Триггер Марго Эрванд
        Шейла Нельсон забыла один день своей серой и однообразной жизни, но странные видения заставляют всерьёз усомниться: а таким ли обычным был этот стёртый из памяти день?И если эротические фантазии с участием соседа можно объяснить долгим сексуальным воздержанием, то как быть с пленницей, запертой в подвале? Почему Шейла видит её страх и чувствует тяжесть бритвы в ладони? Что это: разыгравшееся воображение или же утраченные фрагменты памяти? Что на самом деле скрывает Шейла?
        Триггер
        Марго Эрванд
        Пролог
        Дизайнер обложки Анвар Иделов
        Корректор Ольга Викторовна Мазуренко
        
                
        - Вы меня вообще слышали?! - сокрушаюсь я, откидываясь на спинку своего кресла. Обречённо поднимаю глаза к потолку, пытаясь справиться с бушующими внутри эмоциями. Последние десять минут я отчаянно пытаюсь донести до этого старого маразматика суть своей проблемы, но он только рассеяно перекладывает бумажки, изредка поднимая на меня свои выпученные лягушачьи глаза. - Вы обещали мне, что память вернётся, но этого так и не произошло, понимаете?
        - Ретроградная амнезия очень непредсказуема, и, как я уже не раз говорил, вам повезло, что забыли вы всего один день. Что такое один день? Это ведь ерунда по сравнению с теми, кто в один миг забыл годы жизни, а у меня в практике было немало таких примеров. Эти люди не могли вспомнить ни своих жён, ни детей. Вот где настоящая беда, а вам по-настоящему повезло, поверьте моему опыту, - заверяет меня доктор Дюбуа, доставая чистый бланк для рецепта. - Сейчас же нам важно продолжить медикаментозную реабилитацию и надеяться на полное выздоровление, в том числе и на возвращение памяти.
        Рассеянность и медлительность доктора Дюбуа раздражала меня с первого дня знакомства. Но в клинике он считается лучшим реабилитологом в области неврологии, и мне приходится это терпеть. Тяжело вздохнув, я скрещиваю на груди руки, подаваясь немного вперёд, надеясь на то, что так он меня лучше расслышит и поймёт.
        - Отлично, а как быть с девушкой, которую я вижу во снах? Это что ещё за херь?
        - Ну мало ли кто может нам присниться, - бубнит доктор Дюбуа, не отрывая глаз от листа бумаги, на котором своим аккуратным каллиграфическим почерком делает мне очередное назначение.
        - Это не обычные сны! Я вижу её почти каждый день и так детально, будто это и не сон вовсе.
        - Повторяю…
        - Да вы меня даже не слушаете! - срываюсь я, привставая на кресле.
        Его брови удивлённо взмывают вверх, в то время как глаза внимательно изучают меня сквозь толстые линзы очков, так, будто он меня впервые видит. Если бы я знала, что, повысив голос, мне будет так легко привлечь внимание этого маразматика, то поступила бы так в день нашей самой первой встречи.
        - Хорошо, расскажите мне свой сон, я вас слушаю.
        - Я видела её не один раз и не два, она приходит ко мне почти каждый день. Я точно снова и снова прокручиваю у себя в голове фрагмент фильма ужасов. Каждый раз он начинается с того, как я открываю какую-то тяжёлую дверь, ведущую в подвал. Я детально вижу всё, что там находится, и даже чувствую затхлый сырой воздух, чего со мной во снах обычно не бывает. Но, самое главное, я вижу её. Она сидит на полу спиной ко мне. Её майка сползла с одного плеча, и я вижу татуировку на её левой лопатке. Это самодовольная морда кота, как на обложке книги Льюиса Кэрролла. Но каждый раз, когда я хочу заглянуть ей в лицо, сон обрывается. Я открываю глаза, чувствуя, как бешено колотится сердце.
        - Понятно, я заменю один препарат, и думаю, всё наладится. У вас возбудимая нервная система, поэтому вам нужно больше отдыхать и исключать любые физические нагрузки, - резюмирует доктор Дюбуа, возвращаясь к своим записям. - Ну и почитайте перед сном что-то новенькое, попробуйте сменить автора.
        - Разумеется, - бурчу я, закатывая глаза. Это провал.
        Часть I
        1
        Мы с Рейчел, как и всегда по средам, сидим на балконе моей квартиры и пьём вино. Для неё это единственный день в неделе, когда она может одновременно отдохнуть и от работы, и от дрязг грядущего развода. Для меня же это единственный день, когда я делю бутылку на двоих. Я разливаю красное вино по бокалам и, откинувшись в кресле, закрываю глаза. Я знаю, что Рейчел смотрит на меня и ждёт ответа.
        - Шейли, детка, рассказывай, чем занимался наш Казанова сегодня? - просит она, поправляя копну чёрных пружинистых волос. Но, встретив мой рассеянный взгляд, она хмурит брови, качая головой. - Только не говори, что снова лазила по какому-то вонючему подвалу.
        Всё началось чуть больше недели назад, когда я впервые увидела эротические фантазии с участием моего сексапильного соседа. И если меня эти видения тревожат, то Рейчел с первого дня воспринимала их лишь как плод моего воображения, результат трансформации моей сексуальной энергии или же результат длительного сексуального воздержания; и искренне удивлялась, почему этого не случилось раньше.
        Женщина в тридцать пять лет полна сил и энергии, её либидо находится на пике. Но у меня случился облом. Мой последний секс был двадцать восьмого января. В тот день мы с Мэтью, оставив Патрика с ночёвкой у друга, пришли домой и занялись любовью. Для меня та ночь была очередной попыткой зачать ребёнка. Для Мэтью же это был прощальный секс. Уже несколько дней спустя он пригласил меня в «наш ресторан» и в перерыве между основным блюдом и десертом обыденно сообщил: нам нужно расстаться. А потому разнузданные фантазии - это меньшее, что могло случиться с женщиной, у которой секс был почти восемь месяцев назад.
        Но если эти эротические фантазии могло объяснить моё сексуальное напряжение, то жуткие видения с девушкой объяснить не могли ни я, ни Рейчел, ни даже доктор Дюбуа. Никто. И это пугало, во всяком случае меня.
        - Извини, - жую я, виновато пожимая плечами.
        - Ну на этот раз она хоть повернулась к тебе лицом? - бурчит Рейчел, залпом выпивая содержимое своего бокала.
        - Я снова спустилась в этот подвал и сразу подошла к ней. Не стала задерживаться в дверях, осматриваться по сторонам. Я знала, что она там, и не хотела терять ни секунды. Она жалобно мычала, и я слышала лязг цепей. Я хотела коснуться её плеча, когда снова увидела эту татуировку на её лопатке.
        Закрываю глаза, съедаемая желанием провалиться в кроличью нору. И кажется, мне это удаётся. Тьма рассеивается, поражая буйством ярких красок и причудливых форм. Сказочные декорации надвигаются на меня, точно приглашая стать частью этого мира. Но внезапно картинка начинает дрожать и рассыпаться. Я едва успеваю разглядеть пушистого кота, притаившегося на ветке, прежде чем он исчезает во тьме. Жду, что он оставит мне на память о себе хотя бы улыбку, но вижу только кусок серого скотча. Мрак становится почти осязаемым. Вязким и душащим.
        - Она сама резко повернулась ко мне, но я увидела только полоску скотча на её губах, - говорю я. - Разве такое может быть лишь плодом моего воображения?
        - Господи Иисусе, - выдыхает Рейчел, прикрыв рот ладонью. - Это ещё что за херь?
        - Хороший вопрос, только ответа на него нет ни у меня, ни у моего лечащего врача, - цокая языком, отвечаю я.
        - Может быть, ты поговоришь со своим психотерапевтом?
        - И как я сама об этом не подумала? Мне же мало того, что она роется в моём прошлом, раз за разом ковыряя детские травмы, травмы, нанесённые Мэтью и его шлюшкой, так пусть теперь и со снами моими познакомится! Блестящая идея! - взрываюсь я, наливая себе ещё один стакан вина.
        - Хорошо, а что тогда ты собираешься делать? Продолжать жрать горстями свои пилюли, от которых у тебя, кстати, и могут быть все эти кошмары?
        - Не знаю, - шепчу я, морщась от кислого послевкусия вина.
        ***
        Я встречаю Патрика на остановке, куда его привозит школьный автобус. Плюхнувшись на своё сидение, он без устали рассказывает мне о том, что произошло в школе, какую тему проходили по литературе, математике, что задали на дом, с кем он сегодня дружил. Каждый раз, когда он ссорится из-за какого-то пустяка со своим одноклассником Брендоном, он предпринимает попытки заполнить пустоту новым приятелем. Обычно это длится не больше недели, а потом он снова дружит с Брендоном.
        Когда я заруливаю на парковку торгового центра, где мы собираемся снова перерыть ряд с одеждой на Хэллоуин в поисках костюма Железного человека, он хватает с переднего сидения мою сумку и начинает в ней рыться.
        - Ну что, мой маленький Человек-паук принёс тебе сегодня удачу? - спрашивает он, выуживая со дна маленькую пластиковую фигурку.
        «Значит, сегодня это был Человек-паук», - думаю я, улыбаясь сыну в зеркало заднего вида. Каждый день, перед тем как пойти в школу, он кладёт мне в сумку на удачу какую-то свою игрушку, карточку или даже рисунок. Для него это очень важный ритуал, я же нахожу его таким трогательно милым, что буду рада получать от него такие милые талисманы всю свою жизнь.
        - Ещё спрашиваешь! Сегодня у меня был отличный день, и сейчас твой «человек-паук» принесёт нам ещё одну большую удачу: мы наконец купим тебе костюм!
        Но либо я ошиблась, либо для покупки костюма Железного человека мы выбрали не самый подходящий талисман. И теперь, как любой шестилетний ребёнок, Патрик всерьёз опасается, что купить костюм Железного человека будет непросто. И эта неудачная поездка в торговый центр только убедила его в этом.
        - А ты уверена, что мы его найдём? - спрашивает он, включая телевизор.
        Мы уже приехали домой, и в качестве утешения я только что разрешила ему поиграть в видеоигры.
        - Малыш, конечно, найдём, разве я тебя когда-то подводила? - отвечаю я, ласково взъерошив его тёмно-золотистые волосы.
        - Я не малыш, - бурчит он, обиженно хмуря лоб.
        Еле сдерживаюсь, чтобы не засмеяться. В такие минуты он напоминает меня саму, но ещё я частенько вижу в нём Мэтью. Вероятно, с возрастом черты отца будут доминировать, а возможно, и вовсе бесследно сотрут с лица озорные ямочки на щеках, взгляд исподлобья, кокетство в глазах и вот эту обиженную гримасу. Но я уверена, что моё сердце будет всегда щемить от любви и нежности к единственному сыну.
        - Ты не хочешь со мной поиграть? Тут можно вдвоём, - спрашивает Патрик, не отрываясь от экрана телевизора.
        - Нет, я посижу и понаблюдаю. Ты же знаешь, от этих игр у меня рябит в глазах, - отвечаю я, усаживаясь на диван рядом с ним.
        Не уверена, что ему важен мой ответ, потому как в следующий миг на экране появляется яркая красная гоночная машина, а большой секундомер отсчитывает время до старта.
        Три, два, один. Гонка началась.
        Патрик напряжённо сдвинул брови и, поворачивая корпусом тела вправо, уверенно повёл машину в крутой поворот. Эти «навыки вождения» у него тоже не от меня. Иначе я бы не слетела с дороги, разбив любимую «Хонду». Мысль о старой машине откликается болью в затылке. Невидимой печатью она блокирует мои воспоминания, предупреждая любые попытки шагнуть во тьму, окутывающую восемнадцатое августа. Я закрываю глаза, потирая переносицу. Мне хочется выпить, но при сыне я стараюсь этого не делать. Массирую шею, чувствуя неприятные покалывания в позвонках. Надо не забыть записаться на приём к хиропрактору. Я тянусь за мобильным телефоном, чтобы сделать напоминание, когда он начинает звонить. На экране высвечивается улыбающееся лицо Рейчел.
        - Уже соскучилась? - спрашиваю я.
        - Как бы не так, детка! Мне кажется, авария открыла в тебе скрытые способности! Это же удивительно! Когда ты мне дашь полезный совет по поводу Тома? Ты же можешь предсказывать такое!
        Хмурюсь, напрягая слух, в напрасной попытке уловить смысл.
        - Я тебя не понимаю, - осторожно отвечаю я.
        - Ну, конечно, я забыла, ты же не смотришь новости! Давай включай телевизор, мне кажется, девица из твоих кошмаров сейчас на всех каналах!
        - Что?
        Я стараюсь сохранять спокойствие, но вижу, как Патрик взволнованно перехватывает мой взгляд.
        - Новости включи! - выдыхая, командует Рейчел.
        Хватаю с журнального столика пульт от телевизора и, не обращая внимания на протесты сына, тут же начинаю переключать каналы.
        - Мам, ну ты чего? - вопит Патрик, швыряя джойстик на пол. - Я же мог выиграть!
        Я никого не слышу: ни Патрика, ни Рейчел, продолжающую что-то бубнить мне в трубку. Я не могу оторвать глаз от портрета пропавшей девушки, растянутого на весь экран. Девушка моих кошмаров ни разу не показала мне своего лица, но сейчас, вглядываясь в эту зеленоглазую блондинку, я не могу отделаться от мысли: а что, если это она?
        2
        Ночь проходит без сна. С рассветом, едва я успела задремать, мою комнату оглушает тревожный звон будильника.
        - Патрик, вставай! - машинально кричу я, зарываясь лицом в подушку.
        Кажется, только с восходом солнца мне удаётся подавить тревожные мысли и насладиться тишиной и покоем. Могу просто поспать, не опасаясь открыть дверь в затхлый подвал и убедиться в своих жутких догадках. Я не хочу, чтобы девушка из моих кошмаров оказалась Эбигейл Рейнольдс. Я хочу просто вздремнуть.
        Но стоит мне ощутить лёгкость и невесомость грядущего погружения в сон, как дом снова сотрясается от противного писка. На этот раз будильник срабатывает в комнате Патрика.
        - Встаю-встаю, - слышу я недовольное бурчание сына.
        Ещё несколько минут тишины, которые кажутся мне вечностью. Перед глазами звёздное небо. Оно манит меня, я буквально слышу его зов. Он пробивается через какую-то пелену. Я напрягаю слух и слышу:
        - М-м-м-м-м…
        Тьма обступает меня. Я кручу головой в разные стороны, пытаясь сориентироваться. Где-то справа от меня раздается звон, и я встревоженно вглядываюсь в темноту, различая сгорбившийся силуэт. Пленница громче звенит цепью в отчаянной попытке привлечь моё внимания. Я слышу, как её ногти царапают металл. От этого скрежета у меня волосы встают дыбом.
        - М-м-м-м-м… - зовёт она, и я чувствую резкий толчок.
        Она освободилась? Она дотянулась до меня? Я вздрагиваю от испуга, открывая глаза.
        - Мама, вставай, я уже опаздываю, - тормошит меня Патрик.
        Голова звенит, точно колокол, но это не мешает мне на автопилоте выполнять свои ежедневные обязанности, которые я ещё с прошлого года довела до совершенства. Рюкзак Патрик готовит с вечера, но ланч-бокс с перекусом я собираю ему каждый день с утра. В школе детей кормят, и ему даже нравится их меню, но мне хочется как можно дольше оставаться нужной и незаменимой. Мне важно чувствовать себя полезной. Поджаренный ломтик хлеба с джемом и арахисовой пастой - любимое лакомство Патрика, и только я знаю, как приготовить его так, чтобы это угощение взорвалось ярким фейерверком вкусов у него на языке.
        Глоток крепкого свежезаваренного кофе помогает мне окончательно проснуться. И на какое-то время даже забыть о тяжёлых мыслях. Я слышу, как сын возмущается в спальне. По тем коротким репликам, что долетают до меня, делаю вывод, что он снова мучается выбором одежды. И так каждое утро, пять дней в неделю. Качаю головой, закатывая глаза.
        - Может быть, ты наденешь светлые джинсы и синюю майку с Микки Маусом? - пытаюсь прийти ему на помощь, дотягиваясь до мобильного телефона.
        - Мам, ну ты чего? Это же отстой!
        Патрик меня не видит, но я всё равно поднимаю свободную ладонь вверх. Я сдаюсь. Складываю сэндвичи в ланч-бокс, продолжая одной рукой пролистывать сообщения в телефоне, одновременно продумывая своё расписание на день. Никаких запланированных дел у меня нет. Однако едва уловимое волнение, собирающееся в зудящий клубок нетерпения где-то в области живота, заставляет меня улыбнуться. Сегодня я определённо не буду сидеть в четырёх стенах. У меня появилось как минимум одно дело, ради которого стоит выйти из дома. Мне уже давно следовало повидаться с ней. Я, можно сказать, соскучилась.
        ***
        В одиннадцать часов, после тщательных приготовлений, я наконец сажусь в свой «Форд». Ради нескольких мгновений моего тайного ритуала я не поленилась накраситься и даже надела своё лучшее платье - тёмно-зелёное. Кто знает, может быть, сегодня моя вылазка не будет бесплодной погоней за призраком. Быть может, сегодня мне удастся установить с ней зрительный контакт, пусть и на расстоянии. Этого будет достаточно для того, чтобы вселить в неё ужас и страх. Заставить её сердце биться чаще, а вместе с этим почувствовать, как ускоряет ход своё собственное. От одного взгляда на неё у меня внутри как по команде вспыхивает пожар. Расстояние - ничто. Расстояние для того и дано, чтобы распылять огонь желания сократить дистанцию. А я уже давно жду нашего рокового сближения.
        Ну а пока я включаю зажигание, выруливая с парковки. Яркое солнце слепит глаза, и я снова вижу её кукольное личико. Она улыбается, смахивая чёлку платиновых волос. В этих поездках мне не нужно сверяться с картой: её образ служит для меня самым мощным ориентиром. Именно он ведёт меня по запруженным улицам Лос-Анджелеса лучше любого навигатора. И всё же я нервничаю, как школьница, которую впервые пригласили на свидание. Я ощущаю сладостный трепет в груди и лёгкое покалывание в пальцах.
        Мне нужно отвлечься. Переключить внимание. Иначе этот зуд, растущий как снежный ком внутри, станет невыносимым. Я включаю приёмник, и салон машины тут же оглушают ритмы нового хита Билли Айлиш. Моё тело реагирует быстрее мозга. Начинаю двигать плечами в такт музыки, не волнуясь о том, как могу выглядеть со стороны. Да и какое это имеет значение сейчас?
        - I like it when you take control, even if you know that you don’t, - пою я.
        Песня стоит на репите, и я уже давно сбилась со счёта, сколько раз эти строчки срываются с моих губ, когда я уверенно съезжаю с фривея Санта-Моники на бульвар Линкольна.
        Она работает в одном из дисконтных магазинов сети «Ross Dress for Less». Я снижаю скорость, выключаю музыку. У меня хорошее зрение, и, если она выйдет на улицу с остальными сотрудниками покурить, я непременно её увижу. Я как ястреб вглядываюсь в горстку людей в фирменных синих майках, что стоят на парковке у магазина. Две брюнетки и одна блондинка. Это она? Это должна быть она. У меня перехватывает дыхание. Я силюсь, чтобы не ударить по тормозам. Сжимаю руль, чувствуя, как вспотели ладони. Я представляю, как наматываю её белокурую прядь на кулак. Её шелковистые волосы приятно скользят в моей ладони. Она кричит и извивается. Её пронзительный вопль ласкает мой слух, и я с наслаждением тяну её из стороны в сторону, словно она моя марионетка.
        Жадно вдыхаю запах улицы. Мне не стоит привлекать внимания, но я не могу с собой совладать. Я еду слишком медленно. Старик на чёрном джипе нетерпеливо сигналит, но я не реагирую. Машу ему рукой из открытого окна, предлагая обогнать меня слева. Делаю это машинально, я слишком напряжена, чтобы думать о нём. Блондинка оборачивается на шум.
        Это не она.
        ***
        К возвращению Патрика из школы я уже дома. Кручусь у плиты, пытаясь приготовить его любимый кекс. Кухня пропитана насыщенным шоколадным ароматом, сквозь который липкой патокой пробивается запах затхлости. Мысль о девушке со связанными руками опережает её появление перед моими глазами. Я хватаю бумагу с ручкой и начинаю писать.
        Она смиренно сидит на полу. Она уже поняла, что живой отсюда ей не выйти. Я помню тот момент, когда в её взгляде появилась безысходность. В тот день мой интерес к ней начал угасать. Глядя в её потухшие глаза, я стала чувствовать, как умираю сама. Надежда на счастливый исход покидала нас обеих. Так к чему продолжать эти мучения? Пришло время попрощаться. Я уже приготовила для неё прощальный подарок.
        Таймер на духовке начинает громко пищать. Я вздрагиваю от неожиданности. Убираю в сторону исписанный лист и зову сына к столу. Патрик радостно таскает с тарелки один кусок за другим. Обычно я его ругаю за чрезмерную слабость к сладкому, но сегодня я просто молча наблюдаю за ним, подмечая, как быстро он растёт. Я до сих пор в мельчайших подробностях помню тот день, когда он только появился. Когда с пронзительным криком ворвался в нашу жизнь. Тогда мне казалось, что рождение сына соединит нас с Мэтью раз и навсегда. Я была уверена, что теперь он не сможет просто встать и уйти, как это сделал мой отец. У меня не сохранилось о нём ни одного воспоминания, зато мать с лихвой восполнила эти пробелы, каждый раз недвусмысленно давая понять, что, родись я мальчиком, жизнь наша сложилась бы совсем по другому сценарию. А потому, стоило мне увидеть на тесте на беременность две полоски, как в миг из закоренелой атеистки я превратилась в глубоко верующего человека. Не было ни дня, чтобы я не молилась Всевышнему о том, чтобы у нас с Мэтью родился сын. И вот ему уже шесть лет. Совсем большой парень, который, как и
я, растёт без отца. Но в этом случае проблема не в нём, виной всему - Бритни Мур.
        - Мама, а ты поможешь мне сделать маску козлёнка? - спрашивает Патрик, проглатывая очередной кусок кекса. - По уроку искусства нам задали сделать это на завтра, а я забыл.
        Он виновато прикусывает губу, ожидая, что его будут ругать, но я только улыбаюсь, ероша его шелковистые волосы.
        Я хватаюсь за любую возможность побыть с сыном, даже если это всего лишь работа над школьным заданием. В моём детстве не было такой опции - подготовка к урокам с мамой. У неё никогда не было свободного времени: мать либо пила, либо курила, либо лежала в отключке перед громко орущим телевизором. Я была предоставлена самой себе. И так было до тех пор, пока она не прошла принудительную реабилитации. Но в наших отношениях было поздно что-то менять.
        - Конечно, сынок, но больше так не делай. Во всём должна быть дисциплина.
        Он радостно кивает. И мы вместе опускаемся на ковёр перед телевизором.
        Патрик вырезает второе ухо, которое мы только что скроили из листа голубой бумаги, когда в комнате раздаётся звонок моего мобильного. Я нехотя поднимаюсь, чувствуя, как от долгого сидения на полу у меня затекли ноги.
        - Привет, как дела? - приветствую я Рейчел.
        - Её нашли мёртвой сегодня утром. Эта девушка-блондинка сейчас во всех новостях. Мне очень жаль, детка, - говорит она сдавленным голосом, и моё тело словно парализует от шока и ужаса.
        3
        Уложив Патрика спать, я включаю лэптоп и в первый раз вбиваю в поисковик имя Эбигейл Рейнольдс. На мерцающем в темноте экране появляется с десяток ссылок. Она во всех новостях. Ёрзаю на стуле, сидя за обеденным столом, мысли путаются. Предчувствие чего-то страшного и необратимого холодит мою кровь. Озираюсь по сторонам, реагируя на сгущающиеся тени. В комнате никого нет, но я не чувствую себя в безопасности. Я всё ещё могу остановиться. Наверное, мне стоит поступить именно так, но вместо этого я резко двигаю курсор, открывая первую ссылку.
        Эта статья была опубликована двенадцатого сентября, и в простых предложениях чувствуется не только боль и страх родных, но и надежда. Родственники и друзья пропавшей обращаются к жителям Лос-Анджелеса с просьбой о помощи. Они рассказывают о том, какой замечательный и удивительный человек Эбигейл. На снимке, прикреплённом к статье, она выглядит счастливой. В её белокурых локонах запутался ветер. Взлохмаченные пряди волнистых волос лезут в глаза. Она щурится, а на губах играет открытая улыбка. Прикрыв рот холодной ладонью, я продолжаю скользить взглядом по тексту.
        Два месяца назад Эбигейл обручилась со своим парнем, и в следующем году они планировали сыграть свадьбу. По словам безутешного жениха, за два года отношений они ни разу не ссорились и не расставались, а потому он сразу заподозрил неладное, когда десятого сентября Эбигейл внезапно перестала отвечать на его звонки и сообщения, а позже и вовсе не вернулась домой. Читая эти строчки, я ощущаю, как у меня в горле встаёт ком. Последняя статья, на которую есть ссылка в интернете, датирована сегодняшним числом - девятнадцатым сентября. Когда читаешь одну и ту же информацию о человеке из разных источников, создаётся ложное ощущение того, что ты его знал лично.
        К статье прилагаются комментарии. Читаю все без разбора. Большинство из них сообщает о возможном местонахождении девушки. А один из пользователей и вовсе уверяет, что видел Эбигейл на пляже. Вероятно, при других обстоятельствах его сообщение не осталось бы незамеченным, но беда в том, что разместил он его всего пару часов назад. К этому моменту девушка была уже мертва. От этой псевдопомощи и участливости я чувствую приступ беспомощной злости и раздражения. Кусая губы, перехожу к следующему комментарию:
        «Эбигейл Рейнольдс не первая жертва. За последние три месяца в Эл-Эй были похищены ещё две девушки. Их также нашли мёртвыми на парковках крупных торговых центров. И все они были переодеты в красные атласные платья».
        Пять часов назад это сообщение было отправлено пользователем lost77. От этих строк у меня начинает противно сосать под ложечкой. Беспричинная тревога болезненным спазмом окольцовывает голову. И в этой звенящей тишине раздаётся протяжный скрип открывающейся двери. Я резко оборачиваюсь на звук. Темнота колит глаза. Сердце неистово бьётся в груди. Неизвестность длится не больше пары секунд, за которые ужас становится леденящим. Но босые ноги, шлёпающие по паркету, заставляют мои плечи обмякнуть. Патрик проснулся, чтобы сходить в туалет. Три часа ночи.
        Протирая глаза, жду, когда мой пульс придёт в норму. Внутренний счёт помогает снова обрести связь с внешним миром. Я в своей квартире и мне ничего не угрожает. Озираюсь на входную дверь. Пытаюсь вспомнить, закрывала ли я её на засов. Сквозь маленький глазок в мрачное чрево гостиной сочится тусклый свет. Делаю глубокий вдох и снова слышу скрип открывающейся двери, а следом неторопливые шаги сына. Этот шлёпающий звук приносит в сердце покой. Еле сдерживаюсь, чтобы не окрикнуть Патрика, не притянуть его к себе, уткнувшись носом ему в шею. Качаю головой, словно отгоняя эту манящую мысль, и непослушными пальцами задаю новые параметры поиска: «Лос-Анджелес, убийства девушек в 2019 году»
        Я не ожидала, что их будет так много. Открываю и закрываю одну ссылку за другой, отметая такие варианты, как автомобильные катастрофы, самоубийства, утопленницы и прочее. Перед глазами остаются всего два случая. Первый произошёл шестнадцатого июля. Тогда в СМИ впервые появилась информация об исчезновении работницы приюта для животных Сесилии Белл. И уже спустя десять дней она была найдена мёртвой на парковке одного из торговых центров. Девушка была одета в красное атласное платье. Со снимка, прикреплённого к статье, на меня смотрит кареглазая блондинка. Её волосы небрежными волнами едва доходят до плеч. Она очень похожа на Эбигейл Рейнольдс. Помимо фотографии к статье прикреплено также и видео с подписью: «Интервью с Кейт Соренс. Она последней видела Сесилию». Не раздумывая включаю эту запись, и на экране лэптопа в отдельном окошке появляется круглощёкая брюнетка с лицом, покрытым подростковой сыпью.
        «Я была в подсобке, к нам в тот день привезли двух английских бульдогов, их обнаружили то ли в заброшенном доме, то ли на ферме. Нам позвонили и сообщили… Ой, простите, это ведь неважно, - виновато потирая лоб, говорит девушка. - Так вот, в тот день я была в подсобке, Сесилия оставалась в общем зале. Она была как всегда весёлой и общительной. Я не почувствовала в ней никаких перемен. Разве только, мне показалось, что она кого-то или чего-то ждала. Но я не уверена. Меня не было, наверное, минут двадцать, не больше, - Кейт хмурит брови, точно пытаясь вспомнить что-то ещё, но уже через секунду её лицо проясняется, и она продолжает: - Её вещи были на месте, поэтому я решила, что она вышла на минуту. Но она так и не вернулась. Мне так жаль. Сиси, мы все тебя ждём. Возвращайся, ведь…»
        На этом запись обрывается. Создаётся ощущение, будто Кейт было что ещё сказать, но режиссёр решил иначе распорядиться эфирным временем. Я включаю повтор, и тишину ночи снова разрывает бесцветный голос Кейт Соренс. Не знаю почему, но во второй раз этот видеоролик заставляет моё сердце щемить от боли в груди. Это интервью было снято двадцать третьего июля, когда все друзья и родные верили в счастливый исход. Они надеялись, что их жизнерадостная Сесилия вернётся домой и всё станет так, как и прежде. Но это всё иллюзия. Мечты, которым так и не суждено было сбыться. Дни напряжённых поисков и бесплодных надежд оборвались уже два дня спустя, когда двадцать пятого июля Сесилия Белл была найдена мёртвой.
        Я открываю следующую ссылку, и на экране появляется история Зоуи Мейер. Согласно статье, девушка училась на юридическом факультете Стенфорда. Она была обручена и, как и Эбигейл Рейнольдс, в следующем году собиралась выйти замуж за парня, с которым начала встречаться ещё в старших классах.
        Мои глаза скользят по тексту, считывая информацию. Я пытаюсь, как и анонимный комментатор, найти что-то общее. Однако кроме повторяющегося имени детектива, расследующего эти случаи, я ничего не нахожу. Имя офицера Нолана Ферта встречается довольно часто, но только один корреспондент привёл в статье красноречивую реплику грозного стража порядка: «Мы обязательно поймаем этого ублюдка!»
        От этого формального лицемерия брезгливо морщу нос, подмечая, что, в отличие от предыдущей жертвы, ад Зоуи Мейер длился недолго. Девушка пропала пятнадцатого августа, а девятнадцатого она уже была найдена мёртвой. Продолжаю прокручивать курсор всё ниже и ниже, и наконец на экране появляется фотография. Зоуи Мейер смотрит в камеру из-за плеча. Из-под сиреневой кепки с фирменным логотипом «Лейкерс» выбивается прядь платиновых волос. Голубые глаза сияют кокетством, на щеках - очаровательные ямочки. Я чувствую, как моё тело покрывается гусиной кожей. Я буквально сжимаюсь от холода и страха, таращась на татуировку на её левой лопатке.
        Широкое лицо кота с голубыми искрящимися прядками шерсти и яркими лазурными глазами похоже на раздутый футбольный мяч. Овал, который разрезают на части два ряда крошечных острых зубов, растянутых в самодовольной улыбке.
        Я придвигаюсь к экрану лэптопа, не веря своим глазам. Именно так выглядел Чеширский кот в моих видениях. Но как это возможно?
        ***
        Ритмичный стук в дверь отдаётся в голове барабанной дробью. Я с трудом открываю глаза, и спальня тут же расходится волнами в разные стороны. Яркий свет дня ослепляет, и я вскидываю руку, чтобы защититься. Закрываю глаза, не понимая, что происходит. Мысли путаются. Последнее что помню: Патрик собирается в школу. А дальше тишина, в которую мне так хочется вернуться. Непреодолимая слабость опутывает тело, и голова начинает крениться к подушке.
        В дверь снова стучат. На этот раз громче и настойчивей. Это нервирует. Раздражённо морщу лоб, с трудом вставая с кровати. На ватных ногах шаркаю к трюмо. Отражение в зеркале не разглядеть. Протираю глаза ладонями, пытаясь избавиться от паутины сна, но становится только хуже. Протяжный зевок разрывает лицо на части, причиняя мышечную боль.
        Новая череда ударов в дверь настигает меня в тот момент, когда картинка перед глазами обретает чёткость. Я наконец могу разглядеть в зеркале красные, опухшие глаза, лицо, помятое ото сна, и волосы, свисающие по бокам безжизненными паклями. Отбрасываю назад спутанную прядь. Провожу пальцем по глубокой морщине между бровями.
        «Откуда она взялась?» - дребезжит мой мозг в унисон непрекращающемуся стуку.
        Валясь с ног от усталости и желания забыться сном, я бреду в гостиную. Расстояние от спальни до входной двери превращается в вечность. Здесь темно, хоть глаз выколи, поэтому я выставляю перед собой руки, точно ощупываю душный воздух. Лязг замков заставляет настойчивого визитёра передохнуть. И в наступившей благодатной тишине я рывком открываю дверь, с трудом различая Рейчел.
        - Что случилось? Ты в порядке? - спрашивает она, и тысячи цикад начинают стрекотать у меня в мозгу.
        - Тише, тише, - прошу я, прикрывая уши руками.
        Рейчел помогает мне сесть на диван, а сама с громким шелестом распахивает теневую гардину, позволяя солнечным лучам оживить мою гостиную и кухню. Свет слепит глаза, и я морщусь, стараясь от него скрыться.
        - Какого чёрта тут происходит? - звенит в голове голос Рейчел. И я слышу, как начинает знакомо пыхтеть кофеварка. - Ты что, всю ночь пила?
        - Нет. В интернете сидела.
        - Ну наконец-то, ты меня услышала! И как, сняла напряжение, шалунья?
        - Не совсем, - хмыкаю я, предвкушая, как вытянется от удивления лицо Рейчел, когда она услышит правду. - Я нашла девушку с татуировкой. Она не плод моего воображения. Её звали Зоуи Мейер и девятнадцатого августа её нашли мёртвой.
        - Ого, - охает Рейчел, округляя глаза. - А кто это? Ты её знала?
        - Нет.
        - Хорошо, а что-нибудь ещё из прошлого ты видишь? Например, можешь почувствовать, что случилось у меня вчера?
        - Ты серьёзно? Рейч, я не медиум, не предсказатель, не экстрасенс и кто там ещё бывает. Я не вижу прошлого, я вижу только эту бедную девушку.
        - Ты даже не пытаешься, а вот если бы сконцентрировалась, напряглась, то увидела бы, как мы с Томом вчера сервиз били. Тарелки и стаканы летали в разные стороны, шум стоял такой, что я до сих пор удивляюсь, как соседи копов не вызвали, - гремит Рейчел, эмоционально тараща на меня глаза.
        Её голос звенит от злости, и от этого крика у меня начинает стучать в висках.
        - Поищи, пожалуйста, в шкафчике таблетку от головной боли, - выдыхаю я, воспользовавшись паузой в её монологе.
        - А знаешь, с чего всё началось? Я его, видите ли, встретила с кислым лицом! Мудак, спасибо бы сказал, что я его вообще встретила! А ты уверена, что тебе можно пить такие лекарства без согласия врача? - переключает своё внимание Рейчел, уперев руки в бока.
        - Тогда давай кофе и покрепче.
        - Другого я тебе и не предлагаю, а вот себе налью бокальчик красного, - сообщает она, хозяйничая на моей кухне. - Меня до сих пор трясёт от этого идиота! И как меня угораздило за него замуж пойти? Я его ненавижу!
        - Не говори ерунды, вы жить друг без друга не можете, - бормочу я.
        - Сегодня это уже вторая глупость, которую я слышу от тебя! - щетинится Рейчел, протягивая мне кружку. - Только ты могла вместо того, чтобы смотреть порнушку, провести полночи за чтением криминальной хроники. И чего ради ты вообще туда полезла?
        Рейчел опускается с бокалом в кресло.
        - Не знаю, просто решила почитать про ту девушку, Эбигейл, и на одном сайте случайно наткнулась на информацию о том, что при таких же обстоятельствах в Эл-Эй уже погибли как минимум ещё две блондинки. Одной из них и оказалась Зоуи Мейер.
        - Жуть какая, хорошо, что нас эта беда никак не касается. Даже если у нас в городе завёлся какой-то психопат, мы явно не в его вкусе, - деловито заявляет Рейчел, салютуя мне бокалом с вином.
        Если верить тому, что пишут в книгах, то у каждого психопата есть уникальный паттерн, следуя которому, он отбирает, а потом убивает своих жертв. Все девушки были молодыми привлекательными блондинками. Нам же уже за тридцать и у каждой есть ребенок. Да и внешнего сходства нам тоже не достичь, она - афроамериканка с копной чёрных пружинистых волос и пышными формами, а я… Перед глазами возникает моё отражение в зеркале - осунувшееся лицо с кругами под глазами и вертикальной морщиной на лбу. Сексуальной блондинкой мне не стать, столько ни старайся. Если смотреть на эту историю под таким углом, то нам действительно нечего страшиться. И всё же от одной мысли об этих девушках меня бросает в холод. Делаю жадный глоток кофе, он горько обжигает нёбо.
        - Обещай, что не будешь на меня злиться, - говорит Рейчел. - Я вчера разговаривала о тебе с Гарольдом.
        От одного только имени бывшего шефа у меня деревенеет тело. Злость и обида смешиваются в груди. Снова вижу его рыхлое лицо, надменный взгляд поросячих глаз. Он смеётся надо мной, и всё издательство вторит ему. Я проработала там почти десять лет и была уверена, что меня если не любят, то точно ценят и уважают. Но нет. Я для них всего лишь дура. Я изгой.
        - Ты меня слышала? - спрашивает Рейчел, прокатывая красное вино по стенкам своего бокала.
        - Почему? - выдавливаю я, ставя кружку с кофе на стол. - Ты же знаешь, что он сделал… Я не понимаю, как ты могла? Разве я тебя просила об этом?
        - Это вышло случайно. Он позвал меня после планёрки к себе в кабинет и… как-то слово за слово.
        Рейчел не умеет врать. Совершенно. Её неуклюжие попытки подобрать нужные слова заставляют злость вязкой лавой подниматься к самому горлу.
        - Зачем ты говорила с Гарольдом?
        - Не знаю, наверное, мне снова хочется ходить с тобой на обед, пить кофе в кофейне за углом, - пожимая плечами, отвечает Рейчел, и я замечаю влажный блеск в её глазах. - Я скучаю по тем временам, а ещё, мне кажется, тебе это нужно. Ты засиделась дома.
        - Засиделась дома? - спрашиваю я, удивлённо вскидывая брови.
        - Да, мне так кажется.
        Она встаёт с кресла, направляясь на кухню. Подливает себе в бокал вина и делает глоток, не встречаясь со мной взглядом. Я же не могу оторвать от неё глаз. Я всё ещё пытаюсь осмыслить её слова. Это не может быть правдой. Особенно после всего того, через что мне пришлось пройти. Рейчел не могла так поступить. Только не она.
        - Уау, это очень круто! - восклицает она, поднимая со стола стопку бумаг.
        Вскакиваю с дивана и на непослушных ногах иду вперёд почти на ощупь. От резких движений у меня темнеет в глазах, и способность видеть возвращается лишь в тот момент, когда я преодолеваю расстояние в несколько шагов и с силой выхватываю свои записи из цепких рук Рейчел. Она не должна была это читать. Никто не должен был это видеть.
        - Шейли, у тебя отлично получается!
        Плотно сжимаю губы. Её слова режут слух. Внутри всё трясётся от негодования и боли. Я начинаю мысленно вести отсчёт, пытаясь успокоиться. Но спотыкаюсь на цифре шесть.
        - Полагаю, в этот раз образы получились достаточно реалистичными, да?
        Рейчел тяжело сглатывает, глядя мне прямо в глаза. Напряжение между нами растёт, а может быть, это стена непонимания, боли и старых обид?
        - У тебя отлично получается, - на автомате повторяет она сдавленным бесцветным голосом. - Ты должна продолжать.
        - Ну если ты так думаешь, - едко замечаю я. - Об этом тоже можешь поговорить с Гарольдом!
        - Шейли, прости, я не специально. Просто так вышло. В издательстве текучка, нам нужны хорошие редакторы, а лучше тебя я никого не знаю.
        Свернув листы в тугую трубочку, постукиваю ими по бедру. Глухой шелест страниц помогает мне успокоиться и продолжить счёт.
        «…семь, восемь, девять»
        Всё это уже в прошлом. Я давно уже зарыла топор войны. Не время поднимать его сейчас. Только не сейчас.
        «…десять, одиннадцать, двенадцать»
        Она не специально. Она мне не враг. Она моя подруга. Единственная подруга.
        - Прости, я не должна была…
        - Не должна была. И больше ты этого делать не будешь. В издательство я не вернусь, никогда. Тема закрыта, - перебиваю её я, кивая головой в сторону гостиной. - Мне лучше сесть.
        - Ты лекарства пила? - буднично спрашивает Рейчел, будто мы только встретились.
        - Да, когда собирала Патрика в школу.
        - Улучшений так и нет?
        - Никаких.
        - Ну и чёрт с этим, можно подумать, восемнадцатое августа - это единственное, что ты не можешь вспомнить, - хмыкает Рейчел, пожимая плечами. - Я уже давно привыкла к твоим краткосрочным провалам в памяти. Так что расслабься и живи дальше!
        - Это другое, - упрямо заявляю я, кусая губу.
        «Амнезия или провалы в памяти - это широко известный признак алкогольной болезни», - прочитала я в медицинском справочнике, спрятавшись за высокими стеллажами школьной библиотеки. Мне тогда было не больше десяти лет, и дома меня ждала мать с дикими перепадами настроения и до безобразия услужливой памятью. Вечером она могла кричать и наказывать меня, ломать игрушки, рвать книги и тетради, а утром, когда кризис миновал, как ни в чём не бывало заходила в мою спальню, искренне удивляясь погрому и моему опухшему от слёз лицу.
        Я не понаслышке знаю, что такое алкогольная амнезия, но это не про меня. У меня нет таких провалов в памяти. Я бы заметила…
        - Рейч, знаешь, до вчерашнего дня я, наверное, была готова притвориться, будто этого дня никогда и не было в моей жизни. Да и что такого примечательного могло случиться в тот день? Моя жизнь уже давно похожа на день сурка, так что я, чёрт возьми, теряю? Ах да, авария, но и тут всё просто замечательно. Многие мечтают о том, чтобы стереть из памяти ужас и страх таких событий, а у меня всё вышло само собой. Ретроградная амнезия - это прям подарок судьбы!
        - И что же изменилось вчера?
        - Я узнала о Зоуи Мейер.
        - И что из этого? С чего ты вообще взяла, что именно её видишь в кошмарах? Мало ли у кого может быть такая татуировка, мало ли что нам может присниться, - фыркает Рейчел, делая глоток из своего бокала. - Ну и не стоит всё-таки сбрасывать со счетов скрытые таланты, моя бабушка мне как-то рассказывала про…
        - Нет, у меня нет никаких способностей, зато у меня есть дыра в памяти. День, в который я могла видеть эту девушку живой. Что, если так и было, и поэтому теперь она приходит ко мне во снах? Что, если я её действительно видела? Что, если я могла её спасти? - срывается с языка, и я чувствую, как всё внутри сжимается от страха. - Я должна вспомнить, что случилось в тот день.
        ***
        Я обещала Рейчел немного поспать, но прежде чем шагнуть в царство Морфея, я захожу на кухню и наливаю себе бокал вина. Пилюли, что я ежедневно принимаю по утрам, вступая в токсичную реакцию с алкоголем, дарят мне лёгкость и чувство эйфории. А это как раз то, что мне так необходимо сейчас.
        Врата властелина сна распахиваются, едва моя голова касается подушки. Краски меркнут, и в душе наступает покой. Чарующее чувство лёгкости и полета. Энергия проходит через моё тело. Я чувствую прилив сил. Вылетаю из темноты - и я снова лежу на больничной кровати. Меня только что перевели из реанимации в палату. Из рук торчат разные трубки. Я дрожу от холода или всё больше от страха, потому как не понимаю, что происходит. Нагнетает обстановку и монотонно тикающий компьютер у меня за спиной. Пытаюсь пошевелиться, но, кажется, я прикована к кровати. Тошнота поднимается к горлу. Я сдаюсь.
        Мэтью - первое знакомое лицо, которое я вижу. И чуть ли не единственный, кого я хочу видеть. Он ставит на столик у окна круглую коробку с красными розами, и их сладкий аромат приятно щекочет моё обоняние. Пытаюсь улыбнуться, но дикая боль в висках лишает меня возможности выразить радость и признательность.
        - Привет, как ты? - интересуется он, усаживаясь на стул, близкий к кровати.
        - Всё болит. Что случилось? Почему я здесь?
        - Ты попала в аварию, но врачи говорят, что всё будет хорошо. Ты легко отделалась.
        - Аварию…
        - Машина сорвалась с дороги, - говорит Мэтью, хмуря брови.
        Меня охватывает паника.
        - Патрик? Где Патрик?
        - Успокойся. Ты была одна в машине. Он у меня. С ним всё в порядке.
        Закрываю глаза, с облегчением выдыхая.
        - Твою машину нашли на Уилл Рождерс Стейт Парк роуд.
        - Где? - спрашиваю я, хотя хорошо расслышала его слова. - А что я там делала?
        - Хороший вопрос, только мы рассчитывали, что ты сама нам об этом скажешь.
        Меня не покидает чувство, будто всё это какая-то игра. Меня разыгрывают. Это не может быть правдой. Что я могла делать там? Как я могла сорваться с дороги, ведь я аккуратный и опытный водитель? Нет, это какая-то ошибка.
        - Как это случилось?
        - Мы не знаем. Твою машину чудом заметил проезжающий мужчина. Если бы не он, даже не знаю… За дверью полицейские, у них к тебе есть вопросы. Ты действительно ничего не помнишь?
        - Нет.
        - А про Бритни ты тоже забыла? - глядя исподлобья, спрашивает Мэтью.
        Тело тут же пронзает стрелой ненависти и презрения.
        - Лучше бы я забыла про эту мразь! - выплёвываю я.
        Открываю глаза, фиксируя это воспоминание. С него продолжилась моя нормальная жизнь. Жизнь, поделённая аварией восемнадцатого августа на «до» и «после».
        Никогда прежде чёрная дыра в памяти не пугала меня так, как теперь.
        4
        Не знаю, сколько времени я уже стою у входной двери и внимательно смотрю в глазок. Я жду, когда сосед из квартиры 4F пройдёт мимо. Уверена, что смогу узнать его не только в профиль, но и со спины. Он высокого роста и в отличной физической форме. В моих фантазиях на левом плече у него татуировка в виде головы тигра. Она выглядит агрессивно и отлично сочетается с его волевым, чётко очерченным подбородком. Но при этом на груди, на уровне сердце, у него набит улыбающийся смайлик, который в моих видениях приводит в восторг его любовниц. Но так ли это на самом деле? Этот вопрос я задаю себе уже давно, но только сегодня, кажется, я действительно созрела узнать правду.
        Он проходит мимо моей двери, уткнувшись в свой телефон. Я выскакиваю в коридор, чувствуя, как нарастает волнение. Надеюсь перехватить его взгляд, но он не оборачивается на шум за спиной. Всё время ожидания я пыталась сложить в голове свою речь, но теперь, когда он быстрым шагом идёт к лифту, я просто боюсь опоздать.
        Он входит в кабинку первым, я влетаю вслед за ним. Поправляю выбившуюся прядь волос и ловлю на себе его взгляд. Запоздало здороваюсь, приветливо улыбаясь. От удивления он вскидывает брови, на автомате убирая телефон в задний карман джинсов.
        - Как самочувствие? Тебе уже лучше? - его интерес и осведомлённость ввергают меня в ступор. - Я слышал про аварию.
        - Понятно. Да, уже лучше, - говорю я, все связные мысли разлетелись, как стая испуганных птиц.
        Мне сложно сказать, когда мы виделись с ним в реальной жизни в последний раз, но я уверена, что до этого момента наше общение с ним начиналось и заканчивалось короткими кивками приветствия. И мне совершенно непонятны ни эта раскованность, ни фамильярность, что так отчётливо сквозят в его интонациях. От его цепких глаз с поволокой у меня по коже бегают мурашки. Сама не понимаю почему, но я не просто напряжена, а испытываю настоящий страх в его присутствии.
        - Чем собираешься заняться на выходных? - спрашивает он, и я точно выныриваю из болота забвения, куда, казалось, проваливалась всё это время.
        - Да вот, пока мой парень в отъезде, решила устроить ему сюрприз, - произношу заранее подготовленную и тщательно отрепетированную фразу, нервно вращая в руках телефон. - Хочу перекрасить нашу спальню, но не уверена, понравится ли ему цвет.
        Боковым зрением я замечаю, как его брови в удивлении ползут вверх. Едва ли упоминание о покраске стен - тот ответ, на который рассчитывал этот самец, спрашивая меня про выходные. С этими мыслями я невольно бросаю взгляд на мутную зеркальную панель лифта в поисках доказательств своей привлекательности, но вижу только размытый силуэт, который с писклявым звонком плавно разъезжается в разные стороны. Мы спустились в паркинг и от легкого дуновения ветра меня пробирает озноб.
        Вновь вижу перед глазами обнажённого соседа. Он поворачивает девушку к себе спиной. Кладет руку ей на спину, и она плавно опускается перед ним на простыни. Он нежно целует её вдоль позвонков, заставляя её глаза темнеть от страсти и желания. Она томно дышит, призывая его к активным действиям. Его не нужно просить дважды. Температура в комнате растёт, движения становятся резче, а стоны громче. Её руки распластаны по простыням. Пальцами она судорожно ищет опоры. Она комкает ткань, пробираясь вперёд, пока не хватает металлические прутья изголовья кровати. И я вижу стены, выкрашенные в глубокий изумрудный.
        - Я выбираю между изумрудным и синим. Вот вы в какой цвет покрасили бы свою спальню? - спрашиваю я, выбегая вслед за ним из лифта.
        - Изумрудный, это же очевидно, разве нет? - отвечает мне сосед, игриво подмигивая правым глазом.
        Лучше бы он промолчал.
        ***
        Мне нужно с кем-то об этом поговорить. Должен быть кто-то, кто сможет меня не просто выслушать, но и помочь. И к сожалению, на ум не приходит никто, разве что доктор Лиза Харт - психотерапевт, который по принуждению вошёл в мою жизнь четыре месяца назад. Получив судебный запрет на приближение к Бритни Мур, я была обязана пройти курс по управлению гневом. Лиза не была первой, кому я позвонила в тот день, чтобы обсудить условия, но стала той, кому удалось подавить моё раздражение и даже расположить к себе. Простой фразой «А я знала, что вы ещё позвоните» она буквально лишила меня дара речи. Я точно знала, что набрала её номер впервые, но произнести это вслух почему-то так и не решилась. Её мягкий тембр голоса обволакивал и располагал. А когда я узнала, что её услуги стоят на порядок ниже остальных, потому как в город она переехала недавно и только нарабатывала свою клиентуру, я больше не сомневалась. Тогда я выбрала доктора Лизу Харт от безысходности, но уже сегодня, набирая её номер телефона, я испытываю в ней острую необходимость. Она отвечает после второго гудка и, вопреки ожиданиям, с
готовностью соглашается принять без предварительной записи. Я жму по газам. Уверена, это хороший знак. Кто, если не психотерапевт, может дать объяснение всей этой чертовщине?
        Через пятнадцать минут я уже вхожу в кабинет доктора Харт. Меня не было здесь больше месяца, но кабинеты, подобные этому, не меняются годами. Такой же светлый, аккуратно напичканный научной литературой, а ещё разными грамотами и сертификатами, развешанными на стене в форме пирамиды. Уверена, что в этой небольшой комнате нет ничего случайного, а потому и эта форма определённо что-то значит в психологии, как и то, куда и как садится клиент. Обычно я предпочитаю кресло, но в этот раз меня лишают права выбора. Это сбивает с толку. Мне требуется несколько минут, чтобы наконец опуститься на диван напротив Лизы. Непривычно. Неудобно. Неприятно.
        - К чему такая срочность? - мягким располагающим тоном спрашивает Лиза, скрещивая ноги в лодыжках. - Снова проблемы с Мэтью?
        Мотаю головой, не зная, с чего начать. Сжимаю жёсткое сидение, кожа неприятно скользит под пальцами. Бросаю недовольный взгляд в сторону уютного бархатного кресла. Мысли путаются.
        - Шейла, ты же знаешь, я здесь для того, чтобы помочь тебе. Я твой друг.
        Поднимаю на неё глаза. Я в растерянности. Всю дорогу сюда я пыталась продумать свою речь, сделать её логичной, а не похожей на бред сумасшедшей. Но сейчас, сидя на этом чёртовом диване, всё вдруг кажется глупым и бессмысленным. Слова застревают в горле, снова чувствую себя мошкой под микроскопом. Именно так на меня действует этот кабинет в момент панических атак. Но откуда взялось это чувство сейчас?
        Последний раз мы виделись в больнице, когда она вошла ко мне в палату с охапкой орхидей. Величественные красные цветки с яркой жёлтой сердцевиной, встав на прикроватную тумбочку, только подчеркнули убогость и банальность букета, подаренного Мэтью. Правда тогда я и подумать не могла, что удушающий запах гнилых фруктов источают именно эти экзотические красавицы, а потому мучительно шарила взглядом вокруг, пытаясь понять, что же может так вонять. Патрик, что в те дни не отходил от моей кровати, прикрывал нос ладошкой, недовольно морща лоб. И только Лиза, казалось, не замечала этого вовсе, она была искренне обеспокоена моим состоянием и всё время своего визита заботливо держала меня за руку, заглядывая в глаза с плохо скрываемым волнением. А ещё она нередко останавливала свой пронизывающий тяжёлый взгляд на Патрике, из чего я позже сделала вывод, что дети для неё - болезненная тема. Однако, лёжа в тот момент перед ней на кровати, будучи подключённой трубками и проводами к больничной технике, меня истязало странное и необъяснимое чувство тревоги, схожее с тем, что я испытываю и теперь.
        - Можно воды? - выдавливаю я, после чего запоздало добавляю: - Пожалуйста.
        Лиза делает два шага в сторону окна, где на кофейном столике стоит стеклянный графин и два пустых стакана. На ней - элегантный брючной костюм модного молочного оттенка. Всякий раз, когда на меня не направлен её цепкий профессиональный взгляд, я ловлю себя на том, что изучаю её. Меня это успокаивает. Сейчас, когда она наполняет водой один из бокалов, я вижу её изящный профиль: ровная линия лба, аккуратный нос, высокие скулы, точёный подбородок. Длинная чёлка спадает на лицо, и золотистая прядь тонких волос начинает магически искриться в солнечном свете. Первой мыслью об этой женщине, после того как улеглась злость и обида за вынужденные сеансы терапии, было: я хочу выглядеть так же в свои сорок с хвостиком. На этой мысли я ловлю себя и теперь. И ведь, чёрт возьми, это желание взялось не на пустом месте.
        Ей, как и мне, доводилось быть преданной любимым мужчиной, и, кажется, она не понаслышке знает, что такое расти без отца. Я чувствую наше родство душ и уверена: мы с Лизой похожи не только внешне, но и внутренне. Однако есть то, что незримой стеной всегда будет стоять между нами. Она доктор, а я - пациент.
        Доктор Харт протягивает мне стакан с водой, после чего снова опускается в «моё» кресло.
        - Ты приехала помолчать? - спрашивает Лиза, улыбаясь одними губами. - Если так, то могу предложить кофе с конфетами.
        - Нет. Мне нужно с кем-то поговорить. С кем-то, кто сможет меня выслушать и понять, - запинаясь, выпаливаю я после того, как сделала несколько коротких глотков.
        - Отлично, ты пришла по адресу. Ты что-то вспомнила?
        Лиза, пожалуй, одна из немногих, кто не считает чёрную дыру в моей памяти нормой. Уверена, что для неё этот вопрос не праздное любопытство, ей действительно важен мой ответ. Жаль, но я, как и в прошлый раз, вынуждена молча покачать головой: улучшений нет.
        - Хорошо, тогда, вероятно, ты снова поругалась с Мэтью, я права?
        Сколько раз в этих стенах я раскрывала перед ней свою душу: десять, пятнадцать, двадцать? Сложно было только в первый раз, но потом… я уже не могла остановиться. Давясь слезами, я раз за разом возвращалась не только в недавнее прошлое, вспоминая предательство Мэтью, но и окуналась в сумеречный дом моего детства. Туда, где пахло водкой и марихуаной. Туда, где мать запирала меня в комнате, заставляя делать уроки, а сама пила и трахалась за стенкой с очередным мужиком. До Лизы я никому об этом не рассказывала. Мэтью не в счёт, я была вынуждена ему рассказать правду, чтобы хоть как-то объяснить холод и отчуждение наших отношений. Он никогда не знал её как наркоманку или законченную алкоголичку, для него моя мать была совсем другой женщиной, той, которой она стала после смерти моих бабушки и дедушки. Но, скорее всего, её изменил не их скоропостижный уход (они погибли в автокатастрофе, когда мне едва исполнилось двенадцать), но их завещание. Прежде чем унаследовать трастовый фонд и дом в Малибу, она должна была пройти курс реабилитации. Эта принудительная мера помогла мне тогда обрести мать, съедаемую
чувством вины, отчаянно пытающуюся загладить ошибки прошлого. Интересно, а для чего в моей жизни появилась доктор Лиза Харт? Уж явно не для того, чтобы подавить мой гнев в отношении Бритни Мур. В противном случае, она явно потерпела фиаско.
        - Ко мне это не имеет отношения. Во всяком случае, связь неочевидна, по крайней мере, для меня, - произношу я, пытаюсь внести ясность.
        Лиза напряжённо сдвигает брови к переносице, слегка подаваясь корпусом вперёд.
        - Давно нужно было тебе об этом рассказать, но это всё начиналось просто как сексуальные фантазии, однако пару дней назад всё изменилось, - через силу начинаю я свой рассказ.
        ***
        Я только что закончила рассказывать Лизе свои жуткие видения. Сложно сказать, на какую реакцию я рассчитывала, но точно не на эту насмешливую гримасу, которая ширится у неё на лице. Издевательский отрывистый смех бьёт меня под дых, и я, совершенно сбитая с толку, таращусь на неё во все глаза.
        - Прости, - Лиза пытается справиться со своим необъяснимым приступом веселья. - Но неужели тебе самой не смешно? Ты что, и это забыла?
        Качаю головой, забывая сделать новый вздох. Моё тело деревенеет от противного предчувствия. Тяжело сглатываю, отчаянно пытаясь понять, о чём она говорит.
        - Ну как же? Это же один из вариантов казни, которую ты придумала для новой девушки твоего Мэтью, - наконец сообщает мне Лиза, проводя кончиками пальцев под глазами. - Это, конечно, не профессионально сейчас с моей стороны напоминать тебе о том разговоре, но при сложившихся обстоятельствах у меня просто нет другого выхода.
        На лице Лизы снова появляется её фирменная снисходительная полуулыбка. Я опускаю голову, делая вид, будто изучаю носки своих кед, на самом же деле я пытаюсь вспомнить тот наш сеанс.
        - В тот день мы обсуждали твою неудавшуюся попытку стать писательницей, - подсказывает мне Лиза. - Ты винила во всём свою подругу и даже настояла на том, чтобы я лично ознакомилась с рукописью. Ну а после ты сказала…
        - Что сейчас, когда я на собственной шкуре знаю, что такое - быть отвергнутой, что значит быть преданной любимым, я смогла бы куда более реалистично убивать, - бормочу я, чувствуя, как от этого откровения шевелятся волосы на голове.
        - Всё верно, а после ты начала расписывать возможные сценарии жестокой расправы.
        - Я хотела её утопить, отравить, застрелить, но тот вариант, который уже был описан мной в книге, показался самым изощрённым, - шепчу я, ошарашенно прикрывая рот ладонью. - То есть это всё… но это ведь…
        Лиза меняет позу, забрасывая ногу на ногу. Она не сводит с меня глаза. Пристальный, пронизывающий взгляда, от которого у меня не только путаются мысли, но и слова застревают в горле. Как я могла забыть об этом нашем разговоре? О чём я только думала, рассказывая психотерапевту, навязанному мне решением суда, о том, как я буду убивать Бритни? Чёрт! Чёрт! Чёрт!
        - Я смотрю телевизор и видела девушку, о которой ты говоришь, в новостях. Это всё, бесспорно, ужасно. Но я не слышала, чтобы в новостях говорили о том, что девушке брили голову, и не говорили, как именно она была убита: отравлена, зарезана или утоплена. То есть всё то, что ты говоришь, это совмещённая реальность: твоя ненависть, выплеснувшаяся в жуткие желания, и ужасные кадры криминальной хроники. И, честно говоря, в этом нет ничего странного, учитывая твою травму и частичную потерю памяти. Это всего лишь попытка твоего подсознания восполнить образовавшиеся лакуны.
        Мне отчаянно хочется верить словам Лизы. Я рассеянно киваю головой, язык медленно скользит по зубам. Я пробую на вкус каждое произнесённое ей слово. Это всего лишь попытка моего подсознания восполнить образовавшиеся лакуны. Я повторяю их как мантру, чувствуя, как наполняется новыми смыслами разум, но что-то не сходится.
        - А как быть с татуировкой? Я её вижу очень детально, как такое можно было придумать?
        - Твой мозг ничего не придумывает, хотя в данном случае речь даже не столько о мозговой активности, сколько о твоём подсознании. Каждый день у нас перед глазами проходит куча самой разной информации, ты могла и не заметить, как натыкалась глазами на фотографию этой девушки в новостях, тем более, что подобные происшествия всегда попадают в прайм-тайм. Сознательно ты, разумеется, не обратила внимания на эту информацию, но это не значит, что она осталась незамеченной.
        Лиза прижимает ладонь к горлу и тихо кашляет. После этого она встаёт, подходит к графину и в этот раз уже наливает стакан воды себе. Оставаясь стоять у окна, она продолжает:
        - Ты жаждешь восполнить провалы в памяти, и в качестве наполнителя здесь может подойти всё, что угодно: кадры из фильмов, которые ты когда-то смотрела, новостные хроники, разные картинки, фотографии и даже изображения татуировок. То есть кирпичиком, которым ты пытаешься заложить эту дыру, может стать всё без исключения. Но поскольку авария - это, безусловно, негативный опыт, тем более, у тебя была черепно-мозговая травма и, как следствие, частичная потеря памяти, то, вероятнее всего, и абсорбировать ты будешь только негатив.
        - Но эта татуировка… - упрямо повторяю я.
        - А что в ней такого? Уверена, что ты её видела в новостях или, может быть, в каком-то другом месте, раз ты не была лично знакома с этой девушкой. К тому же, ты и представить не можешь, как много людей может иметь такую же татуировку, - промочив горло, отвечает Лиза. - В этом нет ничего, о чём тебе стоило бы беспокоиться.
        «Если два врача, не сговариваясь, приходят к одну и тому же мнению, может быть, оно верное?» - эта мысль пульсирует у меня в голове, когда я поднимаюсь с дивана, поджав губы в жалком подобии улыбки.
        - Я понимаю, тебя гнетёт твоя амнезия, и ты хочешь вспомнить тот день, возможно, тебе хочется узнать подробности той аварии, но тебе нужно научиться отпускать, - мягким завораживающим голосом говорит Лиза. - Твоё маниакальное желание всех и всё контролировать только усложняет тебе жизнь. Ну ты сама подумай, это всего лишь обычный день твоей жизни, что такого особенного в нём могло быть, что ты так цепляешься за него?
        На языке вертится моя самая смелая и одновременно пугающая мысль: а что, если я слетела с катушек? А что, если я воплотила свой жуткий замысел? Нет, нет, нет! Заглядывая в лицо Лизы, я только молча качаю головой. Она растерянно смотрит на меня, но я уверена, стоит мне выйти за дверь, как она непременно сделает какую-нибудь уничижительную заметку в моём личном деле.
        - Наверняка я просто не справилась с управлением, - соглашаюсь я, одёргивая майку. - А татуировка… Пожалуй, ты права, я действительно могла её где-то увидеть. Может быть, видела новости с фотографией этой девушки, но не придала сразу значения, а теперь вот так…
        - Именно так! Тебе важно научиться отсеивать мишуру и концентрироваться на главном, а главное здесь - это то, что ты жива.
        - Ты права, спасибо.
        - Всегда рада, - охотно отзывается Лиза, делая шаг мне навстречу. - Не забывай, ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь.
        - Конечно, - отвечаю я, оборачиваясь к двери.
        В кабинете Лизы есть ещё одна занимательная стена, расположенная прямо напротив её рабочего стола. В хаотичном порядке, хотя, вероятно, на самом деле образуя какую-то фигуру, развешаны чёрно-белые фотографии. Первый раз попав в эту комнату, я пару минут зачарованно изучала эти фрагменты человеческого тела: тонкая шея, изящные кисти рук, запястья, сведённые колени, стопы, пальцы. На некоторых из них можно было заметить интересные татуировки: божью коровку на запястье, сердечко на фаланге указательного пальца, колючую проволоку на щиколотке. Внезапно я ловлю себя на том, что, как и в первый раз, с интересом рассматриваю каждый снимок: может быть, Чеширский кот есть на одном из них?
        «Это одна из форм арт-терапии», - сказала мне тогда Лиза, но сейчас, чувствуя на себе её цепкий взгляд, я не верю в то, что эти разрозненные кусочки могут кому-то помочь исцелить душу. На меня это точно не действует.
        - До свидания, - говорит Лиза, заботливо поправляя ручку моей сумки.
        Я коротко киваю и выхожу за дверь. Если кот из моих кошмаров и был где-то подсмотрен, то точно не здесь.
        5
        Я толкаю тяжёлую дверь. Протяжный скрип ржавых петель заставляет меня сжаться и тревожно обернуться назад. Меня обступает темнота. Душная и вязкая, она окутывает тело, парализует волю. Я начинаю двигаться вперёд. Такое чувство, будто я парю в невесомости, но холод бетона, который я чувствую даже сквозь тонкую подошву мокасин, говорит об обратном. Я спускаюсь по лестнице. Тусклый уличный свет, что сочится в подвал сквозь маленькое окно под потолком, помогает мне сориентироваться и разглядеть предметы, заполняющие это мрачное нежилое пространство. Но я здесь не ради праздного любопытства, я спустилась на звон цепей. Не теряя ни минуты, я подбегаю к ней. Беглого взгляда на оголённое плечо достаточно, чтобы понять: это она. Я тяну к ней руку, когда она резко оборачивается. Её рот заклеен серой лентой скотча. Я поднимаю глаза выше и впервые вижу её лицо. Она смотрит на меня. В её глазах застыли слезы. Во взгляде читается мольба. Но стоит ей взглянуть на мою руку, как она тут же впадает в отчаяние. Её охватывает паника. Она мечется из стороны в сторону. Лязг цепей гулким эхом разносится по тёмному
помещению. Дыхание становится отрывистым, свистящим. Она в ужасе.
        Я сажусь перед ней. Убираю у неё со лба прядь белокурых волос. Но я здесь не для того, чтобы спасать. Поднимаю руку, и бритва нависает в сантиметре от её головы. Она сопротивляется. По комнате снова разносится металлический перезвон. Я силой сжимаю её щеки. И скотч, которым заклеен её рот, сминается в гармошку.
        - Не дёргайся, а то всё может закончиться прямо сейчас, - говорю я, глядя в её обезумевшие голубые глаза.
        Лезвие опускается ниже, и волосы золотым водопадом спадают на пол.
        - Мама, мама.
        Меня обдаёт холодом. Его не должно быть здесь. Зачем он тут? Голос сына далеким эхом доносится до моего сознания. Я чувствую его прикосновения и теряю из вида зарёванное лицо пленницы. Темнота сгущается, и я сильнее сжимаю прядь шелковистых волос в ладони. Очередной резкий толчок в бок выкидывает меня на свет. Я вижу размытый силуэт прямо перед собой. Кто это? Вздрагиваю от неожиданности и страха.
        - Мама, - слышу сиплый голос сына, и моё сердце накрывает волной нежности.
        - Патрик, всё хорошо? - спрашиваю я.
        - Мне кошмар приснился, можно я с тобой буду спать? - объясняет он.
        Откидываю угол одеяла, приглашая его в свои объятия, и тут же резко вскакиваю. Смотрю на свои руки. Мои ладони пусты, но я же чувствовала прядь волос в своей руке. Растопыренной пятернёй вожу по простыням. Ничего нет.
        - Мама, что ты делаешь?
        - Всё хорошо, всё хорошо. Маме тоже приснился кошмар, - бормочу я, стараясь не пугать сына.
        Патрик залезает под одеяло, и в считанные секунды я слышу его размеренное дыхание. Он спит, а я лежу на своей половине кровати, уставившись в потолок. Мне страшно уснуть. Уверена, стоит закрыть глаза, как я снова увижу её. Эта девушка всё ещё где-то там. И теперь я точно знаю, кто она.
        ***
        Противное послевкусие ночного кошмара не оставляет меня даже с наступлением дня. Тепло, что мягко сочилось в моё тело через стенки стакана, настойчиво сменяет холод бессонной ночи. И теперь даже с широко раскрытыми глазами я снова вижу заплаканное лицо Зоуи Мейер. Она молит о помощи, о пощаде.
        Почему я вижу именно Зоуи Мейер? Что, если виной всему не моя впечатлительность и не посттравматическая реакция мозга на случившееся? Что, если я всё же решилась выплеснуть на кого-то свою злость? Что, если это я…
        Я не могу закончить эту мысль… В ладони вновь ощущается прядь волос. Я хочу ухватиться за них, но вместо этого резко вскакиваю с дивана. Моя одежда мокрая. Я опрокинула на себя стакан с кофе.
        Захожу в душ и под тёплой струей воды натираю своё тело щеткой. Смываю с себя не столько сладкий кофе, сколько остатки сна-наваждения. Я должна это всё забыть. Выбросить из головы. Меня это не касается. Я не знала и не могла знать эту девушку. Это невозможно.
        Но тревога, воронкой растущая внутри, всё сильнее засасывает меня в чёрную дыру. Перед глазами всё темнеет. Ледяная вода стучит по голове. Страх парализует тело, я буквально валюсь с ног. Я задыхаюсь. Сознание затуманивается. Я теряю связь с реальностью. В редких вспышках света вижу иллюминацию машин скорой помощи. Чья-то холодная рука давит мне сбоку на горло. И прежде, чем мрак поглощает всё вокруг, я слышу чей-то вздох облегчения и крик надежды:
        - У неё есть пульс. Она жива!
        ***
        Натянув на себя первые попавшиеся вещи, я хватаю сумку и солнцезащитные очки и выбегаю из квартиры. Фрагменты видений, я уверена, касаются ночи восемнадцатого августа, и я боюсь их снова забыть. Закрыв глаза, я вновь и вновь проживаю эту сцену. И каждый раз фраза «У неё есть пульс, она жива» заставляет моё сердце бешено колотиться в груди. Двери лифта открываются с характерным писком, но мысленно я уже сижу за рулем своей «Хонды» и, не глядя на спидометр, вжимаю педаль газа в пол. За окном темно, я вижу только небольшой клочок дороги, освещённый моими фарами. Дорожное ограждение с одной стороны и зелёный холм с другой. Крутой поворот и резкий удар по тормозам. Я слышу свист, а за ним жуткий скрежет металла.
        Я всё ещё стою в лифте, и сосед из квартиры 4F испуганно таращится на меня.
        - Что-то забыла? - участливо спрашивает он.
        - Ничего я не забыла, - рявкаю я, отпихивая его в сторону.
        Непослушные ноги несут меня к машине. Голова кружится, но меня это не остановит. Делаю глубокий вдох, включаю зажигание и резко выруливаю к выезду с парковки. Я была уверена, что сосед уже давно убрался отсюда, но он всё ещё стоит на том же самом месте. Он смотрит на меня в упор, и глаза его горят хищным огнем. Открываю окно, чтобы извиниться за грубость, но не успеваю и рта раскрыть.
        - Если передумаешь, ты знаешь, где меня найти, - сообщает он, самодовольно щёлкая языком.
        Слова застревают у меня в горле. Безмолвно хлопаю ресницами, срываясь с места. Мотаю головой, пытаясь избавиться от назойливого жужжания в ушах. Кажется, я всё ещё слышу его недвусмысленное предложение, от которого испытываю необъяснимое отвращение. Делаю погромче приёмник, просматривая предложенный маршрут следования. Предположительное время в дороге с учётом трафика - 20 минут.
        Твёрдость сменяется тревогой и неконтролируемым страхом, когда навигатор просит меня свернуть с бульвара Сансет на Уилл Рождерс Стейт Парк Роуд. До этого момента мой путь пролегал по широкой улице, с обеих сторон которой стояли жилые дома, но теперь я еду по тихой улочке, утопающей в зелени кустарников и тени величественных деревьев с могучими стволами. Машин в этот час немного, и я могу позволить себе, снизив скорость, с интересом осматривать всё вокруг. Я не знаю, что я делала в этих краях в ночь аварии, а поэтому действую скорее на ощупь, нежели согласно какому-то плану. Плана у меня нет, только чёткое ощущение того, что мне давно стоило совершить эту поездку. Не слушать рекомендации доктора Дюбуа, не обращать внимание на доводы доктора Харт и уж тем более не потакать предостерегающими причитаниям Рейчел. Мне следовало приехать сюда сразу после выписки из больницы.
        Дорога плавно виляет по холму, поднимаясь всё выше и выше. Навигатор давно молчит. Я полагаюсь только на внутренний голос и те отблески воспоминаний, что озарили меня сегодня. Очередной крутой поворот вправо - и у меня по коже бежит мороз. Термометр в машине показывает 78 градусов по Фаренгейту, но по моим ощущениям не больше 60. Холодная дрожь пронизывает меня до костей. Крепче сжимаю руль, чувствуя, как от страха вспотели ладони. Кажется, я понимаю, что стало истинной причиной этого внутреннего разлада. Я вижу дорожные ограждения с одной стороны и зелёный склон с другой. Сбавляю скорость, в висках стучит кровь, рождая в душе совершенно новые эмоции. Меня трясёт. Глаза слепит солнце, но я вижу, как мрак ночи обступает меня со всех сторон, собирая лучи света в маленькое пятно на асфальте. Я жму педаль газа, в панике бросая взгляд в зеркало заднего вида. Кажется, я вижу машину, следующую за мной, и меня тут же оглушает пронзительный звук клаксона. Вздрагиваю от неожиданности. Мир вокруг меня снова окрашен яркими красками дня. Я остановилась по центру дороги, препятствуя движению. Зелёный джип, что
стоит прямо за мной, начинает нетерпеливо сигналить. Взволнованно смотрю по сторонам, словно пытаясь запомнить это место при свете дня, после чего медленно поднимаюсь на холм.
        Съезжаю с главной улицы в первый же проулок. Не различая ничего вокруг, я позволяю себе бездумно петлять по этим узким тихим улочкам, похожим друг на друга как две капли воды. Одинаковые кукольные домики, аккуратно подстриженный газон пёстрой лентой пролетают за окном автомобиля, помогая мне вернуть контроль над эмоциями. Часть меня, вопреки ужасной панике, рвётся назад, хочет выйти из машины и пройти вдоль дорожного ограждения. Прикоснуться ладонью к раскалённому металлу и, наконец, посмотреть вниз.
        Я уже готова развернуть машину, но окружающая меня реальность внезапно перестаёт казаться чем-то незнакомым и невиданным. Кажется, мне уже доводилось бывать здесь: но было ли это в день аварии или же когда-то прежде?
        Останавливаюсь у какого-то двухэтажного дома с аккуратной кладкой из красного кирпича, глушу двигатель. Непонятно откуда взявшееся чувство тревоги заставляет меня напряжённо озираться по сторонам. Вокруг слишком тихо и безлюдно. Только лёгкий ветерок шелестит листвой, и птицы заливаются трелью где-то на соседней улице. Выхожу из машины. Делаю пару шагов вперёд, чтобы прочитать название улицы на ближайшем почтовом ящике: Вилла Вудс Драйв 1425. Я не знаю никого, кто когда-либо мог жить здесь, и всё же название улицы кажется смутно знакомым. Воспоминание вертится в голове, дразнит своим напором и тут же, словно рак, пятится назад, скрываясь в своём надёжном панцире. Эти игры разума сводят меня с ума.
        От машины меня отделает не больше пяти шагов. Я всё ещё могу поддаться бушующей внутри панике, сесть за руль и убраться отсюда, но вместо этого сажусь на высокий бордюр. Яркие лучи солнца обжигают спину, пекут голову, а сухие ветки кустарника царапают кожу. Указательными пальцами потираю виски, пытаясь унять дрожь и волнение. Снова смотрю на почтовый ящик и, едва прикрыв глаза, слышу напряжённый голос Мэтью: «Нужно заехать в одно место, здесь недалеко».
        Это случилось за месяц до нашего расставания. Мы ехали домой, когда ему кто-то позвонил. Обычно он включал громкую связь, и я невольно становилась свидетелем его переговоров. Но не в тот вечер. Тогда он ответил на звонок, используя наушник в ухе. Я не знала, кто звонил, а по тем коротким репликам, что долетали до моих ушей, было сложно понять, какова была тема беседы. Я видела только, как напрягались желваки на его чисто выбритом лице, как вздувалась жилка на шее. А вскоре он развернул машину.
        «Нужно заехать в одно место, здесь недалеко».
        Тогда навигатор привёл нас как раз на Вилла Вудс Драйв.
        6
        Час назад меня разбудил неожиданный телефонный звонок. Звонил Мэтью и, вопреки традиционным нелепицам и отговоркам, которыми он щедро кормил меня в последние время, сегодня он готов был исполнять свои родительские обязанности. И настроен он был решительно.
        «Я заеду за Патриком через полчаса», - скомандовал он, точно я заранее была в курсе этих планов. Мой сонный мозг всё ещё пытался осознать происходящее, когда в трубке уже звучали короткие гудки. Можно было бы подумать, что нас разъединили или же он заехал в тоннель, но к чему этот самообман? Мэтью просто бросил трубку. Точно так же он поступил вчера и много раз прежде.
        - Приехал? - в сотый раз спрашивает Патрик, ёрзая на стуле у входной двери.
        В такие моменты меня съедает непреодолимая ненависть и злость. Мэтью может сколько угодно вымещать на мне своё недовольство и раздражение, но когда под удар его безразличия попадает наш сын, я зверею от бешенства.
        - А давай вот что сделаем: если он не приедет через пять минут, мы с тобой сами поедем гулять, - делано радостным голосом говорю я.
        - Но он же сам позвонил, да? Значит, он едет, правильно?
        - Да, значит, он едет, - выдыхаю я, снова поворачиваясь к окну, как раз в тот момент, когда у меня в руках начинает пиликать мобильный, а у обочины паркуется красный «Чероки» Мэтью. - Приехал.
        На экране телефона высвечивается улыбающееся лицо Мэтью. Нажимаю отбой. За последние полчаса я позвонила ему не меньше десяти раз, и каждая такая попытка заканчивалась отсылкой на автоответчик. Возможно, он забыл, но я тоже умею быть грубой.
        Из состояния гневного оцепенения меня выводит щелчок открывающейся двери. Патрик уже давно опустошил свою чашу терпения.
        - Ты куда это собрался?
        - К папе, он же внизу.
        - И что из этого? Он заставил тебя ждать, не удосужившись даже позвонить и предупредить, а ты…
        - Мама, давай потом, - нетерпеливо перебивает Патрик, после чего чмокает меня в щёку и тут же выбегает за дверь.
        Продолжаю неподвижно стоять на месте, растерянно глядя перед собой. Дверь плавно качается на петлях, а в ушах эхом отдаются быстрые удаляющиеся шаги сына. Горечь обиды и разочарования подкатывает к самому горлу. В глазах начинает противно щипать. После нашего расставания Мэтью грозился отобрать у меня сына. Эта угроза так и осталась незримо висеть в воздухе, и сейчас, наблюдая за тем, как Патрик радостно виснет на шее отца, я физически ощущаю её тяжесть.
        ***
        Внезапно освободившийся день страшит меня своей тишиной и бессмысленностью. Плюхнувшись на диван, я запрокидываю голову, разглядывая потолок, точно ищу в его слепящей белизне какую-то подсказку. С тех пор, как мне удалось вспомнить какие-то фрагменты аварии, я начала искать подсказки повсюду. Но память, похоже, снова играет со мной в прятки, искусно скрыв в кладовых разума оставшиеся куски пазла. И всё же навязчивое ощущение того, что я подобралась близко к цели, не покидает меня ни на минуту. Закрываю глаза, мысленно давая себе установку сесть за руль «Хонды» и вернуться на Уилл Рождерс Стейт Парк Роуд, но вместо этого почему-то представляю чёрный подвал. Мысленно делаю неуверенные шаги в темноте, ориентируясь на какой-то едва уловимый шум. Я хочу её снова увидеть, но стоит мне её представить, как я с ужасом открываю глаза.
        Последние несколько дней я так отчаянно пыталась вспомнить аварию, что больше не чувствовала связь с девушкой, заточённой в затхлом подвале. Я не испытывала ни паники, ни чувства вины, но сейчас я почему-то снова думаю о ней. О Зоуи Мейер.
        Я беру телефон, чтобы написать сообщение Рейчел, но уже через какое-то мгновение нахожу себя в процессе чтения очередной статьи, посвящённой похищению Зоуи Мейер. Повернувшись вполоборота, она улыбаясь смотрит на меня с экрана мобильного, но я вижу только хитрый оскал Чеширского кота, выбитого у неё на спине. Я вспоминаю свой сон, внезапно ощущая шёлк её волос в своей ладони.
        А что, если я сорвалась? Что, если от слов я перешла к действиям? Нет, я не могла. С чего бы мне набрасываться на неё? Если бы я и решилась на такое, то попытала бы удачу с Бритни, но не с ней… Я ведь даже не знаю её.
        И всё же мысль о том, что эта девушка может стать ещё одним из недостающих фрагментов восемнадцатого августа, становится непреодолимой. Она пульсирует в мозгу, пожирая меня изнутри. Я должна что-то сделать.
        Единственное, что приходит на ум, - это нанести визит её родителям, адрес которых я легко нашла на сайте «Белых страниц». У меня нет чёткого плана, и он, увы, так и не появляется за те полчаса, что я петляю по Беверли-Хиллз, чётко следуя инструкциям навигатора. В этих местах по обе стороны от дороги стоят шикарные особняки, вроде тех, что печатают в журнале «Красивые дома». Одного взгляда уже достаточно, чтобы понять: здесь живёт элита общества. Богачи, которые скорее станут жертвами ограбления, но никак не мишенью маньяка-психопата. И всё же Зоуи Мейер была убита не ради наживы…
        Паркуюсь у ближайшей пальмы и тут же выбираюсь из машины, делая глубокий длинный вдох. Я стараюсь не смотреть по сторонам, не привлекать ненужного внимания, но шелест где-то позади заставляет моё сердце сжаться от страха. Я резко оборачиваюсь. Мне кажется, там кто-то есть. Кто-то ведь наступил на чёртову сухую ветку. Но я никого не вижу. Сжимаю кулаки и, тяжело сглотнув, продолжаю свой путь к цели.
        От роскошного трехэтажного особняка с колоннами и двумя изящными башенками на крыше меня отделяет восхитительный сад с мощёными дорожками, тонущими в тени аккуратно подстриженных деревьев и кустов, а также в разнообразии цветов. Я замираю у ажурной изгороди, не в силах оторвать глаз от этой красоты. На какое-то мгновение мне даже удаётся забыть, зачем я здесь. И всё же страх вновь проникает в моё тело. Чувствую, как он опутывает мои ноги, парализует тело. Мне стоит немалого труда поднять руку и непослушным пальцем нажать на кнопку. Где-то вдали, мне кажется, я слышу отголосок звонка, но этот звук теряется на фоне визжащего щебетания колибри. Я поднимаю голову к небу, пытаясь рассмотреть птиц размером с бабочек, но странный шум позади заставляет меня вздрогнуть и резко обернуться на звук. Никого нет, но внутреннее чувство тревоги начинает карабкаться вверх по позвонкам. Испугано озираюсь по сторонам. Я нахожусь в одном из самых благополучных районов Лос-Анджелеса, но в безопасности я здесь себя не чувствую.
        Зачем я вообще сюда пришла? О чём я только думала? Что я им скажу?
        Я готова сдаться, но щелчок открывающегося замка и плавно откатившаяся калитка заставляют меня вернуться к изначальному плану. Я пришла за ответами, и я их получу, чего бы мне это ни стоило.
        Тяжело выдыхая, я на мгновение закрываю глаза, после чего уверенным шагом вхожу на территорию частных владений семьи Мейер.
        7
        - Добрый день, мы ждали вас чуть позже, - приветствует худощавая женщина в чёрном брючном костюме, распахивая передо мной тяжёлую дубовую дверь.
        От неожиданности я чувствую, как у меня ползут на лоб брови. Пытаюсь взять себя в руки и скрыть своё удивление, но момент упущен. Женщина сканирует меня орлиным взглядом опытного следователя.
        - Кто вы? Журналистка? - шипит она, преграждая путь раздутой грудью.
        - Нет, меня прислали из Стэнфорда.
        Это единственное, что пришло мне в голову. Единственное, что я могла противопоставить заготовленной фразе: «Меня прислали из редакции „Таймс“, я веду журналистское расследование». Однако по холодному блеску в глазах и презрению в голосе этой женщины становится очевидным: прессу здесь не любят и не ждут.
        Воздух между нами искрится от напряжения. Я натянуто улыбаюсь, стараясь унять дрожь в коленях. Солнце беспощадно жалит меня в спину. Женщина не мигая смотрит мне в глаза.
        - Зачем вы пришли? - стиснув зубы, интересуется она.
        - Мне поручили подготовить статью о Зоуи в университетскую газету.
        Выразительные глаза женщины превращаются в маленькие щёлки, полные надменной власти. Мы с ней одного роста, но я чувствую её превосходство. Я начинаю сжиматься.
        Похоже, приехать сюда было самой плохой идеей. А ведь, пока я сидела на диване в гостиной, всё выглядело таким простым и понятным. Какие проблемы могут возникнуть, если я представлюсь журналистом? Родители погибших часто встречаются с прессой и даже принимают участие в разных телевизионных шоу. Так почему бы им не согласиться ответить и на мои вопросы?
        - Как вас представить? - снисходительным тоном спрашивает женщина.
        - Шейла, Шейла Нельсон, - мямлю я, не веря своим ушам.
        Мы входим в светлый и величественный холл. Я была готова увидеть шикарное убранство, но то, что я вижу, превосходит все ожидания. Чувствую себя Золушкой, застрявшей на королевском балу после того, как часы пробили полночь.
        - Подождите здесь пару минут, мисс Нельсон. Я доложу о вас, - произносит женщина, одарив меня холодным взглядом.
        Сказав это, она стучит в белоснежные двери и тут же скрывается за ними. Я смотрю ей вслед, после чего позволяю себе спокойно осмотреться. Делаю шаг вперёд, разглядывая узоры на мраморном полу. Поднимаю голову - и роскошь дома снова набрасывается на меня со всех сторон. Восторг вызывает каждая деталь: хрустальная люстра в два этажа, что висит по центру винтовой лестницы, колоны с позолоченными коронами и даже напольная ваза с бутонами белоснежных роз размером с мою ладонь. Это не дом, а настоящий дворец. В прессе упоминалось о том, что Арнольд Мейер бизнесмен. Но каким бизнесом нужно занимать, чтобы жить так? Во что я ввязалась…
        Женщина в чёрном костюме появляется так же внезапно, как и исчезла ранее. Я едва успеваю закрыть непроизвольно открытый рот.
        - Проходите, - командует она.
        Меня переполняют эмоции. Мысли путаются. Бросаю взгляд на дубовую входную дверь позади. У меня ещё есть шанс отказаться и убежать. Я могу извиниться и уйти. Так будет лучше для всех. Что я им скажу?
        Но вместо этого, тяжело вздохнув, вхожу в распахнутую дверь. Комната, в которой я оказываюсь, выглядит органичным продолжением великолепного холла. Сложно сказать, чем это помещение служит для хозяев дома, но на этой площади легко поместилась бы вся моя квартира. Шаги эхом разносятся вокруг, и я всерьёз жалею о том, что предпочла мягким кедам изящные сандалии. Стараясь идти на цыпочках, я направляюсь к острову из диванов и кресел, посреди которого стоит супружеская чета. Нас разделает больше тридцати футов, но даже на таком расстоянии я чувствую на себе их цепкие сверлящие взгляды. Тело деревенеет от растущих внутри тревоги и волнения. Они не знают меня, а я не знаю их. Они убиты горем, а я не уверена, стоило ли мне вообще приходить в этот дом.
        - Добрый день, простите, пожалуйста, что я без предупреждения, - выдыхаю я, глядя им в глаза.
        - Алета нас уже проинформировала, не беспокойтесь, - мягким голосом перебивает меня миссис Мейер.
        Она напряжена. Её выдает не только голос, но и стан. Худощавое тело натянуто как струна, руки сцеплены в замок. Таким же настороженным выглядит и глава семейства.
        - Я не займу у вас много времени. Кстати, меня зовут Шейла Нельсон.
        В ответ тишина. Они продолжаются стоять передо мной не двигаясь. Я тоже стою.
        - Кто вы и зачем пришли? - спрашивает меня мистер Мейер.
        - Но разве…
        - Какова истинная причина вашего визита, а не та чушь, которую вы сказали Алете? Университет не собирается делать никаких публикаций касательно Зоуи. Поэтому я повторяю свой вопрос: кто вы и зачем пришли?
        Земля уходит из-под ног. Взгляд мечется от одного лица к другому. Никаких новых эмоций. Разве только презрение во взгляде безутешной матери. Её челюсти плотно сцеплены. Она не сводит с меня глаз. Она не дышит. Я и сама с трудом глотаю воздух.
        Виновато опускаю взгляд. Я не знаю, что сказать. У меня не было запасного плана.
        - Вы журналистка? - не выдерживает женщина.
        - Нет, - выдыхаю я, чувствуя её боль. - Нет, я не журналистка.
        - Почему тогда вы солгали? Кто вас прислал?
        - Простите, но мы вынуждены попросить вас покинуть этот дом, - властным тоном говорит мистер Мейер.
        - Просто выслушайте меня, пожалуйста. Я не отниму у вас много времени. Пожалуйста, - я не прошу, я умоляю.
        Меня трясёт. Но не от страха быть выставленной за дверь. Я боюсь упустить шанс. Второго раза не будет.
        - Мою подругу убили на этой неделе, - начинаю я, импровизируя на ходу.
        Женщина испуганно открывает глаза. Я вижу, как напряглись мышцы на её лице. Она держится из последних сил.
        - Нам никто и ничего не говорит. Я понимаю, что всё это глупо, и мы должны довериться полиции, а не играть в детективов, но я не могу сидеть сложа руки. Я пытаюсь понять, что случилось с Эбигейл, а вместе с этим пытаюсь найти ответы, которые помогут её родителям пройти через всё это. Я случайно наткнулась на историю вашей дочери, и эти два случая показались мне схожими. Да, это звучит дико, но что, если они связаны?
        «Что, если я как-то причастна к этому?» - мучительно проносится в мыслях.
        - Девушка, вы нас слышали. Не заставляйте применять силу, - продолжает мужчина, делая шаг вперёд.
        - Подожди, Арни. Давай выслушаем, - предлагает миссис Мейер дребезжащим голосом, незаметно смахивая слезу. - Мы столько всего наслушались за эти дни, что можно попробовать сделать это ещё раз.
        - У вас две минуты, - ледяным голосом вносит ясность мистер Мейер.
        Мы наконец садимся.
        ***
        - Её звали Эбигейл, мы с ней познакомились несколько месяцев назад. Я тогда рассталась со своим мужчиной, точнее сказать, это он бросил меня, не заботясь ни о нашем шестилетнем сыне, ни о прошлом длиною почти в десять лет.
        Я сама не понимаю, почему именно этот фрагмент прошлого оживает перед моими глазами. Но стоит начать, как я уже тону в воспоминаниях, бессильно барахтаясь в море горьких слёз. В тот вечер Мэтью в последний раз пригласил меня в наше место - ресторан «Craft». Я надела своё лучшее платье и сделала макияж. Отправила Патрика с ночёвкой к Рейчел, а на покрывало нашей кровати аккуратно выложила новое кружевное бельё. Накануне мы с Мэтью сильно поругались. В последние пару лет это случалось так часто, что я уже и не помню, что послужило причиной в тот раз: его холодность и отстранённость или же моя необузданная ревность и неконтролируемые вспышки гнева. Как бы там ни было, после этой ссоры он перестал со мной разговаривать и две ночи спал на диване в гостиной. Однако, тот факт, что он сделал первый шаг, говорил о многом, прежде всего о том, что этой ночью мы вряд ли будем спать. В моменты, подобно этому, мне даже начинало казаться, будто секс после ссоры - это то немногое, на чем вообще держался наш союз. Но, оказавшись напротив него в ресторане, я не слышала игривых интонаций в голосе, не ловила на себе
жар его глаз. Он был сдержан как никогда и даже не пытался прикоснуться ко мне.
        «Что-то не так», - мелькнуло в мыслях, и уже через несколько секунд все мои надежды, нет, вся моя жизнь полетела в тартарары.
        Впервые мы пришли в этот ресторан, чтобы отметить рождение сына, но спустя всего шесть лет именно здесь Мэтью решил поставить крест на наших отношениях. И выбор этот он сделал не случайно. Он полагал, что здесь я не сорвусь на крик, но тут он прокололся. Люди часто ошибаются и недооценивают других, особенно разъярённых, задетых за живое женщин. В гневе мы способны на многое, если не сказать на ВСЁ.
        Свой монолог о наших проблемах он произнёс тихим сдавленным шепотком, от которого у меня по коже бегали мурашки, возможно, именно поэтому моя реакция выглядела такой неожиданной и непонятной для всех остальных посетителей ресторана. Я сорвалась на крик. Десятки глаз устремились в нашу сторону, а я видела только, как Мэтью от стыда втягивал шею в воротник своей рубашки. Даже в такой момент его больше заботило то, что о нём подумают другие, но не я. Это сводило меня с ума. Жажда крови застилала глаза. Я сама не поняла, как, сжав в руках нож для стейков, начала угрожать ему у всех на глазах. Он отрицал существование другой женщины, но я ему не верила. Сам бы он до такого никогда не додумался. Ему помогли. Это сделала Она. И я пообещала ему её убить!
        - В тот вечер я впервые всерьёз подумала о смерти. Я не хотела жить, - бормочу я, сочиняя на ходу историю, способную вызвать сострадание, а не правду, пульсирующую в висках. - Я уже даже начала планировать, как выйду из ресторана и войду в океан. Представляла, как ледяная вода сотней иголок вонзится в мою кожу. Моё тело будет сводить судорогой, и я буду со слезами на глазах смотреть, как отдаляются от меня огни родного города. Я бы это сделала, но внимание и участие милой официантки помогли мне вновь обрести не просто надежду, но желание жить. Только благодаря Эбигейл в ту ночь я вернулась живой к сыну. Она меня спасла, и я хочу отплатить ей тем же.
        - Ближе к сути, - торопит меня мистер Мейер, бросая раздражённый взгляд на часы: моя история его совсем не трогает.
        - Она стала моей подругой, но десятого сентября кто-то похитил её посреди рабочего дня. Уверена, вы видели её фото в новостях. Мы все надеялись на лучшее, но девятнадцатого числа её нашли мёртвой на парковке одного из торговых центров.
        Миссис Мейер поджимает губы, качая головой. Слёзы катятся у неё по щекам.
        - Полиция нам ничего не рассказывает. Иногда даже создаётся такое впечатление, что они вообще ничего не делают, поэтому я пытаюсь сама во всем этом разобраться. Насколько это, конечно, мне по силам. Так, вчера я случайно наткнулась на статью о вашей дочери, и меня поразило их сходство. И я имею в виду не только внешность, ведь Эбигейл, как и Зоуи, была яркой блондинкой, но и то, как их нашли.
        - Нам очень жаль вашу подругу, но мы ничем не можем помочь, - обрывает меня мистер Мейер, покровительственно обнимая жену за плечи. - Ваше время истекло.
        Эта фраза и интонация, с которой он её произносит, кажется мне знакомой. Она резонирует с каким-то воспоминанием, где-то далеко в чертогах моего разума. На долю секунды перестаю видеть скорбные лица безутешных родителей, я снова в тёмном подвале. Зоуи сидит на полу, она смотрит на меня своими затравленными глазами, а вокруг неё - море белоснежных волос. Шелковистая прядь щекочет мою ладонь. Этого не может быть. Меня передёргивает от ужаса, и я снова встречаюсь взглядом с мистером Мейером. Он не шутит. Время действительно истекло.
        - Эбигейл тоже переодели, а ещё убийца обрил ей голову, - отчаянно выпаливаю я без раздумий. - Она, как и ваша дочь, была красавицей.
        Лицо миссис Мейер вытягивается в ужасе. Она прикрывает ладонью рот и таращится на меня, не в силах вымолвить и слова. Медленно поворачивается к мужу, ей нужна его поддержка, но и для него сказанное мной - неожиданный удар. Он в растерянности.
        Меня начинает трясти. Всё, что до этой минуты я могла считать ничего не значащими фантазиями, внезапно обрело плоть и кровь. Мне нет нужды оставаться здесь ни минутой больше, я уже получила ответ на свой главный вопрос. Не знаю, была ли в действительности обрита голова Эбигейл Рейнольдс, но вот Зоуи Мейер - точно. И я это не вычитала в новостях. Я это видела своими собственными глазами. Возможно, я сама сотворила это с ней…
        Внутри всё сжимается от усилившейся паники. Мистер Мейер неожиданно поднимается с дивана и делает уверенный шаг в мою сторону. Он перешёл от слов к делу. Время вышло. И всё же у меня остался ещё один вопрос.
        - Вам о чём-нибудь говорит название улицы Уилл Рождерс Стейт Парк Роуд? - спрашиваю я каким-то не своим голосом. - Может быть, у Зоуи там жила подруга или её парень? Я просто пытаюсь понять, существует ли какая-то связь между ней и Эбигейл.
        Я сама не понимаю, что говорю и делаю. Кажется, я давно уже утратила контроль над собой.
        - Всё, хватит. Мы и так уделили вам слишком много внимания. Уходите немедленно, - командует мистер Мейер, указывая мне на дверь холёным указательным пальцем.
        Миссис Мейер раздавлена моими словами. Скрючившись, она продолжает тихо всхлипывать, уронив лицо в ладони. Я не могу больше рассчитывать на неё. Я встаю.
        - Простите, я не хотела причинять вам новой боли. Мне очень жаль, - произношу я, после чего начинаю свой путь к двери, где уже стоит женщина в чёрном брючном костюме.
        Она сверлит меня осуждающим взглядом, едва заметно качая головой из стороны в сторону. Я догадываюсь, что она обо мне думает, но мне всё равно. Единственное, что меня волнует и пугает, так это то, что моя догадка оказалась верна. Похоже, это не пустые попытки моего мозга восполнить пробелы в памяти, это обрывки моих воспоминаний. От этой мысли я сжимаю свою правую ладонь, ощущая фантомный холод бритвы. Меня пробирает озноб.
        Я готова выйти за дверь, когда за спиной раздается осипший голос миссис Мейер.
        - Я впервые слышу название этой улицы, не думаю, чтобы там жил кто-то из её знакомых. Этим летом она устроилась работать помощником флориста, и у неё появились новые знакомые. Ей это нравилось. Может быть, ваша подруга подрабатывала в цветочном магазине? - спрашивает она.
        Я мгновенно врастаю в пол, в ужасе вспоминая свой визит в цветочную лавку около двух месяцев назад. В тот день я покупала цветы на могилу матери в знак первого шага на пути к прощению, в знак попытки принять своё прошлое.
        - … можете также обратить внимание на пионы. Принято считать, что они символизируют исключительно величие и счастье, но на самом деле их часто дарят в знак примирения, - напутствовала меня в тот день девушка-консультант.
        «Это то, что нужно», - звучит у меня в ушах мой ответ, когда я оборачиваюсь и, встретившись взглядом с воспалёнными глазами миссис Мейер, отрицательно качаю головой.
        ***
        Из величественного особняка семьи Мейер я выхожу в полной растерянности. Солнце слепит глаза, а потому первые несколько шагов по дорожке я делаю вслепую. Голова идёт кругом. Я пришла сюда за ответами и, несмотря на холодный приём, получила желаемое. Но вместо облегчения моё тело пронзает животный страх и ужас.
        А что, если Зоуи Мейер и была той девушкой-консультантом, которая предложила мне выбрать пионы? И что из этого? Даже если это так, я могла заметить у неё татуировку на плече, но почему я видела её лысой? Почему я видела бритву в своей ладони? Я не могла. Или могла? Но зачем?
        Резкий щелчок закрывающейся позади калитки, заставляет меня вздрогнуть. Я будто внезапно очнулась ото сна. Оборачиваюсь, пытаясь среди десятков окон рассмотреть то, через которое можно заглянуть в необъятную гостиную и вновь увидеть убитых горем родителей. Окружающая роскошь и богатство давят на меня со всех сторон. Я снова чувствую себя мошкой. Желание поскорее убраться из этого района становится неудержимым.
        Щёлкаю пультом сигнализации, когда за спиной раздаётся какой-то шум. Резко оборачиваюсь, и маленькая серебристая малолитражка тут же срывается с места. Она проносится мимо, поднимая в воздух ворох сухих листьев. Я едва успеваю отскочить назад, тщетно пытаясь разглядеть водителя через густо тонированные стекла. Сердце бешено колотится в груди, и только судебный запрет останавливает меня от идеи пуститься вдогонку. Вместо этого я сажусь в машину и набираю номер Мэтью, включив громкую связь.
        - У тебя что-то срочное? - он как всегда куда-то спешит и совершенно не настроен на разговор со мной.
        - И тебе здравствуй, - огрызаюсь я, выруливая на дорогу. - Какого чёрта твоя дрянь вздумала следить за мной? Ей мало прошлого раза? Снова хочет поговорить по душам?
        Мэтью не отвечает. Но я вижу, что секундомер на экране телефона продолжает вести отсчёт. Он всё ещё здесь.
        - Чего молчишь? Она совсем бесстрашная стала или думает, что этот сраный клочок бумаги меня остановит?
        - Шэл, я не понимаю, о чём ты говоришь. Если это очередная попытка поругаться, то давай в другой раз. Я сейчас занят!
        - Не делай из меня дуру! Я знаю только одну женщину, одержимую жаждой мести, и угадай, какой автомобиль она водит? Правильно, серебристый «Приус»!
        Мэтью тяжело вздыхает в трубку. Больше никаких посторонних шумов. Такое чувство, что для разговора со мной он заперся в шкафу.
        - Ты сама-то себя слышишь? По-твоему, только у Бритни серебристый «Приус», ты серьёзно? В любом случае, ты ошибаешься. Я знаю, где она сейчас, и будь уверена, Бритни никак не может следить за тобой.
        Раздражённо кусаю губу. В его словах сквозит грусть и неподдельная боль.
        - А номер машины ты посмотреть не додумалась? - спрашивает меня Мэтью, и я нажимаю отбой.
        Номеров не было.
        8
        Утро среды я жду так, словно это последнее окошко в моём адвент-календаре. Одно «но»: в гости ко мне придёт не грузный Санта, а подруга Рейчел, и рассказывать я буду не добрые стишки, а настоящий ужастик. Для того, чтобы моя история выглядела серьёзно и убедительно, я не поленилась сходить в фотосалон и напечатать фотографии. Три похожие друг на друга девушки смотрят на меня с глянцевых снимков. У каждой их них на губах играет улыбка, а глаза горят надеждой. Они полны жизни и энергии, но между тем все они мертвы. Каждая из них была похищена и убита. Каждую из них убийца, вероятно, пытал, а после почему-то переодевал в уродские атласные платья. Об этой детали говорилось в прессе, и только в одной из статей мне удалось найти пример этого изделия. Длинное мешковатое платье на тонких бретельках, сшитое из дешёвого блестящего атласа. Его я тоже распечатала.
        Раскладываю снимки на журнальном столике в хронологическом порядке. Сесилия Белл, Эбигейл Рейнольдс и Зоуи Мейер между ними. Я стараюсь не задерживать на ней взгляд, но это сильнее меня. Её бездонные голубые глаза заставляют меня сжиматься от ужаса.
        - Не смотри на меня! Не смотри на меня так! - кричу я, переворачивая фотографию.
        В дверь стучат, это помогает мне справиться с надвигающимся приступом панической атаки.
        Рывком открываю дверь, и только чудо спасает меня от настойчивого кулака подруги.
        - Я уже подумала, что ты снова уснула! - говорит Рейчел, фурией влетая в квартиру. - Я бы этого не пережила!
        - И я тебя рада видеть! - ровным голосом отвечаю я, закрывая дверь.
        - Мне как-то не до приветствий. Том вчера не пришёл домой ночевать, но не стоит переживать. Я звонила ему утром и нашла его в добром здравии. Он ночевал в мотеле, как тебе? Всё ещё веришь в нашу любовь? Я с ним только ради Вилли, но, честное слово, моё терпение не безгранично!
        - Что будешь пить?
        Я стою перед открытым холодильником. У меня есть две бутылки вина: белое и красное. Выбор за Рейчел, но она молчит. Внезапно наступившая тишина угнетает. Я оглядываюсь через плечо, и мы снова встречаемся взглядами. Только на этот раз в её ореховых глазах нет ни тени недовольства, одно лишь напряжение. Она не моргает и, кажется, даже не дышит. Её волнение передаётся и мне. Смотрю на снимки, что аккуратно раскладывала на столе, теперь они веером зажаты в руках подруги.
        - Что это? - спрашивает она.
        - Фотографии, - отвечаю я. Холодильник начинает возмущённо пищать, напоминая об открытой настежь двери. - Так какое вино ты предпочитаешь сегодня?
        - А может, сразу водку? - звенит голос подруги, после чего я слышу тяжёлый вздох. - Давай красное.
        Иступлённый писк холодильника раздражает и, резко выхватив бутылку с полки, я быстро его захлопываю. Получилось слишком громко.
        - Зачем они здесь? - не сдаётся Рейчел, бросая взгляд на фотографии. - Что всё это значит?
        - Хороший вопрос, - отвечаю я, тонко улыбаясь. Отвожу взгляд в сторону. Мне нужно собраться с мыслями. Я знала, что этот разговор не будет простым, но, кажется, мне больше не с кем об этом поговорить.
        - Шейли, я тебя не понимаю. Да, мне тоже жалко этих девушек, как и многих других, которые ежедневно умирают во всём мире, а ещё мне жалко детей. Знаешь, какая жуткая статистика по торговле детьми? Мы столько раз с тобой об этом говорили… И что? А животные - их тебе не жалко? Сколько бедных зверьков умирает в мучениях, чтобы расфуфыренные суки могли ходить в мехах!
        Рейчел - одна из немногих ярых защитниц природы и животных, кого я знаю лично. Она принимает участие в петициях и митингах, с фанатичной страстью вступает в споры и дискуссии. Первый раз я стала жертвой такой беседы, ещё будучи сотрудником издательства. В очередном романе Эрики Свон затрагивались вопросы пожаров. Антагонист был фанатичным урбанистом и мечтал истребить парковую зону в пользу застройщика, но, естественно, на его пути встречается яркая и совершенно неукротимая барышня, готовая на всё ради спасения лесов. Сюжет, мягко говоря, был слабоват. Даже сейчас, вспоминая о нём, я брезгливо морщу нос. И всё же тогда я пыталась оживить роман, найти хоть что-то интересное, за что мы могли бы зацепиться и спасти книгу. За советом тогда я и пришла к Рейчел, но вместо помощи с рукописью получила настоящую лекцию, которая началась с ужасающих пожаров, а закончилась откровенной критикой политической деятельности Рейгана.
        - Что на этот раз прислала внуку твоя свекровь? - натянуто улыбаясь, спрашиваю я, догадываясь об истинных причинах такой бурной реакции.
        - О, она убеждена, что без норковой шапки наш Вилли будет выглядеть на Медвежьей горе круглым сиротой! То есть её ничему не учит опыт прошлых лет. Понимаешь, самое обидное, что Том искренне не понимает, почему это меня так злит и раздражает! - Рейчел таращит глаза, громко хлопая в ладоши. - И как результат, мы снова поругались, и он даже ушёл из дома.
        - Может, тебе стоит спокойнее относится к таким подаркам?
        - Ну конечно, тогда, может, не стоит запрещать Тому ездить на охоту? Пусть он завесит наш дом трофейными головами оленей, так что ли?
        - Забудь, я не хотела подливать масла в огонь! - отвечаю я, поднимая руки вверх прямо с бокалами.
        - А ты когда успокоишься? - неожиданно спрашивает Рейчел, взглядом указывая на фотографии девушек на столе. - Чего ты добиваешься?
        - Я хочу всё вспомнить. В своих недавних видениях я снова спускалась в подвал, я видела эту девушку, и на этот раз она показала мне своё лицо. Это была Зоуи Мейер. Я в этом уверена.
        - Ну конечно, ты уверена, и твоё подсознание тоже так думает. Ты же подтасовываешь факты, неужели сама не видишь? - говорит Рейчел, забирая у меня свой бокал.
        - Не совсем так. Я видела кое-что ещё.
        - Ну давай, я вся во внимании, - командует Рейчел. Бросив снимки обратно на стол, она вальяжно растягивается на диване, устремляя на меня сосредоточенный взгляд.
        - Я совершенно точно вижу в своих кошмарах именно эту девушку. И я это знаю не только потому, что она в этот раз повернулась ко мне лицом, но и потому, что я видела её голову. Она была обрита налысо, но этой информации не было нигде, - отвечаю я, умышленно опуская ту часть видения, где я склоняюсь над пленницей с зажатой в руке бритвой.
        - Отлично, вот это и говорит о том, что у тебя просто разыгралось воображение, - резюмирует Рейчел, самодовольно салютуя мне. - Сама же говоришь, этого не было в новостях, значит, этого и не было…
        - Было. Я встречалась с её родителями. Она действительно была обрита.
        Рейчел таращится на меня, осуждающе качая головой. Я вижу, как она закусывает щёку изнутри. Она в растерянности. Глядя в её выразительные глаза, кажется, я начинаю слышать, как гудит её мозг, пытаясь переварить услышанное. Но Рейчел ничего не говорит. Моя история лишила её дара речи. Неуверенной рукой она бережно поднимает со стола фотографии и снова вглядывается в лица незнакомок.
        - А с врачом ты об этом говорила?
        - С которым из них? - хмыкаю я, делая глоток вина.
        - С психотерапевтом.
        - Да, но она, как и ты, считает это обычной фантазией. Попыткой моего мозга заполнить пустоту. Возможно, это так. Кто я такая, чтобы не соглашаться с дипломированным специалистом? Но что-то не сходится. Одно дело восполнять пробелы информацией, которую твой мозг почерпнул из внешних источников, но совсем другое, когда я начинаю видеть то, о чём не было известно широким массам, - выпаливаю я, срываясь на крик. - А что, если это фрагмент моей памяти, того, что случилось со мной восемнадцатого августа?
        - А что если ты всё-таки стала медиумом? Это же так очевидно, разве нет?
        - Рейч, это не смешно!
        - Кто сказал, что я смеюсь? Я на полном серьёзе! И если бы ты не пыталась всё объяснять своей амнезией, то, возможно, и сама бы это заметила. Ну вот ты просто подумай логически, во-первых, ты эту девушку знать не знала. Во-вторых, ну каким образом ты могла бы оказаться в том месте, где её держали? Нет, это конечно, возможно, если ты психопатка, которая похищает, мучает, а потом убивает бедных девушек.
        Рейчел смеётся над своими словами, а я чувствую, как тело покрывается холодным липким потом. Натягиваю на лицо улыбку и делаю внушительный глоток вина, стараясь не встречаться с ней взглядом.
        - Это же смешно, честное слово! - продолжает Рейчел. - Ну а в-третьих, если допустить мысль, что ты стала свидетелем чего-то страшного, то спрашивается, почему тогда ты до сих пор жива? Сама же знаешь, никто и никогда не станет оставлять свидетелей в живых.
        - Свидетель, - задумчиво тяну я, мысленно примеряясь к новому сценарию. - Да, я действительно могла быть просто свидетелем.
        - Ты серьёзно? Ещё скажи, что тебя с дороги столкнули! Шэл, ну правда, перестань. Что бы ни случилось с тобой в тот день, всё это в прошлом. И слава Богу, что ты осталась жива. Но вот твои видения - это уже совсем другое. Такие способности даны не каждому, нельзя вот так просто взять и отмахнуться от этого дара. Тебе обязательно нужно его развивать…
        - Рейч, у меня нет способностей, - мой голос дрожит от эмоций. - Я видела Зоуи Мейер так же чётко, как вижу тебя. Она была одета в короткие джинсовые шорты и белую футболку, перепачканную грязью и кровью. Её белоснежные волосы были обриты, а те, что остались на голове, клочьями торчали в разные стороны. Я стояла рядом с ней, когда пошёл дождь. Он стучал в окно под самым потолком. Это не сон, не галлюцинация и совершенно точно не спиритический контакт. Я уверена, что спускалась в этот подвал и было это восемнадцатого августа, когда я попала в аварию.
        - Как знаешь, - сдаётся Рейчел, швыряя фотографии на стол. - Но в таком случае ты должна помнить, что в Калифорнии очень мало домов с подвалами. И в Эл-Эй не бывает дождя в августе.
        9
        В ходе одного из сеансов психотерапии, в очередной раз заглядывая в лабиринты моих воспоминаний, доктор Харт помогла мне сделать неожиданное открытие: я живу не ради кого-то или чего-то, но вопреки. В детстве я противостояла матери, защищаясь от её извращённых суждений, потом коллективу издательства, отвоёвывая себе уютный кабинет редактора, следующим стал Мэтью. Эта мысль зудит у меня в мозгу с самого утра и мне снова хочется вернуться в кабинет доктора Харт и в этот раз уже пойти до конца, позволить ей сковырнуть нарыв. Но вместо этого я сижу за обеденным столом, чувствуя, как яд из глубинной червоточины медленно отравляет мой разум. Я снова думаю об аварии и о том, что могло произойти со мной в тот роковой день - восемнадцатого августа. Вылив в бокал остатки вина, достаю из кухонного шкафчика блокнот с рецептами. Я начала его вести, когда мне едва исполнилось одиннадцать. Мама никогда не была хорошей хозяйкой, ни до лечения своих зависимостей, ни после. Я же отчаянно не хотела быть такой, как она, а ещё я стремилась поскорее стать взрослой. Моя первая запеканка немного подгорела снизу, но даже
она была несравнима с той покупной дрянью, что ежедневно была у нас на столе.
        Пролистываю разлинованные страницы, исписанные моей рукой, подмечая, как менялся почерк: от корявого детского - к ровному и твёрдому письму взрослого человека. Это тоже я сделала в пику материнским каракулям. Вся моя жизнь представляет собой череду противостояний и побед. Сегодня мной тоже движет жажда триумфа. Я должна всё вспомнить.
        Шоколадный кекс, наггетсы, морковный торт, гамбо, чизкейк, банановый хлеб… и, наконец, она, страница с загнутым уголком. Здесь нет графы «Состав» и не описан процесс приготовления. Только время в столбик и проверенные факты:
        9:00 - завтрак.
        10:00 - помогала Патрику собирать лего.
        12:10 - отвезла Патрика к Брендону.
        17:20 - привезла Патрика к Рейчел.
        22:15 - звонок в 911 от Гарри Джейна, мужчины, обнаружившего мою машину.
        23:00 - Мэтью сообщил Рейчел, что я в реанимации.
        А внизу большими буквами вопрос: «ГДЕ Я ОСТАВИЛА СВОЮ СУМКУ?»
        Последнее время я постоянно носила джинсовую сумку через голову, она не всегда подходила к моему наряду, но её на день матери мне подарил Патрик, и это автоматически сделало её универсальной. Рейчел заверила меня: когда я приехала к ней, чтобы оставить Патрика, сумка, как и всегда, болталась на уровне бедра. А теперь её нет. Её нет дома (а я обыскала всё), её не нашли и на месте аварии. Она просто испарилась. И это странно.
        Я сделала эту запись сразу после того, как вышла из больницы, но с тех пор так и не продвинулась ни на йоту.
        Делаю глоток из своего бокала, пытаясь смыть горечь дешёвым вином. Меня начинает тошнить. Вонзаю ручку в пустую строчку и с нажимом рисую жирную точку. С каждым поворотом кисти она растёт и ширится на глазах, всё больше достигая сходства с чёрной дырой в моём сознании.
        Чем я, чёрт возьми, занималась в тот день после того, как отвезла Патрика к его однокласснику? Почему, стоило ему вернуться домой, как я отвезла его к Рейчел? Что может связывать меня с Зоуи Мейер? Действительно ли я была случайной свидетельницей? Что я делала на Уилл Рождерс Стейт Парк Роуд? А главное, я действительно не справилась с управлением или же моё падение - результат столкновения с другой машиной?
        Эти вопросы сводят меня с ума. Невидимой петлёй затягиваются вокруг горла. Я задыхаюсь. Мне нужен воздух. Мне нужно сделать хоть что-нибудь. Звоню Гарри Джейну и договариваюсь о встрече.
        ***
        Я не раз представляла себе, как встречусь с ним, чтобы лично сказать спасибо за то, что он спас мне жизнь. В знак благодарности я даже купила ему бутылку дорогого виски и завернула в подарочную бумагу. Однако, несмотря на это, я постоянно откладывала эту встречу, сама не зная, чего страшась. Может быть, я просто боялась услышать правду? Эта догадка кажется мне абсурдной, а потому всю дорогу в пекарню «Сладкая жизнь» (именно это заведение назвал Гарри Джейн, когда я стала настаивать на безотлагательной встрече), я раз за разом прокручиваю в мыслях возможные варианты диалога с человеком, которому обязана жизнью.
        Если бы не вы, не знаю, чем это всё могло для меня закончиться… Даже не знаю, как вас благодарить… Я ничего не помню, но, говорят, я просто не справилась с управлением… Конечно, было уже темно… Наверное, это просто несчастный случай…
        Но стоит войти в заведение, как меня охватывает неподдельное чувство тревоги, а что, если он спас меня, но при этом причастен к смети Зоуи Мейер? Эта мысль пронзает меня током, и я не могу пошевелиться. Над головой радостно звенит колокольчик, а я чувствую, как по спине у меня бежит мороз.
        - Добро пожаловать, и пусть сладкая жизнь войдёт в привычку! - широко улыбаясь, приветствует меня фирменной фразой девушка в клетчатом платье с рюшами и белым фартучком.
        Глядя в её искрящиеся оптимизмом глаза, легко поверить, что она действительно верит в то, что говорит. На вид ей не больше шестнадцати, и вероятно, это её первое место работы. Мне хочется её поддержать, но улыбка у меня выходит жалкой и лицемерной. Я слишком напряжена.
        - Если вы у нас в первый раз, предлагаю попробовать лимонный тарт или тыквенную запеканку с изюмом и орехами, - бойко предлагает девчушка, перехватывая мой взгляд. - Ну а вообще, у нас всё очень вкусное.
        - Я буду лимонный тарт и двойной эспрессо, спасибо, - говорю я, занимая первый свободный стол, тяжело опуская перед собой пакет с бутылкой.
        При других обстоятельствах я, возможно, смогла бы насладиться уютной обстановкой этого заведения, песнями французских шансонье и умопомрачительным запахом свежей выпечки, но вместо этого я упираюсь взглядом в окно, вяло ковыряя вилкой свой десерт. Мысль о причастности Гарри Джейна к исчезновению и убийству Зоуи Мейер становится непреодолимой. Я помню, как испуганно таращилась в зеркало заднего вида, сидя за рулём своей «Хонды». Что, если это по его вине я не справилась с управлением?
        Одна мысль сменяет другую с такой скоростью, что я едва поспеваю прослеживать связь. А что, если он остановился там вовсе не для того, чтобы спасти меня, но добить? Моё тело вмиг покрывается гусиной кожей, и я резко вскакиваю как раз в тот момент, когда к моему столику подходит худощавый мужчина невысокого роста в светлых брюках и болотного цвета рубашке. Он встревоженно смотрит на меня глазами, похожими на янтарные бусины, озаряющими его смуглое сухое лицо. Мне не доводилось видеть его прежде, но я ни капли не сомневаюсь в том, что передо мной стоит Гарри Джейн.
        - Простите, что заставил ждать, - извиняется он, жестом приглашая меня вернуться на своё место.
        Он садится напротив меня, так близко, что я могу ощутить нотки его цитрусового парфюма, а также аромат геля для бритья. На миг я закрываю глаза, желая дать волю своему обонянию. «Запахи - один из инструментов, способных активизировать нашу память», - утверждает доктор Дюбуа, и я хочу верить в то, что он прав. Я делаю ещё один глубокий вдох, позволяя своим лёгким наполниться новыми запахами, однако мрак перед глазами отказывается рассеиваться. Похоже, этот букет ароматов я слышу впервые.
        - Вам не понравился наш фирменный лимонный тарт? Моя жена пришла бы в ужас, увидев вашу тарелку.
        - Что, простите? - переспрашиваю я, снова встречаясь с ним взглядом.
        - Это моё заведение, я думал, вы знаете, - смущённо отвечает он.
        - Не знала, - бормочу я, пытаясь собраться. - Вам о чём-нибудь говорит имя Зоуи Мейер?
        - Нет. А должно? У вас что-то стряслось? Возобновили судопроизводство? - интересуется он, неуклюже поглаживая скатерть, словно пытаясь подцепить невидимые соринки.
        - Нет, насколько мне известно, дело закрыто. Не думаю, чтобы кто-то хотел его снова открывать, если только не появится какой-то новой информации, - отвечаю я, наблюдая за его реакцией. - Зоуи Мейер - это имя пропавшей девушки…
        - Ой, я новости не смотрю, тем более криминальный блок, - брезгливо морщась, отвечает Гарри, поднимая вверх сухие ладони. - А почему я должен её знать?
        - Мне кажется, я видела её в тот день, просто никак не могу вспомнить, где это было… Может быть, я видела её с вами?
        - Бывает, я подвожу сотрудников пекарни, но только их. Так что извините, но в моей машине в тот вечер никого, кроме меня, не было. Да и как вы бы могли её увидеть, если к тому моменту, как я заметил вашу машину, вы, похоже, уже были без сознания какое-то время.
        Он говорит всё тем же спокойным голосом. В его словах есть смысл и логика. У меня нет причин ему не доверять.
        - Может быть, она была в вашей машине? - спрашивает он, и меня словно пронзает током.
        - Нет-нет, - быстро отвечаю я, чувствуя, как кровь отхлынула от лица. - Я была одна.
        - Может, вы кого-то подвозили тем вечером?
        - Не знаю, это просто видения, я пытаюсь всё вспомнить, - бессвязно говорю я, пытаясь справиться с эмоциями. - Это буквально какие-то вспышки, нечёткие фрагменты, моя авария… И кстати, вы поднимались или спускались с холма, когда заметили меня?
        - А кто она вам? - спрашивает он, точно не слышал меня вовсе. - Подруга? Родственница? Это-то вы помните?
        - Никто. Она мне никто.
        - Не сочтите меня бездушным, но тогда почему вас это так волнует?
        От этих слов веет какой-то враждебностью. Я смотрю ему в глаза и больше не замечаю в них былого радушия.
        - Поднимался, - прерывает моё неловкое молчание Гарри, внезапно давая ответ на мой вопрос. Он задумчиво смотрит в окно и, проследив за его взглядом, я с ужасом осознаю, что пекарня «Сладкая жизнь» расположена чуть ли не у подножья того самого холма. - Я же живу в тех местах, и я как раз возвращался домой с работы.
        - Говорят, что преступники часто возвращаются на место преступления, - бессознательно шепчу я, всё ещё разглядывая склон.
        - Кстати, да, - тихо говорит он. - Они возвращаются.
        В растерянности таращусь на него, не в силах вымолвить и слова, а он поворачивается ко мне и, встретившись со мной взглядом, вновь дарит мне свою добродушную улыбку.
        - На этом склоне часто происходят аварии, опасный поворот, - заключает Гарри. - И к кому же вы ехали в тот вечер? Вспомнили?
        - Я думала, вы мне в этом поможете, - выдавливаю я, с трудом сглатывая слюну. - Может, вы расскажите мне о своих соседях, и я что-то вспомню?
        - Давайте посмотрим, - тянет Гарри, задумчиво почёсывая затылок. - Всех, конечно, я не знаю. Есть пара домов, которые из года в год ходят по рукам, никто там никак не приживётся. Так, кого я знаю… Ну, мои старые друзья Билл и Лили Соммерс, они уже давно на пенсии, но у них есть дети, правда, во Флориде сейчас живут.
        Эти имена мне ничего не говорят, и я молча качаю головой.
        - Адвокат Дилан Барк, - продолжает Гарри. - Хилари Пейдж, сумасшедшая, которая утверждает, что у неё был роман с известным голливудским актером, но за десять лет, что я её знаю, так и не призналась, о ком идёт речь. А уж мы-то её с Кори - это моя жена - как только не пытали бедняжку.
        - Пытали? - ошарашенно переспрашиваю я.
        - Ну да! После двух бутылок водки она еле стояла на ногах, но так и не призналась. Думается мне, что она всё это выдумала, как и то, что пробовалась на роль девушки Джеймса Бонда.
        Гарри самодовольно хмыкает, незаметно оттирая слюну в уголке рта, но, когда наши взгляды встречаются, он снова становится серьёзным и сдержанным в эмоциях.
        - Есть у нас ещё профессор университета, кажется, он там кафедру какую-то возглавляет. Мы с Кори пытались с ним подружиться пару лет назад, когда он только переехал, но мистер Хофман оказался нам не по зубам, - говорит он, тонко улыбаясь. - Есть ещё Рональд и Миранда, они моего возраста, живут на соседней улице. Раньше мы с ними много времени проводили, у нас дети дружили очень, но сейчас их дочка, кажется, замуж вышла, наша тоже с парнем жить начала. Ну и общение наше как-то сошло на нет. Ну вот и всё, больше я никого и не знаю. Ротация в наших местах сами знаете какая. Вот и весь костяк района.
        Ни одного знакомого имени. Это тупик. Тяжело вздыхая, жую губы, не зная, что сказать.
        - А может быть, вы приезжали смотреть дом, что выставлен на продажу? - пытается помочь Гарри.
        - Вряд ли. У меня уже есть один, - отвечаю я. - Простите, я не хочу показаться грубой, но, может быть, вы всё-таки видели кого-то ещё в ту ночь. Может быть, это был ваш сосед или, наоборот, какой-то чужак…
        - Нет, я вас-то чудом разглядел. Если бы не тот внедорожник, что нёсся на меня с выключенными фарами, может быть…
        - Что за внедорожник? Когда это было? - спрашиваю я не своим голосом.
        - Так я же это… говорил об этом офицеру, который первым приехал на место аварии, хотя ему было не до меня. Я краем уха слышал, что вроде бы в этот момент у него как раз жена рожала. Но это, конечно, его не оправдывает, - запинаясь, отвечает Гарри, взволнованно оттягивая указательным пальцем воротник своей рубашки. - Ну так вот, дело в том, что в ту ночь я сам чуть не угодил в аварию.
        От неприятного предчувствия я вся скукоживаюсь. Не много ли чудес на один вечер?
        - Я поднимался по склону, в такое время машин там немного, в основном только местные жители. Ну так вот я на миг отвлёкся, чтобы прочитать сообщение на мобильном телефоне, когда передо мной из темноты возник внедорожник. Он ехал с выключенными фарами, иначе я бы его заметил. Естественно, ударил по тормозам, посигналил, но он просто скрылся за поворотом.
        От этих слов меня буквально бьёт током.
        - А потом вы увидели меня?
        - Да, чуть выше. Ой, вы думаете, это он, - ошарашено округляя глаза, тянет Гарри, прикрывая рот ладонью. - Я об этом даже не подумал. Копы ведь сказали, это был несчастный случай.
        - Вы случайно не видели, кто сидел за рулём или какого цвета была та машина?
        - Водителя я не видел, было слишком темно, но в свете собственных фар я разглядел цвет, он был красный, вроде того, что водит Хофман.
        - Красный, - шепчу я.
        - Да, в этом я уверен, как и в том, что Кори будет в ярости, если узнает, что вы сделали с её фирменным тартом.
        - Простите, это всё нервы, - отвечаю я, бросая на стол двадцатку. - А сумку мою вы не находили? В тот вечер у меня была небольшая джинсовая сумка на длинном ремешке.
        - Нет. Может быть, забыли её у…
        - Может быть, осталось только понять, у кого именно, - с кривой улыбкой хмыкаю я. И только теперь замечаю пакет с подарочной бутылкой внутри, что всё это время стоял прямо передо мной. Неуклюже протягиваю её Гарри. - Это вам, спасибо, что не проехали мимо.
        10
        После встречи с Гарри я провожу ещё одну бессонную ночь. Ворочаясь в постели, я снова и снова прокручиваю в голове его слова, полагая, что это поможет мне растормошить память. Но всё безрезультатно. Красный джип с выключенными фарами продолжает смутным призраком маячить то тут, то там. Его видел Гарри Джейн, не я. Но я не отчаиваюсь. У меня всё ещё есть шанс получить ответы на свои вопросы, и я спешу им воспользоваться, сразу после того, как провожаю Патрика в школу.
        Решение поехать в полицейский участок далось мне непросто. Смутные опасения оказаться причастной к убийству Зоуи Мейер сводили меня с ума. Курсируя по комнате из угла в угол, я заламывала пальцы на руках каждый раз, когда в голове формировался довод в пользу моей непричастности.
        - Я не помню только один день из жизни - восемнадцатое августа, но девушка пропала пятнадцатого числа, а значит, я должна бы помнить о том, как, где, а главное, зачем мне понадобилось её похищать, - бормотала я. - Скорее всего, тот комментатор прав, и Зоуи Мейер - не единственная жертва преступника, есть и другие, а значит, это серия. Но их то я не помню. И вообще, с какой стати мне их убивать? Если бы я когда-то и отважилась на такой поступок, то Бритни Мур стала бы первой и последней моей жертвой. Мало ли что я там напридумывала в своей книге. Нет! Это всё чушь! Я этого не делала! Но… Рейчел права, я свидетель! Я видела эту девушку, а значит, я видела и её похитителя. Моя авария - ключ ко всему!
        Переступая порог полицейского участка, я уверяла себя в том, что хочу просто узнать подробности своей аварии, однако стоило мне встретиться взглядом с грузной женщиной в форме, как цель визита резко изменилась.
        - Я хочу поговорить с детективом Ноланом Фертом. Думаю, у меня есть сведения, которые помогут в его расследовании, - слетело с моих губ прежде, чем я смогла что-то сообразить.
        И вот я уже полчаса сижу в этом кабинете в надежде быть услышанной. За стеклянной дверью этой крошечной серой коробки кипит жизнь, отчего гнетущая тишина комнаты страшит меня всё больше. Встаю из-за стола и подхожу к двери, в очередной раз испытывая нервную дрожь в коленях. Дверь, не запертая на замок, дарит ощущение свободы, возможности уйти в любой момент. Вероятно, именно оно и продолжает удерживать меня в этих стенах. Выглядываю в коридор, мгновенно оказываясь в центре пчелиного улья. Десятки голосов сливаются в непрерывный гул, усиливая звон в ушах. Делаю шаг назад, устремляя взгляд в большое зеркало на стене. Если верить фильмам про копов, за ним могут скрываться люди. От этой мысли испытываю приступ тошноты. Желание плюнуть на всё и уйти становится навязчивым. Оно стучит у меня в висках, клокочет в горле. Вновь хватаюсь за ручку и резко тяну на себя, вздрагивая от неожиданности. На пороге стоит мужчина.
        - Добрый день, я детектив Ферт, простите, что заставил ждать, - деловито сообщает он, глядя на меня сверху вниз.
        Я вжимаю голову в плечи под давлением его власти и мощи. В прессе упоминалось только имя, а потому его образ я дорисовала сама. Мне казалось, что расследованием убийств должен заниматься коренастый мужчина средних лет, с богатым послужным списком раскрытых дел. Моё воображение щедро дополнило его облик очками в роговой оправе, сединой на висках и густыми усами. На деле же Нолан Ферт оказался высоким крепким мужчиной с коротко стриженными тёмными волосами. Могучие плечи едва помещаются в дверном проеме, а рельеф его мускул, уверена, не только страшит преступников, но и приводит в трепет дам. В меня же он вселяет панику.
        - Мне сообщили, что вы располагаете информацией по делу, которое я сейчас расследую, - говорит он, и его губы снова смыкаются в тонкую твёрдую линию.
        Во рту пересохло так, что я не могу даже сглотнуть. Снова чувствую себя испуганной девочкой, забившейся в угол, чтобы не слышать пьяных криков матери и её дружков, чтобы не стать их лёгкой мишенью. Мне страшно.
        - Шейла Нельсон, верно? - говорит он, бросив беглый взгляд в свой блокнот, продолжая уверенно двигаться к столу.
        - Да, всё так, - выдавливаю я, опускаясь на свободный стул.
        - Я вас слушаю.
        Детектив нетерпеливо щёлкает ручкой, откинувшись на спинку стула. Он хмурит брови, буравя меня холодом непроницаемых серых глаз. Напряжение нарастает. Я громко сглатываю, кусая обветренные губы.
        - Я вас слушаю, мисс Нельсон, - вновь приглашает меня к диалогу он, немного склонив голову влево.
        - Восемнадцатого августа я попала в аварию, которую сочли несчастным случаем, но у меня есть все основания полагать, что мне помогли слететь с дороги.
        - Простите, но мне сказали, что вы располагаете информацией касаемо…
        - Я знаю, что вам сказали, - нервно перебиваю его я. - И да, мне кажется, моя авария как-то связана с Зоуи Мейер - одной из убитых девушек. Поэтому я и прошу вас помочь мне во всём этом разобраться.
        - Где именно произошла эта авария?
        - Мою машину нашли на Уилл Рождерс Стейт Парк Роуд.
        - Хорошо, - бубнит детектив, размашистым движением руки делая запись в своём блокноте. - Какое отношение к этому происшествию имеет Зоуи Мейер? Она была с вами в машине?
        - Нет, конечно нет! Мы с ней даже не были знакомы, но я её видела. Я в этом практически уверена.
        Мои губы разъезжаются в нервной улыбке.
        - Я вас правильно понимаю, вы не были знакомы с девушкой, но у вас есть какая-то информация касаемо её убийства?
        Боюсь поднять голову и встретиться с ним взглядом. В детективе есть что-то такое, от чего у меня волосы встают дыбом, а может быть, виной всему вся эта обстановка. Растерянно смотрю по сторонам, нутром ощущая холод и враждебность стен.
        - Да, всё так. Вчера я встречалась с человеком, который спас меня в ту ночь, так вот он видел на холме ещё один автомобиль - красный джип! И кстати, он сообщил об этом инспектору, который занимался расследованием моей аварии, однако, насколько мне известно, все почему-то предпочли проигнорировать этот факт. Но разве это не доказательство того, что возможно…
        - Стоп! Я не дорожный инспектор, я занимаюсь расследованием убийств. Вы сказали, что видели Зоуи Мейер, когда это было?
        - Мне трудно сказать, когда это было, но полагаю, что это должно было быть восемнадцатого августа. Это единственный день, который полностью стёрт из моей памяти.
        Взгляд детектива становится острее. Он подаётся вперед, локтями упираясь в поверхность стола. Удушающий запах его одеколона лишает меня способность соображать.
        - Что значит - полностью стёрт из вашей памяти? Вы видели убитую или нет?
        - Я не помню, что случилось со мной в тот день. Авария… вернее, черепно-мозговая травма блокирует мои воспоминания. Я не знаю, что делала восемнадцатого августа, - бормочу я, превозмогая болезненный спазм в горле. - Но я помню эту девушку. Помню, что видела её. На ней были короткие джинсовые шорты и белая футболка. Её одежда была перепачкана в грязи и крови. Её держали в тёмном подвале прикованной к батарее…
        У меня перехватывает дыхание. Я чувствую нарастающий приступ клаустрофобии. Стены вокруг начинают двигаться, давить на меня со всех сторон.
        - В подвале?
        - Да, я знаю, что в Калифорнии очень мало домов с подвалами, но она была как раз в одном из них. Я помню, как смотрела в потолочное окно, когда по стеклу застучали тяжёлые капли дождя.
        - Дождя, значит… Что-то ещё?
        Я вижу, как детектив яростно пролистывает страницы в своём блокноте. Шелест бумаги раздражает слух. От этого звука по коже бегут мурашки, и я вновь слышу лязг цепей. Этот звон сводит с ума. Я закрываю уши руками.
        - Я не понимаю, как и где могла её видеть. Я пытаюсь вспомнить, но не могу. Только какие-то вспышки. В поисках ответов я даже ездила к её родителям. Они согласились поговорить со мной, ответить на мои вопросы, но не вышло. Нас ничего не связывает. И всё же я её видела, я ничего не выдумываю. Это была Зоуи Мейер. Поэтому я прошу вас мне помочь. Вы должны ещё раз опросить свидетеля моей аварии. А ещё нужно найти тот чёртов красный джип. Моя авария не была несчастным случаем, - говорю я, чувствуя дикое опустошение, словно с последним произнесённым словом меня покинули силы.
        - Никуда не уходите, я сейчас вернусь! - командует детектив, приковывая меня взглядом.
        Внезапная неконтролируемая паника сковывает моё тело, пока я безропотно наблюдаю, как он, мрачной глыбой поднимаясь со стула, выходит за дверь.
        ***
        Металлические жалюзи болтаются на двери, приковывая внимание. С каждым глухим ударом об стекло я чувствую, как в моё тело возвращаются жизненные соки. Дыхание становится ровным, сердечный ритм перестаёт стучать в ушах. Но уже через несколько минут, когда детектив Ферт возвращается в комнату, меня вновь начинает трясти.
        - Присядьте, это не займёт много времени, - говорит он, тяжело опускаясь на своё место.
        Неуверенно отодвигаю стул, сажусь напротив него, наблюдая за тем, как он распахивает на столе тонкую чёрную папку. В ней с десяток каких-то бумаг, похожих на ксерокопии. Я напряжённо сглатываю, больно кусая себя за щёку изнутри.
        - Восемнадцатого августа вы попали аварию, в результате которой получили серьёзную черепно-мозговую травму. В своих показаниях дорожному инспектору, который допрашивал вас в больнице, вы сообщили, что ничего не помните об этом инциденте. Такой же версии вы придерживались и позже в суде второго сентября, где также утверждали, что память к вам не вернулась. Результатом слушания тогда стал штраф, - чеканит детектив. - И по-вашему, судья вынес неверное решение, однако он основывался на фактах. Ваша авария стала четвёртой за последние пару лет на этом же участке дороги. Поэтому показания свидетеля о внедорожнике ничего бы не изменили.
        Неожиданно он поднимает на меня глаза, и я чувствую, как мои губы разъезжаются в неконтролируемой нервной улыбке.
        - Согласно медицинской карте, вы всё ещё находитесь под наблюдением доктора Дюбуа, который пытается с помощью медикаментов вернуть вам память, - продолжает детектив, переворачивая страницу. - Вместе с этим нам известно, что двадцать третьего мая у вас было другое судебное разбирательство, результатом которого стал судебный запрет на приближение к некой Бритни Мур, а также принудительная терапия у психотерапевта.
        Он переплетает толстые пальцы в замок и тяжёлой гирей опускает их на бумаги. Чтение моей постыдной биографии, похоже, подошло к концу. И я внезапно ощущаю на себе его хищный недобрый взгляд.
        - Повторю свой вопрос, когда и где вы видели Зоуи Мейер?
        - Я бы рада назвать вам точный адрес, но я не помню. Я не знаю, куда и зачем ездила в тот вечер. Я не помню ничего конкретного! Но я точно видела её живой! Вам нужно по новой опросить Гарри Джейна, это мужчина, который спас меня, ведь он свидетель. Он видел красный внедорожник, а может быть, он видел и что-то ещё…
        - А зачем вы звонили в службу спасения? - ровным голосом спрашивает детектив Ферт.
        - Я?
        - Да, в 22:03 с вашего телефона поступил звонок в 911.
        В подтверждение своим словам он включает запись на мобильном, и я слышу свой голос, пропитанный ужасом.
        - Помогите, помогите!
        - Что у вас случилось? Я вас слушаю! - говорит диспетчер, но ответа не следует.
        - Откуда вы это взяли?
        - Это запись приложена к вашему делу об аварии, случившейся восемнадцатого августа.
        Я отчаянно мотаю головой. Эмоции накрывают меня с головой. Детектив Ферт сковырнул рану, содрал корку, и я чувствую нарастающее давление внутри. Воспоминания, как бурный поток раскалённой лавы, хлынули на меня.
        Мне десять лет и в начале учебного года я всегда особенно уязвима. Лето я провожу у бабушки с дедушкой, они единственные любят и заботятся обо мне. В их красивом доме в Малибу я забываю обо всём. Но с первым днём сентября в моей жизни неумолимо бьют куранты, превращая карету в тыкву, а меня… Я снова становлюсь собой - замкнутым, бесхозным ребёнком, которого непросто понять, но легко обидеть. В первый же день я получаю выговор от учителя по литературе. Красными чернилами она чиркает мою тетрадь, яростно настаивая на встрече с родителями. Все знают, что у меня только мать, но это не мешает им при каждом удобном случае тыкать в меня словом «родители». В такие минуты я чувствую себя ущербной. Слёзы душат меня, но я держусь, бывает, даже огрызаюсь. Но в этот раз я молчу: я прекрасно знаю, что ждёт меня дома, и это страшит меня куда больше очередной порции насмешек одноклассников. Они - жалкая стая стервятников в сравнении с мамой.
        Пить она начала ещё вчера, а потому встречает меня мятое, лохматое и ужасно пахучее существо, шатко балансирующее на тощих ногах, торчащих из-под длинной майки. Она выпускает в меня клубы белого дыма. От фирменного запаха травки меня начинает тошнить, но я пытаюсь ответить ей улыбкой. Я всё ещё надеюсь, что она не попросит показать тетради, изображая из себя заботливую мать.
        - Ну, как твой день в школе? - сипит она, сжимая зубами сигарету. - Показывай тетради!
        Закатываю глаза, обречённо протягивая ей рюкзак. Страница с красными чернилами берёт всё внимание на себя. Я тяжело сглатываю, разглядывая маленькое пятнышко на новых кроссовках. Она яростно сминает лист, превращая его в шарик для пинг-понга. Скомканная бумага падает рядом, и в тот же миг холодные узловатые пальцы матери больно смыкаются на моей челюсти. Она силой поднимает мне голову, заглядывая в глаза.
        - Что я тебе говорила в прошлый раз? Ты забыла?
        Мотаю головой, чувствуя ком в горле.
        - Ну вот и славно! Ты мне потом за это ещё спасибо скажешь, вот увидишь! - сообщает она, оглядываясь по сторонам.
        В комнате, как и во всей квартире, царит хаос, но мы обе знаем, что в этих кучах вонючего барахла она, при желании, легко сможет найти даже иголку, не то что ремень.
        - Ты не вышла личиком, уж прости, - бубнит она, пока её глаза мечутся по периметру. - Ум и послушание - это всё, что ты сможешь предложить мужчине. А ещё ты должна будешь родить сына!
        Эту речь я знаю наизусть. Сейчас последует её коронная фраза: «Родись ты мальчиком, всё было бы иначе».
        - Родись ты мальчиком, всё было бы иначе, - подтверждает мою мысль мать, радостно щёлкая языком.
        Она тянет меня за руку, крепко сжимая запястье. Два шага в сторону дивана - и я уже могу разглядеть под пустой коробкой из-под пиццы металлическую пряжку старого потёртого ремня. С трудом сглатываю, с надеждой поглядывая в сторону своей комнаты. От укрытия меня отделяет не больше семи шагов, но сейчас мне кажется, что нас разделяет непреодолимая пропасть. Мои ноги становятся ватными от страха и ужаса предстоящей порки. Мама тянется за ремнём, и я чувствую, как слабеет её хватка. Это мой единственный шанс. Я резко выкручиваю руку, спотыкаюсь и чуть ли не падаю перед ней на колени, но - о чудо! - мне удалось выстоять и даже побежать.
        - Ты что это вытворяешь? - орёт она, и я слышу, как на пол с грохотом посыпалось всё то, что ещё секунду назад было на столе: жестяные банки, коробки и шелестящие пакеты от чипсов.
        Забегаю в комнату и тщетно пытаюсь запереть дверь. Замок сломан, об этом я забыла. Залезаю под кровать: это единственное место, где я могу спрятаться. Я вижу её разодранные грязные кеды, она заходит в комнату, пиная по углам мои игрушки. Их покупают бабушка с дедушкой, а она уничтожает. На мгновение мой мозг захватывает мысль о том, перенесёт ли это грубое вторжение моя новая кукла, но, когда мать делает шаг в сторону кровати, я думаю уже только о себе.
        - Я из тебя выбью всю эту дурь, - грозится мать, заглядывая под кровать и пуская мне в лицо густой белый дым.
        Глаза начинает щипать, но я успеваю заметить нездоровый блеск в её глазах. Нет сомнений, она под кайфом. Мои ноги бьются о металлические ножки кровати, и я слышу противный звон, от которого у меня кровь стынет в жилах. Я пытаюсь ей что-то сказать, но с губ срывается только жалобный шёпот.
        - Помогите, помогите…
        Я начинаю задыхаться.
        - С вами всё в порядке? - спрашивает меня мужчина с квадратным лицом. Мне требуется какое-то время, чтобы узнать в нём детектива Нолана Ферта.
        - Да, - говорю я, делая глубокий вдох. Грудь сковывает болезненный спазм. - Наверное, я пыталась позвать на помощь, поняв, что не справляюсь с управлением. Но, если честно, я этого совсем не помню.
        - Отлично, вы не помните ни своего звонка в службу спасения, ни причин своей аварии, но настаиваете на том, что видели Зоуи Мейер.
        - Да. Вы должны мне поверить.
        - Правда? Тогда, наверное, мне не стоит отмахиваться и от других потенциальных свидетелей, которые ежедневно звонят по горячей линии, чтобы сообщить ценную информацию и попасть в свежий выпуск новостей.
        - Новостей? - переспрашиваю я, часто хлопая глазами. - А эти потенциальные свидетели, как и я, сообщают вам про подвал, цепи и тот факт, что голова девушки была обрита налысо?
        - Откуда вам известно про волосы?
        - Я была там, я её видела. Я хочу помочь…
        - Но вы ничего не говорите.
        - Говорю, вы просто не слушаете: я попала в аварию. Я почти уверена, что меня кто-то столкнул, я не знаю, было это сделано умышленно или случайно, но вам нужно найти тот красный внедорожник, о котором говорит Гарри Джейн. Я думаю, это и есть ключ к разгадке.
        - Вернёмся к девушке. Она что-то говорила?
        - Нет, её рот был заклеен скотчем.
        - А что вы там делали?
        - Я не знаю, я не помню… но это был подвал, заваленный коробками, бумагами. С потолка свисала тусклая лампа, прямо над Зоуи. Она сидела в белоснежном облаке своих собственных волос.
        Детектив напряжённо сводит брови на переносице.
        - Только не надо говорить, что всё это лишь плод моих галлюцинаций, миссис Мейер подтвердила мою догадку. Поэтому я точно знаю, что…
        - Догадку, значит. А ко мне вы пришли тоже догадку проверять?
        - Нет, боже, нет… это не догадка, я была там. Её обрили тонкой бритвой… а ещё в тот вечер шёл дождь. Я не знаю, как это можно объяснить, но я слышала, как он барабанил в окно под самым потолком. Вы должны мне поверить.
        - А чему конкретно вы хотите, чтобы я поверил? Что вы видели Зоуи Мейер прикованной к батарее с обритой налысо головой? Или в то, что вы не помните, как оказались в каком-то незнакомом тёмном подвале? А может быть, в тот факт, что в Лос-Анджелесе, возможно, впервые в истории штата дождь пошёл восемнадцатого августа, но такой феномен заметили только вы? Во что из этого мне верить?
        - Я знаю, это звучит нелепо, но…
        - Нелепо? Да вы себе льстите! Это звучит как форменный бред, коим и является! Вам что, заняться больше нечем?
        - Я хотела помочь… я ведь вижу её. Мои видения - это…
        - Видения? - гремит он, разъярённо ударяя своей пятернёй по столу. - Вы - одна из этих чокнутых гадалок, медиумов…
        - Нет, это всё началось после аварии. Я вижу её, - упорно бубню я, вжимая голову в плечи.
        Он снова смотрит в папку, после чего ровным голосом спрашивает:
        - Вы принимаете запрещённые препараты или часто пьёте? Вы где-нибудь работаете, мисс Нельсон?
        Мне становится нехорошо. К страху и беспомощности подмешивается острое чувства стыда. Он мне не верит. Он надо мной смеется. Я для него - безработная пьянчуга. Такая же, как и моя мать. Яблоко от яблони…
        - Наверное, мне лучше уйти.
        - Идите, вы попусту потратили моё время! Вы понимаете, что всё это значит?
        Беспомощно таращусь на него. Я уже совершенно ничего не понимаю.
        ***
        Я выхожу из полицейского участка и, сделав шаг в сторону, тут же облокачиваюсь о стену. Ноги подкашиваются, в то время как душа ликует, вновь обретя свободу. Майка противно липнет к коже. А я и не заметила, как сильно вспотела. Оттираю ладонью испарину на лбу. Я бы не отказалась от бутылки с водой, но сама мысль о том, чтобы вернуться в фойе полицейского участка, где стоит вендинговый аппарат, заставляет сердце сжиматься в груди.
        «Помогите, помогите», - звенит в ушах голос, пропитанный страхом и отчаянием. Мой голос. Что же, чёрт возьми, случилось восемнадцатого августа?
        Полицейские нескончаемым потоком курсируют из стороны в сторону, но они меня не замечают. Меня никто не видит. Мне никто не поможет. Я снова стала собой - невзрачной и безликой. Таким, как я, легко сливаться с толпой и оставаться незамеченными, даже на виду. Возможно, именно поэтому чрезмерное внимание так легко выбивает почву из-под ног, сгущая потоки панических атак. Но всё это позади. Больше такой глупости я не совершу. Дыхание, наконец, приходит в норму, и я делаю первый уверенный шаг вперёд. Прочь отсюда.
        Только сев за руль, я ощущаю настоящую лёгкость в груди. Мой взгляд всё ещё прикован к открывающимся и закрывающимся дверям полицейского участка. Я вглядываюсь в силуэты мужчин и женщин в форме, пытаясь найти в тёмно-синей реке своего нового знакомого. Но с такого расстояния лиц не разглядеть, сколько ни старайся. На автопилоте натягиваю ремень безопасности и, прежде чем защёлкнуть его в замок, замечаю какой-то листок бумаги, заткнутый за щётку стеклоочистителя. Первая мысль - это штраф за парковку. Но интуитивно предчувствую беду. Выхожу из машины. Тревожно смотрю по сторонам. Подхожу ближе - и сразу становится понятно, что это не штраф. Бумага плотная, похожая на карточку из детской игры. Вынимаю её из-под щётки и медленно разворачиваю. Вижу изображение человека с распростёртыми руками. В его ладонях через маленькие отверстия продеты тонкие, еле заметные нити, и именно благодаря им он как будто держит равновесие. Фигура сидит на полу с безвольно опущенной головой, но можно разглядеть землянистый цвет кожи и ярко выраженный изъян лица - его гипертрофированный нос с заостренным кончиком.
        Трясущимися руками я разворачиваю нижнюю часть листа, где написано одно только слово: «Пиноккио».
        11
        Из-за нервного истощения ночь пролетает так быстро, что я даже толком не успеваю отдохнуть. Беспокойно ворочаясь в темноте, только под утро я наконец проваливаюсь в тягучий сон, из которого меня выдёргивает пронзительная трель. Я по привычке тянусь к телефону, уверенная в том, что это звонит Мэтью, желая отвертеться от своих отцовских обязанностей. Две субботы подряд для него - это слишком. После того, как он съехал отсюда и начал новую жизнь с этой облезлой кошкой, его мысли заняты чем угодно, только не выполнением своих родительских обязанностей. С моих губ готова сорваться добрая порция ругательств, однако трубка молчит. Звенящая тишина вокруг помогает унять разгневанное эго. Лениво зеваю. Мои глаза всё ещё закрыты, а противная слабость в теле буквально кричит: «Не просыпайся!». Я падаю лицом в подушку, ощущая лёгкие нотки своего же парфюма. Перед глазами начинает медленно вращаться звёздное небо, затягивая меня в свой омут. Бескрайняя пустота обволакивает меня, точно укутывает таинственным покрывалом. Я отрываюсь от реальности, теряя способность двигаться, думать, ощущать, но я слышу чьё-то
монотонное бормотание. Глухой бесцветный голос пробивается ко мне, словно назойливая муха. Я хочу отмахнуться, но, стоит мне пошевелить рукой, как магия сна бесследно исчезает. От резкого пробуждения у меня начинает гудеть голова. Морщу лоб, тяжело размыкая глаза до размера узких щёлок. Комната залита солнечным светом, это раздражает, возможно, даже больше чем назойливое бормотание где-то в комнате.
        - Патрик! - взволнованно зову я, вскакивая с кровати.
        От резкого подъёма у меня темнеет в глазах, и, прежде чем выйти из комнаты, я прислоняюсь к стене и делаю глубокий вдох. Доктор Дюбуа, выписывая меня из больницы, предупреждал о таких сюрпризах. Но в моём случае фраза «предупреждён, значит вооружен» совершенно бесполезна. Я учусь только на своих ошибках, если вообще поддаюсь обучению.
        Рывком открываю дверь и тут же натыкаюсь на сына. Он стоит посреди комнаты и прижимает к уху телефонную трубку. Вероятно, он не был готов к моему эффектному появлению, потому как от неожиданности не только вздрогнул, но и резко замолчал. Поспешно натягиваю на лицо виноватую улыбку и, приглаживая взлохмаченные ото сна волосы, тихонько спрашиваю:
        - Кто это?
        - Папа, - отвечает Патрик, и прежде, чем он возобновляет своё общение с блудным родителем, мы успеваем обменяться красноречивыми взглядами. Патрик горд и счастлив тем, что отец про него не забыл. А я… едва ли мне удаётся скрыть своё раздражение.
        Широко зевая, шлёпаю босыми ногами на кухню, недовольно выковыривая из уголков глаз остатки сна. Тяжело вздыхаю, отправляя в кофеварку полную ложку кофе.
        - Ты поднимешься? - долетает вопрос Патрика, и меня словно бьёт током.
        Взволнованно таращу глаза, всем своим существом обращаясь в слух. Мэтью не переступал порога этой квартиры с тех пока, как собрал чемоданы и ушёл. И он не был готов пренебречь этим решением ни тогда, когда Патрик с высокой температурой неделю лежал дома, ни позже, когда у меня случился нервный срыв и я перешла от пустых угроз к активным действиям. Даже из больницы после аварии меня забирала Рейчел. Однако, несмотря на это, Мэтью часто виделся с Патриком и регулярно угрожал мне полной опекой над сыном. Но для того, чтобы он захотел нарушить установленное им же негласное правило, должны быть веские причины. Неизвестность сводит с ума. Напряжение в комнате становится осязаемым. Я перестаю дышать.
        - Хорошо, я сейчас оденусь и спущусь, - внезапно говорит Патрик, заканчивая разговор.
        «Ложная тревога», - кричит мой мозг, и я с облегчением вздыхаю.
        Когда за Патриком закрывается дверь, я подхожу к окну и украдкой наблюдаю за своими мужчинами. Мэтью треплет золотистые волосы сына, и я вижу, как они улыбаются, крепко взявшись за руки. Шум улицы уносит прочь их голоса и радостный смех, но мне не нужно быть рядом, чтобы продолжать чувствовать нас семьёй. Да, Мэтью предал меня. Обманул. Но даже сейчас, глядя на него с высоты четвёртого этажа, я чувствую, как моё сердце щемит от радости. Я всё ещё люблю его. И я верю в нас. Всё, что нужно, это немного терпения. А я умею ждать.
        Красный «Чероки» Мэтью плавно выезжает с парковки, вливаясь в общий поток машин, и вскоре исчезает за поворотом, зарождая в душе странное чувство тревоги.
        ***
        Я с силой толкаю тяжёлую деревянную дверь. Она протяжно скрипит, открывая передо мной чёрный квадрат. Робкие шаги уверенно ведут меня к цели. Я иду, ориентируясь на сдавленное мычание. Я знаю: она здесь, и она меня ждёт. Над ней висит тусклая лампа. Этого достаточно, чтобы заметить глубину её синих глаз. Я опускаюсь перед ней на колени. Я хочу быть ближе к ней, хочу прикоснуться к ней, но… это не моя рука. Неведомая сила оттягивает меня назад. Я наблюдатель. Крепкий мускулистый мужчина стоит ко мне спиной. Его голое тело напряжено, влажные тёмные волосы взлохмачены. Он издает непонятный звук, похожий на рык. Кажется, они меня не видят, и только тигр на его плече разъярённо скалится. Он единственный чувствует моё вторжение. Блондинка блаженно стонет, выгибая спину. Я подбегаю к ним. Я хочу быть замеченной. Ещё один твердый шаг вперёд - и невидимая сила бьёт меня прямо в нос. Вскрикиваю от адской боли, открывая глаза. Я стою на пороге своей квартиры. И моим противником в непостижимой схватке стала входная дверь. Морщась, растираю нос пальцами, оглядываясь вокруг. Куда это я собралась? А может быть,
я только вернулась?
        Я всё ещё чувствую специфический запах подвала и, кажется, даже слышу сладостные стоны. Смотрю в глазок. Я не вижу ни голого соседа, ни блондинки. Никого. Оборачиваюсь назад. Холодная пустота дышит на меня из знакомого периметра комнаты. Что, чёрт возьми, происходит?
        - Патрик! - зову я. - Ты дома?
        Тишина. Необъяснимое чувство тревоги удушливой волной поднимается к горлу. Задыхаясь, я влетаю в комнату к сыну. Его нигде нет. Смотрю на время. Может быть, он ещё в школе? Нет. Сегодня суббота. Пытаюсь вспомнить, что было утром, может быть, он с отцом. Эта мысль кажется нелепой и всё-таки это единственное, что у меня есть. Я хватаюсь за эту возможность, как за соломинку. Возвращаюсь в гостиную и трясущимися руками набираю номер Мэтью.
        - Патрик с тобой? - кричу я в трубку.
        - А где ещё ему быть? Конечно, со мной, - щетинится Мэтью.
        Голова идёт кругом. А напряжение и страх молниеносно сменяются дикой слабостью. Я буквально падаю на диван, прикладывая к груди руку. Бешеный сердечный ритм - единственное, что напоминает о том ужасе, который я только что испытала.
        - Завязывала бы ты уже пить! - едко замечает Мэтью, и я нажимаю отбой, не прощаясь.
        В закладках у меня сохранено несколько статей о пропавших девушках. И я точно знаю, какая из них мне нужна. Только на этот раз я быстро прокручиваю текст журналиста, сегодня для меня имеет значение только то, что написали читатели. А именно один конкретный комментарий от пользователя lost77.
        Я нажимаю на ник, но ничего не происходит. Для того, чтобы оставлять комментарии под статьёй, не нужно проходить регистрации. Сайт гарантирует анонимность для своих пользователей, и похоже, добросовестно выполняет свои обязательства. Что ж, так даже лучше.
        Нажимаю на кнопку «Ответить», и во всплывающем окошке начинаю печатать текст.
        «Добрый день», - пишу я, и тут же стучу по клавиатуре, стирая букву за буквой.
        Сжимаю кулаки, потирая онемевшие от волнения кончики пальцев, при этом не свожу глаз с окошка с призывно мигающим курсором. Боязнь чистого листа - самая распространённая напасть среди писателей. О том, как тяжело даётся начало книги, я слышала не раз, причём не только от писателей, чьи рукописи ежедневно ложились ко мне на стол, но и от Гарольда. Я никогда не разделяла этого мнения, потому как трудностей по этому поводу не испытывала ни когда писала рецензии, ни когда взялась писать свою первую и единственную книгу. Хотя, возможно, именно самоуверенность и помешала мне осуществить мечту.
        Горестное воспоминание жгучим уколом жалит грудь. Тяжело вздыхаю и снова опускаю руки на клавиатуру. Чистый лист меня не страшил прежде, не испугаюсь я его и теперь.
        «Что заставляет вас объединять эти случаи в серию, вы располагаете какой-то информацией, которую полиция держит в секрете от масс, или опираетесь только на внешнее сходство погибших? То, что все они были блондинками, ещё ни о чём не говорит, или волосы здесь играют иную роль?»
        Читаю сообщение дважды. Мне нравится тот скрытый смысл, который я вложила в эти три строчки. Улыбаюсь и наконец нажимаю кнопку «Отправить».
        На экране отображается сообщение от нового участника с ником asleep85.
        ***
        Домой Патрик возвращается в костюме Железного человека. Он радостно бегает по комнате, расправив руки в разные стороны, точно маленький красный самолётик, имитируя звук реактивного двигателя. Совершая рядом со мной редкие посадки, он рассказывает, как замечательно провёл день с отцом и его новой подружкой. Я стараюсь контролировать свои эмоции, хотя каждый раз, когда он произносит её имя, радостно упоминая, какие замечательные кексы она ему испекла или как они вместе здорово покатались на каруселях, я чувствую, как яростно сжимаю кулаки. Я хочу свернуть ей шею.
        12
        В среду мы с Рейчел сидим на балконе. Многие из жильцов, у кого есть дети, повесили на своих балконах кормушки для колибри и подкармливают их сладкой водой. Это отличная альтернатива тому, чтобы заводить дома какое-то животное. Кошка, собака или даже хомяк увеличат рентную стоимость, а значит, птицы, что беспрерывно свистят у меня под окнами, кому-то экономят добрую сотню баксов. Патрик тоже просил кормушку, но я постоянно забываю купить. Как, впрочем, остаюсь глуха и к его просьбам завести щенка.
        Мысль о возможном питомце заставляет меня вспомнить, как я несколько раз безрезультатно заезжала в приют для животных. Сначала я дотошно интересовалась дымчато-серой кошкой со смешной формой ушей. Но уже в следующий визит моим вниманием завладел щенок с пушистой белой шёрсткой и маленькими чёрными глазками-горошинами. А когда я решилась взять морскую свинку, та начала проворно шевелить своими лапками, запихивая в пасть ветку укропа. Эта сцена вызвала у меня неконтролируемый приступ брезгливости, и я решила закрыть вопрос о приобретении домашнего питомца, если не навсегда, то точно надолго. Несмотря на все мои метания, меня каждый раз внимательно обслуживала девушка-консультант. Она вежливо отвечала на все вопросы и искренне пыталась помочь в нелёгком выборе. Наверное, такой же отзывчивой была и Сесилия Белл.
        А что, если именно она и обслуживала меня тогда? Я ведь не помню ни название приюта, ни лица той девушки. Но что, если это была Сесилия? Что, если мы были с ней знакомы?
        От череды непростых вопросов у меня начинает шуметь в ушах.
        Но что это меняет? Даже если это была она, это же не значит, что я должна была наброситься на неё? Зачем мне всё это? Нет! Ничего такого не было и не могло быть! Я не помню только один день из жизни. Только восемнадцатое августа. И я видела одну лишь Зоуи Мейер. Я свидетель. Свидетель.
        - С тобой всё в порядке? Ты какая-то странная сегодня, - озадаченно говорит Рейчел.
        - А я думала, тебя это уже перестало удивлять, - парирую я, делая глоток из своего стакана.
        Рейчел щурит глаза, прикусывая изнутри щёку.
        - Ты ничего от меня не скрываешь? - осторожно интересуется она.
        Рейчел не сводит с меня глаз. Это удручает. Я решила больше не посвящать её в свои душевные терзания и поиск правды. Ей этого не понять, особенно сейчас, когда их отношения с Томом зашли в тупик. Отвожу взгляд в сторону, с облегчением замечая, как у соседской кормушки в причудливом танце кружатся две маленькие, едва различимые птички.
        - Нет, ничего, - рассеяно отвечаю, указывая пальцем на соседский балкон. - Засмотрелась на птиц.
        Рейчел оборачивается и, разглядев предмет моего внимания, недовольно фыркает, закатывая глаза.
        - Никогда не понимала людей, которые держат в доме попугаев, а колибри - это вообще какая-то запредельная блажь. К чему эти дурацкие кормушки со сладкой водичкой? Как по мне, это какая-то изощрённая форма лицемерия! На каждом углу орём и пропагандируем здоровый образ жизни, органическое питание, отказ от сахара и глютена, но при этом травим окружающую нас природу! Нет, ну вот ты мне скажи, где в естественной среде колибри нашла бы эту водичку, щедро сдобренную рафинированным сахаром?
        - Не знаю, - широко улыбаюсь я, с восхищением глядя на подругу.
        - То-то и оно! Мы забыли о том, что несём ответственность за тех, кого приручили. Одной рукой мы кормим и ласкаем, в то время как другой душим и убиваем. Разве это нормально?
        - Мы всё ещё говорим о животных?
        - Не знаю, - огрызается она, залпом выпивая остатки вина. - Том предложил съездить в Мамонт Лейкс. Это его топорная попытка продемонстрировать мне то, как он любит природу. Йосемити, Джошуа-Три, Кингс-Каньон, Редвуд, Секвойя, теперь это. Что дальше?
        - Другая на твоём месте радовалась бы, а ты всё ещё ворчишь.
        - Потому что два дня ничего не меняют, и я это, в отличие от всех остальных, понимаю! Наша проблема не решится тишиной и единением с природой! Мы с ним разные, понимаешь? И я говорю про ментальные различия, а не гендерные!
        - Старая песня, тебе нужно просто немного отдохнуть, сходить в спа-салон, а ещё лучше - провести с мужем романтические выходные в Маммот-Лейкс.
        - Два дня в раю, а потом длинные месяцы в холодных водах безразличия и отчуждения. Только секс и склеивает этот брак, так и знай! - парирует Рейчел, до краёв наполняя свой бокал. - Кстати, колись, кто-нибудь уже клюнул на наше объявление?
        - Объявление? - эхом повторяю я, пытаясь вспомнить, когда я успела сообщить о своей переписке с пользователем lost77.
        - Ой, хватит придуриваться! - фыркает Рейчел, громко опуская на стол свой бокал с вином и тут же хватая мой мобильный телефон. - Какой у тебя пароль?
        Она спрашивает просто так, потому как прекрасно знает, что дата рождения Патрика - мой бессменный пароль как на компьютере, так и на телефоне. Её изящные тёмные пальцы ловко набирают цифры: один, восемь, два, ноль, один, три.
        - Из тебя прям всё клешнями вытягивать нужно. Да у тебя же тут целая армия поклонников! - ахает Рейчел. - Мужчины на любой вкус. Может, мне тоже зарегистрироваться?
        Только теперь мне становится понятно, что же так взволновало её. Неделю назад она каким-то чудом уговорила меня не просто установить на телефон приложение для знакомства, но и заполнить анкету. Я про это забыла, едва иконка красно-белого сердца затерялась на фоне многих остальных, ничего не значащих приложений. Забыла я, но не Рейчел. Обречённо закатываю глаза, откидываясь на спинку своего стула.
        - Этот не подходит, этот не в твоём вкусе, неплохо, только не этот, - бурчит Рейчел, напряжённо двигая пальцем по экрану моего мобильного. - А вот этот очень даже интересный экземпляр. Ему сорок два года, женат не был. Последние серьёзные отношения закончились два года назад. Детей нет. Работает преподавателем истории искусств в колледже Лос-Анджелес Сити. Информации, конечно, немного, но для старта уже более чем достаточно. Ну а фото так и вовсе говорит в сто раз больше всех этих скучных букв. Ты только посмотри, какой он милашка!
        - Может, ты тогда и встретишься с ним, я сэкономлю тебе время на заполнение ненужных форм и анкет. И более того, обещаю хранить этот секрет до конца жизни, - парирую я, качая головой.
        - Не ёрничай, тебя это не красит. А знаешь, что ещё не красит женщину? Холодная постель! Поняла? У тебя на лице уже давно зияет яркая печать воздержания, уж поверь мне. Так что хватит дурить, посмотри сама! - говорит подруга, тыча мне в лицо телефон.
        С экрана на меня смотрит незнакомец с волнистыми светлыми волосами, впалыми глазами, скрывающимися за стёклами узких очков в чёрной оправе, и аккуратной бородой цвета жжённой ириски.
        - И кто это такой? - спрашиваю я, отбирая телефон.
        - Вот и я хотела бы знать, кто это!
        С деланым интересом проглядываю профиль человека, которого не смутил мой статус «не готова к отношениям». Я была уверена, что это отпугнёт от меня всех и сразу. Но похоже, я ошиблась, ибо Пола Барлоу и ещё пару десятков мужчин это не остановило.
        - Чего молчишь? Мне кажется, ты просто обязана ему написать и пригласить на свидание!
        - Вот ещё, - возмущённо прыскаю я, скрещивая на груди руки. - Он совсем не в моём вкусе!
        Рейчел недовольно хмурит брови, и я вижу, как её язык медленно прокатывается по внутренней стороне щеки.
        - Только не надо начинать эту твою старую дурацкую песенку про Мэтью. Забудь уже про этого мудака!
        - Мы с тобой подруги, поэтому я прошу тебя, не называй так отца моего сына. К тому же, знаешь, старая эта песня или нет, но земля круглая. И я верю в то, что рано или поздно он одумается и вернётся ко мне, - говорю я.
        Я дольше положенного смотрю в глаза Рейчел, мысленно давая понять: тема закрыта. Мне кажется, она это поняла, потому как поднимает свой бокал, жестом предлагая выпить за сказанное. Я выпиваю остатки своего кофе, ощущая на языке противную горечь. Мне, как и девять месяцев назад, хочется броситься на кровать и зарыться головой в подушки. Кричать, стонать, выть от отчаяния. Я любила его, я родила ему сына, но это не остановило его. Я буквально валялась у него в ногах, умоляя не поступать так с нами, я просила дать нам шанс. Дать мне ещё один шанс, но он меня не слышал. Мэтью позволил этой безродной пешке не только сбросить меня с шахматной доски, но и стать его новой королевой. Будь ты проклята, Бритни Мур!
        - Шэйли, ты же знаешь, главное, чтобы ты была счастлива, - ласковым голосом возвращает меня в реальность Рейчел. - А что делает женщину счастливой?
        Молча пожимаю плечами.
        - Счастливой женщину делает регулярный животный секс! - победным голосом сообщает она. - И это возвращает нас к Полу! Это безопасный вариант, он точно не разобьёт тебе сердце, поверь мне, я знаю, о чём говорю.
        Я качаю головой, не в силах сдержать улыбки. Однако, несмотря на все мои доводы и протесты, Рейчел удаётся склонить чашу в пользу ничего не значащего знакомства. И часом позже под её давлением я приглашаю Пола на свидание.
        13
        В Лос-Анджелесе есть немало хороших, да что там, по-настоящему шикарных ресторанов, каждый из которых, безусловно, подошёл бы для первого свидания с парнем с сайта знакомств. И всё же выбор пал именно на «Craft». Долгое время этот ресторан был нашим с Мэтью местом. Здесь мы праздновали не только важные события, но и просто ужинали семьёй. Так было до тех пор, пока в начале этого года именно здесь, под чарующие звуки симфонической музыки, он решил поставить крест на наших отношениях. Но невзирая даже на такое горькое послевкусие, этот ресторан продолжает вызывать в моём сердце трепет и волнение, а потому, если бы не Рейчел, я, наверное, никогда не смогла бы прийти сюда с другим мужчиной.
        «Это просто ресторан, он отлично подходит для ужина с приятным молодым человеком, - шипела на меня Рейчел, когда мои пальцы в нерешительности зависли над экраном телефона. - Уверена, что Мэтью уже сто раз бывал там со своей новой подружкой, так и ты не будь дурой! Сходи и оттянись по полной».
        Её голос всё ещё звучит у меня в голове, когда Пол открывает передо мной дверь в ресторан, приглашая внутрь. Он заметно нервничает, а оттого болтает без устали. За первые десять минут нашего знакомства, кажется, я успела узнать о нём больше, чем о соседе, что живёт в квартире 4F и является мне в эротических видениях. Это сравнение кажется мне диким и нелепым, а потому я отвечаю Полу одной из своих самых обворожительных улыбок. Его внимание, бесспорно, льстит. Похоже, Рейчел права: он безобидный добрый парень, который вполне подходит на роль парня на одну ночь, а может быть, и для чего-то большего. Но у меня нет возможности думать об этом более, метрдотель ведёт нас по ресторану и я жадно впитываю в себя, казалось, забытые, звуки: нестройное перешептывание голосов посетителей, тонущих в утончённой классической музыке, тихий звон столовых приборов, скользящих по ажурным белоснежным тарелкам, - и запахи: аромат дорогого парфюма девушки, что кокетничает за ближайшим к проходу столиком, пьянящего вина, что официант торжественно разливает по бокалам, сливочного соуса, на котором отдыхает нежное филе
сёмги, на тарелке, что только что пронесли на подносе мимо нас. Однако сильнее всего я ощущаю аромат корицы, именно так пахло здесь в тот злосчастный день. От этого воспоминания у меня неприятно сосёт под ложечкой. Мне хочется сбежать. Извиниться и просто уйти. Но вместо этого я тонко улыбаюсь Полу, позволяя проводить меня к столику с видом на красивые светящиеся деревья.
        Я сажусь на диванчик, в то время как мой спутник опускается на стул напротив меня. Официант предлагает карты меню, после чего вежливо интересуется, может ли он нам посоветовать что-то из напитков. Он тихо переговаривается с Полом, в то время как я не могу оторвать глаз от столика у окна, прямо по диагонали от нас. Выбирая это место для нашей встречи, я была уверена, что мы легко затеряемся в большом зале, смешавшись с другими гостями, и у меня не будет причин бередить старые раны. Я смогу насладиться изысканными блюдами и обществом нового знакомого, не ощущая неприятного осадка. Но вместо этого, по роковой случайности, мы сидим катастрофически близко к столику, с которым так много связано в моей жизни. От этого соседства меня охватывает болезненное оцепенение, и я не могу оторвать глаз от таблички «Зарезервировано». Выходит, этот столик с видом из окна - особенный не только для меня и Мэтью.
        - Что скажешь? Белое или красное? - я слышу шепелявый голос Пола, и чувствую лёгкое прикосновение его холёных пальцев к своей руке. - Всё в порядке?
        - Да, всё отлично, - выдавливаю я, ощущая жгучие желание выпить. - Если ты не против, то я бы не отказалась от бокала красного вина.
        - Отлично, тогда нам, пожалуйста, бутылку Каберне-совиньон, - говорит Пол, возвращая винную карту официанту. Тот в ответ коротко кивает, безмолвно удаляясь.
        Оставшись с ним наедине, я чувствую неловкость. Сомнения и чувство вины грызут меня изнутри. Всё это большая ошибка.
        - Значит, ты работала в книжном бизнесе, - проявляет инициативу Пол, откинувшись на спинку своего стула. - Я погуглил твоё имя, но не нашёл ни одной книги, ты публиковалась под псевдонимом?
        - А я что, похожа на писательницу? - спрашиваю я, удивляясь тому, как звенит от эмоций голос.
        Вышло слишком грубо и резко.
        - Я не писательница и никогда ей не была, - поспешно добавляю я, стараясь в этот раз звучать более мягко и спокойно. - Наверное, ты меня не так понял, я работала помощницей редактора.
        - Прости, я не хотел тебя обидеть, - ровным голосом приносит свои извинения Пол. - Я мало в этом разбираюсь.
        - Ну и славно. Я полгода, как ушла из издательства, поэтому это уже в прошлом. А чем занимаешься ты? - спрашиваю я, с тоской поглядывая на столик у окна. Он всё ещё не занят.
        - Как и указал в анкете, я преподаватель истории искусств в колледже Лос-Анджелес Сити. Я не соврал и вообще стараюсь быть честным по жизни. Мне кажется, в наши дни это очень важное качество. Не все это понимают, но стоит только начать… А ещё полезно вести дневник. Звучит, наверное, нелепо и не по-мужски, но и мысли, и дела должны быть всегда в порядке, - с энтузиазмом принимается рассказывать Пол, сопровождая свою речь активной жестикуляцией. Однако, вероятно, заметив мой отстранённый взгляд, натужно смеясь, добавляет: - Не стоило говорить об этом на первом свидании. Прости, не хотел тебя так сразу грузить правилами своей жизни.
        К собственному стыду, я уже давно потеряла нить беседы. Парадокс: я так отчаянно пытаюсь вспомнить восемнадцатое августа, но всякий раз проваливаюсь в чёрную дыру неизвестности, а ведь при этом есть только один день в моей жизни, который я бы не задумываясь стёрла из памяти, но именно его я помню в самых мельчайших подробностях. День, когда я последний раз была здесь с Мэтью. В это самое время, почти девять месяцев назад, я сидела у окна, на своём обычном месте, читая вслух сообщение от Рейчел. «У нас всё хорошо. Патрик поужинал и уже лег с Уиллом спать. Проведите эту ночь с огнемётной пользой», - я делаю ударение на последнем слове, кокетливо опуская взгляд. Но все эти ужимки и томные взгляды, словно холостые снаряды, пролетали мимо его сознания. Мыслями он был уже далеко от меня. В груди начинает щемить, и я снова бросаю тревожный взгляд на столик у окна. Он всё ещё пустует.
        - И если вдруг завтра начнётся какая-то подобная проверка в нашем колледже, я буду готов. У меня все ходы записаны по часам и минутам. Так что, если меня когда-нибудь попросят давать показания, я определённо стану самым образцовым свидетелем в истории расследования убийств! - неожиданно долетает до меня обрывок речи Пола.
        - Прости, кажется, я отвлеклась, что ещё за расследования убийств?
        - Ну так я же говорю, в университете, где работает мой друг, два месяца всех проверяют и перетряхивают. Это как-то связано с убийством студентки. Она была во всех новостях. Ну вот я и говорю…
        - А где работает твой друг? Как звали ту студентку? - нетерпеливо перебиваю его я, чувствуя, как тревога спазмом сводит желудок. В голове хороводом кружатся имена: Сесилия Белл, Зоуи Мейер. Этой студенткой может быть одна из них. Должна быть одна из них.
        - Про друга говорить не хочу, это ведь не моё дело, к тому же с него взяли подписку о неразглашении. И если я сейчас что-то скажу, это, возможно, будет расценено как утечка информации, а мне бы очень не хотелось мешать расследованию. Да и про студентку я ничего не знаю, а почему тебе это так интересно? Помню только, что молоденькая девушка. Хотя, знаешь, сейчас в новостях таких случаев полно. Каждый день где-то кого-то похищают, убивают, насилуют. Но, прости, я выбрал неверный вектор для первого свидания. Давай попробуем сначала, - предлагает Пол, возвращая очки на переносицу. - Меня зовут Пол Барлоу. Мне сорок два года. Я не женат и живу с мамой. Ой, кажется, снова промах.
        Он виновато улыбается, и его глаза превращаются в щёлочки, а на щеке появляется ямочка. Преподаватель колледжа - безопасный вариант, он точно не разобьёт моё сердце, не причинит боль. Я отвечаю ему улыбкой, прогоняя прочь дурные мысли об убийствах и похищениях.
        - И почему ты до сих пор живёшь с мамой? - спрашиваю я, разглядывая блестящие приборы.
        - Это трагичная история. Пять лет назад мой отец серьёзно заболел, матери было сложно одной. От сиделки они категорически отказались, поэтому выбор стоял между мной и сестрой. Но Квин замужем и живёт в Нью-Йорке, то есть рассчитывать они могли только на меня. Так я и вернулся в родительский дом. Но сейчас, когда моя мать решила начать новую жизнь, я там больше не нужен. И это нормально, я и сам давно хотел этого, - отвечает он. - Так что если у тебя есть знакомые, которые ищут порядочного и надёжного квартиросъемщика, я буду рад рассмотреть варианты.
        К нашему столику возвращается официант. Продемонстрировав бутылку вина, он откупоривает её и наливает первый бокал, предлагая его для дегустации Полу. Я чувствую себя третьей лишней в этом своеобразном ритуале, а потому отвожу взгляд в сторону. Противоположную от окна. Вдоль стены сразу от прохода расположены такие же столики, как и наш, и я вижу, как метрдотель провожает за один из них семейную пару с детьми: девочкой двух-трёх лет и мальчиком, вероятно, ровесником Патрика. Дети с криком занимают свои места, и, чтобы скрасить момент ожидания, им предлагают наборы для рисования. Патрик всегда просил принести ему картинки с миньонами, зато сегодня он бы уже точно выбрал Железного человека, и этот рисунок присоединился бы ко всем остальным, что я гордо вешаю на холодильник, а после бережно храню в коробке на антресолях в спальне.
        - За этот вечер, - снова переключает моё внимание Пол, поднимая свой бокал.
        - За встречу, - отвечаю я и делаю осторожный глоток.
        Вино нежно прокатывается по горлу. Богатый букет вкусов приятно щекочет нёбо. Неуверенно опускаю бокал на стол, снова встречаясь взглядом с Полом.
        - Ты уже сделала свой выбор? - интересуется он.
        Он говорит о еде. А я чувствую, как к горлу подкатывает ком. Я не могу вздохнуть. Не могу пошевелиться. У меня нет сил. Я смотрю перед собой. Сквозь Пола. С силой моргаю. Это не может быть правдой. Но с каждым новым ударом своего сердца я вижу, как оживает мой самый страшный сон. Мужчина с женщиной становятся всё ближе и реальней. Они уверенно идут в нашу сторону, кокетливо общаясь между собой. Деловой однобортный костюм и идеальная белая рубашка. Воздушное платье из бирюзового шифона, эффектно задрапированное на пышной груди и свободно спадающее волнами вниз. Их пальцы переплетены, а тела продолжают неумолимо тянуться друг к другу. Я вижу их счастливые лица, и в ушах звенит от этого глупого хихиканья. Официант, что семенит перед ними, указывает им путь, но это он зря. Эта парочка и без него прекрасно знает дорогу. Нет никаких сомнений, что именно их ожидает столик у окна с предупредительной табличкой «Резерв».
        Дети за соседним столиком внезапно начинают визжать. Боковым зрением я вижу, как они сражаются за синий карандаш, и даже слышу озадаченное цыканье родителей, пытающихся подавить внезапный бунт и вернуть посетителям ресторана комфортную атмосферу респектабельного заведения. Но их попытки бесплодны, и гости заведения поочередно оборачиваются на крик. И только я непрерывно смотрю перед собой, не в силах оторвать глаз от этой влюблённой парочки. Девушка с умилением смотрит на детей, и её левая рука непроизвольно ложится на живот. Этот жест кажется знакомым, но я не успеваю его полностью проанализировать, потому как наконец встречаюсь взглядом с её спутником. Его глаза на мгновение расширяются от удивления, но он быстро берёт верх над эмоциями. Продолжая смотреть на меня, он обнимает эту ободранную шавку за талию, прижимая к себе. Идиотски улыбаясь, она заглядывает ему в лицо. Между нами не больше пяти шагов. Я слышу её противный скрипучий голос, и меня тошнит от приторного аромата её парфюма.
        - Шейла, всё в порядке?
        Пол касается моей руки, и я вздрагиваю от напряжения.
        - Ты их знаешь? - интересуется он, проследив за моим взглядом.
        Как я и предполагала, парочка садится за стол у окна. За «наш» стол. От этого факта меня бьёт током. Я снова чувствую себя обманутой, как в тот день, когда была здесь с Мэтью в последний раз.
        - Кто это? - спрашивает Пол.
        - Мой бывший, - наконец удовлетворяю я его любопытство, после чего поднимаю свой бокал и без раздумий выпиваю его содержимое.
        ***
        Пол неистово перебирает темы для разговора, ловко жонглируя книжными новинками, музыкальными премьерами и даже громкими релизами кино. Но всё тщетно, а потому всплывают такие темы, как неизбежное повышение цен на нефть из-за дальневосточного конфликта, реакция республиканцев на нового губернатора Калифорнии и другие. Я уже давно обратила внимание, что, когда людям совсем не о чем говорить, спасти ситуацию сможет только политика. Однако в нашем случае не срабатывает и она. От постоянных косых взглядов в сторону окна у меня уже кружится голова. Я пытаюсь разглядеть эту суку и понять, что же в ней показалось мне мучительно знакомым, но широкая спина Мэтью делает все мои попытки пустой тратой времени. Официант ставит перед нами заказ, и я наливаю себе третий бокал вина, хотя и второй был уже изрядно лишним. Пол неодобрительно смотрит на меня, но начинает разрезать свой стейк, что-то декламируя про Трампа. Я же не слышу ни слова, с упоением наблюдая за тем, как кровь недожаренного куска говядины расползается по белой тарелке, эффектно подсвечивая скучные тушёные овощи. Делаю глоток вина, ощущая сладкий
вкус крови на губах. От возбуждения по коже у меня бегут мурашки. Шире открываю глаза.
        Кровь, кровь, кровь. Я вижу её повсюду.
        Я встаю из-за стола. Головокружение заставляет меня покачнуться на каблуках, и я хватаюсь за угол стола в поисках опоры. Одёргиваю своё платье, провожу подушечками пальцев под глазами, пытаясь поправить макияж. Ради этого нелепого свидания я одела выходное платье: глубокое декольте и правильная длина, выигрышно граничащая с тотальным мини. Забралась на туфли с десятисантиметровыми каблуками, которые почти год без надобности пылились в шкафу. Этот вечер обещал быть скучным и глупым. Бессмысленное свидание вслепую и секс без обязательств.
        Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.
        - Всё в порядке?
        Я заставляю себя встретиться взглядом с Полом. Он выглядит напряжённым.
        - Я на минутку.
        Перед глазами всё кружится и плывет. На непослушных ногах я делаю шаг вперёд, наблюдая, как вино опасно бьётся о стенки бокала у меня в руке. Крепче сжимаю хрупкую хрустальную ножку. Дистанция в несколько шагов кажется мне настоящим марафоном. Я испытываю дикие нагрузки, от которых учащённо бьётся в груди сердце, кровь неистово стучит в висках, а дыхание… мне катастрофически не хватает воздуха. Но я не сдамся. Не сейчас.
        От рокового стола меня отделяет не больше шага, когда Метью резко поднимается со своего места, преграждая путь. Он буравит меня пронзительным взглядом, от которого я испытываю дикое, неконтролируемое возбуждение. Только он знает, как на меня нужно смотреть.
        - Мэтью! - произношу я заплетающимся языком. - Вот это сюрприз!
        - Шэл, давай не будем устраивать сцен, хорошо? - цедит он, сжимая двумя пальцами мой локоть. Вино чудом остаётся в бокале.
        - Так ты меня узнал, а то я уже начала волноваться, - мурлычу я, прогуливаясь пальцами свободной руки по лацкану его пиджака. - Мог бы подойти поздороваться. Мэтти, ну где твои манеры?
        Его взгляд становится жёстче. Он плотно сжимает губы. На лбу у него пульсирует вена. Он молча качает головой, пытаясь предупредить мой следующий шаг. Мне нельзя приближаться к Бритни ближе чем на сто метров. Но разве этот факт меня сейчас остановит?
        - Раньше ты таким не был, Мэтти, - продолжаю я, испытывая нарастающую боль в руке. - Вот к чему приводит общение со шлюхами. А ведь я тебя…
        - Закрой рот, - шипит Мэтью, нависая надо мной.
        Его лицо чернеет на глазах. Он становится похож на каменное изваяние. Только глаза беснуются в белых глазницах. Я чувствую угрозу, которую они в себе таят. Но не могу сдержать улыбки. Он не причинит мне вреда. Только не на людях.
        - Простите, нас не представили, меня зовут Пол Барлоу, - раздаётся у меня за спиной.
        Мэтью отпускает мой локоть. Отвечая коротким кивком.
        - Мэтью Гилмор, - говорит он, после чего наклоняется ко мне и шипит в ухо: - Вернись за свой стол, это моё последнее предупреждение.
        Делаю шаг назад. Меня всё ещё качает, и я чувствую жар руки Пола на своей спине. Оборачиваюсь назад и нежно хлопаю его по щеке. С ним я разберусь позже.
        - Тебе не надоело унижаться? - не выдерживает Бритни. - Сколько ты будешь бегать за мужчиной, которому нет до тебя никакого дела? Ты в прошлом, смирись!
        Стоило мне только услышать её скрипучие интонации, как всё внутри просто взорвалось. Терпение лопнуло, и ярость огнедышащей лавой понеслась по венам. Внутренним счётом эту злость не подавить. Заставляю себя медленно наклониться вперёд. Голова становится тяжёлой, и на какой-то миг у меня даже темнеет в глазах. Но я её вижу. Синий бесформенный силуэт обретает чёткость. Он становится Бритни. Она стоит и смотрит мне в глаза, слегка задрав подбородок. Одна рука её лежит на животе, в то время как второй она бульдожьей хваткой сжимает руку Мэтью. Она пышет гневом, но что она знает о нём? Широко улыбаюсь им обоим. Мэтью не двигается. Так даже лучше. Я выплёскиваю вино ему прямо в лицо. Красная жидкость стекает по его коротким волосам. На белоснежной рубашке проступают алые пятна.
        - Как ты нас достала! Что тебе от нас нужно? Когда ты уже угомонишься? - визжит Бритни.
        Мэтью не обращает на неё внимания. Он делает шаг вперёд и крепко сжимает мои руки. Я не свожу с него глаз. В этот момент я испытываю наивысшее счастье. Смотрю на него с вызовом, чувствуя, как ритмично вздымается грудь. От этой близости у меня кружится голова. Я дышу им, а он мной. Облизываю губы. Я хочу почувствовать его поцелуй. Хочу утонуть в его объятиях.
        - Уведите её отсюда! Я звоню в полицию! - долетает до меня визг Бритни, а вместе с ней и обрывки какой-то болтовни позади.
        - Извините, но мы вынуждены попросить вас…
        - Всё нормально, всё нормально.
        Мэтью трясёт меня. На щеках у него играют желваки. Он в бешенстве. Его лицо становится всё ближе, а голос ниже. Он не говорит. Он рычит. Его сильные пальцы причиняют мне боль.
        - Прекрати этот цирк! - угрожает мне он.
        Я прыскаю от смеха. Мэтью не знает, как реагировать. Он озирается по сторонам. На нас должно быть смотрит уже весь ресторан и даже дети-скандалисты. Прекрасно! Теперь я точно знаю, что сюда он не придёт. Ни с ней, ни с кем-либо ещё! Он не осквернит наше прошлое! Никогда больше!
        - Уведите эту чокнутую! Она опасна! - продолжает верещать Бритни.
        - Ты правильно сказала, я опасна! - скалюсь я, наконец обращаясь к ней. - Никогда не забывай об этом, я с тобой ещё не закончила!
        14
        Я просыпаюсь с жуткой мигренью. От боли у меня звенит в ушах, и я чувствую полную дезориентацию. Осматриваюсь по сторонам, каждый взмах ресниц сопровождается яростными взрывами в мозгу. Картинка перед глазами постоянно движется: вращается, плывёт, скачет. Но только не стоит на месте. Своё тело я ощущаю странной субстанцией. Дикая слабость давит на меня раскалённой плитой. Громко хватаю воздух губами, морщась от нестерпимого гула в ушах. Опускаю голову на что-то мягкое, по ощущениям это должна быть подушка, но я не уверена. Пытаюсь разглядеть хоть что-то в зловещей темноте, закручивающейся вокруг меня в гигантскую воронку.
        Яркая вспышка света слепит глаза. Я снова в ресторане. Злость и обида разрывают меня на части. Я чудом сохраняю равновесие, опасно балансируя на высоченных каблуках, пока чьи-то сильные руки пытаются оттащить меня от Мэтью и его сучки. Я отчаянно сопротивляюсь, мотая головой из стороны в сторону. Неистово ору, пытаясь обрушить на них все известные мне оскорбления, но ничего не выходит. Я не слышу своего голоса. Мой язык беспомощно ворочается во рту, а с губ слетает только протяжный стон.
        - М-м-м-м-м…
        От этого звука меня словно пронзает током. Меня качает, будто я в лодке, выброшенной посреди океана, но я не слышу плеска воды. Аккуратно ощупываю рукой пространство рядом с собой. Я лежу на чём-то мягком. Кровать? Я дома?
        Меня продолжает качать на месте, точно я попала в зону турбулентности. Медленно опускаю ногу. Ощущение твёрдой поверхности меня успокаивает. Заставляю себя сесть, чувствуя подступающую к горлу тошноту. Прикрываю рот ладошкой, силясь предотвратить рвотный спазм. Горькая желчь обжигает горло, но ничего не происходит.
        Голова по-прежнему кружится, а каждое движение сопровождается дикой болью в висках. Я снова аккуратно прощупываю пространство рядом с собой. Если я в спальне, то рядом с кроватью на тумбочке стоит лампа, но здесь ничего нет. Пустота. Я громко сглатываю, стараясь контролировать своё дыхание.
        Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.
        Продолжая плавно раскачиваться из стороны в сторону, провожу рукой по волосам, опускаясь вниз дюйм за дюймом. Пальцы приятно скользят по ворсистой ткани. У меня только одно бархатное платье: темно-зелёное с глубоким декольте. Провожу рукой по груди, чтобы удостовериться в этой догадке. Всё верно. В этом платье я ходила на свидание с мужчиной. Питер? Палмер? Пол? Патрик?
        Мысль о сыне грубым, болезненным рывком выводит меня из коматозного состояния рефлексии. Я вскакиваю с кровати и, наступив на какой-то маленький предмет, с криком отскакиваю в сторону. Я пытаюсь ухватиться за спинку кровати, но тело меня почти не слушается, я навзничь падаю вниз, больно ударяясь лбом о какую-то игрушку, которая теперь оглушительно орёт на всю комнату задорную песню, разбрасывая на стены маленькие цветные огоньки. Морщась от боли, я потираю лоб ладонью, внезапно понимая, что нахожусь в спальне сына.
        - Патрик? Патрик! - шепчу я, на четвереньках приближаясь к кровати. Трясущейся рукой аккуратно вожу по простыням. Они смятые и тёплые, но Патрика в кровати нет. В комнате снова становится темно и тихо.
        Встаю на ноги. Голова кружится и звенит, ноги подгибаются, однако мне удаётся не только сохранить равновесие, но и преодолеть расстояние в два шага и громко ударить кулаком по выключателю. Свет режет глаза, картинка рассыпается звёздным конфетти. Но нет никаких сомнений: Патрика здесь нет.
        Вжимаясь в стены, я выхожу в коридор, машинально включая на своём пути свет. Я висну на дверной ручке, заглядывая в ванную комнату. Кафельные плиты вращаются у меня перед глазами, словно в бесконечной карусели. Ещё один взмах ресниц - и к этому безумию присоединяются другие предметы: унитаз, раковина, коврик.
        - Патрик! - выдыхаю я, заглядывая в свою спальню. Она выглядит так, как будто здесь кто-то спал и сбежал в спешке: постель смята, одежда, сумки, обувь, всё валяется на полу бесформенной кучей.
        Прислоняюсь к стене, меня тошнит. Я часто и громко хватаю воздух ртом, пытаясь выстоять, но это сильнее меня. Я падаю на пол, и моё тело содрогается от рвотных масс. Перед глазами всё плывет. Звон в ушах усиливается.
        Сажусь на пол и вытираю рот рукой, замечая на ладони красные пятна. Кровь? Стоит мне об этом подумать, как в нос бьёт противный запах рвоты, и меня снова начинает крутить. Нужно выбираться.
        Непослушными пальцами хватаюсь за дверь, с трудом заставляя себя ползти вверх, прижимаясь к деревянному полотну. Ноги ватные, да и в теле я не чувствую твёрдости.
        - Патрик, - повторяю я, проходя мимо входной двери. Замки закрыты изнутри. Он не мог выйти, по крайней мере, через дверь. В ужасе смотрю в сторону балкона. Дверь закрыта. Там никого нет.
        Опираюсь на спинку дивана. Голова гудит, словно пчелиный улей: от паники и страха, хоровода мыслей, а также от выпитого алкоголя. На журнальном столике стоит недопитая бутылка вина. Я не помню, откуда она взялась, но у меня нет никаких сомнений в том, что именно её содержимое сейчас бурлит у меня в горле. Прикрываю рот ладонью, снова ощущая едкий запах рвоты. Сползаю на диван, хватая со стола мобильный телефон. Электронные цифры расходятся волнами, и я никак не могу собрать их в кучу. Неловко провожу пальцами по экрану и замечаю уведомления о непрослушанных сообщениях на автоответчике. Их четыре. Первым открываю то, что пришло от Рейчел. Она - единственный человек, с кем я могла бы оставить своего сына, и всё же я напрягаюсь от волнения, когда слышу её раздражённый сонный голос: «Шейли, заканчивай пить. Это невозможно. У нас всё хорошо. И если ты ещё раз позвонишь и спросишь про Патрика, я тебя убью! Мы все спим. И ты ложись спать, хорошо?»
        Я прослушиваю его дважды и только после этого начинаю снова дышать. С облегчением запрокидываю голову на спинку дивана, прослушивая следующую запись.
        «Ещё одна угроза в адрес Бритни, и я лично позвоню в полицию. Ты чокнутая, давно надо было отобрать у тебя сына! Возьми себя в руки, на тебя противно смотреть!» - голос Мэтью буквально пропитан ядом. Он не говорит, а выплёвывает в меня каждое слово. Но я не чувствую злости, только горечь обиды. Какая-то неуловимая мысль, словно невидимое пёрышко, раздражает мой мозг. Это как-то связано с Бритни. Она мне что-то сказала? Сделала? Я пытаюсь за неё ухватиться, но не могу.
        Следующую запись оставил какой-то мужчина. Мне требуется некоторое время, чтобы понять, кто он. Вместе с этим знанием в моё тело приходит и острое чувство стыда. А ведь он ни в чём не виноват.
        «Кажется, сегодня я понял, что значит фраза „не готова к серьёзным отношениям“. Мне очень жаль, что я пытался на тебя давить и форсировать события», - его бесцветный шепелявый голос режет слух. От злости кусаю губы. Кому и что я хотела доказать?
        Последней со мной говорит доктор Харт:
        «Шейла, это не телефонный разговор. Жду тебя завтра в десять утра. Не опаздывай!»
        Я не помню, зачем звонила своему психотерапевту, но эту экстренную сессию я не пропущу.
        ***
        В этот раз Лиза по традиции разрешает мне самой выбрать место в её кабинете. Я опускаюсь в своё любимое кресло.
        Я не помню, как и почему позвонила ей. О чём мне так хотелось с ней поговорить? Но меня страшит сама мысль признаться в этом. Рейчел права, восемнадцатое августа - не единственная чёрная дыра в моём сознании. Моя память состоит из множества дыр, о которых мне необходимо вспомнить, иначе я в них скоро сгину.
        Доктор Харт нетерпеливо облизывает губы, после чего на её лице появляется натянутая улыбка. В самом начале наших отношений эта её манера меня безумного раздражала и злила, я буквально сатанела от её снисходительного высокомерного взгляда холодных глаз и этой самодовольной ухмылки. Но теперь, по прошествии стольких месяцев терапии, я хочу верить, что смогу когда-нибудь перенять у неё не только хладнокровие, но и манеру улыбаться.
        - Я вчера ходила на свидание, - говорю я, чтобы хоть как-то заполнить тишину.
        - Рада, что ты наконец решилась. И как всё прошло? - вежливо интересуется Лиза, не сводя с меня глаз. - Это тот сосед из твоих фантазий?
        - Нет-нет, - протестую я, мотая головой, и комната мгновенно начинает вращаться перед глазами. - Это парень с приложения знакомств. Его выбрала Рейчел. Он преподаватель то ли в колледже, то ли в университете, я не помню уже. В общем, безопасный для меня вариант.
        - Что значит безопасный вариант?
        - Тот, кто не причинит боль. Он чем-то похож на моего учителя из начальной школы. Кажется, его звали Кевин Лонг. Знаешь, он был всегда добр со мной, с ним я себя чувствовала в безопасности. Преподаватель должен быть таким: милым, надёжным, внимательным. Тем, на кого можно положиться, кто не предаст.
        - И по-твоему, научная степень и опыт преподавания могут гарантировать тебе душевный покой? - едко хмыкает доктор Харт, напряжённо вращая длинными пальцами шариковую ручку. Золотое покрытие вспыхивает огнём на солнце, привлекая моё внимание. - Это всё миф, моя дорогая. Преподаватель, профессор - это просто должность, за которой стоит всё тот же человек, со всеми его слабостями и пороками. И поверь мне, он, как и любой другой, может легко растоптать твои чувства. За маской порядочного и надёжного профессора может скрываться настоящая гиена.
        Затуманенным взглядом, полным ненависти и презрения, Лиза Харт смотрит сквозь меня. Кажется, она только что обнажила передо мной душу, впервые поведав историю своего разбитого сердца. При других обстоятельствах я, возможно, проявила бы больше участия и внимания, но сейчас, после её слов, я чувствую только собственную обречённость на одиночество.
        - Но разве твоё свидание - это то, ради чего ты мне звонила? - ласковым, обволакивающим голосом спрашивает Лиза, обуздав свои эмоции.
        Этот вопрос окончательно выбивает меня из колеи. Напряжённо щурюсь, сжимая пальцами мягкий бархат. Алкоголь всё ещё блуждает по моим венам, отчего каждое резкое движение тела сопровождается лёгким головокружением.
        - Хорошо, я тебе помогу. Расскажи мне, что ты испытала в тот момент, когда узнала о беременности? - спрашивает она, заглядывая в свой блокнот.
        От удивления я широко открываю глаза. Доктор Харт выглядит как всегда спокойной и сдержанной. И я не уверена, что правильно её расслышала. Может быть, она и вовсе ничего не говорила? Может быть, у меня теперь начались ещё и слуховые галлюцинации? Слова жмутся у меня на кончике языка, но я только нелепо открываю и закрываю рот. О какой беременности идёт речь? Что за бред? Вчера я могла заниматься сексом впервые с тех пор, как Мэтью меня бросил. Мысль о бывшем муже откликается щемящей болью в груди. Я снова вижу их счастливые лица. Они о чём-то перешептываются и хихикают. Рука Бритни на животе. Живот. Этот жест мне сразу показался смутно знакомым, и вот я нашла ему объяснение. От внезапного прозрения у меня темнеет в глазах. Я начинаю задыхаться.
        - На, выпей, - предлагает мне Лиза, протягивая стакан с водой.
        Заставляю себя сделать несколько судорожных глотков. От спазма в горле я буквально захлёбываюсь. Вода стекает у меня по шее, пока я неистово кашляю, пытаясь прочистить горло.
        - Тебе лучше?
        - Да, всё хорошо, - бубню я, желая поскорее вернуть доктора Харт на её рабочее место. Сейчас мне, как никогда прежде, необходимо личное пространство. - Всё прошло.
        - Полагаю, ты всё ещё не готова об этом говорить, тогда…
        - Что я тебе сказала вчера? Это же я тебе позвонила, верно? - осторожно интересуюсь я, когда она садится за стол.
        - Ты этого не помнишь?
        - Просто хочу уточнить.
        Доктор Харт слегка наклоняет голову, высокомерно приподнимая бровь. Её холодные глаза прожигают меня снисходительным взглядом. Она не верит ни единому моему слово. Но разве могло быть иначе? Она врач-психотерапевт, а я пациент, склонный к агрессии и вранью.
        - Да, Шейла, ты мне позвонила вчера поздно вечером. Ты была на взводе. Из твоей бессвязной речи я поняла только то, что ты встретилась с Мэтью и Бритни. И ты теперь знаешь, что они ждут ребёнка.
        Она замолкает, не мигая глядя мне в глаза. Воздух в комнате искрится от напряжения, растущего между нами. Она ждёт моего ответа, а я всё ещё пытаюсь переварить услышанное. Я отключаюсь от внешнего мира, погружаясь в пучину своих мыслей. Воронка затягивает меня в чёрную бездну.
        Я снова под кроватью. Закрываю глаза, стараясь слиться с темнотой ночи. Закрываю уши руками, пытаясь абстрагироваться от внешних звуков. Но стены в нашей квартирке сделаны из картона. Я слышу всё: ритмичный скрип кровати, громкие стоны матери, утробный рык её очередного любовника. Они закончили свой марафон, а я по-прежнему вжимаюсь в пол, боясь пошевелиться. По щекам у меня катятся слёзы, и я закрываю рукой рот, чтобы никто не услышал моих всхлипываний. Мать уверена, что я сплю. Она даже не пыталась в этом убедиться. Её не волнует, что я подумаю, услышав посреди ночи эту животную возню, как не волнует и то, что я могу стать свидетелем чего-то более худшего.
        «Я хочу родить тебе сына, что скажешь?» - спрашивает она, и я чувствую, как стены в спальне начинают вращаться, сжимаясь вокруг меня.
        - Где я ошиблась? Что я сделала неправильно? - выдавливаю я. - Я была хорошей женой. Я родила ему сына. Что со мной не так?
        - Мы уже говорили с тобой об этом. Почему ты хочешь снова вернуться к этой теме?
        - Потому что я не понимаю. Когда он ушёл от меня, я была уверена, что это временно. Я читала где-то про кризис среднего возраста, про кризис отношений. Наша ситуация подходила подо все описания. Я чувствовала, что его интерес ко мне медленно угасал, но я и подумать не могла, что всё закончится так. Ведь все через это проходят и продолжают жить. И потом, что плохого в стабильности?
        - О такой жизни ты мечтала в детстве? - направляет меня доктор Харт.
        - Да. Я мечтала о том, чтобы мой сын рос в спокойной среде. Чтобы у него не было причин чувствовать себя неполноценным, ущербным. Чтобы он не стыдился ни своих родителей, ни своего дома.
        - И ты отлично с этим справилась.
        - Нет. Не справилась. Я его подвела и продолжаю это делать, - выдыхаю я, упираясь взглядом в потолок. Слёзы душат меня. Я еле сдерживаюсь. - Мы с тобой не говорили об этом прежде, но я мечтала о том, чтобы у Патрика был брат или сестра. Год назад я перестала принимать противозачаточные. Мне казалось, это было наше с Мэтью обоюдное желание. Но уже через несколько месяцев он ушёл. А что, если бы у нас тогда получилось? Мы были бы всё ещё вместе или же он бы настоял на аборте?
        - История не знает сослагательного наклонения.
        - Да, а теперь у него будет ребёнок от другой женщины. И я ничего не могу с этим поделать. У Патрика будет брат или сестра, только не я буду матерью этого малыша.
        Мой голос дрожит от эмоций. Хватаюсь за бокал с водой и делаю несколько судорожных глотков до того, как беззвучные слезы обжигают лицо.
        - Что ты испытала в тот момент, когда узнала о её беременности? - возвращается к своему первому вопросу доктор Харт.
        - Не знаю. Так больно мне ещё не было, - говорю я, жуя нижнюю губу. - Он ведь мог мне сам все рассказать. Он же знает, что я не верю в эту интрижку, что я до сих пор жду его. Но он этого не сделал.
        Доктор Харт подаётся немного вперед. Её лицо становится мягче, а во взгляде я замечаю знакомый блеск нетерпения. В такие минуты мне кажется, что не только я нуждаюсь в её помощи, но и я оказываю на неё какой-то терапевтический эффект.
        - А что Мэтью сказал тебе по этому поводу? - спрашивает она. - Вы с ним поговорили об этом?
        Закрываю глаза, оттягивая момент истины. Но беда в том, что память ко мне так и не вернулась. Только обрывки того, что видела, говорила, слышала, и полная уверенность в том, что Бритни Мур действительно беременна.
        - Ничего, - уклончиво отвечаю я. Беру с кофейного столика салфетку и аккуратно промакиваю глаза.
        - Не говорили или ты этого не помнишь?
        - Я всё помню. Он ничего не сказал. Он даже сделал вид, что не заметил меня. Он привел её в наш ресторан, посадил за наш стол… Он не подумал обо мне, о моих чувствах. А ведь я всё ещё люблю его, - срывается с моих губ.
        - Любовь - это прекрасно чувство, но не тогда, когда оно оказывается таким губительным. Мы с тобой уже не раз говорили о том, что ни один мужчина не стоит ни твоих слёз, ни тем более таких унижений. Ты его женщина. Ты мать его ребёнка.
        - Да, вот только ты забыла добавить слово «была». Для него это всё уже в прошлом. Сейчас он перечеркнул меня, а скоро эта участь постигнет и Патрика. Он перестанет уделять ему время: зачем тратить силы и время на этого ребёнка, ведь эта сука скоро родит ему нового?!
        Последняя фраза откликается обжигающей вспышкой в сердце. В груди полыхает огонь злобы и ненависти. Похоже, я так и не научилась управлять гневом. Вскакиваю и делаю два шага к стене. От резких движений в глазах темнеет, и всё начинает медленно вращаться перед глазами. Чёрно-белые фотографии на стене внезапно сливаются в единый образ: костлявые ноги, рыхлое тело, тощие руки, обвисшая грудь, бесцветные волосы. Я вижу перед собой Бритни. Яростно сжимаю кулаки, мечтая разорвать её на части. Однако стоит мне на миг закрыть глаза, как её образ рассыпается на разрозненные фрагменты, вновь становясь частью неведомой мне арт-терапии.
        - Что ты почувствовала, когда увидела её там? - ровным голосом спрашивает доктор Харт, заставляя обернуться.
        Она внимательно смотрит на меня. И сквозь пелену гнева, кажется, я замечаю в уголках её губ лёгкую улыбку. Сожаление? Понимание? Поддержка?
        Я пытаюсь ответить ей тем же, но вспоминаю Бритни. Её слащавая улыбка, медленно сползающая с лица, когда наши глаза встречаются. Страх во взгляде и говорящий неосознанный жест рукой - бесконечная забота и преданность к ещё не рожденному дитя.
        - Мне захотелось её убить, - выдыхаю я, глядя доктору Харт в лицо. Мне важно увидеть реакцию. Но её нет.
        15
        Мы с Патриком заезжаем на парковку, когда я замечаю красный «Чероки» Мэтью. Беседа с психотерапевтом пошла мне на пользу, но не настолько, чтобы снова встретиться с ним лицом к лицу. Чего он добивается? Скандала? Нет, при сыне он делать этого не станет. Патрик и так достаточно уже натерпелся. И всё же я нервничаю. А что, если сорвусь я? Я могу. Я даже хочу этого. От этой мысли у меня кружится голова. Движения становятся заторможенными и неуверенными. Я тяну время. Впервые в жизни оттягивая момент встречи с Мэтью.
        - Кажется, папа приехал с тобой поздороваться, - сообщаю я, открывая Патрику дверь.
        - Папа?
        Глаза сына тут же вспыхивают радостью. А ведь ещё несколько минут назад он злился на меня за то, что я забыла положить ему с собой пижаму и он был вынужден спать в одежде Уилла.
        - Он самый, - бурчу я, наблюдая за тем, как Патрик сломя голову бежит к отцу.
        Он вешается ему на шею, счастливо тычась лицом в шею. Интересно, что в этот момент чувствует Мэтью? Для него это что-то значит? Раньше я была уверена в том, что он обожает нашего сына, но сейчас… Что, если я права, и он с лёгкостью заменит Патрика новым ребёнком? От этого предположения мне становится не по себе, и я брезгливо дёргаю носом. Однако мысль успела поразить мой мозг. Посеять смуту. Когда-то я точно также не могла представить то, что он сможет заменить меня. И что из этого вышло?
        - Какими судьбами? Разве мы договаривались о встрече? - спрашиваю я, натянуто улыбаясь.
        - Мимо проезжал, - цедит Мэтью.
        Он треплет Патрику волосы, при этом я не вижу на его лице ни теплоты, ни умиления. Почему я не замечала этого раньше? Когда это случилось? Когда мы стали для него чужими?
        Мы стоим в гнетущей тишине. Пока Мэтью безмолвно играет роль заботливого отца, меня с новой силой окатывает волна злости и презрения. Его лицемерие сводит с ума. Сжимаю и разжимаю кулаки. Переминаюсь с ноги на ногу, разглядывая шнурки на своих кедах. Мне нужно чем-то себя занять. Я всё ещё на взводе и могу расплакаться в любой момент. Но два дня подряд я не выступаю.
        - Сынок, нам с мамой нужно поговорить, - наконец нарушает тишину Мэтью.
        «Ну конечно, хозяйка отпустила погулять на чётко регламентированное время», - готово сорваться с моих губ. Я еле сдерживаюсь. Патрик продолжает жаться к отцу, но я замечаю на себе его встревоженный взгляд. Я не могу его подвести. Натягиваю улыбку и сладким голосом предлагаю:
        - Можем заказать пиццу и пообедать все вместе, как в старые добрые времена. Заодно и поговорим.
        - Точно, пап, пойдём! - радостно подхватывает мою идею Патрик.
        Он тянет отца за руку, но тот стоит на месте не двигаясь. Лёгкая щетина сглаживает острые углы подбородка. Но эта мягкость обманчива. Я вижу только презрение во взгляде и непреодолимую жажду вцепиться в меня руками. Раньше я гасила огонь его ярости в спальне. Давно это было.
        - В другой раз, сынок, нам с мамой нужно поговорить, - упорствует Мэтью.
        - Дай мне свой телефон, я в Ютубе посижу, - тяжело вздыхая, сдаётся Патрик, протягивая ко мне руку. - Можете ругаться, я не буду вам мешать!
        Мне стыдно посмотреть сыну в глаза. Ему только шесть, а он уже столько понимает. У меня сосёт под ложечкой. Чувствую, как начинает щипать в глазах. Я никогда не видела своего отца. Не становилась свидетелем ругани родителей. Но каждый раз, когда я заставала маму в слезах, каждый раз, когда она напивалась до беспамятства, я знала, кто стал тому виной. Это чувство вины отравляло меня всю жизнь, а теперь я заражаю им Патрика.
        - Шэл, это последнее предупреждение, я не шучу. Прекрати нападать на Бритни. Она не причина нашего разрыва, уясни это уже раз и навсегда! - говорит Мэтью, когда Патрик садится на пассажирское сиденье моего «Форда».
        - Ну конечно, о чём ты говоришь, эта паскуда - святая женщина! - хмыкаю я.
        Он резко хватает меня за локоть. Это его излюбленный приём. Вроде и боль причиняет, и движения сковывает, а в полиции показать нечего. Синяков в этом месте почти не бывает.
        Я делаю шаг вперёд. Мне нравится ощущать его близость. Нравится дышать ему в лицо.
        - Между нами всё кончено, такое случается! Всему когда-то приходит конец.
        Каждое его слово, словно острая льдина, вонзается в моё сердце. Мне трудно дышать. Я опускаю взгляд. Ком обиды и злости клокочет в горле. Мне так много хочется ему сказать, но я только беспомощно качаю головой.
        - Почему ты мне сам ничего не сказал? - спрашиваю я. - Ты вообще собирался это сделать?
        Мэтью отпускает мой локоть и делает шаг назад. Смотрю на него исподлобья. Он в замешательстве.
        - Она ведь беременна, да?
        - Тебя это не касается, - щетинится он.
        - Как удобно! Не строй из себя идиота, ты прекрасно знаешь, как я к тебе отношусь.
        - Да, наслышан. Но эти трепетные чувства не помешали тебе пойти вчера на свидание, - едко замечает он, ставя воздушные кавычки вокруг слов «трепетные чувства».
        - Хочешь сказать, что приревновал меня?
        - Нет, просто порадовался. Надеялся, что теперь-то ты наконец угомонишься и оставишь нас в покое. Но я ошибся, ты из тех, кто не меняется!
        «Она может обманывать кого угодно, но не меня. Твоя мать не из тех, кто меняется», - сказал мне как-то Мэтью после нашей очередной поездки в Малибу. Мать в то время уже болела. У неё был рак печени: то ли запоздалый отголосок бурной молодости, то ли результат халатного отношения к здоровью. Слабое сердце лишало её шанса на трансплантацию, без которой прогноз врачей был неутешительным. Но мать не сдавалась: проходила курс химиотерапии и горстями употребляла обезболивающие. А ещё она рьяно пыталась реабилитироваться в моих глазах, добросовестно исполняя роль бабушки. Патрик любил ездить к ней в гости. Бабушка радовала его жареной картошкой, шоколадным кексом, а на прощанье непременно одаривала игрушкой. Мне было дико наблюдать за ней. Со мной она никогда не была такой заботливой и любящей. Длительный принудительный курс терапии помог нам мирно сосуществовать под одной крышей, но он был не в силах сократить пропасть, зияющую между нами. Но с Патриком всё было иначе. Их отношения не были отравлены ни алкоголем, ни наркотиками, ни колкими критическими ремарками… И всё же, по мнению Мэтью, она до конца
дней оставалась никчёмной наркоманкой, которая даже болезнь использовала, чтобы потакать своим старым привычкам.
        - Да, ты прав. Я никогда не была достаточно хороша для тебя. Я из тех, кто не меняется. Всё верно. А ещё я не сгибаюсь, не преклоняюсь и не изменяю. Я тот, кто остаётся верным себе и своим близким. Я, но не ты, - чеканю я, чувствуя, как от злости у меня сводит челюсть. - Тот Мэтью, которого я знала, кому я родила сына, не стал бы играть моими чувствами. Не стал бы врать и изворачиваться.
        - Я так и не делал, - отвечает он, качая головой. - Я приехал к тебе в тот день и всё рассказал. Ты отказывалась в это верить. Ты кричала и нападала на меня.
        Мне не хватает воздуха. Его слова стучат у меня в висках. Дрожь проходит через моё тело мощным разрядом. Делаю два шага назад, пока не упираюсь в одну из соседских машин. Жар металла не может растопить холод внутри. Меня трясёт. Я закрываю глаза - и осколки прошлого начинают кружиться хороводом. Я вижу нас с Мэтью в гостиной. Он пьёт кофе. А я, улыбаясь, сижу напротив него. Я не чувствую угрозы. Не могу предвидеть надвигающуюся беду. Я наслаждаюсь моментом. Для меня это возможность всё вернуть назад, но Мэтью настроен идти вперёд. Он рассказывает мне о беременности Бритни.
        - Шэл, я не хотел, чтобы всё так вышло. Я пытался сделать это по-другому, но не получилось, - говорит Мэтью, избегая зрительного контакта.
        - Это было восемнадцатого августа? - шепчу я.
        - Да.
        «Пробудить вашу память может всё что угодно: слово, запах, жест. Это может случиться спонтанно, как разряд тока, а может не произойти вовсе, и тогда этот день останется чёрной дырой в вашей биографии», - говорил мне доктор Дюбуа, когда я пытала его вопросами о своём исцелении. С тех пор прошло больше месяца мучительной тишины и угнетающей беспомощности. И вот лёд тронулся. Восемнадцатого августа я виделась с Мэтью.
        - Мы с тобой пили кофе в гостиной, - говорю я, напряжённо стимулируя воспоминание.
        - Верно.
        - Во сколько мы с тобой встречались?
        - Это было около трёх.
        Эта цифра автоматически находит своё место в цепочке событий того дня. В двенадцать часов я отвезла Патрика к его другу. И, вероятно, вернулась домой. На дорогу у меня ушло бы не больше тридцати минут. Значит, дома я должна была быть в половине первого. В три часа ко мне пришёл Мэтью.
        - Ты предупреждал, что заедешь? Или как это было? - спрашиваю я, пытаясь сконцентрироваться. Мысли путаются. Я слишком возбуждена.
        - Какая разница? - спрашивает Мэтью.
        - Просто ответь.
        - Я позвонил тебе и предупредил. Ты сказала, что отвезла Патрика к его однокласснику, и я понял, что лучшего момента может и не быть.
        - То есть я поехала сразу домой?
        - Думаю, что так. Но почему это так важно?
        Его вопрос производит на меня такой же эффект, что красная тряпка для быка. Я еле сдерживаюсь, чтобы не наброситься на него с кулаками.
        - Ты издеваешься? Я не могу вспомнить тот день. У меня настоящая дыра в памяти, которая сводит с ума. Я сто раз спрашивала тебя о том дне, но ты молчал. Ты уверял меня, что не говорил и не виделся со мной, а теперь ты спрашиваешь, почему это так важно? Да потому что мою машину нашли в овраге. Я получила черепно-мозговую травму и три дня пролежала в коме! Мой мозг отчаянно пытается восполнить пустоту жуткими картинками, я постоянно вижу убитую девушку. Всё это сводит меня с ума. И ты всё ещё не можешь понять, почему это так важно?
        - Что ещё за убитая девушка?
        - Зоуи Мейер, но сейчас не об этом. Что ещё случилось в тот день?
        Мэтью тяжело сглатывает.
        - Я не знаю, что было потом. Мы поругались с тобой. Ты не хотела меня слушать. Ты была не в себе. А позже, когда мне позвонили из полиции, я подумал, что ты пыталась покончить с собой.
        - Что? - спрашиваю я, не сводя с него глаз. - Что, по-твоему, я пыталась сделать?
        - А что ещё я должен был думать? Ты сама мне рассказывала о том, как твоя мать резала себе вены и травилась таблетками. Яблоко от яблони…
        Он не успевает закончить свою идиотскую мысль. Я резко заношу руку, и моя пятерня хлёстко бьёт его по щеке. Он морщится, испепеляя меня взглядом.
        - Никогда, слышишь, никогда я этого не сделаю. Можешь даже не мечтать!
        - Ты чокнутая! Твой мозгоправ впустую тратит с тобой время. Ты больная! - рычит Мэтью. - Ты за это ответишь!
        От его грозного рёва у меня звенит в ушах. Закрываю глаза. Запрокидываю голову и делаю глубокий вдох. После чего иду к своей машине и открываю дверь. Патрик смотрит на меня, не скрывая ни своего удивления, ни волнения.
        - Всё хорошо? - спрашивает он, вылезая из машины.
        - Да, малыш. Мы с папой закончили, пойдём домой, - говорю я, выдавливая натянутую улыбку.
        Мэтью кипит от злобы, но молчит. Патрик крепко держит меня за руку, впервые не порываясь броситься отцу на шею. Он робко машет ему рукой, когда мы проходим мимо. Тишину парковки нарушают только наши глухие шаги. Я вызываю лифт. В голове у меня идёт счёт. Я дошла уже до сотни, но всё ещё хочу развернуться и наброситься на него с кулаками.
        - Я уговорил её не заявлять на тебя в этот раз, но я не могу делать это вечно, - окрикивает меня Мэтью, когда двери лифта открываются. - И я не шутил…
        - В следующий раз, когда захочешь встретиться с сыном, не сочти за труд предварительно позвонить, - сухо перебиваю я, нажимая кнопку четвёртого этажа.
        ***
        Едкий запах рвоты бьёт в нос, едва мы с Патриком переступаем порог дома. Синхронно прикрывая носы ладонями, мы озираемся по сторонам. Я вижу, как сын в недоумении таращится на пустую бутылку, разорванное платье. Он не задает вопросов, но лучше бы он говорил. Я хочу, чтобы он по-детски ругался на меня за весь этот бардак. Но он молча идёт в свою спальню. Мне стыдно. Голова гудит от мыслей, мне так много хочется ему сказать, объяснить, но я тоже молчу. Этот разговор будет неприятен нам обоим, а потому его стоит отложить до лучших времен. Но наступят ли они…
        Когда мы заканчиваем с уборкой в спальне Патрика, он садится читать книгу, я целую его в макушку и выхожу из комнаты. Сгребаю в мусорный пакет обёртки из-под конфет и печенья, а также пустую бутылку из-под вина и своё выходное платье. Сомневаюсь, что мне ещё когда-нибудь захочется его надеть. Звоню в пиццерию и заказываю нам с Патриком огромную пиццу ассорти. После этого открываю холодную воду и подставляю голову под струю. Сотни ледяных капель барабанят по моей раскалённой плоти. Тело цепенеет от шока, и на мгновение у меня даже перехватывает дыхание. Беспомощно таращу глаза, чувствуя, как вода плавно стекает по глазам, щекам, затекает в рот. Шарю рукой по стене в поисках полотенца. Промокнув кожу шершавым вафельным полотном, я отбрасываю назад мокрые волосы и ловкими движениями заплетаю небрежную косу. После этого достаю из кухонного шкафчика блокнот и твёрдой рукой восполняю пробел.
        15:00 - 15:15 - разговор с Мэтью.
        - По крайней мере, этим можно объяснить тот факт, почему к Рейчел я приехала с красными глазами и остатками макияжа. Для того, чтобы отвезти Патрика к другу, я бы не красилась, но вот ради Мэтью… - я щёлкаю языком, когда на глаза попадается ещё один странный фрагмент головоломки.
        22:03 - звонок в службу спасения, и я до сих пор понятия не имею, как объяснить этот факт. Что такого могло случиться за пять часов, чтобы я в ужасе гнала по холмам, набирая 911?
        С раздражением захлопываю блокнот, собираясь швырнуть его обратно в шкафчик, когда на глаза попадается аккуратно сложенный пополам листок. Я прекрасно помню, что на нём изображено, и осознаю, что сейчас не лучший момент для того, чтобы шагать в эту пропасть, но руки меня не слушают. Бумага обжигает пальцы, и я снова смотрю в безжизненное лицо Пиноккио.
        В один из первых наших сеансов доктор Харт строго обозначила правила, нарушать которые не дозволено ни одному пациенту. Одно из таких я долго отказывалась воспринимать всерьёз, а потому не единожды натыкалась на холодный, но вежливый отказ: «Это нарушение моих границ! Все вопросы мы решаем только в кабинете, никаких телефонных звонков. Мой телефон у тебя только для записи на приём и для экстренных ситуаций. Сейчас совершенно точно не тот случай!» - слышала я, прежде чем в трубке раздавались короткие гудки.
        И каждый раз, получая отказ от человека, нанятого решать мои проблемы, я звонила Рейчел, но сегодня она не может стать моей «жилеткой». Я скорее рискну снова наступить на старые грабли, нежели стану той, кто испортит романтические выходные подруге. Я звоню доктору Харт.
        - Шейла, я за рулём, у тебя что-то срочное? - отвечает она вместо фирменного монолога.
        - Я знаю, что это нарушение ваших границ, но я забыла об этом спросить сегодня на приёме, - тараторю я, опасаясь услышать короткие гудки. - Я недавно ходила в полицию.
        Лиза молчит, и только шум улицы в трубке даёт мне надежду на то, что она всё ещё слышит меня.
        - Мне казалось, что они смогут что-то рассказать об аварии и о той девушке, что была найдена убитой на следующий день. Я знаю, что вы в это не верите, но мне кажется, я что-то видела.
        - Ты рассказала об этом копам?
        - Да, но все без толку, - отвечаю я. - Детектив не поверил ни единому слову. Более того, он вёл себя со мной так грубо, что я была рада оттуда убраться. Это была плохая идея.
        - Не сомневаюсь, - отвечает Лиза.
        - Но я звоню по другому поводу. Когда я вышла из участка, на стекле моей машины был листок бумаги с жутким изображением Пиноккио. Это сложно объяснить, но мне кажется, этот рисунок мне оставили не забавы ради, он что-то значит, - говорю я, ощущая лёгкий внутренний тремор, будто небольшие волны панической атаки осторожно подкатывают к моему телу.
        То, что ещё минуту назад было только плодом моего воображения, внезапно стало чем-то вполне возможным, допустимым, реальным. Я засовываю изображение обратно в блокнот и швыряю его на дно шкафа. Тишина в трубке заставляет меня усомниться в том, что я всё ещё могу рассчитывать на ответ. Смотрю на экран, когда из динамика с лёгким треском сочится сдавленный голос доктора Харт.
        - А кто, по-твоему, мог тебе его оставить и зачем? Пиноккио - это же марионетка, правильно?
        - Да, всё так, марионетка, - бубню я, тяжело вздыхая. - Но я не знаю, зачем…
        - Мне кажется, вся эта история с картинкой вырвана из контекста, именно поэтому я всегда настаиваю на том, чтобы все сеансы проходили исключительно в кабинете. Но раз мы с тобой уже об этом говорим, то могу только сказать, что если посмотреть на это происшествие как на какой-то посыл, то Пиноккио может символизировать подчинение, контроль. Марионетка, как ты знаешь, это кукла, которую приводит в движение кукловод. И если, как ты убеждена, это изображение не чья-то шалость, я бы предположила, что кто-то хочет тебе напомнить, кто здесь главный.
        - Здесь - это где? - бесцветным голосом спрашиваю я, спотыкаясь на каждом слоге.
        - Шейла, а мне откуда это знать? Это только предположение, попытка угадать аллегорию.
        - То есть вы думаете…
        - Мне кажется, что этим посланием кто-то хочет тебя предупредить о том, к чему могут привести необдуманные поступки. Но я понятия не имею, о чём идёт речь. Мэтью не мог тебе оставить такого письма?
        Это предположение кажется смехотворным и нелепым, но тогда почему моё тело покрывается гусиной кожей? С трудом сглатываю, молча качая головой. Порой мне кажется, что я вообще не знаю, кто он, Мэтью Гилмор, на самом деле…
        16
        Достаю из верхнего шкафчика на кухне бутыльки с таблетками и, высыпав их содержимое на стол, миксую свою ежедневную порцию. Две красно-белые и три белые капсулы, а также одна розовая круглая таблетка. Сгребаю их в ладонь и, запрокинув голову, запиваю глотком воды. После этого выливаю в большую кружку свежезаваренный кофе и, потянув носом его густой аромат, мечтательно улыбаюсь в пустоту.
        Однако радость новому дню улетучивается с первым глотком. В горле снова ощущается горький привкус предательства. Я слышу странный звук, похожий на шум аплодисментов. Смотрю по сторонам, пытаясь сориентироваться, где нахожусь. Похоже, я стою за кулисами, потому как отчётливо вижу сцену, отгороженную от беснующейся толпы тяжёлой чёрной портьерой. Единственный спектакль, который я жду, должен состояться двадцать пятого октября. Школьное представление с участием моего сына, но его здесь нет. Вокруг ни души.
        Мои руки неожиданно взмывают вверх, ноги растягиваются в летящем шаге, будто я парю в воздухе. Яркий свет софитов обжигает глаза. Я начинаю щуриться: хочу закрыться ладонями, но ничего не получается. С ужасом внезапно замечаю тонкие ниточки, пробивающие мои ладони насквозь и взмывающие куда-то вверх, к самому потолку. Я слышу безудержное ликование толпы, когда мои руки неестественно выгибаются назад, а ноги скручиваются в одну линию. Я поднимаю глаза, желая разглядеть своего мучителя, но вижу только деревянную вагу, зажатую в чьей-то руке. Очередная вспышка света и дикий истошный вопль из зала заставляют меня вздрогнуть, испуганно барахтаясь на согнутых ногах. Беснующаяся толпа жаждет зрелища, и моё тело начинает неистово вращаться, точно волчок. Бурные овации сливаются в один сплошной шум, от которого трещит голова. Мои ноги резко разъезжаются в разные стороны, и я сажусь на шпагат. Так легко и ловко, будто делаю это всю жизнь. Свет вокруг начинает медленно гаснуть, будто кто-то задувает по одной каждую свечу, оставляя только ту, что тускло освещает сцену. Раскатистый смех над головой оглушающим
громом гремит во внезапно наступившей тишине. Мне хорошо знаком этот голос, но этого не может быть. Не может! Я запрокидываю голову, испуганно таращась на него. Он самодовольно смеётся, глядя мне прямо в глаза, после чего резко тянет вагу вверх - и моё тело вытягивается, как струна. Я беспомощно болтаюсь под самым потолком и в следующий миг с оглушающим звонким грохотом падаю на пол. Я испуганно отпрыгиваю назад, чувствуя обжигающую боль в ногах. Я стою посреди кухни в луже кофе и осколков разбившейся кружки. Делаю ещё один неуверенный шаг назад, чувствуя, как паника скручивает мой желудок. Взволнованно смотрю по сторонам. Меня немного трясёт, но я стараюсь дышать ровно и глубоко. Это успокаивает.
        Отматываю несколько бумажных полотенец и тут же бросаю их под ноги. Кофе медленно расползается в разные стороны, создавая странный узор на поверхности, а я уверенно перешагиваю осколки. Достаю из выдвижного шкафчика старый блокнот и напротив страницы с обрывками воспоминаний из восемнадцатого августа делаю новую запись: «Мэтью - кукловод?»
        ***
        Сегодня Патрика на автобусной остановке встречает Оливия, мама ещё одного мальчика из нашей школы, поэтому у меня есть возможность поколдовать на кухне. До его прихода остаётся не больше двадцати минут, когда я выключаю духовку и ставлю на подставку раскалённый противень с подрумяненными свиными рёбрышками в сладком соусе. Приятный аромат маринада расходится по комнате.
        Раздвинув жалюзи пальцами, я выглядываю в окно, скольжу взглядом по пустой улице, залитой солнечным светом. Делаю глоток из своего бокала и сквозь красный бархат мерло замечаю серебристый «Приус». У меня перехватывает дыхание. Насыщенный ягодный вкус вина обжигает горло. Я делаю шаг назад и плавно отпускаю жалюзи, после чего бегу в комнату Патрика за биноклем.
        За спиной раздаётся стук, когда я крадучись приближаюсь к окну, сжимая в руках тяжёлый пластик. Моё сердце сбивается с ритма. Я вздрагиваю, резко оборачиваясь. Это Патрик.
        - Ты играешь в шпиона? - спрашивает он, готовый тут же присоединиться к игре.
        - Нет, просто, хочу кое-что проверить, - отвечаю я, заглядывая в щёлку жалюзи.
        У меня нет нужды смотреть в бинокль. Улица совершенно пуста. Ни одной припаркованной машины. Я бегаю взглядом по округе, пытаясь уловить хоть что-то подозрительное. Но всё тщетно.
        - Что ты там высматриваешь? - не унимается Патрик, дёргая меня за майку.
        - Ничего. Мой руки, и мы будем обедать, - отвечаю я, заставляя себя отойти от окна.
        Патрик впивается зубами в очередное сочное ребро, продолжая без устали тараторить. Он уже рассказал мне в деталях, как прошёл день в школе, теперь настал черёд его традиционных ворчаний касаемо театрального кружка. Он панически боится сцены, а потому уверен, что его участие в спектакле будет поднято на смех. Я хочу его подбодрить, но выходит неубедительно. Мысли путаются, и стоит мне нащупать веский аргумент в поддержку сына, как я тут же вспоминаю о машине, что видела на улице. Это был серебристый «Приус». Я в этом уверена, но что, если мне показалось? Сомнения сводят с ума.
        - Мам, ты меня слышишь? - спрашивает Патрик, возмущённо тараща глаза. - Шон сегодня снова надо мной смеялся. Конечно, ему досталась роль волка, а я всего лишь козёл!
        - Ты не просто какой-то там козёл, а самый умный и хитрый козлик, который не угодит в его брюшко, а спрячется, - я вовремя успеваю нащупать нить разговора.
        Этого оказывается достаточным, чтобы он начал обгладывать новое ребро. Его руки и лицо перепачканы в соусе и жире. Уверена, что так выгляжу и я сама. Сбросив горстку костей со своей тарелки в мусорку, я мою руки и вытираю губы. Протягиваю Патрику пачку салфеток, но он только качает головой.
        - Нет, я хочу ещё, - обиженно говорит он, поглядывая на оставшиеся три ребра.
        - У тебя их никто не забирает, - улыбаясь отвечаю я.
        Когда Патрику исполнился год и он уже активно проявлял интерес к нашему столу, я жутко боялась, что он может подавиться. Моим самым страшным кошмаром того времени было увидеть, как его лицо становится пунцовым, а глаза наливаются кровью. Он жадно пытается хватать воздух губами, но ничего не происходит. Он кряхтит у меня на руках, а я не знаю, чем помочь. Этот страх был таким живым и реалистичным, что мне потребовалось пройти курсы первой медицинской помощи, прежде чем Патрик попробовал грызть свою первую косточку. А сейчас на его тарелке уже не меньше десяти рёбер. Я нежно треплю его по волосам, любуясь его перепачканной мордашкой.
        - Мам, а ты поможешь мне с ролью? - спрашивает он, облизывая пальцы.
        - Конечно.
        - Мама, а папу звать будем или нет? - внезапно спрашивает он.
        Патрик виновато смотрит мне в глаза, опасаясь реакции. От этого взгляда у меня щемит в груди.
        - Как скажешь, так и сделаем. Это же твой звёздный час!
        ***
        После обеда Патрик идёт в свою комнату. Прежде чем мы приступим к репетиции, ему нужно сделать домашнюю работу по математике. А мне - наконец прочитать сообщение от моего виртуального знакомого. Я пыталась это сделать с утра, но со связью были какие-то проблемы.
        Я постукиваю пальцами по столешнице, ожидая, когда на экране моего лэптопа появится лицо Эбигейл Рейнольдс. Именно в комментариях к статье об её исчезновении у нас и завязалась беседа. Опускаю курсор вниз и медленно скольжу взглядом по нашей странной переписке.
        «Эбигейл Рейнольдс не первая жертва. За последние три месяца в Эл-Эй были похищены ещё две девушки. Их тоже нашли мёртвыми на парковках крупных торговых центров. И все они были переодеты в красные атласные платья», - девятнадцатого сентября написал пользователь с ником lost77, в тот же день, как в прессе появилась информация о её смерти.
        «Что заставляет вас объединять эти случаи в серию, вы располагаете какой-то информацией, которую полиция держит в секрете от масс, или опираетесь только на внешнее сходство погибших? То, что все они были блондинками, ещё ни о чём не говорит, или волосы здесь играют иную роль?» - написала я двадцать восьмого сентября.
        «Прежде чем что-то просить, нужно что-то предложить взамен. Вам есть, что сказать?» - спрашивает меня lost77 в своём сообщении в тот же день.
        «Если ваш интерес - не праздное любопытство, полагаю, вы уже получили от меня кое-что взамен. Поэтому я повторяю свой вопрос: что заставило вас смотреть на эти случай как на серию? Ведь, если мы говорим про три похожих случая, то, может быть, в Эл-Эй появился маньяк?» - вопросом на вопрос тогда же ответила я.
        И вот теперь, девять дней спустя, я таращусь на неожиданный ответ.
        «Лихо вы во всём разобрались, словно роли в театре раздали. Ты у нас будешь жертвой, а ты - маньяком. А сами-то вы кто? Вас эти убийства коснулись лично или вы здесь забавы ради? По какую сторону стоите?» - спрашивает меня lost77.
        От этого сообщения у меня по коже бегут мурашки. От него веет холодом и злостью, а, может, виной всему моё разыгравшееся воображение. Сначала машина, теперь это. Меня охватывает паника. Делаю два шага назад. Поднимаю глаза к потолку, мысленно считая до десяти. Я всё ещё чувствую лёгкий тремор в пальцах, когда возвращаюсь к компьютеру. Складываю руки в молельном жесте и тихонько постукиваю большими пальцами по губам.
        - Во что ты впуталась, Шейла? - почти шёпотом спрашиваю я саму себя.
        «А разве это сайт знакомств? Какая разница: кто я или кто вы? Я думала, вас, как и меня, волнует то, что происходит в городе. Когда случается одно убийство - это случайность или чья-то месть. Два с одинаковым почерком - уже вызывают вопросы. Ну а три - наводят на мысль о маньяке. Или вам нужен четвёртый труп?» - печатаю я и, не перечитывая, нажимаю кнопку «Отправить».
        17
        По коротким сообщениям, которыми мы обменивались с Рейчел последние пару дней, я поняла, что выходные в Мамонт Лейкс помогли не только сгладить острые углы, но и на какое-то время скрыть намечающиеся трещины в их с Томом браке. Однако в среду утром, когда она мурлычет мне в трубку неуклюжие извинения, я чувствую раздражение. Я ждала этой встречи, чтобы рассказать ей о предательстве Мэтью, о его обмане и о чёртовой беременности этой шавки. Но вместо этого ровным голосом отвечаю:
        - Всё нормально, отдыхай. Встретимся на следующей неделе.
        - Или в выходные, - с готовностью отвечает Рейчел. - Кажется, у Тома какая-то конференция будет в Сан-Франциско.
        - Отлично. Спишемся, - отвечаю я, чувствуя посторонний писк в динамике.
        Нажимаю отбой и только после этого вижу на экране сообщение из приёмной доктора Дюбуа. Мне нужно явиться на плановый осмотр, а поскольку сегодня я оказалась совершенно свободной, не вижу смысла откладывать это в долгий ящик. Мне нужно чем-то занять свои мысли, иначе я точно поеду к магазину, где работает эта сука, и кто знает, возможно, в этот раз я уже не смогу сдержаться.
        И вот спустя час я уже вхожу в кабинет с табличкой «Невролог Жан Дюбуа» на двери. Он сидит за столом и с кем-то разговаривает по телефону. При взгляде на меня доктор быстро моргает и жестом приглашает занять свободный стул напротив него. В этом светлом и просторном кабинете, как и всегда, царит специфический запах: смесь моющего средства и каких-то медикаментов. В носу неприятно покалывает.
        - Всё верно, этот препарат может давать такой побочный эффект. Но для нас куда важнее его лечебные свойства, не так ли? - спрашивает он собеседника на другом конце провода. - Вот и замечательно. Продолжайте пить по схеме, а через неделю мы снова сделаем анализы и уже по результатам, возможно, пересмотрим дозировку или даже вовсе отменим это лекарство.
        Округляю глаза. Отвожу взгляд в сторону. Похоже, я не единственный пациент доктора, у кого возникли проблемы с его назначениями.
        - Ну как вы себя чувствуете? - спрашивает он меня, потирая переносицу и возвращая на место очки. - Есть какие-то улучшения?
        - Если не брать в расчёт странные видения, которые вы посчитали побочным эффектом одного из препаратов, то чувствую я себя неплохо, - отвечаю я, даже не пытаясь скрыть своего недовольства.
        Он хмурится. Достаёт из выдвижного шкафа историю моей болезни. И так ничего и не ответив, углубляется в изучение каких-то бумаг. И в этот момент я в полной мере ощущаю эффект дежавю. Точно так же он вёл себя и в день нашей последней встречи и много раз до, пока я лежала в клинике. Иногда мне кажется, что он даже не помнит, кто я такая, не говоря уже о моих жалобах.
        - Так, ну что, Шейла, как обстоят дела с памятью? Есть подвижки? - спрашивает он, глядя на меня поверх очков.
        - Нет. Сама я ничего так и не вспомнила, - огрызаюсь я.
        - Понятно, а побочный эффект сохраняется, значит, - тянет он, вытягивая губы трубочкой. - Это странно. Вы принимаете «Нимодипин» и «Триметазидин» по две таблетки и одну капсулу «Пирацетама». Итого пять.
        - Шесть, - поправляю его я.
        - Вы увеличили дозировку какого-то препарата? - его брови складываются домиком.
        Он закрывает папку и неотрывно смотрит мне в глаза. Для него я теперь и безо всех этих бумажек представляю собой открытую книгу. Я виновна. Мне нужно вынести приговор.
        - Вы получили серьёзную травму. У вас до сих пор сохраняется частичная потеря памяти, и вы…
        - И я не увеличивала себе дозировку, - перебиваю его я, стискивая зубы. - Я пью всё так, как вы мне прописали. Но у меня не три препарата, а четыре.
        - Четыре? - переспрашивает он, снова открывая папку. - Оу, ясно. Тогда с сегодняшнего дня я отменяю «Викодин».
        Его глаза заискивающе смотрят на меня через толстые линзы очков. От этого взгляда у меня возникает странное тревожное чувство.
        - Всё нормально? - спрашиваю я, сдвигая брови к переносице.
        Доктор Дюбуа промакивает салфеткой лоб и шею. Он заметно вспотел, в то время как меня начинает знобить.
        - Да, конечно, это просто обезболивающий препарат. Но поскольку у вас больше нет болей, то мы можем его отменить. Как раз он и мог давать такие побочные эффекты, как галлюцинации, слабость, сухость во рту. Обычно это симптомы передозировки препаратом, но в любом правиле встречаются исключения. Так что мы просто его отменим и продолжим лечение.
        До этой минуты я ни разу не усомнилась в его рекомендациях, не задумывалась о том, какие лекарства принимаю. Но что, чёрт возьми, я принимала всё это время?
        Доктор Дюбуа продолжает что-то бубнить, делая новые записи в моей истории болезни, но я его больше не слушаю. Я открываю браузер и вбиваю в поисковик название «Викодин».
        Первая же статья показывает мне знакомые оранжевые пузырьки и тревожно сообщает о возможных побочных эффектах, среди которых я легко нахожу свои симптомы: снижение аппетита и сухость во рту, головокружения, тошнота. Перед глазами всплывает слово «морфин» и от представленной ниже формулы расчёта дозировки у меня судорожно сводит желудок. Волнение подступает к самому горлу. Читаю дальше и уже с нескрываемым ужасом таращусь на предупреждение, набранное большими буквами: «БУДЬТЕ ОСТОРОЖНЫ! „ВИКОДИН“ ВЫЗЫВАЕТ ЗАВИСИМОСТЬ!»
        - Почему вы не отменили его в прошлый раз? - спрашиваю я, резко поднимаясь со своего стула. - А ведь мне говорили, что вы лучший специалист в клинике!
        - Я делаю всё, что могу, - рассеяно говорит доктор. - Вам нужно чётко следовать моим рекомендациям, иначе…
        - Это я уже сама буду решать! Вы свободны! - бросаю ему в лицо я, фурией вылетая из кабинета.
        ***
        Я наивно полагала, что пилюли доктора Дюбуа помогут мне всё вспомнить. Я верила в то, что память ко мне вернётся внезапно. По щелчку. Но этого не произошло. И теперь я понимаю почему. Всё это время я без надобности глотала наркотическое вещество. С моей стороны было настоящим безрассудством довериться этому чокнутому профессору с сотней лестных отзывов и рекомендаций. Какой в них толк, если каждый раз ему требовалось какое-то время, чтобы элементарно вспомнить меня и заново изучить мою историю болезни?
        Он меня и не слушал никогда! Старый маразматик!Если бы он не строил своих идиотских гипотез относительно внезапного возвращения памяти, я бы уже самостоятельно заполнила эти чёрные дыры прошлого. Правильно говорят, если хочешь сделать хорошо, сделай это сам.
        Крепче сжимаю руль, вливаясь в общий поток машин на Пасифик Кост Хайвей.
        Патрик вернётся со школы через три часа. Мне нужно успеть вернуться домой к его приходу. Смотрю на навигатор. С учётом пробок в Малибу я буду только через полчаса. Выжимаю педаль газа. Пришло время ускориться.
        Стоит мне свернуть с главной улицы, как знакомые пейзажи заставляют сердце щемить в груди. На этих улицах, тонущих в солнечных лучах и обласканных бризом океана, прошли мои самые счастливые дни детства. Каждый раз, выбираясь на прогулку, мы с бабушкой и дедушкой шли здесь пешком. Для них это была чуть ли не единственная возможность заниматься спортом и выполнять рекомендованные нормативы по шагам, а для меня - лучший способ растратить энергию. Я бежала по крутым склонам, наслаждаясь свободой. Я бежала к океану, позволяя ветру запутаться у меня в волосах, и в такие минуты у меня на губах играла улыбка. Самая счастливая и беззаботная.
        Я останавливаюсь у знакомой ажурной калитки, за которой виднеется дворец моего детства. Красная черепичная крыша, кремовые белёные стены, рамки на окнах, выложенные из красного кирпича. В те годы, когда здесь жили бабушка с дедушкой, и я могла гостить у них только на летних каникулах, дом казался мне неприступной крепостью. Каждый раз, возвращаясь сюда после долгого отсутствия, я обходила всё дозором, пытаясь не столько подметить изменения, сколько воскресить в памяти, что и где находится. Этот ритуал помогал мне почувствовать себя другим человеком. Я точно перерождалась и на время становилась сказочной принцессой. Но в двенадцать лет, когда дом перестал быть временным убежищем, став нашей с мамой ежедневной реальностью, всё изменилось. Это не случилось в один день, и всё же я остро ощутила эту перемену. Дом в два этажа больше не казался мне замком, он стал клеткой. Тюрьмой, из которой я сбежала, едва мне исполнилось восемнадцать.
        Интересно, а каким я его найду теперь, когда в доме живут совершенно посторонние мне люди?
        Сьерра Велез приветственно машет мне рукой, направляясь к калитке. Мы с ней ровесницы, но, в отличие от меня, она обладает более выдающимися формами. Я приветливо машу ей в ответ, стараясь смотреть под ноги. Поверхность аккуратно подстриженного газона, а также дорожка, ведущая к дому, похожи на минное поле. Везде и всюду разбросаны детские игрушки: машинки, мячики, детали конструктора, солдатики. Маневрируя из стороны в сторону, я сокращаю дистанцию значительно быстрее, чем Сьерра. Она движется неестественно медленно. Вразвалку, точно гусыня.
        - Как дела? - спрашиваю я, пытаясь посмотреть ей в глаза, но взгляд застревает значительно ниже.
        Только теперь я вижу причину её новых форм и неестественной плавности движений. Она беременна. И я пялюсь на её живот.
        - Да вот, скоро у нас пополнение будет, - отвечает она, щурясь от яркого солнца.
        Она прикладывает ладонь козырьком к лицу. И делает ещё один шаг мне навстречу.
        Я смотрю на неё, но, кажется, продолжаю видеть только большой живот. Импульсивно кладу ладонь на своё плоское чрево. Мне хочется ощутить дыхание новой жизни. Но я слышу только пульс своего сердца. Он больно стучит где-то у самого горла.
        - Поздравляю! - выдавливаю я, скроив запоздалую улыбку.
        - Спасибо, - смущаясь, отвечает она, опуская ладонь на живот.
        Это непроизвольный жест всех беременных женщин, но мне кажется, я чувствую враждебность Сьерры. Она инстинктивно пытается защитить своего малыша от меня. Похоже, все беременные города видят во мне скрытую угрозу.
        - Я булочки как раз испекла, может, хочешь выпить кофе? - спрашивает она.
        С тоской перевожу взгляд на дом позади неё. Мне хочется уступить, поддаться соблазну и совершить небольшую экскурсию в прошлое. Войти в эти массивные деревянные двери и вдохнуть запах дома. Интересно, что я почувствую: жасмин и кардамон, как пахло в доме, когда там жили бабушка с дедушкой, или моющее средство с корицей, когда там хозяйничала мать? А может быть, он уже насквозь пропах семейством Велез?
        - Нет, - отвечаю я, сжимая кулаки. - В другой раз, у меня сегодня почти нет времени. Я буквально на пару минут, если можно.
        - Конечно, как скажешь. Она в гараже. У Диего сейчас плотный график, он к ней почти не прикасался, - говорит Сьерра, разводя руки в стороны. - Я тогда в дом пойду, а то на солнце мне дурно становится. Да и за мальчиками нужен глаз да глаз. Если передумаешь насчёт кофе, заходи.
        - Спасибо, но через десять минут меня здесь уже не будет. В другой раз.
        18
        Я продираюсь через заросшую старым вьюном боковую дверь гаража. Она не заперта, но покрытые ржавчиной петли с трудом впускают меня внутрь. В нос сразу бьёт характерный запах технических средств: масел, красок. Распахнутая дверь бросает слабый свет на тёмный силуэт кузова, накрытого прозрачной плёнкой. Порыв ветра, что врывается за мной, тут же бросается на железный остов, заставляя шевелиться технический полог. Этот шелест и вздымающийся полиэтилен похожи на последние вздохи огромного умирающего животного. Меня пробирает озноб, и я рывком сдёргиваю плёнку на пол, обнажая искорёженный стальной остов. Вокруг снова наступает тишина.
        Я не могу ничего толком разглядеть, мне нужен свет, и я тянусь к выключателю. Щёлк-щёлк, но ничего не происходит, и я вспоминаю слова Сьерры о том, что её муж давно сюда не заходил. Я зажигаю фонарик на телефоне. Маленький, но надёжный источник света начинает обрисовывать тёмные силуэты гаража. Резкие и широкие тени приходят в движение при каждом моём шаге. И теперь я могу разглядеть остов: выбитые стёкла всё ещё мелкой крошкой блестят на креслах, взорванные подушки безопасности свисают, словно выпотрошенные внутренности. И, глядя на них, я удивляюсь тому, что осталась жива.
        Водительская дверь приоткрыта, и я с опаской протискиваюсь на своё сидение. Всё вокруг искорёжено и скомкано, поразительно, как мне хватило места остаться непокалеченной. Я поднимаю глаза и вижу, как сильно промят потолок, очевидно, я не раз ударилась о него головой, точно намеренно отшибая себе память.
        Ремень безопасности срезан, стрелка спидометра замерла на отметке в пятьдесят миль в час. Не мудрено, что меня обвинили в халатном вождении.
        Я шарю глазами по салону в ожидании, что память сейчас нащупает хоть что-нибудь, на что ей можно будет опереться в попытках вернуть утраченное. Но начинаю задыхаться. Мне тесно. Я хочу выбраться из салона. Я хватаюсь за боковую рейку, пытаясь себя подтянуть, но телефон в руках мешает мне как следует оттолкнуться. Я кладу его на вздувшуюся панель и выбираюсь через дверной проём, внезапно чувствуя, будто-то чья-то рука хватает меня за майку и тащит обратно. Я бессмысленно чертыхаюсь, раскачивая автомобиль, когда за спиной раздаётся бряканье. Металлический звон цепей, что насильно удерживали пленницу в моих снах, но сейчас всё наяву. Но это не может быть тот самый подвал из моих видений…
        Только бы не услышать её протяжное мычание сквозь слёзы.
        Я жмурюсь, прогоняя прочь дурные мысли.
        - Нет, нет, нет, нет, - кричу я, всё ещё пытаясь вырваться из железных тисков своего же автомобиля. Руками упираясь в стойки, я чувствую, как чья-то холодная ладонь внезапно хватает меня за кисть. Я боюсь открывать глаза: видения становятся всё реальнее и реальнее - я схожу с ума.
        - Шейла, ты в порядке? - сквозь шум в голове прорывается мягкий женский голос. - Шейла!
        Я будто иду на свет. Открываю глаза и тут же мучительно щурюсь от яркого луча, направленного мне прямо в глаза.
        - Сьерра?
        - Прости, я не хотела тебя пугать, - отвечает она, опуская фонарик.
        Я должна быть рада её присутствию, но звон не стихает. Он всё ещё реален. Резко оборачиваюсь назад, пытаясь понять, что же скрывается у меня за спиной, но покорёженная крыша автомобиля загораживает обзор.
        - Звон. Что это звенит? - спрашиваю я Сьерру, привставая на носки.
        - Это всего лишь цепная лебедка. Диего поднимает с её помощью двигатели и всякие тяжести.
        Она отвечает всё тем же спокойным мягким голосом, но я ей не верю. Мне необходимо самой убедиться в этом. Расслабленно падаю обратно в салон и выглядываю в разбитое лобовое стекло. Над капотом, цепляясь за кузов с потолка, действительно свисают цепи от ручной лебедки.
        - Извини, у меня в последние дни всё кувырком, - нескладно оправдываюсь я, наконец беспрепятственно вылезая из салона. - Я порой не верю своим глазам.
        - Ничего страшного, - успокаивает она меня.
        Отлично, теперь и она думает, что я свихнулась.
        ***
        Мне кажется, я начинаю дышать только после того, как Сьерра скрывается за дверью. Жадно хватаю воздух, вцепившись в машину, и несколько минут неподвижно стою, уставившись в пол. Я слушаю тишину гаража, а вместе с ней - приглушённые крики детей наверху. Я словно вижу, как они бегают по широким коридорам, соединяющим гостиную и кухню, крутятся вокруг острова, а схватив сладкую булочку, снова несутся вперёд, теперь коридор ведёт их в спальню, затем в кабинет и, наконец, на террасу с потрясающим видом на зелёный холм. Осенью он выглядит значительно скромнее, но безусловно, и в пожухлой зелени есть своя прелесть. Хотелось бы мне снова оказаться на террасе и хотя бы пару минут полюбоваться этим сказочным видом, но я всё ещё в подвале и я снова могу дышать, ровно и тихо.
        Осматриваюсь вокруг, машинально сверяюсь со временем. Патрик будет дома уже через два часа. А ещё у меня осталось всего десять процентов заряда батарейки. Этого должно хватить.
        Я возвращаюсь к машине и, тяжело вздохнув, заставляю себя снова сесть на водительское кресло. Напряжёнными пальцами я сжимаю руль, закрываю глаза, пытаясь вспомнить, как в последней раз сидела здесь. Мне было страшно, но я смогла позвонить в службу спасения. Я не справилась с управлением, и вероятно, кричала. Что же меня так напугало?
        Я пытаюсь не просто представить, но прочувствовать всё то, что должно было происходить со мной в ту ночь, когда я по всё ещё непонятной причине гнала на скорости превышающей, пятьдесят миль в час, по холмистой дороге. Я прокручиваю те крупицы информации, что у меня есть снова и снова, пока не ощущаю внезапный отклик откуда-то изнутри. Я вспоминаю, как мои руки крепко сжимают руль. Дребезжащий свет фар освещает мне путь. Я еду по узкой дороге, толком не понимая, где нахожусь. Смотрю на приборную панель. В ярко-синем неоновом свете стрелка спидометра уверенно ползёт вверх. Я бросаю взгляд в зеркало заднего вида. Кажется, на дороге в этот час нет никого, кроме меня. Но я знаю, что это не так. Я чувствую опасность погони. Хватаю телефон и непослушными пальцами набираю «911».
        - Вы позвонили в 911, чем могу вам помочь?
        Я часто дышу, продолжая смотреть в зеркало заднего вида.
        - Я вас слушаю! - настойчиво напоминает о себе диспетчер.
        - Помогите, помогите, - кричу я в трубку. - Меня преследует…
        И тут мой голос обрывается от сокрушительного удара. Машину начинает сильно крутить, и я вмиг оказываюсь вверх ногами. На какое-то мгновение я зависаю в воздухе, а потом снова сильный удар. Я падаю на сидение и прежде, чем провалиться в темноту, вижу, как в лицо мне бьёт подушка безопасности.
        Я прикрываю ладонью непроизвольно открывшийся рот. Я вспомнила. На записи звонка, которую включал детектив, мои слова неразборчивы, но теперь я точно помню, что звала на помощь не из-за потери управления. Меня преследовали.
        - Там был кто-то ещё, - шепчу я. - Я не сама. Не сама.
        Меня трясёт, каждой клеточкой своего тела я вновь проживаю ужас той ночи. Неизвестная машина врезалась в меня и буквально столкнула с дороги. Я осторожно вылезаю из машины и на ватных ногах обхожу зелёный остов «Хонды». Медленно просматриваю каждый дюйм. Фары разбиты, бампера давно нет. Но я знаю, здесь что-то есть. Что-то, что проглядели все остальные, но обязательно замечу я. Это моя машина. Я знаю наизусть каждую её царапину. На экране телефона высвечивается предупреждение: «Уровень заряда составляет пять процентов». Я не обращаю на это внимания.
        В рапорте полицейских, прибывших на место трагедии, значилось, что моя машина перевернулась прежде, чем остановилась. Также в отчётах я прочитала, что на месте происшествия не было обнаружено следов другой машины. А значит, виновата в случившемся только я одна. Именно такой позиции придерживалась сторона обвинения на моём судебном процессе.
        - Но это не так! Я не виновна! В меня врезались, виновный просто скрылся, - шепчу я, таращась на маленькое пятнышко чужеродной краски в пустой глазнице задней левой фары. Моя «Хонда» серебристо-зелёная, но фрагмент, который я пытаюсь подцепить ногтем, насыщенного красного цвета.
        «Я поднимался по склону… когда передо мной из темноты возник внедорожник. Он ехал с выключенными фарами… водителя я не видел… но вот цвет разглядел, он был красный», - звенит в голове голос Гарри Джейна.
        - Красный джип. Мне нужно найти этот чёртов красный джип!
        ***
        Покидаю дом, даже не попрощавшись со Сьеррой. Я и так слишком задержалась. Патрик вернётся из школы меньше чем через час. Мне нужно торопиться. А ещё мне нужно успокоиться, но сделать это сложнее. В очередной раз бросая встревоженный взгляд в зеркало заднего вида, я с ужасом осознаю, что всё это время меня не покидает тревожное чувство погони, точно призрачный красный внедорожник всё ещё висит у меня на хвосте.
        Но гнался ли он за мной в ту ночь? Может быть, это был несчастный случай, и он просто сбежал с места преступления?
        По коже бегут мурашки. Как бы там ни было, теперь у меня есть неоспоримое доказательство - крошечный фрагмент красной краски, который я завернула в салфетку и спрятала в сумку. Это заставит прислушаться ко мне даже такого мерзкого типа, как детектив Нолан Ферт.
        Я не сумасшедшая и уж точно не одержима суицидальными желаниями.
        Мысль о смерти заставляет меня снова вспомнить о Патрике. Я набираю ему на сотовый: два гудка - и наступает тишина. Заряд батарейки закончился. Ругаюсь, швыряя телефон на пассажирское сидение. После той чёртовой аварии я запретила себе приносить в машину не только напитки, но даже зарядное устройство. В бесплодных попытках оправдать случившееся я думала, что, вероятно, отвлекалась от дороги, делая глоток кофе, меняя радиостанцию или же подключая телефон к зарядке. Но реальность оказалась совсем не такой, как я её себе представляла.
        Включаю поворотник. Левый ряд выглядит более перспективным, я хочу перестроиться. Смотрю в зеркала, пытаясь сориентироваться. Путь свободен. Я беру немного влево. Продолжаю сверяться с движением по зеркалам. Синий «Вольво» остаётся позади и теперь я вижу машину, следующую за ним. Я таращусь в зеркало, наблюдая, как серебристый «Приус» меняет ряд вслед за мной. При других обстоятельствах я, возможно, даже не обратила бы на него внимания, но не теперь. Выжимаю педаль газа, значительно превышая скоростной режим. Руль неприятно вибрирует под пальцами, но я стараюсь не смотреть на стрелку спидометра.
        Мне кажется или он действительно преследует меня? Что, чёрт возьми, здесь происходит?
        Бросаю косые взгляды в зеркало заднего вида, каждый раз убеждаясь в том, что это реальность. Серебристый «Приус» - не плод моего воображения, он существует. И он гонится за мной. Но зачем?
        - А почему я пытаюсь сбежать? - спрашиваю я саму себя.
        Эта мысль появляется неожиданно, и у меня нет времени взвесить все «за» и «против». Я действую интуитивно, руководствуясь одними инстинктами. Я устала убегать. Стискиваю челюсти до боли в зубах и, сильнее сжав руль, резко давлю педаль тормоза. Машину начинает болтать из стороны в сторону, а я, зажмурившись, опускаю голову. Уверена, что второй раз моя память не сыграет со мной злую шутку, и этот опасный тормозной путь я буду помнить всю жизнь. Я жду столкновения, скрежета металла, но слышу только пронзительный рёв сигнала.
        Я открываю глаза. Позади меня стоит тёмно-бордовый «Хёндай», и его возмущённый водитель раздражённо машет рукой из открытого окна. Как в замедленной съёмке, я вожу взглядом по сторонам. Я ищу серебристый «Приус». Но его нигде нет.
        ***
        Я опоздала почти на двадцать минут. Выбегаю из лифта. Каждый шаг даётся с трудом. Я не вижу Патрика. В коридоре никого нет. Мне хочется кричать, но спазм из-за паники сжимает горло. Мне нечем дышать. Я подхожу к входной двери и дёргаю за ручку. Закрыто.
        Моё дыхание становится отрывистым. Я не понимаю, что делаю. Я закрываю глаза и бьюсь лбом в дверь. Лезу в сумку за телефоном и только тогда замечаю листок бумаги, что лежит у меня под ногами.
        «Патрик у нас. Оливия», - написано ровным почерком моей соседки.
        Прислонившись спиной к двери, я заставляю себя дышать.
        19
        - Открой эту чёртову дверь! Открой или я её выломаю! - орёт Мэтью, прерывая мой поздний завтрак.
        Рывком открываю дверь, и он тут же вваливается в квартиру. Его глаза взволнованно шарят по комнате, прежде чем он, как ищейка, бросается по невидимым следам. Молча закрываю входную дверь, наблюдая за тем, как он мечется между спальней и ванной.
        - Где? Где? - кричит он, скрываясь в спальне Патрика.
        Я прислоняюсь к двери, когда он выбегает из комнаты. Он не говорит ни слова, такое чувство, будто кто-то наступил ему на горло. Эта мука легко читается в морщинах на лбу, напряжённой линии скул и, конечно, воспалённых глазах. Он тяжело дышит, поочередно сжимая кулаки. Его безумие передается и мне, я ощущаю тревожное предчувствие.
        - Что-то случилось? Патрик?
        Я хватаюсь за сотовый телефон. Если бы с сыном что-то произошло, мне бы обязательно позвонили со школы. Но у меня нет ни одного пропущенного звонка от учительницы. Только от Мэтью. Он звонил мне десять раз. А я даже не слышала? Или же я специально его игнорировала?
        - В чём дело? - спрашиваю я, скрещивая руки на груди.
        - Что ты сделала? - выдыхает Мэтью. - Где Бритни?
        Я перестаю моргать, глотать, дышать. Я таращусь на него. А он на меня.
        - Её коллеги видели, как она разговаривала с женщиной. Это была ты, я знаю! Где она? Что ты ей сказала? Что ты сделала?
        - Ты спятил? - спрашиваю я, растирая виски. - На кой чёрт мне сдалась эта сука?
        - Не говори, не говори так! - рычит Мэтью, сжимая кулаки. - Просто скажи, где она. Ты последняя видела её вчера!
        - Откуда я знаю? Я не видела её! Слышишь? Не ви-де-ла! - отвечаю я, произнося последнее слово по слогам.
        При этом смутное сомнение успевает взбудоражить мой разум. Пытаюсь вспомнить свой вчерашний распорядок дня: встреча с доктором Дюбуа, поездка в Малибу и серебристый «Приус» на дороге. Он преследовал меня. Я почти уверена в том, что за рулём сидела Бритни. А что, если я поехала к ней? Я могла… Но я не помню этого. Как и не помню того, почему не ответила ни на один из десяти пропущенных звонков Мэтью. Эта мысль кажется нелепой, и всё же мне не по себе.
        А что, если я действительно ездила к ней?
        Я не успеваю найти подходящего ответа, Мэтью хватает меня за предплечья и силой притягивает к себе. Его пальцы, как металлические тиски, вонзаются в мою кожу. Я морщусь от боли. Смотрю на свои покрасневшие руки. На этот раз синяков избежать не получится.
        - Где она? - спрашивает он, глядя мне прямо в глаза.
        Я чувствую его несвежее дыхание. А ещё запах пота. На Мэтью это не похоже.
        - Я не знаю.
        - Не ври мне! Не ври! Это была ты! Больше некому!
        - Где я была?
        - Её нет. Она пропала. Её мобильный выключен. Никто не знает, где она. Что ты ей сказала?
        Из его бессвязной речи я понимаю одно: Бритни исчезла. Опускаю взгляд и до боли кусаю губу, пытаясь скрыть улыбку. Это, пожалуй, единственная радостная новость за последние несколько дней. «Бритни исчезла», - поёт моя душа, беснуясь в победном танце.
        - И ты приехал искать её у меня дома? - спрашиваю я, ухмыляясь. - По-твоему, я её под кроватью держу или, может быть, на куски в ванной разделываю?
        Мэтью перестаёт дышать, в ужасе таращась мне в лицо. Его хватка становится слабее, и в следующий миг он отпускает меня, делая два шага назад. Поглаживаю покрасневшую кожу, наблюдая за ним исподлобья. Он выглядит измотанным и по-настоящему взволнованным. Интересно, а что он испытал в тот момент, когда узнал, что я попала в аварию? Он испугался или почувствовал облегчение? Это предположение заставляет меня передёрнуться.
        - Мы с ней поругались, - неожиданно говорит он. - Из-за ерунды. Она сейчас очень раздражительна. Я не хотел на неё давить. Я был уверен, что она осталась ночевать у Клаудии.
        И что ты ждёшь от меня, сочувствия? Это вряд ли! Я счастлива! А ты всерьёз думал строить с этой сукой свою жизнь! Вот на кого ты нас променял! Но ничего, скоро тебе надоест это и тогда…
        - Я начал волноваться только сегодня утром, когда понял, что её мобильный отключен. Я обзвонил всех, кого смог: её никто не видел. Она исчезла вчера среди рабочего дня, после разговора с какой-то женщиной. И никто не знает, где она. Она пропала, понимаешь? Шэл, я не знаю, что делать.
        - Может так даже лучше, - брякаю я, разводя руками.
        - Что значит лучше?
        - Ну в смысле, выяснить всё в начале пути. Ребёнок - это серьёзный шаг, это уже не шутки. Она ещё такая молодая, это вполне предсказуемо…
        - Заткнись, если не знаешь! - щетинится Мэтью, стреляя в меня глазами. - Она пропала, это ненормально! С ней что-то случилось!
        - Ага, - отвечаю я, закатывая глаза и тихо бормочу: - Такие, как она, просто так не пропадают.
        - Что ты сказала?
        Его сильные пальцы с новой силой вонзаются в мою кожу. Он рычит мне в лицо, словно хищное животное, готовое разорвать меня в клочья. Наша совместная жизнь никогда не была тихой и гладкой, но, даже несмотря на это, Мэтью удаётся застигнуть меня врасплох. И не просто удивить, но внушить неподдельный страх. Я боюсь пошевелиться.
        - Что ты только что сказала? - спрашивает он, задыхаясь от злости.
        - Я не знаю, где она. Отпусти, мне больно.
        Он хмурит брови, обжигая меня холодным взглядом. Не уверена, что до конца осознаю, на что он способен в этот момент, и всё же, собрав всю смелость в кулак, с вызовом смотрю ему в глаза. Это немое столкновение длится несколько секунд, которые тяжело стучат у меня в висках, повторяя ритм сердца. Он нехотя ослабляет захват, после чего снова делает шаг назад.
        - Что ты ей сказала?
        На ватных ногах я подхожу к дивану и падаю на подушки. Он не душил меня, но мне трудно дышать.
        - Не молчи! Я всё знаю.
        - Что ты знаешь? Я не говорила с ней, слышишь. После того случая в ресторане я её не видала и, надеюсь, больше никогда уже не увижу! - выплёвываю я ему в лицо.
        Он молча качает головой, плотно сжимая челюсти.
        - Я не говорила с ней, - повторяю я ровным голосом.
        - Тебя видели. Просто скажи всё как есть.
        «Тебя видели, - застревает у меня в мозгу. - Кто и когда мог меня видеть? Я снова что-то забыла? Я виделась с Бритни, но зачем?»
        Но вместо ответов в моей голове звучит ровный голос доктора Харт: «Что ты почувствовала, когда увидела её там?»
        «Мне захотелось её убить», - отвечаю я, проговаривая эту фразу одними только губами.
        - Имей в виду, я был у копов и всё им рассказал, - сообщает Мэтью, нервно кивая головой.
        - Что значит «всё им рассказал»?
        - Это ты! Ты же её ненавидишь!
        - А за что мне её любить? За то, что трахалась с тобой у меня за спиной? За то, что ты обрюхатил эту паскуду? За то, что она пудрит мозги нашему сыну, внушая ему, какая она хорошая и добрая? Она никогда не сможет заменить меня, слышишь! Она ничтожество! - ору я, вскакивая с дивана.
        - Заткнись, сука! - шипит Мэтью, сжимая кулаки. - Если с ней что-то случится, я тебя уничтожу. Я не шучу! Я тебя убью!
        И я ему верю.
        ***
        С того момента, как за Мэтью захлопнулась дверь, прошло уже больше часа. А я всё ещё чувствую тяжесть его слов, смрад его дыхания. От напряжения у меня сдавливает виски. Внезапное появление головной боли и головокружения я связываю исключительно с Мэтью, но никак не с самовольной резкой отменой препаратов, прописанных мне доктором Дюбуа. Я их выбросила в мусорное ведро, и сейчас задумчиво поглядываю в его сторону.
        Может, стоит всё-таки выпить ещё одну таблетку викодина?
        Мотаю головой и достаю из холодильника бутылку шардоне. Вино приятно освежает. Я закрываю глаза, чувствуя, как по венам растекается тепло. Кажется, в моё сердце приходит желанный покой. Тяжело выдыхая, я делаю ещё один глоток, когда кто-то снова начинает стучать в мою дверь. Настойчиво, но вежливо. Открываю глаза. Смотрю на часы. Для возвращения Патрика со школы ещё слишком рано. Может быть, снова Мэтью? От одной только этой мысли я прихожу в бешенство.
        Оставляю бокал на столе и решительным шагом пересекаю гостиную. Распахиваю дверь - и с моих губ уже готов сорвать целый поток нецензурной лексики, но я молчу. Часто хлопаю глазами и никак не могу закрыть рот.
        - Мисс Нельсон, - приветствует меня мужчина в форме.
        В дверях моей квартиры он выглядит настоящей глыбой, заполняющей собой всё пространство. Неприятное послевкусие нашего неудачного знакомства болезненным комком встаёт в горле. И я молча наблюдаю за тем, как он с вызовом показывает мне свой жетон. Ему нет нужды представляться, его мне не поможет забыть ни одна авария в мире.
        - Детектив Нолан Ферт, - вторю ему я, натягивая на лицо запоздалую улыбку.
        - У нас появились к вам вопросы, вы можете уделить несколько минут?
        В прошлый раз он допрашивал меня в одиночку, сегодня же я замечаю в паре шагов от него молодую женщину в форме. Я молча киваю головой, жестом предлагая им войти. Подозрительно заглянув в квартиру, детективы принимают моё приглашение.
        Они располагаются на диване. Я же выбираю кресло, чтобы иметь возможность видеть их лица. Мне нечего скрывать, однако их появление заставляет моё сердце биться значительно быстрее. И хотя я догадываюсь, какова причина их неожиданного визита, мне бы следовало всё-таки спросить об этом вслух. Но я только перевожу взгляд от одного полицейского к другому в надежде, что эта звенящая давящая тишина раздражает не только меня.
        - Ну что ж, похоже, вам удалось привлечь наше внимание, мисс Нельсон, - говорит детектив Ферт. - Сегодня к нам поступило заявление о пропаже ещё одной девушки.
        - Бритни Мур, - говорю я, не выдерживая напряжения.
        - Вы в курсе.
        - Да, недавно ко мне заезжал мой бывший муж. Он сообщил мне о её пропаже и о своём заявлении в полицию.
        - То есть до этого момента вы об этом ничего не знали? - спрашивает меня женщина, представившаяся именем Хезер Нойлз.
        Я перевожу на неё взгляд. Смотреть на её смуглое открытое лицо гораздо приятней и спокойней.
        - Как бы я это узнала? Я что, по-вашему, экстрасенс?
        - А какие между вами отношения? - снова вступает в беседу детектив Ферт.
        - Можно я возьму выпить? - говорю я, поднимаясь с дивана. - Вы что-то будете?
        - Нет, спасибо, - в один голос отзываются полицейские.
        Я шаркаю на кухню. На столе стоит недопитый бокал с вином, и мне очень хочется снова почувствовать его вкус на языке, но вместо этого я стойко наливаю в стакан воды из графина. Сейчас мне, как никогда прежде, нужна трезвость мысли. Теперь, когда нас разделяет барная стойка, мне становится заметно легче дышать. Делаю большой глоток. Спазм сжимает горло. Я с трудом сглатываю.
        - У нас богатое прошлое, но, полагаю, вы уже сделали своё домашнее задание и пришли ко мне подготовленными, - отвечаю я, встречаясь взглядом с детективом Фертом. - Про нападение, судебный запрет вы и так уже знали, остальное, полагаю, вам сообщил Мэтью. Он в последнее время стал дико болтливым.
        - И всё же хотелось бы услышать об этом от вас, так сказать, из первых рук, - нажимает детектив, сверля меня пытливым взглядом.
        - А мне интересно другое: разве полиция принимает заявления о пропаже до истечения сорока восьми часов?
        - Не принимает, но в этот раз мы вынуждены реагировать быстрее, потому что Бритни Мур подходит под профиль других девушек, похищенных, а после найденных мёртвыми, - ровным голосом объясняет Хезер Нойлз.
        - А что вы думаете? Помнится, в прошлый раз вы демонстрировали недюжинный интерес к этим похищениям.
        Давлюсь водой, начиная громко кашлять. Хлопаю себя по спине, чувствуя, как лицо заливает краской. Детектив Нойлз встревоженно вскакивает с дивана, но я жестом прошу её не двигаться. Мне становится легче.
        - Надо же, вам теперь интересно моё мнение. Ну, что ж, вам повезло, что я не злопамятна. Я презираю и ненавижу эту суку и не вижу смысла это скрывать. Эта мразь украла моего мужа и всячески пытается влезть в доверие к моему сыну. А на днях я узнала, что она ждёт ребенка. Так что поводов для ненависти у меня предостаточно! Что касается её исчезновения, то я бы на вашем месте не теряла зря своё время, я помню, как вы его цените. Уверена, что эта дрянь скоро явится как ни в чём не бывало, и все дела. Вот, что я об этом думаю. Она - клещ и так просто не сгинет.
        Детективы молчат. Я ловлю на себе их цепкие заинтересованные взгляды и это подстёгивает меня продолжить свои бессмысленные рассуждения:
        - Кстати, а её машину вы объявили в розыск? Уверена, найдёте её сраный «Приус», найдёте и её саму!
        - Где вы были вчера в половину третьего? - спрашивает детектив Ферт.
        - Дома, где же ещё? У меня сын возвращается домой со школы без пятнадцати три.
        Хезер Нойлз коротко кивает, делая пометку в маленьком блокноте на спиральке. Не думаю, чтобы она мне поверила.
        - Как часто вы бываете в ресторане «Craft»?
        - Последний раз это было в прошлую пятницу.
        - А до этого?
        - В середине января, - уклончиво отвечаю я, хотя могу с лёгкостью назвать не только точную дату, но и дать детальное описание всего вечера по минутам. - Но какое это имеет отношение? Они что, написали жалобу на меня из-за стычки с этой сукой?
        - А как насчёт сентября? - словно не слыша моего ответа, спрашивает детектив Ферт. - Мистер Гилмор упомянул, что этот ресторан для вас особенный, может быть, вы ходили туда в сентябре, чтобы, к примеру, отметить своё чудесное спасение или, может быть, у вас был другой повод для этого похода?
        Внезапно вспоминаю, что действительно думала о том, чтобы сходить в ресторан после выписки из больницы. В тот момент мне это казалось отличной возможностью провести время всем вместе: я, Патрик и Мэтью.
        «Может быть, сходим в „Craft“, как в старые добрые времена?» - предложила я тогда Мэтью, но он, как и всегда, нашёл предлог для отказа.
        Что же он мне сказал? Я занят? У меня аврал на работе? Нет, он предложил мне сходить туда самой.
        «Сходи сама, тебе полезно развеяться», - бросил он, заканчивая наш телефонный разговор.
        - Повод у меня действительно был, но я не воспользовалась им, - отвечаю я.
        - То есть в сентябре вы там не были?
        - Да нет же! А почему вы об этом спрашиваете? Какое вам дело, где и когда я была? Как моё посещение ресторана в сентябре связано с этой дрянью?
        - Пока не понятно. Возможно, что никак, - отвечает детектив Ферт, внезапно поднимаясь с дивана.
        - У вас больше нет ко мне вопросов? - срывается у меня с языка.
        - Только один. К вам уже вернулась память?
        - Нет. Всё без изменений.
        20
        Вчера слащавое лицо Бритни было во всех новостях. В СМИ не сообщалось никаких подробностей, которых бы я не знала. Сухие факты, взятые из какой-то анкеты, похожей на ту, что ты заполняешь в попытке получить новое арендное жильё. Дата рождения, образование, место работы, семейное положение. Точно такие данные приводились и в прошлые разы. Сами того не подозревая, журналисты поставили её в один ряд с Сесилией Белл, Зоуи Мейер и Эбигейл Рейнолдс.
        А что, если мне действительно так повезло, и местный душегуб решил расчистить мне дорогу? Бритни вполне вписывается в его профиль: блондинка, работает в сфере обслуживания. Как бы мне хотелось, чтобы она гнила в том вонючем подвале! Но нет, в такое везение я не верю. Эта мразь просто где-то прохлаждается.
        От этих мыслей меня отвлекает уверенный стук в дверь. На ум приходят только два имени: Мэтью, но он скорее всего сразу бы тарабанил в дверь кулаками, и детектив Нолан Ферт. Второй вариант кажется более верным, а потому я продолжаю спокойно сидеть на месте, делая вид, что меня нет. Я не обязана быть с ним вежливой.
        Стук повторяется, а вместе с ним начинает звонить мой мобильный. Меня настораживает имя, которое я вижу на экране.
        - Доктор Харт, доброе утро. У нас разве была назначена на сегодня сессия? - взволнованно приветствую её я, силясь вспомнить своё расписание.
        - Нет. Это моя инициатива. Просто открой дверь, пожалуйста.
        - Дверь, - растерянно мямлю я, и тут до меня доходит смысл сказанного.
        Видеть Лизу Харт в дверях своей квартиры неожиданно и даже тревожно. Она говорила мне как-то, что у неё есть клиент, которого она посещает на дому, и я тогда почему-то решила, что он, должно быть, тяжело болен. Но что заставило её сделать исключение для меня?
        - После вчерашних новостей я решила, тебе потребуется моя помощь, - говорит доктор Харт, словно читая мои мысли. - Я принесла нам кофе.
        У меня нет причин отказываться от такого предложения. До этой самой минуты я, возможно, и не осознавала, как нуждаюсь в ней, в ком-то, с кем можно будет всё это проговорить, разобрать, обсудить. Смущённо улыбаясь, я шире открываю дверь, приглашая её зайти.
        Она садится на диван, предварительно распахнув полы своего двубортного пиджака из тёмно-синей вискозы. Никогда прежде мне не доводилось видеть кого-то, сидящего на мягких подушках дивана так прямо и естественно, как это вышло у доктора Харт. В одной руке она держит подставку со стаканчиками кофе, в то время как другой изящно подпирает подбородок, оценивающе оглядывая моё жилище.
        - Кажется, у меня была шоколадка, - говорю я, шаркая в сторону кухни.
        - К чему нам лишние углеводы? Лучше сядь и мы поговорим, у меня не так много времени, как хотелось бы.
        Пожав плечами, я опускаюсь в кресло напротив. Делаю глоток из предложенного стакана и едва сдерживаюсь, чтобы не сплюнуть всё обратно. Никогда прежде мне не доводилось пить такой крепкий кофе. С трудом сглатываю, и жгучая горечь тут же царапает горло.
        - Если я правильно поняла, вчера в новостях показали ту самую Бритни Мур, так? - задает тон встрече доктор Харт, забрасывая ногу на ногу.
        Интересно, а сегодня мне тоже нужно будет платить за нашу беседу? Я же её сюда не звала, это вообще считается за психотерапевтическую сессию? Мне не хочется тратить час своей терапии на обсуждение этой суки и тем более платить за это, но вместо того, чтобы отмахнуться от этого инцидента и предложить для сессии что-то другое, я молча киваю головой, кусая губу.
        - Мне кажется, нам нужно об этом поговорить, уверена, твой бывший скоро ворвётся в эту дверь и тогда…
        - Уже, - бесцветным голосом перебиваю её я, согревая ладони о тёплые стенки стаканчика с кофе. - Ещё до того, как её фото попало в эфир, он заявился ко мне и, представляешь, начал её искать. Он всерьёз думал, что это я её похитила.
        У меня с губ срывается нервный смешок. На автомате тяну стакан к губам, и едкая горечь с новой силой обжигает нёбо. Убираю кофе на стол.
        - То есть он думает, ты как-то причастна к её исчезновению?
        - Судя по всему, не только он, - хмыкаю я. - Сразу после него ко мне заходил детектив, который расследует убийства тех девушек. Как по мне, так они просто зря теряют время! Я бы, конечно, была счастлива, если бы эта сука сдохла, но каковы шансы на такое везение? Нет, я в такое не верю!
        - И во что же ты веришь?
        - Да тут как бы всё и так понятно. Эта сука сбежала. Не удивлюсь, если она нашла себе новую жертву, очередного дурака.
        - То есть ты считаешь, что ей ничего не угрожает?
        - Да кому она нужна? Мэтью убеждён, что я - её единственный враг. Кстати, кажется, теперь так думают и копы. Помнишь, я тебе говорила, что ходила в полицию, похоже, это было ошибкой. Не то, чтобы они меня подозревали, но… мне всё это не нравится.
        Лиза молчит, и, глядя в её каменное лицо, лишенное эмоций, я не могу разгадать ход её мыслей: осуждает ли она меня? Боится ли за меня? А может быть, она думает, как Мэтью?
        - А когда ты видела её в последний раз?
        - В ресторане, я же говорила тебе. К чему этот вопрос?
        - Последний раз, когда мы с тобой встречались, ты была настроена решительно. Ты сама сказала, что хочешь убить Бритни Мур.
        - Я много чего наговорила в твоём кабинете, но это ещё ничего не значит! К тому же это всё останется только между нами, верно?
        - Именно так. Я соблюдаю врачебную тайну. И этот разговор тоже конфиденциален. Поэтому если ты…
        - Нет, я ничего не делала, - перебиваю её я. - Меня там не было. Они ошибаются.
        - Кто и в чём ошибается?
        - Мэтью сказал, что есть то ли свидетель, то ли видео, на котором видно, как эта дрянь разговаривает с какой-то женщиной.
        - И они решили, что это была ты?
        - Я не знаю, кто это был. Но я не могла… Зачем мне это?
        Доктор Харт продолжает спокойно пить кофе, грациозно восседая на диване, в то время как я едва могу сидеть на месте. Нервно покачиваясь из стороны в сторону, я словно маневрирую между сотней невидимых шипов, внезапно выпущенных в меня из мягкого кресла.
        - У тебя снова провалы в памяти?
        - Нет! - выпаливаю я, но после нескольких томительных мгновений тишины обречённо добавляю: - Не знаю.
        - Я так и поняла. Хорошо, допустим, ты ничего не помнишь, но что ты чувствуешь? Ты могла бы причинить ей вред? Твой мозг может блокировать какие-то травмирующие воспоминания, но тело не обманешь.
        Стоит ей упомянуть тело, как я ощущаю неприятное покалывание в правой ладони. Сжимаю кулак, бросаю беглый взгляд на конечность, и на какой-то миг мне кажется, будто я вижу блеск металла бритвы, зажатой в руке.
        Этого не может быть!
        - Ты что-то вспомнила? - спрашивает меня Лиза.
        - Нет. Ничего. Я не могла. Это не я, - бормочу я.
        - Хорошо, тогда тебе нечего опасаться. Иметь мотив и даже желание - ещё не значит быть готовым осуществить задуманное. Насколько я помню, в тот визит в полицию ты хотела быть полезной, и сейчас, мне кажется, тебе выпал отличный шанс. Главное, не нервничать, и, что бы ни произошло, держать свой гнев под контролем. Пойми, одно дело наговорить всё, что вздумается, в кабинете психотерапевта, и совсем другое - во время допроса.
        - Ты думаешь, меня вызовут на допрос?
        - За годы практики мне не раз доводилось сотрудничать с полицией. Их методы не всегда кажутся мне правильными и логичными, но допрашивают они всех без исключения. Ну а как только они узнают историю ваших взаимоотношений, я уверена, вопросов к тебе заметно прибавится. Например, где ты была в момент исчезновения Бритни Мур? Есть ли у тебя алиби на этот час, свидетели? И вот тут главное - не врать и не мямлить. Твои ответы должны быть чёткими и уверенными.
        Кусаю губу, поднимая глаза к потолку, словно ищу там подсказку или спасение. «Главное не врать. Главное не врать», - тревожно стучит у меня в висках.
        - Уверена, у тебя нет повода для беспокойства. Скоро всё прояснится, вот увидишь. А сейчас мне уже пора возвращаться в офис. Частная практика - это мнимая свобода.
        Она поднимается с дивана и, поправив полы своего пиджака, набрасывает на плечо дорогую кожаную сумку с двумя тонкими цепочками вместо ручек. Их слабый звон режет мне слух, и на мгновение я будто снова вижу пленницу, молящую о помощи.
        - Я должна как обычно или частный визит оплачивается по другому тарифу?
        - Нет, что ты. Я пришла сюда как твой друг, можно?
        Неуверенно пожимаю плечами, мне нечего на это сказать. Люди редко предлагают дружбу, не требуя ничего взамен. Интересно, о какой услуге попросит меня Доктор Харт?
        - Извини, но можно я воспользуюсь уборной комнатой? Кофе всегда так на меня действует.
        - Да, конечно. Первая дверь слева по коридору, - отвечаю я, поднимаясь с кресла.
        Проводив Лизу взглядом, беру со стола стаканчики с кофе и плетусь на кухню. Поочередно выливаю остатки в раковину, внезапно снова ощущая противную горечь во рту. Оборачиваюсь назад и, осознав, что Лиза всё ещё в ванной комнате, точно воришка, отломав кусочек молочного шоколада, быстро запихиваю в рот.
        - У тебя очень уютная квартирка! - мурлычет доктор Харт, снова появляясь в гостиной. Конвульсивно сглатываю и тут же натягиваю на лицо улыбку, встречаясь с ней взглядом. - Вообще знаешь, жилище очень много говорит о своём хозяине, то есть о тебе. Правда, полицейские не так сильны в психологии, как хотелось бы. И в данном случае нам это только на руку, не правда ли?
        Чувствую, как мои брови сходятся на переносице, а от частого моргания у меня начинает рябить в глазах.
        Что такого особенно она углядела в моей квартире? О чём вообще она, чёрт возьми, говорит?
        Но Лиза не торопится продолжить свою мысль, она вежливо улыбается, величественно покидая мою квартиру.
        21
        Закатные лучи солнца уже давно окрасили комнату в багровые тона, а значит, с минуты на минуту Рейчел привезёт домой Патрика. Она забрала его после школы, потому как они с Уиллом решили во чтобы то ни стало достроить замок из лего, который начали возводить неделей раньше. В ожидании сына я бессмысленно переключаю каналы в поисках цепляющей картинки и внезапно натыкаюсь на свежий выпуск новостей. Бегущей строкой в нижней части экрана сообщается о том, что сегодня на одной из бесплатных парковок города был найден брошенным серебристый «Приус». А из достоверного источника известно, что журналистам удалось установить имя владельца. Автомобиль принадлежит пропавшей Бритни Мур.
        Кофе медленно остывает у меня в руке, в то время как мозг закипает от мыслей.
        Если её машину нашли, то почему ничего не говорят про неё саму? Почему эта мразь не раздаёт интервью, радостно позируя в камеры? Если она решила проучить Мэтью, то почему бросила свою машину?
        Вероятно, один звонок Мэтью мог бы положить конец этим бесконечным «почему, зачем и как», но я на него так зла, что лучше выдержать паузу. Ему придётся самому сделать первый шаг и хотя бы раз в жизни признать свою ошибку, глядя мне в глаза. От одной только мысли о грядущем раскаянии Мэтью мои губы растягиваются в сладостной улыбке. И всё же какое-то дурное предчувствие тревожно сжимает моё сердце. Ощущение надвигающейся беды становится таким ощутимым, что я вздрагиваю от ровного стука в дверь.
        Я ожидаю увидеть радостное лицо сына, но вместо этого ошарашенно таращусь на свору полицейских во главе с детективом Фертом. Минуя приветствия, он деловито суёт мне под нос ордер на обыск.
        - Мы последовали вашему совету, - гремит он, отталкивая меня в сторону, расчищая дорогу себе и своим людям. - «Сраный Приус» найден, только вот нашли мы в нём не мисс Мур, а вашу ДНК!
        Я конвульсивно сглатываю, пытаясь понять смысл сказанного, пытаясь прочитать ордер, пытаясь проследить за полицейскими, которые входят в мою квартиру. Едва переступая порог, они разбегаются в разные стороны, точно тараканы, и начинают методично переворачивать всё вокруг.
        У меня темнеет в глазах, и я чувствую предательскую слабость в коленях.
        - Где ваш сын? - спрашивает меня детектив Нойлз, осторожно касаясь моей руки.
        - Патрик, - ошарашенно говорю я, отрицательно мотая головой. Не произнеся больше ни слова, хватаю телефон, набираю Рейчел. Сразу после того, как она привезёт Патрика домой, мы планировали сесть на балконе и спокойно обсудить все новости касаемо Мэтью и Бритни, потому как по телефону сделать это оказалось непростой задачей.
        - Мы уже подъезжаем, - отвечает она.
        - Нет, нет, - отчаянно кричу я, привлекая к себе всеобщее внимание. На миг все, кто находился в комнате, встревоженно переглянулись. - Пожалуйста, пусть он ещё пару часов побудет у вас. Рейч, ему сюда нельзя.
        - Что случилось?
        - Сюда нельзя. Не сейчас.
        - Что случилось?
        - У меня обыск, - беспомощно говорю я, наблюдая, как из квартиры начинают выносить мои личные вещи.
        ***
        Вот уже двадцать минут, как я сижу в комнате для допросов. Меня не покидает гнетущее ощущения, что всё это какое-то недоразумение, словно я по ошибке вошла не в ту дверь, а она случайно захлопнулась у меня за спиной.
        Тяжело вздыхаю, вновь обращая свои мысль к сыну. Хорошо, что Рейчел забрала его после школы к себе и Патрик ничего этого не видел. Я не знаю, когда это закончится. Время здесь тянется бесконечно долго. Я уже успела сгрызть ногти на обеих руках и даже постучала пальцем в фальшь-зеркало, пытаясь привлечь к себе внимание. Но мне так никто и не ответил. Непрекращающееся противное дребезжание потолочной лампы подливает масла в огонь. Поднимаю голову и тут же жмурюсь от яркого света. Я вращаю в руках сотовый телефон, сопротивляясь инстинктивному желанию позвонить адвокату.
        «Я ни в чём не виновата! Это какая-то ошибка! Они никак не могли найти мою ДНК в её машине!» - на автомате повторяю я, постукивая пальцем по столу.
        Тишину комнаты нарушает писк: мне пришло сообщение. На экране телефона появляется диалоговое окно от Рейчел с коротким текстом: «Мы уже дома. Не волнуйся. Как ты?»
        С трудом сглатываю, озираясь по сторонам. Открываю нашу переписку, собираясь ответить ей, но дверь распахивается и в допросную входит Нолан Ферт. Я снова ощущаю приступ удушья. Он садится на свободный стул напротив меня и кладёт на стол уже знакомую мне чёрную папку. Встретившись с ним взглядом, пытаюсь улыбнуться, получается натужно. Я чувствую покалывания в кончиках пальцев. Бросаю телефон на стол и кладу руки на колени. Там я смогу теребить свои пальцы, не привлекая лишнего внимания.
        - Почему я здесь? Я задержана? - спрашиваю я.
        - Нет. Вы здесь для разъяснительной беседы в интересах следствия, - заверяет меня детектив.
        Он открывает папку, и я напрягаю зрение, пытаясь рассмотреть, что ещё удалось его людям найти на меня. Но как только его огромные клешни, сцепленные в замок, тяжело ложатся поверх бумаг, я чувствую, как холод бежит у меня по спине.
        - Почему вы солгали?
        - Когда? - тут же реагирую я, возмущённо вскидывая брови.
        - Хороший вопрос, когда, - хмыкает он, устрашающе вращая большими пальцами. - Давайте попробуем ещё раз.
        С этими словами он выкладывает передо мной фотографию, на которой изображены медицинские препараты. Эти баночки ещё долго будут преследовать меня в кошмарах. Это всё то, что я пила по указке доктора Дюбуа. Но я вижу только оранжевую баночку с белой крышкой, на которой жирными чёрными буквами написано «Викодин».
        - На них указано ваше имя, поэтому не стоит продолжать играть с нами.
        - Я и не собиралась. У меня на них есть рецепт. Я не сама их себе прописала. И если вы не в курсе, то они были в мусорном ведре. А это говорит о том, что я их больше не принимаю, - выпаливаю я.
        - И как давно вы их не принимаете?
        - Со среды. Когда поняла, что доктор Жан Дюбуа не так хорош, как мне говорили.
        - То есть в тот день, когда пропала Бритни Мур?
        Я таращу на него глаза. В горле начинает саднить.
        - А как это связано? - щетинюсь я, хотя прекрасно понимаю, к чему клонит детектив. - Бритни поссорилась с Мэтью и просто решила его проучить.
        Нолан щурит глаза. Он видит меня насквозь. Он чувствует мой страх.
        - Я вообще не понимаю, чем могу вам помочь. А главное, почему их разборки послужили поводом для обыска в моей квартире. Вы не находите это несправедливым? - спрашиваю я, ёрзая на стуле.
        Он продолжает молчать. И внезапно наступившую тишину заполняет противный треск лампы у меня над головой. Это раздражает. Я чувствую, что завожусь, теряю контроль.
        - Да, возможно, я была слишком резка с ней. Да, я натворила много всего, и она имела все основания получить судебный запрет. Но это всё в прошлом. Я не сумасшедшая, какой вы меня видите! И я не наркоманка!
        - Бритни Мур отсутствует уже сорок восемь часов. С сегодняшнего дня она официально числится пропавшей, - сообщает мне Нолан. - По поводу викодина и других препаратов мы проверим информацию. А сейчас давайте продолжим. Напомните, пожалуйста, в каком именно часу вы поняли, что доктор Дюбуа не оправдал ваших ожиданий?
        - Я была у него в десять тридцать. С утра мне пришло уведомление из регистратуры о необходимости планового осмотра. Я решила не откладывать это на потом.
        - Хорошо. Во сколько вы от него вышли?
        - Думаю в районе одиннадцати часов.
        - И после поехали домой?
        Этим вопросом он аккуратно подводит меня к тому времени, когда исчезла Бритни. Наверняка она проверяют моё алиби. И я прекрасно помню, что ответила им вчера. От одной мысли о Патрике у меня сводит внутренности. Я задыхаюсь от боли и отчаяния. Сжимаю кулаки, так сильно, что острые свежесгрызанные ногти, словно сотня маленьких иголок, вонзаются в плоть.
        - После визита к врачу вы вернулись домой? - повторяет свой вопрос Нолан.
        - Нет, - выдыхаю я, чувствуя жар в горле. - Я поехала в Малибу. В дом, который сдаю в аренду.
        - Кто-то может подтвердить ваши слова?
        - Конечно! - торжествую я. - Сьерра была дома. Мы с ней немного поговорили. А потом я занялась своими делами. Я хотела посмотреть свою старую машину.
        - На которой вы попали в аварию восемнадцатого августа?
        - Всё верно. Мою машину купил её супруг Диего. Он автомеханик, насколько мне известно. Автомобиль сильно пострадал, ну а после случившегося я не хотела больше на нём ездить.
        - Автомеханик снимает дом в Малибу? И на каких же условиях вы оформили эту сделку?
        - Что значит на каких?
        - Это вы мне скажите. Вы оставили за собой какую-то часть дома?
        - Нет. Дом старый и, честно говоря, в запущенном состоянии. Если бы я сделала там ремонт, то, конечно, смогла бы получать много больше, нежели четыре тысячи долларов в месяц, которые платит мне семья Велез.
        - Хорошо, вернёмся к событиям среды, когда вы решили навестить своих арендаторов. Как долго вы пробыли там?
        - Не знаю, час, может быть, больше. Между прочим, я нашла то, что просмотрели ваши коллеги, когда изучали мою машину. Помните, в нашу первую встречу я просила внимательнее изучить историю моей аварии? Я говорила вам о том, что свидетель уверен, что видел на холме ещё один автомобиль - красный внедорожник. Но вы были глухи ко мне, вы выставили меня аферисткой, жаждущей славы и внимания. Так вот, вы были неправы. Чертовски неправы! Я нашла фрагмент красной краски в разбитом заднем фонаре, и этот кусочек у меня с собой, - тараторю я, хватая с пола сумку. - Это докажет, что эта авария не была несчастным случаем. Я не сама слетела с дороги, там был другой автомобиль. И водитель, вместо того, чтобы помочь мне, предпочёл просто скрыться. Понимаете, в тот вечер там был кто-то, кто не пожелал даже позвонить в службу спасения…
        - Хорошо, мы это выясним, но сейчас давайте продолжим, - предлагает детектив, даже не взглянув на фрагмент краски, аккуратно завёрнутый в салфетку. Вместо этого он твёрдыми уверенными движениями выкладывает передо мной фотографии убитых девушек: Сесилии Белл, Зоуи Мейер и Эбигейл Рейнолдс, а также листы с моими бессознательными записями. - Что это?
        Я опускаю глаза, тяжело сглатывая. Эти предметы снова напоминают мне об обыске в квартире. Интересно, к чему ещё они прикасались? Какие ещё сюрпризы меня ждут? Мой мозг штурмуют тысячи вопросов, но детективу Ферту нужны только ответы.
        - Это просто зарисовки, - отвечаю я, жуя нижнюю губу. - Пока что это разрозненный материал, но возможно, мне удастся использовать его для книги.
        Безумное предположение Рейчел мне кажется единственно верным в данных обстоятельствах. И я признательна подруге за эту идею. Сама бы я до этого не додумалась.
        - То есть это будет ваша вторая попытка? - продолжает детектив, вытаскивая из своей папки рукопись.
        Он кладёт её в ряд с остальным находками. На титульной странице не указан автор, только название «Кровавые крошки». Я уверена, что моего имени нет и в едких комментариях на обороте. Наверное, стоит изобразить удивление, но вместо этого я продолжаю таращиться на свой талмуд. Год назад я вдохновенно стучала по клавиатуре, предвкушая свой литературный успех. «Плох тот редактор, который не мечтает стать автором», - любил говорить Гарольд, каждый раз, когда к нему на стол ложилась новая рукопись от нашего бывшего редактора Эрики Свон. Я была уверена, что смогу написать в разы лучше, но…
        - Давайте, я помогу вам воскресить в памяти эту работу, - предлагает Нолан.
        Я испуганно наблюдаю за тем, как он пролистывает рукопись до последней страницы. Она вся исписана красными чернилами, размашистым почерком Рейчел. Именно ей выпала честь анонимно читать мою работу.
        «Она не знала. Она не знала», - как мантру повторяю про себя я, готовясь к худшему.
        - Герои романа плоские, безликие. Конфликт слабый и неочевидный. Диалоги бесцветные, пустые слова, не двигающие сцену. Мотивация протагониста не проработана, как и сам персонаж в целом. Его бэкграунд так и остаётся загадкой, и последние несколько предложений в финале не решают этой задачи, скорее создают ненужные вопросы. Сцены насилия лишены правдивости. Очень сырое и непродуманное произведение, - бесстрастным голосом читает детектив, и я чувствую, как каждое произнесённое им слово ржавым гвоздём входит в старые раны.
        Мне хочется закрыть уши руками, а лучше и вовсе - встать и уйти. Но я продолжаю сидеть на месте, мысленно возвращаясь на роковую планёрку в издательство. В тот раз хедлайнером собрания был Гарольд Риггс. Одну за другой он представлял коллективу новые рукописи, и я с особенным трепетом ждала, когда среди ярких находок месяца окажется история с интригующим названием «Кровавые крошки». Я ёрзала на стуле и взволнованно переглядывалась с ничего не подозревающей Рейчел. Все разрешилось, когда в руках Гарольда оказалась моя работа. Сегодня я уже уверена в том, что он прекрасно понимал, чтo держит в руках, но тогда, стоя перед всеми, он блестяще сыграл негодование и даже злость. Начал он с бесстрастного прочтения комментариев. Их уже было достаточно для того, чтобы я всерьёз подумала если не о самоубийстве, то о побеге из города точно. Я боялась поднять голову, чувствуя, как лицо заливает краской. Мне хотелось убежать, но я боялась привлечь внимание. Я всё ещё рассчитывала на анонимность. Но мои надежды были обречены.
        - Рейч, мне очень жаль, что тебе пришлось потратить столько времени на эту бездарность! - выдохнул он, и у меня начало звенеть в ушах. - Я вообще не понимаю, как ЭТО могло пройти через наш фильтр? Кто запросил этот опус? Что вы там такого интересного в нём разглядели?
        В зале висела гробовая тишина. Никто из собравшихся не готов был взять удар на себя. Но и Гарольд не собирался сдаваться.
        - А почему здесь не указан автор? Стоп! Кажется, я понял…
        В тот момент моё сердце перестало биться. Я чувствовала на себе его пристальный взгляд и мысленно молила о снисхождении.
        - Шейла, это же ваша работа, я прав? - спрашивает он голосом детектива Ферта.
        - Да, моя, - опустошённо выдыхаю я, возвращаясь в комнату для допросов.
        В уголках губ детектива появляется едва заметная улыбка. Он одобрительно кивает головой. Этот раунд он выиграл. Я слышу шелест страниц и с ужасом обращаю внимание на выделенные жёлтым маркером фрагменты.
        - Привыкший добиваться своего Карл даёт Амелии второй шанс. Он просит её одуматься, но едва ли скальпель, приставленный к горлу, способен растопить сердце своенравной красотки. По её щекам бегут слёзы. Она молит его о пощаде, с ужасом глядя ему в лицо. Его глаза горят безумием и жаждой, и это всё, что она видит, издав последний вздох. Лезвие легко режет её плоть, - с выражением зачитывает один из выделенных кусков детектив.
        - Пожалуйста, не надо, - молю его, не в силах терпеть этой пытки. - Я прекрасно знаю этот текст.
        - Хорошо, я просто хотел в этом убедиться. У меня пока не было возможности его досконально изучить, что я непременно сделаю, но даже беглого просмотра оказалось достаточным, чтобы понять, о чём вы пишите. Так, по сюжету книги, главный герой - Карл, получив отказ от своей возлюбленной выйти за него замуж, слетает с катушек и начинает мстить. Первой под расправу попадает, конечно, его возлюбленная, он перерезает ей горло скальпелем, а дальше - череда случайных жертв, призванных спрятать главную мишень среди остальных, - говорит детектив. - Не берусь судить о качестве написания, но в одном ваш рецензент совершенно прав: сцены насилия лишены правдивости. Как думаете, в этот раз у вас уже получится?
        - Что вы имеете в виду?
        - Ну вы же сказали, что это ваши черновики к новой книге, я ничего не путаю? - интересуется он, указывая на исписанные листы.
        - Не знаю. Я не уверена, что теперь мне хватит сил и смелости довести задуманное до конца.
        - А что вы задумали, Шейла?
        Он подаётся вперёд. Опирается на локти, нависая над столом. Я слышу его дыхание. От запаха ментола у меня сводит внутренности. От хищного блеска его глаз я снова начинаю сутулиться.
        - Книгу, - неуверенно отвечаю я.
        - Хорошо, - отвечает детектив, щёлкая языком.
        Он снова отодвигается от меня и, не скрывая своего превосходства, извлекает из папки новую улику. Впиваюсь взглядом в фотографию, вероятно, сделанную на стоянке, возле какого-то супермаркета. Две девушки стоят возле серебристой малолитражки. Неприятная тревога, ледяным клубком вращающаяся у меня внутри, заставляет сильнее вглядываться в это размытое изображение. Я напрягаю зрение, понимая, что девушка в синей майке - Бритни Мур. Её собеседница стоит спиной к камере, и на какой-то миг меня пронзает от дикой мысли, что это я стою рядом с этой потаскухой. С трудом сглатываю.
        «Этого не может быть! Не может быть!» - стучит у меня в висках. От паники темнеет в глазах.
        - Этот снимок был сделан за несколько минут до исчезновения Бритни Мур, - холодным голосом сообщает детектив. - Но, полагаю, вам это и так известно. Вы же не станете отрицать, что эта женщина в тёмных брюках и светлой рубашке вы, мисс Нельсон?
        Детектив делает ударение на моём имени, постукивая толстым пальцем по фотографии. В ужасе поднимаю на него глаза, собираясь кивнуть головой, когда до моего создания доходит смысл его слов. Притягиваю к себе снимок, снова вглядываясь в женский силуэт, который ещё секунду назад была готова принять за себя. Бессмысленно отрицать поразительное сходство, но всё же теперь я вижу только отличия. Это совершенно точно не мои брюки и не моя рубашка. Такой рубашки у меня попросту нет. Я в этом уверена. Это единственное, в чём я сейчас вообще уверена.
        - Это не я, - отвечаю я, нервно улыбаясь. - Это не я! Это не моя одежда!
        - Не ваша одежда? Вы надо мной смеетесь?
        - Нет! Это женщина, похожая на меня, но не более того! Меня там не было! Я не встречалась с Бритни! Это не я! - твержу я, качая головой. - Я не знаю, чего вы добиваетесь, но я больше не стану отвечать на ваши вопросы без адвоката. Я требую своего адвоката.
        22
        Я обзавелась адвокатом пять месяцев назад. Тогда мы с Рейчел потратили много времени, отметая один вариант за другим. Кто-то из коллегии адвокатов выглядел слишком молодым и неопытным, кто-то уже после приветственного слова начинал сыпать своими регалиями, тем самым обосновывая высокую стоимость услуг, кто-то же просто не вышел лицом. Да, внешность играла не последнюю роль. Мне не хотелось войти в здание суда с каким-то сухим старикашкой. Мои интересы должен был представлять импозантный адвокат, но при этом достаточно опытный, чтобы в случае моего провала победа Бритни Мур была с приятной горчинкой. Эштон Клифорд прекрасно справился с возложенной на него миссией: запрет на приближение к Бритни ближе чем на сто метров стал для неё чем-то вроде пощечины. Эштон Клифорд также помог отстоять мои права в суде после аварии, верю я в него и сегодня.
        - Как давно вы тут? - спрашивает он, врываясь в кабинет. Твёрдыми уверенными шагами он пересекает маленькое пространство комнаты, оказываясь напротив меня. Эштон садится за стол, и я волнением заглядываю в его непроницаемые глаза лилового оттенка. - Кто вёл допрос?
        - Детектив Нолан Ферт, - бормочу я, ковыряя ногти. - Они пришли с ордером на обыск.
        - Нужно было сразу же позвонить мне. Но не будем терять времени, вы должны быть со мной предельно честны. Что у них на вас есть?
        - Что у них на меня есть… - рассеянно повторяю, пытаясь собраться с мыслями. - Детектив показывал мою рукопись и некоторые заметки, которые я делала касательно этих девушек. А ещё он сказал, что они нашли мою ДНК в её машине, но этого не может быть. Это какая-то ошибка.
        - ДНК, ясно. А в каких отношениях вы сейчас находитесь с мисс Мур? Вы хоть раз садились в её автомобиль? - тут же реагирует Эштон, чиркая что-то на свободной странице своего ежедневника.
        - Нет, никогда, поэтому это совершенно точно какая-то ошибка.
        - Ясно, а что с рукописью?
        - Это ерунда… глупая попытка поиграть в писателя. Но мне кажется, их главная улика - это фотография. Он мне показал снимок, сделанный возле магазина, где работает Бритни Мур. На снимке она стоит рядом с какой-то женщиной, внешне, действительно, очень похожей на меня. Но именно похожей, потому что это совершенно точно не я.
        - Хорошо, но что заставляет их думать, что это были именно вы? Насколько я понимаю, снимок должен быть нечётким.
        - Я не знаю. Больше он мне ничего не сказал, вернее, я отказалась говорить с ним без адвоката.
        - Правильно. Так, а теперь давайте уточним, где вы были в момент исчезновения мисс Мур. У вас есть алиби? - говорит Эштон, пронзительно глядя мне в глаза.
        Такое чувство, будто всех вокруг интересует только одно - алиби. Это слово свербит у меня в мозгу.
        - У меня нет алиби, но если бы я собиралась как-то ей навредить, то, вероятно, приложила бы максимум усилий, чтобы у меня было какое-то незыблемое алиби. Но это не я, на том снимке другой человек! И я указала на это детективу!
        - То, что этим делом занимается детектив Ферт, большая удача. Мне уже доводилось встречаться с ним прежде. Он справедливый и дотошный следователь, а потому не делает поспешных выводов, основываясь на косвенных уликах и домыслах. Ему нужны веские основания для ареста, неопровержимые улики.
        - Похоже, мы говорим о разных детективах, - презрительно фыркаю я.
        Порция гадостей в адрес доблестного стража порядка уже готова сорваться с языка, когда дверь в допросную открывается и в комнату входят детективы Нолан Ферт и Хейзер Нойлз.
        - Ну что, мы можем продолжить? - интересуется детектив, обменявшись рукопожатиями с моим адвокатом.
        Эштон пересаживается на свободный стул рядом со мной, и я снова чувствую на себе тяжёлый взгляд Нолана Ферта. Во мне он видит очередную ступень к своей цели (славе, повышению), в то время как я вижу в нём своего палача. Уверена, он не из тех, кто будет докапываться до правды. Ему нужен козёл отпущения.
        - Мы связались с миссис Велез. Она подтверждает, что в среду вы заезжали к ним домой, чтобы осмотреть машину. Также она сообщила, что пригласила вас на кофе, но вы категорически отказались, потому как куда-то сильно торопились, - металлическим голосом начинает второй раунд детектив Ферт. - Вы приехали в Малибу около двенадцати часов и пробыли там не больше десяти минут, однако при этом опоздали домой и не успели встретить сына из школы. Поэтому я повторяю свой вопрос: где вы были в среду в четырнадцать тридцать?
        Я могла бы попытаться опротестовать показания Сьерры. Она предлагала мне кофе до того, как я вошла в гараж, и понятия не имела, как много времени я там провела. Вспоминая тот гам, что творился в доме, я могла бы и вовсе там заночевать, оставаясь для всех невидимкой. И всё же я ушла.
        - Она не видела, когда я уходила, - начинаю я, и мой голос дрожит от неуверенности. - У Сьерры двое маленьких детей, они бегали по дому, я слышала их крики у себя над головой. Ей было не до меня, уж поверьте. Да, я действительно сказала, что заехала буквально на пару минут, но я задержалась. Я начала вспоминать события той ночи. Это случилось внезапно, и мне потребовалось больше времени, чтобы во всем разобраться.
        - Да, я помню историю про другой автомобиль. Но вы солгали. Почему?
        От паники у меня пересохло во рту. Облизываю губы, тревожно поглядывая на Эштона. Он делает мне знак одними глазами. Я могу им всё рассказать.
        - Я торопилась, чтобы успеть встретить сына, потому как не могла предупредить его по телефону. У меня села батарейка. Да, всё это звучит нелепо, но такое случается. На пути домой я заметила автомобиль. Мне уже доводилось видеть его прежде. Это серебристый «Приус». И он преследовал меня.
        - Преследовал? - переспрашивает меня детектив Ферт, удивлённо вскинув брови. - Это что-то новенькое.
        - И тем не менее это так. Сначала мне показалось, что это была Бритни. Вы же знаете, у неё такой же автомобиль, но, когда я спросила об этом Мэтью, он всё отрицал. И всё же я допускаю такую возможность.
        - То есть вы хотите сказать, что в среду вас преследовала Бритни Мур? - рычит детектив Ферт, с плохо скрываемым раздражением выкладывая перед нами уже знакомый мне снимок. - А это тогда кто, по-вашему?
        - Моя клиентка не будет на это отвечать, - вступается за меня Эштон Клифорд.
        - Тогда давайте попробуем сначала, - снисходительным тоном предлагает детектив. - Ранее вы подтвердили, что девушка в синей футболке - это Бритни Мур. Я прав?
        Коротко киваю головой.
        - При этом вы утверждаете, что вторая девушка на этом снимке, невзирая на поразительное сходство, всё же не вы.
        - Именно так. Это не я. У меня нет такой рубашки. Это не моя одежда.
        Нолан Ферт наклоняется вправо, чтобы поднять что-то с пола, и я замечаю странную, едва уловимую улыбку на лице детектива Нойлз.
        «Это что злорадство? Ехидство? Она улыбается или мне это только кажется?» - проносится в мыслях, и я вздрагиваю от ошеломляющего удара по столу. Это детектив Нолан эффектно выложил перед нами пластиковый пакет с какой-то одеждой.
        - Эти брюки и рубашка были изъяты из вашей бельевой корзины. И как вы можете заметить, их цветовая комбинация идентична той, что мы видим на таинственной незнакомке: чёрные брюки и кремовая рубашка. Вы по-прежнему настаиваете на том, что у вас нет такой одежды?
        Хлопаю ресницами, беспомощно открывая рот, словно рыба, выброшенная на берег. Дрожащей рукой беру пакет, сама толком не понимая, зачем делаю это. Это всё не моё. Не моё.
        - Я жду ответа, - властным голосом напоминает детектив Ферт.
        - Я не знаю… это не моя одежда… не моя.
        - Мы нашли её в вашей спальне, если вы вдруг забыли, где стоит бельевая корзина. В вашей спальне! - рычит детектив, пронзая меня взглядом.
        - Вы слышали мою клиентку. Это не её одежда, - отвечает Эштон. - Но даже если бы это было не так, Нолан, мы с вами прекрасно понимаем, всё это косвенные улики. Одежда и эти снимки ничего не доказывают. Ничего!
        Детектив Ферт медленно переводит взгляд на моего адвоката, и я с облегчением выдыхаю.
        - А анализы ДНК и дактилоскопии это тоже НИЧЕГО? - цедит детектив, выкладывая перед нами результаты экспертизы.
        Эштон внимательно изучает бумагу, а я напряжённо слежу за реакцией, но ничего не замечаю.
        - Вы не нашли ни одного отпечатка пальца, что говорит в пользу моей клиентки. Она никогда не была в салоне этого автомобиля. Вы нашли всего лишь волос и частички эпидермиса.
        - И по-вашему, это ерунда?
        - Если коротко, то да, именно так. Для того, чтобы оставить свой волос в автомобиле, моей клиентке было достаточно встретиться и пообщаться со своим бывшим мужем. Насколько мне известно, несмотря на все размолвки, они неплохо ладили, а значит, вполне вероятно, у неё была возможность обнять его и оставить частичку своего ДНК на его одежде. Детектив, вы меня разочаровываете.
        - Продолжим, - сухо говорит детектив Ферт. - Мисс Нельсон, как часто вы бываете в ресторане «Craft»?
        - Я уже отвечала вам. Раньше это заведение много значило для нас с Мэтью, это было наше место, но всё изменилось.
        - А в какой именно момент всё изменилось? Когда вы угрожали Бритни Мур в прошлую пятницу или же когда встретились с Эбигейл Рейнольдс?
        Я чувствую, как мороз струится у меня по позвонкам. Широко открываю глаза, ошарашенно глядя перед собой.
        - Моя клиентка не будет отвечать на этот вопрос, какое отношение…
        - При чём здесь Эбигейл Рейнольдс? - спрашиваю я.
        - Ну как же, встречаясь с четой Мейер, вы рассказали им о своей подруге, которая работала в этом ресторане официанткой.
        - Да, я помню, что я им сказала, но это неправда. Я просто хотела…
        - Чего вы хотели?
        - Да не знаю я! Я не понимаю, почему вы спрашиваете о ней!
        - Не знаете, хорошо, я вам напомню, - говорит детектив, вытаскивая из папки фотографии убитой девушки. - Эбигейл Рейнольдс была похищена девятого сентября, посреди рабочего дня. Девушка работала официанткой в ресторане «Craft».
        - Что? - ошарашенно произношу я.
        Этого не может быть. Как такое возможно? Неужели я действительно её знала? А что, если та история не выдумка? Что, если я сказала Мейерам правду? Я знала её? Нет. Нет. Нет!
        Я смотрю в лицо Эштона, не в силах вымолвить и слова. Мне нечего ему сказать. Я окончательно запуталась. Я не могу отличить правду от вымысла.
        - Какое отношение эта история имеет к обыску в квартире моей клиентки? Давайте не будет отклоняться от истинной цели этой встречи, - приходит мне на помощь Эштон, заполняя гнетущую тишину.
        - Пока не знаю, но непременно выясню, - обещает детектив, и я чувствую на себе его холодный пронзительный взгляд. Боковым зрением я вижу, как он вытаскивает из своей папки какие-то листы бумаги. На долю секунды мне кажется, что мы снова будем обсуждать мою чертову рукопись, но нет. - Мисс Нельсон, объясните нам, пожалуйста, значение этой переписки!
        Медленно опускаю взгляд, по коже бегут мурашки. Не может быть. Сайт гарантировал полную анонимность. Однако передо мной распечатка короткой переписки между пользователями lost77 и asleep85. Сообщения, посланные последним, обведены жёлтым маркером. Волна животного неконтролируемого страха со скоростью цунами поднимается из живота к самому горлу. С трудом делаю глубокий вдох, подмечая короткий кивок Эштона.
        - Я вам уже говорила о том, чем продиктован мои интерес к этим девушкам. Мне кажется, что я могла что-то видеть в ту ночь, когда попала в аварию, - начинаю я, уткнувшись глазами в распечатку. - Сообщение, оставленное пользователем lost77, мне показалось странным. Я до этого ни разу не слышала о том, чтобы в СМИ говорили о каком-то серийном убийце. Но этот человек уверено заявил о том, что при подобных обстоятельствах в Лос-Анджелесе погибли ещё две девушки. Я захотела проверить, так ли это на самом деле, в результате чего узнала о похищенных и позже найденных мёртвыми Зоуи Мейер и Сесилии Белл.
        - То есть Зоуи Мейер вам показалась знакомой, но лицо Эбигейл Рейнольдс, официантки, работавшей в вашем «особенном» ресторане, вам не показалось даже смутно знакомым?
        - Я не знаю. Я не знала, что она работала в этом ресторане.
        - И я должен вам верить?
        - Детектив, давайте без этих игр. Моя клиентка здесь для того, чтобы помочь следствию.
        - Ну так помогайте! Я весь во внимании, - говорит детектив, откидываясь на спинку своего стула.
        Эта колкая ремарка выбивает у меня почву из-под ног. Мне требуется какое-то время, чтобы снова нащупать нить своей истории. Делаю глубокий вдох, бросая беглый взгляд на Эштона. Его короткий бесстрастный кивок дарит мне желанную уверенность.
        - Я была уверена, что видела Зоуи Мейер прежде. Я прочитала про неё всё, что смогла найти, а когда увидела дату её смерти, мне стало страшно. Ведь её нашли девятнадцатого августа, а что, если я её видела? Что, если я была свидетелем чего-то плохого?
        - И я полагаю, викодин помогал восполнить эти пробелы, - едко замечает детектив Ферт.
        - Моя клиентка не будет это комментировать, - пресекает его Эштон.
        - Отлично, пусть тогда ваша клиентка объяснит нам, что значит вот эта её фраза: «Когда случается одно убийство - это случайность или чья-то месть. Два с одинаковым почерком - уже вызывают вопросы. Ну а три - наводят на мысль о маньяке. Или вам нужен четвёртый труп?» - рычит детектив, снова тыча пальцем в распечатку с сайта. - Кого вы имели в виду под четвёртым трупом?
        Мне трудно дышать. Я с трудом хватаю воздух губами. Как я могла такое написать? И о чём я только думала? От паники у меня звенит в ушах, и внезапно сквозь эту звуковую завесу до меня доносится уверенный и бесстрастный голос Эштона.
        - Моя клиентка пишет только о том, что, прочитав материалы в СМИ о других двух девушках, о которых ранее упомянул пользователь lost77, она пришла к выводу, что, вероятно, эти убийства были совершены одним и тем же человеком, и это наводит её на мысль о маньяке. И она негодует, почему этот факт не кажется очевидным для пользователя lost77. Про четвёртый труп она упоминает именно в этом контексте. Вы не единственный человек, кто умеет читать!
        Я нахожу забавным это едкое замечание, но от страха у меня, кажется, свело рот. Я не могу улыбнуться. А взглянув на почерневшее от злости лицо детектива, мне уже и не хочется.
        - Когда вы писали о четвёртом трупе, вы имели в виду Бритни Мур? - ревёт он, и я вздрагиваю от резкого удара его пятерни об стол.
        - Так, всё. На этом мы заканчиваем нашу беседу, - говорит Эштон, резко поднимаясь со стула. Вслед за ним по инерции поднимаюсь я и все остальные. - У вас ничего нет. Поэтому, если вы не намерены предъявить моей клиентке внятного обвинения, мы уходим.
        ***
        Перед тем как выйти из полицейского участка, мне возвращают какую-то коробку, изъятую во время обыска в квартире. Я с готовностью подхватываю её в руки, одержимая одним лишь желанием - поскорее отсюда убраться. Эштон Клифорд держится рядом, и его хладнокровное спокойствие вселяет в меня уверенность. Мне хочется верить, что люди, окружающие меня, в эту минуту не видят панику, скручивающую мой желудок, не чувствуют страха, пульсирующего у меня в висках. Особенно это касается детективов Ферта и Нойлз, застывших в другом конце коридора. Я не смогу заставить себя снова посмотреть в их сторону, но я всё ещё ощущаю на себе их колкие взгляды, когда мы с Эштоном заходим в лифт.
        - Всё нормально, расслабьтесь. У них ничего нет, - подбадривает меня Эштон, и я с облегчением слышу, как у меня за спиной с характерным звуком закрываются двери лифта.
        Поездку в три этажа вниз мы совершаем в тишине. Мне искренне хочется верить своему адвокату, но противное чувство тревоги, вибрирующее где-то под грудью, не позволяет быть настолько беспечной. Это ещё не конец. Хотя, возможно, и не начало. Этот ад начался много раньше. В тот день, когда я села за руль и по непонятной причине свернула на Уилл Роджерс Стейт Парк Роуд. Восемнадцатое августа - чёрная дыра в моей памяти, похожая на ту, что я сейчас вижу за окном.
        Выходя из здания полиции, я хватаюсь за телефон, чтобы вызвать такси и позвонить Патрику. Но вместо этого мне приходится прикрывать лицо рукой, чтобы скрыться от слепящих вспышек фотокамер. Мы с Эштаном окружены сворой журналистов, которые беспардонно суют нам в лица микрофоны.
        - Это правда?
        - Почему вы выбрали этих женщин?
        - Вы были знакомы со всеми жертвами или только с Бритни Мур?
        - Где вы держите жертву?
        Вопросы сыплются со всех сторон, словно свинцовые пули, уничтожая мой разум. Я не понимаю, что происходит. Моё тело деревенеет от ужаса. Мне нечем дышать. Я замираю на месте, не в силах сделать и шага, когда чья-то твёрдая рука хватает меня за локоть и тащит вперед, сквозь толпу агрессивно настроенных репортеров.
        - Без комментариев, - бросает Эштон, запихивая меня на пассажирское сидение своего «Мустанга».
        ***
        Эштон высаживает меня возле дома. Журналисты, что дежурят в торце здания, приходят в движение, едва я успеваю захлопнуть за собой дверь автомобиля.
        - Ни с кем не разговаривайте и не паникуйте! - наставляет меня Эштон, прежде чем ударить по газам.
        Прикрываясь коробкой, как щитом, на шатающихся ногах я забегаю в холл и, прислонившись спиной к двери, сползаю на пол. Меня трясёт. Я слышу возню позади. Они ещё там. Они так просто не сдадутся. Я слышу их голоса. Они сливаются в один вопрос, который стучит у меня в висках: «Это вы убили этих девушек?»
        Мне хочется орать. Но вместо этого я начинаю тихо плакать. Трясущейся рукой достаю из заднего кармана джинсов мобильный телефон и вызываю третий номер из быстрого набора. Рейчел снимает трубку после второго гудка. Она ждала моего звонка.
        - Как ты? Ты уже дома? - тараторит подруга, и от её голоса, пусть и взволнованного, мне становится легче.
        - Да, но здесь кругом репортёры, - заикаясь отвечаю я, оттирая слёзы. - Можно Патрик останется сегодня у тебя? Я не хочу, чтобы он видел меня такой…
        - Шейли, тут такое дело… Я даже не знаю, как тебе сказать…
        - Что случилось?
        - Мэтью приезжал пару часов назад и забрал Патрика к себе.
        - Что? - я не верю своим ушам.
        - Я не могла ему помешать. Шейли, он ведь отец…
        Я нажимаю отбой. Картинка перед глазами начинает вращаться.
        Часть II
        1
        Утро, 12 октября
        Я едва дожидаюсь восьми утра, чтобы схватиться за телефон и позвонить Мэтью. Но мой звонок постоянно подключается к автоответчику. Оставлять сообщение я не готова. Не уверена, что смогу спокойно изложить свою мысль, а лишние эмоции сейчас ни к чему. Всё это он, бесспорно, сможет использовать против меня. Кто знает, что ещё он рассказал обо мне полицейским, но главное, что он успел наговорить Патрику? Ему всего лишь шесть. Дети в этом возврате слишком чувствительны и уязвимы. Наше расставание далось ему непросто, но я гордилась тем, что, вопреки угрозам и запугиваниям, мы с Мэтью не стали разрывать сына на части, пытаясь понять, с кем же он должен остаться. И вот это случилось. Мэтью, точно гадюка, притаился в высокой траве и напал на меня в самый неожиданный момент. За пару суток его ядовитые подлые укусы отравили моё существование: донёс на меня копам, пытается отобрать сына, что дальше?
        С моего последнего звонка на мобильный Мэтью прошло уже больше получаса. Я предпринимаю ещё несколько бесплодных попыток дозвониться. После чего иду ва-банк и звоню Патрику. «Телефон выключен или находится вне зоны обслуживания сети», - монотонно сообщает мне робот.
        Так продолжаться не может. Я не могу и дальше спокойно сидеть на диване в своей гостиной. Не могу больше здесь оставаться. Я зла на Мэтью, неспособного отвечать за поступки. Неведение выводит меня из себя. Хватаюсь за первый попавший под руку предмет и с размаху швыряю в стену. Это была какая-то игрушка Патрика. Она разваливается на куски. Детальки сыплются на пол, а мой взгляд застревает на красной отметине в стене. Из маленькой точки она ширится, расползаясь на глазах в разные стороны. Моё тело деревенеет от паники. Я тяжело моргаю. Хочу поверить, что всё это - лишь плод моего воображения и результат бессонной ночи. Открываю глаза и снова вижу это пятно. Оно похоже на кровь.
        ***
        Стоит мне выехать из паркинга, как журналисты со всех сторон налетают на мою машину. Они фотографируют и снимают меня на камеры, будто я знаменитость. Блокирую двери и, закрывая лицо рукой, нервно нажимаю на клаксон. Они продолжают стучать по стёклам, перекрикивая друг друга. Всё тщетно, я слышу только сплошной гудок сигнала, а ведь в нашем районе запрещено шуметь. Каким-то чудом мне удаётся вырваться на дорогу и наконец выжать педаль газа. Они остаются позади, однако меня не покидает чувство, будто за мной следят. Я постоянно смотрю в зеркало заднего вида, но преследования нет. Кажется, они оставили меня в покое. Съедаемая вопросами, откуда они взялись и как вообще обо мне узнали, я кружу по улицам родного города, пытаясь снова обрести внутреннее равновесие. Согласно спидометру, я намотала восемнадцать миль вместо тех семи, что в действительности отделяют меня от цели. Мэтью с Бритни переехали в эту квартиру пять месяцев назад. Сразу после того, как мне выдали судебный запрет на приближение к его шлюшке. Эта дура полагала, что я не знаю об их тайном гнездышке, на улице Паней-уэй, с видом на
океан. Но она просчиталась. Как и Мэтью, если думает, что сможет в этих стенах спрятать от меня Патрика. Они живут на втором этаже в квартире 2В, и я уже успела нанести по хлипкому деревянному полотну несколько смачных ударов кулаком. Дверь скрепит и болтается на петлях, но всё ещё стоит на месте.
        - Мэтью! Патрик! Я знаю, вы там! - ору я, не переживая о том, что подумают соседи.
        - Какого чёрта ты делаешь? - рычит Мэтью, выскакивая в коридор.
        Меня обдает его несвежим дыханием, от которого щиплет в глазах. Виски? Коньяк? Водка? И после этого он ещё смеет упрекать меня? Я пытаюсь оттолкнуть его в сторону и наконец ворваться в квартиру, но он не двигается с места. Из одежды на нём только чёрные боксеры. Волосы на голове торчат в разные стороны, лицо выглядит помятым и отёчным, точно он только что выбрался из кровати. Поразительно, его сучка числится пропавшей, а он всё ещё может спать. Интересное дело. Но его личная жизнь меня больше не касается.
        - Патрик! - зову я, поднимаясь на цыпочки, пытаясь заглянуть ему через плечо. - Патрик!
        - Убирайся отсюда или я вызову копов!
        - Мне всё равно! Без сына я и шага не сделаю. Патрик, сынок, пойдём домой!
        Мэтью хватает меня за локоть и силой толкает назад. Впервые в жизни он не заботится о своей безупречной репутации порядочного и законопослушного человека. Интересно, кто-то из соседей уже додумался позвонить в 911? В таких домах высоко ценят тишину и спокойствие.
        - Что ты тут делаешь? Почему они тебя выпустили? - шипит Мэтью, глядя мне прямо в глаза.
        Меня тошнит от его смрадного перегара. Морщусь, стараясь не отводить взгляда. Ему меня не запугать. Не в этот раз.
        - Выпустили, потому что я невиновна! Облом!
        Мэтью усиливает хватку. Я хочу улыбнуться, но получается неубедительно.
        - Я знаю, это ты! Ты чокнутая сука! Я не позволю тебе! Слышишь?
        - Чего ты мне не позволишь?
        Я жду, что он снова пойдёт в атаку, но вместо этого он отпускает меня и делает шаг назад. Хватается за голову и громко выдыхает. Его пальцы зарываются в копне редеющих тёмных волос. А я привычно потираю руки, пытаясь избавиться от багровых пятен. Боковым зрением я продолжаю за ним наблюдать, но, кажется, второго приступа агрессии не будет. Он выглядит подавленным.
        - Я пришла за Патриком, - напоминаю я цель своего визита.
        - Он никуда не пойдёт! - отвечает он, глядя себе под ноги.
        - Эй, нет! Так мы не договаривались!
        Я делаю шаг вперёд, но Мэтью снова преграждает путь, опережая мою попытку схватиться за дверную ручку.
        - Я сказал, он остаётся!
        - Мэтью, это не смешно! Ты не в себе. Ты пьян!
        - Я не шучу. Не знаю, как тебе удалось обмануть копов, но со мной этот трюк не выйдет. Это ты сделала! И знаешь, я не позволю тебе отобрать ещё и Патрика! Он мой сын! - шипит Мэтью, угрожая мне указательным пальцем.
        Он меня не касается, но его слова действуют на меня, как цунами. Я чувствую, как подкашиваются у меня ноги. Я начинаю пятиться, пока не упираюсь в стену. Это не может быть правдой. Это очередные галлюцинации. Мэтью не может так говорить, так думать. Но он продолжает:
        - Бритни - потрясающая женщина. Она лучшая. Я люблю её! Её все любят! Все, кроме тебя!
        - Не мели ерунды, - подавленно огрызаюсь я.
        - Это правда! Я знаю, это ты! Больше некому! Где она? Где ты её держишь?
        Мэтью смотрит на меня, и я вижу, как наливаются кровью его глаза, как темнеет от злости лицо.
        - Когда уже до тебя дойдёт, что я не трогала её?!
        - Они найдут! Они всё выяснят. И Патрик всё узнает! Я ненавижу тебя!
        - Что значит «Патрик всё узнает»? Что ты хочешь ему сказать? - срываюсь я, толкая его в грудь.
        От неожиданности он падает на дверь, хватается за ручку, и я вижу кусочек его ореховой кухни и гостиной в синих тонах.
        - Патрик! Патрик! - ору я, пытаясь прорваться внутрь.
        Мэтью хватает меня за талию, вытягивает назад и снова захлопывает дверь.
        - Поговоришь с сыном в другой раз, если он у тебя, конечно, будет. Не надейся, что мы будем навещать тебя в тюрьме.
        - Мэтью, ты спятил? Ты не имеешь права! Он мой сын!
        - И мой. А теперь уходи отсюда, а то я за себя не ручаюсь.
        - Я это так не оставлю!
        - Не сомневаюсь. Только вот, находясь в тюрьме, ходатайствовать об опеке над сыном будет сложновато, - холодно сообщает он. - Убирайся!
        2
        Полдень, 12 октября
        Крадучись, как воришка, я иду к дому, тщетно пряча лицо за надвинутой на глаза кепкой и большими тёмными очками. Двум репортёрам удаётся настигнуть меня у самого входа и, несмотря на то, что я успела захлопнуть перед их лицами дверь, они вонзают в меня свои гнусные отравленные пики: «В чём вы прокололись? Как копы вышли на вас? Как вы можете быть такой жестокой, вы же сами женщина, мать? Почему вы выбрали Сесилию Белл в качестве первой жертвы?».
        Закрывая уши руками, сломя голову бегу к лифтам, зарекаясь ещё хотя бы раз попытаться выйти на улицу. И подобная мысль приходит мне в голову уже не в первый раз. Впервые о добровольном заточении я задумалась в возрасте одиннадцати лет.
        Я всегда была запущенным и неопрятным ребенком. Мою постель меняли раз в два или три месяца, одежду мама стирала чаще, но не настолько, чтобы у меня каждый день были чистые майки и трусики. Я не жаловалась и многому научилась сама. Но в тот период жизни чистое бельё было последним, что меня беспокоило.
        Это был урок физкультуры. Нас разделили на команды для игры в волейбол. Я была в команде Райана Филза. Мальчика, по которому сходили с ума все девочки нашего класса. Меня тоже не обошла стороной эта напасть, а потому я была даже рада поскользнуться и упасть на него. Он оказался не готов к такому натиску, и мы вдвоём повалились на пол, на зависть всем. Я была счастлива, но эйфория эта длилась недолго. В тот день я наконец перестала быть для Райна Филза безликой девицей с последней парты, раз и навсегда став яркой и незабываемой Мисс. «Мисс грязные трусишки».
        Домой в тот день я вернулась вся в слезах. Я не хотела никого видеть, слышать. Я не хотела жить. Забившись под кровать, я с ненавистью смотрела на приближающиеся ко мне грязные кеды матери. Всё вокруг меня было убогим, грязным и вонючим. Я не заметила, как и сама стала такой же.
        - Никогда, я больше никогда в жизни не вернусь в эту школу! Никогда! Ни за что! - орала я, давясь горькими слезами.
        Мать, как и всегда, была глуха к моим желаниям, а потому в эту школу я ходила ещё год. В душе моей осталось немало ран и шрамов, и сейчас, оказавшись в стенах своей квартиры, я чувствую каждый из них. Где оказалась бы я сейчас, если бы она услышала меня тогда? Какой бы я выросла, переведи мать меня в другую школу? А что даст мне такой побег сегодня? Как долго я смогу сидеть взаперти?
        Прислонившись к входной двери, я медленно сползаю на пол и вопреки здравому смыслу достаю из заднего кармана джинсов мобильный телефон. Впервые в жизни в строку поиска я вбиваю своё имя - Шейла Нельсон. Я сама не знаю, какого результата желаю добиться. Осознание приходит только в тот момент, когда на экране мобильного начинают отображаться десятки ссылок на разные сайты: газеты, телевидение, новостные порталы. Гнусные заголовки больно бьют по глазам: «Лос-Анджелесский душегуб - мать-одиночка?», «Днём - мать, в ночи - урод», «В поисках вдохновения», «Основано на реальных убийствах», «Что движет Шейлой Нельсон?».
        Мне трудно дышать.
        ***
        - Не обращай на это внимания! Им же надо о чём-то писать. Через пару дней они о тебе забудут и всё вернётся на круги своя, - тараторит Рейчел, пытаясь меня успокоить. - Я знаю, что ты принимаешь таблетки и, наверное, не стоит пить второй бокал, но сегодня можно.
        С этими словами она протягивает мне бокал с вином. Мне так много нужно с ней обсудить, но, прежде чем открыть этот ящик Пандоры, я делаю большой глоток шардоне. Однако ореховый вкус с лёгким флёром тропических фруктов не может унять мою дрожь, ни тем более усмирить страхи, бушующие внутри.
        - Как журналисты узнали обо мне? Кто им рассказал?
        - Я тоже вчера об этом думала, - отвечает Рейчел, потягивая вино. - Не думаю, что это случилось по вине полицейских, они не жалуют прессу. Может быть, соседи?
        - Соседи? - ахаю я, удивлённо округляя глаза.
        О таком варианте я даже не подумала. Я вообще не рассматривала вариантов, у меня был только один подозреваемый. Только один человек, кому вся эта шумиха была на руку.
        - Думаю, это Мэтью, - выдыхаю я, залпом выпивая содержимое своего бокала. - И я уже не пью таблетки, так что налей мне ещё.
        Рейчел неодобрительно хмурит брови, но всё же тянется за бутылкой.
        - Доктор Дюбуа - редкостная сволочь! Этот старый маразматик, чтоб ты знала, пичкал меня наркотой!
        - Что? - удивлённо спрашивает Рейчел, и бутылка у неё в руках делает шальной поворот вправо, проливая золотистое вино на стол. - Прости… Что значит - наркотой?
        - Он выписывал мне викодин, и именно этому чудо-препарату я обязана своими видениями! С одной стороны, эти пилюли помогали мне что-то видеть, но с другой… Это самый настоящий наркотик! И, кстати, копам об этом уже известно. Я теперь для них не только психически неуравновешенный человек, но ещё и наркоманка. Благодарю вас, доктор Дюбуа! - натянуто улыбаясь, салютую я своим бокалом, прежде чем сделать внушительный глоток.
        Рейчел качает головой и, откинувшись на спинку стула, упирается взглядом в стену. Туда, где в ровной штукатурке пошла трещина.
        - Рейч, мне страшно. По-настоящему страшно. Кажется, восемнадцатое августа не единственный день, который я не помню, - отвечаю я, кусая губы. - Вчера детектив мне показал фотографию с парковки. Там Бритни разговаривает с женщиной, очень похожей на меня. Но я не помню. Я не помню этого.
        - Значит, это была не ты.
        - В том то и дело, кажется, это была я.
        - Как такое может быть? Когда это было?
        - В среду. На мне были чёрные брюки и кремовая рубашка. Я даже не знала, что у меня есть такая. Это было так глупо. Я протестовала, уверяя всех, что у меня нет такой одежды, а они её нашли в моей бельевой корзине. Как такое возможно?
        - Кремовая рубашка? Ни разу тебя в такой не видела.
        - Но это не всё. Оказывается, Эбигейл Рейнольдс - та девушка, что была убита в прошлом месяце, - работала официанткой в ресторане «Craft».
        - И что это значит?
        - Пока не знаю, но что, если я её знала?
        - Хорошо, и что это меняет? Днём - мать, в ночи - убийца? Не сходи с ума!
        Меня передёргивает от того, с какой лёгкостью Рейчел бросает в меня колючим заголовком одной из статей.
        - Я пытаюсь, но всё против меня, - выдыхаю я, допивая содержимое своего бокала.
        Рейчел упирается локтями в стол и, сложив руки домиком, начинает постукивать большими пальцами по губам. Я ловлю на себе её беглые взгляды, которые говорят больше тысячи слов. В гнетущей тишине, повисшей между нами, они буквально выкрикивают в меня один вопрос за другим. Но я не тороплюсь отвечать. Мне нечего сказать.
        - А ты хоть что-то помнишь из того, что было в среду? - наконец нарушает молчание Рейчел.
        - До вчерашнего дня я была уверена, что могу по минутам рассказать, что делала, но этот снимок… Я не помню…
        - Подожди, то, что девушка на снимке похожа на тебя, ещё ничего не доказывает.
        У меня с губ срывается нервный смешок. Закрываю лицо руками. Мне нужно передохнуть.
        - Это мог быть кто-то другой, просто очень похожий на тебя.
        - Допустим, но какова вероятность, что в жизни Бритни есть ещё кто-то, мало того, что внешне похожий на меня, так ещё и испытывающий к ней схожие со мной чувства? Мэтью заверил копов в том, что я единственный человек, который ненавидит эту суку. Как думаешь, имея эту фотографию, мою одежду и такие показания, они захотят искать кого-то ещё?
        - Какой же он всё-таки мудак! Я знаю, что обещала не называть его так, но, знаешь, я бы с удовольствием плюнула ему в рожу! Вот ведь сволочь!
        - Вставай в очередь! Я сегодня ездила к нему. Хотела забрать Патрика, но он не позволил мне его даже обнять.
        Рейчел молчит, виновато опуская взгляд.
        - Он угрожал мне. Он делал это и раньше, но знаешь, сегодня… мне стало по-настоящему страшно. Какой судья станет меня слушать после всего этого? Кто поверит мне?
        - Не говори глупости. Нет, он не посмеет. Ты, наверное, всё не так поняла. Он просто пытается защитить Патрика.
        Меня пробирает озноб. Делаю глубокий вдох, чувствуя, как клубок злости, что всё это время вращался у меня в животе, начинает своё движение вверх. Ярость быстро обжигает мне горло.
        - Защитить от кого? От меня? От его родной матери?
        - Нет, конечно же нет! Шейли, тебе нужно сейчас успокоиться и тогда…
        - Что тогда? - реву я, вскакивая из-за стола. Тремор уверенно гуляет по моему телу. - Мэтью свихнулся, он держит Патрика у себя в заложниках! Да, именно так, в заложниках! Он забрал у него телефон и не позволил мне с ним даже увидеться. Я его мать, чёрт возьми, мать! А ты говоришь мне «успокойся»? Как мне успокоиться, когда я не могу обнять сына? Ты бы смогла, если бы Том отобрал у тебя Уилла? Ты бы смогла успокоиться?
        Рейчел отводит взгляд в сторону. Она мать, и она бы чувствовала себя так же, как и я. Сжимаю кулаки, чтобы не дать волю рукам и не начать здесь всё крушить. Красная метка на стене служит мне немым напоминанием о моей несдержанности, о том, что я сделала утром.
        - Тебе лучше уйти. Я хочу побыть одна.
        - Не в этот раз, - отвечает Рейчел.
        - Я серьёзно, давай потом, - выплёвываю я каждое слово, глядя ей прямо в глаза. - Я устала.
        - Чёрта с два! Устала она! Шейли, да, я признаю, сваляла дурака! Я не должна была такого говорить! Мэтью не имеет права забирать у тебя сына, но…
        - Остановись сейчас, хорошо? Хватит. Уходи.
        Я жду, когда она встанет, возьмёт свою сумочку и выйдет за дверь. А я наконец выдохну и смогу дать волю эмоциям, но, вопреки ожиданиям, она встаёт и делает шаг в мою сторону.
        - Я пришла сюда не для того, чтобы с тобой ругаться, - говорит Рейчел, качая головой. - Я твоя лучшая подруга, и я сделаю всё, чтобы тебе помочь. Мы должны хотя бы попытаться понять, что здесь происходит. И я с места не двинусь, пока мы во всем не разберёмся. Ты меня слышишь?
        Коротко киваю, чувствуя, как слёзы обжигают глаза.
        ***
        Всё, что было найдено в моей квартире и имело хоть какое-то отношение к исчезновению девушек, полицейские оставили у себя. Всё это теперь - вещественные доказательства, которые помогут им в следующий раз потуже затянуть узел на моей шее. И думая так, я не пытаюсь себя разозлить. У меня хватает мотивации не сидеть сложа руки. Нет, эти мысли - не пустые домыслы, это надвигающаяся реальность, угрозу которой я чувствую всем своим существом. Я не могу позволить Мэтью отобрать моего сына. Но главное, я не могу допустить, чтобы Патрик думал обо мне как об… Слово «убийца» всё чаще появляется в моих мыслях. Словно злокачественная опухоль, оно ширится, поглощая мой мозг, отравляя разум. И я снова и снова оказываюсь в тёмном подвале, лицом к лицу с новой жертвой. Похоже, Бритни Мур осталось недолго.
        - Ты знала, что в ту ночь я звонила в службу спасения?
        - В ночь аварии? - переспрашивает Рейчел и, не дождавшись моего ответа, продолжает: - Да, кажется, я слышала это от патрульного, который дежурил в клинике. Он сказал, что ты успела позвонить, но связь была плохой и тебя не было слышно.
        - Я звала на помощь до того, как слетела с дороги. Вернее, до того, как кто-то столкнул меня вниз.
        По тому, как округляются от удивления глаза подруги, я осознаю, как много скрывала от неё все эти дни. Я была уверена, что она не поймёт, не поддержит. Сомнения гложут и теперь, но, кажется, у меня нет другого выбора, кроме как довериться ей.
        - У вас с Томом были романтические выходные, ты была так взволнована предстоящей поездкой, я не хотела всё портить, - признаюсь я. - Моя авария не была случайностью, и я могу это доказать. Мне всегда казалось странным и невозможным, чтобы я не справилась с управлением. Ты же знаешь, какой я аккуратный водитель, но вы все уверяли меня в обратном, и я начала сомневаться. Я была готова поверить в это, и только встретившись с Гарри Джейном, мужчиной, который нашёл меня, поняла, как ошибалась. В ту ночь он видел на холме ещё один автомобиль - красный внедорожник, который летел на него с выключенными фарами. Но только патрульный отмахнулся от этой информации, он даже не внёс её в протокол, посчитав ненужной или же он просто был слишком поглощён родами своей супруги, которые старался контролировать по телефону.
        - Откуда ты всё это знаешь? - ошарашено спрашивает Рейчел.
        - Это ещё не всё. В среду я ездила в Малибу, где во время осмотра своей «Хонды» обнаружила фрагмент красной краски. Совпадение? Едва ли. В ту ночь что-то случилось. Что-то ужасное, потому что я помню, как сидела за рулём своей «Хонды», в панике набирая номер службы спасения. Я вопила о помощи, как раз в тот момент, когда этот чёртов красный джип столкнул меня с дороги. Вот как это было. И что, если авария не была несчастным случаем, и кто-то пытался меня убить?
        - Как такое возможно? Кому и зачем это могло понадобиться?
        Рейчел вскакивает с кресла и, не объясняя своих действий, достаёт из шкафа початую бутылку виски. Разлив янтарный напиток в бокалы, она возвращается в гостиную и протягивает один из них мне.
        - Вино оказалось слабовато, - объясняет она, и стекло приятно звенит от лёгкого соприкосновения. - За нас!
        - Рейч, я понимаю, тебе всё это сложно сейчас понять, а уж тем более поверить. Но я не лгу и не выдумываю. Это не галлюцинации, это фрагменты моей памяти. Восемнадцатое августа не был обычным днём. В тот день что-то произошло, что-то, что могло стоить мне жизни. И мне кажется, что это может быть как-то связано с Зоуи Мейер. Ведь я вижу именно её.
        - Погоди, давай не будем всё это валить в одну кучу, хорошо? У тебя в голове полная каша. Знаешь, мне кажется, что ты слишком зацикливаешься на этой дате - восемнадцатое августа. А что если та авария - это последствия чего-то, что, к примеру, случилось семнадцатого или шестнадцатого августа? Ведь по факту ты даже не можешь сказать, что делала всего пару дней назад! Виделась ты с Бритни или нет? Что ещё ты могла забыла?
        - Хороший вопрос, - угрюмо соглашаюсь я, чувствуя, как виски обжигает горло. - Я не знаю, наверное, многое.
        Сделав внушительный глоток из своего бокала, Рейчел фыркает, морща нос. После чего, растопырив пальцы, начинает зачёсывать копну волос на затылок, где прихватывает их широкой цветастой резинкой.
        - Давай разбираться! - говорит она, опускаясь на пол перед журнальным столиком.
        Пожав плечами, молча сажусь рядом с ней, ожидая дальнейших инструкций. Свои идеи у меня уже давно закончились. Я не знаю, с чего нужно начинать.
        - Так вот, это те события, которые, как мы знаем наверняка, происходили восемнадцатого августа, - комментирует свои действия Рейчел, переписывая на чистый лист бумаги моё расписание из блокнота. - Если допустить, что именно в этот день с тобой случилось что-то страшное, то вероятно, произойти оно должно было в промежутке между 17:20 - когда ты привезла ко мне Патрика - и 22:03 - когда ты позвонила в службу спасения, верно?
        Коротко киваю головой, зачарованно наблюдая за тем, как рука Рейчел скользит по чистому листу, размашистым почерком фиксируя важный для меня временной отрезок. Отрезок, отчётливо разделивший мою жизнь на «до» и «после».
        - А этот Гарри Джейн, он не может быть водителем красного внедорожника? - деловитым тоном спрашивает Рейчел, постукивая пальцами по столу. - Может быть, он просто запаниковал и решил всё списать на несчастный случай?
        - Нет, насколько мне известно, он водит старый синий «Форд». К тому же машину его, я думаю, копы точно проверили, хотя в этом деле я уже ни в чём не могу быть уверенной. И всё же я виделась с ним, он довольно милый мужчина, не думаю, что это был он. К тому же, что такого я могла ему сделать, чтобы он пытался меня столкнуть с дороги? Нет, это не он.
        - Как ты сама сказала, в таком деле ни в чём нельзя быть уверенной, - задумчиво тянет Рейчел, выписывая в отдельный столбик имя Гарри Джейн. - А знаешь, что в этой истории не вяжется? Вот если тебя кто-то в ту ночь действительно пытался убить, то почему этот кто-то до сих пор не довёл начатое до конца?
        От этого простого и такого логичного предположения у меня сводит скулы. И как я сама до этого не додумалась?
        - Прости, я не должна была так говорить, просто…
        - Ты права. Если он пытался меня убить в ту ночь, значит, должен был попытаться снова, - бубню я, бегая взглядом по комнате. - Я тебе не говорила, но, кажется, за мной кто-то следит на серебристом «Приусе». Поначалу мне казалось, что это Бритни, потому что у неё машина такой же марки, но что, если это тот, кто пытался столкнуть меня с дороги?
        - Он поменял машину, так что ли? Это как-то хлопотно… и потом, внедорожник - это более удачная модель для таких целей, ты так не думаешь?
        - Я не знаю, что думать, - огрызаюсь я, вскакивая на ноги. - Я не знаю!
        - А ещё твоя сумка, где ты могла её оставить? - спрашивает Рейчел, но, вероятно, заметив мой возмущённый взгляд, тут же ретируется: - Хорошо, успокойся и попробуй вспомнить, может было что-то ещё? - предлагает она, обводя в кружок запись «серебристый „Приус“».
        Делаю глубокий вдох, закрывая уши руками. Голова, как воздушный шарик, раздувается от мыслей, но стоит мне попытаться ухватиться хотя бы за одну из них, как она тут же превращается в пустые домыслы. Я беспомощно смотрю в потолок, чувствуя, как всё вокруг меня начинает вращаться. Пьянящая слабость растекается по венам. Движения становятся плавными, словно к рукам моим привязаны ниточки, дёргая за которые, кукловод помогает мне устоять на ногах.
        - Пиноккио! - выкрикиваю я, пугаясь собственного голоса.
        На непослушных ногах я подхожу к журнальному столику и тяжело опускаюсь на пол рядом с Рейчел. Она удивлённо смотрит на меня поверх своего бокала, в то время как я разворачиваю перед ней листок с изображением жуткой марионетки.
        - Вот что ещё было! - говорю я, победоносно ударяя ладонью по столу с такой силой, что она тут же начинает гореть огнём. - Кто-то оставил мне на лобовом стекле вот это послание. И знаешь, по мнению доктора Харт, марионетка символизирует подчинение, контроль. То есть мне её оставили не забавы ради.
        Допив свой виски, Рейчел берёт в руки листок и, закусив губу, внимательно разглядывает изображение, точно так же, как делала я, когда впервые увидела его.
        - Когда ты его нашла?
        - Пару недель назад. После того, как впервые съездила в полицейский участок, - говорю я, поглядывая на свой бокал.
        - Что значит «впервые съездила»? Шэл, мать твою, что ты вообще творишь такое? Что значит ты ездила в полицию? - спрашивает Рейчел и я вижу, как её хмурое лицо разглаживается, и она начинает неистово смеяться, тыча в меня указательным пальцем. - Зачем? Зачем, ты ездила к копам?
        3
        Полдень, 13 октября
        Я просыпаюсь от какого-то резкого шума. Язык прилипает к нёбу, еле ворочаясь во рту. Пьяная отрыжка опасно поднимает к горлу противную кислятину, что всё ещё бродит у меня в желудке. Отбрасываю с лица прядь свалявшихся волос в попытке осмотреться. Яркий свет дня слепит глаза, и я мучительно щурюсь, впиваясь глазами в круглый циферблат часов. Сколько времени?
        - Доброе утро, вернее, день, - голос Рейчел звенит у меня в ушах. Я даже не пытаюсь ответить.
        От жажды у меня першит в горле, но расстояние до кухни видится мне непреодолимой дистанцией. Нет ни единого шанса, что мне удастся добраться туда, и всё же я заставляю себя подняться. Ватные ноги тут же предательски подкашиваются, и тело плавно начинает крениться к дивану. Шире открываю глаза, делая шаг вперёд.
        - Ты в курсе, что продукты сами в холодильнике не появляются? У тебя только пара яиц, бекон, пачка крекеров и маленькая головка сыра, - сообщает мне подруга, когда я появляюсь у неё за спиной.
        Обречённо хмыкаю и, упёршись свободной рукой в столешницу, выпиваю один стакан за другим. Меня всё ещё качает из стороны в сторону, а потому я не обращаю внимания на мокрую насквозь майку.
        - Теперь мне ясно, почему на тебе одежда висит, как на вешалке! И это, по-твоему, сбалансированное питание? - продолжает она, а встретившись со мной взглядом, добавляет: - Может, тебе в душ сначала сходить?
        - Потом, - бурчу я, тяжело опускаясь на стул.
        Рейчел тут же ставит передо мной большую кружку свежезаваренного кофе, от аромата которого в горле снова ощущается противная горечь.
        - Знаешь, я всё никак не перестану думать о твоих словах. И если вчера мне всё это казалось бредом оскорблённой и обиженной женщины, то сегодня я всерьёз допускаю такой сценарий. Но неужели Мэтью на такое способен?
        Медленно пережёвываю крекер. Его хруст звенит в ушах, пока я напрягаюсь в попытке понять, о чём говорит Рейчел. В памяти всплывают бессвязные обрывки вчерашнего вечера, щедро залитые алкоголем, слезами обжигающей злости, а уже через мгновение - всхлипываниями неконтролируемого веселья. И в этой кутерьме мне сложно понять, на что именно способен Мэтью: бросить меня? Унизить? Настучать копам? Отобрать сына? Уничтожить? Ответ на все эти вопросы один. Да, да и ещё раз да!
        - Я, конечно, никогда не питала на его счёт иллюзий, но чтобы так, - качая головой продолжает рассуждать Рейчел, складывая ломтик сыра на поджаренный бекон. От запахов, наполняющих кухню, меня немного тошнит. - А главное, я никак не могу понять, что такого жуткого ты могла сделать, сказать или узнать, чтобы он потерял контроль? Обезумел от злости. Ведь в здравом уме он бы не смог столкнуть тебя с дороги. Всё-таки вы столько лет были вместе, ты мать его ребёнка…
        - Что? Повтори, что ты сейчас сказала, - выдыхаю я, постукивая себя кулаком по груди: кажется, крекер попал не в то горло.
        - Ты мать его ребёнка…
        - Нет, про столкнуть с дороги!
        - Так мы же вчера это с тобой полночи обсуждали. Ты что, забыла? - спрашивает она и точно в подтверждение своих слов вытаскивает из заднего кармана джинсов исписанный лист бумаги. - На, освежи память.
        Затуманенными глазами я раз за разом вглядываюсь в строчки, пытаясь их связать воедино, пока до меня наконец не доходит, что в руках у меня распорядок дня. Мою память словно протёрли до дыр, чёрных зияющих дыр, невидимым ластиком, заставляя меня забыть этот день. В этой череде событий нет ни одного нового звена, зато на листке появились имена: Гарри Джейн, Мэтью, патрульный.
        Смотрю на него, и мои губы растягиваются в улыбке, потому как я вспоминаю, с каким азартом и увлечённостью Рейчел примеряла образ убийцы-маньяка на каждого в этом списке. И тогда, и теперь Гарри Джейн с патрульным выглядели в этой роли нелепо. Возможно, я всё ещё наивная дурочка, которая верит в честность и порядочность, но эти двое спасли мне жизнь, в то время как водитель красного внедорожника пытался меня убить.
        Неужели я всерьёз могла предположить, что это мог сделать Мэтью?
        - Ну как?
        Рейчел удивлённо вскидывает брови, тыча в меня вилкой. Мне нечего ей ответить, и я беспомощно опускаю взгляд. Я этого не помню. Совсем.
        - Ты же сама сказала, что около года назад вы с Мэтью ездили на Вилла Вудс Драйв, а это как раз недалеко от того места, где нашли твою машину. Плюс ты уверена, что с дороги тебя столкнул красный внедорожник, а…
        - А Мэтью как раз водит такой, - ошарашенно заканчиваю её мысль я.
        - Ну вот так мы с тобой и рассуждали вчера, - говорит Рейчел, аккуратно разбивая скорлупу своего яйца вилкой.
        Моё сердце разрывается в груди, сопротивляясь принимать услышанное на веру. Мэтью молчалив, скрытен, порой бывает груб и несдержан, но вместе с этим он любящий страстный мужчина. Разве убийца может быть таким? Убийца должен быть хладнокровен и решителен в своих поступках и всегда доводить начатое до конца. А я всё ещё жива… Нет, Мэтью не смог бы столкнуть меня с дороги и как ни в чём не бывало скрыться с места аварии. Или мог?
        - Он не мог! - ору я, стараясь перекричать шумный рой мыслей в своей голове. - Он не мог.
        - Чего не мог? Пойти на поводу у Бритни? Извини, конечно, но этот вариант мне кажется единственно возможным. Не то, чтобы я пересмотрела своё отношение к твоему принцу, - на последнем слове Рейчел делает ударение, стреляя в меня косым взглядом. - Как по мне, так он редкостное дерьмо, но всё-таки мне сложно поверить, чтобы он сам пошёл на такое. Ты, конечно, та ещё заноза, но чтобы убить? А вот припугнуть - это вполне возможно, что скажешь?
        - Бритни-то тут при чём? - спрашиваю я, окончательно теряя нить разговора.
        - Я думаю, что за всем случившимся может стоять не Мэтью, но Бритни. Сама смотри, восемнадцатого августа он приехал к тебе и сообщил о том, что они ждут ребёнка. Ты в бешенстве. Привозишь Патрика ко мне и куда едешь дальше?
        Я молчу, замирая в ожидании. Где-то в глубине моего сознания теплится надежда, что Рейчел удастся воссоздать картину событий того дня, и моя память откликнется, даруя мне новые обрывки воспоминаний.
        - Зная тебя - а я тебя знаю - ты бы поехала к ней. Ты бы не стала мотать сопли на кулак, ты бы ввязалась в драку. А раз так, то, вероятно, ты договорилась с ней о встрече. Поскольку тебя с тем районом ничего не связывает, разумно предположить, что место встречи выбирала она. Когда ты говоришь, вы ездили туда с Мэтью?
        - Зимой.
        - Круто, а кто тебе сказал, что в ту ночь он заезжал к другу, а не к любовнице?
        Я делаю глубокий вдох, чувствуя, как в голове крутятся шестерёнки. Мой мозг работает на пределе, пытаясь поспевать за рассуждениями Рейчел, а параллельно выстраивать целостную картину в уме. В ушах начинает звенеть. Я снова возвращаюсь в восемнадцатое августа, стараясь вписать в этот день встречу с Бритни. Закрываю лицо руками, представляя извилистую дорогу на холмах, ведущую к тихим улочкам. Здесь не бывает посторонних, здесь ты у всех на виду. Всё о тебе известно: кто ты, кем работаешь, с кем живёшь. Гарри Джейн хорошо знает своих соседей, но и в их благополучном районе есть чёрные пятна. «Есть у нас пара домов, которые из года в год ходят по рукам, никто там не приживается, - подсказывает мне разум голосом Гарри Джейна. - А что, если Бритни жила в одном из них? Что, если кто-то из её подруг до сих пор живёт там?»
        - Это бы объяснило не только твой странный пункт назначения, но даже аварию. Фраза о том, что ты единственный враг Бритни, актуальна и в обратную сторону: у тебя тоже только один враг, и это Бритни, разве нет? А потому я уверена, что её исчезновение - самая обычная подстава! И я не удивлюсь, если этот мудак Мэтью ей в этом даже помогает.
        - Супер, только есть одно «но»: что это всё им даст? К чему весь этот спектакль, ведь она же не сможет скрываться вечно?! И что тогда?
        - Хорошее замечание, - отвечает Рейчел, громко кусая крекер. Тщательно пережёвывая, она блуждает голодным взглядом по пустому столу. - Но мы же видим только фрагмент истории, разве нет? Увидеть целостную картину доступно немногим. Поэтому я всё-таки думаю…
        - Я понимаю, что ты ненавидишь Мэтью и готова обвинить его во всех смертных грехах, но он тут ни при чём. Он бы не смог.
        - Смог, не смог… Если бы мне год назад кто-то сказал, что ты можешь кинуться на женщину с кулаками, я бы громко рассмеялась и покрутила пальцем у виска. А ты что учудила? Так что мы сами порой не знаем, на что можем быть способны. Ну и потом это просто догадка, мысль вслух. И ты должна признать, что пока что это единственная версия, которая сводит воедино сразу несколько ниточек. Ты уже бывала в тех краях с Мэтью, он водит красный внедорожник, он вхож в твой дом и мог легко подбросить тебе ту странную одежду, и наконец, у него есть мотив - Патрик.
        - Отлично. Да, возможность подкинуть одежду у него может быть и была, а носил её кто? Тоже он?
        - Не обязательно, - невозмутимо парирует Рейчел. - Это вполне могла быть какая-то подруга Бритни или даже её мать. Вполне возможно, что они попросили кого-то помочь им.
        Что-то в этой истории вызывает во мне странное чувство протеста. Я словно смотрю на собранную из сотни маленьких кусочков картину: все детали идеально подходят друг другу, не оставляя пустот, и всё же у меня в ладони зажат ещё один пазл. Я вращаю его между пальцев, отчаянно пытаясь найти подходящее для него место, когда картинка перед глазами начинает осыпаться.
        - Да, всё складно, но как быть с эротическими видениями с соседом, с Зоуи Мейер? Я же видела их!
        - Шейли, это всё наркотические видения и не более того. Ты же сама говорила, что, как только выбросила пилюли доктора Дюбуа, всё это прекратилось. И это прекрасно. Эти видения только всё путали, - бубнит Рейчел, набирая сообщение на своём телефоне. - Ну или ты медиум, я ещё не отказалась от этой мысли.
        Возможно, когда-нибудь позже я смогу признаться Рейчел в том, что оказалась слишком слаба, чтобы выбросить таблетки раз и навсегда. Смогу рассказать ей о том, как тряслись от нервного напряжения мои руки, когда пару дней назад я переворачивала мусорное ведро в поисках заветной оранжевой баночки, даже зная, что её там нет. Смогу восполнить пробел в памяти и выдохнуть с облегчением, не терзая себя чувством вины. Смогу вовремя остановиться и не повторить ошибок своей матери.
        - Я не наркоманка и не медиум! Зоуи Мейер не была наркотическим видением.
        - Тогда у нас проблемы: никто не пытается тебя подставить, ты прокололась сама. То есть ты и есть наш маньяк-душегуб, которого ищет полиция. Шучу! - с ухмылкой на лице отмахивается Рейчел и тут же подносит мобильный телефон к уху: - Да, мой сладкий, всё хорошо. Как я могла про вас забыть? Нет. Передай, что я куплю ему по дороге домой самую вкусную пиццу. Целую.
        Весёлого настроя подруги я не разделяю. А от её шуток меня и вовсе бросает в холод. И всё же мне становится не по себе, едва я осознаю, что на сегодня вахта Рейчел подошла к концу. Я снова остаюсь одна.
        ***
        Стоит Рейчел выйти за дверь, как руки сами тянутся к телефону, и я осознаю, что делаю, только когда слышу гудки ожидания. Один, два, три. Надежда зиждется внутри, я верю в то, что в этот раз мне удастся услышать звонкий голос сына. Мне важно знать, что у него всё хорошо. Мне важно его услышать. Но вместо этого бесцветный голос автоответчика снова просит оставить сообщение.
        Животный страх и тягостные сомнения разрывают меня на части. Как долго Мэтью собирается прятать от меня сына? Как далеко готов он пойти в этом противостоянии? А главное, чего он добивается: найти Бритни или же просто отобрать у меня сына?
        «Шейли, ты зациклилась на том, что все эти случаи связаны между собой, а что, если это не так? Скорее всего, ты ничего не можешь вспомнить именно потому, что так отчаянно цепляешься к этим долбаным видениям! - рассуждает у меня в голове Рейчел. - Что, если авария случилась по какой-то другой причине, например, из-за стычки с Бритни? Такое ведь возможно?»
        - Так вот почему, навещая меня в больнице, Мэтью заботился не столько о моём состоянии, сколько о том факте, помню ли я про Бритни, - ошарашенно бормочу я, невидящими глазами глядя перед собой. - Что же такого я должна помнить о ней?
        Тяжело вздыхая, я запрокидываю голову на спинку дивана, с минуту вглядываясь в потолок, словно в поисках ответов или каких-то подсказок. Меня не покидает ощущение, будто что-то важное постоянно ускользает от меня. Стоит мне сделать шаг вперёд, придвинуться к разгадке, как меня снова обступает тьма. Почва под ногами превращается в зыбучие пески. Я проваливаюсь во мрак.
        Внутренним взором смотрю по сторонам, в надежде снова стать частью жуткого видения. Мне хочется вновь почувствовать затхлый запах подвала, услышать скрип ступеней, но главное, различить во мраке сгорбившийся силуэт пленницы. Поймать на себе её затравленный, полный отчаяния и боли взгляд. Она - недостающий кусочек пазла. Она - мой ключ к событиям восемнадцатого августа.
        Но её нет. Я здесь совершенно одна.
        Открываю глаза. Моё тело бьёт мелкой дрожью, яркое напоминание о том, что пришло время принимать лекарства. Сегодня четвёртый день, как я самовольно отменила приём викодина и других пилюль доктора Дюбуа. И сегодня я чувствую себя значительно хуже, чем вчера. На лбу выступает испарина. Закрываю лицо руками, чувствуя, как слёзы катятся по щекам. Всю свою жизнь я отчаянно бегу от прошлого, неистово избегая любого сравнения с матерью. «У нас нет ничего общего», - словно мантру повторяю я всю жизнь. Однако бессмысленно отрицать очевидное. У меня с ней больше общего, чем мне хотелось бы. И особенно ясно я понимаю это, когда ловлю себя на мысли: «Как было бы хорошо унять эту дрожь, подавить тревожность, ощутить лёгкость телом и душой, как хорошо было бы выпить хотя бы ещё одну таблетку викодина…»
        - Ненавижу! Ненавижу! - кричу я, швыряя в стену первый попавшийся под руку предмет. - Я не такая, как ты! Я не ты! Не ты!
        ***
        Мне потребовалось некоторое время, чтобы вновь обрести контроль над своим телом, эмоциями, а главное, разумом. Я всё ещё блокирую воспоминания о матери и страшные сравнения, которые, точно черви, лезут мне в мысли. Внимание моё сосредоточенно на записях, сделанных Рейчел накануне вечером. Эти исписанные листы бумаги и разные чертежи скорее похожие на детские каракули, чем на мысли взрослого, но это всё, на что я могу рассчитывать, если хочу растормошить память.
        По нашим с Рейчел подсчётам, своих жертв Лос-Анджелесский убийца держит у себя десять дней, после чего выбрасывает тела на парковках супермаркетов. Если Бритни у него, то жить ей осталось недолго, особенно учитывая тот факт, что она в положении. Вспоминая о её беременности, я машинально кладу руку себе на живот. Мне неизвестно, какой у Бритни срок, но думаю, месяцев пять, не больше. Это самое прекрасное время беременности, когда ты уже пережила токсикоз и научилась жить в гармонии со своими новыми привычками, желаниями. К этому сроку встреча с малышом перестаёт казаться чем-то далеким, ведь ты уже чувствуешь его первые робкие движения в твоей утробе. Твоё воображение охотно рисует кроху: папины глаза, мамина улыбка, щёчки, как у бабушки, носик от деда. Однако если Бритни Мур действительно стала очередной мишенью маньяка, то в этот самый момент она не думает о том, на кого будет похож её нерожденный малыш и кем он вырастет. Она думает лишь об одном: останутся ли они в живых?
        Я возненавидела этого малыша, едва только узнала о его существовании. Беременность Бритни я восприняла как очередное предательство. И тут такой поворот. С чего это вдруг Вселенная сделала мне столь щедрый подарок, ведь всю мою жизнь она, казалось, была глуха к моим мольбам и желаниям? Какова вероятность того, что всё это роковая случайность?
        «Исчезновение Бритни - самая настоящая подстава! Не удивлюсь, если она сейчас лежит где-нибудь у бассейна, смакуя безалкогольный мохито», - звенит у меня в ушах голос Рейчел.
        Ещё несколько часов назад эта мысль казалась единственно возможной. Но какая женщина (беременная женщина!) согласится играть в такие игры? Кто вообще в своём уме будет примерять на себя образ жертвы серийного маньяка? А главное, для чего? Но сейчас, просматривая социальные страницы Бритни Мур, я уже не так категорична. Теперь, кажется, я вижу не только возможность, но и мотив.
        Последнее сообщение на её странице датировано двадцать восьмым сентября, и это фото, с которого на меня смотрят счастливые лица Мэтью, Бритни и Патрика. Все они одеты в какие-то дурацкие свитера наподобие тех, что так модно надевать на рождественские праздники, только эти выполнены в бирюзовых тонах. Но мне не хочется их разглядывать, я не могу оторвать глаз от дикой подписи. От этого простого слова у меня сводит внутренности.
        - Семья, - почти шёпотом читаю я по слогам. - Семья?
        От шока у меня перехватывает дыхание. Глаза мечутся между нелепой формулировкой и радостным лицом сына. Когда они успели сделать эту фотосессию? Кто дал право этой суке размещать такие снимки? Даже я не выкладываю фотографии сына на своих страницах в сети, а у меня куда больше прав! Я его мать! Я его настоящая и единственная семья! Почему Патрик мне ничего об этом не сказал?
        Ответ на этот вопрос у меня всегда был перед глазами. Патрик не раз пытался мне рассказать о том, как они здорово проводили время втроём. Каждый раз, возвращаясь после встречи с отцом, он светился от счастья, рассказывая, какая Бритни добрая, внимательная. Как с ней весело играть, дурачиться и даже хозяйничать на кухне. Именно она, а не я, научила его жарить яичницу и замешивать тесто для блинчиков. Он восторгается ей. Он принял её. Он полюбил её. А я отказывалась в это верить. Отказывалась принимать. Она смогла обмануть Патрика, но не меня. Для меня всё это было сплошным лицемерием, притворством. И теперь я таращусь на снимок с угрожающей подписью: «Семья».
        Десять друзей этой суки прокомментировали это фото чередой радостных мордашек и пронзёнными сердцами, и только некая Клаудия Льюис оставила внятный след:
        - Ты этого достойна, детка, я тебя люблю, - читаю я, кусая губу.
        У меня есть не меньше пяти идей того, что это могло бы означать, однако это мои мысли, и я понятия не имею, что хотела этим сказать Клаудия. Щёлкаю пальцем по её иконке и - о счастье! - страница открыта для таких виртуальных странников, как я.
        Просматривая профиль Клаудии, я не перестаю таращить глаза, подмечая, с какой активностью эта девица размещает посты. Удивительно, что среди сообщений о том, как она проснулась, позавтракала с бойфрендом в закусочной, прокатилась на байке, отхватила шикарные джинсы всего за доллар, выпила коктейль за счёт заведения, покутила на девичнике у подруги, нет подробного сообщения о том, как она сходила в туалет. Уверена, что изображение её фигурных фекалий стало бы изящным дополнением всего этого бреда, на который она так бездумно тратит время своих подписчиков.
        - Две тысячи фолловеров, серьёзно? За просмотры этого дерьма должны ещё доплачивать, - возмущаюсь я, прокручивая ленту её сообщений до двадцать восьмого сентября.
        Удивительно, но за весь день она сделала только три публикации. Первая и вторая посвящены её бойфренду, но вот третья… На снимке рыжеволосая Клаудия Льюис пылко льнёт к щеке своей коллеги. Я приближаю телефон к лицу, с презрением и ненавистью заглядывая в глаза блондинки в синей униформе магазина. Но убийственным для меня этот снимок делают отнюдь не их довольные рожи, а красноречивая подпись: «Будущая миссис Гилмор». Меня тошнит. Телефон обжигает руки, швыряю его в сторону и, вытянувшись как струна, устремляю взгляд к потолку. Слёзы обиды душат меня, но я не издаю ни звука. Закрываю глаза и вижу себя в пышном белом платье. Я примерила его лишь однажды, когда мы с Рейчел выбирали ей свадебный наряд. Я была подружкой невесты, но Рейчел была уверена, что Мэтью со дня на день тоже сделает предложение, поэтому у меня были все основания хотя бы одним глазком заглянуть в своё обозримое будущее. Я выбрала платье от Веры Вонг. Ценник был запредельным, но, едва увидев себя в зеркале, я поняла, оно стоит своих денег. Эффектно поднимая грудь, платье спадало вниз рванными крученными облаками. А чёрная
атласная лента с изящным бантом подчёркивала тонкую талию, делая меня похожей на Барби. Я кружилась на постаменте, поочередно кривляясь в каждое зеркало. В тот момент, казалось, исполнилась моя самая смелая мечта детства: я почувствовала себя настоящей принцессой.
        - Давай его тоже купим, - предложила тогда Рейчел. - Если он тебя увидит в этом платье, то уже не сможет так жестоко тормозить!
        «Нет, ты же знаешь, это плохая примета. Вот сделает предложение, и я его сразу же куплю!» - слышу я в ушах свой ответ, чувствуя, как слеза скатывается по щеке. Тогда я ещё не знала, что роль будущей миссис Гилмор Мэтью предложит другой.
        - Патрика я тебе не отдам! Он мой! - рычу я, возвращаясь на страницу Бритни.
        Несколько месяцев назад, после моего уничижительного послания на её странице, Бритни не просто заблокировала меня, но и сделала приватным статус своего аккаунта. Однако к тому моменту я успела подстраховаться. Мускулистый мачо на аватарке со слащавым именем Крис Дормэн - мой проходной билет. И именно он, а не я, пишет сейчас новое личное сообщение Бритни Мур.
        «Привет, красавица, - пока я набираю эти слова, меня буквально перекашивает от злости и презрения, но я продолжаю, - ну и переполох ты устроила! Детка, ты прям звезда прайм-тайма! Дай знать, куда сбежала, и я буду там через полчаса. Нам давно пора уже как следует оттянуться, когда, если не сейчас?»
        - Твой Крис, - выплёвываю я, подписывая свой опус, и, прежде чем тошнота поднимется к горлу, нажимаю кнопку «Отправить».
        У меня нет никакой уверенности, что она проглотит наживку и выйдет на связь, но я не могу сидеть сложа руки, молча наблюдая за тем, как эта мразь ворует мою семью.
        4
        Вечер, 13 октября
        Я была уверена, что закрыла глаза всего лишь на минуту, но, когда вновь открываю их, гостиная уже едва подсвечивается багровыми закатными лучами солнца. Этот день мы собирались провести с Патриком в зоопарке. Думая об этом, я невольно вспоминаю широкие дорожки парка, петляющие между вольерами с животными. Как правило, стоит нам отстоять очередь и наконец войти в высокие ворота, как Патрик тут же хватает меня за руку и уверенно тащит вперёд, мимо тропических лесов и озера с фламинго. Дети с гамом носятся вокруг. Для многих из них это первое знакомство с представителями фауны, и они с любопытством тычут пальцами в разных направлениях, пытаясь привлечь внимание родителей. И в такие моменты я нередко слышу, как Патрик на ходу бросает им нужные ответы: «Это опоссум, а это енот». Та важность, с которой он это делает, вызывает у меня умиление. В такие моменты я расплываюсь в улыбке, сильнее сжимая его маленькую пухлую ладошку, позволяя ему уверенно вести меня вперёд. С тех пор, как Патрику исполнилось шесть, в зоопарк мы приходим только ради слонов.
        И стоит мне только обо всем этом подумать, как мимолетная мысль о том, чем Патрик занимался сегодня, становится непреодолимой. Желание крепко прижать сына к груди, дышать им, чувствуя, как бьются в унисон наши сердца, сводит меня с ума. Я не могу больше ни минуты сидеть дома, а потому хватаю с пола сумку и, надвинув на лицо кепку, выбегаю за дверь.
        Свора журналистов всё ещё дежурит внизу. Они бросаются в атаку едва я выезжаю из паркинга. Их микрофоны бьются в стёкла, и я жмурюсь от ярких вспышек камер. Год назад, когда я активно претворяла в жизнь свою мечту стать писателем, одним из главных магнитов этого пути для меня была слава. Мне хотелось внимания прессы, хотелось чувствовать себя важной и значимой. Однако сейчас, осторожно проезжая мимо журналистов, сжимая руль вспотевшими от напряжения ладонями, я готова на всё, лишь бы снова стать неприметной мошкой.
        - Ответьте, это вы? Почему вас выпустили? В чём именно вас обвиняют? С вами уже связывались родители погибших девушек? - звучит мне вслед череда жутких вопросов, когда я наконец могу выжать до упора педаль газа.
        Я въезжаю в Венис, один из самых оживлённых прибрежных районов города. Здесь находится главный магнит неспящей молодежи и туристов - красивая набережная, но меня сюда манит кое-что другое. Я паркуюсь за несколько кварталов до конечной цели своего маршрута и, смешавшись с толпой, уверенным шагом прокладываю путь к дому на улице Паней-уэй. Усаживаясь прямо на обочине, я жадно вглядываюсь в окна, пытаясь найти то единственное, где смогу хотя бы издалека увидеть силуэт своего сына.
        Настойчивая трель мобильного, похороненного где-то на дне сумки, выводит меня из ступора, в котором я пребываю, вглядываясь в подходящее, на мой взгляд, окно. На экране высвечивается имя Сьерры Велез. Мгновение я просто смотрю на пиликающий в руках телефон. Если бы не её показания, возможно, я бы не оказалась в таком дурацком положении. Детективу Ферту не за что было бы зацепиться… или всё-таки было?
        - Добрый вечер, Сьерра, - говорю я в трубку.
        - Ой, Шейла. У тебя всё в порядке? - заботливо интересуется она. - Я тебе вчера пыталась дозвониться, но так и не смогла. Как у тебя дела? Мне в пятницу звонили из полиции, спрашивали про тебя. Я так испугалась, пыталась узнать, что случилось, но офицер просто попрощался и положил трубку. Что у тебя стряслось?
        Она кудахчет без пауз, задавая один вопрос за другим. И я не пытаюсь даже вклиниться в её монолог, пока она не начинает мне пересказывать последний выпуск новостей, в котором мелькнуло моё лицо.
        - Сьерра, я не имею к этому никакого отношения. И ты мне никак не могла навредить своими показаниями, не переживай. Это просто недоразумение, - бесцветно выдыхаю я, желая поскорее закончить эту беседу.
        - Дай то бог. А то я начала уже серьёзно волноваться. Знаешь, ведь в тот день после тебя к нам приезжала какая-то девушка. Спрашивала разное…
        - Что ещё за девушка? - перебиваю её я, поднимаясь с земли.
        - Не знаю, она не представилась. Сказала, что они с мужем подыскивают дом в этом районе, и ей кто-то сказал, что наш находится в аренде. Вот она и пришла взять контакты хозяев, чтобы сделать выгодное предложение.
        Рассказ Сьерры, ещё секунду назад заставивший меня содрогнуться от растущего напряжения, на деле оказался очередной ничего не значащей историей из жизни запертой в четырёх стенах домохозяйки.
        - Мне никто не звонил, и можешь не волноваться, я не собираюсь продавать дом, - бросаю я, испытывая раздражение.
        - Я знаю, она и не могла бы позвонить, ведь я не давала ей твоего номера.
        Сьерра продолжает щебетать, но я теряю интерес к этой болтовне, снова вглядываясь в интересующее меня окно. Кажется, я вижу чей-то силуэт. Привстаю на цыпочки и, прикусив губу, напрягаю зрение.
        - Тогда я сразу не подумала об этом, но после того, как я увидела новости, мне это всё почему-то показалось странным. Мне кажется, эту девушку интересовал вовсе не дом, - продолжает сыпать ненужной информацией Сьерра.
        Вытягиваю шею. Мне кажется, это Патрик в окне. Машу ему свободной рукой, пытаясь привлечь внимание.
        - Она больше спрашивала о тебе. Как часто ты здесь бываешь? Чем занимаешься? Мне это показалось простым любопытством, но после всех этих событий… Диего считает, что я себя накручиваю. Скорее всего, он прав, хотя знаешь… это, наверное, звучит странно, но мне показалось тогда, что эта девушка… то, как она выглядела… она словно пыталась сделать всё, чтобы я не могла её запомнить.
        - Что это значит? - ошарашенно спрашиваю я, тяжело падая на пятки.
        - Ну так я же говорю, она всё время была в солнцезащитных очках, таких больших, круглых, на пол лица.
        - Но тебе же удалось её разглядеть, верно? Может быть, она похожа на пропавшую девушку, которую показывают в новостях? Она была беременна?
        - Ой, не знаю. Я же говорю, лица её было не разглядеть. Эти дурацкие очки и кепка - всё, что я видела. А про беременность… вообще-то я обычно сразу обращаю на это внимание, но тут почему-то не заметила. Помню только, что на ней были чёрные джинсы и синяя футболка.
        Земля уходит у меня из-под ног. Я не могу больше ни минуты стоять на месте. Ни разу больше не взглянув в окно дома напротив, я медленно бреду по улице, в сторону парковки, где бросила свою машину. Я продолжаю слушать взволнованную речь Сьерры, раз за разом прокручивая в голове описания таинственной незнакомки.
        - …а потом она села в свой серебристый «Приус» и умчалась прочь, - слышу я в трубке.
        - Какая у неё машина?
        - Серебристый «Приус», но номер я не запомнила. Вот я и думаю, стоит ли мне звонить в полицию? Я просто не знаю, что нужно говорить, а что…
        - Сьерра, никуда больше звонить не надо. Но если эта девушка вдруг снова объявится, сразу дай мне об этом знать, хорошо? - выдыхаю я.
        - Конечно. Ещё раз извини, если я сказала что-то…
        Я нажимаю отбой.
        ***
        Рассказ Сьерры, словно заезженная пластинка, крутится у меня в голове, пока я бесцельно катаюсь по району. До этого момента часть меня пыталась найти во всей этой истории с кознями Мэтью и Бритни какую-то лазейку, событие, которое могло бы хоть как-то приблизить меня к разгадке жутких видений. Но, возможно, Рейчел права: бессмысленно отрицать очевидное, когда все ниточки ведут к одному и тому же человеку.
        - Но почему теперь? И как давно они вообще это всё планировали? - бубню я, выруливая на парковку, чудом избежав очередной осады неугомонной кучки журналистов.
        Глушу двигатель и с облегчением выдыхаю, запрокидывая голову на спинку своего сидения. От гула мыслей у меня кружится голова. Закрываю глаза, мысленно стараясь выстроить события в одну линию, мне важно понять, когда всё это началось. Когда Мэтью всерьёз задумал отобрать у меня сына? Когда он перешёл от пустых угроз к реальным действиям?
        В день аварии, когда пришёл сообщить о том, что скоро снова станет папой? Когда назначил мне встречу где-то на Вилла Вудс Драйв, а может быть, в тот момент, когда умышленно столкнул меня с дороги? Кто из них сидел в ту ночь за рулём? Бритни… или это всё-таки сделал Мэтью?
        - Хватит! - кричу я, ударяя растопыренными ладонями по рулю.
        Оглядываюсь по сторонам, внезапно осознавая, что всё ещё сижу в своей машине на парковке.
        - Хватит, - почти шёпотом повторяю я, с трудом вылезая из машины.
        От внезапно охватившей слабости меня шатает из стороны в сторону. Головокружение усиливается, заставляя всё вокруг дрожать и расходиться волнами. Каждый поворот головы усиливает приступ тошноты. Желание поскорее упасть на диван заставляет меня интенсивнее шаркать ногами к цели. Оказавшись в лифте, я нажимаю кнопку четвёртого этажа и, вжимаясь спиной в стену, закрываю глаза. Двери послушно начинают смыкаться, как вдруг вновь резко распахиваются. В нос бьёт дурманящий аромат поджаренного пеперони, хрустящего теста, томатов. Я буквально ощущаю кусочек этой сочной пиццы у себя во рту. Желудок жалобно урчит, нарушая тишину кабинки.
        - Привет! Как дела, местная знаменитость? - приветствует меня знакомый мужской голос.
        Открываю глаза, встречаясь взглядом с ухмыляющимся соседом из квартиры 4F. Тяжело сглатываю, переводя взгляд на коробку с пиццей.
        - С тобой всё в порядке? - продолжает он, пока лифт мучительно долго карабкается вверх.
        - Всё хорошо, - отвечаю я, опуская взгляд и сильнее сжимая поручень у себя за спиной.
        - Эти журналисты, как стая стервятников, но, главное, не паниковать, и тогда они отстанут.
        Смотрю на него исподлобья, чувствуя, как брови медленно ползут вверх. Сосед уверенно смотрит мне в глаза и едва заметно кивает головой.
        - А тебя не страшит, что всё это может оказаться правдой? - к собственному удивлению, спрашиваю я, когда над головой раздаётся знакомый стоп-звонок.
        - Нет, - отвечает он, пожимая плечами. - Даже если ты действительно вспорола тех девиц, я-то тут при чём? Я качок, а не сексапильная блондинка.
        Двери лифта открываются, и он пропускает меня вперёд. С трудом отпускаю поручень и делаю первый шаг к выходу. Аромат пиццы щекочет мне нос. Пустой желудок снова даёт о себе знать громким протяжным урчанием.
        - Кстати, а почему девушки? - слышу я за спиной, копаясь в своей сумочке в поисках связки ключей.
        - Что? - спрашиваю я, резко оборачиваясь.
        Голова тут же идёт кругом. Ноги едва меня держат. Я прислоняюсь к стене, чтобы перевести дух.
        - Да я шучу! Кстати, как насчёт ужина по-соседски? У меня тут огромная сочная пицца пеперони.
        Перевожу взгляд на ароматную коробку у него в руках. Жадно поведя носом, я чувствую, как рот наполняется слюной в предвкушении вкусной пищи. Чувство голода сводит меня с ума, и я с ужасом осознаю, что, отказавшись от такого заманчивого приглашения, буду вынуждена либо довольствоваться крекерами (единственное, что осталось после нашего с Рейчел завтрака) или же изводить себя голодным ожиданием, пока мне доставят такую же сочную коробку.
        - Ну так что, ты согласна?
        От этого простого вопроса у меня по коже бегут мурашки. Игривая интонация, с которой он обращается ко мне, кажется смутно знакомой. Заставляю себя заглянуть ему в глаза - в них беснуются лукавые огоньки. Смутное чувство тревоги прокатывается по телу, но, когда с моих губ готов сорваться отказ, желудок с новой силой сводит от голода.
        - Хорошо, - говорю я, позволяя ему увлечь меня за собой.
        Мы подходим к двери с номером 4F. Очередная остановка на моём пути к желанному ужину. Аромат пеперони дурманящим облаком окутывает меня. Я жду, что сосед сейчас начнёт лязгать ключами, но вместо этого он просто нажимает на ручку, распахивая передо мной дверь в своё жилище. Маленький клочок комнаты встречает меня буйством красок в интерьере.
        - Проходи, не теряйся!
        Коробку с пиццей он бросает на стол в гостиной, а сам идёт на кухню.
        - Почему ты не запираешь дверь?
        - А кого мне бояться? Тебя? Не смеши, - парирует сосед, салютуя мне фужерами.
        Меня передёргивает от звона стекла. Встревоженно оборачиваюсь, бросая взгляд на дверь. Рука интуитивно тянется к дверной ручке. Я всё ещё могу уйти.
        - Предлагаю начать с вина, что скажешь? - в той же игривой манере продолжает сосед, и я слышу глухие хлопки за спиной.
        Стараясь не делать резких движений, я поворачиваюсь на пятках. Он уже сидит на кожаном диване, постукивая своей массивной пятернёй по подушке рядом с ним. Затуманенным взглядом смотрю по сторонам, пытаясь понять, откуда взялось это странное чувство тревоги. Может, это просто голод? Чего такого страшного может сулить мне ужин в нескольких шагах от дома?
        - Ну чего ты там встала, как чужая?
        Тяжело сглатываю вязкую липкую слюну, пока сосед открывает моему взору ароматную пиццу. Она выглядит именно так, как я представляла. Поджаренные хрустящие корочки теста и вкуснейшая сыро-томатная начинка с яркими дисками пеперони. Желудок сводит судорогой. Я не могу сопротивляться. Я сдаюсь, делая шаг вперёд. Сосед протягивает мне сочный кусок, и я тут же плюхаюсь на диван рядом с ним. Зубы жадно вонзаются в пиццу. Фейерверк вкусов взрывается у меня на языке, и я закрываю глаза от наслаждения.
        - За встречу! - предлагает тост сосед, поднимая свой бокал с вином. Я и не заметила, как он успел открыть и разлить красное вино.
        - За встречу! - отвечаю я, делая глоток.
        Проглатывая второй кусок пиццы, я наконец ощущаю прилив сил, несмотря на приятную расслабленность в теле. Сосед подливает мне ещё вина, и я ловлю себя на мысли, что понятия не имею даже, как его зовут. Уверена, что он называл мне своё имя, но вот только которое из них верное: Джек, Джон, а может быть, Джордан?
        - Джеймс, просто Джеймс, не Бонд, - отвечает сосед, словно прочитав мои мысли.
        Подмигивая мне, он снимает с себя куртку и не глядя бросает на пол. После чего вальяжно облокачивается на спинку дивана, и я чувствую, как его пальцы запутываются у меня в волосах. К тревоге, всё ещё пульсирующей где-то в глубинах моего разума, присоединяется странное чувство отвращения. Вероятно, так он обольщает всех своих девушек, с которыми потом яростно предается оргиям в постели. Мимолётное вспоминание пикантных видений заставляет мои щёки вспыхнуть красным огнём.
        - Ну так что, ты мне расскажешь правду о своей тёмной стороне или о ней ты тоже предпочитаешь не вспоминать? - спрашивает Джеймс, нависая над моим ухом.
        От его горячего дыхания у меня по коже бегут мурашки. Тяжело сглатываю, отодвигаясь в сторону. Сейчас самое время поблагодарить хозяина за чудесный ужин и уйти к себе, но я отчего-то продолжаю сидеть на месте.
        - Давай ещё выпьем для храбрости? И тогда ты мне всё не только расскажешь, но и покажешь, да? - мурлычет он, помогая мне осушить ещё один бокал вина.
        Голова становится тяжёлой. Я всё ещё сижу на диване, но меня не покидает ощущение, будто я в лодке, свободно дрейфующей на волнах. Бескрайний океан раскачивает меня из стороны в сторону, ещё немного - и я упаду. На самое дно. Тьма затягивает меня, но Джеймс спасает меня, протягивая руку. Я чувствую его твёрдые сильные пальцы, когда он сжимает мою ладонь, помогая подняться. Он стоит слишком близко. Настолько близко, что я не только чувствую жар дыхания, но и физически ощущаю мощь его тела.
        «Пора уходить», - жужжит в голове, но мои ноги словно налились свинцом. Я продолжаю стоять на месте.
        - Расслабься, я не обидел тебя тогда, не сделаю этого и сейчас. Ты же меня знаешь, правда? - нашёптывает Джеймс, проводя тыльной стороной ладони по моей щеке.
        Приятная истома прокатывается по телу, и только его крепкие руки помогают мне удержаться на ногах. Где-то на задворках моего сознания эхом звенят его слова. Мозг тщетно пытается ухватиться за какую-то мысль, но Джеймс берёт меня за руку и, забывая обо всём, я безвольно следуя за ним в спальню.
        5
        Утро, 14 октября
        Я просыпаюсь от дикой мигрени. С трудом разлепляю веки. Каждый взмах ресниц отдаётся свинцовой болью в затылке. Слабость во всём теле граничит с параличом, я едва могу пошевелить ногами. Во рту всё пересохло настолько, что язык отказывается шевелиться. Поворачиваю голову вправо, в надежде увидеть бутылку с водой на прикроватной тумбочке. Но её нет. Нет ни воды, ни прикроватной тумбочки. Только стена насыщенного изумрудного цвета. Часто моргаю, чувствуя, как нарастает звон в ушах, но картинка перед глазами не меняется. Вскакиваю на подушках, осматриваясь по сторонам. Это не моя спальня, не моя постель. Меня накрывает паника и я снова падаю на подушки, упираясь взглядом в потолок. Закрываю лицо руками и тут же чувствую холодный ожог на щеке и жуткий, раздирающий душу звон цепей. Одёргиваю руки, внезапно замечая стальной наручник, браслетом защёлкнутый у меня на левом запястье. Второе кольцо немыслимого аксессуара свободно болтается на короткой цепочке. В мозгу яркой вспышкой появляется странное видение, в котором я голая лежу на простынях, руки мои прикованы к кровати, а перед глазами маячит
улыбающийся смайлик. Стараясь не шуметь, я сбрасываю с себя простынь и с ужасом осознаю, что под ней я совершенно голая. Таращусь на своё собственное тело, отчаянно пытаясь вспомнить, что здесь произошло.
        Я сама сюда пришла? Сама разделась? Что здесь вообще было? Где я, чёрт возьми?
        Одними глазами смотрю по сторонам. Спальня выглядит знакомой, словно мне доводилось бывать здесь прежде: глубокого изумрудного цвета стены, плотные зелёные бархатные занавески с малиновыми кисточками, ковёр овальной формы с мелким узором в багровых тонах, люстра с круглым тряпичным абажуром. При этом из мебели в комнате нет ничего, кроме кровати с металлическим кованым изголовьем, с которого свисает ещё одна пара наручников. И только теперь я замечаю характерную алую бороздку на левом запястье. Нарастающее чувство тревоги сжимает грудь, становится нечем дышать.
        Стараясь не звенеть пристёгнутым наручником, я аккуратно встаю с кровати, тут же наступая на что-то мягкое и влажное. Голова трещит, а изображение расходится волнами перед глазами. Хватаюсь за изголовье кровати левой рукой и только после этого медленно опускаю взгляд. Под ногами у меня валяется тёмно-синее банное полотенце. А рядом с ним - словно новогодняя мишура - блестящие обёртки от использованных презервативов. С трудом сглатываю ком, мгновенно подкативший к самому горлу. Дыхание становится частым и шумным. Дёргаю с кровати простынь и, прикрыв ею свою наготу, на ватных ногах делаю первый шаг к выходу из комнаты.
        К тому моменту, как мне удаётся достичь цели, я буквально висну на дверной ручке, внезапно обнаруживая на полу лифчик и майку. Звон наручников разносится по всей квартире, но у меня нет больше сил сохранять тишину. Я падаю на пол, сгребая руками знакомые вещи. Я подношу их к лицу, чувствуя, как по щекам катятся слёзы. Какое-то время я сижу не двигаясь: дышу, царапаю шершавым языком, похожим на наждак, треснутые губы, которые гудят от одного только прикосновения, но главное, я напрягаю слух. Любое пространство имеет не только свой специфический запах - а здесь явственно пахнет потом, спермой и отчаянием - но и звучание. Я слышу ровный гул холодильника, монотонное тиканье часов и больше ничего. Здесь никого нет, только я.
        С трудом поднимаясь, я выхожу за дверь не оглядываясь. Квартира похожа на мою собственную, и только буйство цветов в интерьере не даёт мне ни на секунду усомниться в том, что я не дома. Тяжело шаркая ногами, я ползу по коридору, выкрашенному в тёмно-сиреневый цвет, в то время как просторная гостиная, залитая ярким солнечным светом, уже оформлена в бордовых тонах. Но это не помешало владельцу поставить в эту комнату синий кожаный диван, повесить на окна занавески с красно-зелёным рисунком и заклеить барную стойку плёнкой, имитирующей сотни ярких логотипов, хаотично налезающих друг на друга. Глядя на это всё, меня не покидает ощущение, будто я оказалась в каких-то жутких декорациях итальянских порнофильмов. И словно в подтверждение этой невысказанной вслух мыслиья натыкаюсь взглядом на внушительных размеров малиновый фаллоимитатор, одиноко возвышающийся на журнальном столике рядом с коробкой от пиццы.
        Смутное сомнение закрадывается в душу. Во рту ощущается вкус плавленого сыра, томатов и острого пеперони. Я вспоминаю, как сидела на этом самом диване. Мы пили вино и ели пиццу. Мне было весело, но… тревожно и мерзко.
        Почему я не ушла? Почему я решила остаться?
        У меня нет ответов на эти вопросы. Но я точно знаю, что не хочу ни минутой дольше оставаться в этих стенах. Я дёргаю за ручку входной двери, когда внезапно замечаю на столе свою сумку. Тяжело вздыхая, я опускаю руку.
        Хватаю сумку, желая поскорее отсюда убраться. Но вместо этого продолжаю стоять на месте, не в силах оторвать глаз от листка бумаги, что так эффектно припечатан к столу игрушкой для взрослых. Сама мысль прикоснуться к этой штуковине приводит меня в ужас. На долю секунды перед глазами снова возникают обрывки воспоминаний, где я лежу на кровати, прикованная наручниками к изголовью. Затуманенным взглядом я смотрю на мужчину, который сжимает в своей ладони жужжащую малиновую игрушку. Мне дурно. Покачиваясь на пятках, я дёргаю на себя листок.
        «Мне нужно было срочно уехать, но, я думаю, наш малиновый друг поможет тебе скрасить одиночество. Ну или мы продолжим с того места, на котором остановились, как только я вернусь. Только на этот раз я не буду накачивать тебя, идёт? И не вздумай включать старую песню про амнезию, я на это больше не куплюсь! Тебе понравилось не меньше моего!»
        Эти строчки впечатываются в моё сознание. Каждый раз, пробегаясь по ним взглядом, я точно ржавым острым гвоздём выцарапываю их в извилинах своего мозга.
        «Этого не может быть», - стучит у меня в голове.
        На нетвёрдых ногах я шаркаю к входной двери и наконец выхожу. Осознание действительности пронзает меня током. Кручу головой вправо, упираясь взглядом в дверь с номером 4B. Всё это время я была в шаговой доступности от своего дома. Оборачиваюсь назад, вытягивая за собой кусок простыни, и резко тяну на себя дверь.
        ***
        Я не помню, как зашла в квартиру и что делала, прежде чем выкрутила на полную мощь краны и вошла в душевую кабинку. Шире расставляю ноги и, упираясь руками в стену, подставляюсь под горячую струю. Наручник, что всё ещё сжимает моё запястье, звонко брякает об кафель. И тут перед глазами в бешеной круговерти начинают вращаться обрывочные воспоминания, где мне отведена роль безвольной куклы, прикованной к кровати. Запрокидываю голову, подставляя лицо под обжигающий напор воды. Животный крик, рождённый где-то глубоко в утробе, срывается с губ, когда я как подкошенная падаю вниз. Сворачиваюсь на полу калачиком, крепко прижимая колени к груди, и, закрыв глаза, лежу не двигаясь, позволяя воде смыть с меня всю грязь ночи.
        Когда я вновь поднимаюсь на ноги, моё тело горит огнём, но я всё ещё ощущаю на себе чужой противный запах. Намыливаю губку и с нажимом шаркаю ей по коже. Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох. Красными опухшими пальцами выключаю воду и наконец выхожу из душа, кутаясь в пушистый банный халат. Ощущение собственной никчёмности и убогости граничит с безумием. Хочется одного - напиться и забыться сном. Пустота в голове и слабость тела лишают меня возможности сопротивляться, и я безвольно шлёпаю босыми ногами в гостиную. Но стоит мне поравняться с входной дверью, как в глаза бросается скомканная простынь. От её белизны у меня сводит скулы, а дыхание становится частым, будто я только что бежала марафон.
        «Секс-марафон», - подсказывает едкую формулировку мой воспалённый разум.
        Фурией подлетаю к двери и, схватив плотную ткань, с силой тяну её в разные стороны. Как разъярённое животное, я раздираю её в клочья: руками, ногами и даже зубами. Совершенно обессилев, я сползаю на пол, прямо в лоскутную кучу. Запястье, на котором тяжёлым грузом болтается наручник, гудит и пульсирует от боли. Смотрю на руку и мне хочется выть. Во рту ощущается солоноватый привкус. И только в этот момент я понимаю, что по щекам моим катятся слёзы. Роняю лицо в ладони, пытаясь облокотиться на стенку дивана, но вместо мягкой ровной поверхности я упираюсь во что-то твёрдое и острое. За спиной стоит старая картонная коробка, с которой меня выпустили из полицейского участка. Глядя на неё, я вспоминаю про Бритни, про странный разговор со Сьеррой. История с таинственной гостьей на серебристом «Приусе» кажется нелепой и немыслимой. И всё же во всей этой круговерти семья Велез, пожалуй, единственные, кому нет нужды врать и строить козни. Сьерра говорит правду, я это чувствую, а значит, я что-то упускаю. Зачем Бритни понадобилось приезжать в мой дом? Что она хотела выяснить?
        Ломая голову над правильным ответом, я достаю из внешнего кармана сумочки, что валяется у входа, шпильку для волос и, выгнув её, вставляю в замочную скважину наручника. Со стороны может показаться, что я хорошо знакома с этой техникой или же действую, вдохновившись очередным детективом. На деле же всё намного прозаичнее.
        Когда мне исполнилось десять лет, к нам домой впервые приехали полицейские. И не с обычным визитом вежливости, чтобы сделать маме очередное предупреждение, как не раз бывало прежде, а с твёрдым намерением взять её под стражу. Это был выходной день, и я, разумеется, была в своей спальне. Будучи занятой своими домашними делами, я испытала настоящий ужас, когда мать начала истошно звать на помощь. Она орала так, как, должно быть, может только раненый и загнанный в ловушку зверь. Схватив свою школьную сумку, которую собиралась использовать в целях защиты, я выбежала в гостиную. Картина, которую я увидела в тот момент, ещё не один год преследовала меня по ночам в кошмарах. Двое полицейских держат мою мать, пытаясь подавить её агрессию. Руки её заведены за спину, но это не мешает ей пинаться, плеваться и громко ругаться матом, призывая в свидетели если не весь дом, то ближайших соседей точно.
        - Мама, - это было единственное, что я смогла из себя выдавить, растерянно стоя на пороге гостиной.
        Она взглянула на меня и взорвалась неистовым смехом. Сложившись пополам, она чуть не рухнула на пол, но вовремя устояла на ногах. Моё появление заметно смутило стражей порядка. Они наперебой начали задавать мне вопросы: есть ли у меня ещё какие-то родственники, говорили что-то про органы опеки. А я безучастно наблюдала за тем, как моя мать каким-то маленьким тонким предметом ловко избавляет себя от металлических оков. И уже в следующий миг, подмигнув мне на прощание, она сиганула за дверь, в очередной раз сделав выбор не в мою пользу.
        С очередным поворотом отмычки в замке что-то щёлкает, и наручники звонко падают на пол в кучу белых лохмотьев. Вращаю левым запястьем в разные стороны, наслаждаясь вновь обретённой свободой. После этого, подхватив коробку, я поднимаюсь на ноги, брезгливо стряхивая с себя ошмётки простыни. На журнальном столике разбросаны схемы, графики и какие-то чертежи, расшифровать которые под силу только Рейчел. Обречённо смотрю на эту кипу бумаг, призванную сложить мозаику и наконец явить миру истинного преступника. Не меня. Вглядываюсь в лист, на котором перечислены странные события, которым не нашлось в гладком сценарии достойного места, а потому написан он уже моей рукой. Почётное место занимают мои видения. Прежде всего, это касается, конечно, Зоуи Мейер, но и образы с участием похотливого соседа тоже вызывали у меня немало вопросов. Прежде, но не теперь. Стараясь не воскрешать в памяти фрагменты ночи, твёрдой рукой я вписываю новую строчку: «Девушка на серебристом „Приусе“ приезжала к Сьерре в среду, сразу после моего отъезда. Кто это? Бритни?»
        Не моргая, вглядываюсь в эту строчку, сама не понимая, чего жду. Озарения? В моей голове ещё никогда прежде не было так пусто и тяжело. Ни одной мысли, за которую я могла бы зацепиться, ни одной догадки, которая помогла бы мне сложить все части. Только гул и треск в ушах.
        Потирая лоб, я опускаюсь на диван, и тишину комнаты тут же нарушают чьи-то голоса, а на экране телевизора появляется сцена из какого-то фильма. Отодвигаюсь в сторону, шаря рукой вокруг себя в поисках пульта, на который я, видимо, незаметно села. От этих голосов у меня ещё сильнее начинает звенеть в голове, я определённо не настроена на просмотр очередного детективного мыла. Однако, вопреки здравому смыслу, направив пульт в сторону телевизора, я не нажимаю кнопку «Выключить», а начинаю листать каналы.
        «Как дела, местная знаменитость?» - в ушах звучит игривый голос соседа, от которого всё внутри содрогается.
        У меня нет никаких оснований полагать, что за эту ночь в деле Бритни появились какие-то изменения. И думаю я так, прежде всего, потому, что мой телефон не разрывается от звонков Рейчел, открывающихся торжественной репликой: «А я говорила!». Мой телефон молчит. Ни одного пропущенного звонка, ни одного текстового сообщения. Меня словно нет. Такое чувство, будто я умерла. Кусаю губы, продолжая щёлкать каналы, пока на экране не появляются кадры того, как я выезжаю из паркинга. Десяток журналистов, будто стая разъярённых шакалов, бросается на мой «Форд» со всех сторон, пытаясь вывести меня на чистоту своими каверзными вопросами: «Почему вас выпустили? В чём именно вас обвиняют? С вами уже связывались родители погибших девушек? Это вы убили тех девушек?».
        Закрываю уши руками, монотонно качая головой из стороны в сторону. Одно дело читать о себе статьи, но видеть себя на экране телевизора - совсем другое. Мне дурно. Палец зависает над кнопкой «Выключить», когда закадровый голос сообщает:
        - Шейла Нельсон до сих пор отказывается отвечать на вопросы и давать какие-либо комментарии по делу о похищении Бритни Мур и своей причастности к трём другим подобным случаям. И всё же нашим корреспондентам удалось найти человека, который не только близко знаком с мисс Нельсон, но и долгое время занимался её творческим наставничеством.
        У меня темнеет в глазах, но самодовольное рыхлое лицо Гарольда легко пробивается сквозь эту теневую завесу. Маленькие поросячьи глазки буквально впиваются в меня с экрана.
        - Сказать, что я хорошо знаю Шейлу, я не могу, хотя она проработала со мной бок о бок почти десять лет. Однако про таких людей, как она, обычно говорят, что и всей жизни будет мало, чтобы понять, что творится у них в голове. Она всегда была для меня загадкой. Молчаливая, замкнутая, однако с амбициями настоящей звезды. Ей хотелось славы, внимания. Работа помощником редактора её явно тяготила, - говорит он, красуясь на камеру, и я чувствую, как его эго раздувается до небывалых размеров в этот миг славы. - Она решила попробовать себя в качестве автора. Ей, вероятно, казалось, что она сможет затмить нашу Эрику Свон. Но на деле это были жалкие потуги. Получилось из рук вон плохо, и я ей, естественно, указал на ошибки. Но я и подумать не мог, что моё замечание о том, что сцены насилия лишены правдивости, может толкнуть её на такой шаг. Нет, я не хочу никого обвинять, но ведь Шейла действительно слетела с тормозов: нападение на девушку, арест, суд, принудительная терапия. Ну и если говорить про эти убийства, то кто-то ведь их совершил, кто-то, кто до сих пор безнаказанно ходит по улицам Лос-Анджелеса.
Разве это нормально? Разве так должно быть?
        - Чтоб ты сдох! Сдохни, мразь! - ору я, швыряя в телевизор пультом.
        6
        Полдень, 14 октября
        Вот уже больше часа, как я неподвижно сижу на диване в своей гостиной. В тишине и полном одиночестве. По инерции проверяю телефон, хотя и без этого прекрасно знаю, что мне никто не звонил и не писал. Никто. Даже Рейчел. Мне всегда казалось, что в моей жизни был только один человек, который меня предал, - моя мать. Но сейчас, оглядываясь назад, анализируя свою жизнь, меня коробит мысль, что именно она, пожалуй, всегда была предельна честна со мной. Её никогда не смущал ни мой нежный возраст, ни эмоциональное состояние, ни важность подбора нужных слов или выбор правильного момента - всё это были ненужные и ничего не значащие условности. Единственное, что было важно, это правда. Горькая, неприглядная, беспощадная правда, которой мать всегда била наотмашь.
        В последнее время я часто вспоминаю о ней и, кажется, сейчас, глядя на старую, потрёпанную временем коробку, что лежит рядом со мной, понимаю почему. Провожу пальцем по шершавой поверхности картона, там, где когда-то своей рукой написала одно лишь слово: «Мама». Это всё, что я унаследовала от матери, дом в Малибу не в счёт, для меня он навсегда остался домом бабушки с дедушкой, моей тихой гаванью, сказочным замком из девичьих грез.
        - Похоже, время пришло, - шепчу я.
        Содержимое коробки похоже на сваленный в кучу мусор, но никак не на семейные реликвии. Вероятно, копы беспардонно перевернули здесь всё вверх дном, впрочем, так они поступили не только с этой коробкой, но и со всей моей жизнью. Аккуратно беру в руки фотографии. Они представляют собой разрозненные фрагменты прошлого. С первой фотографии на меня смотрит красивая девушка с длинными каштановыми волосами, волнами спадающими на плечи. Такой я маму не помню и не знаю, такой она была задолго до моего рождения. Яркой, счастливой и трезвой. На следующем снимке, минуя несколько лет, мы уже вместе: мне ещё нет и года, я сижу на руках мамы с пустышкой в половину лица. Но уже на другой фотографии мне лет пять, и я радостно размахиваю букетом из одуванчиков, стоя посреди детской площадки. Эти осколки прошлого никак не откликаются в душе, я совсем не помню того времени. Зато мне никогда не забыть день, когда был сделан следующий снимок. На нём я стою, прижавшись к маме, на фоне рождественской ёлки. На первый взгляд, мы выглядим как счастливые мама с дочкой, но на деле то, что может показаться улыбкой на моём
лице, не что иное, как гримаса, пропитанная болью и страданиями. В тот день мы пошли в магазин, чтобы купить мне куклу на деньги, что накануне вечером мне подарили бабушка с дедушкой. Это должна была быть Барби в шикарном бальном платье, такая же, как та, что была у моей одноклассницы Патриши Коул. И я бы смогла осуществить свою мечту, если бы мама, по непонятным мне причинам, не решила внезапно воплотить свою, потратив большую часть денег на памятное фото с Сантой. Так я осталась без заветной куклы, зато на память о том дне теперь есть это дурацкое рождественское фото, на котором мама, пожалуй, единственный человек, который смотрит в камеру с искренней, настоящей улыбкой.
        Я была уверена, что по прошествии стольких лет смогу спокойнее относиться к прошлому, но, видимо, я ошибалась. Воспоминания тысячей маленьких иголок вонзаются в мою грудь, я начинаю скукоживаться. Сгребаю снимки в стопку, и, не разглядывая, убираю в сторону.
        Тошнотворные нотки маминых духов я ощущаю прежде, чем в моей ладони оказывается потрескавшийся и уже давно пустой флакон духов «Climat». Именно так пахла моя мама после того, как прошла курс сложной реабилитации. Я убираю его подальше от себя, заходясь удушающим кашлем.
        Мне хочется смыть горестный осадок внутри, заставить себя вспомнить что-то по-настоящему доброе и хорошее. В наших отношениях ведь не всегда были слёзы, боль и ругань. Я ворошу старый хлам на дне коробки: помада, записная книжка в потрёпанном кожаном переплете, коралловые бусы, что мама надевала по особым случаям, кучка ничего не значащих магнитов и брелков, какие можно купить в любой сувенирной лавке и… моя кассета с хитами Битлз. Мама никогда не испытывала трепета перед ливерпульской четвёркой, а потому мне сложно найти логическое объяснение этой находке.
        - И зачем ты сохранила эту кассету? - спрашиваю я, и в памяти воскресает ещё один тяжелый день.
        Очередной любовник, что ночью обещал сорвать с неба луну, на утро обернулся обычным вором, который сбежал с первыми лучами солнца, прихватив мой плеер, мамин телефон и всю наличку. У нас не было денег даже на хлеб, еды про запас тоже, только выпивка. Мне пришлось просить о помощи бабушку, потому как матери было всё равно. Она молча сидела на диване, потягивая бутылку пива, безразлично наблюдая за моими голодными скитаниями по квартире, и только когда моё тихое бормотание переполнило её чашу терпения, завела свою излюбленную пластинку.
        - Знаешь, я тоже недовольна тем, что у меня есть, но я же не жалуюсь, - звучит у меня в голове её сиплый прокуренный голос. - Я просто двигаюсь вперёд. Прошлое мне уже не изменить, ты уже родилась. Но вот если бы ты была мальчиком, то мы бы сейчас не жили так. Всё было бы иначе. Но так бывает, понимаешь? Не понимаешь! А зря! Чем быстрее ты поймёшь, что не всё в жизни получается так, как ты хочешь, тем лучше! Подумаешь, он забрал твой плеер. Ну послушает и вернёт, зачем он ему?
        Плеер я так больше и не увидела. А ведь в то время он для меня был не только проводником в мир музыки, но и способом побега от реальности. Я надевала наушники, выкручивала громкость до предела: так было гораздо проще делать вид, что я ничего не слышу, не понимаю. И вот теперь, спустя столько лет, точно в напоминание о тех тяжёлых временах, у меня в руках эта кассета, но в доме нет ни одного магнитофона, чтобы я хотя бы на миг могла перенестись в прошлое.
        Выгребаю всю эту мелочёвку на диван, пытаясь подцепить ногтем какой-то конверт, прилипший ко дну коробки. С одной стороны на него было что-то пролито, отчего чернила расползлись в разные стороны, но, даже несмотря на это, я всё ещё могу разглядеть надпись «Для Терезы Нельсон». С хрустом отдираю конверт, кажется, он испачкан в джеме, а может быть, даже в детском питании. Письмо выглядит потрёпанным и уставшим, словно мы с ним ровесники. Аккуратно раскрываю оборванный край, с любопытством заглядывая внутрь. Пожелтевший от времени, разлинованный листок бумаги исписан мелким, убористым и совершенно незнакомым мне почерком. На мгновение кажется, что его мог написать мой дедушка, потому как начинается оно со слов «Моя дорогая девочка», и всё же я очень скоро понимаю, что писал его совсем другой человек.
        ***
        Я прочитала это письмо уже тысячу раз, но продолжаю делать это ещё и ещё. Мне понятен смысл каждого слова, нет никакой нужды искать подтекст. И всё же я не могу оторваться, не могу отмахнуться от него, снова похоронив на дне маминой коробке. Оно написано маме, но адресовано мне. И я ждала тридцать шесть лет, чтобы его прочитать.
        - Тридцать шесть сраных лет, мама! Чего, мать твою, ты добивалась этим, Тереза Нельсон? - внезапно ору я и стискиваю зубы.
        Швырнув письмо на стол, я встаю и на непослушных ногах, тяжело справляясь с головокружением, шлёпаю на кухню. Открываю холодильник, хотя и без этого прекрасно знаю, что из продуктов на полках - только остатки крекеров. Засовываю их в карман халата и хлопаю дверцей. Сильнее обычного. Глаза застилает пелена слёз, но это не сможет помешать мне сделать правильный выбор. Бывают дни, когда мне хочется выпить апельсиновый сок ну или кока-колу (когда были эти дни, сейчас уже и не вспомнить), бывают такие, которые согреть и скрасить способен только бокал хорошего вина, но когда мне нужно забыться, провалиться, упасть и больше не вставать, тогда… я достаю водку.
        Открываю морозилку в надежде увидеть заледенелое стекло бутылки, но её там нет. В холодильнике тоже.
        Неужели я её уже выпила?
        Оборачиваюсь назад, тут же упираясь глазами в початую бутылку водки, что стоит среди прочего алкоголя на барной стойке. Без раздумий хватаю её и, достав из кухонного шкафчика бокал под виски, плетусь в гостиную, пошатываясь на ватных ногах.
        - Всё - ложь. Вся моя жизнь сплошной обман. Ложь, ложь, ложь!
        Мои губы разъезжаются в нервной неестественной улыбке, и в следующий миг я с диким истошным смехом падаю на диван, чудом не разбив свою хрупкую ношу. Крекеры тревожно хрустят в кармане, а я не могу остановиться. Запрокинув голову, я смеюсь как ненормальная, всё громче и громче, напрягая каждую клеточку своего тела. Но всё проходит так же внезапно, как и началось. Я перестаю смеяться, меня раздирает на части ураган страстей, бушующий внутри. По щекам катятся слёзы. Большие и горькие.
        - За что ты так? Как ты могла? - дребезжащим от эмоций голосом спрашиваю я, наливая выпить.
        Одним глотком выпиваю содержимое бокала. Горячая, как огонь, водка мгновенно обжигает горло, захватывает дыхание. Я словно рыба, выброшенная на берег, широко раскрываю глаза, неистово хватая воздух губами. Запоздало достаю из кармана поломанные крекеры и трясущейся рукой забрасываю их в рот прямо из упаковки. Острые крошки царапают нёбо, липнут к языку. Я начинаю жевать, долго и тщательно, чувствуя, как в тело приходит желанный покой. Я словно парю в невесомости, в полном отрыве от реальности. Закрываю глаза, откинув голову на спинку дивана.
        Назойливая тревожная трель моего мобильного выводит меня из состояния полёта, заставляя снова вернуться на землю. Я открываю глаза, но почти ничего не вижу. Всё вокруг кружится, качается, но только не стоит на месте. Тянусь к телефону и, не глядя на экран, принимаю звонок.
        - Добрый день, Шейла, как у тебя дела? - слышу я смутно знакомый женский голос. - Я только увидела выпуск новостей, даже представить не могу, что ты сейчас чувствуешь. Кстати, что ты чувствуешь? Как ты?
        Отнимаю телефон от уха и, напрягая зрение, смотрю на экран, пытаясь узнать имя своей собеседницы. Ответ крутится у меня в голове, но мне за ним не угнаться, а потому я читаю буквально по слогам: «доктор Харт».
        - Да, день не задался, хотя и ночь была не лучше, - отвечаю я.
        - Ты выпила?
        - Всего-то бокал мерзкой тёплой водки. Ерунда.
        - Если хочешь, я могу заехать к тебе после работы. Не как врач, как друг.
        - Звучит неплохо, - хмыкаю я, чувствуя болезненный укол в груди. Рейчел мне до сих пор так и не позвонила. - Может, ты тогда возьмёшь что-то из еды?
        - Без проблем, я куплю пиццу…
        - Нет! Только не пиццу!
        7
        Вечер, 14 октября
        Настойчивый стук в дверь выводит меня из состояния ступора, в котором я пребываю. Я давно потеряла счёт времени, а потому мне сложно понять, как долго я сижу на диване в своей гостиной, невидящими глазами глядя перед собой. Я не заметила, как сгустились сумерки, разбросав на стены длинные тревожные тени. В руках у меня недопитый бокал водки. Второй? Третий? А может, четвёртый? Бутылки я не вижу, только куча бумаг на столе, поверх которых лежит пожелтевший от времени, исписанный листок бумаги.
        Стук в дверь повторяется. Заставляю себя встать с дивана и нетвёрдой походкой подойти к выходу. Голова гудит, в ушах не стихает звон цикад, но когда ноги путаются в чём-то мягком, у меня с губ срывается форменная брань:
        - Какого чёрта? Что это за хрень!
        Опираясь на стену свободной рукой, я распинываю ошмётки белой ткани. Глядя на то, как они разлетаются в разные стороны, я внезапно вспоминаю, с каким остервенением рвала эту чёртову простынь на сотни кусков. Вместе с этим в мои мысли возвращается похотливое лицо Джеймса. Делаю глубокий вдох, рывком открывая дверь.
        Пряный запах восточных специй я ощущаю много раньше, чем до моего сознания долетают тревожные фразы доктора Харт:
        - Почему у тебя так воняет? Чего это ты сидишь в темноте?
        По пути на кухню она вырывает у меня из рук бокал. Ароматный шлейф, от которого у меня мгновенно сводит желудок, заставляет обернуться, пошатываясь на пятках. Доктор Харт открывает настежь балконную дверь, и в квартиру врывается прохладный вечерний ветер. Становится зябко и неуютно.
        - Я привезла китайскую еду и пару салатов, ты не против? - спрашивает она, словно не замечая моего состояния.
        Её слова отдаются в ушах громкими щелчками: «щёлк, щёлк, щёлк». Глаза щиплет яркий свет, я жмурюсь. Кутаюсь в халат, пытаясь согреться, и, стараясь контролировать походку, иду к дивану. Мне нужно сесть.
        - Отличный выбор. Давай поедим в гостиной, - предлагаю я, наступая ногой в лужицу на ковре. Аккуратно смотрю вниз и только теперь замечаю пустую бутылку из-под водки. - Так даже лучше.
        - Что? - переспрашивает Лиза, разглядывая бумаги на журнальном столике. - А это что такое?
        - Если б я только знала! Давай сначала поедим, а потом я позволю тебе покопаться в моей голове, идёт?
        Вероятно, моё предложение принято, потому что Лиза молча протягивает мне коробку риса с бамбуковыми стеблями и жареным мясом в кисло-сладком соусе. Непослушными пальцами стараюсь совладать с палочками, которые постоянно выскальзывают у меня из рук. Голод сводит с ума, ещё немного - и я плюну на все правила этикета и начну зачерпывать еду пальцами.
        - Ложку? - спрашивает Лиза, протягивая мне пластиковый столовый прибор. Я даже не заметила, откуда она его взяла.
        - Спасибо.
        Только сейчас, сидя с набитым ртом, я осознаю, какой голодной была всё это время. Влияние алкоголя заметно притупляется, в голове появляются разные мысли. Они хаотично сменяют друг друга, лишая меня способности сконцентрироваться. Я вспоминаю о разговоре со Сьеррой, и какой-то миг мои думы заняты таинственной незнакомкой на серебристом «Приусе», но уже в следующую минуту я снова чувствую обжигающую сталь наручников на своих запястьях. Я лежу, прикованная к кровати, и жуткий малиновый фаллос противно жужжит, прокатываясь по моей щеке.
        Тяжело сглатываю. Есть мне больше не хочется. Облокачиваюсь на спинку дивана и внезапно ловлю на себе цепкий изучающий взгляд Лизы. Я смотрю ей в лицо, возможно, впервые за всё то время, что она здесь. Она сидит в кресле, забросив ногу на ногу. Безупречный костюм цвета слоновой кости, идеальная пышная укладка: волосок к волоску. И только вздувшаяся вена на лбу разрушает этот образ безмятежной грации.
        Почему она здесь?Зачем ей всё это?
        - Мне звонил детектив полиции и задавал разные вопросы. В основном его, конечно, интересовало, насколько ты научилась контролировать свой гнев и могла ли ты причинить вред Бритни или кому-то ещё.
        В оцепенении таращусь на неё, не в силах вымолвить и слова. Могла ли я причинить вред Бритни или кому-то ещё? Хороший вопрос. Если бы я только знала.
        - И что ты ему сказала? - спрашиваю я, когда пауза в разговоре становится невыносимой.
        - А сама то как думаешь? - отвечает Лиза, вытирая губы салфеткой. - Во-первых, это врачебная тайна, ну а во-вторых, мы же с тобой подруги, верно? Как я могу сказать им что-то такое, что сможет тебе навредить?
        Натянуто улыбаюсь, не зная, что думать, что сказать, что делать. Телефонная трель избавляет меня от этой пытки. Я вижу, как Лиза опускает взгляд на мой мобильный, что лежит на столе. На экране появляется улыбающееся лицо Рейчел.
        - Ты не ответишь? - спрашивает доктор Харт.
        - А зачем? Я и так всё знаю. Она хочет сказать, что сожалеет, что она не догадывалась о том, что Гарольд может дать интервью. Зачем мне отвечать, если я и так всё и про всех знаю!
        - Так прям про всех? И почему тогда я позвонила тебе сегодня? У меня тоже есть мотив?
        - У тебя? - тяну я, встречаясь с ней взглядом. - Очевидно же, что это страх.
        Доктор Харт насмешливо фыркает, и я вижу, как губы её растягиваются в подобие улыбки.
        - И чего же я, по-твоему, боюсь?
        - Ты боишься, что я сорвусь. Наделаю глупостей, и всё твоё лечение пойдёт прахом. Ты боишься своего поражения, разве нет?
        Улыбка Лизы становится мягче и шире. Она молча кивает головой.
        ***
        Сложив коробки из-под еды в мусорное ведро, Лиза возвращается в кресло, и я вижу, как её взгляд с прежней хваткой цепляется за бумаги, разложенные на столе. Она не задает вопросов, не пытается завязать беседу, она просто сидит в кресле напротив меня, смотрит на эти чёртовы бумажки и молчит. Это что, какая-то очередная психологическая уловка? Я не выдержу и начну сама всё рассказывать? Я бы, может, и рада, да вот только с чего начать, а главное - как?
        - Эта сука разместила на своей странице в соцсетях снимок, на котором она с Мэтью и Патриком. И подписала это фото одним лишь словом. Семья! - выплёвываю я. - Лиза, вся моя жизнь - сплошной обман. Я не знаю, что думать!
        Я запрокидываю голову на спинку дивана и какой-то миг смотрю в потолок, чувствуя, как по коже раскалённой лавой стекают слёзы, прожигая во мне глубокие раны.
        - Они хотят забрать моего ребёнка. Если я ничего не предприму, он это сделает. Я не смогу без Патрика, он всё, что у меня осталось.
        - И что ты думаешь делать?
        - Я сделаю всё. Я докажу, что это всё он, он и эта сука!
        Лиза молчит, продолжая напряжённо поглядывать на исписанные листы бумаги.
        - Всем! Я всем всё докажу! Это не я, не я! Понимаешь? Это не я!
        - Если честно, я тебя совсем не понимаю, - качая головой, отвечает она, поднимая со стола несколько листов. - Что это такое?
        - Это мы с Рейчел пытались… да это не важно. Эта сука считает моего сына своим! Что значит эта надпись «семья»? Она украла у меня Мэтью, а теперь делает всё, чтобы лишить меня ещё и сына!
        - Вы с Рейчел пытались восстановить события восемнадцатого августа? - спрашивает Лиза, внимательно изучая наши записи.
        - Да. И я докажу, что моя авария не была несчастным случаем… Это всё они… они сделали!
        - Красный внедорожник? - читает Лиза, точно не слыша мои стенания. - Откуда он взялся? К тебе вернулась память?
        - Кое-кто подсказал. Мы думаем… я думаю… это была Бритни, а может быть, Мэтью или даже они вместе.
        - Что значит подсказал? Кто и что тебе подсказал?
        - Да какая разница? Ну видели там красный джип, а что толку? Водителя он не видел, но это и не важно… Я всё равно знаю, кто это. Знаю!
        Лиза сводит брови на переносице, буравя меня настороженным взглядом.
        - Я знаю только одного человека, который водит такую машину и который, как выяснилось, готов пойти на всё, чтобы избавиться от меня. Не догадываешься? Это Бритни!
        - Подожди, - выдыхает доктор Харт, - но ведь ты сама мне говорила, что она водит серебристый «Приус», разве нет?
        - К чёрту этот «Приус». Я ещё не поняла, как они всё это провернули, но, вот увидишь, никто не похищал эту суку. Рейчел права, всё это одна большая подстава! Всё ложь! Вся моя жизнь - один большой обман!
        Стоит мне это произнести вслух, как в сознании всплывают строчки из письма. Закрываю уши руками, отказываясь их слышать, но внутренний голос не стихает.
        «Я не хотел, чтобы всё так вышло… Я никогда не обманывал тебя… Ты не дала мне шанса всё объяснить… Я не безответственный козёл, каким ты меня считаешь… Я хочу принимать участие в жизни нашего ребёнка…»
        - Нет, нет, - обессиленно шепчу я, закрывая глаза. - Нет.
        Волна отчаяния накрывает меня с головой. Я задыхаюсь. Будучи ребёнком, я нередко думала о том, какого это - когда тебя любят? Когда жалеют? Когда дорожат? Нередко, наблюдая за другими детьми на игровой площадке, я видела, как они бежали к маме и, тыча свои мордашки ей в живот, успокаивались, едва почувствовав целебное прикосновение материнской ладони. У меня нет таких воспоминаний. С самого детства я привыкла полагаться на саму себя. Сама себя жалела, успокаивала, любила. Маме я была не нужна, а отцу и подавно. Но всё это ложь! Ложь!
        - Похоже, отец никогда не отказывался от меня, - выдыхаю я, заставляя себя снова встретиться взглядом с Лизой. Она сидит в кресле, в той же позе, что и несколько минут назад, и даже не пытается подсесть ко мне и как-то утешить. Похоже, эмпатия совершенно чужда психологам. - Я нашла сегодня его письмо.
        - Я думала, ты не знаешь даже его имени.
        - Да, не знала. Но письмо подписано именем Стивен. Выходит, так его зовут, - кусаю губу, протягивая ей листок.
        Лиза подается вперёд, чтобы взять у меня письмо. Удивительно, но, кажется, эту женщину много больше интересует прошлое, нежели то, что происходит здесь и сейчас. Я наблюдаю за ней, подмечая мягкий блеск в глазах и лёгкое напряжение в скулах. Время тянется мучительно долго, я снова начинаю слышать в ушах строчки письма.
        - Где ты это взяла?
        - В коробке, что осталась после смерти матери. Она почти год стояла на антресолях, и я ведь не собиралась её трогать, если бы не обыск, я бы выбросила её, даже не открыв, а теперь вот это… Лучше бы я этого не делала…
        - Почему? Тебе стыдно за твою мать?
        От неожиданности у меня буквально отвисает челюсть. Слова, что готовы были сорваться с языка, словно кость, застревают в горле. Я беспомощно открываю и закрываю рот. Что она хотела этим сказать? Почему мне должно быть стыдно? Мать никогда не вызывала во мне чувства гордости. Я стыдилась её всю жизнь, но после прочтения письма я испытала всё что угодно, но только не стыд. Своим молчанием она предала меня, но не опозорила!
        - Почему стыд?
        - Но ведь твоя мать ничем не лучше Бритни Мур, разве нет? Она заставила тебя считать её жертвой, брошенкой, но по факту именно она была разлучницей. Именно она вторглась в чужую семью, или я неправильно поняла? - Лиза смотрит твёрдым взглядом, совершенно не замечая моего смятения.
        Такое чувство, будто всё происходящее я наблюдаю со стороны. Свернув бумаги в трубочку, она размеренно постукивает ими по своему колену, продолжая что-то говорить. Я её не слышу, но почему-то ощущаю тяжесть каждого её слова. Сгорбившись, вжимаю голову в плечи, опускаю взгляд. Мне хочется, как в детстве, забиться в угол, надеть наушники, включить хиты «Битлз» и наконец насладиться наступившей тишиной и покоем. Да, только я могу слушать тишину при включённой на полную катушку музыке.
        - Шейла, главное, не замыкайся в себе, - Лиза откидывается на спинку кресла, и этого движения оказывается достаточно, чтобы я вернулась к ней. - Не зарывай в себе эту боль. Это не твоя вина, тебе нечего стыдиться.
        - Да, кто тебе сказал, что я этого стыжусь? - рычу я, гневно раздувая ноздри. - Я её ненавижу! Она испортила мне жизнь! Вот, что я чувствую, ненависть, злость, но не стыд! Она врала мне, она заставила меня думать… Я считала себя ошибкой, проклятием. Я ненавижу её за это!
        - Понятно, - сухо отвечает Лиза, возвращая бумаги на стол. - Это тоже о многом говорит.
        8
        Утро, 15 октября
        Я просыпаюсь по звонку будильника. Мне требуется всего пара секунд, чтобы осознать - сегодня я тоже освобождена от прямых обязанностей мамы. Нет нужды вставать и делать завтрак, готовить ланч в школу. Патрика дома нет. Вжимаюсь головой в подушку и, закрыв глаза, слушаю тишину дома. Одиночество становится осязаемым, оно давит на меня со всех сторон.
        Вчера, прежде чем попрощаться, доктор Харт буквально взяла с меня слово, что я не буду ничего предпринимать и создавать себе новые проблемы.
        «Тебе не нужно сейчас высовываться. Просто пережди, так будет лучше для всех и, прежде всего, для тебя. Журналисты дежурят у тебя под окнами и страшно представить, на что они могут пойти ради очередного грязного репортажа. Тебе нужно думать о Патрике, ты только подумай, каково ему сейчас. Сама ведь прекрасно знаешь, как могут быть жестоки и безжалостны дети», - звучит у меня в голове её менторский голос.
        Я думаю о сыне. Думаю, не переставая. Тянусь за мобильным телефоном и с тоской смотрю на заставку. Ещё несколько дней назад фоновым изображением на телефоне, вопреки здравому смыслу, служил наш семейный снимок: Мэтью, я и Патрик. Снова стать единым целым было моим самым заветным желанием, которое я всегда держала при себе. Но теперь с экрана мобильного на меня смотрит Патрик. Только он имеет значение. Только ради него я должна через всё это пройти.
        Очередная бессильная попытка дозвониться до сына заканчивается монотонным голосом автоответчика, но я к этому готова. Завариваю крепкий кофе и, пока кофеварка пыхтит и тужится, наполняя кухню божественным ароматом, я чищу зубы и впервые за эти дни расчёсываю волосы. Наводить лоск мне никогда не нравилось. Даже будучи в отношениях, я предпочитала зализанный низкий хвостик, нежели ухоженную укладку, но сегодня всё по-другому. Прядь за прядью я накручиваю на плойку, заставляя свои безжизненные тусклые волосы ложиться на плечи ровными изящными завитушками. «Патрику должно понравиться», - думаю я, касаясь щёк кистью с румянами.
        Я слишком увлеклась, выбирая подходящее платье, проигнорировав привычные джинсы с футболкой, и теперь у меня нет времени даже на завтрак. Выливаю кофе в дорожную кружку, после чего уверенно перешагиваю через белую кучу лохмотьев на полу у входа, выбегая из дома. Только оказавшись в коридоре, тревожно озираюсь по сторонам и, прежде чем повернуть к лифтам, замираю у стены, превращаясь в слух. Я не готова встречаться с Джеймсом, хотя и понимаю, что бегать вечно от него у меня не получится. Он - проблема, которую мне предстоит решить позже.
        Тёплая кружка в руках помогает мне сохранять связь с реальностью и не провалиться в мир безумства и паники, что бушует у меня внутри, однако стоит сесть за руль, как от нервов у меня перехватывает дыхание. Я никогда не возила Патрика в школу на машине, потому как он сам предпочитал путешествие в школьном автобусе. Но сейчас, когда он вынужденно живёт дальше, в школу его должен возить Мэтью. Правда, я в этом не уверена, потому как все эти дни у меня не было возможности спросить об этом его лично, а наводить справки у школьного учителя или у соседки Оливии мне стыдно. И всё же, включая зажигание, я искренне верю в то, что мой сын не сидит на домашнем аресте, а продолжает жить обычной жизнью. А стоит мне выехать за ворота паркинга, как я заканчиваю свою мысль фразой: «Хотя бы он должен»!
        Рой журналистов обрушивается на машину, их камеры слепят мне глаза, а микрофоны противно скребут стёкла. В очередной раз нарушаю правила района и со всей силы жму на клаксон. Они почти не реагируют, и только рёв мотора, когда я играю педалью акселератора, переключив коробку передач на нейтральную скорость, заставляет их, как тараканов, разбежаться в разные стороны. Я беспрепятственно выезжаю на дорогу.
        В школе Патрика нет зоны для высадки детей прямо из машины, а потому я внимательно изучаю автомобили у обочины в поисках красного «Чероки». Либо я опоздала, либо они всё ещё в пути. Сейчас только десять минут девятого, у них в запасе ещё двадцать минут. Сворачиваю на соседнюю улицу в поисках места для парковки. Едва заглушив двигатель, я чувствую, как меня охватывает странная неконтролируемая паника.
        А что, если они не появятся?
        Что, если я всё-таки опоздала?
        Что, если он не позволит мне подойти к сыну?
        Чувствую себя развалиной. Несколько дней вдали от сына заставили меня всерьёз усомниться в своей силе. Бью себя по лицу, чтобы не выглядеть такой бледной и напуганной. На щеках выступает лёгкий румянец, но в глазах всё те же сомнение и паника.
        - Соберись! Он нуждается в тебе! Ему нужна мама, а не её трусливая тень! Борись, мать твою!
        Покрыв голову заранее подготовленным атласным платком и надев солнцезащитные очки с большими круглыми чёрными стёклами, я наконец выхожу из машины. Набрасываю на плечи сумку и деловитой походкой, слегка пошатываясь на тонких каблуках, семеню к школе сына. Провожаю взглядом каждого спешащего родителя с ребёнком. До первого урока осталось всего пять минут. Моё сердце сжимается в груди. К входу в школу быстрым шагом идут двое: Мэтью и мой Патрик!
        - Сынок! - кричу я, падая перед ним на колени. Хватаю Патрика в охапку и без разбора покрываю его лицо поцелуями.
        Я так увлечена, что не замечаю ничего вокруг. В эту самую минуту на всём белом свете есть только я и он, мой Патрик.
        - Мам, ну перестань, на нас смотрят, - шипит на меня сын, отстраняясь.
        Он смотрит на меня с укором, с каким может смотреть только шестилетний ребенок. Он выглядит таким взрослым, словно за эти три дня прибавил пару дюймов. А может быть, виной всему здоровенная шишка на лбу и свежая ссадина на щеке.
        - Это что такое? Кто тебя обидел? - спрашиваю я Патрика, уничижительно взглянув в лицо его отца.
        - А это наш сын тебя защищал в споре с одноклассником, ты же у нас теперь звезда, - отвечает Мэтью, и его голос сочится ядом.
        Нелепо открываю и закрываю рот, беспомощно переводя взгляд на Патрика. Он стоит не двигаясь, крепко сжав кулаки, глядя в сторону. Мимо нас проходит мамочка с дочкой. Увидев нас, она хватает девочку за руку и, ускорив шаг, буквально тащит её вперёд. Они уже прошли, а я всё ещё продолжаю чувствовать на себе их косые взгляды. В душе у меня бушует настоящий торнадо, но внешне я сохраняю спокойствие и аккуратно разжимаю маленькие кулачки сына.
        - Это ведь неправда, да?
        - Конечно! Я люблю тебя малыш, никогда не забывай об этом, хорошо?
        - Я не малыш, но я тоже тебя люблю, - бурчит он, неожиданно вешаясь мне на шею.
        Уткнувшись ему в шею, я жмусь к нему всем своим существом, не в силах надышаться.
        - Я соскучился, - шепчет он мне в ухо, так, чтобы Мэтью его не слышал.
        - Я тоже. Приезжала в выходные, думала застать вас на пляже.
        - У папы были дела. Я был в доме у родителей Бритни, только не говори ему, хорошо?
        - Не скажу.
        - У них есть собака. Золотистый ретривер Споки. Он такой ласковый и весёлый. Я с ним всё время играл. Но я хочу домой. Когда ты меня заберёшь?
        - Скоро, потерпи совсем чуть-чуть.
        - Точно? Ты мне обещаешь?
        - Обещаю.
        - Ну всё, хватит, а то он сейчас в школу опоздает! - нарушает нашу идиллию холодный голос Мэтью, и я ощущаю, как он с силой сжимает мой локоть.
        - Пока, мам, - говорит Патрик, чмокая меня в щёку.
        ***
        Я медленно поднимаюсь на ноги, продолжая чувствовать боль от сжатия в локте. Мэтью дышит мне прямо в спину, при этом я уверена, что он так же, как и я, с обманчивой улыбкой на лице провожает сейчас взглядом нашего сына в школу. Патрик часто оборачивается, чтобы помахать нам рукой, и мы, как по команде, отвечаем ему тем же, ровно до тех пор, пока его маленькая щуплая фигурка не скрывается за массивными дверями учебного заведения. У нас больше нет причин играть роль любящих родителей, а потому я дёргаю руку, вырываясь из его лап, резко поворачиваясь на пятках.
        - Какого чёрта ты творишь? - спрашивает Мэтью, и я вижу, как его глаза наливаются кровью.
        - Я пришла увидеть сына. Я не позволю тебе…
        Он резко хватает меня за руку, и мы снова натягиваем на лица улыбки, встречаясь с настороженным взглядом проходящей мимо мамочки с ребёнком.
        - Давай отойдём отсюда и поговорим, - предлагаю я, делая шаг в ту сторону, где, по моему мнению, Мэтью припарковал свой «Чероки».
        Он молча кивает головой, отпуская мою руку. Прячу глаза за очками и поправляю скособоченный платок. Я оказалась права: его автомобиль припаркован сразу за углом, и, на наше счастье, здесь тихо и безлюдно.
        - Шэл, я не шучу. Не смей приближаться к Патрику, а то я…
        - Что ты? Настучишь на меня копам? Обвинишь меня в исчезновении Бритни или, может быть, шагнёшь дальше и повесишь на меня ещё и других пропавших, а после убитых девушек? Что вы там задумали?
        - Ты уже с утра пить начала?
        - Ну конечно, семь бед один ответ. Я не идиотка, какой вы меня, видимо, считаете! Я всё поняла! И я это так не оставлю, вы за это ответите!
        - Ты совсем ополоумела! Не знаю, чего ты добиваешься, но, если я тебя тут ещё хоть раз увижу, ты об этом сильно пожалеешь. Тебе лечиться нужно!
        - Может быть, ты уже что-то новенькое придумаешь, пораскинь мозгами, как ты это умеешь! То, что Бритни меня ненавидит, мне известно, но за что ты так со мной?
        - Как? Ты бы предпочла, чтобы Патрик всё это время находился рядом с тобой? Чтобы журналисты разрывали его на части? Я вообще удивляюсь, как они ещё этого не сделали.
        - Что ты ему сказал? - спрашиваю я, а через паузу уточняю: - Про меня.
        - Сказал, что тебе пришлось уехать на несколько дней, чтобы закончить бабушкины дела. Но, как ты понимаешь, я не могу заткнуть рот остальным. Ему уже кто-то сообщил другую правду, и это ему стоило выговора в кабинете директора.
        - На несколько дней? То есть ты не собираешься подавать в суд на лишение меня родительских прав?
        - Мне приходила в голову эта мысль, и не раз, уж поверь мне. Но нет, я не собираюсь этого делать.
        Он столько раз лгал мне, глядя прямо в лицо, а я об этом и не догадывалась. Он, как и всегда, выглядит спокойным и невозмутимым. Но я ему больше не верю.
        - Прекрати врать! Хоть раз в жизнь будь честен со мной!
        - Я не вру, но я сделаю всё, чтобы отгородить Патрика от того кошмара, в который ты превращаешь свою жизнь!
        - Так значит, это я всё сделала? Это ты пошёл к копам!
        - Шейла Нельсон, когда уже до тебя дойдёт, что ты не центр Вселенной?! Я пошёл в полицию, потому что пропала Бритни!
        - Да, и ты решил, что это я её похитила! - выплёвываю ему в лицо я, задыхаясь от злости.
        - Нет, чёрт возьми, я так никогда не думал. Я вообще не думал о том, что её могли похитить. Я просто не знал, куда ещё мне идти. А когда Клаудия сказала, что перед тем, как она пропала, её видели рядом с какой-то женщиной…
        - Ты, конечно, тут же предположил, что это была я!
        - По-твоему, это так невозможно? Ты столько раз набрасывалась на неё, преследовала…
        - Что за чушь! Я никогда не действовала исподтишка, только в открытую, чего не скажешь о твоей сучке! Ты верно забыл, как она выследила меня для честного разговора.
        - И она дорого за это заплатила.
        - Только это ничему её не научило, я тебе уже говорила, что она снова следит за мной. И знаешь, если раньше я думала, что твоя шлюшка делает это по собственным соображениям, то сегодня я уже уверена, что вы всегда были заодно. Я же тебя хорошо знаю, и я вижу, когда ты врёшь и изворачиваешься. Я это вижу!
        - Полегче на поворотах!
        - Да? И в какой именно момент я свернула не туда: когда уличила тебя во лжи или же назвала твою сучку шлюхой?
        Он снова хватает меня за руку, силой сжимая локтевой сустав, притягивает к себе. Его глаза пронзают меня холодом, от которого у меня по коже бегут мурашки. Ещё несколько месяцев назад его необузданная грубость пробуждала во мне дикую страсть, первобытное желание наброситься на него с поцелуями. Но сейчас, ощущая кожей жар его дыхания, я испытываю только тревогу.
        - Ты выбрала не лучшее время и место. Мне пора, - говорит он.
        - Отлично, в следующий раз выбор за тобой. Как насчёт того, чтобы встретиться у твоего старого друга, что живёт на Вилла Вудс Драйв. Помнишь такого?
        Он бросает мою руку, делая уверенный шаг к своему джипу, всем своим видом давая понять: разговор окончен. Я провожаю его взглядом, продолжая стоять на тротуаре с нелепо открытым ртом. Он щёлкает ключом, и машина приветственно моргает фарами.
        - Где ты был, когда тебе позвонили восемнадцатого августа?
        - Что?
        - Где ты был, когда узнал, что я попала в аварию?
        - Дома.
        - Ты в этом уверен?
        - Шэл, если ты хочешь что-то сказать, просто скажи! Я уже устал от твоих игр.
        - Это ты столкнул меня с дороги?
        - Повтори, - говорит он, делая шаг ко мне навстречу. - Что я сделал?
        - Я просто хочу знать, кто из вас в ту ночь сидел за рулём. Вернее, с кем из вас я встречалась тогда.
        - Да, мы встречались в тот день. Я тебе уже сказал, что заезжал к тебе днём.
        - Мы встретились ещё раз. Кто-то из вас назначил мне встречу на холмах, полагаю, что в доме по адресу Вилла Вудс Драйв. А потом столкнул меня с дороги. И я повторяю свой вопрос: кто из вас в ту ночь сидел за рулём этого чёртового «Чероки»?
        - Что значит тебя столкнули с дороги? Ты в своём уме? Авария была несчастным случаем.
        - Кто из вас сидел за рулём?
        - Мы были дома! У Бритни был жуткий токсикоз, она всю неделю лежала дома на больничном!
        - Значит, это был ты, - ошарашенно мямлю я, сама пугаясь своих слов.
        - Шэл, я многие твои странности списывал на посттравматический шок: нелепую амнезию, перепады настроения, истории про какую-то девушку. Но это уже перебор. Иди лечись, иначе можешь забыть про Патрика, я не шучу!
        - Нелепая амнезия? Да только благодаря ей мы разговариваем с тобой здесь, а не в полицейском участке. Если бы я не потеряла память, я бы уже давно заявила на тебя. Значит, это всё-таки был ты. И как ты после этого ещё можешь смотреть в глаза нашему сыну?
        Мэтью молча поворачивает голову, встречаясь взглядом с прохожей парой пенсионеров. Они шаркающей походкой идут по тротуару, держась за руки, как влюблённые подростки. Осторожно простукивая тонкой тростью дорогу перед собой, седовласый старец крепко сжимает костлявую морщинистую руку своей дамы. Он напряжённо смотрит перед собой, однако я почти уверена, что внешний мир он видит исключительно её глазами. Старушка, улыбаясь, встречается со мной взглядом, и мы приветствуем друг друга одними только губами. А я невольно ловлю себя на мысли, что ещё несколько месяцев назад о такой старости мечтала и я. Но сегодня я уже понятия не имею, каким будет моё завтра. Ещё никогда прежде будущее не страшило меня так, как теперь.
        - Я поехал, - возвращает меня в реальность сухой голос Мэтью, и я вижу, как он встаёт на ступеньку своего джипа, возвышаясь, точно на постаменте.
        - Ещё только один вопрос. Скажи мне, а что будет дальше? Бритни не сможет скрываться вечно, рано или поздно ей придётся внезапно появиться… и что будет тогда? Как вы собираетесь выпутываться из этого вранья?
        - Либо у тебя паранойя, либо шизофрения! В любом случае поменяй своего психолога, она с тобой явно не справляется!
        Он крутит пальцем у виска, после чего садится за руль и резко выруливает на проезжую часть, оставляя меня глотать выхлопные газы.
        9
        Полдень, 15 октября
        Мэтью не дал мне ответа ни на один вопрос. И всё же он изменился в лице, когда я предложила в следующий раз встретиться на Вилла Вудс Драйв. Буквально на секунду его пышущие гневом глаза напряжённо сузились, а челюсть свело спазмом. Его напускное высокомерие - очередная маска, за которой скрывается лжец и манипулятор. Думая так, я невольно вспоминаю картинку с Пиноккио, которую кто-то предусмотрительно приклеил к моему лобовому стеклу.
        - Кто-то? Кто ещё, как не Мэтью, мог это сделать? - злюсь я на саму себя, крепче сжимая руль, сворачивая на извилистую Уилл Роджерс Стейт Парк Роуд.
        Весь путь сюда я проделала, как в тумане. На автомате следуя командам навигатора, мысленно я продолжала вести диалог с Мэтью. Высказывала ему свои обиды, претензии, допытывалась ответов на вопросы, которые до сих пор ни разу так и не осмелилась произнести вслух.
        Кем я была для тебя? Любил ли ты меня когда-то? Волновался ли? Переживал? Что ты испытывал ко мне тогда и что чувствуешь теперь?
        - Я ведь не враг тебе, - шепчу я, замедляя ход на роковом повороте.
        Зелёный пейзаж за окном внезапно начинается дрожать. На миг закрываю глаза, чувствуя, как тяжёлые слёзы скатываются по щекам. Я сворачиваю на Вилла Вудс Драйв и, смахивая слёзы, поочередно вглядываюсь в дома по обе стороны от дороги. Если кто-то из жильцов сейчас выглянет в окно, то, вероятно, у него будут все основания позвонить в полицию и сообщить о подозрительном водителе, что крадучись жмётся к обочине на своём автомобиле, читает имена на почтовых ящиках и недружелюбно осматривается по сторонам. Пожалуй, я бы и сама поступила так же, если бы жила в месте, где все про всех знают.
        - Кто же здесь живёт?
        Я присматриваюсь к белому дому с деревянными покосившимися ставнями и старой черепичной крышей. На огороженном невысоким деревянным заборчиком участке перед домом высится могучая пальма с выгоревшими на солнце большими листами, пара деревьев с поспевшими плодами: гуавы и граната. Вдоль забора с внутренней стороны высажены кустарники, которые уже давно вымахали с меня ростом и служат настоящей живой изгородью, тяжело нависающей на тонкие брусья забора, из-за чего в нескольких местах уже видны сломы. Лужайка выглядит запущенной, но припаркованный у гаража автомобиль недвусмысленно даёт понять, что дом, несмотря на свой обветшалый вид, остаётся жилым и обитаемым.
        - Харисон, - читаю я на их почтовом ящике. Замираю, выжимая педаль тормоза, и минуту смотрю на дом, стараясь полностью абстрагироваться от внешнего мира. Я надеюсь на какой-то знак, импульс, который пошлёт мне подсознание, а я сумею его ухватить, распознать и, главное, расшифровать. Но внутренний голос молчит. Качая головой, с досадой поджимаю губы, приступая к изучению следующего дома, отделанного панелями песочного цвета.
        К двухэтажному дому из серого кирпича я подъезжаю, уже будучи в полном отчаянии. С тоской скольжу взглядом по ухоженной лужайке, дорожке из декоративного камня, ведущей прямо к входу в дом с уютной верандой, скрытой цветущим вьюном от безжалостных лучей солнца. Дом выглядит таким солидным и добротным. В таких предпочитают жить дружной семьей, а не сдавать в ренту, каждый год меняя жильцов.
        - Нет, в ту ночь мы с Мэтью остановились не здесь, - бубню я.
        Я уже собираюсь двинуться дальше, когда слышу звонкий собачий лай. По инерции поворачиваю голову и встречаюсь взглядом с умными глазами пса. Передние лапы он забросил на верхнюю рейку забора и, вывалив язык из пасти, с интересом рассматривает меня, интенсивно виляя хвостом. В лучах палящего солнца его длинная шерсть искрится золотом. Я плохо разбираюсь в породах собак, но, когда я гляжу на этого красавца, у меня нет ни единого сомнения, что передо мной золотистый ретривер.
        Не сводя с него глаз, я глушу двигатель. Мысли в голове мчатся со скоростью гоночной машины. Шестерёнки вращаются на пределе своих возможностей, лихорадочно сопоставляя маленькие кусочки единого целого. Мы с Мэтью заезжали в дом по адресу Вилла Вудс Драйв, я слетела с дороги недалеко от этого места, мой сын провёл выходные в доме родителей Бритни, и у них есть пёс - золотой ретривер.
        На непослушных ногах я выхожу из машины и подхожу к забору. Сердце моё бьётся так, будто я только что взошла на Эверест. Каждых вдох отдаётся болью в груди. Очередной приступ панической атаки набирает обороты, закручивая в узел мои внутренности.
        - Смоки? Спуки? Соки? - перебираю клички собак, пытаясь вспомнить ту, что пару часов назад мне назвал Патрик.
        Пёс реагирует звонким лаем, и его хвост снова начинает раскачиваться, словно маятник. От забора меня отделяет не больше пары шагов, когда на веранде появляется женщина.
        - Споки, ко мне! - приказывает собаке мягкий женский голос, и моё сердце падает вниз.
        ***
        - Добрый день, могу я вам чем-то помочь?
        Низкий бархатный тембр выводит меня из ступора. Я не заметила, как женщина преодолела расстояние, ещё минуту назад казавшееся мне таким безопасным. Продолжая концертировать своё внимание на собаке (Споки льнёт к своей хозяйке, ласково подставляя морду под пальцы), я сжимаю кулаки, чувствуя, как ноги предательски пошатываются на шпильках. Чувствую на себе пристальный взгляд и заставляю себя поднять голову. Передо мной стоит женщина лет пятидесяти. Круглое лицо, ухоженная кожа с минимальными признаками старения, нависающие дуги бровей, подчёркивающие опухшие глаза.
        - Ваше лицо… Мы знакомы?
        Я вижу, как она хватается за очки, что всё это время болтались на серебряной цепочке у неё на груди. Прежде чем она взглянет на меня через линзы с сильными диоптриями, я почему-то поспешно прячусь за тёмными стеклами своих очков.
        - О нет, вы тоже одна из них? - внезапно вспыхивает женщина. - Какие же вы бесстыжие люди! У вас нет ни капли сострадания!
        Верно уловив интонации хозяйки, ретривер тут же подаёт голос, стреляя в мою сторону враждебным взглядом.
        - Нет, я не журналистка, - поспешно отвечаю я.
        - Кто вы? Что вам здесь нужно?
        - Меня зовут Шейла Нельсон, я мама Патрика.
        Взгляд женщины становится острее. Теперь наступает её черед задержать дыхание, справляясь с эмоциями, бушующими внутри. Затянувшееся молчание создаёт почти осязаемое ощущение тревожности.
        - Его здесь нет, - наконец отвечает женщина.
        - Знаю. Он в школе, но эти выходные он провёл здесь, я права?
        - Да.
        - Вы мама Бритни, верно?
        Она тяжело кивает головой, жуя нижнюю губу.
        - Полагаю, вы смотрели новости, и вероятно, думаете, что я к этому как-то причастна…
        - Да, я смотрю новости и, очевидно, сейчас вы будете клясться в своей невиновности.
        - Нет, я понимаю, что это будет пустой тратой времени. Вы всё равно не поверите ни одному моему слову.
        - Тогда зачем вы приехали? Что вам нужно?
        - Я хочу поговорить, - отвечаю я, снимая очки.
        - Мне не о чем с вами говорить, - огрызается женщина, взлохмачивая шерсть на голове пса.
        - Прошу вас. Я тоже мать, и у меня, как и у вас, нет возможности видеться с моим ребёнком.
        - Вы смеётесь? С Патриком всё отлично… Что вы знаете о том, каково нам? Я ночами не сплю! Я не знаю, где моя дочь и что с ней. Вы действительно считаете, что мы…
        - Нет, конечно, это не одно и то же. Просто я, как и вы, хочу вернуть своё дитя. В этом наши с вами ситуации схожи. Я прошу у вас только пять минут, - перебиваю её я. - Когда вы увидели меня, то сказали, что моё лицо кажется вам знакомым. Полагаю, так и есть, ведь мы с вами виделись прежде.
        - Нет! - решительно заявляет женщина, распрямляя плечи. - Я видела вас в новостях, но поверьте, я много чего знаю о вас!
        - Не сомневаюсь. И всё же мы должны были видеться восемнадцатого августа. Прошу вас, вспомните. Я встречалась здесь с вашей дочерью! Это было в воскресенье.
        - Знаете, только из симпатии к Патрику я всё это терплю, но я не обязана отвечать на ваши дурацкие вопросы. Не знаю, чего вы добиваетесь, но я вас видела только в новостях!
        - Но ведь я приезжала сюда…
        - С чего бы это вам сюда приезжать? И откуда вообще у вас наш адрес? Сомневаюсь, чтобы Мэтью вам его сообщил! Всё, этот разговор окончен. Либо вы сами уедете, либо я…
        - Думаете, меня напугает тот факт, что вы вызовете полицию? Ваша дочь уже натравила на меня весь город. Она превратила мою жизнь в ад!
        - Что? Да как вы смеете?
        - Смею! Потому что это ваша дочь разрушила мою семью, уничтожила всё, что я любила. А теперь она пытается отобрать ещё и моего сына. Я не дура и всё прекрасно понимаю. И вы, кстати, ничем не лучше неё. Вы её покрываете, ведь так? Вы знаете, что всё это фарс! Может быть, вы даже лично принимали в нём участие.
        Я вижу, как кровь отхлынула с её лица, превратив кожу в белёсое полотно.
        - Неужели вам не сказали? Я почти уверена, что это всё спектакль, а ваша прекрасная дочурка сейчас где-то спокойно отдыхает, пока моя жизнь превращается в руины.
        - Она пропала, пропала, - заикаясь говорит женщина, и сквозь её очки я вижу, как увлажнились от слёз её глаза. - Вы ей что-то сказали. Вы были последней, кто видел её. Что вы ей сказали?
        - О, я так много ей сказала. С тех пор, как она вклинилась в мою семью, кажется, я только и делала, что говорила с ней. Просила, умоляла, угрожала, но разве она меня слышала? Разве ваша дочь хотя бы раз прислушалась к моим словам? Нет! Так с чего вы все взяли, что в этот раз мне бы удалось до неё достучаться? И что такого я могла бы ей сказать? Ничего! И знаете, почему? Потому что меня там не было!
        - Прекратите врать! Вас видели! Мэтью мне сказал, что у вас нашли одежду… Кроме вас, больше некому! У Бритни нет врагов, есть только вы!
        - Как складно! Есть только я… а для меня есть только она. Она, которая готова на всё, чтобы отнять у меня сына! Это ваша дочь разрушила мою жизнь, но не наоборот!
        - Вы знаете, где она? - в голосе женщины я слышу только мольбу и боль. - Прошу вас, она беременна. Выясняйте отношения с Мэтью, мстите ему, но не Бритни. Она не делала ничего плохого! И я не знаю, что вы там себе напридумывали, но она не стала бы врать мне… Да, вы правы, она бывает слишком упрямой и напористой, но она не будет играть в игры. Она не будет… Я знаю, что она в беде… Если вы знаете…
        Её плечи начинают трястись и, прежде чем она успевает спрятать лицо в ладонях, я замечаю отпечаток боли и тревоги, коснувшийся её губ.
        - Я знаю не больше вашего, - отвечаю я, делая шаг назад. - Но я разберусь. Я должна.
        Я собираюсь уже сесть за руль, когда снова бросаю взгляд на сгорбившуюся женщину. Она отрешённо смотрит перед собой, едва ли различая горизонт. Пёс жалобно трётся мордой о бедро своей хозяйки, тщетно пытаясь привлечь её внимание.
        - Мэтью не давал мне вашего адреса, и я не думала, что найду вас здесь. Это случайность, и, если бы не ваш пес, я бы проехала мимо, - говорю я, даже не рассчитывая быть услышанной.
        Тяжело вздохнув, я открываю дверь с водительской стороны, когда женщина внезапно снова обращается ко мне:
        - Я почти уверена, что восемнадцатого августа была рядом с Бритни. Кажется, для вас это важно.
        - Вы уверены? Может быть, в доме тогда оставался Мэтью?
        У меня перехватывает дыхание, я не свожу с неё глаз.
        - Нет. Мэтью был у нас в гостях только на День независимости. Здесь живём лишь мы: я и мой муж. Но у Бритни в середине августа был жуткий токсикоз. Думаю, восемнадцатого я как раз ухаживала за ней.
        Вот только восемнадцатое августа - не единственная дата, которая не даёт мне покоя уже почти год.
        - У меня ещё только один вопрос. Где-то в ноябре или декабре Мэтью заезжал к вам поздно вечером?
        Женщина хмурит брови, точно пытается что-то вспомнить. В груди начинает больно щемить.
        - Я не помню, - уклончиво отвечает она, хотя мы обе знаем ответ.
        Конечно, он был здесь и в декабре, и в ноябре, и, может быть, даже раньше. Бритни появилась в его жизни до того, как мы расстались. А я-то, дура, верила ему. Я верила в нас.
        10
        Вечер, 15 октября
        Я долго кружу по округе, пытаясь привести мысли в порядок. В дом на Вилла Вудс Драйв меня могли заманить только Бритни или Мэтью, но, похоже, их там не было. Единственная тонкая нить, которая, казалось, связывала меня с этим местом внезапно оборвалась, и я не знаю, что делать дальше. К кому и зачем я поехала в тот вечер?
        Продолжаю мучить себя этим вопросом я и теперь, когда передо мной плавно раздвигаются двери лифта и привычный звонок стоп-сигнала над головой сообщает мне, что я уже почти дома. Нетвёрдой походкой, в сотый раз проклиная жуткие шпильки, я поворачиваю в коридор, роясь на ходу в сумочке в поисках ключей от квартиры. Краем глаза я замечаю тёмный силуэт, а когда поднимаю голову, чувствую облегчение, что вижу не соседа, а Рейчел. Она стоит у дверей моей квартиры с большим бумажным пакетом в руках. Броский логотип сети супермаркетов напоминает мне о том, что за день я съела лишь сэндвич, а дома меня ждут только остатки салатов из китайского ресторана.
        - Полагаю, за продуктами ты сходить забыла! - идёт в атаку Рейчел.
        Молча пожимаю плечами, продолжая искать на дне сумки брелок с ключами.
        - Почему ты не отвечаешь на мои звонки?
        - Потому что я и без этого прекрасно знаю, что ты мне скажешь.
        - Значит, новости сегодня ты не смотрела.
        - А что, в этот раз в кадре уже была ты?
        - Мимо. Я не так фотогенична и популярна, как Эрика Свон!
        Чувствую, как от удивления у меня поднимаются брови. Тяжело вздыхая, вставляю ключ в замок и, сделав два оборота, нажимаю на ручку, толкая дверь.
        - Не могу сказать, что это было лучше или хуже Гарольда, это было мерзко! - поясняет Рейчел. Она первой входит внутрь и тут же вязнет в куче тряпья. - Это ещё что за херь?
        Раздражённо стряхивая обрезки со своей обуви, Рейчел идёт на кухню. Я включаю свет и, бросив на пол сумку, без сил падаю на диван.
        - Кстати, а по какому поводу ты сегодня вырядилась? Уж не на свидание ли с соседом собралась? - спрашивает Рейчел, громыхая посудой. - Ну и срач же ты развела, подруга.
        - При чём тут сосед? - осторожно спрашиваю я, сбрасывая с ног ненавистные туфли.
        «Я заказал на ужин суши, а ещё у меня есть нунчаки. Уверен, ночь с ярким вкусом Японии ты точно не сможешь стереть из памяти. Что скажешь? Или мне снова разогреть тебя колёсами?» - читает Рейчел, сжимая в руках листок бумаги.
        - Не хочешь рассказать, что я пропустила?
        - Это долгая история! - рычу я, в секунду преодолевая расстояние между нами. Выхватываю записку и, скомкав, выбрасываю в мусор. - Что ты купила? Я такая голодная.
        - Есть паста с сыром и рис с курицей. Могу ещё салат порезать.
        - Нет, давай я разогрею, - предлагаю я и, сняв бумажную упаковку с фольгированных контейнеров, ставлю их в микроволновку. - Спасибо.
        - Мы же друзья. И я, кстати, никуда не тороплюсь!
        - Хорошо. Если в двух словах, то этот мудак меня изнасиловал.
        - Что? Как это случилось? Ты написала заявление?
        - Ага, я прям так и вижу довольную рожу детектива Ферта, когда к моему и без того пёстрому делу прибавится ещё и изнасилование. Ты издеваешься?
        - Но ведь это нельзя так оставлять! Ты что? Мало ли, что там думает этот Ферт! Ты что, спустишь это всё на тормозах? Изнасилование это тебе не шутки! И колёса! Он же тебя наркотой накачал, я права?
        Обречённо киваю, напряжённо наблюдая за тем, как на табло микроволновки тикает таймер.
        - У тебя под боком живёт насильник, наркоман и бог знает кто ещё, а ты будешь молчать? Я тебя не узнаю! Шейла, у тебя же сын, а что, если…
        - Патрика здесь нет, если ты забыла.
        - Но он ведь вернётся, и что тогда?
        Микроволновка издаёт протяжный писк.
        - Тогда я и подумаю. А пока что я хочу есть, - отвечаю я. Вынимаю контейнеры и вытряхиваю их содержимое на тарелки. - Давай ужинать.
        ***
        - Ты злишься на меня? - нарушает повисшую за столом тишину Рейчел.
        Я отрываю взгляд от давно пустой тарелки и заставляю себя взглянуть в глаза подруги. Ужинали мы молча, словно негласно договорились дать друг другу время для перезагрузки. Хотя, наверное, в этом нуждалась только я. Рейчел же выжидала, анализировала, подбирала нужные слова.
        - А я не должна?
        - Нет. Я не могу нести ответственности за то, что говорит и думает Гарольд или Эрика. Я - не они.
        - Да, ты - не они, - тяну я, прокатываясь языком по внутренней стороне щеки. - Ты была первой.
        - Что ты хочешь этим сказать?
        - Ничего. Я сегодня видела Патрика.
        - Мэтью одумался?
        - Нет. Я поехала в школу и встретилась с сыном. Несмотря на возмущение Мэтью, нам даже удалось немного поговорить. И, вообще, я решила, что мне уже давно пора взять инициативу в свои руки. Вы все хотите, чтобы я ровно сидела на заднице, ожидая, пока вся эта история сама собой разрешится и мир с облегчением вздохнет, узнав, что я непричастна ко всем этим похищениям и убийствам девушек. Мне жаль вас разочаровывать, но совать голову в песок я больше не буду.
        - Хорошо. И что ты собираешься делать?
        - Ещё не знаю. У меня нет чёткого плана, я просто чувствую, что что-то не сходится, но я никак не могу понять что. Кстати, ты была права, вероятно, прошлой зимой мы с Мэтью заезжали к Бритни.
        - Стоп, ещё раз.
        - В доме на Вилла Вудс Драйв живут родители Бритни, и я почти уверена, что именно к ней мы заезжали с Мэтью в тот единственный раз.
        - То есть ты хочешь сказать, что он и она…
        - Можно подумать, это единственное, в чём он меня обманул. Да, я убеждена в том, что эта сука появилась в его жизни в то время, когда я всячески спасала нашу семью, когда я грезила о том, чтобы подарить ему ещё одного ребёнка.
        - Всё, успокойся, это, чести ему, конечно, не делает, но, по крайней мере, всё объясняет, разве нет? И как вообще ты это узнала? Ты у Мэтью спросила?
        - Патрик подсказал, он провёл у них выходные. А сегодня там побывала и я.
        Рейчел встаёт из-за стола, вынимает из холодильника бутылку шардоне и тут же разливает вино по бокалам.
        Мы переходим в гостиную, и на своём пути к удобному дивану я стараюсь фокусировать зрение только на пёстрых подушках, а не на куче тряпья, которую Рейчел разметала по полу.
        - И как они тебя встретили? - спрашивает подруга, протягивая мне бокал.
        - Как звезду новостей криминальной хроники, - отвечаю я, делая внушительный глоток. - Я говорила с матерью, и она убеждена в том, что её дочь в беде.
        - Ну а на что ты рассчитывала? Думала, что она тебе сразу же скажет: «Ой, да, Бритни с Мэтью решили пощекотать тебе нервы, подпортить репутацию и под таким соусом быстренько лишить прав на Патрика»?
        - Нет, конечно, но она выглядела искренней. Она действительно переживает и боится. Она уверена в том, что Бритни в беде.
        - Это просто слова. Что толку от того, что она думает? Она может даже не догадываться о том, что задумала эта парочка.
        - Да, это кажется логичным, и в какой-то миг я и сама верила в эту версию, но чем больше я об этом думаю, тем меньше во всём этом вижу смысл. Хорошо, даже если допустить, что Мэтью готовится к суду по опеке над Патриком, то это всё равно не решится в два дня. Да, вся эта шумиха играет против меня, но это будет длиться только до тех пор, пока Бритни не вернётся домой. И что будет тогда? Как они будут объяснять этот спектакль?
        - Я тоже думала об этом. Помнишь роман Эрики Свон «Укради меня»?
        Коротко киваю. От одного только имени этой самодовольной выскочки у меня сводит желудок. Надо будет не забыть посмотреть, что эта гадина сказала обо мне в интервью.
        - Помнишь, там главная героиня после инсценировки своего похищения внезапно возвращается, заявляя всем, что её держали взаперти в доках, откуда ей чудом удалось убежать?
        - И ты хочешь сказать, что и Бритни вернётся к нам с такой бредовой речью? Рейчел, я вот удивляюсь, будучи такой строгой и жестокой к моей рукописи, ты почему-то всегда смотришь сквозь пальцы на херь, которую тоннами штампует Свон? Это же полная чушь! Детектив Ферт, конечно, редкостный говнюк, но он точно не идиот, чего не скажешь о главном герое цикла дурацких книжонок Свон!
        - Я просто предположила.
        - А я объяснила, почему то, что по непонятным причинам существует на бумаге, совершенно нелепо в жизни. Нет правды характеров!
        - Я думала, мы уже давно закрыли эту тему.
        - Я тоже так думала, - отвечаю я, опуская взгляд. Вращаю вино по стенкам бокала, после чего залпом выпиваю. - Похоже, мы обе ошибались.
        В комнате становится неуютно. Я вижу, как Рейчел блуждает взглядом из стороны в сторону, словно ищет подсказки темы для беседы. Но беда в том, что сейчас мой дом всё равно что минное поле, и я сама не знаю, где и что рванёт в следующий миг.
        - Ты открыла коробку матери? - спрашивает Рейчел.
        Началось.
        - Ах да, чуть не забыла. У меня есть отец, и, вопреки заверениям моей матери, от меня он никогда не отказывался, представляешь? - хмыкаю я, и меня буквально передёргивает от злости.
        Рейчел в растерянности смотрит на меня. К такому повороту она тоже оказалась неготовой.
        - А знаешь, что самое поганое? Мать уверяла, что он бросил нас из-за того, что она не смогла подарить ему сына. Она заставила меня поверить, что, родись я мальчиком, у меня бы была счастливая семья: мама и папа. Но на деле всё это полная чушь. У моего отца уже была семья, и это моя мать пыталась стать разлучницей. На, почитай, - предлагаю я и, порывшись в бумагах на столе, выуживаю ветхое письмо.
        - Ты ему звонила? - спрашивает Рейчел после прочтения.
        - Нет. Не вижу в этом никакого смысла.
        - Но почему? Ведь ты же знаешь теперь, что он не отказывался от тебя.
        - И что? Какой в этом смысл? Что это изменит?
        - Судя по письму, он хороший человек, ответственный. Разве ты не хочешь с ним познакомиться?
        - Нет. Тема закрыта! - отвечаю я, стискивая зубы.
        Желание поскорее остаться одной заставляет меня вновь и вновь бросать косые взгляды на часы, что монотонно тикают, нарушая гнетущую тишину, вновь обрушившуюся на гостиную. Время идёт мучительно долго. Мне кажется, что я чувствую на себе тяжёлый взгляд Рейчел, но стоит мне повернуться к ней, как она тут же отводит глаза в сторону. При других обстоятельствах нелепость этой ситуации заставила бы нас кататься со смеху по полу, но сейчас единственно разумным кажется просто встать и открыть дверь.
        - Что это за лохмотья? - сдавленным голосом спрашивает Рейчел.
        - Это было простыней, в которую я замоталась, сбегая из квартиры ублюдка, - отвечаю я, прекрасно понимая, о чём идет речь.
        - Как это было?
        - Ты хочешь, чтобы я тебе рассказала всё в подробностях?
        - Нет, конечно, нет. Просто я подумала о тех твоих видениях…
        - Да, в точности так, как я себе это и представляла! - ядовито парирую я, после чего откидываюсь на подушки, запрокидывая голову. - У нас и раньше был секс, вернее, это уже второй раз, когда он делает со мной такое.
        - Что значит второй? А когда был первый? Почему ты мне не сказала?
        - Потому что забыла. Судя по всему, это случилось накануне моей аварии. Этому ублюдку кругом везёт. Прошлый раз я обо всём забыла, а на этот раз меня поднимут на смех.
        - Не говори глупости! Никто не станет над этим смеяться! Это чудовищно!
        - Возможно, только у меня нет никаких доказательств. Я толком даже ничего не помню, а мои видения, как ты уже поняла, к делу не пришить!
        - Теперь, по крайней мере, понятно, почему ты вообще его видела. Видимо, это всё было обрывками твоих воспоминаний.
        В голосе Рейчел сквозит неуверенность, вероятно, она всё ещё сомневается в таком очевидном решении. Я же впервые осознаю истинный смысл сказанного. Потирая виски, я напряжённо смотрю перед собой, мысленно возвращаясь к тому пазлу, который всё время оказывался лишним. Однако сейчас, мне кажется, именно он должен быть в самом центре картины.
        Потянувшись к столу, я притягиваю к себе чистый лист бумаги и начинаю аккуратно фиксировать мысли, хаотично заполняющие мой разум. Всё началось с эротических видений, но уже через несколько дней, стоило мне увидеть в новостях портрет Эбигейл Рейнольдс, фантазии перестали быть томными. Я снова и снова возвращалась в затхлый подвал, где меня встречали испуганные глаза Зоуи Мейер.
        - Что ты делаешь? - интересуется Рейчел, подаваясь вперёд.
        - Пытаюсь решить задачку.
        - Снова эта девушка.
        - Да, и не надо мне говорить о том, что она всего лишь плод моих наркотических галлюцинаций. Сосед тоже долгое время казался пустой фантазией, но, как ты сама только что сказала, эти видения с ним всегда были осколками моей памяти.
        - Хорошо, но как ты объяснишь Зоуи Мейер?
        - То, что я не могу этого объяснить, не значит, что этого не было. Сейчас я как никогда прежде убеждена в том, что действительно видела её, и наркотики мне только помогали концентрироваться и собирать кусочки пазла.
        - Шэл, это безумие.
        - Возможно, но я рискну.
        11
        Утро, 16 октября
        Я была уверена, что закрыла глаза всего лишь на минуту, но, когда вновь открываю их, гостиная уже подсвечивается робкими утренними лучами солнца. Похоже, мне всё-таки удалось немного поспать. Однако отдохнувшей я себя не чувствую. Шея затекла, каждый её поворот откликается острой болью в мышцах. Во рту у меня так сухо, что я не могу даже сглотнуть. Выковыряв из уголков глаз остатки сна, мутным взором смотрю на листок, по диагонали которого моей рукой большими буквами написано лишь одно слово - ВИКОДИН.
        Идея, которая ещё буквально вчера выглядела глупостью, с наступлением нового дня внезапно обрела невероятный магнетизм. Помощница доктора Дюбуа отказалась записывать меня на сегодня, объяснив, что у него полная запись, а значит, у меня нет ни малейшего шанса пробиться на приём. Она была глуха ко всем моим доводам, просьбам и даже мольбам, а потому сейчас, шествуя с гордо поднятой головой мимо неё, я не обращаю ни малейшего внимания на странную возню у себя за спиной.
        - Вы не записаны! Мисс Нельсон, он не сможет вас принять!
        Однако в тот момент, когда я подхожу к нужной мне двери, из неё как раз выходит пожилая дама, бережно сжимающая в руках папку с бумагами. От неожиданности она застывает в дверях кабинета, создавая для меня безопасный коридор для вторжения.
        - Добрый день, доктор Дюбуа, я всего на минутку! - приветствую его я, бодрым шагом преодолевая расстояние до его стола.
        В присущей ему манере он рассеянно смотрит на меня сквозь линзы своих очков, вероятно, пытаясь вспомнить моё имя.
        - Простите, доктор, я пыталась её остановить. Я говорила мисс Нельсон, что у вас плотная запись.
        - Всё в порядке, - отвечает он, изобразив улыбку.
        - Вызвать охрану? - настаивает девушка у меня за спиной.
        - Нет. Ты можешь идти.
        Однако прежде, чем за моей спиной раздаётся щелчок закрывающейся двери, мне, кажется, удаётся различить какой-то раздражённый шёпот.
        - Итак, мисс Нельсон, что у вас стряслось? - интересуется доктор, протирая стёкла очков специальной тряпочкой.
        - Мне нужны лекарства.
        Вскинув брови, он возвращает очки на переносицу, после чего подходит к своему стеллажу и, выдвинув металлический ящик, принимается неспешно перебирать пальцем корешки папок. Я прекрасно знаю, что без подглядывания в историю моей болезни ему в жизни не вспомнить ни то, кто я, ни о каких лекарствах его прошу. Однако, когда я гляжу на его сгорбившийся силуэт, внутри меня растёт волна необъяснимой тревоги. Оборачиваюсь на дверь и, кажется, слышу напряжённые голоса и тяжёлые шаги охраны. Закрыв глаза, сжимаю и разжимаю кулаки, стараясь вновь обрести контроль над дыханием.
        - Я была у вас пару недель назад, и вы выписали мне несколько препаратов, но дело в том, что у меня их больше нет.
        - Закончился курс лечения? - спрашивает доктор Дюбуа, наконец извлекая из ящика папку с моим именем.
        - Нет. У меня в квартире прорвало трубу, и лекарства пришли в негодность, - выкладываю ему заранее заготовленную ложь.
        - Так, мисс Нельсон, - говорит доктор, бегая глазами по своим записям. - Как ваша память? Есть улучшения?
        - В некотором смысле. И знаете, ваше назначение, бесспорно, помогает мне в этом. Поэтому не могли бы вы…
        - Потоп, значит. Хорошо… Посмотрим, - перебивает меня доктор Дюбуа, опускаясь в кресло и внимательно изучая назначения. - Ни разу не слышал такого странного оправдания, может быть, придумаете что-то ещё? Мне уже доводилось слышать про животных, которые съели таблетки, про грабежи, и даже про детей, которые случайно спустили медикаменты в унитаз.
        Он сверлит меня взглядом своих мутных глаз, и я чувствую, как по спине у меня бежит мороз.
        - Я вас не понимаю.
        - Ну и славно. Тогда, наверное, будет лучше, если я верну ваш файл на место и сделаю вид, что этого разговора не было.
        - Почему? Я же говорю, что мне нужны лекарства! Вы же сами видели, с каким диагнозом я к вам попала!
        - Да, а ещё я не раз за годы практики сталкивался с теми, кто мошенничает с медицинскими назначениями. А теперь либо вы уйдёте сами, либо я вызову охрану. За дверью ждут пациенты, которым действительно нужна моя помощь.
        И в качестве демонстрации твёрдости своих намерений он угрожающе снимает телефонную трубку. Конвульсивно сглатываю, глядя на доктора снизу вверх. Всё это время я ошибочно видела в нём тюфяка, неспособного запомнить ни моё имя, ни диагноз. Я была уверена, что мне не составит большого труда получить от него новый рецепт, а потому я оказалась совершенно не готова получить такой жёсткий отпор. Продолжая ощущать себя затравленным зверьком, я поднимаюсь со стула, не чувствуя в ногах былой опоры, и тут же снова тяжело падаю вниз.
        - У меня в квартире был обыск, - выдыхаю я, понимая, что правда - мой последний шанс получить желаемое. - Вероятно, такое объяснение вы тоже слышите впервые, но я не лгу. Мой бывший муж написал на меня заявление в полицию, он считает, что я причастна к исчезновению его новой пассии. Думаю, вы даже могли видеть меня в новостях, кто-то подозревает меня в убийствах и других девушек, кто-то считает, что в припадке ревности я покалечила только Бритни.
        Я высказываю это всё на одном дыхании, после чего неожиданно скукоживаюсь, чувствуя себя измотанной и изнеможённой. Моё тело всё ещё бьёт дрожью, но я больше не испытываю страха, только стыд.
        - Вы правы, такой версии прежде мне тоже не доводилось слышать. Мне звонили насчёт вашего назначения из полиции. Хорошо, я выпишу вам лекарства, лечение нельзя бросать, - неожиданно говорит доктор Дюбуа, и я снова слышу в его голосе мягкость. Телефонную трубку он почему-то кладёт рядом с собой на стол, и с замиранием сердца я наблюдаю за тем, как, достав чистый бланк, он начинает медленно вписывать в него препараты, бубня под нос их названия: - «Нимодипин», «Триметазидин» и «Пирацетам».
        - И ещё викодин, - выпаливаю я, напряжённо сжимая сидение стула. - У меня снова появились боли, вы говорили…
        Доктор Дюбуа заканчивает писать и, не обращая внимание на моё замечание, складывает листок с назначением, протягивая его мне. Он аккуратно стягивает очки на кончик носа, сканируя меня своими мутными глазами.
        - Если у вас появились боли, уверен, что с ними справится обычный «Тайленол». Он продаётся в любой аптеке. И, в отличие от викодина, не вызывает привыкания.
        - Но вы выписывали мне…
        - Я знаю, что делаю, поверьте мне. А теперь я должен вернуться к своему графику приёма. Удачи, мисс Нельсон.
        Прищурившись, он с недоверием буравит меня своими маленькими глазками. Тяжело вздыхая, я признаю своё поражение.
        На ватных ногах я поднимаюсь и, взяв протянутый мне листок, молча выхожу за дверь.
        ***
        В коридоре меня встречают косые взгляды пациентов, и, прежде чем двинуться в сторону больничной аптеки, я замечаю, как в кабинет доктора входит мать с ребенком. Сердце сжимается от тоски по сыну. Сколько ещё дней пройдёт до тех пор, пока я смогу снова прижать его к груди, не ощущая на себе пристального взгляда Мэтью? Кажется, даже в этом холодном коридоре я чувствую на себе тяжесть его взгляда. Резко оборачиваюсь, но здесь только я и горстка пациентов доктора Дюбуа.
        Аптека находится на первом этаже, почти у выхода в больницу. Передо мной в очереди стоит один человек, поэтому у меня есть время осмотреться. По ту сторону витрины два человека, коренастая женщина в массивном парике неестественно жгучего чёрного цвета, которая непосредственно работает с людьми. Привстав на цыпочки, я читаю её имя на бейдже - «Элис» и, поймав на себе её взгляд, растягиваю губы в виноватой улыбке. Женщина, что стояла передо мной, отходит в сторону, и я подхожу к окошку. Мы с Элис обмениваемся дежурными приветствиями, после чего она берёт у меня из рук бланк с рецептом. На какой-то миг она уходит вглубь небольшой комнаты, заставленной стеллажами с лекарствами, и у меня появляется возможность лучше рассмотреть её напарницу. Девушка, что всё это время стояла ко мне спиной, наклоняется к коробке, что стоит у неё в ногах, слегка покачивая бедрами. Пошерудив там рукой, она делает какие-то записи в блокноте, и только тут я замечаю белые наушники у неё в ушах и яркую татуировку змеи на всю длину шеи.
        - «Нимодипин», «Триметазидин» и «Пирацетам», - сообщает мне Элис, складывая моё назначение в пакет.
        - Ещё мне выписали викодин, - говорю я, стараясь никак не выдать своего волнения.
        - В рецепте его нет, - отвечает Элис, поджимая губы.
        - Вероятно, доктор просто забыл его вписать. Там случилась какая-то накладка с записью…
        - В рецепте его нет!
        - Я понимаю, но мне он нужен. Доктор…
        - Поднимитесь и выпишите новый рецепт.
        - Я бы с радостью, но у меня нет времени. Пожалуйста, позвоните ему, и он вам всё подтвердит, вот увидите! - выпаливаю я, вспоминая, как он снял телефонную трубку и так и не вернул её на место. По-детски скрещиваю пальцы на руках, полагаясь на удачу.
        - Мне нужен рецепт.
        - Он у вас есть, доктор Дюбуа впишет туда ещё и викодин, он просто забыл. Позвоните, прошу вас, - уговариваю её я, импульсивно складывая руки в молельном жесте.
        Я вижу замешательство во взгляде Элис. Она растерянно смотрит по сторонам и, только убедившись в том, что после меня в очереди никого нет, соглашается снять трубку и позвонить в кабинет доктора Дюбуа.
        - У него занято, - уже через секунду сообщает она, качая головой. - Мне очень жаль, но это всё, что я могу вам дать.
        Она протягивает мне пакет с лекарствами, которые я прямо здесь готова выбросить в мусорное ведро. Отчаяние пожирает меня изнутри.
        - Прошу вас, у меня дикие головные боли. У меня была черепно-мозговая травма. Я не смогу. Я бы сама поднялась к нему снова, но мне нужно проверить сына, он спал в машине, когда я вышла.
        - Боже, вы с ума сошли! Идите к ребёнку, я сама схожу к доктору, - внезапно соглашается Элис, и, прежде чем она обращается с какой-то просьбой к своей коллеге, я успеваю заметить неподдельных испуг в её глазах. Вероятно, из меня получилась бы неплохая актриса.
        Однако сейчас я действую, полагаясь отнюдь не на театральную харизму, скорее, на багаж знаний, полученный ещё в детстве, когда я невольно становилась свидетелем маминого воровства и мошенничества. Я делаю вид, что ухожу. Спрятавшись за выступом в коридоре, напряжённо наблюдаю за тем, как открывается дверь и из аптеки выходит Элис. Тяжело переступая, она буквально шаркает своими мокасинами по полу, в тщетной попытке ускорить шаг. Стараясь не шуметь, я на цыпочках подбегаю к закрывающейся двери и незаметно просачиваюсь внутрь, вздрагивая от щелчка сработавшего у меня за спиной замка. Прислоняюсь к двери, замирая на месте. Справа от меня стоят стеллажи, где Элис подбирала мне лекарства, но я не могу сделать ни шага. Страх парализовал меня, и я беспомощно смотрю по сторонам, вслушиваясь в тишину.
        - М-м-м-м-м, - едва уловимо мычит девушка, напевая какую-то мелодию.
        То, что она всё ещё в наушниках, означает лишь то, что она не услышит моих шагов, но как быть с её глазами? Стоя по ту сторону аптечного окна, я думала только о том, как бы оказаться внутри, но сейчас мне до дрожи в коленках хочется поскорее отсюда убраться.
        Продолжая бороться с паникой, пульсирующей в мозгу, я делаю шаг вперёд, чувствуя, как предательски дрожат ноги. Девушка в наушниках стоит через два ряда от меня и по-прежнему делает какие-то записи в своём блокноте. Осознание этого возвращает мне способность дышать. Я подхожу к первому стеллажу, где на второй полке сверху стоит целая колонна оранжевых баночек, которые я прежде приняла за викодин. Однако я ошиблась. Страх заставляет кровь шуметь у меня в ушах. Я слышу только бешеный ритм своего загнанного сердца, когда отчаянно кручусь на месте, фиксируя, где ещё стоят похожие баночки. Они повсюду. Непослушными пальцами я перебираю пузырьки в поисках единственного нужного, когда чувствую на себе чей-то тяжёлый взгляд. Волна шокового оцепенения пронзает меня с головы до пят. Слышу размеренное мычание девушки и понимаю, что для неё меня по-прежнему не существует. Открываю и закрываю глаза, похоже, это единственное, что мне сейчас подвластно. Напряжение разрывает меня изнутри, я резко оборачиваюсь, ожидая встретиться взглядом с Элис, однако в аптечном помещении нет никого, кроме меня и девушки в
наушниках. Показалось. Я с трудом сглатываю, пытаясь смочить пересохшее от паники горло, когда слышу звук падающих коробок. Я резко оборачиваюсь на шум и вижу, как девушка в наушниках опускается на пол, подбирая разлетевшиеся пачки. Стараясь не попасться на глаза фармацевту, я начинаю пятиться на цыпочках к двери, едва успевая скрыться за стеллажами.
        «Пора выметаться, оно того не стоит», - без устали кричит мой внутренний голос, но в тот момент, когда я с отчаянием смотрю на дверь, на глаза мне попадается целый ряд оранжевых бутыльков за стеклянной витриной. С опаской оглядываюсь на провизора: она по-прежнему собирает таблетки на полу. Не сводя с неё глаз, я резко дергаю за дверцу - магнит издаёт громкий щелчок, от которого у меня сердце уходит в пятки. Я замираю на месте, боясь дышать, но провизор никак не реагирует на шум. Отбросив в сторону сомнения и страхи, я хватаю ближайший бутылёк с заветной надписью «Викодин», когда за спиной, по ту сторону от аптечного окна, раздаётся:
        - Я уже приехал в больницу. Сейчас поговорю с доктором, а там видно будет.
        Этот грубый мужской голос я узнаю из тысячи. Он действует на меня, как удар электрошока. У меня нет времени на раздумья, мной движут инстинкты. Мне нужно выбираться. Я осторожно подскакиваю к аптечному окну, чтобы оставить лекарство, но стоит мне поднять голову, как я с ужасом встречаюсь взглядом с девушкой. Она стоит по ту сторону окна в ожидании, когда её обслужат. Мы замираем, уставившись друг на друга заячьими глазами.
        На вид ей не больше двадцати пяти. Кудрявые взлохмаченные пряди волос неестественно рыжего цвета подчёркивают её бледную кожу, похожую на холст, исписанный чернилами, а впалые глаза мутного цвета теряются на лице, напоминающем игольную подушку или, скорее даже, украшенную кольцами индийскую статую. Девица бросает цепкий взгляд на пузырёк, зажатый в моей ладони, и в этот момент я снова слышу громкий мужской голос, который на этот раз звучит значительно ближе:
        - Мне нужен доктор Дюбуа, где я могу его найти?
        - Он принимает на втором этаже, - отвечает ему кто-то.
        Незнакомка видит, как растёт и ширится испуг на моей лице, теперь я в её власти. В её глазах я - воровка, стоит ей лишь сказать слово, и меня уже не спасти. Я умоляюще, чуть ли не плача, качаю головой, с просьбой не выдавать меня.
        Всё так же не проронив ни слова, я ставлю пузырёк на прилавок и начинаю медленно пятиться к выходу, до последнего не сводя глаз с девицы. Она улыбается мне и также же пристально провожает меня взглядом, пока я не вываливаюсь за дверь.
        Меня трясёт. Ноги слабеют и подкашиваются от облегчения. Прислонившись к стене, закрываю глаза, заставляя себя сделать глубокий вдох и медленный выдох.
        - Мисс Нельсон, какая неожиданная встреча, - гремит у меня над головой голос детектива Ферта.
        Он находит меня стоящей прижавшись к входной двери аптеки. Слава богу, я успела её захлопнуть без свидетелей. Затаив дыхание, я открываю глаза, тут же упираясь взглядом в его могучую фигуру.
        - Вы следите за мной? - переведя дыхание, спрашиваю я твёрдо и уверенно.
        - Зачем это мне? Вы же невиновны, - ехидно отвечает детектив Ферт.
        Конвульсивно сглатываю, сутулясь под тяжестью его уничижительного взгляда. У меня нет сил, чтобы уйти, а потому я жду, когда ему всё это надоест и он пойдёт своей дорогой.
        «Чёрт, если бы он пришёл сюда минутой раньше…» - вместе с этой мыслью ко мне приходит понимание того, что у моего преступления всё же есть свидетель. Превозмогая дикий страх, сковавший моё тело, я смотрю по сторонам в поисках девушки в кепке и девицы, что стояла у прилавка.
        - Вот скажите мне, пожалуйста, зачем вам нужно было гонять меня к доктору Дюбуа? - слышу я гневный женский голос и с ужасом понимаю, что ко мне обращается Элис.
        И в этот же момент я осознаю, что, если она доберётся до аптечного окна раньше меня, беды будет не избежать. Стоит ей только увидеть этот оранжевый бутылёк, и я буду обречена. От паники и растущего напряжения у меня начинает гудеть в ушах.
        - Он ведь сказал вам, что с мигренью справится «Тайленол», - продолжает Элис, но стоит ей поравняться со мной, как она замечает детектива, и её лицо искажает маска беспокойства. - Что-то с ребёнком?
        - Всё хорошо, - шепчу я, виновато опуская взгляд.
        - Ну и славно! - бодро заключает она, подставляя свой электронный ключ к датчику. Дверь открывается, и уже через миг она оказывается на своём рабочем месте.
        Время тикает в ушах. Обратный отсчёт начался. Сейчас рванёт. Сейчас она всё поймёт. Она нажмёт секретную кнопку, и сюда сбежится охрана.
        - Значит, доктор Дюбуа у себя, это хорошо. - Детектив не сводит с меня глаз. Я чувствую, как растёт его любопытство ко всему происходящему.
        Напряжённо вжимаю голову в плечи, принимая защитную позу.
        - Ваши лекарства, мэм, - обращается ко мне Элис.
        Обречённо возвращаюсь к аптечному окну, неожиданно замечая, что девицы с рыжими волосами и след простыл. Моя надежда на то, что она всё ещё стоит и ждет провизора, растаяла.
        Я не понимаю, что происходит. Она должна была уже заметить оранжевый пузырёк и сообразить, каким образом он мог оказаться в неположенном месте. Но она всё ещё так добра ко мне. Я осторожно осматриваю витрину и прилавок, где оставила викодин, но его там нет.
        - И никакого викодина, хорошо? - напоминает мне Элис, протягивая пакет.
        - Конечно, - произношу одними губами, разъезжающими в нервной улыбке.
        Мне нет нужды оборачиваться: я и так прекрасно знаю, что там стоит детектив Ферт и что всё это время он смотрел мне в спину, чтобы задать этот вопрос.
        - Викодин? Я не ослышался? Тот самый препарат, который вы якобы больше не принимаете?
        Я чувствую предательскую дрожь в коленях.
        - Да, всё так. Доктор Дюбуа хотел мне его снова выписать, но я отказалась. И чёрт возьми, почему я должна перед вами отчитываться? - теряя контроль, я срываюсь на визг.
        - Отчитываться? Я думал, мы с вами просто разговариваем.
        - С вами я буду разговаривать только в присутствии своего адвоката, - заявляю я, задрав подбородок.
        - Как скажете, - неожиданно легко соглашается детектив Ферт. - Я обязательно разберусь в том, что вы затеяли, мисс Нельсон.
        У меня нет для него ответа, который бы его устроил, в который он бы поверил. Я просто поднимаю пакет с таблетками вверх и, коротко кивнув, иду к выходу. Голова моя гордо поднята, но всё это фарс: я разбита, измождена, уничтожена. Викодин был у меня в руках, а предвкушение полёта к таинственному источнику правды - глубоко у меня в сознании.
        Я иду по скользкому кафелю, шаркая неудобными туфлями, а на душе у меня скребут кошки.
        Я была так близка. У меня почти получилось. Но куда он делся? Может быть, упал?
        Я не сразу замечаю её. Рыжеволосая девица выплывает из смежного коридора с безжизненной улыбкой на лице. Она нарочно врезается в меня и, выругавшись на мою неуклюжесть, тут же исчезает за поворотом, словно призрак. Странное тревожное чувство холодит сердце. Я напряжённо смотрю ей вслед, когда до меня наконец доходит: это она.
        «Она стащила мой викодин!» - хочется крикнуть мне, но я вовремя беру себя в руки. Уже поздно махать кулаками, я упустила свой шанс.
        Оказавшись на улице, я не могу надышаться. Тревога съедает каждый мой вздох, а отчаянье жжёт изнутри. Мне ничего не остаётся, как вернуться домой ни с чем. Я швыряю пакет с лекарствами в первую попавшую урну на пути к машине. Опускаю руку в сумку за ключами, но вместо этого резко заглядываю внутрь, нащупав предмет цилиндрической формы со звенящими таблетками внутри. С опаской озираюсь по сторонам, как раз в тот момент, когда с парковки больницы выезжает серебристый «Приус».
        12
        Полдень, 16 октября
        Только переступив порог своей квартиры, я позволяю себе вздохнуть с облегчением. Прижавшись спиной к двери, я медленно сползаю на пол, прижимая колени к груди. Шум в ушах заглушает тяжёлые удары сердца. Я продолжаю сжиматься от страха, хотя я уже дома, я в безопасности. Оглядываю залитую солнечным светом гостиную, чувствуя, как глаза наполняются слезами облегчения, триумфа. Непослушными пальцами открываю сумку и победно сжимаю в ладонях оранжевый бутылёк.
        - Я это сделала! - шепчу я, начиная безудержно смеяться.
        Приступ истерики сходит на нет так же внезапно, как и начался. Просто в один момент слёзы на щеках высыхают, и я перестаю растягивать рот в напряжённой гримасе надуманного веселья.
        Шмыгая носом, я встаю на ноги, и убедившись, что закрыла входную дверь на ключ, иду на кухню. Больше месяца я травила себя этими идеально гладкими белыми таблетками, однако сейчас, открывая пузырек, я чувствую, как у меня дрожат руки. Я всё ещё могу остановиться, отказаться от этой безумной идеи пока не стало поздно, но что-то внутри меня противится здравому смыслу. Маленькое, до этого момента совершенное незнакомое мне существо, живущее где-то глубоко внутри, приходит в неописуемый трепет от одного только вида этих пилюль. Оно ликует и трясётся в нетерпении, пока глаза мои округляются от досады. Эта гадина оставила мне только девять таблеток.
        - Этого должно хватить. Мне-то нужен всего раз. Я смогу, я должна!
        Подбадриваю себя, хотя уже сама не осознаю, на какое именно решение я пытаюсь себя настроить: отказаться от эксперимента с викодином и остаться верной своим идеалам и убеждениям или же сделать этот шаг, который, возможно, раз и навсегда сотрёт ту призрачную грань, которая всё ещё отделяет меня от матери.
        - Я не могу, как и она, стать наркоманкой, - шепчу я, качая головой. - Я не могу так подвести Патрика.
        Но вместе с этим я продолжаю смотреть на таблетки, горсткой рассыпанные на столешнице. Страх и жгучее желание раздирают меня на части. Я не так сильна, чтобы сопротивляться вечность. В конце концов, именно я принесла их снова в дом. Я пошла на риск. Ради чего?
        «Всего одна таблетка, а лучше сразу две. Чтобы уже наверняка. И ничего страшного не случится. Мне хватит одного только раза, а потом всё. Только один раз», - нашёптывает внутренний голос. Сопротивление сводит меня с ума. Тяжело тяну воздух, широко раздувая ноздри.
        Рука сама тянется к стакану. Наливаю воду из графина. Стекло опасно брякает от дрожащего соприкосновения. Громко выдыхаю и тут же забрасываю в горло две таблетки. Это должно сработать.
        В ожидании мистического полёта я сажусь на диван, неторопливо пролистывая ленту криминальной хроники.
        «Если кто-то располагает хоть какой-то информацией о Бритни Мур, просьба сообщить…»
        ***
        Меня окружает густой лес. Я иду по тропе, чувствуя, как ноги вязнут всё больше с каждым моим шагом. Давно надо было вернуться назад, но я отчего-то отказываюсь слышать доводы своего разума. Силой вытягиваю ногу из вязкой жижи, и тишину этого места разрезает громкое чавканье грязи. Грязи ли? Я останавливаюсь, чтобы проверить свою страшную догадку, и в этот самый миг чьи-то сильные крепкие руки хватают меня за щиколотки и тащат вниз. Я кричу, но слова застревают в горле. Я всё глубже вязну в липкой холодной жижи. Я падаю, выставляя перед собой руки, чтобы смягчить удар. Но ничего не происходит. Я открываю глаза. Я была уверена, что провалилась сквозь землю, но сейчас меня почему-то окружает бескрайнее чёрное небо, усыпанное миллиардом маленьких звёзд. Давно пора испугаться, забиться в панике, но вместо этого я спокойна, как никогда прежде. Я парю. Я лечу. Я счастлива.
        Я пытаюсь дотянуться до яркого огонька у себя над головой, когда внезапно начинаю соскальзывать вниз. С каждым вдохом падение становится неминуемым. В панике смотрю во мрак и от страха сжимаю глаза. На этот раз удара мне не миновать. И стоит мне об этом подумать, как мои ноги упираются во что-то твёрдое. Мне требуется какое-то время, чтобы понять - я снова могу стоять. Открываю глаза, ожидая вновь увидеть высокие могучие ели, прячущие свои кроны в густых тяжёлых тучах, но ничего этого нет. Глаза медленно привыкают к кромешной темноте. Шарю вокруг себя руками, шершавые стены царапают ладони. Я в каком-то душном коридоре, передо мной - массивная деревянная дверь, из-под которой сочится слабая полоска света. Внезапно я догадываюсь, что ждёт меня по ту сторону и, набрав в лёгкие побольше воздуха, я аккуратно толкаю дверь. Затхлый сырой воздух резко бьёт в нос. Снизу доносится сдавленный стон, явственно напоминающий, для чего я здесь. Ноги моментально наливаются свинцом, но я осторожно начинаю спускаться вниз по старой каменной лестнице. Каждый удар сердца отдаётся эхом в ушах. Делаю глубокий вдох - и
мои лёгкие содрогаются от удушливого смрада гниющей плоти. Прикрываю нос ладонью, тревожно озираясь по сторонам.
        Снизу доносится какой-то шум, от которого моё напряжённое тело будто бьёт током. Я резко вжимаюсь в стену, чувствуя, как сердце снова пускается в галоп. Вопрос, один из тех, что часто звучит в фильмах ужасов, готов сорваться с моих губ. Но я молчу. Ответ мне известен. Я здесь не одна. Страх отступает. Я не заметила, как оказалась внизу. Сжимаю кулаки, внезапно ощущая холод металла в правой ладони.
        - М-м-м-м-м, - звучит в нескольких шагах от меня.
        Внезапно мрак рассеивается, и я замечаю её. Тусклый свет потолочной лампы и нечёткие тени, раскиданные по всему пространству, лишают меня возможности разглядеть её лицо. Только испуганные глаза таращатся на меня из темноты. Она хочет мне что-то сказать. Её взгляд молит о помощи. Но я не могу пошевелиться.
        За спиной раздаются шаги, с каждым ударом моего встревоженного сердца они становятся всё громче. Тело деревенеет от страха. Мне некуда бежать. Негде скрыться. В руках у меня бритва, без боя я не сдамся. Пришло время встретиться. Затаив дыхание, резко оборачиваюсь. Бросаю взгляд из стороны в сторону, отказываясь принимать очевидное. Мои глаза выхватывают отдельные предметы: груда коробок, бумаги, стеллажи, металлические бочки. Всё выглядит грязным и давно забытым. Похоже, здесь нет никого, кого стоило бы опасаться. И всё же я чувствую растущий приступ паники. Пленница жалобно стонет, отчаянно громыхая цепями, и, кажется, я начинаю понимать, что скрыто в темноте. Делаю несколько шагов вперёд и безмолвно таращусь на своё отражение в треснутом зеркале.
        Здесь только я и она.
        13
        Вечер, 16 октября
        Когда в мой разум возвращается ясность, за окном сгущаются сумерки. Я стою на балконе, безразлично уставившись в пурпурное небо, исполосованное багровыми лучами ускользающего дня. Ветер раздражающе дует мне прямо в лицо, обняв себя руками, я ёжусь, чувствуя, как тело вмиг покрывается гусиной кожей. Я делаю глубокий вдох. Это были совсем не те видения, которые я рассчитывала получить за две таблетки викодина.
        «Можно попробовать ещё раз. У меня был большой перерыв, со второй попытки я точно получу какие-то ответы», - зудит в мозгу, и я нервно трясу головой, словно пытаюсь сбросить с себя эти жуткие думы.
        - Нет, нет, нет, - шепчу я, запихивая все таблетки в баночку и убирая их в верхний шкафчик на кухне.
        Теперь, когда глаза не раздражает оранжевый бутылёк, мне удаётся дышать ровнее. Заварив себе крепкий кофе, я сажусь за стол и делаю несколько жадных глотков. Кофеин проясняет взгляд, отрезвляет голову. И я впервые задумываюсь о том, а не было ли в аптеке камер наблюдения? Сегодня они повсюду. От этой мысли становится не по себе.
        - Нет там никаких камер, я бы заметила, - пытаюсь успокоить себя я.
        Желая отвлечься, я тянусь за телефоном и проверяю личные сообщения Криса Дормэна. Я не делала этого пару дней, а потому невольно позволяю себе надеяться на везение. И мне не столь важно получить от неё ответ, сколько увидеть, что она прочитала моё сообщение. Один только этот факт даст мне возможность раз и навсегда отделить её от остальных девушек. Тяжело сглатываю, впиваясь глазами в подсвеченный экран. Сообщение мускулистого красавца Бритни так и не прочитала.
        - Где же ты, мать твою? - злюсь я, пролистывая пальцем закладки в телефоне, пока не открываю нужную.
        В статье говорится про Эбигейл Рейнольдс, но важной для меня эту публикацию делают комментарии. Я осознаю, что, вероятно, за этим сайтом теперь с удвоенной силой следят детективы, а потому, прежде чем возобновить переписку со своим старым знакомым, я тщательно взвешиваю каждое слово. Но главное, несколько раз перечитываю ответ, который вижу впервые.
        «А вы проницательны. Как думаете, Бритни Мур - это и есть та четвёртая жертва, которую вы так ждали, или просто случайная девушка, идеально подходящая под профиль нашего убийцы?»
        Вдох-выдох, вдох-выдох.
        «Во-первых, я никого не ждала, просто пыталась рассуждать здраво, опираясь на свои скромные знания в области психоанализа. Во-вторых, не вижу смысла делиться своими соображениями с незнакомцем. Если для вас всё это не праздное любопытство и вам есть что сказать, буду рада поделиться своими мыслями при личной встрече».
        Не знаю почему, но с самого начала этой переписки у меня почему-то сложилось такое впечатление, будто lost77 не просто ещё один зевака, а человек, который лично заинтересован в исходе этого дела. Однако сейчас, когда я в очередной раз перечитываю своё смелое послание, в душу закрадывается тревожная мысль: а не убийце ли я только что предложила встретиться с глазу на глаз?
        ***
        Первые несколько минут после того, как я отправила сообщение, меня не покидало ощущение, будто я слышу тяжёлые шаги за дверью. Я напряжённо сидела на стуле, готовая к тому, что в дверь могут в любой момент постучать, а может быть, даже вломиться люди в форме. Я не раз видела подобные сцены в кино, читала об этом в книгах, и меня всегда поражало, какими смехотворными могут быть основания для подобного варварства. А потому я ни на секунду не сомневаюсь в том, что мой скромный опус может послужить спусковым крючком к таким вероломным действиям. Однако с тех пор прошло уже больше получаса, и за это время я уже успела не только успокоиться, но и с новой силой поверить в себя.
        «Я ни в чём не виновата, и я это докажу!» - словно мантра, звучит у меня в ушах, когда я в очередной раз нажимаю на стрелку вверху браузера, в принудительном порядке обновляя страницу. Я жду ответа пользователя lost77. Но его всё нет.
        Неизвестность сводит меня с ума. Не отдавая отчёта своим поступкам, я притягиваю к себе лист бумаги и неосознанно что-то чиркаю на нем, чтобы хоть чем-то себя занять. В комнате уже давно наступили серые густые сумерки, а потому, когда у меня начинает звонить телефон, на какой-то миг я буквально слепну от яркой вспышки света.
        - Ты совсем ополоумела? Какого чёрта ты говорила с Мирандой? Откуда ты вообще узнала их адрес? - орёт на меня Мэтью, едва я успеваю поднести телефон к уху.
        Услышав его голос, я чувствую, как моё сердце замирает в груди. Я перестаю дышать. Мне хочется позвать Патрика. Спросить, как у него дела и чем он занимается. Я уже готова начать умолять Мэтью позволить мне поговорить с сыном, когда осознаю, что он никогда и ни за что на свете не стал бы говорить со мной в таком тоне, будь наш сын рядом. Этикет и репутация для Мэтью Гилмора незыблемы.
        - А я всё думала, когда же ты мне позвонишь.
        - Шэл, это не шутки! Я не знаю, что ты задумала, но я это так…
        - Ты уже не первый, от кого я это слышу. Вставайте в очередь, господа, пытающиеся понять, что же такого страшного и ужасного задумала Шейла Нельсон!
        - Ты что, пьёшь не просыхая?
        - Обижаешь. Я трезва как стёклышко! Только вот никак не пойму, зачем же ты мне позвонил?
        Мэтью молчит. В телефонном разговоре повисшая пауза кажется мне вечностью, но я точно знаю, что на этот раз он не бросил трубку. Я слышу его тяжёлое дыхание, он всё ещё здесь, со мной.
        - Не смей приближаться к родителям Бритни! Им и без тебя тошно.
        - Так, может быть, ты их утешишь? Я думаю, они не станут вас выдавать, посвяти их в ваш мерзкий план…
        - Какой ещё план? Чего ты мелешь?
        - Из-за чего вы с ней поругались? - спрашиваю я, пытаясь ухватиться за какую-то мысль, внезапно мелькнувшую в мозгу.
        - Я тебя предупредил, не вынуждай меня идти на крайние меры!
        В трубке наступает резкая тишина. Он всё-таки закончил этот разговор.
        Тянусь к стене и щёлкаю рукой по выключателю. Над головой загорается лампа, и большие лопасти вентилятора начинают своё неспешное вращение, разгоняя по углам мрачные тени и открывая взору моих собственных демонов. Я была уверена, что черчу на бумаге разные, ничего не значащие закорючки, но на деле весь листок исписан одним лишь только именем Бритни, которое я точно пригвоздила большим знаком вопроса. Кажется, я нарисовала его после того, как Мэтью положил трубку. Своим нежеланием дать мне ответ на прямой вопрос он только разжёг угли недоверия, что тлели у меня внутри. Он что-то от меня скрывает. Я почти уверена, что они не просто поругались. В его голосе слишком много боли и сожаления. Но из-за чего? Что произошло между ним и Бритни в тот вечер? А что, если именно он - причина её внезапного исчезновения?
        Не давая себе возможности дольше думать об этом, я вскакиваю со стула и выбегаю из квартиры. Есть только один человек, который может пролить свет на эти события.
        ***
        Чудом преодолев преграду из своры журналистов, неистово набросившихся на мой автомобиль, я выезжаю на дорогу. Нескольким из них, кажется, даже удалось сделать секундное видео. Если его пустят в эфир, то зрители увидят меня в дешёвом парике платиновой блондинки, который я пару лет назад покупала для Хэллоуина, бейсболке и нелепых очках с полупрозрачными стёклами, призванными работать скорее на имидж, нежели скрывать моё лицо.
        По инерции смотрю в зеркала, пытаясь убедиться, что у меня нет нужды тратить драгоценное время на бессмысленные круги по кварталу в попытке сбросить хвост. На улице уже достаточно темно, но мне удаётся заметить включающиеся фары возможного преследователя. Предполагаемая слежка заставляет моё сердце биться чаще в груди, сжав крепче руль, я делаю несколько резких поворотов, внимательно наблюдая за тем, что происходит позади.
        - Показалось, - с облегчением выдыхаю я, наконец следуя нужному мне маршруту.
        Последний раз я входила в эти двери полгода назад. Этот магазин мало чем отличается от других отделений этой сети розничной торговли, но всё-таки он особенный. По крайней мере, для меня. Сейчас уже половина девятого, покупателей в такое время уже значительно меньше, а потому торговый зал хорошо просматривается со всех сторон, и всё же я пытаюсь затеряться среди стройных рядов, завешенных одеждой на любой вкус и размер. Я делаю вид, что выбираю что-то, механически передвигая справа налево вешалки, но привлекает моё внимание не обилие ярких блёсток и переливы шёлковых тканей, а девушка, что катит перед собой стойку на колёсах. Её рыжая голова появляется и тут же исчезает за высокой вешалкой, но у меня нет сомнений в том, что она именно та, кого я высматриваю, - Клаудия Льюис.
        Она проходит по проходу, когда я налетаю на девушку с надвинутой на глаза бейсболкой. Извиняюсь и тут же резко разворачиваюсь на пятках, следуя новому маршруту, наблюдая за тем, как Клаудия паркует стойку в глубине зала, формируя новый ряд. Она вытирает вспотевшие ладони о майку и, бросив взгляд на наручные часы, озирается по сторонам. Когда её растерянный взгляд скользит по мне, я почему-то впадаю в ступор. Резко хватаю первую попавшуюся вешалку и тут же прикладываю её к груди. Это мужская футболка ярко-оранжевого цвета, которой я могу при необходимости обернуться не меньше двух раз. Но опасность миновала, Клаудия уверенным шагом идёт по проходу в сторону примерочных комнат.
        «Сейчас или никогда», - говорю себе я, уверенно выдвигаясь вслед за ней.
        - Клаудия, - окрикиваю её я.
        Она оборачивается и с тем же растерянным взглядом сканирует меня.
        - Добрый день, чем могу вам помочь? - чеканит она дежурную фразу всех работников сферы обслуживания.
        - Я хотела бы с вами поговорить, буквально пару минут. Это касается Бритни Мур.
        - Вы журналистка? - устало спрашивает она и, прежде чем я успеваю опротестовать это подозрение, продолжает: - Задавайте свои вопросы. Я скажу всё как есть, Бритни - моя лучшая подруга. Но я очень сомневаюсь, что эти жуткие бездушные материалы помогут ей вернуться к нам. Вы же не говорите о том, какая она, что она за человек. Кто будет сочувствовать её родным и близким, если перед ним стоят только голые цифры?
        - И какой же она человек? - выдавливаю я, облизывая высохшие губы.
        - А вы не будете меня записывать?
        Клаудия недоверчиво хмурит брови.
        - Да, конечно.
        Скроив смущённую улыбку, я начинаю рыться в сумке в поисках какого-нибудь блокнота, листка бумаги, но у меня ничего нет. Почти отчаявшись, вспоминаю, как одна из журналисток совала мне под нос свой мобильный телефон, вероятно, используя на нём приложение-диктофон. Другого варианта у меня, похоже, нет. Достаю мобильный, делая вид, что именно его-то я и искала.
        - Так какой же Бритни Мур человек? - деловито спрашиваю я, вживаясь в роль.
        - Она самый удивительный человек, которого я когда-либо встречала. И я сейчас восторгаюсь ей не только как подругой, но и как профессионалом. В прессе пишут только о том, что у неё диплом модельера-конструктора, но никто не задумывается, что всё это значит на самом деле. Ведь она не просто обычный консультант в сети дешевой одежды, но настоящий стилист, - тараторит Клаудия, захлёбываясь от возбуждения. - У неё потрясающий вкус и чувство стиля! И это не пустые слова, иначе её не пригласили бы работать в бутик «Chanel» на Пятой авеню!
        Я не успеваю справиться с эмоциями, и Клаудия безошибочно считывает моё изумление.
        - Вот видите! Вы об этом не писали, но ведь это важно! Это многое говорит о человеке. Бритни - целеустремленная женщина. Да, она работает здесь за шестнадцать долларов в час, но у неё большое будущее. В Нью-Йорк просто так не приглашают, а уж в «Chanel» тем более!
        Она продолжает нахваливать свою подругу, а я слышу только гул собственного мозга, работающего на пределе возможностей.
        «Если Бритни предложили работу в Нью-Йорке, то они с Мэтью должны были бы переехать. Но почему тогда он ни разу об этом не обмолвился? Чёрт со мной, но у него есть обязательства перед сыном! А может быть, он не собирался ехать с ней? - кусаю губу, невидящими глазами смотря куда-то поверх плеча своей собеседницы. - Нет, он бы её не бросил, у них ведь любовь, и потом… она же беременна!»
        - А когда она получила это предложение из Нью-Йорка? - неожиданно громко выпаливаю я, грубо перебивая Клаудию.
        - На прошлой неделе. Она так обрадовалась! Вы бы видели её в тот день, она вся буквально светилась от счастья. Сначала обручилась со своим любимым мужчиной и отцом своего будущего ребёнка, а потом такое приглашение!
        «На прошлой неделе», - стучит у меня в мозгу, и, кажется, я начинаю задыхаться.
        - Насколько мне известно, за день до своего исчезновения Бритни Мур ночевала у вас, потому как поссорилась со своим мужчиной, - говорю я севшим от волнения голосом.
        - Откуда вам это известно? Эта информация не для прессы, - огрызается Клаудия, и я вижу, как напрягается её лицо.
        - Мне об этом рассказал Мэтью Гилмор. Он, как и вы, считает, что будет лучше, если в истории исчезновения Бритни Мур не будет белых пятен.
        - Мэтью?
        Она мне не верит. Она сомневается. Она что-то скрывает.
        - Кстати, я ещё хотела уточнить по поводу этого заманчивого приглашения в Нью-Йорк… А Бритни Мур его приняла?
        - Она как раз… - начинает Клаудия и тут же запинается. Я вижу, как она кусает себя за щёку изнутри, подозрительно разглядывая мой парик, бейсболку, очки.
        - Если вы не хотите рассказывать, я пойму. Я не настаиваю, я просто пытаюсь написать статью, в которой, как вы сами сказали, Бритни Мур была бы личностью, человеком, а не сухими фактами и цифрами.
        Сердце бешено стучит в груди. Я еле стою на ногах.
        - Да, наверное, вы правы, - растерянно отвечает Клаудия. - К тому же Мэтью уже рассказал вам про ссору и, вероятно, упомянул и причину. Собственно, это вообще сложно назвать ссорой, скорее, простая размолвка. Из-за беременности Бритни в последнее время была и так вся на взводе, а тут такое предложение, которое бывает только раз в жизни. Она не могла отказаться. Она согласилась до того, как обо всём рассказала ему. Вот собственно и всё.
        - И правда, всё, - шепчу я, делая шаг назад.
        Перед глазами снова появляется снимок идеального семейства: Бритни, Мэтью и Патрик. Мой Патрик. Я мотаю головой, пытаясь избавиться от этого наваждения, но оно точно высечено у меня в мозгу.
        - Семья, семья…
        - Да, у неё замечательная семья. Она не могла просто взять и исчезнуть, с ней что-то случилось, - тараторит Клаудия.
        - Спасибо. Этого достаточно, - выдыхаю я и, не дожидаясь ответа, разворачиваюсь и иду к выходу.
        Ноги у меня подкашиваются. В ушах шумит кровь.
        Как я могла быть так слепа? Так глупа? Так наивна? Ну конечно, они собираются уезжать. Мэтью никогда не нравилась его работа, с чего бы ему вдруг ругаться из-за этого с Бритни? Всё же ясно как день, они решили сбежать.
        - А я, дура, ещё сомневалась, - бормочу я, чувствуя, как злость сдавливает горло.
        - Подождите, подождите!
        Кто-то окрикивает меня сзади, и, прежде чем обернуться, я замечаю, как напрягается охранник у выхода. Его цепкий пронизывающий взгляд сканирует меня с ног до головы, он прикидывает в уме возможный сценарий событий. Затаив дыхание, я заставляю себя снова взглянуть в глаза растерянной Клаудии Льюис.
        - Простите, я забыла спросить, а из какого вы издания?
        - Таймс, Лос-Анджелес Таймс.
        14
        Утро, 17 октября
        Этой ночью мне не спалось. Всю ночь я ворочалась в постели, заставляя себя расслабиться и отпустить ситуацию, но слова Клаудии Льюис застряли у меня в мозгу, раскаляя до безумия голову. И когда у меня над ухом начинает тревожно звонить будильник, я испытываю долгожданное облегчение. Больше нет нужды притворяться спящей, я наконец могу перейти от бесплодного планирования к наступательным действиям. Но, прежде чем отправиться на поле боя, я уверенным шагом иду на кухню, мысленно благодаря Рейчел за то, что в моём холодильнике снова есть продукты, и я могу приготовить сыну его любимый сэндвич. Поджариваю ломтики хлеба в тостере до золотистого цвета, смазываю каждый кусок абрикосовым джемом, покрываю сверху толстым слоем арахисовой пасты и после этого закрываю эту идеальную начинку хрустящим тостом. Складываю сэндвич в контейнер с Железным человеком на крышке и только после этого награждаю себя свежезаваренным кофе и остатками песочного печенья. С каждым обжигающим глотком я чувствую, как в мою голову приходит ясность. Всю ночь я строила планы, решала ребусы, головоломки. В какие-то мгновения всё
происходящее казалось мне сном, настоящей нелепицей, и только с восходом солнца, когда чёрные тени рассеялись, я твёрдо осознаю случившееся. Мне надоело оправдываться, настало время бороться. Я буду нападать.
        Выруливая из паркинга, я тяжело вздыхаю, мысленно готовясь к штурму, однако на улице никого нет. Несколько автомобилей сиротливо жмутся друг к дружке у обочины. Я стараюсь не смотреть в их сторону, опасаясь стать жертвой случайно наставленного на меня объектива. Пункт назначения находится от меня в нескольких кварталах, я уже вижу, как дети гуськом движутся к двухэтажному зданию из красного кирпича с гордо развевающимся флагом США у входа. Я медленно проезжаю мимо, вглядываясь в щуплые фигурки, но Патрика среди них нет. Как и в прошлый раз, я паркуюсь на соседней улице и, прежде чем отправиться на очередное несанкционированное свидание с сыном, надвигаю на глаза бейсболку, а на плечи набрасываю большой палантин, в который можно будет при необходимости закутаться, как в одеяло.
        Бодрым уверенным шагом я перехожу дорогу и, пристроившись за спинами очередной группки ребят, скорее всего, учеников пятого класса, я подхожу к школьному забору. Продолжая о чём-то громко спорить, тыча друг другу в лицо сотовые телефоны, ученики входят в калитку и вскоре исчезают в стенах школы, в то время как я делаю ещё несколько шагов вперёд, скрываясь в тени высокого дерева. Я прислоняюсь спиной к ещё прохладному металлу и, словно дикое животное, затаившись в кустах, напряжённо высматриваю свою цель.
        Я замечаю Патрика, едва он сворачивает к школе. Голова опущена, волосы растрёпанной кошмой торчат в разные стороны, майка помята, рюкзак он держит в руке, а лямки волочатся по земле. От этой картины сердце больно щемит в груди. Я делаю шаг вперёд из своего укрытия, готовая броситься к нему навстречу, но стоит мне заметить Мэтью, как меня тут же охватывает злость и презрение. Он идёт рядом с Патриком, отставая не больше чем на шаг, и судя по руке, прижатой к уху, говорит с кем-то по телефону. Сжимаю и разжимаю кулаки, мысленно напоминая себе, зачем я здесь.
        - Патрик! - кричу я, покидая своё укрытие.
        Он поднимает глаза, полные тоски и смятения, и, не сказав ни слова, бежит ко мне в объятия. Я крепко прижимаю его к груди, ласково приглаживая растрёпанные пряди. Жадно вдыхаю аромат его тела и, едва уловив запах пота, чувствую, как снова завожусь, разгоняя злость по венам.
        - Кажется, я тебе предупреждал, разве нет? - шипит надо мной Мэтью.
        - У тебя всё хорошо, малыш? - спрашиваю я, не сводя глаз с сына. Жду, что сейчас он снова сделает мне замечание, ведь он уже давно не малыш, а взрослый парень, но он молчит. В его глазах стоят слёзы, мне становится трудно дышать. Я внимательно осматриваю его лицо, подмечая, что шишка на лбу уже почти сгладилась, оставив после себя жёлтый синяк, а ссадина на щеке затянулась корочкой. Новых ран, к своему собственному облегчению, я не нахожу, но, может быть, они скрыты под одеждой? - Что случилось? Тебя кто-то обижает?
        - Что за бред? У него всё хорошо. Всё, достаточно, Патрик, иди в школу, - командует Мэтью, дёргая сына за рукав майки.
        Стараясь не ухудшать и без того жуткую ситуацию, я достаю из сумки контейнер и передаю его Патрику. Он крепко сжимает его в руках, задумчиво потирая указательным пальцем крышку.
        - Я сделала всё так, как ты любишь, родной, - шепчу я, прижимая к своей щеке его маленькую ладошку.
        - Ты обещала забрать меня. Я хочу домой, - бубнит Патрик, обнимая меня на прощание.
        - Так и будет. Я обещала тебе, а значит, я сдержу своё слово, скоро всё это закончится, и мы снова будем вместе, только ты и я, - обещаю ему я, прежде чем он начинает от меня отдаляться, тревожно оглядываясь на отца.
        - Никогда не обещай того, чего не сможешь выполнить, - щетинится Мэтью, когда я встаю рядом с ним. От его слов у меня по коже бегут мурашки, и внутренний голос, тот, что сводил меня с ума всю ночь, неистово бьёт в колокола с победным кличем: «А я говорила!»
        - Я всегда выполняю свои обещания, - выдавливаю я, провожая сына взмахом руки.
        - Не в этот раз.
        - Поживём - увидим.
        Патрик исчезает за массивными дверями школы, и Мэтью тут же поворачивается ко мне спиной, уверенным шагом направляясь к своему автомобилю.
        - А чего ждать, давай сейчас всё и обсудим? - предлагаю я, хватая его за запястье.
        Он медленно опускает взгляд на свою руку с таким враждебным высокомерием, что я невольно отстраняюсь. Но не сдаюсь. Не в этот раз.
        - Другого шанса у меня ведь может не быть, вы же переезжаете, я права?
        Я вижу, как деревенеет его тело, напрягаются мышцы. Он останавливается в паре шагов от поворота, наши глаза снова встречаются.
        - Я знаю про Нью-Йорк, полагаю, Бритни поехала туда первой, так?
        Он продолжает молчать, пронзая меня холодом глаз. Мне больше не страшно. Никаких былых чувств и эмоций. Только боль и презрение.
        - Чего молчишь, думал, я этого не узнаю? Хорошо вы придумали, вы же теперь семья. Зачем считаться с мнением сумасшедшей Шейлы, с её чувствами. Я ведь всего лишь помеха на пути к счастливой жизни. Работу свою ты никогда не любил, а тут такая возможность. Шанс, которого ты так долго ждал.
        - Как я от тебя устал, - качает головой Мэтью. - Бритни пропала, её нет. Я не знаю, где она. Никто не знает.
        - Правда? Что ж, тогда у тебя проблемы, потому что я молчать не стану. Посмотрим, что скажет на это детектив Ферт. По крайней мере, располагая этими данными, ему придётся рассмотреть и другие варианты. Ты же знаешь, что в случае исчезновения женщины первым под подозрение попадает её мужчина. Ты ловко подставил меня, теперь мой ход. Я так понимаю, именно предложение о работе стало истиной причиной вашей ссоры. Убийство в состоянии аффекта, что скажешь? Думаю, детектив в этот раз будет более внимателен к моим словам.
        - Жаль огорчать, но ты опоздала. Полиции уже всё известно.
        С моих губ готова была сорваться очередная порция заранее подготовленной речи, когда до меня доходит смысл сказанного. К такому повороту я оказалась не готова, а потому даже не знаю, что сказать.
        - От тебя я такого не ожидал, - выплёвывает в меня Мэтью. - Я ведь перед Бритни тебя всегда защищал, пытался найти тебе оправдание: у Шейлы было тяжёлое детство; Шейла не умеет правильно выражать свою чувства, эмоции; Шейла имела в виду совсем другое… Но знаешь, она права! Она всегда была права! Ты настоящее чудовище. Ты неадекватная, злобная сука!
        Его слова парализуют меня. Я чувствую, как врастаю в землю. Сжимаюсь, втягивая голову в плечи. Глаза увлажняются, и картинка мира начинает опасно дрожать.
        - Мир не крутится вокруг тебя, уясни уже это! - говорит Мэтью, больно сжимая мне локоть. - Да, ты права, мы поругались с Бритни из-за этого предложения. Я был дураком, разрываясь между ней и сыном. И я жалею об этом. Особенно теперь. Бритни вернётся, я верю в это. И тогда мы уедем. Благодаря тебе у меня больше нет причин для терзаний. Я заберу Патрика с собой! Ты ужасная мать! Ты не способна ни на любовь, ни на сострадание. Ты больна!
        Ослабляя хватку, он отталкивает меня, и я беспомощно хлопаю ресницами, отчаянно пытаясь собраться с мыслями. Часть меня противится брать его слова на веру, продолжая цепляться за версию обманутой преданной жертвы, в то время как сердце разрывается в груди от нестерпимой боли. Я сама во всём виновата. Я сама.
        - Последний раз тебе говорю, остановись. Успокойся. Начни всё сначала, - внезапно говорит Мэтью.
        ***
        Оказавшись в машине, я сразу же блокирую все двери. С синхронным щелчком закрывающихся замков делаю жадный вдох, наполняя лёгкие привычными запахами: ароматом пихты, что источает ёлочка, висящая на зеркале, крепкого кофе, что налит в дорожную кружку, парфюма, которым щедро обрызгала себя с утра. Теперь, когда слёзы высохли, а горечь обиды я заглушила щедрым глотком кофе, в мозгу остаётся только страх.
        - Ты не заберёшь Патрика с собой! Я способна и любить, и сострадать! Я здоровая! Я здоровая! Я здоровая… - ору во всё горло я, выплёскивая эмоции и злость.
        Делаю глубокий вдох. Меня тошнит. Закрываю глаза, откидывая голову назад. Я так сильно зациклилась на идее причастности Мэтью к той аварии, к тому, что они с Бритни затеяли против меня какой-то заговор, что, похоже, упустила из вида главное. Я действительно могу потерять сына. И совершенно не важно, поймают ли этого серийного убийцу или нет, Мэтью мне больше не доверяет. И как бы я ни злилась, как бы ни ненавидела его, он прав. Я сама уже себе не доверяю. И самое страшное, я не знаю, с чего начать. За какую ниточку мне нужно потянуть, чтобы размотать этот чёртов клубок недоразумений?
        Задумчиво озираюсь по сторонам, внезапно почувствовав на себе чей-то взгляд. Мэтью давно уехал, прохожих на улице практически нет.
        - Показалось, - успокаиваю себя я, собирая волосы в привычный хвост.
        После этого нескладного разговора у меня не осталось ни малейшего сомнения в том, что Мэтью не врёт: Бритни действительно пропала. И сейчас, когда я впервые всерьёз допустила эту мысль, мне становится страшно. В голове больше нет статистических данных и прочих умозаключений из разряда «каковы шансы…». Я почти уверена, это единственный логичный вариант: Бритни похитили и, скорее всего, жить ей осталось не больше пары суток.
        «Он держит девушек десять дней, после чего выбрасывает на парковках торговых центров», - подсказывает мне внутренний голос, и я чувствую, как тело покрывается гусиной кожей. Я закрываю глаза, мысленно оказываясь в тёмном подвале, в который не раз возвращалась в своих видениях. Толстая труба, звон металлических цепей и затравленные голубые глаза, глядящие из темноты прямо мне в душу. Бритни Мур вполне может быть следующей пропавшей, а позже - найденной мёртвой и обритой налысо блондинкой.
        «Начни всё сначала, начни всё сначала», - вертится у меня в голове, пока я пытаюсь отыскать на дне сумки свой мобильный телефон. От напряжения у меня трясутся пальцы, и я нетерпеливо вытряхиваю на пассажирское сидение всё содержимое своей сумочки. Я пользуюсь ей последние пару месяцев, о чём наглядно свидетельствуют разнокалиберные чеки, помада, грязная жевательная подушечка, блеск для губ, ключи от дома, пачка салфеток, санитайзер, две конфеты, кошелёк, какой-то брелок в форме капли и, наконец, телефон. Я хватаю мобильный и тут же начинаю вбивать в поисковик имя: «Сесилия Белл».
        - Всё сначала, - бубню я. - Начни всё сначала.
        Для меня началом этого кошмара стала авария. Но этот ад начался немного раньше. Он начался не с меня (а я уверена, что мне в этой истории отведена роль как минимум случайного свидетеля) и не с Зоуи Мейер. Первой в этой серии была Сесилия Белл. По крайней мере, её смерть пока стоит первой в этом списке. Открываю статью, к которой помимо текста прилагается небольшое видео-интервью с некой Кейт Соренс, девушкой, которая была последней, кто видел Сесилию Белл живой. Я включаю запись, и тишину салона нарушает обеспокоенный женский голос.
        «Я была в подсобке, к нам в тот день привезли двух английских бульдогов, их обнаружили то ли в заброшенном доме, то ли на ферме. Нам позвонили и сообщили… Ой, простите, это ведь неважно… Так вот, в тот день я была в подсобке, Сесилия оставалась в общем зале. Она была как всегда весёлой и общительной. Я не почувствовала в ней никаких перемен. Разве только, мне показалось, что она кого-то или чего-то ждала…»
        Я останавливаю запись и прокручиваю последние слова Кейт снова и снова.
        «Она кого-то ждала. Она знала убийцу. Она ушла с тем, кого знала», - звенит у меня в ушах. Я была в том подвале, я видела Зоуи Мейер. Но как я там оказалась? Как я попала в тот дом? Кто привёз меня в этот ад? Я его знаю… Я должна его знать…
        Вдох-выдох. Вдох-выдох.
        - Я его знаю. Я его знаю. Я была там неслучайно.
        Поворачиваю ключ в зажигании, и салон автомобиля оглушает джазовый оркестр. От неожиданности я вздрагиваю и почему-то жму на клаксон. Я теряю контроль над ситуацией, над собой. Резкий поворот руля - и я уже готова выехать на проезжую часть, оставив позади горстку сонных журналистов, когда мимо меня на скорости проносится серебристый «Приус».
        Бью по тормозам. Меня трясёт.
        15
        Полдень, 17 октября
        Одноэтажное серое здание, внешне похожее на остальные постройки в этом районе, сразу цепляет моё внимание. Именно в нём находится приют для животных, в котором работала Сесилия Белл. Чувство дежавю настолько яркое, что мне даже становится не по себе. Пытаюсь убедить себя в том, что мне не доводилось бывать здесь прежде, но, переступая порог приюта, я автоматически поднимаю голову вверх. О моём появлении работников оповещает музыка ветра.
        - Добрый день, рады вас снова видеть, - приветствует меня круглолицая девушка, неожиданно появляясь из смежной комнаты, которую от меня скрывает тяжёлая занавеска.
        - Снова видеть? - эхом повторяю я, оттирая о джинсы вспотевшие ладони.
        - Вам показать кого-то конкретного?
        Улыбка девушки не выглядит дежурной формальностью. Кажется, она меня узнаёт. Провожу рукой по волосам, пытаясь собраться с мыслями. Что, если я действительно бывала здесь прежде?
        - Прости, но я здесь не ради животных, - говорю я, делая шаг вперёд.
        - Ой, простите, тогда вам лучше поговорить с Кейт.
        - Да, я пришла к ней, но, может быть, вы тоже знали Сесилию Белл? Она здесь работала.
        Девушка печально поджимает губы.
        - Да, но меня не было в тот день. Я лишь практикантка, - сообщает она, после чего звонким голосом зовёт свою коллегу.
        Из смежной комнаты доносится собачье тявканье, и в следующий миг, отдёрнув штору, в комнату выходит невысокая девушка, внешне похожая на ту, что всё ещё стоит у стены с приветливой улыбкой, но явно старше.
        - Вы сёстры? - выпаливаю я.
        Девушки одновременно кивают, после чего Кейт спрашивает:
        - Чем я могу вам помочь?
        Она выглядит так же, как и на том видео. Круглое лицо, изрытое подростковой сыпью, маленькие невыразительные глаза, тонкие, изящно изогнутые брови и сальные немытые волосы, неопрятными прядями спадающие по бокам. Ещё одно немое напоминание о том, как я выгляжу в своей повседневной жизни, когда мне не нужно увидеть сына спустя шесть дней несправедливой разлуки.
        «Хорошо хоть прыщи остались в прошлом», - машинально подмечаю я, натягивая улыбку.
        - Меня зовут Шейла Нельсон, и я пришла поговорить с вами о Сесилии.
        - Вы журналистка? - спрашивает Кейт. - Ваше лицо кажется мне знакомым, мы уже беседовали с вами раньше?
        Опускаю голову, мысленно ругая себя за эту смелость. Решение приехать сюда стало для меня очередным наваждением, у меня не было времени подготовиться, изменить свою внешность. Чувствую себя голой.
        - Нет, не думаю, - уклончиво отвечаю я, замечая, как девушка начинает хмурить брови. - Дело в том, что пропала моя подруга…
        - Бритни Мур - ваша подруга? - в один голос спрашивают девушки с вытянутыми от удивления лицами.
        Очевидно, что они внимательно следят за криминальным блоком новостей. Я буквально слышу, как в мозгу у меня тикает таймер. Интересно, сколько времени им потребуется, чтобы вычислить, кто я такая на самом деле?
        - Всё так. Мы не знаем, что делать, как помочь полиции. Я пришла сюда по собственной инициативе. Я несколько раз прослушала ваше интервью, - говорю я, заискивающе заглядывая в бесцветные глаза Кейт. - Мне показалось, что вы сможете мне помочь.
        - Я? - непонимающе тянет девушка, озабоченно переглядываясь с сестрой. - Чем я могу помочь? Я же ничего не знаю.
        - Думаю, мне может пригодиться любая мелочь. Может быть, было что-то странное, необычное, чему вы сразу не придали значения, но теперь, спустя время, уже видите это иначе… Я не знаю, всё что угодно.
        Кейт опускает взгляд, поджимает губы, силясь что-то вспомнить. Я напряжённо наблюдаю за её стараниями, как никто другой понимая, какой жестокой и коварной может быть порой наша память. Но у Кейт не было черепно-мозговых травм (по крайней мере, я на это всецело надеюсь), а значит, у неё получится. Я сжимаю кулаки в нетерпении, жадно поглощая тишину. Однако вместо желанного озарения девушка с сожалением пожимает плечами.
        - Мне очень жаль, но это был совершенно обычный день. Единственная странность - это только два английских бульдога, которых к нам тогда привезли.
        «Бульдоги? И это всё?» - возмущается мой разум.
        - А что в этом такого необычного? - спрашиваю я.
        - Вообще-то это элитная порода собак, и в США они достаточно редко встречаются. А те ребята так и вовсе были ухоженными, умными.
        - То есть они не были похожи на бездомных?
        - Совершенно. Это были отличные собаки, скорее всего, они по ошибке оказались на улице. Но какое они имеют отношение к похищению Сесилии?
        «Хороший вопрос. Если бы я только знала?» - думаю я, напряжённо кусая щеку изнутри. - «Как, чёрт возьми, эти псы могут быть связаны со всем этим дерьмом?»
        Этот вопрос назойливой мухой жужжит у меня в голове. Но, похоже, эти бульдоги - единственное что у меня есть.
        - А вы не помните, где их нашли?
        - Нет, но могу проверить в журнале. Вы думаете, это может как-то помочь вашей подруге?
        Кейт удивленно таращит на меня глаза, и я не знаю, что сказать. Так и не дождавшись моего ответа, она подходит к письменному столу, что стоит у противоположной от входа стены, и начинает рыться в верхнем шкафчике. Из соседней комнаты слышится какая-то возня и пронзительный собачий вопль.
        - Элен, иди глянь, это, наверное, Кора проснулась, если так, сделай ей укол обезболивающего, - командует Кейт, внимательно изучая страницу за страницей в большом блокноте внутреннего учёта.
        Её сестра тут же скрывается из виду, а я ловлю себя на том, что пытаюсь подсмотреть, что же скрывает от чужих глаз тяжёлая занавеска.
        - Знаете, а ведь этими собаками с самого начала занималась Сесилия. Она приняла звонок и лично контролировала отлов этих животных. По идее, именно она и должна была в тот день принимать их, но это пришлось делать мне.
        - Почему? - срывается у меня с губ, и я тут же ловлю на себе встревоженный взгляд девушки. - Я хотела спросить, это она вас об этом попросила? Может быть, она была чем-то занята?
        - Я не помню, чтобы она меня об этом просила, - бормочет девушка, и я вижу, как её короткий узловатый палец с искусанным ногтем победно останавливается на какой-то записи. - Нашла. Правда, здесь нет ни имени, ни телефона звонившего, только адрес. Записать?
        - Да, пожалуйста.
        - Не знаю, чем это вам может помочь, но я желаю вам удачи. Если нет, вы всегда можете вернуться и утешиться дружбой с четвероногим другом, - вежливо прощается со мной Кейт, протягивая листок бумаги, к которому заботливо прикладывает визитную карточку приюта.
        Мне хочется сказать ей что-то доброе, когда у меня за спиной раздаётся приветственная музыка ветра. В приюте новый посетитель, к которому уже спешит Элен.
        - Добрый день, рады вас снова видеть, - приветствует она коренастого мужчину, и меня словно бьёт током.
        Несколько минут назад она говорила их мне. Одни и те же слова, одна и та же интонация. Это не может быть просто совпадением.
        - Что-то ещё? - спрашивает Кейт.
        - Нет, то есть да, - запинаясь отвечаю я, пытаясь сконцентрироваться. - Это покажется странным, но разве я бывала у вас прежде?
        Кейт непонимающе хмурит брови, после чего её лицо проясняется и на щеках появляется стыдливый румянец, который только сильнее подчёркивает недостатки кожи.
        - Нет, это эксперимент Элен. Она считает, что, встречая посетителей такой фразой, она как бы задаёт тон беседе. Побуждает к состраданию, участию или что-то вроде того. Дело в том, что она ещё только ищет своё призвание, и до того, как прийти сюда на стажировку, Элен вместе с Сесилией посещала какие-то открытые лекции по психологии.
        Понимающе улыбаюсь в ответ, испытывая облегчение.
        ***
        Сидя в машине, я упираюсь взглядом в вывеску «Обернись, прохожий». Сейчас в лучах палящего солнца она выглядит футуристично на фоне серых обшарпанных зданий и общей запущенности района: ветхие домики по ту сторону дороги, перекошенные заборы, неподстриженные газоны, гниющие плоды, втоптанные в тротуарную плитку.
        Я так увлекаюсь обзором этих мест, что совершенно теряю счёт времени. Осознаю это только в тот момент, когда из дверей приюта выходит коренастый мужчина. В отличие от меня, он явно знал, чего хочет, а потому в руках у него я вижу белого пушистого зверька. И, кажется, слышу тихое мяуканье, быстро теряющееся на фоне шума с автострады.
        О питомце Патрик впервые заговорил, когда ему исполнилось три года. Тогда было достаточно купить новую игрушку, чтобы переключить его внимание и получить отсрочку в один, два, а бывало, даже в три месяца. Но после предательства Мэтью желание сына перестало быть похожим на переменчивый бриз, всё больше напоминая мне нарастающее цунами, способное сокрушить на своём пути всех и каждого. Три месяца назад я практически сдалась. И, возможно, только авария, случившаяся восемнадцатого августа, дала мне последнюю отстрочу.
        - Когда весь этот кошмар закончится, я обязательно вернусь сюда и возьму Патрику питомца! - твёрдым голосом обещаю я, разворачивая записку от Кейт.
        Одного взгляда на адрес оказывается достаточным, чтобы в моё тело вернулся неконтролируемый страх.
        16
        Вечер, 17 октября
        Хоровод мыслей туманит разум. В режиме автопилота я еду домой по запруженным улицам вечернего Лос-Анджелеса. У дома снова дежурит стайка стервятников с микрофонами и фотокамерами. Гляжу на них, и в мои тягостные думы, точно глоток свежего воздуха, врывается вопрос: «А на что они вообще надеются? Что в один момент я просто выйду и отвечу на все их гнусные вопросы?»
        Честно говоря, подобные идеи приходили мне в голову не раз, но только не сегодня. А потому, не обращая внимания на возню и жалобные уговоры, я заезжаю на парковку, скрываясь в тени прохладного помещения. Мне нужно остудить голову, иначе я просто взорвусь. Продолжая мысленно воссоздавать полотно событий, я поднимаюсь на четвёртый этаж. Моё тело неосознанно деревенеет, как только над головой раздаётся привычный звон колокольчика, предупреждающий об открытии дверей. Я всё ещё боюсь встречаться с Джеймсом, а потому каждый раз вздрагиваю, с опаской разглядывая ширящийся на глазах просвет. С облегчением выдыхаю: здесь никого нет. Поворачивая в коридор, я принимаюсь искать ключи от дома, раздражённо заглядывая в сумку, а потому подпрыгиваю от неожиданности, когда Рейчел ровным голосом мне сообщает:
        - Ты снова меня игнорируешь? Встречу отменила, на сообщения и звонки не отвечаешь.
        - Я забыла выключить беззвучный режим.
        - Ясно. А я только что видела твоего соседа, - продолжает Рейчел, кивая головой в сторону квартиры 4F. - Он прошёл с каким-то подозрительным типом.
        - Меня это не касается, - бубню я, хватаясь пальцами за металлическое кольцо с ключами.
        - А должно! Нельзя это так оставлять!
        - Как видишь, можно! Я это всё оставила в прошлом, перелистнула страницу и пошла дальше, - огрызаюсь я, торжественно распахивая перед ней дверь в свою квартиру.
        - Ты так только говоришь, но по факту всё это полная чушь! - парирует Рейчел, входя внутрь.
        Закрываю дверь и, ударив ладонью по выключателю, освещаю гостиную ярким тёплым светом.
        - Точно так же ты говорила и про мою нелестную рецензию, и к чему это привело? - спрашивает Рейчел, плюхаясь на диван. - Давай уже раз и навсегда закроем эту тему. Твой роман «Кровавые крошки» - бездарное и совершенно лишённое какого-либо смысла произведение. Я могу снова повторить тебе всё то, что написала на обороте год назад, и мало этого, я не стану больше сглаживать острые углы и пытаться найти себе оправдание. Я не должна этого делать, потому как я действительно считаю ту работу никчёмным мусором, хотя ты можешь со мной и не соглашаться. Ты попробовала, у тебя не получилось, ну извини, ты не первая и далеко не последняя, кого отверг литературный агент или издатель. Книжный бизнес суров, тебе ли об этом не знать!
        - Ты выбрала не лучшее время, - вяло протестую я.
        - Все эти дни я честно пыталась вспомнить хоть что-то, за что могла бы тебя похвалить, и знаешь, а ведь нашла! Вернее, даже не так, не нашла, а поняла. Одно то, что ты осмелилась попробовать себя в роли писателя, уже заслуживает похвалы. Ты придумала отличную историю, которую при должном опыте и мастерстве можно было бы легко вывести на первые строчки в рейтинге продаж, и это я тебе сейчас говорю не как подруга, а как помощник редактора. Да, в твоей работе есть сюжетный потенциал.
        - Рейч, я не хочу об этом говорить. Не знаю, чего ты хочешь этим добиться, но я не собираюсь продолжать писать, всё это в прошлом. Если ты не заметила, у меня сейчас есть дела поважнее.
        Рейчел напряжённо сводит брови на переносице, с недоверием сканируя меня пристальным взглядом. На долю секунды мне кажется, будто она готова уступить, но кого я обманываю? Она не из тех, кто отступает, сдаётся или даже просто делает шаг назад. Только вперёд!
        - А ведь совсем не важно, чего хочу добиться я, куда важнее то, что всё это значит для главного кукловода, - пожимая плечами отвечает Рейчел, многозначительно пожимая плечами.
        - Что значит «кукловода»? О ком ты говоришь?
        - У меня пока нет чёткого понимания, кто это может быть, но мне кажется, он существует. За всем этим стоит какой-то человек, который испытывает к тебе ненависть и, может быть, даже желание отомстить за что-то. Знаю, звучит это всё нелепо, но…
        - Отнюдь, сейчас в твоих словах больше смысла, чем когда-либо прежде, - перебиваю её я. Ощущение того, что Рейчел удалось нащупать ещё один пазл моей головоломки, становится непреодолимым. - А что заставило тебя так думать?
        - Это же очевидно, твоя рукопись, - хмыкает Рейчел, неожиданно направляясь на кухню. - Я хочу выпить, ты присоединишься?
        Я киваю головой, и через пару минут Рейчел протягивает мне бокал красного вина.
        - Полностью пересказывать историю не стану, думаю, ты её и так прекрасно помнишь, но, вероятно, ты забыла такие важные детали, как, например, то, что по сюжету твой маньяк убивал не просто случайных девушек в попытке замаскировать единственно важную для него смерть, но набрасывался исключительно на невест. То есть для него своеобразным триггером становилось обручальное кольцо на пальце. А теперь отвлечёмся от книги и обратим внимание на наши реалии: Бритни Мур - невеста, Зоуи Мейер тоже собиралась замуж, Эбигейл Рейнольдс в отношениях, а вот про Сесилию я ничего не нашла, но что, если она тоже была счастливой невестой? Или именно она была той важной смертью, ради которой и начался весь этот трэш?
        - Трэш? - ошарашенно повторяю я.
        - И кстати, ты не обратила внимание, а ведь к этому уроду, что сейчас орудует у нас в городе, идеально подошло бы и то прозвище, которым ты заклеймила маньяка в своей книге.
        - Цирюльник, - одними губами шепчу я, чувствуя, как стены в комнате начинают двигаться на меня.
        - Это же какой мразью нужно быть, чтобы брить девушек. Он же их бреет, да?
        Закрываю глаза, проваливаясь в чёрную бездну.
        ***
        Я вздрагиваю от неожиданности, когда вновь открываю глаза: встревоженное лицо Рейчел висит надо мной, точно грозовая туча, закрывающая собой всё небо.
        - С тобой всё в порядке? - спрашивает она, напряжённо заглядывая мне в глаза. Вероятно, заметив мою растерянность, она поясняет: - Ты потеряла сознание.
        - Ясно, - сухо отвечаю я, одновременно пытаясь выпрямиться в кресле и оттолкнуть от себя Рейчел, которая буквально душит меня своей заботой. - Всё прошло. Я в полном порядке.
        - И что это вообще такое было? - спрашивает подруга, усаживаясь на своё место.
        - Наверное, переутомилась.
        - Выпей воды.
        Она протягивает мне бокал с водой, которого ещё мгновение назад здесь точно не было. Делаю несколько глотков, пытаясь собрать мысли воедино.
        - Прежде чем я отключилась, ты мне что-то говорила…
        - Да, в общем, я вчера весь день об этом думала. Повторяю, я понимаю, что всё это выглядит нелепым и невозможным…
        - Рейч, просто скажи, что ты думаешь…
        - Если коротко, то я думаю, что тебя кто-то подставляет.
        От этой догадки мои губы непроизвольно разъезжаются в нервной улыбке. Меня не нужно никому поставлять, кажется, я прекрасно справляюсь с этим и без чьей-либо помощи. Что, если за всем этим стою я?
        - Я не говорила тебе этого раньше, но, знаешь, я, вероятно, встречалась с Сесилией Белл. Я почти уверена, что заезжала к ней в приют в бесплодной попытке приобрести питомца для Патрика.
        - И что из этого?
        - Это ещё не всё. Зоуи Мейер… Думаю, её я тоже видела, и не только в подвале, но в цветочном магазине. Я ехала на кладбище к матери, и она посоветовала мне купить пионы.
        - Так, может быть, и не было тогда никакого подвала? Может быть, ты…
        - Нет! Дело не в этом, я встречалась с каждой из них до того, как они были похищены, до того, как их нашли мёртвыми на парковках города.
        - Ты забываешь про Эбигейл…
        - Она работала официанткой в «Craft», думаю, я видела и её.
        Лицо Рейчел вытягивается в удивлении. Ей требуется некоторое время, чтобы переварить полученную информацию, чтобы понять, что со всем этим делать.
        - И что это значит? - наконец спрашивает она, напряжённо морща лоб. - Что из того, что ты, возможно, видела этих девушек до всех этих событий?
        Ответ, безумная догадка жмётся у меня на кончике языка, но я никак не могу решиться. Мне страшно.
        - Что ты и есть местный маньяк-убийца? Это ты мне пытаешься сказать? - озвучивает мои самые страшные мысли Рейчел, после чего прыскает со смеху. - Ты это серьёзно?
        Рейчел не воспринимает всё это всерьёз потому, что я никогда не говорила ей про бритву. Она не знает, что я помню её тяжесть в своей ладони. Но что будет, если я откроюсь ей? Что будет, если она узнает всё?
        Так и не дождавшись моего ответа, Рейчел проводит кончиками пальцев под глазами, поправляя и без того идеальный макияж.
        - Шэл, ты серьёзно думаешь, что могла всё это сотворить? Но зачем? Зачем тебе похищать и убивать этих девушек? Ты же не сумасшедшая! Бритни - это другое дело, тут у тебя, действительно, есть мотив, но другие…
        - Но ведь ты сама сказала, что все эти события очень похожи на сюжет моей книги, - выдавливаю я, с трудом сглатывая.
        - Да, но в другом контексте. Ты только послушай, - предлагает Рейчел, резко поднимаясь на ноги.
        Я уже давно заметила, что серьёзный разговор ей всегда даётся много легче, когда она расхаживает из угла в угол, нежели спокойно сидит на одном месте. Тяжело вздыхаю, готовя себя к чему-то долгому и скучному, именно таким обычно бывает предисловие.
        - Лос-Анджелесский маньяк охотится на девушек, и, как я уже сказала, возможно, их объединяет не только внешность, но и статус невесты. Подобные критерия отбора жертв были присущи и Цирюльнику из твоей книги. Идём дальше: в твоём романе хирурга подозревают после первого же убийства, и позже мы выясняем, что все остальные убийства он был вынужден совершить в отчаянной попытке отвести от себя подозрение. В нашем же случае, когда тебе казалось, что ты могла стать свидетелем каких-то страшных событий, копы отказывались воспринимать тебя всерьёз, но, стоило пропасть Бритни Мур, как ты в одночасье стала единственным подозреваемым. При этом в её машине каким-то чудесным образом находят твою ДНК, а одежда, похожую на ту, в которую была одета таинственная незнакомка с фото, оказывается в твоей бельевой корзине. Разве это всё не странно? И да, возможно, параллель с твоей книгой не совсем очевидная, но, мне кажется, она здесь есть. Просто подумай, какова вероятность того, что внезапно появившийся серийный убийца решит так облегчить тебе жизнь?
        Несколько дней назад этот вопрос уже звучал в этой самой гостиной, но всё же на этот раз в нём скрыт совсем другой смысл. И от этой перемены мне становится дурно.
        - И знаешь, что ещё во всей этой истории не давало мне покоя? Та картинка с Пиноккио, которую тебе оставили на лобовом стекле. Признаюсь, поначалу я не воспринимала всерьёз твоих волнений, полагая, что её оставил какой-то ребёнок, но потом… - от возбуждения Рейчел захлёбывается воздухом. - Потом я поняла, что, вероятно, этот рисунок действительно был предупреждением, ведь оставили его тебе не рядом с домом и не на парковке в магазине, а именно в тот день, когда ты поехала в полицейский участок. А раз так, то, получается, за тобой следят!
        - Вот это новость!
        Напряжение, нарастающее внутри, словно состав, срывается с отвесной скалы и с грохотом несётся вниз. Я прыскаю от истерического смеха.
        - Похоже, мои рассказы про серебристый «Приус» ты тоже пропустила мимо ушей. Я столько раз видела эту машину, хотя мне почему-то всегда казалось, будто это была Бритни.
        - Но Бритни же не стала бы тебе оставлять такой картинки, ей это ни к чему.
        - Не знаю, наверное. Но эту картинку действительно мог оставить водитель «Приуса». Тем более, что я видела его уже дважды после исчезновения Бритни. Если конечно, это не было очередной галлюцинацией.
        - Возможно, - задумчиво тянет Рейчел, наконец опускаясь на диван. - Знаю, ты сейчас скажешь, что я снова схожу с ума, но, может, за тобой следят как-то по-другому. Просто если это сделал водитель «Приуса», то он должен был тебя отслеживать от дома до полицейского участка, следовательно, и картинка должна была уже быть при нём. Это как-то странно, нет?
        - И какая у тебя идея? - спрашиваю я, чувствуя, как неприятно засосало под ложечкой.
        - Ты не устанавливала себе на телефон какое-нибудь приложение для слежки или что-то подобное?
        - Нет. Зачем?
        - Мне кажется, за тобой следят по навигатору. Я вчера прочитала на эту тему большую статью. Так вот, следить можно, либо подключившись к твоему телефону, либо подбросив маячок. И если я права, то, значит, ты знаешь его…
        Рейчел замолкает, так и не закончив свою мысль, словно слова внезапно застряли у неё в горле. Мне тоже требуется время, чтобы переварить эту информацию. Голова снова начинает гудеть.
        - Я тоже думаю, что мы знакомы, - наконец выдыхаю я. - И думаю, именно у этого таинственного знакомого я и оставила в тот вечер свою старую сумку.
        Рейчел таращит на меня глаза, и я вижу, как вытягивается её лицо. Я поднимаю с пола свою сумку и тут же начинаю рыться в ней в поисках записки с адресом. Потеряв терпение, я вываливаю всё содержимое на пол и, нагнувшись, легко выуживаю нужный листок.
        - Посмотри, - говорю я, протягивая его Рейчел. - Это адрес, по которому был произведён отлов английских бульдогов.
        Она хмурит брови, напряжённо переводя взгляд с бумажки на меня и обратно.
        - Первая девушка, Сесилия Белл, работала в приюте для животных, и в день её исчезновения в приют доставили этих английских бульдогов. Я сегодня заезжала туда.
        - А почему тебе это вообще показалось странным, мало ли каких животных сдают в приют?
        - Мне и не показалось, а вот напарница Сесилии, Кейт, думает иначе. Оказывается, это дорогая порода собак, которая в нашей стране встречается нечасто, то есть это не обычные бродяжки. К тому же собаки были чистыми и умными. Ну а поскольку мне больше не за что было зацепиться, я просто попросила адрес, по которому производился отлов, и, когда увидела его, мне стало дурно. Может быть это и есть недостающее звено.
        - Ты туда ездила?
        - Нет, я решила сделать это завтра с утра.
        - Не вздумай! Это может быть опасно! Кто знает, что тебя там ждёт?
        - И что ты предлагаешь, просто сидеть и ждать?
        - А ты совсем ничего не вспомнила? - после паузы спрашивает Рейчел, сползая на пол. Поджав под себя ноги, она садится перед кучей барахла, которую я вывалила из сумки, и начинает аккуратно всё перебирать, а заметив мой взгляд, запоздало спрашивает: - Ты не против?
        - Нет, это просто мусор, - отвечаю я, откидываясь на спинку кресла. В голове снова прокручивается адрес, и я мысленно пытаюсь представить эту улицу. - Я ведь ездила туда и, вероятно, проезжала мимо этого дома, и не раз. Но я не помню и не знаю никого, кто мог бы там жить.
        - А это что такое? - спрашивает Рейчел.
        - Не знаю, - честно отвечаю я, наблюдая за тем, как подруга вращает в пальцах чёрный пластиковый брелок в форме капли. - Наверное, какая-то игрушка Патрика, ты же знаешь, он любит оставлять на удачу в моей сумке какую-нибудь безделицу: карточки, игрушки, детальки от конструктора.
        - Не-е-ет, - задумчиво тянет Рейчел, медленно поднимаясь на ноги. - Он давно у тебя?
        - Понятия не имею. Если честно, я нашла его только сегодня.
        - То есть ты не знаешь, как это у тебя оказалось?
        - Что значит «это»? - раздражённо спрашиваю я, вставая и выхватывая брелок у неё из рук. - Если она не Патрика, я просто выброшу её и всё!
        - Ну уж нет, отдай. Это точно не вещь Патрика, но я постараюсь выяснить чья.
        Рейчел протягивает мне руку, и я, не скрывая своего недовольства, шлёпаю пластик в её открытую ладонь.
        - Делай что хочешь!
        Рейчел бережно заворачивает пластик в салфетку, прежде чем убрать в карман своей сумки. Наблюдая за этим, я чувствую, как мои брови медленно ползут вверх. На языке вертится добрая порция колкостей, которые я с трудом смываю щедрым глотком вина. Сейчас лучше промолчать.
        17
        Утро, 18 октября
        Яркий свет слепит глаза. У меня в руках сумка и странный список того, что нужно купить в магазине. Не помню, когда последний раз писала его от руки, а главное, что побудило сделать это снова. Складываю его пополам и убираю в задний карман джинсов. Удивительно, как тихо сегодня вокруг: ни машин, ни назойливых репортёров. Никого. Я подставляю лицо солнцу, нежась в его тёплых лучах. Глубокий вдох - и я готова продолжить свой путь. До магазина идти не больше десяти минут.
        «А почему я не взяла машину?» - мелькает в мыслях, когда дорогу мне неожиданно преграждает тёмный силуэт.
        Часто моргаю, пытаясь сфокусировать взгляд.
        - Ты? - срывается с языка.
        Мэтью стоит в нескольких шагах от меня. Его лицо перекошено гримасой безумия. Красные опухшие глаза смотрят на меня из-под кустистых бровей. Он так плотно сжимает челюсти, что на скулах играют желваки.
        - Что случилось? Патрик? Почему ты молчишь?
        Он не отвечает. У меня возникает какое-то дурное предчувствие, тревожное ощущение того, что вот-вот случится что-то плохое. Он пронзает меня уничижительным взглядом и молча заносит над головой руку. Меня ослепляет яркая вспышка света, и в следующий миг я в ужасе таращусь на бритву.
        - Нет, нет, нет! - кричу я, закрывая лицо руками.
        Слёзы обжигают лицо. Страх сжимает горло. Я резко разворачиваюсь и начинаю бежать, мгновенно натыкаясь на прохожих.
        - Помогите, он сошёл с ума! - кричу я, обращаясь к двум молодым парням, но они словно не слышат меня. Холодный безразличный взгляд в мою сторону - и они молча продолжают свой путь. Мэтью же идёт за мной. Я снова начинаю бежать.
        Ещё минуту назад мне казалось, что от дома меня отделяет не больше тридцати футов, но сейчас я почему-то вижу только крышу. Оглядываюсь по сторонам, в надежде позвать кого-нибудь на помощь, но город словно вымер. Дыхание сбивается, я вынуждена остановиться. Затаив дыхание, я напрягаю слух. Тишина. Гнетущая, гробовая. Оборачиваюсь назад - там никого нет. Мэтью словно испарился.
        «Что, чёрт возьми, всё это значит?» - пульсирует в мыслях, пока я жадно хватаю воздух, пытаясь успокоиться.
        - С тобой всё в порядке? - внезапно слышу голос Рейчел.
        Я поднимаю голову, с облегчением встречаясь с ней взглядом. Я не одна. Она со мной. Но что-то здесь не так. Никогда прежде мне не доводилось видеть её в таком состоянии. Волосы торчат в разные стороны, спадают на лицо, губы слегка приоткрыты, затуманенные глаза смотрят куда-то сквозь меня.
        - Ты откуда тут появилась? - спрашиваю я.
        - Я искала тебя, - бормочет она, слегка наклоняя голову вправо.
        - И вот нашла, - выдавливаю я, почему-то делая шаг назад. Медленно обвожу её взглядом, с ужасом замечая бритву, зажатую в ее ладони.
        - Что это за игры? - кричу я ей в лицо.
        Сломя голову я перебегаю через дорогу. Смотрю по сторонам, пытаясь сориентироваться, когда слева от меня возникает медленно приближающийся силуэт. Стараясь держать его в поле зрения, я оборачиваюсь, чтобы снова взглянуть на Рейчел, но её нет. Зато я вижу свору журналистов. Они направляют на меня свои камеры, микрофоны. Я слышу череду вопросов, которая сливается в один сплошной гул. Яркая вспышка больно бьёт по глазам, я резко отворачиваюсь, прикрывая лицо ладошкой. Жалкая попытка отгородиться от этих назойливых тварей.
        Силуэт становится всё ближе, и теперь мне кажется, я вижу две фигуры. И только когда расстояние между нами сокращается до нескольких шагов, я чётко вижу - их трое. Тонкие ноги в чёрных лосинах, майка с каким-то ярким рисунком, скрывающая все изгибы тела, волосы, собранные в жидкий хвост. В остальном же она всё та же: бледная фарфоровая кожа, фирменная снисходительная улыбка, заострённый нос, глубоко посаженные глаза, глядящие на меня с нескрываемым интересом. И хотя она стоит между Рейчел и Мэтью, я точно знаю, что она мне не враг.
        - Лиза, - с облегчением выдыхаю я, протягивая к ней руку. - Помоги!
        - Конечно, - отвечает она, отталкивая и Рейчел, и Мэтью. Я вижу, как Рейчел, не удержав равновесия, падает на землю, а Мэтью остаётся стоять позади. С благодарностью смотрю на Лизу, тревожно замечая, как губы её растягиваются в гримасе, обнажая острые, словно бритва, клыки.
        Глаза Лизы горят огнём безумия. Она заносит надо мной острое лезвие, делая шаг вперёд. Я же в ужасе начинаю пятиться назад.
        - Что всё это значит? - кричу я, испуганно таращась на неё.
        Она молча двигается на меня, ни на что не реагируя. Меня трясёт. Я оборачиваюсь к толпе журналистов.
        - Вы так и будете стоять и снимать? Вы что, ничего не видите? - истошно ору я, срываясь на визг.
        Ответом мне служит синхронный поворот камер, готовых и дальше безучастно снимать грядущую бойню. Я делаю шаг назад, будучи уверенной, что позади меня пустая тропа, но, кажется, там кто-то есть. Я слышу чьё-то тяжёлое дыхание.
        Стараясь удерживать Лизу в поле зрения, я резко оборачиваюсь, встречаясь взглядом с худощавым невысоким мужчиной. Он встревоженно смотрит на меня глазами, похожими на янтарные бусины, озаряющие его смуглое сухое лицо. От него веет теплом и заботой. Однажды Гарри Джейн уже спас мне жизнь, ему я точно могу верить. Он хватает меня за руку и тащит в какой-то переулок.
        Мы пробираемся через чьи-то лужайки, я озираюсь по сторонам, не понимая, где нахожусь. Частные дома, огороженные живой, аккуратно подстриженной изгородью, похожи друг на друга. Гарри тащит меня вперёд, и я едва поспеваю за ним, периодически спотыкаясь на скользкой земле.
        - Их уже не видно, - говорю я, оборачиваясь назад. - Нет больше нужды бежать.
        Мои колени перепачканы грязью, я пытаюсь отряхнуться и перевести дух. Но Гарри продолжает силой тянуть меня вперёд. Мы проходим мимо двухэтажного дома, который кажется мне знакомым. И в тот момент эти места перестают быть для меня безликой зарисовкой тихого пригорода, я знаю, где это. Я уже бывала здесь прежде.
        Смутные воспоминания шевелятся в глубинах моего подсознания, я пытаюсь ухватиться за них, когда Гарри толкает меня вперёд. Я спотыкаюсь и падаю на холодный пол. Затхлый запах мгновенно наполняет лёгкие, я начинаю задыхаться.
        - Где мы? - спрашиваю я, хотя мои глаза уже привыкли к темноте, и я отлично понимаю, что нахожусь в подвале.
        - Здесь тебя никто не найдёт, - сообщает мне Гарри.
        Я пытаюсь успокоиться, но меня не покидает ощущение приближающейся беды. Громко сглатываю, оборачивать назад. Мне нужно посмотреть ему в глаза. Мне важно увидеть в них ту теплоту и участие, которое мне доводилось видеть прежде. Я оборачиваюсь. Но я едва успеваю вздохнуть с облегчением, как уголки его рта приподнимаются в зловещей ухмылке, и в следующий миг острая боль пронзает моё горло.
        - Помогите! - истошно ору я, видя перед собой лицо Бритни Мур.
        ***
        - Помогите! - кричу я, вскакивая в своей постели, хватаясь за шею.
        За окном уже давно рассвело, но я тревожно озираюсь по сторонам, продолжая чувствовать на себе чей-то безумный взгляд. Сердце колотится в груди. Я дышу часто и отрывисто. Глаза бегают по комнате, внимательно изучая каждый угол, в тени которого мог бы спрятаться один из них. Лиза, Мэтью, Бритни, Рейчел, Гарри Джейн.
        - Это был сон. Дурной сон. Просто сон, - бормочу я, приглаживая вспотевшие волосы. - Здесь никого нет. Никого.
        Немного упокоившись, я позволяю себе расслабиться и опустить голову на подушку.
        Это всего лишь дурной сон. Очередной кошмар. Я жива. Я в безопасности.
        Вылезаю из кровати и, сбросив с себя потную ночную рубашку, иду в душ. Тёплая вода смывает с меня остатки ночных видений. Я скребу тело мочалкой до красноты, до жара внутри.
        Я здесь. Я жива!
        Струя бьёт мне прямо в лицо. Горячие ручьи бегут по щекам, и, только почувствовав слабый солоноватый вкус, я осознаю, что плачу. Моё тело трясётся не от холода внутри, но от слёз, душащих горло, от страха, парализующего мозг, от ужаса, который продолжает гулять по моим венам. Только этим можно объяснить, что я моюсь в душе, не отгородившись занавеской, что я оставила дверь в ванную комнату настежь открытой, так, чтобы зеркало на стене не запотело от избытка влаги, и я в любую минуту могла контролировать то, что происходит снаружи. Выключаю воду и, закутавшись в банный халат, выхожу из ванной. От шлёпающего звука собственных шагов всё тело вмиг покрывается гусиной кожей. Меня начинает знобить. Озираясь по сторонам, пугаясь собственной тени, я запрыгиваю в кровать. Руки тянутся к одеялу, когда из гостиной доносится какой-то странный писк.
        Бью себя руками по щекам. Глаза открываются шире. В голове становится заметно тише. Я снова слышу ритм своего сердца, чёткий и ровный, а ещё - странный повторяющийся писк из гостиной.
        - Что это было? - шепчу я, оглядывая комнату так, словно вижу её впервые.
        Ответ на этот вопрос приходит в голову спустя несколько минут, когда я на ватных ногах вхожу на кухню, где на столешнице рядом с пустой бутылкой из-под вина валяется пузырёк с викодином. Последнее, что помню о вчерашнем дне: я забрасываю в рот белую таблетку и запиваю её большим глотком вина. Мне казалось, что сразу после этого я пошла спать, но, очевидно, это не так.
        Дрожащими пальцами беру в руки баночку и встряхиваю её: у меня осталось только три таблетки.
        Беру в руки мобильный телефон и чувствую, как у меня перехватывает дыхание. У меня два новых сообщения. Одно пришло от Рейчел, а вот второе написала мне Бритни Мур.
        18
        Полдень, 18 октября
        Сообщение в три строчки уже давно намертво впечатано в моё сознание, но я продолжаю его читать снова и снова, будто оно может внезапно исчезнуть, пропасть, раствориться, став частью очередной галлюцинации. Для пущей убедительности я даже щипаю себя за ухо и, слегка прикрыв глаза, жду, когда воронка затащит меня на дно наркотического видения. Однако я остаюсь неподвижно стоять посреди своей кухни, тяжело нависая над столешницей.
        «Привет, а ты настойчивый. Мне такие нравятся. Не думала, что меня кто-то сможет так быстро вычислить. Молодец! Ты прав, нам давно уже пора как следует оттянуться, как насчёт завтра? Давай встретимся рано утром на пересечении бульвара Линкольна и Калифорния-авеню. Рано утром, потому что я не хочу терять времени зря», - открыв глаза, читаю я сообщение Бритни, которое она полчаса назад написала Крису Дормэну.
        Пространство вокруг меня сжимается, становится трудно дышать. Я запрокидываю голову, упираясь взглядом в потолок.
        «Что, чёрт возьми, это значит? Если она может свободно писать мне письма, значит, она не похищена. Значит, её исчезновение никак не связано с другими девушками. Неужели это всё спектакль? Но зачем?» - голова гудит от мыслей. Я подбегаю к двери на балкон и рывком тяну её на себя, впуская в квартиру свежий воздух.
        Вдох-выдох. Вдох-выдох.
        Вернув контроль над телом и мыслями, я возвращаюсь на кухню и, прежде чем глаза снова вопьются в шокирующее послание, я открываю сообщение от Рейчел, оставленное на моём автоответчике:
        «Привет, Шэл! Почему ты не отвечаешь на мои звонки? У меня ведь нет причин для беспокойства, верно? - в трубке раздаётся натужный смешок Рейчел, после чего она продолжает: - Ничего не делай, договорились? Прошу тебя, без глупостей. Позвони мне!»
        Под глупостями она имеет в виду поездку по адресу, который дала мне Кейт. Но сейчас, когда послание от Бритни продолжает фоном крутиться в мозгу, куда большим безумием мне кажутся все наши доводы и планы.
        «Она жива. Её никто не похищал! Это всё обман!» - кричит мой разъяренный внутренний голос, когда я звоню Рейчел. Она поднимает трубку после первого же гудка:
        - Ты где? С тобой всё в порядке? Как же меня задолбала твоя чёртова манера не отвечать на звонки и не перезванивать! - отчитывает меня она, едва не срываясь на визг.
        - Вообще-то я сейчас как раз перезваниваю!
        - Ты где? Дома? Ты ведь дома, да?
        - Да, дома.
        - Отлично, - отвечает Рейчел, и я слышу вздох облегчения в трубке. - Я думала заехать к тебе в обед, но у меня тут появилось одно неотложное дело, ты же не будешь делать глупости?
        - Мне написала Бритни, - говорю я, пропуская мимо ушей очередное напоминание о том, какой умной и рассудительной мне нужно быть в это смутное время.
        - Что она сделала? - чуть ли не по слогам спрашивает Рейчел.
        - Помнишь, я оставляла с фейкового профиля для неё сообщение, так вот, она ответила. Мало того, она даже предложила встретиться завтра, - с этими словами я быстро открываю на экране телефона сообщение от Бритни и, включив громкую связь, зачитываю его Рейчел. - Встречу она, конечно, предложила не мне, а красавцу Крису, но всё же. Ты ведь понимаешь, что всё это значит?
        - Если честно, нет. Это какой-то бред.
        - Согласна, это выглядит как полный бред, но по факту это значит только то, что она жива! Выходит, мы с самого начала были правы! Её никто не похищал, и её исчезновение - это только инсценировка, театр!
        - Мы это уже обсуждали. Зачем ей это? - сопротивляется Рейчел.
        - Какая разница? Главное, что она жива, а это всё - подстава!
        - Шэл, ты не понимаешь. Я говорю не об исчезновении, а об этом странном письме. Зачем ей этот Крис, если она помешана на Мэтью? Ты ведь сама нашла на её странице фото, которое она подписала словом «Семья». И к тому же она беременна, зачем ей новый роман?
        Её слова разносятся по комнате, отскакивая от стен. На долю секунды в моё сердце закрадывается сомнение, кажется, мне удаётся уловить смысл сказанного и понять всю нелепость происходящего, но осознание это улетучивается так же внезапно, как и появилось.
        - Да мне какое дело до её мотивов? Главное, что она написала! - настаиваю на своем я, теряя терпение.
        - Шэл, хорошо, перешли мне это сообщение, ладно? Я разберусь.
        - Разберёшься? Ты что, сегодня проснулась суперженщиной? С чем это ты собираешься разбираться?
        - Том считает, что та коробочка, которую мы вчера нашли в твоей сумке, - маячок дистанционного слежения, - устало выдыхает она.
        Очередная порция ругани готова сорваться с языка, но вместо этого я нелепо открываю и закрываю рот, не зная, что ответить. От потрясения у меня подкашиваются ноги.
        - Это не безобидная безделушка: за тобой кто-то следит.
        - Но ведь он не уверен, правда? И с чего бы это ему разбираться в подобных вещах?
        - Он много в чём разбирается, - уклончиво отвечает Рейчел, и я снова слышу, как она тяжело вздыхает. - Как бы там ни было, я планирую пообщаться сегодня с детективом Фертом.
        - Что ты собираешься сделать? Ты в своём уме? - от ярости меня начинает трясти, я рывком отодвигаю стул, усаживаясь за стол. - Не вздумай этого делать!
        - Шэл, сами мы в этом не разберёмся. Происходит что-то жуткое, а мы даже не можем понять, как ты ко всему этому причастна. А тут ещё это странное письмо от Бритни. Не стыкуется всё это вместе, неужели ты этого сама не видишь?
        - Ну да, а он, конечно, поможет. Не смеши меня.
        - Я разберусь. А ты пообещай мне, что ничего не будешь предпринимать в моё отсутствие, договорились?
        - Угу, - отвечаю я, обречённо закатывая глаза.
        - Вот и славно. Ладно, до связи! И не смей больше отключать телефон!
        Она кладёт трубку, и в квартире снова становится тихо. Тяжело вздыхая, я откидываюсь на спинку стула, невидящим взглядом блуждая по периметру окна. В голове, словно скоростной поезд, проносятся мысли. От напряжённых попыток ухватиться хоть за одну из них, у меня начинает стучать в висках.
        Оттягиваю ворот майки, чувствуя, как горло сжимается от спазма удушья. Громкое свистящее дыхание заполняет тишину, разгоняя по венам нарастающую внутри меня панику. Упёршись локтями в стол, массирую указательными пальцами виски, когда экран телефона вспыхивает ярким светом, приветствуя меня новым уведомлением.
        «Мне это подходит. Думаю, нам давно пора уже перестать играть в кошки-мышки. Как насчёт встречи завтра в „Starbucks“ на Оушн-авеню?» - отвечает lost77 на моё опрометчивое предложение перейти в офлайн.
        - Да вы издеваетесь, - шепчу я.
        Голова идёт кругом. Натягиваю на себя брюки, хватаю сумку и, вопреки всем обещаниям, данным Рейчел, уверенным шагом выхожу за дверь. Мне нужно на воздух, иначе я задохнусь.
        ***
        Я бесцельно катаюсь по городу, ловко объезжая пробки, сворачивая в первый попавшийся поворот и снова вливаясь в густой поток машин, явно следующих какому-то чёткому маршруту. У меня же перед глазами только полотно дороги и чистый горизонт неба, а в голове рой мыслей, беспощадно атакующих моё сознание.
        - А что, если Рейчел права, - бубню я, сворачивая по указателю вправо. - Зачем она ответила на моё сообщение?
        «Ну допустим, формально она ответила не мне, а Крису», - продолжаю я в мыслях.
        Бросаю беглый взгляд в окно, неожиданно осознавая, что еду вдоль океана. Если на следующем перекрестке я снова поверну направо, то через пять минут, учитывая час пик, окажусь на Виа Марина, а там уже и до Паней-уэй рукой падать. Мысль о сыне откликается ноющей болью в груди. Но, несмотря на жгучее желание уткнуться носом в его макушку, на нужном перекрестке я проезжаю прямо.
        - Но зачем ей отвечать незнакомцу? Что это ей даст? Гормоны шалят? - бубню я, снова концентрируясь на дороге. - И главное, почему она ответила только сейчас? Почему так долго ждала?
        Этот вопрос наталкивает на странную мысль. Я начинаю отсчитывать дни с момента её исчезновения. Один, два, три…
        - О боже, но ведь сегодня десятый день! - выдыхаю я, с ужасом вспоминая слова Рейчел: «Прежде чем убить, маньяк продержал её у себя десять дней».
        Становится дурно. Открываю окна, ветер тут же путается в волосах, а я жадно наполняю лёгкие обжигающим бризом: вдох-выдох, вдох-выдох.
        - Что, чёрт возьми, здесь происходит? - спрашиваю я, крепче сжимая руль. - Во что же я впуталась?
        Когда движение на дороге начинает замедляться, и стоп-огни впереди идущих машин вспыхивают, как гирлянды, передо мной всплывает колесо обозрения пирса Санта-Моники с толпами праздно шатающегося народа и неудержимой какофонией голосов, льющихся в салон автомобиля, изобилием ароматов, от которых сводит голодный желудок. Это последнее место на земле, где я сейчас хотела бы оказаться. Я сворачиваю на Бэй-стрит направо, но уже на Мейн-стрит продолжаю двигаться в сторону холмов.
        ***
        Спустя сорок минут пути тишину салона пронзает победный голос навигатора: «Вы достигли пункта назначения». Да я и сама, сбавив скорость до черепашьего шага, во все глаза разглядываю одноэтажный серый дом, скрывающийся за густой живой изгородью, около шести футов в высоту. Кустарники похожи на те, что используют и остальные жильцы в этом районе, с одной лишь разницей: здесь они выглядят запущенными и неухоженными. Верхушки сильно разрослись и торчат в разные стороны, в то время как у корней заметны высохшие ветви и даже проплешины.
        Сжимаю руль, чувствуя липкий пот на ладонях. Глушу машину и наконец выхожу. Попасть в дом можно по узкой тропинке, пролегающей между раскидистыми кустами. Если хозяева и дальше станут бездействовать, то, возможно, уже в следующем году гараж будет единственным доступным входом. Я подхожу к прогалине и заглядываю внутрь. Дом выглядит на удивление аккуратным и даже ухоженным. Свежеокрашенные окна, новая крыша, массивная деревянная дверь с позолоченной ручкой и молотком. Тяжело переставляю ноги, превозмогая свой страх, разгоняющий в груди сердце до предела.
        Позвоню в дверь и что дальше? Что, если мне ответят, пригласят войти? Кто здесь живёт: мужчина, женщина, обычная семья? А что это меняет? Зачем я здесь? Спросить про собак? Но вдруг он или она меня узнают? Что тогда?
        У меня нет ответов, только нескончаемая череда вопросов и дрожь в руке, когда, поднявшись на три ступеньки, я вытягиваю палец и нажимаю кнопку звонка. Переступаю с ноги на ноги, часто озираясь по сторонам. Мне кажется, за мной кто-то наблюдает, и я сильнее надвигаю на лицо кепку. Время тянется мучительно долго, а повисшая тишина, нарушаемая лишь редким стрёкотом цикад, сводит с ума. Я жму на кнопку во второй раз, но теперь делаю это значительно твёрже и уверенней. И снова тишина: ни приближающихся шагов, ни лая собаки, ни голосов. Ничего.
        С облегчением выдыхаю, наконец осознав: в доме никого нет. Камер наблюдения я тоже не вижу, а потому позволяю себе не просто расслабиться, но и немного оглядеться. Вправо от входа находятся автоматические ворота, к которым льнёт плотная живая изгородь. Слева от меня располагается заброшенный сад: трава, выжженная ярким солнцем, гниющие плоды, бесхозно валяющиеся под накренившимися деревьями, а в центре всего этого запустения стоит баскетбольное кольцо с массивным грузом у основания. Я давно приметила, что дальнее от меня окно в доме приоткрыто, и сейчас, разглядывая массивную трубу, я думаю только о том, как могла бы попробовать вскарабкаться по ней наверх. Нужно только подтащить кольцо к дому.
        Трясу головой и решительным шагом возвращаюсь к машине. Мне ещё только статьи за незаконное проникновение не хватает для полного счастья.
        Я чувствую странную угрозу, нависшую надо мной. Внутренний голос кричит: пора сматываться. Разум рассудительно приводит доводы: ты попыталась, но ничего не вышло, не стоит упорствовать. И всё же стоит мне протиснуться между колючими кустами, как я замираю на месте, словно врастая в землю, напряжённо заглядывая в пустые окна, ощущая на себе чей-то тяжёлый пристальный взгляд.
        - Эй, это вы, мисс Нельсон? - звучит за спиной чей-то голос, и я вздрагиваю, чувствуя, как сердце падает куда-то вниз.
        Голос кажется мне смутно знакомым, а потому у меня практически нет сомнений в том, что позади меня стоит владелец этого одноэтажного дома. Он тот, кто отправил собак в приют для животных, тот, кто любит бросать мяч и, вероятно, обладает хорошей физической формой. Но важно другое: он может быть тем, кого так отчаянно пытается поймать полиция. Облизываю высохшие губы и, сделав глубокий вдох, наконец решаюсь взглянуть правде в глаза.
        Медленно поворачиваюсь на пятках, подошва кед противно скрепит, точно характеризуя то яростное сопротивление, что вызывает во мне это движение.
        - А говорила, что незнакома с профессором Хофманом.
        Позади меня стоит тёмно-синий пикап, за рулём которого сидит Гарри Джейн. Человек, который согласно данным полиции, восемнадцатого августа спас мне жизнь, человек, который не просто первым оказался на месте происшествия, но сумел разглядеть меня в кромешной тьме. Человек, который в моём недавнем видении перерезал мне горло. Мысли путаются. Я не знаю, что делать, говорить.
        Он никогда не был свидетелем… Но почему? Что я ему сделала? Ведь до того дня мы с ним даже не встречались…
        Я вижу, как он щурится от солнца, и его глаза превращаются в маленькие щёлочки на смуглом худощавом лице.
        Удивительно, как ему удалось подкрасться ко мне, учитывая, как громко тарахтит двигатель его пикапа. Пикап! Ну конечно, это идеальная машина для убийцы. Он убийца? Маньяк?
        Бросаю беглый взгляд на свой автомобиль. Два шага - и я уже за рулём, а что дальше? Озираюсь по сторонам: улица выглядит респектабельно пустынной, но всё же кажется, мне удаётся разглядеть мелькнувшую между деревьями в нескольких футах от нас тень. Конвульсивно сглатываю, чувствуя, как губы разъезжаются в нервной улыбке.
        - Так, выходит, ты в тот день навещала нашего профессора. Как он, кстати, есть шансы на выздоровление? - спрашивает меня Гарри, кивая головой в сторону дома у меня за спиной.
        - Какого профессора? - спрашиваю я, не понимая, что происходит.
        - Теодора Хофмана. Ты из его дома только что вышла, разве нет?
        Я инстинктивно оборачиваюсь назад и снова смотрю на серый дом. Имя Теодора Хофмана мне незнакомо, неужели я снова ошиблась?
        - А в этом доме ещё кто-то живет? Может быть, его супруга, девушка, мать?
        - Нет, я видел только сиделку. И то пару раз.
        - Сиделку?
        - Так у него то ли инсульт, то ли ещё какая напасть случилась. Мы то и не знали, пока копы сюда не налетели посреди лета. Ну моя жена - женщина любопытная, вот и вызнала, что у него на кафедре студентка пропала. Не знаю, правда ли это, нашли ли её или нет, и какое отношение к этой истории имел наш Хофман… Только в тот день мы и узнали, что в жизни у него случилась трагедия и он стал инвалидом. Так ты к нему?
        - Боюсь, что нет, - растерянно произношу я.
        - Нет? Наверное, решила прогуляться по району и попытаться вспомнить, к кому приезжала в тот вечер? Ты тогда на соседнюю улицу прогуляйся, там как раз находится дом, который всё ещё выставлен на продажу. Может, это то, что ты ищешь? Ну ладно, мне пора. Рад был тебя увидеть! - говорит Гарри Джейн, втягивая голову в салон своего автомобиля.
        Он исчезает за поворотом, а я продолжаю стоять не двигаясь, пытаясь понять, что только что произошло. Ещё пару минут назад меня пронизывал страх и паника, но сейчас я чувствую только пустоту и дикую слабость.
        Из состояния ступора выводит трель мобильного телефона. На экране высвечивается Рейчел, и, прежде чем снять трубку, я успеваю крепко выругаться себе в кулак.
        - Где ты? - тут же спрашивает подруга.
        - Дома, - ровным голосом отвечаю я.
        - Хорошо, а почему я слышу какой-то странный шум? Ты что, на балконе?
        - Рейч, перестань, я уже сказала, что дома.
        - Хорошо. Я только что вышла с работы, сейчас поеду к детективу.
        - Пустая трата времени.
        - Посмотрим, я расскажу ему всё то, что мы узнали за эти несколько дней, и пусть он уже сам думает, что с этим делать.
        - Угу, как же. Я бы на твоём месте особо не рассчитывала на аудиенцию, - отвечаю я, озираясь на дом. Меня не покидает противное чувство слежки. - Тот брелок у тебя с собой?
        - Маячок который? Конечно, я его в первую очередь положу на стол, пусть он сам мне скажет, что это такое.
        - Ты думаешь он всё еще работает? Я хочу сказать, у подобных вещей, вероятно, есть какой-то лимит заряда…
        - Не знаю, но, как правило, заряда в подобных моделях хватает на месяц или даже полтора.
        - Ясно, - выдыхаю я, прислоняясь к изгороди, которая тут же начинает громко шелестеть и скрипеть сухими ветвями.
        - Ты точно дома?
        - Точно. Ладно, удачи с детективом. Позвони потом, хорошо?
        - Хорошо, а ты смотри без глупостей.
        Я нажимаю отбой, вновь упираясь взглядом в массивную дверь. Очевидно мы с Рейчел по-разному понимаем значение этой фразы.
        19
        Вечер, 18 октября
        Я припарковалась через два дома, у перекрестка Вилла Вью Драйв и Вилла Гроув Драйв. Сейчас, когда на улице уже давно стемнело, мою машину можно увидеть, если только специально высматривать, в то время как для меня площадка перед изгородью дома номер 1031 всё равно что театральная сцена, залитая ярким светом уличного фонаря. Вращая в руках телефон, я напряжённо бегаю глазами от одного зеркала к другому и снова в ветровое стекло прямо перед собой. Я боюсь быть застигнутой врасплох, хотя, если верить словам Гарри Джейна, в доме живёт только тяжело больной мужчина, а значит, мне некого бояться. И всё же я реагирую на любой изменение, вздрагивая от шороха и даже от внезапно наступившей тишины. Мне страшно.
        Свет фар очередного автомобиля, медленно движущегося по Вилла Вью Драйв, заставляет меня вжаться в сиденье и даже сползти немного вниз. От напряжённого ожидания у меня перехватывает дыхание.
        «Куда он свернёт?» - стучит у меня в голове, пока я с трудом сглатываю. Я таращусь на то, как ворота гаража с лязгом отрываются от земли. Тёмный седан сворачивает с дороги прямо к открывающимся воротам. Отчаянно пытаюсь рассмотреть водителя, но с такого расстояния сделать это непросто. Я замечаю только то, как водитель поправляет волосы.
        - Это женщина, - потрясённо отвечаю я, сама не понимая, почему этот факт заставляет моё сердце бешено стучать в груди.
        Через миг машина исчезает из виду, и я слышу жалобный скрежет ворот гаража. Тяжело выдыхаю, расслабляя плечи и спину. Хватаю телефон и, не раздумывая, звоню Рейчел. По моим предположениям, она уже давно должна была поговорить с детективом Фертом, и тот факт, что она не обрушилась на меня с новыми подробностями, не сулит ничего хорошего, и всё же мне больше некому позвонить. Хотя бы она должна знать, где я.
        «Привет, вы позвонили Рейчел Беннет, я сейчас не могу ответить на звонок, но вы знаете, что нужно делать», - сообщает мне автоответчик голосом подруги, и в трубке раздаётся призывный сигнал к действию:
        - Рейч, только не злись. Я не смогла сидеть сложа руки, мне нужно всё выяснить. По этому адресу живёт инвалид Теодор Хофман. Но сейчас я видела, как к дому подъехала какая-то женщина. Я не знаю, кто это, но собираюсь выяснить. Я должна. Позвони, как сможешь.
        Набросив на плечи толстовку, я выхожу из машины и беззвучно закрываю дверь. Я так сосредоточенна и напряжена, что даже боюсь дышать. На полусогнутых ногах, точно вор, я крадусь к цели. Осторожно перебегаю через дорогу, чувствуя, как колотится в груди сердце. Прячусь за первым попавшимся деревом и, убедившись, что вокруг царит уже привычная ушам тишина, позволяю себе выдохнуть. Дыхание у меня отрывистое и шумное. Прислонившись спиной к шершавому стволу, я запрокидываю голову к низкому беспросветному небу и делаю глубокий вдох.
        «Это была женщина. Я могу постучать и просто спросить про собак. Вероятно, это она вызывала службу отлова», - рассуждаю я, пытаясь убедить себя в безопасности своих действий. Но в следующий миг в мои мысли врывается голос Мэтью: «Перед тем как Бритни пропала, её видели рядом с женщиной».
        - А что, если это и есть та женщина с парковки? - шепчу я, чувствуя, как цепенеет от холода тело.
        Позади раздаётся глухой щелчок, и от этого звука у меня перехватывает дыхание, напряжённо сжимаю в руках мобильный телефон, точно он сможет меня защитить. От страха звенит в ушах, но, прежде чем замертво повалиться на землю, я внезапно с облегчением осознаю, что это просто сработала автоблокировка дверей на моей машине. Сползаю по стволу дерева на землю, заставляя себя дышать.
        Я никогда не думала о том, что за всеми этими страшными похищениями и убийствами может стоять женщина. Лос-анджелесский убийца всегда представлялся мне мужчиной средних лет, среднего роста, средней внешности. Такой, который легко сможет затеряться среди толпы и не привлечь к себе внимание, стоя даже посреди пустыря. Из того несчётного количества рукописей про убийц, маньяков и психопатов, что прошли через мои руки за время работы в издательстве, я на всю жизнь усвоила одно - все мы родом из детства. То, каким человеком вырастет тот или иной ребёнок, напрямую зависит от того, как сильно его любили и поддерживали родители. Лос-анджелесского убийцу, исходя из его ненависти к блондинкам, должна была обидеть женщина. Скорее всего, мать. Это же так логично. Но если так, то почему всякий раз, думая об этих убийствах, маньяком я представляла исключительно мужчину? А ведь мать может одинаково ранить не только сына, но и дочь…
        - Кто же ты? - шепчу я, с трудом поднимаясь на ноги.
        Тревожно озираясь по сторонам, я подхожу к живой изгороди, вжимаюсь в неё всем телом, не обращая внимания на жалобный треск сухих ветвей. Я вглядываюсь в единственное, озарённое светом лампы окно, пытаясь оценить обстановку. Однако сквозь тонкую прозрачную ткань занавески я вижу картину только крупными мазками и никаких деталей: стены, выкрашенные в тёмный цвет, то ли коричневый, то ли бордовый, какие-то картины в позолоченных рамах, массивный кожаный диван и кресло, в котором кто-то сидит. Мне не видно лиц, только нечёткие силуэты. Женщина наклоняется к этому человеку, вероятно, чтобы поцеловать, а может быть, что-то шепнуть на ухо. Я вижу, как она проводит рукой по волосам и, нависая над креслом, заглядывает в лицо своего собеседника. До меня наконец доходит, что в кресле, должно быть, хозяин дома - профессор Хофман. Но эта женщина не похожа на сиделку, скорее, на жену.
        Внезапно вспыхнувший яркий свет заставляет меня крепче сжимать сухие прутья кустарника. На улице слишком темно, чтобы меня можно было разглядеть, и всё же мне страшно. Автомобиль медленно прокатывается мимо, я провожаю его затравленным взглядом, забывая дышать, глотать, думать. Он растворяется в ночи, так же неожиданно, как и появился, и я с облегчением выдыхаю, чувствуя, как дрожат от паники коленки. Мне кажется, что прошла целая вечность, прежде чем мне удаётся взять себя в руки и снова заглянуть в окно, но картина в доме ничуть не изменилась. Это кажется странным. Не успеваю я так подумать, как женщина поднимается и, отбрасывая прядь волос, смотрит прямо в окно. Я не двигаюсь, не дышу. На мгновение мне кажется, будто она меня заметила, и от страха я начинаю жмурить глаза, точно это сможет сделать меня невидимой. Я считаю до пяти, после чего приоткрываю один глаз ровно в тот момент, когда она задёргивает шторы.
        Сердце готово выпрыгнуть из груди, его громкий неистовый стук клокочет у меня в горле. В ушах звенит. Я неумолимо сползаю на землю.
        ***
        Осторожно, стараясь не создавать шума, я протискиваюсь между тонкими ветвями кустарника, по возможности закрывая лицо руками. Пригнувшись к земле, почти на четвереньках, я подхожу к дому. С каждым шагом внутренний голос всё громче и неистовей кричит: «Не делай этого, вернись! Оно того не стоит». Но я не останавливаясь иду вперёд, хотя сама толком не знаю, какую цель преследую.
        Я просто посмотрю на неё одним глазком и тут же уйду. Я хочу просто понять, кто это. Она мне показалась знакомой. Она… она… она…
        Однако сколько я ни пытаюсь, никак не могу ухватиться за ответ, который вертится у меня в голове. Добравшись до окна, я приподнимаюсь на цыпочки, заглядывая внутрь. В маленькую щель между занавесками мне удаётся разглядеть только телевизор, на экране которого идёт выпуск новостей, посвящённый похищению одной из девушек. Тревожное предчувствие противно царапает горло. Я снова соскальзываю вниз.
        Двигаясь в сторону входной двери, я продолжаю внимательно смотреть по сторонам, прощупывая землю под ногами, прежде чем сделать очередной шаг вперёд. Однако, несмотря на все меры предосторожности, периодически тишину беззвёздной ночи нарушает шелест сухой травы или треск ломающейся ветки, и тогда я вздрагиваю, словно суслик, внезапно застигнутый врасплох яркой вспышкой света. У меня по телу бежит мороз. Я замираю, с ужасом ожидая разоблачения. В ушах начинает тикать, словно мой мозг ведёт обратный отчет до неминуемого взрыва, и только когда тишина вновь становится вязкой, я продолжаю свой путь. Проползая мимо входной двери, я замираю, и прижавшись ухом, вслушиваюсь в звуки дома. Ещё несколько часов назад, когда я увидела его впервые, он казался мне ухоженным и даже милым, но теперь, мне кажется, я отчётливо слышу, как он плачет и стонет.
        «Правильно говорят, у страха глаза велики», - мысленно ругаю себя за разгулявшееся воображение. Мотаю головой, точно сбрасывая с себя это жуткое наваждение и вновь обретая связь с реальностью. Проползая мимо баскетбольного кольца, я прикидываю, смогу ли я сдвинуть его с места. И мысленно дав утвердительный ответ, поворачиваю за угол, внезапно осознав, что зря не сделала этого раньше, при свете дня.
        Я стою возле странного окна, явно ведущего в подвал. Оно прямоугольной формы и практически лежит на земле, прикрываясь облезлым кустом с колючими раскидистыми ветками. От каждого дуновения ветра они жалобно скребут по стеклу, и от этого звука меня передёргивает.
        «В Калифорнии не так много домов с подвалами», - уверяла меня Рейчел. Мало, но они есть! И сейчас я как раз собираюсь заглянуть в один из них.
        Непослушными пальцами отодвигаю ветки в сторону и почти ложусь на землю. Натягиваю на кисть рукав и начинаю аккуратно оттирать грязь со стекла. В помещении горит тусклый свет, это большее, на что я могла рассчитывать. Стараясь сохранять бдительность и не терять связи с окружающей меня действительностью, я заглядываю внутрь. Однако описать это пространство я могу и с закрытыми глазами: так часто я его видела в своих странных, леденящих кровь видениях. Справа стоят стеллажи, коробки, кипы бумаг, какие-то бочки… Лампа свисает с потолка, подсвечивая груды мусора, наваленные по углам.
        У всего в жизни есть своя причина, любила говорить моя мать, и, кажется, сейчас я наконец понимаю, чему обязана своим ночным кошмарам. Я была здесь прежде. Я была в этом доме, в этом подвале, восемнадцатого августа. В ту роковую ночь, среди этого барахла я и нашла Зоуи Мейер. Она сидела на бетонном полу, неестественно разбросав ноги. На правой коленке у неё была свежая рана, и я видела, как кровь сочилась тонкой струйкой. На ней были короткие джинсовые шорты и белая, перепачканная грязью и кровью футболка. Она стонала, стучала цепями, пытаясь позвать на помощь.
        Устало закрываю глаза, чувствуя, как по телу разливается долгожданное облегчение. Все эти дни я мучилась, металась, изводила себя и остальных, пытаясь найти объяснения жутким видениям, обрывочным воспоминаниям, нелепым событиям, и вот это наконец случилось. Я всё помню. День, который до этого момента виделся мне непроглядной чёрной дырой, начал заполняться звуками, запахами, чувствами, эмоциями…
        Я стою посредине своей гостиной, сотрясаясь от горьких слёз бессилия. Мэтью только что ушёл. Я вытолкала его кулаками за дверь. Я проклинала и продолжаю проклинать его за слабость и безрассудство, за жестокое предательство. Новость о том, что скоро у Патрика будет сводный брат или сестра, злокачественной опухолью поражает мой мозг, пуская множественные метастазы по всему телу. Я хочу рвать и метать, я хочу орать, визжать и плакать. Из шокового бессознательного состояния меня выводит сигнал напоминалки, которую я установила на телефоне. Мне пора ехать за сыном. Оттираю слёзы, делаю несколько глотков виски, чтобы немного расслабиться и притупить боль в груди. Алкоголь быстро всасывается в стенки голодного желудка, курица гриль, которую я купила для нашего с Мэтью обеда, так и лежит на праздничной тарелке в центре стола. А ещё открытая бутылка вина в ведёрке со льдом. Я хватаю её, сама не знаю зачем, и бодрым шагом выхожу за дверь. С презрением смотрю на соседскую дверь дальше по коридору, и меня охватывает дикое желание нанести ему визит. Ворваться внутрь и проломить башку бутылкой, но с ним я
разберусь позже. Он просто мудак. Да, он унизил меня, сделал больно, но это ничто в сравнении с той дырой в груди, которую оставил после себя Мэтью. Этот пожар выжигает меня и вином его не потушить.
        Я забираю Патрика. Он что-то рассказывает мне всю дорогу, показывает какие-то поделки. Я стараюсь быть ласковой и внимательной, но всё это происходит как в тумане. Я не могу сосредоточиться ни на дороге, ни на сыне. Только когда Патрик радостно кричит с заднего сидения, что мы едем к Рейчел, я осознаю, что приняла единственно верное решение. Мне нужно успокоиться и привести мысли в порядок. Сейчас я не самая лучшая компания, да что там, я не самая лучшая мать. Я столько раз клялась себе в том, что не стану поступать со своим ребёнком так, как поступали со мной, и тем не менее в эту самую минуту я не многим лучше своей матери. «От меня по крайней мере не несёт алкоголем. Во всяком случае пока…» - мелькает в мыслях, когда я сворачиваю к дому подруги.
        Рейчел охотно соглашается присмотреть за Патриком, хотя по её взгляду видно, что только присутствие детей удерживает её от ненужных расспросов. Я обещаю ей рассказать всё позже. И она соглашается. Мы машем друг другу на прощание, после чего я сажусь в свою «Хонду» и резко давлю на газ. Я не хотела делать это так эффектно и зрелищно, тем более при Патрике, это вышло самой собой. Мне сложно сдерживать свои эмоции. Теперь, оставшись наедине с собой, я могу больше не притворяться. Не играть в спокойствие и терпимость. Я даю волю слезам, а ещё я звоню ей. Её номер у меня уже включён в список близких людей. Я перестала видеть в ней только мозгоправа, для меня она всё больше друг.
        - Шейла, что-то случилось? - её мягкий голос раскрашивает серый наэлектризованный воздух машины.
        - Мне нужно с тобой поговорить. Это срочно, я не могу больше, - заплетающимся языком мямлю я, давясь слезами.
        - Сегодня воскресенье, ты же знаешь, я… - отзывается доктор Харт.
        - Мне правда очень надо. Лиза, я тебя очень прошу… Это чудовищно. Мне нужно с кем-то поговорить. Я не могу…
        - Я сейчас у себя в офисе, но пробуду здесь ещё только полчаса.
        - Еду! - кричу я, нажимая отбой.
        Закатное солнце слепит глаза, а может быть, это фары проезжающих мимо меня автомобилей. Голова у меня раскалывается от планов мести, которые ежесекундно строит мой мозг. За эти двадцать минут дороги я успеваю прокрутить в голове несколько счастливых сценариев: задавить суку машиной, утопить в ванной или в океане, столкнуть с холма, отравить ядом, алкоголем, наркотиками и, наконец, собственноручно искромсать на мелкие кусочки. Я ощущаю на лице брызги крови, на самом же деле я снова давлюсь вином. Оттираю рот ладонью, размазывая по лицу паршивое мерло.
        Я только что припарковалась у офисного здания, где на втором этаже доктор Лиза Харт ведёт частную практику. На непослушных ногах, слегка покачиваясь из стороны в сторону, я взбегаю по ступенькам, собираясь просочиться внутрь, когда меня грозно окрикивает охранник:
        - Вы куда?
        - К доктору Харт, - отвечаю, собираясь прорваться в пустынный вестибюль.
        - Вы разминулись, она вышла пару минут назад, - сообщает он, и я чувствую, как у меня наливаются кровь глаза.
        Всё это время я сдерживалась только ради того, чтобы выплеснуть все свои эмоции, сидя в комфортном кресле доктора Харт, но вместо этого я стою на входе, таращась на вспотевшее рыхлое лицо охранника.
        - Если поторопитесь, сможете её догнать, у нее тёмно-синий «Вольво», - внезапно сообщает он, и я тут же срываюсь с места.
        На парковке возле здания кроме моей машины стоят ещё две, и это не те, что нужны, зато я вижу стоп-сигналы удаляющегося от меня седана. У меня нет гарантий, что этот тёмный автомобиль и есть «Вольво» доктора Харт, но я готова рискнуть. Я нагоняю её уже на втором светофоре, между нами две машины, и я не могу быть уверенной в том, что выбрала верную цель для преследования, не помогает мне в этом и сама Лиза, я только зря трачу своё время, пытаясь пробиться сквозь вежливое приветствие её автоответчика. Швыряю телефон на соседнее кресло и залпом выпиваю остатки вина.
        Тёмный автомобиль съезжает с шоссе и начинает медленно карабкаться вверх по холму. Я не знаю, как далеко уехала от дома, потому как мой навигатор молчит. Не помогает сориентироваться и вид из окна. Едва ли мне доводилось бывать здесь прежде, хотя на улице слишком темно, чтобы говорить наверняка. Когда автомобиль сворачивает к автоматически открывающимся воротам гаража, я осознаю, что сделала правильный выбор - это тёмно-синий «Вольво». Проезжаю мимо и почти сразу же паркуюсь. Алголь уже завладел не только моим телом, но и разумом, а потому мне требуется какое-то время, чтобы вспомнить, зачем я вообще сюда приехала. Что такое важное я хотела обсудить с Лизой?
        «У нас с Бритни будет ребёнок», - гремит в ушах голос Мэтью. Я тяжело вываливаюсь из машины и буквально падаю на землю. Едва успеваю убрать волосы с лица, как один рвотный спазм за другим агрессивно сотрясают моё тело, словно пытаются выбить из меня последние силы. Когда содержимое желудка полностью опустошено, я с трудом поднимаюсь и на ватных ногах бреду к нужному мне дому. С трудом пробираюсь через колючие кусты, скрывающие в своей тени одноэтажный серый дом. Джинсовая сумка, переброшенная через голову, запутывается в сухих ветках, и я с силой тяну её на себя, чудом устояв на ногах. Меня знобит. Нажимаю на кнопку звонка и жду. Тишина. Звоню ещё раз и ещё, а потом начинаю стучать золочёным молотком по массивной двери, неистово крича:
        - Лиза, открой, я знаю, ты здесь! Я должна с тобой поговорить.
        Ответом мне служит лязг замков. И в следующий миг я вижу её. Это действительно она, в одном из своих элегантных брючных костюмов в светлых тонах.
        - Ты что здесь делаешь? - щетинится она, явно не собираясь приглашать меня внутрь.
        - Мне нужно поговорить. Мне очень плохо.
        - Ты же пьяна!
        - У Мэтью будет ребёнок, понимаешь, ребёнок! Эта сука беременна! Я её убью! Убью! - кричу я, срываясь на визг.
        - Проходи, - приказывает Лиза, шире открывая массивную дверь. - И не шуми!
        - А у тебя красивый дом, - говорю я, переступая порог.
        - Это не мой дом. Здесь живёт мой пациент, поэтому прошу тебя, тише! - шипит на меня Лиза, и я впервые вижу, что и этой сдержанной женщине совсем не чужды такие эмоции, как страх, тревога и раздражение. Она бесспорно злится на меня, и я это заслужила, но я тоже пациент и мне плохо. Мне чертовски плохо!
        Лампа щёлкает над головой, прежде чем осветить это небольшое пространство холодным голубым светом. Вероятно, это кладовая, а может, просто чулан, потому как по обе стороны от меня навалены коробки и мешки. Не очень гостеприимно, но я не в том положении, чтобы требовать удобное кресло и стакан воды.
        - Садись и веди себя тихо! - командует Лиза, указывая мне на табурет. - Я сейчас вернусь.
        Пошатываясь, я осматриваюсь, после чего подхожу к двери и выглядываю в коридор. Я вижу, как Лиза входит в соседнюю комнату, и вскоре до меня доносится её мелодичный голос:
        - У нас гости, милый, но это ничего не меняет. Десять минут отсрочки - и ты снова весь мой.
        В смятении свожу брови на переносице. Минуту назад она сказала мне, что навещает пациента, а значит, здесь она по долгу службы, однако, судя по обрывкам речи, которые долетают до меня, в этом доме она играет совсем иную роль.
        «А ведь на одном из сеансов она внезапно разоткровенничалась, уверяя меня в том, что, как и я, росла в семье без отца и страдала от рукоприкладства матери, как и я была жестоко предана мужчиной и до сих пор больно переживает этот разрыв», - проносится в мыслях, и я со злостью сжимаю ручку двери.
        - Доктор Харт, а ведь я вам верила! - шепчу я, чувствуя горечь предательства на языке.
        Я больше не испытываю нужды плакаться ей в жилетку. Мне не нужны ни её участие, ни жалкие попытки помочь. Сытый голодному не друг. А потому я хочу одного - поскорее отсюда убраться. Я выглядываю за дверь как раз в тот момент, когда Лиза выходит из комнаты и проходит дальше по коридору. В её походке нет той стати, что я столько раз наблюдала во время наших сеансов, того величия и грации, которые вызывали во мне трепет зависти и восхищения. Теперь же она пружинит, как резиновый шарик. Лиза внезапно оборачивается, но я успеваю вжаться назад. От этого резкого движения всё вокруг начинает кружиться.
        Так вот какая вы на самом деле!
        С этой мыслью я выхожу из своего укрытия, как только Лиза сворачивает направо по коридору. Делаю два шага к входной двери, морщась от резкой головной боли. Я хватаюсь за ручку, когда где-то позади раздаётся странный глухой звон. На какой-то миг мне кажется, что это Лиза, и я оборачиваюсь, чтобы извиниться и уйти. Но в коридоре я по-прежнему одна, а между тем лязг становится всё настойчивее и громче. Подхожу к ближайшей двери, что расположена по другую сторону от входа. Смотрю по сторонам. Я не имею права вторгаться в чужую жизнь, но обида внутри убеждает меня в обратном. Я столько времени раскрывала перед ней свою душу! Выворачивалась наизнанку, будучи уверенной в её искренности и честности, и что я получила взамен? Она знает обо мне всё, при этом я не знаю о ней ничего. Все её слова - обман, обычная манипуляция.
        Пришёл ваш черёд делиться секретами!
        Я толкаю вперёд тяжёлую дубовую дверь. Она протяжно скрипит, открывая передо мной чёрный прямоугольник. Делаю неуверенный шаг вперёд, и в нос ударяет запах сырости. Меня окутывает мрак. Сухие ветки жалобно скребут по стеклу. Страх становится липким и осязаемым. Я хочу повернуть назад, когда откуда-то снизу доносятся странные звуки.
        Воспоминания обрываются так же внезапно, как и начались. Рядом с сухим кустом включается автоматический полив растений. И маленький разбрызгиватель, поднявшись из земли, с напором льёт воду во все стороны. Капли звонко стучат по стеклу, создавая обманчивое ощущение дождя.
        ***
        Бремя воспоминаний давит мне на грудь. Я задыхаюсь. Приступ панической атаки сужает вокруг меня не стены, но пространство. Меня опутывает тьма, а небо висит так низко, что, кажется, я легко могу дотянуться до него рукой. Но я лежу на земле, боясь пошевелиться, стараясь просто дышать. Распылитель щедро поливает лицо ледяной водой, и я уже даже не пытаюсь увернуться. Как, впрочем, и не реагирую больше на колючие ветки, что колышутся у меня над головой, путаясь в волосах, и противно скребут о стекло.
        - Я всё вспомнила, - задыхаясь от эмоций, шепчу я. - Я всё вспомнила.
        Достаю из заднего кармана джинсов телефон. В этот раз им придётся меня выслушать.
        - Вы позвонили в службу спасения…
        - Мне нужна помощь, - говорю я, прикрывая рот рукой.
        - Вам угрожают? Вы можете говорить? - требовательно перебивает меня твёрдый женский голос.
        - Нет… Да… Подождите… Я знаю, где скрывается Лос-анджелесский серийный убийца. Я сейчас как раз нахожусь рядом с его домом.
        - Как я могу к вам обращаться?
        - Шейла.
        - Отлично, Шейла. Вы можете назвать адрес?
        - Вилла Вью Драйв, дом 1031.
        - Помощь будет у вас через пять минут, Шейла. А пока скажите, сколько человек в доме, вам угрожает опасность?
        - Нет, я на улице. Я не знаю, сколько там человек.
        - Вы можете его описать?
        - Убийцу? Да, это доктор Лиза Харт. Она сумасшедшая. Она пыталась меня убить в ту ночь. Она гналась за мной. Это она столкнула меня с дороги.
        На миг я снова переношусь в ту ночь. Сижу за рулём своей «Хонды», мчась вниз по склону. Я всё ещё не верю в то, что мне удалось выбраться оттуда живой. Меня трясёт, а мысли путаются. Но я точно знаю, что я должна действовать. Я должна помочь себе, а ещё бедной девушке, запертой в жутком подвале. Трясущимися пальцами я едва успеваю набрать три важные цифры, когда замечаю в зеркало заднего вида тёмный красный внедорожник. У меня нет сомнений, кто сидит за рулём и что сейчас будет. «Помогите, помогите», - кричала я тогда в трубку.
        - Опишите, что вы видите сейчас, - возвращает меня в реальность диспетчер, продолжающая вести со мной бессмысленный разговор.
        - Вижу подвал. Я была здесь два месяца назад, - от напряжения мысли путаются, я начинаю запинаться. - Тогда я видела Зоуи Мейер, но сейчас там должна быть Бритни Мур. Она здесь, я знаю.
        - Кому-нибудь сейчас угрожает опасность?
        - Конечно, я говорю вам, там должна быть Бритни Мур, если эта психопатка ещё не убила её. Я ничего не вижу. Понимаете…
        - Я вас поняла, Шейла. Машина приедет к вам, как только сможет.
        В трубке раздаются короткие гудки. А в ушах стучит истинный смысл, который диспетчер вложила в своё прощальное слово: помощи не будет. Обречённо закрываю глаза. Самое лучшее, что я могу сделать, это встать и уйти.
        «Я должна сдаться», - убеждаю я себя, непослушными пальцами набирая номер подруги.
        «Привет, вы позвонили Рейчел Беннет, я сейчас не могу ответить на звонок, но вы знаете, что нужно делать», - снова приветствует меня автоответчик.
        - Рейч, я всё вспомнила. Всё! Я была в этом доме, понимаешь, всё не случайно. Я была здесь восемнадцатого августа… и вот я снова тут. Я звонила в службу спасения, но мне не верят. Мне всё ещё никто не верит. Рейч, мне нужна твоя помощь. Я знаю, что обещала тебе не лезть во всё это, но, если я ничего не сделаю, она погибнет, - с губ срывается нервный смешок. - Кто бы мог подумать, что я буду так волноваться за жизнь этой суки?! Но, знаешь, я должна что-то сделать, хотя бы попытаться.
        Я отключаюсь, убирая телефон в карман джинсов, после чего вновь заглядываю в окно. Когда знаешь, куда смотреть, становится значительно проще разглядеть не только скрюченный силуэт, но и уловить малейшее движение. Я не вижу её лица, но вижу, как дёргается её нога. Она пытается оттолкнуть от себя что-то… или кого-то. В этот момент из темноты на свет выходит худощавая женщина, одетая во всё чёрное. Она крутит головой из стороны в сторону, и кажется, я даже слышу, как хрустят её шейные позвонки. Доктор Харт делает ещё один шаг назад, после чего садится в кресло, широко расставляя ноги. Злюсь на себя за то, что всё ещё нахожусь во власти её авторитарного превосходства. Меня снова начинает трясти, то ли от страха, то ли от сырости (поливная вода уже давно насквозь промочила мою одежду).
        Аккуратно отползаю в сторону от окна и только после этого с трудом поднимаюсь на ноги. Адреналин, что сейчас свободно гуляет по венам, бодрит, но я всё ещё чувствую слабость в ногах, головокружение и при этом предельную концентрацию в мыслях.
        «Пора действовать», - говорю себе я, бросая оценивающий взгляд на баскетбольное кольцо. Ещё несколько минут назад эта идея казалась дикой и безрассудной, но сейчас я понимаю, что это единственно возможный вариант проникнуть в дом.
        На цыпочках, предусмотрительно прощупывая почву, прежде чем сделать очередной шаг, я наконец добираюсь до цели. Хватаюсь за трубу обеими руками, чувствуя, как ноги слабеют и подкашиваются от облегчения, при этом сердце моё неистово бьётся в груди, а каждый вздох даётся мне через силу. Испуганно смотрю по сторонам, но свет уличного фонаря почти не освещает эту часть двора. Вокруг темно и тихо, но, кажется, я успеваю заметить какое-то движение по ту сторону живой изгороди. Я напряжённо вглядываюсь в темноту, но ничего не вижу.
        «Наверное, это была белка или кот?» - проносится в мыслях, когда я начинаю тащить на себя баскетбольную стойку с кольцом. Вспотевшие ладони постоянно соскальзывают с гладкого блестящего металла. Я продолжаю упираться, пыхтеть, но всё, чего я добиваюсь, это сдвинуть стойку максимум на пару дюймов. Тяжело дышу, упираясь ладонями в колени, меня охватывает волнение. Тревожно озираюсь на дом, ощущение того, что за мной кто-то следит, становится невыносимым. Внимательно осматриваю каждое окно, но перемен не замечаю. Дом выглядит таким же неприметным и холодным, каким и несколько минут назад.
        - Без паники, ты сможешь, - подбадриваю себя я, предпринимая ещё одну попытку сдвинуть с места стойку.
        На этот раз я уже толкаю её от себя. Упираясь ногами, я чувствую, как кеды скребут сухую землю, срывая слой за слоем. Я пыхчу как паровоз, прилагая титанические усилия, чтобы сдвинуть эту штуковину с места, но она, кажется, только зловеще покачивается и протяжно скрипит. С каждым новым толчком я теряю не только силы, но и веру в успех. Запоздало срываю с себя мокрую насквозь толстовку, мгновенно ощущая прохладный жалящий ветер. Меня передёргивает, и тело тут же покрывается гусиной кожей. Набрав в лёгкие побольше воздуха, я снова налегаю на штангу. Как и прежде, она ужасающе покачивается и внезапно трогается с места. От неожиданности я падаю на колени. Мокрые волосы лезут в лицо. Задеревеневшими пальцами провожу по вмятинам на сухой поверхности земли, чувствуя, как губы растягиваются в торжествующей улыбке.
        - Смогла, смогла, - шепчу я.
        Хватаюсь за штангу, чтобы подняться на ноги, когда на глаза попадается то, что я не замечала прежде. В основании баскетбольной стойки находятся четыре небольших колесика, и, вероятно, только благодаря им мне удалось сдвинуть эту махину с места. Непослушными пальцами счищаю с прокручивающихся поверхностей налипшую грязь и чуть ли не до блеска натираю колёсики мокрой толстовкой.
        Тяжело поднимаюсь на ноги и, отшвырнув в сторону толстовку, упираюсь носками в землю и с новой силой начинаю толкать стойку вперёд. Расстояние в несколько футов сокращается с каждым новым толчком. Я же больше не чувствую ни слабости, ни боли. Пьянящее ощущение победы дурманит мой разум, затмевая страх. Когда до дома остаётся не больше пары футов, я подпрыгиваю, хватаясь за трубу руками над головой, подтягиваю ноги, после чего начинаю карабкаться вверх. Потные ладони постоянно соскальзывают, не помогают удерживать высоту и влажные джинсы. Каждый новый рывок разгоняет сердечный ритм до немыслимого количества ударов. В ушах стоит сплошной гул, когда я осознаю, что могу дотянуться до приоткрытого окна. Стараясь удерживать равновесие, поднимаю оконную створку и, не раздумывая о том, что может ждать меня внутри, оттолкнувшись от стойки, вваливаюсь в дом.
        ***
        Моё вторжение сложно называть тихим и незаметным. Чудом не запутавшись в тонких занавесках, я кубарем падаю на пол, ударяясь головой о какой-то тупой предмет. Острая боль пульсирует в затылке и, словно огнедышащая лава, расползается в разные стороны. Зажимаю рот рукой и, затаив дыхание, вжимаюсь в стену. Стук собственного сердца в ушах затмевает остальные звуки, и всё же мне кажется, что я слышу шаги. Уронив лицо в ладони, я представляю, как она твёрдым шагом идёт по коридору. Она идёт сюда.
        «Один, два, три, четыре, - веду мысленный отсчёт до неминуемого столкновения. - Десять, одиннадцать, двенадцать».
        Открываю глаза, напряжённо вглядываясь в темноту. Тусклой полоски света, что сочится из-под плотно закрытой двери, хватает только для освещения маленького клочка напольного ковролина бежевого цвета. С опаской смотрю на дверь, всё ещё ожидая внезапного вторжения.
        Вдох-выдох. Вдох-выдох.
        Вслушиваюсь в давящую тишину. Я не слышу ни шагов, ни голосов. Ни-че-го.
        Осторожно достав из заднего кармана джинсов телефон, включаю режим фонарика. Пришло время оглядеться и понять, где я нахожусь. Яркий луч света разрезает мрак, освещая большую кровать, застеленную тёмно-синим стёганым покрывалом и украшенную двумя пышными подушками. По обе стороны от кровати - белые лакированные тумбочки, на каждой из которых стоят лампы с ткаными абажурами и рамки с фотографиями. Поворачиваюсь вправо, освещая дверь в гардеробную и в ванную комнату. Нет никаких сомнений, что я нахожусь в хозяйской спальне. Спальне Теодора Хофмана.
        Эта своеобразная экскурсия по периметру комнаты дарует мне неожиданное, но такое необходимое облегчение. Аккуратно доползаю до прикроватной тумбочки и, взяв в руки первую рамку, направляю на неё луч фонаря. На снимке - влюблённая пара. Мужчина - средних лет, с густой рыжей бородой и посеребрёнными висками. Он широко улыбается, на его щеках заметны ямочки, такой же жизнерадостной выглядит и его спутница. Никогда прежде мне не доводилось видеть доктора Харт такой раскованной и открытой, как на этом снимке. Одетая в простые джинсы и майку, она льнёт к мужчине, не беспокоясь о взъерошенных волосах, отсутствии макияжа и прочих условностях, которые, как мне всегда казалось, чтит эта волевая и жёсткая женщина. На другом снимке я тоже вижу эту влюблённую пару, пойманную в объектив фотокамеры как раз в момент наивысших эмоций, какие только можно пережить, катаясь на американских горках. Крепко схватившись за защитный поручень, они откинулись назад, их волосы застыли в свободном полете, а лица излучают смесь страха и радости, на снимке их рты вытянуты (вероятно, в этот самый момент они орали во все горло)
от неподдельного восторга, искрящегося в глазах. Никогда бы не подумала, что такая женщина, как Лиза Харт, способна так наслаждаться жизнью.
        «А ещё я бы никогда не подумала, что она способна похищать, брить налысо и мучать молодых женщин в чёртовом подвале, но она это делает!» - отрезвляюще стучит в голове, и я направляю луч света на фоторамки, что стоят на тумбочке с другой стороны кровати. На фотографиях - всё та же парочка, только здесь они уже босиком прогуливаются по пляжу в лучах закатного солнца, а ещё есть снимок, на котором уместились только их довольные лица, с вытянутыми для поцелуя губами. От этой приторной идиллии мне становится дурно. Возвращаю фоторамки на место и, тяжело вздохнув, облокачиваюсь на тумбочку. Здесь нет ничего заслуживающего моего внимания. Опершись на мягкую кровать, я поднимаюсь на ноги. В тело тут же возвращается паника, я снова превращаюсь в параноика, до дрожи в коленях боящегося любого шороха. Направляю луч света на дверь, но вместо этого освещаю противоположную стену, увешанную огромными фотографиями. От ужаса у меня перехватывает дыхание. Я зажимаю рот рукой, чтобы никак себя не выдать, продолжая таращиться на жуткие снимки. С каждого из них на меня смотрят измученные, обритые наголо девушки.
Перепачканные грязью и кровью лица, воспалённые от слёз глаза, в которых безошибочно считывается боль и смирение. Мне уже доводилось видеть их прежде, но на тех снимках эти красотки улыбались, смеялись. Каждая из них была полна сил и энергии. Даже зная о том, что все они были найдены мёртвыми, я и подумать не могла, что их конец может быть таким чудовищным и бесчеловечным.
        Я вспоминаю странные фотографии, развешенные на стене в кабинете Лизы. «Так вот, что значит арт-терапия на самом деле», - проносится в мыслях. Меня начинает трясти. Неконтролируемый приступ клаустрофобии сдвигает вокруг меня стены. На непослушных ногах я подбегаю к открытому окну, высовываю голову, заставляя себя дышать. Часто и громко. Вглядываюсь в темноту ночи, но продолжаю видеть перед глазами затравленные лица.
        Из состояния ступора меня выводит какой-то шорох. Глаза встревоженно вонзаются во мрак, пытаясь зафиксировать малейшее движение, но вместо этого замечаю вдалеке мигающие огни полицейской машины. Сквозь стрекот цикад и шелест листвы, кажется, я даже слышу вой сирен.
        «Это помощь. Они едут! Меня услышали», - ликую я, расплываясь в улыбке.
        Но внезапно всё стихает, и с тяжёлым сердцем я осознаю: помощи не будет.
        ***
        Я возвращаюсь в комнату и, стараясь больше не смотреть на стену боли, начинаю обыскивать прикроватные тумбочки. Я сама не знаю, что ищу, что может быть мне полезно. Но точно знаю, что спускаться в подвал с пустыми руками не стоит. В тумбочке, что стоит ближе к окну, я нахожу помятую Библию в чёрном кожаном переплёте, костяные чётки с пушистой шёлковой кисточкой и маленький блокнот с выдранными страницами. Ничего, что могло бы пригодиться. Стараясь не отчаиваться, я обхожу кровать и, прежде чем продолжить обыск, открываю дверь в гардеробную. Луч света скользит от стены до стены и обратно, а я никак не могу поверить своим глазам. Никогда прежде мне не доводилось видеть, чтобы кто-то был настолько аккуратен и педантичен, чтобы не просто поддерживал порядок в гардеробной, но развешивал одежду, следуя строгой градации цвета: от белого к чёрному. Становится не по себе. Тяжело сглатываю, закрывая дверь. Сама мысль входить в это идеальное пространство и прикасаться к чужим вещам ввергает меня в панику. Нависаю над оставшейся тумбочкой, медленно вытягивая шкафчик, на дне которого в луче света блестит
внушительная упаковка презервативов и небольшая пластиковая коробочка продолговатой формы. Я случайно нажимаю на какую-то боковую кнопку, и ужасающее глухое потрескивание пронзает тишину, а в глазах у меня появляются искры. От неожиданности швыряю её на кровать. Меня трясёт, и я чувствую, как по щекам у меня катятся слёзы.
        «С чего я вообще решила, что смогу ей как-то помочь? Я уже пыталась однажды… и чем это закончилось? Боже, а ведь это всё сделала она, - пронзает мой мозг, и по спине бежит мороз. - Но почему она пощадила меня? Почему она так рисковала? Зачем я ей нужна?»
        От нескончаемых вопросов начинает гудеть в висках. У меня нет ответов. Я хожу по кругу. Что бы ни задумала сделать со мной Лиза Харт, оставаясь здесь, я этого не узнаю. Зато мне точно известно, какую участь она уготовила для Бритни.
        На экране мобильного выскакивает предупреждающее сообщение: «Осталось десять процентов заряда батареи».
        - Отлично, - бурчу я, оттирая слёзы.
        Дрожащей рукой поднимаю с кровати электрошокер и, не обращая внимания на проступающие из темноты измученные лица девушек, подхожу к двери. Ладонь тяжело ложится на металлическую ручку. Глубокий вдох - и я делаю решающий поворот вправо. Щелчок открывающегося замка заставляет меня оцепенеть от ужаса. Разыгравшееся воображение рисует возможные сценарии событий. Один страшнее другого. И ровно в тот момент, когда я уже практически чувствую, как Лиза Харт заносит над моей головой заточенное лезвие бритвы, готовое оголить мой череп, я открываю глаза, крепко сжимая в руке электрошокер.
        Дверь выходит в коридор, на противоположной стороне которого горит лампа, этого света хватает для того, чтобы сносно ориентироваться в незнакомой обстановке. Выключаю фонарик и убираю телефон в задний карман джинсов. Напряжённо вслушиваюсь в звуки дома, но отчётливо слышу только выпуск новостей. Взволнованный женский голос призывает всех, кто располагает какой-либо информацией о Сесилии Белл, позвонить по указанным на экране телефонам.
        Кто в девять часов вечера будет смотреть новости? Тем более те, что были актуальны несколько месяцев назад?
        Глаза взволнованно мечутся из стороны в сторону, оценивая обстановку. Ковролин приглушает мои шаги, но я всё равно стараюсь идти на цыпочках. На стенах в деревянных рамах висят разные грамоты и благодарственные письма на имя Теодора Хофмана. Справа от меня расположена дверь, за которой скрывается ещё одна спальня. Я же делаю ещё один шаг к свету. Голос диктора становится всё громче, а осознание того, что кто-то смотрит выпуск новостей на повторе - незыблемым. Несмотря на растущую внутри тревожность, я делаю ещё два шага вперёд. Половица протяжно скрипит под моим весом, и я в ужасе вжимаюсь в стену. От страха у меня темнеет в глазах.
        «Если что-то пойдёт не так, у меня есть все шансы стать очередной девушкой из подобного выпуска новостей», - проносится в мыслях, когда я, вопреки здравому смыслу, осторожно заглядываю внутрь.
        Внушительных размеров пространство поделено на зоны: столовая и кухня, залитые ярким светом потолочной лампы, расположены ближе всего к тому месту, где я стою, а в дальнем тёмном углу растянулась гостиная. Глаза мгновенно упираются в спину человека. Его сгорбленный силуэт возвышается на фоне телевизора, настолько близко он сидит к экрану. Я резко отскакиваю назад, встревоженно вжимаясь в стену. Сердце колотится в груди. Прижимаю ладонь ко рту, чтобы унять своё частое и шумное дыхание. В голове тикают часы, заглушающие даже бесстрастный голос телеведущей.
        Когда я, набравшись смелости, вновь выглядываю из своего укрытия, пространство выглядит всё таким же спокойным и нежилым. Вглядываюсь в неподвижный мужской силуэт и только теперь замечаю, что сидит он в инвалидном кресле, а голова его слегка наклонена вправо.
        «Профессор Теодор Хофман… У него то ли инсульт, то ли ещё какая напасть… Он стал инвалидом», - звучит у меня в ушах участливый голос Гарри Джейна.
        Мои плечи с облегчением опускаются, и только ноющая боль в коленях напоминает о том, в каком напряжении я пребываю всё это время. Оборачиваюсь назад, вглядываясь в холодный тусклый коридор. Делаю два шага вперёд, неожиданно натыкаясь на тёмный проход, который не заметила прежде. По спине бежит холодок, когда взгляд упирается в дверь с позолоченной ручкой.
        У меня перехватывает дыхание. Опираюсь рукой на стену, случайно задевая какую-то рамку. Я не успеваю среагировать, как она с грохотом падает на пол. Ужас сковывает меня по рукам и ногам. Я не дышу и ничего не вижу, настороженно вслушиваясь в звуки дома, пытаясь подметить хоть какое-то изменение, и я его слышу.
        Глухой ритмичный стук доносится откуда-то снизу, и мне требуется какое-то время, чтобы понять: это Лиза поднимается наверх. Трясущимися пальцами осторожно собираю осколки стекла, бумажный сертификат и разлетевшуюся на части рамку. Растерянно смотрю по сторонам, пытаясь понять, куда спрятаться. Шаги становятся всё громче, а вместе с ними до моего разума долетает обрывок фразы:
        - Если это ты, Тео, то я с удовольствием спущу тебя вниз! - кричит Лиза, и я осознаю, что нас разделяет не больше пары секунд. До спален мне не добежать. Гостиная - единственное место, где я могу укрыться.
        Я на четвереньках проскальзываю в освещённую комнату, стараясь не шуметь, не дышать и не думать. Безжизненный голос диктора продолжает взывать к жителям города с просьбой о помощи.
        Сесилия Белл мертва. Зоуи Мейер мертва. Эбигейл Рейнольдс мертва. Если я не потороплюсь, уже сегодня этот список пополнят ещё два имени: Бритни Мур и моё.
        Мороз, точно мощный разряд тока, прошибает моё тело, и я чувствую, как сотни острых иголок вонзаются в мою кожу. Напряжённо смотрю в сторону мужчины в кресле, в надежде найти его всё так же увлечённо просматривающим выпуск новостей. Но вместо этого я с ужасом осознаю, что хозяин дома смотрит на меня в упор. Я замираю на месте, не в силах пошевелиться, и только пронзительный скрип открывающейся двери заставляет меня действовать. Моё тело объято животным страхом, я в полной власти инстинкта. Мне нужно выжить. До барной стойки - единственное укрытие, которое я вижу - меня отделяет всего пара шагов, когда я замечаю капли крови на полу. Тревожно смотрю на осколки разбитой рамки, зажатой в руке, - по ним течёт моя кровь. В панике оборачиваюсь назад, приглушённый звук шагов за спиной становится громче и твёрже.
        У меня нет времени оттереть капли крови позади, шаркая растопыренной пятернёй по полу, чудом удерживая зажатый в пальцах электрошокер, я едва успеваю скрыться за панелью барной стойки, когда в дверном проеме появляется Лиза. Она твёрдым шагом пересекает комнату, направляясь к телевизору. Я скукоживаюсь, прижимаясь к маленькой щёлке, образовавшейся в стыках между деревяшками, сквозь которую могу следить за всем происходящим в комнате.
        - Что у тебя упало? Я слышала стук, что это было? - спрашивает она, с силой сжимая ему щёки. - Может быть, ты что-то хотел? Может быть, ты хочешь собственными глазами увидеть, до чего доводит мужская похоть? Что скажешь? Хочешь?
        Сейчас он ей всё расскажет. Он выдаст меня. Он скажет ей, где я.
        Сжимая в руках электрошокер, я готовлюсь к нападению, хотя внутри меня и теплится странная необоснованная надежда на иной исход. Я вижу, как Лиза заглядывает ему в глаза. Я напряжённо жду его реакции. Он может схватить её за волосы, плюнуть в лицо, ударить коленом. Варианты пульсируют у меня в мозгу, но он бездействует. Он просто молча смотрит на меня.
        - Ещё один звук, и ты об этом пожалеешь! Я словами не бросаюсь, ты же меня знаешь, верно?
        Небрежно похлопав его по щеке, она резко расправляет спину. Надменно задрав голову, Лиза окидывает комнату презрительным взглядом. Я сильнее сжимаю обломки, чувствуя, как острый кусок глубже вонзается в руку. Кусаю губу, вкус крови на губах отрезвляет разум. Я боюсь дышать.
        Напряжение растёт в наступившей тишине. Я вижу, как на экране телевизора продолжают сменяться картинки, но звуков нет. Только стук моего испуганного сердца. Лиза делает несколько шагов в мою сторону. Я замечаю, как напрягаются её брови, сдвигаясь к переносице, как изгибаются губы, когда расстояние между нами сокращается до нескольких шагов.
        - Ещё один только звук! - неожиданно нарушает она тишину, после чего уверенным шагом направляется в коридор.
        Я закрываю глаза, с облегчением облокачиваясь на стенку. Протяжный скрип закрывающейся двери возвращает мне способность дышать и чувствовать боль. Аккуратно сгружаю обломки рамки и торчащий из неё сертификат на пол и осторожно выбираюсь из своего укрытия. Ладонь пульсирует от дикой боли, подставив руку под свет, я вижу причину. Небольшой осколок искрится посреди кровоточащей раны. Пытаюсь достать его, но пальцы меня не слушаются. Меня трясёт. Подношу ладонь к губам, пытаясь подцепить осколок зубами. Громко сплёвываю, резко оборачиваясь. Мужчина не сводит с меня глаз. Мне бы надо сказать ему спасибо, хотя бы молча кивнуть, но я не двигаюсь. Продолжая таращиться на него, я начинаю медленно пятиться к двери.
        Мы напряжённо смотрим друг на друга, не говоря ни слова. Глядя ему в глаза, я почему-то не чувствую угрозы, только боль и отчаяние. Мне хочется ему верить.
        Я выхожу в коридор, бросая беглый взгляд на дверь, ведущую на свободу. У меня есть ещё шанс выбраться отсюда живой и невредимой, но стоит мне повернуть голову вправо, как я снова упираюсь глазами в хозяйскую спальню, наполненную болью и страданиями убитых девушек. Я слышу их истошный крик, он буквально пронизывает меня до костей. Я открываю глаза, желая избавиться от этого наваждения, но крик становится только громче. Он мне не чудится, это Бритни исступлённо кричит где-то подо мной.
        ***
        По коже бегут мурашки, когда я делаю два уверенных шага к двери, ведущей в подвал. Осторожно толкаю вперёд массивное деревянное полотно, и мои лёгкие мгновенно наполняются затхлым воздухом, прикрываю рот рукой, стараясь подавить рвотный спазм. В образовавшуюся щель я вижу кирпичную кладку стены, каменные обшарпанные ступеньки и металлический поручень, поблескивающий в лучах потолочной лампы. Крепче сжимаю электрошокер, решительно протискиваясь внутрь.
        Я стою на маленьком пяточке, позволяющем мне оставаться в тени для тех, кто находится внизу. Я слышу какую-то возню.
        - А знаешь, она ведь ничем не лучше ублюдка, что ты носишь в себе! - неожиданно разрезает тишину голос, от которого у меня по коже бегут мурашки. В нём сложно распознать мелодичные приветливые интонации доктора Харт, и всё же нет никакого сомнения, что эту жуткую речь произносит именно она. - Да, да она всех нас обманула! Она бастард, а вот мать её такая же шлюха и воровка, как и ты!
        Ответом ей служит протяжный стон, полный боли и отчаяния. Меня прошибает холодный пот. Морщусь и прикрываю глаза, вспоминая, как ещё пару дней назад жаловалась ей на своё детство. Какой же дурой я была всё это время!
        Тошнота снова подступает к горлу, от судорожного спазма, волной прокатывающегося по телу, на миг темнеет в глазах. Ватные ноги подкашиваются, я боюсь упасть. Сильнее сжимаю дверную ручку. Холод металла проясняет разум, страх отступает перед здравым инстинктом самосохранения.
        «Я могу уйти. Я всё ещё могу уйти», - стучит в висках, когда Лиза продолжает свою тираду:
        - Но не беда, я всё исправлю. Я избавлю мир от такого мусора, как вы! Вы - ничтожества! Воровство - это всё, на что вы способны! Смазливая рожица, молодое тело и совершенно тупой, никчёмный умишка! Пустышки! Куклы! Но стоит лишить вас всей этой наносной мишуры - и на кого вы похожи? Серая масса! Не веришь? А ты посмотри, посмотри на себя! На кого ты похожа? Уродина! Безликое мерзкое отродье!
        Внезапно наступившую паузы заполняет жуткое мычание, от которого у меня по коже бежит мороз. Хочется закрыть уши руками и больше ничего и никого не слышать. Открыть глаза и осознать, что всё это просто страшный сон, но я не сплю и это сводит меня с ума. Я делаю шаг назад, продолжая вжиматься в массивное полотно двери, и оно отвечает мне противным скрипом. Я перестаю дышать. Пространство вокруг меня приходит в движение, стены сжимаются.
        - Кто здесь? - рычит Лиза, и голос её эхом разносится по подвалу.
        С трудом сглатываю, жмурясь до боли в глазах.
        - Кто здесь? - повторяет свой вопрос Лиза, и я слышу звон цепей и жалобное мычание. Бритни зовёт на помощь всеми доступными ей способами, и я - её единственный шанс.
        - Это я.
        Выхожу на свет и тут же чувствую на себе тяжёлый пронизывающий взгляд женщины, отдалённо напоминающей мне утончённую и ухоженную Лизу Харт. Её голубые глаза горят огнем безумия и одержимости, сужаясь до маленьких устрашающих щёлок, тонкие губы плавно растягиваются в презрительную ухмылку, и я вижу, как кончик языка медленно скользит по зубам. Напряжение между нами становится невыносимым, я крепче сжимаю электрошокер.
        - Ну надо же, это снова ты. И снова не вовремя! - скалится доктор Харт. - Да, любишь ты являться без предупреждения! И чего тебе на этот раз дома не сиделось? Снова муженёк ножки об тебя вытер, указал на твоё истинное место?
        Жеманно передразнивая меня, она внезапно прыскает истерическим смехом.
        «Я всё ещё могу сбежать», - пульсирует в висках. Опускаю голову, стараясь при этом держать её в поле зрения.
        - Ну же, давай, поведай, чего ты не могла дождаться до завтра? Мы же уже обо всем договорились, ну что ж ты такая тупая! У нас с Бритни для тебя был запланирован такой шикарный выход. Полагаю, ты уже смогла сообразить, что это я тебе назначила свидание. Это должна была быть такая фееричная встреча: ты, окоченевшая Бритни и толпа копов, жаждущих получить своего душегуба. Но нет так нет! Будем импровизировать, на воображение я никогда не жаловалась.
        Бритни вновь напоминает о себе жалобным мычанием, от которого у меня по коже бегут мурашки.
        - Спускайся сюда немедленно, а то я могу не сдержаться и ускорить сладкое прощание!
        - Лиза, всё кончено, - говорю я, не двигаясь с места. - Скоро здесь будут копы, я просто прошу тебя…
        - Просишь, значит?! А не ты ли несколько месяцев назад, сидя в моём кабинете, молила о чуде? Не ты ли мечтала о том, чтобы эту суку переехал грузовик или она заживо сгорела в пожаре, или же просто утонула в ванне? Ну так я придумала кое-что поинтересней! У тебя-то фантазия всегда была убогой! Даже твой редактор это отметил, помнишь? Нет? А я помню. Я всё помню. В отличие от тебя у меня с головой всё в порядке! - говорит она, указывая рукой на свою голову, и только теперь я замечаю бритву, зажатую в её ладони. Она блестит в тусклом свете лампы, приковывая мой взгляд. - Так что не пудри мне мозги про копов и живо спускайся! Я не шучу.
        Мотаю головой.
        - Это была не просьба! - срывается на визг Лиза, подкрепляя свои слова гневным топаньем ноги. - Живо иди сюда или я распотрошу эту суку без прелюдий!
        У меня темнеет в глазах.
        20
        Ночь, 18 октября
        С каждой ступенью вниз я чувствую, как натягивается невидимая нить у меня за спиной. Это мой шанс спастись, которым я воспользовалась восемнадцатого августа. В тот вечер я спустилась вниз и увидела измученную девушку, перепачканную грязью и кровью. Её голова была наполовину обрита, и локоны лежали ковром на бетонном полу. Я могла её спасти, но Лиза застигла меня врасплох. Тупая боль в затылке - и в следующий миг я уже валюсь с ног.
        - Ты что это задумала? Не смей портить наше веселье! - взревела тогда Лиза, и я попятилась к стенке.
        Девушка рядом продолжала неистово стучать цепями и жалобно мычать, но я её больше не видела. В тот миг я думала только о себе, о том, как бы спастись. Я свалила на пол огромный стеллаж с бумагами и какими-то бутылками и, воспользовавшись замешательством Лизы, не оглядываясь бросилась наверх, перескакивая через ступени. Не перестаю думать о побеге я и сейчас, но что, если у меня ничего не получится? Что, если я не смогу помочь ни Бритни, ни себе? Что будет с Патриком? Всё это время я всячески гнала от себя эти мысли, но теперь они стали непреодолимыми.
        - Давай живее, - торопит меня Лиза, угрожающе направляя на меня заточенную бритву. - Имей в виду, второй раз я тебя не упущу! Не теперь, когда я знаю, кто ты!
        - И кто же я? - спрашиваю я, неуверенно продолжая свой путь вниз.
        - Ты бастард! Ничтожество! И скоро я тебе это докажу!
        - Но разве это моя вина? Разве дети отвечают за поступки своих родителей? Ведь ты сама столько раз говорила мне о том, что я не должна страдать…
        - Заткнись! - орёт Лиза. - Шевели ногами и не зли меня!
        В кармане джинсов начинает вибрировать телефон, и в следующий миг уже громкая трель звонка эхом отскакивает от стен. Прикрываю глаза, чувствуя, как вздох надежды срывается с губ.
        Меня будут искать. Меня найдут. Я не одна.
        - Без глупостей! - командует Лиза.
        Последняя ступенька позади. Между нами не больше пяти шагов, каждый из которых словно наливает ноги свинцом. Все мои мысли сосредоточены на человеке, что сейчас отчаянно пытается до меня дозвониться.
        Кто это? Рейчел? Мэтью? А может быть, это перезванивает диспетчер из службы спасения?
        - Лиза, я не обманываю тебя, - говорю я, наслаждаясь телефонной трелью. - Я вызвала полицию. У тебя ещё есть время скрыться, обещаю, я ничего не скажу.
        - Что ты говоришь, - ухмыляется Лиза. - Я прекрасно знаю, что этим вечером ты была в полиции. Не знаю, зачем ты туда поехала, и даже если допустить, что ты всё вспомнила и сделала своё сенсационное признание, совершенно очевидно, что тебя, как и всегда, подняли на смех, раз ты пришла сюда одна.
        С упоминанием о том, где я находилась час назад, рассеиваются последние сомнения относительного того, кто же подкинул мне чёртов маячок слежения.
        Лиза. Это всегда была только она.
        - Тебе же никто не поверит, даже твой бывший готов упечь тебя за решётку, - продолжает она, упиваясь своим превосходством. Она закатывается неестественным смехом, который буквально оглушает меня во внезапно наступившей тишине.
        Телефон замолчал, и я с ужасом наблюдаю за тем, как плечи Лизы трясутся в унисон с истерическим гоготаньем. Кусаю губу, отводя взгляд в сторону. Я не хотела смотреть туда, боялась встретиться с ней взглядом. Но звон цепей и протяжный стон вынуждают меня нарушить эту установку. Голова, обритая наголо, а с бледного бесцветного лица таращатся на меня воспалённые глаза, полные слёз и боли. Её рот заклеен полоской скотча, впалые щёки вымазаны в грязи.
        - А я смотрю, воровство у тебя в крови. Кто тебе разрешал рыться в моих вещах? - гремит доктор Харт, проводя кончиком пальцев под глазом. - В любом случае, он тебе не поможет. Тебе уже никто и ничто не поможет!
        - Я так не думаю, - отвечаю я, делая шаг назад и крепче сжимая в руках электрошокер. Нажимаю на боковую кнопку, и воздух сотрясается от электрического разряда. Довольно улыбаюсь, с вызовом заглядывая в лицо Лизы, стараясь никак не выдать животной паники, пульсирующей в крови и окутывающей моё сознание.
        - Решила снова со мной поиграть? Ты же знаешь, я не шучу, я убью эту суку!
        - И что из этого? Я вообще не понимаю, чего ты до сих пор медлишь? Зачем она тебе?
        Боковым зрением я ловлю на себе тревожный взгляд Бритни, слышу слабый сдавленный стон. Она в ужасе, но беда в том, что я и сама чувствую, как страх парализует мои ум и волю.
        - Если ты такая смелая, то почему в прошлый раз так быстро ушла? Я ведь тебя даже вернуть пыталась, помнишь? - спрашивает она, натягивая на лицо свою фирменную улыбку. - А ведь Зоуи так на тебя рассчитывала, так ждала. Пришлось мне самой её развлекать в ускоренном темпе. А я так не люблю торопиться.
        По спине бежит мороз, пока я мысленно прикидываю варианты атаки. Слева от меня башней сложены коробки, если я успею добежать до стены справа, то, вероятно, смогу воспользоваться отрезком трубы, что валяется на полу. Конвульсивно сглатываю, встречаясь взглядом с Лизой. Она не двигается с места, испепеляя меня холодом глаз. В правой руке у неё зажата бритва, и я вижу, как играют жилы на её запястье от импульсивных сжатий рукоятки. Вторую руку она держит в кармане, но не думаю, чтобы и там у неё был припасён для меня какой-то опасный сюрприз. Тяжело вздыхаю, крепче сжимая электрошокер.
        Если я нападу на неё сейчас, возможно, она не успеет среагировать. У меня может получиться. В любом случае, пора действовать, иначе всё было зря.
        - Бросай, я сказала! - орёт Лиза, снова тыча в меня бритвой.
        Раз. Два. Три. Резкий поворот влево - и груда коробок, наполненная какими-то бумагами, летит на пол. Как я и рассчитывала, этот шаг переключает внимание Лизы, и, воспользовавшись её растерянностью, я рвусь вперёд, судорожно сжимая электрошокер. В ладони ощущаются лёгкие толчки, а в ушах стоит гул. Я чувствую её горячее дыхание, вижу презрение, горящее в глазах, когда она корчится от боли, а я, стиснув зубы, продолжаю неистово жать на кнопку. Предчувствие победы одурманивает разум, я жадно наблюдаю за тем, как неестественно выгибается её тело. Я жду, что она сейчас потеряет сознание, но вместо этого чувствую неожиданный удар по ногам: Лизе удалось подставил мне подножку. Я теряю равновесие и, испуганно размахивая руками, падаю вниз. Тупая боль пронзает затылок, острый край ступени больно врезается в спину. Голова кружится, а картинка перед глазами на мгновение теряет чёткость. Я задыхаюсь от слабости, чувствуя, как выскальзывает из рук электрошокер. Он падает на пол, и от этого звонкого стука я вздрагиваю всем телом. Нависая надо мной, Лиза торжественно наставляет на меня бритву.
        В кармане джинсов вновь ощущается лёгкая вибрация, и телефон с новой силой заходится трелью. Глаза Лизы мгновенно вспыхивают нетерпеливым огнём. Бритни тоже напоминает о себе протяжным бессвязным мычанием.
        - Давай взглянем, кто у нас там такой настырный! - предлагает она, протягивая ко мне свободную руку. - Доставай мобильный.
        Малейшее движение отдаёт ноющей болью в пояснице. Непослушной рукой лезу в карман. Пальцы скользят по гладкой поверхности. Выпуклая камера даёт точное понимание, с какой именно стороны находится экран, и я, продолжая медленно тянуть устройство вверх, неистово вожу большим пальцем из стороны в сторону, пытаясь ответить на звонок.
        - Быстрее! - приказывает Лиза.
        Она выхватывает телефон из моих рук так резко, что я не успеваю ничего сообразить. И только вновь наступившая тишина сигнализирует мне о том, что, возможно, мне удалось подключить к нам невидимого собеседника.
        - Помогите! Помогите! - ору я, используя свой последний шанс на свободу.
        - Какая же ты всё-таки дура! - самодовольно сообщает мне Лиза, показывая чёрный экран. - И кстати, это была твоя подруга-идиотка, но никак не копы, так что заканчивай мне пудрить мозги! Тебе никто не поможет.
        Выключив телефон долгим нажатием, она швыряет его в стену, и я вижу, как он отскакивает и тяжело падает на пол, теряясь за грудой коробок.
        - Ну а теперь тебе нужно немного успокоиться!
        Я не успеваю среагировать, как моё плечо пронзает колющая боль. Веки мгновенно тяжелеют. Я проваливаюсь в темноту.
        ***
        Сознание затуманено. Голова звенит от пустоты. Ноющая боль блуждает по телу, ощущение такое, будто меня переехал автомобиль. С трудом распахиваю тяжёлые веки. Взгляд скользит по поверхности пола, натыкаясь на грязные коробки, тряпки, какие-то бумаги, стопки газет… Тяжело сглатываю, от сухости язык прилип к небу, и отчего-то никак не получается разомкнуть челюсть. Я чувствую, как что-то коснулось моей ладони, вздрагиваю, дёргаю руками, но они связаны у меня за спиной, отчего каждое резкое движение причиняет адскую боль в запястьях. Тревога нарастает как снежный ком, с ужасом таращусь на своё отражение в мутном треснутом зеркале, что стоит напротив. Я сижу на полу, а рядом со мной расползается красное пятно. Взволновано шарю глазами по телу, пытаясь найти рану, но её нет. В панике поворачиваю голову вправо, натыкаясь на обречённое лицо Бритни. Её голова безвольно висит на груди, а правая рука утопает в луже крови. С губ срывается протяжный стон от охватившего меня ужаса.
        - Ну наконец-то, очухалась, - гремит Лиза, возникая в паре шагов от нас. В этот раз в руке она сжимает уже пистолет, дуло которого направлено мне прямо в грудь.
        С трудом поднимаю голову, затылок раскалывается от адской боли, от одной единственной мысли, пульсирующей в висках: «Что со мной будет?» Воображение рисует разные пытки и зверства, а потому, когда Лиза тянется рукой к моему лицу, я не просто перестаю дышать, но, кажется, даже на миг теряю сознание. К жизни меня возвращает дикая боль и жар, обжигающий кожу. Лиза медленно скручивает скотч в трубочку, а я разминаю челюсть, не веря своему счастью.
        - Ты сегодня мой гость, хоть и непрошеный, поэтому я решила дать тебе право выбора: мы можем сразу перейти к делу и не мучиться ожиданием неизбежного или же можем поговорить, но, как ты, понимаешь времени у нас уже не так много, - Лиза сверяется с наручными часами, поднимаясь на ноги. - Часа три осталось, не больше. Ну, что выбираешь?
        - Поговорить, - заикаясь прошу я. - Давай поговорим.
        - Как скажешь, только на этот раз говорить буду я, а ты молчать! Как же я устала от твоего бесконечного скулежа. Он меня бросил - бедная я, несчастная! Моя книга говно - бедная я, несчастная! Моя подруга меня не понимает - бедная я, несчастная! Я никому не нужна, меня никто не любит, - передразнивает меня Лиза, при этом размахивая пистолетом в разные стороны. - Тебе самой-то не противно?
        Безмолвно качаю головой, чувствуя, как картина перед глазами начинает расходиться волнами. Вероятно, мне не стоило пренебрегать осмотром гардеробной и других комнат дома. Нужно было осмотреть каждый клочок этого дома, и тогда, возможно, пушку в руках сжимала бы сейчас я.
        - А ведь ты не стоила и минуты моего времени! Ты ничтожество! Дешёвка! Бастард! - снова привлекает моё внимание Лиза.
        - Я не виновата…
        - Молчать! - визжит она, хватаясь за голову. - Ещё одно слово - и я засуну тебе кляп по самые гланды, поняла? Сделаю наконец то, на что так и не решилась твоя потаскуха-мать: я тебя убью!
        Не в первый раз доктор Харт пытается заставить меня думать о матери в таком ключе. И в прежние времена, стоило только Лизе затронуть эту тему, как в ушах точно в подтверждение звучал мамин голос: «Если бы ты была мальчиком, то мы бы сейчас не жили так». Однако сейчас я вспоминаю только старую потёртую кассету с хитами «Битлз», которую моя мама хранила всю жизнь.
        Открываю глаза, уверенно встречаясь взглядом с доктором Харт. Я больше не поверю ни единому её слову. Она не сможет меня сломать. Не сможет внушить новые обиды и страхи. Мама меня любила. Может быть, она не всегда умела это показать, но она точно никогда не хотела от меня избавиться.
        - Ну что ж, продолжим, - предлагает мне Лиза, подмигивая правым глазом. Выглядит она устрашающе. - С чего бы начать?..
        Лиза садится в инвалидное кресло и, вопреки моим ожиданиям, начинает свой рассказ не с нашей первой встречи, но со своего детства. И надо отдать ей должное: прошлое это достойно того, чтобы быть рассказанным. Отец ушёл из семьи, когда Лизе было пять лет. Этот поступок стал для её матери страшным, если не сказать смертельным, ударом. Она не смогла свыкнуться с ролью разведёнки, а потому алименты, которые отец исправно платил, шли на выпивку и наркотики. Лиза же была предоставлена самой себе, отцу в новой семье для неё места не нашлось. Мать всё чаще срывала на ней свою злость и боль. В восемь лет Лиза впервые сбежала из дома и попала на контроль в службу опеки. К тому моменту отец уже был недосягаем, а потому её вернули в дом единственного доступного родителя. В трезвом состоянии мать продержалась три дня, а после всё началось сначала. Лиза скучала по отцу, злилась на мать и люто ненавидела ту, что разрушила её жизнь. Однако по-настоящему переломным моментом в жизни девочки стала смерть её матери. Лизе было десять, когда женщину нашли на парковке одного из супермаркетов с перерезанными на руке
венами.
        - В тот день на ней было надето нелепое красное атласное платье, она накрасила губы. Я слышала, что одной из версий было неудачное свидание, но, мне кажется, ей повезло, как никогда прежде. Уверена, что всё это было ради свидания с ним, - и Лиза показывает пальцем наверх, после чего на её лице появляется кривая улыбка, и тот же палец уже показывает вниз, - или же с ним, кто её разберет. Святошей она никогда не была. В тот день она обрела покой, а я - новую семью. Меня взяла бездетная пара, давно мечтавшая посвятить себя кому-то или чему-то. До моего появления в доме Хартов проживало пять котов и кошек, две собаки, попугайчик и морская свинка. Я же с детства ненавидела животных. Это безмозглые и совершенно бесполезные твари, которые требуют внимания и заботы, а что получаешь взамен ты? Преданный взгляд? Слюнявую улыбку? Я их убивала одного за другим: топила в ванной, резала горло, вспарывала брюхо. Мне нравилось смотреть на то, как кровь хлыщет из раны, а животное в агонии мечется по кругу.
        От этого откровения меня начинает тошнить. Мучительно закрываю глаза. И сквозь жуткие картины, что рисует моё разыгравшееся под давлением Лизы воображение, я представляю Патрика. Его милое личико, взъерошенные ото сна волосы, глаза горят огнём и счастьем, он сжимает в руках фигурку Железного человека, о которой собирается просить Санту в своём ежегодном письме. Он смотрит на меня и радостно улыбается, а от его заливистого беззаботного смеха у меня по телу разливается тепло.
        «Мой сын, мой мальчик», - шепчу я одними губами, но слышу только стон, жалобный и протяжный.
        - А вот и наша потаскушка голос подала, а я уже думала, что никогда больше тебя не услышу, - говорит Лиза, пиная Бритни ногой, та снова стонет и тут же проваливается в забытье.
        Полагаю, быть в отключке - это лучшее, что может с тобой случиться в такой ситуации. И всё же я не хочу умирать.
        - Похоже, нужно прибавить темп, - говорит Лиза, задумчиво поглядывая на изящные часики на своём запястье. - Своё предназначение я в полную силу осознала, когда меня бросил Эдвард. Мне тогда было двадцать три года, и я планировала жить с ним долго и счастливо, а этот ублюдок спал с моей подругой. Лора, глупышка Лора. Потаскушка Лора! Она была так самонадеянно беспечна, она искренне верила, что я дурочка, которая никогда и ничего не узнает. Она дорого заплатила за своё предательство. А ведь я просто хотела любви. Я верила в нашу с Лорой дружбу, я верила Эдварду. А они меня предали, посмеялись, унизили, растоптали. И жестоко заплатили за это. Я никогда ничего никому не прощаю! НИКОГДА! Наблюдая за тем, как они медленно истекают кровью, я будто заново рождалась. Но это была не просто месть, это был акт милосердия. Я поняла, что своим поступком спасла чью-то жизнь. Эти твари не были способны любить, сострадать, только разрушать. Таким, как они, нет места среди живых! Но ты не понимаешь, да? Твой умишко настолько скуден, что тебе это неподвластно, сколько ни пытайся. Ты ведь сама рождена от такой твари,
какой была Лора. Ты бастард, ты не имеешь права жить!
        Бритни снова стонет, и боковым зрением я вижу, как она корчится от боли. В отчаянии смотрю на Лизу, собираясь молить её о помощи, но она грозит мне указательным пальцем, и по её глазам я понимаю - она не шутит. Тяжело выдыхаю, но продолжаю хранить молчание.
        - С чего же у нас тут всё началось? Кажется, я тебе об этом не рассказывала, но я приехала в Лос-Анджелес полгода назад. Я всегда мечтала пожить в этом звёздном городе, и мне неожиданно выпал такой шанс: в один из местных университетов требовался психотерапевт, который согласился бы за символическую плату читать вводные лекции для всех желающих. Я не раздумывала и уже через месяц приступила к новой работе. Мне здесь понравилось всё: климат, атмосфера, пляж… И я даже встретила приятного мужчину. Не Того Самого, но вполне сносного и даже удобного. Он тоже работал лектором в университете, но, в отличие от меня, у доктора Теодора Хофмана в университете была кафедра биологических наук.
        Мне бы надо удивиться или хотя бы сделать вид, что я не понимаю, о чём она говорит, но вместо этого я чувствую, как начинаю хмуриться, продолжая мысленно заполнять пустоты в своей головоломке.
        Сейчас профессор прикован к инвалидному креслу, но сам ли он туда сел?
        Глядя на безумный огонь в глазах доктора Харт, мне с трудом верится в такою случайность.
        Но почему она не посадила его на цепь в подвале? Почему не подвергала и его унизительным пыткам? Почему, в конце концов, он до сих пор жив?
        - Я была уже пять лет как в завязке. Я не собиралась никого убивать, я не хотела начинать всё сначала, но ты, ты всё испортила! - выплёвывает в меня Лиза.
        От неожиданности я широко открываю глаза, не в силах вымолвить и слова. Что значит, я всё испортила? Как и что я испортила?
        - Закрой свой рот, противно смотреть на твою жалкую рожу. Права была твоя мать: покладистость и покорность, пожалуй, твои единственные достоинства. Безродная тварюшка! Да, это всё твоя вина! Твой жалкий никчёмный роман - это же какой дурой надо быть, чтобы писать такую чушь? Ты же не чувствуешь, не знаешь, о чём говоришь. Всё какими-то убогими, поверхностными мазками. И это ты называешь искусством? Это, по-твоему, литература?
        Она делает паузу, разглядывая что-то невидимое на полу. Продолжая в ужасе таращиться, я вижу, как на шее у неё перекатываются мышцы. Она с трудом сглатывает комок в горле. Сжимает кулаки так, что белеют костяшки пальцев.
        - Я не хотела никого убивать. Я давно с этим покончила. Я изменилась. Приехав сюда, я начала новую жизнь, но ты, ты меня раздражала, злила, провоцировала. Когда я увидела тебя впервые, когда узнала истинную причину твоей терапии, я испытала дикий интерес. На какой-то миг мне показалось, будто я вытянула лотерейный билет, и мне позволено вести терапию с себе подобной. Твоя необузданность, злость и жажда мести питали и даже возбуждали меня. Я, как никто другой, понимала тот вулкан страстей, что бушевал у тебя внутри. Сходство казалось неоспоримым: покалеченное детство, юношеское становление, поиск себя, жестокое предательство. Но я ошиблась! Я жестоко ошиблась в тебе! Ты только говорила, но ничего не делала. А потом ты начала ныть. Всё, чего бы я ни коснулась в твоей жалкой жизни, было сопряжено с болью, обидами и нытьём. Я столько раз хотела просто крикнуть тебе в лицо: мать твою, когда ты уже встанешь и сделаешь хоть что-то?! Не нравится, как поступила с тобой подруга, так сделай что-то. Наори, ударь, убей! Ведь ты же смогла врезать этой суке, когда она пришла к тебе поговорить. Тебе же хватило
смелости наброситься на неё, расцарапать лицо, выдрать клок волос. А значит, ты можешь действовать, так какого чёрта я слышу только это противное нытьё? Раз за разом! Я злилась. Очень злилась.
        От её слов у меня волосы встают дыбом. Я не могу пошевелиться. Это не может быть правдой. Это не может быть правдой.
        - А потом я увидела Сесилию. Эта сука кокетничала с моим профессором в коридоре, нежно касаясь лацкана пиджака, который я ему выбирала. Я не могла поверить своим глазам. У меня не было на него каких-то серьёзных планов. И всё же я не сдержалась. Глядя на неё, на эту белобрысую суку, я видела в ней твою Бритни. В голове постоянно звучал твой жалобный скулёж, я должна была его заткнуть. Хоть кто-то из нас должен был действовать. Я начала за ними следить, и в один из дней пришла к ней в приют для животных. Идиотка так была увлечена своими зверюшками, что приняла меня за посетителя. Как же она крутилась вокруг меня, пытаясь навязать мне живность. А меня переполняла ярость. Всё моё существо желало ей скорой и мучительной смерти. Мне не терпелось погрузить её в багажник машины и увести с глаз долой, а эта дура добровольно попалась на крючок. Я ненароком обронила рекламную брошюру своих лекций, а она тут же захотела познать азы психологии. Надо было видеть, как она обрадовалась. И тот факт, что лекции проходят бесплатно, да ещё в университете, где она учится, и вовсе стёр все сомнения. Эта идиотка
поверила каждому моему слову, и уже через пару дней я читала лекции не для сорока студентов, а для неё одной. Она стала моей вольной слушательницей, а я - её последним учителем. Я застукала их накануне шестнадцатого июля у него в кабинете. Они, конечно, сделали вид, что у них исключительно деловые отношения «преподаватель - студент». Я тоже себя никак не выдала, уверена, Тео и наш роман держал ото всех в тайне. Девчонка ушла, а мы в тот вечер занялись любовью прямо на его рабочем столе. Это было восхитительно, незабываемо. Так и должно быть в последний раз, верно?
        Внезапно возникшую паузу в монологе заполняет сдавленный стон. Лиза этого даже не замечает, она слишком увлечена прошлым и своей ролью в нём. А я с ужасом смотрю на бледное лицо Бритни, чувствую, как всё внутри выжигает жгучее чувства вины.
        - В тот вечер Тео написал заявление об уходе. Точнее, это официальная версия событий, какой она для всех и останется. На самом же деле я накачала его «Рогипнолом» и заперла в собственном же доме. Так что он легко отделался, но не Сесилия. На следующий же день я позвонила ей на работу, в приют, и сообщила о двух бездомных английских бульдогах, которые случайно забрели ко мне во двор. История, конечно, была неубедительной, но откуда же я могла знать, что это редкая порода собак. Однако, к моему счастью, никто на это даже внимания не обратил, а эта сука ведь пыталась меня запугивать. Она как-то сразу почувствовала неладное, но я тут же выложила козырь на стол, и она забыла о собаках. Я предложила оплачиваемую стажировку. Она, конечно, сильно удивилась, но стоило мне сказать, что её поручителем выступил сам профессор Хофман, порекомендовав мне её как одну из лучших и перспективных студенток курса, как она тут же растаяла. Она мне сразу поверила и даже не задалась вопросом: а какое отношение её успешная учеба на факультете ветеринарии может иметь к практической психологии. И о чём это нам говорит? -
Лиза самодовольно щёлкает языком, снова начиная вращать в руке пистолет. - Верно! Это говорит о том, что она никчёмная дура! Я приехала к ней сразу за службой отлова, которая не только помогла мне избавиться от этих тварей, но и сыграла роль отвлекающего манёвра. Я же выманила эту дуру по звонку на улицу и угостила волшебным кофе.
        Слово «волшебный» Лиза сопровождает воздушными кавычками, что недвусмысленно даёт понять, что напиток этот был далеко не бодрящим. Мне становится дурно.
        - Её сознание стало путаным уже минут через пять. А после того, как подействовал «Рогипнол», который был в кофе, она стала такой податливой и гибкой, как пластилин. Похитить человека средь бела дня намного легче, нежели пытаться сделать это ночью, поверь мне. Эх, я бы рада тебе рассказать, но времени у нас в обрез, да и не зря говорят: всё, что было в Вегасе, останется в Вегасе. Правильно? - говорит Харт и подмигивает. - Ладно, вернёмся к нашей истории. Как ты уже знаешь, мучилась Сесилия недолго, каких-то десять дней. На большее меня обычно не хватает, устаю от их жалкого вида, безнадёжности в глазах. И тогда я пускаю кровь. Лезвие легко разрезает бледную плоть, и жизнь тёплым бурлящим потоком вырывается наружу. Она быстро отключается, начиная свой путь в вечность, а я наслаждаюсь своей победой, которая с самого детства пахнет кровью и имеет глубокий алый цвет. А какой у неё потрясающий вкус!
        Я вижу, как Лиза блаженно закрывает глаза, вальяжно откидываясь на спинку инвалидного кресла. Её язык медленно прокатывается по губам, и от этой картины я снова чувствую удушающий приступ тошноты.
        - Да, и всем этим я обязана тебе! Ты стала моим триггером! А ведь я была уверена, что уже больше никогда не вдохну терпкий пряный запах смерти. Но появилась ты! Покончив с Сесилией, я испытала облегчение. Твой голос, что всё это время жужжал в меня в мозгу, наконец затих. Я успокоилась, тем более, что меня ещё ждал Тео. Мой молчаливый любовник. И всё было бы замечательно, если бы не копы. Эти мрази начали совать свой нос в мои дела. Они пришли сюда и стали задавать вопросы. Тео, конечно, мало чем мог им помочь, но я старалась. Может быть, даже слишком.
        Мне становится трудно дышать. С самого детства я только и слышу о том, что, если бы я родилась мальчиком, всё было бы иначе, будь я умнее, то смогла бы сделать карьеру, будь я красивой, со мной хотели бы дружить… Не пришла бы я на терапию к Лихе Харт, не ныла бы я в её кабинете, и ничего бы этого не было. Не было бы всех этих жестоких убийств. Это моя вина. Моя, моя, моя…
        Бритни снова издаёт сдавленный стон, от которого меня передёргивает. Непроизвольно дёргаю руками, и острая боль тут же пронзает мне палец. Я снова обо что-то поранилась. Кровь сочится вниз по фаланге. Я морщусь от адской боли, силясь, чтобы не поддаться слабости.
        - А ты её совсем не помнишь, да? - внезапно обращается ко мне Лиза, подаваясь корпусом вперед.
        В страхе таращусь на дуло пистолета, направленное мне прямо в голову, пытаясь понять, кого я должна помнить. Кажется, я на время отвлекалась и совершенно потеряла нить этой жуткой беседы.
        - Неужели тебя обслуживала её напарница? Эх, жаль, но это уже и не важно. Всё равно ты была в том приюте, уверена: когда копы посмотрят камеры наблюдения с парковки и ближайших районов, у них не будет сомнений.
        - Где я была? - срывается с губ прежде, чем я вспоминаю, что мне было не позволено говорить.
        - Во-первых, закрой свой поганый рот, а во-вторых, либо слушай внимательно, либо мы это сейчас быстро всё закончим, поняла? - рычит Лиза, впиваясь в меня своими возбуждёнными глазами.
        Молча киваю головой, тяжело выдыхая.
        - В тот день, когда ты пришла ко мне жаловаться на свои странные видения, я даже не сразу поняла, о какой именно девушке ты говоришь, ведь ты видела их всех. Удивлена? А я всё продумала. Я никогда не действую на эмоциях, у меня всегда есть чёткий, выверенный план. И в этот раз ты стала его частью. Не думаешь же ты, что я просто так терпела твое нытьё столько времени. Нет! Нет! Нет! Я только исполнитель, но заказчик - ты! Это ты хотела убивать, это ты хотела отмщения, это ты жаждала правды характеров в своей сраной истории! Ну так получай! Я всё сделала за тебя, наслаждайся. Я даже познакомила тебя с твоими будущими жертвами. Когда ты мне рассказывала о своём отношении к животным, я прям радовалась. Вот оно - ещё одно неоспоримое сходство: она, как и я, готова свернуть шею этим безмозглым тварям. Но уже через пару недель ты заявила, что ищешь питомца сыну. И тогда я отправила тебя к Сессилии. Ты оказалась бесхребетной амёбой, потакающей каждой прихоти своего ублюдка. Да, твой сынок такой же ублюдок, как и ты сама. Яблоко от яблони!
        Плотно сжимаю челюсти, чтобы не сорваться. Натягиваю что-то похожее на скотч, которым связаны мои руки, в бесплодной попытке сорвать с себя оковы, внезапно нащупывая пальцем острую засечку на трубе. С трудом сглатываю, продолжая смотреть Лизе в глаза. Кажется, у меня появился шанс.
        - Ну что ж, продолжим. Следующей гостьей этого подвала стала Зоуи Мейер. Её я выбрала тоже не случайно. Она работала в цветочной лавке, той самой, в которой Тео покупал цветочки для своей юной шлюшки. Мне же этот козёл не подарил даже сраной гвоздики. Представляешь? А я что, лысая? - спрашивает Лиза, пожимая плечами, после чего внезапно взрывается оглушительным смехом. - Нет, лысая в этой истории точно не я!
        Я с трудом сглатываю, заставляя себя снова взглянуть на обритую голову Бритни. Становится дурно, натягиваю скотч, которым связаны мои руки, и начинаю осторожно пилить его об острую засечку на трубе.
        - Тебе не смешно? Ну, как знаешь, чувство юмора - это редкий дар, - внезапно сообщает она, брезгливо морща нос. - С Зоуи было сложнее всего. Она совершенно не реагировала на мои приёмы, и я быстро поняла почему. Булыжник, что болтался у неё на безымянном пальце, кричал о её социальном статусе. Она не была дешёвкой, вероятно, не была воровкой, но стала невольным соучастником предательства. В тот день я купила у неё орхидеи Мильтония, самые вонючие цветы, что мне доводилось встречать. Она пыталась меня отговорить, но это она зря. От её поступков смердело много больше, чем от того веника. В тот день в руках у меня было много пакетов, а потому я попросила её помочь мне донести этот шедевр флористики до машины. Угрозы она не почувствовала, а потому надо было видеть, как вытянулось от удивления её лицо, когда я вколола ей в плечо лошадиную дозу феназепама.
        Одно только упоминание орхидей моментально переносит меня в больничную палату. В тот день, когда ко мне начали пускать посетителей, к моему большому удивлению, в их числе оказалась доктор Харт. Охапка диковинных цветов восхищала глаз и буквально душила своим жутким запахом. Голова начинает кружиться, в нос бьёт едкий запах. Не гнилых фруктов, а мочи и крови.
        - А ты помнишь, какие цветы она посоветовала тебе принести на могилу матери? Розы? Гладиолусы? Хризантемы?
        - Пионы, - выдавливаю я, чувствуя, будто чья-то невидимая рука сжимает мне горло. Этого не может быть правдой. Не может. - Почему?
        - Почему что? Почему ты покупала у неё цветы? Потому что ты бесхребетная амеба. Я потратила несколько дней, чтобы найти сраный скидочный купон в их дурацкую лавку. Но разве ты могла это знать? Ты сидела и ныла мне о том, какая ты несчастная, как ты злишься на мать. А я посоветовала простить и, протянув скидочный купон, предложила отнести ей на могилу букет цветов. Я даже не сомневалась, что ты чётко выполнишь эти инструкции. И всё потому, что у тебя нет своего мнения, нет воли. Одно только нытьё, - говорит Лиза и, точно ставя точку, театрально сплёвывает под ноги. - А может быть, ты всё ещё не поняла, почему я убила её? Да потому, что я могу! Слышишь? Могу! Я не трачу время на пустую болтовню, я действую. Я хотела ещё кого-то убить, так почему бы не эту высокомерную суку? Жаль только, что ты помешала мне порезвиться с ней как следует. Она так и не успела осознать главного, не успела понять и принять свою никчёмность, свою беспомощность и убогость. Ты всё испортила! Снова ты! Но ничего, осталось уже недолго. Скоро все закончится и для тебя, и для меня. Для всех!
        От этих слов меня бросает в холод. До этого дня, каждый раз наблюдая в кино сцену, где протагонист или же антагонист за двадцать минут до финальных титров, угрожая пистолетом, заставлял противника слушать свой монолог откровений, я испытывала праведный гнев и даже приступ тошноты.
        «Ну какого чёрта ты творишь! К чему эта пустая болтовня? Просто делай своё дело!» - возмущалась тогда я, в нетерпении ёрзая на диване перед экраном телевизора. Однако сейчас, глядя на то, как бурые пятна крови расползаются по левой штанине моих джинсов, я мечтаю о том, чтобы рассказ Лизы длился как можно дольше. Чтобы у меня был шанс развязать руки и попытаться спастись. Чтобы у патрульного полицейского появилась свободная минута, и он смог проверить этот несрочный вызов. Чтобы у Рейчел хватило сил и напора, и она смогла убедить детектива Ферта поверить ей и прийти нам на помощь. Но главное, чтобы Бритни осталась жива, иначе всё это было зря…
        - В тот вечер, когда ты неожиданно появилась в дверях этого дома, я была в бешенстве. Я была не настроена снова слушать твоё нытьё. Жалкое стенание по бросившему тебя мужику. Ты еле стояла на ногах, выглядела настоящей бродяжкой, но единственное, что тебя волновало: как это у твоего ублюдка появится брат или сестра, рождённые не твоим чревом. Что? Ты вообще в своём уме? Если всё это так тебя парит, так начни уже, мать твою, действовать! Сделай уже хоть что-нибудь. И ты сделала. Я отлучилась всего на пару минут, и ты меня удивила. Да что там удивила, потрясла. Я не ожидала найти тебя в этом самом подвале. Ты стояла напротив Зоуи и что-то говорила ей. На долю секунды, на какой-то миг мне даже почудилось, что ты готова сама выпотрошить её здесь и сейчас. Затаив дыхание, я наблюдала за тем, как ты взяла в руки лезвие и подошла к ней. Я готова была прийти тебе на помощь, я готова была тебя поддержать, протянуть руку и провести вперёд. Но я снова в тебе ошиблась!
        Она выплёвывает в меня эти слова с такой злостью и надрывом, что её передёргивает. А с горечью вспоминаю свои жуткие видения. Я действительно держала в руках эту чёртову бритву, но я не собиралась никого убивать. Как вообще я могла всё это время сомневаться в себе? Со злостью сжимаю кулаки, усиливая натяжение между острием и скользким скотчем, до тех пор, пока скотч не лопается. В панике встречаюсь взглядом с Лизой. Она смотрит на меня в упор, не двигаясь, не произнося ни слова. В подвале наступает нездоровая и устрашающая тишина.
        - А ведь у тебя был шанс, но ты его просрала, как и всё в своей жизни. Ну то, что было дальше, я полагаю, тебе пересказывать не стоит, ты у нас всё вспомнила. Если бы не твоя амнезия, ты бы уже давно была мертва, даже не сомневайся. Я и в больницу к тебе приходила с одной лишь целью - добить, я даже готова была к твоему сопротивлению. Помню, как побаивалась входить в твою палату, полагая, что могу стать твоим триггером, но обошлось. Я готовилась столкнуться с агрессором, но ты, как всегда, была в роли жертвы. Но агрессором стала я, когда ты снова начала ныть и жаловаться на своего мужика. Цветочки он тебе, видите ли, купил в больничной лавке! Я еле сдерживалась, чтобы не свернуть тебе шею прямо там, в палате, на глазах у твоего ублюдка. Ты представить даже не можешь, как же сильно мне этого хотелось. Этой мыслью я жила все эти дни, и вот - ты здесь. Снова - и уже навсегда.
        Лиза вскакивает со стула и в мгновение ока нависает надо мной, тыча дулом пистолета прямо в лицо. От страха у меня перехватывает дыхание, тревожно опускаю голову. Взгляд вонзается в чёрные мокасины Лизы, тонущие в бурой луже. Как много крови уже потеряла Бритни? Я ещё успею её спасти?
        - Единственное, что меня огорчало во всей этой истории, так это скоропостижная смерть Зоуи, - продолжает Лиза, делая шаг назад. - Я не успела утолить свой внутренний зуд и даже готова была снова выйти на охоту, но копы, чёртовы копы… А всё из-за этого мудака Тео! Этот ублюдок, покупая цветы для своей потаскухи, расплачивался кредитной картой, как тебе такое? Он не боялся, что я могу это как-то узнать, случайно обнаружить! Он не подумал обо мне, о моих чувствах! Он готов был в любой момент просто встать, перешагнуть через меня и пойти дальше. Ну что ж, будь по-твоему, сказала я и сделала это первой. Из просто накаченного наркотой мужчины, симулирующего паралич, он в одночасье превратился в настоящего инвалида. Овощ, с ужасом в глазах наблюдающий за тем, что я творю!
        В ужасе таращу на неё глаза, неожиданно получая ответ, который и так подсознательно уже знала: инвалидность профессора Хофмана - не перст судьбы, но воля одного чокнутого психа. Психа с дипломом психотерапевта, активно ведущего частную практику и преподавательскую деятельность. От паники у меня сводит желудок. Во рту так пересохло, что мне с трудом удаётся сглотнуть.
        - Изначально я хотела, чтобы Бритни стала третьей и последней жертвой, но не сложилось. Я никак не могла подобраться к ней. Из-за своей беременности она, казалось, жила в каком-то непостижимом графике. Я злилась. Я раздражалась. Я хотела мучить, убивать. Я должна была действовать! И тогда я вспомнила про твой особенный ресторан. Это наше место, это наш стол, я так хочу снова туда вернуться с Мэтью, - Лиза передразнивает меня, жеманно прикладывая к щеке пистолет. С презрением плюёт в мою сторону, после чего разворачивается и, шаркая ногами, возвращается на своё место. Я молча таращусь на протянувшийся кровавый след, забывая дышать. - Там-то мне и подвернулась эта официантка, которая так прекрасно вписалась в наш профиль. Ты же помнишь, что это всё начала ты, не я. Я только сделала то, на что у тебя так и не хватило духу, но инициировала эту цепочку ты и только ты. Ты хотела намотать эти белые локоны на кулак, а я сделала. Ты хотела указать на её убогость и никчёмность, так вот она это теперь видит! Каждая из них часы напролёт смотрелась в это зеркало, осознавая, какой уродиной родилась, какой
жалкой и убогой она становится без волос, косметики и элементарной гигиены. Ну что, ты довольна? Теперь тебе понятно, что такое правда характеров?
        Её голос звенит от эмоций. Закрываю глаза, чувствуя лёгкое головокружение. Это не может быть правдой. Это не моя вина, не моя. Кажется, я слышу странный скрип у себя над головой, а в следующий миг - спасительный вой сирен. Широко открываю глаза и тут же выныриваю в давящую тишину подвала. Запах крови становится невыносимым. Меня тошнит, а твёрдые холодные пальцы с силой сжимают мне щёки.
        - Чувствуешь разницу? - кричит Лиза, снова нависая надо мной.
        Я молча киваю головой.
        - Не слышу!
        - Да, чувствую, - шепчу я, едва ворочая языком.
        - Вот и славно, - она растягивает губы в подобие улыбки, убирает руку и, продолжая наставлять на меня пистолет, снова садится в инвалидное кресло. - Кстати, смерть этой официантки сработала как надо, её, ясно дело, сразу же поставили в одну шеренгу с двумя предыдущими, но поскольку Тео с ней уже ничего не связывало и на тот момент он был уже ни на что не способным, нас наконец оставили в покое. И я смогла взяться за разработку и исполнение финального аккорда. Ведь я не могла оставить всё как есть. В отличие от тебя я никогда и ничего не бросаю на полпути. Если ты начала что-то делать, так иди в этом до конца! Борись, сопротивляйся, но только не ной! Но ты бесхребетная амёба, такие не побеждают. Никогда!
        Лиза говорит обо всех этих убийствах как о чём-то обыденном, не важном. Смерть каждой из них для неё всего лишь незначительный эпизод из жизни. По щекам у меня катятся тяжёлые слёзы, но с ожесточённым упорством я продолжаю ковырять скотч, наконец избавляясь от мучительных оков. Встревоженно смотрю на Лизу, опасаясь того, что она могла заметить этот рывок или услышать странный треск. Но она выглядит такой же, как и минуту назад. Совершенно обезумевшей.
        - А ведь ты заставила меня понервничать, в тот день, когда попёрлась в участок. Я не поверила своим глазам, когда увидела, где именно остановился маячок. Да, ты же не в курсе, я за тобой следила с того самого дня, когда ты пришла ко мне рассказать о своих странных видениях. В тот день я поняла, что не могу положиться на твою ретроградную амнезию. Зато я могла положиться на твой консерватизм или, правильнее сказать, ограниченность мышления. Оно у тебя во всём! Все три месяца терапии ты приходила ко мне с одной и той же сумкой, спасибо, хоть одежду сменила пару раз. И при этом у тебя ещё хватало наглости спрашивать: за что? Почему он меня бросил? Я такая шикарная жена! Я такая обалденная! Я родила ему сына. И это твои козыри? Да у тебя ничего нет! Ты никчёмная и убогая! Ты не нужна самой себе, так какого чёрта ты удивляешься тому, что другие вытирают об тебя ноги? На тебя противно смотреть. Ты вызываешь только чувство жалости. Отродье!
        Кусаю щёку изнутри так сильно, что темнеет в глазах. Во мне кипят злость и отчаяние, с трудом сглатываю внезапно образовавшийся в горле ком. Я обещала себе, что больше не буду слушать её, не буду принимать её слова на веру, и всё же её слова задевают меня, вскрывают старые обиды. Глаза наполняются слезами.
        - Это ты оставила мне на стекле изображение Пиноккио? - спрашиваю я, снова нарушая установленные ею правила.
        - Ещё одно подтверждение того, что ты ни на что не способна! Ни на что! Эта картинка выпала из твоей сумки в тот вечер, когда ты своими кривыми руками пыталась найти салфетку.
        Напряжённо смотрю на неё, пытаясь понять, о чём она говорит, и неожиданно вспоминаю, как стою с ней в маленькой комнате. Обливаясь слезами, я пытаюсь рассказать ей о предательстве Мэтью, но меня снова начинает тошнить. Склизкая вонючая жижа пенится у меня в ладони. Виновато падаю на колени, вытряхивая на пол содержимое своей сумки: блеск для губ, ключи, кошелёк, ворох чеков, картонный лист с изображением «Пиноккио» и, наконец, пачка салфеток.
        - Что это такое? - спросила меня тогда Лиза, поднимая с пола картинку.
        - Наверное, Патрик положил мне на удачу, - ответила я, стыдливо оттирая губы. - У нас такая традиция: он мне каждое утро кладёт в сумку какую-то свою вещь, будь то игрушка, карточка, рисунок или даже деталь от конструктора.
        Так вот, где я оставила свою сумку.
        - Ты мне ещё что-то промямлила про удачу, - гремит Лиза, возвращая меня в реальность. - Но как видишь, карточка эта не помогла тебе! А ведь она могла стать триггером для тебя. И в тот день, оставляя её на твоём ветровом стекле, я проверяла свою удачу! Я караулила возле твоей машины, держа наготове инъекцию с феназипамом. Если бы к тебе вернулась память, я бы сразу тебя усыпила и приволокла сюда. Но ты только беспомощно таращилась по сторонам, не понимая, что всё это значит.
        - Это ты следила за мной на серебристом «Приусе»? - спрашиваю я.
        - Что-то ты разболталась! Заткнись, от твоего противного голоса у меня изжога! - рычит Лиза, после чего неожиданно взрывается истерическим смехом. - Выслеживать тебя? Тебя? Выслеживают цель, ты же всегда была мелкой сошкой. Я просто присматривала за тобой, не более. Тем более, что маячок слежения ещё ни разу не давал сбой. Вот и сегодня ты ко мне пожаловала сразу после провала в полицейском участке, так что, как видишь, я всё знаю!
        У меня нет оснований ей верить, особенно сейчас. И всё же в её словах есть смысл. Зачем ей стоять у меня под окнами и преследовать на дорогах, когда она и так всегда знала, где я и чем занимаюсь? У меня в сумке всё это время был маячок слежения!
        Но если не Лиза, то кто? Кто был за рулём чёртового серебристого «Приуса»?
        От хоровода мыслей меня начинает трясти, я еле сдерживаюсь, чтобы не вскочить и не броситься на неё. Но я должна терпеть. Внутренний голос неустанно твердит: «Успокойся, ещё не время, ещё не время».
        Эта мантра прокручивается у меня в ушах с каждым движением кистей. Я разминаю затёкшие суставы, растираю пальцы, стараясь унять предательское покалывание.
        - Хорошо я придумала, да? - тем временем спрашивает меня Лиза.
        Теперь она направляет пистолет в сторону Бритни. Безумный блеск в её глазах и эта плотоядная ухмылка не сулят ничего хорошего. От неё можно ожидать всё что угодно. От напряжения и страха у меня на лбу выступает испарина.
        - Ой, ты же не в курсе? Детектив Ферт не смог уделить тебе время, ведь когда я увидела, куда ты отправилась, то тут же позвонила в службу спасения и оставила для него ценное сообщение, - говорит она, расплываясь в безумной улыбке. - Взвинченный шёпот, прерывистое дыхание в трубку, сбивчивая речь - и дело сделано. Диспетчер службы 911 мгновенно присвоил звонку статус повышенной важности, и все силы бросились на спасение бедной девушки, запертой в каком-то вонючем подвале в Малибу. Кстати, а твоя потаскуха-мать оставила тебе отличный домишко. Ну как, теперь понятно?
        Обречённо закрываю глаза. Меня бросает в холод. С ужасом смотрю на Бритни, на то, как жизнь неотвратимо покидает её тело. Рейчел не сможет мне помочь. Бессмысленно ждать помощи и от патрульного. Я по-прежнему могу рассчитывать только на себя.
        - Знаешь, я не раз наслаждалась подобной сценой в кино, но никогда не думала, что и мне выпадет подобный шанс. Шанс рассказать кому-то свою историю, пусть и не всю, а только часть, но всё же. Многие ошибочно принимают это за слабость, но на самом деле это истинный момент триумфа, - сообщает Лиза с кривой усмешкой на лице. - Ну вот и всё, настал твой час. Ты должна ответить за всё, что сделала.
        С этими словами Лиза встаёт. Я не могу оторвать глаз от пистолета, нацеленного мне прямо в лицо. Тяжело мотаю головой из стороны в сторону. Я не готова умирать: не здесь и не так. Непослушные пальцы скребут бетонный пол: песок, грязь, пыль - это всё, что у меня есть.
        - Не надо, прошу тебя, у меня же сын, - молю её я каким-то чужим, незнакомым мне голосом. - Лиза, не надо. Я всё поняла, больше никогда, никогда слышишь? Я не буду ныть, не буду жаловаться, я буду действовать.
        - Вот как ты теперь запела, да? Зря стараешься! Третьего раза не будет, я этого уже не позволю, не теперь, когда я знаю, кто ты. Ты мерзкая, безродная тварь, такая же подстилка, какой была твоя мать! Таких, как вы, нужно давить, не глядя! - холодным ровным голосом сообщает мне Лиза. - Я бы, конечно, хотела засунуть дуло тебе в рот и нажать на курок, но женщины так с жизнью счёты не сводят. Во всяком случае, такие, как ты.
        Не моргая смотрю на дуло пистолета, боясь пошевелиться, не в силах даже сглотнуть.
        - Не знала? - презрительно хмыкает она. - Не знаешь таких обычных вещей, а ещё строишь из себя всезнайку! Я крутой специалист, я читаю больше других, я разбираюсь во всём и лучше всех! Но меня не ценят, меня не любят, меня все критикуют, моя подруга написала такое… Она сказала мне такое…
        Вероятно, это была очередная попытка Лизы передразнить меня, но я её больше не слушаю. Желудок сводит судорогой. Я чувствую, как страх опутывает моё тело, парализуя волю. И только пальцы продолжают отчаянно скрести бетон.
        - Завтра я начну новую жизнь. Сяду в машину и поеду в Майами, а может быть, даже в Нью-Йорк. А почему бы и нет? И заметь, я не хотела тебя убивать, я давала тебе шанс выжить. Я натравила на тебя журналистов, полагая, что это заставит тебя успокоиться. Но не сработало. Я дала тебе понять, что Бритни жива и завтра у тебя лично будет возможность убедиться в этом, но ты снова ослушалась. Так что это твой выбор. Ты сама пришла сюда, но в этот раз шанса на побег у тебя уже нет. Ты не раз угрожала Бритни расправой, ты написала этот никчёмный роман. Ты совершенно точно готовилась и давно обдумывала, как сможешь обставить это дело. Ты не смирилась с уходом Мэтью и не хотела делить с этой шавкой своего сына. ты готова была на всё. У тебя сорвало крышу, и ты наконец перешла от слов к действиям. Так должно было быть и так будет. Именно эту версию получат завтра утром копы. Конечно, у них будут вопросы и, возможно, даже сомнения, но твоя предсмертная записка расставит всё на свои места. Они будут вынуждены признать очевидное. Это ты похитила и жестоко убила всех этих девушек. И всё это ради того, чтобы только
отомстить Бритни Мур. Но мстила ты не только этой сучке, разрушавшей твою картину мира, но и подруге, усомнившейся в твоём мастерстве. Теперь уже никто не усомнится в правде характеров. Поверь мне, в этой истории достаточно и драмы, и правды. Мертвецы не лгут!
        - А профессор? Его тоже ты повесишь на меня? - спрашиваю я, давясь словами.
        - Э, нет! Тео - мой. Думаю, я не готова ещё с ним попрощаться, а вот тебе уже пора. Мне ещё нужно будет всё тут прибрать, - говорит Лиза, опуская голову и осматривая брезгливым взглядом залитый кровью пол.
        Вот и мой шанс. Когда Лиза вновь смотрит на меня, я делаю резкий выпад рукой, швыряя ей в глаза горсть пыли и песка. Её лицо искажает мучительная гримаса боли. Она жмурится, свободной рукой трёт левый глаз. Пистолет всё ещё нацелен на меня, но я вижу, как трясётся её рука.
        - Ах ты сука! - рычит она, растирая воспалённые глаза. - Не двигайся!
        Она делает шаг назад, продолжая наставлять на меня пистолет, когда я резко уворачиваюсь вправо, хватаюсь за коробки. Пытаюсь встать, но ноги меня не слушаются. Во всем теле ощущается противная ватная слабость.
        - Сука! Я распотрошу тебя! Слышишь?! - орёт Лиза, упёршись взглядом в пол. Моё перемещение остаётся незамеченным, потому как дуло пистолета смотрит теперь в пустоту.
        На долю секунды я задумываюсь: не сбежать ли? Бросаю беглый взгляд на лестницу и, кажется, замечаю какую-то метнувшуюся тень. В голове снова слышится отдалённый вой сирен. Видимо, моё подсознание отказывается воспринимать происходящее всерьёз, оно всё ещё верит в чудесное спасение. Но спасение утопающих - дело рук самих утопающих. У меня нет другого выбора.
        Опираясь на коробку, я наконец могу подняться на ноги. Тело моё дрожит, словно желе, которое только что вытряхнули из банки. Голова звенит, а силуэт Лизы множится с каждым новым взмахом ресниц.
        Раз Лиза. Два Лиза. Три Лиза.
        Я бросаюсь к ней, чувствуя, как всё внутри сжимается от напряжения. Всё вмиг становится неважным, я больше не слышу ни хлёстких угроз, ни собственного крика, который неожиданно срывается с губ, не ощущаю ни страха, ни боли. Я хватаю её за руку с зажатым в ладони пистолетом и задираю её вверх. Красные безумные глаза, плотно стиснутые губы. Лиза не говорит ни слова, её частое жаркое дыхание обжигает мне кожу. Свободной рукой она сжимает мне горло, пытаясь отпихнуть назад. Мои кеды скользят, и в мозгу стучит: «Кровь, кровь, кровь». Колени начинают дрожать, в тело возвращается слабость, я теряю концентрацию, отступаю под растущим натиском со стороны Лизы. Мы меняемся местами, и краем глаза я вижу лицо Бритни. А ведь я спустилась сюда, чтобы помочь ей, чтобы спасти. Горло сжимает спазмом, я не могу даже кричать. Лиза скалится, опуская руку. Ниже и ниже. Ещё немного - и я смогу снова заглянуть в узкое чёрное дуло пистолета. И кажется, это будет последним, что я увижу.
        Шум в ушах становится невыносимым. Я закрываю глаза, готовясь умереть, и в этот момент моё тело содрогается от оглушительного выстрела, а за ним ещё одного.
        21
        Ночь, 19 октября
        Металлический привкус во рту вызывает приступ тошноты. С трудом сглатываю, облизывая губы. Снова странный вкус на языке и противный специфический запах, который буквально бьёт наотмашь. Разлепляю тяжёлые веки, внезапно ощущая боль, она, словно импульс, гуляет от одной части тела к другой, поэтапно подключая каждый орган: почки, печень, сердце, голова. Болит всё. Яркий свет слепит глаза, из груди вырывается сдавленный стон, и я снова проваливаюсь в темноту. Теперь я ощущаю покалывания на лице, словно кто-то бьёт меня по щекам.
        - Да очнись ты уже! - сквозь мучительный звон в ушах прорывается чей-то надсадный голос. И вновь это неприятное покалывание в области щёк.
        Звон в ушах усиливается. Последнее, что я помню, это напряжённое лицо Лизы и её глаза, залитые кровью. Она выстрелила дважды, после чего я почувствовала слабость в коленях, а моё тело плавно сползло вниз.
        «Я умерла?» - взрывается у меня в мозгу, и я открываю глаза, делая глубокий вздох.
        Мои глаза испуганно шарят вокруг, я пытаюсь понять, что происходит. Ищу Лизу, но внезапно натыкаюсь на девушку с коротко стриженными тёмно-русыми волосами, лицо которой кажется мне смутно знакомым.
        «Патрульный? Служба спасения?» - проносится в мыслях, и я опускаю взгляд в надежде увидеть полицейский мундир, но девушка одета в обычную майку и джинсы.
        - Как ты себя чувствуешь? - спрашивает меня девушка, а я продолжаю тревожно озираться по сторонам.
        - Где она? У неё пистолет, - говорю я, прежде чем мне удаётся разглядеть Лизу лежащей на полу. Её тело скрючено в неестественном положении, отчего в груди возникает ощущение облегчения. - Она…
        - Нет, она не умерла. Я побоялась целиться в голову, потому как могла задеть тебя. С тобой всё в порядке? - интересуется девушка, осматривая мою одежду.
        Я чувствую холод её рук, бегло ощупывающих моё тело.
        Что происходит? Кто она? Почему она стреляла?
        - Только ушибы, - говорит она, поднимаясь на ноги. - Я связала ей руки на всякий случай, так что не волнуйся, к тому же скоро здесь будут копы и парамедики.
        Бритни…
        Я резко поворачиваюсь и на четвереньках ползу к измученному телу. Стараюсь не сводить глаз с бледного безжизненного лица Бритни, но хлюпающий звук, который звенит в этой напряжённой тишине каждый раз, когда я переставляю руки, и приторный запах, от которого у меня сворачиваются внутренности, кричат о том, что я буквально иду по крови. Вытираю руки об майку - похоже, это единственная часть моей одежды, которая осталась непропитанной кровью - прежде чем прикоснуться к шее Бритни в поисках пульса. Её обритая наголо голова покоится на какой-то кофте, сложенной в несколько раз, имитируя подушку. Лицо настолько бледное, что я вижу тонкие голубые реки вен на лбу, веках, шее. Под пальцем ощущаются тихие нечёткие толчки. Она жива, но потеряла много крови. Слишком много. Тревожно смотрю на её вспоротое запястье, из которого продолжает тонкой струйкой сочиться кровь.
        - Мне нужен ремень, верёвка, жгут, - прошу я, нетерпеливо озираясь вокруг. - Нужно остановить кровотечение… Она беременна. Нужно…
        Незнакомка расстёгивает свой ремень и, выдернув его из петель, резким уверенным движением протягивает мне. Аккуратно, точно фарфоровую вазу, я поднимаю руку, пытаясь наложить шину.
        - Помоги мне, - обращаюсь к незнакомке, протягивая ей руку Бритни. Теперь, когда я подняла её на несколько футов от земли, кровь почти перестала сочиться, но лучше всё-таки наложить повязку. - Так будет надежнее.
        Она молча опускается на колени рядом со мной. Трясущимися от страха руками я фиксирую ремень на несколько дюймов ниже пореза, после чего начинаю его осторожно стягивать. Тревожно смотрю на Бритни: я затянула достаточно сильно, а значит, достаточно больно. Однако Бритни не издаёт ни звука.
        - Когда приедут парамедики? - спрашиваю я, передавая ей руку Бритни. Убедившись, что она справится без моей помощи, я отползаю к стене, туда, где можно присесть на сухой клочок бетона.
        - Полагаю, они уже где-то совсем близко. Диспетчер говорила, что помощь уже в пути.
        В подвале наступает гнетущая тишина. Я не свожу глаз с Бритни. Мой взгляд буквально мечется между её слабо вздымающейся грудью - свидетельство того, что она всё ещё жива, а значит, ещё есть шанс на спасение - и безмятежным лицом, лишённым каких-либо эмоций и чувств.
        А ведь на её месте могла бы сейчас быть и я.
        Настороженно перевожу взгляд, заглядывая в лицо своей спасительницы. Мне давно нужно было её поблагодарить, но слова как-то не сходят с языка. Всё случившиеся кажется каким-то странным, нелепым и даже чудесным.
        - Кто ты? Как ты тут оказалась?
        - Я та, что спасла тебе жизнь, разве этого недостаточно? - вопросом на вопрос отвечает она, щуря глаза.
        Она натянуто улыбается, разглядывая меня с неменьшим интересом. У неё пронизывающие карие глаза, над которыми могучей рамкой висят широкие тёмные брови. На высоких скулах играет едва заметный румянец. А изящный вздёрнутый нос и пухлые губы придают её внешности лёгкую кукольность, несмотря на твёрдый волевой подбородок. Сейчас на ней надета синяя майка и джинсы, перепачканные кровью, но я уверена, что мне доводилось видеть её при других обстоятельствах. До сегодняшнего дня.
        - Я видела тебя раньше, да? - спрашиваю я сдавленным сиплым голосом.
        - И не раз, - со смешком отвечает она.
        Эта мысль, словно молния, пронзает мой мозг, и я не успеваю даже сообразить, как с моих губ слетает смелое и даже нелепое на первый взгляд предположение:
        - Это ты всё это время следила за мной на серебристом «Приусе»!
        Она коротко кивает, и я вижу, как её губы разъезжаются в извиняющейся улыбке.
        - А ещё я переписывалась с тобой под ником lost77. Я Тина Фостер - частный детектив, - говорит она, протягивая мне руку для знакомства.
        Я снова слышу вой сирен. Только на этот раз с каждым моим вдохом он становится всё громче и отчётливей.
        ***
        Прибывшие полицейские и медики наводнили дом разными звуками: неразборчивыми голосами, торопливыми шагами, тревожной суетой. С их появлением дышать в этом жутком смрадном подвале становится значительно легче, и противный запах крови больше не скручивает узлом кишки. По щекам моим катятся слёзы и, задрав голову, я как ребёнок радуюсь ярким вспышкам света, которые бьются в единственное окно под потолком. Кажется, только в этот момент я всерьёз осознаю всё, что здесь произошло. И осознание это давит так сильно, что меня начинает трясти, а пальцы на руках сводить судорогой.
        Это не я, не я. Я не виновата. Я не говорила, я не просила. Это не я.
        Неожиданное прикосновение к руке заставляет меня резко открыть глаза и начать испуганно озираться по сторонам. Вокруг меня десятки людей в форме. Один из медбратьев сидит на корточках прямо напротив меня и аккуратно прощупывает пульс.
        Они узнают. Скоро они всё поймут. Они узнают, что это я во всем виновата.
        - С вами всё в порядке? Вы не ранены? - спрашивает он.
        Отвожу взгляд в сторону, туда, где периодически щёлкают вспышки фотоаппарата. Напрягаю зрение, пытаясь понять, что там происходит, но широкие спины полицейских загораживают весь обзор. Звон в голове становится нестерпимым, хочется закрыть уши руками, но стоит мне увидеть свои ладони, как озноб прошибает всё тело. Мои пальцы в крови. Я вся в крови. Я пропитана этим местом.
        - Вы сможете идти? - настойчивым голосом медбрат снова привлекает моё внимание.
        Молча киваю головой. Мне нужно отсюда выбираться. Они всё поймут. Они узнают.
        - Обопритесь на мою руку, я помогу, - предлагает парень, и я охотно принимаю его предложение.
        Он помогает мне подняться. Колени дрожат и подгибаются. В глазах начинает темнеть. Я сильнее сжимаю его кисть, осознавая, что в любой момент могу упасть в обморок.
        - Мне нужно на улицу. Воздух, - бормочу я, внезапно начав задыхаться от жуткого приступа панической атаки. Звон в ушах и бешеный стук сердца в груди, заменяют мне все звуки и голоса. Тяжело переставляя ноги, покачиваясь из стороны в сторону, я следую за парнем в синем комбинезоне к лестнице, когда у нас на пути вырастает мрачной глыбой детектив Нолан Ферт.
        - Вы в курсе, как крупно вам повезло? - гремит он, буравя меня своими холодными глазами.
        Обречённо киваю головой. У меня и раньше не было сил противостоять его мощи и натиску, а теперь мне просто хочется поскорее выбраться из этого подвала, убраться из этого дома.
        - Шейла! Шейла! - во всё горло орет Рейчел, прорываясь через охрану. - Да уберите вы от меня руки! Там моя подруга! Шэл!
        Я поднимаю голову, безмолвно наблюдая за тем, как Рейчел, точно разъяренная фурия, прорывается сквозь толпу полицейских. Она несётся вниз, перепрыгивая через ступеньки, не обращая внимания на крики протестов. Я слежу за ней взглядом, и по мере того, как она продвигается ко мне, опускаю взгляд, внезапно снова натыкаясь на грозную фигуру детектива Ферта.
        - Пропустите её, - неожиданно командует он, делая шаг в сторону.
        В этот же миг я утыкаюсь носом ей в шею. От Рейчел пахнет лавандой и мятой. Ароматами жизни и свободы. Громко всхлипывая, я давлюсь слезами, жмусь к ней всем своим существом. Твёрдой рукой она подхватывает меня под руку, и мы с ней вместе начинаем своё восхождение по лестнице.
        - Всё хорошо, всё хорошо, - причитает Рейчел, скорее пытаясь успокоить саму себя. Она продолжает тревожно озираться по сторонам, украдкой осматривая мою одежду, насквозь пропитанную кровью. - Как же ты меня напугала! Ну какого чёрта ты полезла сюда? Ведь ты мне обещала!
        Я хочу что-то ответить, но стоит мне открыть рот, как подходящий ответ ускользает, теряясь в дебрях путаного сознания. В голове каша. И только одна мысль стучит в висках: это я во всём виновата, если бы не я, ничего бы этого не было. Я только всё порчу.
        - Это всё моя вина, если бы не я… Это всё из-за меня, понимаешь, - мямлю я, оттирая слёзы. - Это моя вина.
        - Конечно твоя, я даже не пытаюсь это оспорить! Как ты могла залезть в этот дом после того, как всё вспомнила? О чём ты только думала?
        - Бритни, она жива? - тревожно спрашиваю я, замирая на последней ступени.
        - Да, жива, я видела, как медики везли её на носилках.
        - Значит, всё не зря, - шепчу я, проходя сквозь коридор чёрных полицейских мундиров.
        Мы выходим на улицу, и я делаю глубокий вдох, чувствуя, как раскрываются лёгкие, пытаясь вобрать в себя как можно больше свежего воздуха. Запрокинув голову, я смотрю в небо, мысленно собираясь сказать спасибо за то, что я осталась жива, за то, что мне дали ещё один шанс. Шанс, которым я непременно воспользуюсь.
        Высокая живая изгородь защищает нас от вспышек камер и натиска зевак. Скопление полицейских машин и карет скорой помощи переполошило всех местных жителей. Я их не вижу, но гул голосов, растекающийся по некогда тихой улице, помогает снова ощутить себя под прицелом фотокамер. Дрожь в коленях усиливается, я буквально висну на Рейчел, не в силах переставлять ноги.
        - Шэл, моя машина стоит в конце улицы, это не так далеко, - сквозь звон в ушах доносится до меня голос подруги.
        - Мне страшно, - шепчу я, глядя вниз.
        - Всё уже позади. Ты сможешь, пойдём!
        С каждым шагом их голоса становятся всё громче и грубее. Яркие вспышки света, настойчиво пробиваясь сквозь густо сплетённые ветви кустарников, слепят глаза. Я жмурюсь, чувствуя, как сжимаюсь изнутри, как втягиваю голову в плечи.
        - Мисс Нельсон, мне нужно задать вам несколько вопросов! - окрикивает нас грубый мужской голос.
        - Вы в своём уме? Вы что, не видите, в каком она состоянии? - тут же набрасывается на него Рейчел, но я слышу тяжёлые шаги у себя за спиной, а значит, детектив Ферт хочет получить ответ от меня.
        - Мне нужны ваши показания. Я не настаиваю на том, что разговор должен быть сегодня, вы можете приехать в участок завтра, - говорит он, когда я встречаюсь с ним взглядом.
        Поджимая губы, киваю головой. Рейчел недовольно фыркает, после чего снова подхватывает меня под руку, собираясь сделать последний решающий шаг, отделяющий нас от своры «кровожадных» журналистов. В этот момент мне кажется, что жизнь уже больше никогда не будет прежней. События в этом доме, случившиеся восемнадцатого августа, уже делили мою жизнь на «до» и «после». Уверена, что и сегодняшняя ночь не пройдёт бесследно, а мне, как никогда прежде, хочется всё это забыть, вычеркнуть из памяти. Перевернуть страницу и никогда больше не возвращаться.
        - А вы сможете приехать ко мне домой через час или два? - неожиданно для самой себя спрашиваю я, окрикивая детектива.
        Он коротко кивает и тут же исчезает за тёмной дверью с позолоченной ручкой. А Рейчел уверенно выводит меня к прессе, и я тут же сжимаюсь от яркой ослепляющей вспышки. Журналисты, словно стая стервятников, набрасываются на нас со всех сторон, и только силами молодого офицера нам удаётся прорваться мимо них, на ту часть улицы, что предусмотрительно оцеплена жёлтой лентой. Я не раз видела такую в кино. До этого дня многие вещи для меня были лишь кадрами зрелищных кровожадных блокбастеров, а теперь это всё внезапно стало фрагментами моей жизни.
        Это моя вина. Это я её спровоцировала. Если бы не я, ничего этого не было. Все они были бы живы. Все.
        Я облокачиваюсь на Рейчел и закрываю глаза. Родители Бритни десять дней убивались и истязали себя из-за пропажи дочери, теряясь в догадках, что с ней и где она может быть, в то время как она была всего в нескольких ярдах от них, в подвале обычного серого дома по соседству.
        Лос-Анджелес - огромный город, но конкретно в эту минуту он кажется мне таким маленьким и тесным, что я снова начинаю задыхаться.
        22
        Рейчел
        Переступив порог своей квартиры, я впадаю в ступор. Глаза медленно изучаю знакомое пространство, будто снова устанавливая с ним связь. Несколько часов назад я думала, что умру. Я чувствовала смрадное дыхание Смерти на своём лице. Я смотрела в дуло пистолета, готового выстрелить в любую секунду. И в какой-то момент я даже была уверена, что заслуживаю смерти. Несколько часов назад я могла провалиться в темноту, в небытие, и больше никогда не увидеть того, что вижу сейчас. Моя полутёмная, но такая удобная кухня с современной барной стойкой и большим обеденным столом, уютная гостиная. Делаю шаг вперёд, проводя пальцами по диванным подушкам. Бархатный ворс приятно ласкает кожу.
        Я могла лишиться всего. Всего. Я могла умереть.
        Подношу подушку к лицу, мечтая наполнить лёгкие ароматами родного дома: кофе, шампуня с цитрусом, ванилью и жасмином. Глубокий вдох, и мои внутренности стягивает в узел от металлического запаха крови. Я отбрасываю подушку в сторону. Меня тошнит.
        - Всё хорошо, всё хорошо, - приговаривает Рейчел, удерживая мои волосы, пока моё тело сотрясается от рвотных спазмов. Вонючая горькая жидкость и ни грамма пищи. Я пуста. Истощена и морально, и физически.
        Рейчел отводит меня в ванную, где я, раздевшись догола, встаю под струю тёплой воды. Широко расставив руки, я опираюсь на стену, с дрожью наблюдая за тем, как кровавые реки стекают в сток.
        «Это не моя кровь. Не моя», - стучит у меня в ушах. Закрываю глаза, прижимаясь лбом к холодному кафелю.
        - Я жива, жива, - шепчу я, и глаза мои щиплет от слёз.
        Закутавшись в банный халат, я выхожу из ванной, продолжая чувствовать лёгкий озноб. Голова кружится, а ноги подкашиваются от дикой слабости. Хочется упасть на кровать и, зарывшись под одеяло, проспать не просто несколько часов, а несколько суток. Но вместо этого я нетвёрдо шаркаю на кухню, откуда уже доносится дурманящий аромат свежезаваренного кофе. Рейчел суетится на кухне, пытаясь из остатков чего-то соорудить завтрак.
        - Я не хочу есть, только кофе, - говорю я, буквально падая на стул.
        - Что за глупости! Я варю тебе яйцо, ещё есть сыр, авокадо и тост с маслом, - оглашает скудное меню Рейчел, после чего тихо добавляет: - Надо будет заехать в магазин.
        - Ты отвезёшь меня к Патрику. Не хочу, чтобы он там оставался.
        - Конечно, но сначала поешь, - приказывает Рейчел, протягивая мне кружку с кофе и тарелку с тостом.
        Тяжело вздыхаю, поджимая губы.
        - Это я во всём виновата.
        - Конечно, ты!
        - Нет ты не понимаешь, все эти убийства… Это всё я… Это моя вина…
        Боковым зрением я вижу, как Рейчел резко оборачивается, впиваясь в меня взглядом.
        - Лиза убила их всех из-за меня… Это я вынудила её… Я ничем не лучше её…
        - Это ещё что за чушь?
        - Рейч, это так… Я приходила к ней и раз за разом говорила о том, как хочу убить, покалечить, уничтожить… Сидя в её кабинете, я давала волю эмоциям, чувствам, запертым в груди. Я была самой собой… О боже, я чудовище. Я такая же, как она…
        - Давай по порядку, как именно ты причастна к этим убийствам?
        - Лиза была моим орудием. Она делала то, о чём я говорила. Я боялась, а она действовала.
        Рейчел с противным скрипом отодвигает стул и садится напротив.
        - Объясни, что это значит. Она делала то, что ты говорила? Это ты просила её убить тех девушек?
        - Нет, конечно, нет. Нет, я не просила, но я говорила об этом, я столько раз говорила об этом. Да, наверное, я действительно хотела этого.
        - Чего ты, чёрт подери, хотела? Это ты просила её убить Сесилию?
        - Нет.
        - Зоуи? Эбигейл?
        - Нет, нет.
        - Бритни?
        - Да, я желала ей смерти, но нет, я не просила. Всё было не так.
        - Я тебя не понимаю.
        - Лиза бы не слетела с катушек, она не начала бы снова убивать, если бы не я. Она сказала, что я стала для неё триггером, понимаешь? Если бы я не ныла, если бы я была решительной, если бы я действовала… ей бы не пришлось…
        - Что? Ты сама то себя слышишь? Шэл, очнись! Эта чокнутая сука убила трёх девушек, и, если бы не чудо, сегодня к ним бы присоединились ещё и ты с Бритни. Она убивала не потому, что ты её подтолкнула к этому, она бы сделала это всё равно. Это гниль сидит в ней, в её мозгу. Ты не она, ты меня слышишь?
        Молча киваю головой, мечтая о том, чтобы Рейчел оказалась права.
        - Но она права, я всё время только ною, жалуюсь, обижаюсь. Я раздражала её, злила. Это я довела её до…
        - Ты в своём уме? Она психотерапевт! К ней приходят не для того, чтобы анекдоты рассказывать, к ней приходят изливать душу, делиться болью и обидами. Приходят за ответами на вопросы, которые не могут задать своим родным и близким. А её это, видите ли, раздражает? Так может быть, это она не ту профессию выбрала?!
        Виновато опускаю голову, отрешённо наблюдая за тем, как поднимается пар из кружки. Сжимаю кружку обеими руками, пытаясь унять дрожь в пальцах. Приятный жар согревает ладони, отчего холод, струящийся по спине, ощущается особенно остро.
        - На, выпей, - говорит Рейчел, протягивая мне раскрытую ладонь, с которой на меня смотрят две круглые таблетки. - Это успокоительное.
        В растерянности поднимаю на неё взгляд.
        - Они безвредные, их можно принимать даже беременным, - настаивает она. - Тебе нужно успокоиться.
        Молча соскребаю с её ладони таблетки и, не раздумывая, забрасываю их в рот, запивая стаканом воды. Стираю рукавом с подбородка последние капли и настороженно смотрю на Рейчел. Меня знобит скорее от пережитых событий, нежели от низкой температуры, и всё же я почти уверена, что в квартире сейчас не так жарко, чтобы можно было обливаться потом, оттягивать майку или же, как делает это сейчас Рейчел, размахивать стопкой листов, точно веером, направляя поток воздуха себе в лицо.
        - Даже для беременных? - почти шёпотом спрашиваю я, и мой взгляд медленно сползает с лица Рейчел на её живот, давно не плоский, но ещё и не круглый.
        - Не так и не при таких обстоятельствах я хотела тебе об этом рассказать, но да, похоже, Том нашёл способ решить наши проблемы и как минимум на ближайшие семь месяцев заткнуть мне рот, - широко улыбаясь, сообщает мне Рейчел, неуклюже пожимая плечами.
        Детектив Ферт
        Радостная новость от Рейчел растопила лёд в моём сердце, а потому следующие двадцать минут мы больше не вспоминаем о том, что случилось ночью. Сидя на диване, мы, как и в старые добрые времена, пьём кофе, придумывая имя для будущего малыша.
        - Не знаю, но для меня фаворит всё-таки «Уитни»! - подводит итог спорам Рейчел, одним махом зачеркивая все остальные варианты, которые мы так тщательно вспоминали и выписывали в блокнот. - Уилл и Уитни - это же идеал!
        Она светится от счастья. И я ловлю себя на том, что и сама охотно тяну губы в улыбке.
        - Согласна. Уитни - очень красивое имя, а что, если это всё-таки будет ещё один сын?
        - Нет, это абсолютно точно должна быть девочка, я хочу заплетать косички, делать хвостики и тоннами скупать все эти сумасшедшие платья с рюшами. Нет, это совершенно точно девочка. Ты только посмотри на меня, с Уиллом я не была ни сентиментальной, ни взрывной. С ним я была никакой!
        Она находит это сравнение весёлым и, прикрыв рот ладонью, заливисто смеётся, а я чувствую, как у меня по коже бегут мурашки. Взгляд внезапно замирает над чашкой с кофе, и я будто снова оказываюсь в душном подвале. Лиза смотрит мне в глаза, тыча в лицо дулом пистолета. Она смеётся, смеётся, смеётся.
        - Ой, смотри, ты всё разлила, - весело говорит Рейчел, вытирая мой белоснежный халат салфеткой, пытаясь остановить быстро расползающееся багровое пятно.
        Я резко вскакиваю, вздрагивая от звука падающей на пол кружки. Меня трясёт, и я растерянно смотрю по сторонам, неожиданно осознавая: я дома, я в безопасности. Тревожно смотрю на свой халат. Это пятно - не кровь, просто кофе.
        - Шэл, всё в порядке. Всё прошло, - успокаивает меня Рейчел, расплываясь в дружелюбной улыбке. - Это только кофе.
        Она пытается вернуть былую лёгкость беседы, но мы обе понимаем: момент упущен. Безвозвратно. Молча киваю головой, поджимая губы, когда раздаётся ритмичный уверенный стук в дверь. Рейчел перехватывает мой взгляд, кажется, мы обе забыли о назначенной встрече. Одними только глазами она спрашивает меня, не хочу ли я переодеться. Одёрнув полы халата, я сажусь на диван.
        - Чем быстрее это всё закончится, тем скорее я смогу вернуться к нормальной жизни, - говорю я, сама не веря в сказанное. И прежде чем подруга почувствует эту фальшь, командую: - Открывай.
        Рейчел послушно открывает дверь, и моя уютная гостиная сжимается до размеров кукольного домика. Нолан Ферт с первого дня нашего знакомства внушал в меня страх и тревогу. Его холодные пронизывающие глаза всегда смотрели на меня с недоверием, а губы то и дело сжимались в твёрдую линию - линию надменного высокомерия. Мне страшно встретиться с ним взглядом, а потому я наклоняюсь, чтобы поднять с пола чудом уцелевшую кружку.
        Нолан Ферт садится в кресло, в то время как Рейчел делит со мной диван.
        - Я не отниму у вас много времени, но мне нужно знать вашу версию случившегося, - он сразу переходит к делу, доставая из кармана портативный диктофон. - Если вы не против, я бы хотел записать этот разговор.
        Безразлично пожимаю плечами, чувствуя, как Рейчел заботливо накрывает мою руку своей тёплой влажной ладонью. Я поднимаю голову, встречаясь с ней взглядом. Рейчел тонко улыбается мне, явно давая понять: ты не одна, я с тобой.
        - С чего же начать… - говорю я, пытаясь собраться с мыслями.
        - Как и почему вы решили поехать в тот дом? - спрашивает детектив Ферт.
        Заставляю себя взглянуть ему в лицо. Под глазами залегли глубокие тёмные тени, морщины на лбу стали жёстче. Похоже, эта ночь изменила не только меня, но даже детектива, привыкшего сталкиваться с убийцами. Он стал другим. Я не вижу в нём больше высокомерия, не чувствую враждебности, только усталость.
        Сжимая свободной рукой пустую кружку, я начинаю свой рассказ с того, как побывала в приюте для животных, ведь именно благодаря помощи Кейт Соренс мне удалось нащупать невидимую связь между этими жуткими убийствами и моей аварией. Дальше я перехожу к тому, как поехала по указанному в записке адресу, к неожиданной встрече с Гарри Джейном и его рассказе о трагической судьбе профессора Хофмана.
        - Она призналась, что собиралась убить мистера Хофмана, но из-за внимания со стороны полиции предпочла действовать иначе, - вспоминаю я, отвлекаясь от темы. - Вы не знаете, что с ним?
        - Им занимаются врачи, пока сложно сказать, обратимо ли его состояние, но важно уже то, что сейчас его жизни ничего не угрожает, - отвечает детектив.
        - И никто не заставляет его сидеть и смотреть криминальную хронику, - отвечаю я, чувствуя, как по коже бегут мурашки.
        В комнате наступает неловкое молчание. Становится так тихо, что я слышу ровное тиканье часов на кухне и, кажется, даже улавливаю лёгкую вибрацию диктофона, что добросовестно фиксирует всё происходящее: каждое слово и даже вздох. Я набираю в лёгкие побольше воздуха, едва улавливая тяжёлые ноты мужского одеколона. Ощущаю приятное поглаживание Рейчел на своих пальцах.
        Я смогу. Я ни в чём не виновата.
        - Я не собиралась забираться в этот дом. Я просто хотела узнать, кто там живёт, - продолжаю я, возвращаясь к тому моменту истории, на котором остановилась. - Но стоило мне увидеть окно в подвал, услышать скрежет сухих веток о стекло, как ко мне стала возвращаться память. Должна признать, несмотря на все свои промахи и провалы, доктор Дюбуа оказался прав, я вспомнила всё буквально в одно мгновение.
        Стоит мне это проговорить вслух, как я будто заново начинаю проживать весь тот ужас. Моё сердце сжимается от страха. Шире открываю глаза, отчаянно цепляясь за реальность, которая окружает меня здесь и сейчас. Впервые в жизни я проговариваю то, что случилось со мной в ночь на восемнадцатое августа. Облекая свою мысль не в короткие обрывочные фразы, но в длинные и вязкие предложения, способные не только передать смысл, но и эмоции. Страх. Ужас. Отчаяние.
        От воспоминаний я перехожу непосредственно к пересказу того, что случилось этой ночью. Как я влезла в окно и в ужасе обнаружила фотографии убитых девушек, растянутых на всю стену, точно постеры рок-исполнителей. Рассказываю о том, как, вооружившись электрошокером, шагнула в подвал, одержимая желаниям во что бы то ни стало спасти Бритни.
        - Как она? У вас есть какие-то новости? - снова отвлекаюсь я.
        - Насколько мне известно, её состояние стабильно. Мне должны сообщить, когда она придёт в сознание, - отвечает детектив и оборачивается на кухню. - Можно попросить у вас стакан воды?
        - Да, конечно, - отзывается Рейчел, незаметно смахивая слёзы.
        Она поднимается с дивана и идёт на кухню, а я продолжаю свой рассказ, стараясь как можно более точно описать всё то, что происходило в подвале, а также поведать историю самой Лизы Харт. Ту, что она успела мне рассказать.
        - Это прозвучит странно, но, мне кажется, доктор Лиза Харт проделывала всё это уже не в первый раз, - говорю я, постукивая пальцами по стенке кружки. - Она говорила о том, что похищать людей среди бела дня значительно легче, чем делать это под покровом ночи. А ещё намекнула на то, что у неё было что-то жуткое в Лас-Вегасе.
        - Что именно она сказала? - напряжённо сдвинув брови, спрашивает детектив, принимая из рук Рейчел стакан с водой.
        - Она сказала, что у неё были незабываемые дни, недели, а может быть, и месяцы в Вегасе, но всё это звучало в жутком контексте, поэтому я решила, что, должно быть, она уже проделывала нечто подобное там. Это можно будет как-то проверить?
        - Конечно, мы всё выясним. К тому же, насколько мне известно, ранения мисс Харт несерьёзные, поэтому…
        - Она жива? - с ужасом прикрыв рот ладонью, охает Рейчел.
        - Да, вам очень повезло, что Тина Фостер выстрелила первой, - говорит детектив, обращаясь ко мне.
        «Мне бы не понадобилось никакого везения, если бы вы с самой первой встречи отнеслись серьёзно к моим словам и домыслам», - проносится в мыслях, но я так не решаюсь произнести это вслух.
        - А кто это? - спрашивает Рейчел, ведь я так и не успела рассказать ей историю моего счастливого спасения.
        - Она частный детектив, которого наняла семья Мейер для расследования убийства их дочери.
        Информация о её нанимателях окрашивает этот кусочек пазла нужным цветом, и я чувствую, как он тут же находит своё место во всей этой головоломке. Первый раз я увидела её серебристый «Приус» как раз после визита в дом Мейеров, но я почему-то никогда не связывала эти два события между собой.
        - Она следила за мной, - говорю я. - А ещё она переписывалась со мной на том сайте, скрываясь за ником lost77.
        - Всё так, и она спасла вам жизнь, - повторяет детектив Ферт, поднимаясь с кресла.
        Его массивная рука сгребает со стола диктофон, и, как я понимаю, на этом допрос окончен. Мы с Рейчел тоже поднимаемся, и я чувствую, как слабость мгновенно растекается по телу, точно раскалённая лава. В глазах темнеет, и мне требуется пара секунд, чтобы снова сконцентрироваться на происходящем.
        - У меня к вам ещё одна просьба. Я тут просматривал видеозаписи из клиники, так вот на одной из них чётко видно, как женщина, похожая на вас, берёт кое-какие препараты без рецепта врача. И я подумал: если вдруг вам что-то известно об этом инциденте, то было бы замечательно вернуть пропавшее.
        С трудом сглатываю, чувствуя, как от неожиданно возросшего напряжения у меня пересохло в горле. Всё-таки там были скрытые камеры. Облизываю шершавые губы, пытаясь собраться с мыслями и понять, что будет правильным: солгать или всё же сказать правду.
        - Уверен, это обычное недоразумение, - продолжает давить детектив. - К тому же не стоит хранить в доме препараты, в которых нет нужды, разве я не прав?
        - Шэл? Что за лекарства? - спрашивает Рейчел, одёргивая меня за руку.
        - Детектив Ферт имеет в виду мой недавний визит к доктору Дюбуа, - выдыхаю я, сжимая и разжимая ледяные ладони. - И я действительно в тот день по ошибке взяла лишний пузырёк. Я могу его вернуть в клинику или же…
        - Думаю, мы можем закрыть этот вопрос здесь и сейчас. Я всё сделаю сам, - отвечает детектив, впервые за всё время нашего знакомства одаривая меня небрежной улыбкой.
        Коротко киваю и, продолжая чувствовать на себе подозрительный взгляд подруги, шлёпаю на кухню за викодином. Осторожно снимаю оранжевый пузырёк с верхней полки шкафчика, испытывая странное покалывание в пальцах. Ещё буквально пару дней назад я убеждала себя в пользе этого препарата, оправдывая свою слабость необузданным желанием заполнить пробелы в памяти. Однако сейчас, когда все чёрные дыры оказались сполна восполненными, я всё ещё ощущаю это пьянящее чувство полета и невесомости, эйфории и бесконтрольного счастья, которое мне способна подарить всего лишь одна маленькая таблетка.
        Сжимаю пузырёк в ладони. Закрываю глаза.
        - Тебе помочь? - напряжённо спрашивает Рейчел.
        - Нет, всё в порядке.
        Нолан Ферт уже стоит в дверях, когда я протягиваю ему пузырёк. Тревожный взгляд Рейчел мечется между мной и детективом, она пытается понять, какую ещё глупость я успела совершить.
        - Вы правы, это просто недоразумение.
        - Без проблем, я так и понял, - отзывается он, оборачиваясь на чьи-то шаги у себя за спиной.
        По коридору мимо нас проходит Джеймс. Он молча кивает в знак приветствия не то мне, не то детективу, и ровным шагом следует дальше.
        - Если вдруг вспомните что-то ещё, свяжитесь со мной, - произносит дежурную фразу детектив, протягивая мне свою визитку.
        - Так и сделаю, - отвечаю я, боковым зрением замечая, как Джеймс, замерев в дверях своей квартиры, настороженно смотрит в нашу сторону.
        Приют для животных «Обернись, прохожий»
        Мы с Рейчел выходим из квартиры почти сразу за детективом. После короткого и не самого приятного разговора, в котором я не только признаюсь подруге в том, что украла таблетки, но и рассказываю о том, как задрожало моё тело, стоило мне сжать в руке маленький пузырёк.
        «А что, если я стала такой же, как она?» - терзаю себя, отвернувшись к окну, пока Рейчел беспрепятственно выезжает из паркинга. Журналисты как по команде обступают машину со всех сторон. Я инстинктивно вжимаюсь в кресло, ожидая снова попасть под обстрел их колких вопросов, но я не слышу ни ругани, ни недовольства.
        - Мисс Нельсон, как вам удалось вычислить серийного убийцу? Почему вы бросились в этот дом, не дождавшись помощи? Вы будете писать об этом книгу? Как вам удалось?.. О чём вы думали?..
        - Шэл Нельсон - отважная женщина. Она бесстрашно спустилась в тот подвал, и только благодаря её находчивости и отваге Бритни Мур осталась жива. Она наш герой! Она потрясающий человек, отличный друг и самая лучшая мать на свете! - с гордостью отвечает за меня Рейчел, высунувшись в открытое окно.
        Я безмолвно таращу глаза, чувствуя, как мои губы медленно растягиваются в благодарной улыбке. Из девочки для битья я в одночасье превратилась в национального героя. В глазах начинает щипать, и я с облегчением понимаю, что мои слёзы не попадут в вечерний эфир: мы выехали на дорогу.
        - Только, пожалуйста, не говори пока Патрику о моей беременности, - просит Рейчел. - Мы ещё не сказали об этом Уиллу, хотим его сначала как-то подготовить.
        - Не переживай, я ничего и никому не скажу, - заверяю её я, погружаясь в свои тревожные мысли о сыне, о матери.
        А может быть, я плохая мать? Рейчел задумывается о том, как отреагирует её сын на то, что у него может появиться братик или сестричка, а у меня и в мыслях не было того, что и Патрик может переживать по поводу беременности Бритни. Мне отчего-то казалось, что этот ребёнок причиняет боль только мне, но что, если он ранил и Патрика? Что, если он уже начал ревновать отца, а я этого даже не заметила? Я никогда и не пыталась сделать это…
        - Рейч, как ты думаешь, я хорошая мать? - спрашиваю я, когда мы останавливаемся на светофоре.
        - Что за глупости? Я сказала так не ради красного словца, а потому что это истинная правда! Ты самая лучшая мама на свете! Патрику очень с тобой повезло.
        - Честно?
        - В отличие от тебя, я всегда говорю правду.
        Облокотившись на спинку кресла, закрываю глаза.
        - Мы можем сначала заехать в одно место, - неожиданно для самой себя предлагаю я.
        - Конечно, куда?
        - В приют для животных.
        Музыка ветра над головой разносит по светлому пространству мелодичный клич о прибытии новых посетителей. Рейчел тут же принимается разглядывать красочный уголок с инвентарем для животных: клетки, лежанки, домики для котов, поводки, намордники, всевозможные корма и игрушки. Не помню, чтобы он был здесь пару дней назад, и меня он совершенно не интересует. Я нетерпеливо смотрю на занавеску в ожидании того, кто из девушек выйдет в зал сегодня.
        - Добрый день, рады вас снова видеть, - как и в прошлый раз, приветствует меня Элен, появляясь из смежной комнаты.
        Безобидная фраза действует на меня, как холодный душ, от которого я мгновенно впадаю в ступор. Теперь, когда я точно знаю, какой именно психолог посоветовал использовать этот приём в работе, мне становится тошно.
        - Добрый день, - раздражённо отвечаю я, озираясь по сторонам.
        - Вы уже определились с выбором, или я могу показать вам кого-то ещё? - продолжает играть свою роль Элен, и я понимаю, что девушка меня не узнает. Я для неё очередной посетитель, на котором она оттачивает теорию, почерпнутую на курсе психологии.
        - Я у вас впервые, - вру я, глядя ей прямо в глаза. - И мой вам совет: не стоит вводить в заблуждение потенциального клиента, если вы, конечно, заинтересованы в том, чтобы ваши зверьки попадали в действительно хорошие руки.
        К такому ответу Элен оказалась совершенно не готова. Её лучезарные глаза начинают метаться из стороны в сторону. В замешательстве она наматывает на палец край футболки, продолжая улыбаться мне беззащитной улыбкой.
        - Простите, я, наверное, перепутала.
        Мне хочется ей возразить, навязать своё мнение, но я вовремя себя одёргиваю. Элен - неглупая девушка, а потому я уверена, после просмотра вечерних новостей она самостоятельно сделает выводы и, безусловно, пересмотрит своё отношение к догмам доктора Харт.
        - Я ищу питомца для моего шестилетнего сына, можете что-то посоветовать?
        Патрик
        Когда Рейчел сворачивает на Уилл Роджерс Стейт Парк Роуд, я вжимаюсь в спинку кресла, боясь пошевелиться. Только глаза тревожно бегают из стороны в сторону, подмечая малейшее движение листвы, полёт птицы, шелест травы. А стоит дороге начать петлять из стороны в сторону, как я крепче сжимаю дверную ручку, сама не понимая, к чему готовлюсь: к побегу или же нападению? Рейчел сбрасывает скорость, когда мы проезжаем поворот, ведущий в сторону Вилла Вью Драйв. С такого расстояния сложно понять, оцеплена ли улица до сих пор или же жизнь местных жителей уже вошла в прежнее русло.
        Интересно, как много из них захотят покинуть эти места? Вообще на них как-то отразится тот факт, что на протяжении нескольких месяцев они спокойно ходили и ездили мимо этого дома, даже не догадываясь, какой ужас творится в его подземелье? Я бы здесь точно жить не смогла. Более того, не уверена, что вообще когда-нибудь захочу приехать сюда снова.
        Рейчел паркуется напротив двухэтажного дома из серого кирпича. Слегка присвистнув, она с интересом рассматривает ухоженную лужайку, веранду, скрытую в тени цветущего вьюна.
        - А она, оказывается, из толстосумов! Этот дом стоит не меньше пары миллионов, - сообщает мне Рейчел, точно мне есть до этого дело. Благосостояние семьи Мур меня совершенно не интересует.
        Так и не удостоив её ответом, я выхожу из машины и тут же реагирую на приглушённый собачий лай. Я и забыла, что у них живёт золотистый ретривер. Ищу взглядом собаку, но мгновенно забываю о ней, когда двери дома открываются, и на улицу выходят родители Бритни, а с ними мой сын.
        - Патрик! - кричу я, дёргая калитку.
        - Мама! - вторит мне он, сломя голову преодолевая расстояние, разделяющее нас.
        Он вешается мне на шею, без разбора целуя лицо. Я крепко прижимаю его к груди, и мои руки проворно скользят по его телу, стараясь прикоснуться к каждой его клеточке и напомнить себе и всему миру: он мой, только мой. Слёзы радости и облегчения катятся у меня по щекам, когда над нами нависает чья-то тень. Нехотя отрываясь от Патрика, поднимаю голову, щурясь от яркого солнца. Чёрный силуэт женщины медленно начинает проясняться, обретая знакомые черты.
        - Почему так долго? - минуя дежурные слова приветствия, гневно обрушивается на меня мать Бритни. - Мы уже давно должны были быть в госпитале, рядом с нашей девочкой!
        Из этой немногословной тирады становится очевидно, что Мэтью ничего им не рассказал. Для него, как, впрочем, и для них, единственно важным и ценным во всей этой истории было только то, что Бритни нашли и она жива. При других обстоятельствах я, возможно, рассказала бы ей, какую роль в спасении её прекрасной дочурки сыграла я, но не сейчас.
        - Простите, я не знала, что вы нас уже ждёте, - извиняюсь я, с новой силой сжимая Патрика.
        - Вы что, не слышали, что Бритни сегодня нашли? Моя девочка спасена, - точно не слыша меня, продолжает причитать женщина, оборачиваясь на грохот автоматически поднимающейся двери гаража. - Нам в больницу надо ехать. Мы уже давно должны быть там. Моя девочка…
        - Да вы знаете, что, если бы не… - щетинится Рейчел, перехватывая инициативу.
        - Рейч, всё в порядке, это уже не так важно, - говорю я, поднимаясь с колен.
        Мать Бритни на нас даже не смотрит. Суетливо потирая ладони, она с нетерпением наблюдает, как из гаража выезжает белый внедорожник. Патрик жмётся ко мне, заглядывая в глаза.
        - Ну всё, нам пора, - говорит женщина, жестом выпроваживая нас со своего участка. - Давайте быстрей!
        Я вижу, как напрягаются мышцы на лице Рейчел. Она еле сдерживается. Осторожно беру её за руку.
        - Не нужно, всё в порядке, - шепчу я, и мы наконец выходим за калитку.
        - Пока, Патрик! - бросает на прощание женщина и, не взглянув больше в нашу сторону, семенит к машине супруга.
        Я её не осуждаю. Её можно понять. Она мать. Прижимаю к себе сына, мысленно благодаря всевышнего за этот дар. Он снова рядом со мной.
        - Мы домой? - робко спрашивает Патрик, когда белый внедорожник исчезает из вида.
        - Конечно, но у меня для тебя есть сюрприз, - сообщаю ему я.
        Торжественно открываю заднюю дверь, презентуя сыну небольшую клетку, по периметру которой тревожно бегает маленький пушистый комочек. Широко раскрыв рот от удивления, Патрик не знает, что сказать, но это и не нужно. Его глаза сияют от радости.
        - Он мой? - взволнованно спрашивает он, хватая в руки клетку.
        - Твой.
        23
        25 октября
        Утро начинается задолго до того, как звенит будильник. Я в очередной раз вскакиваю посреди ночи, прижимая руку к груди, пытаясь унять дикую тахикардию. Испуганно таращу глаза, пока знакомые предметы интерьера не начинают проступать сквозь липкую темноту. Частое дыхание и бешеный стук сердца - единственные звуки, которые я слышу. Мне требуется несколько секунд, чтобы окончательно избавиться от невидимой удавки ночных кошмаров.
        - Я дома. Я в безопасности, - как заклинание, повторяю я сдавленным шепотом.
        С того дня прошла уже неделя, но не было и дня, чтобы я не проживала весь этот ужас снова и снова. Каждый раз, оставаясь одна в квартире, я запираю дверь на все замки и даже на дополнительную щеколду, которую управляющий дома прикрутил мне уже на следующий день после всех этих событий. Я вздрагиваю от каждого шороха и по нескольку раз на дню проверяю, закрыты ли окна, и это при том, что живу я на четвёртом этаже, а значит, ко мне не так легко забраться. А ещё я не выпускаю из рук мобильный телефон и теперь внимательно слежу за уровнем заряда батареи. Лиза находится под следствием, согласно скудной информации, неожиданно просочившейся в прессу, за ней тянется внушительный след жестоких убийств в нескольких штатах, а потому на свободу ей не выйти. И всё же я не могу заставить себя не думать о ней, о той роли, которую я, возможно, сыграла в её трансформации. Первые несколько дней я ждала, что мне предъявят какие-то обвинения, например, в подстрекательстве или даже доведении до безумия (если такое, конечно, существует), но ко мне так никто и не пришёл. Для всех я герой, отважная женщина, не
побоявшаяся в одиночку противостоять убийце. История той ночи передаётся из уст в уста, триумфально прыгая из одного ток-шоу в другое, а потому уже успела обрасти разными домыслами и небылицами. Так, согласно одной из них, я самоотверженно вступила в схватку с обезумевшей Лизой, мне даже удалось выхватить пистолет. И это я спустила курок.
        Я бы смогла. Я бы выпустила в неё всю обойму. Она это заслужила.
        Закрываю глаза и на миг мне кажется, будто в руках у меня пистолет. Я крепче сжимаю рукоятку, указательным пальцем уверенно спуская курок.
        - Мама, ты не видела мою маску? Я же просил тебя ничего не трогать! Мы же опоздаем! - ворчит Патрик, метаясь между гостиной и своей спальней.
        - Кажется, я убрала её на верхнюю полку, - отвечаю я, сжимая в руках рукоятку ножа, острие которого прижато к доске. Я только что закончила готовить Патрику ланч. - Положи в рюкзак и выходи, а то ты так запаришься. Я сама её достану.
        Он уже давно нарядился в костюм козлёнка, и маска - это единственное, чего не хватает для полного перевоплощения. Взъерошив его мягкие шелковистые волосы, я протягиваю Патрику контейнер и не спеша иду в спальню за недостающим реквизитом. Едва заметив меня, морская свинка Тони, названная Патриком в честь его кумира, спрыгивает с гамака и начинает тереться мордочкой о прутья решетки.
        - Ну и прожорливый ты парень, - сердитым голосом сообщаю ему я.
        Осматриваюсь по сторонам в поисках маски серого козлёнка. Как я и думала, она лежит на самой верхней полке, и даже я могу её достать, только встав на цыпочки. Взяв её в руки, я одёргиваю платье и, воспользовавшись моментом, вновь заглядываю в зеркало, чтобы убедиться, так ли я безупречно выгляжу, как и минуту назад. Лёгким движением заглаживаю назад волосы, собранные в высокий хвост на затылке, когда в комнате слышится чей-то голос. Испуганно оборачиваюсь назад, чувствуя, как тело вмиг покрывается гусиной кожей. Шарю глазами по комнате, хотя прекрасно знаю, что кроме меня здесь никого нет. Но эти голоса…
        Патрик!
        - Это для школьного спектакля, - слышу я голос сына, выбегая из его комнаты.
        - Да я уже понял, но, знаешь, парень, по жизни лучше всё-таки быть волком, а не козлом, соображаешь? - спрашивает его мужской голос, от которого у меня внутри всё сворачивается в тугой узел, а ладонь превращается в кулак.
        - Как это «быть волком по жизни»?
        - О, тебе сейчас сколько: шесть, семь? Заходи ко мне лет через пять, я покажу тебе. Мать твоя в этом явно ничего не смыслит!
        Он смеётся, а я с такой силой сжимаю в руках маску милого козлика, что один из рожков хрустит от напряжения.
        Джеймс - насильник, извращенец и, скорее всего, наркоман. Рейчел видела его с каким-то подозрительным типом, а я не раз со странными девицами. А теперь он общается с моим сыном. И не просто общается, но обещает научить его жизни. Обещает сделать из него «волка».
        С трудом сглатываю ком, внезапно застрявший в горле, и твёрдым шагом иду к выходу.
        - Мама, что ты с ней сделала? - вопит Патрик, едва я выхожу в коридор.
        Он хватает у меня из рук маску и пытается её как-то выпрямить. Я же не свожу глаз с Джеймса, и он отвечает мне тем же. Сделав внушительный глоток из своей бутылки с пивом, он поднимает её вверх и, щёлкнув языком, игриво подмигивает мне.
        - Как дела? - беззаботно спрашивает он, открывая дверь своей квартиры.
        - Сынок, закрой сам, я на минутку, - бормочу я, бросая ему в ладонь ключи от квартиры и решительно направляясь к соседу.
        Я слышу недовольное ворчание Патрика мне в спину, но в голове у меня отчётливо звенят только слова Джеймса: «Заходи ко мне лет через пять, я тебе и покажу, и научу…» И чем больше я прокручиваю эту фразу в своей голове, тем сильнее сжимаются мои кулаки. Расстояние между нами стремительно сокращается, и я вижу, как его губ касается самодовольная улыбка.
        - Детка, вот это напор, а я уж начал было думать, что тебе не понравилось.
        От его слов у меня по коже бежит мороз. Ещё секунда - и я впаду в знакомый мне ступор и не смогу ни говорить, ни, тем более, действовать. В голове у меня словно тикает счётчик. Стискиваю челюсть и резко хватаю его за грудки, притягивая к себе. Джеймс удивлённо округляет глаза, продолжая ухмыляться.
        - Ты сейчас же соберёшь свои вещи и свалишь из этого дома и из этого района, ты меня понял?
        - А то что? - спрашивает он, явно наслаждаясь происходящим. - Запрёшь в подвале и будешь пытать? Я смотрю новости, если ты не в курсе.
        - Ну значит, плохо смотришь! Это я помогла найти Лос-анджелесского серийного убийцу, и детектив Ферт - мой должник. Мы с ним теперь хорошие друзья, он приходил ко мне на днях. Ты ведь его помнишь, правда?
        Лицо Джеймса вытягивается в замешательстве, и я словно слышу, как скрепят шестерёнки в его мозгу. Он громко тянет воздух носом, отчего в его голосе появилось свистящее звучание.
        - И что из этого?
        - Убирайся из этого дома, иначе о твоих слабостях узнает не только администрация, но и копы. У меня сохранились твои мерзкие записки, помнишь, что ты мне в них написал?
        Его глаза прячутся за сдвинутыми бровями. Он сомневается. Он уже давно забыл, что написал в той чёртовой записке. Для него это были ничего не значащие строчки, ничего не значащая ночь. Вакханалия, встряхнувшая моё сознание.
        - Ты этого не сделаешь, - цедит он, и я вижу, как от напряжения и страха на скулах у него тяжело перекатываются желваки.
        - Давай проверим. Если к концу недели ты не съедешь, пеняй на себя, - парирую я, опуская руку. Джеймс делает шаг назад, брезгливым взглядом сканируя меня снизу вверх.
        - Кстати, любовница из тебя так себе, да и мать, похоже, ты тоже никудышная, - пренебрежительно бросает он. - Ты этого не сделаешь. У тебя кишка тонка!
        - А ты рискни! Так себе любовница и никудышная мать жаждет блеснуть в роли жертвы насилия.
        Он прокатывает язык по внутренней стороне щеки, словно пытаясь попробовать на вкус незнакомое блюдо. Я же резко поворачиваюсь и твёрдым уверенным шагом иду к сыну.
        ***
        Сегодня в школе Патрика так же шумно и нарядно, как и в первый день нового учебного года. Поводом для всеобщего сбора в этот раз стал настоящий осенний бал, в рамках которого ученикам начальных классов предстоит провести какой-то химический эксперимент, рассказать стихи, станцевать танец, поиграть с залом в загадки, а под занавес сыграть настоящий спектакль «Волк и семеро козлят». Именно этой театральной премьеры я жду с плохо скрываемым волнением, держа наготове видеокамеру. Актовый зал, где будет проходить это празднество, наполнен гулом голосов, шелестом вечерних платьев (многие родители почему-то решили нарядить своих дочерей в пышные вычурные платья принцесс), а также скрипом и стуком постоянно мигрирующих стульев. В отличие от учеников, родители сами вправе выбирать себе не только компанию, но и место в зале. Завести дружбу с родителями я так и не успела, зато моя соседка Оливия буквально тонет в окружении мамочек нашего класса. Я даже не пытаюсь примкнуть к их звонкой компании, захватившей почти весь первый ряд, и чувствую себя совершенно комфортно, заняв крайний стул в пятом ряду. Однако
внезапное появление дополнительного стула справа заставляет меня резко повернуться к неожиданному соседу. Поднимаю глаза - и приветливая улыбка, едва коснувшаяся моих губ, тут же исчезает. Я молча киваю головой. Несмотря на пропасть, что теперь зияет между нами, я не буду повторять ошибок своей матери. Мэтью имеет право быть здесь сейчас.
        Последний раз мы виделись в тот день, когда я чудом осталась жива, но в тот момент его интересовала только Бритни. И хотя днём позже он позвонил мне и даже поинтересовался о моём самочувствие, мы оба прекрасно понимаем - этот жест был ничего не значащей формальностью. В тот день он звонил мне для того, чтобы сообщить о том, что Бритни потеряла ребенка. Он плакал в трубку, а я думала о том, как, должно быть, сейчас больно и горестно Бритни. Мне было её жаль, жаль их обоих. Поразительно, я так долго цеплялась на наши отношения, отказываясь признавать его новую семью, но у меня всё же получилось. Да, Мэтью - отец моего сына, я когда-то действительно любила этого мужчину, но это уже в прошлом.
        - Как у вас дела? - спрашивает он, наклоняясь к моему уху. - Ты ему что-то рассказала?
        - Нет, ему не нужно этого знать, - отвечаю я. - У нас всё хорошо.
        - Может быть, сходим после этого концерта в пиццерию и отметим его театральный дебют?
        - Давай, отличная идея!
        Мэтью с облегчением кивает головой, вероятно, он не ожидал получить от меня такого лёгкого и спокойного согласия и уже мысленно готовился к сопротивлению.
        - Как Бритни? Ей лучше?
        - Пока без изменений. Не знаю, как долго она ещё пробудет в клинике, я не замечаю каких-то сильных улучшений.
        - Хотела бы я сказать, что нужно довериться докторам, но в моём случае эта вера чуть было не стоила мне жизни, - бормочу я и тут же спохватываюсь: - Ой прости, я не должна была говорить этого.
        - Всё нормально. Я тебя понял, - отвечает он, похлопывая меня по руке. - Тебе через многое пришлось пройти, в том числе и по моей вине. Прости меня, если сможешь.
        - Всё в прошлом, - отвечаю я, и мой голос растворяется в оглушительных овациях. - Начинается!
        Эпилог
        Неделю спустя
        Во вчерашнем выпуске новостей, который я смотрела, пока Патрик делал домашнюю работу, сообщили о возможной причастности Лос-анджелесского убийцы к серии похожих убийств, произошедших в штатах Невада, Аризона и Колорадо. Я едва успела осознать услышанное, как на экране телевизора веером стали раскладываться фотографии молодых красивых женщин. Паника скрутила в тугой узел мои внутренности, и на миг мне даже показалось, что я снова сижу на холодном каменном полу в том чёртовом подвале. Я в ужасе переключила канал и поклялась себе в ближайшее время не поддаваться искушению смотреть новости. Одно хорошо, что журналисты окончательно потеряли интерес к моей персоне, а потому я могу вновь спокойно выходить на улицу, не пытаясь спрятаться за огромными очками и кепкой, надвинутой на лицо.
        Проводив Патрика к школьному автобусу, я возвращаюсь домой. Завариваю крепкий кофе, который должен помочь не только взбодриться, но и унять волнительную дрожь, клокочущую у самого горла. Обхватив кружку ладонями, я невидящим взглядом смотрю в окно, в очередной раз пытаясь представить, как это будет. Что я скажу? Что скажет он? Что я почувствую и почувствую ли вообще? А что если всё это ошибка? Может быть, стоило оставить всё как есть и не ворошить прошлое? Что это мне даст?
        Когда до встречи остается чуть больше часа, гул моих мыслей нарушает трель мобильного телефона. Звонит Рейчел. Тяжело вздохнув, я на миг закрываю глаза, точно пытаюсь найти какой-то точку опоры и уверенности в правильности своих поступков. Но внутри только страх и паника.
        Я спускаюсь вниз. Назад дороги нет. Я ждала этой встречи всю жизнь.
        - Ну что, готова? - будничным голосом интересуется Рейчел, когда я сажусь в машину.
        - Ты не думаешь, что я совершаю ошибку? - прямо спрашиваю я, чувствуя, как от растущего волнения рассыпаюсь внутри на части.
        - А что ты теряешь? Ты уже большая девочка, никто не может тебя силой заставить с ним общаться, ведь ты это понимаешь, да?
        - Конечно, понимаю. Поехали.
        Рейчел одобрительно кивает и, сделав погромче какую-то джазовую импровизацию, выруливает на дорогу. Я отворачиваюсь к окну, продолжая мысленно строить свою речь. Я это делаю с того момента, как Рейчел заставила меня позвонить ему три дня назад, но, кажется, только сейчас я в полной мере осознаю, что всё это происходит на самом деле. Через несколько минут я впервые в жизни встречусь со своим отцом.
        - Кстати, этот урод, твой сосед, съехал? - врывается в мои думы голос Рейчел.
        - Да, на деле он оказался не таким уж смелым и изобретательным.
        - Ну и славно. Снаряд дважды в одну воронку не попадает, поэтому будем надеяться, что следующий жилец не будет таким ублюдком.
        - Я почти в этом уверена, - улыбаюсь я, игриво наклоняя голову.
        - Не поняла.
        - Помнишь Пола Барлоу, парня, с которым я неудачно сходила на свидание несколько недель назад?
        - Того? - Рейчел удивлённо округляет глаза, на миг отвлекаясь от дороги.
        - Да, того самого, - почти смеясь, отвечаю я. - Он как раз искал квартиру, ну я и предложила ему отличный вариант. Заодно мы сможем попробовать начать всё с начала.
        - Даже так! Рада слышать.
        - Пока что его заявка находится на рассмотрении, но…
        - Но я горжусь тобой! Шейли, ты умница! Давно пора!
        Продолжая улыбаться, я снова отворачиваюсь к окну, подставляя лицо нежным лучам солнца. Приятно тепло ласкает мою кожу, проникая в самое сердце. В начале ноября Лос-Анджелес особенно прекрасен. Я открываю глаза, выныривая из состояния блаженной полудрёмы, когда Рейчел останавливается у дверей кафе.
        - Ну вот мы и на месте.
        - Ты знаешь, кажется…
        - И не начинай! Просто иди и сделай! И ещё запомни: он твой отец, он никогда от тебя не отказывался. Что бы тебе не говорила эта сука-врач, ты не бастард! Вообще забудь это жуткое слово, где она его только выкопала?!
        Натянуто улыбаюсь, мысленно вгрызаясь в смысл сказанного. А ведь Рейчел права, никогда прежде я не слышала, чтобы сегодня кто-то так называл незаконнорожденных детей. И кому вообще есть до этого дело? Всё своё детство я страдала не из-за лживой истории матери о том, как отец бросил нас ради другой семьи, ради сына. Нет! Но из-за безразличия и чёрствости матери. От её насмешек и неспособности принять меня такой, какая я есть. Я имею право узнать своего отца и дать ему хотя бы шанс узнать меня.
        Рейчел остаётся сидеть в машине, на этом её роль провожатого заканчивается, и дальше я уже иду одна. Вхожу в кафе, с волнением и небывалым трепетом разглядывая посетителей. Моё внимание очень скоро привлекает седовласый мужчина в джинсовой куртке с красным шарфом на шее. Именно так он описал себя во время телефонной беседы, уточнив, что шарф на шее - это единственный подарок, подаренный ему моей матерью. Подарок, который он хранил все эти годы.
        В детстве я не раз спрашивала маму о том, каким был он, мой отец. Обычно она отнекивалась, притупляя свою боль, а может быть, и ненависть, очередной дозой наркотиков или бутылкой алкоголя. Но однажды мне всё же удалось выудить у неё крупицы информации.
        «У него были широкие, густые брови, которые тяжело нависали над красивыми миндалевидными глазами. Нос с горбинкой добавлял его внешности ещё один излом. Маленькая, едва заметная ямочка на подбородке, похожая на маленькую горошину, так и манила припасть к ней губами, а его хриплый низкий голос с едва уловимым скрипом и вовсе сводил меня с ума», - сказала мне тогда мать.
        И сегодня, стоя перед ним, я должна признаться: моя мать не была идеальной, она часто меня подводила и обманывала, и всё же, описывая моего отца, она сказала правду. Даже спустя столько лет он выглядит весьма привлекательным мужчиной.
        - Добрый день, я Шейла Нельсон, ваша дочь, - говорю я, робко пряча руки в карманах.