Коробка в форме сердца Джо Хилл
        Стареющая эгоцентричная рок-звезда Иуда Койн питает слабость к жутким диковинкам. В его домашней коллекции имеются рисунки печально известного серийного убийцы Джона Уильяма Гейси, трепанированный в XVI веке череп, петля висельника, шахматная доска, за которой играл в детстве сам Алистер Кроули, и так далее, и когда секретарь сообщает ему о призраке, выставленном кем-то на продажу с интернет-аукциона, он немедля делает ставку и приобретает лот.
        Действительно, в черной коробке в форме сердечка, доставленной Койну по почте, обнаруживается не только черный костюм мертвеца, но и дух умершего, жаждущий мести. Как выясняется, призрак - покойный приемный отец одной из его юных фанаток, покончившей с жизнью после того, как пятидесятичетырехлетний Койн бессердечно воспользовался ею и вышвырнул за порог. Задавшийся целью погубить Койна, а заодно любого, отважившегося ему помочь, неумолимый дух Крэддока Макдермотта начинает штурм разума старого рок-музыканта…
        Джо Хилл
        Коробка в форме сердца
        Joe Hill HEART-SHAPED BOX
        
        
* * *
        Папе, одному из лучших
        Откуда у мертвеца взяться цели?
        Алан Мур, «Глас огня»
        Черный пес[Названия всех четырех частей повторяют названия песен популярных рок-групп: «Black Dog» (гр. «Led Zeppelin»), «Ride On» (гр. «AC/DC»), «Hurt» (гр. «Nine Inch Nails») и «Alive» (гр. «Pearl Jam»). Сам роман также назван в честь песни группы «Nirvana», «Heart-Shaped Box». (Здесь и далее - прим. переводчика.)]
        1
        Коллекцию Джуд собрал неплохую. И необычную.
        На стенах студии вперемежку с платиновыми дисками висели заключенные в рамки портреты Семи Гномов, нарисованные Джоном Уэйном Гейси в тюрьме и присланные ему. Золотой век студии Диснея нравился Гейси разве что самую малость меньше насилия над детишками и разве что самую малость меньше альбомов Джуда.
        Еще имелся в коллекции Джуда череп крестьянина со спиленным аж в шестнадцатом столетии теменем, чтобы изгнать прочь демонов. Теперь из круглого отверстия посреди черепной коробки торчал внушительный пучок ручек.
        Была у него также трехсотлетней давности повинная за подписью самой настоящей ведьмы. «Сим презнаю что вела разгаворы с кабелем чорной масти, и сулил он мне по маей указке каров травить, а лашадей вгонять в бешенство, а на детишек хворь насылать, если душу ему за то запродам, и сказала я да, а после того давала ему грудь сосать». За этакие проделки ведьму, конечно, сожгли живьем.
        Были у него и задубевшая, порядком излохмаченная веревочная петля, на которой кого-то повесили в Англии на рубеже девятнадцатого столетия, и шахматная доска, за которой ребенком играл Алистер Кроули, и снафф - фильм с настоящим, без дураков, убийством. Из всех экспонатов в коллекции Джуда этот последний внушал ему больше всего тревог. Достался фильм Джуду от одного полицейского, подрабатывавшего охранником на некоторых концертах в Лос-Анджелесе. Коп называл фильм «порченым», причем в его голосе слышался неподдельный энтузиазм. Просмотрев презент, Джуд убедился: да, так и есть. Фильм вправду производил впечатление крайне нездоровое, а еще, пусть не прямо, а косвенно, ускорил разрыв с женой, однако избавляться от него Джуд не спешил.
        Многие из предметов в его собрании всевозможных жутких диковинок ему прислали фанаты. Сам-то он для коллекции редко что покупал, но когда Дэнни Вутен, его личный помощник и секретарь, сообщил, что в интернете выставлен на продажу призрак, выходец с того света, и спросил, не желает ли Джуд приобрести его, на размышления Джуду не потребовалось ни секунды. Все равно как зайдя куда-нибудь перекусить, услышишь от официанта про блюдо дня и сразу понимаешь: его-то тебе и хочется, и даже в меню заглядывать ни к чему. Бывают на свете прихоти, не требующие раздумий.
        Кабинет Дэнни занимал относительно новую пристройку к северо-западной стороне Джудова дома - обширного стодесятилетнего сельского особняка. Кондиционеры, мебель из «Офис-Макс», ковролин цвета кофе со сливками - все это придавало кабинету особый холодный, безликий вид, не имеющий ничего общего с остальными комнатами. Если б не концертные плакаты в рамках из нержавейки, офис секретаря вполне мог бы сойти за приемную дантиста средней руки. На одном из плакатов красовалась стеклянная банка, битком набитая глазными яблоками с окровавленными пучками нервных волокон, торчащих сзади, - память о гастролях с программой «Каждый взгляд на тебе».
        Об этой пристройке под секретарский офис Джуд пожалел сразу же по ее завершении. Конечно, всякий раз ездить по сорок минут из Пайклиффа до съемного офиса в Покипси, чтоб присматривать за делами, ему нисколько не улыбалось, однако тогда Дэнни Вутен хоть не торчал бы прямо под боком. Здесь, в доме, Дэнни и его хлопоты оказались слишком уж близко. Из кухни Джуд слышал, как в его кабинете звонят телефоны, порой оба сразу, будто с цепи сорвавшись, и раздражал их звон - словами не передать. Новых альбомов он не записывал вот уже сколько лет, и вообще почти не работал с тех самых пор, как умерли Джером с Диззи (а вместе с ними и группа), а телефоны все звонят да звонят! Казалось, его окружает со всех сторон толпа посетителей, требующих его времени, не говоря уж о неисчерпаемых скопищах юридических и профессиональных запросов, соглашений, контрактов, промоушенов, выступлений - трудов «Иуда Койн Инкорпорейтед», несть им конца, а между тем у себя дома ему хотелось бы быть не медийной персоной, не торговым знаком, самим собой!
        Как правило, в другие части дома Дэнни нос не совал. При всех своих изъянах, к границам личного пространства Джуда он относился бережно, однако Джуда, забредшего в кабинет, считал своей законной добычей - а в пристройку Джуд, хоть и без особого удовольствия, заглядывал по четыре-пять раз на дню. Через секретарский офис пролегал самый короткий путь к сарайчику для собак. Конечно, Джуд мог бы избежать столкновений с Дэнни, выходя наружу через парадное крыльцо и огибая дом, но прятаться в собственном доме от какого-то Дэнни Вутена решительно не желал.
        Кроме того, Джуду просто не верилось, что у Дэнни всегда отыщется с чем к нему привязаться, однако тот всякий раз что-нибудь да находил. А если дел, срочно требующих внимания, под рукой не случалось, непременно желал поболтать. Родился и рос Дэнни в Южной Калифорнии и болтать мог хоть целый день напролет. К примеру, расписывая совершенно незнакомому человеку всю пользу от употребления в пищу пророщенной пшеницы, вплоть до того, что дерьмо с нее благоухает, будто свежескошенный газон. Или - в свои-то тридцать - затеяв с парнишкой - доставщиком пиццы треп о скейтах и приставках «PlayStation», точно четырнадцатилетний. Или разоткровенничавшись насчет сестры, еще девчонкой словившей передоз героина, и о том, как сам, еще молодым, первым наткнулся на тело покончившей с собой матери перед механиком, явившимся чинить кондиционер. Смутить его хоть чем-либо не представлялось возможным. Что такое смущение, Дэнни просто не знал.
        Вот и в тот раз Джуд, покормив Ангуса с Бон и возвращаясь в дом, на полпути через его сектор обстрела уже было подумал, что уйдет из офиса невредимым, но тут Дэнни окликнул его:
        - Эй, шеф, глянь-ка!
        Именно с этой реплики Дэнни начинал почти всякое требование внимания, и Джуду она, прелюдия к получасу впустую убитого времени, заполнения бланков и чтения факсов, неизменно внушала ужас и отвращение. Однако услышав от Дэнни «тут в интернете призрака продают», он немедля забыл обо всей к нему неприязни, обошел секретарский стол и склонился над плечом Дэнни к экрану его компьютера.
        Призрака Дэнни откопал на каком-то сайте с онлайн-аукционами, одном из многочисленных закосов под «и-Бэй». Джуд заскользил взглядом по описанию лота, а Дэнни принялся читать то же самое вслух. Дэнни… позволь ему, он бы Джуду и бифштексы за столом резал. Имелась в нем этакая угодливость - черта, которую Джуд в мужиках, честно сказать, считал омерзительной.
        - «Выставляю на торги призрак отчима, - читал Дэнни. - Полтора месяца тому назад скоропостижно, для всех неожиданно, скончался мой престарелый приемный отец. Жил он в это время у нас. Собственного дома отчим не имел, а ездил по родственникам: погостит месяц-другой у одних и едет к следующим. Смерть его потрясла всех, а особенно мою дочь, крепко с ним подружившуюся. Кто б мог подумать! До последней минуты отчим был бодр, полон сил. У телевизора штанов не просиживал. Каждый день выпивал по стакану апельсинового сока. Даже зубы собственные все до единого сохранил».
        - Стебется кто-то, - хмыкнул Джуд. - Приколисты, мать их…
        - Нет, вряд ли, - возразил Дэнни и продолжал: - «Спустя два дня после похорон моя малышка увидела его сидящим в гостевой спальне, прямо напротив ее собственной. Теперь девочка наотрез отказывается оставаться одна в своей комнате и вообще подниматься наверх. Сколько я ни втолковывала, что дедушка ей ничего дурного не сделает, она отвечает: глаза у него страшные. Черным, говорит, сплошь замазаны, и смотреть в них, в эти каляки-маляки, теперь нельзя. И потому спит теперь только со мной.
        Поначалу я думала, она просто страшилок себе насочиняла, но нет, тут дела посложней. В гостевой спальне все время холодно. Я там поглядела, пошарила и заметила, что холоднее всего в шкафу, где висит его воскресный костюм. Отчим хотел, чтоб в этом костюме его и похоронили, но в похоронном бюро оказалось, что костюм неладно на нем сидит. После смерти люди слегка съеживаются, вода в них высыхает, а потому лучший костюм сделался ему слишком велик. Пришлось нам уступить уговорам служащих из похоронного бюро и купить один из тех, что они предложили. Сама не знаю, зачем их послушала.
        А позапрошлой ночью проснулась я и услышала, как отчим расхаживает наверху. Кровать в его спальне, сколько ни заправляй, вечно смята, дверь в любой час то отворяется, то с маху захлопывается. Кошка наша тоже наверх больше не ходит, а иногда сидит у нижней ступеньки лестницы и смотрит на что-то, чего мне не видать. Посмотрит-посмотрит, взвоет, как будто ей хвост прищемили, и удирает прочь со всех ног.
        Приемный отец всю жизнь увлекался спиритизмом и, я уверена, вернулся только за тем, чтоб объяснить моей дочери, что со смертью ничто еще не заканчивается. Но дочке всего одиннадцать, ей жить нужно нормально и спать в собственной комнате, а не в моей. Остается одно: поискать папе новый дом. Желающих верить в загробную жизнь на свете - хоть пруд пруди, а у меня и наглядное доказательство тут, под рукой.
        Призрак отчима я «продам» тому, кто даст большую цену. Конечно, душу на самом деле продать невозможно, но, по-моему, он переберется к вам и останется с вами, только половичок с приглашением - «Добро пожаловать!» - выложите за порог. Как я уже говорила, у нас он гостил временно, собственного дома не имел, а значит, наверняка охотно переселится туда, где ему будут рады. Не подумайте, будто это фокус какой или розыгрыш, будто я ваши деньги заберу просто так. За свои деньги победитель торгов получит кое-что вполне осязаемое: ему достанется тот самый воскресный костюм. По-моему, если дух приемного отца к чему-нибудь и привязан, то только к нему. Больше не к чему.
        Сам костюм очень милый, старомодный, от «Грейт Вестерн Тейлоринг», в тонкую серебристую полоску! - …и такой, и разэтакий, ну, это ладно… - на атласной подкладке»… - и бла-бла-бла, а вот это…
        Оборвав чтение, Дэнни ткнул пальцем в экран.
        - Глянь на размеры, шеф! В точности твои, как влитой сядет. Высшая ставка - восемьдесят баксов. Похоже, собственный призрак встанет тебе всего в сотню, если захочешь.
        - Давай купим, - ответил Джуд.
        - Серьезно? Повысить ставку до сотни?
        Сощурившись, Джуд взглянул на экран чуть ниже описания лота, на кнопку с надписью: «Купить без торга: $1000». Еще чуть ниже значилось: «Нажмите здесь, и лот ваш».
        Джуд, указав на кнопку, постучал ногтем по стеклу.
        - Ну их, все эти ставки. Заплатим косарь, да и дело с концом, - сказал он.
        Дэнни крутанулся в кресле, осклабился, высоко поднял брови. Круто изогнутыми, выразительными, точно у Джека Николсона, бровями он играл мастерски. Быть может, Дэнни ждал объяснений, однако с чего ему показалось разумным выложить тысячу долларов за старый костюм, наверняка не стоящий и двух сотен, - этого, Джуд, пожалуй, не смог бы объяснить даже себе самому. Спустя какое-то время ему пришло в голову, что внимание подобная выходка привлечет неплохо: «Иуда Койн приобрел ручное привидение»… фанаты такие истории хавают на ура. Однако эта мысль родилась уже после, а поначалу Джуду просто захотелось, чтоб призрак достался ему, и все тут.
        Подумав, что надо бы подняться наверх, поглядеть, не оделась ли Джорджия, Джуд двинулся дальше. Одеваться он ей велел битых полчаса назад, но ожидал застать еще в постели. Нутром чуял, что Джорджия намерена там и остаться, пока дело не дойдет до скандала - на который она, собственно, и нарывается. Наверняка до сих пор сидит в одном исподнем, старательно красит ногти на ногах черным лаком. Или, с ноутбуком на коленях, шарит по сайтам с готскими побрякушками в поисках очередной «штанги» покрасивее, как будто мало у нее в языке, да и в прочих местах, этих треклятых железок…
        И вот тут мысли о зависании в интернете заставили Джуда, задумавшись кое о чем, остановиться и обернуться к Дэнни.
        - Слышь, а как ты наткнулся на эту штуку? - спросил он, кивком указав на компьютер.
        - Нам о ней на и-мейл написали.
        - Кто?
        - Эти, с аукционного сайта. Прислали и-мейл, а там сказано: «Поскольку прежде вы приобретали нечто похожее, мы полагаем, вас заинтересует также…» Ну, как обычно.
        - А мы покупали что-то похожее?
        - Наверное, какие-нибудь оккультные штуки. О них и речь.
        - Я в жизни ничего с этого сайта не покупал.
        - Может, купил, да просто забыл. А может, это я покупал тебе что-нибудь.
        - Кислота эта, мать ее… - проворчал Джуд. - Хорошая ж память когда-то была. Школьником меня даже в шахматный клуб приняли.
        - Тебя - в шахматный?.. Хрена-се. Вот не подумал бы.
        - Что я шахматами мог увлекаться?
        - Ага. Шахматы - это же… для ботаников, мозгами повернутых.
        - Верно. Только я человечьими пальцами вместо пешек играл.
        Дэнни расхохотался - чуточку переигрывая, напоказ содрогаясь от смеха, утирая с глаз воображаемые слезы. Жополиз мелкий.
        2
        Костюм привезли в субботу утром, в самую рань, однако Джуд уже поднялся и гулял с собаками во дворе.
        Едва фургончик с эмблемой «Ю-Пи-Эс» затормозил, Ангус вырвал из руки Джуда поводок, стрелой метнулся к машине, запрыгал, брызжа слюной, принялся скрестись в дверцу с водительской стороны. Водитель, как ни в чем не бывало сидевший за рулем, взглянул на пса безмятежно, но пристально, словно доктор, изучающий под микроскопом новый штамм Эболы. Подхватив поводок, Джуд - малость сильнее, резче, чем собирался, - дернул ремешок на себя. Ангус опрокинулся на бок, в пыль, но тут же извернулся, вскочил, зарычал, изготовившись к бою. Между тем Бон тоже, туго натянув поводок, рванулась к фургончику, залаяла так пронзительно, бешено, что у Джуда заныло в висках.
        Тащить собак к сарайчику, в вольер, было далековато, и потому Джуд отволок отчаянно сопротивлявшихся Ангуса с Бон через двор к парадному крыльцу, с трудом запихнул их внутрь и захлопнул дверь. Собаки, захлебываясь истерическим лаем, немедля принялись рваться наружу, да так, что дверь загремела, затряслась под ударами лап. Твари безмозглые, мать их…
        Нога за ногу Джуд вернулся к воротам и подошел к фургончику «Ю-Пи-Эс». В тот же миг задняя дверца машины с металлическим лязгом распахнулась, и на подъездную дорожку спрыгнул парнишка-рассыльный с длинной плоской коробкой под мышкой.
        - А Оззи Осборн померанских шпицев дома держит, - сообщил парнишка из «Ю-Пи-Эс». - Я по телику видел. Маленькие такие, милые, как домашние кошки. Вам не приходило на ум парой таких же милых собачек обзавестись?
        Джуд, не ответив ни словом, принял у него коробку и ушел в дом.
        Добравшись до кухни, он положил коробку на стол и налил себе кофе. Вставал Джуд рано - и уродился таким, и жизнь приучила. Конечно, в разъездах или во время записи новых альбомов он попривык отправляться на боковую около пяти утра и дрыхнуть чуть не до темноты, однако естественной такая ночная жизнь ему никогда не казалась. На гастролях, проснувшись в четыре часа пополудни в дурном настроении, с раскалывающейся головой, он вечно недоумевал: куда подевалось время? В такие минуты все знакомые казались Джуду хитрыми притворщиками, бесчувственными пришельцами из космоса в резиновых костюмах и масках друзей. Чтобы они вновь показались самими собой, требовалось изрядно принять на грудь.
        Вот только на гастроли он не выезжал уже три с лишним года, а дома к выпивке почти не тянуло, и чаще всего к девяти вечера Джуд был готов лечь спать. Так, в пятьдесят четыре он снова вернулся к режиму, в котором еще мальчишкой по имени Джастин Ковзински жил на свиноферме отца. Отец, козлина неотесанный, с восходом солнца обнаружив Джастина под одеялом, не задумываясь, выдернул бы его из постели за волосы. В детстве его со всех сторон окружали грязь, лай собак, колючая проволока, обветшалые сараи, визжащие свиньи с шелушащейся кожей и влажными сплюснутыми пятачками, а людей, кроме матери, целыми днями сидевшей за кухонным столом, бессмысленно, тупо, точно жертва лоботомии, таращась в окно, и отца, правившего принадлежавшими их семейству акрами свиного дерьма да развалин при помощи злобного смеха и кулаков, он, можно сказать, тогда почти и не видел.
        Одним словом, поднялся Джуд уже давно, не час и не два назад, однако еще не позавтракал и начал было жарить бекон, но тут в кухню явилась Джорджия - в одних только черных трусиках, руки скрещены на белых, украшенных пирсингом грудках, черные волосы торчат над головой беспорядочной мягкой копной. На самом деле звалась она вовсе не Джорджией. И не Морфиной, хотя под этим именем два года выступала в стрип-шоу. Звали ее Мэрибет Кимболл - так просто, так незатейливо, что, рассказав об этом Джуду, она рассмеялась, будто стесняясь собственного имени.
        Подружек-готок, выступавших в стриптизе либо гадавших, а то и совмещавших гадание со стриптизом, симпатичных девчонок с анхами на груди, красивших ногти черным, у Джуда перебывало великое множество, и всех их он звал не по именам - по названиям родных штатов, и этот обычай редко кому досаждал: к чему лишний раз вспоминать себя прежней, той самой, которую старательно прячешь под макияжем а-ля ходячий труп? Этой, Джорджии, недавно исполнилось двадцать три.
        - Провались эти идиотские псины, - проворчала она, отпихнув пяткой с дороги одну из собак, в восторге от аромата бекона вьюнами вившихся вокруг Джудовых ног. - Поспать, блин, не дали.
        По собственной воле Джорджия просыпалась самое раннее в десять.
        - Так, может, вставать, блин, давно пора? Такой мысли тебе в голову не приходило?
        Джорджия, не ответив, сунула голову в холодильник и потянулась за апельсиновым соком. На удивление белую задницу под глубоко впившимися в нее тесемками трусиков Джуд оглядел с удовольствием, но как только подруга принялась пить сок прямо из пакета, тут же отвел взгляд. Ну вот, еще и пакет оставила на столе - не уберешь за ней, так сок и скиснет.
        Конечно, обожанию готок Джуд был рад, а сексу с ними - стройными, сильными, татуированными, всегда готовыми испробовать что-нибудь новенькое, необычное - тем более. Однако в прошлом он был женат на женщине, которая пила сок из бокала, а напившись, возвращала пакет в холодильник. За завтраком она читала утренние газеты, и как же ему теперь не хватало разговоров с ней - разговоров двух взрослых людей! В стрип-шоу она не выступала, в гадания не верила, как взрослому человеку и полагается.
        Между тем Джорджия, взрезав коробку ножом для стейков, оставила на столе и нож с налипшими на него обрывками клейкой ленты.
        - Что это? - спросила она.
        В первой коробке обнаружилась вторая. Внутри она сидела довольно плотно, и вытащить ее Джорджии удалось не сразу. Большая, блестящая, черная, эта коробка имела форму сердечка. Бывает, в похожих продают конфеты, но не в таких же огромных - и, кстати, не в черных, а в розовых или на худой конец желтых. Такая упаковка куда больше подходит для тонкого женского белья… вот только Джуд для Джорджии ничего подобного не заказывал и озадаченно сдвинул брови. Он представления не имел, что может оказаться внутри, но в то же время чувствовал: а ведь должен, должен бы знать, так как ждет вещи, уложенной в эту чудн?ю коробку, уже не первый день.
        - Это мне? - спросила Джорджия.
        Сковырнув крышку, она вынула то, что лежало в коробке, расправила, подняла перед собой. Костюм… Кто-то прислал ему костюм. Черный, из тех, каких давно уж не носят… а прочих подробностей под пластиковым пакетом из химчистки не разглядеть. Взяв пиджак за плечи, Джорджия приложила его к телу, будто платье, которое собирается примерить, но вначале хочет услышать мнение Джуда - пойдет ей или как: взгляд вопросительный, бровки мило наморщены… а Джуд все никак не мог сообразить, откуда этот костюм, от кого.
        Открывая рот, он собирался ответить: сам, мол, без понятия… но, к собственному удивлению, проговорил:
        - Да это ж костюм мертвеца…
        - Что?
        - Привидение, - пояснил Джуд, по ходу дела вспомнив обо всем. - Призрака я купил. Какая-то баба вбила себе в голову, будто ее преследует умерший отчим. И потому выставила его беспокойный дух в интернет, на продажу, а я приобрел за косарь. А это его костюм. Она думает: может, в него-то дух отчима и вселился.
        - Ух ты! Круто! - воскликнула Джорджия. - Носить будешь?
        И снова Джуд здорово удивился себе самому: вмиг онемевшее, покрывшееся гусиной кожей его собственное тело сделалось странным, чужим, а походя поданная Джорджией мысль показалась похабной до отвращения.
        - Нет, - холодно, равнодушно ответил он.
        Во взгляде Джорджии мелькнуло удивление, на губах заиграла усмешка, и Джуд понял, что выглядит… нет, не испуганным, но будто слегка дрогнул сердцем.
        - Размер не мой, - добавил он, хотя, судя по костюму, при жизни неупокоившийся почти не отличался от него ни ростом, ни телосложением и весил примерно столько же.
        - Тогда, может, я поношу, - решила Джорджия. - Во мне самой от мятежного духа кое-что есть. И смотреться я в мужском костюме буду - просто улет.
        Опять отвращение, опять мурашки по коже… Нет, нечего Джорджии в нем ходить. Перебьется. Джуду уже от того, что она шутит насчет этого, сделалось не по себе, а уж рядиться в костюм мертвеца… В эту минуту Джуд даже представить себе не мог ничего мерзопакостнее, пусть даже сам не знал почему.
        А ведь все это кое-что да значило. Таких вещей, чтоб Джуда от одних мыслей о них коробило, на свете существовало не слишком-то много. Испытывать отвращение он не привык и кощунства совсем не чуждался: кощунство неплохо кормило его вот уже три десятка лет.
        - Повешу где-нибудь наверху. Пусть повисит, пока не придумаю, что с ним делать, - с не слишком-то правдоподобной небрежностью сказал он.
        Заинтересовавшаяся внезапным сбоем его обычного самообладания, Джорджия смерила Джуда взглядом и сдернула с костюма пластиковый пакет из химчистки. На свету пуговицы пиджака ярко блеснули серебром. Сам костюм был строг, черен, будто воронье перо, но пуговицы - каждая величиной с четвертак - придавали ему слегка простоватый, этакий деревенский вид. К нему еще галстук-ленточку, и в чем-то подобном вполне мог бы выйти на сцену, скажем, Джонни Кэш[2 - Американский певец и композитор-песенник, один из самых известных в США XX века исполнителей кантри.].
        Вдруг Ангус, разразившись визгливым паническим лаем, полуприсел на задних лапах, поджал хвост и попятился от костюма прочь.
        Джорджия расхохоталась.
        - Похоже, в нем вправду дух мертвеца обитает!
        С этими словами она взмахнула костюмом из стороны в сторону, подняла его перед собой и двинулась на Ангуса, точно матадор с плащом - на быка. Приблизившись к псу вплотную, Джорджия испустила утробный, хриплый, протяжный стон бродячего призрака, глаза ее так и заблестели от удовольствия.
        Опрометью шарахнувшись от нее, Ангус врезался задом в табурет у кухонного стола, и табурет с оглушительным грохотом опрокинулся на пол. Бон, прижав уши, взирала на все это из-под старой, сплошь в пятнах запекшейся крови, плахи для рубки мяса. Взглянув на нее, Джорджия снова залилась смехом.
        - Завязывай, нах, - велел Джуд.
        Джорджия бросила на него мерзкий, исполненный извращенного удовольствия взгляд - взгляд мальчишки, жгущего муравьев лупой, - но тут же скривилась от боли, вскрикнула, выругалась и схватилась за правую руку, а костюм отшвырнула на кухонный стол.
        О плитки пола - «кап» - звонко разбилась ярко-алая капелька крови, сорвавшаяся с подушечки ее большого пальца.
        - Козлы, блин… булавок тут понатыкали, - буркнула Джорджия.
        - И правильно. Не хватай, чего не просят.
        Злобно сверкнув на Джуда глазами, Джорджия показала ему средний палец и двинулась к выходу. Как только она скрылась за дверью, Джуд поднялся, убрал в холодильник сок, нож бросил в раковину, потянулся за полотенцем, чтоб вытереть с пола кровь… но тут его взгляд упал на костюм, и он разом забыл, что собирался сделать.
        Расправив костюм, Джуд сложил рукава пиджака на груди, осторожно ощупал ткань, но никаких булавок в ней не нашел, обо что Джорджия могла уколоться, не понял и аккуратно спрятал приобретение в коробку.
        Тут в нос шибануло едкой вонью гари. Взглянув на плиту, Джуд раздраженно выругался: бекон в сковородке сгорел дочерна.
        3
        Коробку он запихнул в дальний угол верхней полки чулана, а всю эту историю решил выкинуть из головы.
        4
        Около шести вечера Джуд, возвращаясь через кухню в дом за колбасками для гриля, услышал шепот, доносящийся из офиса Дэнни.
        Вздрогнув от неожиданности, Джуд разом остановился и замер. Дэнни уж больше часа как отбыл домой, а офис запер, так что внутри не должно было быть ни души. Склонив голову набок, Джуд прислушался, сосредоточился на негромком, с легким присвистом, голосе целиком… и тут же понял, в чем дело, а разгулявшийся было пульс крови в висках застучал куда медленнее.
        В офисе никого не должно было быть - и не было. Говорило за дверью всего-навсего радио, это Джуд мог сказать точно. Низким ноткам явно не хватало низов, а голосу в целом - объема. Звуки ведь тоже имеют форму, да не какую-нибудь: любой звук отражает форму помещения, в котором рожден. К примеру, в голосе из колодца слышится гулкое, округлое эхо, а голос из шкафа звучит глухо, сдавленно, будто в лепешку сплюснутый. Музыка - это не только звук, но и геометрия, и сейчас Джуд слышал за дверью голос, упрятанный в ящичек. Просто Дэнни перед уходом приемник выключить позабыл.
        Отворив дверь, Джуд заглянул в офис. Лампы внутри были погашены, и, как только солнце ушло за угол, кабинет заволокло синеватым сумраком. Худшая во всем доме офисная стереосистема, полный набор компонентов от «Онкио» в стеклянной стойке возле кулера, тем не менее намного превосходила качеством большинство домашних стереоустановок. Табло ее мерцало яркими, неестественно зелеными (в тот же цвет окрашивают все вокруг приборы ночного видения) огоньками, все до единого, за исключением вертикальной рубиново-красной метки индикатора частоты, на которую настроено радио. Казалось, узкая, продолговатая, точно кошачий зрачок, метка завораживающе, не мигая, таращится прямо на Джуда.
        - …И насколько ж холодной нынче выдастся ночь? - донеслось из динамиков. Резкий, шершавый, будто наждак, этот голос, судя по присвисту и одышке, принадлежал обладателю изрядного брюха. - Не придется ли нам с утра спотыкаться о примерзших к тротуару бомжей?
        - Твоя забота о судьбах бездомных так трогательна, - откликнулся второй голос, чуть тоньше, пронзительней первого.
        Передачу вела «WFUM» - станция, славившаяся особой любовью к группам, названным в честь смертельных заболеваний (вроде «Антракс»[3 - Сибирская язва (англ.).]) или степеней разложения (к примеру, «Рэнсид»[4 - Тухлятина (англ.).]), и диджеями, будто зацикленными на лобковых вшах, стриптизершах да унизительном глуме над неимущими, увечными и стариками. Еще она более-менее регулярно транслировала песни Джуда, отчего Дэнни и держал приемник стерео настроенным на ее волну, выказывая верность и в то же время льстя шефу. На самом деле Джуд подозревал, что музыкальных пристрастий, стойких симпатий и антипатий у Дэнни нет никаких, а радио для него просто шумовой фон, звуковой эквивалент узора на обоях. Работал бы он у Энии - с тем же самым энтузиазмом, отвечая на электронные письма и рассылая факсы, мычал бы под нос кельтские напевы.
        С этими мыслями Джуд двинулся к стойке стерео, чтоб выключить приемник, однако, не сделав и пары шагов, остановился, будто придержанный собственной памятью за плечо. Около часа назад он гулял во дворе с собаками. Стоял в самом конце грунтовой петли для разворота, радуясь щиплющему щеки морозцу. Дальше по улице кто-то жег огромную кучу сухой осенней листвы, и легкий пряный дымок тоже радовал сердце.
        Тут из офиса, на ходу надевая куртку, и вышел направлявшийся домой Дэнни. Перед его отъездом они поболтали пару минут - вернее сказать, Дэнни трепался без умолку, а Джуд молчал да присматривал за собаками, безуспешно стараясь настроиться на другую волну. Что-что, а нарушить приятную, безупречную тишину - это за Дэнни Вутеном не заржавеет, можно не сомневаться.
        Тишину… Да, точно: из офиса за спиной Дэнни не доносилось ни звука. Воронье карканье и энергичную, многословную трескотню Дэнни Джуд помнил великолепно, а вот чтоб радио в офисе играло, не припоминал. Будь приемник включен, голоса либо музыку Джуд бы, пожалуй, услышал: слух у него до сих пор не хуже, чем в молодости. Вопреки всем испытаниям, выпавшим на долю барабанных перепонок за последние тридцать лет. В то время как Джудов ударник, Кенни Морликс (из того, звездного, состава только они двое до сих пор и живы), заработал на сцене такой жуткий тиннит[5 - Ощущение постоянного шума в ушах, часто следствие долгого воздействия слишком громкого звука.], что жены собственной больше не слышит, хоть она надорвись, крича ему в самое ухо.
        Джуд двинулся дальше, однако ему снова сделалось здорово не по себе. Отчего? Да от всего разом. Во-первых, полумрак секретарского кабинета, приемник, красным, неземным глазом таращащийся на все вокруг. Во-вторых, память, подсказывающая, что около часа назад, пока Дэнни, стоя в дверях, на пороге застегивал молнию куртки, приемник молчал. В-третьих, мысли о том, что в офис совсем недавно кто-то заглядывал, а может, все еще здесь, следит за Джудом из темного туалета - вон, и дверь слегка приоткрыта… параноидальные, нездоровые опасения, обычно Джуду не свойственные, однако ж в голове засевшие крепко. Уже не слушая диджеев, не сводя глаз с двери туалета, сам не зная, что будет делать, если дверь вдруг начнет отворяться, Джуд потянулся к кнопке питания стерео.
        - …сухие заморозки, поскольку холодный фронт теснит теплый воздух на юг, - сказал из приемника синоптик, ведущий прогноза погоды. - Мертвый тянет живущего вниз. Вниз. В холод. В бездну. Где ты и умр…
        Ткнув большим пальцем в кнопку питания, Джуд выключил стерео и только после этого понял суть сказанного. Изумленный, он вздрогнул, зябко поежился и снова ткнул в кнопку, чтоб вернуть голос синоптика и разобраться, что за чушь тот несет.
        Однако синоптик с прогнозом уже покончил, а микрофоном в студии опять завладел тот же самый диджей:
        - …все задницы тут отморозим, а Курт Кобейн греется себе в аду! Слушайте, врубайтесь!
        Динамики разразились долгим гитарным запилом, пронзительным, колеблющимся стоном струн, лишенным и внятного мелодического строя, и какой-либо цели - разве что, может, до помешательства слушающих довести. «Нирвана», вступление к «Ненавижу себя и хочу умереть»[6 - «I Hate Myself and I Want to Die» (англ.).]… Может, к ней-то синоптик и вел, толкуя о смерти?
        Джуд снова щелкнул кнопкой, и в кабинете сделалось тихо.
        Сделалось… но ненадолго. За спиной Джуда - да так неожиданно, резко, что пульс вновь подскочил до небес, - взорвался звонком телефон. Гадая, кто может звонить на офисную линию в такой час, Джуд бросил взгляд на стол Дэнни, обогнул стол кругом и взглянул на экранчик определителя номера. Номер звонящего начинался с 985, до боли знакомого префикса восточной Луизианы, а следом за номером всплыла строка с именем: «КОВЗИНСКИ, М.».
        Вот только Джуд, даже не снимая трубки, мог точно сказать: там, на том конце линии, никакой не Ковзински, М. Творить чудес медики еще не научились. Возможно, он оставил бы звонок без ответа, но тут ему пришло в голову, что звонящим может оказаться Арлин Уэйд с известием о смерти Мартина, а в таком случае поговорить с ней рано или поздно придется, хочет Джуд того или нет.
        - Алло, - откликнулся он, подняв трубку.
        - Привет, Джастин, - сказала Арлин.
        Жена брата матери, Джуду она доводилась теткой, а еще имела диплом фельдшерицы, однако вот уже целый год с месяцем единственным ее пациентом был Джудов отец. В гнусавом, носовом голосе тетки отчетливо слышались все шестьдесят девять прожитых ею лет. Для нее Джуд до скончания века останется Джастином Ковзински и никем другим.
        - Как поживаешь, Арлин?
        - Я - как обычно, сам знаешь. Скриплю помаленьку на пару с псом. Хотя встает он уже нечасто: растолстел до полного безобразия при больных-то коленях. Однако звоню я не ради рассказов о нас с псом. Звоню я насчет твоего отца.
        Как будто она могла позвонить зачем-то еще…
        В наушнике трубки зашуршали помехи. Однажды Джуда интервьюировал по телефону какой-то радиоведущий из Пекина, а Брайан Джонсон звонил ему аж из Австралии, и связь была чистой, будто оба звонят из ближайшего уличного автомата. А вот звонки из Мурз-Корнер, Луизиана, по какой-то причине постоянно прерывались треском «белого шума», глохли, будто сигналы аналоговой радиостанции, чуток не добивающей до приемника. Голоса в трубке то и дело подрагивали, на пару секунд становились едва слышны, а после затихали совсем. Может, до Батон-Ружа и дотянули высокоскоростной интернет, но если живешь в крохотном городишке посреди болот к северу от озера Поншартрен, а без надежной высокоскоростной связи с миром тебе никак, бросай манатки в багажник, заливай бак под пробку и вали оттуда ко всем этим самым да не оглядывайся.
        - Последние пару месяцев я его с ложки кормила. Жиденьким, что не нужно жевать. Звездочки эти мелкие, «Пастина», он очень любил. И крем заварной, ванильный. Ни разу еще не видела, чтоб умирающий отказался от заварного крема, перед тем как уйти за порог…
        - Странно. Сладкого он, помнится, не любил. Не ошибаешься?
        - Кто тут за ним приглядывает?
        - Ты.
        - Ну, так, наверное, мне и виднее.
        - Согласен.
        - А звоню я вот почему. Не ест он больше ни крема, ни звездочек - вообще ничего. Давится всем, что ему в рот ни сунь, проглотить не может. Вчера доктор Ньюленд заезжал посмотреть его и сказал, что подозревает новое нарушение мозгового кровообращения.
        - В смысле инсульт. Удар.
        Пожалуй, то был не вопрос.
        - Удар, но не из тех, что сразу с ног валят, и насмерть. Если б его снова такой хватил, то и вопросов бы не возникло. Смертельный исход, какие уж тут вопросы. А это - незначительное кровоизлияние, подобные не всегда и заметишь, особенно если пациент вроде твоего папаши только сидит да смотрит перед собой. Он ведь уже два с лишним месяца слова никому не сказал. И не скажет.
        - Он где, в больнице?
        - Нет. Здесь мы за ним ухаживаем не хуже, а то и лучше. Я живу у него, доктор Ньюленд с осмотром заглядывает каждый день. Но можем и в больницу отправить. Так оно выйдет дешевле, если тебе сэкономить нужно.
        - Не нужно. Пускай в больнице сберегут койку для тех, кому это вправду на пользу пойдет.
        - Вот с этим спорить не стану. В больницах и без того умирает так много людей… и если уж человеку наверняка ничем не помочь, надо бы призадуматься: а стоит ли?
        - Ладно. Как быть с тем, что он не ест? Что дальше?
        Ответила тетка не сразу: похоже, вопрос Джуда застал ее врасплох. Когда же она заговорила, голос ее зазвучал мягко, рассудительно, слегка виновато - таким тоном обычно растолковывают малышу суровую правду.
        - Ну, Джастин… решение за тобой, не за мной. Если захочешь, доктор Ньюленд может установить ему трубку… зонд для искусственного кормления, и он еще сколько-то протянет. До следующего микроинсульта, пока дышать не разучится. А можно оставить его в покое, как есть. Поправиться он не поправится - в восемьдесят пять-то лет. Безвременной смерть его не назовешь, пожил он немало, к уходу готов… а ты готов с ним проститься?
        Проститься с отцом навсегда Джуд был готов уже больше сорока лет, хотя вслух этого, разумеется, не сказал. Сколько раз воображал он себе этот момент - можно сказать, грезил о нем наяву, - однако теперь, когда долгожданный момент настал, у него отчего-то, к нешуточному его удивлению, томительно засосало под ложечкой.
        Ответил он, впрочем, твердо, без дрожи в голосе:
        - Окей, Арлин. Не надо никаких трубок. Если уж ты говоришь, что время пришло, я спорить не стану. Держи меня в курсе, что там да как, ладно?
        Однако тетка разговора еще не закончила.
        - Сам-то приедешь? - спросила она негромко, нетерпеливо хмыкнув на выдохе, через нос.
        Джуд у стола Дэнни в недоумении сдвинул брови. Разговор перескакивал с одного на другое слишком уж неожиданно, будто иголка, скачущая поперек диска с бороздки на бороздку, с трека на трек.
        - Зачем?
        - Ты разве не хочешь повидать его перед смертью?
        Нет. Отца он не видел вот уже тридцать лет и впредь видеть ничуть не желал. Ни перед смертью, ни после. И даже на похороны не собирался, хотя платить за них придется ему. Причиной тому был страх - страх перед самим собой: мало ли какие там чувства возникнут… или, наоборот, не возникнут? Хорошо, он заплатит, заплатит, сколько потребуется, но с отцом видеться - нет уж, увольте. Избавление от нежеланных встреч - одна из лучших вещей, которые можно купить за деньги.
        Однако сказать об этом Арлин Уэйд он, как и признаться, что ждал смерти старика с четырнадцати лет, конечно, не мог, а потому ответил:
        - А он хоть поймет, что я рядом?
        - Как знать, что он понимает, а чего - нет… Что в комнате кто-то есть, осознает. Входящих и уходящих провожает взглядом. Хотя в последнее время уже мало на что реагирует, да… Такое случается, когда огонь в человеке весь выгорит.
        - Приехать я не смогу. На этой неделе - уж точно, - сказал Джуд.
        Прибегнув к этой простейшей из отговорок, он решил, что разговору конец, приготовился попрощаться, однако, к изрядному собственному удивлению, спросил о том, о чем даже не думал спрашивать, пока слова будто бы сами собой не сорвались с языка:
        - А тяжело… это будет?
        - Умирать-то ему? Не-е-е! Старики в такой стадии, если через зонд не кормить, угасают в момент. Без мучений.
        - Точно?
        - А что? - откликнулась тетка. - Ты, никак, разочарован?
        5
        Сорок минут спустя Джуд отправился в ванную парить ноги (14-й размер[7 - Соответствует 46-му в российской размерной таблице.], плоскостопие - постоянный источник мучений) и обнаружил там Джорджию, склонившуюся над раковиной с большим пальцем во рту. Одета она была в футболку и пижамные штаны с милым узорчиком в виде россыпи крохотных красных сердечек (а что «сердечки» - на самом деле съежившиеся, скрюченные трупики крыс, издали не разглядишь).
        Склонившись над ней, Джуд вынул ее палец изо рта, осмотрел. Подушечка вспухла, посередине вздулся белесый, мягкий с виду волдырь. Отпустив руку Джорджии, Джуд равнодушно отвернулся, сдернул со змеевика полотенце и перекинул его через плечо.
        - Смажь эту штуку чем-нибудь, пока не воспалилась и не загнила, - посоветовал он. - А то стриптизершам с явными увечьями, знаешь ли, труднее работу искать.
        - Чуток же ты - спасу нет, - буркнула Джорджия.
        - Хочешь чуткости, вали с Джеймсом Тейлором[8 - Известный американский фолк-музыкант, автор и исполнитель песен в спокойной, задушевной манере.] трахаться.
        Джорджия устремилась к дверям, и Джуд украдкой, через плечо, оглянулся ей вслед. О словах своих он пожалел, как только они сорвались с языка, и готов был взять их назад, но извиняться не стал. Девчонкам в браслетах из кожи с множеством стальных клепок, красящимся под зомби вроде Джорджии, именно жесткость и требуется. Вечно они силятся доказать себе, что круты, что все повидали, все стерпят… оттого их и тянет к нему - не вопреки вот таким фразам да грубому обращению, как раз ради них!
        Нет, Джуд совсем не хотел, чтоб хоть одна ушла разочарованной, а что любая из них рано или поздно уйдет, было ясно заранее. По крайней мере, ему… да и девчонки тоже все понимали - если не сразу, так начинали понимать какое-то время спустя.
        6
        Одна из собак пробралась в дом.
        В три с чем-то утра Джуда разбудил шум - беспокойные шаги в коридоре, негромкий шорох, мягкий удар о стену.
        Собак он перед самым заходом солнца отвел в вольер и прекрасно об этом помнил, но поначалу, проснувшись, насчет этого ничуть не встревожился. Кто-то из них каким-то образом сумел попасть в дом - с чего бы тут волноваться?
        Опьяненный, одурманенный сном, Джуд сел и замер. Синеватый луч лунного света из-за окна падал на Джорджию, спавшую слева, растянувшись на животе. Обмякшее во сне, без макияжа, ее лицо казалось едва ли не детским, и Джуду, охваченному внезапной нежностью - чудно даже как-то, - сделалось малость неловко оттого, что он с ней в постели.
        - Ангус? - пробормотал он. - Бон?
        Джорджия не шелохнулась. Из коридора тоже больше не доносилось ни звука.
        Джуд выскользнул из-под одеяла. Сырость и холод застали его врасплох. Вчерашний день выдался самым морозным за несколько месяцев, первым настоящим днем осени, и теперь в воздухе веяло липкой, студеной сыростью, а значит, снаружи было еще холодней. Может, поэтому собак и потянуло в дом? Замерзли, подкопались под сетку вольера и, спеша поскорее согреться, отыскали где-то лазейку… Да нет, чушь это все. Замерзшим, им ничто не мешало уйти из открытого вольера под крышу, в сарайчик, а там отопление.
        С этими мыслями Джуд двинулся к двери, чтоб выглянуть в коридор, но у окна задержался, чуть отодвинул штору и бросил взгляд наружу.
        Обе собаки обнаружились на месте, в вольере, пристроенном к стенке сарайчика. Стройный, поджарый, ловкий, Ангус, беспокойно повиливая крупом, расхаживал по соломе из стороны в сторону. Бон чинно сидела в углу. Голова ее была поднята кверху, немигающий взгляд устремлен на окно Джуда… прямиком на него. В ночной темноте глаза Бон сверкали ярким неземным зеленым огнем, да и сидела она чересчур смирно - так неподвижно, будто ее подменили статуей.
        Выглянув в окно и встретившись взглядом с Бон, кто знает сколько просидевшей в углу вольера, не сводя глаз с окна в ожидании его появления, Джуд перепугался до полусмерти, однако… однако… Если собаки там, выходит, в дом пробрался и ходит по коридору, натыкаясь на стены, кто-то еще? Вот это уже совсем скверно.
        Джуд перевел взгляд на пульт охранной системы возле двери в спальню. Дом и прилегающий к нему участок были нашпигованы многочисленными детекторами движения. На собак детекторы не реагируют - габариты не те, а вот взрослого человека, появившегося в поле зрения, засекут сразу, и пульт даст хозяину знать: в доме, там-то и там-то, чужой.
        Однако дисплей пульта светился ровным зеленым огоньком и сообщал только о том, что система в рабочем режиме. Поневоле задумаешься, хватит ли ее чипу ума отличить пса от голого психа, на карачках ползущего по коридору с ножом в зубах…
        Ствол у Джуда имелся, но хранился в домашней студии звукозаписи, в сейфе, и рука его будто сама потянулась к гитаре - к «Д?бро»[9 - «Dobro» (англ.) - шестиструнная акустическая гитара, отличающаяся от обычной металлическим резонатором.], стоявшей у стенки. Вообще-то музыкантов, разбивающих гитары на потеху фанатам, Джуд не понимал никогда. Его первую гитару в попытках избавить сына от музыкальных амбиций разбил за него отец, и повторить этого Джуд просто не мог, даже на сцене, ради пущего эффекта, даже в те времена, когда мог позволить себе хоть целую кучу любых гитар, каких пожелает. Однако воспользоваться гитарой ради самозащиты он был вполне готов. В определенном смысле гитары служили ему оружием самозащиты всю жизнь.
        В коридоре скрипнула половица. И еще одна. И еще. За скрипом последовал негромкий вздох - будто кто-то усаживается поудобнее. Чувствуя, как бешено стучит пульс в висках, Джуд распахнул дверь…
        Однако коридор оказался пуст. Шлепая босыми пятками по длинным прямоугольникам ледяного лунного света, падающего на пол сквозь потолочные окна, Джуд двинулся вперед. У каждой закрытой двери он останавливался, прислушивался, а после заглядывал внутрь. Свисающий со спинки кресла плед на миг показался ему уродливым карликом, встретившим его злобным взглядом. В другой комнате, сразу за дверью, обнаружился некто - высокий, изрядно тощий, и сердце Джуда замерло, сжалось в груди, а рука вскинула гитару над головой, но тут он понял, что перед ним просто пальто на вешалке, и шумно, прерывисто перевел дух.
        Добравшись до студии, находившейся в самом конце коридора, он поразмыслил, не прихватить ли из сейфа револьвер, однако решил, что не стоит. Действительно, таскать его с собой не стоило, и вовсе не из-за боязни пустить ствол в дело - наоборот, оттого что Джуд не слишком-то этого опасался. На нервяках, взвинченный до предела, он вполне мог нажать на спуск, едва заметив внезапное движение в темноте, и продырявить лоб Дэнни Вутена или домработницы, хотя даже не представлял себе, зачем бы им украдкой шнырять по дому посреди глухой ночи.
        Вернувшись в коридор, Джуд спустился вниз, обошел первый этаж, однако и там не обнаружил ничего, кроме мрака да тишины. Казалось бы, это должно его успокоить, но вовсе не успокоило: не из тех была эта тишина, не из безмятежных. Скорее из тех, что следуют, к примеру, сразу же за внезапным взрывом «вишенки». Под ее жутким, гнетущим натиском ныло в ушах.
        Одним словом, успокоиться Джуду не удалось, однако у подножия лестницы он сделал вид, будто у него отлегло от сердца. Разыгрывая спектакль для себя самого, Джуд прислонил к стене гитару и шумно перевел дух.
        - Так. Хватит ерундой маяться, - сказал он.
        К тому времени нервы разыгрались настолько, что даже собственный голос заставил Джуда невольно вздрогнуть, а предплечья будто внезапно обдало холодом. Разговаривать с самим собой он отроду не привык.
        Поднявшись наверх, Джуд двинулся к спальне и вдруг увидел прямо перед собой старика, сидящего к нему боком в антикварном шейкерском кресле[10 - В период расцвета трудовые коммуны «Объединенного сообщества верующих во Второе Пришествие Христа», в просторечии - шейкеров (трясунов), разработали и производили мебель особого стиля, славившуюся надежностью, функциональностью и простотой. В частности, одним из них было изобретено кресло с особым устройством задних ножек, позволявшим сидящему откинуться назад, не царапая ножками кресла пол. В наше время шейкерская мебель хранится во многих музеях и частных коллекциях.] у стенки. Сердце, будто сорвавшись с цепи, застучало, забило тревогу, и Джуд поспешил отвести взгляд, сосредоточиться на двери спальни - так, чтоб следить за стариком лишь краешком глаза. Только в глаза ему не смотреть… только не подавать виду, что замечаешь его… отчего-то сейчас это казалось вопросом жизни и смерти.
        «Я и не вижу его. Не вижу. Нет здесь никаких стариков», - как заведенный твердил себе Джуд на ходу.
        Старик сидел, склонив книзу обнаженную голову. Снятая шляпа покоилась на колене. Короткий ежик волос поблескивал свежим инеем. Пуговицы на груди пиджака сверкали во мраке, посеребренные лунным лучом. Костюм старика Джуд узнал сразу же. Еще бы тут не узнать, когда сам недавно уложил его в черную коробку в форме сердечка, а коробку запихнул в дальний угол чулана! Глаза старика были закрыты.
        Под гулкий, бешеный стук сердца в груди, с трудом переводя дух, Джуд шаг за шагом двигался к двери в спальню, устроенную в дальнем конце коридора. Проходя мимо шейкерского кресла, придвинутого к стене слева, он слегка задел ногой колено старика, и призрак поднял голову, но Джуд уже миновал его. До двери осталось - всего ничего. Только не бежать… Пускай, пускай старик таращится ему вслед сколько хочет; главное - в глаза ему не смотреть… да и вообще, нет тут никаких стариков, нет, нет и нет!
        Переступив порог спальни, Джуд запер дверь на задвижку, направился прямо к кровати, забрался под одеяло, и его сразу же затрясло, да так, что береги только зубы. На миг ему захотелось придвинуться к Джорджии, прижаться к ее теплому телу, прогнать прочь озноб, но, не желая будить ее, он остался на своей половине кровати, улегся на спину и уставился в потолок.
        Джорджия беспокойно заворочалась, жалобно застонала во сне.
        7
        Уснуть Джуд не надеялся, однако с первыми лучами солнца задремал, а проснулся по собственным меркам необычайно поздно, куда позже девяти. Джорджия лежала рядом, на боку, легонько касаясь ладошкой его груди, негромко посапывая в плечо. Отодвинувшись от нее, Джуд выскользнул из-под одеяла, вышел в коридор и спустился вниз.
        «Добро» стояла, прислоненная к стенке, там, где он ее и оставил. При виде гитары сердце тревожно сжалось в груди. Джуд изо всех сил притворялся, будто ничего этакого ночью не видел, целью себе поставил выкинуть все это из головы, но «Добро»-то - вот она…
        Выглянув в окно, он обнаружил у сарайчика машину Дэнни. Сказать Дэнни ему было нечего, от дел секретарских отвлекать незачем, однако Джуд вмиг оказался у дверей в кабинет. Просто поделать с собой ничего не мог. Желание оказаться рядом с другим человеком, бодрствующим, здравомыслящим, с битком набитой всевозможной рутинной чушью головой, оказалось неодолимым.
        Висевший на телефоне, Дэнни над чем-то ржал, развалившись в офисном кресле. Замшевой куртки он так и не снял - и Джуд вполне понимал отчего. Он сам зябко ежился, кутаясь в домашний халат. В кабинете царил зверский холод.
        Заметив Джуда в дверях, Дэнни заговорщически подмигнул. Еще одна из его подхалимских голливудских манер… хотя нынче утром Джуда она почему-то нисколько не раздражала. Приглядевшись к Джуду, Дэнни озабоченно сдвинул брови и одними губами изобразил:
        - Что стряслось?
        Джуд не ответил. Ответа он не знал сам.
        Отделавшись от телефонного собеседника, Дэнни вместе с креслом развернулся к Джуду и смерил его встревоженным взглядом.
        - Так что стряслось, шеф? Видок у тебя - просто жуть.
        - Призрак здесь, - сказал Джуд.
        - О как? - Просияв, Дэнни обхватил плечи ладонями, сделал вид, будто трясется от холода, и кивнул в сторону телефонного аппарата. - Этим, из теплоснабжения, я уже позвонил, а то и правда дубак у нас тут, как в склепе. Скоро приедут от них, поглядят, что стряслось с бойлером.
        - Мне нужно позвонить ей.
        - Кому?
        - Женщине, что призрака этого нам продала.
        Дэнни, приопустив одну бровь, приподнял другую: эта гримаса у него означала недоумение.
        - Погоди, шеф, в каком смысле «призрак здесь»?
        - Тот призрак, которого мы заказывали. Его привезли. И я хочу ей позвонить. Выяснить кое-что.
        Похоже, переварить услышанное Дэнни сумел не сразу. Наполовину развернувшись к компьютеру, он взялся за телефон, однако глядел по-прежнему только на Джуда.
        - С тобой точно все в порядке? - спросил он.
        - Нет, - отвечал Джуд. - Пойду погляжу, как там собаки. Найди пока ее номер.
        Как был, в исподнем под домашним халатом, он вышел на двор и выпустил Ангуса с Бон из вольера. Снаружи похолодало градусов до пятидесяти[11 - По Фаренгейту - то есть примерно до +10° по шкале Цельсия.], все вокруг заволокло слоистой белесой дымкой, но на дворе оказалось куда уютнее, чем в стенах волглого, намертво выстуженного дома. Ангус лизнул Джуду руку, и от прикосновения его шершавого, горячего, такого настоящего, осязаемого языка у Джуда сладко заныло сердце. Игривым, воняющим кислой шерстью собакам он был рад всегда. Промчавшись мимо, собаки наперегонки понеслись по двору, описали круг и устремились назад. На бегу Ангус щелкнул зубами, хватая за хвост Бон.
        С собаками, жившими на ферме, отец обращался гораздо лучше, чем с Джудом или с Джудовой матерью. Со временем Джуд, заразившись его примером, тоже привык относиться к собакам заботливее, чем к себе самому. Большую часть детства он даже спал вместе с ними - две по бокам, а порой и еще одна, третья, в изножье, да и днем не расставался с немытой, неотесанной блохастой сворой отцовских псов ни на минуту. Ничто не напоминало ему, кто он таков и кем родился, отчетливее, чем резкая вонь псины, и, воротившись в дом, Джуд несколько успокоился, снова почувствовал себя самим собой.
        В офисе он снова застал Дэнни за разговором по телефону:
        - Спасибо! Огромное вам спасибо! Минутку, будьте добры: передаю трубку мистеру Койну! - Нажав кнопку удержания вызова, он протянул трубку Джуду. - Зовут Джессикой Прайс. Живет во Флориде.
        Принимая трубку, Джуд сообразил, что полное имя этой женщины слышит впервые. Согласившись заплатить за привидение без торга, он даже не подумал им поинтересоваться, а вот теперь ему показалось, что о подобных вещах забывать не стоит.
        Джуд сдвинул брови. Вроде бы имя совершенно обычное… но чем-то да зацепило. Нет, прежде он его, пожалуй, не слышал, однако подобные имена забываются на раз-два, так что все может быть. Может, и слышал когда.
        Приложив трубку к уху, Джуд кивнул Дэнни, и тот снова нажал на кнопку, возобновляя связь.
        - Джессика? Приветствую. Иуда Койн говорит.
        - Как вам понравился костюм, мистер Койн? - спросила Джессика Прайс.
        В ее голосе слышались нежный, певучий южный акцент, приятная непринужденность и… и что-то еще. Ко всему этому словно бы примешивался некий милый, дразнящий намек на насмешку.
        - Как он выглядел? - спросил Джуд, с детства привыкший поскорее переходить прямо к делу. - То есть ваш отчим.
        - Риз, лапушка, - сказала Джессика в сторону - не Джуду, кому-то еще. - Будь добра, выключи-ка телевизор и погуляй снаружи.
        Девчонка на заднем плане мрачно, капризно буркнула что-то в ответ.
        - Потому что я разговариваю по телефону.
        Девчонка проворчала что-то еще.
        - Потому что разговор личный. Давай-давай, поживее.
        В наушнике громко лязгнула затянутая сеткой дверь. Джессика с легким смущением - «ох уж эти подростки» - вздохнула и снова поднесла трубку к губам.
        - Ты его видел? - спросила она. - Отчего бы тебе не рассказать, как он, по-твоему, выглядит? Если что не так, я поправлю.
        Да она шутки с ним шутит? Мозги ему пудрить вздумала?
        - Я отсылаю его обратно, - сказал Джуд.
        - Костюм? Валяй, отсылай. Отсылай хоть сейчас. Это вовсе не значит, что вместе с костюмом уйдет и он. Проданный товар, мистер Койн, обратно не принимается и замене не подлежит.
        Не сводивший глаз с Джуда Дэнни озадаченно улыбнулся, в недоумении наморщил лоб. Только тут Джуд заметил, как громко - глубоко, с хрипотцой - дышит, не находя слов, не понимая, что тут сказать.
        Однако Джессика нарушила молчание первой.
        - Холодно там у тебя? Наверняка холодно. И, пока он не завершит начатого, станет еще холоднее - намного, намного.
        - Ты что задумала? Еще денег из меня вытянуть? Так перебьешься.
        - Она вернулась домой, чтоб с собою покончить, козлина! - отчеканила Джессика Прайс из Флориды (да, имя незнакомое, но, может, не настолько незнакомое, как хотелось бы, разом утратив все показное, слегка насмешливое благодушие. - Легла в ванну и взрезала вены на запястьях, после того как ты наигрался с ней. Там наш приемный папка ее и нашел. Она ради тебя что угодно бы сделала, а ты вышвырнул ее, будто мешок мусора.
        Флорида…
        Флорида!
        Под ложечкой засосало, желудок словно бы налился тошнотворно-холодным свинцом… однако в голове вмиг прояснилось, от паутины усталости и суеверного страха не осталось ни одной ниточки. Да, он называл ее не иначе, как Флоридой, однако на самом деле ее звали Анной Мэй Макдермотт. Гадалка, она знала толк и в таро, и в хиромантии, а научилась этому вместе со старшей сестрицей от отчима. Отчим по роду занятий числился гипнотизером, последней надеждой курильщиков и самим себе отвратительных толстух, жаждавших избавления от пристрастия к сигаретам и «Твинки»[12 - Пирожные с кремовой начинкой, очень популярные в США.]. Однако по выходным приемный отец Анны оказывал всем желающим услуги лозоходца, при помощи гипнотизерского «маятника» в виде серебряной бритвы на золотой цепочке отыскивая потерянные вещи и лучшие места для бурения колодцев. Покачивая той же бритвой над телами больных, он «исцелял» их ауры и замедлял рост прожорливых раковых опухолей, а водя ею над доской Уиджа, разговаривал с духами умерших, но главным его кормильцем оставался гипноз: «Успокойтесь… расслабьтесь… закройте глаза… слушайте
только меня…»
        - Так вот, перед смертью, - продолжала Джессика Прайс, - отчим завещал мне разыскать тебя и отослать тебе его костюм и рассказал, что из этого выйдет. И обещал расквитаться с тобой, мерзкой бездарной скотиной, за все.
        Да, Джессикой Прайс (не Макдермотт) она стала в замужестве, а после овдовела. А муж ее вроде бы был резервистом и погиб в сражении за Тикрит… точно, Анна об этом рассказывала! Новой фамилии старшей сестры, кажется, не упоминала ни разу, но однажды сказала, что Джессика по примеру отчима занялась гипнозом и делает на нем почти семьдесят тысяч долларов в год.
        - Зачем же понадобилось продавать мне костюм? Могла бы просто взять да прислать, - хмыкнул Джуд, с удовольствием отметив, что держится как ни в чем не бывало - куда спокойнее, чем она.
        - Если б ты не заплатил, призрак не мог бы по праву считаться твоим. Так что пришлось тебе раскошелиться. И это еще не все, ох, не все… ты еще за остальное заплатишь…
        - И откуда тебе было знать, что я его куплю?
        - Как откуда? Я ведь прислала тебе и-мейл. О твоей тошнотворной коллекции грязных оккультных мерзостей Анна мне все рассказала в подробностях. Я так и знала, что ты не удержишься.
        - А если б его купил кто-то другой? Там и кроме моей ставки были.
        - Не было никаких других ставок. Только твоя. Остальные я сама сделала, а торгов не прекратила бы, пока ставку не сделаешь ты. Как тебе нравится приобретение? Не обмануло ли надежд? О, веселья тебе предстоит немало! А на тысячу долларов, полученную от тебя за дух отчима, я закажу букет к твоим похоронам. Прекрасный, чертовски прекрасный выйдет расклад, не находишь?
        «Так можно же просто уехать, - подумал Джуд. - Съехать из дома на время. А костюм мертвеца и самого мертвеца здесь оставить. Взять с собой Джорджию - и в Лос-Анджелес. Собрать пару чемоданов, и через три часа мы в воздухе. А Дэнни тут все утрясет. Дэнни - он справится…»
        - Валяй, валяй, съезжай в отель, - посоветовала Джессика, точно он сказал все это вслух, и разразилась негромким злорадным смехом. - Сам увидишь, много ли из этого выйдет проку. Куда бы ты ни отправился, от него не уйдешь. Проснешься - а он на кровати, в ногах у тебя сидит. Подыхать будешь - это его ледяная рука зажмет тебе рот.
        - А Анна, стало быть, у тебя жила, когда с жизнью покончила? - с прежним самообладанием, все с тем же безупречным спокойствием в голосе спросил Джуд.
        Пауза. Похоже, сестрица Анны, задохнувшись от гнева, не сразу нашлась с ответом. Где-то в отдалении жужжала, шипела струйками воды поливальная установка, с улицы доносились детские крики.
        - Анне не к кому больше было пойти, - ответила Джессика. - Куда ей деваться в депрессии? Да, депрессии не отпускали ее никогда, но ты все испакостил окончательно. Настолько, что ей даже в голову не пришло выйти на люди, повидаться с кем-нибудь, о помощи попросить… Это ты внушил ей ненависть к самой себе. Это ты внушил ей желание умереть.
        - С чего тебе взбрело в голову, будто она из-за меня вскрылась? Может, как раз твое приятное общество ее до ручки и довело? Послушай я тебя с утра до вечера - наверное, тоже вскрыться бы захотел.
        - Ну, нет, подыхать ты, - процедила Джессика, - будешь…
        - Слышал уже. Придумай что-нибудь новенькое, - оборвал ее Джуд. - А пока трудишься над этим, поразмысли еще вот о чем. Я, видишь ли, тоже знаю пяток-другой гневных душ. Из тех, что ездят на «Харлеях», живут в трейлерах, варят винт, насилуют собственных детишек, стреляют в собственных жен. Для таких, как ты, они - подонки, а для меня - фанаты. Хочешь проверить, не согласится ли пара живущих в твоих краях заглянуть к тебе привет от меня передать?
        - Никто тебе не поможет, - сдавленно, с дрожью ярости в голосе ответила Джессика. - Черная метка, печать смерти, которой отмечен ты, ляжет на всякого, кто за тебя вступится. Тебе не жить, и никому, помогшему тебе хоть делом, хоть словом утешения, не жить тоже. - Несмотря на возмущение, говорила она без запинки, словно репетировала эту гневную речь заранее, причем не раз и не два. - Все разбегутся от тебя, как от чумы, или погибнут с тобой заодно. Но ты будешь подыхать в одиночестве. Слышишь меня? В одиночестве!
        - Как знать, как знать. Вдруг мне захочется прихватить с собой еще кого-нибудь? А не найду нигде помощи, так ведь вполне могу сам, лично, тебя навестить, - сказал Джуд и с маху хлопнул трубкой о рычаги.
        8
        Испепеляя взглядом черную телефонную трубку, крепко, до белизны костяшек, сжатую в кулаке, Джуд вслушивался в мерный, неторопливый, будто дробь солдатского барабана, стук собственного сердца.
        - Босс… а… хре… неть… босс, - тоненько, с присвистом, без крохи веселья рассмеявшись, выдохнул Дэнни. - Что за фигня? Что бы все это значило?
        Джуд мысленно велел пальцам разжаться, выпустить трубку, но рука не послушалась. Он понимал, что Дэнни задал вопрос, но вопрос его казался обрывком чужой, никак Джуда не касающейся беседы, донесшимся из-за двери в соседнюю комнату.
        Мало-помалу в голове начинало укладываться: Флориды больше нет. Поначалу новость о ее самоубийстве, брошенная Джессикой Прайс Джуду в морду, будто бы не значила ровным счетом ничего - все чувства по этому поводу Джуд задавил в зародыше, но теперь деваться от них было некуда. Казалось, кровь его, отягощенная ими, загустела, сделалась непривычной, чужой.
        С другой стороны, в глубине души Джуду как-то не верилось, что она могла уйти из жизни, что одна из тех, с кем он делил постель, навсегда улеглась в могилу. Ей ведь было-то всего двадцать шесть… нет, двадцать семь, а в двадцать шесть она от него ушла. Вернее сказать, он ее выставил. Двадцать шесть лет… а вопросами сыпала, будто четырехлетняя. «А ты часто рыбачил на озере Поншартрен? А каким твой лучший в жизни пес был? А как по-твоему, что с нами происходит, когда мы умираем?» Такой кучей вопросов кого угодно с ума сведешь.
        Хотя она сама очень боялась, что сходит с ума. Депрессиями мучилась вечно, причем не притворными на манер некоторых готских телок - клиническими, без обмана. В последние пару месяцев жизни у Джуда совсем расклеилась: заснуть не могла, плакала без причины, забывала одеться, часами таращилась в экран телика, не потрудившись включить его, а на звонки телефона отвечала, сняв трубку, но ни слова не говоря - просто стоя с трубкой в руках, будто ей питание кто отключил.
        Однако до этого было у них и немало замечательных летних деньков в сарае, пока Джуд перебирал «Мустанг». По радио передают Джона Прайна[13 - Известный американский автор-исполнитель, работавший в жанрах кантри и фолк.], все вокруг окутано ароматами сушащегося на солнце сена, и расспросы, расспросы, расспросы - пустые, бессмысленные, порой надоедливые, порой забавные, порой возбуждающие. И ее тело - белая, точно лед, кожа в татуировках, костлявые коленки, поджарые бедра стайерши. И ее дыхание, щекочущее шею.
        - Эй, - напомнил о себе Дэнни, легонько коснувшись Джудова запястья. От его прикосновения пальцы Джуда разжались, словно пружинный капкан, выпустив телефонную трубку. - Тебе ничего не грозит?
        - Не знаю.
        - Расскажешь, что происходит?
        Джуд не спеша поднял взгляд. Привставший из-за стола Дэнни побледнел лицом так, что имбирно-рыжие веснушки словно бы приподнялись, вспучились бугорками над белизной щек.
        Дэнни с ней связывала дружба, безобидная, непринужденная, слегка обезличенная - точно такая же, как и со всеми другими девицами Джуда. С ними он неизменно играл роль насквозь городского, всепонимающего приятеля-гея, умеющего хранить их секреты, того, перед кем можно выговориться, с кем можно посплетничать, интимно, но без сближения. Того, кто расскажет о Джуде такое, чего тот нипочем не расскажет о себе сам.
        Подсевшая на героин, сестра Дэнни словила передоз, едва он поступил в колледж. А мать их повесилась спустя каких-то полгода, и именно Дэнни посчастливилось первым обнаружить ее тело, свисавшее с единственной потолочной балки в кладовке, описывая опущенными книзу пальцами ног кружки над опрокинутой стремянкой. Тут уж не только спец в психологии - любой дурень поймет, что чуть не одновременная, дуплетом в упор, смерть сестры с матерью, не могла на излете не зацепить и Дэнни, навеки оставив его девятнадцатилетним. Конечно, ногти он черным не красил, колец в губы не продевал, однако к Джуду его влекло почти то же самое, что и Джорджию с Флоридой, и всех прочих девчонок. Всех их тянуло к Джуду, будто крыс и детишек к тому самой Гамельнскому Дудочнику. Джуд складывал песни из ненависти, из боли и извращенности, и все они вприпрыжку бежали, мчались на его музыку, надеясь, что он позволит им подпевать ей…
        Одним словом, рассказывать Дэнни, что сотворила с собой Флорида, Джуду не хотелось. Его бы поберечь, промолчать… а то мало ли, как Дэнни это воспримет.
        Но все-таки Джуд, пусть нехотя, заговорил:
        - Анна. Анна Макдермотт. Вены вскрыла. А та, с кем я только что разговаривал, - ее сестра.
        - Флорида? - Устало, будто разом лишившись всех сил, Дэнни опустился в скрипнувшее под его тяжестью кресло, прижал к животу ладони, слегка наклонился вперед, будто у него резь в желудке. - Ох, ё… Ну, как же так, мать…
        В последовавшей за этим ругани слышалась такая нежность, что ни одни слова в мире не могли бы показаться еще менее непристойными.
        Оба умолкли, и только тут Джуд заметил негромкое бормотание включенного радио. Трент Резнор пел о готовности расстаться со своей империей грязи. Забавно: «Найн Инч Нэйлс» по радио именно в этот момент - ведь именно на концерте Трента Резнора, за сценой, Джуд и познакомился с Флоридой… Новость о ее смерти вновь поразила его, будто совсем свежая. «А ты часто рыбачил на озере Поншартрен?» Стоило вспомнить об этом, потрясение сменилось мутным, болезненным негодованием. Самоубийство Флориды показалось Джуду такой бессмысленной, глупой, эгоистичной выходкой, что, разозлившемуся, ему отчаянно захотелось позвонить ей да разругать дуру на все корки… вот только до мертвой уже не дозвонишься, а жаль.
        - Записки она не оставила? - спросил Дэнни.
        - Неизвестно. От ее сестры вообще мало что удалось узнать. Не самый любезный в мире вышел у нас разговор, как ты, может, заметил.
        Но Дэнни, словно не слыша его, продолжал:
        - Мы с ней, бывало, заглядывали куда-нибудь выпить по «маргарите». На редкость милая была девчонка… и вопросы эти ее… Как-то раз спрашивала, было ли у меня в детстве любимое место, чтоб за дождем наблюдать. Ну и вопросец, блин, а? Велела глаза закрыть, представить, будто я дома, в спальне, а за окном дождь, и рассказывать, что там да как. Десять минут, не меньше. Каких только вопросов ей в голову не приходило! Послушай, а ведь мы с ней друзья были - неразлейвода, и вот не понимаю я этого. То есть про ее депрессию помню. Она рассказывала. Но если ей вправду умереть захотелось, если уж вправду до этого дело дошло, разве она не позвонила бы тебе или мне?.. Разве не дала бы одному из нас шанс отговорить ее, а?
        - По-моему, нет.
        Казалось, за последние пару минут Дэнни как-то съежился, усох.
        - А ее сестра… ее сестра, значит, думает, что в этом ты виноват? - проговорил он. - Ну, это… это… вообще ни в какие ворота, по-моему.
        Однако в его голосе слышалась дрожь, неуверенность.
        - Да уж, конечно, - согласился Джуд.
        - Проблемы с настроением у нее куда раньше вашего знакомства начались, - уже несколько увереннее напомнил Дэнни.
        - Я думаю, у них это семейное, - проворчал Джуд.
        Дэнни вновь подался вперед.
        - Ага… ага… то есть… ё-о-о, это что ж получается? Выходит, это сестра Анны тебе призрака, костюм мертвеца продала? Слушай, что за хрень тут творится? И, главное, с чего тебе вдруг понадобилось ей звонить?
        Рассказывать Дэнни о том, что он видел прошлой ночью, Джуду не хотелось. В эту минуту, оглушенный жуткой новостью о смерти Флориды, он уже несколько сомневался, вправду ли видел что-нибудь этакое. Теперь сидевший в коридоре у двери спальни в три часа пополуночи старик больше не казался ему таким же настоящим, реальным, как прежде.
        - Присланный мне костюм - вроде символической угрозы убийством. «Аукцион» она устроила исключительно ради нас, так как просто прислать костюм отчего-то не могла: вначале я должен был за него заплатить. Думаю, сам видишь: трезвостью разума дамочка эта не блещет. И вот, как только костюм привезли, я сразу почувствовал: с ним что-то неладно. Во-первых, идиотская черная коробка в форме сердечка, в которой он прислан, а во-вторых… ну, это, может, уже малость смахивает на паранойю, но в нем булавка была спрятана. Чтоб напоролся кто-нибудь.
        - Булавка была спрятана? И что? Ты укололся?
        - Нет. А вот Джорджии она здорово в палец впилась.
        - С ней все в порядке? Думаешь, булавку какой-то гадостью смазали?
        - В смысле наподобие мышьяка? Нет. По-моему, наша Джессика Прайс из Психвилля, штат Флорида, не настолько глупа. Может, больна на всю голову, но не глупа, не глупа. Ей ведь меня попугать хочется, а не в тюрьму сесть. Она сказала, что вместе с костюмом к нам прибыл дух их приемного папочки, и скоро он спросит с меня за то, что я сделал с Анной, по полной. Ну, а булавка - не знаю, наверное, тоже часть всего этого вуду. Я ведь вырос не так далеко от Панхандла. Знал бы ты, сколько в тамошних трейлерных городках беззубых, жрущих опоссумов нищебродов и сколько у них всего в головах… К примеру, явишься на работу в местный «Криспи Крим»[14 - Популярная в США сеть кофеен, специализирующихся на кофе и пончиках.] с терновым венцом на макушке - никто и глазом не моргнет.
        - Может, полицию вызвать? - предложил Дэнни, похоже нащупавший почву под ногами: усталость в его голосе шла на убыль, мало-помалу уступая место обычной уверенности в себе.
        - Не надо.
        - Но она, как-никак, смертью тебе угрожала.
        - А свидетели кто?
        - Мы с тобой. Я сидел тут, рядом, и все слышал.
        - И что ты слышал?
        Дэнни приподнял брови, а после, слегка прикрыв глаза, сонно, лениво заулыбался.
        - Что скажешь, то и слышал.
        Джуд против собственной воли расплылся в ответной улыбке. Чего-чего, а бесстыдства Дэнни было не занимать. В эту минуту Джуд даже припомнить не смог бы, отчего секретарь ему порой так противен.
        - Не-ет, - протянул он. - Я этот вопрос по-другому решу. Однако ты кое-чем помочь можешь. После отъезда Анна писала мне пару раз, но куда я подевал ее письма - загадка. Пошаришь тут, ладно?
        - Конечно. Уж меня-то им не перехитрить.
        Однако во взгляде Дэнни снова мелькнула тревога. Возможно, чувство юмора к нему и вернулось, но бледность со щек не сошла.
        - Джуд… ты вот сказал: «по-другому вопрос решу». «По-другому» - это как? - спросил он, ущипнув себя за губу и задумчиво морща лоб. - Перед тем как отбой дать, ты толковал всякое… что ребят по ее душу пошлешь, а то и сам в гости заглянешь… а главное, таким обозленным я тебя в жизни еще не видал. Мне есть о чем волноваться?
        - Тебе? Нет, - заверил его Джуд. - А вот ей… может, и да.
        9
        Голая, с остекленевшим взглядом, мертвая Анна в ванне, полной кроваво-алой воды… Голос Джессики Прайс в телефонной трубке: «Подыхать будешь - это его ледяная рука зажмет тебе рот»… Старик в черном костюме а-ля Джонни Кэш, сидящий у стены коридора верхнего этажа, медленно поднимающий голову, провожающий взглядом идущего мимо Джуда… Казалось, вся эта жуть засела в голове навсегда.
        Избавиться от подобного шума в голове обычно лучше всего помогал шум, сотворенный собственными руками. Отнеся «Добро» в студию, Джуд для пробы пару раз ударил по струнам, остался недоволен строем, полез в шкаф за каподастром, чтоб сместить звучание на тон выше, но вместо каподастра отыскал там коробку с патронами.
        Коробка оказалась той самой - одной из желтых конфетных коробок в форме сердечка, которые отец дарил матери каждый год к Дню святого Валентина, к Дню матери, на Рождество и на день рождения. Ничего другого Мартин жене не дарил - ни роз, ни колец, ни шампанского: подарком всякий раз становилась все та же большая коробка шоколадных конфет из ближайшего универсального магазина.
        В той же степени неизменной оставалась и реакция матери. Принимая отцовский подарок, мать всякий раз улыбалась - робко, смущенно, не разжимая губ. Отчего? Оттого, что стеснялась зубов: верхние были фальшивыми, вставленными взамен выбитых настоящих. Сняв крышку, она всякий раз первым делом протягивала коробку мужу, а тот всякий раз с улыбкой, да такой горделивой, будто преподнес жене бриллиантовое колье, а не коробку шоколадных конфет за три доллара, отрицательно качал головой.
        Тогда мать угощала конфетами Джуда, и Джуд всякий раз выбирал ту, что лежит посередке, вишенку в шоколаде. Как ему нравились ее негромкий, влажный - «глуш-ш-шь» - хруст на зубах, и липкая, с легкой гнильцой, сладость сиропа внутри, и напоминающая о той же гнильце податливость вишневой ягодки… В такие минуты ему представлялось, будто там, под шоколадной глазурью, не вишенка - глазное яблоко. Подобными жутковатыми, отвратительными фантазиями Джуд тешился уже в те давние дни.
        Коробку он отыскал среди мешанины кабелей, педалей и адаптеров, под чехлом от гитары, стоявшим в шкафу у задней стены, да не под простым чехлом, памятным. Именно с этим чехлом Джуд тридцать лет тому назад оставил Луизиану, хотя с подержанной «Ямахой» за сорок долларов, когда-то хранившейся в нем, распростился давным-давно. «Ямаху» он бросил в Сан-Франциско, на сцене, где как-то вечером, в 1975-м, играл на разогреве у «Цеппелинов». В те дни он навсегда распрощался с кучей всякого разного - с родными, с Луизианой, со свиньями и нищетой, и даже с именем, полученным при рождении, и не слишком-то часто оглядывался, уходя.
        Вынув из шкафа коробку, Джуд тут же обронил ее: руки обмякли, как тряпки. Что в ней, он прекрасно понял с первого взгляда, даже не сняв крышки. А если в чем поначалу и сомневался, все сомнения немедля развеялись, как только коробка упала на пол и внутри - динь-дон-динь - зазвенели одна о другую латунные гильзы. При виде нее Джуд отпрянул назад, охваченный первобытным, атавистическим ужасом, как будто из кучи кабелей на ладонь его выполз жирный мохноногий паук. Этой коробки с патронами он не видел больше тридцати лет и точно помнил, что оставил ее между матрасом и пружинной сеткой собственной детской кровати там, в Мурз-Корнер, что, покидая Луизиану, с собой ее не забрал, а значит, оказаться здесь, под старым гитарным чехлом, она просто не могла… но как-то да оказалась.
        Чуть не минуту глазел он на желтую, в форме сердечка, коробку из-под конфет, прежде чем, собравшись с духом, снова взять ее в руки, сковырнуть крышку и перевернуть вверх дном.
        Патроны и гильзы, звеня, покатились по полу во все стороны.
        Джуд собирал их - первую свою коллекцию - сам, охотясь за ними с тем же азартом, с каким некоторые другие мальчишки охотятся за бейсбольными карточками. Начало коллекции он, тогда еще Джастин Ковзински, положил в восемь лет, не за год и не за два до того, как хотя бы представил себе, что однажды станет кем-то другим. В тот день он брел куда-то через восточное поле и вдруг услышал металлический хруст под ногой, а присев поглядеть, на что наступил, выковырнул из грязи стреляную гильзу от дробовика. Вероятно, одну из отцовских. Дело было осенью, а по осени старик часто ходил пострелять индеек. Джастин понюхал треснутый, сплющенный латунный цилиндрик. Ноздри защекотал легкий запах пороховой гари - пожалуй, что неприятный, однако странным образом завораживающий, влекущий к себе. Так гильза в кармане дешевых рабочих штанов отправилась с ним домой, где и нашла себе место в одной из пустых конфетных коробок матери.
        Вскоре к ней присоединились два целых, заряженных патрона тридцать восьмого калибра, «позаимствованных» в приятельском гараже, несколько любопытных, серебристого цвета, стреляных гильз, найденных неподалеку, на стрельбище, а еще патрон от британской штурмовой винтовки со средний палец длиной. В обмен на последний пришлось отдать вещь немалой ценности, номер «Крипи» с обложкой Фразетты[15 - Имеется в виду Фрэнк Фразетта, американский художник, иллюстратор и автор комиксов, один из общепризнанных классиков жанра, сотрудничавший также в популярном журнале «Крипи» («Creepy»), специализировавшемся на комиксах в жанре ужасов.], однако Джастин чувствовал, что с обменом нисколько не прогадал. По вечерам, улегшись в кровать, он снова и снова рассматривал собранное, любовался игрой звездного света на отшлифованных боках гильз, нюхал увесистые свинцовые пули, будто кто другой - ленточку, сбрызнутую духами возлюбленной, и запах свинца точно так же порождал в голове множество мыслей, множество сладких, невыразимо приятных фантазий.
        Старшеклассником Джуд привязал британский патрон к кожаному шнурку и носил на шее, пока директор школы не отобрал. И до сих пор удивлялся, как только не пристрелил кого-нибудь после этого: казалось бы, все необходимое «школьному мстителю» - гормоны, обида, боеприпасы - вот оно, налицо. Многие никак не поймут, откуда на свете «Колумбайны» берутся, а он, Джуд, никак не мог взять в толк, отчего подобные вещи происходят так редко.
        И вот все они снова вернулись к нему - и смятая гильза от дробовика, и серебристые гильзы со стрельбища, и даже двухдюймовый патрон от AR-15, хотя его-то в коробке уж точно быть никак не могло: директор назад не отдал. Что это, как не угроза? Очевидно, таким манером явившийся к Джуду посреди ночи мертвец, покойный отчим Анны, хочет сказать, что их дела еще не закончены.
        Мысль, конечно, бредовая. Появлению коробки с патронами в шкафу наверняка могла бы найтись целая дюжина куда более правдоподобных, разумных объяснений, однако Джуду плевать было, что там разумно, а что нет. Благоразумием он не блистал сроду. Заботила его правда и только правда. Мертвеца среди ночи он видел собственными глазами. Может, в залитом солнце кабинете Дэнни и сумел на пару минут выкинуть ночные события из головы, сделав вид, будто ничего этакого не случилось - но видел же. Видел.
        Взяв себя в руки, он снова, куда спокойнее, оглядел россыпь патронов и гильз, и тут ему пришло в голову еще кое-что. Может быть, это не просто угроза? Может, в ней есть еще какой-нибудь смысл? Может, мертвец, дух покойного, советует вооружиться?
        Джуд призадумался. Да, «супер, блэкхок» калибра 44 лежит себе в сейфе под рабочим столом… но в кого из него стрелять-то? Ясное дело, призрак, скорее всего, существует только в его собственной голове. Возможно, все призраки, сколько их ни есть вообще, обретаются исключительно в человеческих головах и нигде более. Выходит, чтоб в него выстрелить, ствол нужно к виску приставлять?
        Смахнув патроны и гильзы в материнскую коробку из-под конфет, Джуд с маху накрыл ее крышкой. Нет, патроны ему не помогут, это уж точно… однако на свете имеются и другие боеприпасы.
        Один из углов студии занимал стеллаж с собранием книг - всевозможных книг об оккультном и сверхъестественном. Примерно в то самое время, когда Джуд только начал записываться, к вершинам популярности взлетели «Блэк Саббат», и менеджер Джуда посоветовал хоть намекнуть, будто он тоже с самим Люцифером на «ты»: не повредит, дескать. К изучению психологии групп и методов массового гипноза Джуд, рассудив, что фанаты - хорошо, а собственная секта - еще лучше, уже приступил, а после этого дополнил список «к прочтению» трудами Алистера Кроули и Чарльза Декстера Варда и принялся методично, дотошно, без всякого удовольствия штудировать их, старательно подчеркивая основные понятия и ключевые мысли.
        Позже, после того как он стал знаменит, всевозможные сатанисты, виккане и спиритуалисты, послушав его песни и по простоте душевной решив, будто он вправду разделяет их увлечения - хотя на самом деле для Джуда вся эта чушь была только деталью образа наряду с кожаными штанами, - наприсылали ему целую кучу других (спору нет, крайне занятных) книг: маловразумительное наставление по отчитке бесноватых, изданное католической церковью в тридцатые; перевод пятисотлетней давности сборника нечестивых, богопротивных псалмов, написанных каким-то свихнувшимся тамплиером, поваренную книгу каннибала…
        Джуд сунул коробку с патронами на полку, посреди книг. Охота отыскать каподастр и сыграть что-нибудь из «Скинэрдов»[16 - Имеются в виду «Lynyrd Skynyrd», американская рок-группа, одни из самых видных исполнителей «южного рока» 1970-х.] исчезла, как не бывало. Вздохнув, он провел ногтем по твердым, солидным корешкам книг.
        От холода в студии пальцы одеревенели - страницу не подцепить, и к тому же Джуд сам толком не знал, что искать. Какое-то время он с немалым трудом продирался сквозь крайне запутанные рассуждения о зверях-фамильярах, животных исключительно чутких, связанных с хозяевами узами любви и крови и при этом наделенных даром разбираться с мертвыми, так сказать, непосредственно. Однако изложено все это было таким дремучим, восемнадцатого столетия английским без запятых, без точек, что Джуд, просидев над одним-единственным абзацем битых десять минут, так и не понял прочитанного и отложил книгу в сторону.
        В другой книге его взгляд зацепился за главу об одержимости демоном либо злонравным духом. На одной из утрированных, карикатурных иллюстраций к ней изображен был старик, распростертый на кровати среди скомканных простыней с выпученными в ужасе глазами, с широко разинутым ртом, а изо рта его, глумливо скалясь, лез наружу отвратительный голый гомункул. Впрочем, дела старика могли обстоять и хуже: возможно, мерзкая тварь лезла не наружу, а внутрь.
        Здесь Джуд прочел, что всякий, кто держит открытыми «златые двери за грань бренного бытия», дабы заглянуть на ту сторону, рискует впустить в мир кого-либо из потусторонних созданий, а особая опасность при этом угрожает больным, престарелым и «поддавшимся очарованию смерти». Писал автор уверенно, убедительно, со знанием дела, и Джуд заметно воспрянул духом, но вскоре добрался до описания лучшего способа защиты - обливаний мочой. Конечно, ко множеству всякого рода мерзостей он относился без каких-либо предубеждений, но «золотой дождь» из списка приемлемого вычеркнул решительно и навсегда и, выронив книгу из окоченевших рук, даже не удосужился подобрать ее, а пинком отшвырнул прочь.
        Прочел Джуд и о «Борли Ректори»[17 - Дом священника в Борли, славящийся множеством наблюдавшихся в нем паранормальных явлений, в том числе появлений призраков.], и об общении с духами-спутниками при помощи доски Уиджа, и об алхимических свойствах менструальной крови… В глазах то мутилось, то прояснялось, и тогда он швырял очередной книгой в стену. Чушь, каждое слово - чушь! Демоны, фамильяры, зачарованные круги, волшебная сила мочи…
        Один из томов с грохотом смел со стола лампу. Другой угодил в платиновый диск под стеклом. Стекло поверх серебристого диска раскололось, покрывшись сверкающей паутиной трещин, рамка упала со стенки, качнулась и с хрустом шмякнулась лицевой стороной об пол. Затем рука Джуда, точно сама собой, нащупала конфетную коробку, полную патронов и гильз. От удара о стену с коробки слетела крышка, и патроны со звоном раскатились по углам.
        Тяжко дыша, под частый стук пульса в ушах, Джуд сорвал с полки еще одну книгу, огляделся в поисках, чего бы еще сокрушить, но тут же опомнился: книга в руке показалась на удивление легкой. Взглянув на нее, он обнаружил, что это вовсе не книга, а черная пластиковая видеокассета без ярлыка, только не сразу сообразил, с чем - над этим пришлось поразмыслить. Да, на кассете - тот самый фильм, с настоящим убийством. Простоявший на полке среди книг, особняком от других кассет, вот уже… сколько? Четыре года? Так долго, что совсем слилась с корешками переплетов. Стала всего лишь частицей бардака на стеллаже.
        Однажды утром, войдя в студию, Джуд застал жену, Шеннон, за ее просмотром. Он паковал вещи перед поездкой в Нью-Йорк и пришел выбрать гитару для выступления, но при виде жены остановился в дверях. Стоя у телевизора, Шеннон смотрела, как кто-то на глазах у десятка других душит голую девчонку лет около пятнадцати прозрачным пластиковым пакетом.
        Глядя, как умирает девчонка на экране, Шеннон хмурила брови, сосредоточенно морщила лоб. Срыва с ее стороны Джуд не опасался - злость его вообще обычно не впечатляла, однако по опыту знал: с такой молчаливой, спокойной, замкнутой Шеннон нужно держать ухо востро.
        - Это не постановка? - наконец спросила она.
        - Нет.
        - Она действительно умирает?
        Джуд бросил взгляд на экран. Голая девчонка обмякшей тряпичной куклой осела на пол.
        - Да, она вправду мертва. Они ведь и дружка ее кончили, верно?
        - Он так просил их…
        - Это мне один коп подарил. И рассказал, что эти детишки - наркоши откуда-то из Техаса, вломившиеся в винный магазинчик со стрельбой, кого-то убившие, а после пытавшиеся удрать в Тихуану. У копов какого только дерьма в загашниках не отыщется.
        - Он так просил за нее…
        - Да, жуткая штука, - согласился Джуд. - Сам не пойму, зачем храню ее до сих пор.
        - Вот и я не пойму.
        Шагнув к телевизору, Шеннон выщелкнула из магнитофона кассету и замерла, глядя на нее так, точно никогда в жизни не видела видеопленок и старалась представить себе, для чего эта штука может предназначаться.
        - Что с тобой? - спросил Джуд.
        - Не знаю, - ответила Шеннон, смерив его остекленевшим, озадаченным взглядом. - А с тобой что?
        Подождав и не дождавшись ответа, она двинулась мимо Джуда к порогу, но у дверей спохватилась, сообразила, что пленку до сих пор держит в руках, аккуратно поставила ее на полку и вышла. А в книги кассету позже сунула домработница - по ошибке. А Джуд, так и не удосужившийся поставить ее на место, в скором времени вовсе о ней позабыл.
        Забот ему и без кассеты хватало. Вернувшись из Нью-Йорка, он обнаружил, что дома - никого, а отведенная под вещи Шеннон половина чулана пуста. Уезжая, она даже не потрудилась оставить записки - никаких тебе «Дорогих Джонов»[18 - На американском армейском жаргоне - письмо солдату от невесты или жены, сообщающей, что уходит к другому.], где говорилось бы, что их любовь - ошибка, что любила она не его, а его выдуманный образ, что с каждым днем они отдаляются друг от друга и так далее, и так далее. Сорока шести лет Шеннон однажды уже прошла и через замужество, и через развод. В этом возрасте людям не до кривляний на манер средней школы. Было ей что сказать - звонила. Требовалось ей от Джуда что-нибудь - звонил ее адвокат.
        Сейчас, глядя на эту пленку, он вправду не мог понять, зачем хранит ее - или зачем ей у него храниться. Пожалуй, ее следовало найти и выкинуть сразу же, вернувшись домой и обнаружив, что жена съехала. Мало этого, Джуд даже не понимал, чего ради согласился принять подобный подарок. В голове ведь уже тогда шевелилась неприятная мысль: похоже, со временем он начал чересчур охотно принимать все, что ему ни предложат, не задумываясь о возможных последствиях… и вот, полюбуйтесь, к чему это привело. Анна принесла ему в дар ни много ни мало всю себя без остатка, и дело кончилось ее смертью. Джессика Макдермотт-Прайс подсунула ему костюм мертвеца, и теперь костюм тоже принадлежит ему. Тоже принадлежит… ему…
        А ведь заполучить костюм мертвеца, или видеокассету с мексиканским «убойным», так сказать, порно, или любую другую штуковину из коллекции он совсем не стремился, из кожи вон ради них не лез. Наоборот - казалось, все эти штуки тянет к нему, точно железные опилки к магниту, и помешать этому Джуд, вроде того же магнита, не мог никак. Однако смириться и сдаться означало бы расписаться в собственной беспомощности, а беспомощным Джуд не был сроду. И если уж задумал расшибить что о стену, то эту кассету расшибить следует в первую очередь.
        Однако он слишком долго тянул время да думал. Холод в студии изрядно подточил силы, все тело налилось противной усталостью, плечи поникли под тяжестью прожитых лет. Нет, вправду, вот холодина-то… странно, что пар изо рта не валит! Вдобавок глупости либо слабости постыднее, чем - в пятьдесят-то четыре года - в истерике швыряться о стену книгами, Джуд не мог себе даже представить, а слабость презирал больше всего на свете и потому, как ни хотелось ему бросить кассету под ноги и растоптать с хрустом, не спеша повернувшись, поставил кассету на место. Успокоиться, хоть на минуту взять себя в руки, унять истерику, недостойную взрослого человека, сейчас казалось делом гораздо, гораздо важнее.
        - Выбрось эту дрянь, - донесся с порога голос Джорджии.
        10
        Невольно вздрогнув от неожиданности, Джуд обернулся к дверям. Бледное от природы лицо Джорджии казалось вовсе бескровным, словно резная кость, так что сейчас она сделалась еще больше похожей на вампира, чем раньше. Вначале Джуду подумалось, что дело тут в каких-то хитростях с макияжем, но, приглядевшись, он обнаружил, что ее щеки покрыты испариной, а тонкие пряди черных волос, взмокших от пота, прилипли к вискам. В пижаме, замершая на пороге, обхватив ладонями плечи, Джорджия неудержимо тряслась от холода.
        - Ты чего, заболела? - спросил Джуд.
        - Я в полном порядке, - буркнула Джорджия. - Здоровей некуда. Выбрось эту дрянь.
        Джуд аккуратно поставил пленку со снаффом на полку.
        - Какую дрянь?
        - Костюм этого мертвеца. Вонь от него… ты что, сам не заметил, как от него несет, когда доставал из чулана?
        - А он что, не в чулане?
        - Нет, не в чулане. Когда я проснулась, он лежал на кровати. Расправленный. Прямо рядом со мной. Ты, может, забыл его на место убрать? Или даже не помнишь, как доставал? Вот, ей-богу, иногда странно становится, что ты еще не забываешь елдак заправить в штаны, после того как отлил. Надеюсь, шмаль, скуренная тобой в семидесятые, того стоила. Вообще, какого хрена ты на кровать его выложил?
        Если костюм не в чулане, стало быть, он выбрался оттуда сам. Однако, рассудив, что объяснять это Джорджии без толку, Джуд промолчал и сделал вид, будто занят уборкой.
        Обойдя стол, он перевернул рамку с платиновым диском, упавшую со стены. Диск, как и стекло в рамке, разбился на куски. Разомкнув обрамление, Джуд перевернул рамку набок. Осколки стекла с музыкальным звоном посыпались в мусорную корзину возле стола. Тогда Джуд выковырнул из рамки обломки разбитого диска с платиновым альбомом, достопамятным «Судом Линча в теплой компании», и тоже сунул их - шесть стальных ятаганных клинков, украшенных кольцевыми бороздками, - в корзину с мусором. Так, что дальше? Наверное, человек думающий пошел бы еще раз взглянуть на костюм. Выпрямившись, он повернулся к Джорджии.
        - Давай-ка, знаешь, приляг. Выглядишь - жутче некуда. А я уберу костюм и укрою тебя потеплее.
        С этим он осторожно подхватил Джорджию под локоть, но та вырвала руку.
        - Ну уж нет. От кровати тоже несет. Все простыни этой дрянью провоняли.
        - Так кто нам мешает новые постелить?
        Снова взяв Джорджию под руку, Джуд вывел ее в коридор. Мертвец как ни в чем не бывало сидел на прежнем месте, в двух третях пути до того конца коридора, в шейкерском кресле у левой стены, задумчиво склонив книзу голову. Там, где следовало быть его ногам, полумрак рассекал солнечный луч, падавший внутрь сквозь окно, и в свете утреннего солнца часть ног исчезала из виду. Все это придавало ему заметное сходство с ветераном войны. Черные брюки заканчивались культями немного выше колен. У самого пола, куда луч не доставал, сверкали безукоризненно вычищенные туфли с торчащими из них щиколотками в черных носках. Однако между бедрами и щиколотками не было ничего - никаких тебе ног, кроме глянцевитых, превосходного светлого дерева, ножек кресла.
        Едва заметив его, Джуд поспешил отвести взгляд. Смотреть на старика и даже думать о нем он не желал, совсем не желал и покосился на Джорджию: видит ли она призрака? Но Джорджия, нога за ногу ковыляя с ним под руку к спальне, уткнулась взглядом в пол, опустила голову так, что челка падала на глаза. Сказать бы ей: «Погляди» - проверить, увидит ли старика и она… но страх перед мертвецом, опасения, как бы он не услышал, не поднял взгляда, намертво приморозили язык к нёбу.
        Конечно, надеяться, что мертвец не заметит их, проходящих мимо, было чистым безумием, однако Джуду почему-то казалось: если идти потише, не нашуметь, проскользнуть вполне можно. Веки мертвеца были сомкнуты, подбородок едва не касался груди… с виду - обычный старик, задремавший на утреннем солнышке, и сейчас Джуду больше всего на свете хотелось бы, чтоб он сидел себе как сидит. Не шевелясь. Не просыпаясь. Не открывая глаз… самое главное - не открывая глаз.
        Мало-помалу они подошли совсем близко, однако Джорджия по-прежнему не смотрела на мертвеца. Наоборот, сонно склонила голову на плечо Джуду и прикрыла глаза.
        - Так с чего тебе вздумалось громить студию? Ты, кажется, там даже кричал. По-моему, крики я слышала тоже.
        Смотреть на мертвеца Джуду не хотелось по-прежнему, но удержаться он не сумел. Призрак сидел все так же, не шевелясь, склонив голову на сторону, слегка улыбаясь, словно размышлял или грезил о чем-то приятном. Джорджии он, похоже, не слышал. Тут в голове Джуда забрезжила смутная, с трудом выразимая словами мысль. С закрытыми глазами, склонивший голову набок, призрак казался не столько дремлющим, сколько прислушивающимся, ждущим чего-то. «Или кого-то… меня, - подумалось Джуду. - Сидит, дожидается, пока я не признаюсь, что вижу его, и вот тогда сам соизволит или попросту сможет меня заметить».
        Приблизившись к старику вплотную, Джуд подался в сторону, прижался плечом к плечу Джорджии, чтоб не задеть мертвеца на ходу.
        - От этого я и проснулась. От шума, а после от вони…
        Негромко кашлянув, Джорджия подняла голову, сонно сощурилась на дверь спальни. Мертвеца она все еще не замечала, хотя оба как раз шли мимо сидящего у стены старика, и вдруг заупрямилась, замерла на месте.
        - Нет уж. Пока ты с костюмом этим не разберешься, я туда не пойду.
        Но Джуд, крепко стиснув ее запястье, подтолкнул Джорджию к спальне. Джорджия, пискнув от боли и возмущения, рванулась прочь.
        - Какого хрена?!
        - Иди, не стой, - велел Джуд и тут же спохватился: он заговорил!
        Сердце в груди болезненно екнуло. Охваченный ужасом, Джуд покосился на мертвеца, и в тот же миг призрак поднял голову, открыл глаза… однако на месте глаз, под веками старика, чернела какая-то беспорядочная мазня, как будто ребенок, взявшись за «Волшебный маркер»[19 - Одна из самых популярных, старейших в США марок фломастеров. Волшебными они были названы из-за возможности рисовать почти на любой поверхности.] - да не простой, вправду волшебный, каким можно рисовать прямо в воздухе, - принялся отчаянно, яростно замазывать их. Черные линии корчились, извивались, сплетались друг с дружкой, точно клубок червей.
        Волоча за собой упирающуюся, скулящую Джорджию, Джуд миновал старика, а в конце коридора, у двери спальни, оглянулся назад.
        Призрак поднялся с кресла, и в полумраке за краем полоски света, падавшего из окна, проступили, обрели видимость его ноги - длинные, безукоризненно выглаженные черные брючины над блестящими туфлями. Вытянув в сторону правую руку, мертвец повернул книзу раскрытую ладонь, и с ладони его соскользнул, закачался на тонкой золотой цепочке плоский, серебристый, отполированный до зеркального блеска медальон… нет, не медальон - нечто наподобие изогнутой полумесяцем бритвы, миниатюрной, кукольной копии того самого маятника из рассказа Эдгара По. Другой конец цепочки был соединен с кольцом на его пальце. С обручальным кольцом - а бритва, стало быть, за нареченную. Удостоверившись, что Джуд успел разглядеть ее, мертвец резко, точно мальчишка, забавляющийся с йо-йо, встряхнул кистью руки, и крохотный полумесяц бритвы послушно прыгнул к нему в ладонь.
        С трудом сдерживая рвущийся из груди стон, Джуд втолкнул Джорджию в спальню и судорожно захлопнул за собой дверь.
        - Ты что творишь?! - взвизгнула Джорджия, наконец-то вырвавшись и шарахнувшись от него прочь.
        - Заткнись.
        В ярости Джорджия врезала ему в плечо с левой, а правой, похоже забыв о вспухшем пальце, хлестнула по спине. Ясное дело, самой ей досталось куда сильнее, чем Джуду. Негромко, сдавленно ахнув от боли, Джорджия унялась.
        Джуд, не выпуская из рук дверной ручки, прислушался. Из коридора не доносилось ни звука.
        Тогда Джуд приоткрыл дверь и выглянул в трехдюймовую щель, готовый тут же захлопнуть ее при виде мертвеца с бритвой на цепочке.
        Коридор оказался пуст.
        Прикрыв глаза, притворив дверь, Джуд прижался к ней лбом, набрал полную грудь воздуха, задержал дыхание и не спеша выдохнул. Со лба градом катился пот. Джуд поднял руку, чтоб утереть лицо, и тут что-то острое, жесткое, холодное, точно лед, легонько коснулось щеки. Открыв глаза, Джуд обнаружил, что держит в руке кривую бритву мертвого старика, а в ее иссиня-серебристой стали отражается его собственный вытаращенный, немигающий глаз.
        С криком швырнув бритву на пол, Джуд опустил взгляд под ноги… однако бритва исчезла, как не бывало.
        11
        Охваченный ужасом, Джуд попятился прочь от двери. Тишину в спальне нарушало лишь частое, прерывистое дыхание - его собственное и Мэрибет. Да, в эту минуту она снова сделалась Мэрибет: данное ей Джудом прозвище начисто вылетело из головы.
        - Ты каким дерьмом наширялся? - слегка врастяжку, с едва уловимым, однако заметным намеком на говорок хиллбилли[20 - Пентюх, деревенщина, неграмотный фермер, как правило, с юга США (амер. англ.).] из южных штатов, спросила она.
        - Джорджия, - вспомнил Джуд. - Нет, никаким. В своем уме и трезв как стеклышко.
        - Ага, как же, оно и видно. Чего нанюхался?
        Едва уловимый гнусавый южный акцент исчез с той же внезапностью, с какой прорвался наружу. Прожив пару лет в Нью-Йорке, Джорджия все это время старательно избавлялась от южного говора: какой же девчонке охота, чтоб ее принимали за кукурузницу из захолустья?
        - С любого дерьма, сколько его ни есть, я уже много лет как соскочил. И не раз говорил об этом.
        - А там, в коридоре? Ты вроде бы что-то увидел… а что?
        Джуд смерил Джорджию предостерегающим взглядом, но она словно бы ничего не заметила. Так и стояла напротив, в пижаме, скрестив перед грудью руки, пряча ладони под мышками, а ноги расставив пошире, как будто затем, чтоб преградить ему путь, вздумай он пройти мимо нее дальше, в глубину спальни… хотя девчонке сотней фунтов легче него рассчитывать на что-то подобное - чистый абсурд.
        - Старика, сидевшего посреди коридора. В кресле у стенки, - ответил он, помолчав: надо же было ей хоть что-то ответить, а врать вроде как ни к чему (мнение Джорджии насчет здравия его ума Джуда не волновало ничуть). - Мы прошли мимо прямо у него перед носом, но ты его не заметила. Не знаю… может, ты его видеть и не должна?
        - Фигня какая-то…
        Впрочем, сказано это было без особой уверенности.
        Джуд двинулся к кровати, и Джорджия посторонилась, прижавшись спиной к стене.
        Костюм мертвеца, аккуратно расправленный, лежал на матрасе, на месте Джуда. Глубокая, в форме сердечка, коробка со свесившимся через край белым листом папиросной бумаги лежала на полу рядом с крышкой. Амбре, испускаемое костюмом, шибануло в нос шагов уже с четырех, да так, что Джуд невольно втянул голову в плечи. В первый раз вынутый из коробки костюм так не вонял - он бы заметил. Сейчас не заметить вони уж точно было бы невозможно: от костюма густо несло тленом, падалью, мертвечиной.
        - Бог ты мой, - ахнул Джуд.
        Джорджия, державшаяся поодаль, прикрыла ладошкой ноздри и рот.
        - Ну да, а я о чем? Мне сразу подумалось: может, в карманах что-то лежало и стухло со временем? Съедобное что-нибудь.
        Дыша через рот, Джуд охлопал карманы пиджака и брюк. Он тоже считал, что с очень большой вероятностью нащупает что-нибудь в последней стадии разложения. На его взгляд, с этой Джессики Макдермотт-Прайс вполне сталось бы сунуть в карман пиджака дохлую крысу - милый такой пустячок, бесплатный довесок к покупке, однако в карманах нашелся только твердый плоский прямоугольник вроде кусочка пластика. Сунув руку в карман, Джуд осторожно извлек находку.
        Прямоугольник оказался фотоснимком, причем прекрасно ему знакомым - любимым снимком Анны с ними обоими в кадре. Щелкнул их Дэнни на исходе дня под конец августа: переднее крыльцо залито розоватыми, теплыми лучами заходящего солнца, вокруг мерцают кружащие в воздухе звездочки пыли, среди пылинок вьются стрекозы. Джуд в поношенной джинсовой куртке сидит на ступенях с «Добро» в руках. Анна, зажав ладони меж бедер, сидит рядом, смотрит, как он играет. У ног их, вольготно растянувшись в пыли, озадаченно глядя в объектив, лежат Ангус с Бон.
        Славный денек был… возможно, один из последних хороших дней перед тем, как все покатилось к чертям, но никакого удовольствия находка Джуду не принесла. Кто-то, вооружившись «Шарпи»[21 - Еще одна популярная в США марка фломастеров различного назначения.], дрожащей от ярости рукой закрасил черным глаза Джуда на снимке.
        - А как он выглядел, этот призрак в коридоре? - неуверенно, робко спросила Джорджия, не приближаясь к нему ни на шаг.
        Заслоненного спиной Джуда снимка она не заметила - и хорошо. Не хотелось бы Джуду, чтоб она его видела.
        Совладать с голосом оказалось нелегко: слишком уж неприятно поразил Джуда собственный портрет с глазами, закрашенными множеством черных штрихов.
        - Будто старик, - откашлявшись, ответил Джуд. - Старик в этом самом костюме.
        «И точно с такими же жуткими черными каракулями поверх глаз, как эти», - едва не добавил он, повернувшись к Джорджии и показав ей снимок, однако ничего подобного не сделал и не сказал.
        - И что он? Просто сидел? - спросила Джорджия. - Больше ничего не случилось?
        - Он поднялся и показал мне бритву на цепочке. Маленькую такую, забавной формы. Кривую, как полумесяц.
        В тот день, когда Дэнни снимал их, Анна еще оставалась в своем уме и Джуду казалась вполне довольной жизнью. Сам Джуд большую часть того августовского дня пролежал под «Мустангом», а Анна, державшаяся рядом, порой тоже забиралась под днище машины, чтоб подать ему то нужный ключ, то необходимую деталь. И на снимке вышла с пятном машинного масла под нижней губой, с ладонями и коленками, сплошь перемазанными той самой трудовой грязью, что красивее всякого макияжа, той самой, которой вполне можно гордиться. Вся перемазана, брови приподняты, меж бровей симпатичная складочка, рот приоткрыла, будто вот-вот рассмеется или скорее задаст очередной вопрос… «А ты часто рыбачил на озере Поншартрен? А каким твой лучший в жизни пес был?» Эти ее вопросы…
        Однако, когда между ними все кончилось, спрашивать, отчего Джуд отсылает ее восвояси, Анна даже не думала. После того вечера, когда он отыскал ее бегущей по обочине хайвэя в одной футболке под гудки проезжающих мимо, тут и спрашивать было не о чем. Втащив Анну в кабину, Джуд замахнулся, чтоб врезать ей как следует, но вместо этого саданул кулаком по баранке руля - раз, и другой, и третий, так что костяшки до крови разбил. А после сказал, что с него хватит, что шмотки ее он соберет, и пусть она катится домой, восвояси. На это Анна сказала, что умрет без него, а он пообещал прислать букет ей на похороны.
        Ну что ж… выходит, она слово сдержала, а вот он с исполнением обещания опоздал.
        - Джуд, это ты поприкалываться надо мной решил? - спросила Джорджия. - Если да, хреновые у тебя шутки.
        Голос ее прозвучал чуть не над самым ухом. Очевидно, Джорджия, преодолев отвращение к вони, подкралась ближе, и Джуд едва успел сунуть снимок обратно, в карман пиджака, пока она не заметила.
        - Нет, это не шутки. Может быть, я, конечно, с ума понемногу схожу, но, по-моему, все не так просто. Дамочка, продавшая мне… костюм… знала, что делает. Ее младшая сестра, одна из наших фанаток, покончила с собой, а эта баба считает, что в ее смерти виноват я. Час назад я говорил с ней по телефону, и она сама мне об этом сказала. И это мне точно не померещилось: Дэнни был рядом и слышал весь разговор. Она хочет со мной поквитаться. И потому прислала по мою душу привидение, дух умершего отчима. Который я только что видел в коридоре. И ночью, кстати сказать, тоже видел.
        С этими словами Джуд принялся сворачивать костюм, чтоб уложить его обратно в коробку.
        - Сожги эту дрянь, - с неожиданной, изрядно удивившей Джуда горячностью выпалила Джорджия. - Вынеси этот поганый костюм во двор и сожги!
        На миг Джуда охватило сильное желание так и поступить - найти в кладовой бензин для зажигалок, облить им костюм мертвеца да спалить на подъездной дорожке. Однако это желание тут же показалось ему крайне сомнительным: необратимость такого поступка откровенно пугала. Как знать, что за мосты сожжешь вместе с тряпьем? Вдобавок в голове вроде бы смутно забрезжила какая-то мысль насчет жутко воняющего костюма, насчет того, какой от него может быть толк, но мысль эта ускользнула, прежде чем Джуд успел на ней сосредоточиться. Устал он жутко: вот, даже мысль удержать не в силах…
        В каких бы суевериях, в каких бы нелогичных, неясных даже самому Джуду резонах ни коренилось стремление сберечь костюм мертвеца, стоило ему открыть рот, вполне разумное объяснение сорвалось с языка само по себе:
        - Нет, жечь его мы не будем: это ж улика. Если мы решим подвести ее под статью, моему адвокату этот костюм еще пригодится.
        Джорджия негромко, невесело рассмеялась.
        - Под какую статью? Нападение с применением духа летального действия?
        - Да нет же. Преднамеренное причинение беспокойства, запугивание, да и угроза убийством, пусть даже бредовая… одним словом, статья-то в законах найдется.
        Свернув костюм, Джуд уложил его в коробку, в гнездышко из папиросной бумаги. Дышал он все это время ртом, отвернувшись от вони.
        - Вся комната провоняла… слушай, не хочу показаться тряпкой, но меня, похоже, вот-вот вывернет, - предупредила Джорджия.
        Джуд искоса взглянул на подружку. Бессмысленно глядя на глянцевитую черную коробку в форме сердечка, правую руку она рассеянно прижимала к груди… а ведь еще пару минут назад прятала ладонь под мышкой. Большой палец разнесло сильней прежнего, белесый волдырь в месте укола величиной с ластик на кончике карандаша поблескивал, лоснился, налитый гноем. Заметив, куда Джуд смотрит, Джорджия тоже опустила взгляд книзу, а после с горькой улыбкой подняла голову.
        - Нехилый гнойник-то, - заметил Джуд.
        - Вижу. «Бактином» уже побрызгала.
        - По-моему, с этим врачу нужно бы показаться. От столбняка «Бактин» не поможет.
        Джорджия легонько сжала двумя пальцами вспухший нарыв.
        - А все из-за укола булавкой, спрятанной в пиджаке. Что, если ее отравили?
        - Ну, был бы на ней цианистый калий, мы б уже поняли.
        - А если зараза какая-нибудь вроде чумы?
        - Я говорил с этой женщиной. Тупа, конечно, как стейк говяжий, и курс галоперидола ей очень бы не помешал, но что-то отравленное мне прислать… нет, это вряд ли. Она ведь понимает, что за такое мигом в тюрьму угодит.
        Взяв Джорджию за запястье, Джуд поднял ее руку и пригляделся к большому пальцу. Кожа вокруг нарыва размякла, загноилась, сморщилась, как будто долгое время мокла в воде.
        - Знаешь, поди-ка, устройся у телевизора, а я скажу Дэнни, чтоб на прием к доктору тебя записал.
        Отпустив руку Джорджии, он указал взглядом на дверь, но Джорджия даже не шевельнулась.
        - Глянь в коридор, - попросила она. - Он еще там?
        Джуд поднял брови, но затем согласно кивнул, шагнул к двери, отворил ее на полфута и выглянул наружу. Солнце сместилось в сторону, а может, скрылось за облаком, и коридор укрыла прохладная тень. Нет, в шейкерском кресле у стенки никого не видать… и рядом, в углу, нет никаких стариков с бритвами на цепочке…
        - Пусто.
        Джорджия тронула левой, непострадавшей ладонью его плечо.
        - Я как-то раз видела привидение. Девчонкой еще, в детстве.
        Этому Джуд нисколько не удивился. Готки, не имеющей никакого касательства к сверхъестественному, не верящей с полным, обескураживающим чистосердечием в астральных двойников, в ангелов или в викканское чародейство, он в жизни еще не встречал.
        - Жила я тогда у Бамми. У бабушки. Случилось это вскоре после того, как папаша впервые вышвырнул меня за порог. Как-то после обеда пошла я на кухню налить себе бабушкина лимонада - бабуля его здорово умела готовить, выглянула в окно и вижу: девчонка какая-то на заднем дворе. Сидит, рвет одуванчики, дует на них, чтоб «парашютики» разлетались - ну, знаешь, как дети обычно играют, - и что-то напевает себе под нос. Сама с виду года на три младше меня, в платье таком, из самых дешевых… Подняла я оконную раму, чтоб наорать на нее, выяснить, что ей понадобилось у нас во дворе, а девчонка услышала скрип, обернулась, подняла взгляд, и тут-то мне стало ясно: да она же - покойница! Глаза у нее оказались… будто бы черным замазаны сплошь.
        - В каком смысле «замазаны»? - оторопел Джуд, чувствуя, как предплечья покрываются жесткими, зябкими бугорками гусиной кожи.
        - Ну, черные такие… и даже вообще на глаза не похожи. Вроде как… вроде как закрасил их кто-то поверху.
        - Закрасил, - повторил Джуд.
        - Да. Черным фломастером замалевал. Тут она от меня отвернулась, будто бы за забор смотрит, вскочила и двинулась через двор. Идет и губами на ходу шевелит, точно говорит с кем-то, только рядом нет никого и мне ни слова не слышно. Вот когда она рвала одуванчики и пела, я ее голос слышала, а стоило ей подняться и с кем-то заговорить - как отрезало. Отчего странность такая, отчего я песню услышала, а разговор нет, до сих пор не пойму. Гляжу: тянется девчонка кверху, будто перед ней, сразу за бабулиным забором, стоит кто-то невидимый, а она берет его за руку.
        И вот тут перепугалась я вдруг до мурашек по коже. Нутром чую: сейчас нехорошее что-то с ней приключится, хочу крикнуть ей, чтоб отпустила чужую руку, кто бы там, за забором, ни был, чтоб бежала от него поскорей… только от страха горло перехватило. А девчонка оглянулась на меня еще раз, вроде как с грустью, хоть глаз, черным закрашенных, и не разглядеть, оторвалась от земли и - вот, ей-богу - над забором взлетела. Вернее сказать, не взлетела, а… точно ее невидимые руки подхватили и подняли. Как ее ноги в воздухе закачались… по штакетинам забарабанили… Словом, перемахнула она через забор и исчезла. Меня аж в пот бросило. Не села бы на пол - наверное, не удержалась бы на ногах.
        С этим Джорджия мельком взглянула на Джуда - не думает ли он, что она глупости мелет, однако Джуд только молча кивнул в ожидании продолжения.
        - Бамми вошла в кухню, раскричалась: «Что это тут с тобой?» - спрашивает. Но когда я ей все рассказала, расстроилась бабуля до слез, села на пол рядом со мной и сказала, что вруньей меня не считает, а видела я ее сестру-близняшку, Рут.
        Про Рут я и прежде слышала и знала, что она погибла, когда Бамми была совсем маленькой, но что с ней случилось на самом деле, бабуля до того дня не рассказывала. Я всю жизнь думала, будто Рут под машину попала или еще что-то вроде, но нет, ничего подобного, вышло все вот как. Однажды - было им тогда лет семь-восемь, то есть где-то в 1950-х, мать позвала их обедать. Бамми отправилась к столу, а Рути задержалась во дворе: есть не слишком хотела, да и вообще непослушной росла. А пока Бамми с предками за обедом сидели, кто-то ее прямо с заднего двора уволок. Живой Рут с тех пор больше не видели. Только время от времени разные люди замечали ее у Бамми на заднем дворе - как она сдувает пух с одуванчиков, а после кто-то невидимый уносит ее неизвестно куда. Призрак Рут многие видели - и мать моя видела, и муж Бамми видел однажды, и кое-кто из подруг Бамми, и сама Бамми тоже.
        И со всеми, кому Рут ни показывалась, выходило в точности так же, как вышло со мной. Каждому хотелось крикнуть: не ходи, держись от того, кто там, за забором, подальше… и у всех до единого при виде нее со страху отказывал голос. А еще Бамми сказала, что всему этому, наверное, не будет конца, пока кто-нибудь не наберется храбрости и не остережет Рут. Что дух Рут будто застрял в кошмарном сне, снова и снова повторяющем последние минуты ее жизни, и не освободится, пока его не окликнут и не разбудят.
        На этом Джорджия, гулко сглотнув, умолкла, склонила голову, так что черные пряди челки заслонили глаза.
        - Не верится мне, что этот мертвец желает нам зла, - в конце концов сказала она. - Ведь духам мертвых обычно нужна наша помощь. Разве не за нею они являются к нам? Если увидишь его еще раз, попробуй поговорить с ним. Попробуй выяснить, что ему нужно.
        На взгляд Джуда, ни о каких «если» тут речи быть не могло. С духом-то он непременно увидится, вопрос только когда… а что ему нужно, Джуду уже известно.
        - Он не для болтовни к нам явился, - ответил Джуд.
        12
        Не зная, что делать дальше, Джуд решил заварить чаю. Все просто, заучено до автоматизма: наполнить чайник водой, насыпать заварки в ситечко, отыскать кружку - прекрасная возможность собраться с мыслями, убить время, побыть, наконец, в тишине…
        Стоя у плиты, вслушиваясь в негромкое пощелкивание чайника, Джуд с удовлетворением отметил, что не так уж и перепуган. Бежать он был не готов, да и какой в бегстве толк? Куда бежать-то? Где будет лучше, чем здесь? Джессика Прайс сказала, что мертвец теперь принадлежит ему и последует за ним, куда бы он ни отправился. Вспомнив об этом, Джуд живо представил себе, как летит в Калифорнию, усаживается на место в салоне первого класса, оглядывается по сторонам и видит рядом, в соседнем кресле, мертвеца с подрагивающими, словно парящими в воздухе, сгустками черных каракулей поверх глаз… и, невольно вздрогнув, покачал головой. Нет уж, оборону лучше всего держать дома - по крайней мере, пока он не придумает места надежнее. Кроме этого, Джуд терпеть не мог летать самолетом с собаками. В прежние дни, мотаясь по гастролям, собак он неизменно брал с собой в автобус.
        А еще, что бы ни говорил он Джорджии, звонить в полицию или своему адвокату ему не хотелось еще сильнее. Нет, нет, закон сюда вмешивать - дело уж вовсе последнее, хуже некуда. Ну ладно, притянут к суду эту Джессику Макдермотт-Прайс, и много ли с того радости? Может, с ней он и поквитается, но мертвец-то от него не отвяжется, это как пить дать. «Ужастиков» Джуд насмотрелся в избытке.
        Кроме того, звать на помощь полицию было совсем не в его характере, а это ведь тоже дело немалой важности. Собственная натура - вот первое и единственное, величайшее творение Джуда, прокатный стан, с которого сошли все остальные его успехи, все стоящее, все самое важное в его жизни, и этот прокатный стан Джуд будет защищать, беречь до конца.
        Вдобавок призрак умершего - еще ладно, в такое вполне можно поверить, но на мстительного демона, воплощение чистого зла мертвец, пожалуй, не тянет. Маловато для этого одних черных каракулей поверх глаз да изогнутой полумесяцем бритвы на золотой цепочке. А вот, кстати: чем Анна вены резала?
        С этими мыслями Джуд вновь осознал, как холодно в кухне, заметил, что помимо собственной воли жмется поближе к плите, греясь в тепле, исходящем от чайника. Внезапно ему сделалось ясно как день: вены Анна вскрыла не чем-нибудь, а той самой бритвой, маятником на цепочке, помогавшим ее папаше погружать в гипнотический сон отчаявшихся простаков и искать под землей источники чистой воды. Интересно… что же еще можно разузнать о смерти Анны, а заодно о человеке, заменившем ей отца и обнаружившем ее тело в ванне, в остывшей, темной от крови воде, если покопаться как следует?
        Может быть, Дэнни уже отыскал ее письма? Перечитывать их Джуд не на шутку боялся, но знал: без этого не обойтись. Письма он помнил неплохо и теперь понимал, что в каждом из них Анна пыталась рассказать ему, к чему идет дело, а он все упустил. Нет, не упустил, хуже - не пожелал ничего замечать, сознательно проигнорировал лежащее под самым носом.
        От первых ее писем из дому веяло живым, беззаботным оптимизмом: судя по подтексту, Анна взялась за ум и всерьез, как подобает человеку взрослому, занялась собственным будущим. Написаны они были на дорогой, плотной почтовой бумаге, ровным, слитным, не без изящества почерком и, подобно всем прежним беседам, изобиловали вопросами, хотя теперь, в переписке, на ответы она, похоже, не рассчитывала. К примеру, писала, что целый месяц рассылала работодателям резюме, а после риторически спрашивала, не зря ли явилась на собеседование в центр дневного ухода за престарелыми с черной помадой на губах и байкерских сапогах. Или описывала два колледжа и долго, пространно раздумывала, какой из них лучше выбрать. Но все это было сплошным надувательством, и Джуд живо ее раскусил. Работы в центре по уходу за стариками Анна мало того что не получила, но даже не заикалась о ней после того, первого и единственного раза. А к началу весеннего семестра будто бы подала документы в академию косметологов, напрочь забыв о колледже.
        Последние несколько писем отражали состояние ее психики куда точнее и достовернее. Эти были написаны на обычных листочках в линейку, вырванных из блокнота, жутко корявым, трудночитаемым почерком. В них Анна жаловалась, что не знает ни сна, ни покоя, ни отдыха. Писала, что сестра ее переехала в новый строящийся район, что по соседству, совсем рядом, возводят дом, что со стройки каждый день с утра до ночи доносится стук молотков и что живется ей - будто возле мастерской гробовщика сразу же после морового поветрия. Что по ночам, стоит лишь задремать, молотки снова берутся за дело, стучат, и стучат, и стучат, и плевать им, что на стройке нет ни души! Что уснуть она уже не надеется. Что сестра пытается организовать ей лечение от бессонницы. А еще Анне о многом хочется поговорить, только не с кем, а разговаривать с самой собой - это так скучно… «Устала я, - писала Анна. - Устала от этой скуки невыносимо».
        Еще она умоляла Джуда позвонить ей, но он так и не позвонил. Достало его, если честно, это нытье, а вытаскивать ее из депрессий стоило слишком уж многих трудов. Пока они не расстались, Джуд пробовал, и не раз, но все его старания оказались напрасны. Он сделал все, что только мог, толку из этого не вышло, однако Анна никак не желала оставить его в покое. Джуд сам не понимал, зачем вообще читает ее письма да еще иногда отвечает на них, и просто ждал, когда же все это кончится… и наконец дождался.
        Вот сейчас Дэнни отыщет ее письма, а после запишет Джорджию к врачу на прием. Не слишком-то грандиозные замыслы, но все лучше, чем ничего: десять минут назад у него и таких не имелось. Подумав об этом, Джуд залил чай кипятком, и притормозившее время потекло дальше.
        Прихватив с собой кружку, он направился в офис, но Дэнни на месте не оказалось. Остановившись в дверях, Джуд оглядел пустой кабинет и внимательно вслушался в тишину. Нет, ни звука, ни шороха… Может, он в туалете? Тоже нет: дверь, как и вчера, чуток приоткрыта, за дверью темным-темно. Наверное, пообедать поехал.
        Джуд двинулся к окну проверить, на месте ли машина Дэнни, однако на полпути задержался, свернул к секретарскому столу и поворошил лежавшие на нем бумаги в поисках писем Анны. Нет, если Дэнни и откопал их, то спрятал где-то, подальше от лишних глаз. Ничего не найдя, Джуд уселся в кресло Дэнни и запустил веб-браузер на его компьютере. Не найдется ли в Сети чего интересного о приемном папаше Анны? По нынешним временам в интернете чуть не про всякого что-нибудь да отыщешь. «Возможно, у мертвеца даже аккаунт в «МайСпейс»[22 - Международная социальная сеть, одно время - самая популярная в США и во всем мире.] имеется», - с недобрым, приглушенным грудным смешком подумал Джуд.
        Имени мертвеца он припомнить не смог и потому набрал в строке поиска просто: «Макдермотт гипноз смерть». Первым же выданным результатом оказалась ссылка на некролог, опубликованный минувшим летом в «Пенсакола Ньюс Джорнел» по поводу кончины Крэддока Джеймса Макдермотта. Ага, стало быть, Крэддок… ну-ну.
        Джуд кликнул на ссылку, и… да, вот оно! Точно в яблочко.
        На черно-белом фото был изображен тот самый старик, с которым Джуд уже дважды сталкивался наверху в коридоре, только чуть помоложе. Лет этак шестидесяти, бодрый, подтянутый, стриженный точно так же, «ежиком», на армейский манер, лицо удлиненное, едва ли не лошадиное, рот широк, губы тонки… надо же, вылитый Чарлтон Хестон![23 - Известный американский актер и кинорежиссер XX в., лауреат премии «Оскар», семь раз избранный президентом Гильдии киноактеров.] Однако главной неожиданностью, преподнесенной Джуду прижизненным фото Крэддока, оказались глаза - самые обыкновенные, как у всякого человека. Открытые, ясные, они взирали в Вечность с вызывающей самоуверенностью, свойственной куче пламенных ораторов и евангелистских проповедников со всей страны.
        Взгляд Джуда заскользил по строчкам. В некрологе говорилось, что во вторник, десятого августа, трагически оборвалась невероятно насыщенная, целиком посвященная учебе и преподаванию, полная научных изысканий и головокружительных приключений жизнь Крэддока Джеймса Макдермотта, скончавшегося в доме приемной дочери (Тестамент, Флорида) от эмболии головного мозга. Истинный сын Юга, единственный ребенок пятидесятнического священнослужителя, жил он в Саванне и Атланте (Джорджия), а позже - в Галвестоне (Техас).
        В 1965-м игравший за «Лонгхорнс» в амплуа уайд ресивера[24 - В американском футболе - игрок, специализирующийся на приеме паса, после чего должен как можно дальше вырваться вперед, набрав максимальное количество ярдов.], по завершении образования он был призван на военную службу, а проходил ее в одном из подразделений психологических операций. Именно там, ознакомленный с основами гипнотического воздействия, он и открыл в себе дар гипнотизера, нашел призвание всей своей жизни. Во Вьетнаме он был удостоен «Пурпурного сердца» и «Бронзовой звезды», после почетной отставки поселился во Флориде, в 1980-м сочетался браком с Полой Джой Уильямс, библиотекаршей, стал отчимом двух ее дочерей, Джессики и Анны, а позже удочерил их. Основой любви Полы и Крэддока послужили чистосердечная, не напоказ, вера в Бога, глубочайшее доверие друг к другу, а также обоюдная увлеченность неисследованными возможностями человеческого духа.
        Тут Джуд наморщил лоб. Любопытная фразочка: «обоюдная увлеченность неисследованными возможностями человеческого духа»… Что это может значить, он себе даже не представлял.
        Их отношения продолжались до самой смерти Полы, скончавшейся в 1986-м. На протяжении жизни Крэддок успел позаботиться почти о десяти тысячах «пациентов» (на этом месте Джуд насмешливо хмыкнул), погружая их в глубокий гипнотический транс, облегчая страдания больных и помогая нуждающимся избавляться от пагубных слабостей, а ныне сей благородный труд продолжает старшая из его приемных дочерей, частный консультант Джессика Макдермотт-Прайс. Тут Джуд хмыкнул снова. Небось, сама и писала этот некролог… удивительно, что собственного телефона сюда же не поместила с припиской: «Скажите, что узнали обо мне из некролога в память о приемном отце, и получите 10 % скидки на первый сеанс!!!»
        Интерес к спиритуализму и нераскрытому потенциалу человеческого сознания привел Крэддока к экспериментам в области т. н. лозоходства, старинной крестьянской методики поиска подземных источников воды при помощи лозы либо маятника. Однако тем же способом он помог великому множеству современников, встреченных на жизненном пути, обнаружить в самих себе потаенные источники силы и самоуважения и посему навеки останется жив в памяти приемной дочери, не говоря уж обо всех, кто знал его и любил. «Пусть и умолкший, голос его не будет забыт вовеки».
        И все. О самоубийстве Анны - ни слова.
        Джуд еще раз пробежал взглядом текст некролога, задерживаясь на некоторых словосочетаниях, пришедшихся ему не по нраву. «Психологические операции»… «неисследованные возможности»… «нераскрытый потенциал человеческого сознания»… м-да. Раздраженный, он снова взглянул в светлые, слегка сероватые на черно-белом портрете глаза Крэддока, вновь оценил леденящую самоуверенность взгляда, едва ли не злобную улыбку на тонких бесцветных губах. Что говорить, суров, волчара, суров…
        Компьютер Дэнни звякнул, оповещая Джуда о новом письме на электронную почту. Да, куда Дэнни-то черт унес? Взглянув на часы компьютера, Джуд обнаружил, что просидел за ним уже двадцать минут, и кликнул на ярлычок почтового клиента Дэнни, ящика, куда приходили письма для них обоих. Новый и-мейл был адресован Джуду.
        Взглянув на адрес отправителя, Джуд заерзал, выпрямился, напряг грудные мышцы и пресс, будто готовясь к удару… и удар, так сказать, угодил прямо под ложечку. Письмо пришло с адреса [email protected][25 - То есть «крэддокм@коробка. чулан. net».].
        Открыв письмо, Джуд начал читать.
        дорогой джуд
        с темнотой едем прочь едем в ночь едем к яме могильной умер я ты умрешь и любой кто с тобой заразится твоей нашей смертью зараженные смертью в могилу мы ляжем вдвоем ты да я и укроет нас сверху земля ляляля мертвый тащит живущего книзу ко дну и пришедших на помощь тебе ты да я мы с тобой вниз утащим на спины на плечи их встанем и никто не спасется никто не уйдет глубока наша яма земля тяжела и услышав твой голос всякий сразу поймет это правда джуд мертв я мертвец ты умрешь и услышишь меня нас с тобой и тогда ты да я мы с тобою помчимся дорогой ночной до конца до конца туда где по тебе где по нам плачут ветры выйдем к краю могилы и вниз упадем друг за друга держась вместе вниз упадем спой же нам спой на нашей с тобою могиле спой же спой ляляля
        Казалось, в груди вместо воздуха застрял плотный ком обжигающе-ледяных игл и булавок. «Психологические операции», - мелькнуло ни с того ни с сего в голове, а затем Джуда охватила неудержимая злость, худшая злость на свете - та самая, которой не найти выхода, не выплеснуться наружу, потому что обругать некого, а что-либо разбить он себе не позволит. Вон, утром швырял книгами в стены, и что? Помогло? Нет уж, на этот раз он злости не поддастся.
        С этими мыслями Джуд развернул окно браузера, чтобы снова взглянуть на результаты поиска и поглядеть, нет ли там еще чего-нибудь интересного. Равнодушно скользнувший по странице с некрологом из «Пенсакола Ньюс», взгляд его замер на фотографии. Пока он читал письмо, прежняя картинка сменилась другой. Изрядно состарившийся, иссохший, осунувшийся, точно на грани голодной смерти, Крэддок глумливо скалился с экрана Джуду в лицо, а поверх глаз его чернела беспорядочная, буйная мешанина жирных черных штрихов. Под снимком, в первых строчках некролога, говорилось, что во вторник, десятого августа, трагически оборвалась невероятно насыщенная, целиком посвященная учебе и преподаванию, полная научных изысканий и головокружительных приключений жизнь Крэддока Джеймса Макдермотта, скончавшегося в доме приемной дочери (Тестамент, Флорида) от эмболии головного мозга, но теперь он вернулся, ляляля, однако как же тут холодно, как ему холодно и как холодно станет Джуду, когда Джуд, как и собирался, пустит кровь и себе, и этой девчонке, когда лягут они в могильную яму, когда Джуд споет им, всем им споет…
        Вскочил Джуд так резко, с такой неожиданной прытью, что кресло Дэнни, отброшенное назад, опрокинулось, рухнуло на пол. Подхватив со стола монитор, Джуд приподнял его повыше и тоже швырнул об пол. Отрывистый, пронзительный скрежет, хруст бьющегося стекла, внезапный хлопок электрического разряда… и тишина. В следующий миг плавно утих и негромкий гул вентилятора, охлаждавшего материнскую плату. Монитор Джуд разбил инстинктивно, поддавшись ярости, прежде чем успел хоть о чем-то подумать. Вот чтоб его все… да, переоценил он собственное самообладание, переоценил.
        Пульс барабанил в виски, будто с цепи сорвавшись, руки тряслись, колени ослабли. Куда, мать его, Дэнни-то запропастился? Взглянув на стенные часы, Джуд обнаружил, что времени - почти два, поздновато уже для обеда. Может, он по делам отлучился? Тогда почему, как обычно, не вызвал Джуда по внутренней связи и не предупредил?
        Обогнув стол, Джуд наконец-то дошел до окна, открывавшего вид на подъездную дорожку. Крохотная зеленая «Хонда-гибрид» Дэнни стояла у грунтового кольца для разворота, а Дэнни сидел внутри, на водительском месте, не шевелясь, не моргая, рука на руле, посеревшее лицо неподвижно, бесстрастно, будто окаменело…
        Вид Дэнни, сидящего за рулем припаркованной у сарайчика «Хонды» и бессмысленно пялящегося в никуда, остудил ярость Джуда не хуже ведра ледяной воды на голову. Замерев у окна, он устремил на Дэнни пристальный взгляд, но нет, что-либо предпринимать Дэнни даже не думал. На подъездную дорожку, ведущую за ворота, не выруливал и даже не оглядывался по сторонам. Казалось, Дэнни (при этой мысли у Джуда тревожно заныло в суставах) погружен в гипнотический транс. Прошла минута, за нею другая, и чем дольше Джуд наблюдал за ним, тем беспокойнее становилось на сердце, тем сильнее сосало под ложечкой. Наконец, толкнув дверь ладонью, Джуд шагнул за порог, поглядеть, что там с Дэнни не так.
        13
        Снаружи в лицо дохнуло таким холодом, что заслезились глаза. К тому времени как Джуд дошел до машины, разрумянившиеся щеки пылали огнем, а кончик носа окоченел. Время давно перевалило за полдень, однако Джуд до сих пор расхаживал в поношенном домашнем халате, майке и полосатых «боксерах». Порыв ледяного ветра хлестнул по ногам, обжег обнаженную грудь.
        Дэнни, даже не повернув головы, безучастно глядел вперед сквозь лобовое стекло. Вблизи он выглядел еще жутче - легонько, мерно трясся всем телом, по щеке медленно ползла книзу капелька пота.
        Джуд постучал согнутым пальцем в окно. Встрепенувшись, будто внезапно разбуженный, часто-часто моргая, Дэнни кое-как нащупал кнопку и опустил стекло. На Джуда он по-прежнему глядел разве что искоса.
        - Ты чего здесь высиживаешь? - спросил Джуд.
        - Знаешь, поеду-ка я домой.
        - Ты его видел?
        - Знаешь, поеду-ка я домой, да поскорее, - повторил Дэнни.
        - Ты мертвеца видел? Что он такого сделал? - терпеливо, спокойно спросил Джуд. Когда требовалось, терпеливым он становился - всему свету на зависть.
        - Наверное, у меня просто кишечный грипп. Просто кишечный грипп.
        Подняв с колен правую руку, Дэнни утер тыльной частью ладони пот со лба, и Джуд увидел, что в кулаке он крепко сжимает пластиковый канцелярский нож.
        - Не смей врать, Дэнни, - сказал он. - Мне просто нужно знать, что ты такое видел.
        - Глаза у него… черным чем-то исчирканы. И глядел он прямо на меня. Вот если б он прямо на меня не глядел…
        - Не может он тебе сделать ничего этакого, Дэнни.
        - Как знать… как знать…
        Джуд, сунув руку в кабину, стиснул его плечо. Дэнни в страхе шарахнулся прочь и в то же время отмахнулся от Джуда канцелярским ножом. Конечно, пластиковый клинок его даже не оцарапал, однако руку Джуд предпочел убрать.
        - Дэнни, да что с тобой?
        - Глаза твои… в точности как у него, - пролепетал Дэнни и судорожно, со скрежетом врубил заднюю передачу.
        Джуд отскочил от машины, пока Дэнни, сдав задом, не проехался по его ноге, но Дэнни замешкался, не снимая ноги с педали тормоза.
        - Я… это… назад сюда не вернусь, - сообщил он баранке руля.
        - Окей.
        - Я бы помог тебе, честно, помог… но не могу. Не могу.
        - Понимаю.
        Дэнни дал газу. Зеленая «Хонда», скрежеща щебнем под колесами, сдала назад, развернулась на девяносто, покатила по склону холма вниз, к шоссе, миновала ворота, свернула влево и скрылась с глаз. Больше Джуд Дэнни не видел никогда в жизни.
        14
        Проводив взглядом уезжавшего Дэнни, Джуд двинулся к сараю - к вольеру с собаками.
        Ветер жалил холодом щеки, каждый вдох насквозь промораживал легкие, но Джуд был этому искренне рад: ведь холод-то настоящий! С самого утра, с тех пор как он наткнулся на мертвеца в коридоре, его все настойчивее, все тесней окружало множество фантастических, кошмарных мыслей, упорно лезущих в повседневную жизнь, где им вовсе не место. В такие минуты как никогда хочется ухватиться хоть за что-нибудь твердое, основательное, настоящее, наложить его, точно скобки, на кровоточащую рану.
        Собаки скорбно наблюдали, как он отпирает дверь в их вольер. Проскользнув внутрь, пока они не протиснулись мимо, Джуд присел на корточки, и Ангус с Бон тут же обступили его с двух сторон, тычась носами в лицо. Собаки… они тоже вполне настоящие. Длинные морды, сомкнутые пасти, шоколадные глаза, во взглядах тревога…
        - Если со мной что не так, уж вы-то заметили бы? - спросил их Джуд. - Сумели бы черные каракули поверх глаз разглядеть, верно?
        Ангус лизнул его щеку - и раз, и другой, а Джуд, чмокнув пса в мокрый нос, провел ладонью по спине Бон, обеспокоенно обнюхивавшей его пах.
        Покинув вольер, Джуд решил, что возвращаться в дом ему рановато, и двинулся в сарай. Здесь он обогнул машину и взглянул на собственное отражение в водительском зеркале заднего вида. Нет, никаких черных каракулей. Глаза как глаза, все те же светло-серые зрачки под густыми черными бровями… только взгляд напряжен, будто он замышляет убийство.
        «Мустанг» этот, спортивно-гоночный фастбэк 65 года, Джуд в крайне жалком виде приобрел на гастролях у кого-то из осветителей. Гастролировал он тогда десять месяцев кряду, практически без передышек, отправившись в тур вскоре после ухода жены, а по возвращении обнаружил, что дом пуст и заняться ему совершенно нечем. Весь июль и большую часть августа проторчал он в сарае, потроша «Мустанг», избавляя машину от всего проржавевшего, прогоревшего, износившегося, прохудившегося, иструхлявевшего, обросшего коркой спекшегося масла и заменяя отслужившие свое части новыми. Штучный, ручной сборки блок цилиндров, и коленвал, и головки; коробка передач, сцепление, белые кресла с бегущими пони - все родное, оригинальное, кроме того, что касалось звука. В багажнике разместился сабвуфер (лучшая из «базук»), крышу украсила антенна спутникового радио, а штатный радиоприемник уступил место новейшей цифровой стереосистеме. Сколько раз Джуд, с ног до головы в масле, в кровь расшибал костяшки, сколько раз кропил кровью коробку передач… однако подобная грубость «ухаживаний» была вполне в его стиле.
        Примерно в это же время у него поселилась Анна. Правда, Анной Джуд никогда подругу не называл - все Флорида да Флорида, а вот сейчас, узнав о самоубийстве, отчего-то вспомнил ее настоящее имя.
        Пока он работал, Анна устраивалась с собаками на заднем сиденье, выставив за окно без стекла ноги в байкерских сапогах. Сидела, подпевала знакомым песням, сюсюкала с Бон, приставала к Джуду с вопросами. Спрашивала, не облысеет ли Джуд с годами («Не знаю»), так как облысевшего она его непременно бросит («И я тебя вполне пойму»); и разонравится ли она ему, если обреется наголо («Да»); и даст ли он ей порулить «Мустангом», когда закончит ремонт («Да»); и приходилось ли ему в жизни драться («В драки я стараюсь не ввязываться - со сломанными пальцами на гитаре не очень-то поиграешь»); и отчего он никогда не рассказывает о родителях (на это Джуд не ответил ни слова); и верит ли он в судьбу («Нет», - ответил он, но соврал).
        До Анны с «Мустангом» Джуд записал новый диск, сольник, объехал с гастролями не меньше двадцати четырех стран, отыграл тысячу с лишним концертов. Однако, трудясь над машиной, он впервые с тех пор, как от него ушла Шеннон, почувствовал, что занят чем-то осмысленным, вправду полезным… хотя отчего ремонт машины мог показаться ему честным, полезным трудом, а не хобби скучающего богача, в то время как запись альбомов и выступления в битком набитых концертных залах начали казаться не столько работой, сколько забавой, хобби, не понимал, хоть убей.
        Тут в голове его снова забрезжили мысли о том, что надо бежать. Взглянуть на ферму в зеркале заднего вида, дать по газам и ехать, ехать - не важно куда.
        Вскоре навеянное неотвязными мыслями о бегстве желание сесть в машину и убраться отсюда, не мешкая ни минуты, сделалось таким сильным, что зубы заныли, однако Джуд не сдавался. Нет уж, никуда он не побежит. Прыгнуть за руль и умчаться куда глаза глядят - это не разумный ход, это попросту паника. Вдобавок подобные соображения наводили на новую мысль - обескураживающую, ни на чем не основанную, но удивительно правдоподобную: да ведь мертвец нарочно подталкивает его к бегству! Намеренно гонит подальше от… от чего? Этого Джуд себе даже не представлял.
        Собаки в вольере хором залаяли на промчавшуюся мимо фуру.
        Как бы там ни было, Джуд никуда не поедет, не рассказав об этом Джорджии. А если в конце концов решит сваливать, так надо бы прежде одеться. Однако еще миг спустя он, сам не заметив как, оказался в кабине «Мустанга», за рулем. Прекрасное место для размышлений. Где ему думалось лучше, чем здесь, в машине, с включенным радио?
        В небольшом сарайчике-гараже с земляным полом, за наполовину опущенным боковым стеклом, царил полумрак. Казалось, если где рядом и бродит призрак, так разве что призрак Анны, а вовсе не мстительный дух ее приемного папаши, причем Анна сейчас совсем рядом, на заднем сиденье. Ну конечно: заниматься любовью им доводилось и там. Как-то Джуд отправился в дом принести пива, а вернувшись, обнаружил ее в «Мустанге», ждущей его в одних сапогах. И, разумеется, выронил откупоренные банки - и плевать, что пиво пенистой лужей разлилось по полу. В тот миг Джуду плевать было на весь белый свет, кроме ее упругого, двадцатишестилетнего тела, юного пота, смеха да покусывавших шею зубов.
        Откинувшись назад, на белую кожаную спинку кресла, он впервые за весь день почувствовал, насколько устал. Руки отяжелели, босые ноги окоченели от холода. Вспомнив о черном кожаном пыльнике, когда-то оставленном на заднем сиденье, Джуд дотянулся до него, укрыл плащом ноги и щелкнул торчащим в замке ключом зажигания, чтоб заработало радио.
        Он уже сам не знал, зачем забрался в машину, но сейчас, устроившись поудобнее, даже помыслить не мог о том, чтоб подняться. Снаружи - словно откуда-то из дальней дали - снова донесся назойливый, заполошный собачий лай, и Джуд прибавил громкость, заглушая его.
        По радио Джон Леннон пел о том, что он - Морж[26 - Имеется в виду песня Джона Леннона и Пола Маккартни «I Am the Walrus» («Я - Морж»).]. Угревшийся под плащом, Джуд расслабился, обмяк, откинул голову на верхний край спинки кресла. Вкрадчивое воркование баса в руках Пола Маккартни терялось, тонуло в негромком рокоте мотора «Мустанга»… Занятно: ведь двигателя Джуд не заводил, включил только питание с аккумулятора. Вскоре «Битлы» уступили место рекламе.
        - Цен вроде наших не найти нигде во всем тристейте![27 - Территория трех штатов, объединенная каким-либо крупным городом (например, Нью-Йоркская агломерация, охватывающая большую часть штатов Нью-Йорк, Нью-Джерси и Коннектикут).] - затараторил Лью из «Импириал Аутос». - Такое снижение цен не по силам никому из конкурентов! Мертвый тащит живущего книзу, ко дну. Приходите, садитесь за руль новой машины и езжайте, езжайте дорогой ночной! Вместе помчимся, с песней помчимся - ручаюсь, заканчивать гонки вам не захочется… и ей не будет конца!
        Раздраженный рекламой, Джуд отыскал в себе силы переключиться на другую станцию. «FUM» транслировала песню с первого в его жизни сингла, громогласную, внаглую содранную у «AC/DC», под названием «Души на продажу». Казалось, во мраке вокруг машины закружили зловещие, бесформенные фигуры, полупрозрачные сгустки тумана, но Джуд, смежив веки, слушал, слушал собственный голос, поющий где-то вдали:
        «Душа дороже золота,
        Дороже серебра»?
        Не до души мне, Господи,
        Мне бы пивка с утра!
        Тут Джуд негромко хмыкнул себе под нос. Торговать душами - это еще что… его вот не продажа, покупка души до беды довела! В следующий раз обязательно надо проследить, чтоб возврат предусматривался…
        С этими мыслями он рассмеялся и чуть приоткрыл глаза. Сидящий рядом, в пассажирском кресле, мертвец, Крэддок, приветливо осклабился, обнажив в улыбке не только пятнистые, желтоватые зубы, но и почерневший язык. От Крэддока явственно несло мертвечиной пополам с автомобильным выхлопом, глаза его по-прежнему прятались под странными, постоянно подрагивающими пучками черных штрихов.
        - Проданный товар обратно не принимается и замене не подлежит, - сказал ему Джуд.
        Мертвец сочувственно закивал, и Джуд вновь смежил веки. Откуда-то издали кто-то кричал во всю глотку, звал его:
        - …уд! Джуд!!! Джуд, отзови…
        Однако Джуду ничуть не хотелось, чтоб ему докучали. Хотелось одного - подремать в тишине и покое. До предела откинув назад спинку сиденья, он скрестил руки на животе, глубоко вздохнул раз, другой…
        Не тут-то было. Стоило ему задремать, Джорджия ухватила его за локоть, волоком вытянула из кабины на земляной пол. Голос ее накатывал волнами - то утихал, то проявлялся опять:
        - …вылазь же оттуда, Джуд, вылазь, чтоб те…
        - …олько не умирай, только не…
        - …рошу тебя, пожалуйста…
        - …глаза, открой же глаза, козлина…
        Подняв веки, Джуд вскинулся, сел, неудержимо закашлялся. Створка ворот сарая была сдвинута в сторону, ослепительно-яркие лучи солнца, струившиеся снаружи, казались твердыми, острогранными иглами из хрусталя. Солнечный свет вонзился в глаза так, что Джуд сжался в комок. Полной грудью вдохнув свежий студеный воздух, он открыл было рот, чтоб сказать Джорджии: пусть не волнуется, все с ним в порядке, - но к горлу волной подступила горечь. Скрученный приступом тошноты, Джуд рухнул на четвереньки, и его вырвало на земляной пол. Джорджия, бросившись к Джуду, подхватила его под мышки.
        Наконец спазмы в желудке унялись. В голове помутилось, земля закачалась из стороны в сторону. Стоило бросить взгляд за ворота, весь мир снаружи закружился, будто роспись на стенках вазы, вращающейся на гончарном круге. Дом, двор, подъездная дорожка, небо замелькали перед глазами, отчего Джуда снова отчаянно замутило и вывернуло наизнанку.
        Впившись ногтями в землю, он ждал, пока мир не остановится. Ясное дело, не остановится он никогда, но об этом, как правило, узнаешь, только обдолбавшись чем-нибудь, или перепив, или лежа с высокой температурой: не замечать непрестанного, тошнотворного коловращения мира под силу лишь человеку в добром здоровье и трезвом уме. Сплюнув, Джуд утер губы запястьем. Мышцы живота ныли, сведенные судорогой, будто после жесткого, на несколько дюжин повторов подряд, качания пресса - что, если вдуматься, отстояло от истины не так уж и далеко. Сев, Джуд повернулся к машине. Движок «Мустанга» работал. В кабине не было никого.
        Собаки скакали, ужами вились вокруг. Ангус, прыгнув к хозяину на колени, ткнулся мокрым, холодным носом в лицо, облизал перепачканные мерзкой горечью губы, но Джуду даже не хватило сил отпихнуть его прочь. Куда более осторожная Бон, встревоженно покосившись на Джуда, опустила морду, украдкой принялась лакать жидкую блевотину, растекшуюся по полу.
        Ухватив Джорджию за запястье, Джуд приподнялся, но ослабшие ноги не слушались, и Джорджия, увлекаемая его тяжестью, осела на пол с ним вместе. «Мертвый тащит живущего книзу», - мелькнуло сквозь туман в голове.
        Дрожащая всем телом, Джорджия прижалась мокрой щекой к его шее.
        - Джуд, - выдохнула она. - Джуд, понять не могу: что с тобой происходит?
        Ответить ей Джуд не сумел: горло перехватило. Минуту, не меньше, молча глядел он на черный «Мустанг», подрагивавший, словно от нетерпения, словно с трудом сдерживая рвущуюся наружу мощь двигателя на холостых оборотах.
        - Я ведь за мертвого тебя приняла, - продолжала Джорджия. - Поначалу, когда схватила за руку. Ну, думаю, все, приехали. Ты зачем запер ворота и мотор завел?
        - Так… так просто.
        - Из-за меня? Это я тебя довела?
        - О чем ты?
        - Не знаю, - всхлипнув, ответила Джорджия. - Не мог же ты просто так уйти в сарай, чтоб с жизнью покончить.
        Встав на колени, Джуд обнаружил, что все еще сжимает в руке ее тоненькое запястье, и дотянулся свободной рукой до другого. Черные волосы Джорджии парили в воздухе над головой беспорядочной мягкой копной, челка лезла в глаза.
        - Кое-что не так, это точно, но с собой кончать я вовсе не собирался. Сел в машину, послушать музыку да поразмыслить минутку-другую, но двигатель не заводил. Он… сам завелся.
        Джорджия раздраженно высвободила запястье.
        - Прекрати.
        - Это все он. Мертвец.
        - Прекрати. Прекрати же!
        - Призрак из коридора. Я снова видел его, сидящим рядом, в машине. Он «Мустанг» и завел или мне внушил, чтобы я, сам того не заметив, повернул ключ дальше…
        - Послушай себя! Ты вправду не понимаешь, какую шизу гонишь?
        - Ладно, допустим, я шизанулся, но с Дэнни как быть? Дэнни его тоже видел, потому и уехал. Не выдержал и… сбежал.
        Джорджия, не сводя с Джуда ясных, блестящих за мягкими, волнистыми прядями челки глаз, в испуге подняла брови, ошеломленно, будто не веря ушам, покачала головой.
        - Идем отсюда, - со вздохом сказал Джуд. - Помоги встать.
        Подхваченный Джорджией под мышки, он кое-как поднялся, однако колени, точно ослабшие, утратившие всю упругость пружины, не держали, и все тут. Не успел Джуд сделать и шагу, как его качнуло вперед. Вскинув руки, выставив перед собою ладони, он едва успел ухватиться за разогревшийся капот «Мустанга».
        - Заглуши машину, - велел он Джорджии. - И ключи с собой прихвати.
        Джорджия подобрала с земли пыльник, выпавший из машины вместе с Джудом, швырнула его на водительское сиденье, закашлялась, замахала перед носом ладонью, разгоняя пелену выхлопа, забралась в кабину и заглушила мотор. В сарае сделалось тихо - неожиданно, пугающе тихо.
        Оробевшая, Бон прижалась к ногам Джуда, да так, что у него едва не подогнулись колени.
        - Да отвяжись ты, - буркнул Джуд, раздраженно отпихнув собаку и отвесив ей пинка под зад.
        Бон, заскулив, отскочила подальше.
        - За что ты ее? - возмутилась Джорджия. - Они тебе жизнь спасли, а ты…
        - С чего ты так думаешь?
        - Ты их разве не слышал? Я пришла сюда, чтоб им глотки заткнуть. Такую истерику подняли!
        Немедля пожалев, что пнул Бон, Джуд огляделся, не здесь ли она, не удастся ли дотянуться, погладить ее, однако Бон, отступившая в глубину сарая, расхаживала из стороны в сторону сквозь полумрак, не сводя с него мрачного, укоризненного взгляда. Тогда Джуд вспомнил об Ангусе, обернулся и обнаружил его на пороге. Стоя в воротах, спиной к нему с Джорджией, задрав хвост трубой, пес пристально глядел вдаль, на подъездную дорожку.
        - Куда это он смотрит? - спросила Джорджия.
        На редкость глупый вопрос. Джуд представления не имел, что Ангус мог там углядеть: он ведь по-прежнему стоял, опершись о капот «Мустанга», и двора за воротами не видел.
        Джорджия сунула ключи в карман черных джинсов. По ходу дела она успела не только одеться, но и забинтовать большой палец правой руки. Проскользнув мимо Джуда, она подошла к Ангусу, остановилась рядом, погладила пса по спине, взглянула на подъездную дорожку и обернулась к Джуду.
        - И что там? - спросил Джуд.
        - Ничего, - ответила Джорджия, прижав правую руку к груди и поморщившись, будто от боли. - Тебе помочь?
        - Сам справлюсь, - проворчал Джуд и оттолкнулся от капота «Мустанга».
        В голове, позади глазных яблок, неспешно росла, набирала силу тупая, черная, давящая боль, грозящая обернуться страшнейшей мигренью всех времен и народов.
        Доковыляв до огромных раздвижных ворот, он тоже остановился рядом с Ангусом, по другую сторону от Джорджии, и взглянул вдоль заледеневшей подъездной дорожки, ведущей к воротам фермы. В небесах прояснялось. Густая, плотная пелена серых туч поредела, сквозь прорехи нет-нет да проглядывало солнце.
        С обочины шоссе на Джуда взирал мертвец в черной шляпе-федоре. Появился он всего лишь на миг, когда солнце зашло за тучу и обочину укрыла тень. Как только краешек солнца выглянул из-за тучи, Крэддок, подернувшись рябью, скрылся из виду. Вначале исчезли голова и ладони, так что на обочине остался только пустой черный костюм. Затем костюм исчез тоже, а еще миг спустя, когда солнце вновь спряталось за тучку, мертвец, зарябив в воздухе, появился снова.
        Приподняв шляпу, он в странной, глумливой южной манере отвесил Джуду поклон. Солнечный свет то угасал, то вспыхивал, и мертвец то появлялся, то исчезал - моргал, будто сигналя что-то морзянкой.
        - Джуд? - встревожилась Джорджия, и только тут Джуд осознал, что смотрит в сторону ворот точно так же, как Ангус. - Джуд, что там?
        Стало быть, Крэддока она не видит…
        - Нет, - отвечал Джуд. - Нет, ничего.
        Мертвец помаячил на обочине еще где-то полсекунды, а после ветер усилился, разорвал тучи, точно грязную овечью шерсть, и солнце в вышине засияло вовсю. Шоссе озарилось ровным, ярким солнечным светом, после чего мертвец исчез и больше уже не появлялся.
        15
        Джорджия отвела Джуда в фонотеку на первом этаже. Ее руки вокруг пояса, поддерживавшей и направлявшей его по дороге, Джуд не замечал, пока рука не соскользнула с талии. Доковыляв до зеленого, оттенка лесного мха, дивана, он рухнул на него пластом и тут же уснул.
        Вскоре он ненадолго проснулся, разбуженный Джорджией, укрывшей его пледом. Сквозь мутную рябь, застилавшую глаза, ее лицо казалось белесым кругом, блином, лишенным каких-либо черт, кроме темной линии рта да темных дыр вместо глаз.
        Затем веки Джуда снова сомкнулись, будто налитые свинцом. Он и не помнил, когда еще так уставал. Сон неуклонно, неумолимо тянул в глубину, обволакивал мраком сознание, затмевал рассудок, но вдруг, по пути ко дну, перед глазами его снова возникло лицо Джорджии, точно такое же, каким Джуд только что его видел, и в голове забрезжила тревожная мысль: да ведь ее глаза спрятаны под беспорядочной черной мазней! Выходит, она мертва и теперь заодно с призраками?
        С этой мыслью он что было сил устремился наверх, к яви, и, вынырнув из глубин сна, снова чуть приоткрыл глаза. Джорджия, стоя в дверях фонотеки, сжав крохотные белые ладошки в крохотные белые кулачки, глядела на него, и глаза ее оказались обычными, ее собственными.
        На сердце разом сделалось куда легче, теплее… но ненадолго. В коридоре, за спиной Джорджии, маячил мертвец. Кожа его лица туго обтягивала шишковатые скулы, на обнаженных в улыбке зубах темнели бурые пятна табачной смолы.
        Двигался Крэддок Макдермотт дергано, чередой стоп-кадров в натуральную величину. Вот его руки опущены по швам, но еще миг - и костлявые пальцы ложатся Джорджии на плечо: длинные, пожелтевшие ногти загнуты на концах, перед глазами пляшут, подрагивают пучки черных линий…
        …и время прыгает дальше. Теперь правая рука Крэддока поднята в воздух высоко над головой Джорджии. Из мертвых пальцев выпадает, тянется вниз золотая цепочка с маятником на конце. Кривое трехдюймовое лезвие, серебристой вспышкой рассекшее полумрак, поблескивает, слегка покачивается перед глазами Джорджии, а та завороженно, не отводя взгляда, смотрит прямо на него.
        Еще стоп-кадр, еще скачок в недалекое будущее, и Крэддок замирает, склонившись вперед, тянет губы к самому уху Джорджии. Губами не шевелит, однако до Джуда явственно доносится его шепот - с таким же легким, шипящим посвистом правят лезвие ножа на ремне.
        Охваченному тревогой Джуду захотелось окликнуть ее, закричать: берегись, мертвец тут, рядом, беги, беги поскорее, не слушай его… но изо рта, будто бы накрепко зашитого стальной проволокой, вырвался только глухой, прерывистый стон. Силы иссякли настолько, что даже глаз открытыми не удержишь; отяжелевшие веки сомкнулись сами собой. Как ни брыкался Джуд, как ни противился, незнакомая прежде слабость взяла свое. Снова ушел он вниз, в бездну сна, да так там и остался.
        Однако Крэддок с бритвой-маятником поджидал его даже во сне. Теперь кривое лезвие на золотой цепочке покачивалось перед носом широкоскулого вьетнамца, совершенно голого, если не считать белой тряпки, повязанной вокруг талии, сидящего в жестком кресле посреди сырой, промозглой комнаты с голыми бетонными стенами. На выбритом темени вьетнамца поблескивали ярко-розовые кружки - следы ожогов, оставленных электродами.
        Единственное окно выходило на залитый дождем двор, передний двор Джудова дома. Снаружи в окно, туманя стекло дыханием, глядели Ангус и Бон. Заливающиеся отчаянным лаем, собаки казались картинкой в телевизоре с громкостью, выкрученной до нуля: гавканья их Джуд не слышал.
        Сам он, надеясь, что его не заметят, тихонько стоял в углу. Бритва перед блестящим от пота лицом завороженного блеском стали вьетнамца мерно покачивалась туда-сюда.
        - Суп этот был отравлен, - объявил Крэддок по-вьетнамски, однако Джуд, как всегда бывает во сне, понимал каждое его слово.
        - А здесь - антидот, - продолжал Крэддок, указав в сторону исполинского шприца, покоящегося на дне черной коробки в форме сердечка возле широкого ножа-боуи с тефлоновой рукоятью. - Не мешкай, спасайся!
        Вьетконговец схватил шприц и без колебаний вогнал огромную, дюймов пяти длиной, иголку в собственную шею.
        Джуд, вздрогнув, отвернулся. Взгляд его естественным образом скользнул к окну. Собаки по-прежнему прыгали, скреблись в стекло, рвались внутрь, но снаружи не доносилось ни звука. За спинами Ангуса с Бон на качелях сидела Джорджия. Другой конец качающейся доски оседлала девчонка - совсем маленькая, русоволосая, босоногая, в симпатичном платьице в цветочек. Глаза Джорджии и девчонки закрывали черные повязки из какой-то легкой, воздушной ткани вроде траурного крепа. Светлые, желтоватые волосы девочки были небрежно собраны в хвост на затылке, лицо оставалось бесстрастным. Джуду девчонка сразу же показалась смутно знакомой, однако узнал он ее лишь после затяжных раздумий, а узнав, вздрогнул от неожиданности. Вместе с Джорджией на качелях - вверх-вниз, вверх-вниз - качалась Анна, только такая, какой была лет, наверное, в девять-десять.
        - Я, пожалуй, попробую тебя выручить, - втолковывал пленному Крэддок, перейдя на английский. - Ты ведь в нешуточной беде, слышишь? Но я могу помочь тебе, только слушай как можно внимательнее. Не думай. Не размышляй. Просто слушай мой голос. Приходит ночь. Приходит нужное время. С наступлением ночи мы включаем приемник, слушаем голос радио. Слушаем и исполняем, что нам оттуда скажут. Твоя голова - приемник, настроенный на единственную волну, волну моего голоса.
        Джуд оглянулся, но Крэддока на прежнем месте не оказалось. На столе, возле которого он стоял всего минуту назад, красовалось старомодное радио с сияющей изумрудно-зеленым шкалой настройки - из него-то теперь и звучал голос Крэддока.
        - Твой единственный шанс остаться в живых - сделать именно так, как я говорю. Сейчас ты не слышишь ничего, ничего, кроме моего голоса.
        Этакий поворот дела пришелся Джуду не по душе настолько, что похолодело в груди. Стряхнув оцепенение, он в три шага пересек комнату и остановился у стола. Избавиться, избавить их всех от голоса Крэддока… С этой мыслью Джуд ухватился за шнур приемника, подключенный к розетке в стене, и дернул что было сил. Раздался громкий треск, вспышка электрического разряда обожгла руку. Шарахнувшись прочь, Джуд отшвырнул шнур в сторону, на пол, однако приемник как ни в чем не бывало продолжал трескотню:
        - Что ж, вот ночь и настала. Вот и настало время. Видишь нож там, в коробке? Можешь взять его. Он твой. Бери же. С днем рождения, дорогой мой.
        Вьетконговец, не без любопытства заглянув в коробку в форме сердечка, вынул из нее боуи, повертел его так и этак. Клинок ножа ярко сверкнул в лучах солнца.
        Джуд, повернувшись к столу, окинул взглядом лицевую панель приемника. Правая кисть, до сих пор ноющая после удара током, онемела, слушалась плоховато. Кнопки «вкл./выкл.» на панели не нашлось, и тогда Джуд, в надежде хоть так заглушить голос Крэддока, повернул ручку настройки. Раздавшийся из динамика шум вначале показался ему треском помех, но тут же превратился в мерный, атональный, хоровой гул тысячи голосов.
        - Ну, сегодня крученый с двенадцати на шесть в исполнении Стоттлмайра действует на всех вокруг просто-таки гипнотически, и Тони Конильяро в ауте! - затараторил приемник тоном этакого всезнайки, тертого парня, свойственным радиодикторам пятидесятых. - Кое-кто из вас, надо думать, слыхал, будто человека даже под гипнозом нипочем не заставишь сделать то, чего он делать не хочет. Но это, сами видите, вовсе не так: всякому ясно, что Тони Си наверняка совсем не хотелось отбивать последнюю подачу[28 - Речь об игре в бейсбол. По сути, бейсбол - противостояние питчера (подающего) и бэттера (отбивающего). За попытку отбить мяч, пущенный мимо т. н. страйк-зоны, отбивающий получает штрафное очко (страйк), а набрав три страйка, выбывает из игры, что и описывает комментатор.], а вот поди ж ты! Нет, нет, гипноз позволяет принудить человека к любой мерзости, к любой жути, только подход нужен правильный. Позвольте объяснить вам, о чем я, на примере нашего друга Джонни Желтопузика. Джонни, пальцы твоей правой руки - ядовитые змеи. Берегись, как бы не укусили!
        Вьетконговец в ужасе отпрянул назад, вжался спиной в спинку кресла, раздул ноздри, сузил глаза, решительно, яростно стиснул зубы. Джуд, скрипнув подошвой об пол, повернулся к нему, чтоб закричать: «Стой! Остановись!» - но, прежде чем он успел издать хоть звук, нож в руке пленного вьетнамца резко, с хрустом опустился вниз.
        Отсеченные пальцы попадали на пол, только то были уже не пальцы - змеиные головы в черной лоснящейся чешуе. Вьетконговец даже не вскрикнул. Миндально-смуглое его лицо расплылось в триумфальной улыбке, и с этой улыбкой он гордо вскинул над головой правую кисть, заливая плечо и подмышку ручьями хлещущей из обрубков крови.
        - Этот чудовищный акт членовредительства вы могли лицезреть благодаря любезности компании «Мокси»! Если вы еще не пробовали «Мокси»[29 - Один из первых безалкогольных газированных напитков в США, отличающийся характерной горечью вкуса, так как в его состав входит экстракт корня горечавки, растения, использовавшегося в качестве лечебного со времен Древнего Египта.], самое время собраться с духом и выяснить, отчего Микки Мэнтл[30 - Известный профессиональный бейсболист, трижды удостоенный титула «Самый ценный игрок Американской лиги».] говорит, будто их газировка - просто высший класс! Итак, игра, можно сказать, сделана, и…
        Джуд отвернулся и, спотыкаясь, бросился к двери. К горлу вновь подступила мерзкая горечь, на выдохе в нос шибануло тухлой вонью блевотины. Взгляд его мимоходом скользнул по окну. Качели за оконным стеклом по-прежнему покачивались вверх-вниз, но на доске никого уже не было. Собаки спали, растянувшись в траве на боку.
        Толкнув дверь, Джуд с грохотом одолел пару кривых дощатых ступеней и оказался на пыльном заднем дворе отцовской фермы. Отец, сидя на камне спиной к нему, правил на черном ремне опасную бритву. Скользя по коже, сталь лезвия шелестела, шептала в точности тем же голосом, что и мертвец, а может, наоборот, в шепоте мертвеца слышался шелест стали о кожу - этого Джуд наверняка сказать больше не мог. В траве у ног Мартина Ковзински стояла стальная лохань с водой, а на воде покачивалась черная шляпа-федора. Шляпа в лохани внушала такой ужас, что при виде нее Джуд с трудом сдержал крик.
        Яркое солнце безжалостно, неумолимо било прямо в лицо. Навстречу дохнуло таким жаром, что Джуд пошатнулся и поспешил прикрыть ладонью глаза. Всякий раз, как Мартин проводил по ремню лезвием бритвы, на черной коже набухали, увесисто шлепались в пыль алые капли крови. Когда бритва в руке Мартина скользила вперед, ремень нашептывал: «С-с-смерть». Когда Мартин вел бритву на себя, ремень отзывался глухим, сдавленным шелестом наподобие слова «любовь». Не замедляя шага, не говоря ни слова папаше, Джуд двинулся за угол, к парадному крыльцу.
        - Джастин, - заговорил Мартин, и Джуд, сам того не желая, оглянулся на его оклик.
        Переносицу отца украшали очки вроде тех, какие носят слепые. Круглые черные стекла в серебристой оправе сверкали в лучах палящего солнца.
        - Вернись-ка в кровать, парень, - продолжал отец. - Ты ж весь горишь. Куда намылился-то, да еще вон при параде?
        Опустив взгляд, Джуд обнаружил, что на нем черный костюм мертвеца. Не замедляя нетвердого шага, покачиваясь на ходу, он принялся расстегивать пуговицы пиджака, но правая рука онемела, слушалась еле-еле, как будто это Джуд только что отрубил себе пальцы, и пуговицы никак не желали высвобождаться из петель. Еще несколько шагов, и Джуд сдался. Мутило его отчаянно, жаркое солнце Луизианы палило вовсю - казалось, он вот-вот закипит, сварится под плотной угольно-черной тканью.
        - Поглядеть на тебя - ты будто на чьи-то похороны собрался, - не унимался отец. - Гляди, осторожнее. Как бы не на свои.
        Тем временем шляпа в лохани обернулась вороной, захлопала крыльями, стремительно взвилась в воздух, обдав проходящего мимо, пошатывающегося, точно поддатый, Джуда россыпью брызг. Еще шаг, еще… Доковыляв до «Мустанга», Джуд рухнул на водительское сиденье и с лязгом захлопнул дверцу.
        Грунтовая дорожка за лобовым стеклом подрагивала в знойном мареве, мерцала, словно отражаясь в воде. В объятиях сверх меры жаркого, сверх меры черного, сверх меры тесного костюма мертвеца Джуд обливался потом, с трудом переводил дух. Откуда-то едва уловимо несло горелым. Жарче всего отчего-то было правой ладони. Ладонь уже не болела, но словно бы налилась какой-то густой, тяжеловесной отравой, жидкой свинцовой рудой вместо крови.
        Цифровой спутниковый приемник куда-то исчез. На его месте поблескивала лицевая панель оригинального аналогового приемника с фордовского завода. Стоило Джуду к ней прикоснуться, раскаленный палец правой руки оставил мутный оплавленный отпечаток на ручке настройки.
        - Если на свете имеется слово, способное изменить вашу жизнь, друзья, - зазвучал из динамика мелодичный, напористый, явно южный говорок, - если такое слово на свете и есть, так позвольте вам сообщить: это слово - «присносущий-Господьнаш-Иисус»!
        Рука Джуда легла на баранку руля. В тот же миг черный пластик размягчился, оплавился, подался под нажимом пальцев. Джуд замер, глядя на смятый руль точно завороженный.
        - Да-да, если хранить это слово в душе, принять его сердцем, прижать к груди, будто родное дитя, оно может спасти вашу жизнь - буквально спасти вашу жизнь! Лично я в него верю твердо. Ну как? Уж теперь-то вы прислушаетесь к моему голосу? Согласитесь ли слушать меня и только меня? Ведь на свете есть еще слово, способное перевернуть вашу жизнь с ног на голову, открыть вам глаза на бескрайнее море возможностей, дарованных живой душе. Это слово - «ночь». Позвольте, я повторю: «ночь». Ночь. Наконец-то настала ночь. Мертвый тащит живущего книзу. Вместе помчимся мы в ночь - славной дорогой, дорогой к блаженству, аллилуйя!
        Убрав руку с руля, Джуд оперся ладонью о пассажирское сиденье, и кожаная обивка кресла немедля задымилась под его пальцами. Тогда он отдернул руку, встряхнул ею, однако теперь дым повалил наружу из рукава, откуда-то из-за пазухи, из недр пиджака мертвеца. «Мустанг» мчался вдаль прямым, бесконечным асфальтовым шоссе. За окнами мелькали южные джунгли - деревья в удавках лиан, густой подлесок, заполонивший все свободное место у их подножия. Асфальт вдали вздымался волнами, рябил, мерцал в жарком пекле.
        Сигнал в приемнике то появлялся, то глох, а время от времени из динамика доносилось нечто другое - музыка, заглушавшая радиопроповедника, хотя на самом деле никакой это был не проповедник, а Крэддок, вещающий чужим голосом. Песня казалась простенькой, архаичной - нечто подобное выпускают «Фолкуэйз»[31 - «Folkways Records», а позже «Smithsonian Folkways» - некоммерческий музыкальный лейбл, специализирующийся на выпуске народной музыки со всего мира.], печальной и в то же время нежной, аккомпанировал ей лишь звон гитары в минорном ключе. «Говорить он может, а вот петь - нет», - неизвестно к чему мелькнуло в Джудовой голове.
        Вонь в салоне усилилась: теперь вокруг явственно пахло паленой шерстью. Мало-помалу загорелся и Джуд. Дым повалил из обоих рукавов, из-за ворота. Стиснув зубы, Джуд отчаянно завопил. Да, он с детства знал, что именно так - сгорев в огне - и погибнет. С детства знал, что злость загорается легче легкого, что ее крайне опасно держать под гнетом, однако сдерживал, сдерживал всю свою жизнь. «Мустанг» пулей несся вдоль бесконечных проселков, дым из окон, из-под капота заволакивал густой пеленой все вокруг, в глазах защипало, помутилось от дыма и слез, но опасаться не стоило: видеть, куда мчит машина, было уже ни к чему. С этой мыслью Джуд до отказа вдавил педаль в пол…
        …и разом проснулся. Лоб, щеки, уши пылали нездоровым жаром. Во сне он повернулся на бок, навалился всем весом на правую руку и теперь, сев, совершенно ее не чувствовал, зато прекрасно чуял вонь гари, чего-то вроде жженых волос, не оставившую его и по пробуждении. С опаской - что, если на нем, как и во сне, костюм мертвеца? - Джуд опустил взгляд… но нет, одет он был во все тот же уютный, изрядно поношенный домашний халат.
        Костюм… Похоже, ключ в нем, в костюме. И все, что тут требуется, - продать костюм, а вместе с ним и призрака еще кому-нибудь. Очевидная же вещь. Настолько, что даже странно, как ему это раньше в голову не пришло. А покупатель найдется, найдется наверняка, да не один - толпой набегут. Сколько раз Джуд видел, как фанаты с фанатками лягаются, кусаются, плюются, раздирают друг дружке физиономии из-за барабанных палочек, брошенных в публику со сцены! Ну и вот. А привидение прямо из дома самого Иуды Койна - это же куда круче. Сбыть его с рук на руки какому-нибудь злосчастному олуху, и призраку, хочешь не хочешь, придется уйти.
        Что после этого стрясется с покупателем, Джуда не волновало. Сейчас его прежде всего остального заботила собственная судьба и судьба Джорджии.
        Поднявшись с дивана, он пошатнулся и раз-другой сжал в кулак правую руку. Кровообращение восстанавливалось: в ладонь будто вогнали множество ледяных игл. Ох, заболит сейчас…
        Освещение в комнате изменилось: неяркий, блеклый свет солнца сочился внутрь сквозь тюлевые занавеси с другой стороны. Сколько же Джуд проспал?
        Стойкая вонь паленой шерсти выманила его в полутемный коридор, в кухню и далее, в кладовую. Дверь на задний двор оказалась распахнутой настежь, а снаружи, за дверью, обнаружилась отчаянно мерзнущая в черной джинсовой куртке и короткой, открывающей гладкий белый живот, футболке с «Рамоунс»[32 - «Ramones» - американская панк-рок-группа, одни из пионеров панк-рока.] Джорджия. В левой руке она держала щипцы. Изо рта ее клубами валил пар.
        - Сгорела твоя стряпня, что бы ты там ни готовила, - проворчал Джуд, отмахнувшись от едкого дыма.
        - Вот и чудесно, - горделиво, вызывающе улыбнувшись, ответила Джорджия.
        В эту минуту она казалась такой красивой, что просто дух захватывало, - белизна шеи, впадинка под подбородком, изящная линия едва проглядывающих из-за ворота футболки ключиц…
        - Я придумала, как нам быть. Придумала, как прогнать призрака.
        - И как же? - спросил Джуд.
        Ткнув в гриль щипцами, Джорджия подняла повыше и показала Джуду горящий лоскут черной ткани.
        - Костюм, - пояснила она. - Сожгла я к чертям эту пакость.
        16
        Около часа спустя солнце скрылось за горизонтом. Сидя в студии с гитарой на коленях, Джуд любовался последними отсветами вечерней зари. Ему требовалось крепко подумать. Если одно неразрывно связано с другим, то… что же теперь?
        Сидел он в кресле, лицом к окну, открывавшему вид на сарай, вольер с собаками и деревья позади. Окно Джуд слегка приоткрыл. Снаружи веяло холодом, но ничего. Ладно. В доме все равно было ненамного теплее, а Джуду как никогда требовался свежий воздух, и ароматам середины октября он радовался всем сердцем. Запахи подгнивших яблок и палых листьев хоть как-то заглушали вонь выхлопных газов, щекотавшую ноздри даже после душа и переодевания.
        Устроившийся спиной к двери, появление Джорджии с двумя бокалами красного вина он заметил только благодаря отражению в оконном стекле. Толстый слой бинтов на большом пальце мешал ей держать один из бокалов, и, опускаясь на колени рядом с Джудовым креслом, Джорджия пролила немного вина себе на руку, слизнула с кожи багровые капли, а второй бокал поставила перед Джудом, на усилитель у его ног.
        - Не вернется он, - сказала она. - Не вернется этот мертвец, на что угодно забиться готова. Костюм сгорел, и от призрака мы избавились. Гениальный ведь ход, скажи? Кроме того, от этой дряни по-любому избавиться следовало. Вонища от него - фу-у-у… В два мешка мусорных пришлось завернуть, прежде чем вниз нести, и все равно меня мехом внутрь чуть не вывернуло.
        «Это-то ему от тебя и требовалось», - подумал Джуд, но вслух ничего подобного, разумеется, не сказал. Что толку обламывать ее попреками? Сделанного не воротишь.
        Джорджия, сощурившись, вгляделась в его лицо, и, очевидно, сомнения Джуда от нее не укрылись.
        - Думаешь, все же вернется? - спросила она, а не дождавшись ответа, подалась вперед, негромко, с тревогой в голосе предложила: - Тогда отчего бы нам не слинять? Не заказать номер в городе да не убраться отсюда ко всем чертям?
        Джуд призадумался. Ответ складывался в голове невероятно медленно и стоил ему изрядных трудов.
        - По-моему, - наконец сказал он, - без толку это все - просто сорваться с места и ноги в руки. Он же не к дому привязался, ко мне. Меня преследует, понимаешь?
        Да, это было сущей правдой, однако не всей, не всей. Остальное оказалось очень уж нелегко выразить в словах. Во-первых, Джуда никак не оставляло ощущение, будто все происшедшее до сих пор произошло согласно некоему единому замыслу - замыслу мертвеца. Во-вторых, стоило вспомнить то выражение, «психологические операции», спину снова обдало холодком. В-третьих, Джуд уже не впервые задумался: а не подталкивает ли его призрак к бегству нарочно? Если так, то зачем бы? Может, дом или что-то такое в доме дает Джуду нешуточное преимущество перед ним… однако что - до этого Джуд, как ни старался, додуматься не сумел.
        - А самой-то слинять тебе в голову не приходило? - спросил он.
        - Сегодня ты чуть не погиб, - напомнила Джорджия. - Не знаю, что с тобой творится, но никуда я не побегу. И вообще глаз с тебя не спущу больше. Кроме того, мне-то твой призрак ничего не сделал. Спорим, меня он тронуть не может?
        Но Джуд-то видел, как Крэддок нашептывал что-то ей на ухо. Видел, как Джорджия оцепенела, не отрывая взгляда от бритвы мертвеца, покачивавшейся на цепочке перед самым ее носом. И отнюдь не забыл сочащейся ядом угрозы, врастяжку, с ленцой, с характерной реднекской[33 - Реднек (англ.: redneck, красный загривок) - жаргонное прозвище малоимущих белых фермеров, жителей сельской глубинки США.] гнусавостью брошенной Джессикой Прайс в телефонную трубку: «Тебе не жить, и никому, помогшему тебе хоть делом, хоть словом утешения, не жить тоже».
        Да, Крэддок мог, вполне мог добраться и до Джорджии. Наверное, ей следовало бы бежать, это Джуд теперь видел ясно… но при одной мысли о том, чтоб отослать ее куда подальше, а после проснуться посреди ночи совсем одному, открыть глаза и увидеть над собой мертвеца, стоящего у кровати во мраке, колени ослабли от ужаса. Что, если, уехав, Джорджия увезет с собой и остатки его хладнокровия? Теперь он уже не знал, выдержит ли хоть ночь тишины и безмолвия без нее рядом, - и откровение это оказалось настолько внезапным, что у Джуда, пусть лишь на миг, отчаянно закружилась голова. В эту минуту он понял, каково человеку, боящемуся высоты, глядеть на уходящую вниз землю, когда чертово колесо увлекает его, беспомощного, к небесам.
        - А как же Дэнни? - спросил Джуд. Звук собственного голоса казался таким неестественным, сдавленным, что пришлось откашляться, прочищая горло. - Дэнни решил, что его следует опасаться.
        - А что с Дэнни такого стряслось? Увидел что-то, перетрусил - и бежать со всех ног. А призрак ему ничего и не сделал.
        - «Не сделал» еще не значит «не мог». Вспомни, что со мной днем случилось.
        Согласно кивнув, Джорджия одним духом осушила бокал, сверкнула глазами, подняла на Джуда испытующий взгляд.
        - Поклянись, что пошел в сарай не для того, чтоб покончить с собой. Поклянись, Джуд. Только не злись на меня… мне правда нужно в этом убедиться.
        - По-твоему, я из этаких?
        - При чем тут - из этаких, не из этаких… любого накрыть может.
        - Только не меня.
        - Любого. Я тоже пробовала. Таблетки… Бамми нашла меня отрубившейся на полу в ванной с посиневшими губами и еле дышащую. Через три дня после школьного выпускного. А после мать с отцом в больницу ко мне пришли, а отец и говорит: «Даже этого сделать как следует не смогла».
        - Педрила гнойный.
        - Ага. Уж это точно.
        - А с чего тебе вдруг захотелось покончить с собой? Надеюсь, повод серьезный был?
        - Из-за того, что трахалась с лучшим другом отца. С тринадцати лет. А ему сорок, и дочь его - мне ровесница. Об этом узнали. И дочь его узнала, конечно. Мы с ней подругами были. А она сказала, что я всю жизнь ей испортила. Шлюхой меня назвала… - С этим Джорджия покрутила опустевший бокал из стороны в сторону, любуясь игрой солнечных зайчиков на ободке. - Хотя тут с ней, наверное, не поспоришь. Он мне дарил разное, а я никогда не отказывалась. К примеру, однажды новенький свитер мне подарил с пятьюдесятью долларами в кармашке. «Это, - сказал, - на новые туфельки, чтоб к свитеру подошли». Выходит, я за деньги на туфельки ему дала…
        - Ну, нет, - рассудил Джуд, - вот это вовсе не повод с собой кончать. Скорей уж, повод его прикончить.
        Джорджия рассмеялась.
        - Как его звали?
        - Джордж Ругер. Сейчас торгует подержанными тачками в моем родном городке. И возглавляет окружной руководящий комитет Республиканской партии.
        - В следующий раз, как буду в Джорджии, загляну туда и кончу этого сукина сына.
        Джорджия расхохоталась снова.
        - Или как минимум втопчу его задницу в джорджийскую глину, - добавил Джуд и, пробежавшись пальцами по струнам, сыграл вступление к «Грязным делам»[34 - Вероятно, имеется в виду заглавная песня альбома «Dirty Deeds Done Dirt Cheap» («Грязные дела по цене барахла», англ.) рок-группы «AC/DC».].
        Дотянувшись до усилителя, Джорджия подняла бокал Джуда, отсалютовала им, отхлебнула вина.
        - Знаешь, что в тебе самое лучшее? - спросила она.
        - Понятия не имею.
        - Ничем тебя не прошибешь. Ничто тебя не колышет. Ну, то есть я только что обо всем этом рассказала, а ты вовсе не думаешь, будто я… э-э… не знаю даже. Конченая. Безнадежная.
        - Может, и думаю, да только мне плевать.
        - Нет, не плевать, - возразила Джорджия, опуская ладонь на его щиколотку. - Тебя просто ничем не удивить.
        Спорить с ней Джуд не стал, хотя обо всем этом - о попытке самоубийства, о бесчувственном папаше, о домогательствах друга семьи - мог бы догадаться чуть не с первого взгляда, едва увидев ее в собачьем ошейнике, с прической под дикобраза и с белой помадой на губах.
        - Ну, а с тобой-то что стряслось? - спросила Джорджия. - Теперь твоя очередь.
        Джуд стряхнул ее руку со щиколотки.
        - Нет. Я, знаешь, жизненными неприятностями мериться не люблю, - сказал он, взглянув в окно.
        От света солнца снаружи осталось только неяркое красновато-бронзовое зарево вдали, за голыми ветвями деревьев. На фоне этого зарева отражалось в оконном стекле полупрозрачное, длинное, костлявое, изрезанное морщинами лицо Джуда, обрамленное волнистой черной бородой, отросшей чуть не до самой груди… чем не зловещий страждущий дух?
        - Тогда расскажи, что за баба прислала тебе этого призрака, - сказала Джорджия.
        - Джессика Прайс… только она не просто прислала его мне, а обманом всучила за деньги, помнишь?
        - Да, точно. Через «Ибэй» или еще что-то вроде?
        - Нет, через другой сайт, какой-то клон третьесортный. И все это только с виду выглядело будто обычный аукцион в интернете. На самом деле она втихомолку подстроила так, чтобы выиграл именно я. Зачем ей понадобилась вся эта возня, сказать не могу, - добавил Джуд, заметив вопросительный взгляд Джорджии и ответив на зреющий в ее голове вопрос, прежде чем она успела сказать хоть слово. - Однако нутром чую: просто прислать костюм мне отчего-то было нельзя. Не годилось. Я должен был согласиться принять его. И в этом наверняка заключена какая-то глубокая мораль.
        - Да уж, - вздохнула Джорджия, отхлебнув вина и облизав губы. - Одно слово: покупай на «Ибэй», остерегайся подделок… И все из-за самоубийства сестры? С чего она взяла, будто в этом ты виноват? Из-за какой-нибудь песни? Вроде как с тем парнишкой, который покончил с собой, наслушавшись Оззи Осборна? Ты разве писал что-нибудь с призывами к самоубийствам, одобрял их где-нибудь?
        - Нет. И Оззи ничего подобного не писал.
        - Тогда я не понимаю, почему она на тебя вдруг так взъелась. Ты с ней раньше знаком был? Девушку, покончившую с собой, лично знал? Может, она, к примеру, письма идиотские тебе писала, как у фанатов заведено?
        - Она жила со мной некоторое время. Вот как и ты, - признался Джуд.
        - Как я? Ого…
        - У меня для тебя новости, Джорджия. Может, ты удивишься, однако я не был девственником до нашей встречи.
        Собственный голос казался чужим, деревянным.
        - И долго она здесь прожила?
        - Точно не помню. Месяцев восемь, а то и девять… словом, достаточно, чтоб надоесть.
        Джорджия призадумалась.
        - А ведь я тоже около девяти месяцев с тобой прожила.
        - И что?
        - Может, я тоже у тебя загостилась? Может, девять месяцев - это предел, а после пора себе новую, свежую щель подыскать? Может, она была натуральной блондинкой, и ты брюнетку решил для разнообразия завести?
        Джуд убрал руки со струн.
        - Психопаткой она была натуральной, потому я ее отсюда и выставил коленом под зад. И видимо, ей это не слишком понравилось.
        - В каком смысле «психопаткой»?
        - В маниакально-депрессивном, вот в каком. В маниакальной фазе трахаться с ней было одно удовольствие. Зато из депрессивной фазы вытаскивать стоило таких трудов…
        - То есть она была душевнобольной, а ты ее просто так взял да выгнал?
        - Я ее до конца жизни за ручку водить не подписывался. И тебя, кстати, тоже. И вот что я тебе, Джорджия, еще скажу. Если, по-твоему, наша с тобой история закончится чем-то типа «и с тех пор жили они долго и счастливо до конца своих дней», то ты, блин, не в ту сказку попала.
        Едва закрыв рот, Джуд понял, что отыскал шанс обидеть Джорджию и избавиться от нее. Теперь-то ему стало ясно: он с самого начала именно к этому и вел разговор. А что? Возможно, если удастся уязвить ее побольнее, так, чтоб ушла - пусть хоть на время, на одну ночь, даже на пару часов, это станет последним, самым добрым делом из всех, когда-либо сделанных им для нее.
        - А как ее звали - ту девушку, покончившую с собой?
        Раскрыв рот, Джуд собирался сказать «Анна», но вместо этого ответил:
        - Флорида.
        Джорджия вскочила на ноги, да так резко, что пошатнулась и едва не упала. Конечно, Джуд вполне мог бы подхватить, поддержать ее, но не стал. Пусть падает. Пусть обижается. Побледневшая как полотно, Джорджия отступила на полшага, изумленно, обиженно уставилась на него… но тут взгляд ее прояснился, словно ей вдруг сделалось ясно, кто перед ней.
        - Нет уж, Джуд, - негромко выдохнула она. - Так тебе от меня не избавиться. Мели что угодно, выдумывай любые пакости - я с тобой.
        Аккуратно поставив бокал на край Джудова стола, Джорджия двинулась к выходу, у порога остановилась, обернулась, однако взгляд ее тут же вильнул в сторону.
        - Я спать ложусь. И ты давай-ка тоже приляг.
        Скорее распоряжение, чем просьба…
        Открыв было рот для ответа, Джуд обнаружил, что сказать-то ему и нечего. Как только Джорджия вышла за дверь, он осторожно прислонил гитару к стене и поднялся. Пульс барабанной дробью стучал в висках, колени ослабли… однако проявившиеся таким образом чувства опознать удалось не сразу: похоже, испытывать облегчение Джуд совершенно отвык.
        17
        Джорджия куда-то исчезла - это Джуд осознал прежде всего остального. Джорджии рядом нет, а на дворе еще ночь… Стоило перевести дух, изо рта струей вырвался белесый пар. Откинув на сторону тоненькое одеяло, Джуд поднялся с кровати, обхватил ладонями плечи, прижал локти к груди, охваченный кратковременным приступом дрожи.
        Подумав о том, что Джорджия на ногах и бродит по дому, он не на шутку встревожился. В голове мутилось спросонья, комната промерзла насквозь. Может, Джорджия, разбуженная холодом, отправилась поглядеть, что стряслось с отоплением? Другой на Джудовом месте так бы и рассудил, но логика - логикой, а Джуд точно знал: нет, дело не в этом. Конечно, спала она беспокойно, ворочалась, бормотала во сне и вполне могла бы, проснувшись, пойти посидеть у телевизора, однако в это Джуду не верилось тоже.
        Встревоженный, Джуд едва не закричал, не окликнул Джорджию, но тут же опомнился. Что, если Джорджия не отзовется? Что, если ответом на его крик окажется только звонкая тишина? Нет. Нет. Никаких криков. Никакой беготни. Выскочить из спальни, с воплями мчаться на поиски - все это верный путь к панике, и назад с него будет уже не свернуть. Вдобавок мрак и тишина в спальне порядком подтачивали силу духа, и Джуд понял, что просто боится отправиться на поиски Джорджии, боится того, что может ждать его в коридоре, за дверью.
        В нерешительности стоя посреди спальни, он услышал негромкий, басовитый рокот, урчание двигателя на холостых оборотах, донесшееся из-за окна, и поднял взгляд к потолку. Потолок озаряли ледяной белизной лучи чьих-то фар, бьющие внутрь снизу вверх с подъездной дорожки. Шуму мотора вторил собачий лай.
        Джуд подошел к окну и сдвинул в сторону штору.
        Когда-то пикап, припаркованный во дворе, был синим, однако, сойдя с конвейера по меньшей мере лет двадцать тому назад, покраски больше не видывал и выцвел до дымчато-серого. «Шеви», обычная рабочая лошадка… Два года жизни крутивший гайки в автомастерской, за $1,75 в час, Джуд сразу же оценил мощность движка, вхолостую крутящегося под капотом. Широкий, поблескивавший серебром бампер вроде боксерской капы, стальной «кенгурятник», прикрученный перед решеткой радиатора, - все это придавало «шеви» зловещий, откровенно угрожающий вид. Огни, принятые Джудом за фары, оказались парой дополнительных прожекторов, установленных на «кенгурятник», двумя круглыми пятнами, рассекающими ночную тьму лучами яркого света. Предназначенный для езды по топким, ухабистым дорогам среди болот, сквозь густые заросли, сквозь дебри Дальнего Юга, пикап на четырех массивных тридцатипятидюймовых колесах возвышался над землей почти на целый фут. Двигатель работал. Кабина была пуста.
        Собаки ярились, скакали, прыгали на стальную сетку вольера, мерно лязгавшую под ударами лап, лаяли на пустой пикап без умолку. Джуд бросил взгляд вдоль подъездной дорожки, в сторону шоссе. Ворота оказались закрытыми. Чтоб отпереть их, требовалось знать код из шести цифр.
        Сомнений быть не могло: пикап принадлежал мертвецу. Джуд понял это с первого же взгляда, однако спокойной уверенности в себе не утратил. «И куда же мы едем, старик?» - подумал он.
        На столике у кровати заверещал телефон. Вздрогнув от неожиданности, Джуд выпустил край шторы, обернулся, уставился на аппарат. Часы возле телефона показывали 3:12.
        Телефон заверещал снова.
        Джуд быстрым шагом, стараясь не наступать всей подошвой на холодные половицы, подошел к столику и устремил взгляд на аппарат. Телефон зазвонил в третий раз.
        Отвечать на звонок не хотелось. Следовало полагать, названивал ему мертвец, а разговаривать с ним Джуду вовсе не улыбалось. Голос Крэддока в трубке… только этого ему сейчас и не хватало!
        - А, мать его, - буркнул он и снял трубку. - Кто там?
        - Привет, шеф. Это Дэн.
        - Дэнни? Времени - три утра.
        - Ого. Я и не знал, что уже так поздно. Ты спал?
        - Нет.
        С этим Джуд умолк в ожидании продолжения.
        - Прости, что я вот так уехал.
        - Ты что, пьян? - спросил Джуд и снова взглянул на окно. Над краем шторы ярким иссиня-белым заревом сияли огни дополнительных прожекторов. - Напился и насчет возвращения на работу звонишь? Ну, если так, то время ты, блин, выбрал…
        - Нет, Джуд. Вернуться я не… не могу. Звоню просто, чтоб извиниться за все. Прости меня. Прости, что я об этом призраке на продажу тебе рассказал. Нет бы мне промолчать…
        - Слушай, топай-ка спать.
        - Не выйдет.
        - Да что за херня там с тобой?
        - Я не дома. Вышел, забрел в темноте куда-то. И даже не знаю, куда меня занесло.
        Предплечья Джуда немедля покрылись гусиной кожей. Известие о том, что Дэнни посреди ночи болтается где-то по улицам, блуждает во мраке, вопреки всякому здравому смыслу, встревожило его куда сильнее, чем следовало.
        - Как ты там оказался?
        - Просто пошел прогуляться. Сам не пойму зачем.
        - Бог мой, ну ты и наклюкался! Оглядись, отыщи табличку с названием улицы да вызови, блин, такси! - рявкнул Джуд и повесил трубку. Повесил, признаться, с радостью: очень уж не понравился ему тон Дэнни - рассеянность, тоска, замешательство в голосе бывшего секретаря.
        Нет, Дэнни не сказал ничего невероятного, ничего удивительного. Просто подобных разговоров они никогда прежде меж собой не вели. Ни разу в жизни Дэнни не звонил ему за полночь, а уж тем более выпивши. Вдобавок представить его себе отправившимся на прогулку в три часа утра, да еще ушедшим так далеко от дома, чтоб заблудиться, оказалось, откровенно сказать, трудновато. Решать проблемы Дэнни при всех своих недостатках умел превосходно, оттого Джуд и держал его на жалованье вот уже восемь лет. Даже в хламину бухой, Дэнни не стал бы, заблудившись, прежде всего звонить Джуду. Скорее уж дошел бы до ближайшего «Севен-илевен»[35 - Крупная сеть круглосуточных продовольственных магазинов, изначально (отсюда и название) работавших с 7 утра до 11 вечера, то есть дольше каких-либо других.] и спросил дорогу. Или остановил бы проезжающий мимо полицейский патруль.
        Нет, дело тут явно нечисто. Телефонный звонок, пикап мертвеца на подъездной дорожке - наверняка то и другое связано единым замыслом, это Джуд понял сразу. Нервы подсказывали, не говоря уж об опустевшей кровати.
        Подумав об этом, он вновь бросил взгляд на штору, освещенную с той стороны лучами прожекторов. Собаки в вольере бесновались вовсю.
        Джорджия. Джорджию надо искать, вот что сейчас главное. Потом вместе они и с пикапом как-нибудь разберутся, и со всем остальным.
        Глянув на дверь в коридор, Джуд потер ладонь о ладонь, размял окоченевшие от холода пальцы. Выходить из спальни не хотелось отчаянно: откроешь дверь, а там - Крэддок, все в том же шейкерском кресле, со шляпой на коленях, с кривой бритвой на цепочке, свисающей из кулака.
        Однако мысли о новом столкновении с мертвецом, о шаге навстречу тому, что ждет его дальше, надолго Джуда не задержали. Очнувшись от оцепенения, он прошел к двери и распахнул ее.
        - Ну, давай, - сказал он в полутьму коридора, не успев даже разглядеть, есть ли там кто-нибудь.
        Коридор оказался пуст.
        Остановившись, Джуд вслушался в тишину, нарушаемую лишь его собственным, слегка учащенным дыханием. Длинный коридор окутывала темнота, шейкерское кресло у стены пустовало… хотя нет. Не пустовало. На сиденье покоилась черная шляпа-федора.
        Спустя секунду до ушей Джуда донеслись приглушенные голоса на фоне шума прибоя из динамиков телевизора. Разом забыв о шляпе, он бросил взгляд в дальний конец коридора. По краям затворенной двери в студию мерцали, подрагивали синеватые сполохи. Стало быть, Джорджия все-таки там, телик смотрит?
        У порога Джуд остановился, прислушался. Из телевизора кто-то что-то кричал по-испански, шум прибоя сделался громче. Собравшись окликнуть подругу по имени, Мэрибет - не Джорджия, Мэрибет, - Джуд вдруг обнаружил, что голос ему отказал: дыхания хватило только на еле слышный, сдавленный сип.
        Тогда он осторожно, не без опаски отворил дверь.
        Действительно, Джорджия сидела у плоскоэкранного телевизора, в мягком глубоком кресле у дальней стены. С порога Джуду был виден только ее затылок - пушистая копна черных волос в обрамлении неестественно-голубого нимба. Вдобавок голова Джорджии перекрывала большую часть изображения на экране - практически все, кроме верхушек пальм да тропической синевы небес. Лампы в студии не горели, телевизор окружал мрак.
        - Джорджия, - негромко сказал Джуд.
        Но Джорджия не откликнулась, и тогда Джуду подумалось, что она мертва. Сидит перед телевизором, а глаза закатились под лоб.
        Джуд двинулся к креслу, но, стоило ему сделать пару шагов, на рабочем столе зазвонил телефон.
        Остановившись, Джуд сумел разглядеть на телеэкране пухлощекого мексиканца в темных очках и бежевом спортивном костюме, стоящего у обочины грунтовой дороги посреди каких-то холмов, густо поросших джунглями. Тут он и понял, чт? Джорджия смотрит, хотя сам не смотрел этой пленки вот уже сколько лет. Тот самый снафф, чтоб его…
        Едва телефон подал голос, Джорджия вроде бы слегка повернула голову в сторону стола и тихонько, не без усилий, перевела дух. Значит, жива… но отчего никак больше не реагирует, не оглядывается, не поднимается, чтобы ответить?
        Шагнув к столу, Джуд схватил трубку в самом начале второго звонка.
        - Это ты, Дэнни? Все еще заплутавши? - спросил он.
        - Ага, - с невеселым негромким смехом ответил Дэнни. - Все еще заплутавши. Тут телефон-автомат, посреди глухомани какой-то… смешно: их ведь почти нигде уже не увидишь.
        Джорджия, даже не оглянувшаяся на Джудов голос, не отводила взгляд от экрана.
        - Надеюсь, ты звонишь не затем, чтоб я ехал тебя искать, - проворчал Джуд. - У меня тут без этого хлопот полон рот. Если еще за тобой ехать придется, лучше прячься как следует.
        - Я все понял, шеф. Разобрался, как оказался здесь. На этой темной дороге.
        - И как же?
        - Покончил с собой. Повесился пару часов назад. А эта дорога в темноте… это вот смерть и есть.
        У Джуда волосы поднялись дыбом, затылок и спину будто бы обожгло ледяным холодом.
        - Мать моя в точности так же повесилась, - продолжал Дэнни. - Только у нее получилось намного лучше. Она себе шею сломала и умерла сразу. А я в последнюю секунду струсил, упал не так резко и… долго потом умирал.
        Из телевизора у противоположной стены донесся прерывистый, сдавленный хрип, будто там тоже кто-то задыхается насмерть.
        - Долго я умирал, Джуд, - повторил Дэнни. - Помню: висел, качался, на собственные ноги глядел… Я теперь много, много всякого помню.
        - А с чего тебе вешаться вздумалось?
        - Он заставил. Мертвец. Пришел со мной повидаться. Я собирался вернуться в офис и отыскать тебе те самые письма. Подумал, что уж это-то дело должен закончить, да и вообще слинял как-то не по-хорошему… пошел в спальню, за курткой, а он там. Ждет. А я ведь даже не знал, как петлю вязать правильно, пока он не показал, - сознался Дэнни. - И с тобой он точно так же покончить думает. До самоубийства тебя собирается довести.
        - Не дождется.
        - Его голос… понимаешь, не слушаться его голоса - дело очень нелегкое. Мне вот не удалось. А еще он слишком много про меня знал. К примеру, что это я дал сестре героин, которым она вмазалась и передоз словила. И еще рассказал, что наша мать повесилась как раз из-за этого: не смогла, сказал, жить, зная, что я натворил. А напоследок сказал: будь во мне хоть капля порядочности, я сам повесился бы давным-давно. И, действительно, прав был…
        - Нет, Дэнни! - рявкнул Джуд. - Нет! Хрен там он был прав, и ты зря его…
        Казалось, Дэнни задыхается на каждом слове.
        - Не зря, Джуд. Не зря. Не поспорить с ним было, пойми. Как с таким голосом спорить? Не в человеческих это силах.
        - А вот посмотрим, - сказал Джуд.
        На это Дэнни не возразил ни словом. В телевизоре какие-то двое яростно препирались по-испански по ходу действия. Негромкий прерывистый хрип не смолкал. Джорджия по-прежнему не отводила глаз от экрана. Время от времени по ее плечам пробегала волнами частая мелкая дрожь вроде приступов судорог.
        - Пора мне, Дэнни.
        Однако Дэнни молчал. Слушая негромкий треск помех в трубке, Джуд понял, что Дэнни чего-то ждет, ждет каких-то последних прощальных слов, и наконец добавил:
        - Не останавливайся, парень, иди. Любая дорога куда-нибудь да приведет.
        Дэнни рассмеялся.
        - А ты, Джуд, вовсе не так черств, как думаешь. Ты сам-то об этом знаешь?
        - Ага. Только не говори никому.
        - Могила, - заверил его Дэнни. - Прощай.
        - Прощай, Дэнни.
        С этим Джуд подался вперед, аккуратно положил трубку на рычаги и тут, склонившись над столом, обнаружил, что встроенный в пол сейф позади стола отперт. Поначалу ему подумалось, что сейф отпер призрак, однако эту мысль он немедля отверг. Призрак… скорее уж, Джорджия. Код она знает.
        Развернувшись, он взглянул на ее затылок, на дрожащий, мерцающий голубой ореол, на экран телевизора за ее креслом.
        - Джорджия? Милая, что там с тобой?
        Джорджия не откликнулась.
        Беззвучно ступая по ворсистому ковру, Джуд подошел к ней поближе. Прежде всего, ему бросилось в глаза изображение на плоском экране: убийцы приканчивали худосочного белого парнишку. После они отвезут его подругу в шлакоблочный домик невдалеке от берега, но пока что остановились на грунтовой дороге где-то посреди заросших лесом холмов над Калифорнийским заливом. Парнишка с белыми пластиковыми наручниками-стяжками на запястьях ничком лежал на земле. В лучах тропического солнца его кожа казалась бледнее рыбьего брюха. Рядом, придавив его шею подошвой ковбойского сапога, стоял косоглазый, рыжеволосый, карликового роста англо[36 - То есть англо-американец, белый американец европейского происхождения.] с клоунской завивкой «под африканца». Рядом, у обочины, притулился черный микроавтобус с распахнутыми настежь задними дверцами. Возле заднего крыла замер пухлощекий мексиканец в спортивном костюме и темных очках. Казалось, он чем-то глубоко оскорблен.
        - Нос эстамос ендо. Аора[37 - «Уходим. Живее» (исп.).], - сказал мексиканец в темных очках.
        Косоглазый коротышка скривился, отрицательно покачал головой, однако послушно направил ствол крохотного револьвера в затылок пленника и нажал на спуск. Из дула вырвалось пламя. Голова парнишки в наручниках, ударившись оземь, подпрыгнула, окуталась облаком мельчайших кровавых брызг.
        Англо убрал ногу с шеи убитого и чуть ли не с балетным изяществом, осторожно, чтоб не запачкать сапог в крови, отступил прочь.
        Бледное лицо Джорджии окаменело до полной неподвижности. Раскрыв глаза во всю ширь, она не сводила немигающего взгляда с экрана. Грудь ее прикрывала все та же футболка с «Рамоунс», что и прежде, однако больше на ней не было ни лоскутка; ноги раздвинуты, в руке - в правой, перебинтованной - неловко сжат Джудов револьвер, ствол глубоко засунут в рот, другая рука между ног, большой палец без остановки ходит вверх-вниз…
        - Джорджия? - снова окликнул ее Джуд.
        Беспомощно, с мольбой в глазах покосившись на него, Джорджия тут же перевела взгляд назад, на экран телевизора. Револьвер в забинтованной руке развернулся стволом кверху, уперся дулом в нёбо, отчего Джорджия слегка поперхнулась.
        Схватив пульт дистанционного управления, лежавший рядом с нею на подлокотнике, Джуд лихорадочно нажал кнопку «выкл.». Экран телевизора моргнул и погас. Плечи Джорджии резко, нервно дернулись кверху, по телу волной пробежала дрожь, из горла вырвался сдавленный страдальческий стон, однако левая рука между ног продолжала работать как ни в чем не бывало.
        - Прекрати, - сказал Джуд.
        Взведенный большим пальцем, курок револьвера громко клацнул, нарушив безмолвие студии.
        Джуд, дотянувшись до револьвера, осторожно высвободил оружие из ее пальцев. Вмиг одеревеневшее тело Джорджии замерло без движения. Дышала она с присвистом, часто, неглубоко, мокрые губы неярко поблескивали в темноте. Ноздри защекотал ее запах, взгляд сам собой скользнул вниз, к тонким пальцам, дразнящим клитор, и Джуд почувствовал: а болт-то, считай, готов к делу… и сидит она вон как удобно, высота самая подходящая. Если обойти кресло, да заправить ей в рот, а ствол револьвера сунуть поглубже в ухо…
        Тут взгляд Джуда привлекло нечто, отразившееся в стекле чуть приоткрытого окна позади стола. Вскинув голову, присмотревшись, он разглядел в отражении себя самого и мертвеца, стоящего рядом, сгорбившегося, нашептывающего что-то в самое его ухо. А еще разглядел, как его собственная рука, отражающаяся в окне, поднимается и приставляет ствол револьвера к голове Джорджии.
        Насыщенная адреналином кровь бурным потоком хлынула к сжавшемуся сердцу. Опустив взгляд, Джуд убедился, что все так и есть: ствол револьвера у виска Джорджии. Остановиться бы… но нет, поздно - спуск подался под нажимом. Джуд замер от ужаса. Сейчас боек разобьет капсюль, и…
        Однако капсюля боек не коснулся: спусковой крючок под пальцем замер, не одолев последней четверти дюйма. Предохранитель… предохранитель не снят…
        - М-мать, - с облегчением выдохнул Джуд и опустил револьвер.
        Дрожа всем телом, он снял оружие с боевого взвода, а едва курок встал на место, отшвырнул револьвер подальше. «Суперблэкхок» с громким, увесистым лязгом рухнул на стол. От грохота Джорджия вздрогнула, но оборачиваться даже не подумала - так и осталась сидеть, не сводя взгляда с какой-то воображаемой точки прямо перед собой.
        Джуд оглянулся в поисках призрака Крэддока, но в студии не оказалось никого. Никого, кроме него да Джорджии. Тогда он, стиснув в ладони ее тонкое молочно-белое запястье, потянул Джорджию на себя.
        - Подымайся, - сказал он. - Давай подымайся. Едем. Прямо сейчас. Не знаю куда - лишь бы подальше отсюда. Поедем куда-нибудь, где куча народу и всюду огни, а там уж во всем разберемся. Вставай, вставай, слышишь?
        О логике, удерживавшей его от бегства, он уже позабыл. Вся эта логика - мимо кассы.
        - Он от нас все равно не отвяжется, - с дрожью в голосе прошептала Джорджия.
        Джуд потянул сильнее, однако Джорджия и не думала подниматься - уперлась, застыла в кресле, как каменная. Ни на Джуда, ни куда-либо еще она по-прежнему не смотрела. Взгляд ее был устремлен прямо вперед.
        - Вставай же, - зарычал Джуд. - Едем, пока время есть.
        - Нет у нас времени. Нет, - отозвалась Джорджия.
        Телевизор, моргнув, заработал снова.
        18
        Передавали вечерние новости. За дикторским столом чопорно, прямо восседал бессменный ведущий программы, Билл Бейтель, начавший журналистскую карьеру еще во времена шумихи вокруг убийства эрцгерцога Фердинанда. Лицо его покрывала частая паутина морщин, множеством лучиков тянувшихся в стороны от уголков глаз и рта; скорбный, серьезный взгляд и сурово поджатые губы подсказывали, что телезрителя ждет очередная порция дурных известий о событиях на Ближнем Востоке, о школьном автобусе, слетевшем с хайвэя и перевернувшемся, причем ни водитель, ни кто-либо из пассажиров не уцелел, или о торнадо в одном из южных штатов, целиком всосавшем трейлерный парк и выплюнувшем его в виде мешанины из гладильных досок, изломанных жалюзи да человеческих трупов.
        - …и спасшихся, судя по всему, не предвидится. Мы будем держать вас в курсе дальнейших новостей по мере развития ситуации, - сказал Бейтель, слегка повернув голову, так что в линзах его бифокальных очков на миг отразился голубой экран телесуфлера. - Далее. Сегодня, в конце дня, департамент шерифа округа Датчесс подтвердил, что Иуда Койн, солист популярной рок-группы «Молот Иуды», по всему судя, застрелил насмерть свою любовницу, Мэрибет Стейси Кимболл, после чего приставил ствол к собственному виску и покончил с жизнью.
        Картинка сменилась изображением загородного дома Джуда в обрамлении блеклого, грязно-серого неба. Во дворе, на подъездной дорожке, в беспорядке стояло множество полицейских машин, у входа в офис Дэнни, почти вплотную к дверям, притулился задом автомобиль «Скорой помощи».
        - Полиция, - продолжил Бейтель за кадром, - только начинает складывать воедино картину событий, развернувшихся в доме Койна, но, по свидетельствам тех, кто его знал, в последние дни жизни певец был чем-то крайне расстроен и всерьез опасался за свое психическое здоровье.
        В кадре возник вольер с собаками. Ангус и Бон неподвижно лежали на боку в невысокой траве, далеко вытянув в сторону прямые, будто бы одеревеневшие лапы. Собаки были мертвы. При виде их трупов на душе сделалось гадостней некуда. Невольно сжавшись всем телом, Джуд хотел было отвернуться, но обнаружил, что не может оторвать от экрана глаз.
        - Кроме этого, следствие полагает, что Койн тем или иным образом причастен к смерти своего личного секретаря, Дэниэла Вутена, тридцати лет. Тело Вутена было обнаружено в его вудстокском доме ранее, этим утром. По всем признакам, Дэниэл Вутен также покончил с собой.
        Тем временем на экране появились двое санитаров, выносящих из офиса продолговатый мешок синего пластика, грузно провисший посередине. Глядя, как один из них, приподняв свой край мешка, спиной вперед забирается в фургон «Скорой помощи», Джорджия тихонько, страдальчески пискнула.
        Бейтель завел разговор о музыкальной карьере Джуда, и изображение санитаров сменилось кадрами архивной записи, съемками с выступления в Хьюстоне шесть лет тому назад. Джуд в черных джинсах, в черных сапогах со стальными носками, но без рубашки, тело блестит от пота, густая поросль на груди прядями липнет к коже, живот вздымается и опадает. Внизу, у его ног, беснуется, вскинув вверх кулаки, море из сотни тысяч полуголых зрителей, а самые буйные, точно серферы на волнах, приплясывают, скачут из стороны в сторону по плечам окружающих.
        Диззи в то время уже был при смерти, хотя знал об этом один только Джуд. Жить Диззи, зараженному СПИДом да вдобавок давно и прочно подсевшему на героин, оставалось всего ничего, но сейчас, на экране, оба играли спина к спине: под напором ветра белокурая грива Диззи хлещет в лицо, назойливо липнет к губам… То был последний год выступлений их группы. Следом за Диззи умер Джером - на том оно все и кончилось.
        На архивных кадрах они играли «Знай свое место», заглавную песню последнего альбома, записанного ими как группой, - последний свой хит, последнюю вправду, без дураков превосходную вещь, сочиненную Джудом, и яростный пушечный гром барабанов встряхнул Джуда, помог освободиться от сверхъестественной, неодолимой власти телеэкрана. Все это было настоящим, всамделишным - и Хьюстон, и тот концерт. Всепоглощающее, безумное буйство толпы у сцены, всепоглощающее, безумное буйство музыки - вот она, настоящая, реальная жизнь, а остальное…
        - Дерьма не стоит, - вслух подытожил Джуд и нажал кнопку «выкл.».
        Экран телевизора погас.
        - Это же все неправда? - еле слышно спросила Джорджия. - Неправда, да? Ведь мы с тобой… ведь ты… ведь с нами ничего подобного не случится?
        - Нет, не случится, - заверил ее Джуд.
        И тут телевизор включился снова. На вспыхнувшем экране появился все тот же Билл Бейтель - в руках стопка бумажных страниц, лицо и плечи развернуты к камере.
        - Да, - заговорил Билл. - Вас обоих ждет смерть. Мертвый тащит живущего книзу. Ты возьмешься за револьвер, она пустится бежать, но ты перехватишь ее и…
        Джуд еще раз нажал кнопку «выкл.», швырнул пультом дистанционного управления в телеэкран, сам бросился следом, уперся в экран подошвой и резко выпрямил ногу. Сброшенный со стеллажа телевизор грохнулся о стену, сверкнул ослепительно-белым огнем фотографической вспышки и рухнул на пол, в проем между стеной и стеллажом. Удар, хруст пластика, отрывистый треск электрического разряда - и в студии вновь сделалось тихо. Еще один подобный денек, и от дома, пожалуй, не останется камня на камне…
        Обернувшись, он обнаружил мертвеца позади кресла Джорджии. Склонившись вперед, дух Крэддока обхватил ладонями ее виски. Поверх глаз старика плясали, подрагивали черные пятна из множества беспорядочных штрихов.
        Джорджия не пыталась ни высвободиться, ни оглянуться, замерла, будто человек, нос к носу столкнувшийся с ядовитой змеей, опасающийся даже пошевелиться из страха перед укусом.
        - Она тебе ни к чему, - заговорил Джуд, шагнув влево, в обход комнаты, к дверям в коридор. - Ты же пришел не за ней.
        За миг до этого руки Крэддока мягко сжимали виски Джорджии. Теперь правая оказалась поднята вперед и кверху, раскрытой ладонью вниз: «Зиг хайль». Казалось, время вокруг мертвеца скачет от момента к моменту, точно картинка с исцарапанного DVD: кадр сменяется кадром безо всяких видимых переходов. С поднятой правой ладони свисала золотая цепочка, а на ее конце ослепительно блестела изогнутая полумесяцем бритва. Лезвие бритвы слегка переливалось, играло красками, будто радужное пятно бензина в луже воды.
        - Пора ехать, Джуд.
        - Пшел вон, - откликнулся Джуд.
        - Хочешь, чтоб я ушел? Тогда просто слушай мой голос. Только слушать придется внимательно. Представь, что ты - радио, а мой голос - трансляция. Послушать радио с приходом ночи - это же замечательно. Хочешь покончить с этим? Придется слушать меня во все уши. Пожелать, чтобы все это завершилось, от всего сердца. Хочешь, чтоб все это кончилось?
        Джуд изо всех сил, до скрежета, стиснул зубы. Отвечать он, нутром чуя, что, как ни ответь, ошибешься, не собирался, но неожиданно для себя самого неторопливо кивнул.
        - Разве тебе не хочется со всем вниманием послушать, что я скажу? Хочется, да еще как, я знаю. Знаю. Слушай же. Ты вполне можешь отключиться от всего мира и не слышать ничего, кроме моего голоса. Главное - слушай внимательнее.
        И Джуд кивал, кивал, согласно кивал каждому его слову, пока все прочие звуки в студии не утихли. До тех пор пока эти другие звуки - негромкий рокот пикапа на холостом ходу за окном, негромкое, с тоненьким присвистом, дыхание Джорджии, хриплые, резкие вдохи-выдохи самого Джуда - не смолкли, Джуд их даже не замечал, и теперь, в абсолютной тишине, у него зазвенело в ушах, словно барабанные перепонки лопнули, не выдержав грохота взрыва.
        Обнаженная бритва слегка покачивалась из стороны в сторону - вправо-влево, вправо-влево. Вид ее приводил в ужас, и Джуд не без труда отвел взгляд в сторону.
        - Смотреть на нее ни к чему, совсем ни к чему, - заверил его Крэддок. - Я мертв и не нуждаюсь в маятнике, чтобы проникнуть в твой разум. Я уже там.
        И Джуд обнаружил, что его взгляд, как бы он ни противился, вновь словно магнитом тянет к лезвию бритвы.
        - Джорджия, - кое-как выговорил, а может, только хотел выговорить он. Вроде бы слово чувствовалось в движениях языка и губ, в ритме выдоха, однако в жуткой, всепоглощающей тишине, окутавшей студию, Джуд не расслышал ни собственного голоса, ни чего-либо еще. Шума, настолько же громкого, как эта тишина, он в жизни еще не слышал.
        - Нет, сэр, я вовсе не собираюсь ее убивать, - успокоил его мертвец. Неизменно терпеливый, всепонимающий, негромкий, но звучный тон голоса старика напоминал жужжание пчел в улье. - Убьешь ее ты. Ты. Тебе ведь так этого хочется.
        Открывая рот, Джуд собирался объяснить мертвецу, как горько он ошибается, но вместо этого только и сказал:
        - Да.
        Впрочем, на самом деле он вполне мог не издать ни звука: уж очень ответ его походил на этакую громкую мысль.
        - Вот и молодец, - похвалил его Крэддок.
        Джорджия заплакала, хотя явно изо всех сил старалась держаться спокойно, не дрожать, однако Джуд ее плача не слышал. Слышал лишь, как посвистывает в воздухе бритва Крэддока, качающаяся из стороны в сторону.
        «Я не хочу. Не хочу. Не заставляй меня убивать ее», - подумал Джуд.
        - От твоих желаний здесь ничего не зависит. Бери револьвер, слышишь? Бери да не медли.
        Джуд двинулся к столу. Казалось, он отделился от собственного тела, стал лишь свидетелем, не участником разворачивающихся событий. Из опустевшей головы без следа испарился даже страх перед тем, что ему предстоит сделать. Знал он одно: хочешь проснуться, без этого не обойтись.
        Но не успел Джуд дотянуться до револьвера, как Джорджия, вскочив с кресла, бросилась к двери. Он и не думал, что ей по силам сделать хоть шаг, считал, что Крэддок каким-то неведомым способом держит ее на месте, но, как оказалось, на месте Джорджию удерживал только страх. Еще немного, и до нее не дотянешься…
        - Держи ее, - велел единственный голос, оставшийся на белом свете.
        И Джуд, по-прежнему безучастно наблюдавший за самим собой откуда-то со стороны, увидел, как хватает пробегающую мимо Джорджию за волосы. Запрокинув голову, Джорджия взвилась в воздух, а Джуд с разворота, рывком швырнул ее под ноги, да так, что от удара в студии вздрогнула мебель. Стопка компакт-дисков, упавшая с края стола, беззвучно рассыпалась по полу. Тем временем нога Джуда безошибочно угодила упавшей подруге в живот. Хороший, жесткий удар - и Джорджия скорчилась, сжалась в комок… вот только Джуд уже секунду спустя сам не сумел бы сказать, зачем это сделал.
        - Вот так, другой разговор, - вновь похвалил его мертвец.
        Доносящийся из тишины голос мертвеца здорово сбивал Джуда с толку. Слова казались чем-то осязаемым вроде пчел, жужжащих, гоняющихся друг за дружкой внутри его головы, а стоило им вылететь наружу, голову, сделавшуюся пчелиным ульем, переполняла восковая, разбитая на множество шестигранных ячеек пустота. Необычайная легкость и пустота в голове всерьез угрожали свести Джуда с ума, если не отыскать, не вернуть себе собственный голос и мысли.
        - Давай, давай, покажи этой сучке - прости уж на грубом слове. Покажи ей. Бери револьвер, скорее.
        Джуд со всех ног бросился через комнату, к упавшему со стола револьверу - шаг, другой, припасть на колено, чтобы поднять его…
        Собак он не слышал, пока не потянулся к оружию, но тут до ушей его донесся визгливый, захлебывающийся лай на два голоса. Внимание зацепилось за этот лай, точно широкий рукав за гвоздь, торчащий из стенки. Новые звуки в бездонном безмолвии, не нарушаемом ничем, кроме голоса Крэддока, поразили Джуда до глубины души. Окно позади стола по-прежнему оставалось слегка приоткрытым. На миг лай утих, но тут же возобновился - пронзительный, яростный… вот Ангус… а это Бон…
        - Давай, парень, давай. Бери револьвер, кончай с ней.
        Взгляд Джуда скользнул к небольшой мусорной корзине возле стола, к осколкам платинового диска, торчащим из мусора кверху остриями, точно гнездышко из серебрящихся хромом ножей. Собаки лаяли наперебой, и хоровой лай Ангуса с Бон, прорвав брешь в плотной ткани безмолвия, помог вспомнить их запахи - кислую вонь сырой шерсти, жаркий звериный дух из пастей. Увидев в одном из осколков свое отражение, Джуд вздрогнул, потрясенный гримасой ужаса и отчаяния на окаменевшем лице, однако спустя еще миг в голове, смешавшись с несмолкающим лаем собак, забрезжила собственная мысль, зазвучал собственный голос: «Нет у него власти ни над одним из вас - никакой, кроме той, которую вы сами ему и даете!»
        Рука Джуда, миновав револьвер, потянулась к мусорной корзине, замерла над ней. Нацелившись основанием левой ладони на самый острый, самый длинный с виду осколок, Джуд подался вперед, навалился на острие всей тяжестью тела. Осколок глубоко вошел в мясо, ладонь и запястье пронзила резкая боль такой силы, что в глазах помутилось от навернувшихся слез. Не сдержавшись, Джуд вскрикнул, отдернул руку, зажал рану правой ладонью. Из-под ладони ручьем хлынула кровь.
        - Эй, парень, ты что над собой творишь? - удивился дух Крэддока.
        Однако Джуд его больше не слушал: пропоротая едва не до кости, ладонь отвлекла все внимание на себя.
        - Я тебя не отпускал, - не унимался Крэддок.
        Но мертвец ошибался - просто пока что не знал об этом. Потянувшись мыслью к собачьему лаю, как утопающий тянется к спасательному кругу, Джуд нащупал его, вцепился в него что было сил, поднялся на ноги.
        Собаки. К собакам нужно, скорее. От этого зависит и его жизнь, и жизнь Джорджии.
        Конечно, с точки зрения разума эта идея казалась лишенной всякой рациональной основы, однако и на разум, и на рациональность Джуду сейчас было плевать. Сейчас его волновало одно: что - правда, а что - нет.
        Боль, алой лентой зажатая между ладонями, уводила прочь от голоса мертвеца, указывала дорогу назад, к собственным мыслям. Не боявшийся боли с раннего детства, Джуд время от времени, в прошлом, даже стремился к ней сознательно. Ладонь и запястье отчаянно ныли - очевидно, осколок вошел глубоко, и эта боль несла с собой радость, казалась подлинным чудом. Поднимаясь, Джуд мельком увидел свое отражение в оконном стекле и обнаружил, что ухмыляется, скалится во весь рот, однако оскал в обрамлении бороды выглядел куда страшнее недавней гримасы ужаса на лице.
        - Вернись немедля, - велел Крэддок.
        Джуд, сбившись с шага, приостановился, но тут же опомнился, двинулся дальше. Проходя мимо Джорджии, он взглянул на нее (оглядываться и проверять, что там делает Крэддок, поостерегся). Скорчившаяся на полу, схватившись за живот, Джорджия подняла взгляд. Исполненные мольбы и неуверенности, затуманенные болью, глаза ее блестели под прядями челки, веки подрагивали, щеки взмокли от пота.
        Эх, было бы время объяснить, что он вовсе не хотел бить ее!.. Еще Джуду очень хотелось предупредить Джорджию, что он вовсе не бежит, не бросает ее, а уводит за собой мертвеца, но жгучая боль в ладони мешала сложить из слов членораздельные фразы. Кроме этого, Джуд знать не знал, долго ли еще сможет владеть собой, скоро ли Крэддок завладеет его мыслями снова. Замедлять темпа событий было нельзя, никак нельзя - наоборот, действовать следовало как можно скорее, но это ничего. Это просто прекрасно. В ритме «пять четвертей» ему всегда работалось лучше всего.
        Протопотав по коридору к лестнице, Джуд торопливо, по четыре ступеньки одним махом, скатился вниз и с грохотом спрыгнул на красный, выложенный керамической плиткой кухонный пол. Тут щиколотка подвернулась, и он с разгону уперся ладонями в плаху для рубки мяса - на тонких ножках, изрубленную, сплошь в пятнах запекшейся крови. С краю из мягкого дерева торчал мясницкий тесак. Широкое плоское лезвие поблескивало во мраке жидкой ртутью. В блестящей поверхности отразились ступени лестницы за спиной Джуда и стоящий на них Крэддок - черты лица расплылись, подернулись дымкой, руки воздеты над головой, ладонями наружу, на манер проповедника на бдении возрожденцев, выступающего перед паствой.
        - Стой, - заговорил Крэддок. - Возьми нож.
        Однако Джуд целиком сосредоточился на ноющей боли в глубоко рассеченных мускулах. Боль прочищала голову, указывала путь, помогала собраться. Пока боли хватает силы заглушить голос Крэддока, власти над Джудом мертвецу не видать. Осознав это, Джуд оттолкнулся от плахи, и инерция увлекла его дальше, к противоположной стене.
        Толкнув плечом дверь кабинета Дэнни, Джуд переступил порог и бросился в темноту.
        19
        В трех шагах за порогом офиса он ненадолго остановился и огляделся вокруг. Ставни на окнах оказались закрыты, нигде ни огонька… Ничего не видя в темноте, шаг поневоле пришлось замедлить и двинуться дальше ощупью, шаркая подошвами, вытянув руки вперед: мало ли что окажется на пути? Ладно. До двери во двор не так уж и далеко. Еще немного, и он выйдет наружу.
        Однако, стоило ему сделать еще пару шагов, грудь как-то странно, тревожно сдавило, дышать стало заметно трудней. Казалось, ладони вот-вот нащупают в темноте холодное лицо мертвеца, и, подумав об этом, Джуд едва сумел справиться с нарастающей паникой. С грохотом рухнул на пол задетый локтем торшер. Сердце бешено билось о ребра. Нетвердым шагом младенца, едва выучившегося ходить, поочередно переставляя ноги, Джуд двигался дальше и дальше, но к цели - к двери наружу - словно бы не приближался ни на дюйм.
        И тут в темноте неторопливо открылся, засветился алым огнем глаз - кошачий глаз. Колонки по бокам стереосистемы, негромко ухнув басами, ожили, слегка загудели в ночной тишине. Невидимый обруч, сдавливавший грудь, сомкнулся вокруг сердца, под ложечкой засосало.
        «Дыши, - велел себе Джуд. - Дыши и шагай, не стой. Он отчего-то наружу тебя выпускать не желает».
        Хриплый, надсадный собачий лай уже звучал где-то вблизи.
        Вместе со стерео должен был включиться радиоприемник, однако приемник молчал. В кабинете Дэнни царила мертвая тишина. Пальцы Джуда коснулись стены, нащупали косяк, и тогда он ухватился пропоротой левой за ручку двери. В ране словно бы медленно провернулась воображаемая швейная игла: ладонь обожгло ледяной болью.
        Джуд, повернув ручку, потянул дверь на себя. Тьму рассекли ослепительные лучи прожекторов с кенгурятника перед бампером пикапа Крэддока.
        - Думаешь, ты, на гитаре выучившись бренчать, стал каким-то особенным? - заговорил отец Джуда в дальнем углу кабинета.
        Гулкий, громкий голос отца звучал из колонок стерео.
        Спустя еще миг динамики разразились множеством других звуков - тяжелым дыханием, частым шарканьем ног, глухим скрежетом ножек сдвинутого кем-то стола и всем прочим, обычно сопутствующим молчаливой, отчаянной схватке двух человек. Приемник транслировал небольшую радиопьесу, и эту пьесу Джуд знал наизусть. Изначально одним из актеров был именно он.
        Не в силах шагнуть наружу, в ночь, пригвожденный к полу звуками из колонок офисной стереосистемы, Джуд замер возле полуоткрытой двери.
        - Думаешь, струны дергать навострился и лучше меня стал? - насмешливо и в то же время с яростью в голосе продолжал Мартин Ковзински. - А ну, поди сюда!
        Ответил ему голос Джуда… хотя нет, не Джуда: Джудом он в то время еще не стал. Принадлежавший Джастину, этот голос звучал октавой выше, порой ломался и вдобавок не отличался звучностью, глубиной, приходящей по мере взросления.
        - Мама! Мама, помоги!
        Мать не откликнулась ни словом, ни звуком, но Джуд прекрасно помнил, как она поступила. Поднявшись из-за кухонного стола, мать ушла в комнату, где занималась шитьем, и осторожно, не смея взглянуть на кого-либо из них, прикрыла за собой дверь. Да, Джуд с матерью в жизни друг другу не помогали: смелости не хватало в самый нужный момент.
        - Сюда, нах, поди, тебе сказано, - прорычал Мартин.
        Грохот: кто-то наткнулся на кресло. Еще грохот: кресло рухнуло на пол. Новый крик Джастина: голос дрожит от страха.
        - Не надо! Папа, руку не надо!
        - Будешь знать, - сопя, отозвался отец.
        Снова грохот, куда громче прежнего, будто в радиостудии с маху захлопнули дверь, Джастин, мальчишка из радиоприемника, пронзительно вскрикнул - раз, другой, и его крик вытолкнул Джуда наружу, навстречу холодной ночи.
        Промахнувшись мимо ступеньки, он споткнулся, упал, здорово ушиб колени о мерзлую землю подъездной дорожки, но тут же вскочил, пробежал еще два шага, снова споткнулся и упал на четвереньки прямо перед пикапом Крэддока, перед брутальным стальным переплетом кенгурятника с парой дополнительных прожекторов.
        Фасад дома или передок машины нередко похож на человеческое лицо. Так было и с «шеви» Крэддока. Прожектора казались яркими, слепыми, вытаращенными во всю ширь глазами безумца, а хромированная решетка радиатора - зловеще оскаленной пастью, полной серебристых зубов. Пожалуй, Джуд нисколько не удивился бы, если б машина, скрежеща резиной по гравию, бросилась на него, однако пикап мертвеца даже не думал трогаться с места.
        Бон с Ангусом, лая без умолку, прыгали на стальную сетку вольера, и в их утробном рыке, рыке ярости пополам с ужасом, слышалось извечное, знакомое всякому псу с первобытных времен:
        - Видишь клыки? Не суйся, а то укушу! Не суйся: я злее, страшнее!
        Поначалу Джуду подумалось, будто лают они на пикап, но, заметив, что взгляд Ангуса устремлен ему за спину, Джуд оглянулся назад. Остановившийся на пороге офиса Дэнни, дух Крэддока поднял черную шляпу-федору и аккуратно водрузил ее на голову.
        - Вернись сынок. Немедля вернись, - сказал мертвец.
        Но Джуд, стараясь не слушать его, целиком сосредоточился на лае собак. Раз уж только их гавканье и развеяло чары Крэддока там, наверху, в студии, значит, теперь самое важное в мире - добраться до них, хотя Джуд ни за что не сумел бы объяснить кому-либо, включая себя самого, отчего это настолько важно. Услышав их голоса, он сумел вспомнить собственный голос, и этого ему было довольно.
        Поднявшись с гравия, Джуд со всех ног помчался к вольеру, упал, поднялся, побежал дальше, споткнулся о кромку подъездной дорожки, снова всей тяжестью рухнул на колени, пополз по траве. Силы иссякли настолько, что больше не встать, студеный воздух жег рану в левой ладони.
        Джуд оглянулся назад. Крэддок шел за ним следом с золотой цепочкой в руке. Бритва на конце цепочки качнулась из стороны в сторону, ослепительно засверкала серебром, рассекая ночную темень. Сверкающий маятник завораживал, намертво приковывал к себе взгляд, вытягивал из головы мысли… но в следующий миг Джуд с лязгом врезался в проволочную сетку вольера, рухнул на бок, перевернулся на спину.
        Упал он прямо к порогу распашной калитки, ведущей из вольера наружу. Ангус, закатив глаза под лоб, ударил в сетку грудью с другой стороны. Бон, замершая без движения за его спиной, заливалась размеренным, хриплым, настойчивым лаем. Мертвец спокойно, едва не с ленцой, шагал к ним.
        - Едем, Джуд, - сказал дух Крэддока. - Прокатимся по ночной дороге.
        Джуд снова почувствовал пустоту в голове, власть его голоса, власть серебристого полумесяца, качающегося вправо-влево, рассекая мрак ночи.
        Ангус ударил грудью в калитку с такой силой, что отлетел назад и упал на бок. Грохот и лязг металлической сетки вновь вывели Джуда из транса.
        Ангус…
        Ангус явно рвался наружу. Не успел Джуд моргнуть глазом, как пес вскочил с земли, залаял на мертвеца, заскреб лапами сетку.
        И тут в голове Джуда забрезжила дикая смутная мысль: что он такое только вчера утром читал в одной из оккультных книжек? Что-то о зверях-фамильярах. Которые вроде как могут напрямую общаться - и не только общаться - с мертвыми…
        Мертвец остановился у Джудовых ног. На изможденном, бледном лице Крэддока застыла гримаса презрения. Черные пятна подрагивали поверх глаз.
        - Ну, а теперь слушай. Внимательно слушай мой голос.
        - Хватит. Наслушался, - ответил Джуд.
        Подняв руку, он ощупью отыскал щеколду и отпер калитку вольера.
        В тот же миг Ангус снова ударил в калитку лапами. Калитка с лязгом распахнулась, и Ангус с утробным, сиплым рыком из самых глубин груди - подобного Джуд от своего пса отродясь не слышал - бросился на мертвеца. Следом за Ангусом наружу рванулась Бон - черные губы приподняты, клыки оскалены, язык свисает из разинутой пасти чуть не до самой груди…
        Мертвец, едва не споткнувшись, подался назад, на лице его отразилось замешательство. В следующую секунду Джуд начисто перестал понимать, что происходит. Да, Ангус прыгнул на старика… только в эту секунду вроде как сделался не одним - двумя псами. Первый так и остался прежним Ангусом - поджарой, мускулистой немецкой овчаркой, однако позади него виднелась безликая, плоская, но, судя по всему, осязаемая, живая угольно-черная собачья тень.
        Материальное тело Ангуса перекрывало ее, но не целиком: кое-где - особенно вокруг морды и разинутой пасти - черная тень выступала за границы его силуэта. Второй, призрачный, Ангус дотянулся до мертвеца на долю секунды раньше настоящего Ангуса и нанес удар слева, держась подальше от золотой цепочки с покачивавшимся на ней серебристым лезвием в правой руке. Мертвец испустил сдавленный, яростный крик… и пошатнулся, отброшенный назад. Ангуса он отшвырнул, наотмашь ударив по морде локтем, только локоть его угодил не в Ангуса - во второго, угольно-черного пса, зарябившего, всколыхнувшегося, точно огонек свечи на ветру.
        С другого боку на Крэддока прыгнула Бон. Бон тоже стала не одной собакой - двумя, тоже обзавелась зыбким, призрачным двойником. Едва она взвилась в воздух, старик хлестнул ей навстречу золотой цепочкой, да так, что серебристый полумесяц бритвы тоненько свистнул в воздухе. Сквозь правую переднюю лапу и плечо Бон лезвие прошло, не оставив следа, но затем с лету впилось в лапу ее черной тени. Не успевшая увернуться, призрачная Бон ненадолго утратила сходство с собакой… да и с кем-либо еще. Мертвец ловко поймал высвободившуюся бритву в ладонь, Бон жутко, пронзительно заскулила от боли, однако какая из двух Бон подала голос - овчарка или ее тень, - Джуд понять так и не смог.
        Ангус, разинув пасть, норовя впиться зубами в горло, в лицо, бросился на мертвеца снова, и развернуться, чтобы достать его бритвой на цепочке, Крэддоку не удалось. Призрачный Ангус толкнул его лапами в грудь, и мертвец, не устояв на ногах, во весь рост растянулся поперек подъездной дорожки. В прыжке черный пес опередил двойника, немецкую овчарку, почти на целый ярд, вытянулся в длину, истончился, будто тень к концу дня. Черные, словно тушь, клыки щелкнули в какой-то паре дюймов от носа Крэддока. Шляпа мертвеца отлетела прочь, и Ангус - немецкая овчарка заодно с псом-двойником полуночной масти, - прижав врага к земле, пустил в ход когти.
        Время рванулось вперед.
        Мертвец, вновь на ногах, прижался спиной к пикапу. Ангус, прыгнувший сквозь время с ним вместе, припал к земле, впился темными клыками в штанину брюк Крэддока, рванул ткань на себя. Царапины на лице мертвеца сочились жидким мраком. Падая наземь, капли шипели, дымились, будто жир на раскаленной сковороде. Пинок Крэддока угодил в цель, но Ангус, кувыркнувшись через голову, приземлился на лапы, выгнул спину, в груди его вновь забурлил басовитый утробный рык. Не сводя глаз с мертвеца и покачивавшейся в его руке золотой цепочки с серебристым полумесяцем бритвы, пес ждал - ждал шанса снова вонзить клыки во врага. Мощные мускулы под короткой лоснящейся шерстью напружинились, вздулись буграми. Черный двойник Ангуса прыгнул первым, на долю секунды раньше, разинул пасть, сомкнул челюсти на яйцах Крэддока, и Крэддок тоненько взвизгнул от боли.
        Снова прыжок во времени.
        В воздухе эхом разнесся грохот захлопнутой дверцы. Старик сидел в «шеви», на водительском месте, а его шляпа, сплюснутая в блин, валялась посреди дорожки.
        Ангус ударил грудью в борт пикапа, и грузовичок покачнулся на пружинах амортизаторов. С другой стороны к пикапу прыгнула, лихорадочно заскреблась в дверцу Бон. Ее дыхание мутным пятном расплылось по боковому стеклу, забрызганному слюной, будто стекло настоящей машины. Как Бон там оказалась, Джуд не заметил: еще секунду назад она жалась к его ноге.
        Соскользнув с дверцы, Бон развернулась кругом и бросилась на грузовичок снова. В тот же миг к противоположной дверце бросился Ангус. Однако еще миг спустя «шеви» исчез, и собаки столкнулись в воздухе, звучно стукнулись лбами и рухнули на промерзшую землю там, где буквально только что стоял пикап мертвеца.
        Вот только исчез «Шевроле» не целиком, не совсем. В воздухе над дорожкой сияли два ослепительных круга - огни дополнительных прожекторов. Упруго вскочив на ноги, собаки с яростным лаем развернулись к ним. Бон выгнула спину, вздыбила шерсть на загривке и, не прекращая лая, попятилась прочь от парящих в воздухе бесплотных огней. Ангус, совсем лишившийся голоса, скорее не лаял - хрипел. Тут Джуд заметил, что их темные двойники исчезли, как не бывало, - возможно, развеялись вместе с пикапом Крэддока, а может, снова спрятались в материальных собачьих телах, где обитали всю жизнь. Следовало полагать (по крайней мере, Джуду эта мысль казалась вполне правдоподобной), черные псы, близнецы Бон и Ангуса, были их душами.
        Округлые огни прожекторов начали меркнуть, приобрели холодный синеватый оттенок, съежились и угасли. Еще миг, и от них не осталось никакого следа, кроме едва различимых остаточных образов, отпечатавшихся на обратной стороне сетчатки Джудовых глаз - пары тусклых, цвета луны, дисков над подъездной дорожкой, растворившихся в темноте две-три секунды спустя.
        20
        Со сборами Джуд покончил только после того, как в небе над восточным горизонтом появились первые неверные проблески утра. Оставив Бон в машине, а Ангуса взяв с собой в дом, он поспешил наверх, в студию. Джорджия по-прежнему была там - спала на диване, укрывшись белой хлопчатобумажной простыней, сдернутой с кровати в гостевой спальне.
        - Просыпайся, милая, - сказал Джуд, погладив ее по плечу.
        Разбуженная прикосновением, Джорджия повернулась к нему. Лицо ее взмокло от пота, так что длинная прядь черных волос прилипла к скуле, и раскраснелось не по-хорошему: на щеках устрашающе пылают алые пятна, хотя в прочих местах кожа бледна как полотно… Джуд тронул тыльной частью ладони ее лоб. От влажного лба Джорджии веяло нездоровым жаром.
        - Уй-йо-о… скокатамвремени? - простонала она, облизнув пересохшие губы.
        - Пять.
        Оглядевшись вокруг, Джорджия приподнялась на локтях.
        - Как я тут оказалась?
        - Сама не помнишь?
        Джорджия взглянула на него исподлобья, и подбородок ее задрожал.
        - Бог ты мой, - выдохнула она, отведя взгляд в сторону и прикрыв ладонью глаза.
        Ангус склонился к ней из-за спины Джуда, ткнул ее носом в шею, под подбородок, будто бы говоря: не унывай, выше нос! Огромные влажные глаза пса лучились заботой.
        Прикосновение мокрого носа заставило Джорджию вздрогнуть и сесть. Ошарашенно взглянув на Ангуса, она погладила пса меж ушей.
        - Ты зачем его в дом пустил? - удивилась она, повернувшись к Джуду, и только тут заметила, что на нем черные мартинсы и длинный, по щиколотку, плащ-пыльник, а за окном, посреди подъездной дорожки, басовито урчит на холостых оборотах мотор «Мустанга» с уложенными в багажник вещами. - А ехать куда собрался?
        - Ты едешь тоже, - ответил Джуд. - На юг.
        Едем прочь
        21
        Вечерние сумерки застали их чуть к северу от Фредериксберга, и тут Джуд заметил в зеркале заднего вида пикап мертвеца, мчащийся следом за ними, держась где-то в четверти мили позади.
        За рулем сидел Крэддок Макдермотт, хотя отчетливо разглядеть его в неярком свете под желтоватым сиянием неба, затянутого багровыми, точно угасающие угли, облаками, оказалось непросто. На голове мертвеца вновь красовалась федора, машину он вел, сгорбившись над рулем, подняв плечи едва ли не к самым ушам, а еще нацепил на нос пару круглых очков. В лучах натриевых фонарей над полотном трассы I-95[38 - Самая длинная (более 3000 км) межштатная автомагистраль в США.] линзы очков полыхали зловещим оранжевым огнем, будто два круга пламени, вполне под стать дополнительным прожекторам на решетке кенгурятника.
        Поразмыслив, Джуд свернул с хайвэя на первом же съезде, а на вопрос Джорджии зачем, ответил, что подустал. Похоже, Джорджии призрак по-прежнему не показывался.
        - Давай я поведу, - предложила она.
        Большую часть дня Джорджия проспала, а теперь сидела рядом, на пассажирском сиденье, поджав под себя ноги и примостив голову на плечо Джуда.
        Не дождавшись ответа, она смерила его оценивающим взглядом и продолжила:
        - Что с тобой? Все в порядке?
        - Просто хочу съехать с трассы до темноты.
        Бон сунула голову между спинками передних сидений, чтобы послушать их разговор. Участвовать в хозяйских беседах ей нравилось. Джорджия погладила ее по голове, а Бон, тревожно, с опаской поблескивая шоколадными глазами, уставилась на Джуда снизу вверх.
        Менее чем в полумиле от съезда отыскался «Дэйз Инн»[39 - Крупная гостиничная сеть со штаб-квартирой в США.]. Отправив Джорджию снять номер, Джуд остался в «Мустанге», с собаками. Оказаться узнанным он не рискнул: не то настроение. Настроения общаться с поклонниками у него не возникало уже лет пятнадцать, если не больше.
        Как только Джорджия выбралась из машины, Бон прошмыгнула на ее место, свернулась клубком на теплом отпечатке ее зада посреди кожаного сиденья. Примостив морду на лапы, собака виновато взглянула на Джуда, ожидая окрика, ругани, команды убраться назад, к Ангусу, однако кричать на нее Джуд не стал. Теперь собаки имели полное право творить что хотят.
        Вскоре после того как они отправились в путь, Джуд рассказал Джорджии, как собаки задали Крэддоку трепку.
        - Подозреваю, мертвец сам не ожидал, что Ангусу с Бонни по силам его вот так прижучить. Но видимо, Крэддок заранее чуял их опасность и был бы рад напугать нас, из дому выжить, пока мы не догадались собак на него напустить.
        Услышав это, Джорджия развернулась назад, перегнулась через спинку сиденья, почесала Ангуса за ушами, ткнулась носом в нос Бон.
        - Кто у нас тут герои мохнатые? Кто? Ага, вы это, верно, верно. - И так далее, и так далее, пока ее сюсюканье не начало всерьез раздражать.
        Выйдя из офиса, Джорджия повертела на пальце ключ от снятого номера, махнула Джуду рукой и направилась за угол здания. Джуд тронулся с места, поехал следом за ней и припарковал «Мустанг» на свободном месте напротив бежевой двери в ряду других таких же бежевых дверей вдоль задней стены мотеля.
        Джорджия с Ангусом отправилась внутрь, а Джуд повел Бон на прогулку вдоль частых кустов на границе автомобильной стоянки. Затем он увел Бон в номер, оставил ее с Джорджией и пошел выгуливать Ангуса. Отходить далеко от собак ни ему, ни Джорджии сейчас не стоило.
        Лес на задах «Дэйз Инн» оказался совсем не похож на тот, что окружал его загородный дом в Пайклиффе, штат Нью-Йорк. Этот лес, типично южный, пах сладковатой гнилью, сырыми мшаниками и красной глиной, серой и сточными водами, орхидеями и машинным маслом. Сам воздух здесь был совсем не таким - гуще, теплее, липким от влаги, будто под мышкой. Будто в Мурз-Корнер, где Джуд родился и вырос. Ангус то и дело щелкал зубами, ловя светлячков, порхавших там и сям среди папоротников, точно бусинки, точно искорки потустороннего зеленого пламени.
        Выгуляв пса, Джуд вернулся с ним в номер. За десять минут, потребовавшихся, чтоб выехать из Делавэра, он заглянул на станцию «Саноко»[40 - Общепринятое сокращение названия «Sun Oil Company».], заправился и не забыл прихватить в тамошнем мини-маркете полдюжины жестянок «Альпо»[41 - Американская марка корма для собак.], а вот о бумажных тарелках как-то не вспомнил. Пока Джорджия, заняв туалет, приводила себя в порядок, Джуд выдернул из комода ящик, откупорил пару жестянок, вывалил содержимое на дно и поставил ящик на пол, перед собаками. Бон с Ангусом жадно набросились на еду. Тишина в номере сменилась хлюпаньем, чавканьем и сопением пополам с глухим рыком.
        Вышедшая из туалета Джорджия остановилась в дверях. Застиранные белые трусики, короткая блузка на лямках, оставляющая обнаженным живот… все черты ее готской ипостаси исчезли как не бывало, если не принимать в расчет блестящих черным лаком ногтей на ногах. На правой ладони ее белел свежий бинт. Взглянув на собак, она насмешливо, с отвращением сморщила нос.
        - Да-а, ну и грязищу ты тут развел… Гляди, увидит горничная, что мы собак из ящиков от комода кормим, больше нас во фредериксбергских «Дэйз Инн» на порог не пустят!
        К некоторому раздражению Джуда, в ее голосе уже не впервые за нынешний день прорезался говорок неотесанной кукурузницы. Все это - проглоченные «г», тягучие гласные - то появлялось, то исчезало, причем иногда Джорджия явно включала кукурузницу смеху ради, нарочно, а иногда словно бы сама этого не замечала. Как будто, покинув штат Нью-Йорк, вдобавок уехала от той, кем была там, неосознанно вспомнила прежний говор с манерами худосочной девчонки из Джорджии, в жизни не стыдившейся купаться вместе с мальчишками голышом.
        - Видал я в гостиничных номерах бардак и хужей нашего, - ответил Джуд.
        «Хужей» вместо «хуже»… Вот и его собственный говор, усвоенный с детства, однако с годами сгладившийся до полной незаметности, дает о себе знать. Если не следить за собой, чего доброго, еще до Южной Каролины заговоришь будто батрак-сезонник из «Хи-Хо»[42 - То есть «Hee Haw», американское телешоу, специализировавшееся на музыке кантри, перемежаемой репризами в духе простонародного сельского юмора. Название передачи означает «ослиный крик; гогот; громкий дурацкий смех».]. Нелегкое это дело - возвращаться в родные места, не превращаясь в того, кем был там…
        - Однажды мой басист, Диззи, - продолжал он, - когда я надолго засел в туалете, вообще насрал в ящик комода.
        Джорджия расхохоталась, однако к Джуду она приглядывалась с явной тревогой - возможно, гадая, что у него на уме. Диззи-то умер. СПИД. А Джером, игравший и на ритм-гитаре, и на клавишных - да, можно сказать, на чем угодно, тоже погиб, разбился, слетев с шоссе на ста сорока милях в час и врезавшись в дерево так, что его «Порш» смяло, будто пивную жестянку. И только горстка людей знала, что за руль он сел вовсе не пьяным - трезвым как стеклышко и с дороги свернул нарочно.
        Вскоре после того как свел счеты с жизнью Джером, Кенни решил, что пора ему на покой, пожить дома, заняться детишками. Что обрыдли ему и колечки в сосках, и черные кожаные штаны, и фейерверки, и гостиничные номера - давно уж обрыдли, только он до сих пор терпел, виду не подавал. Так и настал их группе конец. С тех пор Джуд играл только соло.
        А может, вообще музыкантом быть перестал. Да, пробных записей дома, в студии, скопилась целая коробка, почти три десятка новых песен, но все это, так сказать, частная коллекция. Показывать их кому-либо он даже не думал. Что это все такое? То же старье, перелицованное на новый лад. Как там сказал Курт Кобейн? Куплет, припев, куплет…[43 - Имеется в виду неизданный концертный альбом и песня группы «Nirvana».] снова и снова… Одним словом, музыка Джуда больше не волновала. Диззи доконал СПИД, Джерома - дорога, и Джуду сделалось все равно, напишет ли он еще что-нибудь или нет.
        Почему все так повернулось? Где логика? А кто его знает… Звездой первой величины с самого начала был он, и группа их называлась не иначе как «Молот Иуды», значит, ему и полагалось трагически погибнуть в юные годы. А Диззи с Джеромом полагалось бы жить да жить и многие годы спустя рассказывать о Джуде разные разности (старательно причесанные, разумеется, хотя бы под PG-13[44 - Речь о системе рейтингов Американской киноассоциации, помогающей родителям оценить, подходят ли те или иные фильмы и передачи для их детей. Рейтинг PG-13 присваивается материалам, которые могут считаться неприемлемыми для детей младше тринадцати лет, поскольку в них упоминается о наркотиках либо сексе.]) в ретроспективных выпусках на VH1[45 - Американский телеканал, посвященный музыке, реалити-шоу о музыкантах и других знаменитостях и т. п.] - облысевшим, разжиревшим, ухоженным, примирившимся и с кучами денег, и с шумным, скандальным прошлым. Ну что ж, держаться предписанного сценария Джуд не любил никогда…
        Поужинали Джуд с Джорджией сандвичами, прихваченными в магазинчике той же делавэрской автозаправочной станции, где Джуд покупал «Альпо». На вкус они оказались не лучше пищевой пленки, в которую были завернуты.
        По телевизору показывали «Май Кемикл Романс»[46 - «Мой роман с химией» («My Chemical Romance») - американская рок-группа, позаимствовавшая название из романа Ирвина Уэлша «Экстази: три истории о любви и химии» (в другом переводе - «Три истории о любви и наркотиках»).] в гостях у Конана[47 - Конан О’Брайен - известный американский комик, долгое время - ведущий популярной вечерней развлекательной телепередачи «Поздней ночью».]. Колечки в губах и бровях, волосы торчат кверху иглами дикобраза… однако под густым слоем белого грима и черной помадой на губах все они казались компанией пухлощеких детишек - вполне возможно, всего пару лет как из школьного маршевого оркестра. Музыканты скакали из стороны в сторону, падали друг на дружку, будто сцена под ногами бьет током, играли отчаянно, лихорадочно, будто вот-вот обмочатся с перепугу. Джуду эти ребята нравились. Интересно, который из них умрет первым?
        После ужина Джорджия погасила прикроватную лампу, и оба улеглись в постель, а собаки свернулись клубком на полу.
        - Похоже, не помогла моя идея от него избавиться, - сказала Джорджия уже без акцента Дейзи Дьюк[48 - Одна из главных героев популярного телесериала «Придурки из Хаззарда» и одноименной кинокомедии на его основе.]. - Спалила я этот костюм, а толку?
        - Однако идея-то была неплоха.
        - Нет, вряд ли… это же он меня надоумил костюм сжечь, верно?
        Джуд промолчал.
        - А что, если нам вообще не удастся придумать, как от него избавиться? - не унималась Джорджия.
        - Значит, придется день и ночь собачьи консервы нюхать.
        Джорджия рассмеялась, щекоча дыханием его шею.
        - А куда мы все-таки едем? И что делать будем, когда доберемся? - спросила она.
        - Потолкуем с той женщиной, приславшей костюм. Выясним, не известно ли ей, как его отвадить.
        С I-95 доносился гул моторов. За окном стрекотали сверчки.
        - А если не признается? Силой заставишь?
        - Не знаю. Хотя вообще-то могу. Как рука?
        - Заживает, - ответила Джорджия. - А твоя?
        - Тоже, - заверил ее Джуд.
        Однако сам он соврал и был на все сто уверен, что Джорджия врет тоже. Как только они заселились в номер, она отправилась в туалет сменить повязку. Следом за ней в туалет, поменять бинты, отправился Джуд и там, в корзине для мусора, нашел ее старые бинты. Вытащив из корзины полосы марли, он осмотрел их. Бинты оказались густо заляпаны запекшейся кровью и еще чем-то желтым - должно быть, гноем: вони гниющей раны не заглушал даже резкий запах антисептической мази.
        Что до его собственной ладони, нанесенную самому себе рану, похоже, требовалось зашить. С утра, перед отъездом из дому, Джуд вытащил с верхней полки кухонного шкафчика аптечку первой помощи, залепил порез несколькими полосками пластыря для бесшовного сведения краев ран, а сверху забинтовал покрепче. Однако порез продолжал кровоточить, и к тому времени как он снял повязку, кровь начала проступать сквозь бинты, а рана между полосками пластыря разошлась, раскрылась, будто влажный малиново-алый глаз.
        - А девушка, покончившая с собой… та, из-за которой все это заварилось, - начала Джорджия.
        - Анна Макдермотт, - подсказал Джуд, на сей раз назвав ее настоящим именем.
        - Анна, - повторила Джорджия. - Тебе известно, с чего она решила уйти из жизни? Не оттого, что ты велел ей проваливать?
        - Очевидно, ее сестра так и думает. И приемный папаша, полагаю, тоже, раз уж покоя нам не дает.
        - Этот дух… умеет подчинять себе людей. Заставлять их делать, что ему требуется. Вроде как меня костюм сжечь заставил. И Дэнни заставил повеситься.
        О Дэнни Джуд рассказал ей в дороге. Выслушав его, Джорджия отвернулась к окну, какое-то время негромко плакала, сдавленно, влажно всхлипывала, но мало-помалу ее плач перешел в неторопливое, мерное посапывание спящей. С тех пор о Дэнни никто из них до сей минуты вслух не вспоминал.
        - Мертвец наш, приемный папаша Анны, - пояснил Джуд, - выучился гипнозу, пытая чарли[49 - Здесь - жаргонное название вьетконговцев в вооруженных силах США во время Вьетнамской войны (от аббревиатуры VC - «Виктор-Чарли», согласно фонетическому алфавиту НАТО).] во время военной службы, а демобилизовавшись, стал зарабатывать гипнозом на жизнь. Менталистом рекомендоваться любил. При жизни вводил людей в гипнотический транс при помощи этой своей цепочки с кривой серебристой бритвой на конце, но теперь, мертвый, больше в ней не нуждается. Просто… он говорит что-нибудь, а ты, хочешь не хочешь, должен слушаться. Раз - и будто сидишь в сторонке да смотришь, как он гоняет тебя туда-сюда. А сам даже не чувствуешь ничего. Тело становится вроде тряпья, костюма, только носишь его не ты - он.
        «Вроде костюма для мертвеца», - мелькнуло в голове.
        - Вообще, я о нем мало что знаю, - содрогнувшись от отвращения, продолжал Джуд. - Анна об отчиме распространяться не любила. Помню, рассказывала, что одно время зарабатывала на жизнь гаданием по ладони, а выучилась этому от приемного папочки. Он вроде как всю жизнь интересовался малоизученными свойствами человеческого разума. К примеру, по выходным подрабатывал лозоходцем.
        - Лозоходцы… это такие - машут в воздухе палками и воду ищут? Моя бабуля, когда колодец у нее пересох, наняла старика-хиллбилли с полным ртом золотых зубов отыскать новый источник. У него для этого прут ореховый был.
        - Ну, а приемный папаша Анны, Крэддок, прутья с собой таскать брезговал. У него вот эта самая симпатичная бритва на цепочке была. Наверное, маятник действует не хуже лозы. И вот, эта Джессика Макдермотт-Прайс, сука психованная, приславшая мне костюм, сообщила, что ее папочка обещал после смерти поквитаться со мной. Выходит, старикан имел некоторое представление, как вернуться назад. Другими словами, не случайно призраком обернулся, если так понятнее будет, а принял нынешний вид сознательно.
        Где-то вдали забрехала собака. Бон подняла голову, задумчиво взглянула в сторону двери и вновь опустила морду на передние лапы.
        - А она красивой была? - спросила Джорджия.
        - Анна-то? Ну да, а как же. Еще поинтересуйся, хороша ли она была в постели.
        - Я же просто спросила, чего ты вдруг?
        - «Просто»? Ну-ну. Не задавай вопросов, на которые не хочешь знать ответов. Вспомни: я о твоих бывших хоть раз расспрашивал?
        - «Бывших»… ну и словечко! Может, ты и обо мне в тех же выражениях думаешь? Сейчас «нынешняя», а скоро тоже «бывшей» стану?
        - Ну вот, началось…
        - А еще я не просто сую нос в твою прошлую жизнь. Я в том, что сейчас происходит, разобраться хочу.
        - И как ответ на вопрос, красивой она была или нет, поможет нам с призраком разобраться?
        Джорджия, натянув простыню до подбородка, уставилась на него сквозь мрак.
        - Так. Она была Флоридой. Я - Джорджия. Скольким еще штатам ты присунуть успел?
        - Спроси что-нибудь полегче. У меня на стене карта с флажками не висит. Или мне вправду подсчетами на ночь глядя заняться? Да, и если уж на то пошло, штатами можно не ограничиваться. У меня, как-никак, тринадцать мировых турне за плечами, и болт я дома ни разу не забывал.
        - Муд-дак…
        Джуд усмехнулся в бороду.
        - Понимаю, для невинной девицы вроде тебя это, наверное, окажется нешуточным потрясением, но вынужден кое-что сообщить: у меня есть прошлое. В размере целых пятидесяти четырех лет.
        - Ты любил ее?
        - Слушай, с чего тебя эта тема никак не отпустит?
        - Да потому, что это важно, дубовая твоя голова!
        - И отчего это настолько важно?
        На это Джорджия не ответила.
        Джуд приподнялся и сел, опершись спиной на спинку кровати.
        - Около трех недель, - ответил он.
        - А она тебя любила?
        Джуд молча кивнул.
        - И письма тебе писала? После того, как ты отправил ее домой?
        - Ага.
        - С руганью?
        Над этим вопросом Джуду пришлось призадуматься.
        - Да ты, блин, хоть читал их, козлина бесчувственный?!
        Опять явственный говорок сельского юга. Из себя вышла, забылась малость, и вот, пожалуйста… хотя, может, вовсе она не забылась - наоборот, вспомнила, она такова?
        - Читал, читал, - проворчал Джуд. - И искал их по всему дому в Нью-Йорке, когда все это дерьмо в морды нам полетело.
        Да, он вправду жалел, что Дэнни их не нашел. И Анну вправду любил, и жил с нею бок о бок, и разговаривал с ней каждый прожитый вместе день, но теперь понял, что почти ничего о ней не узнал. И теперь знать не знает, как и чем жила она до него, а уж после - тем более.
        - Поделом тебе все это, - сказала Джорджия, отодвинувшись от него. - И не только тебе - нам обоим.
        - Ни упреков, ни ругани в ее письмах не было, - заговорил Джуд. - Вот эмоций порой хватало, но случалось и наоборот: такое равнодушие в каждом слове, что жутко становится. Помню, в последнем она писала, что хочет о многом поговорить, что очень устала держать все в секрете и что долго этой постоянной усталости не выдержит. Мне бы уже тогда насторожиться, да только она сколько раз заводила подобные разговоры, и ни разу ничем они не… ладно, проехали. Я что сказать-то хочу: худо ей было. Невесело.
        - Но как по-твоему, она тебя любила? Даже после того, как ты ее выставил коленом под зад?
        - Я не… - начал было Джуд, но тут же, стиснув зубы, с негромким шипением перевел дух. Нет уж. На эту приманку он не клюнет. - Наверное, да. Любила.
        Джорджия, повернувшись к нему спиной, надолго умолкла. Джуд тоже молчал, не сводя глаз с изгиба ее плеча.
        - Жалко мне ее, - наконец сказала она. - Веселого в этом, знаешь ли, мало.
        - В чем «в этом»?
        - В любви к тебе. Сколько у меня ни перебывало мерзавцев, с которыми я чувствовала себя гаже некуда, ты - это что-то особенное. Насчет них я ни минуты не сомневалась, что им на меня плевать, а вот тебе я не безразлична, но все равно кажусь себе дерьмовой шлюхой у тебя на содержании.
        Говорила она просто, спокойно, по-прежнему не глядя на Джуда. Услышанное заставило его призадуматься. На миг ему даже захотелось извиниться перед Джорджией, да только просить прощения показалось неловко. От извинений он давным-давно поотвык, а выяснения отношений терпеть не мог сроду.
        Не дождавшись ответа, Джорджия потянула на себя одеяло и прикрыла плечо. Джуд, соскользнув на подушку, лег, заложил руки за голову.
        - Завтра мимо бабули проезжать будем, - сказала Джорджия, так и не повернувшись к нему. - Хочу к ней завернуть, повидаться.
        - К бабуле? - будто ушам своим не поверив, переспросил Джуд.
        - Бамми я люблю, как никого на свете. Однажды она в боулинге три сотни вчистую выбила[50 - То есть набрала максимально возможное количество очков. По традиционным правилам одиночной игры для этого необходимо 12 раз подряд сбить все 10 кегель первым броском шара.].
        Прозвучало это так, будто одно самым естественным образом следовало из другого… и, вполне возможно, так оно и было.
        - Ты себе представляешь, во что мы влипли?
        - Ага. Представляю. Смутно.
        - И думаешь, нам самое время с пути сворачивать?
        - Мне нужно с ней повидаться.
        - Давай лучше на обратном пути к ней заедем, тогда и вспоминайте прежние времена сколько угодно. Может, даже в боулинг сходите вместе.
        Ответила Джорджия не сразу.
        - Я просто чувствую, что должна увидеться с ней немедля, - поразмыслив, сказала она. - Вот чувствую, и все тут. А еще сильно подозреваю, что назад мы с тобой не вернемся. Тебе так не кажется?
        Окинув взглядом силуэт Джорджии под одеялом, Джуд сжал бороду в кулаке. Задерживаться по дороге ради чего бы то ни было ему совсем не хотелось, однако ей следовало хоть в чем-нибудь да уступить, хоть немного ослабить ее неприязнь. К тому же, если Джорджии нужно поговорить о чем-то с той, кто ее любит, зачем откладывать это в долгий ящик? Зачем откладывать на потом то, что для тебя важно? Вот именно, незачем.
        - Лимонад у нее в холодильнике есть?
        - Есть, и всегда свежий.
        - Окей, - решил Джуд, - заглянем к ней. Только ненадолго, ладно? Если не тормозить, завтра примерно в это время уже доберемся до Флориды.
        Кто-то из собак шумно вздохнул. Чтобы проветрить номер, изрядно провонявший «Альпо», окно пришлось оставить приоткрытым. Выходило оно во внутренний двор в центре мотеля, и снаружи явственно веяло ржавчиной от стальной сетки ограды, а еще почему-то хлоркой, хотя вода из бассейна была слита до капли.
        - А еще у меня когда-то была доска Уиджа, - добавила Джорджия. - Доберемся до бабушки, надо будет ее отыскать.
        - Я ведь уже говорил: толковать мне с Крэддоком не о чем. Что ему нужно, я и так знаю.
        - Не в том дело, - с заметным раздражением пояснила Джорджия. - С ним я разговаривать и не собираюсь.
        - Тогда зачем тебе эта доска?
        - Пригодится. Хотя бы для разговора с Анной, - ответила Джорджия. - Она, говоришь, любила тебя - так, может, научит, как нам из этой беды выпутаться. Или, может, сама убедит его отвязаться от нас.
        22
        - Озеро Поншартрен, да? А ведь я тоже недалеко оттуда росла. Родители нас однажды туда возили. Отчим рыбу ловил, только как, я не помню. А ты часто рыбачил на озере Поншартрен?
        Вопросы у нее не заканчивались никогда. Выслушивала ли она ответы или просто, пока он говорил, придумывала, с чем бы еще к нему привязаться, - этого Джуд понять так и не смог.
        - Ты любишь рыбу ловить? А сырую рыбу есть любишь? Суши? По-моему, гадость все эти суши, вот только когда выпью, тянет на них почему-то. Как будто влечение под омерзением прячется. А в Токио ты сколько раз побывал? Я слышала, еда там - отвратительнее не придумаешь: сырые кальмары, сырые медузы… все едят только сырым. Может, в Японии огня еще не изобрели? А ты едой травился когда-нибудь? Наверняка да, если всю жизнь на гастролях…
        А с чего тебя тошнило сильнее всего? А через нос рвало когда-нибудь? Да? По-моему, это самое неприятное.
        Да, а на Поншартрен-то ты часто рыбачил? Отец тебя на рыбалку брал? Поншартрен, Поншартрен… красивое название, правда? Вот бы на дождь над озером Поншартрен посмотреть! Знаешь, какой звук самый романтичный на свете? Шум дождя над спокойным озером. Теплого весеннего дождя. В детстве на меня дождь за окном действовал лучше любого гипноза. Сяду на подоконник, и… Отчим не раз удивлялся, как просто меня в транс погрузить. А ты каким в детстве был? И когда решил поменять имя?
        Как думаешь, может, и мне имя сменить? Давай, ты мне новое выберешь? И будешь звать меня как захочешь?
        - Так я уже выбрал, - ответил Джуд.
        - А, да. Да, верно. Выбрал. Ну, значит, отныне я - Флорида. А Анна Макдермотт для меня мертва. Мертва. Умерла, и с концами. И ладно. Все равно она мне не нравилась никогда. Лучше я Флоридой буду. А ты по Луизиане скучаешь? Забавно: мы ведь с тобой жили всего в четырех часах езды друг от друга! Вполне могли б пересечься случайно. Как думаешь, могли мы оказаться в одном месте в одно и то же время и сами того не знать? Нет, вряд ли. Ты же свалил из Луизианы еще до моего рождения.
        Эта ее привычка порой умиляла, порой же - бесила до умоисступления. А иногда и бесила, и умиляла одновременно.
        - Тебе без этого трепа совсем никак? - спросил ее Джуд первой же ночью, проведенной с нею в одной постели (шел третий час утра, и допрос продолжался уже час с лишним). - Может, ты и маму в детстве с ума сводила расспросами: «Почему небо синее? Почему Земля на Солнце не падает? А что с нами происходит, когда мы умираем?»
        - А правда, как по-твоему, что с нами происходит, когда мы умираем? - спросила Анна в ответ. - Ты призраков когда-нибудь видел? Мой отчим видел. Во Вьетнаме. Рассказывал, что там вся страна духами нашпигована.
        К тому времени Джуд успел узнать, что отчим Анны - не только гипнотизер, на пару с ее старшей сестрой, также гипнотизершей, практикующий дома, в Тестаменте, штат Флорида, но и лозоходец. Больше он о ее родных не знал почти ничего и в расспросы на их счет не вдавался - ни в ту ночь, ни позже, довольствуясь тем, что захотелось рассказать ей самой.
        С Анной он познакомился три дня назад, в Нью-Йорк Сити, приехав туда по приглашению Трента Резнора спеть с ним для саундтрека какого-то фильма (очередной легкий заработок), а после задержавшись, чтобы послушать живой концерт Трента в зале «Роузлэнд». Там, за кулисами, к нему и подошла худенькая, невеликого роста девчонка в кожаных, поскрипывавших на ходу штанах, с фиолетовой помадой на губах, крашенная под блондинку, что среди готов - редкость. Для начала она поинтересовалась, не хочется ли Джуду яичного рулета, а после, раздобыв ему порцию, спросила:
        - Такая борода разве есть не мешает? Крошки не застревают в ней?
        Да-да, начало расспросам было положено почти сразу же после «здрасте».
        - Как по-твоему, зачем так много парней - и байкеров, и других вроде них - отращивают бороды? Для грозного вида? Но ведь на самом деле борода в драке не поможет - наоборот, тебя же и подведет.
        - И как же борода подведет меня в драке? - спросил Джуд.
        Вместо ответа Анна схватила его за бороду и дернула. От резкой боли Джуд подался вперед, наклонился, скрипнул зубами, еле сдержав возмущенный крик, а Анна, отпустив бороду, продолжала:
        - Я лично в драке с бородачом сразу бы так и сделала. Само же напрашивается. Так что эти, из «Зи-Зи Топ», мне на один зуб, хоть все трое против меня одной, вот такой вот крошки-дюймовочки. Тем более что деваться им, бедолагам, некуда: побриться-то нельзя! Если они вдруг сбреют бороды, их ни одна живая душа не узнает. И с тобой, если вдуматься, та же беда. Ты с ним в одной лодке. Побреешься, и ты - уже не ты. Когда я маленькой твои клипы смотрела, мне эта борода снилась в кошмарных снах. О, кстати! Тебя же без бороды будет от других, обычных, людей не отличить! Полная анонимность. Ты никогда о таком не задумывался? Надоест тебе постоянное бремя славы - раз, и ты уже в отпуске. Плюс в драке удобнее. Чем не повод побриться?
        - Зато с моим лицом в постель никого не затащишь, - отпарировал Джуд. - Говоришь, моя борода в кошмарных снах снилась? Так это ты меня без бороды не видала. Увидишь - вообще никогда больше не заснешь.
        - Значит, борода у тебя для маскировки? Вроде наряда, как и имя?
        - А что не так с моим именем?
        - Иуда Койн. Это ведь не настоящее имя. Сценический псевдоним, - пояснила Анна, придвинувшись ближе. - Ну и имечко… ты, наверное, рос в семье, свихнувшейся на христианстве?[51 - В оригинальном написании Judas Coyne, псевдоним Джуда, созвучен словосочетанию «Иудин Сребреник».] Могу спорить, что так и есть. Приемный папка говорит, Библия - сплошная чушь. Его самого растили в вере пятидесятников, а вырос он в итоге спиритуалистом и нас воспитал такими же. Есть у него такой маятник на цепочке - держит, допустим, его перед твоими глазами, задает вопросы и точно может сказать, врешь ты или нет, глядя, как он качается. И ауру с его помощью может читать. Моя аура черна как грех, а твоя? А хочешь, я по ладони тебе погадаю? Гадать по руке легче легкого. Любой дурак выучится.
        Гадала она Джуду трижды. В первый раз - голой, в постели, встав рядом на колени, поблескивая струйкой пота в ложбинке между грудей, раскрасневшаяся, не успевшая отдышаться после любовной игры. Взяв Джуда за руку, она принялась вглядываться в линии на ладони, водя по ним кончиком пальца.
        - Глянь-ка на линию жизни, - сказала Анна. - Целая миля в длину. Похоже, жить тебе вечно. Хотя сама я вечно жить не хочу. Кстати, что значит «слишком стар»? В годах это сколько? А может, вечную жизнь тут следует понимать не в прямом, в переносном смысле. К примеру, что вечная жизнь суждена не тебе, а твоей музыке, а эти линии малость привирают. Гадание по ладони - все же наука неточная.
        В другой раз, вскоре после того как Джуд покончил с ремонтом «Мустанга», они поехали прокатиться в холмы над Гудзоном. Остановились на пристани для катеров и долго глядели на реку, поблескивавшую россыпями алмазных чешуек под необъятным блекло-синим сводом небес. У горизонта, в тысячах футов от земли, столпились пушистые белые облака. Изначально Джуд собирался везти Анну на прием к психиатру - о встрече Дэнни договорился заранее, но она его отговорила: сказала, что грех проводить такой славный день в докторском кабинете.
        Пока оба сидели в машине, опустив стекла, под негромкую музыку радио, Анна поднесла к глазам руку Джуда, покоившуюся рядом, на сиденье. В тот день ее отпустило, что с нею случалось все реже и реже.
        - После меня у тебя еще будет любовь, - сообщила она. - Еще шанс пожить счастливо… только не знаю, позволишь ли ты себе им воспользоваться. Такое чувство, что нет. Отчего ты упорно отказываешься от счастья?
        - Что значит «после тебя»? - удивился Джуд. - И что значит «отказываешься»? Вот сейчас мне живется вполне хорошо. Чем не счастье?
        - Какое там «хорошо»… ты до сих пор сердишься. Злишься.
        - На кого злюсь?
        - На себя самого, - ответила Анна, да так удивленно, словно вещи очевиднее и не придумаешь. - Как будто это ты виноват в смерти Диззи с Джеромом. Как будто хоть кто-нибудь мог спасти их от самих себя. И на отца до сих пор злишься. За все, что он сделал с твоей матерью. И за то, что сделал с твоей рукой.
        Вот тут у Джуда просто дух захватило.
        - О чем это ты? Откуда ты знаешь, что он сделал с моей рукой?
        Оторвав взгляд от его ладони, Анна насмешливо, с хитрецой блеснула глазами.
        - Рука-то - вот она, у меня перед носом, - сказала она, повернув ладонь Джуда тыльной стороной кверху и проведя пальцем по изуродованным шрамами костяшкам. - И телепатия тут ни к чему: вполне достаточно чувствительных пальцев. Я просто сросшиеся кости нащупала. Чем же он руку тебе размозжил? Кувалдой? Кости срослись - хуже некуда.
        - Дверью в подвал. Как-то на выходных слинял я из дому в Новый Орлеан, чтобы сыграть на конкурсном концерте. А на автобус одолжил сотню баксов из семейной копилки. Рассудил, что конкурс мы выиграем, а первый приз-то - пять сотен наличными. Значит, верну взятое сполна, да еще с лихвой.
        - И что же?
        - Заняли третье место. Получили по футболке, - ответил Джуд. - А когда я вернулся, отец подтащил меня к двери в подвал и защемил с маху левую руку между дверью и косяком. Левую. Которой аккорды строятся.
        Анна сделала паузу, сдвинула брови, взглянула на Джуда с недоумением.
        - По-моему, ты строишь аккорды правой.
        - Теперь - да.
        Но Анна непонимающе подняла брови.
        - Пока левая заживала, я вроде как выучился правой их строить, а после обратно переучиваться не стал, - объяснил Джуд.
        - Трудно было?
        - Ну, как сказать… Я ведь не знал, смогу ли когда-нибудь снова строить аккорды левой, а значит - либо учиться, либо проститься с музыкой. Последнее казалось гораздо труднее.
        - А где твоя мама была, когда это случилось?
        - Не помню.
        Вранье. Забыть этого он не смог бы при всем желании. Когда отец поволок его через кухню к двери в подвал, мать сидела у кухонного стола, но, стоило ему закричать, зовя ее на помощь, всего-навсего поднялась, зажала ладонями уши и ушла в комнатку, где занималась шитьем. Правду сказать, упрекнуть ее за нежелание вмешиваться Джуд не мог. Сам виноват был… и вдобавок вовсе не в том, что позаимствовал сто долларов из семейных денег.
        - Но это все ладно, - продолжал он. - Сменив руку, я только лучше играть стал. Около месяца мучился, коверкал мелодии так, что мороз, блин, по коже, а после мне подсказали: «Хочешь строить аккорды правой, струны тоже наоборот переставь», - и дело быстро пошло на лад. Справился, одним словом.
        - И к тому же отцу показал, кто чего стоит, да?
        На это Джуд не ответил. Еще раз осмотрев ладонь, Анна погладила его по запястью.
        - А ведь между вами ничего еще не закончено. Между тобой и отцом. И ты с ним еще увидишься.
        - Нет, не увижусь. Тридцать лет его не видал, и… места в моей жизни ему больше нет.
        - Еще как есть. Ты с ним, можно сказать, ни на день не расстаешься.
        - Смешно. Я-то думал, мы к психиатру сегодня решили не ездить.
        - А вот тут у тебя линии счастья. Целых пять. Везуч ты, Иуда Койн, даже кошкам на зависть. Должно быть, жизнь до сих пор расплачивается с тобой за все, сделанное отцом. Пять линий счастья… похоже, жизни вовек с тобой не расплатиться. - С этим она опустила руку Джуда на сиденье. - Борода, огромный кожаный плащ, огромный черный автомобиль, огромные черные сапожищи… всю эту броню надевают только те, кто сильно обижен кем-то, не имевшим никакого права их обижать.
        - Кто бы говорил! В тебе самой булавок хоть где-нибудь нет? - парировал Джуд. Булавки, колечки да штанги украшали тело Анны повсюду: уши, язык, один из сосков, даже половые губы - все в пирсинге. - Кого ты всем этим железом пытаешься отпугнуть?
        В последний раз Анна гадала ему по руке всего за пару недель до того, как Джуд собрал ее вещи и отправил домой. Как-то в начале вечера, выглянув в окно кухни, он увидел ее ковыляющей под холодным октябрьским дождем к сараю, в одних черных трусиках да черном же лифчике. Обнаженная кожа Анны поражала невиданной бледностью.
        К тому времени как он догнал ее, Анна вползла в собачий вольер - в ту часть, что под крышей, внутри сарайчика, где Ангус с Бон прятались от дождя. Усевшись на землю, она перепачкала грязью тыльные стороны бедер. Собаки жались по углам, тревожно поглядывая на нее, и близко к ней не совались.
        Пришлось Джуду тоже ползти в вольер на карачках. Разозлился он на нее - словами не передать. Подобные штуки продолжались уже пару месяцев и до смерти ему надоели, не говоря уж о безучастных, односложных ответах на все, что ей ни скажи, о смехе и о слезах без причины. О постельных забавах не могло быть и речи: даже мысли о них казались отталкивающими. Анна не мылась, не меняла одежды, не чистила зубов. Ее медвяно-желтые волосы свалялись, будто крысиное гнездо. Последняя пара попыток заняться сексом закончилась тем, что фантазии Анны отбили у Джуда всякую охоту к их возобновлению - уж очень ее желания оказались неожиданными и нездоровыми. Нет, против большинства изобретенных людьми сексуальных причуд он вовсе не возражал и вполне был готов связать ее, если ей захочется, пощипать за соски, перевернуть на живот и заправить ей в зад… но все это Анну не радовало. Теперь ей хотелось пластикового пакета на голову. Или чтоб Джуд кровь ей пустил.
        Ссутулившись, держа иголку в руке, она методически, аккуратно вонзила ее в подушечку большого пальца - и раз, и другой. Крупные, пухлые капельки крови на бледной коже заалели не хуже драгоценных камней.
        - Какого дьявола? Ты что с собой творишь? - спросил Джуд, старательно, но безуспешно сдерживая рвущуюся наружу злость, и крепко стиснул ее руку с иглой.
        Уронив иглу в грязь, Анна перехватила его запястье, развернула Джудову руку ладонью кверху, окинула ее пристальным взглядом, глаза ее лихорадочно засверкали на фоне темных, точно кровоподтеки, кругов. Заснуть по ночам ей удавалось от силы часа на три.
        - Твое время уходит почти так же быстро, как и мое. Вот не станет меня, и тогда от меня будет куда больше толку. Меня уже нет. И будущего у нас с тобой нет. Кто-то всей душой тебе зла желает. Хочет отнять у тебя все. Все. - С этим она, закатив глаза кверху, взглянула Джуду в лицо. - А драться с ним ты не можешь. Без боя, конечно, не сдашься, но тебе его не победить. Не победить. Скоро всему хорошему в твоей жизни конец.
        Ангус тревожно заскулил, сунулся между ними, ткнулся мордой ей в пах, и Анна с улыбкой - первой за месяц как минимум - почесала пса за ухом.
        - Ну что ж, - сказала она, - собаки-то тебя не оставят уж точно.
        Джуд, высвободив руку, подхватил ее под мышки и поднял на ноги.
        - Даже слушать тебя не желаю. Ты уже самое меньшее по третьему кругу предсказываешь мне судьбу, и предсказания каждый раз получаются разными.
        - Знаю, - вздохнула Анна. - Однако все они - чистая правда.
        - А иголкой себя колоть зачем? Этим-то ты чего добиться хотела?
        - Иголкой… я с детства так делаю. Бывает, уколешь себя пару раз и избавляешься от плохих мыслей. И в голове проясняется. Как будто щиплешь себя самого во сне, понимаешь? Боль заставляет проснуться. Вспомнить, кто ты такой.
        Да, это Джуд понимал.
        - Только, кажется, с годами мой детский трюк действует хуже и хуже, - спохватившись, добавила Анна.
        Джуд вывел ее из вольера и увлек за собой, к двери наружу.
        - Сама не понимаю, зачем сюда вышла. Да еще в одном белье, - созналась она.
        - Вот и я тоже.
        - Совсем я рехнулась, да, Джуд? У тебя прежде такие же шизанутые были? Наверное, ты меня теперь ненавидишь? У тебя наверняка в жизни много девушек было. Скажи честно, я хуже всех? С кем тебе хуже всего было?
        - Откуда у тебя в голове столько вопросов берется? - проворчал Джуд.
        Когда оба вышли под дождь, он распахнул черный кожаный пыльник, прижал Анну к себе, укрыл полой ее хрупкие дрожащие плечи.
        - Не люблю я отвечать на вопросы. Уж лучше самой спрашивать, - объяснила она.
        23
        Проснулся Джуд чуть позже девяти, с отдаленно напоминающей о музыкальных традициях Аппалачей мелодией в голове. Спихнув с кровати Бон, забравшуюся к ним ночью, и откинув в сторону одеяло, он сел на край матраса и принялся снова мысленно проигрывать эту мелодию в попытках узнать ее, вспомнить слова. Однако все его старания оказались напрасными, так как подобной песни попросту не существовало - до сих пор, пока он ее не придумал. Без него у новой песни не будет даже названия.
        Поднявшись на ноги, Джуд без лишнего шума пересек комнату, как был, в боксерских трусах, вышел на крытую бетонную дорожку, отпер багажник «Мустанга», вытащил взятый в дорогу «Лес Пол Стандарт» 68 года в потертом чехле и вернулся с гитарой в номер.
        Джорджия даже не шевельнулась - спала как сурок, уткнувшись носом в подушку и крепко прижав к груди поверх одеяла белую, точно кость, руку. Подружек хоть с каким-нибудь загаром у Джуда не бывало уже много лет: если уж ты из готов, намек на опасения вспыхнуть огнем в лучах солнца - дело немалой важности.
        Поразмыслив, он расположился с гитарой в сортире. Ангус и Бон увязались было за ним, но Джуд негромко цыкнул на них, и собаки, улегшись у двери на брюхо, уставились на него с укоризной: не любишь ты, дескать, нас, хозяин, не любишь, а, спрашивается, за что?
        Для начала следовало проверить, удастся ли сыграть что-нибудь осмысленное с колотой раной в левой ладони. Левая отвечала за бой и перебор, правая выстраивала аккорды. Вынув «Лес Пол» из чехла, Джуд принялся пощипывать струны, настраивая инструмент. Стоило провести медиатором по всем струнам разом, кисть левой руки откликнулась болью - не то чтоб сильной; скорее даже не болью - всего лишь неприятным жжением в самом центре ладони, как будто сквозь ладонь пропущена стальная проволока, и в эту минуту ее начали нагревать. «Ничего, играть можно», - решил Джуд.
        Настроив гитару, он подыскал подходящие аккорды и заиграл мотив, родившийся в голове в момент пробуждения. Без усилителя струны звучали безжизненно, тускло, каждый аккорд сопровождался глухим раздражающим лязгом. Что же до песни - мотив ее вполне мог бы сойти за одну из народных мелодий, рожденных среди восточных холмов, достойным образчиком из коллекции «Фолкуэйз рекорд» или ретроспективы народной музыки Библиотеки Конгресса. За что-нибудь под названием «Буду рыть себе могилу», или «Колесница Иисусова мчится», или «Выпьем за дьявола», или…
        - «Выпьем за умерших», - негромко проговорил Джуд.
        Отложив гитару, он вышел в спальню. На прикроватном столике отыскался небольшой блокнот с шариковой ручкой. То и другое Джуд прихватил с собой в туалет и записал: «Выпьем за умерших». Так у песни появилось название. Взявши гитару, Джуд заиграл снова.
        Мелодия - нечто в духе «Озарков»[52 - То есть «The Ozark Mountain Daredevils», популярной американской кантри-рок-группы.], в духе госпела - оказалась удачной, настолько, что по предплечьям с затылком пробежал легкий озноб. Таким же сходством с музыкой старых времен отличались вступления множества написанных Джудом песен. Эти мелодии являлись к нему на порог, словно бродяжки, словно осиротевшие, заблудшие отпрыски почтенных, многочисленных музыкальных семейств. Являлись они в облике обрывков какофонии, царящей на Улице Дребезжащих Жестянок[53 - Tin Pan Alley - в конце XIX в. название квартала на Манхэттене (Нью-Йорк), где были сосредоточены музыкальные магазины, нотные издательства и фирмы грамзаписи, а позже выражение, означающее всю индустрию популярной музыки вообще.], или кабацких блюзов, или печальных напевов, рожденных в Пыльном Котле[54 - То есть во время серии катастрофических пыльных бурь в прериях США и Канады между 1930 и 1940 годами, разоривших и согнавших с земли сотни тысяч фермеров.], или риффов, сбежавших от Чака Берри, а Джуд одевал их в черное и учил кричать во весь голос.
        Пожалев, что не захватил с собой цифрового магнитофона, чтоб записать сочиненное на ленту, Джуд вновь отложил гитару, взял в руки блокнот, наскоро нацарапал на бумаге под заголовком строку аккордов. Затем он вооружился «Лес Полом» и принялся повторять, повторять, повторять тот же самый сольный запил, сам еще не подозревая, во что это соло выльется. Спустя минут двадцать бинты на ладони украсились кляксами крови, проступившей сквозь марлю, а Джуд трудился над припевом, самым естественным образом выросшим из начального хука[55 - Здесь: часть песни либо композиции, выделяющаяся на общем фоне, «цепляющая» слушателя.], мощным, набирающим силу, громоподобным припевом, шепотом, переходящим в крик, чистой воды надругательством над красотой и нежностью предшествующих нот.
        - Чье это? - спросила заглянувшая в туалет Джорджия, протирая заспанные глаза.
        - Мое.
        - Мне нравится.
        - Да, неплохо выходит. А с усилителем звучало бы еще лучше.
        Мягкие черные волосы Джорджии парили вокруг головы, будто совсем невесомые, темные круги под глазами поражали величиной. Джорджия сонно улыбнулась. Джуд улыбнулся ей в ответ.
        - Джуд, - с невыносимо эротической нежностью в голосе проворковала она.
        - Что?
        - Скажи, по силам ли тебе хоть на время из сортира убраться? А то мне отлить, знаешь ли, нужно.
        Как только она затворила за собой дверь, Джуд положил гитарный чехол на кровать и замер в полумраке номера, вслушиваясь в приглушенный шум из-за опущенных жалюзи - гул двигателей с хайвэя, лязг автомобильной дверцы, гудение пылесоса в номере выше этажом. Только сейчас до него дошло: призрак исчез.
        Присутствие мертвеца где-то рядом Джуд чувствовал с тех самых пор, как внес в дом черную коробку в форме сердечка с костюмом внутри. Чувствовал его, даже не видя, будто скачок атмосферного давления, будто тяжесть воздуха в преддверии скорой грозы. В наэлектризованной атмосфере жуткого ожидания, в напряжении, лишавшем вкуса любую пищу, не дававшем уснуть, он прожил не один день, но теперь оно исчезло, как не бывало. За сочинением новой песни Джуд отчего-то совершенно забыл о призраке - а призрак отчего-то забыл о нем или, по крайней мере, утратил возможность вторгаться в Джудовы мысли и Джудову жизнь.
        Выгуливая Ангуса, Джуд никуда не спешил. Надел он только футболку да джинсы, солнце ласково припекало затылок, запахи утра - автомобильного выхлопа с I-95, цветущего среди зарослей савруруса, горячего гудрона - разгоняли кровь, внушали желание поскорей ехать дальше, ехать, ехать, мчаться, неважно куда. На сердце сделалось непривычно, необычайно спокойно, в голове зашевелились похотливые мысли о Джорджии, о ее возбуждающе встрепанных волосах, вспухших спросонья веках, стройных белых ногах. Еще ему жутко захотелось яичницы или чего-нибудь вроде говяжьей отбивной в кляре. Учуяв среди высокой, Джуду по пояс, травы сурка, Ангус погнался за ним, а на краю зарослей остановился и залился жизнерадостным лаем.
        Вернувшись в номер, чтоб дать возможность размяться и Бон, Джуд услышал за дверью уборной шум включенного душа, отворил ее и проскользнул внутрь.
        Под потолком тесной комнатки клубился жаркий, удушливый пар. Раздевшись, Джуд осторожно отодвинул край занавески и забрался в ванну.
        Прикосновение костяшек пальцев к спине заставило Джорджию вздрогнуть и оглянуться. Ее левое плечо украшала татуировка - черная бабочка, а на бедре темнело сердечко. На это сердечко и легла ладонь Джуда, стоило Джорджии повернуться к нему.
        Прижавшись к Джуду влажным упругим телом, Джорджия поцеловала его, а он подался ей навстречу, навис над нею, так что Джорджии пришлось опереться правой ладонью о стену. Стоило ей коснуться стены, она резко, с шипением втянула воздух сквозь сжатые зубы и, словно обжегшись, поспешно отдернула руку.
        Переведя дух, Джорджия опустила поврежденную ладонь книзу, но Джуд ухватил ее за запястье и поднес ладошку поближе к глазам. Воспаленный большой палец Джорджии побагровел, а, легонько коснувшись его, Джуд почувствовал нездоровый жар, таящийся под опухолью. Ладонь у основания пальца тоже побагровела и вздулась, поверх белесого нарыва на подушечке поблескивала капелька свежего гноя.
        - Что с пальцем делать будем? - спросил Джуд.
        - Да все с ним в порядке. Я его антисептиком мажу.
        - «В порядке»? Ну-ну. С этим на станцию медпомощи, к доктору поскорей нужно.
        - Не собираюсь я высиживать три часа в очереди к доктору из-за булавки, воткнувшейся в палец!
        - Откуда тебе знать, что с этой булавки в ранку могло попасть? Или забыла, что держала в руках, когда укололась?
        - Нет, не забыла. Просто не верю, что какой-нибудь доктор тут может помочь. Вправду помочь.
        - Думаешь, пройдет само по себе?
        - Думаю, все будет в порядке… если сумеем прогнать мертвеца. Если с хвоста его сможем стряхнуть. Вот тогда с нами точно все будет в порядке, - ответила Джорджия. - Что бы с моей рукой ни стряслось, это ведь тоже его фокусы. Впрочем, об этом ты и без меня знаешь прекрасно, так?
        На самом деле Джуд ничего точно не знал, но кое-какие соображения у него имелись, и подобное совпадение мыслей нисколько его не обрадовало. Склонив голову, он поразмыслил, утер с лица брызги и наконец сказал:
        - Анна, когда ей становилось совсем уж худо, колола себя иглой в большой палец. Чтоб в голове прояснилось, как она выразилась. Не знаю… может, все это и пустяки, но не нравится мне, что укололась ты в точности так же. На тот же манер.
        - Ну, а меня это совсем не волнует. Даже наоборот, обнадеживает.
        С этими словами Джорджия провела здоровой рукой по его груди, будто исследуя рельеф мускулов, уже начавший утрачивать четкость под обвисшей с возрастом кожей и густой порослью вьющихся серебристых волос.
        - Да ну?
        - Точно. Выходит, у нас с ней есть еще кое-что общее… кроме тебя. Да, я ее знать не знала и о ней не знаю почти ничего, но чувствую: что-то нас связывает. И совершенно этого не пугаюсь.
        - Рад, что тебя это не волнует. Жаль только, о себе того же сказать не могу. Мне лично не слишком нравится обо всем этом думать.
        - Ну и не думай, - посоветовала Джорджия, снова прижавшись к Джуду и долгим поцелуем заткнув ему рот.
        24
        Пока Джорджия, оставшаяся в туалете, приводила себя в порядок, одевалась, меняла бинты на руке, вдевала куда следует многочисленные колечки, штанги да серьги, Джуд вывел наружу давно заждавшуюся прогулки Бон. Зная, что провозится Джорджия минут двадцать, не меньше, он подошел к машине и отыскал в багажнике ее ноутбук. Джорджия даже не знала, что у них он с собой. Ноутбук Джуд прихватил машинально, не думая, так как Джорджия таскала его при себе всюду, куда ни отправится, чтобы держать связь с целой оравой друзей и подруг из самых разных уголков континента, с одними переписываясь по электронной почте, другим строча мгновенные сообщения. Еще она тратила кучу времени, шерстя всевозможные форумы, просматривая чьи-то блоги и анонсы предстоящих концертов либо зависая на сайтах с вампирским порно (идея сама по себе - чистый смех, но воплощение больно уж удручающее). Однако, как только они выехали со двора, о ноутбуке Джуд забыл напрочь, а Джорджия про него не спрашивала, потому и пришлось ему заночевать в багажнике.
        Собственным компьютером Джуд так и не обзавелся. С электронной почтой и всеми прочими надобностями касательно интернета за него разбирался Дэнни. Да, Джуд понимал, что принадлежит к день ото дня уменьшающейся прослойке общества - к ретроградам, никак не способным постичь прелестей цифровой эпохи, однако подсаживаться на эти прелести решительно не желал. Четыре года он жил, плотно сидя на кокаине, и этот период жизни промелькнул мимо него, будто фильм, пущенный на огромной скорости, когда день на экране в считаные секунды сменяется ночью, вереницы машин на улицах превращаются в потоки ярких огней, а люди - в расплывчатые, дергающиеся на ходу манекены, возникающие неизвестно откуда, чтоб тут же исчезнуть неизвестно куда. Сейчас эти четыре года казались скорее четырьмя исключительно скверными днями без сна и отдыха, начинавшимися в канун Нового года, а завершавшимися дымом и толчеей рождественских гулянок в окружении толп незнакомцев, с визгливым, нечеловеческим хохотом тянущих к нему руки, норовящих потрогать его, и снова подсаживаться на что бы то ни было ему не хотелось совсем.
        Однажды Джуд попробовал объяснить Дэнни, что думает насчет неконтролируемого влечения, и времени, несущегося вскачь, и интернета, и наркоты, но Дэнни всего-навсего приподнял тонкую подвижную бровь и уставился на него с недоуменной глуповатой усмешкой. Ничего общего между компьютерами и кокаином Дэнни не находил, но Джуд, не раз видевший людей, уткнувшихся носом в экран и жмущих, жмущих кнопку обновления страницы в ожидании каких-то исключительно важных (пусть и совершенно бессмысленных) новостей, считал, что разницы между тем и другим нет почти никакой.
        И вот сейчас этот пробел настала пора восполнять. Перетащив ноутбук Джорджии в номер, Джуд воткнул штепсель в розетку и подключился к интернету. Проверить почту он даже не попытался: правду сказать, просто не знал как. На компьютере Дэнни имелась программа, настроенная, отлаженная и вылавливавшая из Сети адресованные Джуду письма автоматически, а вот каким образом получить их с чужого компьютера, Джуд даже не подозревал. Однако искать в «Гугле» людей по именам он умел и набрал в строке имя Анны.
        Ее некролог оказался коротким, вдвое короче отцовского. Прочесть его Джуд сумел одним духом, на чем достоинства некролога и кончились. Другое дело - фото: при взгляде на него у Джуда тревожно заныло под ложечкой. Следовало полагать, сделано оно было незадолго до конца ее жизни. Анна безучастно глядела в объектив из-под прядей светлых волос, падавших со лба на исхудавшее лицо, кое-как прикрывая темные впадины ввалившихся щек под острыми скулами.
        Во времена их знакомства она щеголяла колечками в бровях и двумя парами серег на каждое ухо, однако для съемки ничего подобного не надела, отчего ее бледное как полотно лицо казалось особенно беззащитным. Присмотревшись, Джуд разглядел на картинке следы пирсинга. Выходит, незадолго до смерти Анна отказалась от всех этих серебристых обручей, и крестиков, и анхов, и сверкающих камешков, и штанг, и крючков, и колечек, воткнутых в тело, чтобы казаться отталкивающей, непрошибаемой, неприступно красивой, опасной, на всю голову отмороженной психопаткой. Что ж, доля правды в этом имелась. Красавицей и психопаткой она была в самом деле, и опасность собой представляла нешуточную… только не для окружающих - для себя же самой.
        Ни о предсмертной записке, ни о самоубийстве в некрологе не поминалось ни словом. Судя по дате, умерла Анна меньше чем за три месяца до смерти отчима.
        Тогда Джуд набрал в строке поиска: «Крэддок Макдермотт лозоходство», и в ответ на этот запрос «Гугл» выдал сразу полдюжины ссылок. Первая в списке вела на страницу с девятилетней давности статьей из «Тампа Трибьюн», раздел «Жизнь и культура». Первым делом Джуд взглянул на иллюстрации - их оказалось две - и оцепенел. Оторвать взгляд от этих фото и перейти к тексту удалось далеко не сразу.
        Статья называлась «С лозой по следу погибшего», а набранный жирным шрифтом подзаголовок гласил: «Спустя 20 лет после Вьетнама, капитан Крэддок готов хоть отправить призрак прошлого на вечный покой… хоть вернуть его из небытия».
        Начиналась статья с рассказа о Рое Хайесе, профессоре биологии на пенсии, в возрасте шестидесяти девяти лет выучившемся пилотировать легкие аэропланы и как-то раз поутру, осенью 1991-го, отправившемся на сверхлегком самолете в полет над Эверглейдс[56 - Особый тропический природный территориальный комплекс, занимающий южную четверть полуострова Флорида. Часть этой области отдана под заповедник, Национальный парк Эверглейдс.] считать белых цапель по поручению местной природоохраны. В 7.13 утра на частном аэродроме к югу от Нейплса приняли от него радио.
        - По-моему, у меня инсульт, - сообщил Хайес. - Голова кружится. Высоты и места определить не могу. Нуждаюсь в помощи.
        Больше от него никаких известий не поступало. Поисковая партия, около ста человек на тридцати с лишним лодках и катерах, не нашла ничего - ни тела Хайеса, ни обломков его самолета. И вот теперь, через три года после его исчезновения и предполагаемой гибели, родные Хайеса предприняли экстраординарный шаг, пригласив возглавить новые поиски его останков Крэддока Макдермотта, капитана ВС США в отставке.
        - Упал он не над Эверглейдс, - уверенно улыбаясь, заявил Макдермотт. - Спасатели вечно ищут не там, где следует. В то утро ветер унес его аэроплан гораздо дальше на север, к самому Биг-Сайпресс. Я полагаю, искать его следует в пределах мили к югу от трассы I-75.
        Итак, Макдермотт считает, что сможет сузить область поисков потерпевшего крушение самолета до половины квадратной мили. Но место катастрофы он определил не по данным метеорологических наблюдений на утро исчезновения Хайеса, не изучая его последних выходов на радиосвязь и не копаясь в свидетельствах очевидцев. Потребовались ему только крупномасштабная карта нужного региона да своеобразный серебристый маятник на цепочке. Как только маятник с невероятной быстротой закачался из стороны в сторону над некоей точкой в южной части Биг-Сайпресс, Макдермотт объявил, что место падения найдено.
        Ближе к концу текущей недели он поведет в болота Биг-Сайпресс на поиски упавшего сверхлегкого аэроплана собранный частным порядком отряд волонтеров и не возьмет с собой ни сонаров, ни металлоискателей, ни собак-ищеек. Его планы поисков пропавшего без вести профессора много проще… и много жутче. Макдермотт намерен обратиться непосредственно к Рою Хайесу - призвать погибшего доктора, дабы тот сам отвел поисковую партию к месту собственного упокоения.
        Далее автор статьи перешел к предыстории - к рассказу о прежних столкновениях Крэддока с необъяснимым. Несколько строк были посвящены кое-каким, так сказать, готическим подробностям его детства. Об отце Крэддока, пятидесятническом проповеднике, обладателе амулета, позволявшего укрощать змей, пропавшем без вести, когда Крэддок еще не вышел из детского возраста, упоминалось лишь вскользь, зато мать удостоилась целого абзаца. Мать Крэддока дважды переезжала с ним чуть ли не через треть страны, а все потому, что видела «того, кто ходит задом наперед» - фантом, предвещающий несчастье. После одного из визитов того, кто ходит задом наперед, маленький Крэддок с матерью съехали из многоквартирного дома в Атланте. Не прошло и трех недель, как дом сгорел дотла из-за неисправности электропроводки.
        Затем настал 1967-й. Макдермотту, офицеру, командированному во Вьетнам, поручили вести допросы пленной элиты Народной Армии Освобождения. Волею случая ему досталось дело некоего Нгуена Чунга, хироманта, якобы учившегося искусству предсказания будущего у родного брата самого Хо Ши Мина и предлагавшего свои услуги множеству высокопоставленных вьетконговцев. Чтобы скорее найти с пленным общий язык, Макдермотт начал расспрашивать Чунга о его религиозных верованиях. Эти расспросы положили начало целой череде удивительных разговоров о пророческом даре, о природе человеческой души и о мертвых - разговоров, по словам Макдермотта, открывших ему глаза на сверхъестественное повсюду вокруг.
        - Во Вьетнаме духи неизменно заняты делом, - заявил Макдермотт, - и Нгуен Чунг научил меня видеть их. А если знаешь, как и куда смотреть, их можно заметить на каждом углу - глаза заштрихованы черным, ноги не касаются земли… Живущие в тех краях нередко поручают мертвым самую разную работу, а дух, полагающий, что у него есть дела, не покинет нашего мира ни за какие блага. Пока не закончит работы, из мира живых не уйдет.
        Тогда-то мне и стало ясно: войну эту мы проиграем. Я видел, что происходит на поле сражений. Когда гибли наши ребята, их души вылетали изо рта, будто струйка пара из чайника, и устремлялись в небо. Когда же гибли вьетконговцы, их духи оставались на месте. Мертвые вместе с живыми шли в бой.
        Что стало с Чунгом по окончании их бесед, Макдермотт не знал: примерно во время Тетского наступления[57 - Первое крупномасштабное наступление коммунистических сил во время войны во Вьетнаме в 1968 году, считающееся переломным моментом войны, так как именно после него большинство граждан США утратило веру в возможность победы.] тот куда-то исчез. Что же до профессора Хайеса, Макдермотт был твердо уверен: его судьба вскоре станет известна.
        - Профессора мы отыщем, - сказал Макдермотт. - Сейчас его дух, так сказать, сидит без работы, но я ему дело найду. Вместе поедем, вдвоем - Хайес и я, и он приведет меня прямиком к собственному телу.
        Вот это последнее, «вместе поедем, вдвоем», вогнало Джуда в зябкую дрожь, по спине побежали мурашки, но куда хуже оказался диковинный, особого рода страх, охвативший его при взгляде на фотоснимки.
        Первый изображал Крэддока, прислонившегося к кенгурятнику знакомого дымчато-синего пикапа. По обе стороны от него на капоте сидели босоногие падчерицы - Анне, наверное, лет двенадцать, а Джессике около пятнадцати. Старшей сестры Анны Джуд прежде не видел, а вот Анну в детские годы видел не в первый раз: выглядела она точно так же, как и в том сне, только без повязки на глазах.
        Джессика на фото обвила руками шею улыбающегося худощавого приемного отца. Сама она была почти такой же худой, рослой, стройной, гладкая кожа медвяно-смугла от загара. А вот улыбка ее настораживала - широкая, белозубая, чересчур экзальтированная, чересчур исступленная… вылитый оскал дошедшего до ручки торговца недвижимостью, так и кричащий: «купи же, купи же, купи». Взгляд ее тоже внушал нешуточную тревогу: черные, блестящие, как непросохшие чернильные кляксы, глаза горели хищным огнем.
        Анна устроилась от обоих чуть в стороне - костлявая, сплошные коленки да локти, золотистые волосы длиной чуть не до пояса лежат на плечах волнами солнечного света. Вдобавок только она из всей троицы не улыбалась в объектив аппарата и вообще не трудилась изображать каких-либо чувств: на лице - разве что сонное безразличие, устремленный вдаль взгляд рассеян, как у сомнамбулы. Именно такой Джуд запомнил ее, уходящую в черно-белый, перевернутый кверху дном мир депрессии, и сейчас с ужасом, с замиранием сердца понял, что в блужданиях по этому миру она провела большую часть детства.
        Однако куда худшее впечатление произвел на него второй снимок, размером поменьше. На нем капитан Крэддок Макдермотт в тропической полевой униформе, в мягкой шляпе-панаме, насквозь промокшей от пота, с M16 через плечо, окруженный еще несколькими джи-ай[58 - Жаргонное прозвище американских солдат (от англ.: GI, Government Issue - казенный, казенного образца).], стоял посреди утрамбованного множеством ног пятачка желтой глины. За спиной его над стоячей водой высились пальмы - если бы не военная форма и не пленный вьетнамец, снимок вполне мог бы быть сделан где-нибудь в заповеднике Эверглейдс.
        Бритоголовый, крепко сложенный, в черном мундире, с широкоскулым, располагающим к себе лицом и безмятежным взглядом буддийского монаха, пленный стоял возле Крэддока, чуть позади. Пленного вьетнамца Джуд узнал мигом: его он тоже видел во сне, да и приметы вернее отрубленных пальцев правой руки еще поди поищи. Обрубки пальцев на зернистом, скверного качества цветном фото были совсем недавно зашиты черными нитками.
        В той же врезке, где сообщалось имя пленного - Нгуен Чунг, говорилось, что снимок сделан в полевом госпитале базы Донгтам, где Чунгу, получившему ранение во время боевых действий, оказывали медицинскую помощь. Да, здесь автор статьи почти не соврал. Собственные пальцы Чунг отсек только потому, что ждал от них нападения - то есть можно сказать, в бою. А что случилось с ним дальше, Джуд, кажется, знал. Скорее всего, рассказав Крэддоку Макдермотту о духах и их работе все, что мог рассказать, Нгуен Чунг отправился прокатиться по ночной дороге.
        Сумел ли Макдермотт отыскать Роя Хайеса, отставного профессора и пилота легкой авиации, в статье не упоминалось, однако Джуд в этом не сомневался, хотя никаких разумных оснований так полагать у него не имелось. Для очистки совести он вбил в строку поиска новый запрос. Как выяснилось, останки Роя Хайеса предали земле пятью неделями позже, только отыскал их, строго говоря, не Крэддок - то есть не Крэддок лично. Болото в месте падения самолета оказалось слишком глубоким, и тело извлекла из-под воды группа аквалангистов полиции штата, а Крэддок всего-навсего показал им, где нужно нырять.
        Тут Джорджия распахнула дверь туалета, и Джуд закрыл браузер.
        - Чего это ты? - спросила она.
        - Пробую разобраться, как тут почту проверить, - соврал Джуд. - Тебе интернет нужен?
        Джорджия задумчиво взглянула на свой ноутбук, сморщила нос и отрицательно покачала головой.
        - Нет. Что-то не хочется мне рыться в Сети. Смешно, правда? Обычно ты меня оттащить от экрана не мог, а теперь…
        - Вот видишь? Есть в бегстве ради спасения жизни и кое-какие плюсы. Глянь, как характер воспитывает!
        Вновь выдернув ящик комода, Джуд вывалил в него еще банку «Альпо».
        - Странно, - заметила Джорджия. - Вечером меня от этой вони чуть наизнанку не вывернуло, а сейчас, с утра, наоборот, есть захотелось.
        - Тогда идем. Здесь «Деннис»[59 - «Denny’s» - популярная в США сеть небольших и недорогих ресторанов.] есть неподалеку. Заодно прогуляемся.
        Отворив дверь, он протянул Джорджии руку. Переодевшаяся в черные потертые джинсы, тяжелые черные башмаки и черную, слишком широкую для ее худобы безрукавку, Джорджия сидела на краю кровати. В золотистом луче солнца, проникшем в номер снаружи, сквозь проем двери, ее кожа казалась бледной, тонкой до полупрозрачности - прикоснешься слегка, и синяк обеспечен.
        Прежде чем встать, она бросила взгляд на собак. Ангус с Бон, склонившись над ящиком комода голова к голове, самозабвенно чавкали кормом. Видя, как Джорджия хмурится, Джуд сразу же понял, что у нее на уме. И вправду, далеко от собак отходить не стоило, однако Джорджия перевела взгляд на Джуда, сощурилась, привстала навстречу солнечному лучу, протянула руку вперед и, увлекаемая Джудом, поднялась на ноги. День выдался ясным. За дверью их дожидалось утро.
        За себя Джуд не опасался. Казалось, новая, только сегодня придуманная песня все еще бережет его от беды, как будто, написав ее, он начертил вокруг них обоих магический круг и внутрь этого круга мертвецу хода нет. Казалось, отвадить призрака удалось - по крайней мере, на время.
        Сами не замечая, что держатся за руки, чего сроду не делали, они двинулись через стоянку, и на ходу Джуд отчего-то оглянулся назад. Ангус с Бон за панорамным окном, стоя бок о бок на задних лапах, а передними опершись о стекло, с абсолютно одинаковой тревогой в глазах глядели им вслед.
        25
        В переполненном «Деннис» стоял страшный шум, внутри было не продохнуть от запахов жареного бекона, подгоревших кофейных зерен и сигаретного дыма. Курить разрешалось у стойки бара, справа от входной двери, и это значило, что уже через пять минут ожидания официантки за столик тебя отведут воняющим, будто пепельница.
        Сам Джуд не курил вообще. Даже не начинал. В отличие от многих других эта пагубная привычка обошла его стороной. А вот отец курил. Бывая по делам в городе, Джуд всякий раз охотно, даже без просьб, покупал ему дешевые дженерики[60 - То есть сигареты в упаковке без оформления, стандартного неброского цвета с названием марки, напечатанным простым, установленного размера шрифтом, и предупреждающими графическими изображениями.] целыми блоками, и оба они знали почему. Всякий раз, как Мартин закуривал и делал первую затяжку, Джуд, сидящий за кухонным столом напротив, испепелял взглядом и отца, и темно-оранжевый огонек сигареты.
        - Мог бы взгляд убивать, я бы уже загибался от рака, - безо всяких преамбул сказал Мартин однажды вечером, описав сигаретой круг над столом и сощурившись на Джуда сквозь пелену дыма. - А вообще конституция у меня - дай Бог каждому, так что, пока я от курева сдохну, придется тебе подождать. Коли вправду желаешь мне смерти, есть способы куда проще.
        Мать Джуда молчала, сосредоточенно луща горох, - лицо застыло, губы поджаты, пристальный взгляд устремлен в миску… Казалось, она оглохла и онемела.
        Джуд (в то время Джастин) тоже молчал, не сводя взгляда с отца. Ответить мешала не злость - изумление, ведь отец будто прочел его мысли. С яростью глядя на вислые, как петушиный гребень, складки под подбородком отца, он всем сердцем желал вогнать туда, в горло Мартина, раковую опухоль, ком расцветающих, разрастающихся черных клеток. Пускай рак оставит его без голоса, пускай задушит к чертям, пускай доктора вырежут ему глотку, чтобы заткнулся навеки!
        Хотя это, пожалуй, не помогло бы. Сидящий за соседним столиком разговаривал и без гортани, при помощи электроларинкса, голосообразующего аппарата, который держал под подбородком, громко, трескуче втолковывая официантке (а заодно всем и каждому в заведении):
        - КОНДИЦИНЕР У ВАЗ-З-З ЕЗ-З-ЗЬ? НУ, ТАК ВКЛЮЧИТЕ! ЕДУ НЕДОЖАРИВАЕТЕ, А КЛИЕНТОВ, ДЕНЕЖКИ ПРИНОСЯЩИХ, ЖИВЬЕМ ГОТОВЫ СВАРИТЬ! МНЕ, СЛАВА БОГУ, УЖЕ ВОСЕМЬДЕСЯТ СЕМЬ!
        Похоже, последнее казалось ему обстоятельством чрезвычайной важности, так как, стоило официантке отойти, неугомонный старикан повторил, обращаясь к жене, фантастически толстой пожилой бабище, не удосужившейся даже оторвать взгляд от газеты:
        - ВОСЕМЬДЕСЯТ СЕМЬ! БОГ ТЫ МОЙ, ВОСЕМЬДЕСЯТ СЕМЬ, А НАЗ-З-З ТУТ ВАРЯТ, КАК ЯЙДЗ-З-ЗА ВКРУТУЮ!
        Выглядел он совсем как старик с той самой картины под названием «Американская готика»[61 - Картина американского художника Гранта Вуда, написанная в 1930 г. и изображающая старого фермера с дочерью; один из самых узнаваемых образов в американском искусстве XX века.], вплоть до седых прядей волос, зачесанных кверху, на лысину.
        - Интересно, какими мы с тобой в старости станем, - задумчиво проговорила Джорджия.
        - Ну, шевелюру я сохраню, только волосы поседеют. И полезут пучками из самых неподходящих мест. Из ушей, из носу, а брови разрастутся - жуть просто. В общем, сделаюсь этаким Сантой, начисто сбившимся с праведного пути.
        Джорджия поддела ладонями груди.
        - А из них весь жир с годами наверняка перетечет в задницу. И сладкое я люблю, так что к старости зубы, скорее всего, повыпадут. Одна радость: если протезы вынуть, отсос, наверное, у старушки выйдет - просто класс.
        Мягко коснувшись подбородка Джорджии, Джуд приподнял ее голову, пристально оглядел лицо - широкие скулы, обрамленные темными кругами глаза, взиравшие на него с легким ехидством, не слишком, однако ж, удачно маскировавшим желание удостоиться его похвалы.
        - Хорошее лицо у тебя, - сказал Джуд. - И глаза хороши. Все с тобой будет в порядке. У пожилых женщин все дело в глазах. Нужно, чтоб в них жизнь играла, будто ты постоянно думаешь о чем-то забавном. Будто проказу какую-то замышляешь.
        Едва он убрал руку, Джорджия опустила голову, уткнулась взглядом в недопитый кофе, заулыбалась с совершенно не свойственным ей смущением.
        - Ты будто о Бамми, о бабуле моей говоришь, - сказала она. - Думаю, мы уже к обеду у нее будем. Она тебе сразу понравится, вот увидишь.
        - Не сомневаюсь.
        - С виду бабуля - добрейшая, безобиднейшая старушка на свете, но подшутить иногда может так, что… В восьмом классе я жила у нее и приглашала к себе дружка, Джимми Эллиота. Говорила, будто в покер на костях поиграть, но на самом деле мы с ним таскали у бабули вино. Обычно у Бамми имелось в холодильнике с полбутылки красного, оставшегося со вчерашнего ужина. А она наши проделки заметила и однажды подменила бухло красными чернилами. А Джимми первый глоток уступил мне. Глотнула я, поперхнулась, закашлялась и вся облилась. И отмыться к бабулину возвращению не успела: вокруг губ пятно красное, подбородок весь в кляксах, язык - что малина… Неделю чернила держались. Я думала, Бамми отшлепает меня как следует, но ее все это только развеселило.
        К их столику подошла официантка.
        - Джуд, а как тебе в браке жилось? - спросила Джорджия, когда она, приняв заказ, удалилась.
        - Спокойно. Мирно.
        - Зачем же ты с женой развелся?
        - Это не я. Это она со мной развелась.
        - Застала в кровати со штатом Аляска, или еще что-то вроде?
        - Нет, я ее не обманывал… ну, разве что изредка. И близко к сердцу она все это не принимала.
        - Не принимала? Серьезно? Если бы мы с тобой поженились и ты налево пошел, я бы в тебя швырнула первым, что под руку подвернется. И вторым тоже. И в больницу бы после не повезла: лежи себе, истекай кровью. - Сделав паузу, она склонилась над кружкой, ненадолго о чем-то задумалась. - Так отчего вы с ней разошлись?
        - Трудно объяснить.
        - Думаешь, мне ума не хватит понять?
        - Нет, - ответил Джуд. - Скорее мне не хватит ума объяснить… даже себе самому, не говоря уж о ком-то другом. Долгое время мне хотелось быть хорошим мужем, старания к этому прилагать. А потом расхотелось. А она это каким-то образом поняла. Хотя, может, я сам нарочно дал ей понять…
        Еще не закончив, Джуд живо вспомнил, как начал по вечерам засиживаться в студии допоздна, дожидаться, пока жена не устанет и не отправится спать без него, а сам тихонько проскальзывал в спальню позже, когда она уснет, чтоб не пришлось заниматься любовью. А как он порой принимался играть на гитаре, подбирая мелодии, прямо посреди ее рассказа о чем-нибудь, заглушая голос жены? А как не выбросил ко всем чертям, оставил у себя ту видеопленку со снаффом и даже не потрудился спрятать кассету подальше - бросил там, где она непременно попадется жене на глаза?
        - Чушь какая-то. Вот так - вдруг, ни с того ни с сего - расхотелось? На тебя это совсем не похоже. Не из тех ты, кто бросит начатое безо всякой причины.
        Ну, еще бы! Все верно, причина имелась, вот только внятному, разумному изложению не поддавалась никак. Для жены, а вернее для них обоих, Джуд купил загородный дом. Купил Шеннон один «Мерседес» и другой, огромный седан, и маленький юркий кабриолет. Выходные они время от времени проводили в Каннах, летая туда частным лайнером, с гигантскими креветками и шейками омаров во льду на обед. А потом Диззи умер, умер самой скверной, мучительной смертью из всех возможных, а Джером покончил с собой, а Шеннон по-прежнему как ни в чем не бывало являлась в студию и говорила: «Тревожно мне за тебя. Поедем-ка на Гавайи» - или: «Я тебе куртку кожаную купила, примерь-ка». В такие минуты Джуд и принимался бренчать на гитаре, заглушая голос жены - уж очень противным казался ее щебет, уж очень противными сделались мысли о новых тратах денег, о новых куртках, о новых поездках… Однако куда противнее, ненавистнее всего прочего стала ее довольная, холеная физиономия, и пухлые пальчики в кольцах, и холодная, расчетливая озабоченность во взгляде.
        Под самый конец, ослепший, в горячечном бреду, чуть ли не ежечасно гадящий под себя, Диззи вбил себе в голову, будто Джуд - его отец. Плакал, твердил, что вовсе не хотел становиться геем, а напоследок сказал:
        - Прости меня, папа… не надо… не надо меня ненавидеть…
        И Джуд ответил:
        - Да что ты! Я и не думал.
        А после Диззи не стало, а Шеннон продолжала заказывать Джуду тряпки да размышлять, где бы им пообедать…
        - А почему ты с ней детей не завел? - спросила Джорджия.
        - Побоялся. Все думал, не слишком ли много во мне от отца.
        - По-моему, ты на него вообще ничем не похож, - возразила Джорджия.
        Джуд призадумался, рассеянно жуя.
        - Нет. Характеры у нас практически одинаковые.
        - А вот меня другое пугает. Что заведу я детей, а после они узнают обо мне всю правду. От детей ведь ничто не укроется: я о родителях тоже много чего узнала.
        - И что же узнают о тебе твои дети?
        - Что школу я бросила, не доучившись. Что проституткой в тринадцать лет по милости одного козла сделалась. Что делать толком никогда ничего не умела, кроме как раздеваться под «Мотли Крю» перед пьяной толпой. Что под арестом побывала три раза. Что деньги у бабули как-то раз сперла и расстроила ее до слез. Что зубов не чистила года два… и это я, может, еще не все вспомнила.
        - Значит, твой сын будет знать: какая бы беда со мной ни случилась, мать меня выслушает и поймет, потому что сама прошла через все это. В какое бы дерьмо я ни влип, переживу, выкарабкаюсь - маме хуже пришлось, но ничего, справилась же.
        Джорджия подняла голову, вновь улыбнулась, радостно, озорно сверкнула глазами - именно такой огонек в глазах Джуд и имел в виду.
        - Знаешь, Джуд, - заговорила она, потянувшись перебинтованной рукой к кружке.
        Между тем подошедшая к ней со спины официантка склонилась к столику с кофейником, чтобы снова наполнить кружку - причем не глядя, уставившись в блокнот для счетов. Сообразив, что сейчас произойдет, Джуд раскрыл было рот, но опоздал.
        - Знаешь, Джуд, - продолжала Джорджия, - иногда с тобой так хорошо, что даже забываешь, какой ты му…
        Тут ее забинтованную ладонь и окатила струя горячего кофе, хлынувшего из кофейника как раз в тот момент, когда Джорджия сдвинула с места кружку. Взвизгнув, Джорджия отдернула руку, прижала ее к груди, страдальчески сморщилась. На миг взгляд ее остекленел так, что Джуд испугался, не кончится ли все это обмороком.
        Однако Джорджия, крепко стиснув больную руку здоровой, вскочила из-за стола.
        - Гляделки разуй, коза безмозглая! Смотри, н-нах, куда льешь! - рявкнула она на официантку. От неожиданности в ее голосе снова прорезался, снова взял над ней верх тот же тягучий деревенский акцент.
        - Джорджия, - негромко окликнул ее Джуд, тоже поднявшись на ноги.
        Но Джорджия, скривившись, отмахнулась от него, отпихнула плечом с дороги злополучную официантку и устремилась в холл, к туалетам.
        Джуд отодвинул от себя тарелку.
        - Рассчитайте нас. И чем скорее, тем лучше.
        - Простите, - пролепетала официантка. - Простите, я…
        - Всякое в жизни случается.
        - Простите, - в третий раз повторила официантка, - я виновата, конечно, но это еще не причина так со мной разговаривать.
        - Она обожглась. И вполне могла бы еще не так выразиться.
        - Хороша парочка, - прошипела официантка. - Я, между прочим, с первого взгляда поняла, кто к нам пожаловал, однако обслуживала вас со всем уважением, как любых других.
        - Вот как? Поняли, кто к вам пожаловал? И кто же мы?
        - Шпана заезжая, вот кто. По тебе сразу видно: дурью, небось, промышляешь.
        Джуд от души рассмеялся.
        - А насчет нее вообще никаких сомнений. Почем в час ей платишь?
        Тут Джуду сделалось не до смеха.
        - Давай сюда счет, - сказал он, - и чтоб я твоей жирной жопы больше не видел.
        Официантка пронзила его взглядом, скривила губы, будто бы для плевка, и, не сказав больше ни слова, поспешила прочь.
        Сидевшие за соседними столиками прервали беседы, уставились на Джуда разинув рты, однако стоило Джуду обвести любопытствующих тяжелым, немигающим взглядом, все они, как один, уткнулись в тарелки. Чего-чего, а устремленных на него взглядов Джуд не боялся нисколько: ему ли, многие годы глядевшему в глаза бесчисленным толпам народу, пугаться детской игры в гляделки?
        Вскоре единственными, кто не отвел взглядов в сторону, остались только старик с картины «Американская готика» да его жена, вполне годившаяся для выступлений в цирке с аттракционом «Самая толстая женщина в мире» по выходным. Впрочем, толстуха хотя бы старалась скрыть любопытство, подглядывала за Джудом искоса, делая вид, будто целиком поглощена чтением развернутой перед собою газеты, а вот старик откровенно таращился на него - вроде бы осуждающе, но и с озорной искоркой в карих, цвета крепкого чая, глазах. Электроларинкс, прижатый к его горлу, тихонько гудел, будто старик собирается что-то сказать, однако старик молчал.
        - Мысли какие есть? Так не стесняйтесь, выкладывайте, - сказал Джуд, обнаружив, что взглядом в глаза старика не смутить.
        Старик поднял брови, отрицательно покачал головой, признавая, что сказать ему нечего, и негромко, забавно хмыкнув, уткнулся взглядом в тарелку, а голосовой аппарат положил рядом с солонкой и перечницей.
        Но не успел Джуд отвернуться, как электроларинкс ожил, завибрировал, задребезжал о стол и громко, монотонно, с легким электрическим треском прогудел:
        - ТЫ УМРЕЖ-Ж-ЖЬ.
        Старик в инвалидном кресле замер, подался назад и изумленно, будто не веря собственным ушам, уставился на приборчик. «Самая толстая женщина в мире», свернув газету вдвое, тоже воззрилась на электроларинкс с нешуточным удивлением, и ее пухлое, круглое, гладкое, точно у Тестяного Человечка Пиллсбери[62 - Рекламный маскот компании «Пиллсбери», слепленный из теста человечек в пекарском колпаке (англ.: «Pillsbury Doughboy»).], лицо омрачилось тревогой.
        - Я М-МЕРТВ, - гудел электроларинкс, с частым стуком, точно грошовая заводная игрушка, скользя по гладкой столешнице.
        Старик, подхватив приборчик, сжал его в кулаке, однако электроларинкс не унимался - жужжал и жужжал, будто шокер для розыгрышей в виде жвачки или пачки сигарет:
        - УМЕР Я, ТЫ УМРЕЖ-Ж-ЖЬ, И В МОГИЛУ МЫ ЛЯЖ-ЖЕМ ВДВОЕМ-М-М.
        - Да что с ним такое? - спросила толстуха. - Опять радио ловит?
        Старик, пожав плечами, покачал головой: откуда мне, дескать, знать? Разжав пальцы, он оглядел приборчик в горсти и поднял взгляд на Джуда. Округлившиеся от изумления, его глаза за толстыми линзами очков казались вдвое больше обычного. Медленно, будто завороженный, старик протянул приборчик Джуду, а пластиковая коробочка вибрировала, гудела почти без пауз:
        - УБЕЙ ЕЕ ПОКОНЧИ С СОБОЙ СОБАК УБЕЙ ТОЖЕ СОБАКИ ТЕБЯ НЕ СПАСУТ ЕДЕМ ВМЕСТЕ СЛУШАЙ ЖЕ СЛУШАЙ МЕНЯ ЕДЕМ В НОЧЬ. ТЫ КУПИЛ МЕНЯ НО ТЫ МНЕ НЕ ХОЗЯИН. ХОЗЯИН Я. Я ТЕБЕ ГОСПОДИН-Н-Н.
        - Питер, - заговорила толстуха, пытаясь говорить шепотом, но голос ее осекся, а стоило ей перевести дух, зазвучал громко, пронзительно, с дрожью. - Питер, выключи его, наконец!
        Однако Питер даже не шевельнулся - так и сидел, протягивая Джуду электроларинкс, будто это телефонная трубка, а спрашивают его.
        Все вокруг снова уставились на них, по залу, от стены к стене, заструился ручьями встревоженный ропот. Некоторые поднялись с кресел, чтоб лучше видеть и не пропустить того, что может случиться дальше.
        «Джорджия», - подумал Джуд и тоже поднялся на ноги. Поднимаясь и поворачиваясь к холлу, он невзначай взглянул в сторону панорамного окна, выходящего наружу со стороны фасада, и замер на полушаге, не в силах отвести глаз от парковки. Там, на парковке, у самой парадной двери, подрагивал на холостом ходу, сиял холодными ослепительно-белыми кругами включенных прожекторов пикап мертвеца. В кабине не было никого.
        Двое-трое зевак, поднявшихся из-за столиков по соседству, застыли столбами, так что по пути к холлу и туалетам пришлось растолкать их плечом. Отыскав женскую уборную, Джуд распахнул дверь.
        Джорджия, стоявшая перед одной из двух раковин, даже не оглянулась на грохот двери о стену. Задумчиво, мрачно, словно ребенок, засыпающий у телевизора, насупив брови, сжав губы, она не сводила глаз с собственного отражения в зеркале, однако взгляд ее был рассеян, устремлен в пустоту.
        Подняв забинтованную руку, она изо всех сил, не сдерживая удара, вогнала кулак в зеркало. Стекло подалось, подернулось паутиной разбежавшихся во все стороны ломаных трещин, а спустя еще миг серебристые зеркальные клинья рухнули вниз, с мелодичным звоном разбиваясь о раковину.
        Стройная светло-русая женщина с новорожденным, стоявшая в ярде от Джорджии у откидного пеленального столика, крепко прижала к груди младенца и завизжала:
        - Господи! Господи! О, Боже мой!
        Схватив восьмидюймовый, кривой, точно коса, серебристый клинок, Джорджия поднесла сверкнувший в свете ламп полумесяц к горлу, коснулась острием кожи чуть ниже приподнятого подбородка.
        Стряхнув оцепенение, заставившее замереть на пороге, Джуд ухватил ее за запястье, рывком отвел руку с осколком в сторону и заломил за спину, да так, что Джорджия, вскрикнув от боли, разжала пальцы. Зеркальный полумесяц с тоненьким, приятным для слуха звоном разлетелся вдребезги, разбившись о белый кафельный пол.
        Джуд развернул Джорджию к двери и вновь с силой до боли вывернул ее руку. Джорджия ойкнула, зажмурилась, смаргивая слезы, навернувшиеся на глаза, но покорно двинулась к выходу. Зачем Джуд сделал ей больно? Этого он сам толком не понимал. Возможно, от страха, а может быть, и нарочно - разозлившись на ее срыв или на себя самого, за то, что ослабил бдительность.
        Мертвец ждал в холле у туалетов, однако Джуд заметил его, только пройдя мимо. По всему телу прокатилась волна дрожи, надолго задержавшейся в ногах, колени ослабли, будто вот-вот подогнутся, а Крэддок отсалютовал вслед обоим, коснувшись двумя пальцами полей шляпы.
        Джорджия еле передвигала ноги; пришлось толкать ее перед собой через зал, подхватив под мышки. Толстуха со стариком разговаривали, склонившись голова к голове:
        - …НЕ РАДИО ЭТО БЫЛО, ТЕБЕ ГОВОРЯТ…
        - Значит, эти двое. Шуточки шутят, выродки.
        - ЗАТКНИСЬ, ВОН ОНИ.
        Остальные, уставившись на Джуда с Джорджией, поспешно отскочили с дороги. Официантка, пару минут назад обозвавшая Джуда торговцем дурью, а Джорджию шлюхой, что-то втолковывала администратору, коротышке с пучком ручек в нагрудном кармане рубашки и тоскливым взглядом бассета, у стойки бара и, стоило им войти, ткнула в их сторону пальцем.
        Подойдя к столику, Джуд швырнул на него пару двадцаток и двинулся к выходу. Коротышка-администратор скорбно взглянул им вслед, но не сказал ни слова. Официантка взахлеб, брызжа слюной, бормотала ему что-то на ухо.
        - Джуд, - заговорила Джорджия, как только за обоими захлопнулись створки первых дверей. - Джуд, пусти. Больно.
        Ослабив хватку, Джуд обнаружил, что его пальцы оставили на коже Джорджии, и без того бледной, парафиново-белые пятна. Хлопнув вторыми дверьми, оба вышли наружу.
        - Здесь опасно? - спросила Джорджия.
        - Да, - подтвердил Джуд. - Но это ненадолго. Собак наш призрак боится изрядно.
        Быстрым шагом прошли они мимо пустого, урчащего на холостых пикапа Крэддока. За приоткрытым на треть окном со стороны пассажира работало радио: на средних волнах гладко, уверенно, едва ли не высокомерно вещал какой-то политик правого толка.
        - …насколько приятно наблюдать торжество этих важнейших, основополагающих американских ценностей, насколько приятно видеть, как побеждают на выборах люди наши, достойные, пусть даже противная сторона намерена усомниться в честности процедуры, насколько приятно видеть, как больше и больше людей возвращаются в лоно политики самого обыкновенного христианского благоразумия! - соловьем разливался обладатель глубокого, сладкозвучного баса. - Но знаете, что еще приятнее, еще того лучше? Задушить, задушить эту сучку - да-да, вот эту сучку, стоящую рядом, задушить, выйти на шоссе, ничком броситься под колеса первой же фуры, броситься под колеса и…
        Но тут они прошли мимо, и голоса стало не слышно.
        - Похоже, конец нам с тобой, - сказала Джорджия.
        - Ничего подобного. Идем, идем. Тут до отеля не будет и сотни ярдов.
        - Все равно он до нас доберется. Не сейчас, так после. Он сам так сказал. Чего, сказал, зря суетиться? Все равно никуда не денешься. Проще самой вспороть горло, да и дело с концом. Вот я и послушалась. Не смогла не послушаться.
        - Знаю. Он со всеми такое проделывает.
        Выйдя к хайвэю, они двинулись дальше, прямо у края присыпанной щебнем обочины. Длинные стебли травы, пробивавшейся сквозь щебенку, хлестали по штанинам джинсов.
        - Рука что-то побаливает, - пожаловалась Джорджия.
        Остановившись, Джуд поднял ее кисть повыше и осмотрел. К счастью, удар по зеркалу обошелся без кровоточащих ссадин, а кривой острый осколок не оставил на ладони порезов. Толстый слой марли уберег кожу от ран, однако нездоровый жар, испускаемый ею, чувствовался даже сквозь бинты. Интересно, костей она не сломала?
        - Еще бы ей не побаливать! Ты ж вон как по зеркалу врезала. Скажи спасибо, что кисть не располосовала.
        С этим Джуд легонько подтолкнул Джорджию вперед, и оба вновь зашагали к мотелю.
        - Постукивает, как сердце. Бьется: тук-тук-тук…
        Джорджия сплюнула - раз, другой.
        От «Дэйз Инн» их отделял виадук, мостик с железнодорожными рельсами поверху. Хайвэй вел под него, в темный узкий туннель. Для тротуара или хотя бы обочины по краям дорожного полотна места не оставалось. С каменного свода под ноги капало.
        - Идем, идем, - поторопил Джуд Джорджию.
        Виадук казался черной рамкой вокруг картинки, фото «Дэйз Инн». Шагая вперед, Джуд не сводил глаз с мотеля. Вон он, «Мустанг». Вон он, их номер.
        Не замедляя шага, оба вошли под виадук. В туннеле воняло стоялой водой, подгнившей травой и мочой.
        - Погоди-ка, - сказала Джорджия.
        Остановившись, она согнулась едва ли не пополам и бурно извергла из желудка съеденную за завтраком яичницу пополам с комьями полупереваренных тостов и апельсиновым соком.
        Джуд, придержал ее за плечо, а свободной рукой убрал с лица длинную челку. Дожидаться, пока Джорджии не полегчает, среди вонючего полумрака с каждой секундой становилось все неуютнее.
        - Джуд, - пробормотала она.
        - Идем, - велел Джуд, потянув ее за плечо.
        - Погоди, Джуд…
        - Идем, идем.
        Джорджия перевела дух, утерла губы подолом безрукавки, но так и не выпрямилась.
        - По-моему…
        Рокот мотора, яростный, переходящий в рев вой двигателя на полном газу, донесшийся сзади, Джуд услышал еще до того, как смог разглядеть грузовичок. В стену из грубо отесанного камня ударили лучи фар. Оглянувшись, Джуд увидел в проеме виадука пикап мертвеца, мчащийся прямо на них. Сидящий за рулем Крэддок скалился во все зубы, слепящие огни дополнительных прожекторов казались дырами, прожженными в самом мироздании, из-под колес валил черный дым.
        Подхватив Джорджию поперек туловища и вскинув ее на плечо, Джуд со всех ног помчался вперед, к выходу из туннеля.
        Дымчато-синий «шеви» с разгону врезался в стену чуть позади. Оглушительный грохот, скрежет стали о камень, треск бьющегося стекла ударили по барабанным перепонкам так, что у Джуда зазвенело в ушах. Споткнувшись, он вместе с Джорджией рухнул на мокрый щебень обочины. Виадук остался позади. Откатившись в сторону от хайвэя, оба рухнули вниз, в заросли придорожных папоротников. Джорджия, вскрикнув, взмахнула рукой, угодила костлявым локтем прямо в глаз Джуду. Под ладонями Джуда мерзко чавкнула раскисшая болотная хлябь.
        Встав на колени, Джуд кое-как отдышался и оглянулся назад. В стену туннеля врезался вовсе не старый «Шевроле» мертвеца, а оливковый джип из тех, что открыты всем ветрам, с трубчатой предохранительной дугой позади. За баранкой, прижимая ладонь ко лбу чуть ниже густой серо-стальной седины, сидел стриженый «ежиком» чернокожий. Лобовое стекло, разбитое его головой, украшала цепочка округлых, кольчатых вмятин. Передок джипа со стороны водителя снесло до самой рамы, дымящаяся сталь задралась рваными клочьями вверх и назад.
        - Что там? - спросила Джорджия.
        Едва различимый сквозь звон в ушах, ее голос дребезжал, точно жесть на ветру.
        - Призрак. Промахнулся.
        - Ты уверен?
        - Что это был он?
        - Что он промахнулся.
        Джуд поднялся во весь рост. Ноги ослабли, колени тряслись так, будто вот-вот не выдержат тяжести тела. Ухватив Джорджию за запястье, он поднял на ноги и ее. Звон в ушах мало-помалу пошел на убыль. Издали, со стороны мотеля, донесся заливистый истерический лай, бешеный лай Ангуса с Бон.
        26
        Забрасывая сумки в багажник «Мустанга», Джуд вдруг почувствовал сильную, мерно пульсирующую боль в левой кисти, совсем не похожую на прежнюю - тупую, ноющую, не унимавшуюся со вчерашнего дня, с той самой минуты, как он пропорол ладонь. Опустив взгляд, он обнаружил, что съехавшая повязка насквозь пропитана свежей кровью.
        Пришлось Джорджии сесть за руль, а ему устроиться на пассажирском сиденье с прихваченной из дому аптечкой первой помощи на коленях. Первым делом он размотал мокрые липкие бинты и швырнул их под ноги. Полоски пластыря, налепленные поверх раны накануне, отстали от кожи, и края раны вновь разошлись, без стыда обнажив влажно поблескивающее мясо. Очевидно, Джуд растравил рану во время падения в кювет, выскочив из-под колес грузовичка Крэддока.
        - Что с рукой делать думаешь? - спросила Джорджия, обеспокоенно покосившись в его сторону и снова устремив взгляд вперед.
        - То же самое, что и ты со своей. Ничего, - ответил он.
        Заклеивать рану свежим пластырем оказалось процедурой нелегкой и к тому же довольно болезненной - будто тушишь бычок о ладонь. По возможности туже, аккуратнее стянув края, Джуд забинтовал ладонь полосой чистой марли.
        - Ты в курсе, что и голову где-то до крови успел рассадить? - не унималась Джорджия.
        - Царапина. Пустяковая. Не стоит волнений.
        - А что случится в следующий раз? В следующий раз, когда мы окажемся где-нибудь без собак, без присмотра?
        - Не знаю.
        - В ресторане ведь народу была толпа. Уж в такой-то толпе, казалось бы, бояться нечего. Люди повсюду вокруг, ясный день на дворе, а он все равно явился по наши души. Спрашивается, как с такой тварью бороться? Что делать?
        - Не знаю, Флорида, - повторил Джуд. - Не знаю. Знал бы, что делать, давно так и сделал бы. Отстань от меня со своими вопросами, умолкни хоть на пару минут.
        Машина мчалась вперед. Только услышав негромкий сдавленный (всхлипывания она сдерживала, как могла) плач, Джуд осознал, что оговорился, назвал Джорджию Флоридой. Это все из-за ее бесконечных вопросов, сыпавшихся на него один за другим, да еще из-за говора - тягучего носового акцента Дочерей Конфедерации, то и дело прорезывавшегося в ее голосе уже второй день.
        От сдерживаемого плача Джорджии на сердце почему-то сделалось невыносимо тягостно. Уж лучше б она разрыдалась вслух: тогда он мог бы что-нибудь ей сказать, чем-то утешить, а так… Сейчас ее наверняка следовало оставить в покое, наедине с обидой, и старательно делать вид, будто ничего не замечаешь. Усевшись пониже, поудобней откинувшись на спинку пассажирского кресла, Джуд устремил взгляд за окно.
        Солнце неумолимо палило сквозь лобовое стекло, и чуть южнее Ричмонда Джуд совершенно осоловел от удушливой, ватной жары. Сейчас бы поразмыслить, что ему известно о привязавшемся к ним мертвеце, вспомнить, что рассказывала об отчиме Анна, пока они были вместе, но мысли еле ворочались в голове, налились неподъемной тяжестью - словом, чувствовал себя Джуд хуже некуда, а все из-за солнца в лицо да негромкого жалобного плача Джорджии за рулем… а еще он прекрасно помнил: об отчиме Анна говорить избегала.
        - Не люблю я отвечать на вопросы. Уж лучше самой спрашивать, - объясняла она.
        И потому почти полгода морочила Джуду голову дурацкими, бессмысленными вопросами:
        - А в бойскаутах ты состоял? А бороду чем моешь - шампунем, как голову? А что тебе больше нравится, моя задница или сиськи?
        Казалось бы, то немногое, что он узнал - о династии практикующих гипнотизеров, об отце с талантами лозоходца, обучившем дочерей гадать по ладони и разговаривать с духами, о детстве, омраченном галлюцинациями предподростковой шизофрении, - должно способствовать дальнейшему любопытству. Однако о жизни до встречи с ним Анна-Флорида рассказывать не желала, а сам Джуд был только рад оставить ее прошлое в прошлом.
        Ясно было одно: молчит она о чем-то нехорошем, а о чем именно - не так уж важно. Подробности не имеют значения… так полагал Джуд в те времена. Мало этого, готовность принять ее такой как есть, ни о чем не расспрашивая, ни словом не осуждая, он считал одним из своих достоинств. С ним ей, какие бы призраки ее ни преследовали, не грозило ничто.
        Вот только уберечь Анну он не сумел и теперь прекрасно понимал это. В итоге призраки неизменно наверстывали упущенное, и не было в мире запоров, способных удержать их за дверью: поди удержи того, кто пройдет дверь насквозь! Так его «достоинство» - способность без проблем довольствоваться тем, что ей самой захочется рассказать о себе, - обернулось скорее чем-то вроде эгоизма, детским желанием спрятаться от угнетающих разговоров и огорчительных истин во мраке неведения. Он попросту боялся ее секретов, или, точнее, непростых, наверняка не слишком приятных чувств - возможного следствия посвященности в чужие тайны.
        На что-то вроде признания, хоть на какую-то откровенность она отважилась только раз. Случилось это в самом конце, незадолго до того как Джуд отправил ее домой.
        Ее депрессия тянулась уже который месяц. Вначале с сексом все стало плохо, потом секса не стало вообще. Не раз Джуд находил ее в ванной, мокнущую в ледяной воде, неуемно дрожащую, подавленную настолько, что даже вылезти не догадывается. Сейчас, задним числом, все это выглядело, словно она репетировала превращение в труп, готовилась к тому самому вечеру, который ей предстоит провести, остывая, покрываясь морщинами в ванне, до краев полной холодной воды пополам с кровью. Сама с собой она трепалась о чем ни попадя, сюсюкала, будто трехлетка, но, стоило Джуду к ней обратиться, вмиг умолкала, таращилась на него в таком изумлении, точно с ней говорит кресло или, допустим, шкаф.
        И вот однажды вечером он выехал из дому по какому-то делу. По какому, уже забыл. Может, фильм взять в прокате, а может, за бургером. Домой возвращался уже в темноте. Примерно за полмили до дома откуда-то спереди донеслись гудки автомобилей, встречные машины мигали фарами.
        Вскоре он миновал ее. Анна бежала куда-то по той стороне шоссе, у края обочины, в одной из его громадных футболок на голое тело. Ее нечесаные светло-русые волосы развевались по ветру за спиной. Увидев машину Джуда, едущую навстречу, она лихорадочно замахала рукой и бросилась через дорогу, прямиком под колеса огромного грузовика-длинномера, вырулившего из-за поворота.
        Водитель грузовика ударил по тормозам. Под оглушительный визг восемнадцати колес о дорожное полотно задний конец прицепа вильнул влево, кабину развернуло вправо, и фура остановилась в каких-то двух футах от Анны, но та словно бы ничего не заметила. К этому времени Джуд свернул на обочину, затормозил, и Анна, распахнув дверцу водителя, прыгнула прямо к нему.
        - Ты куда подевался?! - завопила она. - Я ведь где только тебя не искала! Бегу, бегу и думаю: где же ты, вдруг навсегда пропал? Бегу, бегу, ищу…
        Водитель фуры распахнул дверцу, высунулся из кабины, встав на подножку.
        - Этой козе что, жить надоело?!
        - Сами разберемся, - откликнулся Джуд.
        Дальнобойщик набрал в грудь воздуха, собираясь добавить что-то еще, да так и замер с разинутым ртом: пока Джуд втаскивал Анну внутрь, футболка ее задралась, обнажив голый зад.
        Брошенная на пассажирское место, Анна тут же вскочила, вцепилась в Джуда, уткнулась мокрым, разгоряченным лицом в его грудь.
        - Страшно мне стало, так страшно, что я побежала…
        Джуд отпихнул ее локтем так, что она отлетела к пассажирской дверце и смолкла, пораженная до глубины души.
        - Ну, все. Хватит. Достал меня этот дурдом, слышишь? Не ты одна умеешь предсказывать будущее. Давай-ка я тебе тоже судьбу предскажу. Вижу, ждет тебя, красавица, дальняя дорога. Вижу, стоишь ты, блин, на станции с сумками и автобуса ждешь, - отчеканил он.
        Сердце в груди сжалось, напоминая, что ему уже не тридцать три - пятьдесят три, почти на три десятка лет больше, чем Анне. Анна, высоко подняв брови, с недоумением молча таращилась на него.
        Переключив передачу, Джуд тронулся с места и покатил к дому. Стоило ему свернуть с шоссе на подъездную дорожку, Анна склонилась к нему, потянулась к ширинке, чтоб отсосать, но этого Джуд даже представить себе - не то что позволить - не мог. При одной мысли о ее ласках сейчас, в эту минуту, его чуть наизнанку не вывернуло, и он снова отпихнул Анну локтем.
        Большую часть следующего дня он обходил ее стороной, но вечером, выгуляв собак и вернувшись в дом, услышал ее оклик с верхней площадки черной лестницы. Анна спросила, не приготовит ли он ей супу - просто банку чего-нибудь консервированного, и Джуд ответил согласием.
        Поднявшись к ней с миской куриной лапши на крохотном подносе, он обнаружил, что Анна наконец-то пришла в себя. Да, выжата как лимон, на ногах еле держится, но в голове у нее прояснилось. Однако ее блеклой улыбки Джуд замечать не пожелал: дело ему предстояло довольно трудное.
        Сев, Анна пристроила поднос на коленях. Джуд присел рядом, на край кровати, глядя, как она небольшими глотками ест суп. На самом деле супа ей совсем не хотелось. Судя по усилиям, которых стоил ей каждый крохотный, нервный глоток, суп был только поводом зазвать его в спальню, хотя похудела она за последние три месяца фунтов минимум на двенадцать.
        Не опорожнив миски даже на четверть, Анна отставила поднос в сторону и улыбнулась, будто девчонка, которой обещали мороженое, если она запихнет в себя спаржу. Отставила, поблагодарила, сказала, что чувствует себя намного лучше.
        - В ближайший понедельник я должен ехать в Нью-Йорк Сити. Выступать у Говарда Стерна[63 - Известный американский теле- и радиоведущий.], - сообщил Джуд.
        В блекло-голубых глазах Анны вспыхнули тревожные искорки.
        - Я… По-моему, мне туда лучше не ездить.
        - Я об этом и не прошу. Хуже большого города для тебя сейчас ничего не придумаешь.
        Анна взглянула на Джуда с такой благодарностью, что ему поневоле пришлось отвести взгляд.
        - Но и оставить тебя здесь одну, без присмотра, я не могу, - продолжал он. - И потому подумал: не погостить ли тебе у родных, во Флориде?
        Но Анна молчала.
        - С кем из них удобнее созвониться? - спросил Джуд, не дождавшись ответа.
        Анна улеглась на подушки, укрылась простыней до самого подбородка. Джуд было забеспокоился, не дойдет ли дело до слез, но Анна всего-навсего, сложив на груди ладони, устремила безмятежный взгляд в потолок.
        - Да, конечно, - помолчав, сказала она. - Ты и так вон сколько времени меня терпел.
        - Что я наговорил вчера вечером…
        - А что? Совсем ничего не помню.
        - Вот и хорошо. Что я наговорил вчера вечером, лучше всего забыть. Это я сгоряча, не всерьез.
        Однако на самом деле говорил Джуд вчера совершенно серьезно. По сути, то же самое он собирался сказать и сейчас, только намного мягче.
        Затянувшееся молчание сделалось неуютным. Пожалуй, вопрос следовало повторить, но едва Джуд подумал об этом, Анна заговорила сама:
        - Лучше всего позвонить папе, - сказала она. - Отчиму то есть. До родного моего папы, конечно же, не дозвониться, он ведь мертв. Приемному папе звони. Он, если нужно, сам на машине сюда приедет и сам меня заберет. Только слово скажи. Он то и дело зовет меня своей маленькой луковкой: сплошные слезы от тебя, говорит. Милая поговорка, правда?
        - К чему же его так утруждать? Долетишь частным рейсом.
        - Нет-нет, самолетов не надо. Самолетом - слишком уж быстро. Летать на юг нельзя, на юг нужно машиной ехать. Или поездом. Нужно же поглядеть, как земля превращается в глину. И на свалки, полные проржавевших машин, - без этого тоже никак. И хоть пару-другую мостов проехать обязательно нужно. Говорят, злым духам, преследующим человека, через текущую воду дороги нет, но это все чушь. Вранье. Ты замечал когда-нибудь, что северные реки на южные не похожи совсем? Южные реки - цвета какао, пахнут болотом и мхами, а здешние, северные, черны и пахнут приятно. Сосновой смолой. Рождеством.
        - Тогда могу отвезти тебя на Пенсильванский вокзал и отправить «Амтраком»[64 - Американская национальная компания железнодорожных пассажирских перевозок.]. «Амтрак» на юг не слишком быстро везет?
        - Нет. В самый раз.
        - Ладно. Стало быть, я звоню твоему па… отчиму?
        - Может быть, мне лучше самой позвонить, - возразила Анна. - Тебе с ним разговаривать ни к чему.
        Тут-то Джуду и вспомнилось, как редко она заговаривала о ком-либо из родных. Вместе они прожили больше года. Звонила ли Анна отчиму хотя бы раз - поздравить с днем рождения, рассказать, как поживает сама? Раз или два Джуд, войдя в фонотеку, заставал Анну у телефона за разговором с сестрой. Сосредоточенно хмурящая лоб, говорящая тихо, отрывисто, в то время она не походила сама на себя, казалась втянутой в какое-то муторное состязание, в игру, которой не понимала и не любила, но чувствовала за собой обязанность доиграть партию до конца.
        - Но отчего ты не хочешь, чтоб я с ним поговорил? Боишься, что не поладим?
        - Нет, грубить тебе или еще что-то вроде того он не станет, за это я не боюсь. Папа совсем не такой. Говорить с ним проще простого. Он всем и каждому друг.
        - Тогда в чем же дело?
        - Я с ним об этом еще не разговаривала, но знаю, заранее знаю, что он подумает о наших с тобой отношениях. Не одобрит он их. Во-первых, твой возраст, а во-вторых - музыка… он такой музыки на дух не переносит.
        - Ну да, эта музыка не для большинства. В том вся и фишка.
        - Нет, он музыкантов не уважает вообще. Людей, настолько не любящих музыку, еще поискать. Когда мы были маленькими, он брал нас с собой в долгие-долгие поездки, куда его приглашали места под колодцы искать, и нам целый день приходилось слушать по радио одну болтовню. Все равно о чем. Как-то мы по его милости четыре часа без перерыва слушали станцию, передававшую только прогнозы погоды.
        Неторопливо, задумчиво запустив два пальца в волосы, Анна подняла кверху длинную золотистую прядь, пропустила ее сквозь пальцы, выронила и продолжила:
        - А еще имелся у него один фокус, особый фокус, жуть просто. Настроит приемник на кого-нибудь из этих святош-проповедников, насчет Иисуса горло дерущих, - на средних волнах их полно, и слушает, слушает, пока мы с Джесси не взмолимся: смени станцию, переключи. А он молчит, молчит, а когда нам уже совсем невтерпеж станет, начинает говорить сам с собой, повторять слово в слово, что проповедник по радио говорит, и в то же самое время, только собственным голосом, декламирует всю эту муть: «Христос Искупитель кровь пролил, погиб ради вас, а чем вы готовы пожертвовать ради него? Всеми оплевываемый, нес он на Голгофу свой крест, а какое бремя согласны взвалить на спину вы?» Как будто с той же бумажки читает. И так, пока мама не вмешается, не попросит прекратить. Не скажет, что ей все это надоело. Тогда он смеялся, выключал радио, но сам не умолкал. Сидит за рулем, бормочет себе под нос все, что проповедник ни скажет дальше, хотя радио-то молчит. Как будто в голове передачу слышит, принимает на пломбы в зубах. Я этого так боялась…
        Джуд не ответил - во-первых, ничего подходящего в голову не пришло, а во-вторых, поди разбери, правда это или просто очередная, с иголочки новенькая навязчивая идея.
        Вздохнув, Анна подцепила и выронила еще одну прядь волос.
        - Так вот, к чему я это все? Отчиму ты наверняка не понравишься, а отваживать от меня неугодных ему друзей он умеет. Уйма отцов трясутся над своими малышками, от всего света их берегут и, если рядом появится тот, кто им не по душе, пытаются отпугнуть его. Надавить малость. Конечно, толку из этого не выходит: ведь девчонка-то примет сторону парня, а парень ее не оставит - либо окажется не из пугливых, либо не захочет, чтобы подруга подумала, будто он трус. Мой приемный папка гораздо умнее. Держится дружески даже с теми, кого заживо сжечь готов. А кого мне считает не парой, от кого избавиться хочет, тем просто рассказывает всю правду. И этой правды обычно хватает.
        Вот, для примера. В шестнадцать я начала гулять с парнем, заранее зная, что старик его не одобрит: мало того что он из еврейской семьи, так мы еще рэп вместе слушали, а рэп папка терпеть не может сильнее всего остального. И правда, вскоре приемный папка велел мне отношения с ним прекратить, а я сказала, что сама знаю, с кем мне гулять, а он мне: конечно, конечно, но вдруг ему самому гулять с тобою расхочется? Мне это не понравилось сразу, но отчим ничего объяснять не стал.
        Ну, а как мне становится худо и всякая чушь лезет в голову, ты видел сам. Началось это все лет, наверное, с двенадцати, примерно в то же время, что и созревание. Но к докторам меня не повели: приемный папка сам гипнотерапией взялся лечить. И все шло замечательно. Один-два сеанса в неделю, и никакой шизы. И черный грузовик вокруг дома не ездит. И маленькие девочки с углями вместо глаз не следят за мной ночью из-под деревьев.
        Но как-то раз пришлось ему уехать по делам, в Остин, на какую-то конференцию по снотворным лекарственным препаратам. Обычно он в долгие поездки с собой меня брал, но на этот раз оставил дома, с Джесси. Мама к тому времени умерла, а Джесси исполнилось девятнадцать, и она в доме осталась за хозяйку. Вскоре после отъезда отчима стало мне не уснуть. Бессонница - первый признак начала депрессии.
        Спустя пару ночей я снова начала видеть девочек с горящими глазами. А в понедельник в школу пойти не смогла, потому что они подстерегали снаружи, под дубом. Страшно же, как тут наружу выйдешь? Рассказала я обо всем Джесси, попросила ее позвонить папке: пусть возвращается поскорее, мне опять нехорошее в голову лезет. А она ответила, что я со своей шизанутостью надоела ей до смерти, что папка занят и что к его возвращению все со мной будет в порядке. И в школу велела идти, но я не пошла. Осталась у себя в комнате смотреть телик. Но вскоре они, те мертвые девочки, и из телика начали со мной говорить. Говорить, что я мертвая, как и они. Что место мое - вместе с ними, в земле.
        Обычно Джесси возвращалась из школы часа в два-три, но в тот день с возвращением задержалась. Дело шло к вечеру, и, выглянув в окно, я всякий раз видела этих девочек - стоят под дубом, таращатся на меня. Тут позвонил отчим, и я сказала: со мной беда, пожалуйста, приезжай поскорее - а он ответил, что постарается, поспешит, но до ночи вернуться домой не сможет. Еще сказал, что волнуется за меня, как бы я с собой чего-нибудь плохого не сделала, и позвонит кому-нибудь, попросит побыть со мной. И, как только повесил трубку, позвонил родителям Филиппа: они совсем рядом, на соседней улице жили.
        - А Филипп - это тот самый твой друг, парнишка из еврейской семьи? - уточнил Джуд.
        - Ага. Фил сразу ко мне примчался, но я его не узнала. Спряталась от него под кроватью и завизжала, как только он протянул ко мне руку. И спросила, не заодно ли он с теми мертвыми девочками. И все рассказала про них. Вскоре после этого пришла домой Джесси, а Филипп удрал со всех ног. Так перепугался, что даже смотреть в мою сторону с тех пор не хотел. А приемный папа только и сказал: какая жалость. Он-то думал, Филипп мне друг. Он-то думал, кто, если не Филипп, присмотрит за мной, поддержит в трудную минуту?
        - Это тебя и волнует? Что приемный отец расскажет мне о твоих завихах, а я с перепугу больше не захочу тебя видеть? Ну, так должен тебе сказать, Флорида, эти новости на сенсацию дня, знаешь ли, не потянут.
        Анна тихонько фыркнула, не разжимая губ.
        - Нет, не настолько он прост, - сказала она. - Не знаю точно, о чем он тебе расскажет, но обязательно найдет что-нибудь этакое. Чтоб я тебе хоть немного, да разонравилась. Если уже не разонравилась окончательно.
        - Вот насчет этого давай не будем.
        - Ладно. Но все-таки ты позвони лучше не ему, а сестре. Та еще стерва, конечно, не ладим мы с ней ни капли. До сих пор завидует, что я красивее и лучшие подарки на Рождество всегда мне доставались. Что ей после маминой смерти пришлось стать Хозяюшкой Сьюзи[65 - Популярная линейка миниатюрной игрушечной, однако действующей бытовой техники наподобие электроплит, пылесосов, блендеров и т. п., а также кукла Хозяюшка Сьюзи, самая популярная в США после Барби. Выпускается с 1960-х до наших дней.], а я по-прежнему оставалась девчонкой, младшей. Джесси с четырнадцати и обстирывала нас всех, и готовила, и никто не мог оценить, как у нее много дел и как мало радостей в жизни. Но мой переезд домой она организует без лишней болтовни, а как же. Командовать мной да гонять меня туда-сюда - это ей слаще меда.
        Однако, позвонив ее сестрице, Джуд все равно нарвался на старика, снявшего трубку на третьем гудке.
        - Чем могу вам помочь? Выкладывайте, не стесняйтесь. Я в полном вашем распоряжении.
        Представившись, Джуд объяснил, что Анна хочет на время вернуться домой, а дело представил так, будто это скорее ее идея. Затем пришлось попотеть, размышляя, как описать ее состояние, но тут его выручил Крэддок.
        - Как у нее со сном? - спросил он.
        - Неважно, - с облегчением ответил Джуд, каким-то образом почувствовав, что этим все сказано.
        Далее он предложил нанять шофера, который довезет Анну с железнодорожной станции в Джексонвиле до самого Тестамента, до дома Джессики, но Крэддок ответил: не стоит, с поезда он ее встретит сам.
        - Проехаться в Джексонвиль меня вовсе не затруднит, напротив. Прекрасный повод посидеть пару часов за рулем пикапа. Опустить стекла… Корчить рожи тошнилам…
        - Понятно. Ловлю на слове, - забывшись, размякнув, сказал Джуд.
        - Я высоко ценю вашу заботу о падчерице. Знаете, она ведь еще совсем крошкой все стены вашими афишами оклеила. С детства мечтала когда-нибудь познакомиться с вами. С вами и еще этим малым из… как бишь их… ах, да, из «Мотли Крю». Как она их любила! Полгода ездила за ними повсюду. На всех их концертах была и вправду кое с кем из них познакомилась. Может быть, не из группы, а из гастрольной команды, но все-таки. Словом, покуролесила она в юности - дай Бог… да и сейчас, наверное, не совсем еще остепенилась? А ваши альбомы она тоже любила, все до единого. И вообще всю эту музыку, «хеви-метал». Я лично ни дня не сомневался, так и знал, что рок-звезду моя Анна себе непременно найдет.
        Казалось, грудь до краев переполнилась сухим, шероховатым холодом. Что этот Крэддок имеет в виду - что Анна трахалась с техниками да монтировщиками, только бы потусоваться поблизости от «Мотли Крю», и с ним трахается именно как с рок-звездой, а не подвернись он, прыгнула бы в койку хоть к Винсу Нилу, хоть к Слэшу - Джуд понял сразу, а главное, понял, зачем отчим Анны завел этот разговор. За тем же, ради чего позволил еврейскому другу Анны полюбоваться, какова она не в своем уме. Чтоб клин между ними вогнать.
        Не предвидел Джуд одного: что ухищрения Крэддока могут подействовать, даже если он прекрасно понимает, в чем подвох. Как только Крэддок умолк, Джуд невольно вспомнил, где встретил Анну - за кулисами, на выступлении Трента Резнора. А как она там оказалась? С кем ей пришлось познакомиться, чем расплатиться за пропуск на сцену? А если бы в тот момент к ней подошел Трент, она точно так же сидела бы после у его ног, осыпая его градом тех же милых бесцельных вопросов?
        - Я позабочусь о ней, мистер Койн, - заверил его Крэддок. - Только отправьте ее к нам. Я буду ждать.
        На Пенсильванский вокзал Джуд отвез Анну сам. С утра она, взяв себя в руки, изо всех сил (это было заметно) старалась оставаться такой же, как в день знакомства, спрятать поглубже терзавшую ее депрессию, но стоило Джуду взглянуть на нее, грудь снова и снова захлестывала волна того же иссушающего, шероховатого холода. Ее проказливые улыбки, и волосы, зачесанные к затылку так, чтоб оставить открытыми грозди серег в розовых мочках ушей, и последний залп глупых, нелепых вопросов казались расчетливыми манипуляциями, только усиливавшими желание избавиться от нее поскорее.
        Однако если Анна и чувствовала, что он держит ее на расстоянии, то виду не подавала, и на Пенсильванском вокзале, поднявшись на цыпочки, обняла его крепко-крепко - но без какой-либо сексуальной подоплеки.
        - А хорошо ведь нам было, правда? - спросила она.
        Ох уж эти вопросы…
        - Еще бы, - ответил Джуд.
        Он мог бы сказать куда больше - что позвонит ей на днях, а она пусть поправляется поскорее, но не нашел в себе сил пожелать ей добра. При первой же мысли о нежности, о сочувствии в голове зазвучал задушевный, дружелюбный, проникновенный голос отчима Анны:
        - Я лично ни дня не сомневался, так и знал, что рок-звезду моя Анна себе непременно найдет.
        Анна заулыбалась - широко-широко, как будто услышала что-то изрядно остроумное, и крепко стиснула его ладонь. Джуд постоял на платформе, пока она не вошла в вагон, но отправления поезда дожидаться не стал. На вокзале царили жуткая толчея и гомон, гулкий гвалт множества голосов. Казалось, вокзальная вонь - липкая вонь разогретого солнцем железа, засохшей мочи и потных, разгоряченных тел - высасывает силы, сбивает с толку, тяжким грузом лежит на плечах.
        Но и снаружи, в дождливой осенней прохладе Манхэттена, оказалось нисколько не лучше. Ощущение, будто его толкают, теснят со всех сторон, не оставляло Джуда до самого порога «Пьера»[66 - Известный нью-йоркский отель класса люкс, расположенный на Манхэттене.] и даже до самого порога пустого, тихого номера. Раздраженному, злому на весь мир с его суетой и шумом, ему настоятельно требовалось выкинуть что-нибудь этакое в ответ, поднять шум самому, и чем гнуснее, тем лучше.
        Спустя еще четыре часа он оказался в самом подходящем для этого месте, в радиостудии Говарда Стерна, где принялся с наслаждением оскорблять, запугивать, унижать свиту Стерна, когда этим тупоголовым жополизам хватало ума перебить его, вклиниться в его пламенную проповедь, гимн извращениям, ненависти, хаосу и насмешкам. Стерн в него просто-таки влюбился. Команда Стерна наперебой интересовалась, когда Джуд сможет заглянуть к ним снова.
        На выходных кое-кто из ребят Стерна пригласил его, задержавшегося в Нью-Йорк Сити и пребывавшего в том же самом расположении духа, в какой-то бродвейский стрип-клуб. Компанию ему составили как раз те, кого он в понедельник выставил на посмешище перед миллионами слушателей, однако обиды на него никто не держал. Такая уж у них работа - служить предметом насмешек. От Джуда все до единого были без ума. Все соглашались, что передача вышла убойная.
        Заказав пива, которое не стал пить, Джуд устроился поблизости от края подиума, длинной, подсвеченной снизу неяркими синими прожекторами дорожки из цельного листа матового стекла, соединявшей сцену с залом. В полумраке лица собравшихся возле нее казались противоестественными, нездоровыми, словно лица утопленников. В висках ломило, перед глазами, под опущенными веками, сверкали кислотно-яркие фейерверки, предвещающие нешуточную мигрень.
        Открыв глаза, Джуд увидел девушку с ножом в руке, медленно, плавно опускающуюся перед ним на колени. Смежив веки, не глядя ни в зал, ни по сторонам, она с той же плавностью выгнула спину, коснулась затылком помоста так, что ее мягкие, пушистые черные волосы рассыпались по стеклу.
        Не поднимаясь с колен, танцовщица провела вдоль тела ножом - огромным охотничьим боуи с широким зазубренным обухом. Шею ее украшал собачий ошейник с серебристыми кольцами, а наряд ограничивался «тедди» с диагональной шнуровкой, крест-накрест стягивавшей грудь, и черными чулками.
        Едва рукоять ножа оказалась меж ее ног, а клинок, точно карикатурное мужское достоинство, поднялся к потолку, танцовщица подбросила нож вверх, открыла глаза, ловко поймала его за рукоять и в тот же миг, вновь изогнувшись дугой, будто демонстрируя грудь кому-то любующемуся ею с небес, полоснула клинком вдоль тела.
        Рассеченное посередине, черное кружево «тедди» разошлось в стороны, обнажив тонкую малиново-алую линию, словно разрез от горла до паха, а танцовщица, кувыркнувшись через голову, сбросила костюм, под которым не оказалось ничего, кроме серебристых колечек в сосках да узеньких стрингов, натянутых чуть выше жестких, угловатых костей таза. Торс ее - гибкий, лоснящийся, точно тюленья шкура, - сплошь покрывал слой алого грима.
        «AC/DC» рубили «Хочешь крови, получи»[67 - Англ.: «If You Want Blood You Got It».], и завело Джуда вовсе не ее юное, сильное, стройное тело, не пляска грудей с серебряными колечками в сосках и даже не взгляд, безбоязненно устремленный прямо на него.
        Дело решило едва уловимое, вряд ли замеченное хоть кем-то еще во всем зале движение ее губ. Танцуя, она негромко пела, подпевала «AC/DC». Все слова знала, от и до. Ничего сексуальнее Джуд не видел уже много месяцев.
        Отсалютовав танцовщице кружкой, он обнаружил, что кружка пуста, хотя не припоминал, как и когда опорожнил ее. Спустя пару минут официантка принесла ему новую. От этой официантки Джуд и узнал, что танцовщица с ножом, зовущаяся Морфиной, одна из самых популярных девушек в клубе. Расставшись с сотней баксов, он узнал номер ее телефона и что с танцами она начала выступать лет около двух назад, почти с того самого дня, как сошла с подножки автобуса из Джорджии. Еще сотня, и ему по секрету сообщили, что в свободное от танцев время Морфина отзывается на Мэрибет.
        27
        Невдалеке от границы Джорджии Джуд сел за руль сам. К головной боли прибавилась новая напасть, ощущение сильного, крайне неприятного давления на глаза. Ощущение это усиливало южное солнце, сверкавшее зайчиками на всем вокруг - на крыльях «Мустанга», на лобовом стекле, на табличках дорожных знаков. Высокое темно-синее небо без единого облачка было бы просто прекрасным, если б не эта ноющая боль в висках.
        Чем ближе к границе с Флоридой, тем сильней становились предчувствия чего-то недоброго, тем сильней становилось назойливое нытье в животе. Езды до Тестамента оставалось от силы часа четыре. Джессика Прайс, в девичестве Макдермотт, сестра Анны, старшая из падчериц Крэддока… Вечером ему предстояло явиться к ней на порог, а он еще знать не знал, что будет делать при встрече.
        В голове уже не раз возникала мысль, что эта встреча (если, конечно, она состоится) может закончиться чьей-нибудь гибелью. Да, за такое Джуд вполне мог и убить - сама, можно сказать, напросилась, однако сейчас эта идея с каждой милей приближалась к реальности, становилась не просто фантазиями, порожденными яростью.
        Мальчишкой ему доводилось забивать отбракованных поросят, заморышей: возьмешь за задние ноги и бьешь башкой о бетонный пол отцовского разделочного сарайчика. Все просто - поднять повыше, ударить с маху, и визг поросенка вмиг обрывается, перейдя в резкий, влажный, слегка глуховатый хруст (точно с таким же звуком разбивается оземь арбуз, сброшенный с большой высоты). Свиней постарше он забивал из стержневого пневмопистолета и всякий раз, нажимая на спуск, воображал на их месте отца.
        Сделать все, что ни потребуется, Джуд решил твердо, просто до сих пор не знал, не задумывался, во что это может вылиться, а сейчас, поразмыслив, испугался собственной решимости не меньше, чем привязавшейся к нему твари, жуткой твари, когда-то звавшейся Крэддоком Макдермоттом.
        Пробуждения задремавшей Джорджии он не замечал, пока она не подала голос.
        - Следующий съезд наш, - негромко, точно песок, скрипнувший под ногой, прошептала она.
        Ну да, бабушка… О ее бабушке и об обещании завернуть к ней Джуд совсем позабыл.
        Следуя указаниям Джорджии, за съездом он свернул влево, на двухполосное шоссе местного значения. За окном замелькали убогие окраины Крикета, штат Джорджия, стоянки с выставленными на продажу подержанными авто под красными, белыми, синими флагами, трепещущими на ветру, и вскоре поток машин донес их до самого городка. Здесь они, объехав по краю поросшую травой городскую площадь, миновали суд, мэрию и выщербленные кирпичные стены театра «Орел».
        Далее путь к дому Бамми пересекал зеленые лужайки территории небольшого баптистского колледжа. По стриженым газонам чинно разгуливали юноши в галстуках под свитерами с треугольным вырезом, ведущие под руку девиц в плиссированных юбках, сияющих лаком безукоризненных причесок в стиле старой рекламы шампуня «Брек»[68 - То есть в стиле 1930-х.]. Кое-кто из студентов изумленно таращился на Джуда и Джорджию в «Мустанге» с овчарками на заднем сиденье. Ангус и Бон, поднявшись на задние лапы, жарко дышали в стекла. Какая-то девушка, гулявшая с рослым парнем, щеголявшим желтым галстуком-бабочкой, в испуге прижалась к спутнику при их приближении, а Желтая Бабочка покровительственно приобнял ее за плечи. Нет, среднего пальца Джуд им не показал и еще несколько кварталов вел машину, изрядно гордясь собственной сдержанностью. Вот он каков! Железная, можно сказать, воля.
        За территорией колледжа они оказались на улице, застроенной ухоженными викторианскими и колониальными особнячками, украшенными рекламными вывесками приемных дантистов и адвокатов. К концу улицы домики сделались поменьше и поскромнее: здесь не работали - жили. Возле лимонного кейпа[69 - Традиционный тип американского загородного дома XVII - XX веков, названный в честь полуострова Кейп-Код, где селились первые поселенцы из Англии.] с решеткой, увитой желтыми розами, сбоку Джорджия сказала:
        - Сворачивай во двор.
        Хозяйка, отворившая им дверь, оказалась дамой неполной, но крепкой, сложенной на зависть любому дифенсив тэклу[70 - В американском футболе - игрок, стоящий в центре линии защиты. Его задачей является либо атака квотербека (для чего нужно вначале пробиться сквозь построение лайнменов нападения), либо перехват игрока, бегущего с мячом через середину линии схватки.], широколицей, смуглой, с шелковистыми усиками под носом и ясными девичьими глазами - карими, с нефритово-зелеными прожилками. Смачно шлепая тапочками, вышла она на крыльцо, смерила Джуда с Джорджией долгим, пристальным взглядом, а Джорджия расплылась в неловкой, застенчивой улыбке. Но тут легкое удивление в глазах ее бабушки («Бабушки»? Да сколько ей там? Шестьдесят? Пятьдесят пять? А может… может она даже младше, чем он, Джуд?) сменилось узнаванием; оглушительно взвизгнув, она распахнула объятия, и Джорджия с разбегу бросилась ей на шею.
        - Эм Би! - вскричала Бамми, но тут же, отстранившись, придерживая Джорджию за талию, уставилась ей в глаза. - Так, что это с тобой?
        С этими словами она пощупала лоб Джорджии. От приложенной ко лбу ладони Джорджия увернулась, и тогда Бамми, заметив бинты на руке, ухватила ее за запястье, осмотрела ладонь и едва ли не отшвырнула от себя руку внучки.
        - Да ты никак обдолбалась в хлам? Господи, а псиной-то от тебя несет!..
        - Нет, Бамми, вот, ей-богу, никакой наркоты. Никакой. А псиной несет, потому что собаки - вон почти двое суток постоянно рядом трутся. С чего ты, блин, всякий раз самое плохое обо мне думаешь?
        Похоже, процесс, начавшийся почти за тысячу миль отсюда, когда Джуд с Джорджией отправились на юг, завершился: гнусавый деревенский акцент слышался в каждом ее слове.
        Вот только вправду ли акцент начал возвращаться к ней только после выезда со двора? Не прорезался ли он и раньше? В эту минуту Джуду подумалось, что характерная реднекская гнусавость то и дело проскальзывала в ее голосе с того самого утра, когда Джорджия напоролась на несуществующую булавку в пиджаке мертвеца. Все эти вербальные трансформации настораживали, внушали тревогу. «С чего ты, блин, всякий раз самое плохое обо мне думаешь?» Закроешь глаза - от Анны ведь не отличить…
        Бон, втиснувшись между Джудом и Джорджией, задрала кверху морду, с надеждой воззрилась на Бамми. С ее языка, розовой лентой свисавшего из пасти, одна за другой падали наземь крупные капли слюны. Ангус расхаживал из стороны в сторону, с сопением суя нос в цветы, посаженные вдоль штакетника.
        Оглядев Джудовы «мартинсы», Бамми неторопливо подняла взгляд к всклокоченной черной бороде, а по пути оценила и царапины, и следы грязи, и повязку на левой ладони.
        - Вы, стало быть, рок-звезда?
        - Да, мэм.
        - Похоже, подраться вам довелось. Не друг с другом ли?
        - Нет, Бамми, - заверила ее Джорджия.
        - Миленький, миленький вид: повязки-то - как две капли воды. Может, это что-нибудь романтическое? Может, теперь у нас модно в знак искренних чувств, к примеру, каленым железом друг друга клеймить? В мои-то времена попросту выпускными перстнями[71 - То есть памятными перстнями в честь окончания школы, колледжа и т. п.] менялись…
        - Нет, Бамми, все с нами в полном порядке. Мы тут проездом по пути во Флориду, и я сказала: нужно к тебе заглянуть. С Джудом тебя познакомить хотела.
        - Так позвонить надо было. Я бы ужин сготовила.
        - На ужин нам оставаться нельзя. Нам надо сегодня к вечеру во Флориде быть.
        - Какая Флорида? В постель тебе надо, да поскорей. А то и в больницу.
        - Говорю же, со мной все в полном порядке.
        - И это ты называешь полным порядком? Черта с два, - отрезала Бамми, подцепив двумя пальцами прядь волос, прилипших к мокрой от пота щеке Джорджии. - Глянь, взмокла-то как. По-твоему, я больной от здоровой не отличу?
        - Упарилась просто в дороге, всего-то и дел. Просиди-ка восемь часов в этой жестянке с мерзкими псами и дохлым кондиционером, еще не так взмокнешь. И вообще, ты задницу с дороги наконец уберешь или мне садиться в машину и дальше валить?
        - Не решила еще.
        - А что мешает?
        - Да вот, прикидываю, не намылились ли гости топором меня по башке и ограбить, а то вдруг вам, допустим, на «Оксиконтин»[72 - Популярное в США рецептурное обезболивающее на опиоидах, вдвое сильнее морфина; другое название - оксикодон.] не хватает? Нынче на нем кто только не сидит, а ребятишки из средней школы ради него собой торговать готовы. Только сегодня утром слышала в новостях.
        - На твое счастье, мы давно уж не в средней школе.
        Бамми собралась было что-то ответить, но тут ее взгляд скользнул Джуду за спину и остановился на чем-то новеньком посреди двора.
        Оглянувшись, Джуд обнаружил позади Ангуса, присевшего, изогнувшегося, будто меха аккордеона, так что черная шерсть на спине собралась складками, и уже успевшего навалить на газон изрядную кучу.
        - Я приберу. Прошу прощения, - сказал он.
        - А вот я не прошу, - буркнула Джорджия. - Головой думай, Бамми. Если я в туалет через пару минут не попаду, придется мне вместе с ним на газон гадить.
        Бамми, приопустив густо накрашенные веки, отступила с дороги.
        - Ладно уж, заходите. Нечего на виду у соседей торчать. Еще подумают, будто я тут собственный чаптер «Ангелов Ада»[73 - «Ангелы Ада» (англ.: «Hells Angels») - один из крупнейших в мире мотоклубов, имеющий филиалы (так называемые чаптеры) во многих странах.] организую.
        28
        Представленный хозяйке по всем правилам, честь по чести, Джуд, в свою очередь, узнал, что зовут ее миссис Фордхэм, и так к ней с тех пор и обращался. Называть ее Бамми, он, конечно, не мог, однако - вот парадокс! - как миссис Фордхэм ее просто не воспринимал. Бамми - вот кто она, как ни зови ее вслух.
        - Собак давайте-ка выведем на задний двор. Пусть себе бегают, - сказала Бамми.
        Джорджия с Джудом переглянулись. К тому времени все они собрались на кухне. Бон устроилась под кухонным столом, а Ангус, задрав голову, принюхивался к буфетной полке - вернее, к стоявшей на ней тарелке с брауни[74 - Традиционные американские шоколадные пирожные домашней выпечки.] под зеленой пищевой пленкой.
        Да, для собак в кухне было слишком уж тесно. В коридоре, ведущем к парадной двери, тоже. Разок пробежавшись им, Бон с Ангусом едва не свалили столик у стенки, жалобно зазвеневший расставленным на нем фарфором, а в стену врезались так, что все картинки перекосились.
        Между тем Бамми нахмурила брови. Обмен многозначительными взглядами она заметила, но что они значат, не поняла.
        - Ой, Бамми, не стоит выпускать их на волю в незнакомом месте, - откликнулась Джорджия. - Наверняка в огород заберутся и такого там натворят…
        Тут Бон, рванувшись из-под стола наружу, сдвинула в сторону пару кресел, да так, что одно с грохотом опрокинулось на пол. Джорджия, метнувшись к собаке, ухватила ее за ошейник.
        - С собой ее уведу, - пояснила она. - Душем ведь можно воспользоваться, не возражаешь? Надо помыться и, может, ненадолго прилечь, а она пусть со мной остается, чтобы не безобразничала.
        Ангус, поднявшись на задние лапы, оперся передними о буфетную полку и потянулся носом к брауни.
        - Ангус, - прикрикнул на него Джуд, - а ну ко мне!
        В холодильнике Бамми нашлись холодная курица и капустный салат с майонезом, а еще, как и обещала Джорджия, запотевший стеклянный кувшин с лимонадом домашнего приготовления. Как только Джорджия скрылась в лестничном проеме наверху, Бамми соорудила Джуду тарелку и усадила его за стол. Ангус, плюхнувшись на пол, растянулся у его ног.
        Место Джуду досталось напротив окна, выходившего на задний двор. С толстой ветви грецкого ореха свисала к земле замшелая, разлохмаченная веревка, однако от автомобильной покрышки, когда-то привязанной к ней, давным-давно не осталось даже следа. В отдалении, за оградой, виднелся проулок, кое-как замощенный неровным, побуревшим от времени кирпичом.
        Бамми, налив себе лимонаду, оперлась задом о буфетную полку. На подоконнике за ее спиной не оставалось свободного места: весь его, от края до края, занимали кубки, награды за победы на соревнованиях по боулингу. Рукава она закатала по локоть, обнажив предплечья, поросшие волосом не хуже Джудовых.
        - Я еще не слыхала романтической истории о вашем знакомстве.
        - Встретились мы в Центральном парке[75 - То есть в Центральном парке г. Нью-Йорка, одном из крупнейших и известнейших в США.], - ответил Джуд. - Гуляли, собирали маргаритки. Столкнулись, разговорились и решили вдвоем устроить пикник.
        - Ну да, ну да. В Центральном парке… или в каком-нибудь фетишистском клубе для извращенцев.
        - Если уж на то пошло, может, и в фетишистском клубе для извращенцев.
        - Гляжу, жуешь ты, будто год голодал.
        - Да, пообедать мы не успели.
        - Куда же вам так спешить? Что там, во Флориде, нынче вечером за чудеса? Друзья из местных затевают оргию, и вы не хотите остаться в стороне?
        - Салат вы сами готовили?
        - Еще бы.
        - Вкусно.
        - Хочешь, рецепт дам?
        Некоторое время тишину кухни нарушал только скрежет вилки о тарелку да стук хвоста Ангуса по полу. Бамми не сводила с Джуда глаз, и наконец он - лишь бы заполнить паузу - заговорил:
        - Мэрибет называет вас Бамми. Отчего?
        - Уменьшительное от имени, - объяснила Бамми. - От Алабамы. Эм Би меня так зовет с тех пор, как в пеленки писалась.
        Холодная курятина сухим комом застряла в горле. Закашлявшись, Джуд ударил кулаком в грудь и сморгнул навернувшиеся на глаза слезы. Казалось, уши его пылают огнем.
        - Вот как, - переведя дух, сказал он. - Совпадение, конечно, дичайшее, но не случалось ли вам бывать на моих концертах? К примеру, на том, совместном с «AC/DC», в 1979-м?
        - Нет, вряд ли. Я такой музыкой даже в молодые годы не увлекалась. Скачут по сцене, ругаются на чем свет стоит, дерут глотки, будто стая горилл. Вот если тебе приходилось на разогреве у «Бэй Сити Роллерс»[76 - «Bay City Rollers» - шотландская рок-поп-группа, самая популярная из рок-групп Британии середины 1970-х.] играть, я среди публики вполне могла оказаться… а что?
        Джуд утер со лба пот. От облегчения его едва не замутило.
        - Нет, ничего особенного. Просто была у меня когда-то знакомая по имени Алабама.
        - Где вас обоих так потрепали? На тебе от ссадин живого места нет.
        - Вчера остановились заночевать в Вирджинии, утром пошли из мотеля позавтракать в «Деннис», а на обратном пути нас чуть машиной не переехало.
        - Насчет «чуть не» - это точно?
        - Шли под железнодорожным виадуком, и какой-то тип на джипе врезался прямо в стенку. И тоже здорово головой о лобовое стекло приложился.
        - И что с ним теперь?
        - В порядке, наверное.
        - Выпивши был?
        - Не знаю. Навряд ли.
        - А копы, когда приехали, что сказали?
        - Мы их не дождались.
        - Не дождались…
        Оборвав фразу, Бамми умолкла, выплеснула в раковину недопитый лимонад, утерла рот предплечьем и собрала губы куриной гузкой, будто лимонад оказался неожиданно кислым.
        - Похоже, вы вправду спешите, - заметила она.
        - Есть малость.
        Бамми нахмурилась.
        - Скажи-ка, сынок, во что вы такое вляпались? Насколько все это серьезно?
        Но тут Джорджия окликнула Джуда с верхней площадки:
        - Иди, Джуд, приляг. Поднимайся. Отдохнем в моей комнате. Бамми, разбудишь нас через час, ладно? Нам еще ехать и ехать.
        - Никто вас из дому на ночь глядя не гонит. Оставайтесь, ночуйте.
        - Лучше не стоит, - сказал Джуд.
        - Да смысл-то какой? Времени уже скоро пять. Куда бы вы ни ехали, раньше ночи не доберетесь.
        - Это не страшно. К ночной жизни нам не привыкать, - ответил Джуд, ставя тарелку в раковину.
        Бамми смерила его пристальным взглядом.
        - Но без ужина-то не уедете?
        - Нет, мэм. Даже не подумаем. Большое спасибо, мэм.
        - Пока дремлете, я все приготовлю, - удовлетворенно кивнув, заверила его Бамми. - Кстати, ты, вижу, с Юга, а откуда именно?
        - Луизиана, дыра под названием Мурз-Корнер. Вы о такой наверняка не слыхали. Ничего примечательного.
        - Знаю я те места. Сестра вышла замуж и переехала к мужу, в Слайделл, а Мурз-Корнер там совсем рядом. Хороший народ там…
        - Только не для меня, - сказал Джуд и двинулся к лестнице, а Ангус поскакал по ступенькам следом за ним.
        Джорджия ждала его наверху, в полутемной прохладе коридора. Голову она обернула полотенцем, а после душа переоделась в вылинявшую футболку с эмблемой Дюкского университета и свободные синие шорты. Скрестив руки под грудью, она показала Джуду плоскую белую коробку со смятыми углами, залепленными кое-где шелушащимся, бурого цвета скотчем.
        Глаза ее ярко блестели в полумраке второго этажа, будто зеленоватые потусторонние огоньки, на бледном, без кровинки лице застыла гримаса азартного нетерпения.
        - Что это у тебя? - спросил Джуд.
        Джорджия повернула коробку так, чтоб он смог прочесть, что напечатано сбоку.
        «УИДЖА БР. ПАРКЕР[77 - Известная американская компания - производитель игрушек и настольных игр, с начала 1990-х - часть «Хасбро».] ГОВОРЯЩАЯ ДОСКА»
        29
        Войдя в спальню, Джорджия сдернула с головы полотенце и перебросила его через спинку кресла.
        В крохотной комнатке под самой стрехой едва хватало места для них двоих и собак. Бон, свернувшись клубком, лежала на узкой - для одного - кровати, придвинутой вплотную к стене. Джорджия щелкнула языком, похлопала по подушке, и Ангус, вскочив на кровать, устроился рядом с сестрой.
        Остановившись у затворенной двери, Джуд - коробку с доской Уиджа теперь держал в руках он - не торопясь оглядел комнату, где Джорджия провела большую часть детства. Такой здоровой, цельной обстановки он, сказать честно, здесь обнаружить не ожидал. Кровать оказалась застлана самодельным лоскутным пледом, напоминавшим американский флаг. Плетеная корзинка в углу служила коралем целому табуну запылившихся плюшевых единорогов самой разной кондитерской масти.
        Еще в комнате имелся старинный ореховый туалетный столик с наклонным зеркалом. Из-за рамы зеркала торчали заткнутые под нее фотографии. Выцветшие на солнце, покоробившиеся от времени, снимки изображали белозубую, черноволосую, по-мальчишечьи тощую девчонку лет десяти или чуть больше. На одном фото она была наряжена в не по размеру просторную - вон, как уши из-под бейсболки торчат - форму Малой лиги[78 - В США - бейсбольная лига для мальчиков и девочек 8 - 12 лет.], на другом стояла среди загорелых, плоскогрудых, слегка смущенных подружек в бикини где-то на пляже, на фоне причальных мостков.
        Единственным намеком на ту, кем ей предстояло стать, был последний кадр, снятый по окончании школы: здесь Джорджия щеголяла в оксфордской шапочке с кистью и черной мантии. Рядом стояли ее родители - иссохшая женщина в цветастом платье прямо с вешалки местного «Вол-Марта»[79 - Крупнейшая в мире сеть гипермаркетов, ориентирующаяся на максимальный ассортимент при минимальных, стремящихся к оптовым, ценах.] и пухлый, точно картофелина, мужичок с неопрятным зачесом на лысине, одетый в дешевую клетчатую спортивную куртку. Стоявшая посередине Джорджия вроде бы улыбалась, однако глаза ее полыхали мрачным, коварным, ничего доброго не сулящим огнем. Вдобавок свободную от аттестата руку она вскинула кверху в характерном салюте: мизинец и указательный пальцы, торчащие кверху, изображают рога дьявола, ногти черны - дэт-метал в чистом виде. Вот, значит, когда с нею все это началось…
        Покопавшись в столе, Джорджия отыскала коробку спичек и склонилась над подоконником, чтобы зажечь несколько темных свечей. Сзади на ее шортах красовалась крупная надпись «УНИВЕРСКИЕ», под кожей упруго играли мускулы бедер, изрядно окрепшие за три года танцев.
        - «Универские» кто? - полюбопытствовал Джуд.
        Джорджия оглянулась, недоуменно наморщила лоб, сообразила, куда он смотрит, изогнув шею, покосилась себе за спину и заулыбалась.
        - Гимнастическая команда. Отсюда и большая часть моих танцевальных штук.
        - И с ножом управляться там же учили?
        Разумеется, выступала она с бутафорским ножом, но и с настоящим обращалась вполне умело. Как-то раз, выпендриваясь перед Джудом, метнула в полено боуи с двадцати футов, и нож вонзился в дерево с глухим основательным стуком, тут же сменившимся басовитым, переливчатым звоном дрожащей стали.
        - Не-а. С ножом - это наука Бамми. К метанию чего угодно у нее природный талант. Что боулинг, что софтбол[80 - Спортивная командная игра с мячом, разновидность бейсбола.] - ей все равно. Крученые подает потрясающе. В своей софтбольной команде подающей была до пятидесяти, и ни один бьющий на ее подачах хита урвать не мог. А нож она научилась метать от отца и меня научила.
        Запалив свечи, Джорджия слегка, не раздвигая простых белых штор, приоткрыла оба окна. Ворвавшийся внутрь ветерок всколыхнул шторы, и в комнату, словно тихие, умиротворяющие волны прибоя, хлынул неяркий солнечный свет. Пламя свечей не освещало практически ничего, однако их пряный дымок, смешанный с прохладными, свежими ароматами трав за окном, приятно щекотал ноздри.
        Отвернувшись от окна, Джорджия скрестила ноги и села на пол. Джуд, громко хрустнув суставами, опустился на колени напротив.
        Коробку он положил посередине, открыл ее и извлек изнутри игральную доску… кстати, можно ли считать доску Уиджа игральной? От края до края светло-коричневого, оттенка сепии, прямоугольника тянулись двумя полукружьями все буквы алфавита, под ними темнели слова «ДА» и «НЕТ», а верхние углы украшали оскалившееся в маниакальной улыбке солнце и мрачно взирающий в его сторону полумесяц. На доску Джуд выложил черный пластиковый указатель в форме символа пиковой карточной масти.
        - До последнего сомневалась, что сумею ее отыскать, - сказала Джорджия. - Я ведь этой чертовой штуки лет, наверное, восемь в глаза не видела. Помнишь, я недавно рассказывала про привидение у Бамми на заднем дворе?
        - Помню. Про дух сестренки.
        - Так вот, перепугалась я тогда до чертиков, а после мне сделалось любопытно. Забавно мы, люди, устроены, да? Увидела я на заднем дворе ту девочку, вернее призрак ее, и все бы отдала, только б она убралась. А стоило ей исчезнуть, мне тут же захотелось поглядеть на нее еще раз. Захотелось еще раз пережить что-то похожее, еще с одним духом встретиться.
        - И вот, пожалуйста, теперь за тобой еще один гонится по пятам. Кто сказал, что мечты не сбываются?
        Джорджия рассмеялась.
        - Ладно. Вот что было дальше. Вскоре после встречи с сестренкой Бамми на заднем дворе подвернулась мне в «Файф-энд-дайм»[81 - «Все по 5 и 10 центов» - историческое название универсальных магазинов с широким ассортиментом и единой, как правило невысокой, ценой на любой товар.] вот эта штуковина. И мы с одной из подружек принялись с ней играть. Расспрашивать духов о мальчишках из школы. Сколько раз я незаметно двигала указатель так, чтоб доска говорила всякое разное!.. А подруга моя, Ширил Джейн, знала, что указатель двигаю я, но постоянно делала вид, будто действительно в разговоры с духами верит: поднимет брови, глаза вытаращит, как блюдца… Двигаю я указатель, двигаю, и доска Уиджа говорит ей, допустим, что один парень из школы ее трусики в шкафчике хранит, а Ширил Джейн ка-ак взвизгнет: «Так и знала, так и знала, что он по мне с ума сходит!» Хорошая она была. Другая бы постеснялась, наверное, дурочку из себя строить, чтобы мне подыграть.
        Вздохнув, Джорджия почесала в затылке и, словно бы только что вспомнив об этом, добавила:
        - Вот только однажды сели мы поиграть с доской, а она заработала по-настоящему. Я указатель двигать даже не думала.
        - Может, его Ширил Джейн двигала?
        - Нет. Двигался он сам по себе, и обе мы сразу же это поняли. Я сразу сообразила: это он сам, потому что Ширил обычных спектаклей с большими глазами устраивать не начала. Наоборот, перетрусила так, что играть ей совсем расхотелось. А когда дух сказал нам, кто он, заявила, что это уже не смешно. А я отвечаю: я тут ни при чем, а она мне: прекрати… но руку с указателя не убирает.
        - И чей же это был дух?
        - Ее двоюродного брата, Фредди, который повесился тем самым летом. Было ему всего пятнадцать, и дружили они, Фредди с Ширил, - водой не разлить.
        - А чего он хотел?
        - Сказал, что у них в сарае, под половицей, спрятаны фотки парней в одних трусах. И подробно объяснил, где искать. Не хотел, чтоб родители узнали, что сын геем был, и еще сильнее расстроились. И сам сказал, не хочет больше геем быть, потому с собой и покончил. А еще сказал, что души людей - не парни и не девчонки. Просто души, и все. Выходит, никаких геев на свете нет, и маму он опечалил напрасно. Так и выразился: «опечалил», это я точно помню.
        - И вы пошли фотки искать?
        - На следующий же день. Прошмыгнули в сарай и оторванную половицу нашли, только ничего под ней не оказалось. Тут явился отец Фредди, наорал на нас, обругал, сказал, нечего нам шарить по чужим сараям, мы и удрали от него во весь дух. После Ширил сказала, что, раз никаких фоток мы не нашли, значит, все это обман, значит, я все подстроила. Разозлилась на меня - ты себе даже не представляешь. А по-моему, отец Фредди просто нашел их прежде нас и избавился от них, чтоб никто не узнал, что его сын был педиком. Кричал он на нас, будто боялся, не знаем ли мы чего лишнего. Не эти ли фотки и ищем.
        Сделав паузу, Джорджия тяжко вздохнула.
        - А мы с Ширил после так и не помирились. Притворялись, будто все хорошо, будто обиды забыты, но вместе тусовались все меньше и меньше. Однако я только рада была. Потому что к тому времени уже спала с отцовским приятелем, Джорджем Ругером, и не хотела, чтоб целая куча подруг, ошивавшихся рядом, начала любопытствовать, откуда у меня вдруг завелось столько денег.
        Шторы, всколыхнувшись, опали, хлынувший в спальню свет снова сменился сумраком. Ангус протяжно зевнул.
        - Ладно. Сейчас что делаем? - спросил Джуд.
        - Ты с такой штукой баловался когда-нибудь?
        Джуд отрицательно покачал головой.
        - Значит, так. Оба кладем руки на указатель, - сказала Джорджия и потянулась к указателю, но тут же передумала и отдернула руку. Правую.
        Однако было поздно: Джуд ухватил ее за запястье, отчего Джорджия вздрогнула, будто даже запястье руки отозвалось на прикосновение болью.
        Прежде чем отправиться в душ, она сняла бинты, а заново забинтовать руку не успела. При виде ее ладони без повязки у Джуда перехватило дух. Казалось, ладонь мокла в ванне не один час: кожа сморщилась, побелела, размякла. Однако большой палец выглядел еще хуже. В полумраке Джуду на миг показалось, будто с него кожа слезла вообще. Воспалившийся палец жутко побагровел, а впалый, желтоватый от гноя, до черноты потемневший посередине кружок нарыва расползся по подушечке почти во всю ее ширину.
        - Бог ты мой, - выдохнул Джуд.
        Невероятно бледное, исхудавшее лицо Джорджии под вуалью дрожащей тени оставалось на удивление безмятежным. Ничего не ответив, она выдернула руку из Джудовых пальцев.
        - Без руки хочешь остаться? - раздраженно спросил Джуд. - Хочешь проверить, переживешь ли заражение крови?
        - Знаешь, сейчас мне уже не так страшно умереть, как еще пару дней назад. Смешно, правда?
        Джуд открыл было рот, но не нашелся с ответом. Желудок сжался в тугой холодный комок. Если воспаленный палец оставить как есть, без лечения, дело кончится смертью, и Джорджия понимала это не хуже него, однако смерти нисколько не боялась.
        - Смерть - еще не конец, - продолжала она, - я теперь точно знаю. И ты тоже знаешь.
        - Но это еще не повод, чтоб ложиться да помирать. Чтоб совсем о себе не заботиться.
        - А я помирать и не собираюсь. Просто ни в какие больницы идти не согласна. Мы уж который раз к этому возвращаемся. Сам понимаешь: кто нас с собаками пустит в операционную?
        - Доктора можно вызвать прямо сюда. Денег у меня хватит.
        - Я ведь уже говорила: не верю я, что доктора с этим могут помочь, - отрезала Джорджия, подавшись вперед и дробно постучав костяшками левой ладони о доску Уиджа. - Вот что куда важнее всяких больниц. Пойми ты: собак Крэддок рано или поздно перехитрит, отыщет лазейку, и, думаю, с этим у него не затянется. Не сможем мы вечно держать собак при себе, и потому нам с тобой нельзя терять ни минуты. Нет, смерти я не боюсь, но с одним условием: чтоб он меня там, за порогом, не ждал.
        - Ты просто больна. Все это - горячечный бред. Тебе не дурацкое шаманство с доской, тебе антибиотики требуются.
        - Мне требуется, - ответила Джорджия, не сводя с Джуда ярко блестящих глаз, - чтоб ты, блин, заткнулся и положил руку на указатель.
        30
        Вызвавшись взять переговоры с духами на себя, Джорджия положила левую руку рядом с рукой Джуда на указатель (со временем Джуд вспомнил, что называется эта штука планшеткой). Услышав, как Джорджия звучно переводит дух, он поднял взгляд. Джорджия смежила веки, но не так, будто собиралась погрузиться в мистический транс - скорее будто перед прыжком в воду с вышки, чтоб одолеть холодок в животе.
        - Окей, - заговорила она. - Меня зовут Мэрибет Стейси Кимболл. В течение пары не самых радужных лет жизни я звалась Морфиной, а тот, кого я люблю, упорно зовет меня Джорджией, хотя жутко меня этим злит, но на самом деле я - Мэрибет. Таково мое настоящее имя.
        Чуть приоткрыв глаза, она взглянула на Джуда из-под ресниц.
        - Представься тоже.
        Однако стоило ему раскрыть рот, Джорджия вскинула кверху ладонь.
        - Тут настоящее имя нужно. Имя, принадлежащее твоему истинному «я». Истинные имена - штука немалой важности. В словах правды заключен заряд особенной силы, достаточной, чтоб вернуть мертвого в мир живых.
        Все это казалось несусветной глупостью, пустыми забавами, напрасной тратой времени - детством сплошным, да и только. Однако музыкальная карьера подбрасывала Джуду немало поводов почувствовать себя идиотом. Как-то раз, например, на съемках видеоклипа ему со всей группой - с Диззи, Джеромом и Кенни - пришлось в притворном ужасе бежать через поросший клевером луг, а по пятам за ними мчался карлик в грязном лепреконском наряде и с бензопилой в руках. Со временем у Джуда выработалось нечто вроде иммунитета, способности не чувствовать себя глупо ни в каком положении, и сейчас он замешкался вовсе не из нежелания говорить. Он просто честно не знал, что сказать.
        - Меня, - наконец сказал он, взглянув на Джорджию, - зовут… э-э… Джастин. Джастин Ковзински. Наверное. Хотя я не отзываюсь на это имя с девятнадцати лет.
        Джорджия, снова прикрыв глаза, углубилась в себя. Меж ее тонких, изящных бровей появилась ямочка - крохотная задумчивая морщинка.
        - Ну что ж, - неторопливо, негромко заговорила она, - вот мы и назвались. Вот кто мы таковы, и нам нужно поговорить с Анной Макдермотт. Анна, нам, Джастину с Мэрибет, очень нужна твоя помощь. Анна, ты здесь? Согласна ли на разговор?
        Оба замерли в ожидании. Шторы вновь всколыхнулись, снаружи, с улицы, донеслись детские крики.
        - Есть здесь хоть кто-нибудь, желающий поговорить с Джастином и Мэрибет? Не скажет ли нам хоть слово Анна Макдермотт? Пожалуйста. Мы в беде, Анна. Прошу, выслушай нас. Помоги нам, пожалуйста, - проговорила Джорджия, а после едва слышным шепотом, обращаясь к планшетке, добавила: - Давай. Давай, шевелись же.
        Бон тоненько - точно так же пищит под ногой мокрый резиновый коврик - пукнула во сне.
        - Меня она не знает, - рассудила Джорджия. - Позови ее ты.
        - Анна Макдермотт? Анна Макдермотт есть в зале? Пожалуйста, подойдите к справочному бюро службы Уиджа.
        Джорджия улыбнулась - широко, однако без капли веселья.
        - О, да. Так и знала, что идиотских шуточек долго ждать не придется.
        - Прости.
        - Зови ее. Всерьез зови, взаправду.
        - Так не выходит же ничего, сама видишь.
        - Ты даже не попробовал.
        - Как «не попробовал»?
        - Вот так, не попробовал.
        - Да ведь бред же полный!
        Джуд ожидал злости или раздражения, но Джорджия лишь улыбнулась еще шире и взглянула на него так спокойно, так нежно, что он сразу же заподозрил неладное.
        - Она ждала твоего звонка до последнего дня, до самой смерти ждала… как будто у нее был хоть шанс. А ты с продолжением гастролей из штата в штат в поисках самой легкой добычи подождал хотя бы неделю?
        Джуд покраснел. Действительно, подождать хоть неделю он даже не подумал.
        - Не тебе бы по этому поводу злиться, - проворчал он, - учитывая, что помянутой «легкой добычей» была ты сама.
        - Знаю. От этого-то и противно. Руку! На этот! Хренов! Указатель! Верни! Делу еще не конец.
        За пререканиями Джуд убрал руку с планшетки, но, ошеломленный вспышкой Джорджии, поспешил снова коснуться ее пальцами.
        - Оба мы выглядим мерзопакостнее некуда. Ты - потому что такой уж есть, а я - потому что тебе потакаю. Давай, зови ее. Ко мне она не придет, а ты - дело другое. Недаром же звонка от тебя ждала до конца: если б ты позвонил, бегом бы, наверное, примчалась… а может, и до сих пор бегом примчаться готова.
        Джуд впился яростным взглядом в доску - в литеры алфавита «под старину», в солнце и полумесяц.
        - Анна, ты здесь? Не согласится ли Анна Макдермотт поговорить с нами? - спросил он.
        Пластиковая планшетка замерла на месте, будто приклеенная. Настолько привязанным к миру реального, обыкновенного Джуд не чувствовал себя уже несколько дней. Нет, без толку все это. Впустую. Убрать бы поскорее руку с планшетки, встать да делом заняться…
        - Джуд… то есть Джастин, - окликнула его Джорджия. - Не сдавайся. Снова попробуй.
        Джуд… Джастин…
        Не сводя глаз с собственных пальцев на планшетке и с доски под ней, Джуд призадумался, и вскоре до него дошло, в чем ошибка. Джорджия сказала, что в истинных именах есть заряд особенной силы, что слова правды способны вернуть мертвого в мир живых. А ведь, если на то пошло, Джастин - вовсе не настоящее его имя. Девятнадцатилетний Джастин Ковзински навеки остался в Луизиане, а сорок часов спустя в Нью-Йорке сошел с автобуса совсем другой человек, способный сказать и сделать такое, о чем Джастин Ковзински даже мечтать не мог. И Анну Макдермотт сейчас звать к разговору не стоило наверняка - ведь Джуд никогда ее так не называл, а значит, с ним вместе она была вовсе не Анной Макдермотт, а…
        - Флорида, - едва ли не со вздохом заговорил Джуд, но дальше его голос зазвучал на удивление спокойно, твердо, уверенно. - Давай-ка поговорим. Это Джуд, милая. Прости, что не звонил долго. Вот, сейчас, выходит, звоню. Ты здесь? Слушаешь? Все еще ждешь меня? Так вот он я, тут. Тут.
        Планшетка под пальцами вздрогнула так, словно доску кто-то поддел снизу ногой. Джорджия, вздрогнув с ней вместе, негромко вскрикнула, вскинула пострадавшую руку к губам. В тот же миг сквозняк дунул в обратную сторону, всосанные в приоткрытые окна шторы хлопнули по стеклу, в спальне стало темнее. Ангус приподнял голову. В неярком свете свечей глаза пса сверкнули ярким, зловещим зеленоватым огнем.
        Здоровую руку Джорджия не отрывала от указателя, и планшетка, стукнув о доску, немедля пришла в движение. От противоестественности происходящего сердце Джуда бешено забилось в груди. Казалось, планшетку движет, вертит еще одна пара пальцев, третья рука, касающаяся ее между их с Джорджией ладонями. Скользнув по доске, указатель коснулся острием одной из букв, задержался на долю секунды, а затем развернулся волчком, так что Джуд с трудом удержал на нем руку.
        - Че, - выдохнула Джорджия. - Тэ… О…
        - «Что», - подытожил Джуд.
        Указатель плясал по доске, нащупывал буквы одну за другой, Джорджия произносила их вслух: «Же… Е… Тэ… Е…» - а Джуд, внимательно слушая ее, складывал из букв слова.
        - Же… тебе… мешало.
        Еще пол-оборота - и планшетка, негромко скрипнув роликами, замерла.
        - «Что же тебе мешало», - повторил Джуд.
        - А вдруг это не она? Вдруг это он? Откуда нам знать, кто с нами говорит?
        Не успела она завершить фразу, как планшетка снова сорвалась с места - будто грампластинка, вдруг завертевшаяся под пальцами.
        - О… Тэ… Че… Гэ…
        - «Отчего. Небо. Синее», - проговорил Джуд, и указатель снова остановился. - Да, это она. Она не раз говорила, что ей больше нравится спрашивать, чем отвечать. Это вроде как шуткой для нас двоих стало.
        Действительно, это была она. В голове один за другим замелькали образы, яркие, будто череда цветных кадров. Вот она на белом кожаном заднем сиденье «Мустанга», голая, если не считать байкерских сапог и огромного стетсона с перышком, смотрит на Джуда из-под полей, озорно сверкая глазами. Вот она дергает Джуда за бороду за кулисами на выступлении Трента Резнора, и Джуду поневоле приходится прикусить изнутри щеку, чтобы не закричать. Вот она мертвая, в ванне, какой Джуд видел ее только в воображении - вода темнее чернил, а возле ванны в черном костюме гробовщика стоит на коленях, словно в молитве, ее отчим…
        - Давай, Джуд, - поторопила его Джорджия. - Не молчи. Говори с ней.
        Тихий, едва уловимый, ее голос дрожал, как струна. Подняв взгляд, Джуд обнаружил, что ее вправду колотит дрожь, хотя лоб и щеки блестят от пота. Глаза ее тоже горели в глубине темных, запавших глазниц лихорадочным, нездоровым огнем.
        - Что с тобой?
        Джорджия раздраженно - дескать, оставь меня - мотнула из стороны в сторону головой, задрожала сильнее прежнего, но левой руки от планшетки не отняла.
        - С ней, с ней говори!
        Джуд вновь перевел взгляд на доску. Черный полумесяц в верхнем углу хохотал… а ведь еще минуту назад вроде бы хмурился? Возле нижнего края доски, задрав кверху морду, воя на полумесяц, сидел черный пес… а ведь, когда Джуд распаковывал доску, никаких псов на ней, кажется, не было.
        - Не знаю я, чем тебе помочь, - сказал он. - Прости, малышка. Жаль, что влюбилась ты не в кого-нибудь, а в меня. Уж лучше полюбила бы какого-нибудь хорошего, надежного парня. Который не отослал бы тебя прочь в трудную минуту.
        - Эс… Е… Эр… Дэ… И, - с трудом, задыхаясь, продолжила Джорджия. Похоже, сдерживать дрожь стоило ей немалых усилий.
        - «Сердишься. На. Меня».
        Указатель замер.
        Обуреваемый затейливой мешаниной самых разных чувств, Джуд усомнился, что сумеет выразить все это словами, однако сумел, и задача оказалась на удивление простой.
        - Да, - ответил он.
        Планшетка перепорхнула к слову «НЕТ».
        - Ну, а зачем ты такое с собой сотворила?
        - Че… Тэ… О…
        - «Что. Сотворила», - повторил Джуд. - Да уж известно что! Сама знаешь: с собой покон…
        Планшетка скользнула назад, к слову «НЕТ».
        - Что значит «нет»?
        - Че… Тэ… О, - снова заговорила Джорджия.
        - «Что. Если. Я. Не могу. Отвечать».
        На этом планшетка остановилась. Джуд ненадолго задумался, но вскоре понял, в чем дело.
        - Она не может отвечать на вопросы! Только спрашивать может.
        Однако Джорджия уже продолжала:
        - О… Эн… Вэ… А… Эс…
        Охваченная новым приступом дрожи, она неудержимо застучала зубами, и Джуд, взглянув на нее, обнаружил, что изо рта ее клубами валит пар, будто вокруг морозильник… вот только, на его собственный взгляд, в спальне не сделалось ни жарче ни холоднее.
        Далее Джуд заметил, что Джорджия больше не смотрит ни на руку, ни на указатель, ни на него - ни на что вообще. Устремленный куда-то вдаль, взгляд Джорджии утратил всякую ясность - да, указанные планшеткой буквы она читала без запинки, хотя, не глядя на доску, видеть их не могла.
        - «Он», - проговорил Джуд, по-прежнему складывая названные ею буквы в слова, - «Вас. Преследует».
        Джорджия замолчала, и он догадался, что это тоже вопрос.
        - Да. Да. Думает, что ты взрезала вены из-за меня и теперь хочет свести со мной счеты.
        «НЕТ».
        На этом слове планшетка задержалась, будто особо подчеркивая его, и вновь засновала по доске, от буквы к букве.
        - Пэ… О… Че… Е… Эм… У, - забормотала Джорджия, еле ворочая языком.
        - «Почему. Ты. Так. Глуп». Хм…
        Умолкнув, Джуд недоуменно приподнял брови. Кто-то из собак на кровати тоненько заскулил.
        И тут Джуду сделалось ясно, в чем дело. Голова закружилась, перед глазами все расплылось - будто от прилива крови к вискам, если встать слишком резко, а еще это слегка походило на ощущение, которое испытываешь в тот миг, когда подтаявший, ноздреватый лед раздается под ногой, перед тем как ухнешь в стылую воду. Куда же он раньше смотрел?
        - Вот гнида, - выдохнул Джуд, потрясенный собственным тугодумием до глубины души. - Вот гнида старая…
        Тут он заметил, что Бон уже не спит, сверлит настороженным взглядом доску Уиджа, и Ангус тоже, постукивая хвостом по матрасу, не сводит с доски глаз.
        - Что нам теперь делать? - спросил Джуд. - Он гонится за нами по пятам, и мы даже не представляем, как от него избавиться. Ты помочь можешь?
        Указатель скользнул к слову «ДА».
        - Золотая дверь, - прошептала Джорджия.
        Джуд поднял на нее взгляд и невольно вздрогнул. Глаза Джорджии закатились под лоб, так что на виду остались только белки, все тело тряслось крупной дрожью, лицо, и без того исключительно бледное, сделалось еще бесцветней, чем было, приобрело отвратительную восковую полупрозрачность, изо рта валил пар. Услышав лихорадочный скрип планшетки, скользящей по дереву, Джуд поспешил перевести взгляд на доску. Джорджия молчала как рыба, и на этот раз слова из букв пришлось составлять самому.
        - Кто… будет… дверью. Что значит «кто будет дверью»?
        - Я буду дверью, - ответила Джорджия.
        - Какой дверью, Джорджия, о чем ты?
        Указатель снова пришел в движение, стремительно заскользил по доске, а отыскав нужную букву, задерживался возле нее всего на долю секунды, и теперь Джуд следил за ним молча.
        «Назад… Меня… Проведешь».
        - Да, - ответила Джорджия. - Если сумею. Я сделаю дверь и тебя назад проведу, и ты его остановишь.
        «Клянешься».
        - Клянусь, - подтвердила Джорджия. Казалось, от страха ее голос позванивает - негромко, тонко, словно натянутая струна. - Клянусь… клянусь… еще как клянусь. Знать бы только, что делать… но я готова. Ты, главное, объясни, что от меня требуется.
        «Зеркало… Мэрибет… Зеркало… У… Тебя… Есть».
        - Есть, а что? - удивилась Джорджия. - Вот, например…
        Моргнув, она осоловело огляделась вокруг, повернулась к туалетному столику… и, с визгом отдернув руку от планшетки, прижала ладони ко рту. В тот же миг Ангус вскочил и разразился заливистым лаем, глядя туда же, куда и она. Повернувшись к зеркалу, Джуд тоже убрал руку с планшетки, и планшетка завертелась, закружилась по доске, точно мальчишка верхом на кросс-байке, накручивающий «пончик» за «пончиком».
        В наклоненном вперед зеркале на туалетном столике отражались и Джорджия, сидящая напротив Джуда, и доска Уиджа, лежащая между ними… только в зеркальном стекле глаза Джорджии прикрывала черная повязка из газовой ткани, а горло пересекала, словно алый, непристойно разинутый рот, широкая резаная рана. На футболке под раной темнели потеки крови.
        Ангус и Бон, разом спрыгнув с кровати, рванулись вперед. Едва коснувшись лапами пола, Бон с рыком бросилась на планшетку, будто на мышь, семенящую к норке. Лязг челюстей - и осколки планшетки брызнули во все стороны.
        Ангус с разгона толкнул туалетный столик передними лапами и яростно залаял, устремив взгляд прямо в зеркало. От толчка столик качнулся к стене, встав на задние ножки, наклонное зеркало тоже качнулось назад, повернувшись лицевой стороной к потолку. Ангус рухнул на четвереньки, а долю секунды спустя о половицы оглушительно, звонко грохнули и ножки столика. В качнувшемся от удара вперед зеркале снова возникло отражение Джорджии… только на этот раз самое обыкновенное. Кровь, черная повязка - все это исчезло, как не бывало.
        31
        Спальня мало-помалу наполнялась предвечерней прохладой. Джуд с Джорджией, вытянув ноги, устроились на узкой одноместной кровати. Вдвоем им в кровати оказалось так тесно, что Джорджии пришлось, повернувшись на бок, закинуть ногу поверх ноги Джуда и уткнуться холодным кончиком носа в его шею чуть ниже уха.
        Джуда сковало по рукам и ногам странное оцепенение. Ему бы обдумать случившееся, разобраться, что Анна пыталась этим сказать, но сосредоточиться на видении в зеркале не удавалось: возвращаться к увиденному разум отказывался наотрез. Разум хотел одного - пусть ненадолго, пусть хоть на пару минут отвлечься от смерти. Смерть осаждала Джуда, окружала со всех сторон, давила на грудь, точно груда камней, мешала дышать. Смерть Анны, смерть Дэнни, смерть Диззи с Джеромом, смерть, поджидавшая его с Джорджией буквально через дорогу… казалось, под гнетом всех этих смертей, навалившихся сверху, даже пальцем не шевельнешь.
        Еще в голове смутно брезжили мысли, будто, пока Джуд не шевельнется, не заговорит, всему этому покою - негромкому хлопанью штор на сквозняке, волнам неяркого света снаружи - для них с Джорджией не будет конца. Ничего плохого с ними больше не произойдет. Пока он лежит в этой узкой кроватке рядом с прижавшейся к нему, закинувшей прохладное бедро ему на ногу Джорджией, все ждущие их беды так и останутся там - в неведомом, невообразимом будущем.
        Однако будущее явилось по их души без приглашения, а привела его с собой Бамми, негромко постучавшая в дверь.
        - Вы там в порядке? - неуверенно, приглушенно спросила она.
        Джорджия, приподнявшись на локте, утерла тыльной стороной ладони глаза… а Джуд до сих пор даже не замечал ее слез. Проморгавшись, Джорджия улыбнулась, кривовато, но от души, не ради притворства, хотя чему она улыбается, Джуд не смог бы ответить даже под страхом смерти.
        Едва Джорджия вытерла слезы со щек, девичья искренность, бесшабашность ее улыбки сделалась просто невыносимой. «Ладно. Всякое в жизни бывает», - словно бы говорила она, и тут Джуд понял: увиденное ими обоими в зеркале кажется ей чем-то вроде пророчества, образа будущего, как минимум вероятного, а может, и неизбежного. При этой мысли в груди защемило от ужаса. Нет. Нет. Пусть лучше Крэддок сотворит с ним, что хочет, да и дело с концом, только бы Джорджии не пришлось умирать, захлебываясь собственной кровью… и, кстати, зачем Анна послала им это видение, чего хотела добиться?
        - Милая? - донесся из-за двери голос Бамми.
        - Мы в порядке, - откликнулась Джорджия.
        Долгая пауза.
        - Вы драки там не затеяли? Чем грохотали недавно?
        - Нет! - ответила Джорджия, будто бы возмущенная этакими подозрениями. - Ей-богу, нет, Бамми. Извини за переполох.
        - Ну, гляди, - проворчала Бамми. - Вам, может, нужно чего?
        - Разве что свежие простыни, - ответила Джорджия.
        Новая пауза. В тишине Джуд почувствовал, как Джорджия дрожит на его груди, закусив губу, с трудом сдерживая смех. В следующую же секунду внезапное, беспричинное веселье разобрало и его самого. Пришлось закусить ладонь: от сдерживаемого, рвущегося наружу хохота скрутило живот.
        - Бог ты мой, - словно бы «тьфу на вас» проворчала за дверью Бамми и, шлепая по полу тапками, двинулась прочь.
        Джорджия, навалившись на Джуда, уткнулась мокрым, холодным носом в его шею. Джуд, вместе с ней содрогаясь от беззвучного смеха, обнял ее и крепко прижал к себе.
        32
        После ужина Джуд сказал, что ему нужно сделать пару звонков, и ушел на кухню, а Джорджию с Бамми оставил в гостиной. Сказать по правде, звонить ему никуда не требовалось, но он понимал, что Джорджии хочется побыть с бабушкой, а если так, пускай себе разговаривают без стеснения.
        Однако, как только Джуд, не зная, чем бы заняться, устроился на кухне со стаканом свежего лимонада, рука сама собой потянулась к телефонной трубке. Поразмыслив, Джуд набрал номер собственной офисной линии: что-то там накопилось на автоответчике? После всего, случившегося за день, от столкновения с Крэддоком в «Деннис» до встречи с Анной в спальне Джорджии, переход к обыденности казался какой-то дикостью, как будто после первого появления мертвеца Джуд утратил всякую связь с собой прежним. Музыкальная карьера, личная жизнь, и дела денежные, и искусство - все, чем он занимался последние тридцать лет, обернулось сущими пустяками. Набирая номер, он наблюдал за собственной рукой, словно она принадлежала кому-то другому, чувствовал себя пассивным зрителем на спектакле одного актера - актера, играющего его самого.
        На автоответчике обнаружилось пять сообщений. Первое оставил Герб Гросс, его бухгалтер и управляющий делами. Обычно масляный, полный самодовольства, голос Герба на пленке казался шероховатым, точно наждак. Ну-ну, что же его так проняло?
        - Мне только что звонила Нэн Шрив. Говорит, Дэнни Вутена утром обнаружили мертвым в собственном доме. Очевидно, повесившимся. Сам понимаешь, наверное, как все мы тут потрясены. Получишь мое сообщение, перезвони, хорошо? А то нам остается только гадать, куда ты пропал. Заранее спасибо.
        Вторым оказалось сообщение от полицейского, некоего Бима, о том, что пайклиффской полиции необходимо связаться с Джудом по важному делу, и пускай он, пожалуйста, перезвонит в участок. Третье оставила Нэн Шрив, его юрисконсульт, заверившая, что у нее все на контроле, а еще сообщившая, что полиции требуются Джудовы показания по поводу Дэнни и Джуду следует как можно скорее связаться с ней.
        Затем из трубки зазвучал голос Джерома Пресли, погибшего четыре года тому назад, врезавшись на собственном «Порше» в плакучую иву на скорости под сотню миль в час.
        - Привет, Джуд! Похоже, мы скоро опять соберемся почти всем старым составом? Джона Бонэма[82 - Британский барабанщик-виртуоз, участник группы «Led Zeppelin», признанный одним из величайших ударников в рок-музыке; умер 25 сентября 1980 г.] за барабаны посадим, Джоуи Рамон[83 - Американский музыкант и автор песен, солист панк-рок-группы «Ramones», одна из икон контркультуры; умер 15 апреля 2001 г.] на подпевки выйдет, прикинь, а?
        Расхохотавшись, Джером снова заговорил - врастяжку, все в той же знакомой манере, неизменно напоминавшей Джуду известного комика Стивена Райта:
        - Я слыхал, ты себе «Мустанг» с полным фаршем завел. Вот что у нас точно общего было: с кем еще о машинах поговоришь, как с тобой? Подвески, движки, спойлеры, акустика, «Мустанги», «Тандерберды», «Чарджеры», «Порше»… А знаешь, о чем я думал той ночью, когда на своем «Порше» с дороги вылетел? Обо всем том дерьме, которого так никогда тебе и не сказал. О котором нам так и не случилось поговорить. К примеру, как ты на кокаин меня подсадил, а потом сам с него соскочил, да еще имел наглость сказать, что, если я тоже нюхать не брошу, из группы меня вышвырнешь на хер. Или, к примеру, как дал Кристине денег на обустройство, на жилье новое, когда она ушла, сбежала, забрав ребятишек и мне не сказав ни слова. Как на адвоката денег ей отслюнил. Вот она, твоя дружба… мне-то, небось, ни хрена в долг не дал, когда я готов был остаться без дома и без машин. А кому я, спрашивается, койку в подвале поставил, когда он только-только сошел с автобуса из Луизианы, тридцати долларов за душой не имея, а?
        Крякнув, Джером снова зашелся в припадке того самого хриплого, скрипучего хохота заядлого курильщика.
        - Ладно, скоро у нас с тобой будет шанс обо всем этом вспомнить. Думаю, на днях уже свидимся. Я слышал, ты на ночной дороге, и знаю, куда та дорога ведет - прямиком, блин, в ствол дерева. Знаешь, как меня из ветвей выковыривали? Ну, кроме того, что осталось на лобовом стекле… Ох и соскучился я по тебе, Джуд! Жду не дождусь, когда же обнять тебя доведется. Споем с тобой, как в старые времена. Здесь все поют, все до единого. Правда, со временем песни вроде как в крик переходят… да вот, сам послушай. Слышишь, как горло дерут?
        В наушнике зашуршало - очевидно, Джером отвел трубку от уха и поднял повыше, чтоб Джуд послушал, что происходит вокруг. Донесшийся с того конца провода шум… Ничего похожего Джуд в жизни еще не слышал. Чужеродный, нагоняющий ужас, он походил на усиленное в сотню раз жужжание роя мух, перемежавшееся механическим лязгом и скрежетом, грохотом и шипением пара гладильного пресса. Вслушавшись повнимательнее, в мушином жужжании можно было разобрать слова, потусторонние нечеловеческие голоса, взывавшие к Матери, молившие о пощаде.
        Последнее сообщение Джуд, в предвкушении звонка еще от кого-нибудь из умерших, приготовился стереть сразу же, но обнаружил, что звонила ему Арлин Уэйд, присматривающая за отцом. Не вспоминал он о ней так давно, что узнал ее старческий, дрожащий, необычайно монотонный голос только спустя секунд пять, если не десять, когда ее немногословное сообщение уже близилось к концу.
        - Привет, Джастин, это я. С новостями об отце. Тридцать шесть часов подряд без сознания. Сердцебиение - с перебоями. Подумала, вдруг тебе интересно. Ему не больно. Хочешь, перезвони.
        Повесив трубку, Джуд оперся о кухонный стол и выглянул в ночь, за окно. Рукава он засучил по локоть, окно оставалось открытым, снаружи веяло прохладой и ароматами цветущих клумб, тишину нарушал только комариный писк.
        Перед глазами возник образ отца, костлявого, исхудавшего, с глубоко ввалившимися висками, обросшего неопрятной седой щетиной старика, распростертого без движения на узкой койке. Джуд даже едва не поверил, будто чует исходящую от него едкую вонь, вонь застарелого, нездорового пота пополам с вонью комнаты, со сложным амбре, помимо прочего отдающим куриным дерьмом, свинарником и, разумеется, никотиновым перегаром, въевшимся во все вокруг - в шторы, в одеяла, в обои. Удирая из Луизианы, Джуд бежал не только как можно дальше от отца, но и подальше от этой вони.
        Бежал, и бежал, и бежал, сочинял музыку, заколачивал миллионы - всю жизнь стараниям уехать как можно дальше от козла старого посвятил… и вот теперь, при некотором везении, вполне может умереть с отцом в один день. И идти им ночной дорогой вместе, вдвоем. А может, не идти - ехать, теснясь в пассажирском кресле дымчатого пикапа Крэддока Макдермотта, в такой близости друг от друга, что Мартин Ковзински легко дотянется костлявой лапой до Джудовой шеи, а его вонь, вонь отцовского дома, заполнит машину от пола до самой крыши.
        Точно так же наверняка воняет в аду, и поедут они туда вместе, отец и сын, сопровождаемые жутким шофером с коротким серебристым «ежиком» на голове в костюме а-ля Джонни Кэш под болтовню Раша Лимбо[84 - Американский консервативный общественный деятель, ведущий собственной высокорейтинговой разговорной радиопередачи.] по радио. В конце концов, что есть ад, если не долгие разговорные радиопередачи… и родственники, которых век бы не видеть?
        Из гостиной донесся негромкий голос Бамми, что-то втолковывавшей Джорджии по секрету. Джорджия рассмеялась. Джуд, склонив ухо в сторону двери, прислушался и, к собственному удивлению, машинально заулыбался тоже. Откуда у Джорджии настроение веселиться после всего, что им довелось пережить, при всех свалившихся на них напастях, он себе даже не представлял.
        Смех Джорджии - музыкальный, громкий, хаотический, безоглядный - Джуд ценил в ней превыше всего остального. Вот и сейчас ее смех встряхнул его, отвлек от мрачных раздумий. Часы микроволновки показывали семь с небольшим. Сейчас он вернется в гостиную, непринужденно поболтает с обеими ни о чем, а после привлечет внимание Джорджии и многозначительно покосится на дверь. Их ждет дорога.
        Приняв решение, он отвернулся от кухонного стола, и тут его внимание привлек тонкий, заливистый голосок, не в лад распевающий что-то вроде «бай-бай бэй-би». Развернувшись к окну, он снова выглянул наружу, на задний двор.
        Дальний угол двора освещал один из фонарей в переулке. Его синеватый свет выхватывал из сумрака штакетный заборчик и толстый, раскидистый дуб с веревкой, привязанной к ветке. В траве под деревом сидела на корточках девочка лет шести-семи в простом красно-белом клетчатом платьице с темным густым «конским хвостом» на затылке. Сидела и пела ту самую старую песню Дина Мартина[85 - Американский эстрадно-джазовый певец, очень популярный в 1950-е.]: пора, дескать, в путь, в страну мечты, в землю Нод[86 - Речь о песне из репертуара Дина Мартина «Hit the Road to Dreamland» («В путь, в страну мечты»). По-английски глагол «to nod» означает «дремать», и потому библейская «земля Нод» в англоязычной культуре является шуточным обозначением сна.]. Сорвав одуванчик, девочка перевела дух и дунула что было сил. Парашютики с семенами сотней крохотных белых зонтиков разлетелись в стороны, уносясь в сумрак. Пожалуй, их было бы не разглядеть, однако парашютики неярко искрились, мерцали, кружа в воздухе, точно сказочные белые искорки. Казалось, поднявшая кверху голову девочка смотрит в окно, прямо на Джуда, хотя
убедиться в этом Джуд не мог: перед глазами девочки парили, подрагивали знакомые темные пятна, пучки жирных черных штрихов.
        Рут. Девочку звали Рут, а Бамми она приходилась сестрой, сестрой-близняшкой, пропавшей без вести давным-давно, где-то в пятидесятые. Родители позвали обеих к обеду, и Бамми со всех ног помчалась в дом, а Рут заигралась, задержалась снаружи… и больше живой ее никто никогда не видел.
        Сам не зная, что намерен сказать, Джуд раскрыл рот, но словно бы напрочь лишился голоса. Воздух, набранный в легкие, так и остался в груди.
        Тем временем Рут оборвала песню, и вокруг воцарилась полная тишина - стих даже писк комаров. Повернув голову, девочка взглянула в сторону переулка за задним двором, улыбнулась и легонько помахала рукой, будто только что заметила у забора кого-то из добрых знакомых, живущих по соседству. Вот только в переулке не было ни души. Старая газета, распластанная под фонарем, осколки стекла, трава, пробивающаяся сквозь кирпичную мостовую, и все. Пусто. Однако Рут поднялась на ноги, неторопливо двинулась к забору, зашевелила губами, беззвучно говоря что-то кому-то невидимому. Стоп, а когда это Джуд перестал ее слышать? Не в тот ли самый момент, как она прервала пение?
        Чем ближе Рут подходила к ограде, тем тревожнее становилось Джуду, как будто девчонка вот-вот выйдет на оживленный хайвэй. Позвать бы ее, окликнуть… но как, если даже вдоха не сделать?
        И тут ему вспомнился рассказ Джорджии. Она говорила, что людям, увидевшим малышку Рут, всякий раз хочется окликнуть ее, предупредить об опасности, закричать «беги», но до сих пор это не удалось никому. Каждый, кто видел ее, лишался голоса от изумления. Следом за этими воспоминаниями в голове внезапно мелькнула нелепая мысль, будто сейчас перед Джудом все те девчонки, которых он когда-либо знал и не сумел им помочь - в том числе и Анна, и Джорджия, и если ему только удастся произнести ее имя, привлечь внимание, предупредить об опасности, то… то для него нет ничего невозможного! Тогда они с Джорджией еще вполне могут справиться с мертвецом, вполне могут выйти живыми изо всей этой немыслимой кутерьмы…
        Однако совладать с голосом не удавалось никак. Стоять столбом, не сводя глаз с девчонки и не в силах произнести ни слова, - это же… это ж рехнуться можно! В ярости Джуд изо всех сил хрястнул забинтованной левой о край стола. Колотая рана в ладони отозвалась острой болью, но все без толку: казалось, горло так сузилось, что ни единого звука наружу не протолкнешь.
        От грохота сидевший рядом Ангус вздрогнул, вскочил, поднял голову и нервно лизнул руку Джуда. Непосредственное, живое прикосновение шершавого, горячего собачьего языка к обнаженной коже запястья вырвало Джуда из оцепенения с той же быстротой, с какой смех Джорджии минуту назад разогнал уныние. Судорожно глотнув воздуха, Джуд закричал.
        - Рут! - заорал он в окно.
        Девочка оглянулась. Услышала оклик. Услышала.
        - Беги, Рут! Скорей! В дом беги, в дом! Живо!
        Рут вновь оглянулась на темный пустой переулок за оградой, едва не споткнувшись, бросилась к дому, но не успела сделать даже пары шагов. Тонкая бледная ручка девочки взвилась над головой, будто кто-то потянул ее кверху за невидимую нить, обвившую левое запястье…
        Только это была вовсе не невидимая нить, а невидимая рука. В следующее мгновение девочка оторвалась от земли, поднятая тем, кого нет, в воздух, беспомощно забрыкалась, засучила худосочными ножками, и одна из ее сандалий, соскользнув со ступни, исчезла во мраке. Как ни билась Рут, как ни сопротивлялась, невидимка неумолимо волок ее прочь от дома. На детском лице, обращенном в сторону Джуда, застыла гримаса отчаяния и мольбы - только беспомощный ужас в глазах скрывали черные пятна, а незримая сила подняла ее еще выше, потащила за частокол штакетника.
        - Рут! - еще раз повелительно, громко, словно со сцены отдавая приказ легионам фанатов, крикнул Джуд.
        Увлекаемая в глубину переулка, Рут начала блекнуть. Красные клетки платьица сделались серыми, волосы приобрели оттенок лунного серебра. Вторая сандалия, слетев с ноги, плюхнулась в лужу и тут же пропала из виду, однако рябь разбежалась по мелкой мутной воде как ни в чем не бывало - словно каким-то невероятным образом выпав из прошлого прямиком в настоящее. Еще раз взбрыкнув ногами, Рут широко разинула рот, но закричать не смогла. Почему? Этого Джуд не знал. Возможно, невидимая тварь, тащившая ее в темноту, зажала рот девочки ладонью. Миновав конус яркого синеватого света под уличным фонарем, Рут растворилась во мраке. Подхваченная ветерком газета, захлопав страницами, с сухим, неожиданно громким шелестом вспорхнула над мостовой, покатилась вдоль безлюдного переулка.
        Ангус, негромко заскулив, вновь лизнул Джудову руку, но Джуд все смотрел и смотрел в темноту. Рот наполнился мерзкой горечью, уши словно заткнули ватой.
        - Джуд, - прошептала Джорджия за спиной.
        Джуд перевел взгляд на ее отражение в оконном стекле над раковиной. Поверх глаз Джорджии подрагивали знакомые черные каракули. Поверх его глаз - тоже. Выходит, оба они уже мертвы, только пока что ходят?
        - Джуд, что тут с тобой?
        - Я не сумел спасти ее, - ответил он. - Ту девочку. Рут. Хотя видел, как ее утащили.
        Рассказать Джорджии, что вместе с девочкой невидимка унес в неизвестность и его надежды на то, что им удастся спастись от мертвеца, ему не хватило духу.
        - А ведь я звал ее по имени, - продолжал он. - Звал, звал, но изменить ничего не смог.
        - Так тебе, дорогой, это и не по силам, - сказала Бамми.
        33
        Джуд повернулся к Джорджии с Бамми. Джорджия стояла в дверном проеме, по ту сторону кухни. Глаза ее оказались самыми обыкновенными - никаких каракулей, никаких меток смерти. Бамми, легонько толкнув внучку в бедро, чтоб та посторонилась, протиснулась мимо нее и подошла к Джуду.
        - Ты знаешь, что с Рут стряслось? Эм Би тебе рассказала?
        - Да. Рассказала, что вашу сестру унесли со двора, когда обе вы были еще девчонками. И что время от времени люди видят ее там, на заднем дворе. Видят, как кто-то хватает ее. Но рассказы - дело одно, а увидеть все это самому - совсем другое. Я слышал ее пение. И видел, как ее утащили.
        Бамии накрыла ладонью его запястье.
        - Может, присядешь?
        Джуд отрицательно покачал головой.
        - Знаешь, отчего она раз за разом сюда возвращается? Отчего люди видят ее снова и снова? Самое худшее в жизни Рут случилось с ней вон там, во дворе, пока мы все сидели здесь да обедали. Рут осталась одна, перепугалась, и никто не видел, как ее утащили. Никто не слышал, как оборвалась ее песня. Наверное, это и было самым ужасным. По-моему, когда с человеком случается что-то действительно нехорошее, окружающие должны обязательно об этом узнать. Нельзя человеку гибнуть, как упавшее дерево в чаще леса, где и треска его никто не услышит. Может, хоть лимонаду тебе еще налить?
        Джуд кивнул. Достав из холодильника почти опустевший кувшин с лимонадом, Бамми наклонила его над стаканом.
        - Я всю жизнь думала вот что, - продолжала она под звон льющейся в стакан струйки. - Может, если кто-то сумеет заговорить с ней, Рут станет полегче. Думала, если кому-нибудь удастся избавить ее от жуткого одиночества в последние минуты жизни, глядишь, душа ее и освободится.
        Сделав паузу, Бамми вопросительно склонила голову набок - в точности то же самое Джуд миллион раз замечал за Джорджией.
        - Так что, - подытожила она, - ты, сам того не зная, вполне мог ей помочь. Просто окликнув по имени.
        Одним духом проглотив лимонад, Джуд поставил опустевший стакан в раковину.
        - Какая же это помощь, если ее все равно унесли?
        - Я ни минуты не надеялась, что кому-либо по силам предотвратить случившуюся с ней беду. Что сделано, то сделано. Прошлого назад не воротишь. Останься, Джуд, заночуй у меня.
        Последнее казалось настолько не связанным со всем предшествовавшим, что Джуд не сразу понял суть ее предложения.
        - Нельзя, - после легкой заминки ответил он.
        - Отчего же?
        Да оттого, что грозящая им гибель, будто зараза, прилипнет ко всякому, кто окажет им помощь, и как знать, какому риску они подвергли жизнь Бамми, всего-навсего погостив у нее два-три часа? Ведь они с Джорджией уже мертвы, а мертвые тащат живущих книзу.
        - Опасно это, - не вдаваясь в подробности, но, по крайней мере, честно объяснил Джуд.
        Бамми, задумчиво поджав губы, наморщила лоб. Очевидно, она мучительно размышляла, чем бы его пронять, как расколоть, вывести на откровенный разговор об их положении.
        Пока она думала, Джорджия чуть не на цыпочках, будто бы опасаясь любого шума, прокралась в кухню тоже. Семенившая следом Бон с идиотской тревогой во взгляде взирала на нее снизу вверх.
        - Не всякий дух безобиден вроде твоей сестренки, Бамми, - заговорила Джорджия. - Встречаются среди мертвых и жуткие злыдни. Один из таких привязался к нам, и чего только мы от него не натерпелись… Только объяснений даже не проси, все равно не поверишь. Подумаешь, будто мы шизанулись оба.
        - А ты все же попробуй. Вдруг я чем помочь смогу.
        - Миссис Фордхэм, - вмешался Джуд, - вы нам уже здорово помогли. Спасибо за ужин.
        Джорджия дернула Бамми за рукав, а когда бабушка повернулась к ней, обхватила ее бледными, тонкими руками и крепко прижала к себе.
        - Ты у меня просто чудо, бабуля. Люблю тебя.
        Однако Бамми не сводила глаз с Джуда.
        - Но если я хоть чем-то могу…
        - Не можете, - оборвал ее Джуд. - Это как с вашей сестренкой на заднем дворе. Кричи, зови ее сколько угодно - все равно ничего не изменишь.
        - А вот тут я тебе ни за что не поверю. Сестренка мертва. Никто не обратил внимания, что она прекратила петь, и кто-то уволок ее да погубил. Однако ты-то не мертв. И ты, и внучка моя оба живы, оба вы здесь, со мной, в моем доме, а значит, сдаваться рано. Пока песню не оборвешь, пока сам не позволишь уволочь себя темной дорогой, мертвецу над тобой верх не взять.
        Вот тут Джуда встряхнуло, будто он прикоснулся к металлу, и его вдруг ужалило разрядом статического электричества. Не сдаваться… песни не обрывать… да, что-то такое в этом имелось, но до сути он пока докопаться не мог. Мысли о том, что они с Джорджией свою песню почти доиграли, ощущение, будто оба они так же мертвы, как и девочка, которую он только что видел на заднем дворе, - все это стало неодолимой преградой для любых других мыслей и чувств.
        Джорджия чмокнула Бамми в щеку - и раз, и другой, губами снимая с кожи слезинки. Наконец Бамми повернулась к внучке, взглянула на нее, стиснула ее щеки в ладонях.
        - Оставайся, - сказала Бамми. - И его остаться уговори. А не захочет, пусть едет дальше один.
        - Не могу, - возразила Джорджия. - К тому же он кругом прав. Втягивать тебя во все это еще глубже совсем ни к чему. Один из наших друзей уже мертв, и только из-за того, что не успел слинять от нас вовремя.
        Бамми прижалась лбом к груди Джорджии, шумно, прерывисто перевела дух, запустила пальцы в волосы внучки, и обе качнулись из стороны в сторону, словно в очень медленном танце.
        Взяв себя в руки, на что много времени не потребовалось, Бамми подняла голову и снова взглянула внучке в лицо. Ее раскрасневшиеся щеки были мокры от слез, подбородок дрожал, однако плакать она прекратила.
        - Тогда я хоть помолюсь, Мэрибет. Хоть помолюсь за тебя.
        - Спасибо, - ответила Джорджия.
        - Буду молиться и ждать твоего возвращения. Буду надеяться снова увидеть тебя после того, как ты со всем этим разберешься… а ты разберешься, я знаю. Потому что умна, и добра душой, и вообще вся в меня удалась. Надеюсь… - С дрожью вздохнув, Бамми искоса взглянула сквозь слезы на Джуда. - Надеюсь, он того стоит.
        Джорджия, отрывисто, судорожно рассмеявшись, а может быть, всхлипнув, вновь стиснула Бамми в объятиях.
        - Ладно, езжайте, - проворчала Бамми. - Езжайте уж, если нужно.
        - Уже едем, - заверила ее Джорджия.
        34
        Джуд вел машину вперед. Разгоряченные, взмокшие ладони скользили на рулевом колесе, в животе урчало. Хотелось врезать от всей души - хоть по чему-нибудь. Хотелось гнать дальше на полном газу, и Джуд гнал, пролетал светофоры за миг до того, как желтый сменится красным, а не успев проскочить, вынужденный стоять перед перекрестком, в нетерпении давил, давил педаль газа, чтоб и движок под капотом нетерпеливо ревел. Ощущение собственной беспомощности, накрывшее его в доме Бамми при виде мертвой девочки, увлекаемой кем-то в темноту, набрало силу, сменилось кипучей яростью и мерзкой кислятиной во рту.
        Несколько миль Джорджия молча наблюдала за ним, затем осторожно коснулась его предплечья. Ладонь ее оказалась липкой и такой холодной, что Джуд вздрогнул от неожиданности. Пожалуй, ему следовало поскорее перевести дух, взять себя в руки, причем не столько ради себя самого, сколько ради нее. Казалось бы, кому из них, как не Джорджии, поддаться ярости? После того, что показала ей в зеркале Анна, увидевшая саму себя мертвой, она имела на это куда больше прав, и Джуд, откровенно не понимавший ее спокойствия, уравновешенности, заботы о нем, никак не мог найти в себе силы сделать глубокий вдох и успокоиться хоть немного. Стоило водителю грузовика впереди самую малость замешкаться, не сразу тронуться на зеленый, Джуд раздраженно хрястнул ладонью по кнопке звукового сигнала.
        - Глаза разуй, тормоз! - заорал он в открытое окно, проносясь мимо, обогнув грузовик прямо по двойной сплошной.
        Джорджия убрала руку с его предплечья, опустила ее на колени и отвернулась к пассажирскому окну. Проехав еще квартал, они застряли у следующего перекрестка.
        Вдруг Джорджия заговорила - вернее сказать, изумленно забормотала себе под нос, обращаясь не к Джуду, к самой себе, и, может быть, даже не замечая, что говорит вслух:
        - Ну, надо же, а… самая мерзкая в мире торговля ржавыми тачками… цела до сих пор… что за жизнь, почему под рукой нет гранаты, когда она так нужна?
        - Что? - переспросил Джуд, однако сразу же понял, о чем тут речь, и, резко свернув к обочине, ударил по тормозам.
        Направо от «Мустанга» тянулась вдаль огромная автостоянка, ярко освещенная натриевыми фонарями. Тридцатифутовые стальные столбы фонарей высились над асфальтом, словно шеренги инопланетных треножников, безмолвная армия захватчиков с далеких чужих миров. От столба к столбу тянулись, хлопали на ветру гирлянды из тысяч синих и красных флажков, придававшие автостоянке этакий карнавальный дух. Часы показывали восемь с лишним, однако сворачивать торговлю здесь не спешили. Семейные пары расхаживали вдоль рядов машин, склонялись к оконным стеклам, изучая наклейки с ценой.
        Джорджия сдвинула брови, приоткрыла рот, явно собираясь спросить, какого дьявола Джуд тут забыл, но Джуд опередил ее.
        - Это его заведение? - спросил он.
        - Чье заведение?
        - Дуру не строй из себя. Того типа, который тебя домогался и обращался с тобой, как со шлюхой.
        - Он не… как это… я бы не сказала, что…
        - Зато я скажу. Так это оно?
        Взгляд Джорджии скользнул по побелевшим костяшкам Джудовых пальцев, сомкнутых на руле.
        - Его там, может, вообще сейчас нет, - предупредила она.
        Джуд распахнул дверцу и грузно, неловко выбрался из кабины. Волны воздуха пополам с гарью выхлопов, разбегавшиеся от проносящихся мимо машин, хлестали в спину, трепали одежду, словно порывы ветра. Джорджия, выкарабкавшись из «Мустанга» с другой стороны, уставилась на Джуда поверх капота.
        - Куда тебя понесло?
        - Пойду поищу этого типа. Как, говоришь, его звать?
        - Садись в машину.
        - Как его звать? Мне что, всех встречных торговцев старьем метелить?
        - Но не пойдешь же ты туда один чистить морду какому-то типу, которого даже не знаешь!
        - Разумеется. Один не пойду. Ангуса прихвачу.
        С этим Джуд заглянул в кабину «Мустанга». Ангус, просунув морду между спинок передних сидений, выжидающе глядел на него изнутри.
        - Идем, Ангус.
        Огромный черный пес одним прыжком перемахнул спинку водительского кресла и выскочил на обочину. Захлопнув дверцу, Джуд обошел «Мустанг» спереди. Ангус увесисто льнул мускулистым, лоснящимся боком к его ноге.
        - Так я тебе ничего говорить не собираюсь, - напомнила Джорджия.
        - Ладно. Сам там поспрашиваю.
        Джорджия крепко вцепилась в его плечо.
        - Что значит «поспрашиваю»? Как ты себе это представляешь? Начнешь спрашивать каждого встречного из торговцев, нет ли у него привычки тринадцатилетних девчонок пялить?
        И тут Джуд ни с того ни с сего вспомнил все, что ему требовалось. Подумал, что неплохо бы стволом этому козлу в морду ткнуть, и вспомнил.
        - Ругер. Ругер его фамилия. Как у того оружейника.
        - Ты же под арест угодишь. Джуд, не ходи туда. Не пущу.
        - Вот потому типам вроде него все с рук и сходит. Потому что девчонки вроде тебя вечно их защищают, хотя кому, как не вам, знать, что это за козлы.
        - Я не его защищаю, кретин! Не его, а тебя!
        Готовый поддаться на уговоры и уже злясь на себя за это, Джуд раздраженно выдернул руку из ее пальцев, но тут обнаружил, что Ангус куда-то исчез.
        Поспешив оглядеться, он заметил пса далеко в глубине стоянки. Рысцой пробежавшись вдоль шеренги подержанных пикапов, Ангус свернул в сторону и снова скрылся из виду.
        - Ангус! - заорал Джуд, но в этот момент мимо прогрохотал восемнадцатиколесный длинномер, и его крик утонул в реве дизеля.
        Устремившись в погоню за псом, Джуд оглянулся и увидел Джорджию, поспешающую следом. Лицо ее побледнело, округлившиеся глаза переполняла тревога. Остановились они на оживленном хайвэе, возле огромной людной автостоянки - хуже места, чтоб потерять одну из собак, наверное, и не придумаешь.
        Добравшись до междурядья, где в последний раз видел Ангуса, Джуд свернул в ту же сторону, и… Вот он, паршивец, десяти футов не будет! Сидит, как ни в чем не бывало, да еще позволяет какому-то тощему лысому типу в синем пиджаке спортивного кроя чесать себя за ухом! Мало этого, лысый оказался одним из торговых агентов, и на бейдже, прицепленном к нагрудному карману его пиджака, красовалась фамилия: «РУГЕР». Рядом с Ругером выстроилось семейство из трех толстячков в футболках с всевозможной рекламой, так что шарообразное брюхо каждого служило еще и рекламным щитом. Отцовский живот рекламировал «Курз Сильвер Буллет»[87 - Популярный в США сорт легкого пива, выпускаемый компанией «Coors», в рекламе которого обыгрывается сходство пивных банок с серебряными пулями.], грудь матери не слишком-то убедительно восхваляла достоинства фитнес-клубов «Кёрвс», а сын, мальчишка лет десяти, наряженный в футболку «Хутерс»[88 - Американская сеть ресторанов, название которой можно перевести как «гуделка» (от англ. hoot - «гудок»), что в американском английском может означать и совиное уханье (отсюда и сова, изображенная
на логотипе сети), и автомобильный клаксон, и вульгарное название женской груди (совиные глаза логотипа, они же - двойное «O» в названии, также похожи на стилизованное изображение женского бюста). Целевой клиентурой являются мужчины, поэтому основа имиджа ресторана заключена в сексапильности официанток. Согласно одной из американских городских легенд, минимальный размер груди официантки «Хутерс» - C, что соответствует русскому номеру 3.], пожалуй, сам вполне мог бы похвастать размерами не меньше C. На их фоне Ругер казался едва ли не сказочным эльфом, чему немало способствовали тонкие, изящные полукружья его бровей и чуть заостренные уши с нежным пушком на мочках. И еще легкие мокасины с кисточками. Мокасин с кисточками Джуд всю жизнь на дух не переносил.
        - Хороший, хороший мальчик, - приговаривал Ругер. - Глядите, красавец какой…
        Джуд сбавил шаг. Поравнявшись с ним, Джорджия двинулась было дальше, к Ангусу, однако при виде Ругера невольно подалась назад.
        Ругер, подняв взгляд, расплылся в учтивой улыбке.
        - Ваш песик, мэм? - Но тут глаза его сузились, взгляд сделался озадаченным, улыбка слегка померкла. - Да это же малышка Мэрибет Кимболл, только совсем взрослая! Ну и ну, надо же! В гости к нам? Я слышал, ты в самом Нью-Йорке теперь живешь.
        Джорджия, не ответив ни слова, изумленно покосилась в сторону Джуда. Ангус привел их прямо туда, куда нужно, как будто знал, кто им требуется. Может, и правда знал? Или, может, об этом знал пес из черного дыма, обитающий в его теле, внутри? Повернувшись к Джуду, Джорджия покачала головой - не вздумай, дескать, не смей, - но Джуд, не обращая на нее никакого внимания, обогнул ее и двинулся к Ангусу с Ругером.
        Стоило Ругеру перевести взгляд на Джуда, лицо его засияло от радости и удивления.
        - Бог ты мой! Вы же - Иуда Койн, тот самый, мировая звезда рок-н-ролла! У моего младшего все ваши альбомы есть. Признаться, громкость, на которой он их слушает, мне как-то не очень, - тут Ругер сунул в ухо мизинец, как будто у него после недавнего столкновения с музыкой Джуда до сих пор звенело в ушах, - но, откровенно скажу вам, вы ему так в душу запали, такой в его жизни оставили след…
        - А уж какой след я сейчас на морде твоей оставлю, козлина, - оборвал его Джуд и вогнал правый кулак в лицо Ругера.
        Хруст сломанной переносицы - и Ругер покачнулся, согнулся вдвое, зажимая ладонью нос, и отлетел назад. Пара пухликов за его спиной поспешно раздалась в стороны, а их сынок осклабился от уха до уха и поднялся на цыпочки, азартно уставившись на дерущихся из-за отцовской спины.
        Не обращая внимания на вспыхнувшую в ране боль, Джуд врезал с левой Ругеру под дых, схватил оседающего на колени торговца машинами за ворот и швырнул на капот ближайшего «Понтиака» с табличкой «НРАВИТСЯ? ОДНО СЛОВО, И ОН ВАШ!!! ДЕШЕВЛЕ НЕ БЫВАЕТ!!!» за лобовым стеклом.
        Ругер заворочался, приподнялся, но Джуд ухватил его за мотню, нащупал мошонку и с силой сжал пальцы, почувствовав, как хрустят, сминаются в кулаке упругие шарики яиц. Ругер, судорожно взвившись с капота, пронзительно завизжал. Из ноздрей его струями хлынула темная артериальная кровь, штанины брюк задрались выше щиколоток, и Ангус с рычанием прыгнул к нему, сомкнул челюсти на ступне Ругера и мотнул башкой, сорвав с его ноги мокасин.
        Толстуха прикрыла глаза ладонями, однако украдкой раздвинула пальцы, чтобы не пропустить чего-нибудь интересного.
        Увы, едва Джуд успел смазать Ругера по морде еще раз-другой, Джорджия ухватила его за локоть и потащила прочь. На полпути к машине она безудержно расхохоталась, а как только оба уселись в «Мустанг», набросилась на Джуда, дрожа всем телом, прижалась к нему, укусила за ухо и принялась целовать в бороду.
        Мокасин Ругера Ангус не потерял, и, когда Джуд вырулил на хайвэй, Джорджия выменяла у пса добытый в бою трофей на палочку «Слим Джим»[89 - Популярная в США марка мясных снеков.], а мокасин привязала за кисточки к зеркалу заднего вида.
        - Нравится? - спросила она.
        - Да уж, получше дурацких плюшевых кубиков, - согласился Джуд.
        Боль
        35
        Дом Джессики Макдермотт-Прайс находился в новостройках, в окружении множества симпатичных кейпов и колониальных особнячков, обшитых виниловым сайдингом самых разных цветов - и ванильного, и фисташкового, и всех прочих оттенков витрины кафе-мороженого, выстроившихся вдоль причудливо, точно кишки на земле, перепутанных, петляющих из стороны в сторону улиц. Дважды они проезжали мимо, и только с третьего Джорджия заметила номер на почтовом ящике. Люминесцентно-желтый, будто манговый шербет, или, скажем, аварийный фонарь, к какому-либо из архитектурных стилей, если не считать особым стилем огромные, безликие особняки американских пригородов, дом не принадлежал. Не останавливая машины, Джуд проехал вдоль улицы еще ярдов сто, свернул на немощеную подъездную дорожку и покатил по сухой красной глине к незавершенному дому - точнее, к будущему гаражу.
        Пока что строительство гаража не продвинулось дальше каркаса. Свеженькие сосновые брусья, торчавшие из цементного пола, поддерживали крестовины потолочных балок, обтянутых полиэтиленовой пленкой. Довольно далеким от завершения оказался и примыкавший к гаражу дом: остов особнячка успели обшить клееной фанерой, однако проемы на месте дверей и окон оставались пусты.
        Развернув «Мустанг» передом к улице, Джуд задним ходом въехал в открытый, без ворот, без дверей, отсек гаража. Дом Прайсов оттуда был виден как на ладони. Убедившись в этом, Джуд заглушил мотор, и оба на время замерли, вслушиваясь в негромкое тиканье остывающего двигателя.
        Дорогу от дома Бамми на юг они одолели довольно быстро: время едва близилось к часу ночи.
        - План у нас есть? - спросила Джорджия.
        Джуд указал через улицу, в сторону пары больших мусорных баков, выставленных к обочине, затем махнул рукой вдоль дороги. Точно такие же баки из грязно-зеленого пластика виднелись повсюду.
        - Похоже, завтра - день вывоза мусора, - пояснил он, кивнув на дом Джессики Прайс, - а она, видишь, баков еще не выставила.
        Джорджия вопросительно подняла брови. В неярком свете ближайшего уличного фонаря ее глаза заблестели, словно вода на дне колодца. Глядя на Джуда, она безмолвно ждала продолжения.
        - Подождем, пока она не вытащит мусор, а там подойдем и посадим в машину.
        - «Посадим»?
        - Да. Покатаемся по окрестностям. Поговорим кой о чем… втроем.
        - А если мусор вынесет ее муж?
        - Это вряд ли. Он был резервистом и сгинул в Ираке. Конечно, о сестре Анна особо не распространялась, но кое-что рассказала.
        - Может, она с тех пор парня себе завела.
        - Ну, если завела и он намного здоровее меня, другого шанса дождемся. Но Анна ни про каких ее парней, любовников и сожителей не упоминала ни словом. Судя по всему, что я слышал, Джессика жила здесь только с их отчимом, Крэддоком, и дочерью.
        - Дочерью?
        Джуд бросил многозначительный взгляд на розовый двухколесный велосипед, прислоненный к стене гаража Прайсов. Туда же взглянула и Джорджия.
        - Вот почему среди ночи к ней вламываться не стоит, - пояснил Джуд. - Однако в школе завтра учебный день. Рано или поздно Джессика останется одна.
        - И что тогда?
        - Тогда все, что нужно, и провернем, не опасаясь ее дочь напугать.
        На время оба умолкли. Со стороны пальм и кустов за недостроенным домом доносился ритмичный, потусторонний гул насекомых. Больше тишину улицы не нарушало ничто.
        - А что мы с ней сделаем? - негромко спросила Джорджия.
        - Что бы ни потребовалось.
        Джорджия, до отказа опустив назад спинку кресла, уставилась во мрак под потолком. Бон, сунув морду вперед, требовательно заскулила ей в ухо, и Джорджия погладила овчарку по голове.
        - Джуд, собаки-то жрать хотят.
        - Придется им потерпеть, - ответил Джуд, не сводя взгляда с дома Джессики Прайс.
        К ломоте в висках прибавилась саднящая боль разбитых костяшек. Вдобавок он жутко устал и от усталости не мог надолго сосредоточиться ни на одной связной цепочке мыслей. Казалось, мысли превратились в свору черных псов, безо всякого толку, без цели кружащихся на месте в погоне за собственными хвостами.
        Дурного он в жизни, конечно, наделал немало - к примеру, посадил Анну в поезд, отправив ее к родственникам, на погибель, но ничего подобного тому, что могло ждать его впереди, наверное, пока что не совершал. Мало ли как дальше все обернется? Вполне ведь и до убийства может дойти… При этой мысли в голове зазвучал голос Джонни Кэша, поющего «Блюз Фолсомской тюрьмы»: мама говорила, будь хорошим мальчиком, с пушками не балуй, и так далее, и так далее. Тут Джуду, разумеется, вспомнился оставленный дома револьвер, огромный, под стать Джону Уэйну, «сорок четвертый». Наверное, с револьвером в руках ответы от Джессики Прайс получить было бы проще… вот только если б он прихватил с собой револьвер, Крэддок наверняка давно уболтал бы его застрелить Джорджию, и собак, конечно же, тоже, а напоследок застрелиться самому. Дальше из глубин памяти всплыли все револьверы и ружья и все собаки, какие у него были в жизни, и как он, Джуд, в восторге носился босиком со стаей собак по холмам за отцовской фермой, в лучах рассвета, под отдаленные хлопки дробовика - это отец стрелял уток, и как мать вместе с ним,
девятилетним, сбежала от отца, только на остановке «Грейхаундов»[90 - Автобусная компания, перевозящая пассажиров по всей Северной Америке.] оробела, позвонила родителям, пожаловалась им, поплакалась, а те велели ей везти мальчишку к отцу да решать дело миром, примириться и с законным мужем, и с Господом, а когда оба вернулись домой, отец, ждавший их на крыльце с дробовиком в руках, врезал матери по зубам ружейным прикладом, ткнул дулом в левую грудь и сказал, что пристрелит ее, если она снова вздумает сбежать из дому, и больше мать о побегах даже не думала. А когда Джуд - только в то время он еще был Джастином - двинулся в дом, отец сказал:
        - На тебя, парень, я не сержусь, ты-то тут не виноват, - и, обхватив его за плечи, притиснул к бедру.
        Притиснул к бедру, и наклонился, подставив щеку для поцелуя, и добавил, что любит сына, а Джастин машинально ответил, что тоже любит его, и до сих пор, вспоминая об этом случае, невольно ежился. Вот это было поступком настолько отталкивающим, настолько постыдным, что Джастин просто не смог оставаться тем, кто его совершил, отчего ему и потребовалось со временем превратиться в кого-то другого. Но можно ли считать этот иудин поцелуй на отцовской щеке, пока мать истекала кровью, безропотное согласие принять ничего не стоящий сребреник отцовской любви, худшим, что только Джуд сделал в жизни? Наверное, нет. Наверное, это не хуже отправки Анны к родным, и вот теперь он снова вернулся к тому же, с чего начинал, гадая насчет приближающегося утра, гадая, сможет ли, когда потребуется, запихнуть сестру Анны на заднее сиденье «Мустанга», увезти из дому и разговорить - любыми средствами, какими придется.
        В кабине «Мустанга» было вовсе не жарко, однако тут Джуду пришлось утереть лоб тыльной стороной ладони, пока пот не потек в глаза. Занятый размышлениями, он зорко следил за домом Прайсов и за дорогой. Один раз мимо проехал полицейский патруль, но, не разглядев «Мустанг», прекрасно укрытый от посторонних глаз в темноте недостроенного гаража, полицейские даже не замедлили ход.
        Сидевшая рядом Джорджия уснула, отвернувшись к окну, однако в два с небольшим вдруг начала отбиваться от кого-то во сне, а правую руку подняла кверху, будто на уроке, чтобы привлечь внимание учителя. Так и не перебинтованная заново, ладонь побледнела, скукожилась, словно не один час мокла в воде. Блеклая, сморщенная, она одним видом нагоняла жуть… а Джорджия вдобавок замахала перед собой руками, хрипло застонала от ужаса, отчаянно замотала головой.
        Склонившись к ней, Джуд окликнул ее по имени и осторожно, однако настойчиво встряхнул за плечо. Отмахнувшись от него все той же нагноившейся правой ладонью, Джорджия открыла глаза и бессмысленно, не узнавая Джуда, в слепом, всепоглощающем ужасе уставилась на него снизу вверх. Сомневаться не приходилось: в первые секунды пробуждения она видела над собой вовсе не Джуда - лицо мертвеца.
        - Мэрибет, - повторил Джуд. - Все это только сон. Чш-ш-ш. Все в порядке. Все в порядке с тобой.
        Туман в глазах Джорджии поредел, сжавшееся в комок, окаменевшее тело обмякло, сбрасывая напряжение, из горла вырвался негромкий вздох. Сдвинув в сторону прядку волос, прилипших к ее мокрой от пота щеке, Джуд ужаснулся: жаром от нее веяло, будто от печки.
        - Пить хочется, - пожаловалась она.
        Перегнувшись назад, Джуд нашарил в пакете с едой, прихваченной на заправке, бутылку воды, и Джорджия, свинтив пробку, в четыре огромных глотка опорожнила посудину на целую треть.
        - А что, если сестра Анны не сможет помочь нам? - спросила она. - Что, если ей просто не по силам отвадить от нас этого Крэддока? Что нам тогда, убивать ее?
        - Послушай, не бери в голову. Отдыхай. Нам с тобой еще ждать и ждать.
        - Не хочу я никого убивать, Джуд. Не хочу тратить последние часы земной жизни на душегубство.
        - До «последних часов земной жизни» тебе еще далеко, - твердо сказал Джуд, намеренно умолчав о самом себе.
        - Я и тебя прошу: не убивай никого. Не хочу я, чтоб ты стал убийцей. Вдобавок, если убить ее, нас уже не один, а два духа преследовать станут. Если они вдвоем возьмутся за нас, двух я уж точно не выдержу.
        - Радио, может, включить?
        - Обещай не убивать ее, Джуд. Как бы ни повернулось.
        Включив радио, Джуд отыскал на УКВ, в самом конце шкалы, «Фу-файтерс» - Дэвида Грола, поющего о том, как болтается здесь, просто болтается здесь[91 - Речь о песне «Февральские звезды» (англ.: «February Stars») рок-группы «Foo Fighters».], - и убавил громкость до минимума, до едва различимого лепета.
        - Мэрибет, - начал он.
        Джорджия вздрогнула.
        - Что с тобой?
        - Ничего. Просто нравится, когда ты зовешь меня настоящим именем. А Джорджией не зови больше, окей?
        - Окей.
        - Знаешь, как жалко, что ты впервые увидел меня раздевающейся перед набухавшейся толпой? И что познакомились мы не где-нибудь, а в стрип-клубе? Вот если бы встретились до того, как я занялась этим… до того, как стала такой, как сейчас… до того, как сделала все, о чем теперь жалею…
        - А ты знаешь, сколько народу готовы переплачивать за этакие легкие потертости, царапины на мебели? За вещи, «повидавшие виды», как они выражаются… а почему? Потому что слегка потертая, поношенная вещь попросту интереснее с иголочки новой, без единой щербинки.
        - Ага, это как раз про меня, - согласилась Мэрибет. - Повидавшая виды… отчего и привлекательна.
        Тут Джуд заметил, что она снова дрожит - ровно, не переставая.
        - Ты как себя чувствуешь?
        - Нормально, - дрожащим, как и все тело, голосом ответила она.
        Оба умолкли, вслушиваясь в музыку сквозь едва слышное шипение помех. На сердце стало спокойнее, в голове прояснилось, напружинившиеся, одеревеневшие, о чем Джуд до этого даже не подозревал, мускулы понемногу обмякли, расслабились. Казалось, все, что их ждет впереди, все, что ни придется им предпринять утром, утратило всякую важность. Все, что осталось в прошлом - и двое суток езды, и призрак Крэддока Макдермотта в старом грузовичке, с черными метками поверх глаз, - тоже отодвинулось куда-то на задний план. В эти минуты Джуд попросту оказался где-то на юге, в кабине «Мустанга», и, растянувшись в кресле с до отказа опущенной спинкой, слушал по радио «Аэросмит».
        Но вскоре Мэрибет не оставила от его покоя камня на камне.
        - Если я умру, а ты, Джуд, еще будешь жив, - заговорила она, - я постараюсь ему помешать. Оттуда, с той стороны.
        - Это еще что за новости? Ты что, всерьез помирать собираешься?
        - Нет, конечно. Не собираюсь. Я так, на всякий случай. Если вдруг дела обернутся не в нашу пользу, я разыщу Анну, и мы вдвоем постараемся прижать его к ногтю.
        - Во-первых, о смерти и думать забудь. Плевать мне, что там сказала доска Уиджа и что Анна показывала тебе в зеркале.
        Именно так Джуд решил еще пару часов назад, в дороге.
        Мэрибет задумчиво сдвинула брови.
        - Как только она заговорила с нами, в спальне холодно сделалось, просто жуть. Дрожь колотит, пальцы даже планшетки не чувствуют, а потом ты о чем-то спросил, и я сразу же поняла, что Анна ответит. Что она хочет сказать. Ни голосов не слышала, ничего этакого - просто поняла, и все. Поняла, а вот сейчас уже не понимаю. Забылось все, из головы вылетело - и что ей от меня требовалось, и что значит «стать дверью». Одно ясно: кажется, она хотела сказать, что если Крэддок сумел вернуться назад, то и она сможет. Только ей в этом помощь кое-какая нужна, а я каким-то образом могу помочь… Но есть нюанс. Возможно, для этого понадобится умереть.
        - Я же сказал: о твоей смерти и речи не может быть, если мое слово тут хоть что-нибудь значит.
        Мэрибет улыбнулась. Сколько усталости чувствовалось в этой улыбке…
        - Нет. Извини, тут твой номер - шестнадцатый.
        Поначалу Джуд просто не нашелся с ответом. Один верный способ вывести Мэрибет из-под удара ему в голову уже пришел, только распространяться о нем вслух он не собирался. Способ был очевиден и прост: если умрет он сам, Крэддок уберется восвояси, а Мэрибет останется в живых. В конце концов, Крэддоку нужен только он - возможно, мертвец вообще имеет право оставаться в этом мире лишь до тех пор, пока жив Джуд. В конце концов, Джуд купил его честь по чести, расплатился и за него, и за костюм мертвеца сполна. Скоро неделя, как Крэддок склоняет Джуда к самоубийству, а Джуду, зациклившемуся на сопротивлении, до сих пор не приходило в голову одной простой вещи: стоит ли овчинка выделки? Не слишком ли дорого обойдется спасение? Не проще ли уступить мертвецу, раз уж он все равно обречен? Ведь чем дольше он упорствует, тем вернее утащит за собой Мэрибет - мертвый живущую…
        А Мэрибет все глядела, глядела на него, не сводя с Джуда чудесных, влажно, словно чернила, блестящих во мраке глаз. Джуд нежно смахнул с ее лба прядь волос. Совсем юная, невероятно красивая… вот только как же горяч мокрый от пота лоб! Сама мысль о том, что ей суждено умереть прежде Джуда, казалась не просто невыносимой - кощунственной.
        Придвинувшись ближе, Джуд взял ее за руки. Если лоб Мэрибет был влажен и слишком горяч, то руки, настолько же влажные, оказались холодными как лед. Повернув ее кисти кверху ладонями, Джуд окинул их взглядом и чудом не ахнул от неожиданности. Не только правая, обе ее ладони сморщились, побледнели - хотя правая выглядела куда страшнее: подушечка большого пальца превратилась в сплошной блестящий гнойник, а ноготь слез начисто. Вдобавок ладони покрылись частой сеткой извилистых багровых линий, тянувшихся вдоль тоненьких ветвистых вен к предплечьям и, расходясь в стороны, воспаленно алевших поперек запястий, точно глубокие резаные раны, нанесенные ножом или бритвой.
        - Что же это такое? - выдохнул Джуд, хотя ответ знал заранее. Что же еще, как не история о гибели Анны, написанная на коже Мэрибет?
        - Анна… теперь мы с ней вроде как вместе. Вдвоем в одном теле. И, кажется, уже довольно давно.
        Наверное, ее ответ должен был удивить Джуда, однако нисколько не удивил. Он и сам чувствовал, что Мэрибет с Анной каким-то образом сходятся, срастаются в одно целое. Взять хоть вернувшийся к Мэрибет акцент - чем не лаконичный, протяжный деревенский говорок Анны? И эта новая привычка поигрывать прядями волос - тоже одна из привычек Анны…
        - Ей нужно с моей помощью вернуться в наш мир, чтобы помешать ему, - продолжила Мэрибет. - Я - дверь, как она объяснила.
        - Мэрибет, - начал Джуд, но тут же умолк, не зная, что еще ей сказать.
        Мэрибет, прикрыв глаза, улыбнулась.
        - Да, так меня и зовут. И не трепли мое имя попусту. А хотя… хотя… хотя трепли, не стесняйся. У тебя оно здорово получается. Только обязательно целиком. Не просто «Мэри».
        - Мэрибет, - повторил Джуд и, выпустив ее руки, поцеловал ее чуть выше левой брови. - Мэрибет…
        Второй поцелуй пришелся в левую щеку, и она снова вздрогнула - на этот раз от удовольствия.
        - Мэрибет…
        С этим Джуд поцеловал ее губы.
        - Да, это я. Я самая. Та, кем мне и хочется быть. Мэри… Бет. Будто бы две девчонки по цене одной. А знаешь, может, девчонок у тебя теперь в самом деле две! Если Анна в меня вселилась… - Открыв глаза, Мэрибет встретилась с Джудом взглядом. - Может, ты, когда любишь меня, и ее любишь тоже. Замечательное приобретение, скажи? Выгода просто адская. Вот где, где ты еще такую, как я, найдешь, где?
        - Да уж, повезло мне с приобретением невероятно, - согласился Джуд.
        - Так на носу себе и заруби, - сказала Мэрибет, целуя его в ответ.
        Отворив дверцу, Джуд велел собакам выметаться наружу, и они с Мэрибет на время остались в кабине «Мустанга» одни, а овчарки улеглись рядом, на цементном полу гаража.
        36
        Разбуженный громким собачьим лаем, Джуд вздрогнул и открыл глаза. Сердце в груди застучало вдвое чаще обычного, а первой мыслью, пришедшей в голову, оказалась: «Призрак. Опять он здесь».
        Ангус и Бон, снова усаженные в машину, спали на заднем сиденье, но теперь поднялись, встали бок о бок и уставились в окно, на уродливую лабрадоршу песчано-желтой масти. Задрав хвост, жестко выпрямив спину, лабрадорша без умолку гавкала на Джудов «Мустанг». Ангус и Бон, не сводившие с нее хищных, многообещающих взглядов, тоже время от времени взлаивали, и в тесноте кабины «Мустанга» их резкое, громогласное гавканье отдавалось болью в ушах. Мэрибет в пассажирском кресле заворочалась, страдальчески сморщилась, явно очень жалея о прерванном сне.
        Джуд раздраженно велел собакам заткнуть пасти, однако ни Ангус, ни Бон его не послушались.
        Солнце за лобовым стеклом казалось медной дырой, пробитой в своде небес, ярким прожектором, неумолимо светящим прямо в лицо. Взглянув вперед, Джуд жалобно замычал сквозь сжатые губы, но не успел он поднять руки и прикрыть ладонью глаза, солнечный диск заслонила голова человека, остановившегося перед машиной.
        Сощурившись, Джуд разглядел за окном юношу с кожаным плотницким поясом на бедрах. Вот уж реднек так реднек, «красный загривок» в буквальном смысле этого слова: на солнце его кожа приобрела изысканный, густой карминный оттенок. Взглянув на Джуда, юноша сдвинул брови, а Джуд махнул ему рукой, кивнул и завел двигатель. Часы на панели ожившего радиоприемника показывали семь утра.
        Плотник отступил в сторону, и Джуд, выкатив из гаража, обогнул его пикап, припаркованный рядом. Песчано-желтая лабрадорша, не прекращая лая, погналась за «Мустангом» по подъездной дорожке, но на границе двора остановилась. Бон гавкнула на нее напоследок, и стройка осталась позади. Миновав дом Прайсов, Джуд отметил, что мусорных баков к обочине так никто и не вытащил.
        Рассудив, что время у них еще есть, он отъехал от малолюдного пригорода, где решила обосноваться Джессика Прайс, для начала выгулял на городской площади Ангуса, а потом Бон, а после завернул в «Хани Дью»[92 - Сеть быстрого питания в Новой Англии, США, специализирующаяся на выпечке.] и, не выходя из машины, разжился чаем и пончиками. Тем временем Мэрибет перевязала правую руку свежими марлевыми бинтами из стремительно тающих запасов аптечки (левую, без видимых повреждений, оставила как есть). Затем Джуд отыскал ближайшую станцию «Мобил», залил полный бак, припарковался у края бетонной отмостки и остановился перекусить. Собакам достались крулеры[93 - Заварные пончики в медово-сахарной глазури.] без начинки.
        Подкрепившись, Джуд снова поехал к дому Джессики Прайс и остановил «Мустанг» на углу, через улицу, вполовине квартала, подальше от стройки. Еще раз случайно попасться на глаза плотнику, нависшему над «Мустангом», когда оба проснулись, ему совсем не хотелось.
        Часы показывали чуть больше половины восьмого, и Джуд надеялся, что Джессики, выносящей мусор, долго ждать не придется. Чем дольше они проторчат на месте, тем верней привлекут к себе чье-нибудь внимание. В черном «Мустанге», одетые в черную кожу и черные джинсы, татуированные, перебинтованные, с виду оба казались именно теми, кем были на деле, - парой опасных подонков, присматривающихся к месту задуманного преступления. Казалось, табличка «СОСЕДСКИЙ ДОЗОР»[94 - Самоорганизация жителей данного района для борьбы с правонарушениями. На табличках, предупреждающих, что обо всякой подозрительной деятельности будет немедленно сообщено в полицию, нередко изображена эмблема в виде глаза или пары глаз.] с фонарного столба таращится прямо на них.
        К этому времени и кровь заструилась по венам бодрее, и в голове прояснилось. Готовность, одним словом, полная, одна беда - делать-то пока нечего, только ждать. Интересно, не узнал ли его этот плотник? А если узнал, что скажет товарищам, когда те приедут на стройку? «Сам до сих пор с трудом верю. Приезжаю с утра, а тут машина стоит, а в ней мужик дрыхнет - вылитый Иуда Койн! И телка с ним просто улетная. Так на настоящего был похож, что я уж думал спросить, не откажется ли он сбацать мою любимую».
        Затем Джуду пришло в голову, что этот плотник - еще один из возможных свидетелей, еще один, кто сумеет уверенно опознать их после того, как они завершат задуманное. Да, нелегко, нелегко звездам рока вести преступную жизнь…
        От безделья Джуд принялся вспоминать, кто из рок-звезд дольше всех просидел за решеткой. Может, Рик Джеймс? Сколько он там отмотал - три года, два? А Айк Тернер? Тоже как минимум пару лет. А Ледбелли[95 - Рик Джеймс и Айк Тернер - известные американские певцы и рок-музыканты второй половины XX в. История с досрочным освобождением Ледбелли, легендарного исполнителя блюзов, от каторжных работ произошла на исходе 1920-х.], угодивший на каторгу за убийство, вообще отпахал в каменоломнях лет около десяти, а после был амнистирован, порадовав выступлением губернатора штата с семейством. Пожалуй, ему, Джуду, при удачном раскладе вполне могут дать больше, чем всем им, вместе взятым…
        Впрочем, тюрьма Джуда практически не пугала. Фанатов за решеткой у него имелось достаточно.
        Наконец дверь гаража в конце бетонной подъездной дорожки, ведущей к дому Джессики Макдермотт-Прайс, с грохотом отодвинулась в сторону, и нескладная, тощая девчонка - на вид лет одиннадцати или двенадцати, золотистые вьющиеся волосы едва прикрывают уши - потащила к обочине мусорный бак. Пораженный ее сходством с Анной, Джуд невольно вздрогнул. Резко очерченный остроконечный подбородок, взъерошенная челка, широко посаженные глаза… как будто сама Анна вышла навстречу погожему, ясному утру наступившего дня прямо из детства, из восьмидесятых!
        Оставив мусорный бак у обочины, девчонка двинулась через двор к парадному крыльцу и распахнула дверь. Мать поджидала ее за порогом. Двери девчонка за собой не закрыла, предоставив Джуду с Мэрибет возможность поглядеть и на дочь, и на мать.
        Джессика Макдермотт-Прайс оказалась заметно выше Анны, слегка темнее волосом, рот ее обрамляли суровые складки морщин. Одета она была в свободную «крестьянскую» блузу с отделанными рюшем манжетами рукавов и складчатую цветастую юбку. Очевидно, для публики Джессика рядилась под этакую вольную духом, простоватую, однако исполненную житейской мудрости цыганку, только все впечатление портили слишком уж аккуратный, профессионально исполненный макияж и обстановка в прихожей - темная, поблескивающая восковой полировкой, даже на вид недешевая мебель, стенные панели из выдержанного дуба… Такое лицо, такой дом подходят скорее инвестиционному банкиру, чем прорицательнице.
        Джессика вручила дочери рюкзачок - ярко-розовый с пурпуром, в тон ветровке, кроссовкам, а заодно и велосипеду у стены гаража - и легонько коснулась губами лба дочери. Девчонка вприпрыжку выбежала на крыльцо, хлопнула дверью и, на ходу продевая руки в лямки рюкзачка, поспешила через двор к велосипеду. Проезжая по той стороне улицы мимо Джуда с Мэрибет, она смерила обоих оценивающим взглядом, сморщила нос, будто при виде кучи мусора в соседском дворе, свернула вправо и скрылась за углом.
        Как только она исчезла из виду, у Джуда защекотало под мышками, спина тоже взмокла от пота, да так, что рубашка прилипла к телу.
        - Вот и ладно, - сказал он.
        Понимая, чем грозит промедление, насколько сейчас опасны раздумья, он поспешил выбраться из машины. Следом за ним наружу выскочил Ангус, а Мэрибет распахнула дверцу со своей стороны.
        - Подожди здесь, - велел ей Джуд.
        - Черта с два.
        Джуд молча направился к багажнику.
        - Как мы внутрь попадем? - спросила Мэрибет. - Просто придем, постучимся с парадного: привет, мы вас прикончить пришли?
        Подняв крышку, Джуд вынул из багажника монтировку, без лишних слов указал на дверь гаража, оставшуюся открытой, захлопнул багажник и двинулся через улицу. Ангус стремительно обогнал его, вернулся назад, вновь ускакал вперед, задрал лапу, пустил струйку на чей-то почтовый ящик.
        Час был еще ранний, солнце жарко припекало затылок. Сжав в кулаке конец монтировки - тот, где головка торцевого ключа, Джуд прижал ее к боку, вдоль тела, и спрятал под мышкой. За спиной хлопнула дверца «Мустанга», мимо промчалась Бон, а спустя еще пару секунд с Джудом поравнялась и Мэрибет - запыхавшаяся, бегущая рысцой, чтоб не отстать.
        - Джуд… Джуд… а давай… давай сначала попробуем… договориться с ней по-хорошему? Может, она сама… добровольно помочь согласится, а? Скажешь ей, что совсем не хотел… совсем не хотел Анне зла. Совсем не хотел… чтоб Анна с собою покончила.
        - Анна с собой не кончала, и ее сестре прекрасно это известно. Дело совсем не в том. Совершенно не в том.
        Оглянувшись на Мэрибет, Джуд обнаружил, что та, поотстав на пару шагов, смотрит на него со страхом и изумлением.
        - Вся эта история куда сложнее, чем мы с тобой думали поначалу, - пояснил он. - И, похоже, злодеи в ней вовсе не мы.
        Сопровождаемый собаками, скачущими по бокам, будто почетный караул, Джуд подошел к подъездной дорожке, окинул взглядом фасад, окна и полумрак за белым кружевом занавесей. Заметила ли их Джессика, не наблюдает ли изнутри - это так и осталось загадкой. Вскоре оба, войдя в полутемный гараж, обнаружили там, посреди дочиста выметенного бетонного пола, двухдверный вишневый кабриолет с именным номером «HYPNOIT» под радиатором.
        Отыскав дверь в дом, Джуд взялся за ручку, склонил к двери голову и прислушался. За дверью работало радио. Самый нудный на свете дикторский голос извещал мир о том, что «синие фишки»[96 - Жаргонное название высоколиквидных, особо надежных акций и прочих ценных бумаг.] падают, акции высокотехнологичных компаний падают и фьючерсы тоже идут на спад по всему спектру. Не прошло и минуты, как из-за двери, совсем рядом, донесся цокот каблучков о кафельный пол, и Джуд инстинктивно отпрянул в сторону, но было поздно: дверь распахнулась, и через порог переступила Джессика Макдермотт-Прайс.
        Не ожидав обнаружить за дверью Джуда, хозяйка дома едва не врезалась прямо в него. В одной руке она держала ключи от машины, в другой - какую-то кричаще-яркую сумочку. Стоило ей поднять взгляд, Джуд сгреб ее за ворот блузы, покрепче сжал в кулаке шелковистую ткань и втолкнул Джессику назад, в дом.
        От толчка Джессика покачнулась, засеменила спиной вперед, неловко подвернула щиколотку, и одна из ее туфель соскользнула с ноги. Необычную сумочку она обронила тоже, и Джуд, не замедляя шага, пинком отшвырнул ее в сторону.
        Миновав прихожую, оба оказались в залитой солнцем кухне на задах дома, и тут Джессика, снова споткнувшись, не смогла устоять на ногах. Ткань блузы затрещала, не выдержав ее тяжести, оторванные пуговицы брызнули в стороны, рикошетя от стен, а одна из них угодила Джуду прямиком в левый глаз. Казалось, в глазное яблоко вонзилась черная спица. От боли глаз заслезился, и Джуд яростно заморгал, унимая слезы.
        Здорово приложившись спиной о барную стойку посреди кухни, Джессика ухватилась за ее край, чтоб не упасть. Тарелки на стойке откликнулись жалобным звоном. По-прежнему глядя Джуду в лицо, Джессика завела руку за спину, нащупала одну из тарелок и с маху разбила ее о макушку шагнувшего следом Джуда.
        Удара Джуд даже не почувствовал, однако тарелка оказалась изрядно грязной: в воздух взвились крошки тостов вперемешку с ошметками омлета. Взмахнув правой рукой, Джуд перехватил монтировку за верхний конец и, точно дубинкой, врезал ею по левой коленке Джессики, чуть ниже подола юбки.
        Джессика, словно подкошенная, рухнула с ног, извернулась, пытаясь подняться, но тут прыгнувший на нее Ангус вновь уложил ее навзничь, а сам навалился сверху, упершись передними лапами в грудь.
        - Пшел прочь! - прикрикнула на него Мэрибет и, ухватив Ангуса за ошейник, так резко дернула пса на себя, что он неуклюже, по-собачьи кувыркнувшись через голову, взбрыкнул лапами в воздухе, упал, но тут же поднялся снова.
        Встряхнувшись, мотнув башкой, Ангус рванулся назад, к Джессике, но Мэрибет удержала его. Неторопливо вбежавшая в кухню Бон виновато, нервно покосилась на Джессику, подошла к осколкам разбитой тарелки и жадно захрустела корочкой тоста.
        - Детские книжные клубы, - монотонно вещало радио, крохотная розовая магнитола на кухонном столе, - весьма популярны среди родителей, обращающихся к печатному слову, дабы оградить сыновей с дочерьми от неуместного сексуального содержания и сцен кровопролития, которыми в наши дни буквально напичканы и видеоигры, и телепередачи, и кинофильмы.
        Блуза Джессики распахнулась до самого пояса. Прикрытая ажурным персиковым бюстгальтером разве что наполовину, ее грудь вздымалась и опадала в такт вздохам, на обнаженных - неужто в ухмылке? - зубах алели кровавые пятна.
        - Убивать пришел? - заговорила она. - Ну, так знай: смерти я не боюсь. Отчим на той стороне встретит меня с распростертыми объятиями.
        - Уверен, ты этой встречи ждешь не дождешься, - ответил Джуд. - Насколько я понял, жили вы с ним душа в душу… по крайней мере, пока не подросла Анна, и он не принялся вместо тебя пялить ее.
        37
        Веко Джессики Макдермотт-Прайс беспорядочно, нервно задергалось, на кончике одной из ресниц набухла, готовясь упасть, капелька пота. Подведенные темно-красной, почти черной, будто черешня, помадой, губы хозяйки дома разъехались в стороны еще шире, однако оскал зубов, утратив всякое сходство с ухмылкой, сменился гримасой ярости пополам с замешательством.
        - Не тебе о нем говорить! Он и не такое дерьмо, как ты, с каблуков соскребал!
        - А вот тут ты кое-что путаешь, - ответил Джуд. Сам он тоже слегка запыхался, но его голос звучал на удивление ровно. - В кучу дерьма вляпались вы, когда со мной связаться решили. Скажи-ка, ты помогала ему покончить с ней, чтоб она о его проделках не проболталась? Стояла рядом, смотрела, как родная сестра умирает, истекая кровью?
        - Девчонка, вернувшаяся в этот дом, с моей сестрой не имела ничего общего. Ничего общего! Сестра к тому времени, как вы с ней расстались, уже умерла, а погубил ее ты. А девчонка, возвратившаяся к нам, была пропитана ядом до мозга костей. Чего только не наговорила. Чем только не угрожала. Приемного папу в тюрьму засадить собиралась. И меня заодно в тюрьму засадить. А ведь Крэддок ни единого волоска на ее вероломной змеиной башке не коснулся. Крэддок любил ее всей душой. Он лучшим был, лучшим человеком на свете!
        - А еще твой приемный папаша малолеток пялить любил. Сперва тебя, после - Анну. И ведь ответ-то у меня с самого начала под носом, можно сказать, лежал…
        Стоило наклониться над ней, упершись руками в колени, как у Джуда слегка закружилась голова. Снаружи сквозь окошки над раковиной нещадно палило солнце, отчего в кухне сделалось довольно жарко и душно, а еще от хозяйки одуряюще пахло духами, ароматом жасмина. За слегка приотворенными створками стеклянных раздвижных дверей виднелось крытое заднее крыльцо - половицы из выдержанного красного дерева, обеденный стол под кружевной скатертью. На столе, ощетинившись, настороженно наблюдая за происходящим в кухне, восседала длинношерстная серая кошка. Голос из радиоприемника забубнил что-то о загружаемом контенте. Монотонный, точно гудение пчел в улье, подобный голос мог вмиг усыпить, убаюкать кого угодно.
        Джуд оглянулся в сторону магнитолы, собираясь шваркнуть по ней монтировкой и разнести на куски, однако при виде стоявшего рядом с ней фото немедля забыл о задуманном покушении. С фотографии восемь на десять дюймов в серебристой рамке во весь рот улыбался Крэддок. Одет он был в тот самый черный костюм с блестящими пуговицами величиной с серебряный доллар, одной рукой касался полей федоры, точно вот-вот учтиво приподнимет ее, а другой рукой придерживал за плечо девочку, дочку Джессики, невероятно похожую на Анну благодаря высокому лбу и широко посаженным синим глазам. Смуглое от загара лицо девочки на фотографии - неулыбчивое, непроницаемое, не выражающее никаких чувств - казалось лицом человека в лифте, дожидающегося, когда же кабина наконец доползет до нужного этажа. Это-то выражение на лице и придавало девчонке еще большее сходство с Анной - с Анной на пике депрессии. Тревожный знак. Настораживающий.
        Заметив, что Джуд ненадолго отвлекся, Джессика заерзала, отползая назад, отодвигаясь подальше, однако Джуд снова сгреб ее за ворот блузы и рванул на себя. Лишившись последней пуговицы, блуза окончательно распахнулась, повисла складками на плечах. Джуд поднял руку и утер предплечьем взмокший от пота лоб. Заканчивать разговор он пока не собирался.
        - Конечно, Анна так и не призналась, что подвергалась домогательствам в детстве, но когда человек так старательно избегает расспросов, по-моему, все очевидно. А еще в последнем письме ко мне она писала, что очень устала держать все в секрете и что долго этой постоянной усталости не выдержит. С виду - вроде бы намек на самоубийство, и потому я не сразу понял, о чем на самом деле шла речь, что ей просто требовалось выговориться, выпустить правду на волю. Рассказать, как отчим погружал ее в транс и творил с ней все что захочет. Да, дело свое он знал и заставил Анну на время забыть обо всем, однако полностью стереть из ее памяти пережитое не смог. Как на нее накатит, воспоминания - раз и всплывают. И, видимо, годам к шестнадцати-семнадцати она обо всем догадалась, поняла, что он вытворяет. И многие годы бежала от всего этого. От приемного папочки. Только я посадил ее в поезд, отправил обратно, и она снова угодила к нему. Увидела, как он стал стар, как близок к смерти. И может быть, решила, что ей больше не нужно ни от чего бежать.
        Потому и пригрозила рассказать, что сделал с ней Крэддок, верно я говорю? Всем обо всем рассказать, к суду его притянуть. Потому он ее и прикончил. Еще раз ввел в транс и взрезал ей вены в ванне. Задурил девчонке голову, уложил в ванну, вены вскрыл и устроился рядом, поглядеть, как она истекает кровью. Сидел, любовался…
        - Не смей поливать его грязью! - пронзительно, резко взвизгнула Джессика. - Тот последний вечер стал для нас сущим кошмаром. Каких только гадостей она не наговорила! Чего только не сделала! В лицо ему плюнула, с лестницы пыталась столкнуть - это его-то, дряхлого старика! Грозила нам всем, всем до единого. Сказала, что Риз от нас заберет, а Крэддока - с твоими-то деньгами и твоими юристами - непременно упрячет в тюрьму.
        - То есть у него просто не было другого выхода, да? - усмехнулся Джуд. - То есть все это с его стороны - практически самозащита?
        Мелькнувшее на лице Джессики выражение исчезло так быстро, что Джуд мог бы вообразить, будто оно ему только почудилось. Однако уголки рта Джессики дрогнули, губы на миг сложились в улыбку - понимающую улыбку самого подлого, отталкивающего сорта. Сев малость прямее, она заговорила по-новому, наставительно, и в то же время напевно, воркующе:
        - Сестра была нездорова. Страдала помрачениями рассудка. И суицидальные склонности за ней наблюдались давно. Так что, когда она легла в ванну и вскрыла вены, никто этому не удивился. О ее намерениях знали все, и никто на свете не скажет ничего другого.
        - Анна говорит по-другому, - возразил Джуд.
        На лице Джессики отразилось замешательство.
        - В последнее время я от умерших чего только не наслушался, - пояснил он. - И, знаешь, концы с концами у тебя не сходятся. Если уж ты решила науськать на меня призрака, так отчего не Анну? Если уж я виноват в ее гибели, зачем посылать ко мне Крэддока, а? Нет, отчим твой охотится на меня не из-за моих грехов - из-за собственных.
        - А сам-то ты кто такой, чтоб его называть педофилом? Насколько вон та сучонка тебя моложе? На тридцать лет? На все сорок?
        - Язык придержи, - предостерег ее Джуд, крепче сжав в кулаке монтировку.
        - Мой отчим заслуживал всего, о чем бы нас ни просил, - не в силах остановиться, продолжала Джессика. - Я это понимала всю жизнь. И моя дочь поняла тоже. Но Анна все вывернула наизнанку, представила какой-то жуткой мерзостью, насильником его объявила, хотя он не сделал ничего такого, что Риз пришлось не по вкусу. Готова была отравить последние дни Крэддока на этой земле, и только затем, чтоб снова добиться твоей благосклонности, чтоб снова тебе понравиться, и вот: сам теперь видишь, что получается, когда настраиваешь человека против родных! Когда суешь нос куда не просят!
        - Бог ты мой, - проговорила Мэрибет. - Если мне все это не чудится, если уши меня не подводят, ничего мерзопакостнее я в жизни еще не слышала.
        Раздвинув коленом ноги Джессики, Джуд снова прижал ее к полу забинтованной левой.
        - Ну, с меня хватит. Услышу еще хоть слово о том, чего ваш приемный папаша заслуживал да как всех вас любил, - не выдержу ведь, сблюю. Как мне от него избавиться? Расскажешь, каким образом его прогнать, и мы уйдем, и на том делу конец, - сказал он, сам не зная, правду ли говорит.
        - Что случилось с костюмом? - спросила Джессика.
        - А какая, мать твою, разница?
        - Нет его больше, да? Ты приобрел костюм мертвеца, костюма у тебя больше нет, а духа тебе не прогнать. Что куплено, то куплено. Проданный товар обратно не принимается - тем более в поврежденном виде. Дело сделано. Считай, ты уже мертв. И ты, и вон та сучка с тобой. Пока оба в землю не ляжете, он от вас не отвяжется.
        Джуд, наклонившись вперед, слегка придавил горло Джессики монтировкой, перехваченной за оба конца. Джессика захрипела.
        - Ну нет, с этим я не согласен. Другой способ наверняка есть. Думай, зараза, не то… а вот руки от меня убери.
        Пальцы Джессики теребили пряжку ремня. Отпрянув прочь, Джуд убрал монтировку с ее горла, и Джессика расхохоталась.
        - Что же ты застеснялся? Разве тебе никогда не хотелось похвастать, что сестер трахал? - спросила она. - Ручаюсь, подружка твоя с удовольствием поглядит.
        - Не тронь меня.
        - Да ты сам послушай, что говоришь! Крутой, здоровый мужик, рок-звезда, а боишься - боишься меня, и отца моего, и себя самого! Вот и славно. И правильно. Еще немного, и ты умрешь. От собственной же руки. Вижу, вижу, вон они, печати смерти поверх твоих глаз. И твоих тоже, милочка, - добавила Джессика, покосившись на Мэрибет. - Твой дружок, знаешь ли, прикончит тебя перед тем, как покончить с собой. Вот бы своими глазами на это полюбоваться! С удовольствием поглядела бы, как он это проделает. Надеюсь, ножом… а прежде, надеюсь, располосует твою блядскую мордочку в…
        Тут монтировка снова легла поперек ее горла, и теперь Джуд надавил на нее изо всех сил. Глаза Джессики полезли вон из глазниц, язык вывалился изо рта. Собравшись с силами, Джессика приподнялась на локтях, но от толчка Джуда звучно приложилась затылком о кафельный пол.
        - Джуд, - заговорила Мэрибет. - Джуд, не надо.
        Однако стоило Джуду немного ослабить нажим, позволив Джессике перевести дух, Джессика закричала - отчаянно, во весь голос, хотя прежде кричать даже не думала. Хочешь не хочешь, пришлось ему вновь навалиться на монтировку, заглушив крик.
        - Гараж, - сказал он.
        - Джуд…
        - Дверь в гараж закрой, говорю. А то вся улица, мать их, сейчас всполошится.
        Джессика вскинула руку, целя ногтями ему в лицо, но руки Джуда были гораздо длиннее. Отшатнувшись назад и без труда уклонившись от ее скрюченных пальцев, он еще раз приложил Джессику затылком об пол.
        - Еще раз завопишь, мигом из тебя дух вышибу. А сейчас уберу с горла вот эту штуку, и лучше уж начинай говорить, да гляди, дурочку мне не валяй. Рассказывай, как от него избавиться. Что, если ты напрямую с ним свяжешься - через доску Уиджа или еще как-нибудь? Ты сама им командовать можешь?
        С этим он снова ослабил нажим, и Джессика немедля завопила во второй раз, но вскоре ее громкий, пронзительный вопль перешел в кудахчущий смех. Пришлось опять затыкать ей глотку, вогнав кулак в солнечное сплетение.
        - Джуд, - снова окликнула его Мэрибет, остановившаяся за спиной. Дверь в гараж она затворила и успела вернуться.
        - После.
        - Джуд…
        - Чего тебе? - зарычал Джуд, обернувшись и полоснув ее раздраженным взглядом.
        Вместо ответа Мэрибет показала ему блестящую, почти квадратную, ярко раскрашенную сумочку Джессики Прайс. Приглядевшись внимательней, Джуд обнаружил, что это вовсе не сумочка, а коробка для завтраков с глянцевым фото Хилари Дафф[97 - Американская актриса, поп-певица, писательница, модель, продюсер, а также дизайнер и парфюмер.] на крышке.
        Глядя на Мэрибет и коробку для завтраков в ее руках, Джуд пришел в некоторое замешательство - зачем ему эта коробка, что в ней такого примечательного? - но тут Бон разразилась громким утробным лаем, словно бы исходящим из самых глубин груди. Обернувшись на лай, Джуд услышал еще один звук, отрывистый металлический лязг, в котором без ошибки узнал щелчок взведенного курка револьвера.
        Сквозь раздвижные стеклянные двери на заднее крыльцо в кухню шагнула девчонка, дочь Джессики Прайс. Откуда у нее мог взяться револьвер, Джуд даже не догадывался. Громадный «сорок пятый» «кольт» с костяными щечками на рукояти и длинным стволом был так тяжел, что девчонка едва удерживала его на весу. Поблескивая глазами, она пристально смотрела на Джуда сквозь пряди челки. На верхней губе ее набухла капелька пота. Голос девчонки тоже поразительно напоминал голос Анны, но самым потрясающим оказалось даже не это, а ровный, спокойный тон.
        - Отпусти мать, - велела она.
        38
        - Каков же экспортный товар штата Флорида номер один? - вещал диктор по радио. - Возможно, вы скажете «апельсины», но если так, очень и очень ошибетесь.
        Какое-то время тишину в кухне нарушал только голос из магнитолы. Мэрибет снова ухватила Ангуса за ошейник, и удержать его оказалось задачей не из простых. Ангус с изрядным упорством что было сил рвался вперед, а сил у него имелось в избытке, отчего Мэрибет пришлось как можно крепче упереться ногами в пол и откинуться назад. Ангус негромко, сдавленно зарычал, без единого слова, однако яснее некуда выражая угрозу. Услышав его рык, Бон снова залаяла - отрывисто, взрывчато, без умолку.
        Первой заговорила Мэрибет.
        - Стрелять совсем ни к чему. Мы уходим. Идем, Джуд. Идем отсюда. Берем собак и идем.
        - Гляди в оба, Риз! Они явились убить нас! - крикнула Джессика.
        Переглянувшись с Мэрибет, Джуд кивнул в сторону гаражной двери.
        - Иди, я за тобой.
        Хрустнув (ох, старость не радость!) коленом, он поднялся на ноги, грузно оперся о кухонный стол и взглянул девчонке в глаза - прямо поверх «сорок пятого», нацеленного ему в лицо.
        - Мне нужна только моя собака, - сказал он. - Заберу ее, и мы вас больше не потревожим. Бон, ко мне.
        Но Бон продолжала лаять, стоя как раз между Джудом и Риз. Шагнув вперед, Джуд потянулся к ее ошейнику.
        - Близко не подпускай! - взвизгнула Джессика. - Не подпускай, а то револьвер выхватит!
        - Не подходи, - сказала девчонка.
        - Риз, - заговорил Джуд, обратившись к ней по имени, чтоб успокоить ее, чтоб заложить фундамент доверия. О психологическом воздействии он тоже кое-что знал. - Вот, смотри, кладу эту штуку сюда. - С этими словами он не спеша показал девчонке монтировку и опустил ее на кухонный стол. - Вот. Теперь у тебя револьвер, а я безоружен. Мне нужно только собаку забрать.
        - Идем, Джуд, - вновь подала голос Мэрибет, наблюдавшая за ним из-за порога двери в гараж. - Бонни за нами сама побежит. Идем отсюда скорее.
        Тут Ангус в первый раз гавкнул. Лай пса отразился от бетонного пола и высокого потолка звонким эхом.
        - Ко мне, Бон, - повторил Джуд.
        Но Бон, будто не слыша команды, нервно дернулась в сторону Риз.
        Риз, вздрогнув от неожиданности, направила ствол револьвера на Бон, но тут же снова прицелилась в Джуда.
        Тем временем Джуд, сделавший еще один неторопливый шаг к Бон, почти сумел дотянуться до ее ошейника.
        - Назад! - взвизгнула Джессика.
        Углядев краем глаза нечто, мелькнувшее за спиной, Джуд оглянулся и обнаружил, что Джессика ползет к нему. Едва он повернулся, она вскочила, бросилась на него. В руке ее глянцевито блеснуло что-то белое, но что - этого Джуд не разглядел, пока широкий острый, будто кинжал из фарфора, осколок тарелки не вонзился ему в лицо. Целила Джессика в глаз, однако благодаря повороту головы осколок угодил в щеку.
        В ответ Джуд вскинутым локтем ударил ее в подбородок, выдернул из щеки и отшвырнул острый осколок тарелки, а свободной рукой нащупал оставленную на столе монтировку. Удар пришелся по шее, сбоку. Глухой, мясистый шлепок - и глаза Джессики едва не выскочили из орбит.
        - Нет, Джуд! Не надо! - взвизгнула Мэрибет.
        Услышав ее крик, Джуд развернулся волчком, присел. На миг перед глазами мелькнули изумленно округлившиеся, полные ужаса глаза девочки, и тут револьвер в ее руках оглушительно грохнул. В ушах зазвенело, наполненная белой галькой ваза с торчащей из горлышка веткой искусственных орхидей на кухонном столе взорвалась, будто бомба, обдав все вокруг осколками стекла и камня.
        Отшатнувшаяся назад, девчонка зацепила пяткой кромку ковра и едва не рухнула навзничь. Бон прыгнула к ней, но Риз удалось устоять, и как только Бон с разбегу врезалась в нее, валя с ног, револьвер грохнул снова.
        Пуля ударила Бон в самый низ живота, подбросила ее зад в воздух, так что овчарка, изогнувшись, кувыркнулась через голову и с лету врезалась в дверцы тумбы под кухонной раковиной. Глаза ее закатились под лоб, нижняя челюсть отвисла, а спустя еще миг из пасти Бон, словно джинн из носика лампы Алладина, выпорхнул, устремился мимо девчонки к двери на крыльцо ее дымчатый черный двойник.
        При виде дымчато-черной Бон кошка, сжавшаяся в комок на столе посреди крыльца, протяжно, пронзительно взвыла, вздыбила серую шерсть вдоль спины, метнулась вправо, уворачиваясь от собаки из черного дыма, легко вскочившей на стол. Призрачная Бон игриво щелкнула зубами, хватая кошку за хвост, прыгнула за ней следом… однако по пути к полу дух Бон угодил в яркий луч утреннего солнца и бесследно исчез.
        Джуд замер, не сводя глаз с того места, где растворилась в воздухе небывалая овчарка из невесомой тени, не в силах даже поднять руки, ошеломленный лавиной нахлынувших чувств. В эту минуту его охватил благоговейный трепет, не уступавший удару током. Казалось, увидев своими глазами нечто прекрасное, вечное, он удостоился великой чести.
        Опомнившись, он перевел взгляд на мертвое, опустевшее тело Бон. Рана ее выглядела страшней некуда. Окровавленная прореха в брюхе сочилась скользким синеватым месивом внутренностей, язык непристойно, безжизненно вывалился из разинутой пасти… Просто не верилось, что все это натворила одна-единственная пуля - казалось, Бон не застрелена, а выпотрошена заживо. Кровь разукрасила россыпью алых клякс все вокруг - стены, дверцы шкафчиков, одежду Джуда, темно-красной лужей растеклась по полу. Смерть настигла Бон еще в воздухе. Вид ее тела ударил по нервам, точно новый разряд тока, только иного, совсем иного рода.
        Не в силах опомниться от изумления, Джуд поднял взгляд на девчонку. Видела ли она овчарку из черного дыма, пробежавшую мимо? Спросить бы… да только язык будто примерз к нёбу, а слова все до единого вылетели из головы.
        Риз, опершись на локоть, приподнялась, а свободной рукой целила в Джуда из «сорок пятого». Никто не шелохнулся, не произнес ни слова, и тишину, воцарившуюся в кухне, нарушало только нудное бормотание радиодиктора:
        - Месяцы засухи обернулись голодом среди диких лошадей, обитающих в Йосемитском национальном парке. Специалисты настаивают на немедленных решительных мерах, иначе многим животным грозит гибель. Стреляй, Риз, или твоя мать умрет. И ты умрешь тоже.
        Если Риз и услышала, что говорит голос из магнитолы, то виду не подала. Возможно, услышать - услышала, но сама этого не осознала. Джуд бросил взгляд в сторону радио. Крэддок на фото рядом с розовым ящичком по-прежнему придерживал Риз за плечо, однако теперь поверх его глаз темнели «печати смерти».
        - Ближе его не подпускай ни на шаг, - вещал монотонный голос. - Он явился убить вас обеих. Стреляй, Риз. Покончи с ним.
        Радио следовало поскорей заглушить. Какого дьявола он сдержался, какого дьявола не расшиб приемник немедля, при первой же мысли об этом? Поспешно развернувшись к кухонному столу, Джуд поскользнулся на луже крови. Мокрый кафель мерзко взвизгнул под каблуком. Потеряв равновесие, Джуд покачнулся и невольно шагнул назад, в сторону Риз. Не ожидавшая этого, девчонка испуганно вытаращила глаза. Джуд успокаивающе - все, дескать, в порядке - поднял вверх правую руку и только в последний миг, вспомнив о монтировке в кулаке, сообразил, что для нее-то выглядит так, будто занес монтировку над головой, чтоб нанести удар.
        Разумеется, девчонка нажала на спуск, и пуля, с колокольным «банг» ударившая в монтировку, скользнула по стали кверху, начисто срезав указательный палец. Струя парной крови хлестнула прямо в лицо. Повернув голову, Джуд в изумлении уставился на собственную ладонь, пораженный чудесным исчезновением пальца не меньше, чем чудом исчезновения черной овчарки. От указательного - указательного пальца той самой руки, которой он строил аккорды, - не осталось почти ничего. Прочие пальцы сжимали монтировку как ни в чем не бывало. Стоило машинально ослабить хватку, выскользнувшая из кулака монтировка зазвенела о кафельный пол.
        - Джуд!!! - завизжала Мэрибет.
        С тем же успехом ее голос мог бы доноситься откуда-нибудь издалека - к примеру, с улицы: Джуд едва смог расслышать его сквозь писк в ушах. Голова угрожающе закружилась. Присесть бы… однако садиться Джуд не стал. Опираясь левой рукой о кухонный стол, он медленно, осторожно попятился к Мэрибет, в сторону гаража.
        В кухне воняло пороховой гарью и раскаленным металлом. Правую руку Джуд поднял, будто указывая на потолок. Обрубок указательного пальца кровоточил не так уж страшно. Ладонь взмокла от крови, кровь текла вниз, по предплечью, к подмышке, однако на удивление медленно, что здорово удивляло. Боль, как ни странно, тоже оказалась вполне терпимой - скорее не болью, а чем-то вроде неприятной тяжести, сдавившей культяпку, а иссеченного лица Джуд не чувствовал вовсе. Опустив взгляд, он увидел, что оставляет на полу след из жирных кровавых клякс пополам с алыми отпечатками подошв.
        Все вокруг казалось увеличенным в размерах и вместе с тем искаженным, будто Джуд нацепил на голову круглый аквариум. Джессика Прайс поднялась на колени, прижав к горлу ладони. Лицо ее побагровело, вспухло - ни дать ни взять аллергия бедняжку прихватила. При этой мысли Джуд едва не расхохотался: у кого ж не окажется аллергии на монтировку поперек горла? Затем ему вспомнилось, что сам он на протяжении каких-то трех суток ухитрился изувечить обе руки, и его снова начал разбирать неудержимый смех. Похоже, придется осваивать игру на гитаре ногами…
        Тем временем Риз глядела на него сквозь грязно-серую пелену порохового дыма, изумленно, слегка виновато округлив глаза. Револьвер лежал рядом с ней, на полу. Джуд махнул девочке забинтованной левой рукой, хотя сам точно не знал, что означает этот жест. Наверное, попытку заверить ее, что с ним все окей, а то вон как она побледнела. Да, пережив в детстве такое, до конца дней не оправишься, а ведь девчонка-то не виновата ни в чем.
        Тут Мэрибет подхватила его под локоть. Оба каким-то образом оказались в гараже… нет, вышли из гаража под палящее белое солнце. Прыгнувший к Джуду Ангус уперся передними лапами ему в грудь, и Джуд чудом не растянулся во весь рост на земле.
        - А ну брысь! - прикрикнула на пса Мэрибет, однако голос ее все еще словно бы доносился откуда-то издалека.
        Вот теперь Джуду вправду захотелось присесть - прямо здесь, на подъездной дорожке, и чтобы солнце прямо в лицо…
        - Не надо, - взмолилась Мэрибет, чувствуя, как он опускается на бетон. - Не надо. Держись. Вон машина. Идем. Идем.
        Чтоб удержать Джуда на ногах, ей пришлось пустить в ход обе руки.
        Качнувшись вперед, Джуд грузно навалился на нее, оперся о ее плечо, и оба пошатываясь двинулись вдоль пологой подъездной дорожки, точно пара перепивших на выпускном школьников, пытающихся станцевать под «Лестницу»[98 - То есть под известную песню «Лестница в небеса» («Stairway to Heaven») рок-группы «Led Zeppelin».]… На этот раз Джуд не удержался от смеха, и Мэрибет подняла на него испуганный взгляд.
        - Джуд… Джуд, держись. Помогай хоть немного. Мне тебя не утащить. Свалишься, тут и конец нам.
        Ее настойчивая мольба вселяла тревогу, пробуждала желание постараться как следует. Вдохнув поглубже, собравшись с мыслями, Джуд уставился на собственные «мартинсы» и сосредоточился на ходьбе. Шаг, еще шаг, левая, правая, левая… Асфальтобетон под ногами так и норовил подвести. Казалось, Джуд в изрядном подпитии идет по туго натянутому батуту. Дорожка слегка прогибалась, покачивалась под подошвами башмаков, небо угрожающе кренилось из стороны в сторону.
        - В больницу надо, - сказала Мэрибет.
        - Нельзя. Нельзя, сама знаешь.
        - Но надо же…
        - Не надо. Кровь я и сам остановлю.
        Кто же ей отвечал? Знакомый, так похожий на Джудов, этот голос звучал на удивление ровно и мысли высказывал вполне здравые.
        Подняв взгляд, Джуд увидел впереди свой «Мустанг». Весь мир ходил ходуном: невыносимо яркая зелень лужаек, прямоугольники цветников, бледное точно мел, искаженное ужасом лицо Мэрибет мелькали перед глазами, как стеклышки калейдоскопа. Мэрибет шла рядом, так близко, что пышные черные волны ее волос едва ли не щекотали ноздри. В надежде почуять ее знакомый, нежный, ободряющий аромат Джуд потянулся к ней, но тут же вздрогнул и отшатнулся: в нос шибануло пороховой гарью пополам с вонью внутренностей застреленной Бон.
        Так, шаг за шагом, они обошли машину, и Мэрибет кое-как взгромоздила Джуда на пассажирское сиденье, а сама, обежав «Мустанг», поймала Ангуса за ошейник и поволокла к дверце с водительской стороны.
        Пока она возилась с дверцей, из гаража, взревев двигателем, взвизгнув жирно дымящими покрышками о бетон, вылетел пикап Крэддока с Крэддоком за рулем. Подпрыгнув на краю подъездной дорожки, грузовичок вперевалку заскакал по газону, с треском повалил наземь штакетный забор, промчался по тротуару и выскочил на проезжую часть.
        Мэрибет, выпустив Ангуса, бросилась на капот, прильнула к нему животом за миг до того как пикап Крэддока врезался в борт «Мустанга». Удар - и Джуда швырнуло о пассажирскую дверцу, «Мустанг» развернуло задом поперек дороги, а переднюю часть забросило на поребрик, да так неожиданно резко, что Мэрибет, сброшенная с капота, кубарем покатилась по тротуару. Удару сопутствовал странный хруст пластика пополам с пронзительным визгом.
        Асфальт обдало звонким градом осколков стекла. Подняв взгляд, Джуд увидел за окном, рядом с «Мустангом», вишневый кабриолет Джессики Макдермотт-Прайс. Пикап исчез без следа… а впрочем, его здесь и не было. Над рулевым колесом кабриолета вздулась, вспухла белым яйцом сработавшая подушка безопасности; обмякшая в водительском кресле Джессика держалась за голову.
        Казалось бы, Джуду самое время встрепенуться, встревожиться, но вместо этого его охватила неодолимая сонная одурь, уши заложило так, что сглотнуть пришлось раз пять, не меньше.
        Кое-как оттолкнувшись плечом от пассажирской дверцы, он огляделся в поисках Мэрибет. Мэрибет сидела на тротуаре, и волноваться о ней не стоило: похоже, для нее все обошлось благополучно. Слегка оглушенная, как и Джуд, она моргала, щурилась в свете солнца, кончик ее подбородка украшала здоровенная ссадина, волосы лезли в глаза. Убедившись, что с ней все в порядке, Джуд снова перевел взгляд на кабриолет. Боковое стекло с водительской стороны оказалось опущено - или, может, выпало на асфальт, из окна безжизненно свисала наружу рука Джессики, а сама Джессика, очевидно, сползла вниз и скрылась, заслоненная дверцей.
        Где-то неподалеку раздался отчаянный крик. Девчонка… Кричит, мать зовет…
        В правом глазу защипало. Что там - пот, кровь? Машинально вскинув правую руку, чтоб протереть глаз, Джуд провел по лбу обрубком указательного пальца. Рука как будто коснулась раскаленного гриля. Боль, прострелившая и предплечье, и даже плечо, расцвела в груди чем-то новым, ужасающим и в то же время завораживающим - казалось, в грудную кость изнутри вонзилось множество ледяных игл, да так, что дух захватило.
        Нетвердым шагом обогнув «Мустанг» спереди, Мэрибет дернула на себя ручку водительской дверцы. Смятая дверца со скрежетом распахнулась, а Мэрибет наклонилась и подняла с асфальта черный, сочащийся чем-то темным брезентовый баул огромной величины… нет, не баул - Ангуса! Сдвинув водительское кресло вперед, она уложила Ангуса на заднее сиденье, села за руль и завела двигатель.
        Джуд обернулся назад. С одной стороны, ему настоятельно требовалось взглянуть, что там с Ангусом, с другой же - отчаянно не хотелось этого знать. Ангус, приподняв голову, взглянул на него влажными, стекленеющими, в кровавых прожилках глазами и тихонько заскулил. Задние лапы пса были безнадежно переломаны. В одном месте из шерсти чуть выше сустава торчала алая кость.
        Иуда перевел взгляд с Ангуса на Мэрибет. На подбородке ссадина, зубы стиснуты, губы мрачно поджаты, бинты на жутко сморщенной правой ладони промокли насквозь… Да, с руками у них беда. Похоже, еще до того, как все кончится, обнимать им друг друга крюками протезов.
        - Погляди-ка на нашу компанию, - сказал Джуд. - Ну и видок!
        Тут его одолел приступ кашля. Ледяные булавки и иглы в груди будто бы таяли… но очень уж медленно.
        - Поеду больницу искать.
        - Никаких больниц. К хайвэю давай.
        - А если помрешь без больницы?
        - Ехать в больницу - верная смерть нам обоим. Там Крэддок прикончит нас без труда. Вся надежда на Ангуса. Пока он жив, шансы есть.
        - Но чем Ангус ему…
        - Крэддок боится не Ангуса. Боится он того пса, что живет в Ангусе, внутри.
        - Что ты несешь, Джуд? Какого еще «пса внутри»?
        - Езжай. Кровь я остановлю сам. Подумаешь, палец… ничего страшного. Езжай к хайвэю, а там поверни на запад.
        С этим он поднял правую руку к виску, чтоб хоть немного унять кровотечение, и призадумался. Не о том, куда ехать, нет. Это-то он знал точно - тем более что выбирать было не из чего.
        - На какой еще запад, блин?! - рявкнула Мэрибет.
        - В Луизиану, - пояснил Джуд. - Домой.
        39
        Аптечка первой помощи, сопровождавшая их со дня отъезда из штата Нью-Йорк, отправилась на пол возле задних сидений. Теперь в ней не осталось ничего, кроме единственного рулончика бинта, булавок и серебристого, жутко неудобного для открывания блистера мотрина[99 - Популярное в США сильное обезболивающее и противовоспалительное.]. Первым делом Джуд принял мотрин, разорвав упаковку зубами и насухо, без запивки, проглотив таблетки - все шесть, тысячу двести миллиграммов. Лошадиная доза… однако этого не хватило: рука по-прежнему казалась раскаленным слитком железа на наковальне, где ее медленно, но неумолимо плющат кузнечным молотом.
        В то же время боль разгоняла туман в голове, служила сознанию якорем, цепью, удерживающей Джуда в мире реального - хайвэя, зеленых дистанционных знаков, мелькающих за окном, урчания кондиционера.
        Не зная, долго ли еще продержится в ясном уме, Джуд решил не терять даром времени и все объяснить. Перевязывая изувеченную ладонь, он заговорил - с запинкой, сквозь крепко сжатые зубы:
        - Отцовская ферма сразу же за границей Луизианы, в Мурз-Корнер. Езды - меньше трех часов. За три часа я кровью не истеку. Отец болен, в сознание приходит редко. С ним в доме старуха, тетка моя, жена брата матери, дипломированная фельдшерица. Она за ним смотрит. Я ей плачу. Там есть морфин. Для отца. Обезболивающее. И собаки там есть. По-моему… ах, мать… ах… мать… твою… по-моему, две. Две собаки. Овчарки, как у меня. Дикие зверюги…
        Истратив бинт целиком, Джуд понадежнее закрепил его «крокодильчиками», кое-как, носком за задники, сковырнул с ног башмаки и натянул на правую руку носок. Другим носком он перетянул запястье вместо жгута - не слишком туго, так, чтоб замедлить, но не перекрыть приток крови. Окинув взглядом импровизированную куклу-рукавичку, он принялся размышлять, сумеет ли выучиться строить аккорды без указательного пальца. Глиссандо сыграет наверняка. А может, снова переключится на левую руку, как в юности…
        При этой мысли его опять разобрал смех.
        - Прекрати, - попросила Мэрибет.
        Джуд как можно крепче стиснул коренные зубы. Действительно, смех этот казался истерическим даже ему самому.
        - А копов твоя престарелая тетушка по нашу душу не вызовет? И доктора к тебе пригласить не захочет?
        - Нет. Ни докторов, ни копов она вызывать не станет.
        - Почему это?
        - Мы не допустим.
        После этого Мэрибет надолго умолкла. Машину она вела гладко, автоматически, огибая попутные автомобили по полосе обгона и плавно возвращая «Мустанг» в правый ряд, а там держа ровно семьдесят; с рулем управлялась осторожно, одной побледневшей, болезненно сморщенной левой, а правой, распухшей, руля не касалась вообще.
        - И чем, по-твоему, все это кончится? - наконец спросила она.
        На это у Джуда ответа не нашлось. Ответил ей Ангус - негромко, жалобно заскулив.
        40
        Какое-то время Джуд старался приглядывать за дорогой, следя, не покажется ли позади полицейский автомобиль или пикап мертвеца, но вскоре после полудня прислонился виском к боковому окну и ненадолго прикрыл глаза. Монотонный - «шух-шух-шух» - шорох шин о дорожное полотно убаюкивал, гипнотизировал. Никогда прежде не дребезжавший, кондиционер то и дело взрывался стрекотом, и приступы буйной вибрации вентиляторных лопастей, мерное чередование шума с затишьями, тоже действовали усыпляюще, вроде гипноза.
        На ремонт «Мустанга» Джуд потратил не один месяц, а чтобы снова превратить его в хлам, Джессике Макдермотт-Прайс хватило пары секунд, и если бы только это! Раньше Джуду казалось, что подобное может произойти только с персонажами песенок-кантри: стервозная баба погубила его машину и его собак, а самого его выжила из дому, до преступления довела - классика, можно сказать. Чистый смех… кто бы знал, что отстреленный палец и потеря около полупинты крови так обостряют чувство юмора?
        Хотя нет. Для смеха совсем не время. Рассмеявшись, он снова перепугает Мэрибет, а это совсем ни к чему. Не стоит, чтоб ей показалось, будто он совсем не в себе…
        - Да ты же совсем не в себе, - заговорила где-то поблизости Джессика Прайс. - Куда ты такая пойдешь? Успокоиться нужно. Давай-ка я успокоительного принесу, а тогда уж сядем и поговорим.
        Услышав ее голос, Джуд вздрогнул и открыл глаза.
        Сидел он в плетеном кресле у самой стены полутемного коридора, на верхнем этаже дома Джессики Прайс. Правда, верхнего этажа ее дома он в жизни не видел, дальше кухни внутрь не входил, однако где находится, понял сразу. Об этом как нельзя лучше свидетельствовали фотографии, большие портреты в рамках, висящие на стенах, обшитых темным мореным дубом. Одна из них оказалась школьным, выдержанным в мягком фокусе фото Риз на фоне складчатой синей занавеси, лет этак в восемь, улыбающейся во все брекеты, нисколько не стесняясь глуповато, мило оттопыренных в стороны ушей.
        Второй портрет выглядел заметно старше, цвета на нем малость поблекли. Изображал он прямого, как шомпол, плечистого армейского капитана, благодаря удлиненному узкому лицу, лазурно-синим глазам и широкому, тонкогубому рту поразительно напоминавшего Чарлтона Хестона. Взгляд Крэддока на портрете казался отсутствующим и в то же время высокомерным. «Упор лежа и двадцаточку мне - делай!»
        Слева от Джуда по коридору виднелась широкая главная лестница, ведущая наверх из прихожей. Примерно на середине пролета Джуд увидел Анну, стремительно поднимающуюся на второй этаж, и едва поспевающую за ней Джессику. Раскрасневшаяся, за время разлуки Анна похудела сильнее прежнего: косточки локтей и запястий выпирали из-под туго натянутой кожи, одежда свободно болталась на теле. От готского прикида не осталось даже следа - ни макияжа, ни маникюра, блестящего черным лаком, ни серег, ни колец в носу. Сейчас она была одета в простую белую блузку, блекло-розовые спортивные шорты и теннисные туфли с распущенными шнурками, а волосы, возможно, не укладывала и даже не расчесывала уже которую неделю. Казалось бы, ей следует выглядеть просто ужасно - грязной, изголодавшейся, однако не тут-то было. Выглядела она превосходно, не хуже, чем тем самым летом, которое они провели вместе, в сарае, трудясь над «Мустангом», с собаками возле ног.
        При виде Анны Джуда с головой накрыла волна самых разных чувств - изумления, горечи утраты, восторга и многих других. Казалось, всех этих чувств разом просто не вынести, не пережить. Возможно, их натиск оказался слишком силен и для окружающей обстановки: мир по краям поля зрения изогнулся, исказился в пропорциях, утратил четкость. Верхний этаж превратился в нечто вроде коридора из «Алисы в Стране чудес» - с одной стороны сузился, сделавшись тесноватым даже для кошки, а с другой вытянулся и ввысь, и вширь, так что изображение Крэддока на фотоснимке разрослось до натуральной величины. Голоса женщин на лестнице переросли в басовитый, протяжный, неразборчивый рев, будто с пластинки, замедляющей обороты, если внезапно вырубить проигрыватель посреди песни.
        Джуд собирался окликнуть Анну, всей душой рвался к ней, но, едва окружающий мир исказился до неузнаваемости, отпрянул назад, вжался спиной в спинку кресла. Казалось, сердце вот-вот вырвется из груди, однако еще секунду спустя в глазах прояснилось, коридор выпрямился, голоса Анны с Джессикой вновь зазвучали отчетливо, чисто, на прежней ноте. Тут-то он и сообразил, что окружающее его видение неустойчиво, хрупко: пальцем тронь - лопнет, как мыльный пузырь. Что же делать? А ничего. Никуда не спешить. Действовать и даже переживать с осторожностью. Сидеть смирно. Сидеть и наблюдать.
        Крепко сжав крохотные костлявые кулачки, Анна агрессивно, стремительно поднималась наверх, так что ее сестрица, стремясь не отстать, оступилась и ухватилась за столбик перил, чтоб не скатиться вниз кубарем.
        - Постой… Анна… да стой же! - воскликнула Джессика, бросившись за ней следом и ухватив сестру за рукав. - Ты снова в истерике, а…
        - Ни в какой не в истерике не тронь меня, - на одном дыхании, без запятых, отрезала Анна и рывком высвободила руку.
        Поднявшись на лестничную площадку, она развернулась к старшей сестре, остановившейся парой ступеней ниже, наряженной в светлую шелковую юбку и шелковую блузку цвета черного кофе. Икры ног ее напружинились, сквозь кожу шеи отчетливо проступили вздувшиеся сухожилия, лицо исказилось так, что в эту минуту она словно состарилась, превратившись из тридцатилетней в женщину под пятьдесят, причем изрядно напуганную. Лицо Джессики, особенно у висков, посерело от страха, уголки плотно сжатого рта украсились паутинкой мелких морщин.
        - В истерике, и не спорь. Опять напридумывала, нафантазировала невесть каких ужасов, сама не видишь, где правда, а где выдумки… ну, куда тебе в таком состоянии, куда?
        - А это тоже фантазии? - процедила Анна, встряхнув у нее перед носом конвертом, зажатым в руке. - Вот эти картинки мне тоже кажутся, так?
        Вынув из конверта стопку моментальных поляроидных снимков, она развернула их веером, показала Джессике, а затем швырнула фотографии ей в лицо.
        - Бог мой, это же твоя дочь! Ей же всего одиннадцать!
        Джессика Прайс съежилась, уворачиваясь от летящих в нее фотокарточек, и снимки рассыпались по ступеням вокруг ее ног… однако один из них Анна придержала и сунула обратно в конверт.
        - Я вижу, что правда, а что нет, - сказала Анна. - Возможно, впервые в жизни.
        - Крэддок! - тихонько-тоненько вскрикнула Джессика.
        - На этом - все, - продолжила Анна. - Я уезжаю, а вернусь только с его адвокатами. Чтобы забрать Риз.
        - Думаешь, он согласится тебе помочь? - с дрожью в голосе прошипела Джессика.
        «Он»? «Его»? Слегка растерявшийся, Джуд не сразу сумел понять, что разговор о нем. Правая рука зачесалась. Казалось, ладонь распухла, воспалилась, будто ужаленная слепнем.
        - Наверняка согласится.
        - Крэддок! - чуть громче, но по-прежнему нерешительно пискнула Джессика.
        Справа от Джуда из темноты коридора донесся скрип отворившейся двери. Приготовившись к новой встрече с Крэддоком, Джуд оглянулся на звук, однако вместо Крэддока в коридор с опаской, не выходя за порог, выглянула Риз - золотисто-русая, совсем как Анна, широко раскрытый глаз поблескивает под длинной прядью волос, упавшей со лба. При виде страха во взгляде девчонки сердце Джуда заныло от жалости. Чего только некоторым не придется насмотреться в детстве… хотя, наверное, этот скандал - еще не самое худшее из того, что ей довелось пережить.
        - Скоро всем обо всем станет известно. Всем, Джесси, всем, - продолжала Анна. - И ты не представляешь, как я этому рада. Мне нужно обо всем рассказать. Надеюсь, его упекут за решетку.
        - Крэддок! - взвизгнула Джессика во весь голос.
        Дверь прямо напротив комнаты Риз распахнулась, и в коридор шагнул Крэддок. Рослый, костлявый, угловатый, в полутьме он мог показаться сплошным силуэтом, вырезанным из черной бумаги, если бы не очки в роговой оправе, которые он, очевидно, надевал только от случая к случаю. Отразив скудный свет, упавший на лицо Крэддока, линзы очков сверкнули во мраке неярким, мертвенным, иссиня-розовым огнем. За спиной старика, в его спальне, мерно, то разражаясь странно знакомым жужжанием, то умолкая, дребезжал кондиционер.
        - Что здесь за шум? - спросил Крэддок. Приторно-сладкий, его голос скрежетал, точно рашпиль.
        - Анна от нас уезжает, - ответила Джессика. - Обратно в Нью-Йорк, к Иуде Койну, а там собирается обратиться к его адвокатам и…
        Анна взглянула вдоль коридора, в сторону отчима. Джуда она не заметила. Ну да, конечно, еще бы. Щеки ее потемнели, раскраснелись от злости, скулы чуть выше щек казались совершенно бесцветными, все тело тряслось крупной дрожью.
        - …к его адвокатам и в полицию, и всем рассказать, что вы с Риз…
        - Джесси, Риз с нами, рядом, - заметил Крэддок. - Возьми себя в руки. Угомонись.
        - …и еще она… она нашла какие-то фотографии, - неловко, с запинкой закончила Джессика.
        - Вот как? - без тени тревоги хмыкнул Крэддок. - Анна, девочка моя. Понимаю, ты взвинчена не на шутку, однако сейчас, в подобном расстройстве чувств, совсем не время убегать из дому. Час уже поздний, маленькая. Вот-вот ночь настанет. Отчего бы тебе не посидеть со мной, не поговорить обо всем, что тебя взволновало? Я с удовольствием погляжу, не смогу ли тебя успокоить. Дай мне хотя бы полшанса - ручаюсь, все будет в порядке.
        Похоже, Анне вдруг отказал голос. Глаза ее заблестели, остекленели от испуга. Окинув взглядом Крэддока с Риз, она вновь повернулась к сестре.
        - Держи его от меня подальше, - велела Анна, - не то я, ей-богу, его пришибу.
        - Отпускать нельзя. Рано, - сказала Джессика Крэддоку.
        «Рано»? Что бы это могло означать? Не думает ли Джессика, будто им еще есть о чем разговаривать? На взгляд Джуда, разговор подошел к завершению.
        Крэддок покосился в сторону Риз.
        - Ступай к себе, Риз, - сказал он, протянув руку к девочке, чтоб ободряюще потрепать ее по голове.
        - Не тронь ее!!! - взвизгнула Анна.
        Рука Крэддока дрогнула, повисла в воздухе над головой Риз… и опустилась вдоль тела.
        В следующий же миг Крэддок здорово изменился. Черты его лица скрывал полумрак коридора, однако перемену позы - движение плеч, наклон головы, чуть согнутые колени - Джуд разглядел сразу. Казалось, старик замер, приготовившись схватить змею, прячущуюся в траве.
        Наконец Крэддок снова заговорил, обращаясь к Риз, но не сводя взгляда с Анны:
        - Ступай, ступай, милая. Позволь нам, взрослым, поговорить меж собой. Близится ночь - самое время для взрослых бесед, а маленьким девочкам ни к чему нам мешать.
        Риз вопросительно оглянулась на Анну с матерью. Анна, взглянув на нее, едва уловимо кивнула в ответ.
        - Иди к себе, Риз, - сказала она. - Этот разговор действительно не для детей.
        Девчонка, отступив в спальню, затворила за собой дверь. Спустя пару секунд за дверью слегка приглушенно загрохотала музыка - залп барабанной дроби, душераздирающий, точно скрежет колес сошедшего с рельс поезда, гитарный запил, подхваченный торжествующим детским визгом примерно на той же ноте… последний из хитов Джуда, вошедших в Топ-40, все та же «Знай свое место», перепетая «Кидз Боп»[100 - «Kidz Bop» - американская детская музыкальная группа, специализирующаяся на переработке популярных песен «для всех возрастов».].
        При первых же ее звуках Крэддок передернул плечами и сжал кулаки.
        - Опять этот тип, - прошипел он.
        Стоило ему двинуться к Анне с Джессикой, с его обликом произошло еще кое-что любопытное. Лестничную площадку верхнего этажа освещали лучи заходящего солнца, проникавшие внутрь сквозь огромное эркерное окно на фасаде дома, и вскоре свет их упал на лицо приближавшегося к падчерицам Крэддока, выхватив из полумрака множество мелких деталей вроде наклона скул и глубоких морщин в уголках рта. Однако линзы его очков на свету, наоборот, потемнели, спрятав глаза под парой черных, как смоль, кружков.
        - Вернувшись от этого человека домой, к нам, ты стала совсем другой, дорогая моя, - заговорил старик. - Ума не приложу, что на тебя нашло. Конечно, тебе не раз приходилось худо - кому же знать это лучше, чем мне, - однако этот субъект, Койн, словно бы взял все твои несчастья и вывернул на полную громкость. Так вывернул, что ты больше не слышишь моего голоса, когда я пробую поговорить с тобой. А знала бы ты, моя милая, как мне больно видеть тебя в таком расстройстве мыслей и чувств!
        - Я тебе не милая и не в расстройстве чувств. А подойдешь ко мне ближе четырех футов - очень пожалеешь, так и знай.
        - Десять минут, - подала голос Джессика.
        Крэддок в раздражении отмахнулся от нее, веля старшей из падчериц помолчать.
        Анна бросила взгляд на сестру и вновь повернулась к Крэддоку.
        - Думаете, силой меня сможете удержать? Ошибаетесь.
        - Нет-нет, никто не собирается тебя ни к чему принуждать, - заверил ее Крэддок, проходя мимо Джуда.
        Изборожденное морщинами лицо старика оказалось бледным как смерть: на фоне парафиново-белой кожи ярко выделялось каждое пятнышко, каждая родинка. Шагал он с трудом, волоча ноги по полу, сутулая, искривленная спина, похоже, больше не разгибалась - одно слово: краше в гроб кладут.
        - Думаешь, Койн согласится тебя поддержать? - продолжал Крэддок. - Насколько мне помнится, он тебя выставил из дому коленом под зад. И, полагаю, даже на твои письма больше не отвечает. Если он не помог тебе раньше, то с чего вдруг теперь помогать возьмется?
        - Раньше он не знал как. И сама я этого не знала, а сейчас знаю. Я расскажу ему обо всех твоих проделках. Объясню, что твое место в тюрьме. И знаешь что? Стоит ему свистнуть, к нему адвокаты в очередь выстроятся, чтобы отправить тебя за решетку, - выпалила Анна и снова бросила взгляд на Джессику. - И ее заодно, если в дурку, конечно, не упекут. Но мне лично без разницы - лишь бы от Риз держали подальше.
        - Папа! - вскрикнула Джессика, но Крэддок резко мотнул головой: молчи, мол, заткнись.
        - По-твоему, он тебя видеть захочет? Дверь распахнет настежь, как только ты постучишь? Полагаю, у него давно уж другая девица живет. Симпатичных девчонок, готовых задрать юбку перед рок-звездой, на свете хоть пруд пруди. Ты вряд ли способна предложить хоть что-нибудь, чего ему не найти где угодно, если не принимать в расчет… эмоциональных заскоков.
        На лице Анны мелькнула гримаса боли, пыл ее поугас - бегунья, запыхавшаяся, выбившаяся из сил к финишу, да и только.
        - Не важно, живет у него кто-нибудь или нет. Он мой друг, - негромко проговорила она.
        - Он тебе не поверит. И никто другой не поверит, так как все это неправда, дорогая моя. Неправда от первого до последнего слова, - заявил Крэддок, придвинувшись к Анне еще на шаг. - У тебя вновь помрачился рассудок.
        - Вот именно, - с жаром подтвердила Джессика.
        - И даже эти фото - совсем не то, за что ты их принимаешь. Позволь, и я все объясню. Я ведь могу помочь тебе, если только…
        Однако подошел он куда ближе, чем следовало. Бросившись к старику, Анна сорвала с его носа круглые очки в роговой оправе, хрястнула ими об пол, а другой рукой, со стиснутым в ней конвертом, изо всех сил толкнула Крэддока в грудь. Старик пошатнулся, вскрикнул и, оступившись, упал, только не в сторону лестницы - наоборот, отлетел от нее. Стало быть, сбрасывать его со ступеней Анна, что бы там ни утверждала Джессика, вовсе не собиралась?
        Рухнув с ног, Крэддок приложился костлявым задом об пол так, что коридор содрогнулся от начала до конца, а портрет Крэддока на стене изрядно перекосило. Старик заворочался, приподнялся, но Анна, неудержимо дрожа, толчком пятки в плечо вновь опрокинула его на спину.
        Джессика, пискнув, одним прыжком одолела оставшиеся ступени, обогнула Анну, припала на колено, склонилась над приемным отцом.
        Джуд сам не заметил, как поднялся на ноги. Спокойно сидеть и смотреть на все это он больше не мог. Как он и ожидал, окружающий мир снова пошел вкривь и вкось, всколыхнулся, вспучился, словно отраженный в боку растущего мыльного пузыря. Казалось, голову отделяет от ног не одна миля, а сделав первый шаг, Джуд почувствовал себя невероятно легким, практически невесомым, наподобие аквалангиста, гуляющего по морскому дну. Однако двинувшись по коридору, он велел всему вокруг принять обычную форму и величину, и мир повиновался. Выходит, его воля что-то да значит? Выходит, в окружении этого мыльного пузыря вполне можно двигаться, и, если не переусердствовать, он останется цел?
        Руки болели - обе, не только правая. Казалось, ладони распухли до размера боксерских перчаток. Волны боли накатывали одна за другой, мерно, ритмично, в такт пульсу - «шух-шух-шух», точно колеса по асфальту. Смешиваясь с гулом и дребезжанием кондиционера в комнате Крэддока, их шелест превращался в неожиданно умиротворяющий бессмысленный шум где-то на заднем плане.
        В эту минуту Джуду отчаянно хотелось крикнуть Анне, чтоб та убиралась отсюда, да поскорее, бежала вниз, прочь из этого дома, однако он нутром чувствовал, что, втиснувшись в разыгравшуюся перед ним сцену, неизбежно разорвет нежную ткань видения в клочья. Вдобавок какой в этом смысл? Прошлого не воротишь, случившегося не изменишь - не удалось же ему спасти Рут, сестренку Бамми, пусть даже окликнув ее. Нет, изменить случившееся нельзя… однако вполне можно засвидетельствовать.
        Поразмыслив, зачем Анну вообще понесло наверх, Джуд решил, что ей, вероятно, потребовалось перед отъездом запихать в сумку кое-какую одежду. Ну, а отца с Джессикой она не опасалась, подумав, будто теперь у них нет над ней никакой власти… прекрасная, надрывающая сердце, роковая самоуверенность!
        - Говорила же, не подходи, - сказала Анна.
        - Это все ради него? - спросил Крэддок. - Ради каких-то безумных планов вернуть себе его благосклонность?
        До сих пор говорил он с неподражаемой южной учтивостью, однако теперь от этой учтивости не осталось даже следа. Теперь в резком, гнусавом выговоре уроженца старого доброго Юга не чувствовалось никакой доброты.
        - Думаешь, если приползти к нему на брюхе с душещипательной сказкой о папочке, принуждавшем тебя ко всяким ужасам и навсегда искалечившем твою психику, он тебе посочувствует? Ручаюсь, тебе просто не терпится похвастать ему, как ты велела мне убираться, как с ног меня сбила - меня, старика, заботившегося о тебе во время болезни, оберегавшего тебя от себя же самой в минуты помрачения разума. Думаешь, он бы гордился тобой, если б сейчас оказался рядом и увидел, как ты набросилась на меня?
        - Нет, - ответила Анна. - По-моему, он гордился бы мной, если б увидел вот что.
        С этими словами она шагнула вперед и плюнула Крэддоку в лицо.
        Крэддок втянул голову в плечи, зажмурился, сдавленно взвыл, как будто в глаза ему брызнули чем-то едким. Джессика, скрючив пальцы, привстала, но Анна схватила ее за плечо, сильным толчком повалила на пол рядом с приемным отцом и встала над ними. Сотрясавшая ее дрожь не унялась, но заметно ослабла.
        Джуд, робко потянувшись вперед, коснулся ее плеча забинтованной левой ладонью и легонько сжал пальцы. Решиться на это ему удалось далеко не сразу, однако Анна, похоже, ничего не заметила. Как только его рука коснулась ее плеча, окружающий мир снова на миг исказился, но Джуд немедля привел его в норму, сосредоточившись на фоновом шуме, на аккомпанировавшей происходящему музыке - «шух-шух-шух» и стрекоте кондиционера.
        - Молодец, Флорида, - сам того не ожидая, сказал он вслух.
        Слова сорвались с языка прежде, чем он успел сдержаться, но к концу света не привели.
        Анна слегка сокрушенно, неспешно покачала из стороны в сторону головой.
        - И вот этого слизняка я боялась, - с усталым презрением сказала она.
        Отвернувшись, она выскользнула из-под ладони Джуда, прошла к комнате в самом конце коридора, шагнула через порог и захлопнула за собой дверь.
        Услышав негромкое, звонкое «плюк», Джуд опустил взгляд. Носок на правой руке пропитался кровью насквозь, и теперь она капала на пол. Серебряные пуговицы его пиджака - черного, а-ля Джонни Кэш, сверкнули в последних розоватых, оттенка свежей лососины, отсветах уходящего дня. Как же он до сих пор не заметил, что одет в костюм мертвеца? Действительно, сидит как влитой, будто на него шили…
        Вопросов, каким образом ему удается видеть разворачивающиеся перед ним события, у Джуда не возникало, однако сейчас ответ на эти незаданные вопросы сделался очевиден сам по себе. Он ведь купил костюм мертвеца, а мертвеца получил в придачу, стал полноправным владельцем и духа Крэддока, и его прошлого, и, стало быть, эти минуты тоже принадлежали ему.
        Поднявшись, Джессика присела на корточки возле приемного отца. Тяжко дыша, оба не сводили глаз с затворенной двери в комнату Анны. Из комнаты доносились шорохи, дробный перестук выдвижных ящиков, грохот дверцы шкафа…
        - Ночь, - прошептала Джессика. - Вот и ночь. Наконец-то.
        Крэддок кивнул. На щеке его, точно под левым глазом, красовалась царапина - Анна зацепила ногтем, срывая с него очки. Вдоль носа алой слезинкой стекала к губам капелька крови. Утершись тыльной стороной ладони, Крэддок размазал кровь по скуле.
        Джуд бросил взгляд в сторону огромного эркерного окна в прихожей. Бездонное ярко-синее небо темнело на глазах. Вдоль горизонта за кронами деревьев, за крышами домов через улицу, там, где минуту назад скрылось из виду солнце, тянулась багровая полоса.
        - Что делать будешь? - спросил Крэддок. Тихий, чуть громче шепота, его голос заметно подрагивал от ярости.
        - Она позволила мне провести с ней пару сеансов гипноза, - на той же негромкой ноте ответила Джессика. - Чтоб лучше спалось по ночам. И я внушила ей кое-что. Закладку кое-какую оставила.
        Возня в комнате Анны ненадолго утихла. Затем из-за двери донесся явственный - дзинь! - звон горлышка бутылки о край бокала, тут же сменившийся негромким журчанием.
        - Что за закладку? - спросил Крэддок.
        - Внушила ей, что приход ночи - прекрасное время, чтоб выпить. Вознаградить себя за прожитый день. Бутылка у нее в верхнем ящике комода.
        Затишье в комнате Анны пугающе затянулось.
        - И что в этом толку?
        - В бутылке - джин, а в джине - фенобарбитал, - пояснила Джессика. - И спит она у меня - любому сурку на зависть.
        Из комнаты Анны послышался звон толстого стекла о половицы. Звон выпавшего из рук бокала.
        - Умница девочка, - выдохнул Крэддок. - Я в тебе не сомневался. Так и знал: у Джесси в запасе что-нибудь да найдется.
        - Тебе нужно заставить ее забыть - и о найденных снимках, и обо всем вообще. Обо всем, что здесь сейчас случилось. Как будто и не было ничего, понимаешь? Иначе никак.
        - Не выйдет, - возразил Крэддок. - Такое мне давненько уже не по силам. Вот когда она младше была… когда больше мне доверяла… Может быть, лучше ты?
        Но Джессика отрицательно покачала головой.
        - Мне так глубоко не проникнуть. Не дается, я пробовала. В последний раз под гипнозом, во время сеанса лечения от бессонницы, начала задавать вопросы насчет Иуды Койна - что Анна в письмах ему писала, не рассказывала ли чего-нибудь о… о тебе. И всякий раз, как я спрашивала о чем-нибудь личном, всякий раз, как ей не хотелось отвечать на вопрос, она начинала петь одну из его песен. Вроде как отгораживалась ею от меня. В жизни с подобным не сталкивалась.
        - Это все Койн, - подытожил Крэддок, зло скаля зубы. - Койн погубил ее. Погубил. Обратил против нас. Воспользовался ей, получил что хотел, перевернул вверх дном всю ее жизнь, а после отправил к нам ломать наши жизни. С тем же успехом он мог бы нам бомбу прислать по почте…
        - Да, но сейчас-то нам как быть? Ей помешать нужно, вот только как? Из дому ее такой выпускать нельзя, сам слышал. Она и Риз у меня отберет, и тебя. Нас с тобой арестуют, и не увидимся больше - ну, разве что в зале суда.
        Дыхание Крэддока выровнялось, на лице не осталось никаких чувств, кроме тусклой свинцовой ненависти.
        - В одном ты права, девочка. Выпускать ее из дому нельзя ни за что.
        Похоже, Джессика не сразу поняла, к чему он клонит. Изумленно приподняв брови, она устремила на отчима непонимающий взгляд.
        - Что происходит с Анной, известно всем, - продолжал Крэддок. - Ее несчастья ни для кого не секрет. Намерения покончить с собой - тоже. Кто удивится, если она наконец ляжет в ванну и вскроет вены?
        Джессика, в оторопи покачав головой, отстранилась, попыталась подняться, но Крэддок схватил ее за запястья и снова привлек к себе.
        - Джин и снотворное сюда вписываются как нельзя лучше. Пара глотков крепкого плюс таблетки - так многие делают. Прежде чем покончить с собой. Чтоб унять страх и притупить боль, - пояснил он.
        Но Джессика только сильнее, отчаянней замотала головой, не сводя с отчима невидящего, остекленевшего, полного ужаса взгляда. Дыхание ее участилось, сделалось мелким, поверхностным - так и до гипервентиляции недалеко.
        - Прекрати панику. Немедля, - ровно, спокойно велел ей Крэддок. - Хочешь, чтоб Анна Риз забрала? Нет? А в окружной психушке лет этак десять провести хочешь?
        Еще крепче стиснув запястья Джессики, он притянул ее ближе - так, что последние слова процедил ей прямо в лицо. Мало-помалу ее взгляд сделался осмысленным, сосредоточился на приемном отце, голова прекратила покачиваться из стороны в сторону.
        - Нашей вины тут нет, - сказал Крэддок. - Это все он. Это он загнал нас спиной в угол, слышишь? Он подослал к нам эту чужую девицу, вознамерившуюся погубить и тебя, и меня. Что сталось с нашей Анной, просто ума не приложу. Настоящей Анны я не видел… даже не помню, с каких пор. Та, выращенная тобой, Анна мертва. Об этом Койн позаботился. На мой взгляд, он ее и прикончил. Сам вены ей взрезать мог - с него сталось бы. И он за это еще ответит, непременно ответит, поверь. Я ему покажу, как совать нос в чужую семейную жизнь. Ну, а теперь - чш-ш-ш. Отдышись. Успокойся. Слушай только меня. Мы справимся. Выпутаемся. Из всех жизненных бед я тебя выручал, выручу и из этой. Доверься мне. Вдохни поглубже. Еще разок. Легче?
        Серо-голубые глаза погрузившейся в транс Джессики округлились, вспыхнули хищным огнем, из горла с присвистом вырвался протяжный вздох, а за ним и другой.
        - Ты справишься, - заверил ее Крэддок. - Справишься, я уверен. Ради Риз ты сделаешь все, что ни потребуется.
        - Я постараюсь, - согласилась Джессика. - Только тебе придется все объяснить. Подсказать, что нужно делать. Самой мне с мыслями никак не собраться.
        - Это не страшно. Думать за нас обоих буду я, - ответил Крэддок. - А от тебя требуется всего лишь взять себя в руки и приготовить теплую ванну.
        - Ладно. Окей.
        Джессика привстала, но Крэддок снова потянул ее за руки и удержал на месте.
        - А когда закончишь, сбегай вниз и принеси мой старый маятник. Для запястий Анны понадобится.
        Стоило Крэддоку выпустить руки падчерицы, Джессика вскочила так резко, что едва не подвернула ногу, и оперлась ладонью о стену. Ненадолго задержав взгляд на Крэддоке, она, будто сомнамбула, отвернулась и, распахнув дверь слева, скрылась в облицованной белым кафелем ванной.
        Крэддок так и остался на полу, но, когда в ванной зашумела хлынувшая из кранов вода, с трудом поднялся на ноги и встал плечом к плечу с Джудом.
        - Пидор ты старый, - сказал Джуд ему в самое ухо.
        Мыльный пузырь видения всколыхнулся, подернулся рябью, но Джуд, что есть сил стиснув челюсти, привел его в нормальный вид.
        Бескровные, тонкие губы Крэддока разъехались в стороны, обнажив зубы в отвратительной злобной гримасе. Обмякшие с возрастом мышцы его предплечий дрожали, как студень. Волоча ноги, малость покачиваясь - очевидно, падение на пол не прошло даром, старик двинулся к комнате Анны, толчком отворил дверь, и Джуд, не отстававший от него ни на шаг, вошел в комнату за ним следом.
        Окон в комнате Анны оказалось не одно - целых два, но оба выходили на задний двор, совсем не в ту сторону, где скрылось солнце. Сюда уже пришла ночь, и комнату затопили темно-синие сумерки. Анна сидела в изножье кровати, а опустевший бокал валялся на полу, между ее ступней. За ее спиной, на матрасе, покоилась полуоткрытая дорожная сумка с наспех заброшенной внутрь одеждой - рукав красного свитера так и остался торчать снаружи. Лицо Анны лучилось бессмысленной, блаженной улыбкой, предплечья упирались в колени, немигающий, остекленевший взгляд был устремлен в какую-то невероятную даль. Рука ее машинально сжимала позабытый нежно-кремовый конверт с поляроидным снимком Риз - уликой против Крэддока. При виде ее в таком состоянии у Джуда тревожно засосало под ложечкой.
        Шагнув к Анне, Иуда сел на кровать рядом с ней. Матрас под ним заскрипел, однако никто - ни Анна, ни Крэддок - этого не заметил. Тогда он накрыл левой рукой правую руку Анны. Колотая рана в левой ладони снова сочилась кровью, промокшие насквозь бинты ослабли, съехали на сторону. Когда же это началось? Он даже не мог поднять правую руку, которая отяжелела и ужасно ныла. От одной мысли о том, чтобы сдвинуться, голова начинала кружиться.
        Крэддок, остановившись перед приемной дочерью, склонился к ней, пристально взглянул ей в лицо.
        - Анна? Ты меня слышишь? Слышишь мой голос?
        Поначалу улыбка на губах Анны даже не дрогнула, однако две-три секунды спустя Анна моргнула, открыла глаза и заговорила:
        - Что? Ты что-то сказал, Крэддок? Я слушала Джуда. По радио. Моя любимая песня…
        Крэддок сжал губы так, что они начисто утратили цвет.
        - Опять этот тип, - в который раз процедил он, едва не брызжа слюной.
        За уголок выдернув из пальцев Анны конверт, старик выпрямился и повернулся к ближайшему окну, чтоб опустить жалюзи.
        - Я люблю тебя, Флорида, - сказал Джуд.
        Спальня вокруг всколыхнулась, угрожающе вспучилась, будто готовый лопнуть мыльный пузырь, и снова сжалась до прежней величины.
        - И я люблю тебя, Джуд, - негромко ответила Анна.
        Вздрогнув от неожиданности, Крэддок оглянулся назад, обвел спальню вопросительным взглядом.
        - Ничего, скоро вы с ним воссоединитесь. Раз уж тебе так хочется - что ж, будь по-твоему, - проворчал он. - Я обо всем позабочусь. Уж я постараюсь устроить вам встречу, и как можно скорей.
        - Будь ты проклят, - откликнулся Джуд.
        Комната снова вздулась, вытянулась ввысь и вширь, и, как Джуд ни старался, как ни сосредоточивался на мерном фоновом «шух-шух-шух», на сей раз вернуть ее в обыкновенный, нормальный вид не удалось. Еще миг, и вспухшие пузырем стены вогнулись внутрь, будто развешенные для просушки простыни на ветру.
        В жаркой, душной комнате явственно пахло автомобильным выхлопом и псиной. Услышав негромкое поскуливание за спиной, Джуд обернулся и взглянул на Ангуса, лежавшего поверх матраса на том самом месте, где еще минуту назад валялась дорожная сумка Анны. Дышал пес тяжело, отекшие глаза его пожелтели, из согнутой лапы торчал остроконечный кроваво-алый обломок кости.
        Вновь повернувшись к Анне, Джуд обнаружил на ее месте, в изножье кровати, сидящую бок о бок с ним Мэрибет с неподвижной, суровой гримасой на чумазом лице.
        Стоило Крэддоку опустить жалюзи, в комнате стало еще темнее. Взглянув в другое окно, Джуд увидел за оконным стеклом кусты и пальмы у обочины хайвэя, россыпи мусора среди травы, а после зеленую табличку с надписью «СЪЕЗД 9». Ладонь по-прежнему - «шух-шух-шух» - пульсировала болью, ее пульсу вторили трескучие завывания кондиционера, и Джуд впервые удивился тому, что этот шум доносится из спальни Крэддока даже сюда, хотя комната старика совсем в другом конце коридора. Вдобавок рядом часто, мерно, словно метроном, защелкал включенный сигнал поворота.
        Передвинувшийся к другому окну Крэддок заслонил спиною хайвэй, опустил жалюзи, и комната Анны погрузилась во тьму. Ночь. Вот и ночь…
        Джуд вновь перевел взгляд на Мэрибет. Та, крепко сжав зубы, держала руку на рулевом колесе. На приборной доске моргал в такт щелчкам индикатор включенного поворотника, и Джуд раскрыл рот, собираясь сказать что-то, только сам еще не знал что - что-то вроде…
        41
        - Ты куда это?
        Сиплый спросонья, собственный голос казался незнакомым, чужим. Мэрибет за рулем приняла вправо, к съезду. Еще немного, и хайвэй останется позади.
        - Мэрибет, нам не сюда!
        - Я трясла тебя минут пять, а ты все не просыпался. Думала, это кома или еще что-то вроде, а тут рядом больница.
        - Вот видишь, проснулся же. Езжай прямо.
        Мэрибет повернула руль, и «Мустанг» в последний момент выскочил на хайвэй. Сзади отчаянно засигналили.
        - Как ты там, Ангус? - спросил Джуд, оглянувшись на пса, сунув руку между спинок кресел и коснувшись его передней лапы.
        На миг взгляд Ангуса прояснился, челюсти дрогнули. Приоткрыв пасть, пес лизнул пальцы Джуда.
        - Вот молодец, - прошептал Джуд. - Держись, Ангус, держись.
        Повернувшись вперед, он снова откинулся на спинку кресла. Кукла-рукавичка на правой ладони обзавелась ярко-красным лицом. Чего бы он только не отдал сейчас за укол или хоть что-нибудь, лишь бы приглушить боль… хотя нечто подобное можно найти и по радио - к примеру, «Скинэрдов», а если с ними не повезет, так «Блэк Кроуз»[101 - «The Black Crowes» - известная американская рок-группа, объявленная журналом «Мелоди Мейкер» самой рок-н-ролльной группой в мире.]. Включив приемник, Джуд принялся быстро вращать ручку настройки. Треск помех сменился писком шифрованного радиообмена военных станций; сошедший на нет, писк уступил место Хэнку Уильямсу-третьему, а может, просто Хэнку Уильямсу[102 - Хэнк Уильямс-третий - известный современный американский музыкант, певец и мультиинструменталист. Хэнк Уильямс - американский певец и музыкант первой половины XX в., считающийся одним из «отцов» современной музыки кантри. И тот и другой уделили немало внимания музыкальному стилю хонки-тонк.] (сигнал оказался настолько слабым, что этого Джуд разобрать не сумел), а после…
        А после приемник поймал безупречно чистый сигнал - голос Крэддока.
        - Ну, парень, никогда не подумал бы, что у тебя столько пороху в пороховницах! Никак не угомонишься, никак!
        Настоящий, не кажущийся, голос мертвеца звучал совсем рядом - из динамиков, встроенных в дверцы.
        - Обычно для меня такое чего-то да стоит… вот только в природе обычно, сам знаешь, не встречается, - с коротким смешком продолжал Крэддок. - Куда ни плюнь, всюду полно таких, кому вроде бы даже слово «страх» неизвестно, однако неправда все это. Неправда. Большинство, оно… усыпи любого покрепче да понадежнее, таблеточку для верности дай, поглубже в транс погрузи и скажи, что он горит заживо, - и что? Всякий криком кричит, воды просит, пока горло не надорвет. Что угодно сделает, лишь бы спастись. Все, что пожелаешь. Такова уж человеческая природа. Но некоторых - как правило, детей и душевнобольных - даже в глубоком трансе ни в чем не убедишь. И Анна, смилуйся над ней, Господи, относилась и к тем, и к другим. Пробовал я помочь ей забыть обо всем, что ее так угнетало, но… Хорошая была девочка. Мучилась из-за всякого - вот и из-за тебя - так, что смотреть больно, однако забыть обо всем отказывалась наотрез, пусть даже на сердце стало бы легче. Некоторые просто предпочитают страдать. Неудивительно, что она к тебе привязалась: ты ведь такой же. Хотел я покончить с тобой поскорее, но тебе непременно
потянуть время потребовалось, а зачем? Вот скажи, зачем? Понимаешь, как только тот пес на заднем сиденье расстанется с жизнью, ты умрешь тоже, и смерть твоя будет совсем не такой легкой, какой могла бы стать. Ты уже трое суток живешь как собака, и теперь как собака подохнешь вместе с этой двухдолларовой сучкой, что сидит рядом…
        Мэрибет, ткнув в кнопку, выключила радио, однако приемник тут же заговорил снова:
        - …думаешь, настроил против меня мою девочку и не ответишь за это…
        Джуд подогнул колено к груди и вмазал каблуком мартинса по приборной панели. Звонкий хруст трескающегося пластика - и голос Крэддока вмиг утонул во внезапном оглушительном реве басов. Еще пинок по лицевой панели, и разбитый приемник умолк.
        - Помнишь, я говорил, что мертвец к нам не ради разговоров явился? - сказал Джуд. - Так вот, извиняюсь, ошибся. Такое чувство, будто ему ничего другого не нужно.
        Мэрибет не ответила. Джуд тоже надолго умолк и заговорил с ней только спустя полчаса, перед нужным съездом.
        Свернув с хайвэя, «Мустанг» помчался по двухполосному шоссе местного значения, сквозь южный субтропический лес, подступавший к самым обочинам, нависавший над головой. Вот и знакомый с детства кинотеатр для автомобилистов, закрывшийся еще в те времена, когда Джуд был совсем мал… Огромный экран возвышался над шоссе, и многочисленные прорехи в нем открывали вид на небо: гвоздем сегодняшнего вечера оказалась колышущаяся пелена грязно-серого дыма. Затем «Мустанг» миновал «Нью-Саут-Мотель», тоже давным-давно закрывшийся, заросший джунглями, двери и окна кое-как заколочены досками. Первым работающим заведением оказалась заправочная станция, однако пара бронзовых от загара толстяков, сидевших у входа лицом к шоссе, не улыбнулись, не помахали руками и вообще никак не отреагировали на проезжающих - разве что один, слегка подавшись вперед, сплюнул в пыль.
        Дальше Джуд велел Мэрибет свернуть с шоссе на боковую дорогу, уходящую влево, в россыпи невысоких холмов. После обеда небо потемнело, окрасилось ядовито-красным, дневной свет сменился мрачными предгрозовыми сумерками. Цвет этот был Джуду знаком: точно такая же красноватая, оттенка головной боли, мгла возникала перед глазами, стоило ему смежить веки. Надо же: времени до ночи полным-полно, а вокруг - будто поздний вечер… Подбрюшья облаков на западе угрожающе почернели, ветер раскачивал верхушки пальм, яростно трепал бороды испанского мха, свисавшего с нижних ветвей дубов.
        - Вот и приехали, - сказал Джуд.
        Как только Мэрибет свернула на подъездную дорожку, полого тянувшуюся наверх, к дому, ветер внезапно усилился, хлестнул очередью крупных, увесистых дождевых капель в лобовое стекло. Капли дождя яростно забарабанили и по стеклу, и по крыше, однако ливень кончился, едва начавшись: ожидаемого продолжения не последовало.
        Дом стоял на вершине невысокого взгорка. Не возвращавшийся в родные края три с лишним десятка лет, до этой минуты Джуд даже не подозревал, насколько его дом в штате Нью-Йорк похож на этот, родной, на дом детства. Казалось, он прыгнул на десять лет в будущее, вернулся в Нью-Йорк, а его загородный особняк, оставленный без присмотра, нежилой, за это время пришел в упадок. Впереди возвышалось огромное мышасто-серое здание с кучей пристроек, крытое черной битумной черепицей. Многие плитки покоробились, задрались кверху, а то и вовсе исчезли, и, как только «Мустанг» подъехал поближе, ветер на глазах Джуда подхватил один из черных квадратиков, сорвал с крыши и зашвырнул высоко в небеса.
        Сбоку от дома виднелся опустевший курятник. Под натиском ветра сетчатая дверь распахнулась настежь, а после захлопнулась с грохотом ружейного выстрела. В одном из окон первого этажа недоставало стекла; кусок полупрозрачной пленки, пришпиленный скобами к раме, дробно трещал, трепетал на ветру. Теперь Джуд понимал: сюда-то они все это время и ехали, сюда и стремились с той самой минуты, как отправились в путь.
        Грунтовка, ведущая к дому, заканчивалась разворотной петлей. Описав круг, Мэрибет развернула «Мустанг» назад, туда, откуда они приехали, и заглушила мотор. Не прошло и секунды, как внизу, у подножия взгорка, вспыхнули фары пикапа Крэддока.
        - О, Господи, - ахнула Мэрибет и, выскочив из кабины, бросилась к дверце со стороны Джуда.
        В начале дорожки выцветший грузовичок вроде бы слегка притормозил, но тут же покатил к ним, вверх по склону.
        Обежав «Мустанг» спереди, Мэрибет изо всех сил рванула на себя пассажирскую дверцу и подхватила под локоть едва не вывалившегося наружу Джуда.
        - Вставай, вставай! Держись! Скорее в дом!
        - Ангус, - пробормотал Джуд, оглянувшись на пса.
        Пес, опустив голову на передние лапы, устало глядел на Джуда. Окаймленные красным, собачьи глаза влажно поблескивали в полумраке кабины.
        - Он мертв.
        - Нет, - возразил Джуд, уверенный, что Мэрибет ошибается. - Как ты там, Ангус?
        Но Ангус, печально глядевший на Джуда, даже не шевельнулся. Ворвавшийся в кабину ветер в негромким стуком покатил по полу пустой бумажный стаканчик, взъерошил, поднял дыбом шерсть Ангуса, однако пес этого словно бы не заметил.
        Неужели Ангус действительно вот так запросто, втихомолку расстался с жизнью? В подобное просто не верилось. Всего пару минут назад он был живехонек, в этом Джуд нисколько не сомневался. Нет, нет. Стоит лишь подождать еще самую малость, и Ангус встрепенется, потянется, поднимет голову… но тут Мэрибет снова потянула его к дому. Не в силах сопротивляться (какое тут «сопротивляться» - на ногах устоять бы, Джуд поневоле заковылял за ней следом.
        На колени Джуд рухнул чуть позже, в какой-то паре футов от крыльца, сам не поняв, с чего бы. Одной рукой он оперся на плечи Мэрибет, а та обхватила его за талию и, застонав от натуги сквозь стиснутые зубы, подняла на ноги. Сзади, с грунтовки, донесся хруст гравия под колесами и скрип тормозов остановившегося пикапа.
        - Эй, парень, - окликнул Джуда Крэддок из-за опущенного стекла с водительской стороны.
        Джуд с Мэрибет, остановившись у двери, оглянулись назад.
        Пикап тарахтел на холостых оборотах рядом с «Мустангом». За рулем сидел Крэддок все в том же застегнутом наглухо строгом черном костюме с серебристыми пуговицами. Левая рука его небрежно свисала книзу из открытого окна. Лица за изогнутым синеватым стеклом было не разглядеть.
        - Родной дом, сынок, да? - со смехом спросил Крэддок. - Скучал, небось, по нему, ночей не спал от тоски?
        Не прекращая смеха, мертвец разжал руку, выставленную за окно. Выпавший из кулака полумесяц бритвы закачался из стороны в сторону на золотой цепочке.
        - Скоро ты перережешь ей глотку. А она просто счастлива будет. Просто счастлива будет, что все наконец позади. Напрасно ты, Джуд, связался с моими девочками.
        Джуд повернул ручку двери, Мэрибет толкнула створку плечом, и оба с грохотом ввалились в темную прихожую. Взглянув напоследок в окно возле двери, Джуд обнаружил, что грузовичок мертвеца бесследно исчез, а на подъездной дорожке остался только «Мустанг». Еще секунда, и Мэрибет, пинком захлопнув за собой дверь, подтолкнула Джуда вперед.
        Бок о бок, поддерживая друг дружку, оба двинулись в темноту коридора. Задетый бедром Мэрибет, столик у стенки опрокинулся и с треском грохнулся на пол. Стоявший на нем телефон откатился в сторону, слетевшая с рычагов трубка задребезжала о половицы.
        В конце коридора, за дверью, ведущей в кухню, горели лампы. Больше света нигде во всем доме пока что было не видно: окна снаружи закрыты ставнями, прихожая темна, ведущая наверх лестница теряется в кромешном мраке.
        На шум из кухни выглянула старуха в неяркой, пастельных тонов, блузке в цветочек. Мелко вьющиеся, ее волосы торчали над головой белым пухом, глаза, увеличенные толстыми линзами очков, казались нелепо, до смешного большими. Арлин Уэйд… Джуд узнал ее с первого взгляда, хотя даже не помнил, когда в последний раз виделся с ней. Как бы там ни было, с тех пор она не изменилась ничуть, так и оставшись сухопарой старухой с неизменно изумленным взглядом.
        - Что за дела тут? - вскричала она, сжав в кулаке висевший на шее крестик и отступив в сторону, чтоб пропустить их в кухню. - Бог ты мой, Джастин! Мать Пресвятая Богородица, что с тобой?
        Кухня оказалась сплошь желтой. Желтый линолеум, желтые плиты рабочих столешниц, шторы в желто-белую клетку, расписанные маргаритками тарелки, сохнущие в корзине у раковины… При виде всего этого в голове Джуда тут же зазвучала та самая песня, что несколько лет назад вознесла к вершинам английских и американских чартов «Колдплэй»[103 - «Coldplay» - британская альтернативная рок-группа, первым хитом которой стала песня «Yellow».], - та, где все вокруг желтое.
        Ухоженная, яркая, полная жизни, ничем не напоминавшая об упадке, царящем снаружи, кухня удивила Джуда до глубины души. На его памяти такого уюта здесь отродясь не бывало. Здесь, в кухне, чистя картошку либо перемывая бобы и тупо таращась в экран телевизора, проводила большую часть времени мать. Ее бесчувственность, ее равнодушие обесцвечивали все вокруг, превращали кухню в безрадостное, чужое место, где и говорить-то следует только шепотом, если следует вообще, а уж бегать неуместно тем более - все равно что шумно резвиться на похоронах.
        Однако мать Джуда тридцать лет как умерла, и теперь кухня принадлежала Арлин Уэйд. Прожившая в родительском доме год с лишним, тетка, по-видимому, тоже проводила большую часть времени именно здесь и отогрела кухню собственной обыденной жизнью - жизнью старухи, болтающей по телефону с кучей подруг, пекущей пироги для многочисленных родственников да вдобавок заботящейся об умирающем старике. Пожалуй, теперь в кухне стало даже слишком, сверх меры уютно. От всего этого и от жаркой духоты у Джуда закружилась голова, и Мэрибет развернула его к кухонному столу. Костлявые пальцы Арлин глубоко впились в правую руку, с неожиданной силой стиснули бицепс.
        - Что у тебя за носок на руке? - спросила тетка.
        - Ему палец оторвало, - пояснила Мэрибет.
        - Тогда что вы здесь делаете? - удивилась Арлин. - Его в больницу нужно везти.
        Джуд мешком рухнул в кресло. Странно, однако ему даже сейчас казалось, будто он движется, едет куда-то, будто стены неспешно скользят мимо, а кресло катит вперед этакой машинкой из паркового аттракциона, «Безумной гонки мистера Джуда»[104 - Речь о об аттракционе парка Диснейленд «Безумная гонка мистера Жаба» («Mr. Toad’s Wild Ride»).]. Мэрибет, опустившись в соседнее кресло, ткнулась коленями в его ногу. Ее по-прежнему бил озноб, лицо масляно блестело от пота, встрепанные, местами свалявшиеся волосы прядями липли к вискам, к щекам, к шее.
        - Где ваши собаки? - спросила она.
        Арлин принялась развязывать носок, стягивавший запястье Джуда, глядя на него сверху вниз сквозь линзы очков на кончике носа. Возможно, вопрос и показался ей несуразным либо неожиданным, но, целиком поглощенная делом, тетка даже не изменилась в лице.
        - Мой пес - вон там, - ответила она, кивком указав в угол кухни. - И, как видишь, в любую секунду готов броситься мне на выручку. Старикан он лютый, свирепый, с ним не шути.
        Джуд с Мэрибет подняли взгляды. В углу, на собачьей подушке в плетеной корзине лежал старый, до неприличия разжиревший ротвейлер. Корзина ему была маловата, так что розовый, безволосый собачий зад свешивался через край. Лениво приподняв морду, пес смерил обоих взглядом, блеснул слезящимися, в кровавых прожилках глазами, вновь опустил лобастую голову и тихонько вздохнул.
        - Так вот, что у тебя с рукой, Джастин? Собака укусила? - спросила Арлин.
        - С отцовскими овчарками что? - вместо ответа спросил ее Джуд.
        - Он, знаешь ли, ухаживать за собаками больше не в состоянии, так что Клинтона с Ратером пришлось к Джеффри переселить.
        Сняв с руки Джуда носок, Арлин резко, со свистом втянула воздух сквозь сжатые зубы: бинты под носком промокли, пропитались кровью насквозь.
        - Ты уж не догонялки ли с папашей затеял - кто первым помрет?
        Не трогая бинтов, она уложила руку Джуда на стол и окинула взглядом повязку на другой.
        - Там тоже чего-нибудь не хватает?
        - Нет. Левую просто пропорол здорово.
        - Так. Позвоню-ка я в неотложку, - решила Арлин. Всю жизнь прожившая на юге, «неотложку» она превратила в «не ту ложку».
        Шагнув к телефону на стене кухни, Арлин сняла трубку, но трубка разразилась оглушительными короткими гудками, и тетка, вздрогнув от неожиданности, повесила ее на рычаг.
        - Стало быть, это вы там, в коридоре, мне телефон своротили, - догадалась она и отправилась наводить порядок.
        Мэрибет не мигая уставилась на Джудову руку. Приподняв ладонь, Джуд оценил мокрый алый отпечаток, оставшийся на столешнице, и бессильно уронил руку на стол.
        - Не стоило нам сюда ехать, - сказала Мэрибет.
        - А больше некуда.
        Отвернувшись от Джуда, Мэрибет взглянула в сторону разжиревшего ротвейлера Арлин.
        - Скажи, что он нас выручит, а?
        - Окей. Он непременно нас выручит.
        - Ты серьезно?
        - Нет.
        Мэрибет подняла на Джуда вопросительный взгляд.
        - Прости, - сказал Джуд. - Похоже, насчет собак я малость ошибся и зря тебя обнадежил. Не всякий пес тут подойдет. Тут нужен мой пес. Помнишь, у каждой ведьмы обязательно есть черный кот? Вот и Бон с Ангусом были для меня чем-то вроде. И заменить их некем.
        - И когда же ты догадался об этом?
        - Четыре дня назад.
        - А мне почему не сказал?
        - Надеялся истечь кровью и умереть, прежде чем Ангус отдаст концы. Тогда для тебя бы все обошлось. Тогда мертвецу поневоле пришлось бы от тебя отвязаться: больше-то у него к нам дел никаких. Эх, не сообразил я вовремя… с повязкой перестарался…
        - По-твоему, вот помрешь ты - и все будет окей? По-твоему, опустить руки и пусть все будет, как ему хочется, это нормально, да? Да будь ты проклят… по-твоему, я перлась в такую даль только затем, чтоб твоей смертью полюбоваться? Будь ты проклят…
        Вернувшаяся в кухню Арлин наморщила лоб, сдвинула брови - то ли от раздражения, то ли в глубоких раздумьях, а может, и то и другое, серединка на половинку.
        - Понять не могу, что за беда с телефоном. Нет гудка, хоть ты тресни. Снимаю трубку - и ничего, кроме какой-то местной станции на средних волнах. Вроде программы для фермеров. Какой-то тип треплется, как туши свиней свежевать. Похоже, провода ветром оборвало.
        - Так у меня сотовый есть, - начала Мэрибет.
        - У меня тоже, - оборвала ее Арлин. - Только не ловят сотовые в этих местах. Давай-ка уложим Джастина, и я погляжу, чем ему прямо сейчас помочь можно. А после до шоссе, к Макги прокачусь и позвоню оттуда.
        Подойдя к столу, она без лишних слов ухватила Мэрибет за запястье и поднесла ее забинтованную руку поближе к глазам. Бинты затвердели, побурели от запекшейся крови.
        - Да что с вами стряслось-то? - спросила Арлин.
        - Я только большой палец слегка повредила, - ответила Мэрибет.
        - Не на его ли указательный думала обменять?
        - Просто инфекция… нагноился слегка.
        Оставив в покое ее забинтованную руку, Арлин оценивающе оглядела другую - ту, что без бинтов, устрашающе сморщенную и побледневшую.
        - В жизни подобной инфекции не видала. Обе ладони… еще где-нибудь есть?
        - Нет.
        Арлин пощупала лоб Мэрибет.
        - Да ты вся горишь… Господи, и он тоже! Ты, милочка, отдохни в моей комнате, а Джастина я у отца уложу. Как раз две недели назад вторую кровать там поставила, чтобы вздремнуть при случае, далеко от него не отходя. Идем, мальчик мой… хоть и выросший. Еще немного пройтись нужно. Давай-ка, вставай.
        - Хочешь меня с места сдвинуть, лучше тащи со двора тачку да вези, - проворчал Джуд.
        - А в комнате твоего папки у меня морфин припасен.
        - Окей…
        Опершись о стол левой ладонью, Джуд с трудом поднялся на ноги.
        Мэрибет, вскочив с кресла, подхватила его под локоть.
        - Нет, тебе вон туда, - сказала Арлин, кивнув в сторону ротвейлера и двери, ведущей в комнатку, когда-то приспособленную матерью под шитье, а теперь превращенную в крохотную спаленку. - Вон там приляг и отдохни. С ним я сама управлюсь.
        - Все в порядке, - заверил Джуд Мэрибет. - Арлин за мной присмотрит.
        - А с Крэддоком что будем делать? - спросила Мэрибет.
        Стояла она совсем рядом, и Джуд, наклонившись вперед, уткнулся лицом в ее волосы, поцеловал макушку.
        - Не знаю, - ответил он. - Зачем только ты ввязалась во все это вместе со мной? Отчего не сбежала вовремя, пока возможность была? Откуда в тебе столько упрямства ослиного, а?
        - Я, как-никак, девять месяцев рядом с тобой ошивалась, - пояснила она, поднявшись на цыпочки, обвив руками Джудову шею и припав губами к его губам. - Наверное, от тебя и подхватила.
        Какое-то время оба просто молчали, обнимая друг друга, покачиваясь из стороны в сторону.
        42
        Как только Джуд отстранился от Мэрибет, Арлин развернула его кругом и повела за собой. Он ожидал, что тетка отведет его в прихожую, а там они поднимутся по главной лестнице в спальню главы семейства, где и лежит отец. Однако вместо этого оба, миновав кухню, вышли в коридор, ведущий в заднюю часть дома, к бывшей Джудовой спальне.
        Да, разумеется, отец лежал там, на первом этаже. Теперь Джуд смутно припоминал, как Арлин в одном из немногочисленных телефонных разговоров обмолвилась, что перенесла Мартина вниз, в старую комнату Джуда - ведь без беготни вверх-вниз по лестнице ухаживать за ним куда проще.
        У порога Джуд напоследок оглянулся на Мэрибет. Та провожала его взглядом, стоя в дверях спальни Арлин, с лихорадочным блеском в усталых глазах, пока Джуд с Арлин не вышли из кухни, оставив ее одну. Вообще-то оставлять Мэрибет так далеко, посреди темного, обветшавшего лабиринта отцовского дома, Джуду вовсе не улыбалось. В эти минуты опасения никогда больше не отыскать дороги назад, друг к другу, отнюдь не казались такими уж безосновательными.
        Коридор, ведущий к его прежней комнате, был узким, кривым, стены заметно покоробились. Вскоре Джуд с Арлин миновали намертво заколоченную дверь, затянутую проржавевшей проволочной сеткой, пузырем выпиравшей наружу. Дверь вела в грязный свинарник с тремя средней величины подсвинками внутри. Услышав шаги идущих, подрастающие поросята подняли пятачки, окинули Джуда и Арлин благосклонными, исполненными мудрости взглядами.
        - Тут все еще свиньи есть? - удивился Джуд. - А кто за ними ухаживает?
        - Сам-то как думаешь?
        - Отчего ты их не продашь?
        Тетка пожала плечами.
        - Отец твой всю жизнь свиней разводил и сейчас, лежа в твоей комнате, слышит их. Возможно, это помогает ему не забыть, где он и… и кто он такой, - пояснила она, взглянув Джуду в глаза. - Думаешь, глупости все это?
        - Нет, - ответил Джуд.
        Арлин легонько толкнула внутрь дверь в бывшую Джудову спальню, и оба переступили через порог. Внутри оказалось на редкость жарко и душно, и вдобавок так воняло ментолом, что у Джуда заслезились глаза.
        - Потерпи еще малость, - велела Арлин, - я только шитье приберу.
        Оставив Джуда у косяка двери, она поспешила к узкой кроватке, стоявшей у левой стены. Джуд перевел взгляд направо. У противоположной стены на точно такой же койке лежал отец.
        Глаза Мартина Ковзински превратились в узкие щелки, стеклянно поблескивающие полумесяцами зрачков из-под опущенных век, нижняя челюсть отвисла, костлявые руки с острыми, пожелтевшими кривыми ногтями покоились на груди. Отец всю жизнь был худощавым и жилистым, а сейчас, похудевший минимум на треть, наверное, весил не больше ста фунтов. Если б не воздух, негромко посвистывавший в горле, с виду казалось бы, будто он уже мертв. На подбородке отца белели мазки мыльной пены: очевидно, перед появлением гостей Арлин брила его. Мисочка с взбитой вручную пеной стояла рядом, на ночном столике, а над ее краем торчал деревянный черенок помазка.
        С отцом Джуд не виделся тридцать четыре года, и сейчас, увидев его таким - жутко источенным голодом, забывшимся во власти предсмертных грез, едва не сомлел от нового приступа головокружения. Дышащий Мартин отчего-то казался только страшнее: пожалуй, будь он мертв, смотреть на него в таком виде было бы куда легче. Джуд ненавидел отца так давно, что был совсем не готов к каким-либо другим чувствам - к жалости, к ужасу… В конце концов, ужас ведь коренится в сочувствии, в понимании, каково это - переживать самое худшее, а отыскать в себе хоть чуточку понимания или сочувствия к человеку, лежавшему на кровати напротив, Джуд вовсе не ожидал.
        - Он меня видит сейчас? - спросил Джуд.
        Арлин бросила взгляд на отца.
        - Вряд ли. На что-либо видимое он не реагирует уже который день. Конечно, речь ему несколько месяцев как отказала, но до недавнего времени он хотя бы гримасы строил или знак какой подавал, если ему что-то требовалось. Бриться очень любил, смочишь щеки горячей водой - улыбался, потому я и брею его до сих пор каждый день. Как знать, может, он и сейчас в душе этому радуется.
        Сделав паузу, Арлин снова окинула взглядом исхудавшего, хрипло дышащего старика на кровати у дальней стены.
        - Жаль, конечно, что умирает он такой смертью, но, с другой стороны, силой держать на земле того, кто уйти готов, еще хуже. Я лично в этом не сомневаюсь. Если уж час настал, смерть в своем праве. Мертвые - рано ли, поздно - свое возьмут. Отдай мертвым что причитается и не греши.
        - Это верно, - согласно кивнул Джуд. - Отдай мертвым что причитается и не греши.
        Тут взгляд его упал на принадлежности для шитья, убранные Арлин со свободной койки. Когда-то вся эта коллекция наперстков, иголок и ниток принадлежала матери, а хранилась в одной из огромных желтых, в форме сердечка, конфетных коробок, неизменных подарков отца. Накрыв коробку тугой, плотно сидящей крышкой, Арлин уложила ее на пол между кроватей. Джуд смерил коробку настороженным взглядом, однако коробка вроде бы вела себя мирно.
        Вернувшись к дверям, Арлин отвела его под руку к свободной кровати. Над изголовьем возвышалась лампа на штативе, прикрученном струбциной к ночному столику. Развернув лампу (распрямляясь, проржавевшее колено штатива жалобно заскрипело), Арлин щелкнула кнопкой, и Джуд зажмурился от неожиданно яркого света.
        - Давай-ка руку посмотрим.
        Придвинув к кровати низенький табурет, тетка вооружилась пинцетом и принялась разматывать промокшие от крови бинты. Стоило ей отлепить от кожи последний слой, в ладонь словно бы вонзилось множество ледяных игл, а в следующий миг оторванный палец, как это ни невероятно, налился жгучей болью, точно облепленный сверху донизу разъяренными огненными муравьями.
        Под ругань Джуда Арлин воткнула в рану иголку шприца. Укол, еще укол, и в ладонь - а из ладони в запястье - хлынул по венам спасительный холод, вмиг превративший Джуда в ледяную мумию.
        В комнате потемнело, а после снова стало светло. Пот, пропитавший рубашку, стремительно остывал. Джуд обнаружил, что лежит на спине, хотя, как ложился, не помнил. Правую руку слегка, едва заметно подергивало. Сообразив, что с рукой возится Арлин, то ли зашивая культю, то ли накладывая на рану скобы, то ли еще что-то вроде, Джуд предупредил:
        - Меня вырвет сейчас, - и сдерживал рвотные позывы, как только мог, пока тетка не придвинула к его щеке резиновую кювету, а уж там повернул набок голову и дал волю приступу тошноты.
        Закончив труды, Арлин уложила его правую руку поверх груди. Обмотанная толстым слоем бинтов, ладонь увеличилась втрое против прежних размеров, превратилась в небольшую подушку. Перед глазами все плыло, в виски стучалась тупая боль. Снова направив беспощадно яркий луч лампы ему в глаза, тетка склонилась к нему, осмотрела порез на щеке, отыскала в аптечке широкий телесного цвета пластырь и аккуратно заклеила рану.
        - Повытекло-то из тебя сколько, - сказала она. - Помнишь, какое масло в мотор твой заливать нужно? Я пригляжу, чтоб неталожка нужное привезла.
        - Глянь, как там Мэрибет. Пожалуйста.
        - А к кому я, по-твоему, собираюсь?
        Перед уходом Арлин погасила лампу. Казалось, окутавшая все вокруг темнота подхватила, сняла с плеч немалой тяжести груз.
        Закрыв глаза, а после снова открыв их, Джуд даже не смог понять, сколько прошло времени - может, минута, а может, и целый час. В отцовском доме царили умиротворяющее безмолвие и неподвижность. Тишину нарушали только внезапные посвисты ветра, поскрипывание досок да дробный стук дождя в окна. Интересно, где Арлин? За «неталожкой» отправилась? А что Мэрибет? Спит? А Крэддок? Что, если он тоже здесь, в доме, сидит за закрытой дверью? При этой мысли Джуд повернул голову… и встретился взглядом с отцом.
        Челюсть отца отвисла ниже прежнего, выставив напоказ пеньки уцелевших, бурых от никотина зубов и воспаленные десны. В широко раскрытых блекло-серых глазах Мартина плескалось недоумение. Разделяло обоих всего лишь четыре фута голого дощатого пола.
        - Тебя здесь нет. Нет, - сипло выдохнул Мартин Ковзински.
        - А я думал, ты разговаривать разучился, - откликнулся Джуд.
        Отец неспешно моргнул. Казалось, Джуда он не услышал.
        - Проснусь вот, и ты исчезнешь, - едва ли не с тоской в голосе продолжал он и негромко закашлялся, брызжа слюной. С каждым хриплым, страдальческим «к-хе» грудь Мартина все глубже и глубже проседала вниз, опадала, как будто он мало-помалу выкашливает внутренности и вскоре сдуется, окончательно опустев.
        - Ошибаешься, старик, - сказал ему Джуд. - Это ты мой кошмарный сон, а не я твой.
        Еще пару секунд тупо, непонимающе поглазев на него, Мартин снова поднял взгляд к потолку. Джуд замер, не сводя со старика в его детской армейской койке настороженного взгляда. Сиплые вздохи отца казались громкими, словно крик, на щеках и подбородке белели мазки высохшей мыльной пены.
        Вскоре веки отца опустились, сомкнулись, а спустя какое-то время их примеру последовали и веки Джуда.
        43
        Что его разбудило, Джуд толком не понял, однако, в один миг очнувшись от сна и подняв взгляд, обнаружил у изножья кровати Арлин. Давно ли она вернулась? Об этом он даже не подозревал. На ее ярко-красном пластиковом дождевике с накинутым на голову капюшоном поблескивали капли дождя. Костлявое, морщинистое лицо тетки казалось бесстрастным, точно физиономия робота, и распознать в этом выражении страх Джуд сумел далеко не сразу. Так что же она - уезжала и успела приехать или только собралась уезжать?
        - Электричества нет, - сообщила Арлин.
        - Вот как?
        - Пошла я на двор, а как вернулась - гляжу, нет света, и все тут.
        - Ага…
        - А на подъездной дорожке какой-то пикап непонятного цвета стоит. Стоит, выезд перегораживает. Расположился как у себя дома. Пошла я к нему, поглядеть, кто там, не съездит ли аварийку к нам вызвать, да вот… испугалась. Испугалась того, кто в кабине, и вернулась в дом.
        - Это верно. Ты с ним лучше не связывайся.
        - Вернулась в дом, - будто не слыша Джуда, продолжала Арлин, - а света-то и нет, и по телефону только какое-то дурацкое радио вместо гудка. Какая-то религиозная чушь насчет дороги к блаженству. А в гостиной телевизор работает. Работает, и все тут. Ясное дело, не мог он работать, ведь электричества-то нет, но вот поди ж ты. Работает, новости передает, а в новостях про тебя говорят. Про всех нас. Будто все мы погибли. И дом этот показывают, и все-все вокруг. И мой труп, простыней прикрытый. Меня вроде как не опознали, но я-то видела: из-под простыни моя рука торчит, и браслет на ней мой. И полисмены повсюду. И въезд к нам желтой лентой перегорожен. И Деннис Уолтеринг[105 - Известный телеведущий из США, штат Луизиана.] говорит, что убил нас всех ты.
        - Вранье. На самом деле ничего подобного не случится.
        - Наконец почувствовала я, что больше не выдержу. Вырубила телевизор, а он снова включился, сам по себе. Тогда я его снова вырубила и вилку выдернула из розетки, и это вроде как помогло, но…
        Сделав паузу, Арлин закусила губу.
        - Ехать мне надо, Джастин. В неталожку позвоню от соседей. Ехать надо… вот только боюсь я этот пикап объезжать. Чей он, такой выцветший? Кто там, за рулем?
        - Тебе с ним лучше не знакомиться. Возьми мой «Мустанг». Ключи в машине.
        - Нет уж, спасибо. Я видела, что у тебя на заднем сиденье лежит.
        - А-а, да…
        - Так что я лучше своей машиной обойдусь.
        - Главное, с пикапом этим не связывайся. Езжай по газону, забор вали, если нужно. Делай все, что потребуется, только держись от него в стороне. К Мэрибет ты заглядывала?
        Арлин кивнула.
        - И как она?
        - Спит, бедняжка.
        - Вот это правильно.
        - Счастливо, Джастин.
        - Осторожнее там.
        - Я пса с собой прихвачу.
        - Тоже правильно.
        Арлин с опаской шагнула к двери, но, остановившись, добавила:
        - Помнишь, как мы с дядей Питом возили тебя, семилетнего, в Диснейленд?
        - Боюсь, не помню.
        - Ни разу в жизни не видела тебя улыбающимся, пока ты не забрался на ту карусель со слонами[106 - То есть на карусель, посвященную летучему слонику Дамбо, персонажу одноименного полнометражного мультфильма студии Уолта Диснея, один из самых популярных аттракционов в парках Диснейленд.]. Так хорошо тогда сделалось на душе! Гляжу на твою улыбку и думаю: похоже, у тебя есть шанс на счастливую жизнь. Знаешь, как я жалела потом, что ты вырос таким… страхолюдным - одеваешься в черное, песни про всякие ужасы поешь? До смерти тебя было жаль. Куда только подевался тот семилетний мальчишка, улыбавшийся, катаясь на летучем слоне?
        - Умер от голода. Я - его дух.
        Кивнув, Арлин попятилась к двери, махнула рукой на прощанье, развернулась и скрылась в темноте коридора.
        Как только шаги ее стихли, Джуд замер, вслушиваясь в негромкие скрипы и шорохи, в свист ветра и стук дождя на дворе. Где-то неподалеку громко, отрывисто лязгнула затянутая сеткой дверь. Возможно, ее захлопнула за собой вышедшая из дома Арлин, а может, попросту ветер снова хлопнул дверью опустевшего курятника.
        Боль почти унялась - только щека, распоротая Джессикой Прайс, изрядно горела. Неторопливо, ровно дыша, Джуд не сводил глаз с двери и ждал появления Крэддока. Вдруг рядом раздался негромкий глуховатый стук. Джуд повернулся вправо и опустил взгляд.
        Да, так и есть - та самая огромная желтая коробка в форме сердечка, лежащая посреди комнаты… Стук доносился как раз из нее. Подпрыгнув, словно от толчка снизу, коробка сдвинулась с места на пару дюймов, подпрыгнула снова. От нового удара изнутри уголок крышки подскочил кверху, да так и остался слегка приоткрытым.
        Из темной щели под крышкой наружу выскользнули костлявые пальцы. Еще удар, освободившаяся крышка взвилась вверх, и из коробки, словно из люка в форме сердечка посреди пола, поднялся Крэддок. Венчавшая его голову крышка казалась яркой дурацкой шляпой. Сняв крышку, Крэддок отшвырнул ее в сторону, одним движением, с удивительной для старика, да еще мертвого, ловкостью подтянулся, уперся коленом в пол, выбрался из коробки и поднялся на ноги. Складки на его брюках остались такими же безупречными.
        Поросята снаружи, в свинарнике, разразились пронзительным визгом. Запустив руку в бездну коробки, Крэддок пошарил внутри, нащупал федору и водрузил ее на голову. Перед глазами его плясали, подрагивали все те же черные пятна из множества беспорядочных, нервных штрихов. Повернувшись к Джуду, Крэддок расплылся в улыбке.
        - Чего долго-то так? Где застрял? - спросил Джуд.
        44
        - Вот мы с тобой, ты да я, и здесь. Совсем в стороне от дороги, - откликнулся мертвец.
        Губы его шевелились совершенно беззвучно: голос Крэддока звучал только в Джудовой голове. Серебряные пуговицы пиджака поблескивали во мраке.
        - Ага, - подтвердил Джуд. - Должна же эта забава когда-нибудь кончиться.
        - Все еще полон боевого задора… бывает же в жизни такое!
        Костлявые пальцы Крэддока коснулись лодыжки Мартина, скользнули поверх простыни к бедру. Глаза Марина были закрыты, но нижняя челюсть отвисла, выдыхаемый воздух тоненько, невесомо посвистывал в горле.
        - Тысяча миль позади, а ты все поешь ту же самую песню.
        Ладонь Крэддока легла Мартину на грудь. Казалось, мертвец проделывает все это рассеянно, машинально, ни разу не взглянув на старика, бьющегося за каждый предсмертный вздох на узкой кровати возле него, у стены.
        - Мне твоя музыка не понравилась сразу. Анна взяла моду слушать ее на такой громкости, что у нормального бы человека кровь из ушей потекла. Известно тебе о дороге, ведущей отсюда в ад? Я сам много раз по ней ездил, и вот что тебе скажу: радио на этой дороге ловит всего одну станцию, а станция та не передает ничего, кроме твоих песен. Наверное, так дьявол начинает наказывать грешников еще по пути.
        Подмигнув Джуду, Крэддок рассмеялся над собственной шуткой.
        - Девчонку не трогай.
        - О, нет. Когда мы помчимся ночной дорогой, она сядет между нами. Она уже заехала с тобой в такую даль, что бросить ее на полпути - просто свинство.
        - А я тебе говорю: Мэрибет здесь ни при чем.
        - Ты, сынок, мне не указ. Твое дело - слушать, что говорю я. А я говорю: девчонку ты задушишь. При мне. На моих глазах. Повтори. Скажи, что от тебя требуется.
        «Перебьешься», - подумал Джуд, но в тот же миг сказал:
        - Девчонку я задушу. При тебе. На твоих глазах.
        - Ну, вот. Вот такие песни мне нравятся куда больше.
        И тут Джуду вспомнилась песня, сочиненная на днях в вирджинском мотеле - и как пальцы с ходу нащупывали нужные аккорды, и навеваемый ими безмятежный покой. Казалось, все будет в порядке, все в его власти, а прочий мир где-то далеко-далеко, за созданной им незримой стеной - стеной музыки. Как там сказала Бамми? Пока сам песню не оборвешь, мертвецу над тобой верх не взять? И Джессика Прайс в том видении обмолвилась, что под гипнозом Анна, не желая подчиняться чужой воле, заглушая голоса, которых не хотела слышать, начинала петь…
        - Вставай, - скомандовал мертвец. - Хватит лениться. У тебя дела - там, в другой комнате. Девчонка тебя заждалась.
        Однако Джуд его больше не слушал. Сосредоточившись на музыке в голове, он слышал только ее - такую, какой она станет, записанная с полноценной группой, подхваченная негромким звоном тарелок и дробью ведущего барабана, плюс медленный, глубокий пульс басовых струн. Старик говорил, говорил, втолковывал ему что-то, но новая песня Джуда заглушала его слова почти целиком.
        Затем Джуду вспомнился радиоприемник из «Мустанга» - тот, старый, вынутый из приборной панели и замененный цифровым спутниковым радио с DVD-плеером. Оригинальный приемник был самым обычным, рассчитанным на амплитудно-модулированное вещание, со стеклянной лицевой панелью, освещавшей кабину жутковатой потусторонней зеленой подсветкой, словно аквариум изнутри. В воображении Джуда из старого радио немедля зазвучала все та же, его собственная песня, его собственный голос, выкрикивающий слова в лад дрожащим, реверберирующим гитарным нотам. Его песню крутила одна станция, а погребенный под ней голос старика передавала другая, полночная, откуда-то издалека, с юга, из этих, «оставайтесь-с-нами-ради-Господа-нашего-Иисуса-Христа», где нет никакой музыки, сплошь болтовня, но сигнал слабоват - разберешь два-три слова подряд, не больше, а остальное тонет, теряется в треске помех.
        Крэддок в очередной раз велел ему сесть, но Джуд даже не сразу понял, что и не думает подчиняться.
        - Поднимайся, тебе говорят.
        Джуд шевельнулся, приподнялся - и вновь опустил голову на подушку. В воображении он до отказа откинул назад спинку водительского сиденья, выставил ноги в окно, а приемник играл, играл его песню, а за окном, в теплых летних сумерках, тянули свою песнь сверчки. Вскоре он обнаружил, что тоже негромко, без слов, напевает себе под нос - не в лад, но вполне узнаваемо напевает все ту же, на днях сочиненную песню.
        - Я с тобой разговариваю. Ты меня слышишь, сынок? - спросил мертвец.
        Слова Крэддока Джуд разобрал только благодаря движениям губ. По губам все читалось великолепно, явственней некуда, но голоса он не слышал вообще.
        - Нет, - честно признался он.
        Верхняя губа Крэддока дрогнула, обнажив зубы в ядовитой усмешке. Рука его, по-прежнему лежавшая на груди отца Джуда, скользнула выше, остановилась на горле. Ветер снаружи взревел, звучно хлестнул по оконным стеклам струями ливня, но не прошло и минуты, как шквал утих, и в наступившей тишине Мартин Ковзински тоненько, жалобно застонал.
        На время забывший об отце (все его мысли занимали повторяющиеся, точно эхо, кружащие в голове пассажи новой мелодии), Джуд оглянулся на стон. Широко открытые, округлившиеся глаза Мартина остекленели от ужаса: отец не мигая глядел сверху вниз, на Крэддока. Мертвец тоже обернулся на стон, усмешка его угасла, костлявое, изборожденное морщинами лицо сделалось спокойным, задумчивым.
        - Это он. Посланник. Посланник смерти, - монотонно, с присвистом просипел Мартин.
        Мертвец вновь перевел взгляд на Джуда. Казалось, черные пятна поверх его глаз вот-вот заклокочут, будто кипяток в котелке. Губы Крэддока зашевелились, голос на миг зазвучал явственнее - пусть приглушенно, с дрожью, однако вполне различимо на фоне Джудовой личной, лишь для него предназначенной песни.
        - Возможно, ты меня заглушить и сумел, но у него-то не выйдет, - сказал Крэддок.
        Склонившись над отцом Джуда, мертвец стиснул ладонями его щеки. В тот же миг дыхание Мартина сделалось частым, прерывистым, в каждом поспешном, неглубоком вдохе чувствовался неудержимый страх. Веки отца затрепетали, а мертвец, подавшись вперед, приник губами к губам Мартина.
        Отец Джуда вжался затылком в подушку, уперся ногами в постель, оттолкнулся, как будто вправду мог спрятаться от мертвеца в глубинах матраса… и с последним судорожным вдохом втянул мертвеца в себя. Произошло все это в один миг - точно таким же образом на глазах зрителей исчезает неизвестно куда шарф, продернутый сквозь кулак фокусника. Крэддока смяло, будто клок упаковочной пленки, угодившей в раструб пылесоса. Последними в горле Мартина исчезли его черные, до блеска отполированные туфли, горло Мартина вспучилось, вздулось, точно тело змеи, целиком заглотившей песчанку, но спустя долю секунды Крэддок, миновав гортань, проскользнул дальше, и шея отца вновь стала обычной - тощей, обвисшей, сморщенной.
        Отец Джуда поперхнулся, закашлялся, сдавленно захрипел. Бедра отца приподнялись над кроватью, спина выгнулась дугой, так что Джуду сама собой пришла на ум мысль об оргазме. Глаза Мартина полезли на лоб, меж зубов мелькнул кончик высунутого языка.
        - Выплюнь бяку, пап, - сказал Джуд.
        Похоже, отец его не услышал. Рухнув на кровать, Мартин вновь изогнулся дугой, как будто в попытках сбросить кого-то, сидящего на груди. В горле его сдавленно, влажно забулькало, посреди лба проступила синеватая жила артерии, губа вздернулась кверху, обнажая в собачьем оскале остатки зубов.
        Однако еще секунда, и отец Джуда разом обмяк, осел на матрас, неторопливо разжал вцепившиеся в простыни пальцы. Глаза его устрашающе ярко побагровели: кровь из полопавшихся сосудов окрасила алым белки. Замерев, Мартин поднял немигающий взгляд к потолку. На отцовских зубах краснели потеки крови.
        Джуд замер, не сводя с отца глаз, прислушался, дышит ли Мартин, однако услышал только скрип досок под натиском ветра да перестук хлещущего в стену дождя.
        Собрав последние силы, Джуд сел, развернулся, опустил ноги на пол. Сомневаться не приходилось: отец - тот самый, кто размозжил дверью в подвал Джудову руку и тыкал дулом охотничьей одностволки в грудь матери, тот самый, кто правил вот этой фермой при помощи кулаков, бляхи ремня и глумливого хохота, тот самый, кого Джуд не раз и не два мечтал прикончить собственными руками, - мертв. Однако смерть отца ему кое-чего да стоила. Живот заныл, как будто его только что вырвало снова, как будто из его тела выжали, силой выдавили нечто такое, с чем он совсем не желал расставаться… возможно, давнюю ненависть.
        - Пап? - окликнул Джуд Мартина, заранее зная, что ему никто не ответит.
        Поднявшись с кровати, он покачнулся от нового приступа головокружения, по-стариковски, едва волоча ноги, шагнул вперед и оперся перевязанной левой ладонью о ночной столик, чтоб не упасть. Казалось, колени могут не выдержать, подогнуться под тяжестью тела в любую секунду.
        - Пап? - снова сказал он.
        Отец, резко повернув голову в сторону Джуда, устремил взгляд на него. Глаза Мартина завораживающе, жутко алели в полутьме спальни.
        - Джастин, - сдавленно, с устрашающей улыбкой на изможденном, изъеденном немощью лице прошептал отец. - Мальчик мой. Со мной все в порядке. Все замечательно. Иди сюда. Подойди ближе, обними меня.
        Вместо того чтоб шагнуть вперед, Джуд, едва не споткнувшись, подался назад. На миг у него захватило дыхание.
        - Ты - не отец, - ответил он, кое-как переведя дух.
        Губы Мартина разъехались в стороны еще шире, выставив напоказ воспаленные десны и кривые желтые зубы - вернее, остатки зубов. Из уголка его левого глаза, прочертив ломаную алую линию на отвесном обрыве скулы, скатилась капелька крови. Примерно таким же образом, словно бы плакал кровью и Крэддок в том самом видении о ночи убийства Анны.
        Приподнявшись и сев, Мартин потянулся к столику с мисочкой мыльной пены и сомкнул пальцы на своей старой опасной бритве - той самой, с ореховой рукоятью. До этого Джуд, не заметивший бритвы за белой фарфоровой мисочкой, даже не подозревал, что она здесь. Еще шаг назад, и край койки словно подсек колени, и Джуд, не устояв на ногах, плюхнулся на матрас.
        Отец поднялся, уронив на пол соскользнувшую с груди простыню. Двигался он с неожиданной быстротой, словно ящерица, - только что сидел без движения, а в следующий миг метнулся вперед, да так стремительно, что глазу не уследить. Одежды на нем не оказалось никакой, кроме изрядно несвежих белых боксерских трусов, груди обвисли, будто пара дрожащих дряблых мешочков, поросших вьющейся, белой как снег сединой. Шагнув к Джуду, Мартин наступил на коробку в форме сердечка и раздавил ее в блин.
        - Поди сюда, сынок, - продолжал отец голосом Крэддока. - Папка тебя бриться научит.
        С этими словами Мартин резко встряхнул рукой. Выпавшее из рукояти лезвие сверкнуло зеркальцем, мимоходом отразив изумленную мину на лице Джуда.
        Прыгнув к Джуду, Мартин взмахнул перед собой бритвой, но Джуд выставил вперед ногу, просунув ее между щиколоток старика, и в тот же миг с неожиданным для себя самого проворством качнулся вбок. Мартин с разгона упал ничком на кровать, и Джуд почувствовал, как лезвие бритвы легко, почти не встретив сопротивления, рассекает рукав рубашки и бицепс. Перекатившись через ржавую стальную спинку в изножье койки, он с грохотом рухнул на пол.
        Тишину комнаты нарушало только их хриплое, учащенное дыхание да свист ветра под стрехой. Отец, на четвереньках бросившись следом за Джудом, невероятно упруго, ловко для человека, перенесшего не один инсульт и три месяца не поднимавшегося с постели, спрыгнул с кровати, но к тому времени Джуд успел спиной вперед отползти за порог, в коридор.
        Одолев полкоридора, он миновал затянутую проволочной сеткой дверь, ведущую в свинарник. Поросята, сгрудившиеся у двери, толкались, отпихивали друг дружку, стараясь получше разглядеть, что творится снаружи. Их возбужденный визг на миг отвлек Джуда, а вновь оглянувшись назад, он увидел Мартина, остановившегося прямо над ним.
        Бросившись на него, отец снова взмахнул бритвой - наискось, целя в лицо. Забывшись, Джуд врезал ему в подбородок перебинтованной правой с такой силой, что голова старика запрокинулась назад… и не смог сдержать крика. Слепящая, будто добела раскаленная сталь, боль, пронзив изувеченную ладонь, хлынула вверх, в предплечье, встряхнула не хуже электротока, пропущенного прямо сквозь кость.
        Улучив момент, Джуд отшвырнул отца к сетчатой двери. Под тяжестью Мартина проволочная сетка хрустнула, и вся ее нижняя часть, вся нижняя половина с металлическим звоном выскочивших из гнезд пружин вывалилась наружу. Следом за ней, распугав поросят, выпал наружу и Мартин, а ступеней за этой дверью не было отродясь. Мешком рухнувший наземь с высоты двух футов, отец скрылся из виду.
        Все вокруг подернулось рябью, в глазах стремительно потемнело.
        «Нет. Нет, нет, нет», - взмолился Джуд, напрягая все силы, чтобы остаться в сознании: так же лихорадочно человек, провалившийся в глубокий омут, рвется к поверхности, пока не иссяк воздух в легких.
        Вокруг снова стало светлее. Крохотный поначалу, лучик света набрал силу, разросся вширь, смутные серые тени перед глазами мало-помалу обрели четкость. В коридоре воцарились тишь и покой - только снаружи, за дверью, похрюкивали поросята. Нездоровый горячечный пот на лице поостыл.
        Джуд замер, собираясь с силами. В ушах звенело. Рука тоже отзывалась болезненным звоном. Слегка отдохнув, Джуд уперся в пол пятками, придвинулся спиной к стене, опираясь на стену, сел… и тут ему снова, хочешь не хочешь, пришлось отдыхать.
        Наконец он, скользя по стене спиной, поднялся на ноги, выглянул наружу сквозь дыру в сетчатой двери, однако отца не увидел. Должно быть, у самой стены дома лежит…
        Оттолкнувшись от стены коридора, Джуд качнулся к двери и ухватился за косяки, чтоб не упасть в свинарник самому. Ослабшие ноги не просто дрожали - ходили ходуном. Едва он наклонился вперед, поглядеть, не валяется ли Мартин на земле со сломанной шеей, отец вскочил и, сунув в дверной проем руку, потянулся к его ноге.
        Вскрикнув от неожиданности, Джуд отшвырнул пинком руку Мартина и инстинктивно отпрянул назад. И, разумеется, будто человек, поскользнувшийся на обледенелом тротуаре, по-идиотски взмахнул руками, семенящим шагом спиной вперед одолел оставшуюся часть коридора, а за порогом кухни снова рухнул навзничь.
        Тем временем Мартин влез сквозь прореху в двери обратно, на четвереньках подполз к Джуду, остановился над ним, взмахнул рукой сверху вниз. В руке отца серебряной искрой блеснула сталь. Защищаясь, Джуд заслонился поднятым локтем, и опасная бритва, впившись в предплечье, скрежетнула о кость. Из раны тугой струей брызнула кровь. Новая кровь… свежая…
        Левая ладонь Джуда была забинтована так, что пальцы остались свободными - торчали из марлевой повязки, будто из перчатки-митенки. Отец вскинул вверх бритву, готовясь ударить снова, но прежде чем он успел нанести удар, Джуд вонзил пальцы в блестящие багровые глаза Мартина. Вскрикнув, старик запрокинул голову в попытке освободиться, а лезвие бритвы негромко свистнуло перед носом Джуда, не задев кожи. Ободренный успехом, Джуд подался вперед, поднажал, отчего подбородок отца еще сильней задрался кверху, обнажая морщинистое горло. Эх, хватило бы сил сломать старому поганцу хребет…
        Однако, как только ему показалось, что успех близок, в шею отца сбоку вонзился метко пущенный кухонный нож.
        Бросив взгляд в сторону, Джуд обнаружил футах в десяти от себя Мэрибет, стоящую возле разделочного стола рядом с магнитной полосой вдоль стены, увешанной ножами на любой вкус. Дышала она тяжело, прерывисто, всхлипывая на каждом вдохе. Отец Джуда, повернув голову, уставился на нее. Вокруг рукояти ножа в его шее обильно пенилась кровь. Дотянувшись до рукояти, Мартин бессильно сомкнул на ней пальцы, с сухим, дребезжащим (точно такой же звук издает бумажный пакет с камешком внутри, если как следует потрясти им) хрипом втянул в себя воздух, обмяк, осел вбок.
        Мэрибет сдернула с магнитной подвески еще один нож с широким клинком, и еще один. Перехватив первый за острие, она вогнала его в спину Мартина, снова подавшегося вперед. Нож вошел в тело с глухим, гулким «пунк», будто в дыню. На сей раз Мартин не издал ни звука - только коротко, резко выдохнул, а Мэрибет, держа третий нож перед собой, двинулась к нему.
        - Близко не суйся. Его так запросто не уложишь, - предупредил Джуд.
        Но Мэрибет его словно не слышала. Еще миг, и она остановилась над Мартином. Отец Джуда поднял взгляд, и Мэрибет полоснула его ножом поперек лица. Вонзившись в щеку возле уголка рта, острое лезвие чиркнуло по губам, превратив рот Мартина в длинную ярко-алую щель.
        В тот же миг Мартин тоже нанес удар, стремительно взмахнув правой рукой - рукой с зажатой в пальцах бритвой. Лезвие бритвы рассекло бедро Мэрибет чуть выше правой коленки.
        Мэрибет пошатнулась, начала оседать на линолеум. Оттолкнувшись от пола, Мартин с ревом вскочил, подсек ногу Мэрибет и ударом в живот отшвырнул ее к разделочному столу. Падая, Мэрибет успела вонзить последний нож в плечо Мартина, но с тем же успехом могла бы всадить его в ствол дерева: пользы это не принесло никакой.
        Стоило ей соскользнуть на пол, отец Джуда бросился следом за ней. Вокруг рукояти ножа, торчавшего из его шеи, по-прежнему лопались кровавые пузыри.
        Новый взмах бритвой, и Мэрибет, разом лишившись сил, прижала к горлу забинтованную ладонь. Сквозь пальцы хлынула кровь, на бледной коже под ее подбородком расцвела кривая черная усмешка.
        Обмякнув, рухнув на бок, Мэрибет звучно ударилась виском об пол. Взгляд ее был устремлен мимо Мартина, в сторону Джуда, под щекой расплылась жирно блестящая малиново-алая лужа.
        Отец Джуда опустился на четвереньки. Свободной рукой он все еще слепо ощупывал черенок торчащего из шеи ножа, что-то прикидывал, примеривался, но выдернуть нож из раны даже не пробовал. Нож в плече, нож в спине - подушечка для булавок, да и только, однако интересовал его только этот, вогнанный в шею: прочей стали, вонзившейся в тело, Мартин будто бы не замечал.
        Покачнувшись, отец неуверенно пополз прочь - прочь от Мэрибет и от Джуда. Вдруг руки его подломились, и Мартин, клюнув носом вперед, приложился об пол подбородком так, что лязгнули зубы. Собравшись с силами, он оттолкнулся от пола, едва не сумел приподняться, но тут его правая рука вновь подломилась в локте, и отец Джуда завалился набок. Спиной к Джуду - хоть в чем-то, да повезло. Любоваться его физиономией в минуту смерти, причем уже не первой, Джуду нисколько не улыбалось.
        Между тем Мэрибет пыталась что-то сказать. Язык ее, мелькнув меж зубов, прошелся вдоль губ, взгляд молил Джуда придвинуться ближе, зрачки съежились, превратившись в черные точки.
        Джуд, из последних сил опираясь на локти, пополз к ней. Мэрибет что-то шептала, только расслышать ее сквозь сдавленный кашель отца, грохочущего пятками об пол в припадке предсмертных конвульсий, удалось лишь с великим трудом.
        - Он на этом… не успокоится, - сказала Мэрибет. - Снова… снова придет… никогда от… от своего… не отступится.
        Джуд огляделся в поисках чего-нибудь подходящего, чтоб залепить рану в горле. Подполз он так близко, что кровь, растекшаяся вокруг Мэрибет, заплескалась, захлюпала под ладонями. Заметив кухонное полотенце, висящее на ручке дверцы духовки, Джуд сдернул его и сжал в кулаке.
        Взгляд Мэрибет был устремлен прямо ему в лицо, однако у Джуда создалось впечатление, будто на самом деле она его не видит - глядит сквозь него в какую-то неведомую даль.
        - Слышу… Анну… Слышу… Анна зовет… Дверь… дверь сделать нужно. Нужно впустить… ее к нам. Давай… делай дверь. Сделай дверь… а я ее… отворю.
        - Помолчи лучше.
        Убрав руку Мэрибет с горла, Джуд прижал к ране скатанное жгутом полотенце, но Мэрибет ухватила его за запястье.
        - С той… стороны… я дверь открыть… не смогу. Медлить… нельзя. Со мной… все кончено. С Анной… тоже. Нас уже… не спасешь, - упорно шептала она (крови-то, крови-то сколько). - Помоги нам… спасти… тебя.
        Отец возле дальней стены зашелся в новом приступе кашля, сдавленно заперхал, будто отхаркиваясь. Что встало ему поперек глотки? Да уж известно что.
        Глядя на Мэрибет скорее с недоверием, чем со скорбью, Джуд невольно погладил ее по неожиданно холодной на ощупь щеке. Он обещал. Обещал, если не Мэрибет, то себе самому, что позаботится о ней, защитит… и вот, пожалуйста: теперь она, с перерезанным горлом, только и думает, как уберечь от смерти его.
        Каждый вдох давался Мэрибет с боем, все ее тело тряслось неудержимой дрожью.
        - Давай, Джуд, - прошептала она. - Давай же… за дело…
        Приподняв руки Мэрибет и уложив их поверх кухонного полотенца на ране - а то мало ли, еще свалится невзначай, - Джуд развернулся, пополз по ее крови к краю лужи. Неожиданно для себя самого он вновь обнаружил, что напевает новую, на днях сочиненную песню, мелодию вроде южного спиричуэла, этакой панихиды, тренодии в стиле кантри. «За дело»… легко сказать. Как делаются двери для мертвых? Может, рисунка хватит? Задумавшись, чем, собственно, рисовать, он опустил взгляд, увидел алые отпечатки собственных ладоней, оставленные на линолеуме, обмакнул палец в кровь и начал чертить линию на полу.
        Когда черта достигла подходящей, на его взгляд, длины, Джуд начал новую, под прямым углом к первой. Вскоре кровь на кончике пальца иссякла, подсохла, и Джуд неуклюже развернулся к Мэрибет - к огромной, дрожащей луже крови, вытекшей из ее ран.
        Позади Мэрибет он увидел Крэддока, выбирающегося наружу из разинутого отцовского рта. Лицо Крэддока исказилось от натуги, опущенная книзу рука упиралась в лоб Мартина, а другая - в плечо. На уровне пояса тело мертвеца сминалось до толщины каната (тут Джуду снова представился огромный кусок целлофановой пленки, скомканный, скрученный в жгут), целиком заполнявшего рот Мартина и, очевидно, тянувшегося дальше, пробкой закупоривая горло. Внутрь Крэддок проник без труда, будто нырнувший в «лисью нору»[107 - На армейском жаргоне США - одиночный окоп, ячейка для стрельбы лежа.] солдат, а вот назад лез с трудом, вроде человека, увязшего по пояс в трясине.
        - Ты умрешь, - заговорил мертвец. - Эта сучка умрет ты умрешь и втроем мы поедем помчимся дорогой ночной хочешь спеть ляляля уж я научу тебя петь научу научу!
        Обмакнув ладонь в кровь Мэрибет, смочив ее целиком, Джуд снова отвернулся от них обоих. В голове не осталось ни единой мыслишки. В эти минуты, возобновив рисование, он превратился в машину, тупо ползущую вперед и вперед. Закончив притолоку двери, он развернулся кругом и повел третью линию обратно, к Мэрибет. Черта выходила грубой, извилистой, местами чересчур жирной, местами вовсе сходящей на нет.
        Порогом двери оказалась кровавая лужа. Добравшись до нее, Джуд взглянул в лицо Мэрибет. Перед ее футболки промок от крови насквозь, на побледневшем как полотно лице застыла гримаса равнодушия ко всему миру. На миг Джуду показалось, что уже поздно, что Мэрибет мертва, но тут ее веки легонько, едва-едва дрогнули, приподнялись, в потускневших глазах блеснули искорки жизни.
        Крэддок пронзительно взвыл от досады. К этому времени он выбрался наружу почти целиком, кроме одной ноги, и уже пробовал встать, однако его ступня застряла где-то у Мартина в брюхе, да так прочно и глубоко, что не выпрямиться. В руке Крэддок держал изогнутое полумесяцем лезвие бритвы, а петля золотой цепочки, поблескивая, покачивалась внизу.
        Вновь повернувшись к нему спиной, Джуд тупо уставился на кривоватый проем двери, вычерченной кровью посреди кухни. Длинная, изрядно неровная, нарисованная дверь казалась порожним ящиком, в котором нет ничего, кроме нескольких темно-красных отпечатков ладоней. Что-то тут было не так, чего-то тут не хватало, вот только чего? Поди разбери, хотя… Да, верно, верно: какая же это дверь, если ее не открыть! Подумав об этом, Джуд прополз немного вперед и нарисовал на двери кружок, изображающий ручку.
        Тут на него упала тень Крэддока. «Выходит, призраки могут отбрасывать тень?» - удивился Джуд. Устал он страшно. Так устал, что и думалось-то с трудом. Встав на колени посреди нарисованной двери, он почувствовал, как дверь содрогнулась от сильного толчка с той стороны. Казалось, ветер, до сих пор хлещущий в стены дома мощными, полными ярости шквалами, решил проникнуть внутрь снизу, сквозь линолеум.
        Вдоль правого края двери протянулась, вспыхнула ослепительной белизной тонкая полоска яркого света. За первым толчком последовал второй, да такой сильный, будто из подпола в кухню рвется ягуар, за вторым - третий. Толчкам сопутствовал оглушительный грохот. Дом вздрагивал, на пластиковом подносе у раковины жалобно дребезжали тарелки. Почувствовав, как подаются вверх локти, Джуд рассудил, что на четвереньках стоять больше незачем: силы и так на исходе. Упав на бок, он откатился от нарисованной двери и перевернулся на спину.
        Крэддок в черном костюме мертвеца возвышался над Мэрибет. Воротничок его рубашки сбился на сторону, шляпа куда-то исчезла. Дальше он отчего-то не двигался - замер на месте как вкопанный, недоверчиво глядя под ноги, на вычерченную на полу дверь, будто на потайной люк, ловушку, в которую чудом не провалился.
        - Что это? Что ты такое сделал?
        Ответ Джуда словно бы прозвучал откуда-то издалека… а может, из брюха фокусника-чревовещателя:
        - Мертвые - рано ли, поздно - свое возьмут, Крэддок. Отдай мертвым что причитается и не греши.
        Кривоватая дверь вздулась, вновь опустилась вровень с полом, вздулась опять. Казалось, пол дышит. Луч света, такого яркого, что невозможно смотреть, пробежал вдоль притолоки, свернул влево, помчался вниз по противоположному краю двери.
        Ветер взвыл громче прежнего, застонал на небывало высокой ноте. Спустя секунду Джуд понял, что посвисты ветра доносятся не со двора, что ветер свистит в щелях по краям нарисованной кровью двери. При этом дул ветер не из-за двери, наоборот - воздух тянуло из кухни вниз, да так, что у Джуда заложило уши, словно в самолете, слишком быстро идущем на снижение. Бумаги на кухонном столе зашуршали, взвились вверх, закружились под потолком наперегонки; огромная лужа крови вокруг бесстрастного, неподвижного лица Мэрибет подернулась легкой рябью.
        Левая рука Мэрибет лежала за кромкой кровавой лужи, поверх проема двери. Пока Джуд не смотрел на нее, она повернулась на бок, а руку откинула в сторону и накрыла ладонью красный кружок, изображавший дверную ручку.
        Откуда-то донесся собачий лай.
        Еще миг, и нарисованная на линолеуме дверь распахнулась наружу, вниз. Казалось, Мэрибет непременно должна провалиться под пол - ведь, как-никак, створка двери поддерживала добрую половину ее тела, но ничего подобного не произошло. Вместо того чтоб упасть, Мэрибет как ни в чем не бывало парила в воздухе, будто распростертая на прозрачном стекле. Неровный параллелограмм, зев ловчей ямы посреди пола, засиял потрясающим, ослепительным светом, окутавшим Мэрибет со всех сторон.
        Хлынувший в кухню свет был так ярок, что все вокруг превратилось в фотографический негатив, картинку из безукоризненно белых пятен пополам с неестественно плоскими, однотонными тенями. Фигура Мэрибет сделалась сплошным черным силуэтом, парящим над залитым светом провалом. Крэддок, стоящий над ней, прикрывая руками лицо, выглядел в точности как одна из жертв атомной бомбы, взорванной над Хиросимой, будто абстрактный портрет человека в натуральную величину, нарисованный пеплом на черной от сажи стене. Бумаги, по-прежнему в беспорядке кружащие над кухонным столом, почернели, стали похожи на стаю ворон.
        Мэрибет, перевернувшись на другой бок, подняла голову… только теперь то была уже не Мэрибет - Анна. Из глаз ее струились лучи ослепительно-белого света, лицо стало суровым, непреклонным, словно приговор, вынесенный самим Господом.
        - За что? - спросила она.
        - Прочь! Прочь, убирайся! - прошипел Крэддок, вскинув вверх руку с золотой цепочкой маятника. Полумесяц бритвы тоненько засвистел, закружился над его головой, оставляя в воздухе серебристый огненный след.
        Миг - и Анна уже на ногах, у порога сияющей двери, хотя как она поднималась, Джуд не заметил. Только что лежала, распростертая во весь рост, и вот, стоит. Опять скачок времени? Возможно. Что им теперь во времени? Полуослепший, Джуд прикрыл ладонью глаза, однако чудесный свет проникал всюду - ничем от него не заслониться. В эту минуту он ясно видел все косточки собственной кисти, а поверх них желтоватую, прозрачную, словно мед, кожу. Раны - пропоротая щека, обрубок указательного пальца - пульсировали болью, невыносимой и в то же время волнующей. Казалось, сейчас он не сдержится, закричит - от страха, от наслаждения, от изумления, от всех этих чувств разом и от чего-то гораздо, гораздо большего… от восторга.
        - За что? - повторила Анна, шагнув к Крэддоку.
        Крэддок хлестнул ей навстречу цепочкой. Кривое лезвие бритвы на конце маятника, чиркнув по коже, рассекло лицо Анны наискось, от уголка правого глаза через переносицу вниз, к уголку рта, но из широкой раны прянул наружу новый луч ослепительно-яркого света. Под ударом луча тело Крэддока задымилось, а Анна, подняв руки, потянулась к нему.
        - За что?
        В ее объятиях Крэддок отчаянно завизжал, завопил и, вновь полоснув Анну бритвой, на сей раз поперек груди, отворил еще одну, новую брешь во всевечное, и благодатный свет, ударивший прямо в лицо мертвеца, сжег без остатка все его черты, стер все, чего ни коснулся. Вопль мертвеца достиг такой силы, что Джуд всерьез испугался, как бы не лопнули барабанные перепонки.
        - За что? - снова спросила Анна и припала губами к губам мертвеца.
        В тот же миг из-за двери за ее спиной выскочили черные собаки - собаки Джуда, огромной величины овчарки из дыма, из мрака, с клыками темнее туши.
        Крэддок Макдермотт рванулся прочь, отталкивая Анну, но Анна, не разжимая объятий, вместе с ним рухнула навзничь, в сторону двери, а собаки засуетились, закружились у его ног. На бегу они вытянулись, утратили форму, точно разматывающиеся клубки пряжи, превратились в длинные ленты мрака, обвившие ноги и талию Крэддока, намертво привязавшие мертвого к мертвой. Увлекаемый Анной, Крэддок качнулся к потустороннему сиянию за порогом, и затылок его на глазах у Джуда разлетелся в куски, а из дыры заструился вверх луч все того же белого света, яркий до синевы по краям. Пронзив насквозь голову мертвеца, свет ударил в потолок, и штукатурка на потолке вспыхнула, закипела, пошла пузырями.
        Еще доля секунды - и Крэддок с Анной, рухнув в дверной проем, исчезли из виду.
        45
        Бумаги, кружившие под потолком, негромко шурша, осели кучкой обратно на кухонный стол почти в том же самом месте, откуда взлетели. Наступившую тишину нарушал только нежный, басовитый, ритмичный гул - мелодия, которую Джуд не столько услышал, сколько почувствовал. Звук возвышался и опадал, возвышался и опадал, сливаясь в некую музыку - нечеловеческую, однако довольно приятную на слух. Ни один из знакомых Джуду инструментов подобным звучанием не обладал. Пожалуй, больше всего это напоминало стихийную музыку шин автомобиля, мчащегося по асфальту. Негромкая, мощная, неизвестно откуда звучащая музыка чувствовалась всем телом, пробирала до самых костей, сотрясала воздух. Казалось, ее несет с собой свет, льющийся в кухню сквозь кривой четырехугольник посреди пола. Моргнув, сощурившись, Джуд поискал взглядом Мэрибет. Где же она?
        «Мертвые - рано ли, поздно - свое возьмут… Отдай мертвым что причитается и не греши», - с дрожью подумал он.
        Нет. Минуту назад, отворяя дверь, Мэрибет была жива. Не могла, не могла она просто так сгинуть, не оставив на земле ни следа.
        Собравшись с силами, Джуд пополз к двери. Кроме него, в кухне не двигалось, не шевелилось ничто. После всего происшедшего этот мертвый покой поражал воображение куда сильней, чем дыра меж миров. Болело все - ладони, щека, в груди убийственно жгло, кололо, будто ледяными иголками, однако на этот счет Джуд не опасался: было б ему на роду написано сегодня инфаркт словить, давно бы словил, и, может, даже не раз. Кроме непрестанного гула тишину кухни нарушало только его прерывистое, судорожное дыхание да скрип линолеума под ладонями, а раз до ушей Джуда донесся собственный голос, зовущий Мэрибет.
        Чем ближе к свету, тем трудней становилось смотреть вперед. Закрыв глаза, Джуд обнаружил, что кухня по-прежнему видна как на ладони, будто сквозь легкую занавесь из серебристого шелка. Свет проникал сквозь сомкнутые веки, нервы позади глазных яблок трепетали точно в такт волнам мерного гула.
        Не выдержав натиска света, Джуд повернул голову вбок и пополз дальше, и потому не заметил, что порог распахнутой двери близок, пока ладони не потеряли опору. Мэрибет - или, может быть, Анна? - парила над дверным проемом, будто лежа на листе стекла, но Джуд рухнул вниз, как приговоренный к повешению сквозь люк эшафота, и, не успев даже вскрикнуть, полетел, полетел в слепящую бездну.
        46
        Едва чувство падения, невесомости миновало, едва ноющая боль под ложечкой и в корнях волос унялась, Джуд обнаружил, что свет вокруг уже не так ярок, как прежде. Вот он прикрывает ладонью глаза, щурится на желтоватое, будто припорошенное пылью солнце. Судя по солнцу, день понемногу клонится к вечеру, а он где-то на юге. Да, Джуд снова в «Мустанге», на пассажирском сиденье. За рулем сидит Анна, напевающая что-то вполголоса, двигатель негромко, мерно урчит, «Мустанг» ведет себя будто новенький, будто только что выехал из ворот автосалона, а на дворе снова 1965-й.
        Около мили оба они едут молча, и вот Джуд наконец узнает дорогу: «Мустанг» мчит по внутриштатному шоссе 22[108 - Другими словами, герои едут по юго-восточной части штата Луизиана.].
        - Куда мы? - нарушив молчание, спрашивает он.
        Анна выгибается, потягивается, расправляя затекшую спину, однако даже не думает хоть на секунду выпустить руль.
        - Не знаю. По-моему, просто катаемся. А куда тебе хочется?
        - Мне все равно. Давай, к примеру, в Чинчубу, на берег озера?
        - А что там особенного?
        - А ничего. Просто остановимся, посидим, послушаем радио, пейзажами полюбуемся. Что скажешь?
        - По-моему, просто рай. Наверное, мы с тобою в раю.
        Эти слова отзываются тупой болью в левом виске. Уж лучше бы она так не говорила. Они вовсе не в раю. Таких разговоров не хочется даже слышать.
        Какое-то время они катят по выщербленной, выцветшей двухполосной дороге. Увидев справа поворот, Джуд велит свернуть туда, и Мэрибет, ни словом не возразив, съезжает с шоссе направо. Асфальт здесь сменяется грунтовкой, деревья, растущие вплотную к обочинам, смыкаются над «Мустангом», превращая дорогу в светлый ярко-зеленый туннель. По миловидному, отмытому дочиста лицу Мэрибет скачут солнечные зайчики вперемешку с пятнами тени. С виду она безмятежна, рулит огромным, мощным «Мустангом» с небрежным спокойствием и жизнью вполне довольна: целых полдня впереди, дел - никаких, отчего бы не остановиться где-нибудь, не послушать музыку в компании Джуда… вот только когда она успела стать Мэрибет?
        Мэрибет, повернувшись к Джуду, улыбается - слегка смущенно, как будто вопрос этот задан вслух.
        - Я ведь, помнится, предупреждала, нет разве? Две девчонки по цене одной…
        - Верно, предупреждала.
        - Я знаю, что это за дорога, - сообщает Мэрибет. От южного акцента, то и дело прорезавшегося в ее голосе последние несколько дней, не осталось даже следа.
        - Ну да, я же сказал. Та, что ведет в Чинчубу, на озеро.
        Мэрибет меряет Джуда понимающим, чуть насмешливым, чуть сожалеющим взглядом и продолжает, как будто он не издал ни звука:
        - Это дорога в ад. Честно сказать, я, наслушавшись о ней всякого, ожидала гораздо худшего. Нет, на самом деле все не так плохо. Наоборот, по-своему даже мило. Хотя, если уж ее называют ночной дорогой, то вроде бы сейчас ночь должна быть. Наверное, ночь тут не для всех, а только для некоторых.
        Джуд вздрагивает: в виске снова кольнуло болью. Хотелось бы думать, что она ошибается, путает… в конце концов, может же она ошибаться! Мало того, что день на дворе, а не ночь, так и дорогой эту грунтовку не назовешь.
        Еще минуту «Мустанг» вперевалку катит наезженной колеей, парой тропинок, окаймляющих полосу растущей меж ними травы и диких цветов. Стебли травы хлещут по бамперу, упруго шуршат под днищем. Сбоку, под ивой, ржавеет безнадежно выцветший грузовичок-пикап - капот поднят, из двигательного отсека торчат наружу верхушки проросшей насквозь травы. Искоса, мельком глянув на грузовичок, Джуд равнодушно отводит взгляд.
        За следующим поворотом пальмы и кусты расступаются, но Мэрибет сбрасывает газ, «Мустанг» еле ползет по дороге, не торопясь покидать прохладную тень деревьев, нависших над головой. Как же приятно хрустит под колесами щебень! Хруст его нравится Джуду с самого детства - да и всем на свете, наверное, нравится тоже. Дальше, за травянистой прогалиной, тянутся к горизонту илисто-бурые воды озера Поншартрен, ветер гонит по озеру легкую рябь, гребешки волн сверкают отполированной, новенькой сталью. Все бы ничего, только с небом что-то не то: небо над озером будто бы выцвело до однородной ослепительной белизны. Заливающий небо свет так ярок, что больно глазам, что за ним даже солнца не разглядишь. Отвернувшись от этого зрелища, Джуд щурится, прикрывает глаза ладонью. Боль в левом виске усиливается, бьется в такт пульсу.
        - М-мать, - мычит Джуд. - Небо это…
        - Здорово, правда? - спрашивает Анна в теле Мэрибет. - Далеко видно. Вся вечность перед тобой.
        - Я лично вообще ни хрена не вижу.
        - Верно, - подтверждает Анна, хотя за рулем по-прежнему Мэрибет и голос вроде ее. - Тебе глаза защищать нужно. На самом деле тебе туда не заглянуть. Пока. Нам тоже трудно заглядывать в ваш мир, если уж на то пошло. Ты ведь заметил черные каракули поверх наших глаз? Считай, для живых мертвецов это что-то вроде темных очков.
        Над собственной шуткой Анна смеется грубоватым, резким смехом Мэрибет.
        Остановив «Мустанг» у самого края прогалины, Мэрибет глушит мотор. Стекла окон опущены, ветерок волнами несет внутрь нежные ароматы иссушенных солнцем кустов и буйных трав, с озера Поншартрен едва уловимо веет болотной прохладой.
        Мэрибет придвигается к Джуду, опускает голову ему на плечо, обнимает его за талию.
        - Эх, Джуд… как жаль, что назад мне с тобой не уехать, - говорит она собственным голосом, голосом Мэрибет.
        Джуда вмиг пробирает озноб.
        - То есть?
        Мэрибет с нежностью смотрит ему в глаза.
        - Не вешай носа, Джуд, милый. Мы же с тобой почти во всем разобрались, почти все до конца довели, согласись?
        - Прекрати, - обрывает ее Джуд. - Никуда я тебя не пущу. Ты остаешься со мной.
        - Ох, не знаю, - вздыхает Мэрибет. - Устала я зверски. Обратно пилить и пилить, и кажется, мне просто сил на это не хватит. Ей-богу, эта машина меня вместо бензина жжет, и я уже на нуле.
        - Слышь, завязывай с этими шутками.
        - Ладно. Мы музыку слушать будем?
        Джуд щелкает замком бардачка, нащупывает внутри диск - неофициальный сборник демок, пробных записей его новых песен. Пусть Мэрибет их послушает. Пусть видит: Иуда Койн не выгорел, рукой на себя не махнул. Из динамиков звучит вступление к первой песне, к «Выпьем за умерших». Струны одинокой гитары звенят, тянут мелодию вроде спиричуэла, нежную, проникновенную, скорбную погребальную песнь. Проклятье, как голова-то болит - да не один висок, оба; как ноют, пульсируют болью глаза… Будь прокляты это небо и этот невыносимый свет!
        Мэрибет поднимает с плеча Джуда голову, выпрямляется… только она больше не Мэрибет - Анна. Глаза ее полны того же самого света, что и небо за окнами.
        - Из музыки сделан весь мир. Все мы - струны лиры. Звучим. Поем хором. Здорово было… вот этот ветер в лицо… Знаешь ли ты, милый, что всякий раз, как ты поешь, я пою с тобой вместе?
        - Завязывай с этим, - ворчит Джуд.
        Анна, устроившись за рулем, заводит мотор.
        - Эй, ты куда?
        С заднего кресла вперед, к руке Джуда, тянется Мэрибет. Анна и Мэрибет… теперь их двое, не «две в одной» - возможно, впервые за последние дни. Привстав, Мэрибет припадает губами к его губам. Губы ее холодны, подрагивают мелкой дрожью.
        - Пора мне в дорогу, Джуд, - говорит она, высвобождая руку. - Ехать пора… а тебе пора выходить.
        - Нам, - возражает Джуд, не отрываясь от ее губ, не выпуская ее руки, сжимая ладошку Мэрибет крепче и крепче, изо всех сил, так что косточки гнутся. - Нам пора выходить. Нам. Нам!
        Снова хруст гравия под колесами. Тронувшись с места, «Мустанг» катит вперед, под открытое небо, и передние сиденья заливает ослепительный свет. Раскаленная белизна поглощает, стирает весь мир - все, кроме кабины «Мустанга», и даже ее, как ни щурься, почти не разглядеть. Боль, обжигающая глаза изнутри, поражает воображение, однако руку Мэрибет Джуд держит крепко. Не сможет она уйти, если он не отпустит, не разожмет пальцев, а свет… Бог ты мой, сколько света! И со стереосистемой «Мустанга» что-то неладно: песня то звучит, то глохнет, тонет в волнах негромкого, басовитого, ритмично пульсирующего гула, в той самой потусторонней мелодии, сопровождавшей падение в дверь меж миров. Как хочется еще кое-что сказать Мэрибет; как хочется попросить у нее прощения за то, что не сдержал обещаний, данных и ей, и себе самому; как хочется сказать ей: люблю тебя, всем сердцем люблю… да только голос не слушается, а свет в глаза и гул в голове не дают даже думать. Рука… ее рука в его ладони… Вспомнив о ней, Джуд снова, и снова, и снова сжимает руку Мэрибет в попытке хоть так, ощупью, передать все, что хочет, высказать
все, что должен сказать, и ее пальцы крепко жмут его руку в ответ.
        Тем временем Анна, мерцающая в ослепительном зареве, будто светлячок, отворачивается от руля, улыбается, тянется к Джуду, накрывает ладонью их с Мэрибет руки… и вдруг говорит:
        - Эй, парни, внимательно! Этот хрен волосатый сесть пробует!
        47
        В левый глаз иголкой вонзился слепящий, нестерпимо белый лучик офтальмоскопа. Джуд заморгал, собрался с силами, приподнял голову, но чья-то ладонь на груди неумолимо прижала его к полу. Дышал он судорожно, хватая ртом воздух, будто форель, изловленная в озере Поншартрен и выброшенная на берег. Помнится, он говорил Анне, что можно бы как-нибудь съездить туда на рыбалку, вдвоем… или не Анне, а Мэрибет? Поди вспомни теперь…
        Офтальмоскоп отвели в сторону, и Джуд тупо уставился вверх, в пятнистый от сырости кухонный потолок. Бывает, помешанные сверлят в собственном черепе дыры, чтоб выпустить на волю вселившихся в них демонов, чтоб спустить пар, ослабить давление невыносимых мыслей, и в эту минуту Джуд понимал их стремления - лучше некуда. Каждый стук сердца казался еще одним валящим с ног ударом, отзывался в висках и в зрительных нервах болью, неумолимо свидетельствующей: он жив.
        Подсвинок с приплюснутым розовым пятачком склонился к нему, оскалился в непристойной улыбке… и ахнул от удивления:
        - Мать моя женщина, вот так номер! Знаете, кто это? Сам Иуда Койн!
        - Свиней уберите отсюда на хрен! - рыкнул кто-то еще.
        Получивший пинка, подсвинок с негодующим визгом отлетел прочь. В поле зрения Джуда возник молодой человек с опрятной, безукоризненной формы бородкой клинышком и добродушным, внимательным взглядом.
        - Мистер Койн? Лежите спокойно, не двигайтесь: вон сколько крови потеряли. Сейчас мы вас на каталку поднимем.
        - Ан… на, - с запинкой прохрипел Джуд.
        В светло-голубых глазах бородатого мелькнула боль и еще что-то наподобие… жалости?
        - Ее звали Анной?
        Нет. Нет. Джуд просто оговорился. Звали ее не Анной, однако Джуду не хватило дыхания, чтобы исправить ошибку. А, кстати, с чего это склонившийся над ним фельдшер в прошедшем времени о ней говорит?
        - Как я от него слышала, звали ее Мэрибет, - ответила за него Арлин Уэйд.
        Склонившись к Джуду с другой стороны, Арлин взирала на него сверху вниз. Глаза ее за стеклами очков казались нелепо огромными… и она тоже упомянула о Мэрибет в прошедшем, не в настоящем времени. Джуд снова приподнялся, пытаясь сесть, но бородатый и-эм-ти[109 - Парамедик, фельдшер «Скорой помощи» (сокр. от англ. «emergency medical technician»).] твердой рукой удержал его на полу.
        - Лежи, дорогой, не вставай, - сказала Арлин.
        Где-то рядом лязгнула сталь, застучали колеса. Бросив взгляд вдоль собственного тела, чуть выше ступней, Джуд увидел еще нескольких парамедиков, толкающих к двери каталку. На металлическом кронштейне капельницы, прикрепленной к тележке, болтался пузатый, вспухший от крови пластиковый пакет для внутривенных вливаний. Кто лежит на каталке, с пола было не разглядеть - не тот угол зрения, однако свисающую с тележки руку Джуд узнал сразу. От нагноения, от бледности и морщин на ладони не осталось даже следа. Хрупкая, тонкая рука Мэрибет безжизненно покачивалась в такт движущейся тележке, немедля напомнив Джуду о девчонке из омерзительного снаффа, хранившегося дома: расставаясь с жизнью, та точно так же обмякла, словно бескостная тряпичная кукла. Один из парамедиков, кативших тележку, оглянулся назад, заметил взгляд Джуда и поспешил уложить руку Мэрибет на носилки, вдоль тела. Остальные, негромко, встревоженно переговариваясь между собой, вытолкнули каталку за порог.
        - М-мэрибет? - еле слышно, с мукой в голосе выдохнул Джуд.
        - Ей ехать пора, - сказала Арлин. - А за тобой, Джастин, сейчас еще неталожка приедет.
        - Ехать? - переспросил Джуд, вправду не поняв, о чем речь.
        - Ну да. Здесь ей ничем помочь больше не могут, вот и все дела. В путь-дорогу пора, - пояснила Арлин, гладя его ладонь. - Карета, как говорится, подана.
        В живых
        48
        Двадцать четыре часа Джуд то отрубался, то снова приходил в чувство.
        В очередной раз очнувшись, он обнаружил на пороге палаты своего адвоката, Нэн Шрив, за разговором с Джексоном Брауном[110 - Известный американский певец, рок-музыкант, поэт и композитор, автор песен в стиле фолк и кантри.]. С Брауном Джуд пересекался когда-то довольно давно, на вручении «Грэмми»[111 - Престижная ежегодная музыкальная премия американской Национальной академии искусства и науки звукозаписи.], но знаком был разве что шапочно. Посреди церемонии он ускользнул из зала, сортир навестить, а отливая, увидел Джексона Брауна, пристроившегося к соседнему писсуару. Друг другу они только кивнули, даже не поздоровавшись, и потому Джуд даже представить себе не мог, что Браун нынче забыл здесь, в Луизиане. Наверное, в Новый Орлеан заглянул с выступлением, услышал, что Джуда чуть не убили, и пришел изъявить соболезнования. Может, теперь светила рок-н-ролла потянутся к Джуду гурьбой, в очередь выстроятся с пожеланиями: «Держись, брат, держись»? Одет Джексон Браун был довольно строго - синий спортивный пиджак, галстук, на поясном ремне, рядом с кобурой револьвера, поблескивала золотом бляха в виде
щита. Взглянув на нее, Джуд расслабился, и его веки снова сами собой сомкнулись.
        Окутанный мраком, он только смутно чувствовал, как течет время, а снова придя в себя, увидел рядом, в кресле возле кровати, еще одну рок-звезду. Диззи… глаза замазаны черным, лицо источено СПИДом…
        Заметив, что Джуд очнулся, Диззи протянул ему руку, и Джуд ответил на рукопожатие.
        - Как же к тебе не зайти, чувачок? Ты-то меня не оставил, пришел, - сказал Диззи.
        - Рад тебя видеть, - откликнулся Джуд. - Мне тебя так не хватало…
        - Прошу прощения? - подала голос сестра, дежурившая по другую сторону койки.
        До сих пор не замечавший ее, Джуд оглянулся, а вновь повернувшись к Диззи, обнаружил, что в кресле никого, ни души, а его рука попросту висит в воздухе.
        - С кем это вы говорили? - не унималась сестра.
        - Со старым другом. С которым не виделся со дня его смерти.
        Сестра неодобрительно хмыкнула.
        - Придется вам, дорогой, дозу морфина убавить.
        После через палату рысцой протрусил, шмыгнул под койку Ангус. Джуд позвал пса, но Ангус наружу так и не вышел, так и остался лежать под койкой, мерно, в такт Джудову сердцу, постукивая об пол хвостом.
        Снова открыв глаза, Джуд, даже не представлявший, кто из умерших или из знаменитостей явится к нему следующим, здорово удивился: палата оказалась пустой. Лежал он то ли на четвертом, то ли на пятом этаже больницы в пригороде Слайделла. За окном поблескивала в лучах заходящего солнца суровая синевато-сизая гладь озера Поншартрен. Вдоль кромки воды толпами расхаживали журавли, к востоку пыхтя, неуклюже двигался старенький нефтеналивной танкер. Вобрав полной грудью легкий солоноватый запах озерной воды, Джуд беззвучно заплакал.
        Взяв себя в руки, он вызвал сестру, однако вместо сестры в палату пришел доктор - бритоголовый, исхудавший, как труп, чернокожий с печальными, сплошь в кровавых прожилках глазами. Негромко, чуть сипловато, он начал рассказывать Джуду о его состоянии, но Джуд оборвал его:
        - А Бамми кто-нибудь позвонил?
        - Простите, кому?
        - Бабушке Мэрибет, - пояснил Джуд. - Если ей еще не звонили, я хочу сам обо всем ее известить. Бамми должна узнать, что случилось.
        - Если вы сможете назвать ее фамилию и телефон или хотя бы домашний адрес, я поручу кому-нибудь из сестер позвонить ей.
        - Говорить с ней должен я.
        - Вы слишком многое пережили. Боюсь, при вашем эмоциональном состоянии звонок от вас может послужить… причиной ненужных волнений.
        Джуд в изумлении поднял брови.
        - Погибшая - ее внучка. Самый дорогой для нее человек на свете. По-вашему, узнав о смерти внучки от кого-нибудь незнакомого, она взволнуется меньше?
        - Вот. Вот почему звонить ей следует кому-то из нас, - твердо сказал доктор. - Подобных вещей ее родным слышать совсем ни к чему. Мы в первой телефонной беседе с родными предпочитаем ограничиваться положительной стороной дела.
        Тут Джуд и понял, насколько он не в себе. Разговор, чем дальше, тем больше, сбивался на какой-то абсурд сродни горячечному бреду. Покачав головой, Джуд расхохотался, но вскоре заметил, что снова плачет, и дрожащей рукой утер слезы.
        - Какой еще положительной стороной? - спросил он.
        - Известия могли оказаться гораздо хуже, - объяснил доктор. - Сейчас пациентка, по крайней мере, стабильна. Остановка сердца продолжалась не более пары минут, в состоянии смерти она пробыла не так уж долго, а потому серьезных последствий опасаться не…
        Продолжения Джуд дожидаться не стал.
        49
        Сам не заметив как, он оказался за порогом палаты. Шесть футов ростом, двести сорок фунтов живого веса, пятидесяти четырех лет от роду, обросший длинной, всклокоченной черной бородой, в больничной сорочке с завязками сзади, развевающейся за спиной, обнажая костлявую безволосую задницу, Джуд быстрым шагом двинулся вдоль коридора. Рядом рысцой семенил доктор, сестры суетились вокруг, норовя развернуть его и увести в палату, но Джуд с пути не сворачивал - шел прямо, не обращая внимания ни на иглу капельницы в вене, ни на роликовый кронштейн с пластиковым мешком, с лязгом катившийся следом. В голове прояснилось, сна ни в одном глазу, руки не беспокоят, дышится легко, что еще нужно для счастья? Не замедляя шага, он принялся громко звать Мэрибет. Голос тоже звучал на удивление чисто.
        - Мистер Койн, - заговорил доктор. - Мистер Койн, до выздоровления ей еще далеко, и вам тоже. Сейчас не время для…
        Бон, обогнав Джуда, умчалась вперед, свернула вправо и скрылась за углом. Ускорив шаг, Джуд свернул за ней следом и едва успел разглядеть, как Бон проскользнула в проем двустворчатой двери футах так в двадцати дальше по коридору. Створки двери с негромким шипением пневматических петель сомкнулись за ее спиной. На светящейся табличке над притолокой значилось: «ICU»[112 - От англ. сокр.: «intensive care unit», здесь - блок интенсивной терапии и реанимации.].
        Здесь Джуду заступил путь невысокий, кряжистого сложения больничный охранник, но Джуд обогнул его, и топтуну тоже поневоле пришлось, отдуваясь, сопя, трусить за ним следом. Толкнув двери, он переступил порог реанимационного отделения.
        Бон снова скрылась из виду, шмыгнув в темную комнатку слева. Джуд двинулся за ней по пятам. Бон за порогом комнатки не оказалось, зато на единственной кровати, с черными швами под подбородком, с воздушным шлангом в носу, окруженная довольно попискивающей во мраке электроникой, лежала она, Мэрибет. Как только вошедший Джуд окликнул ее по имени, ее опухшие веки дрогнули, приоткрыв щелочки глаз. Грязновато-бледное, сплошь в синяках, лицо Мэрибет страшно осунулось. При виде нее у Джуда сладостно защемило сердце. Не заметив, как оказался рядом с ней, на краю матраса, Джуд обнял ее, осторожно привлек к себе. Кожа - будто бумага, кости - чисто бамбуковые прутики… Уткнувшись носом в ее рассеченное горло, в волосы, он сделал долгий, глубокий вдох. В эту минуту ему как никогда было нужно почувствовать ее запах, лишний раз убедиться, что она здесь, жива. Рука Мэрибет, скользнув по его боку, легонько коснулась спины. Целуя ее, Джуд почувствовал, как холодны, как дрожат ее губы.
        - Я уж думал, ты с концами отъехала, - сказал он. - Мы - ты, я и Анна - снова оказались в «Мустанге», и… я и подумал, что ты отправилась… сама знаешь куда.
        - А-а, блин, - еле слышно, на выдохе прошептала в ответ Мэрибет. - Знаешь, выбралась я из машины, не поехала никуда. Надоела мне эта езда - сил нет. Когда нас домой отпустят, полетим самолетом, ладно?
        50
        Не спавший, хотя вроде бы должен был спать, щелчок дверной ручки Джуд услышал сразу и повернулся к двери, гадая, кто из умерших, или из легенд рока, или из духов зверей решил его навестить. Увы, ожидания его не оправдались: в палату вошла всего-навсего Нэн Шрив в строгой светло-коричневой юбке и пиджачке при телесного цвета чулках - туфли на шпильках она несла в руке. Тихонько, на цыпочках просеменив внутрь, Нэн осторожно закрыла за собой дверь.
        - Тайком пробралась, - пояснила она, сморщив нос и заговорщически подмигнув Джуду. - Вообще-то мне сюда пока нельзя.
        Жилистая, невысокая, Нэн едва доставала макушкой ему до груди. Еще она, крайне неловкая в общении, совершенно не умела улыбаться. Ее натянутый, вымученный, фальшивый оскал не излучал ничего, что положено излучать улыбке, - ни оптимизма, ни дружеской теплоты, ни уверенности в собственных силах. Сорока шести лет, замужем, мать двоих детей, Нэн ведала всеми юридическими делами Джуда почти десять лет, однако их с Джудом дружба продолжалась куда как дольше, а началась еще в те времена, когда ей едва исполнилось двадцать. В те давние дни, вечно на нервяках, злая, дерганая, улыбаться она не просто не умела - даже не пробовала, и по имени, Нэн, Джуд ее в ту пору не называл.
        - Привет, Теннесси, - откликнулся Джуд. - С чего вдруг тебе сюда нельзя?
        Двинувшаяся к кровати, Нэн словно запнулась на полушаге. Вообще-то называть ее старым прозвищем Джуд вовсе не собирался - само собой как-то вырвалось. Видимо, от усталости. Ресницы Нэн затрепетали, улыбка на миг сделалась еще безрадостнее обычного, однако, немедля взяв себя в руки, она подошла к Джуду и уселась в пластиковое кресло возле кровати.
        - Я сговорилась с Куинном встретиться в вестибюле, - пояснила она, втискивая ноги в туфли. - Куинн - детектив, следователь, ему поручено разобраться в случившемся. Вот только он опаздывает. По пути сюда я проезжала мимо жуткой аварии на хайвэе и, кажется, видела его машину там, у обочины. Похоже, его остановили и мобилизовали в помощь полиции штата.
        - В чем меня обвиняют?
        - С чего бы им в чем-то тебя обвинять? Отец… слушай внимательно, Джуд: твой отец напал на тебя. Напал на вас обоих, и вы только чудом остались в живых. Куинну нужно только официально снять с тебя показания, вот и расскажи ему, что произошло в доме отца. Расскажи правду.
        Взглянув Джуду в глаза, Нэн заговорила обдуманно, взвешенно, будто мать, втолковывающая ребенку нечто простое, однако крайне важное:
        - То, что случилось с твоим отцом, - следствие сенильной деменции, возрастного психического заболевания. Дело вполне обычное. Даже термин есть специальный, «старческая агрессия». В припадке буйства отец напал на вас с Мэрибет Кимболл, и она, убив его, спасла вас обоих. Вот и все, что Куинн хочет услышать. Всю правду. Все, как оно было на самом деле.
        К этому времени их разговор утратил всякое сходство с приятельским трепом. Избавившись от вымученной улыбки, Нэн превратилась в прежнюю Теннесси - расчетливую, жесткую, несгибаемую.
        Джуд молча кивнул.
        - Еще Куинн может пуститься в расспросы о несчастном случае, из-за которого ты лишился пальца, - продолжала она. - И пса. Пса, найденного мертвым в твоей машине.
        - Что-то я не пойму, - сказал Джуд. - А о происшествии во Флориде он вопросов ко мне не имеет?
        Ресницы Нэн снова затрепетали, на лице отразилось явное недоумение, но затем взгляд ее сделался по-прежнему холоден - даже холоднее, чем раньше.
        - Во Флориде что-то случилось? Такое, о чем мне следует знать?
        Выходит, во Флориде его не ищут? Это не лезло ни в какие ворота. В конце концов, он совершил нападение на женщину с дочерью, в него стреляли, а после еще авария со столкновением… однако, будь он объявлен в розыск, Нэн о том уже знала бы. Знала и начала строить планы защиты.
        - Так вот, ты ехал на юг, повидать умирающего отца, - продолжила Нэн. - Неподалеку от его фермы на тебя совершили наезд. Ты выгуливал пса у обочины, и вас обоих сбила проезжавшая мимо машина. Совпадение фантастическое, но так уж вышло. Другие варианты вообще лишены всякой логики.
        Дверь распахнулась, и в палату заглянул Джексон Браун… вот только темно-красной родинки на шее, этакого малинового пятна, смутно похожего на трехпалую ладонь, Джуд у него прежде не замечал, да и такого деревенского, носового, по-кадьенски[113 - Кадьены (каджуны) - потомки субэтнической группы франко-канадцев, в XVIII веке депортированных англичанами из французской североамериканской колонии Акадия.] протяжного говора не замечал за ним тоже.
        - Мистер Койн? Живы-здоровы и с нами? - заговорил он, стрельнув взглядом в сторону сидящей возле кровати Нэн Шрив. - То-то в вашей звукозаписывающей компании расстроятся: они, небось, уже трибьют-альбом собирать начали!
        Расхохотавшись, «Джексон Браун» поперхнулся смехом, закашлялся, сморгнул слезы, навернувшиеся на глаза.
        - Миссис Шрив? Я как-то разминулся с вами в вестибюле, - довольно весело, беззаботно продолжил он, однако в сочетании с испытующим взглядом из-под полуопущенных век его слова прозвучали едва ли не как обвинение. - И медсестра, дежурящая в регистратуре, вас тоже в глаза не видела.
        - Я помахала ей, проходя мимо, - невозмутимо откликнулась Нэн.
        - Входите, - пригласил Джуд. - Нэн говорит, вы побеседовать со мной хотите.
        - Побеседовать… вообще-то вас под арест взять следует, - объявил детектив Куинн.
        Сердце Джуда забилось быстрее, но голос, стоило ему раскрыть рот, зазвучал гладко, спокойно:
        - За что же?
        - За три последних альбома, - ответил Куинн. - У меня две дочки, и они слушают эту музыку без конца, на полной громкости, так что стены трясутся, тарелки в буфете звенят, а я чувствую: ну, все, сейчас до уголовно наказуемого деяния, до бытового насилия в форме рукоприкладства дело дойдет! И это ж в отношении собственных дочек, умниц, красавиц, которых мне так-то, в обычных обстоятельствах, даже пальцем тронуть в голову не придет!
        Вздохнув, Куинн утер взмокший лоб галстуком, подошел к изножью кровати, предложил Джуду пластинку «Джуси Фрут», последнюю в пачке, а когда Джуд отверг угощение, отправил жвачку в рот и энергично заработал челюстями.
        - Детишки… как ты на них ни злись, а к детишкам с любовью нужно, верно я говорю?
        - Вернее некуда, - согласился Джуд.
        - Так вот, у меня к вам всего-то пара вопросов, - сказал Куинн, вынимая из внутреннего кармана пиджака блокнот. - И начнем-ка мы со случившегося незадолго до приезда к отцу. Вас кто-то сбил и уехал, верно? Нечего сказать, жуткий денек выдался для вас с подругой! А после еще и родной папаша на вас напал. Наверное, при этаком виде да в его-то состоянии принял вас за… ну, даже не знаю. За убийцу, явившегося ферму разграбить, или за злого духа… словом, с этим все ясно. Одного только в толк не возьму: отчего вы сразу же после аварии, оставшись без пальца, в больницу не поехали?
        - Н-ну, - промычал Джуд, - до отцовского дома оставалось всего ничего, а я знал, что там моя тетка, дипломированная фельдшерица.
        - Вот оно как? Понятно. Опишите сбившую вас машину.
        - Грузовичок, - не задумываясь, ответил Джуд. - Пикап.
        Нэн, не сводившая с него пристального, уверенного взгляда, едва заметно кивнула. Вдохнув поглубже, Джуд принялся врать как по писаному.
        51
        Выходя из палаты, Нэн задержалась в дверном проеме и оглянулась. На лице ее снова сияла все та же натянутая, вымученная улыбка, отчего Джуду сразу же сделалось тоскливо, хоть вой.
        - Да, Джуд, она вправду красавица, - сказала Нэн. - И вправду любит тебя - это сразу же видно, стоит только послушать, как она о тебе говорит. Я с ней разговаривала всего-то пару минут, однако… однако тут же все поняла. Как ты ее, Джорджией окрестил, если не ошибаюсь?
        Вопрос прозвучал так, будто Нэн сомневается, в самом ли деле ей хочется получить ответ.
        - Мэрибет, - твердо ответил Джуд. - Ее зовут Мэрибет, и не иначе.
        52
        Домой, в штат Нью-Йорк, они вернулись две недели спустя, как раз к панихиде по Дэнни. Мэрибет обмотала шею черным шарфом, превосходно подошедшим к черным ажурным перчаткам. День выдался холодным, ветреным, однако народу собралось немало. Похоже, попрощаться с Дэнни пришли все, с кем он когда-либо болтал, сплетничал или трепался по телефону, и набралось таковых великое множество, и прежде времени не ушел ни один, даже после того, как тучи разродились дождем.
        53
        По весне Джуд записал альбом - простенький, в основном акустический. Пел он об умерших. Пел о ночных дорогах. Партии гитары исполняли другие. Сам он, конечно, ритм держал без труда, но не более: возврат к построению аккордов левой, как в детстве, давался ему нелегко.
        Продажи нового диска пошли неплохо, но гастролировать с этой программой Джуд не поехал. Вместо этого снова в больницу лег, а тройное шунтирование - дело нешуточное.
        Мэрибет начала преподавать танцы в одном из модных фитнес-клубов Хай-Плейнс. Народ к ней на занятия валил толпами.
        54
        Той же весной Мэрибет, отыскав на местном автомобильном кладбище бесхозный «Додж Чарджер», сторговала его за три сотни долларов и привезла домой, а Джуд все лето потел на дворе, без рубашки, приводя его в божеский вид. В дом он возвращался лишь поздним вечером, покрытый новым слоем загара - сплошь, кроме блестящего серебристого шрама посреди груди. Мэрибет всякий раз поджидала его сразу же за порогом, держа наготове бокал домашнего лимонада. Порой они обменивались поцелуями, отдающими холодным лимонным соком пополам с машинным маслом. Эти поцелуи казались Джуду куда лучше, приятнее всяких других.
        55
        Однажды после обеда, ближе к концу августа, Джуд, взмокший от пота, насквозь пропеченный солнцем, забрел в дом и обнаружил на автоответчике сообщение от Нэн. В сообщении говорилось, что у Нэн есть для него кое-какая информация и Джуд может позвонить ей в любое удобное время. Рассудив, что «любое удобное время» как раз настало, Джуд позвонил ей в приемную и в ожидании присел на край когда-то принадлежавшего Дэнни стола. Вскоре секретарша соединила его с Нэн.
        - Боюсь, сообщить о личности этого Джорджа Ругера мне почти нечего, - без предисловий заговорила Нэн. - Тебя интересовало, не упоминался ли он в каких-либо прошлогодних судебных разбирательствах на уголовную тему, и ответ у нас вырисовывается отрицательный. Возможно, располагая более детальными сведениями, зная, в чем именно заключен твой интерес к нему, я могла бы…
        - Не надо, - оборвал ее Джуд. - Кончай с ним и больше о нем не волнуйся.
        Выходит, жаловаться на Джуда властям Ругер не стал. Что ж, неудивительно. Вздумай он подать в суд или потребовать ареста обидчика, Джуд об этом так или иначе узнал бы давно. Сказать по правде, от Нэн он ничего другого не ждал. Как Ругер мог бы рассказать кому-либо об избиении, не рискуя, что наружу выплывет история с Мэрибет, совращенной им школьницей старших классов? Насколько помнилось Джуду, он был какой-то важной фигурой в местных политических раскладах, а обвиняемому в растлении несовершеннолетней собирать денежки на предвыборные кампании, знаете ли, нелегко.
        - А вот с Джессикой Прайс мне повезло чуть больше.
        - Вот как?
        От одного этого имени желудок сжался в тугой, холодный комок.
        - Эта Прайс, - с деланой, слишком уж нарочитой, а потому не слишком-то убедительной беззаботностью заговорила Нэн, - под следствием. Вменяют ей оставление ребенка в опасности плюс развратные действия в отношении малолетней. Собственной дочери, можешь себе такое вообразить? Очевидно, полиция явилась к ней в дом после телефонного сообщения об аварии. После того, как Прайс угораздило въехать в чью-то машину прямо напротив собственного гаража на сорока милях в час. Прибыв на место, полицейские обнаружили ее без сознания, за рулем. А ее дочь - в доме, со стволом в руках, рядом с убитой собакой.
        Тут Нэн сделала паузу, предоставляя Джуду возможность вставить словечко, но Джуд промолчал. Сказать ему было нечего.
        - Тот, в кого Прайс въехала, - продолжила Нэн, - полиции не дождался. Личность не установлена до сих пор.
        - А Прайс им разве не сообщила? Сама-то она что говорит?
        - Ничего. Видишь ли, успокоив девочку, полицейские забрали у нее ствол. А убирая его на место, нашли под бархатной обивкой футляра конверт с фотоснимками. С поляроидными фото вот этой самой девчонки. Жуть. Уголовщина в чистом виде. По всему судя, полиции удалось установить, что снимки сделаны матерью, и Джессике Прайс светит до десяти лет. А девочке, насколько я понимаю, всего-то тринадцать, в этом-то и весь ужас, верно?
        - Верно, - подтвердил Джуд. - Вернее некуда.
        - И хочешь верь, хочешь нет, все это - авария с участием Джессики Прайс, и застреленная собака в доме, и снимки… словом, произошло все это в тот самый день, в день смерти твоего отца. Вот совпадение, а?
        Однако Джуд вновь промолчал. Молчание казалось надежнее любых слов.
        - Следуя совету адвоката, - продолжала Нэн, не дождавшись ответа, - Джессика Прайс с момента ареста пользуется законным правом хранить молчание. В ее случае это имеет смысл. А заодно играет на руку тому, кто еще там с ними был. Тому, кто собаку привел, понимаешь?
        Джуд крепче прижал к уху трубку, однако на сей раз Нэн умолкла надолго. Может, разъединили?
        Чтоб проверить, здесь ли она, пришлось нарушить молчание самому:
        - И это все?
        - Еще одно, - с абсолютной невозмутимостью в голосе ответила Нэн. - Плотник, работавший по соседству, на стройке, показал, что видел подозрительную парочку в черной машине, ошивавшуюся неподалеку с утра пораньше. А водителя описал так: «Вылитый, - говорит, - солист из „Металлики”».
        Джуд, не сдержавшись, расхохотался в голос.
        56
        Во второе воскресенье ноября «Додж Чарджер» под бряканье пивных банок в багажнике выкатил со двора одной из джорджийских церквушек на красноватую глиняную грунтовку. Бамми, сунув два пальца в рот, разразилась заливистым хулиганским свистом.
        57
        Той, первой осенью они отправились на Фиджи. Следующей осенью съездили в Грецию. В октябре третьей осени, выбрав Гавайи, по десять часов в сутки валялись на черном песчаном пляже, однако в Неаполе на следующий год оказалось еще лучше. Ехали на недельку, а пробыли там целый месяц.
        А вот осенью пятой годовщины они не поехали никуда. Незадолго до этого Джуд купил пару щенков и не захотел оставлять их одних. Как-то холодным дождливым днем он отправился с новыми псами к въездным воротам за почтой. Пока он вытаскивал конверты из ящика у самых ворот, выцветший пикап, промчавшийся по шоссе, обдал его спину веером брызг. Обернувшись, чтоб проводить его взглядом, Джуд обнаружил на той стороне дороги Анну, не сводящую с него глаз. В груди резко кольнуло, но боль сразу же унялась - только дыхание участилось.
        Тем временем нежданная гостья откинула с глаз непослушную прядь золотистых волос, и Джуд разглядел, что она заметно ниже Анны ростом, куда атлетичнее сложена, да и вообще еще девчонка, самое большее, лет восемнадцати. Подняв руку, девчонка робко махнула ему, и Джуд взмахом руки поманил ее к себе.
        - Привет, мистер Койн, - сказала она, перебежав дорогу.
        - Риз, если не ошибаюсь? - уточнил Джуд.
        Девчонка кивнула. Ничем не прикрытые, ее волосы порядком намокли, джинсовая куртка тоже промокла насквозь. Щенки запрыгали, заскакали вокруг, и девчонка со смехом увернулась от их грязных лап. Губы ее слегка дрожали от холода.
        - Джимми, Роберт, фу! Сидеть! - прикрикнул Джуд на собак. - Прошу прощения. Псы у меня невоспитанные, приличиям еще не обучены. В дом зайдешь? Вон как вымокла. Гляди, так и смерть свою подхватить недолго.
        - Смерть разве заразна? - спросила Риз.
        - Еще как, - заверил ее Джуд. - И никуда от этой подлой заразы не спрячешься. Рано или поздно любого отыщет.
        С этим он отвел Риз под крышу, в полутемную кухню, и только собрался поинтересоваться, как она к нему добралась, Мэрибет, окликнув его со второго этажа, спросила, кто к ним пожаловал.
        - Риз Прайс, - откликнулся Джуд. - Из Тестамента, штат Флорида. Дочка Джессики Прайс.
        Наверху воцарилось молчание. Прошлепав пятками по ступеням, Мэрибет спустилась вниз и остановилась у подножия лестницы, а Джуд нащупал возле двери выключатель и зажег свет.
        В неожиданно ярком сиянии ламп Мэрибет с Риз, ни слова не говоря, уставились друг на дружку. Лицо Мэрибет сделалось непроницаемым, будто окаменело, испытующий взгляд тоже не выражал никаких чувств. Взглянув ей в глаза, Риз опустила взгляд к ее горлу - к серебристо-белому полумесяцу шрама под подбородком, выдернула руки из рукавов куртки и обхватила себя за локти. Под ногами ее, на полу, скопилась изрядная лужа.
        - Господи Иисусе, - ахнула Мэрибет. - Джуд, сходи полотенце ей принеси.
        Отыскав в ванной первого этажа полотенце, Джуд вернулся на кухню. На плите попыхивал паром закипающий чайник, а Риз, сидя у стойки посреди кухни, рассказывала Мэрибет о подбросивших ее сюда из Нью-Йорк Сити русских студентах, приехавших в Штаты по обмену и всю дорогу обсуждавших посещение «Энтайр-стейк-билдинг»[114 - Искаженное (до превращения в «цельный бифштекс») «Эмпайр-стейт-билдинг», 102-этажный небоскреб, одна из главных достопримечательностей Нью-Йорка.].
        Мэрибет приготовила Риз какао и горячий сэндвич с сыром и помидорами, а Джуд просто устроился рядом с нею за стойкой. Держалась Мэрибет свободно, дружески-покровительственно, беззаботно смеялась над рассказами Риз, как будто принимать в гостях девчонку, отстрелившую мужу палец, - самое обычное дело на свете.
        Беседовали в основном дамы. Риз направлялась в Буффало, где собиралась, встретившись с друзьями, поглядеть на Фифти Сента и Эминема. После они собирались отправиться на Ниагару. Один из ее друзей вложился в покупку старой жилой баржи, настоящего плавучего дома, - там все они, полдюжины человек, и поселятся, только над баржей придется как следует потрудиться. Риз поручили покраску, и у нее есть крутейший замысел росписи на борту, даже наброски уже готовы. Достав из рюкзака альбом, она показала Джуду с Мэрибет кое-что из своих работ. Довольно неумелые, ее рисунки, нечто вроде затейливых орнаментов из тел обнаженных женщин, фигур стариков без глаз и силуэтов гитар, чем-то привлекали внимание. Если баржу после не удастся продать, они превратят ее в какое-нибудь заведение - в пиццерию или, к примеру, тату-салон. Об искусстве татуировки Риз знала немало и уже практиковалась на самой себе. Задрав футболку, она продемонстрировала Джуду с Мэрибет неяркую изящную змейку, пожирающую собственный хвост, вокруг пупка.
        Тут Джуд, вмешавшись в разговор, спросил, каким образом она доберется до Буффало. В ответ Риз созналась, что денег на автобус ей хватило только до Пенсильванского вокзала, а остаток пути можно проделать и автостопом.
        - А ты в курсе, что это три сотни миль? - спросил Джуд.
        Риз, подняв брови, одарила его изумленным взглядом и отрицательно покачала головой.
        - Глянуть на карту - вроде и штат-то не такой уж офигенно огромный… Нет, правда? Целых три сотни миль?
        Мэрибет, забрав у гостьи опустевшую тарелку, отправила ее в раковину.
        - Может, тебе позвонить кому нужно? Кому-нибудь из родных? Вот телефон, не стесняйся.
        - Нет, мэм, спасибо.
        Мэрибет улыбнулась. «Интересно, к ней прежде хоть раз так обращались?» - подумал Джуд.
        - А что с твоей матерью? - спросила Мэрибет.
        - В тюрьме сидит. И хорошо бы никогда оттуда не вышла, - отрезала Риз.
        Уставившись в чашку с какао, она принялась играть с длинной прядью золотистых волос, наматывать ее на палец… то же самое на памяти Джуда не меньше тысячи раз проделывала и Анна.
        - Мне даже вспоминать о ней неприятно, - продолжала Риз. - Уж лучше делать вид, будто она умерла или еще что-то вроде. Я лично никому бы такой матери не пожелала. Не мать она, а проклятие, самое настоящее. Если всерьез подумаю, что когда-нибудь могу стать такой же матерью своим детям, тут же стерилизоваться пойду.
        Когда она допила какао, Джуд накинул дождевик и велел Риз собираться: он отвезет ее на автобусную станцию.
        Какое-то время ехали без разговоров, не включив даже радио, в тишине, нарушаемой только стуком капель о лобовое стекло «Чарджера» да поскрипыванием хлещущих вправо-влево дворников. Покосившись на Риз, Джуд обнаружил, что спинка ее кресла до предела откинута назад, а веки сомкнуты. Джинсовую куртку девчонка сняла и укрылась ею, как одеялом. Похоже, уснула…
        Однако вскоре Риз, приоткрыв глаз, сощурилась на него.
        - А скажите, тетя Анна вам вправду небезразлична была?
        Джуд молча кивнул. Дворники продолжали свое: «туп-хлюп, туп-хлюп, туп-хлюп».
        - Мама натворила много такого, чего делать не следовало, - продолжила Риз, глядя на Джуда уже не искоса, прямо. - Кое-что… я бы, наверное, левой руки не пожалела, лишь бы забыть. И вот иногда мне думается, что тетя Анна узнала кое о чем из маминых проделок - о том, что они на пару с Крэддоком, с отчимом их, вытворяли, и из-за этого покончила с собой. Из-за того, что не могла больше жить с таким знанием и рассказать обо всем никому не могла. А еще ей и без этого жилось тяжело. Наверное, с ней в детстве тоже случилось что-то плохое. Какая-то пакость вроде той, что случилась со мной.
        Выходит, Риз, по крайней мере, известно не обо всех шалостях матери? Что ж, если так, значит, в жизни вправду порой встречаются справедливость и милосердие…
        - Простите, что я руку вам искалечила, - добавила Риз. - Серьезно, мне очень жаль. Бывает, я вижу тетю Анну во сне. Мы с ней кататься едем. Машина у нее крутая - старая, вроде этой, только черная. Во сне она больше не грустит. Едем мы за город, и она вашу музыку по радио слушает. Так вот, тетя Анна объяснила, что вы вломились к нам в дом не затем, чтоб сделать мне что-то плохое. Наоборот, чтоб положить плохому конец. Чтоб привлечь мать к ответу за все, что с ее позволения случилось со мной. Я, собственно, заглянула к вам только прощения попросить. Надеюсь, у вас все хорошо?
        Джуд снова молча кивнул. Правду сказать, в эту минуту он не доверял собственному голосу.
        В здание станции они вошли вместе. Оставив Риз на обшарпанной деревянной скамье, Джуд подошел к кассе, купил билет до Буффало и попросил станционного агента спрятать билет в конверт. В тот же конверт он вложил двести долларов, завернутых в сложенный пополам листок с номером своего телефона и припиской: пусть, дескать, Риз обязательно позвонит, если в дороге с ней случится что-то неладное. Вернувшись к скамье, Джуд конверта ей в руки не отдал - сунул в боковой карман рюкзака, чтоб не заглянула внутрь сразу же и от денег отказываться не начала.
        Риз проводила его на улицу. Дождь лил как из ведра, последние отсветы дня угасли, и в сумерках все вокруг посинело, словно от холода. На прощание Джуд повернулся к Риз, а девчонка, поднявшись на цыпочки, чмокнула его в холодную, мокрую щеку. Да, Джуд понимал, что перед ним вполне состоявшаяся, хоть и юная, женщина, однако ее поцелуй оказался беспечным, невинным поцелуем ребенка. При мысли о том, что ей предстоит одной, без присмотра, проделать далекий, в несколько сотен миль, путь на север, Джуду вдруг сделалось не по себе.
        - Ну, счастливо! - одновременно, хором сказали они и расхохотались.
        Пожав Риз руку, Джуд напоследок кивнул ей, но ничего больше не сказал. Сказать ему, кроме слов прощания, было нечего.
        Домой он вернулся уже в темноте. Мэрибет, вынув из холодильника пару бутылок «Сэм Адамс»[115 - Обиходное название популярного в США пива «Сэмюэл Адамс».], загремела ящиками стола в поисках открывалки.
        - Помочь бы ей чем-нибудь, - задумчиво проговорил Джуд.
        - Она еще малость маловата, даже для тебя, - проворчала Мэрибет. - В штанах свое «что-нибудь» держи, понял?
        - Бог ты мой, я не о том вовсе.
        Мэрибет, рассмеявшись, швырнула в Джуда кухонным полотенцем.
        - На, вытрись. А то, промокший насквозь, совсем брошенным выглядишь, аж жалко становится.
        Джуд провел полотенцем по волосам, а Мэрибет, откупорив пиво, придвинула одну из бутылок к нему, заметила, что он еще дуется, и снова расхохоталась.
        - Брось, Джуд, не обижайся. Если б я не шпыняла тебя время от времени, в твоей жизни вообще никакого огня не осталось бы, - сказала она, нежно, слегка насмешливо глядя на Джуда из-за кухонного стола. - Как бы там ни было, ты ей и билет на автобус до Буффало купил, и… и сколько еще на дорогу денег подсунул?
        - Две сотни долларов.
        - Ну и вот. Уже помог кое-чем. И, кстати, не только этим. Что еще от тебя может требоваться?
        Джуд сел за стойку, взял в руки бутылку, поставленную перед ним Мэрибет, но пить не спешил. Устал он зверски, не говоря уж о том, что промок и замерз и еще не успел согреться. Огромный грузовик, а может, «Грейхаунд», с ревом пронесшийся по шоссе, умчался в холодный, промозглый туннель ночи. Щенята в вольере визгливо затявкали, взбудораженные шумом.
        - Надеюсь, все у нее получится, - сказал Джуд.
        - А почему нет? Доберется. Буффало, в конце концов, не край света, - откликнулась Мэрибет.
        - Это точно, - согласился Джуд, хотя сам не знал, что, собственно, имел в виду.
        Благодарности в форме сердца
        Ну, а теперь поднимите, друзья, зажигалки, встречайте еще одну, последнюю из множества слезливых рок-баллад, позвольте мне спеть хвалу всем тем, без чьей неоценимой помощи «Коробка в форме сердца» никогда не появилась бы на свет. Спасибо моему литагенту, Майклу Чоуту, правившему моим писательским судном с осторожностью, тактом и невероятным благоразумием. В огромном долгу я и перед Дженнифер Брель, вложившей в редактуру моего романа столько нелегких трудов, твердой рукой доведшей ее до чистовика, а главное, вообще решившейся рискнуть, поставив на «Коробку в форме сердца», и перед Морин Сагден, блестяще выполнившей корректуру. Благодарности достойны также Лайза Галлахер, Джульетта Шепленд, Кейт Нинцель, Ана-Мария Аллесси, Линн Греди, Рик Акван, Лори Янг, Ким Льюис, Сил Балленджер, Кевин Каллахан, Сара Богуш и все остальные ребята из «Уильям Морроу», участвовавшие в работе над этой книгой, не говоря уж о Джо Флетчере из английского «Голланц», попотевшем над ней не меньше любого другого.
        Нижайший поклон Энди и Керри за их энтузиазм и дружбу, и Шейну, не только близкому другу, но и администратору моего сайта, joehillfiction.com, вложившему в дело все присущее ему остроумие и фантазию. Словами не выразить, как благодарен я родителям и брату с сестрой - за уделенное время, за мысли, поддержку и любовь.
        А более чем кого бы то ни было я люблю и благодарю Ленору с мальчишками. Не берусь даже судить, сколько часов убила Ленора на вычитки этой рукописи во всех ее вариантах и на разговоры со мной - о Джуде, о Мэрибет, о духах и призраках. Другими словами, прочла она не меньше миллиона страниц и перетряхнула, перелопатила их все до единой. Спасибо, Ленора! Я так рад, так счастлив назвать тебя одной из лучших своих друзей!
        Вот и все, и напоследок спасибо всем вам, пришедшим на мой концерт! Доброй ночи, Шривпорт[116 - Третий по величине город в штате Луизиана, США, место проведения ряда известных музыкальных и кинофестивалей.]!
        Рога вверх! Кое-какие мысли насчет второго романа
        Первым в моей жизни рок-концертом был концерт группы «КИСС» на сцене Медисон-сквер-гарден в первоначальном составе, в том самом броском, причудливом гриме, с Джином Симмонсом, извергающим изо рта кровь и пламя. Я по ним просто с ума сходил. У меня имелся и их набор «Колорформс»[117 - Игра, напоминающая настольный кукольный театр, гладкий задник и набор плоских фигурок из тонкой виниловой пленки, наклеивающихся на задник без клея за счет гладкой поверхности, отчего их расположение можно менять без конца.], и комиксы, и «Двойной платиновый»[118 - Сборник лучших песен, самых популярных на момент его издания хитов группы «КИСС», выпущенный в 1978 г. на двух виниловых дисках.] на виниле. Я был посвящен во все их секреты. Я знал их истинные имена - Демон, Кот, Инопланетянин и Звездное Дитя, подходящие им куда лучше, чем Джин, Пол, Эйс и Питер. Знал, что их название, «KISS», означает «Knights In Satan’s Service»[119 - «Рыцари на службе Сатаны» (англ.).], пусть даже сами музыканты от этого всячески открещивались (ну да, еще бы. Я был типичным призванным, можно сказать, на действительную, солдатом армии
«КИСС». В то время мне только-только исполнилось восемь, и, когда группа, выскочив из-за завесы белого пламени, появилась на сцене, я заорал во все горло и вскинул над головой «рога» - или, как их еще называют, «козу». Что это такое, известно каждому: сжимаешь кулак, оттопыриваешь указательный и мизинец да поднимаешь руку повыше, демонстрируя преданность дьяволу и готовность к осуждению на вечные муки. Правда, обо всей этой символике я по малолетству, скорее всего, даже не подозревал - просто знал: так оно будет верно.
        Важность любого «первого раза» - первого концерта, первого поцелуя, первого друга, первого секса, первой машины, первого нарушенного обещания, первой разлуки - сильно переоценивают. На самом-то деле мы - вовсе не утята, обреченные запоминать и всю жизнь считать матерью первое живое, движущееся существо, попавшееся на глаза сразу же после рождения. Да, да, музыка, сочиненная «КИСС», первой запала мне в душу, однако сейчас, спустя тридцать лет после той изначальной безумной страсти, мне кажется, что их подлинная гениальность заключалась не в музыке, а в искусстве маркетинга. (Разумеется, Иуда Койн отправился бы с ними в совместный тур с превеликой радостью. «Молот Иуды» и «КИСС» на одной афише? Касса гарантирована, детка.)
        С тех пор я ушел далеко вперед. Одолжите на часок мой айпод, покрутите подборку музыки в случайном порядке и, может статься, наткнетесь на Джоша Риттера[120 - Современный американский певец, музыкант, автор песен в жанре американа.] или, скажем, «Уизер»[121 - Современная американская рок-группа (альтернативный рок, поп-панк, эмо, инди-рок и т. п.).], однако «Оближи»[122 - «Lick it Up» - одиннадцатый студийный альбом группы «KISS». В день его выхода «KISS» впервые в истории группы выступили по телевидению без грима.] не услышите ни за что.
        Но если влияние ранних впечатлений и переоценено, то «заводящее» нас в детстве все же нередко может подсказывать, что придется нам по сердцу после. Восторг, охвативший меня, когда я впервые услышал «Небеса в огне»[123 - «Heaven’s On Fire» - одна из самых известных песен группы «KISS».], был следствием шока новизны, шага через порог некоей потайной двери, ведущей в целую анфиладу комнат - темных комнат с разной музыкой в каждой, да не просто какой-нибудь музыкой, а исключительно громкой: тут тебе и «AC/DC», и «Лед Зеппелин», и «Нирвана», и «Найн Инч Нэйлс».
        Вдобавок музыку «КИСС» я, возможно, и перерос, однако некоторые идеи, впервые подкинутые мне этой шайкой добропорядочных еврейских мальчиков, обернувшихся самыми яркими глэм-рокерами из Нью-Йорк Сити, увлекают, завораживают до сих пор. К примеру, подумайте, чего можно достичь, отвергнув прежнее имя и приняв новое, более откровенное; представьте, какой душевный трепет чувствуешь, извергая из горла огонь хоть в прямом, хоть в переносном, метафорическом смысле; вообразите открывшуюся перед самым обычным человеком возможность превратиться в нечто большее, надмировое, нечто чудовищное и в то же время чудесное - вспомните, много ли грима понадобилось Хаиму Вицу[124 - Один из основателей группы «KISS», более известный под именем Джин Симмонс и сценическим псевдонимом «Демон».] для превращения в демона с гитарой? Да, да, Иисус спасает людские души, однако дьявол рубит рок-н-ролл каждую ночь напролет, а с утра продолжает праздновать. Возможно, маленьким я не понимал эротических связей, проведенных группой от горящих небес к любовным играм, от разрушения к сексуальному освобождению, но и глухотой не
страдал, так что определенное воздействие эта песня на меня оказала.
        Кое о чем из всего этого я написал в «Коробке в форме сердца», а после, закончив роман, растерялся: что дальше-то делать? Хватался за то, безнадежно проваливал се… нелучшие, одним словом, переживал времена. Теперь я думаю так: многие из писателей, пишущих тяжело, в действительности борются не с создаваемым текстом, а с собственной индивидуальностью. Им хочется написать не свой роман, а еще чей-то, чужой - скажем, роман Майкла Чабона или Нила Геймана, а почему? Потому что им кажется, будто в последней книге они слишком раскрылись, слишком разоткровенничались, а повторять это боязно. Возможно, они предстали перед читателями в дьявольском гриме, изрыгая кровь, и не хотят больше быть такими - хотят смыть грим, хотят, чтоб их принимали всерьез.
        Но вспомните, что случилось, когда ребята из «КИСС» начали выступать без грима и отказались от бредовых псевдонимов? Все волшебство исчезло, как не бывало. «КИСС» убежали от того самого, что делало их… ими. Превратились из «КИСС» в обычную четверку музыкантов, играющих хард-рок - спору нет, технично, однако на удивление пресно. Все мастерство в мире не стоит ломаного гроша, если над тобою не реет по ветру твой флаг, твой идиотский штандарт, если не вкладывать в то, что пишешь, всех своих увлечений, восторгов, тайных пристрастий, чаяний, ненависти и надежд. По-моему, отказавшись от грима, «КИСС» вовсе не показали миру истинные свои лица, а стерли их без остатка. Маски оказались куда интереснее, чем то, что скрывалось под ними, потому-то они-то и были подлинными, настоящими.
        Разговор этот я завел, чтоб подчеркнуть вот какую мысль: главное творение любого художника - вовсе не его произведения, но порождающая их острота чувств. Писать (рисовать, режиссировать, танцевать) нужно всем своим существом - подлинным, неподдельным, а для этого, прежде всего, следует разобраться, что у тебя есть за душой, определить круг «своих» тем, мотивов, персонажей, ритмов и настроений. В итоге я отыскал путь к тому, что имею, а естественным побочным продуктом этого возвращения к себе самому оказались «Рога» - история о преображении, о пламени, об изрыгании крови, о музыке, о раскаянии и искуплении… нет, не греха, об искуплении через грех. Ведет она совсем не в те края, что «Коробка в форме сердца», но каждому очевидно: написал ее тот же тип, с теми же интересами, с теми же маниями. Сам не знаю, что все это может значить, что побуждает меня писать о таких вещах, - знаю одно: так оно будет верно.
        Другими словами, я вправду одно время старался стать человеком добропорядочным, лучше, чем есть, кем-то другим, тем, кому по плечу написать историю о любви - настоящую, без подвохов, кому по плечу завоевать литературную премию, а то и две, создав роман, изобилующий аллюзиями на классику, исполненный величайшего общественного значения… но в итоге так и остался прежним, знакомым вам дьяволом.
        Надеюсь, вы позволите шепнуть вам на ухо еще кое-что. Всего одну фразу. И когда я пошлю вас к чертям, помните: продиктовано это только самыми лучшими побуждениями.
        Ну, а сейчас - рога кверху! Поехали! Рубим рок!
        Джо Хилл
        Ноябрь 2009 г.
        Благодарности переводчика
        От всей души благодарю моего американского друга и коллегу по ирландскому палочному бою Джека Пэроу (Jack Parow) за помощь в работе над переводом этого романа.
        Большое спасибо также Михаилу Кречмару, Евгению Иванову, Валерию Ушакову, Сергею Кондратюку, Роману Боровикову и Димитрию Мегрелу.
        notes
        Сноски
        1
        Названия всех четырех частей повторяют названия песен популярных рок-групп: «Black Dog» (гр. «Led Zeppelin»), «Ride On» (гр. «AC/DC»), «Hurt» (гр. «Nine Inch Nails») и «Alive» (гр. «Pearl Jam»). Сам роман также назван в честь песни группы «Nirvana», «Heart-Shaped Box». (Здесь и далее - прим. переводчика.)
        2
        Американский певец и композитор-песенник, один из самых известных в США XX века исполнителей кантри.
        3
        Сибирская язва (англ.).
        4
        Тухлятина (англ.).
        5
        Ощущение постоянного шума в ушах, часто следствие долгого воздействия слишком громкого звука.
        6
        «I Hate Myself and I Want to Die» (англ.).
        7
        Соответствует 46-му в российской размерной таблице.
        8
        Известный американский фолк-музыкант, автор и исполнитель песен в спокойной, задушевной манере.
        9
        «Dobro» (англ.) - шестиструнная акустическая гитара, отличающаяся от обычной металлическим резонатором.
        10
        В период расцвета трудовые коммуны «Объединенного сообщества верующих во Второе Пришествие Христа», в просторечии - шейкеров (трясунов), разработали и производили мебель особого стиля, славившуюся надежностью, функциональностью и простотой. В частности, одним из них было изобретено кресло с особым устройством задних ножек, позволявшим сидящему откинуться назад, не царапая ножками кресла пол. В наше время шейкерская мебель хранится во многих музеях и частных коллекциях.
        11
        По Фаренгейту - то есть примерно до +10° по шкале Цельсия.
        12
        Пирожные с кремовой начинкой, очень популярные в США.
        13
        Известный американский автор-исполнитель, работавший в жанрах кантри и фолк.
        14
        Популярная в США сеть кофеен, специализирующихся на кофе и пончиках.
        15
        Имеется в виду Фрэнк Фразетта, американский художник, иллюстратор и автор комиксов, один из общепризнанных классиков жанра, сотрудничавший также в популярном журнале «Крипи» («Creepy»), специализировавшемся на комиксах в жанре ужасов.
        16
        Имеются в виду «Lynyrd Skynyrd», американская рок-группа, одни из самых видных исполнителей «южного рока» 1970-х.
        17
        Дом священника в Борли, славящийся множеством наблюдавшихся в нем паранормальных явлений, в том числе появлений призраков.
        18
        На американском армейском жаргоне - письмо солдату от невесты или жены, сообщающей, что уходит к другому.
        19
        Одна из самых популярных, старейших в США марок фломастеров. Волшебными они были названы из-за возможности рисовать почти на любой поверхности.
        20
        Пентюх, деревенщина, неграмотный фермер, как правило, с юга США (амер. англ.).
        21
        Еще одна популярная в США марка фломастеров различного назначения.
        22
        Международная социальная сеть, одно время - самая популярная в США и во всем мире.
        23
        Известный американский актер и кинорежиссер XX в., лауреат премии «Оскар», семь раз избранный президентом Гильдии киноактеров.
        24
        В американском футболе - игрок, специализирующийся на приеме паса, после чего должен как можно дальше вырваться вперед, набрав максимальное количество ярдов.
        25
        То есть «крэддокм@коробка. чулан. net».
        26
        Имеется в виду песня Джона Леннона и Пола Маккартни «I Am the Walrus» («Я - Морж»).
        27
        Территория трех штатов, объединенная каким-либо крупным городом (например, Нью-Йоркская агломерация, охватывающая большую часть штатов Нью-Йорк, Нью-Джерси и Коннектикут).
        28
        Речь об игре в бейсбол. По сути, бейсбол - противостояние питчера (подающего) и бэттера (отбивающего). За попытку отбить мяч, пущенный мимо т. н. страйк-зоны, отбивающий получает штрафное очко (страйк), а набрав три страйка, выбывает из игры, что и описывает комментатор.
        29
        Один из первых безалкогольных газированных напитков в США, отличающийся характерной горечью вкуса, так как в его состав входит экстракт корня горечавки, растения, использовавшегося в качестве лечебного со времен Древнего Египта.
        30
        Известный профессиональный бейсболист, трижды удостоенный титула «Самый ценный игрок Американской лиги».
        31
        «Folkways Records», а позже «Smithsonian Folkways» - некоммерческий музыкальный лейбл, специализирующийся на выпуске народной музыки со всего мира.
        32
        «Ramones» - американская панк-рок-группа, одни из пионеров панк-рока.
        33
        Реднек (англ.: redneck, красный загривок) - жаргонное прозвище малоимущих белых фермеров, жителей сельской глубинки США.
        34
        Вероятно, имеется в виду заглавная песня альбома «Dirty Deeds Done Dirt Cheap» («Грязные дела по цене барахла», англ.) рок-группы «AC/DC».
        35
        Крупная сеть круглосуточных продовольственных магазинов, изначально (отсюда и название) работавших с 7 утра до 11 вечера, то есть дольше каких-либо других.
        36
        То есть англо-американец, белый американец европейского происхождения.
        37
        «Уходим. Живее» (исп.).
        38
        Самая длинная (более 3000 км) межштатная автомагистраль в США.
        39
        Крупная гостиничная сеть со штаб-квартирой в США.
        40
        Общепринятое сокращение названия «Sun Oil Company».
        41
        Американская марка корма для собак.
        42
        То есть «Hee Haw», американское телешоу, специализировавшееся на музыке кантри, перемежаемой репризами в духе простонародного сельского юмора. Название передачи означает «ослиный крик; гогот; громкий дурацкий смех».
        43
        Имеется в виду неизданный концертный альбом и песня группы «Nirvana».
        44
        Речь о системе рейтингов Американской киноассоциации, помогающей родителям оценить, подходят ли те или иные фильмы и передачи для их детей. Рейтинг PG-13 присваивается материалам, которые могут считаться неприемлемыми для детей младше тринадцати лет, поскольку в них упоминается о наркотиках либо сексе.
        45
        Американский телеканал, посвященный музыке, реалити-шоу о музыкантах и других знаменитостях и т. п.
        46
        «Мой роман с химией» («My Chemical Romance») - американская рок-группа, позаимствовавшая название из романа Ирвина Уэлша «Экстази: три истории о любви и химии» (в другом переводе - «Три истории о любви и наркотиках»).
        47
        Конан О’Брайен - известный американский комик, долгое время - ведущий популярной вечерней развлекательной телепередачи «Поздней ночью».
        48
        Одна из главных героев популярного телесериала «Придурки из Хаззарда» и одноименной кинокомедии на его основе.
        49
        Здесь - жаргонное название вьетконговцев в вооруженных силах США во время Вьетнамской войны (от аббревиатуры VC - «Виктор-Чарли», согласно фонетическому алфавиту НАТО).
        50
        То есть набрала максимально возможное количество очков. По традиционным правилам одиночной игры для этого необходимо 12 раз подряд сбить все 10 кегель первым броском шара.
        51
        В оригинальном написании Judas Coyne, псевдоним Джуда, созвучен словосочетанию «Иудин Сребреник».
        52
        То есть «The Ozark Mountain Daredevils», популярной американской кантри-рок-группы.
        53
        Tin Pan Alley - в конце XIX в. название квартала на Манхэттене (Нью-Йорк), где были сосредоточены музыкальные магазины, нотные издательства и фирмы грамзаписи, а позже выражение, означающее всю индустрию популярной музыки вообще.
        54
        То есть во время серии катастрофических пыльных бурь в прериях США и Канады между 1930 и 1940 годами, разоривших и согнавших с земли сотни тысяч фермеров.
        55
        Здесь: часть песни либо композиции, выделяющаяся на общем фоне, «цепляющая» слушателя.
        56
        Особый тропический природный территориальный комплекс, занимающий южную четверть полуострова Флорида. Часть этой области отдана под заповедник, Национальный парк Эверглейдс.
        57
        Первое крупномасштабное наступление коммунистических сил во время войны во Вьетнаме в 1968 году, считающееся переломным моментом войны, так как именно после него большинство граждан США утратило веру в возможность победы.
        58
        Жаргонное прозвище американских солдат (от англ.: GI, Government Issue - казенный, казенного образца).
        59
        «Denny’s» - популярная в США сеть небольших и недорогих ресторанов.
        60
        То есть сигареты в упаковке без оформления, стандартного неброского цвета с названием марки, напечатанным простым, установленного размера шрифтом, и предупреждающими графическими изображениями.
        61
        Картина американского художника Гранта Вуда, написанная в 1930 г. и изображающая старого фермера с дочерью; один из самых узнаваемых образов в американском искусстве XX века.
        62
        Рекламный маскот компании «Пиллсбери», слепленный из теста человечек в пекарском колпаке (англ.: «Pillsbury Doughboy»).
        63
        Известный американский теле- и радиоведущий.
        64
        Американская национальная компания железнодорожных пассажирских перевозок.
        65
        Популярная линейка миниатюрной игрушечной, однако действующей бытовой техники наподобие электроплит, пылесосов, блендеров и т. п., а также кукла Хозяюшка Сьюзи, самая популярная в США после Барби. Выпускается с 1960-х до наших дней.
        66
        Известный нью-йоркский отель класса люкс, расположенный на Манхэттене.
        67
        Англ.: «If You Want Blood You Got It».
        68
        То есть в стиле 1930-х.
        69
        Традиционный тип американского загородного дома XVII - XX веков, названный в честь полуострова Кейп-Код, где селились первые поселенцы из Англии.
        70
        В американском футболе - игрок, стоящий в центре линии защиты. Его задачей является либо атака квотербека (для чего нужно вначале пробиться сквозь построение лайнменов нападения), либо перехват игрока, бегущего с мячом через середину линии схватки.
        71
        То есть памятными перстнями в честь окончания школы, колледжа и т. п.
        72
        Популярное в США рецептурное обезболивающее на опиоидах, вдвое сильнее морфина; другое название - оксикодон.
        73
        «Ангелы Ада» (англ.: «Hells Angels») - один из крупнейших в мире мотоклубов, имеющий филиалы (так называемые чаптеры) во многих странах.
        74
        Традиционные американские шоколадные пирожные домашней выпечки.
        75
        То есть в Центральном парке г. Нью-Йорка, одном из крупнейших и известнейших в США.
        76
        «Bay City Rollers» - шотландская рок-поп-группа, самая популярная из рок-групп Британии середины 1970-х.
        77
        Известная американская компания - производитель игрушек и настольных игр, с начала 1990-х - часть «Хасбро».
        78
        В США - бейсбольная лига для мальчиков и девочек 8 - 12 лет.
        79
        Крупнейшая в мире сеть гипермаркетов, ориентирующаяся на максимальный ассортимент при минимальных, стремящихся к оптовым, ценах.
        80
        Спортивная командная игра с мячом, разновидность бейсбола.
        81
        «Все по 5 и 10 центов» - историческое название универсальных магазинов с широким ассортиментом и единой, как правило невысокой, ценой на любой товар.
        82
        Британский барабанщик-виртуоз, участник группы «Led Zeppelin», признанный одним из величайших ударников в рок-музыке; умер 25 сентября 1980 г.
        83
        Американский музыкант и автор песен, солист панк-рок-группы «Ramones», одна из икон контркультуры; умер 15 апреля 2001 г.
        84
        Американский консервативный общественный деятель, ведущий собственной высокорейтинговой разговорной радиопередачи.
        85
        Американский эстрадно-джазовый певец, очень популярный в 1950-е.
        86
        Речь о песне из репертуара Дина Мартина «Hit the Road to Dreamland» («В путь, в страну мечты»). По-английски глагол «to nod» означает «дремать», и потому библейская «земля Нод» в англоязычной культуре является шуточным обозначением сна.
        87
        Популярный в США сорт легкого пива, выпускаемый компанией «Coors», в рекламе которого обыгрывается сходство пивных банок с серебряными пулями.
        88
        Американская сеть ресторанов, название которой можно перевести как «гуделка» (от англ. hoot - «гудок»), что в американском английском может означать и совиное уханье (отсюда и сова, изображенная на логотипе сети), и автомобильный клаксон, и вульгарное название женской груди (совиные глаза логотипа, они же - двойное «O» в названии, также похожи на стилизованное изображение женского бюста). Целевой клиентурой являются мужчины, поэтому основа имиджа ресторана заключена в сексапильности официанток. Согласно одной из американских городских легенд, минимальный размер груди официантки «Хутерс» - C, что соответствует русскому номеру 3.
        89
        Популярная в США марка мясных снеков.
        90
        Автобусная компания, перевозящая пассажиров по всей Северной Америке.
        91
        Речь о песне «Февральские звезды» (англ.: «February Stars») рок-группы «Foo Fighters».
        92
        Сеть быстрого питания в Новой Англии, США, специализирующаяся на выпечке.
        93
        Заварные пончики в медово-сахарной глазури.
        94
        Самоорганизация жителей данного района для борьбы с правонарушениями. На табличках, предупреждающих, что обо всякой подозрительной деятельности будет немедленно сообщено в полицию, нередко изображена эмблема в виде глаза или пары глаз.
        95
        Рик Джеймс и Айк Тернер - известные американские певцы и рок-музыканты второй половины XX в. История с досрочным освобождением Ледбелли, легендарного исполнителя блюзов, от каторжных работ произошла на исходе 1920-х.
        96
        Жаргонное название высоколиквидных, особо надежных акций и прочих ценных бумаг.
        97
        Американская актриса, поп-певица, писательница, модель, продюсер, а также дизайнер и парфюмер.
        98
        То есть под известную песню «Лестница в небеса» («Stairway to Heaven») рок-группы «Led Zeppelin».
        99
        Популярное в США сильное обезболивающее и противовоспалительное.
        100
        «Kidz Bop» - американская детская музыкальная группа, специализирующаяся на переработке популярных песен «для всех возрастов».
        101
        «The Black Crowes» - известная американская рок-группа, объявленная журналом «Мелоди Мейкер» самой рок-н-ролльной группой в мире.
        102
        Хэнк Уильямс-третий - известный современный американский музыкант, певец и мультиинструменталист. Хэнк Уильямс - американский певец и музыкант первой половины XX в., считающийся одним из «отцов» современной музыки кантри. И тот и другой уделили немало внимания музыкальному стилю хонки-тонк.
        103
        «Coldplay» - британская альтернативная рок-группа, первым хитом которой стала песня «Yellow».
        104
        Речь о об аттракционе парка Диснейленд «Безумная гонка мистера Жаба» («Mr. Toad’s Wild Ride»).
        105
        Известный телеведущий из США, штат Луизиана.
        106
        То есть на карусель, посвященную летучему слонику Дамбо, персонажу одноименного полнометражного мультфильма студии Уолта Диснея, один из самых популярных аттракционов в парках Диснейленд.
        107
        На армейском жаргоне США - одиночный окоп, ячейка для стрельбы лежа.
        108
        Другими словами, герои едут по юго-восточной части штата Луизиана.
        109
        Парамедик, фельдшер «Скорой помощи» (сокр. от англ. «emergency medical technician»).
        110
        Известный американский певец, рок-музыкант, поэт и композитор, автор песен в стиле фолк и кантри.
        111
        Престижная ежегодная музыкальная премия американской Национальной академии искусства и науки звукозаписи.
        112
        От англ. сокр.: «intensive care unit», здесь - блок интенсивной терапии и реанимации.
        113
        Кадьены (каджуны) - потомки субэтнической группы франко-канадцев, в XVIII веке депортированных англичанами из французской североамериканской колонии Акадия.
        114
        Искаженное (до превращения в «цельный бифштекс») «Эмпайр-стейт-билдинг», 102-этажный небоскреб, одна из главных достопримечательностей Нью-Йорка.
        115
        Обиходное название популярного в США пива «Сэмюэл Адамс».
        116
        Третий по величине город в штате Луизиана, США, место проведения ряда известных музыкальных и кинофестивалей.
        117
        Игра, напоминающая настольный кукольный театр, гладкий задник и набор плоских фигурок из тонкой виниловой пленки, наклеивающихся на задник без клея за счет гладкой поверхности, отчего их расположение можно менять без конца.
        118
        Сборник лучших песен, самых популярных на момент его издания хитов группы «КИСС», выпущенный в 1978 г. на двух виниловых дисках.
        119
        «Рыцари на службе Сатаны» (англ.).
        120
        Современный американский певец, музыкант, автор песен в жанре американа.
        121
        Современная американская рок-группа (альтернативный рок, поп-панк, эмо, инди-рок и т. п.).
        122
        «Lick it Up» - одиннадцатый студийный альбом группы «KISS». В день его выхода «KISS» впервые в истории группы выступили по телевидению без грима.
        123
        «Heaven’s On Fire» - одна из самых известных песен группы «KISS».
        124
        Один из основателей группы «KISS», более известный под именем Джин Симмонс и сценическим псевдонимом «Демон».