-то вечером с работы. - Лес прекрасен в это время года. Ты можешь отправиться туда и рисовать с натуры.
        Пол устремил взгляд в огромное окно гостиной.
        - Лес прекрасно виден и отсюда. Я могу рисовать его здесь, вместо того чтобы мерзнуть на улице и мокнуть под дождем. А еще мне не нравится, когда кусают москиты. Ненавижу москитов, - поморщился он.
        О господи! Усмехнувшись, Силья отправилась на ежевечернюю прогулку.
        Глава 45
        Руби
        Руби помнила то время, когда дядя Пол приехал помочь отцу со строительством убежища. Однажды, вернувшись из школы, она улизнула в лес и, присев на корточки за большим камнем, принялась наблюдать за отцом и дядей Полом, которые укладывали стальные балки потолка. Эти балки в десять футов длиной они перевозили на грузовике отца по несколько штук за раз, а потом тащили к убежищу через лес, причем делали это с наступлением темноты, чтобы не видел никто из соседей. Отец сказал Руби, что наличие убежища должно оставаться для всех тайной, ведь, прознав о нем, соседи непременно захотят там тоже укрыться.
        - А у нас место только для одной семьи, - пояснил отец. - Кровь не водица, Руби. Только кровные узы важны.
        Руби не было нужды прятаться: ведь и отец, и дядя Пол всегда были ей рады, - просто хотелось послушать, о чем они говорят, когда рядом никого нет.
        Дядя Пол рассказывал, почему так неожиданно уехал из Стоункилла.
        - Это было сродни ядовитым осадкам, ты помнишь, - сказал он и с улыбкой добавил: - Конечно же, это метафора. Я имею в виду вовсе не те осадки, для защиты от которых мы строим это убежище.
        Однако Генри не улыбнулся в ответ, а сурово посмотрел на брата.
        - Ты оставил после себя ужасную неразбериху и множество вопросов без ответов. Мне пришлось бы изрядно попотеть, чтобы скрыть все это от Сильи, если бы она не была так одержима поисками участка для строительства. - Он покачал головой. - Эта проклятая журналистка Келлерман… Она не стала бы задавать так много вопросов, если бы ты все честно ей рассказал.
        - Миссис Келлерман мне не поверила бы, - возразил Пол, - и никто другой - тоже. Мое слово против ее. Кристина приняла сторону той девочки, и я ее не осуждаю, ведь на кону стояла ее работа.
        - Но ты же сказал мне, что не тронул ту девочку и пальцем.
        - Так и есть, но случившееся можно истолковать по-разному. В этом-то и проблема. - Пол пожал плечами. - Девочка меня поцеловала? Да. Поцеловал ли я ее в ответ? Нет, нет и еще раз нет. Я ее оттолкнул.
        - Но ты относился к ней по-дружески.
        - Непреднамеренно. Кристина наняла ее выгуливать собаку, поэтому девчонка часто приходила к ней… к нам домой.
        Братья уложили на место очередную балку, и Пол наклонился, чтобы закрепить ее конец.
        - Кристина сама этого хотела. Помощницу, которой не придется много платить. И бесплатные рабочие руки для дома. Идиотка. - Пол усмехнулся. - Чего она ожидала? Сама же отправила эту красотку к себе домой, когда я там был совсем один. Неужели Кристина думала, что я буду стоять как истукан, когда девчонка начнет со мной заигрывать?
        - Стало быть, ты все же сделал это, - озвучил догадку Руби Генри.
        Пол выпрямился и заявил, что не делал ничего предосудительного.
        Руби медленно вдыхала и выдыхала, прислушиваясь к спокойному голосу дяди. Он был расстроен, но при этом не утратил присутствия духа. Руби знала тогда и знает сейчас, что у дяди Пола можно многое узнать.
        - Я ничего не сделал, - повторил Пол. - Она была очень хорошенькая, это верно. И молодая. Нравятся ли мне хорошенькие молодые девушки? Я живой и здоровый мужчина. Так как, ты думаешь, я отвечу? У меня, как и у любого мужчины, есть потребности и желания, но это вовсе не значит, что я всегда иду у них на поводу.
        Губы Генри сжались в узкую полоску.
        - А сейчас? - спросил он наконец. - Сейчас у тебя есть женщина, Пол?
        - Как тебе сказать… У меня было много женщин. Много женщин за много лет. - Пол усмехнулся. - Кто знает, что я оставил после себя? Возможно, по всей этой чертовой стране бегают Полы-младшие.
        - Но в данный момент? - не унимался Генри. - В данный момент есть кто-то?
        Пол поморщился и ответил брату, что сейчас у него никого нет.
        - Вот тебе мой совет, - сказал Генри. - Помоги мне со строительством - на это потребуется еще несколько дней, - а затем отправляйся в путь и найди место, где захочешь обосноваться. Где-нибудь подальше отсюда. Да подыщи симпатичную девушку. На таких парней, как ты, западают многие хорошенькие девушки, Пол. - Он отер пот со лба и добавил: - В море полно рыбы. И если будешь выбирать с умом, найдешь ту, которая убережет тебя от проблем.
        Глава 46
        Силья
        1959 год
        Теперь, когда все внимание Генри было поглощено бомбоубежищем, он совсем перестал готовить и убираться в доме. Его собственная комната содержалась в полном порядке, к тому же раз в неделю он убирался в ванной комнате, которую делил с Руби. Но в остальном лишь время от времени смахивал пыль с поверхностей да загружал в посудомоечную машину грязную посуду после ужина. Сложные блюда заменили мясной хлеб, сандвичи с тунцом или замороженные рыбные палочки. Правда, Силья почти не обратила на это внимания. Вращаясь в ресторанном бизнесе, она могла отведать изысканных блюд и на работе, к тому же несколько раз в неделю обязательно ужинала с Дэвидом. А вот грязный дом начинал нервировать. Она вновь высказала предложение нанять горничную, но Генри и слышать ничего не хотел.
        - Только попробуй нанять горничную, я тут же вышвырну ее вон! Никаких посторонних в этом доме, и это мое последнее слово. - Он гневно взглянул на жену. - Хочешь чистоты - займись уборкой.
        - Ладно, Генри. Ты упрямый как осел, и я вижу, что переубедить тебя мне не удастся.
        Одну из суббот в середине мая Силья посвятила наведению порядка. Пол наконец уехал, на носу было лето, и дом нуждался в тщательной чистке, как желудочно-кишечный тракт в касторовом масле.
        Проходя мимо комнаты Генри с тряпкой в руке, Силья задержалась и, немного поколебавшись, все же вошла внутрь. Уж убираться, так убираться.
        Воздух в комнате Генри оказался довольно спертым, поэтому она распахнула окно, чтобы впустить свежий весенний ветерок, и, напевая себе под нос, принялась протирать пыль. На прикроватном столике она заметила стопку брошюр: «Как узнать коммуниста среди нас», «Насколько важно быть подготовленным», «Вы В САМОМ ДЕЛЕ знаете своих любимых?»
        «Господи, неужели он это всерьез?» - подумала Силья, открыла одну из брошюр и начала читать:
        «Дело не в том, как они выглядят, а в том, как себя ведут! КОММУНИСТОМ может быть кто угодно. Автомеханик. Продавец в магазине. Женщина, сидящая рядом с вами в поезде.
        Как его узнать?
        Посмотрите, что он читает, но не позволяйте ему заметить слежку. КОММУНИСТЫ очень ХИТРЫ.
        Слушайте, что он говорит. Отпускает ЗЛОБНЫЕ замечания в адрес ВАШЕГО правительства? КОММУНИСТ.
        Его ПРИВЛЕКАЮТ мужчины? КОММУНИСТ.
        Она рассчитывает получить РАЗВОД? КОММУНИСТ».
        Силья направилась на кухню и, протянув Генри брошюры, спросила:
        - Откуда это?
        - Существуют определенные группы. И одна из таких есть в Стоункилле, - спокойно ответил он.
        - Группы? Что за группы?
        - Мне полезно общаться со своими единомышленниками.
        - С единомышленниками? - Силья покачала головой. - О чем ты говоришь, Генри?
        Он пожал плечами.
        - Я и не ждал, что ты поймешь. Именно от тебя я не ждал понимания.
        - Что все это означает? - Силья скрестила руки на груди. - Ты хочешь сказать, что считаешь меня коммунисткой?
        Генри ответил не сразу:
        - Я не знаю тебя, Силья. И мне кажется, никогда не знал. - С этими словами он отвернулся и принялся нарезать спаржу большим ножом.
        - Мы женаты семнадцать лет, Генри, - произнесла Силья. - Как ты можешь такое говорить?
        - Я не знаю, чем ты занимаешься целыми днями, не знаю, с кем ты общаешься.
        - О господи! - взорвалась Силья. - Да я целыми днями работаю! Чтобы у нас был этот красивый дом, чтобы ты мог целыми днями сидеть и размышлять о жизни или заниматься строительством убежища и планировать, что делать в день Страшного суда. Вот чем я занимаюсь.
        Силья опустила взгляд. Да, она действительно много работала, но почти все свободное время проводила с Дэвидом. Именно встречи с ним она так ждала, ведь на завтра они запланировали прогулку по городку Паунд-Ридж, однако Генри было вовсе не обязательно знать об этом.
        - Твоя работа и является основной проблемой, - пожаловался муж. - Тебя целыми днями нет. Другие жены так себя не ведут.
        - И кто же в этом виноват? - Голос Сильи задрожал, и она разозлилась на себя за это, ведь в такой ситуации они оказались из-за Генри, а вовсе не из-за нее. - Кто виноват в том, что твоя жена содержит семью? Кто виноват в том, что мы не такие, как все?
        - Я никогда не просил тебя взваливать эту ношу на себя, - возразил Генри. - Ты сама этого захотела. В противном случае я поступил бы в колледж и содержал семью, как и полагается мужчине.
        Силья недоумевала. О чем он говорит? Генри не проявлял ни малейшего желания поступить в колледж по возвращении с войны. Единственное, чем он занимался, так это дурацкие заочные курсы детективов, да и те не закончил.
        - Ну так давай, вперед! Руби уже шестнадцать, и ей больше не нужно, чтобы ты приглядывал за ней целый день. Получи образование, Генри. Реши, чем ты хочешь заниматься. Ты еще достаточно молод, у тебя впереди долгая жизнь.
        - Нет. - Генри развернулся к жене, подняв над головой нож и крепко сжимая его рукоятку. - Нет, Силья, для колледжа слишком поздно. К тому же… - Его взгляд задержался на брошюрах. - Я нашел себе работу и теперь знаю, почему все случилось так, как случилось. Это мое предназначение.
        - Что ты хочешь сказать? В чем твое предназначение?
        Генри взмахнул ножом - его лезвие устрашающе блеснуло в лучах солнца - и направил его на жену, остановившись лишь в дюйме от груди.
        - Господи, Генри, убери от меня эту штуку. - Она сделала шаг назад и повторила вопрос: - Так что ты хочешь сказать?
        Однако Генри и не думал останавливаться. Он обошел стойку и двинулся на жену, сжимая нож так сильно, что побелели костяшки пальцев.
        - Перестань, - произнесла Силья. - Остановись и ответь на вопрос. Пожалуйста.
        Может, он остановился потому, что она произнесла слово «пожалуйста»? Силья не знала наверняка. Как бы то ни было, Генри положил нож на стойку и посмотрел жене прямо в глаза.
        - Я не просто читаю эти брошюры, Силья, я их пишу.
        Направляясь по Тридцать пятому шоссе на встречу с Дэвидом и вспоминая события вчерашнего дня, Силья испытывала скорее тревогу, чем гнев. Хорошо, что Руби не видела, как Генри размахивал ножом. К тому же Силью беспокоили эти брошюры. Оставалось только догадываться, что подумал бы Генри о Дэвиде, если бы вдруг узнал, с каким мужчиной встречается его жена.
        Не то чтобы Дэвиду было что скрывать. Вовсе нет. Да, он сочувствовал положению рабочих, как и любой обладающий добрым сердцем человек, но при этом не состоял ни в одной коммунистической организации. Да, он был весьма откровенен в своих убеждениях, но при этом не вел никакую подрывную деятельность. Однако Генри наверняка счел бы иначе и пришел в ярость, и не столько из-за того, что жена завела любовника: его взбесила бы личность этого самого любовника.
        Но они с Дэвидом вели себя очень осторожно, так что Силье не о чем было беспокоиться: Генри никогда ничего не узнает.
        И все же написанные мужем брошюры заставили ее призадуматься. Они были ужасны, однако вовсе не из-за нелепого содержания. Силью поразило, насколько беден язык автора, словно их писал ребенок, которого плохо обучили грамматике. Силья вспомнила письма Генри с фронта. Они были короткими, лишенными деталей, но тогда она сочла, что во всем виновата окружающая обстановка и отсутствие времени.
        Мать Сильи тоже когда-то изготавливала листовки и плакаты, которые отличал прекрасный слог и грамотная речь. Именно от матери Силья узнала не только о социализме, но и о том, как правильно и красиво строить фразы. Под ее руководством брошюры Генри выглядели бы гораздо лучше и солиднее, а слова заиграли, притягивая к себе внимание. Из них с Генри получилась бы отличная команда: если бы только они находились по одну сторону баррикад, - но говорить об этом слишком поздно.
        Лучше бы Силья вообще никогда не узнала об этих брошюрах. Она твердо усвоила урок и отныне будет держаться подальше от комнаты мужа и не станет совать нос в его дела.
        К июню убежище было готово. Силья не могла представить более неразумной траты денег и времени, но Генри трепетал от восторга.
        - Идем, я покажу тебе, что получилось!
        Когда она осторожно начала спускаться, лестница - а именно ряд металлических ступеней, закрепленных в бетонных стенах, - заставила ее почувствовать себя крайне неуютно, а с нижней ступеньки и вовсе пришлось спрыгнуть в темноту. Медленно, придерживаясь руками за твердые холодные стены узкого коридора, Силья двинулась навстречу тусклому свету и оказалась в основном помещении убежища.
        Пройдя вперед, Генри зажег работающую на батарейках лампу. Силья огляделась и вынуждена была признать, что муж тщательно все продумал. Убежище получилось довольно просторным: чтобы пройти от одной стены до другой, потребовалось сделать четыре широких шага, - и все же казалось, что стены давят на нее со всех сторон, будто хотят поглотить целиком.
        - Мы можем с легкостью прожить здесь целый месяц, - уверенно заявил Генри, постукивая рукой по бетонной стене. - Ничто не может проникнуть сюда извне. Мы в безопасности, как впавшие в спячку жуки.
        А что потом? Силья очень хотела задать этот вопрос: «Что будет, когда мы выйдем наружу, а мира больше нет?» Она не желала бы оказаться одной из нескольких выживших. Лучше уж пусть бомба разнесет ее на куски. Смерть будет предпочтительнее. Наверное, Генри тоже понравился бы такой исход. Возможно, втайне он мечтал о том, чтобы, когда упадет бомба, жена находилась далеко от Стоункилла и его любимого убежища.
        Однако при мысли о Руби Силья почувствовала угрызения совести. А что, если подобное действительно произойдет, а ее не окажется дома? Что, если она будет на работе или с Дэвидом? Тогда дочери придется позаботиться о себе самостоятельно, ведь рядом не будет никого, кроме Генри.
        Эта мысль отрезвила Силью.
        В августе они получили весточку от Пола. Он сообщил, что собирается жениться. Ни за что и никогда Силья не могла представить, что подобное когда-нибудь случится.
        Как оказалось, Пол проводил лето в Висконсине, на каком-то местном курорте, который оказался просто раем для подающих надежды творческих людей. Отдыхающие неплохо платили за его акварели с изображением озера Мичиган и местных ландшафтов, хотя этих денег все равно не хватало, чтобы обосноваться в Бейлис-Харборе, и поэтому он устроился барменом в отеле, где и встретил девушку, в которую без памяти влюбился. Это чувство оказалось взаимным.
        Они собирались пожениться через несколько недель, и Пол хотел, чтобы семья брата приехала в Висконсин и Генри смог стать свидетелем на его свадьбе.
        - И как, скажи на милость, мы туда попадем? - спросила Силья, пробежав глазами письмо.
        Генри насмешливо посмотрел на жену.
        - На то существуют самолеты. Или ты о них ничего не слышала?
        Силья почувствовала себя ужасно глупой, ведь она действительно думала, что самолеты не летают в такие отдаленные штаты, как Висконсин.
        Она купила Руби туфли на низком каблуке и платье из голубой тафты, которое та отказалась примерять, и Силье оставалось лишь скрестить пальцы и надеяться, что оно подойдет по размеру.
        - Совершенно все равно, что на мне будет надето на этой дурацкой свадьбе, - заявила дочь. - Но я жду не дождусь поездки. Мне просто хочется сесть в самолет и полететь.
        Когда же Силья поинтересовалась, почему Руби так ждет поездки, та ответила:
        - Потому что мы нигде не бываем.
        Ответ застал Силью врасплох. Руби была права. Они вполне могли бы отправиться в путешествие, если бы захотели. У них было на это и время, и деньги. К тому же Руби была уже большой девочкой, а не малышкой, нуждающейся в постоянной заботе.
        Конечно же, Силья предпочла бы путешествовать не с Генри, и постаралась представить, как познает мир вместе с Дэвидом. И Руби.
        Только эта мечта была несбыточной.
        Чтобы добраться до Бейлис-Харбора, потребовался целый день. Сначала они взяли такси до аэропорта Ла-Гуардиа, затем сели в самолет и полетели в Милуоки. Прибыв на место, арендовали автомобиль, на котором отправились в путь по Сорок первому шоссе мимо городков со странными названиями: Меномони-Фолс, Фон дю-Лак, Нина - и наконец под вечер оказались в городишке под названием Бейлис-Харбор, а проехав еще несколько миль на север, свернули на дорогу, ведущую к отелю «Гордон Лодж».
        Бар, где работал Пол, располагался в отдельном здании, построенном прямо на берегу озера. Туристический сезон закончился, и гостей почти не было, поэтому хозяин отеля пошел на уступку и предоставил помещение для свадьбы.
        Пол принялся рассказывать о своей невесте:
        - Она из большой католической семьи. Католиков в Бейлис-Харборе не так уж много, так что церемония венчания состоится в единственной католической церкви в городе. Большинство местных жителей лютеране, поэтому лютеранских церквей несколько, но Дойлы - очень обеспеченная и уважаемая семья. У доктора Дойла своя практика. В семье шестеро детей. Энджи - самая младшая. У остальных свои семьи, и все они живут поблизости. Так много племенников и племянниц, что я никак не могу запомнить их имена. - Он перевел взгляд на Руби, и его глаза заблестели. - Но не волнуйся, дорогая, ты всегда будешь для меня номером один.
        Улыбнувшись в ответ, Руби с шумом отхлебнула кока-колы.
        Пол объяснил, что собирается жить со своей молодой женой в небольшом поселении под названием Норт-Бей, в коттедже, некогда принадлежавшем ее бабушке с дедушкой.
        - Норт-Бей даже не город, - пояснил Пол. - Домики, в основном летние, но место очень симпатичное. Особенно там, где стоит дом Дойлов, - на самом краю залива. Отец Энджи родом из Чикаго, но лето его семья проводила здесь. А мать из местных. Они встретились на танцах чуть ли не сто лет назад. - Перегнувшись через стойку, Пол похлопал брата по плечу. - Хочу, чтобы ты задержался здесь на некоторое время, старина. Я собираюсь утеплить дом к зиме, проложить теплоизоляцию, вставить новые окна. А еще мне нужно что-то придумать, чтобы вода в колодце не замерзала. Твой опыт, Генри, очень пригодился бы.
        От этих слов сердце Сильи замерло: пусть Пол оставит брата у себя на неопределенный срок. Она возражать не станет. Черт, да пусть остается здесь хоть навсегда! Силья будет только рада, если он никогда больше не вернется в Нью-Йорк.
        Однако Генри покачал головой, сказав, что в Стоункилле у него работа и обязанности.
        - И какая же это работа? - рассмеялась Силья. - Строительство бомбоубежищ? Или замена петель на чьей-нибудь скрипящей двери?
        Генри гневно посмотрел на жену.
        - Это мои дела. А ты занимайся своими, и я буду очень благодарен, если не будешь лезть в мои.
        - Что ж, Генри, хорошо. - Силья допила мартини и поднялась. - Идем, Руби. Пора спать.
        Руби последовала за матерью в номер, а Генри остался в баре с братом.
        Когда часы пробили два часа ночи, а муж так и не появился, Силья надела халат и, ежась от холода, направилась в сторону бара. Заглянув в окно, она увидела, как братья, почти соприкасаясь одинаковыми головами, смеются и о чем-то тихо говорят. Больше в баре никого не было.
        Силья развернулась и поспешила назад в номер, пока ее не заметили.
        На следующий день состоялась свадьба. По мнению Сильи, Пола даже отдаленно нельзя было назвать религиозным человеком, но, надо отдать ему должное, он прекрасно справился со своей ролью и выглядел настоящим почтительным женихом. Да и стоявшй рядом с ним Генри не забывал вовремя преклонить колени, осенить себя крестом и пробормотать слова благодарности.
        Силья вспомнила собственное бракосочетание в здании суда на Манхэттене. От них с Генри требовалось совсем немного: имена, даты рождения, место жительства. «Повторяйте за мной». «Распишитесь здесь и здесь». И все. Их объявили мужем и женой.
        Судя по тому, сколько теплых пожеланий получили родители невесты и как все гости по очереди искренне пожимали руку отцу Энджи и крепко целовали в щеку мать, Пол сказал правду: он женился на девушке из крепкой, всеми любимой семьи. Кто бы мог представить, что с ним случится подобное? Кто угодно, но только не Силья. Ее удивило, что родители Энджи - особенно отец - не видели того, что скрывалось за обаятельной и привлекательной внешностью Пола. Кто бы захотел иметь в качестве зятя такого безалаберного и ветреного человека, каким он был в действительности? Возможно, они были благодарны Богу за то, что их дочь вышла замуж, да к тому же за примерного католика.
        Гости много танцевали, пили пиво и ели сосиски, а также осыпали молодоженов пожеланиями здоровья. К концу вечера бедная девушка выглядела выжатой как лимон, и Силья надеялась, что у Пола хватит ума отвести ее в постель пораньше. Когда же Силья шепотом сказала об этом Генри, тот ответил:
        - Пол знает, как найти подход к этим людям. Гляди-ка, как ловко у него получается.
        Силья поджала губы.
        - Не слишком ловко, если он не видит, что именно нужно его жене.
        Генри бросил на жену гневный взгляд.
        - Оставь их в покое, Силья. Хоть раз в жизни помолчи.
        Невеста оказалась очаровательной, только начинающей расцветать девушкой - совсем не такой, как Кристина, - с вьющимися каштановыми волосами и ясными голубыми глазами. Веснушки на носу делали ее еще моложе. Она была очень похожа на своих сестер, одетых в одинаковые платья подружек невесты. Силья не смогла бы отличить их друг от друга, если бы одна не была коротко подстрижена, а другая - не обладала длинными пышными волосами. У каждой на шее красовалась золотая цепочка с крестиком. Когда же в середине вечера Пол ослабил галстук, в вырезе рубашки блеснул медальон с изображением Святого Христофора.
        Вот так ирония судьбы! В местности, изобиловавшей лютеранами, Пол ухитрился найти себе в жены католичку.
        Глядя на окружавших ее высоких белокурых гостей со скандинавскими чертами, Силья почувствовала себя так, будто снова оказалась в Алку. Все эти люди вполне могли оказаться родственниками ее бывших соседей и знакомых. Черт, да среди этих пожилых лысеющих мужчин, расположившихся у барной стойки, смеявшихся и травивших байки за пинтой пива, вполне мог оказаться ее собственный отец. Только Силья все равно его не узнала бы.
        От этих мыслей ее охватила грусть, так что б?льшую часть времени она провела возле окна, из которого открывался прекрасный вид на озеро.
        Не раз за вечер Силья ловила на себе взгляды стоявших рядом Пола и Генри и пыталась списать это на охватившую ее паранойю, но не могла не верить собственным глазам. Братья даже не пытались скрыть своего интереса к ней.
        Что, черт возьми, все это значит? Именно об этом думала Силья, беспокойно ворочаясь ночью в кровати и стараясь не разбудить Руби, спавшую вместе с ней. Генри занял другую комнату.
        И как всегда, она начала беспокоиться о том, не узнал ли Генри о существовании Дэвида. Но нет. Силья знала, что этого не может быть, ведь они с Дэвидом всегда были так осторожны.
        Силья не решилась спросить Генри о его странном поведении на свадьбе ни пока они ехали в аэропорт и ждали в терминале, ни пока летели на самолете, а потом ловили такси до Стоункилла. Они говорили о том, как мало деревьев на пространных берегах озера Мичиган, обсуждали преимущества и недостатки путешествия на самолете и размышляли о том, какая будет погода, когда они приземлятся в Нью-Йорке. Все это были безопасные темы, рассуждать на которые могла и Руби, но о странных взглядах и разговорах Генри с братом супруги не упоминали.
        А вдруг Генри что-то подозревает? Как бы то ни было, Силья ничего не хотела об этом знать, но, с другой стороны, иногда отчаянно желала, чтобы эта история наконец выплыла наружу. Тогда все решилось бы раз и навсегда.
        И плевать на последствия.
        Глава 47
        Энджи
        Усевшись на диване и забыв про остывающий кофе, я разглядывала черно-белые фотографии в альбоме Сильи.
        Судя по всему, все они были сделаны в одно и то же время, в одном и том же месте, а именно - на борту небольшой моторной лодки вроде той, что была у моих родителей. На заднем плане простиралась водная гладь реки Гудзон, а вдалеке виднелись стоявшие на якоре корабли. Именно их я видела, когда мы с Полом ехали на похороны.
        На первых четырех фотографиях были изображены Руби и Силья. В удобной повседневной одежде, они сидели, тесно прижавшись друг к другу, и то смеялись над какой-то шуткой, то смотрели прямо в камеру и широко улыбались, то соприкасались головами.
        Я перевернула страницу. Теперь Сильи на фотографиях не было. Очевидно, она взяла камеру. Вместо нее на снимках рядом с Руби появился мужчина - коренастый, с добрым выражением лица, смотревший в камеру из-под полуопущенных век. На нем были хлопчатобумажные брюки цвета хаки, тенниска и твидовая кепка, надвинутая на самый лоб, но я все равно его узнала. Доктор Шепард. Сомнений быть не могло.
        Затаив дыхание, я снова перевернула страницу.
        На трех последних фотографиях были изображены Силья и доктор Шепард. На первом снимке мужчина держал Силью за руку, но сидел на некотором отдалении от нее, на втором - расположился чуть ближе и смотрел на улыбающуюся в камеру Силью, наконец, на последнем снимке доктор Шепард обнимал Силью за плечи, в то время как она положила голову ему на грудь.
        Внезапно Пи Джей издал громкий тоскливый крик. Застигнутая врасплох, я вдруг поняла, что совсем забыла о ребенке. Он заполз под кресло и никак не мог выбраться на волю. Я отложила фотоальбом, взяла Пи Джея на руки и, крепко прижав к себе, проворковала:
        - Все в порядке, малыш. Мамочка здесь. И ты в безопасности.
        Пи Джей был весь в пыли. Когда я пылесосила дом, то поленилась отодвигать мебель и лишь поводила щеткой вокруг, и теперь мысленно отругала себя за это.
        - Отвратительно, - пробормотала я, вытирая личико и головку малыша влажным полотенцем.
        Что Силья за хозяйка, коль довела дом до такого неподобающего состояния? Если уж она не желала убираться самостоятельно, то могла бы заплатить приходящей уборщице, тем более что, по словам Пола, жила Силья богато.
        Уложив Пи Джея спать, я вернулась в гостиную и еще раз просмотрела альбом, детально изучая каждую фотографию и раздумывая о существующей связи между изображенными на них людьми.
        Доктор Шепард не являлся отцом Руби, в этом я была убеждена, ведь свои глаза она явно унаследовала от Генри да и статью пошла в Глассов: такая же высокая и стройная, - но между Сильей и профессором явно существовали какие-то отношения, в которые она втянула и дочь.
        Осененная внезапной догадкой, я поспешила в хозяйскую спальню, открыла непослушными пальцами шкатулку с драгоценностями и ошеломленно отпрянула. Все украшения лежали на своих местах - изящные браслеты, кольца, серьги…
        Не было только конверта.
        Я заглянула в фальш-отделение в дне, посмотрела под шкатулкой и в ящиках с бельем. Пусто. Случайно поймав собственное отражение в зеркале на туалетном столике, я вдруг увидела женщину выше и старше себя, с белыми, элегантно собранными на затылке волосами и глубокими глазами орехового цвета. Я в ужасе попятилась, поспешно задвинув все ящики, но потом перевела дух и улыбнулась собственной глупости. Просто воображение сыграло со мной злую шутку.
        Избегая смотреть в зеркало, я продолжала обыскивать комнату: просмотрела ящики стола, переворошила платяной шкаф, заглянула под кровать, - но таинственный конверт так и не обнаружила.
        Аккуратно разложив все вещи по своим местам, я вышла в коридор и задумалась: может, конверт забрала Руби и перепрятала в другом месте? Скорее всего. Собравшись с духом, я отправилась в комнату племянницы Пола, и заглянула в каждый ящик туалетного столика и тумбочки у кровати, перетряхнула все книги на полках, перерыла вещи в платяном шкафу и даже не оставила без внимания стопку неряшливых школьных тетрадей, в которых были только отличные оценки, что, собственно, меня не удивило. Пробежав глазами по эссе и работам по истории и математике, выполненным аккуратным тонким почерком, в самом низу я наткнулась на несколько листков, которые заставили меня на мгновение замереть.
        Судя по всему, это был чертеж какого-то строения, но не стеклянного дома, а чего-то поменьше. На полях были указаны размеры: десять на двенадцать футов, толщина стен пятнадцать дюймов. На одном из рисунков были изображены полки, кровати, стол и небольшое огороженное помещение с надписью «туалет».
        Я перевернула лист, и в глаза мне бросился заголовок, сделанный большими печатными буквами: «План местности». На листе было изображено само строение и местность вокруг него. Судя по всему, оно находилось неподалеку от дома, в самом дальнем конце участка.
        Что это может быть? Было ли это здание построено или же существует лишь на чертежах? Если его все же построили, знает ли о нем Пол? И почему план этого сооружения хранится у Руби?
        Я снова принялась листать школьные тетради Руби. Если я нашла чертежи, то, возможно, конверт тоже находится где-то здесь, просто нужно посмотреть повнимательнее. В тетрадях ничего не оказалось, и я снова взялась за одежду. В руки попала джинсовая куртка, в рукаве которой зашелестела бумага. «Вот оно! Наконец-то», - подумала я, но ошиблась. На найденном конверте, в отличие от конверта, спрятанного в шкатулке Сильи, стояли имена Пола и Руби.
        Судя по штемпелю, муж отправил это письмо несколько недель назад, а ведь я даже не подозревала, что они состоят в переписке. Мне хотелось прочитать, о чем Пол писал Руби, но я понимала, что это неправильно, поэтому аккуратно убрала конверт туда, где его и нашла.
        Придав комнате первоначальный вид, что не составило труда, ибо здесь царил настоящий хаос, я направилась к Пи Джею.
        Малыш только что проснулся, и, усевшись на кровать, я принялась разглядывать его, не упуская ни малейшей детали: мягкие шелковистые волосики, пухлые щечки, нежную кожу и, конечно же, темные глаза. Пи Джей смотрел на меня открыто и дружелюбно, как если бы вдруг случайно встретил на улице старого друга.
        - Сладкий малыш, - пробормотала я, взяв сына на руки. - Как же сильно я тебя люблю.
        В это время зазвонил телефон, и я поспешила на кухню.
        - Резиденция Глассов.
        - Энджел, это я. - Голос Пола звучал напряженно и устало.
        - Как ты? Как Руби? Что происходит? - забросала я мужа вопросами. - Я так волнуюсь.
        Пол вздохнул:
        - Не могу вдаваться в детали, но нам придется остаться здесь еще на некоторое время.
        - Я могу как-то помочь?
        - Просто сиди дома, Энджел. - Пол говорил тихо и успокаивающе, совсем как отец, когда нас с сестрами напугал грохот бури за окнами. - Скоро все закончится.
        Глава 48
        Руби
        Руби очень, очень устала находиться в маленькой комнате. На всех стенах, куда она смогла дотянуться, были оставлены ее отметины. Она с удовлетворением смотрела на дело своих рук. Отличная работа. Отец всегда говорил, что ни за одно дело не стоит браться, если не готов отдаться ему целиком и полностью.
        Когда же они вернутся? Где дядя Пол? Он ведь не бросил ее здесь, верно? Нет, дядя Пол ни за что так не поступит. Он обязательно вернется.
        Теоретически эта комната должна быть такой же крепкой, как убежище: здесь тоже не имелось окон и было так же темно, - но почему-то Руби она не казалась несокрушимой. В отличие от убежища эта комната выглядела так, словно стены и потолок вот-вот обрушатся.
        Наконец дверь открылась и в комнату вошли Слейтер, Хилл, дядя Пол и еще какой-то мужчина.
        Слейтер огляделся.
        - Руби, я вижу, ты не тратила времени даром.
        Она промолчала и правильно сделала, потому что незнакомец сердито произнес:
        - Не обращайтесь к моей клиентке напрямую, детектив Слейтер. Сначала спросите позволения у меня. - Руби, - повернулся к ней незнакомец, - я мистер Курц. Твой дядя нанял меня для защиты твоих интересов. Хочу, чтобы ты знала: на этот раз ты не должна отвечать на вопросы. Против тебя не выдвинуто никакого обвинения. Ты вольна идти куда захочешь, что я и советую тебе сделать прямо сейчас. Твой дядя со мной согласен.
        - Мы можем поехать в офис мистер Курца, - заметил дядя Пол, - и поговорить с ним там.
        Руби кивнула. Она не имела ни малейшего желания обсуждать что-либо с этим Курцем, но это был единственный способ выбраться из этой комнаты. Мистер Курц не нравился ей даже больше, чем Слейтер, хотя это ни о чем не говорило.
        Курц встал и, приподняв шляпу, обратился к полицейским:
        - Джентльмены.
        Слейтер, явно злой, тоже поднялся.
        - Мистер Курц, мы будем с вами на связи.
        - Непременно.
        На парковке перед полицейским участком Курц пытался убедить дядю Пола поехать к нему в офис прямо сейчас.
        - Я хочу, чтобы ты рассказала мне все, - повернулся он к Руби и коснулся ее плеча.
        Девочка вздрогнула, и адвокат убрал руку.
        - Прости. У меня дочь примерно твоего возраста. - Он наклонился и пристально посмотрел ей в глаза. - Знаешь, в чем состоит привилегия клиента адвоката?
        Конечно же, Руби знала. Неужели этот щеголь думает, что она совсем не читает и ни разу не смотрела сериал «Перри Мейсон»?
        Но Руби не произнесла этого вслух, а просто кивнула. Не стоит грубить, тем более если она хочет выбраться отсюда.
        - В таком случает ты знаешь, что можешь мне доверять. Я твой адвокат. И я здесь, чтобы помочь.
        Она повернулась к дяде Полу:
        - Мы можем ехать?
        - Позвольте мне с ней поговорить, - обратился дядя Пол к адвокату. - Я постараюсь позвонить вам как можно скорее.
        - Чем скорее, тем лучше, - вздохнул мистер Курц. - Это дело - бомба замедленного действия.
        Руби села в машину и нажала на прикуриватель. В тот момент, когда дядя Пол занял водительское место, прикуриватель выскочил из гнезда, и она потянулась к нему, зажав в пальцах сигарету. Пол молча посмотрел на племянницу, а потом достал пачку «Лаки страйк».
        Некоторое время они сидели в тишине и курили.
        - Не хочешь прокатиться? - наконец спросил дядя Пол, опуская стекло и выбрасывая окурок.
        - А как же тетя Энджи? Она наверняка ужасно волнуется.
        Дядя Пол улыбнулся, но улыбка получилась зловещей.
        - Как мило, что ты подумала о ней. Но с Энджи все будет хорошо.
        Руби пожала плечами.
        - Хорошо. Тогда едем.
        Глава 49
        Силья
        1959 - 1960 годы
        Правда открылась в октябре, через несколько недель после возвращения из Висконсина. Это было настолько логично, что Силья удивилась, как не догадалась обо всем раньше. Жена Пола была беременна и ожидала ребенка в марте. Неудивительно, что они так спешили сыграть свадьбу.
        Генри сказал, что брат сообщил ему об этом еще в Висконсине. Когда же Силья поинтересовалась, почему Генри не поделился с ней, тот ответил:
        - Пол сказал мне по секрету. Если бы хотел, чтобы ты об этом знала, рассказал бы нам обоим.
        - Но ведь сейчас ты мне об этом говоришь. - Силья подошла к барной стойке и начала готовить себе напиток.
        - Просто удивительно, что ты не догадалась об этом раньше, - ухмыльнулся муж. - Совершенно на тебя непохоже.
        Силья знала, что лучше промолчать, но все же не удержалась.
        - Генри, это ты хочешь сохранить наш брак, - напомнила она, добавляя в шейкер с мартини лед и вермут. - Разве супруги не должны делиться друг с другом такого рода информацией?
        Силья взглянула на мужа, который в этот момент отбивал куски свинины. На плите медленно закипала кастрюля с зеленым горошком. В последнее время столь сытный обед был исключением из правил.
        - Браки бывают разные. Поэтому давай надеяться, что Полу повезет больше, чем нам, ладно? - ответил Генри и принялся яростно бить по мясу, видимо, вознамерившись сделать куски тоньше бумажного листа.
        Молча наблюдая за мужем, Силья встряхнула шейкер и налила коктейль в стакан.
        - Не представляю, что может быть еще хуже, - пробормотала она, бросив в напиток оливку и облизнув с пальцев сок.
        Но едва только Генри открыл рот, чтобы ответить, в гостиную вошла Руби.
        Силья вышла во двор и в окно увидела, как Руби уселась за стойку и подалась вперед, чтобы поговорить с Генри. Тот заметно расслабился, отложил молоток и одарил дочь блаженной улыбкой.
        В городе Силья проконсультировалась с юристом, может ли заставить мужа дать ей развод. О существовании Дэвида, естественно, не упоминалось.
        Юрист по фамилии Барнс сказал, что развод возможен, если Генри даст свое согласие, но даже в этом случае существует вероятность, что он обдерет жену как липку.
        - Вы с мистером Глассом будете ожесточенно сражаться за каждый доллар, но готов биться об заклад, что в конце концов он отсудит у вас и дом, и ребенка, - сказал Барнс. - Ваш случай весьма необычный. Ко мне редко приходят женщины вашего положения. Обычно женщина не может получить развод, если супруг против. Исключение составляют лишь случаи, когда имеет место супружеская измена.
        - А как насчет жестокого обращения? Он говорил мне ужасные вещи и даже угрожал.
        Барнс вскинул брови.
        - Он поднимал на вас руку?
        Силья вспомнила давний вечер в Алку, когда Генри слегка ее толкнул, но ведь это совсем ничего не значит, к тому же случилось очень давно, словно в другой жизни.
        - Нет, - призналась она. - Однажды, в самом начале нашей семейной жизни, он толкнул меня в плечо.
        - Вы задокументировали побои? Или же у вас остался шрам?
        - Нет. Ничего такого.
        Юрист пожал плечами.
        - Такие случаи отнюдь не редки, мэм. Он когда-нибудь проявлял агрессию?
        - Нет, - в третий раз ответила Силья. - Несколько раз он вел себя так… словно готов был осуществить физическое насилие, но потом брал себя в руки.
        - Что ж, миссис Гласс, это непохоже на жестокое обращение. Но даже если таковое и случилось бы, в штате Нью-Йорк это не считается веской причиной для развода. Мне очень жаль, но вы не выиграете дело. Мой вам совет: постарайтесь взглянуть на сложившуюся ситуацию под другим углом. - Юрист аккуратно сложил бумаги на столе. - Попробуйте найти у своего супруга положительные качества. Они есть у каждого мужчины.
        С приближением зимы Генри целыми днями возился в убежище: утеплял на тот случай, если придется воспользоваться им в холодное время года.
        - Теперь, когда Пол женился, нам нужно подготовить место и для его жены и ребенка? - спросила Силья, наблюдая, как муж выставляет на столешницу банки с консервированным супом, чтобы отнести в убежище.
        - Пол собирается построить свое собственное, - ответил Генри, одарив жену долгим испепеляющим взглядом. - Но если они будут гостить у нас, место найдется и для них.
        Силья рассмеялась.
        - И кого мы выгоним, чтобы освободить для них место?
        Муж не ответил, но она и так знала, кого он вышвырнет в случае необходимости из их семьи, дома и нелепого убежища, как только придумает способ сделать это.
        Она по-прежнему встречалась с Дэвидом почти каждое воскресенье. Зимой они ходили в кино, а в теплое время года гуляли в любимых парках Дэвида и на берегу реки. Они старались выкроить время для встреч и в течение недели после работы, чтобы поужинать в ресторане, а затем отправиться в отель.
        Это напоминало Силье встречи с Генри, только теперь все было лучше. Гораздо лучше.
        Дэвид был нежным и чувственным любовником, и часто после занятий любовью Силье хотелось остаться с ним на всю ночь. Хотя бы разок.
        Нет, не разок, поправляла она себя. Навсегда. Каждую ночь до конца жизни. Еще ни разу в жизни - ни с Генри, ни с Дэвидом - она не спала в объятиях любимого всю ночь. Она даже не представляла, каково это - просыпаться в теплых объятиях, смотреть, как лучи рассвета проникают сквозь занавески, слушать, как птицы славят утро.
        Встречаясь с Генри, Силья вела себя беззаботно, теперь же соблюдала осторожность: посетила доктора, купила по его рецепту диафрагму и регулярно ею пользовалась, - так что незапланированной беременности не должно было случиться, хотя с огромным удовольствием она родила бы Дэвиду ребенка и часто мечтала об этом.
        Если бы только обстоятельства сложились иначе.
        Дэвид жил в Уайт-Плейнсе, в просторной квартире, которую делил со своим престарелым отцом. Женился очень рано, но его жена умерла от пневмонии спустя два года. Детей завести они не успели.
        - Смерть жены разбила мне сердце. Я считал ее своей единственной настоящей любовью и думал, что никогда больше не полюблю никого так же сильно. - Он заглянул Силье в глаза. - Но я ошибался.
        Однажды, на заре их отношений, после ужина в одном из ресторанов Уайт-Плейнса, Дэвид предложил Силье заехать к нему, чтобы «просто показать свой дом». Произнося эти слова, он робко улыбнулся, и щеки Сильи окрасились румянцем.
        - Ты же знаешь, что со мной живет отец, - запинаясь, сказал Дэвид. - Когда мы приедем, он будет спать, потому мы не должны шуметь. И оставаться долго мы не сможем. Но если ты хочешь взглянуть на квартиру…
        Силья кивнула:
        - Конечно. С удовольствием.
        Ее восхитила опрятная уютная кухня, удобные гостиная и столовая, а также большие пейзажные картины на стенах. Дэвид пояснил, что его мать была художницей.
        Разглядывая его кабинет, Силья блаженно улыбалась. Наполненная книгами, микроскопами и множеством цветов в горшках, эта комната была просто идеальной для такого человека, как ее возлюбленный. Именно таким она и представляла его рабочее место.
        - Что это? - спросила Силья, коснувшись пальцами бело-зеленого растения с блестящими листьями в латунном горшке.
        - Pteris argyraea. Также известен, как орляк обыкновенный. Он приятен глазу и неприхотлив. Я подарю тебе такой.
        - Спасибо. Он очень красивый.
        - Да, - прошептал Дэвид, разворачивая Силью лицом к себе. - Такой же красивый, как ты.
        Силья расстаяла в объятиях любимого. Он назвал ее красивой. Не просто сексуальной или куколкой, как называл Генри в начале супружеской жизни, Дэвид заставлял Силью чувствовать себя той женщиной, какой она всегда хотела быть: красивой и желанной.
        До их слуха донесся из глубины квартиры сухой кашель, и Дэвид, вздохнув, разжал объятия.
        - Я взгляну, как он, а потом отвезу тебя на станцию.
        Дэвид продал «плимут», на котором подвозил Силью и Руби домой в далеком 1949 году, и теперь водил мощный «меркурий-монтклер» 1956 года выпуска - темно-синий с прочной крышей. Чаще всего Дэвид оставлял автомобиль дома, а на работу - в одну из нью-йоркских лабораторий или в ботанический сад в Бронксе - отправлялся на поезде. В те же дни, когда он занимался полевыми исследованиями в сельской местности Уэстчестера, «меркурий» приходился очень кстати.
        Будучи, как и Силья, единственным ребенком в семье, Дэвид вырос в районе Бруклин-Хайтс, неподалеку от ее собственного родового гнезда. Силье потребовалось несколько месяцев, чтобы понять, насколько он похож на живших с ней по соседству финских парней. Не внешностью, нет. Уверенностью, отношением к труду и вдумчивостью.
        Дэвид был умным и бескорыстным, вел достойную, не отягощенную проблемами жизнь.
        Как же Силья мечтала вышвырнуть Генри из дома! И готова была отдать за это что угодно!
        Она часто грезила, как пригласит Дэвида жить в свой прекрасный дом. Они смогли бы сделать пристройку - размеры участка это позволяли, - и тогда в доме появилось бы место и для его отца. Они выбросили бы из гостевой комнаты дурацкий самодельный стол Генри, и Дэвид заполнил бы ее книжными полками. Силья представляла, как он усердно работает по вечерам, а потом присоединяется к ней, чтобы, уютно устроившись возле камина в гостиной, пропустить по бокалу мартини на ночь. Так они и сидели бы перед огнем, отражающимся в стеклянных стенах, а потом удалялись в спальню, в которой Силья спала в одиночестве на протяжении многих лет. Прежде чем погрузиться в сон, он шептал бы ей слова любви, и она отвечала бы взаимностью. А проснувшись поутру, смотрела бы на его лицо, на котором было написано, как он невероятно счастлив заполучить такую прекрасную женщину и жить с ней вместе до конца своих дней.
        Силья никогда не испытывала подобных проявлений любви от мужа. С самого начала Генри привлекала не сама Силья - она только теперь осознала это в полной мере, - а всего лишь мысль, что существует женщина, готовая полностью подчиниться его воле. И в постели, и в жизни он находил удовольствие не в любви к ней, а в том, чтобы контролировать каждый ее шаг.
        Что ж, те дни остались в прошлом. Никогда больше Силья не будет так жить. Только любви она могла позволить управлять собственной жизнью.
        Глава 50
        Энджи
        Я вошла в гостевую комнату и огляделась. Ну и где искать? И что именно? Усадив малыша на кровать, я распахнула дверцы шкафа, однако в нем были только вещи Генри - устаревшие, но совершенно новые костюмы, клетчатые рубашки и комбинезоны из грубой ткани, перепачканные грязью ботинки.
        У окна стоял стол, а точнее - обычная доска, укрепленная на ящиках из-под молока. На этом импровизированном столе располагалась древняя печатная машинка «Смит корона» и коробка с документами. Заглянув в нее, я обнаружила стопку счетов, разложенных по датам. На каждом из них стояла подпись «оплачено», сделанная крупными печатными буквами. В один из ящиков был вставлен металлический поднос, на котором хранились чертежные инструменты: механические карандаши, линейки и транспортир. Здесь же я нашла несколько розовых ластиков и коробку запасных стержней для карандашей. Еще в одном ящике лежала чистая писчая бумага. Остальные были пусты.
        Мой взгляд упал на прикроватную тумбочку. Открыв ее, я обнаружила деревянную коробку и несколько брошюр. Пролистав одну из них, я поняла, что имею дело с антикоммунистическими призывами. Это совсем меня не удивило. Пол тоже всегда высмеивал коммунистические идеалы: «Только посмотри, что происходит в России и Восточной Германии. Хорошо, что у нас есть Джон Эдгар Гувер. Он-то не допустит такого в нашей стране».[23 - Гувер Джон Эдгар - американский государственный деятель, занимавший пост директора Федерального бюро расследований на протяжении почти полувека, с 1924 г. до своей смерти в 1972 г.]
        Когда Пол вел подобные разговоры, я лишь кивала. Со мной было бесполезно говорить на такие темы, поскольку я не имела своего мнения на этот счет. Пол принимал тот факт, что я сочувствую демократам и поддерживаю Кеннеди. Снисходительно улыбаясь, он говорил, что это неотъемлемая часть брака с католичкой, и заявлял: «Я поддержу любого президента, лишь бы оставил Гувера на посту главы ФБР. Если он сделает это, мне не будет никакого дела до прочих его деяний».
        Я убрала брошюры назад в тумбочку, поставила на кровать деревянную коробку и сняла крышку.
        В коробке хранились письма Пола за последние год-полтора, адресованные Генри. Скорее всего Пол писал брату и раньше, но, очевидно, те письма Генри хранил в другом месте.
        Я развернула одно из писем и улыбнулась, поняв, что Пол писал обо мне.
        10 июня 1959 года:
        Ты был прав, Генри, я встретил чудесную девушку. Очаровательная, точно нераспустившийся бутон, и готова целовать землю, по которой я хожу. Ну и с готовностью отдается любовным утехам. Соблазнить ее не составило труда. Словом, я очень доволен.
        25 августа:
        Мы так благодарны, что ты сможешь приехать на нашу свадьбу. Энджи не терпится с тобой познакомиться. И с Руби тоже.
        Еще одно письмо пришло в ноябре:
        Я почти закончил утеплять коттедж. Как раз вовремя, так как холода в наших местах наступают рано. Мне нравится семейная жизнь. Энджи славная девушка. Она с удовольствием и легкостью переносит беременность. Словно создана для того, чтобы рожать детей. Узнав о том, что у нее в семье шестеро детей, я сразу понял, что из нее получится прекрасный производитель!
        Я поморщилась, ибо прочитать такое о себе было не слишком приятно. Но мужчины нередко бывают грубы в беседе с другими мужчинами.
        В следующем письме Пол писал о рождении Пи Джея:
        Я стал отцом. У меня появился сын - Пол Уильям Гласс-младший. Уверяю тебя, имя выбирал не я. На нем настояла Энджи. Она легко перенесла роды, и теперь и она, и младенец чувствуют себя хорошо.
        Я нахмурилась, почувствовав себя так, словно потерпела фиаско. Я помнила, как Пол не хотел, чтобы ребенка назвали в его честь: «У него должно быть собственное имя. Не стоит взваливать на него чужой груз».
        Но я стояла на своем. Моего старшего брата назвали в честь отца, а моего отца - в честь деда. Я сказала, как важно, чтобы имя переходило от отца к сыну, ведь это означало преемственность поколений и непрерывное продолжение рода.
        Пол продолжал возражать, но потом наконец сдался.
        Я развернула следующее письмо, датируемое маем.
        С живописью все обстоит неплохо, а вот жить здесь, должен признаться, ужасно скучно. Я чувствую себя так, словно мир вокруг меня сжался до микроскопических размеров. Знаю, ты скажешь, что это нормально, что каждый мужчина чувствует нечто подобное, обзаведясь женой и ребенком. Но я больше себя не узнаю. Словно этой жизнью живет кто-то другой, а не я.
        Эти слова заставили меня поморщиться. Неужели Пол действительно так себя чувствовал, когда писал это письмо? И чувствует ли он то же самое сейчас? Если и так, то он никогда этого не показывал. Мне бы очень хотелось, чтобы он поделился своими чувствами со мной. Так что я решила непременно поговорить с ним об этом по возвращении домой.
        Далее следовало письмо, датированное июнем.
        Ужасно не хочется говорить этого, Генри, но я считаю, что твоя жена действительно опасна. Я согласен с твоим дальновидным решением разделить банковские счета и оформить паспорта себе и Руби. Я буду счастлив хранить некоторую сумму твоих денег у себя, если хочешь. Так что дай знать.
        Не теряй бдительности, братец. Твердо стой на своем и будь начеку.
        Опасна? Меня передернуло, когда я представила содержание писем Генри к Полу. Я сомневалась в том, что Пол вел переписку с Руби, но знала наверняка, что с братом он переписывался регулярно. Пол хранил письма Генри в своей студии - в металлической банке на скамье в дальнем углу комнаты. Я никогда не интересовалась их содержанием. Когда приходило письмо от Генри, я просто клала его на стол, чтобы Пол прочитал, когда придет с работы. Муж уносил письма в студию, и я забывала о его существовании. Я всегда предполагала, что в письмах содержится обычная болтовня двух мужчин, обсуждающих, например, события в мире спорта. Но, если честно, я вообще никогда об этом не думала.
        Как же это глупо с моей стороны!
        А вот что написал Пол в конце лета:
        Генри, я совершил огромную ошибку. Правда состоит в том, что я тут задыхаюсь. Немного скрашивают мое существование удовольствия в постели. Должен признаться, что эта девчонка невероятно сексуальна. Но секс я могу получить где угодно, к тому же без всех этих обязательств.
        Не знаю, как долго я еще выдержу. Этот крошечный дом и эта крошечная жизнь совершенно не по мне.
        Дрожащими руками я развернула последнее письмо. Оно пришло всего несколько недель назад - 18 сентября 1960 года.
        Мой муж писал:
        Дорогой Генри, я наконец-то получил твое письмо.
        Мы только что вернулись из церкви. Какой же все это обман. Да ты и сам это знаешь. С твоей стороны было очень умно жениться на девице, которой, в отличие от Энджи, совершенно плевать на религию. Конечно же, мы знаем, куда это тебя привело, так что, возможно, твоя женитьба оказалось не таким уж умным ходом.
        Я ценю твои советы относительно того, чтобы построить собственное бомбоубежище. Ты прав: возможно, у меня появится какая-то цель в жизни, что-то помимо мазни и тягостных размышлений, - но это означает, что мне придется остаться здесь. Хотя, если честно, Генри, я не считаю, что приму правильное решение, оставшись в этом Богом забытом месте.
        Я попал в западню. Женился на девушке, которую не люблю, и теперь живу жизнью, которая мне совершенно не по нраву.
        Хотел бы я знать, как мне выпутаться из всего этого. Но я пребываю в недоумении. Извини, что втягиваю тебя в свои проблемы, но все, что я говорю, правда.
        С любовью, твой брат Пол.
        - Святая матерь божья! - выдохнула я, прислонившись к спинке кровати.
        Кто этот мужчина? Эти письма писал совсем не тот Пол, которого я знала. Не тот мужчина, который всего несколько дней назад накричал на меня, а потом одарил полным любви и нежности взглядом и извинился.
        Как мог он писать, что не любит меня? Как мог называть меня ангелом, а потом признаваться, что не испытывает ко мне никаких чувств?
        Я посмотрела на Пи Джея, мирно примостившегося у моего бедра, и подумала о Поле - незнакомце, вместе с которым создала это очаровательное существо.
        О чем я только думала? Что заставило меня лечь в постель с человеком, которого я едва знала? Не говоря уж о том, чтобы родить от него?
        А ведь теперь я вполне могу быть опять беременна. При мысли об этом к горлу подступила тошнота.
        Я убрала коробку в тумбочку и, взяв малыша, отправилась на кухню подогревать смесь.
        Покормив Пи Джея, я усадила его на шаль играть с игрушками, а сама вернулась в комнату Руби, достала из рукава куртки письмо Пола и, набрав в грудь воздуха, принялась читать.
        Моя дорогая Руби!
        Я думаю о тебе все время. Я знаю, что не должен тебе писать, что должен довольствоваться разговорами по телефону. Обожаю слушать твой голос. Он напоминает мне голос моей матери. Именно так он звучал, когда она была счастлива. Такой приятный и напевный, такой полный жизни.
        Мужчина не должен думать о мире, в котором существует только он и его племянница. Я знаю это, Руби.
        И все же я мечтаю о нем. О том, как сложилась бы наша жизнь, если бы все остальное исчезло со сцены. Если бы остались только мы с тобой, и остальное было бы неважно.
        Знай, что я пишу эти слова с любовью в сердце. Я хочу подарить тебе целый мир, Руби, хочу испытать все вместе с тобой и только с тобой.
        Я знаю, что этого не будет. Как знаю и то, что не должен выплескивать подобные мысли на бумагу.
        И все же я пишу. Ничего не могу с собой поделать. Мне становится лучше от того, что я могу высказаться.
        Если бы только мои мечты могли стать реальностью.
        С любовью, Пол.
        Я лишилась способности дышать. Письмо выскользнуло из пальцев, и по моим щекам заструились крупные слезы.
        Только через некоторое время я смогла взять себя в руки. Шмыгая носом, я отправилась в гостиную, еще раз все внимательно изучила письма, чертежи, фотографии и спрятала все это в рюкзак Пи Джея.
        Тепло одев малыша и натянув на себя короткое твидовое пальто, висевшее в прихожей, я отодвинула стеклянную дверь, ведущую на задний двор, и, судорожно вздохнув, спустилась по ступеням. Из-за сгустившегося тумана на улице было темно. Я пересекла двор и огляделась по сторонам. В дальнем углу двора виднелась еле заметная грязная тропинка, ведущая в лес. Я направилась по ней, пробираясь сквозь заросли густых темных деревьев, мало чем напоминавших тонкие молодые сосенки в нашем лесу в Норт-Бее.
        Я несколько раз сбивалась с пути, поскольку лес был испещрен множеством похожих друг на друга тропинок. Одни резко обрывались, а другие приводили на ту, с которой я сбилась. Этот лес пугал, и охвативший меня страх был каким-то незнакомым чувством. Еще никогда в жизни я не пугалась незнакомых мест. Впрочем, их было не так уж и много в моей жизни. В Бейлис-Харборе и Норт-Бее я знала каждый уголок и могла с закрытыми глазами в безлунную ночь отыскать дорогу в какую угодно сторону.
        Все в моей жизни до встречи с Полом было комфортным и знакомым.
        Как случилось, что в родном городе я стала единственной девушкой, отважившейся на риск? Девушкой, которая сделала то, чего никто другой не хотел делать: вышла замуж за незнакомца, предприняла попытку изменить жизнь?
        Тогда я чувствовала себя смелой и даже немного бунтаркой. Люди смотрели на меня по-другому, когда я шла по городу со своим красивым мужем и выпиравшим вперед животом. Этот живот показывал миру, кто я такая на самом деле: взрослая женщина со взрослыми желаниями. Беременность показывала миру, что сделал со мной мой муж, причем с моего разрешения.
        «Посмотрите на меня! Вы видите славную маленькую Энджи Дойл? Ха! Теперь вы знаете, на что я способна».
        В такие моменты я была невероятно довольна собой, но теперь понимала, что, рискнув выйти замуж за Пола, возможно, совершила самую большую ошибку в своей жизни.
        Я ходила кругами, прижимая ребенка к себе и оглядываясь через плечо, точно преступник, сбежавший из тюрьмы и боявшийся преследователей.
        Но кого я боялась? Сову? Лисицу?
        Пола?
        Заметив в отдалении зигзагообразную крышу дома Сильи, я сориентировалась и, выдохнув с облегчением, решительно зашагала вперед. Дождь усилился. Его капли стучали по желтым, оранжевым и красным листьям, из последних сил цеплявшимся за ветви, делая их похожими на дрожащие осколки разноцветного стекла.
        Я вышла на небольшую поляну в самом конце участка, где ожидала обнаружить изображенное на чертежах Генри строение, но не увидела ничего, кроме большого валуна с плоским верхом. Никакой постройки здесь не было. Очевидно, грандиозным планам Генри не суждено было сбыться.
        Крепко прижимая к себе Пи Джея, я обвела взглядом покосившиеся надгробия старого кладбища и задумалась о том, что делать дальше.
        Глава 51
        Руби
        Дождь полил как из ведра, когда дядя Пол и Руби свернули на Стоун-Бридж-роуд. Руби подумала, что дом выглядит точно таким же, как и всегда. Если бы она ничего не знала о случившемся, то подумала бы, что родители до сих пор там.
        Дом определенно не походил на место преступления.
        Тети Энджи нигде не было.
        - Странно.
        Дядя Пол нахмурился и направился в коридор, чтобы заглянуть в обе спальни.
        Сняв свитер Шепарда, Руби села за барную стойку и стала ждать. В «птичьей клетке» было очень тихо. Тишину нарушал лишь шум дождя, звук шагов дяди Пола и стук открываемых и закрываемых им дверей. Руби заметила шаль своей бабушки, расстеленную на полу перед камином. На ней были разбросаны пластиковые ложки и миски, с которыми играл малыш. На журнальном столике возле дивана стояла одинокая чашка с кофе.
        Кроме этого, все в доме находилось на своих местах.
        Вернулся дядя Пол. Руби еще никогда не видела у него такого дикого взгляда. Отодвинув стеклянную дверь, он выбежал на улицу, не говоря ни слова.
        Руби наблюдала, как он продирается между мокрыми деревьями и зовет тетю Энджи. В его голосе сквозила такая паника, на которую он, как казалось Руби, был совершенно неспособен.
        Глава 52
        Энджи
        Я уже собралась вернуться в дом, когда услышала, как Пол выкрикивает мое имя. С отчаянно бьющимся сердцем я решительно двинулась на запад, чтобы обогнуть дом Глассов. Раскаты грома и шум дождя маскировали производимый мною шум, и я мысленно возносила благодарственные молитвы Деве Марии за это прикрытие.
        Вскоре я вышла на Стоун-Бридж-роуд и быстро зашагала вверх по дороге. Внезапный звон в кармане заставил меня остановиться и привалиться спиной к широкому стволу дуба, откуда меня было не видно из дома Глассов. Я вытащила звенящий предмет из кармана и поднесла к глазам. Это была связка ключей. Один ключ - от машины - был прикреплен к узкой петле из темно-синей кожи, с одной стороны которой были вытеснены заключенные в восьмиугольник буквы M и G, а с другой - слова «Для производства этого аксессуара использована натуральная английская кожа». Три других ключа - два от дома и еще какой-то маленький непонятного назначения - висели на металлическом кольце с другой стороны.
        Я подумала, что это, должно быть, ключи Сильи. В статье Джин Келлерман говорилось, что Силья водила спортивный автомобиль MGA, производимый в Англии. Но откуда в кармане моего пальто взялись ключи Сильи?
        Я прижала к носу воротник и принюхалась - от пальто исходил сильный аромат каких-то духов, рукав закрывал мои пальцы почти до самых кончиков, да и в плечах пальто оказалось мне широко.
        Должно быть, впопыхах я схватила пальто Сильи. Неужели у нас с ней одинаковые пальто или настолько похожие, что я не заметила разницы? Я содрогнулась всем телом, испытывая неприятные ощущения от того, что надела чужую вещь.
        Но почему ключи Сильи лежат в кармане, ведь она оставила автомобиль на железнодорожной станции? Разве она не должна была забрать ключи с собой или хотя бы оставить их в замке зажигания или в бардачке? И откуда они взялись в кармане пальто, которого на ней даже не было в момент побега? Должно быть, это запасная связка.
        Я снова опустила их в карман и поспешила к дому Глассов.
        Глава 53
        Руби
        Дядя Пол вернулся через несколько минут.
        - На улице ее нет, - сказал он, стряхивая с головы дождевые капли. - Не представляю, куда она подевалась. У нее нет привычки сбегать без предупреждения.
        Руби только пожала плечами. Откуда ей знать о привычках тети?
        В эту минуту входная дверь открылась и в дом вошла тетя Энджи с ребенком на руках. Она промокла насквозь, и Руби заметила у нее в волосах маленькую сломанную веточку. Должно быть, тетя Энджи тоже это заметила, потому что поспешно провела рукой по голове, и веточка упала на пол.
        Дядя Пол потянулся к Пи Джею, и тетя Энджи безропотно отдала ему ребенка, сжав губы в тонкую линию. Выражение ее лица напомнило Руби выражение лица матери, с которым та часто смотрела на отца.
        - Где ты была? - спросил дядя Пол.
        - Я… я вышла прогуляться, чтобы убить время, но потом полил дождь, заставший нас врасплох. - Тетя Энджи открыла шкаф и повесила туда пальто, похожее на одно из тех, что носила мать Руби.
        - Что ж, я рад, что вы вернулись, - произнес дядя Пол, сажая ребенка на бабушкину шаль перед камином. - Кто-нибудь голоден? Я съезжу за пиццей.
        Руби знала, что тетя и дядя ждут, когда она отправится в свою комнату, но вместо этого опустилась на пол рядом с Пи Джеем и, перебирая пальцами бахрому на шали, подняла глаза на тетю Энджи.
        - Эту шаль носила моя бабушка.
        - Я не знала. Извини, - ответила тетя Энджи, словно бы пытаясь защититься. - Просто это было первое, что я увидела в шкафу. Ковер достаточно жесткий, а мне хотелось, чтобы Пи Джей сидел на чем-то мягком.
        - Все в порядке. Пусть сидит. Приятно видеть, что шалью до сих пор пользуются.
        Руби пощекотала Пи Джея бахромой по щеке, отчего тот заливисто рассмеялся, и, наклонившись, вдохнула исходящий от ребенка аромат.
        - От него так хорошо пахнет… Как мылом, только еще лучше.
        - Похоже, Пи Джею нравится твоя компания, - заметила тетя Энджи.
        Руби кивнула:
        - Мы заберем шаль с собой в Висконсин, чтобы он мог играть на ней и там.
        Тетя Энджи не отрываясь смотрела на племянницу. Возможно, ее удивило, что девочка сегодня так разговорчива.
        - Нет, правда, - сказала Руби. - Положим ее в чемодан с остальными вещами. Мне будет приятно иметь какое-то напоминание о бабушке.
        - Наверное, тебе стоит поехать за пиццей, - обратилась тетя Энджи к мужу.
        - Это точно, - ответил он. - Тут неподалеку была пиццерия. Руби, Диннардо все еще работает?
        Девочка кивнула и поднялась с ковра.
        - Купить что-нибудь еще? - спросил Пол. - Чесночный хлеб или газировку?
        - Я не слишком голодна. Купи что хочешь.
        После ухода дяди Руби ждала, что тетя Энджи спросит, как все прошло в полицейском участке, но та молчала с озадаченным выражением лица, и девочка догадалась, что тетя видела фотографии в альбоме.
        В этом не было ничего ужасного. Руби знала, что так и будет.
        - Руби, я… - начала тетя Энджи, но прежде чем продолжила, девочка направилась в коридор.
        - Вы с дядей Полом ешьте пиццу, а мне оставьте кусочек. Я съем его позже.
        С этими словами она вошла в свою комнату и закрыла за собой дверь.
        Глава 54
        Энджи
        Я постучалась в комнату племянницы.
        - Руби! Открой, пожалуйста.
        Ответа не последовало. Я подергала за ручку, но тщетно. Судя по всему, Руби заперла дверь изнутри.
        Я не знала, что делать. Догадалась ли Руби, что я заглядывала в альбом? Заподозрила ли в том, что я рылась в чужих вещах? Что, если она обнаружила пропажу письма Пола и чертежей? И если она искала их в шкафу, то на кого подумала - на меня или на полицию?
        Что ж, в любом случае лучше дождаться, пока Руби сама решит поговорить со мной.
        Я уложила малыша и вернулась в гостиную. Гроза миновала, но дождь по-прежнему лил как из ведра. Включив телевизор, я некоторое время рассеянно наблюдала за бейсбольным матчем: «Янки» из Нью-Йорка играли с бостонским «Ред Сокс». Судя по словам комментаторов, это была последняя игра в регулярном сезоне, прежде чем «Янки» начнут серию игр в ежегодном чемпионате США. Я не интересовалась бейсболом, а потому выключила телевизор и включила маленький транзисторный радиоприемник, стоявший на кухне. В «Новостях» передавали о задержании в Йонкерсе банды наркоторговцев, о которой упоминала Джин Келлерман. Арестовали пятерых мужчин, еще трое сумели скрыться и теперь находились в розыске. О сенаторе Кеннеди не было никаких известий. Очевидно, в выходные он не проводил предвыборную кампанию. При мысли о том, какое воодушевление я испытывала в предвкушении дебатов между ним и президентом Никсоном всего неделю назад, которая теперь казалась вечностью, меня охватила тоска. У нас с Полом не было телевизора, поэтому, чтобы наблюдать за дебатами, мы отправились к моим родителям. Я сидела на диване со спящим Пи Джеем
на коленях и держала мужа за руку. Нас всех завораживал обаятельный, красивый сенатор из Массачусетса.
        В тот вечер мой мир состоял из моей семьи - Пола и Пи Джея, но теперь все перевернулось с ног на голову.
        Вернулся Пол и, поставив пиццу на барную стойку, принялся готовить напитки. Обычно мы не пили в такое время, но ведь теперь все было не так, как прежде.
        - Где Руби?
        - В своей комнате. Сказала, что поест позже.
        Муж тяжело опустился на стул и сказал почти шепотом:
        - Они хотели ее допросить, но ее ни в чем не обвинят. Я нанял адвоката и отпугнул их. На время. Однако адвокат говорит, будто копы считают, что… - Он закусил губу. - Они считают, что Силья убила Генри, и хотели знать, что Руби известно об этом.
        Я прикрыла рот рукой. Только сейчас до меня дошел весь ужас произнесенных им слов. Судя по тем фотографиям, что я видела, Силья действительно была бы счастлива, если бы Генри исчез с лица земли. Но убить его? Возможно ли такое? И как Силья это сделала? И если она действительно это сделала, знала ли что-то ее дочь?
        - А почему в полиции так думают? - спросила я. - Кажется, судебный медик пришел к выводу, что это самоубийство. Так что же вдруг изменилось? Что заставило полицейских изменить мнение?
        - Не знаю. - Пол покачал головой. - Но, должно быть, кто-то подсказал им эту идею.
        Что он имел в виду? Намекал на Джин Келлерман?
        - А как насчет записки? Той, где Силья написала, что покидает семью. Как быть с ней?
        Пол пожал плечами.
        - По мнению адвоката, полицейские подозревают, что это обманный маневр. Силья спланировала все это, чтобы скрыться.
        - А как же Руби? Не могла же Силья просто взять и бросить дочь на произвол судьбы после того, что совершила?
        Пол снова пожал плечами.
        - У меня нет на это ответов.
        - А что говорит Руби? - не унималась я. - Что она сказала копам?
        - Ничего. Адвокат - его зовут мистер Курц - посоветовал ей вообще ничего не говорить. Курц пытался уговорить ее приехать к нему в офис и открыть перед ним все карты, чтобы он мог подумать, что предпринять дальше, но Руби и слышать об этом не захотела. Предпочла вернуться домой.
        Обдумав услышанное, я спросила:
        - Пол, а что тут случилось, по твоему мнению? Ты думаешь, Силья… могла совершить нечто подобное?
        Муж медленно поднял на меня глаза, в которых застыло недоумение, и тут я наконец увидела то, чего упорно не желала видеть все то время, что была с ним знакома: передо мной Пол надевал маску.
        В эту минуту он сделал вид, что озадачен, хотя не был озадачен вовсе. У него давно сложилось свое мнение о том, что произошло в этом доме. Возможно даже, он располагал фактами, подкрепляющими это самое мнение, но не собирался делиться своими соображениями со мной.
        Как часто Пол прибегал к подобным уловкам? Как часто изображал любовь, нежность и даже вожделение?
        Как часто надевал маски, которые я упорно не желала замечать?
        - Не знаю, Энджел, - ответил он. - Я в самом деле не знаю, что и думать.
        Я поджала губы и ничего не сказала. Пол не собирался со мной откровенничать, это было ясно. Да и с какой стати? Господи, ведь он влюблен в собственную племянницу!
        Руби может грозить опасность. Как и мне. Как и Пи Джею.
        Мне необходимо время, чтобы подумать, как действовать дальше. И единственный способ обеспечить себе это время - играть по его правилам, то есть перестать быть собой.
        К тому времени как мы отправились спать, Руби так и не вышла из своей комнаты. Я хотела проверить, как она, но Пол сказал, что лучше оставить ее в покое. Оказавшись в королевской постели Сильи, я постаралась отодвинуться от Пола как можно дальше, а когда он потянулся ко мне, сказала, что очень устала и что вся эта ситуация ужасно меня подавляет.
        - Все скоро закончится, - сказал он, сжав мое плечо. - Мы вернемся в Висконсин, как только все прояснится.
        А что потом? Даже если адвокат убедит полицию отстать от девочки, что будет дальше? Мы все вернемся в Висконсин, и Пол будет жить со мной в браке, лишенном любви? Или он меня бросит? Сбежит, прихватив с собой Руби? И поедет ли она с ним?
        Мысли скакали точно сумасшедшие, но, охваченная усталостью, вскоре я погрузилась в глубокий сон.
        Глава 55
        Руби
        Услышав тихий храп тети Энджи, Руби бесшумно, точно кошка, вошла в спальню и остановилась у кровати. Дядя Пол спал на стороне матери, и этим уже осквернял ее память, но Руби старалась не обращать на это внимания.
        Теперь это не имело никакого значения.
        Она тронула дядю за плечо, а когда тот проснулся, приложила палец к губам и выскользнула из комнаты, зная, что он последует за ней.
        Заперев дверь своей спальни, Руби рассказала дяде Полу о том, что было спрятано в ее шкафу, а теперь исчезло.
        - Оно было здесь, - указала она на кучу одежды на дне шкафа.
        - Когда? Когда ты видела его последний раз?
        - Думаю, неделю назад. - Руби понизила голос до шепота, хотя в комнате никого, кроме них, больше не было. - Перед смертью отца. Возможно… возможно, письмо забрал он.
        Дядя Пол некоторое время молчал, а потом произнес:
        - Если письмо взял он, значит, оно в его комнате. Или в убежище.
        - Может быть. Думаю, кому-то из нас нужно это проверить. - Руби умоляюще посмотрела на дядю. - Я не хочу этого делать. А ты? Ты сделаешь это?
        Пол обнял племянницу и, уткнувшись в ее волосы, тихо сказал:
        - Конечно, дорогая. Я проверю комнату твоего отца, и если не найду письмо, то… схожу в убежище.
        - Есть еще кое-что. Не знаю зачем, - она пожала плечами, - но я взяла чертеж убежища. Так вот чертеж тоже пропал.
        Дядя Пол кивнул.
        - Я все найду. Не волнуйся, Руби.
        Он выскользнул из спальни племянницы, и хотя передвигался практически бесшумно, Руби все равно слышала, как он зашел в комнату, где спал малыш, и покинул ее спустя несколько минут. Теперь его шаги стали быстрее и беспокойнее. Оставалось только надеяться, что тетя Энджи не проснется, услышав, как он вышел на улицу.
        Пола не было долгое время. Когда он вернулся, Руби все еще ждала и с надеждой посмотрела на дядю, но тот отрицательно покачал головой.
        - Спасибо, что проверил. Это было очень смело с твоей стороны.
        Но Пол только отмахнулся.
        - У твоего отца были в доме какие-то потайные места? Ничего не приходит на ум?
        Руби беспомощно пожала плечами.
        - Может, и были, но я не представляю где. Он был таким скрытным. Ты и сам это знаешь.
        Дядя Пол кивнул и сжал кулаки. На его лбу выступили капли пота.
        - Это плохо, Руби. Это очень, очень плохо. Мне надо все обдумать. Я пойду в гостиную выпить, а ты оставайся здесь. Запрись изнутри и не открывай до тех пор, пока не услышишь два удара. Они будут означать, что это я и у меня появился план.
        Глава 56
        Силья
        1960 год
        Силья и Дэвид собирались провести воскресенье в парке Кротон-Пойнт. Они любили встречаться именно здесь, потому что парк находился на достаточном отдалении от Стоункилла и Уайт-Плейнса, чтобы встретить кого-то из знакомых.
        Заплатив за проезд на территорию парка, Силья посмотрела в зеркало заднего вида и, заметив «меркурий» Дэвида, улыбнулась, но тут же застыла от ужаса: через несколько машин от его автомобиля виднелся древний побитый пикап «форд».
        Силья затрясла головой. Нет, этого просто не может быть. Генри не мог отправиться следом за ней. Когда она уезжала из дома, он энергично вскапывал огород, готовясь к посевной. Или же это была всего лишь уловка? Он выждал, пока она отъедет от дома, а потом прыгнул в свой грузовик и отправился за ней, держась на безопасном расстоянии, чтобы она его не заметила?
        У Сильи задрожали руки. Она крутила головой по сторонам, пытаясь решить, что делать дальше. Подать сигнал Дэвиду у нее не было никакой возможности. Им давно уже следовало бы придумать план на такие непредвиденные случаи. О чем она только думала?
        Что ж, ладно. Она припаркует машину, встретится с Дэвидом и будет надеяться на лучшее. Возможно, просто пришло время, чтобы наконец все открылось. Не так она все представляла, но теперь уж ничего не поделаешь.
        Дэвид направился к Силье, раскинув руки для объятий, но она жестом призвала его держаться подальше и, приложив палец к губам, кивком указала на въезд в парк. Пикап въехал в ворота, и Силья смогла наконец рассмотреть водителя.
        Это была Руби.
        - Слава богу, - выдохнула Силья с облегчением и помахала дочери.
        Девочка управлялась с грузовиком довольно неуклюже. Она получила права лишь несколько месяцев назад (на этом настоял Генри) и почти не имела возможности практиковаться. Силья и Дэвид молча наблюдали, как она неловко припарковала грузовик рядом с автомобилем матери.
        - Ты следила за мной? - спросила Силья.
        - Ты уезжаешь каждое воскресенье. Раньше ты звала меня с собой в кино, но больше не приглашаешь. - Руби пожала плечами. - Меня это заинтересовало.
        Силья перевела взгляд с дочери на Дэвида, а потом обратно.
        - Наверное, ты помнишь доктора Шепарда. Правда, вы встречались очень давно. Ты была совсем маленькой.
        Руби кивнула:
        - Я помню.
        - Руби, приятно увидеть тебя снова спустя столько лет, - произнес Дэвид.
        - Я тоже рада вас видеть, - ответила, к удивлению Сильи, ее немногословная дочь, а затем посмотрела на мать. - Не прогуляешься со мной, мама?
        - Я… конечно. Мы с доктором Шепардом собирались устроить пикник. - Ее голос слегка дрожал. - Может быть, ты присоединишься к нам?
        - Может быть.
        Руби направилась к берегу реки, и Силья поспешила за ней.
        - Прости, что тебе пришлось узнать все таким образом, - сказала Силья, с трудом переводя дыхание.
        Перед ними расстилалась широкая поляна, которую прорезала посыпанная гравием тропинка, ведущая к реке. На парапете вдоль набережной с удочками в руках стояли мужчины и дети. Они наверняка рассчитывали поймать сома, только вот довольствоваться им придется всего лишь извивающимися угрями. Поблизости маячила группа местных старожилов, от которых явно отвернулась удача. Они наверняка пришли в парк пешком и теперь надеялись, что с ними поделятся уловом.
        Прикрыв глаза рукой, Руби посмотрела на Дэвида, по-прежнему стоявшего у машин.
        - Это твой любовник?
        Немного поколебавшись, Силья кивнула.
        Руби ничего не ответила, судя по всему, переваривая информацию.
        - Наверное, я тоже нашла бы себе любовника, если бы была замужем за папой, наконец произнесла она. - Вы встречаетесь с того самого вечера, когда мы с ним познакомились?
        Силья рассказала о том, как снова встретилась с Дэвидом несколько лет назад.
        Руби подобрала с земли плоский камень и, бросив в воду, заметила:
        - Он славный человек. Я помню, как он был к нам добр.
        - Он в самом деле очень добрый, - согласилась Силья. - Другого такого человека я не знаю. - И набрав полную грудь воздуха, спросила: - Ты дашь ему шанс? Сохранишь мою тайну и постараешься узнать его получше? Думаю… со временем ты поймешь, как много он для меня значит.
        Руби пожала плечами.
        - Что ж, в таком случае давай устроим пикник и посмотрим, что из этого получится.
        Дэвид принес из машины вещи, и Силья накрыла стол под распускающимся вязом.
        - Здесь на всех хватит, - заметил Дэвид.
        Руби посмотрела ему в глаза:
        - Как мне вас называть?
        - Доктор Шепард - слишком формально?
        - А Дэвид - слишком фривольно, - вмешалась Силья, в ушах которой зазвучал голос покойной матери, считавшей, что взрослым нужно оказывать уважение. Но она тут же мысленно себя обругала. Стоило позволить дочери называть Дэвида по имени. Это сгладило бы неловкость.
        Но прежде чем Силья успела что-то сказать, Руби спросила:
        - А как вы отнесетесь к тому, если я стану называть вас просто Шепард? Вы почему-то напоминаете мне немецкую овчарку.[24 - От англ. shepherd - овчарка.]
        Дэвид рассмеялся.
        - В таком случае решено: просто Шепард.
        Все трое принялись за обед. Двое из тех оборванцев, что наблюдали за рыбной ловлей, подошли ближе и теперь с вожделением смотрели на еду. Дэвид отдал им остатки еды и добавил кое-какую мелочь из кармана.
        Силья решительно достала из сумки кошелек и вручила каждому по пять долларов со словами:
        - Это вам на обед. А если не проголодаетесь сегодня, то сможете потратить их завтра.
        Руби наблюдала за происходящим с ошеломленной улыбкой:
        - Мама, мне нравится твоя новая версия.
        Силья, выдохнув с облегчением, дала попрошайкам деньги вовсе не для того, чтобы произвести впечатление на дочь, а из благородных побуждений. И все же она была очень довольна таким поворотом событий.
        С тех пор Силья начала приглашать дочь с собой на воскресные прогулки, хотя и очень скучала по тому времени, когда могла остаться с Дэвидом наедине, но для этого у нее было предостаточно времени посреди недели.
        Силья чувствовала себя немного виноватой. Ибо какая мать станет делиться подробностями своего романа с дочерью-подростком? Какая мать станет склонять свою дочь к тому, чтобы она лгала собственному отцу? И все же Силье нравился этот их с Руби секрет. За обедом в субботу она бросала на Руби многозначительные взгляды, а потом проскальзывала к ней в комнату и рассказывала о том, что запланировано на завтра.
        Отправляясь в кино (так Силья и Руби объясняли свой отъезд Генри), они махали ему рукой, потом садились в MGA и ехали навстречу очередному приключению с Дэвидом.
        Возможно, воображение сыграло с Сильей злую шутку, но ей казалось, что Руби расцветает день ото дня: она стала более грациозно двигаться и смеяться открыто и искренне. Силья говорила себе, что все дело во влиянии Дэвида. Иначе, по ее мнению, и быть не могло.
        Она понимала, что было бы лучше, если бы Руби обзавелась подругами-ровесницами, ведь то обстоятельство, что семнадцатилетняя девушка проводит уикенды с матерью и ее любовником, казалось странным и ненормальным. И все же она готова была закрыть на это глаза, наслаждаясь вновь обретенной близостью с дочерью и временем, проведенным вместе с Дэвидом и Руби.
        Шепард делился с девочкой своими знаниями, к которым Руби проявляла недюжинный интерес. Однажды, когда они все вместе гуляли по заповеднику в округе Патнам, в одном из излюбленных мест Дэвида, Руби призналась, что никогда не подозревала о таком разнообразии растений.
        - Я всегда проходила мимо или даже наступала на растения, не обращая на них внимания. Никогда не задумывалась об их строении и предназначении. Есть растения, которые дают очень многое. Пищу для людей и животных. Кров. Защиту.
        Дэвид тихо засмеялся.
        - Ты будешь поражена, когда узнаешь, на что еще способны растения. Они удивительно многогранны и дают бесконечный материал для обучения. - Он шагнул на болотистую лужайку. - Посмотри-ка сюда, Руби. Видишь? Это Cicuta maculate, известный под названием вех пятнистый. У него очень ядовитый корень и менее ядовитые листья и стебель. Так что держись от него подальше.
        - Ух ты! - Руби с восхищением посмотрела на растение.
        В один из невероятно жарких дней в начале июля Дэвид арендовал у одного знакомого профессора моторную лодку, и они направились на север по покрытой зыбью реке Гудзон.
        - Это невероятно, - сказала Руби, приподнявшись над ветровым стеклом. - Наверное, точно так же чувствуют себя существа, умеющие летать.
        Дэвид дал полный газ, и лодка понеслась по водной глади еще быстрее.
        Силья почувствовала себя невероятно свободной. Неужели такое испытываешь всегда, когда находишься на воде? Если это так, то ей стоит кататься на лодке чаще.
        Они приблизились к «нафталиновому флоту» - кораблям, стоящим на якоре у западного берега реки.
        - О! Мне всегда было интересно - каково это находиться среди этих кораблей! - воскликнула Руби.
        - Так давай узнаем. - Дэвид сбавил скорость и направил моторку между двумя высокими грузовыми кораблями.
        Здесь почти не было ветра, и поверхность воды выглядела гладкой точно стекло. Силья была поражена. Со стороны казалось, будто флот каким-то образом укротил непослушную реку. Дэвид легко лавировал между кораблями, направляя лодку то в один, то в другой водный коридор. Мимо проносились другие моторные лодки. Некоторые из них тащили лыжников. Руби и Силья махали смельчакам, и те, держась за рукоятку троса одной рукой, махали им в ответ.
        - Я не раз слышала, что здесь почти не бывает ветра, но никогда в это не верила, - сказала Силья. - А теперь убедилась, что это правда.
        Они поплыли в небольшую гавань, располагавшуюся как раз напротив Стоункилла, по другую сторону реки, и Силья подумала о Генри, который сейчас находился в лесу и занимался тем же, чем всегда, когда их с Руби не было дома.
        Дэвид заглушил мотор и бросил якорь.
        - Давайте остановимся здесь ненадолго и полюбуемся видами.
        Лодка мягко покачивалась на невысоких волнах.
        Силья взяла с собой фотоаппарат с заправленной в него пленкой на двенадцать кадров.
        - Сфотографируй нас с Руби, - попросила она, протягивая фотоаппарат Дэвиду.
        Сделав несколько снимков, Дэвид вернул фотоаппарат Силье, и та, немного поколебавшись, спросила у дочери:
        - Можно я сфотографирую вас двоих?
        Руби долго смотрела на мать, не произнося ни слова. Силья знала, о чем думает девочка: если у них окажутся фотографии Дэвида, что сделает Генри, внезапно их обнаружив?
        - Все в порядке, - мягко произнесла Силья. - Ради этого стоит рискнуть.
        Так оно и вышло. Фотографии, на которых были изображены все трое, стали для Сильи настоящей драгоценностью.
        Руби согласилась.
        - Они чудесны, - сказала она, спустя неделю листая альбом, в который Силья вставила фотографии. - Идеальное напоминание об идеальном дне. Мы выглядим как настоящая семья - мама, папа и ребенок. - Она осторожно провела указательным пальцем по фотографии, на которой была запечатлена вместе с Дэвидом, и призналась: - Мне очень хотелось бы, чтобы Шепард был моим отцом. Я знаю, что говорить такие вещи ужасно, но мне правда очень этого хотелось бы.
        Силья знала, что, согласившись с Руби, поступит неправильно, поэтому ответила просто:
        - Я понимаю, что ты чувствуешь.
        - Что ж… - Руби вернула альбом матери. - Полагаю, мы должны быть благодарны за то, что имеем, и за то, что ничто не может нас разлучить.
        Глава 57
        Энджи
        Утром, пока я готовила кофе, Пол постучался в комнату племянницы.
        - Руби, выходи! Тебе нужно поесть, а затем мы отправимся в офис мистера Курца.
        Он попытался открыть дверь, но та оказалась запертой изнутри.
        - Странно, - нахмурился муж. - Энджи, у тебя есть шпилька для волос?
        Полу потребовалась всего пара минут и моя шпилька, чтобы справиться с замком. Он повернул ручку и распахнул дверь. Комната оказалась пуста, что меня совершенно не удивило.
        Казалось, Пол тоже не удивился. А впрочем, откуда мне знать, что он чувствовал и думал на самом деле?
        - Нужно было лучше за ней приглядывать, - вздохнул муж. - Оставайся здесь, а я проверю в лесу.
        Я ничего не ответила, лишь проследила взглядом, как он вышел на узкую тропу и исчез за деревьями.
        Вернулся Пол весьма расстроенный.
        - Руби там нет. Конечно, она легко может спрятаться за стволом любого из этих деревьев, к тому же знает лес как свои пять пальцев, но я прошелся по округе и… - Он пожал плечами. - У меня сложилось впечатление, что в лесу искать бесполезно.
        - И куда же ты пойдешь?
        Пол выглядел таким растерянным, что на мгновение мое сердце растаяло, но потом я вспомнила, что его ничто не может сбить с толку. Узнать, когда он был настоящим, а когда - нет, не представлялось возможным.
        Зазвонил телефон, и Пол бросился к нему. Некоторое время он слушал звонившего, а потом ответил:
        - Да, я понимаю. Конечно… да, мы с радостью поможем. Спасибо. Скоро выезжаем.
        Он повесил трубку и повернулся ко мне:
        - Звонили из полиции. Внезапно все в доме стало вещественным доказательством, и нас просят на несколько дней переехать в отель, чтобы они могли все здесь как следует осмотреть. - Сделав глоток кофе, Пол поставил кружку на столешницу. - Надо позвонить твоим родителям и сообщить, что мы не сможем вернуться домой завтра. Возможно, нам придется задержаться еще на несколько дней. Но мы должны это сделать ради Руби. Полицейские не хотят оставить ее в покое, а мы не можем бросить ее на произвол судьбы. Кто знает, что именно они ищут?
        - Но… почему? Полиция действительно может так сделать - просто войти в дом и перевернуть все вверх дном?
        Пол пожал плечами.
        - Очевидно, может. Нужно проконсультироваться с адвокатом. Я разбираюсь в этом не больше твоего, Энджел. А пока нам нужно освободить дом. - Он кивнул в сторону спален. - Упакуй чемодан. Если хочешь, я помогу, например, собрать детские вещи…
        - Нет! - Мой голос прозвучал слишком резко, и я тотчас сменила тон. - Я хотела сказать, тебе вовсе не обязательно этим заниматься. У меня… все разложено так, как мне удобно. Я должна сама сложить вещи, чтобы потом сразу найти нужную.
        Пол улыбнулся.
        - Мне стоило догадаться, что нужно предоставить женщине заниматься своими делами самостоятельно. Только не мешкай, Энджел, ладно? Я пока позвоню мистеру Курцу и твоим родителям, а потом соберу кое-какие вещи Руби.
        - В полиции сказали, что нам лучше переехать в близлежащий мотель, - пояснил Пол, укладывая вещи в багажник арендованного автомобиля. - Нас уже ждут. Округ оплатит проживание. Нам посоветовали расслабиться и отдохнуть. А когда можно будет ехать домой, нас известят.
        - А что говорит мистер Курц? Это законно?
        Пол кивнул.
        - Он сказал, что у полиции есть ордер. Так что мы ничего не можем поделать.
        Когда мы отъехали от дома, на лице Пола возникло насмешливое выражение.
        - Не представляю, что они надеются найти. И если что-то найдут, будет ли это иметь вес в суде? Сомневаюсь. Все это место уже скомпрометировано. Сколько времени прошло с момента обнаружения тела Генри? Неделя? Ни за что не поверю, что суд примет во внимание любую найденную в этом доме улику.
        Пол старался излучать уверенность, и все же я уловила в его голосе нотки сомнения, но он продолжал распаляться и от этого все больше убеждался в собственной правоте.
        - Сколько людей побывало в доме, начиная с двадцать шестого сентября? Ты, я, Руби, малыш, полицейские вчера утром. Даже негритянка, прости господи.
        - Ради бога, Пол, - осадила я его, - только не говори, что ты в чем-то подозреваешь эту славную женщину.
        - Славную? - усмехнулся муж. - Да у нее на лице все написано. Она из тех, кто всё знает, но молчит до тех пор, пока это выгодно. Хитрая и изворотливая. Я понял это сразу, как только ее увидел. Зря я позволил тебе пригласить ее в гости. И зря оставлял ее с Руби наедине.
        Глупость какая! Я отвернулась к окну.
        - Прости, Эджел, - Пол тронул меня за плечо, и, обернувшись, я увидела в его глазах неподдельное раскаяние. - Все это так ужасно. Никогда раньше мне не приходилось заниматься чем-то подобным. Все, что я хочу, это вернуться домой и оплакать Генри. А потом вновь заняться живописью… - Голос Пола сорвался.
        Он играл свою партию профессионально. Что ж, если может он, то и я смогу.
        - Все хорошо, - мягко произнесла я, накрыв его руку своей. - Все хорошо, Пол. Я здесь, с тобой. Мы пройдем через это вместе.
        Как только мы разместились в мотеле, Пол снова надел куртку и пояснил:
        - Хочу поискать Руби. Кажется, я знаю, где она.
        - И где?
        - Пока не скажу. Просто поверь мне, ладно?
        Убедившись, что муж сел в автомобиль и выехал со стоянки, я достала из кошелька визитную карточку Джин Келлерман, провела пальцами по тисненным буквам адреса «Стоункилл газетт» и вызвала такси.
        Редакция газеты располагалась в небольшом здании в центральной части города. Когда я вошла внутрь, над дверью звякнул колокольчик. Откуда-то доносился гул, и я решила, что это работает печатный станок.
        Администратор поприветствовала меня и спросила, чем может мне помочь. Однако, прежде чем я успела ответить, Джин Келлерман поднялась из-за стола в дальнем конце комнаты и подошла ко мне.
        - Энджи, так приятно видеть вас снова.
        Кивнув, я спросила, могу ли видеть пятничный выпуск газеты.
        Передав мне экземпляр, Джин вернулась к работе. Я же села перед столом администратора и, держа малыша на коленях, развернула газету сразу на третьей странице.
        «(Продолжение. Начало на странице 1).
        Гласс, на протяжении нескольких лет наносивший визиты в Стоункилл, обвинялся в компрометирующей связи с ученицей средней школы нашего города. Ему не было предъявлено официального обвинения, но, по словам девочки, мистер Гласс оказывал ей внимание, когда она посещала дом директора школы миссис Хоук по ее же собственной просьбе. Девочка должна была выгуливать собаку миссис Хоук. На тот момент мистер Гласс проживал в доме директора, хотя пара и не была расписана. После инцидента мистер Гласс покинул Стоункилл, и было неизвестно, вернется ли он сюда еще когда-нибудь.
        Узнав о том, что мистер Пол Гласс вернулся в Стоункилл в связи со смертью своего брата и исчезновением невестки - на этот раз в сопровождении жены и малолетнего сына, - наш репортер попыталась связаться с семьей девочки, вовлеченной в происшествие 1951 года, однако ее родственники отказались давать какие-либо комментарии.
        Миссис Хоук в своем заявлении сказала лишь следующее: «Учителя и ученики средней школы Стоункилла очень опечалены известием о кончине отца одной из наших учениц. Мы скорбим всем коллективом и молимся о том, чтобы наша ученица и ее семья как можно скорее оправились от этой потери».
        В загадочном деле осталось множество вопросов без ответа. Как и множество загадок, которые предстоит отгадать полиции, не говоря уже о юной и невинной миссис Энджи Гласс».
        Я аккуратно сложила газету и положила на журнальный столик. Джин Келлерман, поймав на себе мой взгляд, подошла и села рядом.
        - Я могу что-нибудь для вас сделать?
        Ее голос звучал на удивление мягко. Сейчас она совсем не напоминала охотящуюся за сенсацией журналистку. Скорее друга. Она говорила со мной, как одна из моих сестер, и я заморгала, чтобы прогнать непрошеные слезы.
        - Спасибо, Джин, но нет. - Я встала.
        Джин поднялась следом за мной и наклонилась к моему уху.
        - Я слышала, полицейские еще раз допрашивали Руби.
        Я кивнула.
        - Да, но обвинения не предъявили. Впрочем, полагаю, что вам это тоже уже известно.
        - Верно. - Джин посмотрела в окно, а затем снова перевела взгляд на меня. - Энджи, вы ведь знаете, что Руби вызвали вовсе не из-за моей статьи. Полиция не затевает расследований на основании журналистских предположений. Должно быть, случилось что-то еще, раз они начали подозревать Силью.
        - Но я ничего не знаю. Пол говорит, что ему тоже ничего не известно.
        Я замолчала. Не было нужды говорить Джин о том, что я не верила Полу.
        Миссис Келлерман тоже молчала, очевидно, обдумывая, что ответить.
        - Знаете, - наконец произнесла она, - возможно, вы захотите поговорить с Кристиной Хоук. Она и Силья… Словом, одно время они считались подругами. Только не стоит использовать инцидент с вашим мужем против Кристины. Порой она рубит с плеча, но делает это из лучших побуждений.
        Я спросила, как попасть в школу, и Джин ответила, что здание находится всего в нескольких кварталах отсюда.
        - Вот… - Она взяла со стола администратора одну из визитных карточек и написала на обратной стороне номер телефона. - Это мой домашний. Можете звонить в любое время, Энджи. Слышите, в любое.
        Школа располагалась на склоне холма, неподалеку от центральной части города. Отдышавшись после долгого подъема в гору с ребенком на руках, я зашла внутрь и нашла кабинет секретаря.
        - Миссис Хоук вас ждет? - поинтересовалась секретарь, когда я спросила, здесь ли директор и могу ли я с ней поговорить.
        - Нет… в общем, я по личному делу. Всего на несколько минут. - Я прекрасно осознавала, как выгляжу со своим носом-кнопкой и ободком в волосах. Если бы не ребенок, меня вполне можно было принять за школьницу.
        - Что ж, присядьте, мисс, я узнаю, примет ли она вас.
        - Мэм, - поправила я секретаря. - Не мисс, а мэм.
        Но она уже отвернулась и разговаривала с кем-то по переговорному устройству, так что либо не слышала, что я сказала, либо просто не обратила внимания на мои слова.
        Глава 58
        Руби
        Рано утром Руби дошла до аптеки на углу, бросила десять центов в прорезь телефона-автомата, расположенного рядом, и коротко поговорила. Потом вернулась окольными путями через кладбище и спряталась в лесу. Не слишком далеко, но и не слишком близко от дома, так, чтобы видеть и слышать, что происходит в «птичьей клетке», но чтобы ее саму не было видно в окна.
        Вскоре дядя Пол и тетя Энджи уехали, но Руби продолжала сидеть на камне, обняв колени руками.
        Через некоторое время Руби направилась в дом, вошла в свою комнату и внимательно осмотрелась. Она сожалела лишь о том, что придется оставить книги. Схватив с полки роман «Убить пересмешника», она сунула его в сумку.
        В комнате матери она взяла еще кое-что и спрятала глубоко на дне сумки. Найденную в гостиной шаль бабушки тоже прихватила с собой.
        После этого Руби вернулась в лес.
        Глава 59
        Энджи
        Миссис Хоук крепко пожала мне руку и не поморщилась, когда я назвала свое имя.
        - Миссис Гласс, приятно познакомиться с вами. И с вашим маленьким сыном. - Она перевела взгляд на сидевшего у меня на коленях Пи Джея.
        Отыскав в сумке погремушку, я дала ее ребенку.
        - Спасибо, что… нашли время встретиться со мной, - произнесла я и тотчас же возненавидела сквозившую в голосе неуверенность.
        - Что я могу сделать для вас, миссис Гласс?
        Я не знала, как начать. Я ожидала, что директор станет выражать соболезнования или спросит о Руби, но миссис Хоук откинулась на спинку стула и ждала.
        - Я… в общем, я пришла, чтобы поговорить с вами о… - Я опустила глаза, почувствовав, как вспыхнуло лицо, но потом снова посмотрела на директрису. Это же просто смешно. Мне необходимо взять себя в руки. Я набрала в грудь воздуха и произнесла: - Я просто хотела узнать, что вам известно о семье Гласс. Что, по-вашему, произошло с Генри и Сильей?
        - Насколько я поняла, Генри принял яд. Имеется предположение, что это самоубийство. - Миссис Хоук поморщилась и принялась перекладывать бумаги на столе. - Такая трагедия. Должно быть, Пол и Руби чувствуют себя ужасно.
        В ее голосе слышалось сочувствие, но мне оно показалось неискренним. Очевидно, этой женщине было ни капли не жаль ни Пола, ни даже Руби.
        Неужели она считала, что Силья убила Генри, и Руби знает об этом? Если здесь вообще имело место убийство.
        - А Силья? - спросила я. - Как вы думаете, где она?
        - Ах, Силья. Она может быть где угодно, не так ли? - Директор улыбнулась и взглянула на меня так, словно ожидала подтверждения.
        - Руби вчера допрашивали, - выпалила я. - Полицейские хотели знать, что ей известно о смерти отца. Они… Они подозревают, что Силья убила своего мужа.
        На лице миссис Хоук отразилась задумчивость, как если бы она собиралась с мыслями.
        - А вы верите в это, миссис Гласс? - наконец спросила она. - Думаете, Силья могла его убить?
        - Не знаю, - призналась я. - Именно поэтому я здесь. Я подумала, что вы можете… - Наши взгляды встретились. - Вы ведь знали Силью, не так ли? Вы подруги. Ну или были таковыми когда-то.
        Миссис Хоук осторожно посмотрела на меня.
        - Да, это правда. Когда-то мы с Сильей дружили.
        - Вы не пришли на похороны ее мужа. - Я одарила директора, как мне показалось, суровым взглядом. - Даже если вы знали, что Сильи там не будет, могли бы прийти, чтобы оказать поддержку семье. Вы могли бы поддержать Руби.
        - Это сделала мисс Уэллс, - заметила она. - Мы сочли, что так будет более чем достойно.
        - Потому что у вас был роман с моим мужем? - напрямик спросила я. - Знаете, я ведь читала статью в пятничной газете.
        Миссис Хоук тихо засмеялась.
        - Не сомневаюсь. Послушайте, миссис Гласс, не придя на похороны, я попыталась проявить сострадание по отношению к вашему мужу. Не думаю, что он хотел бы меня видеть. - Она подалась вперед. - В последние годы я стала очень неприятна Полу. И Генри тоже. Возможно, вам это известно. Братья Гласс меня просто не переваривали.
        - Почему? Я могу понять Пола, но при чем тут Генри?
        - Генри Гласс считал меня коммунисткой, - фыркнула миссис Хоук. - Он не первый выдвинул такое обвинение. В маленьком городке - пусть даже таком, который обманчиво считает себя ультрасовременным, - совсем не трудно заработать обвинение в чем-то подобном. Стоит только нанять чернокожую учительницу литературы в школу, где подавляющее количество учеников белые. Сделайте это и считайте, что ваша судьба предрешена.
        - Мисс Уэллс.
        - Да. Я долго воевала с отделом среднего образования за возможность взять ее на работу. Мисс Уэллс была - и есть - лучшая из лучших, но они этого не видели. Так же как и Генри. Он считал меня другом негров, другом социалистов и евреев, другом всех, кто хоть чем-то отличался от остальных. Для него это значило, что я коммунистка. Разве не так, миссис Гласс?
        Я не знала, что и думать.
        - И вот являетесь вы, - продолжала директор, - и сидите в моем кабинете с ребенком на руках, точной копией своего отца - моего бывшего любовника…
        При этих словах я поморщилась, но миссис Хоук, похоже, ничего не заметила.
        - И обвиняете меня… собственно говоря, в чем?
        - Я вовсе вас не обвиняю! - воскликнула я. - А просто хочу получить ответы на некоторые вопросы.
        - Пол знает, что вы здесь?
        Я покачала головой.
        - Что ж, миссис Гласс, - произнесла директор, и я уловила в ее голосе насмешливые нотки. - Могу сказать лишь одно: Силья оказалась в отнюдь не простой ситуации, поскольку Генри был сумасшедшим.
        - Сумасшедшим? - Такое определение показалось мне слишком жестким даже в устах этой резкой женщины.
        Миссис Хоук презрительно рассмеялась:
        - Генетическая наследственность, верно?
        Я снова покачала головой.
        - Прошу прощения, но я вас не понимаю.
        Миссис Хоук долго смотрела на меня, а потом наконец произнесла:
        - Скажите, миссис Гласс, как давно вы знаете Пола?
        Я нервно заерзала на стуле и крепче обняла малыша за талию.
        - Чуть больше года. Мы познакомились прошлым летом, когда вместе работали в отеле.
        - А, понимаю, - кивнула она. - И как много он рассказал вам о своем происхождении?
        - Своем… происхождении?
        - Да. О том, откуда он родом.
        - Он из Калифорнии, - решительно ответила я. - Они с Генри выросли в долине виноградников.
        Миссис Хоук снова кивнула.
        - Так и есть. Вы же знаете о его родителях, верно?
        - Только то, что они умерли. А что еще мне нужно знать?
        Директор посмотрела на меня с недоверием и тихо протянула:
        - Стало быть, ничего не знаете. Бедное дитя.
        - Миссис Хоук, - я недовольно поджала губы, - при всем уважении, мэм, я уже не ребенок.
        - Нет, конечно, нет. - Она улыбнулась и снова начала перебирать бумаги. - И как взрослая женщина - как жена и мать - вы заслуживаете, чтобы узнать правду о семье мужа. Если Пол вам ничего не рассказал, тогда это сделаю я. - Она откинулась на спинку стула. - Пол обычно пьет не слишком много. Уверена, вам это известно.
        Я кивнула, и миссис Хоук продолжила:
        - Но однажды вечером он здорово перебрал. В то время с ним случалось подобное время от времени. И вот в тот самый вечер он рассказал мне все о своей семье - то, чего, очевидно, не рассказал вам.
        Я открыла было рот, но промолчала, испугавшись, что она вдруг передумает и ничего не расскажет, однако этого не случилось.
        - Пол и Генри росли в семье, где родители постоянно ругались. Если подворачивался хоть малейший повод поссориться, они ссорились. Отец начинал орать, а мать расстраивалась. Они делали жизнь друг друга невыносимой, но, несмотря на взаимное презрение, оба были убежденные католики, регулярно посещали церковь, так что развод исключался. Пол говорил, что мать могла быть вполне милой и любящей, когда рядом не было отца. В остальное же время… - Миссис Хоук покачала головой. - Каждый день родители Пола и Генри находили повод для разногласий, начиная от степени накрахмаленности простыней и заканчивая сортом джема на завтрак или неоплаченным счетом за газ. Перепалки эти не всегда оставались словесными. Зачастую дело доходило до рукоприкладства. По словам Пола, кулаки пускали в ход оба. Но в конце концов мать решила воспользоваться отнюдь не кулаками и попыталась убить мужа.
        - Попыталась… что?
        - Так сказал Пол, - ответила миссис Хоук. - Мать повсюду носила с собой японский пистолет марки «Намбу», который купила у какого-то парня, работавшего на виноградниках. Однажды вечером она отправилась в местную таверну, зная, что обнаружит там мужа и сыновей, и выстрелила. К счастью, стреляла она не слишком хорошо. Пуля поцарапала старику ухо, но больше никому не причинила вреда. В тот вечер в питейном заведении было не слишком людно, иначе она могла бы убить кого-нибудь ненароком. - Директор на мгновение замолчала. - Увы, на этом история не закончилась. Старший мистер Гласс не смог пережить шока. У него случился сердечный приступ, и он рухнул на пол прямо на глазах жены, сыновей и остальных посетителей.
        - Какой ужас, - прошептала я.
        Миссис Хоук кивнула.
        - Приехавшие полицейские забрали миссис Гласс в участок. Ей выдвинули обвинение в попытке убийства, но адвокату удалось доказать, что она потеряла рассудок. Поэтому ее упекли не в тюрьму, а в местную психушку. Это разбило Полу сердце. Он обожал мать. Сказал, что, если бы отец относился к матери чуть любезнее, она не решилась бы на столь отчаянный шаг.
        - Но, судя по всему, она тоже была с мужем не слишком-то любезна, - заметила я.
        - Думаю, для Пола это не имело значения, - ответила миссис Хоук. - Он уехал из родных краев, потому что не мог вынести того, что мать находится в неволе. По какой причине уехал Генри, мне неизвестно. Полагаю, ему просто все надоело. Не знаю, возвращался ли кто-нибудь из них с тех пор домой.
        - Пол ездил на похороны матери, - сказала я. - Не знаю, один или с братом. Это было до того, как мы познакомились. А больше он ничего не рассказывал.
        - Что ж, теперь вы все знаете.
        Я крепко обняла Пи Джея.
        - Ума не приложу, что теперь делать.
        - Послушайте, миссис Гласс… - Директор постучала карандашом по столу. - Я не знаю, как вам помочь, но могу с уверенностью сказать лишь одно: чем больше вы будете знать, тем лучше будете подготовлены. Верно?
        Я настороженно взглянула на нее.
        - Подготовлена… к чему?
        - Миссис Гласс, я и так уделила вам очень много времени. - Миссис Хоук встала из-за стола. - Вам лучше вернуться домой, пока вас не хватились.
        Я тоже поднялась.
        - Спасибо.
        Миссис Хоук кивнула и посмотрела на меня сверху вниз.
        - И еще одно. У семейства Гласс огромное количество скелетов в шкафу. В Стоункилле все об этом знают и поэтому стараются с ними не общаться. Но вам стоит иметь в виду, что Пол знает и всегда знал, что происходит в этой стеклянной крепости в лесу.
        Когда я вышла из кабинета, прозвенел звонок, пробудивший во мне воспоминания. Ведь всего несколько лет назад я тоже ходила по коридорам средней школы, прижимая к груди учебники, а не ребенка.
        Направляясь к выходу, я вдруг услышала свое имя.
        - Миссис Гласс, это вы?
        Развернувшись, я увидела мисс Уэллс, стоявшую в дверях одного из классов, и неохотно подошла к ней. Мне было нужно оказаться в мотеле до возвращения Пола, но и показаться невежливой тоже не хотелось.
        - Приятно видеть вас снова. - Учительница отошла в сторону, чтобы пропустить учеников. Все трое поприветствовали ее. В ответ она пожелала детям доброго утра и хорошего дня, после чего снова повернулась ко мне. - Что привело вас в школу, миссис Гласс?
        - Я… я приходила поговорить с миссис Хоук… о… - Ложь быстро пришла на ум. - Мистер Гласс хотел узнать, можно ли Руби еще некоторое время провести дома. Он попросил меня обсудить это с миссис Хоук.
        - Это разумно, - кивнула мисс Уэллс. - Я могу составить для Руби список заданий, чтобы она не отстала от класса. Уверена, что другие учителя согласятся сделать то же самое. Я поговорю с миссис Хоук.
        Я кивнула, хотя и понимала, что моя ложь будет раскрыта. Но поделать с этим я уже ничего не могла.
        - Как Руби? - спросила мисс Уэллс.
        Малыш начал извиваться у меня в руках, и я перехватила его поудобнее.
        - Справляется.
        Мисс Уэллс молча посмотрела на меня, а потом дотронулась до моей руки.
        - Миссис Гласс, Руби нужна мать.
        - У нее есть мать. Уверена, что здравый смысл восторжествует и Силья вернется к дочери. - Но едва я произнесла эти слова, как поняла, что вероятность подобного исхода ничтожно мала.
        Учительница медленно кивнула.
        - Я молюсь, чтобы так и случилось, но сейчас Руби необходим кто-то, кто о ней позаботится. Возможно, не так, как об этом малыше… - Она улыбнулась Пи Джею. - Но Руби и правда нужна материнская забота.
        Я не нашлась, что сказать, и вдруг осознала, что мисс Уэллс скорее всего намного старше меня, и почувствовала себя неуютно.
        Я кивнула учительнице и сделала шаг назад.
        - Спасибо. Я запомню ваши слова.
        Глава 60
        Силья
        1960 год
        Все будет хорошо, убеждала себя Силья, вернувшись домой удушливым июльским вечером. Собираясь ложиться спать, она вынула диафрагму и тотчас же поняла, что наверняка вставила ее неправильно. Господи, какая глупая и непростительная ошибка.
        Но все должно быть нормально. Ей тридцать восемь лет. К тому же произошло подобное лишь однажды. Так что вероятность беременности очень и очень мала.
        - Нужно найти какой-то выход из сложившейся ситуации, - сказала Силья Дэвиду в конце августа. - Я больше не могу так жить. Особенно теперь, когда вижу, какой счастливой сделало Руби общение с тобой. Теперь, когда… - Она осеклась, и на ее губах заиграла улыбка. Силья вздохнула. - Мне разрывает сердце мысль, что мы просто не можем быть вместе. Меня убивает то обстоятельство, что Генри стоит на пути… всего.
        Силья ехала на своем автомобиле в сторону моста Бэр-Маунтин. Руби отказалась поехать с ней, так как ее поглотил новый роман, написанный некой Харпер Ли. Несмотря на то что уже прочитала его от корки до корки, Руби сказала, что хочет остаться дома и начать читать заново.
        Было рискованно находиться так близко к Стоункиллу и Генри, но Силья любила ездить по этой дороге, когда не могла придумать, куда отправиться. Ей нравились повороты и то, как дорога поднимается все выше и выше до тех пор, пока не переходит в подвесной мост, парящий над рекой на высоте ста пятидесяти футов.
        Но сегодня она вынуждена была признать, что резкие повороты действуют на нее не слишком хорошо. Внезапно к горлу Сильи подкатила тошнота, и она сбавила скорость, чтобы глотнуть свежего воздуха.
        Дэвид озабоченно посмотрел на нее с пассажирского сиденья.
        - Все в порядке?
        - Да, уже прошло, - заверила она любимого.
        - Хочешь, я поведу?
        Силья покачала головой.
        - Нет, за рулем сидеть лучше, чем на пассажирском месте. Так я буду знать, когда приближается поворот.
        Они повернули в сторону моста и поехали следом за редкими автомобилями. День выдался ясным и теплым, но ветер с реки нес прохладу. Силья посмотрела вниз и увидела большой прогулочный пароход с колесами по бокам, совершавший поездки из города на север каждую субботу и воскресенье. Туристы смотрели вверх и махали проезжавшим по мосту автомобилям. Силья и Дэвид помахали в ответ, хотя и знали, что находятся слишком высоко, чтобы их можно было разглядеть с палубы.
        Дэвид провел рукой по седеющим волосам, растрепавшимся от порывов ветра, влетавшего в полуоткрытое окно, и сказал:
        - Остановись, когда проедешь мост. У меня для тебя кое-что есть.
        Миновав участок с круговым движением и припарковавшись у въезда в государственный парк Бэр-Маунтин, Силья припарковалась. Дэвид достал из кармана бледно-голубой футляр для драгоценностей и протянул ей:
        - Открой.
        Внутри находился выполненный в виде слезы сапфир на серебряной цепочке. Силья приподняла его, и камень блеснул в лучах полуденного солнца.
        - Какая красота, - прошептала она. - Мне очень нравится цвет.
        - Я знал, что тебе понравится, - кивнул Дэвид.
        Силья повернулась к нему.
        - Но почему…
        Прежде он не дарил ей дорогих подарков. Дэвид платил за ужины в ресторанах и за номера в гостиницах, дарил цветы - часто те, которые выращивал в своей лаборатории, - но еще никогда она не получала ничего подобного.
        Дэвид достал украшение из футляра и застегнул его на шее Сильи.
        - Я подумал, стоит как-то отпраздновать то, что у нас есть, и то, чего мы с таким нетерпением ждем… - Он пожал плечами.
        Посмотрев в зеркало заднего вида и полюбовавшись ярким переливающимся камнем, Силья крепко обняла Дэвида и хрипло произнесла:
        - Я так сильно тебя люблю. И хочу всегда быть с тобой.
        - Силья, любовь моя. - Дэвид осторожно снял с нее очки и поцеловал в губы.
        Силья вздохнула и прикрыла глаза, желая остаться здесь навсегда.
        Если бы она только могла придумать способ сделать это.
        Глава 61
        Энджи
        Я быстро шла по круто спускавшейся дороге в сторону города и крутила головой по сторонам в поисках телефона-автомата, чтобы вызвать такси. Рассказанное миссис Хоук никак не выходило из головы.
        Что еще утаивает от меня Пол? Какие еще секреты хранит?
        Ну почему я влюбилась в него так сильно? Почему была такой доверчивой?
        Я нахмурилась. Виной всему слова матери: «Доверяй своему мужчине. Найди мужчину, которому сможешь доверять, и позволь ему решать все твои проблемы. Расти детей, а обо всем остальном забудь».
        Я посмотрела на Пи Джея. Мой сын такой маленький, такой невинный, у него впереди целая жизнь. Кто знает, что она ему уготовила? Я была рада, что у меня родился именно мальчик. Мальчикам в жизни легче.
        И так было всегда.
        И все же, напомнила я себе, у сенатора Кеннеди молодая жена - не многим старше меня - со своими интересами и мнением. Недавно я прочитала, что до замужества миссис Кеннеди работала фоторепортером. Это было так смело! Я была уверена, что мне пришлось бы по душе нечто подобное.
        А мисс Уэллс? Она сломала существующие барьеры. Она вполне могла бы работать в районе, населенным чернокожими, но выбрала должность, которая оплачивается более высоко. Я пришла к такому выводу за ужином, когда очень хотела, но так и не решилась спросить, почему мисс Уэллс приехала работать в Стоункилл.
        Я почувствовала, как мое лицо заливает краска стыда. Неудивительно, что мисс Уэллс вела себя так, словно держала оборону. Наверное, она полжизни пыталась защититься, чтобы получить возможность делать то, что сделал бы любой умный человек: стать наиболее успешным.
        И посмотрите на нее сейчас. Ее уважают. Может, и не все, но ученики и директор наверняка. А для нее именно они важнее всего.
        Могла бы я сделать то же самое? Могла бы стать уважаемой? Стать женщиной, способной на смелые, авантюрные поступки?
        Или уже слишком поздно?
        Машина Пола въехала на парковку почти одновременно с моим такси.
        - Черт, - тихо выругалась я себе под нос и тронула водителя за плечо. - Не могли бы вы высадить меня за углом, позади мотеля?
        Когда я отворила дверь нашего номера, Пол поднялся с кресла.
        - Энджел, где ты была? Почему уходишь, не сказав ни слова?
        - Я… мне просто необходимо было глотнуть свежего воздуха. Не могу же я сидеть в мотеле целый день. Поэтому мы с Пи Джеем решили прогуляться. - Чем больше я лгала, тем легче мне становилось это делать.
        Пол нахмурился.
        - Что ж, полагаю, хорошо то, что хорошо кончается. Но, пожалуйста, больше так не поступай. Во всяком случае, не исчезай, не оставив записки. Я так за тебя волновался. - Он обнял нас с Пи Джеем. - За тебя и за сына.
        Я улыбнулась, выскальзывая из его объятий. Пол заказал еду в номер и взял с туалетного столика ключи от машины.
        - Я еще не нашел Руби и уже начал беспокоиться. Мне нужно продолжить поиски. А ты оставайся здесь, ладно? Посмотри телевизор или займись еще чем-нибудь. Обещаю, что вернусь как можно скорее.
        Я ничего не ответила, а когда за мужем закрылась дверь, выглянула на улицу из-за занавески. Пол сел в припаркованную у мотеля машину и уехал.
        Мне хотелось позвонить Кэрол Энн, Джойс или Элис и все рассказать, но я не знала, могу ли сделать это из номера. Как это будет оплачиваться? Или округ заплатит и за разговор тоже? К тому же все так запуталось, что я не знала, как объяснить это своим домашним. Я даже не знала, с чего начать.
        Может, стоит позвонить Джин Келлерман? Нет, это глупо. В редакции Джин проявила сочувствие, но мне не стоило забывать, что прежде всего она жадный до сенсаций репортер, а вовсе не друг.
        Когда доставили еду, я съела один сандвич и пошла укладывать Пи Джея. Уложив малыша в кроватку с бортиками, специально принесенную для него, я принялась тихонько напевать и поглаживать ему спинку, пока не уснул. Сидя на стуле рядом с кроваткой, я тоже задремала.
        Меня разбудил яркий свет автомобильных фар за окном, а через минуту в комнату вошли Пол и Руби. Я приложила палец к губам, указав на спящего малыша, и Пол осторожно прикрыл дверь.
        - Ты в порядке? - спросила я девочку, неловко заключая ее в объятия.
        Руби прошептала так тихо, что я едва расслышала:
        - Я доверяю вам, тетя Энджи. - И громко, чтобы это услышал Пол, добавила: - Да, в порядке.
        - Руби, тебе стоит отдохнуть, - посоветовал Пол, потирая глаза. - Я собрал тебе кое-какую одежду и прихватил зубную щетку. Извини, но я не знал, что тебе еще может понадобиться.
        Когда мы легли спать, Пол запечатлел на моей щеке сдержанный поцелуй.
        - Не могу дождаться, когда мы окажемся дома, - промурлыкал он, поглаживая мою грудь. - Не могу дождаться…
        Сама того не желая, я отреагировала на прикосновение. Как такое возможно? Как могло тело желать того, что сознание считало неправильным?
        - Скоро мы будем дома, - прошептала я, отодвигаясь подальше.
        Вскоре до моего слуха донесся его мерный храп. Я же никак не могла заснуть и, в конце концов, села на кровати, заметив, что Руби тоже не спит и смотрит на меня.
        Я легонько кивнула, и Руби бесшумно встала, укутавшись в бабушкину шаль.
        Накинув халат, я двинулась в сторону двери, девочка последовала за мной.
        Мы уселись в плетеные кресла, стоявшие на лужайке перед мотелем, оставив дверь номера открытой. Ночь была ясной и прозрачной. Октябрьский воздух холодил кожу. Через открытую дверь мы видели спящего малыша, но не Пола.
        - Значит, ты тоже не можешь заснуть? - спросила я.
        Руби покачала головой.
        - Я рада, что вы не спите, потому что мне нужно с вами поговорить.
        Глава 62
        Руби
        - Что такое, Руби? - спросила тетя Энджи. - Расскажи мне.
        Бросив взгляд на дверь, Руби прошептала:
        - Нужно, чтобы завтра дядя Пол отослал вас домой. Вас и Пи Джея. У него же остались билеты на завтрашний рейс. Необходимо уговорить его посадить вас с малышом на этот самолет.
        Руби вдруг замолкла и начала быстро моргать. Она почти никогда не плакала, поэтому не сразу поняла, что это слезы обожгли ей глаза. Сунув руку за ворот сорочки, она сжала в пальцах сапфировый кулон матери.
        - А как же ты? - спросила тетя Энджи. - Где будешь ты?
        Руби посмотрела на машину дяди Пола, припаркованную совсем рядом. Бампер блестел в лунном свете.
        - Здесь, - произнесла она слова лжи. - Я подожду и узнаю, чего еще хочет от меня полиция.
        - Может, будет лучше, если я тоже останусь? Думаю, тебе нужна поддержка. Тебе нужна… - Взглянув на усыпанное звездами небо, тетя Энджи продолжила: - Тебе нужна мама.
        Руби покачала головой.
        - Если бы все было так просто. Пожалуйста… - Она слышала отчаяние в собственном голосе. - Если вы не можете сесть в этот самолет ради себя или меня, то сделайте это ради Пи Джея. Вам нужно увезти его отсюда, ведь важнее всего, чтобы этот чудесный малыш оказался в безопасности. - Немного помедлив, она продолжила: - У моей мамы и доктора Шепарда должен был родиться ребенок, но он так и не появится на свет.
        Энджи ошеломленно посмотрела на девочку.
        - Почему?
        - Это неважно. Просто этого не случится, вот и все. Я не хочу об этом говорить. - Она отвела взгляд, но потом снова посмотрела на тетю. - У вас хранятся некоторые мои вещи. Мамины фотографии. Письма дяди Пола моему отцу и чертежи. Ведь все это у вас, верно?
        Тетя Энджи кивнула и поднялась из кресла.
        - Эти вещи в рюкзаке малыша. Я их тебе верну.
        Однако Руби удержала ее за руку, и та снова села.
        - Нет, пусть там и остаются. Это идеальное место для них. - Она на мгновение задумалась, а потом продолжила: - Если вы сможете сделать так, чтобы дядя Пол ничего не заметил, переложите фотоальбом к себе в сумку, а все остальное пусть лежит в рюкзаке.
        Энджи с любопытством взглянула на девочку.
        - Почему я должна это сделать?
        - Потому что я вас прошу об этом.
        - В шкатулке твоей матери был конверт… - Тетя Энджи тяжело вздохнула. - Я хотела в него заглянуть, но не стала. А теперь он исчез.
        - В том конверте был альбом с фотографиями. Я его забрала, а потом отдала вам, так как знала, что у вас он будет в безопасности. - Руби придвинулась ближе. - А вы… у меня было еще одно письмо.
        Энджи долго смотрела на племянницу мужа, прежде чем ответила:
        - Оно тоже у меня. Именно из-за этого письма я считаю неразумным оставлять тебя здесь одну наедине с Полом.
        Руби понимала, почему тетя Энджи придерживалась такого мнения, и все же сказала:
        - Я доверяю вам, теперь вам придется довериться мне. Я знаю, как справиться с дядей Полом. Это письмо - улика. Оно указывает на дядю Пола, ну или во всяком случае вызывает подозрения. Дядя Пол считает, что письмо нашел мой отец и оно где-то в доме. - Руби умоляюще посмотрела на тетю Энджи: - Прошу вас… вы не можете сказать ему, что оно у вас.
        Поджав губы, Энджи нахмурилась.
        - Я вообще больше не намерена рассказывать Полу что бы то ни было.
        - Что ж, это разумно.
        Руби не стала рассказывать ей о плане, который придумал дядя Пол.
        «Мы легче выпутались бы из этой истории, если бы нам не пришлось беспокоиться из-за моей жены», - сказал он.
        «А как же Пи Джей?» - спросила его Руби.
        Дядя Пол пожал плечами.
        «Пи Джея мы заберем с собой. Ты сделаешь вид, будто это твой ребенок».
        Руби не могла не признать, что предложение показалось ей заманчивым после всего, что случилось, но это было бы неправильно. Поэтому она сказала дяде Полу, что они не станут так делать.
        «Пи Джей принадлежит тете Энджи. Им нужно быть вместе. В безопасности. Пожалуйста, дядя Пол». - Она взяла его за руку.
        Он нахмурился.
        «Я подумаю. Дай мне немного времени».
        Руби кивнула, но не потому, что была с ним согласна. Просто она знала, что спорить с дядей абсолютно бесполезно. От прикосновения к его руке по ее спине пробежал холодок, и она отстранилась.
        Теперь, сидя рядом с тетей Энджи, Руби остро ощутила ее нерешительность, и на сердце девочки стало тяжело. Если тете Энджи все же удастся благополучно вернуться в Висконсин вместе с Пи Джеем, ей придется до конца своих дней жить с сознанием того, что здесь произошло.
        Руби многое было известно, но она не знала, каково это - верить, что человек тебя любит, а потом узнать, что никакой любви не было и в помине, поэтому она сказала тете Энджи, что ей жаль. Очень-очень жаль.
        Тетя Энджи с минуту молчала, а потом спросила:
        - Руби, ты знаешь, где твоя мама, верно?
        Руби медленно кивнула.
        - Ты мне скажешь?
        Руби не думала на эту тему до тех пор, пока дядя Пол не изложил ей свой план. Отдавая тете Энджи альбом и тем самым приоткрывая для нее завесу тайны, она не собиралась посвящать ее во все детали. Ни тогда, ни потом. Но сейчас Руби поняла, что поступит правильно, если это сделает. Было что-то особенное в том, чтобы довериться тете Энджи без остатка. От этого все, что раньше казалось неправильным, теперь приобретало совершенно противоположное значение.
        Наклонившись к тете Энджи и почти касаясь ее головы своей в холодной октябрьской темноте, Руби начала шепотом рассказывать.
        Когда она замолчала, Энджи откинулась на спинку кресла и, ошеломленно посмотрев на девочку, тихо выдохнула:
        - Святая матерь божья… Нам нужно пойти в полицию. Ты сможешь открыть им кое-что, Руби. Но, конечно, не все. Они уже начали обыскивать дом…
        - Нет, не начали, - перебила Руби. - Это дядя Пол все подстроил, чтобы заставить вас уехать из дома. По телефону с ним говорила я, а вы подумали, что полицейский.
        Тетя Энджи поморщилась.
        - И все равно… полиция может нам помочь.
        - Нам не нужна полиция. Вместо этого мы должны убедить дядю Пола позволить вам улететь домой. А еще необходимо сделать вид, что этого разговора не было.
        - Руби…
        Однако девочка заставила Энджи замолчать, коснувшись ее руки.
        - Тетя Энджи, - проникновенно произнесла она, - просто поверьте, когда я говорю, что мне ничто не угрожает. Но вы с Пи Джеем в опасности, и только это важно.
        Стянув с плеч бабушкину шаль, она положила ее Энджи на колени.
        - Я хочу, чтобы эта шаль осталась у вас. Заберите ее с собой и сохраните для меня.
        - Руби, спасибо. Это было так благородно с твоей стороны, дорогая.
        Руби улыбалась и дрожала одновременно. Без шали ей стало холодно даже в теплом свитере Шепарда.
        Энджи встала из кресла и взяла девочку за руку.
        - Идем в номер. Я попробую поспать, хотя мне нужно столько всего обдумать.
        Глава 63
        Силья
        1960 год
        Вторая беременность не только донимала Силью тошнотой в самые неожиданные моменты, но и делала ее излишне эмоциональной, точно подростка. Силья напоминала сама себе манерную юную звезду вроде Джуди в исполнении Натали Вуд в фильме «Бунтарь без причины», когда та в отчаянии рыдала над тем, во что превратилась ее жизнь.
        По ночам, закутавшись в мягкое одеяло и откинувшись на подушки, выбранные ею за обещанный в рекламе максимальный комфорт, Силья лила крупные горячие слезы разочарования. Как бы ей хотелось сбежать, прихватив с собой Руби и Дэвида. Просто исчезнуть. Сколько раз она мечтала об этом до того, как построила стеклянный дом и полюбила Дэвида.
        Но даже если бы и появилась такая возможность, в чем Силья сильно сомневалась, она потеряла бы все, что имела: дом, работу, - все, ради чего так усиленно трудилась. И это было несправедливо.
        Таких потерь заслуживал Генри, но не Силья.
        Однажды ночью, когда она рыдала в подушку, раздался тихий стук в дверь. Утерев слезы и накинув халат, Силья отворила дверь и увидела дочь.
        - Что такое, дорогая? Все в порядке?
        Руби кивнула.
        - Со мной да. А с тобой?
        Силья выглянула в темный коридор - Генри не было видно - и втянула Руби в комнату.
        - Мне показалось, я что-то слышала. Поэтому и пришла проверить, как ты. - Руби внимательно посмотрела на мать. - Ты плакала, мама?
        - О, Руби. - Силья опустилась на кровать, и слезы снова заструились по ее щекам.
        Руби обняла мать за плечи.
        - Помнишь, как мы сидели, обнявшись, в гостиной на Лоуренс-авеню? Когда мне было грустно, ты всегда делала так, что мне становилось лучше, - тихо и напевно произнесла она. - Может и я смогу тебя утешить.
        - Ты такая замечательная, Руби. Спасибо. - Силья шмыгнула носом, а потом вновь разразилась рыданиями. - Я просто не знаю, что мне делать! Я оказалась в безвыходном положении! Я… - Она осеклась и замотала головой. - Тебе лучше вернуться к себе. Я очень ценю твою заботу, дорогая, правда, но не могу обременять тебя своей ношей. Тебе не нужно знать о взрослых проблемах.
        - Мам, посмотри на меня. - Руби приподняла лицо матери за подбородок, чтобы заглянуть ей в глаза. - Расскажи, что происходит. Возможно, я смогу помочь.
        - Не можешь. Моей беде невозможно помочь. Выхода нет.
        - Просто расскажи, ладно?
        Это было выше ее сил. Точно сломанная машина, у которой отказали тормоза, Силья уже не могла остановиться и, взяв дочь за руку, выплеснула ей все без утайки.
        Она рассказала, что беременна от Дэвида, и ребенок должен появиться на свет будущей весной, если только Силья не предпримет мер в ближайшее время. Решить проблему было возможно, но менее всего она хотела избавиться от ребенка Дэвида. Однако другого выхода попросту не видела.
        - Я лишь хочу, чтобы твой отец дал мне развод и я могла стать женой Дэвида. Но он этого никогда не сделает. - Силья закусила нижнюю губу, ощутив, как к горлу подступает горечь.
        Руби сидела тихо, погрузившись в раздумья, и наконец произнесла:
        - Должен быть какой-то выход.
        Силья покачала головой.
        - Нет. Во всяком случае, я его не вижу.
        Руби сжала руку матери.
        - Мам, я не хочу, чтобы ты переживала. Постарайся не волноваться, ладно?
        Глава 64
        Энджи
        Мы все встали рано, не в силах спать в тесном незнакомом помещении. После завтрака Пол поднялся из-за стола и, посмотрев на меня, сказал:
        - Мне нужно, чтобы ты съездила со мной в дом. Я забыл кое-что из вещей. А Руби останется здесь и приглядит за Пи Джеем.
        Муж застал меня врасплох, и я не знала, как реагировать и что говорить.
        - А как быть с полицией? - наконец спросила я. - Разве они не производят обыск?
        Пол пожал плечами.
        - Нужно попытать счастья. Я оставил в доме кое-что нужное. Если полицейские там, будем надеяться, что они позволят мне войти и взять… необходимое.
        Я спросила, зачем мне нужно ехать вместе с ним.
        - Потому, что я тебя прошу. Просто доверься мне, Энджел, - ответил Пол и бросил на меня такой знакомый томный взгляд.
        А может, я просто думала, что этот взгляд мне хорошо знаком?
        - У меня другая идея, - ответила я, поджав губы. - У тебя ведь остались билеты на самолет, верно? Почему бы тебе не отправить нас с Пи Джеем назад в Висконсин сегодня же? - Я коснулась пальцами руки мужа. - Тебе будет проще сосредоточиться на делах, если мы с Пи Джеем не станем путаться у тебя под ногами.
        Пол на мгновение прикрыл глаза.
        - Я не хочу с вами расставаться. Без тебя я буду чувствовать себя потерянным, Энджел.
        Если бы только это было правдой! Если бы только я могла ему поверить!
        - Пол, - взмолилась я, постаравшись придать своему голосу как можно больше нежности, - я буду намного лучше чувствовать себя дома, вдали от всего этого. И я в тебя верю. Знаю, что ты со всем разберешься, если как следует сосредоточишься. А потом вы с Руби приедете в Дор. Уверена, это случится очень скоро. Пожалуйста, Пол.
        Я ждала, не сводя с мужа глаз. Он с минуту смотрел на меня, а потом перевел взгляд на Руби, которая, казалось, была поглощена яйцами и гренками. Должно быть, она почувствовала на себе взгляд Пола, потому что подняла голову. На короткое мгновение их взгляды встретились. Они ничего не сказали другу другу, и Руби снова принялась за еду.
        Пол повернулся ко мне.
        - Хорошо. Я позвоню твоим родителям и сообщу им, что ты все-таки прилетишь сегодня. Сложи свои вещи и вещи малыша в чемодан, а мне верни мой рюкзак.
        Сидя на корточках спиной к Полу, я вытащила его вещи из чемодана и переложила туда одежду Пи Джея. Упаковка с письмами и чертежами была надежно завернута в стопку чистых подгузников, которую я положила на самое дно. Альбом Сильи я незаметно сунула в свою сумку.
        Руби спросила, можно ли ей прогуляться, пока мы собираемся.
        - Я не буду уходить слишком далеко, - пообещала она Полу. - Просто хочу полюбоваться на реку. Можно?
        Недовольно поморщившись, Пол все же согласился.
        Руби вернулась всего через несколько минут, и мы отправились в аэропорт.
        - Но мне все равно нужно заехать в дом, - бесстрастно произнес Пол, когда мы отъехали от мотеля. - Помнишь, я сказал, что кое-что там забыл.
        - Что именно? - спросила я.
        - Не могу сказать, Энджел. Извини, но некоторые вещи очень личные.
        Я промолчала.
        Свернув на Стоун-Ридж-роуд, мы увидели, что полицейских машин возле дома не было.
        - Копы уехали, - протянул Пол. - Так что нам, похоже, повезло.
        Повезло. Это слово не означало ровным счетом ничего. Я откинулась на спинку сиденья, крепко прижимая к себе ребенка.
        - Идем со мной, - позвал Пол, протягивая мне руку. - Пожалуйста, Энджел.
        Я посмотрела на сидевшую сзади Руби, и та еле заметно покачала головой.
        - Малыш почти заснул, - прошептала я, и это было правдой. Пи Джей прикрыл глазки, пригревшись у меня на коленях. - Я не могу пошевелиться, иначе разбужу Пи Джея. Забирай что хотел, Пол, и едем дальше.
        Муж колебался, не зная, стоит ли продолжать настаивать. Я неотрывно смотрела на него, давая понять, что не передумаю. Руби молча наблюдала за происходящим.
        Наконец Пол быстро пошел к дому, отпер дверь и вошел внутрь.
        Я посмотрела на Руби.
        - Умно, - произнесла она.
        Муж отсутствовал пару минут, а когда вернулся, в руках у него было пусто. Он шел спокойно, насвистывая себе под нос. Складывалось ощущение, что он возвращался всего лишь за галстуком или парой запонок.
        Усевшись на водительское место, он повернулся к Руби.
        - Вот, - сказал он, протягивая ей какую-то блестящую вещицу. - Кажется, это твое.
        Когда Руби забрала у него блестящий предмет, я увидела, что это потертая и местами поцарапанная зажигалка «Зиппо».
        Развернув автомобиль, Пол выехал на шоссе. Никто из нас не обернулся назад.
        В аэропорту я уселась возле своего выхода, держа малыша на руках.
        - У вас целых пятнадцать минут до посадки, тетя Энджи, - сказала Руби, посмотрев на часы, и повернулась к Полу. - Не хочешь прогуляться со мной, дядя Пол? Пожалуйста.
        Наблюдавший за взлетавшими и совершавшими посадку самолетами Пол отвернулся от окна и порылся в карманах. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке и хотел не просто прогуляться, а убежать отсюда без оглядки.
        - Прогуляться, - повторил он. - Хорошо, конечно.
        Руби наклонилась ко мне и прошептала:
        - Ничего не говорите, сделайте вид, что мы просто прощаемся. Я свяжусь с вами, когда смогу.
        Поцеловав Пи Джея в макушку, она поманила Пола.
        - Не успеешь и глазом моргнуть, как я уже вернусь, Энджел, - произнес муж, одарив меня своей ослепительной улыбкой голливудской звезды.
        Я опустила глаза и ничего не ответила. Пол и Руби медленно пошли прочь, как если бы им ни до чего не было дела. Две одинаково высокие худощавые фигуры. Оба хитрые как лисы и свободные как птицы.
        Пи Джей начал капризничать, и я сунула руку в сумку, чтобы достать бутылочку, которую заготовила еще в мотеле. По прибытии в аэропорт Милуоки мне больше ни о чем не придется заботиться. Моя мама всегда была очень организованна и готова к любым неожиданностям. Она наверняка привезет с собой все, что нужно Пи Джею. Я смогу сесть на заднее сиденье и наслаждаться поездкой домой, пока мама будет нянчиться с малышом.
        Мама все возьмет в свои руки, и я перестану быть взрослой.
        Я дала ребенку бутылочку и прикрыла глаза, погрузившись в размышления, но внезапно почувствовала, что кто-то сел рядом со мной. Взглянув на своего соседа, я ошеломленно вскрикнула.
        Это был доктор Шепард.
        - Миссис Гласс, - протянул он руку, - рад видеть вас снова.
        - Но как… почему?.. - От волнения я начала заикаться. - Что вы здесь делаете? - Я огляделась по сторонам. - Вы за мной следили?
        Он кивнул.
        - Но почему? Что вам от меня нужно?
        Пи Джей повернулся к доктору, выпустив изо рта бутылочку, и смесь потекла у него по подбородку. Он громко закричал, и я осторожно вложила соску ему в рот. Не сводя взгляда с доктора Шепарда, сын обхватил бутылочку своими пухлыми ручонками, а я вытерла ему подбородок.
        Доктор Шепард взглянул на малыша.
        - Определенно сын своего отца, несмотря на светлые волосы.
        Я кивнула. Пи Джею и правда многое передалось от Пола.
        - Вы ему расскажете, когда он вырастет? - Доктор Шепард слегка развернулся ко мне.
        - О чем?
        - О его отце.
        Я сжала губы и ничего не ответила. Вместо этого спросила:
        - Это Руби вам сказала, что я здесь? Она специально увела Пола, чтобы он не встретился с вами?
        Доктор Шепард снова кивнул.
        Мы молча ждали, пока малыш допьет молоко.
        - Доктор Шепард, - я перевела дыхание, - мне очень жаль, что так случилось с Сильей. И с вашим ребенком.
        Глава 65
        Руби
        Когда автомобиль выезжал на шоссе, никто из них не обернулся, чтобы посмотреть на дом. Руби была этому рада. Ей не хотелось, чтобы тетя Энджи это увидела. А может, она ничего и не заметила бы, ведь искры были такими маленькими.
        В воскресенье вечером, излагая Руби свой хитроумный план, дядя Пол рассказал, что намеревался сделать, а именно облить комнату брата керосином и, протянув через маленькую дырку в двери веревку, перед уходом поджечь ее конец зажигалкой «Зиппо». Огонь будет медленно пробираться к комнате Генри, а затем небольшая вспышка - и все. Они к этому времени уже успеют уехать, и никто ничего не заметит - ни соседи, ни уж точно тетя Энджи.
        Дядя Пол был уверен, что и чертеж убежища, и его письмо к племяннице находятся в доме, а Руби не стала его переубеждать. Он не сомневался, что его план сработает, и взрыв уничтожит все улики.
        Где он научился подобным вещам? На войне или во время своих путешествий? Кто знает.
        Если уж на то пошло, Руби мало что знала о дяде Поле.
        И вообще пришла пора перестать называть его дядей. Полу вовсе не хотелось, чтобы она воспринимала его таким образом.
        Единственное, что Руби могла сказать о нем наверняка, это то, что он очень умный. Пол знал, как выпутаться из затруднительного положения и исчезнуть. И это его умение Руби очень пригодится сейчас. Словно фокусник, Пол мог сделать так, чтобы она исчезла вместе с ним.
        А позже, если будет необходимо, Руби заставит исчезнуть его. Она вполне на это способна.
        Ведь ей это будет не впервой, верно?
        Глава 66
        Силья
        1960 год
        Вернувшись домой в понедельник вечером, Силья почувствовала тошноту. Снова. Вбежав в свою комнату и швырнув сумку на кровать, она бросилась в ванную комнату и опустилась на колени перед унитазом. Только после того, как приступ миновал, Силья заметила стоявшего в дверях Генри.
        - Какого черта? - спросил он.
        - Кишечный грипп. Хочу немного полежать.
        Она хотела пройти мимо мужа, но тот преградил ей путь рукой.
        - Кишечный грипп, черт бы тебя побрал. - Генри толкнул жену, загоняя ее в самый угол. - Я заходил сюда сегодня, хотел взять кусок мыла, потому что у меня закончилось. И что я нашел? - Генри распахнул настенный шкафчик и потряс контейнером с диафрагмой. - Что, черт возьми, это такое, Силья? Нет, не отвечай. Не произноси ни слова. Я знаю, что это. И очевидно, это не сработало так, как ты ожидала. - Генри покачал головой. - Должно быть, вы очень плодовиты, миссис Гласс. Две незапланированные беременности за всю жизнь. А сколько любовников? - Он прищурился. - Он у тебя не первый?
        Силья покачала головой.
        - Первый. И единственный. - Она схватилась за край шкафчика. - Генри, я хочу быть с ним, а он - со мной.
        - Кто он, черт возьми?
        - Ты не знаешь.
        - Скажи мне его чертово имя!
        Силья вздохнула.
        - Его зовут Дэвид Шепард. Он очень хороший человек, Генри, добрая душа…
        - Дэвид Шепард? - Генри снова прищурился. - Я слышал это имя. Выскочка, который пишет письма редакторам газет. Пишет пасквили, в которых смешивает с грязью патриотично настроенных американцев. А почему этот никчемный Шепард пишет свои статьи? Потому что он проклятый коммунист, вот почему! - Лицо Генри побагровело. - Черт возьми, Силья!
        - Это неправда, - сказала она, стараясь сохранять спокойствие. - Дэвид просто хороший человек, который любит меня и которого люблю я.
        - Да мне плевать, кого ты там любишь! Ты моя жена. И замужем за мной.
        - Но наши отношения давно не похожи на брак, и тебе придется признать это, - взмолилась Силья и поспешно продолжила: - Прошу тебя, Генри, будь благоразумным. Дай мне развод и продолжай жить своей жизнью. - Внезапно ей в голову пришел отчаянный план, и Силья вымученно улыбнулась. - Я тебя обеспечу. Куплю тебе большой старый дом вроде того, что был у нас на Лоуренс-авеню. Ты сможешь его отремонтировать. Будешь жить как хочешь и делать что захочешь.
        Лицо Генри словно окаменело.
        - Ты, должно быть, шутишь, - медленно протянул он, четко выговаривая каждое слово. - Ни за что и никогда, Силья. Вот что я тебе скажу.
        Он начал наступать на жену, и она попятилась. Ванная комната была настолько маленькой, что Силья не знала, куда деваться.
        Генри с силой ударил ее по левой щеке, и она, потеряв очки, упала на кафельный пол.
        - Проклятая шлюха! - Генри нанес еще один удар.
        Силья поморщилась, пытаясь сжаться и стать незаметной.
        Муж схватил ее за руку и рывком поднял на ноги.
        - Пошевеливайся.
        - Генри, остановись! - закричала Силья. - Пожалуйста, остановись и отпусти меня.
        - К черту, Силья. - Генри принялся толкать ее впереди себя.
        По щекам Сильи струились слезы, а ноги в туфлях на каблуках подкашивались, когда она заковыляла к двери, ведущей на задний двор.
        Генри пнул ее по ногам.
        - Сними туфли!
        Силья вопросительно посмотрела на мужа.
        - Делай что я сказал, черт бы тебя побрал!
        Она послушно разулась и замахнулась одной туфлей, намереваясь попасть каблуком Генри в глаз, но без очков, конечно же, промахнулась, прорезав воздух над его плечом.
        Генри жестоко рассмеялся, с легкостью выдернув туфлю из руки жены.
        - Отличная попытка. Иди.
        Он крепко держал ее за локоть, пока они шли по грязной тропе, ведущей в лес.
        - Генри, пожалуйста, - снова взмолилась Силья. - Пожалуйста, отпусти меня.
        Муж ничего не ответил, и вскоре они оказались на лужайке, где находилось убежище.
        Оглядевшись, Силья шепотом спросила:
        - Что ты собираешься сделать?
        Генри одарил жену полным ненависти взглядом.
        - Хочу посадить тебя туда. И запереть. Посмотрим, как долго ты продержишься, когда никто не будет знать, где ты. Если честно, я не знаю, что сделаю потом. - Генри внезапно захотелось пооткровенничать. - Как здорово иметь место, где можно держать тебя до тех пор, пока я не решу, как с тобой поступить.
        - Пожалуйста, - снова прошептала Силья.
        Генри молча держал жену одной рукой, в то время как другой отодвинул камень, заслонявший вход, и поднял металлическую крышку люка. В этот момент Силья подумала, что такое мог сделать только очень сильный человек.
        Она недооценила своего мужа. Как она могла быть такой глупой? Такой слепой?
        Когда Генри потянул ее к лестнице, Силья предприняла еще одну попытку освободиться. Это был ее единственный шанс, и ей почти это удалось, но Генри оказался проворнее. Толкнув жену в спину, он заорал:
        - Спускайся!
        Это были последние слова, которые услышала Силья перед тем, как упасть вниз головой в темноту.
        Глава 67
        Руби
        Сколько раз за последнюю неделю Руби пыталась представить, что чувствовала мать в последние мгновения своей жизни, какой ужас испытывала.
        Пыталась ли она убежать? Пыталась ли вырваться? Наверняка. Но отец не оставил ей ни единого шанса.
        - Я не собирался ее убивать, - признался он Руби после того, как рассказал о случившемся. - Я просто хотел запереть ее в убежище на некоторое время, пока не придумаю план. Но она… - Его темные глаза превратились в зловещие узкие щели. - Она получила то, что заслужила.
        - Как? - шепотом спросила Руби. - Как возможно, чтобы она заслужила такое?
        Генри повернулся к дочери.
        - Твоя мать поступала сомнительно. Это все, что я могу сказать тебе, Руби. Это наши с ней дела, однако полиция посмотрит на это по-другому.
        Он достал из кухонного шкафа лист бумаги и ручку и, подвинув дочери, приказным тоном произнес:
        - Ты должна мне помочь замести следы. Нужно сделать так, чтобы все подумали, будто твоя мать сбежала.
        Он бросил на дочь свой суровый взгляд из-под опущенных век, и впервые в жизни Руби его испугалась. Обычно она считала отца одиноким, немного сумасшедшим человеком вроде одного из героев романа Альбера Камю. Отец напоминал ей скорее вымышленного персонажа, нежели реального человека, пугающего, но на самом деле абсолютно безобидного.
        Но теперь Руби поняла, что никогда не осознавала, каков он на самом деле. Хотя отец и казался предсказуемым, он был словно растение, приспосабливающееся к новым условиям: отпускал более длинные корни или обзаводился более выносливыми семенами. Если условия менялись и он чувствовал, что его миру что-то угрожает, то без колебаний менялся сам, чтобы устранить угрозу.
        Ей стоило понять это раньше. И матери тоже. Но Руби не могла осуждать мать, ведь та в полном смысле слова была слепа.
        Руби могла бы попытаться его перехитрить. Но что, если ей это не удастся? Сделает ли он с дочерью то же, что сделал с женой?
        - Вот, как ты должна поступить, Руби, - сказал Генри и объяснил, что от нее требуется.
        Руби нужно было больше времени, но чтобы его выиграть, необходимо завоевать доверие отца, выказать ему свою преданность, поэтому она сделала то, о чем он просил: подделала записку, якобы написанную матерью. Это было просто. Однажды, много лет назад, отец рассказал ей, что люди, как правило, имитируют почерк того человека, который обучал их письму. Это он узнал из материалов своих заочных курсов. Писать Руби научилась дома с мамой, а вовсе не в школе, поэтому было неудивительно, что ее почерк так напоминал почерк матери.
        Полицейские до этого не додумались, когда впервые допрашивали Руби. Если бы они что-то заподозрили, то непременно попросили бы девочку предоставить им образец собственного почерка. Но, возможно, это всего лишь вопрос времени и рано или поздно они все же нападут на этот след.
        Написав записку, Руби надела пальто матери - отец не просил ее об этом - и под покровом темноты отогнала MGA на железнодорожную станцию в сопровождении отца на грузовике.
        Выйдя из машины, она положила ключи в карман и темной пустынной дорогой отправилась вверх по холму, словно собиралась посетить старый дом на Лоуренс-авеню. Но, конечно же, она не стала бы этого делать, ведь ее семья больше там не жила. Вскоре Руби села в поравнявшийся с ней грузовик.
        Сжимавшие руль руки отца заметно дрожали.
        - Ты в самом деле хочешь знать, что произошло? Хочешь знать, почему твоя мать заслужила это? Я тебе покажу, когда мы вернемся домой. У меня в комнате есть газета, выпущенная неделю или две назад. Я сохранил ее, чтобы показать кое-кому из своих друзей. Послание редактору, написанное одним из этих коммунистических фанатов. В нем говорится о том, как омерзительны речи, произносимые такими людьми, как я, как абсурдны наши призывы. Как же все это далеко от правды! Мы просто хотим вернуть себе нашу страну, вот и все. - Генри прищурился. - Проклятые коммунисты. И знаешь, кто этот проклятый коммунист, написавший то послание? - Он резко ударил по тормозам на красном сигнале светофора и повернулся к Руби. - Знаешь, кто он?
        - Нет. Кто?
        - Любовник твоей матери. Вот кто. Твоя мать мне изменяла. Знаю, я говорил, что это не твое дело, но потом подумал и решил, что тебя это тоже касается. Ты имеешь право знать, что твоя мать изменяла твоему отцу с этим коммунистическим проходимцем. - Загорелся зеленый свет, и Генри нажал на педаль газа. - Если только доберусь до этого мерзавца, я разорву его на куски.
        Руби ничего не ответила. И весь остаток пути до «птичьей клетки» они с отцом молчали.
        Придя домой, Руби повесила пальто матери в шкаф и спросила у отца, не хочет ли он выпить чаю.
        - Да, - устало ответил Генри, опускаясь на диван. - Очень хочу, Руби.
        Прежде чем заварить чай, Руби выскользнула в свою комнату и взяла оттуда то, что должна была использовать гораздо раньше. Как она теперь жалела о своей непредусмотрительности!
        После этого Руби позвонила Шепарду.
        Когда он приехал, она бросилась в его объятия и тихим голосом, так, как могла излить свою душу только перед ним, рассказала все.
        Пока Руби говорила, Шепард смотрел на бездыханное тело ее отца, распластавшееся на полу перед камином. Кофейный столик был отодвинут. Очевидно, Генри лягнул его, когда бился в предсмертных конвульсиях на глазах у дочери. При виде этой картины, напоминавшей заключительную сцену из популярного триллера, которую непременно оценила бы Силья, плечи Шепарда затряслись, а лицо искривилось.
        - Все хорошо, - сказала ему Руби. - Вернее, ничего хорошего. Мама умерла, и так как прежде, уже никогда не будет. Но мы можем все уладить. У меня есть план, только мне нужна ваша помощь.
        Шепард сделал так, как его просила Руби. Надев рабочие рукавицы, он с легкостью взвалил тело Генри на свои широкие плечи, отнес в лес и усадил под раскидистым дубом, на который указала Руби. Сама же разворошила листья и оставила на земле следы, как если бы отец бился в конвульсиях именно здесь.
        Генри много рассказывал дочери об отпечатках пальцев и не раз подчеркивал, что бездумно оставленные отпечатки помогают с легкостью обнаружить преступника. Именно поэтому Руби действовала очень внимательно: надев перчатки, тщательно протерла носовым платком кружку отца, а потом прижала его начинавшие деревенеть пальцы к дужке и положила кружку рядом с телом.
        Все выглядело идеально. Именно так и поступил бы испытывающий сердечные муки человек.
        Руби отошла от дерева.
        - А теперь нужно позаботиться о ней.
        В темноте Шепард с минуту смотрел на девочку.
        - Ты уверена? Можно оставить ее там, а полиции сказать, что твой отец в порыве ярости убил мать, а потом замученный угрызениями совести, и себя.
        Руби уже думала о таком развитии событий и все же покачала головой.
        - Нет. Я хочу ее увидеть и убедиться, что она выглядит хорошо. Не желаю, чтобы кто-то знал, что она там, внизу. Не желаю, чтобы кто-то начал ее трогать и суетиться вокруг нее. - Руби отчаянно заморгала и заглянула Шепарду в глаза. - Пожалуйста.
        Доктор с минуту колебался, а потом кивнул.
        Руби принесла очки матери, сумку и туфли. Убежище - самое надежное место, чтобы их спрятать.
        Они медленно шли через лес, пока наконец не достигли убежища. Шепард отодвинул камень, Руби подняла крышку люка и начала спускаться по металлической лестнице, но заметив, что Дэвид стоит на месте и наблюдает за ней в тусклом свете луны, высунула голову из люка.
        - Вы не пойдете?
        Шепард присел на корточки и тронул Руби за плечо.
        - Кажется, я не смогу. Прости, Руби, но я не могу видеть ее такой.
        Девочка посмотрела в его по-собачьи добрые глаза. Шепард так много для нее сделал, что она просто не имела права давить на него сейчас.
        - Я понимаю. Подождите меня. Я недолго.
        У подножия металлической лестницы Руби споткнулась обо что-то большое и сразу поняла, обо что именно. Она направилась в главное помещение, взяла с полки фонарь и вернулась. Неподвижное тело матери лежало на бетоном полу недалеко от последней ступеньки. При виде ее из горла Руби вырвались рыдания. Впервые за последнюю неделю, если не считать вчерашнего вечера в компании тети Энджи, она заплакала.
        Лицо Руби горело, глаза щипало от слез, но она все же постаралась устроить маму надлежащим образом. Руби не смогла ее поднять, поэтому перетащила тело волоком в основное помещение и уложила на пол между кроватями. Она постаралась выпрямить сломанную шею матери, подложила ей под голову подушку и пригладила волосы. Затем привела в порядок одежду. На полу было немного крови, и Руби подумала, что от удара у матери скорее всего случился выкидыш. Прикрыв ее ноги шерстяным одеялом, она сложила руки матери на животе, где еще недавно находился ее маленький братик или сестренка.
        Это могло показаться ужасным, но Руби действительно почувствовала себя лучше, убедившись, что теперь мать выглядит достойно.
        Вспомнив похороны бабушки, она сняла с шеи Сильи цепочку с кулоном и надела на себя.
        Больше делать было нечего. Руби попыталась вспомнить, как по-фински будет «покойся с миром», но на ум ничего не приходило, поэтому она произнесла эти слова по-английски, а потом коснулась щеки матери и направилась к лестнице.
        Поднявшись, она закрыла люк и вместе с Шепардом привалила камень на место.
        Шепард ничего не спрашивал, но Руби все же сказала:
        - Теперь она выглядит так, как надо. Такая спокойная. - Руби взглянула на небо, напоминавшее перчатку с пригоршней звезд. - Она не там, где должна быть, но все же в ее душе наступил покой.
        - Спасибо, что… позаботилась о ней, - сказал Шепард. - Я бы не смог этого сделать. - Его лицо потемнело, и он добавил: - Но я мог бы сделать с твоим отцом то, что сделала ты. Как бы мне хотелось все вернуть. Ублюдок! Прости, Руби, но он такой и есть.
        Руби кивнула, потому что Шепард был прав.
        - Руби, я поражен, - тихо произнес он. - Поражен тем, на что ты оказалась способна. Ты сама добыла вех пятнистый? Сама сделала отвар из его корня? Где ты этому научилась?
        - Из книг. Я читала о нем с тех пор, как услышала от вас его название.
        - Понятно. Хочешь провожу тебя до дома?
        Руби покачала головой.
        - Тебе есть кому позвонить? В полицию само собой, но есть ли кто-то еще, у кого ты могла бы остаться на ночь?
        Руби сразу подумала о мисс Уэллс и сказала, что позвонит своей учительнице английского языка.
        Шепард тронул ее за плечо.
        - Я не знаю, что теперь делать, - прошептал он, и его глаза наполнились слезами.
        У Руби разрывалось сердце. Она обняла Шепарда и, положив голову ему на грудь, сказала:
        - Теперь уже ничего не сделаешь. Осталось только тосковать по ней.
        Глава 68
        Энджи
        Доктор Шепард крепко сжал губы и отвернулся, глядя на толпу пассажиров.
        - Значит, Руби вам все рассказала?
        Я кивнула.
        - Кроме одного. И я до сих пор над этим раздумываю. Почему полицейские начали подозревать Силью?
        - Не знаю. Возможно, объявился какой-то пассажир, который сказал, что якобы видел Силью отъезжающей от Стоункилла вечером после работы. А может, кто-то видел Руби, выходившую из машины Сильи, и принял за мать. Руби сказала, что на парковке никого не было, но… - Он пожал плечами. - Есть еще одно возможное объяснение. Руби могла сама позвонить в полицию и анонимно подкинуть им идею.
        Я удивленно посмотрела на доктора.
        - Но зачем так рисковать?
        - Да, это действительно рискованно, но ей очень хотелось уехать. А для этого надо было напугать Пола так, чтобы он уверовал в необходимость забрать ее с собой.
        - Она хотела уехать с Полом. - Я закусила губу. - Она хотела быть с моим мужем.
        Шепард покачал головой.
        - Нет, не совсем так. Ей было необходимо исчезнуть отсюда. Убраться как можно дальше. И только у Пола есть возможность осуществить это. У него ее паспорт. И много денег. Руби рассказала, что вчера он опустошил счет ее отца. Она знала, что я не возьму ее к себе: у меня есть другие обязательства, мой отец, - и не мог допустить, чтобы ее посадили в тюрьму.
        Я задумалась.
        - Доктор Шепард, но ведь вы соучастник преступления. Я могу сдать вас полиции.
        Вскинув брови, он посмотрел на меня.
        - Можете, но не думаю, что сделаете это.
        - Что заставляет вас так думать?
        Он улыбнулся.
        - Вы, дорогая моя, понимаете, что такое любовь. Увидев вас вместе с этим ребенком, я сразу сказал себе: вы понимаете, что любовь выше правосудия.
        Я не ответила и крепче прижала к себе сына, - своего красивого, чудесного сына.
        Доктор Шепард поднялся.
        - Думаю, мы обо всем поговорили. Всего вам хорошего, миссис Гласс.
        - Подождите. - Я принялась шарить рукой в своей сумке и наконец нащупала фотоальбом. - Вот. Это должно остаться у вас.
        Он взял альбом и тихо произнес:
        - Спасибо. Руби дала его вам?
        Я кивнула.
        - Она проследила, чтобы он оказался у меня в сумке, а не в багаже.
        Доктор Шепард громко рассмеялся.
        - Я буду ужасно скучать по этой девочке.
        Благополучно приземлившись в Милуоки, я вышла из самолета и огляделась. Дул сильный ветер, доносивший запах воды, и я почувствовала, что оказалась дома. Атмосфера здесь была чище, хотя я и прилетела в людный столичный аэропорт Висконсина из покрытого густым лесом района Нью-Йорка.
        Было ощущение, что здесь нечего скрывать.
        Я крепче прижала Пи Джея к себе и начала спускаться по ступеням.
        - Осторожнее, мэм, - предупредил стюард, когда я оказалась на нижней ступени, а потом указал на дверь, ведущую в здание аэропорта.
        За ней я найду своих родителей, отправлюсь домой и начну свою жизнь с чистого листа.
        И если бы не ребенок у меня в руках, то вся эта история с замужеством и жизнью с Полом Глассом могла бы показаться вымышленной. Но мой сын был настоящим и только моим.
        Глава 69
        Руби
        Руби и Пол вернули арендованный автомобиль и сели на автобус, следовавший из аэропорта Ла-Гуардиа в аэропорт Айдлуайлд, отправлялось большинство международных рейсов. У Пола были их паспорта и много наличных. Ему не составило труда представиться отцом Руби и закрыть счет брата в банке Оссининга.[25 - Айдлуайлд - старое название Международного аэропорта Кеннеди.]
        У Пола было даже удостоверение личности, подтверждающее, кто он такой. С фотографии в паспорте смотрел Генри Гласс. Все ясно как день.
        Однажды Шепард спросил у Руби: «Если бы ты могла поехать в любое место на земле, куда бы ты отправилась?»
        И она ответила, что всегда мечтала побывать на греческих островах.
        Ужасно жаль, что ей пришлось оставить Шепарда. Руби будет по нему скучать, а он будет скучать по ней. Но другого выхода не было.
        - Я до сих пор считаю, что мы совершили ошибку, позволив ей просто так уехать, - сказал Пол, когда автобус тронулся с места.
        - Все будет в порядке. Тетя Энджи не собирается ничего рассказывать. - Руби посмотрела в окно на проплывавшие мимо офисные здания, правительственные организации, закусочные и бензоколонки, расположенные вдоль Центрального железнодорожного вокзала. - Она просто хочет продолжать жить как жила и забыть обо всем, что здесь случилось.
        - И все же, - упорствовал Пол, - я предпочел бы иметь гарантию, что она никогда больше не заговорит.
        - Не заговорит. Но в любом случае это уже не будет иметь никакого значения. Нас никто не найдет.
        - Будем надеяться. - Пол нахмурился и заметил: - А этот доктор… Откуда нам знать, что он не захочет открыть рот?
        - Он ничего не знает, - солгала Руби. - Это просто мой знакомый. Человек, который рассказывал мне о растениях. И это натолкнуло меня на идею, что нужно делать. - Она погладила пальцами сапфировый кулон матери и обхватила себя руками, чувствуя, как ей уютно в свитере Шепарда. - Он никто, Пол. Поверь мне.
        Пол что-то пробормотал себе под нос, а потом сменил тему разговора.
        - Жаль, что у тебя нет своего чемодана с вещами. Самое необходимое мы можем купить в аэропорту, а остальное - на месте.
        Руби кивнула, похлопав рукой по сумке, в которой лежала книга «Убить пересмешника», бабушкин медальон и фотография мамы и Шепарда, сделанная на лодке. Руби забрала ее из альбома, прежде чем передать его тете Энджи.
        Она также взяла несколько фотографий из обувной коробки: снимки мамы и бабушки, когда те были молодыми, и собственную детскую фотографию.
        В тот день, когда посвятил Руби в свой план, Пол предположил, что река будет самым надежным местом для сокрытия тела.
        - Но если тебе не нравится эта идея, в той глубокой могиле в лесу еще достаточно места.
        Его улыбка была бесчувственной, почти зловещей, и Руби знала, что в тот момент видит его истинное лицо.
        Но он был прав - в убежище еще много места. И никто никогда о нем не узнает. А если и узнают, то к тому времени Пол и Руби будут уже далеко.
        Руби пыталась его отговорить, хотя и знала, что сделать это будет непросто. Когда этим утром он пытался зазвать тетю Энджи в дом, Руби знала зачем. Слава богу, тетя не поддалась на уговоры.
        И тем не менее все это помогло ей лучше понять Пола: понять, на что он способен.
        Руби лишь надеялась, что он не узнает раньше времени, на что способна она.
        - Ну и куда? - спросил Пол, когда они подошли к стойке компании «Пан-Американ». - Куда захочешь, туда и полетим, Руби.
        Руби погрузилась в раздумья. Ей, конечно, очень хотелось в Грецию, но это можно отложить на потом. Посмотрев на список ближайших рейсов, она произнесла:
        - Я слышала, в это время года очень красиво в Испании.
        Эпилог
        Энджи
        1962 год
        Это было первое по-настоящему холодное осеннее утро, но, к счастью, безветренное. Я надела толстый теплый кардиган и джинсовый комбинезон и, оставив сына на попечение матери, сказала, что хочу взять лодку и покататься по озеру в одиночестве.
        - Как хочешь, - пожала плечами мама. - Мы с Вилли справимся. Правда, приятель?
        Мальчик кивнул и попросил у бабушки печенье.
        Я поцеловала сына, заглянула в его потрясающие темные глаза и ласково сжала крошечные плечики. Даже если за ребенком приглядывал кто-то из взрослых, мне было трудно расстаться с ним.
        Нет, я не сумасшедшая мать, и у меня не было причин быть такой. У моего ребенка целый отряд нянек, и даже в отсутствие отца он совершенно не обделен вниманием. Так что я не беспокоилась за его благополучие. Причина, по которой я так внимательно смотрела на него, крылась в моем желании понять, каким человеком вырастет этот малыш. К счастью, пока я не видела в его поведении сходства с отцом.
        Еще совсем недавно я называла ребенка совсем иначе, но спустя некоторое время после возвращения из Нью-Йорка сказала членам семьи, что больше не хочу думать о своем сыне как о Поле-младшем.
        - Ему нужно свое собственное имя. Так что давайте использовать его второе имя - Уильям.
        Помахав рукой маме и Вилли, я спустилась по деревянным ступенькам к причалу, где стояла моторная лодка моих родителей, и обернулась на обшитый вагонкой дом с мансардными окнами под крышей, окинула взглядом ухоженную лужайку и опрятные горшки с золотистыми и лиловыми хризантемами на крыльце. Все это было таким настоящим и знакомым.
        После возвращения из Нью-Йорка я ощутила огромный соблазн вернуться в родительский дом, но не смогла. Погостив несколько дней у родителей, мы с малышом вернулись в коттедж в Норт-Бее. Первую ночь в старомодной кровати с железной спинкой, принадлежавшей когда-то моим бабушке и дедушке и в течение года служившей мне супружеским ложем, я спала крепко и спокойно. Без снов.
        На протяжении нескольких дней я только и делала, что играла с малышом и убиралась: до блеска начистила все, что и без того сверкало, убрала в старую коробку скудный гардероб Пола и упаковала все его рисовальные принадлежности и картины, сложила их в углу на чердаке и никогда больше туда не заглядывала.
        Однажды ночью, когда малыш сладко спал в своей колыбельке, я достала стопку писем Генри к Полу и, закутавшись в шаль, принадлежавшую матери Сильи, принялась читать. Я не обнаружила в них ничего нового, но они заставили меня горько сожалеть о том, что не прочитала их раньше. Если бы я это сделала, возможно, Силья была бы жива.
        На следующее утро я упаковала все письма в деревянную коробку, обмотала ее прочным шпагатом и завязала на двойной узел.
        Что делать дальше, я не знала. Но прежде чем принять какое-то решение, я должна была понять, что меня ждет в обозримом будущем. Ответа не было. Оставалось лишь ждать, пока пройдет время.
        Семья с волнением и тревогой следила за моей жизнью. Я рассказала родным лишь малую часть того, что произошло в Нью-Йорке, иначе они сразу же потащили бы меня в полицейский участок писать заявление.
        - Это не имеет никакого значения, - сказала я. - Если Пола нужно возвращать ко мне силой, то я вообще не желаю, чтобы он возвращался.
        Спустя несколько дней после возвращения домой мне позвонили из Нью-Йорка. Офицер Хилл хотел узнать, не могу ли я сообщить каких-нибудь новых деталей.
        - Пол и Руби уехали, и это все, что мне известно, - ответила я. - У них есть паспорта и наличные. Так что теперь они могут быть где угодно.
        На следующий день на моем пороге возник местный полицейский с ордером на обыск. Этого парня я знала еще со школы и позволила ему осмотреть дом, хотя и так было понятно, что Пола и Руби здесь нет и никогда не было. После этого полиция оставила меня в покое.
        Отец с матерью каждый день заезжали проверить, как у меня дела. Я не говорила им о том, что меня беспокоит на самом деле, и заверила, что со мной и малышом все будет в порядке.
        - Нам просто нужно время: время понять, какой будет следующая глава нашей жизни.
        Когда у меня начались месячные, я расплакалась от радости и облегчения. Во всяком случае, второго ребенка от Пола у меня не будет. И это оказалось настоящим благословением.
        Весной я праздновала первый день рождения Вилли, зачитывая ему список профессий, которым обучали в профессионально-техническом колледже Стерджен-Бея.
        - Секретарша? - спрашивала я у него. - Помощница учителя? А может, мамочке стоит окончательно спятить и начать изучать бухгалтерское дело?
        Сын одарил меня любопытным и вместе с тем дружелюбным взглядом, а затем схватил каталог и начал мять его пухлыми ручонками.
        В конце концов я выбрала деловое администрирование, вспомнив, что этим или чем-то похожим занималась Силья. Несмотря на случившееся, никто не мог упрекнуть ее в том, что она не обеспечивала семью. И теперь то же самое предстояло делать мне.
        Менее чем через год после начала обучения я начала встречаться с молодым человеком, с которым познакомилась в колледже. Джек был моим ровесником и жил в Литл-Стерджене - городке в южной части округа Дор. Я не давала ему никаких обещаний, но мне очень нравилась его широкая улыбка, близкие отношения с родителями и братьями и то, с какой легкостью он впустил в свою жизнь меня и Вилли.
        Я знала, что могу аннулировать брак с Полом, хотя это долгий и утомительный процесс. Но учитывая мой юный возраст на момент замужества и уважительное отношение к моим родителям, это было возможно. Не говоря уж о том обстоятельстве, что я не получала известий от мужа на протяжении двух лет.
        - Может быть, - ответила я Джеку не так давно, когда он спросил меня, не хочу ли я выйти замуж. - Может быть, но не торопи меня. - Я обняла его за шею и прошептала: - У нас впереди так много времени, так что ни к чему торопиться.
        И вот на прошлой неделе я получила письмо от Руби. На конверте стоял штемпель местечка Каравостасис в Греции. Я открыла карту и нашла остров, на котором располагался этот город.
        Из конверта мне на колени выпало свидетельство о смерти. Оно было на испанском, но я разобрала имя Пола, дату его рождения и дату смерти - полгода назад.
        Дорогая тетя Энджи, я вложила в письмо документ, который может быть вам полезен. Не знаю, собираетесь ли выйти замуж еще раз, но если соберетесь, то свидетельство о смерти первого мужа наверняка придется очень кстати.
        Мы с Полом поменяли себе имена. При наличии денег очень легко получить документ, в котором говорится, что ты совсем другой человек. В первоначальном свидетельстве о смерти Пол значится под другим именем. Оно же выбито на надгробной плите его могилы на одном из испанских кладбищ. Но я предприняла меры и получила свидетельство о смерти с его настоящим именем. Думаю, для вас так будет удобнее.
        Падение. Какой нелепый способ умереть. Трудно представить, во что превращается тело в результате падения, если не видеть этого собственными глазами. Но в случае с Полом все произошло быстро и, наверное, не слишком болезненно. И все же это очень печально. Уверена, вы со мной согласитесь.
        Изначально мы с Полом улетели в Мадрид, но не остались там. Он боялся, что нас будут преследовать. В течение нескольких месяцев мы переезжали с места на место и наконец обосновались в Барселоне. Этот город не только живописный, но и очень большой. В нем легко затеряться. Никто нас там не знал, да никому, по сути, и не было до нас дела. У нас было много денег - тысячи долларов со счета моего отца. Я знаю, что за всю свою жизнь он не заработал и десяти центов, поэтому предположила, что на протяжении всех этих лет он тайком перекачивал средства со счета моей матери.
        Так что деньги не были проблемой, зато проблемой стал Пол. Он вдруг превратился в настоящего тирана. Постоянно диктовал, что мне носить, куда ходить и какие книги читать.
        В остальном тоже. Абсолютно во всем.
        Несколько раз я пыталась от него сбежать, но он всегда меня находил и возвращал. Так что я оставила эту затею и терпела сколько возможно.
        Его смерть означает, что те времена позади. И, должна сказать, я очень этому рада.
        Теперь моя жизнь значительно лучше. Я приехала в это место, потому что соскучилась по жизни в маленьком городе. Вот так ирония, верно? Я покинула Стоункилл, потому что он казался слишком крошечным для меня, но после Барселоны поняла, что проблема Стоункилла заключалась не в его размерах: проблема была в свихнувшейся ученице Руби Гласс.
        В Каравостасисе есть открытое кафе, где я работаю официанткой. Я снимаю комнату в городе и каждый день хожу на пляж. Местные жители называют меня Криси - от слова «chrysafenios», что означает «золотая».
        Как только я поселилась здесь, сразу же написала Шепарду. Я боялась писать ему из Барселоны, так как беспокоилась, что он напишет ответ. Я ведь знала, как отреагирует на это Пол. Как я уже сказала, он осуществлял тотальный контроль за всем. Я не могла даже дойти до почтового ящика, чтобы Пол не поколотил меня за это.
        Но теперь мы с Шепардом переписываемся регулярно. Он пока не может ко мне приехать, потому что по-прежнему должен заботиться об отце, но пообещал, что когда-нибудь все же выберется в Грецию.
        А вот история для вас, тетя Энджи. Я подумала, что она может вам понравиться.
        Сегодня в мое кафе пришла женщина со светлыми, зачесанными назад волосами, в очках с оправой «кошачий глаз». На ней было льняное приталенное зеленое платье, с широким подолом и рукавами-фонариками. Словом, это платье прекрасно подчеркивало достоинства ее фигуры.
        Я же была в своей обычной одежде: сандалиях на пыльных босых ногах, шортах и полупрозрачном топике, - ведь здесь ужасно жарко даже в это время года, когда туристы почти разъехались и сезон подходит к концу.
        Посетительница села за столик в самом дальнем углу, и я наблюдала за ней краем глаза.
        Конечно же, она не была моей матерью. Я не хочу, чтобы у вас сложилось неверное впечатление, тетя Энджи. Впрочем, мне очень хотелось, чтобы она оказалась ею. Но что есть, то есть.
        Подойдя к стойке, чтобы расплатиться, посетительница сказала по-английски:
        - Очень вкусно. У вас лучшая спанакопита из тех, что я пробовала в Греции.[26 - Спанакопита - пирог с фетой и шпинатом.]
        Я кивнула, но ничего не ответила.
        - Я в вашем городе проездом, - продолжила она. - Паром сделал здесь остановку, а я проголодалась и сошла на берег, чтобы пообедать.
        - Паром отчаливает через двадцать минут, - сказала я. - Не опоздайте, а то застрянете здесь до пятницы.
        Она улыбнулась.
        - Не самое плохое для этого место.
        Что ж: в этом она была права.
        Наблюдая за тем, как незнакомка направляется к причалу, я подумала о своей матери.
        Надеюсь, все то, что я сделала, и место, которое я выбрала в качестве дома, ей понравились бы. Я не смогла дать матери покоя, не смогла помочь ей жить жизнью ее мечты, и об этом буду жалеть до конца своих дней.
        Но сама смогла обрести покой. Надеюсь, мать была бы за меня счастлива.
        Берегите себя, тетя Энджи. И своего сладкого сына тоже.
        С любовью, Руби.
        Я завела мотор, отвязала лодку от причала и поплыла на середину озера Мичиган.
        Мощное восемнадцатифутовое судно - такое же мощное, как мое выносливое юное тело, - стремительно летело по воде, заставляя чувствовать себя бесстрашной.
        Я подумала о том, как много могу сделать.
        Мне всего двадцать три года, и впереди у меня целая жизнь.
        Нажимая на дроссель до тех пор, пока лодка не набрала максимальную скорость, я правила на северо-восток, прямо в волны озера Мичиган. Миновала Тофт-Пойнт, Мунлайт-Бей и маяк на острове Кана. Лодка подскакивала на волнах, но я крепко держалась и смело смотрела вперед.
        Несмотря на значительную глубину, это озеро совершенно меня не пугало. Однажды, когда мой сын был совсем крохой, быстрота моей реакции спасла его, иначе он бы попросту утонул в этих водах. Я знаю, что смогу справиться со всем, что уготовит мне это озеро или жизнь.
        Если оглянуться назад, можно разглядеть «Гордон Лодж». Отель процветал. Первоначальную постройку с деревянными стропилами заменили новым, более современным зданием, но ресторан выглядел так же, как и прежде. Я отплыла от берега так далеко, что «Гордон Лодж» и дома в Норт-Бее казались теперь крошечными точками на горизонте.
        Наконец я заглушила мотор, позволив лодке свободно дрейфовать, и достала из кожаного саквояжа, который захватила с собой, деревянную коробку. Я не заглядывала в нее много месяцев, но знала, что все содержимое на месте: письма Пола брату и ответные письма Генри, чертежи бомбоубежища и ужасное, полное признаний любовное письмо Пола своей племяннице.
        Под шпагат, опоясывающий коробку, я сунула письмо Руби - письмо, которое в той или иной степени свидетельствовало о совершенном ею преступлении: во второй и, я надеялась, последний раз в ее жизни.
        Привязав к коробке тяжелый камень, который нашла возле пристани, я бросила ее в озеро. Коробка с тихим плеском погрузилась в воду и начала медленно опускаться на глубину.
        Ни на секунду я не усомнилась в правильности своих действий. Ни на секунду не подумала, что следовало поступить иначе.
        Я снова включила мотор, посмотрела на ровную гладь озера, и нажав на дроссель, направила лодку в сторону берега, в сторону дома.
        notes
        Примечания
        1
        Мама (фин.).
        2
        От англ. stone - камень, каменный, и kill - убивать.
        3
        Кэмп-Килмер - лагерь Вооруженных сил США.
        4
        Моя маленькая мама (фин.).
        5
        Атлантический вал - система береговых укреплений, призванная остановить высадку союзников и открытие второго фронта в Европе.
        6
        Покойся с миром (фин.).
        7
        Бабушка (фин.).
        8
        Полевой представитель - лицо, осуществляющее контроль за деятельностью дилеров и дистрибьюторов.
        9
        Tytar - дочь (фин.).
        10
        Общество Друзей.
        11
        Простой, практичный стиль, отличающийся минималистичным дизайном.
        12
        Поль Робсон - американский певец, правозащитник.
        13
        Пит Сигер - американский фолк-певец, общественный активист.
        14
        Элкхаунд - распространенная в Норвегии порода охотничьих собак.
        15
        «Американский легион» - организация ветеранов войны США.
        16
        «Бонанца» - длительный американский телесериал, транслировавшийся на канале Эн-би-си.
        17
        Общество Джона Бирча - праворадикальная политическая группа в США, стоящая на платформе антикоммунизма, ограничения влияния государства, конституционной республики и личных свобод.
        18
        От англ. hawk - ястреб, хищник (о человеке).
        19
        От англ. hill - холм.
        20
        От англ. glass - стекло.
        21
        Рино - крупный центр игорного бизнеса; известен также как место, где можно быстро и без лишних формальностей оформить брак или развод.
        22
        Хоумран - удар в бейсболе, при котором мяч перелетает через все игровое поле.
        23
        Гувер Джон Эдгар - американский государственный деятель, занимавший пост директора Федерального бюро расследований на протяжении почти полувека, с 1924 г. до своей смерти в 1972 г.
        24
        От англ. shepherd - овчарка.
        25
        Айдлуайлд - старое название Международного аэропорта Кеннеди.
        26
        Спанакопита - пирог с фетой и шпинатом.