Волк и семеро козлов Владимир Колычев
        # Что осталось за спиной у тридцатисемилетнего зэка Ролана Тихонова? Крутые разборки, на которых он губил жизни таких же, как и сам он, отморозков; три срока и два побега, за которые в общей сложности ему набежало двадцать пять лет колонии строгого режима. И еще Аврора, его судьба, его богиня… Это ради нее он сел в третий раз, чтобы раз и навсегда покончить в тюрьме с человеком, который пытался отнять у Авроры ее бизнес, а потом убить ее и детей. Ради благополучия любимой женщины Ролан поставил на кон все, что имел, - свободу и жизнь. И неожиданно выиграл…
        Владимир Колычев
        Волк и семеро козлов
        Глава первая
        Пелена темно-серых облаков касалась рваными краями земли, катившееся к закату солнце окрашивало небо в багровые цвета, и потому казалось, что на горизонте пылают гигантские пожары. Отблески солнца - как языки пламени, клубящиеся облака - словно дым… Красивая картина, завораживающая. Тревожная…

«Может, не надо ехать к Авроре? Она - успешная женщина, я - беглый зэк. У нее - дети, размеренная жизнь, я же - ходячий ворох проблем… Не пара мы. Не пара…»
        Нога будто сама по себе нажала на педаль тормоза, руки вывернули руль вправо, и машина съехала на обочину. Водитель достал из кармана сигарету, закурил, глубоко затянулся.
        Это был мужчина среднего возраста, с резкими, выразительными чертами лица, на котором читалась усталость человека, с избытком хватившего лиха в своей жизни. Возможно, когда-то эти черты отличались аристократической утонченностью, но долгая и жестокая борьба за выживание огрубила, ожесточила их. Глаза холодные, но не пустые, взгляд сильного, хотя и не совсем уверенного сейчас в себе человека. Он рвался к любимой женщине, однако будто колючая проволока со множеством «но» перерезала ему дорогу, и не продраться через нее…
        Он уже собирался повернуть назад, как вдруг заметил темно-зеленую «Ниву», выезжавшую из леса на дорогу. Мужчина хорошо знал окрестности. Чужаки сюда забирались крайне редко. Поэтому появление «Нивы» показалось ему подозрительным, и водитель «девятки» вышел из своей машины.
        Ролан Тихонов так запутался в своей жизни, что смерть порой казалась ему единственным выходом из того тупика, в который он сам себя загнал. Беглец только что отказался от Авроры, и теперь ему уже терять было нечего. Поэтому он со спокойной душой вышел из своей «девятки» и, придав лицу раздраженное выражение, поднял руку.
        Водитель «Нивы», мужчина с узким, вытянутым лицом, не очень-то хотел нажимать на тормоза, но Ролан фактически перегородил ему дорогу, поэтому пришлось остановиться. Стояла весна, снег не так давно стаял, на лесных дорогах распутица, поэтому «Нива» была заляпана грязью по самую крышу.
        Рядом с водителем сидел бородатый мужчина с пышной шевелюрой, но, занятый своими мыслями, он даже не смотрел на Ролана.
        - Ну чего тебе? - нехотя опустив стекло, недовольно поморщился узколицый.
        Как и его пассажир, он был в теплой камуфляжной куртке, на заднем сиденье валялись зачехленное охотничье ружье и патронташ. Но не на зверей и птиц охотятся эти люди, сразу подумал Ролан. Возможно, на прицеле у них гораздо более крупная дичь.
        - Слышь, мужик, я на Урядье правильно еду? - переминаясь с ноги на ногу, спросил Ролан.
        - А ты сам как думаешь? - повеселел водитель.
        Кажется, он решил, что человек на дороге не представляет для него никакой опасности.
        - Да что-то не уверен.
        - Рано с шоссе свернул, километров на пять раньше. Дальше надо было ехать…
        - А то я смотрю, дорога очень хорошая, а на Урядье - сплошь ухабы… Ну, мне так сказали.
        - Не знаю, какие там ухабы… Всё у тебя?
        Не дожидаясь ответа, мужчина за рулем закрыл окно и тронул машину с места. Ролан тут же развернулся и направился вслед за ним. Он для того и тормознул «Ниву», чтобы этот его маневр не показался подозрительным. Можно было повернуть назад и без спектакля с Урядьем, но тогда поспешный разворот встречной машины всполошил бы охотников.
        Водитель «Нивы» явно не знал, в каком состоянии находится дорога на Урядье, но как туда попасть, сказал правильно. И в самом поселке явно никогда не был. Это говорило о том, что прилегающую к дому Авроры местность он знал в основном по карте.
        Аврора была сестрой бывшей жены Ролана, ей только-только стукнуло шестнадцать, когда закрутился их роман. Это случилось давно, в девяносто третьем году; сейчас ей уже за тридцать, ему - под сорок.
        Ролан тогда работал помощником мастера на радиозаводе, получал смехотворную зарплату, жил в одной квартире с тещей. Финансы, как говорится, постоянно пели романсы где-то в далекой стороне; жене, разумеется, такое песнопение не нравилось, и она спуталась с бандитским авторитетом Сашей Гиблым. Но и сам Ролан довольно скоро попал под влияние местной братвы. Сначала просто участвовал в разборках, а потом и сам не заметил, как в его руках оказалось оружие. Конечно, он не должен был убивать любовника своей жены, но вожак его стаи, Волок, вконец заморочил ему голову и искал только случая, чтобы подтолкнуть Ролана к мести.
        Однажды Тихонов уже взял Гиблого на прицел снайперской винтовки, но сердце дрогнуло, и он не решился выстрелить. А дальше почти как в футболе - не забиваешь ты, забивают тебе. Гиблый выследил Ролана, вывез в лес, чтобы затем утопить в речке, но, на свою беду, не очень крепко связал пленника. В тот злополучный день Ролан совершил свое первое смертоубийство - и любовника своей жены порешил, и его людей заодно.
        То, что он принял грех на душу, защищаясь, было слабым оправданием. За первым шагом к пропасти последовал второй, третий… Он стал работать на Волока - убивал по его заказу бандитских авторитетов. Тогда и закрутился у него роман с Авророй. Им было хорошо вместе, но все рухнуло в одночасье. Арест, следственный изолятор, суд, приговор - девять лет лишения свободы, этап на зону. Аврора обещала ждать, но вскоре вышла замуж за того самого Волока, который вскоре из мелкого бандита превратился в крупного предпринимателя и даже стал депутатом областного Законодательного собрания.
        На свободу Ролан вышел матерым лагерным волком и снова взялся за старое. Но не забывал он и о Волоке, которому девять долгих лет на зоне мечтал отомстить. Он убил своего соперника в перестрелке, но это едва не стоило ему жизни. Его ранили, а телохранитель Волока добил Ролана выстрелом в голову. Спасти его тогда могла только Аврора, но она не стала останавливать этого человека. Повернулась к Ролану спиной, позволив охраннику нажать на спусковой крючок. Незадолго до этой разборки он жестоко обидел ее, и она решила таким образом ему отомстить.
        Выжил Ролан чудом. Пять месяцев он провел в больнице, полгода - в следственном изоляторе, после чего снова отправился на зону, откуда в конце концов сбежал. Тихонов пытался начать новую жизнь, поселился на хуторе, у него даже появилась семья… Но взбесившееся лихо сломало все. Судьбе было угодно, чтобы он опять оказался в одной связке с Авророй. И он, и она стали жертвами одних и тех же отморозков. Его пытались убить выстрелом в грудь. Умирая, он попросил у Авроры прощения за давнюю обиду, и она простила его.
        И в этот раз Ролан выжил, снова чудом выкарабкался с того света и даже успел спасти от окончательной расправы Аврору. Но, в конце концов, опять оказался на тюремных нарах. В этот раз она не оставила его в беде. Преданный ей человек устроил ему побег, и Тихонов вновь оказался на свободе. Теперь он Лиманов Илья Викторович, у него своя машина, есть немного денег - и, главное, Аврора ждет его у себя дома. Они любят друг друга, но между ними высокая стена из колючих «но», и он не может ее преодолеть. Вернее, боится…
        Ах, Аврора, богиня утренней зари, как называли ее древние греки…

«Нива» выехала на шоссе и взяла курс на Черноземск. Ролан должен был ехать в другую сторону, и ему не стоило сразу поворачивать за ней. Поэтому он выждал некоторое время и последовал за «Нивой», когда она скрылась в потоке машин.
        Тихонов знал, где находится особняк Авроры. В свое время он сам охотился за ее мужем и какое-то время следил за его логовом. А подбирался к нему по той самой лесной дороге, по которой выезжала из леса «Нива». Возможно, за усадьбой Авроры велось тайное наблюдение, и если это было так, то явно не к добру.
        Может, и не пара они с Авророй, но зла он ей точно не желает. Если ей угрожает опасность, Ролан должен костьми лечь, но сорвать планы ее врагов. Поэтому он и рисковал жизнью, останавливая «Ниву». Ведь если там были киллеры, его запросто могли застрелить, так, на всякий случай. Дорога безлюдная, рядом лес, где можно прикопать труп…
        Но ничего пока не случилось, и Ролан спокойно ехал за подозрительной машиной. Дорога шла через один пригород, сразу за которым начинался другой, затем третий - и так до самого Черноземска. Гаишники с радарами на этой трассе никогда не дремали, а водитель «Нивы» явно не желал встречи с ними, поэтому тщательно соблюдал скоростной режим, держал на спидометре не больше шестидесяти-семидесяти километров в час.
        Ролан тоже старался избегать контактов с ментами. Его новые паспорт и права с виду внушали доверие, но неизвестно, выдержат ли они проверку милицейским компьютером. По крайней мере, Алик Мотыхин, который сделал ему новые документы, просил лишний раз не светиться на публике - значит, с ними не все было чисто.
        Алик был человеком Авроры. Это он когда-то стрелял в Ролана, чтобы отомстить за Волока. Мотыхин и сейчас недолюбливал его, но все-таки устроил Тихонову побег. Да, это Аврора попросила его об услуге, но ведь он ее оказал, тем самым нарушив закон. Как ни крути, а ради Ролана этот человек пошел на уголовное преступление…
        До поста гаишников оставалось совсем немного, когда «Нива» свернула с шоссе на улочку пригородного поселка. Ролан съехал на обочину перед самым поворотом, выждал несколько минут и только потом возобновил преследование.
        Улочка была узкой, кривой, ухабистой, дома в основном старые, одноэтажные, за невысокими заборами из штакетника. «Нива» свернула к зданию в самом конце улицы. Узколицый водитель вышел из машины, открыл ветхие дощатые ворота, загнал ее во двор. Ролан мог бы проехать мимо дома, но тогда бы он уперся в тупик. По тропке, что вела в лес через поле, далеко не уедешь, а начнешь разворачиваться - привлечешь внимание.
        Тихонов свернул в ближайший проулок и выехал к заросшему кустарником полю, за которым метрах в пятидесяти начинался мрачный сосновый бор. Если он действительно преследовал киллеров, а не случайных охотников, то можно сказать, что жилье подобрано удачно. Ролан и сам в свое время предпочитал такие дома на окраинах поселков, чтобы в случае чего можно было ретироваться в лес. А если еще есть и вторая машина, которую можно там спрятать возле дороги, то отход на случай срочного отступления был просто идеальным. Кустарник в поле высокий, и если что, то под его прикрытием можно легко уйти незамеченным в лес.
        Ролан не торопился: время хоть и вечернее, но темнеть еще только начинало, и было глупо сразу лезть в чужой двор. Он представил себя на месте бородача из «Нивы». Вот его кто-то вспугнул, вот он через поле бежит к лесу. Заросли жимолости, вербы и осины, дальше - ели с темной хвоей, за которыми трудно что-либо разглядеть. А там и лесная дорога, густо поросшая травой. Ролан внимательно осматривал прилегающую к дому территорию, пока под поваленным деревом не заметил нагромождение из срубленных еловых лап. Было похоже, что там что-то прятали от посторонних глаз.
        Предчувствие его не обмануло. Под ветками лежал на боку мотоцикл, старенький «ИЖ» с полным баком. Чуть дальше под хвойными лапами он обнаружил мотороллер. Техника, скорее всего, была угнанной, но в экстренных случаях ее происхождение не важно, главное - ходовые качества.
        Не оставалось никаких сомнений в том, что водитель «Нивы» и его пассажир не в ладах с законом. А может, они боятся еще и тех, за кем охотятся. Ведь у Авроры своя служба безопасности, а там ребята серьезные…
        Ролан дождался темноты, полем подкрался к подозрительному дому. У ворот на столбе горел фонарь, светились окна, зато в огороде - темень. Небо по-прежнему было затянуто тучами, луны не видно.
        Он служил в десанте, там освоил теорию разведки, подкрепленную регулярными тренировками, но настоящую практику получил уже после армии, когда стал киллером. Ему ничего не стоило незаметно перемахнуть через низкий забор и подобраться к дому. С ограждением он справился легко, мягко опустился на землю под прикрытием бузины. Надо бы перевести дух, и тогда можно ползти к дому.
        Вдруг Ролан услышал пугающий шорох и негромкое рычание. Это на него неслась собака, причем серьезная, натасканная на охрану дома. Такие псы не гавкают - они лишь рычат, полные решимости вцепиться в глотку незваному гостю. А оружия у Ролана нет - ни пистолета, ни даже ножа. Есть только звериная сущность, которую взрастила в нем зона. Он - волк в человеческом обличье, и ему очень повезет, если это удастся доказать готовому к прыжку псу.
        Собака уже не могла остановиться, но Ролан вовремя ушел с линии броска. Пес своим могучим телом лишь толкнул его в плечо. Развернулись они лицом к лицу одновременно.
        Это была кавказская овчарка, взрослая, матерая особь. Она потеряла скорость и напор, но все еще была опасна. С грозным рычанием собака скалила клыки и готовилась к новому броску. Но и Ролан, сжимая в руке несуществующий нож, готовился с замаха нанести удар. Лютые глаза, звериный оскал, дикая волчья злоба упругими гипнотическими волнами давила на пса, взывая к его инстинкту самосохранения. Он готов к смертельной схватке, страх сидит где-то глубоко, собака его не чует, поэтому она сбита с толку, растеряна. Взъерошенная холка опускается, вытянутый стрелой хвост клонится книзу, взгляд тухнет, рычание стихает, клыки беспомощно смыкаются.
        - Сидеть!
        Овчарка уже чувствует над собой его власть, она подавлена, ей уже хочется подчиняться, к чему она привыкла. Все-таки она - ручное животное, и Ролан по сравнению с ней - самый настоящий дикий зверь. Но в то же время он человек, и в этом для нее был большой минус.
        - Сидеть! - повторил он.
        Хвостом овчарка не завиляла, но команду выполнила.
        - Молодец, хороший песик! - Он почти ласково похвалил ее, но вдруг резко сменил милость на гнев: - Лежать!
        Собака пугливо вздрогнула и, вытянув лапы, легла на бок.
        Ролан повернулся к дому. В окне горел свет, во дворе было темно и безлюдно. Он медленно подкрался к дому, время от времени оборачиваясь назад. Мало ли, вдруг униженный пес придет в себя и бросится на него со спины. Но нет, овчарка не подавала признаков жизни, и он смог подойти к ближайшему окну.
        Фундамент у дома оказался низким, и ему достаточно было приподняться на носках, чтобы заглянуть внутрь. В маленькой комнате под репродукцией картины «Утро в сосновом бору» на железной койке, заложив ладони за затылок, в одежде лежал узколицый. Размышляя о чем-то своем, он тупо смотрел в потолок.
        Второй человек находился в соседней комнате, в горнице - он сидел за круглым столом. Только теперь мужчина был без бороды и пышной шевелюры. Голова у него оказалась плешивой, а на лице - как минимум двухдневная щетина. Если бы не выпуклые надбровные дуги, глубоко посаженные глаза и крупный, картошкой, нос, Ролан мог бы и не признать его. Но это был тот самый тип, что сидел на пассажирском сиденье. Накладная борода и парик валялись сейчас рядом на скамейке. Посматривая на экран телевизора, мужчина чистил пистолет, разобрав его на составные части.
        За одним с ним столом сидел безусый юнец с широким лбом и непропорционально узким подбородком. Этот курил, с напускной небрежностью рассказывая что-то «бородачу», но тот слушал его вполуха.
        Пистолет, как правило, чистят после применения. Возможно, «бородач» ездил в лес, чтобы потренироваться в стрельбе вдали от города. Но почему он делал это в окрестностях усадьбы Авроры? Случайность или нет?
        Впрочем, пистолет можно чистить, чтобы снять раздражение. Ролан по себе знал, что возня с оружием успокаивает нервы мужчине лучше, чем женщине - вязание на спицах. Особенно это занятие хорошо помогает перед выходом на дело. Может, завтра эти люди отправятся убивать Аврору?

«Бородач» закончил чистить пистолет и так посмотрел на юнца, что того будто ветром сдуло из-за стола. Сам он лег на диван перед телевизором. Скоро в комнате появился и узколицый; он лениво развалился на стуле и тоже уставился в экран.
        Через какое-то время юнец принес в комнату дымящуюся сковороду, поставил ее в центр стола. Ролан понял, что это жареная картошка, возможно, на сале. Рот наполнился слюной, в животе капризно заурчало. Он только что вспомнил, что ничего не ел с утра. А юнец, будто издеваясь, продолжал накрывать на стол. Появились банка с огурцами, нарезанное ломтиками сало, хлеб горкой. Посередине парень водрузил бутылку водки.
        Ролан завистливо сглотнул слюну и продолжил наблюдать за компанией. Обитатели дома ограничились бутылкой и разошлись по разным комнатам. Но прежде чем погасли окна, во двор вышел сначала один, затем другой. Их интересовала сколоченная из досок кабинка метрах в десяти от дома. Не повезло им, что удобства оказались на улице, зато Ролан мог на этом сыграть. Он дождался, когда в доме заснут, и занял место возле той самой кабинки. Может, посреди ночи кто-нибудь выйдет до ветру…
        К нему подошла собака. Голова опущена, хвост виляет.
        - Лежать!
        Она покорно исполнила команду, и Ролан, обняв ее, лег рядом. Какой-никакой, а источник тепла.
        - Хороший пес, хороший, - приговаривал он, расчесывая пальцами собачью холку.
        Он пригрелся, даже задремал. И если бы не пес, мог бы прозевать жертву. Но собака дернулась, учуяв человека, и тем самым привела в чувство Ролана.
        Ролан не позволил ему справить нужду. Он напал сзади, когда парень открывал скрипучую дверь, слегка придушил его и потащил в конец огорода. Из-под телогрейки что-то выскользнуло, и он ощутил не сильный, но все же удар по ноге.
        Не ослабляя хватки, Ролан наклонился, подобрал с земли пистолет. Это был «ТТ», хорошо знакомая система.
        Надо было быть полным бараном, чтобы сунуть пистолет за резинку трусов, что сделал юнец, отправляясь во двор по нужде. Так ствол и без всякого нападения потерять можно… Но парень еще неопытен и глуп, к тому же он уже поплатился за свое ротозейство. Но еще остались двое, их никак нельзя было списывать со счетов.
        Ролан отволок юнца в дальний конец огорода, в самую гущу бузины. Ослабил хватку, дал немного прийти в себя. Он держался у него за спиной, не позволяя смотреть на себя.
        - Будешь кричать - придушу! - шепотом пригрозил он. - Ты меня понял?
        - Кхы-кхы… Да, понял, - прохрипел парень.
        - Как тебя мать зовет?
        - Женя… А почему только мать?
        - Потому что жалко. Не тебя жалко, а твою мать. Не хотелось бы оставить ее без сына. Но придется…
        - Э-э… А что я такого сделал?
        - На том свете спросишь. Там тебе и ответят, а потом сами спросят… У Авроры двое детей, мальчик и девочка, а ты, упырь, убить ее хочешь. Такое не прощается…
        - У какой Авроры?
        - Сам знаешь, у какой. Не надо мне тут ваньку валять, я все знаю. Кто ты такой, знаю, зачем ты здесь, тоже знаю. Осталось только придушить тебя, как куренка…
        - Я… Я не хотел… Это все Паша! - запаниковал парень.
        - Что Паша?
        - Он все должен сделать. Я не знаю, кого он должен убить… Но знаю, что должен…
        - Не знаешь, кого, но знаешь, что заказали… Кто женщину заказал?
        - Я не знаю…
        - А кто знает?
        - Паша.
        - Тот, который с бородой сегодня был?
        - Да, был… Они сегодня жертву ездили высматривать…
        - Ясно… С тобой только не совсем ясно. Зачем ты с ними?
        - Я… Мы… Костя мой брат, ну, не родной, двоюродный. Ему помощник нужен, он меня с собой и взял. Денег пообещал.
        - Людей убивать помощник нужен? Тебя сейчас только честность может спасти. Лет-то тебе сколько?
        - Семнадцать.
        - Ну что ж, тогда тебе повезло, несовершеннолетних я не убиваю.
        Ролан связал парня, заткнул ему кляпом рот и снова направился к дому. Дверь должна быть открытой, и если так оно и есть, он сможет проникнуть внутрь и взять киллеров тепленькими.
        Но, увы, пока он возился с мальчишкой, настоящих убийц прозевал. Дверь действительно была открыта, но в доме никого. Пока он осматривал его изнутри, пока заглядывал в погреб, ушло время. Когда понял, куда делись киллеры, было уже поздно их догонять. Или они заметили, как Ролан свалил Женю, или у кого-то сработало чутье на опасность… Так или иначе, они покинули дом через окно и, перемахнув через забор, ушли в лес. И даже «Ниву» свою оставили. Преследовать их Ролан не стал. И время он упустил, да и физическая форма оставляла желать лучшего. Он еще не совсем оправился от ранения, полученного в прошлом году. Простреленное легкое зажило, но серьезная физическая нагрузка вызывала сильную одышку. Впрочем, один сильный козырь у него на руках был. Это - Женя, который поможет выйти на киллеров.
        Глава вторая
        Весна вступала в свои права. Южный ветер в считаные дни подсушил размокшие в распутицу улицы, в деревьях заиграл сок, на их ветвях набухали почки, птицы щебетали без умолку. И душа рвалась из грудной клетки на свободу, как прозревший Кай - из ледяного дворца Снежной королевы. И все же Аврора не так была рада весне, как прежде. Если бы это была хотя бы прошлогодняя весна… Но нет, это новый апрель, и она уже не так молода, как год назад. А следующей весной - страшно подумать - ей исполнится тридцать два, дальше - больше… Оттого и тоскливо на душе.
        Но как бы то ни было, Аврора настежь распахнула окно - так вдруг захотелось, чтобы кабинет наполнился свежим дыханием весны. И совсем не важно, что уборщица проветривала помещение незадолго до ее прихода. Такой вот невольный порыв возник у нее.
        - А вот это ты зря! - услышала она вдруг за спиной.
        Первым ее побуждением было позвать охранника, оставшегося в приемной, но разум все-таки возобладал над страхом. Ведь она узнала этот голос, а значит, бояться ей нечего. Во всяком случае, так хотелось думать.
        - Ролан, ты? - не оборачиваясь, спросила она.
        Он вплотную приблизился к ней, она ощутила его запах - несвежий, прокуренный, но такой волнующий. Любимый мужчина может пахнуть чем угодно, хоть сырым подвалом - от этого он не станет противен. Если, конечно, это любимый мужчина.
        Аврора замерла в ожидании. Сейчас Ролан обнимет ее, мягко, но плотно прижмет к себе, задушит в своем поцелуе… Но Ролан всего лишь взял ее за плечи, отвел в сторонку, быстро закрыл окно и зашторил его.
        Вид у него был помятый, мешки под глазами, бородка неухоженная, на щеках трехдневная щетина. Грубый он, жесткий, но в этом его очарование. И еще ей нужен был сильный мужчина, она ощущала острую потребность в нем.
        - Как ты сюда попал? - спросила она.
        Только что Аврора ощущала себя деловой женщиной, строгой, энергичной, целиком сосредоточенной на неотложных проблемах бизнеса, которые ей приходилось решать практически в одиночку. Даже весеннее настроение не могло вывести ее из этого состояния. Но вот появился Ролан, и она разомлела, размякла под действием сурового мужского обаяния. Только он был способен создать столь подавляющую разность потенциалов. Только он сейчас мог очаровать ее…
        - Я думал, ты меня ждешь.
        - Да, я тебя ждала…
        Они расстались совсем недавно. Она вытащила его из тюрьмы; он приехал к своей бывшей подруге, а Аврора якобы случайно оказалась там. Но ведь он ехал не к ней, а к другой женщине. К тому же он был пьян, когда Аврора вышла к нему… И дернул же его черт набраться в тот день сразу после того, как он очутился на свободе! Аврора психанула и уехала. Так убегает от своего избранника деревенская девушка, мечтая о том, чтобы тот поскорее ее догнал.
        И вот - не прошло и трех дней, как они снова вместе.
        - Но я не думала, что ты проникнешь ко мне в офис.
        Аврора подалась к нему, желая прижаться к сильному мужскому телу, но деловая женщина в ней воспротивилась наплыву диких первобытных страстей.
        - Я тоже не рассчитывал, что мне предстоит сюда пробираться. Я думал, что зря еду к тебе. - Ролан грустно смотрел на нее. - Я и сейчас считаю, что мы не пара…
        - Ты можешь думать, что хочешь, но я тебя ждала.
        Деловая женщина была близка к полной капитуляции, но Аврора не желала ей даже приятного поражения. Не в ее характере проигрывать. Да и слезы вдруг навернулись на глаза. Все это заставило ее повернуться к Ролану спиной и медленно пройти к своему креслу. По пути она зацепилась взглядом за открытую дверь в стенном шкафу. Вот, значит, где он прятался, дожидаясь ее.
        - Я в этом почему-то сомневался.
        Он тоже не остался на своем месте. Сначала зашторил второе и третье, последнее окно, затем сел в кресло за приставным столиком. Ролан волновался, но, как машинально отметила про себя Аврора, вел себя раскованно, ничего не стеснялся. Что ж, на то он и мужчина. Особенный мужчина. Как минимум особенный…
        - Я же тебя простила.
        - Да, но у тебя другая жизнь.
        - И ты можешь начать другую жизнь. Мне все равно, как тебя зовут, Ролан или Илья… Для меня ты всегда будешь Роланом. Парнем, которого я когда-то любила…
        - Когда-то.
        - Я не сказала, что не люблю тебя сейчас… Зачем ты зашторил окна?
        - У тебя хороший вид из окна. Парк, река, мост через нее… Только вот высотка с эркерными окнами мне не нравится.
        - Она не загораживает вид.
        Высотку построили недавно, это элитный дом, красивый, и находится он хоть и близко, но немного в стороне, у подножия холма, на котором возвышался супермаркет.
        - Да, но из него видны твои окна.
        - Кому? Снайперу?
        - Соображаешь.
        - Ты не переживай, стекла у меня бронированные. Пулю из винтовки выдержат.
        - Что, был случай?
        - Был.
        Она не стала рассказывать, что в свое время Мотыхин сходил с ума, пытаясь подчинить ее себе. Ролан тогда сбежал из колонии, и Алик придумал сказку, что это он сделал исключительно ради того, чтобы отомстить Авроре. А для убедительности выстрелил в окно из снайперской винтовки, представив дело так, что это Ролан покушался на нее… Но Алик уже успокоился, у него новая любовь, и больше он не лезет в ее личную жизнь. В их с Роланом личную жизнь.
        Никуда Ролан от нее не денется. В конце концов, она не просто женщина, а еще и хищница…
        - Давно на тебя покушались? - озадаченно спросил он.
        - Прошлым летом.
        - Киллера взяли? Заказчика установили?
        - Нормально все…
        - Я бы не сказал… Не нравится мне твой офис.
        - А мне нравится, - откровенно любуясь Роланом, сказала она.
        - Красиво, не спорю, но ненадежно. Во-первых, к тебе в офис можно проникнуть из супермаркета. Что, в общем-то, я и сделал. Во-вторых, сигнализация здесь дрянь. В-третьих, почему твой телохранитель не осмотрел кабинет, прежде чем ты сюда зашла?
        - Я накажу телохранителя. Сигнализацию сменят. Вход из супермаркета заблокируют. Но есть ли в этом смысл? Мне никто не угрожает.
        - Это ты так хочешь думать. Чтобы жить спокойно…
        Ролан открыл рот, чтобы продолжить, но в это время в динамиках интеркома послышался голос секретарши:
        - Аврора Яковлевна, к вам Мотыхин…
        Она не успела договорить, как дверь открылась, и в кабинет косолапой походкой тяжеловеса вошел Алик. Когда-то он сам был телохранителем, здоровенным вышибалой без признаков интеллекта на грубом лице. Кто бы мог подумать, что этот парень имел голову не только для того, чтобы «в нее есть». Мозги у него работают, причем неплохо. Не зря он управляет казино, ресторанами, кафе - в общем, всем, чем раньше занимался покойный Михаил Волоков.
        - Тсс! - Мотыхин округлил глаза, глядя на Ролана. - Это что за явление?
        Алик умел производить на людей пугающее впечатление, его боялись, перед ним заискивали. Но Тихонов даже не изменился в лице, наблюдая за ним. Не сказать, что он смотрел на Мотыхина как на пустое место, но пиетета перед ним точно не испытывал. А ведь Алик представлял для него определенную опасность…
        - Даже соскучиться по тебе не успел, - усмехнулся Мотыхин, протягивая Ролану руку.
        Тот ответил на его приветствие, но сделал это с невозмутимостью человека, который ничего не боится и ни от кого не зависит.
        - Ты же вроде к Марине собирался, - вспомнил Алик.
        - А приехал ко мне. И это его личное дело. И мое тоже, - одернула его Аврора.
        Признаться, она и сама побаивалась Мотыхина, но присутствие Ролана удивительным образом вселяло в нее уверенность, и она даже почувствовала в себе смелость поставить Алика на место.
        - Не все так просто, - покачал головой Ролан и напряженно посмотрел на нее. - Когда-то я охотился за Волоком и знаю, как незаметно можно подъехать к твоему дому. Есть одна дорога. Позавчера я перед ней остановился - и увидел машину на этой дороге. Поехал за ней…
        - Зачем? - предельно серьезно спросил Мотыхин.
        - Я же говорю, что сам когда-то этой дорогой пользовался. Ясно, зачем… В общем, выследил я этих людей. Одного взял; двое других, правда, ушли…
        - И что этот один говорит?
        - Тебя хотят убить. - Ролан глянул на Аврору.
        - Нет, этого не может быть! - похолодела она.
        - Ты в этом уверен? - озадаченно спросил Мотыхин.
        - Не совсем.
        - Что значит - не совсем?
        - Возможно, Аврора с кем-то живет. Возможно, этого кого-то и хотят убить…
        Женщину слова Ролана задели за живое, и она как ужаленная вскочила со своего места, нервным шагом сделала круг по кабинету.
        - Хорошего же ты обо мне мнения!.. Одна я живу… С детьми…
        - Про детей разговора не было, - покачал головой Ролан.
        - А про кого был?
        - Одного киллера зовут Паша, другого - Костя. У этого Кости есть племянник, и он этого племянника взял с собой на дело. Парню семнадцать лет, мать беспробудно пьет, отец уже умер от пьянки… в общем, он готов на все, чтобы выбраться из нищеты. И дядя на этом сыграл. Я бы этому дяде башку открутил. Но дело не в нем. Дядя сказал, что им кого-то нужно убить, но кого именно, не назвал. А кружили они у твоего дома. - Ролан пристально посмотрел на Аврору. - Я у них оружие в доме нашел. Снайперскую винтовку. А у парня «ТТ» был…
        - Это, конечно, хорошо, что ты разворошил это гнездо, - Мотыхин в раздумье несколько раз провел пальцами по подбородку. - Но кто заказал Аврору?
        - Почему меня? Может, не меня? - в отчаянии пролепетала женщина.
        Аврора была близка к панике. Она хотела жить, она еще слишком молода, чтобы умирать… Она и думать забыла, что совсем недавно считала себя безнадежно старой женщиной.
        - Да, твоего садовника… - хмыкнул Алик.
        - Не смешно!
        - Так никто и не смеется… Хотя кто его знает, - Мотыхин скосил глаза на Ролана. - Может, ты все это придумал?
        - Я не сказки сюда пришел рассказывать.
        Ролан не стал подкреплять свои слова аргументами. Сказал, как отрезал. И ему можно было верить. Во всяком случае, Аврора так решила. А Мотыхин - ее подчиненный, он должен сделать все, чтобы сбежавшие киллеры не добрались до нее.
        - А если тебе показалось? - не сдавался Алик.
        - У меня в машине сидит парень, он тебе все подтвердит, - угрюмо произнес Ролан, глядя Мотыхину в глаза. - И где дядя его живет, расскажет, и как выйти на него можно, тоже расскажет. Можешь съездить в дом, где они жили; наверняка там остались отпечатки их пальцев. У тебя связи в ментовке, можешь пробить этих людей по картотеке. Или ты не должен заботиться об Авроре?
        - Должен. В том-то и дело, что должен… Ладно, пошли, покажешь, где твоя машина.
        - За городом машина, в лесу; я расскажу, как до нее добраться. А сам здесь останусь.
        - Не понял! - нахохлился Мотыхин.
        - Спокойно, Алик, все в порядке. Ролан остается со мной…
        Авроре было страшно, и поэтому ей не хотелось расставаться с Роланом даже на короткое время. К тому же неизвестно, вернется ли он вообще, если поедет с Мотыхиным.
        - Может, ты забыла, кто убил твоего мужа? - взбунтовался Алик.
        - Это было давно, - смутилась она.
        - А если теперь он охотится на тебя?
        - Тогда я уже была бы покойницей, - парировала Аврора. - Ролан обошел охрану, тайком проник в мой кабинет. Если бы он этого хотел, он бы меня давно убил… И вообще, мы не о том сейчас говорим.
        Ролан ничего не ответил, но красноречиво развел руками, глядя на Мотыхина. Дескать, все верно, добавить больше нечего.
        - Ну, смотри, ты сама все для себя решила!
        Ролан объяснил Алику, как добраться до брошенной в лесу машины, и тот в расстроенных чувствах уехал.
        - Я не хочу встречаться с твоим начальником охраны, - деловито сказал Ролан. - Но ты могла бы передать ему схему.
        Он попросил у нее авторучку и лист бумаги, на котором набросал схему супермаркета и офисной надстройки. Точками он обозначил места, где надо было бы разместить людей для охраны. Дверь на склад супермаркета, откуда в офис можно подняться по лестнице, холл на третьем этаже на стыке между бухгалтерией и директорской половиной, приемная, само собой. Но еще Ролан почему-то считал, что нужно взять под охрану и туалеты на втором и третьем этаже. Аврора не стала выяснять, почему, - сама догадалась, разобрав надпись «вентиляция». Действительно, в туалет можно было проникнуть по широким вентиляционным трубам как сверху, так и снизу.
        - Я не специалист по охране, но знаю, как ее обойти. И если твои люди выполнят мои рекомендации, то здесь ты сможешь чувствовать себя в безопасности. Ну, я на это надеюсь…
        - Ты решил заняться моей безопасностью?
        - Да.
        Ему не требовалось объяснять, почему он принял такое решение. Достаточно было заглянуть в его глаза, чтобы все понять. Любил он Аврору или нет, но она по-прежнему была ему дорога.
        - Хорошо, я сейчас вызову начальника охраны…
        Она нажала на кнопку под столом, и деревянная панель за ее спиной бесшумно отошла в сторону, открыв проход в светлое и комфортно обставленное помещение. Телевизор, кожаный диван пуховой мягкости, кресла, журнальный столик, пристройка с полным набором сантехники. Это была комната отдыха, где она могла перевести дух одна или в компании близких ей людей. А еще здесь можно было переждать опасность. Мало ли, вдруг бандиты решат взять ее офис штурмом, или нагрянет милицейский спецназ по наводке конкурентов…
        - Здесь пока побудь, а я сейчас.
        Она оставила Ролана, вернулась в кабинет, вызвала начальника личной охраны Дымарова, показала ему схему и предложила ею воспользоваться. Объяснять, что случилось, не пришлось: Мотыхин уже подробно обрисовал ему ситуацию и велел усилить охрану.
        После того как Дымаров ушел, Аврора не захотела оставаться в одиночестве. В чем-то она, конечно, была смелой женщиной, но все равно под ложечкой сосало от страха. Поэтому к Ролану она вернулась с нескрываемым удовольствием.
        Он стоял возле кофемашины, из краника которой заполнялись сразу две чашечки.
        - Разобрался? - без всякого желания поддеть его спросила она.
        - А чего тут разбираться? У нас в каждой камере по такой кофеварке, мы с этим делом запросто.
        - Ну да, а когда у вас заканчивался хлеб, вы ели пирожные, - серьезно проговорила Аврора.
        - Как ты угадала?
        - А я же была у тебя в санатории, не помнишь?
        - Помню, все помню, - кивнул он.
        Она приходила к нему в тюрьму сразу после того, как он оказался там после больницы. Его простреленное легкое еще не зажило. Настолько болезненно тогда он выглядел, настолько был озлоблен на весь мир…
        - Тогда со мной разговаривал какой-то чужой Ролан, - вслух подумала она.
        - Бытие определяет сознание.
        - Ты даже не пытался приставать ко мне…
        - Ты же знаешь, почему. - Он с виноватым видом посмотрел на нее.
        Это случилось несколько лет назад. Ролан тогда освободился после первого своего срока, вернулся к своей бывшей жене, у них стала налаживаться жизнь, но все сломалось в одночасье. Аврора зашла в гости к сестре и оказалась у нее в квартире наедине с Роланом. Между ними проскочила искра, он не смог сдержать себя, а она не хотела уступать ему: все-таки у нее тогда были муж, семья… Нет, она не сопротивлялась Ролану, но и желания отдаться ему не выказывала. Фактически он тогда изнасиловал ее.
        - Но я же простила тебя.
        - Сначала наказала, потом простила, - вспомнил он.
        Аврора могла остановить Мотыхина, когда он стрелял в Ролана, но не стала этого делать - так глубоко сидела в ней обида на него.
        - Я не в претензии, - покачал головой Ролан. - За что боролся, на то и напоролся.
        - Ты убил моего мужа. Ты сделал меня вдовой… После Миши у меня были мужчины. Я перестала быть порядочной матерью. Женщиной… Ты поступил очень плохо. Но лучше тогда с тобой, чем с кем-то потом… И я не хочу больше ни с кем…
        После смерти мужа она действительно ударилась в разгульную жизнь. Не сказать, что пошла по рукам, но красивые молодые люди в ее постели отметились. И сейчас она думала об этом если не с отвращением, то близко к тому.
        - А помнишь, как я приходила к тебе в изолятор…
        Она была еще совсем юной, Ролан тогда только-только должен был получить свой первый срок. Им устроили свидание в камере напротив дежурной части. Вместо стены там была решетка, через коридор напротив - менты, которым все было видно. Свет, правда, они выключили, но все равно подсматривали за ними. Аврора спиной чувствовала чьи-то липкие взгляды. Но Ролана отправляли в тюрьму, его ждали долгие годы неволи… Он тоже понимал, что за ними подглядывают, поэтому особо не настаивал. И все-таки она не посмела отказать ему в последнем удовольствии - забралась к нему на колени, обняла за шею, и они сделали это в темноте, тихо, не раздеваясь…
        - Тогда ты очень этого хотел.
        Она почувствовала, как ноющей тяжестью наливается низ живота, как открываются внутри горячие пустоты, которые срочно нужно было заполнить. Или заполнить, или умереть - одно из двух… Давно с ней не было ничего такого. Хотя, собственно, что удивляться: записные мачо из клубов - жалкая пародия на Ролана. Да и покойный муж не мог с ним сравниться.
        - Я и сейчас хочу…
        Он подошел к ней, обдал жаром своего желания. И ее мысли знойным водопадом хлынули из глубины сознания. В ушах зашумело, тело запылало изнутри, и только Ролан мог сейчас… Нет, он просто обязан был погасить ее пожар своим огнем. Ведь тушат же огненные факелы в нефтяных скважинах направленными взрывами…
        - Ты даже не представляешь, какая ты красивая, - прошептал Ролан.
        Он прижал ее к себе, но в какой-то момент Авроре показалось, что их отталкивает друг от друга какая-то центробежная сила, в чьем мощном поле они оказались. На какие-то мгновения она потеряла ориентацию в пространстве и растерялась, не зная, то ли стоит она, то ли лежит, то ли подвешена к потолку вниз головой…
        В конце концов она поняла, что сидит на Ролане, конвульсивными, лишь частично осознанными движениями стягивая с него свитер. Ей нужно обладать его сильным и желанным телом, всей своей сутью ощущать обнаженное тепло его плоти. И он ощущал такую же потребность в отношении ее, и он срывал с нее одежды…
        Потом она вдруг оказалась на животе, перегнувшись через подлокотник дивана, а Ролан навалился сзади всей своей мощью, целиком и полностью заполнив ее. И если она сейчас могла бояться киллера, то лишь только потому, что его пуля могла оборвать этот праздник животного восторга…
        Глава третья
        Говорят, что проточная вода снимает плохую энергетику, но сейчас тугие струи душа выбивали из Ролана последние сомнения. Может, они с Авророй и не пара, но выбор уже сделан, и он остается с ней. И даже если она вдруг захочет его прогнать, он не уйдет, пока ей будет угрожать опасность.
        Сутки он добирался до Черноземска, вечер и ночь убил на киллеров, все утро допрашивал их помощника, весь день выслеживал Аврору, вчера вечером приехал в супермаркет, спрятался там, пока магазин не закрылся на ночь, затем проник в кабинет, где прождал ее до утра. Пропыленный с дороги, невыспавшийся и несвежий… Но у Авроры даже и мысли не возникло загнать его в душ. Она приняла его таким, каким он был. Как тогда, в изоляторе временного содержания, в камере под окнами дежурной части. Прошлое снова ворвалось в их жизнь, но теперь у них есть будущее. Его не повезут в тюрьму, не отправят на этап. Во всяком случае, сейчас. А что будет дальше, зависит от него. И от них обоих…
        Ролан вышел из душа. Аврора оставалась на диване все в той же расслабленной позе, в которой он ее оставил. Полностью нагая, она лежала на боку спиной к нему, предплечьем одной руки накрыв лоб. Ладонь другой покоилась на крутом верхнем изгибе согнутой в колене ноги. Ролан достал из шкафа две простыни, одной накрыл свою женщину, из другой соорудил для себя тунику. Ему тоже не хотелось облачаться в тесные одежды.
        - Спасибо, а то я уже начала остывать, - не меняя позы, расслабленно пробормотала она.
        - Типун тебе на язык.
        - Знаешь, после такой свистопляски и умереть не страшно.
        - Мне тоже. Но у меня детей нет.
        Аврора встрепенулась, села на диван, подобрав под себя ноги и накрывшись простыней.
        - Что ты со мной делаешь? - Она недоуменно смотрела на него.
        - А что я с тобой делаю? - не понял он.
        - Ты задурил мне голову. Я совершенно забыла о детях!
        - Значит, они в безопасности…
        - В безопасности?.. Да, в безопасности.
        - Я так понимаю, они учатся дома.
        - Разве я тебе это говорила?
        - Вчера я наблюдал за твоим домом. И видел, как их выводят на прогулку. Няня, охранник - все как положено…
        - Ты наблюдал за моим домом?
        - Скорее я наблюдал за теми, кто мог наблюдать за твоим домом. Но вчера поблизости никого не было. Позавчера были, а вчера нет…
        - Может, ты и за мной следил?
        - А как я, по-твоему, оказался здесь? Откуда я мог знать, где твой офис… У тебя никудышная охрана, меня поражает беспечность твоих людей…
        - Но мне уже давно всерьез никто не угрожал. Я перестала бояться…
        - А тебе и не нужно бояться. Это их дело бояться. И охранять. И если начальник твоей охраны расслабился, то его в три шеи гнать надо…
        - Может, ты станешь начальником моей охраны? - озорно посмотрела на него Аврора.
        - Нет, я стану твоим личным телохранителем, - совершенно серьезно сказал Ролан. - Теперь я буду твоей тенью, хочешь ты этого или нет.
        - Хочу.
        - А начальник охраны должен работать с людьми, контактировать с мент… с милицией. А ты знаешь, какие у меня отношения с этим… хм… органом.
        - Но ты теперь Лиманов, а не Тихонов…
        - А насколько надежные у меня документы?
        - Надежные. Настоящие бланки, проведены через базу… Это я точно знаю. И эта мушкетерская бородка тебе очень идет, д’Артаньян ты мой… Черт, если ты д’Артаньян, то я тогда Констанция, а ее, как известно, отравили… Да, неудачное сравнение.
        - Какой-то серый кардинал в нашей жизни, похоже, существует… Я так понял, что кто-то уже проверил на прочность окно в твоем кабинете.
        - Это у Мотыхина в одном месте играло. Знал, что я к тебе не ровно дышу, поэтому покушение на меня разыграл. От твоего имени…
        - Так это я на тебя покушался? - возмутился Ролан.
        - Что-то в этом роде, - кивнула она. - И еще Алик шумовую гранату в мусорный бак бросил. В общем, добился, чтобы я в Новомухино уехала, от греха подальше. Он же не знал, что мы там встретимся. А мы встретились. Потому что судьба. А ему не судьба со мной. К счастью, он это понял. Сейчас у него женщина, которую он любит.
        - Да, но меня к тебе все равно ревнует.
        - Ну, есть чуть-чуть…
        - Хотел, чтобы я за границу уехал.
        Это Мотыхин «нарисовал» Ролану новую внешность - стильная прическа а-ля мачо, волосы с мокрым эффектом, модная мушкетерская бородка… Честно говоря, последняя ему совсем не нравилась, но на фотографии в паспорте он изображен с ней, и пока от нее не избавишься.
        - Даже заграничный паспорт предлагал.
        - Да, но ты поехал к Марине, - расстроилась Аврора.
        В этот момент она была совсем не той женщиной, что утром вошла в свой кабинет. Спортивная осанка, великолепная грация, умело наложенный макияж, строгое каре с прямой челкой, изысканно-деловой стиль в одежде… А сейчас ее юбка и жакет валялись где-то за диваном, блузка расползлась по спинке кресла, волосы растрепаны, и она даже не думала их поправлять. И на Ролана она смотрела как та шестнадцатилетняя несмышленая и наивная девчонка, которая до смерти боялась остаться без него.
        Они действительно вернулись в прошлое. Отсюда посыпались и претензии.
        - Ну, она как бы моя жена, - смущенно пожал плечами Ролан.
        Ему не хотелось начинать этот разговор.
        - Бывшая как бы жена!
        - Согласен.
        - И она знает, что ты меня любишь.
        - Знает, - улыбнулся он.
        - И Венера это знает!
        Ну вот, уже и до первой его жены добралась, до своей родной сестры.
        - А ты знаешь?
        - Нет… Нет, не знаю! - Глаза у нее возмущенно округлились. - Ты мне об этом не говорил.
        - Я говорил. Давно. И на всю жизнь.
        - Да, но потом в твоей жизни снова появилась Венера. А потом и Марина.
        - Я уже забыл об этом… Да и не о том разговор… Ты говоришь, что Алик успокоился. А так ли это на самом деле? Ты ему доверяешь?
        - Да.
        - Чем он у тебя занимается? Твоей безопасностью?
        - Бери выше… После Волока бизнес остался - клубы, рестораны, все такое прочее. Этим всем Алик и заправляет. А я своим бизнесом занимаюсь, который сама взрастила. Сначала супермаркеты, потом снабжение… Про мой агрокомплекс в Новомухине ты знаешь…
        У Марины было свое фермерское хозяйство. Ролан взял эту ношу на себя - пахал, сеял. Надо сказать, ему это нравилось. Как нравилось и то дело, которым занималась Аврора. Кто-то же должен был поднимать сельское хозяйство, кормить людей не заморскими, а своими продуктами.
        - В общем, я тут без дела не скучаю.
        - Но, может, кому-то твое дело приглянулось?
        - Кому?
        - Может, Мотыхину?
        - Вообще-то была у меня мысль, что Алик метит на мое место, - призналась Аврора. - Может, правда он?
        - Все может быть, - кивнул Ролан. - Хотя… Дело в том, что я разговаривал с киллером, точнее, с их помощником. Пацану семнадцать лет, и его уже в это дело впрягли. Беспредел… Так вот, он точно не знает, кого нужно убить. Но знает место, где живет жертва. Это твой дом. И заказчика он не знает, но говорит, что заказ не из Черноземска пришел. Откуда-то из Москвы заказ. И сами киллеры не наши, а из Подмосковья. Если очень захотеть, их можно найти, пробить связи, адреса. Но это время, силы и средства, у меня этого всего нет. Поэтому вся надежда на Мотыхина. Если, конечно, он сам за всем этим не стоит. Но я не думаю…
        - Может, он из Москвы меня заказал? Он там часто бывает.
        - Нет, дело не только в этом. Если бы он тебя заказал, то помог бы с подходами к тебе. Киллерам не пришлось бы окучивать твой дом, выслеживать тебя. Они бы точно знали верное место, время… Впрочем, если Алик не хотел светиться, он не стал бы их информировать. А он светиться не хочет…
        - Значит, все-таки Алик? - раскисла Аврора.
        - Ты можешь обходиться без него?
        - В каком смысле обходиться без него? - недоуменно повела она бровью.
        - Есть место, куда бы ты могла уехать, и чтобы он об этом не знал?
        - Нет, он все знает…
        - А за границей?
        - Ну, за границей можно найти. Дом снять. Или купить… А ты сможешь поехать со мной?
        - А загранпаспорт? А виза?
        - Да, без Алика этого не сделать. Вернее, можно, но он узнает… Да, наверное, без Алика я обходиться не могу, - сокрушенно вздохнула она. - Без него у меня руки коротки…
        - У него есть возможность завладеть твоим бизнесом? Ну, если вдруг что…
        - Возможность, конечно, есть, - чуть поразмыслив, произнесла она. - Может, например, взять опекунство над моими детьми, стать генеральным директором и постепенно прибрать их наследство к рукам.
        - Было бы неплохо, если бы ты уехала за границу. Вместе с детьми. Но так, чтобы Алик об этом ничего не знал.
        - Ну, я не совсем беспомощная, могу организовать такую эвакуацию, - с язвительной иронией в свой собственный адрес произнесла Аврора. - Но я не хочу без тебя уезжать…
        - Ничего, вернешься, когда все уляжется…
        - Как оно само собой уляжется? Если Алик возьмется за мою фирму, его уже ничто не остановит.
        - Ну, это как сказать…
        Ролан больше не хотел убивать, но слова, что этого больше не будет, он себе не давал. И если он задастся целью покончить с Мотыхиным, то доведет это дело до победного конца. Тогда Авроре ничего не будет угрожать.
        - Что ты задумал? - всполошилась она, угадав ход его мыслей. - Я не хочу, чтобы ты
«мокрухой» занимался!
        - А если у нас не останется другого выбора?.. Я для себя все решил. Буду с тобой до конца. Или без тебя, но за тебя. Тот, кто хочет тебя убить, будет иметь дело со мной. Тут одно из двух: или я его, или он меня…
        - Хорошо, тогда будь за меня. И со мной… У меня есть деньги, мы могли бы снять дом где-нибудь в России. И снимем. Алик ничего не узнает… Да, так мы и поступим. И прямо сейчас…
        Это решение Ролан приветствовал медленным кивком головы. Он давно уже хотел сбежать с Авророй из города куда-нибудь подальше и жить с ней вдали от всей этой суеты. Ему не нужен ее особняк и бизнес, ему нужна только она. Но жаль, что ему придется вернуться в Черноземск. Оставить ее вдали от города, а самому вернуться сюда, чтобы устранить угрожающую ей опасность. Он доберется до Мотыхина, выведает его планы и, если сможет, уличит его в крамоле, твердой рукой вычеркнет из списка угроз. А потом снова вернется к Авроре…
        - Отвернись! - потребовала она.
        Он повиновался, встал к ней спиной, но увидел ее отражение в зеркале шкафа. Фигура у нее отменная, кожа нежная, плоть упругая, волнующие изгибы, выпуклости… И чего она вдруг застеснялась своего тела?
        В том же зеркале он мог видеть и себя. Вот уж кто постарел, так это он сам. Да еще эти татуировки…
        Он размотал на себе простыню, бросил ее на кресло, натянул джинсы.
        - Что это у тебя такое? - спросила она, расчесывая волосы.
        Ее палец показывал на голую чернильную Еву в объятиях дьявола-искусителя.
        - Любовь и ненависть всегда рядом, - прокомментировал он значение этой наколки.
        - У этой любви нет головы.
        Ева действительно была без головы, вместо нее розовел шрам. Нет чтобы пуля отбила дьяволу-искусителю рога, так она в Еву попала.
        - Успокойся, это не моя любовь. Чья-то другая…
        - Я знаю, ты меня ненавидел.
        - Да, но эта наколка появилась раньше.
        - И еще ты собирался отомстить мне за измену…
        Ролан повернулся к ней левым плечом, чтобы она не видела женщину, розу и кинжал. Эта наколка действительно символизировала месть за измену.
        - Кто тебе такое сказал?
        - Красавчик.
        Ролан скривился так, будто выпил стакан полынного сока. С Красавчиком он мотал свой последний срок. Этот пройдоха освободился, нашел Аврору, втерся к ней в доверие…
        - Он про тебя много рассказывал. Ты для него большой авторитет, - сказала она. - И про твою розу на плече он рассказал. Ты изменял мне, я - тебе. Но мы же друг другу отомстили?
        - Я тебе не мстил.
        - Да, но с Мариной жил. И у меня было много чего…
        - Хватит! - жестким повелительным тоном отрезал Ролан.
        Аврора вздрогнула, смиренно и даже преданно посмотрела на него:
        - Больше не буду.
        - Надо ехать, - более мягко, но так же настойчиво сказал он.
        Она покорно кивнула, немного постояла в раздумье, передернула плечами, будто набираясь решимости, и вышла в кабинет. Ролан последовал за ней, увидел, как она открыла сейф, вынула оттуда несколько денежных упаковок с оранжевыми купюрами, уложила их в сумку. Затем вскрыла тайник, встроенный в рабочий стол, достала оттуда пистолет и протянула Ролану «вальтер-99» - отличное оружие, но наверняка незаконное.
        - А если конкуренты ОМОН вдруг натравят? - спросил Ролан, сунув пистолет за пояс брюк.
        - До этого тайника еще добраться надо.
        - Ну, а вдруг?
        - Скажу, что ничего не знала.
        - А конкуренты есть?
        - Ну, есть. Покупательская способность населения растет, новые магазины строятся, торговые комплексы открываются… Да, есть конкуренты, но я бы не назвала их опасными.
        - Когда-то Волок мелким бандитом был, его всерьез никто не воспринимал. А потом он весь город под себя подмял. Депутатом стал…
        - Да, и бизнес помогал мне делать, - в раздумье приложив палец к подбородку, сказала Аврора. - Мой бизнес…
        - Это ты о чем?
        - Да был тут один товарищ… Пошли, в машине расскажу.
        В приемной навстречу ей поднялся крепкий парень с бессмысленно-застывшим выражением лица. Он собрался увязаться за ними, но Аврора осадила его властным движением руки.
        - У тебя дома есть машина? - спросил Тихонов.
        - И дома есть, и здесь…
        - Эту не трогай.
        За долгую ночь у него была возможность изучить и супермаркет, и офисную надстройку. Через ворота склада он безошибочно вывел Аврору во двор соседнего дома. Но незаметно уйти не удалось. Перед ней восклицательным знаком вытянулся тощий парень в униформе охранника, в глазах - вопрос.
        - Я в салон красоты, - на ходу бросила она. - Скоро буду.
        Салон, о котором она говорила, находился на первом этаже жилого дома, но, разумеется, они прошли мимо. На улице Ролан остановил машину - старенькую
«тридцать первую» «Волгу», - назвал адрес, объяснил, как ехать. Правда, водитель не хотел их везти, пока Аврора не сунула ему под нос тысячную купюру.
        - Так что там за товарищ, о котором ты говорила? - спросил Ролан, обняв ее за плечи.
        - Директор Центрального универмага, - прильнув к нему, ответила она.
        - Центральный универмаг знаю, а директора нет.
        - Вредный мужик, скажу тебе. И напыщенный, как индюк. Но дело свое знал. Воровал безбожно. И универмаг приватизировал, и еще несколько магазинов хапнул…
        - Ну, если хапалка была, чего ж не хапнуть?
        - Мне, в общем-то, все равно, что там да как. А вот магазины его мне понравились… Вернее, два из них. И место бойкое, и залы просторные… Не надо было Мише об этом говорить, - с запоздалым сожалением вспомнила она.
        - Но ты сказала.
        - Увы… Этот Корчаков хоть и сволочь, но я больше виновата перед ним, чем он передо мной. Он всего лишь на меня наорал, а я у него все забрала… Вернее, не я, а Миша.
        - На то он и бандит, чтобы даром все забирать, - не без презрения хмыкнул Ролан.
        - Ну, не совсем даром, но, в общем, по бросовой стоимости. Так запугал Корчакова, что тот готов был все за бесценок отдать, лишь бы только его не трогали. Но мы ему заплатили. Может, и не полную цену, но лучше что-то, чем ничего… Не надо мне ничего говорить, сама знаю, что эта история меня не красит.
        - Что было, то было.
        - Можно, конечно, сказать, что времена были такие, но факт остается фактом - поступили мы с Корчаковым по-свински. Хотя он и сам хорош. Я к нему приехала, хотела с ним по-человечески договориться, а он на меня наорал, проституткой обозвал… В общем, разозлил меня, а я, в свою очередь, пожаловалась Мише.
        - Ну, тогда правильно сделала. За свои слова отвечать надо, - сказал Ролан, ничуть не сомневаясь в правильности своих суждений.
        Слишком уж долго прожил он в том мире, где за неосторожную фразу человек мог поплатиться жизнью. Вот уж где слово действительно не воробей; если вылетит, никакими извинениями назад его не вернешь. И каким же троглодитом нужно быть, чтобы назвать порядочную женщину проституткой! Правильно сделал Волок, что пустил этого дикаря по миру…
        Ролан не мог думать иначе, потому что сам готов был на любые жертвы, чтобы защитить Аврору.
        - Но Корчаков не жалеет о том, что в Москву перебрался, - вдруг добавила она. - Он там здорово развернулся. И супермаркеты у него, и агрокомплексы. Все как у меня, только в более крупном масштабе… Мы с ним в прошлом году на выставке в Москве пересеклись. Он на меня так посмотрел, что душа в пятки ушла… Только посмотрел. Но ничего не сказал. Но взгляд такой убийственный… Как будто он мне отомстить собрался.
        - За что? За то, что он в Москве развернулся?
        - Нет, за то, что его здесь унизили… А недавно человек от него приезжал. Хотел, чтобы мы животноводческий комплекс ему продали. Вежливо попросил, а мы вежливо его послали. Хотя цену хорошую предлагал… Мы с нуля этот комплекс поднимали, фермы новые строили, оборудование из Германии везли, комбикормовый завод поставили, убойный цех. Двадцать тысяч свиней в год, производительность - полторы тысячи тонн чистого веса… Ну, Корчакова понять можно, он сам такие комплексы строит, к монополии стремится…
        - Значит, сделка не состоялась и монополии не получилось.
        - Ну, это уже не наши проблемы.
        - Может, он тебе за это отомстить хочет?
        - Он уже отомстил, - мрачно усмехнулась Аврора.
        - Кому?
        - Кому-то… Он сейчас в СИЗО, суда ждет. За организацию заказного убийства. Подробностей я не знаю, но влип он здорово… Хотя, насколько я поняла, он даже из тюрьмы своим бизнесом руководит. И это была его идея наш свинокомплекс купить… Но я не думаю, что ему хватило ума заказать меня из тюрьмы.
        - Ну, тюрьма не Марс, там тоже жизнь есть. И заказ можно оформить. Если, конечно, возможности имеются… Я так понимаю, что этот Корчаков не блатной…
        - Ну, в каком-то смысле блатной, - улыбнулась она. - В советское время у него большой блат был.
        - Я не об этом.
        - Я знаю… Не был он блатным, хотя с ворами знался. Но постольку-поскольку. Потому что платил им за крышу. Только не помогли ему воры, когда Миша за него взялся…
        - Ну, кто за чепушилу заступится… Нет, не мог он тебя из тюрьмы заказать. Да и зачем ему это, когда статья на шее? Ему сейчас точно не до тебя…
        - Я тоже так считаю. Потому и не думаю на него… Зря мы про него заговорили. Его взгляд у меня до сих пор перед глазами стоит. Страшно.
        - Забудь.
        - Легко. Ты же со мной, - сказала она и носом зарылась в его плечо.
        Машина стремительно приближалась к ее дому. Ролан чувствовал, как холодеют руки и немеют ноги. Аврора всерьез решила сбежать с ним из города, но беда в том, что с ней будут ее дети. А этого он и боялся. Сможет ли он смотреть им в глаза? Волок прожил сволочную жизнь, но ведь он был отцом детей Авроры…
        Глава четвертая
        Крутая волна с грохотом обрушилась на скалистый берег, брызги взметнулись к солнцу, в них на короткий миг высветилась радуга. Теплый соленый ветер бил в лицо, под ногами шуршала галька, галдели, дрались между собой чайки… Но есть и свои минусы в этой морской идиллии.
        - Отстой! - взвизгнул Егорка, протирая рукой забрызганное лицо.
        Он чем-то похож на покойного Волока. Плотный, тяжелокостный, и даже лоб такой же массивный и покатый, как у отца. И еще у него та же манера выражать недовольство, морщить нос и кривить губы. Только нет еще в нем отцовской уверенности. Выбрав камень побольше, он гневно зашвырнул его в воду. Тем самым - это было видно по выражению лица мальчишки - он наказывал море за то, что брызги попали в глаза. Вика, подражая ему, тоже бросила камень в море, но тут же присела и принялась сосредоточенно выбирать из гальки мелкие ракушки.
        Ей семь лет, и она больше похожа на маму, чем на отца: такая же светленькая, миленькая, глаза ясные, синие, и характер вовсе не вздорный, как у братца.
        - На тебе, сука, на! - разошелся мальчишка.
        - Егор! - резким, но не надрывным окриком одернула его гувернантка, прямая и плоская как доска женщина лет сорока.
        Осанистая, строгая, с магическим взглядом дрессировщика, она представляла собой классический тип няни, но при этом была еще домашним учителем и прекрасно справлялась со своими обязанностями. Егор моментально затих, услышав ее голос.
        Аврора утроила Татьяне Федоровне оклад, чтобы та согласилась поехать с ней неизвестно куда. Впрочем, жаловаться той не на что. На окраине курортного поселка на берегу моря они сняли отличный шестикомнатный дом со всеми удобствами, с виноградной беседкой чуть ли не во весь двор и высокими кипарисами вдоль забора. Правда, время еще не совсем курортное - прохладно, ветрено, море штормит, вода в нем ледяная. Но сегодня уже ничего, распогодилось, солнце выглянуло из-за туч, а вот вчера с утра до вечера лил дождь.
        Предоставив детей гувернантке, Аврора задумчиво смотрела на беспокойное, стального цвета море, а Ролан тем временем то и дело поглядывал по сторонам. Вроде бы они приняли все меры предосторожности, даже сотовые телефоны выключили, чтобы по сигналу нельзя было вычислить место их положения. А еще Ролан вынул из машины радиомаячок, который был установлен для слежения за ней. Аврора отдала бразды правления своему заму, отрешилась от всех коммерческих забот и теперь вместе с детьми на пару с ним жила в режиме автономного существования. И, судя по всему, была очень этим довольна. Да он и сам чувствовал себя, как в раю. Аврора любит его, и он без ума от нее. Жаль только, что нет сейчас возможности выражать свои чувства. Для Егора он всего лишь телохранитель, и ему очень трудно будет объяснить, почему прислужник лезет обнимать и целовать его маму. Да и Вика - девчонка смышленая, у нее тоже могут возникнуть вопросы.
        - Хорошо здесь, - кутаясь в наброшенное на плечи пальто, сказала Аврора. - Море шумит, а на душе спокойно, и на волны нравится смотреть… Ой!
        И она, и Ролан прозевали волну чуть ли не вдвое выше обычных. Она слишком быстро поднялась из глубины, закрутилась на гребне, вспенилась и поглотила большой продолговатый камень, что до этого так лихо резал набегавшие волны.
        Аврора испугалась, но у нее сработал материнский инстинкт, и, прежде чем отступить, она потянулась к Егору. Но мальчишка вырвался из ее рук. Непонятно, что на него нашло, но он бросился навстречу волне. Хорошо, что Ролан не зевал. В два прыжка она нагнал Егора, сгреб его в охапку, но время было уже упущено, и он не успел убежать от волны. Подгребая под себя гальку, она с гремящим шумом накрыла прибрежную полосу, и Ролан чуть ли не по колено погрузился в воду. Досталось и Авроре. Сначала она засмеялась, но когда отступающая волна потащила ее за собой, ей стало не до смеха. Ролан чувствовал, как галька проседает под ногами, будто болотная топь. Волна тоже потянула его за собой, но все-таки он смог удержать равновесие и успел поймать за руку Аврору, помогая ей устоять на ногах.
        Волна схлынула, и Аврора с бледным видом, растерянно посмотрела на Ролана. Но Вику это так развеселило, что смех ее звенел веселым колокольчиком. Татьяна Федоровна стояла в безопасном месте с сухими ногами и держала за плечи девчонку. Егор брыкался на руках у Ролана. Веселье дочери заразило Аврору, и она снова засмеялась. Пусть у нее ноги мокрые, зато с детьми ничего не случилось.
        - Пусти! - Пнув Ролана ногой, Егор спрыгнул с его рук на сухую землю.
        - Все, хватит, нагулялись! - Аврора требовательно махнула рукой в сторону двухэтажного дома с черепичной крышей, что возвышался на невысоком холме над морем.
        Склон был не слишком крутым, но подъем все равно показался утомительным, особенно для Авроры с ее мокрыми ногами. Она запыхалась уже на половине пути, зато Егор одолел его играючи. Правда, и поплатился за это.
        На узкой тропинке он столкнулся с местным мальчишкой примерно одного с ним возраста. Тощий, с растрепанными волосами, в старенькой клетчатой куртке и грязных мешковатых брюках, он резко отличался от упитанного, хорошо одетого городского ребенка.
        Егор, почувствовав свое превосходство над мальчишкой, толкнул его, чтобы освободить для себя дорогу, но тот, недолго думая, ударил его кулаком в нос.
        - А-а! - размазывая по лицу красные сопли, заревел Егор.
        Когда Ролан подбежал к нему, парень завизжал, затопал ногами.
        - Застрели этого гада! Застрели! - требовал он, тыкая пальцем вслед убегающему сорванцу.
        - Спокойно, парень, будь мужиком.
        Ролан задрал ему голову, нащупал пальцами точку под затылком, нажал на нее, чтобы остановить кровь.
        - Я сказал, застрели его!
        - Не солидно, мужик, не солидно, - покачал головой Ролан. - Твой отец сам дрался бы, а ты заступников ищешь…
        - Ты не знаешь моего отца! - топнул ногой мальчишка.
        - Знаю. Очень хорошо знаю…
        Ролан вспомнил тот роковой для себя день, когда впервые ступил на скользкую дорожку. Он занимался самбо в спортзале, после тренировки собирался домой, но к нему подошел парень из одной с ним секции, предложил подзаработать, назвал цену - пятьдесят долларов в час. Ролану тогда очень нужны были деньги, чтобы жена не доставала и теща не пилила. Он согласился поучаствовать в бандитской разборке в роли пушечного мяса. Два десятка бойцов с одной стороны, примерно столько же с другой. Их предводителем был Волок, отец Егора.
        На словах с противником договориться не удалось, и завязалась драка. Волока сбили с ног, но он поднялся, ударил в ответ. В ход пошли цепи, арматурные прутья, кастеты, но Ролан старался обходиться без этого. Он больше пользовался приемами из боевого самбо, крушил противника, но и сам получал. То цепью по спине перетянут, то арматуриной руку отобьют, а кто-то еще к концу драки и кастетом по затылку приложился. Но из боя он не вышел, держался до конца. И Волок, обливаясь кровью, бился до последнего. Правда, победа тогда не далась им в руки: бойцы Саши Гиблого дали над головами несколько автоматных очередей, и Волоку со своей стаей ничего не оставалось, как уносить ноги…
        Ролан тогда дал себе слово не участвовать больше в таких авантюрах, но, увы, обстоятельства оказались сильнее. Так и катится он по наклонной плоскости до сих пор… И только сейчас у него появилась зыбкая надежда остановить свое падение.
        - Твой отец дрался лучше всех.
        - Я тоже хочу драться лучше всех! - заявил Егор.
        - Желание - это уже полдела. Могу показать пару приемов.
        - Покажи!
        - Не здесь и не сейчас, чуть позже. Но обязательно покажу…
        Дома Ролан первым делом включил чайник, набрал из крана в таз горячей воды, в шкафу отыскал пакетик с горчицей. Аврору он нашел в своей комнате, она уже сняла мокрые джинсы и натянула шерстяные носки.
        - Этого мало, - покачал он головой.
        Тихонов посадил ее на стул, снял носки, поставил ноги в таз с горчичной водой, закутал Аврору в одеяло, чуть погодя подлил кипятку.
        - Теперь я точно не заболею, - сказала она, сощурив в блаженстве глаза.
        - И хорошо, что не заболеешь.
        - Может, хорошо, а может, и не очень… Знаешь, я бы не отказалась пару дней поваляться в постели. Ты бы ставил мне горчичники, поил бы молоком с медом и чаем с малиной…
        - Чай с малиной я тебе и так сделаю.
        За малиной нужно было ехать в магазин на другой конец поселка. Но сначала Ролан переоделся сам, растер промокшие ноги водкой и только тогда отправился в путь.
        В магазине он купил продуктов на два дня, несколько баночек малинового джема про запас, молока, меда, пару бутылок полусухого вина на вечер, и с этой добычей вышел к машине. У него екнуло сердце, когда он увидел возле нее двух милиционеров патрульно-постовой службы. Права у него свои, но техпаспорт на имя Авроры, и если у него сейчас проверят документы, то выяснения отношений не миновать. Сначала его обыщут, найдут незаконный «вальтер» за поясом брюк, а это уже само по себе статья. По отпечаткам пальцев установят личность, Авроре достанется за укрывательство беглого зэка…
        - Твоя машина? - спросил худосочный сержант с длинным крючковатым носом.
        - Нет, хозяйки машина. Мы тут в гости на пару дней заехали, - ответил Ролан, старательно изображая внешнюю беспечность.
        - Крутой «мерс», - восхищенно протянул прапорщик с рыхлым, в оспинах лицом.
        Он держал автомат стволом вниз, едва не касаясь дульным компенсатором переднего крыла.
        - А что значит «шестьдесят пятый»? - глядя на багажник, спросил сержант. -
«Шестисотый» знаю, а «шестьдесят пятый» не видел.
        - Сейчас такие вместо «шестисотых» выпускают.
        - Слышь, мужик, а можно за руль сесть, а? - важничая, но вместе с тем и заискивающе спросил прапорщик.
        - Документы предъяви! - с самым серьезным видом потребовал Ролан.
        - Чего?
        - Да шучу я.
        - Шутишь? Гы-гы… Шутит он! Ну, шутник!.. Так можно сесть или как?
        Ролан едва не поправил его: не садись, дескать, а присядь. Вовремя одумался.
        - Да садись.
        Сначала в машину сел прапорщик, за ним сержант, на этом все и закончилось. Не спрашивая у Ролана документы, они оба забрались в свой «уазик» и уехали. Ролан перевел дух, уложил пакеты в багажник и отправился в обратный путь.
        На одном из перекрестков он увидел симпатичную девушку с распущенными волосами и в джинсах, туго обтягивавших красивые ноги. Заметив «Мерседес», она призывно завиляла бедрами, а когда Ролан поравнялся с ней, с многообещающей улыбкой протянула руку, пальцем показывая в сторону прибрежного шоссе. Дескать, прокати, не пожалеешь.
        Ролан оторвал руки от руля и поднял их ладошками вверх. Все понимаю, но, извини, не могу.
        Он живой человек, еще не старый, и кровь в нем играет, как у молодого, но у него есть Аврора, и он не собирался изменять ей. Тем более что девушка с распущенными волосами клюнула не на него, а на роскошный «Мерседес». Машина действительно супер, но лучше он с Авророй покатается. А почему бы и нет?
        Но, вернувшись домой, Ролан забыл об этой идее. Ему вдруг стало не до прогулки: Егор пристал, требуя научить его приемам. Пришлось организовать самую настоящую часовую тренировку для начинающих. Сначала он показал, как поймать руку соперника, захватить ее, выкрутить или заломить за спину; продемонстрировал прием, как защититься от ножа, а потом заставил бегать по двору, отжиматься от пола, после чего стал отрабатывать с ним основу основ - боевую стойку. Надо сказать, что Егор не дерзил, не канючил. Но вряд ли Ролан смог бы заставить его работать, если бы не уличный мальчишка, который расквасил ему нос. Как ни крути, а вражеский кулак - лучший воспитатель.
        А еще Егор хотел быть таким же сильным, как отец. Похвальное желание. Лишь бы только парень не стал таким же кровожадным бандитом, как Волок…
        После тренировки Ролан приготовил ужин; потом, когда дети заснули, они с Авророй пили вино в ее спальне при свечах. Потом произошло то, что и должно случиться, когда влюбленные остаются одни. Татьяна Федоровна все понимала, поэтому утром не бросала в их сторону косые взгляды.
        Перед завтраком Ролан почувствовал першение в горле, к обеду поднялась температура. Аврора заметила его состояние, отменила тренировку, уложила в постель и напоила чаем с малиновым вареньем.
        Расслабила его спокойная, вялотекущая, но такая уютная жизнь под одной с ней крышей. Подумаешь, ноги промочил! Не в первый раз. Бывали переделки и похуже. Но сейчас как будто лопнули внутри какие-то пружины, и Ролан беззаботно валялся в мягкой теплой постели, вспоминая последние дни за решеткой. И двух месяцев не прошло, как он вышел на волю, а до этого его держали в холодном карцере. Лихорадка сотрясала изнутри, бредовое состояние держало в плену разум, давая волю больному воображению. Ему было так плохо, что хотелось умереть, но никто не пришел ему на помощь. Кормили черствым хлебом, поили холодной водой, ни о каких лекарствах не могло быть и речи.
        Но все это в прошлом, сейчас Ролан в тепле и уюте; Аврора вкусно его кормила, поила горячим молоком, на ночь ставила горчичники, а по ночам согревала своим телом. А однажды к нему пришла Вика, с деловитым видом села за стол, положила на коленки книгу с картинками и, глядя в нее, своими словами стала рассказывать сказку про волка и семерых козлят. Это было так трогательно, что Ролан едва не пустил слезу. Знала бы Вика, кто убил ее отца…
        Он даже пожалел, что проболел всего три дня. Зато на четвертый забрал Аврору и, оставив детей под присмотром Татьяны Федоровны, отправился в город. Он хотел купить собаку, которая бы охраняла двор.
        - Взрослую обученную собаку ты здесь не найдешь, - качала головой Аврора. - Тут специализированный рынок нужен. А необученную собаку я купить не разрешу. Взрослая псина опасна для детей.
        - Тогда купим щенка. Я сам его обучу.
        - И сколько он расти будет?
        - Годовалого возьмем.
        - Все равно время нужно, чтобы обучить…
        - А мы что, куда-то торопимся?
        - Ты же сам говоришь, что собака нужна нам сейчас. А насчет торопиться… Мне нравится здесь с тобой. Но все-таки я воспринимаю наш отъезд как отпуск. Месяц-другой я, конечно, выдержу, но потом у меня начнется зуд, потянет на работу…
        - А в Черноземске тебя будут ждать.
        - Ты не обижайся, но мне почему-то кажется, что ты нарочно придумал историю с киллером, чтобы увезти меня сюда, - улыбнулась Аврора. - Мне здесь очень нравится, я бесконечно благодарна тебе за то, что ты меня сюда вывез. И я даже не хочу спрашивать тебя, придумал ты киллера или нет.
        - Не хочешь, но спросила.
        Машина бесшумно катила по шоссейной дороге. Слева нависали горы, покрытые буковым лесом, справа до самого горизонта тянулась темно-синяя гладь моря. Плащ у Авроры был распахнут, платье на ней средней длины; подол приподнялся, обнажив красивые ноги. Она так доступна, и галдящих детей поблизости нет…
        - Ну, можно сказать, ты меня вынудил.
        - Да, такой я злой и жестокий, коварный злодей…
        Он свернул на дорогу, уходившую через лес вверх, в горы, мощный мотор довольно легко справлялся с подъемом.
        - Куда ты?
        - Ну, как самый настоящий злодей, я должен исполнить свой злодейский замысел. А для этого я должен завезти тебя в лес… - Он остановил машину, поставил ее на ручной тормоз. - Вот, завез.
        - И что дальше? - Аврора внимательно смотрела на него, не понимая, шутит он или действительно собирается содеять нечто непотребное.
        - Сначала я тебя съем…
        Он положил руку ей на коленку, провел ладонью вверх по внутренней стороне бедра.
        - Хорошо. Только ешь медленно и по частям.
        Она была не против такой игры, поэтому, закрывая глаза, развела ноги, давая его рукам полную волю. И сама же привела в действие электропривод, опустивший спинку кресла…
        Машина стояла посреди дороги, на которой в любой момент могла появиться машина, но это ожидание вносило в их забаву некую изюминку. В игру, которую понравилась и ему, и ей. В игру, которую они довели до конца.
        В том, что Аврора осталась довольна неожиданным приключением, Ролан еще раз убедился на обратном пути. Собаку они не купили, но договорились с заводчиком, который через пару дней обещал привезти им годовалого щенка немецкого дога. Когда они ехали назад, Аврора кивком головы показала Ролану на знакомый поворот и чуть ли не потребовала изменить маршрут. Разумеется, упрямиться он не стал и загорелся так, что Аврора приходила в себя до самого дома.
        А там их ждал сюрприз. Причем не очень приятный. Как только Ролан вошел в дом, ему в затылок уперся ствол пистолета.
        - Спокойно, мужик! - послышался за спиной грубый мужской голос. - Пушку вынул, и на пол!
        Щелчок взведенного курка отбил у него всякую охоту возражать. Он молча достал из-под куртки пистолет, бросил его на пол. Не время ему сейчас умирать. Надо разобраться в ситуации, принять меры, чтобы спасти Аврору и ее детей.
        Не стоило ему повторно развлекаться в машине: чрезмерное удовольствие ослабило не только мужскую хватку, но и чутье, которым он мог бы уловить опасность. Но интуиция не сработала - ни когда он заезжал во двор, ни когда входил в дом.
        - Двигай вперед!
        Ствол пистолета надавил на затылок, и Ролан шагнул в сторону каминного зала. Пока он доставал из багажника покупки, Аврора уже успела зайти в дом. Разумеется, и ее тоже взяли на прицел. Она сидела в кресле в каминном зале, рядом с ней с пистолетом в опущенной руке стоял громила в черном костюме. А на диване, забросив ногу на ногу, развалился Мотыхин.
        - Ну, здравствуй, здравствуй…
        - Чего тебе нужно? - угрюмо спросил Ролан.
        Он испытывал чувство неловкости перед Авророй. Ролан должен был защитить ее, но, увы, сам попал в переплет.
        - Хороший вопрос, - с вальяжной снисходительностью поморщился Мотыхин. - Только пустой. С чего ты взял, что мне от тебя что-то нужно?
        - Ты мог бы убить меня сразу, но если ты с этим тянешь, значит, что-то тебе нужно…
        - Логично. Ты действительно мне нужен. Хотя бы для того, чтобы спросить, как тебя угораздило увезти сюда Аврору?
        - Это мое решение, - сказала она.
        - Не только твое, - недовольно глянул на нее Мотыхин. - Это ваше решение. Вы тайком уехали сюда. От меня.
        - Мы уехали вообще, - мотнула головой Аврора.
        - И от меня в частности, - настаивал Алик. - Ты решила, что я хочу тебя убить.
        - А разве нет?
        - Ты стала жертвой домыслов. - Мотыхин с упреком посмотрел на Ролана. - Зачем ты заморочил женщине голову? Ладно, расслабься, никто не собирается вас убивать…
        Он махнул рукой, и человек за спиной Ролана вышел из комнаты.
        - Сами загнали себя в угол, - усмехнулся Мотыхин, безо всякой агрессии глянув на Аврору. - Если бы я вас хотел убить, лучшего места, чем это, не придумать. Пиф-паф - и трупы в море, всей компанией…
        - Так в чем же дело?
        - А дело в том, что я не враг, как ты думаешь, - с осуждением в голосе сказал Алик. - И не убивать я вас приехал. А то, что попугал немного, извините. К тому же ты должна понимать, что никакой Ролан тебя не спасет. Тебе нужна полноценная охрана. Если я смог отыскать вас, то и киллеры сумеют выследить…
        - Как ты нас нашел?
        - Да очень просто. Сколько раз вас на постах останавливали? - с усмешкой глядя на Ролана, спросил Мотыхин.
        - Два раза.
        Действительно, им дважды приходилось останавливаться на стационарных постах милиции.
        - Последний раз вас остановили в Туапсе. И номера вашей машины попали в базу. И здесь вас видели…
        Ролан со злостью вспомнил недавнюю встречу с экипажем патрульно-постовой службы. Как чувствовал, что она выйдет ему боком.
        - С ментами дружить надо, а не воевать. Менты денежку любят, но работу свою знают, - вещал Мотыхин, язвительно поглядывая на него.
        - Мы это уже поняли.
        - Не совсем. Менты помогли нам найти киллера - одного из тех, кого спугнул Ролан. Племянник своего дядю сдал, менты нашли зацепку, потянули за ниточку… Ну, и мы помогали. Короче, взяли мужика за жабры.
        - И что? - затаив дыхание, спросила Аврора.
        - Киллер заказчика сдал, но взять его, увы, не смогли.
        - Почему?
        - За кордон удрал. Но ничего, мы его достанем…
        - Кто он такой?
        - Да так, мелкая сошка. Из окружения господина Корчакова… - Мотыхин пристально глядел на нее.
        Аврора же, прикрыв раскрытый рот ладошкой, встревоженно посмотрела на Ролана. Было у нее подозрение насчет этого типа, но слишком уж оно казалось слабым, чтобы относиться к нему всерьез.
        - Так Корчаков же в тюрьме!
        - Да, есть такое. В славном граде Святогорске, в двухстах верстах от Москвы. Но, говорят, он очень неплохо там устроился. Сотовой связью пользуется очень активно. Интернет опять же. Деньги есть, чего не пользоваться…
        - Он же в самой Москве вроде бы сидел. Я слышала, что в Матросской Тишине…
        - Там он под следствием сидел. А недавно его осудили. Всего на четыре года. Но тюремного заключения. Вот и шлет он теперь письма на волю. По электронной почте. На тебя отмашку дал, - с сожалением глядя на Аврору, развел руками Мотыхин. - Своему человеку. Человек этот сейчас в бегах, но заказ все равно не отменен…
        - Значит, тот человек, которого ты вычислил, не заказчик, а всего лишь посредник, - вслух произнес Ролан.
        - Да, но соль от этого слаще не становится.
        - А почему ты думаешь, что заказчик именно Корчаков? Есть сведения?
        - Сведений нет, но есть версия. Посредник - человек Корчакова, а у Корчакова счеты с Авророй. Причем не только счеты. В наших кругах поговаривают, что он собирается расширить свой бизнес за счет Черноземска. Отсюда и уши растут…
        - Он же в тюрьме сидит? Чего ему там неймется? - с истерическими нотками в голосе протянула Аврора.
        - Четыре года - это не срок. Если за это время он наш рынок под себя возьмет, то считай, годы на зоне прожиты не зря. Такая вот логика…
        - Что же делать? - Аврора с надеждой посмотрела на Мотыхина.
        - Да нормально все, не переживай. Главное, заказчика вычислили, а дальше все просто. Ну, не совсем, конечно… Человека нужно искать. Чтобы дело сделал. В святогорской тюрьме. Говорить, какое дело?
        - Да мы вроде бы люди не глупые, все понимаем, - натянуто и совсем не весело улыбнулась Аврора. - А есть такой человек?
        - Пока нет. Но будем присматриваться.
        Разумеется, Ролан понимал, о чем идет речь. Мотыхин собирался найти человека, который мог бы убить Корчакова в тюрьме. И никто при этом не смотрел на него - ни Аврора, ни сам Алик. Никто из них не предполагал его участия в расправе над Корчаковым. Аврора не собиралась впутывать его в свои дела ценой свободы Ролана, а Мотыхин не хотел становиться соучастником преступления. Если Ролан вдруг окажется в тюрьме, может всплыть причастность Алика к побегу, а это статья.
        И сам Ролан вызваться на это дело не мог. Во-первых, он не хотел больше убивать. А во-вторых, колоний в России много, и не факт, что он попадет именно в святогорскую. Убийцу нужно искать среди тех, кто уже сидит под одной крышей с Корчаковым. Для этого воров надо подключать, солидную сумму в общак выделить, а может, и напрямую с кем-то из них расплатиться. Все очень сложно, но возможно - если, конечно, есть сильное желание и большие деньги.
        - Я уже закинул удочки, - поднимаясь с дивана, сказал Мотыхин. - Есть кое-какие наработки. Если все получится, думаю, через месяц решим проблему…
        Он подошел к окну, выгнул спину, потягиваясь. И вдруг изменился в лице, увидев что-то страшное.
        - Твою мать!
        Он сунул руку под полу пиджака, но вдруг что-то несколько раз щелкнуло по стеклу, и тут же на затылке Алика вспенился кровавый фонтанчик. Опустив руки по швам, Мотыхин замертво упал на пол.
        Глава пятая
        Ролан понял, что произошло. Надо было бы выглянуть в окно, чтобы выяснить ситуацию, но со двора стреляют, да и времени на это нет.
        Он метнулся к упавшему трупу, вынул из пиджака пистолет - такой же «вальтер», какой только что забрали у него. Телохранитель, стоявший возле Авроры, с недоумением смотрел на растянувшегося на полу шефа.
        - Ты что, баран? - заорал на него Ролан. - Двери держи!
        Кивнув на входную дверь, он схватил Аврору за руку, потащил за собой на второй этаж. Они уже поднялись наверх по лестнице, когда с грохотом распахнулась дверь. Послышались выстрелы - это открыл огонь вышедший из транса телохранитель. Но надолго его не хватило - выстрелы стихли, и Ролан услышал чьи-то быстрые шаги.
        Дверь в одну из комнат на втором этаже открылась, и показалось испуганное лицо Татьяны Федоровны - ее встревожила пальба. Но Ролан не позволил ей выглянуть в коридор. Он чуть ли не толкнул на нее Аврору, заставив тем самым няню отскочить в сторону. Враг приближался, и сейчас не было времени разводить церемонии. Аврора потом простит его за грубость - если, конечно, они уцелеют в этой бойне.
        Ролан забежал в комнату, где за одним столом сидели Егор и Вика.
        - На пол всем! - махая рукой, шепотом прошипел он.
        Аврора все поняла, быстро повалила детей на пол за кровать, сама легла рядом с ними. Татьяна Федоровна в панике спряталась за шкаф.
        Тихонов прикрыл дверь, оставив узкую щель, чтобы наблюдать за лестницей и примыкающей к ней частью коридора. Вот появился человек в камуфляже и маске, за ним другой. В руках у них были пистолеты-пулеметы с длинными цилиндрами глушителей на стволах. Нужно было быть самоубийцей, чтобы грудью переть на эту мощь, но Ролан, увы, не видел другого выхода. Он мог бы открыть огонь, прикрываясь дверным косяком, но втянуть себя в перестрелку здесь - значило обречь на гибель всех, кто находился в одной с ним комнате. Наемники господина Корчакова уже расправились с Мотыхиным, осталось только добить Аврору с ее детьми - и все, дело в шляпе, дорога на Черноземск с его супермаркетами открыта.
        Ролан дождался, когда боевики вытянутся в один ряд на лестнице, и шагнул из комнаты им навстречу.
        Человек в маске увидел его, но ствол оружия поднимался на уровень груди Ролана слишком медленно. Это ставило Тихонова в выигрышное положение. Но правая рука почему-то онемела. Мышцы стали ватными, их неожиданно свело судорогой; и палец на спусковой крючок давил вяло, через силу.
        Но все-таки он выстрелил первым. И даже как будто увидел, как пуля вылетела из ствола, закручивая за собой пороховые газы. И гул услышал, словно где-то невысоко над головой пролетел реактивный самолет. Вдруг этот гул взорвался резким оглушительным хлопком; пуля мгновенно пропала из виду, наемник дернулся, сложился пополам. И руки уже не ватные, и к мышцам вернулась былая сила, и пистолет легко наводился на цель. Только и второй киллер не дремал.
        Ролан выстрелил, падая на бок. Он увел тело с линии огня, на ней осталась только рука с пистолетом. Ответная пуля чиркнула по мякоти предплечья, но боли он не почувствовал. И пистолет из руки не выронил.
        Наемник тоже не должен был чувствовать боли. Пуля в переносицу - это мгновенная смерть, какая уж тут боль… Первый раунд пока был за ним - Ролан чудом избежал верной смерти. И хорошо, если он продержится в седле удачи до победного финала. Наверняка наемников не двое, а больше.
        Он не ошибся в своем предположении. По трупам спустился с верхнего лестничного пролета, перемахнул через перила нижнего - и в прыжке заметил стоящего в холле человека в маске и с оружием. Тот, конечно, тоже увидел его, но в прицел сразу поймать не смог. Ролан ловко закатился под лестницу, через пустой промежуток между ступеньками сам взял его на мушку и тут же нажал на спусковой крючок.
        Он очень спешил, поэтому промазал. Зато заставил противника спасаться бегством. Наемник уходил с открытого пространства, забыв об ответном огне, чем предоставил Ролану полную свободу действий - правда, всего на одну-две секунды. Но тот использовал свой шанс, несколькими выстрелами все-таки уложив боевика в момент, когда тот уже почти скрылся в проеме межкомнатной двери.
        Четвертого бойца в маске он обнаружил на крыльце дома, но стрелять в него не пришлось: его «успокоил» телохранитель, которого Ролан отсылал к дверям. Парень застрелил налетчика, но и сам получил две пули в грудь и голову. Его тело лежало у дверей, остекленевшие глаза смотрели в потолок.
        Труп второго охранника лежал во дворе, рядом с ним еще дымилась тлеющая сигарета. Это он держал Ролана под прицелом своего пистолета, но после того, как Мотыхин его отослал, тот, видимо, вышел во двор покурить. По-видимому, парень так увлекся, что не заметил, как появились киллеры. Потому и дали ему… прикурить.
        За воротами Ролан увидел старенький джип «Чероки», вплотную поставленный к забору. На капоте и на крыше - следы ног; налетчики воспользовались им как лестницей, чтобы проникнуть во двор. В машине никого - весь экипаж из четырех человек был уничтожен.
        Осознавая весь ужас произошедшего, Ролан не мог считать себя героем, но мимоходом подумал, что ему невероятно повезло. Автомобиль, на котором приехал Мотыхин с двумя своими телохранителями, найти не удалось. Возможно, Алик отогнал его на соседнюю улицу, чтобы Ролан и Аврора не заметили посторонних, возвращаясь из поездки. Искать его машину было глупо: не до нее сейчас, ноги нужно уносить, пока их не накрыла вторая грозовая волна. Мало ли, вдруг группа прикрытия сейчас на подходе.
        Аврору он нашел на первом этаже дома - она безучастно смотрела на труп Мотыхина. В ее глазах стоял страх, но какой-то застывший, зацементированный силой воли. Она не позволяла чувству растерянности завладеть своим сознанием. Сейчас Ролан видел не влюбленную женщину, не мать двоих детей, а решительную и энергичную бизнес-леди, каковой по своей сути она и была.
        - Это слишком, - медленно произнесла. - Это чересчур.
        - Давай за детьми, уезжать надо.
        - Да, конечно, надо спешить…
        Аврора не металась по дому в панической суете, не создавала неразберихи. И детей подготовила к выезду, и вещи собрала, и еще успела вывести из транса впавшую в истерику Татьяну Федоровну.
        Ролан тоже не терялся. Быстро осмотрел рану на предплечье. Пуля слегка задела мякоть, крови немного, и наспех сделанная перевязка решила все проблемы. Затем он тщательно протер тряпкой свой пистолет, вложил его в руку лежащего в прихожей телохранителя, потом взялся за мебель, за глянцевые поверхности, где могли остаться отпечатки его пальцев. При этом не забывал посматривать в окно.
        Но волновался он зря: не было ни второй волны, ни милиции. Ролан помог Татьяне Федоровне погрузить вещи в машину, рассадил детей, женщин, сам занял место за рулем.
        Поселок они покинули беспрепятственно. Но что дальше? У Авроры был ответ на этот вопрос.
        - Возвращаемся в Черноземск, - приказала она.
        - Это же опасно.
        - Прятаться еще опасней. Охрану найму, милицию подключу, дом превращу в крепость.
        - Ну, если охране можно доверять, тогда можно, - не стал спорить Ролан.
        Он знал, что ее жилище при желании действительно можно превратить в неприступную крепость.
        - Но лучше спрятаться…
        - Нет, нельзя, - покачала головой Аврора. - Все очень серьезно. Если против нас бросили такие силы, то, боюсь, не за горами рейдерская экспансия. Корчаков может прибрать к рукам весь мой бизнес.
        - Это возможно?
        - Да, если не принять меры… Я же не только на свои деньги все создавала - у меня акционерное общество, есть держатели акций моих предприятий… Можно скупить их долю, ввести в состав правления своего человека, затем провести прямые инвестиции в предприятия, увеличить капитализацию, размыть мою долю, лишить меня контрольных пакетов. Есть еще метод дробления… В общем, я могу потерять сначала контроль, а затем и сам бизнес, если буду сидеть сложа руки. Ты теперь понял, что Корчаков - очень опасный человек. Я это давно чувствовала. Но его посадили, и это сбило меня с толку. А зря… Ладно, что-нибудь придумаем.
        - Я уже придумал… Тебе сейчас нужно ехать в милицию, объяснить, что случилось в доме. Запроси охрану, заплати деньги, пусть тебя отправят в Черноземск, там сделай все, как надо…
        - А ты?
        - Мне с тобой нельзя. Если в милиции за меня возьмутся, проверку я не выдержу. А тебе ничего не будет: ты потерпевшая сторона, телохранители твоего подчиненного отбили нападение. А то, что они при этом погибли, уже детали… А мне надо уехать. Прямо сейчас.
        - Куда?
        Ролан свернул с дороги, отъехал подальше от нее, остановил машину и вышел вместе с Авророй на свежий воздух, чтобы Татьяна Федоровна и дети не могли слышать их разговор.
        - Ситуация, сама понимаешь, очень серьезная. Одна группа киллеров погорела, но сразу за ней появилась вторая. Будет и третья. Но, думаю, пара дней у тебя в запасе будет. За это время ты успеешь запереться в своем особняке. Я бы очень хотел быть с тобой, охранять тебя, но ты уже поняла, что в одиночку я с этим не справлюсь. Тут сильная охрана нужна, человек двадцать, не меньше. И как можно реже появляйся в городе. Я тоже пока себя ограничу в передвижении. Доберусь до места и сяду.
        - Куда сядешь? - не поняла Аврора.
        - В тюрьму.
        - Зачем?
        - Кто-то же должен решить проблему с Корчаковым. Нет человека - нет проблемы.
        - С ума сошел?! Я не хочу, чтобы ты занимался этим!
        - Я тоже не хочу, но я все для себя решил.
        - Тебя же на пожизненное запрут!
        - За мной ничего такого нет, чтобы на пожизненное. Ну, добавят лет пять за побег.
        - И придется в общей сложности отсидеть всего ничего. Тринадцать - только за старый срок… Всего восемнадцать лет… Нет, я тебя не отпущу!
        - Сбегу. Сначала от тебя сбегу, потом из тюрьмы.
        - Как будто это так просто…
        - Никто не говорит, что просто, но я постараюсь.
        - Сбежать он постарается, - с горькой усмешкой проговорила Аврора. - Сначала ты человека убьешь, а потом будешь пытаться… Я не хочу, чтобы ты убивал!
        - Я сегодня троих убил. И кто в этом виноват? Корчаков. Если бы он не решился на беспредел, мне бы не пришлось стрелять. И в будущем не придется, если я избавлю тебя от него.
        - Ну, я не знаю… - замялась Аврора.
        Она понимала, что проблему нужно решать изнутри, через тюрьму, но ей вовсе не хотелось расставаться с Роланом. Он был дорог ей. Тихонов это знал и именно поэтому шел ради нее на полную авантюру.
        - Не переживай, я сделаю все, как надо.
        - Я тоже буду бороться.
        - А может, не надо? Продай свой бизнес и уезжай.
        - Куда?
        - Куда угодно. Я везде тебя найду…
        - Тогда я просто не буду теряться, чтобы ты меня долго не искал.
        Ролан достал из кармана паспорт и права на имя Лиманова, передал их Авроре:
        - Пусть они побудут у тебя. Чтобы потом с новыми документами не возиться.
        - Разве они тебе сейчас не нужны?
        - Нужны. Но если меня возьмут с ними, могут возникнуть вопросы, кто доставал документы, кто за всем этим стоит… А меня обязательно возьмут - не сейчас, так чуть позже.
        Ролан попрощался с Авророй. Когда она уехала, вышел к шоссе, поймал попутную машину на Краснодар и отправился в обратный путь. Вот и закончилась его сладкая жизнь… Видно, не судьба ему спокойно жить рядом с любимой женщиной. Может, он не заслужил этого счастья, а может, именно поэтому и предоставила ему судьба шанс завоевать право хотя бы недолго побыть рядом с Авророй. Впереди его ждут трудные времена, и он должен выстоять, чтобы затем вернуться к ней. Или умереть…
        Ему везло: гаишники не останавливали попутные машины, на которых он ехал, не спрашивали у него документы. Правда, сами водители, прежде чем подобрать пассажира, непременно интересовались, есть ли у него деньги, но с ними у Ролана проблем не было. Он не хотел брать у Авроры наличность, но пришлось, ведь без нее ему долго не протянуть.
        Ролан уже устал считать, сколько пересадок ему пришлось сделать, но все-таки через двое суток он добрался до Святогорска. Неплохо было бы снять номер, чтобы немного перевести дух, но без паспорта его в гостиницу не примут. Да и квартиру без документов не арендуешь. Впрочем, он знал одно место, где на постой могли взять безо всяких бумаг. Туда он и отправился.
        Тюрьма находилась на окраине города. С одной стороны теснились старые пятиэтажки, с другой - частный сектор, на западе строился новый микрорайон, а на юге тянулась промзона, огороженная пыльным железобетонным забором. Она представляла собой старое трехэтажное здание из темно-красного кирпича с выкрашенной в зеленый цвет железной крышей и какие-то склады на площади в несколько гектаров.
        Ролан не поленился подняться на чердак строящегося рядом многоэтажного дома, чтобы посмотреть на нее сверху. Оказалось, что за старым зданием размещалось другое, более современное, но такой же капитальной постройки, выполненное в форме буквы
«П»: основание и два крыла, между которыми размещался прогулочный двор. Половина окон была заложена кирпичом, на остальных - решетки, на плоских крышах вентиляционные раструбы и несколько телевизионных антенн, в том числе спутниковых.
        Судя по всему, в старом здании размещался следственный изолятор, а в новом - тюрьма для осужденных. Ролан рассчитывал, что сможет попасть в первый блок, но нужно было очень постараться, чтобы его затем перевели во второй. Именно поэтому он и арендовал на несколько часов такси и на нем отправился вслед за черной
«Волгой», которая после шести часов вечера выехала из тюремных ворот.
        - Эй, мужик, а чего мы за этой машиной едем? - забеспокоился таксист.
        - Брат у меня в тюрьме сидит, - с горестным вздохом произнес Ролан. - Мне к главному начальнику мосты подбить надо, на лапу дать. Чтобы брата не обижали. Он у меня хиленький, а там вокруг такие волки, что держись…
        - Да, отребья всякого там хватает.
        - Вот я и боюсь за брата. А в кабинете, сам понимаешь, деньги не сунешь, поэтому и хочу узнать, где главный начальник живет. Подойду к нему, поговорю. Деньги есть… Надеюсь, ты меня не ограбишь? - Ролан будто бы с опаской покосился на водителя.
        - За кого ты меня держишь?
        - А то вдруг завезешь куда…
        - Куда я тебя завезу? За «Волгой» вот едем…
        Больше у водителя вопросов не возникало, и вскоре Ролан оказался во дворе девятиэтажного дома, куда въехала черная «Волга».
        Из машины вышел высокий, худощавый, чуть сутулый мужчина в форме полковника. Он скрылся в подъезде, но не прошло и часу, как появился снова, на этот раз в штатском и с маленькой собачкой на поводке. Мопс абрикосового цвета энергично семенил ножками и вилял хвостом, радуясь прогулке. Нужду он справил недалеко у подъезда, этим и воспользовался Ролан.
        - Гадят, где попало! - озлобленно глядя на полковника, рычащим голосом сказал он. - Совсем оборзели!
        И поднял ногу, чтобы пнуть собаку. Не хотел он делать ее жертвенной овцой, но если хозяин за нее не заступится, ей придется несладко. Он даже взял паузу, которой полковник и воспользовался. Он толкнул Ролана в плечо, и тот опустил занесенную для удара ногу.
        - Ты чо, мужик, ухи поел? - заорал на него Ролан. - Рамсы попутал? Да я тебя щас на флаги!
        Тихонов ударил полковника в челюсть раз, другой. Нарочно бил несильно, чтобы разозлить его. И добился-таки своего. Сначала он сам пропустил удар в нос, а затем, сбитый подсечкой, растянулся по земле.
        - Я тебя сейчас накормлю ухой!
        Полковник поймал его руку, заломил за спину. Мимо проходил прохожий, и он попросил его позвонить на «ноль два» и вызвать наряд милиции.
        - Скажите, что начальник тюрьмы звонит! - услышал Ролан его голос.
        Что ж, можно было поздравить себя с первой победой: Тихонов вышел именно на того, кто ему был нужен.
        - Кто начальник тюрьмы?! - взревел он.
        - Я начальник тюрьмы, я, - коленкой надавив ему на спину, отозвался полковник.
        - Мент поганый! Ненавижу! Смерть легавым от ножа!
        - Какой смелый…
        - Да я таких, как ты, пачками мочил!
        Ролан дергался, изображая попытку вырваться, и полковнику приходилось напрягать все силы, чтобы удержать его. Наверняка это злило начальника. Что ж, именно к этому Ролан и стремился.
        - Смотри, как бы самого не замочили!
        - Да я твою маму, понял!.. И твою папу…
        Все-таки смог он вывести полковника из себя, и подтверждением тому был сильный удар по затылку. Ролан при таком раскладе собирался притвориться, что потерял сознание, но делать ему этого не пришлось - он действительно лишился чувств.
        Глава шестая
        Молодой круглощекий оперативник не скрывал своего ликования. Еще бы, беглого зэка выявил, а это - благодарность от начальства, а может, и звездочка на погоны.
        - Ну, с воскрешением тебя из мертвых, Тихонов!
        - Да я и не умирал, начальник.
        - Ну как же! Застрелен при попытке к бегству…
        - Недострелили, начальник. Конвойный думал, что я в болоте утоп, а я не утоп. Выкарабкался…
        - А в Святогорск тебя каким ветром занесло?
        - Да тебя, начальник, порадовать вдруг захотелось. Чтобы тебе премию дали… Передай тому козлу, что я сам ему премию выпишу! - якобы от лютой злобы скривился Ролан.
        - Какому козлу? - не понял оперативник.
        - Да который повязал меня.
        - Так ты сам ему и передашь! Полковник Храпов - начальник тюрьмы, и тюрьма эта находится в одном дворе со следственным изолятором, куда ты сейчас и отправишься. Думаю, он захочет повидаться со своим крестником.
        - Да плевать я на него хотел! Меня в мою зону возвратят, и хрен что Храпов со мной сделает!
        - Может, возвратят, а может, и нет… Так что мой тебе совет: молчи в тряпочку и не воняй.
        - Это ты кому сказал? - Ролан волком посмотрел на оперативника. - Мне?!. Ты хоть знаешь, что тебе за это будет?
        - Знаю, ничего не будет, - стараясь держать марку, мотнул головой парень.
        - Ошибаешься, начальник. Я оскорблений не прощаю. У меня уже два побега. И третий будет. Я вернусь сюда - и тебя на перо поставлю, и козла Храпова!
        Оперативник думал недолго. Он распорядился увести Ролана в камеру - в ту, где беглец уже провел сутки в компании с бомжом и спившимся интеллигентом, задержанным за пьяный дебош. Но через несколько часов Ролана перевели в пустую камеру, а вскоре появились крепкие бодрые ребята в камуфляже, масках и с резиновыми палками.
        Ролан сопротивляться не стал. Он лег на пол еще до того, как его ударили, сжался в комок, закрывая руками и коленями жизненно важные органы. Лицо он защищал в последнюю очередь, потому что по нему маски старались не бить.
        Может, потому, что Ролан молча сносил побои, менты не стали зверствовать. Нанесли ему с десяток ударов, пара из которых, впрочем, пришлась в область почек, и на этом приостановили экзекуцию.
        - Ну, и кого ты на перо поставить хотел? - спросил один.
        - Никого! Я больше не буду!
        - Ну, тогда живи.
        Его схватили за шкирку, вытолкали в коридор, дежурный милиционер принес ведро с водой и швабру с тряпкой.
        - Десять минут у тебя. Чтобы все блестело, как… А то самому начистим! Пошел!
        У Ролана болели ребра, еще больше саднила отбитая почка, и каждое движение давалось с трудом. Но делать нечего, надо было браться за работу.
        В камеру он вернулся злой как собака. Бородатый бомж сидел на нарах, подобрав под себя ноги, и, глядя на него, скалил гнилые зубы. Воняло от него нестерпимо, но Ролан знал, что скоро обоняние притупится и он перестанет страдать. Однако злость сделала свое дело, и он волком набросился на бедолагу. Ролан выволок бомжа на середину камеры, сбил с ног, пяткой ударил в живот.
        - Бить буду, пока не сдохнешь!
        - Не надо! - жалобно прохрипел перепуганный бомж.
        - А я сказал, сдохнешь! Давай шмотье свое стирай, падла! И сам в баню!..
        Камера была обрудована умывальником, но вода в кране текла только холодная. Зато имелось хозяйственное мыло, которым Ролан для острастки швырнул в бомжа.
        - Урою, мразь, если вонять будешь!
        Ролан ощущал себя человеком-оборотнем. В его жизни снова наступила ночь, и он превращался в лютого волка. И клыки вдруг прорезались, и когти, и сознание, казалось, зарастает дремучей шерстью.
        Бомж разделся до трусов, расстелил на полу свою одежду, намочил ее и стал натирать мылом. Время от времени Ролан подгонял его, когда словами, а иной раз и пинками. В конце концов одежда была кое-как выстирана, выполоскана и разложена для просушки на втором ярусе нар. Дальше пошло веселее. Бомж долго стоял перед краном, не решаясь набрать в ладони воды, чтобы растереть ее по телу. Но Ролан помог ему - наполнил тазик для мытья полов и окатил его водой с ног до головы. Дальше бомж делал все сам…
        Одежда постирана, тело вымыто, но бомжацкая вонь еще долго витала в камере. Зато к утру остался только запах прелой, не совсем просохшей материи. Ролан избавил камеру от зловония, но в тот же день камера избавилась от него самого.
        Бомж и спившийся интеллигент остались на нарах, а его вместе с тремя заключенными вывели во двор, где у открытых дверей автозака со скучающим видом стоял молодой розоволицый сержант в милицейском камуфляже и с резиновой палкой, которой он легонько постукивал по ладони левой руки. На откормленном лице играла пренебрежительная ухмылка, призванная убедить заключенных в том, что ее обладатель должен восприниматься не иначе как царь и бог.
        - Че скалишься, клоун? - презрительно хмыкнул угрюмого вида мужчина лет сорока с массивной головой и нездоровым цветом лица.
        Казалось, голова его была настолько тяжела, что не могла держаться на отнюдь не тонкой шее. Он низко опустил ее, исподлобья глядя на сержанта. Мужик и сам был не хилого телосложения, плотным, широким в кости, и уверенно стоял на слегка разведенных в стороны ногах.
        - Кто клоун? - в замешательстве и даже беспомощно вскрикнул сержант.
        Он сделал шаг вперед, но его показная резкость ничуть не испугала заключенного. Он лишь криво усмехнулся и сплюнул сержанту под ноги. В приступе бессилия парень замахнулся дубиной, но начальственный окрик осадил его:
        - Отставить!
        Из дверей изолятора временного содержания с папками личных дел под мышками вышел низкорослый прапорщик с глазками-бусинками на заплывшем жирком лице.
        - Давай всех в машину, поехали! - направляясь к кабине автозака, скомандовал он.
        Но его самого остановил резкий окрик более высокого начальника. К заключенным со стороны ворот в сопровождении начальника РОВД приближался полковник Храпов собственной персоной.
        - Куда поехали? - набросился он на прапорщика. - Где сопровождение?
        - Э-э… - растерялся тот.
        - Почему не проводился осмотр заключенных? Почему не приняты жалобы?
        - Ы-ы, э-э… - прапорщик с жалким видом показал на кучу папок с личными делами.
        Вряд ли он подчинялся начальнику тюрьмы, ведь прапорщик был старшим этапа в следственный изолятор, которым руководил другой человек. Но тюрьма и СИЗО размещены на одной территории, и Храпов мог доставить прапорщику большие неприятности.
        - Я вижу, что вы дела приняли. А людей кто будет принимать?
        - Строиться! - растерянно скомандовал начальник конвоя.
        Но в струнку вытянулся только напуганный очкарик с маленьким носом-кнопкой. Костлявый лопоухий мужчина в брезентовом плаще а-ля Кузьмич всего лишь встал вровень с ним. Зачинщик смуты и Ролан даже не шелохнулись.
        - Плохо, товарищ прапорщик, очень плохо. А ведь вы собираетесь перевозить особо опасного преступника. Причем уже осужденного на тринадцать лет. - Храпов встал напротив Ролана, вперил в него жесткий, испепеляющий взгляд. - Осужденный, у которого два побега… Два!.. Вы, товарищ прапорщик, хотите, чтобы он совершил сегодня третий побег?
        - Да нет, мы его… Мы его в бараний рог!..
        - Слышишь, Тихонов, тебя в бараний рог хотят скрутить, - махнув рукой на прапорщика, сказал Храпов.
        - А крутилка не сломается?
        - Давай проверим! - усмехнулся полковник с чувством полного превосходства над арестантом.
        - А жим-жим не сыграет? Я ведь и сбежать могу. Тебе за это клизму сделают… Или тебе клизмы нравятся?
        - Не пойму, чего ты добиваешься, Тихонов?
        - А ничего не добиваюсь! Просто меня от ментов тошнит. Всех бы на флаги порвал!.. Я как твою ментовскую рожу увидел, так и взбесился…
        - Ну, смотри, сам напросился.
        Храпов едва сдержался, чтобы не ударить Ролана. Резко повернулся на каблуках к нему спиной и направился к воротам.
        - Вешайся, Тихонов! - заголосил прапорщик. - Я тебе такую жизнь устрою, что ад раем покажется!
        Он явно хотел, чтобы его услышал начальник тюрьмы, но тот, казалось, и ухом не повел.
        Ролан промолчал, но это не избавило его от унизительной процедуры. Два подоспевших милиционера скрутили ему руки за спиной, сковав их наручниками, затем втащили в кабину автозака и закрыли в специальном «стакане» для особо опасных преступников.
        Пока это был первый случай, когда Храпов по собственной инициативе усложнил ему жизнь. Да и то, что он появился на территории райотдела внутренних дел, уже говорило о многом. Полковник явно не равнодушен к судьбе Ролана и готов принять в ней самое деятельное участие.
        Ролан помнил свое первое путешествие в автозаке. Тогда их в фургон загоняли как скот - конвоиры в два ряда, собаки, пинки ногами, тычки дубинками, шум, гам. Душный фургон был забит до отказа, а сейчас в нем всего три человека, и он четвертый, но в таком тесном закутке, что не развернешься. Стенки у «стакана» сплошные, только в двери пять отверстий сверху и столько же снизу. И сиденье откидное, но на такой высоте, что ноги остаются на весу, если сядешь на всю глубину - а по-другому и не получится, потому что коленки упираются в двери. И это при том, что в общем отсеке сиденья мягкие и низкие. Впрочем, все это пустяк по сравнению с тем, что Ролана могло ждать впереди.
        Пока машина ехала по городу, сквозь стенки фургона он слышал шум проезжающих мимо автомобилей, гул трамваев, сигналы клаксонов, а потом вдруг все стихло. Чуть погодя машина остановилась. Послышался скрип, дробный стук отъезжающих ворот, и автозак въехал на территорию следственного изолятора. Открылась основная дверь в фургон, затем решетчатая, и арестованных вывели из фургона. Было слышно, как лает собака, как покрикивают конвойные. Ролан ждал, когда и его выпустят из отсека, но время шло, а о нем как будто все забыли.
        Двери фургона закрылись, машина поехала дальше, затем снова послышался шум электродвигателя - это отходили в сторону железные ворота. Но не было знакомого уже скрипа, только легкое постукивание, и двигатель работал не в пример тише. Это другие ворота, и Ролан знал, какие. Он видел их с высоты многоэтажки - они вели на огороженную территорию тюрьмы, в которой царем и богом был Храпов. Быстро же свершился переход Тихонова в «мир иной». Не думал он, что все будет так скоро…
        Ролан ждал, когда откроется дверь, когда его выведут на свежий воздух и снимут наручники, но за ним никто не приходил. А еще над головой погасла лампочка, и, когда стемнело, он оказался в кромешной тьме.
        Стальные браслеты давили на запястья, кисти рук затекли. Онемело и тело, скованное теснотой «стакана». Ролан пробовал кричать, стучать ногами по стенке фургона, чтобы привлечь к себе внимание, но бесполезно. Шло время, а за ним никто не приходил.
        Сначала ему остро захотелось по-маленькому, затем по-большому, но справить нужду хотя бы под сиденье не было никакой возможности, оставалось только сходить под себя. Но Ролан терпел, надеясь, что его все-таки выпустят из автозака…
        А еще у него разболелась рука. Рана на предплечье до сегодняшнего дня успешно заживала, но, похоже, процесс пошел вспять. Видимо, плохо поступая в кисти руки через сдавленные запястья, кровь застаивалась в предплечье, оттого рана, возможно, начала загнивать.
        Ночь стала для него кошмаром наяву, но все-таки он дождался утра. Свет через окно проник в фургон, а оттуда - через вентиляционные щели в двери «стакана». А еще через какое-то время автозак вдруг отправился в путь. Ролан застучал по переборке, требуя выпустить его, но машина сначала выехала за ворота и только тогда остановилась.
        Он слышал, как открылась одна дверь, затем другая. Наконец Ролан увидел человека в милицейском камуфляже. Из-за его спины лучился утренний свет, и казалось, что вокруг головы охранника сияет нимб святого.
        - Ну, и какого ты здесь прятался? - спросил он, помахивая дубинкой.
        Хорошо, что прошедшая ночь вконец измотала Ролана, и у него просто не оставалось сил произнести ни слова, иначе он обязательно что-нибудь ляпнул бы в ответ на такую наглость.
        - Давай на выход! - «Святой» схватил его за шкирку и вытолкал из автозака.
        Ролан не смог удержаться на подножке фургона и растянулся на земле, больно ударившись подбородком о бордюр. В голове что-то щелкнуло, перед глазами, расплываясь, пошли красные круги, но сознания Тихонов не потерял. Он даже смог самостоятельно подняться - и тут же на него с грозным лаем прыгнула матерая овчарка. Она метила ему в горло, но кинолог удержал ее на поводке, и Ролан отделался только испугом, хотя вряд ли его можно было назвать легким.
        Собаку оттащили, а на ее месте появился офицер в синем камуфляже с майорскими звездами на погонах. Узкий лоб, но широкие скулы, глаза скошены щелочкой от переносицы к мочкам ушей, губы полные, мокрые, на подбородке приклеен пропитанный кровью кусочек газеты - видно, побрился неудачно.
        - Фамилия? - грозно спросил он.
        - Тихонов Ролан Кириллович. Осужден по статье сто пятой, части второй…
        - Уже осужден? - изобразил удивление майор. - Ну да, ну да, говорили, что к нам такой идет… Говорили, что склонный к побегу рецидивист к нам идет. А он, оказывается, не только склонный, он еще и убежал. Не успели привезти, а он уже сбежал!
        - Сбежал, сбежал… Признаю свою вину.
        Ролан, казалось, готов был признаться в убийстве принцессы Дианы, лишь бы над ним смилостивились и отвели в туалет. По-большому он перехотел, а малая нужда казалась ему сейчас просто исполинской потребностью.
        - А куда ты денешься, конечно, признаешь!
        - Начальник, мне бы до ветру…
        - Ничего, потерпишь.
        - Начальник, я хороший. Жаловаться не приучен.
        - Да, и кличка у тебя Святой, - куражился майор.
        - Нет, погоняло у меня Тихон. Тихий я. Спокойный. Но меня лучше не злить. Я без ошибок пишу. И куда писать, знаю. Прокурору по надзору, раз. В ваше главное управление, два. В комитет по защите прав человека, три. Ну, еще пару выстрелов для подстраховки. Чернильных выстрелов… Ты, начальник, беспредел творишь. Нельзя человека в наручниках долго держать. А ты держишь.
        - Я держу?! - засмеялся майор. - Ну, ты шутник!
        - Посмотрим, как ты будешь шутить, когда у меня гангрена начнется. У меня рука раненая, рана гниет. Ты наручники сними, глянь…
        Но конвоирам не обязательно было снимать наручники, они и без того поняли, что с рукой у задержанного плохо. Рана кровоточила и начала гноиться, и вся эта физиология вылезла наружу темно-бурым пятном на куртке.
        Наручники с Ролана в конце концов сняли и в срочном порядке направили его в санчасть следственного изолятора. Оказывается, беглеца не стали сразу переводить на тюремное заключение, на что он надеялся. Или Храпов передумал, или он вообще не ставил перед собой задачи забрать Ролана к себе. Может, попросил начальника следственного изолятора попугать его немного. Как бы им эти забавы боком не вышли. Кисть правой руки после наручников потемнела. Уж не гангрена ли начинается?
        Но до санчасти еще нужно было дойти. Через железную дверь с толстым потрескавшимся слоем краски Ролана провели в гулкое, зарешеченное с двух сторон помещение с длинным дощатым столом, над которым висела засиженная мухами лампа под жестянкой примитивного абажура.
        - Эльхимов где? - раздраженно спросил майор у кого-то из своих подчиненных.
        - Так рано ж, этапов еще нет, - отозвался один из бойцов.
        - Умный, да? Если умный, сам давай в булках ковыряйся.
        - Так я сейчас Эльхимова крикну, он в кладовке, наверное… А этого до ветра можно…
        Один конвойный, не очень молодой парень с резкими, можно даже сказать, уродливыми чертами лица, пересек помещение и скрылся за гремящей решетчатой дверью, а его напарник, молчаливый, склонный к полноте мужчина с лысой головой, отвел Ролана в туалет.
        В тесном, слабо освещенном помещении было относительно чисто, но бачок, как всегда, тек, и в унитазе журчала вода, оставляя ржавые потеки. Но воспаленным своим воображением Ролан воспринял этот звук как шум Ниагарского водопада и целую минуту ощущал восторг свободного полета. Но эйфория закончилась, и вслед за чувством облегчения он ощутил казенно-прогорклый запах неволи. Тихонов снова в каменном мешке. Впереди долгий срок, и еще ему придется доказывать свое право на жизнь в стае волков. Ну, и о Корчакове он тоже не забывал. Ролан должен был костьми лечь, но добиться перевода в тюрьму для осужденных.
        Все это время конвойный стоял у открытой двери, присматривая за ним. Он следил, чтобы Ролан не перепрятал в самое надежное на данный момент место свои сбережения. Но надеялся поживиться он зря: все давно уже спрятано, и совсем не важно, что это доставляет неудобства. Без денег будет еще неприятней.
        Досмотрщик Эльхимов, черноволосый прапорщик с восточным разрезом глаз, не заставил себя долго ждать. Пристально и с насмешкой глядя на Ролана, он ладонями гладил свои предплечья, делая вид, будто закатывает рукава. Сейчас, сейчас…
        Хабара у Ролана не было, но Эльхимов распорядился вывернуть карманы. Тихонов выложил на стол одноразовую бритву, зубную щетку в футляре, носовой платок, пачку сигарет, зажигалку, две смятые тысячные купюры - для отвода глаз.
        - Куртку снимай, да, - потребовал прапорщик.
        Ролан покорно кивнул, но, снимая куртку, сделал вид, будто сильно потревожил рану, и удачно изобразил обморок. Падая, он якобы случайно зацепился локтем о стол, стукнулся, и боль как бы вернула его в чувство. Сознание он не потерял, но предобморочная немощь осталась. Он еле держался на ногах.
        - Твою свинью! - выругался досмотрщик.
        Он похлопал Ролана по бокам, по карманам брюк, задрал штанину, ощупал одну голень, другую, заставил снять туфли, обследовал их, выдернул из подошвы супинатор, из которого можно было сделать заточку. На этом обыск и закончился. Не рискнул он лезть к Ролану в душу через задний проход.
        В следующем зарешеченном помещении с прицелом на черно-белую шкалу ростомера у крашеной кирпичной стены стоял фотоаппарат на штативе, чуть в стороне - стул напротив зеркала, машинка для стрижки волос. Напрасно Ролан изображал предобморочное состояние - его и сфотографировали, и обрили налысо. Он пытался протестовать, но контролер, исполнявший роль парикмахера, объяснил, что иначе в санчасть педиков не принимают. Ролана взбесила такая вольность в общении с ним, но парень объяснил, что так он якобы называет вшивых зэков - тех, кто страдает педикулезом.
        - У тебя жена есть? - спросил Ролан, глядя в его наглую физиономию.
        - При чем здесь это?
        - Значит, есть. Или жена, или девушка. И педикюр она делает… С кем же ты тогда спишь?
        Парень промолчал под насмешливые взгляды конвойных, но когда стриг Ролана, нарочно до крови расцарапал машинкой ему лысину. Хорошо еще, что не задел тонкий слой кожи, прикрывавший платиновую пластину в голове.
        Следственный изолятор был построен и оборудован в классическом стиле: здесь не было закрытых лестничных шахт, все переходы с этажа на этаж открытые, железные, гремящие, на каждом шагу - решетчатые шлюзы и защитные металлические сетки. Ролана вели по переходу нижнего этажа, и, посматривая наверх, он видел надзирателей, наблюдающих за камерами. А еще он заметил баландера в белом халате, слышал, как тот катит свою тележку, как открываются кормушки в дверях камер. Время еще раннее, в изоляторе только завтрак. Но у него что-то не было аппетита. Ролана подташнивало и даже знобило: похоже, поднялась температура.
        Глава седьмая
        Санчасть занимала свободное пространство в дальнем конце первого этажа тюремного блока. Палаты, ординаторская, процедурная - все это хозяйство представляло собой решетчатые клетки, один ряд которых отделялся от другого узким переходом с прозрачными, но крепкими перемычками. Правда, ординаторская от посторонних взглядов была защищена гипсокартонными плитами - и Ролану вскоре стало ясно, почему. Врачом была женщина, причем довольно-таки симпатичная. Было в ней что-то грубое, вульгарное, но если это и влияло на ее сексуальную привлекательность, то только усиливало ее. Ролан сутки как с воли, он еще не успел забыть вкус самой желанной женщины на свете, и то заметил, что врач, а если точнее, фельдшер довольно-таки хороша собой. Чего уж тогда говорить о заключенных, давно уже не видевших живую женщину…
        Ей было уже лет за тридцать, пышная грудь, крутые бедра; халат на ней чуть-чуть не доставал до колен, но когда она села, осматривая Ролану руку, полы задрались, и полное, тугое бедро в ажурной сетке чулка открылось наполовину. Тут не только изголодавшийся арестант слюну пустит, и даже не сразу заметит бейджик на кармане халата: «Евдокимова Изольда Германовна. Фельдшер».
        Достоинства этой женщины Ролан оценил со знаком «плюс», но весь интерес к ней остался где-то глубоко в нем. Одно дело любить Аврору, но еще большее счастье - обладать ею. Она была его женщиной, он здесь ради нее, и засорять светлые мысли о ней посторонними скабрезными помыслами совсем не хотелось.
        - Как у тебя все запущено, - покачала головой Изольда Германовна.
        Пышным задом она заерзала на круглом стуле, устраиваясь поудобнее, и полы ее халата задрались еще выше. Ролан усмехнулся про себя. Возможно, эта женщина получала тайное удовольствие от того, что дразнила заключенных своей недоступностью. А может, и не тайное. А может, и доступностью…
        - Шов почему не наложили? - Рассматривая рану, она так близко подалась вперед, что едва не коснулась грудью его локтя.
        Едва, но не коснулась. А может, она ждала, что Ролан сам подвинет локоть вперед?
        - А надо?
        - Поздно уже. Загноилось все… Температура есть?
        - Кажется, есть небольшая…
        - Ладно, с температурой потом разберемся. А сейчас потерпеть придется. Обезболивания у нас, извини, нет.
        - А сто граммов? Можно без огурчика.
        Изольда Германовна внимательно посмотрела на него, будто выискивая в его глазах похотливый блеск, но ничего такого не нашла. И это, похоже, слегка ее расстроило. А может, и не слегка…
        - А девять граммов не хочешь? В свинцовом эквиваленте.
        - А куда обращаться?
        - К моему заму по анестезиологии. Он сейчас на вышке дежурит, с автоматом…
        Шутка получилась грубой, нескладной, Ролан ответил на нее жалким подобием вежливой улыбки. И эта его реакция на черный юмор ей не очень понравилась. Может, поэтому рану она обрабатывала долго и очень больно. Хорошо, что повязку наложила плотную. И еще царапины на голове каким-то раствором обработала.
        - Я так понимаю, баню и санитарную обработку ты еще не проходил, - заметила она, недовольно, но с интересом глядя на него.
        - Сказали, что у вас душ есть.
        - Сказали… А если это мой личный душ?
        К ясновидцам Ролан себя не причислял, но ему вдруг показалось, что он знает, какого ответа она ждала на свой провокационный вопрос. Возможно, ей нравилось только то, что заключенные заигрывают с ней; скорее всего, за черту флирта она никому заходить не позволяла. Так это или нет, но ей явно хотелось, чтобы Ролан проникся к ней похотливым интересом. И насчет душа он должен был грубо сострить - дескать, если это собственность Изольды Германовны, то помыться в нем он мог бы под ее личным присмотром. Она бы, конечно, его отбрила, но самого в душ пустила бы. И настроение у нее улучшилось бы от его пусть и грубого, но заигрывания.
        Но Ролан скромно промолчал в ожидании ее решения.
        - Ладно, душ примешь, - разочарованно посмотрела на него женщина. - Только руку не мочи, перевязывать больше не буду. Десять минут у тебя на все…
        - Мне бы одежду постирать.
        - Ага, счас! На прожарку твоя одежда пойдет…
        Ролан промолчал, закусив губу. Он знал, что бывает с вещами после прожарки. Белье, джинсы, рубаха и куртка у него из натурального хлопка, синтетики там нет, поэтому материал не очень пострадает, но пластмассовые пуговицы расплавятся, и «молния» на куртке перестанет застегиваться. Да и грязь на вещах так и останется.
        - Белье получишь, пижаму. А вот палату белокаменную тебе не обещаю.
        Изольда Германовна выжидающе смотрела на него. Она явно ждала слов, которые могла бы расценить как комплимент, но Ролан лишь пожал плечами. Он никак не выказывал своего к ней интереса, и ее это злило.
        Душевая комната находилась в конце решетчатого коридора, туда его проводил рослый дородный санитар из обслуги. Таких заключенных называют козлами, а этого типа с таким незавидным титулом Ролан возвел бы в квадрат или даже в куб. Он не просто прислуживал в санчасти, но и выполнял здесь роль надзирателя, ключом-вездеходом вскрывая переборки-шлюзы. Видно, ему здесь очень доверяли. К счастью, скурвленный санитар не пытался ставить Ролана лицом к стене, когда открывал решетчатые двери.
        Душ находился за дверью, а то Ролан всерьез опасался, что мыться придется на виду у всех. Однако тамбур оказался за непрозрачной стеной, и следующие за ним два помещения были закрыты кирпичной перегородкой. Одна дверь оказалась запертой на замок, другой не было вообще; в проеме виднелась сырая, в грязных разводах стена, темный заплесневелый угол под потолком, ржавая изогнутая труба без лейки. Вентили давно проржавели, пол был скользким. Вряд ли Изольда Германовна пользовалась этим убожеством; наверняка ее душевая кабинка находилась за соседней запертой дверью, но посторонним туда вход запрещен. А ведь она могла бы его туда впустить, если бы он проявил свой к ней интерес. Но уж лучше мыться в грязной каморке под холодной водой…
        Ролан был почти уверен в том, что вода в душе окажется холодной. И он не ошибся. Одна труба была теплой, но кран, ее перекрывавший, не имел вентиля, а с помощью пальцев его открыть было невозможно. И вертушка с исправного холодного крана никак не снималась.
        - Эй, мужик, а вентиль где? - спросил Ролан, глядя на санитара, который с брезгливым видом собирал в мешок его одежду.
        - Я не мужик, - покосился на него тот.
        - Слышь, я знаю, что ты не мужик, - недовольно скривил губы Ролан. - Я знаю, кто ты такой. Но я же не буду называть тебя козлом.
        Санитар оскорбленно дернулся, гневно шагнул к Ролану, но ему очень не понравился его грозный вид и блатные татуировки. Зло стиснув зубы, он ушел. Глупо было ждать, что вернется он скоро и с вентилем. Тут как бы без холодной воды не остаться…
        Впрочем, вода была не многим ниже комнатной температуры, и Ролан не успел дать дуба, пока мылся. Правда, после душа ему пришлось порядком померзнуть. Обозленный санитар нарочно не спешил нести одежду, и Ролан голышом и босиком дожидался его в тамбуре.
        После холодного душа у него еще больше поднялась температура, и к тому времени, как появился санитар, легкий озноб перерос в настоящую лихорадку.
        - Ничего, мы с тобой, козел, еще встретимся на узкой дорожке, - пригрозил он санитару.
        - Уже встретились, и что? - с высоты своего положения ухмыльнулся тот.
        Ролан был без одежды и в таком виде не мог начать потасовку. Еще пойдет слух, что у него ум зашел за разум на почве сексуального голодания - на мужиков, как петух, стал бросаться…
        Санитар ушел, Ролан стал осматривать одежду, которую тот принес ему в бельевом мешке. Трусы и майка маленькие, вместо больничной пижамы обычная тюремная роба, все чистое, но застиранное чуть ли не до дыр. Хорошо, что костюмчик более-менее соответствовал размеру.
        Скоро санитар вернулся и отвел его в процедурную, где Ролана дожидалась Изольда Германовна.
        - Руку не намочил? - с плохо скрытой насмешкой спросила она.
        - Да нет, нормально.
        - А голову намочил… Ничего, сейчас…
        Он и опомниться не успел, как она густо смазала его царапины зеленкой.
        - Мне бы аспирину, - сказал он, угрюмо глядя на нее.
        - Ну да, ты же про температуру говорил. Сейчас…
        Движением пальцев она показала, чтобы он расстегнул верхние пуговицы на куртке, сама сунула ему под мышку градусник. Но не прошло и минуты, как она его вытащила.
        - Ничего, нормальная температура… Знаю я ваши болячки: голова болит, в костях ломота…
        Казалось, она нарочно тянула время, провоцируя его. Как будто знала, что Ролан знаком с этой присказкой.
        - Ничего у меня не стоит, и неохота, - поморщился он.
        Ему бы сейчас горячего чаю и под одеяло, и уж точно не до шашней.
        - Да я уже поняла, что ты не того… - хмыкнула Изольда Германовна. - Карнаух, давай Тихонова в палату!
        Нехорошо посмеиваясь, санитар отвел его в крайнюю от входной двери палату. Здесь было всего две решетчатые стены - фасадная и левая переборка с соседней палатой. Дальняя и правая стены были оштукатурены, низ выкрашен в серый цвет, а верх побелен так же чисто и густо, как и потолок. Четыре койки, две нижние и столько же верхних. Сортира, как и в других палатах, здесь не было, дверь закрывалась на замок, и, чтобы справить нужду, нужно было идти под присмотром санитара в общий для всех больных туалет.
        Две нижние койки были заняты, из четырех мест свободным оставалось только одно - на верхнем ярусе у решетчатой перегородки, за которой лежал болезненного вида мужчина, надсадно кашлявший в подушку, возможно, кровью. Такое соседство Ролана не устраивало, но и выбора у него не было. Больничка - не место для разборок. Если, конечно, тебе не бросают вызов.
        С его появлением с нижней шконки у оштукатуренной стены поднялся крупный, хорошо накачанный парень в борцовской майке, туго ушитой по бокам, чтобы подчеркнуть узкую талию на фоне могучих плеч. Спортивные стретч-шорты на нем такие тонкие и эластичные, что можно точно определить размеры его «хозяйства». Аккуратная
«площадка» на голове, брови черные, тонкие и какие-то ненатурально глубокие, грубые от природы черты лица смягчались каким-то слащавым выражением. Рот маленький, но багровый шрам от уголка губ казался его продолжением. Моргала целые, но пасть, похоже, кто-то ему порвал.
        - Ты что, чумной? - густым, хорошо поставленным басом спросил атлет. - Что это у тебя за чума на голове?
        На второй нижней шконке лежал и с интересом наблюдал за Роланом среднего роста чернявый паренек в приталенной вязаной кофте и низких джинсах, которые неприятно для глаз обтягивали его тонкие как спички ноги. Он радостно улыбался, в то время как третий обитатель палаты хмурил брови, с какой-то непонятной тоской глядя на Ролана. Притихли и обитатели соседнего помещения, похоже, все они ожидали забавного зрелища.
        - Не бойся, не заразный, - буркнул Ролан.
        Он с вожделением глянул на свободную и к тому же полностью заправленную койку. После кошмарной ночи, холодного душа ему не терпелось забраться под одеяло, не важно, что оно грязное и пыльное.
        - А вот, представь себе, боюсь. Может, это у тебя сифилис какой-нибудь.
        - Ну что ты, Арнольд, какой сифилис? - поднялся со своей шконки чернявый паренек.
        У него были правильные черты лица, утонченные, почти женственные. Таких смазливых типчиков, как он, в зоне обычно называли сладкими, сахарными; особенно щедры были на такие «комплименты» ценители, что желали попробовать их на вкус. А манерность и особый диалект этого красавчика наводили на мысль, что ему должно льстить столь пристрастное отношение со стороны озабоченных мужчин.
        - Мне кажется, что это у него такая раскраска, и он ее сделал, чтобы тебе понравиться.
        На определенные мысли наводила и вольность, с которой красавчик общался с атлетом. Будь этот качок честным арестантом, петушок бы сейчас летал по камере, махая крыльями; но нет, Арнольд лишь мило улыбнулся ему в ответ.
        - Ну, если ты так думаешь, Мишель, то я с тобой согласен.
        Ролана едва не стошнило, глядя на них. А внутри все заледенело от мысли, что его неспроста направили в этот курятник. Или Карнаух ему такую палату в отместку подобрал, или Изольда Германовна над ним так подшутила, или они оба приняли решение наказать его. А может, это тюремное начальство продолжает свои грязные против него игры.
        - Я с тобой не согласен, пидорок. - Ролан волком глянул на Мишеля.
        Хорошо, что петушки сразу проявили свою голубую суть. Он еще не занял место в палате, не опоганил свою душу их духом, не замарал руки, случайно прикоснувшись к вещам, которыми они пользовались. Еще бы с Арнольдом справиться, а то петухам на смех будет, что Тихона побил какой-то голубой.
        - Ты кого пидорком назвал? - вздыбился Арнольд.
        - Его. И тебя тоже… Развели здесь гомодрильню! - Ролан презрительно сплюнул ему под ноги.
        Нельзя плевать на пол в чистой хате, а в грязной нужно.
        - Ничего мы не разводили. - Манерно заламывая руки, Мишель встал между ним и взъяренным Арнольдом. - Просто мы живем так, как нам нравится. И это совсем не гомодрильня. Это свободное выражение нравов. И прав личности в том числе…
        - Ты, наверное, по личности давно не получал, - хмыкнул Ролан.
        - Да я его сейчас в бараний рог!..
        Арнольд шагнул к Ролану, но Мишель развел в сторону руки, чтобы удержать его:
        - Подожди, не надо! Человек просто не созрел для нормального цивилизованного разговора.
        - А я сказал, пусти!
        Ролан ехидно ухмыльнулся. Не очень-то Арнольд рвался в бой. Если хотел ударить Ролана, то давно бы уже оттолкнул своего голубовника.
        - Я же сказал, подожди! Человек сейчас все поймет, и его предвзятость исчезнет. Ему еще понравится с нами…
        Ролан больше не мог слушать этот бред голубой лагуны.
        - Карнаух! - крикнул он.
        Не дело это - ломиться с одной хаты, требуя перевести в другую. Только если эта хата не петушиная.
        Санитар не замедлил подойти к решетчатой двери.
        - Чего? - с нескрываемой насмешкой спросил он.
        - У меня рука болит, а не дупло; зачем ты меня к проктологам направил?
        - Ну, зачем так грубо? - жеманно возмутился Мишель. - Мужчина, мы же цивилизованные люди, мы должны разговаривать культурно, а вы опускаетесь до грубых оскорблений… Совестно должно быть!
        Ролан свирепо посмотрел на Арнольда:
        - Слышишь ты, Дольче, заткни свою Габбану, или я вас обоих на сапоги порву!
        - Определенно, мужчина, с вами невозможно говорить! У вас совершенно пещерные взгляды на жизнь…
        - Ты за своей пещерой следи, чтоб не дуло.
        - Ох, ох, как смешно! - передразнил Ролана Мишель и, виляя задницей, убрался на свою койку.
        Зато Арнольд не сдвинулся с места - ни вперед, ни назад. Стоит, сжав кулаки, злобно смотрит на Ролана.
        - Карнаух, уводи меня отсюда. Считаю до трех. Раз… Два…
        - Три! - хмыкнул санитар, даже не собираясь открывать дверь.
        Именно на этот счет Ролан и ударил ногой в точку под обтянутым шортами
«хозяйством». И в этот удар он вложил всю свою оставшуюся силу. Арнольд с воем рухнул на колени, обеими руками закрывая отбитую промежность.
        Ролан презрительно усмехнулся, глядя на поверженного мужелюба. Чистая победа. И руками он его не коснулся - не опоганился, иначе говоря. Никто ни в чем его не упрекнет. Ну, разве что в карцер отправят.
        - Сам виноват, - сказал Ролан, через прутья решетки глянув на Карнауха.
        У санитара был такой вид, будто ему только что сделали трехлитровую клизму. Видно, он примерил на себя всю мощь коварного удара, и его перекосило.
        - Я же сказал, переводи от греха подальше. Ты не послушал… Так дежурному помощнику и скажу, что ты меня спровоцировал.
        Упоминание о дежурном помощнике вызвало на лице Карнауха кривую усмешку.
        - Не надо никому ничего говорить…
        Он вывел Ролана из палаты и перевел в соседнюю, где также имелось свободное место на втором ярусе слева от входа. Но Ролан положил глаз на нижнюю койку с той же стороны. На ней лежал грузный мужчина с крупными чертами лица и маленькими бегающими глазками. Он пытался изображать крутого, когда Ролан подошел к нему. Лежит, в полную щеку жует печенье, глядя на новичка.
        - Почему не крикнул, что там пидоры живут? - резко спросил Ролан, кивком головы показав на палату справа.
        - Э-э… Ну-у…
        - Жить хочешь?
        - Э-э, да…
        - Тогда чего ждешь? - Ролан взглядом показал на верхнюю шконку, и тот, покорно кивнув головой, переехал на новое место жительства.
        Ролан сам, своими руками переместил сверху вниз чистую постель, с удовольствием забрался под одеяло. Он уже засыпал, когда появился баландер.
        Борщ оказался вполне съедобным, рисовая каша с костно-шкурно-жировым наполнителем также не вызывала тошноты, в теплом компоте угадывался сладкий привкус. Хлеб, правда, подкачал - черствый, с мучными комочками, но в тюрьме и третий сорт не брак. А на полдник Тихонов получил стакан самого настоящего кипяченого молока, что входило в специальный рацион для санчасти. Что ж, можно сказать, жизнь постепенно налаживалась…
        Глава восьмая
        Железный пол под ногами гремел при каждом шаге, противно стучал ключ-вездеход, втыкаясь в замочную скважину, заупокойно скрипели на несмазанных петлях решетчатые двери.
        - Стоять! Лицом к стене!
        Курорт закончился. Рана хоть и не зажила, но Ролана все равно отправили в общую камеру. Под рукой - свернутый в рулон матрас, в общем пакете - весь нехитрый набор заключенного: одеяло, подушка, белье, миска, ложка, кружка. Наконец Тихонов попал под расписку к надзирателю, который и открыл для него дверь в тюремную камеру. Ролан был спокоен: все же он не новичок, которому все одно - что сюда попасть, что в загробный мир.
        Камера большая, густонаселенная, жужжала как улей в рабочем режиме. Слева вдоль стены четыре шконки в три яруса, справа - всего три; за спинкой крайней журчал унитаз, на котором тужился загорелый азиат. Торцом к окну еще два ряда шконок по паре в каждом, но здесь двойной, а не тройной ярус. Длинный стол, вмурованные в пол скамьи; на них сидели арестанты, тупо посматривая друг на друга. Было видно, что они только что резались в карты. Занятие это под запретом; контролер, может, и разрешает, но по негласному принципу «я ничего не вижу». Двое играли в шахматы; кто-то писал письмо, а может, жалобу. Справа от Ролана, прямо на голом полу, прислонившись спиной к двери, сидели два жалкого вида существа, вне всякого сомнения, из касты отверженных. Есть такое понятие, как место у параши; на воле оно вызывает ироническую усмешку, но в тюрьме все предельно серьезно и реально. Нет ничего страшнее этого места, и об этом должен думать всяк сюда входящий.
        Камера жила своей жизнью, течение которой приостановилось лишь с появлением Ролана. Под потолком были натянуты веревки, на которых сушилась одежда. Воняло потными немытыми телами, от нужника шел смрад. Все шконки оказались заняты, на некоторых сидели по двое человек. Слишком уж мало здесь места, чтобы поместить лишнюю задницу, поэтому арестанты и косились на Ролана.
        Он уже заметил, что за столом сидели азиаты - таджики, узбеки и прочие гастарбайтеры. В левой половине камеры в пространстве между крайними рядами шконок кучковались кавказцы; здесь свой интернационал - представители как Северного, так и Южного Кавказа. Наверняка это более крепкая и сплоченная «семья», нежели выходцы из Средней Азии. Братья-славяне оккупировали правую половину, и было их не намного меньше, чем нерусских. К тому же на дальних шконках, у окна, сидели крепкие, широкоплечие ребята.
        Едва за контролером закрылась дверь, как на верхнюю у окна шконку запрыгнул шустрый худосочный паренек. До Ролана ему не было никакого дела, он занимался почтой, следил за «дорогой» - за натянутыми между окнами нитками, по которым в камеру поступали записки, мелкие посылки вроде папирос с травкой и прочим воровским добром. Если здесь существовала такая тайная «дорога», если была связь со всей тюрьмой и внешним миром, значит, это правильная хата, значит, не козлы здесь заправляют и тем более не петухи.
        Ролан еще только рыскал взглядом по сторонам в поисках подводных камней, когда к нему подошел большеглазый таджик в тюбетейке. Он и пальцем к нему не прикоснулся, но внимательно и быстро осмотрел его вещи, даже обнюхал его самого. Ролан уже созрел для того, чтобы дать ему пинка, но азиат будто почувствовал это и спешно ретировался.
        Не успел таджик исчезнуть, как перед Роланом всплыла физиономия чернявого паренька с острым носом и резкими чертами лица. Одну руку он держал в кармане, а двумя пальцами другой, ссутулившись, водил перед ртом, изображая процесс курения.
        - Есть?
        Но Ролан едва удостоил его взглядом. Попрошаек в тюрьме не жалуют, и кавказец должен был это понимать. Скорее всего, понимал, а его поведение очень походило на провокацию. А вдруг лицо новичка поплывет в раболепной улыбке, вдруг он расстелется перед обитателями камеры в желании угодить им. Он расстелется, и об него можно будет вытирать ноги. Можно было сказать, что по пятницам он не подает, но в таких случаях молчание ценится гораздо больше пренебрежительного слова.
        Он знал тюремные правила и ждал, когда к нему подойдет серьезный человек от смотрящего. Он мог бы занять место и без спросу, если ожидание затянется, но беда в том, что все шконки заняты, и без разводящего ему сейчас никак не обойтись.
        А ожидание действительно затянулось. Что ж, придется Магомету идти к горе.
        Ролан направился в угол, где чинно, без суеты переговаривались меж собой братья-славяне. Двое из них - бритоголовый парень с яйцевидной головой и мужчина с воскового цвета лицом - внимательно смотрели на него, оценивая поведение, пытаясь распознать повадки. Но при этом никто из них не пытался установить с ним контакт. А куда спешить? Времени много, да и сам Ролан шел к горе.
        Он проходил мимо стола, когда сидевший на краю скамейки узбек вдруг подставил ему подножку. Ролан вовремя заметил опасное движение и остановился, даже не задев протянутой ноги. И тут же свободной рукой схватил узбека за правое запястье. Выкручивая кисть, заметил, как выпадают из нее карты.
        Узбек оказался неслабым противником, Ролан чувствовал силу в его руке. И еще азиат собрался ударить его кулаком снизу вверх, от бедра, как это делают в карате. Пришлось поторопиться, чтобы не попасть под удар. Ролан усилил нажим и взял противника на болевой прием как раз в тот момент, когда тот пустил в ход кулак. Но удар не удался - и Ролан уклонился, и боль так скрутила узбека, что кулак безвольно завис на половине пути.
        Ролан не мог бросить матрас на пол - правила не позволяли, а отдать его было некому. Но ничего, он справился с противником и одной рукой. Оторвал его от скамьи, подвел к изгоям и удачно провел подсечку, уронив на отверженных. Унизительный контакт состоялся - теперь узбек сам должен стать изгоем, и вряд ли собратья по вере примут его к себе. Хотя все может быть.
        - Сука позорная, - процедил сквозь зубы Ролан в готовности добить поверженного узбека ногой.
        Но тот не пытался взять реванш за поражение, закрывая лицо рукой. На пятой точке опоры он жалко пятился к стене.
        - Да, совсем братья наши меньшие распустились…
        За спиной у Ролана стоял худощавый парень с блестящими залысинами на высоколобой голове. Маленькие, близко посаженные глазки, тонкая переносица, но негармонично широкие ноздри, кривая пренебрежительная ухмылка, адресованная азиатам.
        Узбеки, похоже, не прочь были вступиться за своего собрата, но их сдерживали те двое, что внимательно наблюдали за Роланом. Мужчина с восковым лицом грубо выговаривал азиату с тонкой косичкой на бритой голове. В проходе между шконками толпились и другие братья-славяне, готовые ввязаться в драку.
        - Своих баранов можешь стричь сколько хочешь, а наших пацанов не тронь, понял?
        - Где ты баранов видишь? - с акцентом спросил азиат, исподлобья глядя на предъявителя.
        - Тебе их всех пересчитать? - спросил высоколобый и кивком головы показал на поверженного узбека. - Или этого хватит?
        - Э-э, братва, хорош базар-вокзал гонять, - с важным видом встрял в разговор мощного телосложения кавказец с приплюснутым носом и борцовской шеей. - Сейчас вертухи набегут, шмоны-моны, оно вам надо?
        Весомый аргумент сгладил конфликт, и враждующие стороны разошлись по своим углам. Высоколобый парень потянул Ролана за собой.
        - Скатку сюда пока положи, - сказал он, хлопнув рукой по верхней шконке в блатном углу.
        - Ты что, Ренат, с дуба рухнул? - одернул его мужик с восковым лицом. - А если он из птичника к нам залетел? Ты же не хочешь, чтобы тебя в пуху обваляли?
        - Был я в птичнике, - жестко глянул на него Ролан. - В больничке. У Дольче и Габбаны.
        Каким бы строгим ни был режим в следственном изоляторе, новости здесь все равно циркулируют исправно, особенно если есть «дорога» для прогонки тюремной почты. Прошла почти неделя с тех пор, как Ролан попал в санчасть, и обитатели этой камеры должны уже знать о происшествии в голубой палате.
        - Так это ты Дольче открывалку отбил? - с одобрением посмотрел на него восколицый.
        - Я честный арестант и по-другому не мог.
        - Это дело… Ренат, чего застыл? Пусть скатку на твой шконарь кладет… Ты, кажется, Тихоном назвался или я что-то путаю?
        - Тихон я, - уложив свернутый матрас на второй ярус, кивнул Ролан.
        Восколицый показал ему на место подле себя. С его стороны это было высшей степенью доверия. Но не он был смотрящим в камере - это место занимал остроносый парень лет тридцати с выпученными от природы глазами. Взгляд у него холодный, затуманенный. Сильный взгляд, пронизывающий. Но Ролан видал и не такое, и напрасно смотрящий пытался давить на его психику.
        - Слышал я про тебя, Тихон, - сказал он с таким видом, будто любовался собой со стороны.
        Он же не человек, а полубог, если все и про всех знает. И голос его звучал негромко для того, чтобы все вокруг напрягали слух, улавливая слова смотрящего.
        - Ты на Храпова наехал, да?
        - Ну, я же не знал, что это Храпов.
        - Он тебя повязал, да?
        - Было дело, - сконфуженно кивнул Ролан.
        Вот если бы он взял верх над начальником тюрьмы, тогда можно было бы гнуть пальцы, а так хвастать нечем.
        - Чего так?
        - Он же мент, и работа у него такая, арестантов вязать…
        - Я знаю Храпа; он в спецуре не служил, на захваты не выезжал. А ты Арнольду навалял, Хазарчика конкретно опустил, тебя голыми руками не возьмешь. А Храп взял. Почему?
        - А в больничке я что делал? Рука у меня прострелена. Не мог я рукой…
        - Ну, не мог так не мог, - смотрящий накалил обстановку и сам же ее разрядил. - Все мы не просто так здесь, всех менты повязали… Храп такой, он бузу не прощает. Только все равно непонятно, почему ты здесь? Два-тринадцать шьют?
        - Если бы. За бакланку много не дают. А у меня двенадцать лет с тележкой.
        - Не понял.
        - На лыжах я. В бегах.
        - Опять не понял. А чего тебя к нам кинули?
        - Думаю, Храп что-то мутит, - пожал плечами Ролан.
        - Может, он тебя к себе хочет взять?
        - Не знаю, все может быть.
        - Ну, братуха, засада у тебя конкретная…
        - Я сам думал, что меня обратно в пермскую зону отправят, однако не получилось, здесь будут довесок оформлять. За побег довесок…
        - Точно, а потом Храп тебя к себе заберет, - решил смотрящий.
        - Влип ты, братишка, - покачал головой высоколобый. - У Храпа красная тюрьма, там козлы всеми делами заправляют…
        - Да, похоже, что влип, - удрученно вздохнул Ролан. - Влип как муха… С красной зоны когти рвал, чтобы на красную кичу загреметь…
        - У вас что, в зоне козлы заправляли?
        - Красноповязочники.
        - Ну, и как отрицалову жилось?
        - Туго.
        - Ты потому и сдернул?
        Ролан покачал головой:
        - Я в отрицалове по первой ходке был. А потом откинулся, в дела лютые впрягся. - Он осторожно погладил пальцами шрам от пулевого ранения. - В перестрелке шарахнуло. В больничке полгода провалялся, еле выкарабкался.
        - У тебя что, пуля в котелке?
        - Нет, пулю вытащили… Короче, я бы в отрицалове сдох. Мужиком я был, лес валил…
        - Ну, мужики тоже бывают правильными, - с пониманием отнесся к Ролану смотрящий.
        Но уважительная интонация в голосе сменилась на снисходительную. Блатной люд из его окружения не стал шарахаться от новичка как от чумного. У них у самих статус не совсем определенный. Опытным взглядом Ролан определил, что как минимум трое из них первоходы, и не блатные они, а просто приблатненные. Так же, как и сам смотрящий. Он только старался вести себя как правильный вор, хотя таковым мог быть лишь в своих собственных глазах. Наверняка не в законе и, возможно, даже не жульман. Джемпер на нем с высоким воротом, и не видно на теле регалий лагерного авторитета. Может, и есть татуировки, но не факт, что воровские. Может, он бандитский авторитет или даже отморозок, который только делает вид, что живет по понятиям.
        Но кем бы ни был смотрящий, его здесь уважали, и не считаться с ним Ролан не мог. Да и желания бросить ему вызов не было. Ролан не собирался лезть в блатную надстройку, ему и в мужиках было неплохо. И гораздо спокойнее.
        - Значит, на лыжи, говоришь, вставал? - с интересом спросил смотрящий.
        - Было дело.
        - Ну, расскажи, мы послушаем…
        Он не видел в Ролане соперника и не пытался искать в его словах вымысел, просто слушал из интереса. А Ролан в красках расписал, как сбежал с лесоповала, когда на делянку опустился необыкновенно густой туман. Рассказал, что осел в деревенской глуши, что жил с женщиной. Имен он не называл, мест обитания тоже, но все равно его рассказ звучал достаточно убедительно, чтобы понравиться скучающей братве.
        Потом он вспомнил, как снова оказался в зоне, как ушел в побег. Здесь пришлось соврать, потому что не мог он вплести в свою историю Аврору и Мотыхина, но все равно арестанты ему верили.
        - А здесь, в Святогорске, как оказался? - спросил высоколобый.
        Ролан уже знал, что его зовут здесь Салатом, а смотрящего - Червонцем.
        - Да проездом, - пожал он плечами. - Подруга у меня в Москве, к ней ехал; с мужиком в поезде разговорились, выпили, он меня к себе позвал. Помню, как из поезда выходил, а потом ничего не помню. Водка паленая была…
        - Бывает.
        - С бодуна на Храпа наехал…
        - Да, накуролесил ты, Тихон…
        Червонец долго и пристально смотрел на Ролана, затем спросил:
        - Я так понимаю, с гревом у тебя негусто.
        Увы, но это был очень важный вопрос. Жратва и курево в неволе котируются даже выше, чем женщины; все вокруг этого блага вертится, все к нему и сводится. Каким бы ты ни был крутым, нищим ты мало кому будешь интересен. Хочешь быть в авторитете, умей добывать харчи - или с воли пусть передачи поступают, или так дело поставь, чтобы с простых арестантов купоны в общак стричь. Первое хорошо, а второе еще лучше. Если смог камерный общак наполнить, значит, ты настоящий авторитет, и быть тебе смотрящим… Потому и спрашивал Червонец про грев, что ему нужно было и братву свою кормить, и с тюремными авторитетами делиться. А работа эта сложная, потому что спрос с него за всю камеру, а в узде он мог держать только русских. У азиатов и кавказцев, как понял Ролан, свои авторитеты.
        - Пока нет. Но подруга уже в курсе, что я здесь; может, подкинет чего-нибудь…
        Ответ прозвучал неубедительно, и кислым выражением лица Червонец дал это понять. Ролан действительно не получал посылок с воли, но надеялся, что это временно. Аврора должна что-нибудь придумать, и справки про него навести, и с родителями его связаться, чтобы от их имени слать в тюрьму посылки. Но, может, не зря говорят, что нет ничего более постоянного, чем временное. Что, если Авроре сейчас не до него? Ведь он не знает, что происходит в Черноземске. Может, Аврора снова в бегах, а может, скрылась за границей, оставив свои магазины и заводы на растерзание московскому воронью?
        Хотя из-за границы тоже можно отправлять посылки, и Аврора смогла бы наладить этот процесс, тем более что она большой специалист по продовольственным поставкам. Но что, если ее уже нет в живых? Или как минимум ей не на что купить продукты для передачи?.. Ролан очень переживал за нее. И о посылках беспокоился меньше всего. Он мог бы даже объявить голодовку, если бы это хоть на шаг-другой приблизило его к цели.
        - А родители что? - спросил Салат.
        - Они еще не в курсе. Что толку им сейчас писать; может, мне завтра пятилетку начислят и на этап отправят, - пожал плечами Ролан.
        - И то верно…
        - Но все не так плохо.
        Ролан знал всю подноготную тюремной жизни, как и знал, что халявщиков здесь не очень жалуют, поэтому и сберег для дела три пятитысячные купюры. Одну он протянул Червонцу, сказав святое:
        - На общак.
        - Это дело, - расплылся в улыбке смотрящий.
        - Мне бы якорь где-нибудь бросить…
        - Ну, в нашу гавань ты уже зашел, - кивнул Червонец. - А якорь… Салат, давай Варежку подвинь.
        Парень кивнул, но не просто подвинул арестанта на шконке второго яруса, а согнал его, освободив для Ролана всю койку целиком. Червонец недовольно поморщился, хотел что-то сказать, но махнул рукой.
        Только Ролан устроился, как камеру вывели на прогулку на тесную площадку, обустроенную на крыше изолятора.
        - У Храпа с этим делом получше, - сказал Салат, спиной опираясь о железную трубу фонарного столба. - У него народ свежим воздухом чаще дышит…
        Он был единственным из всех арестантов, кто сам тянулся к Ролану, потому что симпатизировал ему.
        - У них во дворе гуляют. Говорят, большой двор…
        Площадка со всех сторон была огорожена стеной из сплошного металлического листа, и с высоты крыши П-образного здания тюрьмы не было видно, но Салат кивнул в ту сторону:
        - И в камерах там по восемь человек. На каждую задницу по шконке. И телевизоры там есть, и радио работает… И сами они работают - плитку тротуарную делают, блоки, цеха у них там для этого. Неплохо, скажу тебе, делают, хорошее качество. Я строительством занимаюсь, приходилось брать; жалоб, скажу тебе, никаких…
        - Как ты этим делом занимаешься? Ты - рабочий, прораб? Может, фирма своя?
        - Ну, не совсем фирма… Раньше у меня с братвой дела были - ну, рэкет, все такое, - а потом отошел от всего. Семья, жена… Быт, короче, засосал… Строительством вот занялся. Заказ получаешь, бригаду набираешь, везешь на объект, рабочие работают, заказчик расплачивается… Когда двести штук в месяц имеешь, а когда чисто в убыток попадаешь. Но ничего, квартира у меня четырехкомнатная, обстановка, плазменная панель, на «Форде» катаюсь…
        - А здесь за какие подвиги?
        - Да козлу одному башку проломил. Деловой такой, пальцы гнуть стал - да я, да мы тебя, если что… А тут арматурина, как назло, под рукой - ну я и приложился. Тяжкий вред здоровью, от двух до восьми лет. Мужик из Москвы, в московском правительстве работал, не первая величина, но все равно не хухры-мухры. Вряд ли условным отделаюсь…
        - Все может быть.
        - Да я уже готов на зону идти, - не без бахвальства сказал Салат. - Лишь бы только не в тюрьму к Храпу.
        - Чего так?
        - С козлами жить - по-козлиному блеять. А я не хочу и не буду.
        - Я так понял, в блатные метишь?
        - А что, нельзя? - спросил парень, бравадой пытаясь затушевать смущение.
        - Почему нельзя? Если косяков за тобой нет и знаешь, как себя вести. Но это сложно. Да и зачем тебе это, если ты после отсидки к жене вернешься. Блатная романтика тем нужна, кто в люди выбиться хочет, смотрящим стать, положенцем, чтобы короновали… Тебе это надо?
        - Не знаю…
        - Это долгий путь. И опасный. Поскользнулся раз-другой - и ты уже не в счет… Кто все время на виду, с того и спрос большой. И требований валом. Не справился, пеняй на себя… Лучше тихо жить, незаметно, так больше будет шансов, что домой вернешься.
        - Да не по мне тихо жить, - с гонором вскинул голову Салат.
        Молодой он еще, подумал Ролан, глупый. Пока и тридцати нет, о криминальных делах понятия смутные, поверхностные. Держать он себя умеет, разговор вести - тоже, может при желании пустить пыль в глаза, поэтому думает, что станет настоящим лагерным волком. А ведь это ох как непросто. Да и зачем?
        - Лучше тихо, но с достоинством, чем громко все профукать…
        - Ты, я так понимаю, профукал, - пренебрежительно усмехнулся Салат.
        - А я в законные никогда не лез. - Голос Ролана звучал миролюбиво, но взгляд затуманился, зачерствел, наполняясь внутренней силой. - И блатная романтика мне уже надоела. Женщина у меня есть. К ней вернуться хочу…
        - Это та подруга, которая в Москве? - успокаиваясь, спросил парень.
        - Не важно… А у тебя жена, дети, тебе о них думать надо. Червонец правильно сказал, мужики тоже правильными бывают. Я тебе больше скажу: на правильных мужиках все и держится. Как они себя поведут, так и смотрящий жить будет. Правильных мужиков уважают… Главное, козлом не стать. Петух - он по принуждению, а козел - по убеждению. Мне свобода нужна, а путь исправления ведет к условно-досрочному; но лучше лыжи сделать, чем на поклон к мусорскому начальству. Ты со мной согласен?
        - Это само собой!
        - Сам себя уважать перестанешь, если козлом станешь. Даже когда на волю выйдешь, плеваться будешь…
        - Вот и я о том же…
        Салат очень бурно отреагировал на эту проповедь, но Ролан только посмеивался, глядя на него. Вся внешняя бравада этого человека слетит, как мишура с новогодней елки, выброшенной на морозный ветер, если вдруг поднимется настоящий ураган. Он семейный человек, и тюрьма ему явно не дом, так что нет Салату смысла терпеть невзгоды ради того, чтобы заслужить почетное в неволе звание отрицалы. А если усилить нажим, то он и в лагерную прислугу запишется, лишь бы выжить.
        Ролан и сам не стремился вернуться в воровское сословие - не для него это, взгляды на жизнь уже поменялись. Ему бы на волю, к Авроре, и жить с ней в свое удовольствие. Но при всем этом он точно знал, что козлом по убеждению не станет никогда. Пусть его в карцере гноят, пусть в Карбышева с ним на морозе играют, но работать на тюремное начальство он не станет.
        - Да я лучше удавлюсь, чем к Храпу в его козлятник отправлюсь, - коснувшись большим пальцем своего клыка, заявил Салат.
        Но Ролан уже потерял к нему интерес.
        - Да ты не переживай, у Храпа строгий режим, а тебя на общий отправят. Ну, если вдруг с условным не повезет…
        Зато Салат не потерял интереса к Ролану, чего нельзя было сказать о других. В камере во время ужина приблатненные славяне во главе с Червонцем заняли стол, но Ролана к себе не позвали; он так и остался лежать на своей шконке с видимым безразличием к происходящему. Он не рвался в стан к блатным, но и равнодушие к себе его не радовало. Он даже отказался от положенного ужина, чтобы не показаться ущербным.
        И только один Салат вспомнил о нем. Из своего телевизора, как назывался прикрепленный к стене шкафчик для личных вещей, он достал увесистый пакет с продуктами, направился с ним к столу, а затем вернулся за Роланом и чуть ли не потребовал, чтобы тот присоединился к трапезе. Отказываться в этом случае было грешно. Тем более что возражать против Ролана никто не стал. Все правильно - он и за себя мог постоять, и на общак отстегнул.
        И все равно на душе остался осадок. Не свой он здесь, чужой. Не надо было ему говорить, что блатная романтика осталась для него в прошлом. Но и врать он не мог. Может, и не воровской он человек, но в любом случае честный арестант, и никто не сможет его в этом разубедить.
        А через два дня в камеру на его имя доставили сразу три посылки от родителей, но, судя по содержимому, их организовала Аврора. Сумка-рюкзак, темно-серый спортивный костюм из натуральной шерсти, уютный, не колючий овчинный жилет, отменное хлопчатобумажное белье, носки, кроссовки на липучках, тапочки резиновые и кожаные, одноразовые бритвы, пенный гель и даже несколько крепких фарфоровых чашечек для чифиря. Чувствовалось, что и продукты подбирались со знанием дела - сало с розовыми мясными прослойками, вяленая барабулька сочного янтарного цвета, лук, чеснок, карамельки, много чая в маленьких упаковках, целая россыпь сигарет - в общем, все то, что в тюрьме использовалось в качестве местной валюты. К тому же посылки были отправлены не почтой, а через пункт приема передач. Скорее всего, приемщикам дали, что называется, на лапу, чтобы все содержимое посылок поступило к адресату в целости и сохранности.
        Надо ли говорить, что после этого Ролан стал желанным гостем за обеденным столом. Но рад он был не столько посылке, сколько тому, что Аврора дала о себе знать. Жаль, что она не черкнула ему хотя бы несколько строк, но все это будет, обязательно будет. За деньги, что удалось пронести с собой в изолятор, Ролан уже заказал мобильный телефон, послезавтра прикормленный надзиратель принесет его в камеру. Тогда он поговорит с Авророй в прямом, так сказать, эфире.
        Можно было воспользоваться чужим сотовым - такие в камере имелись, - но Ролан хотел иметь свой собственный мобильник. Однако, как оказалось, с надзирателем он связался зря.
        На следующий день, так и не дождавшись телефона, он отправился на суд, который добавил ему к общему сроку еще четыре года. Обратно его доставили в следственный изолятор, но уже в другую камеру, откуда он должен был отправиться на этап. Судя по всему, колония, из которой он сбежал, ему не светила. И что-то подсказывало ему, что его ждет очень короткий этап в соседнее здание…
        Глава девятая
        Авиалайнер грузно присел на хвост и, будто разом оттолкнувшись от земли, тяжело, натужно пошел на взлет. Аврора перекрестилась, поцеловала сомкнутые большой и указательный пальцы правой руки так, будто в них находился крестик. Это самый опасный момент, когда самолет отрывается от земли и взлетает; если он смог успешно набрать высоту, то полет будет удачным, даже на этапе посадки.
        Она отправляла своих детей за границу, на один из множества обитаемых островов Новой Зеландии. Виллу в этом тихом уголке планеты она взяла в аренду по Интернету, деньги перевела по электронной системе платежей. Егора, Вику, Татьяну Федоровну и двух ребят из охраны ждут в Окленде; там их встретят и доставят на остров. «Все будет хорошо». Эти слова Аврора мысленно произносила в перерывах между молитвами
«Отче наш». Она слишком сильно переживала за детей, чтобы спокойно относиться к происходящему.
        Машина стояла на дороге, с которой просматривалась взлетная полоса. Самолет уже скрылся за облаками, но Аврора не торопилась уезжать.
        - Аврора Яковлевна, нельзя долго стоять, - сказал Дымаров, начальник личной охраны, средних лет мужчина с грубоватой, но располагающей внешностью.
        - Да, да, поехали…
        Почти две недели прошло с тех пор, как она вернулась в Черноземск. Внешне все было спокойно, бизнес шел в штатном режиме с колебаниями «плюс-минус» в пределах статистической погрешности. Признаков рейдерского захвата пока не наблюдалось, основные держатели акций не предпринимали никаких подозрительных действий, киллеры на нее не покушались - но все равно Аврора чувствовала, что вокруг нее ткется какая-то паутина, просто еще не настало время в ней увязнуть. Интуиция ее редко подводила, и женщина почти физически ощущала, что постепенно оказывается во враждебном окружении. И некому было помочь…
        Аврора окружила себя плотным кольцом охраны, заперлась в особняке, превратив его в офис. С ней под одной крышей жили секретарша, делопроизводитель, курьер; сюда на доклады приезжали исполнительные и финансовые директора, часто наведывался Авдей, занявший место покойного Мотыхина. Подступы к особняку просматривались со всех сторон, датчики движения на каждом шагу - ни пройти, ни проехать. Охрана вооружена серьезно; служебные карабины и пистолеты проведены через разрешительную систему, все законно. Плюс ко всему, возле ворот дома постоянно дежурил наряд вневедомственной охраны - ребята в бронежилетах и с автоматами. Аврора взяла их на дополнительное и весьма существенное довольствие, и неудивительно, что службу они несли бдительно. Во всяком случае, на посту не спали.
        И выезд у нее солидный - своя машина, два джипа сопровождения и автомобиль дорожно-постовой службы. Эскорт можно было увеличить в два, а то и в три раза, но нельзя было оголять охрану дома. Враг мог проникнуть на охраняемую территорию и в отсутствие Авроры.

…Из аэропорта к дому машины мчались на большой скорости; экипаж дорожно-постовой службы уверенно проводил их через скопления машин по встречной полосе, хотя на красный свет ехать не рисковал. Аврора, конечно, не последняя в городе величина - и с мэром у нее хорошие отношения, и с губернатором, - но все-таки она не тот человек, которому беспрекословно дают зеленый свет на светофорах. Такую привилегию нужно выпрашивать, а на это идти не хочется. Впрочем, большей частью колонна шла по объездной дороге, где светофоров было по минимуму.
        Наконец перед головной машиной распахнулись тяжелые кованые ворота в обрамлении старинной барельефной арки. Милицейский «Форд» с беззвучно крутящимися мигалками отъехал в сторону, а джипы и «Мерседес» продолжили путь по мощенной камнем дороге через ухоженный парк.
        Сосны в парке высокие, нижние ветки срезаны до уровня трех метров над землей, кустарников нет, только газонная трава, просыпавшаяся сейчас после зимней спячки. В таком лесу не спрячешься. Тем более что все здесь просматривается вдоль и поперек. В правом крыле дома расположен охранный пункт с комнатами отдыха, там в дежурном помещении стоят мониторы, за ними постоянно находятся два человека. Ведется наблюдение и за домом изнутри. Охранники патрулируют периметр забора, прилегающую к дому территорию, их можно увидеть и в анфиладах комнат первого этажа. Вроде бы все схвачено, за всем глаз да глаз, но почему-то неспокойно на душе. Впрочем, сейчас ей было уже не так страшно, как вчера, когда в доме находились дети. За них Аврора переживала гораздо больше, чем за себя.
        Если с ней вдруг что-то случится, они унаследуют все ее состояние и крупный счет в иностранном банке. Конечно, им будет плохо без матери, но лучше так, чем погибнуть вместе с ней. Егор - смышленый малый, есть в нем отцовская хватка, со временем он сможет стать отличным бизнесменом. Если, конечно, злые люди не отберут у него наследство. Ведь он еще такой маленький… О Вике же и говорить нечего.
        Аврора поднялась на второй этаж, с грустью прошлась по комнатам детских апартаментов. Не хотелось ей разлучаться с детьми, но все-таки она поступила правильно. Только на душе было так тоскливо, что хотелось плакать. Но нет, она женщина сильная, сама справится и с собой, и с обстоятельствами, которые сейчас против нее…
        Аврора приняла душ, переоделась и направилась в свой кабинет на втором этаже правого крыла. Под этим домашним офисом в комнатах отдыха находилась свободная смена охранников, и здесь ей спокойнее, чем в левом крыле. Тут у нее не только кабинет, но и приемная, где, как и положено, весь день находится секретарша, красивая, хотя и не молодая уже женщина. Ольге Николаевне под сорок, и она не обладает такими возможностями, как Аврора, чтобы делать коррекцию внешности, омоложение кожи. Но для своих лет она все равно выглядит более чем эффектно. Глядя на нее, Аврора без ужаса думала о том, что и ей самой когда-нибудь, а если точнее, то довольно скоро, стукнет сорок лет. Что ж, в этом возрасте она будет выглядеть никак не хуже Ольги Николаевны.
        Секретарша, хотя правильнее было ее называть секретарем-референтом, безо всяких подсказок предпочитала деловой стиль. Она носила юбку чуть-чуть выше колен, но это не мешало ей выглядеть если не сексапильно, то что-то в этом роде. И Аврору не удивило, что Юра Горбинский смотрит на нее маслеными глазами. А ведь он молод, едва за тридцать перевалило.
        Аврора знала его с детства, училась с ним в параллельном классе и доверяла как самой себе. В ее системе он управлял одним из самых крупных в городе супермаркетов, но это не помешало поручить ему в некоторой степени деликатное дело. Она очень доверяла Юре, поэтому и отправила его в Святогорск, чтобы он навел справки о Ролане и помог ему с вещами и продуктами.
        - Здравствуй, Юра.
        В знак своего расположения она даже позволила Горбинскому по-свойски поцеловать себя в щеку. Все-таки однокашник, да и деликатное поручение подразумевало особые с ним отношения.
        Она проводила его в свой домашний кабинет, посадила в кресло за журнальным столиком, сама заняла другое. Для общения с ним больше подходила доверительная обстановка, нежели официальная. Юре она объяснила, что Ролан интересует ее как бывший муж родной сестры. Хотя он был далеко не глуп и понимал, что дело здесь не только в родственных чувствах.
        - Ну, как съездил?
        - Съездил нормально. Только новости неутешительные. Суд был, ему четыре года добавили.
        - Ну, все к этому шло.
        - Тринадцать лет плюс четыре года… Ну, не совсем уже тринадцать, но все равно очень много.
        - Он сам во всем виноват.
        - Да, знаю. Мужа твоего убил…
        Аврора резко посмотрела на Юру. Хотела было сказать, что не его это дело, кого убил Ролан, но решила не накалять обстановку.
        - Он убил его в перестрелке, - смягчила она ситуацию.
        - Ну, а кто спорит? - смущенно глянул на нее Горбинский.
        - Не надо спорить. Надо делать. С посылками вопрос решил?
        - Да, конечно. Женщину нашел, денег ей дал, она будет регулярно отправлять… Мобильник хотел ему передать - не приняли.
        - Где ты хотел его передать?
        - На пункте приема.
        - Умней ничего не придумал? - разочарованно произнесла Аврора. - Надо было через кого-нибудь, кто в изоляторе работает. Денег дать, он бы пронес…
        - Как-то не подумал, - виновато посмотрел на нее Горбинский.
        - Где сейчас Ролан? В какой камере? Куда его направляют?
        - В колонию должны отправить.
        - В какую?
        - Не знаю…
        - Плохо, Юра, очень плохо. О чем ты вообще думал?
        - Прикидывал, как можно сбежать из этой тюрьмы. Способ есть…
        - Какой способ? Кому сбежать? - встрепенулась Аврора.
        - Ну, Ролану… Ты же не просто так меня к нему посылала…
        - Ты же знаешь, он муж моей сестры…
        - Бывший муж… Я не знаю, что там у вас, и догадываться не хочу, - сконфуженно смотрел на нее Горбинский. - Просто я подумал, что если ты вдруг захочешь, чтобы он сбежал…
        - Чтобы и мыслей у тебя таких не было! - одернула его Аврора.
        Вне всякого сомнения, Ролана нужно выдергивать из тюрьмы. Мотыхин смог сделать это, и она, возможно, справится. Но сейчас Ролан точно не согласится бежать. Еще не сделано дело, ради которого он вернулся в неволю. Он упрямый, его не переубедить. Да и не надо переубеждать. Корчаков по-прежнему опасен, и Аврора будет безмерно благодарна Ролану, если он уберет мерзавца.
        - Я же не всерьез, - стушевался Горбинский.
        - Всерьез, не всерьез… - передразнила его Аврора. - И что это за способ?
        - Там новый микрорайон строят, башенный кран работает, вылет стрелы метров семьдесят-восемьдесят, это немало. Стрелой до тюрьмы дотянуться можно…
        - Ну да, а в тюрьме идиоты работают, - хмыкнула Аврора. - Ничего не понимают.
        - Так никто и не говорит, что там одни дураки. И кран от тюрьмы далеко - там три стрелы таких надо, чтобы до тюремной территории достать. Но кран можно поближе подогнать…
        - Это ж башенный кран, как ты его поближе подгонишь?
        - Рельсы для него проложить.
        - У тебя есть бригада железнодорожников?
        - Да, без бригады не обойтись, - кивнул Горбинский. - Людей купить надо, а это деньги, причем немалые…
        - Ну, деньги - дело наживное… Так, стоп, ты мне ничего не говорил, я ничего не слышала, - спохватилась Аврора.
        - О чем не говорил? Ни о чем я не говорил.
        - Ну, вот и хорошо…
        Идея с краном ей понравилась. Людей нанять не трудно, тех же строителей можно к делу приобщить. Ролан сбежит, а они потом дураками прикинутся. Дескать, начальство сказало, а они сделали… Непросто, конечно, такое дело провернуть, но возможно - как теоретически, так, пожалуй, и практически. Денег на это уйдет много, очень много, но с этим пока без проблем. Пока…
        - Побегом я не интересуюсь, а с Роланом хотела бы поговорить. Сегодня отдохнешь, а завтра снова отправишься в Святогорск. И пока Ролан не получит мобильный телефон, назад не возвращайся. Если вдруг спросят, кем ты ему приходишься, скажешь, что в одной секции занимались. Ну, ты знаешь…
        - Я и занимался вместе с ним, - кивнул Юра. - Ну, не в одной секции, но в одном Дворце спорта…
        Он был моложе Ролана на шесть лет, как и она. Ему было шестнадцать, он серьезно занимался боксом, в то время как Ролан - самбо. Разные виды спорта, разные залы, но время одно, потому и запомнил его Юра.
        - Тебе повезло, - невесело улыбнулась Аврора. - Сначала бокс, потом армия, институт… А Ролан из своей секции к бандитам попал. Сначала разборки на кулаках, потом влип… Тебе повезло, ему - нет… Ладно, все это лирика. А проза жизни у тебя сейчас одна - Ролану помочь. Если тебе это в тягость, так и скажи, я не обижусь…
        Конечно же, она лукавила. И сам Горбинский понимал, что Аврора обидится, если он откажется быть посредником в ее личных отношениях с Роланом. А он не откажется, потому что метит на место управляющего всей торгово-розничной сетью. Эта должность ему по плечу, значит, его стремления вполне могут воплотиться в реальность. А для этого нужно много работать, и не только по своему прямому предназначению…
        - Хорошо, завтра я отправлюсь в Святогорск, и послезавтра у Ролана будет мобильный телефон.
        - Не говори «гоп»…
        Аврора как в воду смотрела. Горбинский вернулся через три дня в полной уверенности, что Ролан получил переданный им сотовый телефон.
        - Тогда почему он мне не позвонил? - спросила она, загнав его этим вопросом в тупик.
        - Не знаю… Наверное, телефон не дошел по назначению. Или еще только в пути…
        - Угадай, что ты должен сделать?
        Горбинский угадал и на следующий день снова отправился в Святогорск.
        Утром этого дня Аврора проснулась в хорошем расположении духа. Вчера она заключила договор с инвестором, который согласился вложить свой капитал в строительство нового элеватора в соседней области. Все больше людей понимает, что зерно можно сравнить с золотом не только по его цвету…
        И еще вчера она общалась с Егором и Викой в видеочате. Они уже в новом доме, занимаются с Татьяной Федоровной, охранники на местах. Все в порядке, все хорошо…
        После завтрака она отправилась в свой кабинет, включила компьютер и увидела сообщение, что в почтовом ящике появилось новое письмо. Адрес отправителя ей ничего не говорил, письменного сообщения не было вообще, имелся только вложенный видеофайл. Раскрыв его, Аврора схватилась за голову.
        Егор и Вика ходили по берегу океана, сын бросал камни, дочка собирала ракушки, Татьяна Федоровна наблюдала за ними. Все было бы ничего, но детей кто-то рассматривал через прицел оптической винтовки. Нетрудно было догадаться, что все это значило.
        Аврора вызвала к себе начальника охраны, но еще до того, как он появился, Ольга Николаевна сообщила, что к ней с визитом просится представитель торгово-промышленного холдинга «Юмис». Именно этой компанией и владел господин Корчаков. Сразу же стало ясно, кто отправил ей на почту страшный видеофайл. Неспроста представитель «Юмиса» появился именно сейчас.
        В другое время она бы еще подумала, принимать этого человека или нет, но сейчас просто не существовало иного выбора, как встретиться с ним. Она даже разрешила впустить во двор машину, на которой приехал представитель Корчакова.
        Машина оказалась скромным подержанным «Опелем» темно-серого цвета. Мужчина, которого провели к ней в кабинет, чем-то напоминал большую серую мышь. Среднего роста, худощавый, плешивая голова, большие, с красными прожилками, глаза, длинный узкий нос, полные бесформенные губы цвета говяжьей вырезки. Костюм не самый дорогой, причем как минимум на размер больше, чем нужно. Кому-то такой зазор шел, придавая особую элегантность, но на нем пиджак сидел как на голодном школьнике - поношенная одежда старшего брата.
        Он пыжился, пытаясь произвести впечатление, но Аврору было нелегко обмануть; она видела, что посланник Корчакова не уверен в себе. Но при этом женщина прекрасно отдавала себе отчет, что козыри на руках у него, но никак не наоборот.
        - Где мои дети? - в ответ на суховатое приветствие спросила она.
        - Ваши дети?! - изобразил удивление Даниил Петрович, так звали мужчину.
        Он невольно отвел взгляд в сторону, и щека у него едва уловимо дернулась - явные признаки, что разговор он начинал со лжи.
        - Только не надо делать большие глаза! Я все знаю! И что вы убить меня хотите, знаю. И что моих людей убили, тоже знаю.
        - Да, но я ничего не знаю, - недоуменно смотрел на нее Поленьев.
        - Только что сообщили, что моих детей взял на прицел снайпер. И тут появляетесь вы, представитель компании «Юмис». Кто вас послал? Корчаков?
        - Господин Корчаков сейчас отбывает срок, если вы не знаете…
        - За что?
        - Ну…
        - Я освежу вашу память - за организацию убийства!
        - Да, но это не значит, что теперь его можно обвинять и в покушении на вашу жизнь…
        - А кто вам сказал, что на мою жизнь покушались? - уличающим тоном спросила Аврора.
        - Ну, вы же только что сказали! - растерянно посмотрел на нее Даниил Петрович.
        - Я сказала, что меня хотят убить, но не говорила, что на меня покушались…
        - Да, но погибли ваши люди… Мы знаем об этом печальном инциденте, мы в курсе всех ваших дел…
        - Кто б сомневался, что вы все знаете… Вам нужен мой бизнес, но я вам мешаю!
        - Я понимаю, ваши дети сейчас в опасности, вы очень переживаете, отсюда весь этот сумбур в нашем разговоре…
        - Наш разговор? А о чем должен быть наш разговор? Зачем вы пришли?
        - Не думаю, что вы успокоились, но раз уж я здесь, то разговор должен состояться. Председатель правления нашего холдинга поручил мне обсудить с вами вопрос о передаче контрольного пакета акций животноводческого комплекса в поселке Липовка Московской области.
        - О передаче? Вот так взять и отдать?..
        - Ну почему же взять и отдать? Мы предлагаем вам продать акции.
        - По рыночной стоимости?
        - Насколько мне известно, комплекс находится в предбанкротном состоянии…
        - Что?! - вскипела Аврора.
        Комплекс еще не окупился, но в убыток он никогда не работал, и предбанкротное состояние - чистой воды вранье. Она поняла, куда клонит Поленьев.
        - Рентабельность производства в Липовке по итогам прошлого года составила тридцать восемь процентов! О чем вы говорите? А главное, зачем вы пытаетесь доказать мне, что солнце черное?.. Хотите взять комплекс по бросовой цене, так и скажите. Но я не отдам, мои дети пострадают…
        - Вы предлагаете мне это сказать? Хорошо, я это говорю.
        Поленьев попытался посмотреть на нее хищно, жестко, но это ему не удалось. Не хватало ему внутренней силы, чтобы психологически подавить эту женщину. Но в любом случае, в руках у него сильные козыри, и Аврора не могла этого игнорировать.
        - Значит, вы в курсе, что происходит?
        - Я знаю, что ваши дети находятся на острове Стюарт, но что с ними там может происходить, я не в курсе. А что вас беспокоит?
        - Да, остров Стюарт… - беспомощно опустила руки Аврора.
        О том, что дети находятся на этом острове, кроме нее, могли знать только те, кто выслеживал их и брал в перекрестье снайперского прицела. Поленьев раскрыл карты, и теперь она точно знала, кто угрожает им и от кого зависит их дальнейшая жизнь.
        Пока Поленьев направлялся к ней в кабинет, она успела связаться с Татьяной Федоровной и приказала ей закрыться с детьми в доме. Но ведь это так ненадежно. Если Корчаков захочет их убить, он обязательно это сделает.
        - Вот видите, угадал.
        Поленьев чувствовал ее слабость и питался ею, как вампир кровью, становился все увереннее и наглее.
        - Угадал он… А можешь угадать, что с тобой сейчас будет? - не пытаясь скрыть свои чувства, озлобленно посмотрела на него Аврора.
        - Мы сейчас решим с вами наш вопрос, и я спокойно уеду в Москву.
        - Уехать ты можешь; вопрос, на чем и в каком состоянии…
        - На своей машине, живой и невредимый.
        - А если нет?
        - Ну вы же сами все понимаете.
        - Понимаю, - Аврора уронила голову на грудь.
        Нельзя в такой ситуации падать духом, но в страхе за детей она с трудом контролировала себя.
        - Вы понимаете, что животноводческий комплекс находится в предбанкротном состоянии, и вы не вправе требовать от нас рыночную цену.
        Аврора угнетенно вздохнула. Она сама находилась в предбанкротном состоянии, и враг умело этим пользовался. Он предлагает ей унизительный договор, и она должна его принять. Обидно, что действия Поленьева нельзя расценить как шантаж. Ведь дети не похищены, основания для возбуждения уголовного дела нет, а значит, за угрозу их жизни никого не привлечешь. Ни его, ни Корчакова, будь они прокляты…
        - И какую цену вы предлагаете?
        Поленьев назвал цифру, которая вызывала у Авроры двойственное чувство. С одной стороны, мало, с другой - эти деньги окупали вложенные в дело средства - правда, уже с учетом полученной прибыли. Еще была и упущенная выгода… Но все-таки лучше потерять деньги, чем детей.
        Она попыталась выторговать себе отсрочку, чтобы выиграть время, но Поленьев настоял на том, чтобы сделка состоялась немедленно. У него был проект договора; он не возражал против того, чтобы юристы Авроры подкорректировали его, но ее подпись нужна была сегодня. Он понимал, что Аврора могла отправить в Новую Зеландию своих людей, которые и наблюдателя вычислят, и детей из-под удара выведут. Поэтому Поленьев торопился. Аврора решила на первый раз ему не противиться.
        Получив свое, Поленьев собрался уезжать. А на прощание предупредил, что ей не стоит делать резких движений. Любая попытка вывести детей из-под удара может закончиться трагедией.
        Аврора сокрушенно обхватила голову руками, не зная, что делать. Послать группу охранников на остров Стюарт она могла, но если люди Корчакова смогли выследить ее детей, то и ее ответный ход не останется для них тайной. Их человек уже на острове, он держит детей на прицеле, и вряд ли Татьяна Федоровна с двумя охранниками сможет их обезвредить…
        И все-таки она отправила в Новую Зеландию своих людей, но сделала это после того, как на счет ее компании поступила оговоренная в контракте сумма. Сделка состоялась, Корчаков получил свое и теперь, как рассчитывала Аврора, не станет трогать ее детей.
        Но вечером того же дня, когда самолет с ее доверенными лицами поднялся в воздух, ей позвонил Поленьев и вежливо сообщил, что компания «Юмис» интересуется агрокомбинатом в Калужской области. А еще он сказал, что в знак доброй воли их представитель встретит ее людей в аэропорту Окленда и поможет им купить билеты на обратный рейс. И не преминул добавить, что руководство «Юмиса» будет очень огорчено, если ее люди не согласятся отправиться домой. Авроре ничего не оставалось, как дать отбой старшему боевой группы. Еще ее утешала слабая надежда, что два охранника, которые находились сейчас на острове с детьми, смогут справиться со своей нелегкой задачей. Пока у них все было спокойно, но в любое время могла случиться беда…
        Глава десятая
        Ролан шел по коридору, и ему казалось, что вслед за ним следует ведомственная или даже правительственная комиссия - ну, например, по тюремной реформе.
        Темно-серая роба на нем новенькая, приятно пахнет хлопчатобумажной тканью, казенное белье тоже только что со склада; матрас уже побывал в употреблении, но вата в нем свежая, упругая, еще не скатавшаяся в комья. Да и сам коридор производил впечатление. Стены выкрашены в приятный светло-оливковый цвет, под ногами теплый дощатый пол, а не холодный бетон, и краска ровным слоем. Обстановка как на корабле, где красится все, что не шевелится.
        И контролеры до тошноты вежливые - не толкаются, не грубят, и даже повернуться лицом к стенке просят, а не требуют. Такой порядок и такое отношение к арестантам из разряда чудес, поэтому Ролану и казалось, что за ним следует высокая комиссия, которая все видит и все замечает. А может, за ним наблюдали через видеоглазки, что просматривали коридор вдоль и поперек…
        Снова незнакомая камера - на этот раз в тюрьме, куда его направили по этапу. Святогорская тюрьма, куда он так стремился.
        Камера просторная, с хорошей вентиляцией, с унитазом в фанерной кабинке, четыре двухъярусные койки с деревянными спинками, стол с двумя скамейками, цветной телевизор, холодильник, платяной шкаф. И полы здесь дощатые, и краской пахло приятно. Здесь не чувствовалось духоты и смрада, и мокрая одежда на веревках не висела. Окно под самым потолком, его закрывала только решетка без всяких ресничек и сеток; солнечный свет сюда поступал щедро, а через вымытые стекла хорошо было видно синее небо в белых пушинках облаков.
        Телевизор был подвешен к стене, задней панелью едва не касаясь туалетной кабинки; на койках чинно лежали арестанты и смотрели какой-то боевик. Все они были в домашней одежде, и Ролан почувствовал себя неловко в своей робе.
        Телевизор выключился, едва за ним закрылась дверь. С нижней койки у окна поднялся плотного сложения рослый мужчина с квадратной головой и мелкими невнятными чертами лица. Глаза маленькие, зато взгляд жесткий, внушительный, но вовсе не агрессивный. Это он выключил телевизор, и никто не посмел сказать ему слово поперек. Только по одному этому можно было понять, что в камере этот человек имел непререкаемый авторитет. Логика была еще и в другом - у кого пульт, тот и смотрящий.
        - Нашего полку прибыло? - насмешливо, но совсем не зло спросил мужчина, бросая на койку дистанционный пульт от телевизора
        - Ну, здесь, я думаю, не больше отделения, - окинув камеру взглядом, иронично и с чувством достоинства сказал Ролан.
        - Служил?
        - Было дело.
        - Сидел?
        - И это было…
        - Твоя койка, - смотрящий показал ему на свободное место.
        Койка эта находилась на втором ярусе, у двери. И сортир через проход. Но выбора у Ролана не было, а права качать не хотелось. Не нужны ему проблемы с начальником тюрьмы - своего он уже добился, и усугублять ситуацию было бы глупо.
        - Ну, начнем движение, - бросив матрас на железную сетку, сказал Ролан.
        - Какое движение? - внимательно посмотрел на него смотрящий.
        - Тебе сколько мотать?
        - Мотают на ус, а у нас отбывают срок, - совершенно серьезно поправил его мужчина.
        Ролан не стал иронизировать по этому поводу. Он всего лишь убедился в том, что в святогорской тюрьме бал правят заключенные, активно сотрудничающие с администрацией. Ну а то, что срок отбывают, а не мотают, так эта поправка в принципе правильная. Ему самому гораздо приятней общаться с людьми на нормальном человеческом языке.
        - Ну, и какой у тебя срок?
        - Еще три года.
        - По условно-досрочному? - невольно сорвалось с языка.
        - А что здесь такого? - нахмурился смотрящий.
        - Да нет, ничего… Ты уйдешь, место твое освободится, кто-то займет его, и я поближе к окну…
        - А чего три года ждать? Я через год откидываюсь… Э-э, освобождаюсь, - сказал бойкий, с живым взглядом парень, занимавший под Роланом нижнюю койку.
        Смотрящий хмуро глянул на него, и тот, осознав свою оплошность, энергично соскочил с кровати. Все правильно, в присутствии авторитетного человека, лежа на боку, не разговаривают.
        - Освободишься, Васек. Если будешь хорошо себя вести.
        - Так за мной вроде бы косяков нет… Ну, в смысле, замечаний…
        - Видишь, исправляется, - назидательно глянул на Ролана смотрящий. - И ты давай подтягивайся…
        - В каком смысле подтягивайся? На турнике? Это типа прописки?
        - Типа - это проститутка с Тверской, Типа ее зовут. От сифилиса умерла. Не надо ее поминать. И про турник ты зря. Турник у нас на площадке; будет время, сколько можешь, столько и подтягивайся. А прописки у нас нет. Мы тебе не шпана, мы серьезные люди, и порядки у нас человеческие, а не звериные…
        - Будем надеяться, - усмехнулся Ролан.
        Козлиные порядки могут быть лучше звериных, но только в том случае, если они продиктованы не злобой и насилием. Но разве такое бывает? Он был в красной зоне, где бал правили активисты-красноповязочники, и что? Беспредел без всяких понятий. Кто сильней, тот и прав. И слабых так же затаптывают. И не важно, используют при этом лагерный жаргон или нет. Дело ведь не в том, как ты говоришь, а в том, что у тебя внутри. Хотя, конечно, язык, как и манера поведения, тоже отражает внутреннюю суть.
        Ролан поставил на скамейку сумку с вещами и припасами.
        - Общак у вас есть? Или это дело как-то по-другому называется?
        - Так и называется, общак он и есть общак, - кивнул смотрящий. - Только каждый у себя все держит. Если что предложить хочешь, на обед оставь… Если есть во что, переодевайся. Сегодня выходной, сегодня в домашней одежде можно, а завтра на работу, завтра в рабочей форме… Или ты с работой не дружишь?
        - С чего ты взял? - Ролан пристально посмотрел на него.
        Уж не лично ли Храпов просветил его, что к нему в камеру направляется заключенный Тихонов, рецидивист, отрицательно настроенный к администрации? Может, его нарочно направили в образцово-показательную камеру, так сказать, на перековку?.. Неспроста все это, неспроста.
        - Ну, мало ли… Физиономия твоя доверия не внушает.
        - Кстати, меня Тихоном зовут, - перебил смотрящего Ролан.
        Представился он вовсе не потому, что ему этого хотелось. Это был своего рода плевок в сторону смотрящего. Такой умный, слова грамотные говорит, об общем благе печется, а познакомиться с новичком не хочет, брезгует. Значит, не такой уж он и правильный, каким хочет казаться.
        - Кличка?
        - Ну, в принципе, да.
        - Клички только у собак бывают.
        Ролан снова усмехнулся. Мягко стелет смотрящий, как бы жестко спать не пришлось.
        - Почему у собак? Еще у кошек.
        - И у лошадей! - незаметно подмигнув Ролану, вставил Васек. - Вот у Александра Македонского Буцефал был. В бутсах, наверное, буцкал, и с фаллосом…
        - О фаллосе мечтаешь? - сурово посмотрел на него смотрящий.
        - Да нет, я так, к слову…
        - А тебе слово давали?
        - Все, молчу! - затаив ухмылку, изобразил смирение парень.
        Похоже, он не очень жаловал смотрящего.
        - Ролан я.
        - Снова кличка?
        - Нет, зовут так.
        - А я Олег Алексеевич.
        - Сердито. Я так понимаю, ты здесь смотрящий. Или как правильно, староста?
        - Ага, всесоюзный… Можешь звать меня просто бригадиром. А еще почаще молчи. Не люблю, когда много разговаривают…
        - Я думал, ты вправду за мир во всем мире, а ты условия ставишь… Ну да ладно, мы это уже проходили.
        - Где ты это проходил? В лагерных университетах? Что там у вас было? Если смотрящему нахамил, что за это будет? Кости могут переломать. Или опустить. Это справедливо? - спросил бригадир с ухмылкой человека, уверенного в своем превосходстве. - Нет, несправедливо. А у нас все по закону, все по справедливости. Будешь возникать - отправишься в карцер. Там сейчас еще холодно. А летом будет жарко. Ты хочешь в карцер?
        Ну, вот и прорезалась козлиная суть смотрящего и самих порядков, установленных в тюрьме. Смотрящий за ослушание может отправить заключенного в карцер - бред, не иначе.
        - А у тебя полномочия есть?
        - Есть. У меня все есть.
        Многозначительно глянув на Ролана, Васек прикрыл глаза, сомкнул губы и медленно кивнул. Дескать, лучше не спорить и не нарываться.
        - Тогда я молчу.
        - Правильно, молчи и слушай. В оба уха слушай. Распорядок дня здесь - закон. Правила поведения - уголовный и административный кодексы. Я - судья и прокурор. За мелкое нарушение - наряд вне очереди. - Олег обвел рукой камеру, давая понять, что за проступок придется драить сортир и намывать полы. - За среднее - лишение права на продуктовую передачу. Могу также лишить права на свидание с родными. За крупное - карцер. За невыполнение плана - расстрел на месте. Вопросы?
        Ролан пожал плечами. Вроде бы смотрящий говорил серьезно, без тени юмора, но расстрел на месте - это страшилка для новичков. Придумал бы что-нибудь более оригинальное. Даже для козлиных порядков это явный перебор.
        - Да, и еще, в камере у нас не курят, - поворачиваясь спиной к Ролану, как о чем-то само собой разумеющемся сказал бригадир.
        Слов нет, одни эмоции. Васек сел на кровати, развел руками. Дескать, такая вот селяви.
        Олег закончил разъяснительную беседу, лег на свою койку, включил телевизор и оставил Ролана в покое.
        Васек тоже лег, чтобы и телевизор смотреть, и Ролану не мешать. Не так-то просто заправить койку на втором ярусе, когда под ногами кто-то путается. Ролан раскатал матрас, постелил белье, заправил одеяло, после чего встал в проходе, глянул на Олега, и когда тот посмотрел на него в ответ, щелкнул пальцами по своей куртке и показал на платяной шкаф. Смотрящий кивнул, разрешая повесить там одежду, и снова уткнулся в экран.
        Даже в лагерном общежитии, в большом спальном помещении Ролан не встречал платяных шкафов, а здесь в сравнительно маленькой камере он есть, да еще и с лакированной поверхностью… Ну не чудеса ли? И плечики свободные на планке - одежду можно повесить так, чтобы она не мялась. И в туалет сходить можно, потому что никто не сидит за столом, и над раковиной умывальника сполоснуться с дороги.
        Ролан разделся до трусов, встал перед умывальником, включил воду. Арестанты смотрели телевизор. Никто не обращал на него внимания, но вряд ли ему позволят вернуться на свою койку, если он не протрет пол после себя. Можно было, конечно, встать в позу, но зачем ему нужен конфликт? Не для того он в этой тюрьме, чтобы устанавливать здесь свои порядки.
        Он убрал за собой, вернулся к койке, надел приготовленный костюм. Жилетку из сумки доставать не стал: в камере было достаточно тепло, чтобы обходиться без нее.
        Только он собрался лечь, как открылась «кормушка» в двери камеры и контролер объявил, что пора обедать. Но прежде чем появился баландер с тележкой, бригадир отчитался, что в камере беспорядка и отсутствующих нет.
        Какие могли быть отсутствующие, когда камера на замке? Да и надзиратели могли наблюдать за ней, не подходя к двери. Под потолком была установлена видеокамера, позволяющая контролировать обстановку в помещении. А отчет смотрящего был своего рода ритуалом, как у богомольной семьи молитва за столом перед принятием пищи.
        Потом к двери подошел худосочный армянин с черными волосами и на удивление бледной кожей; за ним встал тучный, страдавший одышкой мужчина лет сорока, с красным от высокого давления лицом и тусклым взглядом. На столе уже стояли две стопки из глубоких и мелких мисок; толстяк подавал армянину пустые тарелки, а обратно получал полные. Чтобы не остаться без своей порции, Ролан подал ему свою посуду. Одна тарелка наполнилась красным борщом, другая - вермишелью с крупицами настоящего мяса.
        Арестанты мыли руки, рассаживались за стол. Для Ролана тоже нашлось место. Армянин шустро нарезал сыр из общих запасов, Ролан протянул ему отрезок сырокопченой колбасы. Смотрящий одобрительно кивнул, наблюдая за этим.
        - Приварок - это всегда хорошо, - сказал он.
        - А ты собираешься права на посылки лишить, - усмехнулся Ролан.
        - А ты что, повод хочешь дать?
        Олег держал ложку в руке, но в борщ ее не погружал. Именно поэтому никто не начинал есть. Ролан решил не плыть против течения и тоже ждал, когда смотрящий подаст сигнал к началу трапезы.
        - Я похож на бузотера?
        - Посмотрим…
        Бригадир наконец-то зачерпнул борщ ложкой, и тут же послышался разнобойный звон, с которым арестанты дружно застучали по мискам.
        - Я так понимаю, к нам ты по второму разу, - сказал Олег.
        Он не удивился, когда Ролан сказал, что это его третий срок и после второго побега. Похоже, все это смотрящий уже знал, просто не хотел первым начинать разговор. Зато Васек изумленно вытаращился на него:
        - Два побега? Ничего себе!
        Он хотел сказать еще что-то, но смотрящий зыркнул на него, и парень наклонил голову к тарелке.
        - Снова бежать собираешься? - подозрительно сощурился Олег.
        - А что, есть возможность?
        - Даже не мечтай.
        - Ну, ты мои мечты не трогай. Мечты - это личное. А бежать я не хочу. Слишком накладно это. Семнадцать лет уже накапало, лучше я сокращать буду срок, чем добавлять…
        - А всего тебе сколько лет?
        - Тридцать семь. В пятьдесят четыре выйду.
        - Можно и раньше. Если нормально себя вести будешь.
        - Я не отрицала, условно-досрочным освобождением меня не напугаешь.
        - Видел я твои татуировки…
        - Это все в прошлом. Мужик я по жизни. Честный мужик. И от работы не отлыниваю… Только не светит мне условно-досрочное. Начальника я вашего сильно обидел. Храпова.
        - Да ну! - фальшиво удивился Олег.
        Ролан именно для того и поддержал этот разговор, чтобы прощупать смотрящего. И все больше убеждался, что в этой камере он оказался не случайно. Смотрящий - человек Храпова, и его задача просветить Ролана с ног до головы, узнать, чем он живет и дышит. Ну и, конечно, закрутить гайки. Если будет повод. А если не будет, тогда смотрящему придется обратиться за инструкциями к начальнику тюрьмы. Он объяснит, что делать с Роланом. Не для того Храпов перетащил его к себе, чтобы обеспечить ему сытую и спокойную жизнь.
        - Да случайно вышло. Сначала собачку его обидел, потом его самого. Наорал на него. Он меня и повязал… Травки курнул, башню снесло, - соврал Ролан.
        - И часто ты травкой балуешься?
        - Когда есть, чего не побаловаться. А если нет, так и не надо…
        - Нет у нас травки. И курить в камере нельзя. На спиртное тоже запрет, это само собой…
        - А где можно курить?
        - На прогулке. На производстве, там в цехе курилка есть. А здесь дымить нечего… Вредно это. Особенно тебе. До пятидесяти четырех лет еще дожить надо. И на свободе хотя бы десяток лет порадоваться… Или не хочешь на свободе жить?
        - Хочу, и чем дольше проживу, тем лучше… А мобильник тоже вредит здоровью? - закинул удочку Ролан.
        Увы, не удалось ему обзавестись сотовым телефоном. Может, в аренду получится у кого-нибудь взять? У него и деньги на это есть.
        - Даже не сомневайся, - проникновенно глянув на него, усмехнулся смотрящий. - Водянка в голове образуется.
        - А если серьезно?
        - Если серьезно, то мобильники у нас запрещены. Есть таксофон, с разрешения начальства можно поговорить.
        Таксофон мог прослушиваться, да и разрешение пока получишь… Впрочем, на прослушке мог находиться и мобильник, который он пока только намеревался взять в аренду. Если, конечно, таковой существует в природе…
        - А с мобильником никак?
        - Никак. Даже не пытайся. Режим - дело святое.
        - Ну-у, если так… А если я курить хочу?
        - Будет прогулка, покуришь. А если в камере закуришь, у Ашота вымпел получишь. Ашот сегодня дневалит, но ты можешь его подменить.
        - Нет, я лучше по очереди.
        - Через два дня твоя очередь. Я тебя в график уже вбил…
        Борщ Ролану понравился - не самый жирный и наваристый, но все-таки гораздо вкусней, чем та баланда, которой потчевали его в следственном изоляторе. И вермишель вполне съедобная, и компот сладкий. А хлеб мягкий, душистый, видно, что собственной тюремной выпечки - и мука хорошая, и пекарь с душой.
        После обеда дневальный по камере сам убрал все со стола, вымыл посуду, а когда заключенных вывели на прогулку, остался, чтобы протереть пол. У Ролана вовсе не было желания его подменять, тем более что покурить он мог и в тюремном дворе.
        Действительно, в тюрьме для прогулки было гораздо больше места, чем на крыше следственного изолятора. Здесь можно было и в футбол поиграть, и в баскетбол, и просто походить, и в курилке посидеть, а еще можно было зайти в самый настоящий, неплохо оборудованный тренажерный зал, насквозь пропахший крепким мужским потом.
        На прогулку вывели сразу несколько камер. Ролан встал в сторонке, наблюдая за людьми. Кто-то в спортивных костюмах, кто-то в робах, кто-то сразу выделялся своими физическими данными, кто-то был откровенным слабаком. Одни - уважаемые, другие - нейтральные. Были и презираемые личности - этих Ролан вычислял легко по их пришибленному виду, стремлению держаться в сторонке, забиться в угол. Но сильные слабых не трогали, к «обиженным» никто не цеплялся.
        Заключенные сбивались в группы по интересам, тихонько переговаривались между собой, курили, бычки по сторонам не разбрасывали. Смотрящие, или, как их здесь называли, бригадиры, собрались в свой кружок, слегка разбавленный их помощниками, а в некоторых случаях и откровенными лизоблюдами. Например, рядом с Олегом стоял Джек, которого Ролан приметил еще в камере. Парень не отличался атлетическим сложением - среднего роста, крепкий в плечах, но с расплывшимся пузом и тяжелым задом. Ходил он на широко расставленных ногах, задрав голову и расправив плечи, но в общении с Олегом все норовил приподняться на цыпочки, как преданный пес - на задние лапки. И сейчас он смотрел на него с угодливостью подхалима, ничуть того не стесняясь.
        Ролан еще не знал, в какой степени сотрудничал с администрацией тот же Джек - может, он всего лишь работал в цеху, добросовестно выполняя план, что не считалось зазорным даже для правильного мужика. Но бригадиры точно входили в разряд козлов, после общения с Олегом Ролан в том нисколько не сомневался. Вот уж кем он не хотел становиться, поэтому Олег может не переживать по его поводу - на место смотрящего претендовать он не будет.
        Бригадиры, они же козлиные авторитеты, держались важно, даже напыщенно, но при этом окурки на землю не бросали, не сплевывали. Они старались не смотреть на контролеров, прохаживавшихся по эстакаде, которая внешним периметром на трехметровой высоте окружала прогулочный сектор. Бригадиры знали, что администрация следит за ними более пристально, чем за другими, поэтому старались вести себя безукоризненно. Видно, что они не хотели лишаться своего статуса, дававшего им определенные льготы. Ролан пока не был уверен, но, возможно, в награду за верную службу тюремное начальство освобождало их от работ.
        Мало-помалу общая масса стала разваливаться на части: одни уходили в тренажерный зал, другие разбивались на команды, чтобы погонять мяч.
        Ролан не считал себя униженным и оскорбленным, но держался в сторонке. Ни бодибилдинг его не интересовал, ни футбол. И даже Корчакова среди заключенных не искал. А не искал он его по той простой причине, что не знал, как тот выглядит. Надо было сначала раздобыть его фото, прежде чем начинать охоту. Сдаваясь ментам, он не был точно уверен, что попадет в святогорскую тюрьму, потому и оставил все на потом. А фотографию он получит. Раздобудет мобильный телефон, свяжется с Авророй, и она отправит ему MMS-сообщение с нужным портретом.
        - Скучаешь?
        К нему подошел Васек, запыхавшийся после интенсивной разминки. Ролан видел, как он махал руками, задирал ноги, чтобы разогнать застоявшуюся в теле кровь. Похоже, увлекся так, что вымотался.
        - Да вот смотрю, что здесь у вас да как…
        - И что скажешь? - оглядевшись по сторонам, заговорщицким тоном спросил он.
        - Да вроде ничего, жить можно.
        - Это так только кажется.
        Ролан не торопился расспрашивать парня о подводных камнях - вдруг Васек нарочно вызывает его на провокационный разговор, чтобы прощупать, чем он на самом деле дышит. По заданию Олега, а может, кума или даже самого Храпова. Поэтому лучше слушать молча и без эмоций, время от времени подбрасывая дровишки в разговор.
        - Я тут уже шестой год пропадаю, - сказал парень. - Раньше здесь всеми делами воры заправляли. Смотрящий был, все как положено: черная масть сверху, голубая - снизу, серая - посредине, все как положено, все по понятиям. А потом буза началась, тюрьму разморозили, спецназ толпой набежал. Старого начальника сменили, нового поставили…
        Ролан не очень-то доверял людям, которые больше всех знают и при первом удобном случае стараются этим блеснуть. С той же откровенностью, с какой Васек распинался сейчас перед ним, он мог сливать информацию тюремному начальству. Но тем не менее Ролан слушал с интересом.
        - Новый гайки стал закручивать, зачинщиков бунта по этапам разогнал, других прессовать стал. Одного блатного опустили, другого, третьего… одна петушиная камера набилась, другая… А потом он и этих новоявленных петушков разогнал. А за камерами уже авторитетные мужики смотрели. Храп ими лично занимался - вон как Олега вышколил, смотреть противно. Вопросов нет, Храп дело свое знает, в тюрьме порядок; вот, ремонт в одном блоке закончили, второй сейчас доделывают, в третьем вентиляцию ставят. И кормят нормально, не вопрос. И порядки нормальные, никто никого не опускает, потому что нельзя… Олег за убийство сидит, и ничего, все равно по условно-досрочному выйдет, и не по одной трети, а по половине. Ему четырнадцать лет впаяли, а он семь лет всего отмотает… То есть отсидит. Как думаешь, он будет рвать жопу или нет?
        - Думаю, будет. Только суд вряд ли согласится на половине отпустить.
        - Согласится. У Храпа везде свои люди, он все может… Ты вот наехал на него - и уже здесь. А почему? Потому что он захотел - и сделал. Пацан сказал - пацан сделал. Э-э, пахан то есть…
        - Хреново.
        - Ну да, мне самому интересно, зачем тебя к нам сунули. Может, потому, что пахота у нас тяжелая?
        - Пахота?
        - Ну да. Мы бордюры дорожные льем, а они по сто килограммов весу, и оборудование старое, вручную все. А у Храпа договор с Москвой, товару много нужно, поэтому мы с утра до вечера пашем как проклятые. Ты думаешь, у нас кайф, тишь да благодать? - криво усмехнулся Васек. - Куда уж! По воскресеньям - да: и на койках можно валяться, и ящик смотри сколько хочешь, прогулка два раза в день. А завтра снова каторга; ну ты увидишь…
        - Не выполнил план - расстрел на месте, - вспомнил Ролан.
        - А ты думаешь, это шутка? - снова скривился парень. - Ну, может, и шутка, но не совсем. Вообще-то Олег руки старается не распускать, но если план не выполнишь, может и навалять, да так, что кровью ходить будешь…
        - Ну, это если мощи хватит.
        - Думаешь, крутой? Если ты ему ответишь, в карцере окажешься. На десять суток. На первые сутки под завязку отоварят - на десятые только оклемаешься, и то если повезет. А бьют у нас грамотно, без синяков… И не только бьют, сейчас у нас новая фишка. Если план не выполнил, могут и электрошокером приложить. Меня однажды так шандарахнули, что я двое суток потом отходил. Боль жуткая…
        - Ну, ежели так, то с работой лучше не шутить, - вроде бы с иронией, но все-таки всерьез сказал Ролан.
        Не было у него желания попадать под электрошокер, да и под кулак тоже. Если другие справляются с тяжелой работой, то и он справится. Хотя было бы лучше обойтись без этого. Но как?
        - Да это я уже давно понял, только не всегда с планом справляемся; всей бригадой дело завалим, а отыгрываются на ком-то одном.
        - И всегда почему-то на тебе? - догадался Ролан.
        - Ну, не всегда; если меня одного трогать, так все остальные забьют на работу… Но ты прав, мне почему-то достается больше всех. Не любит меня Олег. Язык мой - враг мой.
        - Тебе видней, - мысленно соглашаясь с собеседником, кивнул Ролан.
        - Вот и с тобой разговорился… Ты же не стукнешь Олегу?
        - За кого ты меня держишь?
        - Вот и я думаю, что не стукнешь, - просиял Васек. - Я же вижу в тебе родственную душу. Думаешь, мне нравятся эти козлиные порядки?
        - Точно, козлиные.
        Ролан всерьез подозревал, что Васек мог оказаться провокатором. Возможно, он пытался влезть к нему в доверие, чтобы хоть что-нибудь вызнать о нем. И все равно не сдержался, поддался на провокацию.
        - Все уже смирились. Да и я тоже, в общем-то… Мне девять лет вкатали; если все нормально будет, по УДО уйду. Только больше трети не спишут, я же не Олег…
        - Так подвинь его, займи его место.
        - Ха-ха три раза! - грустно улыбнулся парень. - Черта с два его подвинешь! А если вдруг что, то не меня, а Джека поставят… Короче, я ничего тебе по этой теме не говорил, хорошо?
        - Не говорил, - усмехнулся себе под нос Ролан.
        Васек замолчал, с беспечным видом достал сигарету, закурил. Но надолго его не хватило. Похоже, язык у него чесался сам по себе - натура такая, непоседливая и болтливая. Но все равно ухо с ним нужно держать востро. Ролан давно уже усвоил правило: в неволе никому нельзя доверять и дружбу с кем-либо заводить нежелательно. Каждый сам за себя. Банально, но актуально.
        - Были бы деньги, я бы вообще не работал, - сказал Васек. - Сидел бы сейчас в люксе и на кий не дул.
        - Ну да, были бы у меня деньги, я бы вообще сюда не попал.
        - Ты не понял. Люксы у нас здесь, в тюрьме, есть, - понизив голос, поведал парень.
        - Интересно.
        Ролан и сам понял, что речь идет не о многозвездных отелях, что остались на воле, но ему нужно было бросить Ваську прикормку, чтобы разговор не затух. Именно в тюремном люксе и мог сейчас находиться Корчаков. Напрямую о нем Тихонов спрашивать не хотел, но Васек, если ему не мешать, сам все расскажет. Если, конечно, знает.
        - А ты думаешь, на какие шиши ремонт здесь делается? А мебель на что покупают?
        Ролан усмехнулся. Васек смотрел на него, как герой Крамарова на ряженого таксиста, когда тот спросил, стоит памятник или сидит. Ну да, кто ж памятник посадит? И кто без денег ремонт сделает?
        - Випы в помощь?
        - Смотри, соображаешь.
        - И много нужно, чтобы випом стать?
        - А этого я не знаю. Но думаю, что много.
        Ролану вдруг показалось, что Васек сейчас начнет рассказывать про своего друга-ученого с тремя классами образования. Выражение его лица наталкивало на такую мысль.
        - А випов тоже много?
        - Так я ж откуда знаю? Меня в номера не пускают. Денег у меня нет, и ориентация нормальная.
        - При чем здесь ориентация?
        - Да ходит тут слух, что самый главный вип - любитель по этой части. С голубком, говорят, в одной камере, то есть в люксе, живет…
        - И козлятник здесь, и голубятник… Ты мне скажи: что нужно сделать, чтобы слинять отсюда?
        - Сбежать хочешь? - встрепенулся Васек.
        Что-то коварное промелькнуло в его взгляде. Едва заметно промелькнуло, как птица на фоне синего неба махнула черным крылом. Но Ролану хватило этого, чтобы все понять. Васек действительно провокатор, и разговор он этот затеял, чтобы сблизиться с ним, узнать о его планах на будущее. Ведь в деле у Ролана черным по белому написано - «склонен к побегу». И теперь за ним будет глаз да глаз.
        - Да нет, хватит с меня. В другую тюрьму перевестись бы. А еще лучше в зону…
        - Да я и сам бы слинял отсюда, если бы знал как, - с заметным разочарованием сказал Васек. - Да и петухи меня не напрягают. У нас насильно не опускают, начальство не велит. Так что насчет этого я спокоен; а то, что козлиные порядки, так это да, беда…
        Ролан очень хотел знать, уж не Корчаков ли спонсирует ремонт в тюрьме, не он ли живет в содомском грехе, но нельзя спрашивать об этом Васька. Никто не должен догадываться, для чего Ролан стремился попасть в эту тюрьму.
        Но Васька самого можно было провоцировать шкурными, а потому совсем не подозрительными вопросами, наталкивая на тему об элитных обитателях тюрьмы.
        - Не то слово, - кивнул Ролан. - По мобильнику разговаривать нельзя…
        - Почему нельзя? Можно, если есть мобильник.
        - А у кого есть?
        - Ни у кого. За мобильник у нас карцер полагается. И еще у нас все друг на друга стучат. Ну, не все, конечно, я, например, не из таких… Да и ты, я так понял, тоже… Но все равно, все всё видят, всё замечают.
        - А у Олега мобильник есть?
        - Нет, ему тоже нельзя. Никому нельзя.
        - Даже випам?
        - Ну, випам, я думаю, можно. У него даже Интернет есть, выделенная линия…
        - У него?
        - Так я про одного только знаю - ну, который с девочкой живет. С девочкой, у которой только одна косичка, - похабно ухмыльнулся Васек.
        - Надеюсь, тебя к нему не водили? - поморщился Ролан.
        - Даже не думай! - опасливо протянул парень.
        - А откуда тогда такая информация?
        - Так это, я в больничке недавно лежал, с мужиком одним разговаривал. У того випа стояк забился, так он прочищал…
        Ролан вопросительно повел бровью.
        - Ну, канализационный стояк! - поспешил объяснить Васек. - Лешка у нас за сантехника, по этой части спец… Он тогда даже наварился. Вип ему штуку на чай отстегнул.
        - На водку. Сантехникам обычно на водку отстегивают.
        - Не, у нас водку нельзя, - с сожалением вздохнул Васек. - За водку карцер. И УДО могут зарубить…
        - Засада.
        - Ну дык… А випу все можно - и виски, и девочку…
        - Виски?
        - Лешка говорил, что там у него целый бар. Камера примерно такая же по размерам, как у нас, а обстановка, что после евроремонта. Даже джакузи есть…
        - Зло вокруг нас, - усмехнулся Ролан. - А это зло побеждает бабло.
        - Кто бы сомневался… Только это, я тебе ничего не говорил. - Васек приложил к губам указательный палец.
        - Заметано, - по-дружески подмигнул ему Ролан.
        Хочешь не хочешь, а придется ему теперь делать вид, что Васек ему друг. Правильно говорят мудрецы - врага нужно держать поблизости от себя. И пудрить ему мозги. Дезинформацией.
        Глава одиннадцатая
        Возможно, Васек привирал, рассказывая о таинственной вип-персоне, но насчет каторжного труда он нисколько не преувеличивал. Смеситель рычал, хрипел и булькал, перемалывая вяжущую, смешанную с водой массу, но, как ни странно, этот звук казался Ролану песней - вроде тех, что фронтовая бригада исполняет перед измученными в боях солдатами. Хоть и небольшой, но отдых. Сейчас раствор замесится, транспортер переправит его в бункер вибропресса, и ему снова придется браться за лопату. Песок, щебень, цемент, вода… Песок, щебень, цемент, вода… И так с утра до самого вечера, причем в авральном режиме, потому что нужно спешить, иначе не выполнишь план. И если бы только лопатой орудовать, так еще и бордюрные камни нужно в штабеля укладывать, а потом еще и в машины загружать. И все с окриками «Быстрей! Быстрей!»…
        Позавчера Ролан еще помнил, как добрался до постели, а вчера все было как в тумане: так вымотался, что в камеру возвращался на автопилоте.
        Но все это с непривычки. Сегодня мышцы болят уже не так сильно, как вчера, и уже брезжит в глубине сознания надежда, что этот рабочий день когда-нибудь закончится. Завтра четверг, пятницу отстоять и субботу продержаться, а там и воскресенье наступит, можно будет отдохнуть от тяготы прошедших дней. А следующая рабочая неделя будет полегче первой, потому что выработается и начнет закрепляться привычка. Справляется же с работой краснолицый Ван-Вовыч, а у него и давление высокое, и сердце неважное, и пыхтит он от натуги как паровоз.
        А пока что раствор заканчивается, и пора браться за лопату…
        Правда, сегодня он, помимо всего прочего, дневальный по камере. Увы, должность эта не освобожденная. Утром пришлось посуду мыть после завтрака, затем - пол и сортир, и все в быстром темпе, потому что на работу опаздывать нельзя. Обед доставят прямо в цех, там своя посуда, баландер ее потом заберет. Но ужин будет в камере; снова посуда, пол, сортир. Олег придираться будет - то не так, это не эдак… Действительно, каторжная жизнь.
        - Тихонов!
        Из пыльного сумрака вдруг всплыло сытое лицо конвоира. Насмешливые глазки, самодовольная улыбка, синий камуфляж с иголочки, чистый, точно по фигуре.
        - Чего?
        - Пошли, начальство вызывает!
        - Какое начальство? - возмутился Олег.
        Здесь, в цеху, он исполнял роль смотрящего в полном смысле этого слова. Не работает, только смотрит и подгоняет. И бригадиром его тоже назвать можно, потому что бригада у него в подчинении.
        - У нас план горит! - попытался сопротивляться Олег.
        - Бери лопату и туши!
        Конвойный с ним не церемонился. Он хоть и мелкая сошка, но все-таки законный представитель власти, и даже авторитетный заключенный для него никто.
        - Пошли, Тихонов!
        Из шумного сумрачного цеха Ролан вышел на яркий свет, сощурил глаза.
        - Только давай быстрее! - крикнул Олег.
        Ролан кивнул. Он, конечно, переживал за общее дело, но лучше бы визит к начальству затянулся. А там и обед скоро, еще минус целый час.
        По закоулкам промзоны Ролана отконвоировали к тюремному зданию, одно крыло которого было продолжением, а если точнее, то началом этой зоны. Тут тоже кипела работа, но она хотя бы была не такой грязной и пыльной, как в железобетонных цехах, - здесь изготавливали межкомнатные филенчатые двери.
        Административный блок находился в основании здания, на втором этаже. Ролана вели мимо камер, но ни одна из них не показалась ему достойной того, чтобы в нее поместили особо важную персону. Обычные двери с глазками и кормушками, шлюзы, контролеры… Но люкс мог скрываться и за неприметной дверью. Для отвода глаз. Ведь в тюрьму наведываются и высокое начальство, и независимые проверки.
        Административный блок был отгорожен от общего тюремного пространства крепкими решетчатыми перегородками, путь к руководству перекрывало караульное помещение, где за мониторами сидели контролеры, а в соседних отсеках отдыхала дежурная смена и бодрствовал спецназ. В случае бунта эти люди должны были стать живым щитом на пути разъяренных заключенных. Впрочем, Ролан сомневался, что когда-нибудь это произойдет - слишком уж крепко закрутил гайки полковник Храпов. Пряники, может, у него и сладкие, да каторжный труд зубы расшатывает…
        Конвойный доставил Ролана в приемную, обшитую пластиковыми панелями «под дерево». За столом, щелкая по клавишам компьютера, сидела симпатичная, фигуристая, но склонная к полноте женщина в форменной рубашке с погонами сержанта. Небрежно глянув на Ролана, она кивнула конвойному и попросила немного подождать.
        Ролан устал, ему захотелось присесть, но конвойный разгадал его желание и подставил под задницу резиновую дубинку. Это не тот человек, чтобы сидеть в приемной главного тюремного начальника.
        Зато Храпов, приняв Ролана, позволил ему сесть на стул за приставной стол. Чаю, правда, не предложил, хотя в приемной стоял стеклянный шкаф с посудой, а электрочайник только что вскипел. Впрочем, не до жиру, когда Храпов смотрит на тебя пронизывающе жестко, изогнув тонкие губы в недоброй ироничной улыбке.
        - Давно не виделись, - усмехнулся Храпов, постукивая пальцами по папке с личным делом, что лежала на столе.
        - Земля большая, а дорожки узкие, - изображая покорность, обреченно развел руками Ролан.
        - Что верно, то верно. Но ты понимаешь, что оказался здесь не просто так.
        - Мстить будете?
        - Я?! Тебе?! За что? - изобразил удивление Храпов.
        - Сами знаете, за что.
        - А что ты такого сделал? Проявил свою звериную суть? Волк от природы злой, но разве работник зоопарка обидится, если он зарычит на него из клетки? Ну, а если волк из клетки вырвался, так это у него натура такая, сколько его ни корми, он все в лес смотрит. Смешно мстить волку за то, что он зверь. Не мстить ему надо, а в клетку посадить. Я это сделал, поэтому ты здесь. И теперь моя задача - законопатить тебя в этой клетке. Я на тебя не обижаюсь, но будет досадно, если кто-то не сможет тебя удержать. И чтобы такого безобразия не случилось, ты здесь, под моим персональным присмотром. Тебе знакомо такое понятие, как дело чести?
        Ролан оттопырил уголок губ, в образовавшуюся щель сердито и со свистом втянул воздух. Оскорбил его Храпов. Свое возмущение он этим вздохом выразил, но грубить в ответ не стал.
        - Я смотрел твое дело. Первый срок за убийство, второй - за убийство, два побега. Плохая у тебя биография.
        - А вы что, конкурс на лучшую биографию устраиваете?
        - Нет, этот конкурс тебе сама жизнь устроила. Ты проиграл, Тихонов. Поэтому ты здесь. И я смотрю за тобой. Если ты вдруг задумал бежать, лучше откажись от этой затеи…
        - Ну, если бы вертолет за мной прилетел, я бы не отказался. Но он не прилетит. А биться головой о стенку смысла нет, только лоб расшибешь…
        - Даже не буду с тобой спорить, - снисходительно усмехнулся Храпов. - Есть такое правило на дороге: не уверен - не обгоняй. Неправильный обгон может закончиться летальным исходом. А неудачный побег - выстрелом часового. Если ты не знаешь, у меня есть правило живым беглеца не брать. Негуманно, но вполне законно. Убийство при попытке бегства - это уже не убийство, а суровая жизненная необходимость…
        - Да не собираюсь я бежать. Я же принял ваши правила, работаю, как надо, план делаю, все такое… Может, срок скостят?
        - Может, и скостят, - улыбнулся Храпов, глядя на Ролана как дрессировщик на усмиренного зверя. - У нас такое практикуется. Будешь хорошо себя вести, годика три-четыре скинем. Хорошие люди у нас в почете…
        - Я это уже понял.
        - Слишком быстро ты это понял… - Полковник в раздумье тихонько поскреб пальцами по лакированной поверхности стола. - Как-то слишком ты быстро перевоспитался…
        - А чего против течения плыть?
        - И как ты в Святогорске оказался?
        - Проездом…
        - Куда? Откуда?
        - Сам не знаю, гражданин начальник. Некуда мне было после побега причалить, вот и мотает меня по жизни. А у вас тут кормят хорошо, условия нормальные…
        - Некуда причалить, говоришь… А посылки тебе хорошие приходят.
        - Так родители стараются. Но к ним же не причалишь, у них в первую очередь искать будут.
        - Как же они узнали, твои родители, что ты здесь?
        Это был форменный допрос, и Ролану это очень не нравилось. Он попал в эту тюрьму преднамеренно, и плохо, что Храпов его в этом подозревает.
        - Так в СИЗО порядки правильные, там по мобильнику позвонить можно…
        - Порядки правильные у нас, - поморщился начальник тюрьмы. - Поэтому мобильные телефоны запрещены. Переговоры с родными и близкими только в установленном порядке.
        - Это я уже понял.
        - Вот я и говорю, что слишком ты понятливый, Тихонов. И права не качаешь, и на работу вышел…
        - Встал, так сказать, на путь исправления.
        - Хорошо, если так. Но если что-то замыслил, лучше выбрось это из головы.
        - Замыслил.
        - Что?
        - Да вот подумал, что смотрящим по камере неплохо бы стать. Льготы, поблажки, все такое…
        - Нет у нас смотрящих.
        - Ну, бригадиром.
        - Значит, есть к чему стремиться.
        - Есть, да только желания нет. Должность эта козлиная, а мне с козлами не по пути. Мужиком - пожалуйста, а козлом не буду.
        Ролан действительно не хотел сотрудничать с администрацией, но сказал он об этом, чтобы не казаться ангелом, вставшим на путь исправления. Не хотел усугублять подозрения на свой счет. Слишком хорошо - это уже нехорошо.
        - Я не понимаю, о чем ты? - Храпов сделал удивленные глаза.
        - Вы же сами сравнили тюрьму с зоопарком. Есть волки, есть овцы, есть козлы…
        Храпов поморщился - дескать, не надо разводить здесь антимонию. И вызвал конвойного, который отправил Ролана обратно в цех.
        - Где тебя черт носит? - набросился на него смотрящий.
        Оказалось, что в системе вибропресса сломался транспортер для подачи смеси в бункер, и бригада теперь работала в режиме ошпаренной кошки. Смесь приходилось подавать ведрами, а забава эта не из легких - к тому же она требовала дополнительных рабочих рук. Причем сам смотрящий стоял в сторонке и кричал, подгоняя рабочих.
        Первым не выдержал Ван-Вовыч. До обеда оставалось совсем ничего, когда он вдруг схватился за сердце и, выронив из рук ведро с раствором, стал оседать на пол. Ролан подхватил его на руки, к нему присоединился Ашот; вдвоем они отнесли задыхающегося Ван-Вовыча в тюремный лазарет.
        Электрик появился после обеда, осмотрел машину и сказал, что нужно снимать на перемотку сгоревший электромотор. А смеситель тем временем выдавал раствор, и его приходилось вычерпывать ведрами. Да еще мастер путался под ногами, мешая работать. Бункер загружался с опозданием. Как итог, к семи часам вечера план не был выполнен. Начальство не волновало, что рабочий механизм вышел из строя, бригадиру дали нагоняй, а он, в свою очередь, отыгрался на рабочих.
        - Это все из-за тебя! - заорал Олег, надвигаясь на Ролана. - Где тебя черти носили?
        - Я же сказал, что Храпов вызывал.
        Но бригадира это не волновало. Он назначил Ролана козлом отпущения и собирался его наказать. Электрошокера у него под рукой не оказалось, но имелись увесистые кулаки, которые он и пустил в ход.
        Олег ударил его в живот, но сделал это в момент выдоха. К тому же Ролан успел напрячь пресс.
        От сильнейшего удара у него перемешались все внутренности, но вдвое он не сложился и на ногах удержался. Ничего бы не произошло, если бы экзекуция на этом и прекратилась. Но нет, смотрящий разошелся и снова нанес удар. На этот раз Ролан перехватил его руку, взял ее на рычаг и, прибавив к силе нападающего свой вес, протащил его мимо себя и резко дернул в направлении штабеля бордюрных камней. Олег врезался в них головой с такой силой, что потерял сознание.
        Ролан испугался, что смотрящий сломал себе шею, но, к счастью, он всего лишь отправился в глубокий нокаут. И голова целая, и шейные позвонки не смещены, и пульс хорошо прощупывается.

«Санитары» не заставили себя долго ждать. Их было двое, и они с ходу набросились на Ролана. Надо было обхватить голову руками, чтобы закрыть ее от резиновых дубинок, но инстинкт самосохранения вдруг выбрал иной способ защиты. Одного вертухая Ролан швырнул через бедро, другого сбил с ног подсечкой.
        - Ах ты, сука!
        Первый поднявшийся с земли боец попал в «колесо», другого Ролана опрокинул
«вертушкой».
        Третьей попытки взять над ним верх не последовало, и вертухаи позорно ретировались. Васек даже не успел выразить свое сочувствие Ролану, когда они появились вновь и с подкреплением.
        На этот раз Ролан поднял руки, давая понять, что сдается. На него должен был обрушиться град ударов, но вертухаи почему-то ограничились несколькими тычками по почкам; правда, затем последовал сильный удар по ногам, после которого Ролан упал на живот.
        Ему скрутили руки за спиной, защелкнули на запястьях браслеты. Затем последовало несколько ударов по спине, для острастки, после чего сильные руки оторвали Ролана от грязного пола и повели в сторону тюремного здания.
        Вели его в позе «ку», как смертника - корпус согнут в поясе, руки за спиной задраны высоко вверх, голова опущена. И не подчиниться нельзя, иначе очень сильно пострадают почки.
        Вели его долго, и, оказавшись в тесной каморке карцера, он долго еще не мог разогнуться.
        Здесь не было дощатых полов, стены - в специальной шершавой шубе, чтобы на них ничего нельзя было нарисовать. Грязные стены с темно-бурыми потеками, холодные и влажные на ощупь. Из мебели - пристегнутый к стене поло€к; он отпирался только на ночь, и тело держал только на цепях. На полу не было никакого столбика, на который мог бы опираться лежак и куда можно было худо-бедно присесть. Обрезок трубы торчал только в отхожем месте; в дырку диаметром с блюдце и предусматривалось справлять нужду, поскольку унитаза здесь не было. Батарея в четыре секции была теплой, но камеру она не протапливала, потому что в окне не было стекла. Решетка в два слоя, стекло выбито. Ролану пришлось снимать куртку, чтобы хоть как-то остановить утечку тепла. Он остался в одной майке, и тело мгновенно покрылось мурашками.
        Первое время Тихонов сдержанно радовался тому, что вертухаи не отбили ему потроха. Удары по почкам были достаточно болезненными, но кровью он ходить не должен. Скоро усталость взяла свое, ноги стали подкашиваться; он сел на корточки, но, коснувшись спиной студеной стены, снова поднялся в полный рост.
        Ужин подали поздно: кружка воды и четвертуха черствого хлеба из муки грубого помола. Отказываться от еды Ролан не стал. Не в том он сейчас положении, чтобы устраивать голодовку. Васек предупреждал, что в первые сутки в карцер может пожаловать «спецназ», чтобы выписать горчичников на весь срок пребывания. Возможно, таких планов пока нет, но если начать качать права, то они могут и появиться. Да и есть хотелось…
        Дверь в камеру открылась только в одиннадцать часов ночи. Один контролер поставил Ролана в позу «ку» и вывел в коридор, другой отстегнул от стены полок.
        Увы, лежак был голый, без матраса и одеяла. Ролану пришло сжаться в комок, чтобы хоть как-то согреться. И еще он постарался максимально расслабить тело, представляя, что в груди у него находится жаркая печка, через которую проходит, нагреваясь, кровь. Ему не раз приходилось бывать в карцере, и он знал, что рано или поздно этот кошмар закончится и он окажется в нормальной камере. И еще его согревала мысль, что бригадир получил достойный ответ. Может, Олег будет наказывать его при малейшей возможности, но лучше стоять в полный рост в холодном карцере, чем жить на коленях в теплой камере. К тому же завтра Ролану не нужно будет выходить на работу…
        Но утром его ждала другая беда. Еще до подъема дверь в камеру вдруг открылась; один контролер сыпанул под лежак хлорки из ведра, а другой залил ее водой. Пока Ролан соображал, что произошло, дверь закрылась.
        Ролану приходилось сталкиваться с таким проявлением человеческой подлости еще в армии, когда за случайный выстрел в карауле он угодил на гауптвахту. Он помнил, как страдал от резкой вони, закрывая нос и рот солдатской курткой. Ролан задыхался, а размокшая хлорка так и оставалась на полу, выбрасывая в пространство ядовитые пары.
        И сейчас у него закружилась голова; нутро чуть не вывернулось наизнанку, в ноздри, казалось, вонзилось по ножу. Но Ролан уже знал, что делать. Он сорвал с окна куртку, впуская в камеру свежий ночной воздух, намочил ее под краном и, как половой тряпкой, стал собирать ею раскисшую хлорку, причем делал это почти на ощупь. Слизистые глаз и горла разъело ядовитыми испарениями, нос распух, но все же хлорка была слита в зловонную дырку. Ролан постирал куртку и даже после этого еще долго лил в отхожее место воду.
        Окно он занавесил мокрой курткой, лег на полок, но вскоре появились контролеры.
        - Чем это у тебя воняет? - насмешливо спросил один.
        - Жуть какая-то, - пряча в кулак ухмылку, добавил второй.
        - Да черти какие-то приходили, хлорку рассыпали.
        - Черти, говоришь? Ну-ну…
        Ролан ожидал очередной подлости, но за весь день ничего страшного не произошло. Если не считать, что этот день ему пришлось провести стоя на ногах или сидя на корточках. И рацион был более чем скудный - хлеб да вода.
        Ночью он лег спать, а рано утром снова появились контролеры, и вчерашний кошмар повторился. Ролану снова пришлось собирать хлорку мокрой курткой и топить ее в канализации.
        Надзиратели были уже другие, но и эти, злорадно посмеиваясь, изображали удивление.
        - И кто же здесь так навонял? - спросил один.
        - Фу, какая гадость! - зажимая нос, хихикнул другой.
        На этот раз Ролан сказал, что в камеру залетели какие-то петухи. Дескать, прокукарекать хотели, чтобы рассвело, но не смогли, и тогда просто нагадили, чтобы разбудить его.
        Сравнение с петухами надзирателям не понравилось, и снова Ролан провел весь день в ожидании подвоха, но в этот раз обошлось. Если не считать, что весь день его тошнило и рвало, и еще поддон выбило.
        А рано утром после короткой ночи снова открылась дверь. На этот раз Ролан не стал дожидаться, когда надзиратели насыплют хлорки, и встал в проходе со сжатыми кулаками. С третьего раза его точно добьют: организм и так едва живой от обезвоживания. Лучше шум поднять, чем отравиться насмерть.
        Надзиратель был один, без напарника, и ведра с хлоркой у него не было. Голова у него, как у Карлсона, зауженная кверху, уши как у эльфа, слегка заостренные; глаза как у суслика, страдающего от запора.
        - Эй, ты чего? - шарахнулся назад контролер.
        Его испугал грозный вид Ролана, а он действительно собирался наброситься на того с кулаками. Остановило его только то, что у надзирателя не было хлорки.
        - А ты чего?
        - Тсс! - оглянувшись, контролер приложил палец к полным обветренным губам. - В камеру давай!
        Он сам зашел в карцер вслед за ним, прикрыл за собой дверь, но не захлопнул - оставил узкую щель, возле которой и встал. Из кармана он достал мобильный телефон, протянул Ролану.
        - Тебе передали, но я его у тебя заберу. Неприятности мне, знаешь ли, не нужны, - едва слышно прошептал он. - Но у тебя целый час.
        Удивительно, но в карцере не было видеокамеры, и Ролан мог разговаривать по телефону, не опасаясь быть замеченным. Надзиратель с большими глазами не в счет - его купили, он никому ничего не расскажет, потому что не враг самому себе.
        Контролер ушел, а Ролан сел на полок. Прежде чем набрать заветный номер, он вскрыл телефон, насколько это было возможно без специального инструмента, и осмотрел внутренности - мало ли, вдруг там установлена радиопрокладка, с помощью которой можно прослушивать разговор. Впрочем, шпионить можно было и без этого, через сотового оператора, но организовать прослушку зэка было довольно хлопотно и дорого. «Клопа» он не нашел, но все-таки, услышав голос Авроры, по имени называть ее не стал.
        - Ну, наконец-то! - закричала Аврора в трубку, когда узнала его голос.
        - Ты знаешь, у меня такой чувство, как будто я в космосе, а ты на Земле. Мне до тебя бесконечно далеко, - сказал он. - Но ты все равно рядом. Ты во мне. И я даже вижу тебя…
        - У тебя много времени?
        - Целый час. Но ты должна мне переслать свое фото. И свое, и его…
        - Его?! Ну да, я сама думала, что тебе это нужно…
        - Да, и еще нужно знать, как он относится к Моисееву. Может, он какой-то не такой…
        - Кажется, я тебя поняла… Зачем тебе это?
        - Ну, ходят слухи… Пока только слухи, толком пока ничего не ясно. Но я обязательно найду его… фотографию. И твою тоже хочу поскорее найти…
        - Сначала его.
        - Думаешь, нужно?
        - Мне бы не хотелось, но, боюсь, выхода нет. Со всех сторон окружили… Ты даже не представляешь, как все плохо… - Аврора вдруг всхлипнула, и у Ролана перехватило дыхание. - Я его ненавижу. Помнишь море, помнишь, как ты спас от волны моего сына? Так вот они снова на берегу, оба. Их снова может унести в море, в любой момент. Ты меня понимаешь?
        Аврора понимала, что их могут прослушать, поэтому старалась не называть вещи своими именами, но Ролан все понял. Ее дети в опасности, и только он может их спасти. Если убьет Корчакова.
        - Это он во всем виноват. Ты даже не представляешь, какая он мразь! - почти рыдала она.
        - Я что-нибудь придумаю, я обязательно что-нибудь придумаю… Я тебя люблю.
        Ролан, как мог, утешал Аврору - теплыми словами, горячими обещаниями. Она успокоилась и выслала ему фотографию Корчакова.
        Телефон был дорогой, с хорошим разрешением, но качество снимка оставляло желать лучшего. Впрочем, Ролану это не помешало получить представление о своем враге.
        Корчаков обладал крупной головой: широкая лысина, черные курчавые волосы по бокам, бакенбарды - видимо, для того, чтобы компенсировать отсутствие шевелюры. Крепкий высокий лоб, прямые горизонтальные надбровья… Глаза, казалось, были скрыты под ними чуть ли не наполовину. Переносица такая же широкая, как и ноздри, щеки с резкими перепадами, образующими носогубный треугольник. Непонятно, насколько морщинистый у него лоб, какой рыхлости кожа, но Корчакова можно было узнать и без этого. И внешность у него выразительная, и жесткость характера в ней четко просматривалась. Суровая, но вместе с тем капризная жесткость. При всей своей целеустремленности Корчаков был эмоциональным, импульсивным человеком. Прагматизм ему не чужд, но за обиду он мог мстить, не считаясь с потерями. Что, собственно, сейчас и делал. Пришло время взяться за Аврору, и он нанес удар; и не важно, что тюрьма связывала ему руки… Что ж, нужно сделать так, чтобы ему связали еще и ноги. Перед тем, как уложить в гроб.
        Аврора выслала пару своих фотографий, Ролан любовался ими, пока не появился надзиратель. Прежде чем передать ему телефон, он стер все снимки, а также номер телефона, по которому звонил.
        - Скажи, тебе хорошо заплатили? - спросил Ролан.
        - Не жалуюсь. - Контролер скосил в сторону глаза.
        - Сотрудничество продолжается?
        - Да. Только я не знал, как передать тебе телефон. Пока ты сам не попал сюда. Через два дня у меня снова смена…
        - Предлагаешь мне здесь тебя ждать?
        - У тебя пятнадцать суток…
        - Скажи, а если есть деньги, можно облегчить режим?
        - Ну, если много денег… Только это не от меня зависит, - глядя в щель между стеной и дверью, прошептал надзиратель.
        - От Храпова?
        - Ну, вроде того.
        - Может, у вас вип-камеры есть?
        - Есть… В санчасти.
        Ролан едва сдержался, чтобы не хлопнуть себя по лбу. Ну, конечно, как он сам не догадался? У лагерных смотрящих самое любимое место - лазарет. Там для них и палата отдельная, и уход, и диета. И приятное лекарство строгой отчетности можно раздобыть. Не везде так, но как правило… В том лагере, где Ролан мотал срок в первый раз, смотрящий даже медсестру потряхивал…
        - Если очень дорого, я не потяну. А в санчасть мне надо. У меня отравление, днище выбивает…
        - Да, мне говорили, что с тебя льет.
        - Я так понял, тебе не только телефон передали, - усмехнулся Ролан. - Ну, чисто для меня.
        - Э-э, да, - жалобно вздохнул контролер. - Но все не отдам. Санчасть чего-то стоит…
        Ролан не догадался выяснить, сколько именно денег посредник взял для него, и Аврора упустила этот момент. Но, судя по тому, что на руки он получил десять тысяч двумя оранжевыми бумажками, сумма ему полагалась немалая, остальная часть которой осталась на совести контролера.
        Глава двенадцатая
        Ролан чувствовал себя неважно, голова кружилась, перед глазами все плыло, к горлу то и дело подступала тошнота, под копчиком - предательская слабость. Но все-таки он был не настолько плох, чтобы реальность погрузилась в сумерки. Тогда почему в глазах галлюцинация? Почему в кабинете врача его принимает Изольда Германовна? Ведь это же тюремный лазарет, к следственному изолятору он не относится.
        Изольда тоже с удивлением смотрела на него и с язвительно-добродушной иронией щурила глаза. Так встречают старого знакомого, вспомнить о котором и забавно, и приятно.
        - Тихонов, ты тоже к нам перевелся? - спросила она.
        Тоже?.. Ролан вспомнил, что Изольда не вышла на свою последнюю для него смену. В общем-то, ему было все равно, вопросом, почему она пропала, он не задавался. Зато сейчас все встало на свои места. Оказывается, она перевелась на новое место службы. И, видимо, оно того стоило.
        В санчасти следственного изолятора был сделан ремонт, но скромный по сравнению с тем, что Ролан видел здесь. Стены были отделаны такими же панелями, как приемная Храпова, на полу - отменного качества кафель, в кабинете врача - подвесной потолок, палаты закрытые, двери в них железные, решетчатых перегородок в коридорах по минимуму. И главное, здесь не было зловредного Карнауха.
        - Да. За заслуги перед отечеством.
        Ролан уже получил урок и теперь знал, как обращаться с Изольдой, чтобы не накликать беду на свою голову. Поэтому он заигрывающе сощурился, глядя на нее.
        - И где же ты успел отличиться?
        - В секретной лаборатории. Изучал воздействие паров хлора на человеческий организм. На себе изучал.
        - И что?
        - Ну, мужская функция не пострадала, но в остальном полный мрак. И тошнит, и бурлит… Короче, интоксикация кладет на лопатки.
        - Ну да, выглядишь ты неважно.
        Она подняла его веко, осмотрела глазное яблоко, попросила показать язык. Возможно, на этом осмотр и закончится. Не станет она брать анализ крови, мочи и прочих жидких масс.
        - Да вы не переживайте, организм сильный, на одной ноге вынесет…
        - Почему на одной ноге? - с игривым подозрением повела бровью женщина.
        - Я же говорю, мужская функция не пострадала. На том и стоим…
        - Это ты о чем? - сдерживая шальную смешинку, спросила она.
        - О том, что сидеть больно.
        - Ты к нам из карцера поступил, я правильно поняла?
        - Из секретной лаборатории.
        - Воздействие паров хлора, говоришь? - нахмурила она брови, адресуя свой символический гнев садистам в погонах.
        - Да я не жалуюсь. Организм жалуется, а я нет.
        - Ну, с организмом мы разберемся.
        - А с остальным я сам, ладно? А то вдруг вы еще решите за меня заступиться. Как будто я не мужик.
        - Мужик! Перегудов три дня ходить не мог, - с искренним весельем в голосе сказала она, вспомнив Арнольда. Но тут же спохватилась, снова нахмурилась. Все-таки она должностное лицо, представитель власти, а Ролан - обычный зэк.
        - А я, наоборот, третий день хожу… Мне бы чего-нибудь такого, чтобы не ходить.
        - В инфекционную тебя закрою.
        - Мне все равно, лишь бы не засохнуть. А то сохну, сохну… Прямо как влюбленный юноша.
        Ролан выразительно посмотрел на женщину, и та зарделась от тайного удовольствия.
        - Не засохнешь, я тебе обещаю.
        - Значит, инфекционная? - грустно посмотрел на нее Ролан.
        Он знал, что это такое - лежать в инфекционной палате. Броуновское движение дристунов в замкнутом пространстве. Человек десять в маленькой палате, всем надо, сортир вечно занят; только и слышно, как чей-то жупел унитаз пугает.
        - Не могу же я тебя к нормальным людям пустить.
        - А к ненормальным?
        - К ненормальным могу.
        - И много там таких ненормальных?
        - Ну, для тебя место найдется.
        - Я знаю, там хлоркой воняет. А у меня на хлорку аллергия.
        - Ничего страшного.
        - Это вам так кажется. А мой организм боится. Может, для моего организма отдельная палата найдется?.. Ой, что это у вас такое?
        Ролан поднес руку к ее уху и так нежно коснулся его, что у Изольды от удовольствия слегка затуманился взгляд. Но вот она вспомнила, что это непозволительная вольность с его стороны, собралась возмутиться, но Ролан одернул руку, вынимая из пальцев пятитысячную купюру. Не успела женщина опомниться, как деньги оказались в ее кармане.
        - Это ваше. Наверное, с веток нападало, когда вы через парк шли.
        - Ты что, фокусник? - в некотором смятении от нежданного подарка улыбнулась она.
        - Нет, фокусником у меня дед был. Четырнадцать детей. Бедная бабушка не знала, что делать с его фокусами…
        - Ладно, есть у нас отдельная палата. Но это не только от меня зависит. У нас Иван Данилович главный, он врач, он все решает…
        - Да что же вы так неосторожно ходите? - спросил Ролан, снимая с ее головы второй пятитысячный «листик».
        И эта купюра, мелькнув перед глазами женщины, оказалась в кармане халата.
        - И все-таки ты фокусник.
        - Знаете, я от своего деда много чего унаследовал…
        - Иди ты знаешь куда со своим дедом! - шутливо отмахнулась от него Изольда.
        - В отдельную палату…
        - Тебе душ принять надо. И переодеться.
        Она сама провела его в конец коридора к пластиковой двери с табличкой, где черным по белому было начертано «Баня». Вскрывая решетчатые переборки, Изольда орудовала ключами с ловкостью заправского надзирателя.
        - Надеюсь, вода горячая? - спросил он, памятуя о том, как принимал душ в санчасти следственного изолятора.
        - Надейся и жди.
        - Ну, бывают моменты, когда ждать не совсем прилично.
        - Например?
        - Вот я хотел бы надеяться, что женская рука потрет мне спину. Но я этого не жду. Потому что знаю, насколько высок моральный облик российского тюремного врача. Клизму - пожалуйста, а спинку потереть - это уже чересчур.
        - Хорош трепаться, балагур, - беззлобно одернула его Изольда.
        Она открыла дверь в душевую, но внутрь входить не стала. Не будет она тереть ему спинку: ее желание, чтобы заключенные заигрывали с ней, - не более чем потребность в легком флирте.
        Стены душевой были выложены кафелем приятного салатного цвета, слева оборудованы три кабинки с исправными лейками, холодной и горячей водой в кранах. Когда Ролан вышел в предбанник, там уже лежало чистое белье и вполне пристойная на вид пижама.
        Обратно его сопроводил санитар из тюремной обслуги, худощавого сложения мужчина с еврейским типом лица.
        - Ну, как вода? - спросила Изольда, не отрывая головы от журнала, в который что-то старательно вписывала.
        - Отлично.
        - Спину сам себе потер?
        - В тюрьме что главное? Самодостаточность. И самообслуживание.
        - Ну, если ты такой самостоятельный, то тебе в отдельную палату надо. - Она улыбалась, но на Ролана не смотрела.
        - Я согласен.
        - Только отдельной палаты нет. Есть трехместная. Но там сейчас никого… Да, кстати, как твоя рука?
        Изольда провела его в ординаторскую, заставила снять пижамную куртку, пальцами нежно ощупала мышцы вокруг затянувшейся раны.
        - Хорошо. Очень хорошо.
        - Я тоже так думаю. У вас такие нежные прикосновения, что мне, правда, очень хорошо.
        - Запомни ощущения, - не без ехидства усмехнулась она. - Останешься в одиночестве, вспомнишь.
        Изольда опустила его руку, поднялась, встала у Ролана за спиной, мягко касаясь пальцами, ощупала голову. Чертовски приятные ощущения, так и подмывало сказать ей, чтобы она не останавливалась. Но Ролан молчал, он и без того наговорил много лишнего. Вопрос с хорошей палатой уже решился, и ему вовсе не обязательно заигрывать с Изольдой дальше.
        - У тебя что, пластина здесь? - спросила она, едва касаясь пальцами шрама на голове.
        - Угу. С дуба неудачно рухнул.
        - Болит?
        Она массировала место вокруг шрама.
        - Нет.
        - А это что?
        Она запустила пальцы под верхний срез майки, коснулась пулевого шрама.
        - Да так, татуировку сводил. Ева в объятиях дьявола-искусителя. Символизирует любовь к женщине. А если Ева без головы, то любовь эта безголовая. Знаете, так бывает, когда от любви голову теряешь…
        - Знакомое чувство.
        Она водила пальцами по его груди, пока не коснулась правого соска. Они вздрогнули вместе: он - от удовольствия, она - от внутреннего потрясения. Спохватилась, опомнилась, одернула руки.
        - Ладно, давай в палату, а то у меня дела…
        Стараясь не смотреть ему в глаза, Изольда проводила его до палаты, которая также находилась в конце коридора, напротив душевой, за лакированной филенчатой дверью из тех, что производились в тюремном цеху. Судя по расстоянию между тупиковой стенкой и дверным косяком, палата должна была быть широкой, метров шесть как минимум, но реально по этому показателю она едва дотягивала до трех. Впрочем, отсек оказался достаточно длинным, площадью не менее двадцати квадратных метров, что по тюремным меркам было неслыханной роскошью для трехместной палаты. Отделанные пластиком стены, ламинат на полу, под потолком - пластиковое, высотой чуть менее метра окно, забранное двухслойной решеткой без всяких сеток и ресничек, но с занавесками. Три мягкие кушетки, заправленные покрывалами, тумбочки, стол, шкаф. Мебель почти новая, поэтому в палате пахло древесно-стружечной плитой, из которой ее собирали. Сияющий белизной унитаз в кабинке из поликарбоната, фаянсовая раковина умывальника; не самый большой, но и не маленький домашний кинотеатр с колонками.
        - Это что, вип-палата? - с приятным удивлением спросил Ролан.
        - Ну, можно сказать и так. Хотя у нас в других палатах не менее комфортно. Только там людей больше.
        - А мне одному здесь скучать…
        - Скучать вовсе не обязательно.
        Изольда стояла у него за спиной, и он не мог видеть ее глаза, но, судя по тембру голоса, было в них что-то шаловливое. Уж не собирается ли она составить ему компанию, спасая от одиночества?
        Изольда ушла, оставив его наедине со своими мыслями. Не будь у него обязательств перед Авророй, он мог бы радоваться тому, как развиваются отношения с фельдшером. Но нет у него свободы, не должен он форсировать события; более того, ему нужно их притормозить. Если, конечно, женщина действительно что-то задумала.
        Кровать была уже застелена, матрас мягкий, пружинный, и Ролан с удовольствием растянулся на нем. В палате было тепло, одеялом укрываться не надо, хотя неплохо было бы и нырнуть под него. Но для начала следовало перекусить. Закрома его пустые, ничего съестного в запасе нет, так что пришлось ждать обеда.
        Он бы не отказался от сырного супа по-французски и рябчиков с ананасами, но на обед подали борщ и картофель с робкими признаками перемороженного мяса. В присутствии санитара баландер закатил тележку прямо в палату, из кастрюли наполнил привезенную с собой посуду. Еда из общего котла после скудного карцерного пайка казалась деликатесом.
        Ролан с удовольствием поел и завалился спать. Проснулся под вечер, включил телевизор, долго смотрел новости. Красота. Никаких тебе поверок, обысков, и даже на прогулку его не тянуло - свежего воздуха он надышался в карцере, в перерывах между хлорными атаками. Разве что посуду пришлось после себя помыть. А уборка была после ужина. В палату зашел санитар; он и пол вымыл, и пыль протер. А Ролан все это время нагло смотрел телевизор, не поднимаясь с постели.
        Одно плохо - его манил к себе унитаз; не так часто, как раньше, но все равно приятного мало. К ночи в животе успокоилось, видно, подействовали таблетки, которые перед обедом и ужином принес ему санитар.
        Ролан отходил ко сну с надеждой, что живот не даст о себе знать как минимум до утра. Но заснуть помешала Изольда. На губах многообещающая улыбка, грудь в приподнятом настроении, две верхние пуговицы халата уже расстегнуты, третья наполовину вышла из петли. И глазки маслено блестят.
        - Не спишь?
        - Ну, как бы это тебе сказать… - на «ты» отозвался он. - А что?
        Она достала из нагрудного кармана градусник, тряхнула им, чтобы сбить ртутный столбик.
        - В это время мы обычно измеряем температуру.
        Она сунула ему под мышку градусник, согретый теплом ее взволнованно вздымавшейся груди.
        - Или поздно вечером, или рано утром.
        - Этот способ придумали иезуиты. С их иезуитскими замашками, - улыбнулся он. - Чтобы иезуитствовать над больными…
        - Над сачками, - покачала она головой, приманивая его жарким дыханием и томным взглядом. - Когда человек хочет спать, ему лень вставать, греть градусник на батарее…
        - Не скажи. Я, когда в армии сачковал, и к батарее градусник прикладывал, и об одеяло его тер, чтобы температура не ниже тридцати восьми была. Хоть среди ночи мне градусник вставь, все равно поднимусь. Надо сразу два градусника вставлять, тогда не обдуришь…
        - Нет, сразу два вставить - это жестоко, - с блудливой улыбкой сказала Изольда. - А один - в самый раз.
        Ролан мог догадываться, что она имела в виду. И еще он чувствовал, что дело пахнет постелью. Похоже, Изольда любит флирт лишь как подливку к более крепкому соусу. Ей хочется, а он один в палате, никто ничего не узнает…
        - Мне и одного много, - отозвался он. - Я же не гриппом болею, ведь неважно же, какая у меня температура…
        - А какая у тебя температура?
        Она ладонью коснулась его лба, нежно провела пальцами по щеке, по шее спустилась вниз к ключице, забралась под мышку, где торчал градусник.
        - Нормальная. А какая должна быть?
        - Чем выше, тем лучше.
        Взгляд ее затуманился, язык скользнул по высыхающим от волнения губам. Похоже, у женщины отказали тормоза, и Ролан мог этим воспользоваться. Нет, он должен был это сделать, чтобы сохранить отношения с Изольдой и остаться в санчасти.
        - Ты знаешь, какая у меня температура?
        Она взяла его за руку, положила ее ладонью на свою грудь.
        - Высокая.
        Он мужчина, и его не могла не волновать женщина. И ее доступность его не отпугивала, скорее наоборот. Но у него Аврора, и он не может…
        - А так?
        Она окончательно расстегнула третью пуговицу на своем халате и переместила его ладонь на обнаженное и более чем приятное на ощупь полушарие бюста.
        - Очень высокая.
        - Я могла бы померить твою температуру.
        - Попробуй.
        Он сам взял Изольду за руку, провел ею по своему животу, направляя вниз. Она плотоядно щурилась, позволяя ему проделать весь путь до конца, но Ролан вдруг бросил ее руку и скорчился от боли.
        - Ой-е! - Он схватился за живот, подтянув колени к груди. - Ой, как больно!
        - Что такое? - пыталась растормошить его Изольда.
        - Больно, очень!
        - В туалет?
        - Нет, это другое…
        - Ляг на спину, расслабься!
        Сладострастная пелена спала с ее глаз, сейчас она смотрела на Ролана, как врач на пациента. Изольда деловито пальпировала его живот, спрашивая о состоянии.
        - Похоже на аппендицит, - совершенно серьезно заключила она.
        - Да нет, у меня же слабость в животе; может, от этого…
        - Может, и от этого… - не стала спорить она. - Все равно в больницу я тебя сейчас отправить не могу. До утра надо наблюдать…
        - Может, обезболивающего? Новокаин там, а?
        - Ага, и кубик морфия… Нельзя обезболивающее, когда подозрение на аппендицит.
        - Да я понимаю, но больно-то как…
        - Ничего, потерпишь.
        Похоже, Ролан смог обмануть Изольду - она поверила в то, что у него скрутило живот. Правильно он поступил или нет, но у него не было иного выбора. Он должен был показать, что хочет ее, и он сделал это. А то, что разболелся живот, так это подорванное в неволе здоровье виновато…
        Она ушла, а он остался бодрствовать. Нельзя засыпать сразу, нужно дождаться, когда Изольда зайдет в палату справиться о самочувствии.
        Часа два, не меньше, Ролану пришлось бороться со сном, прежде чем Изольда наведалась к нему.
        - Ну как?
        - Уже лучше.
        К счастью, на этом разговор и закончился. А утром Изольда сдала смену и отправилась домой. Но через двое суток она вновь заступит на дежурство, и тогда Ролану придется придумать что-то новое, чтобы сгладить ее откровенный к себе интерес… А может, не надо ничего придумывать? Может, поплыть вниз по течению? Так легче, да еще и приятнее. Сказать потом себе, что не он во всем виноват, а обстоятельства. Но ведь себя-то не обманешь…
        Глава тринадцатая
        Суп гороховый на первое, перловая каша с запахом мяса на второе.
        - Льется музыка, музыка, музыка, - пропел Ролан, панибратски хлопнув баландера по плечу.
        Настроение отличное, и аппетит здоровый. Обед по расписанию, затем тихий час, после чего телевизор. Не жизнь, а малина.
        - А там у тебя что?
        Ролан поднял крышку одной из трех маленьких кастрюлек, что стояли на тележке рядом с большими.
        - Тихонов, отставить! - возмущенно нахмурился санитар.
        - А может, я тоже хочу!
        Приятный аромат запеченного мяса и жареного картофеля защекотал ноздри.
        - Не положено! - отрезал санитар.
        - На нет и суда нет…
        Ролану не хотелось ссориться с ним. Нельзя ему сейчас ни с кем конфликтовать, а то еще из лазарета прогонят, а этого никак допустить было нельзя. Похоже, он вплотную приблизился к своей цели.
        Баландер выкатил из палаты тележку, за ним вышел санитар. Очень скоро послышался звук, похожий на тот, который появляется, когда поднимаешь рольставни. Чуть позже послышался приглушенный мужской голос:
        - …Бу-бу-бу, хорошо, бу-бу-бу…
        Что хорошо, непонятно. Видимо, обед постояльцу понравился.
        Ролан уже понял, что за стеной находится еще одна палата, зайти в которую можно из того же коридорного отсека, в который выходила его дверь. Увы, она была извне закрыта на защелку, и он не мог выглянуть сейчас в коридор, как не мог обследовать панельную обшивку в том примерно месте, где должен был находиться вход в секретную палату. Возможно, обшивку можно было сместить в сторону, как ширму, за которой скрывалась потайная дверь. Зачем такая маскировка? А если комиссия, а вдруг проверяющий захочет заглянуть в эту палату? А там суперлюкс, в котором проживает особо важная персона. Пойдут разговоры о коррупции, которую породил начальник тюрьмы. Кому это надо?
        Тихонов пытался подслушать, что творится в палате по соседству, и даже кружку к стене прикладывал, чтобы воспользоваться ею как рупором, но тщетно. Он улавливал мужские голоса, однако понять, о чем идет разговор, не мог. И еще слышал, как работает телевизор.
        Мужские голоса… Говорил ему Васек, что тюремный меценат содержится в особой камере на пару с мальчиком, чтобы не скучать без «женской» ласки. Наверняка это и был Корчаков. А разговаривал он со своим «сладким» соседом…
        Жаль, что у него не было телефона. Но завтра утром на смену заступит Изольда, надо быть с ней поласковей - возможно, она одолжит ему на час-другой свой телефон. Надо будет позвонить Авроре, она должна была узнать, действительно ли у Корчакова голубые наклонности. Впрочем, ничего удивительного, если такая информация отсутствует. Может, эти наклонности у бизнесмена проявились только сейчас, когда на безрыбье и рак рыба… Но Авроре все равно позвонить надо.
        Ролан пообедал, вымыл посуду и лег под одеяло. Но только он стал засыпать, как дверь открылась и в палату пожаловал санитар в компании… Ролан не мог поверить своим глазам. К нему в палату на правах постояльца пожаловал Мишель, тот самый женоподобный паренек, общества которого он удачно избежал в санчасти следственного изолятора.
        Под глазом у парня темнел синяк, нижняя губа распухла. Видно, досталось ему на орехи.
        - Принимай соседа, - насмешливо глянул на Ролана санитар.
        - А кто сказал?
        - Не важно.
        Мишель стоял, грустно и со страхом глядя на него. Он явно боялся, что Ролан в своей нетерпимости к его наклонностям подсветит ему и второй глаз. Но если бы он не был напуган, все равно выглядел бы жалко.
        - Ну, принимаю…
        Как это ни странно, но появление такого соседа можно было назвать даром судьбы… Что, если Корчакову наскучил его нынешний сожитель?
        Мишель был в пижаме, волосы мокрые, расчесанные, в руке сумка, с которой он поступил в санчасть. Дверь за санитаром уже закрылась, а он стоял у порога, переминаясь с ноги на ногу.
        - Ну, чего сопли жуешь? - ухмыльнулся Ролан. - Давай ложись. Только не под меня…
        Мишель кивнул и поставил сумку под кровать, что стояла ближе к двери, сел на нее, обреченно сложив руки на коленях.
        - Вообще-то петухам не полагаются такие места. Петухи живут на вокзале. Знаешь, что такое вокзал?
        - Да. Место под кроватью.
        - Я так понял, тебе это уже популярно объяснили? - Ролан провел пальцем под своим глазом.
        - Объяснили, - сокрушенно вздохнул он. - Суд был, в камеру отправили, а там какой-то урод…
        - Ты, наверное, пытался ему объяснить, что таких, как ты, нужно принимать такими, какие они есть. А может, ты гей-парад в камере решил провести? И в День десантника, да?..
        - День десантника летом будет.
        - Смотри, все-то ты знаешь. Только не знаешь, что я сам в десанте служил.
        Мишель тоскливо посмотрел на Ролана и горько вздохнул. Дескать, о чем тогда разговаривать.
        - Я же не виноват, что я такой.
        - Ты совершенно прав. Даже если ты вдруг бабу захочешь, все равно ничего уже не исправишь. Как был петухом, так и останешься, - развел руками Ролан.
        - Это меня и пугает, - женственно махнув рукой, вздохнул Мишель.
        Ролан совершенно не переживал, что находится в одной камере с голубеем. Не он попал к изгою, а наоборот. Он, а не ситуация выступает здесь в роли хозяина положения. А то, что Мишель живет с ним в одной палате, ничего страшного. Понятия не запрещают правильному арестанту пользоваться услугами пассивного гомосексуалиста. Главное - не относиться к нему как к равному. А в остальном можно все, что фантазия подскажет…
        - И сколько лет тебе бояться?
        - А-а… Восемь лет.
        - За что? Статья за мужеложство вроде бы уже отменена.
        - А за наркотики - нет. Это подстава была. Я с одним встречался, а у него жена ревнивая, она ментов и натравила. Меня задержали, а в кармане пакетик с кокаином. Особо крупная партия, потому и срок большой.
        - Если ты с кем-то встречался, то не ты в этом виноват, - усмехнулся Ролан. - Так что не надо меня грузить. Я же не присяжный заседатель. А будешь грузить, я тебе второй фонарь под глазом зажгу. Так и скажи: кокаин толкал, нечего за баб прятаться…
        - Ну, толкал… - Мишель уронил голову на грудь.
        - Давно суд был?
        - На прошлой неделе.
        - В суд из санчасти увозили? Как же бедный Арнольд разлуку пережил?
        - Его еще раньше выписали.
        - Кто ж твоим жеребцом-покровителем стал?
        - Никто не стал.
        - Сам по себе остался? Потому и получил. Я так понимаю, кому-то твое комиссарское тело понадобилось…
        - Ну да. Но я не могу со всяким…
        Мишель закрыл лицо ладонями и заплакал.
        Ролан вдруг почувствовал сострадание к этому парню. Посмеялась природа над бедолагой, заточила женскую суть в мужское тело. Новые времена, новые веяния - голубеи могут жить, как хотят; и они живут, привыкая к манерным повадкам. Этот образ жизни дает о себе знать, когда они вдруг попадают в неволю с ее жестокими законами; их вмиг раскусывают и опускают на уровень плинтуса. Потому и страдают они, мучаются, что не приучены к жизни в тюремных джунглях. И страдают, и погибают…
        Сострадание было, но жалости - нет. Не ощутил Ролан желания подойти к Мишелю, хлопнуть по плечу, утешить добрым словом. Может, и не виноват парень в том, что природа сыграла с ним злую шутку, но воспитание и моральные устои прочно держали Тихонова в рамках условностей, и он не мог опуститься до откровенного снисхождения.
        - А с кем ты можешь? - спросил он, когда парень успокоился.
        - Не со всяким. - Мишель подозрительно посмотрел на него.
        - А если я тебя под свою крышу возьму?
        - Э-э… А зачем это вам?
        - А зачем это Арнольду?
        - Ну, вы же не такой.
        - Конечно, не такой. Но мне семнадцать лет срок мотать. Женщины для меня - это что-то несбыточное…
        - Ну, я не знаю, - неуверенно улыбнулся парень.
        Ролан отвернул от него голову, чтобы Мишель не видел проступившее на лице отвращение. Он никогда не был с мужчиной и не будет. Но нельзя отказываться от игры, посредством которой можно будет убить сразу двух зайцев.
        - Давай располагайся. Отдыхай… Только ко мне не приближайся… пока я сам не попрошу. Ты меня понял?
        - Да, да, понял…
        Мишель ожил, расцвел. Полез в сумку и достал оттуда самую настоящую пудреницу, чтобы заретушировать синяк под глазом.
        - Только губы красить не надо, я этого не люблю, - незаметно для него поморщился Ролан.
        - Так нечем красить… И вообще, я этим не увлекаюсь. Я же не трансвестит и не очень люблю в женской одежде ходить…
        - Вас, пидоров, не разберешь, голубые вы или розовые. Одно слово, гомосятина… Я тебя не обидел?
        - Нет… - Мишель расстроенно посмотрел на Ролана.
        - А зря. Ты должен обижаться. Потому что ты обиженный… Я тебя не обидел?
        - Нет… То есть да…
        - Вот и правильно… Давай договоримся: твое дело - молчать в тряпочку, если слова не дают, и ни с кем не заговаривать без моего разрешения. Ни с кем! Понятно? А если кто приставать будет, без моего разрешения ни капли в рот, ни пальцем в жижу. Ты меня понял?
        - Да.
        - Тогда будешь жить. Тебя никто не тронет, пока я рядом. А я могу быть рядом всегда. И здесь. И в любой хате, куда тебя определят. Тебя определять будут, а я сам хату выбираю… Или ты думаешь, что тебя здесь весь срок продержат?
        - Э-э… Нет, не думаю…
        - А сюда вообще как попал?
        - Ну, меня же избили… Сюда перевели, а майор посмотрел на меня - почему синяк под глазом, спрашивает, губа почему разбита? В лазарет направил…
        - Именно в эту палату?
        - Мне все равно…
        - Это, можно сказать, лучшая палата. Я-то при своих, я могу себе это позволить. А ты чем расплачивался?
        - Ничем.
        - Так не бывает… Может, векселями? Кому-то пообещал свою «лав»?
        - Э-э… Нет, не обещал…
        - Может, кто-то на что-то намекал?.. Это не праздный вопрос. Мне очень интересно знать, у кого на тебя виды. Может, майор что-то говорил? Ты давай вспоминай, мне надо знать, как все было.
        - Да, он говорил. Сказал, что мне там рады будут. С насмешкой сказал. С грязной такой насмешкой. Но я уже привык… А может, он вас имел в виду?
        - Запомни, голубь, никто и никогда меня не имел. И никогда иметь не будет. И ты не мечтай, понял…
        - Так я же не в том смысле! - всполошился Мишель. - Я хотел сказать, что майор про вас говорил. Ну, не про вас конкретно, а про то, что вы будете рады.
        - Я уже рад, голубь. Но я молча радуюсь. И ты молчи. Чтобы я тебя не слышал…
        Ролан повернулся к Мишелю спиной.
        - Если вдруг кто-то наедет, сразу ко мне. А так чтобы никаких звуков…
        Мишель вел себя смирно. Все время молчал, говорил только с разрешения Ролана. И ужинал на своей кровати, поскольку за стол садиться ему не дозволялось. А ночью он заснул лишь после того, как Ролан сказал, что ему можно спать. До этого голубец терпеливо ждал, когда Тихонов позовет его к себе в постель. Все это было бы смешно, если бы не было так тошно.
        А утром в палату пожаловала Изольда. Увидев Мишеля, она остолбенела. Она-то знала, что у Ролана появился сосед, но не думала, что такой красивый - на женский, разумеется, взгляд. К тому же она узнала его.
        Мишель лежал на заправленной постели в пижаме, забросив ногу за ногу, и ловко орудовал пилочкой для ногтей по прямому ее назначению. Увидев Изольду, он пугливо поднялся с постели.
        - Климов?! Ты?
        - Я, Изольда Германовна.
        - Что ты здесь делаешь?
        - Да вот, старого друга приехал навестить, - улыбнулся Ролан.
        - Друга?! Знаю, как ты с ним дружил…
        - Я с Арнольдом плохо дружил. А с Мишелем я хорошо дружу. Правда, Мишель?
        - Правда, - заискивающе глянув на него, кивнул голубей.
        - И вы со мной хорошо дружите, Изольда Германовна. Вот, с Климовым удружили… Спасибо, что ко мне его устроили.
        - Я устроила? Это Михайловна все… Э-э, не важно, кто…
        - А я думал, что это ваша работа… Ну все равно, спасибо вам. За то, что я сюда попал. А то бы я вчера остался без чудной ночки…
        - Без чудной ночки, говоришь… - занервничала женщина. - Что, и на горшок не бегаешь?
        - Ну, не без этого, - поморщился Ролан. - А можно без подробностей?
        - Без подробностей можно в карцере, а здесь без этого никак. Диарею лечить надо. Заткнуть проход, конечно, можно, но это не выход…
        - Вы уж определитесь, пожалуйста, проход это или выход.
        - Выход. Будет тебе выход. Из лазарета.
        Ролан промолчал в ответ. Такая перспектива его не устраивала. Во всяком случае, сейчас.
        - Ладно, потом поговорим…
        Она ушла, закрыв дверь извне. Ролан прислушался - вот отошла в сторону или сложилась гармошкой маскировочная панель, открылась дверь, послышался чей-то мужской голос. Изольда пожаловала в соседнюю палату, и кто-то восторженно поприветствовал ее. Может, сам вип встретил ее громкими словами, а может, его любовник. Жаль, что Ролан не обладал магической способностью проникать сквозь стены… Но зато ему хватило ума приручить Мишеля, и это сыграло ему на руку.
        Еще до обеда в палату пожаловал санитар и привел мужчину, внешность которого показалась Ролану знакомой. Большая, приплюснутая с боков голова, глубокие залысины, жесткие курчавые волосы, бакенбарды. Знакомый лоб, надбровья, хотя не так сильно нависающие над глазами, как на фото, что прислала Ролану Аврора. И ноздри шире переносицы, и носогубный треугольник выражен не так четко. Но все-таки это был Корчаков. Правда, какой-то неухоженный. Из носа торчат волосы, на щеках совсем не стильная двухдневная щетина с проблесками седины. Взгляд потухший, но тем не менее в нем чувствовалась жесткость уверенного в себе человека. Спортивный костюм дорогой, но мятый, и майка под ним несвежая. Это указывало на то, что Корчаков запустил себя. И условия неволи - не причина, а всего лишь повод для этого. Есть такая категория людей, которые при малейших неудобствах перестают следить за собой. А в тюрьме такие индивидуумы очень быстро превращаются в презираемую чернь, что почти автоматически переводит их в разряд «чертей» и прочих изгоев. Впрочем, до такой крайности Корчакову еще далеко.
        Санитар ушел, закрыв за собой дверь, а Корчаков остался в палате. На Ролана он даже не смотрел, все его внимание занимал Мишель. Похоже, активисту-любителю требовался свежий пассив. Именно поэтому Мишеля и направили сюда, чтобы он стал новой подружкой особо ценного мецената. Как говорится, любой каприз за его деньги. А Изольда устроила ему свидание с кандидатом на вакансию. Скорее всего, она должна была это сделать по долгу службы, но, возможно, ею двигал еще и другой мотив. Скорее всего, женщина хотела, чтобы Корчаков забрал Мишеля в свою палату, а Ролан остался в одиночестве, которое она могла бы сгладить сегодня ночью.
        - Привет, я Натан, - сказал гость, присаживаясь к голубею на край его койки.
        Ну вот, теперь все окончательно встало на свои места.
        - Мишель.
        - А я Тихон.
        Но Корчаков едва лишь глянул на него и сухо кивнул - дескать, я обратил на тебя внимание, мужик, так что не переживай. А потом, лаская Мишеля взглядом, елейным голосом спросил:
        - Тебе, наверное, часто говорят, что ты очень красивый?
        Ролану пришлось сжать пальцами свой кадык, чтобы сдержать рвотный ком. Только извращенца не стошнило бы от таких слов.
        - Об этом говорят мне, - превозмогая брезгливость, агрессивным тоном сказал он. - Потому что Мишель под моей крышей, понял? И я здесь решаю, кто ему может нравиться, а кто нет. Так что если ты решил подмазаться к нему, обращайся ко мне. Вопросы?
        - Ах, вот оно как! - расплылся в ехидной улыбке Корчаков. - От тебя, значит, все зависит?
        - А ты сомневаешься?
        - Может быть… Мишель, ты хотел бы со мной дружить? - до омерзения противным голосом проворковал Корчаков.
        Ролан едва сдержался, чтобы не наброситься на него с кулаками.
        И тут он вдруг ясно осознал, что сдерживать себя вовсе не стоит. Он уже вступил в конфликт с Корчаковым, и тому не понравилось его право собственности на Мишеля. Похоже, Натан Елизарьевич готов оспорить это право, и вовсе не в суде. Сейчас он выйдет из палаты, пожалуется начальнику тюрьмы, и тот, готовый исполнить любой его каприз, просто-напросто вернет Ролана в карцер. А значит, ему нужно было спешить. Или, точнее говоря, действовать незамедлительно.
        - Я же тебе сказал, что мне решать, с кем ему дружить, а с кем нет.
        Ролан поднялся с кровати, подошел к Корчакову, перекрывая ему путь к отступлению. И тот, в свою очередь, поднялся во весь рост. Правда, его бойцовский дух, если он вообще имелся, остался сидеть на койке, а может, забрался под нее. В глазах у мужчины плескались страх и растерянность. Но в то же время он надеялся договориться с Роланом, и это удерживало его от паники.
        - Мы могли бы решить этот вопрос…
        - Сто тысяч хрустящих рябчиков за одного тепленького голубка.
        - Сто тысяч рублей?!
        - Да. Это если насовсем. А если на ночь, то десять тысяч рябчиков, и никаких дроздов.
        - Но это грабеж!
        - А у тебя что, с финансами проблема?
        - У всех здесь с этим проблема.
        - Ты - исключение. Я же знаю, откуда ты взялся. Из соседей палаты. - Ролан кивнул на стену, что находилась справа от него. - Ты хозяину неслабо башляешь. И мне забашляешь за сладкую жизнь.
        - Это не мои деньги. Это чужие деньги, - совершенно серьезно ответил Корчаков.
        - Да мне все равно, какими деньгами ты мне заплатишь, своими или чужими.
        Мишель сидел на койке, покорно уложив ладони на сведенные вместе колени. Голова его была низко опущена, но не похоже, что ему жуть как стыдно. Фактически Ролан торговал им как проституткой, и, скорее всего, парень собирался получить с этого определенный процент. Возможно, ему не впервой выставляться на продажу.
        - Ну, ладно, пойду я…
        Не трудно было догадаться, что на уме у Корчакова. Он понимал, что Мишель принадлежит к голубому племени, а также нуждается в сильном покровителе. Ролана можно убрать из лазарета с помощью начальника тюрьмы, причем бесплатно, и тогда Мишель сам упадет в руки. Надо всего лишь выйти из палаты…
        - Постой, пидорок, я тебя не отпускал!
        - Я сейчас закричу!
        Ролан смотрел на это жалкое существо и все больше сомневался в том, что оно способно на большую игру с такой сильной фигурой, как Аврора. Не мог он воевать с ней из тюрьмы, не того масштаба он личность.
        - А я тебе язык вырву, гнойный ты пидор, - пригрозил он, разглядывая залысины на голове Корчакова.
        Не та эта лысина, что он видел на фото в телефоне. Та широкая была, а это скорее плешь над залысинами. И не тот характер у этого индивидуума. А может, и не Корчаков это… Может, просто похожий на него субъект?
        - Пусти!
        Но Ролан не собирался отпускать жертву. Он сбил мужчину с ног, навалился на него всей тяжестью своего тела, рукой пережал горло.
        - Сдохнешь, погань!
        Корчаков, или его суррогат, с ужасом смотрел на него, пытаясь что-то сказать, но из разинутого рта вырывался только свиристящий хрип. Он пытался вырваться из захвата, однако Ролан держал его мертвой хваткой.
        С таким же ужасом смотрел на Ролана и Мишель. Его пугала мощь и агрессия, с которой его покровитель расправлялся со своим врагом. Страх держал его в плену, не позволяя позвать кого-нибудь на помощь.
        Любитель мальчиков уже понял, что пропал; он уже готовился умереть, когда Ролан ослабил хватку.
        - Почему у тебя чужие деньги? - спросил он.
        - Кхы-кхы… Кхы-кхы… Так надо…
        - Кому надо? За кого ты срок мотаешь?
        - Ни за кого, - разом встрепенулся Корчаков, если это был он.
        Ролан снова сжал горло. Он ждал момента, когда его можно будет снова отпустить.
        Вдруг открылась дверь, и в палату ворвался санитар:
        - Ты что делаешь?
        Он попытался оттащить Ролана от жертвы, но пропустил сокрушительный удар в солнечное сплетение и сложился вдвое. Ролан добил его ударом по шейным позвонкам и, когда тот без чувств завалился на пол, снова взялся за дело.
        - За босса своего сижу! - успел признаться голубей, прежде чем Ролан пережал ему горло.
        - Ты сказал, что тебя Натан зовут.
        - Нет, Натан на воле…
        - А ты за него? И как тебя зовут?
        - Роман… Роман Дмитриевич Бабанов…
        - Да мне до фонаря твоя фамилия! Меня деньги интересуют!
        - Нет у меня денег. Босс Храпову пересылает…
        Фамилию босса Ролан спрашивать не стал. Ясно, что будет разбор полетов. Показания даст и Бабанов, и Мишель; начальник тюрьмы ознакомится с ними, и тогда станет понятно, что Ролан интересуется Корчаковым. Поэтому лучше не спрашивать, кого именно замещает Бабанов. Весь свой интерес нужно сосредоточить на деньгах.
        - Ты, пидор! Ты хоть понимаешь, что на бабки меня кинул!
        Ролан снова принялся душить беднягу. Убийство не входило в его планы, поэтому он уже собирался отпустить его, когда в палату вдруг ворвались крепкие парни в милицейском камуфляже. Сильный удар дубинкой по голове вывел Ролана из игры…
        Глава четырнадцатая
        Темная туча зависла над золотистым полем. Легкий ветерок поднимал слабую волну, заставляя колоситься только начавшую созревать пшеницу. Аврора стояла посреди этого поля, а навстречу ей бежал Ролан. Он весело улыбался, но в глазах пряталась тревога. Облака опускались все ниже, плотно окутывали его, чтобы спеленать и утащить в темные глубины враждебной тучи.
        Ролан все ближе и ближе; Аврора уже протянула руки, чтобы сжать его в своих объятиях, когда он исчез. И в этот миг вдруг зазвонил телефон, перечеркнув сладостные сновидения.
        Трубка лежала на прикроватной тумбочке, Аврора не стала отключать его на ночь, потому что ждала звонка. А звонить по этому номеру мог только Ролан.
        - Привет, родная.
        Да, это был он. Голос веселый, но какой-то измученный. Ну да, нелегко ему в тюрьме.
        - Как ты себя чувствуешь?
        - Нормально.
        - Я тебе не верю.
        - Нет, серьезно, все хорошо. В карцере я. Но все не так страшно. И говорить можно целый час…
        - Долго ты не звонил.
        - В санчасти был. Подлечился немного, и обратно. А послезавтра назад в камеру.
        - Не нравится мне твой голос… Тебя били?
        - С чего ты взяла?
        - Не увиливай от ответа!
        - За дело. Я не в претензии… Насчет нашего старого знакомого узнала?
        - Да. Нет у него голубых наклонностей.
        - Они могли проявиться в тюрьме. Могли бы… Если бы он там находился.
        - А где же он?
        - За него сидит совершенно другой человек. Внешне на него похожий, но это не он. А наш знакомый где-то на свободе и мутит воду.
        - Ты в этом уверен?
        - Не скажу, что на все сто… Как твои дела? Как дети?
        - Неважные дела, - загрустила она.
        Егор и Вика все еще находились на острове под присмотром телохранителей. А где-то рядом прятался неизвестный киллер. Поленьев не ленился то и дело напоминать Авроре, чтобы она не делала лишних движений. Он откровенно шантажировал ее - и продолжал свою экспансию.
        Она продала все акции калужского агрокомбината, уступила долю в мукомольном заводе. Деньги она получила реальные и в срок, но если бы сделка была честной, она могла бы выручить гораздо более крупную сумму. Грабительскую цену Корчаков не выставлял, чтобы Аврора не смогла поднять шум после того, как вернет своих детей. Но и значительные суммы на нее он тратить не хотел. В ход шла тактика «мелкого фола» из стратегии рейдерского захвата. Руками Поленьева Корчаков скупал блокирующие пакеты акций ее предприятий, чтобы затем взять их под свой контроль. Пока он только лишь плел сеть, чтобы затем опутать ею Аврору, как муху паутиной.
        - Не бойся, все будет хорошо… Тебе нужно поднять волну, но так, чтобы никто не догадался, что это ты ее поднимаешь. Пусть информация будет анонимной. Так, мол, и так, в такой-то тюрьме сидит «левый» заключенный. Надо проверить информацию, взять отпечатки с его пальцев, сверить с оригиналом. Только не торопи события. Выжди, чтобы тюремное начальство успело вернуть нашего знакомого на место. Уж очень я по нему соскучился…
        Хоть и не сразу, но Аврора все-таки поняла, зачем это нужно Ролану. Он собирается убить настоящего Корчакова. Его доставят в тюрьму, чтобы проверка сумела сличить его с оригиналом, а Ролан нанесет удар.
        - А сумеешь на него выйти?
        - Тут человечек один мне помогает, надо бы его подмазать… Он мне с лазаретом один раз уже подсобил, может, и во второй раз поможет. На него вся надежда…
        - Хорошо, этим займутся.
        Юра Горбинский в курсе всех дел, он разберется, надо только поставить ему задачу. И деньгами снабдить.
        - И за детьми следи. Жаль, не могу тебе ничем помочь.
        - Ты уже помогаешь. И я очень за тебя переживаю…
        Она хотела быть рядом с Роланом, но уже не очень верила, что это когда-нибудь случится.
        К вечеру следующего дня к ней с визитом прибыл Поленьев. Аврора уже заметила, что с каждым разом он вел себя все более нагло и уверенно. А сегодня он вообще держал себя, как сюзерен перед вассалом. Зашел в кабинет с важным видом и движением руки дал понять, что Авроре вовсе не обязательно подниматься со своего места, приветствуя его. Как будто она собиралась это делать.
        - Что на этот раз? - спросила она.
        - О, у нас длинный список. И не только. Я обязательно озвучу нашу просьбу…
        - Требования, - поправила его Аврора.
        - Как вам угодно… Но сначала кофе, а то, знаете ли, умаялся с дороги. - Он развалился в кресле, вольготно забросив ногу на ногу.
        - А может, вам еще и массаж шеи? - съязвила она.
        Аврора ждала этого визита, поэтому готова была дерзить.
        - Кстати, отличная мысль.
        - Только мне так не кажется…
        - А мне кажется, что вы, Аврора Яковлевна, ведете себя неразумно, - разглядывая ноготь на своем мизинце, с непринужденно-насмешливым видом сказал он. - Вы снова отправили своих людей на остров.
        - Хочу увидеть своих детей. Им уже пора домой.
        - Вы в этом уверены? - с угрозой в голосе спросил он.
        - Абсолютно… Завтра мои люди собираются забрать детей.
        - Могут возникнуть проблемы.
        - Да, если вы этого захотите.
        - А если захотим?
        - Тогда у Натана Елизарьевича могут тоже появиться проблемы. Кстати, где он сейчас?
        - В местах не столько отдаленных, я же вам говорил…
        - В местах, не столь отдаленных от офиса?.. Он должен находиться в святогорской тюрьме.
        - Там он, увы, и находится.
        - Там находится его заместитель по тюремным делам.
        - Ну что вы такое говорите! - как на ненормальную посмотрел на нее Поленьев. - Натан Елизарьевич находится в святогорской тюрьме. Я вчера был там, встречался с ним…
        - Ну, тогда вам нечего волноваться, когда в святогорской тюрьме появится комиссия из ГУИН.
        - Какая комиссия? - насторожился собеседник.
        - Она проверит, настоящий Корчаков сидит там или фальшивый.
        - Зачем?
        - А чтобы его на чистую воду вывели. Сколько ему сидеть? Четыре года? А за обман еще лет пять добавят. И еще за подставу достанется.
        - За какую подставу? О чем это вы? - не на шутку разволновался Поленьев.
        - Начальник тюрьмы ему одолжение сделал, согласился на подмену. Понятно, что не за красивые глаза. Ремонт тюрьмы больших денег стоит… Вы меня понимаете?
        - Не очень.
        - Понимаете. Вы все отлично понимаете. Если Корчакова не будет в тюрьме, там обнаружат его двойника. Старого начальника тюрьмы за это посадят, а новый уже не захочет создавать условия твоему боссу, - перешла на «ты» Аврора, уверенная в том, что попала в цель. - Вернее, побоится… Или Корчаков не согласится вернуться в тюрьму? Может, он за границей? Тогда зачем ему мой бизнес? Пусть лучше мне свой продаст, я возьму, так сказать, из сожаления. А то, если его в федеральный розыск объявят, весь его бизнес псу под хвост пойдет. Счета арестуют, проверками задавят… ну, не мне вам объяснять…
        - Да, я понимаю, но в святогорской тюрьме сидит настоящий Корчаков! - Нервным движением руки Поленьев ослабил узел галстука.
        - Вот комиссия это и проверит.
        - Когда комиссия?
        - Или уже, или вот-вот…
        - А конкретно?
        - Если конкретно, то у вас еще есть пара дней, чтобы заменить фальшивого Корчакова на настоящего. А потом ждите проверку.
        - Два дня?
        - За это время мои дети вернутся домой. И если вдруг с ними случится…
        - Хорошо, договорились. Вы можете забрать детей, но чтобы никаких проверок… Или механизм уже запущен?
        - Я же сказала, у вас есть два дня.
        - Значит, запущен.
        - Мне очень жаль, но я вынуждена была так поступить.
        На самом деле Аврора еще не обращалась в ГУИН за содействием, хотя и могла. Но большая игра без блефа - как чай без сахара. Может, и Корчаков блефовал, угрожая ее детям; может, и не было никакого киллера на острове. Но ведь она боялась и не делала резких движений…
        - Но два дня у нас есть? - с надеждой посмотрел на нее Поленьев.
        Он очень переживал за своего босса. И за себя в первую очередь. Значит, прав был Ролан, решила Аврора, что в тюрьме находится лже-Корчаков.
        - Я же сказала, что да. Но если с моими детьми что-то случится, тайное сразу же станет явным. У нас есть свой человек в администрации, - соврала она. - Он предоставил нам информацию. Он же поднимет шум в случае чего. Вы меня понимаете?
        - Да, конечно.
        - И еще. На этом наше сотрудничество заканчивается. И можете не предлагать мне ваш список. Больше я вам не уступлю ни йоты…
        - Э-э… Хорошо, договорились, - в замешательстве кивнул Поленьев.
        Не думала Аврора, что победа ей дастся так легко. Но именно столь быстрый успех и настораживал. Если враг быстро отступает, значит, ему нужно время, чтобы укрепиться на новых позициях.
        Но все-таки день-другой у Авроры будет. Она вернет своих детей, а там, глядишь, и Ролан сделает свое дело. Если удастся…
        - Вы и так получили от меня более чем достаточно, - сказала она.
        - Да, мы не жалуемся, - кивнул Поленьев.
        Мысленно он был где-то далеко. Видимо, думал, как спасти своего босса.
        - На этом и поставим точку.
        - Попробую убедить в этом Натана Елизарьевича…
        - Боюсь, у него нет выбора. Или он будет жить на свободе, прикрываясь своим замом по тюремному сроку, или мы будем на него постоянно давить.
        - Как?
        - Комиссия будет следовать за комиссией.
        - Это жестоко.
        - Но необходимо.
        На этом разговор закончился. Поленьев уехал, и Аврора едва удержалась от искушения направить за ним своих людей. Он мог заметить слежку, а потом отыграться на ней за нечестную игру. Сначала надо было вывести из-под удара детей, а потом уже давить на Корчакова по всем каналам. Он должен ответить за свою подлость.
        Аврора не знала, как движутся дела у Корчакова, вернулся он в тюрьму или нет, но через два дня в аэропорту Черноземска приземлился самолет, на котором прилетели Егор и Вика. Домой их везли под усиленной охраной. Всю дорогу Аврора переживала, что произойдет нечто страшное, но нет, гром не грянул. Однако это вовсе не значило, что гроза прошла стороной.

…Алексей Хромов протер слезящиеся глаза. Такое ощущение, что соль попала на нижние веки и разъедает слизистую. Но это просто усталость. Двое суток он на работе. Вчера смену сдал, а начальник попросил еще на день задержаться. Отказываться Алексей не стал. Работа у него неплохая, платят более чем прилично, а за внеурочные еще три тысячи рублей полагается. Вчера на службе был аврал - хозяйка встречала в аэропорту своих детей, всю охрану с собой увезла, а на дом бросили уже отдежурившую смену. Но ничего, все уже позади. Чтобы отдохнуть, ему хватит и суток. Сегодня он проведет вечер с женой и сыном, а завтра снова на службу. Не сахарный, не растает…
        Глаза продолжали слезиться, и Алексей съехал на обочину, остановил машину. Достал пластиковую бутылочку с водой, плеснул на ладонь, промыл глаза. Стало легче… А машина у него неплохая, «Форд Фокус». За два года на нее заработал. Не в каждой охранной фирме так хорошо платят, но ему повезло. И еще наличные за внеурочные получил, три тысячи на руках, будет чем жену порадовать. Пусть себе что-нибудь из одежды купит… Он очень ее любил. И сына обожал. Поэтому из кожи вон лез, чтобы их обеспечить.
        Но торопиться не стоит. Время вечернее, люди возвращаются домой, машин на дороге много, как бы в аварию не попасть. Тем более что какое-то предчувствие нехорошее на душе.
        За дорогу Алексей переживал напрасно. Он благополучно поставил машину в гараж, поднялся в квартиру, ключом открыл дверь. Сейчас Антошка выбежит к нему, будет смеяться, приплясывать, и Лена обнимет, поцелует, скажет, что она по нему соскучилась.
        Но в квартире было тихо. На кухне и в спальне горел свет, значит, дома кто-то есть.
        - Ле-ен!
        Алексей разулся, зашел в спальню и похолодел, увидев жену. Она лежала на животе, раскинув руки, а из-под головы на подушку натекла кровь.
        - Лена!
        Внутри все оборвалось, тело налилось свинцовой тяжестью, к горлу подступил горький ком. Едва переставляя ноги, он подошел к жене, склонился над ней, тронул за плечо. Странно, на подушке кровь, но в голове нет пулевого отверстия. Может, ее ранили, например, ножом…
        Лена вдруг дернулась, повернула к нему голову, виновато посмотрела на него. Она жива!
        Но преждевременная радость сменилась вдруг горечью поражения. В затылок уперлось что-то твердое.
        - Дернешься, пристрелю, - пригрозил мужской голос.
        - Леша, прости! Они заставили!
        Лена разрыдалась, размазывая по лицу красный кетчуп.
        - Они Антошку забрали! Они сказали, что убьют его!
        - Заткнись, сука! - одернул ее тот же голос, мерзкий, с гнусной хрипотцой.
        - А без грубостей можно? - подавленно спросил Алексей.
        Увы, это была жалкая попытка защитить жену. Ни на что большее он был не способен. Ствол пистолета по-прежнему продолжал давить на затылок, а палец незнакомца, возможно, - на спусковой крючок.
        - Можно. И жену твою не вылюбим. И пацанчика не тронем. Если умным будешь…
        - Что вам нужно? Деньги? Так у меня мало… Хотите, ключи от машины возьмите…
        - Ты, в натуре, даун или притворяешься?.. Тебе же сказали, что пацана твоего увезли. И жену твою мы сейчас увезем. Значит, от тебя требуется что-то более серьезное…
        - Что?
        - Пошли, поговорим…
        Человек за спиной убрал пистолет от затылка и позволил Алексею повернуться. Тот ожидал увидеть чье-то лицо, но наткнулся только на ледяной взгляд сквозь дырочки в картонной маске поросенка. Такой же «свин» стоял рядом с ним, тоже с пистолетом, который был направлен на Лену.
        В гостиной Алексей увидел человека в маске волка; он сидел в его любимом кресле за журнальным столиком, держа в руках чашечку кофе. Лицо скрыто под маской, но было видно, что уши у него непропорционально большие. Невольно вспомнилась сказка про Красную Шапочку. «Бабушка, а почему у тебя такие большие уши?»
        Но этот волк не слушать собирался, а говорить.
        - Жена у тебя красивая.
        Губы его, видимо, соприкасались с картоном, поэтому голос дребезжал.
        - И что? - исподлобья посмотрел на него Алексей.
        Его по-прежнему держали на прицеле, но не это его пугало. С одним негодяем он бы справился, но другой мог застрелить его жену.
        - Любишь ее?
        - Не твое дело.
        Человек в маске поставил пустую чашку на стол, поднялся с кресла, встал напротив Алексея.
        - А я люблю таких женщин. Только ты не подумай, я не насильник. И твоя жена, если я захочу, ляжет со мной добровольно. Она же любит своего сына. И твоего. Она же не хочет, чтобы с ним что-то случилось.
        - Мразь!
        Алексей дернулся, и «картонный оборотень» тут же ударил его кулаком в подбородок. Необыкновенно быстрый и точный удар, в нем чувствовался почерк профессионала. Комната вдруг перевернулась вверх дном, а в носоглотке противно запахло ржавым железом.
        - Ты думаешь, с тобой шутки шутят? - спросил «волк», когда Алексей поднялся с пола. - Нет, все очень серьезно. Но я матерью своей клянусь, что с твоей женой ничего не случится. Никто и пальцем ее не тронет. И сын твой вернется домой. Вместе с ней…
        - Что я должен сделать?
        - Отличный вопрос. И ты получишь на него вполне конкретный ответ. Ты должен убить Волокову Аврору Яковлевну, - понизил голос «волк». - Я говорю тихо, чтобы твоя жена не услышала. Ей не нужно ничего знать. Тогда она сможет вернуться домой. К тебе. Или к твоему гробу, если тебя вдруг застрелят. Сам понимаешь, Волокову не просто будет убить…
        - Не просто, - кивнул потрясенный Алексей.
        - Но ты должен будешь это сделать. Хотя бы ценой своей жизни. Ты умрешь сам, зато будут жить твои жена и сын. Если не сможешь нам помочь, то и мы не сможем помочь им, такая вот петрушка в нашем огороде. Но тебе же не обязательно умирать? Ты можешь убить ее тихо, когда она будет спать…
        - Для того чтобы убить тихо, нужен глушитель. А у меня только ствол, и то служебный.
        - Браво! Ты перевел разговор в деловое русло. Мне нравится твой подход к делу. Будет тебе глушитель. И ствол к нему в одном флаконе…

«Волк» достал из кармана компактных размеров пистолет, спецназовский «ПСС» для скрытого ношения и, главное, бесшумной стрельбы. Алексею приходилось стрелять из такого оружия. Ствол у пистолета короткий, но за счет специального патрона пуля с двадцати метров пробивала каску, с двадцати пяти - бронежилет второго класса защиты, с тридцати - пятимиллиметровый стальной лист. Но ведь он не хочет стрелять. Он не хочет убивать Аврору Яковлевну.
        - Ну, так что, я могу на тебя положиться? - спросил «волк».
        - Э-э, я не знаю…
        - Тогда мне придется положиться на твою жену.
        - Да, я согласен…
        Этот тип закрывал маской свое лицо, и Лена не знает, что должен сделать Алексей. Значит, он не хочет брать грех на душу. И если убить Аврору Яковлевну, то ее и сына отпустят…
        - Тогда я скажу тебе, что ты отличный семьянин… Я понимаю: после того как ты сделаешь дело, тебе нужно будет уехать из города. Сам догадываешься, жизни тебе здесь не дадут.
        - Не дадут, - автоматически кивнул Алексей.
        - А чтобы уехать, тебе нужны деньги.

«Волк» достал из кармана одну банковскую упаковку с оранжевыми купюрами, затем вторую, небрежно швырнул их на стол.
        - Здесь ровно миллион. Получишь его вместе с женой и детьми. Или твоя жена сама получит их в качестве компенсации за твою жизнь. Или свободу. Всякое ведь может быть… Если тебя повяжут, ты должен понимать, что спасти твою семью сможет только молчание. Ты ничего не должен говорить про нашу встречу. Хочешь, под психа коси, хочешь, несчастную любовь рисуй, мне все равно. Но все должны знать, что это твоя идея - убить Волокову. Ты не дурак, все понимаешь…
        - Понимаю… Только не надо Лену никуда увозить. И Антошку домой верните. А я все сделаю! Как надо сделаю!
        - Знаешь, а я тебе верю. Верю, что ты искренне хочешь нам помочь. Но не верю, что тебя хватит надолго. Позвонишь начальнику охраны, расскажешь о нашем разговоре… Короче, твоя жена и сын остаются у нас. И чем скорей ты выполнишь наш договор, тем быстрей она к тебе вернется. Вопросы?
        - А если я сделаю это прямо сегодня?
        - Не думаю, что это правильное решение, - мотнул головой «волк». - Ты когда на смену заступаешь?
        - Завтра.
        - Вот завтра и начнешь… Еще вопросы?
        - Я все понял. Я все сделаю…

«Волк» и его «поросята» ушли, забрав с собой Лену. Алексей мог бы поднять шум, позвонить в милицию, поехать за преступниками, чтобы выследить их, но тогда мог бы погибнуть его сын, которого он очень любил. И Лена для него - смысл жизни. Не мог он оставить их в беде.
        Алексей не стал дожидаться следующего дня и в тот же вечер отправился в особняк Авроры Яковлевны. Он должен был охранять ее, но, увы, он ее предаст. Нет у него иного выбора, как убить эту женщину. Это подло, это грех, но лучше пусть погибнет она, чем его жена и сын. Аврора Яковлевна очень боялась за свою жизнь. И теперь Алексей знал, почему. За ней действительно охотятся.
        Недалеко от ворот стоял автомобиль вневедомственной охраны, из него заметили свет фар в темноте дороги, и навстречу Алексею вышел человек в милицейской форме, в бронежилете и с жезлом. Второй взял его машину на прицел.
        - Куда едем? - спросил мордастый парень с рыжими усами под хлюпающим носом.
        - Так это, я здесь работаю. Хромов я, Алексей. Сегодня только сменился…
        Он предъявил удостоверение охранника, и это открыло ему путь дальше. А на контрольно-пропускном пункте дежурили его сменщики.
        - Леха, ты чего здесь? - дружелюбно улыбнулся ему Толик Агапов.
        - Да проблема у меня, брат. Жена из дома выгнала, перекантоваться негде…
        - Думаешь, здесь есть где?
        - Я понимаю, здесь не гостиница. Но, может, меня во внутреннюю охрану возьмут? Внутренняя охрана ведь здесь живет…
        - Ну да, и комнаты у них отличные, я был, видел… Давай я начальника смены вызову.
        Начальник смены не заставил себя долго ждать - подъехал к контрольно-пропускному пункту на маленькой машине для гольфа. Это был среднего роста худощавый мужчина с узким лицом, острым носом и лисьими глазами. Обычно взгляд у него пытливый, внимательный, но сейчас в нем было больше беспечности, чем бдительности.
        - Я тебя слушаю, Хромов, - пытаясь подавить зевоту, недовольно сказал он.
        Алексей объяснил ему, почему он хочет попасть во внутреннюю охрану.
        - Я же нормально служу, вот, двое суток отпахал…
        - Да знаю, что хорошо служишь. Дымаров даже тебя хвалил. Только ты должен понимать, что здесь не общежитие…
        - Ну, я же не только поэтому. Во внутренней охране зарплата выше…
        - Хитер бобер. Только время ты неудачное для переговоров выбрал.
        - И куда мне теперь?
        - Если некуда податься, здесь оставайся. С комнатой что-нибудь придумаем. А завтра Дымаров придет, тогда и поговорим… Садись, поехали!
        Начальник охраны подвез Алексея к дому, он же нашел для него комнату в левом крыле здания, в то время как охранный пост располагался в правом. Тихо здесь, темно, и только в комнате можно было включить свет.
        - Я хозяйке ничего про тебя не говорил, поэтому не шуми. Дом большой, она сюда спускаться не станет, ничего не узнает. Так что располагайся и спи спокойно.
        Начальник охраны широко зевнул и, небрежным движением прикрыв ладонью рот, вышел из комнаты.
        Комната впечатляла - богатая отделка, дорогая мебель, санузел с душевой кабинкой. Алексей выключил свет и лег на кровать под балдахином. Главное, не уснуть. Главное, дождаться трех часов ночи. В это предутреннее время, как правило, бдительность охраны ослабевала. А где находятся хозяйские покои, Алексей знал. Он прокрадется к спящей Волоковой и тихонько вернется в свою комнату. Пистолет беззвучный, выстрела никто не услышит, и тревога поднимется только утром. К этому времени Алексей придумает предлог, чтобы отправиться домой. Скажет, что жена ему позвонила, попросила прощения и ему необходимо вернуться к ней…
        Тревога за Лену и Антона лишала его покоя и гарантировала бессонную ночь. Он так переживал за жену и сына, что и немного успокоившись, не изменил своего решения.
        Под утро Алексей осторожно вышел из комнаты и, крадучись по темному коридору, двинулся к покоям госпожи Волоковой. Ох, не хотел он убивать Аврору Яковлевну, но обстоятельства оказались сильнее…
        Начальник смены допустил непростительную халатность: мало того что позволил Алексею пройти в дом, так еще и оставил его без присмотра. И даже не потребовал сдать оружие, не стал его обыскивать… Что ж, придется за все отвечать. И хорошо, если его просто уволят по служебному несоответствию.
        Алексею пришлось спрятаться под лестницей. Его спугнул охранник, прохаживавшийся по анфиладам залов первого этажа. Но на второй он, к счастью, подниматься не стал - знал, что Аврора Яковлевна этого не любит. Что ж, тем хуже для нее…
        Алексей беспрепятственно поднялся на второй этаж, проник в хозяйскую спальню, вынул из кармана пистолет. Аврора Яковлевна лежала на боку, спиной к нему, до ушей накрывшись одеялом. Она спала. И ей уже не доведется проснуться. Алексей направил на нее пистолет, нажал на спусковой крючок. Ствол выплюнул из себя пулю, и та с легким пшиком вошла женщине в голову…
        Глава пятнадцатая
        Черствый хлеб смешивался во рту с водой, образуя в нем серную кислоту. Именно так думал Ролан, глотая эту неудобоваримую горчащую смесь. Голодная пайка надоела ему до смерти, хотелось чего-нибудь горячего и вкусного. Но ему еще больше недели находиться в карцере. Из-за избиения двойника Корчакова Ролана опеределили туда на новый срок. Он сильный, мог бы высидеть до конца, но ему позарез нужно вернуться в медблок. Аврора вот-вот поднимет шум, Бабанова должны сменить на настоящего Корчакова. И, конечно же, его определят в санчасть, причем вряд ли надолго. Когда шум уляжется, произойдет обратная замена, и Корчаков снова выйдет на волю. Поэтому нужно спешить.
        Он очень рассчитывал на контролера Местечкина, который уже заступил на смену. Он и телефон ему принесет, и в санчасть поможет попасть. Этот парень знает, кому и сколько заплатить, чтобы устроить ему блат.
        Местечкин появился после отбоя, когда Ролан уже лежал на жестком скрипучем полоке.
        - А телефон дашь?
        - Зачем? - огорошил его контролер. - Не с кем говорить. Абонент недоступен, - скорбным тоном сказал Местечкин.
        - Не понял, - похолодел Ролан. Уж не случилось ли что с Авророй?
        - Ее убили.
        - Что?! - взвыл Ролан.
        - Тише, - шарахнулся от него надзиратель. - Тебе нужно успокоиться. Я потом зайду.
        Местечкин вышел из камеры, и Ролан сполз на холодный пол, слыша, как со скрипом проворачивается ключ в дверном замке.
        Аврору убили? Аврору убили! Ее убили! И это сделал Корчаков… Эта мразь лишила его любимой женщины!!!
        Ролан не бился в истерике, не выл белугой, он молча сидел, обхватив голову, и качался из стороны в сторону. Но вот он вспомнил о детях Авроры, метнулся к двери, ударил по ней кулаком. Открылась кормушка, в проеме которой показалось лицо Местечкина.
        - А дети? У нее дети были. Они живы?
        - Он сказал, что да…
        - Кто - он?
        Надзиратель закрыл кормушку и зашел в камеру.
        - Человек сказал. Который телефон передал. И деньги… Он мне сказал, что этой… твоей женщины больше нет. Стреляли в нее. Дети вроде бы живы.
        - Что он еще сказал?
        - Что тебе выбираться отсюда нужно, - шепотом ответил надзиратель.
        - Как?
        - Не знаю… Но что-нибудь можно придумать.
        - Не надо ничего думать. Лучше придумай, как мне в санчасть попасть.
        - Нет, с этим я тебе не помогу. Один раз договорился, второй раз подозрительным покажется.
        - А если я вены себе вскрою?
        - Это крайность… Но выход, - в растерянности кивнул Местечкин.
        - Лезвие дашь?
        - Э-э… Я не хочу иметь к этому отношение…
        - А врача вызовешь?
        - Это само собой.
        - Комиссию никакую не ждете?
        - Какую комиссию?
        - Ну, с проверкой. Из Министерства юстиции там или еще откуда…
        - Да нет вроде, не ждем никого. Хотя сейчас об этом заранее не предупреждают. Вернее, когда предупреждают, а когда как гром среди ясного неба… Напарник сейчас придет, нельзя мне с тобой…
        - Ты это, почаще сюда заглядывай.
        У Ролана не было уверенности, что Аврора сумела организовать тюремную проверку, но все равно он должен был попасть в санчасть. Может, это будет холостой выстрел, но он должен использовать хотя бы призрачный шанс, чтобы добраться до Корчакова.
        Ролан потянулся к алюминиевой кружке, взялся за ее края, со всей силы потянул за них. Он порвет Корчакова, как этот чифирбак! Он вынет из него душу! Эта мразь ответит за Аврору!
        Кружка лопнула и расползлась в его руках с такой легкостью, как будто была сделана из бересты. Недолго думая, Ролан полоснул себя по вене рваным краем и лег на полок, вытянув руку, из которой вязким ручьем хлынула кровь.
        На пол натекла лужа размером со сковородку, когда в камеру наконец заглянул Местечкин. Брючным ремнем он перетянул окровавленную руку выше локтя, после чего вызвал врача и дежурный наряд. И очень скоро Ролан оказался в санчасти.
        Сегодня дежурила Анна Михайловна, старый, но опытный врач. В тюрьме она работала давно, и ей не нужно было объяснять, как сшивать вены.
        - Как же вы уже достали, идиоты! - приговаривала она, орудуя инструментом.
        Ролан видел, как трясется ее жирный, с редкими курчавыми волосами подбородок.
        - Ну, резали бы вдоль, на всю глубину, чтобы наверняка! Чтобы уже не зашить! Так нет, что-то доказать пытаются! Демарши у них!.. Слышишь, в следующий раз вдоль режь, чтобы я сшить не могла. А то мучайся потом с тобой!
        Она сшила вены, наложила повязку и направила Ролана в общую палату, из которой при всем желании нельзя было попасть в последний блок, где находился потайной люкс.
        - А мне в душ сходить, грязный я весь…
        - В палате унитаз, там помоешься, - грубо отрезала женщина.
        В палате было тепло, тихо, но воняло так, что хоть нос затыкай. Наверное, на обед давали гороховый суп высокой концентрации, и ни один больной от него не отказался. Контролер закрыл за Роланом дверь, лишив его возможности добраться до жертвы.
        А утром, когда он отправился на перевязку, в процедурной его ждала Изольда. Она смотрела на него с насмешкой отвергнутой, а потому и оскорбленной женщины.
        - Что, несчастная любовь? - съязвила она.
        - К кому? - мрачно посмотрел на нее Ролан. - Может, подскажешь?
        - Не подскажешь, а подскажете, - поправила его женщина. - Мишель еще здесь, хочешь к нему?
        - Только о нем и мечтаю… С кем он сейчас? С этим лысым пидором?
        - Ревнуешь?
        - Нет, просто пидоров не люблю.
        - А вены чего вскрыл?
        - Новость плохую получил.
        - От Мишеля?
        - Да плевать я хотел на твоего Мишеля!.. Жена у меня была, убили ее. Ну, не совсем жена, но нет ее больше…
        Изольда долго молчала, переваривая услышанное. И наконец спросила:
        - А Мишель?
        - При чем здесь Мишель? - чуть не заорал на нее Ролан. - Чихать я хотел на него!
        - Но я помню, как ты радовался…
        - Я не радовался. Я тебя обманывал. Ты мне очень нравишься, но я не мог с тобой. Хотел, но не мог. Я не мог ей изменить…
        - А разве я давала повод, чтобы со мной…
        - Ну, мне показалось…
        - Тебе показалось, и ты решил стать геем, чтобы мне тоже показалось, так?
        - Не собирался я становиться геем. Тот, кто пользуется петухом, сам петухом не становится. Если не злоупотреблять… Но я никогда ими не пользовался. Терпеть ненавижу, - скривился от омерзения Ролан. - А этот - пользуется… Ну, которого я чуть не придушил… Натан его, кажется, зовут…
        - Да, Натан.
        - Я знаю, его палата рядом с нашей была. Только там двери нет. Верней, дверь есть, но за ширмой. Зачем такая секретность?
        - Ты в этом уверен, что там ширма? - настороженно посмотрела на него Изольда.
        - Уверен. А что? Скажешь, что там ничего нет?
        - Скажу, что там никого нет… Перевели его.
        - Кого, Натана? Куда?
        - В общую камеру. А тебе не все равно?
        - Да пусть его хоть к смертникам переводят, мне какое дело… Мне до тебя дело есть. Хорошая ты женщина. Очень хорошая…
        Ролан сыпал комплиментами из шкурных интересов. Изольда не должна догадаться, что он охотится на Корчакова. Она должна поверить, что ему все равно, где сейчас находится этот гад. Поэтому и пустил пыль в глаза. А до этой сволочи он доберется…
        В санчасти он провел четыре дня, а потом его вызвал к себе начальник тюрьмы. Надзиратель открыл дверь в приемную, Ролан оторвался от стены, лицом к которой стоял, и через порог увидел человека, который тоже ждал приема.
        Его тряхнуло изнутри, когда он узнал арестанта. Это был Корчаков. Широкая лысина, жесткий взгляд. Он сидел на диване, но это не помешало ему глянуть на Ролана сверху вниз. С пренебрежением глянуть. Он не узнал Ролана - по крайней мере, лицо никаких эмоций не выдавало. Точно, это был Корчаков, а не Бабанов.
        Рядом с Корчаковым, у самой двери, стоял конвоир, рослый, жилистый, с корявым лицом и грубыми манерами.
        - В «стакан» его давай! - сказал он своему коллеге, который привел Ролана.
        Конвоир захлопнул дверь и тем самым лишил Тихонова возможности напасть на Корчакова.
        - Лицом к стене!
        Но если бы даже дверь не закрылась, Ролан не сумел бы одолеть своего врага. Он мог вцепиться ему в глотку, но вряд ли успел бы сломать тому кадык. Конвоиры умеют выключать сознание своими дубинками, Ролан уже не раз в том убеждался.
        Конвойный запер его в специальной камере размером метр на метр, где можно было только стоять. Такие «стаканы» создавались для того, чтобы арестанты не встречались друг с другом на пути следования по тюремным коридорам. И еще в них можно было запирать заключенных, чтобы они дожидались аудиенции у начальства, а в изоляторах - встречи со следователями или адвокатами.
        В этом отстойнике Ролан провел не меньше часа, прежде чем Храпов позвал его к себе. Корчакова в приемной уже не было, и в кабинете начальника тоже. Видно, в камеру отправили. Но главное, что план Ролана сработал и его вернули в тюрьму.
        - Везет тебе, Тихонов, - с насмешкой сказал Храпов. - Еще и месяца не прошло, как ты здесь, а у меня в кабинете уже во второй раз.
        - Так я к вам и не напрашивался, - буркнул Ролан.
        - А вены себе зачем вскрыл?
        - А достало все. Семнадцать лет я здесь не выдержу.
        - А условно-досрочное?
        - Шутите? После того как я на этого пидора наехал, мне УДО не светит. - Ролан кивком головы показал на дверь, за которой в приемной совсем недавно сидел Корчаков.
        - На кого ты наехал?
        - Да на этого, что у вас был… Ну, я в приемной его видел. Натан его зовут… Тьфу, вспоминать тошно!
        - Чего так?
        - Лежу себе спокойно, никого не трогаю, заходит этот и давай Мишеля клеить. Ты такой сладкий, ты такой вкусный… Противно слушать. Ну, и я не сдержался.
        - А у меня немного другая информация. Ты собирался торговать этим Мишелем, хотел, чтобы Натан тебе заплатил за него…
        - Врет он всё.
        - Может, врет, а может, и нет.
        - Да, но за мной косяк. В смысле, залет. Ну, штрафные очки… Думаете, мне это нравится? Жизнь хотел с чистого листа начать…
        - Потому и бригадира своего избил.
        - Так он первый начал. Вы меня тогда к себе вызвали, а он мне - где ты шлялся, все такое… А потом лента сломалась, и еще у Ван-Вовыча сердце отказало. Короче, план медным тазом накрылся. Я-то в этом не виноват, а бригадир на мне оторвался. Ну, я не выдержал…
        - А заодно и контролеров раскидал.
        - Да это я в раж вошел… Юрий Павлович, честное слово, не хотел я воду мутить. Хочу, чтобы все нормально у меня было. Я ведь перед Олегом извиниться могу. И перед контролерами… Хотя они меня уже наказали.
        - Как они тебя наказали? - нахмурился Храпов.
        - Карцер там, все такое…
        - Что «все такое»?
        - Ну, хлеб, вода…
        - Тебя били в карцере?
        - Нет… Нет, не били. Но если бы вдруг, я бы не стал жаловаться. Они бы все правильно сделали… А перед Натаном я точно извиниться хочу. Виноват я перед ним. Не надо было его трогать… Можно, я перед ним извинюсь? Я же чуть не убил его.
        - Вот я и думаю - может, тебе покушение на убийство оформить? Получишь еще пяток лет…
        - Не надо, - тяжко вздохнул Ролан. - Лучше я извинюсь перед Натаном.
        - Ну, мы же не в детском садике.
        - Логично. Ладно, не буду извиняться. Только покушение на убийство шить не надо, хорошо?
        - Не пойму я тебя, Тихонов, - пристально посмотрел на него Храпов. - Вроде бы серьезно говоришь, а мне кажется, что притворяешься.
        Ролан опустил голову и пожал плечами. Дескать, ваше право сомневаться.
        - Овцой хочешь казаться, а сам бригадира избил, оказал сопротивление сотрудникам администрации, в санчасти наломал дров… Не вижу я в тебе овцу. Овечью шкуру вижу, а овцу - нет… Значит, извиниться перед Натаном Елизарьевичем хочешь?
        Ролан угрюмо кивнул, не поднимая глаз.
        - Уверен в этом?
        На этот раз он просто пожал плечами. Дескать, если будет возможность, почему бы не извиниться, а не будет, так и не надо.
        - Как рука? - спросил Храпов.
        - Да ничего, нормально… Через недельку можно работать… Только из санчасти обратно в карцер отправят. Лучше работать… Только чтобы работа полегче…
        - А может, ты просто хитрожопый? - внимательно глядя на Ролана, насмешливо спросил полковник.
        - Нет, просто я попал в очень сложную ситуацию…
        - Ничем не могу тебе помочь.
        - Даже выпутаться не поможете? Хотя бы на одну треть от срока… А говорят, бригадирам наполовину срок сокращают…
        - Говорят, что кур доят. Бригадир - это не про твою честь. Не потянешь ты этот воз…
        - Не доверяете?
        - Честно тебе скажу, не доверяю. Мутный ты какой-то…
        Храпов позвал конвоира, и Ролан отправился обратно в санчасть.
        А через три дня его выписали и отправили в камеру. Он думал, что попадет обратно к Олегу, но это была другая камера, не менее комфортная, и всего три койки из восьми заняты.
        Место смотрящего занимал могучего сложения парень с круглой лысой головой и торчащими ушами. Если бы у него была зеленая кожа, Ролан мог бы решить, что на койке лежит какой-то персонаж из американских мультиков. На кровати через проход сидел Бабанов. Именно он, а не Корчаков. Ролан уже научился отличать одного от другого.
        Он понял, зачем оказался в этой камере. Это Храпов решил проверить, искренен ли был Ролан в своем стремлении извиниться перед этим человеком. Но зачем ему это надо? Похоже, он действительно в чем-то его подозревает. Что, в общем-то, не удивительно.
        Лже-Корчаков смотрел на него настороженно, хотя и без особого страха. Видимо, рассчитывал на поддержку амбала.
        - Да не бойся, бить не буду.
        Едва глянув на него, Ролан бросил на пустующую койку скатанный матрас и сумку со свежей посылкой, которую только что получил на складе. Тоскливо на душе, лечь бы сейчас на бок лицом к стене, накрыться подушкой да поскулить немного… Может, боль и улеглась бы.
        Авроры уже нет, а посылка от нее пришла. Как будто привет с того света. Горький привет, оттого и выть хочется.
        На Корчакове бы злобу выместить, но нет его, снова Бабанов вместо него - какой с него спрос?
        - А кто тебя боится? - поднимаясь во весь рост, спросил амбал.
        Майка-борцовка, бицепсы размером с гирю, кулаки, что чугунные ядра. Татуировок не видно, если не считать якоря на плече. Наверное, в свое время парень служил во флоте. И не просто якорь, а еще и русалка на нем.
        - Ты здесь бригадир? - небрежно глянул на него Ролан.
        - Я не понял, ты что, борзый?
        Амбал шагнул к нему и повел плечами, как будто в руках была коса, которой он срезал траву на своем пути. Угрожающее движение, но Ролан не дрогнул.
        - А ты что, помахаться хочешь? Так я не против. Только давай без косяков. У вертухаев спросим - скажем, что на прогулке махаться будем, ну, типа спортивный поединок; если скажут «да», давай помашемся. А так зачем шум поднимать? - Кивком головы Ролан показал на видеокамеру под потолком.
        - Может, и спросим.
        - Ты здесь старший, ты и спрашивай…
        - Ты вообще кто такой? - озадаченно спросил амбал.
        Похоже, до него стало доходить, что с Роланом лучше не связываться. Видно, сила у качка только снаружи, а внутри - слабина.
        - Тихоном меня зовут, морячок… Или ты не морячок? - глядя на татуировку, спросил Ролан. - Наколка вроде морская.
        - Морская, - кивнул амбал, исподлобья глядя на него.
        - На флоте, значит, служил? Это хорошо, если служил. А то партак твой на мысли нехорошие наводит…
        - Не понял…
        - Такие синяки не только моряки накалывают. Еще и лохмачи.
        - Что за лохмачи?
        - Ну, кого за изнасилование закрыли…
        - Я никого не насиловал. И не надо мне тут…
        - Ну, мало ли, может, было что-то… Может, братва тебя за это дело опустила… Ты это, признайся, если вдруг что. Ты, я смотрю, конкретно накачался, - так это всё чешуя. Я ведь и заточкой могу…
        Ролан посмотрел на качка спокойно, но именно поэтому угроза в его взгляде казалась натуральной и вполне осуществимой. Парень явно не было искушен в тюремных реалиях, а на него смотрел матерый лагерный волк. Амбал не смог выдержать взгляда, отвел глаза в сторону.
        - Ты меня не трогай. И я тебя трогать не стану, понял?
        Ролан расстелил постель, лег поверх одеяла. Странно, сегодня будний день, а все постояльцы на месте. Их что, работать не заставляют?.. Ну, с Бабановым понятно. А остальные?.. Ролан посмотрел на заключенного, что лежал на койке через проход. Спит или делает вид. Может, этого атлета содержат здесь, чтобы он защищал Бабанова. Или, вернее, Корчакова, которого сейчас нет. Может, он знает, что произошла замена, и не хочет защищать Бабанова. Но если бы в камере находился настоящий босс, он бы цербером набросился на Ролана. И морячок тоже… Разобраться надо. Во всем разобраться…
        Дверь открылась, в камеру вошли контролеры:
        - В коридор! К стене! Выходим на прогулку!
        И снова загрохотали сплошные и решетчатые двери, окрики «Лицом к стене!», «Пошли! , «Давай, давай!»… Зато в тюремном дворике пусто и в тренажерном зале никого. Рабочий день, народ на производстве.
        Бабанов сел на скамейку, задрал голову, любуясь сквозь сощуренные веки выглянувшим из-за тучи солнцем. Ролан присел рядом, сунул в рот сигарету.
        - Ты это, извини меня, что наехал.
        Не хотел он извиняться перед этим голубеем, но делать нечего. Ясно же, что Храпов определил его в эту камеру, чтобы проверить на искренность - действительно ли он может извиниться перед обиженным, или его словам веры нет. К тому же Ролан должен был выяснить, где сейчас находится настоящий Корчаков, а Бабанов мог это знать.
        - Потратился очень, а мне сказали, что у тебя бабок полный карман. А ты зажал бабки…
        - Я же сказал, нет у меня денег.
        Бабанов с угрюмым видом повернул к нему голову, но в глаза не посмотрел.
        - Ну да, ты же не тот, за кого себя выдаешь…
        - Э-э… Я тебе соврал. Чтобы ты только отстал…
        Ролан не видел глаз собеседника, но все равно почувствовал обман. Да и видел он настоящего Корчакова.
        - Значит, ты Натан, а не Роман.
        - Да.
        - А чего здесь, а не в санчасти?
        - Да проверку какую-то ждут, а я здоровый. Пока здесь побуду.
        - А может, ты все-таки Бабанов? - как бы невзначай спросил Ролан. - Ну, не тот, за кого себя выдаешь. Вон телохранители у тебя. - Он кивнул в сторону тренажерного зала, в дверях которого скрылись амбалы. - Только что-то не очень они тебя охраняют. Чужой ты для них. Ну, мне кажется…
        - Корчаков я, Натан Елизарьевич…
        - При чем здесь Корчаков? Не знаю никакого Корчакова… Хотя нет, Корчаков - это крутой мен, у которого люкс в лазарете. И деньги у него должны быть. У тебя нет, а у Корчакова есть… Значит, Корчаков. А чем он вообще занимается, ну, по жизни? В законе?.. Если в законе, то как его братва зовет? Корчак? Не слышал о таком…
        - Да нет, не в законе он. Бизнес у него…
        - У него?! Значит, все-таки ты Бабанов, а не Корчаков…
        - То есть у меня бизнес, - спохватился собеседник.
        - Слышь, мужик, хорош заливать. Мне до фонаря, Бабанов ты или Корчаков, просто не люблю, когда меня грузят. Хочешь быть Корчаковым - пожалуйста, мне все равно. Только как быть, если вдруг братва узнает, что настоящий Корчаков - пидор?
        Вопрос прозвучал так ошеломляюще хлестко, что Бабанов подпрыгнул, как лещ на раскаленной сковородке.
        - Почему он пидор?
        - Потому что ты пидор. Потому что ты этим делом балуешься…
        - Э-э…
        - Не надо экать, надо думать. Головой своей думать. Я понимаю, настоящий Корчаков сейчас где-нибудь на Канарах парится. Ну, а вдруг его Интерпол за жабры возьмет? Тебя на волю, а его сюда. Попадет он вдруг в общую камеру, а там его спросят: зону топтал? Нет. Тогда почему петушков топчешь? Если бы в зоне был, тогда понятно, там этим делом заниматься можно, если не злоупотреблять. А если в зоне ты, Корчаков, не был, значит, петушатину ты любишь, потому что сам по жизни такой. И жить будешь в петушатнике. Под шконкой. На полу. И всяк мимо проходящий будет вытирать о тебя ноги… Какой у Корчакова срок?
        - Четыре года… Три осталось…
        - Выйдет он через три года, найдет тебя и скажет большое спасибо за свою раздолбанную жизнь. Скажет и накажет. А как накажет, я не знаю. Может, он добрейшей души человек… Кстати, за что его закрыли?
        - За покушение на убийство, - в растерянности пробормотал Бабанов.
        - Да? Ну, тогда вряд ли душа у него ангельская. Значит, и покушения не будет. Сразу убийство. И хорошо, если тебя сразу кончат. Я, например, массу способов знаю, как человека перед смертью помучить. Можно связать и головой в муравейник сунуть. Мясо до костей сожрут, а ты все живой. Жуть!.. А еще можно шкуру содрать и мясо солью посыпать…
        - А-а… А как братва узнает, что он… ну, что у него нетрадиционная ориентация? - с жалким видом спросил Бабанов.
        - У него или у тебя?
        - У меня… Ну, значит, и у него…
        - Не знаю. Честное слово не знаю, - с самым серьезным видом покачал головой Ролан. - Я точно никому не скажу. Не в моих это правилах языком без толку чесать. Вот если спросят, за что ты Корчакова отмудохал, тогда я скажу. Но кто меня спросит? Хотя всякое может быть…
        - Но ты не Корчакова отму… избил. Ты меня избил.
        - А Корчаков где? На Багамах? С мальчиками?
        - Нет, не с мальчиками. Он нормальный…
        - Значит, с девочками. На Багамах?
        - Нет, здесь… Э-э, в смысле, в России, - Бабанов поправился слишком поспешно для того, чтобы ему поверить.
        Здесь Корчаков, еще раз убедился Ролан, в святогорской тюрьме. Но как до него добраться? И напрямую у Бабанова этого не спросишь. Опасно. Хотя если запудрить ему мозги…
        Но не только ему нужно было задурить голову, а и тем, кто, возможно, подслушивал их разговор. Ролан не исключал такого варианта. Если Храпов действительно поставил его на прослушку, то у него должно сложиться впечатление, что Ролан преследует исключительно шкурные интересы. И он так должен подумать, и сам Корчаков.
        - А что у тебя с этим, с Мишелем получилось? - будто бы нехотя спросил Ролан.
        - Э-э…
        - Значит, получилось… А мне ты ничего не заплатил.
        - Ну-у… Мишель - свободный человек.
        - Ну ты, в натуре! Где в тюрьме свободного человека видел? В тюрьме только так: или ты сам крыша, или у тебя крыша. Мишель под моей крышей был… Ну да, у тебя же своя крыша. Амбалы эти. - Ролан снова кивнул в сторону тренажерного зала. - Только не тебя они охраняют, а Корчакова. Ты для них никто. Я же видел, не заступятся они за тебя… А чего они с тобой? Корчаков подъехать должен?.. Только врать не надо, не люблю я этого. Могу за Мишеля спросить. Я такой, я деньги люблю… Слушай, может, через Корчакова можно навариться? Может, он меня тоже в охрану возьмет? Я с блатными на «ты», авторитет у меня, если надо, любую ситуацию разрулю. И еще я по рукопашному бою спец…
        - Так это не ко мне, это к нему.
        - А когда он будет?
        - Не знаю… Может, сегодня. Может, завтра.
        - А тебя куда? На волю?
        - Если бы… Здесь где-нибудь спрячут.
        - Я так понимаю, никто не в курсе, что я тебя раскусил? Ну, что знаю, кто ты такой?
        - Нет. Я не говорил.
        - А Мишель? Он же слышал наш разговор - ну, когда я тебя душил…
        - Слышал. Но ничего не сказал. Он же не глупый. Меньше говоришь, крепче спишь…
        - С тобой спать будет?.. Когда комиссия уедет, опять в санчасть вернешься?
        - Обещали… Там палата - супер, - мечтательно улыбнулся Бабанов.
        - Корчаков сам тебе такую хату организовал? Или твое условие было?
        - И мое тоже… Я же не хотел за него садиться. Мне и на свободе хорошо было. А он наехал, давай, говорит, за меня побудь, заработаешь хорошо. С начальником все решено…
        - И хорошо заработал?
        - Да не жалуюсь…
        - Я так понимаю, у этого Корчакова бабок завались? Чем он вообще занимается?
        - Говорю же, бизнес у него… Два миллиона только на ремонт тюрьмы выделил. И еще Храпову лично…
        - Зеленые лимоны или как?
        - Зеленые.
        - Круто. Может, и мне что-то перепадет?.. Ты с ним потолкуй. Может, он меня к себе возьмет… Ну, в смысле, к тебе. Чтобы он с Храповым на мой счет поговорил. Храпов добро даст, и меня вместе с тобой в санчасть переведут. Я тебя охранять буду. Ты в одной палате, я в другой… Кстати, зря вы дверь в коридор вывели, надо в мою палату вывести. В смысле, в ту, где я лежал… Клевая палата, я бы там на весь срок остался… Ну так что, поговоришь с Корчаковым?
        - Думаешь, он меня послушает? - хмыкнул Бабанов.
        - А что ему делать остается? Ситуация, сам понимаешь, патовая. Вот я подойду к нему и скажу: слышь, Натан, мы с тобой договорились, теперь я на тебя работаю. Он - ты чего, ни о чем мы с тобой не договаривались. А я ему - так ты что, двойник моего кента? Тогда он поймет, что его раскусили. И во всем обвинит тебя…
        - Да, но тогда не только мне достанется. Тогда и тебе мало не покажется.
        - И что он мне сделает? Убьет? А ты знаешь, сколько раз меня уже убивали?
        Ролан наклонил голову, пальцами коснулся шрама, затем показал такую же отметину на груди.
        - Видишь, это пулю из головы выковыривали, а это - из легких. Я заговоренный, меня нельзя убить. Так что мне ничего не будет. А твоему боссу я жестоко отомщу. Я его убью… Тебе же не все деньги заплатили? Еще что-то причитается? Так вот, если с твоим боссом что-то случится, вторую часть ты не получишь. Или я не прав?
        - Ну… - Бабанов пальцами ощупал свое горло, вспоминая, как Ролан едва не задушил его.
        - Значит, поговоришь.
        - Хорошо.
        - Корчаков! - донеслось вдруг со стороны.
        Ролан повернул голову и увидел приближающегося к ним контролера. Худощавый горбоносый парень шел походкой от колена, с шутовским приседом, и крутил в руке дубинку, как гаишник - жезл.
        - Пошли!
        Бабанов поднялся и, грустно глянув на Ролана, направился к двери, что вела в тюремный корпус. Через час с прогулочного дворика погнали и всех остальных.
        Глава шестнадцатая
        Ролан вернулся в камеру, и там его встретила сама удача. Она лежала на шконке в образе Корчакова.
        Настоящий Корчаков смотрел на Ролана пристально, исподлобья. Он пытался придать своему взгляду жесткое рентгеновское излучение, и в какой-то степени это ему удавалось, но робости перед ним Ролан не ощутил. Он чувствовал только радость от этой встречи. Все-таки свершилось то, к чему он так долго шел. Враг у него в руках, и он не упустит своего шанса рассчитаться с ним.
        Одно плохо: телохранители тоже узнали своего босса, и они уже в стойке. Единственное неосторожное движение со стороны Ролана, и мордовороты тут же набросятся на него. Да и сам Корчаков крепкий с виду мужик; если он вмешается, у Ролана точно не будет шансов.
        Нет, сейчас не стоит бросаться на Корчакова. Надо действовать наверняка. Момент выждать нужно. А пока что делать? Как быть? Как себя вести? Делать вид, что он заметил подмену? Но тогда его поведение будет воспринято как фальшивая нота. Если Корчаков не подслушивал их разговор с Бабановым, тот мог сам рассказать ему, что Ролан их раскусил. А при всей своей схожести Корчаков и Бабанов все-таки отличаются друг от друга.
        Может, нужно поприветствовать Корчакова, назвав его своим боссом? Спросить, берет ли он Ролана к себе на службу? Но Корчакова может обидеть его фамильярность. Все-таки он босс.
        Ролан выбрал нейтральный вариант. Он пристально посмотрел на Корчакова, усмехнулся и сел на свою койку. Ложиться не стал: так он мог потерять из виду самого босса и одного из его телохранителей.
        - Павлик!
        Властным движением руки Корчаков подозвал к себе морячка. Тот покорно склонился перед ним, подставил ухо, получил указание и направился к Ролану:
        - Давай за стол, босс зовет.
        Ролан вопросительно повел бровью, неторопливо поднялся, сел за стол, выразительно посмотрел на Корчакова. Тот тоже встал на ноги, сел за стол напротив него. Один телохранитель встал рядом с ним, другой занял место за спиной у Ролана.
        - Слышь, мужик, я не люблю, когда у меня за спиной стоят.
        Ролан показал ему на место сбоку от себя, где он мог его видеть, но тот даже не шелохнулся.
        - Боюсь, разговора не получится. - Ролан приподнялся со своего места, и Корчаков многозначительно глянул на телохранителя за его спиной. Тот послушался и сместился в сторону. Теперь Ролан мог наблюдать за ним.
        - Теперь и поговорить можно, - сказал он, возвращаясь на свое место.
        - Ты всегда такой борзый? - спросил Корчаков.
        Голос у него густой, глубокий, чеканный, гораздо более сильный, чем у Бабанова.
        - Я не борзый, я осторожный. Ты о своей безопасности заботишься, а я - о своей. Тюрьма - это джунгли, здесь зевать нельзя. Я две пятилетки по лагерям, знаю, о чем говорю…
        - Две пятилетки - это десять лет?
        - Что-то вроде того.
        - А сейчас за что мотаешь?
        - За убийство… Вышел из лагеря, думал новую жизнь начать, телохранителем к одному бобру устроился, а на него братва наехала, пришлось отбиваться. В общем, новый срок себе на жо… нажонглировал.
        - Сам откуда?
        - Из Черноземска.
        - А здесь как оказался?
        - Мне нравятся твои вопросы.
        - И чем же они тебе нравятся?
        - Я понял, кто ты такой. Ты не Бабанов. Ты Корчаков. Настоящий Корчаков… Ты на Бабанова не злись, он мужик простой, бесхитростный - это я волчара, все вижу, все замечаю, палец к носу прикинуть не проблема…
        - И ты не боишься мне это говорить? - удивленно повел бровью Корчаков.
        - Может, и боюсь. Ты мужик сильный, охрана у тебя, деньги, самому хозяину кум… Но я-то знаю, что ты знаешь, что я знаю. Бабанов тебе все рассказал. Не мог не рассказать.
        - Рассказал. И что ты заговоренный, тоже сказал.
        - Только ты в это не веришь, да?
        - Не верю.
        - А я верю. Только знаешь, не хочу, чтобы ты это проверил. Да и зачем тебе это? Ты здесь как турист, типа, проездом. И таких же туристов с собой взял, - Ролан взглядом показал на морячка. - Они же ничего не понимают в наших делах. Для них тюрьма - темный лес. Хорошо, если обратный поезд будет. А если нет? Если вдруг застрянешь здесь? Завтра комиссия будет, вдруг Храпова снимут. Кто тебя отсюда выпустит? Никто. Разбор полетов устроят, срок тебе добавят, еще и в карцер отправят… Храп - мужик сильный, он умеет свою власть держать. А если новый начальник слабаком окажется? Если наши, блатные, власть возьмут? Козлов замочат и сами здесь рулить будут. А по тюрьме уже слух идет, что вип из санчасти в колбу балуется…
        - Кто этот слух пустил? - скривился Корчаков.
        - Ну… Я умею держать язык за зубами. Это мое достоинство. Но есть и недостатки. Деньги очень люблю. Бабанов должен был мне за Мишеля заплатить, а у него денег не было; ну, я и наехал на него… Если честно, я виноват в том, что слух пустили. Но я готов загладить свою вину. Честным тебе служением…
        - Я здесь не задержусь.
        - Тогда Бабанову. Он за мной как за каменной стеной будет.
        - Да мне, в общем-то, на него наплевать…
        - Значит, не договорились, - разочарованно вздохнул Ролан.
        - Боюсь, что нет.
        - Тогда расходимся. А то чего сопли жевать, если я тебе не нужен?
        Ролан вернулся на свое место, но ложиться не стал. Надо было отслеживать обстановку в камере. Может, бойцы Корчакова не разбирались в тюремных порядках, но науку убивать освоили на «отлично». Вдруг навалятся скопом на Ролана, затянут на шее петлю из полотенца, а потом скажут, что бедняга повесился. А поверить в это легче легкого. Ведь Ролан уже пытался покончить жизнь самоубийством…
        А убить его нужно. Потому что он узнал тайну Корчакова. И понять Ролана можно, и простить, но только посмертно. И Храпов, конечно же, будет того же мнения. Ему залеты, понятное дело, не нужны…
        Ролан достал из сумки стальную ложку. Черенок у нее заточен хитро - срез тупой, но толщина стенок почти что бритвенная. К тому же черенок не гнулся от сильного удара, и это во многом увеличивало его ценность. Он незаметно положил ложку под подушку и сделал вид, что смотрит телевизор.
        Шло время, никто не собирался на него нападать, но расслабляться было нельзя. Все самые черные дела творятся ночью, когда человек спит. После отбоя Корчаков и его телохранители заберутся под одеяла и будут ждать, когда Ролан уснет. Но вряд ли они сами будут ждать нападения. А зря. Сначала погибнет Корчаков, а за ним и все, кто посмеет вступиться за него.
        Ролан больше не думал о том, что ему предстоит отомстить за Аврору. Он был ракетой, которую уже выпустили на цель. Сейчас его интересовали только частности - как напасть, как убить…
        С появлением баландера Ролан первым сел за стол. Может, он в меньшинстве, но это не значит, что ужинать ему нужно, забившись в свой угол. И сала он себе к столу нарезал, и сыр, и шоколад для чая приготовил. А в кашу бросил солидный кусок топленого масла.
        - Хорошо живешь, - одобрительно улыбнулся Корчаков, усаживаясь за стол.
        Он тоже приготовился к ужину; его телохранители нарезали и сырокопченую колбаску, и балычок. Но не было у него такой чудо-ложки, как у Ролана.
        Он сел как раз напротив Тихонова. Руку только протяни - и глаз долой.
        Невдомек было Корчакову, что это последний ужин в его жизни. Ролан решил, что не будет ждать ночи.
        - Не жалуюсь.
        - Сало красивое.
        - Угощайся.
        - Да нет, спасибо. Я привык своим обходиться.
        - Ты не понял, я не просто угощаю. Я настаиваю. Поминки у меня сегодня. Сороковина.
        - И кого поминаешь?
        - Жену.
        - Прими мои соболезнования.
        - Да ничего, может, скоро вместе с ней буду.
        - Все может быть, - переглянувшись с морячком, отозвался Корчаков.
        - Жизнь - очень ненадежная штука. Сейчас есть, а потом вдруг раз - и нет ее.
        - Что верно, то верно…
        Корчаков сунул руку в карман, достал оттуда мобильный телефон, приложил к уху. Глаза его вдруг округлились, лицо вытянулось.
        - Как жива?.. Но ведь в газетах писали… Инсценировка?! Зачем?.. За нос нас водили… И что теперь делать? Отказаться?! Ну, нет! Ты же знаешь, если я за что-то взялся, то обязательно доведу дело до конца… Как что делать? Дальше по этой теме работать. Людей найдем, пусть ищут выход. Она не должна жить… Ладно, пока ничего не делай. Послезавтра я выйду, тогда и поговорим…
        Корчаков нервным движением вернул трубку на место и, плотно сжав губы, опустил голову. Он закипал от злости; Ролану даже показалось, что сейчас из ушей у него со свистом туго заструится пар.
        А по его телу, вызывая ликование в каждой клеточке, расходилась волна радости. Он понял, о ком сейчас шел разговор. Это Аврора жива. Это она не должна жить. Это ее должны убить люди, которых Корчаков собирался нанять. Собирался, но пока ничего не сделал. Он должен выйти из тюрьмы, все взвесить, выработать новую или усовершенствовать старую тактику, а потом нанести удар. Но ему не выйти отсюда.
        - Что, проблемы? - стараясь не выдать своего волнения, спросил Ролан.
        - Если и так, то это мои проблемы, - сердито посмотрел на него Корчаков.
        - Хреново тебе, понимаю. А мне почему-то вдруг легче стало. Подумалось вдруг, может, мою жену не убили, а? Может, я что-то не так понял? Может, просто кого-то в заблуждение нужно было ввести…
        - Это ты о чем? - подозрительно глянул на него Корчаков.
        - Понимаешь, она мне не совсем жена. Но это ничего не меняет. А тут у нее вдруг проблемы возникли. Бизнес у нее, а какой-то козел хочет его отобрать. Киллеров на нее натравил…
        - И что?
        - Да информация прошла, что убили ее. А тут вдруг выясняется, что она жива…
        - Это ты о ком? - забеспокоился Корчаков.
        - Ну, о жене своей…
        Его телохранители молча жевали, нехотя вслушиваясь в разговор. Они еще не поняли, что происходит, а их босс пока не подавал им знака. До него самого только-только начало доходить, о ком идет речь.
        - Козел какой-то за ней охотится. Он думал, что ее убили, а она жива. Знаешь, в жизни как в футболе: не забиваешь ты, забивают тебе… то есть тебя. До смерти. Так что козлу этому хана. Жену мою Авророй зовут. А козла этого - Корчаков Натан Елизарьевич. Не знаешь такого?
        Какое-то время Корчаков ошеломленно смотрел на него. Он все понял, но у него уже не было времени. До него быстро дошло, что напротив сидит его собственная смерть.
        - А-а!.. - только и успел закричать Натан.
        Дальше все происходило, как в замедленной киносъемке. Опираясь руками на стол, Корчаков стал подниматься, но Ролан вскочил на ноги еще быстрее. Телохранители уже поняли, что произошло нечто из ряда вон выходящее, но еще не сообразили, что же делать. А Ролан уже вытянул руку, в которой сжимал ложку.
        Морячок коснулся его кисти в тот момент, когда бритвенной остроты черенок вошел Корчакову в горло. Ролан собирался убить врага ударом в глаз, но тот задрал голову, подставляя под заточку кадык. Хрустнули хрящи, хлюпнула кровь…
        - Привет от Авроры, мразь!
        Для Корчакова все закончилось очень быстро. Но Ролан жив, и он обязан дальше бороться за свое существование. Аврора не погибла, она оказалась умнее и хитрее, чем ее убийцы. А значит, рано или поздно он должен вернуться к ней. А на пути стоят двое громил, готовых наказать его за смерть босса.
        Но Ролана голыми руками не возьмешь. На него нашла эйфория, состояние, когда человек, убегая от собак, может запрыгнуть на крышу четырехметрового здания. Или сам порвать этих собак. Тем более что для этого у него есть оружие. И заточка есть, и мастерство…
        Он вырвал руку из захвата, в который взял ее морячок, и заточкой ударил парня под ключицу. Это не смертельно, но парализующе больно. Пока морячок в шоке, можно заняться его напарником. Тяжелый он, сильный, и удар у него точный, мощный, но Ролан уворачивается, берет на прием. Бросок, удар, еще удар…
        Корчаков лежал на полу, рукой зажимая дыру в горле. Он еще был жив, но силы оставляли его. Бизнесмен тихонько хрипел, глядя на Ролана угасающим взглядом. В его глазах стояла лютая ненависть, но все это уже было не страшно.
        - Зря ты затеял эту игру, Натан.
        Ролан присел на корточки, не спуская глаз с поверженных телохранителей, зажал Корчакову нос и закрыл рот. Чтобы наверняка. И чтобы враг быстрей отмучился…
        Морячок пришел в себя, но с пола не поднимался. Он испуганно смотрел на Ролана. С одной здоровой рукой в атаку не попрешь, а умирать было неохота. Вдруг следующий удар будет таким же смертельным…
        - Это месть, дружок. И лучшая защита, - глядя на него, сказал Ролан. - Без работы тебя оставил. Но ты уже извини…
        Корчаков конвульсивно дернул ногой и затих. Ролан пощупал пульс. Он не бился. И вокруг тихо.
        Но вот открылась дверь и в камеру вбежали двое с дубинками. Ролан мог бы раскидать контролеров, но тогда в дело вступят вертухаи. Один раз его помиловали, но не факт, что повезет сейчас. И почки отобьют, и легкие…
        Глава семнадцатая
        Контролер не вошел, а ворвался в камеру. Ролан едва успел подняться ему навстречу. Кости болят, в животе суповой набор и перед глазами все плывет. А еще по нужде он ходит кровью. Не повезло ему вчера, отоварили на всю корзину…
        - Лицом к стене! Головой вниз! Руки вверх!
        Тихонов принял позу «ку», и тут же на запястьях защелкнулись наручники.
        Контролер двумя руками взял его за шиворот и резко потянул на себя, разогнул Ролана.
        - Сейчас Храпов с тобой говорить будет. Дернешься, жопу на голову натянем! Вопросы?
        - Я все понял, начальник.
        Контролер толкнул Ролана в дальний угол, развернул лицом к двери.
        - Так и стоять!
        А сам ушел, освобождая место начальнику тюрьмы.
        Храпов нервно играл желваками, свирепо глядя на него.
        - Я же знал, знал, что ты здесь не просто так! - сжимая кулаки, простонал он.
        - А почему ж тогда меры не приняли? - усмехнулся Ролан. - Я даже знаю, почему. Я решил вашу проблему. Тюрьма - не гостиница для вип-персон. Корчаков был вам в тягость. И цацкаться с ним неохота, и опасно это - ну, вдруг проверка накроет… А теперь не надо с ним возиться. Нет человека, нет проблемы… Или он еще не сполна с вами расплатился?
        - Все сказал? - рыкнул Храпов.
        - Думаю, хватит, чтобы вы поняли…
        - Ты свои проблемы решал… И на меня напал, чтобы я тебя к себе взял…
        - А вы попались на эту удочку, - хмыкнул Ролан.
        - Значит, Корчаков изначально был твоей целью?
        - Ну, что-то типа того.
        - И кто его заказал?
        - Я сам его заказал. Личные счеты.
        - Ты был женат на сестре Волоковой Авроры Яковлевны.
        - И что? - спросил Ролан, стараясь сохранять невозмутимость.
        - Госпожа Волокова имела имущественные претензии к господину Корчакову.
        - Кто вам такое сказал? Впрочем, сейчас это уже не важно. Важно то, что вы продолжаете работать на него. Деньги свои отрабатываете…
        - Еще что-нибудь придумай.
        - Зачем придумывать? Насколько я знаю, на жизнь госпожи Волоковой покушались. Возможно, она даже погибла. С первого раза не вышло, а со второго - возможно…
        Увы, но Ролан еще не получил точного подтверждения, что Аврора жива. После убийства его отправили не в штрафной изолятор, а в одиночку для особо опасных преступников, и сюда не мог проникнуть прикормленный контролер, чтобы помочь ему связаться с Авророй.
        Скорее всего, Корчакова возмутило, что жива именно Аврора, а не какая-то другая женщина. Да и не отрицал он, что она жива… Или не успел обмануть его надежды…
        - Вы должны знать, что€ с Волоковой. Вы же готовились к этому разговору.
        - Э-э… Судя по сообщению в прессе, она погибла…
        - А на самом деле?
        - На самом деле я не выяснял…
        - Можно я выясню? Мне нужен телефон, я позвоню ей…
        - А билет до Ниццы и эскорт до аэропорта тебе не нужен?
        - Вы не поняли… Это в ваших интересах.
        - Тогда я действительно ничего не понял.
        - Аврору пытались убить. И, возможно, убили. Кто? Кто заказал ее убийство? Корчаков!
        - Этого не может быть.
        - Следствие разберется. Это я по рукам и ногам связан, а у Авроры возможностей много… Или у ее людей… Да и я могу заявить, что Корчаков пытался убить Аврору. Я своими руками взял киллера, который пытался ее убить… Я говорил с ним, и он сказал, что Аврору заказал Корчаков…
        - Зачем же так нагло врать?
        - Но я действительно взял киллера. Скажу вам честно, он не назвал заказчика. Но я скажу, что назвал. Скажу, что Аврора мне очень дорога. Скажу, что я нарочно сдался властям, чтобы оказаться в одной тюрьме с Корчаковым. А вам придется объясниться, почему я здесь оказался. Может, сумеете придумать правдоподобную версию, а может, и нет…
        - Это что, шантаж?
        - Нет, что вы… Просто небольшой список проблем, с которыми вам придется столкнуться. Как вы объясните прокурору, что последнее время Корчаков находился на свободе, а за него сидел некий Бабанов? Поверьте, я уже передал фамилию этого человека на волю, по нему работают, его родные подтвердят, что его командировали к вам…
        - Ты передал фамилию? - побагровел Храпов.
        - Да, это я дал сигнал, что вместо Корчакова сидит его двойник. Поэтому и проверка должна была быть. Потому и Корчаков оказался здесь… Все вышло так, как я этого хотел. И теперь мне все равно, что будет дальше. Плевать, что отправят на пожизненное, - главное, что Авроре никто больше не будет угрожать…
        - На пожизненное?! Да, в этом ты прав, пожизненное тебе гарантировано.
        - Мне пожизненное, вам увольнение, и это как минимум…
        - Ты за меня не переживай.
        - А я за вас и не переживаю. Я о себе думаю. Есть у меня ощущение, что смерть Корчакова спишут на самоубийство, - немигающе глядя на Храпова, с усмешкой сказал Ролан.
        - Будет тебе ощущение. От копчика до трахеи…
        - Фу, как пошло!.. Кто видел, как я убил Корчакова?
        - Есть свидетели.
        - Кто, его телохранители? А они числятся в списке заключенных?
        - Э-э… Не важно, - замялся начальник тюрьмы.
        Похоже, Ролан не ошибся в своем предположении, что телохранители Корчакова не были в числе арестованных.
        - Ну, как это не важно! Даже если есть видеозапись. На ней два телохранителя. Кто такие? Откуда взялись?..
        - Ты что, учить меня вздумал? - вспылил Храпов.
        - Зачем учить? Вы сами все понимаете. Вам выгодно списать смерть Корчакова на суицид. Или на несчастный случай. Как это делается, вы знаете лучше меня.
        - Только не надо думать, что ты загнал меня в тупик!
        - Не надо мне загонять вас в тупик. Я свое дело сделал; теперь мне все равно, что со мной будет…
        - Какое ты дело сделал? Корчакова убил? А кто его заказал?
        - Вы уже спрашивали, а я уже отвечал. Я его заказал.
        - А может, госпожа Волокова его заказала?
        - У вас нет доказательств.
        - Если надо будет, найдем…
        - И что вы предлагаете?
        - Сознаться в убийстве Корчакова. Совсем не обязательно говорить, что ты убил его из-за Волоковой. Не надо говорить, что она заказчик убийства.
        - Хороший ход. Я сознаюсь в убийстве и этим вывожу из-под удара Аврору. Неплохо придумано. Только пешка высокая, ваш конь через нее не перескочит. Не могла госпожа Волокова заказать мне Корчакова. Мы с ней по определению враги. Поднимите мое дело, посмотрите, из-за чего я получил срок. За убийство гражданина Волокова, ее мужа. Как я могу после этого исполнить ее заказ? Ни один судья в это не поверит…
        - Это еще вопрос…
        - Никакого вопроса я здесь не вижу. Одни ответы. Я их уже вам изложил. Думайте.
        Ролан вдруг вспомнил, что у Храпова есть мобильный телефон, которым при определенных условиях можно было воспользоваться. Но для этого нужна хитрость.
        - В принципе Аврору можно к этому делу привязать, - сокрушаясь, кивнул он.
        - Вот и я о том же. Вы с ней не враги, ты ради нее готов на все. Вот и докажи, что это так. Сознайся в убийстве Корчакова, и никто не станет привлекать ее за организацию преступления.
        - Может, и сознаюсь. Если в этом есть смысл… Если Аврора погибла, то, сами понимаете, смысла нет… А если жива? Мне нужно убедиться в том, что Аврора пребывает в полном здравии…
        Храпов думал недолго. Он вынул из кармана мобильный телефон, спросил номер, сам ввел его в наборник. Но трубку Ролану не передал - приложил трубку к уху, дождался ответа.
        - Нет, это не Ролан… А вы Аврора Яковлевна?.. Я так понимаю, слухи о вашей смерти сильно преувеличены…
        У Ролана отлегло от сердца. Аврора не могла ответить Храпову с того света, значит, она жива. Но ликовать в полной мере он будет, когда услышит ее голос.
        - Я полковник Храпов, начальник святогорской тюрьмы. У нас тут произошла большая неприятность. Погиб некий Корчаков Натан Елизарьевич. Не знаете такого?.. А вот у нас есть основание полагать, что знаете… Кто сказал? Ролан Тихонов сказал…
        Храпов сделал шаг к двери, вышел в коридор и уже оттуда донесся его голос:
        - Он сказал, что этот человек пытался вас убить. Вот я и думаю, что это вы заказали убийство…
        Дверь захлопнулась, и только тогда до Ролана дошло, что его нагло и подло обманули. Теперь Аврора будет думать, что он предал ее.
        Вскоре начальник тюрьмы вернулся в камеру, злорадно посмотрел на Ролана.
        - Жива твоя Аврора. Но боюсь, что она теперь будет плохо о тебе думать.
        - Ну и сволочь же ты, начальник!
        - А это ты зря! - свирепо сощурился Храпов. - И хамишь зря. И дурака из меня делаешь тоже зря. Поверь, я и не таких умников на своем веку видал… Короче, предлагаю тебе сделку. Ты сейчас напишешь чистосердечное признание и признаешься в убийстве Корчакова. Пусть это будет бытовая ссора, я не против, но ты должен взять труп на себя. Обещаю, что как только ты напишешь признание, я позвоню твоей Авроре и скажу ей, что ты не собирался впутывать ее в свои дела. А когда тебя осудят, я разрешу тебе позвонить и полностью оправдаться перед ней. Если нет, я сделаю все, чтобы привлечь ее к уголовной ответственности за организацию заказного убийства. Возможно, суд вынесет оправдательный приговор, но до этого ей придется съесть горсть-другую соли. Ты же не хочешь, чтобы твоя женщина хлебала тюремную баланду?
        Этот аргумент перевесил все другие, которые Ролан выставлял перед Храповым. Нельзя ввязываться в войну с начальником тюрьмы без риска для Авроры. Если он пойдет на принцип, то ей действительно несдобровать. Может, ее и не осудят, но тюремного лиха она хлебнет. Если кто-то этого очень захочет.
        - Твоя взяла, начальник. - Ролан обреченно уронил голову на грудь.
        В тот же день он официально признался в убийстве Корчакова.

…Аврора стояла у окна в своем офисе и смотрела на дом, из которого в нее мог выстрелить снайпер. Она снова в своем кабинете, и никакая опасность ей больше не грозит. Но лучше бы за ней сейчас охотился киллер, а Ролан прятался в шкафу; и, как в прошлый раз, вышел к ней и сказал, что шторы нужно задернуть. Как она хотела, чтобы он сейчас был здесь… Без него тоскливо и одиноко.
        - Аврора, с тобой все в порядке?
        За спиной стоял Юра Горбинский.
        - Лето на дворе, - сказала она, глядя на белый пароход, что неторопливо шел по реке. - Тепло. А на душе холодно… Помнишь, ты говорил, что Ролана можно подъемным краном вытащить?
        - Говорил. Но это невозможно.
        - Почему?
        - Начальник тюрьмы лично взял над ним шефство. Ролан сейчас в особом блоке. Я пытался подкупить контролера, но бесполезно. Никто не хочет брать на себя ответственность, все боятся Храпова. Он их в железном кулаке держит. Ни телефон Ролану не передать, ни записку. И на прогулки его не водят…
        - Плохо, очень плохо…

…Корчаков был сильным врагом. Но Аврору хранил бог. Хотя и сама она не оплошала, и охрана не выдала.
        Она хорошо помнит ту ночь, когда к ней пришел начальник смены. Он рассказал ей о своих подозрениях насчет охранника, который под малоубедительным предлогом проник к ней в дом, и попросил ее перебраться в другую спальню, а в ее постель положил надувную куклу. Охранник действительно оказался предателем, но его выстрел закончился пшиком.
        Аврора тогда решила воспользоваться моментом и объявила о своей смерти. Она хотела ввести своих врагов в заблуждение. Заодно можно было попробовать спасти семью предателя. Но, увы, похитители не вернули Хромову его жену и ребенка. И никто не знает, где они сейчас. Может, где-то глубоко под землей, а может, на дне речном…
        Но больше нет смысла выдавать себя за покойницу. Ролан убил Корчакова, и теперь ей никто не угрожает. Более того, торгово-промышленный холдинг «Юмис» распадается на части, владельцам которых нет до Авроры никакого дела.
        - Может, мне самой встретиться с начальником тюрьмы? - вслух подумала Аврора. - С этим Храповым.
        - Зачем?
        - Ну, может, он предоставит Ролану какие-то поблажки. Сумел же Корчаков с ним договориться… Я могу пожертвовать определенную сумму…
        - Если хочешь, я сам встречусь с Храповым.
        - Да, хочу.
        - Только я не думаю, что он согласится принять пожертвование. Ролан у него как кость в горле, и, насколько я понял, он только и ждет, когда его можно будет выплюнуть.
        - Да, будет суд, Ролана переведут в другую тюрьму…
        - Суд будет через неделю. Есть информация, что сразу после приговора его этапируют к новому месту заключения.
        - А если попробовать перехватить его? Ну, по дороге к новому месту перехватить?
        - Как? Засаду устроить? Конвой расстрелять? Мы что, бандиты?
        - Конвой подкупить можно.
        - Вряд ли. Говорю же, здесь присутствует личная заинтересованность Храпова. Ролан - его личный враг, и он примет все меры, чтобы не дать ему сбежать. Для него это дело чести… Я и так по лезвию бритвы хожу, людей ищу, пытаюсь договориться, как бы самому за решеткой не оказаться. За дачу взятки.
        - Но с Храповым ты готов встретиться? Может, попробовать подкупить его самого?
        - Я прощупаю почву. Но ничего не обещаю… Храпов хочет избавиться от Ролана. Он сделает все, чтобы его этапировали в другую тюрьму. Когда он там окажется, тогда и можно будет что-нибудь придумать. Там Храпова не будет… Тогда и конвой можно подкупить, и все такое. А пока Храпов за ним смотрит, лучше не дергаться… К тому же зачем тебе все это? Ролан же предал тебя, - понизив голос, сказал Горбинский.
        - Ты шутишь? - удивленно посмотрела на него Аврора.
        - Ну, он же рассказал про тебя Храпову, - опустил голову Юра. - Как будто это ты заказала Корчакова.
        - Его били… Его заставили сказать про меня… А про то, что я кого-то заказала, никто ничего не говорил. И мне обвинение не предъявляли. Ролана судить будут, а ко мне даже следователь не приходил… Его судить будут… Он все на себя взял…
        Аврора снова повернулась к окну и тут же почувствовала, как Горбинский коснулся ее плеч. Мягко коснулся. И приятно.
        - Это что такое? - насмешливо, но без недовольства спросила она.
        - Ничего, - отдернув руки, растерянно сказал он.
        - А может, что-то все-таки было?
        - Ну… Невольное желание тебя утешить. Я помогаю тебе с Роланом… И вообще… Ты всегда нравилась мне. Еще со школы…
        Аврора резко развернулась к нему, но взглядом с ним не столкнулась. Юра прятал глаза, стыдливо опустив голову.
        - И что с того? - спросила она с ехидством, не лишенным кокетства.
        - Ну… Я думаю… Зачем тебе Ролан? Извини, что-то я не то говорю, - мотнул головой Юра.
        - Зачем мне нужен Ролан, если есть ты? Ты это хотел сказать?
        - Э-э… Извини. - Отступая назад, Горбинский вытянул перед собой руку, будто закрываясь от ее насмешек.
        - Ролан - мужчина. А ты мямлишь, как баба… Ты до сих пор не женат, потому что не можешь общаться с женщинами, - язвительно посмотрела на него Аврора.
        Горбинский поднял голову, поправил узел галстука, прокашлялся, как оратор перед тем, как повернуть к себе микрофон.
        - Я не женат, потому что мне всегда нравилась ты.
        - Ну вот, уже не мямлишь, - беззвучно похлопала она в ладоши.
        - Ты вправду мне очень нравишься, - на глазах смелел Горбинский.
        Аврора поджала губы, осуждающе покачала головой и показала ему на дверь.
        Не верила она ему. Как не верила всем, кто претендовал на ее руку после смерти мужа. Может, она и хороша собой, но мужчин больше интересовало ее материальное благополучие, а не она. То ли дело Ролан. Ему не нужны деньги, ему нужна она сама.
        Глава восемнадцатая
        Небо в клеточку, жизнь в полосочку… Небо синее, теплое, а полоса черная, холодная. Сегодня этап, Ролана отправляют в дальние края. А вчера был суд, и его вольная жизнь укоротилась еще на восемь с лишним годков. Приговор был суровым - двадцать пять лет тюремного заключения. Храпов сделал все возможное, чтобы сплавить Ролана из своей вотчины куда подальше. Вот и ждала его длинная дорога в холодные сибирские края. Хорошо, что этап пришелся на лето, не придется замерзать в
«столыпинских» вагонах. Хотя, если наступит многодневная жара, в той же тюрьме на колесах и угореть можно. Одним словом, нет добра, когда вокруг все худо.
        В замочной скважине со скрежетом провернулся ключ, лязгнул засов, и дверь в камеру со скрипом отворилась. Сначала появились контролеры, они поставили Ролана в позу
«ку», затем заковали в наручники, после разогнули, повернув лицом к вошедшему в камеру Храпову.
        - Удачной тебе дороги, Тихонов, - злорадно усмехнулся начальник тюрьмы.
        - Издеваешься?
        - Нет, не издеваюсь. От всей души желаю тебе отсидеть весь срок и выйти через двадцать пять лет. Если доживешь.
        - Еще неизвестно, кто из нас загнется раньше.
        - А ты за меня не переживай. Ты за себя переживай. Кстати, я обещал тебе разговор с Авророй…
        Ролан смотрел на сотовый телефон, как голодный на кусок жареного мяса.
        - У тебя всего две минуты.
        Храпов набрал номер телефона, поднес трубку к его уху.
        - Да, - сквозь эфирную даль услышал он голос Авроры.
        - Аврора, это я, Ролан!
        - Я слушаю.
        Голос ее звучал сухо и даже холодно.
        - Это я, Ролан! Мне срок добавили. Меня отправляют на этап.
        - Мне очень жаль.
        Похоже, этот разговор очень ее тяготил.
        - Аврора, я тебя не предавал! Я никому ничего не говорил про тебя! Они сами узнали!
        - Я знаю, что ты меня не предавал. Храпов мне звонил, сказал, что ты держался достойно.
        - Аврора! Меня отправляют на этап.
        - Извини, но я ничем не могу тебе помочь.
        - Не надо мне помогать! Просто жди меня!
        - Сколько тебе дали? Четверть века?! Это ужасно… Мне будет под шестьдесят, когда ты вернешься… Хорошо, я буду тебя ждать, - не совсем уверенно сказала она. - Но было бы лучше, если бы ты дал мне свободу.
        - Да, конечно, - растерянно пробормотал он.
        Храпов забрал у него телефон.
        - Все, время вышло, - сказал он, опуская трубку в свой карман.
        - Вышло время, - безжизненно посмотрел на него Ролан.
        Убила его Аврора. Как есть, убила. Такой удар нанесла, что и жить незачем. Не хочет она ждать его двадцать пять лет. И свобода ей нужна…
        Со свободой понятно. Аврора еще молодая, ей не поздно выйти замуж, создать новую семью. Ясно и с тем, что четверть века - это невыносимо большой срок. Но ведь Аврора однажды уже вытащила его из заключения. У нее деньги, у нее люди, которые могут решить вопрос, как это в свое время сделал Алик Мотыхин. Но, похоже, у Авроры нет никакого желания помогать ему с побегом. Не нужен он ей. Все правильно, мавр сделал свое дело, мавр может уходить. На этап…
        - Ну, все, бывай!
        Храпов небрежно махнул рукой в сторону Ролана и с чувством исполненного долго вышел из камеры.
        Дверь больше не закрывалась. Ролана вывели в коридор и отконвоировали на склад, где он получил по описи свои вещи из тех, что полагались ему в неволе.
        Тихонов переоделся в спортивный костюм, сунул в сумку теплую жилетку - на будущее. Неплохо было бы получить что-нибудь из съестного, но посылок на его имя за последний месяц не было. Даже из одного этого можно было сделать вывод, что Аврора поставила на нем крест.
        Что ж, раз уж так вышло, он готов взойти на свою Голгофу. И на этап пойдет, и срок свой до самого донышка выберет. Авроре же бог судья…
        Лай собак остался позади, но еще слышны окрики конвойных, расфасовывавших по вагонам бурлящую арестантскую массу. Погрузка завершена, этап может следовать по маршруту. Но не факт, что в путь Ролан отправится сегодня. Только в одной точке отправления могут задержать на день-другой, и еще на каждой станции будут мурыжить. А солнце печет жарко, обшивка вагона накалена, внутри духота, вонь от немытых тел…

«Столыпинский» вагон уже не тот, что прежде - он совсем не похож на деревянную теплушку, в которой перевозили заключенных в прошлом веке. Внешне он похож на багажный вагон, но значительно укреплен с бортов и особенно снизу, чтобы зэки не могли вскрыть днище. Разделен на две части: в одной восемь купе для заключенных - три малых, карцерного типа, и пять больших; в другой размещается караул и даже кухня.
        Ролан почему-то думал, что ему достанется карцер, но его запихнули в обычную камеру, в четвертое по счету купе. Более того, ему повезло, потому что он зашел туда первым и успел занять нижнюю полку. Напротив разместился щекастый и задастый здоровяк, на вторую запрыгнул щуплый паренек с темным от загара лицом и хищным оскалом. Рядом с ним умостился верзила в пыльных сандалиях пятидесятого размера, за ним в отсек втолкнули коренастого мужчину с лысой шарообразной головой и тяжелым взглядом. За ним в купе втиснулся чернобровый парень с татарским разрезом глаз, которого толкнул последний постоялец - спортивного сложения парень с выпученными то ли от испуга, то ли от природы глазами. Двумя руками прижимая к груди сумку, парень озирался по сторонам и дрожал, как отрезанный собачий хвост.
        - Я те ща зыркалы в башку затолкаю! - шикнул на него татарин.
        Парень вжался спиной в решетчатую дверь, отгораживавшую купе от коридора. Следующей жертвой должен был стать Ролан.
        - А ты чего вылупился? - рыкнул на него татарин. - Быстро на пальму запрыгнул!
        Разумеется, у Ролана не было никакого желания лезть на третий ярус, а если точней, то на багажную полку, которая также входила в число спальных мест.
        - А ты раком загнись, я с тебя запрыгну!
        - Че?!
        Татарин замахнулся на него растопыренными пальцами, но Ролан не стал запугивать его в ответ - сразу ударил пальцами по глазам.
        - Уй-ёё! - взвыл потомок Чингисхана, опустился на корточки и уперся спиной в дрожащего паренька.
        - В следующий раз кадык сломаю, - укладывая голову на сумку с вещами, с невозмутимым спокойствием предупредил его Ролан.
        Он готов был перегрызть горло любому, кто собирался силой отобрать его место. Нижняя полка - это не просто прихоть, это жизненная необходимость. В купе жарко как в бане, горячий воздух поднимается вверх, и если внизу духота, то наверху и вовсе ад. Окна в камере нет, только отдушина, воздух через которую едва поступает. Окна с матовым непрозрачным стеклом есть в коридоре; их можно опустить, но никто этого не делает, потому и ужасное пекло в вагоне.
        - А мне ты что сломаешь? - спросил коренастый с шарообразной головой.
        Ролан в упор посмотрел на щекастого и задастого, вдалбливая в него тяжелый гипнотический взгляд:
        - Я тебя ща самого сломаю!
        Щекастый дрогнул, поплыл, будто студнем сполз с нижней полки и забрался на верхнюю. Да по нему и было видно, что не может он тягаться на равных с матерым зэком.
        - Ва-аще, страх потеряли, - недовольно пробормотал шароголовый, усаживаясь на освобожденную полку.
        К нему тут же подсел татарин. Потирая отбитые, но все же зрячие глаза, он злобно, хотя и беспомощно, смотрел на Ролана. В конце концов досталось пучеглазому парню.
        - Ну чего стоишь? На пол! Сидеть! - гавкнул на него татарин.
        Он был в одной майке, и на его груди просматривались две волчьи стаи, сцепившиеся друг с другом в жестокой схватке. Красиво исполнено, видно, что специалист работал, но по большому счету эта картина ничего не проясняла. То ли татарин давал понять, что смысл его лагерной жизни - это грызня со всеми, то ли заявлял о себе как о воровском бойце, то ли он просто поклонник дикой звериной красоты. Молодой еще, лет двадцать пять ему, может, чуть больше, а в нынешние времена тюремные татуировки часто накалывают наобум, без какого бы то ни было знакового смысла.
        Но шароголовый имел наколки, которые подтверждали его высокий лагерный статус. Он был в футболке, когда конвоир заталкивал его в купе; ворот немного сдвинулся в сторону, и Ролан успел заметить под ключицей шестиконечную звезду, а если точнее, шрамы, которые остались на ее месте. Возможно, когда-то он был крутым лагерным авторитетом или даже законным вором, разжалованным за какие-то грехи. А может, наколол эти звезды не по рангу, за что и поплатился. В таких случаях самозванцам дают срок, чтобы вывести наколки - можно стеклом вырезать или огнем выжечь. Шароголовый, похоже, выбрал первое. Но под шрамом все равно заметна была звезда.
        Пучеглазый парень жалко кивнул и сел на корточки, спиной прижимаясь к двери. Ему полагалась лежанка между полками второго яруса, но на ней сейчас полулежал верзила с пятидесятым размером ноги, поскольку доска уложена была на его полку. Если эту лежанку откинуть, то свободное пространство в купе и вовсе станет с овчинку. Поэтому лучше пусть он сидит на полу…
        Шароголовый пристально смотрел на Ролана, нервно пожевывая нижнюю губу, наконец спросил:
        - Ты кто будешь?
        - Тихон я. Честный арестант. И давай без вопросов, - небрежно поморщился Ролан.
        - А если ты петух?
        Тихонов так резко вскочил со своего места, что коренастый невольно зажмурился. Но Ролан не стал бить его. Он погасил скорость, плавно сел на свою полку.
        - Ты, фраер, лучше меня не трогай. На мне столько жмуров, что ты мне в тягость уже не будешь. И срок у меня под самую завязку, четвертной неразменянный…
        - И где ты фраера видишь? - злобно сощурился шароголовый.
        - А кто ты такой, если у тебя ракушки на звездах!
        Коренастый дернулся, как будто его прижгли паяльником.
        - А это не твое дело! - злобно прохрипел он, пытаясь пошатнуть Ролана силой своего взгляда.
        - Как это не мое? Ты базар начал, а не я. Ты спросил, я ответил. Теперь ты ответь. Кто ты такой? Ерш самозваный, или по ушам получил?
        - Шар я, а не ерш. Погоняло у мен Шар.
        Ролан про себя назвал его сдутым Шаром. Не смог шароголовый вынести тяжести его вопроса, потускнел. Что-то с ним неладно, поэтому и не хочет рассказывать о себе.
        - Не знаю такого.
        - А много ты знаешь? - свирепо посмотрел на него татарин.
        - Тебя точно не знаю, - надавил на него взглядом Ролан.
        - Да мне до колена, знаешь ты меня или нет!
        - Баяз, осади! - одернул его Шар. - Нам здесь буза не нужна, понял?
        - Я-то понял, - надулся татарин, косо глянув на Ролана. - Его счастье, что буза не нужна… Чо смотришь?
        Баяз резко вскочил со своего места и накинулся на загорелого паренька, что лежал на второй полке.
        - Давай на пальму, понял?
        - Да пошел ты!
        - Чо?!
        Из рукава Баяза будто сама по себе выскочила заточка с похожим на шило клинком.
        - Ща буркалы выколю!
        Чувствовалось, что загорелый паренек хлебнул в этой жизни лиха, пообтерся в ней, обтесался, но все-таки его внутренней силы не хватило, чтобы сдержать напор бешеного татарина. Хотя Шар и сказал, что буза им здесь не нужна, но парень все же дрогнул и перебрался на багажную полку.
        Вагонзак отправился в путь в тот же день. Конвой наконец опустил вниз фрамуги зарешеченных окон в коридоре, и в купе стал поступать свежий воздух.
        Обед выдали сухарями, зато на ужин были горячие макароны с запахом прогорклого масла и чай. Ролан съел немного, а пить не стал вовсе. И без того хотелось до ветру, а для этого нужно было идти в сортир в конце коридора. Но такой подарок давали строго по расписанию.
        Выход по нужде по своему размаху напоминал операцию по посадке в вагонзак - столько же шуму, разве что без собак. Конвойные наглухо перекрывали все гипотетически возможные пути-выходы, и заключенных по одному, с криками, руганью и улюлюканьем начали выпускать в сортир. Не важно, какого веса у тебя нужда - две минуты на оправку, и обратно в купе. Не успел, доходишь в штаны… А если чай в почках разыграется, если снова вдруг захочешь, терпи до утра…
        Ролан думал, что поезд будет кланяться каждому столбу, но, как это ни странно, он шел без остановок. Одни сутки, вторые, третьи…
        Первое время конвойные беспрестанно мельтешили перед глазами, ходили взад-вперед по коридору, наблюдали за заключенными. Но с каждым днем караульные появлялись все реже и реже.
        На четвертые сутки поезд застрял на какой-то станции, простоял весь вечер, всю ночь и только днем продолжил путь. Тогда-то Шар и потревожил Ролана. Подсел к нему, заговорщицки глянул в глаза:
        - Я смотрю, пацан ты правильный, стучать не станешь. Короче, дело такое…
        Шар задумал побег. Непонятно, где он раздобыл фрезу с алмазным напылением, но факт оставался фактом - инструмент для этого и непреодолимое желание оказаться на воле у него были. Он ждал, когда караульные потеряют бдительность, ослабят надзор. И еще он хотел, чтобы Ролан занял место на втором ярусе, освободив свое место для татарина. Шар и Баяз должны были делать пролом в полу, а Ролану предлагалось встать на шухер.
        Тихонов пожал плечами. Не верил он в благополучный исход столь сложного дела. И дно у вагона усилено, и караульные на каждой остановке осматривают днище, чтобы вовремя выявить намечающийся пролом. Но все-таки он освободил свою полку для Баяза, а сам занял место наблюдателя.
        Но прошел почти целый день, прежде чем Шар и Баяз начали работу. Ролан уже собрался выяснять отношения, решив, что его кинули, когда фреза наконец-то коснулась металлического листа на полу…
        Ролан кашлянул, увидев, как караульный открывает решетчатую дверь, отделяющую одну половину вагона от другого. Шар немедленно спрятал резак. Но к утру следующего дня в полу был сделан вырез размером с колесо джипа. Когда в коридоре появился караульный, дырку закрыли куском материи, цвет которой сливался с полом.
        Караульный исчез, и работа продолжилась. К вечеру Шар и Баяз проломили пол, и в купе ворвался грохот железных колес.
        - Твою мать! - выругался Шар.
        Чересчур шумный перестук колес мог привлечь внимание караула.
        - Давай на лыжи, быстрей! - чуть ли не в панике схватил его за плечо Баяз.
        Дырку можно было забить куртками, накрыть ее, как раньше, материей, но страх перед караулом затмил им сознание. А тут еще поезд начал замедлять ход, это могло означать, что впереди станция и пробоину в полу могли заметить при внешнем осмотре вагона.
        Первым собрался десантироваться Баяз. Неплотно сомкнутыми ладонями коснулся лица, прошептал короткую молитву, обмотал голову курткой, бросил в дыру свой хабар, а затем и сам втянулся в нее вниз головой. Какое-то время он висел под вагоном, а потом рухнул на железнодорожное полотно. Крик ужаса утонул в грохоте колес так же быстро, как брошенный в воду топор.
        Следующим из вагона вывалился Шар, за ним - Усик, загорелый паренек с хищным выражением глаз; четвертым в грохочущий кошмар выскочил пучеглазый Ботинок. Верзиле с пятидесятым размером пришлось трудней всего, но все-таки он смог вылезти из вагона.
        Задастый Батон даже не пытался нырнуть в убийственную прорубь. И Ролан остался на своем месте. Двадцать пять лет в неволе - это все-таки жизнь, а в этой авантюре он нашел бы верную смерть. Прыгать под поезд на ходу - забава для патологических самоубийц.
        Поезд остановился, и тут же в коридоре появился караульный. Он мгновенно обнаружил пропажу арестантов, поднял тревогу. Ролан с невозмутимым видом лежал на втором ярусе, но конвой не оценил это его благодушие. Бить его не стали, но впихнули в карцер, где и без него было уже тесно.
        Беглецов нашли довольно быстро, у самого железнодорожного полотна. Баяз сломал шею, Шар - позвоночник; у верзилы был раздроблен череп, Усика перерезало колесом, и только Ботинок получил травмы, совместимые с жизнью. Он сломал обе ноги и далеко уползти не смог; его взяли метрах в ста от железной дороги.
        Поезд тронулся в путь. Заключенным не сообщали, куда их везут, но состав проходил мимо железнодорожных вокзалов, и было слышно, как диктор объявлял станции. Челябинск, Курган, Омск… Все-таки сдержал свое слово Храпов, когда обещал Ролану холодную Сибирь. Пока что поезд шел через западную ее часть, а там, глядишь, и до восточной доберется.
        В карцере Ролана приняли враждебно, пытались определить ему место на полу - пришлось предъявлять права человека, отпечатавшиеся на костяшках пальцев. Одному зэку он разбил нос, другому едва не сломал руку. Не он был виноват в этом, а законы решетчатых джунглей, в которых он оказался…
        Пролом в полу заделали досками, но это несерьезный ремонт, поэтому камеру решили не заселять. Поезд продолжал двигаться на восток. На одной из остановок вагон немного разгрузили, и в карцере с Роланом остался только один сосед. Чем дальше в Сибирь, тем прохладней становилось в вагоне. Условия все комфортнее, но конечный пункт все ближе. «Мой номер двести сорок пять. А я домой хочу опять…» Но дом Ролану мог сейчас только сниться. И Аврора тоже. Может, она и предала его, но все-таки он любит ее. Потому и не ушел в побег, чтобы не мешать ее будущему, а может, и настоящему счастью с кем-то другим.
        На ужин подали горячий чай, Ролан не смог отказать себе в удовольствии приговорить кружечку, а к вечеру невыносимо захотелось по нужде. Но долго терпеть не пришлось. Конвой организовал вечернюю оправку, и Ролан смог проветриться в грохочущем туалете.
        Он выходил из нужника, когда поезд вдруг резко затормозил. Ролан не смог удержаться на ногах, навалился на конвойного, молодого парня с прокуренными усами, и вместе с ним рухнул в проход. Но и это было еще не все. Вагон снова тряхнуло, на этот раз гораздо сильней, он стал переворачиваться, но набок так и не завалился, замер, оторвав от рельсов правые колеса.
        Усатый караульный сильно ударился головой о переборку и лишился чувств. На поясе у него висел ключ-вездеход от камер. Ролан и сам сильно ушибся, но это не помешало ему сорвать ключ, добраться до камеры с проломом в полу и открыть ее. Справа от него, под окном, приткнувшись к стенке вагона, лежал второй конвойный. Со лба у него стекала кровь, но все-таки солдатик был в сознании. Он понимал, что собирается сделать Ролан, но не мог его остановить - пробовал, однако не мог подняться. И оружия у него не было.
        Наспех прибитые к полу доски отрывались легко, Ролан обнажил прорубь, но сзади вдруг раздался грозный окрик: «Стоять!»
        Он и не заметил, как, перешагнув через своего товарища, к нему подобрался караульный с автоматом. Это уже серьезно. Но вагон вдруг качнулся, и солдат не смог удержать равновесие. Заваливаясь на спину, он успел выстрелить, но промазал.
        Ролан мог бы нырнуть в пролом, но сила тяжести швырнула его на солдата. Прижав бойца к зарешеченному окну, Тихонов ударил его локтем в солнечное сплетение и, пока тот приходил в себя, забрал у него и автомат, и запасной магазин из подсумка. С этим добром он и вырвался на свободу…
        Глава девятнадцатая
        Бегом, бегом, быстрей, быстрей…
        Поезд сошел с рельсов из-за резкого проседания грунта под железнодорожным полотном. Локомотив успел проскочить опасный участок, но средние вагоны все-таки перевернулись, потащив за собой хвост состава, который лишь сильно накренился, но не опрокинулся. Ролан глянул на поезд мельком, когда бежал к лесу. Он стремился как можно быстрее уйти с места катастрофы - и, как оказалось, не зря. Он тогда зарабатывал фору, создавал тот задел, который ему очень скоро понадобится…
        Накануне в этом районе прошли сильные дожди. Земля уже не могла впитывать влагу, и грязь хлюпала под ногами, гирями налипала на кроссовки. Бежать было тяжело, но у Ролана уже не оставалось иного выбора, кроме как уходить в глубь леса. Он очень спешил и не успел выпустить из камер других заключенных, поэтому в бега ушел в полном одиночестве, что было еще одним минусом - караулу не нужно распылять силы, чтобы догнать его.
        А погоня следовала по пятам. Мало того что заключенный сбежал, так он еще и автомат увел. Начальнику караула под суд неохота, а солдаты у него матерые, из тех, что служат по контракту, физически крепкие, выносливые, и у них есть стимул догнать и наказать Ролана.
        За очередной побег и похищенный автомат ему светит серьезный довесок, который превратит его срок в пожизненный. Но это в лучшем случае. В худшем его просто пристрелят при попытке к бегству. У солдат автоматы, и они откроют огонь при первом же удобном случае. Так что на карту сейчас поставлена сама жизнь. И нет у Ролана иного выхода, как рвать жилы…
        Лес становился все гуще, кустарник - все выше, переплетения стволов и ветвей напоминали косые решетки, из-за которых Ролан только что выбрался. Ветви пружинили, лезли в глаза, били по лицу да еще цеплялись за автомат, так и норовя сорвать его со спины.
        Может, сбросить ствол, чтобы легче было бежать? Может, преследователи найдут его и решат, что с них уже хватит? Хоть чего-то достигли, и то хорошо… Но ведь это самообман. Солдаты найдут автомат и подумают, что Ролан совсем уже выдохся и надо лишь слегка прибавить ходу, чтобы его настичь. Да и плохо без автомата, когда у врагов несколько таких же…
        Своих преследователей Ролан не мог считать никем, кроме как врагами. Слишком опасны солдаты, чтобы относиться к ним по-другому. Бояться их нужно и ненавидеть - одно это уже сильный стимул, чтобы не сдаться в лесном марафоне.
        Быстрей, быстрей, бегом, бегом…
        Перепрыгнув через поваленный ствол осины, Ролан споткнулся о торчащий из земли корень и растянулся на земле. Заброшенный за спину автомат кронштейном сложенного приклада больно ударил его по затылку, но это лишь подстегнуло беглеца. Он поднялся, пробежал несколько метров и остановился перед бурлящим водным потоком, преградившим ему путь. Возможно, недавно здесь журчал по заиленным камушкам лесной ручей, но дожди превратили его в настоящую речку.
        Собак у караула нет, со следа сбивать их вовсе не обязательно, но все-таки Ролан выбрал водный путь. Устал он слишком, а по ручью можно плыть, экономя силы…
        Но все оказалось не так просто, как он думал. Бурный поток швырял его на деревья, приходилось уворачиваться от них. Одна ветка едва не выколола ему глаз, но это было сущим пустяком по сравнению с корягой, на которую он напоролся животом. Брюхо вроде бы не разодрал, но боль была такой, будто лопнула печень. Затем он зацепился автоматом за сук и какое-то время барахтался в воде, теряя драгоценное время.
        В конце концов он стукнулся коленкой о подводный камень так, что потемнело в глазах. На этом Ролан решил завязать с греблей без байдарок и каноэ. Вышел на какую-то размокшую от дождя тропку, с которой, как по руслу ручья, стекала в лесную речку вода, и побежал по ней в сторону от поезда. Вернее, поковылял, поскольку травмированное колено не хотело разгибаться.
        Он брел, морщась от боли, в ужасе от мысли, что погоня вот-вот его настигнет. Но шло время, а преследователей все не было слышно. Возможно, разлившийся ручей сбил их с толку. Возможно, они пошли за Роланом вниз по течению, но не смогли определить, в каком месте он выбрался на берег. Тропка, по которой он шел, сама превратилась в ручей, который и смыл все следы.
        Лес дикий, местами почти непроходимый, типичная для Сибири тайга. Сегодня ночью поезд прошел Новосибирск, утром - Канск; значит, сейчас он должен был быть где-то в районе Тайшета.
        Географию России Ролан знал постольку-поскольку, но о Тайшете был наслышан. Даже сам когда-то читал о богатом лагерном прошлом этого города, и когда недавно подвернулась возможность, нашел его на карте, поводил вокруг пальцем. Направление, которым он сейчас шел, могло вывести его к реке, которая впадала в знаменитый Енисей. Но до этой реки, если он правильно запомнил карту, километров сто пятьдесят - двести. Впрочем, Ролану сейчас было все равно, куда идти. Главное, оторваться от преследователей, а там видно будет…
        Чем дальше в лес, тем больше напастей. Июнь, в тайге тепло, плюс к тому еще и сырость. Первое время в пылу погони он едва обращал внимание на комаров, но сейчас, когда напряжение спало, Ролан понял, что ему не выжить, если кровососы не оставят его в покое. Они роем кружили вокруг него, лезли в глаза, уши, нос, кусали куда ни попадя. Это был какой-то кошмар.
        Начинало темнеть, когда он вышел на проселочную дорогу, которая с холма спускалась к какому-то поселку. Вдалеке виднелись бревенчатые избы, серебрилась полоска реки, ветром доносило лай собак. И еще этот ветер отгонял комаров, потому и не хотелось уходить обратно в лес, где для гнуса сплошное раздолье.
        Но и в поселок соваться опасно. За Роланом давно уже никто не гнался, но не факт, что угроза миновала. Наверняка о бегстве заключенного информированы уже все сельские участковые в округе; возможно, в поселке выставлен пост из солдат внутренних войск.
        И все же с наступлением темноты Ролан направился к поселку. Он шел оврагом, что тянулся к нему с холма вдоль дороги. Шел, прислушиваясь, даже принюхиваясь. Он волк, обложенный со всех сторон, и ушки у него должны быть на макушке.
        Возможно, от него самого пахло волком. Ролан подходил к бревенчатой избе, чей огород выходил к оврагу, и со двора на него залаяла собака, которая до этого не подавала признаков жизни. Он даже побоялся подняться на склон оврага, чтобы глянуть на дом.
        Да и не нужно ему в дом. Не та сейчас ситуация, чтобы искать пристанище: в его положении любая помощь со стороны могла обернуться большой бедой.
        На дне шумел мутный ручей, здесь было много зелени - это и привлекало сюда комаров; но все же здесь их было меньше, чем в лесу.
        Овраг вывел Ролана к реке, которая разлилась так, что подтопила огороды, спускавшиеся с пологого склона к воде. Его внимание привлекла лодка, привязанная к забору из жердин. Видно, мостки, к которым на ней обычно причаливали, скрылись под водой, и хозяин пришвартовался прямо к ограде, причем длинной веревкой, чтобы лодка не утопла, если река вдруг станет еще глубже. Дома значительно возвышались даже над разлившейся водой, но вдруг она поднимется еще выше и вплотную подступит к ним - тогда без лодки никак.
        Но Ролан был сейчас не в том положении, чтобы беспокоиться о ком-то, кроме как о себе. Ему нужна была лодка, и он пошел к ней, а если точнее, поплыл, поднимая автомат над водой. На одном из привалов он разобрал его, просушил рабочий механизм, выщелкнул из магазинов патроны, дал им подсохнуть. Увы, автомат был со складным прикладом, поэтому пенал с протиркой, ершиком и выколоткой находился в подсумке для боеприпасов, который остался у часового. Там же и масленка… Ничего, он еще найдет масло, не обязательно оружейное, и, пока еще не поздно, приведет автомат в порядок.
        В лодке было сухо, но, увы, в ней Ролан не обнаружил весел. Видимо, рачительный хозяин унес их с собой. За огородом, во дворе дома зашлась лаем собака, и ему нужно было думать о том, как поскорее унести отсюда ноги.
        Он положил автомат под кормовую скамью, отвязал лодку и поплыл рядом с ней. Хотя на дворе стояло лето, вода была ледяной, и надолго его не хватило. После того как поселок остался позади, Ролан забрался на сиденье. Река текла медленно, но лодка все же шла по воде со скоростью пешехода. Ролану то и дело приходилось руками подправлять ее, чтобы не прибиться к берегу.
        Вниз по реке он сплавлялся всю ночь. А в предрассветный час лодка подошла к какой-то деревеньке. Очертания домов с трудом угадывались в дымке поднимающегося тумана, и Ролан чисто случайно заметил лодку, пришвартованную у берега. Он шел по центру реки, и ему пришлось поднапрячься, чтобы подогнать свою лодку к чужой. И, как оказалось, его усилия не были напрасными.
        Лодка была слегка подтоплена, на такой далеко не уйдешь. Зато в ней Ролан обнаружил два весла с уключинами, оснащенную удочку и топор, рукоять которого торчала из воды. Рубило было ржавое, даже заиленное, но Ролану и это показалось богатством.
        Пока он снимал весла, туман сгустился, и деревня скрылась в дымной пелене. Уключины легко вошли в отверстия в бортах, Ролан резко оттолкнулся от берега. Туман уже рассеялся, когда лодка вошла в поворот - это одна река впадала в другую. Течение стало совсем слабым, но Ролану это было только на руку. Он решил не идти вниз, а двинулся на веслах вверх. И как оказалось, не прогадал.
        Очень скоро послышался шум турбодвигателя и вращающихся лопастей, но Ролан не стал ждать, когда появится вертолет. Он подгреб к берегу, загнал лодку в камыши, затаился.
        Вертолет прошел примерно над тем местом, где он сейчас оказался бы, если бы двинулся вниз по течению. Винтокрылая машина свернула и стала удаляться от Ролана. Но вскоре она вернется, чтобы обследовать реку в обратном направлении.
        Наверняка вертолет появился по его душу. Вчера Тихонов угнал лодку, хозяин известил о пропаже участкового, тот вспомнил о беглом заключенном, позвонил куда надо…
        Ролан не ошибся в своих предположениях: не прошло и часа, как вертолет опять прошелся над ним. Но к этому времени он уже надежно замаскировал лодку.
        Тихонов полагал, что вертолет должен был вернуться, поэтому не стал разводить костер, хотя очень хотелось. Промерз он так, что зуб на зуб не попадал, и комары вконец одолели. Дым от сосновых шишек, насколько он знал, мог хотя бы отчасти спасти его от гнуса, но обнаруживать свое присутствие было нельзя. Из опасения себя выдать Ролан не стал даже рыбачить, хотя удочка была с крючком и поплавком.
        Одно хорошо - распогодилось вокруг. Небо чистое, солнце теплое, и беглец даже смог немного согреться. От комариных укусов распухли лицо, руки, но радовало то, что он стал привыкать к ним. Притуплялась восприимчивость к болевому воздействию. Ролан даже смог немного поспать, соорудив постель из сосновых лап. Топор был хотя и ржавым, но ветки рубил неплохо.
        Вертолет так больше и не появился, и вечером Ролан размотал удочку. Рыбалка, правда, не заладилась, но все же к наступлению темноты он смог поймать небольшую рыбину. Сейчас от голода он готов был съесть ее целиком и вживую. Но, подумав, все же решился развести небольшой костерок.
        У него был автомат, и он мог развести огонь с его помощью. Надо было сложить дрова для костра, приготовить мох, затем вытащить пулю из патрона, вместо нее сунуть сухую тряпку, которая будет тлеть после выстрела. Можно просто было высыпать порох из патрона и поджечь его с помощью кресала, но Ролан вспомнил, что в кармане где-то должна валяться зажигалка. Намокшие сигареты до сих пор не высохли, зато этот бесценный в нынешней ситуации механизм работал исправно.
        Прислушиваясь к тишине над головой, Ролан зажег огонь, топором выпотрошил рыбу и нанизал ее на прут, как на шампур. Есть рыбу пришлось без соли, но лучше так, чем никак. И еще недостатком оказалось то, что рыбина была лишь одна - не по его голоду. Но ловить вторую уже не было времени. Темнота сгустилась, и нужно было отправляться в путь, чтобы за ночь уйти как можно дальше.
        На этот раз Ролан пошел вниз по течению, помогая себе веслами, придерживаясь берега, чтобы спрятаться в случае опасности. Он не знал, сколько километров проплыл за ночь, но вряд ли меньше полусотни. Река протекала по пустынным местам; на пути у него попалась всего одна деревня, которую он миновал, не привлекая к себе внимания.
        Утром Ролан свернул в мелкую протоку, вытащил лодку на берег, перевернул, поставив на палое дерево, наломал камыша, которым накрыл ее со всех сторон. Получился самый настоящий шалаш. Еще из камыша он сделал подстилку для сна. Но спать не торопился. Чумной, как сомнамбула, Ролан забросил удочку в воду. На этот раз ему повезло - на крючок попался жирный лещ, затем приличных размеров окунь. И костер он развел, и рыбу приготовил, и еще, прежде чем лечь спать, освободил место в шалаше под костерок, бросил туда несколько горящих поленьев, на них - еловых веток.
        Хвойный дым выгнал из жилища комаров, но пока Ролан выбрасывал дымящие ветки, пока закупоривался изнутри, эти паразиты налетели снова. Впрочем, он так сильно устал, что заснул, не обращая на них внимания.
        Проснулся Тихонов в сумерках. Снова развел костер, забросил удочку, но рыбалка не пошла, поэтому в путь пришлось отправиться голодным. Он шел на веслах, проклиная тот час, когда решил бежать из вагона. Лицо так распухло от комариных укусов, что от глаз остались только щелочки. Ролан вымотался вконец, ему хотелось в тепло - а впереди ждала неизвестность. Куда он плывет, зачем? Что ему теперь делать со свободой?
        Возможно, он доберется до Ангары, затем до Енисея, а дальше? Вниз по течению к Северному Ледовитому океану? Но ему туда не нужно. Можно, конечно, пойти вверх по течению, добраться до Красноярска, а там вдоль железной дороги или даже по ней двинуться на запад. Но куда? Если даже предположить, что каким-то чудом на товарняках он доберется до Черноземска, то куда идти? Во-первых, на такое путешествие потребуются недели, а то и месяцы. Если, конечно, за это время его не поймают. Во-вторых, никто его нигде не ждет. Авроре он не нужен. Она отказалась от него. Он хорошо помнил свой последний с ней разговор - можно не сомневаться, что его больше нет в ее списке жизненных ценностей.
        Но обратно в тюрьму он уже не вернется. Пожизненное заключение - хуже могилы. Уж лучше жить отшельником где-нибудь в глуши, чем в тюрьме. Если бы не проклятые комары… Еще немного, и они просто-напросто его сожрут!
        Он и за эту ночь прошел немало, но из сил выбился так, что даже не смог вытащить лодку на берег. И комары уже впрыснули в него столько яда, что, похоже, в организме начало вырабатываться противоядие.
        Лодку он спрятал в прибрежных зарослях, развел костер, наловил рыбы, перекусил, после чего лег спать, обмотав голову курткой и обняв, как женщину, автомат.
        Шум работающего мотора он услышал сквозь сон. Сначала Ролан подумал, что это ему снится, а потом до него вдруг дошло, что это над ним кружит вертолет. И только открыв глаза, он понял, что где-то рядом шумят машины, причем на холостом ходу. Видимо, где-то неподалеку находилась проселочная дорога. А что, если на ней стоят сейчас грузовики с солдатами, которые уже выстроились в линию, чтобы прочесать лес?
        Что делать, если это так? Куда бежать? Про лодку лучше забыть: солдаты ее быстро заметят, и Ролан обречен, если они откроют огонь на поражение.
        Машина с работающим двигателем стояла где-то недалеко, Ролан слышал только двигатель, но до него не доносились голоса, команды, окрики - а там, где есть солдаты, без этого не обойтись. Значит, здесь что-то другое.
        С автоматом в руке он двинулся на шум и вскоре увидел фургон на базе «тридцать третьего» «ГАЗа». Он мог бы подумать, что это автозак, если бы не надпись на борту. И какая надпись! «Автолавка». Магазин на колесах. Мечта беглецов и прочих голодных бродяг.
        Автолавка стояла нос в нос с темно-зеленым «уазиком», а между капотами тихо разговаривали меж собой двое мужчин: один - бородач в камуфляжной куртке, другой - толстяк в кожанке и затертых до неприличия джинсах. Под ногой у Ролана хрустнула ветка, но это не должно было привлечь к нему внимания, хотя бы потому, что шум работающего двигателя заглушил предательский звук. Но водители как по команде обратили на него взгляды.
        На этап Ролан шел в своей одежде; его спортивный костюм хоть и нуждался в стирке, но все равно в нем он не был похож на бомжа. И уж тем более на беглеца. Может, водителям показалось подозрительным его лицо, или они его с кем-то спутали, но так или иначе они дружно бросились за ним. Ролану ничего не оставалось, как спасаться бегством.
        - Стой, мудрила!
        Ролан остановился, но только возле своей лодки. Не мог он оставить ее преследователям, на чей здравый смысл он хотел надеяться. Они должны опомниться, остановиться, повернуть назад, и тогда проблема утрясется сама по себе. Но нет, водители выбежали прямо на него. Их остановил ствол автомата.
        - Ну и куда мы торопимся? - спросил Ролан.
        - Э-э, - ошалел от страха толстяк. - Э-э, мы просто так…
        - Извини, мужик, мы думали, что ты Валька.
        - Я что, на женщину похож? - Ролан грозно передернул затвор автомата - так, чтобы вылетевший патрон стукнулся о дерево и отскочил к ноге.
        - Да нет, нет! Валька - это мужик! - бледнея, пробормотал толстяк.
        - Он, гад, забор обещал мне сделать, а деньги пропил, алкаш проклятый. Теперь прячется…
        - Откуда вы сами?
        - Я из Авдеевки.
        - А я из Иланки, - сказал бородач. - А раньше в Авдеевке жил. А сюда товар вожу…
        - На автолавке? Чей товар? Кому принадлежит?
        - Райпотребсоюз…
        - Частная лавочка?
        - Нет, для частника это убыточно.
        - Значит, государственное… Ну, государство не обеднеет. Да и тебе, брат, ничего не будет. Ты же преступника задержать хотел, гнался за мной…
        - Э-э, а кто преступник? - с жалким видом спросил бородач.
        - Если за мной гнался, значит, я. Если я от вас убегал, значит, беглый… Короче, товар я конфискую…
        - Ну как же, так нельзя!
        - Знаю, что нельзя. Но у меня нет выхода. Мне в Красноярск нужно, а я на нуле. И жрать охота. Короче, ты извини… Мобильники есть? - спросил Ролан.
        Мобильник был у водителя автолавки, но толку от него никакого, поскольку сотовый сигнал в этом районе отсутствовал совершенно.
        Тихонов заставил водителей сесть в лодку, встал за дерево и направил на них автомат.
        - Переплываете реку, идете вдоль правого берега, а я слежу за вами. Гребите в свою Авдеевку. Попробуете повернуть назад, буду стрелять. Вопросы?
        Вопросов у них не было, и они погребли к правому берегу. Ролан дождался, когда они переплывут реку, подобрал выскочивший из автомата патрон и направился к машинам.
        И «ГАЗ», и «УАЗ» стояли с включенными двигателями, вокруг никого.
        Водители сами сюда не вернутся, побоятся, но могут доплыть до своей Авдеевки. Доберутся они до нее и поднимут тревогу, конечно, не сразу… И все равно нужно спешить.
        Ключ от автофургона находился в связке, что висела под замком зажигания. Ролан открыл автолавку, забрался внутрь и ахнул. Консервы в ящиках, хлеб, мука в мешках, сахар, соль, крупы, конфеты, водка, дешевое вино… В холодильнике полукопченая колбаса, сыр, масло. На одном из стеллажей Ролан заметил даже два новых, свернутых в рулон матраса, незатейливую кухонную утварь вроде никелированных кастрюль и оцинкованных ведер. Еще здесь была одежда - ватники, камуфляж, яловые и резиновые сапоги. Нужно было обследовать все шкафы, чтобы составить полный перечень товара, но Ролану некогда было этим заниматься. Да и без того ясно, что ему несказанно повезло. Как будто сама судьба сделала ему драгоценный подарок.
        В «уазике» тоже было чем поживиться. В багажнике Ролан нашел четыре двадцатилитровые канистры с бензином, и это при том, что бак у грузовика был заполнен на две трети. Но как увезти это богатство? И куда?
        Ролан перенес бензин в фургон, закрепил канистры, забрался в кабину и тут же принялся хлопать в ладоши, но вовсе не от радости, а из необходимости очистить пространство от проклятых комаров. Здесь их было немного, и очень скоро Ролан вовсе избавился от кровопийц. Это ли не рай?
        В перчаточном ящике он обнаружил карту, нашел на ней Авдеевку, обведенную красным фломастером. Оказывается, Тихонов находился на дороге, которая тянулась по левобережью реки до самой Ангары, сворачивала вместе с ней и тянулась до самого Енисея. В районе Транссибирской магистрали населенные пункты вдоль этой дороги следовали один за другим, но чем ближе к Ангаре, тем все дальше становилось расстояние между ними. Авдеевка и вовсе стояла на отшибе, до самого Енисея больше ни одного поселка. И до Ангары совсем ничего. Да и сама дорога от нее, если судить по толщине коричневой линии на карте, дальше становилась все хуже. Впрочем, и в этом районе она была неважной - разбитая грунтовка, к тому же раскисшая после дождя.
        Ролан не знал, куда ехать. В Авдеевку опасно, в обратную сторону - тоже, а никаких других дорог на карте больше нет. Он решил ехать к железке.
        Дорога действительно была плохой. И колдобины на каждом шагу, и разбитая колея, в которой запросто можно было застрять. Время от времени на пути попадались глинистые зимники, проложенные лесовозами к вырубкам. Правда, туда лучше не соваться - застрянешь, как пить дать. По таким дорогам только зимой хорошо ездить, когда грунт морозом возьмется.
        Еще Ролан проехал через мелкий, но широкий ручей. В этих местах тоже недавно прошел сильный дождь, но вода была на удивление чистой. Русло ручья - сплошь гравий, по которому, возможно, могла проехать машина. А вдалеке виднелась дорога, которая выходила к этому ручью со стороны Авдеевки. Или Ролану показалось, что это была дорога.
        Он не поленился, вышел из машины, пробираясь сквозь заросли стелющегося можжевельника, прошел метров сто. Именно на этом расстоянии должна была быть дорога, но, как оказалось, случился обман зрения. Он уже собирался повернуть назад, когда ему снова показалось, что вдали виднеется дорога. Возможно, он стал жертвой таежного миража, если такое явление существует. Но вожжа уже попала под хвост, и он пошел дальше, рискуя остаться без машины. На этот раз Ролан действительно вышел на просеку, поросшую молодыми деревьями, вдоль которой тянулась старая, затянутая травой и кустарниками дорога. Рытвины давно уже сгладились, и по ней вполне можно было проехать. Дорога эта терялась в таежной глуши, куда так стремился Ролан.
        Он вернулся к своему фургону - предстояло выяснить, насколько крепкое дно у ручья. Оказалось, что чутье его не обмануло. В одном месте, правда, колесо вдруг стало проваливаться в яму, сердце у Ролана нырнуло куда-то под руль, но все обошлось.
        Машина добралась до заброшенной дороги, выехала на нее. Но Ролан не торопился ехать дальше. Сначала он пешком вернулся к месту, откуда свернул в ручей. Вода здесь уже очистилась от мути, но остались следы на гравийном дне, по которым можно было определить, что здесь поворачивала машина. Вода холодная, но Ролан не побоялся намочить ноги. Неторопливо и аккуратно загладил следы на гравийном грунте и вернулся к машине. Теперь его мог обнаружить разве что егерь, патрулирующий эти места - если таковой, конечно, имелся, - или пилот вертолета, который, возможно, через какое-то время здесь появится. Вне всякого сомнения, Ролана буду искать, и к этому нужно готовиться.
        Он думал, что в не тронутом вырубкой лесу дорога закончится, но, как выяснилось, она продолжала тянуться и дальше. Более того, на ней не рос кустарник, как вдоль просеки, и Ролан не боялся пропороть колесо. Дорога узкая, ветки деревьев хлестко били в стекло, царапали фургон, но это не мешало Ролану продвигаться вперед.
        Тихонова охватил восторг волка, чудом выскочившего за флажки. Охотники остались где-то далеко позади, впереди запасная нора, о которой никто не знает, а в зубах заяц, пойманный по пути, причем по чистой случайности. И приют у него сейчас будет, и пища, и возможность отдохнуть. Лишь бы с егерем случайно не столкнуться, тогда все усилия пойдут насмарку.
        В конце концов дорога уперлась в небольшую речушку, и Ролан вынужден был остановиться. Глянув на поросшую осокой, затененную низким ольшаником и высоким сосняком воду, он вспомнил об удочке. Но впопыхах Ролан оставил ее в лодке, и рыбу ловить было нечем. Зато есть фургон, в котором полным-полно всякого добра.
        Всю дорогу Тихонов мечтал поскорее добраться до еды, но сдерживал себя. Наконец он в безопасном месте, вокруг девственный лес и тишина, сдобренная птичьим пересвистом. Комары еще не уловили запах и тепло человеческой крови, еще не слетелись на свой пир, и можно спокойно выйти из кабины. Дверь фургона открылась легко и просто; изнутри, что было важно, она закрывалась на замок.
        Свет в автолавку поступал через окна в двери и боковой стене над открытой верхней полкой стеллажа. Ролан снял с нее два матраса, и освещение сразу же улучшилось.
        Матрасы можно уложить на витринную полку, что отделяла владения продавца от маленького тамбура перед дверью. Прикрепленная к стене доска опускается - и все, прилавок готов. Только обслуживать некого, кроме себя.
        Стенки фургона были отделаны светло-серым пластиком, открытых стеллажей мало - в основном закрывающиеся шкафы, маленькие, чтобы товар не катался по полкам. Еще здесь был прикрепленный к полу бытовых размеров холодильник, забитый колбасой и другими скоропортящимися продуктами.
        Холодильник работал от автомобильного генератора, и для того чтобы он не потек, нужно было периодически включать машину. А это расход топлива. Зато чугунная печка с маленькой плитой, установленная в дальнем углу кунга между торцевой стенкой и стеллажом, могла топиться без участия двигателя - выводи трубу наружу, подбрасывай дровишки и радуйся теплу в лютую зиму. Вряд ли эта печь была включена в комплектацию фургона, но ведь это Сибирь, здесь даже летом холодно, поэтому без печки никак. И прорезь есть в стене, закрытая куском резины, а на полу труба, установить которую проще простого.
        Ролан торопился не спеша. Сначала он подобрал для себя камуфляж, переоделся, сменил мокрые кроссовки на сухие сапоги. Вымыл руки, нарезал хлеб, колбасу, сыр, сделал бутерброд, нашел стакан, наполнил его апельсиновым соком из пакета. Хорошо бы чайку, но пока воду вскипятишь, пока заваришь… а есть хотелось так, что кишки сводило. К тому же витамин С отлично тонизирует организм и снимает усталость. А насчет бутерброда, так это всем известно, что лучшая рыба - это колбаса.
        Люди в этих местах живут в отрыве от цивилизации, магазинов здесь нет, и автолавка здорово помогает им чувствовать связь с Большой землей. Но Ролан отобрал у них это удовольствие. Фактически он ест чужую колбасу. И не давится. Потому что захваченный «обоз» - чуть ли не единственная для него возможность выжить. Сейчас он дикарь, волк, и ему не привыкать вырывать право на жизнь зубами.
        Он хотел наесться до отвала, но сдержался, опасаясь заработать заворот кишок. Обидно будет умереть, завладев таким богатством. Один фургон чего стоил - воздух сюда проникал, а комары нет, и можно поспать в свое удовольствие.
        Ролан съел два больших бутерброда, запил соком, расстелил матрас. Лечь бы сейчас, накрыться новеньким, пахнущим клопами ватником, но сначала неплохо было бы обслужить автомат. Ролан залез на бампер машины, открыл капот, вынул из двигателя масляный щуп, собрал с него и слил в стаканчик несколько капель, повторил процесс. Может, моторное масло и не самая лучшая смазка для автомата, но ничего другого у него не было. Главное - хорошо протереть смазанные детали, чтобы они не начали ржаветь.
        Ролан разобрал автомат, смазал его, прочистил ствол, после чего взялся за топор. Нарубил веток, замаскировал ими машину и только потом забрался в фургон, закрылся изнутри и улегся спать, обняв автомат. Может, и не райские у него условия, но жить в заключении не в пример хуже. Так что не все так плохо…
        Глава двадцатая
        Майор Ходынский не любил свою работу. Не царское это дело - возиться с заключенными, следить за режимом их содержания. Одно успокаивало, что до пенсии оставалось меньше чем год службы, а там он устроится в охранную фирму, где и спокойней, и оклад повыше.
        Ему уже сорок два года, и жизнь, увы, не удалась. Он до сих пор ходит в майорах, хотя несколько его приятелей по военному училищу успели дослужиться до полковников, а один - даже до генерала. Просто ему не повезло в свое время. Уволился из Вооруженных Сил капитаном, устроился на рынок торговать ширпотребом, но дело не заладилось, вместо прибыли пошли убытки. А тут вдруг объявление на глаза попалось: для работы в городской тюрьме требовались офицеры. Он отправился в отдел кадров, его назначили на должность корпусного, а через полтора года подняли до заместителя начальника тюрьмы по режиму. И в звании повысили. Но все равно это не та карьера. Да и жизнь какая-то нелепая. Сорок два, а своей квартиры нет, приходится снимать; жена не работает, инвалидность у нее и третья степень ожирения, двое детей, а источник доходов - социальная пенсия, его зарплата и кое-какие деньги за мелкие услуги, которые он порой оказывал заключенным. То в камеру получше кого-нибудь определит, то что-нибудь с воли передаст - но это все по мелочи… Потому и нет у него машины, потому он и ходит на работу пешком из одного конца
города в другой.
        В тот день Ходынский возвращался домой с дежурства после очередной бессонной ночи. Голова тяжелая, мысли заторможенные, реакция на происходящее вокруг ослабленная. Но все-таки он заметил красивую стильную женщину с модной прической; она стояла возле старушки в платке, а та указывала ей рукой в сторону, откуда шел Ходынский. Женщина устало улыбнулась ей, что-то сказала с благодарностью и направилась к нему. Красивая женщина… Глаза ясные, глубокие, с алмазным блеском; отстраненность во взгляде, утомленная полуулыбка на губах…
        - Здравствуйте, вы, случайно, не знаете, где находится городская тюрьма?
        Форму он оставил в своем кабинете, домой отправился в штатском, поэтому женщина видела в нем гражданского человека. И еще сквозь усталость во взгляде смутно, но улавливался ее интерес к нему как к мужчине. А что, черты лица у него правильные; ну, может, полноват чуточку, зато плечи широкие. И еще волосы у него густые, без седины, и прическа модельная. Он еще о-го-го мужчина!.. Только жаль, некому это доказывать. С женой он давно уже не спит, а с любовницами как-то не получается. Он бы, может, и не прочь, но ведь их еще надо хоть как-то содержать, а у него с деньгами туго…
        - Случайно не знаю. А не случайно знаю, - расправив плечи, выпрямил он спину.
        Он, конечно, рад услужить столь красивой женщине, но вдруг это какая-то ловушка? Почему она обратилась за помощью именно к нему? Ведь старушка показала ей точное направление.
        - А что бабушка вам на этот счет сказала?
        - Бабушка знает, где следственный изолятор. А где тюрьма, не знает. Мне именно тюрьма нужна, где заключенные срок отбывают…
        - Тюрьма находится рядом со следственным изолятором.
        - А не подскажете, как мне туда проехать? - спросила женщина, кивком головы показав на стоявшую у обочины машину. - А то бабушка как-то слишком путано все объяснила.
        Ходынский с завистью глянул на ее автомобиль. Новенький, сияющий лаком «Мерседес» представительского класса. Номера не местные.
        - Ну, я мог бы показать… Только если вы доставите меня обратно.
        - Э-э… Ну, можно и обратно. Там же очередь надо занять, да? - с дилетантской наивностью спросила она.
        - Куда очередь занять?
        - Ну, на свидание… Я очередь займу, а пока будет решаться вопрос, я вас обратно отвезу.
        - Хорошо, договорились.
        Сначала Ходынский сел в машину и только затем с хорошо скрытой насмешкой спросил:
        - Какой вопрос будет решаться?
        - Ну, чтобы свидание разрешить…
        - Так, сейчас прямо, а когда свернуть направо, я вам скажу… Вы думаете, что успеете обернуться, пока будет решаться этот вопрос?
        - А что, нет?
        - Я думаю, вы успеете совершить кругосветное путешествие.
        Аромат дорогих женских духов, смешанный с запахом свежей мебельной кожи от кресел, приятно кружил голову, возбуждая в голове нездоровые мысли. Женщина так хороша и так сексуальна, а у него так давно никого не было…
        - Кругосветное путешествие - это долго…
        - Да, но получить свидание тоже не очень просто. Я знаю, о чем говорю.
        - Откуда? Вы там сидели?
        - Разве я похож на уголовника?
        - Нет, но… Мой муж тоже не похож на уголовника, но он сидит в вашей тюрьме.
        - Кто такой? Может, я знаю?
        - Ролан… Ролан Кириллович Тихонов.
        - Тихонов? Знакомая фамилия.
        - Да, я знаю. Только мой муж не снимался в «Семнадцати мгновениях весны».
        - Ну, это я понимаю, - усмехнулся Ходынский.
        Не думал он, что эта женщина настолько же глупа, насколько хороша.
        - А Тихонов у нас успел прославиться.
        - Значит, вы все-таки сидели!
        - Нет, я работаю в тюрьме. Заместитель начальника тюрьмы по режиму.
        - Да ладно! - Женщина и обрадовалась, и испугалась одновременно. - А вы… Вы бы могли помочь мне со свиданием? Я бы в долгу не осталась.
        - С удовольствием, но Тихонова у нас уже давно нет.
        - Как нет?! - встрепенулась она. И, не в силах управлять машиной, съехала на обочину. - Его что, убили?
        - Нет. Перевели в другую тюрьму. И давно уже, с месяц назад…
        - А почему я этого не знаю?
        - Ну, это не ко мне вопрос.
        Вопрос этот хорошо было бы адресовать полковнику Храпову, уж очень интересные у него были отношения с Тихоновым. Сначала он рвался его перевоспитать, затем окружил такой заботой, что врагу не пожелаешь. Ходынский знал некоторые подробности об их взаимоотношениях, но, конечно же, не стал об этом говорить. Он не из тех людей, кто выносит сор из родной хаты.
        - А к кому этот вопрос?
        - К вашему мужу. Если у Тихонова была жена…
        - Я его бывшая жена. И зовут меня Виолетта. У меня даже фамилия его осталась. Хотите, паспорт покажу?
        - Зачем? Какая вам разница, верю я вам или нет? Тихонова у нас нет, и я вам ничем не могу…
        - Что ж, придется в Москву возвращаться.
        - А вы разве из Москвы? У вас же номера не московские.
        - Номера черноземские, просто я в Москве сейчас, по делам. Бизнес у меня небольшой, ресторанный. Ресторан думаю в Москве открыть. А может, где-нибудь в Подмосковье. Кстати, сейчас обед; может, покажете, где у вас тут самый лучший ресторан, а я посмотрю, что там да как. Хоть перед собой оправдаюсь, что не зря сюда съездила…
        - Лучший ресторан? - задумался Ходынский. Увы, но в этих вопросах он не разбирался; ресторан для него - тема из чужой красивой жизни. - Да у нас все лучшие… Метров через сто ресторан будет.
        - Да? Тогда поехали.
        Виолетта с удивлением, казалось, посмотрела на стрелку спидометра, которая показывала «ноль». Ехать надо, а она стоит.
        - Я, наверное, домой пойду? - Ходынский взялся за ручку двери.
        - А как же я? В ресторане, без мужчины? Я, между прочим, порядочная женщина…
        - Да, но и я порядочный мужчина. И как порядочный мужчина, должен заплатить за даму. Но у меня при себе нет денег, за ними надо идти домой, а там жена…
        - Ничего страшного. Расходы оплатит моя фирма, по графе «маркетинговые исследования». И за меня оплатит, и за вас… Вы же не оставите меня одну?
        В маленьком ресторане с мягким, неназойливым освещением играла спокойная музыка, по залу бесплотной тенью сновал официант в клетчатой жилетке и фартуке чуть ли не до самого пола.
        - Неплохо, неплохо, - осматриваясь по сторонам, сказала Виолетта.
        Она показала на столик в дальнем затемненном углу, там они и обосновались.
        - Кресла какие удобные! И мягкие… Хорошо, очень хорошо.
        Официант подал ей меню, ему - винную карту и удалился так же беззвучно, как подошел. Виолетта заказала грибной жюльен, телячий язык в огуречном соусе, сырный суп, форель в сливочно-икорном соусе, котлету из филе кролика и над всем этим водрузила флаг в виде бутылки «Абсолюта».
        - Терпеть не могу водку, - сказала она. - Она такая горькая. Но как это ни странно, ничего другого не пью. От шампанского у меня начинает болеть голова, от вина тяжелеет живот, коньяк выключает мысли, а после водки на душе легко и свободно. И утром хорошо себя чувствуешь… Кстати, мне нужно будет снять номер в гостинице, не поеду же я пьяная в Москву. Ну, гостиница - это не проблема, я видела одну, на въезде в город… Вы отвезете меня туда?
        Официант подал водку, откупорил бутылку, разлил по рюмкам, пожелал приятного вечера и удалился.
        - Еще не вечер, а он про вечер говорит, - заметил Ходынский.
        - В хорошей компании время летит быстро, - выразительно улыбнулась Виолетта. - Не заметим, как вечер наступит…
        Если красотка уже сейчас ищет приключений, на трезвую голову, то что будет, когда она опьянеет? Он отвезет ее в гостиницу, поможет снять номер, она пригласит его к себе, и они окажутся в одной постели… Она такая красивая, что перед ней просто невозможно устоять. Лучше лежать. Вместе с ней.
        Даже под горячую и сытную закуску водка очень быстро ударила в голову.
        - Мне кажется, что ты не очень переживаешь из-за своего Тихонова? - заметил он уже после того, как они перешли на «ты».
        - Так я же бывшая жена… Знал бы ты, сколько у меня было мужчин после него!
        - Сколько?
        - Потом посчитаю. Ты же хочешь, чтобы я на тебе остановилась?
        - Э-э… Ну, я много чего хочу…
        - Хотеть не вредно. Желание стимулирует жизненные процессы в организме. Когда ничего не хочешь, тогда ничего и не делаешь. И хорошо, если волшебную щуку в проруби поймаешь. А если нет?
        - В проруби?.. В прорубь Ролан твой ушел…
        - Как в прорубь? Ты же сказал, что Ролан ушел на этап, - удивленно посмотрела на него женщина. - Месяц назад. Месяц назад июнь был. Какая в июне прорубь?
        - Деревянная. Они дырку в вагоне прорубили, через нее и сбежали.
        - Кто сбежал? Ролан?
        - Да, информация была, что и он сбежал. И еще на часового напал, автомат у него отобрал…
        - А чего ты молчал? Почему сразу не сказал? - разволновалась Виолетта.
        - Ну, как-то к слову не пришлось…
        - Если он сбежал, может, ко мне домой прибежал? В Черноземск? Я здесь, а он там…
        - Я вообще удивляюсь, почему ты об этом не знаешь. Тебе должны были сообщить. И дом твой должны были проверить…
        - Так я же бывшая его жена. Бывшая!
        - А может, его уже взяли, просто нам не сообщили… Хотя, если бы взяли, Храпов бы знал, - вслух подумал Ходынский.
        - Кто такой Храпов?
        - Начальник тюрьмы. У них очень сложные отношения.
        - Почему?
        Ходынский ответил не сразу; сначала он выпил, закурил и только затем, подозрительно глянув на Виолетту, сказал:
        - Там целая история. Я подробностей не знаю, но какая-то женщина замешана… Может, это ты в ней замешана, я не знаю. Я так понял, что Тихонов человека убил - ну, в тюрьме у нас. Из-за этой женщины.
        - Впервые слышу.
        - Значит, это не ты… Хотя кто его знает… Может, ты и есть та женщина? Может, нарочно меня сюда заманила, чтобы узнать, выпытать…
        Действительно, история с Тихоновым темная, и женщина, с которой он сейчас выпивал, может, вовсе не так безобидна, как казалось сначала. Но ему все равно. Тихонов - это чужая головная боль, и все, что с ним связано, уже никого не волнует.
        - Что узнать?
        - Ну, что с Тихоновым было. Убил ли он этого человека.
        - Какого человека?
        - Фамилия у него… Сейчас, сейчас… Да не все ли равно, какая у него фамилия? Или есть разница?
        - Меня это не интересует.
        - Значит, не из-за тебя все… Храпову из-за этого человека сильно досталось; не буду говорить, как, но досталось. Он зуб на Тихонова заточил… И отомстил. Хотя тут дело не только в мести. Ему двадцать пять лет дали, а он уже немолодой, ему этот срок не вытянуть. А чтобы он в побег не ушел, Храпов сломать его решил. Ну, и отомстить… Я подробностей не знаю, так, слух один ходил… Знаешь, специальные программы такие есть, звуковые; любой голос можно изменить на чей угодно. Храпов этой женщине звонил. Может, тебе…
        Ходынский косо глянул на Виолетту, но хмельная волна тут же смыла всю подозрительность. Плевать ему хотелось на чьи-то секреты, когда водка сама говорила за него. И его голосом.
        - Не звонил он мне.
        - Значит, ей звонил… И голос ее записал… А потом этот голос через ту самую программу прогнал - и Тихонову трубку дал. Так, мол, и так, звони своей бабе. Он позвонил, а она ему - извини, ты мне больше не нужен, и я тебе ничего не обещаю…
        - Зачем он это сделал? - возмущенно и совсем не пьяно спросила Виолетта.
        - А-а, значит, все-таки тебе звонил!.. Да уже все равно. Тихонов к тебе не пойдет…
        Ходынский вдруг почувствовал себя кораблем, который попал в сильный шторм и потому нуждался в тихой гавани. Не нужны ему портовые кабаки и матросские шлюпки; ему бы просто причалить к твердому пирсу, опереться на него, чтобы не стошнило от сильной качки. Надо же было так набраться…
        - Сволочь твой Храпов.
        - Да? А чего ты к Тихонову не приезжала? Сейчас приехала, а раньше не могла?
        - Нельзя было. Ваш Храпов Тихонова со всех сторон обложил. Мой человек сюда приезжал, сказал, что Ролана полностью блокировали…
        - А-а, значит, это из-за тебя все… Хотя какая разница?.. И никто не приходил к Храпову от тебя. Я бы знал… Врет твой человек. Что-то нехорошо мне…
        - Домой тебе надо.
        К Ходынскому вдруг подошли двое в темных костюмах, помогли ему подняться, отвели к машине, подвезли к дому и даже помогли дойти до квартиры. О том, что Виолетта оказалась несбыточной мечтой, он подумал, когда увидел, как из комнаты, с трудом переставляя ноги, выходит жена. Да и не Виолетта она, другое у нее имя. И черт с ней. У каждого своя жизнь.

…Аврора с упреком смотрела на Горбинского.
        - Как ты мог?
        Она сама съездила в Святогорск, сама выяснила, что Юра не очень-то и старался быть надежным посредником между ней и Роланом. И с Храповым он не встречался, не договаривался с ним, чтобы тот сделал Ролану послабление.
        - Я хотел как лучше. - Горбинский виновато склонил перед ней голову.
        - Что ты хотел как лучше?
        - Я боялся, что ты захочешь освободить Ролана.
        - И что?
        - Это непросто. Был риск попасться, тебя могли бы арестовать, посадить. Часть пятая тридцать третьей статьи, часть вторая триста тринадцатой, до пяти лет лишения свободы. Тебе это надо?
        - Какой ты заботливый… - презрительно скривилась Аврора. - Скажи лучше, что за свою шкуру переживал!
        - Я за тебя переживал. И за себя. За нас…
        - Нас ничего не связывает. Кроме работы…
        Она уже назначила Горбинского заведовать сетью супермаркетов в Черноземске и снимать его не торопилась. Его дело - заниматься торговлей, а не уголовными авантюрами. Прежде всего она сама виновата в том, что поставила не на того человека. Нужно было сразу самой ехать в Святогорск, договариваться с Храповым, а она целиком и полностью доверилась Горбинскому. Себя во всем винить надо.
        - Я это уже понял.
        - А если понял, то иди работай. И смотри: одна оплошность с твоей стороны - отправишься на биржу труда…
        Горбинский ушел, а через день после разговора с ним пожаловал Дымаров, начальник службы безопасности. Он только что прилетел из Красноярска. Аврора угостила его с дороги рюмкой хорошего коньяка.
        - Ищут твоего Ролана, ищут. Он где-то в районе Ангары и Енисея обретается. Но пока все без толку. Площадь разброса очень большая.
        - Может, его уже нет на этой площади? Может, он уже где-то рядом?
        Аврора хотела в это верить, но что-то не очень получалось.
        - Все может быть. Тихонову не впервой бегать; если надо, он и с Северного полюса домой вернется…
        - Если надо, - эхом отозвалась Аврора.
        Жаль, что встреча с начальником тюрьмы состоялась поздно, после того, как Ролан отправился на этап. Но лучше поздно, чем никогда. Однажды после работы Храпов отправился в парк погулять со своей собачкой, там к нему и подошла Аврора. Подошла и прямо спросила, почему он так подло с ней поступил. И с ней, и с Роланом. Ему нечего было сказать ей в ответ, он лишь отвел в сторону взгляд и опустил голову. А теперь Ролан думает, что она его предала, и, возможно, не хочет возвращаться к ней…
        - А ему нужно ко мне вернуться, - неуверенно сказала она Дымарову. - У меня его документы. С его фотографией, на чужое имя. Он мог бы вернуться за ними…
        Если это случится, она объяснит Ролану, что его жестоко разыграли, скажет, как сильно любит его, и не позволит ему уйти. Лишь бы он только вернулся…
        - Ему и без документов сейчас неплохо, - усмехнулся Дымаров.
        - В каком смысле?
        - Он автолавку угнал. Там столько всего, что на целый год хватит. И горючего полно. Считай, дом на колесах…
        - Значит, он колесит где-то по дорогам?
        - Не все так просто. Дорог в том районе мало, и все больше направления, чем дороги. По таким далеко не уедешь. Но тем не менее автолавку найти не могут. И Ролана тоже…
        - А если вдруг найдут?
        - Хороший вопрос. Не уверен, что ответ будет таким же хорошим. Я сам разговаривал с участковыми и еще человека там оставил, он с остальными поговорит. Всю округу объедет и с каждым участковым поговорит. Если вдруг Ролана обнаружат, нам тут же дадут знать. Придется заплатить. Я даже сумму премии назвал - двадцать тысяч долларов…
        - Не надо было про двадцать тысяч.
        - Я так и думал, что тебе не понравится…
        - Не двадцать надо, а двести, тогда у них будет больше стимулов. Надо двести тысяч назначить. Ну, можно и сто…
        - Хорошо, я позвоню Вадиму.
        - Звони. Пусть работает. И еще людей пошли. Пусть ездят по этим местам, ищут. Командировочными не обидим. И премию получат, если сами Ролана найдут…
        Дымаров задействовал милицию, и это правильно. Надо было не Юру, а его направить в Святогорск - он смог бы оградить Ролана от происков начальника тюрьмы. И побег бы организовал. Но в то время Дымаров больше нужен был здесь, чтобы защищать Аврору от киллеров, поэтому ей пришлось положиться на Горбинского. Это было ее ошибкой, но, может, судьба исправит ее?
        Глава двадцать первая
        Тук-тук… Ток-ток… Это не дятел стучит, и не глухарь токует. Это топор играет в руках знающего человека. Ролан за свою жизнь не одну сотню сосен свалил и знает, как рубить. Только, в зоне он орудовал обычной двуручной или бензиновой пилой с цепным приводом, но и там приходилось пользоваться топором, чтобы делать направляющую подрубку. Правда, зэкам топоры выдавали отечественные, они плохо сидели в руке и быстро тупились, зато здесь у него инструмент особый, скандинавский, валочный, как записано в накладной на оприходованный им товар. В автолавке он нашел четыре таких топора. И плотницкие топоры там были, и колуны для дров. Ножовки, стамески, напильники, рашпили, рубанок, молотки, гвозди, веревки, провода - в общем, все, что нужно деревенскому плотнику. А еще больше - беглому зэку, решившему жить отшельником…
        Первое время Ролан отдыхал в фургоне, мало-помалу опустошая холодильник. Потом взялся за спиннинг, обнаруженный среди трофеев; наловил рыбы, сварил уху. В машине нашлась кепка, на которую хорошо надевалась противомоскитная сетка для лица, и специальная мазь - вонь от нее отгоняла комаров похлеще всякого дыма. Немного освоившись, Ролан вдруг с облегчением почувствовал, что на природе жить не так уж и плохо.
        Еще он собрался поохотиться на кого придется. С автоматом ему и медведь не был страшен. Но неожиданно напоролся на егеря, что по лесной тропке на пару с пушистой лайкой обходил свои владения, возможно, в поисках беглеца. К счастью, Ролан вовремя тогда успел спрятаться, и его не заметили. Но выводы он сделал и отправился в дальний путь.
        Через Авдеевку Тихонов проехал глубокой ночью, добрался до Ангары и затаился в абсолютно безлюдном месте, благо в тех краях их хватало. Река широкая, до правого берега километра полтора, не меньше; моста поблизости нет, да и вряд ли будет. Если что-то и есть, то наверняка паромная переправа, но соваться туда на машине непростительно глупо: заметят, опознают, заметут. А Ролан хотел перебраться на другой берег, чтобы еще глубже уйти в таежную глушь, где не будет ни участковых, ни егерей.
        Ролан спрятал машину, прошелся по левому берегу реки, в тихой заводи обнаружил сбившиеся в пласт бревна, сплавленные когда-то по реке. Вспомнился вдруг кадр из старого фильма, где на плотах через Днепр переправлялись тяжелые танки. А тут какая-то автолавка… Инструмент есть, веревка, чтобы вязать бревна, тоже. Через три дня плот был готов.

…В животе у Ролана образовался вакуум, когда грузовик, заезжая на плот, раскачал его. Съедет машина в реку, утонет - и ныряй потом в ледяную воду, спасая свое добро. Хоть и лето, но вода студеная. Но все обошлось. Орудуя самодельным веслом, он и реку наискось перешел, и к берегу пришвартовался недалеко от дороги. Правда, пришлось валить лес, чтобы выехать на грунтовку. Зато дорога оказалась вполне приличной, хотя вела к единственному поселку верстах в пятидесяти от реки.
        Поселок этот Ролан прошел ночью, дорога сузилась, а вскоре от нее осталось только направление, совпадающее с картой. Старая колея уже поросла травой и мелким кустарником. Но все-таки он прошел по ней километров сто.
        Тихонов мог бы ехать и еще дальше, до самой Подкаменной Тунгуски, но его внимание привлек такой же примерно ручей, который стал для него дорогой в окрестностях Авдеевки. Ролан ехал по гравийному руслу до тех пор, пока не вышел к реке, в который впадал ручей. Место тихое, совершенно безлюдное, и комары не особо лютуют.
        Он загнал машину в лес, насколько это было возможно, замаскировал ее, обследовал местность, убедившись, что поблизости нет жилья, и решил здесь обосноваться. Для будущего зимовья выбрал невысокий пологий холм, с которого из-за деревьев просматривалась медленно текущая река. Место хорошее, сухое; хотя и лес вокруг, но проветривается неплохо - может, потому и гнуса здесь не очень много. Чуть в стороне шумела быстрая мелкая речушка, из тех, в которых любит нереститься рыба. А в этих местах водился хариус, близкий родственник лосося; его и на мушку хорошо ловить, а еще лучше сетями. Ролан уже пробовал, получалось. Он даже коптильню соорудил из тонкостенных железных дверок, сорванных с товарных шкафчиков - надо же к зиме запасы делать.
        Тихонов как-то не думал строить для себя избушку. Печка в кунге отличная, с толстыми стенками, а потому теплоемкая - даже в самую стужу будет хорошо греть. Но ему хотелось подогнать машину поближе к месту, которое он выбрал для стоянки. Нужно было подготовить дорогу - свалить с десяток сосен и вырубить кустарник.
        Сосны как на заказ стройные, с золотисто-коричневой окраской ствола, с пышными кронами вверху и почти голые в середине и внизу. И толщина не самая большая - от пятнадцати до тридцати сантиметров в диаметре. Топор отличный, валить деревья Ролан умел, потому и взялся за дело. Первая сосна пала, за ней - вторая… За неделю-другую он проложил дорогу и еще глубже загнал машину в лес.
        В зоне Тихонов валил лес подневольно, по принуждению и без желания, а здесь работалось легко и в охотку. Скучно жить в отшельничестве без дела, тоскливо - и совсем другое настроение, если бездельничать некогда. Да еще если обустраиваешь свой собственный быт. А жить ему здесь годы, возможно, до самой смерти; так почему бы не расчистить стоянку от леса и не построить себе дом? И желание для этого есть, и здоровье, и, что важнее всего, инструмент.
        С одного дерева ветки обрубил, с другого, распилил их на бревна… Ролан понимал, что дом построить не просто, поэтому не гнал коней. Сейчас он расчищал место для него, одни бревна очищал от коры и складывал в штабель, другие, нетесаные, готовил на дрова - не пропадать же добру. Длинные ветки обтесывал, делал из них колья, чтобы со временем возвести частокол: мало ли, вдруг возникнет такая необходимость. Зверья в лесу много; волки пока обходят его стоянку стороной, но неизвестно, что будет зимой. А она уже не за горами, в этих краях снег выпадает рано. Начало сентября уже, днем прохладно, а по ночам заморозки. Хорошо, в машине четыре ватника, два пятьдесят второго и два шестидесятого размера; одну телогрейку запросто можно надеть на другую, а это двойная защита от холода. Шапок, правда, нет, как и стеганых штанов, но под это дело можно приспособить ватники - нитки да иголки есть. И времени полно. Парафиновых свечей минимум на год хватит, а если экономить, то и на три…
        Дерево хрустнуло в подрубленном топором месте, слегка накренилось. Ролан взялся за шест с рогатиной и толкнул сосну в ту сторону, в которую она должна была упасть. Тут главное, чтобы ствол за другое дерево кроной не зацепился, а то потом из сил выбьешься, чтобы повалить его на землю. Первые несколько срубленных сосен падали именно так, но сейчас дерево рухнуло точно на расчищенную делянку. Осталось срубить ветки, отмерить пятиметровое бревно, отделить его от верхушки, обтесать и перетащить в штабель…
        Тук-тук, тук-тук… Лес рубят, щепки летят… На поляне стоял терпкий запах сосновой смолы. Непростое это дело - в одиночку перекатить сырое пятиметровое бревно, но Ролан с помощью рычагов научился справляться и с этим. Он пахал как вол, заодно поддерживая завидную физическую форму. Тут не нужны ни гири, ни штанга, ни тренажеры…
        Первое время он готовил для дома по одному строительному бревну в день, но очень быстро набил руку, и за два дня из-под топора выходило три штуки. Сейчас у него уже двадцать четыре бревна; это шесть венцов, четыре стены метром высотой. Еще бревен тридцать, и можно ставить дом. Только сначала их нужно будет обтесать с двух сторон под укладку. Рубить избушку он решил в «лапу». Еще бы фундамент установить - на берегу реки полно больших камней, глина липкая есть, - и известняк найти, чтобы затем прокалить его на огне и замесить с водой. Если смешать гашеную известь с глиной, можно получить неплохой кладочный раствор. Впрочем, можно обойтись и глиной, если правильно укладывать камни. Только как? Кое-какое представление об этом у Ролана имелось, но без опыта придется туго. Хотя ведь и бревна укладывать в сруб он не умел, а ведь собрался взяться за это дело. Как бы не развалилась избушка после эксперимента…
        Тихонов вернулся к машине, спрятанной в большом шалаше из веток, взял ведра, сходил к реке, принес воды, наполнил двадцатилитровый походный казан, что стоял на треноге над кострищем. Дрова есть, развести огонь не проблема, и воду он вскипятит. Среди его припасов имелись два тридцатидвухлитровых бака с боковыми краниками; один был прикреплен к машине у лестницы, по которой он забирался в фургон. В нем Ролан смешивал горячую и холодную воду - и все, душ готов. Сегодня у него банный день. Мыло для этого есть, чистое белье тоже - сатиновые синие трусы и голубые майки, рабоче-крестьянский вариант на все времена.
        Еще у него была полиэтиленовая пленка для теплиц - хорошая, плотная, в миллиметр толщиной. Большую часть он оставил на крышу для дома, а небольшой кусок отрезал на душ. Кабинка из пленки в его случае - не баловство, а необходимость. Комаров и мошки с каждым днем становится все меньше, но все-таки этот гнус еще способен устроить массированную атаку на голое и мокрое, ничем не защищенное тело. Надо было хоть как-то прятаться от них, если хотелось помыться не спеша и в свое удовольствие. А прохлада Ролана не смущала. Он почему-то был уверен, что сможет принимать душ и зимой. А может, и в проруби будет купаться. Чем таежный леший не шутит?
        Пока грелась вода, он растопил печь в фургоне, замесил пресное тесто, а после душа нажарил хлебных лепешек на печной плите. И сковорода у него для этого была, и запас подсолнечного масла. Может, кто-то и пострадал от того, что Ролан угнал автолавку, но что поделаешь, если он выбрал такую жизнь, когда каждый спасается в одиночку…

…Навострив длинные заостренные уши, косуля своими раскосыми глазами смотрела куда-то вдаль. Красивое животное, грациозное, буро-серая шесть тускло отливала на солнце. Рогов нет, на зиму косули сбрасывают их, а жаль - можно было бы повесить столь драгоценный трофей на стену пока еще не существующего дома…
        Косуль шесть штук - пара самцов и четыре самки - да несколько детенышей. На лесной поляне на низких кустах еще остались ягоды голубики, и животные старательно выковыривали их из-под снега узкими острыми копытами. Животные были так увлечены, что ничего вокруг не замечали. Только одна косуля резко вскинула голову, словно почуяла опасность, напряглась, готовясь в любое мгновение броситься прочь.
        Ролан никогда прежде не охотился на животных, но про косулю уже кое-что знал. Три раза он подкрадывался к ним, но ни одна его вылазка не увенчалась успехом. Чуткие они, эти косули, и запах чужой легко ловят, и шум их может вспугнуть. Ни разу еще ему не удавалось приблизиться к ним на расстояние точного выстрела. Но сегодня, похоже, повезло.
        К цели Ролан подбирался с подветренной стороны, чтобы косули не учуяли запах. Самодельные снегоступы плотно подогнаны к ноге, не постукивают при движении о каблук, и снег сегодня не скрипучий. И еще белая простыня на нем вместо маскхалата. Автомат пристрелян, патрон уже в патроннике, рычажок предохранителя опущен. В армии он слыл снайпером, да и на гражданке приходилось стрелять.
        От охотничьего азарта закипает кровь, но, как это ни странно, Ролану вдруг стало жаль убивать это красивое, беззащитное животное. Ведь она не причинила ему никакого зла, эта косуля, а вся вина ее, как в известной басне, состоит лишь в том, что ему хочется есть.
        Колбаса давно уже кончилась, консервы на исходе. Есть вяленая рыба, можно наловить свежей, но все это не то. Сушеными грибами тоже сыт не будешь.
        Надо помолиться, попросить бога о снисхождении, объяснить, что не со зла он убивает живую тварь, а из необходимости. Хотя нет, лучше сначала нажать на спусковой крючок, а потом уже помолиться.
        С оглушительным звуком пуля вылетела из ствола, прошла сотню метров и вошла косуле в голову. Жестоко, но в то же время гуманно, ведь смерть была мгновенной. Животное даже ничего не поняло. Остальные косули бросились прочь от источника опасности, но бояться им было нечего, больше стрелять Ролан не стал. Ведь его охота не для забавы, а исключительно для промысла.
        По древним обычаям каких-нибудь зулусов следовало вырезать у мертвого животного сердце и принести его в жертву богам. Но Ролан всего лишь прошептал над убитой косулей «Отче наш».
        Он срубил несколько еловых лап, соорудил из них некое подобие санок, на которые погрузил остывающую тушу. Теперь главное - не заблудиться и сохранить силы до своей стоянки…
        На месте он был еще до темноты. Более чем на треть возведенный сруб стоял посреди отвоеванной у леса полянки. Фундамент Ролан сделал еще осенью - натаскал больших камней, приткнул их друг к другу, выровнял по горизонтальной линии, прикопав несколько торчащих валунов. Честно говоря, это была жалкая пародия на фундамент, и забрала она много сил и времени. Может, и не надо было связываться с ним, но что сделано, то сделано. Все будет теплее зимой, если стены не перекосятся. Хотя, возможно, обойдется - с виду избушка получалась ладной и крепкой.
        В каждом бревне Ролан вытесал канавку, уложил их в «лапу». Для большей прочности он вбил наискосок гвозди, как в местах соединения, так и по периметру. Гвозди у него хорошие, «сотка», еще восемь упаковок осталось - и на сруб хватит, и на крышу.
        Зимой он строительство не забросил, хотя с каждым уложенным венцом работа становилась все более тяжелой: приходилось поднимать бревна все выше, а это одному несподручно. Но ничего, если укладывать в день хотя бы по бревну, к весне он точно закончит. А пока и в машине хорошо. Фургон с двухслойной стенкой и утеплителем из пенопласта надежно защищает от морозов, да и печка греет хорошо. Главное, трубу чаще чистить, чтобы тяга была хорошая и угарный газ в кунг не шел. Ну, и противопожарная безопасность, конечно, а то без фургона здесь не выжить. Всю прошлую неделю мороз держался под сорок градусов; это сейчас потеплело, всего минус двадцать. А еще февраль впереди, март, апрель; весна только в мае придет…
        Косулю Тихонов подвесил к дереву за заднюю ногу, ножом сделал сначала круговые надрезы, затем продольные до брюха, провел линию от горла до хвоста, откуда и начал снимать шкуру. Дело это не самое простое, но вполне посильное. Шкура теплая, для половика вполне сгодится - если, конечно, ее не загубить.
        Ролан отбросил шкуру в сторону: сначала надо тушу освежевать, а потом и выделкой можно будет заняться - очистить, промыть в холодной воде, просушить.
        За мясо он не переживал: мороз не позволит ему испортиться. А из парного решил сделать шашлык, шампуры у него были. Костер развел внутри сруба - там тихо, ветер не задувает. Мясо было мягким. Он порезал филейную часть на куски, посолил, поперчил, нанизал на шампуры. Будет сегодня пир на весь мир. Жаль только, что в одиночку придется ужинать…
        Ролан усмехнулся, представив, что к нему вдруг по щучьему велению попала Аврора. Он смог бы накормить ее и обогреть с мороза, на фоне заснеженной тайги теплый фургон показался бы раем. В шалаше… Но не более того. Тесно в кунге, условия спартанские, телевизора нет. Мороженое мясо, сушеные грибы, вяленая рыба; есть крупы, можно готовить супы и каши. Но для женщины, привыкшей к роскоши, это непосильный труд. Аврора взвыла бы от сермяжной жизни на вторые сутки. А может, и на первые. Ведь не нужен ей Ролан, как не нужен и рай в его шалаше.
        Любит он Аврору, но лучше бы она здесь не появлялась.
        Тихонов содрал зубами с шампура первый кусок мяса, когда вдруг услышал в отдалении шорох. Вскочив на ноги, он увидел стоящего между деревьев волка. Темнота еще только сгущалась, но его глаза уже горели холодным магическим огнем. Жестокий зверь, возможно, потусторонней природы.
        А сзади к одному волку, тихонько ступая по снежному насту, подходили другие. Звери рассредоточивались по кругу. Жутковатое зрелище, не для слабонервных.
        Волков привлек запах забитого животного, а сейчас их воображение будоражил запах жаренного на костре мяса. Ролан мог бы поделиться с ними своей добычей, но он понимал, что делать этого никак нельзя. Волк ничем не лучше человека, он запросто может сесть на шею. С волками нужно вести себя как с отморозками, которые признают только силу.
        Ролан мог бы остаться в срубе - какая-никакая, а защита. Тем более что волкам трудно бежать по снегу, и атака их не будет стремительной. Пока они приблизятся к нему по открытой местности, он успеет перестрелять их, как в тире. Но Ролан перепрыгнул через низкую стенку, вскинул автомат и неторопливо, но решительно направился к волкам. Пусть знают, что человек их не боится. Пусть убегают, если им страшно.
        Но волки и не думали уходить. Более того, их вожак, матерый зверь с горящими глазами, молча кинулся на него. Движения мощные, пугающе выверенные, в них таилась убийственная энергия, устрашающе-завораживающая сила. Не зря нападение волков приравнивается к психической атаке.
        Даже у опытного охотника может дрогнуть рука, когда волк стрелой несется на него. Но Ролан справился со своим страхом, уверенно навел на зверя ствол автомата и плавно нажал на спусковой крючок. И еще он помнил, что с патронами у него туго, их нужно беречь…
        Пуля попала зверю между глаз. Теперь Ролан оказался в роли атакующего, а волки стали жертвами психологического воздействия. Только один переярок бросился на Ролана, другие же остались на месте, не рискуя напасть на человека. И второй выстрел оказался удачным, хотя и не таким метким. Прежде чем издохнуть, волк минуту-другую с истошным визгом крутился вокруг своей раны в груди. И это напугало его сородичей. Убегали они неторопливо, будто бы с чувством собственного достоинства, но все-таки убегали. А ведь о способности волков кружить вокруг своей жертвы днями, неделями слагают легенды. Если не силой возьмут, то измором… Но эти волки в окрестностях его стоянки больше не появлялись.

…Ролан вкалывал как проклятый, в одиночку, даже в лютый мороз. Дело заметно двигалось вперед, но все-таки он не верил, что сможет закончить начатое. Не верил, что построит дом. Но сруб уже стоял, он умудрился даже подвести его под крышу. Не просто это было - ножовкой распиливать бревно по длине, но он справился и с этим. Теперь у него и дом есть, и пол в нем из досок, и двери есть; в маленьких оконных рамах стоят стекла, вынутые из холодильника. И стол он себе сколотил, и лавку, а еще лежанку… Почему-то на двоих. Может, потому, что постоянно думал об Авроре. Представлял, что вот-вот над ним зависнет голубой вертолет, и с него волшебным видением спустится она. Бред, конечно, но все-таки место для нее он приготовил.
        Прошлым летом и в начале осени Ролан устанавливал вокруг дома частокол, а зимой срубил баньку три на четыре. И в избе печь сложил из камней. А еще молельный крест срубил из тонких бревен и смотровую вышку соорудил - не столько для пользы дела, сколько для того, чтобы закончить жилую композицию. Нравилось ему заниматься обустройством своего зимовья, и он не жалел для этого сил. Без увлечения в тайге отшельником не прожить, он давно уже понял это.
        Муку Ролан экономил, сахар тоже, соль и крупы старался не расходовать, чай берег, но все уже на исходе. И сигарет у него больше нет, но без этого можно жить. Консервы тоже давно закончились, но промысел свежего мяса уже поставлен на поток: и на зверя он охотился, и силки на дичь ставить научился, и рыбу ловил. Грибы, ягоды - без этого никуда. Какие-никакие, а витамины.
        Лето на дворе, комары и мошка в ударе, но Ролан уже так привык, что едва обращал на них внимание - иммунитет к этой напасти выработался, даже москитная маска ему не нужна, и кремом он редко пользовался.
        Не заметил Ролан, как привык к своему тихому дикому существованию. За два года и быт сложился, и уклад. Теперь главное - что-нибудь такое придумать, чтобы занять себя. Дом построен, баня тоже, а что дальше? Может, золото начать мыть?
        Ролан сунул руку в карман камуфляжной куртки, достал кусочек самородного золота. Добыча из рыбьего желудка. Хариус шел на нерест, по пути горошинку эту и проглотил. Значит, река, что текла поблизости, могла быть золотоносной. Что делать в таком случае? Вариантов мало, всего два - ничего не делать или смастерить лоток, чтобы затем намывать золото. Ролан больше склонялся к первому, хотя и не считал зазорным второе. Из самородков можно выплавить чистое золото, а это валюта, за которую можно было бы купить сигареты, муку, соль, сахар, чего так ему не хватало. И ничего, что за товаром придется далеко ехать. Все возможно, если есть деньги…
        А еще можно сказочно разбогатеть. Купить себе новую внешность, имя, вернуться в Черноземск, открыть бизнес, построить роскошный особняк… Тогда он будет нужен Авроре. А может, и нет… Может, у нее новый муж, и она с ним счастлива… Да и годы пройдут, прежде чем он разбогатеет, если это вообще возможно. К этому времени Ролан так привыкнет к своему одиночеству, что о Большой земле будет думать с ужасом, как черт о ладане.
        Может, и не нужно ему никакого золота. Может, и не надо ему никаких новых проектов. Немолод он, сорок лет без малого; для такой жизни, как у него, это уже, считай, старость. Хозяйством нужно заниматься, все, что поднял, поддерживать, а между делом отдыхать. Кстати говоря, время обеденное, уха уже настоялась, самое время по тарелкам ее разливать… По тарелке. По одной только тарелке. Не с кем Ролану разделить трапезу. Впрочем, он давно уже к этому привык.
        Может, сходить куда-нибудь в деревню, выменять собаку на золотишко! Хоть какая-то живая душа будет рядом…
        Только Ролан поднес ложку ко рту, как услышал собачий лай. Он так и замер, не зная, что думать. Уж не галлюцинации ли у него от долгого одиночества начались? Только подумал о собаке и тут же услышал лай… Но ведь он только что думал об Авроре, но ее голоса не слышно. А может, это она ведет на поводке собаку?
        Ролан мотнул головой, чтобы стряхнуть наваждение. Но собака снова залаяла, и это заставило его вскочить на ноги и схватиться за автомат. Что, если это солдаты с собаками окружили дом? Он же беглый, до сих пор в розыске. И хотя вокруг на сотню верст ни единой живой души, его все равно могли найти. Он же иногда постреливал; может, услышал кто и выследил?
        Ролан не стал подниматься на смотровую вышку, выглянул на звук через щели в калитке. Не было никаких солдат, а на дом лаял остроухий доберман, которого держал на поводке молодой человек в стильном охотничьем костюме и с накомарником на голове. Рядом с ним стояла девушка в такой же примерно одежде и с почти прозрачной противомоскитной сеткой на лице. Она свисала со шляпы, и Ролан мог рассмотреть девицу. Темные волосы убраны назад, чуть оттопыренные уши открыты, высоковатый лоб, удивленно поднятые брови, небольшие, чересчур накрашенные глаза, веселые и любопытные, на губах мягкая улыбка. Девушка была невысокого роста, чуть полноватая, с коротковатыми ногами, но на безрыбье она могла показаться красавицей. Парень с интересом разглядывал его жилище. Взгляд у него был достаточно миролюбивым, лицо открытое, и Ролан немного успокоился. И даже собака не казалась злой, и на дом гавкала, как ему казалось, для того, чтобы обозначить свое присутствие.
        Найденную случайно избушку парень и девушка воспринимали как некую достопримечательность в безопасном таежном уголке, куда они забрели на досуге. Несмотря на весьма солидную экипировку, выглядели эти двое так, будто только что сошли с теплохода, чтобы посмотреть на диковинку, включенную в экскурсионную программу. И еще у них не было рюкзаков; это значило, что где-то недалеко разбит лагерь. Возможно, там еще есть люди.
        Ролан понимал, что обнаружен, но калитку открывать не торопился. Сходил к умывальнику с зеркалом, причесал волосы и бороду, надел чистую камуфлированную куртку, спрыснулся одеколоном. Может, он и отшельник, но не дикарь. Автомат повесил на плечо, рукой завел его за спину. Может, и не стоило брать с собой оружие, но что, если на него готовится нападение? Может, эти двое с собакой - какая-то хитрая приманка?
        Он открыл дверь и вышел к незваным гостям. Парень и девушка смотрели на него удивленно, как будто не человек появился перед ними, а медведь с горшком меда под мышкой. Казалось, его появление лишило их дара речи. Даже собака перестала гавкать. На Ролана она смотрела так, словно он собирался бросить ей сахарную кость.
        - Do you speak English? - с насмешкой спросил Тихонов.
        Они дружно мотнули головами.
        - Sprechen sie Deutsch?
        Тот же ответ.
        - Parlez-vous franзais?
        - Э-э… Нет.
        - А чего тогда молчите, как иностранцы? Может, вы инопланетяне?
        - Да нет, отсюда мы, с этой планеты, - скованно улыбнулся парень.
        - А если точней?
        - Если точней, то из Краснодарского края.
        - Я-то думал, вы с Луны свалились, а вы, оказывается, из самолета десантировались…
        - Нет, не из самолета, - глянув на парня, зажато засмеялась девушка. - На машине приехали… Нам говорили, что здесь совершенно дикие места…
        - А разве нет?
        - Ну, вообще-то да. Последние сто километров вообще никого не встречали. А тут вы…
        - Не переживайте, я сейчас исчезну.
        Ролану нравилось говорить и слышать свой голос. За последние два года это был первый случай, когда он мог с кем-то поговорить… Ну, не считая коротких реплик, адресованных к одушевленным и не очень вещам, что его здесь окружали. Он мог похвалить печку за то, что она хорошо грела, рыбу за то, что хорошо ловилась, отматерить комаров, которые лезли в глаза. Но все это не то.
        - Как это исчезнете?
        - Да так. Я ваша галлюцинация. Грибы, случайно, не жевали?
        - Какие грибы?
        - Травку не курили?
        - Нет. И даже колеса не глотали.
        - Значит, здесь где-то тектонический разлом земной коры, аномальная энергетика, веселящий газ… Сами за меня придумайте, а я пошел.
        Ролан задом вошел в калитку, чтобы не выставлять напоказ сдвинутый за спину автомат. Калитку за собой закрывать не стал и дверь в дом тоже. Сел за стол, ложкой из тарелки зачерпнул жижу с растолченной в ней рыбной мякотью.
        Туристы не заставили себя долго ждать. С опаской зашли в дом, привязав собаку к столбу смотровой вышки.
        - Что, не исчез? - спросил Ролан, откусив от черствой лепешки.
        - Нет, - осматривая единственную в доме комнату, мотнула головой девушка.
        Печь, сложенная из речных камней, чугунная буржуйка, стол, скамья, такая же грубо сколоченная лежанка, покрытая оленьим мехом… На стене над ней висела шкура медведя с чучелом головы. Пол был застелен шкурами, у двери висели лосиные рога, на которых пылились самодельная шапка и ватники. Вяленой рыбы и сушеных грибов здесь не было, все это хранилось в фургоне, что стоял во дворе между тыльной стороной дома и забора. Тихонов никогда не исключал такого вот визита, поэтому машина была плотно прикрыта ветками.
        - Ну, тогда присаживайтесь, - Ролан показал на стол. - Чем богаты, как говорится…
        Он взял с полки тарелки, налил гостям ухи, кивком головы показал на тарелку с холодными лепешками.
        - Э-э, мы не голодны. - Девушка с сомнением глянула на еще дымящееся варево.
        - Не хотите, как хотите, - не стал настаивать Ролан.
        - Почему не хотим? Хотим!
        Парень взял ложку.
        - Маску сними, - насмешливо глянул на него Ролан. - Комары донимают?
        - Не то слово… Вкусно!
        - Да ладно, вкусно. Лука нет. Лук здесь не растет, а без него не очень хорошо…
        Девушка тоже сняла маску, вооружилась ложкой и показала, насколько она сыта. Хлебала так смачно, что Ролану захотелось подлить себе в тарелку. Только кастрюля была уже пуста. Он привык готовить только на себя, а тут гости…
        - Комаров у вас мало, - заметил парень.
        - Сруб еще свежий, смола на бревнах не засохла, они этот запах не любят…
        - А что за крест у вас во дворе? - спросила девушка.
        - Ты же не думаешь, что комаров отгонять? - улыбнулся Ролан. - Кстати, если уж про крест речь зашла, то давайте познакомимся.
        Девушку звали Марина, парня - Сергей.
        - А вы отшельник? - спросила она.
        - Что-то вроде того, - кивнул Ролан, глянув за печку, где стоял автомат.
        По большому счету он для того и устанавливал крест, чтобы его принимали за набожного отшельника. Скрылся в таежной глуши от суетного мира, богу молится, о вечности размышляет, и нечего у святого человека документы спрашивать, выяснять, откуда он. На такое к себе отношение и был расчет.
        - А зачем так далеко забрались?
        - Чем дальше от людей, тем громче молчит бог, - деловито огладив бороду, ответствовал Ролан.
        - Громче молчит?
        - Бог с нами без слов разговаривает. Умеешь слушать тишину - сможешь поговорить с ним, не умеешь - лучше и не пытайся.
        - А мы вам не помешали? - спросил Сергей.
        - Ну, вы же ненадолго. Сегодня здесь, завтра бог знает где.
        - А вы знаете, где мы будем? Если вы с богом умеете разговаривать, то, может, про нас узнаете?
        - А зачем? У вас своя дорога, у меня своя.
        - Ну, может, с нами что-то случится…
        - А с вами может что-то произойти? - настороженно посмотрел на парня Ролан.
        - Ну, вдруг волки нападут.
        - Двуногие? Четвероногие?
        Уж не от правосудия ли скрываются эти двое? Или от лихих людей прячутся в таежной глуши?
        - Четвероногие…
        - Четвероногие летом не нападают. Они сейчас сытые. Это у людей так бывает, что чем больше сытости, тем больше зла. И убивают друг друга почем зря… Может, вам кто-то угрожает?
        - Да нет, никто, - в раздумье пожал плечами Сергей. - Просто места здесь дикие. Палатки у нас… Вдруг медведь к нам залезет или тигр…
        - Какие тигры? Это хоть и тайга, но не уссурийская. Ангарская здесь тайга.
        - Скорее тунгусская, - покачал головой парень. - Тут Подкаменная Тунгуска недалеко, где Тунгусский метеорит упал…
        - Может, вы небесный камень ищете? - вслух предположил Ролан.
        - Нет, - качнула головой Марина, но Сергей незаметно толкнул ее локтем. Вернее, думал, что незаметно. - То есть да…
        Ролан посмотрел на нее с ироничной улыбкой. Не поверил он этому сумбурному объяснению. Что-то ищут здесь эти молодые люди, но точно не осколки метеорита.

…В армии Ролана учили ходить по лесу бесшумно. Не сказать, что этой науке уделялось много времени, но сам наставник, командир разведроты капитан Данилов, умел передвигаться незаметно. Вернее, Ролану тогда казалось, что умел. Сейчас бы к нему не то что человек, не смогла бы подкрасться даже рысь. Что там Данилов… Тихонов научился передвигаться по тайге бесшумно, скрываясь за деревьями и кустарником, на охоте без этого никак. А без охоты сыт не будешь.
        Но сейчас он выслеживал не зверя, а людей. Ему было интересно знать, чем занимаются туристы, которые разбили лагерь неподалеку от его заимки. Он подошел к ним очень близко и сейчас прятался за кривым, склонившимся над водой кедром.
        Их было четверо: уже знакомые Ролану Сергей и Марина и взрослый уже мужчина с девушкой лет двадцати пяти. Женщины сидели на берегу, о чем-то разговаривая меж собой и беспрестанно отмахиваясь от гнуса; чуть в стороне дымился костер, над которым висел котелок. Марина помешала варево и вернулась к своей спутнице.
        Если в котелке варилась уха, то можно было предположить, что мужчины рыбачили. Согнувшись в поясе, в резиновых сапогах они стояли на шумном речном мелководье, процеживая воду через большие сита, что держали в руках. Можно было бы подумать, что это приспособления для ловли рыбы.
        Сергей поднял свое сито, пальцами перебрал застрявшие в нем камушки и вдруг с ликованием подпрыгнул, подняв брызги:
        - Глядите!
        Мужчина подошел к нему, взял из пальцев тускло блестящий на солнце комочек, с завистью осмотрел. Подбежали девушки, забрали у него добычу, завизжали от восторга. Больше всех радовалась Марина: Сергей ее парень, и это их общая находка.
        И не рыба это, а золотой самородок, причем довольно крупный.
        Ролан наблюдал за ними еще час, и за это время незваные старатели добыли несколько золотых крупиц. Похоже, дела у них шли неплохо.
        Он почему-то подумал, что вечером эти люди пожалуют к нему в гости. Сергей и Марина обещали принести фрукты, овощи, картофель, кетчуп, колбасу и сыр в обмен на вяленое мясо и рыбу. А еще сегодня заяц в силки попался, и на ужин Ролан собирался его потушить в казане.
        Но гости так и не появились. И следующий вечер обошелся без них. Тогда Тихонов сам отправился к ним. Темнота уже окутала тайгу, на небо выползла желтая с красным отливом луна, где-то вдалеке завыли волки. Но старателей ничего не пугало. На берегу реки горел фонарь, и они увлеченно работали под его тусклым светом, намывая золото.
        Похоже, людьми овладела золотая лихорадка. Ролана это не радовало. Как бы вслед за одними старателями не появились другие. Пойдет слух, что места эти золотоносные, - и все, прощай, спокойствие. И егеря здесь появятся, и милиция…
        Спасти положение можно было двумя способами. Первый - убить туристов, второй - самому сменить место обитания. Один способ неприемлем, другой слишком сложный…
        На следующий день Ролан смастерил старательский лоток и сам отправился добывать золото. Тайга большая, река длинная, свободных мест много. Ему повезло в первый же день: он смог добыть самородок размером с горошину.
        За неделю Тихонов разбогател еще на три таких кусочка и еще добыл немного золотых крупиц, которыми можно было наполнить наперсток. А еще через две недели к нему в гости пожаловали Сергей и Марина. Уставшие, измотанные, но довольные. И вид немного отстраненный.
        - Что-то долго вас не было, - сказал Ролан, внимательно наблюдая за ними.
        Уж не для того ли они здесь, чтобы убить его? Места здесь богатые на золото, и Ролан, по их логике, должен об этом знать. Вроде бы и не было у него возможности никому разболтать этот секрет, но мало ли, вдруг информация все-таки куда-то просочится. А может, они видели в нем конкурента…
        Но, похоже, подозрения эти напрасны. Не было в этих молодых людях ничего такого, что выдавало бы их недобрые намерения. А у Ролана особый нюх на убийц. Во всяком случае, он так считал.
        - Мы думали, что вы исчезли, - натянуто улыбнулась Марина. - Похоже, она думала о чем-то постороннем - может, о золоте, которое затмило ее сознание. - Вы же говорили, что можете исчезнуть.
        - Могу. Но пока я здесь… Кто-то мне что-то обещал, - напомнил он.
        - Э-э, да как-то закрутились… - обескураженно развел руками Сергей.
        - И что же здесь такого интересного?
        - Ну, природа…
        - А золото?.. Или вы думаете, что я не понял, зачем вы здесь?
        Ребята замялись, переглянулись, опасливо посмотрели на Ролана.
        - Да мне, в общем-то, все равно. Я не леший, чтобы местные богатства охранять. Не скажу, что золото - тлен, но меня оно интересует постольку-поскольку…
        - Э-э… Ну и мы так, для интереса попробовали… Получилось немного…
        - А дальше что?
        - Дальше?.. Ну, может, еще вернемся… Если вы не против…
        - Вернетесь? А что, уже уезжаете?
        - Да, завтра утром поедем, - кивнул Сергей. - У брата отпуск заканчивается, да и у меня тоже. В общем, домой надо…
        - А вернуться когда хотите?
        - Может, осенью…
        - На зиму глядя? - Видно, хорошо у туристов пошли дела, если они решили завязать с работой на Большой земле и вернуться сюда. - Зимой реки замерзают, какое золото? Вода уже в октябре станет…
        - Ну, мы можем в августе вернуться, через пару недель. С работой вопрос решить, запасы на зиму только сделаем… Кстати, может, вам что-нибудь нужно? Овощи там, фрукты, пятое-десятое… Можете список составить. Мы на двух машинах обратно приедем, много чего можем взять. Вы нам мясо и рыбу, а мы вам все такое прочее…
        - Все такое прочее - это хорошо, - кивнул Ролан, рукой оглаживая бороду. - И мясо у меня есть, и рыба… И золото…
        Он поднялся, снял с полки кружку с добычей и высыпал самородки на стол. Судя по реакции Сергея, он не очень-то его удивил. Похоже, у них добыча более солидная, чем у него. Они же с утра до вечера работали, с короткими перерывами на ночь, и добыча была побогаче.
        - Это все, что у меня есть, - сказал Ролан. - Вернетесь вы или нет, я не знаю, но я хотел бы у вас Добрика купить…
        Нравился ему доберман, с которым пришли к нему ребята. Собака гавкнула несколько раз для приличия, а сейчас спокойно сидела на поводке, привязанном к столбу.
        - Э-э… Можно, - недолго думал Сергей.
        На золото, которое предлагал ему Ролан, можно было купить не один десяток доберманов, и парень это понимал.
        - Плохо без собаки, - сказал Ролан. - Волка же не приручишь…
        Сделка состоялась. В обмен на золото Ролан получил отличную сторожевую собаку, да еще ему пообещали много всякой всячины, за которую он мог расплатиться натуральным продуктом.
        - Я так понимаю, про эти места вы никому не расскажете? - спросил он.
        - Само собой. Мы же не идиоты, чтобы рыбные места выдавать, - самоуверенно усмехнулся Сергей.
        - Никому ни слова! - Марина с заговорщицкой улыбкой приложила палец к губам.
        - А сами вы откуда про это место узнали?
        - Да у нас дед здесь когда-то работал, давным-давно. Он умер в прошлом году. Перед смертью и рассказал про золотоносный ручей. Ну, мы и решили проверить…
        - Значит, вы здесь по завещанию, - улыбнулся Ролан. - Может, баньку перед дорогой?
        Ребята ответили согласием, а потом появились их спутники. Ролан познакомился и с ними, накормил их ужином, после баньки выпил с ним пару стопок водки, захмелел с отвычки. Мог бы выпить и больше, но расслабляться не стал. Мало ли что на уме у людей, зараженных золотой лихорадкой?
        Но все обошлось. К полуночи гости отправились в свой лагерь, Ролан проводил их, а утром они снялись с якоря. Оставалось надеяться, что свою тайну старатели оставят при себе.
        Глава двадцать вторая
        Ночь, тишина, только слышно, как сверчок заливается в огороде. Собаки во дворе нет, Серега уехал с ней, а вернулся без нее. Цыпаку это на руку, ведь не просто так он отправился к Сереге в гости.
        Впрочем, парень сам во всем виноват, успокаивал себя отморозок, нечего было по пьяной лавочке хвалиться свой добычей. Золота он действительно привез много и еще поедет, через пару лет всю станицу купит, будет здесь самым крутым…
        В хате горел свет, дверь была открыта, в комнате накрыт стол. За ним сидели Сергей с Маринкой и его брат Сашка с женой Дашкой. Бутылка «Хеннесси» на столе, черная икра в хрустальной вазочке. Раньше первач хлестали за милую душу, позавидовал Цыпак, а сейчас им французский коньяк подавай… Видать, хорошо на золоте поднялись. Раскулачивать пора.
        - Бухаем? - свирепо усмехнулся Цыпак, вламываясь в комнату.
        - Э-э, я не понял! - ошеломленно уставился на него Серега.
        Брат его тоже возмутился, но их гонор быстро сошел на нет, когда вслед за Цыпаком в комнату ввалились громила Шмат и здоровяк Челя. У одного в руке казачья шашка, у другого - бейсбольная бита. А у Цыпака «ТТ» в руке. Шутить он не любит, и Серега хорошо это знает.
        - Чо, водку пьянствуем? А на какие шиши?
        - Я не понял, что за дела? - вскочил со своего места Сашка.
        - Челя!
        Цыпак поднял руку, и по этому знаку Челя должен был ударить бунтаря битой. Но тут вдруг вмешался Шмат. Он взмахнул шашкой и наотмашь рубанул Сашку. Тот попытался закрыть голову руками, но стальной клинок рассек ему предплечье.
        - Ой-ёё! - взвыл Сашка.
        Дашка свалилась в обморок, а Маринка дико завизжала, прижав ладони к щекам. Но Шмат снова замахнулся, и визг оборвался.
        - Вякнешь, в капусту изрублю, мать твою!
        Маринка в ужасе, с открытым ртом смотрела на него. Наклонить бы ее сейчас, да времени нет. Раз уж пошла кровавая баня, значит, нужно спешить.
        Сашка в страхе забился в угол дивана, приложив к раненой руке подушку.
        - Золото где? - заорал на него Цыпак.
        - Какое золото?
        - Шмат!
        И снова в свете лампы грозно сверкнула вознесенная над головой шашка.
        - Ладно, ладно! - сдался Сашка. - Серега, принеси!
        Его брат кивнул, вышел в соседнюю комнату, недолго думая, Цыпак отправился за ним.
        - Ты иди, иди, я сам! - замахал руками Серега.
        Цыпак мерзко ухмыльнулся и вышел из комнаты, но тут же вернулся и увидел, как Серега что-то сует под подушку. В одной руке у него был спичечный коробок, а другой он прятал шкатулку.
        - Я не понял, ты что, кинуть меня хочешь?
        Цыпак ударил его ногой в живот, а затем приставил к голове пистолет. Сначала он забрал у него спичечный коробок, в котором гремели кусочки самородного золота, а затем открыл шкатулку, где этого добра было на порядок больше.
        - Я тебе сейчас башку прострелю за такой кидок!
        Он взвел курок, и Серега в ужасе упал перед ним на колени:
        - Не надо… Это еще не все… У Сашки тоже есть, но я не знаю где…
        Цыпак ударил его рукоятью пистолета по голове и вышел в комнату, где скулил Сашка и жались друг к другу девушки.
        - Сашка, я щас твою бабу мочалить буду! - злобно хохотнул Цыпак. - А потом Шмат. За ним Челя. А ты, козлина, смотреть будешь!.. Хотя ты можешь купить у меня свою бабу. Где твое золото?
        - Так все у тебя. - Сашка смотрел на шкатулку, которую он держал под мышкой.
        Цыпак потянулся к Дашке, схватил ее за волосы и поставил на колени перед креслом, горлом уложив на подлокотник.
        - Шмат, башку ей отрубишь!
        - Не надо, не надо! Я все отдам!
        У Сашки золото хранилось в пластиковой коробке, килограмма три весом. Там же, сверху, лежала карта.
        - Я не понял, вы это все за месяц намыли? - торжествуя победу, спросил Цыпак.
        - Д-да, - кивнул Сашка.
        Подушка, которую он прикладывал к ране, набухла от крови, которая щедро капала на пол. Никто не догадался перетянуть руку резиновым жгутом, а Цыпак не собирался подсказывать. Смысла в этом уже не было.
        - Не хило… И где это место?
        - Там на карте обозначено…
        - Кто еще про это место знает?
        - Никто. Ну, мужик в тех местах живет…
        - Что за мужик?
        - Да так, отшельник. Богу молится… Избушка у него, баня…
        - А золото у него есть?
        - Он у Сереги Добрика за золото купил. Значит, еще есть…
        - Ну да, на пасеке жить и медку не навернуть… Надо было его на золотишко трухануть… Что ж вы так просчитались?
        Цыпак нарочно заводил себя. Он понимал, что в живых никого нельзя оставлять - ни мужчин, ни женщин.
        - Шмат!
        Отсутствие умственных способностей у этого парня компенсировалось избытком животной агрессии. Шмат, казалось, только и ждал команду «фас». Ему явно не терпелось еще раз проверить остроту свой шашки. И плечо у него раззудилось, и рука размахнулась… Цыпак понял, что пора выходить из комнаты, чтобы не заляпаться кровью.

…Марина смотрела ему в глаза и плакала как ребенок - жалобно, искренне, с горечью непостижимой утраты. Но слезы из глаз текли не прозрачные, а красные, кровавые. Цыпак смотрел на нее и не мог пошевелиться: все тело от страха онемело, а она тем временем все ближе подходит к нему. Вроде бы и ногами не передвигает, а приближается, как будто по воде плывет. Вот она вплотную придвинулась к нему, холодными руками обвила шею и улыбнулась. Она уже не плачет, взгляд морозный, ледяной, и кровь течет не из глаз, а с макушки головы, красные струи заливают лицо.
        - Мразь!
        Он не слышал ее голоса, но понял, что она произнесла что-то взрывное и настолько оглушительное, что он открыл глаза.
        Машина тряслась по ухабистой дороге, сзади громыхала тележка с поклажей. Задние сиденья в салоне опущены, две трети пространства занимали сумки, коробки с продуктами, остальную часть - матрас, на котором и лежал Цыпак. В изголовье у него спинка переднего пассажирского сиденья, на котором сидел Шмат, в ногах - крышка багажника. Они уже шестые сутки в пути, без спального места в машине в такой ситуации не обойтись. Двое сидят, третий лежит, и так по очереди.
        - Шмат, давай сюда!
        Цыпак поменялся со своим подельником местами и оказался на пассажирском, а если точнее, штурманском, месте. Машина ехала по разбитой в хлам дороге вдоль таежной реки. Справа - спокойная, изумрудного цвета вода, огромные валуны на берегу, слева - сосны, ели, кедры. Впереди Цыпак увидел бревенчатую избу.
        Спать он ложился, когда до поселка оставалось километров пятнадцать - сущий пустяк по таежным меркам, но вовсе не мелочь, если ехать приходится по убитой дороге.
        Но все это ерунда. Сейчас они проедут этот поселок и километров через сто будут на месте.
        - Может, на ночь остановимся? - спросил Челя, хлюпнув бородавчатым носом.
        - У тебя что, мозги заработали? - скривился Цыпак.
        Ему и самому надоело уже трястись в машине, он тоже не отказался бы провести ночь в крестьянской избе, в тишине и покое.
        Восемь крестьянских изб в один ряд за высокими дощатыми заборами - вот и вся деревня. Лето еще, но трубы дымятся - видно, хозяева дома на ночь протапливают. Это на Кубани сейчас жарко, здесь же всего пять-шесть градусов тепла, а ночью еще холодней.
        Челя остановил джип у первой избы.
        - Могут не пустить, - зевнул Цыпак.
        - Почему?
        - Потому что все умные, как ты. Все у первой избы останавливаются, хозяев это уже достало…
        - Тогда давай к последней.
        - Вот так и живем, из крайности в крайность, - пытался пофилософствовать Цыпак.
        Не надо было вырезать семью Остапенко, но время вспять уже не повернешь. Шум поднялся, следственная бригада из самой Москвы приехала… Цыпак понял, что рано или поздно его возьмут за жабры, поэтому и рванул в Сибирь. Джип у него был, деньги тоже. Челя и Шмат отказываться от путешествия не стали. Полстраны, считай, проехали, совсем немного осталось. Мужика-отшельника в расход; в его доме жить, конечно, не самый лучший расклад, но других пока нет. Тяжело будет в этой глухомани, зато за несколько лет золота на миллионы долларов намыть можно. А как продать его и за кордон уйти - об этом голова потом болеть будет. Сейчас и без того в ней полный туман.
        Под лай собак Челя постучался в калитку третьего по счету дома. К нему вышла грузная женщина в пуховом платке, с суровым видом выслушала его, кивнула и открыла ворота.
        Трава во дворе, стеклянные банки на шестах, телега без колес, дверь в сарай открыта, слышно, как мычит корова. Мохнатый двортерьер гавкал на машину, пока хозяйка не прикрикнула на него. Поджав хвост, пес поволок свой ошейник с цепью в будку.
        В доме пахло парным молоком и свежеиспеченным хлебом. Обстановка чисто деревенская - образа в красном углу, старые фотографии на стенах, русская печь, стол с узорной скатертью, коврик на скамье.
        - Здесь спать будете, - женщина рукой обвела горницу. - Матрасы у меня есть, на пол постелю, белье дам. А сюда не ходить.
        Она показала на приоткрытую дверь в боковой стене, из-за которой через щель сочился свет. Видно, спальня там.
        - Да не, мы же не шакалы какие-то, - мотнул головой Цыпак.
        Женщине уже за сорок, лицо морщинистое, губы потрескавшиеся, грудь отвислая, живот, как у беременной на шестом месяце. Ну кто на такую позарится?
        - Нам бы чего-нибудь пожевать, - усаживаясь за стол, сказал он.
        Женщина кивнула, вышла за шторку, где у нее стоял стол с посудой и холодильник. Печка там, хлеб в ней румянится. И еще рыба отварная в чугунке. Подумав, она принесла молока прямо из-под коровы, масла подала.
        Но слюнки у Цыпака потекли не на еду. К столу из спальни вышла круглолицая девушка с длинной косой. Ей бы сарафан и кокошник, но вместо этого на ней был шерстяной спортивный костюм. Черные брови вразлет, большие глаза, изящный носик, но все портил большой, как у лягушки, рот. Среднего роста, с излишне широкими бедрами, зато грудь…
        - Ты бы не заглядывался, парень, - нахмурилась женщина.
        Она взглядом показала дочери обратно на дверь и, когда та ушла, стыдливо, но с интересом глянув на Цыпака, выложила в тарелку кусок рыбы, налила в кружку молока и отнесла в комнату.
        - Переживает курица за свою цыпу, - хмыкнул Челя, когда женщина скрылась за дверью.
        - Цыпа?! Я Цыпак, а она цыпа…
        - Это, я же не нарочно, - растерялся Челя.
        - Что ты не нарочно? Нормально все. Слово прозвучало, выводы сделаны.
        - Какие выводы?
        Шмат ухмылялся, глядя на Челю, и глумливо потирал руки.
        - А ты чего лыбишься, как придурок? - одернул его Цыпак. - Говорю же, нормально все. Я Цыпак, значит, эта цыпа моя…
        - Так, может, прямо сейчас? Их обеих? - спросил Шмат, изобразив старт лыжника.
        - Как-нибудь в следующий раз…
        Глупо было искать развлечения в доме, который их приютил. Наверняка поднимется шум, если вдруг что-то случится, соседи расскажут, какая была машина, с каким номерами, начнутся поиски… Нет, надо поступить аккуратно: сначала обосноваться на новом месте, а затем тихонько подъехать к этой деревне и втайне от всех навестить гостеприимный дом, чтобы затем увезти с собой обеих женщин. Старую - Челе и Шмату, а молодую Цыпак возьмет себе. Без баб в таежной заимке будет скучно.
        Женщина вернулась к столу, молча села. Пока гости ели, она не задала ни одного вопроса. И спать им когда стелила, тоже молчала. Суровая женщина, нелюбопытная. Цыпак усмехнулся, глянув, как она закрывает за собой дверь в комнату, где спала ее дочь. Молчание - не только золото, но и залог долгожительства. Хотя и не факт.
        Проснулся он от шума. Дверь в спальню была открыта, Челя держал дочь, ладонью зажимая ей рот, а Шмат душил ее мать. Положил ей на лицо подушку и ждал, когда женщина затихнет. И это произошло еще до того, как Цыпак вошел в комнату.
        - Ну, ты и урод! - глядя на мертвую женщину, простонал он.
        - А чо, ты же сам сказал, что как-нибудь в следующий раз! Вот мы и подумали…
        - Сначала бы думать научились, бараны!.. В машину их давайте, уходить надо!
        Он посмотрел на часы. Половина четвертого, для ночи поздно, для утра слишком рано.
        Девушке заткнули рот, связали ее, затащили в машину, туда же запихнули труп хозяйки. Его сбросили в тридцати километрах от поселка, в реку. Места безлюдные, скорее рыбы тело съедят, чем кто-то его найдет.
        - Гы, ну вот и место освободилось, - радовался Шмат, похотливо глядя на девушку.
        Всю дорогу от поселка он сидел на матрасе в обнимку с ней и с ее мертвой матерью. Теперь он мог лежать с ней в обжимку. Но Цыпака такой вариант не устраивал. Право первой брачной ночи он оставил за собой. Все должно произойти красиво, не в машине по-скотски, а в доме на мягкой постели, при свечах. Есть такой дом, и они обязательно его найдут. И банька там вроде бы есть. Что ж, можно отшлепать девочку там, веничек для этого есть…
        Глава двадцать третья
        Ролан привык охотиться, подкрадываясь к добыче, или устраивал засаду на лесного зверя, а загонять их с помощью собаки не умел. Да и не хотел. К тому же Добрик - сторожевой пес, и в охоте ничего не понимал. И учить его Ролан не собирался. Гнаться за зверем опасное дело - или лось копытами лягнет, или медведь задавит. А подбирать и подносить хозяину подстреленную дичь Добрик не станет, хотя бы потому, что птиц Ролан не стреляет. Слишком большая роскошь - тратить на них драгоценные патроны.
        Добрик остался дома, к оленю Ролан подкрался сам. Красивый самец, рога такие большие и развесистые, как будто самка ему со всей таежной живностью изменила. Но не думал он сейчас о своей подруге, которая паслась чуть в сторонке, увлеченно обгладывая молодые побеги дуба. Ролан был далеко от него, надо было пройти еще метров пятьдесят. С этого расстояния олень не мог его учуять, никак не мог. Но он вдруг вздрогнул и, не поднимая головы, побежал, задними копытами мощно отталкиваясь от земли. И выводок его устремился за ним. Так олени убегают, почуяв пожар или какое-то другое стихийное бедствие. На охотника они бы отреагировали по-другому. Олень сначала голову поднял бы, рогами покрутил, словно сканирующими антеннами.
        Все это могло значить, что где-то что-то произошло. Ролан и рад бы был ошибиться в своих догадках, но у него у самого вдруг возникло нехорошее предчувствие. Что-то не то в большом лесу, что-то не так. Как будто сама мать-природа подавала тревожный сигнал…
        Ролан уже подходил к дому, когда услышал вдалеке треск веток. Оглянувшись, он увидел человека в синем, который стремглав бежал к нему. Как-то странно бежал, сомкнув за спиной руки… И не просто человек это, а девушка, причем с распущенными волосами. Косынка у нее не на голове, как положено, а на лице, на манер повязки закрывает рот. И руки, похоже, связаны за спиной. Она явно от кого-то убегала, хотя за ней никто не гнался.
        Стараясь оставаться незамеченным, он пошел на сближение с ней и остановил, схватив за руку. Девушка резко повернула к нему голову, глянула на него безумными от страха глазами. Кричать она не могла, мешал кляп во рту. И руки действительно связаны веревкой. Так туго, что кисти рук посинели.
        Сначала Ролан срезал веревки, только затем, приложив палец ко рту, снял повязку с лица и вытащил изо рта скомканную тряпку.
        - Они… - захлебываясь от эмоций, заикаясь, выдавила она из себя. - Они там… Они за мной…
        Одной рукой она показывала в сторону, откуда прибежала, а другой держалась за Ролана.
        - Они мать… Они маму задушили…
        - Тише говори. Кто - они?
        Оглядываясь, Ролан повел ее к дому.
        - Их трое… Твари… Напросились в гости, а сами… Маму мою убили… Меня с собой увезли… Сказали, что со мной будут жить, в доме…
        - В каком доме?
        Из-за деревьев показался частокол и выглядывающая из-за него крытая полиэтиленом и мхом крыша.
        - Не знаю… Может, в этом… Здесь дом где-то должен быть…
        Добрик встретил их радостным лаем, но Ролан успокоил пса короткой командой и властным движением руки. Собака замолкла, но уши не опустила. Похоже, она тоже чувствовала приближение беды. Поэтому побежала к забору, чтобы обойти его по периметру.
        Ролан закрыл калитку на засов. Если чужие приблизятся к дому, Добрик немедленно даст знать, но эта мысль не успокаивала. Ролан зажег печку, набрал в чайник воды, приготовил для заварки корень валерианы.
        - Вы здесь живете? - дрожащим голосом спросила девушка.
        - Как видишь.
        - Они говорили, что у вас золото есть.
        - Сколько их?
        - Трое. Злые… Издалека откуда-то. Говорили, что в этих местах много золота… Им сказали, что где-то здесь дом есть…
        - Кто сказал?
        - Ну, люди, которые уже здесь были… Из-за них они сюда уехали… Они говорили, что их из-за этих людей милиция будет искать…
        Девушка говорила сбивчиво, сумбурно, но Ролан все равно ее понял. Ее мать убили типичные отморозки; они же, возможно, расправились с братьями и их девушками, что мыли золото под боком у Ролана. Ограбили их и убили, поэтому теперь ими занимается милиция. Здесь отморозки хотят найти пристанище и золото, они знают про его дом и наверняка попытаются завладеть им.
        - У них есть оружие? - спросил Ролан.
        - Да, я пистолет видела… И еще ружья у них охотничьи…
        - Ты как сбежала?
        - Я в машине лежала, багажник закрыт был, а потом один открыл его, тушенку из коробки достал. Они завтрак собирались готовить. Банку достал, а багажник не закрыл. То есть хотел закрыть, но что-то помешало. Я ногами открыла, выбралась и побежала. Через лес побежала, куда глаза глядят…
        Ролан взял ее руки в свои ладони, осмотрел. Синева вроде бы проходит, но цвет все равно нездоровый. И опухлость нехорошая.
        - Как звать-то тебя?
        - Алевтиной кличут…
        - Руки чувствуешь?
        - Да.
        - Пошевели пальцами…
        Двигательная функция не нарушена, болевых ощущений девушка не испытывала; может, и не будет никакой гангрены. А чем лечить ее, он не знает. Даже фельдшерского диплома нет, и народной медициной не овладел.
        - Да ничего страшного, - улыбнулась наконец девушка. - Я же знаю… На всякий случай можно отвар сделать. Ветки сосновые измельчить вместе с иголками, и еще ягоды шиповника растереть, туда добавить; еще луковой шелухи…
        - Нет у меня лука. И шелухи тоже. А шиповник есть, и клюква с прошлого еще урожая, и черника… Сейчас чай будем пить. И отвар тебе сделаю…
        - Да я и сама могу… Неплохо у вас тут, уютно… Одне здесь живете?
        - Один-одинешенек… Сама откуда?
        - Так из Ивантеевки я, тут рядом… Ну, ближе всего… Такая же глушь, как и здесь. Только людей больше… И мамы больше нет…
        Девушка вдруг приложила руки к лицу и заплакала.
        Ролан приготовил чай, поставил перед ней кружку и вышел во двор. Он не исключал, что девушка может быть приманкой для него. Она уже, считай, втерлась к нему в доверие и может ударить в спину. Но не похожа она на лису в овечьей шкуре. И не стала бы доводить свои руки до такого плачевного состояния, если бы вела игру по своим правилам.
        Добрик, как настоящий часовой, стоял на смотровой вышке. Оттуда, кроме верхушки забора и деревьев, он ничего видеть не мог, но у него на вооружении собачий нюх, и ушки на макушке - прислушивается, принюхивается. И хвостом крутит. Тревожное у него настроение, но чужих он пока что не чувствует.
        Зато Ролан мог осмотреться вокруг. Полянка небольшая, но нижние сучья у деревьев он обрубил давно, кустарник тоже извел - для того, чтобы волк не подкрался незаметно. А сейчас он опасался других зверей, двуногих. И нужно было быть очень осторожным, если у них ружья.
        Шло время, но в окрестностях дома никто не появлялся. Оставив Добрика на вышке, Ролан вернулся в дом. Алевтина уже вовсю хозяйничала. И суп грибной у нее на плите варился, и пол уже протерт. Сейчас она с опухшим от слез лицом перемывала посуду. На Ролана даже не обратила внимания, когда он зашел, и не трудно было догадаться, почему. Девушка работала на автопилоте; она нарочно взялась за первую попавшуюся работу, чтобы отвлечься от горьких мыслей. Ведь она мать совсем недавно потеряла, и еще где-то рядом бродят отморозки, которые могут ее убить.
        Городская девушка на ее месте вела бы себя по-другому - она бы не стала загонять себя работой по дому, затаилась где-нибудь и тихонько страдала. Но Алевтина - плоть от плоти деревенский житель, и хлопоты по хозяйству для нее не просто работа, а самая обыденная жизнь, без которой она просто не представляла свое существование.
        Ролан сел на скамью, приставил автомат к ноге. Алевтина не замечала его, но сам он за ней наблюдал. Хорошая она хозяйка, тайга для нее открытая книга, и даже в медвежьей глуши она чувствует себя как дома. Грубоватая, конечно, но по своему женственная и симпатичная, с ней вполне можно закрутить роман…
        Он вдруг поймал себя на мысли, что совсем не прочь все время видеть Алевтину рядом с собой. Она может остаться, будут жить вместе, и скоро он забудет, что такое одиночество. Вместе веселей, а когда лес огласится звонким смехом маленьких Роланчиков, и вовсе скучать не придется.
        А как же Аврора? Этот вопрос загнал Ролана в тупик. Нет, Аврора - это святое. Им, конечно, не быть вместе, но лучше жить в одиночестве, чем изменять ей… Хотя какая это измена? Она же сама отказалась от него, сама предала их любовь. И он теперь имеет полное право завести себе новую спутницу жизни. Право имеет, но, скорее всего, не воспользуется им.
        Вряд ли Алевтина останется. Вот покончит Ролан с отморозками, и девушка отправится в свою родную деревню. А он оставит это небезопасное место. Разберет дом, по бревнышку спустит вниз по реке, построит плот, на который уложит весь свой скарб. Работы будет много, но ему не привыкать…
        - А здесь правда есть золото? - спросила вдруг девушка.
        - Было. Да сплыло.
        Он не пытался ввести ее в заблуждение. Золото действительно пропало. Он пробовал мыть его на своем месте, но смог поймать в лоток только несколько золотых песчинок. Перебрался на то место, где работали старатели с юга, но и там пусто. И в других местах такая же картина…
        - Лесные духи обиделись, - вслух подумал он. - Видно, что-то страшное из-за этого золота произошло. Потому они и решили его спрятать…
        - Да, наверное, - неожиданно легко поверила ему девушка. - Лесные духи - это серьезно, они могут закрыть источник… И людям они помогают. Меня вот к вам вывели… Ужинать будем?
        Суп с грибами и вяленой олениной оказался на редкость вкусным. Наверное, потому, что сварила его женская рука. Давно ему никто не готовил, все сам да сам…
        Спать Ролан лег на лавку, а девушке отдал свое ложе. Она долго рассказывала ему о своей жизни, интересовалась его прошлым, но в ответ получала уклончивые ответы.
        Время от времени Ролан выходил во двор, поднимался на вышку, всматриваясь в подлунную темноту, но ничего подозрительного не замечал. Да и Добрик уже успокоился. Правда, в дом не шел - как чувствовал, что нужно оставаться во дворе, сторожить хозяина.
        Утром Алевтина проснулась очень рано. Нашла муку, спросила у Ролана, есть ли дрожжи для теста или хотя бы хмель и солод.
        - Чего нет, того нет… И вообще, я сплю…
        - Извини, я подумала, что ты рано встаешь… У нас в деревне в четыре утра уже поднимаются.
        - Коровы у меня нет, чтобы на утреннюю дойку вставать…
        Ролан зевнул, перевернулся на бок. В печи уютно потрескивали дрова, тепло в доме, уютно. Сейчас Алевтина замесит тесто, испечет что-нибудь… Да, неплохо иметь в доме хозяйку.
        - А почему не заведешь?
        - Рынок за рекой обещали построить, да что-то никак. Столько уже всего наобещали…
        - В райцентр надо ехать, там корову можно купить. И огорода у тебя нет… Одна охота и собирательство. Ты как древний человек живешь!
        - Даже хуже. У древнего человека была каменная пещера, а у меня всего лишь деревянная…
        - У древнего человека каменный топор был, а у тебя автомат… Откуда он у тебя?
        - Дезертир я. Еще с девяносто пятого. Нашу роту в Чечню отправили, а я сбежал. И автомат с собой прихватил. Жить хотелось…
        - Ты не похож на труса.
        - Так я и не трус. Кто-то деньги на Чечне делал, а нас умирать за это отправлял. Я за справедливость… И если ты дашь мне еще пару часов подремать, то это будет в высшей степени справедливо…
        Ролан уже засыпал, когда до него донеслось рычание Добрика. Умная собака не стала гавкать. Все правильно, сначала она должна была предупредить хозяина о приближающейся опасности, а потом уже делать, что ей скажут.
        Но только Ролан вышел к ней, как она с лаем бросилась в другую сторону. Похоже, опасность надвигалась с разных сторон.
        В щель между кольями Ролан увидел человека в зеленой куртке и накомарнике, с охотничьим ружьем наперевес. Перебегая от дерева к дереву, он стремительно приближался к дому. Видимо, собачий лай заставил его поторопиться. Значит, и его дружки тоже спешат. Поэтому медлить никак нельзя.
        Ролан забрался на вышку и увидел второго человека с ружьем, бежавшего к дому со стороны реки. Он-то и заметил Ролана. Ничуть не сомневаясь в правильности своих действий, вскинул ружье и выстрелил. Ролан едва успел пригнуться - пуля выбила щепу из жердины, на которой держалась крыша смотровой вышки. Тут же выстрелил первый. Сначала он спрятался за деревом, а потом нажал на спусковой крючок. А где-то должен находиться третий бандит…
        Похоже, Ролана окружили со всех сторон. Если так, то его дом можно считать центром круга, в котором сейчас находится противник. Если к первым двум стрелка€м провести линии, то окажется, что угол между ними составляет примерно сто двадцать градусов. Значит, третий их друг находится в таком же положении относительно каждого. Ролан его не видел, но мог угадать, где тот прятался. Поэтому он бросился к замаскированному фургону, со стороны которого надвигалась опасность.
        Сквозь зазор в кольях Тихонов увидел рослого детину с помповиком в руках, который бежал к забору с твердым намерением с ходу форсировать его. Ролан не стал ждать, когда он возьмет препятствие, и выстрелил через щель в жердинах.
        Ролан метил в ногу, но, видимо, зазор каким-то образом исказил зрительное восприятие, и пуля попала парню в живот. Свирепый рев поднялся над тайгой, заглушая эхо выстрела.
        - Тво-о-о ма-а…
        Ролан думал, что раненый упадет, но нет, он вдруг повернулся к нему спиной и бросился обратно в лес. Надо было его добить, но что-то не хотелось брать грех на душу.
        Из-за деревьев с двух сторон несколько раз выстрелили, а затем все стихло. Бандиты отступили вслед за своим подраненным дружком.
        Ролан не стал ждать, когда они появятся снова. Оставив Алевтину дома под охраной Добрика, он пошел по следу ретировавшегося противника.
        Доберман в свое время прошел хорошую школу как сторожевой пес, но его не учили брать след. Он мог бы вывести Ролана на бандитов по их запаху, но все-таки лучше обойтись без него. Еще подстрелят ненароком.
        К тому же Ролан мог справиться и без него. Тайга сделала из него хорошего следопыта. Если уж он мог выслеживать лесного зверя, то и с бандитами справится. Тем более что один из них истекал кровью…
        Кровавый след уходил к мелкой речке, где так хорошо ловился хариус. По нему Ролан и вышел на бандитов, которые сидели под сломанной сосной. Вернее, сидел один, а другой стоял перед ним на коленях, пытаясь своей майкой перевязать живот. Куртка и свитер лежали рядом, там же валялся снятый накомарник. Гнус кружил вокруг парня, облепил его голую спину, но тот не обращал на это никакого внимания.
        - А где же третий?
        Ролан подкрался к ним незаметно, поэтому его вопрос прозвучал громом среди ясного неба.
        - А-а… Что?
        Мордастый парень с бородавчатым носом потянулся к ружью, но Ролан выбил его ударом ноги. Вторым ударом он опрокинул противника на спину.
        Тихонько постанывая, раненый бандит вымученно смотрел на Ролана. Руками он держался за простреленный живот. Ему сейчас явно не до того, чтобы сопротивляться.
        - Где третий, я спрашиваю?
        - Так он ушел к дому, - бородавчатый махнул рукой в сторону избушки.
        Ролан ударил его в лоб кронштейном, к которому крепился складной приклад, и, когда тот бесчувственно завалился набок, пощупал пульс. Жив. Пусть пока побудет здесь…
        Он забрал с собой оба ружья, но по пути забросил их в кусты. Надо же было так оплошать и оставить у себя за спиной третьего бандита! Слишком легким показался ему след, поэтому и не вникал он в подробности. Потому и не понял, что преследовал всего двух бандитов…
        Он уже подходил к дому, когда звонко треснул пистолетный выстрел, и тут же послышался собачий визг. Калитка была открыта, на земле умирал доберман, тоскливо глядя в небо, а в дверях, спиной к Ролану, стоял крепкого сложения парень. В руке у него был пистолет, и он жал на спусковой крючок.
        Ролан опоздал всего на мгновение. Сначала выстрелил бандит, и только тогда он смог нажать на спусковой крючок. Парень дернулся, завалился вперед и упал, выбросив руки вперед.
        В углу комнаты Ролан увидел Алевтину. Она лежала на боку, руками закрывая простреленную грудь. Девушка была жива, ее еще можно было спасти. Но ранение было серьезным, и Ролан не знал, чем ей помочь.
        Из самодельного сундука он достал чистую майку, смочил ее водкой из неприкосновенного запаса, приложил к ране на груди, разорвал простынь, на скорую руку соорудил повязку. Забросил автомат за спину, подхватил девушку на руки и побежал с ней к брошенным в лесу бандитам. Если бы у Добрика был хоть какой-то шанс выжить, Ролан бы нашел способ и его утащить с собой, но пес уже издох. Тихонов мог только похоронить его, но не сейчас…
        Бандит с бородавчатым носом уже пришел в себя и даже смог увести своего раненого друга из-под сломанной сосны. Но Ролан все равно догнал их и заставил вести к машине.
        Не первой молодости джип «БМВ» стоял на дороге, с которой Ролан два года назад свернул в ручей, что привел его к золотоносной реке. Раненого бандита Тихонов посадил на переднее пассажирское сиденье, уцелевшего - за руль, Алевтину уложил на матрас за передними креслами. Но прежде он выбросил из машины вещи, которые мешали ему сесть на заднее сиденье. И тележку с поклажей отцепил.
        Алевтина лежала с закрытыми глазами и тихо стонала; скулил и раненый бандит.
        - Давай, давай!
        Джип ходко шел по бездорожью, но трясло машину неимоверно.
        - Где Сергей? Где его брат? - спросил Ролан.
        - Это все Цыпак… Он все, - захныкал бандит за рулем.
        - Что все? Убили ребят?
        - Это все Цыпак!
        - Убили, падлы… А девчонок?
        Оказалось, Марины с Дашей тоже уже не было в живых. Жаль их, и Сергея с его братом тоже. Значит, не зря Ролан порешил бандитского главаря. И если второй загнется от раны, он горевать не станет.
        Ехать пришлось долго, и когда машина въехала в Ивантеевку, Алевтина второй час уже находилась без сознания, пульс едва прощупывался. А ведь в деревне даже фельдшера нет; надо вызывать вертолет, если это возможно…
        Деревня состояла всего из нескольких домов, но людей набежало порядком. Бородатый широкоплечий мужик вместе с Роланом занес раненую Алевтину в дом. Он же помог появившимся вдруг милиционерам скрутить его, связать и бросить в погреб. Все произошло так быстро, что Ролан не успел ничего понять.
        Рыжеволосый майор с белесыми бровями смотрел на Ролана с нахальной улыбкой. Он торжествовал победу и предвкушал благодарность от начальства. Не каждый день ловишь беглого преступника, да еще и с похищенным оружием. Он опознал Ролана по фотографии на ориентировке двухлетней давности.
        - А мы так и думали, что это ты Антонину Севастьяновну утопил, - с присвистом потянув чай из блюдца, весело сказал он. - Людей собрали, по лесу тебя искали, а ты сам объявился. Выражаю тебе благодарность, Тихонов.
        Действительно, в деревне было полно милиционеров и людей, им сочувствующих и пожелавших принять участие в облаве на Ролана. Они отдыхали после последней безуспешной вылазки, а он взял да сам сунул голову в петлю.
        - Это не я, это бандиты, они со мной в машине были, я их пострелял. А они Алевтину ранили…
        - Да ты не переживай так, мы и с ними разберемся. Они убили, они за это и ответят. А ты за свой побег ответишь…
        Ролан мог оправдываться сколько угодно, но ничего уже не изменишь. За побег все равно накажут, и за автомат тоже. Дело пахнет пожизненным заключением. И за то, что он попал в руки правосудия, спасая Алевтину, снисхождения ему не будет.
        Алевтину и раненого бандита забрали на вертолете. А Ролана собирались увозить в райцентр в зарешеченном кузове милицейского «уазика». На руках и ногах у него наручники, связанные меж собой прочной цепью. Никто не хотел рисковать, потому и стреножили его, как татя в былые времена.
        - Где автолавка? - спросил майор.
        - В тайге.
        - В каком месте?
        - Могу показать.
        - Ага, сейчас… На карте покажешь. А не покажешь, и хрен с ним, все равно ее уже списали…
        - Покажу. Там бандит убитый. Он в Краснодарском крае целую семью вырезал.
        - Разберемся… Ну что, готов к депортации? - с кривой насмешкой спросил майор.
        - За границу? - пошутил Ролан.
        - Ага, в Австралию. Британская корона преступников не выдает… Или ты не преступник?
        - Преступник, - склонил голову Ролан.
        - Что, и вину свою осознал?
        - Осознал.
        - Что-то верится с трудом.
        - Да мне как-то все равно…
        - Все равно у дедушки, чтоб не стать бабушкой. И на твое «все равно» у меня свое
«все равно» положено… Поехали!
        Ролана вывели на улицу под угрюмыми взглядами деревенских зевак, посадили в
«уазик». За руль сел милицейский сержант с маленькими ястребиными глазками, майор устроился рядом с ним.
        Вскоре деревня осталась позади, а впереди Ролана ждал долгий путь к Ангаре, откуда его на катере - и, разумеется, под конвоем - предполагалось отправить в Красноярск. По сути, для него начинался новый этап. И на этот раз он приведет его к финишной точке, за которой начнется не жизнь, а существование…
        И все-таки Ролан не жалел, что спас Алевтину ценой собственной свободы. По рации майору передали, что ее уже прооперировали, будет жить. Хоть какое-то благое дело совершил он в своей в общем-то никчемной жизни.
        Тихонов спал, когда машина вдруг остановилась. Майор открыл заднюю дверь, и Ролан увидел перед собой… Аврору. На ней был легкий пробковый шлем, с полей которого вуалью на лицо ниспадала прозрачная сетка накомарника, изящный охотничий костюм цвета хаки, светлая рубашка под курткой, темно-зеленый галстук.
        Ролан готов был уже поверить в то, что Аврора ему не снится, но майор вдруг стал снимать с него кандалы. Ну, это уже из области фантастики…
        - Давайте быстрей, а то вдруг кто появится, - поторопил Аврору майор.
        Но она лишь махнула на него рукой и потянулась к Ролану. Он ощутил тепло ее тела, запах волос, вкус губ… Нет, это не сон. Это реальность, в которую хочется верить… Аврора, его богиня утренней зари, приносящая людям дневной свет…
        - Аврора Яковлевна, нам действительно нужно поторопиться.
        Ролан увидел знакомое лицо. Дымаров, начальник ее охраны. С ним еще двое в таких же охотничьих костюмах…
        Эпилог
        Маленький вертолет смог принять на борт только Аврору и Ролана, ее люди остались внизу.
        - И что все это значит?
        - А то, что я все это время искала тебя, - больше с радостью, чем с осуждением посмотрела на него Аврора.
        - Но ты же отказалась от меня.
        - Храпов тебя обманул. Ты не со мной разговаривал. С тобой говорил его человек моим голосом, технически это возможно. И с моралью у Храпова не очень… Ты ему не нужен. А мне ты нужен очень-очень… И я знала, что рано или поздно тебя здесь найдут…
        - И что дальше?
        - А разве майор тебе не говорил, что мы летим в Австралию?
        Ролан весело улыбнулся. Да, майор говорил, что его должны депортировать, и про Австралию сказал, но разве он мог знать, что эта шутка подавалась под соусом правды? Аврора купила милицейского офицера, но надо ли ее за это винить…
        - А разве я не говорила, что Егор на тебя в обиде? Ты обещал научить его драться, он ждет, когда ты продолжишь тренировки. Он уже вылетел из Москвы, и Вика тоже…
        В красноярском аэропорту Ролан сначала зашел в парикмахерскую, а потом в зал ожидания, где их ждал человек с фальшивыми документами для Ролана и билетами до Сиднея. Паспортный контроль и таможенный досмотр Тихонов прошел без осложнений и вместе с Авророй отправился в далекий путь. Самолет уносил их в будущее через настоящее, в котором они любили друг друга. А что будет дальше, покажет время…