Тьма Эмма Хоутон
        Личная трагедия окончательно выбила Кейт Норт из колеи, поэтому, когда ей выпадает шанс заменить врача на исследовательской станции в Антарктике, она с радостью соглашается, надеясь, что это поможет ей прийти в себя. Смена обстановки кажется Кейт идеальным решением. Даже несмотря на то, что ее предшественник, доктор Жан-Люк, погиб в результате несчастного случая…
        И пусть полярная станция и не райский оазис, но здесь, на краю земли, она хотя бы сможет укрыться от терзающих ее воспоминаний и всецело отдаться работе. Следующие восемь месяцев ее компания - это бескрайние белоснежные просторы и тринадцать человек, с которыми она будет вынуждена провести самую долгую зиму в своей жизни.
        Но когда наступает полная темнота, Кейт начинает подозревать, что смерть ее предшественника вовсе не случайна. И чем больше вопросов она задает, тем сильнее накаляется обстановка…
        Эмма Хоутон
        Тьма
        EMMA HAUGHTON
        THE DARK
        
        Глава 1. 18 февраля, 2021 года
        Белизна. Бесконечная, безликая, ошеломляющая белизна. Настолько ослепительная, что болят глаза. Красивая и жуткая одновременно.
        Наконец-то я прибыла на край земли, точнее, к самой южной ее части.
        И здесь нет абсолютно ничего.
        - Ты в порядке?
        Голос Джима едва различим над гулом двигателей «Баслера»[1 - Basler BT-67 - современная модификация американского ближнемагистрального транспортного самолета Douglas DC-3. - Здесь и далее примеч. пер.]. Я киваю, хотя это совсем неправда. Я измотана. Устала до боли в костях, до онемения. Прошло только три дня моего путешествия, но все уже начинает казаться сюрреалистичным.
        Это и есть сюрреалистично, решаю я, пока мы летим к сердцу континента, где пики и ледники сменяются странными ледяными структурами, которые, в конце концов, переходят в купол С[2 - Dome C - расположен в Антарктике на высоте 3233 метров над уровнем моря, является одним из вершин или «куполов» антарктического ледяного покрова.], бесконечную равнину снега, исполосованную как замерзшее море, одинаковую во всех направлениях. Неудивительно, что эти земли называют Белым Марсом - это самое холодное и самое заброшенное место в мире.
        Мой новый дом на следующие двенадцать месяцев.
        Впервые с того момента, как я вылетела из Хитроу в Окленд, я чувствую толику сомнения. Предвкушение сменяется нерешительностью.
        Когда я читала описание вакансии, сидя в тепле и безопасности квартиры в Бристоле, это казалось хорошей идеей - год в качестве доктора на полярной станции в Антарктике, - это звучало, как приключение, и я подходила по всем пунктам: большой опыт в неотложной медицинской помощи, базовая хирургическая практика, никаких серьезных проблем со здоровьем. Плюс решающий довод - приступать нужно немедленно.
        Но даже при всем этом я не ожидала оказаться в этом крохотном самолете над милями и милями льда. На должность на новой исследовательской базе мог претендовать кто угодно. Каковы были шансы, что они выберут именно меня?
        И все же я здесь, вопреки всему.
        В предвкушении. И ужасе.
        - Еще пару часов, и мы на месте.
        Джим тянется за мое сиденье и достает сэндвич, протягивая мне упаковку. Я разворачиваю ее без энтузиазма. Свежие еще два дня назад, когда мы покинули Новую Зеландию, салат и помидоры стали поникшими, а хлеб непривлекательно размок.
        Терпи, Кейт, говорю я себе, глотая через силу. Это одни из последних свежих овощей, которые я съем за многие месяцы, после того, как закончатся запасы в ящиках. Это предпоследний рейс до Антарктической станции Объединенных Наций, более известной как АСН. Когда последний самолет увезет членов летней команды, никто не сможет добраться до нас еще более полугода.
        Желудок сжимается от этой мысли. Справлюсь ли я? Если на то пошло, справятся ли остальные двенадцать членов зимней команды? Хотя это казалось терпимым, почти подвижническим во время четырехнедельного интенсивного курса в Женеве, но здесь и сейчас, столкнувшись с необъятными антарктическими просторами, я начинаю осознавать леденящую реальность того, во что ввязалась.
        Все же я читала некоторые пугающие истории. Слухи о людях, сходящих с ума, дестабилизированных изоляцией и постоянной темнотой, тяжестью жизни в таком маленьком коллективе. Повар на Мак-Мердо, большой базе США, напавший на коллегу с молотком-гвоздодером. Австралийский сотрудник, ставший таким агрессивным, что его пришлось запереть в кладовой на несколько месяцев. Сварщик-пьяница из России, пырнувший ножом инженера-электрика в приступе ярости.
        Неудивительно, что некоторые станции не разрешают новым работникам встречаться с покидающими базу зимовщиками.
        Вот дерьмо!
        Самолет механически дребезжит и неожиданно ныряет вниз. Несмотря на смягчающий эффект таблеток, которые я выпила перед посадкой, у меня перехватывает дыхание, и в течение нескольких секунд чистого ужаса я уверена, что мы сейчас рухнем на безжалостный лед.
        Мгновение спустя мы снова летим ровно.
        - Эй, расслабься. - Джим сжимает мою руку. - Он так делает время от времени. Чуток холодновато для двигателей.
        Я хихикаю в ответ на преуменьшение австралийца - снаружи минус сорок.
        - Извини. Меня не назовешь лучшим пассажиром в мире.
        - Не беспокойся, - улыбается он. - Ты в хорошей компании. У меня был один парень в прошлом году, инженер, уж он-то должен был разбираться в аэронавтике, а все равно рыдал большую часть обратного перелета. Ты еще хорошо держишься.
        Я смотрю на него с благодарностью, но сердце все еще быстро колотится. Если что-то пойдет не так, если мы разобьемся или будем вынуждены пойти на экстренную посадку, шансы на спасение ничтожно малы. Мы можем замерзнуть насмерть за несколько минут.
        Я засовываю руки под бедра, пытаясь скрыть дрожь, но мое тело бунтует - я чувствую прилив тошноты. О боже, пожалуйста, только не сейчас. Я крепко зажмуриваю глаза, слезящиеся от немеркнущего блеска солнца на льду, медленно и глубоко дышу.
        Лисьи глаза блестят, глядя на меня в свете фар, и мир начинает кружиться.
        Прекрати, Кейт, шиплю я тихо, отгоняя картинку.
        Просто прекрати.
        - Хочешь взглянуть на свой новый дом?
        Я просыпаюсь от звука голоса Джима, удивляясь, что задремала. Прижимая лицо к окну, прищуриваюсь, глядя туда, куда он показывает. Сначала ничего не видно, кроме белизны и темно-голубого купола неба над ней. Но постепенно, когда глаза приспосабливаются к свету, я различаю маленькую группку прижимающихся друг к другу зданий на широкой плоской равнине внизу. За ними, на некотором расстоянии, возвышается высокая серебристая башня.
        Мы на месте, понимаю я, дрожа от предвкушения.
        Полярная станция.
        Крохотный оазис во всей этой пустоте.
        По мере приближения в поле зрения появляются два более высоких светло-серых здания. Несколько маленьких приземистых строений рассыпаются точками вокруг. Между ними снег, исполосованный множеством дорожек.
        Джим, сидящий возле меня, полностью сосредоточен, настраивая кнопки и переключатели на приборной панели, пока мы снижаемся к посадочной полосе. Если это можно так назвать. Когда мы направляемся на посадку, я вижу, что это просто длинная полоса спрессованного снега. Страх прорывается снова, сжимая горло. Я крепко хватаюсь за сиденье, в то время как земля несется нам навстречу.
        - Не волнуйся. - Джим поглядывает на меня и ухмыляется. - Я делал это тысячи раз.
        Маленький самолет дергается и дрожит, когда колеса ударяются о лед. Я выдыхаю, облегчение наполняет меня, пока мы резко сбавляем скорость, останавливаясь за несколько сотен метров от основных зданий. Два самых больших, как я теперь разглядела, возвышаются на три этажа, стоя на массивных стальных подпорках, поддерживающих их над заметающим пустыню снегом. Несколько фигур спускаются по лестнице, направляясь к нам.
        - Ну вот. - Джим откидывается в кресле, потирая шею. - Дом, милый дом.
        Я слабо улыбаюсь, мое сердце все еще колотится под влиянием адреналина от посадки.
        - Готова? - Он застегивает парку.
        - К чему?
        Мгновение спустя я получаю ответ. Когда Джим открывает дверь самолета, до невозможности холодный воздух врывается внутрь, и легкие перехватывает от шока. Несмотря на пуховик и спецодежду, это похоже на столкновение с чем-то твердым. Воздух словно атакует меня. Я пытаюсь дышать ровно, но легкие горят. Спешно поднимаясь с сиденья, чтобы поскорее почувствовать устойчивую опору под ногами, я ощущаю, как влага у носа, глаз и губ мгновенно замерзает. Даже в очках отражающийся от снега солнечный свет ослепляет.
        Следующее, что меня поражает, это тишина. Густая, почти окутывающая.
        Звук чистой пустоты.
        Я делаю несколько шагов, но затем спотыкаюсь, ошеломленная, дезориентированная. Рука хватает меня за предплечье.
        - Осторожней. Нужно несколько минут, чтобы освоиться.
        Я смотрю в лицо надо мной. Или, скорее, на кусочек щетины на маленьком участке обнаженной кожи незнакомца. Все остальное закрыто от макушки до пят термоустойчивой одеждой, огромные светоотражающие очки скрывают глаза. И все же я могу сказать, что он выглядит хорошо. Что-то в его тоне, в уверенной подаче себя подсказывает мне это.
        - Эндрю, - он протягивает мне руку в перчатке. - Но все зовут меня Дрю.
        - Кейт, - я слабо принимаю рукопожатие.
        - Добро пожаловать на дно мира, - говорит он с легким американским акцентом, а затем поворачивается, чтобы представить своего спутника. - Это Алекс.
        Алекс кивает мне, затем отправляется помочь Джиму разгрузить ящики из задней части самолета. Я чувствую легкий укол разочарования, но тут же отгоняю от себя эту мысль.
        Чего я ожидала? Торжественного парада?
        - Пойдем внутрь, - зовет Дрю, прежде чем повернуться к пилоту. - Ты останешься ненадолго?
        - Подойду через минуту. Ставьте чайник, - предлагает Джим.
        Дрю подхватывает мои тяжелые сумки так, будто они невесомые, и направляется к ближайшему зданию. Я следую за ним. Ходить здесь непривычно, снег совсем не похож на тот мягкий слякотный снежок, иногда выпадающий дома. Это совсем другое чудище - твердое, кристаллизованное, скрипящее и стонущее под подошвами. Здесь редко падает снег - над куполом С так мало осадков, что это практически пустыня - но когда это случается, снег остается, накапливаясь тысячелетиями в лед толщиной несколько километров.
        По мере приближения к станции тишина уступает место жужжанию и пиканью, свидетельствующим о деятельности внутри. Звук жизни. Генераторы, инструменты, все, что нам нужно для поддержания себя в таком враждебном окружении. Без этих машин мы бы быстро умерли.
        - Хорошо добрались? - Дрю останавливается, дожидаясь, пока я его догоню. Я задыхаюсь от тяжелых усилий, потраченных на эту короткую прогулку. Высота, напоминаю я себе, мы находимся на три тысячи восемьсот метров над уровнем моря, и воздух настолько же разрежен, как и холоден.
        - Ты прилетела аж из Лондона, да?
        Я киваю.
        - Первый раз в Антарктике?
        Я снова киваю, слишком выбившись из сил, чтобы говорить.
        - Привыкнешь.
        Когда мы подходим к ближайшему зданию, Дрю останавливается показать мне «Юнион Джек», висящий над дверью среди разнообразия флагов.
        - Будешь делить его с Элис, но я уверен, что ты не против.
        - А тот, значит, для тебя? - Я указываю на американский флаг в конце.
        - Ага. Родился и вырос на Среднем Западе.
        Повинуясь импульсу, я вытаскиваю телефон из кармана, стаскивая перчатки, чтобы листнуть иконку камеры и заснять момент моего прибытия. Но прежде чем я успеваю сделать фотографию, экран в буквальном смысле замерзает, покрываясь легкой коркой льда.
        - Черт, - я недоверчиво пялюсь на него, прежде чем засунуть обратно в куртку уже ноющими от холода пальцами.
        - Да, телефоны плохо работают при таких температурах, - замечает Дрю. - Не волнуйся, с ним все будет в порядке.
        Мы забираемся по дюжине алюминиевых ступенек к входной двери, и от усилия у меня начинает кружиться голова. Секунды спустя я оказываюсь во внушительного размера комнате, забитой полным ассортиментом уличного обмундирования: пальто и парки на вешалках, снежные ботинки разных размеров, выстроенные внизу. Очки и теплые шапки разложены на полках.
        В углу сноуборд и несколько пар лыж. Я хмурюсь, глядя на них в недоумении. Наверняка здесь слишком плоско для всего этого?
        Дрю смотрит туда же.
        - Нескольким парням нравится кататься, привязав их к снегоходу. Тебе стоит как-нибудь попробовать, - он передает мне пару синих кроксов. - Эти вроде подойдут по размеру.
        Я сажусь на пустую скамью, снимаю куртку и ботинки, стуча зубами, и переобуваюсь в тапки.
        - Спасибо. Я отдам, когда распакую вещи.
        - Оставь себе. Кто-то из летней команды забыл их. У нас целая комната забита никому не нужными вещами. Все, что тебе понадобится, просто попроси у Раджива: помимо готовки, он заведует запасами, что приравнивает его к Богу у нас на станции.
        Я улыбаюсь, пытаясь не глазеть на Дрю. Теперь, когда он снял обмундирование, вижу, что интуиция не подвела. Он обескураживающе красив. Высокий, с короткими русыми волосами, темно-карими глазами и такими точеными чертами, которые уместно смотрелись бы в глянцевом журнале.
        Я тут же чувствую себя неловко и инстинктивно отворачиваю щеку от его взгляда. Потом останавливаю себя. Зачем ее прятать? Он все равно заметит.
        - Пойдем, сделаем тебе чашку отличного чая, - говорит Дрю, ужасно имитируя акцент кокни.
        - Было бы чудесно. - Я трясусь так сильно, что голос дрожит, будто от нервного напряжения.
        - Согреешься и познакомишься со всеми. Каро испекла торт в твою честь.
        Я следую за ним из прихожей, через сеть коридоров, покрашенных в блеклые учрежденческие цвета, напоминающие о больнице. Я необъяснимо нервничаю перед встречей с людьми, с которыми буду заперта следующие десять месяцев.
        Что, если я им не понравлюсь?
        Не глупи, Кейт. Это не школа. С чего бы ты им не понравилась?
        Дрю ведет меня в большую комнату, которая, как я предполагаю, служит общей гостиной. Высокие панорамные окна выходят на пустынный ледовый простор. Относительные тепло и комфорт внутри, диваны и кресла, лампы и книжные полки, заваленные книгами в мягких обложках и зачитанными журналами, резко контрастируют со смертельным холодом за стеклом.
        Около дюжины людей смотрят на нас, когда мы входим, и мое лицо застывает в зажатой улыбке, пока Дрю представляет их одного за другим. Я пытаюсь соединить каждое имя и должность с лицами, когда они по очереди встают, чтобы обнять меня или пожать руку. Раджив Шарма, шеф, легко запоминается с его коротко остриженной бородой и аккуратным голубым тюрбаном. Соня Обенг, канадский метеоролог, тепло приветствует меня, немного сглаживая мою нервозность. Люк де Веес, датчанин, работающий здесь электриком, настолько высокий, что если бы он вытянул руки, смог бы достать до потолка. Сантехник из Новой Зеландии, Каро Хиндс, и Элис Мунро, изучающий атмосферу академик из Эдинбурга. Том Вебер, выглядящий смущенным менеджер по управлению данными из Мюнхена, чей взгляд почти не встречается с моим - единственный, как я заметила, кто носит очки. Роб Хуанг, тоже австралиец, менеджер по коммуникациям, похожий на модного дизайнера в его облегающей черной одежде и с осветленными волосами. Плюс Аркадий Васильев, из России, большой, смахивающий на медведя мужчина лет за сорок, занимающийся обслуживанием генераторов.
        Это не считая разномастные остатки летней команды, но они должны уехать на следующей неделе.
        Ни следа Сандрин Мартин, начальницы станции, осознаю я. И Алекса, парня, которого я встретила на улице, тоже нет.
        Когда знакомство окончено, повисает неловкая тишина. Все старательно избегают смотреть на мою левую щеку.
        - Что насчет обещанного чая? - предлагает Дрю, когда я усаживаюсь на незанятый стул. - Ты как пьешь?
        - С молоком. Без сахара. Спасибо.
        - Боюсь, у нас только сухое молоко, - говорит Элис, взглянув на мой шрам и снова отводя взгляд. - Но ты привыкнешь. - Темно-русые волосы, бледно-голубые глаза - они с Дрю могли бы быть братом и сестрой. Она поразительно симпатичная - стройная, с тонкими чертами лица и мягким шотландским акцентом.
        - Могу поспорить, ты измотана, - добавляет она, и я морщусь. Я могу только представить, как отвратительно выгляжу. Я почти не спала с тех пор, как покинула Хитроу, и у меня не было сил наносить макияж перед последним полетом с Джимом. В любом случае какой смысл? Увечье на моем лице никак не скрыть.
        Теперь, однако, я жалею, что не приложила усилий. Я чувствую себя грязной и потной, волосы жирные после трех дней без мытья. Больше всего я хочу погрузиться в забытье долгого купания в горячей воде.
        Но сейчас это невозможно. С ограниченным запасом воды и электричества о ваннах не может быть и речи - душ на базе ограничивается двумя минутами каждый второй день.
        Очередная вещь, к которой придется привыкнуть.
        - Ты в норме? - Каро передает кусок шоколадного торта, который она испекла для меня.
        - По правде говоря, ужасно устала, - признаю я.
        - Неудивительно. - Она пододвигает стул поближе. - Я вырубилась на пятнадцать часов, когда прибыла, а ведь прилетела всего лишь из Окленда.
        На это шансов нет, думаю я. Не могу вспомнить последний раз, когда проспала полных восемь часов. Частично от безжалостного режима работы в неотложке, отчасти потому, что после аварии перестала нормально спать.
        - Ты из Окленда? - спрашиваю я, изучая ее короткую панковскую прическу и пирсинги в ушах и носу. Не настолько впечатляющая, как Элис, но красивая в своей, сдержанной манере. В противоположность цветочному топу и черным легинсам Элис, на ней мешковатый комбинезон и выцветшая оранжевая футболка.
        - Недалеко от Данидина. У родителей там была скотная ферма. Но я жила в Куинстауне пять лет.
        Люк плюхается рядом с ней, расставив свои длинные ноги так широко, что Каро приходится подвинуться на край дивана.
        - Ты откуда? - спрашивает он, жуя торт и даже не пытаясь спрятать изучающий взгляд, направленный на мое лицо.
        - Бристоль, на юго-западе Англии. Но выросла я в Суррее.
        Он кивает, хоть я предполагаю, что ему это ни о чем не говорит.
        - Амстердам, - произносит он, прежде чем я успеваю спросить. - Но моя мама англичанка.
        Я улыбаюсь, так и не придумав остроумного ответа. Голова ватная, и похоже у меня начинается серьезная мигрень. Я отчаянно хочу накачаться таблетками, заползти в кровать и отключиться или хотя бы попытаться. Вместо этого, я попиваю чай из чашки, поданной мне Дрю, и понемногу подъедаю торт Каро, хотя я слишком устала, чтобы чувствовать голод.
        Сделай усилие, подбадриваю я себя. Первое впечатление и все такое.
        К счастью, от дальнейшей болтовни меня спасает прибытие темноволосого мужчины в компании строго одетой авторитетной женщины лет пятидесяти. Это, должно быть, Сандрин, начальница станции.
        - Привет. Я Кейт. - Я встаю, протягивая руку.
        - Я знаю, - отрывисто отвечает она с французским акцентом, что почему-то делает ее еще более внушительной. - Добро пожаловать в АСН, - она без стеснения смотрит на мой шрам несколько секунд, а затем представляет мужчину позади нее: - Это Рафаэлло де Марко, доктор, которого ты заменяешь.
        Рафаэлло широко улыбается мне.
        - Приятно познакомиться, - говорит он на идеальном английском, - пусть и на короткое время. Приношу извинения, что так поспешно уезжаю.
        - Что ты имеешь в виду? - недоумеваю я. Он должен улететь на следующей неделе.
        Доктор выглядит слегка пристыженным. Он бросает взгляд на Сандрин, но она молчит.
        - Тебе никто не сказал? - спрашивает он. - Я уезжаю сегодня.
        Я тупо смотрю на него, не понимая. Он уезжает? Рафаэлло должен был провести следующую неделю, передавая мне рабочее место, помогая мне освоиться.
        - Нет, никто мне не говорил.
        - У Рафа заболел сын, - сухо сообщает Сандрин. Она безучастно изучает мою реакцию. Почти придирчиво, как мне кажется.
        - О, мне жаль, - запинаюсь я, пытаясь скрыть страх.
        - Ничего серьезного. - Рафаэлло снова одаривает меня извиняющейся улыбкой. - Но его придется оперировать, и я нужен жене дома.
        - Ладно. - Мне ясно, что это звучит неискренне, но я слишком шокирована, чтобы проявить больше сочувствия. Каким образом я разберусь без его инструктажа?
        Внезапно появляется Джим, жадно прихлебывая свой чай.
        - Прости, друг, - он хлопает доктора по спине. - Нам нужно отправляться прямо сейчас. Только что получил предупреждение, что скоро погода ухудшится.
        Рафаэлло быстро прощается в суматохе объятий и рукопожатий. Затем берет рюкзак и поворачивается ко мне.
        - Я оставил файл на твоем столе вместе с инструкциями. Все будет в порядке, Жан-Люк все подробно записывал.
        Жан-Люк Бернас. Французский доктор, погибший на льду два месяца назад. Причина, по которой я здесь.
        - Спасибо, - говорю я автоматически. - Я надеюсь, с твоим сыном все будет хорошо.
        Рафаэлло кивает, а затем исчезает. Сандрин поворачивается и уходит без единого слова.
        Настроение окончательно испорчено. Я рассчитывала, что здесь будет кто-то, кто научит меня проводить все научные эксперименты и в целом поможет войти в ритм. Глупо, но я чувствую себя преданной. Покинутой. Хотя, конечно же, в этом никто не виноват.
        Несколько сумасшедших секунд я борюсь с желанием побежать за ними и сказать, что передумала, что хочу вернуться домой. Я смотрю вдаль, пытаясь взять себя в руки, затем замечаю, что Дрю внимательно за мной наблюдает.
        Мои щеки вспыхивают. Я чувствую - он прекрасно знает, о чем именно я думаю.
        - Пойдем, Кейт, - говорит он мягко, забирая мои сумки из угла комнаты. - Давай устроим тебя на новом месте.
        Глава 2. 18 февраля, 2021 года
        - Это твоя.
        Дрю открывает дверь комнаты в дальнем конце коридора и жестом приглашает меня в миниатюрную спальню. Аккуратно застеленная двухъярусная кровать теснится в углу, шкаф из толстой темной фанеры, с простым столом и стулом, пристроенными за ним. Стены покрашены в такой же блеклый серо-белый цвет, как и снаружи.
        - Тебе повезло. - Дрю опускает сумки на стол. - Твой сосед по комнате уехал на прошлой неделе, так что все это достается одной тебе.
        Я осматриваю крохотное пространство, такое же тесное и скудное как тюремная камера, и представляю себе, каково делить его с еще одним человеком. Как в таких условиях вообще можно уединиться?
        - Я оставлю тебя распаковываться, - говорит Дрю, отступая. - Может, после этого посмотрим базу перед ужином?
        - Спасибо, - киваю я.
        - Давай я вернусь, скажем, через час?
        Я поглядываю на часы. Три пятнадцать по местному времени, почти полночь дома.
        - Было бы отлично.
        Когда я поднимаю голову, он быстро отводит глаза от моего лица. Я не могу его винить. Все это делают, их внимание неумолимо притягивается к неровной серебристой линии, бегущей по левой стороне моей щеки. Я хотела бы сказать, что привыкла к этому, но, как и шрам, смущение никогда не исчезает полностью.
        - Тебя бросили прямо в омут с головой, не так ли? - спрашивает Дрю. - Раф так внезапно уехал.
        Слезы пощипывают глаза, а за ними следует прилив раздражения. Я ненавижу сочувствие, ненавижу, когда меня жалеют.
        Я не заслуживаю этого.
        - Я справлюсь, - отвечаю я слишком резко и наклоняюсь, чтобы поднять переполненный рюкзак.
        - Туалет через две двери по коридору налево, если хочешь принять душ. Помни, никаких кондиционеров для волос, они усложняют переработку воды.
        С этими словами он уходит. Я стою, слишком изможденная, чтобы думать или двигаться, борясь с желанием повалиться на нижнюю койку. Внезапно Бен заполняет мои мысли. Я скучаю по нему так, будто все случилось вчера. По тому, как он подергивал кончиком носа, когда был изумлен или разозлен. По длинному гладкому изгибу его позвоночника. По ощущению его внутри меня, согревающему и ограждающему меня от всего плохого в мире.
        Вот дерьмо. Это не помогает.
        Новое начало, помнишь?
        Я распаковываю рюкзак и без воды проглатываю несколько таблеток. Прячу остальные, скрытые в невинно выглядящем пузырьке из-под витаминов, в шкафу, затем останавливаюсь, изучая вид снаружи. Комната расположена в дальней части станции, так что здесь нет наружных строений, перекрывающих вид на… ну, ничто. Миля за милей заледенелой равнины, горизонт выглядит как ровная линия разреза на ярко-синем небе, ветер испещрил поверхность снега длинными горизонтальными волнами - в тени эффект поразительно напоминает океан.
        Наслаждайся, пока можешь, напоминаю я себе, через несколько коротких месяцев солнце полностью исчезнет. Когда оно зайдет в последний раз, не будет ничего, кроме тьмы, на протяжении нескольких недель. Я поеживаюсь от одной мысли об этом. Я никогда не упоминала в анкетах АСН свой давний страх темноты.
        Не говоря уже о других вещах.
        Когда меня приняли на работу, мои страхи казались далекими, управляемыми. Но теперь перспектива бесконечной ночи зажигает во мне новый огонек опасения.
        Вдруг я приняла неправильное решение?
        Частично это из альтруизма, желания внести свою лепту. АСН, существующая меньше трех лет, была основана, чтобы привлечь ученых со всего мира к дальнейшим исследованиям изменений климата и решающей роли Антарктики в планетарных погодных системах. А для этого нужны сотрудники всех мастей, не только ученые, но и сантехники, электрики, инженеры, механики, повара и, конечно же, доктора.
        Но кроме всего прочего, у меня имелись и более эгоистичные причины. Мне отчаянно нужно было сбежать от ежедневных напоминаний об отсутствии Бена, от постоянного наблюдения окружающих - сестры и матери, коллег, медсестер, даже служебного персонала. Постоянная атмосфера заботы и сочувствия только ухудшала ситуацию. Этот бескрайний континент, обещающий вожделенную изоляцию, казался идеальным укрытием.
        Но так ли это? Или же это просто зеркало, отражающее мое разбитое замерзшее сердце?
        Достаточно, говорю я себе, опуская жалюзи, чтобы скрыться от сияния. Ты измотана, завтра все будет по-другому. Расстегиваю дорожную сумку, выгружаю одежду и другие предметы в миниатюрный шкаф и комод. Количество вещей кажется абсурдно большим, множество из них выданы АСН: два комбинезона, пуховики и легинсы, все яркого томатно-красного цвета для наибольшей видимости на снегу. Несколько наборов термобелья, шесть пар перчаток и варежек разной толщины, три ворсовых кофты и шерстяной свитер, семь пар носков, три пары хлопковых брюк. Не говоря уже о ботинках, внутренних утеплителях, дополнительных стельках, шапке, лыжных и солнцезащитных очках.
        Набиваю шкаф до отказа, но он слишком маленький. Так что я аккуратно выкладываю оставшееся на верхней койке, гадая, каким образом двое людей могли бы ужиться в этой каморке - здесь было бы не продохнуть. Затем я раздеваюсь и заворачиваюсь в махровый халат, который казался хорошей идеей в моей прохладной викторианской квартире, но теперь, как бы это иронично ни звучало, в нем слишком тепло - на улице, может, и минус тридцать, но на самой станции жара.
        Быстро принимаю душ, вытираю волосы, прежде чем вернуться в комнату. Мгновение спустя в дверь стучат.
        - Ты одета? - зовет Дрю.
        Господи. Уже час прошел?
        - Одну секунду. - Я натягиваю первые попавшиеся чистые вещи. - Входи.
        - Хочешь, проведем экскурсию сейчас? - спрашивает он, выглядывая из-за двери.
        Я киваю, пытаясь изобразить энтузиазм. Еще несколько часов, говорю я себе, а потом я смогу пойти в кровать.
        Хотя у меня были схемы, база оказалась больше, чем я себе представляла, и намного запутаннее. Дрю проводит меня по лабиринту коридоров, настолько узких, что по ним едва можно протиснуться, и других, с низкими потолками, больше похожих на тоннели. Все набито так, чтобы максимизировать пространство и изоляцию, объясняет Дрю, внешние стены должны быть достаточно толстыми, чтобы выдержать разницу в сто градусов между тем, что внутри и снаружи.
        Сначала мы исследуем «Альфа», жилые помещения, формирующие главное здание. Дрю показывает мне все: двадцать спален и четыре ванных, кухню и столовую, внушительную гостиную и игровую по соседству, с бильярдным столом и настольным футболом, библиотеку, которая также служит как мини-кинотеатр, маленький, но хорошо оборудованный тренажерный зал, небольшую прачечную с разнообразными стиральными машинами и автоматическими сушилками, и, наконец, мою клинику и прилегающую операционную.
        Следующим идет «Бета», соседнее техническое здание, доступное через соединяющий коридор. В сопровождении непрекращающегося гудения машин мы обходим радио- и связные лаборатории, комнату для звонков по Скайпу и разномастные научные лаборатории. Под ними, на первом этаже, Дрю проводит меня через гаражи, мастерские и кладовые с провизией, генераторами и системой переработки воды.
        В противоположность относительной организованности «Альфа», все здесь выглядит очень индустриально: стальные полы под хаосом труб, проводки и больших запутанных кабелей - некоторые из них прикреплены к стенам, другие свисают с потолка. Сбивающая с толку паутина коридоров скрывает в себе беспорядок досок, карт, крючков, увешанных уличным обмундированием, мириад подвешенных полок, забитых папками, инструкциями и коробками, полными разных запчастей и приборов.
        Я следую за Дрю по лабиринту. Одному Богу известно, как люди здесь не теряются.
        - Это гидравлические домкраты, - поясняет он, пока мы пробираемся через одну из мастерских на окраине здания. - Именно они спасают все структуры от того, чтобы быть похороненными под снегом. Иначе мы оказались бы под землей через несколько десятилетий.
        Я вспоминаю фотографию старой металлической хижины где-то на Южном полюсе, на деревянных подпорах, препятствующих разрушению от накопленного снега. Каким образом ранние исследователи переживали такие враждебные условия с ограниченным количеством ресурсов? С каждой проходящей минутой на станции я все больше осознаю, как сильно выживание зависит от окружающей нас техники. Какими бы мы были уязвимыми, если бы что-то сломалось.
        - Сегодня не хватит времени, но завтра можем прогуляться снаружи, если хочешь, - говорит Дрю, закончив объяснять про переработку отходов. - Там есть очень интересные штуки. Плюс мы храним экстренные медицинские запасы в летнем лагере на случай, если это место сгорит. Тебе стоит знать, где они расположены.
        - Было бы здорово. - Я надеюсь, экскурсия на этом окончена, и я смогу отдохнуть пару минут у себя в комнате перед ужином. Но, вернувшись в «Альфа», Дрю останавливается у закрытой двери как раз рядом по коридору с моей клиникой. «Начальник станции» - гласит табличка.
        Дрю стучит, заглядывает внутрь.
        - Ты хотела поговорить с Кейт?
        Я слышу утвердительный ответ Сандрин и вхожу следом за Дрю. Она сидит за столом, записывая что-то в большой блокнот. Все вокруг нее такое же аккуратное и упорядоченное, как ее макияж и безупречная одежда. Скорее Париж, чем Антарктика.
        - Ты нормально обустроилась? - спрашивает она тоном одновременно любопытным и безразличным.
        - Да. Спасибо.
        - Хорошо.
        За этим следует пауза, которую я стараюсь заполнить.
        - Мне нужны ключи? - спрашиваю я, зная, что Дрю слышит каждое слово диалога. Я заметила, что очень мало комнат на станции запираются на замок, включая спальни - за исключением моей клиники, связного пункта и офиса Сандрин.
        - А, да, - она встает и открывает крепкий деревянный шкафчик, подвешенный за ее столом. Протягивает мне связку ключей. - Дай знать, если тебе понадобится что-то еще.
        Я отступаю, снова чувствуя себя неуверенно. Конечно, я не ожидала фанфар, но, наверное, все-таки рассчитывала на более теплый прием.
        - Не волнуйся, - Дрю замечает мое выражение лица, пока мы идем по коридору. - Привыкнешь к ней со временем.
        Я выдавливаю из себя полуулыбку, надеясь, что он прав.
        - И следи за ключами. Сандрин потеряла свои пару месяцев назад, и их было чертовски сложно заменить.
        - Хорошо, - киваю я, отчаянно надеясь, что это конец. Я так устала, что с трудом держусь на ногах. Действие таблеток начало ослабевать, и я чувствую нарастающую раздражительность.
        - Так вот, - говорит Дрю, - лучшую часть я оставил напоследок.
        О боже. Я заставляю себя выглядеть заинтересованной и следую за ним вдоль по кроличьим тоннелям коридоров. Мы оказываемся в комнате в дальнем конце станции, маленьком узком пространстве, увешанном яркими светодиодными лампами.
        - Та-да! - улыбается Дрю, обводя рукой несколько скудных растений, скорчившихся под светом. - Мои детки.
        Я оглядываю поникшие салатные листья: несколько видов салата-латука, руккола, кейл. Все это выглядит до странного чужеродно в этой ярко-белой комнате посреди ярко-белого континента.
        - Единственная зелень, которую ты увидишь за зиму, - объявляет он гордо, одаривая меня идеально ровной улыбкой. Короткие волосы, двухдневная щетина - Дрю и правда напоминает модель, вроде тех, что рекламируют спортивный инвентарь или уличную одежду. - Посадил их несколько месяцев назад. Первый урожай должен быть через пару недель.
        Едва ли хватит на один прием пищи, прикидываю я, но пытаюсь одобряюще кивнуть.
        - Ну, на этом вроде все, - заключает он, поглядывая на часы. - Полчаса до ужина. Увидимся в столовой.
        Я тянусь, касаясь его руки, когда он собирается уходить.
        - Спасибо, Дрю. Мило с твоей стороны выделить на это время.
        - Никаких проблем. - Его взгляд добродушный, но в то же время деловой. - Хорошо, что ты здесь.
        Когда я прибываю в столовую, полдюжины людей уже расселись вдоль четырех ровных рядов столов. Дрю пока не видно, но Каро машет мне, вставая, чтобы поздороваться. Колючие волосы придают ей милый эльфийский вид.
        - Понравился тур? - спрашивает она, ведя меня к стойке раздачи.
        - Очень много всего сразу.
        - И не говори. Я потерялась здесь раз десять, когда приехала. Но ты скоро разберешься.
        Я оглядываю всю еду на стойке.
        - Нужно накладывать самим?
        - Бери, что нравится. Тебе повезло. Сегодня пятница, так что в меню фиш-энд-чипс.
        - Серьезно? Даже на международной станции?
        - Мы все по очереди помогаем Радживу приготовить ужин, - объясняет Каро. - Пятница - Британия, Ирландия, Новая Зеландия и Австралия, и мы в основном готовим рыбу. У Франции и Бельгии воскресенье, у Италии и Испании - суббота, обычно пицца или паэлья. США и Канада у нас по вторникам, чаще всего бургеры, хотя Соня делает убойную острую жареную курицу. Россия и балтийские страны по средам, а в четверг раньше была Южная Америка, но теперь, когда большая часть летней команды уехала, это окно свободно. А, да, Индия и Азия по понедельникам, - добавляет она, кивая в сторону Раджива, занятого за стойкой. - Его карри - одно из лучших блюд на всей базе.
        Я накладываю себе небольшую порцию и иду за Каро к столу, здороваясь с Аркадием и парнем, которого я не узнаю. Арк, как он настаивает, чтобы я его называла, похоже, рад меня видеть, его широкая улыбка демонстрирует несколько золотых зубов советских времен, что делает его похожим на злодея из Бондианы. Другой мужчина кивает; это Алекс, понимаю я - он был рядом с Дрю, когда они встречали меня с самолета.
        По крайней мере, сейчас я могу видеть его лицо: начисто выбритое, в противоположность Арку и многим из летней команды, чьи антарктические бороды делают их похожими на портлендских хипстеров. Алекс по-мальчишески красив, у него небрежная прическа и гладкая кожа, слегка загоревшая за проведенное на улице время. Около двадцати пяти, по моим догадкам, я мысленно делаю заметку завтра проверить его медицинский файл. Я улыбаюсь ему, но он не отвечает взаимностью, и прежде чем я отворачиваюсь, успеваю заметить холод, сквозящий в его выражении лица, который напоминает мне Сандрин.
        - Арк варил борщ на прошлой неделе, - продолжает Каро, когда мы усаживаемся напротив них. - Получилось неплохо.
        Он одобрительно поднимает большие пальцы.
        - Лучше, чем твой бисквит, - замечает он с сильным русским акцентом. - Что это было за дерьмо?
        Каро смеется и показывает ему средний палец.
        - Такое дерьмо, что ты ел добавку, а?
        - Что я могу сказать? Я старая толстая свинья, - Арк, гогоча, потирает свой внушительный живот.
        - Естественно, вся схема с готовкой по сменам работает лучше летом, когда здесь больше людей, - объясняет мне Каро, пока я ковыряю жирный кусок рыбы. - Но мы пытаемся почаще вносить изменения - не хотим, чтобы народ затосковал по дому.
        - Так чем ты тут занимаешься? - спрашиваю я Алекса, занятого поглощением еды с концентрацией человека, который либо голодает, либо надеется избежать разговора.
        - Полевой помощник. - Его выразительные карие глаза встречаются с моими.
        Я наконец-то определяю его акцент.
        - Ты из Ирландии?
        - Ага. Донегол.
        - Там хорошо. Я как-то ездила туда с палатками.
        - Намокла небось? - Выражение лица Алекса выдает мимолетное удивление.
        - Немного.
        Он позволяет себе полуулыбку, но потом его взгляд проходится по Дрю, приближающемуся с нагруженной едой тарелкой. Он садится возле меня, кивая на мой жалкий ужин.
        - Ты не голодная?
        - Как-то нет аппетита, - признаюсь я.
        Каро мельком оглядывает меня с ног до головы.
        - Тебе бы он не помешал, - она улыбается, показывая, что не хочет меня обидеть.
        - Наверное, просто устала, - пожимаю плечами я, расправившись с несколькими кусочками картошки, прежде чем сдаться. Правда в том, что все наслаждение от еды исчезло после аварии.
        Хотя, по моим подозрениям, таблетки тоже не облегчают ситуацию.
        - Дай сюда. - Арк берет мою тарелку и соскребает еду на свою. - Нехорошо будет это выбрасывать.
        Алекс встает, оставляет пустую тарелку и стакан возле стойки, затем молча уходит. Каро смотрит ему вслед, но Дрю только невозмутимо вскидывает бровь, поворачиваясь ко мне.
        - Итак, что ты думаешь об этом всем?
        Я делаю глоток воды.
        - Отлично. То есть это все, конечно, ошеломляет, но я привыкну.
        - Ну, мы рады, что ты с нами. - Каро дружелюбно пожимает мне руку. Это маленький жест, но ее доброта трогает меня. Мне нравятся она и Дрю, с облегчением осознаю я. У меня будут здесь хотя бы двое друзей.
        Подходящий ли сейчас момент, чтобы спросить о моем предшественнике? Я почти ничего не знаю о Жан-Люке, французском докторе, чья смерть привела к тому, что я сижу здесь. Только то, что он умер на льду в результате какого-то несчастного случая во время спуска.
        Но каким-то образом я чувствую, что никто не захочет об этом говорить. Все-таки Антарктика опасна - это уж точно было понятно из интенсивного курса АСН по медицине. Здесь могло случиться все, что угодно, и мы находимся очень далеко от помощи. Легче вернуть кого-то с Международной космической станции, заметил один доктор из АСН в Женеве, чем отсюда посреди зимы.
        Беспокоятся об этом другие так же, как я?
        Я оглядываюсь по сторонам, но атмосфера среди примерно двух десятков людей в столовой кажется расслабленной и беспечной - если их и беспокоит то, насколько они изолированы, они хорошо это скрывают.
        Несомненно, это наилучший способ, решаю я. Просто выкинуть это из головы.
        Глава 3. 19 февраля, 2021 года
        Где я вообще?
        Я просыпаюсь, дезориентированная, в сумерках, искусственно созданных опущенными жалюзи. На несколько секунд я вернулась туда, в госпиталь, когда меня привезли после аварии. Такое же ощущение растерянности, замедленного времени. Постепенное вторжение воспоминаний.
        Эти лисьи глаза в свете фар, стремительное приближение деревьев.
        Никогда, к счастью, не момент столкновения.
        Не последствия.
        Но я не там. Я в Антарктике. Я прилетела на самолете вчера. Я собираюсь провести следующие десять месяцев здесь, на льду, с дюжиной других душ за компанию.
        От этой мысли у меня беспокойно переворачивается желудок, а затем резко подступает тошнота. Я выбираюсь из кровати и бегу по коридору, добираюсь до тесной ванной как раз вовремя, чтобы успеть склониться над унитазом. Меня тошнит.
        О боже. Я опираюсь о белую кафельную стену, тяжело дыша. Голова кружится от зарождающейся мигрени. Комната вертится секунду или две, и я боюсь, что упаду в обморок, но ощущение проходит через несколько глубоких вдохов.
        Высотная болезнь. Все переносят ее после прибытия, но я внимательно прослежу, чтобы она не переросла во что-нибудь похуже. Последнее, что мне нужно, это пневмония - редкое, но опасное осложнение от пребывания на таких высотах.
        Поднимаясь на ноги, я набираю в руки воду из-под крана и пью, затем умываюсь, избегая смотреть на свое отражение. Это привычка, которую я выработала после восстановления. Я не хочу смотреть на шрам, на мои безвозвратно испорченные черты лица дольше необходимого - достаточно того, что я вынуждена терпеть реакцию окружающих.
        Вернувшись в спальню, достаю несколько таблеток «Гидрокодона»[3 - Полусинтетический опиоид, получаемый из природных опиатов кодеина или тебаина. Препарат имеет болеутоляющий эффект, а также используется как сильное супрессивное средство от кашля. Входит в перечень запрещенных наркотических веществ.] из моих запасов и смотрю на часы. Пять сорок шесть утра. Я спала семь часов, самый длинный период непрерывного сна за многие месяцы.
        Одевание в спортивные штаны и легкую футболку сопровождается вихрем искр и потрескиваний. Еще одна неожиданная черта станции - из-за сухой атмосферы статическое электричество ударяет по-другому. Вчера Дрю показал мне полоски алюминиевой ленты на всех столах, ведущие к радиаторам или другим заземленным частям здания, которые используются, чтобы «разрядить» себя, прежде чем прикасаться к компьютерам или другому чувствительному оборудованию. Он продемонстрировал, как проводить локтем по стене, рассеивая накапливающееся электричество - это менее болезненно, чем позволить ему выходить через кончик пальца.
        В столовой я удивлена, что не первая пришла к завтраку. Алекс сидит в одиночестве, согнувшись над книгой. Я наливаю кофе, молясь, что смогу удержать его в себе. Стоило бы пить только воду, но мне нужно, чтобы кофеин приободрил меня и смыл ужасный привкус во рту.
        - Что-то хорошее? - я усаживаюсь напротив Алекса, кивая на его книгу.
        - Ага. Очень жутко, - он показывает мне обложку, «Темная материя», Мишель Пейвер, а потом закрывает книгу и откидывается назад, не глядя мне в глаза. Есть в нем что-то такое, что я никак не могу определить. Напряжение в его позе. Какая-то настороженность. Я замечаю, что его правая нога подергивается, пока он проглатывает остатки своего тоста.
        - Так как ты себя чувствуешь? - спрашивает он наконец, нетерпеливым жестом убирая волосы с лица. Это очень вежливый вопрос, но его тон намекает, что он спрашивает просто из вежливости.
        - Как зомби, - морщусь я.
        Тень мелькает на лице полевого ассистента. Он моргает, глядя на меня, потом отводит глаза.
        - Просто высотная болезнь разыгралась, - поспешно добавляю я. - Ничего серьезного.
        - Ну, ты в хороших руках, не так ли? Ты же доктор, - он напряженно улыбается, поднимаясь, как будто ему не терпится уйти. - Мне пора. Неполадка с душевыми. Мне надо бы помочь Каро их отремонтировать, пока не получил по шее.
        Я понуро попиваю кофе, пока Алекс загружает свою тарелку и приборы в промышленную посудомойку - по утрам мы сами разбираемся с посудой, Дрю объяснил мне это вчера, в другое время мы убираем по очереди. Я наблюдаю, как он покидает столовую, и не могу отогнать ощущение, что его раздражает мое присутствие. Но почему? Наверняка я не сделала ничего, чтобы обидеть его?
        - Ты, должно быть, Кейт.
        Я поворачиваюсь к высокому, хорошо сложенному мужчине. В отличие от Алекса он вроде бы искренне рад видеть меня - на его лице расцветает приветливая улыбка.
        - Меня зовут Арне. Жаль, что не смогли познакомиться вчера. Проблема с катом, у меня ушли почти весь день и вечер на его починку.
        - С катом? - хмурюсь я, поднимаясь, чтобы пожать ему руку. Я надеюсь, что он не почувствовал дрожь изнеможения в моей.
        - Короткое название «Катерпиллара», - улыбается он. - Это трактор, который мы используем, чтобы собирать снег для растопки на питьевую воду. - В его английском слышатся нотки скандинавского акцента.
        - А-а. Очень важная вещь, в таком случае.
        - Не то слово.
        Я рассматриваю его, пока он добывает себе завтрак. Около тридцати, прикидываю я. Короткие темные волосы, седеющие на висках, но со светлым хохолком впереди. Это наиболее отличительная его черта, в остальном он, как могла бы описать моя мать с долей пренебрежения, выглядит «приятно».
        - Значит, ты работаешь с транспортом? - спрашиваю я, когда он возвращается с мюсли и стаканом консервированного апельсинового сока.
        - Я автомеханик на станции. Плюс помогаю с другими вещами. В общем, со всем, у чего есть двигатель. - Он указывает на мою одинокую чашку кофе. - Это весь твой завтрак?
        - Меня тошнит от высотной болезни. Пройдет.
        - Это хуже всего, - говорит он, принимаясь за еду. - Парня, с которым я приехал, пришлось увозить на неделю, так плохо ему стало. Церебральная…
        - Церебральная эдема[4 - Отёк мозга.]?
        - Ага, именно. Ему совсем поплохело. К счастью, он оклемался, когда его отвезли обратно в Крайстчерч.
        - А ты откуда? - Я пытаюсь вспомнить список зимовщиков, который мне выдали в Женеве. - Извини, что не знаю, я все еще не пришла в себя после прибытия.
        - Исландия.
        - Интересно, - отвечаю я, мысленно пиная себя за банальность. - Как долго ты уже здесь?
        - Несколько месяцев. - Он отпивает сок. - Но я уже был на льду. В Мак-Мердо.
        - Центральная станция, как я слышала.
        Полярная станция США, самая большая на континенте, известная своей культурой пьянства. С более чем тысячью сотрудников летом, она больше похожа на маленький город, оборудованный банкоматами и боулингом. Даже, видимо, списанным ядерным реактором.
        Арне улыбается, но не комментирует. У меня есть подозрение, что он развлекает меня, новенькую, а эта роль мне не по душе.
        - То есть ты отлично разбираешься в веревках, - отваживаюсь я после полуминутного неловкого молчания.
        - Да, - вздыхает он. - Буквально.
        - В каком смысле?
        - Ты уже была снаружи? - его взгляд устремляется к яркому свету, струящемуся сквозь окна.
        - Только по дороге от самолета к станции.
        - Ты заметила веревки вокруг здания?
        Я качаю головой. Я была слишком занята тем, чтобы не отставать от Дрю и не замерзнуть насмерть.
        - Так вот, они помогают не потеряться в плохую погоду или, например, если уронишь фонарик в темноте, можешь использовать их, чтобы вернуться назад на базу. Таким образом ты не уйдешь в неправильном направлении.
        - Полагаю, это добром бы не кончилось.
        - Ты же доктор. Вот ты мне и скажи, как долго можно протянуть в минус шестьдесят по Цельсию.
        - Недолго, - признаю я, размышляя, сколько именно времени будет у человека. Десять минут? Двадцать? Об этом лучше не думать.
        - В любом случае, такого не произойдет. - Арне встает, и я снова замечаю, насколько он высокий. Как минимум метр восемьдесят, может, чуть выше. Но, в отличие от Люка, он с легкостью держится при таком росте, абсолютно уверенный в своем теле. - Просто не забывай об обычных предосторожностях, и все будет нормально.
        - Как Жан-Люк Бернас? - выпаливаю я. - Что именно с ним случилось?
        Арне замирает. Я ожидаю, что он сядет и расскажет мне, но напряжение разливается по его лицу, и он приобретает вид человека, желающего закончить разговор.
        - Это был просто несчастный случай.
        Секунду спустя его уже нет.
        Я иду обратно к своей комнате, периодически останавливаясь, чтобы изучить фотографии, вывешенные на стенах главного коридора. Среди них обрамленное фото деревянной хижины Шеклтона, с ее старой плитой и уставленными древними банками консервов полками. Дальше несколько снимков людей на льду, одетых в стандартный для АСН красный.
        Я задерживаюсь, изучая те снимки, что были сделаны летом, когда можно выйти наружу с неприкрытым лицом. Замечаю Дрю и Каро. Арк показывает поднятые большие пальцы камере, кристаллы льда блестят в его растрепанной бороде.
        Рядом висит фото двух мужчин, улыбающихся фотографу, отсвет их красных курток придает обнаженным лицам здоровое свечение. Один из них Алекс. Он выглядит по-другому. Радостный, беззаботный, и даже каким-то образом моложе, как будто последующие месяцы состарили его. Именно это меня поразило сегодня утром, понимаю я, неопределимый налет… горя.
        Возле него, закинув руку ему на плечо, красивый мужчина постарше, лет сорока. Короткие седые волосы. Загорелое лицо и широкая улыбка, его глаза сощурены будто от смеха.
        Внизу синей шариковой ручкой нацарапаны буквы. Я присматриваюсь к ним.
        RIP[5 - Аббревиатура фразы «Rest in Peace».].
        Покойся с миром. Это, должно быть, Жан-Люк Бернас. Мой предшественник.
        Проблеск какой-то эмоции, которую я не могу назвать. Тоска? Жалость? Я возвращаюсь в комнату, думая о том, как сильно смерть должна была повлиять на остальную команду. Все, наверное, были разбиты. И напуганы, несколько недель без доктора, пока АСН лихорадочно искала временную замену, вероятно, стали тревожным временем для каждого.
        Неудивительно, что они не решаются говорить об этом.
        Я представляю себе дружелюбное лицо доктора. Более радостного Алекса. Жан-Люк, очевидно, всем нравился, и, скорее всего, по нему сильно скорбели. Вполне ясно, почему Алексу сложно смириться с моим прибытием.
        Я сижу на койке какое-то время, пытаясь взять себя в руки, но не могу избавиться от чувства неуверенности, от ощущения, что я самозванка. Головой я понимаю, что это смешно - я выиграла контракт после изнурительного трехдневного интервью и оценивания в Женеве, не говоря уже об интенсивном медицинском и физиологическом обследованиях. Я настолько же квалифицирована для работы здесь, как и остальные.
        И все равно я чувствую себя жалкой заменой человеку, которого они знали и, вероятно, даже любили.
        Верный своему слову, Раф оставил все после себя в идеальном порядке. На столе в клинике лежит файл, заполненный детальными заметками о том, где что лежит, как получить доступ и пользоваться медицинской частью информационной системы, вдобавок там содержатся последние результаты экспериментов. Он даже нарисовал одномерный план операционной и ее запасов.
        Как сам Раф разбирался, когда приехал? Не было никого, кто показал бы ему ориентиры. Меня тронуло, как много он сделал, чтобы не оставить меня в такой же ситуации.
        «Пожалуйста, свяжись со мной, если тебе понадобится какая-то помощь», - написано от руки на безукоризненном английском в его записке. Под этим - электронная почта, привязанная к больнице в Неаполе. Я решаю поблагодарить его, как только буду онлайн.
        Борясь с очередной волной головокружения и тошноты, я исследую мое маленькое царство. Две комнаты, соединенные двойной дверью. Одна - операционная, со столом для осмотра и большинством медицинских приборов, другая - мой офис и клиника, где хранятся все запасы лекарств. Здесь достаточно оборудования, включая вентилятор, наркозный аппарат, цилиндры с кислородом и разные хирургические и стоматологические инструменты, а также аппараты для рентгеновских снимков и простых анализов крови и мочи. Приятно видеть, что все, кажется, работает.
        Я беру пару зубных щипцов, молясь, чтобы мне никогда не пришлось их использовать. Несмотря на интенсивный курс в Швейцарии, у меня ограниченный опыт в обращении с некоторыми из этих вещей.
        Все будет в порядке, уверяю я себя. В конце концов, у тебя есть круглосуточная прямая ссылка на команду АСН в больнице при Женевском университете. Все, что я не знаю или в чем не уверена, они могут разъяснить. Даже насчет зубов.
        Я отпираю каждый шкафчик и просматриваю впечатляющую гору медикаментов, включая щедрый запас бензодиазепинов[6 - Класс психоактивных веществ со снотворным, седативным, анксиолитическим, миорелаксирующим и противосудорожным эффектами.] и обезболивающих на основе опиатов.
        Я беру одну из упаковок и разрываю печать, рассматривая пакетик нетронутых маленьких таблеток. Пересиливая порыв соблазна, я возвращаю их на место и запираю дверь шкафчика, решив пообещать себе: когда мои запасы иссякнут, на этом конец - никакого заимствования из инвентаря базы.
        Я отвлекаюсь, пролистывая все медицинские записи - в АСН мне выдали печатные экземпляры вдобавок к электронным. Вынимаю каждый файл один за другим, быстро просматривая их. Замечаю, что нескольким членам команды - Алексу, Элис, Тому - выписали снотворное после смерти Жан-Люка.
        Из-за постоянного дневного света, который может играть дьявольские шутки с циркадными ритмами? Или это связано со смертью доктора и намекает на более мрачные чувства, прячущиеся под дружелюбной личиной, которую они представляют миру?
        Полагаю, я узнаю в свое время.
        Закончив ознакомительную сессию, я провожу несколько тестов. Прикрепляя пульсоксиметр к пальцу, я замечаю, что насыщение крови кислородом упало до восьмидесяти девяти процентов, а мои уровни гемоглобина реагируют на низкое давление от высоты. Намного ниже нормальных девяноста семи - девяноста восьми процентов. И, при ста девяти ударах в минуту, мой пульс слишком быстрый. Мне нужно присматривать за собой следующие несколько дней.
        - Как ты?
        Я удивленно вскрикиваю и, поворачиваясь, вижу Дрю в дверном проеме.
        - Прости, - говорит он смущенно. - Не хотел застать тебя врасплох.
        - Моя вина, - улыбаюсь я. - Витала в облаках.
        - Все, как должно быть? Как там говорится? В полном порядке… - он замолкает.
        - По бристольской моде[7 - В ориг. «Shipshape and Bristol fashion» - разговорное выражение, образно описывающее что-то правильное, организованное и аккуратное.]?
        - Ага. Хотя я понятия не имею, что это значит.
        - Я тоже, - признаюсь я. - А ведь я там живу.
        - Нам придется поискать это позже, - говорит он, - если сможем получить доступ в чертов интернет.
        Я морщусь, вспоминая разговор с Томом после вчерашнего ужина. Он терпеливо объяснил мне, как выйти онлайн, предупреждая, что соединение медленное, с ограничениями на использование до необходимых электронных писем и коммуникаций.
        - Рассматривай это как детокс от соцсетей, - добавляет он с отрывистым немецким акцентом настолько серьезно, что я не понимаю, шутит ли он. Ему все еще тяжело смотреть мне в глаза, замечаю я. Может, он действительно ужасно стеснительный.
        - Вижу, Раф оставил тебе кучу домашней работы. - Дрю поглядывает в сторону открытой папки на моем столе. - Пожалуй, оставлю тебя с этим. Я подумал, не хочешь ли ты прогуляться после обеда? Сегодня хорошая погода.
        - Спасибо, - снова улыбаюсь я. - С удовольствием.
        Несколько часов спустя я вновь в прихожей, натягиваю вещи для холодной погоды. Учитывая тепло внутри станции, в них душно, но как только мы окажемся снаружи, этого едва ли будет достаточно.
        Я проверяю и перепроверяю одежду, убеждаясь, что я надела шапку и лыжные очки, нервничая, что покидаю теплый кокон станции, а затем следую за Дрю под ослепляющее солнце. Леденящий воздух врывается в легкие и покалывает обнаженную кожу лица. Почти мгновенно крохотные волоски в ноздрях твердеют и замерзают.
        Ты в норме, говорю я себе строго. Ничего плохого не случится.
        - Можем взять один из снегоходов, - предлагает Дрю, пока мы спускаемся по лестнице на лед. - Так тебе не придется слишком много ходить, пока не привыкнешь.
        О боже, я настолько плохо выгляжу? Меня все еще немного подташнивает, хотя мигрень и отступила после нескольких таблеток обезболивающего. Но, очевидно, моя усталость заметна.
        Дрю ведет меня вдоль «Бета», за угол к большому ангару, где припаркованы несколько черных снегоходов. Он взбирается на ближайший, жестом приглашая меня сесть сзади. Я неловко вскарабкиваюсь на него, чувствуя пронизывающий холод сиденья сквозь утепленные штаны.
        - Держись крепче!
        Когда он заводит двигатель и трогается вперед по льду, я крепко обхватываю его талию. Мне неудобно и неловко, но мы объезжаем весь комплекс на нервирующей скорости, маневрируя вокруг веревок, о которых упоминал Арне, тянущихся от «Альфа» и «Бета» к окружающим строениям.
        - Вот там мы храним запасной генератор! - выкрикивает Дрю, когда мы проезжаем мимо самого большого сарая. Он указывает на огромные топливные контейнеры, наполненные дизелем, пока мы скользим мимо, прорезая тропу дальше к хижине поменьше.
        Я пытаюсь сдержать нарастающую тревогу, когда мы направляемся в широкое белоснежное пространство, а «Альфа» и «Бета» отдаляются позади. Мне страшно покидать наше крохотное убежище в этом замерзшем забытом месте. Опасаюсь, что по какой-то причине уже не вернусь обратно.
        Внезапно нам попадается выбоина во льду, и я взвизгиваю от неожиданности, еще сильнее цепляясь за Дрю.
        - Ты в порядке? - спрашивает он, перекрикивая шум двигателя.
        - Да! - Это ложь. Я напугана до смерти. Если я упаду, мне светит сотрясение мозга или, по меньшей мере, трещина в черепе. Я закрываю глаза, пытаясь не думать об аварии, о неожиданном ощущении невесомости, когда машина оторвалась от дороги и полетела по воздуху.
        Ты в норме, Кейт. Он, вероятно, водил эту штуку тысячу раз.
        Минуту спустя мы останавливаемся у маленького здания.
        - Метеорологическая будка, - сообщает Дрю. Я сползаю со снегохода, радуясь, что осталась цела. - Это в основном территория Сони.
        Мы проходим внутрь. После холодного воздуха, бившего мне в лицо на снегоходе и пробиравшегося прямо сквозь воротник, который я натянула до самого носа, это место кажется удивительно теплым. Почти уютным, хотя я не вижу источников отопления. Парафиновый обогреватель в углу не зажжен.
        - Бoльшая часть этих штуковин предназначена для отбора проб снега и измерения концентрации озона. - Дрю машет рукой в сторону скамьи, нагруженной неопознанным оборудованием и контейнерами. - Но Соня приходит сюда выпустить ежедневный шар.
        - Шар?
        - С гелием. Он переносит инструменты для замера температуры, влажности и тому подобного и передает информацию обратно на базу на протяжении примерно ста пятидесяти километров.
        - Соня приходит сюда для этого каждый день? - я пытаюсь представить себе, каково это - пересиливать жестокий белый мир день за днем. Быть здесь в одиночестве бесстрашным перед масштабом и враждебностью этого пейзажа.
        - Ну да, - говорит Дрю. - Она пропустила только пару дней, когда была плохая погода. Но ей нравится, говорит, это ее ежедневный моцион.
        Я снимаю очки и потираю глаза, представляя Соню, закутанную в уличное обмундирование, бредущую всю дорогу до этого укрытия. Меня переполняет восхищение. Я не думаю, что у меня хватило бы мужества. Или упорства.
        - Ты в норме?
        - Вроде бы да.
        - Я охренеть как нервничал. В первый раз на льду у меня вообще случилась паническая атака.
        - Серьезно? - Я смотрю ему в глаза, гадая, преувеличивает ли он из добрых намерений.
        - Серьезно. Я так испугался, что меня чуть не стошнило. Это случается с тобой иногда из-за… простора. Насколько это все враждебно, - говорит он, озвучивая мои мысли. - Это место по-своему показывает, кто тут главный.
        Я снова думаю о Жан-Люке, неспособная отогнать картину его смерти; здесь, где-то в этом заледеневшем мире, и придерживаю желание расспросить Дрю о несчастном случае.
        Не время и не место.
        Мы наведываемся в хижину атмосферных исследований, где Элис, по всей видимости, проводит большую часть своего времени, собирая пробы воздуха, потом проходимся по остальным убежищам, возведенным для разных экспериментов. Некоторые остались заброшенными после отъезда бoльшей части летней команды, объясняет Дрю, другие, включая круглую пещеру, выкопанную во льду на южной стороне станции, используются круглый год.
        Мы перемещаемся к Омега, алюминиевой башне, которую я заметила с самолета.
        - Самая высокая в Антарктике! - выкрикивает Дрю, виляя сквозь путаницу тросов, прикрепляющих ее к земле. - Пятьдесят метров в высоту и в километре от «Альфа». В ней хранится большая часть метеорологического оборудования.
        - Соне приходится и сюда приходить каждый день? - Упаси Боже.
        - Только около раза в неделю. Тогда она берет снегоход, - качает головой он.
        Дрю сбрасывает скорость так, что мы медленно ползем, смотрит на башню, а затем снова на меня.
        - Хочешь заценить вид сверху? Я прихватил крепежи и альпинистское снаряжение на всякий случай.
        Я смотрю вверх на окованные льдом балки, под таким синим небом, что оно кажется почти черным.
        - Может, в другой день. Я пока не уверена, что у меня хватит на это смелости.
        - Наверное, правильное решение, - соглашается он. - Там отличный вид, но может быть опасно, особенно в ветреную погоду. Не лучшая идея, если чувствуешь себя не очень хорошо.
        Вместо этого мы направляемся в противоположном направлении, к ряду больших куполообразных палаток, виднеющихся на горизонте. Я начинаю по-настоящему чувствовать холод, колючий воздух проникает сквозь толстые пуховые слои одежды, отчего у меня болят и пульсируют пальцы на руках и ногах.
        - Что это? - спрашиваю я Дрю, когда мы проезжаем мимо небольшого купола на льду.
        - Иглу! - кричит он, не останавливаясь. - Несколько парней построили его пару зим назад.
        - Для чего?
        - Ничего особенного, - смеется он. - Там пусто. Несколько членов летней команды ночевали там один раз на спор.
        Я вздрагиваю от этой мысли - даже летом температуры здесь далеко ниже нуля.
        Спустя пару минут тряски по льду Дрю притормаживает у палаток, примерно в полукилометре от станции.
        - Добро пожаловать в «Гамма», - объявляет он. - Также известную как летняя база. Здесь свой запас воды и интернет, даже есть кофемашина и душ.
        - Как много людей остаются здесь?
        - Около тридцати. Здесь бывает тесновато. И это также наше основное место для эвакуации при экстренных ситуациях на «Альфа» или «Бета». Хочешь взглянуть?
        Он останавливается у входа, и я иду за ним внутрь. Там практически не на что смотреть, так как летняя команда переехала назад в основное здание - просто ровные ряды двухъярусных кроватей, расставленных на удивление близко друг к другу. Несколько маленьких ванных комнат и миниатюрная кухонька. По сравнению с этим моя давящая крохотная спальня кажется последним писком роскоши.
        - Дашь мне десять минут? - спрашивает он. - Мне нужно проверить кое-какое оборудование.
        Меня мгновенно атакует новая волна тошноты. Я глубоко вдыхаю. О Господи, пусть меня не стошнит здесь. Не перед Дрю.
        - На самом деле, я думаю пройтись обратно, - торопливо говорю я. - Мне нужно немного разогреться.
        - Уверена? - хмурится Дрю, явно не уверенный, что это хорошая идея.
        - Тут недалеко. И мне не помешало бы размять ноги.
        - Ладно, но возьми рацию, - настаивает он, протягивая мне свой аппарат. - Если будут какие-то проблемы, просто свяжись с базой. Увидимся в «Альфа».
        Я прячу рацию в кармане куртки, затем выхожу из палатки и направляюсь в сторону главного здания. Через несколько секунд, однако, мне становится тяжело дышать.
        Черт. Это и правда плохая идея - я забыла, насколько изматывают даже короткие прогулки на такой высоте. Я останавливаюсь и пытаюсь вобрать в легкие побольше воздуха, радуясь, что Дрю меня не видит.
        Переведя дыхание, я снова иду, осознанно замедляясь до предела, наконец-то найдя ритм, который могу поддерживать. Странно, но размеренное движение успокаивает желудок, и сопровождающее тошноту головокружение проходит. Без пронизывающего ветра, ощущавшегося во время поездки на снегоходе я даже могу опустить воротник и позволить солнцу, сияющему посреди безоблачного неба, согреть мое лицо. В середине лета, рассказала мне вчера Соня, нужно наносить толстый слой солнцезащитного крема для защиты от недостатка озона, но так близко к зиме все должно быть в порядке, по крайней мере, на пару минут.
        На полпути к базе я замечаю яркий ореол сияния в небе слева от «Альфа», два насыщенных радужных пятна с двух сторон. Я останавливаюсь, чтобы вобрать в себя вид. Ложное солнце. Я читала о таком, но никогда не видела вживую. Горизонт дрожит, колебания света слегка меняют цвет льда внизу.
        Красиво и завораживающе.
        Из ниоткуда появляется бриз, подхватывая маленькие вихри ледяных кристаллов, кружа их миниатюрными торнадо, танцующими вдоль ледовых гребней и щипающими обнаженную кожу моего лица.
        Как называются эти гребни? Арк вчера говорил мне русское название этих параллельных линий в снегу, напоминающих волны.
        Заструги, вот как. Я произношу слово вслух, наслаждаясь ощущением его во рту.
        Заструги.
        Мгновенно все оставшиеся опасения насчет приезда в Антарктику исчезают. Даже при всей суровости, блеклости есть что-то волшебное в этом мире и его разлогой, непостижимой пустоте. Воздух кажется до невозможности чистым и острым после загрязненного города. Вдалеке от постоянного шума внутри и снаружи станции тишина окутывает меня, как мягкое и успокаивающее одеяло.
        Я глубоко вдыхаю, игнорируя пронизывающий холод в легких, ноющую боль в замерзших пальцах, смотря в бездонную синеву. Ни облаков, ни конденсационных следов самолетов. Мы так далеко, что даже спутники редко пролетают над нами.
        Покой, думаю я, расслабляясь, наслаждаясь неподвижностью, тишиной.
        Это - дар. Привилегия.
        Я бы не хотела оказаться ни в одном другом месте на планете.
        Глава 4. 22 февраля, 2021 года
        - Как ты? Обустроилась?
        - Отлично, - отвечаю я, пытаясь казаться радостнее, чем чувствую себя на самом деле. Хоть показатели крови и пульс нормализировались, мигрени и тошнота все еще терзают меня. Постоянный снежно-белый дневной свет, льющийся сквозь каждое окно, нарушает мои биологические часы - я едва различаю, когда нужно есть или спать.
        Элис прищуривается, ее гладкий лоб сморщивается от беспокойства.
        - Ты уверена, что все хорошо? Выглядишь немного осунувшейся, если честно.
        - Осунувшейся? Это как? - хмурится Арк.
        - Она имеет в виду, что я не очень хорошо выгляжу. Нездорово, - добавляю я на всякий случай.
        Арк ворчит и чешет бороду.
        - Будешь в норме. Это, - он подбирает правильные слова, - болезнь высоты?
        - Высотная болезнь. И, да, я поправлюсь через пару дней.
        - Надеюсь, - говорит он мрачно. - Не хотелось бы и тебя потерять.
        Соня хмурится в его сторону, но Арк игнорирует ее, отламывая кусочек пападама[8 - Блюдо индийской кухни, представляющее собой тонкую лепешку из чечевичной муки.] и макая его в карри.
        - Когда вся летняя команда уедет, - продолжает он, повышая голос, будто призывает кого-то присоединиться. - Ты застрянешь с нами. И если от этого тебе не плохо, то тебя ничто не возьмет, - он хохочет от своей же шутки, оглядываясь на реакцию окружающих.
        Несколько человек сдержанно улыбаются. Мой четвертый день здесь, и некоторые зимовщики немного раскрываются. Маска ложной веселости, с которой они встретили меня, превратилась во что-то более… что? Я пытаюсь определить. Осторожность, чувство, будто все ходят вокруг на цыпочках.
        Повисает пауза в разговоре, одна из тех, которые берутся из ниоткуда.
        - Ну, это вкусно. - Каро салютует бокалом вина Радживу, чье лицо все еще пылает от кухонного жара. Его тюрбан сегодня тепло-оранжевого цвета - как оказалось, он носит разные цвета каждый день недели, чтобы помогать себе «следить за временем».
        - Пожалуйста, - Раджив поигрывает усами и подмигивает Каро, рассмешив ее.
        Ужин быстро становится моей любимой частью дня. С резко уменьшившимся количеством сотрудников, Дрю и Роб сдвинули столы в большой квадрат так, чтобы мы могли сидеть все вместе. Каждый вечер Элис опускает жалюзи в столовой и зажигает тройку свечей, блокируя вездесущее солнце и создавая более уютную атмосферу.
        - А тебе как еда? - поворачивается ко мне Каро.
        - Замечательно. Намного лучше, чем я ожидала.
        - Антарктика по-своему влияет на аппетит, - размышляет она. - Либо ты все время голодный или вообще не хочешь есть. К сожалению, я из последних, - Каро похлопывает себя по животу и улыбается, хотя, честно, тяжело понять, какая у нее фигура под мешковатым топом и комбинезоном, которые она постоянно носит.
        - Это не первый твой раз? - спрашиваю я.
        - Второй. Первый раз я была в Моусоне, это австралийская база. Собиралась поработать и на Халли, но ее закрыли.
        Я киваю. Халли, передовая полярная станция Соединенного Королевства, была эвакуирована, когда огромная секция шельфового ледника Бранта начала откалываться от антарктического континента.
        - Значит, ты уже опытная?
        - Наверное. Я поклялась в Моусоне, что это мой первый и последний раз, но вот я сижу здесь. Поди разберись.
        - Все было настолько плохо? - Я пытаюсь сохранять беззаботный тон.
        Каро склоняет голову набок, раздумывая.
        - Давай просто скажем, что было интересно, но утомительно. Зима отделяет мужчин от мальчиков, уж простите мой сексизм - хотя, должна заметить, по моему опыту, женщины справляются лучше.
        - Это почему же? - Люк откидывается на спинку стула, большими глотками отпивая пиво из бутылки. Его выражение лица вызывающее, почти дерзкое, как будто он готов к спору. Несмотря на мои намерения поладить со всеми, есть в нем что-то, от чего я инстинктивно питаю к нему неприязнь. Какое-то безразличие, граничащее с самоуверенностью.
        Каро выдерживает его взгляд, отказываясь отступать.
        - Понятия не имею. Это просто наблюдение.
        Люк разглядывает ее несколько мгновений, а затем концентрируется на своей еде. Я оглядываю стол. Здесь все еще есть полдюжины летних ученых, которые должны уехать через пару дней - как только самолет взлетит, нас останется тринадцать.
        Спасибо, Господи, что я не суеверная.
        Мне удалось познакомиться с большинством членов зимней команды, по крайней мере, хотя бы немного. Поболтали во время еды и в моей клинике, когда я попросила всех зайти на обычную проверку. Раф отлично справлялся, но я хочу установить свои правила.
        Только двоим осталось показаться на осмотр: Алексу, активно старающемуся держать дистанцию, и Сандрин, которая тоже нисколько не подобрела при более близком знакомстве. Даже макияжем невозможно скрыть темные круги под ее глазами, глубокие морщины на лбу. Слишком много работы, недостаточно сна.
        На секунду наши взгляды пересекаются, а затем она снова отводит глаза. Я не смогла избавиться от ощущения, что не нравлюсь ей, что Сандрин почему-то возмущает мое присутствие здесь. Наверняка она должна чувствовать облегчение, что на базе снова есть постоянный доктор?
        - Хреново, конечно, вышло с лепешками наан[9 - Блюдо индийской кухни. Пшеничные лепешки, традиционно пекущееся в глиняной печи.]. - Я смотрю на Роба, чьи волосы собраны в самурайский узел на макушке, выглядящий очень круто. - Прости, - говорит он, замечая мой взгляд.
        - За что?
        - За выражения. Мама вечно достает меня насчет этого. Хотя она знает чуть ли не каждое ругательство в английском и тайваньском.
        - Не переживай, - смеюсь я. - Тебе стоит поработать в переполненной неотложке, вот где достаточно ругательств, уверяю тебя. В любом случае, что с лепешками?
        - А ты не слышала? - драматично восклицает Элис. - У нас завелись зерновки!
        - Зерновки?
        - В муке. - Раджив выглядит безутешным. - Половина груза испорчена, и для новой партии нет места. Так что хлеб у нас теперь ограничен.
        Это всех сильно расстроит, думаю я. Я, может, и пробыла здесь всего пару дней, но уже знаю, что свежеиспеченный хлеб Раджива, который он приправляет всякими добавками - сушеным луком, чесноком, тмином, разными орехами и зернами - одно из коронных блюд в меню станции.
        - А что не так с зерновками? - загудел Арк. - Больше белка! - Он разражается еще одним приступом смеха, заметив отвращение на лицах окружающих. - Вы, малыши, недолго бы протянули в ГУЛАГЕ!
        - Это и есть хренов ГУЛАГ, не так ли? - бормочет себе под нос Алекс.
        Люк насмешливо фыркает, но Алекс игнорирует его. Я наблюдаю за ним с любопытством. Что он имел в виду? Но Алекс сконцентрирован на еде и избегает взглядов остальных.
        Наверное, он все еще расстроен смертью Жан-Люка, решаю я, вспомнив ту фотографию, непринужденное товарищество, очевидно, царившее между ними. Возможно, ему тяжелее справиться с потерей, чем остальным.
        Я пытаюсь доесть свою маленькую порцию карри. Каро права. Оно очень вкусное, наилучшим образом раскрывает вкус почти всех оставшихся в наших запасах овощей. После того, как последние коробки доставят завтра, это все - единственной свежей едой на шесть месяцев будет жалкий запас салата Дрю.
        Когда все начинают вставать за десертом, я наклоняюсь к Элис.
        - Можно задать тебе вопрос? - спрашиваю я тихо.
        - Конечно. Выкладывай. - Она смотрит на меня своими ясными голубыми глазами.
        - Что именно случилось с Жан-Люком?
        - Никто тебе не сказал? - она удивленно вскидывает брови.
        - Не в деталях. Я только знаю, что произошел несчастный случай на льду.
        Элис закусывает губу. Сделав длинный глоток вина, она понижает голос, как и я.
        - Он умер во время групповой экспедиции в Трансатлантических горах, примерно в трех днях езды отсюда на снегоходе. Там довольно глубокие расщелины, и мы практиковались в ледолазании… Он спускался в одну из них, и его подвело снаряжение. Он сорвался.
        - Вот черт, - пораженно выдыхаю я. - Как вы его вытащили?
        Элис как будто неуютно. Она окидывает взглядом стол, прежде чем снова заговаривает, понизив голос до шепота.
        - Мы его не вытаскивали.
        Шок настигает меня ударом по легким.
        - Ты имеешь в виду… он все еще там? - Я вспоминаю фотографии на стене. Его доброе красивое лицо, улыбающееся в камеру.
        О боже. Лучше об этом не думать.
        - Не было способа вытащить тело, - объясняет Элис. - Пойми, Кейт, лед снаружи может доходить до четырех миль в глубину. Эти расщелины спускаются очень, очень глубоко.
        - Господи, - я пытаюсь переварить ужас этого осознания. - Но откуда вы знаете… что он… - я не могу заставить себя это сказать.
        - Что он умер при падении?
        Я удивленно смотрю на Алекса, встрявшего в разговор. О боже, он все… Жар приливает к щекам, когда я замечаю, что он смотрит на меня. Нет, это неподходящее выражение. Он злобно уставился на меня.
        Разговор за столом затихает, когда все внимание переключается на нас.
        - Дело в том, Доктор Норт, что мы понятия не имеем, - говорит Алекс. - Насколько мы знаем, Жан-Люк мог висеть там, раненный, часами, прежде чем умер. Долбаными часами, - повторяет он, его голос повышается.
        Это кажется маловероятным, учитывая температуру, но я не собираюсь спорить. Он выглядит взбешенным. На грани.
        - Алекс, - Сандрин бросает на него предупреждающий взгляд, - сейчас не время и не место.
        Он поворачивается к ней.
        - У нас, мать его, всегда неподходящее время, не так ли, Сандрин?
        Она прищуривается, поджав губы. От злости или другого чувства, я не могу различить.
        Боковым зрением я вижу бледное лицо Тома, застывшее в напряженной гримасе. Он закрывает глаза на несколько секунд, словно удерживая что-то под контролем.
        Звук скребущего о пол стула возвращает мое внимание к Алексу. Он резко встает и выходит из столовой под взглядами остальных.
        На дальнем конце стола я замечаю, как Сандрин скрывает какую-то эмоцию, отказываясь встречаться с нами взглядом.
        Мои пальцы дрожат, когда я беру стакан, сгорая от чувства вины и стыда. Отпиваю большой глоток вина. Мне стоило держать рот на замке. Нужно было быть более деликатной.
        Но ясно одно.
        Гибель Жан-Люка нависла над этой полярной станцией как проклятье.
        Глава 5. 25 февраля, 2021 года 4:02
        Я проснулась, кажется, вечность назад, лежа на неудобной койке в этой давящей крохотной комнатке и борясь с зовом суперсильных снотворных таблеток в операционной. Что угодно, лишь бы перестать прокручивать в голове вчерашний вечер. Гневная вспышка Алекса, сдержанный упрек Сандрин. Мое собственное ощущение, что я вторглась на минное поле.
        Под всем этим воображаемая картинка - Жан-Люк, мой предшественник, висящий где-то в невесомости в своей ледяной могиле.
        Замерзший, возможно, навек.
        Я закрываю глаза, блокируя свет, льющийся через щель в жалюзи, и вспоминаю документальный фильм о ледолазании, который смотрела с Беном за несколько месяцев до аварии. Нас обоих загипнотизировало, когда альпинист упал назад в расщелину, а его ноги опасно зависли над пропастью. Страх в его дыхании, прерывистом и учащенном, когда он опустился в ту бескрайнюю синюю пустоту.
        Что чувствовал Жан-Люк в тот момент, когда натяжение страховочного троса исчезло и он рухнул в ледяные глубины?
        Какой ужас? Какое недоверие?
        Я надеюсь, что его страдание было секундным, что удар головой лишил его сознания. Что он не лежал там долгие минуты, пока холод просачивался в его кости, зная, что у него нет абсолютно никакого шанса на спасение.
        Отогнав эту картину, я выбираюсь из кровати, еле шевеля неповоротливыми и уставшими конечностями, и роюсь в шкафу в поисках таблеток. Бутылка уже стала заметно легче. Я хмуро заглядываю внутрь, вспоминая свое решение завязать с этой привычкой по прибытии на лед.
        Где еще, как не в Антарктике, думала я. Вдалеке от привычной рутины, от искушения блокнота для выписки рецептов.
        Но теперь это не кажется таким легким. После мгновенного колебания и презрения к себе я разжевываю парочку таблеток «Гидрокодона», чтобы они как можно скорее попали в кровь, а затем натягиваю одежду и направляюсь в столовую.
        Там только Том сидит в углу, глядя в окно. Он кивает в знак приветствия и отворачивается. Я колеблюсь, изучая его затылок, аккуратную короткую стрижку, безупречно выглаженные рубашку и штаны, раздумывая, стоит ли прилагать усилия, чтобы узнать его получше.
        Но что-то в его опущенных плечах, его старательно отведенном взгляде подсказывает мне - он предпочитает, чтобы его не беспокоили. Я варю кофе, делаю тост и ретируюсь в клинику. Работа, как я давно поняла, является антидотом практически ко всему.
        В конце концов, она помогла мне выжить после потери Бена.
        К счастью, работы было предостаточно. Я провела несколько часов, просматривая разные медицинские эксперименты, доставшиеся мне по наследству как доктору станции. Жан-Люк и Раф уже собрали невероятное количество информации о каждом из зимовщиков: измерения давления, температуры, насыщения кислородом и частоту дыхания плюс еженедельные анализы крови, проверяющие уровни холестерина и гемоглобина. Не говоря уже о регулярных анализах мочи и кала, чтобы следить за тем, как их иммунные системы реагируют на замкнутую окружающую среду, учитывая, что никакие вирусы, бактерии и грибки не могут выжить вне нашего маленького кокона.
        Вдобавок к этому есть еще уйма поведенческих данных с наших браслетов, которые мы все должны носить, предназначенных для мониторинга уровня активности, сердцебиения и сна, а также фиксирования нашего местоположения на базе. Вместе с опросниками и видеодневниками все это нацелено на изучение того, как темнота и изоляция влияют на наше настроение и социальное взаимодействие. Наше настоящее настроение, если точнее, а не общественный фасад, который мы пытаемся поддерживать.
        Все это, несомненно, немного напоминает Большого Брата. Но мы все на это согласились.
        Я разглядываю результаты, надеясь, что они смогут пролить свет на напряжение, которое я уже заметила на станции. Но понять систему оказывается невозможным, и у меня нет сил копать глубже, так что я переключаюсь на другой экран, проверяя расписание тестов.
        Вот черт. Анализы крови были запланированы два дня назад, я уже отстаю. Я встаю и открываю шкаф с припасами, ища новые иголки и шприцы. Я как раз вытаскиваю коробку антисептических салфеток, когда замечаю конверт, засунутый под нее. Подбираю его и разглядываю надпись спереди, выведенную длинным отчетливым курсивом, которому французов учат в школе.
        Николь Бернас, гласит надпись, с адресом в Лилле. Жена Жан-Люка, предполагаю я, или его мать или сестра.
        Но от слов в углу, аккуратно написанных большими английскими буквами, у меня перехватывает дыхание: «НА СЛУЧАЙ МОЕЙ СМЕРТИ».
        Что за…? Я недоверчиво пялюсь на слова, потом проверяю заднюю часть: никаких надписей, но конверт крепко запечатан.
        Как это оказалось в шкафу с припасами? Жан-Люк спрятал это здесь намеренно?
        Я смотрю на конверт, гадая, когда он это написал, и борясь с соблазном заглянуть внутрь. Все это время пытаюсь найти ответ на более очевидный вопрос - с чего бы доктор посчитал нужным оставить посмертное письмо?
        Не мог же он ожидать того, что с ним случилось на льду?
        Прежде чем я успеваю все обдумать, незнакомое жужжание привлекает мое внимание. Я спешу к окну и выглядываю наружу. Там, на горизонте, виднеется крохотная точка в безоблачном синем небе.
        Последний рейс. Он здесь.
        Меня охватывает неожиданная волна тревоги, когда я смотрю, как маленький самолет увеличивается, неся с собой мой последний шанс передумать. Сейчас или никогда, понимаю я. Как только самолет снова взлетит, я останусь здесь. Не будет никакого способа покинуть базу следующие восемь месяцев.
        Я поглядываю на письмо в руке, объятая неожиданным и тревожным мрачным предчувствием. Я провела здесь всего лишь неделю, но нельзя отрицать, что над станцией зависло почти ощутимое напряжение, едва скрываемое беспокойство.
        Во что конкретно я ввязалась?
        Мигрень вновь начинает пульсировать в висках, пока я наблюдаю, как самолет кружит, готовясь к посадке на самодельной полосе. Я вспоминаю монотонность своего существования в Бристоле - долгие часы в больнице, одинокие вечера дома, готовые ужины, подогретые в микроволновке, просмотр Netflix, свернувшись на диване.
        Моя жизнь после аварии.
        Моя жизнь в одиночестве.
        Действительно ли я хочу возвращаться к этому?
        Колеса самолета соприкасаются с землей, отскакивая пару раз и поднимая струю ледяных кристаллов, блестящих на свету. Солнце отражается от лобовых стекол, когда самолет сбрасывает скорость и поворачивает в сторону «Бета».
        У меня нет выбора, осознаю я. Если уеду домой сейчас, то оставлю всю базу на зиму без доктора - для АСН будет практически невозможно нанять и натренировать нового в такой поздний срок. Плюс риск перевозить сюда кого-то увеличивается в геометрической прогрессии по мере приближения зимы, когда перелеты становятся слишком опасными. Черт, им, возможно, даже придется эвакуировать всю базу.
        Как это повлияет на мою профессиональную репутацию? Не говоря уж о моей совести.
        В дверь стучат. Я быстро засовываю конверт в карман джинсов, когда Каро входит, одетая в уличное снаряжение.
        - Эй, Кейт, идешь помахать им напоследок?
        - Пилоты разве не останутся ненадолго?
        - Сегодня слишком холодно, - качает она головой. - Им нельзя заглушать двигатели, иначе они замерзнут.
        Я закрываю дверь клиники и захватываю пару теплых вещей из своей комнаты, выпиваю еще две таблетки, а затем спешу в прихожую, где нахожу последних членов летней команды. Грусть и облегчение отражаются на лицах, когда они обнимают всех, включая меня. Я надеваю уличную одежду, потом спускаюсь по лестнице, хватая воздух ртом, когда холод попадает в легкие, заставляя глаза слезиться, а грудную клетку сжиматься от шока.
        К этому невозможно привыкнуть.
        Вокруг меня роятся люди, все спешат к заправочной колонке. Пока я бреду по льду, прохожу мимо Люка и Дрю, уже возвращающихся на снегоходах, буксирующих сани, нагруженные ящиками яблок и картошки, авокадо и киви, спеша доставить наши последние ценные запасы свежей еды внутрь, пока все не замерзло.
        Впереди маленькая фигура прокладывает путь к самолету.
        - Сандрин!
        Начальница станции поворачивается, услышав свое имя, и ждет, пока я ее догоню. Я снимаю перчатку и засовываю руку в карман джинсов, вытаскивая уже немного помятый конверт.
        Ее глаза округляются, когда я протягиваю находку и она читает имя.
        - Где ты это взяла? - она хмуро смотрит на меня со слегка обвиняющим выражением лица.
        - Я нашла это в шкафчике с припасами. Предполагаю, что Жан-Люк оставил его там.
        Сандрин разглядывает надпись спереди. Ее рука дрожит, замечаю я. То ли от холода, то ли от этого нежелательного напоминания о гибели моего предшественника, сказать невозможно.
        - Ты не смотрела, что там? - спрашивает она.
        - Конечно, нет! - оскорбленно отвечаю я. - Он такой же, каким я его нашла.
        Быстро оглянувшись, Сандрин засовывает письмо в карман и кивает в сторону самолета.
        - Они ждут.
        Мы присоединяемся к небольшой группе, скучившейся вокруг «Твин Оттера»[10 - Двадцатиместный турбиновинтовой самолет с укороченным взлетом и посадкой, приспособлен к неподготовленным грунтовым площадкам.]. Все подпрыгивают и размахивают руками, чтобы согреться, в то время как летняя команда поднимается на борт и рассаживается по местам.
        - Ты в порядке? - спрашивает Арне, пока я задыхаюсь от быстрой ходьбы по льду. Бoльшая часть его лица неприкрыта, его, видимо, не смущает кусачий холод. Он рассматривает меня с тем же выражением слабого беспокойства, которое я замечала у Элис, как будто я хрупкая, или словно тоже могу внезапно исчезнуть.
        - Конечно, - отвечаю я, но мой голос ломается. Я все еще обдумываю разговор с Сандрин. Почему после каждого разговора с ней у меня остается чувство, что я что-то сделала не так?
        Я ощущаю новый прилив паники от мысли, что останусь здесь. Несмотря на воротник и лыжные очки, у меня появляется неприятное подозрение, что окружающие считывают мое настроение, что они знают - часть меня хочет схватить вещи и последовать за летними учеными в этот самолет.
        Я оглядываюсь по сторонам, но все внимание приковано к отправляющейся команде. Только Том, стоящий на некотором расстоянии от остальных, перехватывает мой взгляд, быстро отводя глаза.
        Я уверена, он прекрасно знает, о чем я думаю.
        - Эй, не забудьте это! - Каро передает небольшую связку конвертов одному из пилотов. Я понимаю, что это наш последний шанс отправить письма друзьям и родным за следующие восемь месяцев. Черт. Мне стоило приложить поздравительные открытки ко дню рождения сестры и племянников.
        Уже слишком поздно.
        Я гляжу на Сандрин, ожидая, что она достанет письмо от Жан-Люка. Но начальница станции просто неподвижно стоит, пока члены экипажа закрывают двери и взбираются на борт.
        Какого хрена? Наверняка она должна отправить это письмо в АСН, чтобы они передали послание его жене?
        Я не отвожу от нее взгляда, но Сандрин игнорирует меня, глядя на самолет, когда пилоты дают сигнал ко взлету. Секунды спустя самолет отъезжает, вся летняя команда машет на прощание через маленькие иллюминаторы.
        - Хорошего полета! - кричит Элис, бешено размахивая руками и подпрыгивая на месте. - Увидимся на той стороне.
        Дрю и Люк подъезжают на снегоходах, когда самолет катится по взлетной полосе. С оглушительным ревом двигатели набирают обороты и самолет ускоряется на льду, а затем медленно, неумолимо поднимается в воздух.
        Мы стоим, наблюдая, как «Твин Оттер» становится все меньше, съеживаясь в крохотную точку, прежде чем полностью исчезнуть в неистово синем небе. Пару минут мы молчим, осознавая случившееся. Красные куртки на белом снегу. Единственные живые существа на мили вокруг.
        Нас тринадцать. И мы совсем одни.
        - Ну, вот и все, - торжественно заявляет Арк, смахивая снежные кристаллы с бороды. - Теперь вы застряли со мной.
        - Тут точно без выпивки не обойдется, - вздыхает Соня.
        Она медленно ведет процессию обратно к «Альфа», и я иду по ее следам, борясь с чувством, что совершила одну из худших ошибок в жизни.
        Глава 6. 30 марта, 2021 года Месяц спустя
        - Хорошо спала? - Дрю пододвигает к себе пустой стул во время завтрака.
        - Не очень. Я все время слышу шаги в коридоре, - я принимаюсь за свои мюсли, мечтая о свежих фруктах и густом греческом йогурте к ним.
        - Это Том или Роб, - зевает Арне. - Они становятся… как вы говорите… жаворонками?
        - Совами? - подсказывает Элис. - Ты имеешь в виду, что они спят не ночью, а днем?
        - Да, именно, - подтверждает Арне.
        Сегодня за завтраком довольно людно, замечаю я. Дрю, Арне, Элис и Люк сидят на одном конце обеденного стола, Алекс на другом, зарывшись с головой в журнал. С первого заката неделю назад часы темноты постепенно увеличивались, и посещение столовой стало более беспорядочным, как будто иссякающий дневной свет спровоцировал какую-то примитивную тягу впасть в спячку.
        - В любом случае, - поворачивается ко мне Дрю, - как насчет экскурсии на башню? Тебе правда стоит посмотреть на вид оттуда, прежде чем станет слишком темно и холодно, чтобы рисковать. Прогноз погоды сегодня хороший, и я обещал Соне, что проверю кое-какое метеорологическое оборудование.
        Я сомневаюсь. Хочу ли я поехать? Я не то чтобы боюсь высоты, но это чертовски высокая башня и подъем кажется небезопасным.
        К тому же мне не хватает энергии. Дезориентирующий эффект резкой смены сезонов поверх моего и без того безобразного режима сна сделал меня перманентно сонной. Усталость постоянно терзает меня, вызывая боль в глазах и замедляя мозг, так что мысль тащиться на ту башню кажется менее чем привлекательной.
        - Сейчас или никогда, детка, - подначивает Дрю. - Это твой последний шанс до весны.
        Он изучающе разглядывает меня, отчего я чувствовала себя до того глупо, будто только приехала. Но после шести недель я перестала пытаться замаскировать шрам, пресекая редкие расспросы простейшим ответом: автомобильная авария.
        - Ладно, - неохотно соглашаюсь я. - Перед обедом? Мне еще нужно сделать анализы крови.
        Краем глаза я вижу, как Арне задумчиво наблюдает за нами.
        - Я тоже поеду, - говорит он. - Мне не помешал бы свежий воздух.
        - Я думал, ты занят с барахлящим снегоходом? - приподнимает бровь Алекс.
        - Это подождет. - Арне смотрит на Алекса. Тот все еще разглядывает свой журнал, но что-то в его манере свидетельствует о том, что он слышал каждое слово. - Ты присоединишься?
        - Нет, спасибо, - Алекс поднимает взгляд на нас. - Я уверен, вы втроем справитесь.
        - Тебе понадобится альпинистское снаряжение, - вставляет Люк, жуя кусок тоста. - Но лучше перепроверь его сначала. - Хотя его замечание явно адресовано Дрю, я замечаю, что смотрит он только на Алекса.
        Арне бросает на Люка предупреждающий взгляд, и я растерянно хмурюсь. Это вроде бы вполне безобидная фраза. Но, конечно же, лицо Алекса напрягается. Он откидывается на стуле и неспешно оглядывает нас.
        - Ты знаешь, где все лежит, Дрю. Все проверено, готово к использованию.
        Дрю кивает, но губы Люка подергиваются в ухмылке. В воздухе витает напряжение, и у меня появляется отчетливое ощущение, что они что-то недоговаривают. Но Алекс игнорирует его, снова обращая внимание на журнал.
        - Береги себя, Кейт, - говорит Элис, слишком радостно, как кто-то, пытающийся разрядить непростую ситуацию. - Эта штука чертовски скользкая на холоде.
        - Увидимся в прихожей в полдень? - Арне поглядывает на часы.
        Дрю встает.
        - Хорошенько закутайся, - говорит он мне и уходит.
        Учитывая предстоящий подъем, я надеваю на несколько слоев больше, чем обычно. К тому времени как я оказываюсь в прихожей, я обильно потею, а ведь еще даже не надела уличную одежду.
        - У тебя лицо почти такое же красное, как костюм, - улыбается Дрю.
        - Чувствую себя как человечек «Мишлен», - я морщусь. Наверное, и выгляжу примерно так же привлекательно, мрачно думаю я.
        - Как кто? - растерянно спрашивает Арне.
        - Это значит, слишком толстый. - Когда я для устойчивости придерживаюсь рукой за полки, натягивая ботинки, статическое электричество арками тянется к пальцам. - Ай! - вскрикиваю я, рассмешив Дрю и Арне.
        С трудом натянув куртку, ищу подкладки для перчаток в кармане, а когда вытаскиваю, что-то выпадает на пол.
        Мои таблетки.
        Я наклоняюсь за ними, но Дрю опережает меня.
        - Сильная штука, - замечает он, глянув на этикетку на пакетике из фольги и передавая его мне.
        - Это не мое. - Я быстро засовываю их обратно в карман. - Они для кое-кого другого.
        Это абсурдная ложь, и все мы это знаем. Я чувствую, что краснею, и тянусь к балаклаве и лыжным очкам, спеша прикрыть свой стыд. Я не осмеливаюсь смотреть на них, просто безучастно следую за ними в гараж.
        - Ладно, мы готовы? - Они загружают кучу альпинистского снаряжения на снегоход Арне, затем мы с Дрю на другом присоединяемся к нему на льду. Мы едем конвоем, подпрыгивая на снежных гребнях, купающихся в золотом свечении лучей восходящего солнца.
        Я буду по этому скучать, думаю я, пока мы проезжаем мимо внешних зданий и направляемся к Омеге. Всего через несколько недель, свет окончательно поглотит двадцатичетырехчасовая тьма.
        Четыре долгих месяца тьмы.
        Я чувствую трепетание страха глубоко в солнечном сплетении. Справлюсь ли я? Справимся ли все мы? Напряжение сегодня за завтраком не предвещало ничего хорошего на зиму взаперти.
        Арне подъезжает к подножию башни и начинает разгружать снаряжение. Мы останавливаемся рядом с ним.
        - Ты уже пользовалась этим? - спрашивает он, помогая мне надеть мягкое крепление.
        Без предупреждения меня атакует воспоминание. Бен и я, спускающиеся с ущелья Эйвон, в нескольких милях от Бристоля. Двухдневный курс, давно висевший в моем списке желаний, был его подарком на день рождения.
        Несмотря на это, за несколько секунд до первого спуска меня охватила паника.
        - Я не думаю, что смогу сделать это, - прошептала я, пока нас не слышал инструктор.
        - Хрень собачья, - отрезал Бен, потом легонько поцеловал меня в губы, так нежно, как он делал, когда еще любил меня.
        Еще один прилив тоски и грусти атакует меня, такой же свежий и отчетливый, как в тот день, когда он ушел. Я борюсь с желанием тайком достать таблетки из кармана и проглотить парочку. Слишком рискованно, особенно после того что только что случилось в прихожей.
        Я делаю несколько глубоких вдохов и иду за Арне и Дрю к подножию первой лестницы, подавляя растущее головокружение, когда смотрю вверх сквозь алюминиевые тросы башни.
        Действительно ли я хочу это сделать? Она выглядит до невозможного высокой.
        С другой стороны, я не могу просто стоять здесь, иначе замерзну. Я оглядываюсь на «Альфа», почти километр вдали - длинная прогулка пешком, и я не хотела бы делать это одна.
        - Ты передумала? - смотрит на меня Арне. - Я могу отвезти тебя обратно.
        Достаточная часть его лба открыта, чтобы заметить, как он нахмурился от беспокойства, и не в первый раз я ловлю себя на том, что завидую девушке Арне в Исландии. Он, может, не настолько красив, как Дрю, но излучает спокойную уверенность в себе, поэтому возле него приятно находиться.
        Как Бен, осознаю я с очередным проблеском сожаления. До того, как все испортилось.
        - С ней все будет нормально, - Дрю шутливо ударяет меня по руке. - Не так ли, Кейт?
        - Давайте сделаем это, - говорю я, немного набравшись энтузиазма. Что там говорила моя мать после аварии, когда впервые столкнулась с раной на моей щеке? Что нас не убивает, делает сильнее.
        Или уродливее. Она не сказала этого, но оно было там, в ее глазах. В том, как она поморщилась, когда я сняла повязку.
        - Ладно, мы готовы, - Дрю перепроверяет веревки и карабины. - Кейт, хочешь пойти первой?
        - Почему бы тебе это не сделать? - предлагает Арне в свою очередь. - Кейт может последовать за тобой, а я буду сзади.
        Дрю кивает и принимается за дело. Я сжимаю зубы и начинаю подъем за ним, крепко хватая перекладины лестницы. В ушах звенят шаги ботинок о металл, пока мы поднимаемся на новые уровни, переходя по маленьким платформам на следующие. Медленно, осторожно мы зигзагом забираемся наверх, Дрю подправляет мое снаряжение по мере подъема.
        К тому времени как мы добираемся до середины, пальцы болезненно онемели, холод проник через толстые пуховые перчатки. Но это ничто в сравнении с неприятным узлом в животе, который затягивается, когда мы поднимаемся еще выше.
        Ты в порядке, повторяю я себе снова и снова, пытаясь не смотреть вниз. Ты не можешь упасть.
        Но Жан-Люк упал, возражает голос у меня в голове. Альпинистское снаряжение его не спасло, не так ли?
        Представление моего предшественника в свободном полете снова заполняет мое воображение. Ноги деревенеют, и я останавливаюсь на лестнице, прерывисто дыша, на грани паники.
        - Ты в норме? - слышится голос Арне сзади меня. - Мы можем спуститься вниз, если хочешь.
        - Я в порядке, - настаиваю я. - Мне просто нужно перевести дух.
        Глубоко вдыхая, я снова прихожу в движение, фокусируясь на горизонте, на широком пейзаже, открывающемся вокруг нас. Дрю был прав. Утро превратилось в чудесный день, без тумана или низко висящих облаков, закрывающих вид на мили вокруг. На расстоянии «Альфа» и «Бета» выглядят маленькими и далекими, напоминая о моем первом взгляде на ледовую станцию из крохотного «Баслера».
        Всего лишь несколько недель назад, но чувствуется, как миллион лет.
        Несколько минут спустя мы добираемся до верхней платформы. Дрю испускает длинный медленный свист, когда Арне и я присоединяемся к нему.
        - Поразительно, да?
        Я оглядываю вид на триста шестьдесят градусов, пытаясь игнорировать покачивание башни на ветру. Он прав. Это абсолютно потрясающе. Гребень за гребнем снега, белый океан, волнующийся так далеко, как видит глаз. Над ним бесконечное давление глубоко синего неба. Я начинаю понимать, что привлекает людей обратно в это место, зима за зимой. Пустота завораживающая, гипнотизирующая.
        Крепко держась за перила, я опускаю глаза вниз и вижу тень башни на снегу, силуэты нас троих. Я поднимаю руку и машу, и моя тень машет в ответ.
        - Что это они делают?
        Голос Арне привлекает мое внимание к горизонту. Он указывает на пространство в нескольких сотнях ярдов от задней части «Альфа». Я прищуриваюсь против солнечного света, замечаю снегоход, дугой отдаляющийся от станции, за ним закутанная в красное фигура, скользящая по льду на большой скорости.
        На мгновение я не могу понять, на что смотрю, но потом осознаю: человека тянут на сноуборде.
        - Люк, я предполагаю, - Дрю смотрит на них. - Роб, наверное, за рулем.
        - Они едут слишком быстро, - говорит Арне, когда они устремляются к «Гамма», подскакивая на хребтах спрессованного снега.
        Неожиданно, как будто мы накликали беду, доска зацепляется за гребень, и наездник взлетает в воздухе, тяжело приземляясь на лед.
        Я жду с застывшим в груди сердцем, пока кто-нибудь из них поднимется.
        - Дерьмо, - вздыхаю я, когда этого не происходит. Я бросаюсь к лестнице, ноги скользят на заледеневшей металлической платформе.
        - Кейт, подожди! - Дрю оттягивает меня назад. - Позволь мне пойти первым. - Арне, ты бери веревки и убедись, что она спустится безопасно.
        Он сбрасывает свое снаряжение, спускается по лестнице с нервирующей скоростью и с громким ревом уносится на снегоходе. Я следую за ним так быстро, как только осмеливаюсь, пытаясь подавить раздраженный стон каждый раз, когда Арне останавливается, регулируя альпинистское снаряжение. Всю дорогу вниз я мысленно прокручиваю все возможные сценарии - сотрясение мозга, перелом ноги, вывихнутое плечо.
        Ничего хорошего.
        - Держись крепче! - выкрикивает Арне, когда мы возвращаемся на землю и садимся на снегоход. Он разгоняет двигатель, и мы стремительно уносимся от башни. После нескольких мучительных минут мы наконец-то добираемся до маленькой кучки людей на льду, и я с облегчением вижу, что Люк уже сидит, нерешительно сгибая правую ногу.
        - Ты ушибся? - Я падаю на колени рядом с ним.
        К моему удивлению, он стаскивает балаклаву и широко улыбается.
        - Просто разбил очки. Не нужно паниковать, доктор Норт.
        - Ты уверен? Ты чертовски сильно грохнулся.
        - Эй, расслабься, - в его голосе слышится раздражение. Я хмуро смотрю на него, затем замечаю расширенные зрачки.
        Господи. Он обдолбан.
        Я оборачиваюсь к Робу, топчущемуся неподалеку. Его лыжные очки закрывают глаза, но что-то подсказывает мне, что он в таком же состоянии, как и Люк.
        Я раздумываю, как подойти к ситуации, когда появляется Алекс, почти бегущий по снегу. Хоть его лицо и закрыто, я вижу, что он взбешен. Сандрин следует за ним по пятам, задыхаясь от усилий.
        - Какого хрена вы тут делали? - кричит Алекс, глядя с Роба на Люка и обратно. - Вы даже шлемы не надели. У вас совсем гребаная кукуха съехала? - Он яростно смотрит на Люка, на кристаллы льда, уже формирующиеся на его лице, на открытые волосы под шапкой, затем шагает к нему.
        - Жан-Люк тебя предупреждал, - он тычет пальцем в грудь Люка. - Мне стоило бы, мать твою, на тебя пожаловаться.
        - Да ну, - огрызается Люк. - Как интересно слышать это от тебя!
        Затянутая в перчатку рука Алекса сжимается в кулак. На секунду мне кажется, что вот теперь все взорвется, но после мгновенного колебания Алекс разворачивается и направляется назад к базе.
        - Не круто, - Арне поворачивается к Люку. - Вообще не круто.
        - Он перебесится, - пожимает плечами тот. С кряхтением он поднимается на ноги, отмахиваясь от протянутой руки Дрю.
        - Мне правда нужно сделать рентген ноги, прежде чем ты будешь на нее опираться, - говорю я, но Люк отмахивается и от меня, ковыляя за сноубордом. Я чувствую смесь раздражения и облегчения. Наверное, просто потянул мышцу или вывихнул колено.
        Я поворачиваюсь к Сандрин, гадая, что сделает она, в конце концов, это серьезное нарушение правил безопасности, даже не учитывая тот факт, что они оба, очевидно, не в себе.
        Но она игнорирует меня, вместо этого глядя на Дрю.
        - Пойди проверь, все ли с ним в порядке, хорошо? - она кивает в сторону удаляющегося силуэта Алекса. - Вы двое можете пройтись до станции, - говорит она Люку и Робу, а затем забирается на их снегоход, заводит двигатель и с шумом исчезает.
        Я недоверчиво пялюсь ей вслед. Какого черта? Она не собирается делать ничего?
        Я чувствую, как кто-то легонько сдавливает мою руку.
        - Забудь, - в голосе Арне звучит предостережение. - Пойдем обратно.
        - Может, не стоит их здесь оставлять? - я поглядываю на Люка и Роба, спорящих, что делать со сноубордом. - Долгий путь с поврежденной ногой.
        - Ты слышала Сандрин, - бормочет Арне, отворачиваясь. - Это их проблема.
        Глава 7. 29 апреля, 2021 года
        Я замерзаю - это тот вид пугающего холода, от которого немеет мозг, болят зубы и ноет челюсть. Несмотря на керосиновую горелку в самодельном убежище, пальцам так холодно, что я едва ли могу держать горшки для проб, пока работаю.
        - Еще много осталось? - Дрю направляет фонарик на мои руки.
        - Всего парочка. - Я неловко вожусь с крышкой следующего контейнера, в тысячный раз жалея, что вызвалась собирать еженедельные пробы снега. Девять недель назад, когда остатки летней команды уехали и кому-то нужно было взять на себя эту задачу, двадцать четыре часа в сутки было светло. Я не учла, как сложно будет это делать в темноте.
        И после сегодняшней ночи будет еще предостаточно, мрачно думаю я, запихивая снег в контейнер.
        - Я надеюсь, что эти умники из Женевы найдут что-нибудь захватывающее, - бормочет Дрю, топая ногами, чтобы согреться. - Инопланетные формы жизни, как минимум.
        Я смеюсь. Вот это мне нравится в Дрю - он всегда умудряется поднять мне настроение - непростая задача, учитывая нарастающую напряженную атмосферу на станции по мере того, как часы дневного света уменьшились до смутных сумерек и солнце висит еще ближе к горизонту. Я недооценила, как сильно затяжная темнота нарушает циркадные ритмы и любое ощущение режима, истощая всю энергию и затуманивая мозг, превращая простейшую задачу в вызов.
        - Вот гадство. - Пальцы болят так сильно, что я роняю последний контейнер, теряя его где-то на снегу. Дрю проводит лучом фонарика по земле, пока я ищу его.
        Я подавляю раздраженный вздох. Как я смогу делать это следующие четыре месяца непрерывной ночи? Я не могу столкнуться с этим одна, и мне неохота признаваться в моем давнем страх темноты перед коллегами. Но есть лимит тому, как много раз я могу просить Дрю сопровождать меня. Не то чтобы он когда-то протестовал, но я не хочу усложнять нашу дружбу.
        За последние несколько месяцев он стал моим ближайшим союзником. По мере того как зима сгущалась, а мои вежливые напоминания были встречены с нарастающей апатией и отговорками, он гонялся за людьми, заставляя их сдать анализы крови и кала, защищая меня, когда они начинали возмущаться насчет ведения видеодневников или опросников. Он вызвался тренироваться в качестве ассистента хирурга, даже предложил помочь с одним из бесконечных информационных обновлений медицинской системы.
        А ведь, помимо всего, у него была и своя рабочая нагрузка.
        - Все. - Я наконец-то нахожу пропавший контейнер и набиваю его снегом. - Давай убираться отсюда к чертям.
        - Мне очень нужно пиво, - облегченно вздыхает Дрю. - И душ бы не помешал, но хватит и пива.
        Я согласно ворчу, но не могу не чувствовать жалость к Каро, которой пришлось терпеть налеты целыми днями, с тех пор как водопровод снова сломался по неизвестным ей причинам. Нам всем пришлось мыться, используя вскипяченную на кухне воду, что только ухудшило и без того портящееся настроение на станции.
        Пока Дрю тушит обогреватель, я загружаю пробы в рюкзак, натягиваю толстые перчатки и выхожу, слушая тихий звон, когда пар от дыхания замерзает и падает на землю, как измельченное стекло. Пальцы болезненно пульсируют, когда мы бредем назад к «Альфа», но это лучше, чем онемение. Беспокоиться нужно, когда вообще ничего не чувствуешь.
        - Дерьмо. - Не видя отчетливо из-за кристаллов льда, склеивающих ресницы, я спотыкаюсь о снежный гребень и пошатываюсь вперед.
        - Осторожно, - Дрю выбрасывает руку, хватая меня. Он помогает мне выпрямиться, его рука на мгновение задерживается на моей. Я растерянно поворачиваюсь, но он лишь кивает и отпускает меня.
        Мы доходим до лестницы и взбираемся обратно в «Альфа». Я плюхаюсь на одно из сидений в прихожей и стаскиваю уличную одежду, радуясь, что мне не нужно будет делать это еще целую неделю.
        - Я положу это в морозильник, - говорит Дрю, подбирая рюкзак с пробами, раздевшись до футболки и джинсов. - Увидимся на обеде. Нам нужно хорошо проводить нашу любимую звезду, так что натягивай свои праздничные лохмотья.
        Кого я обманываю?
        Я изучаю черное лайковое платье в маленьком зеркале внутри дверцы шкафа, но стараюсь не смотреть на свое лицо. Когда-то обтягивающее, с глубоким декольте оно теперь висит на мне как на вешалке. Я с отвращением стаскиваю наряд и надеваю пару джинсов и чистую футболку, затем достаю таблетки из шкафа. Проглатываю две, потом прибавляю третью для верности.
        Серьезно, Кейт?
        Слова сестры отдаются у меня в голове, и я зажмуриваю глаза, отгоняя их.
        Скоро, обещаю я себе. Скоро.
        Я прибываю в гостиную за час до заката. В прилегающей игровой комнате Элис и Роб поглощены матчем в настольный футбол, и, судя по ее победным возгласам, Элис лидирует.
        Соня сидит в углу в наушниках и что-то вяжет, но мне не удается опознать что - возможно, шарф? С ее округлыми формами и кудрявыми седыми волосами она похожа на мягкую южную бабулю, но это никого не обманывает даже после короткого знакомства. Соня с большим отрывом является самым умным человеком на базе - я уже зафиксировала впечатляющий коэффициент интеллекта в ее медицинском файле - и профессором метеорологии в университете Торонто, без сомнения светилом в своей сфере.
        Она также обладает стоическим терпением умной черной женщины, которая прожила жизнь, будучи постоянно недооцененной.
        - Привет. - Соня встречается со мной взглядом, когда я наливаю бокал вина, затем снимает наушники и хлопает по сиденью рядом, приглашая. - Присоединяйся.
        Я сажусь, благодарная за дружелюбное внимание.
        - Что слушаешь?
        - «Чапаев и Пустота». Виктор Пелевин.
        - Не знаю такой.
        - Тебе стоит почитать. Выдающаяся книга. Арк загрузил аудиоверсию - он просвещает меня в шедеврах русской литературы.
        Я приподнимаю бровь, Соня улыбается в ответ.
        - Не нужно его недооценивать. Он, наверное, знает столько же о русской литературе, сколько о генераторах. То есть очень много.
        - Кстати, где он? - оглядываюсь я. - И остальные?
        - Арк и Арне помогают Радживу на кухне. Алекс и Каро переодеваются, Сандрин все еще выпускает пар в «Бета».
        Последний комментарий заставляет меня улыбнуться. Наша начальница станции, как оказалось, заядлая гольфистка. Летом она обустроила собственное поле на гладком участке льда, разукрасив шары красным маркером, чтобы видеть их на снегу. Но с тех пор как нависающая тьма загнала ее внутрь, Сандрин пришлось сделать имитацию поля в самом большом складе в «Бета».
        - Насчет Люка и Роба… - Соня цинично вскидывает бровь. - Ну, твоя догадка будет так же хороша, как и моя.
        Мне не нужно уточнять, к чему она ведет. Люк и Роб, или Бивис и Баттхед[11 - Герои американского мультсериала.], как их называет Каро, завели привычку исчезать на длительные периоды, появляясь лишь на ужинах. Выглядят они при этом обдолбанными. И это не говоря уже о витающем в некоторых частях «Беты» запахе травки.
        Я иногда задумывалась, стоит ли поднять эту тему с Сандрин, но она никак не могла не заметить - особенно после инцидента со сноубордом. Предполагаю, она пришла к выводу, что это относительно безобидное занятие. Лишь бы пережить зиму, как любит говорить Арк.
        Кроме того, я не в той позиции, чтобы их критиковать.
        - Ну, как дела? - Соня разматывает еще больше ниток из клубка и начинает новый ряд.
        - Занята, и это хорошо. Я бы, наверное, сошла с ума, если бы не было чем заняться.
        Хотя я бы с удовольствием завязала с забором проб снега, чуть не добавляю я.
        - Должно быть, это тяжелая работа - справляться со всеми нами. Жан-Люк говорил, что это нравилось ему меньше всего - необходимость постоянно доставать людей.
        Я удивленно прищуриваюсь. За все недели, что я провела здесь, это первый раз, когда кто-то упомянул Жан-Люка по своей инициативе.
        - Каким он был? - спрашиваю я, хватаясь за возможность. - Никто, похоже, не хочет о нем говорить.
        Несколько мгновений Соня молчит, и я беспокоюсь, что снова полезла не в свое дело. Она откладывает вязание, опирается на подлокотник кресла и подпирает подбородок рукой, глядя на меня.
        - Он был хорошим человеком, Кейт. Добрым, преданным людям. И очень умным. Всегда интересовался исследованиями других, вечно записывал что-то в дневник - или его приключенческий антарктический журнал, как он любил его называть. Он планировал написать книгу о своем пребывании здесь.
        - Серьезно? - я представляю лицо с фотографий, и чувствую еще одну волну грусти. Я думаю, мне бы очень понравился Жан-Люк.
        Какая ужасная потеря.
        Соня улыбается какому-то воспоминанию.
        - Я говорила ему, что если он упомянет и меня в своей книге, то просто обязан сделать меня худой и на двадцать лет моложе, иначе я подам на него в суд.
        Я смеюсь.
        - Ты, наверное, скучаешь по нему, - мягко говорю я.
        Она пару секунд раздумывает над ответом.
        - Да. Хотя он мог быть довольно… напористым, но в целом хорошо ладил с людьми, всегда знал, как разрядить ситуацию шуткой. - Ее лицо выдает волнение. - Не в обиду тебе, но это место уже не будет прежним после его смерти.
        - Я не могу представить, каким сокрушительным ударом для всех стал его уход. - Я представляю экспедиционную группу, возвращающуюся без него, вынужденную сообщать остальным членам базы, что им пришлось бросить Жан-Люка во льду. В абсолютной пустоте. Ужасной изоляции. Хотя он мертв, все равно ощущается, будто мы его подвели.
        - Я полагаю, многие скучают по нему. - Я наблюдаю за пальцами Сони, формирующими петли, это завораживает, своего рода визуальная медитация.
        - Некоторые больше остальных, - загадочно отвечает она.
        - Как так? - хмурюсь я.
        Соня прерывается, раздумывая.
        - Ну, давай просто скажем, что Жан-Люк не всегда со всеми ладил. Были… разногласия.
        - Насчет чего?
        Но наш разговор прерывает появление других. Раджив, несущий несколько бутылок вина, одет в черную рубашку и его лучший багряный тюрбан, борода и усы аккуратно подстрижены и намаслены. Дрю в нарядных бежевых слаксах и выглаженной белой рубашке, за ним следует Сандрин, которая выглядит особенно шикарно в алом платье цельного кроя и с помадой в тон.
        Я мысленно пинаю себя, чувствуя себя безвкусной в своих джинсах и простой футболке. Я собираюсь вернуться в спальню и переодеться, когда появляется Каро, щеголяя в привычном комбинезоне. Люк, Роб и Алекс входят за ней - Алекс выглядит растрепанным, с тусклым от усталости лицом, Люк одет в шорты карго, на лице его обычное сардоническое, слегка отстраненное выражение.
        - Где Арне? - спрашивает Сандрин.
        - Ушел освежиться, - говорит Раджив. - Он вернется через минуту.
        Как по сигналу, появляется Арне. Несмотря на сломанный душ, он умудрился помыть голову, замечаю я, - его волосы все еще блестят от влаги. Он выглядит очень нарядно в серых штанах и тонком вязаном джемпере, демонстрирующем подтянутые мышцы, которые он поддерживает в тренажерном зале. Немногим из нас хватает дисциплины, чтобы заниматься каждый день, и на Арне действительно видны результаты. На Дрю, впрочем, тоже.
        - Почти пора, - объявляет Сандрин, проверяя часы. Едва ли два часа дня, а мы уже прощаемся с солнцем.
        Появляется Арне, а Роб и Элис забрасывают свою игру в футбол, когда мы выключаем свет и собираемся возле широких окон гостиной, выходящих на лед. Нам повезло: на небе нет облаков, и отчетливая полоса розового окружает серебристое солнце, которое едва показалось над горизонтом.
        Я смотрю на пейзаж, чувствуя себя обеспокоенной. За последние несколько недель я завела привычку наблюдать за каждым закатом, восхищаясь видом нашей дающей жизнь звезды, проигрывающей битву с северным горизонтом. Каждый день она с трудом поднимается надо льдом, сдаваясь все быстрее, окрашивая облака в оранжевый, а снег в пунцовый, пронизывая небо цветами крови и синяков.
        Минуты проходят, пока мы молча стоим, глядя на медленно угасающий золотой свет, уменьшающийся до точки, прежде чем угаснуть совсем.
        - Ну вот и все, ребята, - объявляет Дрю, включая свет. - Добро пожаловать в зиму.
        Его слова звучат весело, но атмосфера в комнате угнетающая. Хотя дни были короткими и тусклыми, тот факт, что солнце вообще появлялось, странно успокаивал.
        Нас словно покинули.
        Раджив исчезает, а затем снова появляется с подносом, полным закусок - маслин и оливок, фаршированных засахаренным лимоном и жареным халлуми[12 - Левантийский сыр, изготавливающийся из смеси козьего и овечьего молока.], вместе с разнообразием орехов и сухарей.
        - Ужин сегодня будет подан рано, - объявляет он, - но на кухне есть добавка, если вы не дотерпите до него.
        Мы принимаемся за напитки и закуски, а затем рассаживаемся по креслам и диванам. Хотя большинство дней мы работаем и занимаемся своими делами, Сандрин решила, что нам стоит проводить остаток дня вместе. «Сближение», как она это назвала, делая все это похожим на какое-то до боли неловкое групповое упражнение, а не на что-то, что может нам понравиться.
        Я поворачиваюсь к Дрю, но он наблюдает за Алексом, стоящим у окна, уставившись во тьму так, будто ищет что-то в непроглядном мраке.
        - Эй, дружище, как дела? - спрашивает Дрю. - Проблемы на ранчо?
        Алекс вздыхает, проводит рукой по волосам и оборачивается к нам. Его лицо напряжено, он выглядит несчастным.
        - Только что узнал, что моя сестра выходит замуж, - бормочет он. - Через несколько месяцев.
        - Дерьмово, - голос Арне полон сочувствия. - Как я понимаю, это случилось неожиданно?
        - Можно и так сказать, - вздыхает Алекс. - Она недавно узнала, что беременна - если будет ждать, пока я вернусь домой, то уже успеет родить.
        - Свадьба по залету? - шутит Роб, и я вижу, как Соня пинает его.
        - Они были обручены уже пару лет, между прочим, так что это просто ускорило события, - Алекс поджимает губы, словно делая величайшее усилие, чтобы не сорваться. - Это будет большая свадьба. Родственники прилетят из Америки, коллеги.
        Я чувствую прилив сочувствия. Он выглядит словно выпотрошенным. Несмотря на все его приключения - Алекс выучился на инструктора уличных видов спорта и провел несколько лет, работая в Новой Зеландии, - он очевидно семейный парень.
        - Это тяжело. - Арк подходит и по-медвежьи его обнимает. На несколько неловких мгновений Алекс, похоже, готов заплакать.
        - Могло быть хуже, - говорит он уныло. - По крайней мере, никто не умер.
        Повисает напряженная тишина, прежде чем Элис заговаривает нарочито радостным тоном:
        - И подумай, по возвращении домой тебя встретит новый племянник или племянница.
        Это, наконец-то, вызывает у Алекса улыбку.
        - Да, первый внук. Родители в восторге. Мама уже покупает детскую одежду.
        - Детская одежда! - довольно сияет Соня. - Именно этот повод мне и нужен был. Хорошо, что я привезла достаточно пряжи.
        - Хлеб! - пищит Каро, хватая кусок и намазывая его маслом.
        Раджив снял все ограничения в честь нашего первого зимнего ужина. Вместе с теплой буханкой орехового хлеба он подает равиоли с лобстером, ризотто с сушеными белыми грибами и крепы[13 - Тонкие французские блинчики, подающиеся с разнообразными начинками и добавками.]. Есть даже крохотная порция салата, любезность от Дрю и его гидропоники. Я испускаю довольный стон, почувствовав вкус маленьких листьев во рту - наш запас свежих овощей уменьшился до нескольких картофелин и рыхлых яблок, сморщенных и мягких.
        - Выпьем? - Дрю передает несколько бутылок шампанского, и все наливают себе по бокалу. Точнее, все, кроме Арка - наперекор своим русским корням, он не пьет. Его отец был жестоким алкоголиком, и в первую мою неделю здесь Арк рассказал мне: «Упился вусмерть, что означает, нам больше не нужно его терпеть».
        - Я хотела бы предложить тост за нашего чудесного шеф-повара, - провозглашает Сандрин с уже немного раскрасневшимся лицом. Я улыбаюсь ей, чувствуя укол злости, когда она делает вид, что не заметила. - За Раджива.
        Мы поднимаем бокалы, пока он встает и слегка кланяется.
        - Не забудь Дрю. - Я поднимаю бокал, смотря на моего друга. - За вкусный салат.
        Мы еще раз выпиваем, Дрю подмигивает мне в знак солидарности. Боковым зрением я вижу, что Арне задумчиво меня разглядывает, и по какой-то непонятной причине я внезапно чувствую себя очень неловко.
        Атмосфера начинает разряжаться, когда алкоголь проникает в нашу кровь. Алекс и Люк выглядят заметно поддатыми, Роб и Дрю болтают и весело смеются. Даже Том, который всегда остается в стороне, поглощен спором о «Звездных войнах» с Арком; Элис и Каро слушают их с изумленными улыбками.
        Я разглядываю лицо Элис. У нее такие черты, от которых едва можно оторвать глаза. Постоянный источник пыток для нескольких мужчин здесь, особенно потому, что она недоступна - Элис живет в Брайтоне со своей девушкой-итальянкой, и их пятилетней дочерью Лидией.
        Не в первый раз я гадаю, как она может провести двенадцать месяцев вдали от такого маленького ребенка. Но я уже знаю ответ. Элис изучает изменение климата, и Антарктика является неоценимым источником информации о влиянии человеческой деятельности на планету.
        Она здесь и ради своей дочери.
        - Еще шампанского? - Дрю выжидающе держит бутылку над моим бокалом.
        - Мне пока хватит. - Я прикрываю бокал ладонью. - Все-таки я единственный доктор на базе. - Что, если что-нибудь случится, а я не в состоянии буду с этим справиться?
        - Расслабься, - убеждает он меня. - У нас все будет в порядке. Поживи немного для себя, Кейт - у нас долгая зима впереди.
        Я сдаюсь и позволяю ему наполнить бокал, решая пить его медленно.
        Когда Роб и Раджив раскладывают десерт - шоколадный мусс, дополненный маленькими полосками засахаренных фруктов, - Сандрин стучит ложкой по столу и ждет, пока все замолкнут.
        - За отсутствующих родных и друзей, - предлагает она, оглядывая всех со странно болезненным выражением лица, улыбаясь искусственно и напряженно.
        Раздается одобрительный гул голосов, и мы поднимаем бокалы, отвечая на тост, затем следует тишина, длящаяся на несколько секунд дольше, чем нужно. Многие ли из них вспоминают Жан-Люка, думаю я?
        «На случай моей смерти».
        Я снова думаю о письме, которое нашла в клинике, том самом, которое крутилось у меня на уме. О его странности. Конечно, Антарктика может быть опасной, но редко смертельной. Что сподвигло его написать письмо? И зачем так его прятать?
        Мой взгляд падает на Сандрин, которая разговаривает с Соней, и я спрашиваю себя в тысячный раз, почему она не отправила его в АСН. Какая возможная причина может быть, чтобы хранить это письмо здесь? За те два месяца с отлета самолета я не придумала никакого объяснения.
        Это не помогло мне проникнуться теплыми чувствами к нашей начальнице станции. К тому же есть что-то отстраненное в ее манере, что-то жесткое и неподатливое. Она из тех женщин, которые никогда не выходят из своей роли властной директрисы, относящейся к окружающим ее взрослым, как к непослушным детям.
        Но нельзя придраться к ее опыту: докторат в науке об окружающей среде из Сорбонны плюс два года на франко-итальянской базе Конкордия. Семьи нет, если верить Каро, кроме двух племянниц.
        Я делаю глоток вина и встречаюсь взглядом с Арне. Щеки заливаются краской. Угадал ли он по выражению моего лица, что я думаю о Сандрин? Мне стоит прилагать больше усилий, решаю я. Попытаться узнать ее. Не делать поспешных выводов.
        - Как семья? - спрашивает Арне, поворачиваясь к Арку.
        - Хорошо, - добродушно отвечает тот. - Ты знаешь, ждут шанса свергнуть эту суку.
        - Суку? - хмурюсь я.
        - Это ругательство. Он имеет в виду Путина.
        - Да. Мошенник.
        - Я не знала, что ты говоришь на русском. - Я удивленно вскидываю бровь, глядя на Каро.
        - Арк меня учит, - ухмыляется она. - Начиная со всех грязных словечек.
        Арк смеется, но его лицо остается задумчивым. Он явно думает о доме.
        - Ты, наверное, скучаешь по ним, - говорю я ему.
        - Конечно. И по своей стране тоже, - он сопровождает это глубоким вздохом. - Проклятие всех россиян - даже если ненавидишь это место, систему, оно в крови, вот тут. - Он стучит по груди одним из своих огромных кулаков. - Я скучаю по ней все время. Наша родина.
        Он шмыгает носом, а затем громко гогочет:
        - Но потом ты вспоминаешь про деньги!
        Все смеются, и Сандрин недовольно поджимает губы.
        Я наклоняюсь к ней, намереваясь начать разговор, но мои слова обрывает громкий удар кулаком по столу, о которого со звоном подскакивают тарелки и приборы.
        - Какого хрена? - кричит Алекс, злобно глядя на Дрю - Ты серьезно?
        - Успокойся, мужик, - Дрю поднимает руки в воздух. - Я не хотел сказать ничего такого.
        Алекс с секунду изучает его, затем встает так резко, что чуть не опрокидывает свой стул. Его взгляд пробегает по нам от одного к другому, выражение лица обвиняющее. Мы молча смотрим на него, потрясенные происходящим.
        - Вы все думаете, что это моя вина, - бормочет он, слегка пошатываясь. - Не так ли?
        Арк встает, предостерегающе кладя руку Алексу на плечо, но он стряхивает ее.
        - Это правда! - кричит он. - Вы все, мать вашу, так думаете. Вы считаете, что это я виноват. Вы не говорите этого, но все в это верите.
        Он разворачивается и уходит, сжимая кулаки. Внезапно он резко поднимает руку и ударяет по стене с такой силой, что раздается отчетливый хруст. Когда Алекс покидает комнату, кусок штукатурки отпадает на пол, обнажая приличного размера выбоину.
        Это, должно быть, больно.
        Очень.
        Каро поворачивается к Дрю, растерянно глядя на него.
        - Что ты ему сказал?
        - Ничего, - отвечает он, округлив глаза. - Парень просто пьян, вот и все, и расстроен свадьбой сестры.
        - Я пойду проверю, в порядке ли он, - встаю я.
        - Нет, - вмешивается Каро. - Позволь мне. Я тебя позову, если нужно будет осмотреть его руку.
        - Я пойду с тобой. - Сандрин складывает свою салфетку и следует за Каро.
        С минуту все молчат. Неожиданно Элис заливается слезами. Длинными захлебывающимися всхлипываниями. Соня обнимает ее одной рукой, прижимая к себе, пока эмоции не утихнут.
        - Извините, - говорит она, протирая лицо салфеткой. - Меня просто пробрало, и все.
        Дрю выглядит смущенно, но я замечаю, как он делает большой глоток пива.
        Что, черт возьми, он сказал Алексу?
        Я хочу знать, но у меня хватает здравого смысла не спрашивать. Нам уже предостаточно драмы на один вечер.
        Глава 8. 29 апреля, 2021 года
        - Алкоголь. Скандал. Как будто я дома.
        Арк получает в ответ несколько слабых улыбок. Мы сидим, чувствуя себя неловко в гостиной, и слушаем песню «Абба», играющую на фоне.
        Спустя несколько минут Том качает головой и встает, его тело сковано от напряжения, лицо отражает смесь непонимания и тревоги.
        - С меня хватит, - говорит он с легким немецким акцентом. - Я пойду займусь работой.
        Я попиваю остатки своего шампанского, раздумывая, что делать. Стоит ли мне пойти осмотреть Алекса? Или подождать, пока Каро придет за мной?
        Вы все думаете, что это моя вина, не так ли?
        Что он имел в виду? Я вспоминаю насмешку Люка, брошенную после инцидента со сноубордом на снегу: Как интересно слышать это от тебя!
        Я пытаюсь подавить растущее чувство волнения. Что-то не так. Что именно, я не могу точно определить.
        Что здесь происходит?
        Я подумываю спросить Элис, но опасаюсь, что она снова расплачется. Неясно, это от скорби по погибшему коллеге или от расстройства из-за всплеска гнева Алекса, но последнее, чего я хочу, так это беспокоить ее еще больше.
        Взгляд Сони задерживается на двери, ее лицо омрачено тревогой - это ее явно так же нервирует, как и меня. Я смотрю на Арне, но он сидит в кресле, пялясь в потолок.
        Я пользуюсь возможностью рассмотреть его повнимательнее. У него такая внешность, что со временем привлекает все больше и больше, заметила я. Черты, которые становятся симпатичнее при более близком знакомстве. Я начала восхищаться его самообладанием, излучаемым им ощущением самодостаточности, и тем, что он держится слегка на расстоянии от остальной группы.
        Бен тоже был таким. Из тех парней, которых легко проглядеть, пока не узнаешь получше.
        Но ты его и не знала по-настоящему, напоминаю я себе, ощущая тревожность, предшествующую желанию выпить очередную дозу таблеток. Я с тоской думаю о моем тайнике, жалея, что не взяла препараты с собой - но, уронив их в тот раз в прихожей, я не хотела больше рисковать.
        - Мне правда стоит проверить, как там Алекс, - говорю я, хватаясь за это, как за оправдание, но Дрю протягивает руку, останавливая меня.
        - Пусть отоспится. - Он встает и приносит бутылку вина. - Вот. Лучше выпей.
        Лучше? На мгновение я задумываюсь, подозревает ли он меня в чем-то. Сложил ли он два и два тогда, в прихожей. Но он прав, решаю я, пока он наливает мне бокал красного вина. Лучше проведать Алекса утром, когда он успокоится. И протрезвеет.
        К сожалению, его выходка стерла весь блеск с этого вечера. Один за другим остальные исчезают, пока не остаются только Дрю, Элис, Люк и Роб.
        - Ну, это было мрачно, - произносит Дрю после того, как Арне желает нам спокойной ночи. - Не совсем тот вечер, которого я ожидал.
        - Это все алкоголь, - вздыхает Роб. Высота делает только хуже - в один момент ты слегка навеселе, в другой уже едва можешь стоять.
        - И остальное, - фыркает Люк. - Это не только выпивка делает его параноиком.
        Я хмурюсь. Алекс тоже курил траву? Но он не выглядел накуренным, больше расстроенным. Я мысленно делаю заметку поговорить завтра с Каро - из всех обитателей станции, она, похоже, наиболее близка с ним.
        Я пытаюсь завязать разговор с Робом; он был достаточно дружелюбен с момента моего прибытия на лед, но в ровной отстраненной манере, из-за чего я очень мало о нем знаю. Он напоминает хамелеона, явно довольного своей ролью в качестве компаньона Люка.
        Бивис и Баттхед. Банда из двух.
        Но прежде чем я осуществлю свое намерение, Элис предлагает устроить бильярдный турнир, и Роб с Люком принимают вызов, оставляя нас с Дрю одних.
        - О чем думаешь? - Дрю прерывает мои размышления, пока я слушаю, как остальные подшучивают друг над другом в игровой комнате.
        - Ничего особенного, - вздыхаю я. - Обдумываю, что нужно сделать завтра.
        - Забей. Воскресенье, а значит, тебе ничего вообще не нужно делать.
        Он прав, хотя я практически не обращаю внимания на выходные, учитывая, что большая часть моей работы не привязана к стандартным рабочим часам. Но мы стремимся иметь один день в неделю - чаще всего воскресенье - когда пытаемся отвлечься. В моем случае вариантов немного. Видеочат с мамой или сестрой. Возможно, я даже смогу почитать, если хорошенько сконцентрируюсь.
        - Ты уверена, что все в норме?
        Дрю внимательно разглядывает мое лицо - хотя не так, как это обычно делают остальные, неизменно останавливаясь на шраме. Его взгляд более пронизывающий, как будто он пытается что-то обо мне выяснить.
        - Я в порядке. Просто устала. - Я смотрю на часы, но еще совсем не время идти спать.
        - Ты слишком много работаешь.
        Мне нечего ему ответить. Это правда, я действительно работаю очень много. Это стало моим спасением после аварии, и я вернулась в больницу как можно скорее - когда фокусируешься на плохих вещах, случающихся с другими, остается меньше времени, чтобы зацикливаться на произошедшем с тобой.
        - Вот опять, - смеется Дрю. - Провалилась в страну фей.
        - Прости. - Я делаю глоток вина. Это неплохое итальянское красное - Раджив явно разбирается в выдержанных винах, а у АСН хватило здравомыслия не всучивать нам всякий мусор.
        - Да уж, поиграли в бильярд, - говорит Элис, появляясь с остальными из игровой комнаты. - Мне надрали задницу, так что я закончу вечер раньше. - Она обнимает и целует в щеку всех по очереди. - Спасибо за приятный вечер.
        Мы желаем друг другу спокойной ночи, и Элис уходит, Роб и Люк провожают ее взглядом.
        - Забудь об этом, - саркастично произносит Дрю с нью-йоркским акцентом, насмешившим остальных.
        Мы вчетвером пускаемся в длинный и путаный разговор. Люк, узнаю я с удивлением, изучал искусство в Утрехте, прежде чем решил переучиться на электрика. Я обдумываю это, пока остальные переговариваются. Вот почему он такой… враждебный? Какой-то побочный эффект его нереализованных творческих амбиций?
        Я не собираюсь спрашивать, но узнаю больше о Робе, который описывает детство в Австралии в семье иммигрантов из Азии - имитация гибридного австралийско-тайваньского акцента его матери смешит Люка и Дрю так сильно, что у них на глаза наворачиваются слезы.
        Я постепенно расслабляюсь, хотя часть меня все еще зацикливается на том, что случилось с Алексом раньше. Что он имел в виду? Что именно остальные считают его виной?
        Стоит ли мне спросить у Дрю?
        Нет, решаю я. Если кого и спрашивать, то самого Алекса. Я разберусь с этим завтра. И проверю Тома тоже, раз на то пошло.
        - Ладно, я пойду в кровать, - говорит Роб в итоге. Люк осушает бокал пива и присоединяется к нему. - Не сидите допоздна, - обращается он к нам с легкой ухмылкой.
        Я наблюдаю, как они уходят, гадая, идут ли они еще раз накуриться. Вполне возможно.
        - Мне тоже нужно ложиться, - вздыхаю я. - У меня действительно много работы завтра. Воскресенье или нет.
        - Эй, еще рано, - замечает Дрю. - У нас еще три месяца ночи впереди. Ты не можешь провести все это время, прячась в клинике.
        Я колеблюсь.
        - Останься, составь мне компанию, - настаивает он. - Мои биологические часы нарушены, и я не смогу заснуть в любом случае, так зачем пытаться?
        Он прав. Я сомневаюсь, что мне тоже удастся хорошо поспать, особенно с учетом того, что произошло сегодня. Так что я позволяю ему снова наполнить мой бокал, отлично зная, что пожалею об этом завтра. Но мне уже все равно. События вечера потрясли меня, и я благодарна за возможность вычеркнуть их из мыслей.
        - Ты мало рассказала о себе, - начинает Дрю. - Фактически ты никогда этого не делаешь. Я едва ли что-то знаю о тебе.
        Я киваю, удивляясь тому, что он обратил внимание на мою скрытность. Хотя раньше я была бы рада открыто рассказать о моей жизни, сейчас же избегаю этого насколько возможно. Все дороги, кажется, всегда ведут к Бену, к той ночи.
        - Я полагаю, что не считаю себя интересной темой для разговора, - увиливаю я.
        - Предпочитаешь самоцензуру, а? - Дрю берет горсть арахиса и медленно жует орешки, разглядывая меня. Он и правда безумно красив, думаю я, чувствуя себя слегка пьяной. Ясные голубые глаза и легкий загар. Идеальная щетина.
        Совсем не моего поля ягодка. Эта мысль слегка успокаивает, как будто теперь мне не нужно даже пытаться.
        - Давай ты выберешь одну вещь, - настаивает он. - Расскажи о последнем разе, когда ты была счастлива.
        Последний раз, когда я была счастлива? К моему ужасу, я понимаю, что не могу вспомнить. Счастье теперь кажется невероятным, примерно таким же доступным, как возможность стать пианисткой или полет на Луну. Счастье для других людей. Все, к чему стремлюсь я, это онемение, отсутствие боли.
        Потом меня осеняет ответ, но это не то, что я могу рассказать Дрю. Я вспоминаю первые дни после аварии, когда я перешла с морфина на обезболивающие - на хорошие, не те блеклые имитации, которые можно купить в «Бутс»[14 - Сеть магазинов розничной торговли и аптек к Великобритании.] без рецепта. Я отчетливо помню то чувство эйфории, которое они давали мне - не просто уменьшение физической боли в моем раздробленном колене и порезах, но смягчение и всей скорби, вины и травмы.
        Конечно же, эта блаженная отрешенность ненастоящая - просто химический эффект опиоидов, прикрепляющихся к рецепторам в теле и мозгу. Но это не умаляло моего желания принимать их в погоне за кайфом успокаивающей пустоты.
        Хотя сейчас он по большей части ускользает от меня.
        Я поднимаю взгляд и вижу, что Дрю хмурится.
        - Ладно, как насчет последнего раза, когда ты напивалась? Я имею в виду, по-настоящему напивалась, а не просто немного выпила. - Он говорит последнее слово, забавно передразнивая британский акцент.
        Я вздыхаю, пытаясь вспомнить. Это, должно быть, та ночь, шесть лет назад, когда я и Бен поехали на летнее барбекю в Клифтоне с компанией наших друзей-медиков. Я вылакала почти целую бутылку элитного джина, а затем потащила всех в клуб в городе, чтобы танцевать до упаду.
        Я рассказываю об этом Дрю, все это время поражаясь той беззаботной версии себя. Я действительно делала такие вещи? Теперь невозможно представить, что я когда-то была таким человеком, была расслабленной и беспечной.
        И ни одного обезболивающего в поле зрения.
        Каким-то образом Дрю умудряется выпытать больше, и я рассказываю ему о своей семье. Мои родители были докторами, но старшая сестра, Клэр, прервала традицию, решив изучать право в Кембридже. Мой брат, Ричард, однако, прилежно следовал за семейным правилом, и в конце концов стал заведующим хирургией в ведущем госпитале Австралии.
        - Похоже, у вас мозговитая семейка, - комментирует Дрю.
        Я корчусь в гримасе.
        - Мы из тех, кто стремится добиваться большего. Из тех, что отлично выглядят на словах, но кажутся пустыми изнутри. Ничего не бывает удовлетворительным, если минимальным стандартом считается идеал.
        - Значит, ты с ними не близка?
        - Отец умер пять лет назад, а мама сейчас живет в Индии - она нашла работу в Дели в качестве консультирующего психиатра. Мой брат работает в Мельбурне, и мы, по сути, не общаемся, - качаю головой я.
        - Ты по ней не скучаешь? По маме.
        - Иногда, - говорю я уклончиво. - Они никогда не была из тех, кто сидит дома и взращивает чадо. Я ближе с моей сестрой, Клэр.
        Дрю выглядит задумчивым. Его лицо выражает сочувствие, которое мне неприятно.
        - Наверное, в детстве тебе было одиноко.
        Я прищуриваюсь от удивления. Это так очевидно? Или, может, я недооценила его. Просто потому что он спортивный и накачанный, не значит, что Дрю какой-то пещерный человек в плане эмоций.
        - Да уж, полагаю, это так. Но все же теперь это моя жизнь.
        - И у тебя есть кто-то конкретный, с кем ты ее разделяешь? - спрашивает он обыденно, как будто это не тяжелый вопрос, которого я избегала множество раз с тех пор, как приехала сюда. В этот раз, подозреваю, мне не удастся уклониться от него так легко.
        - Уже нет.
        Дрю разглядывает меня с непроницаемым выражением лица.
        - То есть ты не в отношениях?
        - Я слишком много говорю, - быстро перебиваю его я, желая поскорее сменить тему. - Как насчет тебя? Расскажи о своей жизни - ты тоже нечасто упоминаешь о прошлом.
        - Нечего особо рассказывать, - отнекивается Дрю. - Родился и вырос на Среднем Западе. У родителей была земледельческая ферма. Брат поступил в колледж, свалил к чертям из Доджа.
        - Свалил к чертям из Доджа? Ты имеешь в виду свой дом? Там было плохо?
        Он вздыхает. На мгновение я беспокоюсь, что задела больное место.
        - Он уехал из Небраски. У меня это заняло на несколько лет больше. Когда родители продали ферму и переехали во Флориду, я снял жилье в городе и работал в местном «Таргет»[15 - Американская сеть магазинов розничной торговли.] какое-то время, прежде чем понял, что если я не возьму себя в руки, так пройдет вся моя жизнь. Поэтому пошел в армию и выучился на инженера.
        - Как долго ты этим занимался? - Мне стыдно, что я до сих пор этого не знаю, но на базе есть неписаное правило, что никто не сует нос не в свое дело и не задает слишком много вопросов. Здесь, кажется, мы можем быть, кем захотим, новыми версиями себя - по крайней мере, на время нашего пребывания.
        - Я служил в армии четыре года, может, пять, - отвечает Дрю. - Мне было достаточно нескольких поездок в Афганистан.
        Он закусывает губу, и я чувствую, что мы забрели на территорию воспоминаний, которые бы он предпочел стереть, так что я пытаюсь сменить тему.
        - Значит, никто особенный тебя тоже не ждет?
        Ради всего святого, Кейт. Я мысленно пинаю себя в ту же секунду, как слова слетают с губ. Зачем ты его об этом спросила?
        Потому что пьяна, смутно понимаю я.
        Дрю поворачивается ко мне - к моему облегчению, он улыбается.
        - А почему ты спрашиваешь, Кейт? Ты заинтересована?
        - Конечно, нет, - быстро говорю я, тепло разливается по щекам. - Извини… я имела в виду, ты симпатичный парень, и я просто думала, почему ты одинок.
        Господи, Кейт, ты делаешь только хуже.
        Дрю игриво улыбается.
        - К твоему сведению, доктор Норт - не то чтобы ты была заинтересована - я пять лет встречался с девушкой в Штатах. Мы расстались в прошлом году.
        - А-а, - я не могу придумать ничего, что на это ответить.
        - Ей не нравилось, что я подолгу уезжаю на лед. К тому же она хотела детей, а я нет. - Он допивает остатки пива. - А ты?
        - Что я?
        - Хочешь детей?
        - Нет… не особо, - пожимаю плечами я.
        Если честно, я об этом давно уже не думаю. Мы с Беном строили планы, что, может быть, когда-нибудь, когда мы удовлетворим наши карьерные устремления, но его больше нет, и это кажется несущественным.
        Кроме того, кто теперь меня захочет? Я делаю из себя дуру, просто участвуя в этом разговоре, понимаю я, вспоминая мой шрам. Я встаю, комната кружится.
        - Я иду спать, - говорю я, пытаясь не думать об ожидающем меня завтра похмелье.
        - Погоди. - Дрю допивает пиво и выключает все лампы в гостиной. Мы тихо идем по коридорам, боясь побеспокоить остальных.
        - Эй, тебе нравится виски? - спрашивает Дрю, когда мы приближаемся к его двери. - У меня есть бутылка, спрятанная под кроватью.
        - Под кроватью?
        - Нельзя быть слишком осторожным. - Он смотрит на меня. - Так что? Хочешь стаканчик на ночь?
        Несмотря на все, соблазн есть. Алкоголь растворил мои обычные запреты, все те защитные слои, которые я тщательно расставила вокруг себя. И есть еще что-то, ощущение, такое же чуждое теперь, как и счастье: скрытое желание.
        Не глупи, яростно говорю я себе. Нет шансов, что кто-то вроде Дрю заинтересуется тобой. Даже здесь, где нет большого выбора.
        - Он односолодовый, - наклоняется он, шепча. - Если это тебя не соблазняет, то я не знаю, что тогда может сработать.
        Он поднимает руку и убирает волосы с моего лица. Указательным пальцем проводит по линии моего шрама от верха щеки почти до челюсти. Вопреки всему, кожу покалывает от его прикосновения.
        Я ожидаю, что он спросит, как я заполучила его. Неизбежный вопрос. Я поражена, что он умудрился сдерживать его так долго.
        - Кейт, - приглушенно говорит Дрю, поднимая мой подбородок так, что я вынуждена смотреть на него. - Это не имеет никакого значения, знаешь. Все не так плохо, как ты думаешь.
        Я молча смотрю на него. Потом позволяю ему втянуть меня в спальню и закрыть дверь. Как только мы оказываемся внутри, он притягивает меня к себе, чтобы поцеловать. Поцелуй поначалу мягкий, осторожный, но он быстро превращается в настойчивый, голодный и страстный. Так много времени прошло с тех пор, как я с кем-либо целовалась, и желание захлестывает меня с оглушительной силой.
        Я думала, все это осталось в прошлом.
        - Ты этого хочешь? - Дрю отстраняется, глядя мне в глаза. - Просто хочу убедиться, что не пользуюсь леди, пока она пьяна.
        - Заткнись, - говорю я, снова целуя его. Секунды спустя мы снимаем друг с друга одежду. Я пытаюсь не пялиться на Дрю, когда он стягивает свою футболку, - у него сильное и подтянутое тело, внизу живота все еще виднеется бледная линия загара. Думаю, он проводит довольно много времени дома без футболки.
        - Иди ко мне, - говорит он, притягивая меня на нижнюю койку.
        Эти кровати точно не предусмотрены для секса, обнаруживаем мы. Тут недостаточно места для какой-либо позы, кроме миссионерской - не то чтобы я против, прошло так много времени, что даже ванильный секс кажется экзотическим.
        Я забыла, осознаю я, когда Дрю входит в меня. Забыла, как это приятно, ощущать, что к тебе прикасаются, кожа к коже, чувствовать приливы и волны удовольствия.
        Но неожиданно я понимаю, что плачу. Отворачиваюсь к стене, сдерживая всхлипы, молясь, что Дрю не заметил. В один момент я хочу, чтобы это закончилось… все это кажется неправильным.
        Слишком много и слишком быстро.
        Лицо Бена заполняет мои мысли. Тот взгляд в его глазах, смотрящий на меня, но невидящий.
        Уже ушедший.
        - Остановись! - Я отталкиваю Дрю.
        - В чем дело? - Он смотрит на меня в замешательстве.
        Я качаю головой.
        - Кейт, я думал, ты этого хочешь. Я не хотел…
        Я закрываю ему рот рукой.
        - Это не твоя вина. Это я… Извини. Я просто не могу… и объяснить это тоже не могу.
        Я кутаюсь в одеяло, и мы лежим в тишине несколько минут, пока я постепенно осознаю, в какую путаницу ввязалась.
        - Мне жаль Алекса, - вдруг говорит Дрю.
        - Почему? - я поворачиваюсь к нему, удивленная.
        - Я не хотел его расстроить. Хочу, чтобы ты это знала.
        - Что ты ему все-таки сказал? - вопрос вырывается у меня, прежде чем я успела подумать. Вино развязало мне язык.
        Дрю вдыхает. Подпирает голову рукой и смотрит на меня.
        - Ничего такого. Я просто спросил про проверки полевой безопасности и оценку рисков. Он этим занимается.
        - Зачем ты упомянул о них? - хмурюсь я.
        Вы все думаете, что я это сделал.
        - Потому что он их не провел, Кейт. После гибели Жан-Люка, Алекс должен был написать отчет, проверить все меры безопасности, но он этого не сделал. - Дрю перекатывается на спину. - Послушай… я не хочу все это ворошить. - Он замолкает, будто борется с собой.
        Я жду, пока он продолжит.
        - Ладно, слушай. Это не первый раз, - продолжает он неохотно.
        - Что ты имеешь в виду?
        - Это не первый раз, когда Алекс, ну, знаешь… был замешан в несчастном случае.
        - Несчастном случае? Я не понимаю.
        - Тебе никто не рассказывал? - хмуро глядит на меня Дрю.
        - Никто не хочет об этом говорить, - пожимаю плечами я.
        - Один из карабинов сдвинулся, когда Жан-Люк спускался в расщелину. Он упал более чем на пятьдесят метров вниз и почти утянул меня.
        - Господи. Это правда? Но какое это имеет отношение к Алексу?
        - Подумай об этом. Алекс заведует всем полевым снаряжением. Это его работа - убедиться, что все хорошо, прежде чем мы отправимся в путь.
        Дрю прав. Но мне никогда не приходило на ум, что Алекс был как-то виноват в случившемся. Конечно, если это так, он не был бы сейчас здесь? По меньшей мере, его бы отправили домой.
        Я говорю это вслух.
        - Некоторые из нас хотели этого, но Сандрин отказалась. Она считает, будто было недостаточно доказательств халатности Алекса.
        - Значит, это была случайность?
        Дрю слегка наклоняется вперед, чтобы мы могли хорошо друг друга видеть.
        - Дело в том, Кейт, как я уже говорил, это не в первый раз. Кто-то умер, когда Алекс работал в Куинстауне. Несчастный случай на прыжках с тарзанки, под его присмотром. Еще одна неполадка снаряжения, по всей видимости.
        Я немного отстраняюсь назад, желая получше сфокусироваться на лице Дрю.
        - Серьезно?
        - Ничего не было доказано, но девушка умерла. Это мелькало в газетах.
        - Ты говоришь, что он сделал это намеренно?
        - Нет. Господи, нет. Я имею в виду… он неаккуратный. Не проверяет все тщательно. А потом пытается повесить вину на других.
        Я раздумываю над этим. Если бы это было правдой, почему тогда АСН наняли Алекса? По меньшей мере, они могли бы оспорить решение Сандрин и отправить бы его домой после смерти Жан-Люка.
        - Откуда ты все это знаешь? - спрашиваю я.
        - Люк рассказал мне. В любом случае, это широко известная информация.
        Вы все думаете, что это моя вина.
        Боже, неудивительно, что у Алекса такая сильная паранойя. Мне неловко даже обсуждать это у него за спиной.
        - Кто был в этой экспедиции?
        - Почти все мы - это позиционировалось как мероприятие для сближения команды, для тех, кто будет зимовать. Соня не поехала - она не хотела доверять погодный шар кому-то из летней команды плюс Раджив и Каро вызвались остаться и управлять станцией.
        Я выдерживаю паузу, а затем задаю вопрос, который, наверное, не стоило озвучивать.
        - То, что сказал Люк раньше про Алекса - он имел в виду, что тот курит много травы?
        - Время от времени, - подтверждает Дрю.
        - А ты?
        - Это не мое. Видел слишком много людей, испорченных наркотиками, которые отбили у меня желание увлечься этим.
        Он одаривает меня долгим взглядом, и я чувствую, как краснею - я снова вспоминаю таблетки, выпавшие из кармана. Думает ли он, что у меня серьезная зависимость?
        Есть ли она у меня?
        Я робко соскальзываю с койки и тянусь за своими вещами в полутьме.
        - Мне нужно поспать. На это нет шансов, если мы вдвоем останемся на этой кровати.
        - Да уж, эти койки точно отбивают желание.
        - Послушай, Дрю, - начинаю я, поворачиваясь к нему, но потом замолкаю, пытаясь разобраться в путанице мыслей и чувств.
        - Это звучит зловеще. - Его улыбка бесследно исчезает.
        Я колеблюсь, осторожно подбирая слова.
        - Не пойми меня неправильно, ты мне действительно нравишься, и я польщена. Но нам не стоило допускать этого. Я доктор станции, а значит, я должна оставаться полностью беспристрастной, и я не хочу, чтобы что-то этому помешало.
        На несколько секунд повисает тишина.
        - Непохоже, чтобы недавно тебя это волновало, - говорит он, избегая смотреть мне в глаза. - Мне показалось, тебе вроде бы нравилось, по крайней мере, поначалу.
        - Я… мне не стоило так много пить. Я не думала, что творю, извини.
        - Ты была пьяна. Ну, спасибо за комплимент. - Он моргает, обиженно глядя на меня.
        О Господи, я плохо с этим справляюсь.
        - Дрю, я не это имею в виду. Ты же знаешь.
        Он несколько секунд разглядывает мое лицо.
        - Без проблем, Кейт. Давай просто останемся друзьями.
        - Тебя это устроит? - Я стою, чувствуя, что все прошло плохо, несмотря на его слова. А чего я ожидала?
        Мне казалось, его это не побеспокоит, поняла я. Мне никогда не приходило в голову, что это может быть чем-то помимо сиюминутного отвлечения от монотонной жизни на базе.
        Но он выглядит… подавленным. Я укоряю себя за беззаботность. За глупые предположения. Тот факт, что Дрю хорошо выглядит, вовсе не значит, что у него нет чувств. Это было глупо позволить нашей дружбе скатиться к легкомысленному сексу, последнее, чего я хотела, так это усложнить наши отношения.
        - Мне жаль, - снова говорю я, на самом деле имея это в виду.
        - Мне тоже. - Дрю одаривает меня печальной улыбкой. - Но все в порядке. Мы не позволим этому все испортить, ладно?
        - Хорошо. - Я быстро обнимаю его, прежде чем уйти. Только когда я крадусь по коридорам, надеясь, что никого не встречу по пути, меня вдруг осеняет вопрос: делал ли Дрю это раньше?
        Являюсь ли я последней в его череде завоеваний? В конце концов, летом здесь было достаточно женщин.
        Это едва ли имеет значение, решаю я, входя в спальню. Я выпиваю несколько таблеток снотворного и падаю на кровать, мигрень уже дает о себе знать.
        В любом случае это ошибка, которую не стоит повторять.
        Глава 9. 30 апреля, 2021 года
        Сначала, я чувствую ее вес на груди. Два карих глаза с темными щелями посередине глядят в мои.
        Эта узкая хитрая морда.
        Я открываю рот, пытаясь закричать, но ничего не выходит.
        Лиса исчезает. Я просыпаюсь, сердце колотится. Резко сажусь, все еще не придя в себя ото сна. Поначалу чувствую головную боль. Подкрадывающийся страх, предвещающий по-настоящему жуткое похмелье.
        Потом вспоминаю прошлую ночь.
        Я издаю стон. На кой черт я это сделала? Правило номер один по выживанию в маленькой группе посреди ледяной глуши - не трахаться ни с кем, Кейт. Не рисковать испортить дружбу, не становиться источником ненужных слухов. Кто угодно, проходящий мимо, мог услышать нас.
        Как я могла быть такой колоссально, монументально, поразительно глупой?
        Пару минут я всерьез намереваюсь остаться в кровати. Видит Бог, я чувствую себя ужасно и заслуживаю выходной. Но это было бы трусостью и попросту откладыванием неизбежного. Кроме того, мне нужно осмотреть Алекса, поговорить с Каро.
        Не остается ничего, кроме как надеяться, что никто не прознал о случившемся.
        Я проглатываю несколько таблеток «Гидрокодона», а потом открываю жалюзи и смотрю во тьму. Никакого рассвета не ожидается, только сумеречный свет несколько часов кряду. Теперь все, что мне остается - резкое белое сияние светодиодных ламп, освещающих станцию.
        К моему удивлению и облегчению, в столовой сидит только Арне, смотря что-то на своем планшете и поедая мюсли.
        - Не отвлекайся на меня, - говорю я, когда он поднимает взгляд.
        - Не переживай. - Он выключает видео. - Я уже три раза смотрел.
        - Это что?
        - Фильм, называется «Солярис».
        - Андрей Тарковский, - улыбаюсь я. - Одна из его лучших работ.
        На лице Арне появляется радостное выражение.
        - Тебе нравятся его фильмы?
        - Очень. - Любовь к Тарковскому я переняла от Бена, который взял меня на ретроспективу его работ в инди-кинотеатр в Бристоле, вскоре после того, как мы обручились. Я быстро попала под чары этих западающих в память изображений, длинных, бесконечно тянущихся планов, нависающего ощущения непостижимого.
        Я хорошо помню «Солярис». Меланхоличная история о психологе, которого отправили на отдаленную космическую станцию, населенную тремя учеными, впавшими в глубокий эмоциональный кризис. Психолог быстро обнаруживает, что база населена монстрами, элементами подсознательного, обретшими телесную форму благодаря разумной планете, вокруг которой вращается корабль.
        О параллелях с этим местом и думать не стоит.
        - Как ты себя чувствуешь? - Арне пристально изучает меня. Но в его взгляде нет ничего, кроме беспокойства, решаю я. Он просто один из тех парней, которым нравится наблюдать за людьми.
        - У меня похмелье, - признаю я. - Слишком налегала на вино вчера.
        - Ну, это был непростой вечер. - Он задумчиво поджимает губы. - Алекс в плохом состоянии. Я за него беспокоюсь.
        Я отпиваю кофе.
        - Ты много с ним общаешься? - Если не считать Каро, Арне кажется единственным человеком, с которым я замечала Алекса.
        - Немного. Но он… ну, типичный тюрбан.
        - Тюрбан? - растерянно нахмуриваюсь я.
        - Ну, знаешь, мужик?
        - А, - посмеиваюсь я. - Чурбан. Ты имеешь в виду, что он довольно замкнутый?
        - Именно.
        Я удивленно моргаю. Честно говоря, именно так я бы описала самого Арне.
        - Значит, Алекс рассказывал тебе, что его беспокоит?
        - Этого я не говорил. - Арне внимательно разглядывает меня.
        Я собираюсь спросить, что он имеет в виду, когда появляется Элис с Робом.
        - Доброе утро, - весело говорит она, ставя чайник. Роб кивает, а затем идет накладывать завтрак.
        Никаких признаков того, что кто-то что-то подозревает, понимаю я облегченно. Я очищаю тарелки и мою их на кухне, планируя свое расписание. Первым делом мне нужно увидеться с Алексом. И с Томом - то, как поспешно он вчера удалился, не дает мне покоя.
        Но учитывая, что сегодня воскресенье, неизвестно, где их искать. Соня любит в выходные вязать в гостиной, греясь под одной из ультрафиолетовых ламп, которые предоставляет АСН, чтобы облегчать наихудшие эффекты отсутствия натурального света. Сандрин неизменно можно найти на ее самодельном поле для гольфа в «Бета». Но Алекс? Или Том? Я не уверена, чем они любят заниматься в свободное время - лентяйничают, подозреваю я.
        Именно там я нахожу Алекса, развалившегося на кровати. Он не утруждается сесть, когда я стучу.
        - Можно войти?
        Он показывает в сторону стула, так что я закрываю за собой дверь и сажусь.
        - Ты в порядке?
        Алекс не отвечает, просто смотрит на меня мгновение, а потом переводит взгляд на окно. В отличие от меня, он не держит жалюзи закрытыми все время, чтобы отгородиться от повисшей снаружи темноты.
        Я смотрю в эту непроглядную ночь, потом отвожу глаза, по коже бегут мурашки. Это похоже на пребывание на борту лодки, когда глядишь в непостижимые глубины океана. В неизведанные ужасы. Там может скрываться что угодно, говорит примитивная часть моего мозга, хотя рациональная знает, что там нет ничего, кроме воздуха и льда.
        - Чем могу помочь, Кейт?
        Голос Алекса привлекает мое внимание. Я смотрю на его правую руку. Кожа в синяках, запекшаяся кровь вокруг рассеченных костяшек.
        - Нам нужно промыть это и нормально все осмотреть, - говорю я ему. - Хочешь пройти в операционную?
        Я не сомневаюсь, что он откажется, но, к моему удивлению, Алекс встает и идет за мной. Я включаю свет в клинике и усаживаю его на стул у моего стола. Взяв антисептическую салфетку, я аккуратно убираю засохшую кровь.
        - Можешь пошевелить пальцами?
        Алекс выполняет мою просьбу.
        - Сожми в кулак.
        Он сжимает руку, морщась. Но припухлость минимальная, и я уверена, что ничего не сломано. Я выуживаю бинты из шкафчика, смазываю рану антисептиком и высушиваю.
        Накладывая повязку, я чувствую, что его пальцы дрожат. От боли, гадаю я, или от чего-то другого?
        - Тебе нужны обезболивающие? - спрашиваю я.
        - Нет, - качает головой Алекс.
        Я смотрю на его лицо. Он действительно выглядит ужасно. Не просто с похмелья, а так, будто с него спала личина, обнажив его естество. Он выглядит подавленным… побежденным.
        Что происходит?
        Я снова вспоминаю истории о людях, сломавшихся под напряжением. Парнях, которые решают оставить полюс посреди зимы и отправиться в никуда на лыжах или снегоходах. Людях, разражающихся слезами во время завтрака или закрывающихся у себя в комнате, отказываясь выходить. О пустом антарктическом взгляде, известном как «финиш», когда разум окончательно замыкается в себе. Не говоря уже о многочисленных драках, ссорах, разбитых кулаках и сломанных челюстях.
        Не каждая психика достаточно гибкая, чтобы справиться с экстремальной изоляцией, ощущением, что тебя заперли с маленькой группой людей. Незначительные проблемы могут с легкостью перерасти в сильную вражду. Неприязнь порождается самым простым недопониманием.
        - Ты не хочешь объяснить, что вчера произошло? - спрашиваю я тихо.
        Он не отвечает.
        - Алекс, пожалуйста, поговори со мной. Скажи, в чем дело, - пытаюсь я снова.
        Наконец-то, он смотрит на меня. Как будто оценивает, приходит к какому-то заключению.
        - Они считают, это моя вина, - бормочет он, - то, что случилось с Жан-Люком.
        Я молчу, ожидая, пока он продолжит.
        Он потирает лоб здоровой рукой, закрывает глаза на мгновение.
        - Ты знала, что мы провели четыре часа, пытаясь добраться до него? Но он застрял вниз головой, вне поля зрения. Он… - Алекс сглатывает, вдыхает. - Мы не смогли его достать. Мы пытались, но не смогли его достать.
        - Алекс, мне так жаль. - Я касаюсь его руки.
        - Хм, ну ты одна такая. Ты и Каро. Все остальные винят меня.
        - Алекс, - я внимательно подбираю слова, - я не думаю…
        - Видишь ли, это моя работа, убедиться, что все безопасно и надежно перед каждой вылазкой на лед. И я это сделал, Кейт. Я всегда тщательно проверяю все снаряжение. Не было ни одного признака, что что-то может пойти не так. Но такая поломка…
        Он снова замолкает.
        - Какая поломка? - подбадриваю я.
        - Эти карабины способны выдерживать огромный вес. Намного больше, чем вес Жан-Люка. Один из них не мог просто так сорваться. Чтобы это случилось, должен был быть явный дефект, и я бы его заметил.
        - Ты осматривал его? После, я имею в виду.
        - Нечего было осматривать. Все упало в расщелину вместе с ним.
        - К чему ты ведешь? - нахмуриваюсь я.
        Алекс качает головой. Я чувствую, он что-то недоговаривает, недостаточно мне доверяет, чтобы продолжать.
        - Послушай, - настаиваю я. - Я доктор, так что обязана хранить все, сказанное в этой комнате, в тайне, хорошо?
        Алекс хмыкает в ответ.
        - Алекс, пожалуйста, не пойми меня неправильно, - вздыхаю я. - Но я думаю… ну… - я замолкаю. - Знаю, что кое-кто на станции употребляет марихуану. Я размышляла, не о тебе ли речь?
        - На что ты намекаешь, Кейт? - он округляет глаза. - Что я гребаный параноик? Или что я накурился и не проверил снаряжение как следует? - возмущенно заводится он.
        Я поднимаю руки в попытке успокоить его.
        - Нет, я лишь полдумала, может, это не помогает…
        - Да пошла ты! - Он смотрит на меня, его щеки краснеют, как будто я дала ему пощечину. - Ты такая же, как остальные.
        - Алекс, постой!
        Но мои слова прерывает звук захлопывающейся за ним двери клиники.
        Глава 10. 30 апреля, 2021 года
        Заперев дверь, я спешу назад в свою комнату. Замираю у окна, поднимая жалюзи и заставляя себя выглянуть наружу. Но толстое одеяло облаков закрывает мириад звезд - единственный плюс постоянной темноты и отсутствия загрязнения воздуха, оставляя видимым только мое отражение в стекле.
        Я снова представляю Жан-Люка в холодном, холодном льду. Нет места ошибке в этом беспощадном месте, думаю я, единственный промах может иметь летальные последствия.
        И я только что совершила роковую ошибку с Алексом. Зачем я упомянула марихуану? Это нужно было оставить до лучшего времени.
        Глупый ход, Кейт.
        В коридоре эхом отдаются голоса, приближаясь, а потом затихая. Где-то вдалеке едва различим гул дизельного генератора, поддерживающего нас в живых в этом скованном льдом оазисе. Я прислушиваюсь некоторое время, прежде чем вытащить пузырек из-под витаминов из шкафа. Мое похмелье резко перерастает в убойную мигрень, и таблетки, выпитые ранее, едва ли ее остановят.
        Когда я открываю крышку и заглядываю внутрь, волна тошноты поднимается, угрожая захлестнуть меня с головой.
        Пусто.
        Остававшиеся таблетки исчезли все до последней.
        С нарастающей паникой я роюсь в шкафу, решив, что содержимое пузырька рассыпалось. Но никаких следов лекарства нет. Ни одной таблетки.
        Какого хрена?
        Я обыскиваю рюкзак, нахожу парочку таблеток «Гидрокодона», завернутых в салфетку в одном из боковых карманов. Раскусываю их и проглатываю, отчаянно надеясь смягчить головную боль, чтобы я могла думать более ясно.
        Возможно ли, что я положила таблетки в другое место и забыла? Мог ли у меня случиться какой-то провал в памяти, побочный эффект лекарства?
        Я не из тех людей, кто прибегает к самооправданию. Я прекрасно знаю, что принимала слишком много рецептурных препаратов и слишком долго. Хотя зависимость началась вполне обоснованно - авария оставила меня с хронической болью от травмы позвоночника и сломанного колена - я не могу отрицать, что теперь она превратилась в нечто совсем другое. Во многом благодаря сестре, которая презентовала охапку пустых пакетов от таблеток, добытых в моем ведре для переработки, через шесть недель после аварии.
        - Серьезно, Кейт?
        Клэр не нужно было ничего больше говорить. Мою сестру так же бессмысленно пытаться обмануть, как и меня саму.
        Но я все равно умудрялась нормально функционировать до этого момента. Никаких очевидных провалов или проблем с вниманием. Я отматываю события назад к этому утру, пытаясь вспомнить, что именно я делала. Я могу отчетливо визуализировать, как достала «Гидрокодон» из пузырька, потом вернула в шкаф, под стопку уличных вещей.
        Я не могла это придумать. У меня, может, и есть проблема, но я не сумасшедшая.
        Хотя альтернатива еще хуже. Если я не потеряла и не переложила их, тогда это… дело рук кого-то другого.
        Кто-то был в моей комнате и забрал таблетки.
        Но зачем? Я сажусь на кровать, пытаясь мыслить трезво сквозь похмельный туман. Я с радостью пропишу все, что нужно. АСН признаeт, что пережить антарктическую зиму может быть физически и психически изнурительно и не имеет возражений против того, чтобы давать людям любую фармакологическую поддержку, которая им нужна.
        Если не для личного пользования, зачем еще кому-то красть мои таблетки? Чтобы пожаловаться на меня Сандрин?
        Оторопь берет от этой мысли. Я хоть и не нарушала никаких правил - АСН не запрещает людям привозить с собой собственные препараты - подозреваю, что начальница станции может неодобрительно отнестись к моей заначке.
        Но в этом нет смысла. Наверняка, если бы они намеревались уличить меня, забрали бы и пузырек? Все-таки это доказательство того, что я пытаюсь скрыть свою привычку.
        Я ложусь, приступ тревоги усиливается. Закрываю глаза на пару минут, пытаясь успокоиться. Когда я снова открываю их, замечаю кое-что странное - блокнот, который я храню на левой стороне стола, переместился на правую. Я встаю и проверяю, уверенная, что я его не передвигала - я использую его, чтобы прикрыть огромное пятно от кружки, оставленное предыдущим жильцом.
        Медленно осторожно оглядываю комнату, начиная с ящика, где храню туалетные принадлежности. Кажется, все в норме, но немного не на своих местах, как будто кто-то копался в моих вещах, поспешно заметая следы. Такая же история с тумбочкой и всеми вещами, наваленными на верхней койке. Ничего определенного, просто неуютное ощущение, кажется, что вещи переместились с тех пор, как я ушла сегодня утром.
        Возвращаясь к шкафу, я просматриваю одежду. Замечаю, что кофты с длинным рукавом сложены по-другому, их рукава больше не завернуты внутрь. Нижнее белье тоже перемешано, все носки теперь на задней части полки, а не впереди.
        Вывод неизбежен. Кто-то был в моей комнате и прошелся по всем моим вещам.
        Но зачем?
        И что я буду с этим делать?
        Ничего, понимаю я обреченно. Я абсолютно ничего не могу сделать. Даже не могу сообщить о пропаже таблеток по очевидным причинам. А я не думаю, что пропало что-то еще.
        Могу ли я по-другому выяснить, кто это сделал? Может, отследить данные по нашим браслетам?
        Но мне нужна помощь, я уже просматривала данные раньше и не смогла в них разобраться. В любом случае, кто бы это ни был, наверное, он догадался снять браслет перед этим.
        О боже. Я ложусь обратно на койку, борясь с приливом паники. Кто-то знает. Кто-то знает мой маленький грязный секрет.
        Я сжимаю зубы. Я не могу думать об этом сейчас, решаю я, все, что в моих силах, это молчать и вести себя как обычно, надеясь, что кто бы это ни сделал, он оставит эту информацию при себе. А если они решат обнародовать ее, что ж, мне просто придется сознаться и отдаться на милость Сандрин.
        Господи, она же не может меня уволить, да? Я единственный доктор, который у них есть до прибытия самолета следующей весной.
        Возможно, злоумышленник оказал мне услугу, думаю я, когда мигрень достаточно отступает, чтобы можно было пойти увидеться с Каро. В конце концов, знать, что у тебя есть проблема, это не то же самое, что справляться с ней - это битва, которую я всегда откладывала на завтра.
        Иронично, но, может, это именно тот толчок, который мне и нужен.
        Я нахожу Каро одну в библиотеке, пишущую письмо. Странно, учитывая, что возможности доставить его получателю в ближайшие шесть месяцев не предвидится.
        - Я пишу родителям раз в неделю, - говорит она, поймав мое растерянное выражение лица. - Рассказываю, что делала, новости о станции и тому подобное. Они обожают получать их, даже если письма прибывают одной большой кучей.
        Они владеют ранчо, вспоминаю я, занимаются фермерством на холмах рядом с Крайстчерч. Единственный ребенок - и, по ее собственному признанию, во многом пацанка - Каро выучилась на сантехника.
        По правде, она до сих пор пацанка, отказывающаяся от макияжа, неизменно одетая в старый свитшот и мешковатый комбинезон. Но я почти уверена, что она гетеросексуальна, с другой стороны, Элис, настолько женственную, насколько это возможно, совсем не привлекает противоположный пол.
        Я прикусываю губу, сомневаясь. Раздумывая, следует ли задевать тему.
        - Каро, можно задать тебе вопрос? - Я оглядываюсь проверить, что нас не подслушивают.
        - Конечно. - Она откладывает ручку и обращает на меня все свое внимание.
        - Ты можешь пролить хоть немного света на то, что случилось вчера? Алекс с тобой об этом вообще говорил?
        Каро покусывает губу.
        - Немного. Он считает, что остальные винят его за произошедшее с Жан-Люком. Но это не его вина, Кейт. Алекс очень осторожен. Я имею в виду, педантичен, когда дело доходит до серьезных вопросов.
        Несмотря на то что рассказал вчера Дрю, слова Каро звучат правдиво. Все-таки если ты был замешан в чем-то или, как минимум, причастен к чьей-то смерти, например, к тому, что произошло с девушкой в Новой Зеландии, этот опыт наверняка бы тебя изменил. И, в противоположность намекам Дрю, разве это не заставило бы Алекса стараться изо всех сил, чтобы такого больше никогда не случилось? Проявлять большую осторожность?
        С другой стороны, бьет ли молния дважды в одно место? Может ли быть совпадением, что двое умерли под присмотром Алекса?
        У меня есть соблазн спросить Каро, знает ли она что-то о том несчастном случае, но решаю сначала найти газету со статьей. Кроме того, если с кем мне и нужно говорить об этом, так это с самим Алексом.
        Если он даст мне еще один шанс.
        - Мне кажется, я расстроила его, - признаюсь я. - Я спросила его насчет курения марихуаны. Он принял это как какой-то упрек.
        - Он не курит, - говорит Каро, нахмурившись. - Уже нет. Не после смерти Жан-Люка, да и до того употреблял редко.
        - Ладно.
        - Он хороший парень, - добавляет она почти яростно, как будто я предположила другое. - Я серьезно, Кейт. Он один из самых добрых, чутких людей, которых я когда-либо встречала. Он абсолютно разбит гибелью Жан-Люка. Они дружили, знаешь. Алекс был немного потерян, когда только приехал, и Жан-Люк взял его под свое крыло. Они кучу времени проводили вместе, прогуливаясь по льду летом, играя в покер, общаясь, когда были не на работе.
        К моему удивлению, у нее на глазах выступают слезы. Каро действительно небезразличен Алекс, понимаю я, и это меня радует. Я чувствую, что ему нужны все друзья, которых он сможет достать в этом месте.
        - Мне страшно, - шепчет она, ее голос звучит хрипло из-за эмоций. - Я не думаю, что он хорошо справляется.
        - Я буду пристально за ним наблюдать и поддерживать так сильно, как смогу, хорошо? - Я сжимаю ее руку. - Уверена, он будет в порядке.
        - Спасибо, - благодарно улыбается Каро. Она опускает взгляд на мои пальцы, затем смотрит мне в лицо. - Ты в норме, Кейт? Ты какая-то бледная, если позволишь сказать. И дрожишь. Все хорошо?
        Я убираю руку из ее ладони, подавляя желание рассказать о случившемся. О шокирующем открытии.
        - Просто похмелье, - говорю я, стараясь звучать оживленнее. - Перебрала вина вчера. Я после него всегда нервная.
        - Я тоже, - Каро смотрит на меня с сочувствием. - Пойди возьми что-нибудь с кухни. Ничего не помогает справиться с похмельем лучше, чем добротная доза жиров и углеводов.
        - Хороший план, - я встаю. - Только хочу сначала увидеться с Томом, а потом последую твоему предписанию.
        Я нахожу Тома одного в связном пункте, сидящего за столом перед открытым ноутбуком. Его, кажется, застало врасплох мое появление, когда я стучу и просовываю голову в дверь.
        - Ты в порядке? - спрашиваю я. - Мне показалось, тебя что-то выбило из колеи вчера.
        - Выбило из колеи? - Том безразлично смотрит на меня, затем снова отворачивается, словно ему тяжело выдерживать мой взгляд.
        - Расстроило, - объясняю я. - Извини. - Несмотря на высокий уровень английского у всех зимовщиков, невозможно иногда не натыкаться на непонятную идиому.
        - Со мной все нормально, - говорит он резко.
        - Я ни на что не намекаю, Том. Просто хотела проверить, все ли в порядке, вот и все. Я ответственна за благополучие каждого на базе.
        - Я в порядке, Кейт. - Он не отрывается от экрана. - Спасибо, что спросила.
        - Если ты так уверен, - пожимаю плечами я. - Но помни, ты можешь поговорить со мной в любое время, гарантирую полную конфиденциальность. И, пожалуйста, можешь зайти на анализ крови и закончить видеодневник? Я вижу, ты пропустил несколько последних недель. - Я удерживаюсь от очередных объяснений, почему они необходимы - уверена, Том, как информационный менеджер, понимает важность этого.
        - Хорошо, - отвечает он, быстро взглянув на меня, и снова отводит глаза, явно намекая, что разговор окончен.
        Может, это он, гадаю я, направляясь к кухне. Мог ли Том обыскать мою комнату?
        Перестань, Кейт. Не начинай. Это мог быть кто угодно.
        Я прислушиваюсь к совету Каро. Делаю себе большой сэндвич с сыром и солеными огурцами, завариваю чайник, пытаясь выкинуть все из головы, и иду в кладовку за новой пачкой чайных пакетиков. По пути обратно локтем задеваю поднос на стойке из нержавеющей стали.
        Раздается оглушительный грохот, когда она ударяется о кухонный пол.
        Вот дерьмо. Я с ужасом смотрю на беспорядок, блестящие бледные кусочки рыбы, раскиданные повсюду. Они, наверное, размораживались для сегодняшнего ужина. Я поднимаю поднос и подбираю каждое филе, промывая их в раковине, в надежде, что никто не заметит; все же это место безукоризненно чистое, и я не могу представить, что нам это как-то навредит.
        - Что ты делаешь?
        Я поворачиваюсь и вижу Раджива, наблюдающего за мной.
        - Извини, - бормочу я, оцепенев от стыда. - Я заходила за чайными пакетиками и случайно перевернула поднос.
        Он ничего не говорит. Просто разглядывает взваленную на поднос рыбу.
        - Оставь, - резко говорит он.
        - Раджив, я…
        - Не нужно извиняться. - Он берет поднос и бросает все в мусорное ведро. - Я найду для Тома что-нибудь другое.
        О боже. Я напрочь забыла, что у Тома сегодня день рождения. Даже не подумала упомянуть об этом, когда только что разговаривала с ним. Раджив, очевидно, планировал особый ужин, и я все испортила.
        - Я помогу. - Я оглядываю кухню.
        - Нет, - отрезает он. Я вижу, что он с трудом сдерживает злость.
        - Просто позволь мне… - слезы щиплют глаза.
        - Хватит, Кейт. Пожалуйста.
        Я понимаю, что он действительно настроен серьезно. Оставив свой чай и сэндвич, я спешу обратно в клинику, запирая за собой дверь. Опустившись на стул, я роняю голову на руки, борясь с желанием расплакаться.
        Возьми себя в руки, твердо приказываю я себе, глубоко дыша в попытке обуздать эмоции. Но это не работает. Я чувствую, как мое настроение, уже катившееся под откос, падает еще ниже. Похмелье, провальный разговор с Алексом, пропажа таблеток, инцидент на кухне - все это подталкивает меня к какому-то краю.
        Прежде чем я могу остановиться, мысли возвращаются к той ссоре с Беном, которая разгорелась на пустом месте, в воскресенье накануне аварии.
        Он был отстраненным и холодным, слонялся по квартире, практически не разговаривая. Я вспоминаю мою нарастающую растерянность и усиливающееся презрение; я работала в больнице по семьдесят часов в неделю, при этом ремонтируя нашу квартиру и планируя предстоящую свадьбу. Бен тоже много работал, но он никогда не предлагал помочь.
        Невозможно забыть злость на его лице в тот вечер, когда я предъявила ему претензии, выплескивая свое недовольство.
        - Да, я знаю, ты у нас святая, - огрызнулся он. - Все члены семьи Норт идеальны, никто не может с ними сравниться. Это данность.
        Я пораженно уставилась на него. А это, черт возьми, откуда взялось? Бен никогда не говорил ничего плохого о моей семье. Напротив, он, казалось, отлично с ними ладил в те редкие разы, когда мы встречались.
        - Какого хрена, Бен? Я пытаюсь все это устроить, удержать порядок, и это твой ответ?
        Он вздохнул и отвернулся.
        - Так что, теперь ты просто будешь меня игнорировать?
        - Я не могу соревноваться, Кейт. - Бен резко повернулся. - Что бы я ни делал, что бы ни делали другие, этого недостаточно. Всегда недостаточно хорошо. Ты такая… - он остановился. Ненадолго прикрыл глаза, потом вышел из квартиры, сел в машину и уехал; когда он вернулся тем вечером, оказалось проще притвориться, что ничего не произошло.
        Ты такая… Слова отдаются у меня в голове. Я так никогда и не узнала, что он собирался сказать.
        Неожиданная резкая боль в сердце, как открытая рана. Мне хочется взвыть от печали и ярости.
        Пошел ты, Бен. Пошел ты.
        Схватив ключи из ящика, я встаю и отпираю шкаф, где хранятся бензодиазепины. Рассматриваю аккуратные коробочки, выстроенные на полке, очарование нетронутых упаковок.
        Я беру ближайший пакет с «Валиумом»[16 - Транквилизатор, оказывающий анксиолитическое, седативное, противосудорожное, центральное миорелаксирующее действие.], вытаскиваю саше и пробегаю пальцами по маленьким капсулам, чувствуя острый прилив вожделения.
        Серьезно, Кейт?
        Вытолкнув голос сестры из мыслей, я вытаскиваю две таблетки и проглатываю. Колеблюсь несколько минут, затем выпиваю еще парочку для верности, запихивая остальные в карман. Закрываю шкаф и опускаю голову на стол, медленно вдыхая, дожидаясь, пока все померкнет и отступит.
        Глава 11. 27 мая, 2021 года
        - Я тебе уже говорила, водопровод здесь ни при чем! Я все давно починила.
        Голос Каро звучит сердито. Я отклоняюсь от моего маршрута к комнате для видеозвонков в сторону прачечной, останавливаясь возле двери, чтобы послушать.
        - Мне кажется, сливной шланг забился, - говорит она.
        - Всегда какое-то оправдание, - огрызается Люк. - В этом месте ничто никогда не работает, ни души, ни стиральные машины. Ну ты посмотри!
        - Да, я вижу. Вода на полу, Люк. Ты знаешь, где швабра.
        - Я просто хочу постирать свои гребаные вещи. Это не большая…
        Я не слышу остального. Алекс почти сталкивает меня с дороги, несясь мимо с грозным лицом. Очевидно, я не единственная была в зоне слышимости. Я иду за ним, чувствуя, что сейчас ситуация накалится еще сильнее.
        В промокшем комбинезоне Каро стоит на коленях на кафельном полу прачечной, окруженная лужей сероватой воды. Она рассматривает кольца труб позади одной из стиральных машин.
        - Что происходит? - требовательно спрашивает Алекс, переводя взгляд с Каро на Люка.
        - Сливной шланг полностью забился, - отвечает Каро, на ее лице проскальзывает облегчение, когда она замечает нас. - Не мог бы кто-то из вас принести ведро?
        Я достаю одно из шкафа, и Каро подставляет его под низ, когда откручивает шланг. Это не помогает. Поток воды добавляется к луже на полу.
        - Kut![17 - Многофункциональное ругательство, отображающее целый спектр эмоций. В данном контексте, оно эквивалентно: «сука», «дерьмо» и т. д. (голл.).] - Люк отскакивает, брызги летят на его кроссовки. - Посмотри на этот гребаный срач.
        - Твой гребаный срач, - поправляет Каро, вглядываясь внутрь шланга. Направив его вниз, она сильно его трясет, и что-то выпадает на пол.
        Алекс подбирает одноразовую зажигалку, украшенную маленькими зелеными листьями марихуаны, и отдает ее Люку.
        - Я полагаю, это твое.
        Люк берет зажигалку без единого слова. Не извиняется перед Каро и даже не выглядит особо смущенным.
        - Сколько раз я просила народ опустошать карманы, прежде чем загружать вещи в машинку? - жалуется Каро, явно расстроенная. - И не перегружать свыше максимальной отметки. Нельзя просто так забивать на стирку неделями, а потом запихивать все свои шмотки туда за один раз.
        Люк бормочет что-то неразбочивое. Неожиданно Алекс кидается вперед и хватает его за футболку, ударяя в висок. Каро визжит, когда Люк поворачивается и бьет в ответ, его кулак проходится по подбородку Алекса. Тот спотыкается, и Люк заключает его в удушающую хватку.
        - Отпусти его! - кричит Каро. В мгновение ока она выхватывает ведро грязной воды из-за стиральной машины и выплескивает в лицо Люка. Он изумленно таращится, вода стекает с его волос и бороды.
        - Ах ты ж тупая сука!
        Алекс высвобождается из хватки Люка, потом сбивает его с ног.
        - Перестаньте! - кричу я, когда Люк тяжело приземляется на мокрый пол. Что же делать?
        Несколько секунд спустя вбегают Арне и Дрю, потревоженные шумом. Арне хватает Алекса, целящегося ногой в живот Люка, и прижимает его к стене.
        - Это не его вина! - кричит Каро, теперь заливаясь слезами. - Алекс защищал меня.
        Дрю сердито смотрит на Люка, пытающегося подняться на ноги.
        - Какого черта тут творится?
        Мы все поворачиваемся на звук голоса Сандрин, доносящийся от двери. Господи, думаю я. Плохие новости быстро распространяются в этом месте - один намек на неприятности, и половина станции тут как тут.
        Это не первый скандал, которому я стала свидетелем за последние пару недель. По мере того как антарктическая зима сгущается, напряжение на базе нарастает. Наши дни все чаще прерывают незначительные подколки и злословие, иногда взрывающиеся полноценной ссорой; две недели назад Дрю и Роб сцепились из-за того, чья очередь опустошать мусорные контейнеры, и Арку с Арне пришлось держать их, чтобы они не ринулись в драку. Несколько дней спустя Соня сорвалась на Люка за то, что он на полную громкость включил трэш-метал в гостиной.
        - Он угрожал Каро, - Алекс испепеляет Люка взглядом, когда тот поднимается на ноги. Его борода окровавлена, замечаю я.
        - Ни хрена подобного, - рычит Люк, проводя рукой по мокрым волосам. - Посмотри, что она со мной сделала!
        - Это правда? - Сандрин поворачивается к Каро.
        - Она ни в чем не виновата! - возражает Алекс. Он уже трясется от злости, обводя нас одичавшим взглядом. - Ты! - его челюсть напрягается, и он делает шаг в сторону Люка. - Это был ты, да?
        Краем глаза, я вижу, как Каро качает головой. Не делай этого, говорят ее расширенные глаза. В то же время я чувствую запашок чего-то вроде виски от Алекса и понимаю, что он пил.
        Черт. Сейчас даже не середина дня.
        - Давайте на этом закончим. - Арне предупреждающе вскидывает руку, но Люк не обращает на него внимания.
        - Что я? - он злобно смотрит на Алекса. - Я понятия не имею, о чем ты.
        - Ты был на той вылазке. - Алекс тычет в него пальцем. - Тебе ведь никогда не нравился Жан-Люк, а?
        - Ты о чем вообще, мужик? - насмешливо спрашивает Люк.
        - Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю. - Я снова чую запашок алкоголя, когда Алекс выплевывает слова.
        - Эй. - Дрю приближается. - Тебе нужно успокоиться.
        - Нет, позволь ему облегчить душу, - говорит Люк. - Давайте все послушаем жалкую попытку Алекса отвести вину от себя. Он не может принять, что Жан-Люк умер из-за него, поэтому ищет козла отпущения.
        - На что именно ты намекаешь, Алекс? - хмурится Сандрин. - Ты хочешь сказать, что кто-то сломал снаряжение Жан-Люка? - Морщины на ее лбу и вокруг рта кажутся более выраженными, чем неделю назад, словно она стареет на глазах, истощенная каким-то непонятным мне переживанием. - Ты ведь не всерьез, да? Как кто-то мог это сделать?
        - Я не уверен, - качает головой Алекс. - Повредил карабин, или, возможно, веревку. Но мы никогда не узнаем, не так ли, Сандрин? Все это там, внизу с ним, на глубине полмили в той расщелине.
        Мука отражается на лице начальницы станции, когда ее атакует та же картинка, что преследовала меня последние три месяца.
        - Это было подстроено, - настаивает Алекс. - Это единственное объяснение. Я снова и снова все обдумывал. Снаряжение было в порядке, когда я проверял его перед выходом, но оно не все время было у меня на виду. Я, возможно, не увидел бы, если бы кто-то…
        - Но почему? - прерывает Арне, вид у него крайне растерянный. Я чувствую необъяснимое притяжение к нему, хочу приблизиться, как будто он - безопасное убежище в этом шторме. - Зачем кому-то это делать?
        - Да, почему? - требует Сандрин. - Почему кто-то мог хотеть навредить Жан-Люку.
        Алекс медленно качает головой, будто не веря своим ушам. Как много он выпил, интересно? И делает ли он это регулярно?
        Приглядывать за ним, как я пообещала Каро три недели назад, оказалось легче на словах, чем на деле - Алекс становился все более закрытым, избегая всех, кроме Каро и Арне. Он полностью забросил медицинские тесты и видеодневники, вынуждая меня наблюдать за ним единственным возможным способом - проверять его монитор активности. Хоть я и не разбираюсь в данных, по крайней мере, замеры сердцебиения дают мне знать, что он еще жив.
        - Почему бы тебе не задать этот вопрос Люку? - Алекс обращается к Сандрин. - Ты прекрасно знаешь, что у них было несколько стычек на тему его маленькой заначки.
        Люк в бешенстве сжимает зубы. На секунду кажется, что он на грани того, чтобы снова ринуться в драку.
        - Ты не можешь всерьез так считать, - сбивчиво выпаливает он. - Ты честно считаешь, что я мог бы кого-то убить? Из-за такого?
        - Жан-Люк угрожал, что подаст на тебя жалобу, разве нет? - настаивает Алекс.
        - Алекс, пожалуйста, - предостерегает Каро.
        - Ну? - Алекс взывает к Арне. - Ты же мне веришь?
        Арне не отвечает, а Люк дико оглядывается по сторонам.
        - Что это такое? Какой-то долбаный суд? - Он поворачивается к Сандрин. - Ты собираешься что-то сделать? Или предпочтешь просто остаться в тени?
        Начальница станции замирает, ее лицо неподвижно от напряжения. Она выглядит почти парализованной.
        - А как насчет него? - Люк кивает на Арне. - Я, кажется, припоминаю, что у него с доком были свои разногласия. Почему не он подозреваемый в этом так называемом убийстве?
        - Так мы ничего не решим, - холодно произносит Арне, обращая свой комментарий и к Люку, и к Алексу. - Нам всем нужно так или иначе уживаться вместе следующие девять месяцев.
        - Ради всего святого, не было никакого убийства, - срывается Сандрин, видимо, очнувшись и вспомнив, что она должна быть тут главной. - Смерть Жан-Люка была чистой случайностью. Это должно прекратиться.
        - Алекс, почему бы тебе не пройти в клинику, - предлагаю я, отчаянно желая поговорить с ним, успокоить.
        - Спасибо, Кейт, - отрывисто прерывает меня Сандрин. - Я справлюсь. Мне не нужна твоя помощь.
        Жар заливает щеки. Я смотрю на нее, уязвленная и растерянная. Она что, не видит, что я беспокоюсь за психологическое благополучие Алекса? Парень явно не в себе и подозревает всех вокруг.
        Необычно ли это, думаю я? Полярная станция зимой превратилась в любопытную смесь клаустрофобии и одиночества. Сложно по-настоящему уединиться, сбежать от чувства, что живешь в аквариуме для золотой рыбки, под постоянным наблюдением и все, что ты говоришь или делаешь, записывают и оценивают.
        Этого достаточно, чтобы сделать параноиком кого угодно.
        - Люк, я бы хотела поговорить с тобой в офисе, - говорит Сандрин, игнорируя меня. - Алекс, возвращайся к себе и проспись. - С этим она исчезает. Только тогда я замечаю Тома, маячащего у входа и наблюдающего за всеми нами. Я пытаюсь поймать его взгляд, но он поворачивается и уходит вслед за Сандрин.
        Рука сжимает мое плечо. Дрю.
        - Не принимай близко к сердцу, - говорит он, доставая швабру из шкафа, чтобы помочь Каро убраться. - Она под большим давлением.
        Я благодарно ему улыбаюсь, но чувствую себя злой и униженной. Разве Сандрин не видит, что я стараюсь изо всех сил? И вообще, в чем ее проблема?
        Как бы сильно я ни пыталась, я не могу перебороть ощущение, что начальница станции презирает меня за одно только присутствие здесь. Хотя, к счастью, пока не было никаких упоминаний о пропавших таблетках - видимо, кто бы их ни взял, все же он сделал это для себя.
        Я поглядываю на Арне, стоящего в углу. Он выглядит глубоко озабоченным. Безмолвно разворачивается и уходит. Я слышу его шаги по коридору в сторону переговорной. Наверное, собирается позвонить своей девушке.
        Эта мысль причиняет мне боль. Впервые с тех пор как я потеряла Бена, у меня возникло желание быть с кем-то. Кому я смогу довериться. Кто мог бы успокоить и утешить меня, даже на расстоянии.
        За всю жизнь, осознаю я, мне никогда не было так одиноко, как сейчас.
        Глава 12. 12 июня, 2021 года
        - Выглядишь подавленной.
        Экран мигает, и лицо моей сестры на мгновение исчезает. Я молюсь, чтобы мы снова не потеряли связь. Звонки по Скайпу, учитывая лимит на скорость интернета, рискованны даже в лучшие времена, к тому же мы ограничены всего одним десятиминутным окном в неделю.
        Не то чтобы я часто использовала свое.
        - Я в порядке, - вру я, зная, что ее не обманешь. Даже на расстоянии десяти тысяч миль, с нестабильным интернет-соединением эмоциональный радар Клэр работает безошибочно.
        - Непохоже. - Она разглядывает мое зернистое изображение в своем мониторе. - На самом деле, выглядишь очень плохо.
        - Спасибо, - бормочу я, хотя понимаю, что сестра права. Без солнечного света кожа стала бледной - судьба, которой избежали только Раджив и Соня - и розовая линия шрама выглядит хуже некуда. Помимо этого, я сбросила вес, потому что биологические часы сбились: тяжело есть, когда мозг настаивает, что сейчас нужно спать.
        - Ты хорошо спишь? - спрашивает Клэр тоном, который я хорошо изучила после аварии - смесь заботы и едва скрываемого раздражения.
        - Всего по несколько часов подряд, - признаю я, ерзая на пластиковом сиденье в крохотной квадратной комнате, отведенной для звонков. - Это из-за отсутствия света. - Несмотря на дезориентирующий эффект двадцатичетырехчасовых дней, когда я приехала, просыпаться в темноте было хуже, это одновременно угнетало морально и опустошало физически. Чем дольше я здесь, тем сильнее ощущаю, как понемногу разваливается мое тело.
        - Ты что-то принимаешь от бессонницы? - интересуется она.
        - Ты про таблетки?
        Она кивает.
        Я вдыхаю, раздумывая, что ответить. Клэр уже сделала мне выговор и пригрозила пожаловаться, когда обнаружила содержимое моего мусорного ведра. Но в Соединенном Королевстве докторам разрешено законом выписывать рецепты самим себе, просто это не одобряется, и Клэр знала, что я не рискну потерять еще одну работу. Это была одна из тех немногих вещей, которые у меня остались. Мне пришлось продать дом, когда Бена не стало, потому что не могла выплачивать ипотеку из своей зарплаты, и я вынуждена была снять квартиру поменьше.
        - Нет, не принимаю, - я снова вру с непроницаемым лицом, но меня охватывает чувство вины. Если бы Клэр знала правду: что я угощалась ценными запасами лекарств, она, наверное, отказалась бы от меня.
        Я жду, что сестра укажет на мою ложь, но она, видимо, решает, что это ни к чему хорошему не приведет.
        - Ты ешь? - спрашивает она вместо этого.
        Я представляю свою сестру, следующую по воображаемому списку. Сон - галочка. Зависимость - галочка. Пищевое поведение - галочка. Следующий вопрос будет - достаточно ли я бываю на свежем воздухе, - на что ответ, очевидно, отрицательный, ведь я выхожу в непроницаемую тьму как можно реже.
        - Да, ем, - я пытаюсь скрыть раздражение. По меньшей мере, Клэр заслуживает терпения и вежливости. После смерти отца и отъезда матери именно на нее легла обязанность дежурить у моей больничной койки в первые дни после аварии. Предупреждать меня о серьезности травм, прежде чем дать зеркало, которое я требовала. Пустить меня в свой людный дом в те недели восстановления, прежде чем я смогла найти новую квартиру и вернуться к работе.
        - Ты уверена? - я явно не убедила ее своим ответом.
        Я игнорирую вопрос.
        - Ну, как дела у тебя? - спрашиваю я вместо ответа, надеясь отвлечь ее от «проекта Кейт».
        - Все по-старому, - вздыхает она. - Элеанор терпеть не может новую школу, а Тоби… ну, ты знаешь Тоби. Мне пришлось спрятать его приставку. В данный момент он ведет единоличную войну на психологическом фронте, пытается истощить противника.
        Я улыбаюсь. Мой племянник унаследовал упрямство и настойчивость от матери, что, естественно, ведет к частым стычкам.
        - А Джон?
        - В Бахрейне, - морщится она.
        Я строю сочувствующую мину. Мой успешный зять, с его должностью в заграничном офисе, большую часть времени проводит вне страны, оставляя мою сестру в одиночестве справляться с завалом родительских и домашних задач поверх ее и без того изнурительной работы в качестве правозащитника.
        Я часто думаю, как она с этим мирится. Но опять же меня не назовешь авторитетом в вопросах отношений.
        - Кроме того, тут невыносимо жарко, - жалуется она. - Еще одна чертова волна жары. Джон обещал, что как только вернется, мы уедем на неделю. Возьмем детей на пляж.
        Я пытаюсь представить себе мир за пределами бесконечного льда, где вода жидкая без необходимости подогрева и где можно сидеть на улице в футболке и шортах. Это кажется невозможным. Моя сестра живет на другой планете. В другой галактике.
        Несколько секунд пустоты, когда звонок снова зависает. Когда связь возобновляется, я слышу только конец вопроса Клэр:
        - …ты бы сказала мне, если бы что-то было не так, верно?
        - Конечно, - вру я в третий раз, но меня предательски выдают слезы, внезапно защипавшие глаза. Как моя сестра делает это? Умудряется докопаться до эпицентра моего несчастья? Возможно, это из-за ее работы - я думаю, именно так вырабатывается инстинктивное чутье на чужие терзания.
        Клэр покусывает губу и снова вздыхает, а я жалею, что не могу довериться ей. Не могу рассказать ей, что кто-то украл таблетки и копался в моих вещах, и как это вертится у меня в мыслях. Как, несмотря на все усилия, я стала подозрительно относиться почти ко всем.
        Но это даже не обсуждается. Вместо этого я подумываю рассказать ей об атмосфере на базе. Хотя с того инцидента в прачечной две недели назад потасовок больше не было, общее настроение не улучшилось. Все на пределе, либо избегают общества, либо придерживаются маленьких безопасных группок. Люка и Роба редко можно увидеть по отдельности, а Каро общается с Элис и Алексом, который все еще шарахается от меня. Я провожу почти все свободное время с Дрю, который, к счастью, кажется довольным жизнью во френдзоне. И с Арне, хотя в основном он держится обособленно.
        Но зачем обременять этим сестру? Последнее, чего я хочу, так это того, чтобы она переживала обо мне еще больше.
        - Лиса написала мне позавчера, - неожиданно заявляет она. - Спрашивала, как ты. Говорит, ты не ответила на ее последнее письмо.
        - Я была занята, - я чувствую, что краснею.
        Сестра прищуривается, глядя на меня.
        - Она твоя лучшая подруга, Кейт. Она беспокоится о тебе. Ради Бога, напиши ей. Она говорит, что писала тебе дважды и не получила ответа.
        На фоне слышится суматоха. Голос Тоби, негодующий, кричащий что-то своей сестре.
        - Мне пора, - закатывает глаза Клэр. - Если я не вмешаюсь, начнутся открытые боевые действия.
        - Передавай, что я их люблю, - быстро говорю я. - Скажи Тоби, чтобы тебя пощадил, или я не привезу ему пингвинье яйцо.
        - Там, где ты, нет пингвинов, - подмечает моя мыслящая трезво сестра. - И тебе бы не разрешили взять яйцо с собой.
        - Нет. Но он же этого не знает.
        Она улыбается, махнув рукой на прощание.
        - Позвони маме, - повторяет она, затем отключается.
        Я сижу в комнате для звонков еще десять минут, пытаясь взять себя в руки, протирая глаза. Общение с сестрой обостряет мое одиночество, как никогда - будто она является моей единственной связью с внешним миром.
        Черт. Она, по сути, и есть единственная связь - хотя это по большей части моя вина. Большинство моих друзей, за исключением Лисы, которую я знаю со времен медицинского института, отдалились. Или, скорее, я их оттолкнула. После того, как моя первая встреча после аварии закончилась слезами коллеги по работе, не выдержавшей вида моего изуродованного лица, было проще держаться от всех на расстоянии.
        Я не заслужила всего этого сочувствия, заботы. И не могла выдержать того, как все старательно избегают говорить о Бене.
        Мама, напротив, в наши редкие встречи никак не может оставить эту тему. Всегда расспрашивает о нем, как будто я пациент, а не дочь. Пытаясь забраться мне в голову, и это невыносимо.
        Я напишу ей завтра, решаю я, поглядывая на часы.
        Почти время ужина.
        - Я полагаю, сегодня вечером намечается шоу, - объявляет Соня, поедая бефстроганов, творение Арка.
        - Думаешь? - Элис глядит на нее с надеждой.
        - Погодные условия идеальные. Безоблачно и луна ярко светит. Хорошие шансы широкого обозрения - если нет, будет отличная возможность понаблюдать за звездами. Мы обязаны увидеть несколько метеоров.
        - Да, давайте пойдем наружу, когда закончим здесь. - В голосе Сандрин угадывается восторг. С приближением зимних праздников, занимающих особенное время в антарктическом календаре, она хватается за каждую возможность поднять настроение, сблизить группу.
        Все хором соглашаются. Все, кроме Алекса, замечаю я. Естественно, когда мы зашнуровываемся в прихожей, его нигде не видно.
        - Кто-нибудь знает, Алекс пойдет с нами? - спрашиваю я. После драки в прачечной и его диких обвинений насчет случившегося с Жан-Люком я пытаюсь наблюдать за его передвижениями. Но за ним стало все тяжелее уследить вне обеденных часов: он прятался в разных углах «Беты» и избегал почти всех.
        - Я так не думаю, - качает головой Каро.
        - Пойду проверю.
        Я направляюсь к спальням. Стучу в его дверь. Без ответа. Я проверяю общие комнаты, а потом сдаюсь, спеша надеть уличное обмундирование как можно быстрее. Фокус в том, чтобы экипироваться и выбраться на улицу до того, как начнешь потеть - нет ничего хуже, чем влажные вещи, прикасающиеся к коже при минусовой температуре.
        Захватив фонарик и не обращая внимания на боль в легких, я спешу догнать остальных. Одна мысль о нахождении в темноте в одиночестве наполняет меня ужасом.
        Я обнаруживаю, что Соня ведет всех на приличное расстояние от станции, чтобы внутреннее освещение не помешало виду. Над нами бесчисленные звезды усеивают небо, бледная полоса Млечного Пути виднеется более отчетливо, чем я когда-либо видела. Тонкий серп луны висит низко над горизонтом.
        Соня была права: это идеальное место и время для наблюдения за звездами. Мне стоит делать это почаще. Брать с собой кого-то, разбирающегося в созвездиях.
        Через минут десять пальцы начинают неметь, поэтому я кладу фонарик на землю у ног и засовываю руки в перчатках поглубже в карманы толстого пуховика. Где-то слева от меня доносится слабый запах марихуаны.
        Заметила ли Сандрин? Если да, она прилежно это игнорирует. Я предполагаю, тщательно выбирает, в какие битвы стоит ввязываться.
        Еще через пять минут я решаю, что нам не повезло, но тут Элис восторженно вздыхает.
        - Смотрите! - восклицает она, указывая куда-то над моим левым плечом.
        Я поворачиваюсь посмотреть. Сначала я не могу различить ничего, кроме слабого свечения на горизонте, но постепенно оно увеличивается, расползаясь по небу фиолетовым и зеленым огнем, закручиваясь и волнуясь то ярче, то почти сливаясь с темнотой.
        Aurora Australis. Южное сияние.
        - Вот это да! - выдыхаю я. Люк протяжно присвистывает, когда Аврора расширяется, выстраиваясь в огромные колонны фиолетового и зеленого, которые бесконечно стремятся вверх, пробегая от юго-востока на северо-запад. Небо превратилось во что-то твердое, в яркую ткань, развевающуюся и струящуюся под магнитным ветром.
        Я выхватываю телефон из кармана. Прикрывая его от холода в рукаве, я делаю несколько поспешных снимков и запихиваю обратно. Потом стою и наслаждаюсь зрелищем. Оно по-настоящему зачаровывает. Неземное видение, хотя я понимаю физику, стоящую за этим - заряженные частицы от солнца сталкиваются с атомами в атмосфере Земли, заставляя их испускать фотоны света.
        И все же это знание не делает зрелище менее потрясающим.
        Я смотрю, поглощенная, забыв о жестоком морозе, потеряв чувство времени, неспособная оторвать взгляд даже на секунду, крутясь на месте, чтобы проследить за каждой танцующей колонной света, плывущей по небу.
        Я чувствую себя неожиданно прекрасно, восхитительно вознесенной над всем. Как будто все в моей жизни вело к этому моменту.
        Вокруг меня многие расходятся спать, но я все еще не могу оторваться. Это похоже на магическое представление, и меня переполняет такое же благоговение, как когда отец устроил шоу фейерверков в саду на мой пятый день рождения. Мне казалось, они были самым потрясающим, что я когда-либо видела.
        Ему бы понравилось, думаю я с уколом давней тоски, когда вспоминаю его страсть к астрономии, как он выманивал меня на улицу в безоблачные ночи, чтобы показать звезды. Всегда оставляя несколько включенных ламп в доме позади, чтобы я не боялась.
        - Пойдемте внутрь? - спрашивает Элис.
        - Я останусь еще немного, - голос Дрю.
        - Я тоже, - отзывается Люк.
        Мгновение спустя еще один шлейф цвета драгоценных камней струится по небу, еще ярче, чем раньше. Я наблюдаю за ней с восхищением, не замечая пролетающие минуты. Только когда Аврора наконец начинает угасать, и ноги и пальцы пульсируют от холода, я понимаю, что осталась одна.
        - Дрю? - зову я в темноту. - Ты здесь?
        Ответа нет.
        Куда они все подевались? Наверняка они бы не ушли без меня?
        Я нагибаюсь подобрать фонарик, но пальцы находят лишь пустоту. Я падаю на колени, приглядываясь в ослабевающем свете авроры.
        Дерьмо. Где же он?
        Я щупаю лед вокруг себя, охваченная приступом тревоги. Где мой фонарик? Он был здесь. Я уверена, что был. Я едва сдвинулась с места за все это время.
        Куда он мог пропасть?
        Мой телефон. Я встаю на ноги, вытаскиваю его из кармана и включаю фонарик, держа его крепко в перчатке для защиты от холода. Он до жалкого слаб, но излучает достаточно света, чтобы я могла осмотреть окружающую местность. Медленно продвигаясь, придерживаясь следов, оставленных на снегу другими зимовщиками, я вожу телефоном по сторонам, ища фонарик.
        Ничего.
        Я возвращаюсь по своим следам, тревога начинает перерастать в панику.
        Спустя секунду телефон отключается - то ли от холода, то ли у него села батарея, я не могу сказать. Я стою там с бешено колотящимся сердцем и решаю, что делать. Смотрю обратно туда, где, по моим предположениям, должна быть база, но в той стороне не видно фонарей. Медленно поворачиваясь, пытаюсь найти силуэт «Альфа» на фоне темного неба, но вообще ничего не вижу.
        Черт.
        С новым приливом ужаса я осознаю, что не могу ориентироваться на местности. Поднимаю взгляд на безоблачное небо, в столпотворение этих миллиардов и миллиардов крохотных звезд, но теперь все кажется таким огромным и враждебным, что у меня кружится голова. Внезапно возникает резкое чувство дезориентации, желание лечь на землю и вцепиться в лед, как будто я вишу вниз головой и могу упасть вверх.
        А ну перестань, Кейт. Возьми себя в руки.
        Пытаясь выровнять дыхание, я снова кручусь на месте, но вокруг абсолютная пустота, и я понятия не имею, в какую сторону идти. Пульс учащается, когда я пытаюсь решить, что делать. Я начинаю серьезно замерзать; нужно двигаться, и желательно быстро.
        Но что, если я пойду в неправильном направлении? Что, если уйду от станции? Я могу напрочь потеряться и замерзнуть насмерть в считаные минуты.
        Единственный здравый вариант - это оставаться на месте и ждать, пока кто-то поймет, что я не вернулась. Но сколько времени это займет? Что, если никто не заметит или попросту решит, что я пошла спать?
        Идиотка, думаю я со страхом и раздражением. Почему я была так беспечна? Мне нужно было вернуться с остальными. Никому из нас нельзя оставаться снаружи в темноте одному, но с таким количеством правил на станции их соблюдение контролировалось все меньше по мере того, как наступала зима.
        - Помогите! - кричу я в бесконечную ночь, топая ногами - пальцы уже так онемели, что я едва ли их чувствую. Я дрожу так сильно, что с трудом стою.
        Я умру здесь, решаю я, охваченная еще одной волной слепой паники. Замерзну насмерть в этой гребаной адской дыре.
        - Помогите! - снова кричу я, слушая, не донесется ли ответ. Но это бессмысленно. Я слишком далеко от базы, мой голос не достигнет ее; кроме того, у зданий настолько хорошая изоляция, что звуки извне практически не проникают.
        В отчаянии я бросаюсь в темноту в направлении, которое, как я надеюсь, ведет к зданию; если я останусь здесь, все равно умру. Но практически мгновенно я спотыкаюсь о ледяной гребень. Жгучая боль отдается в моем травмированном колене, отчего у меня перехватывает дыхание, и я падаю вперед. Слышу треск лыжных очков, когда голова ударяется о землю.
        - Дерьмо. - Я начинаю плакать по-настоящему, но это лишь ослепляет меня - слезы мгновенно замерзают, цепляясь к ресницам.
        Я крепко зажмуриваю глаза, заставляя себя остановиться, и на несколько секунд я снова в той машине, прижата под невозможным углом. Время остановилось. Тиканье охлаждающегося двигателя. Ощущение, странно похожее на умиротворение.
        Все наконец-то решилось.
        Все прощено.
        Разве когда замерзаешь насмерть, не должно казаться, будто засыпаешь? Как легко бы это было, просто сдаться и отпустить все, поддаться неизбежному.
        Потом я слышу звук, где-то на льду.
        Голос, выкрикивающий мое имя.
        Я поспешно поднимаюсь на ноги, вглядываясь в ночь.
        - Здесь! - кричу я, ожидая ответа, но ничего не случается. Я кручусь, не уверенная, не было ли это плодом моего воображения. Может, так на самом деле выглядит смерть от обморожения, медленное растворение во снах.
        - Кейт? - снова раздается голос.
        Не сон.
        - Я здесь! - снова кричу я так громко, как могу, по-идиотски машу руками, хотя никто не может меня видеть. Наконец-то я ловлю слабый луч фонарика вдалеке и начинаю ковылять в его сторону.
        - Какого хрена, Кейт? - говорит Арне, приближаясь ко мне, Дрю следует за ним по пятам. - Что ты здесь делаешь? Мы только сейчас поняли, что ты пропала.
        - Я не могла найти свой фонарик, - всхлипываю я. - Кто-то забрал его.
        - Ты уверена? - Дрю обводит лед лучом своего фонаря, но мы уже слишком далеко от того места, где я стояла.
        - Он был рядом со мной, - настаиваю я, стуча зубами. - А потом пропал.
        - Неважно. - Арне обращает внимание на мою ногу. - Ты хромаешь.
        - Я упала. Вывихнула колено.
        - Мы тебе поможем. - Дрю берет меня под руку и жестом показывает Арне сделать так же. - Давай уведем тебя обратно, пока ты окончательно не замерзла.
        Глава 13. 12 июня, 2021 года
        К тому времени, когда мы добираемся до «Альфа» и поднимаемся по лестнице в прихожую, я трясусь так сильно, что мне едва удается устоять на ногах. Лицо пощипывает от тысячи крохотных иголок ледяных кристаллов, сформировавшихся на коже - я знаю, что если посмотрела бы в зеркало, то увидела бы красные следы мороза, предшествующие обморожению.
        - Спасибо, - заикаюсь я, обращаясь к Дрю и Арне, когда они отпускают меня, и я валюсь на скамью.
        - Ты в порядке? - взгляд Дрю встречается с моим на несколько мгновений.
        - Вроде бы.
        - Тебе что-то нужно? Горячий напиток, что-нибудь покрепче?
        - Нет, правда, я в норме. Честно. Спасибо, Дрю.
        - Мне нужно найти Сандрин и передать ей, что ты в безопасности. Прими горячий душ - это тебя быстро отогреет, - кивает он.
        Я с вожделением думаю о ванне в моей бристольской квартире. Я бы сейчас отдала что угодно за купание в горячей воде. Пытаюсь снять уличное обмундирование, но пальцы слишком онемели. Я неловко вожусь с застежкой пуховика, пока Арне не приходит на помощь.
        - Давай я.
        Я позволяю ему снять его, а затем стащить мои ботинки. Ноги настолько замерзли, что это причиняет мне боль.
        - Оставь комбинезон, - советует он. - Подожди, пока немного согреешься.
        Я киваю, идя за ним к моей комнате, поврежденное колено болезненно пульсирует. Арне откидывает одеяло, и я плюхаюсь на кровать, все еще полностью одетая.
        - Забудь о душе, я лучше принесу тебе попить чего-нибудь горячего. Я настаиваю.
        Я делаю, как он говорит. Натягиваю одеяло и лежу, дрожа. Несмело поднимаю левую ногу и пытаюсь согнуть колено. Всышка боли, но я полагаю, что связки в порядке. Оно так до конца и не выздоровело после аварии, и, очевидно, падение на льду сделало только хуже.
        Я запускаю руку под матрас в поисках спрятанных там обезболивающих и быстро их глотаю. Потом снова ложусь, игнорируя дискомфорт в ноге и фокусируясь на неотступающем ощущении беспокойства.
        Что случилось с моим фонариком? Как я его потеряла?
        Несколько минут спустя Арне возвращается, держа по кружке в каждой руке, зажав бутылку бурбона под мышкой.
        - Я сказал всем, что ты в порядке. - Он опускает кружки на стол и вливает в них щедрые порции алкоголя. - Вот…
        Я пытаюсь взять ее у него, но слишком сильно трясусь.
        - Одну секунду. - Он снова исчезает и на этот раз возвращается с металлической трубочкой и большим одеялом. Уронив ее в кружку, он ставит напиток на тумбочку, затем накрывает меня еще одним одеялом.
        Я наклоняюсь и делаю глоток. Вкусно - сладкий горячий шоколад с отчетливым привкусом алкоголя. Уже через пару мгновений приятное тепло распространяется внутри.
        Арне подтягивает стул поближе и садится. Он разглядывает меня, вид у него обеспокоенный.
        - Ты в порядке?
        - Скоро буду. Спасибо, что спас меня.
        Он кивает, продолжая изучать мое лицо. Несмотря на рост и внушительную внешность, Арне не занимает слишком много места в комнате. Это как-то связано с его спокойной уверенностью в поведении, своего рода внутренним равновесием.
        - Кто-то забрал мой фонарик, - повторяю я. - Я положила его у ног и не двигалась все это время.
        Арне хмурится, и я понимаю, как параноидально звучат мои слова.
        - Кейт, - говорит он мягко, - там очень легко дезориентироваться, потерять вещи. Нам не стоило тебя оставлять даже на несколько минут. Мы думали, что ты идешь за нами.
        Я делаю еще один глоток, а затем откидываю голову на подушку и закрываю глаза. Может, он прав. Я, должно быть, не уследила за тем, что делаю - это легко, в конце концов, когда внимание сфокусировано на чем-то другом.
        Потом я вспоминаю о пропаже таблеток. Нет, что-то здесь не так.
        - Если хочешь, я выеду завтра на снегоходе. Найду твой фонарик.
        - Ты мог бы? - я благодарно улыбаюсь ему. Не могу заставить себя выйти туда снова. Я вспоминаю эту окутывающую тьму, ужас от одиночества, охватывающего тебя в ее смертельном объятии.
        Перестань, Кейт. Я заставляю себя сконцентрироваться на здесь и сейчас. Мне комфортно, я в безопасности. Чувствую разливающееся тепло внутри от горячего шоколада и мягкого эффекта обезболивающих. Я пробегаю пальцами по одеялу Арне. Оно связано вручную, смесь сложных геометрических форм в естественных оттенках серого и коричневого, от него исходит легкий аромат овечьей шерсти.
        - Соня это видела? - спрашиваю я. - Оно чудесное. И очень уютное.
        - Оно сделано из шерсти исландских овец, - улыбается Арне. - Эта шерсть широко известна своими термическими свойствами.
        - Где ты его взял?
        - Моя девушка связала. Заняло у нее несколько месяцев. Под конец она меня уже проклинала.
        - Могу представить. Какой милый подарок.
        Я исподтишка наблюдаю, как он откидывается на спинку стула и оглядывает мою комнату. Меня снова поражает его внешность. Не кричаще красивый, как Дрю, а более спокойный, волнующий.
        Его девушка, должно быть, очень скучает.
        - Чувствуешь себя лучше? - спрашивает он, вытягивая ноги вперед, до тех пор, пока они почти не касаются ножек кровати.
        Я киваю. Наконец-то я перестала дрожать, и тепло теперь растекается по моим конечностям.
        - Кстати, ты видел Алекса?
        - Весь вечер ни намека на его присутствие, - качает головой Арне.
        Я допиваю остатки напитка и возвращаю кружку на тумбочку.
        - Можно кое-что спросить?
        - Выкладывай.
        - Ты видел, чтобы Алекс вообще курил? Я имею в виду, марихуану.
        Арне одаривает меня оценивающим взглядом, явно взвешивая ответ.
        - Не видел. Почему ты спрашиваешь?
        - Это бы объяснило пару вещей. - Несмотря на то что Алекс и Каро отрицали, что он курит, это было логично. - Я думала, это может оправдать его поведение, убеждение, что кто-то испортил снаряжение Жан-Люка. - Это объяснило бы, что он мог что-то проглядеть, но я не говорю об этом Арне.
        - Может быть, - соглашается он. - Ты с ним разговаривала об этом?
        Я морщусь, вспоминая злость Алекса, когда я подняла эту тему шесть недель назад. Я несколько раз пыталась поговорить с ним после этого, но он мгновенно пресекал. Похоже, нет смысла продолжать.
        - В любом случае, где они берут траву? - спрашиваю я, уклоняясь от его вопроса.
        - Скорее всего, Люк привез с собой или кто-то прислал ему, - пожимает плечами Арне. - Ходят слухи, что ее растят где-то на станции, используя гидропонику, но это лишь очередная антарктическая легенда. Похожие истории есть на каждой базе.
        Я думаю о Дрю и его системе гидропоники для салата. О соседях по улице, которых арестовали за выращивание травы на крыше.
        - На самом деле, это вполне возможно, - замечаю я.
        - Ты не можешь здесь ничего долго прятать. Сандрин закрывает глаза на тех, кто курит, но она бы не стерпела, если бы они выращивали собственный запас.
        Я обдумываю это. Вероятно, он прав.
        - Значит, ты не против? - спрашивает он, внимательно разглядывая меня. - Что народ здесь курит?
        - Это, наверное, лучше, чем напиваться, - пожимаю плечами я.
        - Жан-Люк это ненавидел, - замечает Арне. - Говорил, это портит его эксперименты и это слишком рискованно. Некоторые очень плохо реагируют на более сложные условия, особенно под марихуаной.
        Мой предшественник был прав. Я видела достаточно случаев психоза за время работы в неотложке, и некоторые из них были спровоцированы суперсильным каннабисом, который продают на улицах.
        - Как бы там ни было, я с тобой согласен, - продолжает он. - Но Жан-Люк считал, что Люка и остальных, кого уличат в употреблении наркотиков нужно выгонять со станции.
        - Поэтому ты с ним не ладил? - спрашиваю я. - Люк намекал, что у вас были разногласия.
        Арне испускает долгий выдох, превращающийся во вздох. Выпрямляется, потирает щеку, словно проверяет, нужно ли ему побриться.
        - Он мог быть очень… как это слово. Дог…
        - Догматичным?
        - Да. Непреклонным.
        Мы с минуту сидим в тишине, оба погруженные в свои мысли. Я хватаюсь за возможность продолжить разговор, обнаруживая, что очень не хочу, чтобы он уходил.
        - У тебя есть догадки, почему Алекс тогда столько наговорил в прачечной? Насчет того, что Жан-Люка убили.
        Арне добавляет еще бурбона к остаткам своего горячего шоколада и делает глоток.
        - Они были очень близки. Жан-Люк будто заменил ему отца. Его смерть тяжело ударила по Алексу.
        - Да, похоже, она выбила его на шестерку.
        - На шестерку? - хмурится Арне.
        - Извини, это разговорное выражение, из крикета. Это означает, что ты выбыл из игры, полностью сокрушен.
        - Понимаю. Да, выбила его на шестерку…
        - Можешь представить себе причину, по которой кто-то желал бы смерти Жан-Люку?
        - Нет, не могу, - уголки его губ опускаются. Он снова вздыхает, затем фиксирует взгляд на мне. У меня возникает ощущение, будто он принимает какое-то решение. - Алекс упоминал о вещах Жан-Люка? О его дневнике?
        - Нет.
        - Когда они вернулись, у них ушло несколько дней на возвращение от расщелины. Алекс заявил, что кто-то украл компьютер и дневник Жан-Люка из его комнаты.
        - Наверняка никто бы не стал воровать вещи погибшего? - я ошеломленно вскидываю брови. - В любом случае, как Алекс узнал, что они пропали?
        - Я предполагаю, он проверил комнату Жан-Люка, прежде чем они опустошили ее. Возможно, кто-то решил, раз он умер, они могут поживиться.
        Я еще сильнее хмурюсь. Ноутбук понятно, но дневник доктора? Зачем он кому-то?
        - В общем, Алекс был очень этим расстроен. Настаивал, чтобы Сандрин провела расследование.
        - Она это сделала?
        - Да, но не особенно старательно. У нее было других достаточно задач - она пыталась найти доктора на замену и справлялась с последствиями несчастного случая. Из того, что я слышал, она пришла к выводу, что их забрал кто-то из летней команды.
        Может, и нет, думаю я, гадая, стоит ли упоминать кражу из моей комнаты. Но это невозможно. Я не смогу рассказать Арне, не признаваясь, что было украдено.
        - Алекса это не устроило, - продолжает Арне. - Он потребовал от нее сообщить об этом в АСН, но она отказалась.
        Я вспоминаю резкую манеру Сандрин. Ее холодность. За этим кроется усталость и, подозреваю, едва сдерживаемая тревога. Все-таки она ответственна за эту станцию и безопасность всех на ней - нелегкое бремя, даже в лучшие времена.
        - Что случилось с остальными вещами Жан-Люка? - спрашиваю я. - Их отправили назад самолетом?
        - Они закрыты в шкафу в «Бета». Я полагаю, отправят весной.
        - Как так? - хмурюсь я. - Разве семья не хочет получить его вещи раньше?
        - Не знаю. Об этом тебе нужно спросить Сандрин - это было ее решение. - Но потому, как он избегает встречаться со мной взглядом, я понимаю, что он недоговаривает. Он что-то недоговаривает, чувствую я, но решаю дальше не давить.
        - Каким был Алекс, - спрашиваю я, меняя тему, - до того, как все это произошло?
        Он покусывает губу, раздумывая над этим.
        - В этом и дело, он был очень расслабленным, спокойным парнем. Счастливым. Совсем не таким, как сейчас.
        Я вспоминаю Алекса на том фото, где он стоял рядом с Жан-Люком, обняв его за плечи. Я могу себе это представить.
        - Почему он не уехал домой после этого? Если ему так тяжело оставаться здесь.
        - Мне кажется, он считал… считает… что люди увидят в этом признание его вины. Он думал, что ему нужно остаться… он… - Арне останавливается, словно передумал продолжать.
        - Что он думал?
        Арне снова вздыхает.
        - Алекс говорил, что хочет докопаться до истины в случившемся с Жан-Люком.
        Я размышляю над этим, потом отбрасываю осторожность.
        - Я слышала, что в Новой Зеландии был несчастный случай. - Я пыталась довольно давно откопать побольше деталей в интернете, но ничего не нашла, кроме короткой заметки в местной газете. Несколько абзацев, которые почти ничего не добавили к тому, что мне уже рассказал Дрю, кроме имени девушки.
        - Да. Бедняга.
        - Девушка или Алекс?
        - Оба. Это трагедия, как ни смотри.
        - Значит, ты не считаешь, что это вина Алекса? То, что случилось с Жан-Люком?
        - Я работал с Алексом, он проверяет все по три раза, - не соглашается Арне. - Если у него и есть паранойя насчет чего-то, так это о поломках оборудования.
        - То есть ты, получается, согласен, что это был саботаж? - я растерянно гляжу на него. - Что кто-то намеренно испортил снаряжение?
        - Нет, Кейт. - Арне останавливается, тщательно подбирая слова. - Это Антарктика. Дерьмо случается. Вещи не работают так, как обычно. Это среда повышенной опасности, мы работаем на пределе. Я думаю, это был просто очень трагический инцидент.
        - А та девушка в Новой Зеландии?
        Арне ерзает на стуле, явно чувствуя себя некомфортно.
        - Просто потому, что что-то иногда идет не так, не значит, что это не может случиться дважды. Такие прыжки тоже связаны с высоким риском, в конце концов.
        Он прав, решаю я, проникаясь жалостью к Алексу. Что за дерьмовый расклад ему выпал. Я просто надеюсь, что он сможет выбраться из всего этого.
        Я вновь обещаю себе попытаться поймать его завтра, может, поговорить о медикаментозном лечении - все-таки у меня целый шкаф антидепрессантов.
        - С Алексом все будет в порядке, - говорит Арне, будто прочитав мои мысли. - Ему просто нужно уехать со льда, подальше от всего этого. - Он вытягивает ноги и встает. - А ты выглядишь так, словно тебе не мешало бы поспать.
        - Не забудь это. - Я протягиваю ему одеяло.
        - Оставь пока себе. - Он забирает кружки, затем задерживается у двери. - И будь осторожна в будущем, ладно? Потерю одного доктора еще можно считать за неудачу, но потеря двоих уже похожа на небрежность.
        Он уходит, оставляя меня удивленно глядеть ему вслед. Автомеханик, который смотрит Тарковского и цитирует Оскара Уайльда.
        Не часто такого встретишь.
        Глава 14. 15 июня, 2021 года
        Однажды после обеда, когда я обновляю результаты анализов крови, в дверь клиники стучат. Ничего необычного, хотя у большинства из нас низкий уровень витамина D - нужно убедиться, что все принимают свои добавки.
        Я рада увидеть лицо Каро, но моя улыбка испаряется, когда я замечаю предательское покраснение вокруг ее глаз и носа.
        - Ты занята? - спрашивает она.
        - Совсем нет. Присаживайся.
        Она устраивается напротив меня, сжимая смятую салфетку. Я чувствую зарождающееся беспокойство. Это еще что?
        - Что-то случилось? - я кладу ладонь на ее руку.
        Каро возится с салфеткой, нервно сглатывая. Внезапно она заливается слезами. Сильные конвульсивные всхлипывания сотрясают все тело, дыхание прерывается. Но она все еще не говорит.
        - Каро, - подталкиваю я, все более встревоженная видом этой обычно беззаботной, приземленной девушки в таком состоянии. - Что случилось?
        Она промокает глаза салфеткой и глубоко вдыхает.
        - Я беременна.
        Я пялюсь на нее с открытым ртом, пытаясь осознать это.
        - Беременна? - глупо повторяю я. - Ты уверена?
        - У меня давно не было месячных, - кивает она.
        О боже. Я сижу, сбивчиво дыша, неспособная скрыть шок.
        Беременна.
        Святые угодники.
        Из всех неотложных медицинских ситуаций, к которым я готовилась - или представляла в голове посреди ночи, - это точно не одна из них. АСН обязывает всех сотрудниц женского пола принимать надежные контрацептивы - беременность здесь, посреди зимы, может обернуться катастрофой.
        - Вот говно.
        Каро краснеет, и я понимаю, что сказала это вслух.
        - Извини, - шепчет она. - Я вела себя охренительно тупо.
        - Я удивлена, вот и все. - Я беру себя в руки. - Это не твоя вина.
        - Это не совсем верно, не так ли? - кривится Каро.
        - В этом участвуют двое, - парирую я, гадая, кто отец. Кто-то, кто еще на базе, или кто-нибудь из летней команды? Я подумываю спросить, но решаю, что это не мое дело.
        - Ты помнишь, когда были последние месячные?
        - Я не уверена, если честно. - Каро выглядит смущенной. - Я использовала контрацептивный пластырь довольно долго, и у меня никогда не было много… только капли. Это… - еще больше слез скатывается по ее щекам. - Поэтому я не понимала… так долго, я имею в виду.
        Я смотрю на ее живот, но невозможно что-то различить под этим мешковатым комбинезоном.
        Твою мать. Что я, черт возьми, буду делать?
        - Ладно, - я вдыхаю, успокаиваясь. - Первым делом давай сделаем тест и убедимся, хорошо?
        Я встаю, колено побаливает, несмотря на поддерживающий бандаж, который я ношу с тех пор, как вывихнула его на льду три ночи назад, и шарю в шкафу с запасами. У нас вообще есть тесты на беременность? Я их не вижу.
        Должен быть хоть один.
        Я пытаюсь успокоиться, проверяя запасы снова, пока Каро тихо сидит позади. Я представляю, сколько усилий у нее ушло, чтобы прийти сюда сегодня, ее естественный страх перед моей реакцией. Она неглупая - должна знать, в какое ужасное положение поставила нас обеих.
        - Вот. - Я с облегчением нахожу маленькую упаковку тестов на беременность, спрятанных за большим количеством презервативов и предметов гигиены. Я вытаскиваю инструкцию и внимательно ее читаю, а затем даю ей маленькую палочку.
        - Просто пописай на нее. Результат через две минуты.
        Каро исчезает в туалете дальше по коридору, а я стою, перенеся вес с больного колена, мозг забит тысячью вопросов. Какой у нее срок? Тест только подтвердит, беременна ли она - без четкой даты последней менструации, будет тяжело оценить дату родов хоть с какой-то точностью. О Господи, что делать с дородовым наблюдением? Прошли годы с тех пор, как я проходила студенческую практику в родильном отделении.
        Но что еще важнее, когда мы сможем увезти ее с базы? И успеем ли мы?
        Я зажмуриваю глаза и посылаю немую молитву Богу, в которого не верю. Пожалуйста, пусть она ошибается. Пожалуйста, пусть это из-за чего-то другого - может, из-за питания. Какого-то гормонального дисбаланса.
        Но в то же мгновение, когда Каро возвращается в клинику, ее мрачное выражение лица подтверждает мои худшие опасения. Она дает мне пластиковую палочку без единого слова, и я смотрю на маленькую синюю галочку в окошке, обозначенном как положительный результат.
        Я медленно выдыхаю. Пытаюсь спрятать растущую панику.
        - Ладно, - говорю я быстро, хватая бумажный календарь со стола. - У тебя есть хоть примерное представление о дате зачатия?
        - Эммм… ну, нет. - Каро краснеет. - Я не уверена. - Она сомневается. - Понимаешь, это было не один раз.
        - Ты говоришь, что пользовалась контрацептивным пластырем. Ты думаешь, он не сработал?
        - Я получила новый перед приездом сюда, но мне от него было плохо. Так что я перешла на таблетки с прогестероном.
        - Ты их каждый день принимала? - Я пытаюсь спрашивать как можно мягче, но она лишь сильнее краснеет.
        - Большинство дней.
        Я киваю. Нет смысла продолжать это. Что сделано, то сделано, и нет никакой нужды намекать на то, что Каро была безответственной. Или ее партнер - кто бы это ни был.
        Я еще раз глубоко вдыхаю, концентрируюсь.
        - Можно я спрошу кое-что личное, Каро?
        - Конечно.
        - Отец знает?
        Она оживленно качает головой, затем отводит глаза, ее плечи сотрясаются от рыданий.
        - Если честно, я не уверена… - Она останавливает себя, прижав пальцы к губам, словно сдерживая отчаяние. - О боже, какой кошмар.
        Я смотрю на нее, не зная, что сказать. Забеременеть в таких условиях просто ужасно. Я мысленно перебираю возможные осложнения, с трудом вспоминая гинекологическую практику. Надеюсь, мы уже прошли период, в который возможна внематочная беременность. Хотя остаются еще вещи вроде… чего? Поздний выкидыш, гипертензия и преэклампсия, тяжелое кровотечение. Врожденные дефекты у ребенка.
        - Давай положим тебя на кушетку, - мягко говорю я, пытаясь звучать спокойнее, чем себя чувствую на самом деле. - Посмотрим, сможем ли мы определить примерный срок. Можешь снять комбинезон?
        Она расстегивает лямки и позволяет им упасть на пол, затем забирается на стол, снимая футболку. Без одежды я могу видеть заметную маленькую округлость. Это значит, отец либо уехал домой вместе с летней командой, либо они перестали спать вместе. Сложно поверить, что, увидев ее обнаженной, можно этого не заметить.
        Сфокусируйся, приказываю я себе и осторожно пальпирую ее живот, пальцами нащупывая твердую округлость вверху матки. Схватив измерительную ленту, я оцениваю расстояние до ее тазовой кости.
        Почти двадцать сантиметров. Я надеваю стетоскоп, прикладываю мембрану к животу, двигая ее по кругу и внимательно слушая.
        Вот. Тихий и быстрый, маленький галоп сердцебиения зародыша.
        - Что там? - тревожно спрашивает Каро, увидев мое выражение лица. - Все нормально?
        - Похоже, да. Одевайся. Мне просто нужно кое-что проверить. - Пока она разбирается с лямками комбинезона, я включаю компьютер и нахожу правильную «шпаргалку»: перечень буквально каждого медицинского состояния, с которыми мы, врачи на станции, можем столкнуться - потом проверяю таблицу с высотой дна матки. Хватая календарь, я прикидываю время родов.
        Сердце уходит в пятки. Это будет непросто. Мало шансов, что они смогут прислать самолет до середины августа - самый ранний срок.
        - Ты мне скажешь?
        Я выпрямляюсь, поворачиваясь с ней.
        - Хорошо. Я предполагаю, что у тебя срок около двадцати недель, или пять месяцев. Но без даты последней менструации или УЗИ я не могу сказать точнее.
        Каро закусывает губу изнутри.
        - Значит, когда я должна родить? Примерно.
        - Учитывая, что в среднем беременность длится примерно сорок недель, это будет… - я снова сверяюсь с календарем, - примерно середина сентября. Но не забывай, что длина беременности может меняться в одну или другую сторону.
        - Ну, тогда все должно быть нормально, да? Мне не придется рожать его на базе? - с облегчением спрашивает она.
        - Если повезет, - говорю я, отгоняя сомнения. - Но я должна тебя предупредить, что в каждой беременности есть риски, а отсутствие доступа к полноценному медицинскому обслуживанию может их только усилить. - Как только я это произношу, тут же прикусываю язык. Каким образом это поможет нам? - Но ты молодая и в хорошей форме, - быстро добавляю я. - Уверена, все пройдет гладко.
        Каро откашливается. Опускает глаза в пол.
        - Я полагаю, уже слишком поздно что-то с этим делать, - бормочет она.
        - Ты имеешь в виду, прервать?
        Она кивает.
        - Нет ни одного шанса, что я смогу провернуть подобное здесь. Особенно на этом этапе беременности. - Я замолкаю. - Ты что, не хочешь оставить ребенка?
        Она снова качает головой.
        - Нет. Ну, я хочу. Я хочу его оставить. - Еще одна слеза скатывается по ее щеке. - Просто я чувствую себя так… глупо. Мне стоило прийти к тебе раньше, но я так долго не понимала - мне просто никогда не приходило это в голову. Я думала, что набрала немного веса, но это неудивительно… то есть я знаю, у тебя аппетит, как у птички, - она шмыгает носом и одаряет меня улыбкой сквозь слезы, - но Раджив отлично готовит и у нас много еды. И потом, когда я начала подозревать, я просто впала в отрицание. Говорила себе, что этого не может быть.
        - У тебя не было других симптомов? Тошнота? Усталость? Чувствительность груди?
        - Меня немного мутило, да, но я думала, это из-за таблеток. Я была уставшей, но кто тут не устал? Я просто решила, что мои биоритмы или что там сбились.
        Я смотрю на нее с сочувствием. Не могу ее винить. Заметила бы я сама эти знаки? Это не то, о чем мне нужно беспокоиться, слава Богу. Я поставила себе спираль еще до аварии плюс убедилась, что Дрю использовал презерватив.
        Перестраховка.
        - Ты все еще принимаешь таблетки с прогестероном? - спрашиваю я.
        Каро кивает, затем ее лицо омрачает тревожное выражение.
        - Они могут навредить ребенку?
        - Я посоветуюсь с медицинской командой АСН, но, насколько мне известно, никаких доказательств этому нет. И все же тебе нужно перестать принимать их сейчас, - качаю головой я.
        - Ладно.
        - И никакого алкоголя.
        - Ладно, - повторяет она.
        Я делаю паузу, пытаясь придумать, что теперь делать.
        - Послушай. Тебе нужно обдумать, если… или, скорее, когда - ты скажешь остальным, но пока что мне нужно обсудить это с Сандрин. Согласна?
        Я вижу, что она сомневается.
        - Это полностью в твоих интересах, - добавляю я. - Твоих и ребенка. Сандрин нужно будет убедиться, что все улажено для того, чтобы увезти тебя отсюда как можно скорее. И мне надо связаться с АСН, так как тебе необходимо предоставить наилучший дородовый уход. Понимаешь?
        Некоторое время Каро молчит, просто смотрит на жалюзи, закрывающие окно клиники, блокирующие темноту. Она выглядит такой юной, невольно думаю я. Такой ранимой.
        - Пожалуйста, не говори ей пока что, - шепчет она. - Ну, что это я. Я знаю, тебе нужно предупредить ее о ситуации, но мне нужно больше времени, чтобы все осознать без Сандрин, дышащей в спину.
        Я задумываюсь.
        - Ладно. Я не буду упоминать об этом еще несколько дней. Но, Каро, нас только пятеро на базе - женщин, я имею в виду. Одна из них лесбиянка, а Соня, ну, она не в той возрастной группе. Так что Сандрин несложно будет догадаться.
        Она кивает, снова кусая губу, затем оглядывает свою одежду.
        - Но это еще не так очевидно, да? Окружающим? - Она несмело улыбается. - Хорошо, что я сантехник, а? Могу прятаться под этим мешковатым комбинезоном.
        - Это недолго будет работать, - замечаю я осторожно. - Тебе стоит подумать о том, чтобы рассказать всем, прежде чем они сложат два и два. Ты знаешь, как здесь расходятся слухи.
        - И не говори, - морщится Каро. - Это как чертов испорченный телефон. Ты слышала, что я, оказывается, намеренно сломала стиральную машину, чтобы разозлить Люка? - Она кривится от отвращения. - Как будто я такое бы сделала. Не говоря уж о той хреновой зажигалке.
        - Именно поэтому тебе нужно скоро рассказать им, как можно скорее. Но сначала тебе нужно поговорить с отцом ребенка, Каро. Он должен знать.
        - Ага. - Она снова переводит взгляд на окно, затем со вздохом поднимается. - В любом случае мне нужно дальше работать. Душевые снова барахлят.
        - Ты побеждаешь?
        - Я сузила проблему до напора из бойлера. Но посмотрим.
        Она выглядит такой усталой и несчастной, что я отбрасываю профессиональные границы, встаю и обнимаю ее.
        - Все будет хорошо, - настаиваю я. - Приходи через пару дней, и мы обсудим твое дородовое наблюдение более детально.
        Она кивает, но ее лицо остается унылым. Я жду, пока она дойдет до двери, прежде чем снова заговорить.
        - Кстати, Каро…
        Она останавливается, оглядывается.
        - Поздравляю. Я думаю, ты будешь отличной мамой.
        - Спасибо. - Каро слабо улыбается, затем закрывает за собой дверь.
        Когда я убеждаюсь, что она ушла, то хватаюсь за голову.
        Вот хрень. И что я теперь буду делать?
        Глава 15. 17 июня, 2021 года года
        - Это шутка? - недоверчиво уточняет Сандрин. - Если да, Кейт, то она совсем несмешная.
        Я отрицательно качаю головой.
        - Боюсь, что нет. Мы сделали тест на беременность. Я могу показать тебе результат, если не веришь.
        Она встает из-за стола, начинает расхаживать по комнате. Затем останавливается.
        - Ты абсолютно уверена? Может ли это быть ошибкой?
        - Они на девяносто девять процентов точные. Кроме того, я пальпировала ее матку. Она точно увеличена, и я слышала сердцебиение через стетоскоп. Сомнений нет.
        Сандрин опускается обратно на стул.
        - Merde[18 - Дерьмо (фр.).], - бормочет она. - Чем это все закончится?
        - Здоровой мамой и ребенком, я надеюсь.
        Начальница станции игнорирует мой дерзкий ответ. Просто смеряет меня холодным взглядом.
        - И кто это?
        - Как я уже говорила, это врачебная тайна. Она пока хочет скрыть свою личность.
        Сандрин презрительно поджимает губы. Мы обе знаем, что это дерьмо собачье, и я просто выигрываю время.
        - Это ты? - Она бросает на меня обвиняющий взгляд.
        Мой первый инстинкт - засмеяться, но затем я сдерживаюсь ради Каро. Ничего плохого в том, чтобы позволить Сандрин гадать несколько дней. Она все равно может угадать, что это Каро, но не будет до конца уверена.
        - Кейт? - она разглядывает меня еще несколько мгновений, затем фыркает от моего молчания. - Ну, это не я, - говорит она с отвращением.
        Я сижу напротив, думая, как перевести ее внимание на то, что нам теперь нужно сделать, а не на того, кто поставил нас в такое положение. Но Сандрин поглядывает на мой живот, делая свои выводы. На станции я заметно похудела, живот стал заметно плоским. Я наблюдаю, как она просчитывает - уравнение достаточно простое. Соня в свои пятьдесят четыре вряд ли в списке кандидатов, значит, остаются Элис и Каро.
        Она вздыхает, приходя к очевидному заключению. Мне жаль Каро, но что я могу поделать? Я ее предупреждала.
        - Эта идиотка! - срывается Сандрин. - Почему она не предохранялась?
        - Она это делала, - возражаю я, вступаясь за Каро. - Но ни один метод контрацепции не надежен на сто процентов.
        Начальница станции тяжело вздыхает, явно не убежденная моими словами. Затем ее злость в одночасье рассеивается. Женщина передо мной выглядит измотанной и совсем немного - отчаявшейся. По мешкам под глазами, впалым щекам очевидно, как сильно ее изнуряет зима.
        В рабочих моментах Сандрин скупа на эмоции, что часто легко принять за холодность. Не облегчает дело и полное отсутствие чувства юмора, но теперь начальница выглядит такой раздавленной, что меня так и тянет протянуть к ней руку и попытаться как-то приободрить.
        Я противостою импульсу, инстинктивно зная, что она не оценит мой жест. Ее мнение обо мне, кажется, никак не улучшилось; у меня все еще есть чувство, что я для нее - всего лишь бледная копия Жан-Люка.
        - Все будет хорошо, - говорю я вместо этого. - Она вряд ли родит до сентября, так что ее смогут эвакуировать в Новую Зеландию для родов.
        Сандрин не отвечает. Она растерянно разглядывает стопку бумаг на столе.
        - Она упоминала, кто отец?
        Я снова качаю головой.
        Она проводит языком по зубам, обдумывая возможные варианты.
        - У тебя есть догадки? - спрашиваю я.
        - Есть подозрение.
        - Не хочешь поделиться? Думаешь, это кто-то из присутствующих или из летней команды?
        Ее улыбка имеет легкий саркастичный оттенок.
        - И как это ты решилась вообще что-либо рассказать мне, Кейт?
        - У меня нет выбора! - возражаю я, больше неспособная сдерживать раздражение. - Она попросила меня не говорить. Я не могу нарушить клятву Гиппократа просто потому, что это удобно, Сандрин.
        Начальница станции сохраняет молчание.
        - Ладно. Как тебе угодно.
        Я встаю и выхожу из ее офиса без единого слова.
        Разговор с консультирующим гинекологом из медицинской команды АСН в Женеве проходит легче, несмотря на то, что видео постоянно зависает, заставляя нас по несколько раз повторять почти все, что мы говорим. Это и позднее время только добавляют усталости.
        Я выбираю такую же стратегию с Аннетт Мюллер, как и с Сандрин, отказываясь называть имя Каро, хотя, вероятно, ей также очевидно, о ком я говорю. В отличие от Сандрин, однако, Аннетт не настаивает на этом вопросе и не злится.
        - Ну, нам просто придется справиться с этим как можно лучше. - Ее подбадривающая улыбка немного усмиряет мою тревогу. - Говоришь, срок около двадцати недель? В обычной ситуации мы бы уже сделали УЗИ для оценки развития зародыша и плаценты, но, очевидно, это не вариант. Так что продолжай измерять матку - это будет хорошим показателем, нормально ли растет ребенок - и следи за ее кровяным давлением и проверяй уровень протеина в моче. А, и я бы дала дополнительные витамины для уверенности, что у нее достаточно фолиевой кислоты.
        - Ладно.
        - По крайней мере, у нее не четвертая отрицательная группа крови, так что нам не нужно беспокоиться о резус совместимости, если она родит раньше, чем мы успеем вывезти ее. У нас была бы серьезная проблема, учитывая, что на базе нет других с отрицательным резусом.
        - Повезло, а?
        Аннетт вздыхает, она явно мне сочувствует.
        - Не беспокойся так сильно, Кейт. Она не больна, просто беременна. Множество женщин по всему миру переживают это без какого-либо медицинского обслуживания. Давай не зацикливаться на том, что может пойти не так, а вместо этого сфокусируемся на вероятности, что все пройдет хорошо.
        Я киваю, подбодренная ее спокойствием. Она права. Нужно взять себя в руки, прежде чем я увижусь с Каро. Последнее, чего мы хотим, это добавить ей стресса. Но я потрясена разговором с Сандрин. Я плохо с ним справилась, но я все еще слишком сильно злюсь, чтобы попытаться снова наладить связь.
        Я прерываю звонок и сижу за столом, раздумывая. Не только о Каро, но и об Алексе тоже. Эти несколько дней он перестал появляться даже на ужинах. Я все больше беспокоюсь за него, за его психическое состояние.
        Мне приходит в голову проверить хранилище видеодневников - может, он сделал новую запись. Так как АСН предоставляет все необходимое оборудование, члены команды могут записывать видео в уединении своих комнат и загружать их прямо в систему. Хотя каждый раз, когда это случается, я получаю уведомление, есть вероятность, что я просто не заметила.
        Я просматриваю записи под именем Алекса - ничего за прошедшие шесть недель. Изучаю список видео, сделанных им ранее. Я прекрасно понимаю, что видеодневники должны быть полностью конфиденциальными, но впервые у меня возникает соблазн нарушить правила; если я не могу поговорить с ним лично, может, смогу лучше понять его настроение, посмотрев видео.
        Курсор зависает над самой последней записью. Наверняка это ничему не навредит? Ведь никто не узнает.
        Нет.
        Я возвращаюсь на главный экран к именам в списке. Только Арне, Сандрин, Раджив, Элис и Соня загружают записи по расписанию. Мне нужно чаще им напоминать. Объяснять в очередной раз, почему это важно. Чем мы обязаны людям, которые с большим трудом устроили эксперимент и как эту информацию можно будет использовать в помощь другим.
        Но это тяжелая работа, я знаю на своем опыте. Каждую неделю я заставляю себя говорить на камеру. Почему-то невозможно честно рассказывать о своих чувствах, о том, чему я была свидетелем на станции за последний месяц. Кажется, всему виной упадок настроения, усугубляющийся по мере того, как отсутствие света все больше сказывается на нас. Поэтому я придерживаюсь только фактов, избегаю упоминать кого-либо по имени, просто описываю, что я делала, что планирую делать. Новости по экспериментам и тому подобное.
        Конечно же, есть один человек, который больше не запишет видео, думаю я, смотря на имя Жан-Люка, гадая, почему никто не подумал убрать его из системы. Я кликаю на файл и изучаю все записи. Всего двадцать шесть, самая старая наверху, записанная в октябре - здесь, в Антарктике, это ранняя весна. Я импульсивно открываю видео.
        Конечно же, конфиденциальность не распространяется на мертвых?
        В этом нет ничего плохого, убеждаю я себя, хотя причины моего любопытства не совсем ясны.
        Почему мне так хочется это увидеть?
        Нездоровый интерес? Или мне попросту нужно на что-то отвлечься?
        Мгновение спустя я уже смотрю на красивое лицо. Серебристая щетина, серая у висков. Темный загар, свидетельствующий о том, что он провел много времени на солнце.
        Как только он начинает говорить, я понимаю, что это французский. Конечно же. При личном разговоре на камеру люди чаще всего используют свой родной язык. Я чувствую проблеск разочарования, хотя я и углубленно изучала французский в старшей школе, но мои знания далеки от идеала.
        И все же я не останавливаю видео, зачарованная обликом этого мужчины, звуком его голоса. Все в нем - его поведение, манеры, то, как он улыбается камере - свидетельствует о том, что он расслаблен и доволен собой. Он излучает атмосферу доброжелательности и уверенности - неудивительно, что окружающие проникались к нему теплыми чувствами.
        По крайней мере, большинство из них.
        Я обнаруживаю, что понимаю больше, чем ожидала. Он говорит по-французски отчетливо, без сильного акцента и сленга, и с продуманной медлительностью, описывая свое прибытие на лед, то, как он рад быть здесь. Как он с нетерпением ждал года в Антарктике и как сильно скучает по своей семье.
        - Это место, эта белая империя, - говорит он на французском. - Самое красивое в мире. Такое обширное и неподвижное. Потрясающее. Оно необузданное и дикое и живет в моем сердце и голове, даже если я не здесь. Оно учит нас, что мы маленькие и хрупкие, но это не должно пугать нас в таком месте. Пребывание здесь - это чудо.
        Я сглатываю, переживая смешанные эмоции. Я прекрасно знаю, что не должна этого делать, но не могу остановиться. Я пролистываю еще несколько более поздних записей, проигрывая отрывки. Жан-Люк много говорит о своих экспериментах. Я замечаю, как тщательно он старается никого не упоминать по имени - превосходный профессионал, думаю я, чувствуя вину за то, что копаюсь в его дневниках.
        Почему я это делаю?
        Я возвращаюсь к основному списку. Вздрогнув, я замечаю последнюю запись: за четыре дня до смерти. Он, должно быть, записал это перед тем, как отправиться в ту судьбоносную экспедицию. Я открываю ссылку и пораженно моргаю, глядя на экран. Этот Жан-Люк совсем другой человек по сравнению с мужчиной на предыдущих видео. Все его поведение поменялось, как будто за прошедшие месяцы на него навалился целый ворох проблем.
        Что, черт побери, случилось? Это было поздним летом, и, хотя изобилие света однозначно может испортить режим сна и другие биоритмы, оно редко так же деструктивно, как постоянная темнота зимы. Но доктор выглядит ужасно - как будто он нормально не спал несколько дней.
        - Je ne sais pas quoi faire, - говорит он после долгого молчания, возясь с чем-то за кадром. Если раньше он всегда смотрел в камеру, теперь не может удержатьвзгляд дольше, чем пару секунд. - Peut-etre rien a ce moment.
        Я не знаю, что делать. Наверное, пока ничего.
        Он снова отводит глаза, бормоча что-то, но я не могу различить слов. Я отматываю обратно, проигрывая снова.
        - Cette pauvre fille. Je dois etre certain que nous ne sommes pas en danger, que c’est le meme personne qui l’a fait. Je dois convaincre Sandy, insister pour qu’elle parle a UNA sans delai. Nous devons verifier les echantillons d’ADN.
        Потом доктор внезапно наклоняется вперед и выключает камеру.
        Я перевожу его слова у себя в голове, и снова проигрываю видео, перепроверяя. Эта бедная девочка. Мне нужно убедиться, что мы не в опасности, что это тот же человек. Я должен убедить Сэнди, настоять, чтобы она безотлагательно поговорила с АСН. Нам нужно проверить… что? Я ищу слово «echantillon» в интернете.
        «Образец», говорит онлайн-словарь. Как образец ДНК, предполагаю я.
        Я хмурюсь, смотря в теперь уже пустой экран. Что имел в виду Жан-Люк? Почему ему нужно было настоять на разговоре Сандрин с АСН? Какие образцы ДНК?
        Действительно в опасности…
        Моя голова гудит от мрачного предчувствия. Я сижу, пытаясь понять смысл услышанного. Жан-Люк явно был чем-то обеспокоен, это ясно, он выглядел таким встревоженным, каким мне никогда не доводилось кого-либо видеть, контраст с его поведением раньше был особенно пугающим.
        Что тогда произошло?
        Есть только один человек, у которого я могу спросить.
        Глава 16. 17 июня, 2021 года
        Когда я стучу в дверь спальни Алекса, ответа нет, поэтому я обхожу станцию, сначала проверяя все мастерские в «Бета». И я наконец нахожу его там, где меньше всего ожидала, съежившимся в углу пустой столовой, сгорбившись над компьютером, с недоеденным сэндвичем на тарелке.
        - Привет, - начинаю я так радостно, как могу, учитывая, что у меня был утомительный день, а сейчас почти час ночи.
        Алекс приветствует меня коротким кивком.
        - Как дела? - Я сажусь напротив него, всем своим видом демонстративно показывая, что я здесь надолго.
        - Нормально. - Он выключает ноутбук и закрывает крышку.
        Я разглядываю его лицо. Алекс выглядит уставшим и истощенным - как и все здесь в последнее время. Нормальный сон становится такой же редкостью, как и свежие овощи. Но есть что-то большее, терзающая жертвенность, как будто его заставляют терпеть пребывание здесь.
        - Ты уверен, что в порядке? - спрашиваю я, но в ответ получаю лишь пустой взгляд. - По тебе не похоже, - настаиваю я.
        Он откидывается назад со вздохом, убирая волосы назад. Они отросли, замечаю я. С самого начала эпопеи с душем большинство парней завели привычку сбривать бороды и регулярно подрезать волосы - все благодаря Арку и его электрическому триммеру. Либо Алексу не нравится короткая стрижка, либо он не хочет просить.
        - Что тебе надо, Кейт?
        Я молчу несколько мгновений, решая, как поднять тему того, что сказал Жан-Люк в своем видеодневнике. Я сомневаюсь, стоит ли признаваться Алексу, что посмотрела его; даже если я и имела на это право, последнее, что мне нужно - чтобы Алекс заподозрил, не сделала ли я того же и с его файлами.
        - Можно задать вопрос?
        Он едва заметно кивает.
        - Ты дружил с Жан-Люком, верно?
        Алекс слегка напрягается при звуке его имени, но снова кивает.
        - Он когда-либо упоминал… - я останавливаюсь. Собираюсь с мыслями. - Он упоминал, что кто-то может угрожать нашей безопасности?
        Я чувствую, что внимание Алекса обострилось.
        - Почему ты спрашиваешь?
        - Просто записка, оставленная в его файле, - лгу я. - Там говорилось, что ему нужно узнать больше, но он считал, что мы можем быть в опасности. Но ничего о том, почему.
        - В его медицинском файле?
        Я киваю. Это почти правда, в конце концов.
        - Без имени?
        - Имени?
        - Он не сказал, кто это был?
        - Кто конкретно? Я не уверена, что ты имеешь в виду.
        - А это не очевидно? - раздражается Алекс. - Я имею в виду того, кто убил его. Человека, которым занимался Жан-Люк, того, кто украл его ноутбук и дневник.
        Я удивленно смотрю на него.
        - Ты правда считаешь, что Жан-Люка убили?
        - Да, - шипит он, оглянувшись вокруг, проверяя, что мы все еще одни. - За пару недель до смерти Жан-Люк говорил мне, что он подозревал кого-то на этой станции в совершении серьезного преступления. Он…
        Я поднимаю руку, останавливая его.
        - Подожди. Какого рода преступление?
        - Он не сказал. Только, что это очень серьезно. Что он обнаружил нечто подозрительное, и ему нужны доказательства.
        - То есть он не намекал кто… или что?
        - Нет.
        Я отвожу взгляд, пытаясь привести мысли в порядок. Действуй осторожно, Кейт. Ты должна помогать Алексу, а не подкармливать его паранойю.
        - Жан-Люк сказал, как он намеревался доказать это?
        - Не совсем. Просто, что хотел попросить АСН провести какие-то тесты. Что результаты подтвердят, прав он или нет.
        Образцы ДНК, о которых упоминал Жан-Люк, те, что он обсуждал с Сандрин.
        - И они это сделали?
        - Понятия не имею, - пожимает плечами Алекс. - Поэтому я решил забрать его ноутбук и дневник. Я знал, что случившееся с ним не было несчастным случаем, и хотел узнать, что он обнаружил.
        - Но ты их не нашел.
        - Нет. Я пошел прямиком в его комнату после того, как посовещался с Сандрин для ее отчета в АСН, но к тому времени вещи пропали.
        Я вдыхаю, осмысливая все это.
        - Значит… этот человек… ты понятия не имеешь, кто это, или почему Жан-Люк был обеспокоен?
        - Пока нет.
        - Что ты имеешь в виду?
        - Я имею в виду, что намерен это выяснить.
        - Как?
        Алекс яростно качает головой.
        - Не знаю, но я постепенно собираю пазл по кусочкам. Жан-Люк говорил и другое, странности тут и там, когда мы были наедине. Он был очень подавлен инцидентом, произошедшим в прошлый раз, когда он был на льду - какая-то девушка умерла.
        - Кто?
        - Он не говорил, - отвечает Алекс.
        - И ты считаешь, что смерть Жан-Люка связана с этим? - я скептически смотрю на него. Этот разговор сошел с накатанных рельсов, и я больше не знаю, что и думать. Кроме того, что Алексу это совсем не идет на пользу.
        Глупый ход, Кейт.
        - Я полагаю, да.
        - Алекс, послушай меня. Я не уверена… все, что ты говоришь, звучит логично. Я знаю, ты расстроен и, возможно, немного в депрессии. Я бы хотела увидеть тебя завтра в клинике, где мы могли бы обсудить все, когда оба будем менее уставшими. Может, поговорим о возможных вариантах медикаментозного лечения.
        Как только эти слова слетают с моих губ, я вижу по его выражению лица, что сказала ровно то, чего не стоило говорить. Снова, понимаю я, вспоминая его возмущение от моего вопроса о марихуане. Почему я постоянно все порчу?
        - Алекс, пожалуйста, я просто пытаюсь…
        - Какого хрена, Кейт? - он вскакивает, глядя на меня. - Ты приходишь сюда, начинаешь весь этот разговор, а теперь ты мне не веришь? - Его лицо пунцовое от ярости, он говорит достаточно громко, чтобы разбудить половину базы.
        - Нет, - запинаюсь я, беспокойно поглядывая на дверь. - Алекс, извини, я не это хотела сказать. Я просто к тому, что это, очевидно, давит на тебя и…
        - Конечно, это на меня давит! - кричит он так злобно, что меня это пугает. - Одного из лучших людей, которых я знал, убили - да, убили - и на меня вешают долбаную вину, и вместо того чтобы помочь узнать, кто это сделал, ты хочешь напичкать меня антидепрессантами.
        - Нет, это не то, что…
        - МНЕ НЕ НУЖНЫ ГРЕБАНЫЕ АНТИДЕПРЕССАНТЫ! Мне нужно положить этому конец. Я узнаю, какой ублюдок сделал это с Жан…
        - Алекс, достаточно!
        Ее голос громкий и властный. Мы оба оборачиваемся к Сандрин, стоящей в проходе. Возле нее маячит Каро в халате, накинутом поверх пижамы, вместе с Дрю, Арне и Люком.
        Черт. Мы и правда разбудили половину станции.
        - Какой ублюдок? - Люк неприязненно смотрит на Алекса. - Ты о чем?
        Но Алекс не отвечает. Вместо этого он внезапно бросается к двери, заставляя всех отпрыгнуть с дороги, пропуская его.
        Сандрин провожает его глазами по коридору, а затем снова смотрит на меня.
        - Это что было?
        Я качаю головой, тепло заливает щеки.
        - Я… я не уверена. Я просто пыталась поговорить с ним.
        - Как уже делала раньше? - начальница станции приковывает меня к месту пронизывающим взглядом. - Я бы сказала, ты нанесла достаточно урона за один вечер, не так ли? Мне кажется, сейчас тебе нужно пойти спать, но я хотела бы увидеть тебя завтра в своем офисе.
        С этим она разворачивается и покидает комнату.
        Я стою, моргая, в попытках не заплакать. Каро подходит и обнимает меня за плечи, пока остальные неловко поглядывают на нас.
        - Не обращай на нее внимания, Кейт. Она под большим напряжением.
        Я сглатываю. Киваю. Но Сандрин права - я и правда сделала хуже.
        Глава 17. 18 июня, 2021 года 3:00
        Голос Бена у меня в голове:
        - Я устал, Кейт, устал пытаться все сделать правильно. Всегда так стараюсь всем угодить, быть, мать его, идеальным. Когда мы сможем наконец остановиться?
        Только под «мы» он имел в виду меня, конечно же.
        В конце концов он выбрал другую жизнь. Он выбрал кого-то другого, более непредсказуемого, более спонтанного.
        Что бы Бен подумал теперь? Я размышляю, прокручивая в голове вчерашний катастрофический разговор с Алексом, обидный выговор от Сандрин. Я здесь, посреди пустоты, на краю земли, порчу все.
        Не такая уж я идеальная, видимо.
        Я с трудом поднимаюсь с кровати, перебарывая усталость. Я представляю себе сильнодействующее снотворное, запертое в клинике, эти маленькие белые сферы, ютящиеся в нетронутой упаковке из фольги. Стоит взять парочку, просто чтобы урвать несколько часов сна. Как следует взять себя в руки.
        Сандрин права - я не могу судить трезво, а бессонница только все усугубляет.
        Натягивая халат, бреду по пустым коридорам к клинике, молясь, чтобы ни с кем не столкнуться. Вставляю ключ в замок, но когда поворачиваю его, ничего не происходит. Я хмурюсь, уставившись на дверь в приглушенном свете, и тяну за ручку.
        К моему удивлению, дверь открывается.
        Я замираю в растерянности. Я уверена, что заперла ее прошлым вечером - всегда это делаю. В этой комнате слишком много ценных и даже опасных медикаментов, слишком много ценного оборудования, чтобы рисковать и оставлять ее открытой.
        Дерьмо, думаю я, вспоминая о таблетках, украденных из моей комнаты. Я вхожу, закрывая дверь за собой. К моему облегчению, шкафы с таблетками все еще закрыты. Я заглядываю внутрь. Все вроде в порядке. Я перепроверяю вещи, которые могут кого-то соблазнить, но все они на месте, аккуратные пакетики барбитуратов и опиоидных обезболивающих, ничего очевидно пропавшего.
        Я усаживаюсь на стул. Что происходит? Я могу поклясться, что заперла клинику, прежде чем пошла искать Алекса. Я даже могу отчетливо представить, как делала это, засовывала ключи в карман джинсов, когда направлялась к его комнате.
        Потом я вспоминаю о фонарике, потерянном на льду. Я не сомневаюсь, кто-то его забрал. Арне говорил мне на следующее утро, что Дрю уже нашел его, на том же месте, где мы все стояли. Каким-то образом, даже ища при свете телефона, я умудрилась его проглядеть.
        Может, я схожу с ума? Я спрашиваю себя вполне серьезно. Возможно ли, что я воображаю все эти вещи? Даже мои пропавшие таблетки? Могла ли я все их выпить и как-то стереть это из памяти?
        Возможно, я все еще нахожусь в стадии отрицания.
        Это попросту изнеможение, возражает другой голос. Ты, наверное, забыла запереть дверь клиники. Я вспоминаю все разы, когда работала смены одну за другой в неотложке, ехала домой, не помня после, как добралась, как будто половина мозга спала за рулем.
        Я кладу голову на стол и закрываю глаза. Без предупреждения лисица появляется, замерев в свете фар, глядя на меня сквозь лобовое стекло. Наши взгляды встречаются на долю секунды, прежде чем я дергаю руль и мир превращается в кувыркающуюся путаницу деревьев, камней и звездного неба.
        Скорость и кинетическое движение. Физика столкновения.
        Забытья.
        Я открываю глаза, потрясенная силой галлюцинации. Боже, мне правда нужно больше спать. Поднимаюсь на ноги и снова открываю шкаф с самым сильным снотворным. Беру две таблетки из ближайшего пакетика и возвращаюсь в кровать.
        К тому времени как я прихожу завтракать, столовая почти пуста. Только Роб и Люк разговаривают, опустив головы друг к другу. Они замолкают, когда видят меня.
        Я делаю вид, что не заметила. Несложно догадаться, о чем они говорят - вчерашнее фиаско с Алексом.
        Я отношу кофе и несколько тостов обратно в спальню, фокусируясь на предстоящем дне. Сначала мне нужно пойти к Сандрин, попытаться восстановить отношения. Возможно, мы могли бы придумать, как помочь Алексу, может, даже справиться с ним вместе. Посмотреть, сможем ли мы разобраться во всей этой ситуации.
        Мне нужно убедиться, что мы не в опасности.
        Почему Жан-Люк такое сказал? Возможно ли, что он имел в виду нечто совсем другое? Что я неправильно поняла, или смысл потерялся при переводе? Проверю видео еще раз, решаю я - в холодном свете дня вероятность, что я допустила ошибку, кажется выше.
        Сейчас или никогда. Я сажусь на кровать с моим крохотным зеркальцем, принимаюсь за макияж. Я хочу произвести хорошее впечатление сегодня, и, если честно, мне нужна любая помощь - кожа выглядит мертвенно бледной, волосам очень нужна стрижка.
        Фокус в том, обнаружила я, чтобы использовать настолько маленькое зеркало, что можешь рассмотреть в нем только часть лица за раз. Я втираю немного тонирующего увлажняющего крема, кончики пальцев проходятся по линии шрама на щеке, притягиваясь к нему, как язык к сломанному зубу. Он притягивает так же, как и отталкивает.
        Моя метка.
        Еще одно напоминание, что, вопреки обвинениям Бена, я очень далека от идеала.
        - Можно войти?
        Я просовываю голову через приоткрытую дверь в офис Сандрин, улыбаясь в самой дружелюбной манере. И получаю лишь короткий кивок в ответ на мои усилия.
        - Закрой за собой, пожалуйста.
        Я набираюсь сил. Значит, это будет полноценный выговор. Протокол станции таков, что люди редко закрывают двери вне своих комнат. Сигнал, как я полагаю, что они открыты к переговорам, что ничего не скрывают.
        Сандрин указывает на стул напротив стола, но не говорит еще несколько минут. Я не могу понять - это потому, что она пытается решить, что сказать, или же это намеренный ход, призванный заставить меня нервничать. Я не делаю попыток заполнить тишину. Какова бы ни была ее игра, я позволю ей развернуться, прежде чем отреагирую.
        - Кейт, мы обе знаем, что твой приезд сюда был ошибкой.
        Я пялюсь на нее, открыв рот, по-настоящему потрясенная. Она действительно это только что сказала? Несмотря на мое намерение оставаться спокойной, меня распирает от шока и злости. Я выравниваю дыхание, отвечаю холодно и взвешенно.
        - Я не знаю, как на это реагировать, Сандрин. Ты не могла бы объяснить подробнее?
        Проблеск удивления пробегает по лицу начальницы станции. Видимо, она не этого ожидала.
        - Ты не уверена, как реагировать… ну, вероятно, тебе стоит начать с рассказа о том, чем ты занималась вчера.
        - Разве не очевидно? Я разговаривала с Алексом. Я беспокоюсь за него.
        Но это не до конца правда, не так ли? Я вынуждена в этом признаться хотя бы себе. Я не пошла к нему, переживая лишь за его благополучие; я выискивала его, потому что хотела получить ответы на свои вопросы.
        В этом смысле я подвела его.
        - Кажется, ты его очень сильно расстроила, - подтверждает Сандрин. - И не в первый раз, хочу заметить.
        - Я не хотела, - говорю я осторожно.
        - О чем именно ты с ним говорила?
        Я обдумываю ответ. Стоит ли мне признаться во всем? Рассказать, что я посмотрела видео Жан-Люка, и объяснить, что именно он сказал. Хотя она явно что-то об этом знает, я чувствую - начальница станции неодобрительно отнесется к тому, что я нарушила правила и сунула нос в личную жизнь Жан-Люка.
        Очень неодобрительно, несомненно.
        - Я… он, - я замолкаю, пытаясь найти другое объяснение. - Я беспокоилась о том, что он сказал в прачечной - похоже, он убежден, что смерть предыдущего доктора не была случайной. - Я смотрю Сандрин прямо в лицо, ожидая реакции, но она и бровью не ведет, просто ждет, пока я продолжу. - Ты согласна с этим?
        - Согласна с чем, Кейт? - Она прищуривает глаза. - Что снаряжение Жан-Люка кто-то испортил? Ты и правда считаешь, что я должна удостоить это ответом?
        - Да.
        Еще одна вспышка удивления. Я смотрю, как начальница станции заново оценивает меня. Очевидно, я оказалась не такой слабачкой, как она ожидала.
        - Давай скажем так, Сандрин. Ты винишь Алекса в случившемя? И, если да, то почему он все еще здесь?
        Она взвешивает мои вопросы. Эта женщина редко моргает, замечаю я, умудряясь выдерживать неподвижный кошачий взгляд.
        - Нет, я не виню Алекса, - говорит она наконец. - Это был несчастный случай, ни больше, ни меньше.
        Почти точь-в-точь слова Арне, вспоминаю я, гадая, почему все еще продолжаю в этом копаться. Убедил ли меня Алекс в обратном?
        Спроси ее о тех образцах ДНК, подталкивает внутренний голос. Спроси о том, что Жан-Люк сказал в видеодневнике. И, раз на то пошло, спроси, что она сделала с его письмом.
        Но я сдерживаюсь. Подливать масла в огонь не стоит.
        - Мне кажется, ты приняла очень неоднозначное решение, - тон Сандрин ледяной и безапелляционный. - Я буду с тобой откровенна, Кейт, мы потеряли превосходного доктора и должны были принять сомнительную замену. Теперь нам нужно разбираться с беременностью, не говоря уже о человеке, чье ментальное состояние явно ухудшается, и ты совсем не помогаешь, продолжая ворошить эту историю.
        Мне хочется отстраниться от нее, я снова поражена до онемения. Сомнительная замена? Но в ее словах есть и правда, напоминаю я себе. Я действительно ворошила ситуацию.
        Жар разливается по щекам, выдавая мою растерянность.
        - Я хороший доктор, - возражаю я негодующе, пытаясь убедить в этом и себя, и Сандрин.
        - Это ты так говоришь. - Она вскидывает бровь. - Но у меня есть другая информация.
        - Какая информация, Сандрин? - срываюсь я, охваченная злостью. - О чем ты, черт возьми?
        Начальница станции спокойно за мной наблюдает, зная, что она наконец-то подставила мне подножку.
        - Как я понимаю, тебя обвиняли в медицинской небрежности, разве не так? В отношении пожилой женщины.
        У меня отвисает челюсть. Как она об этом узнала?
        - К твоему сведению, - я сжимаю руки, останавливая дрожь, - это полностью опровергли. Я ничего не нарушила. Наоборот, я следовала протоколу до последней буквы.
        Это твоя вина!
        Слова доносятся из воспоминаний со всей силой, которую они имели и тогда, когда та женщина стояла посреди отделения неотложной помощи, обвиняя меня в убийстве своей матери. Лопнувший аппендикс привел к перитониту у семидесятилетней женщины; когда она прибыла в больницу с жалобами на боль в животе и рвоту, я поставила ей неправильный диагноз, гастроэнтерит, и отправила домой.
        Но я все сделала так взвешенно, как смогла - во время осмотра ее давление и сердцебиение были в норме, у нее была лишь небольшая температура. Никаких очевидных признаков аппендицита.
        И все равно, весь опыт, полученный в дальнейшем, оставил меня потрясенной и униженной. Где-то в глубине души я всегда буду задавать себе вопрос - затмило ли мое небольшое пристрастие к самолечению мое суждение?
        Я так не думала, но все же кто я такая, чтобы утверждать?
        Слезы злости щиплют глаза. Я наклоняюсь через стол Сандрин, мой голос дрожит.
        - АСН выбрали меня, и у них есть полный доступ к моей истории. Не знаю, с кем ты говорила, но я хочу окончательно прояснить одну вещь - мы застряли друг с другом на следующие восемь месяцев, и у нас обеих есть работа. Так что я тебя предупреждаю, не лезь в мои дела, а я не буду лезть в твои.
        Глаза начальницы станции округляются, а ее выражение лица мрачнеет.
        - Что именно ты имеешь в виду под…
        - Ой, иди к черту, Сандрин. - Я, громко хлопнув дверью, вырываюсь из ее офиса и направляюсь к клинике, проносясь мимо Элис в коридоре.
        - Кейт, ты…
        Я отмахиваюсь от нее, горло сдавило так, что я не могу говорить. Я вхожу в клинику и запираю за собой дверь, дрожа от переизбытка эмоций.
        Какого хрена только что произошло?
        Я пересекаю комнату и приближаюсь к шкафу с препаратами. Не думая, не оставляя шанса отговорить себя, я вытаскиваю еще одну упаковку «Валиума», отсчитываю две капсулы и проглатываю таблетки, запив их стаканом воды. Я опираюсь о стол, переполненная стыдом, негодованием и гневом.
        Как она смеет?
        Как Сандрин смеет так меня обвинять?
        Я жду, пока подействуют таблетки, жду начала химической отстраненности. В последний раз, говорю я себе, почти поверив в это. Это последний раз.
        Чрезвычайные обстоятельства.
        Мысли обращаются к Жан-Люку, этому живому, интеллигентному человеку. После того, как я увидела его, услышала голос на тех видео, воображаемая картина доктора, висящего во льду, стала намного ужаснее.
        Мне нужно убедиться, что мы не в опасности.
        Включая компьютер, я вхожу в систему, придумывая план. Я запишу каждое слово, сказанное Жан-Люком, и покажу Сандрин. К черту ее реакцию. Потому что я знаю с неожиданной и необъяснимой уверенностью - что-то не так.
        Я пролистываю видеодневники, кликаю на имя Жан-Люка. Смотрю на экран, с бешено колотящимся, несмотря на «Валиум», сердцем.
        Его видеозаписи. Все двадцать восемь.
        Они исчезли.
        Я лихорадочно кликаю назад, мозг кажется неповоротливым и ленивым. Думай, Кейт, подталкиваю я себя. Возможно ли, что ты их случайно удалила?
        Я заставляю себя вспомнить. Что именно я делала? Закрыла последнее видео, вышла из файла, вышла из системы. Я уверена.
        Есть только один способ это выяснить. Я выхожу, потом иду искать Роба в связной пункт. Он один, к счастью, Тома нигде не видно.
        Роб меряет меня настороженным взглядом, явно опасаясь; одному Богу известно, что он слышал о вчерашнем.
        - Могу я у тебя кое-что спросить? - Я указываю на экран, показывая, что это по работе, и замечаю облегчение на его лице. - Кое-какие видеодневники пропали, и я пытаюсь понять, что с ними произошло. Ты не мог бы проверить?
        - В медицинской системе, да?
        - Файлы Жан-Люка, - киваю я. - Я больше их не вижу.
        Роб печатает на клавиатуре, а затем разворачивает окно на экране.
        - Да. Удалены.
        - Удалены? - Я глазею на него в ужасе. - Как… Когда?
        У Сандрин ведь не было времени это сделать, когда я выбежала из ее офиса?
        Он постукивает по клавишам.
        - Операция совершена в 02.18 прошлой ночью.
        - Кто их удалил?
        Он разглядывает экран.
        - Ты.
        - Нет, - качаю я головой. - Это невозможно. Я спала.
        - Это сделали с твоей учетной записи, Кейт.
        Я гляжу на него, пытаясь думать, но «Валиум» не помогает.
        - Ты точно уверен? Это не может быть ошибкой?
        - Ни у кого другого нет доступа. Кроме Сандрин.
        - И, по-видимому, тебя?
        Он напрягается.
        - Да, и меня. Но я не удалял эти файлы, Кейт, и я сомневаюсь, что это сделала Сандрин.
        Потом я вспоминаю об открытой двери в клинику. Значит, я все же не забыла запереть ее, понимаю я со страхом. Кто-то вломился в мой офис и удалил видеофайлы Жан-Люка с моего аккаунта.
        Но зачем?
        Я не могу начать искать ответ на этот вопрос, особенно здесь, перед Робом. Поэтому я задаю другой.
        - Есть какие-то копии, не знаешь? Загружены ли они в АСН в Женеве?
        - Файлы слишком большие, - качает Роб головой. - Они отнимают слишком много скорости интернета.
        - То есть они утеряны?
        - Боюсь, что да. - Он вздыхает, отводя взгляд. Он явно считает, что именно я это сделала - вероятно, случайно, - и теперь пытаюсь замести следы.
        - Роб, послушай, - я понижаю голос. - Можешь, пожалуйста, сделать мне одолжение? Не упоминай это при Сандрин.
        Он обдумывает мою просьбу.
        - Ладно.
        - Спасибо. Я это ценю. - Я поворачиваюсь, собираясь уйти.
        - Ты же не забыла о субботе? - спрашивает он мне вслед. - Декорации, помнишь, для вечеринки?
        Несомненно, по моему непонимающему выражению лица видно - да, я действительно напрочь забыла, что в эти выходные мы отмечаем начало зимних праздников, и что Роб, Элис и я должны украшать общественные зоны - непростая задача, учитывая ограниченные ресурсы под рукой.
        Гавайская тема, кроме всего прочего - шутка в том, что это место примерно так далеко от тропического рая, как только возможно. Моя задача сделать венки, используя бумагу и веревки из баков для переработки в «Бета».
        - Да, конечно. Я работаю над этим.
        - Ну да. - Роб смотрит на меня с непроницаемым выражением лица. - Просто подумал уточнить на всякий случай.
        Глава 18. 20 июня, 2021 года
        - Кейт?
        Я оборачиваюсь, удивленно округляя глаза, когда вижу Тома, переминающегося у двери.
        - Извини, - запинаюсь я, проглатывая таблетки, которые только что выудила из шкафа для препаратов. О Господи, он видел, как я их принимаю?
        - Я не вовремя? - взгляд Тома встречается с моим, затем перемещается на беспорядок на столе.
        Я не могу ответить. Таблетки застряли в горле. Я хватаю стакан воды с раковины и запиваю их, руки дрожат от того, что меня поймали на горячем.
        - Я тут готовлюсь к середине зимы, - хрипло произношу я. - Садись.
        - Это что? - спрашивает Том со своим строгим немецким акцентом.
        - Венки. Для гостиной. - Я натягиваю свою врачебную улыбку и жестом приглашаю его к стулу напротив. - Итак, чем могу помочь?
        Том садится, проведя взглядом по столу к месту где-то между полом и моими коленями. Его левая нога нервно трясется.
        - Я не могу спать, - говорит он так тихо, что я с трудом слышу его. - И у меня голова болит.
        - Голова болит? Как часто?
        - Почти всегда, - сообщает Том.
        - Ты что-то принимаешь? Ты привез с собой обезболивающие?
        - Только парацетамол. Но он не очень помогает.
        - Какие-то другие симптомы? - спрашиваю я. - Размытость зрения, тошнота, растерянность, что-то подобное?
        - Просто боль. Обычно где-то здесь, - Том показывает на место у виска.
        Я протягиваю руку, собираясь потрогать его голову, но он отшатывается.
        - Эй, все в порядке, - успокаиваю его я. - Мне просто нужно взглянуть.
        Он колеблется, но потом снимает очки и позволяет мне осмотреть его голову.
        - Ты не ударялся, не падал, травм не было?
        - Нет.
        - Как долго это продолжается?
        Он поднимает взгляд к потолку, подсчитывая.
        - Около трех недель.
        - И насколько сильная боль, по шкале от одного до десяти?
        Том задумывается, сжав губы.
        - Пять. Может, четыре. Она не ужасна, больше… отвлекает.
        Я делаю заметку в блокноте, прежде чем вернуться к нему.
        - Ты не против, если мы сделаем быстрый медицинский осмотр? Ляг, пожалуйста, на кушетку.
        - Со мной что-то не так? - спрашивает он встревоженно.
        - Вряд ли это что-то серьезное. - Я вхожу в систему и проглядываю его записи, проверяя анализы крови, - последний был почти неделю назад. - Все выглядит хорошо, но я бы хотела тебя осмотреть.
        Он осторожно забирается на кушетку. Я ощупываю его шею и торс на предмет каких-либо аномалий. Ничего. Измеряю давление и пульс - оба показателя в норме. Провожу все стандартные тесты, больше для проформы, чем для реальной диагностики - без необходимого оборудования для интроскопии и снимков невозможно определить, есть ли какая-то скрытая патология.
        Не то чтобы я слишком волновалась; как и каждый из нас, Том прошел через тщательное медицинское обследование, прежде чем прибыл сюда - вероятность того, что у него развилось что-то серьезное за прошедшие месяцы, небольшая.
        - Предполагаю, это мигрени, - говорю я, когда мы снова рассаживаемся по местам. - Может, из-за питания или перепада высот. Сомневаюсь, что тебе есть о чем беспокоиться. Я могу выписать обезболивающие посильнее, но не принимай больше назначенной дозы.
        Серьезно, Кейт?
        - Значит, ты не думаешь, что это опухоль мозга? - в голосе Тома слышится дрожь.
        - Честно, я в этом сомневаюсь. Вероятность этого максимально низкая. Кроме того, если бы у тебя от этого болела голова, были бы другие симптомы.
        - Например? - настороженно интересуется он.
        - Тошнота, рвота. Возможно, приступы, мышечная слабость, другие сенсорные симптомы.
        - Вроде как слышать и видеть вещи, которых нет?
        - А это с тобой случается? - прищуриваюсь я.
        Его взгляд на мгновение мечется, он вытирает вспотевшие ладони о штаны.
        - Иногда… - начинает он.
        - Иногда что?
        - Иногда, когда я снаружи, на льду, или в своей комнате ночью, мне слышится всякое. Вижу всякое. Невозможное.
        Я настораживаюсь. У меня появляется плохое предчувствие.
        - Например?
        Том снова сглатывает, теперь его взгляд прикован к ножницам на столе, как будто они могут подскочить и вонзиться в него.
        - Как разговаривают люди, не находящиеся в пределах слышимости. Иногда слышу, как воет собака, будто от боли.
        - Ты сказал, что и видишь разное?
        Он закрывает глаза. На мгновение, мне кажется, будто он заплачет.
        - Когда я был маленьким, у меня была восточноевропейская овчарка, Лена. Иногда я вижу ее краем глаза. Или чувствую в темноте, чувствую ее присутствие.
        Как моя лисица, думаю я со сжавшимся сердцем.
        - Что случилось? - мягко спрашиваю я, предчувствуя, что это не история с хорошим концом.
        Том смахивает единственную слезу из-под очков.
        - Ее сбила машина. Отец на большой скорости подъехал к дому и… - Его голос сдавленно затихает, и он отворачивается. Меня охватывает волна сочувствия. Я слышала о его отце, лютеранине, мэре маленького городка в Руре; он отказался от Тома, когда тот рассказал ему, что является геем.
        Я тянусь за салфеткой и передаю ему. Впервые Том смотрит мне прямо в лицо, но с тенью страха.
        - Вижу вещи, слышу вещи… я думал, что это и есть опухоль мозга.
        - Это, должно быть, очень нервирует, - замечаю я, выигрывая еще немного времени, чтобы подумать. - И пугает.
        Том кивает, и я раздумываю над тем, каким отстраненным он стал в последние месяцы. Его плохое настроение. Я предполагала, что это побочный эффект зимы, отсутствия света, но теперь мне на ум приходит намного более тревожная причина.
        Почти такая же плохая, как и опухоль мозга, учитывая мои ограниченные возможности лечить его антипсихотическими лекарствами.
        - Можно спросить, Том, ты курил? Я имею в виду марихуану.
        - Нет, - качает головой он.
        Я молчу, тщательно подбирая слова.
        - В твоей семье есть случаи психических расстройств?
        - К чему ты ведешь? Что я сумасшедший? - Том напрягается.
        - Отнюдь нет. Я просто хочу узнать, есть ли в семье случаи, скажем, депрессии.
        Он поворачивается и смотрит на закрывающие окно жалюзи, словно может видеть сквозь них затаившуюся снаружи тьму.
        - Моя сестра, - говорит Том наконец. - Моя сестра-близняшка болела.
        - Ты знаешь ее диагноз?
        Он медленно выдыхает.
        - Шизофрения.
        Я обдумываю услышанное.
        - Ты думаешь, она и у меня есть?
        - Не могу сказать, Том, но это вероятно. Это подходит к симптомам, которые ты описал, если такое прослеживается в истории семьи, с этим стоит считаться.
        Он снова закрывает глаза, как будто пытается отгородиться от меня и окружающего мира.
        - Но ты должен знать из случая своей сестры, что от этого есть очень хорошие лекарства. С этой болезнью можно справиться.
        Мы некоторое время слушаем тихое тиканье настенных часов, прежде чем Том наконец-то подает голос.
        - Сестра совершила самоубийство, - произносит он. - Повесилась три года назад. Она не справилась.
        Я пораженно смотрю на него.
        Дерьмо. Я этого не знала. Даже намека не было - видимо, Том никому не рассказывал. Наверное, даже докторам с АСН.
        Мозг бурлит. Как спасти ситуацию? Я не могу не чувствовать, что снова облажалась, что плохо справляюсь. Я инстинктивно тяну руку, чтобы выразить ему свое сочувствие, но его тело напрягается.
        - Послушай, Том. - Я убираю руку. - Я буду наблюдать за твоими мигренями и другими симптомами. А если ты согласишься, я могу устроить тебе разговор с психиатрической командой АСН - они могут провести более тщательное обследование. Есть большая вероятность, что это просто эффект пребывания в изоляции, сбой твоих разладившихся из-за отсутствия света биологических часов.
        - Но они ненавидят меня, - резко бросает он.
        - Кто? - спрашиваю я. Он застал меня врасплох.
        - Все здесь. Они все меня ненавидят.
        - Нет, - отвечаю я. - Это не так.
        Я и вправду так думаю. Том тихий, серьезный и сознательный, он нравится многим на станции. Он явно тайком влюблен в Дрю, который делает вид, что этого не замечает, и относится к нему с неизменным дружелюбием.
        - Мы все так иногда думаем, - продолжаю я. - Все заперты вместе, мелочи раздуваются до огромных размеров, люди становятся склочными и раздражительными. Легко решить, что все против тебя, но они просто погружены в собственный мир, справляясь со своими проблемами.
        Он вновь смаргивает слезы, и, не думая, я встаю на колени у его стула и притягиваю его в непрошеное объятие.
        - Мне так жаль насчет твоей сестры, - мой голос надламывается из-за эмоций. - Но я обещаю, Том, с тобой этого не случится.
        Он выдерживает объятие еще пару мгновений, прежде чем отстраниться.
        - Спасибо, - говорит он, и мы встаем, а после он спешит к двери быстрее, чем я успеваю попрощаться.
        Глава 19. 21 июня, 2021 года
        Черт. Я разглядываю жалкий маленький сверток на столе в моей спальне. Домашние трюфельные конфеты с виски, которые я сделала для Роба, чье имя вытащила из шляпы при распределении «тайного Санты», выглядят откровенно непривлекательными в контейнере, на скорую руку слепленном из бумаги для принтера. Все в моем подарке выдает спешку - несмотря на то что у меня был месяц на подготовку, я состряпала их сегодня днем, откопав онлайн рецепт и выпросив ингредиенты у Раджива.
        Впрочем, сойдет. Уже нет времени придумывать что-то другое.
        Я втискиваюсь в черное платье, быстро крашусь, добавляя каплю консилера на шрам и темные круги под глазами, слегка припудривую щеки румянами, но это только подчеркивают мою бледность.
        Я оглядываю себя в зеркале. Смахиваю на Мортишу Аддамс - нам стоило выбрать хэллоуинскую тему, большинство из нас с легкостью сойдут за готов или вампиров.
        Наведавшись в клинику, я добываю упаковку «Трамадола»[19 - Психотропный опиоидный анальгетик. Обладает сильной анальгезирующей активностью, дает быстрый и длительный эффект.] из шкафа, проглатываю парочку пилюль, а остальные запихиваю в лифчик. Просто чтобы пережить этот вечер, обещаю я себе. Этот долгожданный ужин знаменует зимнее солнцестояние - пережив половину периода полной темноты, начиная с завтрашнего дня мы будем официально двигаться назад, к свету.
        Подходящее время, чтобы перевернуть страницу и избавиться от этой привычки раз и навсегда.
        К тому времени, когда я прибываю в гостиную, почти все уже там. Все, кроме Алекса, замечаю я, и Тома. Я отгоняю беспокойные мысли и озираюсь по сторонам, впечатленная трансформацией. Элис развесила мои венки вдоль гирлянд с разноцветными фонариками и приглушила яркие лампы на потолке самодельными тканевыми абажурами. Большие высокие свечи завершают эффект, смягчая резкие контуры комнаты, превращая ее во что-то более уютное и интимное. Гавайская гитарная музыка тихо играет на фоне.
        - Вот ты где! - Элис подходит ко мне, когда я добавляю свой подарок к горке на кофейном столике. Она накидывает цветочный венок мне на шею и обнимает. Я с облегчением вижу, что Алекс пришел, одетый, как и все мужчины, в яркую гавайскую рубашку и мешковатые шорты карго.
        Где они их достали? Они что, планировали это заранее?
        - Выглядишь хорошо, - одобрительно кивает Элис, но я знаю, что она слишком добра. Я восхищаюсь ее яркой бирюзовой блузкой и милыми желтыми шортами, такими короткими, что они обнажают ее стройные ноги и, вероятно, отвлекают всех мужчин - за исключением Тома. Соня тоже приоделась в стиле вечера, щеголяет в длинной летящей юбке и ярком кружевном жилете, связанном крючком. Даже Каро откопала легинсы с радужным узором и дополнила их гавайской рубашкой, которую, наверное, одолжила у парней - она полностью скрывает ее округлившийся живот.
        Только Сандрин, как и я, проигнорировала тему вечера - она одета в строгие черные брюки и красную шифоновую блузку с помадой в тон. Она встречается со мной взглядом - ее лицо непроницаемо, а после отворачивается.
        Я смотрю ей в спину, раздумывая. Не она ли удалила видео Жан-Люка?
        Но зачем ей это? И зачем делать это с моего аккаунта? Здесь что-то не сходится.
        Забудь, строго приказываю я себе. Наслаждайся вечером.
        Заметив, что дальняя стена увешана открытками и пожеланиями, я подхожу рассмотреть поближе. Все они с других антарктических станций, всего около пятидесяти, с пожеланиями счастливой середины зимы. Большинство представляют собой групповые снимки других команд, сбившихся в кучу на льду, кто-то машет, все улыбаются, Роб, должно быть, распечатал их из разных электронных писем. Подписи на дюжине языков: английский, русский, испанский, французский, немецкий, японский, даже китайский.
        - Коктейль?
        Я поворачиваюсь и обнаруживаю позади Арне, протягивающего мне стакан с янтарной жидкостью, по краю украшенный сахаром и дополненный миниатюрным бирюзовым зонтиком.
        - Спасибо. - Я делаю глоток. Приторный фруктовый вкус и согревающий эффект алкоголя. - Ммм… что это?
        - Рики Тики - сок ананаса и манго с кокосом и пряным ромом.
        - Вау… очень тропический.
        - Мы старались.
        - Поразительно, как нас много, - киваю я в сторону фотографий на стене.
        - Около тысячи, - говорит Арне. - Хотя летом почти в пять раз больше.
        Я представляю их всех, как и мы, празднующих смену одного сезона другим, приветствующих наше медленное, но неизбежное освобождение от темноты.
        - Ты знала, что середину зимы в Антарктике празднуют уже больше столетия? - Арне делает глоток. - Это большое событие. Когда я был на Мак-Мердо, вечеринка длилась целую неделю.
        - Серьезно?
        - Ага, - улыбается он. - Мы делали все. Костюмированные вечеринки, квесты с расследованием убийств, игровые турниры, игры на выпивание и все такое.
        - Звучит весело.
        - Кроме похмелья. Я два дня валялся в кровати после этого.
        Краем глаза я замечаю, что Дрю наблюдает за мной. Он подмигивает, и я улыбаюсь в ответ, отпивая еще немного коктейля. Он действительно вкусный, и впервые за многие дни я расслабляюсь. Я рада видеть Тома, одетого в строгий черный костюм, разговаривающего с Соней. Я подавляю желание подойти и обнять его.
        - Ты выглядишь отлично, кстати говоря, - добавляет Арне.
        Я отвечаю благодарной улыбкой. Я чувствую, что они стараются быть дружелюбными после моей стычки с Сандрин три дня назад, но мне интересно, откуда они узнали. Нас услышали? Или они просто почувствовали напряжение между нами?
        - Ты тоже хорошо выглядишь, - отвечаю я. - Где вы взяли все эти рубашки?
        - Эту мне прислала Кристин.
        - Твоя девушка? - Я не уверена, что Арне когда-либо упоминал ее имя - по крайней мере, не со мной.
        - Уже нет. - Он морщит нос и выглядит немного смущенным. - Мы расстались несколько недель назад.
        Я удивленно гляжу на него.
        - Черт. Мне жаль.
        - Случается, - вздыхает он. - Особенно здесь. Как вы их называете, дальние отношения… - Арне вопросительно смотрит на меня.
        - Отношения на расстоянии? Хотя ты не ошибся насчет дальних.
        - Да, на расстоянии. Ну, в любом случае, с ними тяжело, особенно в Антарктике, - он пожимает плечами. - Не то чтобы ты мог заглянуть с визитом.
        - Все равно, мне очень жаль это слышать. Вы разошлись полюбовно?
        - Полюбовно?
        - Вы оба согласились, что это к лучшему? Расставание, я имею в виду.
        - Вроде как. Это нормально в Исландии.
        - Нормально? - хмурюсь я.
        - Женщины там не такие серьезные, они более… - он подбирает слово, - легкомысленные в подобных вещах. Они не задерживаются надолго в плохих отношениях.
        - Значит, у вас были плохие отношения? - Я делаю еще один глоток и уже чувствую, как алкоголь дает мне в голову, развязывая язык. - Извини, тебе не нужно отвечать. Мне кажется, я просто немного пьяна.
        Арне улыбается, видя, что мне неловко.
        - Не совсем плохие, нет. Но мы пошли по… - он вздыхает, почесывая нос, пытаясь подобрать верное выражение, - по немного вытоптанной дороге. Я мог бы прилагать больше усилий, теперь я это вижу.
        - Ясно.
        - Мы все еще нравимся друг другу, просто не хотим переходить на другой уровень.
        - Ты имеешь в виду детей? - Господи, Кейт, заткнись, мать твою.
        Арне одаряет меня шутливой улыбкой.
        - Наверное, хотя у Кристин уже есть ребенок. Это одна из причин, почему мы хотим остаться друзьями. Маргарет, ее дочка, любит проводить со мной время - когда я там, конечно же. Это, кстати, было большой проблемой. Кристин считала, для дочери это слишком непонятно, когда я исчезаю на длительные периоды времени. Она хочет больше… - он снова подыскивает слово.
        - Стабильности? - подсказываю я.
        - Да. Именно это. - Он осушает бокал. - Ну, как насчет тебя? Ты никогда не говоришь о своей личной жизни. У тебя есть кто-то дома, Кейт?
        - Уже нет, - киваю я.
        Арне ждет, пока я продолжу, и что-то в его лице выдает, что его искренне интересует ответ. Что это не просто вежливая болтовня. У меня появляется странное ощущение, что я нахожусь на перепутье, лучик света пробивается сквозь мрак, окутывавший мою жизнь последние восемнадцать месяцев.
        Может, оттаивает лед, сковывающий мое сердце?
        Я собираюсь ответить, когда появляется Раджив, бьющий в маленький бронзовый гонг. Где он его достал?
        - Ужин подан! - объявляет он.
        Момент упущен, и у меня нет выбора, кроме как последовать за Арне и остальными в столовую. Дрю и Соня, украшавшие ее, сотворили настоящее волшебство.
        Гирлянды вдоль стен, белоснежные скатерти на столах и сложенные веером салфетки в винных бокалах. Свечи декорированы чем-то, напоминающим свежие цветы.
        Мне кажется, что они пластиковые, но подойдя ближе, я понимаю, что они связаны крючком, их стебли поддерживаются проволокой.
        - Это ты сделала? - потрясенно поворачиваюсь я к Соне.
        Она кивает.
        - Вау, они восхитительные.
        - Это не так сложно, - говорит она, все же сияя от удовольствия. - В интернете много схем.
        - Да, я пробовала парочку, - фыркает Каро. - Только мои выглядели как что-то, чем может вытошнить кота после банкета из разноцветных мышей. Поверь мне, - она бросает взгляд в сторону поделок, - для этого требуются серьезные навыки.
        Когда все расселись и принялись за еду, Сандрин подняла бокал шампанского.
        - За середину зимы! - она улыбается всем нам, ее взгляд быстро пробегает по мне.
        Я игнорирую ее пренебрежение, поднимая бокал вместе со всеми - всеми, кроме Каро, использующей мигрени как удобное оправдание своей вынужденной трезвости.
        - И за солнце, - добавляет Арк. - Всего шестьдесят пять дней до того, как мы увидим его снова.
        - С удовольствием за это выпью, - добавляет Соня, и мы все делаем еще по глотку.
        Мы принимаемся за еду. Раджив, Арк и Люк превзошли себя. Говядина по-веллингтонски для большинства из нас, ореховое жаркое[20 - Вегетарианское блюдо, состоящее из орехов, зерен, бульона, приправ, сформированное в форме буханки и запеченное в духовке. Его часто готовят как альтернативу традиционному британскому запеченному ужину.] для Тома и Элис, двух вегетарианцев на станции. Свежеиспеченный хлеб с тимьяном и грецкими орехами. И лучше всего, божественный салат от Дрю с вкусной малиново-бальзамической заправкой. Я съедаю его за считаные мгновения.
        - Чудесно. - Я улыбаюсь через стол. - Отличная работа.
        - Спасибо. - Он отвечает улыбкой, но в ней чувствуется натянутость. Немного холодности. Он заметил, что я разговаривала с Арне?
        Может, он думает, что между нами что-то есть?
        Я вспоминаю ту ночь после последнего заката, нашу быстро оборвавшуюся близость на узкой койке. И чувствую новый прилив стыда и вины.
        Мне не стоило этого делать, нельзя рисковать снова, решаю я, исподтишка взглянув на Арне, болтающего с Каро и Элис на другом конце стола.
        Как бы мне этого ни хотелось.
        После ужина мы возвращаемся в гостиную с животами, набитыми фруктовым тартом и мятными конфетами, которые сделал Том.
        - Время подарков, - объявляет Каро, раздавая каждому по свертку, пока мы рассаживаемся. Я рассматриваю пастельные звезды и цветы, напечатанные на коричневой оберточной бумаге - кто бы ни сделал мой подарок, он правда постарался.
        Я наблюдаю, как Роб первым открывает свой - кажется, ему понравились трюфели с виски, и он щедро делится с остальными. Потом я разворачиваю симпатичную обертку своего подарка. Когда я вижу, что внутри, то моментально понимаю, от кого он. Я достаю пару изящных вязаных носков, украшенных маленькими белыми снежинками на небесно-голубом фоне. Я восхищенно смотрю на них и поворачиваясь поблагодарить Соню.
        - Они просто прекрасны, - восторгаюсь я.
        - Примерь, - кивает она на мои ноги.
        Я снимаю туфли и надеваю милые носки. Они идеально подходят.
        - Фух, - облегченно выдыхает Соня. - Мне пришлось угадывать размер по твоим ботинкам.
        - Они потрясающие! - Элис поворачивается к Соне. - Сделаешь мне такие?
        - С удовольствием. - Соня любезно улыбается, но мне кажется, что это не так уж и легко - судя по крохотным аккуратным петлям, на них, наверное, ушло много часов.
        - Спасибо! - Я встаю и обнимаю Соню. - Я буду хранить их, как сокровище.
        - Ты этого заслуживаешь, - отвечает она, похлопывая меня по руке так нежно, что на глазах выступают слезы.
        - Ладно, - заявляет Роб. - Время шоу! - Он на мгновение исчезает, а затем вкатывает большой плоский телевизор, вставляя диск в плеер под ним. Несколько людей стонут - просмотр «Нечто» Джона Карпентера в середине зимы, может, и является антарктической традицией, но некоторые явно видели его слишком много раз.
        - У всех есть что выпить? - спрашивает Дрю, раздавая вино и пиво тем, кто поднимает руку. Потом Роб приглушает свет и усаживается в кресло, пока Том раздает небольшие корзинки с глазированным попкорном, который он сделал специально по случаю.
        Он старательно избегает смотреть мне в глаза, передавая мне порцию, замечаю я, и он делал так весь вечер. Жалеет ли о вчерашнем визите в клинику? Винит ли меня за то, что обеспокоила его? Может, мне стоит улучить момент, чтобы отвести его в сторону, убедиться, что он в порядке.
        Не сегодня, решаю я, жуя попкорн. Я пообщаюсь с ним завтра.
        Смотря фильм, я позволяю себе получать удовольствия - от вкусного ужина и чувства… чего? Семейной атмосферы? Все напряжения, разногласия, дилеммы и вопросы растворились, по крайней мере, на время. Мы пережили половину зимы, и осталось только выдержать еще несколько месяцев тьмы, прежде чем мы поприветствуем солнце.
        Это, все же, значимое достижение, что мы продержались уже так долго.
        - Добавки? - предлагает Дрю, когда мы делаем перерыв на середине фильма. Вставая пописать, я замечаю Алекса, заснувшего на одном из диванов, и Каро, сидящую рядом с ним с поджатыми ногами и стаканом апельсинового сока в руке.
        - Он в порядке? - спрашиваю я тихо, кивая на Алекса.
        Он открывает глаза на звук моего голоса, затем моргает, растерянно оглядываясь.
        - Просыпайся, просыпайся, - говорит Каро, подталкивая его.
        Он смотрит на нее в ответ, но в его взгляде есть что-то мутное.
        - Я иду в кровать, - бормочет он. - Чувствую себя дерьмово. - Он поднимается на ноги, слегка покачиваясь.
        - Тебе помочь? - Дрю встает поддержать его, но Алекс отмахивается.
        - Увидимся утром, - говорит он, бредя прочь под хор пожеланий спокойной ночи.
        К моему облегчению, ранний уход Алекса не портит настроение вечера. Мы смотрим вторую половину фильма, затем проводим несколько часов, рассказывая друг другу страшные истории. Даже Сандрин, кажется, раскрепостилась по мере вечера, рассказывая историю о своей бабушке, в чьем доме в Арденнах предположительно жил призрак маленькой девочки.
        - Каждый раз бабушка накрывала на стол и для нее, - говорит начальница станции, хорошенько попотчевав нас списком жутких происшествий. - Хотя она не делала ничего плохого.
        - Ты ее видела? - спрашивает Элис, округлив глаза и отложив в сторону всю свою научную рациональность.
        - Только один раз. Как-то проснулась рано утром и заметила ее в саду сидящей на качелях. Я знала, это она, потому что она была одета в белое платье.
        - Белое платье? - хмурится Том.
        - По деревенской легенде, она умерла в день первого причастия, - мрачно говорит Сандрин. - Ее пнула в голову лошадь.
        Мы все глазеем на начальницу станции, гадая, является ли хоть что-то из этого правдой. Невозможно определить - ее лицо как всегда представляет из себя непроницаемую маску, не выдающую ничего.
        - Мне теперь слишком страшно идти спать, - шепчет Каро, вздрагивая.
        - Монстры есть, да. Но не там, во тьме, - насмешливо фыркает Арк.
        - Что ты хочешь этим сказать? - спрашивает Люк.
        - Те, что здесь, - Арк постукивает по своей голове, - вот те монстры, о которых надо переживать.
        Сандрин посылает ему резкий взгляд, но другие просто смеются.
        - «Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем», - говорит Арне. - Это Ницше, да?
        Соня кивает.
        - «И если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит на тебя». Это завершение цитаты.
        Никто не смеется над этим. Повисает тишина, и всем очевидно почему. Все представляют Жан-Люка, нашего пропавшего коллегу, одного в замороженной бездне.
        Каро заговаривает первой:
        - Мне нужно кое-что вам всем рассказать.
        Одиннадцать голов поворачиваются в ее сторону. Я поглядываю на Сандрин, которая смотрит на меня безучастно несколько секунд. Конечно, мы обе знаем, что она скажет.
        Лицо Каро вспыхивает розовым, и я наблюдаю, как она набирается смелости произнести это вслух. Прежде чем она заговаривает, Элис наклоняется и сжимает ее плечо.
        - Я знаю, - говорит она тихо.
        - Знаешь? - округляет глаза Каро.
        - Ты беременна.
        - Откуда ты узнала? - хмурится Сандрин, глядя на Элис.
        - У меня есть опыт, - сообщает она. - Я узнаю симптомы.
        - Ты беременна? - с ужасом таращится на Каро Дрю. - Что? Когда ты собиралась сказать…
        - Она только что это сделала, - встревает Арне.
        - Все будет нормально, - твердо говорит Сандрин. - Мы с Кейт держим ситуацию под контролем.
        - Когда тебе рожать? - спрашивает Соня, очевидно обеспокоенная.
        - Не раньше сентября. - Каро быстро поглядывает на меня, и я киваю. - Не переживайте, я уеду намного раньше.
        Я оглядываю остальных. Большинство явно шокированы. Только Арне, кажется, с легкостью принимает новость.
        Интересно, может, он уже знал?
        Это предположение заставляет желудок сжаться, и я отгоняю мысль прочь. Это не мое дело, напоминаю я себе; моя работа - сохранять Каро и ребенка здоровыми и в безопасности.
        Дрю встает и берет еще одно пиво, затем прочищает горло.
        - Ну, за его или ее крепкое здоровье. - Он поднимает бутылку, салютуя Каро. - Я думаю, ты будешь отличной матерью.
        Хором поддерживая тост, все выпивают, и Каро нервно улыбается в ответ. Но очевидно, что новость убила этот вечер наповал. Неудивительно, я полагаю, учитывая обстоятельства.
        - Спасибо, ребята. - Каро неловко поднимается. - Мне стоит отдохнуть, но спасибо, что не слишком бурно отреагировали.
        - Я пойду с тобой. - Я желаю всем спокойной ночи и иду за Каро к ее комнате.
        - Хорошо сделано, - говорю я, когда она останавливается у своей двери. - Это было непросто.
        Она пожимает плечами, потом вопросительно смотрит на меня.
        - Кейт, все и правда будет в порядке? С ребенком?
        - Конечно. - Я обнимаю ее, отгоняя собственные сомнения. - Ты будешь в порядке, обещаю. Теперь иди поспи.
        Глава 20. 22 июня, 2021 года
        Шум. Громкий и совсем неподалеку.
        Я вслушиваюсь в сумерках ночной лампы, все еще в полусне, неуверенная, что это было.
        - Кейт! - настоятельно зовет голос, сопровождающийся еще одним резким стуком в дверь. - Проснись!
        Я смотрю на время: 06.02. Какого черта происходит?
        - Секунду. - Я встаю и накидываю халат, открываю дверь, встречаясь с Арне, одетым в полное уличное обмундирование, красный пуховик и штаны. Еще более неуместным кажется его лицо - посеревшее, потрясенное.
        - Что случилось? - Скачок тревоги концентрирует мое внимание. Случился пожар? Кто-то покалечился? О черт… Каро. Что-то случилось с ней и с ребенком?
        - Тебе нужно одеться, - Арне уходит от вопроса. - Быстро.
        Я не двигаюсь.
        - Почему? - настаиваю я. - Скажи мне!
        Арне опирается лбом о дверной косяк в жесте чистого отчаяния.
        - Там тело на льду. - Его голос скованный и ровный, как будто он не до конца верит в то, что говорит. - Возле башни.
        - Тело? - Я пялюсь на него, пытаясь понять его слова. - Что ты… кто…
        Но в ту же секунду, когда я спрашиваю, я уже знаю ответ. Я ждала этого момента неделями.
        - Это Алекс, - подтверждает Арне. Он смотрит в сторону, моргая и глубоко вдыхая.
        - О Господи. - Я отшатываюсь назад в комнату, наполовину задыхаясь от шока. - Ты уверен, что он мертв?
        - Мы так думаем.
        Я хватаю джинсы со спинки стула и натягиваю их под халатом.
        - Кто нашел его?
        - Элис. - Арне отводит взгляд, когда я натягиваю остальные вещи. - Она не могла заснуть, поэтому решила выйти и выпустить погодный шар, дать Соне возможность выспаться. Она заметила Алекса на снегу у башни и не смогла привести в чувство.
        Я глазею на Арне, все еще с трудом осознавая происходящее.
        - Они сейчас его принесут, - добавляет он. - Ты должна быть готова.
        Я киваю, следуя за ним в коридор.
        - Несите его в операционную.
        Может, еще не слишком поздно, говорю я себе, отпирая дверь клиники. Если он не пробыл там слишком долго, возможно, что Алекс еще жив. Несколько секунд спустя Люк и Дрю появляются с носилками, Сандрин входит за ними. Наступает неловкий момент, когда они пытаются втиснуть носилки в дверь клиники - нелегкая задача, учитывая узкие коридоры.
        У меня больше нет сомнений. Я мгновенно могу сказать по его открытым глазам и синему оттенку кожи, что Алекс мертв, окончательно и бесповоротно.
        - Отнесите его в операционную.
        Сандрин ждет возле меня, пока они перекладывают тело с носилок на кушетку. В дверном проеме стоит Элис, обнимая Каро, бьющуюся в истерике.
        - Дайте мне его увидеть! - вопит она между всхлипываниями.
        - Нет, - настаиваю я, возможно, слишком резко. - Каро, ты должна позволить мне сделать все необходимое. - Я поворачиваюсь к Элис. - Уведи ее в столовую и завари ей чашку чая.
        Элис кивает и забирает ее, обняв за плечи. Я глубоко вдыхаю и вхожу в операционную. Смотрю на тело Алекса, онемев от ужаса, скорби и сожаления. Взгляд перескакивает на шкаф с медикаментами, и я думаю, стоит ли мне выдумать какой-то повод, чтобы остаться на минуту одной.
        - Ты ничего не сделаешь? - резко спрашивает Сандрин, явно не понимая, почему я трачу драгоценное время.
        Но уже слишком поздно для реанимации. Угол сгиба конечностей показывает, что Алекс умер достаточно давно - трупное окоченение вместе с минусовой температурой уже сделало их негнущимися.
        Его лицо замерло в выражении… я не могу определить. Растерянности. Губы скованы гримасой, глаза смотрят прямо вперед, как будто глядя на объект на расстоянии вытянутой руки. Волосы стоят дыбом.
        Но это не самое худшее. Есть еще нечто более странное и ужасное в теле, лежащем передо мной. Алекс одет только в тонкую гавайскую рубашку и шорты с прошлого вечера, его ноги прикрыты тонкими носками, которых почти не видно под спрессованным снегом. Я морщусь от мысли о ходьбе по беспощадному льду с такой слабой защитой - боль наверняка была невыносима.
        Теперь точно нет необходимости спешить.
        Я поворачиваюсь к Дрю и Арне, маячащим позади нас.
        - Спасибо. Дальше я сама. - Когда они выходят, Арне быстро сжимает мое плечо в жесте солидарности. Прежде чем они закрывают дверь, я замечаю Тома в коридоре, на его лице замерло выражение страха и растерянности.
        - Хочешь остаться и помочь? - поворачиваюсь я к Сандрин.
        Начальница станции кивает, поджав губы, бледная и шокированная, и я думаю, не упадет ли она в обморок. Она не была бы первым человеком, потрясенным видом мертвого тела, я стала свидетельницей достаточного количества случаев в медицинском институте и в больнице.
        - Ты в норме? - спрашиваю я, но Сандрин игнорирует вопрос.
        - Ты можешь что-то сделать? - тихо спрашивает она.
        Я проделываю процедуры проверки признаков жизни, щупаю пульс, свечу фонариком в глаза, проверяя реакцию зрачков. Затем качаю головой.
        - Он мертв.
        Сандрин оседает на стул. Фасад ледяной королевы испарился. Под ним маленькая испуганная женщина, встретившаяся с ситуацией, которая явно ей не по силам.
        - Давно, как думаешь?
        - Ну, это нам предстоит определить. - Я изучаю тело Алекса. Его кожа приобрела призрачный бело-синий оттенок с явными признаками обморожения на руках, носу и пальцах. - Я бы сказала, несколько часов.
        - Я не понимаю, - шепчет Сандрин. - У него не было причин выходить наружу посреди ночи.
        Я подавляю желание констатировать очевидное - даже если бы у Алекса была обоснованная причина покинуть станцию, отсутствие одежды намекает на совсем другую историю.
        - Причина смерти почти однозначно обморожение, - заключаю я, пряча свою скорбь и панику за отточенным профессиональным поведением. - Хотя у меня нет ни достаточной практики, ни ресурсов для полного вскрытия. Нужно его раздеть. Поможешь?
        Мне на самом деле не нужна ее помощь, но я знаю, что занятие каким-то делом поможет ей справиться с шоком. Вместе мы снимаем одежду с Алекса. Его рубашка порвана на боку, замечаю я, как будто ткань зацепилась за что-то острое.
        Это случилось вчера за ужином? Не думаю.
        Я смотрю на свои наручные часы и понимаю, чего не хватает - его браслета. Он, должно быть, снял его, прежде чем покинуть станцию.
        Ничего примечательного в этом нет, предполагаю я. Я постоянно напоминаю всем надевать их обратно, после того, как они снимают браслеты для зарядки.
        - Это явно самоубийство, - говорит Сандрин таким тоном, как будто уже пришла к однозначному выводу. Ее лицо снова приобрело ту непроницаемую стойкость, к которой она прибегает, когда приходится справляться с чем-то неприятным, но необходимым.
        Самоубийство? Права ли она?
        Решил ли Алекс, который, честно говоря, был нестабилен или в депрессии (возможно, и то, и другое одновременно), лишить себя жизни?
        Я пытаюсь представить себе отчаяние, которое сподвигло бы человека открыть внешнюю дверь и заставить себя пройтись в этом убийственном холоде, будучи одетым как в теплый летний день в Гонолулу. Сколько бы он прошел, прежде чем мороз обездвижил его? Башня в полукилометре от «Альфа» - я удивлена, что он добрался так далеко.
        Сфокусируйся, Кейт. Придерживайся фактов.
        Я собираюсь снять заледеневшие носки Алекса, когда в дверь стучат. Лицо Дрю появляется секунду спустя.
        - Ты не могла бы проверить Каро, Кейт? Она у себя в спальне, но все еще очень расстроена, они не могут ее успокоить.
        - Дашь мне десять минут? - поглядываю я на Сандрин.
        Начальница станции кивает.
        - Мне все равно нужно связаться с АСН. Ты иди. Поговорим позже.
        Я обнаруживаю Каро зажатой на кровати между Элис и Соней, обнимающими ее, пока она плачет. Обе женщины облегченно смотрят на меня, когда я вхожу.
        - Как она? - одними губами спрашиваю я у Сони, которая просто вскидывает брови в ответ.
        Значит, плохо.
        Я раздумываю, что делать. В идеале, я хотела бы осмотреть Каро в клинике, но это невозможно с лежащим там телом Алекса.
        - Вы не против оставить нас наедине? - говорю я женщинам, которые кивают и встают. Соня снимает красивую вязаную шаль и окутывает ею плечи Каро, затем по-матерински пожимает мою руку, прежде чем уйти. Я, наверное, тоже выгляжу потрясенно.
        Я сажусь напротив Каро. Слезы все еще катятся по ее щекам. Я отрываю несколько кусков туалетной бумаги, которую кто-то принес в спальню, и протягиваю их ей.
        Каро промокает глаза. Я жду, пока она достаточно успокоится, прежде чем начать разговор.
        - Что с ним случилось? - запинается она, наконец-то встречаясь со мной взглядом.
        Я раздумываю, как ответить.
        - Мы не до конца уверены. Вероятно, он… решил покончить с собой.
        Ее реакция такая неожиданная и яростная, что я подпрыгиваю от удивления.
        - Нет! - Она вскакивает, ее лицо мгновенно превращается из скорбного в яростное. - Он бы никогда этого не сделал. Никогда! - Она нависает надо мной, выглядя взбешенной.
        - Каро! - Я встаю к ней лицом к лицу. - Успокойся. Давай сядем и поговорим, ладно?
        Она медлит, но затем нерешительно опускается назад на кровать.
        - Почему ты так говоришь? - мягко спрашиваю я, пока она пытается отдышаться. Я начинаю беспокоиться о ребенке.
        Каро выдыхает. Ее голос, когда она заговаривает, более уравновешен, но так же настойчив.
        - Алекс никогда бы не покончил с собой.
        - Как ты можешь быть уверена? - спрашиваю я после паузы. - Мне кажется, он был в депрессии.
        - Я просто знаю, ладно? - Она смотрит мне прямо в глаза. Подбородок упрямо вздернут. Мы молчим несколько минут, прежде чем она решается продолжить: - Кейт. Пожалуйста, скажи мне… как долго… - Она замолкает, сглатывает. - Как долго это заняло?
        Как долго умирал Алекс? Я тянусь к ее руке и беру в свою.
        - Недолго. Минуты. Если не меньше.
        - Ты уверена? - она смотрит на меня.
        - Я ручаюсь. Он должен был очень быстро впасть в кому.
        Снова тишина, пока она обдумывает это, и я заставляю себя гадать, насколько быстро. Пять минут? Десять? Дольше?
        Каро прочищает горло, и следующие слова раздаются шепотом.
        - Он отец, Кейт.
        - Ты уверена? - Я смотрю на нее, вспоминая момент сомнения, когда я спросила об этом на прошлой неделе, узнав, что она ждет ребенка.
        Она кивает.
        - Вы с Алексом были в отношениях? - Я вспоминаю множество раз, когда видела их вместе. Все-таки не просто друзья.
        - С конца лета, - кивает она.
        - И он знает… знал о ребенке?
        - Я сказала ему несколько недель назад.
        - Как он отреагировал?
        Каро поднимает на меня взгляд, в ее опухших глазах читается решительность.
        - Он обрадовался. Когда оправился от шока, он правда был счастлив. Но и беспокоился обо мне, о том, как отреагируют остальные. Он не хотел кому-либо рассказывать, просто стремился убраться к чертям с этой станции вместе со мной.
        Она роняет голову на руки и издает протяжный низкий стон.
        - Он сделал мне предложение, Кейт. Несколько дней назад.
        Я сижу, пораженная услышанным.
        - И ты согласилась?
        Каро кивает, слезы вновь заливают ее щеки. Когда она заговаривает, слова словно эхо вторят моим мыслям:
        - Это похоже на действия кого-то с суицидальными наклонностями?
        Я не знаю, что ответить. Я пытаюсь разобраться в этом логически. У Алекса, кажется, было все, ради чего стоит жить. И все же… возможно, стресс от того, что он станет отцом, беспокойство о беременной девушке так далеко от правильного ухода, ухудшили его психическое состояние? Подтолкнули его за какую-то грань?
        - Ты правда считаешь, что он покончил с собой? - Каро глазеет на меня, ожидая, чтобы я это подтвердила.
        Я колеблюсь, но все-таки решаю сменить курс.
        - Ты виделась с ним после того, как он ушел с фильма? - спрашиваю я.
        Каро качает головой:
        - Я решила, что он пошел спать. Мы всегда спим по отдельности, - добавляет она. - На этих кроватях не хватает места для двоих… точнее, троих. - Она печально улыбается, затем ее подбородок дрожит, и она снова начинает плакать. - Мне стоило проверить его, Кейт, но я не хотела его будить. Он и так едва ли спал. Почти все время проводил в интернете, ища всякое.
        - Что именно?
        - Он не мог мне сказать. Просто говорил, что это связано с Жан-Люком. Он… - она прерывается, - он был убежден, что его гибель не была случайностью - это все, что он говорил.
        - Ты помнишь еще что-нибудь со вчерашнего вечера? Что угодно? Или насчет его поведения в последние дни? - Я чувствую волну вины. Мне стоило больше настаивать на разговоре с ним, разобраться в том, что его беспокоило.
        Каро задумывается.
        - Он сказал… несколько дней назад, когда я советовала ему побольше спать или пойти к тебе за снотворным… он сказал, что уже близок. Я спросила его, близок к чему? Алекс пообещал, что расскажет мне, когда у него будут доказательства, которые он сможет показать Сандрин и потребовать от нее действий. До тех пор, он сказал, что лучше, безопаснее для меня не знать.
        - Безопаснее? Он именно так сказал?
        - Да. Я спросила, что он имеет в виду, сказала, что он пугает меня, но Алекс отказался объяснять больше. Он говорил, что его главный приоритет - это разобраться во всем, а потом забрать меня с базы для родов.
        Я закусываю губу, думая. Нас прерывает громкий стук в дверь. Сандрин просовывает голову в комнату, глядит на Каро, которая отказывается смотреть мне в глаза.
        - Ты в порядке? - быстро спрашивает начальница станции. Очевидно, она полностью оправилась от шока в операционной.
        Каро делает видимое усилие, чтобы взять себя в руки. Сандрин разглядывает ее мокрое от слез лицо, и поворачивается ко мне.
        - АСН хотят с тобой поговорить, обсудить все. Встречаемся в моем офисе через пять минут?
        - Ладно. - Я чувствую зарождающуюся головную боль в висках. Вместе с пробирающей до костей усталостью, которая тяжелым грузом ложится на плечи.
        Одно совершенно ясно: это будет очень длинный день.
        Глава 21. 22 июня, 2021 года
        Я разговариваю с АСН больше часа, давая предварительный отчет. Очевидно, что Сандрин уже заявила это, как суицид; в конце концов, никто не раздевается и не отправляется на лед случайно.
        К тому времени как я возвращаюсь в клинику, у меня развивается пульсирующая головная боль, и желание выпить таблетки становится непреодолимым. Я запираю за собой дверь и угощаюсь изрядным коктейлем препаратов из шкафа. Потом сижу за столом, хотя мне трудно сохранять спокойствие - я отчетливо ощущаю присутствие Алекса, лежащего в соседней комнате. Мне нужно написать полный отчет для АСН, но это значит, что мне придется осматривать его более тщательно, и прямо сейчас я не смогу с этим справиться. Хотя я и видела достаточно трупов за свою карьеру, тот факт, что это человек, с которым я провела так много месяцев, вгоняет меня в дрожь.
        Когда химическое спокойствие обволакивает меня, я хватаю блокнот, включаю камеру на телефоне и принимаюсь за работу. Я осматриваю тело с головы до ног, делая фотографии и пометки, если замечаю что-то необычное. Я присутствовала на нескольких посмертных обследованиях в медицинском институте, но никогда не проводила сама.
        Придерживайся фактов, говорю я себе. Записывай, что видишь.
        И все равно я ловлю себя на том, что избегаю смотреть на застывшее выражение на лице Алекса. В нем есть что-то ужасное - непонимание и страх в этих замерших, обожженных морозом чертах. Взгляд притягивается к ним, но потом приходится отвести глаза.
        Что пронеслось у него в мыслях в последние несколько мгновений жизни, когда холод вгрызся глубоко в кожу и отключил все внутренние органы? Я невольно вздрагиваю, представляя его там, одиноко умирающего во тьме.
        Хватит, Кейт. Просто делай свою работу.
        Я снова оглядываю тело, отмечая температуру кожи, прогрессирующее окоченение. Я изучаю пятна эритемы от обморожения на коленях и локтях, от красно-фиолетового до пунцового оттенков, похожие на синяки.
        Лед, застывший на носках Алекса, оттаял, оставляя две небольшие лужицы воды на кушетке. Я снимаю один, боясь увидеть его ногу. Конечно же, она покрыта лютым лиловым и пурпурным раскрасом обморожения.
        Несмотря на успокаивающий эффект «Валиума», я снова кривлюсь. Как он выдержал эту боль, прошагав почти до башни в одних носках? Какой уровень отчаяния побудил бы к этому?
        Есть более легкие способы покончить с собой, в конце концов.
        Возможно ли, что это несчастный случай? Что Алекс вышел в полном обмундировании, но потом потерялся, не найдя пути обратно к безопасности базы? Я слышала о случаях «парадоксального раздевания», когда люди, умирающие от обморожения, раздеваются догола, вероятно, вследствие того, что расширение сосудов создает ощущение удушающей жары.
        Может, это и произошло? Но, конечно, тогда Элис, Дрю или Арне нашли бы его вещи где-то поблизости?
        Я стаскиваю другой носок и оглядываю другую ногу, но она выглядит так же.
        Я ненадолго закрываю глаза, пытаясь отогнать волну напряжения и изнеможения. Когда я снова открываю их, замечаю кое-что странное. Я наклоняюсь, чтобы рассмотреть левую лодыжку Алекса поближе.
        Какого черта?
        В этот момент дверь открывается и входит Сандрин.
        - Что ты делаешь? - спрашивает она, в ее тоне слышится обвинение.
        - Подойди и взгляни на это. - Я указываю на ногу Алекса.
        - Что такое? - Сандрин смотрит на нее.
        Я поднимаю его ногу так высоко, как только могу, проверяя снизу.
        - Видишь, вот. - Я указываю на нечто, похожее на линию синяка, обвивающего лодыжку. Осторожно опуская ногу, я проверяю вторую. Там, более блекло, виднеется похожая отметина, которую я проглядела раньше, отвлеченная пятнами обморожения.
        - Его связывали, - заключаю я.
        Сандрин смотрит на меня несколько секунд, раскрыв рот, затем качает головой.
        - Это, должно быть, от ботинок.
        Я обдумываю ее догадку. Могли лыжные ботинки оставить такие следы? Это возможно, предполагаю я; может, его пара ему натирала. Я мысленно делаю заметку проверить прихожую, как только закончу, поискать какую-то обувь, которая могла оставить эти странные следы. Если, конечно, его ботинки не остались где-то снаружи, а Дрю и Люк как-то их проглядели.
        - Что ты сказала АСН? - смотрю я на Сандрин.
        - Что члена нашей команды обнаружили мертвым на льду. Предположительно самоубийство.
        - А что ты скажешь всем остальным? - спрашиваю я, когда она направляется к двери.
        - Ничего, - ее тон настолько отрывистый, что граничит с грубостью. - Мы скажем, что он мертв, и все. Что мы считаем, он покончил с собой. - Она многозначительно смотрит на меня. - Мы не должны раздувать еще больше сплетен и спекуляций, Кейт. Нам нужно пережить следующие несколько месяцев. Это наша главная цель.
        Я не отвечаю. Я не знаю, что сказать.
        - Ты это понимаешь, да? - повторяет она.
        Я киваю, потому что не готова об этом спорить прежде, чем смогу все обдумать.
        - Нам нужно положить его в мешок и переправить в холодильник, - говорю я. - Им придется делать вскрытие весной.
        - Я пришлю Арне и Дрю за ним и попрошу остальных подождать в гостиной, им необязательно это видеть. - С этим она уходит, закрывая за собой дверь.
        Мне нужно убедиться, что мы не в опасности.
        Слова Жан-Люка всплывают в моей голове. Возможно ли, что Сандрин ошиблась? Что это не самоубийство? И не несчастный случай.
        Я снова изучаю отметины на его лодыжках, пытаясь обдумать это. Если их не оставила обувь или этому не найдется какое-то другое безобидное объяснение… То что это значит?
        Даже если предположить, что его связали, как кто-то мог вытащить его наружу? Алекс был под метр восемьдесят ростом и весил больше восьмидесяти килограммов, слишком тяжелый, даже для кого-то сильного, как Арк, чтобы поднять его без посторонней помощи. Но мысль о том, что двое могли сговориться и сделать это вместе, абсурдно даже допускать.
        Но кто мог в одиночку обездвижить Алекса настолько, чтобы вытащить его наружу? Вырубить его? Нет, были бы признаки сотрясения. Я тщательно проверяла его голову и не нашла следов удара.
        Потом я вспоминаю, как видела его в последний раз.
        Чувствую себя дерьмово. Алекс, стоящий там, покачивался, как пьяный.
        Он разве так много выпил? Несколько бокалов шампанского, пару бутылок пива. Я заметила, он стал меньше пить в последнее время, что можно понять, ведь он узнал, что станет отцом.
        И тут я вспоминаю незапертую клинику три дня назад. Я проверяла запасы медикаментов, но просмотрела их только поверхностно.
        Возможно ли…
        Хватая ключи, я отпираю ближайший шкаф, где хранятся бензодиазепины, и пересчитываю коробки. Включаю компьютер и сверяю цифры с записанным количеством минус то, что я забрала себе в последние недели.
        Я делаю то же самое с антигистаминными и всем, что, по моему мнению, может спровоцировать сонливость. Ничего вроде не пропало.
        Вот и вся теория.
        Я тяжело опускаюсь в офисное кресло. Несмотря на принятую дозу таблеток, я чувствую, как на меня опускается мрачная туча усталости. Это моя вина. Если Алекс покончил с собой, я должна была его остановить, должна была понять, как сильно ухудшилось его психическое состояние. Настоять на антидепрессантах или, по крайней мере, убедить его поговорить с одним из психологов АСН.
        Но если это не самоубийство… мне нужно было послушать его. Сделать что-то раньше.
        В любом случае, я подвела его.
        Глава 22. 2 июля, 2021 года
        - Кто придумал устроить церемонию здесь?
        Арне топает ногами, пока мы стоим, дрожа в холодной кладовой в «Бета», опустошенной для похорон. Мы глядим на самодельный гроб, который сколотили Арк и Дрю из ящичных поддонов, и на венок из красивых вязаных цветов Сони, пристроенный сверху. Единственная декорация в этой удручающей обстановке.
        - Сандрин беспокоится об, эм, разложении, если мы вынесем его наружу, - шепчу я. - Он должен оставаться в минусовых температурах до тех пор, когда мы сможем его вывезти.
        Арне сжимает губы, но не отвечает. Через мгновение начальница станции откашливается и начинает читать некролог с распечатанной бумажки. Он объемный, хотя и скучный, восхваляющий Алекса за его работу и самоотверженность, преданность станции, АСН, проекту.
        - Его семья рассказала мне, что он всегда интересовался Антарктикой, даже в детстве, - говорит она. - Он рос, читая о Скотте, Амундсене и Шеклтоне, всех великих исследователях. Целью его жизни было приехать сюда и пережить все самому.
        Господи, думаю я, вспоминая Алекса в последние месяцы. Эта мечта обернулась против него.
        - По словам писателя Томаса Пинчона, - продолжает Сандрин, - у всех есть своя Антарктика. На том или ином уровне, все мы приезжаем сюда за ответами. Не просто ради науки, климата, но чтобы открыть то, что скрывается в нас и в других.
        Арне смотрит на меня, вскинув бровь, и я подавляю безумное желание захихикать от неожиданного философствования Сандрин. Или, может, это просто усталость - большинство из нас стали спать еще меньше за неделю до того, как обнаружили тело Алекса на льду.
        - Он был хорошим человеком. - Сандрин многозначительно смотрит на Каро. - И стал бы замечательным отцом. Я надеюсь, что те, кто любит его, утешатся этим, мыслью о том, что часть Алекса всегда будет жить здесь и что он погиб в месте, так много значившем для него.
        Начальница станции опускает бумажку и глубоко вдыхает.
        - Хочешь что-то сказать? - спрашивает она у Каро.
        Та качает головой, смахивая слезы салфеткой.
        Спасибо, Господи, облегченно думаю я. Холод уже проникает сквозь ботинки и куртку, прокрадывается в конечности. Непрошеное напоминание о том, как умер Алекс.
        После двух неловких минут тишины у гроба, мы бредем обратно в столовую к шведскому столу, накрытому Радживом для поминок. Никакого алкоголя, замечаю я. Ну и хорошо. Зачем добавлять интоксикацию к крепкой микстуре из сплетен и интриг, которая пропитала базу после смерти Алекса?
        Я замечаю Дрю, Роба и Люка, столпившихся в углу, и Тома, топчущегося неподалеку, он выглядит слегка растерянно - я мысленно делаю заметку поговорить с ним в скором времени. Дрю выглядит особенно уставшим, отмечаю я. Все эти перипетии явно взяли свое: вносить тело, сколачивать гроб, очищать кладовую для похорон - он работал усерднее остальных.
        Только Люк выглядит как обычно, расслабленно, как будто его почти не беспокоит серьезность события. Хотя он немного поубавил надменную ухмылку на пару тонов. И даже расчесался.
        - Вот. - Арне появляется возле меня, передавая тарелку с едой. - Ешь, пока не упала в обморок.
        Я послушно беру ее. Начинаю с самосы[21 - Популярное в Индии блюдо из жареного или печеного теста с начинкой из лука, гороха, мяса, картофеля и т. д. Чаще всего треугольной формы. Зачастую подается с соусами.].
        - Ну, как ты? - спрашивает он. - Я хотел поговорить, но ты всегда занята. Или я занят.
        - Просто занималась всем этим. - С необходимостью писать обширные отчеты медицинской команде АСН, заботиться о Каро, не говоря уже о том, чтобы справляться с собственными шоком, печалью и нависающим чувством, что я подвела Алекса, я едва ли перемолвилась словом с остальными после происшествия. - Я не очень общительная в последнее время. Прости.
        - Не нужно извиняться, - бормочет Арне, быстро оглядываясь и проверяя, что нас не слышат. - Две смерти. Остаток праздников отменен. Народ начинает верить, что станция проклята.
        - Проклята? Я думала, мы все здесь ученые-рационалисты.
        - Не все, - морщится он. - Кроме того, с каких пор это исключает суеверность?
        Я раздумываю над этим. Арк стал особенно мрачным, постоянно бормочет себе под нос что-то на русском. Раджив и Элис выглядят очень потрясенными последними событиями, оба более тихие, чем обычно. Только Соня сохраняет стойкое самообладание, отказываясь участвовать в сплетнях или строить предположения.
        - У тебя есть какие-то теории? - Арне разглядывает меня так, что я чувствую себя до странного незащищенной. - Насчет Алекса?
        - Не особо, - отвечаю я, уклоняясь от ответа. Как бы я ни хотела открыться, поговорить с кем-то и попытаться во всем разобраться, я не могу рисковать разжечь ситуацию еще сильнее.
        И точно не здесь.
        Арне снова вскидывает бровь. Я, очевидно, не очень убедительна.
        Я поддаюсь, понижая голос и отворачиваясь, чтобы никто не смог прочитать по губам.
        - Я не знаю, Арне. Понятия не имею, во что верить. Сандрин расспросила всех. Никто ничего не видел и не слышал после того, как он ушел из гостиной тем вечером. Бог знает, что случилось.
        Я прокручивала это у себя в голове снова и снова. Была ли Каро права, утверждая, что Алекс не покончил с собой? Кто знает. И те отметины на его лодыжках могли иметь безобидное происхождение, хотя исследование обуви не пролило свет на это.
        Арне вздыхает. Я чувствую, что он еще что-то хочет сказать, но с меня пока достаточно. На данный момент я отчаянно нуждаюсь в парочке таблеток и нескольких часах отдыха от всего этого напряжения.
        - Мне стоит проверить, как там Каро, - говорю я, цепляясь за оправдание, хотя Элис и Соня почти не отходят от нее после смерти Алекса.
        - Она у себя в комнате?
        - Ей нужен был отдых, - киваю я. - И тепло. Предписание врача.
        Отставив остатки еды, я наведываюсь в клинику, проглатываю пару таблеток «Трамадола», добавляя несколько бензодиазепамов, потом иду стучаться в дверь спальни Каро.
        - Входите, - слышится слабый голос.
        Она лежит на своей койке, все еще в черной юбке и топе, в которых была на похоронах.
        - Как ты? - Я сажусь рядом с ней.
        - Не спрашивай. Хорошо? - Ее глаза моментально наполняются слезами.
        Ее руки засунуты под топ, ладони прижаты к животу.
        - Ты уже чувствовала, как ребенок шевелится?
        - Вчера в первый раз. - Она на секунду улыбается, но затем ее голос становится сдавленным. - Поверить не могу, что он не сможет тоже это ощутить.
        Я прикасаюсь к ее щеке. На это мне нечего сказать.
        Каро перекатывается на бок, закрывая глаза.
        - Я не думаю, что смогу сделать это одна, - всхлипывает она.
        - Тебе и не нужно. У тебя есть я, и Элис с Соней. Потом, когда вернешься домой, с тобой будут все друзья и семья.
        Она согласно хмыкает.
        - Ты им уже сказала? - спрашиваю я. - Своей семье?
        - Я разговаривала с ними пару дней назад.
        - Насчет ребенка? Или Алекса?
        - И о том, и о другом.
        - Что они сказали?
        - Они в панике, хотели срочно вернуть меня домой, - говорит она. - Мне пришлось снова объяснять, почему это невозможно. - Она садится, одергивая футболку. - Мама расплакалась, а потом связь прервалась. Мне нужно попытаться позвонить им сегодня, но я не уверена, смогу ли с этим справиться. Знаешь, иногда легче разбираться со всем в одиночку? - Каро смотрит на меня, ища подтверждения своих слов. - Ты просто можешь пережить свои проблемы, но почему-то, когда сталкиваешься с реакцией других, становится только хуже.
        Я киваю, впитывая истинность ее слов. Вспоминая собственную тягу к изоляции после аварии, то, как тяжело мне было находиться в обществе сестры, коллег, друзей, выносить постоянный груз их сочувствия и обеспокоенности. Они хотели как лучше, я знаю. Они попросту переживали.
        Но были времена, когда я хотела закричать.
        - Мне нужно тебя осмотреть, - говорю я. - Убедиться, что с вами обоими все хорошо.
        - Но это не так, да, Кейт? - Свежие слезы начинают катиться по щекам Каро. - Что мы будем делать насчет Алекса?
        Я думаю притвориться, что не понимаю, но это было бы нечестно.
        - Я не знаю, - признаю я.
        - Я пыталась поговорить с Сандрин. Сказала ей, что Алекс никогда бы не покончил с собой. Я говорила, что кто-то сделал с ним это.
        - И что она ответила?
        - По сути, ничего. Просто что будет полное расследование, как только АСН сможет отправить сюда команду. - Каро снова с отвращением качает головой. - Но что мы должны делать до этого? Кто бы его ни убил, он все еще тут. Как мы можем быть уверены, что кто-либо из нас в безопасности?
        - Но, Каро… - я вздыхаю, озвучивая вопрос, который терзал меня всю неделю. - Зачем кому-то убивать Алекса?
        - Разве не очевидно? - Она глазеет на меня так, будто я торможу. - Он знал всякое, Кейт. Копался в смерти Жан-Люка. Черт, половина станции слышала, как он на тебя кричал тогда в гостиной - все обсуждали то, что он сказал.
        О боже. Почему я взялась за разговор с Алексом в открытую? Если Каро права, если бы я не пошла к нему, не задала те вопросы о Жан-Люке, он мог бы быть все еще жив сегодня. Слезы стыда и вины щиплют глаза, и я пристыженно отворачиваюсь.
        - А тем временем никто ничего не делает, - продолжает Каро, не замечая моей взволнованности. - Кто-нибудь вообще проверял местность, где нашли его тело? Искали ли следы в снегу? Улики?
        - Дрю и Люк выезжали туда, - откашливаюсь я, пытаясь взять себя в руки. - Я спрошу у них. - Стоит ли упоминать синяки на лодыжках Алекса? Я задумываюсь. Или о дыре в его рубашке? Нет. Последнее, чего я хочу, так это еще больше раздраконить Каро.
        - Как насчет его браслета? - спрашивает она. - Что было на нем?
        - Он не надел его. Мы не знаем, где он.
        - Но ты все равно можешь проверить данные, не так ли?
        - Я пытаюсь, - говорю я. В самом деле, я открыла файл вчера, но не смогла расшифровать его. Мне придется попросить Тома или Роба помочь мне. Но нужно быть осторожнее; если Сандрин учует, что я копаю за ее спиной, я отлично могу представить ее реакцию.
        Каро наклоняется и хватает мою руку, крепко сжимая.
        - Я должна это сделать, Кейт. Я должна это сделать ради Алекса, но я не справлюсь одна. Мне нужна твоя помощь. Пообещай, что поможешь мне узнать правду.
        Я смотрю на нее, сомневаясь. Потом отгоняю опасения.
        - Я отслежу данные завтра и поговорю с Дрю или Люком. Но ты должна мне пообещать кое-что взамен, хорошо? Что ты не будешь пытаться разбираться сама. Что поставишь свое здоровье на первое место.
        Она кивает, но я пожимаю ее руку, подчеркивая свои слова.
        - Я серьезно. Ты пережила сильный стресс, Каро, и это не идет на пользу ни тебе, ни ребенку. Ты должна помнить об этом, потому что Алекс не хотел бы, чтобы что-то плохое случилось с кем-то из вас.
        Каро колеблется, будто собираясь возразить. Потом ее поникшие плечи выдают, что она сдалась.
        - Хорошо. Но ты же расскажешь мне сразу, как что-то узнаешь, не так ли?
        Я киваю, в то же время думая, то ли это обещание, которое я смогу сдержать. Я не готова рисковать еще больше.
        Переходи этот мост, когда доберешься до него, решаю я, обнимая ее, и ухожу.
        Глава 23. 3 июля, 2021 года
        Я провожу остаток дня в кровати, приглушив освещение, поваленная очередной убийственной мигренью, едва отступившей после двойной дозы «Трамадола». Хуже боли только сопровождающий ее упадок настроения. Я чувствую себя так, будто живу в этом маленьком давящем пузыре вечно, моя прошлая жизнь отдаляется, как сон, оставляя подкрадывающуюся уверенность в том, что я никогда не покину это место.
        Иррационально, конечно. Но тяжело отогнать эту мысль.
        Наконец-то засыпаю, и на следующее утро я уже чувствую себя достаточно хорошо, чтобы взяться за завал работы, скопившейся за десять дней после смерти Алекса. Я должна выполнить свое обещание и проверить данные с браслета Алекса, но сначала нужно обновить еженедельные анализы крови. Я начинаю с Элис, которая всегда приходит добровольно, без привычных гримас и пререканий, что я получаю от остальных.
        - Как ты? - спрашиваю я, готовя иголку и шприц.
        - Нормально, - пожимает плечами она.
        Едва заметные синяки под ее глазами говорят от обратном, но я не настаиваю. Как любой хоть немного стoящий доктор, я знаю, что нужно позволить людям прийти к тебе, не наоборот.
        - Могу я кое-что спросить? - спрашиваю я.
        Элис кивает.
        - Ты не против вспомнить, что случилось, когда ты нашла Алекса? - Я закатываю рукав, достаю антисептическую салфетку и протираю внутреннюю часть ее локтя.
        - Зачем? - Она морщится, когда я ввожу кончик иглы под ее бледную кожу.
        - Мне нужно составить полный отчет для команды АСН, - лгу я, надеясь, что она не посоветуется насчет этого с Сандрин.
        Элис отворачивает голову, когда я ввожу иглу в вену.
        - Я думала, Сандрин уже это сделала, - говорит она, когда я оттягиваю поршень и шприц начинает наполняться кровью. - Я имею в виду, отчет в АСН.
        - Она-то сделала, но мне нужно убедиться, что я включила все с медицинской точки зрения.
        Ее миловидное лицо остается непроницаемым, когда я вытаскиваю иглу и прикрываю крохотную ранку пластырем. Иногда Элис невозможно понять, нельзя точно сказать, о чем она думает.
        Наконец она вздыхает, приходя к некоторому выводу.
        - Соня плохо себя чувствовала, когда пошла спать тем вечером. - Она опускает рукав. - У нее болит живот, если она выпивает слишком много вина, поэтому я решила запустить шар вместо нее.
        - Ты знаешь, как это делать?
        - Это довольно просто. Соня показывала мне на случай, если она не сможет. Как снять показатели тоже, в метеорологической будке.
        - Эта информация разве не собирается автоматически?
        - Собирается, - подтверждает Элис, - но мы проверяем и вручную, чтобы убедиться, что нет сбоев.
        Я киваю. Звучит логично. Половина вещей, которые мы делаем на базе, необязательны, но полезны для поддержания какой-то рутины в постоянной темноте. Мы все находим способы чем-то себя занять.
        - И что случилось? - подбадриваю я. - Как ты… - Я не хочу говорить «нашла тело». Это кажется таким жестким, почти излишне клиническим.
        - Я провела фонарем по снегу. Как обычно.
        Нет нужды спрашивать зачем. Я очень хорошо могу понять это зловещее ощущение пребывания во тьме, особенно когда не светит луна. Неотступное чувство, что ты не один.
        Глупо, да, но таков самый примитивный страх.
        - Тогда ты его увидела? - спрашиваю я.
        - Я заметила нечто темное у подножия башни. Я не смогла понять поначалу, что это было. Подошла поближе, и тогда… я попыталась привести его в чувство, потом по рации позвала на помощь. Но никто не принимал сигнал, так что мне пришлось возвращаться. Его занесло снегом, понимаешь. И я знала… - ее щеки краснеют, она откашливается, - я знала, что он провел там уже какое-то время, и не было ничего, что я могла сделать.
        Она смотрит на меня, ожидая подтверждения, что поступила правильно.
        - Он был мертв уже несколько часов, - говорю я. - Тебе не за что себя винить.
        Элис понемногу расслабляется. Она боялась что я и все остальные осуждают ее. Неудивительно, что она не решалась говорить.
        - Ты заметила что-то еще? - спрашиваю я. - Какие-то следы на снегу?
        Она качает головой.
        - Но было достаточно ветрено, любые следы быстро бы замело. Я едва могла видеть путь обратно к станции.
        - Ничего странного?
        Элис обдумывает мой вопрос, пока я достаю тонометр и прикрепляю к ее руке.
        - Ничего, кроме того, что он, ну, был так легко одет. - Без предупреждения она морщится и начинает плакать. - Это было ужасно, Кейт, - всхлипывает она, - видеть, как он там лежит практически голый, замерзший. Я не могу спать, потому что постоянно думаю об этом.
        Я снимаю манжету тонометра и протягиваю ей салфетку, мысленно коря себя. Бедная женщина травмирована, да и кто может ее винить? Мне стоило понять это раньше, убедиться, что она справляется с этим.
        Мне нужно проверить Дрю, думаю я. Люка тоже. Их, вероятно, шокировало все это, когда они переносили тело, а эффекты травмы могут появиться через какое-то время.
        - Это, должно быть, было ужасно, - успокаивающе говорю я Элис, представляя, как пугающе оказаться в одиночестве на льду перед трупом коллеги. - Но, честно, Элис, нет абсолютно ничего, что ты могла бы сделать.
        Она кивает, берет салфетку и вытирает глаза.
        - Зайди потом еще раз, ладно? - предлагаю я ей. - Я дам тебе несколько таблеток снотворного, чтобы ты могла как следует отдохнуть. И если тебе нужно поговорить, ты знаешь, где я.
        - Спасибо, Кейт. - Она благодарно меня обнимает.
        Я нахожу Дрю в тренажерном зале, он на полную мощь разогнался на беговой дорожке с наушниками в ушах. Я обхожу тренажер спереди и машу ему.
        - Кейт. - Он сбрасывает скорость до шага и улыбается в ответ. - Ты в порядке?
        Я киваю.
        - Мы можем поговорить?
        - Конечно. - Он останавливает беговую дорожку и спускается, тяжело дыша, вытирает полотенцем шею и лоб. Я снова поражаюсь тому, в какой он хорошей форме, в то время как многие из нас выглядят явно потрепанными, Дрю все еще кажется таким же здоровым и спортивным как в день нашей первой встречи.
        - Чем могу помочь? - Он делает большой глоток воды из фляги. Стоит, оценивая меня, пока я пробегаюсь по тем же вопросам, что и с Элис. Но Дрю нечего добавить к ее рассказу.
        - Ты не видел ничего необычного? Даже когда позже вернулся с Люком?
        Он качает головой.
        - Почему ты спрашиваешь?
        - Просто пытаюсь выстроить картину, хронологию. Когда тело настолько… замерзшее, бывает тяжело определить время смерти. Если ты бы заметил какие-то необычные следы, мы, возможно, смогли бы выяснить по уровню наметенного снега, насколько они перекрыты, примерное время, когда он пошел туда.
        - Логично. Мне стоило проверить, когда мы добрались до Алекса. То есть мы - я и Люк - думали только о том, как побыстрее отнести его внутрь. На случай, если что-то еще можно сделать. Но я должен был об этом подумать, извини.
        - Конечно. Не вини себя, - киваю я, затем вздыхаю. - Так у тебя есть какие-то теории насчет произошедшего?
        - Я, наверное, согласен с Сандрин, - пожимает плечами он. - Похоже на самоубийство.
        Я смотрю на него, думая, что ответить. Перед лицом уверенности Дрю я начинаю думать, что они оба правы. Что, если Алексу было хуже, чем думала Каро? Что, если тем отметинам на его лодыжках есть абсолютно безобидное объяснение?
        - А что? - спрашивает он, хмурясь. - Ты не согласна?
        - Нет, - говорю я слишком поспешно. - Я просто хочу убедиться, что мы ничего не пропустили, вот и все.
        Дрю спокойно меня разглядывает.
        - Если честно, я хотел поговорить, - говорит он мягко. - Я беспокоюсь за тебя. Ты в порядке, Кейт?
        - Да, я в норме.
        Дрю изучает мое лицо так, будто не верит мне.
        - Не пойми меня неправильно, но ты кажешься немного… - он не заканчивает предложение.
        - Немного что?
        - Перегруженной, - мнется он. - Как будто у тебя на плечах весь мир.
        Дрю прав, конечно же, и на мгновение у меня есть соблазн открыться и поделиться опасениями насчет того, что произошло с Алексом. Я отчаянно хочу поговорить с кем-то кроме Каро, выяснить, являются ли ее подозрения обоснованными или же она ошибается.
        Он делает шаг вперед. На секунду, я уверена, что Дрю снова попытается меня поцеловать, но он просто смотрит мне в глаза.
        - Послушай, ты можешь поговорить со мной в любое время. Помни об этом.
        Он замолкает, потирая щетину на щеке, пока подыскивает слова.
        - Я… я правда не хочу, чтобы случившееся между нами препятствовало нашей дружбе. Я не хочу заставлять тебя чувствовать, что нужно держать дистанцию. Я полностью понимаю, почему ты не хотела развивать это дальше. Ты была права. Отношения в этом месте, - он обводит рукой вокруг, - это действительно плохая идея. Я это понимаю, Кейт. Но нам всем нужны люди, которым можно довериться - это все, к чему я веду.
        Он сжимает меня в объятиях. Я не отстраняюсь. Я благодарна за его слова, убедившие меня, что мы все еще друзья.
        - Спасибо, Дрю, - мой голос немного надламывается, когда он отпускает меня. - Я действительно это ценю.
        Широкая улыбка расцветает на его лице.
        - Без проблем, детка, - говорит он, взъерошивая мои волосы. - В любое время.
        Глава 24. 3 июля, 2021 года
        - Есть какая-то конкретная причина, почему ты хочешь это увидеть?
        Роб оглядывается, сидя перед экраном моего компьютера в клинике. Хоть он одет в обычную форму, обтягивающую черную футболку и джинсы, я замечаю, что он перестал заморачиваться с гелем и его волосы выглядят прямыми и прилизанными.
        - Надлежащая осмотрительность, - говорю я неопределенно. - Мне нужно отправить АСН медицинский отчет о психическом состоянии Алекса в период перед смертью.
        Это не совсем правда - я уже детально отчиталась психиатру в Брюсселе, Джоану Ганнеру. Это было мучительное интервью. Я не могла избавиться от ощущения, что провалилась, что если бы вмешалась раньше или была более настойчива, с Алексом ничего бы не случилось.
        Если Ганнер и сделал какие-то выводы, он не поделился ими со мной. И я не получила ответа от медицинской команды насчет отправленных мной фотографий тех непонятных отметин на лодыжках Алекса.
        - Ясно… - Роб кликает на то, что выглядит как какая-то карта… наборы точек, отображенные на фоне плоского плана базы. Точки простираются зигзагами туда и обратно по всей карте. Невозможно понять, что происходит.
        - Здесь показаны все доступные данные о передвижениях Алекса за последние двадцать четыре часа, - обьясняет Роб. - Что ты хочешь знать?
        Это не очевидно? Я сдерживаю раздражение.
        - Ты можешь сузить промежуток времени до того вечера?
        Роб постукивает по клавиатуре. Большинство точек исчезает. Я смотрю на экран, пытаясь разобраться в оставшихся.
        - Это его передвижения?
        Он кивает.
        - Есть способ узнать, когда они произошли?
        - Одну секунду. - Роб нажимает еще несколько клавиш и отметки со временем появляются над точками. - Здесь он был с 19.24 до 22.41, сначала в столовой, потом в гостиной.
        - А затем?
        Роб изучает данные.
        - Похоже, он вернулся в спальню и остался там.
        - Можешь проверить его пульс?
        Роб открывает еще одно окно. Я разглядываю график. Пульс Алекса замедляется вскоре после возвращения в комнату, скорее всего, указывая на то, что он заснул. Потом неожиданно подскакивает несколько часов спустя, но только на пару минут.
        Я растерянно хмурюсь.
        - Во сколько записаны последние данные о нем?
        - Два пятьдесят три.
        - И ничего после этого?
        - Это последняя запись на его браслете, - качает головой Роб. - По крайней мере, когда он в последний раз синхронизировался с основной системой.
        - Как часто он это делает?
        - Браслеты настроены так, что загружают данные каждые два часа или как только подключаются к местной сети.
        - То есть если мы найдем его браслет, там могут быть несинхронизированные данные?
        - Это точно возможно. - Роб поворачивается на стуле, взглянув на меня. - Я слышал, он был без него, когда его принесли.
        - Да, - подтверждаю я. Нет смысла врать насчет этого.
        - Как думаешь, что он с ним сделал?
        Это хороший вопрос. Если честно, я не слишком много размышляла о потерянном браслете, чересчур увлекшись непосредственными последствиями смерти Алекса.
        Так что с ним случилось, спрашиваю я себя сейчас? Если Сандрин права, и он покончил с собой, зачем Алекс заморачивался, чтобы его снять? Даже если кто-то бы и понял, что он пропал, было мало шансов, что они приложат столько усилий, чтобы отследить его.
        Кроме того, спрашивает голос у меня в голове, кто засыпает незадолго до того, как совершить самоубийство? Наверняка он был бы в таком состоянии, что и глаз не сомкнул бы?
        Каро права. Ничего не сходится, по крайней мере, в версии событий Сандрин.
        Я смотрю на экран компьютера. Что, если кто-то снял браслет Алекса и уничтожил его как раз потому, что не хотел никаких доказательств случившегося в последние минуты его жизни? Я думаю о порванной рубашке Алекса, о следах связывания на его лодыжках - свидетельствах какой-то борьбы, которая могла бы отобразиться в данных.
        О его неожиданно подскочившем сердцебиении, указывающем на то, что кто-то мог войти в комнату и разбудить его.
        Cette pauvre fille.
        Эта бедная девочка. Слова Жан-Люка заполняют мою голову. Что сказал Алекс, когда я поймала его в столовой? Что доктор был расстроен из-за женщины, погибшей на льду.
        Три человека, которые там умерли. Трое, чьи смерти повисли знаком вопроса. Антарктика - это опасное место, несомненно. Но это, похоже, складывается во что-то намного большее, чем совпадение.
        - Мне еще что-то нужно сделать? - голос Роба возвращает меня к реальности. Я вдыхаю, затем медленно выдыхаю, пытаясь спрятать нарастающее беспокойство.
        - Что насчет той ночи… ты мог бы получить доступ к данным остальных, посмотреть, есть ли что-то необычное?
        - В каком плане необычное? - хмурится Роб.
        - Я не знаю. Просто хочу проверить.
        Он вздыхает, явно понимая, к чему я веду.
        - Ладно, но некоторые снимают браслеты ночью, так что ты вряд ли получишь много информации.
        Роб прав. Несмотря на мои настояния не снимать браслеты ради данных сна, они практически меня не слушают. Я не могу их винить. Пластиковые ремешки могут раздражать кожу, и люди всегда жалуются, что от них потеют запястья.
        - Конечно. Но ты можешь все равно проверить?
        Роб открывает еще одно окно, внимательно его изучая. Я жду так терпеливо, как могу. После моей последней дозы прошло три часа, и желание добавки становится все сложнее игнорировать, как усиливающийся зуд.
        - Что там? - интересуюсь я через минуту. Роб смотрит на экран в замешательстве.
        Он нерешительно поворачивает его ко мне. Я узнаю такой же плоский план, как раньше, приближенный на спальные помещения.
        - Это комната Алекса снова, в 2.15. Ты можешь видеть сигнал его трекера здесь.
        Я чувствую, как мой собственный пульс начинает учащаться, когда еще одна последовательность точек появляется в коридоре. Мгновение спустя они оказываются прямо в комнате Алекса.
        - Кто бы это ни был, он остался на… - Роб кликает на экран, - три минуты и тринадцать секунд.
        Мое дыхание замирает.
        - Кто это был? - спрашиваю я.
        Роб выглядит странно смущенным. Я вижу, как он сомневается, на грани нерешительности, и я жду отказа, слов, что я пересекаю этическую границу.
        Но он все-таки отвечает. Только одно слово. Имя.
        - Люк.
        Глава 25. 3 июля, 2021 года
        У меня уходит вечность на поиски Люка. В итоге Соня дает мне подсказку, после того как я обыскала всю станцию, включая каждую мастерскую и кладовую в «Бета».
        - Ты проверяла иглу? - спрашивает она, когда я ловлю ее, выходящую из прихожей.
        - Иглу? - эхом отзываюсь я. - С чего бы ему быть там?
        - Предчувствие, - бросает Соня.
        - Спасибо, - говорю я, а сердце уходит в пятки. - Я посмотрю.
        - Хочешь, я пойду с тобой?
        Я обдумываю ее предложение. В этом есть смысл. Не только потому, что я боюсь выходить наружу в темноту одна, но и потому, что вступать в конфронтацию с Люком наедине в отдаленной локации вне базы, возможно, не лучшая в мире идея.
        - Все в порядке. Я знаю дорогу.
        - Тебе не стоит идти туда одной, Кейт, - взгляд Сони задерживается на мне.
        Я глазею на нее в ответ. Что она имеет в виду? Она говорит о темноте? Или намекает, что Люк может на самом деле представлять угрозу?
        - Я буду в порядке, - заверяю я ее, пытаясь выглядеть более уверенно, чем есть на самом деле. - Я ненадолго. И ты знаешь, куда я иду.
        - Ладно, - соглашается она, направляясь к столовой. - Но не забудь взять рацию.
        Я наведываюсь в клинику, где одеваюсь в спецодежду и угощаюсь увесистой дозой «Валиума» для успокоения нервов. Все равно, когда я натягиваю уличное обмундирование в прихожей, меня захлестывает страх. Я избегала выходить на улицу после инцидента с авророй и, чем ближе я к выходу во тьму, тем большую тревогу ощущаю.
        Я не могу отогнать образ Алекса. Выражение, застывшее на его лице.
        Сжимая зубы, я засовываю рацию в пуховик. Беру один из фонариков побольше, затем для верности запихиваю еще один маленький в карман; если потеряю один, у меня будет второй запасной.
        Готовясь к шоку от холодного воздуха, открываю дверь и осторожно спускаюсь по лестнице на лед. Только добравшись вниз, я понимаю, что на самом деле не уверена, как добраться до иглу. По крайней мере, не в темноте. Дрю и я обычно берем пробы снега как раз за западным периметром станции, но иглу находится где-то между метеорологической будкой и «Гамма». При дневном свете я бы без проблем нашла ее, но в непроглядной темноте?
        Я стою там, с бешенно колотящимся сердцем, свечу фонариком во тьму. Лунного света нет, только черный небосвод. Это глупо. Мне стоит вернуться внутрь и сказать Соне, что я передумала, позвать ее с собой. Или попросить Арне или Дрю подвезти меня на снегоходе.
        Но мне нужно поговорить с Люком наедине, не опасаясь, что нас подслушают. Последнее, что я хочу сделать, так это усугубить охватившую станцию непрекращающуюся игру в сломанный телефон, которая еще сильнее ухудшилась теперь, после загадочной гибели Алекса.
        Я колеблюсь, проклиная себя. Почему я не научилась водить снегоход? Арне предлагал научить меня, Дрю тоже, но я всегда придумывала отмазки; правда в том, что они меня нервируют. Я слышала много историй о том, как снегоходы переворачиваются, прижимая собой водителей.
        Провести два часа заключенной в перевернутой машине мне хватило на всю жизнь.
        Собравшись с силами, я отправляюсь в направлении, кажущемся мне правильным, используя веревки для продвижения в сторону «Гамма». Желание развернуться и поспешить назад в безопасность усиливается с каждым неуверенным шагом. Даже звук моего дыхания, становящийся громче, чем дальше я отхожу от базы, нервирует меня.
        Я чувствую себя так, словно вхожу в пустоту.
        Через несколько минут я останавливаюсь, пытаясь выровнять прерывистое дыхание и замедлить зачастившее сердцебиение. Глубоко вдыхаю, заставляя себя успокоиться. Но я не могу стоять на месте слишком долго. Холод уже проникает сквозь толстые слои одежды, заставляя кожу покалывать, а мышцы болеть. Я пытаюсь не думать о том, как Алекс был здесь практически голышом, и вместо этого фокусируюсь на Люке.
        Почему он был в комнате Алекса той ночью? И почему не признался в этом Сандрин, когда она расспрашивала всех на прошлой неделе? Сам факт, что он готов врать - или, как минимум, скрывать правду, - несомненно является тревожным сигналом.
        Ты всегда можешь сама пойти с этим к Сандрин, говорит голос у меня в голове. Пусть она с этим разберется. Оставь ей допрашивать Люка.
        Но я не доверяю ей, понимаю я, вспоминая, как мы осматривали тело Алекса; ее поспешный вывод, несмотря на странные следы на его лодыжках. Я чувствую, что наша начальница станции хотела все это быстро и аккуратно свернуть, что больше всего она питает ненависть к нерешенным проблемам.
        А это однозначно нерешенная проблема.
        Внезапно рука натыкается на пустое место, когда я дохожу до конца вспомогательной веревки. Я снова останавливаюсь, вглядываясь в густую черноту за пределами света фонаря и пытаюсь оставаться спокойной.
        Ты можешь это сделать, убеждает меня моя внутренняя чирлидерша. Что там говорил Рузвельт? Нам нечего бояться, кроме самого страха.
        Я еще раз глубоко вздыхаю и пускаюсь в направлении, которое, я надеюсь, окажется правильным, кристаллы льда хрустят под сапогами. В заключении тесного капюшона пуховика, пульс стучит у меня в ушах, прерывистый звук каждого выдоха, когда я срываюсь в ночь, почти оглушает.
        Но, чем дальше я иду, тем более напуганной становлюсь. Я не могу стряхнуть постоянный безымянный ужас, мне кажется, что-то скрывается в окружающей тьме. Как будто я не одна. Я непрерывно борюсь с желанием развернуться и проверить, что у меня за спиной.
        - Соберись! - шиплю я себе на этот раз вслух, рука болит от того, как сильно я сжимаю фонарик. Как говорил Арк, монстры только у нас в голове.
        Они ненастоящие.
        К моему безмерному облегчению, я наконец-то замечаю белый купол, маячащий вдали. Я спешу к нему, спотыкаясь на неровной земле. Добравшись до иглу, я вижу один из снегоходов, припаркованный снаружи, приглушенный свет пробивается через большие блоки льда, формирующие стены. Несколько красных курток лежат на полу, смахивая на лужи крови на белом снегу.
        Я снова останавливаюсь, чувствуя еще одну неожиданную иррациональную волну беспокойства. Кто угодно может быть там. И что, если им не понравится вторжение?
        Не глупи, Кейт.
        Я выключаю фонарик и приближаюсь к входной арке. Толкая самодельную деревянную дверь, я стою, таращась на открывшийся передо мной вид: Люк и Арк, оба раздетые до пояса, растянулись на чем-то, похожем на пару шезлонгов. Яростный жар вырывается из двух парафиновых обогревателей, включенных на полную в крохотном пространстве, а дым выходит только через маленькую дыру в потолке. Несколько керосиновых горелок создают уютное оранжевое сияние.
        - Какого хрена? - Люк смотрит на меня пораженно, быстро роняя что-то на пол и придавливая ботинком. Не нужно быть гением, чтобы понять, что это было. Вонь марихуаны густо наполняет воздух, даже больше, чем запах парафина.
        - Кейт, - улыбается Арк, когда я снимаю лыжные очки. - Как мило, что ты к нам присоединилась. - Он морщится, когда большая капля воды падает с потолка ему на нос.
        - Если честно, - говорю я запинающимся от холода и удивления голосом, - я искала Люка.
        Арк приподнимает бровь.
        - Тогда ты везучая - я все равно ухожу. - Он встает и надевает утепленную кофту, подбирая фонарик, лежащий рядом. - Присаживайся, - он жестом указывает на шезлонг, протискиваясь мимо меня. - Я пошел на базу, - говорит он Люку.
        Люк не двигается, просто недовольно смотрит в моем направлении, пока Арк исчезает в ночи. Я не вижу его зрачки, но догадываюсь, что он изрядно накурен.
        Я колеблюсь. Стоит ли мне вернуться с Арком? Отложить разговор с Люком, пока он не вернется в «Альфа»?
        Нет, решаю я. Сейчас или никогда.
        - Это насчет чего? - спрашивает он с настороженным выражением лица.
        - Я хотела кое-что у тебя спросить.
        - Не могла подождать? До хрена усилий, чтобы прийти сюда.
        - Нет, не могла. Мне нужно разобраться в нескольких вещах, прежде чем я закончу отчет для АСН.
        Люк прищуривается, ожидая, пока я продолжу.
        - Ты ходил с Дрю осматривать местность, где нашли Алекса, не так ли?
        Он кивает.
        - Заметил что-то?
        - Вроде? - В его тоне безошибочно узнается враждебность.
        - Вроде любых подсказок о том, как он умер.
        - Ничего такого. Мы проверили везде, даже вокруг башни.
        - То есть ты не видел его следов на снегу?
        Люк пожимает плечами в своей безразличной манере.
        - Там много следов, Кейт. Народ ходит в «Омега» все время.
        Он прав. Я глубоко вдыхаю и настаиваю дальше.
        - Я просматривала данные с наших браслетов ранее… - я делаю паузу, внимательно наблюдая за его выражением лица, но ничего не меняется, - и заметила, что ты был поблизости от спальни Алекса той ночью.
        - Той ночью. Ты имеешь в виду ночь, когда он умер?
        Я киваю.
        - Около двух часов ночи. Мы не можем точно быть уверены во времени смерти, но ты мог быть последним человеком, видевшим его живым.
        Люк переваривает это с непроницаемым лицом. Я жду, что он заговорит, но ничего не происходит.
        - Поэтому мне интересно, каким он был? Когда ты его видел.
        Легкая улыбка, игравшая на губах Люка, мгновенно исчезает.
        - Тебе ведь интересно, что я там делал, да?
        - Это тоже, - признаю я.
        Люк откидывается назад на шезлонге.
        - Почему бы тебе не присесть, - говорит он, потирая лицо, пока раздумывает.
        - Я лучше постою. - По правде говоря, жар внутри иглу настолько удушающий, что я не решаюсь заходить дальше. К тому же я хочу остаться поближе к выходу.
        На всякий случай.
        - Ладно, - вздыхает Люк. - Честно сказать, я пошел к нему в спальню одолжить его вейп. Я не мог найти свой, а мне нужно было покурить. Кроме того, я беспокоился о нем. Он выглядел совсем не в себе, когда пошел спать; я хотел убедиться, что он в порядке.
        - Как долго ты был в его комнате?
        - Ты разве уже не знаешь? - огрызается он. - Из данных?
        Я не отвечаю. Просто жду его слов.
        - Мне хочется спросить, Кейт, каким образом это тебя касается? Как это относится к твоему медицинскому отчету?
        Я снимаю перчатку и вытираю пот со лба.
        - Я доктор станции, Люк. Алекс мертв, и я пытаюсь выяснить почему. Как это может быть не мое дело?
        Он разглядывает меня мгновение.
        - Я был там примерно пять минут, понятно? Он не отреагировал, когда я стучал, поэтому я открыл ее, позвал его по имени. Алекс едва ответил, просто заворчал. Он был совсем в отключке - я решил, что он что-то принял, может, снотворное. - Люк смотрит на меня вопросительно, но я не отвечаю; Алекс последовательно отказывался от медикаментов. - Поэтому я осмотрелся, нашел его вейп в ящике.
        - Ты взял его?
        - Да. - Люк снова пожимает плечами. - Я подумал, он не будет против. Я делал ему достаточно похожих одолжений.
        - Например?
        - Делился травой, и все такое. - Его выражение лица вызывающее, будто он провоцирует меня упомянуть правила АСН насчет наркотиков.
        - Я здесь не для того, чтобы судить, Люк. Но я все же не уверена, что, давая Алексу марихуану, ты делал ему одолжение.
        - Почему?
        - Алекс казался обеспокоенным некоторыми вещами, - вздыхаю я. - Можно сказать, у него была паранойя.
        - И ты винишь наркотики? - фыркает Люк.
        - Скорее всего, это все усугубляло.
        Лицо Люка искажает злостью, его челюсть напрягается от сдерживаемых эмоций.
        - Давай проясним. Ты серьезно обвиняешь меня в чем-то, Кейт?
        Я обдумываю это. Обвиняю ли я его в чем-то? Я не уверена.
        - Я просто хочу понять, что случилось с Алексом, вот и все. Я должна ему хотя бы это. Мы все должны ему это.
        Взгляд Люка обращается к ледяному потолку над нашими головами. Неожиданно его плечи опускаются.
        - Я не знаю, - говорит он тихо. - Я понятия не имею, что думать, но я не верю, что именно курение дури убило его. Кроме того, он недолго это делал. Жан-Люк не одобрял, а Алекс считал нашего почившего доктора чуть ли не Богом. - Он вздыхает. - Мне это казалось ошибкой - трава помогала смягчить его. У него были довольно странные идеи.
        - Например?
        - Что на станции было что-то опасное. Кто-то, кому мы не можем доверять. Он заявлял, что Жан-Люк их вычислил.
        - Он говорил с тобой об этом? - Я удивленно хмурюсь.
        - Немного. Пока Жан-Люк не убедил его, что я представляю риск для его здоровья, мы неплохо дружили до этого.
        - Алекс говорил что-то еще? Насчет расследования Жан-Люка?
        Люк качает головой.
        - Я пытался выпытать это у него несколько раз, когда мы были одни, прежде чем он стал воздерживаться, но он закрывался. - Он наклоняется вперед и почесывает бороду. - По правде говоря, я не так много об этом думал. Люди говорят всякие глупости, когда накурены, ты привыкаешь не воспринимать это слишком серьезно. Кроме того, Алекс был… ну… все это дерьмо насчет того, что Жан-Люка убили. Ты видела, какой он - у него было не все в порядке с головой.
        - Так что ты думаешь с ним случилось? С Алексом, я имею в виду.
        Люк задумывается над моим вопросом.
        - Я вообще понятия не имею. Может, он просто слетел с катушек. Решил, что с него хватит. Он не был бы первым, это точно - это место может сделать с тобой всякое. - Он поднимается на ноги. - Я подвезу тебя обратно к «Альфа».
        - Не нужно. Я знаю дорогу.
        Люк вскидывает бровь.
        - Как после авроры? Не глупи, Кейт.
        Я игнорирую подколку, гадая, как продолжить разговор. Я не могу не чувствовать, Люк что-то скрывает. Я не задавала правильных вопросов. Включая тот, что витал у меня в мыслях.
        Был ли Люк когда-нибудь и в моей комнате?
        Не иди туда, Кейт, предупреждает голос в моей голове. Нет смысла еще больше настраивать его против тебя. Кроме того, его объяснение, почему он был в комнате Алекса, кажется вполне правдоподобным.
        - Ладно, - говорю я, признавая поражение. - Поехали.
        Глава 26. 4 июля, 2021 года
        - Кейт, можно с тобой поговорить?
        Лицо Сандрин появляется из-за двери, когда я иду мимо ее офиса созваниваться с сестрой в Скайп. Как она умудряется это делать, гадаю я, шагая за ней внутрь. Она никак не могла увидеть, кто в коридоре, из-за своего стола.
        Она что, узнает наши шаги? Чует какой-то витающий в воздухе запах? Или, может, у нее есть скрытая камера?
        Не глупи, Кейт. Это уже совсем паранойя.
        Усаживаясь за стол, Сандрин разглядывает меня.
        - Это уже входит в привычку, не так ли?
        - Что именно?
        - Эти разговоры. Когда мне приходится тебя спрашивать, чем именно ты занимаешься. Я слышала, ты разговаривала с несколькими членами команды.
        Откуда она об этом узнала? Я чувствую маленький ребяческий укол предательства. Люк или Элис что-то сказали? Дрю?
        - Хочешь объяснить почему? - подсказывает Сандрин.
        - Нужно убедиться, что у меня есть полная картина обстоятельств гибели Алекса, - я отвечаю ей таким же ледяным взглядом. - Это моя обязанность как доктора станции - проверить, что я расследовала каждую возможность, особенно, учитывая, что аутопсии не будет еще несколько месяцев.
        Это противостояние, понимаю я. Одна коллега бросает вызов авторитету другой, и враждебное лицо Сандрин говорит мне, что она так же отчетливо это понимает, как и я.
        - Твоя работа как доктора станции - лечить живых, а не разжигать слухи о мертвых.
        - Моя работа, - медленно говорю я, - быть ответственной за благополучие всех здесь. Я должна убедиться, что ничего не проглядела. Это педантичность, Сандрин.
        - Зачем ты отправила те снимки АСН? Алекса. Мы об этом не договаривались.
        - Ты имеешь в виду те отметины на его лодыжках? - Слишком много льда в моем тоне, но мне плевать. Меня захлестнула вспышка злости и раздражения. - Ты отмахнулась от них, Сандрин. Ты просто решила, что это было самоубийство. Ты не приложила никаких усилий…
        - А ты не думаешь, что если бы у АСН были какие-то подозрения, ты бы уже получила от них ответ? - перебивает меня начальница станции.
        Я делаю паузу, раздумывая.
        - Мне нужно быть уверенной, - добавляю я, зная, что проиграла спор.
        Сандрин вдыхает и собирается ответить, когда ее рация издает сигнал. Она слушает несколько секунд, затем говорит в микрофон.
        - Буду там через секунду.
        Она смотрит на меня.
        - Мне нужно идти. Мы еще обсудим это, Кейт, но пока держи свои домыслы при себе. Никакого разжигания слухов дальше, это ясно?
        Она тянется в шкаф за столом и хватает связку ключей, затем проносится мимо.
        Я стою, чувствуя себя ужаленной. Из ниоткуда прошлое врезается в меня: Бен и я, ссорящиеся в машине. Лес, дождь.
        - Ты со мной расстаешься. - Утверждение, не вопрос. Которое он не опровергает.
        Боль. Унижение. Как я этого не предвидела?
        Не сейчас, Кейт, говорю я себе твердо, делая глубокий вдох.
        Не сейчас.
        Я поворачиваюсь, собираясь уйти. Потом колеблюсь. Взглянув на шкаф за столом Сандрин, я замечаю, что в спешке она оставила его открытым. Внутри него все оригиналы ключей к базе.
        Я проверяю дверь, прислушиваясь. Никаких шагов или голосов.
        Я обхожу стол и копаюсь в ключах. Нахожу нужный, с надписью «ЖЛ - Шкафчик 9» карандашом на этикетке. Я хватаю его с крючка и кладу в карман.
        Сколько у меня времени? Я понятия не имею, кто связался с Сандрин или почему, но это явно достаточно срочно, чтобы требовать ее незамедлительного внимания. Надеюсь, это займет у нее некоторое время.
        Я быстро формулирую план, торопясь к шкафчикам в «Бета». Нахожу девятый и открываю его. Оставив дверцу немного приоткрытой, я спешу обратно в офис Сандрин и негромко стучу.
        Тишина.
        Я вхожу, и возвращаю ключ в шкаф, сердце колотится от мысли, что она может войти и поймать меня с поличным.
        Вернувшись в клинику, я запираю дверь и прислоняюсь к ней, пытаясь взять под контроль учащенное дыхание.
        Дерьмо. Что я только что сделала?
        Никогда за всю свою жизнь я не нарушала закон, если не считать выписывания себе всех тех рецептов после аварии.
        И не то чтобы меня не могут поймать. Если кто-то заметит тот открытый шкафчик, они доложат об этом Сандрин, и она моментально догадается, что это была я. Я поглядываю на браслет у меня на запястье, думая о схеме передвижений Алекса по станции, которую мне показал Роб; то же самое можно с легкостью проделать со мной.
        Как я смогу оправдаться?
        Я даже не уверена, как объяснить это себе. Это был чистый импульс - я увидела возможность и воспользовалась ею.
        Неожиданно меня поглощает парализующая атака тревоги. Какого черта я делаю в этом месте? Колени подгибаются, и я сползаю на пол.
        Мир кружится. Деревья, дорога и промокшая земля. Хаос, сменившийся тишиной.
        Я зажмуриваю глаза, заставляя все это отступить. Мне нужно взять себя в руки.
        Тогда, как и сейчас, что сделано, то сделано.
        Нет пути назад.
        Глава 27. 6 июля, 2021 года
        Я жду до трех утра, прежде чем покинуть комнату. Не то чтобы это что-то гарантировало. В эти дни можно встретить кого угодно посреди ночи, учитывая, что половина команды ведет странное, ночное существование.
        Мне придется рискнуть; если я столкнусь с кем-то, по крайней мере, им не покажется странным, что я не сплю.
        Достав крохотный фонарик из ящика тумбочки, я выпиваю достаточно таблеток, чтобы успокоить нервы, но остаться начеку, затем выхожу к «Бета», пробираясь по кроличьему лабиринту коридоров, ведущему к складу снаряжения. Рука автоматически тянется к выключателю, но я передумываю - зачем рисковать, ведь кто-нибудь может увидеть полоску света из-под двери?
        Вместо этого я использую фонарик, освещая путь до шкафчика с вещами Жан-Люка. К моему облегчению, он все еще открыт.
        Пока все хорошо.
        Светя внутрь, я вижу несколько больших черных пластиковых пакетов, сваленных на дне. Я снова думаю, почему эти вещи не вернули после смерти Жан-Люка. Какая причина могла заставить Сандрин придержать их?
        Та же, что сподвигла ее оставить то письмо, предполагаю я.
        Я открываю ближайший пакет и вглядываюсь в содержимое, вещи внутри издают слабый аромат дорогого лосьона после бритья. Дискомфорт растет. Вторжение в личное пространство мертвого человека кажется неправильным. Видит Бог, Жан-Люк, подвешенный вниз головой во льдах, итак принял смерть без достоинства, и теперь вот она я, сующая нос в его вещи. Должна ли я это делать?
        Я останавливаюсь, представляя лицо доктора в тех видео. Его напряженное, тревожное беспокойство за безопасность остальных.
        Что бы Жан-Люк хотел от меня?
        Именно этого, решаю я, заставляя себя продолжать. Проверяю содержимое другого пакета. Еще вещи, и две книги, обе на французском, один роман и тонкий томик поэзии. Расческа и разные туалетные принадлежности, но ни следа блокнота или чего-либо, что Жан-Люк мог использовать как дневник.
        Я вглядываюсь в верхнюю полку. Нахожу путаницу личных вещей, включая несколько нетронутых упаковок мятных леденцов и ассортимент ручек. Замечаю рамку для фотографий и снимаю с полки, светя на нее фонариком. Фото доктора и симпатичной женщины с ореолом каштановых волос, его женой, по моим предположениям, в окружении двух маленьких мальчиков, улыбающихся камере. Судя по темным волосам и отсутствию морщин у Жан-Люка, этот снимок сделан некоторое время назад, но все равно он вызывает у меня тоскливую боль. Я думаю об этой семье во Франции, об овдовевшей женщине, о его лишившихся отца сыновьях. Наверное, все еще в неутихающих терзаниях скорби.
        Я помню собственную боль от потери отца. То чувство, что ты как будто остался без управления, дрейфуешь. До его смерти я не ценила, как сильно он мне нужен - моя защита против несчастий. Стабильное присутствие в моей жизни.
        Вид этих мальчиков освежает мою решимость. Что я делаю, может, и неправильно, но это не так неправильно, как не делать вообще ничего - что бы ни думала Сандрин. Если теория Алекса верна, если смерть Жан-Люка не была случайной, то я должна узнать правду ради его семьи.
        Возвращая фотографию на полку, я обвожу все лучом фонарика в последний раз, убеждаясь, что ничего не пропустила. Ни ноутбука, ни блокнота.
        Я закрываю дверцу шкафчика, молясь, чтобы никто не обнаружил, что она не заперта, прежде чем я смогу вновь добыть ключи и запереть его. Потом выхожу из кладовой, прокрадываясь назад к спальням.
        Мгновение спустя я поворачиваю за угол и врезаюсь в мужчину. Я испуганно взвизгиваю, отпрыгивая назад.
        Том смотрит на меня в свете приглушенных ламп, освещающих базу по ночам. Или же, скорее, он смотрит немного вбок от меня, отказываясь встречаться со мной взглядом, из-за чего кажется скрытным и дерганым.
        - Извини, - бормочет он.
        - Ты в порядке?
        - Я шел в столовую. За травяным чаем. - Он наконец-то смотрит мне в глаза. - А ты куда идешь?
        Жар поднимается по щекам.
        - В ванной закончилось мыло, - импровизирую я. - Я ходила взять еще из запасов.
        - И что случилось? - Том выглядит растерянным.
        - Извини?
        - Мыло, - он указывает на мои пустые руки. - Ты его не принесла.
        Я таращусь на него в ответ, в мыслях пусто.
        - Я вспомнила, что у меня есть еще в комнате.
        - Ладно. - Не говоря больше ничего, Том направляется к столовой.
        Я стою, чувствую себя тупой и напуганной, воображая реакцию Бена, если бы он был здесь. Представляю, как он закатывал глаза каждый раз, когда я делала что-то глупое или вообще что-то, с чем он был не согласен.
        Глупая Кейт.
        Я жду, чтобы убедиться, что Том не вернется, а затем спешу к спальням. Минуя мою комнату, я проскальзываю к Алексу, тихо закрывая за собой дверь, и включаю фонарик вместо ламп над головой. Я стою с колотящимся, несмотря на «Валиум», сердцем.
        Чего я так боюсь? Не просто того, что Том или кто-то другой поймает меня на горячем.
        Больше. Что-то здесь очень неправильно, понимаю я. Нет… хуже.
        Кто-то здесь очень неправильный.
        В одно мгновение сомнения и тревоги отпадают, и я наполнена уверенностью, что все, рассказанное Алексом, было правдой. Слишком много вещей начинают складываться. Пропавший блокнот и ноутбук. Исчезнувшие видеодневники Жан-Люка. Синяки на лодыжках Алекса.
        Кто-то украл ноутбук и дневник Жан-Люка, и нет смысла в том, если это сделал кто-то из летней команды. Ноутбук, может быть, но зачем кому-то брать его блокнот? Есть только одно объяснение - вора не интересовала их ценность, но то, что они могут открыть.
        И, кто бы это ни был, он на этой станции, среди нас, прямо сейчас.
        Меня преследует еще один более пугающий вывод: если Сандрин знает, что я копаюсь в этом, задаю вопросы, изучаю данные с браслетов, то есть высокая вероятность, что этот человек… этот убийца… тоже знает.
        Я подвергла себя смертельной опасности.
        Я опускаюсь на стул у стола, охваченная паникой и нерешительностью, зная, что передо мной нелегкий выбор: либо заткнуться и сидеть спокойно, пока не прибудет первый самолет и не увезет меня домой, в безопасность, или идти дальше, надеясь, что смогу раскопать правду, прежде чем будет слишком поздно.
        Прежде, чем кто-то еще пострадает.
        О боже. Я чувствую себя пойманной в каком-то кошмаре наяву, все мое существование напоминает морок плохого сна.
        В тот же момент, как будто мои страх и растерянность призвали их, я слышу шаги в коридоре. Я застываю с застрявшим в горле сердцем и прислушиваюсь. Что, если кто-то меня услышал? Что, если Том раскусил ложь про мыло и пришел меня искать?
        Я заставляю себя двигаться, выключая фонарик и протискиваясь в пространство между стеной и дверным косяком - если кто-то войдет, есть шанс, что они меня не заметят.
        Я жду, парализованная страхом, с дрожащими коленками, пока шаги приближаются к двери, но некто проходит мимо без остановки. Секунду или две знакомый щелчок выключателя в ванной и жужжание вытяжки. Я медленно выдыхаю, но не двигаюсь, пока не слышу, что кто бы то ни было вернулся к себе в комнату.
        Пошевеливайся, подгоняю я себя, пока тебя не обнаружили. Я включаю фонарик и освещаю им комнату. Она выглядит так, будто никто здесь и не был после смерти Алекса. Я изучаю незастеленную кровать, вещи, закинутые на верхнюю койку, пустые кружки из-под кофе на крохотной тумбочке. На его столе беспорядок: дезодорант, разные журналы и книги, связка ключей, маленький плюшевый мишка в футболке с надписью «Я люблю Голуэй».
        Никаких фотографий, слава Богу - Алекс хранил их все на своем телефоне.
        Его телефон. Хотя по ним нельзя совершать или принимать звонки, мы все еще используем наши мобильники, чтобы делать снимки, слушать музыку, играть в видеоигры или решать головоломки. Я видела Алекса, сидящего с телефоном, дюжины раз.
        Так где же он?
        Осторожно, тихо, я открываю ящики тумбочки и стола. Прохожусь по содержимому так быстро, как могу. Ничего. Проверяю шкаф - нигде никаких признаков телефона. Я мысленно отмечаю спросить завтра у Каро. Или, может, у Сандрин. Вейпа тоже не видно. Он, наверное, все еще у Люка.
        Что еще я могла пропустить? Я оглядываюсь, но оставаться там дольше - значит испытывать удачу до предела. Поэтому я выключаю фонарик и ухожу, мягко закрывая за собой дверь.
        Я не возвращаюсь в кровать - слишком напряжена для сна - и вместо этого иду в клинику. Опустившись на стул за своим столом, я пытаюсь думать сквозь густой туман усталости. Но мысли кружатся, как снег в бурю, отказываясь устаканиваться.
        Это ничем не отличается от постановки диагноза, решаю я. Изучи имеющиеся у тебя доказательства. На какие выводы они указывают?
        Что конкретно я знаю?
        Алекс верил, что Жан-Люка убили намеренно, сломав его снаряжение. А это мог сделать кто угодно в той экспедиции.
        Что еще? Смерть Алекса не была самоубийством. Кто-то выманил или заставил его выйти наружу в темноту зимы. После борьбы они связали его и оставили замерзать насмерть на льду - что заняло бы всего несколько минут, учитывая температуру ниже нуля и то, как мало на Алексе было одежды.
        Я закрываю глаза, визуализируя сцены. Позволяю себе втянуться в воронку его ужаса, когда Алекс лежал там, в те последние несколько минут. Его осознание, что никто не услышит криков о помощи, его отчаянные попытки не поддаваться чудовищному холоду.
        Стоял ли там этот убийца, глядя, как он умирает, выжидая, чтобы снова развязать его и убрать все следы преступления? Закрывал ли ему рот? Или слушал мольбы о пощаде?
        О Господи… Горло сжимается от эмоций. Об этом лучше не думать.
        Кто мог такое сделать?
        И как? Алекс был высоким сильным парнем, крепким от работы на улице, и мог дать чертовски неплохой отпор.
        Я снова сажусь прямо, пытаясь выровнять дыхание. На что указывают доказательства, Кейт?
        Думай.
        Но все, что наполняет мысли, это жажда чего-то еще, что позволит расслабиться, успокоиться. Я встаю и открываю шкаф, изучая запасы. Взяв пачку «Трамадола», я открываю новую упаковку и достаю несколько таблеток из блистеров, затем иду вернуть ее на место. Так будет не настолько очевидно, что я брала медикаменты для себя.
        Я останавливаюсь. Будет не так очевидно…
        Я вытаскиваю первую коробку седативных и открываю ее. Проверив, что ни один из маленьких пузырьков не был вскрыт, я медленно просматриваю несколько следующих упаковок, но не нахожу пропажи.
        Забудь об этом, Кейт. Ты тратишь время зря.
        Но я знаю, что не успокоюсь, пока не проверю все, так что заставляю себя продолжить, открывая каждую упаковку и проверяя содержимое. Несколько десятков коробок спустя я все еще ничего не нашла. Голова пульсирует от изнеможения, и я отчаянно хочу вернуться в кровать, но настойчиво продвигаюсь.
        На первой дюжине упаковок нет никаких признаков, что их трогали, но когда я вытаскиваю следующую, вижу, что печать разорвали, а затем приклеили обратно. Я открываю ее, вытаскивая инструкцию для пациента, обернутую вокруг пластинки с таблетками. Мое сердце останавливается, а рука начинает дрожать.
        Два блистера сломаны, их содержимое пропало.
        Твою мать.
        Я проверяю пять оставшихся коробок. В каждой не хватает по две таблетки, пластинки возвращены внутрь и печать-стикер приклеена обратно, и никто, бегло ее оглядывающий, не заметил бы, что что-то не так. Не заметили бы и что коробка стала легче обычного.
        Я выкладываю шесть пластинок на стол, глядя на них. В сумме не хватает двенадцати таблеток. Сто восемьдесят миллиграммов. Более чем достаточно, чтобы вырубить кого-то весом с Алекса или, как минимум, сделать очень сонным.
        Я вспоминаю тот вечер, просмотр «Нечто» со всеми после ужина в честь середины зимы. Вспоминаю неразборчивую речь Алекса, его нетвердую походку, когда он возвращался в комнату.
        Кто-то подмешал таблетки в его напиток… или еду? Эти штуки, как мне хорошо известно, почти не имеют вкуса, и остаются в теле часами.
        Не делай поспешных выводов, Кейт. Возможно, другой зимовщик, измотанный усталостью и бессонницей, вломился в клинику и взял их себе? Но зачем им это делать? Я снова задумываюсь, вспоминая заначку, украденную из моей спальни. Они знают, что я выпишу все необходимое.
        Я откидываюсь на стуле, потирая изнывающий лоб. Может ли это быть правдой? Действительно ли кто-то накачал Алекса таблетками, а потом вытащил или выманил его на лед?
        Это не кажется возможным.
        И все же…
        Один маленький лучик успокоения, понимаю я. Если я права, тогда Алекс не мучался так сильно, как я боялась - есть большая вероятность, что он едва ли осознавал происходящее.
        Так какого хрена мне делать? Я пялюсь на пакетики, выложенные в линию на столе.
        Но нет времени формулировать ответ. Секунду спустя я слышу звук в коридоре. Я разворачиваюсь, замерев на месте, с глазами, округленными от ужаса, когда ручка поворачивается и кто-то входит в комнату.
        Глава 28. 5 июля, 2021 года
        - Что ты делаешь?
        Арне стоит в дверном проеме, глядя на кучу медикаментов у меня на столе. Несколько мгновений никто не заговаривает, потом он встречается со мной взглядом.
        - Что происходит? - снова спрашивает он.
        Я глазею на него, онемев от удивления.
        - Что происходит, Кейт? - Его голос становится стальным, когда он спрашивает в третий раз, и что-то в его лице вызывает холодный прилив страха.
        Арне. Может ли это быть Арне?
        Почему нет? Это может быть кто угодно.
        Он быстро подходит к столу. Я дергаюсь назад, но он не притрагивается ко мне. Просто подбирает одну из упаковок и читает название. На мгновение, время замирает: Арне осознает важность того, за чем он меня поймал, а я обдумываю следующий ход.
        Я вскакиваю со стула, кидаясь к двери, но я недостаточно быстрая. Арне хватает меня за руку и затягивает обратно. Я пытаюсь вывернуться, но он крепко держит меня.
        - Оставь меня! - вскрикиваю я, отчего Арне резко отпускает. Я стою, тяжело дыша, думая, бежать или звать на помощь.
        Потом я замечаю выражение его лица. Он выглядит растерянным.
        - Кейт? В чем дело? - голос Арне взволнован, более встревожен, чем разозлен. - Ты выпила какие-то из этих таблеток?
        Его взгляд возвращается к упаковкам на столе, затем снова ко мне. Я смотрю на него, пытаясь решить, что делать. Что сказать.
        - Кейт, пожалуйста, расскажи мне. Ты только что проглотила эти таблетки?
        Он напуган, понимаю я, или чертовски хорошо это имитирует. Я прочищаю горло.
        - Нет, - твердо говорю я. - Я ничего из этого не принимала.
        Не сегодня, во всяком случае.
        - Ты уверена? - на его лице отражается облегчение и недоверие. - Ты мне не врешь? Потому что если это так, Кейт, я разбужу Сандрин прямо сейчас, и мы заставим тебя их вытошнить.
        На мгновение у меня появляется желание засмеяться. Как бы они это сделали, интересно?
        - Послушай, это не то, что… - я делаю вздох, чтобы успокоиться. - Не то, чем кажется.
        Потому что теперь я вижу, как именно это выглядит. Я здесь, посреди ночи, окруженная кучей опасных препаратов.
        - Я не пытаюсь покончить с собой, - настаиваю я. - Обещаю.
        Арне подозрительно разглядывает меня.
        - Так что происходит? - Он перебирает упаковки. - Почему во всех них не хватает таблеток? Их не так выписывают, верно?
        - Нет, не так. - Я потираю лоб.
        - Так что ты делаешь?
        Я вздыхаю, пытаясь выиграть больше времени.
        - Это длинная история, - говорю я, надеясь, что на этом он остановится. Но понимая, что этого не случится.
        Арне садится на стул.
        - Ну, у нас вся ночь впереди. - Он поглядывает на настенные часы. - Или, по меньшей мере, ее остаток.
        - Почему ты не спишь? - спрашиваю я.
        - Я не мог заснуть. Я шел в столовую выпить чего-нибудь и увидел свет под дверью.
        Звучит правдоподобно, но никак нельзя знать точно, правда это или нет.
        - Послушай, - добавляет Арне, смягчаясь. - Давай я тебе принесу выпить, а ты приходи в мою комнату. И мы поговорим.
        Я обдумываю это.
        - Мне лучше пойти спать. У меня завтра много дел.
        Арне качает головой.
        - Я не выпущу тебя из поля зрения следующие несколько часов. До тех пор, пока полностью не буду уверен, что ты… - он снова поглядывает на таблетки, - не сделала какую-нибудь глупость.
        Впервые за это время, показавшееся мне вечностью, мои губы подергиваются в улыбке. Этот мужчина далеко не глуп, и его беспокойство кажется искренним.
        Кажется, вторит предостерегающий внутренний голос.
        - Ладно. Я выпью чашку чая, - соглашаюсь я, собирая таблетки и пряча их обратно в шкаф. - Но давай посидим у меня в комнате.
        - Договорились. - Он встает и направляется к двери. - И тогда ты сможешь объяснить, что происходит.
        Глава 29. 5 июля, 2021 года
        - Вот. - Арне ставит чашку возле моей кровати. - Я сделал чай без кофеина, чтобы ты могла заснуть.
        - Спасибо.
        - Ну давай, рассказывай, - говорит он, усаживаясь на стул. - Что ты делала со всеми этими таблетками?
        Я изучаю его лицо, ища подсказки. Как я могу доверять этому человеку? Здравый смысл подсказывает, что мне нужно быть осторожной; с другой стороны, я отчаянно хочу с кем-то поговорить о том, как, по моему мнению, умер Алекс. И сейчас Арне здесь.
        - Я их сортировала. Жан-Люк оставил все в беспорядке.
        Похоже, я его не убедила. Он рассматривает мое лицо, очевидно думая, можно ли мне доверять.
        - Это как-то связано со смертью Алекса?
        - Почему ты спрашиваешь? - мне не удается скрыть удивление.
        Он молчит. Глядит в чашку, как будто ища в ней ответ.
        - Ты веришь, что это было самоубийство? - спрашивает он наконец.
        Я колеблюсь, раздумывая, как ответить.
        - Сандрин кажется вполне уверенной, - уклончиво замечаю я. - Это она и сказала АСН.
        - Я так и понял. - Арне кривится в недоверчивой усмешке.
        - Ты разве ей не веришь?
        - Сандрин? Нашей почтенной начальнице? - говорит он непривычно саркастичным тоном.
        - Значит, тебе она не нравится? - удивленно хмурюсь я.
        Арне не отвечает, рассматривая что-то на своих джинсах. Он полностью одет, замечаю я. Что странно - разве он не говорил, что встал попить, потому что не мог уснуть? Почему он просто не надел халат?
        - Арне? - спрашиваю я.
        - Не то что бы она мне не нравится. - Он вздыхает, потирая щеку. - Он явно не брился несколько дней. - На самом деле у меня было больше проблем с Жан-Люком.
        - Я не понимаю, - хмурюсь я.
        - Ты не знаешь? - Он приподнимает бровь. - О нем и Сандрин?
        Я глазею на него.
        - Что ты имеешь в виду? Они что, были любовниками?
        Арне кивает, и я пытаюсь переварить эту новость. Сандрин и Жан-Люк были любовниками?
        - Но он был женат, - выпаливаю я и тут же чувствую себя глупо. В конце концов, это часть культуры ледовых станций, когда сотрудники сходятся на время пребывания - полярный муж или жена, как их называют - а потом возвращаются к своим семьям. Что случается в Антарктике, остается в Антарктике, по крайней мере, в теории.
        Но Жан-Люк и Сандрин? Я испытываю смешанные эмоции. Шок. Разочарование в моем предшественнике, которого я приняла за преданного семьянина. И стыд - я, кажется, всегда обо всем узнаю последней.
        - Почему ты не говорил мне об этом раньше? - спрашиваю я Арне, искренне чувствуя себя оскорбленной.
        Он смотрит на меня. На секунду мне кажется, что он хочет поделиться со мной чем-то невысказанным, но момент уже упущен.
        - Я… - колеблется он. - Я не уверен. Извини. Наверное, я не хотел все будоражить. Ненавижу все эти сплетни и слухи, которые так быстро расходятся здесь.
        Или же Арне просто мне не доверял? Грудная клетка сжимается от разочарования, и я понимаю, насколько важно, что думает обо мне этот мужчина.
        - Поэтому у тебя были с ним проблемы? - спрашиваю я, отгоняя это чувство. - Не только из-за наркотиков, но и потому, что Жан-Люк изменял?
        Арне ерзает на стуле, пытаясь устроиться поудобнее.
        - Ага. У моего отца много лет была любовница за спиной матери. Я думаю, мне не нравятся люди, которые хотят усидеть на стуле.
        - Усидеть на стуле? - повторяю я. - Ты имеешь в виду, усесться на два стула сразу?
        - Да. Мне кажется, это было нечестно по отношению и к Сандрин тоже и оказывало дестабилизирующий эффект на всю базу. Об их отношениях стало известно летом, но нам всем приходилось притворяться, что мы ничего не знаем.
        Я обдумываю это. Господи, Сандрин, наверное, была раздавлена, когда Жан-Люк погиб. Как она умудрилась продолжать вести дела на станции? Несмотря ни на что, я чувствую проблеск сочувствия к начальнице.
        - Дело в том, - продолжает Арне, - что Сандрин не хотела заканчивать отношения, когда они поедут домой. По всей видимости, она очень ревновала его к жене. Даже угрожала связаться с ней и рассказать обо всем.
        - Серьезно? - я смотрю на него, открыв рот, пытаясь все это осознать. Но была ли эта интрижка настоящей или это просто местные сплетни? Я решаю спросить Каро утром. И надо бы еще поинтересоваться у нее, куда мог деться телефон Алекса. Но это соотносится со всем, что сказал Жан-Люк в видео, как фамильярно он назвал ее Сэнди. Я никогда не слышала, чтобы кто-то другой к ней так обращался.
        Я вспоминаю вещи Жан-Люка, сваленные в том шкафчике в «Бета». Поэтому Сандрин придерживает их? Может, она боится, что они как-то выдадут ее секрет?
        Или же она просто не хочет отпускать их, эту последнюю часть его. Это может объяснить, почему пропали его компьютер и блокнот - она, должно быть, знала, что они могут содержать доказательства их связи. Как и с письмом, которое он написал жене.
        На случай моей смерти.
        Интересно, знал ли Жан-Люк что его жизнь в опасности? Понимал ли он, что убийца может прийти за ним?
        - Сандрин была в той экспедиции к расщелине, не так ли? - уточняю я у Арне.
        - Как и большинство из нас, - кивает он. - Это было что-то вроде группового упражнения для тех, кто остается на зиму… как вы это называете - связывающий опыт?
        - Сближающий опыт. И никого из летней команды там не было?
        Арне качает головой.
        Я пытаюсь обдумать это, но голова болит от усталости. Я откидываюсь назад и закрываю глаза. Спустя несколько мгновений его рука прикасается к моей щеке.
        Арне смотрит на меня сверху вниз.
        - Я оставлю тебя спать, - говорит он. - Теперь я уверен, что ты в порядке. - Он берет чашки и направляется к двери. - Спокойной ночи.
        Я остаюсь в кровати, но сон ускользает от меня. Голова забита вопросами, возможными связями. Прежде всего о том, как кто-то вломился в клинику и вскрыл шкаф с медикаментами, не оставив никаких следов.
        Они сделали это так же, как и я сама.
        Каким-то образом заполучили ключи.
        Я пытаюсь пройтись по всему заново, придерживаясь того, в чем могу быть уверена: Жан-Люк умирает на льду, Алекс уверен, что это убийство. Его ноутбук и блокнот пропадают. Алекс настаивает, чтобы Сандрин провела расследование, и она отказывается. Затем кто-то удаляет видеофайлы Жан-Люка, и Алекс умирает после того, как его накачали таблетками и связали на льду.
        Однако у меня нет доказательств, что их смерти связаны. Гибель Жан-Люка могла быть простым несчастным случаем - брак в снаряжении. Алекса могли убить совсем по другой причине.
        Я возвращаюсь мыслями к тому, о чем рассказала мне Каро - как Алекс верил, что смерть доктора была связана с какой-то женщиной, погибшей здесь, в Антарктике. Я напоминаю себе проверить это в интернете, посмотреть, смогу ли я отыскать больше деталей.
        Когда я тянусь за таблетками, спрятанными под матрасом, меня вдруг озаряет. Возможно ли, что это Сандрин испортила снаряжение Жан-Люка?
        Из ревности, возможно, или от злости, что он отказался разрывать свой брак. Потом забрала его ноутбук и блокнот, пряча доказательства их отношений.
        Я жую таблетки, потом проглатываю их. Когда я жду, пока меня настигнет сон, образ начальницы станции заполняет мои мысли. Ее охваченная злобой фигурка, когда она накинулась на меня… Нет, абсурдно думать, что Сандрин убила Алекса - она попросту не смогла бы дотащить никого такого размера и веса, будь он без сознания или нет.
        Несмотря на ее очевидное презрение, у меня есть неотступное сочувствие к ней после рассказа Арне. Несомненно, Сандрин пришлось нелегко на этой миссии. Мне стоит отбросить в сторону наши разногласия, думаю я. Сказать ей о пропаже таблеток, настоять, чтобы она сообщила, что смерть Алекса была подозрительной.
        А что, если она мне не поверит? Откажется действовать?
        Я могла бы сама связаться с АСН, сказать им, что среди нас, возможно, есть убийца. Но что они смогут с этим сделать, даже если предположить, что мне поверят? Не то чтобы они могут прислать сюда полицию - как начальница станции, Сандрин, по сути, является единственным правоохранительным органом.
        Но мне, как минимум, стоит предупредить остальных. Хотя это еще более рискованно, понимаю я - предупредить убийцу об угрозе раскрытия. Кто знает, к чему это может привести?
        О боже. Я со стоном зарываюсь головой в подушку, чувствуя смесь паники и отчаяния. Я вспоминаю настороженность Арне, когда он думал, что у меня передозировка. Вспоминаю проявленную им доброту, когда я потерялась на льду.
        Он озвучил собственные подозрения насчет смерти Алекса, не так ли? Но я опасалась развивать эту тему. Я отчаянно хочу кому-то довериться, обсудить, что нам делать. Мне ужасно нужна еще одна голова, которая поможет разобраться в этом бардаке.
        Но могу ли я доверять Арне?
        Что важнее, могу ли я доверять хоть кому-то?
        Глава 30. 6 июля, 2021 года
        Я просыпаюсь от головной боли, уставшая от тревоги и нехватки хорошего сна, глаза болят, а мысли медлительные и удушающие. Я варю крепкий черный кофе и забираю его в клинику, сопротивляясь завлекающему зову Сирены от шкафа с медикаментами - угощаться сейчас - это очень плохая идея, особенно после того, как Арне поймал меня вчера с таблетками.
        Собравшись с силами, я включаю компьютер и открываю видеодневники, потому что прошлой ночью приняла решение. Но в тот момент, когда я листаю список к файлу Алекса и открываю его, я уже знаю, что найду его пустым.
        Естественно, все видео исчезли. Кто бы ни украл таблетки из клиники, он, очевидно, воспользовался возможностью удалить любые доказательства, которые мог оставить после себя Алекс.
        Я чувствую вспышку злости и разочарования. Несколько секунд я раздумываю пойти прямиком к Сандрин, показать ей пустой файл, но это бессмысленно: компьютерные записи покажут, что это я их удалила. Если я собираюсь перетянуть ее на свою сторону, мне нужно что-то более убедительное.
        Вместо этого я вхожу в интернет и проверяю записи о смертях в Антарктике. Для такого опасного места их было удивительно мало за прошедшие годы и немногие из погибших - женщины. Самая примечательная - Ивонн Халлидей изучала климату в Моусоне, несчастный случай со снегоходом попал во все газеты. Женщина-технолог, которую звали, по стечению обстоятельств, Ванда[22 - Имя пострадавшей совпадает с названием новозеландской антарктической базы.], предположительно умерла от заражения крови на британской базе.
        Намного меньше информации, что странно, о Наоми Перез, двадцативосьмилетней ассистентке администратора, найденной мертвой на льду два года назад, неподалеку от Хижины Открытия Скотта возле Мак-Мердо.
        Меня охватывает волна грусти, когда я изучаю портрет Перез, опубликованный в новостной статье. Красивая, с длинными каштановыми волосами, струящимися из-под толстой вязаной шапочки.
        Могла ли это быть «pauvre fille» Жан-Люка?
        Его бедная девочка?
        Хотя нет никаких намеков на то, что инцидент был чем-то, кроме несчастного случая. Причина смерти определена как обморожение - был сделан вывод, что она потерялась в темноте, не нашла дорогу к станции и замерзла насмерть.
        Я вспоминаю ту захлестывающую панику, которую испытала, когда оказалась в одиночестве после авроры. Я прекрасно представляю, насколько напугана она была, когда холод охватил ее, замораживая кровь в венах.
        Ужасная смерть - одна в безжалостной ночи.
        Я проверяю другие недавние смерти в Антарктике, минутами выжидая, пока каждый поисковой запрос загрузится при нашем невероятно медленном интернете. Двое мужчин, погибшие при взрыве на одной из аргентинских баз. Парень, умерший в пожаре генераторной будки на русской исследовательской станции. Повар, раздавленный грудой снега на Мак-Мердо. Еще двое мужчин скончались в результате несчастного случая с самолетом на немецкой базе.
        Я сдаюсь, чувствуя, что зашла в тупик. Что я надеялась обнаружить?
        Залпом допивая остатки кофе, я раздумываю вернуться в столовую за добавкой, но знаю, что это сделает меня нервной и дерганой. Вместо этого я открываю файлы с медицинскими записями; я просматривала их, когда прибыла, но это, по сути, данность, что все здесь неприлично здоровы. Есть редкие случаи сломанных конечностей или гастроэнтерита. Ничего важного.
        Но, в отсутствие идей получше, я решаю присмотреться тщательнее. Сначала я проверяю данные Жан-Люка, надеясь, что они расскажут мне о семидесяти ледовых станциях, на которых он провел время. Но, как и видеозаписи, его медицинские отчеты удалены из системы.
        Это подозрительно? Я не уверена. Может, таков протокол в случае чьей-то смерти.
        Записи Алекса, однако, все еще там. Я просматриваю их снова, ища что-нибудь необычное. Но там нет ничего, кроме случая ветрянки, когда ему было семь. До самой смерти Алекс, по всей видимости, был в исключительной форме и невероятно активен.
        Кто следующий? Мозг немедленно переключается на Арне. Я открываю его записи и читаю с самого начала. Ушная инфекция в младенчестве. Сломанное запястье в подростковом возрасте. Приступ пищевого отравления, когда ему было за двадцать. Случай контактного дерматита во время его пребывания на Мак-Мердо. Ничего особо примечательного, но дата привлекает мое внимание - шесть месяцев после смерти Наоми Перез.
        Узел затягивается в желудке, когда я смотрю на запись.
        Может ли это быть совпадением?
        Это ничего не значит, твердо говорю я себе. Все-таки Арне открыто говорил о своем пребывании на базе США. Люк тоже. И достаточно много членов летней команды, вспоминаю я. К тому же несколько зимовщиков также были на Конкордии, хотя я не могу вспомнить, кто; спустя какое-то время я отключилась от всех историй о приключениях на других станциях, подозревая, что большинство из них были сильно приукрашены или вовсе выдуманы.
        Я рыскаю в медицинских записях остальных работников базы, но остаюсь ни с чем. Массируя лоб, я пытаюсь все это обдумать. Как я могу определить, что именно беспокоило Жан-Люка? И почему он хотел те тесты ДНК?
        Я могу придумать только два способа: прямо спросить Сандрин или узнать из его личного файла. Но я не могу получить доступ к той области информационной системы, а начальница хранит бумажные копии в своем офисе под замком.
        Черт. Я вспоминаю, что мне нужно снова заполучить ключ от шкафчика в «Бета». Мне придется придумать способ пробраться обратно в офис Сандрин, когда мозг будет менее затуманен - может, у меня будет возможность заодно заглянуть в тот шкаф с документами.
        Серьезно, Кейт?
        Я делаю глубокий вдох, гадая, когда я превратилась в человека, который серьезно рассматривает идею вломиться в чужой офис и украсть ключи вместе с важными персональными данными.
        Каким образом я могу это оправдать?
        Но какая есть альтернатива? Рискнуть, учитывая, что эта ситуация может еще сильнее ухудшиться? Переждать остаток зимы, надеясь на лучшее?
        Я поглядываю на время и решаю заглянуть к Каро. Но когда я стучу в дверь, ответа нет. Я даю ей минуту, затем просовываю голову внутрь. Она лежит на кровати. Заметив меня, начинает шевелиться.
        - Прости. Не хотела тебя разбудить.
        - Привет, Кейт. - Каро встает и потирает глаза. - Все в порядке. Я проспала.
        - Мы можем провести осмотр? Или позже, если хочешь.
        - Нет, давай сейчас. - Она встает и следует за мной в клинику, ступая на весы прежде, чем я попрошу ее об этом. Я записываю результат, успокоенная тем, что, несмотря на всю боль, перенесенную ей после после гибели Алекса, она набрала почти полкило. Затем я измеряю высоту ее матки - она в точности там, где должна быть. Я проверяю давление - не в зоне опасности, но немного выше нормы. Учитывая обстоятельства, это ожидаемо.
        Я достаю стетоскоп и прослушиваю сердцебиение плода. Там тоже никаких нарушений.
        - Похоже, все в порядке, - уверяю я Каро, делая заметки в бланке дородовых записей, присланных АСН. - У вас обоих все очень хорошо.
        Она слабо улыбается.
        - Как ты? - спрашиваю я. - Сама по себе.
        - Дерьмово, - отзывается Каро.
        Ее честность трогает меня.
        - Со временем станет легче, - мягко говорю я.
        - Думаешь? В лучшем случае, я вернусь домой матерью-одиночкой.
        На это нечего ответить.
        - Семья Алекса знает? О ребенке?
        Я полагаю, Сандрин или, может, кому-то из АСН, пришлось проинформировать их о его смерти. Какой траурной тенью это накроет свадьбу его сестры, думаю я.
        - Еще нет. Алекс планировал поговорить с ними. Сначала он хотел убедиться, что все будет нормально.
        - Ты собираешься им сказать?
        - Я думала послать им электронное письмо, - говорит Каро. - Или позвонить. Никак не могу решить.
        - Может, письмо будет лучше. Это даст им время переварить новости перед тем, как ты поговоришь с ними.
        - Я просто не знаю, что сказать… я не пойму, поможет ли это или сделает только хуже.
        - Я уверена, что поможет. Они захотят иметь отношения с внуком.
        - Их вторым внуком, Рози родит раньше меня.
        - Это сестра Алекса?
        Каро кивает.
        - Он так часто о них говорил, что я чувствую, будто уже знаю их.
        - А он рассказывал им о тебе?
        - Ага. Его мама спрашивала, могу ли я танцевать хака[23 - Ритуальный танец новозеландских маори.], она думала, что это может отпугнуть кроликов с их овощной грядки.
        - Она, похоже, милая. Смешная, - улыбаюсь я.
        - Да. - Каро тоскливо смотрит в окно. Снаружи виднеется блеклое сияние полной луны. Потом она снова поворачивается ко мне. - Ты уже нашла его браслет?
        Я качаю головой.
        - Но я проверила данные.
        - И?
        - И ничего особенного… Информация обрывается в 2.53 той ночью.
        Боль омрачает лицо Каро. Ее плечи напрягаются, когда она борется со своими эмоциями.
        - Ты узнала что-нибудь еще?
        Я подумываю рассказать ей о визите Люка в комнату Алекса и о пропавшем снотворном, но все-таки решаю не делать этого. Не стоит добавлять еще больше стресса и беспокойства к уже и так хрупкому моральному состоянию Каро.
        - Нечего конкретного, но, как и обещала тебе, я над этим работаю.
        Она разглядывает меня, явно оценивая, лгу я или нет.
        - На самом деле, я хотела спросить, не у тебя ли телефон Алекса, - говорю я. - Или, может, ты знаешь, где он?
        - Я везде его искала, - качает головой Каро. - Я решила, что его забрала Сандрин.
        - Возможно. Я узнаю.
        - Почему ты спрашиваешь? Думаешь, это важно?
        - Сомневаюсь, - вздыхаю я. - Я просто размышляла, у кого он может быть.
        - Значит, теперь ты мне веришь? Что его смерть не была случайной. - Взгляд Каро прямой и твердый. Она намного сильнее, чем мне казалось, понимаю я; она, может, молодая и в ужасной ситуации, но она жесткая.
        Все равно я решаю не говорить ей всего.
        - Скажем так, я не то чтобы не верю тебе, ладно? Я хочу убедиться, что мы докопаемся до правды.
        - Дай угадаю, Сандрин не слишком-то помогает.
        - Нет, не помогает, - признаю я. - Кстати говоря… ты когда-то слышала о ней и Жан-Люке?
        - Ты имеешь в виду, об их отношениях?
        Значит, это правда.
        - Да. Я только вчера узнала об этом.
        - Кто тебе сказал?
        - Арне.
        Каро вздыхает.
        - Сандрин, может, и полная стерва, но она была явно сокрушена тем, что случилось с Жан-Люком. Она днями почти не разговаривала и больше не была прежней с тех пор.
        - В каком смысле?
        - Раньше она не была такой… несгибаемой, - вспоминает Каро.
        - Как получилось, что ты не пошла с ними в ту экспедицию?
        - Я не хотела. Пять дней на льду, скалолазание - это не мое. Боюсь высоты. - Она смотрит на меня и смеется. - Жалко, не так ли? Алекс говорил, что поможет мне перебороть это.
        - Совсем не жалко. Если честно, я боюсь темноты. - Я сочувственно улыбаюсь.
        - Правда?
        - Всегда боялась, - киваю я. - Мне все еще приходится засыпать со светом.
        - Господи, - присвистывает Каро. - Неудивительно, что ты наложила в штаны, когда они нашли тебя на льду без фонарика.
        Я кривлюсь не только от стыда, но и от осознания, что либо Дрю, либо Арне рассказали всем, в каком я была состоянии.
        - Да уж, глупо, не так ли?
        - У нас всех что-то такое есть. Алекс до смерти боялся змей. Говорил, что поэтому мы были созданы друг для друга - где бы мы ни жили, мы были бы в порядке. Ни в Ирландии, ни в Новой Зеландии нет змей.
        Она снова замолкает. Мы сидим так с минуту, обе в раздумьях, несомненно, об утраченном будущем, в котором Каро и Алекс живут долго и счастливо.
        Я отлично знаю, как сильно это ранит.
        - Мне лучше идти, - вздыхает Каро. - Я обещала Арку снова взглянуть на поставку воды в бойлере. Люк клянется, что с проводами все в порядке, но мне нужно убедиться, что я все хорошо проверила.
        - Ты ему не веришь? - спрашиваю я.
        - Верю - когда он не накурен, - морщится Каро.
        Я вспоминаю иглу, мой разговор с Люком. Он показался мне довольно собранным, несмотря на косяк, который курил. Но я все же не знаю его так долго, как Каро.
        - Он отдал вейп Алекса? - вспоминаю я. Возможно, Каро хранит его где-то у себя.
        - Его что? - она выглядит растерянной.
        - Его электронную сигарету. Люк сказал, что одолжил ее.
        - У Алекса никогда не было вейпа. Как я и говорила, он мало курил, даже до того как Жан-Люк его отговорил от этого.
        Я непонимающе глазею на нее.
        - Ты уверена?
        - Конечно, я уверена. А что?
        - Ничего, - бормочу я. Я делаю вид, что проверяю время на настенных часах. - Извини, мне пора. Я только что вспомнила, что должна кое с кем встретиться.
        Каро меряет меня еще одним растерянным взглядом, поднимаясь на ноги.
        - Ты уверена, что все в порядке, Кейт? Ты снова выглядишь нервной.
        - Я в норме, - лгу я, желая поскорее от нее избавиться. - Увидимся позже.
        Как только она уходит, я отпираю шкаф и потчую себя коктейлем из таблеток. Рука дрожит, замечаю я, либо от ломки, либо от шока.
        Люк солгал мне. Он лгал о причинах визита в спальню Алекса.
        И у меня нет никакого представления, что с этим делать.
        Глава 31. 6 июля, 2021 года
        Я нахожу Арне в гаражной мастерской, он согнулся над одним из снегоходов. Я стою с минуту, наблюдая за его работой, за слаженностью и уверенностью его движений. В нем есть что-то такое… крепкое… такое успокаивающее.
        Меня атакует прилив эмоций, примитивный и неприкрытый порыв влечения, которое я больше не могу отрицать. По пятам за ним следует паника. Я не хочу испытывать это по отношению к кому-то, особенно здесь.
        Особенно после Бена.
        В тот же момент Арне поворачивается, видит меня, его лицо расплывается в широкой улыбке.
        - Привет. - Он кивает на мой пуховик. - Была снаружи?
        - Для меня здесь слишком холодно, - качаю я головой. Хотя гараж отапливается, он все еще сильно контрастирует с теплой атмосферой «Альфа». Арне, с другой стороны, одет только в черную футболку с короткими рукавами и старые джинсы. Я полагаю, ты привык к холоду в Исландии.
        - Добро пожаловать в мое царство. - Он жестом обводит помещение. - Ты здесь не много времени провела, не так ли?
        - Дрю проводил мне экскурсию, когда я только приехала. - Я снова качаю головой.
        - Ну, это место не очень захватывающее. Особенно, если тебя не увлекают двигатели. - Он изучает мое лицо. - Как ты сегодня? Выглядишь, будто мало спала прошлой ночью.
        - Не особо много. - Я замолкаю, не зная, как продолжить. - Послушай, мне нужно с тобой поговорить.
        Арне откладывает гаечный ключ, который держал в руках. Опирается о рабочую скамью, глядя на меня оценивающе.
        - Выкладывай.
        - Я нашла кое-что позавчера… На самом деле, это не совсем правда. Я немного копалась в том, что случилось с Алексом. В обстоятельствах его смерти есть несколько вещей, которые меня настораживают.
        Арне вскидывает бровь, но ждет, пока я продолжу.
        - Я проверила данные браслетов с той ночи, и они показали кое-кого в его спальне незадолго до смерти. - Я медленно вдыхаю, пытаясь собраться с мыслями. Я снова задумываюсь, стоит ли мне рассказывать все это Арне.
        Могу ли я правда ему доверять?
        - Ты скажешь мне, кто, Кейт?
        Я пускаю осторожность по ветру.
        - Люк.
        - Люк? Ты уверена?
        - Данные не врут, - пожимаю плечами я. - Кроме того, он это признал.
        - То есть ты говорила с ним об этом? - хмурится Арне. - Когда?
        - Несколько дней назад.
        - И что он сказал?
        - Он сказал, что пошел проверить, в порядке ли Алекс. И одолжить его вейп. - Я снова останавливаюсь, но затем продолжаю: - Проблема в том, что у Алекса никогда не было вейпа, по словам Каро.
        Арне обдумывает это с минуту.
        - Значит, Люк солгал?
        - По всей видимости.
        - Ты спрашивала у него почему?
        - Еще нет. Я не уверена, что делать. Мне, наверное, стоит поговорить с Сандрин, но… - я замолкаю, позволяя Арне прочитать между строк.
        Он издает длинный свист.
        - Господи. Я не знаю, что сказать. То есть ты веришь, что Люк как-то связан со смертью Алекса? Но как? Значит, ты не считаешь, что это было самоубийство, Кейт?
        Я снова уклоняюсь от вопроса. Вместо ответа задаю ему встречный:
        - Ты был на Мак-Мердо, да?
        Арне кивает.
        - Когда именно?
        - Несколько лет назад. Примерно три месяца. Почему ты спрашиваешь?
        - Ты знал девушку по имени Наоми Перез?
        Мгновение Арне молчит, его лицо непроницаемо.
        - Это девушка, которую нашли на льду? Нет. Я уехал за несколько месяцев до того.
        Я чувствую облегчение. Но говорит ли он правду?
        Боже, что со мной происходит? Голова кружится от растерянности. С каких пор я стала такой недоверчивой к… ну, почти всем.
        - Кейт. - Арне прочищает горло. - Я не понимаю, к чему ты ведешь. Ты думаешь, ее смерть была подозрительной? Я слышал, она потерялась.
        - Нет, я… - Я сглатываю. Собираюсь с мыслями. - Я не знаю. Мне просто показалось странным, что ты был там примерно в то же время, что и она.
        - Это большая станция, - пожимает плечами Арне. - Больше тысячи рабочих, и не только американцев. Много людей, желающих провести время в Антарктике, работают на Мак-Мердо - это отличный способ набраться опыта, прежде чем подать заявку на станции поменьше. В моем случае, у них была отличная учебная программа по обслуживанию транспорта при минусовых температурах. Несколько из нас работали там.
        - Кто, например?
        - Соня, это раз, - Арне закатывает глаза, задумавшись. - Жан-Люк и Люк, кажется, тоже.
        - Жан-Люк? Ты уверен?
        - Мы говорили об этом несколько раз, - подтверждает Арне. Он был там одновременно со мной несколько недель, но мы никогда не встречались. Он шутил, мол, как жаль, что я такой здоровый.
        - Ладно. - Я обдумываю новые сведения. Значит, это о Наоми Перез Жан-Люк говорил в видеодневниках.
        - Кейт?
        Я вижу, что он хмурится.
        - Давай начистоту. Ты намекаешь, что на базе что-то происходит? И вообще, почему тебя так интересует Мак-Мердо?
        Я смотрю на него. Если я хочу открыться Арне, то нужно делать это сейчас. Сейчас или никогда - либо я доверяюсь ему, либо ухожу. Я колеблюсь еще секунду, а затем шагаю в пропасть:
        - Я не знаю точно, - признаюсь я, - но я не верю, что смерть Жан-Люка - это несчастный случай. И Алекса тоже.
        Арне сохраняет молчание, ожидая объяснений.
        - Те таблетки… коробки были спрятаны в задней части шкафа. Кто-то вытащил по несколько из каждой упаковки и старательно это скрыл. И я полагаю, что, кто бы это ни сделал, он дал их Алексу. - Я делаю еще один глубокий вдох, а затем заставляю себя продолжить: - Я думаю, его накачали таблетками, Арне, чтобы вытащить на лед без сопротивления. На его лодыжках остались следы, вероятно, от того, что его связывали, пока он не замерз насмерть. Потом убийца убрал улики, инсценируя самоубийство.
        Все еще молча Арне изучает меня с напряженным выражением лица.
        - Есть и другие вещи, - продолжаю я. - Жан-Люк записал видеодневник, в котором говорил, что на станции может быть кто-то опасный. Потом его видео пропали. Просто исчезли из системы. Видео Алекса тоже - я проверяла сегодня утром.
        - Ты смотрела видеодневники Жан-Люка? - морщины на лбу Арне углубляются. - Я думал, это личное.
        - Да, - говорю я стыдливо, краснея. - Мне, наверное, не стоило этого делать.
        - Нет, не стоило.
        Я опускаю взгляд, чувствуя себя поверженной. Это не то, на что я рассчитывала.
        - Ты прав, - признаю я. - Но я пыталась выяснить, что творится с Алексом, и была ли доля правды в его словах.
        Арне вздыхает, проводя рукой по волосам.
        - Так зачем этому человеку, если он существует, убивать Алекса? Ты ведь предполагаешь, что этот человек убил и Жан-Люка?
        - Я так думаю. Мне кажется, тот, кто убил Жан-Люка, услышал мой спор с Алексом перед серединой зимы. Так он узнал, что Алекс копался во всем этом.
        - Всем чем?
        - В том, что случилось с Жан-Люком.
        - Ладно… - Арне выглядит растерянным. - Но я все еще не понимаю, как это связано с той девушкой в Мак-Мердо.
        - По словам Алекса, Жан-Люк считал, что кто-то умер в Антарктике, и это не была случайность. И он сказал в своем видео, что на базе может быть кто-то, представляющий опасность. Если это правда и убийца об этом узнал, это стало бы мотивом, не так ли, чтобы избавиться от Жан-Люка? И от Алекса, если он подобрался близко к правде.
        Внимание Арне приковано к моему лицо все время, пока я говорю.
        - Кейт, ты хоть представляешь, насколько безумно это звучит?
        Я моргаю, замерев от ужаса. Жалею, что пришла сюда и рассказала ему все это.
        Глупо, Кейт. Ужасно глупо.
        - Извини. Я думала, ты хочешь помочь. - Я отворачиваюсь, но он притягивает меня назад.
        - Кейт, - говорит Арне примирительно. - Пожалуйста… я не хотел тебя обидеть. Это… - он запинается, - слишком много новостей сразу, понимаешь?
        Я киваю, смахивая слезу, скатившуюся по моей щеке со шрамом.
        - У тебя есть какие-то доказательства? - спрашивает Арне. - Кроме данных с браслетов?
        - Нет, - качаю я головой. - Только снимки следов на лодыжках Жан-Люка.
        - Ты записала что-то из этого? Что сказал Жан-Люк?
        - Я собиралась. Но он говорил на французском, и я хотела убедиться, что все правильно поняла. Я планировала показать Сандрин, но когда вернулась, чтобы посмотреть записи снова, кто-то удалил их из системы.
        - На французском? - Арне закусывает губу. - Возможно ли, что ты неправильно услышала? Ты знаешь его не в совершенстве, верно?
        - Не в совершенстве. Но я практически уверена, что он сказал именно это. Он хотел увериться, что мы не в опасности. Что-то вроде этого.
        - Значит, у тебя нет доказательств без того видео? Ничего конкретного.
        - Нет. Кроме фотографий лодыжек Алекса. И, наверное, пропавших таблеток.
        Арне меряет меня взглядом, и меня осеняет. Он знает. Он знает обо мне. Он, наверное, догадался, когда те таблетки выпали у меня из кармана.
        О Господи. И теперь он мне не верит. Думает, что я прикрываю свою зависимость.
        Я моргаю, пытаясь придумать, что сказать, но он опережает меня.
        - Кейт, что именно ты хочешь от меня?
        Я стою, сомневаясь. Я не знаю. Понятия не имею, как со всем этим справиться. Внезапно стресс и усталость, переживания за Каро, за мой конфликт с Сандрин, за все полностью захлестывают меня.
        - Я… - голос ломается. Я заливаюсь слезами.
        - Кейт, иди сюда. - Арне заключает меня в объятия, а затем тянется в карман за пачкой салфеток.
        Я вытираю глаза, вдыхая глубоко, все еще прерывисто дыша от переизбытка эмоций. Он забирает у меня салфетку и промокает мою щеку. Потом неожиданно наклоняется и целует меня.
        Наши губы соприкасаются только на несколько секунд, прежде чем я прихожу в себя и отстраняюсь.
        - Прости, - бормочет он. - Неуместно. Я просто хотел сделать это очень давно. И да, я знаю, что сейчас не время.
        - Все в порядке. - Я пытаюсь разобраться в клубке своих эмоций. Что я на самом деле чувствую к Арне? Что все это значит?
        - Дерьмо! - восклицает он, отворачиваясь. - Это место. Оно правда, мать его, достало меня.
        Я откашливаюсь.
        - Оно достало всех нас, Арне. Может, Арк прав, и эта станция проклята.
        - Послушай, - он снова поворачивается ко мне. - Забудь о том, что только что произошло, ладно? Ты мне нравишься, вот и все. И я терпеть не могу, когда ты так расстроена. - Он снова вздыхает. - Я узнаю у Кристин, когда именно я уехал с Мак-Мердо, если тебя это успокоит.
        - Ладно. - Я задерживаюсь в нерешительности. Чего я действительно хочу, так это чтобы он притянул меня к себе и поцеловал снова. На этот раз как следует.
        Но я доктор, профессионал. Я уже совершила ошибку с Дрю и не могу рисковать еще одной.
        - Мне лучше идти. - Я отдаю ему пачку салфеток.
        - Да, мне тоже нужно здесь закончить. - Он берет гаечный ключ, одаряя меня печальной улыбкой, когда я ухожу.
        Я выбираю другой путь обратно к «Альфа», через противоположный конец гаражной мастерской, направляясь к двери, ведущей к одной из кладовых поменьше. Только когда я приближаюсь к большому отсеку с полками, где хранятся запасные автозапчасти, я замечаю серебряный проблеск на земле возле тяжелой пластиковой коробки с разными веревками и цепями.
        Я нагибаюсь и поднимаю предмет, поднося кусок металла к свету, чтобы разглядеть. Мой желудок холодеет, когда я понимаю, на что смотрю - браслет Алекса. Или, скорее, электрический регистратор данных, который расположен в его середине, раздавленный почти до неузнаваемости.
        Какого черта он здесь делает?
        Я оглядываюсь назад, но Арне снова согнулся над снегоходом.
        Сердце начинает колотиться быстрее. Видел ли он меня?
        Я засовываю маленький кусок металла в карман и убираюсь оттуда подальше, пока он не заметил.
        Глава 32. 6 июля, 2021 года
        Черт возьми.
        Я запираюсь в клинике и изучаю маленький регистратор данных у меня в руке, пытаясь понять, что это значит. Может ли быть безобидное объяснение тому, что он был в гараже? Мог ли Алекс как-то его потерять, прежде чем пропал той ночью?
        Но это не сходится. В «Бета» никого не было вечером в середину зимы, мы все находились в столовой и гостиной.
        Кроме того, где пластиковый ремешок, который идет с ним?
        Я внимательно разглядываю регистратор данных. Он полностью расплющен - никак нельзя определить, случайно или намеренно. Может, его переехали одним из снегоходов? Но в той кладовой нет места даже для квадроцикла, и никто не мог нанести такой урон, просто наступив на него.
        Но если кто-то сделал это намеренно, например, молотком, почему просто не выбросить его в один из мусорных баков? Или зарыть в снег?
        Зачем так беспечно относиться к такой важной улике?
        Я борюсь с желанием вернуться и прямо спросить у Арне, но вспоминаю тот поцелуй, ощущение его рук на шее, когда он прикоснулся к моему лицу. Я отчаянно хочу верить, что он никак не замешан в смерти Алекса, но как объяснить этот кусок металла в мастерской?
        Один плюс. Даже Сандрин не сможет это проигнорировать. Наконец-то у меня есть что-то конкретное, какой-то рычаг давления, позволяющий мне настаивать на том, чтобы связаться с АСН и попросить помощи.
        Но какой помощи? Сюда нельзя ни попасть, ни выехать отсюда еще несколько месяцев.
        Что бы ни случилось, нам придется справляться с этим самостоятельно.
        Я стучу в дверь Сандрин, чувствуя себя необъяснимо взволнованной, как молодой стажер, сталкивающийся с мучительным собеседованием. Мне нужно было взять кого-то с собой, но кому я могу доверять, кроме Каро? Полчаса назад я могла бы включить Арне в этот список, но уже нет.
        Я снова стучу, но ответа нет. Я прислоняюсь ухом к двери, гадая, занята ли Сандрин видеозвонком или компьютером - только у нас с ней есть прямая связь с АСН, но слышу лишь тишину. Импульсивно дергаю ручку, и, к моему удивлению, дверь открывается. Оглядев коридор, я быстро проскальзываю внутрь.
        Я двигаюсь быстро, бросаясь прямо к шкафу, и снимаю нужный ключ. Я собираюсь уходить, когда замечаю, что ящик ближайшего металлического шкафа для документов открыт - Сандрин явно ушла в спешке.
        Прислушиваясь к звукам снаружи, я открываю его и просматриваю аккуратный ряд файлов. К счастью, АСН считает необходимыми бумажные копии электронных файлов на случай отключения электричества. На каждого члена станции есть отдельное досье.
        Я нахожу папку Арне и вытаскиваю ее, пролистывая страницы заметок с собеседования и результаты психометрических тестов, ища что-либо, что может подтвердить, когда он работал на Мак-Мердо.
        Бинго. Его резюме.
        Я быстро просматриваю его, когда я слышу голос позади меня.
        - Кейт? Что ты делаешь?
        Я разворачиваюсь и вижу хмурящуюся Элис. Я беспомощно смотрю на нее, пытаясь придумать способ отрицать очевидное.
        - Я… о боже, Элис, я понимаю, как это выглядит, но…
        - Но что, Кейт? - Желудок уходит в пятки, когда Сандрин появляется возле нее, ее выражение лица становится свирепым.
        Вот дерьмо. Я полностью облажалась.
        - Я разберусь, - резко говорит Сандрин Элис. - Можешь предупредить остальных? Я видела Дрю и Люка в гостиной пару минут назад.
        Элис кивает и уходит, одарив меня отчаянным взглядом, прежде чем закрыть за собой дверь. Сандрин молча смотрит на меня. Ее взгляд переходит с файла в моих руках на шкафчик рядом со мной.
        До хрена облажалась, думаю я. Зачем я так рисковала?
        Но на это легко ответить. Потому что не хотела верить, что Арне ответственен за все случившееся на станции - что уж говорить о том, чтобы не позволять эмоциям мешать суждениям.
        - Сандрин, мы можем просто поговорить? - Я стараюсь скрыть мольбу в голосе. Откладывая файл на стол, я вытаскиваю регистратор данных Алекса из кармана. - Я нашла это. Я пришла сюда показать тебе и…
        - И ты решила, что можно трогать мои ключи и конфиденциальные документы, - перебивает Сандрин, переворачивая файл и читая этикетку.
        - Просто посмотри, - настаиваю я, кладя регистратор перед ней. - Я нашла это в гаражной мастерской.
        Сандрин берет кусок раздавленного метала и внимательно его разглядывает. Несколько мгновений я чувствую надежду, что мы сможем это решить.
        - Где он был?
        - Возле одного из отсеков с полками. Я могу показать тебе точное место.
        - Не нужно. - Сандрин садится за стол.
        - Это трекер передвижений Алекса, - объясняю я, полагая, что она упустила суть.
        - Я знаю, что это такое.
        - Так как ты думаешь, почему он разбит, Сандрин? Почему он был в той мастерской?
        - Я не собираюсь ввязываться с тобой в это снова, Кейт. - Она холодно глядит на меня. - Мы даже не знаем наверняка, что это принадлежало ему.
        - Конечно, знаем, - выплевываю я. - Проверь данные. Остальные браслеты на месте.
        Сандрин ничего не говорит.
        - Спроси себя, зачем бы он его снимал, прилагал столько усилий, чтобы его уничтожить, если собирался покончить с собой? И зачем выбрасывать его там? Почему просто не снять его и не оставить в комнате?
        Снова тишина.
        - И это не все, - продолжаю я, хотя мое раздражение нарастает. Почему эта женщина такая сложная? - Кто-то украл дюжину снотворных таблеток из клиники, Сандрин. Снотворных. Подумай об этом. Задумайся, как их можно использовать, чтобы вытащить кого-то наружу без сопротивления.
        Начальница станции меряет меня долгим строгим взглядом.
        - Интересно, что ты подняла эту тему, Кейт. Я как раз планировала с тобой поговорить на эту тему. - Она замолкает, оценивая эффект своих слов. Я жду, пока она продолжит.
        - Я получила информацию, что ты угощалась запасами медикаментов базы, Кейт. Вне твоих врачебных полномочий.
        - Кто? - выпаливаю я, жар разливается по щекам. - Кто тебе сказал?
        Тот же, кто и украл таблетки, наверное. Хотел замести следы. Или подставить меня.
        Сандрин игнорирует мой вопрос.
        - Я решила лично проверить наш запас медикаментов и заметила несколько аномальных…
        - Проверить? - в ужасе спрашиваю я. - В смысле, проверить?
        - Я посчитала запасы определенных таблеток, Кейт, и сверила их с твоими рецептами. Они не сходятся. Даже близко.
        - Ты была в клинике? - запинаюсь я. - Без разрешения? Когда? - Господи, может, это Сандрин забрала те таблетки из моей комнаты?
        Начальница станции пренебрежительно вскидывает бровь.
        - Я не думаю, что ты можешь меня критиковать, разве нет?
        Я закрываю рот. Шах и мат.
        - Не хочешь объяснить, что случилось со всеми этими медикаментами, Кейт?
        - Я тебе сказала. Кто-то забрал их.
        - Это ты так говоришь. Но я слышала, у тебя проблема с наркотиками, доктор Норт.
        О Господи. Она знает.
        Она знала все это время.
        Я яростно моргаю. Не плачь, Кейт. Не смей, мать твою.
        - И все же ты просишь - нет, требуешь, - сейчас поверить твоим суждениям, - произносит Сандрин ровно и непоколебимо. - Это полностью непрофессионально. Хуже того, ты - обуза. Ты не сделала ничего, кроме как разжигала слухи с того момента…
        - А, я полагаю, спать с Жан-Люком и угрожать рассказать его семье о вашей интрижке, наверное, это очень, на хрен, профессионально, да?
        Сандрин краснеет, как будто я только что потянулась через стол и дала ей пощечину. Она открывает рот, собираясь заговорить, но снова закрывает его.
        - Он знал, Сандрин. Жан-Люк знал, что на базе есть кто-то, представляющий для всех опасность, и он хотел, чтобы ты помогла ему это доказать. И я думаю, что Алекс выслеживал этого человека, и теперь он тоже мертв из-за этого. И ты, - я киваю в сторону файла на столе, а затем на шкаф с документами, - единственная, кто может помочь выяснить, кто…
        Меня прерывает громкий стук в дверь. Мы обе поворачиваемся к Дрю, Люк следует за ним.
        - Можете оставить нас наедине ненадолго? - говорю я. - Мне нужно поговорить с…
        - Нет, - встревает Сандрин. - Я слышала достаточно обвинений для одного дня. Пожалуйста, проводите Кейт в ее спальню, - говорит она, обращаясь к Люку и Дрю, затем снова поворачивается ко мне:
        - Как действующий судья на этой базе, я приказываю тебе оставаться в пределах комнаты до дальнейших указаний. Если ты не согласна оставаться там, мне придется держать тебя под замком. Ты поняла?
        - Ты, должно быть, шутишь! - пораженно восклицаю я. - Ты же несерьезно?
        - Я абсолютно серьезно. Ты представляешь опасность для всех на этой станции. Я свяжусь с АСН, чтобы решить, что с тобой делать. А пока отдай ключи от клиники и кабинета с препаратами.
        Я смотрю на Дрю и Люка, но они избегают моего взгляда.
        - Ты согласен с этим? - взываю я к Дрю. - Ты просто позволишь ей это сделать?
        - Она начальница станции, Кейт, - произносит он. - Это ее решение.
        Я поворачиваюсь к Сандрин:
        - Значит, ты меня закрываешь без какого-либо разбирательства. И просто проигнорируешь все, что здесь произошло? Почему, Сандрин? Что ты теряешь, если примешь эту ситуацию всерьез?
        - Мне нечего терять, - огрызается она. - Я делаю то, что считаю лучшим для всех на этой базе.
        - И к черту последствия, - бросаю я. - Ты прекрасно знаешь, что Жан-Люка беспокоило происходящее. И теперь Алекс мертв. А тебя беспокоит гребаный настрой? Когда ты начнешь беспокоиться за то, в безопасности мы или нет… - я останавливаюсь на середине предложения, понимая, в какую ловушку чуть не угодила.
        Осторожно, Кейт, предупреждаю я себя. Не при других.
        - Уведите ее, - говорит Сандрин отрывисто, поворачиваясь ко мне спиной, возвращая файл Арне обратно в ящик. Я вижу, как она разглядывает ключ от шкафчика, складывая два и два.
        Дрю смотрит на меня с выражением «оставь это» и кивает на дверь. Я швыряю ключи от клиники на стол Сандрин и шагаю к своей комнате с Дрю и Люком на хвосте.
        - Что там произошло? - Дрю хватает меня за руку, когда мы доходим до двери. - Кейт, что происходит?
        Я вырываюсь. Яростно смотрю на него.
        - Извини, - бормочет он. - Я хотел что-то сделать, честно, но я не могу идти прямо против…
        - Забудь, - срываюсь я, затем забегаю в комнату, заблокировав ручку двери стулом. Повалившись на кровать, я зарываюсь головой в подушку и поддаюсь подкатывающей волне злости и унижения.
        Глава 33. 7 июля, 2021 года
        - Кейт? - голос Каро. - Это я и Элис. Ты собираешься нас впустить?
        Я игнорирую их обеих. Я чувствую себя такой разбитой, такой униженной, что не хочу разговаривать ни с кем. Кроме того, я не принимала таблетки уже больше двенадцати часов и начинаю ощущать себя ужасно. Не просто желание, хотя это уже достаточно плохо, но потливость и озноб, а также странные боли в мышцах.
        Синдром отмены опиатов в обезболивающих.
        Я просто молюсь, что не стану жертвой рвоты и диареи. Я отлично знаю по наркоманам, приходящим в неотложку, что уходить в завязку очень тяжело для организма.
        - Мы принесли тебе ужин. Кейт, пожалуйста, открой дверь.
        Я вытаскиваю себя из кровати. Убираю стул и впускаю их.
        Элис сочувствующе морщится, ставя сэндвич и бутылку воды на стол, пока Каро крепко обнимает меня. Она округляет глаза - не говори ничего при Элис.
        - Ты в порядке? - Элис переминается у стола, явно смущенная, и это ранит меня еще больше. Я могу ясно представить перешептывания на базе, когда новости о моем заключении разошлись. Что думает Арне, интересно? Очевидно, он не делал попыток со мной увидеться; я была здесь одна часами, и он ни разу не появился.
        Это подозрительно? Невозможно определить.
        - В порядке ли я? - Я выдерживаю взгляд Элис. - Не совсем. - Нет смысла притворяться в обратном.
        - Вся эта ситуация абсурдна, - страстно говорит Каро. - Некоторые из нас собираются поговорить с Сандрин завтра, когда она успокоится.
        Элис покусывает губу, глядя, как я перевариваю слова Каро. Некоторые из нас. Значит, есть и те, кто верит, что я этого заслуживаю?
        - Тебе что-нибудь еще нужно? - предлагает Элис. - Книги, что-нибудь с кухни? - Она явно хочет поскорее убраться отсюда. Я обижена и разочарована, я считала ее своим другом, пусть и не доверяла ей все.
        - Парочку обезболивающих было бы неплохо, - язвлю я, затем сожалею об этом, видя ее испуганное лицо. - Я в порядке, - вру я, - но спасибо.
        - Хочешь, я провожу тебя в ванную?
        - Я в порядке, - повторяю я, раздраженная официозностью Элис. Она серьезно думает, что я сбегу, если мне разрешат сходить в туалет без присмотра? - Но мне нужно осмотреть Каро. Думаешь, она будет со мной в безопасности?
        Лицо Элис приобретает ярко-розовый оттенок, но она кивает и выходит из комнаты, закрывая за собой дверь.
        Глаза Каро наполняются слезами сочувствия. Я противостою порыву обнять ее снова. Мне не стоит втягивать ее еще больше или добавлять ей стресса.
        Хотя я уже это сделала. Уже ухудшила общую напряженную атмосферу на станции. Когда ты начнешь беспокоиться за то, в безопасности мы или нет? - звучат в моих ушах слова, адресованные Сандрин. Каковы шансы, что ни Дрю, ни Люк не рассказали об этом?
        Глупо, Кейт. Действительно, на хрен, глупо.
        - Что случилось? - спрашивает Каро. - Почему Сандрин так поступила?
        Я опускаюсь обратно на кровать, раздумывая, как много стоит ей рассказывать. Мне нужно прилагать активные усилия, сдерживая дрожь, охватывающую тело.
        - Это связано с Алексом, да? - Она садится возле меня.
        - Да. Ну, частично. - Я слишком измождена и эмоционально отуплена, чтобы врать ей. Я поваливаюсь на подушку, укутываюсь одеялом. - Я нашла его трекер передвижений в гараже или то, что от него осталось. Он был раздавлен, похоже, намеренно. Я принесла показать его Сандрин, а потом… сделала кое-что очень глупое. Она поймала меня, когда я просматривала один из личных файлов.
        - Ты нашла браслет Алекса? - Каро таращится на меня, явно шокированная. - Но почему он был в гараже?
        - Ты мне скажи.
        Она обдумывает услышанное.
        - Думаешь, это как-то связано с Арне?
        - Не знаю. Может быть.
        Она какое-то время сидит молча. Потом морщится.
        - Ты в порядке?
        - Просто ребенок пинается, - усмехается Каро. - Попадает прямо в мочевой пузырь каждый раз.
        Мы обе улыбаемся. На несколько секунд мы просто две обычные женщины, наслаждающиеся чудом беременности, раздумывающие о маленькой жизни внутри нее.
        - Я не думаю, что это связано с Арне, - тихо говорит Каро.
        - Откуда ты знаешь? - смотрю я на нее, пытаясь прочитать ее выражение лица.
        - Просто так не думаю, - пожимает плечами она. - Он в ярости от того, что с тобой случилось. Я слышала, как он кричал на Сандрин. Думала, ты об этом знаешь.
        - Спасибо. - Я сглатываю. Несмотря на все, вопреки моим подозрениям, я немного приободряюсь от ее слов.
        Каро изучает мое лицо. Она знает, понимаю я. Знает, что я чувствую к Арне.
        Вот дерьмо, меня так легко раскусить? И если Каро заметила, знают ли остальные? Заметил ли Дрю?
        Резкий укол вины усиливает физический дискомфорт. Несмотря на случившееся в офисе Сандрин, я все еще считаю Дрю своим другом и правда не хочу его ранить, даже ненамеренно.
        - Поэтому Арне не пришел увидеться с тобой, - продолжает Каро. - Сандрин пригрозила запереть вас обоих, если он попытается.
        - Да ну? - Я удивленно вскидываю брови, задумываясь, с чего именно она так отреагировала.
        Господи, какой бардак. Я все разыграла неправильно. Мне стоило пойти прямо к Сандрин, как только я увидела видео Жан-Люка. Нужно было открыться и рассказать, что я видела. Он явно говорил с ней, рассказывал о своих подозрениях. Все-таки они были любовниками и предположительно друзьями.
        Потому что Жан-Люк и Алекс были правы, если на базе есть убийца, здесь, сейчас, то Сандрин единственная, кто может его вычислить. Она должна знать, когда именно Жан-Люк был на Мак-Мердо. И где еще он работал, ведь я не могу быть уверена, что покойный доктор говорил именно о Наоми Перез. Возможно, на базах были другие, необъявленные смерти.
        В любом случае Сандрин является ключом ко всему этому. Но шансы убедить ее поговорить со мной, похоже, малы или вовсе нулевые.
        - Ты, случайно, не знаешь, когда Жан-Люк был на Мак-Мердо? - спрашиваю я, стараясь звучать обыденно - чем меньше я задействую Каро, тем лучше.
        - Понятия не имею, - говорит она. - Но Арне может знать, кажется, он тоже там был.
        - А кто еще?
        Каро думает.
        - Может, Том? Или Люк. Я не уверена. Почему ты спрашиваешь?
        Я вздыхаю:
        - Я просто пытаюсь кое-что выяснить. Оставь это мне, ладно? - я одариваю ее выразительным взглядом.
        Каро замолкает. Мы сидим, обе погруженные в свои мысли, пока она не поворачивается ко мне, спрашивая тревожным, почти дрожащим голосом:
        - Кейт, это правда, что ты взяла все те таблетки?
        Я закрываю глаза. Шрам на моем лице зудит и жжет, и мне приходится бороться с желанием его почесать. Все знакомые старые боли возвращаются, когда химикаты выходят из кровеносной системы.
        - Кейт? - снова спрашивает Каро.
        Я открываю глаза и выдерживаю ее пристальное внимание.
        - Что сказала Сандрин?
        - Что ты неправомерно принимала медикаменты станции. Что у тебя зависимость. Это правда?
        - Вроде того, - признаю я. - Я получила тяжелые травмы в аварии. Мне прописали сильные лекарства на несколько недель после этого. Это началось с физической боли, а потом… ну, превратилось во что-то другое.
        Каро спокойно меня разглядывает, даже не мигая.
        - Извини, - говорю я. - Я тебя подвела. Я всех вас подвела - Сандрин, всех. Ты имеешь право на меня злиться.
        Каро вдыхает. Смотрит в окно на мгновение, потом поворачивается ко мне.
        - Ты меня не подвела. И никого из нас. Это случается со многими.
        Она позволяет своему взгляду задержаться на моем шраме, чего раньше старалась не делать. - Ты сделала, что смогла, Кейт, но жизнь раздала тебе дерьмовые карты. - Каро тянется и сжимает мои пальцы. - Но теперь тебе нужно прекратить, ты это знаешь, да? Иначе это убьет тебя.
        Я киваю.
        Она поднимается на ноги, немного морщась.
        - Пообещай мне, что не допустишь этого, ладно? Что перестанешь принимать таблетки. Ты мне нужна, Кейт. Сама я с этим не справлюсь.
        Я смотрю на нее и говорю правильные слова, надеясь, что в этот раз я действительно это имею в виду:
        - Я обещаю.
        - Пообещай мне еще, что ты скажешь, если узнаешь, кто сделал это с Алексом.
        Я снова киваю, тронутая ее верой в меня. Каро считает, что я могу в этом разобраться. Я не могу вернуть ее любимого мужчину из мертвых, но способна убедиться, что правда выйдет на свет.
        Но как я это сделаю теперь, заключенная в этой комнате?
        Я не сомневаюсь, что Сандрин отвечает за каждое сказанное слово. Стоит мне ступить наружу без ее разрешения, даже пойти в туалет без сопровождения, она меня запрет.
        Глава 34. 8 июля, 2021 года
        Я в ловушке, задыхаюсь.
        Паника затапливает мои ум и тело. На грани сознания я слышу тикающий звук охлаждающегося двигателя. Где-то за этим - высокий лай лисицы.
        Ты должна выбраться, подталкивает голос в голове. Ты должна выбраться сейчас же.
        Но я не могу дышать. Я пытаюсь закричать, но что-то закрывает мне рот. Я мечусь вслепую, в панике хватая воздух руками, пытаясь высвободиться.
        - Кейт! - шипит кто-то мне в ухо. - Кейт, проснись!
        Я открываю глаза, вижу фигуру, стоящую на коленях у кровати, выделяющуюся на фоне ночника.
        - Это я, - шепчет Арне, убирая руку от моего рта. - Извини, ты кричала во сне. Я боялся, что ты разбудишь всю станцию.
        Я моргаю одновременно с ужасом и облегчением. Я в порядке, пытаюсь убедить себя. Я здесь и сейчас, не там, в перевернутой машине.
        В ожидании смерти.
        - Что ты здесь делаешь? - хриплю я, мое горло пересохло.
        - Я хотел убедиться, что ты в норме.
        Я сажусь и тут же подвергаюсь мощной волне тошноты. Я чувствую себя ужасно, почти лихорадочно, как при тяжелом гриппе, только это невозможно в закрытом пространстве базы. Просто еще один свежий круг пекла моей ломки.
        - Я слышал, что случилось у вас с Сандрин, - тихо говорит Арне. - Я сказал ей, что это превышение полномочий.
        - Спасибо. - Я на мгновение закрываю глаза, пытаясь перебороть головокружение, как при новом приступе высотной болезни. Поврежденное колено тоже болит, почти так же сильно, как в недели после аварии.
        - Ты в порядке? - Арне обеспокоенно прищуривается, глядя на меня.
        Я киваю.
        - Что произошло, Кейт? Что так спровоцировало Сандрин? Она сказала, что ты украла ключ от шкафчика и лазила в ее шкафу с документами, что ты украла кучу таблеток. Она утверждает, что ты опасна для всех. Почему она так думает?
        Я подпираю спину подушкой, думая, как это объяснить.
        - Я рассказала ей о пропавших таблетках и о том, что, по моему мнению, случилось с Алексом.
        - И что она сделала?
        - Она назвала меня наркоманкой. И воровкой.
        - Дерьмо. - Арне вскидывает брови. - Она и правда сорвалась с цепи.
        - Можно и так сказать.
        - Ну, и что из этого правда? Насчет твоей зависимости?
        Я смотрю на него, гадая, что делать дальше. Пытаясь выяснить потенциальные последствия.
        - По большей части все.
        - Те таблетки, с которыми я тебя застал… - Арне замолкает.
        - Нет, к ним я не прикасалась. Я проверяла, чего не хватает. Но я брала другие. По несколько за раз, когда мои собственные исчезли.
        - Исчезли?
        - Кто-то украл их из моей комнаты. Пару месяцев назад.
        - Ладно. - Я наблюдаю, как Арне переваривает это. - Мне жаль, Кейт. Правда. Это, наверное, очень тяжело. - Он больше ничего не спрашивает, замечаю я, и я благодарна за это.
        - Но я показала Сандрин кое-что, найденное сразу после встречи с тобой, - говорю я, потом прерываюсь, грудная клетка сжимается. Зачем я это делаю? Зачем рисковать?
        Потому что я должна знать. Мне нужно увидеть реакцию Арне.
        - Что это было? - спрашивает он.
        - Браслет Алекса. Точнее, то, что от него осталось.
        - Его браслет? - он снова хмурится. - Где ты его нашла?
        Я делаю паузу, но затем заставляю себя сказать:
        - В твоей гаражной мастерской.
        Повисает долгая тишина, пока он осмысливает значение моих слов. Я изучаю его выражение лица. Он выглядит искренне потрясенным, даже растерянным.
        - Ты шутишь, - говорит он наконец.
        - Он был под одной из полок, недалеко от места, где ты работал. Он был полностью разбит, - я держу взгляд прикованным к его лицу и вижу, как он все больше краснеет.
        Арне отводит глаза. Мы не разговариваем несколько минут.
        - Ты думаешь, это был я, не так ли? - бормочет он, прерывая тишину.
        Я ничего не отвечаю, просто выжидаю, что случится дальше.
        Арне встает, сжимая кулаки в какой-то внутренней борьбе. Потом он неожиданно падает на колени и хватает меня за плечи.
        - Кейт, ты должна мне поверить. - Он вглядывается мне в глаза. - Я тебе обещаю, я не имею никакого отношения к случившемуся с Алексом и Жан-Люком.
        - Ты писал своей бывшей? - тихо спрашиваю я.
        Он отпускает меня. Выпрямляется и потирает лицо.
        - Извини. У меня совсем вылетело из головы. Я узнал о тебе, потом поссорился с Сандрин. Напрочь забыл. - В его выражении лица заметно раздражение, но я чувствую, что оно больше нацелено на него, а не на меня.
        Я ему верю, понимаю я со смесью поражения и облегчения. Возможно, мне не стоит, но я верю. И хочу, чтобы он снова меня обнял, хочу притвориться, что мы где угодно, но не здесь, в этом месте.
        Внезапно, как будто я невольно дала ему сигнал, он тянется и привлекает меня к себе. Мы целуемся, сначала нежно и медленно, затем более настойчиво. Страсть наполняет меня, выталкивая все другое за рамки.
        Я хочу этого, думаю я. Нуждаюсь в этом.
        Меня так тошнит от одиночества.
        Но, так же резко, как все началось, Арне отстраняется.
        - Не так, - шепчет он. - Не здесь, ладно?
        На меня обрушивается разочарование, но он прав, это плохая идея.
        - Послушай, я поговорю с Сандрин завтра, - говорит он. - Соня тоже на нашей стороне, она угрожает доложить на нее в АСН, если та тебя не освободит. Ты имеешь право на какое-то слушание, Кейт, на возможность защитить себя.
        Защитить себя как? Я попросту объявлю всем то же, что рассказала Сандрин? Скажу им, что Жан-Люка и Алекса убили?
        Что было бы хуже, интересно? Вдруг они мне поверят?
        А что, если нет?
        - А ты мне веришь? - спрашиваю я Арне, когда он поднимается на ноги. Я поднимаю голову, заглядывая ему в глаза. - Что кто-то убил Жан-Люка и Алекса?
        Арне проводит рукой по волосам. Я наблюдаю, как он подыскивает правильные слова. И в его сомнении я читаю все, что мне нужно знать.
        Каро и я одни во всем этом.
        Глава 35. 8 июля, 2021 года
        У меня уходит целая вечность, чтобы уснуть, когда Арне уходит. Я провожу, полночи, ворочаясь в кровати, охваченная жаром и ознобом. Я потрепана усталостью, когда утром слышу стук в дверь.
        - Входите, - хриплю я, решая, что это Элис или Каро с завтраком. Хоть я и не притронулась к сэндвичу, принесенному ими вчера - кажется, аппетит - это первая жертва опиоидной ломки.
        К моему удивлению, в комнату входит Сандрин. Я инстинктивно напрягаюсь. Что теперь? Она узнала о визите Арне прошлой ночью? Собирается закрыть нас обоих в «Бета»?
        Предположительно, не вместе.
        - Мы можем поговорить? - спрашивает она, и, поразительно, в ее тоне нет привычной резкости.
        - Ладно, - недоверчиво отвечаю я, чувствуя себя до глупого неловко в пижаме. Едва ли это достойный способ вести несомненно серьезную беседу. - Присаживайся, - киваю я в сторону стула.
        - Не здесь, - говорит Сандрин. - Можешь встретиться со мной в библиотеке?
        Я озадаченно прищуриваюсь.
        - Ты уверена, что я не сбегу?
        - Увидимся там через десять минут. - Начальница станции меряет меня спокойным взглядом.
        Я лежу еще мгновение после ее ухода, обдумывая этот поворот событий. Что задумала Сандрин? Это какая-то ловушка?
        Есть только один способ это узнать. Я поднимаюсь с кровати и разглядываю свои вещи. Во всем беспорядке прошлых нескольких дней у меня не было возможности поставить стирку и у меня не осталось чистых вещей. Я натягиваю довольно грязные треники и черную футболку. Сойдет, решаю я, но все равно прохожусь расческой по волосам и осматриваю себя в зеркале.
        Фу. Я выгляжу отвратительно, мой шрам еще отчетливее, чем обычно. Я и чувствую себя ужасно, пустой и дрожащей. Лихорадке и тошноте пришло на смену непрерывное нытье желания получить хоть какое-то фармакологическое облегчение.
        Как долго это продлится? Дни? Недели?
        Остаток моей жизни?
        Я тащусь в библиотеку, колено протестует при каждом шаге, посылая резкие тревожные сигналы. Я нахожу Сандрин, сидящую в кресле, с двумя чашками рядом на столе. Она передает одну мне, когда я закрываю дверь и сажусь напротив.
        - Черный, без сахара. Верно?
        Я киваю, поражаясь, что она знает, какой кофе я пью. Кажется, я постоянно недооцениваю эту женщину.
        - Почему здесь? - киваю я на полки, заполненные триллерами в мягких обложках и старыми выпусками «Нового ученого» и «Нэшнл джеографик». - Что не так с твоим офисом или моей комнатой?
        Сандрин едва заметно небрежно пожимает плечами, как получается только у французов.
        - Я подумала, будет лучше встретиться на нейтральной территории.
        Или, может быть, она опасается, что нас подслушают. Сюда вряд ли кто-то заглядывает, кроме Сони.
        Я делаю глоток кофе, решая отдать главенство Сандрин и позволить ей перейти к тому, зачем она меня сюда привела. Зная, что она перейдет прямо к сути, ведь эта женщина не любит пустой болтовни.
        - Я думаю, нам нужно зарыть… - она замолкает, подбирая нужное слово.
        - Топор? - подсказываю я.
        - Да, помириться.
        - Ладно, - говорю я осторожно, растерянная этой неожиданной переменой. - И что для этого нужно?
        - Я разрешу тебе вернуться к своим обязанностям, а ты согласишься оставить эту ситуацию мне.
        Я задумываюсь.
        - Какую именно ситуацию?
        Сандрин вздыхает:
        - Ту, которую ты расследовала. С моей стороны, я готова согласиться, что все вышло из-под контроля. Ты доктор станции, Кейт. Каро беременна, и ей нужен регулярный уход, так что нам с тобой нужно заключить какое-то перемирие.
        Перемирие. Интересный подбор слов. Она признает, что может быть не права? Я сомневаюсь, но позволяю ей продолжить.
        - Ты взяла те пропавшие таблетки? - Сандрин смотрит мне прямо в глаза.
        - Некоторые из них, - признаю я. Нет смысла больше врать.
        Что-то в ее лице расслабляется.
        - Спасибо за честность. Можешь рассказать почему?
        Я вдыхаю, медленно выдыхаю.
        - Потому что я… потому что у меня есть проблема. С таблетками. После несчастного случая.
        - После аварии?
        Я киваю.
        - Это очень сложно, - осторожно говорит она, - когда что-то так ударяет тебя из ниоткуда. Это может быть сокрушительно.
        Начальница станции поворачивается, откашливается.
        - Я любила его, Кейт. Я любила Жан-Люка, но не могла открыто скорбеть по нему. Единственный способ, как я могла справиться, это продолжать дальше.
        Она закрывает глаза на несколько секунд, пытаясь обуздать эмоции.
        - Я осознаю, что справлялась со своими чувствами не лучшим способом. Было тяжело видеть, как его заменили, что жизнь идет своим чередом без него. Правда, очень тяжело.
        Значит, ее антипатия ко мне не была полностью личной, понимаю я. Презрение к его замене было ее способом скорби по любимому. Я снова думаю о вещах Жан-Люка в том шкафчике - возможно, Сандрин попросту не хотела с ними расставаться. Мне хочется спросить ее о них, о письме, но сейчас я не хочу ставить под угрозу эту неожиданную detente[24 - (С франц. - разрядка) - термин, обозначающий улучшение напряженных отношений, особенно политических, через переговоры.] между нами.
        - Жан-Люку ты бы понравилась. - Начальница станции делает глубокий вдох и смотрит мне в лицо. - Вы оба очень непреклонные.
        - Непреклонные? Я сочту это за комплимент.
        - Это одна из причин, почему мы ругались. У нас случилась серьезная ссора примерно за день до его смерти, о чем я теперь горько сожалею.
        - Насчет образцов ДНК?
        - Как ты об этом узнала? - Лицо Сандрин напрягается.
        - Я посмотрела его видеодневник, - признаюсь я. Сказал «а»… Я готовлюсь к негодующей лекции, но этого не случается.
        - Значит, ты знаешь, чего от меня хотел Жан-Люк?
        - Не совсем, - уклоняюсь я. - Только что он попросил тебя перепроверить какие-то образцы ДНК.
        Сандрин вздыхает. Я вижу, как она взвешивает, сколько мне рассказывать.
        - Как ты знаешь, у АСН они есть в каждом файле зимовщиков. Жан-Люк хотел сравнить их со взятыми у Наоми Перез, женщины, погибшей в Мак-Мердо. Или, если точнее, у ее плода.
        - Ее плода? - я потрясенно таращусь на нее. - Она была беременна?
        - Да. Он хотел узнать, совпадет ли образец с кем-то с базы.
        - Ты имеешь в виду, что кто-то здесь может быть отцом? - хмурюсь я.
        Сандрин кивает:
        - Я отказалась. Я знала, что АСН не будет связываться с Антарктической программой США и запрашивать эти образцы без веской причины, но мне показалось, что у Жан-Люка таковой не было. Или она была недостаточна, во всяком случае. Кроме того, что бы это доказало, если бы выяснилось, что кто-то здесь отец того ребенка? Точно не убийство.
        - Он все-таки подозревал, что кто-то на станции связан с ее смертью, - подтверждаю я. - Почему он так думал?
        - Он мне не рассказывал, - снова пожимает плечами. - Дело в конфиденциальности данных пациента, видимо. Я отчасти из-за этого отказала. АСН потребовались бы серьезные доводы для подобного расследования, и Жан-Люк не мог их предоставить. Просто предчувствие, говорил он.
        Просто предчувствие. То есть у Жан-Люка не было доказательств. И все же я по опыту знаю, как сильно доктора полагаются на предчувствие, особенно в диагнозах. Ты учишься доверять инстинктам, когда, может быть, нужно копнуть глубже.
        - Так что ты собираешься делать? - спрашиваю я. - С этой ситуацией с Жан-Люком и Алексом.
        Сандрин потирает висок. Под аккуратным макияжем она выглядит изможденной.
        - Я не уверена. Мой главный приоритет - просто помочь нам безопасно пережить эту зиму.
        - Мой тоже, - добавляю я. - Я совсем не хочу, чтобы кто-нибудь пострадал. Или хуже.
        - Ты и правда веришь, что смерть Алекса не была самоубийством? - она смотрит на меня.
        Я колеблюсь.
        - Я не могу быть полностью уверена, но слишком много вещей не сходятся.
        К моему изумлению, она кивает.
        - Тогда мы с тобой заключим сделку - ты согласишься предоставить это мне, и я разрешу тебе беспрепятственно вернуться к работе. Но больше не полагаясь на таблетки. Я прибегла к предосторожности и убрала эти самые таблетки из клиники.
        - Ладно. - Я сглатываю.
        Лицо Сандрин смягчается.
        - Тебе нужно завязать с этим рано или поздно, Кейт, и мне кажется, что здесь такое же подходящее место, как любое другое. Думаешь, ты сможешь это сделать?
        - Я полагаю, мне придется. Хотя сейчас я чувствую себя дерьмово.
        - Не сомневаюсь, - начальница станции позволяет себе легкую улыбку.
        Честное наказание, заключаю я. И я понимаю, что эта женщина оказывает мне услугу, ведь в отличие от реабилитационного центра или какой-нибудь программы ты не можешь выписаться из Антарктики.
        Где, как не здесь, противостоять своим демонам? Или монстрам, как предпочитает называть их Арк.
        - И ты расскажешь АСН о происходящем? - уточняю я, думая, стоит ли упоминать, что Люк соврал насчет вейпа. Решаю против этого. Еще немного «диких обвинений» могут заставить ее передумать.
        К моему несметному облегчению, начальница станции снова кивает.
        - Предоставь это мне, - говорит она, поглядывая на часы. - Давай уже позавтракаем.
        Глава 36. 9 июля, 2021 года
        Что-то не так.
        Я резко просыпаюсь и растерянно оглядываясь по сторонам, когда вчерашние события наваливаются на меня: неожиданное примирение с Сандрин, осторожное приветствие остальной команды, благодарной, как минимум, видеть меня вернувшейся к работе. И облегчение, что Сандрин на моей стороне. Что она наконец что-то предпримет в отношении гибели Алекса.
        Так откуда это чувство страха? Я лежу в полубессознательном состоянии, ожидая, пока глаза привыкнут к сумраку в комнате. Может, это еще один эффект ломки? Пробирающие до костей страхи?
        И потом я понимаю. В комнате абсолютная темнота. Ночник выключен. В панике я хватаю воздух рукой в поисках выключателя, щелкаю им несколько раз.
        Ничего.
        Лампочка перегорела, говорю я себе, пытаясь сохранять спокойствие. Я на ощупь ищу в ящике фонарик, потом вспоминаю, что он на столе. Я выбираюсь из кровати и нащупываю путь в темноте к выключателю у двери.
        Черт! Я чувствую вспышку боли, ударившись пальцем ноги о ножку стула. Стиснув зубы, выжидаю, пока она отступит, а затем ковыляю к дальней стене и включаю основной свет.
        Ничего не происходит.
        С учащенно бьющимся сердцем я пробую выключатель снова, но меня все еще окружает полнейшая темнота, и я не способна разглядеть даже свою руку перед глазами. Приступ иррационального ужаса заставляет меня заскулить вслух. Я подумываю закричать, позвать на помощь, но понимаю, что мне тяжело дышать.
        Я заставляю себя вдохнуть и выдохнуть несколько раз, ровно и медленно. Потом нащупываю путь обратно к столу, шаря в поисках фонарика. Когда пальцы прикасаются к металлу, он падает на пол.
        Дерьмо, дерьмо, дерьмо.
        Рухнув на четвереньки, я ищу его вокруг себя, но нигде не могу его найти. Я ползу к окну и открываю жалюзи, надеясь хотя бы на толику лунного света, но снаружи так же темно, как внутри.
        Я стою, дрожа от страха и холода. То, что ни один фонарь не работает, может значить только одно, осознаю я, и эта вещь намного, намного хуже, чем моя боязнь темноты.
        Отключилось электричество.
        Может, это только одна часть станции, молюсь я, снова падая на пол и шаря руками в поисках фонарика. Где он? Собираясь с силами, я просовываю пальцы под койку, все еще терзаясь детским страхом перед тем, что может скрываться под ней.
        Ничего, Кейт, бормочу я вслух. Повзрослей.
        Наконец-то кончики пальцев прикасаются к гладкой поверхности фонарика, прямо у дальней стены. Я просовываю руку так глубоко, как могу, и умудряюсь притянуть его к себе, молясь, что он не сломался при падении.
        Трясущимися руками я включаю его, чувствуя себя на грани обморока от облегчения, когда свет озаряет комнату. Накинув халат, я выбираюсь в коридор. Секунду спустя я с кем-то сталкиваюсь. Невольно взвизгиваю от испуга и направляю фонарик вверх, замечая мертвенно бледное лицо, глядящее на меня сверху.
        - Кейт. - Дрю хватает меня за руку. - Я как раз шел убедиться, что ты в порядке.
        - Господи, ты меня напугал, - шокированно выдыхаю я. - Какого хрена происходит?
        - Отключилось электричество, - говорит голос позади нас. Это Люк, в сопровождении Элис, его лицо бледное от страха.
        - Отключилось электричество? - повторяю я. - Это из-за генератора?
        - Арк и Арне пошли выяснять, - говорит Дрю.
        - Как давно оно отключилось?
        - Около двадцати минут назад, - отвечает Люк.
        - Где Сандрин?
        - Мы только что ходили ее искать, - говорит Элис, напряженным от тревоги голосом. - Она не у себя в спальне.
        - Дайте я оденусь. - Я возвращаюсь в комнату и начинаю одеваться, но волна головокружения заставляет меня остановиться. О боже. Что бы я сейчас не отдала за пару таблеток «Гидрокодона». И немного «Валиума» в придачу.
        Я отгоняю эту мысль и натягиваю легинсы, ища по комнате пару носков. Я почти закончила, когда Элис врывается в комнату, ее миловидное лицо перекошено. Потом я замечаю, что она дрожит. Она открывает рот, но ничего не выходит.
        - В чем дело? - Паника взвинчивается снова. - Элис, что происходит?
        Элис качает головой, будто она не может произнести это вслух.
        - Пойдем, - наконец хрипло говорит она, выходя за дверь.
        Хватая фонарик, я следую за ней по коридору к офису Сандрин, слыша спорящие голоса, когда мы приближаемся. Маленькая толпа собралась внутри - Том, Роб и Соня.
        - Что случилось? - спрашиваю я.
        Они все поворачиваются ко мне, на их лицах такое же выражение недоверия и ужаса, как у Элис. Роб освещает комнату фонариком. Сначала я не осознаю, что вижу, не могу опознать пятна света и глубокой тени.
        А потом я понимаю.
        На полу распластано тело, едва заметное из-за стола. И оно не двигается.
        Сандрин.
        О Господи. Я падаю возле нее. Когда я прикладываю руку к ее шее, прощупывая пульс, замечаю темное пятно на ковре возле головы.
        - Можно мне больше света? - говорю я торопливо.
        Кровь светится красным в лучах нескольких фонариков. Она сочится из ее затылка, формируя маленькую лужу у левой щеки. Я не могу нащупать пульс, хотя ее кожа все еще теплая.
        Я свечу фонариком в ее глаза. Зрачки не реагируют. Грудь сжимается от шока и недоверия.
        Она мертва.
        Поднимая голову Сандрин, я осматриваю затылок. Нахожу большую опухлость, где кожа лопнула, а под ней виднеется трещина в черепе. Похоже, кто-то очень сильно ее ударил, и недавно.
        Точно не несчастный случай. И не самоубийство.
        О боже. Бедная Сандрин. На меня накатывает волна грусти и ужаса не просто за нее, но и за всех нас.
        Что мы теперь будем делать?
        - Мне жаль. - Я поднимаюсь на ноги. - Я ничего не могу сделать.
        Элис начинает рыдать, но никто мне не перечит. Вполне очевидно, что уже слишком поздно реанимировать Сандрин.
        - Кто ее обнаружил? - спрашиваю я.
        - Я, - тихо отвечает Том. Даже в постоянно движущемся свете фонариков я вижу, что он выглядит бледным и шокированным. Он оглядывает всех, как будто ждет, что его в чем-то обвинят.
        - Как давно?
        - Как раз сейчас. Ее не было в комнате, поэтому я пришел посмотреть сюда.
        - Где были остальные?
        - Дрю, Люк и Арк пошли выяснять, что случилось с электричеством, - говорит Роб. - Раджив проверяет холодильники на кухне. - Он кривится. - Как будто нам нужно переживать о том, что еда останется холодной. Я не уверен насчет Арне, я его не видел.
        - А Каро?
        - Я сказала ей оставаться в комнате, - говорит Соня. - Там безопаснее, чем здесь.
        Мы стоим в тишине несколько мгновений, пытаясь все это осознать. Сандрин мертва, и электричество отключилось, может ли это быть совпадением?
        Это вряд ли.
        - Что мы будем делать, Кейт? - Элис озвучивает мои мысли. Все взгляды обращаются ко мне, как будто в отсутствие начальницы станции власть каким-то образом перешла ко мне.
        - Я не знаю, - признаю я.
        Роб прочищает горло:
        - Думаешь, ее убили?
        Я колеблюсь. Что мне сказать?
        - Я не могу утверждать, но похоже, что ее ударили тупым инструментом.
        - Может, она упала, - предполагает Том, глядя немного справа от меня в своей странной манере, как будто зрительный контакт со мной делает ему больно. - Она могла удариться головой о стол.
        Я смотрю на Тома. Мог ли это сделать он? В конце концов, он ее нашел. Но он выглядит таким расстроенным, что в это тяжело поверить.
        - Может быть, - говорю я. - Я доктор, а не детектив. Но это маловероятно. - Я смотрю на остальных. Они выглядят парализованными, слишком травмированными для полного осознания ситуации.
        - Что мы будем делать? - повторяет Элис с нарастающей паникой в голосе.
        Никто не отвечает.
        - Сначала нам нужно включить электричество обратно, - говорю я за неимением кого-то, берущего инициативу. - Потом мы сможем связаться с АСН, обсудить, что делать дальше.
        - Как насчет аварийного спутникового телефона?
        - Где он хранится?
        - Здесь. - Он подходит к шкафу, открывает дверь и светит фонариком внутрь. - Какого хрена… он пропал.
        - Пропал? - взвывает Элис. - Куда пропал?
        - Может, он у кого-то другого. - Соня явно с трудом сохраняет спокойный и размеренный тон. - Может, Арк или Арне взяли его с собой.
        - Это бессмысленно, - встревает Роб. - Если бы они пришли за ним сюда, они бы увидели Сандрин. Ты думаешь, они бы просто ушли и оставили ее?
        Ни у кого нет ответа.
        - И что нам делать с… - голос Тома обрывается. Он не может заставить себя продолжить, просто кивает в сторону распростертого тела Сандрин.
        - Нам пока не стоит ничего трогать, - говорю я, пытаясь думать сквозь туман в голове. - По крайней мере, нам нужно сделать снимки, прежде чем двигать ее, но для этого необходимо освещение получше, что значит в первую очередь требуется наладить электричество. Потом АСН скажет нам, как поступить.
        И что это может быть?
        Разбираться с телом Сандрин - это одно, но что может команда в Женеве предложить насчет неопознанного убийцы среди нас? Сказать нам запереться по комнатам на несколько месяцев, пока они не смогут прислать спасательный самолет? Или всем собраться в гостиной, где мы сможем подозрительно наблюдать друг за другом, как персонажи Агаты Кристи, перемещенные в антарктическую глушь?
        Я поглядываю на открытый ноутбук Сандрин с потухшим экраном на столе. По наитию, я трогаю мышку и компьютер возвращается к жизни. В нем еще осталось немного заряда. Я гляжу на окно логина, размышляя, чем занималась начальница станции перед тем, как на нее напали.
        Возможно ли, что она была на связи с АСН? Может, они знают, что мы в беде?
        Это тщетная надежда, но все же что-то, за что можно зацепиться. Пусть они не смогут ничего сделать прямо сейчас, но одна мысль, что кто-то там в мире знает о нашей ситуации, заставила бы меня сейчас почувствовать себя гораздо лучше.
        - Я посмотрю, что с остальными. - Соня направляется к двери.
        - Нет, - быстро говорю я. - Никому не стоит никуда идти в одиночестве. Возьми с собой Тома или Элис, проверь сначала, как там Каро и Раджив. Мы с Робом узнаем, что там с генератором. Давайте все встретимся в гостиной.
        Соня кивает.
        - Нам понадобятся парафиновые горелки. И керосиновые лампы.
        - Мы можем собрать несколько одеял, принести их в гостиную, - добавляет Элис. - Они помогут согреться.
        Они правы. Воздух уже пронизан холодом - без электричества не работает ни одна отопительная система. По телу пробегает тревожная дрожь. Вдруг с генератором что-то серьезное? Сколько времени пройдет, прежде чем керосин для печек закончится и мы замерзнем насмерть?
        Не глупи, убеждаю себя я, вспоминая о запасном генераторе во внешнем здании за «Бета». Если Арк не сможет включить основной, мы переключимся на запасной источник электричества.
        - Как насчет портативных раций? - спрашивает Том. - Мы можем оставаться на связи с их помощью.
        - Хороший план. Мы с Робом возьмем несколько из прихожей. Я найду Арне и попрошу его собрать лампы и горелки. - Я стою, пытаясь понять, что еще нам нужно сделать. - Экономьте батарейки в фонариках, - добавляю я. - Используйте только один и по минимуму.
        Все один за другим покидают офис Сандрин, оставляя меня наедине с Робом. Он смотрит на тело, а потом на меня.
        - Кейт? - спрашивает он приглушенным голосом. - Может, кому-то из нас пойти за оружием?
        - Оружием? Каким оружием? - Мой взгляд вонзается в него.
        - Он под замком в «Бета». Пистолет.
        - Пистолет? - хмурюсь я. - Для чего? Здесь нет полярных медведей или чего-то такого.
        - Наверное, кто-то решил, что это хорошая идея, - пожимает плечами он.
        Представляли ли такую ситуацию в АСН? Это кажется абсурдным. Опять же, я полагаю, что они предоставили пистолет по какой-то причине.
        Роб пересекает комнату к шкафу с ключами и открывает дверь. Стоит, вглядываясь внутрь.
        - Что там? - спрашиваю я, но смятение на его лице, когда он поворачивается ко мне, все выдает.
        - Ключ от шкафчика с пистолетом исчез, - подтверждает Роб. - Кто-то его уже забрал.
        Мы глядим друг на друга, оба думая об одном и том же: кто-то на этой станции, кого мы знаем, с кем жили все эти месяцы, делили еду, вино и разговоры, убил Сандрин, забрал спутниковый телефон, а теперь у него есть и доступ к смертельному оружию.
        Только тогда я вспоминаю о шкафе с документами. Я подхожу и тяну за ручку, но он заперт. Я свечу фонариком в шкафчик с ключами, но не вижу ничего, что может подойти.
        Возможно, Сандрин их спрятала, после того как я сунула туда нос. Я усмехаюсь этой злой иронии. Доступ к этому ящику может оказаться единственным способом справиться с опасностью, преследующей нас на этой станции.
        Но прямо сейчас у нас есть более срочная проблема.
        - Пойдем, - говорю я, поворачиваясь к Робу. - Нужно проверить то место, где хранится пистолет. Может, он все еще там.
        Глава 37. 9 июля, 2021 года
        - Дерьмо. - Роб освещает фонариком пустые внутренности шкафчика.
        - Да уж, - соглашаюсь я. - Дерьмо.
        - Нам конец, не так ли? - Он роняет фонарик и поворачивается ко мне. Мальчишеская бравада, какую он напускает на себя рядом с Люком, полностью исчезла и Роб выглядит откровенно напуганным.
        Я вздрагиваю, раздумывая, как ответить. Решаю сказать честно.
        - Я полагаю, что примерно так, да.
        Мы стоим в зловещем мраке, темнота стискивает нас в своих объятиях так же непреодолимо, как и смертельный холод, медленно вторгающийся в нашу маленькую защитную сферу.
        - Ты догадываешься, кто за этим стоит? - спрашивает он.
        - Пока нет. - Если бы я могла добраться до файлов персонала в офисе Сандрин, убедиться, кто был на Мак-Мердо одновременно с Жан-Люком и Наоми, у меня была бы догадка. Но осторожность останавливает меня от того, чтобы рассказать это Робу, лучше сделать это в одиночку.
        - Нам нужно проверить Арка, - предлагает он. - Тут становится холодновато.
        Но даже если мы узнаем, кто это делает, мрачно раздумываю я, идя за Робом по темным коридорам, чем это поможет? Кто бы это ни был, у него есть пистолет и предположительно, предостаточно патронов.
        Как кто-либо из нас может защититься против этого?
        Мы находим Арка одного в генераторной, работающего над машиной перед ним. Он опустился на одно колено, несколько фонариков прикреплены для освещения пространства. Дрю и Арне не видно.
        - Ты выяснил, что не так? - спрашиваю я.
        - Охлаждающий вентилятор сломался. - Он показывает на кусок металла, который ни о чем мне не говорит.
        - Как это могло случиться? - хмурится Роб.
        - Неправильный вопрос, - говорит Арк. - Кто, а не как.
        Я в ужасе таращусь на него.
        - Ты намекаешь, что кто-то сделал это намеренно?
        - Единственное объяснение. - Арк грустно разглядывает генератор, как будто кто-то обидел его любимого ребенка. - Кто бы это ни был, он знает, что делает. Ему… как вы говорите… полный пипец.
        Я стою, пытаясь вникнуть. Кто-то намеренно сломал наш источник электричества, вещь, делающую нашу жизнь в этом ледяном аду возможной. Зачем кому-либо в своем уме это делать?
        Вероятно, чтобы помешать нам связаться с АСН и попросить помощи. Или заставить нас сконцентрироваться на выживании.
        Или, возможно, еще проще - тот, кто это сделал, не в своем уме.
        - Ты сможешь его починить? - спрашиваю я Арка.
        - Нелегко. Нам надо включить запасной.
        - Он не поврежден?
        - Понятия не имею. Дрю с Арне пошли проверить. Вы позаботьтесь об остальных, ладно? Убедитесь, что они в безопасности.
        И как, хочу я спросить? Как обезопасить их, если я не знаю, от кого их защищать?
        - Сколько примерно займет включение запасного генератора? - спрашиваю я. С теплом и светом будет намного легче обороняться.
        Арк поднимается на ноги, выпрямляя спину и ворчит:
        - Это зависит от того, что мы найдем.
        Я киваю, пробую другой подход:
        - Мы можем выжить без электричества?
        Арк почесывает бороду и прищуривается, глядя на меня.
        - Много проблем, Кейт. Нет отопления, нет света, и, хуже всего, нет воды.
        Господи. Я об этом не подумала.
        - Мы разве не можем принести снега снаружи?
        - Конечно. Но нам нужно его растопить, а это не так легко, когда здесь тоже ниже нуля. У нас есть топливные горелки, да, но они нам нужны для готовки и отопления. - Арк одаривает меня мрачной улыбкой. - Но есть в этом и кое-что хорошее - возможно, убийца Сандрин доберется до нас прежде, чем мы околеем от холода.
        - Я полагаю, у тебя нет представления… - Вопрос повисает в воздухе. Очевидно, что я имею в виду.
        - Если б знал, они бы уже были мертвы, - изгибает бровь Арк.
        - Пистолет пропал, - сообщаю я ему.
        Его лицо еще сильнее мрачнеет.
        - Черт, - бормочет он на русском. Перевод не требуется, и я накрываю его руку ладонью, благодарная за его честность. К моему удивлению, Арк заключает меня в медвежье объятие на несколько секунд, затем отпускает.
        - Хорошая девочка. - Он улыбается моему опешившему выражению лица. - У меня всегда было хорошее предчувствие насчет тебя.
        Я спешу обратно в «Альфа», Роб за мной. Мы оба молчим, пока нас накрывает осознание сложившегося отчаянного положения. Мы застряли на льду без отопления и электричества и, возможно, с маленьким запасом воды, а также с вооруженным пистолетом убийцей.
        Тяжело представить, как это может закончиться хорошо.
        Я проверю, что остальные в порядке, решаю я, а потом займусь поисками ключа от шкафа с документами; если я его не найду, попрошу кого-то его взломать.
        Но кого? Если один из нас убийца, кого я могу попросить о помощи?
        Яркий луч фонарика внезапно вспыхивает в коридоре, и Элис появляется из темноты.
        - Каро, - говорит она, задыхаясь. - Она споткнулась в темноте.
        Желудок скручивает от беспокойства.
        - Она в порядке?
        - Говорит, что да, но я подумала, что тебе лучше ее осмотреть. Она сильно упала.
        Я делаю глубокий успокаивающий вдох и спешу в гостиную, где Соня, Люк и Раджив закутаны в одеяла и спальные мешки. На Радживе нет тюрбана, замечаю я, длинные темные волосы рассыпаются по его плечам - он явно покинул свою комнату в спешке и не хотел возвращаться. Я поворачиваюсь к Каро, лежащей на одном из диванов, и свечу фонариком на ее лицо. Она улыбается мне.
        - Что случилось? - я присаживаюсь возле нее, видя ее залитые слезами щеки.
        - Я споткнулась о ножку стула в столовой и упала на угол стола. - Она качает головой, как будто поражаясь собственной глупости.
        - Когда это случилось?
        - Примерно десять минут назад, - говорит Элис. - Я искала тебя. Арк сможет включить электричество?
        - Пока нет, - уклончиво отвечаю я, думая, стоит ли упоминать о пропаже пистолета. Должна ли я всех предупредить? Или это сделает только хуже?
        Все-таки кто-то здесь мог его взять, спрятать его в темноте - последнее, что я хочу, это спровоцировать их на использование оружия.
        Сфокусируйся, Кейт, подталкиваю я себя. Разберись с насущной проблемой.
        - У тебя что-то болит? - спрашиваю я Каро.
        - Не особо. Просто немного выбилась из сил.
        - Ты чувствовала движение ребенка после падения?
        - Несколько толчков, - отвечает она.
        - Мне надо бы осмотреть тебя в операционной.
        - Я в порядке, - настаивает Каро. - Не нужно суетиться. - Она улыбается Элис, которая разглядывает ее, заботливо нахмурившись.
        - Дайте мне пятнадцать минут, потом сделаем тщательный осмотр, ладно? Мне кое-что еще нужно сделать. - Я оглядываюсь вокруг. - Где Том?
        - Он в связном пункте, - говорит Соня. - Пытается починить радио на батарейках. Чтобы попробовать связаться с другими станциями.
        - Он там один?
        Соня кивает:
        - Я говорила ему не ходить в одиночку, но он не послушал. Кому-то надо проверить, как он.
        - Я посмотрю, - говорю я.
        - Мне пойти с тобой? - спрашивает Роб.
        Я качаю головой:
        - Я найду Арне. Мы можем пойти вместе, - предлагаю я, используя это как оправдание, потом направляюсь к двери, прежде чем кто-то сможет мне возразить.
        Глава 38. 9 июля, 2021 года
        В офисе начальницы станции абсолютно темно и смертельно холодно. Причем в буквальном смысле слова, мрачно думаю я, глядя на тело на полу. Кто-то накрыл Сандрин простыней, пытаясь хоть немного сохранить ее достоинство после смерти, но от этого сцена выглядит еще более чудовищной.
        Кто ее убил и почему?
        Я сталкиваюсь с ужасным заключением. Если Жан-Люк умер потому, что пытался уличить убийцу на станции, Алекса и Сандрин, вероятно, убили по той же причине. И в случае Сандрин, это я убедила ее связаться с АСН.
        Я подавляю накатившуюся волну вины и горя, сжимая в руках фонарик. Была бы она сейчас жива, если бы я так сильно не настаивала?
        Хватит, Кейт. Займись непосредственной опасностью, а это значит узнай, кто это сделал. Тебе нужно пробраться в этот шкаф с документами. Это единственный способ установить, кто был на Мак-Мердо, не спрашивая каждого, что было бы смертельной ошибкой - кто бы ни стоял за всем этим, он сделает что угодно, дабы сохранить свою личность в тайне.
        Я снова проверяю шкаф с ключами, потом пробую открыть ящики стола Сандрин, но в них нет ничего, кроме аккуратного сложенной канцелярии и единственной фотографии, вложенной в блокнот.
        Я разглядываю ее в свете фонарика. Это снимок Сандрин и Жан-Люка на льду, улыбающихся в ярком солнечном свете. Ком поднимается к горлу. Она была одинокой женщиной, которая пыталась справиться с невозможной ситуацией. И она потеряла любимого человека.
        Я могу это понять.
        Но теперь она мертва, как и Жан-Люк с Алексом. Это слишком тяжело осознать, слишком сложно вынести. Меня захватывает желание принять основательную дозу таблеток, получить химический барьер перед всем этим ужасом и хаосом.
        Ты можешь найти, куда Сандрин положила таблетки, взятые из клиники, подмечает соблазняющий голос. Они не должны быть слишком далеко от операционной на случай, если понадобятся.
        Но нет. Я смотрю на ее тело, вспоминая мое обещание во время нашего последнего разговора - каким-то образом ее смерть отбивает желание его нарушать.
        С усилием переводя внимание обратно на ключи, к шкафу с документами, я быстро обыскиваю офис Сандрин - смотрю внутри подшивок с архивами на полке, за книгами на небольшой полке в углу. Я даже поднимаю стулья и заглядываю под стол, проверяя, не спрятала ли она их вне поля зрения.
        Ключей нигде нет. Они, наверное, в ее комнате, решаю я, но сейчас мне нужно увидеться с Томом. Больше всего мне хочется найти Арне, я не видела его с тех пор, как отключилось электричество; мне необходимо найти его, убедиться, что он в порядке, и обсудить, что нам делать.
        Я вспоминаю прикосновение его губ, его близость ко мне, теплоту его присутствия, и на мгновение груз на сердце становится легче.
        Если с ним что-то случилось, я не уверена, что смогу это вынести.
        Том склонился над радио на столе в нелепой и неуклюжей позе. В «Бета» даже холоднее, чем в основном здании, и я вижу, что он с трудом удерживает отвертку в перчатке, работая над миниатюрной электроникой в свете фонарика.
        - Есть хорошие новости? - спрашиваю я.
        - Пока нет. - Он поглядывает на меня. - Его давно не использовали.
        - Все равно, Том, тебе не стоит находиться здесь одному.
        - Я не стерпел атмосферу в гостиной, все подозревают друг друга, мне нужно было уйти, - пожимает плечами он.
        Они меня ненавидят.
        У меня в ушах звучат слова Тома, сказанные им в клинике. Его признание, что он видит и слышит несуществующие вещи. Я наблюдаю, как он работает над аппаратом, раздумывая. Возможно ли, что я была права и с Томом не все в порядке? Что его болезнь могла развиться в полноценную паранойю?
        И на что это может подтолкнуть человека?
        Внезапно он откладывает отвертку и вздыхает. Смотрит мне прямо в лицо.
        - У тебя есть догадки, кто это сделал, Кейт? Кто убил Сандрин? Сломал генератор?
        Я качаю головой.
        - А у тебя?
        - Нет. Но если у нас получится связаться с другой базой, мы хотя бы сможем позвонить в АСН и рассказать, что происходит.
        - Если ты не сможешь его починить, - киваю я в сторону радио на рабочей скамье, - ты знаешь, как быстро в АСН поймут, что что-то не так?
        - Довольно быстро, - говорит Том. - Может, через несколько часов. Они могут подумать, что у нас неполадки со связью, но тогда попробуют связаться с нами по спутниковому телефону. Они, наверное, уже поняли, что что-то случилось.
        Я стою, обдумывая это.
        - Дай знать, если будут успехи, ладно? - говорю я. - Но правда, я была бы рада видеть тебя в гостиной. Здесь опасно находиться в одиночестве.
        - Я могу сказать тебе то же самое.
        Краткий миг тишины внезапно пронизывает крик. Я высовываюсь в коридор и слышу его снова. Элис зовет меня по имени. Ее голос полон отчаяния и тревоги.
        Я хватаю фонарик и бегу к ней, колено протестует резкими вспышками боли каждый раз, когда я опираюсь на него. Я добираюсь до Элис в переходе, соединяющем «Бета» с главным зданием.
        - О, слава Богу! - восклицает она, пытаясь вдохнуть. - Каро… у нее пошла кровь. Там, - Элис указывает между ног.
        Твою мать, думаю я, спеша обратно в гостиную.
        Может быть еще хуже?
        Глава 39. 9 июля, 2021 года
        Когда я прибываю в гостиную, Каро встает, кривясь от боли. Позади нее в свете фонарика я замечаю большое пятно, ткань пропитана кровью. Эта картина так напоминает мне Сандрин, все еще лежащую на полу офиса, что я поддаюсь вспышке слепой паники.
        Я не могу это сделать.
        Я не могу справиться со всем этим сама.
        Несмотря на поддержку Арка, я не чувствую себя способной на это. Я напугана и измождена, не готова решать еще одну разворачивающуюся неотложную ситуацию.
        У тебя нет выбора, говорю я себе резко, стараясь взять эмоции под контроль. Кто, если не ты?
        Я глубоко вдыхаю и заставляю себя успокоиться.
        - Давай пройдем в операционную. - Я оглядываю остальных. - Можете поддержать Каро?
        Роб и Соня помогают Каро закинуть руки им на плечи и медленно идут с ней к клинике, Элис ведет их с фонариком. Я иду позади, лихорадочно перебирая в голове все возможные диагнозы, среди них ни одного хорошего.
        - Я думаю, у нее кровотечение, - шепчет Соня, когда мы помогаем Каро забраться на кушетку.
        Я киваю, передавая ей фонарик, и поворачиваюсь к Робу.
        - Можешь найти пару топливных горелок? - Воздух в клинике холодный - несмотря на изоляцию стен, мы быстро теряем оставшееся тепло.
        Соня направляет фонарик на Каро, пока я осматриваю ее. Кровь пропитала всю промежность ее голубых легинсов; когда я осторожно снимаю их, она морщится от сильной боли.
        - Где болит? - я беру прокладку из шкафа и прикладываю ее между ног Каро.
        - Там, - она накрывает ладонью низ живота.
        Я мягко нажимаю на живот, наблюдая за ее лицом. У нее на глазах выступают слезы даже от слабого давления моих пальцев.
        Какой у нее сейчас срок? Я быстро подсчитываю в уме. Почти тридцать две недели - роды должны быть только через несколько месяцев.
        Я достаю стетоскоп и прикладываю его к животу, прослушивая сердцебиение. Тишина.
        Сохраняя непроницаемое выражение лица, я пробую снова, располагая мембрану в другой части живота.
        - Все в порядке? - слабо спрашивает Каро.
        - Одну секунду. - Я пробую третью позицию и внимательно прислушиваюсь. К моему облегчению, я улавливаю приглушенный звук сердцебиения. Взглянув на вторую стрелку настенных часов, я считаю удары за шесть секунд. Около восемнадцати или девятнадцати. Это больше ста восьмидесяти ударов в минуту.
        Слишком быстро. Явный признак патологического состояния плода.
        Я быстро прикрепляю манжету к руке Каро для измерения давления. Пятьдесят пять на сорок.
        Черт. Оно слишком занижено.
        Диагноз кажется очевидным. Отслоение плаценты скорее всего из-за падения.
        Но что делать? Я опустошена тревогой и отчаянной изнуряющей усталостью, нехваткой сна и ломкой. Мне нужен аппарат УЗИ, кардиомонитор для измерения сердцебиения плода, совет от эксперта в АСН. Ничего из этого недоступно.
        Я сама по себе.
        - Ребенок в порядке? - снова встревоженно спрашивает Каро.
        - Сильное сердцебиение, - отвечаю я, пытаясь сохранить спокойствие. Я проверяю прокладку, уже пропитанную свежей кровью. Если Каро будет и дальше кровоточить с такой скоростью, она и ребенок могут умереть в считаные часы, если не раньше.
        Я отворачиваюсь от Сони и Элис, от их обеспокоенных лиц, их веры в то, что я смогу разрешить эту ситуацию, и обдумываю варианты: я могу придумать только один, и то его сложно осуществить без электричества и надлежащего медицинского оборудования.
        К тому же у меня нет опыта в этой сфере.
        Я стою, у меня кружится голова. Что мне делать?
        Думай, Кейт. Думай.
        - Можешь взять Элис и отыскать Дрю? - тихо говорю я Робу, который только что вернулся с горелкой и несколькими керосиновыми лампами и установил их в противоположных концах комнаты. - Свяжитесь с ним по рациям. Скажите, что мне нужна его помощь. - Я округляю глаза, давая понять, что дело срочное, избегая говорить это при Каро.
        Соня мрачно разглядывает меня, пока они спешат к выходу - она отлично понимает, что она и Дрю являются двумя зимовщиками, обученными ассистировать мне в любых медицинских процедурах.
        - Мы будем оперировать? - одними губами спрашивает она.
        Я киваю, пытаясь выглядеть решительно и уверенно, но я вижу, что не обманула Соню. Я подзываю ее пройти за мной в клинику, закрывая дверь в операционную, чтобы Каро нас не слышала.
        - Нам нужно провести срочное кесарево сечение, - быстро говорю я.
        - Это единственный способ? - округляет глаза Соня. - Это очень рискованно, не так ли? Учитывая обстоятельства.
        - Не так рискованно, как позволить ей истечь кровью. И, нет, у нас нет выбора.
        - Но как мы сделаем общую анестезию? - спрашивает она, выглядя растерянно. - Мы не сможем включить вентиляцию легких без электричества.
        - Нам придется использовать «Энтонокс»[25 - Распространенное торговое наименование оксида азота или «веселящего газа», оказывающего обезболивающий эффект. Его часто используют при родах, после травм и при заботе об умирающих пациентах.] и местную анестезию.
        После короткой паузы Соня кивает.
        - Ладно.
        - Можешь поставить ей капельницу? - спрашиваю я ее. - Помнишь, как я тебе показывала?
        - Да. - Она вытаскивает пакет физраствора из шкафа. Я просматриваю медицинские справочники на полке над столом, копии руководств, предоставленные АСН. Быстро проглядываю заметки об отслоении плаценты.
        Ничего хорошего. Высокий риск смерти матери и ребенка без срочного вмешательства. Нужно действовать быстро.
        Это безумие, взвывает часть меня. У тебя нет опыта и необходимого оборудования.
        - Ты в норме? - спрашивает Соня, вводя иглу в вену на левой руке Каро.
        - Да, - лгу я.
        - Ты справишься, - твердо говорит она, словно прочитав мои мысли.
        Ты справишься, повторяю я про себя, пытаясь в это поверить. Ты опытный врач неотложки, ты знаешь, что делать.
        Без медицинского оборудования? Диагностики? Электричества и света?
        - Что происходит? - стонет Каро, заметив что-то в моем лице.
        Я наклоняюсь над ней.
        - Послушай, я практически уверена, что падение спровоцировало отслоение части плаценты от стенки матки, и из-за этого у тебя кровотечение. Поэтому я дам тебе анестетик и приму роды. Хорошо?
        Каро смотрит на меня несколько секунд, потом слабо кивает. Она словно не в себе, думаю я, гадая, как много крови она уже потеряла. Если я не приступлю прямо сейчас, она может впасть в шоковое состояние.
        Мгновение спустя дверь распахивается и появляется Дрю.
        - Элис сказала, что я тебе нужен.
        - Каро пострадала. Будем делать операцию. Вам с Соней придется ассистировать.
        Его лицо становится спокойным.
        - Что мне нужно делать?
        - Для начала можешь найти фонарики получше? Больше всего нам нужен свет.
        Он кивает и исчезает. Я поворачиваюсь к Соне.
        - Ты готова?
        Я хватаю бутылку антибактериального геля и очищаю руки так тщательно, как только могу в отсутствие воды, натягиваю хирургические перчатки и халат, прежде чем вернуться в операционную.
        - Ты когда-нибудь дышала «Энтоноксом»?
        - Нет, - шепчет она, заметно ослабев.
        Я подтаскиваю цилиндр и передаю ей маску.
        - Через минуту я дам тебе медикаменты, которые помогут облегчить боль, но если тебе нужно будет больше, просто прислони это ко рту и глубоко дыши. Сможешь это сделать?
        Каро закрывает глаза. Я замечаю, что она не просит объяснить никаких деталей того, что я буду делать. Ей слишком плохо, чтобы беспокоиться об этом, или же она просто чересчур напугана.
        Это к лучшему. Счастье в неведении, да и как минимум так будет проще все пережить.
        Пока я подготавливаю ее живот с помощью спирта и антисептических салфеток, Дрю возвращается с Люком, каждый несет по большому фонарику, прикрепленному к штативу для телескопа. Они расставляют их по обеим сторонам кушетки, направляя лучи на живот Каро.
        Глаза Люка округляются, когда он видит пропитанную кровью прокладку между ног Каро.
        - С ней все будет хорошо?
        - Она будет в целости и сохранности, - живо отвечаю я. - Пожалуйста, убедитесь, что все, кто не работает над починкой генератора, остаются в гостиной. Я не справлюсь с другими пострадавшими.
        Люк удаляется из комнаты. Я полагаю, он плохо переносит вид крови.
        - Дрю, можешь надеть халат, а потом контролировать пульс и давление Каро, давая мне измерения, когда я попрошу?
        - Конечно.
        - Соня, ты должна промокать кровь, пока я работаю, иначе я не смогу видеть, что делаю.
        Она сглатывает. Впервые за все время на станции она растеряла свой стоицизм и выглядит откровенно встревоженной.
        Я добываю маленькую бутылку «Фентанила», игнорируя порыв, который он вызывает у меня, и наполняю шприц.
        - Ладно, Каро, - говорю я, старательно держа голос ровным. - Это должно полностью убрать боль. Но если ты что-либо почувствуешь, начинай глубоко дышать через маску. Дрю, тебе, возможно, придется подержать ее.
        - Ты это раньше делала? - Он встречается со мной взглядом.
        - Десятки раз, - лгу я, зная, что Каро нас слышит. По правде говоря, я наблюдала за несколькими кесаревыми сечениями во время обучения, но никогда не делала этого сама. Медленно, осторожно я делаю Каро укол с сильным обезболивающим, затем открываю стерильную упаковку со скальпелем. Беру холодный металл в ладонь.
        Здесь все еще холодно, маленькие печки с трудом борются с резко наступающим холодом. Еще одна причина действовать быстро.
        Я сжимаю скальпель и мысленно провожу линию разреза. Потом стою в нерешительности.
        - Кейт? - спрашивает Соня, глядя на мою руку. - Ты точно в порядке?
        Я смотрю вниз, вижу, что пальцы дрожат. Я на мгновение закрываю глаза и делаю несколько глубоких, медленных вдохов. Найди таблетки, шепчет голос у меня в голове. Просто для успокоения нервов.
        Нет.
        На следующем вдохе я делаю аккуратный поперечный разрез внизу живота, все это время прислушиваясь к вскрику или стону боли.
        К счастью, этого не случается.
        - Соня, можешь промокнуть, пожалуйста? Дрю, измерь ее давление и пульс, это придется делать вручную.
        Пока Соня вытирает кровь, я пробираюсь к матке и делаю еще один аккуратный продольный разрез.
        - Давление пятьдесят пять на сорок, - объявляет Дрю. - Пульс девяносто восемь.
        Без изменений. Хотя, это, конечно, ничего не говорит о состоянии ребенка.
        Происходит неожиданное излияние жидкости, когда я пробиваю амниотическую оболочку. Соня хватает полотенца и тщательно все вытирает.
        Я беру пару хирургических зажимов и передаю их ей.
        - Держи разрез открытым, пока я работаю.
        Я просовываю руку в матку Каро, нащупывая голову плода. Вот. Маленькая, но успокаивающе теплая. Обхватив его ладонью, я просовываю туда вторую руку и аккуратно тяну.
        Секундное сопротивление, а в следующую секунду ребенок появляется из живота Каро.
        - Господи, - вздыхает Дрю с округленными глазами. - Почему он такого цвета?
        - Это творожистая смазка, - объясняет Соня. - Это нормально для недоношенных детей. - Мы все смотрим на миниатюрный белый комочек у меня в руках. Он выглядит, как маленькое безжизненное привидение.
        Как крохотный призрак девочки.
        - Она дышит? - шепчет Соня.
        Я качаю головой, засовывая кончик пальца ей в рот, проверяя, не заблокированы ли дыхательные пути. Даже под творожистой смазкой я вижу синеву ее кожи от нехватки кислорода. Мне нужен дыхательный аппарат, отчаянно думаю я. Мне нужно заставить ее дышать, быстро.
        - Принеси кислород, - поторапливаю я Дрю, - и еще одну маску.
        Он приносит их. Я открываю рот ребенка и осторожно выдыхаю внутрь, а потом прислоняю кислородную маску к ее лицу, надеясь, что это сработает.
        Но это не так. Я пытаюсь снова, безрезультатно.
        О Господи, молюсь я. Пожалуйста.
        - Дай ее мне, - протягивает руки Соня. - А ты займись Каро.
        Я передаю ей ребенка и смотрю, как Соня реанимирует малыша, потом умело переворачивает ее и похлопывает между плеч.
        Каким-то чудом слышится почти неразличимое сопение, и маленькая рука напрягается, двигаясь.
        Слезы застилают глаза, когда я поворачиваюсь к ее матери, собираясь с силами. Легко, осторожно я тяну за пуповину, тихо бормоча еще одну молитву, чтобы плацента отошла без осложнений; если матка не сможет сжаться и перекрыть поток крови, Каро умрет в считаные минуты.
        Несколько мгновений ничего не происходит, но затем плацента выскальзывает мне в руки. Я хватаю один из фонариков и внимательно ее изучаю, к счастью, все выглядит нормально.
        - Дрю, можешь помочь? - Я киваю на тампоны, пока ищу иглу и нити, а затем приступаю к наложению шва на рану Каро.
        - Как ребенок? - спрашиваю я у Сони.
        - Нормально.
        - Можешь зажать пуповину и отрезать ее? Я…
        Доносится стон Каро, которая, кажется, очнулась от своего полубессознательного состояния.
        - Прижми маску с «Энтоноксом» к ее лицу, - быстро приказываю я Дрю, затем обращаюсь к Каро напрямую: - Держись, дорогая, все почти закончилось. Дыши глубоко, хорошо?
        Я работаю так быстро, как могу, благодарная за то, что теперь уже знаю, что делаю.
        С таким количеством практики в неотложке я могу зашить рану с закрытыми глазами. Завязав последние стежки и наложив повязку, я подзываю Соню.
        - Мне нужно осмотреть ребенка. А ты массируй верх матки, вот так, инициируя сокращение - это поможет остановить кровотечение. - Я наскоро демонстрирую ей, что делать, потом проверяю прокладку между ног Каро. Она насквозь промокла, но поток крови, кажется, уменьшается.
        До конца еще далеко, но это хороший знак.
        Забирая ребенка у Сони, я откидываю полотенце и осматриваю ее. Кожа новорожденной теперь розоватая, и я несколько секунд поражаюсь ее идеальным крохотным чертам, маленьким конечностям, потом укутываю ее от холода.
        - Пусть пока дышит через кислородную маску, - говорю я Соне, передавая ей ребенка, - и проследи, чтобы она была в тепле.
        Я переключаю внимание на Каро. Кровопотеря точно уменьшилась, облегченно замечаю я. Я сжимаю ее руку, и она открывает глаза, сонно моргая над маской «Энтонокса».
        - Уже все, - говорю я, забирая у нее маску. - Я дам тебе еще морфина от боли, но он сделает тебя сонной, и я подумала, что сначала ты захочешь посмотреть на своего ребенка.
        Каро моргает, как будто не понимает моих слов, затем словно просыпается, когда «Энтонокс» выветривается.
        - Да, - хрипит она, пытаясь сесть, но я решительно кладу руку на ее грудь, останавливая. - Нет, пока не двигайся.
        Я приношу несколько подушек и подкладываю их ей под голову, затем забираю ребенка у Сони и опускаю его в руки Каро.
        - О Господи, - хрипло охает она. - Такой маленький. - Она смотрит на меня. - Это девочка или мальчик?
        - Девочка.
        Каро переводит взгляд на нее, одинокая слеза скатывается по ее щеке. Я оставляю их вместе на минуту, прежде чем осторожно забрать ребенка и вколоть Каро приличную дозу диаморфина[26 - Героин - полусинтетический опиоидный наркотик.]. Если повезет, этого должно хватить на несколько часов.
        - Можно ее подержать? - спрашивает Дрю.
        Я удивленно смотрю на него, когда Соня передает ему маленький сверток. Мы обе наблюдаем, как он изучает крохотное лицо ребенка с нежностью, которой я никогда в нем не видела. Присутствие при родах явно пробудило отцовские инстинкты Дрю, заставило его вновь задуматься о желании иметь детей.
        - Ей нужен кислород, - говорит Соня, забирая ребенка у Дрю. Он выглядит так, будто не хочет ее отдавать.
        - Можешь найти еще одну печку? - спрашиваю я его. - И чистое одеяло. Нам нужно держать их обеих в тепле.
        Соня и я переглядываемся, улыбаясь, когда дверь за ним закрывается. Кто знал, что Дрю такой чувствительный?
        Я даю Каро антибиотики широкого спектра, и мы наблюдаем, как она погружается в затуманенный сон. Если она не подхватит инфекцию, с ней все будет в порядке.
        - Справишься тут сама ненадолго? - спрашиваю я Соню. - Я хочу еще раз проверить, какой прогресс у Арка, и удостовериться, что остальные в порядке.
        - Нам нужно ее покормить? - Соня бросает взгляд на ребенка. - Не думаю, что Каро сможет это сделать в ближайшее время.
        - Я попрошу Раджива принести тебе порошкового молока.
        - А это разве подойдет? - хмурится Соня.
        - Должно подойти, у него точно нет детской смеси. Мы можем подогреть его на одной из печек и покормить ее шприцом, а Каро потом даст ей грудь, когда проснется. Скорее всего, ребенок слишком маленький, чтобы иметь сильный сосательный рефлекс, но можно попробовать.
        Я достаю еще несколько ампул морфина и чистые иглы со шприцами и оставляю их на стойке.
        - Ты помнишь, как ставить уколы? - спрашиваю я.
        - Да.
        - Дай ей еще одну дозу, если понадобится. Не больше двадцати миллиграммов каждые четыре часа.
        - Почему ты не сможешь это сделать? - снова хмурится Соня.
        - Мне нужно разобраться с электричеством, - уклоняюсь я, не желая признавать, что не доверяю себе. Или выдавать свой страх, что что-то, или, скорее, кто-то может помешать мне вернуться в клинику. - Я пришлю Роба или Элис с молоком и водой. Запри за мной дверь, ладно?
        Соня кивает. Поглядывает на Каро, затем опять на меня.
        - Это было потрясающе, Кейт. Ты спасла жизни их обеих. Ты никогда раньше не делала кесарево, не так ли? Несмотря на то, что ты говорила.
        - Нет, - признаюсь я. - Никогда.
        Взгляд Сони задерживается на моем лице, но я вижу одобрение в ее глазах.
        - Ты очень смелая. - Она поднимает руку, прикасаясь к моему лицу. - Я не думаю, что мы можем все это пережить без тебя, Кейт, так что будь осторожна. Не строй из себя героя, хорошо?
        Глава 40. 9 июля, 2021 года
        Вернувшись в гостиную, я обнаруживаю Элис и Раджива, кутающихся в одеяла, пока Люк и Роб, одетые в уличное обмундирование, возятся с несколькими печками поменьше, которые, кажется, почти не влияют на стремительно падающую температуру. Я с облегчением замечаю рядом с ними Тома.
        - Она в порядке? - спрашивает Элис. Я мгновенно замечаю, что она плакала.
        - Я полагаю, - киваю я.
        - Дрю сказал, это девочка. - Лицо Тома неожиданно озаряет редкая улыбка.
        - Да.
        - Но это очень рано, не так ли? - спрашивает он. - Она выживет?
        - Ты имеешь в виду Каро или ребенка?
        - Обеих, наверное.
        Все смотрят на меня в ожидании ответа. Я решаю, что лучше быть честной.
        - Я практически уверена, что Каро будет в порядке. Кровотечение вроде бы под контролем. Но с ребенком более рискованная ситуация, она недоношенная. В нормальном дородовом отделении у нее были бы отличные шансы, но здесь… - я останавливаюсь. Больше не нужно ничего говорить.
        - Я помолюсь за обеих, - тихо произносит Том.
        Я удивленно смотрю на него. Никогда бы не подумала, что Том, как и его отец, верующий. Я предполагала, что он отверг религию из-за гомофобии отца.
        - Спасибо, - просто говорю я. - Им понадобится любая помощь.
        Я поворачиваюсь к Радживу, который добыл свой тюрбан и замотал им голову.
        Черный, замечаю я, думая, является ли это своеобразным комментарием в отношении нашей ситуации.
        - Можешь выдать немного молока?
        - Конечно. Принести с кухни?
        - Пожалуйста. Только возьми с собой Элис, ладно? И будьте осторожны.
        - А потом нам можно пойти к ним? - с надеждой спрашивает Элис, с видимым усилием беря себя в руки.
        - Каро спит, но вы с Радживом можете отнести Соне молоко. Не могли бы вы еще захватить маленькую кастрюльку и пару бутылок воды?
        - У нас уже заканчивается вода. - Раджив выглядит встревоженным. - Все трубы начинают замерзать.
        - Мы с Робом собирались выйти за снегом, - вставляет Люк. - И принести еще топлива для печек.
        Тогда не остается никого, кто мог бы пойти со мной в «Бета», но мне очень нужно увидеться с Арне. Мне просто придется рискнуть, решаю я. Оставаться начеку.
        - У тебя есть для меня лишняя рация? - спрашиваю я Люка.
        - У нас их вообще нет. Половина пропала, кроме того, в нескольких сели батарейки. Единственные рабочие у Дрю, Арне и Арка.
        Твою мать, думаю я, спеша к связному пункту в «Бета». Только этого нам не хватало.
        Арка нет в генераторной, я предполагаю, что он на льду, помогает нести запасной генератор, но не могу связаться с ним по рации. Я проверяю шкаф в прихожей, где они хранятся, но, как и говорил Люк, остались только те, в которых сели батарейки.
        Дерьмо. Я натягиваю пуховые штаны и куртку, думая, стоит ли идти наружу и искать Арка с остальными. Но для этого мне придется выйти во тьму в одиночестве, без возможности позвать на помощь, если что-то случится.
        Не строй из себя героя.
        Я вспоминаю слова Сони, ее приказ держаться в безопасности. Она права, решаю я. Это слишком рискованно, даже если я отчаянно хочу найти Арне.
        Лучше вернуться в клинику, проверить, как там Каро и ребенок, и дождаться, пока остальные вернутся на базу. Я выбираю короткий путь через «Бета», почти добравшись до соединительного перехода, когда вдруг слышу грохот, доносящийся из одной из кладовых.
        Это что, черт возьми, было?
        Я возвращаюсь назад, обводя лучом фонарика кладовую. К моему удивлению, я вижу кого-то, согнувшегося на полу. Он поворачивается, заметив свет.
        Арне.
        - Ты в порядке? - облегченно спрашиваю я.
        - Споткнулся обо что-то, - стонет он. - Разбил долбаный палец.
        Я подхожу к нему. Свечу фонариком на его ботинок.
        - Давай пойдем в тепло, а потом я посмотрю как следует.
        Арне качает головой:
        - Дай мне минуту. - Он тянется, подбирая свой фонарик, который он уронил на землю. Проверяет, работает ли он.
        - Я слышал, Каро родила, - интересуется Арне.
        - Маленькую девочку, - киваю я.
        Он подпрыгивает поближе и обнимает меня.
        - Еще я слышал, что ты спасла им жизнь, Кейт.
        Слишком рано это утверждать, думаю я, но не говорю вслух.
        - В любом случае, что ты тут делаешь?
        - Ищу силиконовую смазку для Арка. Он пытается починить запасной генератор. - Его фонарик внезапно гаснет. Он постукивает по нему несколько раз, но тот отказывается включаться снова. - Отлично.
        - То есть запасной тоже сломан? - потрясенно спрашиваю я.
        Арне кивает:
        - Тот, кто это сделал, чертовски хорошо постарался.
        О боже. Я содрогаюсь, шокированная этой новостью. Электричество включится еще не скоро. Что мы будем делать?
        Зачем кому-то делать такое? Это что, попытка убить всех нас? Или он хотел занять нас простым выживанием, ведь тогда мы не будем представлять реальной угрозы.
        Невозможно вообразить такое.
        Арне ступает на ушибленную ногу, морщась.
        - Я возьму смазку, - предлагаю я, дрожа, несмотря на уличную одежду. Температура здесь, должно быть, намного ниже нуля. - Где она?
        - Возле чистящих средств, - он указывает на коробку в углу комнаты.
        Я подхожу, поднимаю одну из канистр и передаю ее Арне.
        - Спасибо. - Он запихивает ее в карман пуховика. Только тогда я замечаю выпуклость в его левом кармане. Я поднимаю фонарик выше, всматриваясь. Потом тянусь и достаю предмет, прежде чем Арне может меня остановить.
        У меня уходит несколько секунд, чтобы понять, что я держу в руках. Увесистый черный телефон с короткой острой антенной.
        Спутниковый телефон.
        Какого хрена? Я смотрю на Арне.
        - Ты взял спутниковый телефон?
        - Я собирался тебе сказать, - говорит он. - Я нашел его в гараже. Он просто лежал на рабочей скамье. Бог знает, как никто из нас не заметил до этого.
        Я пронизываю его холодным взглядом.
        - Ты не брал его из офиса Сандрин?
        Арне оскорбленно смотрит мне в глаза.
        - Нет, Кейт. Зачем мне это делать? Я собирался принести его Робу или Тому после того, как отдам смазку Арку.
        - Зачем?
        Он забирает его у меня из рук и нажимает на кнопку.
        - Посмотри сама. Он не работает, хотя батарейки в норме. Я подумал, один из них сможет его починить.
        Я непонимающе хмурюсь. Спутниковый телефон тоже сломали? Или этому есть какое-то невинное объяснение?
        Что важнее, могу ли я верить в оправдание Арне?
        Я стою, пытаясь думать. Пытаясь все это понять.
        - Пистолет пропал, - говорю я Арне, наблюдая за его реакцией.
        Он прищуривается:
        - Какой пистолет?
        - Тот, что был под замком в «Бета». Кто-то взял ключ, и теперь он исчез.
        - Ты шутишь, - ужасается Арне. - Я даже не знал, что он есть на базе.
        - Я тоже. - Я выдыхаю, глядя, как пар от дыхания затвердевает в свете фонарика. Здесь становится холоднее с каждой минутой.
        Я медлю, охваченная нерешительностью, зубы начинают стучать. Что мне делать? Больше всего я хочу обратиться к Арне, попросить его о помощи, но я понятия не имею, могу ли ему доверять.
        Я гляжу на него. Он смотрит вдаль, погруженный в раздумья. Интересно, что творится у него в голове? Что именно он планирует?
        Я понимаю, что сглупила, вспоминая браслет. Я приняла на веру слова Арне о том, что он не имеет отношения к этому, просто потому, что хотела ему поверить. Я верила ему, потому что меня ослепили чувства.
        Как и в прошлом. Как с Беном.
        Я принимаю решение. Все зависит от меня.
        - Мне надо идти, - резко говорю я, уходя, прежде чем он сможет меня остановить.
        Глава 41. 9 июля, 2021 года
        - Это я, - шепчу я у двери клиники. - Пусти меня.
        Соня открывает мгновение спустя. Я запираю дверь за собой и вглядываюсь в ребенка, закутанного в одеяло, у нее на руках. Из него выглядывает миниатюрное лицо. Такое маленькое и хрупкое, но цвет здоровый.
        - Как они? - спрашиваю я.
        - Нормально, - отвечает Соня. - Я держала маленькую на обычном кислороде плюс дала ей немного молока через пипетку, но она им не заинтересовалась. Каро все еще спит. Давление нормальное. Кровотечение почти остановилось.
        Я внимаю новостям со смешанными чувствами. Ребенку скоро необходимо будет выпить молока или воды, иначе мы зайдем на опасную территорию. Но я радостно встречаю известие, что Каро уже пережила самое худшее. Если повезет, ее скоро можно выпустить отсюда.
        Но как насчет шкафа с документами? Я напоминаю себе, что нам срочно нужно узнать, кто, черт возьми, все это делает, и единственная подсказка скрыта в тех файлах.
        - В чем дело? - Соня замечает мое выражение в мягком свете керосиновых ламп.
        - Я думаю, нам нужно уходить, - говорю я. - Сейчас.
        - И куда мы пойдем? - хмурится она.
        - «Гамма». Там вам будет безопаснее. - Я устрою их обеих в летнем лагере, решаю я, потом вернусь и найду способ вскрыть ящик.
        - Зачем? - растерянно спрашивает Соня. - В чем дело, Кейт? Кто-то еще пострадал?
        - Пока нет, но… - Я смотрю на нее, раздумывая, что сказать. Я знаю, что Каро может слышать, и последнее, чего я хочу, это нервировать ее еще больше.
        - Я нашла Арне с этим. - Я вытаскиваю телефон из кармана и показываю его Соне.
        Она в замешательстве смотрит на него.
        - Как он оказался у Арне?
        - Он сказал, что нашел его на рабочей скамье в гараже.
        - Но ты ему не веришь? - снова хмурится она.
        - Дело в том… - я понижаю голос почти до шепота. - Это еще не все. Я также нашла регистратор данных с браслета Алекса под одной из полок в гараже перед смертью Сандрин. Его нарочно раздавили.
        Соня безмолвно моргает, качая маленький кусочек жизни в руках, пытаясь все это осознать.
        - И ты считаешь… - Она запинается, качает головой. - Нет, я в это не верю. Не Арне.
        Я оцениваю ее реакцию в колеблющемся свете газовых ламп.
        - Серьезно, Кейт, Арне бы никогда этого не сделал. Никогда.
        Одной рукой прижимая ребенка, Соня протягивает ладонь и похлопывает меня по руке. Что-то в ее выражении говорит мне, что она тоже знает о моих чувствах к Арне. Очевидно, все знают, что между доктором и автомехаником что-то есть.
        Никаких секретов в этом месте.
        Но права ли Соня насчет Арне в своей твердой уверенности, что он один из хороших парней? В конце концов всем он нравится и ему доверяют. Кроме, разве что, Жан-Люка… Впервые я думаю, правду ли рассказал Арне об их разногласиях.
        - Послушай, тебе нужно… - ее слова прерывает шум. Громкий и резкий.
        Это звук выстрела.
        - Это был пистолет? - округляет глаза Соня.
        - Да. - Я оборачиваюсь, пытаясь понять, откуда он прозвучал.
        - Херня, - отзывается Соня через несколько мгновений - это единственный раз, когда я слышу, как эта приличная дама ругается.
        Господи, пожалуйста, молча молюсь я. Пожалуйста, пусть никто не пострадает.
        - Что происходит? - спрашивает сонный голос сзади нас. - Что это было?
        - Ничего. - Я подхожу к Каро, прикладываю ладонь к ее коже, измеряя, нет ли жара. Ее температура кажется нормальной, слава Богу.
        - Как ты себя чувствуешь?
        - Больной, - стонет она. - Все болит. Но я в норме.
        - Сможешь встать и одеться? - Я пытаюсь звучать спокойно и обыденно.
        - Зачем? - Каро кривится, поднимая голову и глядя на меня. - Что происходит?
        - Я не уверена, - признаю я. - Но думаю, стоит отсюда убраться. - Теперь я намерена переместить Каро и ребенка в более безопасное место - тот выстрел прозвучал пугающе близко.
        Я поворачиваюсь к Соне:
        - Мне нужно посмотреть, что случилось. Ты оставайся с Каро, дай еще обезболивающих, если нужно, потом помоги ей одеться.
        Соня смотрит на меня так, будто я сошла с ума.
        - Ты не можешь туда пойти, Кейт. Это слишком опасно.
        - У меня нет выбора, - говорю я. - Мне нужно убедиться, что никто не пострадал. Не впускай никого, пока я не вернусь, и собери все необходимое для эвакуации.
        - Кейт, - растерянно зовет меня Соня.
        Но я уже ушла.
        Глава 42. 9 июля, 2021 года
        В коридоре пусто и пронизывающе холодно, температура теперь опустилась сильно ниже нуля. Ужасная картина встает у меня перед глазами, когда я нерешительно топчусь снаружи клиники. Батарейки в фонариках садятся одна за другой, топливо в печках и керосиновых лампах заканчивается. Полярная станция окутана темнотой, морозная ночь пробирается в каждый угол.
        Что достанет нас первым, интересно?
        Убийца или холод?
        Глубоко вдыхая, я делаю то, чего хочу меньше всего. Выключаю фонарик. Я дрожу в давящей темноте с колотящимся сердцем и перебарываю желание включить его обратно. Тьма ощущается как что-то живое, что-то угрожающее.
        В ней может быть что угодно, думаю я.
        Кто угодно.
        Соберись, Кейт. Я фокусируюсь на дороге к гостиной, мысленно рисуя карту, потом вслепую пробираясь к дальней стене. Прощупывая дорогу пальцами, я иду вдоль коридора, отсчитывая двери, отгоняя болезненный страх, что кто-то может наброситься на меня в любой момент.
        Услышу ли я их приближение?
        Рука натыкается на пустоту. Я поворачиваю налево в сторону гостиной. Что, если ты столкнешься с убийцей, спрашивает другая часть меня. Что именно ты будешь делать?
        Ударю его фонариком?
        Секунду спустя нога подворачивается на чем-то, и я валюсь на пол, махая руками в попытке смягчить столкновение. Колено пронизывает такой болью, что мне кажется, я потеряю сознание. Я лежу в темноте, ожидая, пока агония отступит. Когда я встаю, опираясь на руки, пальцы сжимаются вокруг маленького шарика.
        Я поднимаю его, чувствуя резьбу на его поверхности. Господи. Я чуть не сломала шею об один из гребаных мячей для гольфа Сандрин.
        Ее прощальный выстрел. Я почти смеюсь от абсурдности произошедшего.
        Засунув мяч в карман, я поднимаюсь на ноги и тут слышу его. Отчетливое потрескивание, сопровождаемое мимолетной вспышкой статического электричества, прямо впереди.
        Я застываю, с застрявшим в горле сердцем.
        О боже. Здесь кто-то есть, со мной, в темноте.
        Я вглядываюсь в окружающую черноту, прислушиваясь, пытаясь не дышать и не издавать звуков. Не осмеливаясь двигаться, боясь выдать себя треском статического электричества.
        Время замедляется и растягивается. Я жду еще одного треска выстрела, удара пули. Буханье сердца заполняет голову, такое громкое, что я боюсь, его могут услышать.
        Внезапно раздается крик неподалеку.
        Элис.
        Наплевав на осторожность, я включаю фонарик и несусь в направлении гостиной, игнорируя протестующую боль в колене. Огибая угол, я вижу ее и Раджива склонившимися над кем-то на полу.
        - Кейт! - восклицает Элис, когда я бегу к ним. - Быстрее!
        Я становлюсь на колени возле тела. С приливом облегчения вижу, что глаза Тома открыты, и он глядит на меня потрясенно.
        - Господи, - охаю я. - Что случилось?
        - Мне прострелили ногу. - Он стонет. - Охренительно больно.
        Я направляю луч на его джинсы. Большое кровавое пятно расцветает на бедре Тома, расширяясь на глазах. Мысли затуманивают страх и усталость. Это невозможно, настаивает мозг.
        Этого не может быть.
        - Кейт? - голос Элис дрожит. - Что нам делать?
        - Отнесем его в гостиную, - говорю я, беря себя в руки. - Можешь попросить у Сони антисептические салфетки и немного морфина, который я подготовила для Каро? Тебе придется пойти одной, так что будь осторожна.
        Она кивает, исчезая в темноте. Раджив и я умудряемся поднять Тома на ноги и помогаем ему доковылять по коридору до гостиной. Я спешу очистить место на полу. Оглядываясь, я ищу что-то, чем можно разрезать его штанину, а затем замечаю корзинку с вязанием Сони. Покопавшись в ней, я нахожу пару крохотных, разукрашенных в цвета радуги ножниц, которые она использует для пряжи.
        - Где Роб? - спрашиваю я, прорезая дыру в плотной джинсовой ткани.
        - Он пошел наружу собрать еще снега.
        - Один? - я раздраженно стискиваю зубы.
        Раджив пожимает плечами:
        - По-другому невозможно, Кейт. Кроме того, кто бы это ни делал, он вооружен пистолетом. Мы не сможем защитить друг друга от этого.
        Здравый аргумент, соглашаюсь я, наконец-то обнажая верхнюю часть ноги Тома.
        - Передай мне коробку салфеток, - говорю я Радживу, вытирая кровь охапкой полотенец. Я направляю фонарик на чистую круглую дыру как раз сбоку от его бедренной кости. Том стонет, когда я поднимаю его ногу, осматривая ее на наличие выходного отверстия.
        - Тебе повезло, - говорю я ему. - Пуля прошла насквозь, мимо кости и бедренной артерии. Я продезинфицирую рану и наложу повязку, а потом дам обезболивающих и антибиотиков, которые минимизируют риск инфицирования. С тобой все будет хорошо.
        Он сглатывает, кивает. Его лицо смертельно бледное.
        - Что случилось? Ты помнишь?
        - Я… - запинается он, его голос дрожит. - Это моя вина.
        - В каком смысле? - глазею я на него.
        На глаза Тома наворачиваются слезы:
        - Это я, - шепчет он. - Я взял пистолет. Потому что был напуган. Я все время слышал всякое… людей возле моей спальни… потом она… Сандрин… - Его голос ломается. - Поэтому я взял ключ, когда нашел ее, и забрал его с «Бета».
        - То есть ты выстрелил сам в себя? - хмурюсь я. Может, это была неудавшаяся попытка самоубийства?
        - Не совсем, - всхлипывает Том. - Кто-то напал на меня из темноты, попытался его отобрать. Пистолет выстрелил, когда мы боролись.
        - И ты не видел, кто это был? - спрашивает Раджив.
        - Я уронил фонарик, - Том качает головой. - Вообще ничего не видел.
        - Ты не помнишь ничего о нападающем? - Голос Раджива звучит расстроенно и испуганно. - Даже как от него пахло? Он не издавал звуков?
        - Все случилось слишком быстро, - беспомощно пожимает плечами Том.
        - Пистолет все еще у тебя? - спрашиваю я.
        - Он был слишком силен, - он снова качает головой.
        Я замечаю, что все подозревают мужчину. Но они скорее всего правы. Это не могут быть Каро и Соня, и вряд ли что-то из этого сделала Элис.
        В тот момент она как раз возвращается с медикаментами, ее щеки раскраснелись, как будто она бежала всю дорогу. Она с ужасом таращится на ногу Тома, пока я хватаю бинты и туго перематываю рану, останавливая кровотечение, а потом помогаю ему перебраться на диван.
        - Не двигай ногой. Я дам тебе кое-что от боли. - Я поворачиваюсь к Радживу. - Есть вода?
        Он приносит бутылку, в которой осталось около сантиметра воды на дне. Помогая Тому сесть, я даю ему антибиотики, тем временем готовя шприц. Медленно, осторожно я набираю в него немного морфина руками, дрожащими от шока и желания угоститься, пока никто не видит.
        Совсем чуть-чуть. Чтобы хватило сгладить весь этот ужас.
        - Вот, подержи. - Я отдаю ампулу морфина Элис. - Напомни мне или Соне дать ему еще одну дозу через четыре часа.
        - Он в порядке? - спрашивает голос сзади меня.
        Арне.
        Я разворачиваюсь. Он прерывисто дышит, как будто он тоже бежал.
        - Да, - говорю я ему. - Всего лишь ранение мягких тканей.
        Он смотрит на Тома, потом поворачивается обратно ко мне.
        - Что ты сделала со спутниковым телефоном?
        - Он в клинике.
        - Ты нашел телефон? - с надеждой спрашивает Элис.
        - Он не работает. - Арне потирает голову, оглядывая гостиную. Он выглядит растерянным. Изможденным.
        - Господи, это безумие. Мы должны что-то сделать!
        - Что, например? - спрашивает Раджив. - Что мы можем сделать?
        Мгновение мы стоим в тишине.
        - Позовите остальных, - решаю я. - Нам нужно всем собраться здесь, кроме Сони, которая останется с Каро. Но всех остальных отыщите. И нужно найти побольше печек.
        - Зачем? - спрашивает Арне. - Какой у тебя план?
        Я смотрю ему прямо в лицо:
        - Кто-то из нас это сделал. Один из нас напал на Тома и убил Сандрин. И Алекса. Так что мы все остаемся здесь, вместе.
        Арне, Элис и Раджив таращатся на меня.
        - Это единственный способ, - настаиваю я. - Только так мы будем в безопасности.
        - Но что насчет пистолета? - изумленно спрашивает Раджив. - Как мы будем в безопасности, если у одного из нас есть пистолет?
        - Мы обыщем друг друга, - просто говорю я. - А потом можем наблюдать друг за другом и ждать.
        Глава 43. 9 июля, 2021 года
        Зловещая сцена. Девять человек в полном уличном обмундировании кутаются в одеяла в попытках согреться. Том, бледный от шока, растянулся на диване возле меня, вытянув ногу. Воздух вязкий от запаха парафина, четыре маленькие печки противостоят жестокому холоду, просачивающемуся сквозь внешние стены и пол.
        Все молчат, потрясенные последними событиями. Никто не интересуется пакетами с бисквитами, орехами, чипсами и сухофруктами, которые Раджив принес из кладовой в попытке нас накормить. Я оглядываю их лица с запавшими глазами и призрачной кожей в тусклом желтом свете керосиновых ламп. Мы похожи на ходячих мертвецов, мрачно думаю я.
        Монстры Арка во плоти.
        Но мы уже вне опасности. Арне и Дрю ощупали всех на входе в гостиную, а затем Роб и Арне проверили их тоже. Куда бы убийца ни спрятал пистолет, здесь его нет. Я лично обыскала каждый угол, даже прошлась рукой по спинкам стульев и диванов.
        Мы в безопасности, по крайней мере, пока.
        Тишина сгущается по мере того, как мы вглядываемся друг в друга, каждый думая об одном и том же.
        Кто из нас убийца?
        Кто убил Алекса и Сандрин, и, возможно, Жан-Люка? Кто отобрал у Тома пистолет?
        Я разглядываю коллег одного за другим. Арк выглядит недовольным, ему не терпится вернуться к любимому генератору, его пуховик и уличные штаны покрыты масляными пятнами. Элис, едва видимая из-под одеяла, скорчилась на диване, напряженная от тревоги и усталости - за последние сутки никому из нас не удалось поспать больше нескольких часов. Возле нее Раджив, он выглядит печально и скорбно, как будто предпочел бы оказаться где угодно, но не здесь.
        На другой стороне комнаты Роб и Люк сидят с бутылками пива, проигнорировав мое предложение сохранять ясность ума. Люк выглядит так, словно на него все это нагоняет скуку, а Роб оглядывает присутствующих, ни на ком не останавливаясь дольше, чем на мгновение.
        Только Дрю и Арне ведут себя, как обычно. Арне смотрит в потолок, пока Дрю разглядывает всех так же внимательно, как и я, выражение его лица не меняется, когда наши взгляды пересекаются.
        Кто из вас это сделал?
        Думай, Кейт, подбадриваю я себя, когда мои мысли начинают расплываться. Что ты знаешь? Я пытаюсь осмыслить все логически. Я могу уверенно исключить Элис, вместе с Каро и Соней - ни одна из них не смогла бы затащить кого-то размером с Алекса на лед. Или, если на то пошло, одолеть Тома.
        И убийца не действует импульсивно, понимаю я. Эта ситуация была хорошо продумана - тот, кто убил Сандрин, сломал генератор либо сразу до, либо после этого в попытке отвлечь нас и помешать связаться с АСН.
        Также непохоже, что убийца делает это ради удовольствия, иначе Том был бы мертв. Сандрин, должно быть, представляла собой опасность потому, что собиралась уличить его.
        В чем еще я могу быть уверена? Я ломаю свой истощенный мозг в поисках ответов. Я знаю, что Люк соврал о причине визита в комнату Алекса. Что браслет Алекса и спутниковый телефон нашлись вблизи гаража Арне. Что Сандрин подтвердила историю Алекса о подозрениях Жан-Люка и связь со смертью той девушки в Мак-Мердо.
        Но, как бы я ни пыталась, не могу в этом разобраться. Факты никак не приближают меня к однозначному выводу. И сейчас я не смогу пробраться в ящик с документами.
        Не в одиночестве.
        - Ну, что мы будем делать? - Дрю прерывает тревожную тишину. - Кто-то признается в этом дерьме?
        - Ну, это не я, - настаивает Роб, делая очередной глоток пива.
        - И не я, - добавляет Раджив, пока Элис и Люк согласно кивают.
        Все смеряют друг друга обвиняющими взглядами, заставляя Арка резко расхохотаться.
        - Кто убийца, поднимите руку, - требует он, выжидательно оглядываясь.
        Это безумие. Невозможно поверить, что убийца Алекса и Сандрин спокойно сидит здесь, притворяясь невиновным.
        Даже мысль об этом вызывает тошноту.
        Немыслимо.
        Я закрываю глаза, обдумывая следующий ход. Стоит ли упомянуть о связи со смертью Наоми Перез в Мак-Мердо? Предложить, чтобы несколько из нас вместе взломали ящик с документами?
        Но для этого нужно разделить группу, подвергнуть всех нас опасности. Убийца точно не будет стоять в стороне и ждать, пока его личность раскроют.
        На этот риск я пойти не готова.
        - Кто бы это ни сделал, мы смело можем решить, что он или она не признаются, - голос Арне разрезает бурлящую атмосферу взаимных подозрений. - Поэтому все, что мы можем сделать, это оставаться в безопасности, пока не прибудет помощь.
        - Какая помощь? - спрашивает Роб. - Сюда практически невозможно долететь в таких условиях. Арне нашел спутниковый телефон, но даже если я смогу его починить, от этого будет мало пользы. В АСН уже должны были понять, что у нас беда, проблема в том, что они ничего не могут сделать.
        - Наверняка они могут сделать что-нибудь! - отчаянно восклицает Элис, снова на грани слез. - Или хотя бы попытаются.
        Дрю качает головой:
        - За всю историю Антарктики, ни разу не делались попытки перелетов зимой. Так много вещей могут пойти не так: огромные расстояния, постоянная темнота, температура - топливо может замерзнуть или сам самолет, сталь становится очень хрупкой при таких температурах и может сломаться. Не говоря уже о погоде, видимости, высоте и отсутствии нормальной посадочной полосы. Кроме того, пилотам пришлось бы заправляться здесь. А у нас нет освещения для посадочной полосы, они никак не смогут безопасно приземлиться.
        Я обдумываю это.
        - Разве не смогут? Даже если получится отправить сюда только маленький самолет за Каро и ребенком?
        Тщетная надежда; я вспоминаю русского доктора, которому пришлось самому вырезать себе аппендикс; американского терапевта, делавшей самой себе биопсию и лечившей рак груди месяцами, прежде чем ее эвакуировали.
        - Возможно, - соглашается Арне, - но они никогда не рискнут это делать, сперва не связавшись с нами, чтобы узнать, что не так.
        - Значит, нам нужен план, - настаиваю я. - Нужно оценить доступные нам ресурсы и решить, как мы можем их растянуть.
        - Кейт права, - соглашается Раджив. - Нам нужно объединиться.
        - Еда, вода, тепло - нам нужны генераторы, - мрачно говорит Арк. - И надо чинить, а не вести милую беседу.
        - Как думаешь, сколько у тебя это займет? - спрашивает его Дрю.
        - Сложно сказать, - задумывается Арк. - Надо найти способ починить охлаждающий вентилятор. Несколько дней, может, неделя.
        - У нас хватит на это керосина? - спрашивает Раджив. - На одну только растопку снега уходит много топлива.
        - Не хватит, - качает головой Арк.
        - Как насчет дизеля для генераторов? - вставляет Элис. - Мы не можем использовать его?
        - Много проблем, - хмуро сообщает Арк. - Дизель не испаряется как керосин, тяжело горит и очень токсичный. Много плохих химикатов. Кроме того, проблема в диоксиде углерода - система вентиляции без электричества не работает. Нам нужен свежий воздух, чтобы разжечь огонь, или мы медленно умрем.
        Дерьмо. Я думаю о Каро и ребенке, все еще запертых в клинике с двумя печками на полной мощности. Об этом я не подумала. Еще одна причина переместить их оттуда поскорее, решаю я; если что и можно сказать о «Гамма», так это то, что вентиляция там отменная.
        Громкое завывание с дивана напротив заставляет меня опешить: - Я просто хочу домой к дочке, - всхлипывает Элис, повалившись на плечо Раджива. - Я не хочу тут умирать.
        - Ты не умрешь, - спокойно говорит Арне. - Никто из нас не умрет.
        - И как мы в таких условиях переживем остаток зимы? - спрашивает Роб. - Не говоря уже о том, что у кого-то есть пистолет и он, возможно, хочет нас поубивать одного за другим.
        - Этого мы не знаем, - резко бросает Раджив. - Мы не знаем, что случилось с Сандрин. Не можем даже быть уверены, что ее убили. И Том не умер, не так ли?
        Все взгляды обращаются к Тому. Он моргает, не отвечая.
        - Кроме того, нет смысла всех нас убивать, - замечает Дрю. - Убей всех, и ты не можешь сбежать, не так ли? Тебе бы просто пришлось ждать, пока прибудет полиция и тебя арестуют.
        Том откашливается:
        - Если только ты не выдашь все за несчастный случай, - хрипло говорит он. - А ты якобы единственный выживший. В конце концов, не останется никого, чтобы возразить тебе, и будет достаточно времени уничтожить доказательства обратного.
        Все замолкают, осознавая значение слов Тома. Господи, вдруг это и собирается сделать убийца? Это и есть его план, чтобы отвертеться от тюрьмы?
        Убить всех нас, а потом неспешно все подчистить?
        - Этого не произойдет, - твердо говорю я, поплотнее закутываясь в одеяло. - И нам нужно стремиться обезопасить и согреть всех, пока АСН не найдет способ вмешаться. Я предлагаю составить список того, что нужно сделать, и действовать в группах по трое, так никто не останется один по очевидным причинам.
        - И кто же это сделал тебя начальником? - наконец-то отзывается Люк, бросая на меня вызывающий взгляд. - С чего ты внезапно раздаешь приказы? Мне кажется, не так давно ты была заперта в своей комнате за нарушение чуть ли не всех правил базы.
        - Люк, у меня нет никакого желания быть главной, в конце концов…
        - Если подумать, - перебивает он, - большая часть этого началась, когда ты приехала. С тех пор как ты появилась, у нас одни проблемы. Ты подогревала ситуацию с Алексом, потом нацелилась на меня…
        - Все было не так, - возмущенно отвечаю я. - Я просто пыталась поговорить с Алексом и, если на то пошло, и с тобой.
        - Под конец было больше похоже на хренов допрос. - Люк негодующе смотрит на меня.
        - Полегче. - Дрю встает, но я поднимаю руку, останавливая его. Я глубоко вдыхаю, колеблясь.
        Хватит церемониться, решаю я.
        - Я просто спросила, Люк, почему ты был в спальне Алекса ночью прямо перед тем, как он умер.
        Несколько присутствующих громко вдыхают. Элис округляет глаза, глядя на Люка.
        - И я тебе сказал почему, - злобно смотрит на меня Люк.
        Я не отступаю:
        - И это была ложь, Люк. Ты сказал, что пошел одолжить вейп Алекса, но у него его никогда не было, если верить Каро.
        Он таращится на меня, раскрыв рот. Явно опешив от моего обвинения.
        - Какого хрена, Люк? - поворачивается к нему Арне. - Что ты там делал?
        Люк сглатывает. Я наблюдаю, как он лихорадочно пытается придумать ответ.
        - Ладно, я соврал, - признает он. - Это ненастоящая причина.
        - А какая тогда настоящая? - требовательно спрашивает Дрю.
        Все взгляды прикованы к Люку, который заметно ерзает под пристальным вниманием. Возможно, жалеет, что начал это.
        - Часть моей заначки пропала, а Алекс был одним из немногих, кто знал, где я ее прячу. Я подумал воспользоваться возможностью с ним поговорить.
        - Ты имеешь в виду наркотики? - говорит Элис.
        Но Люк игнорирует ее.
        - И что сказал Алекс?
        - Ничего, - отвечает Люк. - Как я уже говорил, он был в полной отключке. Он и двух слов не мог связать. Поэтому я по-быстрому обыскал комнату и ушел.
        Я изучаю его. Говорит ли он правду на этот раз? Невозможно определить.
        - Когда ты был на Мак-Мердо? - спрашиваю я.
        - А это что за гребаный вопрос? - поворачивается он ко мне, хмурясь.
        - Простой, Люк. С простым ответом. - Я вижу, что Арне наблюдает за мной исподтишка; он, конечно же, знает, почему я спрашиваю.
        - Господи, а ты та еще сука, не так ли? - фыркает Люк. - Неудивительно, что Сандрин тебе не доверяла, а теперь она мертва. Интересное совпадение, не находишь?
        Прежде чем я успеваю сказать что-то в свою защиту, Арне вскакивает. Бросаясь к стулу Люка, он поднимает его за воротник куртки.
        - Ты что на хрен хочешь сказать? - кричит он ему в лицо, встряхивая его.
        Элис испуганно вскрикивает, когда двое мужчин начинают бороться. Люк умудряется вырваться из хватки Арне и ударить его по голове. Арне отвечает ударом в челюсть, потом сбивает его с ног. Когда Люк покачивается и падает, он задевает одну из печек, опрокидывая ее на пол.
        - Черт! - выкрикивает Арк, когда керосин выливается на ковер, преследуемый змейкой пламени. Он поспешно встает и поднимает печку, хватая ближайшее одеяло, чтобы прибить пламя. Все это время он бормочет ровный поток русских ругательств, не требующих перевода.
        - Гребаные идиоты! - кричит он на Люка и Арне, потушив огонь. - Вы хотите сжечь всю станцию? Прикончить нас по-быстрому?
        Арне выглядит сконфуженным. Он поднимает обе руки в извиняющемся жесте.
        - Извини. Ты прав. Меня просто все это достало.
        Но Люк не собирается успокаиваться.
        - Да пошли вы все, - бросает он, вставая с пола и потирая челюсть. - Я не собираюсь больше терпеть это дерьмо. Я пойду искать этот долбаный пистолет. - Он берет один из запасных фонариков и уходит, хлопнув дверью.
        Мгновение спустя Дрю встает и следует за ним.
        Мой желудок скручивает от нарастающей паники, когда мы смотрим им вслед. Все плохо. Ужасно, ужасно плохо.
        Ясно только одно - ни один из нас не в безопасности на этой станции.
        Глава 44. 9 июля, 2021 года
        - Ты не знаешь, как на них ездить? - спрашивает Соня, когда я разглядываю ближайший снегоход.
        Я качаю головой.
        - Я это сделаю, - сонно бормочет Каро. Она одета в уличное обмундирование, талия ее пуховых штанов расширена веревкой, чтобы вместить раненый живот и повязку. Ребенок спрятан глубоко в ее куртке, поддерживаемый самодельной перевязью, сделанной Соней из простыни. Я надеюсь, что им обеим хватит тепла по дороге к «Гамма».
        - Ты не в состоянии водить, - говорю я. - Предписание врача.
        Лицо Каро дергается от боли, когда мы помогаем ей залезть на пассажирское сиденье, закутывая в одеяло для дополнительного тепла. Со всей едой и медикаментами остается место только для еще одного пассажира.
        - Тебе стоит отвезти ее, - говорю я Соне.
        - Нет. - Она оживленно качает головой. - Ты нужна ей больше. Если что-то случится, я не буду знать, что делать.
        Я колеблюсь. Она права. Каро еще долго будет восстанавливаться, даже без этого стресса, связанного с переездом в летний лагерь. Но я все еще не в восторге от перспективы оставить Соню здесь, а все остальные снегоходы где-то снаружи, наверное, возле хижины, где хранится запасной генератор.
        - Иди, - подгоняет она. - Я приеду сразу же, как найду свободный снегоход.
        У меня нет идей лучше, поэтому я забираюсь на водительское сиденье. Я вставляю ключи, найденные в ключнице в гараже, а затем сомневаюсь, думая, что делать дальше.
        - Убедись, что он не на нейтралке, потом нажми на кнопку зажигания, чтобы включить двигатель, - говорит Каро. - Тебе придется его немного прогреть.
        Она кажется уставшей. Несмотря на эффект обезболивающих, я прекрасно знаю, как ее изнуряет эта поездка. Она должна лежать, восстанавливаться, а не выбираться в самую холодную и враждебную окружающую среду на планете.
        Но об альтернативе оставить ее запертой на базе с убийцей, вооруженным пистолетом, не стоит и думать.
        Проверив рычаги, я нажимаю кнопку и двигатель оживает. Я тревожно выжидаю несколько минут, пока он нагреется. Могу ли я сделать это?
        - Теперь нажми на рукоятку ручного стартера, - подсказывает Каро.
        Я слушаюсь, и снегоход дергается вперед, заставляя Каро охнуть от боли.
        - Извини, - говорю я, перекрикивая двигатель.
        - Нажимай медленно, - отвечает она, и я пробую снова. На этот раз снегоход скользит по выбитым колеям к выходу. Секунды спустя мы на льду, холод ударяет нас, как пощечина, когда я несмело набираю скорость и поворачиваю в сторону летнего лагеря, избегая веревок, отмечающих проходы.
        - Ты в порядке? - кричу я Каро, которая одной рукой сжимает мою талию, а другой цепляется за снегоход, но голос теряется в завывании ветра, вздымающего снег и снижающего видимость до нескольких метров. Секунду спустя стекла лыжных очков покрываются льдом. Я поднимаю руку и протираю их, расчищая достаточно, чтобы ехать дальше.
        Я примерно в ста ярдах от «Альфа», когда меня осеняет, насколько это идиотский поступок. Я едва вижу, куда еду, и у меня нет опыта вождения снегохода на неровном льду, отчего мы рискуем перевернуться.
        Нужно повернуть обратно, вернуться на базу. Найти безопасное место для Каро и новорожденной.
        Но где? Пока мы ползем по льду настолько медленно, насколько я осмеливаюсь, не заглушив двигатель, мне приходится признаться себе, что нигде не безопасно при наличии вооруженного человека. Особенно не в «Гамма», учитывая, что это попросту усовершенствованные палатки. Наша единственная надежда в том, что убийце не захочется до нас добираться, что когда Соня приедет позаботиться о Каро, я смогу вернуться на «Альфа» и разобраться с ситуацией, прежде чем пострадает кто-то еще.
        Потому что здесь, сжимая зубы против ветра, с кружащимися вокруг нас ледяными кристаллами, я снова вынуждена подумать о конечной цели убийцы и о моей тоже. Он явно знает, что его шансы убраться с этой станции непойманным очень малы. Убийство Сандрин изменило все - когда сюда доберется АСН, никого не отпустят домой, пока убийцу не найдут.
        Мне нужно узнать, кто это, и поговорить с ним, решаю я. Договориться. Убедить его, что лучший выход в этой ситуации - это сдаться, а не встретиться с худшими последствиями позже.
        С облегчением я вижу палатки «Гамма», появляющиеся из темноты. Секунду спустя снегоход резко останавливается, и я почти перелетаю через руль.
        - Ты в норме? - кричу я Каро, немного успокаиваясь, когда чувствую ее руку все еще на моей талии.
        - Что случилось? - отвечает она, перекрикивая ветер.
        - Я не знаю.
        - Нажми кнопку зажигания снова.
        Я нажимаю, но ничего не происходит. Что, черт возьми, не так? Я пробую снова, подавляя расстроенный стон, когда двигатель не реагирует.
        - Он сдох, - говорю я, моментально жалея о подобранных словах.
        Каро молча думает.
        - Наверное, от холода, - ровно отвечает она. - Они не предназначены выдерживать температуры ниже минус тридцати дольше нескольких минут. Нам стоило лучше прогреть двигатель.
        Я сижу несколько секунд в панике. Что теперь?
        Каро отвечает на этот вопрос, неуклюже слезая со снегохода.
        - Придется идти. - Она берет фонарик и светит им в темноту, но без яркого света фар мы не можем разглядеть лагерь.
        Просто продолжай двигаться в том же направлении, говорю я себе, пытаясь сохранять спокойствие. Он не может быть слишком далеко.
        - Думаешь, ты справишься? - спрашиваю я Каро, беспокоясь за ее состояние. Она должна быть в кровати, а не бродить по льду в минусовую температуру. Мне нужно было лучше все спланировать, обдумать риски.
        Что я о себе думала?
        - Пошли. - Каро идет в направлении «Гамма». Но она двигается так медленно, с такой очевидной болью и усталостью, что я догоняю ее в несколько шагов даже под тяжестью сумок у меня за плечами. Я закидываю ее руку себе на плечо, и мы продвигаемся бок о бок, шаг за шагом, сквозь пронизывающий вещи холод, пробирающийся под кожу до самых костей. Мы держим головы опущенными, заслоняясь от ветра, ища выбоины в снегу.
        Наше движение мучительно медленное, мое поврежденное колено вспыхивает болью с каждым шагом. Страх начинает побеждать.
        Мы не дойдем, думаю я. Все втроем мы умрем здесь, и это будет полностью моя вина.
        Каро спотыкается о снежный хребет, и мы обе кренимся вперед, фонарик вылетает из моей руки. К счастью, он не гаснет, и, двигаясь за ним, я вижу, что мы всего лишь метрах в тридцати от главной палатки. Мы бредем по льду; я почти плачу от облегчения, когда мы наконец-то приближаемся ко входу.
        Внутри холодно, как в морге. Даже холоднее. Я веду Каро в маленькую комнатку в задней части основного общежития и усаживаю на одну из кроватей. Как место для срочной эвакуации, «Гамма» оснащена всем необходимым для выживания, и я быстро нахожу несколько печек и керосиновых ламп, зажигая их. Я достаю пару спальных мешков из шкафов и накрываю ими Каро с ребенком.
        - Она в порядке? - Я вглядываюсь в покрытую пушком макушку, выглядывающую из-под пуховика Каро.
        - Думаю, да. Я чувствую, как она иногда двигается.
        - Мы попробуем покормить ее снова, как только тут потеплеет.
        Каро кивает и откидывается на кровать, закрывая глаза. Она выглядит абсолютно опустошенной, и я чувствую ужасающий груз ответственности.
        Справлюсь ли я?
        Смогу ли сохранить их в тепле, целости и сохранности, пока сюда не доберется Соня?
        Я ложусь на кровать напротив, дрожа, и слушаю шипение печек и ламп, беснующийся за палаткой ветер, на этот раз радуясь ледяному сквозняку, пробирающемся в комнату - так мы не задохнемся. Когда температура в комнате начинает подниматься, а тепло расслабляет мои мышцы и зубы перестают стучать, я медленно погружаюсь в сон.
        Глава 45. 9 июля, 2021 года
        Я резко просыпаюсь. У меня уходит несколько мгновений, чтобы вспомнить, где я и как сюда попала. Я смотрю на Каро, спящую на лагерной кровати напротив, ребенок все еще завернут в ее пуховик.
        Как давно мы прибыли? Час назад? Два?
        Я тянусь в карман за телефоном, чтобы посмотреть на время, но понимаю, что он пропал. Черт. Наверное, я потеряла его, когда упала на льду.
        Где Соня? Я прислушиваюсь, ища звук приближающегося снегохода, но не улавливаю ничего, кроме низкого стона ветра.
        Может, она передумала? Или не нашла свободный снегоход. Я пытаюсь на зацикливаться на вариантах похуже: что убийца загнал Соню в угол где-то на «Бета», угрожая пистолетом… что убийца нападет на Арне.
        Арне.
        Я вспоминаю, как он кинулся защищать меня от обвинений Люка в гостиной и чувствую резкий укол вины и тревоги. Как ни старайся, я не смогу убедить себя, что Арне как-то связан со всем этим.
        Но я не сказала ему, что отправляюсь сюда. Я не сказала никому. Просто пошла прямиком в клинику, удостоверилась, что Каро достаточно здорова для поездки, и мы направились в гараж, все это время молясь, что не встретим никого из остальных.
        Как быстро Арне поймет, что мы пропали? Что важнее, как скоро это заметит убийца? Решит ли он прийти за нами? В конце концов не так сложно догадаться, где мы; не то что бы мы могли спрятаться в иглу или в метеорологической будке Сони.
        В лучшем случае, я только выиграла нам немного времени, понимаю я с тягучим ощущением страха. И время не защитит от человека с пистолетом и остатком зимы на то, чтобы им воспользоваться.
        Перестань.
        Я прерываю цепочку мыслей, прежде чем она выйдет из-под контроля, и встаю проверить уровень топлива в печках. Каро начинает шевелиться и просыпается. Я роюсь в сумке, собранной Соней, и нахожу морфий.
        - Тебе нужна еще одна доза? - спрашиваю я, решая, что прошло достаточно времени, чтобы минимизировать любой риск.
        Каро кивает. Тихо наблюдает, как я вставляю иглу в ампулу и выкачиваю в шприц десять миллиграммов. Я помогаю ей сесть и снять пуховик, ее лицо болезненно перекашивается от усилий. Держа ребенка закутанным в одеяло, она закатывает рукав и вытягивает руку.
        - Все, - говорю я, переводя внимание на сверток на кровати, с облегчением слыша тихое сопение крохотного младенца.
        Я чувствую проблеск нежности. Это чудо, что она все еще жива. И Каро. Все обстоятельства были против них.
        - Мне попробовать ее покормить? - Каро моргает, глядя на меня, ее кожа розовая в мягком свете, отбрасываемом керосиновыми лампами. Я трогаю ее лоб, с радостью обнаруживая, что признаков лихорадки нет.
        - У нее, возможно, еще не развился сосательный рефлекс. Но попробуй, если она сможет выпить немного молозива, для нее это будет полезнее всего.
        - Молозива? - растерянно переспрашивает Каро.
        - Первого молока. В нем содержатся концентрированные питательные вещества для новорожденных. И антитела.
        - А это безопасно? После… - она кивает на полупустую ампулу морфия.
        - Небольшое количество попадет в молоко, да, но недостаточно, чтобы повлиять на нее. Сейчас важнее обуздать твою боль, иначе ты все равно не сможешь ее покормить.
        Каро поднимает футболку и обнажает грудь, морщась, когда пытается расположить ребенка, не давя на свой живот. Она колеблется, выглядя неуверенно.
        - Прижми ее рот к твоему соску, - предлагаю я, пытаясь вспомнить практику в родильном отделении, - она разберется.
        Я наблюдаю, как Каро поднимает дочь к груди, улыбка расплывается на лицах обеих, когда ребенок ищет несколько секунд, а затем открывает рот и присасывается. Она сосет около минуты, потом ее глаза закрываются, и она снова засыпает.
        Мы сидим в тишине, наблюдая за ее дыханием. Этот драгоценный лучик надежды в таком враждебном для жизни месте. Это одновременно восхитительно и ужасающе, и я вновь чувствую эту огромную ответственность, давящую на меня.
        - Поговори со мной, - шепчет Каро тихо и испуганно. Очевидно, ее все это потрясает не меньше, чем меня. - Что угодно, лишь бы отвлечься от… ну… всего.
        Всего. Это единственное слово напоминает о нашей беде. Мы втроем одни, ранимые, беззащитные. Где-то там есть убийца с пистолетом. Нас окружает необъятная глушь тьмы и холода.
        И никто не придет на помощь.
        Я пытаюсь придумать что-то, что может отвлечь нас, но Каро опережает меня.
        - Расскажи мне про несчастный случай.
        - Какой несчастный случай? - растерянно хмурюсь я.
        - Который случился с тобой. - Она ложится на кровать, натягивая одеяло на себя и ребенка. - Это была автокатастрофа, верно?
        Этот несчастный случай. Грудь сжимается, когда я вспоминаю то, что хотела бы забыть любой ценой.
        - Да. - Я вздыхаю, с трудом концентрируясь сквозь туман усталости и ломки. - Но ты действительно не захочешь слушать…
        - Нет, захочу, - перебивает Каро. - Правда хочу. Ты спасла мне жизнь, Кейт. Я хочу узнать, что случилось с тобой, что сделало тебя такой несчастной. И я не имею в виду только твой шрам, потому что очевидно - это больше, чем телесная рана.
        - Очевидно? - снова хмурюсь я. - Это как?
        Каро думает.
        - Как будто… я не знаю, как это выразить… как будто оно всегда с тобой, никогда тебя не оставляет. Только иногда я замечаю, какой ты, наверное, была раньше.
        Господи, я действительно настолько открытая книга?
        - Ты никогда об этом не говоришь, - поясняет она, - и ясно, что не хочешь расспросов. Словно это… под запретом. Видно, что ты еще не отпустила произошедшее.
        Я смотрю на нее. Наверное, она права.
        - Ладно. - Я вдыхаю, собираясь с силами. - Что ты хочешь узнать?
        - Ты была одна? Когда это случилось.
        - Я была со своим женихом, - качаю головой я.
        - Ты была обручена? - На ее лице мелькает удивление.
        - Да. - Образ Бена возникает у меня в мыслях. Как он выглядел той ночью, когда мы вышли из больницы после наших смен - с пустыми глазами, уставший, со свежим налетом щетины на щеках. Мы почти не разговаривали по пути к машине.
        - Хочешь, я поведу? - предложила я, зная, что Бен провел последние шесть часов в операционной, делая особенно сложное шунтирование.
        Он кивнул, продолжая молчать, когда я выехала с больничной парковки на улицы Бристоля. Я решила, что операция прошла плохо, что, возможно, пациент не выжил, но я не спрашивала. Это было одно из наших правил. Мы никогда не обсуждали работу, не приносили ее с собой домой. Единственный способ справиться с ней - это не давать ей слишком много места в твоей голове.
        - Так что случилось? - поторапливает Каро.
        - Ты хочешь короткую версию или длинную? - вздыхаю я.
        - Длинную. Я думаю, мы тут надолго. - Она печально улыбается.
        - Я была за рулем, - рассказываю я. - Бен очень устал. Он был кардиохирургом, поэтому операции часто длились часами… - Я останавливаюсь, не зная, как сказать это вслух. Это кажется чудовищным… невозможным. Я посылаю Каро беспомощный взгляд, но она просто ждет, пока я продолжу.
        Я делаю еще один глубокий вдох и поддаюсь гравитационному притяжению прошлого. Я описываю все так детально, как помню - что уже намного больше, чем я когда-либо рассказывала другим. Как молчание Бена блокировало все мои попытки поговорить. Я думала, он слушал новости по радио о бесконечных проблемах Брексита и Среднего Востока, но внезапно он потянулся и выключил его.
        - Ты в порядке? - Я посмотрела на него, поворачивая в сторону Лей Вудс к объездной дороге домой. Она немного длиннее, но менее загружена, чем шоссе. Кроме того, я почувствовала, что Бену нужно о чем-то рассказать. Может, он сцепился с своим амбициозным коллегой, Дипаком.
        - Кейт, - сказал он, сглатывая. - Мне нужно тебе кое-что сказать. Дело в том… мне предложили новую работу.
        - Эй, - радостно воскликнула я. - Это же отлично! Консультирующим хирургом? - Я снова посмотрела на него, ожидая, что он улыбнется в ответ, но он продолжил глядеть в лобовое стекло, как зачарованный, хотя в это время вечера не на что было смотреть.
        - Не совсем, - сказал он после паузы. - Это должность в другой больнице.
        Я оторвала взгляд от дороги на секунду, снова взглянув на него. В его лице было что-то непонятное, и меня охватило мрачное предчувствие.
        - В какой больнице?
        - В Холланд, Мичиган.
        - Мичиган? - выпалила я. - Ты имеешь в виду, в Америке?
        - Только если не существует еще одного Мичигана, о котором я не знаю.
        Я сжала руль, пытаясь это осознать. С каких пор Бен искал работу за границей? И почему он ничего мне не говорил? Я почувствовала дрожь злости. Он что, просто решил, что я присоединюсь, приостановлю свою карьеру и потащусь за ним?
        Боже, я думала, мы уже пережили это патриархальное дерьмо. Я сжала зубы и попыталась говорить спокойно.
        - Я не знала, что ты ищешь работу за границей. Фактически я не знала, что ты вообще ищешь новую работу.
        Бен скривился, почесал щетину на подбородке.
        - Да. Мне стоило тебе сказать.
        - Думаешь? - ответила я, не сдержав сарказм в тоне.
        Минута прошла в тишине, которую нарушал только низкий гул двигателя «Мерседеса». Несколько капель дождя упали на лобовое стекло.
        - Ты собираешься согласиться? - спросила я, одновременно чувствуя себя опустошенной и отчаявшейся. - Когда мы поедем? После свадьбы? - Но до этого еще полгода. Мы даже не спланировали ее, кроме того, что решили провести прием в саду его родителей в Чешире.
        Бен не ответил. Я крепко вцепилась в руль, делая осознанное усилие, чтобы притормаживать на резких поворотах, когда мы въехали в лес.
        - Послушай, Кейт… - тихо сказал Бен, замявшись. - Я… - Он потер лоб. Я снова посмотрела на него. Он выглядел потрепанным не только от стресса, спровоцированного длинной и сложной операцией. Внезапно я осознала, что сейчас последует что-то плохое.
        Очень плохое.
        - Кейт, - голос Каро возвращает меня к реальности. - Что он сказал?
        Я понимаю, что перестала говорить, затерялась где-то в своих мыслях. Я вздыхаю, заставляя себя продолжать.
        - Бен сказал, что собирается принять предложение и что он уедет сразу, как отработает период после уведомления об увольнении.
        Каро шокирована - как и я тогда.
        - Какого хрена? Он ожидал, что ты все бросишь и поедешь с ним?
        Я прочищаю горло, чтобы продолжить, представляя себе лицо Бена, когда он сказал:
        - Я уезжаю в начале марта. Уже купил билеты на самолет.
        - Ты шутишь, - потрясенно уставилась я на него с отвисшей челюстью.
        Он покачал головой, все еще отказываясь смотреть на меня. Он намеренно выбрал этот момент, понимаю я, чтобы я была отвлечена на дорогу и ему не пришлось смотреть мне в лицо. Боль поднялась к горлу, угрожая задушить меня. Тесное, удушливое ощущение.
        - А как же я, Бен? И свадьба?
        Он снова сглотнул. Собираясь с силами.
        - На самом деле, есть еще одна вещь, которую мне нужно тебе сказать.
        В ту секунду, когда он сказал эти слова, я знала, что услышу дальше.
        - У тебя есть кто-то другой, да? - прошептала я; мой голос едва слышен из-за шума двигателя.
        Но Бен меня услышал.
        - Да.
        - Мне стоило съехать на обочину, - говорю я вслух Каро в той маленькой комнате в окружении бесконечной враждебной ночи. - Мне нужно было остановить машину, чтобы мы могли поговорить.
        Но я ехала дальше, несмотря на затуманившие глаза слезы.
        - Ты собираешься мне рассказать, кто она? - спросила я Бена.
        - А это имеет значение?
        - Конечно, это имеет гребаное значение! - Машина вильнула на другую полосу, когда я негодующе взглянула на него. Бен кинулся вперед, пытаясь схватить руль.
        - Ради всего святого, Кейт, остановись на обочине. Давай я поведу.
        Но я этого не сделала. Отказывалась делать. Я продолжила сжимать руль, сдерживая желание ударить его, пытаясь не дать ярости, нарастающей внутри меня, вырваться и поглотить нас обоих.
        - Кто она? - уже громче повторила я.
        - Ты ее не знаешь.
        - Медсестра?
        - Ну да, - фыркнул он. - Как будто я настолько банален, Кейт. Она молодой врач. Педиатр.
        Я покопалась в голове, пытаясь вспомнить всех докторов в том отделении, но больница была большая и персонал часто сменялся. Невозможно было запоминать всех.
        - Она знает, что ты обручен? Что ты женишься?
        - Мы не поженимся, Кейт, - снова качает головой Бен. - Это именно то, что я пытаюсь тебе сказать.
        В одно мгновение слезы полились по щекам. Бен пристыженно отвернулся, глядя в пассажирское окно на силуэты деревьев, их голые ветки, зловеще светящиеся в свете почти полной луны.
        - Почему? - я смахнула слезы тыльной стороной руки. - Почему?
        - Я не могу сказать тебе причину, Кейт. Это так не работает.
        - Тогда, на хрен, хотя бы попытайся, ладно? Мне нужно знать.
        Он закрыл глаза и потер лоб, задумавшись.
        - Она… это… новое, Кейт. Это увлекательно. Спонтанно. Все между нами такое предсказуемое, честное. Все, что мы делаем, это работаем, едим и спим. Мы уже почти не трахаемся, не говоря уже о том, чтобы веселиться.
        Он посмотрел на меня прямо впервые с тех пор, как мы сели в машину, умоляюще, прося моего понимания.
        - Ты бросаешь меня. - Утверждение, не вопрос, но я все равно надеялась, что он возразит. - Дерьмо! - я стукнула кулаком панель управления, когда он этого не сделал. - Дерьмо.
        - Кейт, притормози! - Я видела его лицо, размытое сквозь слезы, но заметила, что его глаза испуганно округлились. - Остановись, ладно?
        Я ехала дальше.
        - Серьезно, ты едешь слишком быстро.
        - Отцепись, Бен.
        В тот момент появилась лисица, выскочившая из-за деревьев на дорогу. Она замерла, блеснув глазами в свете фар, растерянная от ослепившего ее сияния. Глядя прямо на меня, как будто пытаясь что-то сказать.
        Я увернулась, пытаясь объехать ее. И все изменилось навсегда.
        - Кейт? - Каро обеспокоенно разглядывает меня. - Кейт, мне так жаль.
        Я понимаю, что плачу. Судорожно всхлипываю.
        - Ты в порядке? - снова спрашивает она.
        Я опять прочищаю горло.
        - Не совсем.
        Она долго и неотрывно смотрит на меня.
        - Это не твоя вина, ты же знаешь.
        Я качаю головой и отворачиваюсь.
        - Я ехала по меньшей мере сто километров в час, - говорю я ей. - Бен умер мгновенно, когда мы врезались в дерево. Я сломала ногу, мне разорвало селезенку, и мое лицо хлестнуло веткой, которая прошла через лобовое стекло. - Пальцы инстинктивно находят шрам, след на моей щеке.
        Моя метка.
        Постоянное напоминание о моей вине.
        - Дерьмо, - шепчет Каро. - Он умер?
        - У «Скорой помощи» ушло несколько часов на то, чтобы достать нас из машины, - продолжаю я ломающимся от всплывающих воспоминаний голосом. - Я отключилась на какое-то время, затем очнулась в машине «скорой». Нас отвезли в ту неотложку, где я работала.
        Я смотрю на Каро в сумерках керосиновых ламп.
        - Это был чуть ли не худший момент - увидеть лица коллег. Тогда я поняла, что Бен умер, по их лицам, по жалости и сочувствию в голосах.
        Взгляд Каро не меняется.
        - Ты ведь знаешь, что это не твоя вина, да? - повторяет она.
        Я решительно качаю головой:
        - Но это неправда, не так ли? В лучшем случае, я была неосмотрительна. Мне нужно было остановиться. В худшем… - Я останавливаюсь. Об этом лучше не думать.
        Там прячется безумие.
        - В худшем что? - мягко уговаривает Каро. - Кейт, расскажи мне.
        Я зажмуриваю глаза. Заставляю себя озвучить мой потайной страх, преследующий меня днями и ночами. Я сделала бы что угодно, чтобы облегчить эту боль.
        - Вдруг это не был несчастный случай? - шепчу я. - Что, если это сделала я? Нарочно.
        - Что ты имеешь в виду? - хмурится Каро.
        Я снова сглатываю, вытираю слезы.
        - Иногда, когда я не могу заснуть, когда лежу без сна, я начинаю думать, вдруг я сделала это намеренно?
        - Ты сделала это намеренно? - Она хмурится еще сильнее. - Навредила и себе, и Бену?
        Я киваю, вспоминая эти яркие глаза в свете фар. Иногда я думаю, не вообразила ли ту лисицу сама. Была ли она там? Или я выдумала ее после аварии, чтобы снять с себя вину? Оправдать себя.
        Я откашливаюсь:
        - Хуже всего, я никогда не узнаю наверняка, не так ли?
        Каро наклоняется вперед, боль мелькает на ее лице и тянется к моей руке.
        - Кейт, послушай. - Ее пальцы сжимают мои. - Я знаю, ладно? Я абсолютно уверена, что ты никогда бы намеренно никому не навредила, как сильно бы ни разозлилась или расстроилась. Ты просто не такая.
        Я недоверчиво глазею на нее. Неожиданно ребенок тихо хныкает, кривясь, и Каро отпускает меня, чтобы посмотреть на малышку. Она беззвучно плачет с минуту, прежде чем засыпает снова.
        Колики, решаю я. Эта крохотная пищеварительная система начинает работать.
        - Ты думала, как ее назвать? - смотрю я на Каро.
        - Да.
        - Скажешь мне?
        - Тебе разве нужно спрашивать? - улыбается Каро. - Я назову ее Кейт.
        Мои глаза округляются, и мне снова приходится сглотнуть, прежде чем могу заговорить.
        - Для меня это честь. Спасибо.
        - Кейт Луиза, - добавляет Каро. - Луизой зовут сестру Алекса. Я подумала назвать ее Александрой, но это показалось немного… ну… слишком.
        - Кейт Луиза. Красиво.
        Я разглядываю их несколько секунд, а потом встаю.
        - Вам обеим нужно хорошенько отдохнуть. Если тебе нужно будет еще обезболивающее, дай знать.
        - Куда ты? - нервно спрашивает Каро.
        - Недалеко, - успокаиваю ее я. - Просто соберу немного снега. Растоплю для нас воды на печке. Потом найду что-нибудь поесть и посмотрю, есть ли у нас еще топливо.
        Каро опускает голову на подушку.
        - Я говорила серьезно, Кейт, - бормочет она. - Тебе не за что себя прощать. Ты должна это отпустить.
        Я смотрю ей в глаза несколько секунд и киваю.
        - Я попробую, обещаю.
        Взяв один из фонариков, я выбираюсь в пробирающий до костей мороз главной палатки, здесь, наверное, минус двадцать или тридцать. Я рыскаю по кухне в поисках контейнеров для снега, но все слишком маленькое. Проверив все шкафчики, не нахожу ничего больше кастрюли.
        Наверняка где-то здесь есть пластиковое ведро или миска. Я открываю дверь в ящик под раковиной, но, когда уже собираюсь закрыть ее, замечаю металлический блеск за трубой.
        Сгибаясь, я свечу внутрь фонариком. Что-то серебристое отражает свет. Я запускаю туда руку и вытаскиваю предмет из укрытия, не веря своим глазам.
        Ноутбук.
        Дорогой, судя по виду, тонкий и изящный. Я встаю на четвереньки и еще раз освещаю внутренности ящика, ища что-нибудь еще. Я замечаю блокнот в бордовой обложке и маленький предмет в черной коробке. Запустив руку внутрь, я достаю их из-за труб, которые скрывали их из вида. Маленький предмет оказывается телефоном в откидном чехле - мобильник Алекса, понимаю я, вспоминая, как он играл на нем в гостиной.
        Я стаскиваю перчатки, открываю блокнот и свечу на страницы. Мелкий аккуратный почерк на французском, записи выполнены перьевой ручкой.
        Сомнений быть не может.
        Я нашла блокнот Жан-Люка.
        Глава 46. 9 июля, 2021 года
        Дрожа, я смотрю на блокнот, пальцы уже так онемели от холода, что я едва могу его держать. Хотя я отчаянно хочу прочитать его, я не осмеливаюсь возвращаться в нагретую комнату, не желая беспокоить Каро и ребенка.
        Кроме того, мне нужно сфокусироваться на этом в одиночестве, не отвлекаясь.
        Поэтому я беру спальный мешок и закутываюсь в него, расположившись на одной из кроватей в основном общежитии, используя фонарик, чтобы просмотреть страницы, испещренные французскими буквами. К моему удивлению, я понимаю почти все - Жан-Люк был старомодным, в его речи нет сленга или сложных идиом.
        Как и на видео, все ранние записи отражают его восторг, радость, что он снова в Антарктике.
        Передовой проект! Для меня это такая честь! Я так рад снова оказаться на льду, в этой красивой нетронутой местности. Она согревает мне сердце, как ничто другое.
        Я пролистываю страницы, подмечая даты каждой записи. Как и ожидалось, по мере приближения к смерти его тон меняется. Это уже другой Жан-Люк. Мрачный и серьезный. Встревоженный.
        Меня всегда беспокоила смерть Н. Почему молодая девушка бродила одна в темноте? Я не могу забыть слезы, замерзшие на ее щеках, ее порванную одежду. Как это объяснить? У меня было ощущение, что в этом есть что-то большее, но мнение гостевого доктора не имеет особого значения на большой базе США.
        Я читаю дальше с подступившим к горлу комом. Много описаний экспериментов. Звонков домой жене Николь, рассказы о том, как учатся дети в школе. А потом я наконец-то нахожу, что искала.
        Теперь мне трудно вспомнить точные слова А., когда я сказал ему о смерти Н. Глупо с моей стороны сразу их не записать. «Такая трагедия. Особенно потому, что она была беременна». Что-то вроде этого, но я гораздо лучше помню ощущение, которое вызвали у меня эти слова, моя кожа похолодела. То шестое чувство, которое у меня бывает, когда ситуация кажется странной.
        Как он об этом узнал? - спросил я себя. Как он узнал о ее беременности?
        Я прочел все отчеты медицинской команды - ее срок был около восьми недель, и, по всей видимости, никто из ее друзей на базе не знал об этом. И все же, когда я спросил А. знал ли он ее в Мак-Мердо, он заявил, что только в лицо.
        Слова Жан-Люка начинают плыть.
        «А.».
        Алекс мертв, а Арк никогда не ступал на американскую базу - он несколько раз шутил о том, что ему бы никогда не дали разрешения - этот инициал может значить только… Арне.
        О Господи, это он, думаю я, задыхаясь от подступивших слез.
        Все это время это был Арне.
        Боль в сердце острая, как лед, и у меня уходят все силы на то, чтобы не взвыть от злости, когда я заставляю себя читать дальше. Я нахожу абзац, написанный примерно неделю спустя - всего за пару дней до судьбоносной экспедиции к расщелине.
        С. и я сильно поссорились из-за тестов ДНК. Я беспокоюсь, что нас услышали, люди здесь всегда подслушивают. Она отказывается просить АСН. Говорит, что это бессмысленно, там никто не согласится запросить образцы от ребенка Н., не после того, как ее смерть списали на несчастный случай.
        Я сказал ей, что не согласен, что стоит попробовать. Она назвала меня параноиком. Параноиком! Иногда эта женщина приводит меня в ярость. Такая неподатливая.
        Теперь я не знаю, что делать. Может, С. права и я придаю этому слишком большое значение. Но у меня есть предчувствие насчет А., и я научился слушать свои инстинкты. Я уже встречал таких типов. Убедительных. Никогда не показывающих свою истинную натуру.
        Несмотря на это, я не могу настаивать, чтобы она запросила эти тесты. Наверное, я мог бы сам спросить АСН, объяснить мои причины, но рано или поздно об этом узнает С., а она уже создает проблемы из-за наших личных отношений. Я не могу рисковать еще больше. Мне нужно дождаться возвращения из экспедиции, потом попробовать убедить ее снова.
        Mon dieu, quel gachis.
        Мой Бог, какой бардак, перевожу я мысленно, пролистывая последние несколько страниц. Ничего примечательного, только еще больше раздумий о его отношениях с женой. Личные размышления, которые я пропускаю, чувствуя неловкость, как будто вмешиваюсь не в свое дело.
        Натягивая перчатки, я сижу, теперь дрожа сильнее, пытаясь все это осознать.
        Значит, у Арне были отношения с «Н.» - Наоми Перез. Тот ребенок, должно быть, его. Но зачем убивать ее? Я вспоминаю, с какой теплотой он рассказывал о ребенке своей бывшей - ее вроде бы звали Маргарет. Мне казалось, что ему нравятся дети, или он просто делал вид передо мной.
        Опять же, с чего мне верить его словам? Убедительный - вот как его описал Жан-Люк. Никогда не показывающий свою истинную натуру.
        Это правда. Арне очень убедительный, очень благовидный. Я полностью повелась, даже увлеклась им. Все повелись, напоминаю я себе, вспоминая реакцию Сони, когда я разговаривала с ней в клинике. Как Каро тоже встала на его защиту, когда я рассказала ей, где нашла браслет Алекса.
        Я смотрю на блокнот в моих руках, на ноутбук и телефон возле меня. Что мне с ними делать? В конце концов, это ценные улики, доказательства того, что смерть Жан-Люка не была случайной.
        И гибель Алекса.
        Я представляю, как Арне вломился в клинику, взял те снотворные таблетки, и вспоминаю комментарий Дрю, когда я прибыла на базу, о том, что Сандрин потеряла ключи. Арне, должно быть, украл их из ее офиса - все-таки я сделала то же самое за ее спиной.
        С теми ключами Арне мог получить доступ к любой части станции. Он мог взять в клинике что угодно, открыть медицинские файлы и удалить видео Жан-Люка и Алекса. Он, наверное, учуял, что я копаюсь в том, что случилось с моим предшественником; в конце концов, достаточно людей слышали мой спор с Алексом тогда в гостиной.
        Одного из лучших людей, которых я знал, убили, и вместо того, чтобы помочь узнать, кто это сделал, ты хочешь напичкать меня антидепрессантами!
        Слова Алекса отдаются в голове, раздавливая меня чувством вины. Он всегда был прав. Если бы я ему поверила, начала действовать раньше, может, он и Сандрин были бы до сих пор живы.
        За виной меня охватывает нарастающая злость от предательства Арне. От моей собственной глупости. Я ему поверила. Думала, что небезразлична ему.
        Что он, возможно, влюбился в меня.
        Но все это было притворством. Меня обыграли, обманули. Арне воспользовался моей наивностью, потребностью быть любимой, необходимостью искать поддержки после случившегося с Беном.
        Какой дурой я была.
        В тот момент я слышу звук, донесшийся снаружи. Звук приближающегося снегохода.
        Соня. Слава Богу.
        Я поглядываю на маленькую коллекцию предметов на кровати, думая, стоит ли мне показать их ей. Но какое-то шестое чувство, как у Жан-Люка, предупреждает меня об осторожности. Я быстро встаю и поднимаю матрас, пряча их под ним. Потом направляюсь к выходу, когда жужжание мотора нарастает и, наконец, останавливается.
        Я маячу у двери, ожидая увидеть Соню, уже охваченная облегчением, что есть кто-то, кто поможет мне позаботиться о Каро. Кому я могу довериться, обсудить, что делать дальше.
        Но когда дверь открывается, на пороге стоит не моя подруга.
        Арне приехал один.
        Глава 47. 9 июля, 2021 года
        - Кейт. - Арне делает несколько шагов в мою сторону, часто дыша. - Слава Богу. Я увидел брошенный снегоход и решил, что вы не добрались.
        Я стою как вкопанная. Силюсь сказать что-то, но слова застревают в горле, как будто замороженные порывом холодного воздуха, ворвавшегося вслед за ним.
        - Кейт? - он снимает лыжные очки, хмурясь. - Все в порядке? С Каро и ребенком все хорошо? Я так переживал за вас.
        Я таращусь на него.
        Убедительный. Да, это подходящее слово.
        Несмотря на все, что я знаю о его поступках, на что он способен, я все еще чувствую притяжение к нему. Часть меня отчаянно хочет верить в эту роль, которую он играет, желает обмануться, притвориться, что все так, как он говорит. Было бы так легко повестись на это, сдаться и плыть по течению.
        Потом я вспоминаю о Каро и ее крохотной дочери - больше всего мне нужно обезопасить их.
        - Я хотела собрать снег на растопку, - я заставляю себя говорить обыденным тоном. - Каро нужно попить. Поможешь?
        Арне смотрит на меня с непроницаемым выражением, как будто пытается что-то понять.
        - Кейт, на базе все вверх дном. Мы…
        - Расскажешь снаружи. Они обе спят.
        Я возвращаюсь на кухню за кастрюлей. Оглядываясь и убеждаясь, что Арне не видит, я быстро открываю ящик с приборами, выбираю самый большой нож и засовываю его в карман пуховика.
        - Господи, как здесь холодно, - жалуется Арне, когда я возвращаюсь к нему. - Где Каро и ребенок?
        - В одной из дальних комнат.
        Я пробираюсь к двери, но он хватает меня за руку.
        - Послушай, нам надо поговорить…
        - Давай сделаем это снаружи. Я не хочу разбудить их.
        Арне отпускает меня, следуя за мной в ночь. Я шагаю подальше от лагеря так быстро, как могу, в одной руке сжимая кастрюлю, в другой фонарик. Мне нужно увести его подальше от Каро и ребенка.
        «И что дальше?», - спрашиваю я себя, стуча зубами в невыносимом холоде. Что именно ты собираешься делать, Кейт?
        Пырнуть его ножом?
        Я вспоминаю, как Арне ударил Люка в гостиной, как он ловко и решительно пересилил его. В любом случае, как мой кухонный нож выстоит против его пистолета?
        Я стискиваю зубы и иду дальше.
        - Эй, - зовет меня Арне, - зачем так далеко? Здесь снег такой же, как везде.
        Я останавливаюсь. Оглядываюсь. Мы примерно в пятидесяти метрах от лагеря. Я оборачиваюсь к нему, тянусь в карман за ножом.
        - Я знаю, что ты сделал с Наоми Перез, - ровно говорю я. - И что ты убил Жан-Люка и Алекса. И Сандрин.
        Я свечу фонариком ему в лицо, вглядываясь в его реакцию. Арне выглядит абсолютно потрясенным. Несколько мгновений он молчит, пока до него доходят мои слова.
        - Ты о чем, Кейт? - Он делает шаг вперед, потом останавливается, заметив у меня в руках нож.
        - Ты шутишь. - Он сморит на него с ужасом. - Кейт, скажи мне, что это несерьезно. Ты не можешь думать, что я бы сделал что-то подобное.
        Я разглядываю его растерянное лицо. Оно такое убедительное, что я почти верю ему. Почти роняю нож на снег и иду к нему.
        - Послушай, Кейт. - Арне приближается ко мне, а я пячусь назад, сохраняя расстояние между нами. - Я могу это доказать, - говорит он поспешно, - я могу доказать, что я никак не связан со смертью той женщины. Я написал Кристин перед тем, как отключилось электричество, и она прислала…
        - Прекрати лгать! - кричу я, махая ножом в попытке отогнать его. - В этом нет смысла. Я не верю ни единому твоему слову.
        Арне хмурится, изображая растерянность. Он внезапно бросается вперед, выбивая у меня нож.
        - Кейт, черт возьми! - кричит он, хватая меня за руку. - Ты должна…
        Громкий хлопок разносится в темноте.
        Я стою в недоумении, смотря Арне в глаза в то короткое мгновение, прежде чем он падает передо мной. Я инстинктивно роняю фонарик и пытаюсь поймать его, но он слишком тяжелый. Он грузно валится на лед.
        Я смотрю на него, замерев от шока и удивления.
        Что, на хрен, только что произошло?
        Кто-то выстрелил в него, понимаю я с кружащейся от непонимания головой.
        Это был звук выстрела.
        Арне лежит в снегу лицом вниз. Я падаю на колени возле него, панически скуля, пытаясь развернуть его на спину, но я не могу нормально схватиться в своих толстых перчатках. Я снимаю их и пробую снова.
        Позади меня хрустит лед, кто-то приближается. Я поворачиваюсь, светя фонариком в необъятную ночь. Я вижу силуэт, направляющийся ко мне, его лицо закрыто высоким воротником пуховика и широкими лыжными очками, а волосы скрыты под большой меховой шапкой.
        Я знаю, что это мужчина по его росту и движениям.
        В руке он держит маленький черный пистолет.
        - Ты в порядке, Кейт? - заботливо спрашивает Дрю.
        - Да… - Я поворачиваюсь к Арне. Снимая перчатку, я щупаю внутри его воротника в поисках пульса. Чувствую слабое биение его сердца.
        Он еще жив.
        - Быстрее, - говорю я. - Нам нужно отнести его внутрь.
        Дрю не двигается. Просто стоит, глядя на нас.
        - Помоги мне, - тороплю я, - или он истечет кровью. - Я хмурюсь, но он лишь качает головой.
        - Он собирался тебя убить, Кейт, как всех остальных.
        - Это неважно, - настаиваю я. - Я помогу ему, а потом мы можем запереть его, чтобы он не мог никому навредить. Мы предоставим полиции разбираться с ним. Мы не можем просто оставить его умирать. - Снег у его виска уже окрашивается кровью, пуля, должно быть, попала в голову.
        Но Дрю все еще не двигается.
        - Дрю, - отчаянно поторапливаю я, - ради всего святого, помоги…
        - Заткнись, - огрызается он. - Мне надо подумать.
        Я растерянно хмурюсь. Здесь что-то не так. Он только что подстрелил человека и все же ведет себя так, словно… в этом нет ничего такого.
        И откуда у него пистолет? Он нашел его на станции?
        Или он все это время знал, где он спрятан?
        Земля подо мной кренится и кружится, и внезапно я снова выхожу из самолета после долгого пути в Антарктику. Мужчина, протягивающий мне руку в приветствии.
        - Эндрю, - говорит он. - Но все зовут меня Дрю.
        Эндрю.
        «А»[27 - В ориг. - Andrew.].
        - Ты, - запинаюсь я, дрожа от шока и неожиданной, твердой уверенности, что я права.
        - Я что? - спрашивает он.
        - Ты был на Мак-Мердо, не так ли? Когда та девушка погибла. Наоми Перез.
        Дрю склоняет голову набок. Хотя я не вижу его глаз, я знаю, что его внимание сконцентрировано на мне.
        - Это что еще за вопрос?
        В его тоне теперь появилась жесткость, его поведение изменилось, хоть я и не могу точно сказать как. Словно он сбросил маску.
        Убедительный. Никогда не показывает свою истинную натуру.
        Слова моего предшественника звенят у меня в голове, когда я поднимаюсь на ноги и заговариваю:
        - Ты убил Наоми, да? И Жан-Люка, когда он начал что-то подозревать. И Алекса с Сандрин.
        Я жду возмущенной реакции, шокированного отрицания. Но ничего не происходит. Мы стоим во тьме, в почти полнейшей тишине, только с тихим звуком пара от нашего дыхания, замерзающего в маленькие ледяные кристаллы, ударяющиеся о лед.
        Вечность проходит, прежде чем он говорит:
        - Я хотел бы, чтобы ты этого не говорила, Кейт. Правда.
        Дрю хватает меня за руку, поглядывая на тело Арне.
        - Забудь о нем, - говорит он. - Он того не стоит.
        Я вырываюсь, внезапно охваченная яростью. Забыв об опасности.
        - Почему? - выплевываю я ему в лицо. - Почему ты это сделал? Почему ты все это сделал?
        Дрю не отвечает. В конце концов что он может сказать? Все притворство между нами рассеялось. Его действиям нет рационального объяснения. Ответ лежит глубоко в его душе - наверное, такой же непонятный ему, как и мне.
        - Давай пройдемся. - Дрю снова хватает меня за руку и тащит меня за собой. Я пытаюсь сопротивляться, но это невозможно - он намного больше и сильнее меня.
        - Что ты собираешься делать? - спрашиваю я. - Как ты это все объяснишь?
        - О, очень просто, - отвечает он, звуча ужасающе безразлично. - Я здесь наткнулся на Арне, - указывает он на тело позади нас, уже укрытое тонким слоем снега, - который собирался на тебя напасть. Я смог отобрать у него пистолет, но случайно подстрелил его в борьбе. Как по мне, звучит убедительно.
        Убедительно. Я с отвращением смотрю на него.
        - Так это ты подкинул браслет в гараж? Чтобы перевести стрелки на Арне?
        Дрю молча улыбается.
        - А как насчет меня? - тихо спрашиваю я, собираясь с силами перед его ответом. - Что ты собираешься сказать всем обо мне?
        Он останавливается и поворачивается.
        - Ты убежала в панике, уронила фонарик и потерялась в темноте. Я везде тебя искал, но нашел слишком поздно. Твое маленькое тело лежало в снегу, может, в позе зародыша, в отчаянной попытке согреться. Бедная испуганная Кейт.
        Я поднимаю свободную руку и срываю его лыжные очки. Я хочу видеть его. И хочу дать ему понять, что я вижу, какой он на самом деле.
        - Это ты забрал мой фонарик, да? Когда я наблюдала за авророй.
        Дрю хмыкает, тянется за своими очками, проверяя, что они не сломаны.
        - Ты меня взбесила, Кейт, играя со мной. И я подумал, почему бы тебя не проучить?
        - Например, украв таблетки из моей комнаты.
        Дрю снова ухмыляется, но не утруждается это подтвердить.
        - И это ты вломился в клинику. Украл таблетки и удалил видеодневники Жан-Люка.
        Он хлюпает носом, надевая очки обратно.
        - Неосторожно с моей стороны было не подумать о них раньше.
        - Неосторожно также не запереть за собой дверь клиники, когда уходил. - Эта мысль странно успокаивает. Он не такой умный, каким себя считает. Даже если Дрю каким-то чудом вывернется из случившегося здесь, рано или поздно он оступится и выдаст себя.
        Снова хватая меня за руку, Дрю тащит меня за собой глубже в ночь. Я представляю, как он стаскивает мою одежду, удерживает меня, пока холод не проникнет в каждую часть моего тела.
        Как он сделал с Наоми и Алексом.
        И я осознаю, что мне все равно. Я слишком устала. Слишком потрясена бесполезностью всего этого. Тем, что не увидела очевидное у себя под носом, пока не стало слишком поздно.
        - Пообещай мне кое-что, - говорю я, спотыкаясь на снегу. - Ты не тронешь Каро, да? И ее ребенка?
        Его пальцы сильнее впиваются в мое предплечье.
        - Я бы никогда не навредил ребенку, - возмущается он, поворачиваясь ко мне и направляя свет мне в глаза. - Она не сказала тебе?
        Я моргаю, наполовину ослепнув.
        - Кто? Каро? - запинаюсь я. - Я не понимаю.
        - Она не дочь Алекса, - шипит он. - Эта маленькая девочка моя.
        - Твоя? - недоверчиво повторяю я.
        Потом вспоминаю сомнения Каро, когда я спросила ее об отце. Я не настаивала на объяснении, все-таки это ее личное дело. Когда она сказала мне позже, что ребенок от Алекса, я и не подумала ее расспрашивать.
        - И Каро никогда не упоминала о нашей интрижке? - фыркает Дрю. - До того, как она втюрилась в этого ирландского придурка?
        Я слышу ненависть в его голосе. Может, он втайне в нее влюблен? Поэтому он убил Алекса? Была ли ревность мотивом Дрю?
        - А что насчет Наоми? - спрашиваю я, надеясь отвлечь Дрю от того, что он собирается сделать. По крайней мере, выиграю немного времени. - Зачем ты ее убил, если не потому, что она была беременна?
        Он останавливается. Отпускает меня.
        - Наоми была сукой. Кричала и угрожала подать на меня в суд ради алиментов. Я не верил в ее беременность. Я думал, она просто издевается надо мной.
        - Зачем тогда ты упомянул это при Жан-Люке? Хотел узнать, правда ли это?
        - Да. Сейчас это кажется глупым, но мне нужно было знать. Я чувствовал себя дерьмово, знаешь ли. Не из-за Наоми, но из-за моего ребенка. Я не желаю зла невинным детям.
        Я вздрагиваю, гадая, какие ужасы скрываются в его прошлом - наверное, достаточно, чтобы заполнить целый учебник по психиатрии. Хоть генетика играет важную роль в психопатии, требуется по-настоящему хреновое детство, чтобы превратить человека в хладнокровного убийцу.
        И я принимаю решение. Я не скажу ему, что он не отец ребенка Каро. Я знаю группу крови каждого на базе на память, на случай, если нужно будет сделать переливание с совместимыми донорами. У Каро четвертая группа крови, а у ребенка первая - я протестировала ее незадолго до рождения, используя один из наборов в клинике. Биологически невозможно что Дрю, со второй группой крови, является отцом маленькой Кейт.
        Но если его вера в это защитит Каро и ребенка, я не собираюсь поправлять Дрю.
        - Ну, я думаю, здесь сойдет. - Он обводит пространство вокруг фонариком. Луч скользит по пустынному льду, прорезая окружающую черноту на несколько секунд. Я больше не думаю о монстрах, скрывающихся в темноте, готовящихся напасть.
        Возле меня настоящий живой монстр, одержимый своими демонами, и они намного страшнее чего-либо другого.
        - Есть два варианта развития событий, - говорит мне Дрю. - Либо ты сопротивляешься, Кейт, и делаешь себе только хуже. Или просто сдаешься. Так быстрее умрешь более умиротворенно.
        Он прав. Поэтому я не сопротивляюсь, когда он снимает мою шапку, перчатки и куртку. Не борюсь, когда он толкает меня на снег и срывает с меня пуховые штаны.
        Он раздевает меня почти догола, потом наклоняется надо мной.
        - Это твоя вина, - говорит он рассерженно. - Ты могла бы этого избежать, Кейт, могла бы держать голову опущенной и не совать нос в мои дела.
        - Иди на хрен, Дрю, - выдыхаю я. Челюсть уже свело, и мне тяжело дышать, потому что тело реагирует на убийственный холод. Я жду, что он ударит меня, возможно, пнет, но он слишком умен, чтобы оставлять следы - не в этот раз. Может, Алекса нужно было связывать, но Дрю знает, что я не смогу противостоять его силе.
        - Не нужно бояться, - шепчет он мне на ухо, наклонившись. - Я буду рядом, чтобы ты не была одна. Лучше не сопротивляться и не суетиться, говорят, ты будто засыпаешь.
        Хрена с два, думаю я, вспоминая посмертную гримасу на лице Алекса. Неожиданно на меня накатывает паника, тоска и сожаление, но я заставляю себя не вскрикивать, не просить и не умолять, когда Дрю выключает фонарик, погружая нас во тьму.
        Всего на минуту облака расходятся, и я вижу бесчисленные звезды, отражающиеся в замерзающем паре моего дыхания, растворяющиеся в золотистом ореоле. Где-то невероятно далеко метеор пронизывает небо, стремясь к Земле.
        Спасибо, говорю я Богу, в которого не верю. Радуясь частью себя, что последнее, увиденное мной, так прекрасно.
        Когда тучи возвращаются, я зажмуриваюсь, чувствуя, как заледеневшие слезы запечатывают глаза. Теперь меня охватывает скорбь - не только за себя, но и за Алекса, Жан-Люка и Сандрин.
        Но больше всего за Арне.
        Он пришел помочь мне. Спасти меня. И он умер, веря, что я его ненавижу, боюсь. Что считаю его чудовищем.
        Мне жаль, Арне. Мне очень, очень жаль.
        Я посылаю молитву в темноту вместе с тремя словами, которые не успела ему сказать.
        Которые, я думала, больше никому никогда не скажу.
        Тело инстинктивно сворачивается калачиком в попытке согреться. Но я уже так сильно дрожу, что едва могу дышать, больше не чувствую рук и ног, потому что капилляры в коже сжались, а сердце направляет кровь к жизненно важным органам в попытке сохранить мне жизнь. Холод настолько глубокий, пронизывающий, обволакивающий, что похож на огонь. Я снова вспоминаю случаи, когда люди, умирающие от обморожения, раздевались, чувствуя невыносимый жар.
        Фейерверки начинают заполнять умирающий мозг, моя собственная внутренняя аврора. За ними собирается тьма, подкрадывающаяся ко мне сантиметр за сантиметром. В ней неизбежно моя лиса. Она подходит, залезает на грудь и таращится своими дикими, прекрасными глазами.
        - Кейт, - зовет она, будто совсем близко голосом одновременно близким и далеким.
        Лисица.
        Моя маленькая коричневая лисица.
        - Кейт. - Она наклоняется и тычется в мою щеку мордочкой. - Очнись.
        Я чувствую ее теплое животное дыхание на коже, ее влажный нос, сметающий ледяные кристаллы с моих волос, щек, век.
        - Ради Бога, Кейт, открой свои гребаные глаза и посмотри на меня!
        Лисица мгновенно исчезает в ночи. Я ощущаю невесомость, когда меня поднимают и резко трясут.
        Я собираю все оставшиеся силы и разлепляю замерзшие веки. Моргаю в ярком свете, направленном мне в лицо.
        - Дерьмо, - Каро громко всхлипывает. - Посмотри, что он с тобой сделал?
        Она исчезает на мгновение, возвращаясь с моими вещами. Быстро неуклюже натягивает пуховик на мои негнущиеся руки. Положив меня обратно на лед, надевает штаны на мои трясущиеся ноги.
        - Каро? - спрашиваю я, едва выговаривая слова, формулируя мысли. Где я? Как я сюда попала?
        Потом я вспоминаю.
        - Дрю, - отчаянно хриплю я. - Каро, Дрю…
        - Я знаю. - Кряхтя от усилий, она поднимает меня в сидячее положение. - Я слышала все, что этот ублюдок тебе сказал. - Она давится еще одним всхлипом. - Мне жаль, что я не смогла помочь тебе раньше, но нужно было двигаться медленно, чтобы животное вроде него не услышало моего приближения.
        Она поворачивает фонарик, и я вглядываюсь в его узкий луч. Замечаю разводной ключ, валяющийся в нескольких метрах от нас. Еще дальше распластавшееся ничком тело Дрю. Как раз когда я начинаю думать, что он мертв, его нога дергается, это сопровождается наполовину приглушенным снегом стоном.
        - Одну секунду. - Каро прислоняет фонарик к ледяному хребту, встает на ноги, сжимая живот от боли. Я наблюдаю, трясясь от холода и адреналина, как она возвращается к Дрю. Она достает несколько толстых пластиковых кабельных стяжек из кармана пуховика, вроде тех, что я миллион раз видела на расшатанных трубах или кабелях в «Бета». Она умело перевязывает его лодыжки и руки, будто сковывает быка, морщась от движений.
        У нее было достаточно практики, думаю я, вспоминая ее детство на скотном ранчо в Новой Зеландии.
        А потом вспоминаю кое-что еще.
        Намного более важное. И неотложное.
        - Арне! - хрипло выкрикиваю я Каро, охваченная всепоглощающей паникой. - Нам надо найти Арне.
        Глава 48. 14 июля, 2021 года
        - Все готово? - спрашивает Люк, вваливаясь в клинику в уличном обмундировании.
        Я оглядываюсь, чтобы убедиться.
        - Настолько готово, насколько возможно. - Я отгоняю очередную вспышку тревоги, слишком хорошо осознавая приближающуюся опасность. Все против нас.
        - Ты идешь, Кейт? Соня? - Люк переводит взгляд с меня на нее.
        Я колеблюсь. Мне стоит остаться здесь, убедиться, что Арне в порядке. Его все еще беспокоит боль в том месте, где пуля раздробила висок, к счастью, мозг почти не поврежден. Кроме того, мне нужно поменять повязку на обмороженных участках его кожи.
        Но еще я знаю, что, если это не сработает, у меня будут проблемы похуже.
        - Ты иди, - говорит мне Соня. - Я останусь здесь, прослежу за ним.
        - Как долго это займет? - спрашиваю я Люка.
        - Недолго, - отвечает он. - Максимум полчаса. Нам действительно нужна твоя помощь, если ты сможешь. Том занят рацией, так что нас всего шестеро.
        Я осматриваю Арне. Он на кушетке, отсыпается под очередной дозой морфия.
        - Иди, - ободряюще улыбается мне Каро из кресла, где она кормит грудью маленькую Кейт, которая оказалась сильнее, чем мы думали. Она не пострадала, слава Богу, оставшись наедине в комнате в «Гамма», пока Каро вышла наружу на звук выстрела. Она такая же крепкая, как мать, решаю я.
        Я спешу в прихожую и одеваюсь, добавляя дополнительную балаклаву и шапку. Потом стою с колотящимся сердцем, охваченная новой волной страха.
        Ты справишься, убеждаю я себя, пытаясь не думать о моей последней встрече со льдом, с этим смертельным холодом. Я отчаянно хочу быть там, помочь остальным, но я слишком напугана.
        Я закрываю глаза и выравниваю дыхание. Вспомни силу и смелость Каро, взывает голос в моей голове.
        И Арне.
        Если они могут, ты тоже можешь.
        Глубоко вдохнув и проверив заряд фонарика, я открываю дверь и ступаю наружу, присоединяясь на льду к остальным.
        - Хорошо. - Люк раздает каждому из нас по длинному куску дерева, крепко обмотанному тканью, издающему резкий запах бензина. И каждому по зажигалке. Бог знает, где он их нашел. - Я займу два первых бака. Арк, ты бери два следующих, потом Роб, Раджив, Элис и, наконец, Кейт. Все поняли, что делать?
        Мы впятером киваем.
        - Я дам сигнал фонариком, ладно?
        Мы все снова киваем.
        - Есть кто верующий? - спрашивает Люк.
        - Русское православие считается? - интересуется Арк.
        - Сойдет. Начинай молиться и убедись, что Бог внимательно слушает. - Он оглядывает всех нас. - Удачи.
        Мы нервно переглядываемся, затем бредем по снегу к нашим местам. Я тоже ловлю себя на молитве, отлично понимая, что все может закончиться плохо. Нам понадобится любая помощь.
        Все обстоятельства против нас.
        Хватит, говорю я себе, стоя в темноте возле одного из больших топливных баков, которые Люк с Арком вытащили на лед.
        К счастью, ветер утих с тех пор, как мы с Каро укрылись в «Гамма», и теперь нас окружает тишина. Я топаю ногами, прислушиваясь к звукам, но не слышу ничего, кроме кашля Элис в пятидесяти метрах от меня. Я делаю медленные ровные вдохи, пытаясь не думать о холоде, о случившемся здесь в те ужасающие часы пять дней назад.
        И обо всем, что произошло потом. Как мы нашли Арне при смерти на льду, наполовину замерзшего и истекающего кровью. Как понадобилось три человека - Арк, Люк и Роб - чтобы затащить Дрю обратно в «Бета» и запереть его в одной из кладовых. О тревожных часах возле Арне в ожидании, пока он придет в себя, в надежде, вопреки всему, что его мозг не слишком сильно поврежден.
        О радости и облегчении, когда он наконец-то открыл глаза и пробормотал мое имя. Чудо.
        Два чуда, думаю я, вспоминая о маленькой Кейт.
        Теперь нам всего лишь нужно третье.
        Я напряженно вслушиваюсь, но вокруг все еще тихо. Так что я отвлекаюсь, разглядывая небо надо мной. Сегодня нет облаков, и я могу видеть миллиарды крохотных точек света, отбрасываемого бесчисленными звездами и галактиками, и яркую переливчатую полосу Млечного Пути. Это так красиво, и я наслаждаюсь зрелищем - это, скорее всего, самый чистый вид на ночное небо, который мне доведется увидеть за остаток моей жизни.
        Я как раз нашла на небе Южный Крест, когда замечаю трижды мигнувший фонарик Люка.
        Сигнал.
        Поспешно, с колотящимся сердцем я стаскиваю перчатку и достаю зажигалку из кармана. Рука так сильно трясется, что я едва удерживаю ее, и у меня уходит несколько попыток на то, чтобы поджечь конец моего факела. Пламя вздымается, освещая окружающий лед зловещим оранжевым свечением, напоминающим мне аврору.
        Я быстро окунаю его в бочку, отскакивая вбок, когда горючее взрывается свистом и красной вспышкой. Я спешу на другую сторону, зажигаю второй бак. Отступив назад, я смотрю на остальных, поражаясь двум параллельным огненным линиям передо мной.
        Пожалуйста, Господи, молюсь я, теперь уже более искренне.
        Пожалуйста, пусть это сработает.
        Издалека доносится звук, похожий на слабое жужжание насекомого. Я слушаю, думая, не ошиблась ли я.
        Может, я это выдумала?
        Медленно, неумолимо звук становится громче, нарастая в отчетливый гул двигателя. Я прищуриваюсь, оглядывая пространство к северу от нашей самодельной посадочной полосы, сердце колотится от смеси страха и нетерпения.
        Вот!
        Элис победно восклицает, тоже заметив это - группа фонарей низко над горизонтом, некоторые из них мигают, другие горят ровно. Все внутри меня приподнимается, когда «Твин Оттер» появляется в поле видимости. Фонари становятся больше и ярче по мере того, как самолет слегка смещается влево и выравнивается по линии посадочной полосы.
        Я сжимаю кулаки, сдерживая эмоции.
        Пожалуйста, пусть все получится. Пожалуйста.
        Высокий визг двигателей, его двух вращающихся пропеллеров превращается в рокот, когда самолет снижается, направляясь ко льду. Я закрываю уши руками, затаив дыхание, наблюдаю, как он опускается все ближе к земле.
        Пожалуйста.
        На секунду мне кажется, что он не сядет, что маленький самолет устремится назад в воздух, но мгновение спустя его колеса ударяются о лед, несколько раз подпрыгивают, вздымая струи снежных кристаллов, блестящих в оранжевом свете. «Твин Оттер» несется ко мне, его двигатели взвизгивают, когда он резко сбавляет скорость, наконец останавливаясь в нескольких ярдах от меня.
        Они это сделали.
        Они действительно, мать его, это сделали!
        Раздается ликующий хор, и все спешат поприветствовать пилотов, уже спускающихся из кабины экипажа. Несколько пассажиров появляются через боковые выходы, двое из них в армейской униформе, вооруженные внушительными на вид пистолетами. Поднимая руки в приветствии, они немедленно принимаются выгружать запасы из задней части самолета.
        Третий пассажир присоединяется к пилотам, когда они приближаются, широко улыбаясь и пожимая нам руки.
        - Боже мой, - говорит мужчина с легким канадским акцентом, - надо признаться, это было слегка опасно.
        К моему стыду, я заливаюсь слезами, охваченная облегчением, восторгом и благодарностью. Они добрались. Все эти люди рискнули жизнями, чтобы совершить это путешествие посреди зимы - путешествие настолько сложное, наполненное опасностью, что его практически никто и не пытался осуществить.
        Канадец успокаивающе кладет руку мне на плечо и разглядывает мое лицо в пляшущем свете горящих бочек.
        - Как я понимаю, ты Кейт.
        Я киваю, вытирая слезы рукой в перчатке, прежде чем они успеют замерзнуть.
        - Я Джон, новый доктор. Я слышал, ты герой.
        У нас мало времени. Пилотам нужно держать двигатели включенными, чтобы масло и топливо не замерзли. Джон, Арк и два солдата помогают выкатить Арне на багажной тележке и загрузить его на борт, Каро и ребенок усаживаются за ним.
        Я задерживаюсь на льду, прощаясь. Арк заключает меня в свое медвежье объятие, явно не желая отпускать, его плечи напряжены. Элис не скрывает слез, рядом с Томом, опирающимся на костыли, которые я нашла в клинике.
        - Осторожно с ногой, - говорю я, пожимая его руку. - Не слишком напрягайся, пока полностью не заживет.
        Он кивает, а Соня достает что-то из кармана и оборачивает им мою шею. Это красивый шарф, в таких же зимних тонах, как мои милые носки.
        - Скоро увидимся, - говорит она, крепко сжимая губы и часто моргая.
        Я нерешительно забираюсь на сиденье рядом с Арне. Несмотря на все, я осознаю, что мне грустно уезжать. Оставлять этих людей, с которыми мы столько пережили вместе, оказывается намного сложнее, чем я ожидала.
        Но они теперь в надежных руках. На базе есть новый доктор, а солдаты присмотрят за Дрю, пока все не улетят в сентябре. Арк смог починить генератор, нога Тома хорошо заживает - он твердо решил, что хочет провести остаток зимы с остальными. Даже Люк преобразился в развернувшемся на станции ужасе, взяв на себя обязанности Дрю и Арне.
        Я усаживаюсь между Каро и Арне. Он слабо улыбается, поднимая большие пальцы вверх, но Каро чувствует, как сильно я нервничаю. Она смотрит на маленькую Кейт, укутанную внутри ее пуховика, потом берет мою руку и пожимает ее.
        - Все будет хорошо. - Каро утешительно улыбается, она знает, как я ненавижу летать, даже при хороших условиях.
        - Последняя проверка, - напоминает Майк, главный пилот. - Все пристегнулись?
        Мы утвердительно киваем.
        - Следующая остановка - Чили, - острит Сэм, второй пилот, и я крепко стискиваю руку Каро, когда самолет разворачивается и снова выезжает на посадочную полосу.
        Секунды спустя мы скользим вперед. Я смотрю в иллюминатор, мой страх почти заглушен шумом двигателей, когда мы начинаем набирать скорость, лед превращается в сплошное размытое белое пятно.
        Маленький, едва ощутимый скачок, и мы поднялись в воздух.
        Я изгибаю шею, когда «Твин Оттер» начинает описывать круг. Я едва различаю остальных на земле, дрожащих в свете горящих баков, машущих на прощание.
        Я автоматически поднимаю руку и машу в ответ, хотя, конечно же, они меня не видят. Потом я зачарованно наблюдаю, как огни полярной станции становятся все меньше и меньше, наконец полностью растворяясь. Мы летим сквозь безграничную антарктическую ночь.
        notes
        Примечания
        1
        Basler BT-67 - современная модификация американского ближнемагистрального транспортного самолета Douglas DC-3. - Здесь и далее примеч. пер.
        2
        Dome C - расположен в Антарктике на высоте 3233 метров над уровнем моря, является одним из вершин или «куполов» антарктического ледяного покрова.
        3
        Полусинтетический опиоид, получаемый из природных опиатов кодеина или тебаина. Препарат имеет болеутоляющий эффект, а также используется как сильное супрессивное средство от кашля. Входит в перечень запрещенных наркотических веществ.
        4
        Отёк мозга.
        5
        Аббревиатура фразы «Rest in Peace».
        6
        Класс психоактивных веществ со снотворным, седативным, анксиолитическим, миорелаксирующим и противосудорожным эффектами.
        7
        В ориг. «Shipshape and Bristol fashion» - разговорное выражение, образно описывающее что-то правильное, организованное и аккуратное.
        8
        Блюдо индийской кухни, представляющее собой тонкую лепешку из чечевичной муки.
        9
        Блюдо индийской кухни. Пшеничные лепешки, традиционно пекущееся в глиняной печи.
        10
        Двадцатиместный турбиновинтовой самолет с укороченным взлетом и посадкой, приспособлен к неподготовленным грунтовым площадкам.
        11
        Герои американского мультсериала.
        12
        Левантийский сыр, изготавливающийся из смеси козьего и овечьего молока.
        13
        Тонкие французские блинчики, подающиеся с разнообразными начинками и добавками.
        14
        Сеть магазинов розничной торговли и аптек к Великобритании.
        15
        Американская сеть магазинов розничной торговли.
        16
        Транквилизатор, оказывающий анксиолитическое, седативное, противосудорожное, центральное миорелаксирующее действие.
        17
        Многофункциональное ругательство, отображающее целый спектр эмоций. В данном контексте, оно эквивалентно: «сука», «дерьмо» и т. д. (голл.).
        18
        Дерьмо (фр.).
        19
        Психотропный опиоидный анальгетик. Обладает сильной анальгезирующей активностью, дает быстрый и длительный эффект.
        20
        Вегетарианское блюдо, состоящее из орехов, зерен, бульона, приправ, сформированное в форме буханки и запеченное в духовке. Его часто готовят как альтернативу традиционному британскому запеченному ужину.
        21
        Популярное в Индии блюдо из жареного или печеного теста с начинкой из лука, гороха, мяса, картофеля и т. д. Чаще всего треугольной формы. Зачастую подается с соусами.
        22
        Имя пострадавшей совпадает с названием новозеландской антарктической базы.
        23
        Ритуальный танец новозеландских маори.
        24
        (С франц. - разрядка) - термин, обозначающий улучшение напряженных отношений, особенно политических, через переговоры.
        25
        Распространенное торговое наименование оксида азота или «веселящего газа», оказывающего обезболивающий эффект. Его часто используют при родах, после травм и при заботе об умирающих пациентах.
        26
        Героин - полусинтетический опиоидный наркотик.
        27
        В ориг. - Andrew.