Кто-то взрослый Гиллиан Флинн
        Повесть, удостоенная престижной премии Эдгара Аллана По, от автора мирового бестселлера «Исчезнувшая».
        Молодая женщина зарабатывает на жизнь чтением ауры клиентов в гадальном салоне «Волшебные ручки». И, надо сказать, неплохо зарабатывает, главным образом благодаря тому, что говорит людям то, что они хотят услышать.
        Там она знакомится со Сьюзен Бёрк, которая переехала к ним в городок год назад вместе с мужем и 15-летним пасынком Майлсом. Они живут в Картерхук-Мэноре - доме в викторианском стиле, построенном в 1893 году. Сьюзен убеждена, что в доме обитает злой дух, завладевший ее пасынком, и даже обнаруживает на стене струйки крови.
        Не верящая ни в экзорцизм, ни в сверхъестественное, ясновидящая не может пропустить отличную возможность заработать кучу денег. Тем не менее, когда она впервые переступает порог дома и знакомится с Майлсом, начинает явственно ощущать, что дом как будто наблюдает за ней, словно выжидая момент…
        Гиллиан Флинн
        Кто-то взрослый
        Gillian Flynn
        THE GROWNUP
          2014 by Gillian Flynn
        
        This translation published by arrangement with Crown Publishers, an imprint of the Crown Publishing Group, a division of Penguin Random House LLC
        Серия «Звезды мирового детектива»
                  
        

* * *
        Спасибо Джорджу Р.Р.Мартину,
        который попросил написать для него эту повесть
        Вам, Дэвид и Сиан, больные вы люди
        Я перестала дрочить мужикам не потому, что у меня плохо получалось, а потому, что я была в этом асом.
        Три года я дрочила лучше всех в трех штатах. Секрет в том, чтобы поменьше думать. Если начнешь следить за техникой или анализировать ритм и давление, ничего не выйдет. Надо мысленно настроиться, а потом перестать думать и довериться своему телу.
        Это как клюшкой для гольфа размахивать.
        Я дрочила мужикам шесть дней в неделю по восемь часов с перерывом на обед, и у меня всегда была полная запись на прием. Раз в год я брала две недели отпуска и никогда не работала в праздники, потому что дрочка в праздники только тоску навевает. Итого за три года выходит около 23546 дрочек. Так что сучка Шардель напрасно распространяется, что я бросила дрочить, потому что у меня нет таланта.
        Я бросила, потому что 23546 дрочек за три года наградили меня туннельным синдромом запястья.
        Я честно делала свое дело. Или лучше сказать «на совесть». Я не слишком-то честный человек. Я выросла в большом городе на руках у одноглазой матери (первая строчка моих будущих мемуаров), а она была та еще штучка. У нее не было проблем с наркотиками или выпивкой, зато была проблема с работой. В жизни не встречала такой ленивой бабы. Два раза в неделю мы попрошайничали в центре города. Мать терпеть не могла вкалывать и потому подходила к вопросу стратегически. Денег надо заработать как можно больше и как можно быстрее, чтобы отправиться домой есть полосатые кексы и смотреть реалити-шоу из зала суда, сидя на поломанном матрасе, покрытом пятнами (пятна - самое яркое воспоминание моего детства. Я не помню цвет единственного глаза своей матери, зато прекрасно помню, что пятно на ворсистом ковре было темно-коричневым, как подливка, пятна на потолке - темно-оранжевыми, а пятна на стенах - ярко-желтыми, как моча с похмелья).
        Мы с матерью специально наряжались. У нее было симпатичное платье из выцветшего хлопка, поношенное, но очень приличное. Меня мать одевала в одежки, из которых я выросла. Мы сидели на скамейке и высматривали подходящих людей. Ничего сложного. Лучше всего подходят люди, которые приезжают в церковь на автобусе. Местные просто отправят вас в церковь, но чужаки не смогут пройти мимо одноглазой дамочки с грустным ребенком. Второй вариант - пара женщин (одиночки могут ускользнуть, а стайку женщин поди уломай). Третий вариант - одинокие женщины с открытыми лицами. Ну, знаете, такие женщины, у которых обычно спрашивают, как пройти да сколько времени. И еще молодые парни с бородами или гитарами. Мужчины в костюмах не годятся, люди правду говорят - засранцы они все как один. И еще надо смотреть, чтобы у них не было колец на больших пальцах. Не знаю, что это значит, но мужчины с кольцами на больших пальцах никогда не подают.
        Те, кого мы выбирали? Мы не звали их мишенями, жертвами или добычей. Мы звали их Тони, потому что моего папашу звали Тони и он никогда никому не отказывал (хотя, надо полагать, однажды все-таки отказал - моей маме, когда она умоляла его остаться).
        Остановив Тони, мы за пару секунд решали, как просить. Кто-то предпочитает по-быстрому, вроде уличной кражи. Таким надо выпалить скороговоркой: «Дайтеденежкунахлебушек». Другие любят послушать о чужих несчастьях. Такие дают денег, только если сумеешь их разжалобить, и чем печальнее твоя история, тем больше они гордятся собой и тем больше дают. Я их не виню. Люди вправе развлекаться за свои деньги.
        Моя мама выросла на ферме на Юге. Ее мать умерла родами, а отец выращивал сою и в свободное время воспитывал дочку. Она приехала учиться в колледж, но ее отец заболел раком, ферму продали, концы перестали сходиться с концами, и учебу пришлось бросить. Она три года работала официанткой, но потом родилась ее милая крошка, а отец ее милой крошки ушел, и не успела она оглянуться, как стала… одной из них. Нищих. Гордиться ей нечем…
        Думаю, идея понятна. Это только начало истории. Дальше можно развить в нужную сторону. Сразу видно, если человек хочет услышать о попытках выбраться из грязи, и вот я уже учусь на отлично в дальней школе (это правда, но правда никому не интересна) и маме нужно только денег на бензин, чтобы меня отвезти (на самом деле я ездила сама с пересадками на трех автобусах). Или человек хочет услышать о недостатках системы, и вот я уже страдаю от какого-нибудь редкого заболевания (названного в честь очередного козла, с которым путалась моя мать, - синдрома Тодда Тайчона или болезни Грегори Фишера) и все деньги ушли на врачей.
        Моя мать была хитрой, но ленивой. У меня намного больше честолюбия и стойкости, а на гордость мне плевать. К тринадцати годам я получала на несколько сотен долларов в день больше, чем мать, а к шестнадцати бросила ее вместе с пятнами и телевизором - ну и школой, ясное дело, - и отправилась в самостоятельное плавание. Каждое утро я выходила на улицы и попрошайничала по шесть часов. Я точно знала, к кому подойти, что сказать и как быстро. Мне было ни капли не стыдно. Самая обычная сделка: ты приносишь кому-то удовольствие, он тебе платит.
        Теперь вы понимаете, почему дрочка стала естественным продолжением моей карьеры.
        Салон «Волшебные ручки» (честное слово, это не я придумала) находился в фешенебельном районе на запад от центра. Карты Таро и хрустальные шары в витрине, клубничка на заднем дворе. Я ответила на объявление о вакансии администратора. Оказалось, под администратором подразумевалась шлюха. Моя начальница Вивека раньше трудилась администратором, а теперь самый настоящий хиромант (правда, Вивека не настоящее ее имя, настоящее - Дженнифер, но кто поверит гадалке по имени Дженнифер? Дженнифер может подсказать, какие туфли выбрать или какой рынок посетить, но чужое будущее ей не по зубам). На Вивеку работают несколько гадалок, а в задней части салона есть особая чистая комнатка. Она похожа на врачебный кабинет с бумажными полотенцами, дезинфицирующим средством и столом для осмотра. Девчонки украсили ее шарфами на лампах, ароматическими смесями и подушками в блестках - в общем, всякой девочковой ерундой. Я имею в виду, будь я парнем, который собирается заплатить, чтобы девушка ему подрочила, разве я вошла бы в комнату со словами: «Ммм, как славно пахнет свежим штруделем и мускатным орехом… живо хватай меня
за член!»? Скорее всего, я бы вовсе промолчала, как и большинство из них.
        Мужики, которые приходят, чтобы им подрочили, не такие, как все (а у нас в салоне только дрочат; по крайней мере, я только дрочу. В восемнадцать, девятнадцать и двадцать меня арестовывали за мелкие кражи. Дура была. Теперь мне приличная работа не светит. Для полного комплекта только ареста за проституцию не хватало). Мужики, которые приходят, чтобы им подрочили, совсем не такие, как мужики, которые приходят за минетом или перепихнуться. Конечно, для некоторых парней дрочка - просто одноразовый секс в подворотне. Но у меня множество постоянных клиентов. Подрочить - больше они ни о чем не просят. Они не считают это изменой. Или боятся заболеть, или им духу не хватает замахнуться на большее. Обычно это напряженные, нервные мужчины с нелюбимой работой и без малейшего влияния на кого бы то ни было. Я не осуждаю, это просто оценка. Им нужны привлекательные девушки, но не потаскушки. Например, я ношу очки, но только не на работе, потому что это отвлекает. Мужики думают, что я сейчас начну изображать распутную библиотекаршу, и с напряжением ждут первых аккордов песни ZZ Top. Но ничего подобного, и они
смущаются, что подумали, будто я начну изображать распутную библиотекаршу, отвлекаются и никак не могут кончить.
        Им нравятся дружелюбные и милые девушки и не нравятся слабые. Они не хищники. Им нужна просто сделка. Обслуживание. Пару слов о погоде и любимой спортивной команде. Обычно я стараюсь придумать какую-нибудь шутку, понятную только нам двоим, и повторять ее во время каждого визита. Шутка для двоих - это символ дружбы, только не надо стараться, как с настоящей дружбой. Я говорю что-то вроде: «Похоже, сезон клубники уже начался» или: «Нам нужна лодка побольше» (это реальные примеры), лед сломан, и мужики больше не чувствуют себя козлами, мы же друзья. Все настроились на нужный лад, и можно приступать к делу.
        Когда мне задают сакраментальный вопрос «Чем вы занимаетесь?», я отвечаю чистую правду: «Работаю в сфере обслуживания». По мне, радовать людей - это хорошая работа. Звучит пафосно, но это правда. Конечно, я бы лучше работала библиотекарем, но мне нужна гарантия занятости. Книги временны, члены вечны.
        Проблема была в том, что у меня ужасно болело запястье. В тридцать лет у меня было запястье древней бабки и к тому же совершенно не сексуальный бандаж. Я снимала его перед дрочкой, но от треска липучки мужики слегка нервничали. Как-то раз Вивека навестила меня в задней комнатке. Она была толстухой и напоминала осьминога - кругом бусы, оборки, шарфы и резкий запах одеколона. Она красила волосы в цвет фруктового пунша и уверяла, что это ее натуральный цвет. (Вивека: младший ребенок в семье рабочих; потакает любимчикам; плачет над сентиментальной рекламой; много раз безуспешно пыталась стать вегетарианкой. Как мне кажется.)
        - Зубрилка, ты ясновидящая? - спросила она.
        Вивека прозвала меня Зубрилкой, потому что я ношу очки, читаю книги и ем йогурт на обед. Но до настоящего умника мне далеко, я только мечтаю им стать. Из-за того что я бросила школу, мне пришлось заняться автодидактикой (ничего неприличного, можете посмотреть в словаре). Я постоянно читаю. Я размышляю. Но мне не хватает официального образования. Поэтому мне все время кажется, что я умнее окружающих, но если я когда-нибудь окажусь среди настоящих умников, которые закончили университеты, пьют вино и говорят на латыни, я мигом им наскучу. Я одинокий волк. Так что я с гордостью ношу прозвище Зубрилки. Это символ того, что однажды я смогу стать своей среди по-настоящему умных людей. Вопрос в том, где их взять.
        - Ясновидящая? Нет.
        - Пророчица? У тебя бывали видения?
        - Нет.
        Я думала, что предсказания будущего - только для виду, чушь свинячья, как сказала бы моя мать. Она и впрямь была с фермы на Юге.
        Вивека перестала теребить нитку бус:
        - Зубрилка, я пытаюсь тебе помочь.
        До меня дошло. Обычно я соображаю быстрее, но у меня пульсировало от боли запястье. Боль такая, что только и думаешь, как от нее избавиться. В свою защиту скажу, что Вивека обычно задает вопросы, чтобы поговорить, на ответы ей по большому счету наплевать.
        - Я вижу людей насквозь, - сообщила я надменным глубокомысленным тоном, подражая Вивеке. - Кто они, что им нужно. Я вроде как вижу вокруг них цветные ореолы.
        Чистая правда, не считая последней фразы.
        - Ты видишь ауры. - Вивека улыбнулась. - Я так и думала.
        Вот как я узнала, что перебираюсь в переднюю часть салона. Я собиралась читать ауры, а для этого учиться не нужно. «Просто говори им то, что они хотят слышать, - посоветовала Вивека. - Обгладывай их до костей». Теперь, когда меня спрашивали: «Чем ты занимаешься?», я отвечала: «Прогнозированием» или «Терапией». Ни слова лжи.
        Узнать будущее приходили в основном женщины, а подрочить, разумеется, только мужчины, поэтому салон работал четко, как часовой механизм. Было тесновато, поэтому очередного мужика надо было отвести в заднюю комнатку и довести до кондиции, прежде чем придет очередная клиентка. Мы же не хотим, чтобы кто-то за стеной вопил от удовольствия, в то время как клиентка выслушивает, что ее брак распадается на части. Один раз еще можно соврать, что мы завели щенка, но в другой раз этот номер не пройдет.
        Мы ходили по лезвию бритвы, потому что клиенты Вивеки были в основном из верхнего слоя среднего класса и нижнего слоя высшего класса. Представители этих классов склонны возмущаться по пустякам. Если печальные богатые домохозяйки не хотят, чтобы им предсказывала будущее Дженнифер, им наверняка не понравится выслушивать отставную девку с больным запястьем. Им надо пускать пыль в глаза. Они согласны только на самое лучшее. Их главная цель - жить в городе не хуже, чем в пригороде. Кабинет в передней части салона выглядел как картинка из каталога «Pottery Barn». Я одевалась в том же духе, в основном в комплекты в стиле «вольный художник» из «Anthropologie». Блузки в деревенском стиле шли на ура.
        Стайки легкомысленных, поддатых, расфуфыренных женщин приходили повеселиться. Одинокие женщины хотели верить. Они были в отчаянии, но их медицинская страховка не включала услуги психотерапевта. Или они не знали, что настолько в отчаянии, что им нужен психотерапевт. Таких не хочется жалеть. Я пыталась, потому что кому понравится, если твой медиум, хранитель твоего будущего, станет закатывать глаза при виде тебя. Но за что их жалеть? Большой дом в городе, муж, который не бьет и помогает с детьми, иногда карьера и обязательно - книжные клубы. И они еще имеют наглость грустить? Рано или поздно все они говорили: «Просто мне грустно». Грустят те, у кого слишком много свободного времени. Серьезно. Я не лицензированный психотерапевт, но обычно это означает, что у кого-то слишком много свободного времени.
        Поэтому я говорю что-то вроде: «Скоро вас захватит новая страсть» - и выбираю что-нибудь достижимое. Что-нибудь, что позволит им гордиться собой. Воспитывать ребенка, помогать в библиотеке, стерилизовать собак, защищать окружающую среду. Самое главное - предупреждать, а не утверждать. «Скоро вас захватит новая страсть… осторожнее, не то она затмит все остальное, что вам дорого!»
        Я не говорю, что это всегда так просто, но это часто так просто. Люди мечтают о страсти. Мечтают о смысле жизни. И когда они их находят, то возвращаются к вам, потому что вы предсказали им будущее. Хорошее будущее.
        Сьюзен Бёрк была другой. Она с самого начала казалась умнее. Я вошла в кабинет одним дождливым апрельским утром, только что закончив дрочить клиенту. Я оставила за собой несколько давних завсегдатаев, в том числе этого придурковатого, но милого богача, который звал себя Майклом Одли - «звал», потому что богач вряд ли сообщит мне свое настоящее имя. (Майк Одли: рос в тени брата-крепыша; вколледже вошел в силу; страшно умный, но не задается по этому поводу; время от времени выходит на пробежку. Как мне кажется.) Единственное, что я знала о Майке наверняка, - он любит книги. Он рекомендовал книги настойчиво, с жаром, как другу. То, что надо будущему умнику, то есть мне. «Ты просто обязана это прочитать!» Вскоре у нас образовался собственный частный (и порой липкий) книжный клуб. Майк обожал классические истории о сверхъестественном и старался заразить меня своей страстью («В конце концов, ты же медиум», - улыбался он). В тот день мы обсудили темы одиночества и тоски в «Призраке дома на холме», Майк кончил, я протерла руки дезинфицирующим средством и схватила следующую книгу из его библиотеки -
«Женщину в белом» («Ты просто обязана ее прочитать! Это одна из лучших книг всех времен»).
        Затем я взъерошила волосы, чтобы больше походить на ясновидящую, одернула блузку в деревенском стиле, сунула книгу под мышку и выбежала в главный кабинет. Часовой механизм дал сбой: яопоздала на тридцать семь секунд. Сьюзен Бёрк ждала меня. Она нервно встряхнула мою руку, словно птичка, и я поморщилась от боли в запястье. Я уронила книгу, и мы стукнулись лбами, пытаясь ее поднять. Начало в духе «Трех балбесов», не подобающее медиуму.
        Я усадила ее в кресло и глубокомысленно спросила, что привело ее сюда. Самый легкий способ сказать людям, чего они хотят, - спросить их, чего они хотят.
        Сьюзен Бёрк чуть-чуть помолчала, потом ответила тихо:
        - Моя жизнь распадается на части.
        Она была очень привлекательной, но настолько настороженной и нервной, что разглядеть это было нелегко. Увидеть ярко-голубые глаза за стеклами очков. Представить тусклые светлые волосы распущенными. Несомненно, она была богата. Ее сумка была слишком простой, чтобы не стоить целое состояние. Мышиное платье было хорошо пошито. А может, оно и не было мышиным, просто она так его носила.
        «Умная, но лишенная воображения, - подумала я. - Конформист. Всю жизнь боится сказать или сделать что-нибудь не то. Не уверена в себе. Возможно, ее запугали родители, а теперь запугивает муж. У мужа горячий нрав. Каждое утро она мечтает об одном: дотянуть до вечера без скандалов. Грустная. Наверняка из грустных».
        Сьюзен Бёрк начала всхлипывать. Она плакала полторы минуты. Я собиралась вмешаться через две, но она перестала плакать самостоятельно.
        - Не знаю, зачем я пришла, - сказала она и достала из сумки пастельный носовой платок, но сморкаться не стала. - Это какое-то безумие. Все становится хуже и хуже.
        Я выдала безупречное: «Ну, ну, полно!», - не прикасаясь к ней.
        - Что происходит в вашей жизни?
        Она промокнула глаза и взглянула на меня. Моргнула.
        - Разве вы не в курсе?
        Она улыбнулась. Чувство юмора. Неожиданно.
        - И что мы будем делать? - спросила она, собравшись, и помассировала точку на затылке. - Как это работает?
        - Я психолог-интуит, - начала я. - Вы знаете, что это значит?
        - Вы хорошо разбираетесь в людях.
        - И это тоже, но я не просто строю догадки. Задействованы все мои чувства. Я ощущаю вибрации, которые исходят от людей. Я вижу ауры. Я могу учуять запах отчаяния, лжи или депрессии. Этот дар у меня с пеленок. Моя мать была женщиной с неуравновешенной психикой и постоянно пребывала в депрессии. Ее окружала темно-синяя дымка. Рядом с ней у меня тревожно звенела кожа, словно струны пианино. От матери пахло депрессией. Для меня депрессия пахнет хлебом.
        - Хлебом? - удивилась она.
        - Это просто запах отчаявшейся души.
        Надо выбрать какой-нибудь другой аромат для грустных девушек. Палая листва не подходит, слишком просто, и все же что-нибудь землистое. Грибы? Нет, недостаточно элегантно.
        - Хлебом, - повторила она. - Так странно.
        Люди обычно спрашивают, чем пахнет их аура. Так они вступают в игру. Сьюзен неловко поерзала.
        - Я не хочу показаться грубой, - начала она, - но… кажется, это не для меня.
        Я ждала. Многие недооценивают силу сочувственного молчания.
        - Ладно. - Сьюзен заправила волосы за уши - широкие обручальные кольца сверкнули россыпью бриллиантов, подобно Млечному Пути, - и помолодела лет на десять. Я представила ее ребенком. Наверное, она была начитанной девочкой, хорошенькой, но робкой. Требовательные родители. Отличница. - И что вы думаете обо мне?
        - У вас что-то неладно дома.
        - Я это сама вам сказала. - Она отчаянно хотела мне верить.
        - Нет, вы сказали, что ваша жизнь распадается на части, а я говорю, что это связано с вашим домом. Вы замужем. Я чувствую, что ваши отношения с мужем зашли в тупик. Вас окружает зеленовато-желтая дымка цвета тухлого желтка с завитками здоровой яркой бирюзы по краям. Это говорит о том, что у вас все было хорошо, но после испортилось. Верно?
        Несложно догадаться, но цветовая гамма мне нравилась.
        Сьюзен вскинула глаза на меня. Похоже, я попала в яблочко.
        - От вас исходят такие же вибрации, как от моей матери. Высокие резкие звуки пианино. Вы в отчаянии, вы страдаете. И совсем не спите.
        Я пошла на риск, упомянув бессонницу, но обычно это воздается сторицей. Боль - плохое снотворное. А люди, страдающие бессонницей, рады, если их муки замечают.
        - Нет-нет, я сплю по восемь часов, - возразила Сьюзен.
        - Это неполноценный сон. Вам снятся дурные сны. Необязательно кошмары, возможно, вы их даже не помните, но просыпаетесь разбитой, больной.
        Видите? Большинство неудачных догадок можно обернуть себе на пользу. Этой женщине за сорок, в ее годы люди часто просыпаются разбитыми. Так утверждается в рекламе.
        - Тревога копится у вас в шее, - продолжила я. - А еще от вас пахнет пионами. Ребенок. У вас есть ребенок?
        Если у нее нет ребенка, я скажу: «Но вы хотите завести ребенка». Конечно, она может это отрицать: «Я никогда не хотела детей», но я буду настаивать, и вскоре она решит, что я права. Даже если женщина не хочет детей, ее грызет червячок сомнения. Подобную мысль легко заронить. Правда, эта женщина может быть слишком умна.
        - Да. Даже двое. Сын и пасынок.
        «Пасынок, попробуем пасынка».
        - У вас что-то неладно в доме. Дело в пасынке?
        Она встала и порылась в своей превосходно пошитой сумке:
        - Сколько я вам должна?
        Я ошиблась в одном. Я думала, что больше не увижу ее. Но Сьюзен Бёрк вернулась через четыре дня («А у вещей бывают ауры? - спросила она. - Например, у предметов. Или у зданий»). Через три дня она пришла снова («Вы верите в злых духов? Как вы думаете, они существуют?»). И на следующий день тоже.
        Мои догадки в основном оказались верны. Властные, требовательные родители, отличные оценки, «Лига плюща», какая-то деловая степень. Я спросила ее: «Чем вы занимаетесь?» Она принялась что-то объяснять про разукрупнение, реструктуризацию и пересечение интересов клиентов, а когда я нахмурилась, нетерпеливо добавила: «Я выявляю и решаю проблемы». Отношения с мужем были в порядке, не считая вопросов воспитания пасынка. Бёрки переехали в город в прошлом году, и после этого проблемный ребенок превратился в проблему.
        - Майлс всегда был букой, - пояснила она. - Родную мать он не помнит, я съехалась с его отцом, когда Майлсу было четыре. Но он всегда был замкнутым. Равнодушным. У него холодное сердце. Мне трудно об этом говорить. Замкнутый - это еще полбеды. Но за год после переезда… он изменился. Стал более агрессивным. Он очень злой. Мрачный. Угрожающий. Он пугает меня.
        Ребенку пятнадцать лет. Его только что насильно перевезли из пригорода в город, где он никого не знает, а он и так был неуклюжим ботаником. Еще бы он не злился! Мне стоило об этом сказать, но я промолчала. Я ухватилась за подвернувшуюся возможность.
        Я давно хотела сменить область деятельности и заняться очищением ауры домов. Люди переезжают в новый дом и вызывают специалиста. Ты бродишь по комнатам, жжешь шалфей, рассыпаешь соль и бормочешь всякую чепуху. Жизнь с чистого листа, никаких негативных эманаций прежних владельцев. В последнее время люди возвращались в город, в старинные здания. Назревал бум очищения ауры домов. В столетних особняках накопилось немало вибраций.
        - Сьюзен, вам не приходило в голову, что это дом влияет на поведение вашего сына?
        Сьюзен подалась ко мне с широко распахнутыми глазами:
        - Да! Да, приходило. Я сошла с ума? Вот почему… почему я вернулась. Потому что… увидела кровь на стене.
        - Кровь?!!
        Она наклонилась еще ближе, и я услышала запах мяты, маскирующий несвежее дыхание.
        - На прошлой неделе. Я не хотела говорить… Я думала, вы сочтете меня сумасшедшей. Но на стене была кровь. Струйка крови от пола до потолка. Я… я сошла с ума?
        На следующей неделе я приехала к ней домой. Ехала к Сьюзен в своем верном хетчбэке и думала: ржавчина. Не кровь. Что-то проступило сквозь стены, протекло с крыши. Кто знает, из чего построены старые дома? Кто знает, что может протечь через сотню лет? Вопрос в том, как это обыграть. Мне не хотелось заниматься изгнанием бесов и прочей церковной лабудой. И вряд ли этого хотелось Сьюзен. Но она пригласила меня к себе домой, а такие, как она, не приглашают к себе таких, как я, если им от нас что-то не нужно. Утешение. Мы покудахтаем над «струйкой крови», я придумаю объяснение, но скажу, что дом все равно не повредит очистить.
        И не раз. О деньгах мы пока не говорили. Думаю, две тысячи долларов за двенадцать визитов - хорошая цена. По визиту в месяц в течение года, чтобы пасынок успел прийти в себя, привыкнуть к новой школе, новым одноклассникам. Он исцелится моими стараниями, и Сьюзен непременно начнет рекомендовать меня своим богатым подругам-истеричкам. Я начну собственное дело, и когда меня будут спрашивать: «Чем вы занимаетесь?» - буду надменно отвечать: «Я предприниматель». Возможно, мы со Сьюзен подружимся. Возможно, она пригласит меня в книжный клуб. Я буду сидеть у камина, лакомиться бри и говорить: «Я предприниматель, знаете ли. У меня свое небольшое дело». Я припарковалась, вышла из машины и вдохнула полной грудью весенний воздух, полный надежд.
        Но затем я увидела дом Сьюзен. Остановилась и уставилась на него. Поежилась.
        Он отличался от других.
        Дом затаился. Это был последний оставшийся викторианский дом в длинном ряду угловатых новых зданий, и, возможно, поэтому казалось, что он глядит на мир и что-то просчитывает. Передний фасад был украшен резным камнем с невероятным количеством деталей: цветов, филиграни, изящных ветвей и развевающихся лент. Дверной проем обрамляли два ангела в человеческий рост с протянутыми к небу руками. На их лицах застыло восхищение чем-то невидимым.
        Я смотрела на дом. Дом смотрел на меня длинными зловещими окнами, такими высокими, что ребенок мог бы встать на подоконнике в полный рост. Собственно, он и стоял. Я видела его тощий силуэт в серых брюках, черном свитере и красно-коричневом галстуке, идеально повязанном на шее. Глаза закрывала завеса темных волос. Внезапно он резко спрыгнул с подоконника и исчез за тяжелыми парчовыми занавесями.
        К двери особняка вела крутая высокая лестница. Я успела запыхаться, пока поднималась по ней мимо охваченных благоговением ангелов. Я позвонила в дверь и опустила взгляд на надпись, вырезанную в камне у моих ног.
        КАРТЕРХУК-МЭНОР
        ОСН. 1893
        ПАТРИК КАРТЕРХУК
        Надпись была выполнена типичным викторианским курсивом. Буквы «О» были рассечены пополам завитушками, отчего мне захотелось прикрыть живот защитным жестом.
        Сьюзен открыла дверь. Глаза у нее были красными.
        - Добро пожаловать в Картерхук-Мэнор, - с наигранной торжественностью произнесла она.
        Сьюзен заметила, что я поглядываю на нее. Она всегда выглядела не слишком хорошо, но сегодня даже не притворилась, будто расчесывала волосы, и от нее пахло чем-то гадким и кислым (не «отчаянием» или «депрессией», а обычным несвежим дыханием и немытым телом).
        - Я и правда стала плохо спать.
        Внутри дом был совсем не таким, как снаружи. Его выпотрошили и превратили в обычный богатый дом. Я сразу повеселела. Такой дом я вполне могу очистить: элегантные встроенные светильники, гранитные столешницы и утварь из нержавеющей стали, новые неестественно гладкие деревянные панели - стены сплошь обшиты ботоксным дубом.
        - Давайте начнем со струйки крови, - предложила я.
        Мы поднялись на второй этаж. Над ним было еще два этажа. Лестница была открытой, и я увидела сквозь перила лицо, которое таращилось на меня с верхнего этажа. Черные волосы и черные глаза, фарфоровая кожа старинной куклы. Майлс. Он еще мгновение мрачно смотрел на меня, затем исчез. Идеальное дополнение к старинному особняку.
        Мы остановились на лестничной площадке. Сьюзен сняла со стены изысканную картину, чтобы показать мне стену целиком.
        - Здесь. Она была здесь. - Она жестом указала от потолка до пола.
        Я притворилась, что внимательно изучаю стену, но смотреть было не на что. Сьюзен все оттерла. Отбеливателем пахло до сих пор.
        - Я могу вам помочь, - заверила я. - В этом месте ощущается страшная боль. Во всем доме, но особенно здесь. Я могу вам помочь.
        - Дом скрипит ночь напролет, - пожаловалась она. - Да что там, практически стонет. А не должен. Внутри все новое. Дверь в комнату Майлса хлопает в неурочное время. И ему… ему становится хуже. На него словно что-то нашло. Он словно носит на плечах тьму. Как панцирь насекомого. Он семенит. Будто жук. Я бы переехала, настолько я напугана, я бы переехала, но у нас нет денег. Больше нет. Мы потратили кучу денег на этот дом и еще почти столько же на реновацию, и… муж все равно мне не позволит. Он считает, что у Майлса обычные подростковые причуды, а я дура и истеричка.
        - Я могу вам помочь, - повторила я.
        - Давайте я покажу весь дом.
        Мы пошли по длинному узкому коридору. В доме было мало естественного света. Стоило отойти от окна, как сгущался мрак. Сьюзен включала лампы на ходу.
        - Майлс выключает свет, - пожаловалась она. - Я включаю. Я прошу его не трогать лампы, но он делает вид, будто не понимает, о чем я.
        Она открыла дверь в огромную комнату с камином и книжными шкафами вдоль стен.
        - Это наша берлога.
        - Библиотека! - ахнула я. У них, наверное, не меньше тысячи книг. Толстых впечатляющих книг, какие читают умные люди. Как можно держать тысячу книг в одной комнате и называть ее берлогой?
        Я шагнула в комнату и картинно поежилась:
        - Вы чувствуете? Чувствуете… давление?
        - Терпеть не могу эту комнату, - кивнула она.
        - Я уделю этой комнате особое внимание, - заверила я (буду сидеть в ней по часу и читать все подряд).
        Мы вернулись в коридор. Света не было. Сьюзен вздохнула и принялась щелкать выключателями. В коридоре наверху кто-то возбужденно бегал взад и вперед. Мы подошли к закрытой двери по правую руку. Сьюзен постучала: «Джек, это я». Раздался звук отодвигаемого кресла, щелчок замка. Дверь открыл ребенок на несколько лет младше Майлса, очень похожий на мать. Он улыбнулся Сьюзен, как будто год ее не видел.
        - Привет, мама. - Он крепко обнял ее. - Я скучал по тебе.
        - Это Джек, ему семь лет.
        Сьюзен взъерошила сыну волосы:
        - Маме нужно немного поработать с подругой. - Сьюзен встала на колени и заглянула ему в глаза. - Дочитывай книги, и я приготовлю поесть.
        - Дверь запереть? - спросил Джек.
        - Да, как всегда, солнышко.
        Щелкнул замок, и мы пошли дальше.
        - Зачем замок?
        - Майлс не любит своего брата.
        Наверное, она почувствовала, что я хмурюсь. Все подростки не любят своих младших братьев.
        - Если бы вы видели, что Майлс сделал с няней, которая ему не понравилась… Это одна из причин, по которой у нас нет денег. Медицинские счета. - Она резко повернулась ко мне. - Напрасно я это сказала. Ничего… серьезного не случилось. Возможно, это был несчастный случай. Теперь уж и не знаю. Может, я окончательно слетела с катушек.
        Она хрипло засмеялась и смахнула слезу.
        Мы дошли до конца коридора, где была еще одна закрытая дверь.
        - Я бы показала вам комнату Майлса, но у меня нет ключа, - откровенно сказала она. - К тому же я слишком боюсь.
        Она снова вымученно хохотнула. Получилось неубедительно, слишком вяло даже для намека на смех. Мы поднялись на следующий этаж. Вереница комнат с обклеенными обоями или крашеными стенами. Расставленная как попало изящная викторианская мебель. В одной из комнат не было ничего, кроме лотка.
        - Это для нашего кота Уилки, - пояснила Сьюзен. - Самый везучий кот на свете: собственная комната в качестве туалета.
        - Для комнаты еще найдется применение.
        - Вообще-то, он очень милый кот. Ему почти двадцать лет.
        Я улыбнулась, как будто мне было не наплевать.
        - У нас явно больше места, чем нужно, - сказала Сьюзен. - Наверное, мы думали, что заведем… или усыновим… но я не хочу приводить еще одного ребенка в этот дом. Поэтому мы живем на страшно дорогом складе. Мой муж любит антиквариат.
        Я представила ее скованного, надменного мужа. Он любит антиквариат, но сам его не покупает. Возможно, нанял профессионального декоратора. Женщину в роговых очках. Книги, наверное, тоже она приобрела. Я слышала, что книги покупают оптом, чтобы превратить в мебель. Люди - идиоты. Какие же все-таки люди идиоты!
        Мы поднялись еще на этаж и оказались на большом чердаке с пароходными кофрами вдоль стен.
        - Как вам эти кофры? Правда, глупость? - прошептала Сьюзен. - Он говорит, что кофры придают чердаку аутентичность. Он не в восторге от реновации.
        Так, значит, дом был компромиссом. Муж мечтал о старинном доме, Сьюзен о новом, и они решили, что старый дом с новой начинкой всех устроит. Но результат раздражает обоих. Потраченные миллионы долларов не принесли им счастья. Богачи не умеют пользоваться деньгами.
        Мы спустились по черной лестнице-червоточине, от которой кружилась голова, и оказались на просторной сверкающей современной кухне.
        Майлс сидел за кухонным островком и ждал. При виде него Сьюзен вздрогнула.
        Он выглядел младше своих лет. Бледное лицо, заостренный подбородок и черные глаза, которые посверкивали, как у паука. Оценивающий взгляд.
        «Светлая голова, но ненавидит школу, - подумала я. - Ему вечно не хватает внимания. Не хватило бы даже всего внимания Сьюзен. Подлый. Эгоцентричный».
        - Привет, мама, - произнес он. Его лицо преобразилось, расплылось в широкой глуповатой улыбке. - Я скучал по тебе.
        «Милый ласковый Джек». Он превосходно подражал своему младшему брату. Майлс направился к Сьюзен, чуть сгорбившись в детской позе. Он обнял ее, уткнулся носом. Сьюзен смотрела на меня поверх его головы, ее щеки горели, губы были стиснуты в тонкую линию, как будто она чуяла какой-то неприятный запах. Майлс поднял взгляд на нее:
        - Обними же меня.
        Она на мгновение обняла его. Майлс отпустил ее, как будто обжегся.
        - Я слышал, что ты ей сказала. О Джеке. И о няне. Обо всем. Ну и сука же ты!
        Сьюзен вздрогнула. Майлс повернулся ко мне:
        - Я искренне надеюсь, что вы уйдете и никогда не вернетесь. Вам же лучше будет. - Он улыбнулся нам обеим. - Это семейное дело. Правда, мама?
        Он потопал вверх по черной лестнице в своих тяжелых кожаных ботинках, сильно наклоняясь вперед. Он и вправду семенил, словно жук в блестящем твердом панцире.
        Сьюзен посмотрела на пол, вздохнула и взглянула на меня:
        - Мне нужна ваша помощь.
        - А что об этом говорит ваш муж?
        - Мы не говорим об этом. Майлс его сын. Муж его защищает. Говорит, что я рехнулась, стоит мне заикнуться насчет Майлса. Он часто говорит, что я рехнулась. Дом с привидениями! Возможно, он прав. В любом случае он постоянно в разъездах; он даже не узнает, что вы приходили.
        - Я могу вам помочь. Как насчет оплаты?
        Ее устроила сумма, но не срок.
        - Я не могу ждать целый год, пока Майлсу полегчает; за это время он всех нас прикончит.
        Она снова в отчаянии хохотнула. Я согласилась приходить два раза в неделю.
        В основном я приходила днем, когда дети были в школе, а Сьюзен на работе. Я и вправду очистила дом - в самом прозаическом смысле. Я жгла шалфей и сыпала морскую соль. Заваривала лаванду и розмарин и драила стены и полы. А потом сидела в библиотеке и читала. И совала свой нос куда не следует. Я нашла кучу фотографий улыбающегося лапочки Джека, несколько старых снимков надутого Майлса, пару фотографий хмурой Сьюзен и ни одной - ее мужа. Мне было жаль Сьюзен. Злобный пасынок и вечно отсутствующий муж - неудивительно, что она дала волю мрачным фантазиям.
        И все же… я тоже это чувствовала. Дом. Необязательно недоброжелательный, но… внимательный. Я чувствовала, что он словно наблюдает за мной. Это давило на меня. Однажды я драила пол и внезапно ощутила резкую боль в среднем пальце, как будто от укуса. Я отдернула руку и увидела кровь. Я перевязала палец чистым лоскутом и смотрела, как сквозь ткань сочится кровь. Мне казалось, что дом злорадствует.
        Я начала бояться. Я пыталась бороться со страхом.
        «Ты сама в это ввязалась, - говорила я себе, - так что прекрати валять дурака».
        Прошло шесть недель. Однажды утром я заваривала лаванду на кухне. Сьюзен была на работе. Я почувствовала, что за спиной кто-то есть, обернулась и увидела Майлса в школьной форме. Он держал в руках мой «Поворот винта» иразглядывал меня с легкой ухмылкой.
        - Любите рассказы о привидениях? - улыбнулся он.
        Он рылся в моей сумке.
        - Майлс, почему ты не в школе?
        - Я наблюдал за вами. Это интересно. Вы же чувствуете, что скоро случится что-то плохое? Я любопытен от природы.
        Он подошел ближе. Я отступила. Он стоял рядом с кипящей кастрюлей. Его щеки порозовели от тепла.
        - Майлс, я пытаюсь помочь.
        - Но вы же это чувствуете? Чувствуете зло?
        - Чувствую.
        Он заглянул в кастрюлю. Провел пальцем по ободку и отдернул покрасневший палец. Майлс изучающе смотрел на меня своими блестящими черными паучьими глазами.
        - Вы выглядите не так, как я думал. Вблизи. Я думал, вы более… сексуальны.
        В его голосе прозвучала ирония, и я поняла, что он имеет в виду сексуальную гадалку в духе Хеллоуина. Блеск для губ, пышная прическа, серьги-кольца.
        - Вы похожи на няню.
        Я отступила еще дальше. Его предыдущей няне не поздоровилось.
        - Ты пытаешься меня напугать?
        Я хотела дотянуться до плиты и выключить конфорку.
        - Я пытаюсь вам помочь, - рассудительно произнес он. - Я не хочу, чтобы вы с ней общались. Если вы придете снова, вы умрете. Большего я не скажу. Но я вас предупредил.
        Он повернулся и вышел из комнаты. Услышав его шаги на парадной лестнице, я вылила кипящую воду в раковину и бросилась в столовую за сумочкой и ключами. Я не могла больше оставаться в этом доме. Я схватила сумку, и мне в ноздри ударила теплая сладковатая вонь. Майлс наблевал мне в сумку - прямо на ключи, бумажник и телефон. Я не могла взять ключи, прикоснуться к этой гадости.
        В дверь лихорадочно замолотила Сьюзен:
        - Он здесь? С вами все в порядке? Позвонили из школы, сказали, Майлс сегодня не приходил. Наверное, вышел в парадную дверь и вернулся через черный ход. Ему не нравится, что вы приходите. Что он вам наговорил?
        Наверху раздался грохот. Вой. Мы взбежали по лестнице. С крюка на потолке свисала крошечная примитивная фигурка из ткани. Лицо было нарисовано фломастером. Нос вышит красной ниткой. Из комнаты Майлса в конце коридора несся вой: «Нееееееет! Сука, вот сука!»
        Мы подошли к двери.
        - Хотите с ним поговорить? - спросила я.
        - Нет.
        Она повернулась и в слезах пошла обратно по коридору. Сдернула фигурку с крюка для лампы.
        - Я сперва подумала, это я. - Сьюзен протянула фигурку мне. - Но у меня светлые волосы.
        - Наверное, это я.
        - Как же я устала бояться, - пробормотала она.
        - Я знаю.
        - Еще нет.
        Сьюзен укрылась у себя в комнате. Я принялась за работу. Честное слово, я трудилась что было сил. Я вымыла каждый клочок пола и стен с розмарином и лавандой. Окурила дом шалфеем, пробормотала магическую тарабарщину под вопли Майлса и плач Сьюзен над головой. Вывалила содержимое испоганенной сумки в кухонную раковину и включила воду, чтобы как следует все отмылось.
        Когда я в сумерках отпирала свою машину, меня окликнула пожилая женщина с напудренным лицом и пухлыми щеками. Слегка улыбаясь, она поспешила ко мне в тумане.
        - Я только хотела поблагодарить вас за то, что вы делаете для этой семьи. За то, что помогаете малышу Майлсу. Спасибо!
        Она прижала пальцы к губам, изобразила, будто закрывает рот на замок, и умчалась, прежде чем я успела сказать, что совершенно ничем не могу помочь этой семье.
        Через неделю я заметила кое-что новое, когда коротала время в своей квартирке (две комнаты, четырнадцать книг). Ржавое пятно на стене у кровати, похожее на лужицу после отлива. Оно напомнило мне о матери. О прежней жизни. О бесчисленных сделках - шило на мыло, - которые до сих пор ничего для меня не значили. Завершив сделку, я стирала ее из памяти в ожидании новой. Но Сьюзен Бёрк и ее семья застряли у меня в голове. Сьюзен Бёрк, ее семья и их дом.
        Я открыла свой допотопный ноутбук и ввела в строку поиска: «Патрик Картерхук». Компьютер натужно загудел и выдал ссылку на статью на сайте кафедры английского языка: «Преступление по-викториански: зловещая история семьи Патрика Картерхука».
        В 1893 году магнат Патрик Картерхук, владелец универсального магазина, въехал в свой великолепный особняк в стиле позолоченного века[1 - Позолоченный век - последняя четверть XIX века в США, ознаменовавшаяся быстрым ростом экономики и населения. Название взято из сатирического романа Марка Твена и Чарльза Уорнера «Позолоченный век». (Примеч. перев.)] в центре города с красавицей-женой Маргарет и двумя сыновьями, Робертом и Честером. Роберт доставлял родителям немало беспокойства. Он любил запугивать одноклассников и мучить соседских животных. В двенадцать лет он поджег один из отцовских складов и остался любоваться пожаром. Он без конца мучил своего тихого младшего брата. К четырнадцати годам Роберт стал совершенно неуправляемым. Картерхуки решили изолировать его от общества. В 1895 году они заперли его в особняке. Он должен был провести в нем всю оставшуюся жизнь. Роберт все больше ожесточался в своей позолоченной темнице. Он пачкал мебель и стены экскрементами и рвотой. Его сиделка оказалась в больнице с синяками неизвестного происхождения и так и не вернулась в особняк. Кухарка тоже сбежала
одним зимним утром. Ходили слухи, что она обварилась кипятком в результате «несчастного случая на кухне» иполучила ожоги третьей степени.
        Никто в точности не знает, что случилось в доме Картерхуков в ночь на 7 января 1897 года, но пролилось немало крови. Патрик Картерхук был заколот в собственной кровати, на его теле насчитали 117 ножевых ран. Жену Патрика, Маргарет, зарубили топором, когда она бежала по лестнице на чердак. Топор так и торчал у нее в спине. Десятилетнего Честера утопили в ванне. Роберт повесился на потолочной балке в своей комнате. Он явно принарядился по случаю: на нем был синий воскресный костюм, залитый кровью родителей и все еще мокрый от воды из ванны, в которой нашел страшную смерть его младший брат.
        Под статьей была размытая старинная фотография Картерхуков. Четыре мрачных лица в ворохе викторианских оборок. Худой мужчина за сорок с аккуратной заостренной бородкой, миниатюрная блондинка с грустными пронзительными глазами - светлыми, почти белыми. Два мальчика. Младший светленький, похожий на мать; старший темноволосый и черноглазый, с легкой ухмылкой и ироничным наклоном головы. Майлс. Старший мальчик был похож на Майлса. Не как две капли воды, но сходство было несомненным: самодовольство, чувство превосходства, угроза.
        Майлс.
        Можно ли уничтожить дом, если снять окровавленные половицы и залитую водой плитку, разобрать балки, на которых повесился Роберт Картерхук, снести стены, которые слышали крики? Могут ли призраки жить в выпотрошенном доме? Или от зла так легко не избавиться? Ночью мне приснилось, как невысокая фигурка открывает дверь в комнату Сьюзен, крадется по полу и спокойно заносит над спящей мачехой сверкающий разделочный нож с кухни за миллион долларов, а в комнате пахнет шалфеем и лавандой.
        Я проспала все утро и проснулась в темноте. Бушевала гроза. Я смотрела в потолок, пока солнце не село, затем оделась и поехала в Картерхук-Мэнор. Бесполезные травы я оставила дома.
        Дверь открыла заплаканная Сьюзен. Ее бледное лицо словно светилось во мраке дома.
        - Вы и правда медиум, - прошептала она. - Я собиралась вам звонить. Становится только хуже.
        Она рухнула на диван.
        - Майлс и Джек дома?
        Она кивнула и показала пальцем наверх.
        - Майлс сказал вчера вечером совершенно безмятежным тоном, что собирается нас убить. И я действительно его боюсь… потому что… Уилки… - Она снова заплакала. - О господи.
        В комнату медленно вошел кот. Старый потрепанный котяра с торчащими ребрами. Сьюзен указала на него:
        - Вы только посмотрите, что он сделал… с бедным Уилки!
        Я присмотрелась. На месте хвоста у кота торчал неопрятный клок шерсти. Майлс отрезал коту хвост.
        - Сьюзен, у вас есть ноутбук? Я хочу вам кое-что показать.
        Она провела меня в библиотеку и усадила за викторианский стол, который явно принадлежал ее мужу. Щелкнула выключателем, и в камине взвился огонь. Нажала кнопку, и ноутбук ожил. Я показала Сьюзен веб-сайт и статью о Картерхуках. Она читала статью, и я ощущала на шее ее теплое дыхание.
        Я указала на фото:
        - Роберт Картерхук вам никого не напоминает?
        Сьюзен кивнула, словно в трансе:
        - Что это значит?
        Дождь стучал в черные оконные стекла. Как мне не хватало ясного синего неба! Дом давил невыносимо.
        - Сьюзен, вы мне нравитесь. Мне мало кто нравится. Я желаю вашей семье добра. И мне кажется, это не я.
        - В смысле?
        - Вам нужна помощь. Я не могу вам помочь. С этим домом что-то неладно. Мне кажется, вы должны уехать. Мне плевать, что скажет ваш муж.
        - Но если мы уедем… Майлс останется с нами.
        - Да.
        - Значит… он исцелится? Если покинет этот дом?
        - Сьюзен, я не знаю.
        - Что вы пытаетесь сказать?
        - Что вам нужен кто-то получше меня. У меня недостаточно знаний. Я не могу ничего сделать. Мне кажется, вам нужно уехать сегодня же. Поселитесь в отеле. Возьмите две комнаты. Заприте дверь между номерами. А потом… мы что-нибудь придумаем. Но если честно, я могу вам помочь только своей дружбой.
        Сьюзен пошатнулась, хватаясь за горло. Она отпрянула, пробормотала: «Извините» - и выскочила за дверь. Я ждала. Запястье снова пульсировало от боли. Я обвела взглядом комнату, полную книг. Не видать мне здесь вечеринок. Никто не станет рекомендовать меня своим богатым подругам-истеричкам. Я сама все испортила; ядала Сьюзен ответ, который пришелся ей не по душе. Но впервые в жизни я чувствовала, что поступила порядочно. Не говорила себе, что поступила порядочно, а просто поступила порядочно.
        Я увидела, как Сьюзен пробежала мимо двери по направлению к лестнице. Майлс следовал за ней по пятам.
        - Сьюзен! - крикнула я.
        Я вскочила, но не смогла себя заставить выйти из комнаты. Раздалось неясное бормотание. Не то настойчивое, не то злобное. А потом ничего. Тишина. Ничего. «Выходи». Но я чертовски боялась выходить в темный коридор.
        - Сьюзен!
        Ребенок, который запугивал младшего брата и угрожал мачехе. Который преспокойно заявил мне, что я умру. Ребенок, который отрезал хвост любимцу семьи. Дом, который нападал на своих жильцов и манипулировал ими. Дом, который видел уже четыре смерти, но считает, что этого мало. «Спокойно». В коридоре было по-прежнему темно. Ни следа Сьюзен. Я встала. Пошла к двери.
        На пороге внезапно возник Майлс, чопорный, с прямой спиной, как всегда, в школьной форме. Он загораживал мне выход.
        - Я сказал вам, чтобы вы больше не приходили, но вы пришли. Пришли не раз и не два, - рассудительно произнес он, как будто говорил с провинившимся ребенком. - Вы же знаете, что вы умрете?
        - Майлс, где твоя мачеха?
        Я попятилась. Он шел ко мне. Он был еще совсем ребенком, но мне было страшно.
        - Что ты сделал со Сьюзен?
        - Вы до сих пор не поняли? Сегодня вечером мы умрем.
        - Майлс, прости, я не хотела тебя расстраивать.
        Он засмеялся, из уголков глаз разбежались морщинки. Воплощенное веселье.
        - Нет-нет, вы неправильно поняли. Она собирается вас убить. Сьюзен собирается убить нас обоих. Посмотрите на комнату. Думаете, вы случайно сюда попали? Посмотрите внимательно. Посмотрите на книги.
        Я внимательно смотрела на книги. Каждый раз, когда я убиралась в этой комнате, я жадно смотрела на книги и представляла, как украду одну или две для своего маленького книжного клуба с…
        С Майком. Моим любимым клиентом. Здесь были все книги, которые я брала у Майка за последние несколько лет. «Женщина в белом», «Поворот винта», «Призрак дома на холме». Я радовалась при виде знакомых книг - вот какая я умница, прочла столько книг из такой шикарной библиотеки! Но я не была начитанной особой, я была всего лишь тупой шлюхой в правильной библиотеке. Майлс достал из ящика стола свадебную фотографию. Летний закат за спинами невесты и жениха окутывал их мягким ореолом. Сьюзен выглядела великолепно - полной соблазна и жизни версией знакомой мне женщины. Жених? Лицо было смутно знакомым, но член я вспомнила сразу. Я два года дрочила мужу Сьюзен.
        Майлс щурился, глядя на меня. Комик, ждущий, когда до зрителей дойдет шутка.
        - Она собирается вас убить, и я совершенно уверен, что меня тоже.
        - В смысле?
        - Сейчас она внизу, звонит в «девятьсот одиннадцать». Она велела мне вас задержать. Затем она поднимется, застрелит вас и скажет копам одно из двух. Первый вариант: вы аферистка, которая притворяется ясновидящей, чтобы наживаться на эмоционально уязвимых людях. Вы сказали Сьюзен, что можете помочь ее психически неуравновешенному сыну, и она вам поверила, но вы только и делали, что приходили и обкрадывали ее. Когда она сказала вам об этом, вы разозлились и застрелили меня, а она застрелила вас в рамках самообороны.
        - Мне не нравится этот вариант. Как насчет второго?
        - В вашей честности нет сомнений. Вы искренне верили, что в меня вселился злой дух. Но оказалось, что никто в меня не вселялся, я самый обычный подросток-психопат. Вы слишком надавили на меня, и я вас убил. Она боролась со мной за пистолет и застрелила меня в рамках самообороны.
        - Зачем ей тебя убивать?
        - Она меня не любит и никогда не любила. Я не ее сын. Она пыталась сплавить меня родной матери, но той я даром не нужен. Тогда она попыталась отправить меня в интернат, но отец не позволил. Моя смерть станет для нее облегчением. Так уж она устроена. Она зарабатывает тем, что выявляет и решает проблемы. Она практичная злодейка.
        - Но она кажется такой…
        - Тихой мышкой? На самом деле она не такая. Она хотела, чтобы вы считали ее такой. Она красива и успешна. Настоящая звезда. Но ей было нужно, чтобы вы считали ее легкой жертвой. Чувствовали свое преимущество. Скажете, я не прав? Разве не этим вы зарабатываете на жизнь? Дурачите дурачков?
        Мы с матерью десять лет играли в эту игру. Одевались в обноски, притворялись, чтобы вызвать жалость к себе. И я не распознала ее, оказавшись по другую сторону барьера.
        - Она хочет убить меня… из-за твоего отца?
        - У Сьюзен Бёрк был идеальный брак, а вы его разрушили. Мой отец ушел. Он ее бросил.
        - Уверена, что несколько… встреч тут ни при чем.
        - Она считает, что дело в этом. Она выявила проблему и собирается ее решить.
        - Твой отец знает… что я здесь?
        - Еще нет. Он и правда все время в разъездах. Но когда он узнает, что мы мертвы, услышит рассказ Сьюзен… Когда она поведает ему, что была ужасно напугана, нашла визитную карточку ясновидящей в его томике «Ребекки» иот отчаяния решила обратиться за помощью… представляете, что он почувствует? Его сын мертв, потому что он ходил к шлюхе. Его жене пришлось защищать свою семью и убивать, потому что он привязался к шлюхе. Он за всю жизнь не сможет возместить Сьюзен пережитый ужас и чувство вины. В этом и соль.
        - Вот как она меня нашла? По визитной карточке?
        - Сьюзен нашла карточку. Это показалось ей странным. Подозрительным. Отец любит истории о привидениях, но он отъявленный скептик и не станет посещать гадалку. Разве что… это никакая не гадалка. Она проследила за ним. Записалась на прием. И когда вы вышли из задней комнаты с его томиком «Женщины в белом», ей все стало ясно.
        - Она тебе доверилась.
        - Сначала я расценил это как комплимент, но потом понял, что она пытается меня отвлечь. Она рассказала мне о своем плане убить вас, чтобы я не понял, что мне тоже предстоит умереть.
        - Почему бы просто не пристрелить меня в темном переулке?
        - Тогда мой отец не будет мучиться. К тому же ее могут увидеть. Нет. Она хотела убить вас здесь, чтобы выставить себя жертвой. Это проще всего. Поэтому она придумала историю о доме с привидениями, чтобы заманить вас. Картерхук-Мэнор, мурашки по коже.
        - Но как же Картерхуки? Я читала о них в Интернете.
        - Картерхуки - выдумка. Нет, наверное, они существовали, но умерли совсем не так.
        - Я читала о них!
        - Вы читали о них, потому что она написала о них. Это Интернет. Вы в курсе, как легко создать веб-страницу? Поставить на нее несколько ссылок, чтобы люди нашли ее, поверили и добавили ваш рассказ на свои сайты? Проще не бывает. Тем более для такой, как Сьюзен.
        - Но фотография, она похожа…
        - Вы бывали на блошином рынке? Полные коробки старых фотографий, по баксу за штуку. Найти ребенка, который похож на меня, несложно. Особенно если под рукой есть кто-то легковерный. Простофиля. Вроде вас.
        - А кровь на стене?
        - Это она вам рассказала, чтобы настроить на нужный лад. Она знала, что вы любите истории о привидениях. Она хотела, чтобы вы пришли и поверили. Ей нравится измываться над людьми. Она хотела, чтобы вы с ней подружились, чтобы вы переживали за нее, а потом - бам! - испытали потрясение, осознав, что сейчас умрете и боялись не того, кого надо. Ваше чутье вас подвело.
        Он ухмыльнулся.
        - Кто отрезал хвост коту?
        - Это мэнский кот, идиотка, у них нет хвостов. Можно я отвечу на остальные вопросы по дороге? Я не хочу тупо ждать своей смерти.
        - Ты хочешь убежать со мной?
        - Сейчас подумаю. Убежать с вами или остаться здесь и умереть? Да, я хочу убежать. Она, наверное, уже положила трубку и стоит у подножия лестницы. Идем ко мне в комнату. Я заранее приставил к окну пожарную лестницу.
        В гостиной раздался перестук каблуков Сьюзен. Она шла к лестнице. Быстро шла. Звала меня по имени.
        - Пожалуйста, возьмите меня с собой, - взмолился он. - Ну пожалуйста. На время, пока отец не вернется. Пожалуйста, мне очень страшно.
        - А как же Джек?
        - Она любит Джека. Она хочет избавиться только от нас.
        Каблуки Сьюзен стучали все быстрее, все ближе.
        Мы спустились по пожарной лестнице. Это было очень драматично.
        Мы сели в мою машину, рванули с места, и только тогда я поняла, что понятия не имею, куда мы едем. Лицо Майлса в свете фар встречных автомобилей напоминало хворую луну. Капли дождя текли с его лба по щекам и подбородку.
        - Позвони отцу, - велела я.
        - Отец в Африке.
        Дождь стучал по жестяной крыше автомобиля. Сьюзен Бёрк (вот ведь аферистка!) внушила мне такой страх перед домом, что я ничего не заподозрила. Теперь я могла рассуждать здраво. Успешная женщина выходит замуж за богача. У них рождается очаровательный малыш. Жизнь прекрасна, не считая одной мелочи - чудаковатого пасынка. Сьюзен сказала, что у Майлса холодное сердце, и я ей поверила. Но это у нее холодное сердце. Она никогда не любила Майлса. Уверена, она с самого начала пыталась от него избавиться. Такой расчетливой суке, как Сьюзен, не хотелось растить чудаковатого, нелепого кукушонка. Сьюзен и Майк неплохо ладили, но вскоре ее жестокость по отношению к его первенцу отравила их любовь. Майк отвернулся от нее. Леденел от ее прикосновений. И начал ходить ко мне. Он часто приходил ко мне. У нас было много общего, мы оба любили книги, и он мог внушить себе, что у нас в некотором роде отношения. Брак со Сьюзен продолжал разваливаться. Майк съехал. Он оставил Майлса дома, потому что собирался за границу, но должен был забрать сына, когда вернется (это только догадки, но Майк, которого я знала, который
хихикал, когда кончал, не мог бросить своего ребенка). К несчастью, Сьюзен узнала его секрет и решила, что это я разрушила их брак. Представляю, как ее взбесило, что ее муж ходит к такой низкой женщине, как я. И что ей теперь делать с его жутким ребенком и отвратительным домом? Как решить проблему? Она придумывает план. Заманивает меня. Майлс завуалированно предостерегает меня. Он играет со мной, поначалу ему это нравится. Сьюзен рассказывает соседям что-то туманное - что я помогаю бедному малышу Майлсу. Когда всплывет правда - что я бывшая шлюха, которая подалась в аферистки, - Сьюзен будет убита горем. Ее все будут жалеть. А я буду казаться злодейкой. Идеальный способ совершить убийство.
        Майлс повернул ко мне свое лунообразное лицо и улыбнулся.
        - А ведь получается, что вы меня похитили, - сообщил он.
        - Наверное, нам надо в полицию.
        - Нам надо в Чаттанугу, штат Теннесси, - нетерпеливо поправил он, как будто мы давно обо всем договорились и я вдруг пошла на попятный. - В этом году «Кровавая ива» проводится в Чаттануге. Впервые в США с тысяча девятьсот семьдесят восьмого года.
        - Понятия не имею, о чем ты говоришь.
        - Всего лишь о самом крупном в мире съезде любителей сверхъестественного. Сьюзен запретила мне его посетить. Так что я поеду с вами. Я подумал, вам понравится, вы же любите рассказы про привидения. Поверните налево у третьего фонаря, чтобы выехать на шоссе.
        - Я не повезу тебя в Чаттанугу.
        - Повезете. Я теперь главный.
        - Ты бредишь, мальчик.
        - А вы воруете и похищаете детей.
        - Ничего подобного.
        - Сьюзен позвонила в «девятьсот одиннадцать» не потому, что собиралась вас убить, - засмеялся он. - Она позвонила в «девятьсот одиннадцать», потому что я сказал ей, что поймал вас на воровстве. Видите ли, у нее пропали драгоценности.
        Он похлопал себя по карману пиджака. Раздался звон.
        - Сейчас она уже поднялась наверх и обнаружила, что гадалка, шлюха и воровка похитила ее неблагополучного пасынка. На пару дней придется залечь на дно. Не беда, «Кровавая ива» начнется только в четверг.
        - Сьюзен хотела меня убить, потому что узнала обо мне и твоем отце.
        - Можете говорить «о том, что я дрочила твоему отцу». Мне все равно.
        - Сьюзен узнала.
        - Ничего она не узнала. Она очень умная и при этом круглая дура. Это я все узнал. Я постоянно таскаю книги у отца. Я нашел вашу визитку, нашел ваши заметки на полях. Я отправился к вам на работу и все разнюхал. Сьюзен отчасти была искренней с вами, она и правда считает меня странным. Когда мы переехали сюда… а я говорил ей, что не хочу, я совершенно ясно дал понять, что не хочу переезжать… я начал потихоньку чудить в доме. Просто чтобы досадить ей. Это я создал тот веб-сайт. Я. Это я придумал историю Картерхуков. Я отправил Сьюзен к вам, просто чтобы посмотреть, дойдет до нее наконец или нет. Не дошло. Она поверила в чушь, которую вы несли.
        - Так Сьюзен не лгала, в доме действительно творились странные вещи? Ты правда угрожал убить своего брата?
        - А она в это поверила. И кто из нас чудовище?
        - Ты правда сбросил свою няню с лестницы?
        - Ну что вы, она сама упала. Я не жестокий, просто умный.
        - Что случилось в тот день, когда мне испоганили сумку, наверху творилось черт знает что и с потолка свисала кукла?
        - Я наблевал вам в сумку, потому что вы меня не слушали. Отказывались уходить. С куклой то же самое. И с лезвием бритвы в половице, о которое вы поранились. Я почерпнул идею в книгах о военном искусстве древних римлян. Вы читали…
        - Нет. Я про крики. Ты явно был в бешенстве.
        - Еще бы! Сьюзен разрезала мою кредитку и оставила на столе. Она пыталась запереть меня в четырех стенах. Но потом я понял, что вы поможете мне выбраться из этого дурацкого дома. Мне нужен кто-то взрослый для… да для всего, если честно. Я не могу водить машину, не могу один поселиться в гостинице. Я слишком мал для своих лет. Мне пятнадцать, но выгляжу я на двенадцать. Мне нужен кто-то вроде вас, чтобы жить в свое удовольствие. Надо было только заставить вас вытащить меня из дома, и дело в шляпе. Вы не посмеете обратиться в полицию. У вас наверняка темное прошлое.
        Майлс был прав. Такие, как я, не обращаются в полицию, потому что это выходит нам боком.
        - Поверните налево на шоссе, - сказал он.
        Я повернула.
        Я обдумала его рассказ, разобрала по косточкам. Погоди-ка…
        - Погоди. Сьюзен сказала, что ты отрезал хвост коту. А ты сказал, что это мэнский кот…
        Он улыбнулся:
        - Ха! Верно подмечено. Значит, кто-то солгал. Наверное, придется выбрать, кому верить. Как, по-вашему, кто из нас рехнулся, Сьюзен или я? Что вам больше по душе? Поначалу я думал, что лучше выставить сумасшедшей Сьюзен. Вы меня пожалеете, мы подружимся и отправимся в веселую поездку. Но потом я подумал, может, лучше самому оказаться злодеем? Может, тогда вы поймете, кто здесь главный… Как по-вашему?
        Я задумалась.
        Майлс нарушил молчание:
        - По-моему, ситуация в любом случае выигрышная. Для всех. Если Сьюзен рехнулась и хочет от нас избавиться, она от нас избавилась.
        - А что она скажет твоему отцу, когда он вернется?
        - Это зависит от того, кто из нас сумасшедший.
        - Твой отец и правда в Африке?
        - Вас должно волновать кое-что поважнее моего отца.
        - Хорошо, допустим, ты сумасшедший. Твоя мать натравит на нас полицейских.
        - Остановитесь вон на той парковке, у церкви.
        Я оглядела Майлса в поисках оружия. Мне не хотелось стать трупом на парковке у заброшенной церкви.
        - Живо! - рявкнул Майлс.
        Я припарковалась у церкви с закрытыми ставнями рядом с въездом на шоссе. Майлс выскочил под дождь, взбежал по лестнице и укрылся под свесом крыши. Он достал из кармана пиджака сотовый и позвонил, стоя спиной ко мне. Минуту поговорив по телефону, он бросил трубку, раздавил ее каблуком и побежал обратно к машине. От него будоражаще пахло весной.
        - Смотрите, я только что позвонил своей истеричной мачехе и сообщил, что вы меня достали, меня тошнит от ее дома и ее странностей, от ее манеры таскать в дом всякую шваль, поэтому я сбежал и буду жить у отца. Он только что вернулся из Африки, и я буду жить у него. Она никогда не звонит отцу.
        А он разбил телефон, и я не могу проверить, действительно ли он звонил Сьюзен или опять притворяется.
        - А что ты скажешь отцу?
        - Когда у тебя двое родителей, которые ненавидят друг друга и вечно то работают, то путешествуют и вообще мечтают от тебя избавиться, можно много чего наговорить. Пространства для маневра хватает. Так что вам не о чем беспокоиться. Выезжайте на шоссе. Через три часа будет мотель с кабельным и рестораном.
        Я выехала на шоссе. Парень в свои пятнадцать был умнее, чем я в тридцать. Пора остепениться, стать добропорядочной особой? Чушь свинячья! Из Майлса выйдет отличный напарник. Этому подростку нужен кто-то взрослый, чтобы жить по своим правилам, и маленький аферист - то, что нужно для молодой аферистки. Меня будут спрашивать: «Чем вы занимаетесь?» - и я буду отвечать: «Воспитываю сына». Только подумайте, какие аферы я смогу провернуть, какие фокусы сойдут мне с рук, если меня будут считать милой молоденькой мамочкой!
        Да и на «Кровавую иву» интересно попасть.
        Через три часа мы остановились в мотеле, как и обещал Майлс. Мы взяли смежные номера.
        - Спокойной ночи, - сказал Майлс. - Не пытайтесь уехать ночью, не то я позвоню копам и скажу, что вы меня похитили. Обещаю, больше я не буду вам угрожать, не хочу вести себя как козел. Но мы просто обязаны добраться до Чаттануги! Будет весело, обещаю. Поверить не могу, что я еду! Я с семи лет мечтал попасть на «Кровавую иву»!
        Он сплясал от избытка чувств и скрылся в своем номере.
        А он милый. Может, и психопат, но ужасно милый. Я испытывала к нему теплые чувства. Я еду с умным ребенком на съезд, где все будут говорить о книгах. Наконец-то я уеду из города, впервые в жизни! А еще передо мной открывается необъятное поле деятельности в роли мамочки. Я решила не волноваться. Возможно, я никогда не узнаю правду о трагедии в Картерхук-Мэнор (не правда ли, отличная строчка?). Но меня либо поимели, либо нет, и я решила думать, что нет. Я умела убеждать людей в чем угодно, но это будет высший пилотаж: убедить себя, что я поступаю разумно. Непорядочно, но разумно.
        Я легла в кровать, поглядывая на дверь соседнего номера. Проверила замок. Выключила свет. Уставилась в потолок. Уставилась на дверь соседнего номера.
        Подперла дверь комодом.
        Мне совершенно не о чем волноваться.
        notes
        Примечания
        1
        Позолоченный век - последняя четверть XIX века в США, ознаменовавшаяся быстрым ростом экономики и населения. Название взято из сатирического романа Марка Твена и Чарльза Уорнера «Позолоченный век». (Примеч. перев.)