Мимикрия Марго Эрванд
        Кто я? Для того чтобы ответить на этот вопрос, главной героине придется не просто посмотреть в зеркало, но заглянуть вглубь себя. Встретиться лицом к лицу с прошлым, от которого она так отчаянно скрывалась последние восемь лет жизни.Кто я? Для одного достаточно просто быть чьим-то братом или сестрой. Для другого определяющим становится профессия. Но как быть, если для самоидентификации тебе нужно убить другого человека?
        Мимикрия
        Марго Эрванд
        Все события и герои вымышлены.
        Любые совпадения с реальными личностями случайны.
        Редактор Мариан Келли
        Корректор Марина Гончарова
        
                
        Часть I
        ГЛАВА 1
        «Кто я?» - это риторический вопрос, который я почему-то произношу вслух. Хотя точно знаю, что я совершенно одна, а эта девушка с незнакомыми мне пухлыми щеками и длинными золотистыми волосами, что безмолвно смотрит на меня в зеркале, - худший собеседник. В этом большом каменном доме, одиноко стоящем на холме, нет никого, кроме меня. Я привыкла к одиночеству, правда, не очень понимаю, как долго оно длится. Нет, у меня нет амнезии, я помню свое имя и точно знаю, почему нахожусь здесь. Я люблю бродить по этим комнатам, утопая ногами в шелковых коврах, прикасаться к деревянным поверхностям, чувствуя ладонью все изгибы и неровности. Мебель в доме старая, добротная. Я не знаю судьбы ни засечек на журнальном столике, ни царапин на комоде, но мне нравится придумывать истории. Мне кажется, я наполнила ими весь дом и каждая вещь зажила своей жизнью. Так мне спокойнее. Так я не одна. В особенно тяжелые моменты я поднимаюсь наверх, не в спальню. Выше. Туда, где под сводами крыши свободно гуляет ветер, откуда открывается потрясающий вид на небольшой водоем, которого не найти ни на одной карте и который я
называю озером. Здесь нет вещей семьи Дэвида, во всяком случае они не смотрят на меня в открытую, а прячутся в коробках, скрываются в груде тряпья по углам. Единственное, что я вижу, - это маленький коврик и кресло-качалка, которые я купила на распродаже и тайком притащила сюда. Мне нравится осознавать, что в этом большом каменном доме теперь есть что-то действительно мое. Не по праву замужества, а по праву моего личного выбора. Это мой мир.
        И все-таки кто я?
        ГЛАВА 2
        В моем сегодняшнем состоянии сложно судить, когда все началось, но, мне кажется, точкой отсчета можно взять день, когда я иду устраиваться на стажировку в редакцию журнала. Шон работает там штатным фотографом, и у нас роман. Идея быть журналистом всегда откликалась в моей душе. Я представляла себя в деловом брючном костюме, туфлях и с кожаной папкой в руках. Но в тот самый первый рабочий день на мне джинсы и майка, делового костюма у меня никогда не было, и Шон отказался мне помочь его купить. Вообще-то он поднял на смех мою идею, и вскоре я поняла почему. В редакции журнала «Фокус» шумно и суетно. Позже я узнаю, что это был день сдачи текстов в печать, но в тот момент я останавливаюсь в дверях, чувствуя, как от страха наливаются свинцом мои ноги. Мои пальцы крепко сжимают большой блокнот в кожаном переплете, на папку денег не хватило. Я чувствую, как Шон подталкивает меня в спину, и делаю первый шаг в новую жизнь.
        Мы идем с ним между столами, и, пока Шон обменивается словами приветствия с коллегами, я озираюсь по сторонам, пытаясь понять, каково это - быть частью этого мира. Молодой парень с взъерошенными темными волосами сидит в двух шагах от меня, он разговаривает с кем-то по телефону, тарабаня пальцами по клавиатуре. Его движения кажутся мне такими резкими и грубыми, что, не будь перед ним компьютера, я бы решила, что он забивает гвозди. Наверное, я слишком явно его изучаю, потому что он поднимает на меня свой взгляд и подмигивает. Он симпатичный, но я почему-то отвожу взгляд в сторону, еще сильнее сжимая руку Шона. На этот раз он уже говорит с каким-то взрослым мужчиной с глубокими залысинами и коротко стриженными седыми волосами. Я не слушаю, о чем они говорят, и, быстро поздоровавшись, устремляю свой взгляд туда, где возле кофеварки стоят две девушки. Они обмениваются репликами и переглядываются, точно темой их беседы является кто-то из коллег. Но я думаю, они говорят обо мне. Удивительно, но я чувствую укол ревности, глядя на одну из них - сексуальную блондинку в джинсовом комбинезоне и коротком
топе, обтягивающем ее пышную грудь, при этом оставляя открытым плоский живот. Шон никогда не рассказывал, что у него есть такая привлекательная коллега. Я смотрю на него, но он продолжает разговаривать со стариком, девушек он, похоже, не замечает.
        Я слышу обрывок фразы «передавай ей от меня привет» и понимаю, что разговор со стариком закончился. Провожаю его улыбкой и позволяю Шону вести меня дальше. Еще пара шагов - и перед нами необъятной глыбой вырастает какой-то мужчина. Он представляется Говардом и, добродушно улыбаясь, крепко сжимает мою руку. Ладошка у него пухлая и влажная, мне хочется поскорее вытянуть кисть, но вместо этого я отвечаю ему улыбкой. Я умею производить хорошее впечатление, если нужно. Мои уши уже привыкли к надрывающемуся звонку телефона и общему гулу голосов, теперь я могу различить, что говорит Говард. Он спрашивает, как меня зовут и как давно я знаю проныру Шона. Я впервые слышу, чтобы кто-то называл Шона пронырой, хотя те двое друзей, с которыми он сидел в баре в день нашего знакомства, - единственные, кого я знаю. Но теперь он привел меня в свою семью - редакцию журнала «Фокус».
        Я не успеваю дать ответ Говарду, и, судя по тому, как он смеется какой-то шутке Шона, едва ли он в нем нуждается, когда в комнате раздается пронзительный женский крик:
        - Чтобы через десять минут у меня на столе был план второй тетрадки!
        Ее голос режет слух, потому что звучит в полной тишине. Но теперь, когда дверь с хлопком закрылась, комната снова наполняется голосами.
        «Она сегодня не в духе… Будь лапочкой!» - слышу напутствия Говарда, и только подойдя к двери с надписью «Главный редактор Долорес Колинз», я понимаю, что он их адресовал не Шону, а мне. Во рту пересохло, а в ушах теперь я слышу стук сердца. Он перебивает все остальные звуки. Мне страшно.
        - Долли, можно к тебе на минутку? - заискивающе спрашивает Шон, просовывая в щелку голову.
        Вероятно, она дает согласие, потому что он тащит меня внутрь. Наверное, я должна что-то сказать, хотя бы поздороваться, но язык отказывается поворачиваться. Я, как немая, смотрю на нее, часто хлопая глазами. Со стороны я выгляжу, скорее всего, дурой, но они, кажется, этого не замечают. Шон оставляет меня стоять в дверях, а сам идет к невысокой худощавой женщине средних лет. На ней элегантный брючной костюм, туфли, очки в роговой оправе. Она выглядит в точности так, как мне мечталось. Разве только явно старше меня и жгучая, коротко стриженная брюнетка. Крепко сжимаю блокнот в руках, одергиваю майку и наконец позволяю себе взглянуть ей в глаза.
        - И откуда ты такая взялась? - спрашивает она, присаживаясь на край своего стола. Шон стоит рядом с ней и глазами пытается мне что-то сказать. Я его не понимаю. - В нашей профессии молчанием ты себе на хлеб с маслом не заработаешь!
        - Добрый день, - произношу я каким-то чужим голосом.
        - Интересное начало, - ухмыляется она, и в этот момент в комнате раздается звонок телефона.
        Она оценивающе смотрит на меня, дотягиваясь до аппарата. Длинная черная спираль, соединяющая красный телефон с трубкой, раскачивается над столом, притягивая мое внимание. В этот момент мне хочется смотреть на что угодно, только не на Долорес. Воспользовавшись заминкой, Шон подходит ко мне. Он недоволен мной. Я его подвожу.
        - Мистер Герра, мы договаривались о встрече завтра, у нас сегодня номер верстается, - когда Шон перестает шипеть на меня, мы слышим обрывок фразы Долорес, от которой в глазах Шона появляется опасный блеск. - Хорошо, я перезвоню.
        Телефонный разговор закончился, и Долорес Колинз вновь пронзает меня своим колючим взглядом. Наверное, мне нужно что-то сказать. Я вижу, как Шон подходит к ней, что-то говорит, но у меня в ушах только стук сердца. Да что со мной такое?
        - Я хочу и могу быть журналистом, - произношу я.
        Теперь Шон тоже смотрит на меня. И я понимаю, что нужно говорить. Это происходит неожиданно, но парадокс в том, что заранее я бы этого никогда не придумала:
        - Шон мне много о вас рассказывал. О том, какой вы профессионал и замечательный руководитель. Мне очень нравится этот журнал, да что там нравится - я ваша фанатка. Но я и представить не могла, что когда-нибудь смогу оказаться здесь, смогу познакомиться с вами лично. Простите меня за эту заминку, но можете быть уверены, этого больше не повторится. Я быстро учусь.
        Эта маленькая речь лишает меня сил. Во рту снова становится сухо. Едва ли я смогу что-то добавить, но Шон приходит мне на помощь. Он хлопает в ладоши и с неестественно широкой улыбкой обращается к Долорес. Он говорит обо мне, я это знаю, но сердце так стучит в груди, что по коже бежит мороз. Я знаю, она уже все решила. Я ей не нужна. Она выставит меня за дверь и вслед громко крикнет что-то оскорбительное, чтобы все вокруг проводили взглядом мою постыдную капитуляцию. И о чем я только думала?
        - Ты справишься? - ее голос режет меня по живому, но это не то, к чему я готовилась.
        Еще мгновение - и мой рот самопроизвольно откроется в удивлении, брови уже поползли на лоб, но я вовремя беру себя в руки. У меня нет времени на раздумье. Второго шанса у меня не будет.
        - Да, конечно, - соглашаюсь я, хотя понятия не имею с чем. - Я все сделаю.
        Только выйдя из кабинета со списком вопросов в руках, я осознаю, что я сегодня беру интервью.
        - Увидимся вечером, не подведи! - подбадривает меня Шон.
        Со мной он не идет, и я провожаю его взглядом. Он скрывается за ширмой, и, мне кажется, я вижу, как он в знак приветствия прикасается губами к щеке блондинки. Мне хочется остаться с ним, хочется получить какую-то рутинную работу, о которой он мне говорил, но вместо этого я твердым шагом иду к выходу: у меня редакционное задание. Я стараюсь не оборачиваться, хотя мое богатое воображение и без этого рисует картинки, одна страшнее другой. Я вижу, как его пальцы скользят по загорелой коже этой девушки. Вижу, как она довольно запрокидывает голову назад и локоны белоснежных волос каскадом падают ей на спину. Она смеется над его шутками, она смеется мне в лицо. Кто она? А главное, кто я?
        ***
        Офис архитектора-конструктора находится в нижней части Манхэттена. На дорогу в метро у меня уходит не больше получаса, за которые я пытаюсь максимально подготовиться к интервью. Я не раз видела в кино, как журналисты приходят на встречу, как задают каверзные вопросы, но сейчас все это кажется каким-то лживым и ненастоящим.
        «Здравствуйте, меня зовут… Нет, что за бред?!» - ругаю я себя и тут же снова принимаюсь строить новую фразу: - «Меня прислали из журнала, я задам вам несколько вопросов…» Фу, нет! Не так. Но как? Как? Это должно быть по-настоящему. В магазине мне было проще, но работа продавцом в прошлом, я должна перейти на новый уровень. Я уже это сделала.
        Двери метро открываются, и меня в общей массе людей выплевывает на станцию. Три года назад, когда я впервые приехала в Нью-Йорк, то была потрясена. Я ходила по улицам Манхэттена как дикарь, который впервые столкнулся с благами цивилизации. Мне хотелось ко всему прикасаться, провожать взглядом очередной небоскреб, вдыхать аромат улиц, даже тех, которые стоило обходить стороной. Этот город меня очаровал, это была любовь с первого взгляда. И сегодня, спустя столько времени, мне бы очень хотелось сказать, что все эти эмоции в прошлом, что я изменилась и научилась принимать окружающее меня величие как должное, но это не так. Я люблю этот город, и иногда мне кажется, что он отвечает взаимностью.
        Офис Дэвида Герра, именно это имя значится на визитке, приколотой к листку с вопросами, находится на углу Уолл-стрит и Фронт-стрит, на 25-м этаже. Пережив унизительную сцену досмотра на входе, я наконец получаю возможность продолжить свой путь, и уже через пару минут двери лифта распахиваются на нужном мне этаже. Дверь с табличкой «2504» прямо напротив меня. Удивительное везение, от которого у меня скручивает внутренности. Я сама себя не узнаю, но отступать нельзя.
        Хватаюсь за ручку и без предварительного стука вхожу внутрь. В тесной приемной помещается только стол, за которым сидит секретарь. Молодая девушка смотрит на меня так, как будто от меня пахнет перегаром. Но это не так, хотя после поездки в переполненном метро я не уверена ни в своем дезодоранте, ни парфюме, купленном на распродаже. Но прежде всего я не уверена в себе.
        - Добрый день, я из журнала «Фокус», у меня назначена встреча с мистером Герра, - говорю я неестественно бодрым голосом.
        - Одну минуточку, я уточню, - сообщает девушка, минуя слова приветствия.
        Она встает из-за стола и, протиснувшись в узком проходе, предупредительно стучит в соседнюю дверь.
        - Вы можете войти, он вас ждет, - сообщает она, снова поворачиваясь ко мне.
        Тонко улыбаюсь ей, чувствуя, как волна напряжения сходит на нет. Дверь плавно закрывается за мной, и я оказываюсь в комнате немногим больше приемной: стол и два стула для посетителей. Ну и, конечно, разительная разница в том, что здесь меня встречает мужчина с внешностью греческого бога. Он сидит за столом, жестом приглашая меня занять один из стульев. В руках он держит телефон, но не говорит, а слушает, делая какие-то пометки в ежедневнике.
        - Хорошо. Я перезвоню через час, и мы все решим. До связи, - я слышу его низкий бархатный голос.
        Не помню, чтобы кто-то мог произвести на меня такое впечатление обыденной фразой, и тем не менее у меня по коже бегут мурашки. Я улыбаюсь. Наверное, это непрофессионально, но я ничего не могу с собой поделать.
        - А она уверяла меня в том, что никого не может прислать, - замечает он, щелкая языком. - Любите, когда с вами по-жесткому?
        - Никогда не была поклонницей пряников, - отвечаю я, не сводя с него глаз.
        Такого ответа он от меня не ждал. Он в замешательстве. Его глаза сужаются до щелочек, и он одергивает галстук.
        «Что ты делаешь? Это твой реальный шанс получить хорошую работу!» - мысленно ругаю себя, опуская взгляд.
        - Приступим к интервью? - спрашиваю я, скользя взглядом по бумажке с вопросами, которые уже успела выучить наизусть.
        - Вы давно работает в «Фокусе»? - спрашивает он, и у меня перехватывает дыхание: одна неловкая фраза - и образ репортера разлетелся вдребезги.
        - Сегодня мой первый рабочий день.
        Он облокачивается на спинку кресла и смотрит на меня в упор. Кажется, он только сейчас по-настоящему меня увидел. До этого я была для него какой-то безликой журналисткой, а теперь я вызываю интерес. По крайней мере, я хочу в это верить.
        - Либо ваш редактор идиотка, либо вы необычайно талантливы.
        - Думаю, оба эти утверждения верны, - сообщаю я, терять мне уже нечего.
        Улыбка у него такая же идеальная, как и он сам: ослепительная и манящая. Она, словно луч света, затмевает все вокруг, я не могу устоять перед его чарами. Я улыбаюсь в ответ, хотя точно знаю, что улыбка - это не самая сильная моя сторона.
        - А ты смелая! - говорит он.
        - А ты красивый! - отвечаю я.
        В тот день я делаю свое первое интервью. А еще в тот день я впервые трахаюсь с мужчиной, которого знаю не больше тридцати минут. Это определенно новый уровень.
        ГЛАВА 3
        Я брызгаю себе в лицо холодной водой - пытаюсь смыть синяки под глазами. Хлопаю себя ладошками по щекам - пытаюсь избавиться от этой одутловатости и вместе с этим вернуть лицу природный румянец. Все тщетно. Таблетки, которые я пью горстями, надежно вплелись в мою ДНК. Пустили могучие корни в моем теле. Корни, но не плоды.
        Я вытираю лицо полотенцем. Моя сухая кожа саднит уже от одного прикосновения. Надо бы начать пользоваться кремом. Но мне лень… сегодня. А может быть, всегда? Я не знаю. Не помню. Стараясь больше не встречаться взглядом с чужачкой в зеркале, я выхожу из ванной и ползу вниз по ступенькам. Лестницы в доме крутые. Иногда мне кажется: я могу упасть. Иногда мне даже хочется сделать это. Я представляю, как кубарем лечу вниз, рассекаю бровь о торчащий гвоздь на третьей ступеньке сверху и кровь тонкой струйкой стекает по лицу; ломаю руку ровно в середине пути, сочный хруст кости звучит у меня в ушах. Я успеваю только вскрикнуть, но уже через мгновение перед глазами все гаснет и наступает вечная темнота. Я свернула шею. У меня богатое воображение, и я искренне пытаюсь держать его в узде.
        Я спустилась вниз - и я жива.
        ГЛАВА 4
        С заданием я справилась. По крайней мере, грымза Долорес молчит и не орет на меня, как на Бриджит несколько минут назад. Так зовут эту пышногрудую блондинку, что сидит через стол от меня. Она мне по-прежнему не нравится, но вместе с этим я приняла ее приглашение сходит с ней и Зоуи, еще одна девушка в редакции, на кофе в «Старбакс». Мы садимся у окна. Каждая делает по глотку из своего бумажного стакана. Я пью капучино, девушки - латте. За нашим столиком чувствуется растущее напряжение. Нам не о чем говорить. И тем не менее Бриджит решается прервать гнетущую тишину, нарушаемую работой кофе-машины и бурными приветствиями бариста:
        - Грымза сегодня как с цепи сорвалась, вы ее слышали? Она отчитала меня как ребенка. А что я сделала?
        - Ну вообще-то ты чудом избежала штрафа, - замечает Зоуи, делая глоток кофе.
        Она причмокивает. Это раздражает, но я молчу. Мне нечего сказать, но они этого не знают.
        - Что значит «штрафа»? Между прочим, я предупреждала ее, что материал еще сырой, что у меня еще не все доказательства собраны. Но разве она меня слушала? Ей нужна была сенсация! А теперь спустила на меня всех собак, да еще и сделала это публично! - возмущается Бриджит, и ее шея покрывается багровыми пятнами.
        Такие следы были и у меня, когда Рон, пытался меня задушить. Я рефлекторно прикасаюсь к горлу, и кажется, чувствую жар, идущий изнутри. Наверное, я сильно увлеклась воспоминаниями о прошлом, потому что теперь они обе смотрят на меня и чего-то ждут. Неужели я должна принять участие в этой беседе.
        - Как бы там ни было, это опыт, из которого нужно уметь извлекать пользу, - говорю я и вижу, как их лица вытягиваются в непонимании.
        - Бог с ней, с Грымзой! Ты нам лучше про Шона расскажи. Давно вы с ним вместе? - спрашивает Бриджит, и я вижу странный блеск в ее голубых глазах.
        Шон о ней никогда не говорил, ни до того, как привел меня в редакцию, ни после. А спрашивать я не стала. Зачем? Я и сама все вижу. О прошлом я судить не могу, но я точно знаю одно: Бриджит хочет его, моего мужчину. Моего Шона. Мне хочется плеснуть горячий кофе прямо ей в лицо. Она это заслуживает. Я так чувствую. Но это блажь, которую я не могу себе позволить. Не сегодня. Не сейчас.
        - А почему тебя это интересует? - спрашиваю я, выгадывая время. Такого вопроса я не ожидала, по крайней мере так скоро.
        - Просто мы же коллеги, - с заминкой отвечает она, но я вижу, как на ее белоснежной коже снова появляются красные кляксы.
        Я наклоняю голову набок и какое-то мгновение наслаждаюсь этой картиной. Она нервничает. Для нее этот вопрос не праздное любопытство, ей важен мой ответ.
        - Иногда мне кажется, что мы знакомы целую вечность. Мы с ним как пазлы, плотно вошли друг в друга. До самого конца и без остатка, - отвечаю я, подкрепляя свои слова наглядным жестом: медленно сплетаю между собой пальцы рук.
        Девушки смотрят на меня как зачарованные, а ведь я еще не покрутила перед ними маятник, колесико или что там обычно используют гипнотизеры? А Рон был уверен, что из меня получится никудышний заклинатель змей. Эх, видел бы он меня сейчас!
        - То есть у вас все серьезно? - решается задать мне вопрос Зоуи.
        Она брюнетка, но не та, про которую можно сказать знойная. Все в ней какое-то странное и нескладное: торчащие уши, курносый нос, маленький рот и глаза в форме растянутой капли. Глядя на нее, мне даже хочется плакать. Но к черту сантименты, я чувствую ее змеиное жало.
        - А почему моя личная жизнь вызывает такой интерес? Может быть, лучше обсудим, к примеру, тебя, Бриджит? Я так понимаю, с парнем своим ты рассталась и сейчас в активном поиске, верно?
        Такого поворота она не ожидала. Да и у Зоуи лицо вытягивается в точную копию маски, которую обычно используют на Хэллоуин. Я улыбаюсь. Не могу больше сдерживаться. Это ж надо, так не повезло и с внешностью, и с подругой. На фоне сексапильной блондинки Бриджит даже теперь, когда краска снова пятнами ползет по ее тонкой шее, Зоуи выглядит действительно жалко.
        - Никого я не ищу, и уж точно не Шона. Зачем он мне сдался, тем более что он занят? Он же с тобой. Вы какой-то там пазл, - огрызается она.
        Но я чувствую, как обида и боль клокочут у нее в горле. Еще одна колкая реплика - и она точно разрыдается. Уверена, что разрыв с парнем был недавно и рана в сердце до сих пор кровит. Я знаю, какого это, поэтому делаю шаг назад.
        - Идеальный пазл, - уточняю я.
        Нет, мне ее не жаль. Она сама напросилась, я просто защищаю свое. Шон мой, и это не обсуждается.
        ***
        После инцидента в кафе девушки меня не замечают. Но я не в обиде. Мне все равно. Я никогда не умела дружить с женским полом. В детстве у меня не было в этом нужды, а в 22 уже поздно что-то менять. В остальном можно сказать, коллектив меня принял в семью. В общем зале десять столов вместе с моим. Каждый из них закреплен за определенным журналистом. Картер Прайс - высокий мужчина средних лет, с прической, больше похожей на гнездо, аккуратно выложенное из сухой соломы. Пару дней назад он неудачно пошутил, что, если мне надоест Шон, он первый в очереди. Я не смеялась. Лэнс Томпсон - коренастый молодой парень, именно он в мой первый рабочий день неистово стучал по клавиатуре. Он не пытается со мной заигрывать и вообще установить контакт, напротив, даже держится от меня подальше. Это странно, но пока у меня нет времени выяснять причины этого. Нолан Вуд, насколько я знаю, здесь самый старший. Кто-то сказал, что он то ли дальний родственник Долорес, то ли и вовсе ее любовник, но сам он пару дней назад рассказал мне, что каждый день ходит по лезвию ножа, ожидая получить расчет от нашей Грымзы. Не думаю,
что его с Долорес связывает хоть что-то, помимо работы. Оззи Грей - настоящий тусовщик и балагур. С ним весело, но я стараюсь не злоупотреблять его обществом, особенно после того, как косо на нас как-то глянула Грымза. Отис Ли - важная шишка, он пишет заглавные статьи журнала, и я вроде как его помощница. Он ежедневно снабжает меня своими диктофонными записями, которые я к концу рабочего дня должна вернуть ему в печатном варианте. Он требовательный, но не вредный. Время от времени я получаю от него не только вежливое спасибо, но и шоколадку. Райан Мур - единственный, кто на работу приходит в костюме и галстуке. У него есть семья, а недавно родились мальчики-близнецы. Его стол находится рядом с моим, и мы часто с ним болтаем. Он, пожалуй, единственный, кроме Шона, с кем у меня в редакции так много общего. Также в зале сидит Шон, ну и Зоуи с Бриджит - куда без них.
        Помимо журналистов, я, конечно, подружилась и с толстяком Говардом. Он работает веб-редактором и имеет свой кабинет - маленькую каморку в конце коридора. Но я его вижу каждый день в общем зале. По утрам он любит лакомиться пончиками с кофе.
        - Это я купил тебе, - говорит Говард, протягивая мне пакетик с малиновой маркировкой соседней пекарни. - Гляжу на тебя, и мне становится тошно.
        - Я так плохо выгляжу? - в ужасе округляю глаза, подыгрывая ему, хотя прекрасно знаю, что он имеет в виду.
        - Нет, но мне хочется тебя кормить.
        Меня больше не беспокоит его тучность: хорошего человека должно быть много. За эту неделю, что я работаю в редакции журнала «Фокус», мне кажется, я уже успела неплохо изучить каждого из них. Они все разные и где-то даже сложные, но ведь я и сама не так проста, как могу казаться. А я кажусь? Интересно, какой меня видят другие? Что думают обо мне Зоуи и Бриджит, давно понятно и интереса не вызывает. Но что думают остальные? Они видят, кто я? Чувствуют, что я ненастоящая?
        У меня звонит телефон. Номер неизвестен, но я решаюсь ответить. Я не думала, что он позвонит. Но, похоже, секс на работе обречен на продолжение. Мой собеседник - Дэвид Герра.
        ГЛАВА 5
        Я плетусь на кухню, тяжело переставляя ноги. По утрам я чувствую себя разбитым корытом, а не молодой женщиной 23 лет. Интересно, каким бы было мое утро, останься я жить на Манхэттене. Но это уже в прошлом, я снова в глуши. Вдали от людей. Мне нужно время, чтобы прийти в себя, чтобы восстановиться и собраться с мыслями. Именно так звучало напутствие Дэвида, когда он отправлял меня в вынужденную ссылку в его родовое гнездо, особняк на отшибе Акрона в штате Огайо. С мыслями собраться у меня не получается, иногда я делаю записи в блокнотах или на полях книг, но никогда не перечитываю. Я их просто не нахожу. Забываю. А забыть мне нужно совсем о другом. Но эти мысли изо дня в день, как назойливые мухи, кружат у меня в голове. Я высыпаю на ладонь пригоршню таблеток и тут же запиваю их водой из бутылки. Чувствую, как разнокалиберные пилюли соскальзывают с языка и мчатся по глотке вниз, в мое измученное чрево. Пью воду до тех пор, пока бутылка не начинает трещать под давлением моих пальцев. И наконец я сжимаю ее, радуясь своей силе.
        ГЛАВА 6
        Уже две недели, как я сижу на двух стульях. Так вроде говорят про тех, кто умудряется одновременно встречаться с двумя мужчинами. Нет, я не шлюха. И никогда такой не была. Дэвид Герра - случайность. Поначалу я спала с ним из мести. Шон продолжает молчать, но я вижу, как он поглядывает на Бриджит. Я знаю, что пока между ними ничего нет. Но только пока. Шон слишком добрый и доверчивый. Когда-нибудь это его погубит. Я ведь не всегда могу быть рядом, чтобы защитить его от беды. Внутри все кипит от злости, и я ломаю карандаш. Острые деревянные зазубрены тут же царапают пальцы, занозой вонзаются в кожу.
        - У тебя все в порядке? - спрашивает Райан, выглядит он встревоженным.
        - Да, все хорошо, - отвечаю, но он мне, похоже, не верит.
        Я вижу, что он не сводит глаз с карандаша.
        - Ой, ты про это? - улыбаюсь я. - У меня никогда не получалось сломать его, а сегодня удалось.
        Он поднимает брови в удивлении и тонко улыбается. Не думаю, что он мне поверил, но по крайней мере в его глазах я больше не вижу ужаса. Это хорошо. Он мне нравится.
        Райан возвращается к своей работе, я вижу, как бегают его пальцы по клавиатуре, слышу приятное перестукивание клавиш, но вместе с этим замечаю, как Бриджит, улыбаясь, смотрит перед собой. Мне не нужно следить за ее взглядом. Я и без этого прекрасно знаю, что через стол напротив нее сидит Шон. А еще я знаю, что сегодня они вместе идут на вечеринку в Гарлем. Нет, у них не свидание за моей спиной. У них работа, а это даже хуже.
        Я стараюсь об этом не думать и уж тем более держать в узде воображение. Я пытаюсь сосредоточиться на аудиозаписи Отиса, которую мне нужно расшифровать к вечеру. Но вместо этого, как мантру, повторяю про себя: «Все может обойтись, все может обойтись». Но через час, когда Шон подходит к моему столу, я вижу, что ему стыдно. Он уже чувствует свою вину, а ведь еще можно всего избежать. Я целую его на прощание и напоминаю, что буду рада, если он навестит меня вечером.
        - Не стоит. Я после работы сразу к себе, увидимся завтра, - говорит он, и мне не остается ничего другого, как принять его выбор. А что еще я могу сделать?
        Я молча наблюдаю за тем, как он выходит из редакции с Бриджит. Нет, она не держит его за руку, и он не вьется вокруг ее тонкой талии. Но это только пока.
        Печатать я начинаю быстрее. На пределе своих возможностей.
        ***
        Они это сделали. Он это сделал. Я понимаю это сразу, как только захожу в редакцию. Бриджит шепчется с Зоуи возле кофеварки. Вид у нее довольный и невыспавшийся. Прямо классика. Я чувствую, как меня начинает мутить, еще немного - и я точно вырву. Делаю несколько жадных глотков воды и уверенно иду вперед. Мне хочется верить, что внешне я сохраняю спокойствие, но внутри у меня горит пожар. От самодовольных гадюк меня отделяет всего пара шагов, когда передо мной из неоткуда появляется Райан. У него для меня новость: вчера Конрад, это старший из близнецов, пополз. Он радуется этому как ребенок, и я пытаюсь разделить с ним эти эмоции. Получается натужно, я и сама понимаю это. Голова кружится, и слышу, как урчит в животе. Сейчас я бы точно не отказалась от пончиков Говарда, но его в общем зале не видно.
        - У тебя все в порядке? - окликивает меня Отис. - Ты какая-то бледная.
        - Все в порядке, просто что-то не то съела, - отвечаю я, но теперь мне и правда становится нехорошо.
        Я понимаю, что гиены смотрят на меня. Чувствую на себе их липкий взгляд. Хочется умыться. Я подхожу к своему рабочему месту и делаю еще несколько глотков воды. Жду, что мне станет легче, но нет. Голоса стрекочут вокруг, я никого не слышу, только его. Голос Шона раздается со стороны входа, он только пришел. Мне не нужно смотреть на него, чтобы понять, он улыбается, он радуется жизни здесь и сейчас. У него все хорошо, просто замечательно. Вчера он оттрахал еще одну свою коллегу, на этот раз сексапильную блондинку. Меня тошнит. Только бы не вырвало. Воды в бутылке больше нет, и я начинаю рыться в верхнем шкафу стола в поисках заначек. Старое печенье валяется на самом дне. Я не уверена, что оно мое. Скорее всего, прежнего хозяина стола, но сейчас это не важно. На вкус оно как картон: сухое и противное. Но я тщательно жую его, чтобы извлечь хоть какую-то сладость. Тошнота отступает. И я чувствую, как Шон прикасается к моей руке.
        - Все хорошо, детка? - слышу я, выглядит он, скорее, испуганным, нежели виноватым.
        Неужели это просто игра моего воображения. Неужели я снова ошиблась. Мне хочется встать и обнять его, но вместе с миром в мое тело приходит дикая слабость, от которой тянет в сон.
        - Да, все хорошо. Съела, наверное, что-то не то, - мямлю я. Язык почти не слушается.
        - Тебе надо домой. Я поговорю с Долорес, - говорит он и помогает мне встать.
        - Ты меня проводишь? - спрашиваю я.
        - Нет, не получится. У меня дела. Вечером поговорим, - сообщает он, и сердце снова падает вниз.
        Никакая это не игра моего воображения. Он меня предал.
        На улице мне становится лучше. Я снова могу дышать полной грудью. Тошнота не подступает к горлу. Но я по-прежнему чувствую голод, от которого сводит желудок.
        - Капучино и кекс с круассаном, - говорю я свой заказ работнику кофейни.
        Удивительно, но, несмотря на боль и обиду, я все еще могу есть. В эту минуту мне кажется, я вообще ни о чем больше не могу думать, кроме еды. Это странно. Странно, знакомо и волнительно. Не может быть.
        По дороге домой я захожу в CVS и покупаю тест на беременность. К тому моменту, когда я вхожу в свою квартирку в Бруклине, которую делю с соседкой, я уже точно знаю, каким будет результат.
        Я беременна.
        ГЛАВА 7
        Я возвращаюсь в гостиную и сажусь за обеденный стол. Я ни разу за ним не ела. Здесь я работаю. Пишу. Нет, не статьи. Из формата журнала я выросла. Хватит с меня фальши и лицемерия, заискивания и лизоблюдства. Я свободный художник. Я писатель. Мне всегда хотелось писать, это была детская мечта. Правда, тогда я больше читала, нежели писала. Писать у меня не очень-то получается, а вот придумывать. Тут мне равных нет. Воображение - мой главный козырь. И самый большой враг. Порой я сама боюсь, куда оно может меня привезти, но моим героям нечего бояться. Их я в обиду не дам ни диким зверям, ни даже самой себе.
        На столе много бумаги, блокнотов и фотографий. Шон научил меня снимать, а потом проявлять пленку и печатать снимки. Я была хорошая ученица. Я всему и всегда быстро учусь. Фотографии у меня получились отменными, именно такими я вижу иллюстрации своей будущей книги.
        Я разгребаю себе клочок свободного места и, поудобнее разместив блокнот, начинаю от руки писать первую пришедшую в голову мысль: «Билли выпал из гнезда…»
        ГЛАВА 8
        Шон обещал вечером зайти. Я знаю, зачем ему это нужно, но никак не могу решить, чего хочу я. Я беременна. Вероятность того, что это ребенок Шона высока, но я не могу сбрасывать со счетов и греческого бога Дэвида Герра. Так что же мне делать?
        Если я расскажу Шону первой, то он не сможет меня бросить. Не сможет от меня уйти. Он будет вынужден остаться со мной. Вынужден… От этого слова меня снова начинает мутить. Я едва успеваю добежать до унитаза. С меня льется горькая пенящаяся вода с едким, вонючим запахом. Я закрываю нос пальцами, чтобы меня снова не скрутило. Плескаю в лицо холодную воду. Мне лучше. Я снова могу дышать.
        Он бросит Бриджит. Она его не получит. Не этого ли я хочу? Но в голове пульсирует: «Он меня предал, он меня предал». Комната начинает плыть перед глазами, мне нужно сесть. Я не собрала диван с ночи, поэтому он до сих заправлен моим бельем. Я сажусь сверху, не беспокоясь о микробах и прочей ерунде. Серым клеточкам моего мозга хватает работы и без этих глупых условностей.
        Я жду звонка в дверь, уверена: Шон придет с минуту на минуту. Но вместо этого звонит телефон. Дэвид Герра хочет со мной встретиться. Почему бы и нет?
        Мы встречаемся на углу 77-й и Лексингтон авеню, как и много раз до этого. Заходим в «Старбакс», и я впервые заказываю себе лимонад. Дэвида это не удивляет, он не так хорошо меня знает. А знает ли он меня вообще?
        Полчаса у окошка и разговоры ни о чем. У нас мало общего. Только секс. А теперь еще, возможно, ребенок. Меня снова тошнит, но я держусь. Я позволяю ему увлечь меня за собой на тринадцатый этаж многоквартирного дома, в его маленькую уютную квартирку с потрясающим видом на Центральный парк и нижний Манхэттен.
        Он начинает снимать с меня рубашку, едва мы заходим. Он возбужден и нетерпелив. Хотелось бы мне списать это на его особое отношение ко мне, но мне кажется, его заводит сам факт секса с такой молодой девушкой, как я. Мне скоро будет 22, а ему - 40. Между нами пропасть: возрастная, ментальная, духовная. И все-таки у меня будет, возможно, его ребенок.
        Он покрывает мою шею поцелуями, легко справляясь с застежкой на лифчике. Маленькая кружевная деталь падает к ногам, обнажая мою красивую полную грудь. Соски гудят от его прикосновений. Мне хочется выть от боли, но вместо этого я тихо шепчу:
        - Я беременна.
        Он останавливается. Другой реакции я и не ждала. Именно так отреагировал Джим, когда я призналась, что жду ребенка. Он так же оцепенел, а после дал мне такую затрещину, что на щеке до сих пор, если присмотреться, виден шрам от его массивного кольца. Я жду нечто подобное и от Дэвида. Я к этому готова. Он имеет на это право. Но он молчит. Дэвид смотрит прямо мне в лицо не мигая. Он переводит взгляд ниже. Не на грудь, а на живот. Его теплая ладонь с черными волосками на пальцах прикасается к моей коже. В его глазах стоят слезы. Похоже, он рад, а я теперь не знаю, что делать.
        - Это правда? - спрашивает он.
        Таким жалким я его не могла себе даже представить. Хочется рассмеяться и сказать, что я пошутила. Оттрахать его на прощание так, чтобы он меня уже никогда не забыл. А после сбежать. Скрыться. Раствориться в толпе. Но… я беременна.
        - Это правда, - отвечаю я, и в голове начинает складываться новая картина мира.
        ***
        Дэнис, так зовут девочку, с которой я делю квартиру, говорит, что Шон искал меня. Об этом свидетельствуют и пропущенные звонки на мобильном. Он нервничает. Он переживает. Поздно спохватился. Мне его не жаль, но я приму его извинения. Теперь я знаю, что скажу при встрече. Я готова услышать правду.
        Время уже позднее, но я знаю, что он не спит. Сегодня пятница, а значит, либо он с друзьями в баре на Бликер-стрит, либо в объятиях Бриджит. Так даже лучше. Я пишу ему смс и прошу о встрече с пометкой «срочно». У него нет выбора, и уже через час он звонит в мою дверь. В квартиру я его не приглашаю, да и он не рвется войти. Меня это задевает. Я снова чувствую болезненный укол в сердце, а теперь еще и тошноту. Сейчас мне уже лучше, но, глядя в его яркие голубые глаза, я не могу не думать о ребенке. Он ведь может быть и от Шона. Но я точно знаю, что никогда ему об этом не скажу. Он это заслужил. Мы прогуливаемся по набережной. Погода стоит теплая, но в воздухе уже чувствуется скорое наступление осени. Со стороны океана веет прохладой. Я кутаюсь в теплую кофту и стараюсь идти, не отставая от Шона. Я не хочу пропустить ни слова из его нескладной речи.
        - Прости, честно, я не планировал этого. Я не знаю, как так вышло, - говорит Шон.
        На меня он старается не смотреть. Я чувствую, что ему неудобно. Возможно, даже стыдно. В самом начале наших отношений полгода назад он обещал спасти меня, сделать счастливой, но теперь он уходит к другой.
        - Ты давно знаком с Бриджит? - спрашиваю я, чувствуя, как неприятно першит в горле. Мне по-настоящему больно его терять, но так будет лучше. Назад пути нет.
        - Она пришла в журнал три месяца назад, а что? - спрашивает он. Мой вопрос ему не нравится. - Ты не подумай, я тебя никогда не обманывал.
        - Ты обманул меня вчера, Шон. Но я не злюсь.
        - Правда? - он мне не верит.
        - Мне обидно. Знаешь, предательство - это всегда больно.
        - Прости, я не знаю, что сказать.
        - Да тут уже ничего и не скажешь. У меня к тебе есть просьба… - говорю я, испытывая легкое головокружение. Мы проходим мимо скамейки, и я сажусь на нее.
        - Чего ты хочешь? - его вопрос звучит резко, и он это понимает.
        Он садится рядом и уже мягким голосом интересуется:
        - Какая у тебя просьба? Я слушаю.
        - Пообещай, что не будешь рассказывать Бриджит обо мне.
        Я вижу, как от неожиданности у него расширяются глаза. Мой вопрос его удивляет. Он не видит в этом никакого смысла. Зато его вижу я.
        - Обещаешь? - настаиваю я. - Ни слова ни о наших отношениях, ни уж тем более обо мне лично.
        - Да я же и сам про тебя не так много знаю.
        - Ты знаешь то, что я не журналист и никогда им не была. Этого достаточно, чтобы завтра Долорес выпнула меня на улицу. Я не хочу потерять еще и работу, понимаешь?
        Ему снова становится стыдно. Шон - хороший парень, и я буду рада узнать, что у моего сына его ясные голубые глаза. Но он уходит к другой, и я должна его отпустить. Отпустить с минимальными потерями для себя. Иначе нельзя. Иначе никак.
        - Я понимаю тебя. И я обещаю: никому и никогда ничего не скажу. Ты хорошая девушка, и я рад, что когда-то встретил тебя в баре. Мне правда жаль, что все так вышло…
        Все это лирика. Его я уже не слушаю. Я снова чувствую дикую слабость, нужно поскорее добраться до дома и лечь спать.
        ГЛАВА 9
        Когда я встаю из-за стола, в блокноте исписана ровно страница. Я не могу больше выдавить из себя ни слова. Но, пробежав взглядом по ровному письму, я довольна. История движется именно так, как я хочу. Именно так, как я вижу. Единственное, что меня угнетает, - это осознание того, что сегодня мне уже не написать ни строчки. Я опустошена. У меня нет сил, и все же я заставлю себя вернуться на кухню и сделать сандвич. Тост с джемом и арахисовой пастой - это мое любимое лакомство с детства. Каждый день мама снабжала меня таким перекусом, отправляя в школу.
        Я делаю первый укус. Закрываю глаза и мысленно окунаюсь в прошлое. Гуляю по нашему большому дому. Слышу скрип половиц под тяжестью своих стоп. Шаг за шагом я движусь по темному коридору, соединяющему библиотеку матери с гостиной. Выхожу на свет и наконец сажусь в бабушкино кресло-качалку. В доме пахнет свежей сдобой. Мама, как всегда по воскресеньям, печет булочки. С улицы доносятся голоса. Это соседские ребята играют в кикбол. Меня они уже не зовут.
        Я открываю глаза. И снова гнетущая тишина и тяжелый запах чужого мне дома. Удивительная штука память, я помню то, что было десять лет назад, но не помню того, что делала вчера, позавчера. Как долго я здесь? В этом доме все чужое, не мое. Но именно здесь, вдали ото всех, я могу больше не притворяться. Я могу позволить себе быть самой собой.
        ГЛАВА 10
        Роман с Дэвидом развивается стремительно. И две недели спустя мы идем с ним вместе на первое плановое УЗИ. Он не отходит от меня ни на шаг, как будто я могу потеряться или меня могут украсть. Смешно. Но я не смеюсь, а улыбаюсь. Мне приятно. Обо мне уже давно никто так не заботился. Наверное, я сделала правильный выбор. Я выбрала Дэвида в отцы своему малышу. Малышу… От этого слова тошнота снова подступает к горлу. Из кабинета выходит женщина и называет фамилию Герра.
        - Это мы! - радостно сообщает Дэвид и под руку заводит меня в кабинет.
        Смешно. Я озираюсь по сторонам, но на нас никто не смотрит. Пузатые дамы продолжают смотреть в экраны своих телефонов, жизнь в офлайне для них еще не началась.
        В кабинете темно, единственными источниками света являются мониторы: один для врача, другой для нас. Мне предлагают лечь на кушетку, предварительно задрав майку и расстегнув застежку джинсов. Шоу началось. Женщина-врач в белом халате льет мне на живот какую-то жидкость и тут же прижимает к коже датчик. Она водит им из стороны в сторону, и картинка на экране монитора оживает. Дэвид смотрит на него во все глаза и жадно впитывает каждое слово: «Прикрепление по задней стенке… Сердцебиение четкое…»
        Я не слушаю, для меня это набор непонятных фраз. Не смотрю, я ничего не вижу в этой мутной монохромной картинке. Я наблюдаю за Дэвидом. Похоже, в этот момент ему открываются все тайны мироздания. Выглядит он восторженно-нелепым.
        Врач медленно скользит датчиком по моему животу, и от этих прикосновений я переношусь в прошлое. В 19 лет все воспринималось острее. В 19 я по-настоящему хотела стать матерью, а на пороге своего 22-летия грядущее материнство меня почему-то пугает.
        В заключении, которое нам дают при выходе, всего несколько слов: «беременность 6 - 7 недель». Видимо, эта цифра окончательно убеждает Дэвида в том, что именно он является отцом ребенка. К слову, у него нет оснований думать иначе, потому как про Шона я ему никогда ничего не говорила. Он убежден в том, что я была свободна на момент встречи с ним. Он мне верит. Теперь, кажется, даже больше, чем раньше. Он приглашает меня в ресторан отпраздновать. Меня тошнит, но я соглашаюсь. Не хочется возвращаться в свою крошечную квартиру в Бруклине и давиться китайской лапшой из магазина.
        Он заказывает нам рыбу. По его словам, она полезна для внутриутробного развития малыша. Я соглашаюсь, у меня нет причин не доверять ему. Мне нужно кому-то верить.
        Рыба выглядит аппетитно, но от ее запаха мне становится тошно. Я вскакиваю из-за стола и, не сказав ни слова, бегу в дамскую комнату. На мое счастье все кабинки свободны, и я, не стесняясь, рыгаю в унитаз. Снова вонючая пенистая вода. Еда в меня не лезет. Печенье и прочие сладости, которые я теперь постоянно ношу с собой, не в счет.
        Когда я возвращаюсь в зал, передо мной стоит пустая тарелка, а Дэвид смотрит на меня с таким страдальческим лицом, что мне даже хочется его пожалеть. Он красивый. У него густые черные волосы, которые он, судя по всему, укладывает с помощью геля, отчего они игривыми завитками торчат в разные стороны. Но его голова при этом всегда выглядит аккуратно и ухоженно. У него твердый подбородок с милой ямочкой по центру. Тонкая линия губ добавляет его лицу графичность. Кустистые черные брови нависают над миндалевидными карими глазами.
        С минуту я смотрю ему в лицо. Любуюсь. Он действительно похож на греческого бога. Да, у меня богатое воображение, но даже оно не могло бы представить этого.
        Дэвид не опускается передо мной на колено, как мне когда-то мечталось в детстве. Не бросает кольцо с бриллиантом в фужер с шампанским, как это делают герои фильмов: алкоголь мы не пьем, это вредно для ребенка. Он просто подталкивает в мою сторону по белоснежной скатерти маленькую синюю коробочку. Мне все понятно без слов. Достаточно посмотреть в его глаза. Но этот жест он подкрепляет словами. Он хочет, чтобы я стала его женой.
        Я снова смотрю на коробочку. Теперь она открыта, и я вижу милое обручальное кольцо с бриллиантом и рубинами.
        Разве я могу сказать «нет»?
        ***
        Вчера я стала миссис Герра. Это была тихая церемония в мэрии. У меня не было пышного белого платья и диадемы в волосах. Дэвид купил мне элегантный брючный костюм цвета слоновой кости, а волосы я просто собрала в высокий хвост. Точно так же я выгляжу и сегодня, день спустя. Я на работе, и уже десять минут, как принимаю поздравления от коллег-друзей. Зоуи и Бриджит меня тоже поздравили, но с ними я, конечно, не целовалась и точно не тонула в объятиях, как делаю это сейчас с Говардом. Он за меня рад. Он принес мне пончики с ванильным кремом. Мне кажется, я его люблю. Я благодарю Райана за открытку и коробку конфет, когда теплая рука Шона ложится мне на плечо. Он привлекает меня к себе и неожиданно для меня самой обнимает. Крепко и нежно. Я закрываю глаза, стараясь полностью раствориться в этом моменте. Мне кажется, я чувствую, как новая жизнь впервые толкает меня изнутри. Срок беременности - 11 недель, и вряд ли такое возможно, но, мне кажется, малыш реагирует на Шона. Он чувствует свое с ним родство. Неужели это ребенок Шона?
        Я не успеваю об этом подумать, потому что он отстраняется от меня. Он дарит мне кулинарную книгу. От одного взгляда на нее у меня начинает щипать в глазах. Шон обещал подарить эту книгу, когда мы поженимся, потому что миссис Белл должна уметь готовить изысканные блюда кухни народов мира. Я стала миссис Герра, и мой супруг предпочитает еду навынос.
        - Спасибо, - мямлю я, сжимая книгу, она обжигает мне руки.
        - Желаю тебе счастья, - говорит он.
        Я чувствую какую-то недосказанность. У него есть ко мне вопросы, но он молчит. Он не решается спросить, почему я так быстро вышла замуж, был ли у меня другой во время наших с ним отношений. Он хочет знать, чтобы очистить свою совесть, чтобы не чувствовать больше передо мной своей вины.
        - Как там тебя теперь величать? Герра? - раздается грозный голос Отиса. Он помогает мне сменить тему, уйти от ответа на вопрос, который был готов сорваться с губ Шона. Я испытываю облегчение и благодарность. - Свадьба была вчера, а сегодня у нас работа кипит! Мне текст нужен через час!
        - Все сделаю, не волнуйся, - отвечаю я.
        - Не буду мешать, - говорит Шон, удаляясь от меня все дальше и дальше.
        Едва ли он вернется к своим вопросам позже. Я для него в прошлом. Теперь я замужняя дама.
        Я сажусь за свой стол и открываю файл, о котором говорил Отис. В этот раз он записал интервью с криминалистом.
        ГЛАВА 11
        На мне майка без рукавов и юбка в пол. Сейчас, когда у меня на талии болтаются лишние килограммы, я не могу позволить себе носить брюки. Лишний вес повсюду. Двенадцать килограммов, которые я набрала за последний год, ровным слоем размазаны по моему телу. Похоже, я безвозвратно утратила сексуальную форму песочных часов, превратившись в рыхлую и бесформенную тушу. Майка и юбка - это то, что мне нужно.
        Нет, меня не волнует общественное мнение. Его в этой глуши не существует. Но мне не нравится то, что я вижу в зеркале. Эта жирная корова в отражении больше не улыбается мне по утрам. Ее отекшее лицо не вызывает у меня чувство зависти. Нет, мне ее жаль. Но жалеть себя нельзя. Это неправильно. Я точно не заслуживаю жалости.
        Я делаю себе еще один сандвич.
        ГЛАВА 12
        Я просыпаюсь от того, что лежу на чем-то мокром. В книгах и журналах по беременности, которые покупает Дэвид, я читала про недержание беременных. Но еще рано. У меня только 12 недель, и сегодня у нас назначено второе УЗИ. Я провожу рукой по простыням - они мокрые и липкие. Дэвид спит рядом, но я не боюсь нарушить его сон. Я включаю лампу на прикроватной тумбочке с моей стороны. Мои худшие опасения верны: у меня идет кровь.
        Я вскакиваю с кровати, и кровь тонкой струйкой следует за мной на пол. Я хочу прикрыться, но это невозможно. Все в крови: кровать, пижама, мои руки.
        Дэвид проснулся. Какое-то мгновение он смотрит на меня, не понимая, что происходит. Но вот он уже рядом со мной. Он напуган, наверное, даже больше меня.
        - На-а-м ну-у-жно-о в бо-о-льни-и-цу, де-е-тка! Сро-о-чно-о! Я вы-ы-зы-ы-ва-аю «ско-о-ру-ую», - он неестественно растягивает слова.
        Я пытаюсь ухватиться за эти слова. Пытаюсь ответить, но перед глазами все начинает темнеть. Мое тело становится ватным, я не могу больше стоять на ногах.
        Когда я снова открываю глаза, Дэвида рядом уже нет. Я смотрю по сторонам, пытаясь понять, где я. Это не спальня в квартире Дэвида. Комната светлая и совершенно мне незнакомая. Я в больничной палате. Лежу на кровати. Рядом со мной стоит капельница с каким-то желтым раствором, и это вещество медленно стекает по трубке прямо в меня. Я пытаюсь прочитать его название, но в глазах все рябит и отказывается собираться в четкую картинку. Я чувствую дикую слабость во всем теле. Последнее, что я помню, - это кровь. Много крови вокруг. Ее противный запах до сих пор стоит в носу. Мне страшно. Я пытаюсь позвать на помощь, но у меня совсем нет голоса. Я охрипла.
        - Помогите! Дэвид! Кто-нибудь! - продолжаю сипеть я, когда слышу голоса у двери палаты.
        Не уверена, что они пришли на мой зов, скорее, это совпадение. В палату входят взрослая женщина и Дэвид.
        - Я не хочу вас обнадеживать, - слышу я обрывок ее фразы.
        - Как ты? Тебе лучше? Ничего не болит? - спрашивает Дэвид, обращаясь ко мне.
        Врач больше для него не существует. Это приятно и трогательно. Я плачу. Я не думала, что способна еще на это, но слезы катятся по щекам, и я не могу остановиться.
        - Все будет хорошо, все будет хорошо, - повторяет он, нежно прижимая меня к своей груди.
        Я чувствую приятный аромат его тела. У него не было времени принять душ, побрызгаться одеколоном. Сейчас он передо мной совершенно чист и безоружен. Я льну к нему все сильнее. Мне нужно кого-то любить. Мне нужно чувствовать себя любимой.
        ***
        Беременность сохранить не удалось. Первые дни после выписки из больницы из меня продолжали выходить какие-то вонючие куски. Я старалась не смотреть, но каждый раз, спуская воду в унитазе, видела, как багровой воронкой закручивается слив. Кровь продолжает идти до сих пор, но сегодняшний осмотр у гинеколога дал понять, что в дополнительной чистке я не нуждаюсь, полость матки чистая. Это хорошая новость, как и то, что меня больше не тошнит. Но есть и плохая: я не знаю, что мне теперь делать. Я не дура и прекрасно понимаю, что этот нерожденный малыш был единственной причиной, по которой Дэвид сделал мне предложение. Это был его долг. Но теперь мы вроде как в расчете. Он мне больше ничего не должен, разве нет?
        Сегодня выходной, и я сижу в гостиной. Дэвид разливает вино по бокалам. Классический сценарий последних пару дней: выпить, посмотреть кино и заняться сексом. Нам и говорить даже не приходится. Это странно. Это ненормально.
        Я смотрю на свое обручальное кольцо, на то, как оно искрится при искусственном освещении. Оно очень красивое и наверняка дорогое. Мне никогда не забыть кислую мину Бриджит, когда я показала его ей. Оно и правда шикарно. И, что самое страшное, мне, вероятно, придется с ним расстаться, когда Дэвид поймет, что нас больше ничего не связывает.
        - Почему ты решил стать архитектором? - спрашиваю я, когда он протягивает мне бокал с красным вином.
        - Решила сделать со мной еще одно интервью?
        Его улыбка ослепляет меня, манит, как в день знакомства. Хочется притянуть его к себе и жадно впиться в его губы, погрузить пальцы в его густые жесткие волосы. Закрываю глаза и гоню от себя эти фантазии. Еще рано.
        - Нет, просто интересно. Так, как же ты решил стать архитектором?
        - Мне всегда хотелось построить мир по своему проекту, - отвечает Дэвид.
        Он садится на диван рядом со мной и начинает щелкать пультом. На меня он не смотрит, он сосредоточен на выборе фильма на этот вечер.
        - Захотелось почувствовать себя богом? - спрашиваю я, делая глоток вина.
        Незрелый напиток имеет кислый и грубый вкус. Отец научил разбираться в винах, когда мне исполнилось пятнадцать. Пожалуй, это мое самое светлое воспоминание о нем. Меня он никогда не любил. Терпел - да, но не любил, не понимал, не принимал. Дэвиду нравится пробовать импортные сорта. Это ему привезли клиенты из Грузии. Я думала, это штат на юго-востоке Америки, но, оказывается, это страна с другого континента. Надо будет посмотреть потом на карте. Если не забуду.
        - Хм, никогда не проводил такой параллели, - отвечает Дэвид, пробуя вино на вкус. Он морщится, но делает еще один глоток. - Резковато.
        - Это ты сейчас про вино или про мое сравнение?
        - Наверное, и про то, и про другое, - отвечает он. - Что будем смотреть? Сегодня твоя очередь выбирать.
        - Может быть, «Иллюзию обмана»? - спрашиваю я.
        - Таких клоунов и на Бродвее полно, давай что-то настоящее, - командует он, продолжая щелкать пультом, приводя в движение картинки на экране телевизора.
        - Так как насчет тебя, почему архитектор? - продолжаю упорствовать, хотя понимаю, что время упущено: еще мгновение - и на экране поползут титры, мы будем смотреть очередной фильм-катастрофу.
        - Я хочу оставить после себя след. Я последний в роду Герра, а это большая ответственность, - серьезно отвечает он, и только после этого картинка на экране перестает быть статичной.
        Я ненавижу фильмы такого толка, а потому уже на двадцатой минуте, после жуткого крушения лайнера, перехожу к главному блюду вечера. К чему сдерживаться? Мы женаты, и секс - это то, что все еще держит нас вместе. Теперь, когда во мне больше не теплится новая жизнь, он не церемонится. Его движения резкие и отчаянные, точно он пытается вбить в меня кол. Но теперь я знаю, он хочет, чтобы я снова была беременна. Беременна ребенком Герра.
        ГЛАВА 13
        Последний сандвич был лишним. Во рту чрезмерная сладость. Я открываю новую бутылку с водой и делаю несколько глотков. Баланс вкусов восстановлен. Оставшейся водой я брызгаю себе в лицо. У меня случаются внезапные приливы. И сейчас мне дико жарко, как может быть только в финской бане. Моя кожа становится влажной, а одежда мокрой. Переодеваться я не стану. Едва ли я смогу снова подняться по этим крутым лестницам.
        Я смотрю в окно. Из кухни открывается вид на задний двор и холм. Сегодня только десятое августа, но на сочном зеленом лугу уже появились желтые пятна и проплешины. Природа увядает. И я вместе с ней. Меня часто стали посещать дурные мысли. Я много думаю о смерти. О том, какой она может быть. А главное, каково это, умереть в 23 года? Наверное, в день похорон священник скажет, что у этой молодой женщины впереди была вся жизнь. Она сама могла подарить новую жизнь. Немногочисленные скорбящие будут молчать и горестно кивать головами. Но все это ложь. Мое тело не способно дарить жизнь. Оно рождено для того, чтобы убивать. Раз за разом, снова и снова.
        ГЛАВА 14
        Я быстро учусь и больше не являюсь помощницей Отиса. Правда, он продолжает пытаться всучить мне свои записи на расшифровку.
        - Но-но, черная работа в прошлом, - качая головой, говорю я.
        Он улыбается и сам садится работать с аудиофайлом. А я прохожу на свое рабочее место и не без гордости включаю компьютер. Я, конечно, не такая крутая, как Отис Ли, но и не такая никчемная, как Лэнс Томпсон. Вчера Грымза его отчитала при всех. Назвала его текст записками сумасшедшего. И, прежде чем скрыться за своей стеклянной дверью, дала ему понять, что не забыла о его шалостях. О чем шла речь, я не знаю, вероятнее всего, это случилось до моего появления, потому что за четыре месяца, что я тружусь в журнале «Фокус», моя свадьба была самым обсуждаемым событием. О том, что у меня должен был быть ребенок, никто так и не узнал. Я не успела похвастаться этой новостью ни тогда, три месяца назад, ни теперь. Два дня назад у меня произошел еще один выкидыш. В этот раз все случилось еще быстрее. Я едва успела пописать на тест. Дэвид успел больше: в этот раз он купил детскую кроватку.
        - Не рановато? Это вроде плохая примета! - говорю я, наблюдая за тем, как он после рабочего дня собирает кроватку, четко следуя инструкции.
        - Нет! Ребенок должен чувствовать, что его здесь ждут!
        Его ответ звучит убедительно, и я не спорю. Но наш малыш, похоже, этого не почувствовал. В этот раз кровь пошла на шестой неделе. И хотя мы поехали в больницу, я точно знала, что спасать там уже нечего.
        Я открываю свои записи. В следующий номер я готовлю материал о медицинском туризме. Это задание Долорес, до своих тем я еще не доросла. Три дня назад, когда я ходила брать это интервью, настроение у меня было другим. Тема проблем зачатия, экстракорпорального оплодотворения, женского и мужского бесплодия меня не касалась. Я была беременна. Но сейчас, открывая этот файл, я точно знаю, что меня ждет, и от этого глаза наполняются слезами. Я едва успеваю взять себя в руки, когда замечаю оживление в зале. Шон с Бриджит хотят сделать объявление. Все это время я старалась о них не думать, старалась не замечать. Но сейчас мне некуда скрыться, я в гуще событий.
        Я смотрю на их счастливые лица, и у меня перехватывает дыхание. Я с силой сжимаю кулаки, так, чтобы ногти вонзились в кожу, достигли кости. Мне больно, но эта боль удерживает меня на ногах. Я не могу оторвать взгляд от слащавой улыбки Бриджит. Сегодня она пришла в брюках и кофте свободного кроя. Я давно заметила, как она пошла вширь. Ее зад, больше не выглядит таким аппетитным, как раньше, но Шона это не смущает. Я надеялась, что он ее бросит, но, судя по всему, он собирается на ней жениться, иначе к чему весь этот шум. От этой догадки мне становится дурно.
        - Ты уже знаешь? - почти шепотом спрашивает меня Райан, он стоит возле меня и выглядит обеспокоенным.
        - У тебя что-то случилось?
        - Нет. Я про Шона и Бриджит, - говорит он, кивая головой в их сторону.
        В центре зала Шон срывает аплодисменты, открывая бутылку шампанского. Я стараюсь ничего не упустить из виду, но при этом отмечаю, что искренне жду появления Грымзы. Она не может это пропустить. Она должна навести тут порядок. И как можно скорее. Пусть женятся и празднуют свое счастье сколько угодно, но только не так. Только не у меня на виду.
        - Кажется, она беременна, - все тем же заговорщическим голосом сообщает Райан.
        Я чувствую, как земля уходит у меня из-под ног. Хорошо, что я не надела сегодня туфли на каблуке, а то бы точно упала. Я опираюсь на стол, стараясь никак не выдать своих чувств. Но, видимо, тщетно.
        - Все в порядке? Ты какая-то бледная, - продолжает Райан и протягивает мне бутылку воды. - Я чувствовал, что у тебя к Шону что-то осталось.
        Он не мог сказать ничего более отрезвляющего. Я не могу позволить меня жалеть. Ни ему, никому другому. Нет, все что угодно, но только не статус брошенки. Делаю несколько жадных глотков воды. Она ледяная. То, что мне нужно, чтобы потушить пожар внутри, чтобы отрезвить голову.
        - У меня вчера случился выкидыш, - говорю я и вижу, как лицо Райана искривляется от боли.
        - Прости, прости, вот же я дурак, - произносит он, обнимая меня.
        Он пытается меня поддержать и утешить, и мы невольно притягиваем внимание коллег.
        - Эй, вы чего это тут устроили? Это Шона и Бриджит надо поздравлять! У них скоро будет ребенок и они женятся! - ликует Оззи. - Или у вас свой повод для объятий? Ну, давай колись?
        Сложно понять, к кому из нас он обращается, но Райан берет удар на себя. Он говорит о том, что его сын вчера сказал первое слово. Оззи легко верит в эту историю. А я благодарю Райана одними только глазами. У меня нет сил на слова.
        Все пьют за счастье будущей четы Белл. И даже Долорес принимает в этом участие. Она говорит им свое напутственное слово, когда я незаметно выхожу из общего зала и уверенным шагом иду к святящейся табличке «Выход».
        ***
        Желание стать матерью стало для меня навязчивым. Сегодня мне даже приснилось, что у меня уже большой живот и я ношу странную одежду, похожую на парашют. Проснулась я в хорошем настроении, что в последнее время редкость. Часто бываю раздражительной и обидчивой. Я много плачу по поводу и без. Наверное, именно это состояние принято считать послеродовой депрессией. Вот только беда в том, что я никак не могу выносить ребенка.
        - Что со мной не так? Я хочу малыша! - начинаю я, едва мы с Дэвидом занимаем свои места в кабинете гинеколога.
        - Все нормально. Такое бывает, - отвечает она с вежливой улыбкой.
        Это всего лишь формальность, ничего не значащая заготовка. Она и дело-то мое еще не открыла.
        - Сейчас посмотрим, - протягивает она, подтверждая мою догадку.
        Сердце перестает биться. Я боюсь дышать. Боюсь думать. Я, как натянутая струна, сижу в кресле, чувствуя, как Дэвид крепко сжимает мои пальцы. Мы не переглядываемся. Мы не сводим глаз с Аманды Стюарт, нашего врача.
        - Ох, два самопроизвольных выкидыша за четыре месяца, - выдыхает она. - Я же просила вас повременить хотя бы полгода. Это не очень хорошо, когда такое происходит с таким коротким интервалом.
        - Я думаю, можно было остановиться уже после фразы «это не очень хорошо», - огрызаюсь я.
        У меня внутри все кипит от злости на нее, на Дэвида, но прежде всего на себя. Что со мной не так? Почему я такая никчемная? Эта сука Бриджит носит ребенка Шона. Она уже на четвертом месяце, это вдвое больше того срока, что был у меня в последний раз. Почему?
        Я возвращаюсь в реальность. В кабинет врача. И натыкаюсь на непонимание в ее глазах.
        - Да, простите, мы ненарочно. Это случайно вышло, - Дэвид переключает на себя внимание Аманды, а за одно и мое.
        Первый раз я вижу, как он складно умеет врать. А может быть, он проделывал это и раньше? Фраза «это вышло случайно» колом входит в мое чрево. Раз за разом. Я не могу больше сидеть. Я физически чувствую его внутри себя. Чертово воображение снова играет со мной в свои игры. Я вскакиваю с кресла и подхожу к окну. Я не могу и не хочу никого видеть. Мне нужно побыть одной. Побыть наедине со своими мыслями.
        - У миссис Герра были до этого еще выкидыши или, может быть, аборты? - слышу я вопрос врача, адресованный Дэвиду.
        - Нет. Это наши единственные попытки зачать ребенка, - уверенно отвечает он.
        Перед глазами становится темно, и я мысленно переношусь в прошлое. В старенький трейлер, где я не один год жила с Джимом. Днем я была ему женой и любовницей, а по ночам забавой для его друзей. Он продавал меня. Кому за полтинник, кому за сотню, бывало, даже просто за косяк. А я не знала, как сказать «нет». Как прекратить это безумие. Я любила его. Я сходила по нему с ума. Даже после того, что он сделал, я все еще сохранила в памяти его образ: длинные кудрявые волосы цвета мокрой соломы, крепкие жилистые руки. А еще я помню, что в его объятиях я не могла фальшивить. Я была мощным наполненным сосудом, из которого только он мог извлечь первобытный гортанный крик.
        - Что с тобой? - спрашивает Дэвид. Он крепко держит меня за плечи и трясет. - Почему ты кричишь?
        Я и не заметила, как закричала. Я смотрю на него, но в голове эхом раздается вопрос о моих беременностях.
        - Мы должны быть предельно честны с врачом, который пытается помочь нам стать родителями, - говорю я, возвращаясь в свое кресло. - Это не единственные мои беременности. Была еще одна.
        Я чувствую на себе тяжелый взгляд Дэвида. Мне страшно посмотреть ему в глаза. Я боюсь увидеть такую же злость и ненависть, которая горела в глазах Джима, когда я сказала ему о беременности. Я думала ребенок спасет его. Изменит его отношение к жизни, а главное, ко мне. Я верила, что он снова будет только мой, а я его. Но он ударил меня с размаху. Он рассек мне щеку своим кольцом с зазубринами. Но на самом деле в тот вечер он вспорол мне душу. Выпотрошил без остатка.
        - Это случилось больше года назад, - говорю я, чувствуя, как слезы катятся по лицу.
        - Тоже самопроизвольный выкидыш? - хмурится врач.
        Но ее ожидает неприятный сюрприз. А главное, он ожидает Дэвида.
        - Нет. Я сделала аборт.
        ГЛАВА 15
        Теперь, когда мой желудок перестает урчать, я могу совершить свою ежедневную прогулку к озеру. Это, пожалуй, мое единственное развлечение, за исключением работы над книгой. Но это не забава, это серьезно. Я обязательно стану писателем. И не каким-то там миллионным участником самиздата от «Амазона», а настоящим автором с литературным агентом, контрактом с издательством и, может быть, даже кинокомпанией. Почему бы и нет? Здоровые амбиции еще никому не вредили. Мне так точно!
        Я выхожу на улицу, и ноги приятно утопают в высокой траве с капельками росы. В теневых участках тропинки, ведущей к дороге, видны лужицы. Вероятно, вчера шел дождь, но я этого не помню. Я, босая, иду по земле, наслаждаясь ощущением мягкой и влажной земли под ногами.
        В детстве мне это было неприятно и стыдно. Я боялась испачкаться. Но сегодня я точно знаю, что это совсем не та грязь, которой стоит опасаться. Землю, по крайней мере, можно смыть…
        ГЛАВА 16
        После моего внезапного откровения в кабинете врача Дэвид делает вид, что меня не существует. Он уходит на работу, когда я сплю, а приходит, когда я притворяюсь спящей. Это его выбор. Его игра. Я просто следую установленным правилам. Интересно, как долго это будет продолжаться. Сегодня уже ровно неделя. Я, как и всегда по вечерам, накрываю на стол к его приходу. В этот раз я впервые не заказываю еду из ресторана. Я прибегаю к помощи злосчастной кулинарной книги - своего свадебного подарка. Лазанья под соусом бешамель - любимое блюдо Шона, но я приготовила ее для Дэвида.
        Слышу, как он поворачивает ключ в замке. Я могу остаться и встретить его, но вместо этого бегу в спальню. Он бросает свой портфель у входа, а я снимаю платье и в нижнем белье залезаю под одеяло. Он пришел раньше обычного. Это хорошо или плохо?
        - Нам нужно поговорить, так не может продолжаться, - приходит мне на помощь Дэвид.
        Я уже давно жду этого разговора. Рано или поздно все мы снимаем розовые очки и начинаем видеть реальность такой, какая она есть на самом деле. Наш брак с Дэвидом - это ошибка. Мы с ним слишком разные, и он, похоже, это понял. Он готов поставить точку. Но готова ли я?
        - Тогда, в кабинете врача, ты выставила меня идиотом, - говорит он, включая свет в нашей спальне. - Это был удар в спину, я такого от тебя не ожидал.
        Бессмысленно притворяться спящей, за окном еще виден тонущий между небоскребами диск солнца. Я поднимаюсь на подушках, скрещивая руки на груди, складываю губы трубочкой, чувствуя, как брови напряженно сходятся на переносице. Я слушаю Дэвида, но никак не могу понять, куда он клонит.
        - В этот раз я тебя прощаю, - выдыхает он, усаживаясь на край кровати с моей стороны. Его тяжелая ладонь ложится рядом с моим бедром. И я даже через ткань ощущаю жар его тела. - Уверен, это была какая-то постыдная история, о которой ты, вероятно, предпочла забыть. Я понимаю тебя. И я больше не злюсь, но делаю это в первый и последний раз. Но, если это повторится, я за себя не ручаюсь. Ты меня слышишь?
        Я слышу, но не верю своим ушам. От напряжения у меня по щекам катятся слезы. Я улыбаюсь, кивая головой.
        - В браке важны доверие и честность. Не забывай об этом, и я не забуду, - говорит Дэвид, и я прижимаюсь к его широкой груди.
        С того вечера все вернулось на круги своя. И стало даже лучше. Я снова беременна. На этот раз никто не сможет назвать это случайностью. Это было наше с Дэвидом обдуманное решение, на которое мы пошли, невзирая на протесты врача. Месяц назад, подписав кучу бумаг, главная суть которых сводилась к тому, что мы осознаем и принимаем всю ответственность за свои решения, меня взяли в протокол программы ЭКО. Две недели я пила лекарства горстями, в основном гормоны и поливитамины, а также дважды в день делала уколы в живот. В одно и то же время, четко следуя инструкциям, я закрывалась в ванной комнате, задирала майку и, собрав в складку кожу возле пупка, вонзала в нее маленький шприц с готовым коктейлем. Я даже не спросила, что там. Это не важно. Ничто не важно, кроме теста с двумя полосками, который до сих пор лежит на дне моей сумки. Сегодня семь недель. Я стараюсь не смотреть на круглый живот Бриджит. Она ходит как гусыня. По моим подсчетам, у нее сейчас уже пятый-шестой месяц. Интересно, как скоро она пойдет в декрет? Нет, неверно, как долго еще она будет мозолить мне глаза своим цветущим видом и
раздувшимся, как шарик, телом? Да, вот так уже лучше. Гораздо лучше. Ее беременность ничего не изменила в наших с ней отношениях. Не думаю, что что-то поменялось бы и для нее, узнай она, что и у меня под сердцем бьется маленькая жизнь.
        От одной этой мысли я начинаю улыбаться. Кладу ладонь себе на живот, пытаясь представить толчки малыша. Начинаю нежно постукивать ниже пупка. Судя по УЗИ, он еще размером с горошину. Но я уверена, что он чувствует мои прикосновения. Я хочу в это верить. Я закрываю глаза, стараясь заглянуть внутрь себя, когда Нолан Вуд подходит к моему столу.
        - Прости, не хотел тебя отвлекать, - извиняется он.
        Выглядит он уставшим и осунувшимся. Я так и не узнала, сколько ему лет, но сейчас мне кажется, он прибавил к имеющимся еще не меньше пяти.
        - Что случилось? - спрашиваю я, выныривая из своих грез.
        - А ты не в курсе? Грымза меня рассчитала.
        - Да ты что? Но почему?
        - Ой, я еще долго продержался. Она грозилась сделать это полгода назад. Но тогда все было, конечно, гораздо лучше.
        Я не понимаю, о чем он говорит, но спрашивать мне неудобно. Я вижу, как он раздавлен этой новостью. Безработица, как червь, присосалась к нему и уверенно тянет силы, отнимает годы. Мне его жаль, но я не знаю, как ему помочь. Что я могу для него сделать?
        - Может быть, ты обратишься в профсоюз?
        - Нет. Не хочу ничего. Устал я и от Грымзы, и от журнала. Пора менять профессию. Пора искать новое призвание.
        - И кем ты себя видишь? - я спрашиваю, просто чтобы поддержать беседу, хотя где-то внутри у меня зиждется интересная мысль.
        - Да кем угодно, главное - поменьше беготни и нервозности. Устал. Пора на пенсию.
        - А сколько тебе?
        - Смешная ты. В отцы я тебе гожусь, в отцы!
        Он треплет меня по волосам и уходит. Я знаю, что у него есть сын моего возраста или чуть старше. Вероятно, в их семье ласково трепать волосы - привычный жест для проявления нежных чувств. Либо я что-то пропустила, либо мой отец никогда не умел выражать чувства. Меня он хлестал ремнем, приговаривая, что делает это для моего же блага. Из любви ко мне.
        ***
        Мне плохо. Я ненавижу себя. Ненавижу всех вокруг. Я не хочу жить. Три дня я сидела безвылазно дома. Дэвид тоже не ходил на работу. Мы в третий раз потеряли ребенка. Три раза за семь месяцев. От этой простой арифметики у меня начинает стучать в висках. В горле стоит ком, который я никак не могу сглотнуть. Не могу и не хочу. Если я открою рот, то буду снова орать. Лучше плакать молча и украдкой, чтобы никто не видел. Не знал. На работе все по-прежнему. Я брала больничный. Третий за время, что я здесь. Долорес это не нравится, но пока она не перешла к угрозам уволить меня вслед за Ноланом. Кстати, теперь он новый помощник Дэвида. Та заносчивая плоскогрудая блондинка, что работала у него последние три года, мне порядком осточертела. Прекрасно зная, что я жена ее босса, она продолжала смотреть на меня как на вошь. Я не вошь. И теперь Нолан Вуд радостно приветствует меня по телефону каждый раз, когда я звоню Дэвиду на работу.
        - Передай ему, что у меня все хорошо. Я уезжаю на задание, - сообщаю я в трубку, направляясь к кухонному отсеку, чтобы разогреть обед.
        - Как у тебя дела? - интересуется Нолан, и я точно знаю, что это не банальная вежливость.
        - По-разному, сегодня вроде лучше.
        - Не кисни! Не дай Грымзе тебя сломить! - подбадривает меня он. Разговор окончен.
        Куриные котлеты со спаржей выглядят бледно и неаппетитно. На такую еду противно даже смотреть. Я нажимаю на педаль мусорного ведра и отправляю контейнер в кучу бумажных стаканчиков из-под кофе и воды. В животе урчит. На завтрак у меня был только тост с джемом и арахисовой пастой. Желудок давно справился с таким скромным лакомством. В последнее время я ем за двоих, а то и за троих. Зачем? К чему пить витамины? Колоть гормоны? Мое чрево не предназначено для жизни!
        Я варю себе кофе, когда к микроволновке со своим контейнером подходит Бриджит. Обычно она ходит на обед либо с Зоуи, либо с Шоном, но не сегодня. Можно было бы спросить, вернее, съязвить на эту тему, но мне не хочется. Я смотрю на ее большой живот и снова чувствую, как ком подкатывает к самому горлу. В глазах все туманится. Я не боюсь расплакаться. Я ничего не боюсь. Я просто стою и смотрю на нее. Молча. У меня за спиной трещит кофеварка. В воздухе чувствуется острый запах свежесваренного кофе. Еще пара секунд - и мой бодрящий напиток будет готов. Бриджит поворачивается ко мне, и мы впервые за все это время встречаемся глазами.
        - Чего уставилась? - спрашивает она.
        Да, наши отношения ничто и никогда не изменит. И тем более беременность. Ее беременность. Меня трясет. Бьет дрожью злости и негодования изнутри. Из самого чрева. Я не понимаю, что делаю. У меня нет мыслей. Но есть цель. Моя цель - Бриджит.
        ГЛАВА 17
        У озера тихо и безлюдно. Как и всегда. В этих краях не встретишь ни туристов, ни праздно шатающуюся молодежь. Уверена, они все давно подались либо в Кливленд, либо вовсе переехали в другие штаты. Туда, где жизнь бурлит. Я поднимаю с земли плоский камень и пускаю его над ровной гладью воды. Раз, два, три, четыре - короткие остановки, и он уверенно идет ко дну. Вода кругами расползается по поверхности озера. И снова тишина. Но я знаю, так будет недолго. Он скоро придет сюда. Он знает, что я его жду. У меня для него, как и всегда, есть маленький гостинец.
        Я озираюсь. Вокруг ни души. И только из леса, что с северной стороны обрамляет озеро, доносится едва различимый треск. Я улыбаюсь. Я могу не помнить того, что было вчера, позавчера или даже месяц назад, но эти встречи мне не забыть никогда. Они наполняют мою жизнь здесь хоть каким-то смыслом…
        ГЛАВА 18
        Из журнала меня уволили. Без предупреждений и угроз. Долорес сделала это, Отис не раздумывая и не церемонясь. Мои доводы ее не интересовали. Да и что я могла сказать? Как объяснить то, что я набросилась на Бриджит и выдрала из ее прекрасной головки клок волос. Я хотела выдрать больше, но она начала орать. Визжать, как чокнутая. Она прикрывала руками свой живот, точно я собиралась бить ее туда. Вообще-то, не могу с уверенностью сказать, что не думала об этом. Я вполне могла это сделать. Но не сделала.
        Однако Долорес достаточно и того, что есть. Шон орет на меня в голос. Он успокаивает Бриджит, одновременно проклиная меня. Он называет меня ненормальной. Мне не впервой слышать такие обвинения. Мужчинам проще назвать женщину чокнутой, нежели попытаться ее понять. Шон никогда не пытался меня понять. Только обещал, но не делал. С Бриджит у него все по-другому. Ей он обещал жениться, и она носит на пальце его обручальное кольцо. Я не чокнутая. Просто не надо было меня обижать. Не надо было делать больно!
        Шон увез Бриджит в больницу. Они боятся за малыша. Но представление не закончено. Долорес в свете софитов. Она обзывает меня последними словами. А я молча стою перед ней, как школьница. Слезы больно жалят лицо. В кабинет входит Говард. Он мой конвоир. Он проводит меня к выходу, чтобы я больше не могла никому причинить вреда. Будто здесь еще есть кто-то, кого бы я так же дико ненавидела, как Бриджит. Зоуи прячется в углу, за спиной Лэнса. Дура. Неужели она действительно думает, что мне есть до нее дело. Она вызывает жалость. Даже сейчас, когда пытается спрятаться за этим смазливым пареньком. Кстати, а почему бы нет. Может быть, это единственный ее шанс прикоснуться к такому, как Лэнс. Мне хочется улыбнуться, но я сдерживаюсь. Они неправильно меня поймут. Они и так уже все неправильно поняли.
        Глаза раздражены от слез. Приходится часто моргать, чтобы картинка оставалась четкой и ясной. Я хочу запомнить их лица. Хочу впечатать их в свою память именно такими, какими вижу теперь. Сейчас они более настоящие, чем были в тот день, когда я только пришла сюда. Чем были все то время, что я работала здесь. Маски прочь. Момент истины настал. Я медленно прохожу мимо Отиса. Он смотрит мне в глаза не моргая. Сложно понять: осуждает он меня или, может быть, даже ненавидит. Но мне кажется, что я вызываю у него интерес. Я загадка, которую он хотел бы разгадать. «В другой раз, дружок», - мысленно отвечаю ему я, продолжая идти вперед. Картер, стоит у стены, запустив руку в волосы. В лучшие времена мы бы с Оззи смеялись в голос: Картер и его куриное гнездо. Но сейчас нам не до смеха. Сегодня у нас выходной. Райан. Встречаться с ним взглядом тяжелее всего. Я вижу, как он опускает голову, прячется за монитором компьютера. Я не держу обиду на него за это. Он навсегда останется мне другом. Я знаю, что он пытался меня оправдать. Он рассказал Долорес о моем выкидыше. Думаю, это и повлияло на ее решение. Она не
выдала мне «волчий билет». Вероятно, я смогу устроиться в другое издание. Но хочу ли я?
        Я чувствую тяжелые шаги Говарда за спиной. У меня нет времени на сантименты. Я ухожу, едва сдерживаясь, чтобы не закричать радостно: «Прощайте!» В коридоре я чувствую, как пальцы Говарда крепко сжимают мой локоть, когда мимо нас проходит девушка из отдела рекламы. Я не пытаюсь просить его ослабить хватку. Достаточно просто посмотреть в его глаза, чтобы понять: дружба закончилась. Жаль. Мне будет его не хватать.
        Мы подходим к выходу, и он молча открывает передо мной дверь. Мне тоже нечего ему сказать. Я выхожу на шумную улицу Манхеттена и жадно вдыхаю живительный сентябрьский воздух. Я снова могу дышать. Наверное, теперь я смогу еще и начать жить…
        ***
        Бриджит не подает на меня в суд. Хотя могла бы. Я знаю, она жаждет моей крови. В этом мы с ней похожи. Если бы Шон не помешал мне, кто знает, может быть, клок волос был бы не единственным моим трофеем в этой схватке. «Зуб за зуб» - это, пожалуй, единственное правило отца, которое прочно вросло в мою ДНК. Есть вещи, которые я не могу простить. Никогда. И все же инцидент в прошлом. Уверена, не без содействия Шона. Все это время он жил с чувством вины передо мной. А теперь мы квиты. Он свободен. Я свободна.
        Дэвиду я ничего рассказывать не стала. Ему хватает забот и без этого. Работа над каким-то объектом отнимает у него много сил и времени, оставшиеся часы он без устали тратит на то, чтобы снова впрыснуть в меня свое семя. Второй протокол ЭКО мы сможем сделать только через полгода. Но мы не отчаиваемся. Пьем таблетки и продолжаем попытки. Мы одержимы желанием стать родителями. Здесь и сейчас.
        - Ты общаешься со своей бывшей женой? - неожиданно для себя спрашиваю я, когда очередная попытка зачать ребенка прокладывает путь по моим маточным трубам.
        Я стою в позе «березки», подняв вдоль стены ноги. Бывалые пользователи форумов счастливого материнства рекомендуют этот способ как самый действенный и надежный.
        - Нет, ты же знаешь, - отвечает Дэвид.
        Он лежит рядом со мной. Абсолютно голый. Немногие сорокалетние мужчины могут похвастаться такой атлетической фигурой и животом в упругих кубиках пресса. Дэвид три раза в неделю ходит в спортзал, а еще бегает в Центральном парке. В последнее время его расписание нередко дает сбой, как сейчас. По утрам в субботу обычно он бегал, но марафон стать родителями важнее. Он умеет правильно расставлять приоритеты.
        - А почему вы расстались? - спрашиваю, чувствуя легкое головокружение: поза «березки» не самая удобная. Но я не жалуюсь. Я терплю.
        - Не важно. Это в прошлом.
        Я знаю, что он не любит говорить о прошлом. Дэвид вообще мало говорит о себе. Но и обо мне он тоже не спрашивает, особенно после той исповеди насчет Джима. Хотя исповедь - это вроде должна быть правда, а та историю, которую я рассказала ему, гораздо лучше нее. Я сказала, что мой парень заставил меня сделать аборт. Нет, не так. Я сказала, что он накачал меня наркотиками. Аборт был неизбежен. Дэвид мне поверил. Он видел мои слезы. Он видел боль в моих глазах. Он знает, что я, как и он, мечтаю о ребенке. Мы с ним будем самыми лучшими родителями.
        - Раз в прошлом, значит, больше не болит. Значит, ты можешь мне довериться. Как сделала я, когда рассказала о Джиме. Мы же договорились с тобой быть честными, разве нет? - спрашиваю я, обиженно складывая губы в трубочку.
        Упоминание о моем прошлом дает трещину в его броне. Он волнуется обо мне. Он знает, какую боль доставляют мне эти воспоминания. Ему кажется, он понимает, через какой ужас мне пришлось пройти. А я чувствую, что его развод гораздо больше, чем «не сошлись характерами».
        - Я не хочу говорить о Барбаре, - говорит он, вставая с кровати.
        Он подходит к окну. Нагота его не смущает, как, впрочем, и меня. Я все еще стою в позе «березки», хотя едва ли это оправдано по прошествии десяти-пятнадцати минут.
        - Она меня предала. Она не была той женщиной, какой я ее видел.
        Тело гудит от неудобной позы. Но я не двигаюсь. Я жду. Я знаю Дэвида: начав говорить, он уже не остановится.
        - Она убила нашего ребенка. Она сделала аборт.
        У меня затекло все тело. Я чувствую, как ноги хотят упасть на подушку, но продолжаю удерживать их наверху. Я хочу подарить Дэвиду ребенка. Он должен это знать. Он должен это видеть.
        ГЛАВА 19
        Освежающий ветерок приятно дует мне в спину, раздувая волосы в разные стороны. Они сильно отросли и теперь лезут мне в глаза, рот. Я даже не пытаюсь этому помешать. Мне нравятся их шелковистые прикосновения. Сидя на мокрой траве, я смотрю перед собой, медленно меняя ракурс. Не хочу больше видеть густой темный лес. Нет, меня он не страшит. Я хорошо знаю его тропы. Это мое место силы. Он такой же, как я. Густой. Нелюдимый. Со своими тайнами. Но сейчас мне хочется чего-то ясного и понятного. Я ложусь на землю, не опасаясь испачкать белую майку. Ткань, как и ноги, легко отмыть. Ватные облака висят низко над землей. Я протягиваю к ним руки. Мне хочется дотянуться до небес, почувствовать их легкость и свободу.
        Думая про свободу, я вспоминаю о своем маленьком преданном друге. Как я и думала, он пришел ко мне вовремя. Милое перестукивание скорлупок ласкает слух - это мой друг не оставляет попытки найти хотя бы еще одно сладкое ядрышко. Но вместе с этим я слышу шелест травы и шаги. Все ближе и ближе…
        ГЛАВА 20
        Только за последнюю неделю я отправила десять резюме. В графе «Образование» стоит прочерк. В разделе «Краткая биография» нет ничего, о чем я хотела бы рассказать. Я точно знаю, что эти анкеты, как и все предыдущие, полетят сразу в мусорное ведро. Ответа ждать не стоит. Мой телефон молчит уже пять месяцев. Ни предложений о работе, ни звонков от друзей. Дэнис, бывшая соседка по комнате, - моя единственная хорошая знакомая в Нью-Йорке. Мы обещали друг другу поддерживать связь. Но я не помню, когда слышала ее в последний раз. Наверное, Рон был прав: я ужасный человек, я не умею дружить.
        Но Дэвида не волнует ни то, что у меня нет подруг, ни то, что я осталась без работы. И так было с первого дня. Я для него открытая книга. Он думает, что я сирота.
        Нормальную зарплату в журнале «Фокус» я получала только последние два месяца работы. Но даже этого короткого срока оказалось достаточно, чтобы привыкнуть к деньгам в кошельке. Не копейкам, как раньше, а именно деньгам.
        Дэвид знает, что я не работаю, и дважды в неделю оставляет на комоде две стодолларовые купюры. Еще год назад это было целое состояние. Сейчас это тоже хорошие деньги. Я экономна.
        В следующем месяце меня снова возьмут в протокол. И мы активно готовимся к этому событию. Я пью таблетки, чтобы обогатить свой организм витаминами. Занимаюсь йогой, чтобы перестать думать. Я много думаю. А еще больше фантазирую. Мое воображение - мой главный враг. Но Дэвид считает, это талант.
        - Снова тишина? - спрашивает он, наблюдая за тем, как я проверяю почту в телефоне.
        Он садится рядом со мной на диван. Он пьет виски со льдом, а мне протягивает стакан апельсинового сока. В какой-то книге по планированию беременности говорилось, что высокое содержание цитрусовых в рационе питания будущей мамы повышает шанс зачать мальчика. Мы хотим сына. Наследника Герра.
        - Не важно. Сейчас все равно не лучшее время, чтобы устраиваться на новую работу, - говорю я, убирая телефон в сторону.
        - Это верно. Да и потом тоже. Я хочу, чтобы ты посвятила себя воспитанию наших детей.
        - Да, я помню. Но мне нужно чем-то заниматься. Я устала ничего не делать.
        Я не лукавлю. Не помню такого времени, чтобы я не работала. Я работала даже в детстве. Но тот труд не оплачивался. Сейчас же я даже не готовлю. Дэвид продолжает заказывать еду на дом. Сегодня у нас будет китайская кухня, и курьер из ресторана скоро постучит в нашу дверь.
        - Может быть, пора писать книги? - спрашивает он, и я словно выныриваю из небытия.
        Я смотрю на него во все глаза, но уже не слушаю. Его случайно брошенная мысль, словно снежный ком, растет у меня внутри. Набирает силу. Писатель. Писатель. И почему эта мысль пришла ему, а не мне? Почему я сама не додумалась до этого? Я всегда любила читать. Я и сейчас много читаю. В основном, конечно, книги по беременности и планированию, но это тоже литература. Разве нет? Ее кто-то написал. И я смогу. Нет. Писать о планировании или беременности я не смогу. У меня не получится…
        - У тебя хорошее воображение. Ты мыслишь нестандартно. Мне кажется, ты сможешь писать. Давай ты напишешь нашему малышу сказку, а лучше сразу сборник.
        Дэвид возбужден не меньше меня. Он верит в меня. Я буду писателем.
        ***
        Я снова беременна. Срок - восемь недель. И мы с Дэвидом верим в успех. В этот раз я много лежу. Не делаю резких движений. А еще я разговариваю с малышом. В книгах пишут, что даже размером с горошину ребенок слышит голос и реагирует на состояние матери. Я не нервничаю. Я спокойна. В этот раз все по-другому. Меня даже не тошнит, как бывало прежде. И я хочу верить, что все получится. Но сегодня ночью я снова проснулась от кошмара и долго шарила рукой по простыням. Они были сухими. Я поняла это сразу, но мой мозг отказывался в это верить. Я включила свет. Все чисто. Сердце стучало в груди, и, только прильнув к груди Дэвида, я смогла успокоиться и уснуть. Мне с ним очень повезло. Иногда мне кажется, что Дэвид был послан мне богом за все страдания и боль, которые мне пришлось пережить раньше. Вообще-то в бога я не верю, хотя мама в детстве таскала меня по воскресеньям в церковь. Но отклика в моей душе религия не нашла ни тогда, ни даже теперь. Я верю в себя. Так надежнее.
        Дэвид ушел на работу. Я снова одна. Одиночество меня не пугает. Мне нравится быть одной. Я поудобнее устраиваюсь в постели и ставлю себе на колени лэптоп. Я пытаюсь писать, но у меня ничего не выходит. Ничего стоящего.
        Я хотела писать о Зоуи. Мне казалось, она как раз тот нетипичный персонаж, которого так навязчиво рекомендуют мне все учебные пособия по литературному мастерству, которые я только смогла купить в «Барнс энд Ноубл», а также заказать на «Амазоне». Я читаю их пачками, но результата нет. На бумаге Зоуи ведет себя так же нелепо и глупо, как в жизни. Она меня раздражает. Других идей у меня пока нет. Многие авторы предлагают начать с себя, попытаться перенести на бумагу какой-то эпизод из жизни, дополнив его вымыслом. Но мне это не подходит. Мое прошлое и без приукрашиваний похоже на вымысел. Нет, о себе я писать не хочу.
        - Как успехи? - за последние две недели Дэвид неустанно задает мне этот вопрос, возвращаясь с работы.
        Я не знаю, что ему ответить. Он волнуется за меня. Он любит меня. А я люблю его.
        - Все хорошо. Похвастаться пока нечем, но я в процессе. Эти книги обязательно помогут найти правильную мысль, - отвечаю я, когда он наклоняется и целует мой живот.
        Я вдыхаю аромат его духов, дополненный запахами любимого города. Весной Нью-Йорк для меня пахнет кофе и свежей выпечкой.
        - Это хорошо. Главное, чтобы это была сказка. Мне кажется, так будет правильно, - говорит Дэвид, целуя меня в губы.
        Я и забыла о том, что должна писать сказку. Зоуи занозой сидит у меня в голове. Мне не забыть ее затравленный взгляд из-за плеча Лэнса. О ком, если не о такой идиотке, должна быть моя первая книга. И все-таки Дэвид прав. Наш малыш важнее всех и вся. Зоуи подождет. Ее звездный час еще обязательно настанет.
        - Давай съездим на выходные в Акрон, - предлагает Дэвид, переодевшись к ужину.
        Акрон - это небольшой город в штате Огайо. Но для Дэвида это нечто большее, чем просто населенный пункт, отмеченный на карте. Для него это родительский дом. Дом его детства. За тот год, что я гордо ношу фамилию Герра, мы были там всего однажды. Зимы там снежные и суровые. А дом старый и большой. Он мне напоминает тот, в котором выросла я сама, только мой не был таким темным и фундаментальным. У Дэвида настоящее родовое поместье, с красивым фамильным гербом на фронтоне и колоннами у входа. Когда я увидела его на фотографиях, он мне показался неприступной крепостью. В жизни это не совсем так. Увидев его впервые, я подобрала для него куда более подходящее сравнение: дом-отшельник. Мне там не нравится. Там неуютно. Страшно.
        - Я думаю, мне лучше повременить с поездками. Я боюсь, как бы это не навредило малышу, - говорю я, стараясь не выдать своей незаинтересованности в этой затее.
        - Да, ты права. Пожалуй, лучше я один съезжу. Хочу проверить, как дом пережил зиму, - говорит Дэвид, усаживаясь на свое привычное место за столом. - Справишься без меня два дня?
        - Конечно, - парируя я, открывая коробку с горячей пиццей «Маргарита». - У нас все будет хорошо.
        ГЛАВА 21
        Я слышу, как она подходит и неспешно раскладывает свой тряпичный стул. Она ставит его в паре футов от меня и наконец садится. Приторный аромат ее духов смешивается с запахом травы. Интересное сочетание. Но меня оно не раздражает. Я продолжаю лежать с закрытыми глазами. Наверное, она считает меня спящей, потому что продолжает молчать. Обычно она слишком болтлива. Но меня это устраивает. В тяжелые дни мне не хочется говорить, мне хочется слушать. В такие дни я прихожу к озеру и жду, когда она появится. Она еще ни разу меня не подвела.
        ГЛАВА 22
        Я не справилась. Сегодня ночью меня снова доставили в больницу в карете скорой помощи. Врачи пытались остановить кровотечение. Но даже сейчас, десять часов спустя, я все еще чувствую, как жизнь уверенно вытекает из меня. Мы с Дэвидом сидим в кабинете врача, пытаясь уловить смысл ее мучительно долгой речи. Она оперирует какими-то медицинскими терминами. Постоянно ссылается на исследования и разводит в стороны руки. Ее я не слушаю. Я отрешенно смотрю в окно. Мысленно я далеко за пределами этого просторного кабинета, в котором чувствуется сладковатый запах гниения. Хотя, наверное, это снова игры моего воображения. А может быть, так пахну я? Глаза болезненно реагируют на свет. Я плакала всю ночь. Я бы выла и сейчас, но я не хочу огорчать Дэвида.
        - Честно говоря, я ничего не понимаю. Вы можете объяснить, в чем дело, простым языком? Моя жена - молодая и здоровая женщина. Это я понял. Тогда что не так? - Дэвид нервничает.
        Его терпение на исходе, и я его не виню. Он имеет право злиться. И я рада, что хотя бы один из нас может не сдерживаться. Может что-то требовать. Этому качеству я так не научилась. Мне проще уступить. Но уступить, не значит проиграть. Уступить - это просто выждать время.
        - Простым языком… - растерянно повторяет Аманда. - Хорошо. Полость матки покрыта особым слоем, который обеспечивает безопасное развитие эмбриона. Но в вашем случае среда очень враждебно настроена к зародышу, воспринимает его как инородное тело. В определенный момент матка начинает активно сокращаться, изгоняя из тела все лишнее. В данном случае ребенка. И, как результат, на сегодняшний день вашей супруге поставлен диагноз «привычное невынашивание».
        - Матка воспринимает ребенка как инородное тело? - повторяет Дэвид.
        Я поворачиваюсь к нему, чувствуя его пронизывающий взгляд. Он смотрит мне в глаза, а потом медленно скользит ниже. Живот - его цель. Моя матка с враждебной средой.
        - Да, такое бывает, - пытается снова завладеть нашим вниманием доктор Стюарт. - В данный момент эмбрион воспринимается кем-то вроде захватчика, от которого матка вашей супруги уже научилась успешно избавляться. До этого мы отвергали эту версию, так как такое встречается нечасто. Но, похоже, это как раз тот самый редкий случай.
        Голос врача звучит фоном. Она продолжает что-то говорить, и, кажется, мой диагноз не приговор и сегодня это даже лечится. Наверное, мне надо бы попросить рассказать об этом подробнее. Надо бы заострить внимание на лечении. Но я не могу. Я смотрю на Дэвида, и мне становится страшно. Он, не отрываясь, смотрит на мой живот. И я боюсь даже подумать, какие мысли раздирают его душу в этот момент. Впервые я смотрю в его глубокие карие глаза и не вижу там ни искры интереса, ни нежности, ни тем более любви. Его правильные черты лица кажутся мне острыми и резкими. Неужели это конец?
        - Я оставлю вас на минутку, - не выдерживает напряжения доктор Стюарт. - Думаю, вам нужно поговорить без свидетелей.
        Мы остаемся одни. Нам есть что сказать друг другу. Мы переполнены мыслями и словами. Но продолжаем молчать.
        ***
        Первая волна шокового оцепенения прошла только к вечеру. Мы начали обмениваться короткими репликами. Теперь, неделю спустя, мне кажется, я уже не вижу в глазах Дэвида былой враждебности. В них одна только боль. И я не знаю, как ее унять.
        О том, что случилось, мы с Дэвидом не говорим. У нас на это нет сил. Мы даже сексом больше не занимаемся. Сейчас, наверное, нельзя. А может быть, уже и не нужно. Нам не до удовольствий. Сегодня я сама приготовила ужин. Мне нужно было отвлечься. Хотелось порадовать Дэвида. Семга с овощами под сливочным соусом. Получилось неплохо. Правда, овощи выглядят не так аппетитно, как из любимого итальянского ресторана. Но, кажется, я ему угодила. Он отправляет в рот одну вилку за другой, а я украдкой наблюдаю за ним. Мне нравится чувствовать себя хоть на что-то годной.
        Я не успеваю в полную меру насладиться своей новой ролью, когда замечаю на себе его взгляд исподлобья. Его челюсти активно перетирают мягкое мясо рыбы в кашу. И теперь внезапное осознание действительности тяжелой плитой давит мне на плечи. Я начинаю сутулиться. Мне даже тяжело дышать. Дэвиду совершенно не важно, что сейчас лежит у него на тарелке. Это просто еда, и она не поможет мне растопить лед в его сердце. Я ошибалась. Он ничего не забыл.
        - Давай поговорим, - не выдерживаю я.
        Не знаю, когда это случилось, но у меня появился страх его потерять. Я не хочу возвращаться на улицу. Не хочу начинать все с нуля. Он - это все, что у меня есть. Я не могу его потерять. Не теперь.
        - О чем? - спрашивает Дэвид, принимаясь за новую порцию рыбы. Его желваки приходят в движение.
        Я натужно улыбаюсь. Я хочу, чтобы он чувствовал мою силу и стойкость духа, но я сломлена. Я его буквально молю:
        - Давай куда-нибудь уедем! Поменяем обстановку. Я уверена, положительные эмоции пойдут нам на пользу. Мы ведь с тобой так и не съездили в свадебное путешествие.
        Он промакивает губы салфеткой. Делает глоток воды. Я вижу, как в нем борются разные чувства. Я знаю: он любит меня. Главное - не сдаваться. Главное - быть вместе. Всегда.
        - Сейчас не самое подходящее время. У меня большой проект. Ты же знаешь.
        Я не знаю. О работе он не говорит. О прошлом тоже. А теперь мы не говорим и о нас. Нас как будто и не существует больше. Но это не так!
        Я не знаю, что ответить, и молча принимаюсь за рыбу. Есть мне не хочется, но я нервничаю. Рыба - это диетическое блюдо, напоминаю я себе. Я перестала влезать в любимые джинсы, и на каблуках мне тяжело ходить. В погоне за ребенком я совершенно забросила занятия спортом. Подкосили фигуру и гормоны. Я продолжаю их пить и сейчас. Только теперь у них другая направленность. Они должны удобрить мою матку. Сделать ее гостеприимной. Я не сопротивляюсь. Я терпеливо иду к своей цели.
        - Знаешь, а мне нравится твоя идея сменить обстановку, - неожиданно говорит Дэвид. Его правая щека раздувается, словно он пытается языком выудить что-то из зуба. - Думаю, это как раз то, что нам сейчас нужно.
        Я не верю своим ушам. Я не могу сдержать улыбку:
        - Дэвид! Мой Дэвид! Я так тебя люблю!
        Я вскакиваю со своего стула и вешаюсь ему на шею. Целую везде. Без разбора. Я счастлива. Я протискиваюсь между столом и плюхаюсь ему на колени. Моя рука соскальзывает ему под майку. Я чувствую жар его кожи. Меня сводит с ума его запах. Я целую его в губы, когда чувствую, как его руки уверенно сомкнулись у меня на предплечьях. Это придает мне сил. Я хочу, чтобы он был груб. Я хочу, чтобы он излил в меня всю свою злость и боль.
        - Подожди. Ты меня неправильно поняла, - говорит он с придыханием.
        Он возбужден не меньше меня. Я чувствую его желание. Но его слова колоколом звенят в голове. Что я опять неправильно поняла?
        - Я не могу сейчас никуда уехать, но ты можешь. Я думаю, тебе пойдет на пользу пожить это лето в нашем доме в Акроне. Там свежий воздух. Уединение. Я думаю, ты там скорее восстановишь силы. Начнешь писать. Ты же еще не отказалась от идеи стать писательницей?
        Он говорит со мной приторно ласковым голосом, от которого к горлу подступает тошнота. Я тонко улыбаюсь, чувствуя, как щиплет в глазах. У меня нет причин отказывать ему в этом решении. Я сама заговорила о смене обстановки.
        Он смотрит мне в глаза. И мы оба понимаем, зачем ему это нужно.
        ГЛАВА 23
        Я продолжаю лежать с закрытыми глазами. Наслаждаясь последними мгновениями тишины. Она не сможет долго молчать. Я уже чувствую на себе ее цепкий старушечий взгляд.
        - А ну, пошел отсюда! Проваливай, паршивец! - ругается она.
        Я не могу и дальше притворяться спящей, иначе она напугает до смерти моего друга. Удивительно, но она не жалует ни белок, ни бурундуков, которые водятся в нашем лесу.
        - Добрый день, Элайза! - приветствую ее я, щурясь от слепящего солнца.
        - Ой, прости. Я не хотела тебя будить. Но эти гады совсем страх потеряли! - жалуется она, показывая рукой на маленького бельчонка, который все никак не поймет, что орешков уже не осталось.
        - Я их люблю. Они мои друзья, - отвечаю я.
        Достаю из кармана последнее ядро и протягиваю его на ладони. Зверек жадно втягивает воздух носом. Он чует лакомство, но все еще не решается подойти ближе. Тогда я бросаю орех ему, и он радостно хватает его мохнатыми лапками. Он чавкает от удовольствия. И я не могу сдержать улыбку.
        - Это же Билли. Ты разве его не узнаешь? - спрашиваю я, хотя точно знаю ответ.
        Для Элайзы, единственной знакомой мне соседки, лесные твари все на одно лицо. Именно твари. По-другому она о них еще ни разу не отзывалась. Я не злюсь на нее за это. У нее есть на то свои причины. Так, по словам Элайзы, именно белки и бурундуки гадят у нее на крыльце, грызут провода и расшатывают телевизионную антенну. Вероятно, все это действительно может доставлять ей неудобства, учитывая, что она живет одна и ей уже семьдесят.
        - Еще чего не хватало, начать разбираться в сортах дерьма! - огрызнулась она, воинственно скрестив на груди руки.
        Она забавная. Мне нравится за ней наблюдать. Может быть, я даже сделаю ее своей героиней. Почему бы и нет. Билли же стал, а он не может произнести ни слова, чего не скажешь про Элайзу. Поначалу я от нее уставала. Я очень быстро переставала ее слушать, погружаясь в свои тягостные мысли. Но постепенно я привыкла к ней, а недавно даже начала слышать. Зря я не сделала этого раньше. Она просто кладезь историй. Она помнит Дэвида таким, каким его уже не знает никто.
        Она неспешно проливает мне свет на темные пятна в его биографии. Сегодня я узнаю о том, что мать бросила его через год после трагической смерти мужа. А потому воспитанием Дэвида занималась его бабушка Дора. Элайза - удивительный человек. Она любит читать, наблюдать, а главное, никогда и ничего не забывает.
        Сегодня с меня достаточно историй. Я чувствую, как у меня снова начинает урчать в животе. Поднимаюсь с земли и стряхиваю с волос травяной мусор.
        - Была рада поболтать, Элайза, - говорю я.
        - Всегда рада тебя видеть, Сэм! - отвечает она мне вслед.
        Мои ноги приятно утопают в траве. Я не оборачиваюсь. Я уже давно привыкла к тому, что все вокруг зовут меня Сэм, но я точно знаю, что я Сарра!
        Часть II
        ГЛАВА 1
        Я стою у окна в своей спальне и смотрю на пустынную улицу. С третьего этажа создается обманчивое ощущение, что до дороги не больше десяти шагов. Но их ровно сорок два. До соседнего дома - триста восемьдесят семь. До начальной школы - восемьсот десять. Я не беру эти цифры с потолка. Я их точно знаю. Я считала. В этой забытой богом глуши развлечений немного, и так было всегда. Я с детства придумываю себе новые игры и задачи. Считать шаги всегда было моим излюбленным занятием.
        Отхожу от окна, стараясь не шуметь. На мне надеты тяжелые кожаные ботинки, вроде тех, что носил мой отец. В наших краях понятие моды относительно. Модно то, на что тебе хватило денег, то, во что залез твой зад. С фигурой мне повезло. Сколько себя помню, мой вес никогда не превышал отметки 110 фунтов^1^. И я могу позволить себе носить эти короткие джинсовые шорты и майку с рваным краем. Но вот с деньгами беда. И так тоже было всегда. Правда, сейчас во вшитом кармане трусов у меня лежат четыре сотни. Это все, что я смогла найти. Все, что у меня есть, для того чтобы начать жизнь с нуля. Все, что мне нужно, для того чтобы получить дивиденды за эти восемь лет нищеты.
        ГЛАВА 2
        Теперь, по прошествии стольких лет, сложно сказать, какое событие послужило катализатором всему. Вернее сказать, их было несколько, но самым судьбоносным для себя я считаю тот, когда отцу становится плохо. Ужин уже закончился, но отец не встает из-за стола, и мы с матерью тоже сидим. Он рассказывает о своей ссоре с Томасом Шепардом, своим лучшим другом. Я давно потеряла нить этой беседы. Я думаю о том, как бы поскорее подняться к себе в комнату, открыть окно и впустить в дом Дикого. Дважды в неделю он играет в Тарзана, лазая по балконам и окнам нашего дома. Время уже почти восемь, а значит, он уже где-то под окнами. Дурманящее разум желание приятной истомой прокатывается по моему телу, когда я слышу пронзительный вопль матери. Я выныриваю из своих грез, и картина перед глазами заставляет мое сердце сжаться от ужаса. Лицо отца перекошено. Он сидит на своем месте, но я вижу, как накреняется его тело. Мать пытается его удержать, но он тяжелый. Еще одна секунда - и он падает на пол. Я вижу, как из правого угла рта стекает слюна. Его глаза мечутся в глазницах. Ему страшно. Нам всем страшно.
        Я чувствую, как у меня трясутся ноги и руки. Тормошу отца, пытаюсь с ним говорить. Мои слезы катятся по щекам и капают ему на лицо. Впервые он не ругает меня за слабость. Впервые он молчит, а мы с матерью никак не можем закрыть рты. Мы говорим, орем, причитаем.
        «Скорая» приехала быстро. Это дает мне надежду думать, что с отцом все будет в порядке. Мы отделаемся только испугом. Иначе и быть не может.
        Мы с матерью сидим в просторном коридоре под дверью с табличкой «Реанимация». Дикий привез нас сюда, но я его больше не вижу. У меня нет желания думать или осуждать его за бегство, и тем не менее я ловлю себя на мысли: он ушел. Даже не попрощался, не предложил помощи. Просто взял и ушел. Молча. Настоящий мужчина. Я стараюсь думать об отце, но постоянно возвращаюсь к Дикому. Злюсь на него. На себя. А больше всего на то, что моя злость ничего не изменит. В этой глуши под названием Клайо в штате Алабама Дикий лучшее, что я могу себе отхватить. Я знаю. Я проверяла.
        Двери распахиваются широко и беззвучно. Перед нами стоит мужчина в униформе цвета морской волны. Смотрю в его глаза, и земля под ногами превращается в зыбучие пески. Я чувствую слабость в коленях. Крепко держу мать за руку, пытаясь разобрать хоть слово из его тягучей речи.
        - М-м-н-не-о-оч-е-е-нь-ж-жа-а-ль…
        Дальше я не слышу. Я ору. Ору во все горло, плотно сжимая глаза. Вокруг становится темно, тихо и спокойно.
        ***
        Мои худшие опасения не подтвердились. Сердце отца все еще бьется. Но у него случился обширный инсульт. Теперь только внешнее сходство напоминает о том, что этот молчаливый человек в инвалидном кресле - мой отец. У меня внутри все рвется на части, когда наши взгляды встречаются. В его глазах нет былой уверенности и твердости, они мягкие и затравленные, как у того кота, что жил у нас дома в детстве. Мать его кастрировала на третий день, после того как он начал метить территорию. В тот день кот по кличке Блот потерял интерес к жизни. В глазах отца я вижу такую же безнадежность и отчаяние. Он словно заперт в клетке, только ключа от нее у меня нет. Ни у кого нет. Последствия инсульта необратимы. Я читала. Никогда не любила читать. У меня от этого болят глаза. Но медицинский справочник прочла. Болезнь отца рушит мою жизнь. Не то, чтобы она у меня была такой яркой и значимой, но это моя жизнь. Я была на нижней ступени карьерной лестницы, а теперь даже не знаю, где я.
        Сижу в офисе отца. Хотя едва ли так можно назвать каморку, которую он два года назад пристроил к сараю. Сюда он уходил по утрам под предлогом работы. Сюда он никого из нас не пускал. Это было только его пространство. А теперь я вторглась в него, даже не спросив разрешения. Здесь грязно. Пыль на подоконнике лежит таким слоем, что отмыть ее не удастся вовек. Да я и пытаться не стану. В своей спальне я перестала убирать, когда мне исполнилось пятнадцать. Даже представить не могу, что может заставить меня начать прибирать здесь. Искать деньги, ценные бумаги и закладные - это все, что меня интересует.
        Я здесь одна, не считая Бадди, моего старого золотистого ретривера. Тяжело процокав своими когтями по деревянному настилу, он ложится в угол. Я вижу, как у него смыкаются глаза, слышу его свистящее дыхание. Оно меня успокаивает, а вот цифры в отцовых отчетах заставляют сердце биться чаще. Последние лет пять он постоянно жаловался на то, что ферма перестала приносить доход и мы едва сводим концы с концами. А так как наша жизнь всегда являлась отражением этого суждения, я никогда не придавала излишнего внимания его неутешительным прогнозам. И все же он не врал. Хотя бы в этом он был с нами предельно честен. Денег на счетах нет. А сбережений на черный день, спрятанных под половицей, в стене или еще каких потайных отделах, я не нашла.
        - Ого, как тут все интересно! - присвистнув, говорит Дикий, без стука входя внутрь.
        Он делает шаг вперед, и я слышу глухое рычание Бадди. В последнее время он сильно запаздывает с реакцией, сдает свои позиции. Я вижу, как пес поднимает морду и, продолжая тихо рычать, пытается учуять запах или хотя бы разглядеть визитера. Его глаза устало моргают раз-другой. После чего его хвост с силой ударяет по полу, и я понимаю, что он узнал нашего гостя. Он даже поздоровался с ним.
        - Твоя мать сказала, что ты здесь. И как тебе логово отца? Уже вскрыла его сейф или, может, нужна помощь?
        - Шел бы ты, знаешь куда, со своими щедрыми предложениями, - огрызаюсь я, спуская ноги со стола на пол.
        - Э-э, ты чего это так расчувствовалась? Богатая стала? И Дикий уже не при делах? - спрашивает он, играя зубочисткой в зубах.
        Так он пытается бросить курить. Не потому, что внезапно начал думать о своем здоровье, а потому что сука Брина Кларк отчего-то решила подсчитать, сколько денег он тратит на курево в неделю, месяц, год. Теперь он не курит.
        - А ты пришел сюда, чтобы бабки считать, или просто соскучился?
        - Узнаю свою детку, - говорит он, обвивая меня своей могучей клешней вокруг талии.
        В его руках я начинают таять. И так было всегда. Он это знает. Чувствует. Продолжая прижимать меня к себе, он тычется носом в мою шею. Его дыхание обжигает кожу. Я выгибаюсь назад, желая впиться ему в губы. Но он давно меня изучил. Свободной рукой он хватает меня за волосы и силой притягивает к себе. Его мокрый язык медленно скользит от ключицы выше и выше. Мои руки шарят у него под курткой все ниже и ниже. Я знаю, что ищу.
        - Ну все, игра окончена! - говорю я, осипшим от желания голосом.
        В руках в меня пистолет, и он упирается ему прямо в грудь.
        Он прекрасно знает, что мне в него не выстрелить, даже будь я пьяной в стельку. А я знаю, что последний раз он заряжал пистолет два года назад. И все же сейчас, сжимая рукоятку, я слышу частый стук своего сердца.
        - Ты меня любишь? - спрашиваю я, свободной рукой оттягивая ворот его майки. Грудь у него гладкая, без единого волоска.
        - А у тебя есть повод усомниться? - он ловко выкручивает мне руку.
        Пистолет со звоном падает на пол, а я в объятиях Дикого. Он снова ушел от ответа. Но теперь, когда его жадные губы шарят по моей возбужденной коже, это уже не важно.
        ГЛАВА 3
        Я слышу, как к дому подъехало ржавое корыто Двейна. Теперь, когда я решила двигаться вперед, я предпочитаю называть его по имени, а не прозвищем. С Диким у меня связано слишком много. От Дикого мне никогда не уйти, сколько не пытайся. А от Двейна я смогу.
        «Двейн», - произношу я в пустоту. Внутри ничто не откликается. Как будто я действительно говорю о незнакомом мне человеке. И все же сейчас, глядя в окно, я вижу того же Дикого в потертых джинсах, кедах без шнурков, застиранной майке и кепке задом наперед. Если есть в мире вещи, которые не меняются с годами, то это город Клайо в штате Алабама и Дикий.
        Он смотрит наверх, и на мгновение наши взгляды встречаются. Я киваю ему и прикладываю палец к губам. Но едва ли он успевает заметить мою немую просьбу о соблюдении тишины. Я вижу, как он выходит из машины, хлопнув дверью. Обходит ее спереди и открывает капот. Эту картину я знаю наизусть. Иногда мне даже кажется, что, прежде чем запустить свои пальцы в меня, он должен как следует поковыряться в своей жестянке. От этой мысли меня воротит.
        Я задергиваю занавески и поднимаю с пола дорожную сумку со своим барахлом. Вещей у меня немного. Путешествовать налегке - это то, о чем я всегда мечтала. Я думала сбежать из этой серости и нищеты еще в пятнадцать. Тогда о своих планах на жизнь я не рассказала разве что родителям. Сегодня я уже умнее. Даже Двейн считает, что я еду в Юфолу уладить дела отца. Мать и вовсе не догадывается о том, что остаток жизни ей придется коротать в одиночестве. Насколько я знаю, блудные дети не имеют обыкновения возвращаться…
        ГЛАВА 4
        Три месяца, после того как отца парализовало, я пыталась усидеть на двух стульях. По вечерам встречаться с потенциальными арендаторами земли и другими рабочими, занятыми на мини- заводе по переработке молока, а днем трудиться в местной газете в должности корреспондента отдела новостей. Еще два года назад меня повергло в шок наличие отдела новостей. О каких новостях здесь можно писать? О том, как корова дала надой выше нормы? Или, может быть, о том, что урожай погиб из-за заморозков? Но моего скепсиса в редакции никто не разделял. Все молча стучали по клавиатуре, уткнувшись в свои старые мониторы. Я была среди них самой молодой, и тогда, глядя в их уже потухшие глаза, я четко осознала одно: я ни за что на свете не стану одной из них. А потому я была убеждена, что для меня работа в газете «Клайо Дайли» всего лишь первый шаг в блистательной карьере. Но сегодня, когда главный редактор просит меня остаться после общей планерки, я чувствую, как затхлый запах неприятно бьет мне в нос.
        - Прости, но двух корреспондентов в отделе новостей мы не потянем, - с деланным сожалением сообщает мне Кермит Дэвис, после того как я отказалась выпить с ним кофе.
        Надо мной с характерным шумом крутится лопасть вентилятора. Толку от него мало, даже на расстоянии в пару шагов я вижу, как на лбу нашего главного редактора выступают капельки пота.
        - Отлично! Думаю, я вполне смогу потянуть что-то большее, - я не могу так легко сдаться. - Как насчет того, чтобы сделать меня своим репортером, к примеру, в Бирмингеме? Что скажешь?
        Он натужно смеется. А я не знаю, как на это реагировать. Смеяться так же глупо и фальшиво я не умею, а в свете последних событий едва ли в ближайшее время я смогу искренне чему-то порадоваться.
        - У тебя отличное чувство юмора. Мне это в тебе всегда нравилось, - парирует он, смахивая фальшивые слезы. - Хотя, не буду лукавить, мне бы хотелось, чтобы твои слова когда-нибудь стали нашей реальностью. Но ты ведь и сама все знаешь. Финансирование у нас сильно урезали. Мы дрейфуем на волнах грядущего банкротства.
        Банкротство - неувядающая новость нашего города. Каждый выживает как может. Но как по мне, ключевое слово здесь «выживает».
        - Ты что, сейчас пытаешь меня уволить? - спрашиваю я.
        - Понимаешь…
        - Тебе что, мои пара прогулов поперек горла встали?
        - Ну здесь, конечно, сыграли роль не только прогулы, но и… - Кермит трусливо поджимает губы. В глаза он мне не смотрит.
        - Брина Кларк! Я права?
        Меня трясет от злобы. Я вскакиваю со стула и нависаю над его столом. Капельки пота на его морщинистом лбу теперь похожи на градины. Он успевает откатиться на своем стуле назад, в противном случае я бы уже наматывала его галстук себе на кулак. Он это знает. У нас такое уже бывало.
        - Не надо было тебе портить ей машину. Ты же должна понимать…
        По его мнению, я должна была понимать ровно следующее: дочь учредителя газеты положила глаз на моего мужчину. Она торопилась стать женщиной Дикого. Я же не стена, я могу и подвинуться. Но беда в том, что двигаться я не собиралась ни тогда, два месяца назад, ни теперь.
        - Я никому и ничего не должна, заруби это себе на носу! - прошипела я, смахивая на пол груду бумаг, что лежала на его столе.
        Но Кермит не мигая смотрит мне в глаза. В эту минуту он не замечает ничего, кроме того, как растет и пульсирует во мне ярость. Он видел меня в гневе - и не раз. Он знает, на что я способна.
        - Кто теперь будет вместо меня? - бросаю ему кость.
        - Кларисса Спрингфилд, - тяжело сглатывая, отвечает он.
        - Хороший мальчик, - поощряю его я.
        Отхожу от стола и широко улыбаюсь. Сейчас я не притворяюсь. Мне действительно стало хорошо и спокойно. Вижу, как Кермит выравнивается в своем кресле и с облегчением вытирает лоб платком. Мы оба знаем, что беда миновала. Он стойко выдержал свое испытание. Он заслужил перерыв.
        - Не вздумай со мной шутить, Дэвис. Я ведь все про тебя знаю, - ставлю жирную точку в наших отношениях, после чего выхожу из кабинета не оборачиваясь.
        Я без разбора сбрасываю все: блокноты, пресс-релизы, фотографии, кассеты и личную кружку с изображением Спанч Боба. Все мои вещи легко умещаются в небольшую коробку, с которой я выхожу на улицу. Палящее солнце слепит глаза. Горячий воздух мгновенно делает кожу липкой. На парковке стоят три машины. Но под деревом в тени есть только одно место - и оно мое. Всегда. Сейчас я езжу на старом отцовском пикапе.
        Забросив коробку в грузовой отсек, я роюсь в ящике с инструментами. Молоток - первое, что приятно ложится в ладонь. Борюсь с искушением поддаться пьянящему желанию. Но нет, Кларисса достойна чего-то более изящного, чем стекло в мелкую крошку. Беру нож и с удовольствием вонзаю его в переднее колесо ее машины. Приятный свист воздуха - и морда «цивик» печально склоняется к земле. Я не останавливаюсь и втыкаю лезвие в заднее колесо с этой же стороны. Теперь картина радует куда больше. Мне нравится крушить и вселять в людей трепет страха и уважения. Стажерка Кларисса Спрингфилд должна всегда это помнить.
        Бросаю нож в кузов и только после этого сажусь за руль. С визгом завожу мотор и жму педаль газа в пол. Пришло время поговорить с Бриной Кларк.
        ***
        Я паркуюсь возле бара. Окидываю взглядом стоянку, с облегчением понимая, что Дикого здесь нет. Не люблю отвлекаться, особенно когда у меня есть четкая цель. Машины Брины тоже не видно, но либо она до сих пор в ремонте, либо девчушка не наступает на одни и те же грабли дважды. Это радует, но не настолько, чтобы я изменила своим желаниям. Зря она решила быть моим врагом.
        Я силой толкаю потертую деревянную дверь, и она со скрипом откатывается назад, открывая мне вид на барную стойку. Тобис, как и всегда, начищает ее до блеска, стреляя глазами по сторонам. Он работает здесь не только барменом, но и вышибалой, а для своих он еще и дилер. Мне уже не вспомнить, когда я курила травку последний раз, а вот пучеглазая Кларк ее курит регулярно. Чужие деньги считать она умеет лучше своих. Оно и не мудрено, ее семья, пожалуй, единственная для кого слово «банкротство» звучит непонятно.
        Любительницу коротких юбок и топов, больше напоминающих нижнее белье, не волнует ни целлюлит на бедрах, ни жир на животе. Она сидит за барной стойкой, забросив ногу на ногу, смакует свой мохито, наблюдая за бейсбольным матчем в записи.
        - Тоби, дай мне стакан воды! - говорю я, занимая стул справа от нее.
        В мою сторону она не смотрит. Но мне этого и не нужно. Я и так вижу, как у нее напряглась челюсть, как перехватило дыхание. Я жадно тяну носом воздух. В баре пахнет жареным мясом и табаком, но я чувствую только запах ее страха.
        - Какой счет? - спрашиваю я, когда Тобис ставит передо мной стакан с водой.
        Брина Кларк не реагирует на меня, точно не понимает, к кому я обращаюсь, точно не понимает, о каком счете я говорю. Это она зря.
        Я делаю глоток воды. Она ледяная. То, что нужно в такую жаркую погоду. Но я сюда приехала не прохлаждаться. Во всяком случае не таким образом. Я брызгаю водой ей в лицо. Она вскакивает со стула как ошпаренная. Орет и матерится. Ее мышиного цвета кудряшки приклеились к черепу, вода продолжает скатываться по волосам, прокладывая себе путь ниже: по бесформенной груди, жирному животу, джинсовой юбке… Я смотрю на эту картину и не могу сдержать улыбку. Еще немного - и я начну смеяться. Наверное, впервые за последнее время.
        - Ты совсем ополоумела? - визжит она, пытаясь обтереться бумажными салфетками.
        Тобис стоит за стойкой бара. Он умный парень, в разборки местных он предпочитает не влезать. В этот раз он тоже самоустраняется под предлогом принести полотенце. Ну вот мы и одни.
        - Ты не ответила, я стала волноваться. А вдруг у тебя солнечный удар и все такое, - парирую я, забрасывая ногу на ногу.
        Она продолжает приводить себя в порядок. Но я понимаю, она просто боится возвращаться на свое место у барной стойки. Уверена, Брина хочет уйти, но этого она себе позволить тоже не может.
        - Так какой там счет? - спрашиваю я, делая глоток из ее бокала.
        Мятный освежающий напиток приятно щекочет мое небо.
        - Сахара многовато. Думаю, в этом твоя беда, перебарщиваешь, - сообщаю ей я, цокая языком.
        - Чего тебе от меня надо? - вопит она, заправляя мокрую прядь волос за ухо.
        Выглядит она скверно, хотя едва ли в этом виноват только стакан ледяной воды. Ее щеки горят огнем, от чего сходство со свиньей становится еще более очевидным.
        - Чего надо? - повторяет она, разводя руки в стороны.
        - А тебя не учили, что старших нужно уважать? - начинаю я, вставая со стула.
        Она смотрит на меня исподлобья, но не шевелится.
        - Старших нужно почитать, - тщательно выговариваю я каждое слово, приближаясь к ней.
        Я не свожу с нее глаз, и она твердо держит удар. Даже не моргает. Мои слова ее вывели из себя. Она стиснула челюсти. Ее дыхание стало частым и отрывистым. А руки… она уже сжала кулаки. Приготовилась к драке.
        - Не учили? - спрашиваю я.
        Она набирает в рот побольше слюны, и ее плевок смачно шлепается на пол, в паре дюймов от моего ботинка.
        - Это ты зря, - протягиваю я, делая шаг вперед.
        Теперь в моих движениях больше нет кошачьей грации. Каждый шаг четкий и размеренный. Каждый жест и взгляд - все дозировано. Все как по учебнику. Одной рукой я хватаю ее за волосы и с силой тяну назад, другой хватаю ее руку и скручиваю ее так, чтобы она не могла дернуться. Она визжит и топает ногами. Выгибается из стороны в сторону, как рыба, которую поймали на крючок. Да, она у меня на крючке, а я не отличаюсь гуманизмом. В два шага мы с ней преодолеваем расстояние до барной стойки, и ее милое, покрасневшее от воплей личико с глухим стуком бьется о поверхность.
        Она пытается что-то сказать, но я слышу только несвязное мычание.
        - Не учили, ну так я научу, - прихожу я ей на помощь, оттягивая назад ее покрасневшее от удара лицо. Крови еще нет, но я точно знаю, она будет.
        ГЛАВА 5
        Время уже девять утра, но в доме темно и тихо. Мать обычно встает рано, но вчера я случайно удвоила ее дозу снотворного. Я уверена, что она будет спать до обеда, но все равно спускаюсь медленно. Ступеньки скрипят, и я каждый раз замираю на мгновение, чтобы вновь услышать тишину этого дома. Нет, я не боюсь встречи с матерью. Просто не считаю это нужным. Я для нее червивый плод, а она для меня… Мне сложно для нее подобрать подходящее слово. Она того не стоит.
        Наконец я спускаюсь вниз. Теперь от парадной двери меня отделяют ровно десять шагов, и я делаю их с гордо поднятой головой. Назад пути нет. Я так сама решила. Открываю дверь и, уже не заботясь больше о тишине, позволяю ей с треском захлопнуться позади меня. Я хочу, чтобы этот звук навсегда впечатался в мою память как символ невозврата.
        ГЛАВА 6
        После того кровавого инцидента в баре ко мне домой для разъяснительной беседы приезжает офицер полиции. Он не обвиняет меня, скорее, просто сообщает, что Брина Кларк пытается меня оклеветать. Последнее слово дается ему особенно трудно. Репутация у меня в городе такая, что едва ли у кого-то еще остался шанс добавить в нее что-то новое. И все же Брина попыталась. Горжусь этой храброй девочкой. Даже после того, как я сломала ей нос и раскроила губу, она продолжает показывать мне свои зубы.
        - Простите, но я не понимаю, о чем она говорит. В каком часу это случилось? - спрашиваю я, стараясь изобразить искреннее участие.
        - В три пятнадцать, - отвечает он, сверяясь с записями.
        Он буравит меня своими маленькими глазками. И я точно знаю, что он не верит ни одному моему слову. Он ненавидит меня так же, как и многие, а может быть, даже больше. Я не просто знаю его тайну, у меня есть видео, доказывающее его маленькую слабость. Этот идиот трахал меня в служебной машине, даже не потрудившись выключить камеру наблюдения внутри салона.
        - Ой, ну она точно врет, - парирую я, прикрывая рот ладошкой. - В это время я собирала свои вещи в редакции. Я же уволилась, мне фермой отца теперь надо заниматься. Можете позвонить в газету, это все подтвердят. Простите, офицер, но в этот раз вы не по адресу.
        Тяжело вздыхая, он закрывает папку и зажимает двумя пальцами переносицу. Прикрывает глаза. Разговоры со мной ему всегда даются особенно тяжело. Интересно, может быть, его мучает совесть? Может быть, он во всем этом винит себя? Хотя вряд ли! Такое жирное ничтожество не может думать головой. Только яйцами.
        - Оставь ее в покое. Ладно? - наконец говорит он.
        - Так ведь я ее даже пальцем не трогала, - продолжаю гнуть свое я.
        - Знаешь, для всех будет лучше, если ты уедешь.
        Мы стоим с ним на крыльце моего дома. И я чувствую, как мать подглядывает за нами через занавеску. Слышать она нас не может, но я все равно стараюсь держать себя в руках. Не повышаю голоса. Не ору. Это сложно.
        - Лучше для кого? Брины или, может быть, для тебя? - спрашиваю я улыбаясь.
        Его глаза метают молнии. Семь лет назад, заманивая красотку на заднее сиденье своей развалюхи, он и подумать не мог, что она окажется малолеткой.
        - Ты меня слышала? - бросает он, после чего, не прощаясь, сбегает по лестнице.
        - Была рада пообщаться, Джерри. Если что, ты знаешь, где меня искать! - кричу я ему вслед, но он не оборачивается.
        Я облокачиваюсь на перила и с улыбкой на лице провожаю его взглядом. Наблюдаю за тем, как он открывает дверь полицейского «форда» и с трудом впихивает свое грузное тело между креслом и рулем. Дверь с грохотом закрывается, и я искренне удивляюсь, что от этого необдуманного жеста его старушка не рассыпается на части прямо у меня на глазах. Машу ему рукой на прощание и, только когда его фары сливаются с линией заката, захожу в дом.
        - Зачем он приходил? - спрашивает меня мать. Я была права: она стоит именно за той занавеской, где и предполагалось.
        - А тебе не все ли равно? Не по твою душу, и ладно, - отвечаю я, почесывая Бадди за ухом. Он льнет к руке все сильнее и тихо постанывает от удовольствия.
        - Зачем он приходил? - не сдается мать, не сводя с меня глаз.
        - Не бери в голову, у тебя и без того полно хлопот, - говорю я, взбегая по лестнице. Бадди с тоской следует за мной. Ступеньки он теперь не любит.
        ***
        - Ты совсем ополоумела? - орет на меня Дикий, врываясь в кабинет отца. - Ты зачем на нее набросилась? Я же тебе все объяснил!
        Обычно мне нравится, когда он кричит. Меня возбуждает то, как у него срывается голос, как перехватывает дыхание. Но сейчас я смотрю на него через призму удручающих цифр. Я читаю письмо из банка. Еще один заем мне не получить. Это раздражает. А еще раздражает этот нарастающий крик. Стараюсь не обращать на него внимания. Хочу дать ему шанс выговориться. Излить на меня свое негодование. Но боюсь, моя чаша терпения уже переполнена. Больше я вынести не смогу.
        Убираю письмо к остальной корреспонденции и делаю шаг ему навстречу. Он уже изрядно покраснел от своих излияний. Еще немного, и мне будет противно на него смотреть. С минуту я молчу, ощущая на лице маленькие капельки его слюны. На такие мелочи внимания он не обращает.
        - Я с тобой разговариваю! - вопит Дикий, и я понимаю, что пришло время держать ответ.
        Мой кулак с размаху бьет ему в челюсть. Костяшки пальцев начинают гудеть от боли, но при этом в каморке на мгновение наступает благодатная тишина. Я не свожу с него глаз. От неожиданности он едва не теряет равновесие. Он харкает на пол и громко ругается. Я жду его ответный ход. Дикий способен поднять на меня руку.
        - Она еще совсем ребенок, - выдыхает он, вытирая губу.
        Похоже, драться мы не будем. Жаль. Мне нужно выпустить пар. Придется искать другой способ.
        - Хочешь это исправить? - спрашиваю я, все еще сжимая кулаки.
        - Ты чокнулась? Мы с ней просто друзья.
        В дружбу я не верю. Тем более в такую. Я спала со всеми, кого когда-либо считала своим другом. Даже если мы дружили не больше суток. Рон был как раз таким. Он должен был стать моим билетом в новую жизнь. Билетом, которым воспользовался кто-то другой. В груди клокочет ненависть и злость. Я никогда и ничего не забываю. И уж, конечно, не прощаю. Горечь воспоминаний обжигает горло, но я стараюсь сконцентрироваться на том, что происходит здесь и сейчас. Дикий смотрит на меня. Он ждет моего ответа.
        - К черту эту шлюшку! Иди сюда! - командую я и, смахивая со стола все бумаги, тяну его на себя.
        - Так нельзя. Понимаешь? - с трудом произносит он, пытаясь увернуться от поцелуев.
        - Трахни меня! Сделай это так, как никогда прежде! - приказываю я, наслаждаясь своей властью.
        ГЛАВА 7
        Я сажусь в машину к Двейну. Сейчас, когда он снова стал курить, в салоне воняет не только мужским потом, но и табаком. Запах настолько едкий, что я открываю окно. Оно плавно скатывается вниз, застревая где-то на середине. Но мне и этого достаточно. Мои ноздри жадно вдыхают свежий воздух, а теплый ветер треплет мои волосы. Я достаю из внешнего кармана сумки солнцезащитные очки. Через темные стекла смотреть на этот мир гораздо приятнее.
        Двейн пытается со мной говорить и даже шутить. Его голос по старой памяти щекочет мне душу. Я стараюсь его не слушать. Включаю радио и делаю звук громче. Двейн, может быть, и полное говно, но не дурак. Остаток пути мы едем в тишине.
        ГЛАВА 8
        Теперь, когда отец прикован к кровати, он почти весь день проводит в маленькой комнате на первом этаже. Раньше мать использовала ее как библиотеку, но сейчас посреди каморки, с пола до потолка набитой литературой религиозного толка, стоит его кровать. Другого пригодного для спальни помещения на первом этаже не оказалось. Вероятно, стоило бы попытаться разобрать гостевую комнату, но ворошить прошлое, тщательно упакованное по коробкам, мы не хотим.
        Я вхожу в новую комнату отца, и в нос бьет странный запах. Здесь, как и прежде, пахнет старыми книгами, а еще какими-то спиртовыми настойками. Не думаю, чтобы мать давала их отцу. Я все чаще улавливаю от нее такие ароматы. Отец неподвижно лежит на кровати.
        Стараюсь не шуметь, но мне кажется, он понял, кто к нему пришел. Я знаю, он ждал моего визита. Сажусь рядом с ним и долго смотрю в его глаза. Он молчит, но я его слышу. Он молит меня о помощи.
        - Как у тебя дела? - спрашиваю я, чтобы хоть что-то сказать, чтобы не разрыдаться от боли. - Знаешь, я, наверное, только сейчас осознала, как мне тебя не хватает. Я скучаю по нашим беседам перед телевизором, по нашим прогулкам в рощу. Ты для меня всегда был примером. Я впитывала в себя каждое твое слово, каждый жест. А теперь я не знаю, как быть.
        Он не пытается подать мне какой-то сигнал. Он просто смотрит и ждет.
        - Из газеты я уволилась. Решила, так будет лучше. Мне нужно заниматься фермой. Не очень пока во всем разобралась, но я смогу, ты же знаешь. Я не подведу тебя, папа, - говорю я, чувствуя, как дрожит голос. - Ты был самым лучшим учителем. Даже в те моменты, когда мы с тобой ругались, я не переставала чувствовать твою любовь и поддержку. Мне не хватает тебя, папа.
        Опускаю взгляд и смотрю на свои руки. На невзрачный бутылек, что принесла с собой. Вращаю его в руках, прокатывая пальцами по его маленьким граням. Сжимаю его в кулак. Чувствую слабую пульсацию в ладони. Это бьется сердце моего отца.
        - Знаешь, я в последнее время часто вспоминаю нашего Блота. Особенно тот вечер, когда ты узнал, что с ним стряслось. Мне было тогда лет восемь, не больше. Я и не поняла, почему кот больше не носится по дому как угорелый, - говорю я, шаря взглядом по стенам.
        Рассказывая отцу эту историю, я не вру. Блот все чаще приходит ко мне в мыслях и даже снах. Он по-кошачьи трется о мою ногу. Мурлычет, заискивающе глядя в глаза. Он ждет моих действий. Он знает, что я не смогу сидеть сложа руки.
        - Мне было жалко кота. Он мне нравился. Но ты мне тогда сказал удивительные слова: жизнь - это когда горят желанием глаза, а у Блота этого уже никогда не будет, - продолжаю я, чувствуя, как слезы катятся по щекам.
        Я капаю несколько капель в стакан с водой и вставляю в него трубочку. Я вижу, как отец напрягается. Он видит, что я делаю. Я никогда и ничего от него не скрываю. Бывает, немного смягчаю углы, но не больше. Он знает, что так будет лучше.
        - Я не хочу за тебя решать. Я просто хочу, чтобы у тебя был выбор. Это твое и только твое решение. Хорошо? - спрашиваю я, умываясь слезами.
        Он моргает. Крепко. С усилием. Теперь я точно знаю, что он меня понял.
        Я протягиваю ему трубочку и замечаю, как у него по щеке медленно катится слеза. Мои руки дрожат, но я не могу его обмануть. Мы смотрим друг другу в глаза. Не отрываясь и не моргая. Я чувствую тепло его дыхания на своих пальцах. Он жадно хватает трубочку губами и делает один глоток за другим.
        Мое сердце рвется от боли в груди. Сквозь пелену горьких слез я смотрю в его глаза. Я так много хочу ему сказать, но слова не выходят из горла.
        - Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю… - шепчу я с надрывом, прижимаясь к его груди.
        ***
        Смерть отца не вызывала ни вопросов, ни подозрений. Врач Моррис, который два месяца назад выхаживал его после инсульта, собственноручно подписал все необходимые документы. Он с пониманием отнесся к нашему горю и утрате.
        Сегодня уже десять дней, как сердце моего отца перестало биться в его груди. Теперь оно бьется у меня в голове. В моем мозге. Все эти дни я не выхожу из дома. Сижу на полу в его комнате в груде его вещей. Рубашки, брюки, майки, шорты, джинсы. Каждая из этих вещей хранит его запах. Частичку его самого. Я дышу каждой. Хочу вобрать в себя все, что только смогу. На что хватит моих легких. Так я снова чувствую его присутствие. Так я снова чувствую, что он со мной.
        Дикий поднимается за мной и силой спускает вниз. Я не ела уже несколько дней, и ноги меня не слушаются. Голова тяжелая, а мыслей в ней нет. Один только пульс: тух-тух-тух.
        В гостиной я вижу наших ближайших соседей - мистера и миссис Прайс, друга отца Томаса Шепарда и еще каких-то мужчин, чьи лица мне кажутся отдаленно знакомыми. Они все пытаются меня поддержать. Выразить соболезнования. Я молчу и стараюсь не поднимать глаз. Любое движение дается мне с трудом и сопровождается дополнительным ударом в висках. Голова кружится, но я знаю: Дикий мне не даст упасть.
        День выдался ветреным. Пожухлые листья стелются желтым ковром. Они противно шелестят под ногами, когда наша маленькая траурная делегация прокладывает путь к машинам у дороги. Мать садится с соседями. Я с Диким. Я крепко держу в руках портрет отца. Мы едем в похоронный дом, где в специально отведенном зале пройдет прощальная панихида.
        В траурном зале людей немного. Они все замолкают, едва мы с матерью входим внутрь. Слабое шипение их голосов теперь сопровождает наше шествие к отцу. Он лежит в гробу, скрестив на груди руки. Его лицо выглядит умиротворенным. Я смотрю на него и до сих пор не могу поверить в случившееся. Я боялась и одновременно ждала этой встречи. Я осознаю, что сделала, и не жалею. Уверена, что папа мной гордится. От этой мысли глаза снова застилает пелена слез. Я крепко держусь за стенку гроба, пока чьи-то сильные руки пытаются оттащить меня в сторону. Ног я больше не чувствую. Я лечу в бескрайнюю мглу. Где нет ни боли, ни горя.
        Отец не был верующим и за всю свою жизнь, наверное, ни разу не ходил в церковь, но мать это не останавливает. Сегодня миг торжества ее веры и преданности Всевышнему. Я не протестую. У меня нет на это сил. Пусть молится о нем, о себе и, быть может, обо мне. Хотя кого я обманываю, я последняя чье имя она произнесет в своих молитвах. На кладбище священник говорит какую-то речь. Его слова уносит ветер, минуя мое сознание. Я не в обиде. Не хочу никого не слышать, не видеть. Я хочу побыть наедине со своим горем. И все же я не одна. Дикий стоит рядом со мной и, когда черный лакированный гроб плавно опускается в землю, я прячу лицо у него на груди. Удивительно, но в этот раз Дикий не дал слабины. Не сбежал.
        ГЛАВА 9
        Двейн привозит меня на автовокзал в Юфолу. Он не знает моих планов, а потому уверен, что этот убогий городок является моей конечной целью. Циферблат показывает время: десять часов пятнадцать минут. Мы приехали на час раньше. Не люблю что-то делать второпях. Сидим в машине и молчим. Между нами почти пять лет отношений, в которых было все: и безудержный секс, и неутолимая ярость. В отсутствии страсти нас не упрекнуть. И все же сейчас я чувствую внутри только одну пустоту. Его предательство выжгло мне душу.
        ГЛАВА 10
        Мои отношения с матерью не ладились с детства. Я для нее пустое место. Не оказалось места в моей жизни и для нее. Не думаю, чтобы я сделала это в отместку. Просто по-другому и быть не могло. Ее манера поведения, религиозные ценности и прочая хрень, которую она тоннами загружает себе в голову, вызывает у меня рвотный рефлекс. И так было всегда. Сколько себя помню. С отцом мне было проще. С ним мне было легко. Мы говорили на одном языке, хотя я и не была сыном, о котором он мечтал. Он был мне не просто отцом. Был другом, опорой и поддержкой. А теперь его нет.
        Жить с матерью под одной крышей стало особенно невыносимо. Дома я бываю все реже. В отцовском кабинете, грязной пристройке к сараю - все чаще. Иногда мне кажется: я там живу. Но за те пять месяцев, что я пытаюсь спасти дело отца от банкротства, мне удалось немного. Я не знаю, как спасать, зато блестяще умею решать проблемы. На прошлой неделе я продала часть земли, которую отец обычно сдавал в аренду. Однако сумма в семьдесят тысяч долларов только на бумаге выглядела внушительной и манкой. Но сейчас, оплатив все счета, я не испытываю былого трепета перед цифрой с четырьмя нулями. У меня осталось всего две тысячи.
        Я понимаю, что поступаю безрассудно и, вероятно, буду об этом жалеть. Но все потом. А сейчас, когда Дикий заходит в каморку и протягивает мне холодную банку пива, я предлагаю ему слинять из города, из штата хотя бы на несколько дней.
        - А может, вообще свалим отсюда? - предлагает он, делая глоток из своей банки. - Помнишь, ты всегда об этом мечтала.
        Я продолжаю пить, стараясь не думать о прошлом. Пиво охлаждает жар в груди. Сглаживает мысли. Вспоминать упущенную возможность я не хочу. Не сегодня.
        - Может быть, в другой раз, - говорю я, сминая пальцами пустую банку. Жестянка приятно трещит в руках, складываясь в гармошку.
        - Хорошо. Главное, чтобы я был частью твоего побега, - продолжает нажимать на больную мозоль Дикий.
        Я улыбаюсь своей самой искренней улыбкой. Он может думать все, что хочет. Но я точно знаю, что в моем плане его нет и не будет никогда. В тот день, когда я решу покончить с Клайо, я покончу и с ним. Дикий - лучшее, что может дать мне эта дыра, но Алабама не центр мира. По крайней мере, не моего мира точно.
        ***
        Я хотела поехать в Лас-Вегас. Сыграть в рулетку и сорвать джекпот. Но до Лас-Вегаса нам не добраться. Не за две тысячи долларов. Новый Орлеан - все, что мы можем себе позволить, и это тот город, который мы вбили в навигатор телефона.
        - Смотри, казино. Все, как ты хотела, - пытается меня подбадривать Дикий, когда мы гуляем по широкой Канал-стрит.
        Путеводитель, который я успела изучить за пять с лишним часов в дороге, утверждает, что это главная улица города, которая условно делит Новый Орлеан на американскую и французскую части. Американскую нам не потянуть. Так хоть посмотреть на то, как могут и живут богатые американцы. Однако глазеть на успешных не то, чего мне хотелось. Но, видимо, для жизни на широкую ногу с бюджетом в две тысячи не стоило покидать если не пределов Клайо, то пределов штата Алабама точно. И все же мы в Луизиане.
        Я стараюсь не замечать сверкающих витрин, не читать названий брендов, многие из которых даже не слышала. Я смотрю на людей. Стараюсь слиться с толпой, почувствовать себя частичкой этого мира. Народу вокруг много, и все как будто не идут, а пританцовывают. Отовсюду звучит джаз. А я люблю джаз. Люблю петь и танцевать.
        - Ну что, сделаем ставку? - спрашивает Дикий, снова напоминая мне про казино.
        - В другой раз, - говорю ему я и, подумав, добавляю: - Я хочу сыграть по-крупному.
        Мы сворачиваем со сверкающей улицы во французский квартал. Двухэтажные дома с балкончиками и резными ставнями, куча маленьких магазинчиков, где можно купить все: от выпивки до странных эзотерических статуэток. С каждым шагом мне кажется, что мои глаза открываются все шире и шире. Я боюсь что-то упустить. Веселая компания мексиканцев радостно принимает нас в свои ряды. Мужчина в широкополой шляпе передает мне косяк. Две затяжки - и я больше не чувствую себя приезжей. Я хочу веселиться, как все. Вместе со всеми. Но Дикий не разделяет моих желаний.
        - Слушай, давай держаться от них подальше, - шипит он.
        Он с силой сжимает мне запястья, пытаясь что-то втолковать, но я его не слышу. Кругом слишком шумно и весело. Я хочу танцевать. А еще я хочу в туалет.
        - Малыш, не кипятись. Мы приехали отдыхать, помнишь? - сообщаю ему я. Мне не хочется ругаться.
        Дикий меня, кажется, не слышит. Он слишком напряжен. Ему надо выпить. Я оборачиваюсь. Яркая неоновая вывеска слепит глаза. Мы стоим у бара.
        - Я в туалет, а ты купи пива. Нет, давай джина, - предлагаю я.
        Он отпускает мою руки, и мы вместе поднимаемся на две ступеньки. Дверь открывается с приятным перезвоном колокольчиков. Такое чувство, будто у меня над головой поют цикады. Внутри темно и прохладно, а грудастая женщина с золотым кольцом в носу пускает мне в лицо клубы малинового дыма. Я улыбаюсь ей и, пошатываясь на ватных ногах, иду в уборную.
        Справив нужду, я нависаю над раковиной и долго всматриваюсь в зеркальное отражение. Картинка расплывается и ускользает. Я брызгаю в лицо ледяной водой. Это бодрит и отрезвляет. Не знаю, что курит тот мексиканец, но это было слишком даже для меня. Наконец я могу сфокусироваться на зеркале. В нем я вижу давно забытое лицо девушки. Той, что я была несколько лет назад. Глаза горят огнем, на щеках играет румянец. Она жаждет приключений, она открыта переменам. Но я ли это?
        Снова брызгаю в лицо водой и только после этого выхожу в торговый зал. Ищу глазами Дикого, но не вижу.
        - Парня ищешь? - хрипит женщина.
        Теперь я вижу не только золотое кольцо у нее в носу, но и широкие раздутые ноздри, пухлые губы и татуировку змеи на половину черепа. Она совершенно лысая. Она видит мое замешательство, но не торопится с ответом. Дает мне возможность себя рассмотреть и оценить. Я улыбаюсь. Она вызывает интерес, как и все те странные эзотерические сувениры, что ее окружают. Я делаю два шага в ее сторону и вижу через стеклянную дверь Дикого. Он стоит ко мне спиной и пьет пиво. Он может подождать. Еще один шаг - и я у цели. Женщина не сводит с меня глаз.
        - Если ты решила загипнотизировать и вывернуть мои карманы, зря стараешься, денег у меня нет, - сообщаю ей я, продолжая улыбаться.
        - Зачем мне тебя обирать? У тебя уже украли будущее, - говорит женщина, пуская мне в лицо струю малинового дыма.
        Я и забыла, что она курит трубку. От едкого запаха щиплет в глазах, першит в горле. Я кашляю, но, несмотря на это, слышу ее дребезжащий голос. Ее слова проникают в меня. Стреляют прямо в сердце.
        - Ты полна ненависти. Ты жаждешь мести, - говорит она, и я различаю какую-то знакомую трель позади себя.
        Кашель меня больше не душит, и я, как зачарованная, стою перед ней не в силах пошевелиться.
        - Твой счастливый билет достался другой, - заглядывает мне в душу шаманка. - Я вижу кровь. Я вижу смерть.
        - Что тут происходит? - прорывается сквозь невидимую завесу голос Дикого. Он хватает меня за руку и тащит назад.
        После инцидента с Бриной его пугает слово «кровь». Он пытается мне что-то объяснить, но я не могу оторвать глаз от женщины. Ее взгляд пронзает меня. Я чувствую, как она роется в моей голове.
        - Все! Мы уходим! - настаивает Дикий.
        - Возьми это, - говорит женщина, протягивая мне страшную тряпичную куколку. - Она поможет тебе не сбиться с пути. Но помни: украденная возможность еще не значит жизнь.
        Я крепко сжимаю игрушку в руках, и Дикому наконец удается вытолкнуть меня на улицу. Снова шум людских голосов и музыка, льющаяся отовсюду. А в ушах у меня звучит только голос шаманки.
        ГЛАВА 11
        Восемь лет назад, впервые начав серьезно думать о побеге из дома, мне казалось, я не смогу затеряться среди людей. Я буду у всех на виду. Как на ладони. Это единственное, что отделяло меня от решительного шага столько лет. Но сейчас, стоя среди толпы, нацеленной ехать в Бирмингем, я понимаю, как ошибалась. Я двадцатая в очереди. И позади меня еще много людей. Я передаю мужчине свою поклажу. После чего поднимаюсь в салон автобуса. Вентиляция не работает, и я мгновенно чувствую нехватку воздуха. Иду по проходу и занимаю первое свободное кресло. Я сажусь у окна. Хочу убедиться, что это происходит наяву. Хочу точно знать, что покидаю это место навсегда.
        Четко по расписанию, ровно в 11:20, автобус, следующий по маршруту Юфола - Бирмингем, трогается в путь. Мое путешествие началось…
        ГЛАВА 12
        С нашего путешествия в Новый Орлеан прошло уже больше месяца, а я до сих пор помню свой короткий разговор с шаманкой. Она часто приходит ко мне в снах, и я снова и снова слышу ее пророчество. До того дня я считала все это лицедейством. Но ей удалось меня переубедить. Я точно пробудилась и теперь никак не могу обрести покой. Я действительно полна ненависти и жажды мести. И только ей удалось это разглядеть. Не уловить во взгляде, а прочитать в душе. Она не задавала наводящих вопросов. Не говорила загадками. Каждое ее слово било точно в цель. В мое сердце. Я прекрасно знаю, о какой упущенной возможности шла речь. Догадываюсь, чью кровь она видит на моих руках. И только Дикий до сих пор думает, что мы говорили о Брине Кларк. Но нет. С этой соплячкой мы квиты.
        Я сижу в офисе отца, хотя, наверное, пора привыкать называть его своим. От отца здесь не осталось и запаха, разве только счета без просвета. В следующем месяце мне придется распрощаться с мини-заводом. Его содержание нам не по карману, а Гонзалес предложил отличную цену. Если верна фраза, что покойники могут переворачиваться в гробу от возмутительных поступков живых, то это как раз тот случай. Надеюсь, это движение не принесет отцу той боли, которую испытываю я, глядя на договор о продаже. Роберт Гонзалес был его врагом и единственным конкурентом в нашем городе. Со следующего месяца он станет не только монополистом по переработке молока в Клайо, но и нашим соседом. А я… я стану богаче на восемьдесят две тысячи долларов. Почти все вырученные с продажи средства уйдут на зарплату рабочим, ремонт крыши, постройку новых курятников и покупку коров. Я не могу уследить сразу за всем. Пойду по стопам отца. Начну со стада коров. Эту идею мне подбросил Дикий пару недель назад, и мне она понравилась. Иногда в его голове появляются светлые мысли. Он прав, я должна сохранить хоть что-то от фермы. Хотя бы
попытаться в память об отце. Дикий обещает мне во всем помогать, но я чувствую, что поездка в Новый Орлеан изменила и его. А может быть, это случилось после?
        Мы, как и всегда, по пятницам заходим с Диким в бар к Тобису. Я по привычке хочу сесть за барную стойку, но он предлагает занять столик, самый дальний от входа. Его обычно выбирают те, кому больше негде уединиться. Это странно, но я не сопротивляюсь. Дикий идет впереди меня, и я замечаю пружинистость в его походке. Он напряжен.
        - Джин с тоником и апельсиновый сок, - делаю я свой заказ.
        Дикий выбирает пиво. Он сидит напротив меня, и я вижу, как его глаза бегают по залу.
        - Что-то не так? - интересуюсь я.
        Его нервозность передается и мне. Я уверена, что он кого-то ищет.
        - Нет. Все отлично, - отзывается Дикий.
        Тобис приносит наш заказ и тут же уносится прочь. Я провожаю его улыбкой, после чего снова встречаюсь взглядом с Диким.
        - Кого ты ждешь? - спрашиваю я.
        - Ерунда, - отзывается Дикий. - Скотт обещал подъехать, ему вроде помощь какая-то нужна.
        Он делает несколько глотков из своей кружки, отворачиваясь к окну. А я делаю вид, что верю ему, и тоже смотрю на улицу. Дикий не умеет врать - в этом его беда.
        ***
        Мы лежим с Диким в моей постели. Еще минуту назад я неистово скакала на нем, а теперь у меня нет сил. Я опустошена. Но мне приятно слышать, как в унисон бьются наши сердца. Дыхание постепенно становится ровным, и скоро он повернется на бок и уснет. Лежу на спине и смотрю в потолок. Раньше я жила на втором этаже. Рядом с комнатой родителей, но после смерти отца переехала сюда. Я не могу позволить себе снять жилье. Отдельный этаж, пусть и под самой крышей, - все, что я могу себе позволить. Сейчас. Но я не жалуюсь.
        Дикий высвобождает свою руку и поворачивается на бок. Уверена: он уже спит. Но мне не уснуть. Я открываю верхний шкафчик прикроватной тумбочки и достаю тряпичного уродца. Я смотрю на эту куколку каждый день. Она придает мне сил. Помогает думать о будущем.
        Утром мы вместе спускаемся завтракать. Мать суетится на кухне. Дикий здоровается с ней, но она не желает доброго утра даже мне. А я ее дочь. Я замечаю на себе ее косые взгляды. Она не одобряет мой выбор. Мой взгляд на жизнь. Меня саму. И так было всегда. Я знаю. Я так чувствую. Насыпаю в две миски кукурузные хлопья и заливаю их молоком. Дикий тут же хватается за ложку. Он непривередлив в еде. Я тоже. С нами за стол она не садится, но и оставить нас наедине не собирается. Дикий пытается о чем-то поговорить, но постоянно спотыкается. У нас за спиной громыхает посуда, звенят кастрюли.
        - А ты не можешь заняться уборкой после того, как мы позавтракаем? - не выдерживаю я.
        - Не вижу причин, нарушать привычный распорядок дня, - отзывается она, и металлическая плошка с грохотом падает на пол.
        Я крепко сжимаю кулаки. Пытаюсь взять себя в руки. Повторяю про себя, как заклинание: «Она только этого и добивается, только этого и добивается». Дикий накрывает мой кулак своей ладонью. Он хочет меня поддержать. Но получается только хуже. Я швыряю на пол свою миску. Тарелка разбивается вдребезги. Ее содержимое расползается по полу.
        - Не смей так со мной разговаривать! - ору я, ударяя по столу кулаком.
        В комнате наступает желанная тишина. Мать больше не громыхает посудой. Я даже не слышу ее дыхания.
        - Нравится тебе это или нет, но теперь я здесь главная! - продолжаю я. Злоба клокочет у меня в горле. Я не могу ее подавить. Не могу снова загнать в свое чрево и замолчать.
        Дикий откладывает ложку в сторону. Его взгляд мечется между нами. Он живет с матерью и сестрой. И в их семье взаимоотношения построены иначе.
        Мать не произносит ни слова. Я снова прошу саму себя успокоиться. Но слышу, как за спиной начинает журчать вода и мать с грохотом погружает на дно раковины посуду.
        - Ты издеваешься? - спрашиваю я, вскакивая со стула.
        Дикий встает из-за стола. Он хочет уйти. Самоустраниться. Я жестом приказываю ему вернуться на место.
        - Это тебе не публичный дом, - наконец выдыхает мать, вытирая руки о полотенце.
        Она смотрит мне в глаза, и я впервые вижу вызов в ее взгляде. Сколько я себя помню, мать всегда была забитым и затюканным существом. Без права голоса и мысли. Мы враждовали невербально. А теперь она открыто идет на меня с войной.
        - Командовать будешь, когда начнешь что-то из себя представлять. Пока ты только и можешь, что распродавать дело отца, - сообщает мне она.
        К такой претензии я не готова. Она ударила меня под дых.
        - Один - ноль, мама, - говорю я, делая ударение на слове «мама». - Но ты же знаешь, я не люблю быть в долгу.
        ГЛАВА 13
        В Бирмингем мы приходим с опозданием в десять минут. Но это не страшно. Я изначально планировала воспользоваться вечерним рейсом. Мой автобус отбывает в 19:00. У меня есть пара свободных часов. Можно погулять по городу. Пообедать в ресторане. Я чувствую, как урчит от голода в животе, но это не повод отклоняться от плана.
        На обед у меня яблоко. Оно смачно хрустит на зубах. Я жую долго и тщательно, вглядываясь в серую картину мира, из которого бегу. За окном идет дождь. Я слышу, как он тарабанит по крыше, стекает по стеклу. Небо затянуто грозовыми тучами, и где-то там, в серой дымке тумана, притаился самый крупный город штата. Я была здесь больше десяти лет назад. Уже не вспомнить, каким был повод, но тогда рядом со мной был отец. Он крепко держал меня за руку, и мы неспешно гуляли по городу, время от времени встречаясь с какими-то людьми. Вероятно, отец был здесь по работе, но для меня то лето было лучшим в жизни. Я до сих пор помню, как восторженно смотрела по сторонам. Как наслаждалась каждой минутой вдали от дома.
        Сейчас август и на улице идет проливной дождь. А рядом нет никого, кто мог бы держать меня за руку. Но я знаю, так будет недолго. Я еду все изменить…
        ГЛАВА 14
        Сделка совершена. Я больше не владею мини-заводом по переработке молока. Мы лишились своего производства. Остались только поле и пара курятников. Скоро будет еще и поголовье скота. Но это потом. А сейчас я стою у могилы отца, умываясь слезами. Я снова даю слабину, но он не может меня отругать.
        Мне стыдно за свою слабость, за то, что продала завод. Умом я понимаю, что выбора у меня не было, но внутри все жжет от боли. Я открываю бутылку виски и тонкой струйкой поливаю могилу. Это любимый напиток отца. А я хочу с ним выпить. Я делаю несколько глотков прямо из бутылки. Алкоголь приятно обжигает небо, согревает горло.
        - Прости… - выдыхаю я.
        Это слово само срывается с языка. Просить прощения не в моих правилах. И все же.
        - Я стараюсь, папа. Я очень стараюсь.
        Я не знаю, слышит он меня или нет. Но в эту самую минуту я готова уверовать и в жизнь после смерти, и в реинкарнацию, и в ангела-хранителя, что теперь следует за мной по пятам.
        Вытираю слезы и делаю еще один глоток.
        - За тебя папа. Я люблю тебя, - шепчу я, поднимаясь с колен.
        На кладбище тихо и пустынно. Только разношерстные мраморные плиты смотрят на меня. Здесь похоронены мои бабушки и дедушки. Но мне не вспомнить где. До смерти отца мне казалось это глупой тратой сил и времени. Человек умер не для того, чтобы к нему продолжали ходить в гости. Он жаждет тишины и покоя вдали от суеты живых. Но теперь все изменилось, и за последний месяц я возлагаю цветы к надгробной табличке отца уже в четвертый раз. Март выдался тяжелым.
        Возвращаюсь в каморку. Бадди встречает меня, радостно виляя хвостом. Я протягиваю сладкое лакомство, и он аккуратно слизывает его с моей ладони. Приятное прикосновение его теплого шершавого языка заставляет меня улыбнуться. Мой старый пес - это, пожалуй, единственное, что по-настоящему держит меня в Клайо.
        Бадди снова забивается в угол, а я сажусь за стол разбирать бумаги и корреспонденцию. Я не смотрела почту больше месяца. Только по прошествии такого времени осознаешь, сколько ненужной макулатуры бросают в почтовый ящик ежемесячно. Счета, рекламные проспекты, распродажи, штраф за превышение скорости и… письмо на имя моей матери. Отправитель не указан, зато есть адрес. А я не знаю никого, кто мог бы написать ей из Нью-Йорка.
        ***
        Это короткое письмо не выходит у меня из головы. Я прочитала его тысячу раз. Каждая строчка, каждое слово теперь высечены у меня в памяти. Я читаю его не только наяву, но и во сне. У меня в груди пылает пламя, и этот пожар не потушить водой. Только кровью. Ее кровью.
        Я обыскала весь дом. И уже не раз. Я пытаюсь найти ее следы. Не могу поверить в свою удачу. Я столько лет искала ее. Ждала. И вот она пришла. Сама. Прямо ко мне в руки. Пока мать ходит в церковь, я снова перебираю вещи в шкафу. Обыскиваю каждый дюйм. Ничего. Беру бутылку пива и сажусь в гостиной ждать. Я знаю, она скоро вернется.
        Бадди подходит ко мне и кладет на диван свою уставшую морду. Он любит, когда я чешу ему за ухом. И у меня нет повода отказывать ему в этой маленькой радости. Я делаю глоток холодного пива, наслаждаясь блаженным кряхтением четвероногого друга.
        Ровно в двенадцать парадная дверь открывается и мать заходит в дом. Снимает свою соломенную шляпку и кладет ее на комод у входа. Она заметила меня, но продолжает хранить молчание. После того завтрака мы с ней не разговариваем. Она делает вид, что меня нет. А я уже давно перестала брать ее в расчет. И все же сегодня нам придется поговорить.
        - Ты не получала почту из Нью-Йорка? - спрашиваю я, пожирая ее глазами.
        Она спокойно разувается, опираясь рукой на стену. Марш по ступенькам крыльца ей стоит легкой отдышки. Обувает в тапки на небольшой танкетке. Она хочет оставаться на высоте даже в домашней обстановке. Ее лицо не выражает ни одной новой эмоции. Не вижу перемен и в жестах. Не глядя в мою сторону, она семенит на кухню и наливает себе стакан воды. Все выглядит знакомо и обыденно, и все же я не могу так рисковать.
        - Я с тобой говорю, мама, - с нажимом произношу я, переступая через спящего в ногах Бадди.
        Она спокойно пьет воду.
        - Это очень важные документы, - продолжаю наседать я.
        Снова глухая стена.
        - Отец вел переписку с одним человеком из Нью-Йорка. Ты знаешь что-то об этом?
        Она ставит стакан на стол, и наши глаза впервые встречаются. Я стою у нее на пути. Ей придется со мной поговорить.
        - Просто скажи, ты получала письма из Нью-Йорка?
        - Нет, - выплевывает она, делая шаг вперед.
        Я не двигаюсь с места.
        - Что, нет? Ты можешь нормально ответить? Это очень важно, понимаешь? Это касается нашего будущего!
        Я ее не обманываю. Каждое мое слово - чистая правда, и она это чувствует. Но едва ли она улавливает скрытый в них смысл. Едва ли понимает, как много поставлено на карту.
        - Нет, я не брала никаких писем из Нью-Йорка, я понятия не имела, что у отца там был кто-то знакомый, - отвечает она, отталкивая меня в сторону.
        Я позволяю ей пройти. Больше я ее не держу. Но и меня в этих стенах уже почти ничто не держит.
        ГЛАВА 15
        Я сижу в салоне автобуса. Снова у окна. Дождь льет как из ведра. Я слышу, как он тарабанит по крыше. Но его удары ничто по сравнению с тем, как бьется мое сердце. Мне не было так страшно и волнительно в тот вечер, когда пьяный Джерри Морган залез на меня, не потрудившись заглянуть в мой паспорт. Мне было пятнадцать, и я торопилась любить. Он значительно ускорил этот процесс, а заодно и усложнил себе жизнь. Раз и навсегда. Молодой офицер полиции стал первым мужчиной в моей жизни, а я - кошмаром в его. Не знаю почему, но сейчас, видя, как вдали воют сирены, я вспоминаю именно о нем. Жаль, меня не будет рядом, когда наш благородный офицер полиции вздохнет с облегчением. Не увижу самодовольной улыбки на поросячьей морде Брины Кларк и всех остальных, кто уже и не мечтал об этом. И все же через несколько дней они все осознают тот факт, что я наконец претворила в жизнь свой давний план. Я нашла в себе силы сбежать. А они так и остались заложниками мира, дрейфующего на волнах грядущего банкротства.
        В 19:03, с опозданием в три минуты, автобус трогается в путь. Тело начинает бить мелкой дрожью. Я знаю, что этой ночью мне не уснуть.
        - Нью-Йорк, встречай! Я уже еду…
        ГЛАВА 16
        Идея возрождать ферму отца обернулась полным фиаско. Стадо прожило не больше месяца, после чего одна за другой коровы начали дохнуть. Две недели усилиями местного ветеринара мы пытались бороться с эпидемией. Но все тщетно. Я не знаю, что случилось. В своих заключениях в качестве причины гибели скота Итон написал какую-то инфекцию. Но я ему не верю. Иногда мне кажется, что коров кто-то умышленно травил. Я пыталась за ними смотреть и днем и ночью, но я не робот. Я не могу все контролировать, как бы мне этого ни хотелось. Но порой я думаю, что скот был поражен задолго до того, как пересек границу моей земли. И в такие моменты я хочу вцепиться зубами в шею Дикого и перекусить ему артерию. Это была его идея. Это были мои деньги. А теперь у меня больше нет ни коров, ни денег. И похоже, Дикого у меня скоро тоже не будет.
        Ко мне домой после того инцидента с матерью он не приходит. К нему я тоже не хожу. Не хочу нарушать идиллию их кукольного дома. Его мать - тонкой натуры дама, привыкшая днем слушать классическую музыку, а по вечерам сидеть в кресле с книжкой. Такой же неадекватной особой растет и ее дочурка. Младшая сестра Дикого Пенни, которой недавно исполнилось тринадцать лет, - истинная белая ворона. Не будь у нее такого брата, над ней бы потешались в открытую. Но Дикого все любят и уважают. Жаль, у меня никогда не было такого защитника. Не было никакого брата. Тот ублюдок, что жил в городе три года назад и по слухам являлся внебрачным сыном моего отца, не в счет. Отец на эту тему никогда не распространялся, а верить домыслам я не привыкла. Как бы там ни было, я всегда была сама по себе. И за свою индивидуальность я уже заплатила сполна.
        Я жду Дикого в баре, но его все нет. Он опаздывает уже почти на час. А я пью уже пятую бутылку пива. У меня в желудке только завтрак, пообедать я не успела. Я чувствую, как алкоголь опьяняет разум, но стараюсь сохранять связь с внешним миром. Сижу за барной стойкой и время от времени обмениваюсь короткими фразами с Тобисом. Но я уверена, его тихие поддакивания - формальность. Не думаю, чтобы он меня слышал. «Линкин Парк» гремит из всех колонок, заполняя пустоты своими тяжелыми басами и лиричными куплетами. Я снова оглядываю зал в поисках Дикого. Его нет. Зато я вижу, как в паб заходит Брина и с наглой улыбкой занимает стул рядом со мной.
        Я заказываю еще выпить. Ее самоуверенность и бесстрашие достойны уважения. Может быть, я даже чокнусь с ней бутылками. Но когда Тобис ставит перед нами заказы, она первая поднимает свой бокал с мохито, с улыбкой предлагая тост.
        - Твое здоровье! - кричит она.
        А вот это уже наглость. Я в замешательстве поднимаю свою бутылку. Внутренне я готова к тому, что сучка Брина плеснет мне в лицо своим коктейлем. А может быть, даже попытается дать мне пощечину. В ее глазах горит огонь мести. Я это чувствую. Я жду.
        Делая глоток из горла, я не свожу с нее глаз. Она у меня под прицелом.
        - Можно у тебя кое-что спросить? - интересуется она, перекрикивая музыку.
        - Валяй, - разрешаю я.
        Растущая внутри враждебность сменяется заинтересованностью.
        - Никак в толк не возьму, какого черта надо было разбивать мне машину и размахивать кулаками, если уже спустя несколько месяцев спокойно отдаешь его другой? Тебя именно моя кандидатура не устраивала?
        Визжащий голос Брины слышу не только я. Парни за соседним столиком оборачиваются поглазеть на нас. Они ждут моей реакции, а я не знаю, что сказать. Слова этой жирной сучки стучат у меня в голове, но я никак не могу уловить их суть. При чем тут ее кандидатура? Что изменилось теперь? О чем вообще она говорит?
        Она видит мое замешательство. Она на кураже. Я это чувствую.
        - Ты что, не в курсе, что у Дикого роман с Клариссой Спрингфилд? - интересуется она, виновато прикрывая рот пухлой клешней.
        Я не ошиблась. Эта дрянь умеет давать сдачи.
        Три - два - счет в ее пользу.
        ***
        Уверена, мое хладнокровие удивляет многих. Те, кому удалось стать свидетелями нашей милой болтовни с Бриной, ждут кровавого зрелища. Жаль их огорчать. Но я не чувствую в себе тяги к ответу. Я продолжаю спокойно пить пиво, и в душе моей тоже покой. Это неожиданно даже для меня самой.
        Я достаю сорок баксов и кладу их на стойку бара. Сверху ставлю свою пустую бутылку. С меня хватит на сегодня.
        - Была рада поболтать, - прощаюсь я с Бриной.
        Я вижу панику в ее глазах. Ее руки сжаты в кулаки. Она готова держать удар. Но у меня нет на это ни сил, ни желания. Я опустошена.
        - Расслабься, - ухмыляясь сообщаю ей я. - Я не наступаю в одно говно дважды.
        Она провожает меня с раскрытым ртом. И я допускаю, что, как только за мной закроется дверь, к ней вернется дар речи, но это не важно. Она просто шавка. Лает, но не кусает.
        Голова немного кружится от выпитого, но это не мешает мне сесть за руль и, вдавив педаль газа в пол, двинуться на поиски Дикого. Наш город маленький. Здесь все как на ладони.
        Придорожный мотель на границе с Эламвилл третий в моем списке, сразу после закусочной и поляны у озера. Но именно здесь мне улыбается удача. Я вижу машину Дикого, а рядом с ней малолитражку этой паскуды. Паркуюсь рядом, но выходить не тороплюсь. Я сама толком не понимаю, что делаю здесь. Чего хочу.
        Я не испытываю ни злости, ни ненависти. Никакой сильной эмоции. И все же, тяжело вздохнув, я вылезаю из машины, прихватив с собой биту. Нет, я не собираюсь ни на кого нападать. Просто хочу чувствовать себя защищенной. В голове еще проскальзывает мысль, что это все обман. Наверное, именно поэтому, проходя мимо машины Дикого, я кладу руку на капот. Он реальный. И он теплый.
        Стою перед дверью с номером восемь, пытаясь представить, что происходит внутри. Именно здесь, по словам администратора, находится нужная мне парочка. Прежде чем дать запасной ключ, он попросил меня ничего не громить и не устраивать сцен. Я согласилась, и все же у меня в руках бита.
        Вставляю ключ и вхожу внутрь. Они голые лежат на кровати. Дикий целует ее в губы. Ласкает тело. И я вижу, как она от удовольствия извивается под ним, томно постанывая. Они слишком увлечены, чтобы заметить меня. Чтобы почувствовать вуайериста.
        Мое спокойствие было ложным. Сейчас, когда я смотрю на них, у меня внутри все кипит от злости. Биту я уверенно вращаю в руке. Ловлю себя на мысли, что хочу снова увидеть кровь. Хочу почувствовать ее на своих пальцах. Жаль нарушать эту идиллию, но дальше будет только хуже. Хлопаю дверью. И сладостное причмокивание прекращается в тот же миг. Теперь две пары глаз испуганно таращатся на меня. Кларисса стеснительно тянет на себя простыню. Этот жест вызывает жалость.
        - Что ты здесь делаешь? - спрашивает меня Дикий.
        Его глаза мечутся по комнате и наконец останавливаются на бите у меня в руках. Впервые читаю на его лице страх и панику. Он слишком хорошо меня знает.
        Кларисса начинает истошно визжать и звать на помощь. Она сучит ногами по кровати, натягивая простыню до самых ушей.
        Они ждут моего хода. Ждут, когда я начну все крушить. Но я стою не двигаясь. Наслаждаюсь этой картиной. Питаюсь их липкими эмоциями. Я еще сама не решила, чего хочу.
        - Я все объясню, детка, - говорит Дикий, и теперь голос его звучит более уверенно.
        В комнате становится тихо. Он натягивает на себя трусы. Встает и делает шаг мне навстречу.
        - Вернись на место, - приказываю я.
        Он пятится назад. А Кларисса снова начинает визжать. Мне нравится слышать ее надрыв. И все же я хочу тишины.
        - Заткнись, - рявкаю я, ударяя битой по измятой кровати.
        Рот она закрывает. Испуганно тараща глаза, она смотрит на дверь. Не думаю, чтобы кто-то бежал к ней на помощь. В этих местах молить о помощи бессмысленно. Мне ли этого не знать.
        - Давай поговорим. Я могу все объяснить, - пытается завязать беседу Дикий, ерзая на кровати.
        Не вижу смысла мешать ему в этом. Диалог - это хорошо.
        - Валяй! - командую я.
        У него плохо получается. Он постоянно сбивается и начинает сначала. Много повторов и ничего не значащих фраз. Одно клише на другом. В них нет ни грамма смысла. Но я не злюсь. Не тороплю его. Я молча слушаю и жду. Вот только сама не знаю чего.
        - Бросай биту, сука! - вопит Кларисса, и в этот раз в ее голосе нет былого страха.
        У нее в руках пистолет Дикого, и он направлен прямо мне в голову. Еле сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться ей в лицо. Но так нельзя. Она такая хорошенькая в этот момент. Часто дышит и больше не переживает по поводу обнаженного тела. Ее полные груди ритмично вздымаются вверх-вниз. Это завораживает даже больше, чем дуло пистолета.
        - Стреляй! - командую я.
        Ее руки трясутся. Уверена, она впервые держит его в руках. Забавно.
        Дикий в панике. Он с ужасом смотрит на эту картину.
        - Клара, нет! Не делай этого. Положи его на место!
        - Чего же ты ждешь? Когда я размозжу тебе мозги? - смеюсь я, поднимая биту.
        - Он заряжен! - кричит Дикий, и в комнате раздается выстрел.
        ГЛАВА 17
        За окном темно. Автобус уверенно следует заданному маршруту. Я это точно знаю. На экране моего телефона отображается весь путь, который мы должны проделать за 17 часов и 21 минуту. Позади уже 150 миль, а значит трястись в этом кресле мне осталось чуть больше пятнадцати часов. Но я считаю не часы, а минуты. Еще немного - и я покину пределы штата Алабама. Мне и раньше доводилось пересекать эту невидимую черту, но впервые я делаю это так. Без оглядки и сожалений.
        Я достаю из кармана сумки скомканный конверт. Я уже давно выучила наизусть и письмо в несколько пляшущих строк, и адрес отправителя. Но мне нравится держать его в руках. Нравится скользить взглядом по этим жмущимся вправо буквам. Почерк у нее остался прежним. Я бы узнала его из тысячи. Только она так выводит букву «о» и ставит птичку вместо точки над «и».
        Есть то, что сквозь года остается неизменным, как и то, что день ото дня только крепнет и растет. Я ненавижу ее. И это уже не изменить.
        ГЛАВА 18
        Пуля прошла всего в нескольких сантиметрах. Мне повезло. Кларисса промахнулась. Сразу после выстрела она впадает в истерику. Я вижу, как Дикий забирает у нее из рук пистолет. Он пытается ее успокоить, и его совершенно не волнует, что чувствую в этот момент я. Меня трясет. Не знаю, сколько времени проходит, прежде чем я выхожу из номера: минута, может быть, две. Все как в тумане, зато голова больше не кружится от алкоголя. Она теперь ясная и пустая. В душе тоже пустота. Все выжжено дотла и больше не болит. Не кровоточит. Кажется, я свободна. Я бросаю биту на сиденье рядом с собой. Завожу машину и выезжаю с парковки. Мне больше нечего здесь делать.
        Я еду на автопилоте. Давно вшитый в мозг навигатор безотказно ведет меня знакомой дорогой. Я снова дома. В окнах горит свет, и я вижу силуэт матери на кухне. В такое время она обычно заваривает себе ромашковый чай. Даже на расстоянии в несколько футов я чувствую его противный аромат. Ненавижу ромашки. Ненавижу цветы. Мне их никто и никогда не дарил. Даже папа считал, что мне они не нужны. А мать их любит. Я выхожу из машины. Перед домом ее розарий. Цветов немного, но она регулярно ухаживает за ними. Так, как никогда не ухаживала за мной. На мне брутальные кожаные сапоги на шнуровке. Когда, если не сейчас? Я наступаю на первый росток, и он жалобно ломается по моим весом. Один за другим я сминаю их. Втаптываю в землю. Мне не больно, но по щекам у меня катятся слезы.
        Мать сидит перед телевизором с чашкой в руках. В доме аромат ромашки чувствуется значительно сильнее, чем я себе представляла. В мою сторону она не смотрит. Я для нее, как и всегда, пустое место. Это меня не беспокоит, а вот отсутствие моего золотистого ретривера более чем.
        - Бадди, Бадди, - зову я его.
        - Перестань орать, - морщась, ворчит мать.
        Вероятно, мой голос режет ей слух. Я не обращаю на нее внимания и продолжаю орать, подходя к лестнице.
        - Я его с утра не видела, - сообщает она, и я чувствую, как сердце мое камнем падает вниз.
        Взбегаю по ступенькам. Бегаю по коридору, открывая все двери. Продолжаю орать во все горло, хотя и чувствую, что его нет. Его нет дома. А может быть, и вообще. От этой мысли становится тошно и страшно. Спускаюсь вниз и выбегаю на улицу. Вокруг ни души. Уверенным шагом я иду вперед. Я знаю эти тропы наизусть. Темнота меня не пугает. Высокая трава царапает кожу. Я давно не косила ее.
        - Бадди, дружок, ко мне! - кричу я как заведенная.
        Вдалеке слышен лай соседских собак. Они тявкают звонко, с задором. На глаза снова наворачиваются слезы. Гоню от себя дурные мысли. Я на месте. Рывком открываю дверь в надежде встретить глаза друга. Да, я не ошиблась. Он здесь. На своем привычном месте. Лежит свернувшись клубком и… не шевелится.
        Я кричу. Пытаюсь разбудить его. Но он холодный. Он не дышит.
        ***
        Я похоронила Бадди рядом с домом. Там же, где много лет назад отец закопал нашего кота Блота. Они никогда не были знакомы при жизни, но, если смерть - это не конец, я хочу верить, что Бадди обрел нового друга. В последнее время я много думаю о смерти. Вспоминаю папу. Бадди. То время, когда все было иначе. Когда я веселилась от радости, а не от злорадства. Давно это было.
        Мать возится в саду уже третий день, восстанавливая свои цветочные плантации. Она не обвиняет меня в загубленных цветах. Но я уверена, это лишь вопрос времени. Она быстро учится. Не лезет на рожон. Мы с ней враги, и здесь уже ничто не изменить. Однако сейчас, когда я осталась совсем одна, мне нравится наблюдать за ее возней из окна своей каморки.
        Каждый день я прячусь в этих четырех стенах. Роюсь в бумагах. Делаю ненужные расчеты и даже строю планы. Все это тщетно. Я точно знаю, что ферму мне не спасти. Я и так сделала больше, чем могла, и все пошло прахом. И на что я надеялась? Наверное, на помощь Дикого. И он помог. Сделал это по-своему. В своей фирменной манере. Дикий - это моя самая большая ошибка. С того вечера мы с ним так и не виделись. Он не звонит и не приезжает. Я тоже встречи не ищу. Никого не хочу ни видеть, ни слышать. У меня горе. Я скорблю. Я осталась одна. Теперь я круглая сирота.
        - Привет! - нарушает мое уединение Дикий.
        Я так увлеклась подглядыванием за матерью, что не услышала ни рева его машины, ни его шагов. Он как ни в чем не бывало врывается в мой дом. После всего того, что он сделал, у него хватает наглости прийти сюда. Говорить со мной.
        - Бадди умер, - прерываю я его складное повествование. Голос у меня осипший и бесцветный. Ни одной живой эмоции.
        Ему жаль. На какой-то миг на его обросшем лице замирает скорбная мина, но он быстро берет себя в руки. Смерть домашнего питомца не повод уклоняться от заданного маршрута. Цель его визита - инцидент в мотеле. Он говорит об этом так, как будто я застукала его не с Клариссой Спрингфилд, а за раскуриванием травки. Смешно. Наверное, я бы рассмеялась ему в лицо, но у меня нет на это сил. Я просто молчу. Слушаю его, скрестив на груди руки. Это мой щит. Его словам уже никогда не пробить этой брони.
        - Давай останемся друзьями, Двейн Вальд, - предлагаю я, впервые обращаясь к нему по имени.
        Он тоже это замечает. Его брови ползут вверх от удивления.
        - Ты в порядке? - интересуется он.
        - Да, вполне. У меня нет времени. Много дел.
        Он не настаивает на продолжении разговора. Нам больше нечего обсуждать. Я снова остаюсь одна.
        Остаток дня я провожу в размышлениях. Никогда прежде я не думала так много, как сейчас. Наверное, просто время пришло. Семь лет я жаловалась на свою жизнь. Ненавидела Клайо и штат Алабама в целом. Мечтала сбежать. Начать жизнь с чистого листа. И похоже, меня услышали. Я чувствую, как город восстает против меня. Он изгоняет меня отсюда. Отторгает, как чужое, инородное тело. И я больше не могу и не хочу сопротивляться.
        Прежде чем пойти спать, я сверяюсь с расписанием автобусов. А после этого делаю только один телефонный звонок.
        - Привет. Как дела? - слышу я знакомый мужской голос. От его вибраций у меня начинает ныть в животе.
        - Мне нужна твоя помощь, Двейн, - выдыхаю я, снова произнося это чужое для меня имя.
        - Почему ты зовешь меня так? - интересуется он.
        Я слышу посторонние голоса в трубке. Наверное, он в баре. А может быть… Нет я не хочу об этом думать. Не теперь.
        - Так будет лучше. Мы просто друзья, - чеканю я. - У меня к тебе просьба. Мне нужно завтра срочно попасть в Юфолу. Ты сможешь меня отвезти?
        - Без проблем.
        - Я буду ждать тебя в девять утра, хорошо?
        - До встречи.
        Ну вот и все. Назад пути нет.
        ГЛАВА 19
        Нью-Йорк встречает меня приятной прохладой и суетой. Отовсюду слышны голоса, шум машин и звон клаксонов. Все, с кем я проделала этот длинный путь, уже растворились в толпе. А я в легком оцепенении продолжаю стоять на автобусной станции не в силах пошевелиться. С того момента, как я приняла это решение, прошло уже больше суток, а я все еще чувствую мощь адреналина, гуляющего у меня в крови. Я смотрю по сторонам и щипаю себя за руку. С каждым разом все сильнее и сильнее. Я не сплю. Это все происходит не в моей голове. Это все реально. Хватаю с земли свою сумку и уверенным шагом иду к информационным стендам. Мне нужно попасть в самое сердце города. Мне нужен Манхеттен.
        Поездка в метро обойдется мне почти в три доллара. Денег у меня немного, и этот вариант выглядит самым выгодным. Но я так долго этого ждала, что не могу отказать себе в удовольствии воспользоваться такси. Семьдесят долларов - сущее расточительство, но я сажусь в салон желтого такси, позволяя водителю убрать мою сумку в багажник.
        Мы вливаемся в общий поток движения и тут же застреваем в пробке. Я никогда прежде не видела столько машин, столько людей. Я знала, что этот город никогда не спит. Но и подумать не могла, как он бурлит при свете дня. Ни один фильм не в силах передать его великолепия. Его стати и величия. Водитель такси ругается на загазованность и говорит мне что-то про загубленную экологию, но я его не слышу. Я открываю окно до предела и жадно вдыхаю воздух. Нью-Йорк пахнет жизнью. Только теперь я наконец начинаю дышать полной грудью.
        Больше часа уходит у меня на знакомство с городом из заднего окна автомобиля. Таксист высаживает меня на пересечении Лексингтон и Парк-авеню. Именно этот адрес значится на конверте. Смотрю по сторонам. Все вокруг выглядит ненастоящим. Красивым и значительным. Это не может быть правдой. У меня подкашиваются ноги. Я опираюсь на дерево и лезу в карман сумки. Снова читаю адрес, и мои глаза округляются в удивлении. Все верно. Я на месте.
        Консьерж встречает меня приветливой улыбкой. Передает какую-то корреспонденцию. Его не беспокоит мое смущение и неловкость. Он рад нашей встречи. А уж я-то как рада. Он учтиво провожает меня к дверям лифта. У меня заняты руки, и он нажимает кнопку нужного мне этажа. Славный малый. Я успеваю сказать ему спасибо, прежде чем двери плавно смыкаются перед глазами.
        Найти квартиру с номером 13С не составляет труда. Она третья по счету в длинном коридоре, стены которого украшены картинами в золотых рамах, а пол покрыт мягким ковром. Теперь, когда от цели меня отделает несколько шагов, я впервые испытываю панику. У меня кружится голова. Но я не струшу. Не теперь. Стучусь в дверь. Готовясь к худшему.
        Через пару секунд ручка вращается и предо мной предстает мужчина мечты. Таких я прежде видела только в фильмах или рекламных постерах. А теперь он стоит передо мной, и я вижу, как он медленно меняется в лице.
        - Привет! Я старшая сестра Сарры! - выкладываю я на одном дыхании.
        Это не та реплика, которую я репетировала в дороге, но это единственное, что я могу сказать теперь. Я вижу недоумение у него на лице. Сложно понять, какая именно информация так его шокировала.
        - Между нами разница не больше десяти минут, но все же это имеет значение.
        Он заторможен в своих реакциях. А я больше не могу ждать. Пришло время познакомиться.
        - Меня зовут Саманта, можно просто Сэм, - говорю я, протягивая ему руку.
        Часть III
        ГЛАВА 1
        САРРА
        Возвращаюсь домой. Здесь все так же тихо. Я бы завела кота, но Дэвид не любит животных. Шлепаю грязными ногами по паркету, оставляя на блестящей поверхности матовые следы грязи. Дэвид должен приехать только завтра. Я не хватаюсь тут же за тряпку, а спокойно иду на кухню. Завариваю себе ромашковый чай. Тонкий цветочный аромат щекочет ноздри. Сэндвич делать я не хочу. Готовой еды в холодильнике нет. Мою пару огурцов и пучок зелени. Перекус готов. Ставлю лакомство на поднос и иду в гостиную. Работать у меня нет сил, поэтому за стол я не сажусь. Утопаю в мягких подушках дивана. Забираюсь прямо с ногами.
        На часах только четыре вечера, но я уже опустошена и раздавлена. Мне снова хочется плакать. Я была уверена, что Элайзе удастся возродить меня к жизни. Ее история была интересной. Я думала о ее словах весь путь домой. Пыталась представить и прочувствовать состояние Дэвида в тот день, когда его мать собрала вещи и ушла. Теперь, когда я знаю, каким было его детство, я стала лучше понимать его самого. Судьба была жестока к нему. Но он не упал. Не сломался. У нас гораздо больше общего, чем я думала. Я должна родить ему ребенка.
        Эта мысль тонкой нитью проходит через каждый мой день, но только сейчас я чувствую, как она током пронзает мое тело. Внизу живота.
        - Я хочу ребенка! Я хочу ребенка! - ору я во все горло.
        Дом не отвечает мне даже эхом. Я совсем одна.
        После крика мне становится легче. Я снова чувствую голод. Кусаю огурец. Он приятно хрустит, освежая горло. Шарю рукой по дивану. Мне казалось, я видела здесь какую-то книгу. Нет, это не книга, это блокнот. Листаю страницы, перечитываю свои записи. Это не заметки для моей истории, скорее, просто мои мысли.
        В детстве я вела дневник. Мне казалось, что так делают все девочки, но я ошибалась. Как-то раз я пришла в школу и услышала, как мои сокровенные мысли скандирует весь класс. Дневник разодрали на страницы и пустили по рукам. Я хотела провалиться сквозь землю, а Сэм только смеялась мне в лицо. У меня в школе никогда не было ни подруг, ни друзей, зато у меня был враг. Саманта Эванс - моя сестра-близнец.
        ***
        Близняшки всегда притягивают внимание. Независимо от того, красивые они или такие обычные, какими были мы с Сэм. Нет, у меня не заниженная самооценка, просто я с детства понимала, что Мэрилин Монро мне никогда не стать. Я и не пыталась. Я как-то сразу приняла этот факт и смирилась с ним. Так сделала я, но не Сэм. Она вообще никогда не принимала то, что шло вразрез с ее желаниями, ожиданиями. Мы с ней всегда были разными. И внутренняя непохожесть была настолько яркой и очевидной, отчего внешнее сходство выглядело какой-то издевкой судьбы. Это же надо было так не повезти. В удачу я не верю. Как, впрочем, и в судьбу. Я верю в себя. И так было с самого детства.
        Делаю глоток чая. Он обжигает небо, но я делаю один глоток за другим. Я хочу согреться. Меня знобит. Наверное, не стоило ходить по земле босой. Но я не жалею. Ставлю стакан на поднос и открываю блокнот на пустой странице. Я редко делаю записи о своем прошлом, но сегодня у меня на душе скребут кошки. Мне хочется с кем-то поговорить. Бумага давно стала моим другом. Моим слушателем.
        Сэм была амбициозной и компанейской девочкой. У нее всегда было много знакомых. Это были не только наши одноклассники, но и дети постарше. Они часто собирались у нас дома. Играли в карты, «Монополию». А если удавалось запереться в комнате, вероятно, и в бутылочку. Я слышала, как они там шушукаются и смеются. Меня в свою компанию она не брала, и я была вынуждена отсиживаться в своей комнате. В такие дни я делала вид, что ничего не вижу, не слышу и не хочу знать. Сегодня уже сложно сказать, задевало ли это меня тогда, но я не протестовала. Я принимала такие правила игры и старалась держаться подальше от них. И прежде всего от Сэм.
        Удивительно, я бежала от нее всю свою жизнь. Я ненавидела и ненавижу ее, но при этом вот уже почти восемь лет живу под ее именем. Первый раз я назвалась Самантой, чтобы убежать. А потом… потом я стала ею, чтобы выжить. Только человеку с такой необузданной волей было по плечу пережить весь тот ужас. Оборачиваясь назад, я понимаю, что, будь я Саррой, я бы умерла. Даже мысленно возвращаясь в трейлер Джима, я снова ощущаю дикий страх. Сарра бы не вынесла ни той боли, ни унижений. А Саманта… Саманта - боец. Каждый раз, когда он продавал меня, избивал и насиловал, я представляла себя ею. Это все происходило не со мной. Весь этот ужас пережила Саманта. Тогда я должна была быть Самантой. А сейчас я бы и рада уже стать самой собой, но боюсь момент упущен…
        В книжках по психологии, в разделах, посвященных феномену близнецов, обычно пишут об их сплоченности и способности чувствовать друг друга на расстоянии. До пятнадцати лет эти строчки вызывали у меня самую бурную реакцию. Я фыркала и морщила нос в отвращении. Но с годами я научилась прислушиваться к себе. Я увидела эту связь. Даже в этом вопросе она нашла самое извращенное воплощение. Каждый раз, когда я на седьмом небе от счастья, когда я смеюсь и по-настоящему радуюсь жизни, Саманта умирает от боли. Она воет от тоски. И наоборот, когда я чувствую внутри пустоту и дикую слабость. Каждый раз, когда я начинаю задумываться о смерти. Когда ищу ее по углам, в жизни Саманты происходит что-то яркое и судьбоносное. Она наполняется жизнью.
        Сегодня мне плохо, как никогда прежде. И я точно знаю, что, где бы сейчас ни была моя сестра-близнец Саманта, она счастлива.
        ГЛАВА 2
        САМАНТА
        Он не приглашает войти в квартиру. Просто стоит в дверях и смотрит на меня. Он хочет что-то сказать, я понимаю это по тому, как открывается и закрывается его рот в нерешительности. Может быть, он псих? Может, я ошиблась адресом? Даже не хочу об этом думать. Он мужчина мечты. Он идеал. Я, конечно, не из пугливых, но его вид меня настораживает. Спрашиваю, могу ли я войти, и он молча отходит в сторону. Уже неплохо.
        Я попадаю сразу в гостиную. Здесь стоит красивый синий диван с малиновыми подушками, зеленый ковер, похожий на луговую траву. Чернильное кресло с пледом канареечного цвета. От буйства этих красок мне становится не по себе. В нашем доме всегда царили сдержанность и лаконичность. Другими словами, убогость. А сейчас у меня такое чувство, что я оказалась на радуге. Мне хорошо. Мне хочется улыбаться, и тут я замечаю ее. Она смотрит на меня с портрета. Длинные распущенные волосы лежат на плечах, золотом отливая в лучах солнца. А на лице одна из ее обольстительных улыбок. Уверена, что так же она скалилась и Рону, занимая мое место рядом с ним.
        - Ты сестра Сэм? - слышу я приятный бархатный голос у себя за спиной. Похоже, к мужчине мечты возвращается способность говорить. Не мыслить.
        - Я Сэм, и я старшая сестра Сарры, - говорю я, снова глядя ему в глаза.
        Он все еще в замешательстве. Он закрывает дверь. Делает это как-то чересчур медленно. Я чувствую, что ему некомфортно рядом со мной, но я никак не могу понять почему.
        - Тоже Сэм, а Сарра - это кто? - спрашивает он.
        Он что, надо мной издевается? Я подхожу к фотографии и беру ее в руки. Мне хочется швырнуть ее на пол и растоптать ногами, но вместо этого я тычу ею прямо ему в лицо.
        - Вспомнил? - интересуюсь я.
        - Это моя жена Сэм.
        Теперь приходит мой черед удивляться. Меня обдает холодом. Я чувствую, как начинаю таращиться на него. Я не верю своим ушам. Я точно знаю, что не ослышалась. Я вижу, что он говорит серьезно. Похоже, эта дрянь украла у меня не только мечту, но даже имя. Зачем?
        Лезу в сумку, ищу свой паспорт. Я больше не знаю, как доказать свои слова. Я не понимаю, что здесь происходит. Чувствую твердый корешок паспорта под пальцами, когда меня пронзает неожиданная мысль. Восемь лет назад она сбежала из Клайо вместо меня. Она украла мое будущее. А я заберу ее настоящее.
        - Все верно, она моя сестра, - улыбаясь, сообщаю я. - Мы же с Сэм как две капли воды. И, как ты понял, я пошутила насчет имени.
        В моих движениях появляется несвойственная пружинистость. Уверена, что я выгляжу идиотски. Но она мне заплатит и за это.
        - Прости меня за этот цирк. Я была уверена, что Сэм здесь, - натянуто улыбаюсь, пожимая плечами. После чего протягиваю ему руку: - Давай начнем все сначала, я Сара.
        Он отвечает мне коротким пожатием. И, продолжая подозрительно таращиться, приглашает меня посидеть в гостиной, пока сам приготовит нам кофе. Мне хочется продолжить наше знакомство. Хочется так много у него спросить, но я терплю. Я вижу его напряженность. Я понимаю, что он не верит мне. Он пытается дозвониться до нее.
        - Что, не отвечает? - спрашиваю я, когда он уже в третий раз прижимает мобильный к уху.
        - Наверное, что-то случилось. Она в последнее время нехорошо себя чувствует, - говорит он, продолжая рассеянно звенеть посудой.
        Мне нечего сказать на этот счет. Добра я ей, конечно, не желаю, но и не хочу, чтобы с ней что-то случилось в мое отсутствие. С ней определенно что-то случится, теперь это только вопрос времени. Но не сейчас. Не тогда, когда я так близко.
        - Ты мне не веришь, я права? - спрашиваю я, когда он протягивает мне чашку с кофе.
        - Я просто растерян. Сэм никогда не рассказывала мне о том, что у нее есть сестра, - пожимая плечами, отвечает он.
        В его устах мое имя звучит как музыка. Даже несмотря на то, что, произнося его, он думает о ней. Мне хочется, чтобы он говорил его еще и еще.
        - В этом вся моя сестра, - парирую я. - О тебе она нам тоже ни слова не говорила. Так что один - один.
        - Это не игра.
        - Конечно.
        Паспорт не единственное, что может доказать наше родство. Я и подумать не могла, что мне когда-то придется доказывать кому-то, что Сарра моя сестра. Сколько себя помню, я открещивалась от нее, как от экземы. Но не теперь лезу в карман куртки и достаю письмо, адресованное матери. Я знаю его наизусть, в нем она говорит только о выкидышах. И ни слова о том, что у нее такой красавец муж. По крайней мере, здесь я ему не вру.
        - Вот ее последнее письмо, - говорю я, протягивая ему конверт. - Я не хотела причинять тебе неудобства. Просто она моя сестра, и я хотела с ней повидаться.
        Он берет его в руки и внимательно читает. Думаю, он пробегает его глазами не меньше двух раз, прежде чем вернуть мне.
        - Да, это ее почерк.
        - Конечно ее. Не знаю никого другого, кто бы еще рисовал птичек над буквой «и», а ты?
        Он улыбается. В нем все идеально.
        - Забыл представиться, я Дэвид Герра.
        ***
        До жены он так и не дозвонился. Мне сложно понять, она находится вне зоны доступа или же просто не подходит к телефону, но вижу, как он волнуется. Я предлагаю выпить за знакомство. Он соглашается, но я успеваю заметить сомнение в его глазах. Думаю, его смущает мое сходство с ней. Но я могу и ошибаться. Он выбирает красное сухое. Я не сопротивляюсь. Разливает вино по пузатым бокалам на ножках, и мы снова сидим в гостиной друг напротив друга. Дэвид начинает беседу первым, должно быть, его любопытство превышает мое собственное. Он спрашивает про нашу семью, про родителей. Не самая лучшая тема, но выбора у меня нет. Рассказываю ему историю, имеющую мало общего с нашей реальной жизнью. Из моих слов получается, что у нас была дружная семья, где все друг друга любили и уважали. Нет, я не стыжусь своего прошлого. Я им горжусь. Но, глядя в глаза этого красавчика, мне хочется соответствовать его ожиданиям. Я не могу предстать перед ним во всей своей красе. Не сегодня.
        Рассказываю ему об отце. Здесь я не вру. Образ сильного и волевого человека встречает уважение в глазах Дэвида. Уверена, они могли бы стать друзьями, если бы… Мне не нужно выдавливать из себя слез. Я вспоминаю об отце, о его смерти, и они сами катятся у меня по щекам. Он протягивает мне салфетницу. Ему неудобно. Он даже пытается меня утешить, неуклюже гладит ладонью по спине. От этого прикосновения идет жар. Слез больше нет. На мгновение мы встречаемся с ним взглядом, и я чувствую, как искра пробегает между нами. Я хочу, чтобы он меня поцеловал. Но Дэвид только виновато улыбается. Он возвращается в кресло. А я продолжаю чувствовать запах его одеколона.
        - А во сколько она обычно приходит? - спрашиваю я.
        Заставляя саму себя взять в руки. Мне нельзя раскисать. Я должна быть готова к встрече с сестрой.
        - Она не в Нью-Йорке. После последней неудачной попытки мы решили, что Сэм будет лучше пожить вдали от городской суеты и шума. У меня есть дом в Акроне, штат Огайо. Она уже пару месяцев живет там, восстанавливается. А я навещаю ее по выходным, - сообщает мне Дэвид.
        Одним словом, сложно описать те чувства, что я испытываю в этот момент. Мне хочется рвать и метать. Мне казалось, я настигла ее, застала врасплох, но она снова ускользает от меня. И если Дэвид сумеет до нее дозвониться, она встретит меня во всеоружии. Но вместе с этим я рада. Нет, я счастлива, что в доме ее сегодня нет и не будет. Эта отсрочка мне только на руку.
        В разговорах мы проводим весь вечер и выпиваем три бутылки вина. Раньше мне казалось, что вино пьют слабаки, а настоящие мужчины предпочитают исключительно крепкие напитки. Но глядя на волевой подбородок Дэвида, на мощный рельеф мышц под майкой, я понимаю, как ошибалась.
        Он предлагает мне остаться у него на ночь, а завтра вместе поехать в Огайо. Я соглашаюсь. И он приносит мне чистое постельное белье и подушку. Мне предлагают спать на раскладном диване. Неожиданно.
        Принимаю этот щедрый дар из его рук и улыбаюсь ему в спину. Третья бутылка была лишней. Покачиваясь, он скрывается в спальне и тут же закрывает за собой дверь. Ну вот и все.
        Я застилаю диван простыней. И плюхаюсь вместе с подушкой. Проходит несколько минут, прежде чем я осознаю, этой ночью мне не уснуть. Адреналин гуляет по моим венам. Меня бьет дрожью возбуждения.
        Алкоголь путает мои мысли, нарушает координацию. И все же я нахожу в темноте ручку двери, ведущей в спальню Дэвида.
        - Саманта, это ты? - Дэвид еле ворочает языком, пытаясь приподняться на подушках. Это не первый раз, когда он называет меня настоящим именем. Не первый раз, когда он принимает меня за нее.
        - Прости, я не могу уснуть. У тебя случайно нет каких-нибудь таблеток? - спрашиваю я, входя в комнату. Свет луны освещает именно тот кусок спальни, где я стою, но я не пытаюсь прикрыть свою наготу. На мне одни только трусики.
        В комнате темно. Я не вижу его глаз, но чувствую его взгляд. Он жадный и страстный. Я не ошиблась: между нами и правда пробежала искра. Пришла пора разжечь настоящее пламя.
        ГЛАВА 3
        САРРА
        Я давно потеряла счет времени. Каждый новый день похож на предыдущий. Один и тот же распорядок дня, где только мое внутреннее состояние играет главную переменную в уравнении. Обычно я просыпаюсь по звонку будильника, но сегодня я открываю глаза от дикой боли в спине. И никак не могу понять, как я оказалась на диване в гостиной. Пытаюсь вытянуть ноги и натыкаюсь на что-то твердое. Это поднос. Чашка звенит от моих движений. Как я здесь оказалась? Я что уже успела позавтракать?
        Тело болит и ломит. Наверное, я все-таки простыла. Встаю с дивана и подхожу к окну. На улице еще темно, но я вижу, как лучи солнца красиво подсвечивают крону деревьев. Это закат или восход? Мне трудно это понять. Голова кружится, и я чувствую дикую слабость в ногах. Опираясь на стену, я ползу на кухню. Там среди банок со специями стоят электронные часы. Глядя на маленький экран с красными цифрами, я понимаю, что сегодня суббота и время сейчас 6:15. Мне это кажется странным. Протираю глаза и снова смотрю на табло. Результат все тот же. Наливаю апельсинового сока в стакан и залпом его выпиваю. Становится лучше. Достаю из шкафа пачку чипсов и возвращаюсь в гостиную.
        - Что здесь вчера было? - спрашиваю я.
        Ответ очевиден. Вероятно, я задремала на диване. Но я этого не помню. Зато теперь я точно знаю, что сегодня суббота, а значит, Дэвид будет здесь к обеду. Окидываю комнату придирчивым взглядом. Стол завален бумагами, на комоде горой сложены книги, блокнот валяется на диване, там же стоит поднос с чашкой, грязные следы повсюду, а еще гора посуды в мойке. И все это только на первом этаже.
        Тяжело вздыхаю и, стараясь больше не смотреть по сторонам, поднимаюсь наверх. Шея ноет, и каждый поворот головы сопровождается резкой болью. Мне нужно принять горячую ванну.
        Погружаю свое измученное тело в густую пену. Я выливаю в воду весь пузырек. Я не хочу ни на секунду увидеть свои жирные ляжки, заплывший жиром живот или полную грудь, отвисшую от тяжести лишних килограммов. Я не люблю себя такой.
        Обволакивающее тепло воды и лавандовый аромат пены успокаивают не только тело, но и душу. Я снова могу думать о Дэвиде без страха и сожаления. Я снова понимаю, что люблю его и скучаю по нашей жизни в Нью-Йорке. Сейчас, когда Элайза по крупицам раскрывает мне его прошлое, я точно знаю: он меня не бросит. Никогда и ни за что. Он не из таких. Много лет назад, когда его собаку сбила машина и ей пришлось ампутировать две ноги, он не отвернулся от своего четвероногого друга. Не заменил на нового. Он любил его до конца, хотя и стал изгоем для других. Сыновья Элайзы и другие мальчишки смеялись над Дэвидом, швыряли в него камни. Но он не сдался. Он не предал, хотя пес и не был уже прежним. Тот факт, что я его подвела, не оправдала надежд, не делает меня его врагом. А о моем прошлом он никогда не узнает. Мы все еще одна команда. И, как никогда прежде, я хочу подарить ему ребенка.
        Кладу руку на живот. В воде под толщей пены я не чувствую несовершенства кожи, зато ощущаю пульс, идущий изнутри. Я знаю, скоро там будет биться маленькая жизнь. И в этот раз все будет по-другому. Мы обязательно станем родителями.
        ***
        Несмотря на общую разбитость и хандру, я успеваю навести порядок в доме. Снова прохожу по первому этажу, мысленно отмечая, что все вещи стоят на своих местах. Провожу пальцами по засечкам на журнальном столике, по царапинам на комоде. Они история этого дома, и я делаю все, чтобы стать их частью. Поднимаюсь наверх, предусмотрительно обходя стороной торчащий гвоздь на третьей ступеньке сверху. В один из первых дней я порвала об него не только юбку, но и вспорола ногу. Давно надо было бы его забить или выдернуть вовсе, но я забываю.
        На часах уже без четверти два. У меня есть не больше пятнадцати минут для себя. Оттягиваю лестницу, ведущую на чердак, и, тяжело ступая, поднимаюсь в свое логово. Здесь темно и немного сыро. Подхожу к маленьким окошкам и открываю их настежь, позволяя ветру свободно гулять по открытому пространству. Сама я сажусь в кресло-качалку.
        Я редко вспоминаю о Саманте. В конце концов, я сбежала из дома во многом ради того, чтобы забыть о ней навсегда. Но сейчас мне настолько плохо и тяжело на душе, что я невольно начинаю думать о ней. В такие моменты я пытаюсь представить, что происходит в ее жизни. Как выглядит. А главное, что делает ее счастливой, ведь я неспроста снова хочу умереть.
        С улицы доносится шум машины. Он едва различим, и я не уверена, что это Дэвид. Но звук хлопающей двери убеждает меня в обратном. Мой муж приехал. Я вскакиваю с кресла. У меня кружится голова, но я не могу остановиться. Он не должен знать о моем укрытии. Поднимаю лестницу наверх, чувствуя, как сердце бьется в горле. Я бегу вниз. Я хочу его встретить до того, как он успеет сам открыть дверь. Адская боль пронзает мою ногу. Еле сдерживаюсь, чтобы не закричать. Мне не нужно оборачиваться, чтобы понять, что произошло. Я снова поранилась об этот чертов гвоздь. На руках у меня кровь, но я продолжаю спускаться, хотя теперь уже и не надеюсь встретить его первой. Перед глазами все плывет. Но я не сдамся. Я уже внизу.
        Опираясь на стену, я ползу к входной двери и тут же распахиваю ее. Улыбаюсь, хочу упасть в объятия Дэвида, но не могу. Я не верю своим глазам. Слова комом застревают в горле. Мне нечем дышать.
        - Привет, сестренка, не ждала? - приветствует меня Саманта.
        Я больше не могу стоять на ногах.
        ГЛАВА 4
        САМАНТА
        Я просыпаюсь первой. Рука Дэвида приятной тяжестью лежит на моей талии, и я чувству его теплое дыхание мне в спину. Он устал, ему нужно восстанавливать силы. Я стараюсь не шевелиться. Теперь, когда в комнату льется солнечный свет, я могу продолжить знакомство с этой квартирой. Спальня небольшая, и в отличие от гостиной здесь нет таких неожиданных ярких цветовых решений. Стены белые, несколько абстрактных картин в деревянных рамах, кремовый ковер на полу, белый комод с флаконами духов и фоторамкой. Снова она. На это раз она прижимается щекой к Дэвиду и корчит какую-то странную рожу. Похожа на утку. Я улыбаюсь. То, что я провела эту ночь в ее семейном ложе, только начало. Ей придется с этим смириться. Ей придется это принять.
        Дэвид шевелится. Кажется, он проснулся. Поворачиваюсь к нему. Я не знаю, какую реакцию он от меня ждет, поэтому стараюсь не встречаться с ним взглядом. Играю замешательство и растерянность. Делаю вид, что не понимаю, где я. Не думаю, что он мне поверил. Актриса из меня никудышная.
        Я решаюсь посмотреть на него, но он отводит взгляд в сторону. Натягивает трусы, затем брюки и майку. Он молча выходит из комнаты. Даже не поздоровавшись. Плюхаюсь на подушки, чувствуя дикую слабость. Бессонная ночь и избыток алкоголя все-таки берут свое. А еще мне хочется плакать. Смотрю в потолок. Стараюсь не думать ни о чем.
        - Тебе кофе варить? - спрашивает меня Дэвид, и я чувствую, как оживаю.
        - Да, спасибо.
        Смотрю по сторонам в поисках одежды, хотя и без этого прекрасно знаю - из моего здесь только трусики. Снова шокировать его своей наготой я не решаюсь. Может быть, позже. Надевать его рубашку я тоже не хочу. Еще слишком рано. Вероятно, в шкафу есть вещи Сарры. С минуту думаю об этом. Но это только пустая трата времени. Даже от этой мысли мне становится противно. И все же мне нужно что-то надеть.
        Я в замешательстве кутаюсь в простыню, когда Дэвид входит в комнату и протягивает мне мою сумку.
        - Думаю, тебе пригодится, - говорит он, глядя в пол.
        Он просто смущается? Или же он чувствует себя виноватым? Эти вопросы хороводом кружатся в голове, но у меня нет времени на ответы. Надеваю короткие джинсовые шорты и майку без рукавов. Не самое лучшее решение, но выбор у меня не велик.
        Смотрю в зеркало. Расчесываю волосы, подкрашиваю глаза и наконец выхожу в гостиную. Кофе уже готов.
        ***
        Дорога до Акрона занимает семь часов, которые мы проводим в тишине. Дэвид не останавливается в закусочной. Все, что нужно, у нас с собой. Я пытаюсь несколько раз завязать беседу. Но он отвечает обрывисто и отказывается смотреть мне в глаза. Я не настаиваю, хотя внутри все кипит и рвется наружу. В конце концов, я ни в чем не виновата. Его никто не принуждал. Но сейчас не время выяснять отношения.
        - А я смогу пожить в вашем доме какое-то время? - спрашиваю, когда мы въезжаем на территорию штата Огайо.
        - Конечно, я сам хотел тебя об этом попросить, просто не знал как…
        Он не знает, как закончить мысль. На его щеках появляется легкий румянец. Вероятно, в его памяти всплывают картины нашей бурной ночи. Улыбаюсь и наконец отвожу взгляд в сторону. Больше нет нужды держать его под прицелом, пытаясь понять, что происходит у него внутри. Он смущен. Он чувствует вину. И он мой. Это только вопрос времени.
        - Отлично. Большое спасибо, - прихожу ему на помощь, с хрустом кусая яблоко.
        Оказывается, я проголодалась.
        Когда Дэвид говорил о своем доме в Акроне, мне представлялся маленький домик, стоящий вровень с такими же близнецами. Аккуратный газон и маленький клочок земли позади - внутренний дворик для барбекю и посиделок с друзьями. Но мои ожидания не имеют ничего общего с реальностью. Мы сворачиваем с главной улицы и подъезжаем к шикарному дому. Ветровые окна, белоснежные колонны с лепниной, каменная кладка. Нет, это не просто дом, это настоящее родовое поместье. Черт возьми, похоже, Дэвид Герра не просто красавец и отличный любовник, но и богач. У него вообще есть недостатки?
        Пока я восторгаюсь домом, Дэвид выходит из машины и достает какие-то пакеты из багажника. Выхожу из машины и предлагаю свою помощь. Он отказывается. Я стараюсь от него не отставать. Чувствую, как внутри нарастает волнение. Ну вот и все. Час пробил.
        Иду впереди, поэтому, когда дверь дома неожиданно распахивается, она видит меня. А я ее. Она изменилась. Подурнела. Так даже лучше.
        - Привет, сестренка, не ждала? - говорю я, чтобы как-то оживить эту странную сцену.
        Она смотрит на меня во все глаза. Я вижу, как она бледнеет. А потом я замечаю кровь на ее руках, и она падает в дверях.
        ГЛАВА 5
        САРРА
        Когда я открываю глаза, Дэвид стоит надо мной с каким-то пузырьком вонючей смеси. Ее едкий аромат стучит у меня в голове. Хочется вырвать. Но я пытаюсь улыбнуться. Я рада его видеть. Я лежу на диване в гостиной. Выглядит он испуганным и немного виноватым. Но его вины в моем падении нет. Это все игры моего воображения. Нельзя было так много думать об этой суке. От одной только мысль о Саманте меня бросает в холод. Она последний человек на земле, которого я бы хотела видеть. И я рада, что ей до меня никогда не добраться.
        - Думаю, у нее просто упало давление, - слышу я женский голос.
        Он мне кажется знакомым. Даже родным. Нет, этого не может быть. Закрываю глаза. Стоп! Хватит! Ее здесь нет и никогда не было!
        - Выпей сладкий чай, должно помочь.
        Я открываю глаза и снова вижу ее. Это не галлюцинации. Она здесь. Она меня нашла. Смотрю на Дэвида, потом снова на нее. Я точно знаю, они приехали вместе. Как знаю и то, что этот ад я сотворила сама. Собственной рукой несколько месяцев назад я написала письмо своей матери. Мне хотелось высказаться, хотелось разделить с кем-то свою боль. Я не собиралась отправлять это письмо, хотя и опустила его в конверт и даже написала адрес получателя. Это был не первый случай, когда я пыталась нарушить тишину в нашем общении. Но первый, когда мой минутный порыв слабости прошел полный цикл реализации. Уверена, письмо отправил Дэвид. Нет, он сделал это без злого умысла, скорее всего, он даже не заметил его среди остальной корреспонденции. И теперь она здесь.
        Я точно знаю, что мама и под дулом пистолета не дала бы ей мой адрес. А значит, мое письмо так и не достигло адресата. Но это не мешает мне пощекотать ей нервы. Саманта привыкла все и всех контролировать, а как ей понравится такой ход,
        - Я не знала, что ты решила меня навестить, - говорю я, еле ворочая языком. - Мама мне ничего не говорила.
        Смотрю на нее в упор. К такому ответу она не готова. Не знаю, верит она мне или нет, но она в замешательстве. Уже неплохо. Но вместе с ней испытывает не дюжий интерес к этой теме и Дэвид.
        - Ты никогда не рассказывала мне ни про сестру, ни про родителей. Я ведь был уверен, что ты сирота. Кстати, ты знала, что твой отец умер в прошлом году? - спрашивает меня он.
        Знала ли я? Нет. Но меня эта новость не удивляет. Я догадывалась об этом. Я даже видела это во сне. И то был самый приятный сон, который мне когда-либо доводилось видеть. Я рада, что это случилось, и мне его не жаль. Такие, как он, не умирают, а подыхают, как собаки. Но я читаю на лице Дэвида скорбь и сожаление, с признанием я опоздала. Эта мразь уже успела рассказать ему о доблестном родителе. Хорошо. Вызов принят.
        - Да, мама говорила мне. Жаль, конечно, но меня это не трогает, - я пытаюсь сесть. Лежа перед ней на лопатках, я чувствую себя уязвимой. - У меня с ним были натянутые отношения. Его любимицей всегда была одна только…
        Я вовремя останавливаюсь. Смотрю на Сэм и не знаю, что сказать. До меня только сейчас доходит, что Дэвид не знает моего настоящего имени. Или все-таки знает?
        ***
        Не знаю почему, но Саманта не выдает моего секрета. Она принимает условия игры и теперь гордо носит мое имя. В ее благородство я не верю. Но выхода у меня нет. Стараюсь держать ее в поле зрения, но у меня не так много сил и энергии, чтобы поспеть за ней. Только ночью мне удается наконец побыть с Дэвидом наедине. Я пытаюсь с ним поговорить, но он приезжает сюда не за разговорами. Мы занимаемся любовью. Все вроде как прежде, но чуточку по-другому. Он больше не пытается выместить на мне свою боль и отчаяние. Его движения мягче и достичь удовольствия получается не сразу. Что-то не так, я это чувствую, но виду стараюсь не подавать. Он засыпает, отворачиваясь к стенке. А я лежу, прикрывшись простыней, и смотрю в окно.
        Ночь сегодня тихая и темная. На небе ни звездочки, только яркий диск луны смотрит на меня.
        В душе больше нет пустоты, только страх и паника. Мир, который я по крупицам создавала день изо дня, под угрозой. Я не могу быть слабой. Мне нужно действовать.
        Утром, пока мы еще не спустились вниз, я снова завожу разговор с Дэвидом. Пытаюсь объяснить ему, что сестра-близнец - это не синоним родственной души, закадычной подруги. Но он меня не слушает. В ее присутствии в доме он видит одни только плюсы: она присмотрит за мной, мне не будет одиноко, мне будет с кем поговорить и много другой ерунды, которую я пропускаю мимо ушей. Тот факт, что она останется здесь со мной, ввергает меня в ужас. Лишает способности говорить. Я понимаю, что должна что-то сделать. Пытаюсь сказать ему, что она не тот человек, за которого себя выдает, но это все пустое. Дэвид уже очарован ею, как и все мужчины, которых Саманта когда-либо встречала на своем пути. Мне больно это осознавать, но я вынуждена молчать. Я связана по рукам и ногам. Сейчас не лучшее время для разговоров по душам. Второй раз Дэвид не сможет простить мне обмана.
        - Хорошо, любимый, если ты считаешь, что так будет лучше, - говорю ему я, целуя на прощание. - Я уже по тебе скучаю.
        - Неделя пролетит незаметно. Не забывай пить лекарства, - отвечает он, открывая дверь своего красного «чероки».
        На Саманту он бросает беглый взгляд, полный смущения. Это странно. Я знаю, что она стоит на крыльце в своей длинной бесформенной майке, едва прикрывающей задницу. Ее тело каким-то чудом осталось все таким же стройным и подтянутым. И она умеет им пользоваться. Она следит за нами. За Дэвидом. Уверена, между ними что-то происходит. Я это чувствую… Но Дэвид мой. Только мой.
        ГЛАВА 6
        САМАНТА
        Я рассчитываю поговорить с ней, точнее, обозначить новые правила игры сразу после отъезда Дэвида. Но Сарра закрывается в своей комнате и до вечера я ее не вижу. Тем хуже для нее, я заказала пиццу, и она изумительна. К ужину я ее не зову. Я не опущусь до такого. Хочет сидеть голодная. Ее право. Рано или поздно ей все равно придется поговорить со мной с глазу на глаз. Теперь я уже не упущу ее из виду.
        Моя комната находится справа по коридору. Ее дальше и слева. Подхожу к двери ее спальни и прислушиваюсь. Не знаю, на что я рассчитываю, может быть, услышать ее всхлипывания или бормотание чокнутой. Она похожа на сумасшедшую. Но это не новость. Скорее, усугубившийся и ставший очевидным диагноз, который я лично поставила ей больше десяти лет назад. Ее безумие - последнее, о чем я думаю перед сном. Я засыпаю с улыбкой на устах.
        Проснувшись утром, я с минуту лежу не двигаясь. Прислушиваюсь к дому, но он молчит. Только птицы щебечут за окном. Надеваю шорты с майкой и спускаюсь вниз. Ее снова нигде не видно. Либо я проспала, и она уже сбежала, либо до сих пор так и сидит в своей комнате. Я делаю ставку на последний вариант. Она, конечно, дура, но не настолько. От такой жизни, какая у нее есть теперь, не бегут. За нее сражаются. А к бою я давно готова.
        Наливаю себе стакан крепкого кофе и выхожу во внутренний дворик. Или в данном случае на бескрайний простор. На улице свежо и сыро. Ночью шел дождь, и все вокруг в маленьких лужицах. Моя кожа от холода мгновенно становится гусиной. Но я не обращаю на это внимания. Сажусь прямо на перила и аккуратно отхлебываю кофе. Становится заметно теплее. Облокачиваюсь на балку и смотрю вдаль, туда, где владения Дэвида граничат с густым лесом. Такое соседство я нахожу весьма занимательным и даже полезным. Я еще не бывала там, но и на таком расстоянии вижу, какой лес темный и дремучий. Уверена, что помимо хоженых троп там найдется немало заброшенных и всеми забытых. Хотелось бы мне как-нибудь прогуляться там с Саррой. Поговорить по душам.
        Я увлекаюсь этим волнительным путешествием, поэтому, когда за спиной хлопает дверь, вздрагиваю от неожиданности. Это Сарра. На ней длинный трикотажный сарафан свободного кроя и непонятной расцветки. Глядя на него, я вспоминаю буйство цветов в их квартире на Манхэттене. Похоже, она принимала активное участие там в подборе мебели. В мою сторону Сарра не смотрит и, конечно же, не тратит силы на приветствие. Она садится на ступеньки, не обращая внимания ни на грязь, ни на сырость. Идиотка.
        - Как дела у мамы? - интересуется она так буднично, как будто между нами нет ни вражды, ни этих долгих лет разлуки.
        - А разве ты с ней не общаешься? - спрашиваю я.
        - Дэвида здесь больше нет, можешь не изображать из себя святошу или кого ты там перед ним играла?
        Неожиданная претензия. Я спускаю ноги с перил. Хочется ощущать больше твердости.
        - Поговорить, значит, решила. Ну давай, с чего начнем?
        - Зачем ты приехала?
        - А сама как думаешь?
        - На вопросы принято отвечать. Хорошо, давай тогда я начну, - говорит она, продолжая смотреть прямо перед собой. - Думаю, ты хочешь мне отомстить за Рона, а может быть, еще за что-то. Мы с тобой никогда не были ни близки, ни дружны. Поэтому, вероятно, претензий и обид больше, чем всего остального. Я права?
        - Неплохое начало. Складно говоришь, - отвечаю я, снова отхлебывая кофе.
        Она морщится. Точно у нее болит голова, а может, ее просто раздражает то, как я пью. Нашлась мне светская дама. Смешно. Но я даже не улыбаюсь. Я еле сдерживаюсь, чтобы не пнуть ее в спину. Но мне нужно кое-что прояснить.
        - Что у тебя было с Роном? - спрашиваю я.
        Я давно не произносила его имени вслух, и теперь оно дается мне с трудом. Столько лет прошло, но обида до сих пор камнем лежит на душе. Я помню все, как будто это было только вчера. Чувствую запах его крема для бритья. Он дышит на меня смесью ментоловой жвачки и табака. А когда смеется, в уголках его глаз появляются маленькие морщинки, на щеках едва заметные ямочки. Он обещает подарить мне весь мир. Он артист. Он знает, о чем говорит, и я верю ему. Я всегда знала, что рождена для большего, чем Клайо, штат Алабама. Рон лишь помог мне в этом утвердиться. Осознать, но не исполнить. Он предал меня, растоптал девичьи мечты. Я стала легкой добычей для пьяного Джерри Моргана. Но это совсем другая история. Сейчас я хочу узнать все про Рона. Хочу понять, почему он выбрал ее, а не меня!
        ***
        Как и всегда, свой рассказ Сарра начинает чуть ли не с пеленок. Она говорит тихим и дрожащим голосом, вероятно, рассчитывая на жалость и сострадание. Пустые надежды. Я хожу из стороны в сторону по деревянному настилу. В родительском доме он всегда противно скрипел под ногами, здесь же каждый шаг сопровождается благородным глухим стуком. Мои кожаные ботинки сегодня как нельзя кстати.
        Сарра по-прежнему сидит ко мне спиной. Это раздражает, но я не горю желанием смотреть ей в лицо. Высок риск, что не сдержусь, плюну. Я жду, когда она доберется до сути. Я жду услышать то, чего никогда не знала наверняка, но исчерпывающе воссоздавала в мыслях.
        - В тот день отец повел нас к клеткам с кроликами, помнишь? - спрашивает меня Сарра.
        Я не помню. Я каждый день таскалась за отцом по ферме. Хозяйство меня не интересовало, но я любила за ним наблюдать. Мне нравилось впитывать в себя его уверенность и силу.
        - Для него это были обычные звери, а для меня Барни был другом.
        Ее голос дрожит, а я никак не могу понять, о ком она говорит. Какой еще Барни?
        - Я просила его не делать ему больно. Я просила не трогать его. Но он орал на меня. Он так сильно на меня орал.
        Сарра закрывает уши руками, точно папа до сих пор кричит на нее во все горло. Справедливости ради надо признать, орал он на нее не раз и не два. Отца раздражала ее мягкотелость и несобранность. Он всячески пытался выбить из нее эту дурь, закалить характер. Еще одна причина, по которой я никак не могу взять в толк, о каком дне она говорит и кто такой, черт возьми, этот Барни!
        - Я плакала и отказывалась ему подчиниться. Тогда он достал Барни из клетки за задние лапы. Я не успела ничего понять, как он ударил его по ушам палкой. Он убил его у меня на глазах. Мне было всего пятнадцать! И Барни был моим единственным другом!
        До меня наконец доходит, о чем она пытается рассказать. Ее другом был самый обычный белый кролик с безумным взглядом и жирной задницей. Я вспоминанию не только его предсмертное колебание в воздухе, но и ее распухшее от слез лицо. Мне становится дико смешно. Я не могу больше сдерживаться. Хватаюсь за живот и смеюсь так, как уже давно не смеялась.
        - А ты ничуть не изменилась с тех пор. В тот раз ты так же дико ржала, - бросает Сарра, поднимаясь на ноги.
        Она смотри на меня с презрением и злостью, но от этого становится только хуже. Я не могу остановиться. Волоча за собой пораненную ногу, она заходит в дом, оставляя меня наедине с приятными воспоминаниями юности. Мне тогда было пятнадцать, и через пару дней я должна была бежать из Клайо.
        Несостоявшийся побег отрезвляет меня. Смеяться больше не хочется. Я захожу в дом. Мы еще не закончили.
        - Если не хочешь, чтобы я и дальше давилась со смеху, переходи к сути, - говорю я.
        Она заваривает чай, и я снова ощущаю противный запах ромашки. Пока она ковыляет до дивана я включаю кофеварку и варю новую порцию эспрессо. Хочу перебить этот запах. Хочу чем-то занять руки.
        - Я возненавидела отца в тот день. Я его и раньше никогда не любила, но тогда это чувство захлестнуло меня с головой, - продолжает Сарра, уставившись в окно.
        Интересная манера вести диалог. Такой же придурковатой она была и в детстве. Я снова начинаю улыбаться, но на этот раз мне удается вовремя взять себя в руки.
        - Тебя я тоже терпеть не могла. Что уж там, мы с тобой друг друга и на дух не переносили, но в тот день у нас появилось кое-что общее. Я поняла, что тоже хочу сбежать. Хочу начать все сначала там, где не будет отца, не будет тебя, соседских ребят. Не будет никого, кто когда-либо причинил мне боль. Решение пришло неожиданно.
        Я чувствую, как у меня по спине побежал холодок. Ну вот началось. Кофеварка пыхтит, и я ощущаю приятный аромат кофе. Еще немного - и он будет готов, но я выдергиваю шнур из розетки. Я боюсь пропустить хотя бы слово. Кажется, я даже не дышу.
        - Я, как и всегда, слонялась по городу, когда случайно увидела тебя с Роном на скамейке в сквере. Вы, ясное дело, были так увлечены друг другом, что я могла бы и не прятаться за кустами и деревьями. И все же мне было страшно. Я представляла, что ты мне устроишь, если застукаешь там.
        Я не свожу с нее глаз, хотя мысленно переношусь в тот день. Заново проживаю минуты юношеского счастья. Это был мой первый поцелуй. Первые ласки груди. Это все, что я ему тогда позволила, хотя, конечно же, взрослый и опытный Рон ждал большего.
        - Ты просто висела на нем. Заглядывала в глаза, идиотски улыбалась. Я тебя такой никогда не видела, - говорит Сарра, и впервые за все это время она смотрит мне прямо в глаза. - Ты говорила о том, что готова с ним сбежать. Что даже собрала вещи. Так я узнала, что побег должен состояться в субботу, когда передвижной цирк братьев Ренкин продолжит свой тур по стране. Это был твой шанс, но я не могла его упустить. Тогда я проследила за Роном. Я хотела узнать, где находится его фургон и есть ли какая-то возможность и мне стать частью этого побега. Но я узнала много больше. Я поняла, что он тебя обманывал и никогда не собирался брать с собой.
        От напряжения у меня начинает шуметь в ушах. Я отказываюсь верить ее словам, но не перебиваю. Я просто делаю шаг вперед. Ее это не пугает. Она делает глоток из своего стакана, после чего снова отворачивается к окну.
        - Он не собирался брать тебя с собой, потому что по плану они уезжали из города в ночь с четверга на пятницу. У меня оставалось не больше суток, чтобы понять, чего я хочу. И снова спасибо отцу, его праздничный ужин из Барни до сих пор комом стоит у меня в горле. Я больше не сомневалась. Собрала свои вещи и в четверг сразу после ужина закрылась в своей спальне. Я знала, что меня никто не хватится. Дождавшись темноты, я вылезла в окно и сбежала.
        Для нее на этом история, похоже, заканчивается, но я хочу продолжения.
        - Что было дальше?
        - Дальше? - она снова смотри на меня. - Я спряталась в его фургоне, сделать это было несложно. Они собирались и двери не запирали. У меня не было часов, поэтому я не знаю точно, сколько времени прошло, прежде чем я была обнаружена. Но, наверное, прошло не меньше десяти часов пути, а может быть, даже больше. Мне нужно было в туалет, а Рон, увидев меня, пришел в бешенство. Он набросился на меня, как животное. Пытался меня душить. Не думаю, чтобы он делал это осознанно, скорее от бессилия. Но мне было страшно. Очень страшно.
        - Что ты ему сказала? - спрашиваю я, наблюдая, как Сарра водит своей рукой по шее.
        - Сказала, что он обещал взять меня с собой. Сказала, что люблю его. А разве у меня был выбор?
        - Он решил, что ты это я? - мне становится дурно.
        - А почему это тебя так удивляет? - она снова смотрит мне в лицо.
        ГЛАВА 7
        САРРА
        Я стараюсь не встречаться с ней взглядом. Это помогает мне окунуться в прошлое. Заново пережить тот страх, боль и ужас. Заново возненавидеть отца и понять, что все было не зря. Мне давно хотелось кому-то обо всем рассказать. И пусть Рон - это еще далеко не все, через что мне пришлось пройти, но встреча с ним определенно стала переломным моментом в моей жизни. Я больше не боюсь его, он не может меня ни задушить, ни обесчестить. Для меня его больше не существует. Для меня, но не для Саманты. Уверена, для нее он был особенным, иначе она бы не проделала такой путь столько лет спустя. Я ей не лгу. Она заслужила знать правду, какой бы грустной она ни была. Я смотрю на ее бледное лицо, и мне даже становится ее чуточку жаль. Она никогда не боялась ни рубить курам головы, ни забивать дубинкой пушистых кроликов. В детстве мне казалось, что нет ничего, что может смутить и причинить боль Саманте. Но правильно говорят, у всех свои болевые точки. Для нее такой точкой был Рон.
        - Как дела у мамы? - спрашиваю я.
        - Позвони, ну или черкни очередное письмецо в пару строк, может быть, в этот раз она его даже получит! - отвечает она, снова включая кофеварку.
        В комнате становится шумно, и мне приходится дожидаться, пока машина сварит ей наконец кофе.
        - Она не болеет? - интересуюсь я, наблюдая за тем, как она ищет стакан. - Чистая посуда в шкафу у стены.
        - Ты ходишь по кругу! Хотя нет, есть еще один вариант: собирай свои вещи и вали к ней! Можешь, кстати, и не возвращаться!
        - Не терпится занять мое место? - спрашиваю я.
        - По себе судишь?
        Шаркая своими жуткими сапогами, Саманта идет в гостиную и плюхается на диван. Я не успеваю об этом даже подумать, как она кладет свои ноги на журнальный столик и, противно причмокивая, пьет кофе. От этого звука мне режет слух. Как была деревенщиной, так ею и осталась. Может быть, так даже лучше. Дэвид никогда не сможет разглядеть женщину под этим слоем грязи. И все же я чувствую, что между ними что-то есть…
        - Почему ты не сказала Дэвиду мое настоящее имя?
        - А зачем мне это?
        - Потому что ты ненавидишь меня.
        - Все верно, и ты мне должна. Но я найду способ, как ты со мной расплатишься, - говорит она, вставая с дивана. - А до тех пор я стану твоей тенью. Нет, я буду твоим надзирателем!
        Она смеется мне в лицо. После чего с грохотом взбегает по ступенькам на второй этаж.
        - Это мы еще посмотрим, - шепчу я, глядя в окно.
        ***
        Я несколько дней не ходила к озеру. Но сегодня ноги сами меня ведут туда. Я выхожу из дома через парадную дверь. Я знаю, что Саманта закрылась в своей комнате, но не хочу рисковать. Она не знает о моем месте, и пусть так будет и дальше. Я говорила ей как-то про озеро, но лес ее волнует гораздо больше. Меня это не удивляет. Он такой же мрачный и неотесанный, как и она сама. Я выхожу на тропинку и иду вдоль дороги. Делаю приличный крюк, чтобы быть абсолютно уверенной: Саманта не дышит мне в спину. Иду вдоль густой и темной полосы леса. Достаточно сделать пару шагов, и я укроюсь в его тени. Еще сильнее буду чувствовать ароматы сосен и влажной земли. Но я остаюсь на стороне света. Мне некого бояться, мне не от кого больше бежать.
        Стоит мне выйти к озеру, как я замечаю маленькую скрюченную фигуру Элайзы. Вероятно, она задремала на своем стуле, потому что рядом с ее ногой скачет бурундук. Но спит ли она? Мне становится не по себе, и я ускоряю шаг. Только сократив расстояние до пары десятков шагов, я кричу ее имя и с облегчением замечаю, как она поднимает голову. Она машет мне рукой, но в следующий миг замахивается тростью на осмелевшего зверька. Я улыбаюсь.
        - Ты куда это пропала? Я уже волноваться начала, думала, Дэвид опять за старое взялся, - ворчит Элайза, когда я опускаюсь на траву рядом с ней.
        - За старое, это за что? - спрашиваю я.
        Не могу припомнить, чтобы в ее рассказах был хоть какой-то инцидент из прошлого Дэвида, который можно было бы как-то применить к моему короткому отсутствию. Хотя, вероятно, она говорила мне это в те дни, когда я ее даже не слышала.
        - Ну как же?! Барбара, по-твоему, сама с лестницы упала? - спрашивает она, глядя на меня в упор. Она без очков, поэтому сильно напрягает глаза.
        Дэвид лишь однажды говорил со мной о своей бывшей супруге. Все, что я о ней знаю, так это то, что она его подвела, не оправдала надежд. Она сделала аборт. А он, выходит, столкнул ее с лестницы. Такого Дэвида я не знаю.
        - Она, конечно, это все отрицала, но я тебе вот что скажу: это сделал твой муженек. Она его дико боялась потом. Не смогла тут больше жить, да и он тоже не смог. Так и разъехались кто куда. Она, кажется, в Южную Каролину к родителям уехала, а он вот в Нью-Йорк подался.
        Я не знаю, что сказать. Беру первый попавшийся под руки камень и бросаю его в озеро. По водной глади он не скачет, а сразу идет ко дну.
        - Со мной все хорошо. Мы с Дэвидом любим друг друга, и, если у него и были какие-то сложности с Барбарой, на наших отношениях это никак не сказывается.
        - Дай-то бог. А то ведь знаешь, люди редко меняются к лучшему.
        Мне ли этого не знать. Я не один год верила обещаниям Джима измениться, а он снова и снова поднимал на меня руку, оскорблял и продавал первому встречному. Но все это в прошлом. А сейчас я только молча улыбаюсь, глядя Элайзе в глаза.
        ГЛАВА 8
        САМАНТА
        Недавно меня осенила блестящая мысль: Сарра украла у меня не просто имя, но и личность. Но я на нее не в обиде, ведь, по сути, к семейству Герра она не имеет никакого отношения. Юридически я, и только я, являюсь женой Дэвида. Стоит мне об этом подумать, как мое сердце начинает бешено биться в груди. Кто бы мог подумать, что Сарра может быть настолько полезной. Мне хочется рассказать об этом, но я молчу. Еще не время, но я делаю все, что могу, дабы ускорить этот момент истины.
        Дэвид оставил мне номер своего мобильного телефона на экстренный случай, но я использую его с большей пользой. Я начинаю с коротких смс. Спрашиваю, как у него дела, чем он занимается, во что одет. Он не отвечает, а я не сдаюсь. Я пишу через каждые полчаса-час. Постепенно мои сообщения становятся все ярче и эротичнее. Но это больше не приносит мне удовольствия. Я устала забавляться с клавиатурой на смартфоне. Теперь я звоню и томным голосом оставляю ему сообщения на автоответчике. Пробую разные образы: то молю его о сексе, то требую сделать это жестко и быстро. Он все еще хранит молчание, но я знаю, долго держать осаду он не сможет. Он хочет меня, а я хочу его.
        Я стою у окна, смотрю на дорогу. Пытаюсь подготовиться к субботе. Сначала я хотела встречать его на крыльце, но сейчас мне кажется, будет лучше сделать что-то изящное. Мой напор и откровенность его шокируют, мне нужно быть мягче. Мне нужно стать похожей на Сарру. Даже от этой мысли меня передергивает. Да, это непростое испытание, но ставки слишком высоки. Я должна победить. Любой ценой.
        Прокручиваю в голове разные варианты своего яркого появления, когда замечаю Сарру. Она выходит из дома и, испуганно озираясь по сторонам, идет к дороге. Интересно, куда это она собралась? Прошлый раз, когда я сказала, что буду ее надзирателем, я не шутила. Я действительно слежу за ней. За каждым ее шагом, жестом. А теперь она куда-то собралась.
        Я слетаю по лестнице вниз, когда в заднем кармане моих шорт раздается телефонная трель. Сейчас не лучшее время для бесед, кто бы это ни был. Однако, взглянув на экран, я расплываюсь в самодовольной улыбке. Лед тронулся.
        Напрочь забыв о Сарре, бегу наверх. В свою комнату. Закрываю дверь, и только после этого отвечаю на звонок:
        - Я не люблю, когда меня заставляют ждать, Дэвид!
        ***
        Я встречаю Дэвида у окна своей спальни. Из одежды на мне только белый тюль. Это не входит в мои планы, но я запутываюсь в занавеске, и времени что-то менять уже нет. Выгибаю спину, выставляя на показ все, чем щедро наградила меня природа. Третий размер груди и тонкая талия дорогого стоят. Он обнимает Сарру, но видит в этот момент он только меня. Я складываю губы трубочкой для поцелуя, томно прикрываю глаза, лаская себя руками. Даже на таком расстоянии я чувствую его возбуждение. Стоит ли говорить о том, что в этот миг чувствую я сама.
        После этого мне требуется некоторое время, чтобы одеться и успокоиться. Дэвид просил держать в тайне наш маленький секрет, и пока что я готова мириться с такими правилами. Не все сразу. Спускаюсь я тихо, на цыпочках. Я слышу, как они разговаривают на кухне. Уловить смысл не составляет большого труда. Сарра снова говорит обо мне.
        - Мне не нужна сиделка, Дэвид, - говорит она, шелестя пакетом.
        Вероятно, и в этот раз Дэвид снова привез продукты и новую порцию ее пилюль. Интересно, есть ли среди них снотворное?
        - Сарра не чужой тебе человек. И к тому же мне так спокойнее, ты здесь не одна.
        - Дэвид, мы с тобой прекрасно знаем, почему я здесь. Может быть, пришло время поговорить как взрослые люди? - предлагает она, и я почему-то делаю шаг назад. Я боюсь выдать себя раньше времени. Я хочу знать, какие у них скелеты в шкафу.
        - Хорошо, давай поговорим, - соглашается Дэвид.
        - Присутствие Сарры не поможет нам справиться с этой болью. Мы с тобой - семья, помнишь? Я хочу, чтобы у нас был ребенок. Я пью эти чертовы таблетки, от которых у меня голова идет кругом, а тело становится как желе. Но я не жалуюсь, я знаю, ради чего и ради кого я это делаю. Я люблю тебя, слышишь?
        Не знаю, что слышит Дэвид, но я слышу только фальшь и лицемерие. Наверное, мне нужно нарушить их идиллию, но вместо этого я почему-то делаю шаг назад, поднимаясь еще на одну ступеньку.
        - Сэмми, детка, я тоже тебя люблю. И я верю, что у нас все получится, - отвечает Дэвид.
        В комнате становится тихо, и я понимаю, что они целуются. Внутри все затягивается в тугой узел. Еще одна ступенька наверх.
        - Я хочу вернуться домой, чтобы мы снова жили с тобой вместе. Только ты и я.
        - Ты хочешь, чтобы я выгнал твою сестру на улицу?
        - Поверь мне, она большая девочка.
        - Я тебя не узнаю. Что ты такое говоришь?
        Я слышу их шаги. Они идут в гостиную. Мне надо бы спуститься вниз, но вместо этого я делаю еще один шаг назад - и мою ногу пронзает адская боль. Я ору во все горло, падая на ступеньки. Дэвид подбегает ко мне. Он помогает встать и спуститься вниз. Я буквально скачу на одной ноге и, добравшись до гостиной, плюхаюсь на диван. Сарра стоит в паре шагов от меня, скрестив руки на груди.
        - Где, черт возьми, молоток? - спрашивает Дэвид, но его вопрос так и остается висеть в воздухе.
        Мы с Саррой неотрывно смотрим друг другу в глаза. На ее лице каменная маска, глаза буравят меня сквозь маленькие щелки. Глядя на нее, я даже перестаю ощущать боль. Сложно сказать, что она чувствует сейчас. Но, мне кажется, я могу прочитать в ее глазах страх.
        ГЛАВА 9
        САРРА
        Дэвиду не нравится, когда я после занятий сексом лежу, уставившись в потолок. Он считает, что это бьет по его мужскому самолюбию. Я притворяюсь. Жду, когда он отвернется к стенке, а я смогу открыть глаза. Подумать. Но вместо этого слышу, как он аккуратно вылезает из кровати. Надевает трусы и на цыпочках выходит из спальни. Когда я слышу щелчок закрывающейся двери, мои глаза открываются так широко, как никогда прежде.
        Мне становится трудно дышать. Я вскакиваю на кровати, продолжая вглядываться в темноту. Я не верю своим глазам. Этого не может быть. И все-таки это происходит. Не знаю, как и когда это началось. Но я точно знаю, как это закончится. Я ее уничтожу!
        Я прислушиваюсь, но стук моего сердца - единственное, что я слышу. Впервые в жизни я хочу быть хоть чуточку похожей на Саманту. Быть такой же смелой и готовой смотреть проблеме в лицо. Я встаю с кровати и даже открываю дверь. Я пытаюсь, но это сильнее меня. Я слышу скрип, и этого достаточно, чтобы включить мое воображение. Я хватаюсь за дверь, пытаясь устоять на ногах, а перед глазами одна порочная картинка сменяется другой. И я точно знаю, что сейчас это не просто игры разума, это реальность. Мой муж, мой Дэвид, как животное, сношается с Самантой. С моей сестрой.
        У меня больше нет сил. Я сползаю на пол. Слезы льют по щекам. Я чувствую боль во всем теле. Меня снова предали. Меня растоптали.
        Этой ночью мне не уснуть. Лежу в кровати и смотрю в потолок. Жду, когда он закончит с ней и вернется ко мне. Я знаю, что не смогу посмотреть ему в глаза. Не смогу сделать вид, что только проснулась. Я просто притворюсь спящей. Сделаю вид, что ничего не заметила. Я знаю, что это не его вина. Это все Саманта. Я стараюсь думать о ней. Злиться только на нее.
        Однако за окном уже светло, а Дэвид все нет.
        ***
        Когда я спускаюсь вниз, они сидят за столом в гостиной и завтракают. Мы с Дэвидом там никогда не садились прежде. Этот стол я использую для работы. Но я уже больше недели ничего не пишу. Увидев меня, они здороваются. Дэвид спрашивает, как мне спалось. Кажется, я отвечаю «хорошо», хотя не уверена. Слова застревают в горле, а от одного взгляда на их лица меня начинает тошнить. Саманта улыбается, продолжая громко хлебать из своего стакана. Меня передергивает. Кутаясь в банный халат, я плетусь на кухню и наливаю себе апельсинового сока. Дома прохладно, но я не хочу греться. Делаю себе сэндвич и присоединяюсь к ним. Сажусь рядом с Дэвидом и нежно кладу руку ему на ногу. Он не отстраняется, смотрит на меня с интересом. Вероятно, ему доставляет удовольствие быть в центре внимания. Нравится осознавать, как за него борются две женщины. И не просто женщины, а сестры-близняшки. А еще я уверена, он в восторге от возможности трахать нас обеих.
        Улыбаюсь ему в лицо и поднимаю руку выше и выше. Я у цели, но он придавливает мои пальцы своей ладонью до того, как мне удается справиться с молнией. Он наклоняется и целует меня в губы. Не страстно и жадно, как прежде. Скорее, нежно и виновато. Мне не нравится вкус горечи и сожаления на губах, но я молчу. Теперь у нашей любви есть сторонний наблюдатель, и я собираюсь вознаградить его сполна.
        Сразу после обеда Дэвид собирается уезжать. Я помогаю ему собрать вещи и делаю пару сэндвичей в дорогу. Он говорит о том, что неделя будет сложной. И он вряд ли сумеет вырваться пораньше. Я делаю вид, что все понимаю и не расстраиваюсь. Говорю, что мы непременно наверстаем все в выходные. Он целует меня на прощание, но, прежде чем отвернуться, я замечаю его беглый взгляд на Саманту.
        - Пока, Сарра! - говорит он ей, поднимая вверх раскрытую ладонь.
        - Была рада повидаться, Дэвид! - отвечает она, и я хочу провалиться сквозь землю.
        Остаток дня я жду откровения от Саманты. Она не умеет хранить секреты. Не умеет держать язык за зубами. Но, похоже, за эти годы она сильно изменилась. Про Дэвида она не говорит ни слова. Не козыряет передо мной подробностями их страстной ночи. Это странно. Здесь есть о чем подумать.
        В этот вечер я впервые нарушаю распорядок дня. Я не пью таблетки. Сейчас мне, как никогда прежде, нужна ясная голова и твердая память. Я не могу больше полагаться только на ощущения. Мне необходим план. Стратегия.
        ГЛАВА 10
        САМАНТА
        Я не выдаю нашего с Дэвидом секрета. Но дается мне это с трудом. Не единожды я была готова бросить это ей в лицо. Но еще не время. Не знаю почему, но в этот раз мне не хочется торопиться. Не хочется идти на рожон. Сарра тоже держит дистанцию. Я бы даже сказала, что она стала какой-то особенно тихой и напряженной в последнее время. Ничего больше не спрашивает ни про мать, ни про меня, ни тем более про Дэвида. Про себя она тоже ничего не говорит. И только от Дэвида я узнаю о том, что, оказывается, моя сестрица пишет книгу. Я ни разу не видела ее за работой. А потому сегодня, когда она в очередной раз крадучись вышла из дома, я начинаю рыться в шкафах в поисках ее рукописи. Мне кажется, именно в ней кроются ее сокровенные секреты. В детстве она вела дневник. Писала в него всякую чушь, а потом рыдала по углам от того, что мы над ней смеемся. А там было над чем поржать от души. Многого мне уже не вспомнить, но и никогда не забыть того, что у всех предметов в нашем доме была не только своя история, но и душа. Это же надо было такое придумать. Даже сейчас, роясь в комоде, я не могу сдержать смешка.
        Ее писанину я нахожу в одном из ящиков. Блокнот в красном кожаном переплете прикрыт газетой с объявлениями. Наивная дурочка, до сих пор думает, что это ширма меня остановит. Я знаю, что она пошла к озеру. Точнее сказать, большой луже, которую она гордо зовет озером. Она думает, что я об этом не догадываюсь, а потому ходит в обход. А это на 352 шага увеличивает путь только в одну сторону. Я знаю. Я считала.
        У меня достаточно времени для того, чтобы насладиться ее опусом в тишине. Я еще не решила, что буду делать с этим блокнотом: может быть, верну на место, а может быть… Вариантов много, но пока что я просто сажусь на диван и начинаю читать.
        Я ждала чего угодно, но только не сопливой детской сказки. Но я не сдаюсь, продолжаю продираться через ее раздражающий глаз аккуратный, ровный почерк. Она пишет про маленького бельчонка Билли. Он живет со своими родителями в дупле и боится покинуть родное гнездо. Родители подпитывают эти страхи, рассказывая ему о страшных зверях, обитающих в лесу. Там есть волки, лисы, медведи и зайцы. У зверька богатое воображение, и по ночам в своих снах он вступает в схватку с новым противником. Их силы не равны. Он не может победить даже бурундука, а потому просыпается в холодном поту, чувствуя, как быстро бьется в груди его крошечное сердце.
        Я пытаюсь уловить скрытый между строк смысл, но в упор его не вижу. А может быть, его здесь и нет? Что за херь она пишет? Кто это будет читать?
        ***
        В пятницу утром меня будит телефонная трель. Я, не глядя на экран, нажимаю кнопку «ответить» и подношу трубку к уху. Я знала, что рано или поздно он захочет со мной поговорить. Я боялась услышать его снова. Но теперь, когда он задает мне дежурные вопросы «как дела? что делаешь?», я не чувствую ничего. Похоже, его голос наконец потерял надо мной былую власть. Похоже, Двейн Вальд теперь, как никогда прежде, для меня друг и только.
        - Ты когда домой собираешься? Тебя встретить? - спрашивает меня он.
        - Не нужно. Я не собираюсь возвращаться.
        - Как это? Ты что все-таки решила меня кинуть?
        - Неожиданный поворот. Жаль, что между нами сейчас сотни миль, а то я бы живо отрезвила тебе память.
        - Я не пью. И не курю.
        - А-а-а, снова с Бриной общаешься? Хотя, нет, не отвечай. Мне все равно, хоть с Бриной, хоть с Клариссой. Можешь весь город перетрахать, если хочешь. Меня это не касается.
        Мы молчим. На нас это не похоже. Между нами больше месяца разлуки и непреодолимая пропасть в сознании. Я сделала свой выбор. Назад пути нет.
        - У тебя кто-то есть? - спрашивает он.
        - Лучше. Я замуж вышла, - произношу я, чувствуя, как адреналин слоновыми дозами впрыскивается мне в кровь и меня разрывает от счастья и восторга. Я рада, что он позвонил.
        - Это такая шутка?
        - Нет, это правда. Его зовут Дэвид Герра, и он архитектор, - отвечаю я. От волнения у меня дрожат руки.
        - Я тебе не верю.
        - Твое право. Но это ничего не меняет. Удачи тебе с Бриной, Клариссой или кем-то еще!
        - Да иди ты! - он бросает трубку.
        В этом весь Двейн Вальд. Он так и не научился держать удар.
        Плюхаюсь на подушки и, наверное, впервые за все это время всерьез думаю о матери. Она мне не звонит, и я точно знаю, на это мне не стоит и рассчитывать. Не думаю, чтобы она вообще заметила мое отсутствие. Я не ее любимица Сарра. Ее она разыскивала, как только могла. Помню, как она бегала в полицию, писала заявления, требовала возобновить поиски. Идиоты, кто бы мог подумать, что искать все эти годы надо было не Сарру Эванс, а Саманту. Но матери бы и в голову не пришло искать меня. Ни тогда, ни уж тем более теперь.
        Телефон снова трезвонит, и я не глядя отвечаю. Настойчивость Двейна заставляет меня улыбнуться. Но в этот раз мне звонит Дэвид. Он закончил свои дела пораньше и уже через час будет в нашем лесу.
        Сегодня определенно лучший день в моей жизни. Я спешу на свидание к собственному мужу.
        ГЛАВА 11
        САРРА
        После обеда Саманта выходит из дома. Я провожаю ее взглядом, наблюдая из окна своей спальни. Мне нечасто выдается возможность поменяться с ней ролями. Но сейчас это происходит вновь. Я слежу за ней, а не она. Саманта меня не видит. Она слишком возбуждена. Она думает, что я ничего не знаю про ее прогулки в лес. Она уверена, что я не заметила то, как она следила за мной весь путь до озера. Это промах с ее стороны, и, если я правильно разыграю свои карты, выйти сухой из воды у нее не получится.
        Поднимаюсь в свое укрытие. Давно меня здесь не было. Смахиваю рукой пыль с подоконника, провожая взглядом удаляющийся силуэт Саманты. Теперь мне кажется, я чувствую, как у нее пружинит шаг. Она торопится. Куда-то или к кому-то? Я вижу, как ее маленькая фигура растворяется среди темных стволов вековых сосен и дубов. Прислоняюсь лбом к холодному стеклу. Закрываю глаза и снова вижу ее. Саманта идет среди деревьев по узкой тропе. Сухие листья и ветки хрустят у нее под ногами. Я слышу ее частое дыхание. Она смотрит по сторонам. Она ищет его. Дэвид подходит сзади. Он прижимает ее к дереву и страстно целует в шею. Она стонет от удовольствия, извиваясь от его прикосновений.
        Открываю глаза и с минуту молча смотрю на лес.
        - Нет! - ору я во все горло, но им меня не услышать.
        Бью головой об стену. От боли из глаз сыплют искры. Роняю лицо в ладошки и тут же падаю на пол. На полу стопкой лежат листы, карандаши и мелки. Раньше я здесь тоже нередко писала. Беру первый попавшийся карандаш и начинаю писать. Прямо на стене. Меня трясет от злости. Пальцы не слушаются. Буквы пляшут из стороны в сторону. Слов почти не разобрать. Но это не важно.
        «Я хочу умереть! Смерть! Я устала! Я так больше не могу!» - это все, что я хочу сказать. Это все, о чем я сейчас думаю.
        Я слишком увлеклась темой смерти. Никто уже не разберет, какого цвета были стены до того, как на них появились эти странные рисунки крестов и черного непроглядного леса. Я всегда любила рисовать, а теперь у меня, кажется, есть и вдохновение, и подходящий холст. Смотрю на свою работу, испытывая дикую пустоту внутри. Мне здесь больше делать нечего. Сюда я больше не поднимусь.
        Спускаюсь вниз. Я знаю, Саманта вернется нескоро. У меня есть не меньше двух часов. Этого времени мне хватит, чтобы оживить малыша Билли и наконец познакомить его со взрослой жизнью, полной неожиданных встреч и приключений.
        Открываю шкаф со своими записями и с ужасом понимаю, что все лежит не так, как обычно. Да, мой блокнот с записями по-прежнему прикрыт газетой, но я чувствую, что здесь кто-то рылся. Хотя нет, я не задаюсь вопросом «кто?». Я точно знаю: это сделала Саманта. Остается только гадать: она ищет что-то конкретное или же это результат ее праздного любопытства?
        - Хорошая попытка, - говорю я в пустоту дома.
        После чего беру свои записи и, разложив их на столе, принимаюсь писать книгу. Для меня эта история - попытка рассказать миру о себе и своих страхах. Билли - это не просто бельчонок. Билли - это я настоящая. Та, которой меня никто не знает.
        ***
        Дождь начался вчера вечером и тарабанил всю ночь. Сегодня суббота, а значит, к обеду Дэвид снова будет дома. Он, как и всегда, позвонил с утра сказать, что выезжает, но голос его звучал как-то странно. Наверное, это снова игры моего воображения, но я услышала фальшь. Кажется, он начал мне врать. Хотя, нет, мне это не кажется. Он спит с моей сестрой, но делает все, чтобы эта интрижка оставалась в тайне. Я не против. Я слишком слаба для выяснения отношений. По крайней мере пока. И все же с тех пор, как я перестала пить таблетки, у меня больше не кружится голова. В моих ногах нет слабости, на смену ей пришла легкость. Кажется, мне удалось сбросить пару лишних килограммов. Если так пойдет и дальше, возможно, скоро я смогу посмотреть на себя в зеркало, не испытывая ни жалости, ни презрения.
        К одиннадцати часам, когда я выхожу на заднее крыльцо, в воздухе чувствуется свежесть и морозное дыхание осени. Тяжелая серая дымка облаков висит над землей, солнца сегодня мне не увидеть. Я кутаюсь в куртку, надеваю капюшон на голову и начинаю прокладывать себе дорогу по вязкой земле напрямик к озеру. Мне надоело ходить окольными путями. Она прекрасно знает, куда я хожу и с кем общаюсь. А вот я так и не поняла, зачем она ходит в лес. У меня на этот счет есть масса догадок. Воображение меня еще ни разу не подвело. И все же я бы хотела знать наверняка, но войти в лес я пока боюсь. Не уверена, что готова узнать правду.
        У озера тихо, как всегда. Скамейка здесь одна, и она расположена слишком далеко от воды. Я просто стою в нескольких шагах от края. Смотрю, как ветер, дующий мне в спину, рябью дрожит на воде. Для Саманты это просто лужа. Для меня озеро. Озеро надежды и скрытых возможностей.
        Я не рассчитываю встретиться с Элайзой. В такую погоду она наверняка лежит либо с давлением, либо с мигренью. Вспоминая о ней, я снова слышу ее рассказ о жене Дэвида. Никогда прежде я не думала встретится с ней, поговорить. Но сейчас я стала часто об этом думать. Я даже пыталась найти ее на Фейсбуке^2^. Пока безрезультатно. Она точно не Герра. А девичью фамилию я не знаю.
        Щелкаю языком, глядя в густую чащу леса. Но, похоже, и мой пушистый дружок не видит прелести в дожде.
        Я возвращаюсь много раньше обычного. Я хочу успеть переодеться к приезду Дэвида. Однако я опоздала. Его «чероки» стоит у дома. Делаю крюк и подхожу к машине. Не знаю почему, но я кладу руку на капот автомобиля. Он едва теплый. У меня снова подкашиваются ноги и кружится голова. По спине бежит мороз прозрения. Я ведь чувствовала, что-то не так.
        ГЛАВА 12
        САМАНТА
        Когда Сарра идет к озеру, я звоню Дэвиду и прошу его приехать. Он хочет высидеть до нужного часа в гостинице, а мне не терпится снова лечь с ним в постель. Ему льстит моя ненасытность. Он считает меня одержимой. И он прав. Но я одержима не столько им, сколько желанием отомстить Сарре. Я хочу причинить ей боль, сродни той, которую испытывала я. В ее историю с Роном я не поверила тогда, не верю и сейчас. Это она встала между нами. Эта тихоня и моралистка, вечно витающая в облаках, разрушила мою жизнь. Разрушила тогда, но помогает склеить сейчас.
        Я жена Дэвида. Я истинная Саманта Герра.
        Эта мысль сладостной музыкой звучит у меня в голове и теперь, когда я лежу в объятиях Дэвида. Впервые в жизни мне так хорошо. Но еще не время для сантиментов. Не могу отделаться от мысли, что я все еще на вторых ролях. Быть любовницей мне претит.
        - Как ты познакомился с Са… Самантой? - спрашиваю я, успев вовремя спохватиться.
        - Она пришла брать у меня интервью.
        Я и не догадывалась о том, что и она пытала удачу на журналистском поприще. Неожиданное совпадение. Многие ученые объяснили бы это феноменом близнецов. Но сходство это мы с ней неистово отрицаем с самого рождения.
        - И ты тут же сделал ей предложение? - интересуюсь я.
        - Нет, тогда я об этом не думал, - говорит Дэвид, и я чувствую, как он нежно водит пальцем по моей спине.
        Хочу закрыть его рот поцелуем и снова заняться сексом. Я знаю, что сама завела этот разговор, но Сарре нет места в этой постели. Я целую его в мочку уха, а пальцами шагаю по груди. Все выше и выше. Еще один шаг - и я сомкну его губы. Нажму на паузу. А может, и вовсе скажу «стоп», но не успеваю.
        - Она забеременела, а я всю жизнь мечтаю о сыне, - говорит Дэвид, глядя перед собой.
        Мои пальцы остаются висеть в воздухе. У меня перехватывает дыхание, и я смотрю на него. В голове крутятся мысли, обрывки фраз. Я ведь читала ее письмо. Я выучила его наизусть. Сарра писала о выкидыше. О пустоте внутри себя. Вот она - ее тайна. Вот ее боль.
        - А что, если я подарю тебе сына? - срывается у меня с губ.
        Я сама не понимаю, как это происходит. Я никогда не думала о материнстве. Не мечтала о ребенке. И все же я почему-то задаю ему этот вопрос. Дэвид поворачивается и с минуту смотрит мне прямо в глаза. Он не улыбается. Его лицо становится каменным и жестким.
        - Не шути так, - говорит он, отстраняясь.
        Он встает с кровати и начинает одеваться.
        - Я не шучу, - отвечаю я, даже не пытаясь прикрыть свою наготу.
        Дэвид оборачивается. Его губы плотно сжаты, а глаза превратились в щелки. Он смотри на меня, и я кладу руку на плоский живот.
        - Что, если я это сделаю, ты бросишь ее?
        Он не отвечает. Но иногда молчание говорит больше тысячи слов. Теперь у меня есть новая цель.
        ***
        Когда мы спускаемся с Дэвидом вниз, в доме все еще тихо и безлюдно. Я смотрю на часы, пребывая в уверенности, что Сарра вернется домой не раньше чем через час. Предлагаю выпить кофе и взбодриться после нашего марафона. Дэвид продолжает хранить молчание. Он устраивается в гостиной и, надев очки в тонкой металлической оправе, начинает читать что-то в своем телефоне. Я разливаю кофе по чашкам, иду к нему, когда замечаю, что дверь во внутренний двор приоткрыта. Это странно. Я помню, как закрывала ее перед тем, как мы поднялись наверх. Чувствую неприятное волнение внутри. Оно разрастается со стремительной силой. Отдаю Дэвиду его чашку с кофе, а сама иду проверить свои догадки.
        Я открываю дверь и выглядываю на улицу. Не вздрагиваю от ужаса, хотя и не понимаю, как она тут оказалась. Спиной ко мне на ступеньках сидит Сарра. На ней все та же бесформенная куртка ярко-оранжевого цвета, с меховой опушкой на капюшоне. Она продолжает делать вид, что не замечает моего присутствия. А я пытаюсь понять, как давно она здесь. Как много знает. И в эту минуту мне сложно понять, чего я хочу больше: раскрыть перед ней все карты прямо сейчас или все же дождаться своего джокера. Все будет зависеть от нее самой. Я кидаю ей кость:
        - А ты чего Дэвида не встречаешь? Он только приехал!
        Она поворачивается ко мне. Смотрит в упор, но как будто сквозь. Не уверена, что она меня видит. Еще немного - и она точно свихнется. Так даже лучше. Выбор и так не в ее пользу.
        - Я не слышала, - мямлит она, медленно поднимаясь со ступенек.
        - И давно ты тут сидишь? - спрашиваю я.
        - Не знаю, - отвечает она, глядя на меня пустыми глазами.
        - Идиотка, - бурчу я ей в спину. Сарра делает вид, что не слышит.
        Я иду следом за ней и вижу, как она льнет к Дэвиду, как нежно целует его в губы. Эти жалкие попытки добиться его внимания и любви меня не волнуют. Меня задевает то, что Дэвид отвечает ей, не беспокоясь обо мне, о моих чувствах. Мои руки сжимаются в кулаки, но драться я не стану. Не в этот раз.
        ГЛАВА 13
        САРРА
        То, что Саманта скрывает от меня связь с Дэвидом, пугает меня, как ничто другое. Я уже не обращаю внимания на то, что она следит за мной, роется в вещах и контролирует, исправно ли я принимаю лекарства. Она никогда не спрашивает об этом, но я чувствую, как она напрягает слух и зрение каждый раз, как я захожу на кухню за таблетками. Для меня это стало чем-то вроде циркового номера. У меня есть благодарный зритель, и я рада стараться. Наливаю в стакан воды из бутылки. После этого тянусь в шкафчик и достаю четыре бутылька с капсулами. Два из них - гормональные препараты, призванные помочь сделать флору моей матки более гостеприимной. Еще один пузырек - это успокоительное, состав натуральный и отзывы хорошие. Но вот парадокс. После того, как я перестала его пить, чувствую я себя гораздо спокойнее и увереннее. Последнее лекарство - это витамины. Но их я тоже не пью. На всякий случай. И тем не менее каждое утро и вечер я вытряхиваю нужную порцию себе на ладонь и делаю вид, что принимаю их все сразу. Обычно этого оказывается достаточным, чтобы убедить Саманту в том, что я живу на таблетках. Но сегодня
она идет за мной на кухню и пристально следит за моими движениями. Это нервирует.
        - Что ты делаешь? - спрашивает она, заглядывая мне через плечо. - У-у, таблетки пьешь. Молодец.
        Я в замешательстве. Не знаю, что ответить. Как себя вести. Таблетки разноцветной горсткой лежат у меня на ладони. Их двенадцать.
        - Тебе помочь? - все тем же сладким голоском спрашивает она, и я чувствую ее дыхание на своей шее.
        - Если только ты хочешь разделить со мной это? - отвечаю я, поворачиваясь к ней.
        Она делает шаг назад. Ее взгляд мечется между моим лицом и протянутой рукой с пилюлями.
        - Может быть, ты тоже решила родить ребенка, тогда это должно помочь!
        Ее глаза округляются. Сложно сказать, что за этим стоит: нелепость предложения или все-таки страх того, что я умею читать мысли. А умею ли я? Может быть, это снова только игра моего воображения? Не знаю, но мне кажется, она хочет родить. Она жаждет носить под сердцем ребенка Герра.
        - В твоих подачках не нуждаюсь, - запоздало щетинится Саманта.
        После чего берет бутылку с водой и выходит из кухни. Я провожаю ее взглядом, бросая таблетки в раковину. Делаю жадный глоток воды, запрокидываю голову, имитируя прием лекарств. Она не оборачивается, поэтому эту сцену я проигрываю скорее для себя. Для того, чтобы не сбиться с выбранного курса. Включаю воду, чтобы промыть стакан, а заодно и смыть пилюли.
        Дело сделано. Еще один день позади.
        ***
        Несмотря на то, что мы уже больше месяца вынужденно живем с Самантой под одной крышей, нам редко выдается сидеть за одним столом. У нас с ней разные биоритмы. Она встает к обеду, а я просыпаюсь, когда за окном еще темно. Мне не спится. Особенно теперь, когда я изо дня в день прокручиваю в голове сложившуюся ситуацию.
        Иногда мне кажется, что быть на вторых ролях - это мое жизненное кредо. Все началось еще в детстве. Я росла в тени яркой и смелой Саманты. Не было мне места ни в жизни Рона, ни Джима. Даже для Шона я оказалась промежуточной, и только Дэвид сделал меня первой. Он поставил меня на пьедестал. Он помог поверить в себя. А теперь я снова вторая. Но я так больше не хочу. Здесь есть о чем подумать. И я без устали прокручиваю в голове все мыслимые и немыслимые варианты.
        Саманта лежит в луже собственной крови. Кухонный нож торчит из ее живота. Она испуганно смотрит на меня. Она не понимает, как это случилось. Я вижу панику и страх. Она пытается со мной заговорить, но не может. У нее нет сил. Жизнь медленно вытекает из нее, а я просто стою и наблюдаю. Да, у меня богатое воображение, и я стараюсь не давать ему волю. Все, что хорошо будет смотреться на бумаге или экране телевизора, едва ли пригодно для жизни. Я так не смогу. Я боюсь крови.
        Сразу после завтрака я выхожу на улицу. Сегодня выдался по-настоящему теплый день. Первый за последнее время и, скорее всего, последний на долгие серые дни вперед. Элайза говорит, что зима здесь ранняя и снежная. Снега я не боюсь. Но пасмурные дни осени навевают на меня тоску. Кутаюсь в куртку и неспешным шагом иду к озеру. В карманах у меня орешки на случай, если я увижу Билли, а еще шоколадные конфеты - гостинец для Элайзы.
        Первым я замечаю Билли и еще одного серого бельчонка. Мне кажется, что это самка, и я ее зову Лили. Она тоже героиня моей сказки. Она возлюбленная Билли, а позже, наверное, через несколько глав, я даже их поженю. Почему бы и нет? Уверена, что и лесные звери знают, что такое любовь, что такое семья. Интересно, а белки умеют хранить верность или в этом они похожи на людей? Снова думаю об измене мужа. Но сейчас не самое подходящее время. Мне нельзя раскисать. Не теперь, когда у меня наконец появился план.
        Я подхожу к пушистым зверькам и высыпаю перед ними пригоршню орехов. Билли подбегает первым. Он меня лучше знает. Лили сомневается, но голод подсказывает ей верное решение. Они трещат скорлупками и аппетитно причмокивают, поглощая сочные ядра. Я отхожу в сторону. Не хочу им мешать. Я вижу приближающийся силуэт Элайзы и чувствую приятное тепло внутри. Никогда бы не подумала, что буду ждать с ней встречи, что она будет единственным человеком, с кем мне будет приятно поговорить. С мужем мы почти не говорим. Я звоню ему каждый день, и он заботливо интересуется моим самочувствием. Он поддерживает меня и вселяет надежду. При этом я чувствую, как мы отдаляемся. Между нами остался только секс, лишенный чувств и страсти. Ничего не значащее выполнение супружеского долга. Мы оба понимаем, что наш брак спасет только ребенок. Но его нет и, вероятно, уже не будет. Я не хочу снова пить эти таблетки. Особенно теперь, когда в тело возвращается былая сила и легкость. В доме нет весов, но я сбросила уже немало. Я снова могу носить старые джинсы и приталенные платья. Но я этого не делаю. У каждого в нашей маленькой
семье есть секреты. У меня их тоже немало.
        Смотрю на озеро. Его зеркальная поверхность дрожит от легкого ветерка. Слышу шаги за спиной. Я оборачиваюсь, приветствуя Элайзу. Помогаю разложить ее складной стул и только после этого сажусь рядом с ней на влажную и промозглую землю. Она ругается на меня за это. Считает, что я простужусь и не смогу родить ребенка. Если бы все было так просто. Я натянуто улыбаюсь и подминаю куртку так, чтобы можно было сидеть на ней.
        Элайза все еще ворчит, когда я протягиваю ей конфеты. Я знаю, она любит шоколад.
        - Спасибо, - говорит она и тут же сердито добавляет: - А что это ты решила меня сегодня заметить?
        Я не знаю, что сказать.
        - И не смотри так, - продолжает она. - Кроме тебя, я здесь давно никого не вижу, поэтому не пытайся меня убедить в том, что это была не ты!
        - Ой, извините, я, наверное, не заметила, - отвечаю я, понимая, кого на самом деле видела эта любознательная старушка.
        Мне давно следовало рассказать ей про Саманту, но я отчего-то так этого и не сделала. На языке вертится колкое презентующее определение сестре, когда Элайза, фыркая, продолжает:
        - Не заметила, да ты и не пыталась. Глянула в мою сторону и пошла бодрым шагом в лес. Это потом я разглядела Дэвида. А он, знаешь, совсем не изменился. Я не хотела за вами следить, не подумай. Но кое-что в этих делах я понимаю. Сама когда-то была молодой.
        Она краснеет. Ее малиновые губы расплываются в улыбке, обнажая ровные зубы. Глаза превращаются в щелки, искрящиеся озорством и радостью.
        - Кто знает, может быть, ты действительно та самая, которая сможет усмирить неспокойную душу Дэвида, - добавляет она, а я чувствую, как ком подкатывает к горлу.
        ГЛАВА 14
        САМАНТА
        У меня задержка. Не могу похвастаться тем, что такое случается впервые. У моего организма мало общего с лунным циклом. И все же я волнуюсь. Я бросила принимать противозачаточные таблетки сразу после того нескладного разговора с Дэвидом. Он так мне ничего и не сказал. Не обнадежил. Но я знаю, он это сделает. В ту ночь он снова пришел ко мне в спальню, и мы не спали до утра. Мы трахались, как дикие животные, страстно, без страха и усталости. Он бросил ее тогда, бросит и теперь, когда узнает о том, что я беременна. А я беременна?
        От этой мысли у меня по коже бегут мурашки. Я прикладываю ладонь к животу, но ничего не чувствую. Тишина. Тем не менее мне кажется, все получилось. Мне страшно произносить это вслух, но я чувствую: я беременна.
        Обхватываю себя руками, ощущая мелкую дрожь, гуляющую по телу. Впервые в жизни мне по-настоящему страшно. А еще сегодня мне впервые приснился отец. Он мне что-то говорил. Предупреждал? Напутствовал? Я не помню. Это странно. Память раньше меня не подводила. Никогда. Зато теперь иногда у меня появляются разные мысли, подозрения. Живу с чокнутой и сама медленно начинаю сходить с ума.
        Слежу, чтобы она исправно пила свои таблетки. Я подменила ее успокоительное, но она этого даже не заметила. То, что Сарра принимает сейчас, выписывали после инсульта отцу. И вот он пришел ко мне во сне… Не думаю, чтобы он меня осуждал за это. В каждом помете рождается слабак. Не жилец. Сарра бракованная, и он это понял с самого нашего рождения. Я же всегда и во всем была первой. Лидерство у меня в крови. Я лучшая.
        Достаю куколку вуду из-под матраса. Порой мне кажется, что Сарра роется в моих вещах. Но не думаю, чтобы это было так. В последние недели она какая-то особенно тихая и изможденная. Заметно похудела, но меня это не интересует. О ее здоровье я не беспокоюсь. Чем быстрее она загнется, тем лучше.
        Кручу куклу между пальцами и неожиданно для самой себя резко выворачиваю ей руку. Сломать ее невозможно, она тряпичная, но я слышу хруст рвущихся ниток. На стыке руки и тела теперь маленькая дырка, из которой торчит серый наполнитель. Вожу по нему пальцем и вспоминаю слова шаманки. В тот день ей удалось заглянуть в мою душу. Прочитать меня, как открытую книгу. И все же что значат ее слова «украденная возможность еще не значит жизнь»?
        - Что она хотела этим сказать? - шепчу я, наблюдая в окно за Саррой.
        ***
        Спустя неделю задержки я делаю тест. Мои догадки верны. Внутри меня растет новая жизнь. Не знаю, что обычно испытывают в таком состоянии женщины, но я чувствую прилив адреналина. В пятницу у Дэвида вырваться из Нью-Йорка не получается, а сообщать ему такую новость по телефону я не хочу.
        С трудом дожидаюсь выходных. Сарра, как и всегда, встречает его первой. Она целует его в губы, и я вижу, он отвечает ей тем же. Я наблюдаю за ними из окна. Стараюсь не злиться, но дается это мне с трудом. Особенно теперь.
        Он обнимает ее за талию, когда они входят в дом. Сарра что-то рассказывает ему, но я не слышу. В ушах у меня гудит. Я уже на кухне, и моя рука сжимает рукоятку ножа, которым я режу сыр.
        - С тобой все в порядке, Сарра? - спрашивает меня Дэвид.
        Странный вопрос. Вонзаю лезвие ножа в доску и встречаюсь с ним глазами. У меня масса вариантов ответа. Я бы с радостью сыграла в «правду или действие». Но сейчас не время. Ни для правды, ни для действия.
        - Просто задумалась, - отвечаю я, натянуто улыбаясь.
        Он оставляет пакеты с едой и пиццей на столе, и они с Саррой поднимаются наверх. Я слышу их шаги на ступеньках. Закрываю глаза и вижу, как они заходят в свою спальню. Еще минута - и Сарра начнет стонать от удовольствия. Уверена, она делает это нарочно. Она хочет вывести меня из себя. И ей это удается, у меня все внутри переворачивается от злости. Швыряю нож в раковину и выхожу на улицу. Мне нужно остыть.
        Делаю глубокий вдох и выдох. Облачко пара изо рта плавно растворяется в прозрачном воздухе. Сегодня только 2 ноября, но я уже чувствую запах снега.
        Дэвид заходит в мою комнату без стука. Я не сплю. Он удивлен, застав меня стоящей у окна в одежде. Он подходит и страстно целует меня в губы. Раньше мне это нравилось, а теперь раздражает. Этими самыми губами несколько минут назад он целовал ее. Ласкал ее своими руками, заставляя ее тело изгибаться в сладостной истоме. Сжимаю кулаки. Мне нужно держать себя в руках. Он чувствует мое напряжение.
        - Ты сегодня какая-то странная, - шепчет он, продолжая искать ко мне подход.
        Раньше это работало. Теперь мне этого мало.
        - Что, черт возьми, случилось? - спрашивает он, не получая ответных ласк.
        - Я беременна, - сообщаю я.
        Ночь выдалась темная. На небе ни звездочки, да и серп луны такой тонкий, что толку от него мало. Я не вижу лица Дэвида, но слышу, как у него перехватывает дыхание. Я чувствую на себе взгляд его выразительных черных глаз. Но я никак не могу понять, рад он этой новости или нет.
        ГЛАВА 15
        САРРА
        Солнце уже давно встало, но я все еще лежу в своей кровати. Тишину комнаты периодически нарушает урчание моего желудка. Я голодна, но вылезать из теплой мягкой постели мне не хочется. С нижнего этажа доносится какой-то шум. И кажется, я знаю, что это. На прошлой неделе Саманта впервые за все то время, что живет здесь, съездила в магазин. Мне показалось, что в пакетах только одежда, но я ошиблась. Среди кучи тряпья оказалась и чертова колонка, которая теперь не дает мне спокойно жить. Ей нравится рок и прочая хрень с тяжелыми басами и нескончаемой барабанной дробью. Я несколько раз просила ее не включать громко или вовсе отказаться от такой забавы. Но разве она меня послушает? Она делает это специально. Она пытается меня извести, и я стараюсь соответствовать ее ожиданиям. Жалуюсь на головную боль, на слабость и частое головокружение. Саманта мне верит. А еще мне верит Дэвид, хотя в последнее время он стал каким-то замкнутым и странным.
        Я все чаще всерьез задумываюсь о том, а что нас всех держит вместе? Что мешает Саманте наконец раскрыть карты и сообщить Дэвиду, кто есть кто? Интересно, простит он меня снова? Иногда мне кажется, что в этой лжи нет ничего страшного. Да, я назвалась ему другим именем, но ведь это ничего не меняет. Он ведь полюбил меня, а не мое имя. Но порой, как сейчас, стоит мне только задать себе этот вопрос, как озноб начинает пронизывать меня до костей. Мне хочется спрятаться. Убежать подальше ото всех, а главное - от Дэвида. В такие моменты я убеждена: он меня не простит. Никогда. Единожды солгав, солжет еще раз, и еще. В его системе ценностей все четко. Либо белое, либо черное. Но в какой лагерь он определит меня? А главное, каким он видит себя теперь, когда спит с моей сестрой?
        Опускаю ноги на холодный пол. Тело тут же покрывается гусиной кожей. Мне это нравится. Нравится ощущать себя живой, способной что-то чувствовать. К Дэвиду у меня чувств больше нет. Не знаю, были ли они вообще когда-то. Он покорил меня своей неземной красотой. Раскованностью в постели. Я доверилась ему. Поверила в его мечту и сделала ее своей. Я готова была родить ему сына. Я была для него той, кем он хотел. Но, похоже, он сам не знает, кто ему нужен. А я устала. Устала от лжи, от него, от этого дома. А главное, я устала от Саманты.
        Телефонная трель мобильника отвлекает меня от мыслей. Звонит Нолан. Мы с ним общаемся нечасто, но всегда тепло и душевно. От него много месяцев назад я узнала, что у Шона с Бриджит родилась дочка. И по непонятным мне причинам именно грымзе Долорес Колинз было предложено стать крестной матерью ребенка. Также Нолан рассказал мне и про Райана Мура. Его жена снова беременна, и мой милый друг пребывает в ужасе, что это снова будут близнецы. От него же я узнала и о романе Зоуи с Ленсом Томпсоном. Я раньше никак не могла понять, почему он всегда держался от меня на расстоянии, и Нолан рассказал мне, что у Ленса есть судимость за сексуальное домогательство. Понятное дело, что Зоуи таким фактом не напугать.
        Я знаю, что не должна интересоваться их жизнью, но это сильнее меня. Для меня они не чужие, для меня они стали семьей. Другой у меня не было ни тогда, ни теперь.
        Но в этот раз он звонит не для того, чтобы посплетничать о бывших коллегах. Он звонит порадоваться за меня. Я в замешательстве сжимаю трубку телефона, чувствуя, как его слова впечатываются в сознание.
        - Я не стал открывать упаковку… но ты и сама знаешь, что в «Тиффани» плохого не продают… По какому случаю?.. Я-то думал, мы с тобой друзья… У вас годовщина или… Беременна?.. Я искренне рад за тебя… за вас… Давно я не видел твоего мужа таким счастливым, - долетают до меня слова Нолана.
        Я чувствую его радость и волнение. Уверена, он говорит искренне, но я больше не хочу его слышать. Выключаю телефон, чувствуя, как стены дома содрогаются от очередного безумного ритма. Под такую музыку можно смело стрелять из ружья. Никто не услышит. Не узнает. Жаль, в доме нет оружия. Жаль, я не умею стрелять.
        В желудке снова урчит. Тянусь к прикроватной тумбочке и открываю верхний шкафчик. Достаю пакет конфет с маркировкой Хэллоуина. Я купила их по случаю праздника, но в нашу дверь так и не постучали. Похоже, в этих краях никто не задается вопросом: «Кошелек или жизнь?». И все же я свой выбор уже сделала.
        ***
        Саманта стала другой. Я это чувствую. Она и прежде никогда со мной не считалась. И все же она изменилась. Мы, как и прежде, мало говорим. Мы даже не встречаемся. Она сама готовит себе еду. Я делаю так же. И так было с первого дня. За столом мы встречаемся только по выходным, но в эти не сложилось. Я, как и всегда, завтракаю одна. Я делаю это специально. Мне надоело терпеть эту ложь и потакать ей. Я хочу внести ясность в наш союз. Хочу сказать им: я не дура.
        Я просыпаюсь до рассвета, и Дэвида, разумеется, нет рядом со мной. Постель холодная. Могла бы и не проверять. Я иду в душ, после чего надеваю одно из своих старых платьев. Спускаюсь вниз. Тишина. Дом спит. А может быть, все умерли?
        Я смотрю по сторонам, и на белоснежных стенах расползаются красные полосы. Алые следы повсюду. Закрываю глаза руками и снова вижу ее. Саманта прикрывает кровавой рукой свой живот. Она тонет в собственной крови. Я слышу ее всхлипывания. Она молит меня о помощи. И, кажется, я знаю, что нужно делать.
        Тяжело вздохнув, открываю глаза. Вокруг все чисто и тихо. Это все игра моего воображения. Контролировать свои видения я больше не могу. А может, не хочу? Может быть, от этого я тоже устала?
        Включаю кофеварку и разбиваю на сковороду два яйца. Смотрю на эти яркие желтые шарики, мгновенно обрастающие белым облаком. Если бы чертова курица посидела на них еще пару дней, у меня не было бы сейчас завтрака, зато у нее были бы дети. На сковороде у меня не просто яичница. Это два нерожденных цыпленка.
        Достаю деревянную лопатку и протыкаю каждое из них. Желтое зарево растекается повсюду. Я наслаждаюсь этой картиной, продолжая крутить лопаткой. Ненавижу глазунью.
        Я сижу в гостиной, смакуя крепкий кофе, когда Дэвид спускается вниз. Мы встречаемся глазами. Выглядит он испуганно и чуточку виновато. Переминаясь с ноги на ногу, он подходит ко мне и неуклюже целует в губы. Желает мне доброго утра. После чего торопится на кухню. Находиться рядом со мной ему больше некомфортно. А ведь я снова похудела. Я влезла в платье, которое он так любил. Он этого даже не заметил. Обидно. Больно. Ну да ладно. Долг платежом красен, а платить по счетам я умею.
        - О, ты уже встала! - приветствует меня Саманта, появляясь в гостиной.
        На ней голубая майка, едва прикрывающая ее красные кружевные трусики. Она сонно чешет голову. А я не могу оторвать глаз от ее серебряного браслета с бирюзовым сердечком. Она не хвастается им в открытую, но я прекрасно знаю историю появления этой милой безделицы от «Тиффани». Сложно сказать, что я чувствую в этот момент. Наверное, все еще пытаюсь понять, что оно значит. Просто знак любви или же что-то большее? Что, если догадка Нолана верна и это символ новой жизни? Смотрю на свое обручальное кольцо с бриллиантом и рубинами. Раньше мне казалось, что красный символизирует страсть и любовь, но теперь я вижу только кровь. Вращаю его на пальце и тонко улыбаюсь, глядя на Саманту. На Дэвида. На них обоих.
        - Сарра, ты же говорила мне, что завязала со своим прошлым. Это тебе не бордель, а приличный дом, - задаю тон их утру.
        Она бросает на меня косой взгляд. Я вижу, как плотно сжимаются ее и без того тонкие губы. Интересно, она сдержится или, как всегда, решит дать сдачи. На устный ответ я не рассчитываю, Саманта все и всегда решает только кулаками. Замечаю растерянный взгляд Дэвида. Ему не подходит это выражение лица. Оно делает его глупым и беспомощным. Такого Дэвида мне даже немного жаль. Ну что ж, пришла пора прозреть, а то как-то нехорошо получается. Я не чудовище, а она не ангел.
        - Тебе что, сегодня плохо спалось? Может быть, ты замерзла? - интересуется она, деланно улыбаясь.
        Теперь мой черед сжимать кулаки. Она хочет поиграть, так пусть победит сильнейший.
        ГЛАВА 16
        САМАНТА
        Дэвид рад. Он просто счастлив. Я не сразу это поняла. Да и ему потребовалось какое-то время, чтобы осознать случившиеся. Он не ожидал, что у меня получится. Он меня недооценил. Обидно. Но ему я это прощаю. Несмотря на бурный роман длиной в два месяца, он все еще плохо меня знает. А может, и не знает вовсе. Но это не беда. Здесь мы с ним квиты. Пока мне достаточно того, что он богат, красив и чертовски хорош в постели. Но главное - он мой муж и у нас впереди вся жизнь, чтобы узнать друг друга. Думая о будущем, я кладу руку на все еще плоский живот. Срок беременности - семь недель, но внешних изменений пока нет. Впрочем, и в остальном все довольно спокойно. Меня не тошнит, и предпочтения в еде остались прежними. Единственное, в чем проявляется мой токсикоз, - это Сарра. Но это было всегда.
        На прошлой неделе Дэвид нас перепутал. Когда я вспоминаю об этом, меня передергивает. Я понимаю, что мы однояйцевые близнецы и нас даже в школе научились различать не сразу. Но Дэвид. Как он мог решить, что я - это она?
        От одной этой мысли у меня портится настроение. Так больше продолжаться не может. Сарра мастер заметать следы, так пришло время вспомнить былое. Но на этот раз она должна исчезнуть раз и навсегда.
        Спускаюсь вниз. Она, как истинный страус, может и дальше прятать голову в песок, изображая из себя дуру. Но меня не проведешь. Дэвид может мучиться угрызениями совести, но не она. Она давно все про нас знает. Знает и молчит. Она выжидает удобного момента, ну так вот час настал. С меня хватит.
        Перескакиваю через последние две ступеньки. Мне не терпится выговориться. А если повезет, то и дать ей по роже. Я и так слишком долго держала себя в руках.
        - О, ты спустилась. А я вот сижу и жду тебя, - Сарра начинает первой.
        Я сдвигаю брови на переносице. Она со мной никогда прежде не заводила разговора, это настораживает.
        «Может быть, она тоже беременна?» - дикая мысль пронзает мой мозг.
        - Присядешь? - она продолжает играть в заботливую хозяйку дома.
        - Чего тебе надо?
        - Поговорить о Дэвиде, - через паузу добавляет Сарра.
        Ее сладкий голосок и эта тонкая улыбка не предвещают ничего хорошего. Она что-то задумала, я это чувствую. Но что она может мне сделать? Снова блеф! Дешевая игра! Прохожу в гостиную и сажусь в кресло напротив нее. Ну что ж, давай сыграем.
        Странно, но еще вчера у нее под глазами были темные синяки и лицо казалось белым, как у мумии, зато теперь она излучает жизнь и здоровье. Может, у меня галлюцинации? У беременных такое бывает?
        Кладу руку на живот, наслаждаясь приятным звоном браслета от «Тиффани». Она не спрашивает, откуда у меня такое дорогое украшение, а я обещала Дэвиду не говорить об очевидном. Так и живем. Но это ненадолго. Что бы она ни придумала, ее дни в этом доме сочтены.
        - Я решила уехать, - сообщает она.
        Неожиданно. Чувствую, как мои брови ползут вверх. К такому повороту я не готова. Это, наверное, какая-то шутка. Вглядываюсь в ее лицо. Жду, что она засмеется, но она смотрит на меня все тем же мягким заискивающим взглядом. Внутри все сжимается. Не может быть, чтобы все было так легко. Сарра не так проста, как кажется. Здесь должен быть подвох.
        - В моем решении нет подводных камней, кроме одного. Я устала жить во лжи и лицемерии, - говорит она, точно читая мои мысли.
        Скрещиваю руки на груди. Хочу продемонстрировать заинтересованность. Но я не верю ни одному ее слову. Мне смешно наблюдать за ее жалкими попытками удержать Дэвида. Она ведь этим сейчас занимается?
        - Но, прежде чем я уеду, я хочу, чтобы ты кое-что узнала о человеке, с которым будешь теперь в открытую жить под одной крышей. С которым будешь трахаться не по углам и подворотням, а, как нормальные люди, в супружеском ложе. Ты же этого хочешь. Но Дэвид не тот, кем кажется, во всяком случае раньше он был совсем другим человеком, и я уверена этот демон до сих пор живет в его душе, - продолжает она.
        О Дэвиде я знаю немного, но едва ли Сарра тот человек, рассказам которого я стану верить. Она чокнутая на всю голову, и, кажется, я начинаю понимать, в чем ее игра. Решила рассказать мне страшные небылицы в надежде меня напугать. Тонко улыбаюсь, с трудом сдерживая смешок. За кого она меня принимает? За пятнадцатилетнюю девочкой, которую она ловко обвела вокруг пальца?
        - Я не прошу, чтобы ты мне поверила, - щебечет Сарра.
        Я смеюсь ей в лицо, громко хлопая в ладоши.
        - Кончай ломать комедию! Или что ты там пытаешься изобразить? На тебя противно смотреть! Ты такая убогая, - говорю я, ставя локти на колени.
        Она часто хлопает ресницами, не зная, что сказать. С минуту смотрю ей в лицо и снова начинаю смеяться.
        - Просто выслушай, а потом делай, что хочешь, - настаивает Сарра, разводя руки в стороны. - Для себя я все решила, и в День благодарения, 28 ноября, я сяду за праздничный стол в родительском доме. Я уезжаю в Клайо, штат Алабама.
        Вовремя беру себя в руки, чтобы не сидеть перед ней с открытым ртом. Не верю своим ушам. Это слишком прекрасно, чтобы быть правдой. В моих самых смелых мечтах она возвращалась в родительский дом, связанной по рукам и ногам. Она возвращалась в гробу. И да, я желаю ей смерти! У меня на это масса причин. Они снежным комом растут с самого нашего детства.
        - Уезжаешь в Клайо, - повторяю я.
        - Все верно, - кивает Сарра, и на ее лице снова появляется эта идиотская полуулыбка- полуухмылка. - Ну так что, выслушаешь меня напоследок? Это не займет много времени.
        На улице истошно кричит ворона, нарушая нашу душевную беседу. Смотрю в окно. Все так же серо, как и утром.
        - У тебя пять минут, - командую я.
        - Как я тебе уже сказала, Дэвид не тот, кем кажется. У него было непростое детство, о котором он не любит вспоминать. И все же, думаю, ты должна знать кое-что. После того как его отец погиб в автокатастрофе, мать оставила Дэвида бабушке. Ей нужно было устраивать свою жизнь, и сыну в ней места не оказалось. Он рос с мыслью о том, что он последний из рода Герра. Не знаю, откуда это появилось. Может быть, такие внушения делала его бабушка, а может быть, он сам так решил, но это объясняет его маниакальное желание стать отцом. Он мечтает о ребенке, - говорит Сарра, опуская взгляд.
        Она больше не кажется мне уверенной и жизнерадостной. Теперь мой черед самодовольно улыбаться. Кладу руку на живот. Скоро он начнет расти, и я буду ощущать приятные толчки малыша. Сарра этого не увидит. Жаль.
        - Можешь об этом не беспокоиться, в отличие от тебя я не пустышка, - сообщаю я, широко улыбаясь. - Раз мы решили поговорить начистоту, то знай: я беременна. У меня под сердцем ребенок, о котором так давно мечтает Дэвид.
        Она поднимает на меня глаза. Я не замечаю ни удивления, ни злости. Никакой новой эмоции. Снова эта странная ухмылка. Она точно спятила.
        - Постарайся его сохранить и никогда не думай о том, чтобы от него избавиться, - все тем же милым голоском продолжает Сарра. - Первая жена Дэвида оказалась не готовой к материнству. Ей хотелось наслаждаться им, и только им. Она сделала аборт, и Дэвид ее жестоко избил. Он сбросил ее с лестницы, и она чудом осталась жива. Ее спас почтальон, который в это время как раз принес почту. Он услышал крик и вызвал полицию. Ее звали Барбара, и она сейчас живет со своими родителями в Южной Каролине.
        - Какое мне до этого дело? Я не собираюсь делать аборт, можешь об этом и не мечтать! - огрызаюсь я.
        Не знаю почему, но мне больше не хочется сидеть перед ней в кресле. Я встаю и подхожу к окну. Вчера выпал первый снег. Белыми взъерошенными клочками он лежит на траве. Скоро он покроет всю землю. Никогда не понимала людей, которым нравится холод. Которые любят зиму. Сарра как раз из таких. Я чувствую, как она смотрит мне в спину. Интересно, она отважится на меня напасть? Сжимаю кулаки. Я готова.
        - Я не про это, - снова слышу ее голос. - Дело не только в этом, но и во лжи. Дэвид не переносит ложь. Поэтому я благодарна тебе за, что ты меня не выдала.
        - Э, нет! - отвечаю я, оборачиваясь. - И не мечтай, я в твои игры не играю! Я все расскажу ему, можешь и не сомневаться.
        - Я бы не советовала этого делать, - говорит она, глядя на меня исподлобья. - Ведь тогда получается, что ему лгала не только я, но и ты. Думаешь, он тебя простит?
        - С лестницы он меня точно сталкивать не станет! - огрызаюсь я.
        - Это как посмотреть. Знаешь, что он сделал с ребятами, которые дразнили его в детстве? - спрашивает Сарра, хотя прекрасно знает, что мне ничего не известно ни про его бывшую жену Барбару, ни тем более про каких-то мальчишек из его детства. Какое вообще это имеет значение теперь? Чего добивается эта сука?
        - Твои пять минут закончились! - сообщаю я. - Иди собирай свои вещи, или я избавлюсь от тебя по-своему!
        - Обо мне можешь не беспокоиться, - говорит Сарра, вставая. - Я не передумаю!
        Я все-таки заставила себя выслушать ее. И теперь, когда Сарра поднялась наверх, я не могу думать ни о чем другом, кроме как о ее словах. Она жалкое ничтожество, ни на что не способный паразит общества. В этом я убеждена, как ни в чем другом, и все же я обдумываю ее предложение. Я рассматриваю его со всех сторон. Пытаюсь понять, в чем состоит ее личная выгода, но не вижу. И это меня беспокоит. Отец учил меня другому. У каждого есть свой интерес. Так какой он у Сарры?
        Ее идея проста и даже логична. Она не просит ничего для себя. При этом спокойно и без боя отдает мне все, чего добилась сама. Она возвращает мне мое имя. Она не претендует на Дэвида.
        - Почему ты это делаешь? - спрашиваю я, когда она надевает пуховик. - Чего ты добиваешься?
        Она пожимает плечами и снова улыбается.
        - Я просто хочу спокойно жить. Мне надоело лгать и притворяться, хочу быть самой собой.
        - Ты действительно думаешь, что под этой убогой личиной прячется что-то стоящее? - хмыкаю я, широко улыбаясь. Она смешна. - Тоже мне неограненный алмаз.
        - Почему бы и нет. Ну так что, ты согласна не говорить Дэвиду?
        - Я подумаю.
        - Не ожидала, - отвечает она, поворачиваясь к выходу.
        Хватаю ее за куртку и прижимаю к двери. Мои ноздри раздуваются от гнева. Еще одно слово - и я ей врежу. Мне надоело себя сдерживать. Я этого хочу. Смотрю ей прямо в глаза и… вижу только равнодушие. Она не испытывает ни страха, ни паники. Что-то не так. Я это чувствую.
        - А чего ты ожидала? - спрашиваю я, сдавливая ее горло локтем.
        - Что ты будешь самой собой, - отвечает она, даже не пытаясь высвободиться. - Ты же не привыкла сдаваться, разве нет?
        Ослабляю хватку. Сарра кашляет. Ее лицо покраснело от нехватки кислорода. Глядя на меня, она водит ладонью по шее.
        - Рон тоже пытался меня задушить, - вспоминает она. - Он принял меня за тебя. Он был в бешенстве. Я устала быть тобой. Я хочу вернуть тебе твое имя и твою жизнь.
        - И больше ничего?
        - Снова быть Саррой - это все, чего я хочу, - говорит она, хватаясь за ручку двери. - В любом случае сегодня Дэвид получит прощальное сообщение, и, от кого из нас оно будет, решать тебе.
        Она снимает с пальца свое обручальное кольцо и кладет его на обеденный стол. После этого открывает дверь и выходит на улицу. Нет, она еще не прощается. Она всего лишь идет на свою ежедневную прогулку к озеру, но мне приятно видеть ее удаляющийся силуэт. Сарра права, мне решать, кто из нас напишет прощальное письмо Дэвиду.
        Закрываю дверь и только после этого надеваю кольцо с бриллиантом и рубинами на безымянный палец левой руки. Оно безумно красивое, и оно точно создано для меня.
        - Да здравствует истинная Саманта Герра! - провозглашаю я, любуясь фамильным украшением.
        ***
        Кольцо не единственная приятная находка. На столе лежит мобильный телефон Сарры. Она так торопилась на прогулку со своей старушенцией, что забыла обо всем на свете. Беру его в руки, и он тут же просит меня ввести пароль доступа.
        - Какая прелесть, - мурлычу я, улыбаясь.
        Много лет назад она уже пыталась скрыть от меня свои девичьи тайны. Замок с паролем на школьном шкафчике должен был уберечь ее от позора. Но разве такое возможно?
        Мои пальцы уверенно вводят четыре на первый взгляд ничего не значащие цифры: один, два, три, три. И телефон тут же оживает яркими красками в руках, разворачивая передо мной все иконки рабочего стола.
        - Какой была дурой, такой и осталась!
        Нажимаю на зеленую иконку и пишу сообщение Дэвиду. Впервые в статусе его законной жены. Да, теперь я снова Саманта. Я пишу ему о том, как люблю его, как я счастлива узнать, что скоро стану мамой. Он отвечает не сразу. Проходит несколько мучительных минут, прежде чем телефон начинает вибрировать в моих руках. Он в замешательстве. Разговор не клеится, но я чувствую, он счастлив. Странно, но его радостные возгласы задевают меня за живое. Он ведь не знает, что говорит сейчас со мной. Он думает, что это она. О боже, я сама уже запуталась в том, кто из нас кто.
        - Это удивительная новость! Я счастлив! В этот раз мне снова будет за что благодарить Всевышнего за праздничным столом! - ликует он.
        - Да, а за что ты благодарил его в прошлый раз? - спрашиваю я, до крови кусая губы.
        Этот вопрос вырвался у меня неожиданно. Я не уверена, что действительно хочу слушать ответ, но Дэвида не остановить.
        - В прошлый раз я благодарил его за встречу с тобой! - сообщает он.
        Я сжимаю в руках телефонную трубку, чувствуя, как мороз бежит по коже. Этого не может быть. А что тогда все это время значила для него я?
        - Увидимся в среду, я уже скучаю.
        Несмотря ни на что, Сарре все же удалось причинить мне боль. Вот зачем ей понадобилась эта благотворительность. Хотела показать, что значит для него она. Я ее убью!
        - Сука! - ору я во все горло, швыряя телефон в стену. - Чтоб ты сдохла!
        Дом отвечает мне гнетущей тишиной. Сарра еще не вернулась со своей прогулки. Жаль, что она ходит к озеру, а не гуляет в чаще леса. Я была бы рада, если бы она сгинула в этой глуши. Идеальное место, чтобы встретить свою смерть!
        ГЛАВА 17
        САРРА
        Две недели назад Элайза сообщила мне, что на День благодарения она едет к своему сыну в Бостон. До сих пор удивляюсь хладнокровию, с которым я смогла встретить эту новость. А ведь в тот момент у меня внутри был фейерверк самых разных эмоций. Впервые у меня в душе играл настоящий оркестр. Это был «Реквием» Моцарта. Мне хотелось подняться с земли и закружиться в танце, но я просто сидела и слушала Элайзу. Как и всегда.
        В тот день она дала мне ключи от дома, чтобы я смогла поливать ее цветы. Но самом деле она дала мне ключи в новую жизнь. И я никогда не забуду этой маленькой услуги.
        Сегодня я в первый раз вхожу в ее уютный дом, выкрашенный в синий цвет. Три ступени на крыльце скрипят под моими шагами. Краска на перилах давно облупилась, и кое-где проступает ржавчина. Провожу ладонью по холодному шершавому металлу. У всего в мире есть своя история. И у этого дома она есть. Он многое повидал еще до моего рождения. Но скоро я тоже стану частью его истории.
        Вставляю ключ в замок. Два поворота - и дверь плавно откатывает назад, приглашая меня внутрь. Я ни разу не была у Элайзы. Она никогда не звала в гости, а может, я просто не слушала ее. Мне будет не хватать ее неспешных историй. Я разуваюсь. На улице грязно после выпавшего вчера снега. Не хочу оставлять лишние следы. Закрываю дверь и вдыхаю аромат этого дома. Здесь пахнет корицей и лимоном, а еще я чувствую запах книг. У Элайзы настоящая библиотека. Провожу рукой по столу. Пальцы приятно скользят по гладкой лакированной поверхности. Я в гостиной. Через открытую настежь дверь я вижу узкий коридор, должно быть, в той части дома находятся ее спальня и детские комнаты. Элайза с мужем вырастили в этом доме двоих сыновей. К одному из них она сейчас и поехала в гости.
        Рассказать Саманте про Дэвида было отличной идеей. И пусть не все из моих слов правдивы, у нее нет ни возможности, ни времени проверить их подлинность. Барбару я пыталась найти больше месяца, но не вышло. А история про конфликты и месть соседским ребятам и вовсе плод моего богатого воображения. Может быть, поэтому эта часть моей речи выглядела такой яркой и убедительной. Она мне поверила, а это уже маленькая победа. Уверена, что она написала Дэвиду сообщение. Для нее это не в новинку, но она впервые отправит сообщение с моего мобильного. Подпишет его моим именем. Мы с ней снова поменялись местами. И я рада этому, как ничему другому. Удивительно, но меня даже не огорчает факт того, что у нее под сердцем растет ребенок Дэвида. Так даже лучше. Он виноват не меньше нее. Он предал меня. Он меня обманул. Я не хочу больше его знать. Не хочу ни видеть, ни слышать. И все же сегодня я тоже напишу ему сообщение. Я попрощаюсь с ним. Навсегда.
        Я так увлеклась своими мыслями, что не заметила, как переполнила горшок водой. Грязная струйка медленно катится по подоконнику. Хватаю со стола гору салфеток и пропитываю лишнюю влагу. Если бы Элайза знала о моих способностях к потоплению, она бы ни за что на свете не доверила мне свои цветы.
        Эта мысль кажется мне забавной, и я блаженно улыбаюсь, глядя в окно.
        ***
        Саманта встречает меня каменным лицом. Она стоит на кухне, готовит себе ужин. В роли кухарки она гораздо лучше меня, но я никогда не прошу ее приготовить и мне. И в этом мы с ней уже похожи. Саманта никогда и ни о чем не просит. Опускаю взгляд на ее руку и с облегчением замечаю свое обручальное кольцо у нее на пальце. В ушах снова звучит музыка. Но танцевать я не буду. Снимаю грязные резиновые сапоги у входа и прохожу в гостиную. Мягкий ворс ковра приятно ласкает мои замерзшие ноги. Дома тепло и даже душно.
        - Ты не видела мой телефон, кажется, я его забыла? - спрашиваю я, хотя точно знаю, что оставила его на столе, и сейчас его там нет.
        - Ты о нем? - интересуется она, вытаскивая из кармана джинсов мобильный. - Это мой телефон. Твоих вещей в этом доме немного, и чем быстрее ты их запихнешь в дорожную сумку, тем лучше для тебя!
        Она говорит тихо, но с напором. Она в бешенстве и, вероятно, может наброситься на меня с кулаками или даже бросить нож. В ее меткость я не верю, а вот что вывело ее из себя, догадываюсь.
        - Ты сообщила Дэвиду о своей беременности? - спрашиваю я, на всякий случай делая шаг назад.
        - Оглохла? - вопит она, вонзая лезвие ножа в доску. - Иди собирай свои чертовы вещи! Я не хочу больше тебя видеть!
        - Но мне нужно написать Дэвиду от имени Сарры, разве нет?
        - Я сама разберусь. Ты снова Сарра, и так будет всегда! Поняла?
        - Как скажешь, - отвечаю я, поднимая руки вверх. - Как скажешь.
        Взбегаю по ступенькам наверх. И наконец пакую свои вещи. Я уезжаю.
        ГЛАВА 18
        САМАНТА
        Не могу в это поверить. Но это правда. Я собственными глазами видела, как Сарра собрала свои вещи в мою сумку и покинула этот дом. За ней пришло такси, и я, стоя в дверях, как истинная хозяйка дома, проводила ее взглядом. Два часа прошло с той прекрасной минуты, а я до сих пор чувствую адреналин, гуляющий по моему телу.
        - Я это сделала! Я победила! - ликую я, плюхаясь на кровать в их большой спальне.
        Мои руки скользят по шелковому покрывалу. И я чувствую запах ее духов. Вскакиваю и сгребаю постель в бесформенную кучу. Я знаю, как избавиться от ее присутствия в доме раз и навсегда.
        Комкаю белье, как могу, и выхожу из комнаты. За мной шлейфом тянется покрывало. Оно цепляется за разные предметы. За засечку на торшере. Я не обращаю внимания на легкое сопротивление, и торшер падает на пол. Деревянная стойка какое-то время волочится за мной, после чего остается лежать наверху. Я же с грудой тряпья бегу по ступенькам вниз. Захожу на кухню и свободной рукой достаю спички. Кружусь на небольшом пяточке возле раковины. Два стакана со звоном падают на пол, рассыпаясь на сотни осколков. Меня им не остановить. На мне мои любимые кожаные сапоги, и я спокойно продолжаю свой путь, чувствуя хруст стекла под ногами.
        В дверь звонят. Я останавливаюсь как парализованная. Это было слишком легко и просто, чтобы быть правдой. Она вернулась. Меня переполняет злость. Назад дороги нет, детка. Ты сама напросилась.
        Бросаю тряпье посреди кухни. Иду открывать дверь. Я готова вцепиться ей в горло. Ее поезд ушел! Но на пороге стоит мужчина в красной униформе.
        - Добрый день, доставка еды, - сообщает он, приветливо улыбаясь.
        - Это какая-то ошибка, я ничего не заказывала, - отвечаю я, окидывая его взглядом. В руках у него пакет с иероглифами. Я терпеть не могу китайскую кухню.
        - Гудиер бульвар, 58?
        - Все верно, но я…
        - Вы Саманта Герра?
        - Да. Это я, - гордо отвечаю я, возможно, более резко, чем следовало. Парень непонимающе пожимает плечами.
        - С вас тридцать два бакса.
        Меня буквально трясет от злости. Но я достаю сорок долларов и протягиваю их курьеру, забирая из его рук пакет. Я вижу, как он начинает шарить по карманам в поисках сдачи, но мне от него ничего не нужно. Закрываю дверь, не произнеся больше ни слова. Швыряю пакет с едой на стул у входа. Сжимаю кулаки и начинаю тарабанить ими по двери.
        - Сколько еще это будет продолжаться? Сгинь, сука! Сгинь! - ору я.
        Фурией возвращаюсь к тряпью, оставленному на кухне. Хватаю все и уверенным шагом иду вперед. Покрывало задевает стул, и он с грохотом падает, а вместе с ним и пакет с китайской едой. Я слышу зловоние восточных специй, когда распахиваю настежь дверь во внутренний двор. Морщу нос, жадно вдыхая свежий воздух. На мне только джинсы и майка, но мне не холодно, хотя изо рта у меня идет пар. На улице темно и ветрено. Вываливаю постельное белье на пустырь, подбрасываю к нему сухих веток и тут же чиркаю спичкой о коробок. У меня трясутся руки. Пальцы задеревенели на морозе, но я все же вижу, как робкое алое пламя начинает лизать шелк. Я рада. Нет, я счастлива. С минуту любуюсь на эту картину, после чего возвращаюсь в дом.
        Смотрю по сторонам. Бегаю по дому, как ищейка, выискивая ее вещи. Их немного: шарф, платье, халат. Роюсь в комоде, но рукопись ее исчезла. Со злостью закрываю ящик и снова бегаю глазами по комнате. На диване лежат цветные подушки. Хватаю одну за другой. А вместе с ними серый плед и тряпичные салфетки со стола. Подушки падают из рук, и я чувствую, как у меня подкашиваются ноги. Я сползаю по стене на пол и впервые за долгое время начинаю плакать.
        «Перестань! Ты должна быть сильной! Ты победитель!» - слышу я голос отца.
        Ослабляю хватку, разбрасывая в разные стороны то, что еще мгновение назад яростно прижимала к груди. То, что должно было отправиться в огонь. Встаю. Вытираю слезы. Поднимаю с пола ее вещи и только с ними выхожу на улицу. Пламя ярким заревом освещает эту темную и тихую ноябрьскую ночь. Швыряю в него последнюю добычу. Огонь с жадным треском принимается за дело.
        Облокачиваюсь на перила и впервые ощущаю, как меня трясет от холода. Обхватываю себя руками, пытаюсь согреться. Не выходит. Даже жар костра не в силах согреть растущий внутри меня лед. Делаю последний глубокий вдох. Хочу запомнить этот день. Сегодня я жгу не просто вещи Сарры, я уничтожаю ее саму. И пусть ее сердце все еще бьется, но для меня она умерла. Но главное, она умерла для Дэвида.
        Вспоминая о нем, я перестаю улыбаться. Мне все еще обидно осознавать то, с какой радостью он воспринял новость о беременности своей жены. Достаю из кармана джинсов свой старый телефон и пишу ему сообщение. Я сообщаю о том, что у меня пошла кровь, беременность сохранить не удалось. И вместе с этим говорю о том, что у меня изменились планы и я возвращаюсь домой, в Клайо. Жду, что он позвонит. Я хочу, чтобы он попытался меня утешить и, может быть, даже остановить. Телефон оживает в руках, он прислал сообщение: «Мне очень жаль, Сарра. Но, наверное, так даже лучше. У нас с Самантой скоро будет ребенок. Прости».
        Я читаю эти строчки снова и снова. Я не верю своим глазам.
        - А-а-а! - ору во все горло, швыряя телефон в огонь.
        ***
        Точно знаю, что в доме, кроме меня, никого нет. Я здесь совершенно одна. И все же мне кажется, что за мной кто-то следит. Я сижу в гостиной и никак не могу заставить себя потушить свет. Прижимаю к себе колени и смотрю в окно. На улице давно темно, а небо затянуто густыми серыми облаками. С минуты на минуту должен пойти снег. Согласно прогнозам синоптиков, в штате Огайо ожидается снежный шторм. Я уже чувствую его холодное дыхание. Отопление включено на полную мощность, но я никак не согреюсь. Легкий тремор гуляет по телу. И я могу унять эту дрожь. Не могу успокоиться.
        Что-то звонко ударяется о подоконник. Я вздрагиваю. У меня перехватывает дыхание. Смотрю по сторонам, пытаясь понять, что происходит. Убеждаю себя в том, что это, должно быть, белки или бурундуки. Заставляю себя встать и подойти к окну. Я не понимаю, откуда взялся этот дикий и неконтролируемый страх, но я должна его побороть. Шесть тяжелых шагов - и я у цели. Вглядываюсь в мрак. Твержу себе, что там никого нет. Смотрю на ель, она раскачивается от ветра из стороны в сторону, отбрасывая на землю жуткие тени. Уличный фонарь освещает лишь маленький клочок земли у дороги. Вокруг все тихо и спокойно. И все же мне кажется, я замечаю какое-то движение по ту сторону улицы. У меня снова перехватывает дыхание. Делаю шаг назад. Смотрю. Тишина.
        Подхожу к входной двери и впервые закрываю ее на внутренний засов. После этого делаю то же самое с дверью, ведущей во внутренний сад. За спиной раздается какой-то шорох, и я резко поворачиваюсь. Никого нет, только мое отражение в зеркале у входа. Ком подкатывает к горлу.
        - Успокойся! Все хорошо. Здесь нет никого, - убеждаю себя я.
        И все же мне страшно. Дергаю дверь. Она закрыта. Включаю свет на кухне, в кабинете и на лестнице. И только после этого поднимаюсь наверх. Прохожу дозором все спальни. Их три, и в каждой я включаю свет. Этой ночью наш дом будет похож на маяк. Такое сравнение мне кажется милым, и я улыбаюсь.
        Захожу в свою спальню. Достаю из-под матраса тряпичную куклу и только после этого сажусь на кровать. Сжимаю в руках мягкое тельце, не страшась смотреть в глаза этого уродца. Я хочу его порвать на части, хочу бросить в огонь и превратить в пепел, но вместо этого я тянусь к прикроватной тумбочке. Мне нужны маникюрные ножницы. Тонкие стальные лезвия с силой входят в ткань. Я вращаю их внутри, точно в ее брюхе не вата, а кишки. Я сатанею от злости. Я наматываю их на лезвия. Я вонзаю ножницы снова и снова, не обращая внимания на торчащий со всех сторон наполнитель. Еще немного - и он просто вывалится на наружу.
        - Чтоб ты сдохла! Сдохла! - рычу я, и от злости у меня сводит зубы.
        ГЛАВА 19
        САРРА
        За мной приехала маленькая черная «тойота», за рулем которой сидит на удивление болтливая старушка. Она приветствует меня и тут же сетует на погоду. Я замечаю, как она ложится грудью на руль, чтобы взглянуть на серое небо. Но я не могу оторвать глаз от дома, который с каждой секундой отдаляется от меня все дальше и дальше. Несколько месяцев назад, когда Дэвид только привез меня сюда, все виделось иначе. Переезд в Акрон я воспринимала как наказание. Ссылку за провинность.
        Все здесь тяготило меня. Я мечтала о дне, когда смогу вырваться отсюда. Сброшу кандалы и снова смогу дышать полной грудью. И вот этот миг настал. Я свободна. Но дышать не могу. Слезы душат меня. Неужели я проиграла? Неужели я так легко сдалась?
        - У меня сын с семьей сегодня из Чикаго приезжает, - говорит женщина, останавливаясь на светофоре. - Я так по внукам соскучилась. А ты тоже к родителям на праздники едешь?
        - Я? - ее болтовня врезается в мои мысли, и я не сразу понимаю, чего она от меня хочет. - Да, я еду домой. Но я не гостить. Я там останусь.
        - Это хорошо, когда дети возвращаются. Может быть, и мой сын когда-нибудь решит сделать так же. Ты молодец, дочка.
        Она смотрит на меня в зеркало. У меня нет сил ответить. Кислая улыбка - это все, на что я способна.
        ***
        Такси останавливается на Бродвей-стрит. Однако в отличие от Нью-Йорка здесь нет ни театров, ни уличных артистов. Людей тоже немного. Но именно здесь находится автобусная станция. И это для меня важнее всего. Я оплачиваю проезд наличкой. 30 долларов по счетчику и пять долларов от меня в качестве чаевых. Женщина все так же приветливо улыбается мне, желая легкой дороги и счастливого Дня благодарения.
        Мямлю ей такие же дежурные фразы. У меня нет ни настроения, ни сил пытаться быть вежливой. И все же, прежде чем захлопнуть дверь, я наклоняюсь и, улыбаясь, благодарю ее за эту поездку.
        На улице холодно. Пахнет снегом. Я выпускаю струю теплого воздуха. Поднимаю глаза к небу. Оно серым покрывалом весит у меня над головой. Так низко, что кажется, стоит встать на цыпочки и я смогу к нему прикоснуться. Закрываю глаза и делаю глубокий вдох. Воздух в Акроне свежий и пьянящий. Я чувствую, как морозный ветерок ласкает мои щеки. Я открываю рот и чувствую его глубокий поцелуй.
        Я буду с тоской вспоминать этот город. Этот штат. Здесь тихо, порой скучно и беспросветно. Но вместе с этим здесь я себя чувствовала в безопасности. Здесь я смогла обрести силу. Здесь я снова стала собой.
        Подхожу к кассе. Я третья в очереди. У меня достаточно времени изучить маршруты. Их немного. В этом плане Акрон очень похож на родной Клайо. Единственным крупным городом, в который ходили автобусы, была Юфола. Не думаю, чтобы что-то сильно изменилось за эти годы. В любом случае завтра приблизительно в это время я буду уже там.
        - Добрый день, чем могу помочь? - возвращает меня в реальность приветливая девушка за стеклянным окошком.
        - Один билет до Кливленда на 12 часов, - выдыхаю я, чувствуя, как бешено колотится сердце. Оно не верит в происходящее. Мое нутро не может принять поражения. И все же я это делаю.
        - Отправка через десять минут, поторопитесь, - напутствует меня девушка, протягивая билет.
        Сжимаю его в ладони, делаю два шага в сторону. Перед глазами все темнеет. Сердце бьется где-то в горле. Мне хочется рыдать.
        Неужели я действительно позволила ей одержать верх?
        ГЛАВА 20
        САМАНТА
        Я прислушиваюсь к каждому шороху. Стоит мне закрыть глаза, как я слышу скрип на лестнице или даже чувствую чье-то дыхание у себя за спиной. Я не выпускаю из рук телефон, хотя не понимаю, чем он сможет мне помочь. Кому я буду звонить? В полицию? Эта мысль мне кажется дикой. Заставляю себя закрыть глаза, и мне наконец удается успокоиться.
        Телефонная трель раздается так неожиданно громко, что я подпрыгиваю на кровати. В глазах рябит и от противного писка начинает трещать голова.
        - Алло! Слушаю!
        Тишина. Я смотрю на экран и вижу, как секундомер ведет отсчет разговора. Соединение установлено. Снова подношу телефон к уху.
        - Говори! Кто это?
        В ответ только едва различимое дыхание. Кладу трубку. И просматриваю входящие звонки. Мой собеседник предпочел остаться инкогнито. Номер скрыт. Протираю глаза. Мой разум затуманен. Я никак не могу сконцентрироваться. Время уже за полночь. Кто звонит в такое время?
        - Ерунда, - говорю себя я, снова опускаясь на подушку. - Просто ошиблись номером.
        Эта мысль кажется мне логичной. Я хочу ей верить, хотя чувствую, как в мое тело возвращаются страх и паника. Что, черт возьми, происходит? Закрываю глаза и приказываю себе успокоиться. За окном раздается ракой-то приглушенный треск, и я снова вскакиваю. Сердце бьется где-то в горле. Прислушиваюсь, сама не зная, чего ждать.
        - Кто здесь? - кричу я.
        Но в доме тихо, и с улицы не доносится ни единого звука. Роняю лицо в ладошки. Делаю один глубокий вдох за другим.
        Я не успеваю опустить голову на подушку, как телефон снова оживает у меня в руках. Номер неизвестен.
        - Дэвид, это ты?
        Только произнеся это вслух, я понимаю, как глупо это звучит. Он бы никогда не стал звонить, скрывая номер. Это не он. Но кто это? Кто может звонить в такое время?
        - Кто вам нужен? Кто вы?
        Ровное дыхание служит мне ответом. Я бросаю трубку. Уснуть не получится. Вылезаю из кровати и начинаю ходить из стороны в сторону.
        Три шага к окну.
        Этот телефон принадлежал Сарре.
        Пять шагов к двери.
        Кто может звонить ей по ночам?
        Два шага к кровати.
        Что ты утаила от меня, гадина?
        Телефон снова звонит.
        - Кто это? Почему ты молчишь? Сарра, это ты?
        В ответ все то же ровное дыхание. Что задумала эта сука? Подбегаю к окну. Прижимаюсь лицом к холодному стеклу. Вглядываюсь в сумрак ночи. Вокруг ни души. А главное, я не вижу следов. Вокруг только гладкий снежный ковер.
        - Я знаю, это ты! - кричу в трубку. - Сука, я доберусь до тебя! Я тебя в порошок сотру, дрянь! Ты меня слышишь?!
        Отключаю телефон, чувствуя, как бешено стучит сердце. Спускаюсь вниз. И снова смотрю в окно. Кажется, я вижу следы на дорожке, ведущей к дому.
        - Сарра? Ты здесь? - спрашиваю я, дергая дверь. Она по-прежнему закрыта на замок и на засов изнутри. - Ты в доме, верно?
        Тишина.
        Проверяю каждое окно. Все закрыто. Подхожу к двери, ведущей на задний двор. Дергаю за ручку, хотя и без этого вижу, что засов на месте. Выглядываю в окно. Остатки моего скромного пожарища возвышаются маленьким снежным холмом. Вокруг ни единого следа. Захожу в кабинет. Я не часто здесь бываю, для меня он похож на деревянную коробку. Провожу пальцем по столу, и он отчего-то мокрый. У меня перехватывает дыхание. Я не могу пошевелиться. Подношу пальцы к лицу. На столе действительно вода. Откуда она взялась? За спиной раздается скрип, и, схватив со стола какую-то металлическую фигурку, я резко оборачиваюсь.
        Никого.
        - Сарра! Сарра! - ору я во все горло, взбегая по лестнице. - Я знаю, это ты! Ты здесь, сука! Чего тебе надо! Я убью тебя слышишь? Я убью тебя!
        Тишина. Я открываю каждую дверь. Заглядываю в шкафы и под кровати. Мне кажется, я чувствую ее присутствие, чувствую ее запах, но не вижу. Я стою у окна в своей спальне, когда телефон снова начинает звенеть.
        - Где ты? - спрашиваю я, стараясь сохранять спокойствие. - Сарра, я знаю, это ты. Сарра!
        В ответ все то же ровное дыхание. Никогда не думала, что это может так раздражать.
        - Чего тебе надо, сука? Ты не понимаешь по-хорошему, да? Ну ничего, я тебе устрою! Я уничтожу тебя, слышишь? Дрянь, ты, наверное, забыла, на что я способна!
        Я снова срываюсь на крик. Внутри все трясется от ярости и гнева. Сажусь на кровать. Я точно знаю, что в доме ее нет. Но она где-то рядом. Голова звенит.
        Спускаюсь вниз. Захожу на кухню и достаю из шкафа нож шеф-повара. Провожу пальцем по его острому лезвию, чувствуя, как холодный металл опасно скользит по моей коже. Я не раз думала о том, чтобы вспороть ей брюхо. Вывернуть наружу ее гнилое нутро. Но никогда прежде я не была так близка к этому, как сейчас.
        - Ты сама напросилась, - шепчу я в пустоту.
        Теперь, когда деревянная рукоятка ножа уверенно лежит в моей ладони, дышать становится гораздо легче. Я не знаю, с какой стороны она решит зайти, но это и не важно. К встречи я готова.
        Сажусь на диван. Мое тело напряжено. Я жду звонка, но телефон молчит. Последний вызов был больше часа назад. Слежу за стрелками часов, они двигаются, как в замедленной съемке. Чувствую, как веки тяжелеют от усталости. Но каждый раз, когда глаза мои смыкаются, я бью себя по щекам. Я не могу уснуть. Не сейчас.
        И все же я проваливаюсь в темноту.
        Слышу какой-то шорох и, вздрагивая, открываю глаза. Не могу понять, что происходит. В комнате горит свет, но и за окном уже давно рассвело. Я все еще сжимаю в руках нож, и это придает мне сил. Смотрю на экран телефона. Ни одного пропущенного звонка, ни одного смс. Неужели это закончилось? Обхожу дозором весь дом. Двери и окна надежно закрыты. Теперь, с наступлением дня, я злюсь на себя за слабость, проявленную ночью. Что это вообще было?
        Включаю колонку на полную мощь, и только безудержный ритм NeverGonnaStop^3 ^заставляет меня взбодриться и отвлечься. Я прыгаю на месте, мотая головой из стороны в сторону. Мое тело оживает и начинает двигаться в такт музыки.
        - А-а-а! - ору я во все горло, наслаждаясь своей силой и свободой.
        Смотрю на кольцо на пальце. Оно сверкает, и я улыбаюсь. Я влюбилась в него с первого взгляда. Бриллиант в окружении рубиновой россыпи. Это самое красивое украшение, которое я когда-либо видела. И оно мое. Здесь все теперь мое. И только мое!
        Хватаюсь за живот и, скрючившись, срываюсь на истерический смех.
        ***
        Готовлю себе завтрак, двигаясь под музыку. Разбиваю на сковородку яйца, режу колбасу. Наливаю в стакан шоколадное молоко и делаю жадный глоток. Вкус мне кажется странным. Оно немного горчит. Продолжая напевать любимый хит, смотрю срок годности на упаковке: 2 декабря. Выбрасываю пустую пачку в мусорное ведро и продолжаю наслаждаться холодным напитком. Если беременность будет и дальше влиять на мои вкусовые рецепторы, я сойду с ума, но в моей жизни есть такие вещи, которым я останусь верной до конца. Я всегда буду ненавидеть Сарру, презирать мать, тосковать по отцу и пить шоколадное молоко. Интересно, какие места в этой цепочке чувств займут Дэвид и наш ребенок? Кладу ладонь на живот, пытаясь представить себя матерью. Не выходит. Я ощущаю только голод и легкую тошноту.
        Выключаю газ и выкладываю яичницу на тарелку. В глазах резко начинает рябить. Вокруг все вспыхивает ярким светом. Сковородка выскальзывает из рук и с грохотом падает на пол. Я опираюсь на столешницу обеими руками, пытаясь справится с неожиданным головокружением. В висках стучит в унисон басам очередной песни. Пытаюсь открыть глаза, но веки словно налились свинцом. Грудь давит, и каждый вздох дается мне с болью. Ноги подкашиваются, и я сильнее впиваюсь пальцами в каменное покрытие. Я практически ничего не вижу, но зато слух работает как никогда прежде. Я слышу шорох колес проезжающей машины, шуршание падающего с ветки снега, шум вентиляции. А еще внезапно наступившую тишину и чьи-то твердые шаги за стенкой. Кто бы это ни был, он движется спокойно и уверенно. Я продолжаю нависать над раковиной, когда мой незваный гость останавливается в дверях кухни. Ровное дыхание заметно контрастирует с моими рваными вздохами и редкими стонами, которые непроизвольно срываются с моих губ. Я стараюсь не паниковать.
        Трясущейся рукой я открываю кран. Пытаюсь зачерпнуть воду и плеснуть ее себе в лицо. Пальцы не слушаются. Я не могу сложить их в черпачок. Я чувствую на себе чей-то тяжелый взгляд, и в этот момент ко мне возвращается способность не только слышать, но и ощущать запахи. Запах скисшей китайской еды первым бьет мне в нос. От сочетания соевого соуса и восточных пряностей головокружение становится нестерпимым. Я наклоняюсь над раковиной, и холодная струя воды льет мне на голову, затекает за шиворот. Я кричу что-то бессвязное, но не могу сдвинуться с места.
        Проходит какое-то время, прежде чем у меня получается поднять голову, продолжая упираться на раковину. Теперь к уже имеющимся ароматам примешивается запах жареного масла и пота. Не моего пота.
        Пытаюсь сконцентрироваться и понять, кто здесь. На ум приходит только одно имя. Сарра. Но с ней я покончила. Ее здесь нет. Но кто тогда? Может быть, Дэвид?
        Хочу позвать его на помощь. Но слова застревают в горле. Я делаю шаг вперед. В мое тело возвращается твердость, хотя голова по-прежнему кружится и перед глазами все, как в тумане. Я вижу только силуэты. Кажется, я вижу его. Хочу улыбнуться. Наверное, он не понимает, что происходит. Протягиваю к нему руку, но тут же падаю на пол. Я наткнулась на что-то твердое.
        Он сделал мне подножку?
        Перед глазами темно. Мне трудно дышать. Я жду, что Дэвид протянет мне руку. Попытается помочь. Но его нет рядом. С трудом поднимаю голову. Мокрые волосы, точно железные цепи тянут меня вниз. Я смотрю перед собой и ничего не вижу. Может быть, мне показалось?
        Рот весь в слюнях. Я чувствую, как у меня капает с губ. У меня нет сил подняться. Моя голова безвольно болтается над полом. Я жду. Я слушаю.
        Дом снова погрузился в тишину. Но я точно знаю, здесь кто-то есть. Но кто?
        Дэвид? Кто?
        Открываю глаза и вижу на полу капли крови. Видимо, я разбила губу. Провожу языком по губе. Одновременно подмечая вернувшуюся способность снова шевелить языком, и при этом совершенно не чувствую вкуса.
        - Дэвид? - спрашиваю я.
        Молчание.
        - Это ты, старуха? Чего тебе надо? - выдыхаю я, вспоминая о подруге Сарры.
        Кажется, я слышу всхлипывания.
        - Кто здесь? - настаиваю я, с трудом поднимаясь на ноги.
        Перед глазами все кружится. Я ничего не вижу. Хватаюсь за все подряд, чтобы устоять на непослушных ногах. На пол с грохотом летит один предмет за другим. Кажется, я разбила кофеварку. Я чувствую аромат кофе.
        Опираюсь на столешницу. Пытаюсь смотреть в окно, но от снега все рябит. Чувствую, как вода капает с волос мне на майку. От этой влаги противно саднит кожу. Опускаю взгляд и левой рукой начинаю шарить по столешнице. Я почти уверена, что где-то недалеко от меня должен быть нож. Мои пальцы неуверенно двигаются по поверхности. Я натыкаюсь на бумажный пакет с соком, двигаюсь дальше, пока не задеваю тарелку. Пытаюсь обойти ее стороной, но пальцы становятся жирными от масла. Дергаю рукой, и тарелка с грохотом падает на пол. Вздрагиваю от резкого звука. Вместе со мной замирает и непрошеный гость. Я слышу, как у него перехватывает дыхание. Но это всего лишь маленькая заминка, и моя рука движется дальше. Пальцы тонут в липком джеме. Черт подери! Но я не сдаюсь, и… наконец маленькая пластиковая рукоятка ножа для стейка.
        Слышу противное перестукивание пальцев по косяку. Голова звенит. Тошнота подступает к самому горлу, но я чувствую: еще немного - и мне станет легче. Сжимаю в руке рукоятку ножа и наконец поворачиваюсь к гостю лицом. Стараюсь двигаться плавно, но перед глазами все вращается. С трудом поднимаю веки. Я словно смотрюсь в мутное и грязное зеркало. Я не верю своим глазам. Хотя кого я пытаюсь обмануть? Сарра - это единственный человек, который должен быть здесь.
        Она стоит в дверях кухни и жадно водит носом перед собой. Я слышу ее дыхание. А она, вероятно, дышит моей беспомощностью. Продолжая опираться на столешницу, я делаю шаг ей навстречу. Ноги словно соломенные трубки. Я не чувствую в них ни твердости, ни силы.
        - Что ты сделала? - ору я.
        Голос срывается. У меня получается скорее жалобный визг, нежели серьезная угроза. И все же у меня в руках нож. Без боя я не сдамся. Пытаюсь сконцентрироваться на этом, но мысли путаются. Я теряю связь с реальностью. Перед глазами мелькает образ отца. Он протягивает мне пачку шоколадного молока. Молоко, мне же вкус его показался странным. Издаю протяжный стон. Снова поднимаю глаза. Отца в комнате больше нет, зато Сарра все еще здесь. Она подходит к дивану и поднимает мобильный телефон. Я не слышала, чтобы он звонил. Что она делает? Мне хочется пить. Вода все еще капает с волос и прокатывается по щекам. Я пытаюсь облизать губы, но язык не слушается. Он стал плотным и толстым, я не могу им пошевелить. Сарра снова стоит в дверях. Она улыбается.
        - Ловко я придумала с паролем, правда? - спрашивает она, и от ее крика у меня перед глазами все темнеет. - Неужели ты действительно думаешь, что я ничему не учусь?
        Пытаюсь что-то сказать. Попросить ее заткнуться? А может, выматерить с ног до головы? Я сама не знаю, чего хочу, и язык не поворачивается. Крепче сжимаю рукоятку ножа. Нужно немного подождать, это пройдет, и я смогу с ней поквитаться. Я ее уничтожу.
        - Двенадцать тридцать три - время моего рождения. Но ты это и так прекрасно знаешь, ведь эти десять минут были нашим главным и неоспоримым различием. Двенадцать тридцать три - простая неброская цифра, отличный код для замка на чемодан или шкафчик в школе, правда? - спрашивает она.
        Каждое ее слово причиняет мне непереносимую боль. Точно гвоздь одно за другим они вбиваются мне в голову. В висках стучит, а веки становятся еще тяжелее. Перед глазами все плывет, но я все еще на ногах. Я знаю, это пройдет. Я буду готова.
        - А ведь ты поверила, правда? Ты действительно решила, что победила меня. Но ничего, ты не единственный человек, кто меня недооценил. Самое время поговорить с мужем, - сообщает мне она, вращая в руках телефон.
        Пытаюсь сконцентрироваться на ее словах, но не получается. В горле стоит ком, и мне с трудом удается его проглотить. Я снова могу дышать.
        - Доброе утро, милая? - верещит Сарра в трубку. - Так, значит, ты теперь заговорил? Я все знаю, Дэвид! Я ненавижу тебя!
        Ее слова не соответствуют тому, что я вижу. Она улыбается. Она просто светится от счастья. Что происходит? Что задумала эта сука? Пытаюсь что-то сказать, но язык все еще меня не слушается.
        - Сарра? Я не хочу больше слышать этого имени! Она уехала вчера или ты рассчитывал, что я буду продолжать терпеть это и дальше? Я ненавижу тебя! Это все ты! Ты виноват во всем!
        Сарра кричит, ударяя кулаком по стене. А после этого она громко смеется. От этого идиотского ржания у меня сводит внутренности. Хочется что-то сказать, но я молчу. Я коплю силы. Она за это заплатит.
        - Ну что, дорогуша, похоже, нам надо поторопиться, - говорит Сарра, швыряя телефон обратно на диван.
        Я пытаюсь проследить за ним взглядом, когда в комнате раздается противный рингтон. Он звонит и звонит, и перед глазами снова все начинает вращаться. Я пытаюсь закричать. Потребовать заткнуться, но язык шершавым наждаком бесполезно ворочается между зубами. Я мычу.
        - Не трать силы понапрасну, - советует мне Сарра, делая шаг вперед.
        Она улыбается, глядя мне в глаза. От этого приторного ликования становится тошно. В нос снова бьют разные запахи: китайская еда, жареное масло, джем. Но я концентрируюсь на вкусе крови на своих губах. Я укусила себя, и это помогло. Резкая боль заставляет мое тело взбодриться. Я сжимаю в руках нож. Жду. Сарра движется твердо и уверенно. Сейчас она меня больше не боится, а зря. Она уверена в своей победе, и это тоже напрасно.
        - Ну давай, назови меня неудачницей, слабачкой, дурой! Сарра - ничтожество. Сарра - пустое место. Давай, я жду! - орет она, приближаясь ко мне. - Ну что же ты молчишь? Не можешь, да? И теперь уже никогда больше не сможешь! Я сильнее тебя!
        Между нами не больше шага. Я чувствую ее запах. Приторная вонь геля для душа и шампуня с лавандой. Пора внести коррективы в этот ароматный букет. Сарра собирается что-то прошептать мне на ухо, когда я делаю резкий выпад рукой, чувствуя сопротивление ножа. Сил у меня немного, но и этого хватает, чтобы на долю секунды я смогла прочитать в ее взгляде боль. Она отскакивает в сторону, прижимая руку к левому боку. Я вижу, как кровь проступает сквозь ткань ее майки.
        - Я убью тебя! - выдавливаю я.
        Хочу улыбнуться. Засмеяться ей в лицо, но я чувствую, как силы покидают меня. Перед глазами все плывет. Свет сужается до узенькой щели. Я цепляюсь за нее. Пытаюсь удерживать взгляд, но веки тяжелеют. Наступает мрак.
        Когда я снова открываю глаза, меня слепит яркий свет. В ушах звенит. Первая мысль: я умерла. Но вместо предполагаемого покоя и умиротворения, я чувствую только раздирающую меня на части злость. Снова открываю глаза. Вокруг все сверкает. Я чувствую, как пушистые хлопья снега вонзают в мое лицо свои иголки. Я движусь. Вместе с этой мыслью на меня обрушивается способность слышать. Снег хрустит под ногами. Но это не мои ноги. Сарра тащит меня на спине. Я снова слышу ее дыхание. Пытаюсь приподнять голову, но она свинцовым маятником раскачивается из стороны в сторону.
        - Очухалась, сука? - спрашивает меня Сарра, тяжело вздыхая. - Потерпи, осталось недолго.
        Ее слова доносятся до моего сознания, как из какого-то подземелья, тихо и сдавленно. А потом еще несколько раз эхом разносятся по всему телу. Я содрогаюсь каждой клеточкой. Я понимаю, что она задумала. Пытаюсь что-то сказать, но с губ срывается только стон. Язык не двигается.
        Мои руки болтаются у нее перед грудью, и мне не за что зацепиться. Внезапно она спотыкается, и я падаю на землю.
        Мое лицо зарывается в снег. Мне нечем дышать. Сарра зачем-то натянула на меня свой пуховик. Я закрываю глаза. Слышу, как она стонет. И этот звук - самое лучшее, что мне когда-либо доводилось слышать. Я ее убью. Дырка в боку - это только начало. Я не сдамся.
        Она подходит ко мне и снова пытается меня закинуть себе на спину. Впервые я следую ее совету и не трачу силы зря. Я на месте, резкий поворот головой - и мои зубы впиваются в ее плоть. Я не знаю, что это: щека или, может быть, шея. Это не имеет никакого значения. Важен только ее истошный вопль. Он ласкает мой слух. Она снова швыряет меня на землю. Я хочу смеяться, но мое тело пронзает невыносимая боль. Она пинает меня в живот.
        - Будь ты проклята! Будь ты проклята! - орет Сарра.
        Она держится за шею, и это последнее, что я успеваю увидеть до того, как перед глазами снова все темнеет.
        Голова гудит от боли. Глаза почти не открываются. Слух - единственное, что меня не подводит. Сарра тяжело дышит. Чувствую, как она медленно ступает, точно пытается прощупать землю под ногами. Интересно, где мы? Пытаюсь открыть глаза, но свет дня меня слепит. Закрываю глаза и слышу нарастающий треск. Он раздается откуда-то справа и стремительно ползет к нам. Все громче и громче. Я знаю, что это. Я открываю глаза, и мы падаем.
        Ледяная вода, точно миллион острых иголок, вонзается в мою кожу. Я не могу пошевелиться. В ужасе хватаю воздух губами, чувствую, как меня тянет на дно. Смотрю по сторонам. Сарра все еще рядом. Она пытается ухватиться за льдину, а я хватаю ее за волосы. Сарра дергается. Она пытается меня оттолкнуть, но пальцы меня не слушаются. Я не могу разжать ладонь. И я этому рада.
        - Отвяжись, сука! Отвяжись! - орет она.
        Сарра разжимает по очереди каждый мой палец, а я продолжаю цепляться. Я не свожу с нее глаз. Я не чувствую ни боли, ни холода. Я и тела своего уже не чувствую. У меня есть только отдельные его части: глаза, уши, нос и руки. Я сопротивляюсь. Я не хочу умирать.
        ГЛАВА 21
        САРРА
        Стою перед зеркалом в доме Элайзы. На мне толстый серый свитер, чистые джинсы. А я продолжаю чувствовать дрожь во всем теле. Это все нервы. Стоит мне закрыть глаза, как я снова вижу испуганное лицо Саманты. Она таращится на меня. Тянет ко мне свои руки.
        Укус Саманты наливается кровью. Четкие следы ее зубов хорошо видны на шее. Синяка не избежать, но его я смогу замаскировать толстым слоем тонального крема. Несколько ловких движений, и кожа снова становится ровного цвета. Но для большего спокойствия я повязываю вокруг шеи шарф. После этого поднимаю свитер и проверяю повязку. Крови почти нет. Не думаю, чтобы рана была серьезной, но шрам всегда будет напоминать об этом дне. Еще одна говорящая зарубина на моем теле. Еще одна нерушимая связь с Самантой. Провожу по ней пальцем и улыбаюсь отражению. Боюсь себе в этом признаться, но с кем, если ни с самой собой, я могу быть честной. Я шла к этому дню всю свою жизнь. И теперь я свободна.
        - Так кто же я? - спрашиваю я, глядя на свое отражение в зеркале.
        Перед глазами проносится вся жизнь. С Роном я стала женщиной. Джим сделал из меня проститутку. Шон помог стать журналистом. А Дэвид сделал женой. Но все это роли, которые мне навязывали другие, и только сегодня я выбрала себе роль сама.
        - Я убийца!
        Часть IV
        ГЛАВА 1
        В комнате раздается звонок будильника. Он быстро его отключает. Он знает, как я плохо сплю по ночам. А я знаю, что без будильника он проспит все на свете. Чувствую на себе его встревоженный взгляд. Мне хочется открыть глаза и улыбнуться ему. Обвиться руками вокруг его шеи, вдохнуть запах его тела. Но так нельзя. Ему нужно на работу, а мне нужно попытаться уснуть. Подминаю подушку. Притворяюсь спящей.
        Наверное, я хорошая актриса, потому как этот трюк работает уже не первый день. Он встает с кровати и на цыпочках выходит из комнаты. Плавно закрывает дверь, но я слышу щелчок замка. Я снова одна. Я открываю глаза.
        ГЛАВА 2
        Стоя перед зеркалом в доме Элайзы я на многое смотрю другими глазами. Иначе вижу себя и свой путь. Впервые осознаю главное - мое желание вернуться туда, откуда все началось, не было пустой бравадой. Меня, как никогда прежде, тянет домой. Я возвращаюсь на вокзал. Но в этот раз билет мой настоящий. Мне несложно смешаться с толпой, на станции много людей. Но меня не покидает чувство, что за мной следят. Я чувствую себя прокаженной. Я не такая, как все. Оборачиваюсь по сторонам. Меня не страшит возможность быть замеченной камерами или быть узнанной случайным прохожим. На мне кепка, которая скрывает верхнюю часть лица, а подбородок и губы я прячу под шарфом. И все же я нервничаю. Ноющая боль в боку напоминает о себе все чаще. Я снова вижу перед собой лицо Саманты. Ее широко открытые глаза, полные страха и бессилия перед неизбежным. Я была уверена, что избавилась от нее раз и навсегда. Но эти жуткие видения отзываются дрожью во всем теле. Гоню прочь мысли о ней. Она умерла, а мне нужно двигаться вперед.
        К станции подходит поезд, и я захожу в вагон. Ищу свободное место. И только сев у окна, позволяю себе посмотреть по сторонам. Женщина, что сидит рядом со мной, читает что-то на экране своего смартфона. Компания молодых людей, что громче всех разговаривала на станции, и теперь продолжает галдеть, передавая из уха в ухо маленький наушник. Женщина с маленькой девочкой, что сидит через кресло, приветливо улыбается мне едва наши взгляды встречаются. Неужели мы знакомы. Но в следующий миг она уже увлеченно разговаривает о чем-то со своим ребенком, словно меня и не было. В этом вагоне есть и другие люди, но и они заняты своими делами. Облокачиваюсь на спинку и делаю глубокий выдох. На меня никто не смотрит. Я для них обычный пассажир, такой же, как все. И только я знаю, в чем наша разница. Большинство из них достигнут своей цели уже через час, но для меня Кливленд только первая остановка на пути домой.
        ***
        Машина выезжает на дорогу US-231 S. На улице уже темно. Но я опускаю стекло и выглядываю в окно. Мои легкие жадно вдыхают родной воздух: влажный и горячий одновременно. Машин в это время немного. Сегодня День благодарения, а в этих краях чтят традиции.
        Я закрываю глаза и впервые за последние сутки вижу не бледное лицо Саманты, а улыбку своей мамы. Вижу наш дом. Белоснежные перила и ставни. В доме тепло и пахнет свежей выпечкой. Мама давно накрыла стол. Приготовила индейку, клюквенный соус, картофельную запеканку. А на десерт яблочный пирог. Я слышу, как мама читает молитву. Благодарит бога за все, что у нее есть, а также за то, от чего он ее уберег. Вижу, как она смахивает слезу, с тоской окидывая взглядом богато накрытый стол и пустые стулья вокруг.
        Открываю глаза и сверяюсь с циферблатом часов. От дома меня отделает не больше получаса.
        ГЛАВА 3
        Лежу в кровати боясь пошевелиться. Мне стоило немалых трудов найти удобную позу, чтобы спину не тянуло и тошнота не подступала к горлу. Веки у меня тяжелые. Я чувствую слабость во всем теле. Но все это тщетно. Мне не уснуть. Даже глаза закрывать не хочется. Я боюсь снова увидеть ее.
        Она приснилась мне три недели назад, впервые за последние несколько месяцев тишины и покоя. Она тянула ко мне руки. Пыталась увлечь за собой на самое дно. Стоит мне вспомнить этот сон, как меня тут же прошибает холодный пот. В детстве я рассказывала маме о своих кошмарах. В такие минуты она гладила меня по голове, читала молитву, и чудовища отступали. Но то, что случилось с Самантой, не сон. Этого чудовища молитвами не усмирить.
        ГЛАВА 4
        Такси останавливается у родительского дома. Я узнаю наш почтовый ящик, и адрес, указанный на нем, верный. И все же дом выглядит совсем не так, как я помню. Краска на заборе облезла, и в стройном ряду реек появились широкие дыры. Ставни покосились, и фонари на крыльце не горят. Дом в серости и упадке, и только тусклый свет в гостиной, говорит мне о том, что он все еще жилой. Расплачиваюсь с таксистом и, подхватив сумку, выхожу из машины. С минуту стою не двигаясь. Провожу пальцем по забору. Озираюсь по сторонам, но на улице темно и тихо. В соседнем доме, что находится в ста футах от нашего, горит свет, и, кажется, я даже слышу мужские голоса. Как их звали? Кажется, там жили Фостеры, Бредли и Миранда. А еще у них была дочка и большой пес по кличке то ли Рокки, то ли Рорри. Интересно, они все еще там живут? Закусываю губу, поднимая голову к небу. С тех пор как сбежала, все вокруг стало другим. Да и я уже совсем другая. Глубокий вдох, и я делаю первый шаг к родительскому дому.
        В ушах начинает шуметь, и я чувствую, как ком подступает к горлу. Все эти годы я не раз пыталась представить себе, какой будет эта встреча. Но моя фантазия была слишком далека от действительности. В моих грезах я возвращалась в родительский дом с высоко поднятой головой. Смеялась, глядя в изумленные лица сестры и отца. Тонула в объятиях матери, а потом долго и упоительно рассказывала ей на кухне о своей жизни в большом городе. Об успешной карьере журналиста и писателя. О любящем муже и счастье материнства.
        Но сейчас, когда от двери меня отделяет всего один шаг, голова моя опущена. У меня нет сил ни смеяться, ни делиться впечатлениями о пройденном пути. Отца и сестры больше нет в живых. Враги повержены. В доме только мать. Но ждет ли она меня?
        Поднимаю руку и трясущимся пальцем нажимаю на звонок. Тишина. Звоню еще раз.
        - Чего трезвонишь? - ворчит мать, открывая дверь.
        Наши глаза встречаются. И нет ни тени сомнения в том, что она знает, кто я. Нас с Самантой путали все. И только родители, казалось, могли различить нас даже с закрытыми глазами. Я Сарра, и я вернулась домой. У меня больше нет сил сдерживаться. Я падаю перед ней на колени, утыкаясь лицом в живот. Слезы душат меня, и я ору в голос, чувствуя, как ее теплые ладони нежно гладят меня по волосам.
        ***
        Мама усаживает меня за стол. И мы молча сидим, глядя друг другу в глаза. Годы разлуки непреодолимой стеной стоят между нами. Она не знает, что сказать, а я не знаю, с чего начать. Неловкое молчание давит на меня, словно бетонная плита. Хочется встать, взбежать по лестнице наверх и, хлопнув дверью, плюхнуться на свою кровать. Это видение такое яркое, что я даже слышу, как скрипят пружины под тяжестью моего тела, чувствую, как пуховое одеяло ласкает кожу, а слезы обиды обжигают щеки.
        Отвожу взгляд в сторону и с облегчением понимаю, что внутри дома за эти годы мало что изменилось. На полу все те же тонкие вязаные дорожки с колониальным рисунком. Старый диван с ворохом мягких подушек. Синие и голубые занавески на окнах. Раньше они мне казались модными и яркими, но сейчас в них не больше красоты, чем в старом холсте, что до сих пор висит над камином. Собака на лету хватает подстреленную дичь. Это картина была гордостью отца, мнившего себя великим охотником. Он ее любил, а я ненавидела. Всегда. Отца я тоже ненавидела. А еще Саманту.
        - Почему ты не писала и не звонила? - нарушает гнетущую тишину мама. - Я все эти годы места себе не находила. Где ты была?
        Ну вот началось.
        Я предпочитаю начать свой рассказ с самого легкого. С того, как и почему в моей голове появилась идея сбежать. Мама внимательно слушает, словно я читаю ей сказку на ночь, а не делюсь своей историей. Ни единого вопроса, ни возражения. Только в тот момент, когда я рассказываю ей про Рона, она прикрывает рот ладошкой и тихонько читает молитву. Я опускаю подробности того, как он меня изнасиловал, но, думаю, ей это понятно и без слов. Про Джима я не говорю. Ту часть своей жизни я и сама предпочитаю забыть. Вычеркнуть из памяти.
        - Так ты все эти годы колесила по стране с цирком? - спрашивает мама, когда я делаю паузу, чтобы собраться с мыслями.
        - Нет, но давай вернемся к этому завтра, сегодня ведь День благодарения, - отвечаю я, выгадывая себе время для создания правдоподобной истории. Работа в журнале «Фокус» и встреча с Дэвидом - все это уже больше не про меня. Это история Саманты.
        - Конечно, конечно, - охотно соглашается мама.
        Взяв меня за руки, она прикрывает глаза, читая молитву. Она благодарит бога за то, что спустя столько лет он вернул ей дочь. За то, что я жива и здорова. А я благодарю бога за то, что я все еще могу дышать, думать, жить.
        В комнате раздается звонок. Мама со словом «аминь» нехотя отпускает мои руки и встает из-за стола. Телефон, как и всегда, висит на стене между кухней и столовой. Я вижу, как красный огонек вспыхивает в унисон соловьиной трели. В этом действии нет ничего странного и волнительного, но я чувствую, как по спине бежит холодок. Я не дышу. И даже не моргаю. Я жду. Мама берет трубку, и после пары дежурных фраз, я вижу, как ее лицо становится непроницаемым.
        Сегодня она вновь обрела меня и навсегда потеряла Саманту.
        ГЛАВА 5
        Лежать в кровати больше нет сил. Опускаю ноги на пол, нагретый солнечными лучами. Он обжигает стопы, словно раскаленные угли. Чувствую, как жар впрыскивается в мою кровь, заставляет ее двигаться быстрее. Прикрываю глаза и широко зеваю, растягивая руки в разные стороны. Спина тут же напоминает о себе болезненным уколом. Скрючиваюсь и наконец встаю. Бреду в ванную комнату и, не глядя в зеркало, открываю кран. Брызгаю в лицо водой. Она ледяная. От резкого холода жжет кожу, но это единственный способ взбодриться. Промакиваю лицо ладошками. И только после этого позволяю себе встретиться взглядом с незнакомкой в зеркале. Лицо опухшее, кожа бледная, и только глаза горят ярким голубым огнем. Я похожа на жирную свинью, но он каждый день уверяет меня в обратном. Для него я пышка или булочка. А я хочу снова похудеть и влезть в любимые джинсы. Хочу иметь возможность спать на спине, не испытывая боли. Есть жареную картошку без угрызений совести. И литрами пить колу. Хочу вновь быть свободной, но я связана по рукам и ногам.
        ГЛАВА 6
        Мы снова сидим в тишине. Чувствую на себе тяжелый взгляд мамы, но не могу заставить себя посмотреть ей в глаза. Мне кажется, она все поймет. Я не смогу ее обмануть, как офицера полиции, который только что говорил со мной по телефону. Он просит меня вернуться назад, и от этой мысли у меня внутри все сжимается от ужаса. Я не хочу возвращаться. Мне нечего там делать, особенно теперь. И все же не думаю, что его слова можно расценивать как просьбу. Все говорит о том, что это приказ. Ведь я, возможно, последний человек, кто видел Саманту живой.
        Вращаю вокруг запястья браслет от «Тиффани». Бирюзовое сердечко мелодично звенит, соприкасаясь с цепочкой. Удивительно, но, глядя на эту безделицу, я вспоминаю не Саманту, а Дэвида. У нас ведь с ним все могло бы получиться. Мы могли бы быть счастливы. Я ведь старалась ради него, а он… Это он во всем виноват.
        - Надо позвонить Двейну, - выдыхает мама, хватаясь за телефон.
        Я слышу это имя впервые, а потому продолжаю хранить молчание. Должно быть, это какой-то друг отца или, может быть, сосед.
        - Это не телефонный разговор… Приезжай, дело срочное, - доносится до меня обрывок ее речи.
        Вытираю о джинсы вспотевшие ладони. От этого напряжения меня бросает то в жар, то в холод. Встаю со стула и иду в гостиную. Останавливаюсь возле камина, смотрю на картину. В детстве на месте этой безвкусицы висел наш с Самантой портрет. Мы с ней не ладили с ранних лет, но на том снимке улыбались. Когда я смотрела на него, в моей душе теплилась надежда, что когда-нибудь мы сможем преодолеть вражду, сможем быть настоящими сестрами. В тот день, когда отец снимал портрет и вешал на его место эту собаку, Саманта подошла ко мне и с ухмылкой спросила: «В схватке за место над камином победила охота. А кто выйдет победителем в нашей с тобой войне?» Нам тогда было не больше десяти лет, но Саманта уже знала: вдвоем нам не жить.
        - Сарра, открой! - врывается в мои воспоминания голос мамы. И вместе с ним я слышу, как кто-то стучит в дверь.
        Подхожу и дергаю за ручку. На пороге стоит молодой мужчина. Я не успеваю его толком разглядеть, как он сгребает меня в свои объятия и начинает щекотать горло своим мокрым подвижным языком. Крепкие руки прижимают меня с такой силой, что я чувствую его эрекцию. Мне становится дурно. Пытаюсь оттолкнуть его, но это только усиливает его хватку.
        - Ты что творишь, животное? - слышу я крик мамы за спиной.
        - Больше я тебя никуда не отпущу, поняла? - сообщает мне мужчина, нехотя выпуская меня из своих объятий.
        - Это не Саманта, это Сарра! - вносит ясность мама.
        В комнате вновь наступает неловкое молчание. Я делаю шаг назад. Я все еще чувствую жар его поцелуя. Провожу ладошкой по губам. Смотрю на него исподлобья. Судя по реакции, он был возлюбленным Саманты. А теперь он смотрит на меня глазами, потемневшими от страсти и желания. Если бы не мама, я и сама была бы не прочь погореться в его объятиях.
        - Что значит «это Сарра»? - спрашивает он.
        - Я сестра-близнец Саманты, - прихожу ему на помощь, протягивая руку для знакомства.
        Он смотрит на нее так, словно я предлагаю ему пожать дубинку. В моем взгляде мольба. Хочу к нему прикоснуться. Он настороженно отвечает рукопожатием, и на мгновение наши глаза встречаются. Это как разряд молнии. Меня бросает в жар.
        - Прости, я не знал, что у Саманты есть сестра, - говорит он, вытирая вспотевшую ладонь о майку.
        - Закрой дверь и проходи, - командует мама.
        - Что случилось? Зачем вы просили меня приехать? - спрашивает он, не двигаясь с места.
        - Звонил офицер полиции. С Самантой беда. Я не знаю, как это произошло, но она умерла.
        Я вижу, как его лицо становится белым. Глаза округляются и тут же сужаются до щелок. Он делает шаг назад и наконец закрывает входную дверь. Она скрипит под тяжестью его тела.
        - Это что, розыгрыш? - спрашивает он.
        - Человек, который мне звонил был предельно серьезен, - отвечает мама.
        Я не могу смотреть на его страдания. Подхожу к окну. Меня трясет, и я никак не могу успокоиться. Обхватываю себя руками. Закрываю глаза и снова вижу Саманту. На этот раз она смотрит на меня и неожиданно начинает смеяться. Я слышу в ушах ее противный гортанный смех, от которого земля начинает уходить из-под ног. Закрываю уши руками. Прошу ее заткнуться. Я кричу на нее. А она смеется и смеется.
        - Нет, нет, нет! - ору я, чувствуя, как меня поглощает темнота.
        ***
        Ноющая боль в боку - единственное, что я могу чувствовать. Но стоит мне об этом подумать, как голова становится тяжелой и я чувствую, как спазмом сжимает виски. Пытаюсь открыть глаза, но веки свинцовые. А сил у меня не много. Здесь пахнет едой и ромашковым чаем. И откуда-то издалека доносится приятный женский голос. Этот тембр мне знаком с детства. Это моя мама. Пытаюсь позвать ее, но язык беспомощно ворочается во рту, а с губ срывается лишь стон.
        - Кажется, она приходит в себя, - говорит мамин голос, и я чувствую нежное прикосновение ее рук.
        Она гладит меня по лицу. Убирает волосы со лба. Это не может быть сон. Я же дома? Дома?
        Открываю глаза. Я часто моргаю, прежде чем картинка становится четкой. Я лежу на диване. Мама сидит рядом и сжимает мою руку. Улыбаюсь ей, пытаясь подняться. Голова кружится. Последнее, что я помню, что лицо Саманты. Она смеется, обнимая какого-то мужчину. Мои брови сходятся на переносице. Я пытаюсь понять, что было видением, а что явью. Провожу пальцами по губам. Тот поцелуй, он мне тоже привиделся?
        - Выпей воды! Тебе станет легче, - командует мужской голос.
        Я оборачиваюсь слишком резко. Перед глазами все плывет, но даже сквозь эту пелену я вижу его. Сердце колотится в груди. Он существует.
        - Что случилось? Почему я лежу? - спрашиваю я, замечая на себе испытывающий взгляд матери.
        - Ты упала в обморок, - сообщает она.
        Опускаю голову на подушки. Закрываю глаза и снова вижу Саманту. А в ушах звучит голос офицера полиции: «Я прошу вас как можно скорее вернуться в Акрон, штат Огайо. У нас к вам есть вопросы». Они ее нашли, и у них есть вопросы. Вопросы ко мне, но не к Дэвиду. Как это вышло? Почему? Я не хочу туда возвращаться. Я не хочу его видеть.
        - Я не могу ее снова потерять понимаешь. Я не знаю, что там случилось с Самантой, но Сарру я не отпущу. Ты должен обещать, что вернешь мне ее.
        Голос мамы врывается в мои мысли. Она больше не сидит рядом со мной. Ходит по комнате, заламывая пальцы. Она обращается не ко мне. Она разговаривает с нашим гостем. Как его зовут? Кто он? Почему Саманта бросила его? Хотя этот вопрос излишен. Ответ я знаю и сама. Без помощи и подсказок. Она отказалась от него так же легко, как и я предала Дэвида. Отпустила в угоду большей цели. И все же он собирается ехать в Акрон. От этой новости меня бросает в холод. Стоит ему только открыть рот, как все все сразу поймут. История Саманты разрушится как карточный домик. Он погубит меня.
        - Я поеду одна, - говорю я, прерывая их беседу.
        Мама, как вкопанная, останавливается посреди гостиной. Ее лицо вытягивается в паническом страхе. Она прикрывает рот ладошкой и качает головой. Я вижу, как слезами наполняются ее глаза.
        - Если не хочешь ехать со мной, это твое право, но я все равно поеду! - безапелляционно заявляет мужчина, и мое сердце пропускает ход.
        ГЛАВА 7
        Отражение в зеркале меня не вдохновляет. Я опускаю взгляд и провожу пальцем по полочке. На ней стоят ушные палочки, пудра и румяна, но меня радует только стаканчик с двумя зубными щетками. Моя красная, его синяя. Глядя на них, я успокаиваюсь. Я чувствую себя в безопасности. Я не одна. Я замужем.
        Собираю волосы в хвост. И, наклонившись над раковиной, надавливаю на прыщ у себя на подбородке. Чувствую, как в воспаленных тканях создается давление, еще минута - и кожа лопнет, извергая гной. Это именно то, чего мне так хочется. Любой нарыв нужно вскрывать. Сразу, как только ты его заметил. Не стоит полагаться на авось. Не стоит ждать, пока оно само решиться. Нужно все и всегда держать под контролем. Я это поняла не сразу. Зато теперь с каждым днем совершенствуюсь в этом вопросе.
        Гной стреляет прямо в зеркало, и из раны сочится кровь. Дело сделано. Капаю на ватный диск спирт. Кожу саднит, но я продолжаю прижигать, наслаждаясь этой болью.
        Испытывать боль - это хорошо. Это правильно. Боль заставляет нас двигаться вперед и становиться сильнее. Я знаю это, как никто другой.
        ГЛАВА 8
        Двейн, так зовут нашего гостя, постоянно куда-то звонит, но лишь изредка эти попытки заканчиваются диалогом. Я не слышу, что он говорит, как ни стараюсь. Мама от меня не отходит ни на шаг. Она боится меня отпускать, но при этом сама ехать в Акрон и не думает. Я уважаю ее за эту принципиальность. В этом вся она. Хотя принципиальность была, пожалуй, единственной чертой, как ничто другое, объединяющей родителей. Уверена, будь отец жив, ради меня он бы и пальцем не пошевелил. Для него я была паршивой овцой. Ребенком с гнильцой. Может быть, и так. Сейчас я бы не стала плакать от этого сравнения. Но, в отличие от него и его любимицы Саманты, я все еще дышу. Так кто же выиграл?
        Наверное, при других обстоятельствах я бы улыбнулась и даже рассмеялась. Но не сейчас. Меня все еще сковывает страх предстоящей дороги. В своих самых тяжелых думах я допускала тот факт, что мне, возможно, придется вернуться в Акрон. Однако я и подумать не могла, что в этой поездке у меня будет сопроводитель.
        - Билетов на самолет нет, предлагаю ехать на машине, - возвращает меня в реальность Двейн. - Согласно навигатору, на дорогу уйдет чуть больше тринадцати часов. Ты когда будешь готова?
        Впервые он обращается ко мне, не считая меня Самантой. Он знает, что говорит с Саррой, и он смотрит мне в глаза. По телу растекается приятное тепло. Я готова прямо сейчас вскочить с дивана и отправиться с ним хоть на край света. Но мы отправляемся в единственное место на земле, где быть мне никак нельзя. Особенно с ним. Меня снова бросает в холод. И я чувствую, как сухие пальцы мамы больно сжимают мою ладонь.
        - Может быть, поедем на рассвете. Я только вернулась домой, - бормочу я.
        Мама подносит мою ладонь к губам и нежно целует. Это трогательно и очень мило, но мне становится не по себе. Руку я не выдергиваю, но взгляд опускаю. Мне стыдно.
        - Хорошо. Когда ты видела ее в последний раз? Вы же вместе были? - спрашивает Двейн, наконец усаживаясь на стул.
        А он умен. Красив, страстен и не дурак. Редкое сочетание достоинств, которое, возможно, будет стоить мне свободы. Пытаюсь отогнать от себя эти мысли. Мне нужно сконцентрироваться на вопросах. И на той легенде, которую я продумывала всю дорогу домой.
        - Когда мы виделись в последний раз? - переспрашиваю я, выгадывая время. У меня в кармане все еще лежит тот первый билет на поезд, датированный 26 ноября. - Кажется, во вторник. Да так и было. Я сказала, что больше не могу оставаться в том доме. Мы с ней не ругались, но я бы солгала, сказав, что мы хорошо ладили.
        Я замечаю, как мама закатывает глаза. Она, как никто другой, знает, какой была наша сестринская дружба. Ее реакция не ускользает и от Двейна. Я не свожу с него глаз, но, кажется, его не удивляют ни мои слова, ни мамино поведение.
        - Похоже, ты тоже хорошо был знаком с моей сестрой.
        Двейн смотрит на меня раскосыми зелеными глазами не мигая. Он молчит, и я вынуждена продолжить.
        - Я не знаю, в курсе вы или нет, но Саманта вышла замуж. Во всяком случае, когда я ее нашла, она была уже замужем за архитектором из Нью-Йорка Дэвидом Герра.
        Двейн тяжело сглатывает, и я с трудом сдерживаю улыбку. Как же ты предсказуема, глупышка Саманта. Тебе так не терпелось всем и вся сообщить, что ты выбилась в люди. Вытянула лотерейный билет и стала миссис Герра. Ну что ж, дорогая, наслаждайся.
        - Как я поняла, у них в браке было не все гладко. Они хотели ребенка, но с этим возникли какие-то сложности, - рассказываю я, закусывая губу. Мне нужно чувствовать боль, чтобы не выдать своей улыбки, чтобы скрыть свою необузданную радость. Мне нужно подготовиться к ужасающему откровению. - Несмотря на прошлые обиды и склоки, я была рада найти Саманту. Это был тяжелый период в жизни, мне буквально некуда было идти. А они согласились меня приютить. Конечно, инициатором была не Саманта, а Дэвид. Он очень привлекательный и умный мужчина. Он выставил все так, что мое проживание в их доме в Акроне будет выгодным не только для меня, но и для них. По его словам, лечение бесплодия давалось Саманте тяжело. Она была очень рассеянной, плюс из-за приема разных препаратов у нее даже случались провалы в памяти. В общем, во мне он видел не столько сестру жены, сколько ее сиделку. Во всяком случае, так мне казалось. Но мое неведение длилось недолго. В одну из ночей он пришел ко мне в спальню. Я сопротивлялась, как только могла. Кричала и звала на помощь, но разве в той глуши меня кто-то услышит? Дом стоит на
отшибе, а вокруг только лес. Ну а Саманту, наверное, он накачал ее снотворным. Она мне не помогла. Ни в ту ночь, ни в последующие.
        На мгновение мне кажется, что мама с Двейном даже перестают дышать. Они напряженно слушают каждое мое слово, пытаясь предугадать, в какую сторону пойдет история. Для Двейна враг очевиден. Уверена, когда я закончу свой рассказ, в случившемся он будет винить Дэвида и только его. Но вот мама… она слишком хорошо знает меня. Знает нас обеих.
        ***
        Этой ночью уснуть у меня не получается. Тело ломит от усталости, но стоит мне закрыть глаза, как я вижу Саманту или слышу тяжелую поступь отца. У этого дома длинная история. Эти стены помнят все: ругань, слезы, боль и отчаяние. Радости здесь было мало. Всегда. И сейчас нам не до веселья. Мама не отходит от меня, хотя я вижу, как она измождена и подавлена. Ее съедает страх скорой разлуки, а меня необходимость возвращаться назад. Неужели я где-то просчиталась? Этот вопрос не выходит у меня из головы.
        «Идеального убийства не существует», - заметил как-то Дэвид. Мы тогда смотрели очередной фильм катастрофу, в сюжете которого были искусно переплетены и грядущий апокалипсис, и жажда главного героя поквитаться с заклятым врагом, избежав наказания.
        Дэвид сказал это без тайного умысла. Еще одна броская реплика, которой он хотел дать понять, как же мне повезло встретить его, такого успешного и умного. Но именно в тот вечер, сам того не ведая, он посеял в моей голове дивное зернышко. А существует ли идеальное убийство? Смогу ли я поквитаться с заклятым врагом и избежать наказания?
        Резкий стук в дверь возвращает меня в родительскую гостиную. За окном еще темно, но мне хватает одного взгляда на часы, чтобы понять: время пришло. Я поднимаюсь с дивана и иду открывать дверь.
        - Ты куда? - сонным голосом спрашивает меня мама.
        - Уже пора. Двейн приехал за мной, - сообщаю я.
        Мое предположение было верным. На пороге стоит коренастый мужчина в черной кожаной куртке. Влажные не то от геля, не то от воды волосы небрежно взлохмачены. Лицо гладко выбрито, о чем свидетельствует и свежий порез над губой. Он делает затяжку и тут же выдыхает клубы табачного дыма. Судя по аромату, он курит что-то крепкое.
        - Ты готова? - спрашивает он, не тратя время на приветствие.
        - Да, только сумку возьму, - отвечаю я и тут же попадаю в мамины объятия.
        Она рыдает в голос. Трется об меня своей влажной от слез щекой и что-то пытается мне шепотом сказать на ухо. Я напрягаю слух, но речь ее остается бессвязной.
        - Мама, со мной все будет хорошо, - уверяю я, и только после этого она ослабляет захват. Целует меня в щеки и лоб.
        - Я буду молиться. Не переставая, буду молиться за тебя, Сарра! - говорит она, и я ей верю.
        Двейн водит старый зеленый «додж». И стоит мне опуститься на его пассажирское сиденье рядом с водителем, как веки мои начинают тяжелеть, а в тело приходит желанный покой. До меня долетает обрывок какой-то фразы. Двейн то ли говорит мне что-то про Саманту, то ли, наоборот, что-то спрашивает о ней у меня. Делаю вид, что не слышу. Сейчас я предпочитаю поспать.
        ГЛАВА 9
        Сбрасываю ночую рубашку прямо на пол и тут же залезаю в ванну. Холодная струя воды резко бьет прямо в грудь. Тысячи ледяных иголок вонзаются в мою кожу. Взгляд становится ясным. Я делаю шаг назад, намыливая губку. Ночью было душно, я сильно вспотела. Мочалка тонет в пышной ароматной пене. Я начинаю водить ею по коже. Сначала шея и грудь, потом руки и живот. Ниже я не двигаюсь. Мне тяжело нагибаться. Но на самом деле я боюсь поскользнуться и упасть. Стоит мне об этом подумать, как я вспоминаю Саманту. То, что я с ней сделала. Она, наверное, мечтала бы о таком бумеранге: я тону в собственной ванне. Ну уж нет.
        Делаю аккуратный шажок вперед и, закрывая глаза, позволяю воде смыть с меня мыло, пот и усталость.
        Я верю в закон бумеранга. Но в нашем случае он сработал иначе.
        ГЛАВА 10
        Притворяясь спящей, я отчаянно пытаюсь придумать, как минимизировать свои риски. Как усмирить пыл моего незваного сопроводителя, жаждущего собрать все пазлы воедино. Картинка в его голове никак не складывается, и он заметно нервничает. Стоит ли говорить о том, как это все нервирует меня? Мысли путаются. Мне страшно. Но я так и не могу ничего придумать. Сегодня, возможно, впервые в жизни мое богатое воображение дало сбой. А теперь уже слишком поздно, мы на финишной прямой, до Акрона остается всего 30 миль. Открываю глаза. Смотрю в окно. На улице темно, но света фонарей достаточно, чтобы начать узнавать местный ландшафт: зеленые парки, сейчас надежно укутанные снегом, каменные дома, классические родовые поместья с десятками акров земли. Но стоит нам свернуть на другую дорогу, как здесь уже плотным рядком жмутся друг к другу маленькие двухэтажные домики. Они все разные, но смотрятся как единое целое.
        Два дня назад, поднимаясь в салон автобуса, я была уверена, что больше уже никогда не увижу этих мест. Но вот я снова тут. Осознание этого тяжелым камнем лежит у меня на душе. Я боюсь встречаться с Дэвидом. Боюсь смотреть ему в глаза. Но больше всего я боюсь непрошеных вопросов.
        - Какой он? - спрашивает меня Двейн.
        Я удивленно приподнимаю бровь. На меня он не смотрит. Его взгляд устремлен на дорогу, где в свете фар можно разглядеть очередной зеленый парк и табличку: «Осторожно, здесь водятся олени».
        - Ты спрашиваешь о Дэвиде?
        Он коротко кивает.
        - Он может быть разным, - начинаю я рисовать портрет бывшего возлюбленного. - Поначалу он показался мне добрым, внимательным, но вместе с этим требовательным и иногда даже деспотичным. Он богат, красив и успешен. Поэтому, если опустить тот факт, что он склонен к агрессии и насилию, его можно сравнить с принцем, о котором мечтает каждая девочка.
        Мои слова производят ожидаемый эффект. Двейн сжимает руль так, что костяшки его пальцев белеют.
        - Как они познакомились?
        - Я не знаю. Когда я нашла Саманту, она уже была замужем.
        - Разве такое возможно? - спрашивает Двейн. - Она уехала из Клайо только в августе.
        Кусаю губы, опуская взгляд. Началось. У меня давно готов для него ответ на этот и многие другие вопросы, но будет ли этого достаточно? Не станет ли он их задавать кому-то еще? Я не могу так рисковать. Отвожу взгляд к окну. Мы уже близко. Узнаю магазин, в который я ездила на распродажу. Здесь я купила свое любимое кресло-качалку и маленький коврик для ног. Отсюда все началось. И здесь это должно закончиться. Вот только каким будет финал теперь?
        - Она не говорила тебе? - настаивает Двейн.
        - Нет. Да это и не важно. Мало ли способов выйти замуж? Уверена, что ни Дэвид, ни уж тем более Саманта, никогда не мечтали о пышном торжестве. Скромная регистрация в мэрии - и все готово. Прости, но сейчас меня больше волнует, что случилось. Когда она выгнала меня из дома, она была настроена воинственно.
        - Думаешь, они поругались?
        - Я не знаю, что думать. Но во вторник, когда я уезжала, она была жива и здорова. Она была беременна, кстати, - между делом сообщаю я.
        Двейн заходится кашлем. Бьет себя кулаком в грудь и, едва справившись с приступом, хватается за сигарету. А я начинаю рыться в сумке в поисках нужного билета. Он лежит во внутреннем кармане.
        - Точно, вот мой билет, я уехала в 14:20. Я уезжала в спешке. Во-первых, как я уже сказала, Саманта меня выгнала. А во-вторых, я боялась встречаться с Дэвидом. Он должен был приехать в среду к обеду.
        - Почему ты ничего не рассказала Саманте раньше? Почему не попыталась уговорить ее поехать вместе с тобой?
        - Мне казалось, ты знал ее не хуже меня. Хотя, знаешь, я ведь пыталась. Я не могла действовать в открытую, потому что это могло плохо кончиться для нас обеих, но я старалась помочь ей взглянуть на брак с Дэвидом с другой стороны. Но, как я могла это сделать, сохранив в тайне нашу с ним связь? Она бы мне не поверила. Никогда. Она бы решила, что это я была инициатором. Что это я домогалась ее мужа. Это же Саманта.
        Двейн поджимает губы, кивая головой.
        - Для нее он был красавцем, о котором мечтает любая женщина.
        В его устах мои слова звучат иначе. В них стало больше чувств. Они перестали быть мишурой, в них появился смысл. Кусаю губы. Если так пойдет и дальше, у меня все получится.
        - Я не хочу на него наговаривать. Какое значение имеют мои мысли и чувства, сейчас важно понять и узнать, что случилось с Самантой. Сама она это сделала или это…
        - Саманта не стала бы этого делать ни при каких обстоятельствах. Она боец. Она не могла, - уверенно бубнит Двейн, качая головой.
        - Не знаю. В последнее время она была странной. Она же принимала кучу таблеток. Гормоны, успокоительное.
        - Это он ее пичкал?
        - Что значит «он»? Я думаю, эти назначения делал врач, - отвечаю я, отворачиваясь к окну.
        Я вижу дом Элайзы. Он погружен во тьму, но мне не нужен свет, чтобы узнать эту деревянную веранду и маленькие резные фигурки на перилах. Ехать осталось не больше минуты.
        - Ты думаешь, это убийство? - спрашиваю я, глядя на Двейна.
        - Я не знаю, но Саманта не могла…
        - Возможно, ты прав, - задумчиво тяну я. - У меня к тебе есть одна просьба.
        - Слушаю!
        - Пожалуйста, не позволяй Дэвиду приближаться ко мне…
        ***
        В доме все выглядит так же, как в тот день, когда я его покинула. Правда, китайскую еду кто-то все-таки додумался поднять с пола и даже протереть его. В углу осталось только темное пятно от въевшегося в древесину соуса. Не думаю, что Дэвиду когда-нибудь удастся от него избавиться. Хотя в сложившихся обстоятельствах пятно у входа - последнее, о чем сейчас будет думать мистер Герра. Его жену нашли мертвой в озере, и, согласно медицинской экспертизе, доза транквилизаторов, обнаруженная в крови, превышала все мыслимые нормы. И теперь следствию предстояло выяснить, по собственному желанию Саманта приняла их или же ее заставили.
        - Вы не знаете, Саманта ждала гостей после вашего ухода? - спрашивает меня невысокий мужчина с блестящей лысиной и черными густыми усами, переходящими в аккуратную, коротко стриженную бородку.
        Десять минут назад, когда мы с Двейном пытались войти в дом, он представился детективом полиции Себастьяном Пэрри. И за желтую ленту он позволил пройти только мне. Двейн остался в машине. В тот момент я испытала облегчение. После тяжелой дороги я не в лучшей форме. И все же еще не время расслабляться.
        В доме присутствуют и другие посторонние люди, они все в полицейской форме, в то время как Пэрри одет в классический черный костюм в тонкую серую полоску. Он явно выделяется на фоне все остальных. Он здесь главный. И сейчас он протягивает мне пластиковый пакет с чеком из ресторана китайской кухни.
        - У нас есть свидетель. Доставщик еды, возможно, он был последним, кто видел вашу сестру живой, но заказ великоват для одного человека.
        Я опускаю взгляд, чувствуя, как холодок бежит по спине. Неужели я переборщила. Надо было заказать меньше.
        - Вы не знаете, может быть, она кого-то ждала?
        - Я не знаю. Со мной свои планы она никогда не обсуждала, - выдыхаю я.
        Я стараюсь не встречаться взглядом с детективом. Его близость вселяет в меня ужас. Такое чувство, будто я совершила путешествие в прошлое. Я вновь стою посреди класса, окруженная возбужденной толпой одноклассников, которые по очереди зачитывают строчки из моего дневника. Я снова Сара, и мне страшно, как никогда прежде.
        Я делаю пару шагов в сторону кухни. Возле того места, где Саманта упала на пол и разбила губу, стоит табличка с номером 5.
        - Что это? - спрашиваю я.
        - Это кровь Саманты. Но мы не нашли никаких признаков борьбы, - отвечает детектив.
        Его слова помогают мне обрести почву под ногами. Они ласкают мне слух. Я снова вижу, как ставлю ей подножку и она камнем падает, не успевая выставить вперед руку. Ее губа и нос разбиты. Самое приятное зрелище из всех, что я видела.
        - Она что, упала? - продолжаю упорствовать я.
        - Мы это выясним, - уклончиво отвечает он.
        «Попытайтесь», - думаю я, вспоминая об отчаянном нападении Саманты. Я уничтожила пачку из-под шоколадного молока, а нож… Я помню, как тщательно вымыла его, а что потом? Я действовала машинально. Куда я его дела? Убрала в шкаф или оставила лежать на столешнице? Сейчас там ничего нет, но, может быть, нож лежит в другом таком пакете для улик?
        По коже бежит мороз. Сомнения разрывают меня на части. Куда я дела этот чертов нож?
        - Простите, а я могу кое-что проверить? - спрашиваю я, делая еще один шаг в сторону кухни.
        Молодой офицер преграждает мне путь. Он смотрит мне в глаза, но приказа он ждет от детектива.
        - Что именно вас интересует? Мы все осмотрели. Следов взлома нет, - чеканит мистер Пэрри.
        - Нет, это другое, - протягиваю я.
        В голове крутится масса идей, одна хуже другой. И все же время идет. Я должна выбрать.
        - Можете открыть верхний шкафчик? - спрашиваю я, указывая пальцем направление. В комнате висит звенящая тишина. - Мы там хранили деньги. Немного, но все же.
        Вероятно, детектив дает согласие на выполнение моей просьбы, потому что офицер открывает шкаф. Он ищет деньги, а я считаю ножи. Их шесть. Все на месте. Закрываю глаза, ощущая легкое покалывание в кончиках пальцев.
        - Денег здесь нет, - сообщает мужчина.
        Я пожимаю плечами и, изобразив сожаление, встречаюсь взглядом с детективом.
        - Так вы даже не догадываетесь, с кем могла встречаться Саманта в тот день?
        - Боюсь, что нет. За все то время, что я здесь жила, гости к Саманте не приходили. Может быть, Дэвид решил приехать раньше.
        Детектив делает какие-то пометки в блокноте. После чего тут же возвращается к допросу.
        - Сарра, а почему мы не смогли дозвониться по вашему мобильному? - спрашивает он.
        - Я удивляюсь, что Саманта позволила мне забрать одежду, - хмыкаю я.
        - Вы поссорились?
        - Можно и так сказать, - уклончиво отвечаю я.
        - Расскажите все, что знаете.
        Детектив предлагает мне сесть на диван. Он не сводит с меня глаз, а я никак не могу понять, верит он мне или нет. Взглянув на него впервые, я вздохнула с облегчением. Даже в самых смелых мечтах я не могла и подумать, что расследованием причин смерти Саманты будет заниматься такой скучающий и меланхоличный мужчина, наверное, мечтающий поскорее выйти на пенсию, нежели идти по следу убийцы. Но иногда его тусклые глаза неожиданно вспыхивают, как сейчас. Тогда мне кажется, что земля уходит у меня из-под ног.
        - Какие отношения у вас были с сестрой? - спрашивает детектив.
        - Я думаю, как у всех. В основном мы ладили, но, конечно, и ссоры случались. Это долгая история.
        Мой голос дрожит. Я опускаю взгляд и смахиваю несуществующую слезу. Браслет тревожно звенит на запястье. Закрываю глаза и придавливаю их пальцами, пока не ощущаю тупую боль и пульсацию. Для детектива это обычная безделица, но не для Дэвида. Мой победный трофей не вписывается в историю изнасилования. Тяжело сглатываю, поджимая губы, и наконец снова встречаюсь взглядом с детективом Пэрри. Его образ троится, потом двоится, и вот он снова становится единым целым.
        - Я вас слушаю.
        - Все началось после того, как я случайно наткнулась на статью Саманты в одном из журналов, - начинаю я презентацию расширенной версии той истории, что я уже успела озвучить маме и Двейну. Детектив смотрит мне в глаза, и кажется, мне удается незаметно спрятать побрякушку в рукаве свитера. - Мы на тот момент не виделись несколько лет. Я, честно говоря, была на мели и всерьез подумывала о том, чтобы вернуться в родительский дом. Но, наткнувшись на эту статью, я решила, что это знак. В общем, я нашла ее адрес и в один из дней появилась у нее на пороге. Но встретил меня ее муж Дэвид Герра. Он был удивлен, выяснилось, что Саманта никогда не рассказывала ему ни обо мне, ни о родителях. Ну а я, в свою очередь, узнала, что моя сестра удачно вышла замуж и теперь проживает в их доме в Акроне. Как я вам уже говорила, идти мне было некуда, поэтому, когда Дэвид предложил не просто поехать повидаться с сестрой, но и остаться там жить, у меня не было причин, чтобы отказываться от такого предложения.
        Я выдерживаю театральную паузу. Детектив меня не торопит.
        - Саманта была удивлена моему появлению в ее жизни. Ну а я была ошарашена ее состоянием. Она всегда была яркой, дерзкой и боевой девушкой, но все это словно осталось в прошлом. В день нашей встречи она выглядела подавленной и разбитой. Позже я узнала о том, что она проходила курс терапии от бесплодия. Они с Дэвидом пытались стать родителями. Некоторое время мне казалось, что это было их обоюдным желанием. Но как-то вечером нам удалось с ней поговорить начистоту. Глаза у нее были зареванными, и я впервые увидела ее с бокалом вина. Саманта была на сильных таблетках, и я не думаю, что алкоголь благотворно влиял на их действие. Я попыталась ее вразумить, но она резко ответила, предупредив все последующие попытки влезать в ее личное пространство. Тогда я тоже взяла бокал и наполнила его до краев. Мне показалось, что таким образом я сделаю ей добро. Мне было ее очень жалко, но лезть к ней в душу с вопросами я не стала. Мы просто молча сидели вот в этой самой гостиной и пили. Она сама завела этот разговор. С ее слов я поняла, что причиной такого ее состояния стал Дэвид. Они поругались. Он назвал ее
бесполезной и ни на что не годной. Так я узнала, что их очередная попытка зачать ребенка потерпела фиаско. Эти слова ее ранили. Она очень переживала, и тогда я просто спросила ее: если все так плохо, почему ты не разведешься?
        Детектив Пэрри не сводит с меня глаз. Напряжение продолжает расти. Меня слушает не только он, мои слова жадно поглощаю все, кто находится здесь. Мои рассказ растворяется в стенах. Он, как и я сама, становится историей этого дома.
        - «Дэвид против разводов», - сказала мне тогда Саманта. А еще она мне рассказала о том, что он был уже женат и там все как-то плохо закончилось. Из слов Саманты получалось, что Дэвид - собственник и живет с установкой, что от него никто и никогда не уходит сам, - говорю я, подчеркивая последнее слово. - И знаете, у меня не было причин усомниться в ее словах. К тому моменту я и сама не раз подверглась насилию со стороны Дэвида. Когда мы с ним познакомились, он показался мне добрым и заботливым человеком, но уже через пару недель, когда он ночью вломился в мою спальню, все изменилось. Я кричала и звала на помощь, я молила его этого не делать, но он меня не слышал.
        Закрываю лицо ладошками. Меня сотрясает приступ веселья, но уверена, что для всех присутствующих я еще одна жертва насилия. Испуганная и съедаемая чувством стыда дева.
        Кусаю губы до крови. Больно так, что глаза в миг наполняются слезами. Пора продолжать. Опускаю ладони на колени, снова подставляя себя под пристальный взгляд детектива.
        - Он меня изнасиловал в ту ночь, - выдавливаю я, незаметно нажимая локтем на больной бок.
        Морщусь от боли. Мои эмоции неподдельные. И они достигают цели. Наконец-то я вижу сострадание в маленьких и тусклых глазах детектива. Его губы больше не растягиваются в идиотской улыбке. Я уверена, теперь он мне верит. У него нет причин мне не доверять. Меня здесь не было. Мне повезло, я вовремя успела спастись…
        ГЛАВА 11
        Вылезаю из ванны и тут же надеваю банный халат. Только ему под силу скрыть мое бесформенное тело, при этом придав ему какую-то легкость и даже грацию.
        Есть женщины, которые испытывают удовольствие, наблюдая за тем, как в них растет новая жизнь. Их не пугают ни тошнота, ни лишние килограммы, ни газы, ни даже храп по ночам. Они наслаждаются каждым мигом своей беременности. Позируют перед камерами, забивая фотоальбомы снимками с отекшими лицами и распухшими лодыжками. Смотрят на свое отражение в зеркале и улыбаются каждому новому дню. Кладут руку на округлый живот и пищат от восторга, едва почувствовав шевеление ребенка.
        Еще год назад все это казалось мне несбыточной мечтой. Я гуляла по Центральному парку и с тоской смотрела на беременных. Я им завидовала. Я их ненавидела.
        Но сегодня, когда во мне растет новая жизнь, я испытываю разные чувства и эмоции. Но счастье грядущего материнства я бы поставила в самый конец этого длинного списка.
        ГЛАВА 12
        Двейн предлагает снять два номера. Но я настаиваю на одном с двумя раздельными кроватями. Объясняю это тем, что боюсь оставаться одной. Что мне страшно не только быть в том доме, но и в этом городе. Хватаю его за руку и с молящими глазами смотрю ему в лицо. Он уступает. Мы поднимаемся на второй этаж и идем по тусклому коридору самого приличного мотеля, в котором мне когда-либо доводилось останавливаться. Я сужу по стенам, они чистые, хотя я и не могу определить, какого они цвета. Номер 217 находится рядом с аварийным выходом, и яркая красная надпись «Выход» слепит мне глаза, пока Двейн разбирается с замком. Наконец дверь со скрипом откатывает назад. И в нос бьет запах сырости и моющего средства. Еще одно доказательство того, что здесь чисто. Забросив через плечо свою дорожную сумку, Двейн заходит первым. Я следую за ним. Включаем свет. Все выглядит так, как и было обещано администратором на стойке ресепшн. Две большие кровати, письменный стол, стул на колесиках и телевизор в углу. Двейн занимает ту кровать, что ближе к окну. Меня это устраивает. Захожу в ванную комнату и бросаю свою сумку у двери.
И слышу, как Двейн включает телевизор. В другой ситуации я бы, наверное, решила, что он ищет какой-то фильм, но я уверена: этим вечером мы будем смотреть только новости. Криминальную хронику.
        В ванной комнате все выглядит чистым, но таким убогим, что я начинаю испытывать брезгливость. Прячу пальцы в рукав и только после этого поворачиваю кран. Плещу в лицо холодной водой. Это меня бодрит и отрезвляет. Нет, алкоголь я не пью. Но меня опьянил сегодняшний вечер. Я чувствую вкус победы на губах. У нее солоноватый привкус крови и легкий аромат костра. В ванной комнате нет зеркала, в которое можно было бы увидеть себя в полный рост. Только маленький квадратик над раковиной, в его потертом серебре я вижу свое отражение, затянутое мутной дымкой. Снимаю с шеи шарф и, поднявшись на цыпочки, осматриваю посиневший след от укуса. Брызгаю на палец тональный крем, этого должно хватить, чтобы сохранить его в тайне.
        Я раздеваюсь, чувствуя, как на резкие движения руками болезненно откликается рана в боку. Повязка пропитана кровью. Достаю из сумки пакет с медицинскими принадлежностями, которые успела купить в магазине, пока Двейн покупал себе пиво. У меня только бинт, вата и какое-то средства для промывания ран у детей. Аккуратно пытаюсь отодрать скотч, придерживая кожу пальцами. Но боли избежать не получается. С губ срывается стон, и слезы застилают глаза. Тонкая струйка крови сочится по животу вниз. Протираю ее ватным диском, пропитанным жидкостью. И, стиснув зубы, прижимаю его прямо к ране. Боль пульсирует у меня в висках, клокочет в горле, сжимает тисками сердце. Перед глазами все темнеет. Еще немного - и я, наверное, потеряю сознание. Убираю диск и внимательно разглядываю порез. Он достаточно глубокий. По-хорошему, надо было бы его зашить. От этой мысли меня бросает холод, и я радуюсь тому, что здесь нет ни иголки, ни нитки. Прикладываю вату к ране и делаю из бинта новую чистую повязку. И только после этого натягиваю на себя майку и выхожу из ванной.
        - Ты не против? - спрашивает Двейн, указывая пультом на телевизор. Он сидит на своей кровати, потягивая пиво. - Хочу послушать, что говорят об этом журналисты. Ты же знаешь, эти проныры зачастую владеют большей информацией, чем кто-либо другой.
        - Без проблем. Не думаю, что вообще смогу сегодня уснуть, - отвечаю я, скроив улыбку.
        Сбрасываю на пол засаленное покрывало, обнажая лимонного цвета постель. Снимаю джинсы и кеды. И, оставшись в одной только майке, ложусь в кровать, чувствуя на себе взгляды Двейна. Интересно, он любил Саманту так же сильно, как Дэвид меня?
        ***
        По новостям не показывают тело Саманты, только озеро, огороженное желтой лентой. Двейн делает громче, а я напрягаю зрение, вглядываясь в маленькую статичную картинку с изображением водоема и клочка земли. Все покрыто толстым снежным ковром, надежно скрывающим от посторонних наши с Самантой тяжелые шаги. Диктор сообщает, что тело молодой женщины было обнаружено супругом 27 ноября.
        - Одной из первых версий случившегося считалось самоубийство, потому как на месте преступления не было найдено следов борьбы. В поддержку этой гипотезы говорит и медицинская экспертиза. В крови погибшей была обнаружена несовместимая с жизнью доза сильнодействующих транквилизаторов. Погибшая была супругой преуспевающего нью-йоркского архитектора Дэвида Герра, - разрезает тишину нашего скромного номера низкий женский голос репортера.
        Теперь на экране появляются кадры из счастливого прошлого супружеской четы. Вот только на этих снимках не Саманта, а я. Этого оказывается достаточным, чтобы испытать болезненный укол в груди. Я его любила, а он меня предал.
        Чувствую на себе взгляд Двейна. Это немое напоминание мне о том, что выходить из образа еще не время. Я не должна испытывать ни ревности, ни сожалений. Только страх и ужас. Дэвид сам напросился. Поджимаю губы и прячу лицо в ладошки. Пытаюсь выдавить из себя хотя бы слезинку. Двейн делает звук телевизора тише. Новости о случившемся с Самантой закончились. У него больше нет нужды ждать от журналистов сенсационных заявлений. Их он ждет от меня.
        - Почему ты плачешь? - спрашивает Двейн.
        - А что, у меня есть повод для радости? Знаешь, даже несмотря на все наши склоки, она была моей сестрой, - бубню я, продолжая прикрываться ладошками. - Мы близняшки, ты знаешь, что это значит?
        - Не уверен. У меня только младшая сестренка.
        - Мы с Самантой как единое целое. Мы во всем всегда были похожи, нам нравилась одна и та же одежда, игрушки, даже влюблялись мы в одних и тех же мальчиков в школе, - последние слова произношу, уже глядя ему в лицо.
        Меня не заботит, что он не увидит слез на моих щеках, зато я увижу, какой будет его реакция. Она для меня важна. От нее зависит многое. Двейн в недоумении. Я вижу, как расширяются его глаза, как сходятся на переносице размашистые брови.
        - Знаешь, мне сейчас кажется, что именно эта схожесть и была главной причиной нашей вражды. Вот сам посмотри, если бы я выглядела иначе, возможно, ее муж не возжелал бы меня. Не пришел ко мне в спальню, и тогда у меня не было бы повода сбегать из этого дома. Я бы тогда осталась с ней, и, может быть, ничего бы этого и не случилось.
        Опускаю глаза. Даю ему возможность проглотить и переварить наживку. Между нами растет напряжение, и где-то вдали фоном звучит монотонная болтовня какой-то телепередачи. Продолжаю изучать свои руки. Запекшаяся под ногтями кровь выглядит как грязь. Пытаюсь незаметно ее оттереть, когда Двейн поднимается со своей кровати и усаживается на мою. От этой близости у меня перехватывает дыхание. Я чувствую жар его ладони. Он аккуратно убирает прядь моих волос с лица. Я поднимаю голову, и мы встречаемся глазами. Нас пронзает разряд молнии, от которого сводит внутренности.
        - Ты ни в чем не виновата, - говорит Двейн, и я чувствую его теплое дыхание на своей шее. - Если бы ты осталась в том доме, он бы мог причинить вред вам обеими.
        ГЛАВА 13
        Выхожу из ванной и начинаю свое движение вниз. Я точно знаю, какие доски под ногами скрипят или издают звук, похожий на протяжный вздох. Их я обхожу. Хочу, чтобы мое появление на кухне было сюрпризом. Надеюсь, что приятным. Хотя кто его знает. Разве можно быть в чем-то уверенным в таких вопросах? Все притворяются. У всех своя роль. И каждый из нас старается довести ее до совершенства. Во всяком случае так делаю я. Изо дня в день.
        Подхожу к лестнице. Слышу голоса. Не похоже на звук телевизора. Это живая речь. Останавливаюсь и делаю глубокий вдох. Ощущаю запах жженого сахара, а еще аромат свежесваренного кофе. Странное сочетание для этого дома.
        ГЛАВА 14
        Я всячески пыталась отговорить Двейна ехать вместе со мной в морг, но после того, что случилось между нами вчера ночью, он замкнулся в себе. Меня он больше не слышит. Я поторопилась. Мне нужно было выждать время, но что сделано, то сделано. Назад дороги нет. Я сжимаю кулаки, чувствуя, как бешено колотиться в груди сердце. Мне нужно сделать все, чтобы помешать Двейну вступить в диалог с детективом. Его любопытство и поиск истины убьют меня. И сейчас он твердым шагом идет на встречу с Ней.
        Я представляю Двейна как друга семьи. Он не сопротивляется, а молча кивает, пожимая руку детективу. Его молчаливость и отстраненность одновременно уничтожает и вселяет надежду. Особенно теперь, когда я, Двейн и детектив Перри идем по просторному коридору. Над головами у нас разливается сияние люминесцентных ламп, а стук наших шагов эхом разлетается по зданию. Мистер Пэрри пытается убедить меня в том, что процедура опознания тела просто формальность. Но мы с ним прекрасно знаем, что это не так. Для него это прежде всего детектор моих эмоций и чувств. У него нет причин меня в чем-либо обвинять, но это не значит, что я не попадаю под подозрение. Я, возможно, последний человек, который видел Саманту живой и здоровой. А это уже немало. Каждое мое слово будет подвергнуто сомнению. Я не против. Для меня это тоже детектор. Но я проверяю не свою способность врать. Здесь мне нет равных. Я хочу оборвать нашу с Самантой связь. Раз и навсегда. Мне нужно увидеть ее не беспомощной. Не тонущей в пруду. А именно мертвой.
        Мы останавливаемся у нужной двери, и детектив Пэрри гостеприимно распахивает ее перед нами.
        - Араго, старина, ты где? - зовет детектив, когда мы все заходим внутрь прохладного светлого помещения с металлическими столами на колесиках.
        В фильмах я нередко видела морг. Надо дать должное, кинематографисты отлично передают картинку, но вот атмосферу этого места не сможет передать ни одна камера. Здесь не просто пахнет смертью. Здесь в полную меру ощущается ее холодное дыхание. Я чувствую на себе ее жадный взгляд. Она давно идет за мной по пятам. Манит меня в свое бездыханное царство. Но я все еще здесь, и я жива. От осознания этого мои губы плавно растягиваются в улыбку, когда дверь в смежную комнату с грохотом открывается и к нам выходит худощавый мужчина с вытянутым лицом земляного цвета. На нем синяя медицинская униформа и колпак, из-под которого выглядывает непослушная прядь вьющихся черных волос. На вид ему не больше тридцати, но двигается он, как старик: медленно и осторожно, точно опираясь на невидимую трость.
        - Это наш судмедэксперт Луи Араго, - представляет его детектив Пэрри, и худощавая мумия тонко улыбается в ответ.
        Двейн здоровается с ним, а я молча киваю головой в знак приветствия. Мы здесь не для любезностей. От нетерпения у меня сводит внутренности.
        - Следуйте за мной, - командует мистер Араго, предлагая нам пройти в смежную комнату.
        Она значительно меньше предыдущего помещения, но здесь так же светло и прохладно. Закутываюсь в полы своей куртки и прячу подбородок в шарф. Так по крайней мере я смогу скрыть от них радость этой встречи с Самантой. Мое сердце замирает в ожидании. Мне становится трудно дышать, и я чувствую странную тяжесть в ногах. Судмедэксперт подходит к стене с холодильными камерами и открывает дверцу с номером двенадцать. В нос бьет затхлый запах, от которого кружиться голова. Я делаю шаг назад, и мистер Пэрри заботливо предлагает мне свою руку для опоры. Перевожу взгляд на Двейна. Он напряжен. Он не замечает никого и ничего вокруг. Я для него не существую. Он здесь только ради Саманты.
        Металлическая полка с лязгом выезжает вперед. И, к своему собственному удивлению, я испытываю ужас и дикий страх. Перед глазами все плывет. Я не могу больше стоять на ногах. Я проваливаюсь в темноту…
        ***
        Открываю глаза. Двейн стоит надо мной. Он снова смотрит мне прямо в глаза. Я чувствую тепло его сухих рук. Он сжимает мои пальцы. И по коже у меня бегут мурашки. Мне хочется улыбнуться ему. Но мы не одни. Мы все еще в морге.
        - Вам лучше? - спрашивает мужчина с лицом земляного цвета.
        Я забыла его имя, а он продолжает подсовывать мне под нос ватный диск, пропитанный какой-то вонючей жидкостью. От этого едкого запаха меня начинает тошнить.
        - Что случилось? - спрашиваю я.
        Встаю с пола, опираясь на руку Двейна. Замечаю заинтересованный взгляд детектива Пэрри. Одергиваю руку и поспешно кутаюсь в куртку. Прежде чем начинать новое дело, нужно покончить со старым.
        «Правильно расставляй приоритеты!» - мысленно напоминаю себе я, переводя взгляд на металлическую полку.
        Удивительно, но именно такой Саманта приходит ко мне во снах. Ее лицо искаженно гримасой ужаса. Синюшные губы напряжены и слегка приоткрыты. Волосы словно тусклая солома. Глаза закрыты, но я уверена, сквозь тонкую ткань век она таращится на меня с мольбой и ненавистью во взгляде.
        Делаю шаг вперед. Ее тело прикрыто белой простыней. Лицо и шея - все, что мне доступно. Но взгляд упорно скользит ниже. Я хочу увидеть ее живот. В нем теплилась жизнь. Надежда рода Герра. Кусаю губы, чтобы скрыть ухмылку.
        Еще один уверенный шаг вперед на встречу с прошлым.
        Теперь, когда я почти касаюсь металлической полки, снова слышу ее голос. Он звенит у меня в ушах. Она проклинает меня. Она грозит мне чудовищной расправой.
        Мои брови поднимаются вверх. Мне хочется наклониться и сказать ей несколько слов. Шепнуть на ухо, чтобы это навсегда осталось между нами.
        - Можно мне остаться с ней наедине? - спрашиваю я, не поднимая глаз.
        - Едва ли это хорошая идея, - отвечает детектив Пэрри.
        - Прошу вас, - настаиваю я. - Не думаю, что у меня будет еще такая возможность. Все же она была моей единственной сестрой.
        Не сказав ни слова, мужчины делают несколько шагов назад. Из комнаты выходить никто не собирается. Ну что ж, может быть, так даже лучше. Они стоят у меня за спиной, я все еще могу контролировать Двейна и в случае необходимости принять экстренные меры. Мой взор прикован к Саманте. Кажется, у нее вздымается грудь. Становится трудно дышать. И я с опаской кладу руку ей на ее живот. Мою ладонь пронизывает холод. Саманта не может быть живой. Я это понимаю, но продолжаю напряженно смотреть на нее.
        С минуту я стою не двигаясь. Этого времени оказывается достаточным, чтобы окончательно понять, поверить и принять случившееся. Она мертва. Наклоняюсь к ее лицу. От нее пахнет болотом и свежескошенной травой. Делаю глубокий вдох. Я хочу наполнить этой вонью свои легкие. Хочу отпечатать в памяти этот сладкий запах смерти.
        В горле першит. И мне чудом удается подавить подступающий приступ кашля. В глазах щиплет. Смахиваю тыльной стороной ладони слезу, одиноко скользящую по щеке. После чего снова наклоняюсь к Саманте.
        - Ну давай, назови меня неудачницей, дурой. Сара - ничтожество, ни на что не годное отродье, да? Так ты говорила, а что же сейчас ты молчишь? Ну давай, скажи! - едва слышно шепчу я, нависая над ее ухом. - Ты не можешь. И теперь уже никогда не сможешь. Ты не причинишь мне боли ни словом, ни действием. Я победила тебя! Я оказалась и сильнее, и умнее тебя! И где бы ты сейчас ни была, занимай место в первом ряду. Представление только начинается…
        ГЛАВА 15
        Первые десять ступеней позади. Голова начинает кружиться. Я крепче сжимаю перила, делая вынужденную остановку. Во рту у меня сухо, как в пустыне. Хочется прочистить горло и не слышать больше этих странных хрипов при каждом вдохе. Но я не могу. Стараюсь не обращать внимания на свое состояние. Все это ерунда в сравнении с тем, что сейчас происходит в гостиной нашего дома. Я оказалась права. Эти голоса не телевизионное шоу. У нас гость. И он - единственный человек, который за все это время задает правильные вопросы.
        У меня по спине бежит мороз.
        ГЛАВА 16
        Двейн остается в морге. Мне хочется, чтобы он поехал со мной, но я не могу просить его об этом. Не теперь, когда в наших с ним отношениях все так запутанно. Он снова выбирает Саманту. А я вместе с детективом Пэрри и еще одним полицейским еду в дом семьи Герра. Детектив заверил меня в том, что это не очная ставка и Дэвида в доме не будет. Хочу ему верить, но не сильно обольщаюсь на этот счет. Я никому не доверяю. Тем более полицейским.
        Мы с детективом садимся на задние сиденье. Уверена, он это делает только для того, чтобы продолжать считывать эмоции с моего лица. Пустая трата времени. Я отворачиваюсь к окну. Машина быстро сворачивает с главной улицы в жилой массив, и мы едем по тихим улочкам, по обе стороны которых стоят похожие друг на друга дома из красного кирпича. Многие из них уже украшены рождественскими гирляндами. А другие и вовсе разместили на лужайке перед домом ростовые фигуры Санты и снеговика. Такую же парочку Дэвид хотел ставить и перед нашим домом.
        Это мимолетное воспоминание болезненным уколом пронзает мой мозг. Я вздрагиваю, отворачиваясь от окна. И тут же попадаю в плен цепких глаз детектива.
        - Сколько времени вы прожили здесь? - спрашивает он.
        - Не помню, кажется, я приехала в августе. Получается, около четырех месяцев.
        - Вы хорошо знаете этот дом?
        - Думаю, да. А что там знать? На первом этаже только гостиная, кухня, кабинет, маленькая нежилая комната и туалет, - отвечаю я. - На втором - три спальни и еще одна ванная комната.
        - А как насчет укромных мест?
        - Что вы имеете в виду? Подвал? Я туда спускалась только по необходимости. Включала стирку и сразу наверх. Я не люблю нежилые помещения. Наверное, это прозвучит дико и даже смешно, но мне страшновато было спускаться туда одной. Я старалась собирать грязное белье до выходных, когда в дом приезжал Дэвид.
        - А у Саманты? Может быть, у нее было в доме какое-то особенное место, где она любила проводить время?
        - Мне кажется, таким местом для нее был этот пруд, который она почему-то упрямо называла озером. Про другие места я ничего не знаю.
        - Хорошо, - отвечает детектив Пэрри, и его лицо снова расплывается в странной улыбке.
        Я прекрасно понимаю, о каком месте говорит детектив. Мне хочется улыбнуться ему в ответ. Но вместо этого я молча опускаю взгляд и незаметно придавливаю локтем рану в боку. Страшно подумать, чтобы я делала, если бы Саманта в отчаянной попытке спастись не ударила меня ножом. Я бы не смогла совладать со своими эмоциями. Я бы уже давно себя выдала.
        Отворачиваюсь к окну и, закрыв глаза, впервые мысленно благодарю Саманту. За все.
        ***
        Мистер Пэрри меня не обманул. Дэвида в доме нет. И я не спрашиваю, где он. В гостиной мы не задерживаемся. Детектив уверенным шагом идет наверх по лестнице, и я следую за ним. Я знаю, куда мы идем, и не сопротивляюсь. Мне и самой хочется еще хотя бы раз взглянуть на это место. Мое место.
        Лестница, ведущая на чердак, опущена, а в открытом люке на потолке я вижу деревянные брусья крыши.
        - Что это? - спрашиваю я, вовремя изображая удивление.
        - Чердак, вы там ни разу не были?
        - Конечно, нет. Кому в голову может прийти лазить на чердак?
        - Пойдемте, я хочу вам кое-что показать, - говорит детектив, приглашая меня следовать за ним.
        Я вижу, как он неуклюже наступает на металлические ступеньки. Он вздрагивает при каждом скрипе, вероятно, опасаясь свалиться. Для него эта лестница ветхая конструкция. Для меня самая понятная и надежная во всем доме. Я берусь за перила, ощущая приятную прохладу металла. Поднимаюсь на первую ступеньку. Она - единственная из всех - слегка шатается. Я чувствую, как она проседает под моим весом, и слышу бряканье металла. Детектив делает последний шаг и с облегчением ступает на твердый пол чердака. Я слышу, как он потирает ладони и делает несколько шагов в сторону окна. Я знаю, что он видит и что так жаждет показать мне. Делаю глубокий вдох и поднимаюсь наверх.
        Тут светло и прохладно. Я озираюсь по сторонам, пытаясь изобразить удивление и заинтересованность новым местом. Мой взгляд скользит по коробкам, стоящим в углу. Мне не раз думалось порыться в них, узнать их тайну. Но я этого так и не сделала. Все это скелеты в шкафах Дэвида, и я не хотела иметь к ним отношения тогда, не хочу этого и теперь. Мы с ним чужие друг другу люди.
        Оборачиваюсь и с тоской смотрю на свое кресло-качалку. Последнюю ночь в этом доме я провела именно здесь. Свернувшись калачиком, я лежала в этом кресле. Звонила на мобильный Саманте, еле сдерживаясь, чтобы не засмеяться в трубку. Чтобы не начать топать и шуметь, ввергая ее в ужас.
        В ту ночь я, как опытный повар, только изощренно мариновала ее.
        Чувствую на себе испытывающий взгляд детектива. Он стоит у окна. Но я точно знаю, что привлекает его не столько вид на озеро, сколько послания, оставленные моей рукой на стене.
        Вот она моя сочная закуска к праздничному столу.
        Подхожу к нему, прикрывая рот ладошкой. Я хочу изобразить ужас, но на самом деле я очень довольна своей работой.
        Стена у окна хаотично исчиркана карандашом и красным фломастером. Здесь есть изображения деревьев: черные стволы с голыми ветками-шипами, разбитые сердца, широко раскрытые глаза и чьи-то злые и изуродованные лица. Все эти художества я делала в ту ночь, и сейчас, при свете дня, я испытываю гордость от проделанной работы. Все выглядит именно так, как мне хотелось. Но, безусловно, все эти рисунки теряли бы всякий смысл, не будь здесь таких красноречивых надписей.
        - «Убью, умри, чтоб вы сдохли, ненавижу», - сдавленным голосом читаю я, продолжая прикрывать рот ладошкой.
        - Вы узнаете этот почерк? Есть догадки, кто мог бы это все сделать? - спрашивает меня детектив Пэрри.
        Качаю головой, справляясь с эмоциями. От происходящего у меня кружиться голова. Кусаю губы. Ощущаю сладкую боль и приятный вкус крови во рту.
        - Что все это значит? Когда она это сделала? Почему?
        - Кто она? Саманта? Это ее почерк?
        - Я не уверена. Но я не знаю больше никого, кто ставил бы птичку вместо точки над «и».
        ГЛАВА 17
        Последняя ступенька позади. Еще пара шагов - и я себя обнаружу. Но у меня перехватывает дыхание. Я была уверена в том, что эта история осталась в прошлом. Я не просто спланировала, но и искусно разыграла свое идеальное убийство. Не осталось ни вопросов, ни сомнений. Тогда почему я снова слышу ее имя?
        У меня кружится голова. Хватаюсь за перила, чувствуя, как тошнота подступает к горлу.
        Почему этот незнакомый мне мужской голос задает вопросы, от которых у меня земля уходит из-под ног? Что, черт возьми, здесь происходит?
        ГЛАВА 18
        По дороге в полицейский участок детектив Пэрри любезно предлагает подвезти меня в мотель. Я соглашаюсь. В этот раз он садится на пассажирское сиденье рядом с водителем, я же располагаюсь позади него. Откидываюсь на спинку кресла, ощущая покой и умиротворение. События разворачиваются стремительно, а результат, уверена, превзойдет мои даже самые смелые ожидания.
        - Когда я смогу уехать отсюда? - интересуюсь я.
        - Это не от меня зависит, но мы не будем злоупотреблять.
        Закрываю глаза, тяжело вздыхая. Я хочу, чтобы он слышал мои чувства. Я расстроена и подавлена. А еще я напугана тем, что Дэвид где-то рядом и может снова причинить мне вред. Открываю глаза и поворачиваюсь к окну. Мы проезжаем дом Элайзы. Я была уверена, что уже никогда не встречу эту милую старушку. А сейчас я вижу, что она стоит на крыльце своего дома, беседуя с высоким мужчиной в полицейской форме. Даже на таком расстоянии я могу разглядеть, как щурятся от яркого солнца ее глаза, как поджимаются от скорби неизменно алые губы. В моем спектакле ей отведена одна из ключевых ролей. И я радуюсь тому, что нахожусь так близко в момент ее выступления. Я чувствую: развязка уже близка. Открываю окно. Я не могу услышать ее слов, но я хочу дышать с ней одним воздухом. Я хочу чувствовать вибрации ее души. Элайза всегда недолюбливала Дэвида. Думаю, он внушал ей страх. Много лет назад она встала на сторону его первой жены. Барбара была жертвой домашнего насилия. Но вторая жена уже найдена мертвой. Определенно, Элайза меня не подведет.
        - Вы были знакомы с соседями? - спрашивает детектив, оборачиваясь ко мне.
        - Нет, я редко выходила из дома, - отвечаю я, глядя ему в глаза. - Извините, но мне не нравятся городки такого типа. В них скучно и депрессивно.
        - А что насчет вашей сестры, она была такого же мнения?
        - Не знаю, мы с ней об этом никогда не говорили. Но если вас интересует, общалась ли она с кем-то из местных, то я пару раз слышала от нее какое-то женское имя. Кажется, она говорила о какой-то соседке, но я с ней не знакома.
        - Имя Элайза Райт вам о чем-то говорит?
        Я никогда не знала фамилию Элайзы и сейчас, услышав ее впервые, испытываю новый приступ эйфории. Она самый правильный выбор, который я когда-либо делала. Еле сдерживаюсь, чтобы не улыбнуться. Поджимаю губы и молча качаю головой.
        - Не думаю, что смогу вам в этом как-то помочь, - подкрепляю свои действия словами, отворачиваясь к окну.
        Дом Элайзы исчезает за холмом, а мы уверенно прокладываем путь вперед, вливаясь в общий поток машин на шоссе. Пейзаж за окном меняется. Мы проезжаем мимо лесов, укутанных снегом, закусочных и мотелей, жмущихся друг к дружке. В одном из таких остановились и мы с Двейном. Еще пара минут - и машина свернет с магистрали. Тогда я смогу поставить точку. Хотя бы на сегодня.
        И вот этот миг, кажется, настал. Я вижу неоновую надпись мотеля. Я чувствую под ногами твердую почву. Благодарю мистера Пэрри за то, что предложил подвезти. Хлопаю дверь и делаю первый шаг к мотелю. За ним еще один и еще. Я чувствую, как взволнованно бьется мое сердце.
        Только что я блестяще отыграла свою партию, и хотя до следующего входа в образ меня отделяет не больше тридцати шагов, я наслаждаюсь этим мигом. Я улыбаюсь вновь обретенной свободе.
        - Сарра, можно вас еще немного задержать? - окрикивает детектив, и у меня перехватывает дыхание.
        ***
        Я открываю дверь своим ключом. И тут же натыкаюсь на Двейна. Выглядит он неважно. Волосы взъерошены, глаза красные и опухшие. Сегодняшний поход в морг, как и для меня, стал для него потрясением. Но между нами существенная разница. Я Саманту ненавидела, а он ее любил. Мне неприятно об этом даже думать. Но это правда, которую я знала с самого начала. Я не хочу себе врать. Не в этот раз.
        Он стоит напротив и не мигая смотрит мне в глаза. Нам так много нужно друг другу сказать, но никто не решается нарушить эту тишину. Я делаю шаг вперед и робко обнимаю его. Меня пугает мысль быть отвергнутой, а потому я не могу скрыть улыбки, когда чувствую тепло его рук на своей спине. Он прижимается ко мне, и я вновь и вновь вдыхаю крепкий запах его тела. Я закрываю глаза и по-настоящему наслаждаюсь этим моментом. Этой гнетущей тишиной повисшей в полумраке каморки. Снова вижу перед собой ее бледное лицо с гримасой ужаса. Синюшные губы, искривленные в подобии улыбки. Она тянет ко мне руки. Она пытается утянуть меня на дно. У меня перехватывает дыхание. Я выныриваю из воды. Я открываю глаза и делаю глубокий вдох.
        - Скажи мне правду, - просит Двейн, отстраняясь.
        Я не понимаю, о чем он говорит. Пытаюсь представить, что я пропустила. Я опускаю глаза. Неужели ему все-таки удалось поговорить с детективом? Но как? Когда? Я цепенею от ужаса. Мне страшно заглянуть ему в душу.
        - Я не верю тебе, - говорит он, качая головой.
        Мне становится дурно. Я чувствую тремор на кончиках пальцев. Прячу руки за спину. Я стыжусь своей слабости. Своих эмоций.
        - Этот порез у тебя на животе, это Дэвид? Это он сделал? - спрашивает Двейн.
        У меня кружится голова. Еще мгновение назад мое тело было напряжено как струна, а сейчас мне приходится опереться на стену, чтобы остаться стоять на ногах. Он мне верит. Верит!
        - Я тебе уже говорила, что Дэвид не имеет к этому отношения, - выдыхаю я, вновь глядя ему в глаза.
        - Я не верю. Ты сама говорила о том, что он поднимал на тебя руку, что он способен причинить боль, но при этом ты его защищаешь! Ты говорила, что не пошла к копам тогда, потому что боялась его, потому что это было унизительным для тебя. Хорошо, наверное, это еще можно понять. Но что заставляет тебя выгораживать его теперь? Ты уже рассказала обо всех его деяниях. Поэтому перестань врать, твоя рана - это…
        - …это просто царапина. Я тебе уже говорила о том, как поскользнулась и упала. Да, это звучит нелепо, но это правда. Я никого не защищаю! Если бы Дэвид был к этому причастен, я бы не стала его выгораживать, не стала бы молчать.
        Двейн хватается за голову и, повернувшись ко мне спиной, делает два шага в сторону окна. Он издает странный звук, похожий на стон.
        - Она не могла это сделать сама! Не могла! Я знаю Саманту! - он оборачивается ко мне, и я вижу, как слезы блестят у него в глазах. Укол ревности жалит мое сердце. Он все еще думает о ней.
        Поджимаю губы и качаю головой. Обида мертвой хваткой сжимает мое горло. Мне тяжело дышать. Опускаю голову и иду в комнату. Мне хочется глотнуть свежего воздуха. Дергаю за ручку, пытаясь открыть окно. Все тщетно, рамы заколочены.
        - Сарра, что случилось? - спрашивает Двейн, вставая у меня за спиной.
        От этой близости у меня по коже бегут мурашки. Мысли путаются. Я не знаю, как мне быть. Я не хочу больше говорить о Саманте. Не могу больше слышать ее имя. Не желаю видеть его страдания и тоску по ней. Она мертва. Ее больше нет.
        Я скрещиваю руки на груди. Сжимаю кулаки, чувствуя, как ярость пульсирует в висках. Мне нужно контролировать свои эмоции. Но с каждой минутой это становится настоящим испытанием. Я так больше не могу. Я устала быть второй.
        - Ты жалеешь о том, что случилось ночью? - спрашиваю я, не двигаясь.
        Мне страшно смотреть ему в глаза. Я боюсь увидеть сожаление. Боюсь услышать слова извинения. Но больше всего меня пугает молчание, стеной растущее между нами.
        Он не торопиться с ответом. А я не знаю, что сказать. В голове у меня тикает механизм. Я веду обратный отсчет: девять, восемь, семь…
        Я сама не знаю, что ждет меня в конце. Закрываю глаза, чувствую, как мое тело маятником покачивается из стороны в сторону, задавая ритм внутреннему счету: шесть, пять, четыре…
        - Мне это кажется неправильным, - говорит Двейн, даже не пытаясь ко мне прикоснуться.
        Его голос останавливает счет в голове, но не боль. Она пронзает мое тело. Пульсирует в горле. Хочу выть. Орать. Крушить. Я победила Саманту. Но она продолжает отравлять мне жизни. Я все еще в ее тени…
        - Завтра у меня будет очная ставка с Дэвидом, и после этого, обещаю, все закончится, - сообщаю я, закрывая глаза.
        ГЛАВА 19
        В глазах темнеет. Я словно отрываюсь от реальности и лечу в пропасть. В бездну. На самое дно. Я чувствую, как цепкие руки Саманты увлекают меня в пучину. Неужели это правда? Неужели она пришла за мной? Я не слышу ничего. В ушах шум. Чувствую, как подкашиваются ноги. Я прислоняюсь к стене и медленно сползаю на пол. Поднимаю голову и вижу, как размеренно вращаются лопасти потолочного вентилятора. Мне душно. Мне трудно дышать.
        - А как вы можете объяснить дату их свадьбы? Согласно бумагам, Саманта вышла замуж за Дэвида Герра больше двух лет назад, как такое возможно? - спрашивает мужчина, и его голос эхом разносится по дому.
        ГЛАВА 20
        Детектив Пэрри встречаем меня своей фирменной полуулыбкой-полуухмылкой. Мне же с трудом удается выдавить из себя даже формальные слова приветствия. Он не приглашает меня войти. Я остаюсь в коридоре, когда он скрывается за дверями своего кабинета. Ему нужно взять какие-то бумаги. А мне нужно справиться с эмоциями. Со ступором, сковавшим не только мое тело, но и разум. Этой ночью мне так и не удалось уснуть. Но я не испытываю ни усталости, ни возбуждения. Только пустоту. Она воронкой растет у меня в животе. Поглощает на своем пути все: мои воспоминания, чувства и эмоции.
        Делаю два шага назад, пока не ощущаю за спиной холод стены. Закрываю глаза и снова вижу ее. Саманта таращится на меня. Она смеется, глядя мне в лицо. Она мнит себя победителем. Мои руки сжимаются в кулаки. Ногти больно вонзаются в кожу. Я делаю глубокий вдох и медленный выдох.
        Открываю глаза, как раз в тот момент, когда мистер Пэрри снова появляется в дверях своего кабинета. На этот раз у него в руках большая черная папка. К очной ставке он готов. А готова ли я?
        - Дэвид Герра должен подъехать сюда с минуту на минуту, так что, думаю, мы можем пройти в комнату для допросов, - предлагает он, жестом указывая направление.
        Я киваю головой, и мы начинаем свой путь по длинному светлому коридору.
        - Мистер Герра будет со своим адвокатом, - сообщает мне детектив, обмениваясь на ходу приветственным кивком с каким-то мужчиной в полицейской форме.
        Мои брови сходятся на переносице. Я чувствую растущее в глазах давление.
        - Мне тоже нужен адвокат? - срывается у меня с губ.
        - Не знаю, все зависит от того, на чьей стороне окажется правда.
        Мистер Пэрри пожимает плечами, с ухмылкой глядя мне в глаза. Тонко улыбаюсь ему в ответ.
        - Знаете, я никак не могу понять, каким человеком была Саманта Герра. Вы отзываетесь о ней как о резкой, импульсивной. Мистер Герра уверен в том, что его супруга была уравновешенной и ранимой женщиной. Элайза Райт, это ваша соседка, видела Саманту несчастной и напуганной. Бывший возлюбленный Шон Белл считал ее импульсивной, и бывшие коллеги отзываются о ней, как об ответственной, но при этом непредсказуемой девушке. А Нолан Вуд и вовсе восхищается ею, - сообщает мистер Пэрри. Я удивленно округляю глаза, и он охотно приходит мне на помощь. - Вы не знали Нолана, но ваша сестра помогла ему. Когда его выгнали из журнала, она устроила его на работу к своему супругу. Разве это не жест великодушия?
        - Возможно, но я такой Саманту не знаю, - отвечаю я, и голос мой неуверенно дрожит.
        - Вот и я не знаю, какой же на самом деле была наша Саманта Герра, - вздыхая, отвечает детектив.
        У меня в голове кружится масса колких замечаний, но они только бесплодно жалят мой разум. Я не могу и рта раскрыть. Я не знаю, что нужно сказать. Чего ждет от меня детектив? Но больше всего мне интересно, что обо мне успел им наговорить Дэвид? Саманта для него была уравновешенной и ранимой женщиной, а какой он видел Сарру?
        Мы продолжаем идти по коридору, которому, кажется, нет конца. Не только время может причинять муку. Неизвестность тоже выбивает из колеи. Детектив Пэрри не говорит ни слова. Я чувствую, что проигрываю этот бой. Мне нужно что-то сказать. Мы останавливаемся у двери. Мы на месте.
        - Знаете, человек часто бывает непредсказуем, - начинаю я, глядя ему прямо в глаза. - Порой нам приносит удовольствие помогать совершенно чужим людям, но при этом мы можем испытывать непреодолимую неприязнь по отношению к родным. Я думаю, это как раз про Саманту.
        Детектив Пэрри щурится, словно пытаясь распробовать какое-то незнакомое блюдо. Ответа для меня у него нет. Он молча открывает передо мной дверь, жестом приглашая войти. Понимаю, что назад пути нет, и все же с опаской заглядываю внутрь. Никого. Только стол и стулья. Солнечный свет льется в комнату через большое пыльное окно, отбрасывая на стены размашистые тени. Они вселяют в меня страх. Чувствую на себе задумчивый взгляд детектива. Я была уверена, что сегодняшняя встреча просто формальность. Но я никак не могу понять, откуда взялась это нервозность. Я теряю контроль над собой, над ситуацией.
        Закрываю глаза, перешагивая через порог. Эта комната станет для меня либо ловушкой, либо залом моей коронации. Все зависит от меня и совсем немного от Дэвида.
        Подхожу к столу и отодвигаю первый стул. Я тащу его по полу. Скрежет металла режет слух, заставляет оголиться нервы. Это хорошо. Мне это нравится.
        - Я могу сесть? - спрашиваю я, щурясь от солнечного света.
        Я точно стою на сцене. В свете софитов. Шоу начинается…
        ***
        Я сижу за столом, уронив лицо в ладони, когда в комнату входят двое мужчин. Они приблизительно одного роста и телосложения. Лиц не разглядеть от слепящего солнца. Но мне это и не нужно. Я чувствую его телом. Моем сердце трепещет в груди от его низкого бархатного голоса. Голова кружится от знакомого одеколона. Я не могу пошевелиться. Не могу произнести ни слова. Я просто наблюдаю за тем, как он грациозно пересекает комнату и садится напротив меня. Наши глаза встречаются, и меня обдает холодной волной. Он меня ненавидит. А что испытываю к нему я? Хватит ли мне сил поставить точку?
        - В своих показаниях вы утверждали, что с мисс Эванс у вас не было никаких отношений. Вы по-прежнему настаиваете на этой формулировке? - спрашивает детектив Пэрри.
        Теперь мне становится ясно, какую линию защиты избрал для себя Дэвид. А может быть, ее подсказал его напыщенный адвокат? Интересно, если бы я застукала его в постели с ней, как бы он это тогда объяснил? От злости у меня сводит челюсти, но я вовремя вспоминаю о видеокамере, висящей в углу комнаты. Красный огонек говорит о том, что она фиксирует все происходящее. Мне нельзя выходить из образа. Как, впрочем, и Дэвиду, ведь у меня за спиной фальшь-зеркало, и кто знает, кто скрывается за ним.
        - Да, все так, - отвечает Дэвид, не сводя с меня глаз.
        Его губы так плотно сжаты, что я не могу быть до конца уверенной в том, что его ответ не звенит только в моей голове. Из него вышел бы отличный игрок в покер. Ни одной новой эмоции.
        - Сарра, а что скажете вы, это правда? - интересуется детектив.
        - Он врет! - огрызаюсь я, прижимая локоть к порезу в боку. - Вы думаете, девушка будет такое выдумывать? Зачем мне это нужно?
        Дэвид напряженно хмурит брови.
        - Он ворвался в мою спальню и изнасиловал меня! И это было не единожды!
        - Что? Ты ополоумела? Ты что говоришь?
        Дэвид, как ошпаренный, вскакивает со своего стула. Его ухоженные руки звонко ударяются о поверхность стола, а лицо, перекошенное гримасой бешенства, нависает надо мной.
        - Дэвид, тише, - пытается успокоить адвокат, одергивая его за рукав пиджака.
        - Я ненавижу тебя, мразь! Чтоб ты сдохла!
        - Мистер Герра! - пытается призвать его к порядку детектив.
        - Даже так? Ну прости, что я успела убраться из этого чертового дома до твоего прибытия. А то ты бы убил сразу обеих! - щетинюсь я, вскакивая со своего стула.
        - Ты что несешь, гадина?! Ты что хочешь этим сказать?
        - Мистер Герра, мисс Эванс! - детектив Перри пытается вклиниться между нами.
        - Дэвид, перестань, она специально тебя провоцирует!
        - Сядьте на свои места! Или я вас обоих закрою на сутки!
        Угроза детектива оказывает отрезвляющее действие. Мы снова возвращаемся за стол.
        - Мисс Эванс, расскажите свою историю.
        Лицо Дэвида темнеет от злости и презрения. Как жаль, что он не смотрел так на нее. Как жаль, что он пустил ее в нашу жизнь. В нашу постель. Ведь всего этого могло бы и не быть.
        - Дэвид умеет производить впечатление. Он хорошо воспитанн и образованн. Особенно для такой провинциалки, как я. Глупо отрицать, но я действительно была очарована им поначалу. И меня, наверное, можно понять. Вы только посмотрите на него. Он красив, хорошо сложен и к тому же весьма успешен в карьере. Моей сестре по-настоящему повезло встретить такого принца! Но он не принц, он чудовище, - рычу я, глядя ему прямо в лицо. - Я еще толком не успела обжиться на новом месте, как он ворвался в мою спальню посреди ночи. Я молила его этого не делать. Я кричала и отбивалась… Но что я могла сделать? Он ударил меня по лицу и повалил на кровать. Разорвал одежду и…
        Я закрываю лицо ладонями.
        - Что это за чушь? - вопит Дэвид. - Она же все врет! Правду хотите?
        - Дэвид, перестань! Ни слова больше! - предупреждает его адвокат.
        - Да, между нами была связь, но я не насиловал ее! Это она меня домогалась! Она буквально преследовала меня!
        - Почему, вы не сказали об этом раньше? Почему отрицали?
        - А как бы это, по-вашему, выглядело? Детектив, я не идиот! Моя жена мертва, и я видел, как вы смотрели на меня в тот день. Вы считали, что это сделал я. Но я не виновен.
        - И мисс Эванс вы никогда не насиловали.
        - Конечно, нет!
        - То есть это я пришла к тебе в спальню, так что ли?
        - Сарра, мне надоело все это вранье! Говори правду!
        - Так я и не вру! - срываюсь на визг.
        - Прекратите эти крики немедленно! - призывает нас к порядку детектив. - Мисс Эванс, вашу версию я уже слышал. Вы продолжаете настаивать на изнасиловании?
        - А почему этот факт должен был измениться? Мне стыдно в этом признаваться, но, да, черт возьми, эта сволочь сделала это со мной!
        - Хорошо, я уточнил это для протокола. А теперь, поскольку вы, мистер Герра, решили изменить свои показания, я готов услышать вашу версию.
        - Да, между нами была интрижка. Но все было по обоюдному согласию, я никогда не насиловал Сарру! У нас с Самантой были сложности с рождением ребенка. Она сильно нервничала по этому поводу. К тому же вся эта терапия серьезно сказывалась на ее здоровье. Мы не ругались, этого никогда не было, но, возможно, слегка отдалились друг от друга, - говорит Дэвид, потирая пальцами висок. - Детектив, да, я оступился. Я не должен был этого делать, но, поверьте, я любил свою жену. И я поставил точку в отношениях с Саррой.
        - Что значит поставили точку?
        - Я, - бросает мне в лицо Дэвид, и я чувствую, как у меня темнеет перед глазами: это не может быть правдой, - никогда ее не любил. Наша связь была ошибкой. Я семейный человек. Я любил Саманту.
        «Саманту. Саманту. Саманту» - эхом отдается у меня в ушах.
        - Она была беременна! Мы столько времени ждали этого малыша. Мы любили друг друга, а эта дрянь все испортила! Какого черта ты появилась в нашей жизни? Как ты нас нашла? - гремит он, ударяя кулаком по столу.
        Я вижу, как адвокат что-то шепчет ему. Но я не понимаю ни слова. Я опускаю взгляд на пол. Он расходится волнами в разные стороны. И с самого дна пучин до меня доносится самодовольный смех Саманты.
        Закрываю уши руками. Качаю головой из стороны в сторону. Я не могу этого слышать. Не могу.
        - Заткнись! Заткнись! - кричу я, вскакивая со стула.
        Он с грохотом падает на пол. Я снова в кабинете для перекрестного допроса. И три пары глаз пронзают меня взглядом.
        Дыхание у меня отрывистое и частое. Зато я снова могу ясно мыслить. Я кусаю губы. Мне нужно испытать боль. Я хочу почувствовать вкус крови на языке.
        - Я не могу это слышать! - говорю я, стараясь успокоиться. - Он лжет. Я не могу этого слышать.
        - Лгу? - спрашивает Дэвид, глядя на меня из-под сдвинутых бровей.
        Детектив Пэрри встает и поднимает мой стул. После этого он подходит ко мне и, слегка сдавив мой локоть, говорит:
        - Мисс Эванс, вернитесь на свое место, и мы продолжим беседу.
        Чтобы он сейчас ни говорил, это ничего не изменит. Прошлого не изменить. Меня не изменить. Я такая, какая есть. Такая, какой всегда хотела быть. Я свободная.
        - Мисс Эванс, почему вы не заявили на мистера Герра?
        Опускаю руки на колени. Сцепляю их в замок и медленно вращаю большие пальцы. Это успокаивает. Помогает упорядочить мысли. Ответ на этот вопрос уже не раз слетал с моих губ. И все же я готова повторить его еще раз. Поднимаю голову.
        - Мне было страшно. Он влиятельный человек. У него репутация, деньги. А кто я? Прость гость в его доме, - начинаю я, глядя Дэвиду в лицо. - Но, знаете, я ведь попыталась его припугнуть. Я сказала, что пойду в полицию, что все расскажу Саманте. Но он только рассмеялся мне в лицо. Он сказал, что уже проходил через все это, и копы слушать меня не станут. Он сказал, что его бывшая жена уже пыталась упрятать его за решетку, но у нее ничего не вышло. Поэтому мне некуда было идти. Каждую ночь, когда он оставался в доме, я подпирала дверь стулом. И каждый раз вздрагивала, просыпаясь от грохота его падения. Я слабая девушка, а он сильный мужчина! Я ничего не могла сделать.
        Дэвид едва сдерживается. Он смотрит на меня исподлобья. За миг до того, как я обратила внимание на его руки, он сжимал кулаки. Сейчас его ладони распластались по столу, и только побелевшие костяшки кричат о том, какую силу таят в себе эти руки. Лучше и не придумаешь. Хочу улыбнуться. Хочу плюнуть ему в лицо. Но вместо этого давлю локтем себя в бок. От боли в глазах темнеет.
        «Молодец! Так держать, ты справишься!» - мысленно подбадриваю себя я, возвращаясь в образ.
        Детектив поддерживает меня одобрительным кивком. Уверена, полиции давно известно о Барбаре. О том, как и почему закончился первый брак мистера Герра. Кто знает, может, именно она сейчас стоит по ту сторону этого фальшзеркала. Было бы неплохо.
        - А как же Саманта? Почему вы не попытались поговорить с сестрой? - спрашивает детектив Пэрри.
        - Потому что Дэвид был прав, она не стала бы меня слушать. Она идеализировала своего мужа. Она обвинила бы во всем меня, но не его. Я не могла этого допустить. Я боялась оставлять ее в этом доме. И все эти месяцы, что я жила там, я пыталась уговорить ее вернуться домой.
        - Сарра, кончай врать! Тебе никто не поверит! Этого не было! Слышите, она безумна! Я никогда и ничего подобного не делал! - протестует Дэвид, стискивая челюсть.
        Он уже на грани. Я вижу это.
        - Я не знаю, что ты задумала, но тебе не удастся сделать из меня насильника! - гремит он, сжимая кулаки.
        - Конечно, ты не насильник, а еще ты не тиран и не садист, и уж совершенно точно не убийца, да? - срываюсь на визг.
        В комнате начинается возня. Адвокат настаивает на прекращении встречи. Дэвид оскорбляет меня, и его глаза наливаются кровью. Детектив Пэрри пытается призвать всех к тишине и порядку. Но внемлю его словам только я одна. Откинувшись на спинку стула, я скрещиваю на груди руки и молча наблюдаю за происходящим.
        - Мисс Эванс, как долго продолжались непрошеные визиты мистера Герра в вашу спальню? - спрашивает детектив.
        - Непрошеные? Это смешно! - презрительно фыркает Дэвид, качая головой.
        - Вы думаете, я вела счет? Не знаю, каждый раз, когда он оставался в доме, - отвечаю я, складывая губы трубочкой.
        Дэвид настороженно прищуривается. Отвожу взгляд в сторону.
        - И знаете, а ведь Саманты была права, рассказывая мне о его одержимости стать отцом. Он как-то сказал, что было бы здорово, если бы я забеременела. От этого откровения меня чуть не стошнило.
        - И вы забеременели?
        - Боже упаси. Конечно, нет! Как от такого человека вообще можно рожать? Он чудовище!
        Глаза Дэвида сужаются до щелок. Но меня волнует не это. Он смотрит на меня не так, как прежде. В его взгляде нет былой вражды и ненависти. Только замешательство.
        Неужели он догадался? Понял? Узнал?
        От этих вопросов у меня начинает стучать в висках. Мне нужно успокоиться. Чувствую на себе пристальный взгляд адвоката. Он читает меня как открытую книгу. Так нельзя.
        - Что было дальше, мисс Эванс, - подгоняет меня мистер Пэрри. - Почему вы решили вернуться домой?
        - Я давно уже думала об этом. Я надеялась убедить Саманту поехать со мной, но это было невозможно. Я дала себе срок до конца года, но Саманта помогла мне ускориться. Я не знаю, как вышло, но в тот день она набросилась на меня. Она орала так, что, если бы дом не стоял на пустыре, у вас были бы сотни свидетелей, - хмыкаю я, кусая губы.
        Дэвид молча смотрит на меня. Он меня пугает. Я чувствую: он догадывается. Это ощущение сводит меня с ума. Мысли путаются. Широко открываю глаза. Я теряю связь с реальностью. Он все понял. Он выдаст меня. Выдаст. Давлю на бок и едва сдерживаюсь, чтобы не вскрикнуть от боли. Разум проясняется. Я не сдамся. Я пойду до конца.
        - Что случилось в тот день между вами? - спрашивает детектив.
        - Мы поругались. Саманта обвинила меня во всем. Она решила, что это я совратила ее мужа. Я пыталась все объяснить, но она меня не слушала. Я никогда прежде не видела ее в таком состоянии. Она дала мне десять минут на сборы, а после вышвырнула из дома. За мной приехало такси, и я сразу поехала на вокзал.
        - Вы были в тот день одна?
        - Да, это был вторник.
        - И после этого вы больше сестру не видели?
        - Нет. Я в тот же день уехала из города. И знаете, тогда, сидя в автобусе, я не испытала желанного покоя. Мне было страшно за Саманту, но я сделала все, что могла.
        Напряжение и страх, растущие внутри, сводят с ума. Я жду, что Дэвид тоже начнет протестовать. Я хочу, чтобы он на меня кричал, обвинял во лжи. Но он молчит. От его безмолвия все внутри у меня сжимается в узел. Прячу лицо в ладонях. Тошнота подступает к самому горлу. Мне нужен воздух, но я боюсь дышать.
        Холод его глаз пронзает мне грудь. Я смотрю на него, молча хлопая глазами. Его образ начинает дрожать. Слеза скатывается по щеке. Я не могу говорить. Меня трясет. Мне страшно.
        - Мисс Эванс, все хорошо? - спрашивает детектив Пэрри.
        Прикосновение его холодной ладони как удар током. Я вздрагиваю. Зрительный контакт разорван, но я знаю, Дэвид все еще смотрит на меня. Он видит меня насквозь. Он все понял.
        - Она верила и любила тебя! Она готова была ради тебя на все! Но ты все испортил. Слышишь, ты сам все это сделал! Я не знаю, сама ли она приняла эти таблетки или нет, но ты причастен! Ты растоптал свою жену!
        Вскакиваю со стула. Я не могу больше выдерживать этого давления. Не могу смотреть ему в глаза. Это сложнее, чем я думала. Он любит меня. Я знаю. Чувствую. Но я не могу все исправить. Не могу уже отмотать пленку назад. Не могу и не хочу. Он предал меня. Он меня растоптал. Уничтожил. Он выбрал ее. Так пусть к ней и идет.
        В голове звенит смех Саманты. Я закрываю уши руками. Прислоняюсь к стене спиной. Детектив о чем-то спорит с адвокатом. Я не слышу их, зато вижу, как они активно жестикулируют, пытаясь доказать что-то друг другу. И только Дэвид сидит с опущенной головой. Он выглядит не просто растерянным. Он напуган.
        - Мисс Эванс, вернитесь на свое место! - командует мистер Пэрри.
        Я обхватываю себя руками. Меня знобит. Мотаю головой. Я не могу пошевелиться. Мое тело одеревенело от паники. Дэвид не будет молчать. Он не такой человек. Он меня выдаст. Он борец. Я знаю его.
        Знаю?
        Смотрю на него. Он не двигается. Не пытается ничего сказать или сделать. На меня он тоже больше не смотрит. Делаю первый вдох, не испытывая ноющей боли в груди.
        А знает ли он меня, настоящую?
        - Мистер Герра, почему вы молчите? - спрашивает детектив.
        Я медленно шагаю к столу. Пытка продолжается.
        - Мне очень жаль, - выдыхает Дэвид, поднимая на меня глаза. Никогда прежде я не видела в них столько боли.
        - Что значит вам очень жаль?
        - Мисс Эванс говорит правду, - сдавленным голосом отвечает Дэвид. После чего отводит взгляд в сторону, прокашливается в кулак и продолжает: - И мне очень жаль.
        - Но ведь вы утверждали ранее…
        - Простите, но это не то, чем можно гордиться и говорить всем подряд.
        - Дэвид, больше ни слова, - пытается вклиниться адвокат. Выглядит он взволнованным.
        - Но ведь наша связь с мисс Эванс не имеет никакого отношения к тому, что произошло? Разве нет? - продолжает Дэвид, несмотря на протесты своего защитника.
        - Интересно у вас получается. Вы постоянно врете и изворачиваетесь, и я должен вам после этого верить? Хорошее дело, - говорит детектив Пэрри, задумчиво почесывая свою бородку.
        Я отодвигаю стул и наконец сажусь. Ноги подкашиваются. В горле ком. В глазах стоят слезы. Я боюсь смотреть на Дэвида. Я знаю, что он пытается сделать. Но он опоздал. У нас все могло бы получиться. Мы могли стать семьей, о которой он мечтал. Он сам во всем виноват. Это его вина. И он это признает. Но уже поздно.
        Сжимаю кулаки, пряча руки под столом. Пора заканчивать.
        - Мне жаль, что меня не было рядом с Самантой, чтобы помочь или, быть может, предостеречь от этого необдуманного поступка. Я никогда не была беременной, я не знаю, что испытывает женщина в этом состоянии. Но она явно была не в себе.
        Переступая порог этой комнаты, я была уверена, что пойду до конца. Я сделаю все, чтобы Дэвида считали виновным. Но сейчас, глядя ему в глаза, я чувствую его боль и раскаяние. Он все понял. И сам готов подписать себе приговор. Но это он зря. Здесь я, и только я, дергаю за ниточки. Так пусть это будет моим прощальным подарком.
        - В тот день она сказала, что мы заплатим за то, что сделали. Что она нам отомстит. В этой фразе была вся Саманта. Она никогда и никому ничего не прощала. В тот момент я подумала о том, что, вероятно, Дэвида ждет долгий и мучительный развод. Но, знаете, мне кажется, она уже тогда придумала месть куда более жестокую. Дэвид мечтал об этом ребенке, а она его отняла.
        - То есть вы говорите, что ваша сестра совершила самоубийство?
        - Детектив, я ничего не утверждаю. Меня там не было. Я не знаю, почему Саманта наглоталась таблеток, почему она пошла к водоему. Да, мы близнецы, но мы два разных, абсолютно разных человека.
        В комнате наступает тишина. Похоже, вопросы иссякли.
        - Прости меня, - выдыхает Дэвид. - Я виноват перед тобой. Я надеюсь, ты сможешь меня когда-нибудь простить.
        Тяжело вздыхаю, складывая ладони в молельном жесте перед собой. Закрываю глаза. С меня хватит. Я так больше не могу.
        - Можно я пойду. Мне нехорошо, - шепотом спрашиваю я, ни на что не рассчитывая.
        - Еще минутку, вы будете писать заявление об изнасиловании? - спрашивает детектив.
        Дэвид снова напрягается. На мгновение мне хочется поддаться искушению, но…
        - Нет, я просто хочу домой.
        - Хорошо. Спасибо, что согласились пройти через это, мисс Эванс, - говорит детектив Пэрри, поднимаясь со стула.
        Вслед за ним со своих мест поднимается адвокат и Дэвид. Я тоже встаю. Не могу поверить, что все позади. И что теперь? Я свободна? Я могу ехать? Что мне делать?
        - У нас больше нет к вам вопросов, вы свободны, - говорит детектив Пэрри, пожимая мне руку.
        Коротко киваю скорее в пустоту, нежели кому-то лично. Я боюсь встречаться взглядом с каждым из них. Боюсь выдать те чувства, что пылающей лавой сжигают меня изнутри.
        Я уже держусь за дверную ручку, когда слышу за спиной очередной вопрос детектива Пэрри.
        - Знаете, я вот что у вас еще хотел спросить: а как вам удавалось различать сестер? Я лично был поражен их сходством. Они же похожи как две капли воды.
        Его вопрос адресован Дэвиду. Я могу идти. Я должна идти. Но не могу сдвинуться с места. Я хочу услышать его ответ. Он мне важен.
        - Да, поначалу это и, правда, было непросто, - отвечает Дэвид, и по его интонациям я знаю, что он улыбается. - Но они совершенно разные. Жаль, что понял я это слишком поздно. Я очень обидел свою жену. Но я уверен, будь она жива, она бы нашла в себе силы простить меня. Она бы поняла, что все это было ошибкой, о которой я буду сожалеть всю жизнь.
        Я сжимаю ручку двери и наконец выхожу из кабинета.
        ГЛАВА 21
        Я задыхаюсь. В глазах темно. Пытаюсь позвать на помощь, но у меня ничего не выходит. Голоса нет. Я слышу какое-то странное шипение. Этот свистящий звук издаю я сама. Голова кружится. Я теряю связь с реальностью. Я снова вижу ее. Слышу запах скошенной травы и застоялой воды. Она пришла за мной. Она не сдается.
        - Очнись, дочка! Сарра, что с тобой! - вытаскивает меня из небытия голос мамы.
        Открываю глаза. Я не ошиблась. Мама смотрит на меня широко раскрытыми глазами. Выглядит она испуганной. Смотрю по сторонам. Я лежу на полу у самой лестницы. Упала? Нет. У меня ничего не болит. Прикладываю руку к животу и тут же ощущаю мощный толчок изнутри. Не то, чтобы я сильно волновалась за него, и все же я испытываю облегчение. С ним все в порядке. А со мной? Почему я на полу? Смотрю на маму, и тут замечаю за ее спиной крупного черного мужчину в полицейской форме. Его лицо мне кажется смутно знакомым. Хотя я уверена, что мы никогда прежде не встречались. И все же откуда я могу его знать?
        - Кто вы? - спрашиваю я.
        - Добрый день, миссис Вальд. Меня зовут Джерри Морган, я офицер полиции.
        ГЛАВА 22
        Мы располагаемся в гостиной. Офицер Морган садится в кресло у окна, я - на диван. Мама разливает по чашкам свежезаваренный кофе. Достает из верхнего шкафчика на кухне заначку шоколадных конфет. Это, конечно, не бог весть что, но и офицер полиции к нам явно не с гостевым визитом. Он буравит меня взглядом, а я не могу заставить себя даже взглянуть в его сторону. Впервые за эти долгие месяцы я снова чувствую, как кровь стынет у меня в жилах.
        Паника растет. Поднимается с самого дна пучин. Кажется, я разучилась дышать, моргать и глотать. Мои глаза мечутся от одного края чашки к другому. Это короткая дистанция. Я загоняю себя и хорошо понимаю это. Но не могу ничего с собой поделать. Это сильнее меня.
        - Как вы себя чувствуете? - в очередной раз спрашивает офицер Морган.
        - Нормально. Я могу говорить. Вы хотели меня о чем-то спросить? - интересуюсь я. Мне хочется покончить с неизвестностью.
        - Да, понимаете, у меня возникли некоторые вопросы в деле о смерти вашей сестры Саманты Эв… Герра, - поправляется он, с трудом оборачиваясь за своей черной кожаной папкой.
        Он медленно дергает за язычок замка, и этот глухой звук режет меня по живому. Было время, когда и я мечтала сжимать в руках такую же папку. Я мнила себя журналистом. И, казалось, имела все шансы им стать. Но жизнь распорядилась иначе. Я не жалуюсь. Я просто не знаю, чего ждать. Во что мне теперь верить?
        - А разве этим делом не занимается детектив Пэрри? - спрашиваю я, чтобы хоть как-то прервать эту муку.
        - Все верно. Официально я не курирую это дело. Мой интерес, продиктован, скорее, дружбой с вашей семье. Я всегда уважал вашего отца, да и Саманту я давно знаю. Поэтому, мне тоже захотелось внести свою лепту. Кто знает, может быть, мне улыбнется удача и я смогу увидеть то, чего не замечают другие, - отвечает он.
        - Конечно, конечно, Джерри, - кудахчет мама, заискивающе глядя на гостя. - И я, и Сарра будем рады ответить на все твои вопросы.
        Я с трудом сглатываю ком, подкатывающий к горлу. Такое чувство, будто кто-то все сильнее и сильнее затягивает удавку на моей шее. Прикладываю руку к груди. Мне хочется убедиться, что это не так.
        «Почему теперь? Почему? - звучит у меня в голове. - Почему он здесь?»
        Мысли путаются. Офицер пытается найти нужный документ, а я ответы на свои бесчисленные вопросы. У всего в жизни есть причина. И мистером Морганом совершенно точно движет не жажда справедливости. В его доблесть и честь я интуитивно не верю. И все же откуда я его знаю?
        - Почему вы пришли только сейчас? Это случилось полгода назад, - спрашиваю я.
        Он не поднимает головы. Не пытается встретиться со мной взглядом. Его выдают руки. Они замирают в воздухе. На какой-то миг я перестаю слышать шелест страниц. Я слышу только стук своего сердца.
        - Да, вы правы, я давно должен был прийти и лично принести свои соболезнования, - начинает он, закусывая щеку. - Но работы было невпроворот.
        Клайо, конечно, не рай на земле, но и не очаг преступной деятельности. Офицер мне лжет. Но почему? Каков истинный мотив этой встречи? Где я могла его видеть?
        - Первое, что мне показалось странным это, как я уже говорил вашей матери, дата регистрации брака. Дело в том, что брак между Дэвидом Герра и Самантой Эванс был заключен 17 февраля 2018 года. Но, насколько мне известно, в то время она все еще жила здесь, разве нет? Как тогда такое возможно?
        - Не знаю, - отвечаю я, мне хочется смеяться. Это все нервы. - Откуда мне это знать, если я сама нашла Саманту только в августе прошлого года. Кто знает, может быть, они познакомились по переписке или еще как-то… Откуда мне это знать?
        - То есть вас это не смущает?
        - А должно? Меня смущает то, что с момента ее смерти прошло уже полгода, а следствие все еще топчется на месте. Это вообще нормально? - спрашиваю я, впервые посмотрев в его зеленые блестящие глаза.
        Нападение лучшая защита, так любил говорить папа. Ну что ж, похоже, и мне его советы могут пригодиться в жизни.
        - Да, вы правы. Мне понятно ваше недовольство, но тут ничего не поделаешь, как я сказал, дело только на первый взгляд кажется таким простым. Но в нем слишком много нестыковок, - продолжает гнуть свое мистер Морган, расплываясь в подобии улыбки.
        Белизна его идеально ровных зубов слепит сильнее солнца. Закрываю глаза, отворачиваясь в сторону. Мама сидит в кресле напротив меня. Половину ее лица скрывает большая чашка. Я никогда прежде не видела, чтобы она пила кофе. Она нервничает. Она чувствует угрозу, повисшую в воздухе. А что чувствую я?
        ***
        Мама выглядит испуганной. Она не знает, что говорить. Что будет правильным сказать в сложившейся ситуации. Но хуже всего то, что и я не знаю, как прийти ей на помощь. Паника сковала меня по рукам и ногам. Она клокочет у меня в горле, заставляя глотать воздух урывками. А офицер полиции продолжает давить, веером выкладывая на столе фотографии чердака. Моего чердака в доме Дэвида.
        - Я понимаю, на это непросто смотреть. И все же, Джулия, кто, если не мать, может пролить свет на всю эту историю. Вот Сарра с Дэвидом, утверждают, что это почерк Саманты.
        Я вижу, как его пухлый палец с перетяжками тычет в слова, написанные на стене. Не просто в слова, а в конкретную букву. Этого не может быть!
        Перехватываю испуганный взгляд мамы. Она не умеет врать. Она слишком набожна для этих игр с дьяволом. Она не сможет.
        Кусаю губы. Это единственное, что мне подвластно. На большее у меня просто нет сил. Я чувствую, как Саманта своими скрюченными руками сжимает мне горло. В нос бьет приторный сладкий запах. Меня тошнит.
        - Я думала уже никогда не увижу этих милых птичек, - хрипит мама, утирая слезу.
        Не верю своим ушам. Не верю глазам. Наверное, мне все это сниться. Мама не может и не умеет врать.
        - Это почерк Саманты в этом нет никаких сомнений.
        - Ты уверена? - напрягается мистер Морган. - Дело в том, что ее бывшие коллеги из «Клайо Дэйли» утверждают, что она всегда писала как курица лапой и никаких птичек в ее каллиграфии никогда не было.
        - Много они знают, - огрызается мама, и я понимаю, что таращу глаза. - Она писала так в дет… в своем дневнике. Да, Саманта, несмотря на свой нрав, вела дневник, и, если ты дашь мне время, думаю, я даже смогу его вам предоставить.
        - Дневник Саманты?
        - Так точно, Джерри. Она не всегда была той, какой ты ее знал. И у нас в семье отношения не всегда были такими. Да, дружными мы никогда не были, но и холода не чувствовали. И вот где мы оказались. Видишь, как в жизни бывает.
        Он хлопает маму по плечу. Сложно понять, какие чувства он вкладывает в этот жест. Хочет ли он ее поддержать. Понимает ли он ее? А главное, верит ли сказанному?
        Он переводит взгляд на меня, и я тонко улыбаюсь ему в ответ. Я все еще испытываю неприятное покалывание в груди. Мелкая дрожь волной проходит по телу снизу вверх. Кладу руки на живот. Новая жизнь, растущая внутри меня, - самый главный стимул и мотиватор идти вперед. Я должна. У меня нет другого выхода. Только вперед. Ни шага назад.
        - Ты поищешь мне ее дневник? - спрашивает Джерри, складывая фотографии в стопку. - А еще, знаешь, я хотел попросить разрешения посмотреть личные вещи Саманты. Кто знает, порой ничего не значащая салфетка может стать главной уликой в деле.
        - Так ведь это все посчитали ненужным и незначащим, - пожимая плечами, отвечает мама.
        - И все же, кто знает, что там может быть, - настаивает Джерри Морган.
        Я снова вижу на его лице подобие улыбки. Вместе с ней ко мне приходит ключ к головоломки. Его лицо последний месяц украшает чуть ли не все билборды в городе. Ведь наш бравый офицер полиции Джерри Морган решил баллотироваться в начальники полиции. Это многое объясняет.
        - Простите, но я все никак не могу взять в толк, а что в этой истории смущает вас больше всего? - спрашиваю я, превозмогая клокочущую боль в горле. - Почему вас так интересует смерть Саманты? Только не надо мне говорить про уважение к отцу. Я в это никогда не поверю. Мой отец был тот еще говнюк, и, я думаю, даже Томас вздохнул с облегчением, стоя у его гроба. А ведь он был его лучшим другом. Поэтому давайте сбросим маски. Мне кажется несправедливым ждать искренности от других, не начав с себя, что скажете?
        - Так вы, миссис Вальд, все это время были передо мной в маске?
        Мистер Морган пытается шутить, но я слышу лживые интонации в его голосе. Его глаза искрятся, как и прежде, но уже не так уверенно и нагло. У каждого из нас есть слабое место. И у него оно тоже имеется.
        Билл Эванс действительно был настоящей занозой в нашем маленьком городке. Его никто и никогда не любил и, совершенно точно, не уважал. Но и сам он в этом никогда не нуждался. Страх - единственная форма признания, которую он понимал и ценил. Страх - единственное, что он безошибочно сеял в душу каждого, кто встречался у него на пути. Да, говоря про отца, я не кривила душой. Я слукавила только в одном.
        Яблоко от яблони не далеко падает… Саманта, как никто другой, хотела быть похожей на отца. Интересно, а чего так боится офицер полиции Морган? Почему ему так не терпится запустить свои жирные руки в личные вещи Саманты? Чем ты шантажировала его, сестренка?
        - Я думаю, ошибочно было ожидать от сестры Саманты простоты и доверчивости, не так ли? Уж вам-то должно быть хорошо известно, что моя сестра далеко не ангел, каким ее, возможно, видели Дэвид и ее новые друзья. Я права?
        Его глаза едва заметно округляются. Я замечаю, как плотно сжимается его челюсть. Мне кажется, я слышу скрежет его зубов. Но вижу только, как его губы медленно расплываются в улыбке. Не свожу с него глаз. Мне сложно понять, что будет в следующий миг. Кто знает, какие еще козыри он скрывает от нас в своей черной кожаной папке. Я не бегу вперед. Я наслаждаюсь настоящим. Сейчас преимущество на моей стороне.
        - Пожалуй, вы правы, это мой прокол, - признается Джерри Морган, сужая до щелочек свои большие выразительные глаза. - Но впредь я буду осмотрительнее.
        - Отлично. Всегда приятно говорить с ровней, - парирую я, чувствуя небывалую легкость.
        Он встает. Вслед за ним подпрыгивает со своего места мама. Единственная эмоция, которую я могу считать с ее лица, - тревога. Она не понимает, что происходит. Тысячи вопросов кружатся в ее голове, но едва ли она решится задать их вслух. И все же, когда наши взгляды встречаются, я едва заметно мотаю головой из стороны в сторону. Молчи.
        - Спасибо, что уделили мне время. Мне было приятно познакомиться с вами, Сарра. Люди верно говорят, вы очень похожи на нее. Даже несколько раз мне хотелось назвать вас ее именем, - говорит мистер Морган, убирая папку подмышку.
        Тонко улыбаюсь ему в ответ. Мне не хочется нарушать эту приятную недосказанность. Пусть все будет так, как есть. Уходи уже. Уходи!
        - Вот еще, не могу не спросить: какой у вас срок, если не секрет?
        Перевожу взгляд на живот. Кусаю щеку изнутри. Интересный поворот.
        - Около шести месяцев, - честно отвечаю я. Эту информацию легко проверить.
        - То есть вы забеременели сразу после того, как это случилось? - допытывается офицер полиции. И я вижу, как в его взгляд возвращается свечение уверенности и превосходства.
        - Думаю, это случилось, когда я вернулась домой.
        - То есть это ребенок Двейна Вальда?
        - А вот это уже наглость, - отвечаю я, поднимаясь на ноги. Смотреть на него снизу вверх выше моих сил. - Я могла бы выгнать вас, но я не стану этого делать. Вы уйдете сами. Но прежде я хочу пожелать вам удачи на предстоящих выборах. Мы с удовольствием отдадим свои голоса в поддержку преданного друга нашей семьи.
        Он смотрит на меня, не скрывая изумления. Кажется, только сейчас он наконец смог меня по-настоящему разглядеть.
        - Было приятно познакомиться, миссис Вальд, - говорит Морган, пятясь к выходу.
        - Взаимно, - отвечаю я, чувствуя, что этим простым словом я ставлю точку не только в этом разговоре.
        Я смотрю ему в спину, наблюдая за тем, как он шаг за шагом приближается к выходу. Мама семенит за ним, что-то приговаривая. Вероятно, она молится, а может быть, просто жалуется на дикую жару. В комнате душно. Мне снова нечем дышать. Хочется открыть окна настежь, но я не двигаюсь.
        Жду, когда откроется входная дверь и я услышу скрип ступеней.
        Жду, когда прошлое уйдет и я смогу закрыть за ним дверь.
        Делаю это уже не в первый раз, но я верю, что в последний…
        ГЛАВА 23
        Я стараюсь больше не думать о визите Джерри Моргана. Мне хочется верить, что я остудила его пыл и жажду правды. В противном случае я все еще на линии огня. Это утомляет. Но все это будет потом. Не сегодня, не сейчас.
        Надеваю к ужину единственное платье, которое мне нигде не жмет и не давит. Заплетаю волосы в косу и, коснувшись щек румянами, спускаюсь вниз.
        С мамой об офицере полиции мы тоже не говорим. Совсем. И я не ловлю на себе ее косые взгляды. В мою сторону она, как и прежде, смотрит только с нежностью и заботой. Я ее любимое дитя. И я беременна. Она понимает и принимает меня такой, какая я есть. Такой, какой я стала. А может быть, и всегда была. Кто, если не мать, может пролить свет на эту историю?
        Двейн, как и всегда, возвращается домой к ужину. В доме пахнет запеченным мясом и жареной картошкой, а еще свежей сдобой. Теперь я понимаю, почему в нашем детстве мама пекла каждый божий день. Когда она нервничает, ей нужно чем-то занять руки.
        Я стою в дверном проеме, наблюдая за тем, как она хлопочет у плиты, раскладывая на противень новую партию булочек с джемом, когда Двейн нежно обнимает меня со спины. Холодным носом он тычется мне в шею, и от этого прикосновения у меня внутри разливается тепло.
        - Во сколько ты сегодня встала? Я не разбудил тебя утром? - шепчет он мне в ухо.
        От его дыхания у меня по коже бегут мурашки. Я улыбаюсь, томно прикрывая глаза. В такие моменты я, как никогда, понимаю: все было не зря. Я проделала большой путь, чтобы снова вернуться домой. Чтобы наконец обрести свое женское счастье.
        - Я прочитал сегодня твой рассказ. Он потрясающий! - не без гордости в голосе сообщает мне Двейн. - «Тихоня Билли» обязательно станет бестселлером, ты не должна прятать его в стол. Я уверен, издательства будут биться за твою рукопись!
        - Нет, может быть, в следующий раз я напишу для других, но эта история только для нашего малыша. Это мой ему подарок, - отвечаю я, целуя мужа в щеку.
        Мы с Самантой были однояйцевыми близнецами. Двумя идентичными половинами чего-то целого. Мы были равнозначны, и все же я родилась на десять минут позже. С самого своего рождения я ощущала себя второй. Но я всегда мечтала стать первой, и только теперь я понимаю, что для счастья важно другое. Нужно просто быть единственной.
        11 фунт = 0,453592 килограмма.
        2Фейсбук - крупнейшая социальная сеть в мире.
        3Исполнитель - RobZombie. Авторы - ScottHumphrey, RobZombie.