Реверанс с того света Хачик Мнацаканович Хутлубян
        В распоряжение молодого журналиста Андрея Примерова попал компромат на заместителя командующего военным округом генерал-лейтенанта Порошина. Публикация обличительной статьи в газете «Наш город», где работал Андрей, стала бы настоящей бомбой для военного чиновника и его окружения. Но этого не случилось. Все компрометирующие материалы на генерала были внезапно похищены, а сам Примеров попал под следствие по обвинению в убийстве проститутки Алисы, которая клеилась к нему в баре. Улики оказались настолько серьезными, что шансов доказать свою невиновность почти не осталось. Почти, если не считать одной маленькой и хрупкой надежды…
        Хачик Хутлубян
        Реверанс с того света
        Часть I
        В последнее время жизнь проститутки Алисы явно не клеилась. Особенно ее материальная сторона. Завсегдатаи бара «Парус надежды»  — хамоватые мужики с оттопыренными карманами — поначалу западали на Алису, все как один, но, проведя ночь, на следующий день сторонились ее, потупив взоры. Дело было не во внешних данных, с этим у нее как раз полный порядок: миниатюрная сдобная блондинка со взглядом Мэрилин Монро попадала в самое яблочко. Но вот в постели, прежде чем отдаться, она любила поговорить, пощебетать как птичка, а потом непременно помузицировать за стареньким пианино, исполняя что-нибудь из популярной классики. Это не то чтобы раздражало клиентов, но затрагивало в их похотливых душах такие неизведанные доселе и незнакомые ощущения, что им становилось неловко за свои низменные чувства. А все потому, что пришла Алиса в первую древнейшую профессию из педагогического кресла детской школы искусств, где вела класс фортепиано. И теперь с преподавательской настойчивостью продолжала культивировать в «Парусе надежды» изящную проституцию, так как останавливаться на достигнутом было не в ее правилах. Но,
как философски заключил однажды начитанный бармен Мартин, интеллект для проститутки — это не предмет первой необходимости, он портит женскую привлекательность. А Мартин, несмотря на молодость, цену словам знал, ибо попал за стойку из ученой семьи, по протекции отца — доцента факультета журналистики госуниверситета.
        Вот и сейчас, разливая хитро смешанные коктейли, он уголком глаза подметил, как, взяв на мушку достаточно пьяного паренька, Алиса подкатила к нему с дежурной сигареткой за огоньком. Мартин, перед которым вся сумеречная жизнь бара лежала как на подносе, подумал, что ничего путного из этого все равно не выйдет. И оказался прав.
        — Андрей меня зовут,  — протянул зажигалку Алисе парень.
        — Зовут тебя, так иди! Чего к приличным девушкам пристаешь?..  — Тяжелая мужская ладонь опустилась на плечо Андрея. Он повернулся и, не глядя, стесал кулак о чьи-то зубы. Но тут же острая боль в челюсть опрокинула его назад, и в следующую секунду грохот падающих стульев и крики Алисы покрыл «темный занавес»…
        Как новорожденное дитя, с удивлением оглядев потолок незнакомой квартирки, Андрей приподнялся с большого мягкого дивана, рядом с которым примостилось старенькое черное пианино. На резном подлокотнике лежали джинсы и клетчатая шведка. Посмотрев на свои голые ноги в носках, он потянулся к одежде и, толком ничего еще не понимая, стал медленно одеваться.
        — Я и не думала, что такое бывает,  — с неподдельным удивлением произнесла Алиса.
        Он поднял на нее недоуменный взгляд:
        — Что?
        — Обычно мужчин, с таким количеством потребленного спиртного, хватало лишь на то, чтобы прохрапеть до утра на диване, а ты так завел меня своими разговорами о музыке, что мы прокувыркались потом всю ночь. Правда, при этом ты называл меня какой-то Наташей, но я не в обиде на тебя, да и на нее тоже.
        — Что?..
        — Говорю, в постели ты был хорош…
        — В какой постели, в этой?..
        — А то в какой, в этой, конечно.  — Алиса поправила свой фирменный полупрозрачный халатик…
        Андрей уже более минуты насиловал свое сознание, пытаясь понять невозможное: какого хрена он здесь делает?..
        Боль в голове, ноющая челюсть, горечь во рту, а главное, полное отсутствие картинки вчерашнего дня вызывали в нем такое уныние, что хотелось просто лечь и умереть. Впрочем, если верить на слово этой девушке, умереть вчера ему, избиваемому тремя ухарями, не дала именно она, вызвав в бар дежурный наряд, а затем выкупив у полицейских как своего жениха. Во всяком случае, так завершила свой печальный для Андрея рассказ Алиса.
        — Если ты не в претензии, я пойду?  — с хрипотцой в голосе произнес он.
        — А кто заплатит бедной девушке за услуги?  — откуда-то сбоку приподнялся здоровенный детина со сломанным верхним передним зубом. При этом он довольно улыбался, очевидно, тому, какой эффект произвел неожиданным появлением.
        Андрей посмотрел на ушибленные костяшки своей левой руки и отвел взгляд.
        — Во-во, и за зуб ты мне еще должен ответить, падла!  — криво усмехнулся детина и, обратившись в темный угол квартиры, где стал прорисовываться еще один здоровяк, добавил:  — Он, падла, с левой мне вчера заехал, поэтому я и не успел среагировать…
        Боковым зрением Андрей уловил, как перепуганная Алиса бесшумно прошмыгнула на кухню.
        — Дела у тебя, паря, поганые. Ты даже не представляешь, насколько,  — продолжал щербатый, подойдя вплотную к Андрею. И тут же не успел среагировать на правый Андреев кулак…
        В два прыжка оказавшись в прихожей, Андрей напоролся на третьего, невесть откуда появившегося мужика, и, как теннисный мяч от ракетки, отлетел прямо в кухню, зацепив при этом локтем то ли Алису, то ли еще что-то… Едва тело грохнулось на пол, как на него навалились три туши. Через пару минут, порядочно помятый, он уже сидел на стуле со связанными за спиной руками.
        — Фамилия Порошин тебе о чем-то говорит?  — процедил сквозь зубы один из нападавших.  — Так вот, забудь ее с этой секунды! И еще, если хочешь жить, исчезни из города навсегда. На сборы у тебя время ровно до вечера. Ты все понял, мурло дешевое! А-а? Не слышу, блин!
        — Понял…
        — Теперь пош-шел отсюда!  — презрительно скривил губы детина.  — Развяжите его.
        — Может, сломать ему челюсть для профилактики?  — вмешался щербатый.  — Он мне за зуб еще не ответил, падла…
        — Пош-шел он, блин!..

…В квартире Андрея все было перевернуто вверх дном. Но это его не удивило, впрочем, как и то, что с письменного стола исчез рабочий ноутбук. А вместе с ним и весь компромат на заместителя командующего военным округом по тылу генерал-лейтенанта Порошина… Тяжело волоча ноги, Андрей добрался до диванчика и рухнул на него.
        Сколько он так пролежал, могла бы сказать Наташа, но он ни о чем не спросил, очнувшись от прикосновения ее рук. Они молча смотрели друг другу в глаза: «Дорогая девочка, как я устал от всего…»  — говорили его.

«Скоро все закончится»,  — говорили ее.
        Наташа встала, подошла к окну.
        — Тебе надо в душ, смыть с себя всю грязь и кровь. А потом я обработаю твои ушибы,  — грустным и слегка отстраненным голосом произнесла она.
        — Я справлюсь сам,  — глухо отозвался Андрей.  — Увидимся завтра.
        — Завтра я улетаю…
        — Я прилечу потом.
        — Потом тебя убьют.
        — Ты звонила вчера вечером? Извини, что не дождался тебя в баре…  — внутренне усмехнувшись, проговорил он.
        — Не надо… Я не звонила…
        — Странно.
        — Мне нужен конверт, который я дала тебе для сохранения. Если, конечно, помнишь.
        — Помню. Посмотри в среднем ящике письменного стола, я положил его под бумаги.
        — Ящики стола перевернуты вверх дном. Там ничего нет.
        — У меня кто-то побывал ночью…
        Наташа уронила на подоконник авиабилет на имя Андрея, бросила на него флешку:
        — Тут все, что тебе нужно. На флешке то, что ты перекачал мне из своего ноутбука неделю назад. Хочешь, используй это,  — и тихо ушла.

«Бардак не в квартире, а у меня в голове, блин»,  — подумал Андрей и закрыл глаза.
        Дела его действительно были плохи. Если завтра он не исчезнет из города, его уберут. Военная мафия церемониться не будет…
        Утром следующего дня Андрей проснулся с тяжелой головой. Тело ныло. Он направился под теплый душ, по пути машинально включив телевизор. После того как смыл с себя всю вчерашнюю грязь, стало немного легче. Если не считать небольшого синяка на щеке и ушибов на теле, то можно сказать, что били его сильно, но достаточно аккуратно. Словом, чувствовалась рука профессионала. «Наташа, наверное, уже на пути в Париж»,  — подумал Андрей, когда внимание его привлек голос ведущего криминальных новостей, сообщавшего, что минувшим днем у себя в квартире была обнаружена мертвой гражданка Патрунова Оксана Анатольевна… Андрей посмотрел на экран телевизора и содрогнулся. В безжизненном теле молодой женщины, на котором сфокусировалась камера, он узнал… Алису! Она была в том же полупрозрачном халатике… «Если начнут копать, то наверняка всплывет вчерашний инцидент в «Парусе», где я и эта Алиса были одними из главных действующих лиц. К тому же на драку приезжал полицейский наряд… Странно, что за мной до сих пор не пришли…»
        Андрей смел ладонью в сумку авиабилет, флешку и захлопнул за собой дверь квартиры. Рядом с подъездом стояла его старенькая иномарка. Он прошел мимо, чтобы поймать такси, когда буквально перед ним с резким скрежетом тормознул полицейский «уазик». Из него выскочили двое.
        — Стоять!  — крикнул один из них.
        Андрей едва успел моргнуть, как от удара под дых согнулся пополам, и острая боль в плече от закрученной назад руки заставила его заскочить на заднее сиденье полицейской машины. Зажатый с двух сторон стражами порядка, он не мог пошевелиться, и лишь тревожная мысль: «Все кончено»!  — мелькнула в голове.
        Дима Юрьев, сидя в тесной кухоньке за накрытым столом, собирался помянуть бабушку, которую похоронил десять дней назад. Старенькая, сморщенная и не по возрасту аккуратная старушка приходилась ему дальней родственницей, но любила внучка как родного, так как никого кроме него у нее больше не осталось. Дима частенько заходил к своей бабе Тоне помочь по хозяйству, сгонять в аптеку, за продуктами в магазин. Эта забота о престарелой женщине была ему совершенно не в тягость. Баба Тоня жила на окраине города в однокомнатной квартире на втором этаже. Раз в неделю с Димой сюда приезжал его близкий друг и сокурсник Андрей Примеров. В отличие от Димы, сероглазого блондина выше среднего роста, Андрей был невысоким кареглазым брюнетом с задатками любознательного хулигана. Баба Тоня одинаково радушно принимала обоих с неизменной фразой: «Как хорошо, что вы приехали, а то у меня телевизор перестал показывать». Друзья поправляли старую антенну и уходили на кухню «раздавить мерзавчика», как они между собой называли выпивку, а баба Тоня с удовольствием принималась щелкать каналами.
        Дима стряхнул с себя воспоминания и поднялся, услышав, как кто-то снаружи довольно шумно вставил и провернул в замке входной двери ключ.
        — Андрей, ты?
        — А то.
        — Ладно.  — Дима достал из холодильника чекушку водки.  — Помянем душу усопшей Антонины Петровны.
        — Помянем. Хороший была она человек.
        Выпили, не чокаясь.
        — Я никогда не спрашивал, а сколько было бабе Тоне?  — подцепил вилкой маринованный огурец Андрей.
        — Восемьдесят девять.
        — Крепкая была женщина, могла б еще пожить.
        — Ты знаешь, сколько она трудностей пережила?  — запил лимонадом Дима.  — Во время Великой Отечественной войны она ушла санитаркой в госпиталь. Была такой красивой, что в нее все поголовно влюблялись. И доктора, и раненые наперебой предлагали ей руку и сердце, но получали неизменный отказ. Один полковник из-за нее с двумя хирургами стрелялся. А когда его увозили, со слезами на глазах сказал: «Запомни, Антонина, вернусь генералом, и ты будешь моей».
        — И что, вернулся?
        — Нет, кажется, загремел в дисциплинарный батальон. На бабе Тоне дядька моего отца женился. Тоже офицер в то время, старший лейтенант. Он выкрал у нее паспорт, пошел в ЗАГС и заставил зарегистрировать Антонину как свою жену, а себя — мужем. Потом пришел к ней, положил на стол свидетельство о браке и заявил: «Все. Отныне мы с тобой муж и жена. Завтра я уезжаю в свою часть, буду писать тебе каждый день. А ты тоже мне пиши и жди с победой».
        — И что баба Тоня?
        — А ничего, согласилась. Куда ей было деваться? Война ведь шла. Ждала его.
        — Дождалась?
        — Да. После войны они в Ростове обосновались. Она поступила в Институт народного хозяйства, а дядя Петя, его, как тестя, тоже Петром звали, на военный завод устроился. Вот только счастье их длилось недолго, даже детей нажить не успели. Как-то, идя домой после смены, дядя Петя увидел ребенка на рельсах, и трамвай — вот он! Кинулся, ребенка из-под колес вытащил, а сам увернуться не успел. Так-то.
        — Геройский был человек. Давай его тоже помянем.
        — Давай… Баба Тоня, несмотря на красоту, так больше замуж и не вышла. Верность ему хранила. Закончила с красным дипломом институт. Ее как отличницу в Ленинград распределили. А она пришла в комиссию и говорит: «Не хочу в Ленинград, на Север поеду». Устроилась в морское пароходство, а со временем стала начальником Северного порта. До самого развала Советского Союза проработала в должности. Да и после пережила все эти бандитские переделы собственности, уже под семьдесят, наверное, ей было, когда ушла на заслуженный отдых. Сама ушла, никто ее не снимал.
        — Ничего себе, баба Тоня, такая тихая, спокойная, кто бы мог подумать. Со связями, видать, была. Давай еще помянем эту женщину с большой буквы. Я ее и раньше уважал за сердечность, а теперь просто преклоняюсь…
        — Андрюха, ты пей, конечно, если хочешь, но имей в виду, сегодня мне еще с курсовой работой повозиться надо. Да и тебе, думаю, тоже не повредит…
        — Кстати, тему мою по поэтической критике утвердили в порядке исключения. Сказали, что это не совсем журналистика, но пусть попробует.
        — Давай дерзай, гроза поэтов…
        Андрей разлил еще по одной и вдруг, встрепенувшись, спросил:
        — Кстати, в холодильнике одна чекушка была или две?
        — Одна.
        — Вечно ты делаешь так, что приходится два раза в магазин бегать. Взял бы сразу две…
        — Я думал, ты тоже с бутылкой придешь…
        — Думал он. Ну что, идем за второй?
        — Идем, только всю пить не будем… Еще по одной и завязываем. Договорились?
        — А то… Мне к Баяновичу завтра надо заскочить по поводу курсовой…
        Наручники защелкнулись у Андрея на руках, больно впившись в запястья. Сидевший за рулем полицейский сержант повернул ключ в замке зажигания. Мотор «уазика» чихнул и со второй попытки завелся.
        — Миша… Петров… ты?
        Водитель, оглянувшись, пригвоздил Андрея ледяным взглядом, сразу же отбив охоту к дальнейшему общению. С включенной мигалкой машина тронулась с места.

«Это я, Примеров, однокурсник Димы… Юрьева… Вы же с ним друзья детства. Помнишь, нас Дима знакомил?»  — Эти слова, готовые вырваться из груди Андрея, застряли в горле, и у него похолодело внутри.
        — Тебе зачитать твои права или так заткнешься?  — грубо предупредил его один из сидевших рядом полицейских.  — Ты вчера еще нас достал!

…В камере, куда без особых церемоний втолкнули задержанного, стоял мглистый запах неволи. Стены, покрашенные в темно-синий цвет, создавали атмосферу безысходной тоски. Как долго он здесь пробыл, определить было трудно, так как все личные вещи у него изъяли, включая часы. Минуты тянулись как вечность. Надо было что-то делать, куда-то звонить, чтобы вырваться отсюда. Но как?..
        Андрей присел на корточки, опустив голову на грудь и прикрыл глаза, пытаясь сосредоточиться. Он понимал, что произошло дикое недоразумение. Но он также чувствовал, что выйти из этого учреждения ему будет очень трудно, если вообще удастся.
        И тут раздался грохот ключа внутри замка, железная дверь приоткрылась, и показавшийся в проеме надзиратель казенным голосом скомандовал:
        — Задержанный Примеров, на выход!
        В плохо освещенном кабинете, наклонившись над столом, сидел худой, рано облысевший молодой мужчина в потертом пиджаке.
        — Моя фамилия Капитан… Станислав Сергеевич зовут. Звание — капитан. Я — следователь, буду вести ваше дело,  — не поднимая головы, тихим, кротким голосом произнес он.

«Капитан Капитан? Этого мне только не хватало»,  — подумал Андрей. При других обстоятельствах он непременно подключил бы свой сарказм, но ситуация была не та. Да и следователь показался каким-то чересчур робким человеком, которого по явному недоразумению сунули в это мрачное заведение.
        — Мне положен адвокат?  — на всякий случай тихо спросил задержанный, взявшись за спинку стула.
        — Не надо трогать стул, он привинчен к полу… Извините… И не надо нервничать…
        — Я вроде не нервничаю.
        — Да? Ну и хорошо. Вот то, что вам положено, лежит на столе — чистый лист бумаги и ручка…
        — Зачем?
        — Писать чистосердечное признание: ваши фамилия, имя, отчество, кем работаете, чем занимаетесь… Какие деяния вами были совершены между восемью и девятью часами вечера, в субботу, 16 июня сего года…
        — Я могу сделать звонок?
        — Да-да, конечно, можете. Но не сейчас.
        — Почему не сейчас?
        Капитан вздохнул и извиняющимся голосом доброжелательно объяснил:
        — Потому что вопросы здесь задаю я… Итак, внимательно слушаю. Какие деяния…
        — Когда вы сказали, 16 июня?.. Это позавчера вечером, между восемью и девятью часами?
        — Да.
        — Значит… что я делал? Я поссорился со своей девушкой, выпил с досады в кафе у магазина «Солнце в бокале» стакан сухого вина… даже не допил. Потом мне позвонили по мобильнику и сказали, что она ждет в баре ресторана «Парус надежды». Там я тоже выпил немного… коктейля. На меня напали какие-то пьяные мужики. Дальше я ничего не помню.
        — Вы много пьете?
        — Нет.
        — Как прикажете тогда это понимать?
        — Что именно? То, что опьянел, очевидно? Знаете, сам не пойму, как это вышло…
        — Погодите, погодите. Давайте начнем по порядку. Я буду спрашивать, вы — отвечать. Советую быть откровенным, потому что за дачу ложных показаний вы несете уголовную ответственность. Поверьте, в нашем… вашем случае важна любая подробность. Вы, молодой человек, подозреваетесь в совершении убийства.  — Следователь глубоко вздохнул и разъяснил задержанному под роспись его права, а также способы, которыми тот формально мог обеспечить свою защиту.
        — Но я не совершал никакого убийства…
        — А я вас ни в чем и не обвиняю пока. Я собираюсь выяснить обстоятельства дела и в любом случае все выясню. Если при вашем содействии, то вам же от этого и лучше. Итак. Я вас буду спрашивать, а вы — подробно отвечать на мои вопросы. Можете присесть. Фамилия, имя, отчество, дата и место рождения?..
        — Мои?.. Примеров Андрей Владимирович. Родился…  — Он подробно рассказал об обстоятельствах своего появления на свет, включая номер роддома, в котором произошло это чудо, плавно перешел к годам учебы на журфаке и к факторам, приведшим его в «Парус надежды»…
        Капитан некрасивым, но разборчивым почерком быстро переносил слова на бумагу, не обращая внимания на пунктуацию.
        — Как зовут вашу девушку и почему вы поссорились?
        — Ее зовут Наташа. Фамилия… вылетела из головы. Фамилия — писательская… дело в том, что она не совсем моя девушка. Мы познакомились не так давно… я ехал с работы вечером. Помню, еще погода была пасмурная, весь день собирался дождь и только к концу дня сподобился…
        Она стояла на обочине трассы с перекинутой через плечо красной сумочкой на длинном ремешке и выглядела привлекательной настолько, что он, не раздумывая, сразу притормозил.
        На ней был обтягивающий белоснежный сарафанчик, а на ногах красные босоножки на высоком каблуке.
        Он потянулся из-за руля и приоткрыл переднюю правую дверцу. Она окинула его обволакивающим взглядом больших зеленых глаз и присела рядом. С едва заметной горбинкой носик, слегка тронутые помадой полные губы и высокий красивый лоб, обрамленный черными прямыми волосами, делали ее обворожительной.

«Крашеная, наверное»,  — подумал он, чтобы окончательно не оробеть, и представился:
        — Меня Андрей зовут.
        — Очень приятно. Наташа. Спасибо, что не оставили мокнуть на дороге.
        — Вам куда?
        — Ой, мне на другой конец города…
        — Ничего, я не тороплюсь.
        — Правда? Я тоже…  — Она пристально посмотрела на Андрея:  — Скажите, где я могла видеть ваше лицо? Оно мне кажется знакомым…
        — Вы не из полиции, случайно?  — улыбнулся он.
        — Я — художник. И если вижу интересное лицо, то запоминаю черты.
        — Не знаю, вообще-то я в газете работаю…
        — В газете?.. В какой?
        — «Наш город» называется.
        — Точно! Вы… криминальный обозреватель, да? Вас печатают всегда с вашей фотографией над статьей. Ну, знаете, не думала, что меня будет подвозить такой популярный журналист!
        — Какой там популярный, у нас все обозреватели печатаются с фотографиями. Считается, что такой журналистский прием как бы подтверждает, что репортер отвечает за достоверность своей публикации,  — сымпровизировал на ходу Андрей.
        — Интересная у вас работа. И опасная, наверное?..
        — Да ну ее… А вы — профессиональный художник?
        — Да.
        — Сразу могу сказать, что вы — талантливая. И муж вас, наверное, очень любит,  — кивнул он на кольцо на ее безымянном пальчике.
        — Никакого мужа нет. Это я так ношу, чтоб не приставали,  — поправила она сумочку на коленях.
        — А мне телефончик свой дадите?
        — Вам — дам…
        — Я ее подвез домой. Она жила на другом конце города. По пути познакомились, обменялись телефонами. Потом созванивались, встречались. Она интересовалась моей работой, я — ее картинами. Она — художник. Но ее сейчас нет в городе. Она, кстати, сегодня улетела в Париж. У нее там переговоры по поводу предстоящей выставки ее картин.
        — Интересно. У вас в сумке тоже лежал билет на парижский рейс. Собирались лететь вместе?
        — Да… ну-у… то есть нет, я не успел закончить статью и решил остаться.
        — Какую статью?
        — Я работаю в отделе криминальной хроники областной газеты «Наш город»…
        Следователь сделал пометки на отдельном листке, прочитал про себя написанное и продолжил:
        — Из-за чего вышла ссора?
        — Она нашла в компьютере мою переписку с другой девушкой,  — не моргнув соврал Андрей.
        — У вас их много?..
        — Это имеет какое-то отношение к делу?
        — Да.
        — Девушка, которую я люблю, сейчас в Германии. Она там находится на лечении.
        — У вас что, по всей Европе девушки?
        — Я бы так не сказал.
        — Какие отношения вас связывали с Оксаной Патруновой?
        Андрей замялся:
        — Вы так быстро спрашиваете, что я не успеваю подумать…
        — Хорошо. Какие отношения…
        — Никакие… Такую вообще не знаю.
        — Дело в том, что есть свидетели, которые видели вас вместе с ней в баре ресторана «Парус надежды», где вы развязали, извините, пьяную драку с посетителями. Соседи гражданки Патруновой накануне слышали шум из ее квартиры и видели, как вы выходили оттуда. Я уверен, что дактилоскопическая экспертиза подтвердит наличие отпечатков ваших пальцев и в баре, и в квартире покойной. Еще доказательства нужны? Они будут.  — Следователь поднял на Андрея полные сожаления глаза и, решив припугнуть того, доверительным шепотом намеренно сгустил краски:  — И тогда вы сядете на такой срок, что мало вам не покажется… Во всяком случае, на зоне столько не живут. Так что помогите мне разобраться во всем, не отпирайтесь. Этим вы только усугубляете ваше положение.
        — Гражданин следователь, я никого не убивал. Я лишь хотел дать ей прикурить в баре, но не знал, кто она такая и как ее зовут. На меня напали… Я вырубился. Как оказался у нее в квартире, не помню. Но помню, что, когда я оттуда ушел, она была жива и здорова. Кстати!  — хлопнул он себя по лбу.  — Там у нее дома были… трое мужиков, с которыми, кажется, я в баре и подрался. Они опять на меня напали и стали угрожать, что, если я не уберусь из города, меня убьют. Может, это они убили ее?
        — А кто сказал, что ее убили? А тем более — вы?
        — Не знаю… Вы говорили, что я под подозрением… За что тогда меня арестовали?..
        — Я говорил? Вот, видите… знаете, а начинаете с «не знаю». Нехорошо. Вы задержаны как подозреваемый и, в силу того, что можете скрыться от органов правосудия, например улететь за границу, пребываете под стражей. Так что все вы знаете. Сейчас вас уведут в камеру, соберитесь с мыслями, подумайте и постарайтесь вспомнить все детально, по минутам. Я вас вызову. А пока вот распишитесь под каждым листом, что с ваших слов записано верно. Да… И постарайтесь также вспомнить, как выглядели эти трое, с которыми вы подрались, для составления фоторобота. Сержант!  — неожиданно твердым голосом скомандовал капитан Капитан:  — Уведите задержанного!

…Доцент Баянович, руководитель курсовой работы Андрея, ждал его в своем кабинете для разговора по душам.
        — Яков Аркадьевич, извините за опоздание, проблемы с транспортом были, здрасьте!  — протараторил Андрей, ворвавшись в кабинет к своему «научруку», как он его называл, и, пока тот не пришел в себя, пяткой прикрыл за собой дверь. Это был неверный ход, так как доцент Баянович — человек старой академической закваски, сам соблюдал степенность во всем и приветствовал ее в других. Но сегодня Андрею фартило. Баянович имел к нему корыстный интерес и начал, как подобает ученому, с небольшой преамбулы:
        — Андрей, голубчик, как говаривали древние римляне: «Festina Lente», что означает, как вам, надеюсь, известно, «Поспешай не торопясь». Человеку, занимающемуся научным трудом, а написание курсовой — это есть научный труд, не пристало быть торопливым, опрометчивым. Мне стоило определенных усилий, чтобы отстоять вашу нежурналистскую тему курсовой, которая, впрочем, может представлять некоторый теоретический интерес в развитии региональной литературной критики. В связи с этим у меня к вам такой вопрос — не могли бы и вы посодействовать в решении одной не менее важной для меня проблемы?
        Андрей сделал озабоченное лицо.
        — Дело опять касается моего сына. После того как при вашем содействии, ну, вы помните, он поступил на временную работу в этот, как бишь его… «Парус надежды» барменом, два года уже прошло, а он отказывается теперь восстанавливаться по прежнему месту учебы… наотрез…
        — Что от меня требуется, Яков Аркадьевич?
        — Скажу прямо. Сделайте, чтобы его оттуда выгнали. Может, так он вернется к учебе?
        — Сразу не обещаю, но что-нибудь постараюсь придумать,  — деловито ответил Андрей. И поспешил откланяться, сославшись на то, что ему пора в университетскую библиотеку.
        То, что его отпечатки пальцев найдут в квартире этой Патруновой и свидетели сыщутся, Андрей не сомневался. А раз так, засадят его на такой срок, как сказал «следак», что мало не покажется. Набежавшая было волна депрессии отхлынула назад, чтоб накатить с новой силой, но он успел ухватиться за спасительную соломинку. «Первое, не паниковать и не болтать лишнего,  — начал рассуждать он.  — Прост этот капитан или хитро скроенный, надо избрать правильную тактику поведения. Он строит из себя наивняк, я прикинусь искренним дурачком… Теперь, что мы имеем в остатке? Если предположить, что три амбала и эта Патрунова «работали» в связке на одного хозяина, то, судя по тому, что они пытались втолковать, за ними стоял один могущественный человек. Так уж получалось, что это был не кто иной, как генерал Порошин. Выходило, он же и приказал им «убрать» Патрунову, чтобы подставить его, Андрея. Но зачем это надо было Порошину, который не мог знать о подготовке к публикации компрометирующего его материала? Значит, был кто-то еще, которому Андрей мешал как кость в горле. Но кто был этот третий?..»
        В замке опять загрохотало, дверь отворилась, и в камеру завели нового задержанного. Худой белобрысый парень, с большими выразительными карими глазами и китайской ухмылкой на губах, сделал несколько шагов и остановился, увидев Андрея.
        — Не подскажете, какая полка свободна?  — указал он головой на двухъярусный лежак.
        — Мне без разницы.
        — Эта мне подойдет.  — Парень легко запрыгнул на верхнюю нару и лег на спину, скрестив на груди руки.  — Кстати, меня Шурой зовут.

«Больной, наверное»,  — подумал Андрей и опять углубился в свои размышления.

…Те трое говорили, чтобы он забыл фамилию Порошин и убирался из города. Не сходится. Если генерал узнал бы каким-то путем о компромате, он не стал бы подсылать этих дураков, а вызвал бы Андрея к себе и оторвал ему голову собственноручно. К тому же Андрей, по его же генеральской просьбе, оказывал ему в настоящий момент услугу… Нет. Тут другая интрига… Может, женская?.. Этот голос, который заманил его в ресторан: «Андрей? Добрый вечер. Я — подруга Наташи, звоню по ее просьбе. Она сама сейчас не может позвонить вам, но просила передать, что ждет вас к девяти часам в «Парусе надежды», в баре. Ей надо сказать вам что-то очень важное». После отбоя номер звонившей не определился.
        Часы показывали без четверти восемь. В баре, чтобы убить час, Андрей заказал коктейль «Ковбойский» и орешки. Потягивая смешанное спиртное, почувствовал, как у него поплыла голова. Он встал, чтобы взять бутылочку воды, когда к нему с сигаретой подошла эта девушка… Оксана Патрунова, которую кто-то назвал… Алисой… А если эта Оксана-Алиса просто подошла прикурить, а эти трое прицепились к ним, чтобы запугать его по поручению шефа?.. Тогда выходит, что они военные. Станут военные убивать проститутку, при которой, в принципе, ничего лишнего сказано не было? Нет. Вообще ничего не понятно… И зачем надо было так напиваться?.. Хотя он выпил-то — тьфу — по своим меркам, и раньше попивал коктейли, но так его никогда не развозило… Ох не зря он не любил этот кабак и заходил сюда всего один или два раза, еще в бытность студентом. Даже когда по просьбе доцента Баяновича пришлось пристраивать сюда его сынка, Андрей лишь попросил об этом своего отца. Тот кому-то позвонил, тем дело и кончилось. Работает этот Баянович-младший, а может, уволился давно и пошел по творческой линии?..
        Несмотря на свою музыкальную фамилию, Мартин Баянович всей душой ненавидел училище искусств, куда его определил ученый отец. Дело в том, что Яков Аркадьевич очень любил музыку и с детства мечтал пойти по стопам своего отца Аркадия Яковлевича Баяновича, отменного ресторанного скрипача. Но дед Мартина наставлял маленького Яшу на иную стезю, заставляя сына со школьной скамьи грызть гранит науки. Тем же вечером, когда Яков Аркадьевич защитил кандидатскую диссертацию, Аркадий Яковлевич поцеловал ученого сына в лоб, прилег отдохнуть и успокоился навеки. В свою очередь, доцент Баянович, твердо решивший не совершать ошибку своего отца, назвал сына Мартином и направил его по музыкальной линии.
        В десять лет, когда Мартин с отличием окончил третий класс общеобразовательной школы, отец сделал сыну подарок — купил красивую папку с тисненым портретом Чайковского и записал его в детскую школу искусств на отделение фортепиано. Педагоги не отрицали в Мартине определенных музыкальных данных, но особого таланта не замечали. Дедушкин гений в нем спал дремучим сном. Но ведь истории известны случаи, когда одаренность в детях пробуждалась посредством родительской строгости. На это и уповал доцент Баянович. А потому, когда сынок его на третьем году обучения музыке сделал первую попытку завязать с ней, пообещав исправить на пятерки все четверки по русскому языку, литературе и географии в случае, если перестанет ходить в музыкалку, отец поправил на поясе брючной ремень и отрезал: «Ты у меня и так будешь круглым отличником везде!..»
        Тем временем, чтобы привить музыкальную культуру малышам, преподаватели школы искусств устроили для них показательный урок — концерт старшеклассников. Мартин вошел в актовый зал, где уже кишела ребятня, и уселся в пустом заднем ряду в одиночестве. «Баянович, на передний ряд!»  — приказным тоном обратилась к нему заведующая учебной частью Софья Иосифовна Овсепова, которую побаивались все, включая самого директора. Мартин, опустив голову, пересек зал и плюхнулся в первом ряду, который занимали старшеклассники. Когда все утихомирились, Софья Иосифовна объявила: «Наш концерт открывает ученица седьмого класса отделения фортепиано Оксана Патрунова. Прошу!» Из первого ряда поднялась девочка в коротенькой юбочке и направилась к роялю. Мартину бросились в глаза ее голые коленки. И в ту же секунду какой-то непонятный телячий восторг стал переполнять его ребячью душу. Она казалась ему недосягаемо-прекрасной. А как она играла!  — ее руки то взмывали над клавиатурой, как крылья летящей птицы, то плавно опускались, начиная новую музыкальную фразу… Финальный аккорд поднял с места Софью Иосифовну.
        — Спасибо, Оксаночка,  — почему-то повернувшись к залу, строго произнесла она и зааплодировала.  — В этом году Оксана оканчивает нашу школу и будет поступать в училище искусств!
        Девочка поклонилась, сбежала со сцены и элегантно присела рядом с Мартином, коснувшись рукой его руки на подлокотнике кресла. Мартина как током шибануло.
        — Ты что, малыш?  — улыбнулась ему Оксана так дружелюбно, что у него на некоторое время перехватило дыхание и покраснели уши.  — Какой смешной…
        Вечером, дома, укладываясь спать, Мартин думал об этой удивительной девочке Оксане Патруновой. Всю ночь ему снились сдобные булочки. Он их ел и не мог наесться…
        — Бежать тебе надо…
        Андрей от неожиданности вздрогнул, оглянувшись на голос. Шура сидел, скрестив ноги, и внимательно смотрел на него.
        — Засадят тебя по полной программе.
        — Это кто же?
        — Бабы твои.
        — Бабы мои?  — внутренне усмехнулся Андрей. Этот Шура точно был больным на голову.  — С чего ты взял?
        — Мне видение было.
        — А-а… ну, тогда понятно.
        — Зря смеешься. Наше прошлое определяет наше будущее. А в прошлом вокруг тебя змеиный клубок женщин. Настоящее — темно, да и жить тебе недолго…
        — И сколько же?
        — Ну, если останется все как есть, то неделю, может, две… Убьют тебя… так и так…
        — В смысле…
        — Убьют. И посадят — убьют. И отпустят — убьют.
        — Слушай, хренов пророк, а не пойти ли тебе…
        — Я-то уйду отсюда, и не позднее завтрашнего дня. А вот тебе бежать надо… от прошлого.  — Шура опять прилег на спину и уставился в потолок.  — Я это знаю от афонских монахов. На горе Афон есть монастырь, где они обитают…
        — И что?
        — Ничего. Я — молюсь, начинаю слышать их голоса, мысленно задаю им вопросы, они — отвечают мне… Мы все зомбированы темными силами настолько, что забыли Силу Божественного Света, из которого создан Мир… Я вижу, что ты считаешь меня душевнобольным. И я действительно сбежал из «психушки», куда меня завтра опять отправят. Но я абсолютно здоров. Мне нужны паспорт и деньги, чтобы купить билет и улететь из страны… И ты мне можешь в этом помочь.
        — Я?..
        — Да. В мире все взаимосвязано. Каждый наш шаг влияет на судьбы других людей. И тут очень важно не навредить…
        — Не навредить — это заповедь докторов.
        — Ну да, и докторов тоже… Через неделю, а то и раньше, ты выйдешь отсюда. У тебя будет несколько дней для принятия правильного решения. Я помогу тебе в этом. Но и ты помоги мне попасть на гору Афон. Я должен быть там, где Воины Света бьются с темными силами…
        Андрей отвернулся. Друг Дима, после того как отслужил в армии, куда-то исчез. Отец женился и перебрался жить на квартиру к новой супруге. Бежать? Куда? В Германию к Татьяне? Он уж и не помнил, сколько времени прошло, как потерял с ней контакт?.. Да и как отсюда сбежишь? Бред какой-то…
        Дома отца не было. Андрей включил телевизор и набрал номер Татьяны.
        — Алло,  — тихо отозвалась она.
        — Танюша, это Андрей…
        — Привет, Андрюша.
        — Ты что такая тихая, болеешь, что ли?
        — Ага, за «Спартак»,  — грустно пошутила она.
        — Да нет же, я серьезно, в библиотеке тебя не было. Случилось что?
        — Ну, если серьезно, то я скоро уезжаю с мамой в Гамбург. На лечение.
        — Куда? В Гамбург? Какое еще лечение? А университет?  — растерялся Андрей.  — Скоро, это когда?
        — Папа договорился насчет академического отпуска. Летим завтра.
        Еще не успев понять, что происходит, но чувствуя неладное, он твердо произнес:
        — Через час буду ждать у твоего подъезда. Спустишься? Таня, спустишься?..
        — Хорошо-хорошо.
        — Пока…
        — Привет,  — тихо произнесла Татьяна, выйдя из подъезда, и, глядя в испуганные глаза Андрея, улыбнулась:  — Ты что такой взъерошенный?
        — Ты куда летишь? Что за Гамбург… который в Германии… город?
        — Да. В Гамбурге есть клиника Святого Георга. Возможно, меня там прооперируют.
        — Аппендицит?..
        — Нет,  — опять улыбнулась она и, немного погрустнев, добавила:  — Операция на сердце. Но, может, ее и не будет. В общем, врачи скажут. После обследования.
        — Что у тебя с сердцем, Танюша?  — Голос его дрогнул.
        — Все потом… я тебе напишу. Оттуда. А теперь иди. Не хочу долго прощаться…
        Андрей хотел поцеловать Татьяну в щечку, но она вдруг прильнула к его груди, из ее глаз покатились слезы, а теплые влажные губы нашли его…
        Это было похоже на сон. Потому что в реальной жизни Андрей целовал Татьяну лишь в своих сладких мечтах. Четыре года они учились на одном курсе. Татьяна училась хорошо, «без хвостов», в отличие от Андрея не пропускала лекций и семинаров. Она казалась ему не такой, как другие, она была особенной.
        Для отца и матери Татьяны — Михаила Михайловича и Анастасии Михайловны Смирновых — в недалеком прошлом городских чиновников, пребывающих ныне на заслуженном отдыхе, дочь была единственным и поздним ребенком в семье. С выходом на пенсию Михаил Михайлович завел новый порядок — один раз в год его семейство должно было проходить полный медицинский осмотр. Тут и выяснилось, что у Татьяны не все хорошо с сердцем, терапевт услышал посторонние шумы. Сняли кардиограмму, сделали ультразвуковое обследование и пришли к неутешительному выводу: у девочки порок сердца. С лечением решили не тянуть. Знакомые врачи посоветовали лететь в Германию. Пусть свое слово скажут и заграничные эскулапы…
        — «Ковбойский» коктейль, стакан сухого вина и орешков загрызть,  — тихим голосом заказал клиент. Невысокий худощавый мужчина, стоя перед барменом с опущенной головой, как двоечник перед учителем, достал из кармана тысячерублевую купюру и положил ее на стойку. Было начало дня, и бар был пуст. Отделанные темно-синей драпировкой стены, коричневый кафельный пол, на котором островками располагались белые кабины с обтянутыми красной кожей диванчиками и желтыми абажурами, были призваны создавать для клиентов ощущение расслабленности. Аккуратно вытащив соломинку из стакана, клиент в несколько глотков выпил половину содержимого в нем напитка и захрустел орешками.
        — Хорошо тут у вас, уютно,  — поднял он голубые глаза на бармена и еще отхлебнул из стакана.  — Хороший коктейль. Расслабляет, а голова — светлая. Всем такой подаете или на выбор?
        — Кто просит — тому и подаем,  — хохотнул в лицо этому чудику бармен.
        — Два дня назад вы стояли за стойкой?  — Мужчина достал из нагрудного кармана красное удостоверение и открыл его:  — Следователь Станислав Капитан. Полиция.
        — Очень приятно. Меня Алексеем зовут. Бармен. Два дня назад я не стоял «за стойкой», я полол огурцы у себя на даче. Баянович работал, Мартин.
        — А-а, а он сегодня не работает?
        — С сегодняшнего дня — нет. Уволился. В бухгалтерии он. Получает расчет.
        — Да?.. Будьте любезны пригласить его сюда.
        — Я позвоню.  — Бармен достал радиотелефон, набрал номер и через пару секунд доложил следователю:  — Сейчас подойдет.
        Перед тем как зайти в «Парус надежды», Станислав Сергеевич побывал в детской школе искусств, где имел беседу с заведующей учебной частью Овсеповой. Софья Иосифовна, которая успела пересмотреть свое отношение к Патруновой после ухода той из школы, вылила такой ушат подробностей и сплетен о покойной и ее связях с мужчинами, включая бывшего ученика Баяновича, что ей самой стало неловко…
        Четыре года в училище искусств, которое талантливая Оксана Патрунова окончила без проблем, принесли ей заслуженный диплом и распределение в свою родную музыкальную школу. Нисколько не изменившаяся за время, когда Оксана успела вырасти из ученицы в преподавательницу, все такая же сухощавая завуч Софья Иосифовна буквально приняла в объятия свою давнюю любимицу.
        — Оксаночка, ты можешь во всем рассчитывать на мою помощь. А она тебе понадобится, чтобы выжить в этом музыкальном серпентарии.
        — Тяжелый коллектив?
        — Не то слово. Зайдешь ко мне завтра с утра, определю тебе учеников. Для начала дам шестерых, один их которых — перспективный. Представь: молодой педагог, ученик которого стал студентом музучилища — это результат!..
        Как «перспективного» Оксане Анатольевне перевели ученика седьмого класса Мартина Баяновича.
        — Здрасьте,  — войдя и увидев, кто ожидает его в классе, опешил Мартин и встал как вкопанный у двери.
        — Проходи, мальчик. Твоя фамилия… э-э-мн… Баянович… Мартин?
        — Да,  — отозвался он.
        — Я — твоя новая учительница, зовут меня Оксана Анатольевна,  — улыбнулась она тому эффекту, который произвела на бедолагу.
        Накануне, характеризуя отобранных для Патруновой учеников, Софья Иосифовна подчеркнула: «Этот Мартин Баянович звезд с неба не хватает, но техника неплохая. Дисциплинированный. Его отец, доцент госуниверситета, очень хочет, чтобы сын стал музыкантом. Так что, будь уверена, поступать в училище он будет. И поступит. Тебе надо лишь держать его в узде, чтоб не расслаблялся».
        — Сколько тебе лет, Мартин?  — поинтересовалась Оксана Анатольевна.
        — Мне — пятнадцать.
        — Ну что ж, разница у нас в какие-то пять лет. Так что… мы вполне с тобой сможем… друг друга понять. Сегодня мы просто познакомились, а в четверг жду тебя на урок.
        — Как дела в музыкальной школе?  — поинтересовался дома отец.
        — Нормально. Мне дали новую учительницу по специальности, Оксаной Анатольевной зовут.
        — Надо бы с ней познакомиться.
        — Не надо. Я и так поступлю,  — мотнул головой Мартин.
        Невысокий, коренастый молодой брюнет вошел в бар и хмуро осмотрел пустой зал. Станислав Сергеевич привстал и махнул ему рукой…
        Присаживаясь напротив, Мартин слегка нервничал:
        — И зачем я вам понадобился?
        — Я следователь, веду дело Патруновой, вы ее знали. Слышали, наверное, что она была найдена у себя в квартире мертвой. Вы работали в тот вечер. Расскажите, что за инцидент здесь произошел?
        Мартин помрачнел еще больше.
        — Драку затеял парень. Я его раньше здесь не видел. Он был в хорошем подпитии. Сидел за соседним с нашей кабиной столиком один. Потом подошел к стойке, очевидно, заказать еще спиртного. К нему обратилась Алиса… э-э, Патрунова, попросила прикурить. Рядом стояли трое мужиков. Я их раньше тоже у нас не видел. Один из них что-то сказал ему, этот парень достаточно резко для пьяного развернулся, что меня тогда удивило, и врезал мужику. Другие двое вырубили его, но обошлось без боя посуды и мебели. Кто-то вызвал полицию, подъехал наряд. К тому времени те трое мужиков ушли. А Патрунова не стала сдавать этого парня полицейским, вызвала такси и увезла его. Куда, не знаю.
        — Он сам шел?
        — Да, с трудом, но шел сам.
        — Патрунова часто заходила в ваш бар?
        — Да.
        — Она была в свое время вашим преподавателем музыки. У вас были близкие отношения?
        — Я бы не сказал. Она стала приходить в бар после того, как уволилась с работы. Попросила называть ее Алисой. Когда я спроси: «Зачем?»  — она ответила, что Оксана Анатольевна осталась в музыкальной школе, в прошлом. А теперь она — Алиса.
        — Она занималась проституцией?
        — Да. Но шла не с каждым. Сама выбирала себе клиентов из тех, кто мог хорошо заплатить.
        — Она нуждалась в деньгах?
        — Не знаю. Денег в долг ни у кого, кажется, не просила.
        — Извините за вопрос, она вам нравилась как женщина?
        — Она была моей бывшей учительницей музыки год. И все. Я больше ничем не могу вам помочь…
        — А не могли бы вы описать этих троих мужиков? Может, у них были какие-то особенности в манерах, в наружности, в одежде?
        — Обычные здоровяки. Стрижки у них были короткие…
        Устав сидеть на корточках, Андрей прилег на нижний лежак. Мысли в голову не шли, кроме одной — бежать отсюда надо, бежать! Эта идея настолько захватила его воспаленное сознание, что он прослушал привычный грохот железной двери.
        — Примеров, на выход!
        — Мною была проделана определенная работа сегодня, и возникла необходимость побеседовать с вами еще раз,  — доставая из портфеля бумаги, произнес Станислав Сергеевич.  — Опрос свидетелей в баре показал, что вы между восемью и девятью часами вечера, в субботу, 16 июня сего года, вошли в бар, будучи в сильном опьянении. Там выпили еще, вели себя агрессивно, затеяли драку с неустановленными пока лицами и ушли вместе с Патруновой к ней на квартиру. Провели там ночь. В воскресенье, 17 июня, днем, вы ушли от нее, после чего она была обнаружена убитой. В районе 15 часов.
        — Гражданин следователь, ее я не убивал. Это сделал кто-то другой. Найдите тех троих, которые были у нее тогда, когда и я. Это ведь важно. Потом, почему вы не допускаете, что смерть Патруновой наступила после того, как я ушел от нее. Так ведь все и было. В бар я пришел не в сильном опьянении, а совершенно нормальным. Меня этот коктейль подкосил. Не знаю, какую гадость они там смешивают.
        — Кто может подтвердить время, когда вы ушли от Патруновой?
        — Наверное, соседи, которые видели, как я выходил от нее.
        — Нет, они точно время назвать не могут.
        — Наташа ко мне приходила. Она наверняка может сказать, во сколько это было… Но она улетела в Париж…
        — Наталья… как вы, говорили, ее фамилия?..
        — …Алексина. У меня в мобильнике есть ее номер…
        — Разберемся… А вы, Андрей Владимирович, насчет спиртного как, часто употребляете?
        — Пил, как все. В компании с однокурсниками… Иногда с Димой… Юрьевым. Это мой университетский друг. Последние три года вообще не употреблял.
        — Что так?
        — После того как Диму забрали в армию с четвертого курса, вроде и не с кем стало, да и незачем…
        — А что это он с четвертого курса — в армию?
        — Декан факультета постарался. Дима у него сто рублей хотел занять, на пиво.
        — В каком смысле?
        — В прямом. Попросил сто рублей, чтобы купить себе пива. А декан не понял его и радикально среагировал: «Способный ты, Юрьев, студент, да жалко, спиваешься. Послужи-ка, дружок, в армии, наберись ума. Отслужишь — доучишься». Мы с ним переписывались почти до его дембеля, а потом он вдруг перестал отвечать на письма. Последний раз черканул, что хочет на Север махнуть.
        — Вы когда окончили университет?
        — Два года назад…

«Чего хочет «следак»? Посадить меня побыстрее и закрыть дело?»  — думал, укладываясь на лежак, Андрей. Посадить его, конечно, было проще пареной репы, а вот найти настоящего убийцу… Нет. Не так все идет. Капитан какой-то малохольный, сомнительный и допросы ведет странно. Не похоже, чтобы он собирался докопаться до истины… Неожиданно полное равнодушие к происходящему махровым одеялом накрыло Андрея с головой, и он, повернувшись спиной к стене, провалился в тяжелый сон.
        Проснувшись утром, он не сразу заметил, что верхний лежак пуст. Вчера полоумный Шура говорил, что через день уйдет отсюда. И ушел? В «психушку»? А как выйти ему? Может, тоже прикинуться больным?.. Чушь! Блин, обложили, и никакой связи с внешним миром. Что делать? Ждать? Ждать удобного случая?.. Ему вспомнилась китайская поговорка, которую любил повторять отец: «Если не можешь справиться со своими врагами, сядь на берег реки и лови рыбу. Очень скоро ты увидишь, как по ней поплывут отрубленные головы твоих врагов…» А тем временем Станислав Сергеевич, сидя в университетском архиве, листал личное дело студента Примерова. Немногим ранее, побеседовав с методистом факультета, худощавой дамочкой в очках, он выяснил, что курировал группу, в которой учился Андрей, доцент Баянович, он же руководитель дипломной работы Примерова. Баянович? Любопытно… «Надо с ним побеседовать». Капитан закрыл папку и направился к копировальному аппарату, чтобы снять несколько копий…
        Яков Аркадьевич, сидя на кафедре, думал думу о сыне. Не мог он допустить, чтобы Мартин срезался при поступлении в училище искусств. То, что придется для этого раскошелиться, было ясно как день. Но все-таки деньги ученому мужу давались не так легко, чтобы ими можно было сорить. С одной стороны, он прекрасно понимал, что проблемой поступления надо было заняться заранее, навести мосты в училище, познакомиться с нужными людьми… «Может, удастся дожать ситуацию своим авторитетом,  — думал доцент,  — все-таки училище — среднеспециальное учебное заведение, а он — представитель «университетской профессуры»… Но все оказалось не так просто.

«Надо найти прямой выход на Бородина. Если подключить еще людей, то это лишние траты и ненужные разговоры. Значит,  — пришел он к выводу,  — Бородин был деканом фортепианного отделения».
        — Слу-ушаю вас.  — Уяснив, кто перед ним, Эрнест Иванович любезно пригласил Якова Аркадьевича присесть на диванчик.
        Объяснив цель своего визита, доцент завершил речь словами: «Я тоже преподаю и, поверьте, очень хорошо понимаю, как горек преподавательский хлеб».
        — Прости-ите, вы сказали — сына вашего зовут Мартин Баянович?.. Так ве-едь он был у меня вчера. Вместе со своим преподавателем, Оксаной Анатольевной, кста-ати, моей бывшей студенткой…
        — Уверяю, что проблем с Мартином у вас не будет…
        — Дело в то-ом, что программа, которую он исполняет,  — это пятый-шестой класс музыкальной школы. Я-то мо-огу закрыть на это глаза. Но чле-енам приемной комиссии как объяснить? Ведь наши абитуриенты при поступле-ении уже играют программу училища…
        — Понимаю. Потому и прошу конфиденциально обсудить размер возможного гонорара,  — сообразив и смирившись с тем, что без взятки не обойдется, проговорил Баянович.
        — Гонорар стандартный. Назовем его вознаграждением за «репетиторство».  — Декан почему-то перестал растягивать слова и, потянувшись за ручкой, вывел на листке цифру со словами:  — Будет лучше, если вы передадите сумму через камеру хранения.
        — В смысле?
        — Вы же понимаете, в какие времена живем. У меня свои принципы. Не надо ничего приносить домой, а тем более в кабинет. Я живу недалеко от железнодорожного вокзала. Там имеются камеры хранения. Вы мне сообщаете номер ячейки и код, я забираю оттуда содержимое. И все довольны.
        — Без проблем!  — повеселел Яков Аркадьевич и, подумав, добавил:  — Я бы также просил вас, чтобы о моем визите никто не знал. Даже Оксана Анатольевна.
        — Понима-аю. Можете быть спо-окойны.
        — Было очень приятно иметь с вами дело.
        — И мне тоже. Жду вашего зво-оночка, за недельку до вступительных экзаменов. Значит, звоните и называете цифры: первая будет озна-ачать номер ячейки, далее — код.
        Мужчины обменялись визитками и пожали друг другу руки как подобает культурным людям. «Зачем он так тянет слова?  — подумал, уходя, доцент.  — Это ведь так вульгарно».
        — Здравствуйте, меня зовут Станислав Сергеевич Капитан, я следователь. Не могли бы вы уделить мне несколько минут вашего времени?  — войдя в небольшой кабинет, протянул руку для пожатия капитан. В этот момент мрачное небо за окном расколола молния, и раскатисто ударил гром. Яков Аркадьевич вздрогнул и, привстав, бережно пожал руку нежданному гостю.
        — Конечно-конечно… Ох, как разгулялась стихия… Присаживайтесь. Чем могу быть полезен?
        — Мартин Баянович — ваш сын?
        — Мартин? Да. А что случилось?
        — Нет-нет, ничего. Он ведь работал барменом в «Парусе», где на днях произошел инцидент, имеющий тяжкие последствия. Он вам не рассказывал?..
        — Вы имеете в виду, очевидно, скоропостижную смерть Патруновой?
        — Вы слышали об этом? Ну да… Вы же были знакомы с ней… Она преподавала вашему сыну.
        — Год. Даже меньше года. Я с ней встречался один, нет, два раза. Вас, видимо, интересуют ее личностные качества, связи, наклонности? Ну, что можно сказать? Я имел с ней короткую беседу, связанную с предстоящим поступлением в музыкальное училище сына. Патрунова показалась мне человеком целеустремленным, умеющим добиться поставленной цели. По собственной инициативе возила Мартина к педагогам музучилища, занималась с ним на дому, вплоть до его поступления… Ничего плохого сказать не могу…
        — А с чем связано, что Мартин работает не по специальности?
        — Видите ли, он ушел в академический отпуск после первого курса. Но это к делу не относится, уверяю вас,  — слукавил доцент.  — Сейчас он намерен восстановиться по месту учебы…
        — Что вы можете сказать о своем бывшем студенте Андрее Примерове?
        — Андрюша?.. Очень талантливый парень и глубоко порядочный человек. Усидчивости ему, правда, не хватало в студенческие годы, а так вполне сформировавшийся журналист. Я слежу за его публикациями в «Нашем городе». Умение набрать фактуру, раскрыть тему, стилистика, все на должном уровне. Пишет смело. Больше по криминальной части. А почему вы спросили?
        — С дисциплиной у него как, нарушал часто?
        — Я бы не сказал. Культурный, отзывчивый, поэзией увлекался. Но говорю же, усидчивости ему не хватало. Ну, это по молодости, знаете ли, простительный грех. Извините, а почему вы им интересуетесь?
        — Это я так, для себя, как вы говорите, к делу не относится. А вот выпившим он мог прийти на занятие?
        — Выпившим? Что вы! У нас с этим очень строго. Это сразу отчисление.
        — Были случаи?
        — Были. А ко мне вас какое дело-то привело?.. Ах, да… Патрунова… Ну все, что я знал о ней, я рассказал…
        Яков Аркадьевич позвал Мартина к себе в кабинет.
        — Сынок, завтра утром напомнишь мне позвонить этому… Эрнесту Ивановичу. Я должен зачитать ему вот это…  — Он достал из нагрудного кармана пиджака визитку и показал ее с обратной стороны, где были выведены какие-то цифры.  — Знаешь, что это такое?
        — А что?
        — Твоя гарантия поступления…
        Следующим вечером Бородин позвонил Баяновичу:
        — Что же вы, Яков Арка-адьевич? Шутки шутите?
        — В каком смысле? Все как договаривались…
        — Да, но я-ачейка пуста…
        — Как пуста?..
        Через час Баянович уже был у Бородина.
        — Поймите, лю-убезный, так дела не делаются…  — недовольно проговорил тот.
        — Я сделал все, как вы сказали!..
        — Но денег там не было!..
        — Я же их туда положил!..
        — Голубчик, надеюсь, вы не думаете, что я занимаюсь какими-то манипуляциями? У меня — репутация, кафедра, наконец!
        — Я тоже имею ученую степень, знаете ли, и не привык к подобного рода ведению дел!
        Мужчины сверили цифры. Номер ячейки, куда положил купюры Яков Аркадьевич, и код совпадали с теми, что записал по телефону Эрнест Иванович.
        — Кто это мог сделать, если кроме нас двоих больше никто об этом не знал?
        — Может, кто подсматривал за вами?
        — Исключено. Я был осторожен…
        Так или иначе, Баяновичу пришлось тем же вечером везти названную сумму домой Бородину. По пути назад Яков Аркадьевич впал в печальные размышления: «Неужели Мартин учудил?! Он видел эти цифры, но откуда было ему знать, что они означали?..» Допрос сына с пристрастием ни к чему не привел. Мартин ушел в отказ и, обидевшись, заперся в своей комнате…
        Ближе к поступлению Оксана Анатольевна не оставляла своего ученика в покое. Занималась с ним практически каждый вечер. Собственно, занятия длились минут тридцать-сорок, не более. Остальное время они чаевничали за разговорами о предстоящей учебе Мартина, о том, что ему потом непременно надо будет поступать в консерваторию…
        Как-то Патрунова рассказала Мартину, как трудно пришлось ей без отца. Как нелегко доставались деньги на поступление в училище. Ведь без определенной суммы Бородин и пальцем не пошевельнет, чтобы того же Мартина приняли в училище…
        — Я не хочу поступать за деньги!  — отрезал Мартин.
        — Успокойся, малыш, обо всем позаботится твой отец. Я кое-что знаю. А ты не в курсе?
        — Нет. Хотя… Сегодня он мне показал свою визитку, на которой были написаны какие-то цифры, и сказал, что это — гарантия моего поступления…
        — Все правильно. Без денег у нас никто никуда не поступает, будь ты хоть семи пядей во лбу. Система так выстроена. Ты со временем сам все поймешь… Хм, чисто из женского любопытства, а что там за цифры такие были написаны? Просто интересно… Позвонишь вечером?
        — Зачем звонить, я их и так помню: дата моего рождения…
        Зная причуду Эрнеста насчет камеры хранения, так как самой пришлось в свое время пройти через это, Оксана Анатольевна легко поняла, что цифры означали номер ячейки и код. Она положила руку на плечо ученику и произнесла:
        — Завтра у нас занятий не будет. Я уезжаю к маме. Она просила меня помочь ей на даче с утра…
        Выйдя от Баяновича, Станислав Сергеевич проехал три остановки на автобусе и, выйдя на перекрестке, зашел в кафе. Заказав комплексный обед и бутылочку минеральной воды, задумался. После беседы с Мартином в баре он в качестве, можно сказать, эксперимента запил коктейль сухим вином. Легкий хмель, наметившийся вначале, улетучился через минут десять-пятнадцать.
        И еще Станислав Сергеевич воспроизвел в памяти разговор с барменом Алексеем.
        Оглянувшись и понизив голос, Алексей говорил:
        — Мартин мне сказал сегодня, что знает, кто ее убил… Это тот парень, с которым она ушла. Перед тем как уйти, Алиса вроде сказала Мартину, что этот парень — «очень плохой человек». Одного не пойму, зачем она с ним пошла, если знала, что он плохой?..
        Одновременно с этим Алексей вытащил какой-то выдвижной ящик из-под барной стойки, что-то тренькнуло о кафельный пол, и в этот момент его позвали принимать товар. «Я отлучусь ненадолго»,  — извинился он перед следователем, взяв из ящика какие-то накладные документы. «Мне тоже пора идти,  — любезно ответил тот.  — Вот только допью стаканчик». Когда бармен ушел, он заглянул за стойку, увидел бейджик с фотографией Мартина и выкатившийся из-за ящика маленький стеклянный пузырек, обернул находки салфетками и, положив в карман, вышел…
        Не спеша поглощая обед, Капитан продолжал размышлять: не могло с такого количества спиртного молодого здорового парня так развезти… Сегодня должны быть готовы результаты анализа крови задержанного, а заодно надо проверить этот пузырек. Мало ли?
        Что было ожидаемо, Наталье Алексиной дозвониться не удалось. «Телефон данного абонента временно не обслуживается»,  — сообщил оператор. Она его отключила, потому что хотела, чтоб ее не беспокоили? Либо чтобы не беспокоил… Андрей? Разговор в Союзе художников о Наталье между тем кое-что дал. И над этим стоило поработать…
        — Алло, Андрей? Это Наташа. Вспомнили? Не хотите заехать как-нибудь в гости? Говорят, что долг платежом красен. А я у вас в долгу, получается. Вы же меня подвезли и даже плату никакую не взяли…
        — При одном условии,  — с ходу сориентировался Андрей,  — что мы перейдем на «ты».
        — Какой вы быстрый, однако. Ну, раз альтернативы нет, я согласна. В принципе, у меня свободен любой вечер.
        — Могу хоть сейчас!
        — Завтра. В семь.
        — Завтра так завтра…
        — Ну, все. Пока-пока.
        Он еще постоял, слушая частые гудки в трубке. «И все? А где же романтика?.. Как на деловое свидание вызвала».
        На следующее утро Андрея от бритья отвлек звонок. Некий мужчина приятным голосом сообщил, что у него для журналиста Примерова есть информация, которая может его заинтересовать, и попросил о встрече.
        — В девять, в редакции,  — ответил Андрей.
        — А если не в редакции, а, скажем, в парке Горького, это же рядом? Информация конфиденциальная, не хотелось бы привлекать лишнего внимания.
        — Тогда в десять…
        Свернув с главной аллеи в сторону большой круглой беседки, прозванной в народе Брехаловкой, Андрей остановился. Это было место, где по вечерам собирались фанаты, чтобы до хрипоты поспорить о перспективах городской футбольной команды, которая вот-вот должна была вылететь из первого состава во второй.
        Чуть выше среднего роста, атлетического телосложения, достаточно свежего вида мужчина с открытым волевым взглядом серых глаз, появившийся невесть откуда, окликнул:
        — Примеров? Андрей? Это я вам звонил. Меня Владимир зовут. Я — офицер окружного штаба.
        — Чем, как говорится, могу?  — Андрей присел на лавочку.
        — Я читал ваши публикации. Мне нравится, как вы пишете. Хочу предложить вам разоблачительный материал, способный взорвать общественное мнение.
        — Кого разоблачаем?
        — Вопрос касается вопиющей коррупции в нашем военном округе, в которой погрязли высшие военные чины.
        — А зачем вам это?
        — Я — честный офицер. Не могу равнодушно смотреть на то, как разворовывают военное имущество округа. Судя по вашим публикациям, вы производите впечатление порядочного человека и смелого журналиста. Ну как, беретесь?
        — Сразу не могу сказать. Мне надо ознакомиться с материалом, изучить его…
        — Такого ответа я и ждал от вас. Копии со мной. Я их вам отдам, но прошу, чтобы все осталось строго между нами. Эти бумаги никто кроме вас видеть не должен. Через два дня я вам позвоню.
        Завершив редакционные дела, Андрей пораньше уехал домой. В тиши родных стен он стал просматривать принесенные военным бумаги, сканировать и заносить их в свой ноутбук. Факты, изложенные в документах, были связаны со злоупотреблениями служебным положением, превышениями должностных полномочий, хищениями и мошенничеством. Среди череды преступных деяний обращала на себя внимание ликвидация трех военных кирпичных заводов по схеме: искусственное банкротство и продажа их на сторону. Новые хозяева на весьма выгодных для себя условиях заключали контракты с округом на строительство казарм, объектов и различных хозяйственных сооружений. На деле же львиная доля стройматериалов шла на возведение шикарных дач для генералитета. За всем этим маячила фигура заместителя командующего военным округом по тылу генерал-лейтенанта Порошина. Закончив знакомиться с бумагами, Андрей почесал затылок. Материал, конечно, может получиться бомбовский, но чтоб на этой бомбе не подорваться самому, надо все обстоятельно проверить…
        — Вы у Натальи Алексиной дома бывали?  — больше утверждая, чем спрашивая, обратился к Андрею Станислав Сергеевич.
        — Бывал.
        — Она одна живет, не с родителями, так ведь?
        — Так. Она взрослый человек, самостоятельный. К тому же квартира, кажется, ей от бабушки досталась. Не могу точно сказать, мы на эту тему не особо говорили.
        Вызвав Примерова на очередной допрос, Капитан надеялся уточнить у него то, что не удалось узнать в Союзе художников, где Алексину характеризовали как талантливого, но достаточно замкнутого человека. У следователя складывалось мнение о ней как о красивой, сдержанной в общении девушке, не оставляющей никаких шансов мужчинам, пытавшимся за ней приударить. Таких еще считают высокомерными или богемными красавицами. «Мне кажется,  — пояснил тогда один из коллег-живописцев,  — у нее очень высокая планка самооценки. Она амбивалентна в жизни и творчестве, все связанное с ней вызывает двойственное, я бы сказал, неоднозначное восприятие. Знаете, ее посещали порой неожиданные вспышки гнева, а то и ярости. Был случай, когда в споре она ударила кулаком в лицо своего коллегу, а потом ее затрясло всю. Мы уж хотели «Скорую» вызвать, но обошлось. Она сухо извинилась и ушла…»
        Разговаривая с Примеровым о Наташе, следователь не хотел давить на него. При проведении допросов он частенько прибегал к своеобразному методу: «поглаживание по шерстке». На первый взгляд, незначительные детали, вокруг которых крутились его вопросы, и явное пренебрежение, можно сказать, фактами, лежащими на поверхности, создавали впечатление не совсем компетентного в своей профессии человека, с которым можно было не особо напрягаться, боясь сболтнуть лишнего. На самом деле, усыпляя на допросах бдительность задержанного, Станислав Сергеевич незаметно выуживал те рациональные зерна, которые впоследствии создавали исчерпывающую картину произошедшего, раскрывали скрытые мотивы совершенных деяний, о которых подозреваемый никогда бы не рассказал…
        — Ну да… Многие живут отдельно от родителей. А с ними у нее были хорошие отношения?
        — Не знаю.
        — Она не говорила, где они работают? Нет? Мне кажется, она их недолюбливает.
        — Она об этом не говорила, но мне тоже кажется, что отношения у них не фонтан.
        — Извините за нескромный вопрос, а о чем вы с ней обычно разговаривали?
        — Большей частью об ассоциативном искусстве. Вы не пробовали ей позвонить?
        — С вашего мобильника? Пробовал. Не дозвонился. Вы сказали, ассоциативное искусство? Вы в этом разбираетесь?
        — Я — нет.
        — Она интересовалась вашей работой? Спрашивала вас, о чем вы пишете?
        — В некотором роде да. Собиралась написать ассоциативную картину по мотивам моих публикаций. Бред, конечно… Мне кажется, она играла со мной в какую-то свою игру.
        — Как по-вашему, она была способна на жестокость?
        — Думаю, да. Как и любой человек, если жизнь припрет.
        — А ее приперла?
        — Может, да. Она мне не говорила об этом.
        Капитан чувствовал, что задержанный что-то недоговаривал. Но что он скрывал, понять не мог…
        Трехкомнатная квартира Наташи представляла собой большую мастерскую, наполненную картинами и всевозможным художественным инвентарем. В небрежной, на первый взгляд, обстановке, однако, просматривался какой-то продуманный стиль. Здесь не хотелось найти стульчик и вжаться в него, чтобы не наследить, как бывает, когда попадаешь в чужую, дорого обставленную квартиру. Две комнаты, объединенные в один просторный светлый холл посредством широкой арки, дорогой паркет, белые до голубизны стены и потолок, выставленные в середину свободного пространства мольберт и палитра создавали обстановку раскрепощенности.
        — Тебе нравится здесь?  — произнесла приятным голосом Наташа, уловив его изучающий взгляд, который он не сумел скрыть.  — Правда, забавно?
        — Да,  — ответил Андрей и задал неуместный вопрос:  — А где у тебя спальня? Ее нет?
        — Есть. Но она с секретом. Посторонним в нее вход воспрещен…
        — Я так спросил, из интереса…
        — Понимаю,  — хохотнула Наташа,  — дверь отделана в тон стене. Ее не видно, Андрюша. Давай выпьем кофе, я сварю его для нас по-турецки.
        Занимаясь приготовлением напитка, она вдруг спросила:
        — А над чем ты сейчас работаешь? Не иначе, как разоблачаешь коррупционеров? Это сейчас так модно.
        — Ты будешь смеяться, но да, именно этим я сейчас занимаюсь. А если точнее, то тема касается коррупции в погонах.
        Она на минутку задумалась и неожиданно предложила:
        — Послушай, Андрей, мне пришла в голову необычная мысль. Давай мы с тобой сделаем симбиоз живописи и журналистики, создадим такой необычный тандем?
        — В смысле?
        — Ты пишешь статью, я ее читаю, и ассоциации, которые она вызывает, выдаю на холст. По-моему, это необычно.
        — А как это возможно?
        — Ну как бы объяснить? Ты пишешь словами, я — красками. Ну-у… Твоя статья несет определенный энергетический посыл. Так? Влияет на подсознание человека, читающего ее. Создает настроение, вызывает некие ассоциации, которые можно передать на холсте через игру цвета, образы…
        — Не совсем понятно, но интересно, кажется.
        — Ты сам потом все увидишь и поймешь. Ну так что, заключаем творческий союз?
        Андрей не успел ответить, помешал телефонный звонок. Посмотрев на дисплей, Наташа нажала на кнопку:
        — Да-а, слушаю… Все хорошо… Приезжай.  — Тряхнув волосами, убрала от уха трубку и улыбнулась:  — Подруга звонила, хочет заехать поболтать…
        Андрей понимающе кивнул. Ему показалось, правда, что звонил мужчина, даже голос, кажется, знакомый, но он предпочел поверить ее словам…
        Отработав до копейки и вернув отцу долг — деньги, которые тот потратил на училище искусств, Мартин окончательно решил не восстанавливаться по прежнему месту учебы и подал документы в кооперативный университет. Конечно, по этому поводу предстоял крупный разговор с отцом. Но если он узнает, что сын собирается по окончании вуза открыть собственный ресторанчик и сделать его лучшим в городе, то консенсус может быть достигнут. Да и должен же понять он, что сыну необходимо сбросить с себя груз тяжести, связанный с учебой в нелюбимом заведении, с взяточником Бородиным… Оксаной Анатольевной… После ее смерти к нему пришло чувство опустошения и свободы одновременно. Та власть, которую она над ним имела, угнетала его, как, впрочем, и ее женская суть, способная утянуть за собой в омут. Накануне отец рассказывал, как приходил человек из полиции, что-то пытался вынюхать… Мартин особого беспокойства не выказал, но согласился, что на некоторое время ему хорошо бы уехать из города, пока все не утрясется. Ведь следователь беседовал с ним тоже, и этот повышенный интерес ему был ни к чему. Повод для этого имелся. В
тот злополучный вечер, когда в баре произошла драка, Алиса подошла к нему и попросила помочь ей в одном деликатном деле. «Ты знаешь мои жизненные обстоятельства,  — с трогательной интонацией в голосе сказала она.  — Так вот, скоро сюда зайдет человек, повинный в том, что я оказалась на панели. Мартин, вот пузырек, капни из него в пойло, которое он закажет… Можешь не беспокоиться, криминала никакого нет, это всего лишь снотворное. Мне надо, чтобы он уснул и не лез ко мне. Поверь, это очень плохой человек. Пузырек потом выкинешь и считай, что я тебе ничего не давала. Как он подойдет к тебе, я дам знак». Мартин понимал, что Алисе верить нужно с оглядкой, но, подчиняясь ее влиянию, молча согласился. Во время той дурацкой беседы со следователем он вдруг вспомнил, что пузырек впопыхах не выбросил, и после ухода «следака» вернулся за стойку бара, сказав Алексею, что должен забрать одну свою вещицу. Порылся в ящиках, но ничего там не нашел. Решив, что во время уборки его выбросила уборщица, он ушел домой, не придав этому значения…
        — Это Владимир. Андрей, доброе утро. Ознакомились с бумагами? Ну как? Беретесь? Хорошо. При необходимости звоните…
        Подполковник Владимир Емельянов служил в штабе округа пять лет. Доступ к различного рода документам ему обеспечивала сотрудница секретного отдела в звании прапорщика Татьяна Перцова, с которой он периодически поддерживал близкие отношения. Публикация статьи могла бы наделать шуму и предполагала некоторую зачистку в рядах генералитета, что открывало место для маневра перспективным офицерам, к коим он себя относил. Эта идея пришла к нему не самостоятельно, а с подачи его будущей спутницы жизни, отличавшейся решительным характером и довольно-таки практичным для женщины умом…
        Андрей долго сидел у себя в кабинете и размышлял. Наконец, решившись, поднялся и отправился к главному редактору.
        — Если ты к главному, то проходи, он один и как раз в дурном настроении,  — буркнула ему секретарша шефа Анюта.
        — Что тебе?  — кивнув на приветствие своего сотрудника, спросил главный редактор. Он был действительно не в духе. За всю минувшую неделю газета не выдала ни одного гвоздевого материала.  — Это не редакция, а какое-то сонное царство. Ни одной ударной статьи. Дожили, на открытие первой полосы предлагают заметку о нашествии мышей в жилом квартале Северного микрорайона.
        — Есть тема. Тема коррупции в погонах…
        — ?!  — поднял мохнатые брови шеф, обозначив на лице некоторый интерес.
        Андрей вкратце обрисовал ситуацию в штабе военного округа, показал некоторые документы и закончил скромной фразой: «В общем, есть, над чем поработать».
        — Смотри, чтоб был полный порядок с доказательной базой. Статья, ты сам понимаешь, это — верхушка айсберга. Основная, подводная, часть в виде документов должна быть у тебя в руках, чтобы на случай, если на нас подадут в суд или потребуют извинений, мы могли выложить неопровержимые доказательства. Тогда это будет бомба. Ты понял меня? Все. Молодец. Иди, работай…

«Значит, так,  — думал Андрей, возвращаясь к себе.  — Мне нужны снимки строящихся генеральских дач, желательно, чтобы на них были видны военные строители, и короткие диалоги с ними. Это первое». Далее… он разложил поэтапно все свои действия и пришел к выводу, что было бы вообще замечательно, если удастся взять интервью у самого генерала Порошина, но это уже из области фантастики…
        Проверив накануне еще раз вещички Андрея, Капитан нашел застрявшую под подкладкой сумки флешку. «Как же можно так безалаберно проводить осмотр вещей»,  — ругал он себя, вставляя ее в гнездо компьютера. То, что она содержала, заставило его еще раз чертыхнуться, там находились отсканированные документы, свидетельствующие о темных делах руководства военного округа, где фигурировала фамилия генерал-лейтенанта Виктора Валентиновича Порошина. Сделав запросы и покопавшись в бумагах канцелярских ведомств, Станислав Сергеевич подметил любопытную для себя деталь: отчество Натальи Алексиной — Викторовна. Но более неожиданное открытие его ожидало впереди, когда после изучения документов он выяснил, что у Порошина в графе дети значилась дочь… Наталья Викторовна Алексина. Она его дочь?.. Стало быть, Андрей, встречаясь с дочерью, собирал компромат на ее отца?.. Если он знал, что Наталья генеральская дочь,  — это один расклад, если нет, то другой. То есть либо он пытался ее использовать, либо действительно познакомился с ней случайно. Какое это имеет отношение к убийству проститутки из бара? Никакого? Больше
логики было в том, что убийство произошло на почве бытовой ссоры, как его ориентировало начальство. Проститутка приводит выпившего клиента домой. Тот отказывается платить, она вызывает своих сутенеров — троих амбалов, которые разбираются с клиентом… Тот в пылу драки мог ударить и ее… Стоп! Со слов Алексея, Алиса сказала Мартину, что Примеров очень плохой человек, повинный в ее бедах. Может один человек быть «глубоко порядочным», как характеризовал его старший Баянович, и «очень плохим» одновременно? Вопрос философский. Сам Примеров полностью отрицает знакомство с Алисой. Кто говорил неправду? Андрей? Мартин? А может, Алиса? Если последняя не врала, стало быть, домой к себе она привела его не как случайного клиента, а с умыслом? С каким? Что между ними могло быть? Капитан очертил круг близких знакомых Андрея и стал пропускать их через «сито»: деловые отношения, любовные связи, личные мотивы…
        Наташа отцовскую фамилию не носила. Алексина — это фамилия матери. «…А вы в курсе, что Наталья не носила фамилию отца?»  — спросил он Андрея. «Нет. Но она — художница. Люди творческих профессий часто берут себе псевдонимы».  — «Ну, да… Андрей Владимирович, вы собирали материал на руководство военного округа. По сути, у вас уже была готовая для публикации статья».  — «Вы смотрели флешку? Это только набросок статьи. Для публикации этого мало».  — «Кто кроме вас еще знал о готовящейся статье?»  — «Главный редактор. Больше никто».  — «А Наталья Алексина?»  — «Наташа? Да, я забыл. Она видела эти наброски. Собиралась нарисовать на холсте свои ассоциации, художественные фантазии…» С трудом поняв из ответа, что хотела сделать Наташа, Капитан задумался. Со слов Примерова выходило, что статья ей нравилась, она искала каких-то острых ощущений для себя. Примеров утверждал, что не знал, кто ее родители, но она-то знала, о ком речь! И чем это может обернуться ее отцу-генералу, тоже понимала. В какую игру она играла?..
        Андрея, выходящего от Патруновой, видела пожилая женщина — соседка из квартиры напротив, которая в тот момент выносила мусор. Точного времени старушка назвать не могла. Ничего внятного не сказала она и о троих мужчинах, которых могла видеть выходящими от Патруновой: «Я во дворе была, выбрасывала мусор, может быть, в это время кто-то и выходил. Не знаю, не видела». Других свидетельских показаний из числа жильцов дома у Капитана не было. Правда, появился один нюанс — Станислав Сергеевич сделал запрос в аэропорт о пассажирах, вылетевших в Париж 18 июня. Там фамилия Алексиной не значилась!..
        — Вам нужны снимки строящихся зданий? Это я вам обеспечу,  — пообещал при последней встрече Емельянов.  — Но это будет вид сверху. У меня есть друзья среди вертолетчиков, они помогут. Труднее — проникнуть за забор. Все посторонние люди, при наличии пропуска и удостоверения личности, заносятся в регистрационный журнал. Тут подумать надо…
        — Прапорщик Диденко. Со мной одиннадцать бойцов для выполнения благоустроительных работ,  — сверкая черными, как смоль, усами, доложился военный охраннику.
        Солдаты, во главе с командиром, миновали контрольно-пропускной пункт и направились к одной из новостроек.
        — Ставлю задачу,  — обратился к подопечным прапорщик,  — справа наблюдаем территорию домовладения, которую необходимо очистить от строительного мусора. Весь мусор выбрасываем в металлические контейнеры, расположенные по левому флангу. Работы провести и завершить к четырнадцати ноль-ноль. Задача понятна? Сержант, командуйте. Вы,  — подошел он к Андрею, выряженному в рядового,  — занимаетесь по индивидуальному плану. Сбор здесь в означенное мною время.
        — Есть!  — неожиданно для себя рявкнул Андрей и испарился с глаз долой.
        Он старался в точности исполнять инструкции Емельянова. Тот, подумав, предложил ему пройти на территорию, переодевшись в солдатскую форму. Знакомому прапорщику было велено взять на «хозяйственные» работы еще одного «проштрафившегося солдатика из штаба», но особо не напрягать…
        Идея Андрею понравилась. К тому же он был оснащен специальной ручкой со встроенной камерой и диктофончиком китайского производства от Емельянова. Подфартило и в том, что группа, с которой он пошел, как раз очищала от мусора территорию виллы самого Порошина. Так что «светиться» почем зря ему не пришлось. Слушая разговоры ребят, он выуживал необходимую информацию с включенным диктофоном… Периодически посмотреть на ход работ выходила на балкон второго этажа молоденькая красотка в шелковом халатике. Солдат, взгляды которых мгновенно приковывались к ней, подмывало на колкие шутки, но, понимая, чем им это может аукнуться, они молча терпели тяготы и лишения воинской службы.
        Куривший в тенечке Диденко поднялся, затоптал башмаком окурок и скомандовал:
        — Перекур окончен, приступить к работе!
        В этот момент к вилле подкатила черная иномарка, водитель вышел и открыл заднюю дверь появившемуся на пороге генералу, а с балкона ему помахала ручкой благоверная… Эта трогательная картинка была тут же запечатлена «шпионской» камерой Андрея…
        Улики, которые накопал Капитан, свидетельствовали о том, что он недаром ел свой полицейский хлеб. «Пальчики» Андрея, найденные в кабаке, где он устроил драку, в квартире Патруновой, где он опять же устроил драку и, возможно, зашиб насмерть хозяйку, это все было ожидаемо. А вот то, что на пузырьке, который, благодаря интуиции, подобрал из-за стойки в баре Станислав Сергеевич, обнаружились отпечатки… Мартина, можно было отнести к разряду новостей. Внутри стеклянного сосуда, согласно заключению экспертов, находилось… вещество со свойствами снотворного, следы которого были обнаружены и в крови Примерова… Это уже было поводом для «беседы с пристрастием» с бывшим барменом…
        Капитан попытался несколько раз набрать мобильник Мартина, но тот не отвечал, тогда он позвонил Баяновичу-старшему:
        — Здравствуйте, Яков Аркадьевич, извините, что беспокою. Хотел вот проконсультироваться у Мартина по одному вопросу, а дозвониться не могу. Нет-нет, ничего срочного и серьезного,  — пытался усыпить бдительность отца следователь.  — Чистая формальность… Уехал на море?.. Когда? Сегодня?.. Ну, да. Жара душит. Сам бы махнул на пару неделек, но дела не пускают. Водичка там сейчас теплая. Он не в Анапу случайно? Я там люблю отдыхать… Нет? В Лоо? А-а… там я не был, надо съездить. Ну, ладно, не буду больше беспокоить, пусть отдыхает человек. Когда, говорите, вернется? Через полторы недельки? Интересно будет узнать, как там в Лоо насчет сервиса для отдыхающих и вообще… Ну, извините еще раз за беспокойство, всего доброго.

«Значит, на море уехал. Сделал дело, подсыпал клофелина или чего там еще и — отдыхать. Молодец! Судя по тому, что рассказывала о нравах Патруновой завуч школы искусств, та буквально стелилась под своего ученика Мартина и его родителя тоже: «Знаете, не удивлюсь, если она, уж извините, не переспала и с отцом, и сыном, прости господи!  — перекрестилась в запале Софья Иосифовна.  — А еще она «крутила» с деканом фортепианного отделения Эрнестом Ивановичем Бородиным…»
        Следователь задумчиво листал записи, просматривал карточки, которые составлял для анализа доказательной и ориентирующей информации. В них были указаны предшествующие преступлению события, сведения об участниках, свидетелях и пострадавшей… «Если этот Мартин причастен к преступлению, то никуда он не уедет, во всяком случае, надолго,  — пришел к выводу Капитан.  — Он, скорее всего, будет наблюдать за ходом следствия, врать, изворачиваться, создавая собственную версию произошедшего, чтобы доказать свою невиновность»… Неожиданно его размышления прервал звонок мобильника. На дисплее высветилось: «Мартин бар».
        — Алло, это Мартин, здравствуйте, вы звонили мне?
        — Да. Вы где сейчас находитесь? На вокзале? Поезд задерживается? Прошу оставаться на месте…
        Зал ожидания был набит спасающимся от зноя народом. Следователь, опустив голову, как карманник, протискивался сквозь толпу и вышел прямо на Мартина, затерянного среди пассажиров на сочинский поезд.
        — Обстоятельства складываются так, что вам, возможно, не придется никуда ехать,  — подняв на бывшего бармена глаза, вместо «здрасьте» произнес он.  — Следствие обладает доказательствами, что вы подлили задержанному Примерову в коктейль снотворное вещество. Вы сейчас проедете со мной и дадите письменные показания о мотивах содеянного.
        Главный козырь Станислав Сергеевич приберег «в рукаве». Ему удалось найти свидетельницу, которая видела, как незадолго до убийства Патруновой из ее квартиры выходил… Мартин. Она опознала его по фотографии с бейджика. И теперь надлежало провести очную ставку. Судя по всему, Мартин Баянович был последним, кто видел Патрунову живой. Или мертвой?..
        — Слыхал новость?  — Главный редактор встал навстречу Андрею, пожал ему руку, что случалось нечасто, и усадил за длинный стол, за которым проводил редакционные летучки.  — Генерал Порошин хочет дать интервью нашей газете. Мне звонили из пресс-службы штаба округа. Скажу больше, хотят, чтобы интервью взял именно ты! Как тебе такое?
        — Не знаю, что и сказать…
        — Я тоже. Уж какие там у тебя отношения завязались с военными, это дело твое, но на благо газеты использовать их надо. Значит, сегодня в семь вечера ты подъезжаешь к кафе «Пригородное», там тебя встретят ребята из пресс-службы. После разговора с ними отзвонишься мне и все, как на духу, расскажешь. Понял?
        — Так точно,  — нехотя произнес Андрей…
        Кафе «Пригородное», получившее название в силу своего географического положения, являло собой элитное заведение, где любили проводить деловые встречи представители крупного бизнес-сообщества города и региональные политики. Здесь имелся большой банкет-холл и зал с закрытыми кабинками в виде восточных шатров. Все это обдувалось бесшумными сплит-системами на фоне легкой инструментальной музыки, которая по желанию легко отключалась нажатием кнопки мобильного пульта. Лишь одно было не во власти клиентов — отсоединить невидимые жучки прослушивания, коими были снабжены все столики, за которыми проводились строго конфиденциальные беседы могущественных людей. Ибо такое им не снилось даже в вещих снах, как и то, что сам владелец заведения приватно состоял на службе в компетентных органах.

…Не совсем понимая, в чем подвох, Андрей подкатил к кафе за десять минут до назначенного времени. Двое в штатском подошли к нему и провели через задний вход в одну из кабинок-шатров, где дорого и со вкусом был уже накрыт стол. Вскоре сюда же зашел и сам Порошин в цивильном гражданском костюме. Молодые люди, включая Андрея, встали.
        — Ну, зачем эти формальности, мы же по-свойски собрались приятно провести вечер за беседой,  — сверкнул голливудской улыбкой Виктор Валентинович.
        Двое, как по команде, вышли из-за стола, оставив тет-а-тет генерала и журналиста. Порошин, как хозяин положения, разлил из графинчика дорогой коньяк.
        — Андрей Владимирович, у меня к вам есть предложение, от которого вы, будучи умным человеком, не откажетесь. Но разговор должен остаться строго между нами…
        — Ты чего не перезвонил?  — обиженно упрекнул на следующее утро Андрея главный редактор.
        — А вы думаете, пить с генералом легко?  — сразу же пошел в атаку тот.  — Коньяк хороший был, конечно, но по бутылке на рыло, извините, на лицо, для меня — перебор…
        — Что за коньяк пили?  — загорелся шеф.  — Французский?.. «Камю»? «Хеннесси»?..
        — А я знаю? Цветами пах. Пился легко…
        — Эх, молодежь… зря только напитки переводите. Ну, ладно. О чем шла речь на встрече? И с этого места поподробнее, пожалуйста.
        Андрей, отфильтровавший информацию для главного еще вчера, передал лишь часть разговора касательно интервью. Собственно говоря, Порошин дал ему текст, который нужно было разбавить журналистскими вопросами. «Речь идет о плачевном состоянии армии,  — пояснил при этом генерал.  — О необходимости реформ, чтобы поднять с колен наши Вооруженные силы». Андрей при этих словах кашлянул в кулак и пригубил коньяк, чтобы не засмеяться…
        — Порошин, как он мне сообщил по секрету, скоро уходит заместителем полномочного представителя президента по нашему федеральному округу. По всей видимости, хочет красиво зарекомендовать себя,  — многозначительно подвел черту под сказанным Примеров. Этого «откровения» было достаточно, чтобы шеф поверил в искренность своего сотрудника.
        — Ничего себе!  — с удивлением проговорил он.  — Получается, что твой компромат придется законсервировать. Довести до ума и законсервировать до наступления часа «Х».
        Андрей едва не прыснул при этих словах. Он не стал рассказывать о предложении, сделанном ему Порошиным: «Напишете хорошее интервью, и рассмотрим вопрос о переводе вас в пресс-службу полпредства, а со временем назначим и ее руководителем. Это — солидная зарплата, положение и перспективы, как вы сами понимаете». Подумав было, что заманчивое предложение продиктовано его профессиональными журналистскими качествами, Андрей, однако, очень скоро был разочарован. Концовка беседы, когда Порошин «раскрыл карты» перед ним и попросил об одной услуге, упала, как снег на голову, вызвав чувство удивления, разочарования и брезгливости одновременно. Но все, что он мог сделать в данной ситуации,  — это кивнуть в знак согласия…
        — Ну что, готовь интервью, дадим его вторым «аншлагом» на первую полосу,  — менторским тоном распорядился главный, давая понять, что и ему, и подчиненному пора приступить к работе.
        Дело Патруновой, которое вел Станислав Сергеевич, начальство охарактеризовало как несложное и требовало завершить в кратчайшие сроки. «Не тяни и не порть картину раскрываемости. Тут все, в принципе, ясно. Распоясавшийся журналюга, пьяница и дебошир, к тому же любитель по вечерам развлечься с проститутками, «доигрался». Понял, что делается?! Твоя прямая обязанность заключается в том, чтобы сорвать с него личину и обнажить голую правду! Да. Именно так… И эти люди со страниц газет учат других морали? В общем, дело плевое, но резонансное. Закончишь его, подумаем о том, чтобы подать представление на присвоение тебе внеочередного звания майора. Так-то». Начальник Капитана подполковник Дементий Павлович Лобков умел говорить с подчиненными таким образом, чтобы те не задавали потом лишних вопросов.
        Вернувшись к себе, Станислав Сергеевич битый час просидел за столом, задумавшись: почему это «плевое дело» поручили именно ему? Что-то здесь не так. Неужели дело, в котором фигурирует труп, может быть настолько «плевым», что им занялись не ребята из Следственного комитета, а он — капитан Капитан. На место происшествия выезжала бригада оперативников. Осмотр места и трупа, сбор первичной информации, свидетельские опросы уже были проведены, а тело отправлено в морг для вскрытия. После этого все материалы дела передали ему, Капитану. Но вот кто из следователей выезжал вместе с оперативниками? Со слов Лобкова, он сам, лично. В деле, однако, указана его капитанская фамилия. Стоп! Этот «нюанс» начальство сгладило как бюрократическую формальность. И эта «формальность» была не единственной в этом «плевом» деле. «Чем я занимаюсь?  — Станислав Сергеевич пытался быть с собой откровенным.  — Я ведь веду расследование объективно, а получается, что выполняю заказ начальника, который подсунул мне дело с нарушениями на предварительном этапе?.. Детская поговорка про маленькую ложь, которая тянет за собой большую, в
моем случае «тянет» на преступление закона, за которое можно сесть за милую душу. Конечно, приказы начальства не обсуждаются, и если уж Лобков дал команду, то он знал, что делал, и подставлять своего сотрудника не станет. Скорее — наоборот…» Он начал опять прокручивать обстоятельства дела. Труп Патруновой в морге осмотреть ему не удалось, надлежащие процедуры, как следовало из бумаг, уже были проведены, и тело отдали для погребения родным — матери покойной Маргарите Полоцкой, которая не особо хотела контачить со следствием. «Мне и без того трудно, я потеряла дочь… На все вопросы отвечала вашим коллегам, подписала бумаги… Чего еще от меня нужно?»  — «Извините, если причиняю вам боль,  — грустно произнес тогда Капитан.  — Вы не замечали в ее поведении какой-либо обеспокоенности в последнее время? Может, у нее были проблемы?»  — «Мы жили отдельно. Общались не часто. Я артистка. У меня плотный график работы — концерты, гастроли…»  — «Извините еще раз, она была не замужем?.. У нее был друг?»  — «Как-то она сказала, что собирается замуж. Но до этого не дошло»…  — «А за кого она собиралась замуж, не
говорила?»  — «Нет, сказала только, что я буду приятно удивлена…»  — «Последний вопрос: простите, вы похоронили дочь на городском кладбище?»  — «Да, а где еще?!  — раздраженно повысила голос женщина.  — Вам доставляет удовольствие причинять мне боль?! Уходите, слышите, уходите! Я ничего больше вам не скажу!..»
        Уходя от Полоцкой, Капитан испытал чувство неловкости и недоумения — чем ее так разозлил его последний вопрос?..
        Смерть Патруновой, согласно заключению судмедэкспертов, наступила от удара виском при падении, предположительно, об угол стола. «Может молодая сильная женщина оступиться, удариться о стол головой и умереть? Может. Но вряд ли. А вот если ей «помочь», например, толкнуть, сбить с ног?..»
        Фотороботы троих «амбалов», созданные с применением компьютерного моделирования, были розданы для оперативного розыска. Имелись они и под стойкой у бармена Алексея, который нет-нет, да поглядывал на них, сверяя большей частью с тучными клиентами. Но результатов пока не было никаких.
        Мог между этой «троицей» и Патруновой произойти какой-то инцидент? Мог. Как, впрочем, могла случиться стычка между ней и Мартином… и Андреем…
        Почему подозрение пало, прежде всего, на Примерова? Он был фигурантом драки на квартире убитой. Но если он говорил правду… Какие могли быть основания у Баяновича-младшего? Это следовало выяснить, чтобы либо отмести от него подозрения, как с невиновного, либо привлечь к ответственности за содеянное…
        Личную жизнь генерала Порошина назвать безупречной было трудно. Пребывая в возрасте, который он относил к расцвету лет, удержаться в узде семейной жизни просто не представлялось возможным. Оставив законную супругу в городской квартире, он увлекся молодой дамочкой, запавшей на его золотые погоны и редкую проседь в густых волосах. Жили «молодые» в новой вилле, появившейся, как гриб после дождя, в «генеральском микрорайоне». Конечно, в иные времена, которые еще помнил Виктор Валентинович, развал «первичной ячейки общества», то бишь семьи, мог бы стать причиной серьезного разбирательства и на партийном бюро, и в Комитете солдатских жен, куда брошенная супруга обратилась бы непременно. И тогда уж так надавали бы по «шапке», что мало не показалось бы. Однако современные нравы диктовали иную мораль. Увы, метаморфозы с женами происходили и у сильнейших мужей мира сего, что особо репутации никому не портило.
        Проблема Виктора Валентиновича заключалась в другом. Его взрослая дочь на вид была не на много младше его новой пассии. Жила она отдельно от отца и матери в шикарной трехкомнатной квартире и особой привязанностью к ним не страдала. Но с родительским разладом стала чаще, чем раньше, наведываться и к отцу, и к матери. При этом держала нейтралитет. Генерал тоже охотно общался с дочерью, но в основном только наедине, не в присутствии нынешней спутницы жизни. Беспокойство его вызывало то, что предполагаемые падчерица и мачеха очень быстро нашли общий язык, и даже, казалось, понравились друг другу настолько, что готовы были стать близкими подругами. Он чувствовал, что что-то здесь не так. Но что именно, понять не мог. Тогда генерал решил применить военную хитрость… Первым делом оснастить дом «прослушкой», чтобы знать, о чем говорят в его отсутствии домочадцы; второе, запустить дезинформацию и посмотреть, кто как себя поведет в данной ситуации; третье, установить внешнее наблюдение. «Если б Порошин был прост, как пять копеек, то не дорос бы до генерала»,  — самодовольно буркнул Виктор Валентинович и
похлопал себя по заметно выросшему животу…
        — Это считается, что вы меня арестовали?  — подавленно спросил Мартин, когда вместе с капитаном они подошли к машине.
        — Садитесь на переднее сиденье и пристегнитесь,  — вместо ответа посоветовал следователь, выруливая со стоянки железнодорожного вокзала.
        — Так я арестован?
        — Все зависит от того, насколько вы будете откровенны и правдивы в показаниях…
        — Станислав Сергеевич, я буду предельно откровенным с вами. Но прошу лишь об одном, чтобы мой арест… или задержание… ну, чтобы не сообщать моим родителям, что я здесь. У отца больное сердце… Пусть они думают, что я уехал отдыхать на море,  — попросил Мартин, уже сидя на допросе в кабинете следователя.
        — Мне нужна от вас полная информация, все, что вы знаете о деле Патруновой и о ней самой. Мартин, вы, похоже, запутались в жизненных обстоятельствах, и одному вам не выкарабкаться из них. Давайте попытаемся это сделать вместе. Думаю, нет смысла отпираться, что снотворную смесь в коктейль Примерову подлили вы. Расскажите все, как было.
        — Пузырек мне дала Патрунова. Сказала, что в нем легкое снотворное. Что мне беспокоиться не о чем. Она ведь, сами знаете, чем занималась. Проституцией. Но не с каждым велась, а только с теми, кто мог хорошо заплатить.
        — Патрунова часто вас просила подлить из пузырька клиентам?
        — Нет. Ко мне она обратилась единственный раз. Но я знал, что этим она баловалась. Я не раз видел, как, сидя с мужиком за столом, она ждала, пока тот достаточно «примет на грудь», и подливала ему.
        — Почему ж тогда, в тот вечер, она обратилась к вам, а не действовала, как всегда, сама?
        — Она сказала, что мужик, которому надо подлить, сделал ей такую подлянку в жизни, что она из «сказки», в которой могла бы пребывать, оказалась на панели. И за один столик с ним садиться не собирается… А где вы обнаружили пузырек? Я его тоже искал, но не нашел.
        — Он закатился за выдвижной ящик барного стола.
        — А-а…
        — А вы не подумали о последствиях своих действий?
        — Нет, мне показалось, что она собиралась подождать, пока того развезет, предложить свои услуги и «состричь» свои деньги.
        — Она обладала определенным влиянием на вас. Скажите, у вас с ней был интим?
        — Нет. Хотя, может, и мог быть… Но это еще до ее появления в «Парусе». После того как она объявилась здесь, потом исчезла куда-то, говорили даже, что завязала с этим делом, но в последнее время опять стала появляться, мне было просто жалко на нее смотреть.
        — Она вас соблазняла?
        — Скорее «играла», подразнивала… Но это, кажется, было у нее по отношению ко всем мужчинам.
        — У вас с ней был конфликт?
        — Нет. Но мне надоело чувствовать, как она старалась держать меня на поводке…
        — Эти три мужика, которые оказались рядом с ней и подрались с Примеровым, кто они?
        — Я их раньше в баре не видел. Не знаю. Честно.
        — Я вам верю. А Примеров частенько заходил?
        — Нет, его я тоже не помню…
        Капитан чувствовал, что Баянович искренен, но ведь и вопросы для него были достаточно «удобными». Пока он старался расположить допрашиваемого к доверительному разговору, помочь ему раскрыться, избавиться от того груза, который давил на него в последнее время, все шло гладко. Но как он поведет себя в иной ситуации?
        — Мартин, а для чего вы приходили к Патруновой домой в день ее убийства?
        — Я-а?..
        — Мы же договорились быть откровенными. Есть свидетели, видевшие вас выходящим из ее квартиры, и именно в тот промежуток времени, когда было совершено убийство. Поймите, следственные действия подразумевают проведение очной ставки, выезд на место для восстановления полной картины произошедшего и так далее. Но если вы расскажете все сами, то это для вас уже совсем другой расклад. Чистосердечное признание и раскаяние смягчают вину…
        — Да. Я был в тот день у Патруновой на квартире,  — выдохнул Баянович. Он вдруг ссутулился, опустил голову и прижал ладони к глазам…
        — Алло, Андрюша, это та бедная девушка-художница, о которой вы так легкомысленно забыли.
        — Вот так и бывает. Добиваешься, добиваешься расположения девушки, а тут — бац!  — и опять мы на «вы»?
        — У тебя хорошее настроение? Я рада. Как там поживает наш «тандемчик»? Он еще не испустил дух?
        — Работа в разгаре, но живого материала пока нет. Есть лишь некоторые наброски.
        — Я их хочу… увидеть. Это возможно?
        — Да, но стоит ли? Пока ничего интересного…
        — Ясно. Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Ты просто тянешь время, чтоб не видеть меня. Не хочешь…
        — Ну что ты такое говоришь?
        — Хочешь? Тогда приезжай. Двери мастерской для тебя всегда открыты. Но имей в виду, сердце мое разбито.
        — Я прихвачу с собой лекарство.
        — Прихвати лучше свои черновики. Мне нужны ассоциации…
        — Вечер уже поздний, без четверти девять. Ты не уснешь, пока я приеду?
        — Ночная жизнь для творческого человека так же актуальна, как поздний подъем. Приезжай, если нет других дел. Буду рада.
        На удивление, автомобилей вокруг было мало, и Андрей добрался гораздо раньше, чем предполагал. Свободных мест на стоянке у подъезда Наташи не оказалось. Вдруг мотор одной из машин завелся, и «Мерседес» выкатился вперед, как по заказу, освобождая место для старенькой «Ауди» Андрея. Он поблагодарил провидение за услугу и завел машину на освободившуюся парковку. При этом бросил взгляд на столь дорогое авто, и на мгновение лицо водителя показалось ему знакомым. Впрочем, в темноте было не разобрать.
        Через минуту он уже давил на дверной звонок Наташи.
        — Привет! Заходи!
        — Извини, я без букета, но с ассоциациями,  — приподнял руку с ноутбуком Андрей.
        — Знаешь, не люблю букеты. Зачем убивать цветы, чтобы потом дарить их женщинам? Я предпочитаю живые цветы. В горшочках. Не прими за намек.
        — Опять не так пришел,  — изобразил огорчение Андрей. И добавил:  — Наташа, я уже начинаю страдать комплексом неполноценности и синдромом дежавю в придачу.
        — То есть?..
        — В прошлый раз, когда тебе позвонила подружка, мне почудился мужской голос, к тому же знакомый. Сегодня, когда парковался у твоего дома, показалось знакомым лицо неизвестного мужчины в джипе… Что со мной?
        — Это потому, что ты — криминальный журналист. Ищешь интригу там, где ее нет,  — изменившимся голосом произнесла она.
        — Мне срочно нужно выпить чашку кофе по-турецки.
        — Ночь впереди. Может, чай?
        — Даже после литра кофе я усну сном младенца.
        — Ох, не зарекайся…
        Наташа заварила себе чай, Андрею кофе и села за его ноутбук.
        Пока она внимательно, как ему казалось, просматривала черновой набросок статьи, он прохаживался с дымящейся чашкой по комнате, посматривая то на картины, то на автора этих картин. Даже в простенькой одежде она выглядела очень ухоженной.
        — Мне правда интересно, Андрей. Ассоциативное искусство придумала не я, поверь,  — спиной уловив его взгляды, без тени иронии произнесла Наташа.  — У тебя хороший слог. Интересно будет почитать законченный вариант.
        — Через недельку, не раньше. Мне надо уточнить еще кое-какие факты, детали.
        — Какие еще детали нужны? Тут их и так навалом. Нет? Впрочем, тебе видней. Как ты отнесешься к рюмочке коньяка? У меня есть хороший, «Хеннесси».
        — Положительно, но я за рулем.
        — Ах да… ну, тогда в следующий раз бери такси. Мне хочется отметить с тобой одно событие…
        — Какое, если не секрет?
        — Не секрет. Мне поступило предложение выставить несколько картин в галерее. В Париже.
        — Классно! Я же тебе говорил, помнишь, что ты талантливая…
        — Да, но ты еще говорил, что и муж меня очень любит. А мужа-то нет.
        — Слетаешь в Париж, встретишь там молодого красивого миллионера графских кровей и станешь любимой супругой.
        — Вот как ты обо мне думаешь?  — с обидой в голосе произнесла она.  — Считаешь меня фифой, мечтающей о богатеньком Буратино?..
        — Я пошутил, Наташа, глупо пошутил.
        — Нет, Андрюша, нет. Я все понимаю… Иногда даже больше, чем хотелось бы. Извини, тебе, наверное, уже пора домой. Поздно.  — Она отвернулась к окну.
        Андрей молча забрал ноутбук и ушел. Шутка получилась действительно неуклюжей. Но почему она так ее задела?..
        Убрав ладони от глаз, Мартин поднял голову. Он смотрел мимо Станислава Сергеевича, будто пытаясь сосредоточиться на чем-то, находящемся рядом с ним.
        — Я был у Патруновой в тот день… Вы не представляете, до какой степени это меня мучило. Я поехал, чтобы высказать все, что думаю о ней, потому что мне до смерти надоели ее дешевые интриги, ужимки, намеки… Я хотел порвать отношения навсегда. Она действительно меня достала…
        — Это вам удалось.
        — Да. Но я не успел ей ничего сказать… Когда я пришел, дверь ее квартиры была открыта. Я вошел, увидел ее лежащей на полу в кухне, хотел позвонить в полицию… Но ведь вы же понимаете, что я первым попал бы под подозрение. К тому же с улицы я услышал полицейскую сирену и подумал, что они направляются сюда, смалодушничал и сбежал.
        — Похоже на правду,  — решил подыграть следователь.  — А почему вы были уверены, что Патрунова мертва, убита? Может, она просто потеряла сознание и ей требовалась помощь? Такая мысль вас не посещала? Откуда эта уверенность…
        — Станислав Сергеевич, я ни в чем не был уверен. Я увидел ее лежащей без сознания, услышал вой сирены, испугался и сбежал. Вы хотели, чтобы я сказал вам правду, я ее сказал.
        — Всю?
        — Всю.  — Мартин на минутку задумался и добавил:  — Не знаю, это, наверное, не имеет отношения к делу, но Патрунова украла деньги, которые мой отец должен был заплатить за репетиторство Эрнесту Ивановичу.
        — За какое репетиторство, какому Эрнесту Ивановичу?
        — Бородину. Декану училища искусств. Он содействовал моему поступлению.
        — И…
        — Отец положил деньги в камеру хранения, а Патрунова их оттуда украла.
        — Почему в камеру хранения? Как украла?
        — Бородин попросил положить деньги в камеру хранения, чтоб потом их забрать. Он не любил брать деньги из рук в руки. В разговоре я проболтался об этом Оксане Анатольевне и сообщил ей код, он состоял из цифр, означающих дату моего рождения…
        Спровадив домой Мартина, Оксана Анатольевна переоделась, взяла изящную сумочку и вышла на улицу. Доехав на автобусе до железнодорожного вокзала, она прошла к камерам хранения, осмотрелась по сторонам, и вскоре кругленькая сумма, предназначенная Эрнесту Ивановичу, перекочевала в ее клатч. Домой, как и обещала Мартину, она не поехала, а отправилась в другой конец города на квартиру к матери, которая была в гастрольной поездке. Оксана как раз вспомнила, что накануне согласилась присмотреть за ее жильем. Заодно она намеревалась переждать здесь денек-другой ту истерику, которую закатит Бородин Баяновичу, а может, наоборот…
        А Мартин после неприятного разговора с отцом ушел в свою комнату и заперся. Сомнений у него не было, чьих это рук дело. Ему было гадко на душе, и он впервые подумал об Оксане Анатольевне с брезгливостью…
        — Это все?
        — Все, что я вспомнил.
        — Хорошо. Нам необходимо будет провести следственный эксперимент на квартире Патруновой.
        — Я задержан?
        — Я выпущу вас под подписку о невыезде. Но вы должны будете явиться по первому моему вызову. Я верю вам, Мартин, не подведите меня.
        — Конечно. Я все понимаю.
        — Вы ко-о мне?  — Эрнест Иванович вопросительно посмотрел на приоткрывшего дверь молодого непримечательного человека.
        — Здравствуйте, Эрнест Иванович. Можно войти?
        — Да-да. Чем обязан?
        — Я следователь. Хотел бы с вами побеседовать.
        — Следователь? Со-о мной? О чем это?
        — Это не надолго.
        — Да, но а-а… при чем здесь я?
        — Вы не переживайте так. Просто нужна ваша консультация.
        — Да, но-о… Кто вы и кто — я? Я — музыкант-педагог. Каким о-образом могут соприкасаться наши плоскости? Может, у вас кто-то учится в училище или собирается поступить?
        — Бог миловал, Эрнест Иванович,  — почему-то ляпнул Станислав Сергеевич, которого начинала понемногу раздражать манера говорить этого истероидного типа.  — Моя фамилия Капитан…
        — Это фамилия такая? О боже!.. Про-остите. А звание, если не секрет?
        — Тоже капитан.
        — Я так и подумал! Ну надо же, какое совпадение!
        — Я хотел бы побеседовать по поводу вашей бывшей ученицы, Оксаны Патруновой.
        — О-оксаночки? Ах, какая преждевременная кончина… По телевизору передавали.
        — Какой она была в училище? Как вела себя? Как училась? Были у нее друзья-подруги, а может, враги?
        — Ну что вы! Она была человек самодостаточный. Ни друзей особых, ни врагов не было. А так — милашка, умница, талантом не обделена…
        — А правда, что она украла ваш гонорар за репетиторство?
        — Какой гонорар? За репетиторство? Не припомню. Нет. Не было никакого гонорара…
        — За репетиторство с Баяновичем Мартином.
        — С Баяно-овичем?.. Так это была она? Ее поймали на этом?
        — Слухи такие.
        — Слухи? Знаете, нет, не припо-омню. Да и среди обучающихся у нас Баяновичей нет. И, кажется, не было.
        — Ну и ладно.  — Станислав Сергеевич прекрасно понимал душевное состояние Бородина и причину, по которой тот все отрицал. При желании он легко бы вывел этого трусоватого напыщенного индюка на чистую воду, но цель визита была другой.  — Вы поддерживали отношения с Патруновой после ее окончания училища?
        — Встречались пару раз.
        — О чем говорили?
        — Она сказала, это было давно, при по-оследней встрече, что собирается уйти с преподавательской работы в школе искусств. У нее не сложились отношения с завучем. Есть там такая престарелая змея. Так вот ее должны были, кажется, отправить на пенсию, по возрасту, а вакансию собирались предложить О-оксаночке. На этой почве у них и произо-ошел конфуз. Но Патрунова не особо переживала. Она как раз собиралась замуж. Как сама сказала, о-очень выгодная партия. Он, кажется, был во-оенный. В большом чине. Даже генерал, ка-ажется…
        — Генерал?..
        — Ну да, что-то в этом роде…
        Виктор Валентинович, решив не разорять в этот раз своих спонсоров на дорогой ресторан, вызвал Примерова к себе в кабинет, в штаб округа. Для внушительности.
        Миновав контрольно-пропускную систему, Андрей с временным пропуском в руках поднялся на второй этаж и назвал в приемной свою фамилию дежурному офицеру. Тот доложил генералу и, как было велено ему, подержав визитера минут пятнадцать у дверей, предложил войти.
        — Чего робеешь, проходи, писатель, ядрена-матрена,  — широко улыбнулся журналисту генерал и, не вставая с кресла, протянул руку для пожатия.
        — Здравия желаю,  — ответил Андрей, поймав себя на том, что слегка начинает робеть перед этим военным.
        — Что ж, молодцом, парень! Командующему наше интервью понравилось. И я тоже доволен. Так что будем писать с тобой еще одну статью об успехах, как говорится, в боевой и политической подготовке. Готов?
        — Можно,  — ответил Андрей, а про себя подумал: «Что за фигня?..»
        После недолгой протокольной речи, касающейся морального духа солдат, честно исполняющих свой воинский долг, Порошин перешел на более актуальную для себя тему «отцов и детей».
        — Как у тебя, Андрей, с Наташей складывается? Знаю, заезжаешь к ней, не без того.
        — Ничего определенного сказать пока не могу. Спрашивал ее насчет родителей, но она уходит от разговора. Ответила, что предки у нее — замечательные люди. А она, мол, уже большая девочка, чтобы цепляться за их подол. Вот и все. Мы с ней не настолько близки, чтобы откровенничать на подобные темы. Для доверительных отношений нужно время.
        — Ну, так давай, входи в доверие. Не нравится мне, понимаешь, ее настроение. После нашего развода с супругой, что уж объяснять, в жизни всякое бывает, даже у генералов… другой она стала, не искренней. Так что не тяни, завязывай скорее свои отношения, но только в рамках дозволенного, имей в виду. Она все-таки дочь моя… Но мне важно знать, что она думает об отце? Что у нее на уме?
        — Узнаю, сообщу. Но вряд ли она захочет делиться со мной своими семейными проблемами, даже если и считает, что они у нее есть.  — Андрею вдруг захотелось дерзить. С какой стати, ему, взрослому человеку, лезть в дебри чужой жизни, шпионить, доносить отцу на дочь, будь этот отец хоть трижды генерал? Но он не стал обострять ситуацию.
        — В армии служил?  — неожиданно спросил Порошин.
        — Нет.
        — Это видно. Ну, ты все же постарайся. Будешь родителем, тогда поймешь.

«Не дай бог»,  — подумал Андрей.
        — Хорошо,  — сказал генерал, угадав внутреннее состояние собеседника.  — Вижу, ты в сомнении. Вот послушай и скажи, что ты думаешь по этому поводу.  — Он достал из стола маленький электронный диктофон, включил его и, поднявшись из кресла, отошел к окну.

«Алло, привет. Да-а… Нормально. У меня проблем не бывает, ты же знаешь.  — Это был голос Наташи.  — А почему ты так взволнован?.. Статью? Видела. Вернее, незаконченный вариант. Я попросила, он привез ее в ноутбуке, представляешь?.. Что? В газете?.. Не та?.. Нет, не видела… Хорошо. Не кричи. Приезжай через час… Потому что я сейчас у отца. Мне нужно время добраться к себе…»
        Пока Порошин возвращался от окна к столу, диктофон вдруг выдал другой монолог: «Давайте, заканчивайте побыстрее с уборкой. Скоро Витюша должен вернуться со службы. А он у меня любит, когда порядок…»  — Кокетливый женский голосок прервался тихим щелчком кнопки «Стоп». Генерал недовольно крякнул, что не успел вовремя выключить запись, и вопросительно посмотрел на Примерова:
        — И что это такое? О какой статье речь?
        — О какой статье? Ну, да… Наташа мне сказала, что хочет написать абстрактную картину, основанную на ассоциациях от какой-нибудь моей статьи. Я ей показал одну из своих старых заметок. А вот что означает: «в газете», «не та»  — не знаю.
        — И я не знаю. Но мне кажется, речь идет о моем интервью. Почему оно так всполошило того, с кем она говорила? Так что, дорогой мой журналист, носом не вороти, а узнай у нее, выпытай, кто этот человек и о чем у них шла речь. Можешь считать выполнение этого задания подписанием приказа о твоем переводе в пресс-службу полпредства. И не тяни.
        Выйдя из штаба округа, Андрей разозлился не на шутку. Он был тверд в намерении послать на три буквы и Порошина с его посулами, и дочь его, и ее тайного компаньона заодно. Но не раньше, чем заглянет в широко раскрытые зеленые глаза той, которая не того принимала за дурачка…
        Отключив блокировку клавиатуры мобильника, Станислав Сергеевич поискал курсором нужное имя и нажал на зеленую клавишу.
        — Ничего нового,  — сообщил ему голос.  — Но кое-что есть.
        — Хорошо. Я как раз рядом, зайду.
        Завязав доверительные отношения с барменом Алексеем, капитан считал его своим осведомителем. В то время как Алексей принимал следователя за хорошего парня, с которым забавно иметь дело.
        Переместившись к углу барного стола, который был слабо освещен, Алексей взял бокал и стал протирать его салфеткой.
        — Как всегда? Коктейль «Ковбойский», взбалтывать, но не смешивать?
        — Не до шуток,  — отмахнулся Станислав Сергеевич.  — Что у тебя, Алексей?
        — Мне нужны новые снимки этой «троицы». Старые, которыми вы меня снабдили, наша уборщица, глупая женщина, по ошибке отправила в мусорный мешок.
        — Это все?
        — Нет, конечно. Я тут подумал, что этих троих нужно проверить по компьютерной базе данных.
        — Пробивали, в нашей базе их данных нет.
        — А среди спортсменов не искали?
        — Среди бывших спортсменов?  — Капитан задумался: «Надо дать ориентировку на проверку охранников, вышибал всех увеселительных заведений города…» И добавил:  — Снимки мы тебе дадим, но вряд ли эти трое сунутся сюда в ближайшее время…
        Подполковник Лобков вызвал Станислава Сергеевича к себе «на ковер».
        — Ну что? Выдвигаешь обвинение по делу гражданки Патруновой?
        — Дементий Павлович, нужно еще разобраться в некоторых деталях. Работаем.
        — Слушай, у тебя сколько дел? Пять, шесть в производстве? Мало? Когда завалы разгребать будешь? Я ж тебе все разложил по полкам. Какие еще детали нужны?
        — Товарищ подполковник, мы сейчас вышли на трех фигурантов дела. От их показаний многое зависит. Я ведь не могу закрыть дело с прорехами в следственных действиях. К тому же когда прокуратура будет представлять дело в суде, доказательной базы может не хватить…
        — Так сделай так, чтоб ее хватило! Станислав, ты меня раньше не подводил никогда. Я тебя за это уважал. Но смотри, один раз подведешь, былые заслуги в счет принимать не буду. Мне нужно, чтобы ты это дело закрыл в том контексте, что я говорил тебе. Добудь признательные показания этого журналиста. Все. Работай.
        Один из троих амбалов, затеявших драку с Примеровым, был обнаружен среди сотрудников охраны кафе «Пригородное». Капитан хотел было доложить об этом шефу, но, видя, что тот находится в том расположении духа, когда вызывают сотрудников не для того, чтобы выслушать, а хорошенько подстегнуть их, молча вышел…
        — Фамилия, имя, отчество?
        — Турик Станислав Владиславович.
        — Меня зовут Станислав Сергеевич Капитан. Я — следователь.
        — О, тезки получается.  — Крупный детина поудобнее расположился на стуле и причесал ладонью ежик на голове.
        Ответив на протокольные вопросы следователя, он задал свой вопрос:
        — А за что меня взяли?
        — Отвечаю, вернее, повторяю: вы задержаны для выяснения обстоятельств драки, которая произошла в баре ресторана «Парус надежды».
        — И что?
        — Где вы находились в субботу, 16 июня сего года, между восемью и девятью часами вечера?
        — Не помню.
        — У нас есть свидетели, которые подтверждают, что видели вас и еще двух ваших дружков в «Парусе надежды», где вы завязали драку с гражданином Примеровым Андреем Владимировичем. В указанный мной день — 16 июня, вечером. Отрицать данный факт не имеет смыла, так как после следственного эксперимента, который мы проведем с выездом на место при свидетелях и других фигурантах дела, вы можете собственноручно переквалифицировать свою статью на более тяжкую. К тому же мы расценим ваше поведение как чинение препятствий ходу следствия и попытку увести его по ложному пути.  — Станислав Сергеевич, просчитав ситуацию, решил особо не церемониться:  — За что вы избили парня в баре?
        — Да кто его избивал? Это он на нас напал, а мне зуб выбил, падла. Во!  — Детина, подняв пальцем верхнюю губу, показал дырку вместо резца.  — Зря я тогда заяву в милицию… полицию не накатал как пострадавший… Кто кого бил — это еще доказать надо, начальник. Мы защищались.
        — Трое самбистов защищались от одного ничем не примечательного парня?
        — Да че, самбистов? По молодости баловались…
        — Андрей, это я. Занят? Нет? Просто звоню. Ты же сам не удосужишься набрать мой номер… Голос грустный? Да. Мне грустно. Хотела тебе предложение сделать… Нет, не жениться. Деловое предложение… А это — сюрприз… Хорошо. Только бери такси.

…Наташа открыла дверь в домашнем шелковом халатике цвета бирюзы. Черные волосы в этот раз тяжелыми локонами спадали на плечи. Окинув грустным взглядом Андрея, она мягко улыбнулась и отступила, приглашая войти.
        — Я ненадолго. Хотел узнать, что произошло?
        — Ничего. Просто грустно. Такое бывает.
        — Бывает,  — вздохнул он и посмотрел в ее зеленые глаза.
        Она заварила кофе. Нажала на какую-то кнопку в стене, и квадратик от нее стал медленно отходить вперед и вниз, оставляя за собой прореху сантиметров в пятьдесят, отделанную зеркальным стеклом.
        — Это такой стенной бар,  — загадочно улыбнулась Наташа, доставая изнутри замысловатую бутылку, очевидно, дорогого коньяка.
        — Ну да, мы ж собирались обмыть твою предстоящую выставку в Париже,  — заметил он.
        — Ах, Андрюша, если б тебе еще каплю романтики, то…
        — То что?
        — Ничего. Цены бы тебе не было.
        — Это да. Давай дринкнем, и ты расскажешь все мне. Обещаю вести себя как законченный романтик.
        — Не хочешь полететь со мной в Париж?
        — С тобой — хоть куда! Но в качестве кого?
        Наташа подняла бокал и отпила глоток.
        — Не люблю чокаться. В этом есть что-то языческое.
        — Ну почему же языческое? Скорее, средневековое. Чокнуться, значит, удостовериться в том, что напиток, который тебе предлагает угощающий, или, как в нашем случае, угощающая, не отравлен.  — При этих словах Андрей сделал пару глотков и закатил глаза:  — Цветами запахло, луговыми…
        — Необычное сравнение…  — рассмеялась Наташа.  — Ты считаешь, что я способна тебя отравить?
        — Ну, если будет хороший повод. Почему бы и нет?
        — Про Париж я не шучу. Если хочешь, милости прошу. А в качестве кого? Решай сам. Знаешь,  — неожиданно продолжила она с грустью, я ведь очень одинока. Ни друзей, ни подруг нет. Ты как-то спрашивал меня о родителях… Так вот, они в разводе. Я с ними не общаюсь и не бываю у них. Не хочу, да и незачем, мы давно уже не понимаем друг друга. Все трое. Но я сильная. А ты, Андрей, сильный?
        Он нежно провел ладонью по ее бархатной щеке и ответил — и играть так играть:
        — Сильный. Не сомневайся.
        Она прильнула к его груди и… неожиданно вздрогнула от звонка мобильника в его нагрудном кармане. Так не ко времени раздавшийся трезвон, похоже, напугал и смутил ее.
        — Прости,  — произнесла она, тряхнула волосами и отошла в дальний угол. На дисплее высвечивалось: «Е. Владимир». «И этот тут как тут»,  — недовольно подумал Андрей и, переключив в режим беззвучного звонка, убрал трубку в карман брюк.
        — Что ж не ответил девушке?  — укоризненно спросила Наташа.
        — Мне девушки не звонят. Кроме тебя, конечно. А это приятель был, Володя Емельянов. Ничего, перебьется. Успеем еще поговорить.
        — Какой ты, однако?  — не смогла сдержать она искреннего удивления.  — Андрюша, я понимаю, конечно, что обещанного три года ждут. Но ведь я состарюсь в ожидании обещанных тобой ассоциаций. Может, тебе это неинтересно?
        — Интересно, Наташа. Ассоциации тебя посетят гораздо раньше, чем ты думаешь…
        Проводив его до порога, она достала из кармана халатика запечатанный конверт:
        — Хочу попросить об одной услуге. Ты не мог бы сохранить это где-нибудь в укромном месте у себя дома.
        Он взглянул на розовый конверт — на нем была изображена танцовщица, делающая реверанс.
        — Интересный, никогда такого не видел…
        — Эксклюзив. Забавно, правда?
        — Ну да.
        — Только не спрашивай, что это. Я тебе потом все расскажу…
        — Бай-бай,  — почему-то буркнул Андрей и, отодвинув защелку английского замка, потянул на себя дверь…
        — А теперь, тезка, выкладывай, на самом деле как было,  — по-свойски обратился Станислав Сергеевич к задержанному Турику.  — Двое твоих друзей, которых ты назвал, Дыськин Георгий Семенович и Бекетов Валерий Игоревич, уже все рассказали.
        — Когда это они успели? Тем более что Варелик возвращается из командировки только послезавтра?
        — Варелик? Это Валерий Бекетов, что ли?
        — Ну а кто?
        — Хм… Стас, мои вопросы к тебе имеют чисто формальный характер. Нам ведь известно, что и как произошло,  — пошел на «обманку» капитан.  — Я просто хочу услышать всю правду от тебя. Вижу, ты хороший парень, красивый, зуб вставишь и только свистни, к тебе ж все девчонки сбегутся. А так, даже и не знаю, что сказать. За дачу ложных показаний или утаивание от следствия известных тебе фактов очень нехорошая статья светит. Можно надолго сесть.
        — Да че сразу — сесть? Я че, отказываюсь? Она просто попросила нас припугнуть одного пацана. И все.
        — Она — это кто? Патрунова Оксана Анатольевна?
        — Да нет. Алисой, кажется, звалась.
        — Алиса и есть — Патрунова Оксана Анатольевна. Вот, взгляни.  — Перед Стасом лег снимок девушки с взглядом Мэрилин Монро.
        — Она.
        — Вы ее давно знали?
        — Да нет. Она как-то с мужиком одним гуляла у нас в кабаке, в кафе «Пригородном». Там познакомились. Моя смена как раз была. Я за залом смотрел, а она подходит ко мне уже поддатая и спрашивает: «Красавчик, не подскажешь, где тут у вас дамская комната?» Я показал. А она мне: «Телефончик не дашь? Созвонимся как-нибудь, поболтаем». Ну а че, с меня не убудет. Дал. Ну, она и позвонила потом, сказала, что есть возможность подзаработать. Мол, хочешь? Кто ж не хочет? Позвонил Жорику в «дурку»…
        — Куда?..
        — В «дурку»… в дурдом.
        — Это психоневрологический диспансер имеешь в виду, что ли?..
        — Ну да, в дурдом, он там санитаром работает, говорю: «Жорик, Варелику тоже позвони, дело есть»…
        — Почему Варелик?
        — Он в детстве себя Вареликом называл, так и прилипло. А че?
        — Да ниче, хм… Дальше, Стас, дальше и поподробней.
        — Встретились мы с ней. Она говорит, по тысяче каждому за небольшую услугу. Надо пацана одного припугнуть в «Парусе». Мы согласились. Зашли в кабак, стали тусоваться. Смотрю, она к парню этому подходит с сигаретой. Это знак нам был. Ну, и мы подошли. Честно говорю, бить не собирались, чисто припугнуть. Я ему, мол, чего к приличным девушкам пристаешь? А он мне с разворота как даст в «пятак», падла, да еще с левой! Я зуб и выплюнул. Тут мы «самооборону включили». А когда менты ваши подвалили, мы на улице уже были. Ждали за углом, пока все рассосется и эта Алиса выйдет расплатиться с нами.
        — Хорошо, Стас, дальше.
        — Дальше, менты уехали, а она под ручку этого парня выводит. Тот еле шел. Мы нарисовались. Она расплатилась и говорит, что еще по «полштуке» накинет, если мы ей поможем…
        — Та-ак.  — Станислав Сергеевич достал сигарету и предложил пачку Стасу.
        — Да не, я ж не курю. Да и неприлично это вроде как в общественных местах курить. Вы че, гражданин следователь, думаете, я некультурный такой, гы-гы…
        — Да нет,  — покрутив пальцами сигарету, отложил ее в сторону капитан.  — Сам вот бросить собираюсь… Вернее, бросил… Ладно, проехали, что потом?
        — Потом мы все сели в Вареликину тачку и поехали к ней…
        Стас с Жориком расположились на заднем сиденье, усадив между собой клевавшего носом Андрея. Алиса села вперед, чтоб было сподручнее указывать путь Варелику. Добрались без приключений.
        — На диван его положите,  — распорядилась она,  — и туфли снимите, пожалуйста.
        — Чего еще снять?
        — Дальше я сама.  — Она проворно стянула с него брюки и шведку, накрыла по грудь простыней и обратилась к подельникам:  — Значит, так. Двое должны остаться с ним, на всякий случай. Можете не беспокоиться, он «под допингом» прохрапит до утра. Один поедет со мной…
        — Куда это?  — спросил Варелик.
        — К нему домой. Вы не переживайте, ребята, я с этим человеком встречалась, у нас любовь была. Мы даже собирались пожениться. Но он подло изменил мне с другой. Я должна взять у него одну свою вещицу. Не хочу, чтобы ею пользовались разные шлюшки, которых он приводит к себе. Мы приедем, я возьму ее и все. Мы друг друга никогда не видели.
        Варелик почесал затылок.
        — Бензин я тебе компенсирую отдельно,  — пропела она ему так, что отказаться было трудно.
        Алиса залезла в карман брюк Андрея, достала ключ от его квартиры и кивнула водителю:
        — Поехали.
        Когда добрались до нужного дома, она велела Варелику подождать в машине, а сама выскочила из салона и исчезла в подъезде.
        Вернулась Алиса минут через тридцать. Очень довольная собой. В руках у нее был полиэтиленовый пакет.
        — Это ноутбук. Мой. Поехали…
        — Варелик с этой Алисой вернулись где-то через часок. Приехали с выпивкой, закусью. Она говорит нам: «Ребята, я проставляюсь. Давайте мойте руки и — за стол». Вообще такая заводная оказалась. На пианино нам играла, истории интересные рассказывала из артистической жизни. А когда мы все хорошенько наклюкались, сказала, что выпившими нас никуда не пустит. В общем, заночевали у нее. На полу нам постелила. А утром, когда проснулись, говорит: «Вчера все прошло, как по нотам, теперь надо завершить начатое так же хорошо». И когда этот тип очухался, я подкатил, чтобы дополнительно припугнуть. А он, падла, опять — хрясть мне по морде! Я, если бы пацаны не остановили, точно урыл бы его там же, на месте!
        — Ладно. Что потом произошло?
        — А что потом? Ну, помяли ему немного бока, чтоб не ерепенился, а Варелик, он из нас самый солидный, сказал, мол, если знаешь фамилию Порошина, что ли, забудь ее и мотай из города. Так Алиса научила.
        — Все?
        — Все. На хрен его послали, он и свалил. Алиса эта с нами расплатилась, и мы уехали.
        — Алиса, Патрунова Оксана Анатольевна, одна в квартире осталась?
        — Ну да.
        — Стас, когда вы уходили, с ней все было в порядке? Жива и здорова?
        — Ну да. Она нам еще оставшуюся закусь, бутылку водки с собой завернула. Мы когда подошли к Вареликиной машине, тип этот уже в автобусе сидел. Я заметил его рожу. А Варелик себя по башке стукнул, говорит, блин, ключи на кухне у нее забыл. И за ключами вернулся…
        — Так, постарайся точно вспомнить, сколько времени пробыл у Патруновой Варелик?
        — Минут десять. А может, больше. Мы, помню, даже пошутили, когда он спустился от нее, мол, что, отпускать не хотела краля? Он на баб падкий.
        — Падкий, говоришь?..
        — Не, ну, не маньяк, конечно, но любитель… А он шутку нашу вообще не воспринял, буркнул хмуро: «Хватит болтать, поехали отсюда».
        — Буркнул?..
        — Обиделся. Его ведь однажды чуть не посадили за попытку изнасилования, хотя ничего там не было. Баба одна решила состричь с него купоны. Немереные деньги заплатил ей. Еле откупился…
        — Алло, Владимир? Это Примеров. Андрей. Вы звонили мне. Я сразу ответить не смог. Занят был.
        — Я думаю,  — выдержав паузу, произнес подполковник,  — материал вам следует вернуть. Можете считать, что никакого разговора между нами не было.
        — А что случилось?
        — Это я хотел бы узнать у вас. Но, думаю, теперь необходимости в этом нет.
        — Если вы имеете в виду опубликованное интервью, то это была не моя инициатива.
        — Это не имеет значения. Важны не намерения, а результат. Видимо, я в вас ошибся.
        — Если вам так угодно, я готов вернуть материал.
        — Завтра. На прежнем месте. В 14.00. К вам подойдут.
        — Кто, если не секрет?
        — Мой человек.
        — К чему такие конспирации? Может, я все передам через… Наталью Алексину?..
        Многое отдал бы Андрей, чтобы посмотреть в эту минуту на Емельянова.
        — Не знаю такую. Все. Вас будут ждать…
        Через час после разговора с подполковником Андрей подкатил к подъезду Наташи, припарковался в стороне и набрал ее по мобильнику.
        — Хочу заехать минут через тридцать. Ты дома?
        — Да. Хорошо.  — Голос ее показался не таким уверенным, как всегда.
        Минут через пять-семь из подъезда вышел мужчина. Он прошел к джипу с «мерседесовским» значком, сел в него и уехал. «А говорил, что не знаешь такую,  — имея в виду Наташу, усмехнулся Андрей.  — Ты же подполковник, «честный офицер», что ж врешь-то, как ефрейтор салаге?» Выждав еще протокольных двадцать минут, он поднялся по ступенькам и надавил на кнопку.
        — Привет,  — невесело встретила гостя Наташа.
        — Привет. Я к тебе с морем ассоциаций,  — улыбнулся он.  — Вот,  — и протянул ей флешку.  — Тебе нужны были ассоциации, читай — рисуй. Вот она, статья.
        — Я думала, ты ее опубликуешь…
        — А зачем?
        — У тебя нет профессиональной гордости, Андрюша?
        — Нет. Откуда ей взяться? Я ведь дурачок. Причем круглый, которого можно легко обвести вокруг пальца, накормив детскими байками о честном офицерике, радеющем за честь мундира, об одинокой красавице, страдающей от отсутствия «ассоциаций»… Вместе придумывали?..
        — Не останавливайся, Андрюша, теперь ты можешь упомянуть моего родителя-генерала как источника своего просветления. Или я что-то путаю?
        — Знаешь, ты действительно красивая и талантливая. Но при чем здесь я и твои семейные дела?
        — Ты прав. Никто не обязан за меня решать мои проблемы.  — Она отошла к окну.  — Ни-кто. Уж, во всяком случае, ты, в принципе, хороший парень, способный на искренность… Какое кому дело, что чей-то отец довел практически до помешательства чью-то мать. Что их единственный ребенок рос, не зная родительской ласки вдали от них, под присмотром деспотичной бабки.  — Наташа тряхнула волосами.  — Почти каждую ночь я зарывалась лицом в подушку, чтобы бабка не слышала, как я плачу… Потом научилась плакать беззвучно… В отличие от других детей, я выросла без детства. Не было его у меня. Поверь, я говорю не из желания вызвать к себе сочувствие, просто это всегда со мной. И никуда от этого не деться… Поэтому… я не хочу замуж. Не хочу детей. Мне кажется, я их не смогу любить…
        Присев на стул, Андрей опустил голову. Он пытался понять, для чего она все это ему рассказывает?
        — Предположим, что публикация этой статьи вызовет резонанс в военных кругах, генерала Порошина снимут с должности и, возможно, посадят. Тебе станет легче от этого?
        — Не знаю. Это была идея Емельянова,  — неопределенно пожала она плечами.
        — Так это он — злодей?
        — Никакой он не злодей. Пытается помочь мне. И себе — зачистить место для карьерного роста. Он давно зовет меня замуж. Я не хочу. Или не могу?..
        — Может, все гораздо проще? Ты не любишь его, вот и все?
        — А ты знаешь, что это такое? Любить? Я — не знаю… Прости, что так все получилось, я, правда, не хотела…
        — Это отдашь ему, Володе,  — кивнул Андрей на полиэтиленовый пакет с емельяновским компроматом, который принес с собой.  — Он просил…
        — Андрюша, я закажу два билета в Париж… Давай вместе… улетим…
        Он тихо прикрыл за собой дверь и ушел. Было около семи вечера. Примеров шагал по улице среди праздногуляющих в субботний выходной людей. Ему было немного не по себе от этого тяжелого разговора и всей этой грязноватенькой истории. Неожиданно в его кармане зазвонил мобильник. Он нажал на зеленую клавишу и поднес трубку к уху: «Андрей? Добрый вечер. Я — подруга Наташи, звоню по ее просьбе. Она сама сейчас не может позвонить вам, но просила передать, что ждет вас к девяти часам в «Парусе надежды», в баре. Ей надо сказать вам что-то очень важное… Она очень просила». После отбоя номер звонившей не определился. Часы показывали без четверти восемь. В баре, чтобы убить час, он заказал коктейль «Ковбойский» и орешки. Потягивая крепкий напиток, почувствовал, как у него поплыла голова. «Что за хрень»,  — подумал он, не без труда встал и направился к барной стойке, заказать бутылку минералки. В этот момент к нему подкатила какая-то блондинка с сигаретой:
        — Привет. Меня Алиса зовут. Огонька не будет?  — загадочно улыбнулась она.
        — А меня зовут Андрей,  — протянул он ей зажигалку.
        — Зовут тебя, так иди! Чего к приличным девушкам пристаешь?..  — Тяжелая мужская ладонь опустилась на его плечо.
        Он повернулся и, не глядя, стесал кулак о чьи-то зубы. Но тут же удар в челюсть опрокинул его назад, и в следующую секунду грохот падающих стульев и крики Алисы накрыл «темный занавес»…
        Станиславу Сергеевичу предстоял неприятный разговор. Он собирался доложить шефу, что задержанного Примерова Андрея Владимировича надлежит освободить за отсутствием в его действиях состава преступления. На этом настаивал и адвокат, которого наняли родственники задержанного, о том свидетельствовали показания Турика Станислава Владиславовича и Дыськина Георгия Семеновича. Допрошенные раздельно друг от друга, они дали идентичное описание событий, из которых следовало, что в районе 14 часов дня, 16 июня, Примеров покинул квартиру Патруновой. Через полчаса уехали от нее Турик, Бекетов и Дыськин. Бекетов вернулся за ключами и через десять минут покинул квартиру. Время было — 14.40, может, немногим больше, а смерть Патруновой наступила в районе 15 часов. В этом промежутке к ней пришел Баянович Мартин Яковлевич и, с его слов, обнаружив труп Патруновой, смалодушничал и сбежал, не сообщив о происшествии в полицию.
        Неприязнь, которую испытывал Баянович к Патруновой, стечение обстоятельств вокруг них — все говорило капитану о том, что Мартина следует задержать. Но прежде надлежало провести следственный эксперимент и встретиться с Бекетовым Валерием Игоревичем. Если верить Турику, он должен вернуться из командировки уже завтра.
        Расставив в голове по полочкам все, что собирался доложить шефу, Станислав Сергеевич постучался в дверь кабинета:
        — Разрешите, Дементий Павлович?
        Лобков кому-то выговаривал по телефону на повышенных тонах. Не сбавляя напора в голосе, он жестом пригласил подчиненного войти и сесть. Через минуту, когда трубка в руке накалилась от напряжения, подполковник, будто обжегшись, бросил ее на рычаг аппарата и поднял вопросительный взгляд на капитана.
        Станислав Сергеевич встал и, внутренне приготовившись ко второй волне ярости начальника, начал докладывать.
        Выслушав его, Лобков спокойно произнес:
        — Я вас понял, товарищ капитан. Вы отстранены от дела. Все материалы прошу сдать лейтенанту Листову. Не смею более задерживать.
        Будучи человеком состоятельным и притом дальновидным, генерал Порошин львиную долю своего капитала заблаговременно перевел на счета надежных иностранных банков. То, что в скором времени придется уходить из штаба округа, ему было ясно как день. На домашнем фронте Виктор Валентинович также не сидел сложа руки, ожидая, пока журналист Примеров снабдит его всей интересующей информацией. Чтобы расставить точки над «i», он решил запустить слух о трех миллионах долларов. Чек на предъявителя на эту сумму он показал молодой спутнице жизни, пообещав ей в качестве свадебного презента полтора миллиона. И дочери своей, как родительский подарок, посулил вторую половину этих немалых денег.
        Выполнив первую часть плана, он перешел ко второй его части: выждав время, организовал семейный ужин и в присутствии заинтересованных дам поделился пренеприятной новостью. С подобающим моменту серьезным выражением лица доложил, что ему предстоит сложная операция на сердце. «Если прооперироваться у нас,  — пояснил он,  — то шансов выкарабкаться — пятьдесят на пятьдесят. Заграничные клиники гарантий дают больше». Но проблема в том, что после лечения генералу вместо карьерных перспектив светит лишь пенсия. Как ляжет карта, когда он, лишенный всех полномочий и привилегий, станет мишенью для правоохранительных органов, не может предсказать даже оракул. И хотя «грехов» в служебной деятельности за ним не водилось, он сделал на этом акцент, известную истину, что при желании можно придраться и к столбу, увы, никто не отменял. Так что с распределением трех миллионов баксов придется пока повременить. «Если их помыслы в отношении меня чисты,  — решил про себя генерал,  — то между собой они останутся такими же воркующими подружками, как были. Если же начнется охота за деньгами, то придется отдалить от себя
одну из них, а может, и обеих». Чек он поместил в замурованный в стену сейф, за которым было установлено замаскированное видеонаблюдение на случай несанкционированного вскрытия.
        Наташа решила Емельянову о деньгах не говорить. Их секреты касались лишь планов свалить генерала. Этот с виду волевой сероглазый атлет с подполковничьими погонами, лелеющий сладкую мечту о широких алых лампасах, никак не подходил под критерий рыцаря ее сердца. Она расценивала свои отношения с Владимиром как партнерские, несмотря на то что сам «партнер» спал и видел рядом с собой красавицу жену в лице Наташи. Причем обоих не смущал тот факт, что совместными усилиями они собирались изжить со свету человека, приходящегося родным отцом ей и потенциальным тестем ему. На этапе к достижению цели Наташе предстояло переманить на свою сторону молодую подругу отца, пока тот не перевел ее в ранг жены, а потом обставить все так, чтобы дальнейшее ее пребывание в порошинской вилле стало невозможным в принципе. Нужен был лишь подходящий случай. Он подвернулся, когда Виктор Валентинович, пригласив дочь на семейный ужин, объявил о своей сердечной недостаточности. Коварная интрига созрела в голове мгновенно. Единственное, чего не могла учесть Наташа,  — это то, что свои планы в отношении претендентки на роль
«генеральши Порошиной» выстроил и подполковник Емельянов. Конфиденциально…
        Первое, что ощутил Андрей, когда его вывели за ворота,  — это чувство окрыленности. Широко вдохнув воздух свободы, он испытал такое удовольствие, какое может ощутить лишь невинно содержащийся в застенках человек, выпущенный на волю.
        Капитан Капитан успел подписать листок освобождения из-под стражи Примерова, прежде чем подполковник Лобков отстранил его от дела.
        Первым делом надо было ехать домой, по пути позвонить отцу, потом хорошенько отмыться в ванной, чтобы смыть с себя этот казенный арестантский запах, который, кажется, намертво впитался в кожу… Ну и, само собой, что-нибудь поесть и отдохнуть.

«Вроде и пробыл здесь всего ничего, а ощущение, будто век воли не видал»,  — подумал Андрей, направляясь к автобусной остановке. Когда идти оставалось совсем немного, его догнала белая легковушка и затормозила. Водитель из-за руля окликнул низким голосом: «Примеров… Андрей, садись!»
        Это был Миша Петров. Друг детства Димы Юрьева…
        Часть II
        Он мог бы поспать еще, но солнечные лучи, наполнившие комнату ярким утренним светом, подняли его с постели. Андрей облачился в махровый халат и спустился на первый этаж. Из кухни доносился ароматный запах кофе и омлета.
        — А тебе идет,  — рассмеялся Миша, глядя на голые Андреевы ноги, выступающие из-под халата.
        — Тебе тоже,  — в ответ рассмеялся Андрей, намекая на женский передник, который Миша, очевидно, забыл снять с себя после готовки еды.
        — Как спалось на новом месте?
        — Замечательно.
        — Ну что,  — когда с завтраком было покончено, поднялся Петров,  — продуктов в холодильнике тебе на пару дней хватит, а там я подскочу. Смотри телевизор, отдыхай. Да, еще, одежда твоя сушится внизу.
        — Цокольный этаж?
        — Да. Для стирки, глажки… Два тренажерчика у меня там стоят. Можешь позаниматься, если хочешь. В общем, не скучай…
        Вопреки планам, к себе домой попасть Андрею было не суждено. Когда его выпустили из следственного изолятора, Миша Петров, выждав, пока тот отойдет на приличное расстояние от ворот, подкатил на своей белой «девятке» и уже в машине прояснил Примерову ситуацию. А она была таковой, что Андрею нужно было на время схорониться. А лучше вообще уехать из города. «Капитана Капитана отстранили от дела, следствие передали вести лейтенанту Листову. Этот будет рыть землю, чтобы исполнить волю подполковника Лобкова. А ему почему-то позарез хочется засадить тебя за решетку»,  — пояснил Петров.
        При этом он не стал уточнять, как нашел отца Андрея, успокоил того, как организовал ему свидание с сыном, нашел хорошего адвоката. Умолчал Миша и о том, что разговаривал по телефону с Димой Юрьевым! Тот теперь в курсе всего, но просил, чтобы раньше времени Андрею ничего не говорить, он скоро сам объявится и найдет его.
        — Товарищ капитан, извините, что беспокою, но мне необходимо с вами поговорить. Располагаете временем?
        — Говорите…
        — Не здесь. Если вы не против, у меня в машине. Заодно подвезу вас куда скажете.
        Станислав Сергеевич, собравшийся домой после работы, не возражал. Сержанта Петрова он знал в лицо, хотя близко знаком с ним не был.
        — Слушаю.  — Капитан поудобнее разместился на переднем сиденье.  — Вас, кажется, Михаил зовут?
        — Да. Станислав Сергеевич, я по поводу Андрея Примерова, фигуранта дела об убийстве Оксаны Патруновой. Хотел бы поговорить…
        — Я отстранен от расследования и с сегодняшнего дня в отпуске. Дело передали другому…
        — Знаю. Лейтенанту Листову. Подполковник Лобков приказал по поводу вас провести служебное расследование. Думаю, это связано с освобождением Примерова… Его уже объявили в розыск?..
        — Откуда такая осведомленность?  — удивленно посмотрел на Михаила следователь.
        — Скажу больше, Примеров в настоящий момент скрывается у меня на даче. И отвез туда его я…
        — Зачем вы мне все это рассказываете?
        — Затем, что, если вы не докажете свою правоту, Лобков добьется того, что вас уволят из органов по статье, а то и привлекут…
        — Допустим. И что вы предлагаете?
        — Свою помощь. Я знаю Андрея Примерова. Он ничего противозаконного не совершал. Тем более убийство. Лобков ведет какую-то свою игру. Необходимо понять только какую? У меня есть по этому поводу кое-какие соображения…
        В половине первого дня Миша припарковал свою «девятку» у кафе «Пригородное» и выключил фары.
        — А теперь прошу быть внимательным,  — обратился он к Станиславу Сергеевичу.
        Минут через пятнадцать к стоянке для вип-персон подрулила служебная машина подполковника Лобкова. Он вылез из-за руля и направился к заднему входу. Вскоре туда же подрулила еще одна тонированная иномарка. Из нее вышел статный армейский подполковник и пошел туда же, куда скрылся Лобков.
        — Вот, это то, о чем я говорил.
        — Любопытно. Но какой здесь криминал?
        — Не знаю. Я проследил этого армейца. Он служит в штабе округа. Каждый четверг они обедают вместе.
        — Хорошо бы послушать, конечно, о чем они беседуют…
        — За этим я вас и привез сюда.
        — Вы «пишете» их беседу?
        — Мне самому это сделать было сложно, поэтому я «пробил» официантку, которая закреплена за их столом. Попытался с ней познакомиться, но она на контакт не пошла. Сказала, что у нее есть парень, с которым она встречается, якобы в прошлом десантник… В общем, «отбрила» меня достаточно некультурно. Тогда я познакомился с этим ее парнем. Короче говоря, они согласились, не за бесплатно, естественно, и обещали отзвониться, как только запишут разговор. А что делать, раз живем в обществе потребителей, надо за все платить.
        Еще при первой встрече с Капитаном Петров пробасил, что имеет некоторую осведомленность о деле Патруновой, с легкой руки своего давнего знакомого юриста, которого попросил «взять под опеку» Примерова в качестве адвоката. Последний сказал, что, судя по всему, парень невиновен, но его хотят подвести под 105-ю статью УК РФ. Когда стало понятно, с чьей стороны дует ветер, Петров начал «присматриваться» к телодвижениям Лобкова. Из того, что удалось установить в результате наблюдений,  — это то, что шеф, страдающий гастритом желудка, ежедневно и строго по часам потреблял специально приготовленную для него пищу в ведомственной столовой. Но по четвергам его именной стол пустовал. Петрова столь незначительный факт, однако, заинтересовал и привел к кафе «Пригородное». Тут он и заметил, что трапезничал в столь дорогом заведении Дементий Павлович не в одиночестве, а всегда в компании одного и того же человека.
        — Я понимаю,  — признался сержант капитану,  — что накопать мне удалось всего ничего. Но, может, совместными усилиями мы сможем что-нибудь предпринять? На всякий случай я сфотографировал Лобкова с этим армейцем, когда они оба выходили из кафе.
        Капитан слушал, опустив глаза и думая о чем-то своем.
        — А что, если Патрунову никто не убивал?  — ошарашил он вдруг Петрова вопросом.  — После разговора с Полоцкой, матерью «убитой», мне ведь не удалось обнаружить место захоронения. Полоцкая солгала, что дочь похоронила на городском кладбище. Могилы Патруновой там нет, я выяснял в администрации…
        — Какой смысл ей врать?
        — Не знаю.
        — Может, ее похоронили в другом месте?
        — Мне надо встретиться с Примеровым. Мы можем это сделать?
        — Конечно. Без проблем.
        Андрей, гоняя чаи на «конспиративной» даче Петровых, отдыхал телом, но не душой. Подремывая на тахте перед телевизором, в полусне ощутил себя в каземате, делающим подкоп под стену. Голыми руками гребя землю под живот, он с трудом пробивался вперед. Дышать становилось все труднее… Вдруг кто-то впереди крикнул: «Я не псих, я нормальный. Не бери греха на душу, вытащи меня отсюда!» Когда положение стало невыносимым, Андрей сделал еще одно усилие и чудесным образом оказался на цветущей поляне. Перед ним стоял человек в белой сорочке до пят. Сделав крестное знамение рукой, он произнес: «Не бери греха на душу». Андрей махнул руками и… проснулся. Все еще находясь под впечатлением от привидевшегося во сне, почему-то подумал: «Надо вытащить из дурдома Шуру. Он ждет». Встал с тахты, чтоб глотнуть на кухне холодной водички, спустился на цокольный этаж, переоделся и, заперев снаружи дверь дома, направился к автобусной остановке в полном смятении: «Это был всего лишь сон. Вполне объяснимое желание помочь другому, если тот в беде…»
        Проселочная дорога, выхватываемая светом фар, сделала зигзаг и увела по прямой как раз к даче Петровых. Не глуша мотор, Миша вышел из машины, чтобы открыть ворота и загнать запыхавшуюся «девятку» во двор. Его немного удивило то, что в доме не горел свет. Время было десять с «копейками».
        — Неужели он уже спит?
        — Ранняя пташка?  — отозвался сзади Станислав Сергеевич.
        Он шел за хозяином, который щелчками выключателей наполнял светом темные комнаты. Примерова нигде не было.
        — Вот эта привычка искать себе приключения на одно место его так ничему и не научила,  — чертыхнулся в сердцах Петров.  — Что за человек?
        — Рано или поздно он все равно сунется к себе домой.
        — Ну да. Там-то его с распростертыми объятиями оперативники и встретят.
        — А может, он где-то здесь? Может… просто вышел подышать воздухом или еще куда?
        — Возможно. Но вряд ли. Денег, которые я оставил на всякий случай на столе, нет. Он взял их и поехал чинить разборки. Я знаю эту породу дураков, потому что сам такой.
        — Мне-то что прикажете делать с вами «такими»?
        — Предлагаю, следуя вашему умозаключению, подождать у его дома. Чтобы взять раньше, чем оперативники.
        — А кем он вам приходится: кум, сват, брат?  — спросил уже в машине капитан.
        — Он друг моего друга, а значит, и мне друг,  — без намека на патетику ответил сержант и тронул «девятку» с места.  — Ох и всыплю я ему «по-дружески»! Только бы найти его!
        Капитан опять внимательно посмотрел на Петрова и приготовился глотать проселочную пыль…
        Психоневрологический диспансер находился на юго-западной окраине города. К нему Андрей добрался на общественном транспорте, в надвинутой на нос летней кепке, которую приобрел в первом же попавшемся промтоварном магазине. Считая, что в кепке он неузнаваем, а значит, защищен, уже в продуктовом супермаркете купил две бутылки водки, палку копченой колбасы, сыра, пару банок консервов и батон. Аккуратно уложив все это в толстый полиэтиленовый пакет, Примеров во всеоружии отправился выручать Шуру из дурдома. Не придумав ничего лучше в двенадцатом часу ночи, он нашел небольшую прореху в заборе, протиснулся через нее и у самого входа в «веселое» заведение присел на лавочку и задумался.
        — Мужик, ты чего это расселся? Тут посторонним находиться не положено.  — По-хозяйски уверенный голос человека в медицинском халате вывел Андрея из состояния прострации. Он взглянул на здоровяка в белом, нависшего над ним, как архангел над грешником, и округлил глаза. Спустя минуту, присмотревшись друг к другу, оба в один голос удивленно произнесли: «Это ты, что ли?..» И, не сговариваясь, так же синхронно ответили: «Я-а!»
        — Ты чего здесь делаешь?  — первым пришел в себя Жорик. А это был он — один из троицы, с которой Андрей подрался в «Парусе надежды», а затем у Алисы на квартире.
        — Чего делаю? Свежим воздухом дышу. Вот, выпустили за примерное поведение.
        — Из следственного изолятора, что ли?
        — Ну, да, посидел там маленько.  — Андрей решил перейти на понятный для Жорика язык:  — «Следак» оказался правильным мужиком, выпустил. А полковник дело шил, хотел повесить на меня убийство этой Алисы из кабака. Помнишь такую?..
        — Да ты что?!.  — воскликнул Жорик.  — Слышь, меня ж тоже вызывали, допрашивали. Так я там все выложил, как было. Мол, «непонятка» вышла в кабаке, подрались маленько, с кем не бывает. Но потом все чин чинарем, на нашей машине доставили его, то есть тебя, к этой Алисе на хату. Там бутылку распили, остались ночевать. Правда, утром чуть опять не подрались, но обошлось. Все мирно разошлись по домам. А хозяйка нам еще платочком помахала.
        — А я что, еще и у нее пил?
        — Да нет, это я для убедительности придумал. Мы без тебя бухали, ты ж спал, решили не будить.
        — Ну да.
        — Да-а, дела… Слышь, а Алиса твоя ничего была, красивая. И чего вы разбежались?
        — Куда разбежались?
        — Она говорила, у вас любовь была, а ты, мол, изменял ей. Она ж ночью к тебе поехала, ноутбук свой забрала…
        — Да?..  — не смог сдержать удивления Андрей.  — А я-то думал… Я ж обыскался его…  — Он не собирался откровенничать с этим парнем, но то, что услышал от него, многое теперь меняло. Стало быть, вот кто учинил у него дома погром и украл ноутбук с компроматом… Но зачем он ей понадобился? Значит, не случайно она подошла к нему в кабаке? Все было не случайно?.. Кто она такая, эта Алиса?
        — Ладно, не пухни, это ваши дела. Просто жалко, когда такие девчонки уходят…
        — А мне-то как жаль, если б кто знал! Им бы настоящего убийцу найти, а они почему-то на меня хотят все повесить. А я ведь не убивал никого.
        — Влип ты, конечно, конкретно, паря.
        — Мне бы, братан…
        — Жорик меня зовут.
        — Андрей,  — протянул ему руку Примеров.  — Мне бы, Жорик, ночь перекантоваться где-нибудь, а утром я исчезну, будто и не было меня вовсе.
        — У нас тут вообще-то строго…
        — Компания мне нужна, понимаешь, два «фуфыря» приговорить. И закусь есть. И за ночлег «кусок» отвалю.
        — Ну, раз ты так ставишь вопрос,  — прикинул перспективы Жорик,  — я тут санитаром работаю. Не самый главный, конечно, но кое-что могу. Пошли!
        Жорик, по сути, был неплохим парнем, только очень любил деньги, выпивку и женщин. И если первые две позиции — «деньги и выпивка», можно сказать, сами приплыли ему в руки без всяких на то усилий, то с таким «арсеналом» найти женщину ему труда не составляло никогда. Медсестричка Антонина, похожая на маленькую птичку, со смешным курносым носиком, обсыпанным рыжими веснушками, вошла в санитарскую и, искоса посмотрев, как Жорик собирает закуску, неожиданно звонко рассмеялась, прощебетав:
        — Ой, ну кто ж так делает? Учишь вас, учишь, и все без толку. Давай, я помогу тебе с нарезкой…
        — Ничего, я справлюсь…
        Когда Антонина, отсмеявшись, удалилась за посудой, Андрей с любопытством спросил:
        — А чем она у вас занимается?
        — Антошка, что ли? Медсестрой работает. Уколы делает, таблетки раздает…
        — Не обижают ее?
        — Ты что?  — Она на уколы одна без санитаров ходит. Ее больные, знаешь, как уважают! Я к ней тоже очень хорошо отношусь. А вот и Антошка пришла,  — довольно улыбнулся Жорик, глядя, как девушка выложила на стол тарелки, три медицинские мензурки, пакет с томатным соком и стала проворно тонкими ломтиками нарезать колбасу и сыр, аккуратно выкладывая потом все это на тарелки.
        — А мензурки зачем?  — поинтересовался Андрей.
        — Чтобы пить из них,  — пояснил Жорик.
        — А-а, вместо рюмок?
        — Вместо стаканов.
        Этот короткий мужской разговор так развеселил Антонину, что она опять залилась хохотом.
        — Вот, Антоша, корешка встретил,  — разливая водку по мензуркам, сказал Жорик.  — Вышел во двор, думал размяться маленько, чтобы в сон не клонило, смотрю, сидит на лавочке, скучает. Говорит, компания нужна. А чем мы не компания? Короче, пусть эта ночь будет самой хреновой в нашей жизни!

«Да уж»,  — подумал Андрей, и ему вдруг расхотелось пить. Пригубив мензурку, он отставил ее в сторону.
        — Ты чего это?
        — Что-то не пошла. Отвык маленько.
        — Не пошла, и ладно, насильно поить не будем. Нам больше достанется. Да, Антошка?
        Когда первая бутылка была опустошена, Андрей, улучив момент, спросил:
        — Слушай, а как у вас насчет свиданий? Родные, близкие больных навещают? Это можно?
        — Тебе зачем? Больной, что ли? Или родной кому? Хы-хы…
        — Да нет, раз уж я здесь, хотел кореша одного своего навестить. Он у вас прохлаждается.
        — Это только с санкции насяльника.
        — Какого «насяльника»?
        — Ну, ты даешь! Насяльник — это хозяин. Главврач.
        — А-а… А обойти его никак нельзя?
        — Не-не, нельзя. Только через него. И то надо знать, когда к нему подходить.
        — То есть?..
        — Значит, слушай сюда: с утра он злой как собака бывает. Потом уходит к себе в кабинет, глотает порцию успокоительных пилюль и становится вполне нормальным человеком. Вот тогда к нему и можно, конечно, соваться с просьбочками. Но тебе, лично, не советую в любом случае…  — закрыл тему Жорик.
        Подрулив к дому Примерова в полночь, Капитан с Петровым заняли позицию, с которой просматривался как на ладони подъезд, и принялись внимательно наблюдать. Минут через десять тихим сном младенца уснул сидящий за рулем сержант, а чуть позже провалился в сон и капитан…
        Первым проснулся Андрей. В начале четвертого утра его, задремавшего за столом, растолкал Жорик и, перед тем как отрубиться самому, промычал:
        — Слышишь, Антошку подводить нельзя. Утром, если ее не добудишься, толкни меня. Я на подъем легкий. Надо будет уколоть контингент…
        — Кого?
        — В красной папке лежат листы назначений пациентов — кому какую инъекцию делать — с фамилиями и номерами палат.
        — Так, может, мне?..
        — Тебе не надо. Ты не буйный…
        — Я имею в виду, может, мне уколоть контингент? Первое образование у меня медицинское,  — начал сочинять Андрей…
        Ответом ему был глубокий раскатистый храп уснувшего Жорика. С трудом перевалив его на бок, Примеров решил не упускать шанс. Сняв с вешалки чей-то медицинский халат и белый колпак, он надел все это на себя, достал из шкафа красную Антошкину папку и стал ее листать. «Шура, Шура, какая же у тебя была фамилия?»  — всматривался он в строки. С инициалами на «А» насчитал семь фамилий. Две из них были женские, а пять оставшихся стал примерять к Шуре. Ему показалось, что более других этому типажу подошла бы фамилия Зяблов. Миновав пост медсестры, где должна была красоваться бодрствующая Антошка, Андрей шел по коридору со светло-зелеными стенами, удивляясь тому, что палаты все были без дверей. «Наверняка это для того, чтобы обслуживающий персонал мог видеть, что в них происходит»,  — догадался он. Однако искомая шестая палата составляла исключение. Вход в нее прикрывала запертая дверь с оборудованным глазком. «Так. И что теперь?» Он машинально сунул руку в карман халата и… вытащил из него шестигранный ключ. Оставив открытой дверь, чтобы свет из коридора проникал в темное пространство палаты, Андрей ступил
внутрь и тронул за плечо лежащего лицом к стене худощавого человека. Сомнений в том, что это Шура, у него уже не было.
        — Просыпайся же ты,  — начал он тормошить бедолагу, как вдруг тот вскочил, и, выстреливая скороговоркой отборный мат, в бешеном порыве накинулся на Андрея, схватил его за горло и начал душить. Увы, это оказался не Шура. Уже наполовину испустивший дух, Примеров приготовился к наихудшему для себя исходу, но в последний момент, скорее инстинктивно, чем осознанно, без особого замаха, но с такой силой нанес удар ладонями по ушам нападавшего, что тот взвыл и на секунду ослабил захват. Этого оказалось достаточно, чтобы Андрей пулей вылетел в дверь и закрутил в ней граненый ключ на запор. В санитарской комнате он стал понемногу приходить в себя и не заметил, как уснул… Сладкий сон, захвативший Андрея, не хотел отпускать из цепких объятий, однако будильник, настойчиво звонивший в голове, заставил его открыть глаза. Это «звенела» Антошка, которая уже успела убрать со стола следы ночной пьянки, а бодрый Жорик смешил ее тупыми, как сам, репликами: «Слышь, мы всю ночь бухали с тобой и трезвые, этот ничего не пил, только смотрел на нас, а, похоже, окосел, как после литры выпитой».
        — Нанюхался, видать! Ой, не могу!..
        — Проснись, Андрей, держи хвост бодрей!  — выдал очередную порцию юмора санитар.
        — Ха-ха-ха!  — отозвалась медсестричка.
        Дав возможность вдоволь посмеяться над собой, Андрей, сделав незадачливое лицо, обратился к Жорику:
        — У меня к тебе просьба. Можно посмотреть, как Антонина делает уколы больным?  — и положил на стол тысячерублевую купюру.
        — Достал ты своими просьбами, конечно,  — смахнул денежку со стола санитар и добавил:  — Такую же Антошке нарисуешь, подумаем. Но имей в виду, если что, ты нас не знаешь, мы — тебя…
        Все в том же медицинском одеянии, с красной папкой в руках, Примеров молча следовал за медсестрой по палатам. «Это наш новенький, стажировку проходит»,  — должна была соврать, если кто спросит, Антонина. Андрею при этом надлежало утвердительно кивать головой. Они прошли всех занесенных в листы назначений больных в палатах, но, к великому сожалению, Шуры на Антошкином этаже не оказалось. Придется перейти к плану «Б», решил Андрей и исчез с глаз долой, спрятавшись в одной из подсобных комнат. Переждав в соседстве со швабрами и вонючими половыми тряпками с часик, он осторожно вышел в коридор.
        Петров продрал глаза от стука в лобовое стекло. Первое, что пришло на ум,  — обматерить стучавшего. Но он вовремя передумал.
        — Слышь, протяни машину вперед, мне выехать надо,  — обратился к нему мужик, вертя на указательном пальце брелок с ключом от замка зажигания.
        — Который час?  — проснувшись, зевнул Капитан.
        — Начало восьмого.
        — Елки-палки! Все тихо?
        — Тихо, кажется.
        — Давай до десяти подождем, в это время пересменка происходит. Посмотрим, сколько их.
        Миша подал вперед и оглянулся. В выруливающем сзади авто сидели крепко сбитые мужики с покрасневшими веками.
        — Трое,  — посчитал Станислав Сергеевич.
        — Чего?
        — Пересменку, говорю, мы, кажется, проспали. В машине трое. А сколько в квартиру поднялось, мы не знаем.
        — А нам это важно знать?
        — Наверное. Если Примеров сунется к себе, а мы его не успеем перехватить, наверху нам это может оказаться важным.
        — Думаете, до рукопашной дойдет?
        Ответом ему был многозначительный взгляд старшего по званию…
        Сняв с головы белый колпак, но оставшись в халате, Андрей уверенным шагом свернул на лестничный пролет, выкрашенный в серый цвет, и спустился на первый этаж, где располагался кабинет главного врача.
        — Меня прислали из областной молодежной газеты «Наш город» для беседы с вашим шефом. Скажите, пожалуйста, можно мне пройти к нему?  — обратился он к дородной секретарше с ультражелтой копной волос на голове, пышным бюстом и спущенным на фигуристые бедра широким красным поясом.
        Видная женщина подняла на него ясные, как небо, глаза, медленно моргнула густо накрашенными ресницами и произнесла в ответ:
        — Здороваться надо, молодой человек. Или в вашей школе этому не обучали?
        Андрей зачем-то почесал затылок, глупо улыбнулся и, извинившись, неожиданно для себя выдал:
        — Вам, наверное, часто это говорят, но вы действительно очень шикарная… девушка.
        — Корреспондент, что ли? Из газеты, говоришь?.. Ну, чего стоишь, давай, проходи, раз уж пришел. У себя он.  — Секретарша при этом загадочно усмехнулась и, поправив пальчиками «копну», добавила:  — Ишь, «девушка», у меня сын постарше тебя будет, того и гляди, внуками одарит. «Девушка!..»
        — Поразительно!..
        — Ох уж мне эти корреспонденты…
        Едва войдя в кабинет главврача, Примеров решил сразу взять, как говорится, быка за рога и отрекомендовался с учетом последней ошибки:
        — Здравствуйте! Я к вам по поручению главного редактора областной газеты «Наш город».  — И, глядя на молча посапывающего человека с искаженной мимикой, подумал: «Кажется, рано вошел». Похоже было, что главврач пилюли свои проглотил, но организм их еще не совсем усвоил.
        — Что-о?!  — вскочил с места хозяин кабинета и вновь плюхнулся в кресло, прикрыв глаза.
        Андрей молча ждал извержения вулкана. Однако через минуту напряжение лицевых мышц стало спадать, а еще спустя немного времени гримаса расправилась, явив лицо уставшего от добродетели гномика, только без усов и бороды.
        — Простите, что вы сказали? Из городской газеты к нам?
        — Да, из областной газеты. Мне поручено написать статью о вашем диспансере как об образцово-показательном учреждении,  — соврал Андрей, пораженный таинством человеческого перевоплощения.
        — Ну что ж, думаю, это возможно. Эльвира Эмильевна, голубушка, зайдите…  — «Добрый гномик» убрал пухлый короткий пальчик с кнопки селектора образца восьмидесятых годов прошлого века…
        Через десять минут журналист в сопровождении заместителя главврача по хозяйственной части, такого же гномоподобного человечка, с граненой стрижкой черных густых волос, отчего голова его казалась квадратной, шел, завязав любопытную беседу о последних достижениях данного психоневрологического диспансера.
        Андрей заглядывал во все палаты и подсобные помещения в надежде найти Шуру, но тщетно. Уже прощаясь со своим «гидом» во дворе, он обратил внимание на небольшое здание, расположенное особняком от центрального.
        — А здесь у вас что, если не секрет?
        — Это наше ноу-хау. Здесь содержатся лица, склонные к асоциальным действиям.
        — Карцер, что ли?
        — Что вы! С ними работают наши психологи по индивидуальной программе. Наша цель — вернуть обществу полноценных людей… Как же иначе?..
        — Я, с вашего позволения, хотел бы взглянуть…
        — Если вы настаиваете, конечно…
        Оглядев коридор с запертыми палатами, Андрей заглянул в один из глазков и отпрянул. Перед ним с обратной стороны двери стоял Шура и, казалось, смотрел ему прямо в глаза. Палата значилась под номером «4»…
        Любезно попрощавшись с «экскурсоводом», Примеров пообещал завтра же привезти уже подготовленную к публикации статью для согласования. Он снял с себя халат, оставив при этом граненый ключ в кулаке, и направился к пропускному пункту…
        В районе десяти часов Капитан принял решение о снятии наблюдения и сообщил об этом Мише. Тот завел мотор и вырулил со стоянки. Оба проголодались настолько, что никаких вопросов друг другу не задавали. В это время к подъезду подкатило частное такси. Петров, на всякий случай, посмотрел в зеркало заднего вида и так надавил на тормоза, что Капитан едва не выбил головой лобовое стекло.
        — Ты что творишь?!  — потирая ушиб, возмутился он.
        — Только что Примеров с каким-то хмырем вышли из такси.
        Прижав машину поближе к дому, они выскочили из салона, но им преградил путь таксист:
        — Эй, убери тачку с проезда!
        — Пошел ты!..
        — Что-о?!  — Таксист схватил Петрова за плечо и развернул к себе:  — Убери тачку!
        — В чем дело?  — попытался вмешаться в ситуацию Станислав Сергеевич.
        — А ты иди, куда шел!  — толкнул его в грудь водитель, продолжая удерживать Петрова.  — Тачку убери, я сказал!
        — Сейчас уберу,  — скрипнул зубами сержант, и в этот момент у него в кармане зазвонил мобильник. Он вытащил трубку, нажал на зеленую кнопку: «Ало, это Гриша звонит, я по поводу вашей просьбы…» Не слушая звонившего, Петров тихо прервал его: «Я занят! Перезвоню позже!» Убрав трубку обратно в карман, он глубоко вздохнул и с силой вонзил правый кулак в солнечное сплетение обидчику.
        Согнувшись пополам от боли, агрессивный таксист ткнулся носом в удостоверение с красной корочкой.
        — Полиция! Ты срываешь операцию по задержанию особо опасных преступников! Козел!  — прошипел от злости и досады Петров и бросился за Капитаном к подъезду.
        — А за козла ты еще ответишь…  — простонал вслед ему таксист.
        Миновав два этажа, они вдруг остановились как вкопанные, нос к носу столкнувшись с Андреем и Шурой, спускавшимися вниз.
        — А вы что тут делаете?  — удивился Примеров, глядя на Капитана, будто Мишу увидеть здесь ожидал.
        — Что там наверху?
        — Порядок. Но надо спешить, пока никто не очухался.
        — Вы там никого не убили?  — заволновался следователь.
        — Нет. Мы их просто прицепили наручниками к батарее парового отопления.
        — Сколько их было?
        — Их? Четверо, кажется.
        — Сколько?! И вы так быстро с ними управились?
        — Ему спасибо,  — кивнул на Шуру Андрей.
        — Имейте в виду, вы подвели себя под статью за нападение на сотрудников при исполнении…
        — Мы и так все под статьей. Поехали отсюда,  — вмешался сержант.
        — К тебе? Туда?  — спросил Примеров.
        — Да…

«Криминальная» четверка рванула вниз. Андрей с Шурой сели в старенькую «Ауди», Петров с Капитаном — в «девятку» и первыми вырулили на проспект. При этом никто не обратил внимания на машину с шашечками на крыше, водитель которой делал звонок по мобильнику…
        На выезде из города, на посту ГИБДД, гаишник прицелился полосатой палкой в Петрова и указал на обочину. Такой же жест последовал и в адрес Примерова.
        — Похоже, что приехали,  — выдохнул последний и, уткнувшись в хвост «девятке», притормозил.
        — Ваши документы,  — обратился постовой к Мише.
        — Мы — сотрудники полиции, находимся на задании,  — протянул вместе с водительскими правами служебное удостоверение Петров.
        — Разберемся. Прошу выйти из машины.
        — Какие проблемы, командир?
        — У нас — никаких. Формальная проверка документов. Пройдемте на пост.
        — Какая проверка? Я — офицер полиции,  — вытащил из нагрудного кармана удостоверение Капитан.  — На каком основании вы нас задерживаете?
        — Поступил сигнал на пульт дежурного по городу. Совершено нападение на водителя такси. Его избили. Давайте не будем создавать друг другу проблемы, пройдемте на пост. Вы тоже, товарищ капитан.
        — Выйти из машины, руки — за спину! Оба! При попытке бегства буду стрелять! Лейтенант, этот, кажется, значится в розыске! Надо его пробить по базе! Из машины!  — орал на Андрея второй гаишник, размахивая пистолетом.
        — Эти двое с нами. Мы находимся на задании. Верните документы и успокойте коллегу,  — твердым голосом обратился к постовому Петров и, глядя, как рука того потянулась к кобуре, провел короткий удар под дых, а когда тот согнулся от боли, ребром ладони заехал по шее, окончательно свалив его с ног. В следующую секунду быстрым движением подобрал с асфальта документы и скомандовал капитану:
        — В машину!

«Девятка» сорвалась с места, скрежеща передними шинами по асфальту. Следом за ней, забрасывая под себя мелкий гравий, вырвалась с обочины «Ауди». Авто неслись по шоссе, оставив за собой двух лежавших на земле гаишников. Третий, с опозданием выскочив из стеклянной будки, влетел в служебную иномарку и, включив мигалку с сиреной, пустился в погоню за «преступниками».
        — Теперь нас можно считать «особо опасными»,  — подвел итог Капитан и замолчал, чтобы не нервировать Петрова.
        — Надо уходить с дороги. В лес. Они оцепят все кругом.
        Капитан подавленно молчал. Пролетев еще километр с небольшим, «девятка» сбавила ход и свернула на проселочную дорогу. Узкая, ухабистая, заросшая травой, она уходила, петляя, в чащу. На одном из участков Андрей заморгал фарами, и Миша притормозил.
        — Чего тебе?
        — Мою тачку придется бросить. Бензин на нуле.
        — Хорошо. Протяни за мной до того поворота, и пересядете к нам.
        Метров через сто колея уходила вправо на небольшой спуск. Отъехав еще немного, Миша остановился:
        — Ставь машину поперек…
        — Понял,  — разгадал его задумку Андрей. Когда он с Шурой заскакивали на заднее сиденье «девятки», звук сирены стал нарастать. Миша уже выруливал на подъем, цепляя днищем кустарники, когда сзади раздался глухой удар железа о железо вперемежку со звоном разбитого стекла. Сирена между тем какое-то время еще повыла и вскоре стихла, отставив в покое уходящий от погони автомобиль.
        — Хорошая была машина. Жаль…
        — Что?  — переспросил Петров.
        — Говорю, машина у меня была хорошая. Чистый «немец». Жаль, теперь такие не делают.
        — Гад такой!  — возмущался Миша.  — Если б не этот таксист, мы бы уже пили холодную газировку на даче.  — И, подумав, добавил:  — Хотя как знать? Хорошо хоть родители в санатории, а то был бы и им сюрприз!
        — Думаешь, нас там уже ждут?
        — Нас ждут везде, где мы появимся,  — ответил Андрею Петров и спросил:  — А ты-то чего сунулся к себе?
        — Деньги нужны были. Ключи от машины…
        — Зачем? Я же тебя просил без меня ничего не предпринимать!
        — Мне надо было вот его из психушки выручить.
        — И как это тебе удалось?
        — Проник на территорию, достал граненый ключ, отпер его палату и смог вывести оттуда…
        Четыре километра издевательств над «девяткой», вихляющей по бездорожью, завершились достаточно широкой поляной, дальше которой проезда не было. Петров заглушил мотор.
        — Что теперь?
        — Похоже, мы в ловушке,  — объявил Капитан.  — Какие будут предложения?
        — Если на машине не получается, надо уходить пешком,  — лаконично высказался Андрей.
        — Да, но куда?
        — Не знаю. Но оставаться здесь и ждать, пока нас сцапают, смысла не вижу.
        — Примеров прав,  — вмешался в дискуссию Миша.  — Надо затолкать машину поглубже в лес, хорошенько забросать ее ветками, а самим идти. Я здесь немного ориентируюсь. Родительская дача недалеко. Короче говоря, если напрямик, то километров через пять-шесть выйдем на железнодорожную ветку. На другой ее стороне находится старая полуразрушенная колхозная ферма, а за ней брошенный с дедовских времен карьер. Там можно какое-то время переждать.
        — А поесть там найдем?  — задал актуальный вопрос Капитан.
        — Я тоже, Станислав Сергеевич, со вчерашнего вечера ничего не ел,  — ответил ему Миша.
        У Андрея перед глазами поплыли ночные бутерброды с колбасой и сыром, которыми так смачно закусывали водку Жорик с Антошкой.
        — А может, купить где-нибудь еду?  — предложил он.  — Что, не получится? Я при деньгах…
        — В нашем дачном поселке есть, конечно, магазинчик. Но он, пока мы до него доберемся, закроется. К тому же он, кажется, не продовольственный, а хозяйственный,  — покачал головой Петров.  — Ладно, встали и пошли машину прятать. Там разберемся, что делать дальше.

«Девятку» загнали в овражек, обложили сушняком. Шура натащил зеленого кустарника и так выложил его, что среди деревьев ничего невозможно было угадать.
        — У кого есть при себе мобильные телефоны? Надо отключить их,  — скомандовал Капитан.  — Батарейки отсоединить.
        — Все так серьезно?  — попытался пошутить Андрей.
        — Более чем. Нас ищут! И будут искать всеми возможными и невозможными способами. Это не шутки: четверых — на квартире, двоих — на посту ГИБДД. Теперь задержать нас живыми или мертвыми в самое короткое время — это дело чести полиции. И правильно, между прочим… А все, заметьте, заварилось из-за сущей глупости одного человека. Так что, Примеров, умничать надо было раньше. И, прежде всего, думать головой…
        — Значит, так вы ставите вопрос, гражданин капитан? Хорошо…
        — Хорошего мало…
        — Конечно, это ведь я держал вас в СИЗО, заметьте, невинного человека, выбивал показания, пытаясь подвести под статью…
        — Я вел расследование объективно. Между прочим, выпустил вас на свободу без согласования с начальством тоже я, а не папа римский.
        — Интересно получается. Сами сцапали, сами выпустили, а я во всем виноват. Мне теперь прикажете в ножки вам поклониться?..
        — Хватит препираться,  — остановил обоих Петров.  — И так положение хуже некуда, не хватало еще нам тут всем пересобачиться между собой.
        Капитан с Примеровым, хотя каждый еще продолжал внутренний спор, шли молча и насупившись.
        Когда до железной дороги оставалось километра полтора, Миша остановил группу. По негласной договоренности сержант как человек, неплохо знающий данную местность, был признан главным, и его слову повиновались все, в том числе и старшие по званию.
        — «Железку» перейдем, когда стемнеет,  — сказал он.
        — А вам не кажется, что нас там как раз и будут ждать?  — спросил Капитан.  — Наше месторасположение им известно. Логично, что мы попытаемся спрятаться на ферме или в карьере.
        — Это так, если учесть, что среди нас есть человек, хорошо знающий местность. Без меня вы плутали бы по лесу, пока вас не поймают.
        — Будем надеяться, что все так. Положимся на удачу.
        — И я о том же. В карьере есть пещерные ходы. Мы там пацанами лазали. Если удастся до них добраться, то найти нас будет сложно.
        — И сколько мы там просидим без воды и пищи?  — не смог удержаться от вопроса голодный капитан.
        — Четыре дня. Потом «откинем копыта». Но это, конечно, если раньше нас не возьмут,  — ответил ему Примеров.
        — Человек без воды и пищи может продержаться сорок дней,  — подал голос Шура.
        — Чего?
        — Моя прабабушка была верующей, соблюдала церковные каноны. В Великий сорокадневный пост она не потребляла ни воды, ни пищи. Вообще. Рассказывала, что голодание не только избавляет от всех болячек, даже тех, что считаются неизлечимыми, но и исцеляет душу. Человек обновляется физически, а также происходит его духовное перерождение…
        — И где теперь твоя прабабушка?  — спросил Андрей.
        — Умерла.
        — Вот видишь?
        — 119 лет ей было, когда она сказала: «Все, земной путь мой подошел к концу». Попросила позвать священника, исповедалась и умерла на третий день.
        — Шура, вот опять ты начинаешь…
        — Ничего я не начинаю. Я говорю правду. Можешь не верить, но я и сейчас пощусь. Сорок дней без еды и воды в Великий пост.
        Андрей слушал его молча. Но идиотская мысль, вопреки желанию, прокралась в голову: «Что ж ты тогда в диспансер загремел, если такой умный?»
        — А вот это ты зря так подумал. В психоневрологический диспансер меня заперли совершенно при других обстоятельствах люди, которым я помешал.
        Андрей, почувствовав неловкость и стыд, никак не мог понять: он что, угадывает мысли? Он хотел извиниться, но Шура опять опередил его:
        — Не мучься. Будет время, я расскажу, что произошло. И ты все поймешь.
        Пока длилась эта дискуссия, Капитан также о чем-то спорил с Петровым. Шура с Андреем, замолчав, услышали концовку:
        — …так что, думаю, надо действовать.
        — Хорошо. Согласен. Хоть это и рискованно, но темноты дожидаться не будем.
        — Это вы о чем?  — обратился к ним Примеров.
        — Мы о том, что надо идти в карьер сейчас, а не с наступлением ночи. Иначе мы дождемся, что нас схватят. Вероятность, что нас ждут у карьера, есть, но есть и обратная вероятность…
        Где-то через час с небольшим четверо беглецов достигли железнодорожной насыпи и, к собственному удивлению, благополучно преодолели ее. Еще через километр они уже переводили дух, спустившись в карьер.
        — Пусть прочесывают округу. Хрен нас здесь найдут,  — тихо позлорадствовал Миша.
        Отыскав невысокую, в половину человеческого роста, нору, он завел в нее товарищей, оставшись замыкающим. Дальше проход расширялся, где передвигаться можно было уже слегка согнувшись. Усталые и обессиленные, все расселись отдохнуть, когда заметили, что их всего — трое.
        — А где Миша?  — оглядевшись, спросил Андрей.
        — Вроде следом шел.  — Капитан тоже стал озираться.
        — Придет, никуда не денется. Я, кажется, догадываюсь, где он,  — ответил им Шура.
        Вскоре у входа в пещеру послышалась возня. С голым торсом, согнувшись в три погибели, пропавший на время Миша осторожно приближался к ним, вытянув вперед руку с узелком. Когда он подошел ближе, всем стало ясно, где он пропадал. Троица вспомнила, что помимо их пещеры карьер был утыкан и другими лазами, а также многочисленными птичьими норами.
        — Много насобирал?  — первым поинтересовался Шура.
        — Омлет не обещаю, но сырых яиц тут навалом. Если птички возражать не будут, то нам надолго хватит,  — аккуратно положил на землю добычу Петров.  — Мы в детстве с пацанами тут частенько этим баловались.  — Взяв одно из яиц, он показал, как надо его правильно поглощать…
        Когда с едой было покончено, Миша поднял использованную в качестве узелка «шведку» и слегка потрусил ее. Из нагрудного кармана выпала какая-то карточка.
        — Фотографию любимой девушки у сердца носишь?  — поднимая ее, улыбнулся заморивший червячка Андрей.  — Посмотреть можно?
        Повернув снимок к свету, он удивленно поднял брови:
        — Это что у тебя? Откуда?
        — Я Капитану хотел показать, да в суматохе забыл. Помните, я говорил, что сфотографировал полковника Лобкова с тем хмырем, с которым он каждый четверг в кафе «Пригородное» харчится?..
        — Знаешь, кто это?  — ткнул пальцем в «хмыря» Андрей.
        — Кто?
        — Он служит в штабе округа. Подполковник. Емельянов его фамилия. Да. Владимир Емельянов, подполковник из штаба округа. Он снабдил меня компроматом на заместителя командующего по тылу генерал-лейтенанта Порошина…
        — Теперь с этого места, Андрей Владимирович, поподробнее, пожалуйста.  — Вдруг перейдя на «вы», Капитан подошел, присел рядом с Примеровым и взял у него из рук фотографию.
        Андрей, не упуская деталей, стал вспоминать, как «честный» офицер всучил «смелому» журналисту документы, а потом вместе со своей подружкой — генеральской дочкой — разыграл комедию, в которой роль «рыжего клоуна» отводилась ему. Увлекшись, он поделился и своими предположениями, зачем на самом деле понадобилось им «валить» генерала…
        — Что ж вы мне тогда этого не рассказали?
        — А это имеет какое-то отношение к убийству проститутки?
        — Скорее всего, да,  — задумчиво проговорил Капитан.
        Петров, который также внимательно слушал Примерова, не удержался от комментария:
        — Получается, что родная дочь хотела извести своего же отца? По сути, убить его? Это даже не подло, это мне совершенно не понятно.
        — Я должен сказать вам следующее: без помощи влиятельного человека нам не обойтись,  — заговорил Капитан.  — Город перекрыт, все входы и выходы заблокированы. Вечно быть в бегах — тоже невозможно. И не получится. Давайте подумаем вместе, что в данной ситуации можем предпринять?
        — Да, я тоже думаю, что нужно что-то предпринять, пока нас не поймали. А поймают при данном раскладе обязательно. И тогда уже навешают столько собак, что и говорить не хочется…  — высказался Петров.
        — А что, если мне связаться с генералом Порошиным, припугнуть его компроматом и рассказать все про Емельянова и про то, как я не стал «сливать» все в прессу. Материалы у меня с собой, на флешке. Я их могу показать. Он разозлится, заинтересуется ими, и тут я скажу, что меня подставили… что нужна помощь от него. Чтобы он по своим связям как-то вывел нас из-под удара силовиков…  — предложил Андрей.
        — Резонно. Но как ты собираешься связаться с ним? И ты уверен, что он захочет с тобой вообще говорить? А если и захочет, то не подставит?..  — выразил сомнение Петров.
        — Версия Примерова хороша хотя бы тем, что она пока единственная,  — рассудил Капитан.  — Предположим, он звонит генералу. Звонок пелегнует полиция и через спутник определяет место нахождения абонента. Все. Мы в мышеловке. Пока будет длиться разговор, пока генерал осмыслит сказанное и начнет «нажимать на педали», чтобы вытащить нас отсюда, всех благополучно накроют. Это — первое. Второе, говоря о компромате, фамилию Емельянова называть генералу не стоит. Когда он узнает, кто его враг, то первое, что придет ему в голову,  — это не выводить из-под удара нас, а обезвредить того.
        — Веселенькое дело получается,  — прокомментировал Петров.  — А что, если попытаться уйти по «железке»? Запрыгнуть в какой-нибудь товарняк и убраться из города, а то и за пределы области? Там где-нибудь «упасть на дно», а когда все немного уляжется, с постороннего мобильника позвонить генералу…
        — С постороннего?  — спросил Андрей.  — И где его взять? Украсть?
        — Или купить. Ну, если других вариантов не останется,  — украсть.
        — И это говорит сержант полиции!.. И потом, где ты «упадешь на дно» в чужом регионе? Нужны деньги, документы… Это тебе не иголку в стоге сена спрятать. Нас четверо…
        — Сам ты дурак… у тебя небось и номера-то генеральского мобильника нет?
        — Нет. Но есть телефон дежурного офицера, который может с ним соединить.
        — Еще лучше…
        — Мне кажется, надо выходить на Емельянова,  — неожиданно подключился к дискуссии хранивший до сих пор молчание четвертый член «преступной группы». Но его перебил гибкий на ум Примеров:
        — На Емельянова? А что? Тоже вариант. Позвонить, припугнуть, что у меня имеются копии документов, которые я немедленно «солью» генералу, со своими комментариями, конечно. Однако, принимая во внимание наши приятельские в прошлом отношения, могу этого и не делать, если тот постарается и выведет нас из-под удара силовиков.
        — Погоди ты всех пугать! А почему, собственно, Емельянов?  — спросил Петров и сам себе ответил:  — Потому что, если он не поможет нам, компромат попадет к Порошину, и тот сотрет его в порошок. А хватит у Емельянова силенок?.. Хватит, если не захочет, чтобы его растолкли в генеральской ступке. Ну что ж, не лишено смысла.
        — Здорово у тебя получается,  — повеселел Андрей.
        — Что?
        — А ведь Миша прав,  — поддержал его Шура.
        — И я говорю, что прав. Сам спрашивает, сам себе отвечает… Здорово!
        — Раз все согласны, и я не против,  — закрыл тему Капитан.  — Давайте обсудим детали…
        В половине четвертого ночи мобильник завибрировал на прикроватной тумбочке и разразился могучей мелодией знаменитого марша «Вставай, страна огромная», растревожив сон своего обладателя. Преждевременно разбуженный, он потянулся в постели, широко зевнул и, хлопнув по тумбе тяжелой ладонью, сгреб трубку к уху. Послушав немного продолжение «набата», чертыхнулся, нажал на зеленую кнопку и недовольно пробубнил:
        — Да-а… Алло-о…
        — Дема, это Володя…
        — Ты знаешь, который час? Воло…
        — Извини, что разбудил, но дело срочное…
        — Что случилось?
        — Они отыскались. Сами вышли на меня. Требуют, чтобы я их вывез в безопасное место. Я уже в машине, еду к ним. Вывезу их на дачу. Мне нужен «зеленый коридор», чтобы нас не останавливали… все объясню потом. Дема, я просто так не позвонил бы, ты знаешь. Дело серьезное. Подробности завтра утром…
        — Хорошо. На какой ты машине, где сейчас находишься?.. Понял. «Зеленый коридор» не обещаю, а полицейскую машину сопровождения с мигалкой обеспечу. Значит, слушай сюда…
        Было решено, что встречать Емельянова выйдут двое — Андрей с Мишей. Когда черная иномарка, сливаясь с ночью, подкатила к заброшенной ферме, водитель, не глуша двигателя, выключил ближний свет фар, оставив габаритные огни. Примеров, которому отводилась роль переговорщика, направился к машине. Петров, оставаясь незамеченным, должен был находиться «на подхвате».
        — Остальные, надо понимать, не едут?  — с иронией в голосе обратился к Андрею Емельянов.
        Оставив вопрос без ответа, Примеров, кашлянув, подошел ближе. Это был знак другим подтянуться.
        — Надеюсь, вы без попутчиков?
        — Вам надо переодеться,  — протянул из водительского окна военную форму Емельянов.  — Правда, она может оказаться великоватой, но, как говорится, чем богаты… Есть еще подменная форма моего водителя. Пусть ее тоже наденут — кому подойдет.
        Андрей протянул офицерские брюки и рубашку с подполковничьими погонами Петрову, сам облачился в солдатскую форму. К этому времени вынырнули из тьмы Шура с Капитаном. Высунув голову в окно, Емельянов оглядел четверку и хмыкнул:
        — Войско батьки Махно. Вы — в офицерской форме — сядете вперед, Примеров — назад, одному придется залечь между сиденьями, а четвертому, уж извините,  — полезть в багажник. Полиция ищет четверых. Не надо всем «светиться».
        Может, в чем-то другом и нет, но в логике и умении распоряжаться Емельянову трудно было отказать. Посмотрев на Капитана, Шура молча полез в багажник иномарки, где достаточно комфортно могли уместиться и двое.
        — Фуражку наденьте,  — скомандовал «подполковнику» Петрову «коллега» и, когда все устроились «согласно купленным билетам», перевел рычаг автоматической коробки передач в положение «драйв».
        Через пару километров «драйва» по ухабистой проселочной дороге легковушка с армейскими номерами выскочила на трассу и притормозила в метре от белой полицейской иномарки. Из нее вышел лейтенант ГИБДД в бронежилете, уверенным вальяжным шагом подошел к подъехавшим и, слегка наклонившись к Емельянову, заглянул в салон.
        — Здравия желаю, лейтенант Ефимов.
        — Здравия желаю. Вас должны были предупредить от подполковника Лобкова…
        — Да. Куда следуем?
        Емельянов объяснил.
        — Час езды,  — подытожил полицейский.
        — Вас предупредили, что я везу офицера по особым поручениям из Москвы?
        — Нет.
        — Ну, как же так можно забыть, я ведь просил Дементия Павловича. В общем, лейтенант, поездка конфиденциальная. О ней знаем только я, Дементий Павлович и вы. Все поняли?
        — Да,  — кивнул лейтенант,  — проезжайте! Счастливого пути!
        Молчавший всю дорогу Петров насчитал три выставленных полицейских поста на отрезке пути.
        — Далеко еще?  — спросил он подполковника.
        — Считай, уже приехали,  — отозвался тот, и легковушка довольно резво унесла их в сторону от трассы по ухабистой дороге. Судя по тому, как иномарка ловко маневрировала между неровностями, все ямки здесь были известны ей хорошо.
        В районе пяти утра компания подкатила к просторному двухэтажному дачному дому, обнесенному мощным забором. Открыв пультом радиоуправляемые ворота, Емельянов заехал во двор и заглушил мотор. Одновременно с этим сзади раздался звук закрывающихся массивных створ.
        — Приехали?  — сдавленным голосом спросил растянувшийся под ногами Примерова лицом вниз Капитан.
        — Кажется, да.
        — Ну, выходи тогда. Ты мне все ребра оттоптал…
        — Извини, пожалуйста.  — Андрей постарался аккуратно выйти из салона.
        Подобрав под себя руки, Капитан не без усилия отжал от пола затекшее тело. В позе человека, страдающего радикулитом, он выбрался вслед за Примеровым, продемонстрировав последнему спину с отпечатками подошвы обуви сорок второго размера. Андрей виновато посмотрел на свои штиблеты и сочувственно стал оттирать капитану запачканное место.

«Подполковник» Петров в это время открывал багажник. В отличие от Капитана, бывший спецназовец чувствовал себя намного лучше. «Вот что значит специальная подготовка»,  — подумал, глядя на Шуру, Андрей.
        — Ну что, идем? Здесь у меня гостевой дом,  — указал хозяин дачи на стоящий в дальнем конце просторного двора одноэтажный особнячок.  — К себе,  — кивнул он на двухэтажную виллу,  — по понятным, как вы должны понимать, причинам, не приглашаю.
        Когда все двинулись к гостевому дому, Емельянов, приотстав на несколько шагов, оказался рядом с Шурой. Не глядя на него, он тихо произнес:
        — И ты среди этих? Не ожидал…
        Шура молча шел за остальными, не реагируя на вопрос, как будто он относился не к нему. Видя это, Емельянов нагнал основную группу и ввел их в дом.
        — Внутренняя отделка еще не произведена, так что большими удобствами похвастать не могу. Но, думаю, они для вас сейчас не главное. О другом надо печься. Положение, в которое вы попали, прямо скажу, незавидное.
        — Вам тоже особо завидовать не придется, если все документы, включая наши с вами разговоры, которые я писал на диктофон, уж, извините, это профессиональное, лягут на стол генералу Порошину,  — решительно парировал Андрей.  — Так что давайте обстоятельно обсудим нашу с вами ситуацию и постараемся выпутаться из нее сообща. В этом кровно заинтересованы не только мы, но и вы тоже. Но прежде, Владимир, нам не помешало бы немного перекусить. Скоро завтрак, не хотелось бы его пропускать.
        — Что ж, морить вас голодом в мои планы не входило. По законам армейского гостеприимства могу предложить солдатский сухой паек.
        — Вот за это спасибо.
        Когда Емельянов ушел, Петров решил оглядеть апартаменты. Небольшая прихожая, приличных размеров гостиная с камином, три спальни, санузел, совмещенный с ванной. Сравнивая с родительской дачей этот домик, он не нашел в нем кухни. Для гостей она не была предусмотрена. Очевидно, здесь они должны были только ночевать. «Интересно, а имеется ли подвальное помещение»?  — подумал Миша. Он вышел в прихожую и, спустившись по неширокой лестнице, наткнулся на дверь с врезанным замком. В этот момент он услышал шаги с улицы и поспешил снова подняться наверх. Емельянов вошел с тяжелой коробкой в руках и положил ее на пол.
        — Ешьте пока, отдохните, я часа через два зайду.  — Он вышел, заперев за собой на ключ входную дверь.
        — Говяжья тушенка, перловая каша, буханка нарезанного хлеба,  — начал выкладывать провиант из коробки Миша,  — и четыре чайные ложки. А вот десерта нет. Нормально.
        Ели молча. Когда с завтраком было покончено, решили немного отдохнуть до прихода Емельянова. Петров же поднялся и отправился осматривать спальные комнаты, пока в одной из них не нашел то, что искал. В небольшой кучке строительного мусора, сваленного в углу, он отыскал упругий кусок тонкого стального провода и, сунув его в карман, не спеша вышел в прихожую и спустился по лестнице вниз. Попробовал проводом, как отмычкой, открыть замок, но конец «отмычки» обломился и застрял в нем. Чертыхнувшись, Миша на всякий случай нажал на ручку и понял, что дверь не заперта, она легко подалась вперед. Тихо выругавшись, он согнул провод вдвое, засунул его обратно в карман и вступил в подвальное помещение, погрузившись в полную тьму. Пошарив по стене рукой, наугад нащупал выключатель и надавил на клавишу, не особо рассчитывая на эффект. Но темнота вздрогнула от моргнувшей неоновой лампы, и цокольный этаж залился достаточно ярким светом. В отличие от верхнего, он имел завершенный вид. Бетонные стены были выкрашены в белый цвет, пол выложен тротуарной плиткой. Кругом чистота. В основной комнате имелось три двери.
Одна — в которую вошел Миша, вторая прикрывала вход в котельную, третья — в кладовую. Обследовав последнюю, непрошеный гость нашел то, чего не ожидал увидеть… Три ряда стеллажей, занимавших боковую от входа стену, были уставлены картонными коробками с тушенкой. В проеме между ними стояли банки, очевидно, выложенные из коробки. «Уж не этим ли провиантом накормил нас подполковник? Банки один в один, что принес нам. Но ведь он вышел из гостевого дома наружу, а не спустился в подвал. И вошел тоже с улицы…» Между тем, посчитав количество тушенки в одной из коробок и банки, находящиеся в проеме между ними, приплюсовал к последним еще восемь, съеденных ими, Миша получил одно и то же число. Получалось, что Емельянов зашел в подвал с улицы, хотя мог спокойно спуститься изнутри. Пребывая в размышлении, Петров стал осматривать стеллажи и увидел нечто, подтверждающее, что интуиция его не подвела. Один из участков стены за полками представлял собой закамуфлированную дверь. Он нажал на нее, она легко открылась. Ему стало интересно. Шагнув вперед, Миша увидел перед собой подземный ход. Сориентировавшись на
местности, определил, что он ведет к емельяновской вилле, и пошел вперед, щелкая выключателями. Метров через тридцать он оказался на разветвлении тоннеля и мысленно воскликнул от удивления: «Да тут целый лабиринт…»
        — Алло, Володя, ты у себя? Все получилось?.. Хорошо. Подскочу минут через сорок.
        Емельянов ждал Лобкова, предчувствуя нелегкий разговор. Прежде всего надлежало определиться: что делать с этой четверкой беглецов? Идеальный вариант — убрать их. И надо было вовлечь в это Дементия, чтобы надежно посадить того «на крючок». То, что они друзья детства и доверяли друг другу — это одно. Но Лобков был полицейским. За годы службы наверняка ему не раз приходилось преступать закон, причесывая для отчетности картину раскрываемости, случалось и невинных сажать, и виновных отпускать. Но пойти на открытое убийство четырех человек… Даже при всей беспринципности Лобкова — это слишком. Уже хотя бы потому, что у него для этого кишка тонка. Емельянов хорошо помнил, каким был в школьные годы Дема — тихий, пухлый, трусоватый, в общем, мешок. Однажды, когда его, Володьку, в проходном дворе поймали двое пацанов с чужого двора и стали костылять ему, кажется, из-за какой-то девчонки, случайно оказавшийся там же Демка заскулил, как щенок, которому придавили хвост, убежал якобы за подмогой и не вернулся. Сейчас, конечно, он стал другим. С брюшком, почувствовавший власть над людьми, заматеревший полицейский
начальник. Но трусоватая сущность таки осталась, как ни крути. Назови ты ее хоть осторожностью, хоть нежеланием «наломать дров» сгоряча…
        Дементий Павлович, направляясь к емельяновской даче, хорошо понимал, что ему предстоит принять нелегкое для себя решение. И ошибиться он не имеет права, иначе самому придется оказаться в бегах. Тем не менее всю эту историю с журналистом Примеровым надо было кончать. Ситуация выходила из-под контроля, грозя вылиться в громкий скандал. В первоначальном варианте задумка была проста: бытовой скандал аморального «писаки» на фоне пьянства с проституткой. Дело получает широкую огласку, журналистская карьера летит к чертям, и он выходит из игры. Параллельно запускался компромат на генерала Порошина. Тут Лобков больше выступал в качестве стороннего наблюдателя. Основная же его задача заключалась в том, чтобы внедриться, как ему сулил Емельянов, в руководство некой весьма могущественной тайной организации. Что это была за структура, какие вопросы решала? Володя насчет этого до поры молчал. «Докажешь свою состоятельность, войдешь в организацию, тогда все и узнаешь»,  — отвечал каждый раз на один и тот же вопрос Лобкова. Но в планах подполковника произошел непредвиденный сбой, и теперь все закрутилось таким
образом, что вся «четверка» представляла опасность самим фактом своего существования. И тут уже вариант оставался один, и его надлежало перепасовать Емельянову…
        Через час Лобков был уже на месте и набрал Емельянова.
        — Пришла беда, открывай ворота,  — неудачно пошутил он в трубку.
        — Понял,  — лаконично ответил хозяин, хмыкнул, взял пульт и вышел во двор. Створки вздрогнули и оживились, открывая проезд полицейскому начальству. Два подполковника пожали друг другу руки и направились к главной усадьбе, чтобы обсудить «дела свои тяжкие». Емельянов разлил «Хеннесси» в толстостенные немецкие коньячные рюмки, включил кофемашину и плюхнулся в мягкое кресло, напротив которого «утопал» в своем его друг детства. Оба потянулись к столику, взяли рюмки и, не чокаясь, сделали по маленькому глотку.
        — Где они?  — причмокнув языком, спросил Дементий.
        — В гостевом домике загорают,  — ответил Владимир и добавил:  — Тебе не кажется, что спектакль малость затянулся?
        — Кажется. И что ты предлагаешь?
        — Решить проблему радикально.
        — И как? Ты же понимаешь, что, если бы не твоя импровизация, мы бы сейчас пили коньяк совсем по другому поводу?..
        — Дема, что-то я не пойму, кто из нас полицейский начальник? Ты или я? Никогда не поверю, что тебе не приходилось разруливать подобные ситуации.
        — Володя, от того, веришь ты или нет, ситуация не упрощается. Думаю, прежде всего нам следует переговорить с ними, послушать их условия, понять, чего они хотят. А потом уже…
        — Я и так тебе скажу, чего они хотят… Они хотят выпутаться из грязноватой истории чистенькими за счет нас с тобой.
        — Тем не менее…
        — Дема, я отлучусь минут на двадцать. Ты пока побудь тут, попей коньяку, расслабься… Я скоро вернусь…
        Емельянов шел к гостевому дому, чтобы разобраться с беглецами. У него был план, для осуществления которого Демино участие не требовалось. Тот мог больше помешать, чем помочь. Увидев его, четверка начала бы задавать вопросы, строить какие-то заготовленные угрозы, ставить условия… А это в данной ситуации было ни к чему. Надо было действовать. Удача приходит к решительным людям. Время для разговоров кончилось. Вернее, оно и не начиналось.
        С такими мыслями он открыл ключом дверь и вошел в гостевой дом. Беглецы отдыхали, сидя на полу и подпирая стену спинами.
        — Надеюсь, по завтраку вопросов нет?  — начал он разговор, так как с чего-то надо было его начинать.
        — Спасибо. Завтрак подали вовремя,  — ответил за всех Примеров.  — Надеюсь, солдат мы не сильно объели?
        — Не о том беспокоитесь, хотя… будь вы поумней, то и не вляпались бы в такую историю.  — Емельянов стоял у входной двери, держа правую руку в кармане.
        — Владимир, давайте перейдем к делу. У нас мало времени.
        — О, вы даже не представляете, насколько его мало… у вас.
        — Нам нужен подполковник Лобков. Не хотите пригласить его? Вы же, кажется, друзья?  — вмешался в диалог сержант Петров.
        — Откуда такие сведения?
        — Я вас проследил. Могу предоставить фото. Надеюсь, очки вам не понадобятся? Вот, держите,  — протянул он снимок.
        Емельянов даже не пошевельнулся, лишь оттопырил немного нижнюю губу и насмешливо произнес:
        — Оставьте себе. Фотографировали, старались, на бумагу небось потратились…
        — Звоните Лобкову.
        — Зачем? Он скоро и так прибудет сюда. С группой ОМОНа.
        — ОМОНа?  — усмехнулся Примеров.
        — Да. И у них приказ — живыми вас не брать.
        — Ну зачем вы так? Мы только поели, расслабились… Нет, чтобы предложить по чашке кофе гостям, а вы — «ОМОН»! «Приказ»!.. Не знаю, как все, но я уже испугался…
        — Скоро тебе будет не до шуток, дурак!
        — Знаете, не верю. Хоть сами стреляйте, хоть ОМОН вызывайте, не верю, что подполковники бывают так глупы, как вы…
        Емельянов неожиданно улыбнулся и сочувственным тоном проговорил:
        — И что ты этим хочешь сказать, умник?
        — Хочу сказать, что, если завтра я не сделаю один звоночек, это будет воспринято как сигнал к тому, чтобы весь компромат на вас лег на стол генералу Порошину. Хотел бы я посмотреть на экзекуцию, которую он вам учинит.
        — Скажите, Примеров, неужто все журналисты так примитивны? Или все-таки это проявление вашей индивидуальности? Ваша статья в электронном виде давно мною лично передана генералу. При этом я пояснил ему, насколько вы продажны и циничны. Публикуете интервью о проблемах и перспективах округа и тут же готовите для публикации порочащий честь и достоинство генерала клеветнический материал…
        — Да? Вот и отлично. Диктофонные записи, которые лягут ему на стол, станут хорошим довеском к вашим стараниям.
        — Чушь! Он поверит мне, офицеру, а не тебе, заказному журналюге.
        — Как вы запели, однако,  — усмехнулся Примеров и попытался встать.
        — Сидеть!  — скомандовал Емельянов, вытаскивая из кармана руку с пистолетом.  — Сидеть! В принципе, я могу прихлопнуть вас всех и сам. Рука у меня не дрогнет, я военный. Но все же лучше, если это сделают профессионалы, при исполнении служебного долга. Так будет достовернее. Кстати, Примеров, если бы ты соблюл договоренность, ничего этого не приключилось бы. Но вы же, писаки, так не можете… И ты тоже,  — обратился он к Шуре,  — чего тебе не сиделось там, куда тебя определили? Сидел бы себе и помалкивал среди свихнувшихся, раз сам такой. Хотя бы живой остался. Заметь, я ни о чем тебя не спрашиваю. Теперь это не имеет значения. Впрочем… хватит трепаться. Надеюсь, в мире ином, куда вы все скоро отправитесь, вам повезет больше…
        — Можешь не сомневаться, ублюдок,  — не выдержал Андрей,  — когда мы умрем, в глубокой старости, конечно, тебе туда, куда мы попадем, лучше не соваться!..
        — Бред воспаленного сознания — это не по моей части, Примеров. Держите себя в руках. Хотя понять вас можно… Погибнуть с именем честного человека или под маркой беглого преступника — две большие разницы.
        — Все ты врешь, «честный офицер»! Это ты насквозь лживый…
        Емельянов хмыкнул и посмотрел на часы:
        — Что ж, как вам будет угодно. Можете оставаться при своем мнении. А мне пора. Кстати, окна зарешечены, железную дверь взломать вам будет крайне проблематично. Ну да ладно. Заболтался тут совсем, а время не ждет. Пойду я, с вашего позволения. Думаю, без меня вам скучать долго не придется.
        Находясь спиной к двери, не выпуская из поля зрения пленников, он вышел, дважды провернул с другой стороны ключ в замке и достаточно громко, чтобы его услышали, произнес:
        — Посмотрим, хватит ли у вас ума использовать ту фору, что я вам даю.
        Уже во дворе он достал из кармана мобильник и сделал звонок: «Начинаем».
        — И что это было?  — не обращаясь ни к кому конкретно, спросил Капитан. И сам же ответил:  — Даже если половина того, что он тут наплел,  — правда, нам надо немедленно уходить.
        — Вы думаете, он на это пойдет?  — выразил сомнение Андрей.
        — Почему он? Емельянов с Лобковым действуют на пару. Прихлопнуть нас разом — для них идеальный вариант. Сразу все концы в воду,  — высказался Петров.
        — Емельянов — большой выдумщик по части делать гадости,  — подал голос Шура, до сих пор хранивший молчание.  — Это ведь он определил меня в психушку.
        — Он? Вы что, служили вместе?  — удивился Андрей.
        — Будет время, расскажу.
        — Я знаю, что делать.  — Петров встал и обвел всех взглядом.  — Я обследовал дом и подвал. Здесь имеется подземный ход, по которому можно незаметно уйти. Шура прав, Емельянов — большой выдумщик.
        — Подземный ход?  — опять удивился Андрей.
        — Да. Один ход ведет к особняку, другой, если не ошибаюсь, куда-то за территорию дачи. Ну что, идем?
        — Идем,  — ответил за всех Капитан.  — Там разберемся…
        — Ты что такой грустный, Дема?  — глядя на задумчиво-озабоченный вид Лобкова, усмехнулся Емельянов.  — Гляжу, к коньяку без меня не притронулся…
        — Я не пьянствовать пришел. Надо что-то решать, Володя, тебе не кажется?

«Что ты можешь вообще решать? Ты даже не можешь самостоятельно решить, какое блюдо в ресторане заказать»,  — подумал про Лобкова Емельянов и с командирским гонорком в голосе пожурил полицейского:
        — Ладно, расслабься, подполковник. Ничего от тебя не требуется, кроме как поддержать компанию. Я все уже решил. Ситуация разрулится сама собой. Бери бутылку, рюмки и валяй на второй этаж. Посидим, попьем коньяку с кофеечком, полюбуемся на природу. Вид из окна тут открывается, скажу тебе, прямо замечательный.
        Расположившись в лоджии, собутыльники открыли окно, глотнули свежего воздуха и махнули по рюмашке.
        — Прекрасное место. В последнее время все больше сюда тянет. Душой, понимаешь, отдыхаю.  — Владимир вытянулся на стуле с подлокотниками и на минутку прикрыл глаза.
        — Да, хорошо тут,  — попытался в тон ему подыграть Лобков, но получилось не ахти. Он был напряжен. Беспечно-высокомерный вид Емельянова, как подсказывал многолетний опыт дружбы с ним, ничего хорошего не сулил. Тот явно задумал очередную авантюру, которая редко когда завершалась соответственно изначальной задумке. Но деваться было некуда. И Лобков налил еще по одной. Снова выпили.
        — Вот это другой разговор,  — растянул в улыбке губы Владимир.  — Помнишь, как пацанами тут с горок летали… на велосипедах, а зимой — сколько тут снега наваливало, помнишь? Под Новый год, кажется, было, я привел тебя сюда в первый раз, ты трусил на санках спуститься по крутому спуску с трамплинчиком. А когда решился, то, вместо того чтобы скатиться сидя, лег на живот. И когда санки подпрыгнули, слетел с них и пропахал носом сугроб. Помнишь?
        Лобков почесал указательным пальцем нос и налил еще по одной. Было видно, что он это помнил.
        — Вечно мне из-за тебя доставалось,  — буркнул он себе под нос, взял за горло бутылку, разлил очередную порцию, а когда, возвращая ее на место, коснулся донышком стола… раздался сильный взрыв! Столб пламени вырвался из оврага, метров за пятьсот от емельяновского особняка, зловеще полыхнул, потянув за собой густой шлейф черного дыма…
        Лобков от неожиданности вздрогнул и побледнел:
        — Это что там долбануло?
        — Все, Дема. Финита ля комедия.
        — Что значит — финита ля?..
        — А то и значит, что этим взрывом унесло все наши с тобой проблемы,  — ответил Емельянов и, усмехнувшись, добавил:  — Молодцы, хватило ума использовать фору, которую я дал…
        — Ты их что, взорвал?!
        — Зачем же так? Произошел несчастный случай.
        — Несчастный случай? Ты можешь толком объяснить, что произошло?
        Емельянов взял мобильник, повертел в руках и нажал на зеленую клавишу:
        — Ну что?.. Получилось?.. Хорошо. Проверь. Перезвонишь…  — Затем подошел к столику, отпил из чашечки кофе и произнес:  — Наливай, не сомневайся. С нашими беглецами произошло то, что должно было произойти. Доигрались… Впрочем, сами виноваты. Зачем сопротивлялись властям? Нельзя, понимаешь, идти против силы…
        Петров уверенно толкнул дверь, завел всех в подвал и, подойдя, открыл потайную дверь.
        — Андрей, захвати одну коробку. Там армейская тушенка. Пригодится.  — Щелкнув выключателем, он со знанием дела шагнул в подземный ход.
        — Ничего себе,  — уже в который раз удивился Андрей,  — он что, к атомной войне готовился? Там — гора тушенки… Здесь — бетонированная шахта… И куда она ведет, интересно? Наверняка тут где-то должен быть бункер.
        — Все может быть. Но на поиски бункера у нас времени нет. А вот убраться отсюда — самое оно.
        Метров через тридцать дошли до развилки и свернули в сторону от центрального особняка. Здесь освещение было намного тускнее, чем в начале пути, едва пробивающий тьму желтый свет был в явном дефиците. Говорить уже никому ничего не хотелось. Никто, включая Петрова, не знал, что их ждет впереди…
        Четверо шли друг за другом, стараясь ступать бесшумно. Прежде всего, им надо было выйти отсюда, чтобы выжить и доказать свою невиновность. Но чем дальше четверка продвигалась вперед, тем безвыходней складывалась ситуация. Они становились зловещими мишенями для преследователей, потому что не давали себя взять. Уходили от тех, кого натравили по их следу трусоватый Лобков и бахвалистый Емельянов, а уходя, все больше противоправных действий приходилось совершать. Дело дошло до того, что спецназу дали команду живыми преступников не брать. Но это — если верить Емельянову. А ему веры нет. Так размышлял Шура, идя замыкающим колонны. Будучи спецназовцем по сути, он больше других понимал, что, если обученных парней правильно сориентировать, они выполнят любой приказ в точности. Но он также понимал, что обложенный зверь, в отличие от загонщиков, всегда обладает большим потенциалом, ибо он спасает свою шкуру, а охотниками движет лишь азарт. Надо уметь упереться, терпеть и ждать удобного момента. Не думать о том, сколько перед тобой воздвигнуто преград, и, если придется, пройти сквозь огонь и воду. Когда ты
теряешь страх, его находят твои враги.
        Шура почувствовал, как идущие впереди стали замедлять шаг и вскоре остановились. Перед ними нарисовалась массивная железная дверь, преграждающая дальнейший путь. Петров оглянулся и тихо произнес:
        — Если нам не удастся ее открыть, то нас накроют как цыплят. Обратного хода нам нет.  — Было видно, что об этом же думали и остальные.
        — Похоже на мышеловку,  — не сдержал эмоций Андрей и, подойдя к Петрову, добавил:  — Кажется, «приплыли»…
        Капитан молчал, глядя, как Шура направляется к «преграде». Подойдя ближе, тот понял причину пессимизма своих товарищей. На двери не было ни ручки, ни места, куда можно было вставить ключ или отмычку… Поверхность ее была абсолютно гладкая. Он постучал по ней пальцами, вслушался в звук и стал внимательно осматривать, стараясь найти хоть малейшую зацепку там, где ее просто не было. Андрей тоже, в свою очередь, погладил дверь, толкнул ее плечом, хотел, было, пнуть ногой, но раздумал.
        — А это точно дверь?
        — Если это — дверь, а это — дверь, то она должна как-то открываться?  — высказался наконец Капитан.
        — Может, надо приворотное слово сказать?  — попытался немного разрядить ситуацию Андрей.
        — Попробуй,  — усмехнулся Капитан.
        — Должен быть какой-то механизм. Возможно, радиоуправляемый, действующий от пульта,  — начал соображать Петров.  — Посмотрите, ни кнопок, ни рычажков вокруг на стенах нет.
        — И на потолке тоже,  — без иронии добавил Андрей.
        — И что теперь делать?  — спросил Капитан.
        — Пробовать,  — ответил за всех Шура.  — Выход должен быть.
        Расширяя радиус осмотра, он, казалось, зацепился за что-то взглядом в темном углу подземного коридора. Туда же посмотрели и остальные. Но в тусклом свете ничего нельзя было разобрать, разве что чернеющее пятно. Если бы не Шура, никто и внимания на это не обратил бы.
        — Что это? Пожарный гидрант?  — первым добравшись до цели, разочарованно проговорил Андрей и, открыв стеклянную створку укрепленного на стене шкафчика, констатировал:  — Точно. Он. Ну, Емеля, твою мать… На фига здесь гидрант ставить? Тут же гореть нечему?..
        — Вот именно,  — мягко отстранив его, подошел ближе Шура.  — Гореть тут нечему, а гидрант, раз он здесь установлен, значит, для чего-то нужен.  — Он сунул руку в шкафчик и вытащил свернутый пожарный шланг. Вместе с ним изнутри выпала еще какая-то железяка…
        — Блин, прямо по ноге…  — терпя боль, сдавленно чертыхнулся Шура и поднял похожую на букву «Z» ручку. Он снова пошарил рукой внутри шкафчика, нащупав небольшой выступ с коротким штырем, приладил к нему конец ручки и стал проворачивать ее против часовой стрелки.
        — Пошла, родимая!..  — послышался восторженный голос Андрея.  — Есть!..
        Железная массивная дверь стала плавно уходить в сторону. Выйдя в образовавшийся проем, четверка оказалась в шахте люка, ведущей наверх. Поднявшись по вбитым в стену скобам, Шура откинул чугунную крышку люка и первым вдохнул свежий воздух свободы. Когда за ним последовали остальные, он уже обследовал холмистый лужок, окаймленный высокой, метра в три, живой изгородью.
        — Интересно, а как, в случае чего, предполагается закрыть снаружи железную дверь подземелья?  — спросил, вылезая последним, Андрей.
        — Пультом,  — ответил Петров, не желая отступать от своего первоначального предположения.
        — Вряд ли?  — усомнился Андрей.
        В этот момент к ним быстро и бесшумно подошел Шура.
        — Там, внизу, проходит дорога,  — указал он рукой направление к кустам,  — к ней ведет тропинка. Уходим.
        Когда спустились, удача улыбнулась им в виде старенькой легковушки, стоявшей на обочине.
        — А вон и водитель,  — заметил фигуру в кустах Андрей.  — Вон, видите, там голова маячит.
        — По естественной нужде, кажись, отлучился,  — кивнул Петров.  — Приспичило, видать.
        Он подошел к старенькой, видавшей виды шестой модели «Жигулей» и заглянул в салон. Ключи зажигания были в замке. Миша тенью проскользнул за руль. Мотор завелся как по заказу, проворно.
        — В машину,  — скомандовал он остальным.
        Андрей заскочил вперед, Капитан с Шурой — назад. «Шестерка», пробуксовывая по узкой проселочной дороге, рванула вперед.
        — Ты смотри, все еще в кустах сидит,  — удивился Петров, глядя в зеркало заднего вида.  — Основательно прижало мужика…
        В этот момент дорога стала уходить вниз и вправо.
        Сбавляя ход, он нажал на тормоза, но педаль вдруг провалилась и уперлась в пол!.. Последующие манипуляции лишь подтвердили факт отсутствия тормозов! Если бы «Жигули» снабжали крыльями, то самое время распластать их, чтобы воспарить над пропастью, куда неслась машина. На торможение коробкой передач времени не оставалось, но Миша попытался переключиться на низшую передачу и вывернул руль влево, вгрызаясь в бок почти отвесно свисающего над дорогой холма. И в этот миг произошло то, чего не мог предвидеть никто…
        — Алло, машина сорвалась в овраг, загорелась и взорвалась. Вариантов спастись — ноль.
        — Понял.  — Емельянов подошел к окну, еще раз посмотрел в сторону оврага, повернулся к Лобкову:  — Все, Дементий Павлович, все кончено. Мне только что сообщили, что четверо опасных преступников угнали машину, не справились с управлением и слетели в пропасть. Машина загорелась и взорвалась. Спастись никому не удалось.
        — Ты организовал?
        — Дементий, ты слышал, что я тебе сказал? Это — все! Дальше копать нечего. И вопросов задавать не надо. Дашь команду отразить в отчетах, или что вы там пишете, все так, как я сказал. Ясно?
        Лобков нетвердой рукой потянулся к бутылке.
        — Выпьем?
        — Валяй!  — Емельянов подошел к столику, взял рюмку.  — Знаешь, мне как-то даже жаль их, что ли? Чисто по-человечески. Они просто не понимали, куда вляпались, против кого пошли. Им бы подальше от меня держаться, а они, дураки, сами полезли. Понимаешь? Са-ами!.. А этот журналист еще и угрожать вздумал наглым образом. И кому? Мне?! Я ж их — в порошок… Да, мне их жаль. Но они бы нас не пожалели! Запомни.
        — Давай выпьем, Владимир…
        — Давай… Дема, у меня к тебе есть еще одно дело, касательно генерала Порошина. С этим тоже надо что-то решать. Дело, конечно, посерьезнее, чем убрать этих придурков. Ты как? Мозги еще варят или перенесем разговор на завтра?
        — Лучше на завтра… хм… Ты же знаешь, Володя, как я люблю: пить так пить, а вопросы решать только на трезвую голову. А так, и пьянка — не пьянка, и решить — ничего не решим. С выпивкой хорошо сочетать только женщин! Во! И то не всех…
        — Алконавт ты старый и бабник в придачу… Ладно. Схожу за бутылкой. Эта уже совсем опустевает… кхм-кхм… Что такое? Кхм… Слюной подавился… Неужто недобрым словом кто вспомнил… кхм.
        — Опустевает? Никогда не слышал такого слова. Опустевает — капустевает… Ха-ха… у тебя «капуста» есть?.. Володя?
        — Будет тебе «капуста». Как дела решим — «пол-лимона» в рублевом эквиваленте получишь.
        — «Пол-лимона» «капусты»?.. Ха-ха-ха… В эквиваленте!.. А сколько себе в карман бабла положишь? Или это военная тайна?..  — Лобков был не столько пьяным, сколько играл такового.
        — Слушай, говорят, в полицию из милиции лучших взяли. А лица все те же. Вот хотя бы твоя физиономия. «Бабло-о»… Где ж твоя культура, «бабло»? Этика где, Дема? С моей стороны все абсолютно бескорыстно. Запомни.
        — Ты меня на слова-то не разводи… Я ведь человек прямой и простой…
        — Сиди уже, где сидишь. Прямой он… прямой, только под углом в сорок градусов… Сейчас еще бутылку принесу,  — пробормотал Емельянов и пошел за коньяком.
        Лобков, оставшись один, потянулся к чашечке кофе, сделал глоток и… едва не поперхнулся напитком от неожиданности. То, что предстало перед ним, ввергло его в тихую панику. «Неужели до чертиков допился, что покойники стали мерещиться?»  — нервно подумал он, невольно протирая глаза.
        — Что, Дементий Павлович, не узнаете?  — донесся до него приглушенный голос капитана Капитана.
        — Ты?.. Вы?.. Ты откуда взялся… взялись?.. Вы же все…  — Лобков попытался встать, но ноги его не удержали, он плюхнулся на стул и часто задышал.
        — Не стоит так волноваться, Дементий Павлович…
        — Сердце прихватило…  — Дрогнувшей рукой Лобков достал из нагрудного кармана конволюту валидола.
        — С таким здоровьем не в органах служить, а в очередь к кардиологу записываться надо,  — буркнул из-за спины Капитана Примеров.
        — Ага,  — хмыкнул Петров.
        Лобков, не обращая внимания на обидные слова, немного пришел в себя и обратился к Капитану.
        — Что ж ты не послушался меня? Пацан!  — он говорил тихо, но выразительно.  — Ты же нам всю игру сломал. Журналиста этого надо было подержать еще немного у нас, пока не довели бы до конца основную операцию… А ты все испортил.
        — Я думаю, гражданин подполковник, что теперь настала очередь вам посидеть в следственном изоляторе на пару с дружком вашим. А мы посмотрим, какими молодцами вы будете выглядеть там,  — не выдержал Примеров.
        Дементий Павлович опять не удосужил вниманием встрявшего в разговор Андрея.
        — Вы что, и впрямь думали, что вам удалось сбежать?  — продолжил он, глядя на Капитана.  — Вас никто всерьез и не ловил. Шутите, что ли, с органами? Если бы нам надо было вас поймать, давно все сидели бы за решеткой. Вы, голубчики, уж не обессудьте, но всего лишь пешки в чужой игре. Да-да. Это не ваша игра. И даже — не моя.  — Он сделал паузу и напустил на себя важный вид.
        — Ну да, это очень тонкая игра подполковника Емельянова, конечно,  — усмехнулся Андрей.
        — Есть люди поумней и посильней Емельянова…
        — И кто это? Уж не вы ли?  — не удержался Андрей.
        Запоздало поняв, что ляпнул лишнего, Лобков решил свернуть диалог:
        — Кончайте трепаться, клоуны. Вы все теперь в моей власти. И мне одному решать, что с вами делать — посадить вас, дураков, или помиловать. А тебя, Станислав, я ведь предупреждал. Но ты оказался еще глупее, чем я предполагал. Ты даже не сообразил хоть раз поинтересоваться, почему дело об убийстве проститутки осталось у нас и его передали тебе? Ведь расследование убийства — это прерогатива Следственного комитета. Уж извини за откровенность, но как был ты простаком, так им и остался. И не видать тебе майорских погон как своих ушей. Сажать тебя я, может, и не стану, но из полиции ты вылетишь без выходного пособия. Это я тебе обещаю.
        — Погоди, Дема, я что-то не пойму, о чем речь?  — показался в дверях Емельянов. В руке он держал пистолет, а из левого кармана брюк выглядывала бутылка коньяка. Казалось, он зацепил концовку разговора и теперь пытался понять его суть. Как он подошел, никто не заметил, и это произвело впечатление. Лобков хотел что-то ответить, но на минутку замешкался, подыскивая от неожиданности нужные слова.
        — Тут, кажется, кто-то чего-то говорил про какие-то игры? Что ж молчите теперь?.. Я тоже хотел бы принять участие в интересной беседе,  — продолжал между тем Емельянов, слегка покачиваясь с носок на пятки.
        Первым пришел в себя Примеров.
        — Вы так демонически появились, вооруженный пистолетом и бутылкой, что лишили вашего компаньона дара речи,  — с насмешкой ответил он. Пьяный Емельянов казался ему таким ничтожеством, что хотелось врезать ему между глаз и не заморачиваться на бессмысленные разговоры.
        — А вы что, разве не сдохли все?  — сфокусировав взгляд на Андрее, искренне удивился подполковник.  — Вы же вроде как в одной машине… туда… в пропасть…  — Он еще раз обвел туманным взглядом присутствующих и усмехнулся:  — Что вообще происходит?.. Зря только «Жигуль» угробили, шуму наделали?.. Хм, надо же, какие живучие. И в огне не горите, может, и в воде не тонете, и пуля вас не берет? Ладно. Значит, не хотите по-хорошему? Что ж, топить я вас не буду, а пристрелить, пожалуй, пристрелю.
        Емельянов направил пистолет на Андрея, готовый в хмельной горячке нажать на курок… Но в этот момент Шура, который выпал из поля зрения всех как человек-невидимка, выскочил откуда-то сбоку и в прыжке с такой силой нанес удар левой ногой по тыльной стороне ладони Емельянова, что пистолет вылетел из его руки, пробил оконное стекло и, ударившись обо что-то твердое во дворе, грохнул выстрелом.
        Емельянов взвыл от боли, сжал ушибленную ладонь другой рукой и с отчаянием в голосе заорал на Шуру:
        — Сволочь! Ты что делаешь?! Это же табельное оружие! В окно! Блин! Ты за это ответишь!..
        — Оно тебе больше не понадобится.
        — Ты!.. Ты — псих! Я тебя навечно запру в дурдом! Ты больше оттуда не выйдешь никогда!
        — Кончай базар!  — Лобков вытащил из кармана свой пистолет.  — Вы все арестованы!
        Шура на секунду отвлекся на голос, но этого хватило, чтобы Емельянов успел разбить бутылку о его голову, нанеся неожиданный удар в область виска. Бывший спецназовец как стоял, так и рухнул на пол в потоках коньяка. Вокруг резко запахло спиртным.
        — Дай сюда!  — Емельянов подошел и выхватил из рук Дементия Павловича оружие.  — Вяжи им руки, Дема. Там в углу лоджии на полке бельевая веревка лежит. Вяжи их…
        — Володя, давай я подержу их на мушке, а ты вяжи их сам. У меня что-то сердце прихватило…
        — А что ты тут трепался про какие-то игры? Я не совсем въехал в тему?.. Ох, Дема, юлишь ты что-то. Не нравишься ты мне в последнее время.
        — Что ты говоришь? Ты что, меня первый день знаешь?
        — В том-то и дело, что нет…
        Четверка со связанными руками спускалась по ступенькам вниз. Впереди шел Лобков, а сзади с пистолетом в согнутой руке — Емельянов.
        — В подвале их запрем. Пусть посидят пока. Дементий, открой дверь, она не заперта,  — распорядился он. Однако прежней решительности в голосе уже не было. Она стала улетучиваться вместе с парами алкоголя, и теперь требовалась новая порция возлияния, чтобы вернуть «боевой дух» на место.
        Лобков не без усилия потянул на себя массивную дверь.
        — Заводи их.  — Емельянов окинул пренебрежительным взглядом пленников одного за другим, а потом, немного поразмыслив, добавил:  — Дема, и ты заходи. Посидишь пока с ними. А я подумаю, что с вами со всеми делать…
        — В каком смысле?..  — От неожиданности Лобков замер на месте как вкопанный.
        — В том самом. Сдается мне, что двойную игру ведешь…
        — Ты что, Володя, в своем уме?  — возмутился Лобков. Не валяй дурака, верни пистолет, и пойдем наверх, подумаем, как действовать дальше.
        — Я уже подумал.
        — Да что вообще происходит?..
        — Я нашел твой диктофон, Дема. Для чего ты писал все наши разговоры в кафе «Пригородное»? Чтобы сдать меня?  — Он покачал головой:  — Дема, Дема!..
        — Ах, во-он ты о чем?.. Володя, ты не так все понял, позволь я объясню…
        — Я все понял так… Тебя тоже придется связать. Но, учитывая, что ты все-таки полицейский чин, я тебя пристегну наручниками, твоими же. Уж извини, я их вместе с диктофоном из кармана твоего пиджака конфисковал.  — Емельянов закрутил не сопротивляющемуся Лобкову руки за спину, чтобы защелкнуть на его запястьях «браслеты», и толкнул друга детства в спину, закрыв и заперев за ним дверь на ключ.
        На веранде он поставил на стол новую бутылку коньяка, выпил две стопки подряд и вытянулся на стуле, прикрыв глаза. Когда коньяк впитался в кровь, план, который созрел у него в голове, показался ему особенно хорош. Во всяком случае, после его реализации нежелательных свидетелей в живых не оставалось. И это было правильно. «Дема — подлец! Хотя, конечно, понимал же я, что полного доверия он не заслуживает. Но чтобы вот так, откровенно предать. Если б я случайно не зацепил его пиджак, который он оставил в прихожей на вешалке, так и не узнал бы о его сволочных намерениях».
        Направляясь за коньяком, Емельянов в прихожей подошел к вешалке, на которой висели ключи от подвальной двери. Потянувшись за ними, он зацепил локтем пиджак Лобкова и, почувствовав что-то твердое в кармане, решил полюбопытствовать. Он подумал было, что это дамский пистолет, такой у Демы водился, но, когда обнаружил диктофон, был удивлен. Спустившись в подвал за бутылкой, поискал кнопку воспроизведения и нажал на нее. То, что ему открылось, вызвало чувство брезгливости и гнева одновременно. Емельянов даже слегка протрезвел от злости.

«Каков подлец»,  — подумал он, но в этот момент услышал вдруг какой-то подозрительный шум, отошел назад, в винный подвальчик, и притаился там в углу. То, что он увидел в узком дверном проеме, повергло его в состояние ступора: дверь подземного хода, ведущего от гостевого дома к усадьбе, медленно открылась, и оттуда один за другим появились… четыре трупа — Примеров, Капитан, Петров и Шура. «Они ж слетели в пропасть в машине, разбились и сгорели! Этого не может быть!.. Долбануло так, что… Я же сам слышал и видел, как полыхнуло!.. И «смотрящий» проверил и доложил, что шансов спастись никаких не было, все — там… Это что, фантомы? Но они слишком живые, чтобы походить на призраков…»
        Емельянов медленно опустился на корточки. Прежде чем что-то предпринять, надо было все обдумать. Слишком много сбоев стало происходить вокруг него в последнее время. Не к добру это. Лобков — друг детства, на которого он, Володя, полагался как на себя, ну, или почти как на себя, оказался предателем, «смотрящий» либо не доглядел, либо тоже ведет чужую игру… Впрочем, теперь это не имело большого значения…
        Коварный план стал созревать в голове Емельянова по мере того, как он задышал ровнее и отодвинул на задний план всевозможные мистические предположения: «Игры закончились. Пора всех «мочить». Дело надо обставить так, будто подполковник Лобков, преследуя четверых беглых преступников, настигает их и в потасовке расстреливает всех из своего табельного пистолета. При этом сам получает ранение и погибает при исполнении служебного долга. Все-таки друг детства, хоть и подлец. Пусть хотя бы смерть его будет выглядеть по-человечески, а не такой дешевой, как вся его жизнь. Расстрелянных из Деминого пистолета надо будет «раскидать» в роще, там же оставить и его труп. Что было еще важно, в руки журналиста Примерова надлежало вложить папку с компрометирующим генерала Порошина материалом и подготовленной для публикации статьей. Таким макаром компромат попадет в руки правоохранительных органов, которые в свете борьбы с коррупцией не пройдут мимо такого лакомого куска. И, главное, он, подполковник Емельянов, при этом останется ни при чем».
        Расставив для себя все точки над «i», Владимир встал, сунул бутылку коньяка в карман, взял свой пистолет и бесшумно поднялся наверх.

«…Есть люди поумней и посильней Емельянова…»  — услышал он голос Лобкова. «Давай, давай, выбалтывай все, что у тебя на уме»,  — позлорадствовал он, слушая напыщенно-тошнотворные Демины речи, Владимир решил не тянуть с развязкой и, войдя в комнату, картинно заявил:
        — Погоди, Дема, я что-то не пойму, о чем речь?..
        Итак, черта под событиями сегодняшнего дня была проведена, «приговор виновным» вынесен. Осталось привести его в исполнение. Но прежде надо было разобраться с кадрами в собственных рядах.
        — Алло, это я.  — Владимир набрал номер «смотрящего», который отвечал за проведение операции «Автокатастрофа», чтобы решить, что с ним делать. «Я по интонации пойму, врет он мне или нет»,  — подумал он.  — Так, говоришь, что машина упала в пропасть и взорвалась?..
        — Точно так.
        — Спастись никому не удалось, говоришь?.. Ты все проверил лично?.. Добро!  — командным тоном произнес он в мобильник и спрятал его в карман.  — Сукин сын!  — потянувшись к чашечке кофе, чертыхнулся Емельянов.  — Никому ничего доверить нельзя. Все надо делать самому. Экзекуцию над этим болваном, пожалуй, пока можно отложить. Похоже, он просто дурак…

«Смотрящий», докладывая шефу об «автокатастрофе», ни в чем не лукавил, разве что после взрыва «Жигулей» он не направился, как ему было велено, к пропасти, чтобы удостовериться во всем лично, а, дабы «не светиться» лишний раз, наблюдал за угоном машины, не выходя из кустов. Когда же раздался взрыв и из пропасти полыхнуло, благополучно дорисовал картину в собственном воображении и доложил: «Машина сорвалась в овраг, загорелась и взорвалась. Вариантов спастись — ноль». Потому ему и было невдомек, что произошло то, чего предвидеть не мог никто…
        — Что с тормозами?  — только и успел крикнуть Андрей, когда ветхая «шестерка» стала крениться на бок, чтобы в следующее мгновение кубарем слететь в пропасть. Петров вывернул руль вправо, выравнивая ход, и, чтобы уже прямиком не слететь с дороги, вновь завернул баранку влево. Когда машину опять стало заносить и она собралась уже кувыркнуться, по инерции поднимая левый бок, разболтанная шаровая подвеска вдруг хрустнула, и левое переднее колесо отвалилось в сторону… Значительно погасив скорость, пропахивая грунтовку рычагом подвески, «шестерка» развернулась на сто восемьдесят градусов, медленно заюзила, сваливаясь задними колесами в пропасть, и, наконец, остановилась, зависнув над ней. Еще не поняв, что произошло, четверо угонщиков пару секунд слушали тишину, не решаясь ни шевельнуться, ни заговорить.
        — Все хорошо,  — неожиданно спокойным низким голосом произнес Петров.  — Значит, поступаем так: я с Андреем остаемся пока в машине. Шура с Капитаном медленно выходят. Желательно синхронно. От любого лишнего движения в салоне машину может качнуть, и она вместе с нами сорвется в пропасть. Так что действуем слаженно, все делаем по моей команде. Откройте задние двери, не спеша…
        — У меня заклинило дверцу. Ручка ходит вхолостую,  — выдавил из себя Шура.
        — У меня то же самое,  — отозвался Капитан.
        — Тогда… Андрей, посмотри в бардачке, что есть?
        — Ржавая отвертка,  — покопавшись, ответил тот.
        — Отлично. Передай ее Шуре. Шура, попробуй отодвинуть обшивку дверцы. Она держится на клипсах. То же самое сделай, Станислав, ты.
        — Все понятно,  — ответил Шура, отодрал обшивку и, потянув тягу, приоткрыл дверь. Капитан повторил все за Шурой.
        — Миша, у нас ничего не выйдет. Нам надо будет прыгать вперед, иначе сорвемся, прямо под нами пропасть. А прыгнуть мешают дверцы…
        — Хорошо. Сможешь аккуратно пролезть вперед? Через Андрея выходи. У тебя дверь открывается?  — обратился он к Примерову.
        — Да. Пусть ползут.
        Юркий Шура, как хищник из семейства кошачьих, проник между спинок передних сидений и ловко, без всяких усилий, перемахнул через Андрея. Капитан, равняясь на него, собрал волю в кулак и, правда, не так грациозно, но тоже выбрался наружу. После того как сидящие сзади покинули салон, Миша с Андреем поднялись с мест и отпрыгнули в сторону. В ту же минуту «жигуленок», скрежеща днищем о грунт, задрал нос, сполз назад и полетел, кувыркаясь, вниз. Ударившись о камни, легковушка вспыхнула и взорвалась. Столб пламени вырвался из глубокого оврага, зловеще полыхнул, потянув за собой густой шлейф черного дыма…
        — Эх, тушенку жалко. Целый ящик пропал,  — с сожалением махнул рукой Андрей.  — И куда теперь?  — обратился он к товарищам.
        — Не знаю, но торчать здесь, на дороге, тоже не стоит. Надо убираться отсюда. И так шуму наделали столько, что, наверное, в Москве слышно было,  — первым высказался Миша.
        — Надо обдумать план действий,  — рассудительно заключил Капитан и огляделся:  — Там, в стороне от дороги, заросли кустарника. Пошли?
        — Предлагаю все передвижения ходьбой по открытой местности отложить до лучших времен,  — посмотрев почему-то на Андрея, сказал Шура.
        — Ну, тогда полетели,  — не преминул ответить тот.
        — Зачем же, все передвижения — бегом.
        — Он прав,  — поддержал Шуру Миша.
        Бежать предстояло метров двести пятьдесят — триста. Когда они достигли цели и, удобно расположившись за густым кустарником, растянулись на траве, на них навалилась запоздалая усталость. Минут пять все лежали молча.
        — А хитро он с нами решил разделаться,  — нарушил молчание Шура.  — Как мы сразу не поняли, что все эти угрозы насчет спецназа были лишь пугалками для дураков, чтобы выманить нас из дома. Емельянов понимал, что мы будем искать выход.
        — Да. И Миша его нашел,  — ответил Андрей.
        — Меня, конечно, удивило немного, что дверь в подвал не была заперта. Я даже отмычку в замке сломал, пока не понял, что она не на запоре. Но в тот момент об этом почему-то не подумалось. Горячку спорол.
        — На это он и рассчитывал,  — кивнул Шура.
        — С подземным ходом тоже все складно у него получилось. Он сделал так, чтобы мы сами полезли в мышеловку, без посторонней помощи. Тонкая работа. Вторая ошибка, что нас не насторожил «жигуленок» с подпиленными тормозами, который, как по заказу, с ключом в замке, дожидался нас на дороге. Тот мужик в кустах был человеком Емельянова. Уже доложился, наверное, передал хозяину наш пламенный привет с того света.
        — Так, может, это и хорошо?  — оживился Андрей.  — Искать теперь нас никто не будет.
        — Машину осмотрят, трупы не обнаружат. Так что искать нас все равно будут,  — сказал Капитан.
        — И Емельянову, и Лобкову жизненно необходимо похоронить нас. Сфабрикуют дело. И трупы обозначат найденные, на бумаге, конечно. А если мы появимся, нас закажут какому-нибудь наемнику. Уберут по одному и втихаря закопают в землю.
        — Нет, «помирать» нам рановато. Надо идти на дачу к Емельянову. Арестовать его и расколоть на правду,  — высказался Петров.
        — И куда с этой правдой пойдем? В полицию?  — спросил Андрей.  — Нас же там и повяжут.
        — В Следственный комитет пойдем,  — отрезал Миша.  — У меня там хороший знакомый работает.
        — Ребята,  — неожиданно заговорил Капитан,  — я предлагаю такой план действий…

…Подойдя к люку, откуда не так давно вышли на свободу из гостевого дома, беглецы вновь спустились в подземный ход и направились в сторону особняка, где должен был находиться подполковник Емельянов…
        В бункере отдавало сыростью, и было темно, как ночью.
        — Ничего не видно, хоть глаз выколи,  — недовольно буркнул Петров, уткнувшись носом в чью-то спину.  — Это кто?
        — Я это,  — отозвался Шура.
        — Слушайте, мне это уже надоело,  — подал голос Андрей.  — Опять нас обыграл этот Емельянов!
        — Он нас всех убьет,  — гробовым голосом произнес Лобков.  — Я его знаю.
        — Он хочет нас убить, но это не значит, что сможет,  — возразил Шура.
        — Выражайтесь яснее!  — рубанул заметно нервничающий Лобков.
        — Когда он за нами придет, я выйду первым и вырублю его,  — пояснил Шура.
        — Мы тут связанные, без оружия, а он — вооруженный… Дурацкий план.
        — А что предлагаете вы?
        — Для начала нам надо развязать друг другу руки.
        — Вы так старались, гражданин подполковник, когда вязали нас, что самостоятельно развязаться, скорее всего, не получится,  — не без злости заметил Андрей.
        — Ну да. Но вы же видели, что он меня принуждал оружием… Вы же понимаете…
        — Мы все видели и знаем больше, чем вы думаете, и о вас, и о вашем дружке Емельянове.
        Дементий Павлович замолчал, так как понимал, что, если кто и оказался в дурацком положении, то это он. И для Емельянова теперь чужой, и здесь своим не стал.
        — Капитан,  — обратился он, глядя в темноту,  — Станислав, я пока не могу вам всего рассказать, но вы должны знать, что я не сообщник Емельянова, как это вам казалось…
        — Если мы отсюда не выберемся, это никакого значения иметь не будет ни для нас, ни для вас тоже,  — буркнул Капитан.
        — Андрей, я попробую перегрызть веревку на твоих руках, а ты потом развяжешь меня,  — подойдя к Примерову, предложил Шура.
        — Перегрызть?.. Давай, если сможешь.
        Услышав этот негромкий диалог, Петров решил вмешаться:
        — Начните с меня.
        — В смысле?..
        — Перегрызите сначала мою веревку. У меня в кармане есть кусок проволоки. Попробую открыть эту дверь.
        — Какая проволока?
        — Я ее в гостевом доме Емельянова нашел. Хотел открыть ею дверь в подвал, которая оказалась незапертой, но потом не выкинул.
        — Давай, конечно, надо выбираться отсюда. Это ты правильно придумал. К тому же так пить что-то захотелось… Я сейчас с удовольствием чего-нибудь выпил бы…
        Запив еще одну рюмочку коньяка крепким ароматным кофе, Емельянов решил не откладывать более экзекуцию и направился в подвал…
        Петров, которого освободили от веревки на руках первым, помог избавиться от нее Шуре и, пока тот развязывал остальных, начал шурудить самодельной отмычкой в замочной скважине. Вскоре ему удалось справиться с комбинацией замка, дверь начала открываться, и он с облегчением вздохнул. Даже тот неяркий свет, который проник в «темницу», ударил по глазам пленников. Но и сквозь прищур они неотрывно смотрели на дверной проем, в котором стала прорисовываться… зловещая фигура Емельянова. Его атлетическое телосложение, выпяченная вперед грудь, гордо поднятая голова, все говорило о том, кто здесь является хозяином положения. Сделав надменную гримасу, он с усмешкой произнес:
        — Картина называется «Не ждали»!
        — Да уж,  — не сдержал сожаления Андрей.
        — Значит, неймется вам? Не понимаете человеческого отношения? Ну что ж. Журналист — ко мне, остальные остаются на месте — ждать своей участи.
        Андрей выдержал небольшую паузу, как бы давая время Шуре выйти вперед и вырубить Емельянова, но тот почему-то медлил. Тогда он встал и, опустив голову, направился к выходу, держа руки за спиной так, как будто они связаны. Емельянов, слегка покачиваясь, свысока смотрел на него. Когда они поравнялись, Андрей поднял на него глаза, и тот хмыкнул:
        — Не знаю, насколько жизнь твоя была яркой, но то, что она оказалась короткой, могу предсказать без сомнения…
        Емельянов хотел еще что-то съязвить, но не успел, потому что Андрей неожиданно выкинул из-за спины правый кулак и вынудил подполковника резко уклониться в сторону, чтобы в следующую секунду припечатать того левой аккурат между глаз, вложив в удар всю невысказанную доселе злость. Емельяновская голова отлетела назад, увлекая за собой тело, ноги оторвались от земли, бедолага с лету стукнулся о стену и с грохотом свалился на бетонный пол.
        — Готов,  — бесстрастно прокомментировал произошедшее Лобков.
        — Ну что?  — заговорил Капитан.  — Теперь надо привести Емельянова в чувство и допросить. Миша, нужна запись их разговора в кафе «Пригородное». Ты говорил, что смог договориться с официанткой, которая должна была ее сделать.
        — Когда этот очухается,  — кивнул через плечо на Емельянова Петров,  — пусть признается, куда заныкал наши мобильники. У меня там номерок бывшего десантника есть, жениха этой официантки. Он ее называл Тая. Надо предварительно с ними созвониться, чтоб зря не терять времени.
        — Ну да… Так он, говоришь, Тая ее называл? Редкое по нынешним временам имя. А она его?
        — Гришей… Между прочим, я ему две с половиной тысячи рублей должен доплатить за информацию. Столько же он с меня содрал в качестве аванса, когда мы договорились насчет записи разговора его подругой…
        Закончив смену, Тая вышла во дворик, где ее поджидал молодой широкоплечий красавец Гриша. Вчерашний дембель, отслуживший срочную в десантуре, он еще не успел трудоустроиться, так как хотел «пару месячишек оттянуться после отданного Родине ратного долга». А потому, имея в запасе вагон свободного времени, каждый вечер встречал свою девушку после работы.
        — Тая!  — помахал он и направился к ней навстречу, но тут его неожиданно окликнули:
        — Извините, можно с вами поговорить?
        Гриша недружелюбно оглянулся на незнакомого парня, подошедшего к нему, и расправил плечи:
        — По поводу…
        — Я из полиции,  — показал тот свое удостоверение.
        — А что случилось?
        — Дело в том, что наша опергруппа ведет двух фигурантов уголовного дела. Они обедают в этом кафе по четвергам в одно и то же время, за одним и тем же столом. Надеюсь, вы понимаете, что информация конфиденциальная и разглашению не подлежит?..
        — И что с того?
        — Этот столик обслуживает ваша девушка. Нам очень нужна ее помощь.
        — Какая еще помощь? Хотите, чтобы она их арестовала, что ли?  — хмыкнул бывший десантник.
        — Нет, конечно. Перед тем как те двое придут, незаметно прилепить снизу столика вот такую штучку.  — Он показал «жучок» для прослушки.  — А когда они уйдут, так же незаметно снять его и отдать мне. Вот и все.
        — А почему бы вам это не сделать самим?
        — Чтобы не возникло никаких подозрений, это должен сделать кто-то из работников кафе. Лучше, если это будет официантка, обслуживающая столик. Поправляя скатерть на столе, прилепить эту штуку ей труда не составит. Если сделаю я или кто-нибудь посторонний, это может вызвать лишнее внимание. Я вас, конечно же, заставить не могу, но прошу помочь органам. Вы же в десанте служили?
        — Ну, служил…
        — Поговорите с вашей девушкой.
        — Ничего не обещаю. Но поговорить попробую.
        Он отошел к девушке, что-то минуты три ей говорил и вскоре вернулся вместе с ней к Петрову.
        — Она не согласна. Я — тоже. Она, кстати, вам уже отказала один раз.
        — Жаль,  — ответил Петров.  — Было совершено убийство. Ваше содействие могло бы оказать большую помощь в поимке преступников. Ну, нет так нет. Извините.
        Он повернулся и пошел к припаркованной в дальнем углу стоянки «девятке». Сел за руль, завел мотор, краем глаза наблюдая за тем, как парочка что-то явно между собой обсуждает. Включил первую передачу и медленно поехал в их сторону, чтобы вырулить со стоянки. Вдруг парень махнул Петрову рукой и скорым шагом подошел ближе:
        — Она согласилась. Хотя я был против,  — сказал он.
        — Вы — против?
        — Конечно. Это же риск. Он должен быть оплачен.
        — Вы имеете в виду деньги?
        — Конечно. Пять тыщ. Половину сейчас. Сразу.
        — Однако…  — озадаченно протянул Миша.
        — А что вы хотите, я только после армии, на работу никуда не берут…
        Гриша достаточно убедительно рассказал полицейскому трогательную историю о нигде не работающем парне, пребывающем нынче в полном безденежье. Так что ему даже думать не хочется о будущем. И, как знать, насколько все далеко зашло бы, не окажись у него любимой бабушки, которая, по возможности, ссуживает пока внучечку деньжат из своей стариковской пенсии. Но разве это дело? Так что, если когда и болит у него голова о чем, то по одной-единственной проблеме — где раздобыть денежек? Вернее, как бы решить вопрос с работой, чтобы не тянуть, а, наоборот, помогать бедной своей бабушке. Ну а пока деваться некуда, приходится перебиваться случайными заработками.
        — Меня, кстати, Гриша зовут,  — протянул он руку.
        — Это хорошо, конечно, что Гриша. Но, может, сойдемся хотя бы на трех тысячах…
        — Нет. Иначе мы не согласны.
        Делать было нечего, расплатившись с алчным Гришей, Миша вырулил со стоянки и направился на встречу с Капитаном.
        Станислав Сергеевич не терял время зря. Согласно плану, который по его предложению был коллективно одобрен и принят к исполнению, по возвращении в дом Емельянова им надлежало арестовать хозяина и Лобкова, допросить их по отдельности, приложить диктофонную запись, сделанную в кафе «Пригородное», свидетельские показания Шуры, Андрея и Миши. Он же, Миша, должен передать весь пакет знакомому из Следственного комитета. Допрашивать будет капитан Капитан, а помогать ему — Андрей, так как у обоих в этом имелся определенный опыт. Когда Емельянов был приведен в чувство, Петров, Шура и Лобков ушли наверх. В задачу Петрова входило, по возможности, расположить Лобкова к откровенному разговору.
        — Не мешало бы подкрепиться, ты как?  — обратился Миша к Шуре, похлопав себя по животу.
        — Я не против,  — ответил тот.
        — И я тоже что-то проголодался,  — попытался влиться в разговор Лобков.  — Сержант Петров, может, снимете наконец с меня чертовы наручники, которые нацепил этот преступник Емельянов. Я ведь подполковник полиции, представитель власти.
        — У меня нет ключей… А вину Емельянова, как вы понимаете, надо еще доказать.
        — Доказательств его вины, сержант, можно накопать более чем достаточно.
        — Этим мы и намерены заняться в самое ближайшее время, Дементий Павлович.
        — Наручники-то снимите…
        — Я ведь сказал, у меня нет ключей.
        — Отмычкой попробуйте. Дверь же вы открыли ею.
        — То — дверь, а наручники проволокой я не умею открывать. Уж извините.  — Повернувшись к Лобкову спиной, Миша пробурчал себе под нос:  — Не я их надевал и не мне их снимать.
        — Ясно,  — произнес тот твердым голосом, злясь на то, что он — подполковник полиции с солидным стажем работы и опытом — не может совладать с каким-то зарвавшимся сержантом.
        — Дементий Павлович, расстегнуть вам руки не получится, а покормить, если вы голодны, могу,  — кивнул на еду на столе Петров.  — Проходите, садитесь…
        — С ложечки, что ли? Еще чего! Премного благодарен!  — обиделся подполковник и демонстративно отвернулся. «Издевается еще. Насмехается надо мной. Ничего, хорошо смеется тот, кто смеется последним!..»  — злорадно подумал он и бросил напоследок через плечо:  — Пока вы не выполните все мои требования, больше ни одного слова от меня не дождетесь! Слышите?
        — Мы будем задавать вопросы, а вы — отвечать на них. Вы меня слышите?  — вспоминая, как вел допрос капитан Капитан, начал Андрей.
        — В чем дело? Какие вопросы? Что здесь вообще происходит?  — поднял на него мутный взгляд Емельянов. Он сидел, прислонившись спиной к стене, с вытянутыми вперед растопыренными ногами. Вид у него был смешной и сонный, а сам он — недовольный и злой.
        — Вы себя нормально чувствуете?
        — Я спрашиваю, что здесь происходит и почему я здесь? Ничего не могу понять… В конце концов, кто-нибудь может мне объяснить?.. У меня болит голова… Почему?..
        — Вы упали и ударились головой о стену. Возможно, у вас сотрясение мозга. Понимаете меня?
        — Я упал?
        — Да. Вы упали и ударились головой.  — Андрей посмотрел на Капитана. Тот, в знак согласия, молча кивнул в ответ.  — Помните такое?
        — Ты кто?
        — Андрей…
        — Примеров?.. Журналист?.. Ничего не понимаю. Позовите… позовите Наташу…
        — Наташу?
        — Она снимет мне головную боль. Она умеет… руками… Вы слышите?..  — Емельянов согнул правую ногу в колене, и из кармана показалась рукоятка пистолета.
        — Похоже, у него сотрясение мозга и частичная амнезия,  — задумчиво изрек Капитан.
        — Что значит частичная амнезия? Вы хотите сказать, он потерял память?
        — Частично.
        — Как же мы теперь его допросим? Эта потеря… ну… это — обратимый процесс?
        — Вполне. Память может к нему вернуться. Не так уж катастрофически он и шмякнулся, мне кажется.
        — Да?  — с облегчением выдохнул Андрей.  — А когда она может вернуться?
        — Ну, память может восстановиться и через десять минут, и через час, а то и… через неделю. Все очень индивидуально.
        — А мы можем ждать неделю? Целую неделю… Неужели я так сильно двинул его? Не стоило все-таки мне бить, надо было прием какой-нибудь применить… А я ведь и приемов никаких не знаю. Вот беда-то…
        Капитан, не обращая внимания на причитания Примерова, обратился к Емельянову:
        — Скажите, как нам связаться с Наташей? Вы знаете, где она находится?
        — А ты кто такой?.. Пусть этот… журналист позовет ее. Он знает, где она…
        — Я? Так ведь она улетела в Париж… и на звонки не отвечает.
        — Ни в какой Париж она не улетела.  — Емельянов устало прикрыл глаза и, откинув голову назад, казалось, провалился в дремоту.
        — Ты видел у него в кармане пистолет? Надо его забрать,  — шепнул на ухо Капитану Примеров.
        — Да-да, пистолет надо у него отобрать непременно, пока не очухался. А то начнет палить почем зря…
        — И еще мобильник у него должен быть. Надо его тоже забрать. Наши-то он задевал куда-то.
        — Точно, нам он сейчас нужней, чем ему. Кстати, можно попробовать позвонить Наташе с его телефона. Может, так она ответит на звонок.
        — Резонно.
        Капитан кивнул, направился к Емельянову, но, наклонившись к нему, вдруг замер в этой позе. При взгляде со стороны могло показаться, что он внимательно рассматривает лицо сидящего на бетонном полу подполковника. Но когда последний неожиданно заговорил, слегка приподняв руку, Андрей увидел уткнувшийся в грудь Капитана пистолет.
        — Я еще раз повторяю, что здесь происходит?  — прохрипел Емельянов.  — Я вас всех перестреляю, как щенков. При попытке к бегству… Первого — тебя, а потом этого журналиста — мордой к стене поставлю, чтоб не мельтешил больше…
        Договорить, однако, он не успел, так как Примеров, воспользовавшись тем, что двое были заняты друг другом, размахнулся ногой, чтобы выбить пистолет из руки угрожавшего, но немного не попал. Его ступня просвистела в воздухе и, не встретив сопротивления, взлетела вверх мимо цели. Андрей едва не опрокинулся на спину. К счастью для себя, Капитан в этот миг не растерялся и, схватив руку Емельянова, выкрутил ее в сторону с такой силой, что тот взвыл от боли и разжал пальцы.
        — Может, запрем его здесь и поднимемся к ребятам?  — предложил Андрей.  — Все равно толку с него пока никакого.
        Капитан, держа на мушке Емельянова, не оборачиваясь, ответил:
        — Забери телефон и ключ от двери и пошли наверх.
        — Да. Пусть побудет один. Думаю, это ему полезно.
        — Неужели вы не понимаете всю бесполезность ваших действий? Не будьте дилетантами, в конце концов, вызовите ко мне капитана, мне надо поговорить с ним.  — Прокрутив в голове варианты, Лобков вдруг решил поменять тактику и перейти из обороны в наступление.  — Мы понапрасну теряем драгоценное время, которое, кстати, играет против вас.
        Петров никак не отреагировал на эти слова. Он положил на маленький ломтик хлеба по две дольки копченой колбасы и сыра, которые старательно нарезал Шура, отправил бутерброд в рот и стал аппетитно жевать.
        — Не делайте вид, что не слышите меня!  — начал выходить из себя Лобков.
        — Дементий Павлович, не надо так нервничать. Вы прекрасно понимаете, почему вы в наручниках и почему я в настоящий момент не могу их с вас снять,  — дожевав, сказал Миша.
        — Ну-ну, и почему же?
        — Потому что вы вместе со своим другом и подельником Емельяновым представляете повышенную социальную опасность. Во всяком случае, ваши совместные действия угрожают безопасности окружающих.
        — Что за чушь вы несете?!
        — Это не чушь. Вы намеревались нас убить, подстроив автомобильную аварию с полетом в пропасть, а также…
        — Ну уж нет!  — перебил Мишу Лобков.  — Не знаю, в чьи планы это входило, но я здесь ни при чем. А вообще скажу вам следующее — это всего лишь ваши домыслы и нездоровые фантазии, попытка как-то выкрутиться из криминальной истории, в которую вы все вляпались по уши. Так что вам не удастся опорочить меня, у вас нет никаких доказательств. Что, кстати говоря, вполне естественно.
        — Ну-ну. Приберегите свое красноречие для следователей. Вам ведь в скором времени предстоит отвечать на их непростые вопросы, как, например: «Из каких побуждений вы пытались посадить не совершавшего никакого преступления человека по надуманному обвинению в убийстве?»
        — Какого еще человека?
        — А вот его,  — указал на появившегося в дверях Примерова Петров.  — Или это не вы отстранили от следствия капитана Капитана только лишь за то, что он не стал идти у вас на поводу и подтасовывать факты?
        При этих словах Лобков перевел взгляд с Андрея на вошедшего следом капитана Капитана.
        — Это как прикажете понимать, как иллюстрацию к сказанному, как психологическое давление?.. Они что, специально за дверью ждали?
        — То, что они вошли как раз в этот момент, всего лишь простое совпадение. Но лично вы можете считать это знамением, и достаточно дурным для вас знамением.
        — Дешевый трюк.
        — Расценивайте, как вам будет угодно.
        — Я вообще отказываюсь говорить в таком случае. А вы еще ответите по всей строгости закона за незаконное содержание под стражей представителя власти. Заметьте, я нахожусь, между прочим, при исполнении служебных обязанностей! Я должностное лицо, между прочим. И это так просто никому не пройдет!.. Ох, сколько статей Уголовного кодекса буквально плачут по вам, вы даже не представляете! Прямо скажу, не завидую!
        — Слишком много слов для отказавшегося говорить человека,  — усмехнулся Петров.  — Ладно, пока мы добудем доказательства вашей вины, вы можете отдохнуть немного в одной из комнат вашего друга Емельянова. К нему-то вы приехали по своей воле? Или он вас к этому принудил?.. Ну да, конечно же, принудил. Ведь по принуждению, не иначе, вы, распив с ним бутылку коньяка, чуть не отправили нас на тот свет, и, заметьте, все — «при исполнении служебных обязанностей». Вас даже стоит пожалеть как пострадавшего, а потом еще и наградить медалькой… Надеюсь, я не слишком резок в выражениях? Нет? Ну тогда, от греха подальше, я замолкаю, граждане присяжные! Можете утереть слезы!  — театрально завершил свою речь Миша и сделал себе третий бутерброд.
        — Комедиант!  — зло фыркнув, отвернулся от него Лобков.
        Но тут к нему подошел Капитан.
        — Дементий Павлович,  — серьезным тоном начал он,  — я намерен побеседовать с вами и записать наш разговор на диктофон.
        — Станислав, ты-то хоть не ломай комедию. Кто тебя уполномочил допрашивать своего начальника? Кто?!. Короче, чтобы не усугублять и без того плачевное положение, советую немедленно расстегнуть на мне наручники и сдаться…
        — Кому?  — с наигранным испугом спросил Андрей.
        — Что — кому?  — переспросил Лобков, который, разозлившись не на шутку, начинал уже терять контроль над собой.
        — Я спрашиваю, после того как мы, предположим, расстегнем вам наручники, кому прикажете сдаваться? Нам — вам? Или вам — нам? Если вам — нам, то вы нас и в наручниках устраиваете. А если нам — вам, то, извините, такой вариант не входит в наши планы. По-моему, в ваших словах кроется какой-то подвох?..
        — Молодой человек, вам не журналистом, а клоуном в цирке надо было зарабатывать на хлеб, на пару вон с этим,  — кивнул в сторону Петрова Лобков.  — На вас народ валом бы валил потешаться за деньги.
        — Нет, я всего лишь пытаюсь понять, кто кому должен сдаться, расстегнув наручники?..
        — Вы должны сдаться мне. Лишь в этом случае я обещаю пойти навстречу и оформить вам добровольную сдачу, иначе даже не знаю, что можно сделать для облегчения вашей участи…
        — Отдохните, Дементий Павлович,  — прервал его Капитан,  — мы вам дадим время немного побыть в одиночестве, собраться с мыслями, трезво оценить ситуацию, а потом, с вашего позволения, я задам вам несколько вопросов.
        — Некогда мне отдыхать! Спрашивай, раз считаешь вправе брать на себя такую ответственность. Но имей в виду, я тебя предупредил, Станислав.
        — Конечно, помню. Просто если бы вы заранее предупредили, у вас же был наш номер, не пришлось бы сейчас ждать. Я позвоню Грише, он сможет подъехать где-то через полчасика. Запись у него. Есть у вас время? Могу принести кофе, если желаете.  — Тая казалась немного взволнованной, но говорила приветливо. Через минутку она принесла дымящуюся кружку.
        Миша отпил, обжег язык и поставил кружку с горячим напитком обратно на стол.
        — Вот… зараза!
        — Что?  — с удивленным видом посмотрела на него официантка.
        — Да нет, ничего. Кофе, говорю, горячий. Язык обжег.
        — Могу принести, если хотите, стакан холодной воды,  — улыбнулась в ответ Тая.
        — Да ладно, буду еще гонять вас туда-сюда по пустякам, так пройдет.  — Ему и правда не хотелось беспокоить и без того озаботившуюся его неожиданным появлением девушку. Тем более что он приехал сюда, между прочим, не чаи гонять, а по важному делу.
        Перед тем как приступить к допросу Лобкова, Капитан договорился с Петровым, что тот заберет диктофонную запись беседы двух подполковников в кафе «Пригородное» у Гриши. Но так как телефон Петрова, вместе с другими, был отобран Емельяновым и куда-то исчез, Мише пришлось поехать в «Пригородное» без предварительного звонка на служебной иномарке Лобкова.
        Войдя в зал, он сразу увидел Таю. Та его тоже узнала и попросила немного подождать. Миша поудобнее уселся за столом и, отпив кофе, стал рассматривать антураж. Вскоре к нему вновь подошла Тая со стаканом воды. Однако на этот раз она достаточно недружелюбно взглянула на него, неожиданно произнесла официальным тоном:
        — Счет, как вы просили,  — и положила перед ним сложенный вдвое листок.
        Миша поднял на нее удивленный взгляд, развернул бумагу и прочитал: «Срочно уходите. Вас ищут!» Он тут же поднялся, положил на стол сторублевку и низким голосом четко отрапортовал:
        — Извините за скромный заказ, но меня срочно вызывает генерал! Служба, знаете ли.
        — Жаль,  — театрально огорчилась официантка и ловко смела в карман передничка свою записку. Денежная купюра при этом слетела на пол, и оба нагнулись за ней.
        — Мне срочно нужна эта диктофонная запись,  — касаясь губами ее ушка, шепнул Миша. Она повернула к нему лицо и зашептала в ответ:
        — Нам показывали снимки четырех преступников. Там было и ваше фото. У нас инструкция: при появлении кого-либо из вас задержать под любым предлогом и сразу же звонить в полицию. По вашему поводу уже позвонили…
        — Завтра в пять утра на тридцать шестом километре Лысогорской трассы,  — приглушенно выпалил Миша.  — Буду ждать вас с записью.
        Он поднялся, сжимая купюру в руках, и вручил ее побледневшей официантке:
        — Извините за неловкость. Это я уронил…
        Направившись к выходу, Миша по пути пультом дистанционного управления разблокировал центральный замок лобковской иномарки и, сев на водительское место, с облегчением захлопнул дверцу. И тут вдруг почувствовал, как что-то твердое и холодное уткнулось ему в затылок, и сзади неожиданно раздалось: «Не оборачиваться! Руки — на руль! И без глупостей!»

«Не успел»,  — подумал Миша, послушно положив руки на руль. В следующий момент водительская дверца резко открылась, и какой-то круглолицый краснощекий крепыш сцепил Мишины руки наручниками, добродушно предложив:
        — Вам лучше пересесть на заднее сиденье.
        Миша хотел что-то возразить, но парень предостерегающе поднял кверху ладонь размером с лопату, что означало: «Делай, что сказано, и без базара».
        — Думаю, мы можем понять друг друга, ограничившись обычной беседой. Я не буду разыгрывать перед вами сцену классического допроса…
        — А ты знаешь, что это такое?  — усмехнулся Лобков.  — Какая наивная простота!..
        Капитан, стараясь не обращать внимания на обидный сарказм, продолжал:
        — Дементий Павлович, сначала выскажусь я, а потом послушаю вас. Может, это и неправильно, но мне так будет легче. Да, вы всегда считали меня простаком и, возможно, не ошибались. Но я был не настолько прост, чтобы не понимать, что делом по убийству Оксаны Патруновой должен заниматься Следственный комитет, а не мы. Я думал над тем, почему вы передали его мне. Поначалу казалось, что, владея всей подоплекой дела, вы хотели лишь отличиться перед начальством нашего управления, в считаные дни раскрыть убийство и передать готовое дело в Следственный комитет. Вот, мол, как мы оперативно работаем на своей территории, хотя это и не наше дело. Но данное предположение было таким наивным и глупым, что я отказался от него сразу же. Не думаю, что вы надеялись на то, что я не замечу многочисленных нарушений следственных действий на начальном этапе и подтасовки фактов, которые были допущены. Ваш расчет был построен на том, что, будучи послушным исполнителем, я закрою на все это глаза. Вам ведь важен был результат. И вы были уверены, что я обеспечу его в том виде, в каком он вам нужен. Или я что-то путаю?..
        — Знаешь, в чем твоя беда, Станислав, ты много говоришь, а чего хочешь добиться, непонятно.
        — Все вам понятно. Вам ведь край, как нужно было повесить убийство проститутки на журналиста Примерова, он вам в чем-то мешал. Вы его решили убрать по надуманному обвинению и сделать это, конечно же, руками простака, который никогда не станет задавать лишних вопросов…
        — Надеюсь, ты пишешь всю эту ахинею на диктофон? Обязательно пиши. Будет над чем потом посмеяться.
        — Конечно, Дементий Павлович. Так вот, я думал, в чем он мог вам помешать? И задался другим вопросом — а если не вам, а вашему дружку Емельянову помешал? Вы же с ним ведете совместную игру? И еще скажу: правильно вы отстранили меня от дела. Потому что мне следовало завести уголовное дело по подтасовке фактов на вас и включить в список подозреваемых в преступлении вашего дружка Емельянова. Молчите?..
        — Молчу, конечно. Ты же играешь спектакль одного актера. Я молчу и жду, когда ты закончишь, чтобы поаплодировать тебе.
        — Ну, и молчите. Я занимался расследованием довольно скрупулезно. Убрать журналиста вас попросил Емельянов. Ведь это по его заявке Примеров должен был написать компрометирующую генерала Порошина статью. Статья была написана, но вместо нее вышла другая, хвалебная, которая нарушила планы Емельянова. Это разозлило его, и он решил наказать журналиста. Вы подписались помочь. Но не по доброте душевной…
        — Не по доброте, да? А-а.
        — У нас уже есть диктофонная запись,  — солгал капитан,  — где вы с Емельяновым ведете беседу о том, как бы получше провернуть ваши темные делишки. Наверняка ведь там найдутся и еще кусочки, которые заинтересуют не только нас, особенно в местах, где вы ведете речь о некой тайной организации, заправляемой подполковником Емельяновым, и вы, в обозримом будущем, также должны были…
        — Капитан!  — Лобков принял угрожающий вид и от этого стал выглядеть довольно смешно.  — Когда ты окажешься в следственном изоляторе, я лично буду настаивать на том, чтобы тебя, прежде чем посадить, поместили сначала в больничку для проведения психиатрической экспертизы. У тебя с головой явные нелады…
        Андрей, следивший за беседой и не проронивший до этого момента ни слова, решив про себя, что уже пора, встал, медленно подошел к Лобкову и сквозь зубы зловеще процедил:
        — Послушай, ты, сволочь! Ты хотел посадить меня, зачеркнуть мою жизнь, лишить будущего и думаешь, что это тебе пройдет даром? Меня тошнит от тебя. Ты, отъевшийся кусок сала, думаешь, что являешься властелином судеб? Ты — пыль. Запомни. Ты — прах, потому что я убью тебя. Убью в любом случае — будешь ты говорить или нет, мне все равно. Я знаю, что ты — гад и не имеешь права на жизнь. Я пристрелю тебя из твоего же табельного пистолета и закопаю в землю без лопаты. А если ты не перестанешь издеваться вот над этим человеком,  — в запале он довольно чувствительно ткнул пальцем в грудь Капитана,  — я убью тебя прямо сейчас. Понял меня?
        — Да тут… Да тут одни параноики собрались, как я погляжу, ужас, ужас!..  — начал было возмущаться Лобков, но Андрей остановил этот поток возмущений.
        — Капитан, дай мне пистолет, я пристрелю его прямо здесь!  — воскликнул Примеров.
        Капитан вытащил из кармана пистолет, снял его с предохранителя, подскочил к Лобкову, ткнул стволом подполковника в голову и неожиданно выпалил, глядя на Андрея:
        — Ну, убьешь ты его, а дальше — что?!
        — А дальше — одной продажной сволочью на свете станет меньше. Вот что!
        — Тебя же посадят?
        — А я пущу ему пулю в висок и вложу в руку пистолет.  — Андрей перешел на более спокойный тон.  — Из него же грохнем Емельянова. Получится, что двое нажрались коньяка, поссорились, один застрелил другого, а потом, испугавшись разоблачения, пустил себе пулю в лоб.
        — В висок,  — поправил Капитан.
        — Ну, в висок… Понимаешь, Станислав Сергеевич, не могу я хладнокровно смотреть на то, как эта козлина по-хамски ведет себя с вами… с нами.
        — Все равно я против самосуда. Это не выход из положения…
        — Вот именно,  — встрепенулся было Лобков, но, вовремя спохватившись, примолк.
        — Не выход? А в чем выход? Ты своими уговорами хочешь вывести его на чистую воду и сдать в руки правосудия? Думаешь, он вот так возьмет и выложит тебе все свои грехи на тарелочке? Нет. Я знаю эту породу…
        — Но я — полицейский. Я не могу идти против закона, это ты понимаешь или нет?
        — А тебе и не надо. Я его грохну. Потому что другого выхода в данный момент нет.
        — Что с тобой происходит, Андрей?  — В голосе Капитана прозвучали сочувственные нотки.
        — А ничего. Просто я осознал… вот сейчас, только что осознал, что эта тварь пыталась сломать мою жизнь и твою, между прочим, тоже. Теперь мы поменялись ролями. И пусть не думает, что мы его арестуем и сдадим властям, а он потом, используя свои связи, легко выкрутится и выйдет на свободу, да еще и при должности останется. Нет. Не выйдет!
        — Зря ты так…
        — Стопудово отмажется.
        — Ладно,  — выдохнув, кивнул в сторону Лобкова Капитан,  — скоро уже Петров должен вернуться с записью их разговора в кафе «Пригородное». Послушаем, что он скажет. Какое решение примите большинством голосов, так и будет.
        — Вот это правильно. Здесь я согласен,  — твердо произнес Андрей.  — Ты же видишь, капитан, как он нагло сидит. Будто у себя в кабинете, развалился, как боров, и издевается…
        Лобков сидел, втянув голову в плечи, и усиленно соображал: все это, конечно, похоже на развод, но черт их знает, что у них на уме? Этот журналист — проныра и негодяй… видал он таких. Надо все-таки его засадить. Ишь, пристрелить собрался! Кишка тонка, сопляк вонючий! Хотя как там говорится: «Ради красного словца не пожалеет и отца». Это же про такого, как он, и сказано. Он же придурок конченый. Сначала языком ляпнет, а с балды возьмет да спустит курок. Потом сам же еще эпитафию слезную напишет. Бумагомаратель… Это же продажный журналюга. Преступник! Напрямую угрожал убийством…
        Дементий Павлович, стараясь, на всякий случай, никого больше не нервировать, тихо сидел, устремив взгляд в пол. Казалось, он был порядком напуган. Но на самом деле он прокручивал в уме варианты, выстраивал план дальнейших действий. И исходил из того, что, если не можешь победить своих врагов, надо с ними помириться. А то и подружиться. Временно, конечно. Пока не выберется отсюда.

«Выбраться отсюда, пожалуй, будет нелегко»,  — подумал Петров, когда его затолкали на заднее сиденье лобковской иномарки. С двух сторон подсели двое крепких парней. Третий, краснощекий, сел за руль, и автомобиль достаточно резво тронулся со стоянки. Миша посмотрел на сидящего справа атлетического вида детину, потом медленно повернул голову налево и чуть не присвистнул от удивления…
        — Гриша?.. Ты?.. Я же к тебе приехал…
        — Приехал, приехал. Молодец, что приехал. А теперь заткнись и не рыпайся, для здоровья полезно.
        — Ты че, его знаешь?  — с удивлением обратился к Грише «атлет» справа.
        — Да видел разок.
        Полицейская машина выскочила на загородную трассу и рванула вперед…
        — Куда тебя понесло? Ты как с цепи сорвался…
        — А что? Мы ж договорились? Как это у вас называется, разыграть «доброго» и «злого» полицейского? Вроде неплохо получилось. Видал, как он «погрустнел» сразу?
        — Ну, не знаю, мне кажется, ты перегнул порядком.
        — Да ладно, я просто вжился в роль… А может, и перебрал малость?.. Не знаю… Ну что, пора?
        — Да хорошо бы, понимаешь, Петрова дождаться. Что-то долго его нет…  — Вдруг Капитан подскочил как ужаленный и вытащил из кармана стоявший на виброзвонке телефон Емельянова, который тут же разразился длинной автоматной очередью.  — Ну, и звонок себе поставил, придурок, чуть трубку со страха не выронил,  — переводя дыхание, нажал он на зеленую кнопку и услышал:
        — Алло, шеф, у нас — груз. Едем на базу.
        Капитан молча дал отбой и на минуту задумался.
        — Что-то случилось?  — встревоженно спросил Андрей.
        — Да, но что именно, я не понял.
        — Кто звонил?
        — Голос был мужской. Сообщил, что с ними груз, они едут на какую-то базу.
        — И что это за груз? Что за база?
        — Пока не знаю. На дисплее высветились буквы «ЧС». Ни имени, ни фамилии звонившего не обозначилось. Мне кажется, это кто-то из подчиненных Емельянова. Он обратился к нему: «Шеф, у нас — груз. Едем на базу».
        — Думаю, я знаю, что это за база,  — произнес Шура.  — Мне там доводилось бывать…
        — Это связано с пресловутой организацией Емельянова?  — предположил Примеров.
        — Да, именно так!  — гробовым голосом подтвердил догадку журналиста Владимир Емельянов, стоявший на пороге, крепко сжимая в руках автомат Калашникова с откидным прикладом.
        — Опять он! Что за напасть такая?  — только и успел выдохнуть Андрей…
        — Всем лечь мордами в пол, руки — за голову!..
        Когда массивная дверь закрылась на замок, он открыл глаза в кромешной тьме и усмехнулся: «Нет такой силы, которая способна справиться со мной в моих владениях».
        Он вытащил из внутреннего кармана брюк небольшой ключик, не спеша, на ощупь подобрался к южной стене бункера и, поглаживая шершавую поверхность, нашел узкую прорезь, вставил в нее ключ и провернул два раза. Стена дрогнула, бесшумно и медленно уходя вправо. Когда образовался проход шириной в двустворчатую дверь, Емельянов прошел в него и, нажав на кнопку с другой стороны, вернул выдвижную стену на место. Он оказался в комнате отдыха, с бильярдным столом в центре и мягкой мебелью вдоль стен. В небольшой прихожей было две двери. За одной из них находилась туалетная комната с душевой кабиной, за другой — коридор подземелья.

«Первое, что надо сделать,  — это привести себя в порядок»,  — подумал Владимир и направился в туалетную комнату. Он достал из навесного шкафчика шипучий аспирин, растворил две таблетки в стакане воды, выпил и встал под холодный душ… Через полчаса самочувствие его было вполне сносным. Он вышел в коридор бункера и направился наверх, прихватив из тайника «калаш»…
        — Дементий! Где Дема, я спрашиваю?  — прорычал он, наблюдая, как присутствующие сникли при его неожиданном появлении и, не услышав ответа на вопрос, тряхнул автоматом:  — Положу всех!.. Где подполковник Лобков?..
        — Я здесь, Володя,  — донесся приглушенный голос Лобкова,  — они меня заперли.  — Подполковник в отчаянии так забарабанил в дверь подсобки, что едва не сорвал ее с петель.
        — Освободить!  — рявкнул Емельянов, ткнув ногой Капитана.  — Немедленно!
        Капитан не спеша встал и едва успел отвести защелку замка назад, как из подсобки буквально вывалился Дементий Павлович и, протягивая вперед руки, тоже заорал:
        — Немедленно снимите с меня наручники! Немедленно!
        Капитан посмотрел на Емельянова и, когда тот едва кивнул, вытащил из кармана ключ и освободил начальника от «браслетов». Лобков потер ладонями запястья, гордо вскинул голову и вытащил из кармана капитана свой табельный пистолет, а заодно оказавшийся там мобильник Емельянова. При этом у него было такое выражение лица, будто собирался еще сорвать и погоны с плеч капитана, но тот был без мундира.
        — Володя, это — твой?  — протянул он в его сторону телефон:  — На-ка, держи…
        Емельянов просмотрел списки произведенных и принятых звонков, увидел что-то интересное для себя и нажал на зеленую кнопку:
        — Алло, это я. Чего звонил? Что значит уже докладывал? Доложи еще раз!.. Одного взяли?.. Кого?.. Кажется, журналиста? Какого журналиста?.. Я говорю, какого, на хрен, журналиста, когда он здесь у меня лежит мордой в пол! Что?.. Голос у него — бу-бу-бу, как из трубы?.. Короче, ждите! И ничего без меня не предпринимать! Я сейчас сам приеду, я вам, блин, там всем устрою — и бу-бу, и трубу! Совсем уже нюх потеряли?!
        Дементий Павлович покачал головой в знак солидарности и произнес, цокая языком:
        — С кем работать приходится, Володя! Если б ты знал, как я тебя понимаю…
        — Дай сюда!  — Емельянов во второй раз за этот день отобрал у Лобкова пистолет и надменно распорядился:  — Вяжи им руки, да покрепче, не так, как в прошлый раз… а то привыкли там у себя в полиции все сикось-накось!..
        Тому ничего не оставалось, как сделать вид, что ничего такого не произошло, и исполнить приказание. Он только спросил:
        — Куда едем?
        — В Лиходеевку, на базу,  — коротко бросил Емельянов.
        — Открывай!  — приказал Владимир в трубку, и створки механических ворот, выкрашенных в камуфляжный зеленый цвет, медленно поползли назад.
        Лобков лихо зарулил во двор. Крепкий парень подбежал, отворил заднюю левую дверь, и Емельянов, выйдя из салона своей служебной иномарки, кивнул на капитана:
        — Забери этого, и двое еще в багажнике.
        Он барской походкой направился к обложенному туфом двухэтажному зданию. Дементий Павлович, хлопнув водительской дверцей, скорым шагом поспешил за ним.
        — Поаккуратнее, Дема, не в «обезьяннике» у себя дверь закрываешь,  — криво усмехнулся Емельянов…

«Ты у меня узнаешь еще, как закрывается дверь в «обезьяннике», ты у меня и в камере с уголовничками посидишь еще, парашу чистить будешь!»  — с ехидством подумал Лобков, сохраняя на лице глуповато-виноватую улыбку человека, случайно пролившего кофе на пиджак шефа, а вслух мягко проговорил:
        — Володя, чего ты взъелся, в самом деле? Даю тебе слово старшего офицера, что все твои подозрения в отношении меня беспочвенны. И дался тебе этот чертов диктофон… Пойми, это у меня машинально вышло, можно сказать, профессиональная издержка.
        — Ладно, не бухти. Разберемся.
        Троица со связанными руками стояла на подворье богато отделанного особняка, озираясь на внешние красоты, а детина окликнул Емельянова:
        — Шеф, этих туда же определить, куда и того, которого первым привезли?
        Емельянов как шел, так и ответил, не оборачиваясь:
        — Да. И обыщи их, а то они большие любители отмычками замки вскрывать. Жулье.
        — А что обозначает этот вензель?  — тихо спросил Шуру Андрей, указывая глазами на фасад здания, где красовались две причудливо выведенные буквы: «ЧС».
        — Название организации — «Честь и совесть».
        — Хорош болтать, вперед!  — подталкиваниями указывая путь арестантам, повел их к месту заключения конвоир.
        Они зашли в такой же, как и на первой даче Емельянова, гостевой домик, спустились в железобетонный подвал.

«На большее, конечно, фантазии у него не хватило»,  — подумал про хозяина апартаментов Андрей.
        — Лицом к стене, ноги расставили в стороны!  — Широкоплечий парень чисто формально похлопал по карманам каждого и, без особого усилия отжав массивную дверь в каземат, промычал:  — Заходить по одному.
        Андрей вошел первым и в просвете вдруг увидел хмурого Мишу.
        — А мы думали, что ты в кабаке оттягиваешься,  — невесело пошутил он.
        Не обращая на него внимания, Миша окликнул стоящего у прохода парня:
        — Гриша, я ж тебе деньги привез за запись. Тебе разве Тая не звонила? Давай поговорим. Я не верю, что ты с этими заодно. Ты знаешь, что они преступники? Их не сегодня завтра всех накроют. Я тебе как полицейский говорю. Не суй голову в петлю. У тебя есть шанс спастись и не сесть.
        — Ты че несешь?!
        — У тебя же девушка красивая, жениться вам надо. Ты подумал, что с вами будет, если ты сядешь лет на десять, не меньше? Вот он,  — указал на Шуру Миша,  — был обманом втянут в эту организацию, но вовремя опомнился, и теперь он с нами. Вся полиция давно на ушах. Они в курсе, где мы сейчас находимся. Сюда скоро прибудет спецназ.
        — Сказки будешь рассказывать своей бабушке, понял меня? У нас серьезная организация, которой нужны крепкие идейные ребята. Я на твоем месте закрыл бы рот и не вякал, раз залетел,  — заговорил вдруг уверенным голосом Гриша.  — Я на дешевые провокации не поддаюсь. К тому же почему я тебе должен верить? Ты же мне просто «баки заливаешь», разве нет? Вы же все в розыске значитесь, я сам ваши фотки видел. Так что…
        — Значимся. А ты задумайся, почему нас не полиция взяла, а вы? Не знаешь? Потому что мы сами на вас вышли. Мы вас искали. Нам надо было обнаружить место дислокации организации. Она незаконна. А то, что мы в розыске — это легенда. Вот он — следователь, я — из ППС, а этот — журналист-криминалист из серьезной газеты.

«Это что-то новое»,  — повеселел Андрей, понимая, что Мишу понесло. Но самое главное, он видел, как непроницаемого Гришу стал донимать поток Мишиных слов. Собственно, он и сам был готов поверить во все сказанное, ибо большая доля истины в этом была. Но «журналист-криминалист»  — это, конечно, сильно сказано.
        — Да идите вы, знаете, куда…  — уже не сдерживая эмоций, выругался в сердцах Гриша, закрыл дверь и пошел наверх. «Надо доложить старшему,  — думал он,  — здесь наверняка стоит «прослушка», и Мишины слова, которые через «уши в стенах» дойдут до начальства, могут свести на нет все усилия, которые были приложены, чтобы заслужить доверие руководства». Нельзя терять очки, которые он заработал, выезжая сегодня с двумя соратниками в «Пригородное» брать Петрова по звонку Таи…
        Заперев узников в подвале, Гриша шел, обуреваемый сомнениями: правильно ли он поступил, вызвавшись взять Мишу в кафе? Конечно, ему надо было отличиться, чтобы войти в доверие, но, может, стоило придумать что-то другое?..
        — Слышь, молодой, зайди к старшему. Он тебя вызывает,  — окликнули Гришу.
        — А-а, это ты. Ну, заходи, заходи, молодец. Считай, что первое боевое крещение прошел на отлично с плюсом. Рад, что не ошиблись в тебе. Очень рад. А теперь, знаешь-ка что, расскажи и подробненько, что за источник у тебя в «Пригородном» и откуда этот, которого мы взяли, знает тебя? Он ведь обратился к тебе по имени и сказал, что приехал для встречи с тобой?  — как на допросе, стал выпытывать старший.
        — Да это… так, знакомый… вернее, даже не знакомый, а так… мы с ним один раз только и виделись.  — Гриша не собирался раскрывать свои карты перед этим краснощеким парнем и старался говорить таким тоном, чтобы дать понять, мол, овчинка выделки не стоит, к чему эти вопросы?
        Старший между тем не отводя внимательного взгляда от собеседника, казалось, зрил в корень:
        — Ты не волнуйся. Говори, как есть. А если собираешься мне лапшу на уши вешать, то не советую. Я это дело быстро просекаю, так что не хитри, а то доверия тебе не будет. А у нас без доверия никак нельзя. Имей в виду, попасть в нашу структуру очень нелегко, а уйти из нее еще трудней, практически невозможно.
        Если у Гриши и были какие-то сомнения по поводу того, правильно ли он поступил, то теперь наступила полная ясность. Однако это была не последняя его ошибка.
        — Ну, ладно, не вешай нос,  — прочитав уныние на лице новичка, стал успокаивать старший.  — Я специально сгустил краски, чтобы ты понял, что мы все здесь соратники. То есть как братья. Мы понимаем друг друга с полуслова и не боимся повернуться спиной к опасности, потому что знаем, что тот, кто рядом, всегда прикроет тебе спину, а не воткнет между лопаток нож. Поэтому малодушие, предательство, а тем паче ложь у нас не прощаются.
        Грише ничего не оставалось, как проникнуться словами старшего и начать врать с умом. Дело в том, что он был наивным парнем лишь по отношению к девушкам, а так провести его на мякине было весьма затруднительно. Сказывалась закалка, полученная в десанте, хоть он и служил там хлеборезом на кухне.
        — Я с ним в кафе «Пригородное» столкнулся. Девушка моя там работает. А этот черт захотел с ней познакомиться. Ну, я кое-что ему объяснил. Он так быстро все понял, что даже бить его не пришлось.
        — Зачем он к тебе приезжал?
        — Он? А черт его знает, зачем? Может, хотел должок вернуть. Он мне две с половиной «штуки» задолжал.
        — За что должок?
        — Я ему за ужин помог расплатиться.
        — Вернул должок?
        — Да. Когда я его обыскивал, как шеф приказал, Миша этот говорит мне: «В кармане две с половиной тысячи — это мой должок тебе, забери».
        — Погоди, Мишу в камеру не ты заводил, а я…
        — Ну да. Этих троих мне шеф приказал обыскать и в камеру завести. Заодно я решил и Мишу обшмонать…
        — Ясно. Иди, занимайся по распорядку.
        Гриша повернулся через левое плечо по армейской привычке и вышел. Старший задумался. Новичка надо прокачать… вместе с его девчонкой. Что-то он юлит. Если щенок чего-нибудь выкинет, тому, кто привел его в организацию, головы не сносить. Таков был порядок. Пополнение рядов приветствовалось и даже поощрялось, но только если это были надежные ребята. Гришу в организацию «сосватал» он сам, и теперь портить себе репутацию совсем не хотел…
        — Ну что тут можно сказать, речь была пламенная, убедительная,  — решил нарушить неприятное молчание в каземате Андрей.  — Не знаю, как этого дуболома Гришу, но меня ты сагитировал точно.
        — Не такой уж он и дуболом,  — ответил Миша и замолк, давая понять, что болтать на эту тему не желает.
        — Да ладно, я о другом, что нам-то делать? Молча ждать, когда за нами придут, покидают опять в багажник как овец и куда-нибудь увезут? Это в лучшем случае.
        — А в худшем?  — подал голос Шура.
        — В худшем?.. Забьют как баранов и в землю закопают, без холмика сверху. Слушай, Шура, ты же здесь был, когда состоял в организации, отсюда можно сбежать?
        — Тогда, когда я был, организация состояла человек из восемнадцати-двадцати примерно. Пятеро — старшие, они днем находились на базе, у каждого из них по два, три подчиненных. Этих сюда допускали крайне редко. Я, к примеру, был здесь всего лишь один раз, когда проходил так называемую стажировку. Но, думаю, что нет таких мест, откуда нельзя было бы сбежать…
        — Это хорошо, что ты так думаешь, но конкретики маловато, конечно. Хотелось бы побольше. Слушай, так ты говоришь — не старшим был?
        — Рядовым соратником.
        — А что за стажировка?
        — Неделя хозяйственных работ, инструктажи, связанные с целями и задачами организации, потом проверка, принятие присяги, и ты — соратник.
        — Ишь ты, цели и задачи… Я-то думал, Емельянов сколотил обычную бандитскую группировку…
        — Как нам объясняли, данное подразделение является лишь частью засекреченной силовой структуры, полномочия которой практически неограничены. Основная задача, поставленная перед ней на самых верхах, заключается в контроле за морально-нравственной чистотой в рядах высшего командного состава нашего округа. Сюда включаются борьба с коррупцией, а также ликвидация любых ситуаций, которые могут повлиять на дискредитацию армейских устоев.
        — Я так понимаю, Емельянов создал группировку боевиков для решения своих задач, а все остальное — это сказки для маленьких. Погоди, а зарплату-то тут платят?
        — Платят.
        — Интересно, из каких источников финансируется организация? Хотя я, кажется, догадываюсь, откуда могут браться деньги…
        — И откуда они, по-твоему, берутся?  — спросил Капитан.
        — Если эти соратники не промышляют воровством и разбоями, то, скажем, могут собирать дань с деловых людей, не исключен шантаж проворовавшихся военных чиновников. Да мало ли?..
        — Сюда можно отнести часть прибыли с проданных «налево» кирпичных заводов,  — вставил Капитан.
        — Вполне возможно,  — кивнул Андрей.  — Понимаешь, подполковник Емельянов может придумать легенду, создать силовую структуру, обставить ее целями и задачами, кстати, вовсе дурацкими, но он слишком мелкая сошка, чтобы крутить денежными потоками самостоятельно… Провернуть такую аферу с имуществом военного округа, создать подставные фирмы, а тем более распоряжаться прибылью, пусть даже небольшой частью ее,  — сомнительно…
        — Вот и я о том же,  — согласился Капитан.  — Тут тузы покруче замешаны. Когда я просмотрел флешку,  — взглянул он в сторону Андрея,  — там, в твоей статье, фигурировала фамилия генерал-лейтенанта Порошина, и подтверждающие эту версию копии документов были. Но генерал ведь тоже не мог все провернуть в одиночку?..
        — Конечно. И все равно, это уже что-то, что можно предложить следственным органам. Пусть они разбираются. Поле деятельности там большое. Да… Слушай, как же я сразу-то не вспомнил, в последний раз, когда я был у Порошина в штабе округа, меня остановила в коридоре женщина-прапорщик и попросила о встрече. Она сказала, что у нее есть нечто, что может меня заинтересовать. Ее фамилия… как же назвалась?.. О! Перчикова?.. Нет… Перцова. Точно! Я тогда удивился, но она знала, что я журналист, и предложила свое содействие, как она сформулировала, «в вопросе, которым я занимаюсь». Занесла к себе номер моего домашнего телефона, обещала позвонить. Почему-то держать связь по мобильнику не захотела.
        — Позвонила?
        — Не знаю, может, и звонила… Меня ж потом посадили в следственный изолятор под твою опеку…
        — Что значит под мою опеку? Мне поручили…
        — Все это хорошо обсуждать на свободе,  — тихо пробасил Петров.  — Давайте лучше подумаем, как нам выбраться отсюда. Идеи есть?..
        — Идея так себе, ну, ладно, валяй!  — Емельянов хлопнул ладонью по столу, давая понять старшему, что разговор закончен…
        Круглолицый парень с робкой улыбкой на губах вошел в зал и, осмотревшись, направился к одной из официанток.
        — Здравствуйте, вас Тая зовут?
        — Да. А вы кто?
        — Я от Гриши. Он ждет вас в машине на стоянке. Просил передать, чтобы вы вышли к нему.
        — Гриша? А почему он не может сам прийти сюда?
        — Это касается Миши. Он просил.
        — Какого Миши?
        — Миши.
        — Не знаю никакого Миши…
        — Он очень просил.
        — Разве что на минутку,  — подумав, ответила Тая и, положив поднос на стол, пошла к выходу.
        — Наша машина вон, крайняя справа,  — вежливо пояснил, следуя за девушкой, круглолицый парень.
        Он подвел ее к легковушке, открыл заднюю дверцу с тонированными стеклами… Тая и сама не поняла, как оказалась в салоне, зажатая с двух сторон мужиками, и машина мягко тронулась с места. Круглолицый, сидевший слева от нее, лишь предупредил:
        — Пожалуйста, не создавайте проблем себе и нам. Вы скоро увидитесь с Гришей…
        Когда старший, постучавшись, зашел к шефу и рассказал о своих сомнениях, тот задумался. Будь у него голова посвежее, он без труда связал бы цепочку «Миша-Гриша-Тая» с диктофонной записью, которой хвастал журналист Примеров, но мозги работать отказывались. Подполковник чувствовал усталость от количества потребленного спиртного. Начинала опять ныть голова, и он лишь произнес, хлопнув ладонью по столу:
        — Идея так себе, ну, ладно, валяй.  — Старший был уже в дверях, когда услышал за спиной:  — Новичка и его подругу допросить. Если выяснится подстава — в расход. Обоих. Я иду отдыхать. Меня не беспокоить.
        Несвойственной ему тяжелой походкой Емельянов поднялся на второй этаж, где среди прочих комнат располагалась шикарно отделанная большая спальня. Ему действительно надо было немного поспать, чтоб привести себя в надлежащий вид перед важной сделкой, после которой он собирался разделаться с арестантами и заодно с другом Лобковым. Чем ближе Владимир подходил к спальне, тем больше становилось невтерпеж ему увидеть Наташу, которая одним лишь прикосновением рук умела снять его головную боль. Он вошел в комнату, Наташа сидела на пуфике перед туалетным столиком и даже не повернулась посмотреть, кто вошел…
        — Молодой,  — окликнули Гришу во дворе,  — загони машину шефа в гараж, ключи в замке.
        — Хорошо,  — ответил он, обдумывая в голове план дальнейших действий.
        Убрав автомобиль со двора, как было велено, Гриша направился к гостевому домику. Обогнув двор вдоль клумб, добравшись до входа в подвал, взялся за ручку двери, которая сама вдруг отворилась, и перед ним нарисовался рослый блондин — один из старших соратников.
        — Ты куда это, молодой?  — высоким девичьим голосом подозрительно спросил он.
        — Мне велено проверить заключенных, а то они большие мастера вскрывать дверные замки отмычками,  — не моргнув глазом процитировал Емельянова Гриша.
        — Я уже проверил, там все нормально, можешь так и доложить своему старшему.
        — Мне велено…
        — Я же тебе сказал. Ты что, не понял?  — удивился здоровяк, грудью преграждая путь непонятливому молодому.  — А ну, назад!..
        Гриша слегка лишь подал корпус вперед, наступил на ногу соперника и толкнул его бедром. Блондин от неожиданности отпрянул назад, споткнулся о Гришину стопу и полетел спиной на ступеньки. Чудом не свернув себе шею, он кубарем скатился по лестнице, грузно ударился обо что-то внизу и затих. Спустившись, Гриша вытащил из заднего кармана старшего наручники, закрутил ему руки и пристегнул их за спиной, крепко сдавив браслеты на запястьях. Все произошло почти мгновенно.
        Картина, которая предстала перед узниками, удивила их не на шутку. Когда дверь камеры отворилась и в нее вошел бывший десантник, волоча за ногу мощного детину без признаков жизни, Андрей не удержался от комментария:
        — Тебе еще гаубицу в руки, и терминаторы нам не страшны.
        — Значит, так, пацаны,  — глядя на Примерова, панибратским тоном обратился ко всем Гриша,  — времени у нас мало, а дел много. Если хотите выбраться отсюда подобру-поздорову, слушайте сюда…
        — У меня болит голова. Наташа, полечи меня.  — Владимир положил ей руки на плечи.
        — Хорошо.  — Она встала, затянула потуже ремешок на шелковом халате и пошла в ванную комнату. Набрав стаканчик воды, бросила в него пару шипучих таблеток снотворного и, вернувшись, протянула Емельянову:  — Выпей, это тебя взбодрит.
        Он в три глотка выпил содержимое и свалился в постель. Наташа присела сбоку и стала массировать ему затылочную часть, с трудом удерживаясь от того, чтобы не сцепить пальцы на шее и придушить его…
        Точно так же она массировала голову журналисту Примерову, когда перед отлетом в Париж зашла к нему за своим конвертом. Правда, Андрея ей не хотелось душить, у нее было желание его пристрелить! Гадкое воспоминание тут же возникло перед глазами…
        Наташа не посмотрела, в котором часу утра ее разбудил звонок мобильника. Она потянулась к столику у изголовья кровати за трубкой и приняла вызов: «Алло?»  — «Привет, милочка!  — кокетливо хохотнул женский голосок.  — Ты еще не в Париже? Нет? Хочу пожелать тебе счастливого пути. Да, и не забудь обналичить там чек на три «лимончика». Мало ли, память-то девичья». Трубка еще раз булькнула хохотком, и частые гудки отбоя подняли Наташу с постели. Несмотря на то что звонок поступил в режиме скрытого номера, Наташа узнала звонившую. Это была Патрунова — мелкая потаскушка, способная на большие гадости. Что значил этот звонок?.. Вдруг конверт с чеком на предъявителя на три миллиона долларов в ее руках?!. Но нет, как она могла узнать, где он находился?.. Да и журналиста Примерова, которому она отдала на сохранение конверт, Патрунова не знала. Тем не менее нехорошее предчувствие породило в мозгу варианты событий, которые подстегнули ее спешно привести себя в порядок и отправиться к Андрею.
        Подъехав к его дому на такси, она поднялась на этаж. Дверь в квартиру была приоткрыта. Это насторожило ее и усилило чувство тревоги. Войдя и никого не застав там, Наташа увидела перевернутый вверх дном письменный стол, разбросанные по комнате вещи и, думая об осторожности, стала лихорадочно осматривать ящики, перебирать бумаги, переворошила все на книжных полках, перерыла платяной шкаф, но конверта нигде не было. Еще не вполне соображая, что делать дальше, она выскочила в прихожую и громко хлопнула входной дверью…
        — Какие люди! Ты без охраны?  — Оксана Патрунова так дружелюбно улыбнулась Наташе, что, казалось, собралась заключить в свои объятия непрошеную гостью.
        — Верни конверт, дрянь!
        — Какой конверт? Ты о чем? Я не понимаю, о чем речь…
        — Мой конверт с чеком на предъявителя на три миллиона долларов, который ты украла, дешевка!..
        — Ты в своем уме? У меня его нет,  — пропустив мимо ушей оскорбление, миролюбиво произнесла Патрунова, пытаясь при этом держать улыбку на лице.
        — Ты мне вернешь его!  — Алексина толкнула в грудь хозяйку и вошла в прихожую.
        — Наташенька, веди себя прилично, ты ведь прекрасно знаешь, что никакого конверта у меня нет и быть не может. Опомнись, о чем ты говоришь?..
        — Слушай сюда, шлюшка недоделанная, или ты сейчас же отдашь конверт, или я вышибу твои куриные мозги!..
        — Уймись! Это ведь ты его украла из сейфа, воровка!  — вдруг сузив глаза, скрежетнула стальными нотками в голосе Патрунова. Она приготовилась дать отпор этой зарвавшейся фифе.  — Перед своими хахалями будешь истерики закатывать. Тут это не пройдет! Пошла вон отсюда, подстилка намазюканная!.. Малярша!
        — А-а!..  — зашлась от гневного возмущения Наташа и, потеряв самообладание, набросилась на Оксану.
        Патрунова, не поворачиваясь, отступила на кухню и, выбрав момент, вцепилась в волосы противнице. Наташа молча стерпела дикую боль и, немного подавшись назад, неожиданно нанесла по-мужски сильный удар кулаком в область левого межреберья Патруновой. Та отлетела назад, разжав пальцы, и, опрокидываясь на спину, по касательной задела головой край кухонного стола. Звук грохнувшегося на пол тела слегка остудил разгоряченный порыв Наташи. Она успела лишь заметить тонкую струйку крови в уголке рта своей жертвы, когда услышала… тихие шаги в прихожей… Сердце ее оборвалось! Наташа проскользнула за толстую штору и затаила дыхание. Невысокий коренастый брюнет остановился на пороге кухни, едва не споткнувшись о бездыханное тело Патруновой, и окаменел. В застывшей мертвенной тишине живыми казались лишь занавески, которыми играл летний ветерок, проникающий из приоткрытой форточки. Неожиданно с улицы донесся нарастающий вой полицейской сирены. Брюнет, выйдя из оцепенения, гробовым голосом произнес: «О боже, она мертва! Ее убили!»  — и поспешил удалиться из квартиры. Наташа, едва сдержавшись, чтобы не опередить
молодого человека, буквально выпорхнула из квартиры на лестничную клетку и остановилась на миг, слушая грохот сбегающих вниз мужских шагов. «Осторожно!»  — крикнул кому-то возмущенный женский голос в подъезде. Наташа вдруг почувствовала прилив тошноты и глубокого безразличия ко всему происходящему. «Кому кричит эта женщина?.. Зачем куда-то бежать?.. Мне так нужны эти деньги?.. Зачем?.. Чтобы жить? Но ведь это смешно…» В состоянии прострации она вышла на улицу и прошла пару остановок. От ходьбы кровь обогатилась кислородом, и мозги стали осмысливать то, что с ней случилось. «Я убила ее!.. Я убила человека! Этот грех теперь будет на мне всегда… Надо убираться отсюда — из города, из страны…» Наташа поймала такси и поехала опять к Примерову. Открыв ключом дверь, вошла в квартиру и увидела Андрея лежащим на диване. Одежда на нем была грязная, со следами спекшейся крови, костяшки рук сбиты. Подсев к нему на постель, она задумалась, машинально поглаживая спящего по волосам. «Это он во всем виноват,  — думала она,  — я отдала ему на сохранение конверт, а он не справился. Он предал меня». Если б в этот момент
у нее в руке оказался пистолет, она легко спустила бы курок. Через некоторое время Андрей очнулся.
        Они молча смотрели друг другу в глаза. «Дорогая девочка, как я устал от всего…»  — говорили его. «Скоро все закончится»,  — говорили ее.
        Наташа встала, подошла к окну.
        — Тебе надо в душ, смыть с себя всю грязь и кровь. А потом я обработаю твои ушибы,  — слегка отстраненным голосом произнесла она.
        — Я справлюсь сам,  — глухо отозвался он.  — Увидимся завтра.
        — Завтра я улетаю…
        — Я прилечу потом.
        — Потом тебя убьют.
        — Ты звонила вчера вечером? Извини, что не дождался тебя в баре…
        — Не надо… Я не звонила…
        — Странно.
        — Мне нужен конверт, который я давала тебе для сохранения. Если, конечно, помнишь?
        — Помню. Посмотри в среднем ящике письменного стола. Я положил его под бумаги.
        — Ящики стола перевернуты вверх дном. Там ничего нет.
        — У меня кто-то побывал ночью…
        Наташа уронила на подоконник авиабилет, бросила на него флешку:
        — Тут все, что тебе нужно. На флешке то, что ты перекачал мне из своего ноутбука неделю назад. Хочешь, используй это,  — и тихо ушла.
        Отлет в Париж становился теперь не только бессмысленным, но и опасным. Ей казалось, что руки ее в крови, и это видят все. Первый же попавшийся полицейский может арестовать ее и посадить в тюрьму, что равносильно смерти, а то и хуже. Этот журналист Примеров — жалкий, примитивный слабак, он не тот человек, на которого можно положиться в критическую минуту… Но что делать, кто может спасти ее?.. Она вытащила из сумочки мобильник и сделала звонок.
        — Алло,  — неожиданно отчужденным тоном отозвался Емельянов.
        — У меня проблема… случилась беда… нам надо срочно увидеться!.. Ты слышишь меня?..
        — Хорошо, я освобожусь через час. Ты знаешь, где меня ждать…
        Владимир лежал, зарывшись носом в подушку и едва дышал. «Как, в сущности, хрупка человеческая жизнь,  — промелькнуло в воспаленном сознании Наташи.  — Душа в нем теплится едва-едва, стоит лишь надавить немного на затылок, и он задохнется во сне…»
        Она встала, глядя на широкую спину Емельянова. Он казался ей животным, отвратительным сильным животным, от которого зависела ее судьба. Надо снять с него обувь, пиджак, пусть все выглядит так, будто он мирно прилег отдохнуть. Брезгливо стянув с ног покрытые пылью офицерские туфли сорок пятого размера, она отнесла их в дальний угол комнаты, туда же поставила стул и повесила на спинку пиджак. Во внутреннем кармане пиджака лежал пистолет. Наташа обыскала другие карманы и обнаружила то, чего никак не ожидала найти! Вместе с какими-то бумагами, которые она выложила на стул, выпал еще и конверт, глядя на который кровь прихлынула к голове. Это было то, из-за чего она прошла через муки ада, то, из-за чего, не желая того, убила Патрунову! Это был конверт с изображением танцовщицы, делающей реверанс, в котором хранился чек на предъявителя на три миллиона долларов! Чек, который показывал ей отец, ее чек! Как он оказался у Емельянова? Наташа взяла пистолет, подошла к спящему и приставила дуло к затылку.
        — Не надо этого делать, Наташа!
        Она вздрогнула и, не оглядываясь, нажала на курок, но пистолет дал осечку.
        — Не надо этого делать!  — повторил низким голосом Примеров. Он застыл в дверях спальни, взъерошенный, усталый, и серьезно смотрел на нее.
        — Уйди с дороги!  — Она медленно направила на него пистолет:  — Уйди, если хочешь жить!..
        — Этот пистолет не выстрелит, он неисправен. Так что можешь не стараться…
        — Уйди!..
        — Послушай меня, Наташа, не делай глупостей, мне нужно тебе сказать…
        Наташа и не хотела слушать, что ей говорит какой-то журналистишка. Глаза ее затуманила пелена. Не видя и не слыша ничего, она нажала на курок.
        — Наташа…
        Оглушительный выстрел прервал речь Примерова…
        Наташа вздрогнула, как от удара током, обмякла и рухнула на пол, забившись в конвульсиях. Пистолет выпал из ее руки…
        — И что все это означает?  — спокойным тоном обратился к Грише Петров.
        — Это означает то, что вы вляпались в очень нехорошую историю и, чтобы выпутаться из нее живыми и, по возможности, здоровыми, должны слушать сюда.
        — Ну, слушаем, что дальше?
        — Я скажу, что дальше. Если мы будем задавать друг другу много вопросов, то дождемся того, что нас всех здесь прикончат. В подобной ситуации самым правильным и благоразумным будет убраться отсюда подальше. Где-то тут есть подземный ход, который ведет за территорию базы…
        — Что-то подобное мы уже встречали на своем жизненном пути, вам так не кажется, коллеги-заключенные?  — обводя взглядом товарищей, произнес Примеров и усмехнулся.  — Но тебе-то это зачем?
        — Значит, есть зачем, раз говорю.
        — Ладно, убедил. А этого бройлера белобрысого для чего сюда приволок?
        — Я думаю, надо забрать его с собой.
        — А на кой он сдался?  — вмешался Петров.  — Давай оставим его в бункере…
        — Да некрасиво как-то, человека в беде бросать.
        — Что?.. Тогда тащить его будешь ты, раз так решил.
        — Зачем же тащить, сейчас приведем его в чувство, сам, как миленький, пойдет. К тому же у меня к нему имеется пара вопросиков.
        Гриша отпустил ногу блондина и, наклонившись, чувствительными шлепками по щекам привел его в сознание. Тот недовольно поморщился, покрутил носом и, глубоко вздохнув, очнулся.
        — Тебя как зовут, братан?  — низким, с хрипотцой, голосом спросил Миша.
        — Сим-сим…  — проскулил тот в ответ, испуганно таращась по сторонам.
        — Сим-сим?.. Кликуха, что ли?
        — Не совсем… я бы сказал, псевдоним.
        — Хм. Я спрашиваю, зовут как?
        — Макс…сим, Максимом зовут.
        — А что пищишь, горло, что ли, болит?
        — Нет, голос такой.
        — А-а. Ну что, Сим-сим-Максим, жить хочешь?
        — Кто ж не хочет?
        — А раз хочешь, делай, что скажем, а не то убьем. У нас с такими, как ты, разговор короткий. Понял меня?
        — Чего ж не понять?
        — Сколько вас здесь, головорезов?
        — В смысле старших?
        — В смысле вообще.
        — Старших… без меня — четверо. Но на сегодня назначен сбор по «форме три».
        — Это что? Сходка, что ли?
        — Ну, типа того. Отдаем товар покупателю. На базу вызывается ограниченный контингент для обеспечения порядка при осуществлении сделки.
        — Какой контингент?
        — Дополнительно к нам еще пятеро…
        — А что за товар?
        — А вот это уже не вашего ума дело…
        — Чего?
        — Извиняюсь, сорвалось. Просто, если я скажу, меня за это могут привлечь. Информация разглашению не подлежит, а я — человек долга и присягал на верность…
        — Человек долга? Нет, вы слышали? Присягал на верность! Кому ты присягал, этому прохвосту Емельянову, что ли, блюсти порядки бандитского сообщества?
        — Но-но, мужик, полегче на поворотах.
        — Слушай, я сейчас лично сверну тебе безмозглую голову. Вот тогда ты уже точно никому ничего не скажешь. Потому что мертвые не говорят!
        — Да я же не отказываюсь говорить! Товар, который мы должны отдать покупателю, м-м… Боеприпасы и оружие. Но у нас об этом не принято распространяться даже среди своих. Так что прошу не ссылаться на меня при случае. Я все равно буду все отрицать.
        — Нет, это не бройлер. Это недоразумение какое-то, беглый клоун из цирка…
        — Значит, так,  — вмешался в разговор Гриша,  — сделка — сегодня вечером. У нас есть немного времени, чтобы нейтрализовать имеющихся на базе старших и «встретить» дополнительный контингент, а затем и покупателей…
        — Да? Мы такие крутые? А как насчет того, чтобы убраться отсюда подобру-поздорову?  — с иронией спросил Андрей.
        — А ты всегда такой благоразумный?
        — Да нет…
        — Ну, и я о том же…
        — Вот слушаю вас и не могу понять, зачем вам это? Сидели бы себе тут тихо, глядишь, и пожили бы еще маленько. А так даже не знаю, как вам помочь?  — В дверях, молодцевато подбоченившись, стоял один из старших — круглолицый краснощекий парень с ухмылкой на губах. Он обвел присутствующих насмешливым взглядом и, остановившись на Грише, озабоченно вскинул брови:  — Значит, все-таки ошибся я насчет тебя, а жаль. Придется теперь и тебя, и бабу твою из кабака, как бишь ее?.. Та-ая? Обоих — в расход. И зароем в одной могилке, чтобы скучно не было. Кстати, она здесь, мы ее привезли на базу.
        Гриша смотрел на круглолицего так, будто разговор его вовсе не касался, хотя внутри у него все похолодело:
        — Тая? Жалко девчонку, но мне-то что? Пусть ее родные о ней беспокоятся.
        — И то верно. Тебе сейчас о своей шкуре думать надо. А с этой официанточкой ребята немного побалуются, раз ты не против, а потом уже закопают неглубоко, с тобой на пару.
        — Закопают, если пупки не развяжутся.  — Гриша решительно шагнул к круглолицему.
        — А ну стоять! Я с тобой не меряться силой пришел, я пришел казнить тебя.  — С этими словами круглолицый вытащил из кармана пистолет, снял с предохранителя и навел его на Гришу:  — Давай на выход, руки за голову! Дернешься, получишь пулю.
        Гриша послушно направился к двери и, когда поравнялся со своим конвоиром, услышал сзади душераздирающий вопль.
        — Ты что делаешь, гад?!  — заорал Петров, неожиданно накинувшись на Андрея, он толкнул его так, что тот кубарем покатился в угол комнаты.
        Круглолицему достаточно было секунды, чтобы «срисовать» инцидент, но именно этой секунды не хватило ему, чтобы отреагировать на молниеносный выпад Гриши. Ребром ладони бывший десантник выбил пистолет из руки противника, вторым ударом отправил его вслед за Андреем. В падении, однако, круглолицый успел сгруппироваться, сделал кувырок назад и, вскочив на ноги, оказался нос к носу с Андреем. Ближе всех к ним находился Петров. Он подскочил к круглолицему, но тот с разворота нанес удар ногой в солнечное сплетение нападавшему, выбросил правую руку вперед, поймав летящий ему в лицо кулак Андрея, и ударом с левой в челюсть сшиб его с ног. «Тоже левша»,  — подумал, падая, Андрей.
        Гриша, встав в стойку каратиста, сжал до хруста кулаки:
        — Ну, давай, иди сюда!
        — О, да ты боец, как я погляжу! Давно я не обижал бойцов. Ну, что скажешь, пацан, тебя сперва покалечить, а потом прибить? Или предпочитаешь наоборот?..
        — Предпочитаю, чтобы ты заткнулся…
        Подсечки, удары, встречные блоки и вновь удары сыпались с одной и с другой стороны непрерывно. Казалось, двое молодых мужчин сошлись в интригующем, бешеном, замысловатом танце с завораживающей грацией резких, отточенных движений.
        — В таком темпе надолго их не хватит,  — в созерцательном азарте рассуждал Андрей.  — Тут главное, попасть первым. Чей удар пройдет, тот и выиграет схватку. Гриша, конечно, помоложе, но этот черт, видно, опытный.
        — Надо помочь Грише,  — услышал он басовитую хрипотцу пришедшего в себя Петрова.  — Мы не на соревнованиях… тут вопрос жизни и смерти, между прочим…
        — Пошли!  — не дал ему договорить Андрей.
        В следующую минуту уже Андрей получил удар ногой под дых, а следом за ним полетел и Миша.
        Капитан, который все это время находился в тени событий и не спешил вмешиваться в ситуацию, подобрал пистолет старшего, но его остановил Шура:
        — Не надо лишнего шума.
        — Я не собирался…
        Но Шура его уже не слышал, он резко выдохнул и, сделав глубокий вдох, как-то незаметно и очень гармонично влез в драку. Круглолицый затем тут же отлетел к дверному проему, но достаточно проворно вновь вскочил на ноги:
        — Все на одного? И ты, гаденыш, туда же? Ладно, сочтемся еще.  — С этими словами он выскочил за дверь и так быстро исчез, что никто и моргнуть не успел.
        — У них Тая, надо ее спасти,  — выдавил из себя запыхавшийся Гриша.  — Был у меня план действий, но ситуация изменилась. Будем действовать по обстоятельствам.
        Петров выскочил за Гришей на поиски Таи. Шура вместе с Андреем направились «навестить» Емельянова. В бункере с белобрысым, куда было решено перевести всех задержанных старших, остался Капитан.
        Повалявшись на железной койке, Дементий Павлович встал и в задумчивости подошел к окну. Статус узника в настоящий момент как нельзя лучше подходил ему, чтобы выпутаться из этой истории. Нюх полицейского давно учуял, что за бравадой Емельянова скрывается обычный примитивный криминал. «Скорее всего, он толкает налево стрелковое оружие, солдатскую тушенку и камуфляж. На большее он не способен. Фу, как это мелко и низко! Зачем ему понадобился я? Элементарно — обеспечить прикрытие, так называемую «полицейскую крышу»,  — уже в который раз прокачивал он в голове ситуацию.  — Мне теперь кровь из носу нужно раздобыть улики. Дело паленое…» На этом месте умозаключения Лобкова неожиданно прервались, брови поползли вверх, и он с любопытством изрек: «А это уже интересно». От здания напротив через двор бежали журналист Примеров и полоумный Шура…
        Добежав до головного здания, Андрей остановился:
        — Как будем действовать?
        — Молча,  — усмехнулся Шура.
        — Берем Емельянова?
        — Обязательно.
        Лобков, который не мог слышать этого диалога, решил, что час пробил. Он подошел к двери и забарабанил по ней что есть мочи. Вскоре на шум прибежали двое старших.
        — А ну прекратить!  — заорал один из них — ниже среднего роста, крепко сложенный парень.
        — Я тут, вы слышите меня, я тут, это — срочно!  — кричал первое, что взбрело в голову, Дементий Павлович.
        — Да что там такое? Я войду, а ты побудь у двери,  — распорядился крепыш, открыл дверь и шагнул в комнату.
        — Привет!  — Лобков схватил вошедшего за руку, резко потянул на себя и нанес такой удар коленкой в пах, что бедолагу скрутило от нестерпимой боли. Он взвыл и свалился на пол.
        — Так-то,  — подытожил свои действия подполковник, молодцевато переступил через лежащего, но в следующее мгновение яркая, как солнце, вспышка ослепила его, и он провалился в черную пустоту…
        — Нормально, чухается уже,  — потрепав по щекам Дементия Павловича, посмотрел на Шуру Андрей…
        Когда они оказались на первом этаже и услышали возню в конце коридора, то сразу направились туда. Дверь в крайнюю комнату была открыта. Первым вошел Андрей и от сильного удара в грудь вылетел обратно.
        — Я увидел его, но не успел сконцентрироваться,  — пояснил он Шуре.  — Ну-ка погоди, дай-ка мне еще разок…  — И резко ударил ногой в дверь, отчего та едва не разлетелась в щепки.
        Влетев в комнату и мгновенно сориентировавшись, Андрей заметил двоих лежащих на полу, стоящего к нему лицом здоровяка, готового кинуться в бой. С криком: «Ах ты, гад!»  — он бросился к нему и вновь отлетел в сторону, как горох от стенки.
        Противник лишь криво усмехнулся.
        — Шура, он мой, не трогай его, слышишь?  — Андрей поймал момент, когда здоровяк оглянулся на Шуру, тут же кинулся ему в ноги, свалил на пол и ударом в челюсть «успокоил» на некоторое время…
        — Да, их было двое, одного я хорошо вырубил, а второго не успел,  — с видом человека, который тоже имеет непосредственное отношение ко всему происходящему, похвастался Лобков и, отстранив руку Примерова, попытался встать…
        — Их надо связать,  — не обращая на него внимания, обратился к Андрею Шура.
        — Вы побудете пока с ними, посторожите их, мы скоро вернемся,  — бросил Дементию Павловичу Примеров и вышел в коридор…
        Шура, который знал, где находится кабинет Емельянова, направился туда. Андрей шел следом, но на втором этаже что-то его остановило. Напротив одной из комнат ему послышался щелчок. Он толкнул дверь, вошел и замер… Девушка в шелковом халате приставила пистолет к затылку человека, лежащего на животе. Это была Наташа!..
        — Не надо этого делать, Наташа!
        Она вздрогнула и, не оглядываясь, нажала на курок, но пистолет дал осечку.
        — Не надо этого делать…  — повторил он низким голосом, узнав в лежащем человеке Емельянова…
        — Уйди с дороги!  — направила она пистолет на Андрея.  — Уйди, если хочешь жить…
        — Наташа…
        Оглушительный выстрел прервал речь Примерова! Наташа вздрогнула, как от удара током, и, рухнув на пол, забилась в конвульсиях. Пистолет выпал из ее руки. Андрей лишь оглянулся вслед просвистевшей у виска пуле, которая впилась в стену, и подбежал к Наташе. Он повернул ее на спину, прижал плечи к полу, пытаясь остановить дрожь в теле. Когда Наташа немного успокоилась и разомкнула веки, стеклянный взгляд ее карих глаз был обращен куда-то мимо Андрея. Едва шевельнув сухими губами, она чуть слышно произнесла:
        — Пить.

«У нее же были зеленые глаза, она носит цветные линзы? Зачем?»  — мелькнуло в голове. Он огляделся и заметил в конце спальни дверь. За ней оказалась ванная комната. Набрав в стакан воды, Андрей вдруг услышал за спиной добродушный мужской голос:
        — Жажда чудилу замучила. Ну что ж, попей, может статься, что более уж и не придется.  — В дверях с улыбкой на губах стоял крепкий мужик с широкими покатыми плечами и непропорционально длинными руками, отчего очень походил на человекообразную обезьяну. Он хотел сказать что-то еще, но Примеров не дал ему договорить. Плеснув из стакана прямо в лицо мужику, запустил в него следом и сам стакан.
        — Ты че?..  — только и успел выкрикнуть тот и, не совсем удачно уклонившись в сторону, подставил свой узкий лоб как раз под летящий мимо сосуд. От сильного удара у бедолаги даже искры, кажется, посыпались из глаз, после чего он обмяк и рухнул без сознания. Найдя в заднем кармане брюк «гориллы» наручники, Андрей сцепил ему за спиной руки и вышел из ванной комнаты, забыв, зачем туда заходил. В спальне Наташи не было. Исчез с постели и Емельянов. Примеров еще раз осмотрелся, вернулся в ванную, накрепко связал, сорвав оконную занавеску, ноги лежащего и направился в коридор. Пройдя немного, он услышал приглушенный шум и возню, будто кто-то волоком перетаскивал тяжелые мешки по полу. Андрей осторожно заглянул в полуоткрытую дверь и увидел картину, которая повергла его в полное недоумение. Никакой возни не было. На полу лежал подполковник Емельянов. Наташа сидела, опустив плечи, на диванчике, поодаль от парня с круглым как блин лицом, что некоторое время назад лихо раскидал всех в подвале, пока не столкнулся с Шурой и не сбежал. Теперь он сидел и беззвучно плакал. Вернее, смотрел на сидящего напротив
него Шуру влюбленными глазами, и слезы, видимо, слезы умиления, текли по его щекам.

«Что за дурдом?»  — хотел спросить Андрей, но Шура так пронзительно посмотрел на него, что он промолчал, недоуменно уставившись на него.
        А Шура тем временем подошел к круглолицему, помог ему встать и проникновенно проговорил:
        — …ты на светлой стороне, помни об этом. Сила и Слава Света в тебе. Не оступись в пропасть тьмы. А теперь ступай. Ты свободен сеять Добро. Только Добро. Иди же…
        Гриша шел через двор, забыв об осторожности. Он понимал, что если Тая на базе, то ее держат в одном из бункеров. Ему необходимо достать ключи, которые находились в ведении каптенармуса. Последний располагался на цокольном этаже основного корпуса. Более хладнокровный Петров выждал, пока Гриша минует двор, и, не заметив ничего подозрительного, скорым шагом пошел догонять товарища.
        Тем временем Гриша почему-то постучался в дверь каптерки и нажал на ручку, но та не поддалась. «Заперто. Ну, ладно»,  — пробурчал себе под нос бывший десантник и с одного удара ногой вышиб дверь вместе с замком и замочной скважиной. Войдя внутрь, он не заметил, и никто на его месте не смог бы заметить, летящий в голову приклад автомата Калашникова, так как удар был нанесен из-за спины вошедшего…

…Петров разорвал чистую простыню, перевязал голову Грише и, глядя на лежащего рядом каптенармуса, связанного по рукам и ногам, рассудительно произнес:
        — Никогда нельзя терять бдительность.
        — Ты это кому?  — вытерев тыльной стороной ладони кровь со своей щеки, спросил Гриша.
        — Вообще.
        — А-а.
        — Во-первых, не надо было вышибать дверь. И, прежде чем вламываться в комнату, стоило прислушаться, нет ли кого внутри. Глядишь, и голова целее была бы.
        — Ничего, до свадьбы заживет…
        — Это обязательно. Вот только невесту найдем, и свадьбу можно играть.
        — Э, мужики, может, развяжете, я никуда не сбегу, клянуся,  — с малоросским выговором подал голос каптенармус, который пару минут назад заехал прикладом автомата по голове Грише.
        — А кто тебе давал разрешение говорить? А?  — Гриша довольно резко встал, тут же, издав еле уловимый стон, приложил руку к голове и осторожно потрогал место, где на повязке выступило алое пятно.  — Ты, гад, еще слово вякнешь без разрешения, я тебе лично в рот кляп забью. Понял?
        — Чего ж не понять?  — решив не испытывать судьбу, быстро согласился простоватый с виду каптенармус.
        Гриша подошел ближе и пристально посмотрел ему в глаза:
        — Где Тая?
        — Не знаю. А кто это? Может… это та дивчина, которую привезли недавно на базу? Она в бункере должна быть, в шестом отсеке, если не ошибаюся.
        — Показывай где?!.
        — Сейчас. Только развяжите меня. Как же я покажу со связанными ногами? Я ж не кенгуру, которые вприпрыжку ходят…
        — Ладно, не вякай…
        Троица направилась туда, откуда не так давно двое ушли спасать Таю. Каптенармус со связанными руками шел позади Гриши, Миша замыкал колонну.
        — Рома у меня ключи взял от шестого отсека, сказал, что туда фифу одну определить надо. Официантку, если не ошибаюся. Она должна быть там.
        От этих слов Гриша набычился и, повернувшись к каптенармусу, схватил его за грудки:
        — Она не фифа, понял!
        — Чего ж не понять?
        — Если хоть один волосок с ее головы упадет, я вас всех перебью! Первого — тебя!
        — Чего вы на меня взъелися? Я при чем? Вот он… шестой… отсек…  — с паузами между словами произнес каптенармус и, предчувствуя неладное, умолк.
        Дверь в отсек была полуоткрыта.
        — Ее здесь нет! Где она?!  — ринувшись туда, воскликнул бывший десантник.  — Где Тая?!
        — Должна была быть здеся. А так, не знаю…
        — Ключи от других отсеков… дай сюда ключи!
        — А я их взял? Они в каптерке осталися.
        — Ну, гад, живо за ключами! Пошли…
        — Капитана с этим бройлером тоже нет. Что-то тут не так,  — подал голос Петров и, обращаясь к каптенармусу, спросил:  — Рома, про которого ты говорил, это такой накачанный блондин?
        — Ну да, блондин он, натуральный, если не ошибаюся.
        — Миша, ты жди нас здесь, мы за ключами мотнемся…
        — Может, развяжете руки, а то кисти затекли, ладоней не чувствую,  — взмолился каптенармус после того, как подгоняемый нетерпеливым Гришей, галопом прошел через двор и спустился на цокольный этаж, в свои владения.  — Не собираюся я никуда убегать. Я ж все понимаю.
        — Ключи где? Показывай!
        — Они в ящике навалом валяются. Я бы их выбрал по-быстрому, по ярлычкам…
        — Ладно. Но имей в виду, со мной лучше шутки не шутить.  — Гриша развязал руки каптенармусу и, на всякий случай, подняв с пола автомат, посмотрел на приклад, которым не так давно получил по голове.
        — Да не сомневайтеся, я ж все понимаю. Вот они, в ящичке лежат, ключики ваши, вот они…  — пробормотал каптенармус и вдруг, выпрямившись, решительно скомандовал:  — А теперь, пожалуйста, автомат — на землю, руки — за спину, лицом — к стене!
        Гриша от удивления округлил глаза. Каптенармус, вместо обещанной связки ключей, держал в руке, на уровне пояса, пистолет и тем же решительным голосом повторил:
        — Я сказал: автомат — на землю, руки — за спину! И без фокусов, я этого тоже не люблю!
        Внутри Гриши все вскипело, но он внешне старался оставаться спокойным.
        — Мне ваша дивчина не нужна. Дайте мне уйти отсюда и делайте, что хотите. Вам же не я нужен, а она, если не ошибаюся?  — примирительным тоном продолжил каптенармус и хитро улыбнулся.
        — Да. Мне нужна Тая…
        — Вот и я о том же. Но вот какая незадача, я не знаю, где ваша Тая, как вы ее называете. А вы мне вряд ли дадите уйти. Отсюдова выходит, что просто так разойтися у нас не получится. Или я ошибаюся?
        — Ты мне не нужен…
        — Хотелося бы, конечно, поверить вам на слово, да образование не позволяет. Ладно, лицом к стене повернитеся, я сказал! Руки, как говорится, назад, я наручники вам надену. И поимейте в виду, сделаете что не так, буду стрелять в спину… A теперь — медленно пошли в коридор.
        Повинуясь команде, Гриша, с «браслетами» на запястьях, вышел из комнаты. Он ни на минуту не сомневался в том, что каптенармус сдержит обещание, но и сам был готов при первой же возможности порвать того на мелкие кусочки.
        — Вперед, по коридору,  — подтолкнул его конвоир.
        Наполненный мерцающим светом редко поставленных неоновых ламп, цокольный этаж производил угнетающее впечатление. Но более всего Гришу удручало то, что Тая находилась где-то здесь, и он не мог ничего сделать, чтобы вырвать ее отсюда.
        — Стой!  — вдруг произнес каптенармус.  — Лицом к стене! Ближе, я сказал!  — ткнул он арестанта между лопаток дулом пистолета.  — Ноги раздвинуть пошире. Шире, я сказал!
        — Надзирателем был или сидел?  — буркнул Гриша.
        — Во внутренних войсках я служил. В группе захвата. Еще вопросы есть? Нет? Это хорошо.  — Каптенармус достал из кармана ключи и открыл дверь в небольшую комнату.  — Заходь, тут тебя сюрприз ждет не дождется!..
        — Гриша!  — вскрикнула Тая, готовая броситься навстречу вошедшему, но, увидев за его спиной мужчину с пистолетом в руке, сникла.
        — Отпусти ее!  — прорычал Гриша и, как разъяренный бык, повернулся всем туловищем к своему конвоиру, готовый сбить того с ног. Но мгновенный хук в челюсть опрокинул его навзничь.
        — Не смей!  — бросилась на помощь Грише Тая.
        — Я ж сказал, без фокусов!  — Каптенармус одним движением ноги отбросил Таю к стенке. Узкая, выше колен, юбка лопнула по шву, оголив ногу девушки до бедра.
        — О! Да ты, я погляжу, лакомый кусочек! Надеюся, что так же хороша и в…
        Сильнейший удар в область ягодиц, который Гриша нанес двумя ногами из лежачего положения, свалил каптенармуса на колени, не дав договорить фразу. Пистолет выскочил из его руки. Он как был на четвереньках, так и добежал до оружия, схватил его и, поднявшись, тут же отступил немного в сторону, чтобы не попасть под колеса локомотива, превратившись в который Гриша несся на него на всех парах. Каптенармус лишь слегка подтолкнул его за плечо, прибавив инерции, и тот со всего маху налетел на бетонную стену и со стоном сполз с нее.
        — Он у тебя всегда такой горячий или только передо мной выпендривается?  — с искренним интересом в голосе спросил Таю каптенармус. При этом он ловко стягивал ремешком, снятым с собственных брюк, ноги Гриши.
        Девушка в ужасе молчала.
        — Не тронь ее, гад!..  — с трудом открывая глаза, выдавил из себя Гриша.  — Не тро…
        — Да не переживай, все будет по обоюдному согласию, я ж не насильник какой. Давай, иди к нему,  — повернувшись к Тае, слащавым голосом, от которого мурашки пробежали по ее спине, произнес каптенармус.  — Займись с ним, как это называется, любовью, если хочешь, конечно, чтобы он жил. Иначе пристрелю его, а тобой займутся наши ребята. Ну, иди!
        — А вы нас потом не убьете?  — с неподдельным испугом в голосе спросила Тая.
        — Покажешь все, на что горазда, тебя не трону и жеребца твоего тоже отпущу… может быть… потом. Ну, хорош торговаться, я долго ждать не собираюся.
        Тая встала и стала расстегивать белую блузку. Гриша приглушенно рыкнул, закрыл глаза и отвернулся. Каптенармус, напротив, с любопытством наблюдал за движениями девушки, не забывая поглядывать на Гришу. Когда она сняла с себя кофточку и спустила вниз змейку на юбке, он округлил глазенки и крепче сжал рукоять пистолета, отчего последний разразился сухим треском и, подпрыгнув, выплюнул язычок пламени. Пуля срикошетила от пола, улетела куда-то вбок и вонзилась в стену, никого, к счастью, не зацепив.
        — Извиняюся, кхм!  — крякнул с досады каптенармус и, не сводя взгляда с Таи, добавил:  — Вы не отвлекайтеся, это случайно получилося. Больше не повторится.
        — Надеюсь!..  — Тая сбросила на пол юбку, перешагнула через нее и остановилась.
        — Мать моя — женщина! Вот это я понимаю!.. Давай… показывай стриптиз!  — с нескрываемым восторгом и нетерпением распорядился главный зритель, облизывая пересохшие губы.
        — Подавись!  — отстраненно произнесла Тая, глядя мимо своего мучителя, легко расстегнула бюстгальтер и картинно швырнула ему в лицо.
        — Мать моя…
        — Женщина!  — досказал фразу Петров, повернул к себе каптенармуса и с одного удара кулаком отправил его по воздуху в дальний угол комнаты.  — Он очнется минуты через две-три, но сразу встать не сможет,  — картинно пояснил свои действия Миша, с благородным видом поднял с пола лифчик и, глядя в сторону, протянул его Тае.
        — Ты специально тянул время? Почему сразу не вырубил его?  — в нетерпении заерзал Гриша.  — Что ты стоял сзади него, как истукан, чего ждал?.. Развяжи меня…
        — Мне надо было сначала осмотреться, чтобы понять, что здесь происходит…
        — Чего?..
        — Я же должен был разобраться в ситуации, чтобы не оказаться рядом с тобой…
        — Долго что-то разбирался…
        Миша глубоко вздохнул, набрав побольше воздуха в легкие, и шумно выдохнул:
        — Я ведь так и думал, что тебя нельзя надолго оставлять с ним один на один. Между прочим, я предчувствовал, что ты поддашься на какую-нибудь его уловку, потому и решил на всякий случай проверить, что тут у тебя? Как показала жизнь, беспокоился не напрасно. Так что зря ты насчет всего остального…  — бубнил без остановки Петров, чтобы только не дать Грише прямыми вопросами поставить себя в тупик. Он достаточно проворно отстегнул отмычкой наручники и старательно развязал товарищу ноги.
        — Ох, смотри мне, Миша, смотри!  — Развязанный Гриша чувствовал неловкость перед Таей и, чтобы дать ей время привести себя в порядок, направился сцеплять наручниками руки каптенармусу.
        — Я вам, можно сказать, помог, а вы наезжаете,  — обиделся Петров.
        — Спасибо тебе, Миша. Ты нас, правда, спас,  — подойдя к Петрову, тронула его за руку Тая.
        — Мужики, может, развяжете?.. Я никуда не сбегу. На этот раз точно вам клянуся…
        — Что?  — Гриша аж подпрыгнул от возмущения.  — Закрой пасть, волк позорный!  — заорал он и опустил тяжелый кулак на физиономию каптенармуса.
        — Зачем? Он же действительно связан, не надо бить лежачего,  — призвал к благородству Миша.
        — Лежачего? Это сейчас он лежачий. Ты же не знаешь, что здесь было, когда он был ходячий!.. Еще не известно, чем закончилось бы все, не успей ты вовремя!
        Миша удовлетворенно кивнул. Он услышал-таки то, что хотел услышать, и, растолковав слова Гриши как скупое мужское «спасибо», предложил:
        — Ладно, проехали. Нам надо найти Шуру с Андреем. Пойдем наверх.
        — Они должны быть в кабинете шефа. Я знаю, где это. Пошли.
        — Мужики, может, развяжете хотя бы ноги…
        — Ну, гад,  — процедил Гриша, но стянул с ног последнего ремешок. Недружелюбно подталкивая в спину, он вывел каптенармуса в коридор и направил к ведущей наверх лестнице, попутно читая тому наставление:  — Если ты хоть раз еще откроешь рот без моего разрешения или попытаешься что-нибудь выкинуть, я тебя лично… лично… вот этой самой рукой… Ты понял?
        — Чего ж не понять?
        — Смотри мне!
        Зайдя в емельяновский кабинет, Гриша осмотрелся и удивленно произнес:
        — Что здесь происходит?
        — Я жду вас. Все хорошо,  — ответил Шура, окинув взглядом вошедших. Затем повернулся к Андрею и, кивнув на Емельянова, скомандовал:  — Отведи его к Лобкову, запри там, а сам с Дементием возвращайтесь сюда, нам надо обсудить план дальнейших действий.
        — А Дементий нам зачем нужен?  — спросил Андрей.
        — Приведи.  — Шура подошел к подполковнику, произвел непонятные присутствующим манипуляции руками, нажал пальцами на нужные, видимо, места в области шеи, и Владимир, подобно спящей красавице, разомкнул веки.
        — Минутку,  — заговорил Гриша,  — а как быть с ними?  — указал он на каптенармуса с круглолицым.  — Они что, тоже будут обсуждать с нами план дальнейших действий?
        — Да.
        — Нет,  — запротестовал Гриша,  — ему нельзя доверять ни при каких обстоятельствах!  — ткнул он пальцем в сторону каптенармуса.  — Это страшно хитрый человек, без всяких принципов!
        — Хорошо,  — согласно кивнул Шура.  — Уведи его вместе с Емельяновым.
        — Этого тоже,  — тыча в сторону круглолицего, начал было наступление Гриша, но Шура его предупредил:
        — Он останется с нами.
        — Он?!
        — Да. Он хочет нам помочь. Мы должны дать ему этот шанс.
        — Я не верю ему! Тут вообще никому верить нельзя!..
        — Когда он вошел сюда с Емельяновым на плече, то мог пристрелить меня, но не сделал этого, а сказал, что хочет сдаться…
        — Интересно, как бы он пристрелил тебя, пальцем, что ли? У него ж пистолета нет!
        — Есть у меня пистолет.  — Круглолицый не спеша достал из заднего кармана брюк оружие.  — Емельяновский. Сожалею о содеянном. Я в организации оказался случайно. Хотел заработать, а Емельянов неплохо платил. Но чем дольше я здесь находился, тем больше понимал, что это нечистые, замешанные на зле деньги. Они уходили на пьянки-гулянки с девочками и не могли принести ничего хорошего. А человек рожден для светлых дел…
        — Тебя Шура исповедовал?  — прервал покаянную речь Андрей.
        — Да,  — кротко ответил круглолицый.
        — Если вопросов больше нет, тогда приступим к делу,  — обвел всех взглядом Шура.  — Андрей, уведи их.
        — Отпустите меня. Я хочу домой. Я смертельно устала,  — вдруг произнесла Наташа.  — С тех пор как я попала сюда, меня мучают кошмары. Каждую ночь… почти каждую ночь мне снится этот жуткий, невыносимый смех. Ее смех. Она смеется надо мной и говорит гадости. Иногда мне кажется, что она хочет свести меня с ума, преследуя с того света… Я не вынесу этот кошмар и во сне, и наяву! Я так больше не могу!..
        Услышав поникший женский голос, Андрей не узнал его. Он оглянулся с порога и теперь уже не узнал ее саму. Это была не та Наташа, которую он привык видеть. Вместо превосходной брюнетки с демоническими глазами на диванчике сидела несчастная девушка. В ней не было ничего необычного, кроме природной красоты, которая, впрочем, не бросалась в глаза. Пропустив вперед Емельянова и каптенармуса с наручниками на руках, Андрей молча вышел из комнаты.
        — Мне кажется, вы хотите что-то рассказать?  — послышался за его спиной голос Шуры.
        Через несколько минут, когда вместе с Лобковым Примеров вернулся в кабинет, он, к своему удивлению, услышал уже спокойный голос Наташи:
        — …нет, это произошло совершенно случайно. Я не хотела ничьей смерти. Она вцепилась мне в волосы, я ударила ее в живот… мне ничего больше не оставалось, кроме как ударить ее. Я лишь хотела, чтобы она отцепилась от меня… Я пыталась защищаться, а получилось, что она упала и ударилась головой об угол стола… это произошло случайно, понимаете?
        — Все может быть,  — так же спокойно ответил Шура.
        — Это ты убила Алису?.. Как это возможно?..  — не выдержал Андрей, но, вспомнив, как она едва не отправила его на тот свет выстрелом из пистолета, замолчал.
        Наташа отчужденно посмотрела на него и ничего не ответила. А он вдруг кожей почувствовал исходящую от нее опасность и вспомнил слова Шуры, сказанные в камере предварительного заключения. «Что-то он там говорил насчет женщин? То ли убьют они меня, то ли посадят?.. Чушь, конечно, дурацкое совпадение. Не может же он в самом деле читать мысли и заглядывать в будущее…»
        — Все может быть,  — таинственно проговорил Шура и, выдержав паузу, добавил:  — Мы ожидаем гостей. Я предлагаю следующий план действий…
        — Тогда мы пошли?  — поднялся круглолицый.
        — Минутку.  — Шура повернулся к Грише:  — Значит, этих — вниз, запрете, а сами — на КПП, как договорились.
        — Хорошо.
        — И я с ними пойду,  — вызвался Петров.
        — Что, не доверяешь мне?  — с укоризной усмехнулся бывший десантник.
        — Доверяю, но мне не нравится, что капитан с этим «бройлером» куда-то исчезли. Не хватает еще, чтоб…
        — Контингент базы нами изолирован. Не думаю, чтобы у Капитана возникли проблемы с блондином. Не такой уж он и атлет, каким кажется. Это мое личное мнение,  — высказался насчет белобрысого Гриша.
        — Ну, и хорошо. Я поищу их внизу. Нам ведь все равно надо всех этих, старших, спустить в бункер.
        — А ты уверен, что осмотрел тогда именно тот отсек, в котором они находились, а не другой?
        — Да тот вроде… Но если и не тот, должен же был он нас услышать, если вообще находился внизу?
        — Ладно, идем, там разберемся.
        — Миша, не забудь про проверку связи, отзвонишься.  — Шура распоряжался как заправский командир, но это воспринималось всеми естественно и никаких нареканий не вызывало.
        — Гриша, умоляю, будь осторожен,  — обняв за шею, прильнула к его груди Тая.
        — Все нормально, мы скоро вернемся. Не бойся ничего…
        Миша шел впереди, круглолицый — справа, а Гриша — сзади троих старших, один из которых спросил, не поднимая головы:
        — А вы кто? Менты или бандиты?
        — Это вы — бандиты! А мы на стороне закона,  — коротко ответил ему Петров.
        — Значит, менты?.. А что, он тоже с вами? Мент?  — кивнул на круглолицего все тот же старший.
        — Много будешь знать, до суда не дотянешь!  — отрезал Петров.
        — Отставить разговорчики!  — отбил охоту к дальнейшему диалогу Гриша.
        Благополучно отконвоировав арестантов в бункер, их заперли в отсеке, в котором должен был находиться капитан с блондином. Емельянов, как особо опасный, был оставлен в «комнате Лобкова» наверху.
        — Вот он, голубок!  — отперев первую же дверь ключом из связки каптенармуса, воскликнул с ноткой злорадства Гриша.  — А где капитан?
        — Ушел,  — спокойно ответил блондин.
        — Как ушел?
        — Ногами.
        — Давно?
        — Порядком.
        — Ушел и ничего не сказал?
        — Сказал… Чтобы я не рыпался и дождался вас.
        — Это все?
        — Нет. Сказал еще, чтобы его не искали, он скоро вернется.
        — Карлсон улетел, но обещал вернуться?  — усмехнулся Гриша.  — А ты, часом, не врешь нам?
        — Ни в коем случае.
        — И то хорошо,  — почесал затылок Петров.
        Троица направилась к контрольно-пропускному пункту. Здесь стояла вышка, с которой они должны были позвонить по полевому телефону, связанному с аппаратным пультом в кабинете Емельянова, когда заметят приближающихся «гостей». Вернее, это должен был сделать Миша, а Грише с круглолицым, которого звали Борисом, надлежало встретить пятерых вызванных «для обеспечения безопасности сделки» бойцов и «нейтрализовать» их.

«Рядом с оружейной есть отсек. Я могу завести их туда, под видом проведения инструктажа, и запереть там»,  — предложил Борис Шуре, когда они обсуждали «план дальнейших действий». Та метаморфоза в отношениях, которая произошла между бывшими противниками, теперь никого не удивляла.
        Андрей должен был обеспечить безопасность двух девушек, подполковник Лобков — связаться по городскому телефону со своими и вызвать подмогу, так как при задержании «покупателей» могли возникнуть осложнения. Прибытие последних ожидалось на трех джипах в количестве восьми человек, включая водителей. Корректировка действий допускалась в случае непредвиденных обстоятельств. По расчетам, до прибытия «гостей» оставалось еще часа полтора-два.
        — Нам надо поторопиться, чтобы успеть обеспечить им «достойный прием»,  — важно заключил Лобков и подошел к пульту. Он поднял трубку и, услышав шуршанье в наушнике, щелкнул тумблером на панели, после чего приятный женский голос произнес:
        — Коммутатор. Слушаю вас.
        — Что?.. Алло?..
        — Слушаю вас.
        — Межгород?
        — Н-да-а.
        — Барышня, соедините меня…  — Он назвал номер и мысленно усмехнулся: «Ну, и Лиходеевка! В каком веке они тут живут?»
        — Ми-инутку, соединяю,  — произнесла после небольшой паузы телефонистка.
        — Дежурный…  — Не дожидаясь, пока на другом конце провода представятся, Лобков отрекомендовался и, обрисовав ситуацию языком оперативника, вызвал группу захвата по емельяновскому адресу.  — Полдела сделано,  — подытожил он и, повернувшись к Шуре, протянул:  — Да-а, уж. Расследование убийства проститутки вывело нас на торговцев оружием, как я и предполагал. В данном случае можно сказать, что цель оправдывает средства.
        — Ну-ну, продолжайте,  — пристально посмотрел на подполковника Шура.  — Слушаем вас.
        Тот поймал его взгляд, отошел, сел на диванчик и снова заговорил:
        — Да. Примеров не убивал Патрунову-Алису. Мне как-то позвонил Володя…
        — Подполковник Емельянов?
        — Да. Сказал, что есть разговор. Мы условились встретиться в ресторане «Пригородное кафе». Там он мне предложил сделку — войти в руководство некой тайной силовой структуры. Сулил «золотые горы». Но я, полицейский, на такие авантюрные посулы не поддаюсь…
        — Он лжет,  — вдруг вмешалась Тая.  — У меня есть диктофонная запись их разговора, где они очень даже любезно беседуют, и ни о каком отказе речь там не идет. Скорее — наоборот.
        — А вы, извиняюсь, кто?.. Да-да, припоминаю… Вы, кажется, та самая официантка, обслуживали наш столик. Состоите на службе в органах?
        — Нигде я не состою.
        — Тогда по какому праву?..
        — А по какому праву вы, полицейский чин, пошли на преступный сговор?  — не выдержал Андрей.
        — Молодой человек, во-первых, я не обязан перед вами отчитываться, а во-вторых, кто вам сказал, что это был сговор, а не тщательно спланированная операция? Вы вообще отдаете себе отчет в том, что разговариваете с подполковником полиции? А вы,  — повернулся он к Шуре,  — на каком основании чините мне допрос? Почему я должен отвечать на ваши вопросы?
        — Минуточку, прошу всех успокоиться. Мы не ищем виноватых. Наша цель — найти истину. Лишь она способна расставить все по своим местам. Я хочу, чтобы мы все поняли, сейчас неважно то, как каждый из нас оказался здесь, но нам важно выйти отсюда живыми, а это можно сделать либо вместе, либо никак. По одному уйти не получится.  — Стандартный набор слов Шуры, вернее, проникновенная интонация его голоса, магическим образом заставила всех замолчать.  — Я слушаю вас, Дементий Павлович.
        Лобков тихо вздохнул и продолжил:
        — Мне нужно было понять, что движет Емельяновым, убедиться, в каких темных делишках он замешан. Один мой хороший приятель, следователь из военной прокуратуры, мы как-то с ним выпили, ну, и он, зная, что Володя — мой друг детства, проговорился, что, мол, дела у подполковника Емельянова плохи, он находится у них в разработке. В подробности меня не посвящал, намекнул лишь, что в округе грядет большая чистка. Я, конечно же, понял, что сказано это было неспроста. Он следил за моей реакцией. Понятно, если бы Емелю… Емельянова кто-то предупредил о том, что он «под колпаком», значит, это я. Вы понимаете? К тому же этот следователь приватно попросил меня, если вдруг тот обратится ко мне с предложением, за содействием, не отказывать и сразу же сообщить ему. Может, это покажется и странно, но все получилось так, как сказал мне следователь из военной прокуратуры. Вот я и стал подыгрывать, чтобы вывести его, как говорится, на чистую воду. Примерова, после завершения операции, все равно выпустили бы. Извинились бы и выпустили. Поэтому расследование дела я оставил у себя и поручил Капитану. Он хороший
исполнитель и отличается, вернее, отличался исключительной… э-эм… лояльностью к позиции начальства.
        — Примеров оказался удобной мишенью?
        — Он не выполнил поручение.  — Тихий ровный голос Наташи прозвучал неожиданно и заставил всех посмотреть в ее сторону.  — Примеров должен был опубликовать компромат на генерала Порошина. На моего отца. А вместо этого напечатал прямо противоположную по смыслу статью.
        — А почему вы выбрали именно Примерова?  — забыв, что он сам допрашиваемый, спросил Лобков.
        — Когда мы решили скомпрометировать отца, я просмотрела ряд периодических изданий и остановила выбор на этом журналисте.
        — Вы говорите «скомпрометировать отца» так, будто он вам не родной…
        — Я выросла с единственным чувством к нему — с чувством отвращения. Он никогда не был мне настоящим отцом. Он жил сам по себе, я росла сама по себе. Все мои несчастья из-за него. Мне нужно было нанести удар наверняка, чтобы он не смог больше оправиться. У Владимира был свой резон «свалить генерала». Когда я ему назвала фамилию Примерова, он «занялся» им. Вычислил, где тот живет, на какой машине, по какой дороге ездит на работу и домой. Я выбрала подходящий день, была слякотная погода, и он, как я и предполагала, не смог проехать мимо мокнущей под дождем зеленоглазой блондинки.
        — Что привело тебя к Патруновой? Вы что, были знакомы? Были в сговоре?..  — посмотрел на Наташу Андрей.
        — Мы не были в сговоре. Ее привел в свой новый дом отец. Мы познакомились и сразу же возненавидели друг друга. Каждая из нас видела в другой конкурентку на генеральские деньги и имущество…
        — Патрунова и генерал Порошин?  — не смог сдержать удивления Андрей.
        — Она на него произвела впечатление на концерте в Доме офицеров…
        Эту традицию ввел директор школы искусств Тимофей Ильич Сыпунов, в прошлом военный музыкант. Каждое 23 февраля его воспитанники принимали участие в сводном концерте для командного состава штаба округа в Доме офицеров. Оксана Анатольевна, узнав об этом, вызвалась сопроводить учащихся, чем заслужила одобрение директора.
        Генерал Порошин не мог не обратить внимания на молодую блондиночку в кремовом платье с блестками, которая так трогательно объявляла номера маленьких музыкантов, что ей хотелось аплодировать отдельно.
        Когда концерт закончился, Оксана Анатольевна собрала в кучу ребятишек, чтобы погрузить их в микроавтобус и увезти в музыкальную школу. Тут к ней подошла крепкого телосложения женщина в форме прапорщика и, сухо извинившись, сообщила, что с ней хочет поговорить генерал…
        — Кто?  — недоверчиво переспросила Оксана.
        — Генерал Порошин.
        — Генерал? Знаете, я не могу. Я должна отвезти детей.
        — Конечно,  — кашлянула в кулак прапорщик,  — служебный долг прежде всего. Мы пришлем за вами машину.
        — Даже и не знаю, что вам ответить, это так неожиданно…
        — Генерал отказа не примет.
        — Да? Он такой настойчивый?  — Оксана Анатольевна помогла войти в автобус последнему ученику и закрыла дверь автобуса.
        Прапорщик повернулась на каблуках, подошла к черной «Волге» и, сев рядом с водителем, приказала: «За микроавтобусом!..»

…В Доме офицеров играл военный духовой оркестр. Оксана Анатольевна приняла томный вид и, внутренне улыбаясь тому, как сопровождающая пыталась подобрать шаг, чтоб ступать с ней в ногу, продефилировала через фойе под трогательные звуки вальса «Березка».
        — И где же ваш генерал?  — разочарованным голосом произнесла она, глядя на прапорщика в юбке.
        — По лестничному маршу наверх! На втором этаже, в конце коридора, расположен кабинет директора Дома офицеров. Нам — туда.
        — Ждем-с, ждем-с,  — радушно поднялся из-за стола невысокий полноватый офицер с явно негенеральскими погонами на плечах.  — Проходите, барышня. Ждем-с. Прапорщик Петрухина, свободны.
        — Есть!  — коротко отозвалась Петрухина и, развернувшись, шагнула в дверной проем.
        — Это мой заместитель по хозяйственной части,  — не без гордости заметил хозяин кабинета.  — Очень исполнительный товарищ.
        — Оно заметно,  — бесцветным голосом произнесла гостья.  — Извините, а генерал Покрышкин?..
        — Генерал Порошин.
        — Да-да.
        — Я к вашим услугам.
        — Что?.. Вы — генерал Порошин?
        — Ну что-о вы! Говоря, что я к вашим услугам, я хотел лишь обозначить, что мне поручено доставить вас к нему.
        — Так он не здесь?
        — Нет, конечно. У него прекрасный загородный дом. Он его только недавно построил.
        Все та же черная «Волга» домчала их до цели минут за двадцать. Выйдя из машины, Патрунова оглядела двор, с которого еще не успели до конца убрать остатки стройматериалов. «Явно не хватает женской руки. Уж я бы тут организовала порядок»,  — едва удержалась она, чтобы не высказаться вслух. Приняв вид «золушки»  — девушки добропорядочной, скромной и искренней, Оксана Анатольевна предстала перед хозяином апартаментов во всеоружии. Одного взгляда на Порошина было ей достаточно, чтобы понять — это именно он — мужчина ее мечты! Настоящий генерал…
        — Скажи мне, девочка моя,  — обратился на следующее утро к Патруновой Порошин,  — как ты смотришь на то, чтобы остаться здесь хозяйкой?

«Золушка» отпила из фарфоровой чашечки кофе с коньяком и, потупив взор, ответила:
        — Знаете, Виктор Валентинович, я не хочу, чтобы вы думали обо мне, как о легко доступной девушке… Я в шоке от того, что случилось сегодня ночью… Я не смогу остаться с вами… Понимаете?.. Я — простая девушка, вы — генерал! Ну какая мы пара? А вдруг наши отношения навредят вашей репутации? Я не хочу, чтобы у вас были неприятности из-за меня. Всегда ведь найдутся злопыхатели, которые не обрадуются нашему счастью… Станут разносить сплетни, будто я пошла за вас только… только потому, что вы — генерал. Я не хочу этого. Нам лучше расстаться сейчас, пока я окончательно не пропала…
        — В общем, так,  — выслушав ее, решительно проговорил генерал,  — никуда ты отсюда не уйдешь. Я так решил на том основании, что я — мужчина.
        Оксана Анатольевна в ответ лишь моргнула ресничками, и давно застывшие в глазах слезы счастья покатились наконец по ее щекам…
        — Ты хочешь сказать, Наташа, что твой отец и Патрунова поженились?  — не сдержался Андрей.
        — Нет, но она жила у него в доме на правах хозяйки…
        О юной пассии отца Наташа узнала от Владимира и решила навестить родительский дом, который раньше особо вниманием не жаловала.
        — Я — Оксана,  — протянула руку для пожатия симпатичная молодая блондиночка и смущенно улыбнулась:  — А вы — Наташа? Дочь Виктора Валентиновича? Я вас именно такой и представляла. Вы очень красивая.
        — Вы льстите мне…  — Наташа почти по-мужски пожала ее музыкальные пальцы.
        — Что вы, и в мыслях не держала. Признаюсь, я бы очень хотела подружиться с вами. Но захотите ли вы?..
        — Отчего же, надеюсь, вы будете мне не строгой мачехой?
        — Что вы! Я вам буду, как родная… сестра, если вы не против.
        — Не возражаю.
        — Хотите кофе?
        — Представьте себе, да.
        — Ну, тогда с коньячком, в честь знакомства?
        — Идет.
        Девушки рассмеялись и пошли на кухню.

…После второй рюмки коньяка, когда на душе окончательно повеселело, Патрунова улыбнулась и перешла на «ты»:
        — Скажи, ты ведь счастливая?
        — Это так заметно?
        — Ну, как же, красавица, дочь генерала. У тебя от парней отбоя нет, наверное.
        — Я очень избирательна в отношениях с мужчинами.
        — Ты можешь себе это позволить.
        — А насчет счастья — не задумывалась. Мне кажется, муж, семья, пеленки, распашонки — это удел простушек.
        — Даже не знаю, что и отвечать… Не хотелось бы выглядеть «простушкой»…
        — Ты сама-то как, счастливая?
        — Я люблю Виктора Валентиновича…
        — Даже так? Впрочем, неравные браки нынче сплошь и рядом.
        — Ну, мы об этом с ним еще не говорили… Виктор Валентинович ведь не предлагал мне руку и сердце…
        — А то ты не знаешь, как это делается?..
        — Я не хочу так…
        — Ладно, все мы в душе наивные овечки…
        — Дела-а,  — удивленно протянул Андрей. Он пытался понять Наташу, надеялся разгадать в ней жертву обстоятельств, а не расчетливого, холодного убийцу. Но у него не хватало доводов и никак не получалось заглянуть за ту грань, где, словно в зеркале, отражалось все без вранья и лукавства… «Получается, что она прикончила Патрунову, которую ненавидела, а убийство повесили на меня?  — рассуждал он.  — Если я все правильно понимаю, Лобков был в курсе, но, по сговору с Емельяновым, прикрыл мной Наташу. Меня держали за дурака, на которого можно высыпать все шишки»?
        — Вы говорите, что Емельянов попросил вас повесить убийство на меня?  — спросил он подполковника.  — А вы не интересовались, что привело Наташу к Патруновой? На почве чего между ними произошла ссора или драка?
        — А что вас привело к Патруновой домой, после чего она оказалась убитой?  — ответил вопросом на вопрос Лобков.  — Вы понимаете, что идеально подходили на роль убийцы? Заявляете, что раньше не знали ее, а сами оказались в ее постели пьяным. Она с вас потребовала денег за услуги, вы не дали, завязалась ссора, вы ударили ее, она упала и скончалась. Все! Понимаете? Даже придумывать ничего не надо!
        — Я не знаю, как оказался у нее. Она подошла ко мне в кабаке, попросила закурить. И все. Я очнулся в постели. Не верю, что она решила в тот момент заработать на мне как проститутка. Для чего-то я ей понадобился… Для чего?..
        — Ненавижу эту спальню-тюрьму,  — выдохнула Наташа, проходя в свою комнату. Тая, напротив, с любопытством рассматривала просторное помещение с огромной кроватью у стены.
        — В целях безопасности вам придется побыть здесь,  — отрезал Андрей, вытаскивая из замочной скважины ключи, чтобы запереть дверь с другой стороны.
        — Не уходи! Ты же должен нас охранять!
        — Я скоро вернусь.
        — Скажи, Андрей, ты веришь в привидения?  — спросила дрогнувшим голосом Наташа. Похоже, она была близка к истерике.
        — Я их никогда не встречал. Не знаю.
        Тая, прислушиваясь к странному разговору, отошла к окну и, стараясь быть незаметной, присела в кресло.
        — А я встречала… здесь… в этой самой комнате… ее… Оксану!.. Мертвую!.. Мертвую, как живую! Я ее не убивала!.. Ты не веришь мне, думаешь, я сошла с ума? Нет! Это ты виноват во всем! Если б ты вернул мне конверт, который я дала тебе на сохранение, ничего этого не случилось бы.
        — Какой конверт?.. Так это из-за него переворошили мою квартиру?.. Значит… из-за него ты убила Патрунову, а обвинили во всем меня? Что это был за конверт?
        — Теперь это не имеет значения. Его нет. Он пропал.
        Наташа была неточна. Пропал не конверт, его-то она обнаружила в кармане Емельянова. Хуже обстояло дело с содержимым конверта. Вместо чека на три миллиона долларов в нем лежала его цветная ксерокопия. Куда делся чек? Как конверт оказался у Емельянова? Воспаленный мозг Наташи формулировал вопрос за вопросом, не находя на них ответы.
        — Это был конверт с деньгами?.. Как банально!..  — безразлично усмехнулся Андрей.
        — С деньгами? Банально?.. Три миллиона долларов не хочешь?!
        — Нет, представь себе.
        — Не верю. Хотя ты ведь не знаешь, что это такое. И никогда не узнаешь. Даже если их тебе дать, ты не сможешь ими распорядиться. Потому что ты… ты — дурак и плебей!
        — А ты небось аристократка голубых кровей? И чем ты лучше? Тем, что способна убить ради денег?
        — Я бы ее еще раз убила, если бы она ожила. Она, дрянь, покусилась на то, что принадлежало мне по праву. И поплатилась за это, потаскушка! Хотела влезть в нашу семью, чтобы завладеть всем имуществом и деньгами отца! Сама виновата! Я помню, каким алчным светом загорелись ее глаза, когда отец заявил, что хочет презентовать нам по полтора миллиона! Ей-то за что? За какие заслуги? А когда потом сказал, что с «подарками» придется повременить, так как ему предстоит операция на сердце в заграничной клинике, вела себя на ужине как настоящая аферистка…
        Андрей не стал ее больше слушать и молча вышел из спальни, не забыв запереть ее на ключ.
        — Все в порядке?  — увидев в дверях Примерова, спросил Шура.
        — Да. Я их запер. Как тут у вас?
        — Хороший вопрос,  — ответил вместо Шуры Лобков.  — Ждем…
        Специфический звонок полевого телефона не дал ему закончить фразу.
        — Алло,  — поднял трубку Шура,  — понял. Действуйте, как договаривались. Не получится? Сколько? Два джипа? Борис с Гришей их встречают? Алло, Миша?..
        — Что происходит?  — поднял брови Дементий Павлович.
        — Связь прервалась… Петров сообщил, что «гости» прибыли на двух джипах.
        — Почему на двух?  — не понял Андрей.  — Охрана, со слов этого Бориса, должна была приехать на одной машине, а покупатели вроде на трех…
        Короткая автоматная очередь, вслед за слетевшей с петель дверью, осыпала штукатурку со стены!
        — Всем лечь! Лицом вниз!  — Трое вооруженных молодчиков в черных масках уложили Шуру, Андрея и Лобкова на пол, прежде чем те успели опомниться!..
        — Ну что?  — вошел в кабинет в сопровождении трех людей в масках хмурый и уставший Емельянов.  — Допрыгались? Дураки. Остальные где?  — обратился он к подручному.
        — Трое с КПП в подвале загорают, двух запертых в спальной комнате женщин трогать не стали. Еще трое — здесь, перед вами.
        — Хорошо. Этих тоже потом в подвал… Ты,  — бросил он Шуре,  — я сказал, не сметь зыркать в мою сторону! Этот трюк не пройдет! Глаза — в пол, я сказал!.. А-а, Дема, ты теперь с ними? Что ж, тебе отдельная моя благодарность за оказанную помощь. Это ты ведь вызвал ребят? Думал, ментам своим звонишь? Дубина! Этот телефон с пульта, если щелкнуть тумблером, соединяется с первой моей дачей,  — не удержался от бахвальства Емельянов.  — Там на коммутаторе сидит телефонистка, она тебя и соединила с дежурным. Только не с ментовским, которого ты хотел, а с моим дежурным. Десять наших бойцов по тревоге и прибыли. Короче говоря, приговор ты себе подписал окончательный, и обжалованию он не подлежит… Ну, ладно. Некогда мне разговоры разговаривать. Мне еще с барышнями пошептаться надо, и гостей я жду, должны уже подъехать.  — Владимир встал и, сменив тон, скомандовал:  — В подвал их!
        — Ты?  — удивилась появлению Емельянова Наташа.
        — Картина называется «Не ждали?»,  — улыбнулся он.  — Тебе не кажется, голуба моя, что ты вытащила из моего кармана одну вещицу, которую следует вернуть?
        — Пистолет?
        — И пистолет тоже, кстати. Но я имел в виду конверт с чеком на три миллиона долларов.
        — Если ты о той фальшивке, копии, снятой с моего чека, то она как лежала, так и лежит в конверте, на тумбочке, вон. Он просто выпал из кармана твоего пиджака.
        — Как копия? Дай сюда конверт!
        Чувствуя назревающую «бурю», Тая, старавшаяся все это время казаться незаметной, вжалась в кресло, но от сухости в горле кашлянула.
        — С тобой, официантка, я тоже разберусь еще. Шпионила за мной? Конверт — сюда, я сказал!
        — Володя, как мой конверт оказался у тебя?  — неожиданно спокойно спросила Наташа.
        — Твой конверт?  — усмехнулся Володя и, подумав, добавил:  — Ты же знаешь, большие деньги любят сильных людей. У слабых они не задерживаются.
        Подполковник не собирался раскрывать карты перед Наташей. Доверия ей не было. Подслушивающее устройство, которое он установил в ее квартире перед тем, как она стала «встречаться» с журналистом Примеровым, открыло ему глаза на нее, потому что позволяло обладать всей полнотой информации, особенно той, что Наташа недоговаривала порой, а то и вовсе скрывала. Так, например, произошло, когда он услышал ее просьбу к Андрею улететь с ней в Париж, а потом — спрятать в надежном месте конверт: «Только не спрашивай, что это. Я тебе потом все расскажу». «И что же ты, милая, собираешься ему рассказать»?  — заинтересовался он и привлек к делу… Алису. Не Оксану Патрунову, а Алису.
        — Алиса, так вас, кажется, называют клиенты бара «Парус надежды»?  — спросил он пассию генерала Порошина, когда она пришла на встречу с ним в парк.
        — Кто вы такой? Я вас не знаю.
        — Зато я знаю о вас достаточно…
        Навести справки о молодой подруге генерала для Владимира особого труда не составило через сотрудницу секретного отдела, прапорщика Татьяну Перцову. Будучи женщиной, та знала о подобных новостях немного больше самых осведомленных мужчин. Выяснив, что зовут дамочку Оксана Патрунова, что она учительница музыки, которая часто посещает бар ресторана «Парус надежды», где не прочь «позабавиться» за деньги с представителями противоположного пола, он составил на нее довольно гадостное досье. С таким багажом компромата подполковник, лежа в постели Наташи, пока та принимала душ, просмотрел фамилии абонентов, занесенные в ее мобильник, и нашел там запись — «Оксана П». Переписав номерок, он послал ей эсэмэску с адресом электронной почты и приписал: «Это важно!» Патрунова, получив «письмо» с неопознанного номера, хотела было его удалить, но любопытство взяло верх. Она села за ноутбук, набрала указанный адрес, и ее бросило в жар. Две страницы неприглядного текста о ее пристрастиях в «Парусе надежды» выплеснулись на нее, как ведро помоев. В конце шла приписка: «Возможность избежать дальнейших неприятностей
предлагаю обсудить при встрече в парке Горького…»
        — Что вам нужно от меня?  — спросила Патрунова, окинув взглядом статного мужчину.
        — Скажу сразу, я не шантажист, я — офицер и друг Натальи Алексиной,  — чтобы снять напряжение, в доверительном тоне начал он.

«Хахаль, значит»,  — подумала Патрунова.
        — Не знаю, кому понадобилось собрать весь этот навет на вас, но я это выясню. Добавлю, что в наших силах уничтожить компрометирующий вас материал. В связи с этим у меня к вам серьезное предложение…
        Владимир, напустив тумана, обрисовал ей в общих чертах некую всесильную тайную организацию и предложил сотрудничество при головокружительных перспективах, а в конце взял с нее клятвенное обещание хранить полное молчание о состоявшемся разговоре.

«Может, все это и вранье, но мужчина он интересный в любом случае. Если с ним сблизиться, то Наташка будет у меня в кармане»,  — прикинула «перспективы» Оксана и согласилась на сотрудничество.

«Девушки без комплексов мне нужны,  — остался, в свою очередь, доволен результатом рандеву подполковник.  — Мало ли, понадобится соблазнить кого-нибудь, лечь под кого-то. С этим, думаю, у нее проблемы не возникнет».
        — Я буду звать вас Алисой,  — в завершение сказал он и, обменявшись координатами, важно добавил:  — Не ищите со мной встреч, я вас сам найду, звонить только в экстренном случае.
        Когда у Емельянова возник интерес к конверту, он дал первое ответственное поручение Патруновой. «Здесь записаны адрес проживания и номер мобильника вот этого молодого человека,  — показал он фотографию Примерова.  — Надо проникнуть к нему в квартиру и изъять конверт. Конверт не простой, на нем нарисована танцующая девушка…» Смекнув о чем речь, Алиса не поверила ушам! Но у нее хватило выдержки не подать вида. «Вот и пробил твой час, милочка!»  — отметила она про себя. Обсудив варианты действий, остановились на том, что «клиента» надо хорошенько напоить.
        — У меня есть свой человек в «Парусе», имеется и знакомый — вышибала из «Пригородного», Стасом зовут. Они, если что, подстрахуют…
        Подполковник был приятно удивлен инициативой Алисы при разработке деталей «операции» и тем, что она не задавала лишних вопросов. Ему было невдомек, что про конверт она знала даже больше того, чем следовало, а к содержимому имела личный интерес. Попросив у подполковника десять тысяч рублей на организационные расходы, она приступила к делу. Позвонила Стасу, сказав, что есть возможность подзаработать, и, получив согласие, назначила встречу для инструктажа, провела «работу» с Мартином…
        Наконец настал черед Примерова. Переключив мобильник в режим без определителя номера, она сделала звонок:
        — Андрей? Добрый вечер. Я — подруга Наташи, звоню по ее просьбе. Она сама сейчас не может позвонить вам, но просила передать, что ждет вас к девяти часам в «Парусе надежды», в баре. Ей надо сказать вам что-то очень важное… Она очень просила…
        На следующий день, спровадив от себя всех «гостей», Алиса подержала конверт над кипевшим чайником, аккуратно раскрыла его, сделала ксерокопию чека, припрятала оригинал в тайнике старенького фортепиано, а конверт положила на книжную полку. Покончив с делами, набрала Емельянова и заговорщицки сообщила: «Один-ноль в нашу пользу!» Это значило, что все прошло удачно, и он может приезжать за конвертом.
        Довольная собой, Патрунова уже собралась выпить кофе, когда в дверь неожиданно позвонили. Она подошла, посмотрела в глазок и со злорадством подумала: «Только тебя-то мне и не хватало сейчас…»
        Емельянов ехал к Алисе в хорошем расположении духа. Мимо с включенной сиреной пролетела полицейская машина. Он свернул с проспекта, припарковал автомобиль во дворе и, любезно пропустив из подъезда возмущенную чем-то молодую женщину с коляской, зашагал по ступеням наверх. Владимир и не предполагал, что минутой раньше мог здесь нос к носу столкнуться… с Наташей. Увидев дверь квартиры Патруновой полуоткрытой, подполковник подумал: «Что тут произошло?»  — и вошел. На кухне, на полу, лежала Алиса! Он присел на корточки и тронул указательным пальцем шейную артерию.
        — Что тут произошло?  — произнес он вслух и пошлепал ее по щеке. Она… медленно открыла глаза и, ничего не ответив, снова сомкнула веки…
        — Что тут произошло?  — повторил вопрос Емельянов.  — Где конверт?..
        — Конверт, как видишь, перед тобой, а внутри лишь фантик вместо чека,  — усмехнулась Наташа.  — Видимо, и ты не так уж силен, чтобы удержать в руках такие деньги.
        — Не тебе судить!  — рыкнул он.  — Это мы еще посмотрим…
        — А чего тут смотреть, я и так вижу, что это Капитан!  — воскликнул Гриша.  — Все получилось?
        — Так точно!  — довольно улыбнулся тот.
        — Ну, рассказывай, где тебя носило, пропащий?  — взбодренный появлением капитана, встал с места Андрей. Минутой раньше он сидел, понурив голову, рядом с Гришей в темном отсеке бункера, где «всю честную компанию» заперли по приказу Емельянова прибывшие на подмогу «старшие». Когда в дверях зашуршал ключ и она подалась назад, явив в проеме капитана Капитана, Примеров толкнул легонько Гришу и, щурясь на свет, произнес: «Смотри, кто к нам пришел!»
        — Я тоже рад тебя видеть, Андрей,  — ответил ему Капитан, уступая место возникшему за спиной человеку в камуфляже.
        — Это спецназ?  — поднялся с пола Дементий Павлович.  — Я — подполковник Лобков.
        — Хорошо,  — коротко отчеканил мужчина и обратился к Грише:  — Сколько их?
        — На КПП оставались трое, наверху — шестеро. Сделка состоится в ангаре.
        — Еще их главный, подполковник Емельянов, он тоже оставался наверху,  — сказал свое слово Дементий Павлович.  — Кроме них на базе находилось еще пять человек. Мы их нейтрализовали, но они, возможно, уже освобождены своими.
        — Четверо — в соседнем отсеке, их не удосужились освободить,  — доложил в свою очередь капитан.  — Одного, в черном, что стоял у вас на дверях, мы взяли.
        — Никому не выходить до завершения операции.  — Человек в камуфляже повернулся и вышел.
        — Погодите,  — глядя на Гришу, заговорил Лобков,  — тут же намечается сделка по продаже оружия?
        — Они в курсе,  — ответил ему Гриша.
        — Это спецназ, который вызвал я?  — пытаясь добраться до истины, не мог успокоиться Дементий Павлович.
        — Это спецподразделение, которое привел на базу Капитан,  — внес ясность Шура.  — Я знал об этом, но не мог тогда вам сказать.
        — Тут что, все секретные сотрудники собрались?  — теперь не выдержал Андрей.
        — Моя задача была внедриться в организацию Емельянова, но вы нам немного подкорректировали планы. Больше ничего сказать не могу,  — ограничил свои признательные показания Гриша.
        — Понятно,  — немного погрустнел Лобков.  — Спецагент.
        — Значит, бывший десантник, а ныне безработный — это была легенда?  — посмотрел на Гришу Примеров.
        — Насчет службы в десанте — не легенда,  — ответил тот.  — Бывших десантников не бывает.
        — Ну, да. Капитан, а как ты их привел?  — В Андрее явно проснулся журналист.
        — А помнишь, как мы ушли с первой дачи Емельянова? Точно так и здесь — через подземный ход. Лиходеевка — деревушка небольшая, добрался до телефона, сказал «приворотные» слова, ну, и ребята подъехали… Таким же путем пробрались сюда.
        — А скажи мне честно, ты тоже, как и Лобков, знал, что не я убил Патрунову?
        — Когда я это понял, я выпустил тебя, если помнишь.
        За все это время лишь Петров и Борис не проронили ни слова. Если первый молчал из чувства неловкости, что не смог достойно противостоять трем бандитам на КПП и позволил повязать себя, то второй, в искреннем раскаянии, думал о предстоящем наказании за содеянное и готовился смиренно принять его.
        — Шеф, гости прибывают. Через пятнадцать минут будут у нас,  — приоткрыв дверь, сообщил мужчина в черной маске и того же цвета камуфляже.  — Пора.
        Владимир кивнул и, обратившись к Наташе, бросил через плечо:
        — Мы вернемся к нашему разговору!
        Он еще не знал, что больше никогда ее не увидит…
        Во двор базы зарулили три серебристых джипа. Из них вышли пять человек, за исключением водителей, и направились к ангару, где в окружении четверых своих людей ждал их Емельянов. Перед ним стояли два армейских ящика. Владимир был хмур. Широкий бактерицидный пластырь скрывал ушиб на лбу, левая щека расцарапана. Обработанные перекисью водорода ранки розовели, не успев покрыться коркой.
        — Мы работаем на доверии,  — произнес солидный мужчина в дорогом костюме, за спиной которого вросли в пол четверо здоровяков.  — Дело чести!
        — Слово офицера!
        — Товар готов?
        — Да. Откат?
        Солидный мужчина слегка повернул голову вправо. Один из здоровяков вышел вперед с кейсом в руке и приоткрыл его, показав пачки денег, лежавшие внутри.
        Емельянов удовлетворенно кивнул. Двое его людей подошли и приподняли крышки армейских ящиков.
        Товарно-денежный обмен, с подобающей моменту помпой и соблюдением этикета, был проведен на должном уровне! Но, когда стороны собрались мирно разойтись, как снег на голову, на них свалился… спецназ!
        — Вы окружены!.. Сопротивление…
        Два взрыва дымовых гранат, полетевших навстречу ворвавшимся в ангар вооруженным людям, клубы густого белого дыма, наполнившие помещение, и короткие автоматные очереди, вперемежку с паническими криками, слились в один сплошной кошмар…
        Четверо подручных вместе с Емельяновым, используя дымовую завесу, первыми вырвались во двор, попав под огонь спецназовских стволов из засады. Подставив под пули подчиненных, Владимир отскочил в сторону и в мгновение ока исчез из вида. Он двигался полусогнувшись, скорым шагом огибая двор вдоль клумб, и вскоре, добравшись до входа в подвал, незаметно проник внутрь.
        — Стоять!  — только и успел скомандовать спецназовец, застывший у дверей отсека, как схлопотал пулю в грудь и упал навзничь.
        — Ну что, сволочи, молитесь!  — Емельянов ступил в отсек и выстрелил в первого, кто попался под руку.
        Лобков вскрикнул и, схватившись за живот, завалился на бок. Следующими двумя выстрелами Емельянов уложил Петрова и Гришу. Шура, подобно пантере, летел уже в прыжке с места на обезумевшего подполковника, рискуя получить очередную пулю, но Примеров, точно поймав момент, когда Емельянов выпустил его из вида, набросился на того и сшиб с ног своей массой. Падая на спину, подполковник кувыркнулся назад, нацелившись на дверной проем, но неожиданно промахнулся. Задрав ноги кверху, плашмя ударился о стену, сполз на бетонку и на секунду обмяк. Андрей поднялся на ноги, отвлекшись на вопившего Лобкова, и не заметил, как Емельянов навел на него оружие и спустил курок. Жгучая боль в плече отбросила Андрея назад, но он устоял и, прижимая рукой рану, из которой хлынула кровь, как бык попер на подполковника. Тот продолжал давить пальцем на курок, но пистолет давал осечку за осечкой. Когда Примеров, теряя силы, подошел-таки к Емельянову, тот уже лежал на животе, а Шура с Капитаном сковывали ему наручниками заломленные за спину руки. В коридоре, закашлявшись, стал приходить в себя спецназовец. Распахнув комбинезон,
он посмотрел на расплющенную о «бронник» пулю в области сердца, и ему стало нехорошо. Капитан, разорвав свою рубаху, перетянул рану Примерову и стал оказывать помощь Лобкову. Тот выл и жаловался на нестерпимую боль. Шура, перевязав выше колена ногу Петрову, возился с раненым Гришей. У последнего, в отличие от Миши, оказалась задета кость на ноге.
        — Позову на помощь,  — бросил Шуре Капитан и метнулся наверх. Во дворе пальба стихла так же внезапно, как и началась. Станислав Сергеевич, заметив командира спецназа, направился к нему:
        — У нас четверо раненых и арестованный подполковник Емельянов.
        Командир сделал знак подчиненным, и четверо ушли за Капитаном в подвал. Минут через пять, когда пострадавших и Владимира вытащили наверх, Андрей, глядя на распластавшихся на земле бандитов, с широко раздвинутыми ногами и заломленными за головы руками, спросил командира спецназа:
        — Потери есть?
        — Нет,  — ответил тот.  — Мои люди стреляли поверх голов.
        Гриша с Мишей лежали в одной палате. Тая ухаживала за обоими, так как родители Петрова были в отъезде и присмотреть за ним было некому. Через пару дней, впрочем, Мишу выписали из больницы, так как рана оказалась несерьезная.
        — Ну, бывайте,  — не глядя на Таю, пробасил он Грише.  — Желаю скорейшего выздоровления.
        — Ерунда, до свадьбы заживет,  — многозначительно улыбнулся тот в ответ.
        Утром Примерова разбудил звонок в дверь. Оглядев потолок собственной спальни, он глубоко вздохнул: «Как хорошо дома!» Его госпитализировать не стали, так как легкая рана, а вернее, глубокая царапина опасности для здоровья не представляла. Звонок повторился.
        — Кто?  — недовольно спросил Андрей, щелкая замком.
        — Откройте, вам срочная телеграмма!  — громко произнес мужской голос.
        — Дима!  — Андрей распахнул дверь и, приглядевшись, не сразу узнал друга.  — Ты?!
        — Я, бродяга, принимай гостей! Третий раз уже прихожу, а тебя нет и нет…
        — Заходи! Ты один?
        — В настоящий момент — да, а вообще — нет.
        — Слушай, мне надо сгонять в магазин. Я сам не так давно домой попал. Холодильник пустой.
        — Спокойно, старик! Я пришел один, но не с пустыми руками!..
        Вывалив на стол дорогую закуску и выпивку, Дима предложил:
        — Давай без заморочек, брат. Тащи доску для нарезки, нож, две вилки и стопки. У меня со временем плохо. Вечером — самолет. Улетаю.
        — Куда?
        — Давай сначала выпьем по маленькой.
        Сделав по глотку виски, оба отставили в сторону рюмки.
        — Чем-то напоминает самогон,  — цокнув языком как дегустатор, произнес Андрей.
        — А ты его пил?
        — Приходилось как-то.
        — Не понравилось?
        — Не в этом дело. От выпивки отвык, давно не употреблял.
        — Вот те раз! И я тоже, в принципе, бросил!
        — Рассказывай лучше, куда ты пропал и куда летишь?
        — Я, Андрюша, гражданин Евросоюза. У меня дом на юге Франции, бизнес. Давно хотел связаться с тобой, вот выкроил время, но лимит вышел. На три дня прилетал. Но я еще приеду…
        — Ты сейчас шутишь?
        — Какие шутки? Я серьезно, старик. Перед тобой — настоящий миллионер.
        — Миллионер? Ты? Откуда у тебя миллион?
        — Не миллион, а миллионы. Что-то около двадцати миллионов евро. Да ты не переживай, все законно.
        — Но откуда?
        — Баба Тоня, старик. Помнишь бабу Тоню? Сказочно богата была, а жила скромно.
        — Наследство, что ли?
        — Ну вот, начал соображать. А теперь держись за стул! Тебя она тоже не забыла упомянуть в завещании. Два миллиона евро отписано тебе, лично!..
        — А мне за что?
        — Наверное, за красивые глаза. Какая разница, старик? Главное, что мы богаты! С таким начальным капиталом тебя примет в объятия любая европейская страна. Но я советую — юг Франции.
        — Баба Тоня была подпольной миллионершей? Женщина с такой боевой биографией?..
        — Представь себе, да! Денег у нее было много, но они не имели для нее никакого значения.
        — Женщина-гранит!
        — Именно! Она, помнишь ведь, была долгое время начальником Северного порта. Я не говорю про ее зарплату, в стране же все радикально переменилось: приватизировалось, акционировалось… в общем, в результате всех этих переделов собственности у нее набежали хор-рошие деньги и проценты во французском национальном банке!.. Короче говоря, баба Тоня отблагодарила нас по полной программе, да будет ей земля пухом! А теперь… держись за стул еще крепче! Я приехал в Россию не один, а вместе… с Татьяной!
        — С кем? С Татьяной? Где она?
        — В гостинице. Приехала по квартирному вопросу. Мы вместе прилетели. У них, помнишь, в «Дворянском гнезде» хорошая трешка была. Продала. Она с родителями в Германии обосновалась, в какой-то русскоязычной газете работает. Хотя чего я рассказываю, от нее все сам и узнаешь. У тебя какие планы на сегодня?
        — Теперь никаких.
        — Вот и отлично. Поехали в гостиницу?
        — Поехали!
        Дима нажал на звонок и, подождав немного, что-то сказал по-французски. Дверь отворила Татьяна.
        — Андрюша!  — радостно всплеснула она руками и, отступив немного назад, залюбовалась им:  — Примеров, ты совсем не изменился! Правда же, Дима, он нисколечки не изменился?.. Ты посмотри, такой же растрепанный! Поразительно! Проходите, что вы застряли в дверях?
        Андрей смотрел на Татьяну, не решаясь подойти и обнять ее. Заметив его робость, она рассмеялась:
        — Да проходите же вы, чего… э-э, как это, по-русски… топчитесь на пороге?
        — Таня, какая ты стала!  — только и смог произнести Андрей, поражаясь этой сияющей девушке, источающей по отношению к нему искренние чувства.
        Он оглянулся на улыбающегося Диму, перевел взгляд на Татьяну и, подумав: «Надо же, что заграница с людьми делает?»  — переступил порог.
        — Я закажу ужин,  — сказал Дима и ушел.
        — Рассказывай, как ты? Кстати, тебе Дима открыл, что ты у нас миллионер? Что же ты такой не радостный?
        — Да нет, я очень рад…
        — Что думаешь насчет своего нового статуса?
        — Да ничего… Ты так изменилась, Таня. Такая красивая стала, уверенная в себе…
        — Ах, Андрей, все это emotion… эмоции, не обращай внимания.
        — Почему ты перестала мне писать?
        — Извини, дела закрутили. Когда мы с мамой приняли решение остаться в Германии, много нюансов было, потом переезд отца, короче, семейные хлопоты. А потом я поступила на работу…
        — Ты уехала оперироваться, извини, что спрашиваю, как твое сердце?
        — О, с этим все sehr gut. Очень хорошо. Ты как живешь?
        — Нормально. Тоже работаю в газете.
        — Дима сказал, что хочет переманить тебя к себе во Францию. Соглашайся. Там замечательно, когда у тебя имеются деньги. А они у тебя есть! Представляешь мое удивление, когда я увидела его на пороге нашего дома, в Гамбурге? Разыскал ведь! Мы сходили в ресторанчик, два часа он рассказывал, как получил наследство, как переехал во Францию. Вот и ты переезжай, не кисни…
        — Это так неожиданно.
        — Соглашайся, Андрей, там все по-другому, там нет таких границ. Франция, Германия — все рядом, будем ездить друг к другу в гости!.. Посмотришь мир! Соглашайся. Мы там знаем, как тут трудно людям живется.
        — Нормально живется… Таня, когда ты успела так измениться?
        — Надеюсь, не в худшую сторону?
        — Да нет.  — Андрею и впрямь казалось, что Таня похорошела, но это была не та школьница в очках, по которой так щемило его сердце на первом курсе. Простота в манерах, в сочетании с респектабельностью, какая-то рациональная доброжелательность, сквозь которую пробивалась некая эгоистичность или что-то подобное, неуловимое, чужое, и эти наставительные нотки в голосе, в общем, все вкупе делали ее совсем другой, по которой Андрею не очень-то хотелось вздыхать. Сердце этой девушки мог бы завоевать, скажем, какой-нибудь небрежный миллионер. Вполне возможно, согласись Андрей на предложение укатить за бугор, все у них с Татьяной и получилось бы. Но вот беда, Андрей уезжать никуда не собирался, как и она — оставаться в России. Разговор между ними уже заходил в тупик, когда в дверь позвонили.
        — О, у нас еще гость!  — открыв, воскликнула Татьяна.
        Дима пропустил «гостя» вперед:
        — Знакомься, Татьяна, это — Михаил, мой друг детства,  — представил гостя Дима.
        — Привет!  — весело произнесла она.
        — Здрасьте,  — басовито поздоровался с ней Петров.  — Здорово, Андрей!
        — Привет, Миша!
        — Ну что, моем руки, сейчас будем ужинать,  — обратился ко всем Дима.  — Таня, ты не против?
        — О чем речь? Нет, конечно. Где ужинаем, здесь или в ресторане?
        — Я в номер заказал.
        — Вот и хорошо. Михаил,  — подошла к Петрову Татьяна,  — пока вы не помыли руки, поможете мне разобраться с чемоданчиком? Он, кажется, не хочет закрываться.
        — Конечно. Где он скрывается?..
        Дима с Андреем направились в ванную.
        — Старик, ты должен обязательно прилететь ко мне туда. Нам надо о многом поговорить. Есть хорошее предложение выгодно вложиться в одно дело. Да и хочу показать тебе Францию…
        — Дима, даже не знаю, когда смогу вырваться. У меня же работа…
        — Какая работа?.. В газете? Зачем она тебе сдалась? Ты — миллионер! Тебе надо научиться масштабно мыслить.
        — Никакой я не миллионер. И деньги я взять не могу.
        — Почему не можешь? Погоди, я понимаю, что все это на тебя свалилось неожиданно. Не делай скоропалительных выводов. Привыкни к мысли, что ты…
        — Дима, дорогой, я деньги не возьму ни сейчас, ни потом. Я не хочу быть миллионером. Честно. Не хочу эту обузу. Тут и думать нечего.
        — Ты отказываешься от денег!
        — Вот именно! Отказываюсь.  — Андрей посмотрел на друга, улыбнулся и, подумав, добавил:  — Как считаешь, баба Тоня меня бы поняла?..
        — Ну что, по кофейку или что покрепче возьмем?  — спросил Андрея Петров, когда Дима с Татьяной ушли на посадку в самолет.
        — Может, чаю?
        — Ладно, едем, хочу показать тебе одно местечко, где можно посидеть. Только ехать туда минут сорок, может, немного больше…
        — За город?
        — Ну да.
        Миша резво вел свою «девятку» и молчал, Андрей тоже особо говорить ни о чем не хотел. Проводив Диму с Татьяной, каждый думал о своем. У Примерова не выходило из головы сказанное напоследок Димой:
        — Старик, не знаю, как у вас складывается с Татьяной, но хочу, чтобы ты знал, мы с ней только друзья-однокурсники.

«Вон что тебя мучает, Дима, Дима»,  — обнял его покрепче Андрей и тихо ответил:
        — Скажу по секрету, мы тоже с ней только друзья-однокурсники. И все. Понимаешь?
        Они громко рассмеялись! Стоявшая в сторонке Татьяна была занята своим чемоданчиком, но, услышав смех, оживилась:
        — Люблю веселые прощания! Дим, нам пора, к сожалению.
        — Хорошо.  — Дима подошел и обнял Петрова.  — Я тебе обязательно позвоню, ты понял меня?
        — Понял. Дима, может, заберешь все-таки деньги…
        — Я тебе уже говорил, это не из милости, поменяй машину на хорошую иномарку. Машина — средство передвижения. Она должна быть надежной.
        — Ладно, спасибо…

«Девятка» остановилась у невзрачного с виду заведения. Внутри, однако, оказалось довольно просторно и уютно.
        — И чем этот кабачок лучше других, что мы тащились сюда битый час?
        — Знаешь, кто им заправляет?
        — И кто?
        — Отец и сын Баяновичи.
        — Знавал я… Кто?.. Отец и сын?.. Яков Аркадьевич и сынок его… Мартин? Бармен из «Паруса»? Это их собственный ресторан? Ты шутишь?!
        — Во всяком случае, они здесь главные.
        — Не верю!.. А давно?.. Откуда ты это взял?
        — Капитан сказал. Мы вчера с ним встречались. Кстати, ему майора присвоили.
        — Миша, мы не виделись всего ничего, я даже соскучиться не успел, а столько всяких новостей!..
        — Потому что ты дрых дома, как сурок, а мы — люди служивые — работали.
        — И чего вы наработали?
        — Да есть кое-что… Вот тебе еще одна конфиденциальная информация: в субботу Станислав Сергеевич проставляется по случаю присвоения ему очередного звания, собираемся здесь в семь вечера. Ну, он тебе еще сам позвонит.
        — Почему именно здесь?
        — Тихо тут, спокойно,  — ушел от ответа Миша.
        — Ладно, мы ж теперь все — кореша, после того что пережили вместе! Так ведь?..
        — Что там мы пережили? Повязали нас, как цуциков, пришел спецназ, злодеев «упаковал», нас развезли по домам, вот и все переживания.
        — Ну, это как посмотреть…
        — Что будете заказывать?  — вежливо спросила подошедшая к ним официантка.
        — Два чая с лимоном и каких-нибудь булочек.
        — Записала. Что еще?
        — Все,  — пробасил Миша.
        Девушка в передничке сочувственно посмотрела на клиентов и молча ушла.
        — Ресторан с музыкой здесь вечером начинается, а днем можно легко перекусить, чай, кофе…  — глядя вслед удалившейся официантке, пробубнил Андрею Петров…
        Неделю Примеров не вылезал из редакционной суеты, которая на время вытеснила из головы все последние события, даже встречу с Димой и Татьяной. Главное, что с ними все хорошо, подумал о них Андрей и успокоился. В конце трудовых буден, когда ему в редакцию позвонил Капитан, Примеров поблагодарил за приглашение «обмыть новые погоны» и спросил:
        — Станислав Сергеевич, как дела у Шуры? С оформлением паспорта получается?.. Все хорошо?.. Лады, буду, конечно… «Вот чего я сейчас про Шуру спросил?  — поймал себя на слове Андрей.  — Ведь не собирался же о нем спрашивать? Ох, Шура! Опять эти штучки…»
        Когда банду Емельянова накрыл спецназ и, после соблюдения некоторых формальностей, пленников стали развозить: кого — в больницу, кого — домой, Примеров попросил Капитана помочь Шуре с получением заграничного паспорта:
        — Ему позарез нужно попасть на гору Афон, понимаешь?
        — Понимаю,  — серьезно ответил Капитан.
        Андрей выскочил во двор и поискал глазами петровскую «девятку». Ее не было.
        — Ничего не понимаю,  — пробурчал он и набрал Петрова по мобильнику.  — И где ты меня уже десять минут ждешь?.. У меня во дворе?.. А я где, по-твоему, стою?.. Тоже во дворе?.. Так почему я тебя не вижу?..
        В этот момент дверь новенькой иномарки открылась, и из машины появился сияющий Миша.
        — Так вот же я!
        — И машина твоя?
        — Ну да.
        — Поздравляю! Носи на здоровье, то есть езди на здоровье, вернее, пусть служит тебе верой и правдой. Во!
        В салоне сидели Капитан с Шурой и довольно улыбались. Андрей поздоровался с ними за руку и плюхнулся на переднее сиденье. Легковушка плавно тронулась с места.
        — Вот это я понимаю, машина,  — похвалил Андрей, чтобы сделать приятное Мише, и спросил:  — А что, Гришу не позвали?
        — Он не смог. Служба,  — ответил Капитан.
        В ресторанчике друзья удобно разместились в кабинке, а когда подошла официантка, Капитан сделал богатый заказ. Петров, узнав в девушке ту, что обслуживала уже его с Примеровым, попытался напомнить о себе:
        — А мне еще чаю с булочками.
        Официантка кивнула Мише как бедному родственнику и отошла.
        — Что такое,  — с досадой проговорил он,  — почему мои шутки не проходят?..
        Когда стол был накрыт, Станислав Сергеевич достал из кармана две большие звезды, чтобы, как положено в таких случаях, опустить их в рюмку.
        — Майорские,  — прокомментировал Андрей.  — Поздравляю, товарищ майор Капитан! И, подумав, добавил:  — А можно я буду обращаться к тебе: товарищ капитан второго ранга, как на флоте?
        — Валяй!  — добродушно рассмеялся Капитан.  — И на этом предлагаю завершить официальную часть нашего собрания. Я ведь не столько звезды обмыть, сколько хотел просто посидеть вместе.
        — Принимается,  — подхватили все и, выпив по маленькой, дружно принялись за закуску.
        — Фамилия у тебя, Станислав Сергеевич, редкая, военная,  — орудуя вилкой и ножом, заметил Андрей.
        — Фамилия от деда досталась,  — ответил Капитан.
        — Ну, правильно…
        — Да нет же, я не то хотел сказать. Деду пять лет было, когда война началась, Великая Отечественная. В дом, где они с матерью, моей прабабушкой, находились, снаряд вражеский попал… в общем, она погибла, а малыша один капитан вытащил из-под обстрела, спас его, рискуя жизнью, и вместе с санитарной машиной в тыл отправил. А напоследок сказал: «Пишите фамилию ему — «Капитан». Сам я — Иванов, Ивановых — пол-России, а с фамилией Капитан мне легче будет найти его после войны. Он мне теперь как сын. Жив останусь, разыщу и усыновлю его». Дед так рассказывал. Он-то потом фамилию свою вспомнил, но переписывать ее не стал. Капитана все ждал. Убили, наверное, того офицера, иначе б объявился. Отчаянный был человек. Такая вот история. А фамилия наша раньше была — Лапшины.
        — Вот те на!  — уперся взглядом в Капитана Шура.  — Я ведь тоже Лапшин!
        — А вы, часом, не братья?  — разливая по рюмкам водку, спросил Петров.
        — Да нет. Станислав — Сергеевич, а я — Юрьевич,  — внес ясность Шура и добавил:  — Хотя все люди — братья.
        — Шура, э-э… Александр Юрьевич,  — обратился к нему Примеров,  — а скажи, пожалуйста, ты действительно…
        — Да. Действительно могу прочитать твои, к примеру, мысли. Отвечаю: документы у меня в порядке, билет в кармане, и завтра улетаю в Грецию. По образованию — психолог, в 17 лет поступил в академию по закрытому набору. Служил в горячих точках. По причинам, которых назвать не могу, был выведен в резерв.
        — А как ты попал в банду Емельянова?
        — Это был мой путь.
        — Как это?
        — Человеку свойственно сбиваться со своего пути. Представь себе широкую, прямую дорогу. Ты сворачиваешь с нее в силу каких-то обстоятельств и уходишь в сторону. Когда оказываешься на бездорожье и начинаешь искать тот, предначертанный только для тебя жизненный путь, приходится много чего испытать. Емельянов творил зло. Я должен был пройти через это зло, чтобы выйти на свой путь. В организацию меня привел один из его «старших», Борис. У него, на удивление, была чистая аура, и я знал, что в критическую минуту на него можно будет опереться. Емельянов поручил мне первое задание — «убрать клиента». Я не выполнил его. Более того, предупредил «клиента» об угрожающей опасности, не буду вдаваться в подробности, в общем, Емельянов упрятал меня в психоневрологический диспансер, через своего человека — заместителя тамошнего главврача.
        — Это такой маленький, с квадратной головой?  — не выдержал Примеров.
        — Да.
        — Вот же гад! Станислав Сергеевич, ты слышал?
        — Я в курсе.
        — Слушай, Шура, а на Афон тебе позарез нужно или…
        — Это мой путь.
        — Что пристал к человеку, Андрей!  — попытался сменить тему Капитан.  — Подполковник Емельянов арестован, его подельники — тоже. Следствие во всем разберется. Кстати, Наталья Алексина…
        — Тоже арестована?
        — Нет. Она находится…
        В этот момент свет в ресторане потускнел, ярко освещенной осталась лишь сцена, на которой стоял черный рояль. К нему подошла очень миловидная блондинка, подняла крышку и присела за инструмент. Примеров хотел было внимательней разглядеть милашку, но в следующий момент едва не упал с кресла, потому что рядом с роялем возник одетый во фрак… Яков Аркадьевич Баянович, собственной персоной, и со скрипкой в руках! Он вскинул инструмент и, прижав его подбородком к плечу, начал выводить смычком сочную мелодию «Чардаша» Монти.
        — Потрясающе!  — только и смог произнести Примеров и, не отрывая глаз от Баяновича, взял со стола стакан с соком и сделал два больших глотка.  — Потрясающе! Вы только посмотрите, что делается!.. Браво! Яков Аркадьевич! Браво!
        Исполнив на ура композицию, Баянович поклонился и заиграл с вариациями известную еврейскую мелодию «Семь сорок». Начал он медленно и, постепенно ускоряя темп, пошел в зал обходить столики клиентов. Андрей не смог удержаться, чтобы не сунуть две сотни в карман скрипача. Тот ненадолго задержался у «щедрого» клиента, играя лишь ему, а узнав в нем своего бывшего студента, одарил еле уловимой улыбкой и пошел к сцене.
        — Андрей, он еще будет долго играть, так что успокойся,  — тронул его за плечо Станислав Сергеевич.
        — Да я ничего… удивляюсь только! А Мартин, интересно, где? Он тоже чего-нибудь отчебучит со сцены или кашеварит на кухне?.. Ну, ребята, ну, дают!.. Ну-у… Подождите, вы меня совсем сбили с толку. Про Наташу я что-то не понял?
        — Она помещена на лечение в психоневрологический диспансер.
        — В психо… неврологический… Этого следовало ожидать. Лучше «полечиться» в психушке, чем «париться» на зоне за убийство?
        — Я бы не стал так категорично утверждать.  — Капитан сделал небольшую паузу и продолжил:  — Я не специалист, конечно, но у нее, похоже, с психикой проблемы были и раньше. Тем не менее не она убила Патрунову.
        — Не она? Кто тогда? Я, что ли, опять?
        — Нет, конечно,  — хитро улыбнулся Капитан.  — Последним от нее выходил…
        — Мартин?..
        — Емельянов.
        Тут уже все с удивлением повернулись к Станиславу Сергеевичу.
        — Емельянов?  — Андрей потянулся к стакану с соком.
        — Он приходил к ней за чеком на три миллиона долларов. Не очень красивая история. Отец Алексиной, генерал Порошин, обещал ей и Патруновой по полтора миллиона. Одной — в качестве свадебного подарка, так как намеревался на ней вроде как жениться, а другой — от родительской щедрости якобы. Чек этот хранился в генеральском доме, в сейфе. Думаю, никому ничего отстегивать генерал не собирался, он решил проверить, как они на самом деле к нему относятся. Может, что еще там было у них, не знаю. Короче, Наташа чек подменила на ксерокопию, а оригинал спрятала в конверт с рисунком танцовщицы и передала на хранение…
        — Мне,  — вставил Андрей.
        — Да.
        — Но как он оказался у Емельянова?.. Я, кажется, понимаю…
        — Емельянов, будучи не совсем глупым человеком и интриганом по натуре, узнав о молодой любовнице генерала, завязал с ней знакомство, я даже подозреваю, навешал ей лапши насчет тайной организации и поручил выкрасть конверт с чеком из твоей квартиры. Возможно, он прослушивал ваши разговоры с Алексиной у нее дома, установив там «жучок». Когда Наташа отдала тебе конверт, он им заинтересовался и подключил Патрунову. Она позвонила тебе, вроде как от Наташи, заманила в бар, там Мартин, по просьбе Алисы, подсыпал в твой коктейль порошка, а дальше ты знаешь, как было дело. Когда ты спал у нее в постели, она попросила тех молодцов, что намяли тебе бока в баре, присмотреть за тобой, а сама съездила и взяла конверт. Вычислив ситуацию, за ним к ней пришла Наташа. Они сцепились из-за него, Алексина ударила Патрунову, та упала и ударилась головой. В этот момент туда пришел Мартин. Увидел лежащую Оксану Анатольевну, принял ее за мертвую и, услышав с улицы полицейскую сирену, удрал. Испуганная Алексина сбежала следом, и тут явился Емельянов. Он забрал у Патруновой конверт…
        — С чеком?  — уточнил Андрей.
        — С ксерокопией чека. Да, я думаю, она сделала ее на твоей же аппаратуре, когда нашла у тебя дома конверт.
        — Может быть. У Патруновой с Емельяновым, видимо, возникла ссора на почве этого конверта и он ее прибил, свалив все на меня. Я не написал заказанную им статью о генерале Порошине. Он мне отомстил, а дружбан Лобков помог ему в этом… Стало быть, Наташа попала в психушку? А что ее папаша, еще не ушел в отставку? Он должен был поступить на работу в полпредство…
        — Подал в отставку и, по некоторым сведениям, собирается умотать за границу. И не один.
        — Имеет значение с кем?
        — Ее зовут, если не ошибаюсь, Маргарита Полоцкая — родная мать Оксаны Патруновой!
        — Что?  — уже в который раз поразился Андрей.  — Откуда такие подробности, Станислав?
        — Я вел расследование, если ты помнишь. Потом имел беседу в Следственном управлении…
        — Это похоже на анекдот. Сначала дочь, потом мать, они что, задались целью свернуть голову проворовавшемуся генералу?
        — Ну-у… Как сказать…
        — Я, кажется, догадываюсь. Узнав о том, что дочь «закадрила» генерала, мать решает сама прибрать его к рукам и убирает с пути собственную дочь? Подговаривает Емельянова убить ее?
        — Нет, конечно.
        — Мамаша сама?!. Ну ни фига себе?!
        — Друзья, друзья, потише, если можно. На нашу кабинку оглядываться начинают из-за соседних столиков,  — тихо пробасил Петров.
        Андрей посмотрел на Мишу, потом на Шуру. У них был такой вид, будто им все давно известно.
        — Вам что, Капитан все рассказал, пока вы ехали за мной?
        — Ну, не в таких деталях, но…
        — Итак, я сейчас сам расскажу, как все было, согласно логике вещей. Узнав, что дочь сошлась с генералом, мать идет к «жениху» и говорит, а знаете, что моя дочь беременна от вас? Вы теперь обязаны жениться на ней? Тот отказывается, она ему говорит, тогда женитесь на мне, а то я закачу скандал!..
        — Во, дает! Тебе надо книжки юмористические писать, а не в газете работать,  — рассмеялся Петров.
        — Я не знаю, как именно Полоцкая познакомилась с генералом,  — задумчиво произнес Капитан,  — но то, что они сошлись — так и есть.

…«Ув. Виктор Валентинович, пишет вам мать Оксаны. Мне необходимо с вами поговорить. Пожалуйста, сочтите это возможным. Буду признательна, если назначите время, когда мы сможем встретиться. Это — номер моего мобильника: 8-… Маргарита».
        Повертев в руках записку, которая лежала в конверте поверх документов, что принес в рабочей папке дежурный офицер, Виктор Валентинович удивился: «У Оксаночки есть мать?»
        На следующий день, ровно в 16.00, черная «Волга» остановилась у входа в городской парк. Молодая на вид, стройная женщина посмотрела на номерной знак машины и открыла заднюю дверь. Водитель оглянулся:
        — Вы — Маргарита?
        — Да. Добрый день.
        — Садитесь. Я отвезу вас. Виктор Валентинович ждет.
        — Вы очень любезны. Спасибо.
        Дорога заняла минут двадцать езды. Тормознув у кафе «Пригородное», водитель провел Полоцкую в заведение и, указав на закрытую кабинку, похожую на небольшой кабинет, ушел. Увидев вошедшую, Порошин встал и, поправив стул, усадил даму за стол. Внесли кофе и пирожные.
        — Позвольте представиться, Виктор Порошин.
        — Маргарита Полоцкая,  — подала руку дама и мило улыбнулась:  — Когда я узнала, что у Оксаночки появился молодой человек, мне стало интересно с вами встретиться, поговорить, поближе познакомиться.
        — Вас можно понять,  — сглотнул слюну генерал и расслабил дорогой галстук на шее. Порошин был в штатском.  — Маргарита… э-э… извините, как вас по отчеству?
        — Виктор, к чему эти формальности? Будьте проще…

«Какая женщина! Фигура, выправка, осанка! Она ж не женщина, а тетива натянутая. Вот это я понимаю!»  — повторял про себя Виктор Валентинович.
        Они проговорили более часа обо всем и ни о чем. И им это нравилось все больше и больше.
        — Ах, Виктор, с удовольствием поболтала бы с вами еще, но мне, к сожалению, пора.
        — Я позвоню,  — произнес он.  — Давай перейдем на «ты».
        — Я не против. И еще, Виктор, я бы не хотела, чтобы Оксаночка знала о нашей встрече. Ты меня понимаешь?
        — Само собой…
        Как-то, когда встречи Порошина и Полоцкой превратились уже в систематические, домой к Маргарите прибежала Оксана и разрыдалась у той на плече:
        — Мамочка, он меня хочет бросить. Меня подставила эта дрянь — Наташка, его дочь. Но я отомщу!.. У меня скоро будет в руках чек на три миллиона долларов…
        Узнав о его происхождении, Маргарита рассмеялась:
        — Милый мой, глупый человечек. Что ты будешь делать с этим чеком? Ты знаешь, как его обналичить? Тебя с ним поймают и посадят за воровство. Предоставь его мне, и ты получишь свои полтора миллиона без забот и хлопот. Пойми, доченька, он — генерал, а ты для него всего лишь увлечение. Чтобы удержать такого человека в руках, молодости и красоты недостаточно. Поверь мне, ты еще встретишь своего генерала и поймешь, что это — твое, и тогда вспомнишь мои слова с благодарностью. Позволь все сделать мне. И ты будешь с большими деньгами, и, заметь, никакого криминала.
        — Мамочка, ты ведь не обманываешь меня?
        — Нет, голубок мой.
        — Хорошо. Я положу его в тайник. Ты знаешь куда.
        — Это — чек на три миллиона долларов, который у тебя украла Наташа, а у нее — Оксана.  — Маргарита положила его на стол.  — Виктор, не спеши винить детей. Это твоя ошибка, которую можно исправить.
        — Маргарита, откуда он у тебя?  — удивленно поднял брови Порошин.
        — Мне его отдала Оксана. Но мы сейчас не о том говорим. Возьмут ли тебя в полпредство — это еще вилами по воде писано. Да и нужно оно нам? Допускаю, даже уверена, что ты ни при чем в тех махинациях, что творились на верхах во времена развала страны, но, когда начнут искать виноватых, могут дотянуться и до тебя… Нам нужно уехать из страны. Я хочу жить с тобой долго и счастливо.
        — Мы с тобой говорили уже об этом. Подождем немного, если мне дадут окончательный отбой с полпредством… или, знаешь… лети пока одна. Обживешь наше «гнездышко» к моему приезду…
        — Не тяни с этим. Ты помнишь, что должен быть чист перед законом — никакого заграничного имущества за тобой официально числиться не должно. Перепиши хоть на меня, хоть на кого хочешь.
        — Хорошо… Женщины, говорят, сердцем чувствуют, как правильно поступать.
        — Спасибо, милый.
        — Чего уж теперь…
        — С чеком нужно распорядиться по справедливости. Мы отдадим эти деньги, как ты и обещал, нашим дочерям. Поровну. Я разберусь, как перевести долю Оксаны на нее, чтобы комар носа не подточил, а на имя Наташи положим деньги… она в Париж собирается? Там и получит их. Нельзя обижать детей. Тем более что это не последние твои сбережения.  — С этими словами Маргарита взяла чек и опустила его обратно в свою сумочку.
        — Знаешь, а ты ведь права, любовь моя,  — после некоторых раздумий произнес Порошин.
        — Я лишь хочу, чтобы насчет детей наша совесть была спокойна. Исполним родительский долг и поживем немного для себя в тихой благополучной стране. Ты, Виктор, небось пока генералом стал, тоже намыкался по разным гарнизонам. Да и генеральская служба — не сахар.
        — Да, уж.
        Когда трогательная беседа была завершена, электронное устройство, записавшее разговор через вмонтированный в стол «жучок», отключилось в автоматическом режиме. Виктор Валентинович встал, пропустив Маргариту вперед, проследовал за ней к черной «Волге». Оба уселись на заднее сиденье и машина тронулась. В этот момент со стоянки тихо вырулила серая «Лада» и, соблюдая приличную дистанцию, пристроилась в хвост «Волге». Ни генерал, ни его подруга, а тем паче занятый своими мыслями молодой водитель ничего подозрительного не заметили.
        — Эта Полоцкая — та еще штучка. Меня «развела», как пацана, генерала «обула» на три миллиона «зеленых» и исчезла,  — закончил фразу Капитан.
        — Она убила собственную дочь?  — не унимался Андрей.
        — Нет. Но комедианткой оказалась неплохой. Когда я с ней беседовал, выглядела такой удрученной горем женщиной, что мне даже неловко стало за себя. Смазала впечатление лишь под конец, когда ее разозлил чисто формальный вопрос о том, где похоронена дочь? Она сказала, что на городском кладбище, и буквально указала мне после этого на дверь. Я сделал запрос в администрацию кладбища и, к собственному удивлению, получил ответ, что данная гражданка среди погребенных не значится.
        — Может, ее похоронили в другом месте?
        — И я так подумал, но отказался от этой мысли, потому что на ближних к городу погостах ее захоронение также не значилось.
        — Что ты этим хочешь сказать?
        — Я предположил тогда — а что, если Патрунова, которая считается убитой, на самом деле жива?
        — Ребята, я чего-то не понимаю?..
        — Я тоже не сразу это понял. Мотивы убить ее были практически у каждого, с кем она так или иначе соприкасалась по жизни. Но… убить человека, ох как непросто, а жить с этим — еще сложнее. Я это к тому, что пытаться скрыть убийство, не выдать себя, особенно если тебя подозревают в этом и допрашивают, практически невозможно. В чем-то, да проколешься обязательно…
        — Подожди, а если в драке? Случайно? Ты такое не допускал?
        — Допускал. Кстати, ты во время драки у нее в квартире мог зацепить ее, один из троицы, который вернулся за ключами, мог пристать к ней и случайно свернуть голову, Мартин в гневе тоже мог… Но… со слов свидетельницы, которая дала словесный портрет Емельянова, запомнив его как галантного мужчину, тот пришел к Патруновой позже других. Почти сразу же вызвал Лобкова. Дементий Павлович этот факт подтвердил. К нему в госпиталь МВД приходил следователь.
        — Лобков под следствием?
        — Нет, с него сняли свидетельские показания и, скорее всего, отправят на пенсию. Так вот, во время драки с Наташей Патрунова действительно ударилась головой и могла умереть, но лишь потеряла сознание. Когда к ней пришел за чеком Емельянов, он застал ее лежащей на полу. Привел в чувство, узнал, что случилось, забрал конверт и позвонил Лобкову. Тот по своим каналам договорился, провели съемку «убитой» и прокрутили в местных новостях. «Перевести стрелки» на тебя затеял Емельянов. Дементий, видимо, действительно вел свою игру, пошел на это. Патрунову Емельянов потом увез к себе на дачу…
        — Теперь понятно, какие привидения посещали по ночам Наташу. Это Патрунова пыталась запугать Алексину, вывести ее из равновесия, а то и сбить с катушек. Мстила. Наверняка еще и каких-нибудь галлюциногенов подсыпала той…  — высказал догадку Андрей.  — А ведь Наташа говорила… а ее в психушку…
        — Да. Ты совершенно прав.
        — Значит, Патрунова жива?
        — Увы. Согласно признательным показаниям Емельянова следственным органам, после того как он узнал, что Патрунова передала ему фальшивку вместо чека, сразу направился к ней, она скрывалась в гостевом домике…
        — Ты мне подсунула фальшивку?! Где чек?!  — разъяренно проорал Владимир.
        — Что значит — фальшивка? Я отдала то, что взяла у журналиста.
        — Ты врешь!  — Он ринулся на нее и схватил за горло двумя руками.
        Патрунова вцепилась ногтями в лицо, сильно расцарапав левую щеку насильника и, когда тот ослабил от дикой боли захват, схватила со столика пустую стеклянную бутылку из-под минеральной воды и с такой силой нанесла ему удар, что Емельянову показалось, будто в голове у него разорвался снаряд. Оглохнув, он присел на пол, глядя на то, как, взяв со стола нож, Патрунова двинулась на него с искаженным от гнева лицом. Когда она приблизилась, Владимир сделал подсечку и, сбив противницу с ног, в бешенстве навалился на нее всем телом…
        — …между ними произошла драка, в ходе которой Емельянов задушил ее.
        — Какая ужасная смерть,  — не выдержал Андрей.  — Она, конечно, была девушкой довольно алчной, но мне ее искренне жаль…
        Договорить Примерову не дал Яков Аркадьевич. Отыграв свою концертную программу, он подошел к их столику.
        — Андрюша, голубчик, очень рад видеть вас с друзьями у нас в ресторанчике. И вам рад, м-м… Капитан Станислав… Сергеевич, если мне не изменяет память.
        — Майор,  — с улыбкой поправил его Петров.  — Станислав Сергеевич — майор! Прошу прощения, мне надо ненадолго выйти, машину свою посмотреть, я, кажется, не совсем удачно ее припарковал.
        — И я с тобой,  — вызвался Шура,  — что-то мне на воздух захотелось.
        — Вы что, поменяли фамилию?  — с удивлением спросил Капитана Баянович, когда двое ушли.
        — Фамилия та же. Просто мне присвоили очередное звание.
        — Поздравляю. Не знал. Вы же были в штатском, когда мы встречались.
        — Яков Аркадьевич,  — решил сменить пластинку Андрей,  — вы так замечательно играли, что мы все заслушались!
        — Что вы, голубчик, у меня любительский уровень. Мой покойный родитель, вот он играл! Да!
        — А Мартин тоже с вами?
        — Он заведует всем нашим заведением, извините за тавтологию. Сегодня его не будет. Начальство, знаете ли, само устанавливает себе рабочий график.
        — Яков Аркадьевич, простите за любопытство, как ваш сын оказался хозяином этого ресторана?
        — В двух словах рассказать трудно, но, раз вы спрашиваете, я попытаюсь… Как-то-о… Мартин вернулся с занятий, он учится, если вы не знаете, в кооперативном университете. Так вот, приходит и говорит: «Папа, угадай, кого я сегодня встретил?»  — «И кого?»  — «Одну женщину!» Представляете? Очень респектабельная дамочка пригласила его в этот самый ресторан. Они посидели, поговорили, и она предложила ему возглавить это заведение. Мартин, конечно, был удивлен и отказался. Но когда узнал, что эта дамочка не кто иная, как э-э… мать Патруновой Оксаны Анатольевны, удивился еще больше. «Вы, наверное, знаете,  — сказала она ему, всплакнув,  — что Оксаночка погибла… Она мне рассказывала о вас. Думаю, будет правильно, если вы примите мое предложение. Ресторанчик был выставлен на продажу, я купила его недавно. Вам нужно наладить работу и превратить его в заведение, где люди могли бы отдохнуть душой. Я очень надеюсь на вас и доверяю вам. Помните об этом». Несколькими днями позже они встретились здесь еще раз и подписали контракт, по которому он был назначен директором ресторана. О чем они еще говорили, я в
подробностях не интересовался, только тем же днем дама улетела за границу. В какую именно страну — не уточнила. Лишь сказала загадочно, что где-то там, в Старом Свете, ее ждет уютный особнячок. Да. Благодаря доброму отношению Оксаны Анатольевны к Мартину мы оказались сегодня в таком положении.  — Баянович замолчал, и было непонятно, рад он или огорчен таким поворотом событий.
        — Интересный реверанс с того света,  — не удержался от комментария Андрей.  — Яков Аркадьевич, а ваш аккомпаниатор, эта замечательная девушка… она чем-то напоминает…
        — О, вы правы, замечательная девушка и прекрасный музыкант. Амалия Лебедева, она с Мартином на одном курсе училась, закончила училище, сейчас на втором курсе консерватории, между прочим. У них очень хорошие отношения. Так что, надеюсь… надеюсь, что будете у нас частыми гостями. Хорошим людям мы всегда рады. А эти товарищи тоже с вами?  — глядя на возвращающихся Петрова с Шурой, поинтересовался Баянович и добавил:  — Надеюсь, лишнего я не сказал и тема нашего разговора никому кроме нас больше не интересна?
        — Вы совершенно правы, Яков Аркадьевич,  — успокоил его Примеров.
        — В таком случае не смею более занимать ваше время.
        — И вам всего доброго, Яков Аркадьевич.  — Андрей хотел было спросить его, преподает ли тот еще, но раздумал. Какая разница? Главное, что человек в своей стихии и ему хорошо.
        Когда доцент откланялся и почтенно отошел, Капитан предложил выпить. Налив Станиславу Сергеевичу и Шуре водки, а себе с Мишей соку, Андрей глубокомысленно заключил:
        — Одного не пойму, как меня угораздило влипнуть в эту историю?
        — Ты просто оказался втянутым в чужую игру,  — сказал Петров.
        — Таков твой путь,  — глубокомысленно изрек Шура.
        — Знаешь, я бы удивился, если б ты это не сказал!..  — рассмеялся Примеров.
        Утром Андрея поднял с постели телефонный звонок.
        — Алло!
        — Примеров, привет!  — деловым тоном произнесла Анюта — секретарша главного редактора.  — Ты где пропадаешь? Шеф тебя обыскался, говорит, на открытие полосы ставить нечего. Не редакция прямо, а сонное царство, честное слово. Никого на месте нету…
        — Все, я понял тебя, Анюта, буду через час.
        — Ты вообще думаешь, о чем говоришь? Даю тебе двадцать минут…
        — Сорок,  — коротко бросил Андрей и поспешил в ванную.

«Надо еще отцу позвонить,  — думал он, летя по лестничному пролету вниз,  — хоть на минутку заскочить к нему. Сколько обещаю, и все никак не выберусь… Свинство, конечно, с моей стороны».
        Выбежав со двора на проспект, он с ходу поймал такси и назвал водителю адрес редакции.
        — За двадцать минут доедем? Я доплачу.
        — Это вряд ли,  — усмехнулся таксист.  — Пробки кругом. Час пик.
        Добравшись на работу с большим опозданием, Андрей решил, что от судьбы не уйдешь, и направился прямиком в кабинет к главному редактору. Вопреки ожиданиям, шеф встретил подчиненного довольно любезно:
        — Ну как дела? Вижу, что неплохо. Так что давай, «следопыт», доставай из загашника свой компромат. Слышал новость, генерала Порошина арестовали. Взяли прямо в аэропорту. Собирался за границу умотать. Говорят, в штабе округа грандиозная чистка грядет! Чего молчишь? Это же — «бомба»! Мечта журналиста!
        — А нельзя поручить это кому-нибудь другому?  — неожиданно произнес Андрей и уставился в окно.
        Шеф внимательно посмотрел на него и так же неожиданно ответил:
        — Ладно, дело серьезное, займусь им сам. У меня к тебе другое предложение. Тут нужно смотаться в командировку. Представляешь, небольшой сельский район, а страсти разбушевались прямо шекспировские. Председатель местного сельсовета застукал собственную жену в постели с бодибилдером. А тот, вместо того чтобы извиниться, ну, там, все такое, взял, да и набил председателю морду. Теперь его судить будут.
        — Это все?
        — «Это все?» На следующий после инцидента день этот председатель поймался на взятке. Завели уголовное дело. Теперь и его тоже будут судить!
        — А кого первого?
        — Как кого, председателя, конечно. Или — бодибилдера?.. А может, обоих сразу?.. В общем, не знаю. Поезжай, разберись и без материала не возвращайся. Разбавить скукоту в нашей газете «желтизной» не помешает.
        — И когда ехать?
        — Сегодня и поезжай. А чего тянуть? Подойдешь к Анюте, она организует командировочные, и… давай-давай, работай! А то развели тут, понимаешь, сонное царство!..  — Шеф повернулся спиной к Примерову и направился к своему столу.  — Меня сейчас больше генеральское дело интересует. Шуму буде-ет!.. Самое то — накануне подписной кампании!..