Подвиг Петр Николаевич Краснов
        # Представленный в настоящем издании роман «Подвиг» является заключительным в трилогии генерала Петра Николаевича Краснова (первые два «Largo», "Выпашь"). Читатель вместе с героями переживает перипетии Русской Голгофы в первой четверти ХХ века. Это роман о чувстве и долге, о вере и безверии, о судьбе и о верности человека своему высшему предназначению. Это роман о Любви. И это роман о Семье, о ее непреходящей ценности как залоге благополучия всякого народа. Написанная высочайшим русским талантом, трилогия П.Н.Краснова обладает неоценимым качеством, которое ставит ее на совершенно особое место в отечественной литературе и на особую высоту, делая необходимым, обязательным чтением для тех, кто в свое время довольствовался "Хождением по мукам" А.Толстого или «Разгромом» А.Фадеева. Ибо это роман - Свидетельство. Он богат ценнейшими наблюдениями непосредственного участника событий, имеющими для современного российского читателя особое значение. Творческий гений автора позволил ему в этих наблюдениях подняться до глубоких обобщений. Наконец, эта трилогия являет нам ярчайший пример живого, полнокровного,
и потому убедительного положительного героя в русской литературе. Это Петр Сергеевич Ранцев. В высшей степени типично для нашей русской истории, чтобы появился выдающийся характер, нужны исключительные обстоятельства. И создан этот образ в литературе тоже человеком выдающимся, писателем, публицистом, Русским Офицером, мучеником застенков НКВД.
        В третьем романе трилогии автор описывает события случившиеся с героями уже в придуманном мире. Краснов в очередной раз возвращается к теме спасения России от большевиков.
        Томъ I
        ГЛАВА ПЕРВАЯ, КОТОРАЯ МОГЛА БЫ БЫТЬ И ПОСЛ?ДНЕЙ И КОТОРОЙ МОГЛО БЫ И ВОВСЕ НЕ БЫТЬ
        Такъ бываетъ во сн?. Вдругъ незримыя, душевныя, внутреннiя очи откроются въ полномъ мрак?. И - н?тъ мрака. Никогда невиданные города, пом?стья, л?са, сады, люди, сцены, приключенiя мелькаютъ, см?няются, исчезаютъ, появляются вновь. Плетется колдовской разсказъ, увлекаетъ … и … закрылись духовныя очи … Мракъ … Небытiе … Усилiемъ сознательной воли откроешь глаза. Куда д?вались города, л?са, поля, весь пестрый калейдоскопъ никогда невиданныхъ людей?
        Передъ изумленными и разочарованными глазами въ мутномъ св?т?, идущемъ изъ узкаго отельнаго корридора, сквозь окно надъ дверью проявляются б?дная комната, стулъ изъ соломы, грязный коврикъ, раковина умывальника и старая ошарпанная портьера. Вся пошлость б?дной жизни въ изгнанiи, безъ Родины, безъ ц?ли существованiя потрясетъ все существо… Съ тоскою закроешь глаза … Опять мракъ … Небытiе … Потомъ снова какiя то очи открылись, сознанiе, пониманiе пробудилось … Какое геройство!.. Какiе подвиги!.. Красота какая!.. По крутой, почти отв?сной гор? несется крошечный вагончикъ - такихъ и не бываетъ на св?т? - выше, выше … Тамъ, съ вершины - голубыя дали, и въ нихъ дрожитъ, играетъ, т?нями переливается несказанно прекрасный городъ. Онъ голубой, прозрачный… Сонное вид?нiе говоритъ его имя… Схватить? … Запомнить? …
        Гуще, сильн?е мракъ.
        Какъ же звали тотъ голубой, прекрасный, далекiй, недостижимый городъ? …
        Сквозь портьеру глядится утро. Дождь бьетъ въ стекла. Жизнь монотонно шумитъ внизу. И сонный городъ и имя его исчезли изъ памяти, ушли изъ сознанiя… Навсегда …
        То былъ сонъ…

* * *
        Сномъ казался заливъ, полукругомъ вр?завшiйся въ берегъ. Алыя краски на запад? погасали. Берега темн?ли. Плоскiй, л?вый, - тамъ, гд? широко разлилась Луара, исчезъ во мрак?. Правый, гд? темныя скалы слились съ домами и деревьями и черными зубцами вырисовались въ темн?вшемъ неб?, точно сказочный городъ, дрожалъ въ лиловатой дымк?. На далекомъ мысу, за р?кой, краснымъ огнемъ вспыхнулъ и угасъ маякъ. Ему б?лымъ огнемъ отв?тилъ другой, за Круазикомъ. На горизонт?, на далекомъ острову, каждыя пять секундъ сталъ загораться б?лый огонекъ. Море сливалось съ небомъ въ общей мгл?. Вспыхнули зв?зды. Заиграли алмазами.
        Берегъ на много верстъ опоясался вереницею яркихъ электрическихъ фонарей. Отъ ихъ см?лаго, наглаго св?та море стало казаться темн?е.
        Красота несказанная была кругомъ. Черные валы съ тихимъ ропотомъ вставали надъ уснувшимъ моремъ, шли къ берегу, становились длинн?е, уже, и вдругъ оп?нивались шипящей, б?лой полосой, разсыпались о прибрежный песокъ и исчезали. Сзади нихъ поднимались другiе, тянулись черными чертами, вспыхивали б?лой п?ной и замирали съ шип?нiемъ на берегу. Море дышало въ ночномъ сн?. Кто то Незримый и Могучiй линовалъ по нему черныя полосы и сейчасъ же стиралъ блестящими, серебромъ играющими чертами.
        Конечно: - сонъ …

* * *
        Снилась женщина, зябко кутавшаяся въ дорогой, широкiй м?хъ. Она сид?ла въ деревянномъ отельномъ кресл? у жел?зныхъ сквозныхъ перилъ набережной. Голубая шляпка съ внизъ спущенными полями скрывала золото ея волосъ. Св?тло голубой жакетъ и юбка, такая же, точно такой же матерiи сумочка - все добротное, дорогое, въ лучшемъ магазин?, у моднаго портного сд?ланное, необычайно шли къ ея юному, н?жному, не испорченному жизнью лицу. Точно голубая птичка прилет?ла изъ далекихъ, заморскихъ странъ и ус?лась въ кресл? на берегу океана.
        Противъ нея, придвинувъ другое, такое же тяжелое кресло, сид?лъ старикъ. Смятая, видавшая виды, испытавшая дожди и сушку на печи, мягкая шляпа съ отвисшими, кривыми, точно мышами изъ?денными полями, широкое пальто поверхъ костюма, тоже видавшаго виды, съ бахромой внизу штановъ и въ соотв?тствiи съ костюмомъ - старое тонкое лицо, с?дые, не модные усы, все тоже изношенное, истомленное лишенiями и страданiями, старомодное, «старорежимное» - такъ не шло оно къ женщин? - синей птиц?, принцесс? грез?, прилет?вшей изъ далекихъ странъ, какъ не подходитъ отельный номеръ б?женской яви къ лучезарному, голубому виду прозрачной долины б?женскаго сна.

* * *
        Старикъ разсказывалъ длинную исторiю. Женщина иногда задавала вопросы. Иногда дополняла разсказъ старика своими переживанiями въ этотъ страшный и великiй годъ мiровыхъ потрясенiй.
        Онъ разсказывалъ: - мелкая, безотрадная людская пошлость. Жизнь изо дня въ день. Свары и ссоры, сплетни и безудержная болтовня, нищета, б?дность, муравьиная б?готня за заработкомъ - людской муравейникъ - это и была жизнь, явь, подлинное бытiе… Она слушала, широко раскрывъ, - въ темнот? они блистали, - свои голубо-зеленые глаза, изумлялась, возмущалась, пожимала плечами, ежилась, кутаясь въ пушистый, н?жный м?хъ.
        Но понимала: - такъ оно и было, ибо и ея коснулась пошлость людской жизни. Такъ должно было быть на земл?, гд? стало т?сно жить…
        А потомъ, какъ во сн?, открывались внутреннiя, душевныя очи и вдругъ въ призрачной, голубой дали появлялись сильные духомъ люди, великiе изобр?татели, мастера, техники, храбрые, волевые мужи, создавалась какая то таинственная организацiя, уносилась въ далекiя страны, въ мiръ, не тронутый людской пошлостью, и оттуда шла бороться за правду.
        И самая борьба казалась сномъ. Кошмарнымъ сномъ казался разсказъ о жизни рабовъ на далекомъ с?вер?. Ихъ освобожденiе казалось сонной мечтой.
        И снова были простыя слова яви. Все покрывалось мракомъ людской пошлости… Глупая сплетня, ненужное пошлое хвастовство, трусость маленькой души - и отъ этого - крушенiе д?ла и гибель самоотверженныхъ людей.
        И опять шелъ разсказъ о ряд? героическихъ подвиговъ, о любви къ Родин?, готовой на жертву, о справедливости, о торжеств? правды и въ самой смерти.
        Было, какъ въ мор?, что было передъ ихъ глазами - б?лая полоса стирала черную и исчезала, тихо тая въ песк?, и на м?сто ея сейчасъ же вставала другая, чтобы исчезнуть, какъ и первая… И такъ въ утомительномъ постоянств?.
        Сонъ? …
        Да … Какъ сонъ …

* * *
        - Они вс? погибли?
        Старикъ, молча, наклонилъ голову.
        Женщина въ душевномъ порыв? положила красивую холеную руку на жесткую, загор?лую руку старика и повторила дрожащимъ отъ слезъ голосомъ.
        - Они погибли… Значитъ - дiаволъ поб?дилъ Бога… Зло поб?дило Добро… И правды опять н?тъ на земл?… Это былъ мигъ… Просв?тъ… Сонъ?…
        Старикъ не отв?чалъ. Ни молодая женщина, ни онъ не зам?тили, какъ за этимъ разсказомъ о томъ, какъ пошлость боролась съ героизмомъ прошло время. Фонари на набережной погасли. Бл?дный разсв?тъ начинался на берегу, за отелемъ. Море ушло, обнаживъ плотно убитый песокъ. Зв?здъ въ неб? не было. Огни маяковъ стали бл?дными и ненужными… Сейчасъ встанетъ солнце.
        - О, н?тъ… Напротивъ, - вдругъ, точно очнувшись, съ оживленiемъ, сказалъ старикъ. - Тамъ, на далекомъ с?вер?, народъ всталъ за правду… За в?ру, царя и отечество… Тамъ за эти полгода создана Имперская армiя. Ей все покоряется… И, если не помогугь ваши соотечественники?… Простите, что я такъ говорю, мистрисъ Холливель…
        - Говорите… Что же д?лать? Вы правы… Я понимаю… Н?тъ… Они теперь не помогутъ… Имъ не до того теперь… Такъ что же, если не помогутъ?
        - Наши поб?дятъ…
        - Правда, что эту армiю ведетъ?…
        - Ващъ отецъ, мистрисъ Холливель, ротмистръ Ранцевъ. Рядовому Русскому офицеру Господь далъ быть поборникомъ правды и спасителемъ Россiи.
        - А какъ же - «les coccinelles»?… Я не ум?ю, какъ это будетъ по русски…
        - Божiя коровки.
        - Да, эти маленькiе, с?рые люди?… Они?… Не м?шали?…
        - Напротивъ… Они много помогали этому д?лу… Они пошли за своими начальниками… Безъ маленькихъ людей не сд?лаешь великаго д?ла… Они тоже нужны… Да и не все тамъ были Божiи коровки…
        - А капитанъ Немо?…
        - Онъ, какъ и хот?лъ… Онъ былъ Русскiй артиллерiйскiй офицеръ. Онъ былъ скроменъ. Онъ все сд?лалъ, все создалъ, отдалъ на д?ло все свое состоянiе и… ушелъ…
        - Такъ, значитъ, острова Галапагосъ?
        - Ихъ не было…
        - Да, въ самомъ д?л?… Но «огонь поядающiй» - такъ вы мн? н?сколько разъ разсказывали о немъ. Онъ попалилъ не только виноватыхъ, но и правыхъ.
        - Не знаю, поймете ли вы меня, мадамъ?… По русски такъ говорится: - «гд? л?съ рубятъ - щепки летятъ»… На войн?, знаете, не безъ урона…
        - О, я хорошо по Русски понимаю… Лучше, ч?мъ говорю… Во мн? Русская кровь…
        - Я знаю… Я васъ в?дь вотъ такой маленькой видалъ. Вамъ не было тогда и двухъ л?тъ.
        - Да… Я знаю… Вы мн? говорили… Прощайте, генералъ… Я не знаю, какъ мн? васъ благодаритъ за вашъ разсказъ…
        - Никакъ… Я былъ радъ под?литься съ вами т?мъ, что я зналъ, что еще такъ недавно было величайшей тайной, секретомъ, и что теперь стало достоянiемъ газетъ и… толпы…
        Они встали… Женщина горячо пожала руку старику и пошла широкими, быстрыми шагами къ громадному отелю, гд? едва начиналась утренняя жизнь. Сонные лакеи въ жилетахъ и синихъ фартукахъ подметали высокую, нарядную прихожую.
        Старикъ пошелъ вдоль набережной. Ему въ сущности некуда было идти. Его по?здъ отходилъ въ девять часовъ. Было едва семь. Зимнее солнце еще не вставало.
        Было тепло, какъ л?томъ. Съ океана, должно быть, изъ т?хъ далекихъ южныхъ странъ, о которыхъ разсказывалъ старикъ, шло н?жное ласкающее дыханiе жаркихъ острововъ…
        Все это было, какъ сонъ…
        ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

«LESCOCCINELLES»

…"Рисовать, сказалъ я выше, трудно и, по моему, просто нельзя, съ жизни, еще не сложившейся, гд? формы ея не устоялись, лица не наслоились въ типы. Никто не знаетъ, въ какiя формы д?ятельности и жизни отольются молодыя силы юныхъ покол?нiй, такъ какъ сама новая жизнь окончательно не выработала новыхъ окр?пшихъ направленiй и формъ. Можно въ общихъ чертахъ намекать на идею, на будущiй характеръ новыхъ людей»… «Но писать самый процессъ броженiя нельзя: въ немъ личности видоизм?няются почти каждый день - и будутъ неуловимы для пера»…

    И. А. Гончаровъ. «Лучше поздно, ч?мъ никогда».
        I
        Если бы челов?ческiя страсти и чувства, симпатiи и антипатiи, любовь и ненависть были подобны взрывчатымъ веществамъ, или положительному и отрицательному электричеству - маленькiй домикъ, стоявшiй на rue de la Gare должно было бы взорвать и разнести на мелкiя части. Такъ кип?ли въ немъ скрытыя и сдерживаемыя чувства.
        Это былъ совс?мъ маленькiй домикъ, какiе не р?дкость подъ Парижемъ, въ его предм?стьяхъ. И м?стечко, гд? онъ стоялъ тоже было маленькое и незначительное, какъ то незам?тно сливавшееся съ другимъ, уже значительнымъ и богатымъ городкомъ, им?вшимъ даже за собою какое то историческое прошлое. Подобно Медону оно было заселено Русскими б?женцами. Да оно и походило на Медонъ. Въ немъ, какъ впрочемъ и во всякомъ французскомъ м?стечк?, были avenue du Marechal Joffre, rue de la Gare, place du Marche, все, какъ полагается во всякомъ м?стечк?, им?ющемъ претензiи стать въ будущемъ городомъ. Въ немъ были и дв? Русскiя церкви: - Соборная и Евлогiанская. Были и свои Русскiя знаменитости: - музыкальный критикъ изъ большой Парижской эмигрантской газеты, отставная артистка Императорскихъ театровъ, бывшiй прокуроръ Судебной палаты и шесть настоящихъ «царскихъ» генераловъ. Былъ въ немъ еще какой то казачiй квартетъ и два церковныхъ хора. Все это создавало Русскую,
«нашу» жизнь м?стечка и въ той или иной степени влiяло и на развитiе страстей въ маленькомъ домик? на rue de la Gare.
        Въ этомъ домик?, если считать правильно, былъ одинъ этажъ и одна квартира. Но въ немъ считалось три этажа и три квартиры. Главную, центральную, изъ двухъ крошечныхъ комнатокъ, которымъ предшествовала совс?мъ уже минiатюрная прихожая съ уборной, занимала семья Нордековыхъ. Она состояла изъ мужа, полковника въ прошломъ, конторщика въ настоящемъ, жены, въ прошломъ тон(м-?)ной и красивой барыни, игравшей на роял? и знавшей четыре европейскихъ языка, въ настоящемъ стенотипистки при одномъ учрежденiи, назначенiя котораго она никакъ не могла понять, и наконецъ, «мамочки», старушки семидесяти л?тъ, бывшей когда то фрейлиной Двора. Надъ ними въ единственной комнатушк? мезонина, изъ за покатой, крутой крыши, зам?нявшей потолокъ, походившей на Русскiй гробъ, гд? л?томъ въ жары изъ за раскаленной черепицы было нестерпимо душно, а зимою въ дожди сыро и холодно, пом?щалось «чадо», сынъ Нордековыхъ, 23-хъ л?тнiй молодой челов?къ, носившiй имя Александра - Шура, - но называвшiйся Мишелемъ Строговымъ, - Парижскiй шофферъ.
        Наконецъ, нижнюю квартиру, въ полуподвал?, занимала сапожная мастерская казака Агафошкина. Ее держалъ шестидесяти пяти л?тнiй кр?пкiй старикъ Нифонтъ Ивановичъ, съ внукомъ Фирсомъ, сожительствовавшимъ съ какою то полькою.
        Къ этому пестрому и различному населенiю, напоминавшему сов?тскiя, уплотненныя квартиры, сл?дуетъ еще прибавить полковникову собаку Топси, коричневаго породистаго добермана, съ рыжеватыми подпалинами и умными глазами, сiявшими изъ черныхъ в?къ, какъ два блестящихъ желтыхъ топаза.
        II
        Шесть часовъ утра. Сырой и с?рый, мглистый, дождливый октябрьскiй день никакъ не можетъ народиться. Если выдти черезъ рыночную площадь, гд? почта и мэрiя, и спуститься по широкой каштановой алле? къ берегу Сены, откуда открывается прекрасный видъ на Парижъ, то ни Сены, ни Парижа не увидишь. Все покрыто густой, непрозрачной мглою, клубится черными дымами и тучами, и мороситъ, мороситъ, мороситъ безъ конца надо?дливый Парижскiй дождь.
        Въ верхней комнатушк?, въ «гробу», надо?дливо, заливисто, протяжно и нудно залился будильничный звонъ. Онъ точно какимъ то острымъ, ядовитымъ лезвiемъ прор?залъ домикъ и, казалось, съ тою же одинаковою, тоску наводящею силою, съ тою же кажущеюся безконечностью и непрерывностью раздался по вс?мъ этажамъ, сталъ слышенъ и у сос?дей, въ другихъ такихъ же домикахъ - виллахъ.
        Мишель Строговъ, спавшiй на широкой постели, занимавшей почти всю его комнату, сдернулъ съ себя старое суконное од?яло, и еще мутными глазами осмотр?лъ обл?злыя, нич?мъ неукрашенныя ст?ны. Онъ не остановилъ звона будильника, хотя и зналъ, что этотъ звонъ будитъ раньше времени его родителей и бабушку. «Вотъ еще! Чего ихъ н?жить - буржуевъ» - всякiй разъ утромъ думалъ онъ, вспоминая мольбы матери и выговоры отца.
        Мишель поднялся съ постели и, скинувъ рубашку, голый подошелъ къ окну. За окномъ, доходившимъ до полу, былъ крошечный балкончикъ. Онъ былъ такой маленькiй, что выйти на него было нельзя, и устроенъ онъ былъ по прихоти архитектора, а, можетъ быть, для бол?е яркой рекламы домику: - «квартира съ балкономъ». Мишель открылъ дверь. Посередин? двери былъ подв?шенъ довольно большой м?шокъ съ пескомъ. Онъ долженъ былъ, по мысли Мишеля, изображать вооруженную боксерской перчаткой руку противника. Мишель толкалъ м?шокъ, онъ отлеталъ въ сторону и съ силою стремился обратно на Мишеля и тотъ, увертываясь отъ него, толкалъ его снова. Узко поставленные глаза Мишеля сверкали, злобная улыбка кривила худыя плоскiя щеки, тонкiя губы сжимались и становились еще тоньше. Все его т?ло изгибалось, выпрямлялось, онъ то отскакивалъ отъ м?шка, то наступалъ, нанося ударъ за ударомъ. Онъ походилъ въ эти минуты на дикаря, танцующаго воинственный танецъ. Онъ топалъ съ силою босыми ногами, нисколько не безпокоясь, что подъ нимъ спала его бабушка. Онъ былъ занятъ «д?ломъ», интересовавшимъ его бол?е всего. У него была одна, все
поглощавшая страсть - стать знаменитымъ боксеромъ, такимъ, какъ Карпантье, поб?дить вс?хъ, стать чемпiономъ «легкаго в?са», заработать миллiоны, вид?ть поклоненiе толпы, и тогда… дальше его голова отказывалась думать. He хватало воображенiя. Дальше въ мечтахъ была своя машина «Люксъ», какая нибудь Эспано-Сьюза, а еще лучше гоночная машина съ необычайной силы моторомъ, и установленiе мiровыхъ рекордовъ. Хорошо было бы еще и летать. Но летать непрем?нно такъ, какъ еще никто не леталъ. Наприм?ръ долет?ть до луны, или до какой нибудь тамъ зв?зды. А для этого было нужно быть сильнымъ, ловкимъ и здоровымъ. Для этого
«физ-культура», для этого утренняя гимнастика и боксъ по своей собственной систем?.
        Когда то, дв?надцать л?тъ тому назадъ, Мишель Строговъ былъ славнымъ десятил?тнимъ мальчикомъ, съ русыми мягкими волосиками, онъ готовился поступить въ корпусъ и продолжить славное служенiе Отечеству рода Нордековыхъ. Но, налет?ла революцiя. Отецъ, бывшiй на фронт?, очутился въ Добровольческой Армiи, мать, посл? долгихъ мытарствъ, арестовъ, изд?вательствъ, посл? многол?тней разлуки, по объявленiю отъискала мужа уже въ Париж?, и помчалась, преодол?вая тысячи опасностей и лишенiй, къ нему.
        Шура оставался сначала на попеченiи бабушки. Началась для него новая, необычная, полная впечатл?нiй жизнь. Пролетарская школа второй ступени… Холодъ и голодъ. Новый языкъ, хулиганскiй жаргонъ какой то, раннее развитiе и познанiе жизни. Грязныя, развратныя д?вчонки. Дома - чопорная бабушка, не понимавшая своего внука и боявшаяся его. И мало по малу славный мальчикъ Шура преобразился въ гражданина Нордекова. Онъ пересталъ креститься на храмы Божiи, пересталъ ходить въ церковь, проникся уваженiемъ къ физической сил?, записался въ комсомолъ…. Потомъ вдругъ какъ то прозр?лъ, испугался, что его возьмутъ въ красную армiю и при самыхъ нев?роятныхъ обстоятельствахъ, забравшись на шведскiй пароходъ въ Ленинград?, б?жалъ заграницу. Безъ паспорта, безъ какого бы то ни было документа о томъ, кто онъ, Мишель сталъ пробивать себ? дорогу жизни. Попалъ во Францiю, использовалъ свои знанiя французскаго языка, полученныя въ раннемъ д?тств? отъ матери, и съ перваго же знакомства съ полицейскимъ комиссарiатомъ съ чисто сов?тскимъ искусствомъ лжи сд?лался французскимъ гражданиномъ Мишелемъ Строговымъ и выправилъ себ?
вс? нужныя для этого бумаги.
        - Какъ странно, Мишель Строговъ?… Совс?мъ, какъ въ модномъ фильм?, - сказали въ полицiи.
        Ему, конечно, не пов?рили бы и не дали бы ему документовъ, да уже по очень необычному д?лу онъ попался въ полицiю. Онъ безъ всякихъ на то правъ ?здилъ на такси. Пассажиръ забылъ въ карет? бумажникъ съ деньгами, бол?е трехсотъ тысячъ франковъ. Шофферъ вс? деньги доставилъ въ полицiю и отказался отъ вознагражденiя. С?докъ, почтенный французъ, пораженный честностью и безкорыстiемъ молодого челов?ка съ такимъ необыкновеннымъ прошлымъ, съ такою громкою Жюль Верновскою фамилiей, съ лицомъ скор?е симпатичнымъ, сталъ хлопотать за Мишеля. У него были связи въ томъ французскомъ город?, гд? это случилось, Мишель Строговъ былъ признанъ и получилъ права французскаго гражданства. И потекла его новая безпечная жизнь молодого француза, который не былъ французомъ. Были маленькiя связи съ мидинетками, были увлеченiя кинематографомъ и танцами и все вылилось въ упорное стремленiе къ слав?, къ деньгамъ, къ изв?стности, къ посл? военной знаменитости. Были колебанiя к?мъ стать: - первымъ футъ-болистомъ, танцоромъ, кинематографическимъ артистомъ, велосипедистомъ, побивающимъ рекорды, или еще к?мъ нибудь. Боксерская
слава, сказочные оклады, выплачиваемые чемпiонамъ бокса окончательно уб?дили его и опред?лили направленiе его карьеры. Съ документами Мишеля Строгова ему уже не трудно было перебраться въ Парижъ и устроиться шофферомъ въ гараж?. Зд?сь, и совершенно случайно, онъ узналъ изъ газеты, взятой имъ у сос?да, Русскаго шоффера, что полковникъ Нордековъ въ какомъ то открытомъ собранiи будетъ д?лать докладъ. Мишель пошелъ на это собранiе больше изъ любопытства, ч?мъ изъ сыновнихъ чувствъ. Узналъ отца, нашелъ въ числ? слушателей мать и пришелъ къ нимъ. Встр?ча была трогательная, но она не тронула Мишеля… У него уже выработался спокойный, практическiй, чуждый сентиментальности, взглядъ на жизнь Онъ изъ сов?тской школы второй ступени зналъ, что отецъ и мать это только физiологическiя понятiя, и на родственныя чувства гражданину новаго, посл?военнаго в?ка съ высоколетящаго аэроплана наплевать. Но, когда уже въ крошечномъ домик?, на rue de la Gare высокая, бол?зненная, худая женщина сначала обняла его со слезами и расц?ловала, а потомъ, точно смутившись, оттолкнула его и стала разсматривать, разговаривая сама съ
собою вслухъ, онъ смутился. Какая то теплая волна проб?жала по его жиламъ, и онъ не могъ найти ей соотв?тствующаго физiологическаго объясненiя. Пришлось бы говорить о душ?, а то, что у челов?ка н?тъ никакой души, что вс? его движенiя и помыслы легко могутъ быть объяснены и истолкованы съ медицииской точки зр?нiя - все это было еще въ раннiе годы пребыванiя въ сов?тской школ? второй ступени имъ хорошо усвоено.
        - Вотъ ты какой, - говорила между т?мъ женщина, носившая имя матери, и Мишель съ любопытствомъ и волненiемъ, въ которомъ ему самому не хот?лось признаться разглядывалъ ее. Она была очень худая. Ея лицо носило сл?ды красоты, той красоты, какою каждая мать кажется красивой своему ребенку. Оно было вм?ст? съ т?мъ очень усталое, измученное жизнью и лишенiями. И только глаза ея сверкали особеннымъ восторгомъ, совс?мъ непонятнымъ Мишелю, но почему то дорогимъ и льстившимъ ему.
        - Вотъ никогда бы не подумала, что у тебя будетъ такое лицо? Ты всегда былъ у насъ кругленькiй.
        И вотъ тутъ у тебя были ямочки… И р?снички были у тебя длинныя, предлинныя… И то сказать сколько ты… Сколько мы вс? пережили…
        Она хот?ла его спросить, в?руетъ ли онъ въ Бога, молится ли, ходитъ ли въ церковь, - и не посм?ла, а онъ ее понялъ безъ словъ и нахмурился, и когда нахмурился, сталъ уже совс?мъ не похожъ на того славнаго вихрастаго мальчугана, который такъ изящно носилъ б?лую матросскую рубашечку, отороченную голубымъ и кого она готовила въ корпусъ. Она всмотр?лась въ него. Она его узнавала и не узнавала. Припоминала его прежнiя черты и отъискивала ихъ въ зтомъ молодомъ челов?к? въ странной для ея Шуры шофферской одежд?. Онъ былъ ей родной и чужой въ тоже время.
        Откуда у него такъ близко поставленные глаза и эта упорная, непонятная, неразгаданная мысль въ нихъ? Мысль манiака или сумасшедшаго… Онъ смотр?лъ на нее, не мигая, и не могла она угадать, что онъ про нее думаетъ.
        - Шура, - сказала она съ н?жною ласкою, - ну, разскажи намъ, какъ ты добрался до насъ, какъ жилъ вс? эти годы?… Господи!.. десять съ лишнимъ л?тъ мы не видались… Оставила я тебя мальчикомъ, а вижу взрослымъ молодымъ челов?комъ. Но ты в?дь мн? не чужой?… Да, мой родной?… Мой милый…
        - Не называй меня… - Тутъ логически должно было посл?довать слово: - «мама», но оно не посл?довало. Оно точно выпало изъ памяти Шуры, какъ выпадаетъ слово изъ печатнаго набора, и Шура его не произнесъ. Она ждала и жаждала этого слова, и, не услышавъ его, смутилась и все прислушивалась, какъ онъ будетъ ее называть?… Онъ ее никакъ не называлъ. Говорилъ «ты», можетъ быть, потому, что она ему говорила «ты», но за этимъ сердечнымъ «ты» былъ холодъ безъимянности.
        - Не называй меня Шурой. Особенно при другихъ… при французахъ. Я Мишель… Мишель Строговъ. Вотъ мой паспортъ.
        Онъ ей подалъ паспортъ. Паспортъ былъ французскiй, и въ немъ д?йствительно было прописано, что онъ Мишель Строговъ, родившiйся въ Россiи.
        - Но какъ же это такъ?… - растерянно спросила она. - Ты перем?нилъ подданство?… Ты больше не русскiй?
        Ей это казалось ужаснымъ. Просто таки невозможнымъ. Онъ холодно посмотр?лъ ей прямо въ глаза и съ тихой жуткой усм?шкой сказалъ:
        - А ты разв? русская?…
        Она побл?дн?ла. Ударъ, ей нанесенный, былъ слишкомъ силенъ. Ей казалось - она его не снесетъ. Но она продолжала настойчиво допрашивать. Она хот?ла знать всю правду, какъ бы ни казалась она ей ужасной.
        - Но какъ же ты сталъ французомъ?.. Ты лгалъ?… Въ это слово она вложила всю силу души, все возмущенiе и отвращенiе ко лжи.
        Онъ не смутился. Казалось, даже не понялъ, какое такое преступленiе онъ совершилъ. Его лицо оставалось холоднымъ. На немъ появилась презрительная, чуть зам?тная усм?шка.
        - Я выросъ и воспитался въ огн? революцiи. Буржуазные предразсудки мн? чужды. Почему нельзя сказать то, что выгодно и нужно по данному моменту? Это просто непрактично и глупо. Мн? иначе нельзя было. Надо было жить. Безъ этого нельзя было пробиться и стать челов?комъ. Быть челов?комъ - это главное. Это самоц?ль. А тамъ русскiй, французъ, н?мецъ, японецъ - не все ли одно?… Это отсталыя зоологическiя понятiя… Я съ ними не считаюсь. Да что тамъ говорить!.. Мы люди разныхъ покол?нiй… He стоитъ объ этомъ спорить.
        Мишель охотно согласился остаться жить въ ихъ маленькомъ домик?, носившемъ скромное наименованiе: - «Les Coccinelles». Они осмотр?ли комнатушку наверху, переговорили съ хозяиномъ и на другой же день Мишель перебрался со своимъ бол?е, ч?мъ скромнымъ скарбомъ къ родителямъ. Онъ сд?лалъ это не потому, что ему прiятно и радостно было зажить съ родителями - у него этого чувства не было - а потому, что нашелъ это для себя во вс?хъ отношенiяхъ выгоднымъ. Онъ этого и не скрывалъ. Онъ установилъ въ своей комнат? свои порядки, какъ ему было удобно, не ст?сняясь ник?мъ и нич?мъ.
        - Зд?сь я физ-культурой могу заниматься, - сказалъ онъ, - да и жилплощадь зд?сь больше, ч?мъ у меня на старой квартиренк?. И платить меньше…
        Сов?тскiя словечки и неприкровенный матерьялизмъ и практичность коробили его мать, но она промолчала. Онъ въ этомъ не былъ виноватъ. Она над?ялась, что съ теченiемъ времени, ей удастся перевоспитать его и вернуть къ Богу и къ семь?.
        Т?мъ бол?е не могла она обвинять сына, что она знала, кто виноватъ во всемъ ужасномъ крушенiи Россiи. Вся исторiя посл?днихъ л?тъ была ею глубоко продумана и приговоръ былъ постановленъ.
        III
        Тотъ самый ?дкiй, нудный и непрерывный звонокъ, который будилъ Мишеля Строгова, заставлялъ просыпаться и его мать, Ольгу Серг?евну. Она открывала глаза, смотр?ла на чуть с?р?вшую щель между занав?сью и окномъ и съ мучительнымъ сердечнымъ надрывомъ думала: - «Господи, хотя бы не заводилъ онъ такъ полно!.. Еще и еще… Когда же это кончится? He могу я больше, кричать готова… Это хуже зубной боли… И теперь я уже ни за что не засну… А в?дь только всего шесть часовъ».
        Она и точно не засыпала. Длиннымъ свиткомъ разворачивались передъ нею посл?днiе, страшные годы жизни. Она, прищурясь, смотр?ла на спину лежащаго рядомъ мужа. Она въ эти минуты вс?ми силами души ненавид?ла его.

«Кто виноватъ?.. Онъ во всемъ виноватъ!.. Онъ!.. Они, ему подобные!.. Боги!.. Правители!.. Р?шители нашей, простыхъ смертныхъ судьбы… Полковникъ Генеральнаго Штаба… Всегда «выдающiйся», хвалящiйся точнымъ исполненiемъ долга. Да гд? же это исполненiе долга?… Военные, такiе, какъ ея мужъ, вотъ, кто виновники всего, всего, что случилось. Она д?вчонкой, когда онъ начиналъ ухаживать за нею, знала, въ чемъ сущность военной службы и солдатскаго долга. Тогда она гордилась, что за нею ухаживаетъ военный… Жена защитника Престола и Отечества! Эту радостную гордость она усвоила съ первой брачной ночи, когда такой красивый и эффектный явился онъ къ ней въ спальню въ полной парадной форм? и, взявъ шашку подвысь и салютуя ей, сказалъ: - «над?юсь, что вы готовы исполнить вашъ долгъ жены»… Это было такъ красиво и сильно: - долгъ!.. И ихъ жизнь прекрасно и ярко началась. Она свой долгъ жены исполняла и дальше свято и честно, безъ компромиссовъ. Она на войну пошла сестрою милосердiя, и безъ трепета, ничего не боясь, понесла свой долгъ сестры…
«Ну, а вотъ вы, вы вс? офицеры и генералы Генеральнаго Штаба, стратеги,
«наполеоны», исполнили вы свой долгъ и можетъ быть спокойна сейчасъ ваша сов?сть?.
        Спитъ… И не подозр?ваетъ, что я про него думаю… что знаю и въ чемъ обвиняю… Да, обвиняю… Гд? и въ чемъ былъ вашъ долгъ?»
        Вдругъ встала въ ея памяти громадная разоренная пожаромъ войны страна, по которой она про?зжала въ санитарной двуколк?. Ряды обугленныхъ березъ по сторонамъ дороги и торчащiя изъ чернаго пепелища кирпичныя трубы. Точно увидала она въ это утро потревоженнаго сна испуганную д?твору, женщинъ съ голодными глазами, б?гущихъ, куда глаза глядятъ, услышала вновь въ это Парижское утро изъ холоднаго далека т? слова, что такъ часто слышала она въ т? ужасные годы: - «Вшистко знищено… Жолнержи були - вшистко забрали… Д?тей кормить неч?мъ»… Чьи жолнержи?… Защита отечества?… Точно вид?ла она сейчасъ это отечество, не защищенное, не обороненное войсками. Она отлично помнила, какъ, когда готовился ея мужъ къ поступленiю въ Академiю вис?ла въ ихъ спальн? громадная карта этого самаго отечества. Она наизусть заучила его границы. Отъ Варангеръ фiорда на юго-востокъ, не доходя до р?ки Муонiо… А тамъ отъ Мемеля… Вотъ вьется она прихотливымъ изгибомъ бл?дно зеленая, отт?ненная по краю государственная неприкосновенная граница. Загибаетъ, широкимъ языкомъ вдавливается въ н?мецкую землю, очерчивая десять губернiй Царства
Польскаго. Защита Отечества есть защита этой зеленой линiи и долгъ армiи никого туда за нее не пустить. Въ мiровой войн? только Германская Армiя усвоила эту истину и выполнила въ полной м?р? свой долгъ передъ народомъ… Вс? остальныя шли на компромиссъ… «По стратегическимъ соображенiямъ»… Какъ негодовала она уже и тогда, когда «по стратегическимъ соображенiямъ» сводили въ ничто вс? потери, вс? жертвы, весь героизмъ войскъ, всю пролитую солдатскую кровь и отступали, сжигая дома и селенiя, не думая о жителяхъ «отечества». Тогда зародилась въ ней еще неосознанная, непродуманная до конца ненависть ко вс?мъ военнымъ, не исполнившимъ элементарнаго долга, тогда она перестала понимать и уважать мужа… «Защита Престола»… По «политическимъ соображенiямъ» изъ за призрака какого то сепаратнаго мира, изъ за оклеветанной Императрицы изм?нили Престолу и не стали его защищать… Вотъ и дошли до большевизма… Кто же виновенъ?..
        Ужасъ положенiя Ольги Серг?евны заключался въ томъ, что никому, и мен?е всего мужу, могла она сказать все то, что передумала за эти страшные годы переоц?нки ц?нностей. Кто пойметъ ее? Кругомъ - такое самолюбованiе! Кругомъ незыблемая ув?ренность въ своей правот?, въ поб?д?. Ей становилось жутко. Сказать все то, что у нея накопилось на душ? - ее сочтутъ за «л?вую»… А н?тъ!.. Только не это!!.. Н?тъ, она не л?вая… Отнюдь не л?вая… Она бол?е «правая», ч?мъ вс? они. Ей Престолъ и Отечество не пустые звуки… Какъ бы она ихъ защищала!.. Бога она не обвиняла. Она была слишкомъ умна и образована, чтобы м?шать Господа въ свои людскiя д?лишки и винить Его за свои л?ность, трусость и неграмотность. Н?тъ, она опред?ленно обвиняла во вс?хъ и своихъ, и чужихъ несчастiяхъ т?хъ, кому такъ много было дано и кто своего долга не исполнилъ. Она слушала, какъ при ней разсказывали о недостатк? патроновъ и оружiя. Она молча и нехорошо улыбалась. - «Зач?мъ не берегли», - думала она. Она то вид?ла, путешествуя по тыламъ, брошенныя винтовки, воткнутыя штыками въ землю и ц?лыя розсыпи патроновъ на оставленныхъ нами позицiяхъ.
Она часто слышала, какъ восхищались «солдатикомъ», принесшимъ въ лазаретъ не брошенную винтовку, но она никогда не слыхала, чтобы обругали и т?мъ бол?е наказали солдата, пришедшаго безъ оружiя и патроновъ. Кто же былъ виноватъ въ этой распущенности и послабленiяхъ?… Все они же!.. Начальники!.. А теперь?… Офицеры республиканцы… Офицеры революцiонеры… А вотъ изъ за нихъ - эта каторжная жизнь, эта работа въ Парижской контор? и выстукиванiе на маленькой стенографической машинк? никому ненужныхъ и совс?мъ неинтересныхъ приказанiй и писемъ «патрона».
        Она п?ла въ церковномъ хор? Евлогiанской церкви. И она научилась компромиссу. Она пошла въ Евлогiанскую церковь потому, что тамъ регентъ былъ лучше и лучше оц?нили ея голосъ. Она презирала себя за это, а вотъ все-таки не могла отказаться. Ей церковь давала такую отраду. Такъ радостно было придти въ нее въ воскресенье утромъ, когда еще никого н?тъ, купить на три франка св?чекъ и пойти ставить ихъ передъ иконами. Она гибко опускалась на кол?ни, шептала съ д?тства знакомыя молитвы, потомъ поднималась, и съ кр?пкою ув?ренностью въ нужности того, что она д?лаетъ, ставила св?чи. Она смотр?ла на бумажныя иконы, на скромный иконостасъ - его она и другiя женщины колонiи сд?лали своими руками - и ей казалось, что тутъ все таки есть правда, которая ушла изъ жизни. Она смущалась лишь однимъ - ей порою казалось, что и это ненастоящее, какъ вся ея жизнь стала ненастоящей. За св?чнымъ ларемъ стоялъ отецъ дiаконъ. Онъ былъ коренастый, с?дой, съ коротко остриженными волосами, похожiй въ узкомъ черномъ подрясник? на ксендза. Онъ прiятнымъ баскомъ подп?валъ ихъ маленькому хору. Но въ немъ не было того духовнаго, что
привыкла она вид?ть у дiаконовъ въ Россiи, и не могла она позабыть, что дiаконъ въ недавнемъ прошломъ - уланскiй ротмистръ и что у Сусликовыхъ онъ прекрасно подъ гитару поетъ цыганскiя п?сни. И церковь и вся служба иногда вдругъ казались какими то призрачными, точно сонными вид?нiями. И тогда являлось сомн?нiе въ существованiи Бога.
        Когда она возвращалась, ее встр?чала «мамочка» и, криво улыбаясь, говорила:
        - Ну что же ты намолила у твоего Бога. По крайней м?р? узнала, когда же мы вернемся въ Россiю?..
        IV
        Мамочка больше не в?рила въ Бога. Въ свои семьдесятъ л?тъ Неонила Львовна Олтабасова ударилась въ самый крайнiй матерьялизмъ.
        - Столько было молитвъ, - говорила она, - и Государь и Императрица были подлинно святыми людьми. Если бы Богъ былъ - Онъ ихъ помиловалъ бы… А теперь, прости меня Оля, но какая же это церковь?… Какая и гд? в?ра?… И см?шно в?рить, когда живешь въ такой стран?, какъ Францiя, гд? такъ просто и удобно обходятся безъ Бога.
        Неонила Львовна создала свою теорiю какихъ то «винтиковъ», еще не изсл?дованныхъ, но которые вотъ вотъ будутъ открыты учеными, изсл?дованы и изучены, и тогда все станетъ ясно и понятно, и никакого Бога для объясненiя т?хъ или иныхъ явленiй не понадобится. Она жадно хваталась за газеты и въ нихъ искала новыхъ открытiй и изсл?дованiй въ области физiологiи, геологiи, археологiи, астрономiи и психологiи. И на каждое она смотр?ла съ точки зр?нiя доказательства отсутствiя Высшей Силы, отрицанiя Бога.
        - Вотъ, - говорила она, съ газетнымъ раскрытымъ листомъ входя въ комнату дочери, когда та, усталая и измученная дневной работой, переод?валась и умывалась. - Вотъ, ученые дознались, что вселенная не безпред?льна, а что и ей пред?лъ есть. Въ миллiонахъ л?тъ св?товыхъ лучей радiусъ этотъ, а все таки онъ есть. Вотъ теб? и Богъ.
        - Вы путаете, мама, - съ досадою говорила Ольга Серг?евна. Ей противно было смотр?ть на мать. Въ длинномъ, старомодномъ черномъ плать?, съ коротко остриженными, с?дыми, гладко причесанными волосами, - если сзади смотр?ть, когда она сидитъ, и не узнаешь, мужчина или женщина, - неопрятная и распухшая старушка съ новыми и такими «нигилистическими» разсужденiями казалась ей ужасной и ей было страшно, что такъ она думаетъ про свою мать.
        - Ничего я не путаю. Читала еще, что нашли черепъ челов?ка въ Африк?. И тотъ черепъ миллiонъ л?тъ пролежалъ въ земл?… Вотъ теб? и Адамъ!.. Ученые теперь доказали, что челов?къ существовалъ гораздо ран?е Бога.
        Она съ торжествомъ поджимала губы и маленькими, блестящими, сверлящими глазками смотр?ла на дочь.
        - Я ув?рена… я вполн? ув?рена, что будетъ день, когда и мои «винтики» откроютъ.
        - Какiе «винтики», мама, - съ сердцемъ говорила Ольга Серг?евна.
        - А вотъ эти самые, которые все д?лаютъ. И ты думаешь… Богъ?… Это Богъ войну, или грозу, или ведро послалъ?… или челов?къ умеръ?… Волею Божьей? Это просто -
«винтики» такiе въ природ? вещей. Падаютъ они съ неба, попадаютъ въ атмосферу, поворачиваютъ такъ и эдакъ - и наше вамъ! - война… или вдругъ гриппъ ходитъ по городу… или отецъ убилъ дочь, или Кюртенъ какой нибудь проявился… И я ув?рена, что дойдутъ до того, что и ихъ будутъ ловить i подчинять себ?, вотъ какъ электричество. Летятъ они, чтобы война тамъ что ли была, а ихъ ученые какими нибудь тамъ радiос?тями поймаютъ… и н?тъ войны… Вотъ и надули твоего Бога…И безъ всякихъ молебновъ миръ на земл?. Раньше наши мужики въ засуху, бывало, все молебны служили, съ хоругвями вокругъ полей ходили, а вотъ какъ поймаютъ и подчинятъ себ? эти «винтики», такъ и не надо никакихъ поповъ. Наставилъ аппаратъ - и на теб? - дождь, или солнышко, что теб? угодно.
        - Оставьте, мама. Начитались вы газетныхъ научныхъ фельетоновъ и думаете нев?сть какую премудрость постигли. Базаровы это раньше вашего говорили. Мн? это просто тяжело отъ васъ слушать.
        - Почему тяжело, - обижалась старуха.
        - Вы старый челов?къ… О другомъ вы должны думать… Какъ же умирать то будетъ вамъ тяжело, когда вы ни во что не в?рите?
        Старуха недовольно крутила носомъ и уходила, шурша газетой изъ комнаты дочери.
        - Поди, скажешь тоже. Кому изв?стно, кто когда помретъ. Можетъ быть, еще мн? тебя хоронить то придется.
        - Все отъ Бога, мамочка, - стараясь говорить кротко, говорила ей всл?дъ Ольга Серг?евна.
        - Это какъ «винтики».. Куда, въ какую сторону повернутся. На тебя или на меня… А вотъ откроютъ ихъ, и умирать не придется. Сколько пожелаетъ челов?къ, столько и проживетъ.
        Противны и жутки были такiя р?чи въ устахъ челов?ка, уже стоявшаго одною ногою въ гробу.
        V
        Пронзительный звонокъ будильника въ комнат? Мишеля Строгова пробуждалъ и Неонилу Львовну. Она, кряхтя и охая, поднималась съ широкаго ложа и, шлепая туфлями, шла къ столу разжигать керосиновый примусъ. Она готовила на всю семью утреннiй кофе.
        Только полковникъ Георгiй Димитрiевичъ Нордековъ продолжалъ спать кр?пкимъ сномъ не знающаго заботъ челов?ка. Онъ ув?рялъ, что никакой шумъ, если только онъ лично его не касается не можетъ пом?шать ему спать. Онъ разсказывалъ, что на войн? онъ спалъ кр?пчайшимъ сномъ подъ грохотъ канонады и трескъ разрывающихся снарядовъ, и моментально вскакивалъ едва чуть слышно рип?лъ подл? него полевой телефонъ.
        Полковникъ Георгiй Димитрiевичъ былъ челов?къ военный. Точно съ того дня, какъ затянули его въ кадетскiй мундирчикъ, онъ выковался въ подлиннаго солдата и ничто не могло поколебать или изм?нить его солдатской души. Какъ раньше онъ твердо в?рилъ въ правоту отступленiй «по стратегическимъ соображенiямъ», не сомн?вался въ томъ, что они поб?дили бы, если бы не проклятая революцiя, такъ и потомъ,
«см?нивши в?хи», снявъ лозунги: - «за в?ру, царя и отечество» и зам?нивъ ихъ сначала: - «за учредительное собранiе», потомъ: - «за единую, великую, нед?лимую Россiю» и, наконецъ: - «за нацiональную Россiю» онъ ни на минуту не сомн?вался въ правот? своего д?ла и въ правильности работы «вождей».
        Кр?пкiй, пятидесятил?тнiй сангвиникъ, въ м?ру пополн?вшiй, съ красивымъ, холенымъ, всегда чисто выбритымъ, розовымъ лицомъ, съ густыми волосами, причесанными на проборъ, онъ былъ ловокъ и строенъ безъ всякой гимнастики. Членъ многихъ офицерскихъ объединенiй, предс?датель своего полкового объединенiя, неутомимый пос?титель вс?хъ об?довъ, банкетовъ, чашекъ чая, лекцiй, внимательный и восторженный слушатель р?чей на нихъ произносимыхъ - онъ съ д?тскою пррстотою в?рилъ во все, что тамъ говорилось.
        Жидовская тракспортная контора, гд? онъ служилъ, возка ящиковъ съ таможни и на таможню, пров?рка коносаментовъ и накладныхъ, ловкое сованiе франковыхъ монетъ въ руку в?совщикамъ - это все было временное. Это не была жизнь. Просто дурной сонъ. Жизнь начиналась тогда, когда они собирались въ задней комнат? третьеразряднаго французскаго ресторана, гд? для этого случая разв?шивали по ст?н? Русскiй флагъ, портреты «вождей» и полковые флюгера, когда челов?къ семьдесятъ пожилыхъ людей въ скромныхъ черныхъ пиджакахъ по команд? старшаго «господа офицеры» прекращали разговоръ и куренiе и вытягивались у своихъ стульевъ, и входилъ генералъ въ такомъ же пиджак?, какъ и они. Тогда начинались воспоминанiя, р?чи, старые анекдоты старыхъ временъ. И точно хорошее вино, ч?мъ стар?е становились они, т?мъ кр?пче чувствовались. На этихъ об?дахъ всегда была бодрость в?ры въ завтрашнiй день - и… въ конечную поб?ду. На нихъ говорили о Россiи. Они еще не см?ли п?ть Русскiй гимнъ. Одинаково воспитанные и равно пришибленные судьбою они были разныхъ уб?жденiй и считали неделикатнымъ что нибудь навязывать другому. П?ли
полковыя п?сни, п?сни войны и съ блестящими отъ выступившихъ слезъ глазами слушали р?чи ораторовъ. Это и была настоящая жизнь. Все остальное былъ дурной кошмарный сонъ.
        Вчера въ день ихъ училищнаго праздкика ихъ собралось сто двадцать челов?къ. Маленькiй кр?пкiй, бритый генералъ (онъ былъ среди нихъ старшимъ и по выпуску и положенiемъ) отчетливо, чеканя слова говорилъ съ большимъ подъемомъ страстную р?чь. Ц?лительнымъ бальзамомъ въ израненныя души вливались его слова.
        Гд? то на верху сейчасъ звен?лъ будильникъ и надъ головою и такъ, что гнулись доски потолка, топалъ босыми ногами его сынъ - Мишель Строговъ - а полковникъ, проснувшiйся раньше обыкновеннаго ничего этого не слышалъ и не зам?чалъ. Онъ снова и снова переживалъ эту бодрящую, осв?жающую душу р?чь ихъ руководителя.
        - Мы, господа, - повторялъ про себя полковникъ такъ запомнившiяся ему чудныя слова, - не покинули театра военныхъ д?йствiй. Кругомъ царитъ миръ… Да это правда, но это кажущiйся только миръ. Война съ большевиками, война за Россiю продолжается…
        Это было главное. Это было самое ут?шительное. И какъ это, очаровательно что ли? выходило что вотъ онъ, полковникъ Нордековъ, лежитъ себ? спокойно на Вилл? «Les Coccinelles», потомъ по?детъ въ свою транспортную контору, а война все таки продолжается. Нордековъ зналъ, что такое война. Ему приходилось на войн? по одиннадцати сутокъ быть безъ настоящаго сна… Онъ зналъ, что значитъ голодъ… Онъ зналъ, что значитъ обстр?лъ тяжелыми батареями, вой, гулъ и трескъ лопающихся снарядовъ, ядовитый запахъ газовъ и тошное ожиданiе смерти, когда совс?мъ пересыхаетъ во рту и глохнетъ ухо… онъ зналъ, что такое «война продолжается» и т?мъ не мен?е ему такъ отрадно было слышать эти слова въ мирной обстановк? Парижскаго ресторана. Да, война продолжается… Они находятся въ тылу… Разв? и на войн? не бываютъ дни отдыха, затишья, когда посл? тяжелыхъ боевъ отведены въ глубокiй тылъ и ждутъ пополненiй?… Правда, это стоянiе въ резерв? длится немного долго… Скоро одиннадцать л?тъ, какъ смолкъ гулъ пушечной канонады… Но… услужливая память подсказывала прим?ръ изъ исторiи и какой прим?ръ!.. Самого Суворова… He жилъ ли онъ
почти четыре года въ сел? Кончанскомъ, ходилъ въ церковь, звонилъ на колокольн?, читалъ на клирос?, училъ деревенскихъ ребятъ… И вдругъ… Итальянскiй походъ и переходъ черезъ Альпы!.. Да… эти слова были колдовскiя, чудныя, несказанно прекрасныя слова. Они все звучали въ ушахъ, какъ великол?пный сонъ, съ которымъ не хочется разстаться…
        - Война не прекращалась ни на минуту, и она не можетъ прекратиться. И т?, кто объ этомъ, быть можетъ, по малодушiю своему забывали - пусть почувствуютъ напоминанiе этого въ похищенiи Кутепова… Это прорывъ нашего фронта. Военныя д?йствiя продолжаются… Они требуютъ единоначалiя… Я поднимаю высоко бокалъ за нашего предс?дателя… Ваше превосходительство, дерзайте!.. Требуйте отъ насъ безпрекословнаго подчиненiя и знайте, что мы исполнимъ свято всякое ваше приказанiе…
        Тогда, вчера, казалось, что они встанутъ посл? этого и вс? вм?ст? пойдутъ на rue de Grenelle мстить за генерала Кутепова… Война продолжается… Фронтъ прорванъ… Онъ долженъ быть возстановленъ…
        Они никуда не пошли…
        Но, когда тихонько, на носкахъ, боясь воркотни жены, во второмъ часу ночи, крался полковникъ къ себ? на rue de la Gare и осторожно вставлялъ ключъ въ замочную скважину - бурно колотилось его сердце…

«Военныя д?йствiя» продолжались гд? то, помимо него…
        Онъ спалъ безпокойнымъ, прерывчатымъ сномъ.
        Просыпался и думалъ: - «а в?дь и точно: - какое то движенiе, сдвигъ какой то есть… Возможно, что французы?… Они, кажется, уже поняли… Да, конечно, м?шаетъ Брiанъ… Но не в?чно онъ будетъ сид?ть министромъ… Работа Коти… «L'Ami du Peuple» подготовляетъ общественное мн?нiе… Во Францiи пресса это все… Сербiя плац-д-армомъ… Тамъ русскiя формированiя… Что же, пожалуй?… дивизiя?…»
        У полковника въ рыночномъ письменномъ стол?, въ л?вомъ ящик? и подъ ключомъ лежала большая тетрадка, то, что въ старину называли «брульономъ» (теперь и слова этого не знаютъ). Въ немъ бисернымъ, аккуратнымъ почеркомъ онъ заносилъ:

«Обученiе звена и взвода въ двухъ нед?льный срокъ». «Обученiе роты въ три нед?ли».
«Пять тактическихъ ученiй батальона». «Тактическая задача для трехъ батальоннаго полка». «Пулеметныя отд?ленiя въ строю роты». «Служба связи батальона, полка и дивизiи» - все плоды долгихъ и серьезныхъ размышленiй, боевого опыта великой и гражданской войнъ.
        Все это пригодится въ тотъ часъ, когда… Онъ этого часа ждалъ и в?рилъ, что этотъ часъ придетъ…
        И вдругъ ноги холод?ли. Отъ нихъ б?жалъ ледяной токъ къ голов?. Мысль стыла.

«Н?тъ, никогда иностранцы не помогутъ. А впрочемъ для чего въ самомъ д?л? намъ иностранцы?…». На посл?дней лекцiи, гд? былъ полковникъ, лекторъ представилъ аудиторiи какого то краснаго летчика, перелет?вшаго изъ С.С.С.Р. для спасенiя своей заблудившейся въ «право-л?вацкихъ» уклонахъ души. И тотъ летчикъ съ развязной самоув?ренностью разсказывалъ, что красная армiя - армiя нацiональная, любящая Россiю и что будетъ день, когда она прогонитъ отъ себя коммунистовъ и сольется съ «б?лой армiей» и тогда вс? старые Русскiе офицеры найдутъ въ ней м?сто и работу.
        Тогда его брульонъ, его знанiя, его боевой опытъ пригодятся. Онъ перебиралъ въ памяти фамилiи своихъ товарищей по академiи, оставшихся по ту сторону и служившихъ большевикамъ. Какъ то встр?тится онъ съ ними? Подастъ имъ руку? Найдетъ общiй языкъ для разговора? Какъ подойдетъ онъ къ строю вчерашнихъ красноармейцевъ и что скажетъ имъ? И что это будетъ за строй?… Дивизiя?… Полкъ?… Хотя бы батальонъ!..
        Эти мысли прогоняли сонъ… Но отнять эти мысли, - и не будетъ смысла жить… Что тогда останется?…
        Ненавидящая, презирающая и плохо это скрывающая жена?… Матерьялистка «мамочка»?… И сынъ - хулиганъ, едва ли не большевикъ, Мишель Строговъ!..
        Жить не стоитъ… Засунуть поглубже въ ротъ холодное дуло револьвера и гд? нибудь въ глуши… Въ Версальскомъ л?су, или въ л?су Фонтенебло… «Sauter la cervelle», какъ говорятъ французы.
        Жить безъ этихъ мечтанiй… О Россiи?… Объ армiи?… О томъ, что еще куда то пригодишься?… Невозможно…
        Его жена встала и торопливо совершала свой несложный утреннiй туалетъ. Полковникъ лежалъ, прикрывъ глаза, и наблюдалъ ее. Какъ обезобразили ее остриженные волосы!.. И какая с?дина въ нихъ!.. Когда то онъ такъ сильно и страстно любилъ ее… Ц?ловалъ въ шею ниже затылка, гд? теперь щетиной торчатъ неопрятные волосы… Б?дность?… Да, пожалуй, и б?дность.
        - Вставайте, Георгiй Димитрiевичъ, - повернувшись отъ маленькаго зеркала, сказала ему Ольга Серг?евна. - А то опять вашу газету не усп?ете прочитать.
        Полковникъ открылъ давно не спящiе глаза, для приличiя потеръ ихъ и сразу об?ими ногами сталъ на полъ. Онъ шагнулъ къ двери, вышелъ въ крошечиую переднюю, гд? на вехотк? лежала Топси, погладилъ заласкавшуюся къ нему собаку, открылъ ей дверь и крикнулъ внизъ:
        - Нифонтъ Иванычъ, откройте, пожалуйста, дверь собак?… Какая погода?…
        Снизу, откуда былъ слышенъ стукъ молотка, раздался бодрый стариковскiй голосъ:
        - Заразъ, ваше высокоблагородiе. Молоточекъ прекратилъ свою дробь. Внизу скрипнула дверь, и тотъ же голосъ добавилъ:
        - А похода есть - дождь!
        VI
        Топси - собака особенная. Когда и кто училъ ее этимъ премудрымъ штукамъ - никто не помнитъ. Кажется, полковникъ, когда былъ безработнымъ, скуки ради, объяснялъ внимательно жолтыми топазами, не мигая смотр?вшей на него собак?, что у газетчика въ ларьк? на place de la Gare есть разныя Русскiя и французскiя газеты. Есть
«Возрожденiе», гд? редакторомъ Петръ Бернгардовичъ Струве, другъ Добровольческой Армiи, и есть «Посл?днiя Новости», гд? редакторомъ Павелъ Николаевичъ Милюковъ - врагъ Добровольческой Армiи, есть газета «Liberte» - хорошая газета и есть газета
«L'Humanite», очень даже скверная газета. По утрамъ надо приносить газету
«Возрожденiе». Полковникъ подносилъ къ носу Топси еще влажный, утреннiй номеръ и давалъ его нюхать. Топси слегка воро тиланосъ - пахло совс?мъ невкусно - типографской краской, - но брала, брезгливо поджимая губы и языкъ и морщась, свернутый номеръ и покорно шла за полковникомъ. Потомъ она научилась д?лать это самостоятельно. Газетчикъ давалъ ей нужную газету, получая отъ полковника разсчетъ по окончанiи м?сяца.
        Топси выб?жала за калитку крошечнаго палисадника, по узкой дорожк?, покрытой асфальтомъ, проб?жала къ воротамъ, мимо маленькихъ, еще спящихъ дачъ и свернула на rue de la Gare.
        Моросилъ мелкiй дождь. Непрiятная была погода. «Людямъ хорошо», - думала Топси, -
«у нихъ есть зонтики, а какъ я донесу газету, не промочивъ ее?
        Полковникъ опять будетъ ругаться, а «мамочка» выгонитъ изъ теплой комнаты отъ
«саламандры», и будетъ ворчатъ, что отъ меня пахнетъ псиной… Эхъ, жизнь собачья!..
        Поднявъ на спин? ершомъ шерсть, Топси, б?жала знакомыми улочками, изб?гая place du Marche, гд? всегда бывали собаки, и гд? жилъ отвратительный кобель Марсъ, длинный, на короткихъ лапахъ, съ жесткою, какъ щетина, во вс? стороны торчащею шерстью шоколаднаго цв?та и съ мордой, такъ заросшей волосами, что еле были видны черные глаза. И это чучело морское, говорятъ, - люди, конечно, говорятъ - очень модная собака!.. Этотъ негодяй не пропускалъ ни одной корзины съ салатомъ, или картофелемъ, ни одной груды кочановъ цв?тной капусты, положенныхъ подл? ларьковъ на рынк?, чтобы ихъ не опрыскать. Завид?въ Топси, д?ловито б?гущую съ газетой въ зубахъ, онъ норовилъ наскочить на нее сзади и ос?длать ее своими безобразными, короткими лапами. Онъ тогда тяжело дышалъ, какъ толстый старикъ, и длинный красный языкъ торчалъ изъ безобразной, косматой, шерстистой морды, какъ флагъ революцiи надъ лохматыми головами пролетарiата. Надо было увернуться, огрызнуться, можетъ быть, даже и хватить зубами нахала, а какъ это сд?лать, когда газета зажата въ пасти и нельзя ее выронить на грязной дорог??
        У газетнаго ларька стоялъ Лимонадовъ. Топси знала его. Это былъ пожилой господинъ, поэтъ, кажется, единственный Русскiй, съ к?мъ полковникъ никогда не раскланивался. Говорятъ: - большевикъ!.. Топси было непрiятно становиться при немъ на заднiя лапы, опираясь передними о край прилавка и ждать, когда торговецъ достанетъ нужную газету.
        Лимонадовъ о чемъ то говорилъ съ газетчикомъ, кивая головою на собаку, и оба см?ялись.
        Продавецъ подалъ газету Топси. Той хот?лось поскор?е отд?латься отъ непрiятной компанiи, и она, схвативъ газету клыками, и стараясь возможно меньше намочить ее на дожд?, опрометью бросилась отъ прилавка.
        Лимонадовъ и газетчикъ провожали ее почему то дружнымъ хохотомъ.

«Мерзавцы!..»
        Полковникъ ждалъ въ «мамочкиной» комнат?, гд? кип?лъ на примус? коричневый кофейникъ и пахло керосиномъ, кофе и булками. Тамъ сид?лъ совс?мъ готовый, чтобы идти на работу Мишель Строговъ въ каскетк? на затылк?, и, держа об?ими руками большую тяжелую чашку, пилъ горячiй кофе.
        Топси, какъ это и полагалось по ея собачьему ритуалу, открыла лапой притворенную дверь, подб?жала, любезно извиваясь вс?мъ т?ломъ и виляя короткимъ, обрубленнымъ хвостомъ, къ полковнику, с?ла передъ
        нимъ, осторожно толкнула его лапой и подняла голову съ газетой.
        Но полковникъ вм?сто того, чтобы взять газету изъ зубовъ Топси, поласкать ее по голов? и дать ей кусочекъ сахару, сд?лалъ свир?пые глаза и такъ посмотр?лъ на Топси, что та перестала вилять хвостомъ и уронила газету на полъ.
        - Ты что принесла, стерва?… А?…
        Топси виноватыми глазами смотр?ла на полковника.
        - Н?тъ, посмотрите, пожалуйста, какая это каналья зд?сь изд?вается надо мною!.. Я этому мерзавцу Жюльену пойду и морду набью!
        Полковникъ схватилъ съ пола свернутый, мокрый листъ газеты и съ силою злобно ударилъ имъ по носу Топси. Собака отвернулась и заморгала глазами. Въ жолтыхъ топазахъ отразились недоум?нiе и страхъ. Полковникъ сталъ бить приникшую къ земл? собаку по чемъ попало. Топси жалобно визжала. На ея визгъ вб?жали теща и Ольга Серг?евна.
        - Ты мн? что принесла, дрянь? - б?шено кричалъ полковникъ. - Ты мн? жидовскую газету принесла!.. Ты что изд?ваешься надо мною?..
        - Оставьте собаку, Георгiй Димитрiевичъ, - закричала Ольга Серг?евна. - Разв? она понимаетъ, что ей даютъ?… Можетъ быть «Возрожденiе» сегодня не вышло почему либо, и газетчикъ ей далъ эту газету.
        - He брать была должна!.. Я ее, дуру, училъ… Сколько разъ нюхать давалъ и ту и другую.
        - Ее читать было нужно учить, а не нюхать, - сказалъ съ насм?шкою Мишель Строговъ и съ трескомъ поставилъ на круглый столъ пустую чашку.
        - Ты что щен…
        Мишель Строговъ узко поставленными, строгими, с?рыми, маленькими глазами посмотр?лъ на отца и повелъ широкими плечами. Лицо изъ подъ круглой рабочей каскетки казалось наглымъ. Что то хулиганское, «большевицкое» было въ немъ и отъ взгляда Мишеля, насм?шливаго и властнаго холодъ прошелъ по жиламъ полковника. Молнiей проб?жала мысль - «трогать его нельзя. Нын?шняя молодежь… Ей что?… Она и на отца руку подниметъ… Или совс?мъ уйдетъ… А онъ съ его шофферскимъ заработкомъ - главная опора семьи».
        Полковникъ сталъ совать газету въ пасть собак? и говорить сердито, стараясь не гляд?ть на сына.
        - Пойди и перем?ни!.. Пойди и перем?ни! Мишель Строговъ все такъ же насм?шливо, какъ взрослый на задурившаго ребенка смотр?лъ на отца. Потомъ вздернулъ плечами, шмыгнулъ носомъ и, ни съ к?мъ не прощаясь, вышелъ изъ комнаты. Его тяжелые башмаки загрем?ли по л?стниц?. Звонко щелкнула жел?зная калитка палисадника.
        - Позвольте мн? газету, Георгiй Димитрiевичъ, - сказала теща. - Я пойду и перем?ню вамъ ее.
        Неонила Львовна была въ старомодной - изъ Россiи еще - черной шляпк? грибомъ, въ черномъ старомъ плать?, подобранномъ по манер? прабабушекъ резиновымъ пажомъ, въ порыж?лой накидк? и съ зонтикомъ въ рук?. Она отобрала отъ полковника газету, крикнула собаку и пошла къ дверямъ. Топси, поджавъ хвостъ въ сознанiи горькой обиды, покорно шла за нею. Въ прихожей она взяла въ зубы корзину. Это была другая ея обязанность - носить за «мамочкой» провизiю.
        Полковникъ, сердито фыркая, пилъ кофе. Противъ него сид?ла Ольга Серг?евна.
        - Хотя бы воспользовались случаемъ и хоть разъ почитали газету другого направленiя. А то на все смотрите глазами «Возрожденiя», - говорила она наигранно спокойно.
        Полковникъ мрачно молчалъ. Онъ косился на часы, бывшiе у него на ремешк? на рук? и разсчитывалъ, усп?етъ онъ встр?тить тещу, или проще самому взять у газетчика, да за одно и выругать его. И онъ придумывалъ слова, чтобы газетчикъ не слишкомъ обид?лся. «Especes de nouilles» - не сильно ли будетъ?… Хот?лъ спросить у жены, да побоялся: - см?яться надъ нимъ станетъ.
        Они вышли вм?ст?. Молча, толкаясь раскрытыми зонтиками - полковникъ все никакъ не могъ научиться носить зонтикъ - спустились по узкой п?шеходной дорожк? къ станцiи. Молча сид?ли рядомъ въ вагон? и, когда вышли, - онъ пошелъ вверхъ по набережной, она направилась къ мосту съ золотыми статуями, самому красивому мосту въ Париж?, носившему гордое, славное и звучное имя: - «мостъ Императора Александра III».
        Разставаясь они не обм?нялись ни однимъ словомъ. Не кивнули другъ другу головой. Не улыбнулись ласково. Они все давно сказали другъ другу, и новыхъ ласковыхъ словъ у нихъ не было. Они не понимали одинъ другого и потому не могли простить, онъ ея холодности къ нему, она той тяжкой трудовой б?дности, что см?нила ихъ когда то безпечальное, красивое житiе въ прежней Россiи.
        Этотъ мостъ съ золотыми статуями всякiй разъ невольно блескомъ своего имени возвращалъ ее къ воспоминанiямъ Петербургскаго д?тства. Печальная улыбка накладывала складки на ея еще красивое, увядающее лицо, и она, шла, широко раскрывъ громадные, лучистые глаза и никого не видя. Она спотыкалась о каменныя плиты, попадала ногою въ лужи и осуждала вс?хъ т?хъ, кого считала виновниками потери прекраснаго прошлаго и въ ихъ числ? и своего мужа.

«Георгiй Димитрiевичъ», - думала она. - «Какъ ей… тогда… казалось… Георгiй Поб?доносецъ… Димитрiй Донской - поб?дитель татаръ на Куликовомъ пол?… И не поб?доносецъ… Ку-у-да!.. И чьи теперь поб?ды, въ чьихъ рукахъ Куликово поле и берега Дона и Непрядвы?…»
        VII
        Этотъ день былъ для Топси сложнымъ и труднымъ. Когда съ утра не повезетъ, то ужъ не повезетъ!
        Но Топси съ честью вышла изъ труднаго положенiя и Зося, «ами» Фирса Агафошкина, когда выслушала разсказъ Неонилы Львовны о вс?хъ подвигахъ Топси, хлопнула себя мокрыми руками по бедрамъ - она стирала Фирсово б?лье - и, блистая св?тло голубыми глазами, воскликнула:
        - Алэ яки у насъ Топси, прошэ пани… Тэразъ вшысци о ней бэндонъ мувить…
        И точно Топси отличилась на все м?стечко. Она шла очень разс?янная за Неонилой Львовной. Ея собачья сов?сть была смущена, Ч?мъ она такъ провинилась передъ полковникомъ?.. За что ее ругали и били?..
        Она принесла какъ всегда газету?.. Что же такое случилось?..
        Въ булочной было много народа. Неонила Львовна отобрала шесть простыхъ булочекъ для ужина и три хрустящихъ «круассана» себ? для кофе, положила еще въ корзину большой в?совой хл?бъ и все это сдала Топси. Въ своемъ разс?янномъ съ утра состоянiи Топси и не зам?тила, какъ старуха вышла лзъ булочной. Топси выскочила на улицу съ корзиной въ зубахъ и посмотр?ла по сторонамъ. Нигд? не было видно старухи. Топси вернулась обратно, поставила корзину въ углу и с?ла рядомъ. Она думала: - «дождусь». Но сейчасъ нсе сообразила, что «мамочка» могла пойти рядомъ въ мясную. Топси выскочила было снова, но тотчасъ и вернулась.

«Разв? можно въ теперешнее время оставить корзину съ булками?… Нынче народъ такой ненадежный. Вотъ, хоть взять того же Лимонадова? Съ газетой это непрем?нно онъ что нибудь подстроилъ. Пакость какую нибудь сд?лалъ!.. Свиснетъ кто нибудь у меня корзину, а я отв?чай… Люди!.. Они такiе!.. Отъ нихъ всего можно ожидать!..»
        Булочникъ заинтересовался поведенiемъ собаки. Онъ, казалось, читалъ ея мысли. Это онъ все потомъ и разсказалъ «мадамъ Олтабассоффъ».
        Топси между т?мъ снова взяла корзину въ зубы и пошла съ нею искать Неонилу Львовну. Она, не входя въ мясную, оглянула глазомъ покупателей. Неонилы Львовны тамъ не было. Дошла до мелочной «?рiсеriе», тамъ Неонила Львовна всегда брала масло. Н?тъ… И тамъ не было старухи. Топси постояла у дверей въ раздумьи и пошла обратно въ булочную.

«Хватится меня, а не меня, такъ булокъ и придетъ «мамочка» обратно въ булочную. He пойдетъ она до мой безъ своихъ хрустящихъ круассановъ. Теперь, когда вс? ушли, самое то старухино счастье начинается. Усядется съ газетой и станетъ кофеи распивать».
        Топси поставила корзину въ самый уголъ и легла рядомъ.
        И точно - Неонила Львовна вернулась. Булочникъ разсказалъ ей вс? собачьи маневры, и старуха ласкала собаку, впрочемъ не столько за ея умъ, сколько въ отместку за побои полковника. Они шли вм?ст? подъ мелко с?ющимъ дождемъ. Старуха подробно разсказывала собак?, какое наказанiе для нихъ вс?хъ отъ тупого солдафона полковника и какъ онъ сегодня былъ несправедливъ къ Топси, а та слушала ее, поднимая временами на нее жолтые топазы своихъ глазъ и настораживая уши. Топси хот?лось все разсказать про Лимонадова, да какъ скажешь, когда во рту тяжелая корзина съ провизiей и совс?мъ не ум?ешь говорить по челов?чески? Вилять хвостомъ?
        Направо и нал?во?… Но это только Александръ Ивановичъ Купринъ знаетъ «пуделиный языкъ», а мамочка - та ничего не пойметъ».
        Дома опять были разсказы про Топсинъ умъ… Восторговъ было не обобраться. Нифонтъ Ивановичъ сказалъ: - «Экiй умъ Господь всякой твари послалъ».
        Фирсова «ами» ц?ловала собаку и повторяла: - Алэ яки у насъ Топси, панъ Нифонъ, тэразъ вшысци о ней бэндонъ мувить.
        VIII
        Задолго до того, какъ р?зкою, надо?дливою, заливистою трелью по всему сквозному домику зазвучалъ будильникъ Мишеля Строгова, когда еще было темно на двор?, и б?дный разсв?тъ не могъ пробиться сквозь туманы дождевой с?тки - жолтымъ огнемъ засв?тились узкiя окна маленькаго подвальчика и на крыльц? появился старый Нифонтъ Ивановичъ.
        Онъ въ черномъ пальтишк?, над?томъ поверхъ грубаго холщевого б?лья - еще съ Дона - въ деревянныхъ, французскихъ башмакахъ «сабо» на босу ногу и съ непокрытой головой. Щуря узкiе глаза, онъ подставляетъ лицо, лобъ и волосы холоднымъ каплямъ и жмурится, вглядываясь вдаль. Лучшее умыванiе - Божья роса.
        Въ мутныхъ проблескахъ св?та его взоръ упирается въ высокую ст?ну изъ тонкихъ плитокъ бетона сос?дняго дома, видитъ блеклыя черныя георгины и голыя сирени въ палисадник?, простую жел?зную р?шетку, калитку и чуть б?л?ющее пятно жестяного ящика для писемъ.
        Онъ тяжело вздыхаетъ.

«А дома то что?» - съ тоскою думаетъ онъ. Съ отвращенiемъ вдыхаетъ утреннiй воздухъ и, несмотря на св?жесть, широкими ноздрями большого носа ощущаетъ запахъ керосиновой и бензинной гари. Онъ слышитъ греготанiе большого города, мiровой столицы, Вавилона ужаснаго.
        Сколько разъ, вотъ такъ же по утрамъ онъ стоялъ на маленькомъ крылечк? б?лой, мазаной хаты на хутор? Поповскомъ. И такъ же осенью была непогода и съ ночи с?ялъ маленькiй дождь. Но тамъ утромъ!.. Боже!.. Какая красота была тамъ ранними зорями, даже и въ хмурные осеннiе дни! Хата стояла на краю хутора. За низкимъ тыномъ, обвитымъ косматымъ терновникомъ черн?ла степь. И надъ нею - и какъ это всегда было красиво и полно Божьяго величiя - подъ черными осенними тучами золотой разсв?тъ пылалъ. Въ т? часы подъ такимъ же… да никогда не подъ такимъ, а подъ св?жимъ душистымъ, съ неба спадающимъ дождикомъ сами собою Давидовы псалмы л?зли на память и удивительныя молитвы слагались въ голов?.

«Господи, отрада моя, приб?жище мое, красота мiра Твоего передо мною и къ Теб? простираю руки мои».
        А какой густой терпкiй духъ полыни и этого особаго степного, земляного воздуха шелъ отъ широкой дали! Вдругъ перебьетъ его соломенною гарью - у сос?да, знать, печь растапливать стали, - отнесетъ дымокъ въ сторону, и опять запахъ земли, безпред?льной степи и стараго жнивья. Отъ большой скирды хл?бомъ пахнетъ. Навозомъ отъ сарайчика. Овцами изъ недалекой, камнями обложенной кошары… И народятся звуки. Запоютъ третьи п?тухи, залаетъ собака у Байдалаковыхъ, и ей отв?тятъ другiя по всему хутору. И потомъ вдругъ на минуту все смолкнетъ. Станетъ тогда слышно, какъ вздыхаютъ лошади, со звономъ льется молоко въ ведерко. Значитъ, тетка Марья съ Аниськой пришли доить коровъ.
        - Да… Хорошо!.. Ахъ хорошо!..
        Нифонтъ Ивановичъ зам?чаетъ, что пальтишко его намокло и съ с?дыхъ прядей холодныя капли б?гутъ по бритымъ щекамъ и падаютъ на с?дые усы.
        Пора за работу.
        На маленькой газовой плитк?, въ жестяномъ чайник? ключомъ кипитъ вода. Черн?етъ рядомъ въ кострюльк?, плавясь, вонючiй сапожный варъ.
        - Фирсъ, - кричитъ старикъ за перегородку. Оттуда слышенъ шопотъ, см?шокъ, будто поц?луи, шлепокъ по спин?, и появляется Фирсъ, немытый, лохматый, по мод? остриженный - копна волосъ на темени, а надъ ушами такъ гладко острижено, что сквозитъ желтая кожа. Лицо кругомъ бритое - на казака совс?мъ не похожiй. На б?лую съ голубыми полосками рубашку, безъ воротника и безъ галстуха, накинутъ потрепанный пиджачишко, штаны въ полоску спускаются едва до щиколотокъ, а на большихъ ногахъ обуты толстоносые американскiе рыжiе ботинки.
        - Здравствуйте, д?душка, Нифонтъ Ивановичъ, - развязно говоритъ Фирсъ.
        - Ты, братъ, раньше морду да лапы помой, да Богу помолись, а тады уже здоровкайся.
        Фирсъ идетъ къ умывальнику съ проведенной водой въ углу комнаты и плещется тамъ. Потомъ у зеркала расчесываетъ жесткiе, перьями торчащiе волосы и подходитъ къ д?ду, протягивая руку съ широкою ладонью.
        - Бонжуръ гран-пэръ, - говоритъ онъ, громко фыркая. Ему нравится его шутка.
        - Обормотъ… Право обормотъ, - ворчитъ д?дъ,
        - А ты что же Богу то молился?
        - Какъ я могу молиться, Нифонтъ Ивановичъ, коли ежели я сомн?ваюсь? Кругомъ, можно сказать, такая культура… Автомобили, метрополитэнъ, Тур-д-Эйфель, Трокадеро… - Тутъ молитва мн? кажется жестокой сарказмой.
        - Обормотъ… И въ кого ты такой дурной уродился?..
        - Ну, что вы, Нифонтъ Ивановичъ, одно слово затвердили… Тутъ такое образованiе… Права челов?ка… Рентабельность…
        - Ты… Образованный… - сердито кричитъ д?дъ.
        - Ты какъ дратву то держишь. Ты мн? эдакъ только товаръ портишь… Образованный… Теб? сколько годовъ?
        - Двадцать третiй пошелъ.
        - Это теб? уже въ первой очереди служить… Я въ твои годы какъ джигитовалъ… Ты на лошадь с?сть не сможешь!.. Образованный… Съ какой стороны къ ей подойти такъ и то не знаешь.
        - Съ правой… Н?тъ… съ л?вой… Конечно, съ л?вой.
        - Съ л?вой… Дурной… Ты къ ей подходи такъ, чтобы она тебя издаля восчувствовала. Уваженiе теб? оказала. Ты къ ей съ любовью… Огладь!.. Осмотри!.. Чтобы большой палецъ подъ подпругу прол?залъ… За луку потрогай… Поводъ разбери… А тады уже садись по прiему, какъ учили… Вотъ это теб? красота будетъ.
        - Что жъ, Нифонтъ Иванычъ, старыя то п?сни п?ть. Нынче, какая такая лошадь?… Ее теперь можетъ въ зологическомъ саду только и сыщешь. Теперь - машина. Еропланы по небу, таньки по земл?. Я видалъ войну то въ синема. Совс?мъ даже не такъ, какъ вы разсказываете… Люди въ земл? закопались… Лошади нигд? и не видать… Людей на камiонахъ везутъ… Соскочутъ и заразъ въ землю ушли… Тамъ бетонъ… Газы… Вотъ она война то такъ обернулась… Да и теперь, какая такая война, когда Лига Нацiй и образовательный милитаризмъ.
        - Обормотъ…
        Старикъ наклоняется подл? низко опущенной электрической лампочки и стучитъ молоткомъ по кож?, натянутой на деревянную колодку.
        Такъ работаетъ онъ, молча, хмуро, сердито сверкая с?рыми глазами, пока не услышитъ голосъ полковника:
        - Нифонтъ Иванычъ, откройте собак? дверь.
        XI
        День проходитъ въ работ?. Нифонтъ Ивановичъ и Фирсъ тачаютъ сапоги, подбиваютъ подметки, наставляютъ каблуки, ставятъ заплатки - работа черная, дешевая, неблагодарная. Весь уголъ подвала заваленъ старыми башмаками съ м?ловыми отм?тками на рваныхъ подошвахъ, и нудно пахнетъ отъ нихъ старою кожею и людскою, нечистою пр?лью. Рядомъ Зося готовитъ об?дъ и тутъ же стираетъ б?лье.
        Об?даютъ молча. Д?ловито суютъ ложки въ общiй чугунокъ, тарелки обтираютъ корками б?лаго хл?ба.
        Посл? об?да Нифонтъ Ивановичъ дремлетъ часокъ на своей постели. Рядомъ за перегородкой шушукаются, охаютъ и вздыхаютъ Фирсъ съ Зосей. Нифонтъ Ивановичъ молчитъ. «Что жъ д?ло молодое», - думаетъ онъ. - «Нехорошо, что съ полькой… И опять же… Нев?нчанные»…
        Съ двухъ часовъ снова стучатъ молотки, снуетъ игла съ дратвой, шило ковыряетъ кожу. Пахнетъ казачьими щами и варенымъ мясомъ, но постепенно этотъ запахъ съ?дается запахомъ сапожнаго лака. Малиново-коричневыя, блестящiя подошвы новыхъ подметокъ чинно выстраиваются на окн?.
        - Тутъ этого… Деревянныхъ гвоздей никакъ не знаютъ… Тутъ все машиной… А какой съ ей прокъ… Съ машины то… Дв? нед?ли поносилъ и дырка, - ворчитъ старый д?дъ. - А онъ ожерелокъ да халстукъ нац?питъ и ховоритъ: - культура!..
        Онъ ждетъ шести часовъ. Тогда можно пошабашить.
        Покончивъ съ работой Нифонтъ Ивановичъ поднимается къ полковницкой квартир? и, хотя - вотъ она кнопка электрическаго звонка, - онъ осторожно стучитъ.
        - Вы, Нифонтъ Иванычъ? - отзывается изъ своей комнаты Неонила Львовна.
        - Я, ваше превосходительство.
        Нифонтъ Ивановичъ отлично знаетъ, что Неонила Львовна совс?мъ не генеральша, и мужъ ея былъ по гражданской части, но знаетъ и то, что «масломъ каши не испортишь».
        - Дозвольте газетку.
        Получивъ газету, Нифонтъ Ивановичъ спускается въ палисадникъ и садится на
«вольномъ воздух?«читать.
        Читаетъ онъ медленно. Читаетъ онъ всю первую и посл?днюю страницы, пропуская фельетоны. «Тамъ зря пишутъ… Брехня одна»… Онъ поджидаетъ полковника, Нордековъ возвращается въ половину седьмого, и какъ бы ни былъ усталымъ, - всегда присядетъ поболтать со старымъ казакомъ. Въ немъ онъ чувствуетъ челов?ка единомышленнаго, одинаково сильно страдающаго за Россiю и не могущаго примириться съ жизнью заграницей.
        Едва полковникъ показывается у жел?зной р?шетки, Нифонтъ Ивановичъ поднимается со скамейки, вытягивается и, если былъ въ шапк?, снимаетъ шапку. Нифонтъ Ивановичъ не любитъ носить шляпы.
        - Уже очень неподобные тутъ уборы, - объяснялъ онъ свое нерасположенiе къ заграничнымъ шляпамъ. - Котелки - на н?мца похоже… Фулиганскiя шляпы - ну чисто -
«товарищи»… Мягкую шляпу взять - не то тальянецъ, не то ахтеръ.
        - Здравствуйте, Нифонтъ Ивановичъ, - защелкивая калитку, говоритъ полковникъ.
        - Здравiя желаю, ваше высокоблагородiе.
        - Ну, какъ вы?
        - Какъ вы, ваше высокоблагородiе?… Не слыхали ли чего ут?шительнаго? Можетъ изъ Россiи что слышно?… На Тихомъ Дону не подымаются ли наши?… Что Брiанъ насчетъ перем?ны политики?… Пора бы, кажется, суть д?ла понять… Уже кругомъ идетъ… Хуже некуда!.. Можетъ д?дъ Хинденбургхъ чего не надумалъ?… Али по прежнему съ большевиками?… съ христопродавцами?…
        Ничего ут?шительнаго не было слышно. Дни шли за днями, вытягиваясь въ длинную очередь, становились годами, и нечего было сказать полковнику Нордекову старому казаку Агафошкину такого, отъ чего дружно надеждою забились бы ихъ сердца.
        - Что жъ, ваше высокоблагородiе, - съ тоскою въ голос? говорилъ Нифонтъ Ивановичъ, - пора, наконецъ, и въ походъ. Нюжли же не увидимъ родной земли? Тихому Дону не поклонимся низко?…
        Тогда говорилъ полковникъ все то, что слышалъ на ихъ собранiяхъ, что прочиталъ въ газетахъ, во что и самъ не в?рилъ, но чему такъ хот?лъ в?рить.
        - Да… да… конечно… Положенiе кругомъ и точно напряженно тяжелое. Въ Англiи Макдональдъ и Гендерсонъ - рабочее правительство. Они не понимаютъ того, что творится въ Россiи… Они думаютъ, что тамъ и правда рабоче крестьянская власть.
        - А не куплены они, бываетъ, ваше высокоблагородiе? - тихо вставляетъ Нифонтъ Ивановичъ.
        - Н?тъ…не думаю… Не можетъ того быть… Хотя?… Отчего?… Теперь все можетъ быть… Германiя задавлена Версальскимъ миромъ и ищетъ спасенiя въ большевикахъ… Все это точно в?рно… Но отчаяваться нечего. Просв?тъ есть… Вы посмотрите, повсюду идутъ протесты противъ гоненiй на в?ру, собираются многолюдные митинги… Работаетъ Лига Обера…
        - Имъ, ваше высокоблагородiе, протесты что!.. Имъ надо, чтобы по шапк? наклали по первое число. Нагайками ихъ какъ сл?дуетъ надо бы…
        - Все таки… И въ самой Россiи… Пятил?тка имъ не удается… А когда посл? этого страшнаго напряженiя будетъ все тотъ же голодъ, та же нищета… Народъ непрем?нно возстанетъ…
        Нифонтъ Ивановичъ тяжко вздыхаетъ.
        - Н?тъ, ваше высокоблагородiе, трудно ему возстать. У нихъ сила…
        - Отчаяваться, Нифонтъ Ивановичъ не приходится. Отчаянiе это уже посл?днее д?ло. Надо в?рить въ милосердiе Божiе и молиться.
        - Это точно… А тольки…
        Нифонтъ Ивановичъ растерянно мнетъ въ рукахъ газету.
        - В?ра, ваше высокоблагородiе, отходитъ… Мой Фирсъ отъ Бога отошелъ. Мамашу вашу, ея превосходительство, взять… Я осуждать, конечно, не см?ю… Лба никогда не перекреститъ… А образованныя очень… Да и какъ быть в?р?, когда въ самой церкви шатанiе идетъ.
        Нифонтъ Ивановичъ смущенно какъ то показываетъ м?сто на посл?дней страниц?, и полковникъ читаетъ: - «церковь… Въ воскресенье… митрополичьимъ хоромъ… Подъ управленiемъ… будетъ исполнена литургiя А. Т. Гречанинова…»
        Полковникъ поднимаетъ на Нифонта Ивановича глаза.
        - Ну?
        - Вы изволили прочесть?… «Начало въ десять часовъ тридцать минутъ утра»… Это что же такое?… Какъ о кiятр? объявляютъ… Н?тъ теб?, чтобы трезвономъ въ колоколъ ударить… По православному… Н?тъ, какъ о смотр? какомъ пишутъ: - начало!.. Вы понимаете: - «начало»!!.. Опять же, ваше высокоблагородiе… Литургiя… Какая бываетъ литургiя?… Какъ положено… Iоанна Златоуста… Василiя Великаго, когда какая указана. Это какая же такая литургiя Гречанинова?… Соблазнъ челов?камъ… Тамъ жертва великая, безкровная у алтаря приносится… Тамъ предстоять надо со страхомъ и трепетомъ… Тамъ Ликъ Божественный вид?ть можно… Тамъ херувимы и серафимы… А тутъ, какъ въ Парамунт? какомъ господа въ гусарскихъ мундирахъ зазываютъ. «Впервые будетъ исполнено»… «Начало въ десять съ половиною часовъ»… Это же, ваше высокоблагородiе, только господа такое могли придумать. которые, какъ ваша мамаша нев?рующiе…
        - Это не такъ, Нифонтъ Ивановичъ, - начинаетъ объяснять полковникъ, и не находитъ словъ объяснить Нифонту Ивановичу, зач?мъ это такъ д?лается.
        - Это, ваше высокоблагородiе, Парижъ, - говоритъ старый Агафошкинъ и въ это слово вкладываетъ весь ужасъ своего отчаянiя.
        Онъ смотритъ на ворота переулочка.
        - Ну, ваше высокоблагородiе, пошабашимъ до завтрева. Барыня ваша идутъ… возвращаются.
        И какъ два школьника, боящiеся попасться въ запрещенномъ куренiи, они быстро шмыгаютъ изъ садика. Нифонтъ Ивановичъ сб?гаетъ въ подвалъ, полковникъ торопливо поднимается во второй этажъ и нажимаетъ пуговку электрическаго звонка. Его сердце быстро бьется. Онъ торопится войти такъ, чтобы Ольга Серг?евна не зам?тила его на л?стниц?.
        X
        Такъ и жили они, обитатели виллы «Les Coccinelles» въ N 24 no rue de la Gare маленькаго припарижскаго м?стечка. Раньше, когда они были въ Россiи, до войны, ихъ жизни сливались въ одну общую, какъ сливались жизни полковника, Ольги Серг?евны и Шуры. Тогда была у нихъ одна общая в?ра въ Бога - не Карловацкая и не Евлогiанская, не восточно-католическая и не краснаго епископа, присланнаго изъ Совдепiи. Тогда было все равно, куда ходить молиться - въ аристократическую церковь при министерств? Уд?ловъ, или молиться со «вс?ми» во Владимiрскомъ собор?, или другой «приходской» церкви. В?ра была одна - православная. И служители ея не вызывали никакихъ сомн?нiй.
        Тогда былъ Царь. Государь Императоръ, о комъ благол?пно, величественно и благогов?йно возглашали моленiя въ церквахъ всей Россiи. Когда незадолго до войны прi?зжалъ Государь въ Ялту - Ольга Серг?евна вид?ла путь къ молу чуть не по ступицу колесъ усыпанный цв?тами:-розы, глицинiи, нарциссы, магнолiи, - все дождемъ сыпалось подъ ноги лошадей в?нценоснаго Монарха и его супруги - Матушки Царицы… Какое возбужденiе, какой восторгъ были на Ялтинскомъ молу, гд? Императрицей былъ устроенъ благотворительный базаръ и гд? стояла ошвартованная у мола Императорская яхта.
        Тогда было - Отечество. He Украина, не Польша, не Казакстанъ, не Армянская республика, но великая Россiйская Имперiя - владычица трехъ океановъ. Отъ Калиша до Владивостока, отъ Торнео до Батума - все была одна Россiя, съ однимъ языкомъ, съ однимъ царемъ, съ разными религiями, но съ одною святою в?рою.
        Если и тогда не вс? жизни сливались въ одну линiю, стремящуюся къ одной ц?ли - карьерной ли, обогащенiю ли, къ слав? ли, къ благополучiю, къ жертвенному ли исполненiю долга, то шли он? параллельно, какъ шли тогда жизни полковника и Нифонта Ивановича. Другъ друга тогда они не знали, но въ своемъ служенiи Родин? и царю были совершенно единомышленны.
        Теперь, когда, какъ то вдругъ и совершенно неожиданно - не на то они разсчитывали, когда одни сознательно, другiе безсознательио шли заграницу - вышло такъ, что не стало у нихъ Родины, стали они «sans Patгiе», «Heimatlos» «б?женцы», «эмигранты», вдругъ и жизни ихъ разошлись и, исходя изъ одной точки - виллы «Les Coccinelles» - стремительно, пучкомъ уходили въ разныя стороны, гд? были разныя понятiя, разные идеалы, гд? не было дружбы и любви, но гд? были скрытая вражда и непониманiе другъ друга.
        Все дальше отходила Ольга Серг?евна отъ полковника. И жутко было слушать Георгiю Димитрiевичу, какъ иногда, узнавъ, что онъ сд?лалъ взносъ въ полковое объединенiе - она фыркала и со злобою ворчала:
        - Игра въ солдатики… Все бросить этого не можете?… Музей полка… Могила дорогого покойника… Кладбище старыхъ мечтанiй… Разбитое корыто… He зач?мъ было м?нять Государя на временное правительство… Дом?нялись!.. Проворонили все!!..
        Полковникъ тогда до верху застегивалъ свое крашеное англiйское пальто, поднималъ воротникъ и уходилъ изъ дома. Онъ шелъ на берегъ Сены и долго ходилъ взадъ и впередъ, ничего не видя, никого не зам?чая. Все то, что такъ жестоко и больно осуждала Ольга Серг?евна было для полковника - в?рой. В?рой въ поб?ду, въ возвратъ того стараго, лучше чего не было въ его жизни. Потерять эту в?ру… И что останется?
        Вилла «Les Coccinelles»?…
        Когда старуха Неонила Львовна вдругъ пускалась - обыкновенно посл? вечерняго чая - въ свою философiю и, куря папиросу за папиросой, разсказывала о стратосфер?, объ электронахъ, энергiя которыхъ такъ велика, что всякаго бога затмитъ, о томъ, что на высот? пяти километровъ воздухъ такъ чистъ и заряженъ электричествомъ, что тамъ никакiя бол?зни невозможны, полковникъ сосредоточенно и мрачно курилъ.
        - Какъ же, - говорила Неонила Львовна, пыхая папиросой и съ ненавистью глядя въ лицо полковника. - Ученый одинъ… Французъ, конечно… Устроилъ свою лабораторiю на самомъ на Мон-Блан?.. И что то изъ него… изъ его т?ла стало выд?ляться. Онъ отжалъ и собралъ ц?лую коробку… Произвелъ анализъ… Вся мочевая кислота, что была въ немъ, вышла безъ всякихъ тамъ уродоналовъ, Виши и прочаго… Онъ совс?мъ помолод?лъ… Живой такой сталъ… Здоровый… Будетъ время - города будутъ поднимать на пять километровъ и даже и выше, въ стратосферу. И тамъ будутъ жить в?чно… Безъ всякаго Бога… Вотъ оно что такое современная наука!
        Она упрямо вскидывала голову, и с?дыя космы встряхивались на ея затылк?. Ольга Серг?евна съ недоум?нiемъ, но безъ всякой любви смотр?ла на «мамочку». Полковникъ гляд?лъ съ отвращенiемъ. Мишель Строговъ слушалъ внимательно, сурово глядя въ ея лицо узко поставленными, напряженными глазами.
        - Этого, бабушка, нельзя, - вдругъ строго и внушительно перебилъ онъ старуху. - Никакъ этого нельзя, бабушка. Теперь вотъ трудящемуся челов?ку посл? шестидесяти л?тъ работы не даютъ… И правильно… Не загромождай м?ста… Давай дорогу молодымъ силамъ… А въ будущемъ? Я такъ полагаю, недалекомъ даже будущемъ - какъ стукнуло шестьдесятъ - ну и не дыши… Очищай землю отъ своего ненужнаго присутствiя… Дали нюхнуть тамъ чего - и готово… Вотъ это наука!.. Это культура!.. Къ тому идемъ, бабушка.
        Н?сколько мгновенiй старуха со страхомъ, Мишель Строговъ съ холоднымъ любопытствомъ смотр?ли въ глаза другъ другу. Потомъ вс?, точно сговорившись, не прощаясь, не пожелавъ другъ другу «спокойной ночи» - какая сентиментальность - расходились по своимъ комнатамъ.
        Ну разв? не шли они по линiямъ, уходящимъ все дальше и дальше другъ отъ друга… Разв? было у нихъ что нибудь общее, что связывало бы ихъ, кром? заработной платы и возможности платить за «Les Coccinelles» и какъ то питаться?…
        Только съ Нифонтомъ Ивановичемъ и было у полковника н?что общее. Оба шли, какъ будто, по близкимъ параллельнымъ линiямъ, тосковали одинаково по прошлому и ждали и в?рили.
        Да… кр?пко, несокрушимо, не колеблясь, в?рили…
        И все-таки все больше было тоски и скорби въ голос? стараго казака, когда онъ спрашивалъ - и теперь все бол?е и бол?е несм?ло - «что ут?шительнаго привезли, ваше высокоблагородiе, изъ Парижа?… He надумали ли чего въ Палат? Депутатовъ въ помощь Россiи?…»
        Но ничего уже ут?шительнаго не могъ разсказать д?ду Агафошкину стар?ющiй полковникъ Нордековъ.
        Такъ и жили они вс? вм?ст?, въ одномъ маленькомъ, точно карточномъ домик?, гд? будилъ ихъ вс?хъ по утрамъ будильникъ Мишеля Строгова. Казалось въ этой борьб?, не за жизнь уже, но просто за прозябанiе, они забыли, что есть на земл? любовь, слава, честолюбiе, что, есть гд? то Родина, за которую надо непрерывно бороться…
        XI
        Въ яркiй ноябрьскiй полдень, когда надъ Парижемъ вдругъ точно разостлали голубое Ниццское небо, и воздухъ сталъ прозраченъ, а Сена голуб?ла, зелен?ла и текла полноводная отъ пролившихъ дождей, заливая кол?ни каменнымъ статуямъ зуавовъ на Парижскомъ мосту, совс?мъ неожиданно, прямо съ вокзала на такси, на виллу «Les Coccinelles» прi?хала изъ Союза Сов?тскихъ соцiалистическихъ республикъ, изъ Россiи, изъ Петербурга племянница Ольги Серг?евны - Леночка.
        Впрочемъ ея появленiе не должно было быть такъ уже неожиданнымъ. Ее ждали, но какъ то не в?рили, что она прi?детъ. Ибо какъ можно оттуда прi?хать?…
        У «мамочки», Неонилы Львовны Олтабасовой, былъ младшiй братъ, Алекс?й Львовичъ, крупный чиновникъ министерства Внутреннихъ Д?лъ, на видномъ посту. Онъ умеръ въ тюрьм? еще при Временномъ Правительств?. У него была дочь Софья Алекс?евна, вышедшая замужъ за доктора Зобонецкаго. Докторъ Зобонецкiй въ 1920 году умеръ отъ голода. Вдова осталась съ шестил?ткей дочерью Леночкой и проживала въ Троцк?, подъ Петербургомъ. Вдова Олтабасова, Александра Петровна, бабушка Леночки, умудрялась регулярно переписываться съ Неонилой Львовной, и по этой переписк? на вилл? «Les Coccinelles» кое-что знали о жизни въ сов?тской республик?.
        Было всегда почему то жутко получать письма, большею частью открытыя, гд? коротко, Эзоповскимъ языкомъ сообщалось о той страшной жизни. Почтовая карточка переходила изъ рукъ въ руки. Внимательно, какъ что то чуждое и, пожалуй, враждебное разсматривали коричневую, напечатанную въ углу марку съ изображенiемъ космато-бородатаго мужика съ густыми волосами копной и четко оттиснутый почтовый штемпель съ такимъ страннымъ и дикимъ словомъ Русскими буквами: - «Ленинград», «4 эксп.»… Въ л?вомъ углу было изображенiе земного шара, перечеркнутаго б?лымъ оттискомъ серпа и молота въ в?нк? изъ ржи, обвитомъ лентою съ такими мелкими, что только одни зоркiе глаза Мишеля Строгова могли прочитать - да и прочитать ли? - в?рн?е догадаться - надписями: - «пролетарии всех стран соединяйтесь»…
        Карточка обычно была написана или карандашомъ, или какими то бл?дными лиловыми чернилами, в?роятно разбавленными водою, такими, какихъ заграница не знаетъ. Съ лицевой стороны и, надо полагать, на зло, - въ этомъ сказывался характеръ Олтабасовой, тамъ, гд? стояло: - «Куда» - «наименовакие места, где находится почта, и губернии или округа, а для станций наименование железной дороги» - было написано твердымъ размашистымъ почеркомъ: - «Madame Neonile Oltabassoff», a пониже шелъ адресъ, по французски, и тамъ, гд? значилось: - «Кому. Подробное наименование адресата» - стояло: - «Франция. Париж».
        Въ письм?, всегда по старой ор?ографiи, писали о чемъ то загадочномъ, за ч?мъ скрывалось ужасное.

…"Дядя Петя, совс?мъ того не желая, у?халъ очень далеко. Александръ Серг?евичъ, о которомъ я писала, что онъ получилъ казенное м?сто совс?мъ къ намъ никогда не воротится. А мы живемъ хорошо и ни въ чемъ, кром? разв? хорошаго воздуха, не нуждаемся. Въ смысл? кормежки было трудно и дорого. Брать у частника многое не могу, но все таки кое что перепадало. Ты мн? не пиши. Нечего писать: - все про тебя знаемъ и жал?емъ. Погода испортилась, опять пошли дожди»…
        Собравшись вокругъ лампы въ комнат? Неонилы Львовны письмо расшифровали.
        - Дядю Петю очевидно сослали въ Соловки, - печально говорила Ольга Серг?евна.
        - Ну можетъ быть еще и въ Нарымъ, - вставилъ хмуро полковникъ.
        - Жаль… А надо было ожидать. He такой былъ челов?къ, чтобы гнуться.
        - А про дожди - это, мамочка, про разстр?лы.
        - Да, - вздыхала Неонила Львовна, - опять терроръ. - И, забывъ про свои «винтики», съ глубокою печалью въ голос? добавляла: - ну, никто, какъ Богъ.
        Въ эти минуты чтенiя короткой открытки «оттуда», точно вдругъ сходились расходящiяся линiи ихъ жизней. Дуновенiе Родины сближало ихъ, и разошедшаяся семья снова ненадолго собиралась.
        И на другой день, когда Нордековъ возвращался со службы, старый Нифонтъ Ивановичъ поджидалъ его у самой калитки и, вкрадчиво и любовно заглядывая полковнику въ глаза, спрашивалъ:
        - Слыхать, ваше высокоблагородiе, ихъ превосходительство письмо изъ Россiи получили… Ну что тамъ пишутъ?… Скоро ли окончанiе всей этой муки?…
        И странно было думать, что полученiе открытки изъ Петербурга въ Париж?, отъ вдовы тестя - событiе, и что нельзя было написать туда все, что думаешь, что это грозило для получателя арестомъ, тюрьмою, можетъ быть, - смертною казнью. И уже никакъ нельзя было по?хать туда, нав?стить вдову тестя, племянницу и погляд?ть на внучку.
        Но еще странн?е было то, что такъ просто, какъ къ чему то неизб?жному и неотвратимому относились къ тому, что дядю Петю, ученаго профессора, ушедшаго въ свои гербарiи, о которомъ нельзя было даже представить, что онъ сд?лаетъ что нибудь противозаконное, такъ - «здорово живешь» - сослали въ ссылку, или что Александра Серг?евича - ихъ большого друга, товарища Георгiя Димитрiевича, ни за что ни про что разстр?ляли. Объ этомъ говорили съ какимъ то эпическимъ спокойствiемъ, какъ о нормальной смерти ста двадцати л?тняго старика, не возмущались, не плакали, не служили панихидъ.
        Иногда Александра Петровна писала и о Леночк?.

…"Леночка поступила въ школу второй ступени…» «…Леночка кончила школу второй ступени»…
        Невозможно было представить себ? Леночку въ сов?тской школ?. Чему тамъ учили? Какъ воспитывали?… Ольга Серг?евна возмущалась, что тамъ школа была безъ Бога, а
«мамочка» скорб?ла, что Леночка нав?рно не говоритъ по французски.
        - Разв? что Александра Петровна ее научитъ.
        Этимъ л?томъ пришелъ конвертъ, надписанный рукою старухи Олтабасовой. Въ немъ не было письма, но лежала выр?зка изъ газеты. Съ одной стороны были отчеты о театрахъ… «Въ Филармонии»… «Подсчитали - прослезились», гд? разсказывалось о крах? какого то совершенно непонятнаго «театрального отдела кубуч'а».
        На другой сторон? была небольшая зам?тка: - «В суде. Жилкошмар», подписанная Н. С-скимъ. Эту зам?тку прочитали. Была полна она такого ужаса, что даже не сразу могли понять весь смыслъ ея содержанiя.
        Авторъ коротко и сухо, - стоитъ ли много писать о такомъ обыкновенномъ въ сов?тскомъ быту происшествiи - пов?ствовалъ:

…"Сухое обвинительное заключенiе говоритъ о дикомъ кошмар?, и о томъ, какъ изъ за н?сколькихъ метровъ жилплощади не дали жить челов?ку. Убили его не просто, а предварительно затравивъ.

«26-го сентября прошлаго года, посл? прохода по?зда изъ Ленинграда на Лугу, на 43 километр? Варшавской дороги, былъ найденъ перер?занный колесами трупъ неизв?стной женщины. Голова была пробита въ н?сколькихъ м?стахъ, т?ло исковеркано, но крови вытекло очень мало. Это вынудило врача отказаться отъ дачи заключенiя о причин? смерти гражданки Софiи Зобонецкой.

«Зобонецкая съ дочерью Еленой снимала дв? комнаты въ дом?, арендованномъ Андреемъ Аггусомъ по улиц? Юнаго Ленинца въ Троцк?. Семья Аггуса была очень не мала, кром? того, онъ поселилъ у себя семью Древицкихъ. Тамъ же жила гражданка Барашкина.

«Аггусъ усиленно таскалъ Зобонецкую по судамъ, обвиняя ее то въ умышленной порч? комнаты, то «въ нагломъ поведенiи и ругани». Помогали Аггусу въ этихъ судебныхъ похожденiяхъ мужъ его сестры, членъ Троцкаго горсов?та и жиличка Барашкина.

«Т?мъ не мен?е выселить Зобонецкую имъ не удавалось. Для того, чтобы «допечь» Зобонецкую, Аггусъ не гнушался подсылать къ ней пьяныхъ гробовщиковъ, якобы за срочнымъ заказомъ.

«Наконецъ, Зобонецкая была найдена мертвой на рельсахъ.

«Аггусъ за бутылкою вина разсказалъ всю исторiю расправы съ Зобонецкой. Онъ оглушилъ ее ударомъ гири по голов? на площадк? вагона, въ которомъ ?халъ вм?ст? съ Зобонецкой въ Ленинградъ по какому то вымышленному, срочному д?лу. Доканавъ старуху, онъ сбросилъ ее на полотно, въ заран?е условленномъ м?ст?, гд? дожидались жена его и жиличка Барашкина, которой за сод?йствiе было об?щано перевести ее въ лучшую комнату. Они и подложили трупъ подъ по?здъ, чтобы замести сл?ды.

«Барашкина черезъ два м?сяца не вынесла угрызенiй сов?сти и отравилась.

«He довольствуясь убiйствомъ, Аггусъ укралъ вс? ц?нныя вещи Зобонецкой, хранившiяся на чердак?.

«Д?ло объ убiйств? изъ за жилплощади на дняхъ будетъ слушаться въ Окружномъ суд?…»
        Когда прочли это газетное изв?стiе, какъ всегда всякую в?сточку «оттуда», всею семьею, за вечернимъ чаемъ, Ольга Серг?евна почувствовала, что на нее это кошмарное убiйство не произвело впечатл?нiя. Оно не входило, не ум?щалось въ рамки ихъ Парижской жизни. Потомъ, изъ короткаго обм?на мн?нiй съ мужемъ и «мамочкой», - она уб?дилась въ томъ, что ихъ поразило не самое убiйство - къ убiйству они отнеслись холодно: - иначе и быть не могло въ сов?тскомъ раю - но ихъ удивило, что у Зобонецкой могли быть ц?нныя вещи. Значитъ, не все отобрали. А еще бол?е поразило ихъ, что убiйца былъ арестованъ, что пособница Барашкина изъ за угрызенiй сов?сти отравилась, а самое д?ло будетъ слушаться въ окружномъ суд?.
        Имъ все въ сов?тской республик? казалось такимъ кошмарнымъ сномъ, такою чудовищною неразберихою, что убiйство близкаго челов?ка ихъ не поразило - оно входило въ сов?тскiй бытъ, какъ входили въ него безсмысленные аресты и казни невинныхъ людей. Ихъ поразило, что тамъ все таки была какая то жизнь и вм?ст? съ нею какая то правда, въ которую входили и угрызенiя сов?сти и арестъ убiйцъ и преданiе ихъ суду.
        Повидимому и на самаго близкаго челов?ка къ Зобонецкой, на ея мать, самый фактъ убiйства тоже не произвелъ большого впечатл?нiя. Въ очередномъ письм? открытк? ничего по этому поводу не писалось. Старая Олтабасова помянула только про внучку.

…"Леночка поселилась у меня»…
        Потомъ пришло изв?стiе, что такъ какъ Леночка выросла, она озабочена ея будущимъ: - «хлопочу послать Леночку къ вамъ и это мн? повидимому удастся»…
        Потомъ очень долго не было писемъ, и, такъ какъ ни денегъ, ни визъ ни откуда не просили, то какъ то и позабыли о томъ, что Леночку посылаютъ въ Парижъ. Да и казалось это такимъ невозможнымъ… «Оттудa и въ Парижъ»!..
        И вдругъ Леночка явилась сама, что называется - «собственною персоной» и совс?мъ не робко, но ув?ренно позвонила въ дребезжащiй звонокъ въ переулочк? у дома, им?вшаго номеръ 24-ый.
        XII
        Леночка ощутила странную легкость, когда отдала шофферу такси посл?днiе восемнадцать франковъ, показанныя счетчикомъ, прибавила два франка на чай, и у ней осталась какая то мелочь - дырявые сантимы и темно м?дные су.
        Она была въ бл?дно-голубой, блеклаго, вялаго цв?та высыхающихъ васильковъ шляпк? колпачк?, въ короткомъ, выше кол?нъ, не модномъ уже плать? и кофточк?. Все было очень старое и заношенное. Особенно плохи были чулки желторозоваго цв?та и вс? въ штопкахъ. Башмаки были стоптаны, и на песк?, гд? стояла Леночка, переминаясь съ ноги на ногу, выдавливали маленькiй сл?докъ ея ножки, и въ немъ отпечатывалась глубокая дырка на подошв?.
        Она позвонила еще разъ. Никто не открывалъ калитки. Крошечные домики въ паутин? плюща, съ окнами, заставленными ставнями, точно склеенные изъ картона казались необитаемыми. Но на веревк? палисадника между ржавыхъ георгинъ сушилось б?лье и изъ калитки вдругъ выскочила большая темная собака и съ лаемъ бросилась къ воротамъ.
        Леночка испугалась. Но собака понюхала воздухъ, посмотр?ла желтыми, умными глазами въ глаза д?вушк? и, толкнувъ носомъ калитку, выскочила на улицу и уб?жала.
        Леночка, уб?дившись, что калитка не замкнута, вошла въ узкiй дворикъ тупичокъ. Справа были высокiя сл?пыя ст?ны сос?дняго дома, сл?ва палисадники и маленькiя дачки. Леночка шла и читала надписи на б?лыхъ эмалированныхъ дощечкахъ.

…"Les Platanes», «Villa les Tilleuiles», «Les Eglan-tines»… «Les Coccinelles»…
        Леночка остановилась. Да, конечно, она помнила это имя. Ей его часто называла бабушка. Зд?сь и должна жить ея Парижская бабушка.
        Она вошла въ открытую калитку. Сухiя в?тки кустовъ прив?тствовали ее. Черные стволы засохшихъ георгинъ торчали изъ клумбъ. У бетоннаго крылечка Леночка остановилась, не зная, кого спросить. Снизу изъ подвальнаго окошка высунулась лохматая голова. Копна волосъ на темени, бритые виски, - совс?мъ какъ у ихъ сов?тскихъ атлетовъ на пролетарскомъ стадiум?, гд? упражняются физ-культурники.
        - Кэ дезир мадамъ?…
        Какой это былъ ужасный французскiй языкъ!.. Леночка ум?ла таки говорить по французски. Конечно не въ школ? второй ступени она научилась этому, а дома, у Ленинградской бабушки. И произношенiе у нея было совс?мъ Парижское, съ красивымъ раскатомъ на «р».
        На вопросъ на такомъ ужасномъ французскомъ язык? и отв?чать по французски не хот?лось. Неужели это ея двоюродный братъ Шура Нордековъ, о комъ такъ много говорила ей ея мать? Она смутно помнила его мальчикомъ - комсомольцемъ.
        Леночка посмотр?ла на окошечко подвала. Оно раскрылось совс?мъ и голова
«физ-культурника», покоящаяся на широкой ше?, появилась въ немъ. За шеей сл?довала рубаха безъ воротника и безъ галстуха, облегавшая могучiя плечи.
        Леночка вопросительно сказала, подчеркивая французское произношенiе Русской фамилiи:
        - Madame Oltabassoff?…
        Физ-культурникъ выразительно ткнулъ пальцемъ вверхъ и твердо по русски сказалъ:
        - Звоньте во второй этажъ. Пуговка нал?во. Мамочка дома. Знать кофiй пьеть.
        Леночка поднялась и позвонила. За дверью зашмыгали мягкiя туфли, и передъ Леночкой въ растворенной двери появилась старуха со стриженными волосами - ни дать, ни взять - сама Крупская - Ленинская супруга, сов?тская «вдовствующая императрица».
        - Вамъ кого? - спросила старуха.
        - Я… Леночка… Зобонецкая…
        - Ахъ ты… Боже мой!..
        Мягкiя пахнущiя кофеемъ объятiя охватили Леночку. Такъ въ объятiяхъ она и вошла въ комнату. Тамъ было сумрачно. На простомъ кругломъ стол? безъ скатерти кип?лъ на примус? кофейникъ. Въ проволочномъ лотк? лежали маслянистыя подковки.
        - Ну, садись, - отдуваясь отъ волненiя, проговорила старуха. - Шляпу сними… Стриженая… Что жъ и правильно… Для работы лучше… А хорошенькая… въ мать.
        Леночка и точно была прелесть какая. И что то было особенное Русское - въ ея лиц? съ чуть широкими скулами, выдающимися у висковъ, прозрачною смуглинкою, сквозь которую просв?чивалъ персиковый румянецъ, съ пушистыми бровями. Подъ ними въ темной опушк? очень густыхъ и длинныхъ, по д?тски загнутыхъ вверхъ р?сницъ, сiяли молодостью, золотою шампанскою игрою гор?ли большiе карiе глаза. Волосы были темно каштановые, губы маленькiя, сердечкомъ, безъ краски пунцовыя, носъ небольшой, задорно вздернутый, по Русски открытый. Когда Леночка сняла безобразившую, не по ней сшитую, съ чужого плеча кофту, она оказалась высокой и стройной, съ маленькими, не слишкомъ чистыми, посл? дороги, руками и стройными ногами прекрасн?йшихъ линiй.
        Она с?ла противъ «мамочки».
        - Голодная?.. Ну, ничего… Потерпи… Пока вотъ кофею попей… Съ круассанами… По нашему - подковки… У нихъ, у французовъ, круассанами прозываются.
        Леночка была очень голодна. Она второй день ничего не ?ла. Денегъ хватило въ обр?зъ. У нея посл? долгаго пути, ночей, проведенныхъ въ «жесткомъ» вагон? кружилась голова, и ей казалрсь что полъ ходилъ подъ ногами, какъ въ по?зд?.
        Ея маленькiй обл?злый чемоданчикъ, такой легкiй, что она сама его и принесла былъ поставленъ на соломенный стулъ. Неонила Львовна кивнула на него.
        - Вс? твои вещи тутъ?
        - Вс?, бабушка.
        - Какъ же ты до?хала?…
        Леночка не поняла вопроса. Она смотр?ла на старуху и молчала.
        - Какъ тебя, говорю, выпустили?… Съ какимъ паспортомъ?…
        - Съ нашимъ… Сов?тскимъ, - робко сказала д?вушка.
        - Ты тутъ этого не болтай… Заклюютъ… Ольга теб? все устроитъ. Чтобы шито, крыто. Полковникъ чтобы не пронюхалъ… Co св?та сживетъ. Всю чистоту его б?лыхъ ризъ испортишь.
        Неонила Львовна пожевала губами. Леночка жадно пила кофе. Подковки исчезали за ея молодыми, б?лыми, сверкающими изъ за алыхъ губъ зубами. Она плохо соображала, что ей говорила старуха. Все было такъ необыкновенно и совс?мъ не такъ, какъ ей представлялось это въ ея думахъ во время дороги.
        - Безбожница?
        Леночка искоса посмотр?ла на бабушку и точно насторожилась.
        - У насъ, бабушка, не учили… Мама когда то говорила немного.
        - Да ты не смущайся. Я и сама такая. Своимъ умомъ до всего дошла. Ни къ чему вс? эти поповскiя исторiи.
        Надолго замолчали. «Мамочка» налила еще чашку Леночк?.
        - Пей, милая. Ты голодна. Я еще приварю. На вотъ теб? хл?бца пожуй… Съ масломъ.
        Неонила Львовна достала съ небольшого буфета длинную тонкую булку, приготовленную къ об?ду, сливочное масло и поставила передъ Леночкой.
        - У васъ всего изобилiе, - тихо сказала, прожевывая булку съ масломъ, Леночка. - Намъ говорили: - у васъ голодъ большой. Ничего не хватаетъ.
        - Все врутъ, милая. И тутъ, какъ и тамъ врутъ. А ты не в?рь… Никому и тутъ не в?рь.
        И опять замолчали.
        Неонила Львовна смотр?ла, не сводя глазъ на Леночку. Все было въ ней такъ необычно. «Съ сов?тскимъ паспортомъ», - думала старуха. - «Хуже, ч?мъ съ волчьимъ… Право - лучше бы «желтый билетъ» у ней былъ… Никуда не примутъ. Ни туда - ни сюда… И зам?нить, сколько хлопотъ будетъ. Гд? пом?стить ее?… Какъ содержать?… ?стъ то какъ много!.. Куда ее устроить?… Что она ум?етъ д?лать?… Ну, пом?стить?… Пом?щу къ себ?. Больше и некуда. Рядомъ полковникъ съ Ольгой… Не къ нимъ же?… На верху - Шурка дуракъ… Мишель Строговъ… А деньги?… Надо какъ нибудь поддержать… В?дь брата родного внучка»…
        Посл? кофея разставляли въ маленькой комнатушк? мебель, устраивая ложе для Леночки. Разсматривали ея барахло. Вещей, б?лья, платьевъ у д?вушки ничего не оказалось. Все надо будетъ купить.
        - Деньги то, Лена, есть ли у тебя?
        Д?вушка со см?хомъ высыпала содержимое стараго Русскаго кошелька на столъ.
        - Вотъ, посчитайте: - тридцать пять… н?тъ… вру… сорокъ сантимовъ. Вс? и мои капиталы… Настоящая капиталистка… Буржуйка… Я, бабушка трудовой народъ… Пролетарка стопроцентная…
        XIII
        Посл? ужина вся семья осталась сид?ть за круглымъ столомъ. Мишель Строговъ не сводилъ узкихъ глазъ съ милаго лица Леночки. Полковникъ слушалъ, задавая отъ поры до времени вопросы, и каждый его вопросъ заставлялъ Леночку умолкать, настораживаться и уходить въ себя.

«Н?тъ все-таки она очень запугана», - думала, наблюдая Леночку, Ольга Серг?евна.
        Леночка оживленно разсказывала своимъ не всегда понятнымъ языкомъ о томъ, какъ проводится смычка города съ деревней, о работ? въ кол-хозахъ, о задачахъ пятил?тки. Она говорила такъ, точно ей шелъ не восемнадцатый, а по крайней м?р? тридцать пятый годъ и была она пропов?дницей новой в?ры.
        - У насъ… Америк? не уступитъ… Черезъ два года переплюнемъ и Америку.
        - Такъ у васъ же голодъ!.. Голыми люди ходятъ! Вонъ въ какихъ лохмотьяхъ вы прi?хали, смотр?ть страшно. Теб?, Леля, надо будетъ завтра со службы отпроситься, да въ «Самаритэнъ» ее свести, од?ть, обуть надо, - р?зко сказалъ полковникъ.
        - Это… голодъ, дядя, пока, - быстро и твердо, какъ заученный урокъ сказала Леночка.
        - Ну… А какъ красная армiя?…
        Точно какая то т?нь проб?жала по глазамъ Леночки. Какъ то р?зче выдались скулы.
        - Ничего, дядя.
        - Ну, а все-таки?… Въ Бога, наприм?ръ, не в?ритъ?…
        - Кто хочетъ в?ритъ… Кто не хочетъ… Никто не насилуетъ, - холодно отв?тила Леночка. Ея оживленiе какъ то сразу пропало.
        Ольга Серг?евна пришла на помощь племянниц?.
        - Ты маму вспоминаешь?…
        - Да.
        - Какъ же ее похоронили?…
        - Обыкновенно какъ… Отвезли въ Троцк? на кладбище и зарыли…
        - Безъ священника, - съ ужасомъ сказала Ольга Серг?евна.
        - Гд? это еще такой Троцкъ? - возмутился полковникъ и закурилъ чуть не десятую папиросу. Разговоръ его очень уже волновалъ. Онъ потомъ признавался, что у него было такое чувство, какое бываетъ, в?роятно у собаки, когда та лаетъ на кошку, забравшуюся на дерево. Весь онъ какъ то подобрался и напружился. Въ виски у него стучало. Очень хороша была Леночка и такъ напоминала ему его Лелю, когда первый разъ увидалъ онъ ее на гимназическомъ балу. И вм?ст? съ т?мъ было въ ней н?что чуждое и какъ бы страшное… «Совдепка»!..
        - Священникъ… Очень дорого… И мама?… Она никогда не ходила въ церковь.
        - Ну, а какъ же эти люди, которые?… Ты съ ними потомъ жила?… Видалась?… Ужасные, должно быть, люди, - плохо скрытыя брезгливость и пренебреженiе были въ голос? Ольги Серг?евны. Она не посм?ла сказать прямо: - «убiйцы твоей матери».
        - Тетя… Послушайте… Но мама же сама была во всемъ виновата. Она ихъ все хамами называла… Они на это обижались. И потомъ. Вотъ у васъ т?сно. А тамъ жил-площадь ужасно какая маленькая… A y мамы дв? комнаты… Ну и они злились.
        Н?тъ, Леночка не осуждала убiйцъ своей матери. Она ихъ понимала. И страшной казалась ея чисто Русская красота. Она была другая. Изъ другого мiра, гд? иныя были понятiя и новая была мораль. И что въ ней было - своя правда, которой ни полковникъ, ни Ольга Серг?евна не могли постигнуть, или страшная безъоглядная сатанинская ложь? Это сразу почувствовали, и даже самоув?ренный и самовлюбленный Мишель Строговъ понялъ, что Леночка говоритъ точно на какомъ то другомъ язык?.
        Она принесла съ собою на виллу «Les Coccinelles» большiя заботы. Прежде всего заботы матерiальныя, Нордековы еле концы съ концами сводили. «Мамочка» давно продала все, что только можно было продать. Она готовила ужинъ и прибирала комнаты, т?мъ помогая своей дочери и зятю. Мишель Строговъ былъ «самъ по себ?«. Съ него взятки были гладки. Онъ платилъ за столъ и квартиру и врядъ ли онъ далъ бы что нибудь на Леночку. Устроить Леночку на службу, по крайней м?р?, въ ближайшее время было невозможно… Сразу было видно, что она ничего не ум?ла д?лать. Пролетарская школа второй ступени не дала ей ничего для того, чтобы она могла зарабатывать хл?бъ. Правда она знала французскiй языкъ. Рукод?лiемъ не занималась, по Русски писала - по сов?тски, - значитъ: - зд?сь это ни къ чему. Манеры у нея были такiя, что даже въ третье-разрядный ресторанъ подавалыдицей ея не приняли бы. И притомъ - красота!.. Оригинальная Русская, съ французской точки зр?нiя - экзотическая - красота!.. Ей гейшу на сцен? безъ грима играть! Въ Русскомъ сарафан? Русскую плясать!.. да ум?етъ ли еще? При ея годахъ, при ея морали - скользкiй это
былъ путь и ни Ольга Серг?евна, ни даже Неонила Львовна не хот?ли рисковать толкнуть на него Леночку.
        Внесла она и заботы моральныя. Съ сов?тскимъ паспортомъ!.. Какъ сказать объ этомъ знакомымъ?… Безбожница?… Какъ повести ее въ церковь? гд? такой красавецъ и святой священникъ… Прi?хала изъ Сов?тской Россiи. A y испов?ди была?… Ее распрашивать станутъ, а она вотъ какая!.. Чуть посерьезн?е вопросъ и замолчитъ, уйдетъ, какъ улитка въ раковину, ежомъ свернется въ клубокъ, и только красивые глаза горятъ исподлобья недобрымъ, недов?рчивымъ огнемъ… Точно и не челов?къ, а какой то хищный, красивый зв?рекъ… Какъ такую покажешь ихъ колонiи?… Заподозрятъ чего добраго въ шпiонаж??… Чураться будутъ ихъ дома. Совдепка!.. Какое это страшное слово! Хуже чумы, или оспы. Точно заразно больная у нихъ появилась… Какъ, почему ее выпустили?… Вотъ другiя б?гутъ, съ опасностью для жизни тайкомъ перебираются черезъ границу, идутъ «нелегально». Выходятъ фиктивно замужъ за латышей, эстонцевъ, поляковъ… А она съ сов?тскимъ паспортомъ!.. Значитъ, были у ней какiя нибудь заслуги передъ сов?тской властью. Значитъ что то въ ней есть… ее бы распросить?… Да, такъ она вамъ и отв?титъ!.. Вотъ она какая! Полковникъ спросилъ ее: -
«есть ли въ красной армiи барабаны?…»
        - He знаю, - коротко и р?зко сказала Леночка.
        - А какiе конные полки видали вы въ Петербург??
        - Я никакихъ полковъ не видала, - какъ ножомъ отр?зала Леночка.
        Разв? съ ней разговоришься?
        Леночку уложили пораньше спать. Глаза у нея слипались. Очень она устала съ дороги.
«Мамочка» и Нордековы заперлись въ полковницкой комнат? на семейный сов?тъ. Говорили шопотомъ. Ст?ны тонкiя, дверь, какъ изъ картона. Французскiй домъ… Пересчитали отложенное на черный день на случай чьей нибудь бол?зни или смерти: - тысяча дв?сти тридцать франковъ. Еще полковникъ могъ въ своемъ объединенiи позаимствовать дв?сти. На эти деньги надо обрядить Леночку. У нея всего одна рубашечка, да и та такая заношенная, что зд?сь ни одна прачка не возьметъ ее стирать.
        Завтра въ часы перерыва Ольга Серг?евна откажется отъ завтрака и по?детъ съ Леночкой въ «Samaritaine» од?ть ее. Мамочка привезетъ ее до Парижа. Ha Marche des puces полковникъ ей купитъ какое нибудь sommier, подушку и од?яло.
        Когда разошлись они вс? трое, наконецъ, по постелямъ было у нихъ на душ? что то особенное. Смущена была ихъ душа. Точно вошло въ ихъ жизнь что то новое, неизв?стное и страшное, но вм?ст? съ т?мъ и родное, родное, родное!!..
        Это чувство, уже засыпая, Ольга Серг?евна весьма ясно опред?лила.
        - Ты спишь, Георгiй, - спросила она.
        - Ну?
        - Ты знаешь?… Отъ нея Россiей все таки пахнетъ… Вотъ, какъ у насъ сирень пахнетъ… А тутъ цв?ла, а запаха почти и не слышно… Вотъ и мы… Отъ насъ Россiей никакъ уже не пахнетъ… Выдохлись мы… А она, хотя и сов?тская, а все Русская.
        - Ну, ну, - промычалъ полковникъ и повернулся на другой бокъ.
        XIV
        Странная была Леночка. Она старалась помогать по хозяйству «мамочк?«. По вечерамъ сид?ла со вс?ми за ужиномъ, но почти всегда молчала. Если ее о чемъ нибудь спросятъ - она коротко отв?титъ: - «да»… «н?тъ». А больше отзовется незнанiемъ: -
«не слыхала»… «не знаю»…
        Ho, когда вс? у?дутъ въ городъ на службу, и «мамочка», напившись кофею, приляжетъ
«на часокъ» - отъ 2-хъ до 5-ти, - Леночка тихой мышкой сб?житъ въ подвальчикъ къ Нифонту Ивановичу.
        Старый казакъ сидитъ на низкомъ стульц? - такъ почему то полагается сапожнику, - противъ него сучитъ дратву Фирсъ. Изъ открытой въ сос?днюю каморку двери несетъ парнымъ б?льемъ, тамъ шлепаютъ босыя ноги: - суетится Зося со стиркой.
        Леночка войдетъ въ каморку и сядетъ на единственный стулъ, предназначенный для заказчиковъ. Такъ сидитъ она довольно долго, наблюдая работу.
        - Д?душка, дайте-ка и я попробую. Нифонтъ Ивановичъ охотно ей показываетъ.
        - Самое правильное, барышня, по нын?шнимъ временамъ рукомесло, - наставительно говоритъ Нифонтъ Ивановичъ. - Новые башмаки съ нын?шнимъ кризисомъ кто укупитъ? Подметки всякому нужны… Въ дырявыхъ башмакахъ долго не проходишь. Чинка, заплаты - отбоя н?тъ… Французы мою работу очень даже уважаютъ… Моя подметка на годъ… Хотя по стеклу толченому ходи.
        Леночка поработаетъ съ часокъ. Потомъ отложитъ работу, откинется на спинку стула и запоетъ:
        - Жила была Россiя
        Великая держава.
        Враги ее боялись -
        Была и честь и слава…
        Голосокъ у нея жиденькiй и слабый, но поетъ она в?рно, и такъ жалобно, что Нифонтъ Ивановичъ задумается и отложитъ въ сторону инструментъ.
        - Теперь ужъ н?тъ Россiи:
        - Россiя вся разбилась
        Ахъ Солнышко!..
        Куда ты закатилось?…
        - Эту п?сню, барышня, у насъ на Лемнос? тоже п?ли. Ну только не такъ жалостно. Гд? вы ее узнали?…
        - Въ Ленинград?, помню, эту п?сню д?тишки п?ли. Вотъ этакiя - Леночка показала на полъ аршина отъ земли, - совс?мъ маленькiя… Какъ ихъ ругали!..
        Запрещали настрого… А они п?ли… Да… Правда… Я помню…
        - Поди, кто ихъ училъ… He безъ того… Леночка надолго примолкла. Потомъ вдругъ устремила глаза куда то въ даль, гд? точно она что то вид?ла давнее и далекое и стала говорить съ какою то внутреннею дрожью:
        - Я помню… Это еще тогда… Раньше было… Извощикъ по Загородному ?детъ. И на немъ офицеръ съ б?лымъ околышкомъ… Преображенскiй что ли?… Безъ ноги… Раненый, значитъ… Инвалидъ… Ногу у него на войн? отняли. И два солдата съ нимъ… Съ ружьями… И, значитъ, бьютъ его… Толкаютъ… Кровь съ лица течетъ… Да… Правда… А онъ бл?дный, нахмуренный… Что онъ думаетъ?… И молчитъ… He пикнетъ… И глаза такiе… Страшные, престрашные… Я хоть и маленькой тогда была, а помню…
        Нифонтъ Ивановичъ, сосредоточенно нахмурясь, моталъ рукою съ шиломъ, сшивая кожу. Фирсъ пересталъ работать и внимательно, не мигая, смотр?лъ на Леночку. Въ мастерской было тихо и только рядомъ негромко плескала вода и мокро шлепало б?лье…
        Леночка подняла опущенную головку и негромко зап?ла:
        - Схоронили яблочко,
        Остался только кончикъ,
        А теперь вся наша жизнь
        - Кисленькiй лимончикъ…
        - Вотъ, помню, маму хоронили… Вотъ ужасъ то былъ!.. Ее убили и пока тамъ вскрытiе было, да разбирали, почему она умерла, - она, знаете, и протухла. Мн? ее изъ больницы выдали - вези на кладбище. Да… просто сказать… Гробовъ н?тъ… И на прокатъ то взять такъ и то дорого. Барашкина жилица, - она потомъ пов?силась, - взялась мн? помочь. Взяли мы салазки… А сн?гу то еще и н?тъ совс?мъ. Привязали маму и повезли. А салазки, знаете, короткiя, и ноги по земл? волочатся. Кожа даже сходитъ. Кости обнажаются… Вотъ было страшно то…
        Въ мастерской стало томительно тихо. У Нифонта Ивановича сосало подъ ложечкой. Слышно было, какъ за ст?ной и совс?мъ недалеко непрерывно гуд?лъ Парижъ. Иногда по rue de la Gare протрещитъ мотоциклетка, и стихнетъ вдали за поворотомъ. Вдругъ громко прошумитъ грузовикъ, ст?ны домика затрясутся и опять станетъ тишина, сопровождаемая немолчнымъ гуломъ города гиганта.
        - Много и вы повидали, барышня, - какъ то проникновенно, съ большимъ уваженiемъ и глубокою сердечною жалостью сказалъ старый Агафошкинъ.
        Леночка посмотр?ла на него. Золотыя искры зажглись въ ея глазахъ. Она погладила Топси, лежавшую на полу между нею и Нифонтомъ Ивановичемъ и сказала съ нескрытою насм?шкою:
        - Послушайте, что вы мн? все «барышня», да «барышня»… Какая я барышня?… Или еще того см?шн?е, дядю «ваше высокоблагородiе» называете? Такого и слова то н?тъ… См?шно ужасно и дико…
        Нифонтъ Ивановичъ растерялся. Онъ не зналъ, что и отв?тить. Хмуро и со злобою пробурчалъ Фирсъ:
        - Потому въ васъ голубая кровь… Слыхали, можетъ быть?
        Леночка безтрепетно взглянула прямо въ узкiе, сосредоточенные, такiе же упорные, какъ у Мишеля Строгова, глаза Фирса.
        - Это то я давно слышала… Еще тамъ… Помню… Только большевики давно всю голубую кровь повыпускали… Н?тъ ея больше.
        - Видать… Осталась… Нифонтъ Ивановичъ уже нашелся.
        - Скольки разовъ я грворилъ теб?, обормотъ, что никакой голубой крови н?тъ. Каждый могётъ своего достигнуть… Очень даже просто… Кажный… Отъ солдата до генерала дорога одна: - усердiе къ служб?, рвенiе передъ Государемъ, в?ра въ Господа, молитва и храбрость… А голубая кровь очищается черезъ образованiе. Понялъ?…
        Фирсъ весь вскип?лъ. Оиъ съ сердцемъ бросилъ на кирпичный полъ колодку и сказалъ со злобою:
        - Ежели образованiе, то подавай его вс?мъ равно… Ты инженеръ и я инженеръ… Ты офицеръ и я офицеръ… A то однимъ ниверситетъ съ профессорами, a другимъ начальная школа съ учительшей, что ни бэ ни мэ не мэмэкаетъ.
        Фирсъ былъ такъ взволнованъ, что вышелъ изъ мастерской и поднялся въ садикъ. Слышно было черезъ окно, какъ онъ тамъ шумно вздыхалъ и чиркалъ спичку - курить собирался.
        - Онъ у васъ такой, д?душка? - прикрывая маленькой смуглой ручкой ротъ тихо спросила Леночка.
        - Какой такой?…
        - Большевикъ!..
        - Ну да, - недовольно проворчалъ д?дъ. - Какой онъ большевикъ? Дуракъ стоеросовый и все… Обормотъ!..
        Леночка вскочила со стула и стремительно прошмыгнула изъ мастерской. Топси, виляя хвостомъ, бросилась за нею.
        - Фирсъ Петровичъ, пожалуйста, снизойдите къ намъ. Устроимъ смычку между голубою и алою кровью. Я вамъ п?сню про ваше сапожное д?ло спою.
        Фирсъ, мрачный, накурившiйся, нарочно стуча сапогами, спустился въ мастерскую и взялъ колодку. На д?да онъ не смотр?лъ. Ворочалъ колодку подъ самымъ носомъ, точно облизать ее хот?лъ. Леночка стала у окна. Низъ ея т?ла былъ въ т?ни. Только стройный станъ и головка съ растрепавшимися волосами были осв?щены голубоватымъ св?томъ. Кончики волосъ св?тились какъ бы окруженные ореоломъ. Леночка подняла голову и зап?ла весело и звонко, не боясь разбудить «мамочку».
        - Растоптала я ботинки,
        А мой милый сапоги.
        Каждый день ходи на сходки,
        Митинги, да митинги…
        XV
        Вотъ и разгадай ее, эту Леночку? Ни «мамочка», ни Ольга Серг?евна, ни полковникъ, ни даже самъ премудр?йшiй Нифонтъ Ивановичъ понять ее не могли.
        - Ну, какъ ты нашла Шуру? - спросила Леночку Ольга Серг?евна.
        - Ахъ, тетя… Я его совс?мъ не узнала, такъ онъ перем?нился. Прелесть. Настоящiй челов?къ. Онъ пробьетъ себ? дорогу… И что мн? особенно нравится - что онъ - Мишель Строговъ!.. Значитъ - безъ предразсудковъ. Отказался отъ отцовской фамилiи и имени. Онъ таки завоюетъ себ? м?сто на земл?.
        Леночка искала случая оставаться вдвоемъ съ «настоящимъ челов?комъ». Она ходила встр?чать его на станцiю и провожала его до дома. Она брала въ свою маленькую ручку его большую сырую отъ работы и усталости руку и такъ шла съ нимъ какъ ходятъ д?ти. Мишель смущался, красн?лъ, но руки не отнималъ и шелъ, надутый и важный. Они больше молчали. Леночка смотр?ла на него восторженными глазами и не знала, что сказать. Однажды, во время такого шествiя она вдругъ и совершенно неожиданно выпалила:
        - Мишель!.. Я хот?ла бы, чтобы вы мн? сд?лали ребенка.
        Она сказала это совершенно серьезно, почти строго, прямо глядя въ немигающiе глаза Мишеля. Сказала съ такою откровеиною наивностью, что Мишель смутился и совершенно растерялся. Онъ выдернулъ свою руку изъ ея руки и почти поб?жалъ къ дому. Дома онъ заперся въ своей комнат?.
        Онъ считалъ себя «безъ предразсудковъ». Но и ему это показалось слишкомъ грубымъ.
        Въ эти, какъ разъ дни Топси вдругъ пополн?ла, и Ольга Серг?евна сказала, что она щенная, что у нея д?ти будутъ, а полковникъ доказывалъ, что это потому, что она кушаетъ слишкомъ много.
        И Мишелю Строгову пришла на память Топси. He эстетъ онъ былъ, конечно, но сопоставленiе собаки съ т?мъ, что ему «выпалила» Леночка было ужасно. Онъ не хот?лъ спускаться къ ужину, но матерiальныя соображенiя, что за ужинъ имъ заплачено взяли верхъ и онъ сошелъ къ столу.
        Леночка была въ р?дкомъ настроенiи возбужденiя, когда ее вдругъ точно прорывало и она говорила затверженные въ школ? уроки и пропов?дывала новую мораль. Ея лицо пылало. Золотыя искры сверкали въ ея глазахъ. Полковникъ оперся лицомъ на ладони и съ нескрываемой тоскою слушалъ ее. Ольга Серг?евна плакала. «Мамочка», не мигая, смотр?ла на внучку маленькими, хищными глазками.
        - Нацiонализмъ и патрiотизмъ, - рубила Леночка, - чувства, заслуживающiя презр?нiя. Я знаю народъ… Кажется повидала его достаточно. Въ школ? кругомъ меня все были д?ти народа. Народъ не интересуется величiемъ своей Родины. Короли и буржуи выдумали это совс?мъ ненужное слово. Будущее это - интернацiоналъ… Намъ съ высокаго дерева плевать на историческiя традицiи, на красоту и на религiю… Все это продукцiя прежней бол?зненной сентиментальности… Вы, дядя, давали мн? читать Тургенева. Я его не понимаю… Одинъ вздоръ. И Пушкинъ вздоръ - мармеладная конфетка, сладкая резина, что жуютъ американцы.
        - Но какъ же, Леночка, поднимая голову на племянницу съ тоскою въ голос? сказалъ полковникъ. - Вы еще такъ недавно говорили намъ, что, когда кончится пятил?тка, большевики перещеголяютъ Америку… Вы гордились этою самою Америкою.
        - Да… говорила… Ну что жъ?
        - Но это же патрiотизмъ… Скрытый патрiотизмъ!..
        - Ахъ, что вы, дядя!.. Это торжественное шествiе интернацiонала!.. Это завоеванiе мiра большевиками.
        Ольга Серг?евна не могла больше выносить. Она встала и пошла въ переднюю мыть посуду. За нею прошлепала «мамочка». Мишель Строговъ, уязвленный т?мъ, что Леночка смотр?ла на него, какъ на пустое м?сто, ушелъ къ себ? и, запершись на ключъ, углубился въ чтенiе «Le Sport», единственной газеты, которую онъ признавалъ.
        Полковникъ внимательно, съ глубокою жалостью, смотр?лъ въ прекрасные Леночкины глаза. Она см?ло выдерживала его взглядъ. Ея щеки гор?ли, какъ въ лихорадочномъ жару.
        - Родина - мать, - тихо сказалъ полковникъ. Ему казалось, что голосъ его былъ тепелъ и глубокъ. Онъ вложилъ много чувства и сердца въ эти слова. - Съ любви къ родителямъ, къ отцу и матери, и начинается патрiотизмъ. Семья… Потомъ - Родина… И только посл? всего этого - челов?чество. В?дь любили же вы свою маму, такъ трагически окончившую жизнь?
        - Любила?… Я какъ то не думала никогда объ этомъ… Когда мы увязывали съ гражданкой Барашкиной протухшее т?ло на салазки, я не плакала. Я только думала, какъ бы поскор?е это кончить. Мн? было все-все равно. Я точно пров?рила свое дочернее чувство. И, знаете, его у меня не было. Да его и не должно быть. Это чувство животное, не достойное культурнаго челов?ка. У прежнихъ людей оно было привито искусственнымъ образомъ черезъ религiю. Я не коммунистка и ею никогда не была. Но, когда мы увязывали мамино т?ло, гражданка Барашкина мн? сказала, что мама была буржуйка и что она была врагомъ рабочихъ и крестьянъ, вообще всего трудового народа. Я промолчала… Но это была правда. Мама всегда рабочихъ называла хамами. Она ихъ и точно не любила.
        - Да… Вотъ оно какъ!.. Что же это за новое покол?нiе растетъ въ Россiи?…
        Леночка встала. Ея красивая грудь часто вздымалась.
        - Это растетъ… Да, конечно, новое покол?нiе… He см?шные ваши Рудины, Он?гины и Райскiе, Донъ Кихоты Россiйскiе, на комъ вы хотите воспитывать меня, но покол?нiе, не знающее сентиментализма. Настоящiе борцы за право жить.
        - Васъ хорошо и кр?пко учили въ школ? второй ступени.
        - Учили… Да… Ho, дядя… Когда такъ жить хочется… Ахъ какъ хочется жить!..
        Леночка закинула руки вверхъ и назадъ, охватила ладонями затылокъ и, качая бедрами, вышла изъ комнаты. Она спустилась въ маленькiй палисадникъ, въ темноту ночи.
        Тамъ она долго стояла, опершись о калитку спиною и смотр?ла на незав?шенное, ярко осв?щенное окно Мишеля. Но окно было высоко, балкончикъ загромождалъ его, и не было видно, что д?лаетъ тамъ Мишель Строговъ.
        Въ подвал? у Агафошкина погасли огни. Въ комнат? у полковника спустили штору и зажгли лампу; полковникъ и Ольга Серг?евна ушли изъ мамочкиной
        комнаты. Тогда Леночка медленно пошла домой.

«Зач?мъ я это говорила», - думала она. - «Разв? могутъ они понять меня?… Сл?порожденные… Какъ я могу понять ихъ «Дворянское гн?здо»?… Гн?здо… Гн?здо… Какъ это см?шно звучитъ!..»
        Она всходила на л?стницу и повторила уже вслухъ:
        - Гн?здо… Это - гн?здо?… И зд?сь Евгенiй Он?гинъ, или В?ра изъ «Обрыва»… Bee y нихъ въ прошломъ!.. Все - земное и непонятное… Идеалы… А я тянусь къ будущему… Къ св?тлому будущему… Къ зв?здамъ!!..
        XVI
        Съ к?мъ согр?шила Топси такъ и осталось невыясненнымъ. Во всякомъ случа? врядъ ли съ косматымъ и колючимъ Марсомъ. Щенята родились темненькiе, темн?е матери и такiе, н?жные и пушистые, точно кроты. Съ тоненькою, короткою, бархатистою шерсткою.
        Топси ощенилась утромъ въ саду. Въ этотъ день она не принесла полковнику газеты, но по одному перетаскала вс?хъ шесть щенятъ въ зубахъ и положила ихъ на коврик? подл? печки.
        Вс? любовались ими. Даже полковникъ не разсердился на то, что онъ остался безъ газеты. Ольга Серг?евна, какъ с?ла надъ ними, такъ и свой кофе позабыла и чуть не опоздала на службу. Такiе они были забавные, сл?пые и безпомощные. Такъ славно чмокали они, уткнувшись въ грудь матери. Топси съ благосклонною гордостью показывала ихъ вс?мъ, и заботливо тыкала мордою т?хъ, кто не сразу находилъ, гд? сосать.
        Въ этотъ день, кажется, первый разъ полковникъ съ Ольгой Серг?евной обм?нялись двумя словами, когда расходились у вокзала Invalides.
        - Что же мы будемъ съ ними д?лать? - сказалъ полковникъ.
        - Они прелестные, - сказала Ольга Серг?евна. Ея грудной голосъ звучалъ тою молодою красотой. которою она н?когда покорила Георгiя Димитрiевича.
        И супруги разошлись. Въ этотъ день солнце ярко св?тило. Сена была въ золотистыхъ искоркахъ и крыша на grand Palais нестерпимо сверкала. Зеленоватые бронзовые кони на ея углу несли колесницу съ голымъ богомъ въ голубыя дали. По небу плыли розовые барашки. Само небо походило на т? яркiе плафоны, что украшаютъ Версальскiй дворецъ. Казалось, что вотъ вотъ раздвинутся шире розовыя облака, обратятся въ раковины, въ гирлянды цв?товъ, и изъ за нихъ проглянетъ въ серебряномъ хитон? торжественно шествующая Аврора, окруженная трубящими въ золотыя трубы генiями.
        Д?лать что то со щенятами было нужно. Въ т?сныхъ комнатахъ они м?шали. Хозяинъ сказалъ, чтобы ихъ не было. Онъ и Топси не разр?шалъ держать, но только терп?лъ ее.
        - II faut debarrasser, - сердито, тономъ, не допускающимъ возраженiя сказалъ онъ. - II faut!
        Нордековы знали ц?ну французскаго «il faut»…

«II faut payer»… «II faut vivге»… «Quand meme»… «Mais - alors…»
        - Что же, топить ихъ разв? придется, - сказалъ раздумчиво Нифонтъ Ивановичъ.
        - Зач?мъ топить?… Ну, сказали тоже?… По людямъ раздадимъ, - вм?шался Фирсъ.
        Ho раздать no людямъ оказалось не такъ то просто. Напрасно предлагала ихъ Ольга Серг?евна въ церкви п?вчимъ и отцу дiакону и самому батюшк?. Вс? сочувствовали ей. Н?которые даже приходили полюбоваться на нихъ, находили ихъ удивительными. Одна хористка, и тоже полковница, безъ конца ц?ловала ихъ, прижимала къ груди, тискала, выбирала, кого возьметъ, разглядывала, кто мальчики, кто д?вочки, а взять такъ никто и не р?шился.
        - Знаете, у насъ хозяинъ, ни за что не позволитъ.
        - Мы отъ жильцовъ комнату им?емъ… Намъ никакъ нельзя.
        - Рада бы, милая, взять, да консьержка у насъ чистая в?дьма…
        И топить ихъ тоже не смогли.
        Сказали Нифонту Ивановичу. Тотъ руками замахалъ.
        - Ну что вы, ваше высокоблагородiе… Никакъ это невозможно. Божiя тварь в?дь… Это все одно, какъ дите потопить.
        Отказался и Фирсъ.
        Мишель Строговъ посмотр?лъ своимъ неломающимся взглядомъ узко поставленныхъ глазъ и проворчалъ:
        - Мараться то не охота.
        Такъ и жили они, приговоренные къ смерти, жили потому, что оказалось приговорить то ихъ къ смерти приговорили, а привести приговоръ въ исполненiе никто не р?шался: не было палача.
        A y собачекъ между т?мъ уже прор?зались глазки. Черными блестящими изюминами смотр?ли на св?тъ Божiй, и такая была въ нихъ радость бытiя, что у вс?хъ обитателей виллы «Les Coccinelles» нестерпимо бол?ли сердца и тяготила тяжкая дума, какъ бытiе это отъ нихъ отнять.
        XVII
        Весною у полковника было такъ много воспоминанiй и поминальныхъ дней. И тяжелыхъ, печальныхъ и героическихъ. Ледяной походъ… Атака Екатеринодада… Смерть Корнилова… Все это заставило полковника соприкоснуться съ былыми боевыми друзьями соратниками. Къ огорченiю Ольги Серг?евны было много выпито и еще бол?е произнесено хорошихъ, бодрыхъ р?чей о поб?дахъ прошлыхъ и о поб?дахъ будущихъ…

«Борьба продолжается»…
        Размякшiй полковникъ наприглашалъ на ближайшее воскресенье гостей.
        Вс? позванные имъ были люди твердые, в?рующiе въ окончательную поб?ду, не
«свернувшiе знаменъ», честные, славные и бодрые люди и потому, - полковникъ это отлично понималъ - особенно ненавистные Ольг? Серг?евн?.
        Но, назвался груздемъ - пол?зай въ кузовъ. Ольга Серг?евна была н?когда полковой дамой хоть куда и обычаи гостепрiимства знала. Сцена была только домашняя - до прiема - акъ самому прiему гроза и буря миновали. «Мамочка» и Леночка были мобилизованы. На кругломъ об?денномъ стол? тонко катали т?сто и рюмкою отбивали кружки для разсыпчатаго печенья «совс?мъ, какъ въ Россiи». Нифонтъ Ивановичъ съ Фирсомъ - не ударить же въ грязь лицомъ вилл? «Les Coccinelles» - носили бутылки бл?днаго б?лаго «ординера» и толстыя пузатыя бутылки краснаго вина съ этикеткой, гд? былъ изображенъ румяный красный почтальонъ въ с?ромъ цилиндр?…
        По словамъ полковника готовился еще и сюрпризъ, и Ольг? Серг?евн? было сказано, что особенно думать о закуск? не приходится: - гости сами принесутъ закуску.
        Погода выдалась зам?чательная. Сирень въ палисадник? цв?ла. Въ клумбахъ хозяинъ натыкалъ какихъ то цв?товъ. И, если что смущало - такъ это категорическое приказанiе хозяина, чтобы завтра никакихъ щенятъ ни подъ какимъ видомъ не было. А они, какъ на зло, такъ уморительно, весело и безпечно кувыркались и р?звились подл? своей мамаши…
        Вечеръ об?щалъ быть теплымъ. Р?шено было прiемъ устроить въ палисадник?. Co всего дома вынесли столы и стулья, приспособили скамьи. Посуда была разнокалиберная: - ее занимали черезъ дачу у знакомыхъ Русскихъ. Столы были безъ скатертей. He вс?мъ было на что с?сть, - но всякiй же долженъ понимать, что это не мирный прiемъ у царскаго полковника Нордекова, a прiемъ на поход? («война продолжается») - и потому: - a la guerre comme a la guerre - эта старая избитая поговорка, какъ нельзя бол?е подходила къ обстановк? прiема у Нордековыхъ.
        Въ восьмомъ часу Нифонтъ Ивановичъ сталъ хлопать пробками, откупоривая бутылки. Неонила Львовна торжественно принесла большое блюдо тонко нар?занныхъ сандвичей, а Леночка, сiяя красотою своихъ девятнадцати л?тъ и новаго Парижскаго платья, разставляла стаканы и рюмки. Ольга Серг?евна съ Зосей и Фирсомъ на двухъ газовыхъ плиткахъ въ двухъ этажахъ кипятили большiе чайники. Полковникъ похаживалъ, поджидая гостей и о чемъ то таинственно перешептывался съ Нифонтомъ Ивановичемъ.
        Первыми пришли Парчевскiе и съ ними безрукiй инвалидъ, молодой и молодцеватый капитанъ Ротовъ. Они принесли съ собою небольшой чемоданчикъ.
        - Что это, господа, - говорила, ц?луясь съ Лидiей Петровной Парчевской, Ольга Серг?евна, - разв? такъ полагается со своей закуской въ гости ходить?… Совс?мъ это напрасно такое баловство.
        Парчевскiй, нарядный, въ прекрасномъ с?ромъ костюм?, съ большими «гусарскими» усами на холеномъ бритомъ лиц?, изящно склоняясь и ц?луя руку, сказалъ:
        - Это все Кавказъ надумалъ. Его и вините.
        - Ольга Серг?евна, дорогая, шашлыкъ будемъ готовить, - сказалъ безрукiй капитанъ. Онъ говорилъ съ легкимъ кавказскимъ акцентомъ. - У васъ тутъ великол?пно… А я мастеръ по этой части… И только, господа, прошу мн? не м?шать… Кто помогаетъ - тотъ м?шаетъ - это основное правило… Никогда не надо этого забывать.
        - Но, позвольте… В?дь шашлыкъ, кажется надо на угольяхъ?…
        - На угольяхъ, дорогая… Уголья несетъ Ферфаксовъ.
        - Но гд? же?… Какъ же?…
        - Это не безпокойтесь, пожалуйста… Все соорудимъ… Мн? бы только н?сколько кирпичей достать… Больше ничего и не нужно…
        - Гд? же вы думаете это д?лать? - уже съ безпокойствомъ сказала Ольга Серг?евна.
        - Въ саду, дорогая Ольга Серг?евна… Зд?сь прямо прекрасно въ затишк?.
        - Но это же костеръ надо разводить?
        - Никакой не костеръ… Немного угольковъ, чтобы жаръ былъ.
        - Но, господа, что вы такое придумали? Вы знаете французскихъ хозяевъ… да насъ завтра съ квартиры погонятъ, если мы зд?сь въ ихъ садик? костеръ будемъ раскладывать.
        - Мы все приберемъ посл?, дорогая Ольга Серг?евна, пожалуйста, не безпокойтесь… Станичникъ, - обратился Ротовъ къ Нифонту Ивановичу, - нельзя ли у васъ тутъ н?сколькими кирпичами разжиться?
        Нифонтъ Ивановичъ, живо заинтересованный господской зат?ей быстро спустился къ себ? и принесъ шесть крипичей.
        - Такъ довольно будетъ, ваше высокоблагородiе?
        - Отлично, - распоряжался какъ въ своемъ собственномъ саду Ротовъ. - Вотъ онъ и Ферфаксовъ и съ углями.
        - Но, господа, - пробовала еще протестовать Ольга Серг?евна, но приходъ новыхъ гостей отвлекъ ее.
        Полковникъ Ферфаксовъ съ женою Анелей и съ ними громадный полковникъ Амарактовъ, теперь булочникъ и музыкантъ, когда то лихой командиръ броне-по?зда проходили въ калитку. На Ферфаксов?, какъ и на Амарантов? были над?ты новенькiе костюмы, оригинальнаго покроя, и Ольга Серг?евна сейчасъ же обратила вниманiе на ихъ платье. На нихъ были совершенно одинаковые пиджаки, что ничего бы особеннаго не представляло: - Русскiе офицеры вс? бол?е или мен?е одинаково од?вались, но Ольгу Серг?евну поразило то, что костюмы ихъ были - и это она сразу своимъ женскимъ глазомъ подм?тила и оц?нила - не изъ дешеваго «б?женскаго» матерiала построены и не были куплены въ универсальномъ магазин? готоваго платья, или на открытомъ рынк?, гд? покупали они всегда, но сшиты изъ прекраснаго англiйскаго темно-синяго сукна и у хорошаго портного. И покрой ихъ былъ особенный. Это были штатскiе пиджаки, но было въ нихъ что то военное. Юбка была шире и длинн?е, и карманы были большiе. Воротъ былъ мало открытъ, за нимъ немного были видны тоже одинаковыя с?ро-синiя рубашки и одинаковые галстухи синяго цв?та съ узкой серебряной дорожкой.
        - Что это, господа, вы точно въ форм??… Разв? вы одного полка?
        - Ну какъ, - здороваясь съ Ольгой Серг?евнойг отв?чалъ Ферфаксовъ. - Я коренной Заамурецъ, а Викторъ Павловичъ - лихой дв?надцатой, Калединской.
        Видъ у Ферфаксова былъ какой то хитрый и таинственный. Подъ мышкой онъ держалъ большой пакетъ съ древеснымъ углемъ.
        Ольга Серг?евна хот?ла еще попытаться протестовать противъ шашлыка въ ихъ садик?, но въ калитку входили Дружко и молодой князь Ардаганскiй. Надо
        было принимать ихъ. Князь Ардаганскiй - Михако - его вс? такъ звали несъ коробку съ пирогомъ. Онъ былъ тоже въ такомъ же синемъ полувоенномъ костюм?, только галстухъ у него былъ безъ серебряной строчки.
        - У тебя, Георгiй Димитрiевичъ, совс?мъ, какъ на войн?, - говорилъ красивый Парчевскiй. - Знаешь у какой нибудь халупы… А эти - онъ кивнулъ на д?да и внука Агафошкиныхъ - ну право, какъ деньщики изъ запасныхъ «дядей» и молодыхъ
«б?ло-билетчиковъ»… Да вотъ оно какъ!.. И это во Францiи?… Шашлыкъ?…
        А в?дь и правда шашлыкъ!..
        - Господа, - командовалъ Ротовъ, - прошу какую нибудь папку, чтобы раздувать уголья.
        Нифонтъ Ивановичъ, уже соорудившiй между поставленными на ребро кирпичами маленькiй костерчикъ изъ бумаги и щепокъ, сейчасъ же отозвался.
        - He хорошо будетъ, я кусокъ подошвенной кожи принесу?
        - Отлично, станица.
        Ферфаксовъ насыпалъ на костеръ уголья.
        - Господа, только пожалуйста безъ помощниковъ! Ротовъ скинулъ съ себя пиджакъ и, широко разставивъ ноги надъ угольями, большимъ лоскутомъ твердой желтой кожи раздувалъ огонь. Душнымъ жаромъ несло отъ еще черныхъ углей.
        - Можетъ быть, Нико, вамъ помочь, нанизать мясо на вертела, - сказалъ Парчевскiй.
        - Никакихъ помощниковъ, сейчасъ и готово. - Это почти-что, какъ балетъ. Дэвочки съ дэвочкамъ танцуютъ, а малшиковъ почти-что нэтъ!
        Откинувъ въ сторону подошвеныую кожу, Ротовъ зажалъ подъ локоть ампутированной руки стальные вертела и ловко здоровой рукой началъ низать сочные, розовые куски баранины. Сало текло по его пальцамъ. Онъ ихъ отиралъ полотенцемъ, лежавшимъ на его кол?няхъ.
        - Огонь все очищаетъ. На огн? все сгараетъ. - приговаривалъ онъ.
        Нифонтъ Ивановичъ зам?нилъ его надъ угольями, которые уже начинали красн?ть. Гости толпились около костра. Ротовъ накладывалъ на кирпичи вертела, и своеобразный запахъ поджариваемой баранины шелъ отъ нихъ.
        - Какъ это мн? Владикавказъ напоминаетъ, - сказала Лидiя Петроiвна.
        - А мн? Константинополь… Помните эти маленькiя улички вечеромъ, - сказала Ольга Серг?евна и тяжело вздохнула.
        Пестрыя воспоминанiя рождались въ головахъ и исчезали вм?ст? съ восточнымъ запахомъ поджариваемаго мяса.
        - Господа, прошу садиться. Ольга Серг?евна, пожалуйте тарелки, - командовалъ Ротовъ.
        Садились на чемъ, кому досталось. Ферфаксовъ, Амарантовъ и князь Ардаганскiй ус?лись втроемъ прямо на земл?. Старый Агафошкинъ обносилъ стаканами съ краснымъ виномъ. Быстро темн?ло. Надъ городомъ стояло розовое зарево. Въ садик? было сумрачно. Жидкiе кустики сирени казались сплошною зарослью. За ними не стали видны заборы палисадниковъ. Стоявшiй у входа въ переулочекъ высокiй фонарь бросалъ клочки св?та на деревья и кусты, и все въ этомъ неясномъ осв?щенiи стало казаться не т?мъ, что было. Нордекову и точно стало представляться, что это не крошечная вилла «Les Coccinelles» въ Парижскомъ предм?стьи, но какой то бивакъ на войн?, и не заборы и ст?ны домовъ стоятъ кругомъ, но громадные прикарпатскiе л?са. Трое гостей - Амарантовъ, Ферфаксовъ и Михако - од?тые въ однообразную одежду, въ одинаковыхъ черныхъ шляпахъ съ широкими полями и правда были похожи на солдатъ какого то экзотическаго, будто американскаго войска. Вс? притихли. Занялись шашлыкомъ. Раздавались короткiя зам?чанiя.
        - Ну и шашлы: къ!.. Такого и на Кавказ? не достанешь!..
        - Хорошо было бы еще его съ барбарисомъ приготовить…
        - Это Карскiй шашлыкъ.
        - Н?тъ, Карскiй шашлыкъ готовится изъ ц?льнаго куска бараньяго с?дла.
        - И гд? это вы, Нико, такую баранину достали?
        - Удивительная баранина.
        Леночка стояла сзади, смотр?ла и ничего не понимала. Вотъ они т? «б?лые», капиталисты, буржуи, о комъ она такъ часто слышала въ Россiи… Ей говорили: - у нихъ голодъ, гораздо бол?е лютый, ч?мъ въ сов?тской республик?… Готовятъ шашлыкъ и не боятся никого и ничего. И какъ свободно обо всемъ говорятъ!.. Точно у себя дома… Что же это свобода, или свобода там?, откуда она у?хала?…
        И вдругъ стала тишина. Разговоры смолкли. Ночь колдовала и красивые несла сны. Слова казались пошлыми. Красные уголья покрылись с?рымъ пепломъ. Было темно. Нордековъ, онъ таки и выпилъ подъ баранину и посл? баранины немало, уже не разбиралъ, кто былъ противъ него… Какiе то американцы… Солдаты… Солдаты - въ это понятiе, такъ много вкладывалъ онъ совс?мъ особаго чувства. Солдаты это были т?, кто только и могъ освободить Россiю и создать въ ней такую же прекрасную жизнь, какая была сейчасъ зд?сь, въ этомъ таинственномъ саду, совс?мъ не походившемъ на крошечный палисадничекъ виллы «Les Coccinelles». Дивныя вид?нiя вставали въ его памяти… Сотни биваковъ у костра, тысячи людей такъ имъ любимыхъ и дорогихъ, его солдатъ и офицеровъ… «Да это все в?дь и сидятъ офицеры», - думалъ онъ и всю силу любви вкладывалъ въ это слово.
        И въ этой тишин? сама собою родилась п?сня.
        Кто зап?лъ ее, - Нордековъ не зам?тилъ. Кажется, это Амарантовъ, сид?вшiй между Ферфаксовымъ и Михако завелъ ее такимъ н?жнымъ теноромъ, какого нельзя даже было и ожидать отъ такого крупнаго и рослаго челов?ка.
        - На берегъ Дона и Кубани
        Мы вс? стекались, какъ одинъ…
        И точно вздохнуло н?сколько голосовъ, повторяя:

…Какъ одинъ…
        И еще н?жн?е, точно самую душу раздвигая и входя въ святое святыхъ ея, сладкiй теноръ продолжалъ:
        - Святой могил? поклонялись
        Гд? в?чнымъ сномъ спитъ Калединъ…
        Чуть слышно вздохнулъ хоръ:
        - … Калединъ…
        XVIII
        П?сня сл?довала за п?сней. Изъ сос?днихъ палисадниковъ заглядывали французы. Слышались апплодисменты и сдержанные крики браво. Нифонтъ Ивановичъ съ заплаканнымъ лицомъ трясущимися руками наливалъ вино въ протягиваемые ему стаканы.
        И въ самый разгаръ этого колдовскаго сна, когда настоящее совс?мъ растворилось въ прошломъ и, казалось, что будетъ и будущее, съ каменнаго крыльца спустилась Неонила Львовна съ большою корзиною въ рукахъ. За нею шла точно сконфуженная, виноватая въ чемъ то Топси.

«Мамочка» р?шительными шагами подошла къ полковнику и, протягивая ему корзину, сказала:
        - Уже первый часъ, Георгiй Димитрiевичъ, завтрашнiй день. наступилъ. Какъ хотите, а ихъ надо убрать. Хозяинъ три раза вчера присылалъ - чтобы до св?та никакихъ собакъ у насъ не было, иначе… сами понимаете?
        Въ корзин?, т?сно прижавшись другъ къ дружк?, лежало шесть маленькихъ клубочковъ шелковистой шерсти. Изъ отворенной на виллу двери на нихъ лился св?тъ, и они мигали черными изюминками глазъ и испуганно озирались на обступившихъ ихъ людей.
        - Боже, какая прелесть, - воскликнула Лидiя Петровна. - Посмотрите-ка на этого съ б?лой мордочкой!
        - Ихъ написать великол?пно… и въ этомъ осв?щенiи… - сказалъ Дружко.
        - Тоже, поди, жить и имъ хочется, - сказалъ Парчевскiй.
        - Еще и какъ, - груднымъ задушевнымъ голосомъ протянула Лидiя Петровна.
        - Вы слышали… Ихъ приказано прикончить до св?та, - сказалъ Нордековъ. - Викторъ Павловичъ, ты силачъ и герой… Помнишь, какъ въ Крыму ты съ бронепо?здомъ ц?лую дивизiю красныхъ держалъ… И потомъ доплылъ до англiйскихъ кораблей. Ну-ка помоги намъ спровадить ихъ на тотъ св?тъ…
        - Ид?же н?сть бол?зни, ни печали, ни воздыханiя, - басомъ провозгласилъ Ферфаксовъ.
        - Ну вотъ еще, - сказалъ Амарантовъ, - шестьдесятъ большевиковъ хоть сейчасъ своими руками задушу. А этихъ шестерыхъ… За что лишать ихъ жизни,
        которую имъ послалъ Господь?
        - Это, какъ дитё убить, чисто какъ дитё, - вставилъ слово Нифонтъ Ивановичъ.
        - Но какъ то пор?шить ихъ надо, - нер?шительно заговорилъ Нордековъ. - Таковъ французскiй законъ… Собакъ не дозволяется… Задушить ли, камнями ли побить, въ вод? ли утопить, а угробить какъ то надо? Чтобы не дышали… А ни-ни!.. Нельзя… II faut… Pas possible. Et alorsL.
        - Hy да, - сказалъ Ферфаксовъ, - законы на то и пищутся, чтобы ихъ обходить.
        - Ну только не французскiе, - сказалъ Парчевскiй, - это Русскiе Императорскiе законы мы всегда стремились обходить и вотъ и дообходились, что вотъ куда зашли… Гд?, хочешь не хочешь, а исполняй законъ.
        - Анеля, возьмемъ одного… Совс?мъ какъ мой Берданъ будетъ. Помнишь?
        - В?те паньство!.. Сказали тоже!.. А что консьержка скажетъ?… Какъ намъ такого зв?ря держать на шестомъ этаж? въ мансард?.
        - Стасику была бы игрушка…
        - Вамъ все игрушки, а мн? разорваться, прибирая за вами.
        - Да я возить его съ собою буду. Знаете, господа, у одного офицера, шоффера, какъ и я есть собака «вольфъ». Такъ она всегда подл? него у руля сидитъ. И такъ онъ ее, симпатягу, заучилъ, что, если клiентъ мало даетъ на чай, онъ ее незам?тно толкнетъ, а та высунется въ окошко да на клiента «ррр», зарычитъ… Мало, молъ, даешь… А если клiентъ разщедрится, онъ ей скажетъ: - «dis merci a monsieur» и его
«вольфъ» - правую лапу къ уху - честь, значитъ, отдаетъ!.. Пасть откроетъ… Улыбается. Такая славная умная собачушечка… Вс? клiенты ее прямо обожаютъ… Вотъ и у меня такъ же будетъ…
        - Ну нечего, нечего, сказки разсказывать, - сказала Анеля и потащила мужа отъ корзины со щенятами за рукавъ.
        Неонила Львовна поставила корзину на землю и строго сказала:
        - Какъ хотите, а кончайте до св?та. - И пошла твердою поступью обратно на дачу.
        - Н?тъ, это и правда тяжело, - сказалъ Нордековъ. - Подумайте, собака совс?мъ безпомощна. Она в?ритъ челов?ку и такое предательство…
        - А что, если, господа, китайцамъ свезти. На кухню… Подл? Лiонскаго вокзала есть, говорятъ, такой ресторанъ… Тамъ собакъ готовятъ… Все таки, какъ то лучше, ч?мъ такъ душить?… - предложилъ Парчевскiй:
        - Это надо, чтобы черные язычки у нихъ были, - изъ угла отозвался Ферфаксовъ.
        Корзина, подл? которой смущенная и виноватая, все поглядывая на людей, верт?лась Топси, разрушила колдовскiе сны ночи и п?сень. Парчевскiй отошелъ къ забору и мрачно курилъ. Мишель Строговъ шептался у дома съ Леночкой. Дружко подходилъ къ щенятамъ то съ одной, то съ другой стороны, щурилъ помутн?вшiй глазъ, любовался ими, щелкалъ языкомъ и говорилъ, ни къ кому не обращаясь:
        - Ахъ ты, ну какiе право, аппетитные… А тона то!.. Масломъ ли, водою, или итальянскимъ карандашемъ ихъ хватить!.. Карти-ина!..
        Разговоръ не клеился. Амарантовъ началъ было вспоминать, какъ первый разъ онъ встр?тился съ Нордековымъ на войн?, но тотъ слушалъ какъ то разс?янно и, наконецъ, рукой махнулъ и сказалъ съ отчаянiемъ:
        - Ахъ, да не до того мн? теперь!
        Ольга Серг?евна сид?ла въ углу палисадника съ Лидiей Петровной. Она смотр?ла на мужа, и злая улыбка кривила ея губы. Недобрымъ огнемъ загорались ея глаза. Презр?нiе было въ нихъ.
        Леночка вдругъ прошла къ самой корзин?.
        - Ну что налюбовались, - съ какимъ то вызовомъ сказала она и взялась за ручки корзины.
        Вс? разступились передъ нею. Она подняла корзину и унесла ее обратно на дачу.
        И какъ только унесли эту корзину, вс?мъ стало легче. Парчевскiй съ силой бросилъ папиросу и сказалъ ни къ кому не обращаясь:
        - Эхъ, жаль, пьянино н?тъ… Часъ то такой, что самое время подъ пьянино цыганщину п?ть.
        - А на стол? чтобы недопитые стаканы шампанскаго стояли, да на хрустальныхъ блюдечкахъ каленый миндаль съ крупною солью, - оживляясь, сказалъ Дружко. - Вотъ оно какъ, Михако, у насъ бывало въ старые то годы.
        - И бл?дный св?тъ утра… Разсв?тъ зарождается, - продолжалъ вспоминать Парчевскiй. - Трубачи устали забавлять господъ и пошли пиво пить съ французскими булками и колбасой.
        - Эхъ и колбаса, братцы, была, - воскликнулъ, окончательно прогнавшiй мысли о приговоренныхъ къ смерти щенятахъ Дружко. - Вареная, съ саломъ и чеснокомъ… На зубахъ, ажъ хруститъ…
        - И позовемъ мы п?сенниковъ. Вотъ, когда шло слiянiе съ народомъ… Четвертная водки… Пьяныя мокрыя уста… Поемъ вм?ст? и пьемъ вм?ст?. Дружко, ты помнишь, у васъ въ полку былъ зап?вало Кареловъ?
        - А что!.. Да Викторъ Павловичъ н?што ему уступитъ? Ч?мъ мы сами то не п?сенники?
        - Такъ что же? - н?тъ солдатъ - мы сами солдаты… Н?тъ п?сенниковъ - мы за нихъ…
        - Н?тъ Россiи, - тихо и зло сказала съ крыльца Ольга Серг?евна.
        - Мы и сами Россiя, - весело и пьяно отв?тилъ ей Дружко. - He пропадетъ, поди, она. Куда ей д?ваться? Зап?вайте, Викторъ Павловичъ…
        XIX
        Никто не зам?тилъ, какъ снова вошла въ палисадникъ Леночка. Она принесла что то круглое, плотно укутанное подушками и пледомъ, какой то низкiй стулъ и кр?пко ус?лась на немъ, поднявъ высоко кол?ни. Подл? нея стала, повиливая хвостомъ словно печальная Топси. Леночка сид?ла и слушала п?сни, опустивъ лицо на ладони и облокотившись о кол?ни. Ея лицо было задумчиво и строго.
        - Молись, кунакъ, въ стран? чужой,
        Молись, кунакъ, за край родной,
        Молись о т?хъ кто сердцу милъ
        Чтобы Господь ихъ сохранилъ,
        лилась къ самому небу п?сня.
        Французы сос?ди давно полегли спать. Съ сос?дней дачи присылали сказать, нельзя ли потише, нельзя ли перестать п?ть. Никто и вниманiя не обратилъ на посланца.
        - У насъ въ Медон? никогда бы не посм?ли такъ нахальничать, - сказалъ Парчевскiй.
        - Стоитъ ли ст?сняться въ своемъ отечеств?, - сказалъ Дружко. Онъ, чтобы звонч?е п?ть зажималъ себ? горло подъ кадыкомъ.
        - Пускай теперь мы лишены
        Родной страны, родной семьи,
        Но в?римъ мы: - настанетъ часъ
        И солнца лучъ блеснетъ для насъ…
        Посл?днiй по?здъ на Парижъ давно прогуд?лъ невдалек?.
        - Что жъ, господа, до перваго метро, - предложилъ Дружко.
        - Конечно… Конечно, - сказала Ольга Серг?евна. Въ ея голос? звучали усталость и раздраженiе, но никто не обратилъ на это вниманiя.
        - Предложенiе принято единогласно, - сказалъ Нордековъ.
        Снова зап?ли.
        Св?тало. На лиловыхъ кистяхъ сирени свинцовымъ налетомъ легла роса. Воздухъ былъ чистъ и св?жъ. Вдали розов?лъ востокъ. Золотые лучи тамъ играли. На верху небо съ каждымъ мигомъ становилось голуб?е. Надъ Парижемъ дымными языками клубился туманъ. Съ Сены, должно быть съ моторной баржи, неслись р?зкiе звуки трубы.
        Вс? устали, притихли, какъ то осолов?ли.
        Леночка поднялась съ своего низкаго сид?нья. Ея лицо было бл?дно. Глаза гор?ли суровымъ огнемъ. Брови были нахмурены. Что то мужественное было въ ея прекрасныхъ глазахъ. Она казалась худ?е и стройн?е въ бл?дномъ св?т? утра.
        - Ну вотъ и готово, - сказала она.
        Никто ее не понялъ. Непонятная тревога охватила Ольгу Серг?евну.
        - Что готово?… - спросила она.
        - Собачки ваши.
        - Что такое вы сд?лали съ собачками? - грозно подступая къ Леночк?, сказалъ Нордековъ.
        - А вотъ, сами смотрите.
        Леночка подняла подушки и пледъ, на которыхъ сид?ла. Подъ ними оказалась корзина. Въ ней неподвижными, жалкими, точно сморщенными комочками лежали щенята. Леночка взяла корзину за край и вытряхнула ихъ на землю.
        Первый лучъ солнца упалъ на нихъ. Съ жалобнымъ повизгиванiемъ, плача, крутилась подл? нихъ Топси. Она точно жаловалась кому то на людскую жестокость и несправедливость.
        - Леночка, да что же это значитъ?.. Какъ ты могла только, - съ нечелов?ческимъ страданiемъ въ голос? крикнула Ольга Серг?евна.
        - Да в?дь вы хот?ли отд?латься отъ нихъ… Ну, я и р?шила вамъ помочь. Закутала ихъ ч?мъ могла поплотн?е, чтобы имъ никакъ дышать было невозможно… С?ла… Сижу… Слышу, чуть пищатъ… Возятся… Тоже и имъ, значитъ, умирать не сладко… Ну а потомъ затихли… Вы и про кунака проп?ть не усп?ли, а они уже готовы. Жмуриками стали… Теперь только закопать и вся недолга. Развязала я васъ.
        - Д?йствительно… развязала, - со слезами въ голос? воскликнула Ольга Серг?евна.
        Напряженное молчанiе было въ палисадник?. Вс? толпились подл? щенятъ. Дружко даже снялъ шляпу; Никто не поднималъ глазъ на Леночку. У вс?хъ была одна мрачная, больная, страшная и острая мысль: - «совдепка»…
        - Мн? въ глаза Топси будетъ стыдно смотр?ть, - тихо сказалъ полковникъ.
        Никто ничего не возразилъ. Головы опустились ниже. Изъ толпы этихъ пожилыхъ, потрепанныхъ жизнью, видавшихъ всякiе виды людей, отд?лился Мишель Строговъ. Онъ твердыми шагами подошелъ къ Леночк? и, протягивая ей руку, сурово сказалъ:
        - Я уважаю васъ, Леночка. Вы настоящiй челов?къ…
        Его слова точно вывели вс?хъ изъ вдругъ охватившаго ихъ столбняка. Вс? засуетились и стали прощаться съ хозяевами, точно торопясь уйти отъ того м?ста, гд? лежали мертвые щенята. - Милая, это ужасно, - протягивая руку и ц?луя въ щеку Ольгу Серг?евну, говорила Парчевская. - Въ четвергъ въ половин? девятаго на сп?вку.
        - Славнечко провели время, - з?вая говорилъ Дружко. - Только вотъ это самое ужасно, какъ мн? не понравилось. Какая, однако, жестокость и хладнокровiе…
        - Факсъ, ты въ гаражъ?
        - Н?тъ. Я больше не работаю на такси. Въ бюро предупредилъ, что не буду. Посплю до полудня.
        - Господа, дойдемъ п?шкомъ до подземки. He стоитъ по?зда ждать. Утро такое прекрасное.
        - Да посл? всего этого надо все-таки подышать св?жимъ воздухомъ.
        И кто то негромко, но четко сказалъ: - совдепка!
        Ольга Серг?евна и полковникъ провожали гостей до калитки. Нифонтъ Ивановичъ на томъ м?ст?, гд? жарили шашлыкъ тяжелой, садовой лопатой рылъ могилу для щенковъ. Топси все продолжала жалобно скулить.
        Въ воротахъ Ольга Серг?евна еще разъ поц?ловалась съ Парчевской. Мужчины и Анеля, громко разговаривая, спускались по каштановой алле? на рыночную площадь.
        Ольга Серг?евна показала Лидiи Петровн? рукой на уходящихъ.
        - Видали, - сказала она. - Это же ужасно… Божiи коровки какiя то!..
        - Но, милая, вы слишкомъ строги… Они же такъ много пережили.
        - Т?мъ бол?е… И кто же… Д?вушка!.. Оттуда!!..
        - Послушайте, милая… Ихъ вс?хъ, и ее, надо понять и простить…
        - Ахъ, не могу больше ни понимать ни прощать…
        - Лида, - крикнулъ изъ толпы Парчевскiй. - Что же ты? Идемъ.
        Въ толп? зарождалась въ полголоса зап?тая п?сня:
        - См?ло пойдемъ мы
        За Русь святую…
        XX
        Еще во время вечеринки Ферфаксовъ улучилъ минуту и, отведя Нордекова въ сторону, сказалъ ему:
        - Вы Ранцева знаете?
        - Такъ не знакомъ, а слыхалъ. Онъ предс?датель Марiенбургскаго полкового объединенiя. Мы съ нимъ контактъ держимъ.
        - Удивительн?йшiй по нашему времени челов?къ… Рыцарь… Честность и офицерскiй долгъ… Такъ вотъ этотъ Ранцевъ мн? говорилъ: - сюда изъ Чехо-словакiи прi?халъ н?кто Стасскiй. Въ прошломъ едва ли не революцiонеръ… Антимилитаристъ… Ну, да Ранцевъ, я васъ съ нимъ познакомлю, - вамъ все про него разскажетъ. Стасскiй считался когда то первымъ умомъ въ Россiи… Теперь глубокiй старикъ. Въ будущую субботу онъ читаетъ зд?сь лекцiю о томъ, что происходитъ въ Россiи… Пойдемте… Входъ свободный. Три франка на покрытiе расходовъ.
        - Непрем?нно.
        Это было слабостью Нордекова и Ферфаксова: - набираться чужого ума, ходить по лекцiямъ и докладамъ, которые бывали въ т? времена въ Париж? почти каждый день.
        Нордековъ давно, еще въ годы своей Петербургской службы, слыхалъ о Стасскомъ. Теперь о немъ шум?ли эмигрантскiя газеты. Отъ него ожидали глубокаго профессорскаго, академическаго анализа сущности сов?тской власти. Ожидали откровенiя, пророчества.
        Ранцевъ, встр?ченный Нордековымъ у входа въ залъ, на вопросъ, зналъ ли онъ лично Стасскаго, отв?тилъ:
        - Я его, можно сказать, совс?мъ не знаю. Одинъ разъ какъ то вид?лъ его на вечер? и слышалъ, какъ онъ говоритъ. Ужасный челов?къ. По настоящему ему тогда уже было м?сто гд? нибудь въ тюрьм?, или въ ссылк?, а еще того лучше въ сумасшедшемъ дом?, но, вы знаете, какъ было слабо наше правительство съ такими господами. «Стасскiй первый умъ Россiи»… «Стасскiй другъ графа Льва Николаевича Толстого», - какъ же такого сослать?… Съ нимъ нянчились… Его принимали въ великосв?тскихъ салонахъ… Онъ пропов?дывалъ самый крайнiй анархизмъ и антимилитаризмъ. Потомъ, говорятъ, раскаялся и перем?нился. Умъ ?дкiй и оригинальный. Ему приписываютъ формулу: - «ни Ленинъ, ни Колчакъ». Мн? разсказывали, что въ Крыму онъ бывалъ у генерала Врангеля, помогалъ ему своимъ в?сомъ въ общественныхъ кругахъ, своимъ умомъ и богатыми знанiями. Въ Добровольческой армiи его даже будто полюбили, и онъ самъ изм?нилъ свой взглядъ на «военщину», какъ онъ насъ называлъ… Онъ безъ коп?йки очутился заграницей, но у него везд? старые друзья. Онъ близокъ ко многимъ главамъ нын?шнихъ правительствъ. Когда то съ ними разрушалъ Императорскую Россiю…
Ему помогаютъ… Для него безкорыстно работаетъ наша молодежь… У него друзья и тамъ… Въ Россiи… Ея мучители - его бывшiе прiятели… Я думаю, онъ многое знаетъ, чего мы не знаемъ.
        - Потому то вы и пришли… Я никогда раньше не видалъ васъ ни на какихъ докладахъ.
        Какая то т?нь проб?жала по лицу Ранцева. Онъ точно нехотя отв?тилъ:
        - Отчасти и потому.
        - Да, какъ можно не быть на такомъ доклад?, -
        воскликнулъ Ферфаксовъ. - Вы посмотрите весь эмигрантскiй Парижъ собрался сюда. Какой съ?здъ!.. Этотъ докладъ событiе въ нашей б?женской жизни.
        У нихъ м?ста были на хорахъ. Оттуда все было отлично видно. Залъ былъ небольшой, но пом?стительный. На невысокой эстрад? стоялъ, какъ полагается, длинный столъ, накрытый зеленымъ сукномъ, для президiума. На немъ лежали листы б?лой бумаги, стоялъ графинъ со ржавой водой и стаканъ для оратора. Точно тутъ ожидался судъ. Кого будутъ судить на немъ: - Россiю, или эмиграцiю?..
        Подъ гомонъ голосовъ и стукъ шаговъ залъ быстро наполнялся. Въ переднихъ рядахъ усаживались старые генералы. Они, какъ и вс?, были въ скромныхъ пиджакахъ. Кое кто изъ чиновъ постарше над?лъ сюртукъ ласточкой, или потертый «оффицiальный» смокингъ.
        На краю перваго ряда въ длинномъ черномъ сюртук? с?лъ красивый старикъ ?едоровъ, другъ учащейся молодежи, взявшiй на себя тяжелую и неблагодарную работу стучать въ черствыя людскiя сердца и заставлять людей открывать тяжелые, набитые и легкiе скудные кошельки, чтобы помогать Русской молодежи, жаждущей знанiй. Его лицо, обрамленное с?дою бородой было скорбно и устало. He легокъ былъ взятый имъ на себя крестъ помощи ближнему. Годъ отъ года оскуд?вала рука дающаго, и сколько было нужно силы воли, характера, изобр?тательности и любви къ учащейся молодежи, чтобы добывать средства! Новая нива росла, поднималась и требовала помощи. Полчища молодежи Русской устремлялись въ университеты и политехникумы, и кто имъ поможетъ?
        Рядомъ съ нимъ с?лъ, р?зко выд?ляясь на фон? штатскихъ костюмовъ своей черной черкеской съ б?лыми гозырями, генералъ Баратовъ, предс?датель союза инвалидовъ. Одинъ просилъ для будущаго Россiи, другой просилъ поддержать т?хъ, кто до конца исполнилъ свой долгъ передъ Родиной и, проливъ за нее кровь, сталъ инвалидомъ. Баратовъ медленно вытянулъ раненую ногу и положилъ вдоль нея черную палку съ резиновымъ наконечникомъ. Онъ снялъ съ с?дой головы большую б?лую папаху и, прив?тливо, ласково оглянувъ залъ, сталъ раскланиваться со знакомыми, а знакомыми у него были вс? слушатели.
        Нордековъ, вс?хъ положительно знавшiй, называлъ Ранцеву писателей: - 3. Н. Гиппiусъ, философа Д. С. Мережковскаго, М. А. Алданова, чьими романами онъ зачитывался, И. С. Сургучева, С. Яблоновскаго… представителей партiй и политическихъ группировокъ. А. Н. Крупенскiй по странной случайности оказался рядомъ съ П. Н. Милюковымъ, а подл? молодого и задорнаго Каземъ-Бека ус?лся старый Зензиновъ.
        На лекцiю пришли Великiе Князья, и была одна Великая Княгиня, давнишнiй кумиръ Ранцева и Нордекова. Въ шелковыхъ рясахъ и въ строгихъ черныхъ пиджакахъ были и духовныя особы об?ихъ расколовшихся церквей.
        Стасскiй, всю свою жизнь вс?хъ разъединявшiй, теперь объединилъ своею интересною лекцiей людей самыхъ различныхъ направленiй.
        Залъ своимъ видомъ, не блестящимъ - н?тъ, онъ былъ тусклъ и не наряденъ костюмами, но онъ блисталъ именами, каждое войдетъ со временемъ въ исторiю, - одни, какъ разрушители Императорской Россiи, другiе, какъ см?лые и неутомимые борцы за великую Россiю, создатели Добровольческой армiи и всего «б?лаго» движенiя, - показывалъ, что тутъ былъ весь Русскiй Парижъ.
        Не мало было и иностранцевъ.
        Рядомъ съ Нордековымъ высокiй красивый французъ по старинному съ длинной и узкой с?дой бородкой говорилъ сопровождавшему его Русскому. Нордековъ невольно прислушался къ его словамъ.
        - L'Europe est promise au plus douloureux avenir. Elle refuse de s'en rendre compte. C'est une aveugle volontaire. Qui pourrait lui dessiller les yeux? La presse
        ne peut plus remplir le role pour qui elle avait ete nagu?re creee. Les juifs ont magnifiquement travaille. Contre leur puissance et leur action, nous sommes totalement desarmes. Dans notre sph?re individuellement, nous tenons de formuler la verite. Mais nous sommes consideres comme des prophкtes de mauvaise augure. Vous savez que le peuple n'aime pas a entendre la verite. Les mensonges flattent son desir de securite.
        J'adore les mensonges.[Note1: Будущее Европы самое печальное. Она не отдаетъ себ? въ этомъ отчета. Это добровольная сл?пота. Кто можетъ ей открыть глаза? Газеты уже не могутъ выполнять ту роль, къ которой он? призваны. Жиды отлично работали. Мы безоружны противъ ихъ могущества и ихъ д?ятельности. Въ нашей сфер? мы еще пытаемся искать истину. Но на насъ смотрятъ, какъ на пророковъ плохого сорта. Вы знаете, что народъ не любитъ слушать правду. Ложь ласкаетъ его желанiе безопасности. Онъ обожаетъ ложь.]
        - Сейчасъ вы услышите правду, - отв?чалъ ему по французски Русскiй.
        - А… Правду! - съ большой горячностью сказалъ французъ. - Какъ хотите вы бороться противъ громадной еврейской организацiи? Она везд?. Elle tient tous les carrefours.[Note2: Она на вс?хъ перекресткахъ.] Къ власти она пускаетъ только своихъ, «услужающихъ», или уб?жденныхъ къ повиновенiю, или купленныхъ… Мы поб?ждены, даже и не понимая того, что мы не боролись… Послушаемъ, что намъ скажетъ вашъ Illustre.[Note3: Знаменитость.] Вы мн? будете переводить.
        - Съ особымъ удовольствiемъ.
        Президiумъ, и опять все имена, знаменитости, крупн?йшiя величины л?ваго и праваго лагерей - занялъ свои м?ста за столомъ. Портьера позади стола распахнулась. Залъ разразился громомъ рукоплесканiй. Многiе встали. Рядомъ съ Нордековымъ какой то совершенно лысый челов?къ неистово хлопалъ въ ладоши, весь перегнувшись за перила хоровъ. Изъ за эстрады къ столу подошелъ Стасскiй.
        XXI
        Онъ былъ очень старъ и, видимо, слабъ. На немъ, какъ на в?шалк?, вис?лъ длинный, черный» старомодный сюртукъ. Въ толп? кто то сказалъ - «народовольческiй». И точно: - отъ костюма Стасскаго пов?яло шестидесятыми годами.
        Совершенно лысый черепъ былъ цв?та слоновой кости. Сивые волосы р?дкими прядями обрамляли только шею и спускались косицами на воротникъ. Сморщенное, б?лое, какъ у покойника, лицо было покрыто с?тью частыхъ мелкихъ морщинъ. Жиденькая бородка торчала ядовитымъ клинушкомъ… Руки у него были длинныя съ узловатыми тонкими пальцами. Оыъ походилъ на хищную птицу.
        - Настоящiй кондоръ - орелъ стервятникъ, - прошепталъ на ухо Нордекову Ферфаксовъ. - Если бы вечеромъ увидалъ такого въ горахъ, - пристр?лилъ бы его за милую душу.
        Стасскiй поклонился, легкимъ наклономъ головы отв?чая на сд?ланную ему овацiю, и оперся об?ими руками о край стола.
        Апплодисменты стихли. Стала напряженн?йшая тишина. Стасскiй не торопился начинать. Нордекову показалось, что онъ такъ старъ и слабъ, что не въ силахъ будетъ говорить.
        Но голосъ Стасскаго раздался, и д?йствительно, совершенно отв?чая его наружности, онъ походилъ на орлиный клекотъ.
        Стасскiй бросалъ отрывистыя, безсвязныя фразы, какъ вс? Русскiе ученые злоупотребляя иностранными словами. Первое впечатл?нiе было - большое разочарованiе.
        - Да онъ совс?мъ не ораторъ!..
        Но Стасскiй зналъ, что д?лалъ. Онъ бросалъ свои отрывистыя мысли, какъ скульпторъ бросаетъ глину на болванку… Онъ л?пилъ ихъ безобразными комками, едва давая очертанiя того лица, какое онъ хот?лъ выл?пить. И сейчасъ же онъ принимался эти насп?хъ безсвязно брошенныя мысли дополнять, разъяснять, перед?лывать, опровергать, изм?нять и вдругъ, и совершенно неожиданно для слушателя, мысль Стасскаго вставала необыкновенно ясная и выпуклая.
        - Репродукцiя… Воспроизведенiе… Я бы сказалъ - отображенiе… того, что происходитъ сейчасъ въ Россiи… Это… Депрессiя… Какая то подавленность съ одной стороны… Полная толерантность массъ… И вм?ст? съ т?мъ неостывающiй, вулканическiй какой то, революцiонный пафосъ… Кип?нiе толпъ… Массовая психологiя… Митинги и образованiе совс?мъ своеобразной демократiи, общественности въ т?хъ слояхъ общества, гд? и самаго этого слова не понимали.
        Н?тъ, онъ совс?мъ не былъ старъ. И кто бы сказалъ, что ему за восемьдесятъ!.. Душа его гор?ла молодымъ огнемъ. Т?ло точно торопилось передать челов?ческимъ языкомъ все то, что накип?ло въ его душ?. Этотъ челов?къ, казалось, понималъ и вид?лъ н?что скрытое отъ другихъ и сп?шилъ разсказать объ этомъ, пока онъ еще живъ, чтобы предупредить челов?чество о надвигающейся катастроф?.
        - Соцiализмъ проводится тамъ безповоротно… и жестоко… И какой соцiализмъ! Соцiализмъ Беллами и Уэлса! Соцiализмъ необузданныхъ романистовъ, данный въ руки дикарямъ… Притомъ шовинистическiй какой то соцiализмъ… Олицетворенiе и оформленiе вс?хъ старыхъ лозунговъ. «Кто не съ нами - тотъ противъ насъ»… Отсюда - чрезвычайки, неслыханный въ мiр? терроръ… Ссылки, какихъ не знала Императорская Россiя… Каторжныя работы… Рабство… Но соцiализмъ - это то, на что молились… Это религiя массъ… Если страна сов?товъ со вс?мъ т?мъ уродлива и страшна - значитъ уродливъ и страшенъ и самъ соцiализмъ. Кто, однако, посм?етъ сказать это? Вотъ откуда эта всеобщая, вопреки здравому смыслу, поддержка сов?товъ… Это поддержка соцiалистами соцiалистическаго правительства… А во вторую четверть двадцатаго в?ка, гд? не сидятъ въ Европ?… Что въ Европ?, во всемъ мiр? - соцiалисты? Кто же посм?етъ сказать: - «соцiализмъ - это глупость, соцiализмъ - это утопiя»… И -
«свобода, равенство и братство» т? самые лозунги, на которые бол?е в?ка молились - это обманъ… Если не можете этого сказать вы, свободные и въ свободной стран? находящiеся, какъ хотите вы, чтобы сказали это тамъ, гд? за одну такую мысль разстр?ливаютъ, казнятъ, пытаютъ и замучиваютъ… Поймите, какая же это сила!.. Они… Ихъ режимъ… большевицкiй… Вотъ кто то сказалъ - ихъ в?ра - оправдана и поддержана вс?ми… вс?мъ мiромъ… Ибо кто противъ нихъ - тотъ противъ соцiализма…
        Стасскiй сд?лалъ маленькую паузу, отпилъ воды и съ силою, какой нельзя было ожидать отъ него снова повторилъ:
        - Кто осм?лится пойти противъ соцiализма?!.. Въ немъ воспитаны наши отцы, наши д?ды… Мы сами выросли въ преклоненiи передъ нимъ. И д?тей своихъ мы воспитали въ в?р? въ соцiализмъ…
        Съ большимъ искусствомъ Стасскiй сд?лалъ краткiй очеркъ развитiя соцiалистическаго ученiя въ Россiи и въ Европ?.
        - Мы боролись противъ собственности, - говорилъ онъ теперь уже спокойно. - Прекрасное д?ло!.. Мой другъ Левъ Николаевичъ Толстой не могъ мириться съ т?мъ, что у одного столько тысячъ десятинъ, что онъ въ ц?лый день на лошади не можетъ объ?хать своего им?нiя, a y другого полторы десятины и громадная семья на ше?… Басня о клочк? земли, куда некуда куренка выпустить, стала такъ избитой, что я не стану вамъ повторять ее. Ну такъ вотъ - большевики совс?мъ упразднили собственность… Такъ в?дь это же торжество соцiализма!.. И какъ я скажу своимъ избирателямъ, рабочимъ, въ огромномъ своемъ большинств? соцiалистамъ и соцiалистамъ тупымъ, что я иду противъ сов?товъ?… Невозможно!.. Тамъ въ Россiи, какъ въ стран? неофитовъ энтузiазмъ массъ…
        - Тамъ нищета и голодъ, - крикнулъ кто то изъ заднихъ рядовъ.
        - Тамъ - небывалый подъемъ, пафосъ и энтузiазмъ массъ, - упрямо повторилъ Стасскiй. - Тамъ «пятил?тка»… «Погодите», - говорятъ тамъ голодному… Да, не отрицаю: - голодному, оборванному, отрепанному, босому нищему обывателю, -
«погодите, пройдетъ еще три, два, одинъ годъ и все у васъ будетъ… Наступитъ рай на земл?… Эта легенда о ра?, какъ ни уничтожаютъ религiю въ челов?ческихъ умахъ, лежитъ въ нихъ прочно… Этого рая ждутъ и въ этотъ рай в?рятъ… А когда что нибудь уже очень не удается… Вредители!.. Показательные процессы всевозможныхъ «спецовъ», инженеровъ, агрономовъ, техниковъ… Это мiровой капиталъ м?щаетъ народу… Ну и вотъ: - распни ихъ - вредителей!
        - Пятил?тка имъ никогда не удастся - крикнулъ кто то съ м?ста.
        - Какъ можно говорить: - «не удастся» о томъ, что уже удается. Другой, и совершенно праздный вопросъ - какою ц?ной?… Весь союзъ сов?тскихъ, соцiалистическихъ республикъ, вся прошлая громадная Россiя, скажу банальное избитое слово: - шестая часть св?та, со ста сорока миллiонами населенiя обращается въ громадную фабрику, производящую все то, что нужно для челов?чества. Въ ней работаютъ - рабы. Нищiе, голодные, боящiеся окрика своихъ мучителей и притомъ фанатически в?рующiе, что они пропов?дники новой св?тлой религiи, религiи соцiализма… Это же Египетъ какой то… Египетъ временъ фараоновъ!.. Но Египетъ съ усовершенствованкыми путями сообщенiя, съ радiо, съ аэропланами… Вотъ они повсюду закупаютъ и заказываютъ коммерческiй тоннажъ. Это готовится такой дампингъ, передъ которымъ не устоитъ никакое государство. Года черезъ два заводы Форда подъ Нижнимъ Новгородомъ выпустятъ автомобили «Made in U.S.S.R.» ц?ною, зд?сь, въ Париж? 2000 франковъ. Кто можетъ съ этимъ конкурировать?… Вы скажете: - «ихъ можно запретить… наложить такiя пошлины, что они станутъ дороже зд?шнихъ»… Да не очень то запретите, когда самъ
пролетарiатъ, сами рабочiе, скажемъ, работающiе у того же Рено, или Ситроена, кинутся покупать эту дешевку?.. Сами будутъ рубить сукъ, на которомъ сидятъ. Сами будутъ загонять себя въ соцiалистическое рабство. А потомъ придутъ корабли съ хл?бомъ, со всевозможнымъ сырьемъ, съ л?сомъ, добытыми въ громадныхъ государственныхъ кол-хозахъ рабскимъ трудомъ и завалятъ вс? рынки… Вотъ недавно въ Бразилiи пришлось выкинуть н?сколько тоннъ м?шковъ съ кофе, чтобы не подорвать ц?нъ на кофе… Еще гд? то по той же причин? пшеницей топили паровозы… Сов?тскiй дампингъ затопитъ вс? рынки. Трудъ станетъ безц?льнымъ. Государства станутъ передъ дилеммой: - или заводите у себя такой же рабскiй трудъ, такую же скотскую жизнь, стройте чрезвычайки, разстр?ливайте неповинующихся рабочихъ, или становитесь въ полную зависимость отъ сов?тскаго союза и увеличивайте до безконечности армiи безработныхъ. Въ Европ? готовится самое ужасное рабство и что прим?чательно: - сами будущiе рабы - рабочiе - куютъ себ? рабское ярмо. У соцiализма два пособника: - жадность и глупость и оба они въ Европейскихъ демократiяхъ на лицо. Торжество
соцiализма - обращенiе нацiи въ безсловесную толпу, которой легко управлять… И правители найдутся… Только будемъ ли мы тогда довольны своими правителями?…
        Стасскiй кончилъ. Онъ сд?лалъ чуть зам?тное движенiе головой, н?что въ род? поклона и безсильно опустился на стулъ. Воспламенившiйся было, въ старомъ т?л? духъ угасъ. Передъ толпою былъ старикъ, такъ странно похожiй на большую хищную птицу. Теперь эта птица словно была мокрой и нахохлилась.
        Слушатели были подавлены. Раздавшiеся, было, жидкiе апплодисменты сейчасъ же и оборвались. Докладчикъ нарисовалъ такую жуткую картину будущаго, что странно и дико было рукоплескать своей грядущей гибели.
        Н?сколько мгновенiй въ зал? стояла тишина. Потомъ она стала прерываться отд?льными возгласами.
        - Если бы это говорилъ кто нибудь другой… какой нибудь провокаторъ, прi?зжiй изъ сов?тчины агентъ чрезвычайки, а то - Стасскiй… Стасскiй!..
        - Первый умъ Россiи… Соцiалистъ въ прошломъ.
        - Какой онъ тамъ соцiалистъ. Никогда ни въ какой партiи не былъ. Типичный Русскiй анархистъ. Всегда и все отрицавшiй…
        - Раньше отрицалъ Императорскую власть, религiю, армiю, потому что они были въ сил?. Теперь отрицаетъ соцiализмъ, потому что настало его царство.
        - Неужели и вы считаете, что сов?тскiй коммунизмъ им?етъ что нибудь общее съ соцiализмомъ? - Если не признать этого, придется согласиться съ крайними правыми, считающими, что все это еврейскiй заговоръ, а согласитесь, что это было слишкомъ простое р?шенiе вопроса въ дух? «Сiонскихъ протоколовъ».
        Залъ гуд?лъ голосами. Въ Президiум? сов?щались. Оставить докладъ Стасскаго безъ возраженiй было нельзя. Слишкомъ тяжкое впечатл?нiе онъ произвелъ на слушателей. He того ожидали отъ него устроители доклада.
        Было р?шено открыть пренiя по докладу.
        Зазвонилъ колокольчикъ предс?дателя.
        - Слово предоставляется ?едору ?едоровичу Разгонову.
        На эстраду вошелъ старикъ съ длинными и густыми, совершенно б?лыми волосами, причесанными по старой «профессорской» мод? назадъ. С?дые усы и с?дая
«интеллигентская» бородка красили его усталое, покрытое морщинами, бл?дное лицо. Онъ поклонился публик? и началъ…
        XXII
        - Господа! докладъ почтеннаго Владимiра Васильевича - ц?лое откровенiе… Мы должны… Нашъ священный долгъ… довести его въ ц?ломъ… Во всемъ его объем? до св?д?нiя иностранцевъ. Намъ дано вид?ть - имъ не дано вид?ть… И мы должны имъ открыть глаза… Но, господа, отъ лица своей партiи… Я старый соцiалистъ считаю своимъ долгомъ заявить, что то, что д?лается въ Совдепiи отнюдь не соцiализмъ. И въ этомъ глубокоуважаемый Владимiръ Васильевичъ жестоко ошибается - никогда не соцiализмъ!.
        Соцiализмъ не рабство!.. Н?тъ!.. Тысячу разъ к?тъ!.. He рабство и не обманъ!.. Свобода, равенство и братство, какъ были, такъ и останутся священными лозунгами…
        Мы должны, господа, забыть вс? наши разногласiя, вс? наши партiйные споры и объединиться… Придти къ полному единенiю… Вс? отъ крайняго л?ваго до праваго нашихъ фланговъ начать р?шительную борьбу словомъ съ большевиками, этими д?йствительно разрушителями великой Русской культуры, давшей намъ Пушкина…
        - Э… завелъ волынку, слышали, - довольно громко сказалъ кто то подл? Нордекова. - Теперь заговоритъ о митингахъ протеста, о подписныхъ листахъ съ воззванiями къ международной сов?сти. Надо?ло!..
        И точно… Съ эстрады раздавалось:
        - Мощные митинги протеста… Во вс?хъ городахъ всего св?та… Р?чи лучшихъ ораторовъ. Просв?щенныхъ умовъ… Громкоговорители… Неослабно и неустанно будить народную сов?сть, призывать къ бойкоту всего сов?тскаго, къ презр?нiю ихъ вс?ми, разъяснять всю пагубность, всю несостоятельность сов?тской системы…
        - Они насъ шимозами, а мы ихъ молебнами, - говорилъ, ни къ кому не обращаясь, сос?дъ Нордекова.
        - Это уже было разъ… Ничему мы не научились… Они насъ изъ пулеметовъ… А мы иконы… Митинги, р?чи, протесты… Придумайте, господа, что нибудь новое и д?йствительное.
        И будто для подтвержденiя словъ говорившаго рядомъ съ Нордековымъ, на эстрад? стараго профессора см?нилъ маленькiй щупленькiй челов?чекъ въ изящномъ смокинг?, въ лакированныхъ аккуратно завязанныхъ туфелькахъ, старый, но красивый барскою изн?женною красотою, съ бл?днымъ лицомъ и голубыми, выцв?тшими глазами.
        - Слово предоставляется писателю Ивану Максимовичу Леонардову.
        Довольно дружные апплодисменты вспорхнули по залу.
        - Господа, - сладкимъ, негромкимъ голосомъ началъ писатель, - и то, что говорилъ Владимiръ Васильевичъ, и то, къ чему насъ призывалъ ?едоръ ?едоровичъ взаимно одно другое дополняетъ и разъясняетъ… Вы простите меня за н?которую несвязность р?чи… Тотъ, кто хорошо пишетъ не всегда можетъ хорошо говорить… Поднятый вопросъ меня необычайно волнуетъ. Оба почтенные оратора не коснулись главнаго, по моему мн?нiю, самаго существеннаго. Они говорили о матерiальной сторон?, не касаясь стороны духовной.
        Идетъ борьба Христа съ сатаной. И намъ надо объединить свои души въ этой борьб?.
«Едиными устами и единымъ сердцемъ»… Я не говорю, что надо отказаться совс?мъ отъ д?йствiй… Отнюдь н?тъ… Но каждый изъ насъ понимаетъ, что всякая, такъ называемая интервенцiя съ оружiемъ въ рукахъ совершенно исключается. Д?йствiя противъ большевиковъ выражаются не въ одномъ террор?, не въ бряцанiи оружiемъ, а въ каждомъ нашемъ слов?, движенiи, жест?, мысли, проникнутыхъ д?йствительностью, рождающей здоровую атмосферу и убивающей охватившiй насъ маразмъ… Мы должны проникнуться изв?стнымъ мистическимъ настроенiемъ в?ры, чтобы создать опред?ленные, такъ сказать, флюиды борьбы… Важно, господа, не то, когда падутъ большевики, а важно то, что они непрем?нно падутъ, что они должны пасть… Важно, что мы хотимъ, чтобы они пали и знаемъ и в?римъ, что это такъ и будетъ… Иными словами я васъ призываю къ в?р?, что горами движетъ… Будемъ вс? в?рить въ паденiе большевиковъ, создадимъ атмосферу, насыщенную флюидами такой в?ры и этимъ своимъ невидимымъ возд?йствiемъ, мистическою своею в?рою мы погубимъ ихъ нав?рно и навсегда…
        - Такъ в?дь в?ра то безъ д?лъ мертва есть, - громко сказалъ сос?дъ Нордекова. Онъ сильно волновался р?чами ораторовъ и близко принималъ къ сердцу то, что говорилось съ эстрады.
        Записалось еще н?сколько ораторовъ, желавшихъ возразить докладчику, но за недостаткомъ времени и приближенiемъ рокового въ Париж? часа «посл?дняго метро» имъ было отказано, и заключительное слово было предоставлено Стасскому.
        Онъ говорилъ (…) его усталый и, видимо, раздраженный. Ему точно казалось, что его не поняли, что не за*хот?ли услышать то, что онъ говорилъ, можетъ быть, передъ смертью.
        - Я сказалъ, господа, - слабымъ, но яснымъ и далеко слышнымъ голосомъ говорилъ Стасскiй. - то, о чемъ я считалъ своимъ долгомъ предупредить васъ. Извините, что я не пришелъ къ вамъ съ коробкой мармеладныхъ конфетъ фабрики Лиги Нацiй… Я пришелъ къ вамъ, чтобы, какъ по радiо съ корабля крикнуть на весь мiръ:-S.O.S.!! Спасите насъ!!! Эти слова, эти ужасныя слова предсмертной муки, уже крикнулъ на весь мiръ въ 1920 г. писатель Леонидъ Андреевъ, крикнулъ ихъ со своего сторожевого поста, изъ Финляндiи, откуда онъ могъ наблюдать то, что д?лается въ Россiи. Мiръ его не услышалъ. Пусть сегодняшнее мое слово будетъ новымъ крикомъ, новымъ призывомъ къ странамъ, къ народамъ всего мiра: - S.O.S.!!
        Посл?днiя слова онъ сказалъ едва слышнымъ голосомъ, потомъ съ неожиданною быстротою повернулся, и, согнувшись, сгорбившись, вошелъ за портьеру и скрылся изъ зала.
        Съ глухимъ говоромъ публика стала вставать и, т?сснясь въ проходахъ, выходить изъ пом?щенiя. Вс? торопились. Часъ посл?дняго метро наступалъ. Перспектива ожидать ночныхъ автобусовъ, или сид?ть до утра никому не улыбалась. Россiи этимъ не спасешь, а себ? над?лаешь непрiятностей. Расходились молчаливо въ мрачномъ раздумьи о надвигающейся катастроф?, предотвратить которую, казалось не было никакой возможности.
        XXIII
        - Факсъ, - окликнулъ выходившаго изъ зала Ферфаксова Ранцевъ. - Ты свободенъ?… Впрочемъ, напрасный вопросъ… Даже, если бы ты былъ и тысячу разъ занятъ, ты должеиъ сд?лать то, чгто я теб? скажу.
        Ферфаксовъ остановился передъ Ранцевымъ съ видомъ собаки, слушающей своего господина.
        - Посмотри на полковника Нордекова, - сказалъ Ранцевъ, показывая на челов?ка, закуривавшаго у фонаря. - Ты понимаешь, его нельзя сейчасъ оставлять одного. Онъ дошелъ до точки. Онъ стоитъ надъ пропастью. Мы должны его спасти и сд?лать его своимъ. Сл?ди за нимъ все время… Переговори, когда найдешь это нужнымъ… Я его насквозь вижу. Проклятый Стасскiй!.. Разв? можно говорить такъ слабымъ духомъ… А, между прочимъ я никогда не ожидалъ, что будетъ день, когда и онъ прозр?етъ.
        За эти три часа, что продолжался докладъ и пренiя, Нордековъ постар?лъ на тридцать л?тъ. Сгорбившись, поднявъ плечи и опустивъ голову, онъ тщетно пытался раскурить на ночномъ в?тру папиросу. При св?т? фонаря было видно его ставшее совс?мъ с?рымъ лицо. Наконецъ, папироса пыхнула. Нордековъ пошелъ впереди Ранцева и Ферфаксова. Походка его не была его обычной бравой и легкой поступью. Такъ, какъ онъ шелъ сейчасъ - топиться ходятъ, или подходятъ къ эшафоту съ качающейся надъ нимъ веревкой вис?лицы. Ферфаксовъ понялъ, что приказалъ ему Ранцевъ и удивился проницательности своего бывшаго начальника.

«Впрочемъ», - подумалъ онъ, - «Ранцевъ, какъ офицеръ, ум?етъ читать въ челов?ческихъ сердцахъ и угадывать въ нихъ холодъ смерти».
        Онъ прошелъ за Нордековымъ къ спуску въ подземную дорогу, онъ стоялъ съ нимъ на платформ? въ ожиданiи по?зда, с?лъ съ нимъ въ одинъ вагонъ - Нордековъ не видалъ его.
        Сложная и тяжелая работа шла въ душ? у Нордекова. Докладъ Стасскаго точно открылъ ему глаза. Какъ все было безнадежно и безотрадно!

«И все это говорилъ Стасскiй, первый умъ Россiи!..
        Какое общество собралось слушать его и какъ слабы были возраженiя! Большевики поб?ждаютъ и н?тъ силы, могущей противоборствовать ихъ поб?д?. Ужасно!.. Вс? мечты, все то, ч?мъ онъ жилъ вс? эти годы - только мечты… И не только дивизiи, бригады, полка, но даже и батальона онъ никогда не увидитъ… Значитъ: - в?чно… До самой смерти - экспортная контора и возня съ тяжелыми ящиками, писанiе накладныхъ и коносаментовъ и т?сная, по сов?тски уплотненная жизнь на вилл? «Les Coccinelles».
        Нордековъ тяжело вздохнулъ.
        Онъ жилъ мечтами возвращенiя въ Россiю. Ему казалось, что стоитъ вернуться въ Россiю - «домой» и все станетъ по старому. И жена его будетъ опять той милой красивой Лелей, съ которой такъ дружно, весело и хорошо жилось. Онъ, сидя въ душномъ вагон? электрической Парижской дороги, мечталъ о Петербург? и о Красномъ Сел?, гд? лучшiе прошли его годы.

«Разв? зд?сь такая весна?… Такъ пахнетъ?… Наши б?лыя березки съ еще клейкими листочками… Распускающiеся молодые тополя въ садикахъ главнаго лагеря… Какой шелъ отъ нихъ св?жiй весеннiй духъ! Утромъ встанешь раненько на стр?льбу, и уже слышенъ трескъ винтовочныхъ выстр?ловъ на стр?льбищ? позади бараковъ… Раздается частый топотъ казачьей сотни, идущей на ученье… Значитъ, никогда, никогда не увидитъ, не услышитъ и вс?мъ бытiемъ своимъ не ощутитъ онъ бiенiя русской военной жизни?… И все то, что они съ такою глубокою в?рою и самоотверженiемъ д?лаютъ зд?сь - химера?
        Фантазiя?… глупости?.. И правы не они съ ихъ вождями, а Леля и «мамочка» съ ихъ тупымъ м?щанскимъ матерiализмомъ. Пора опускаться на дно… Напрасно тратить посл?днiе гроши на собиранiе по кусочкамъ осколковъ былой полковой славы, на разыскиванiе старыхъ фотографiй и гравюръ, на созданiе уголка полкового музея… Вздоръ… Безсмысленныя мечтанiя… Призраки… Химеры… Ничего н?тъ… Впереди - усп?хи сов?тской «пятил?тки», вторженiе новыхъ варваровъ, гибель христiанской культуры… И… новое б?гство что ли?… Куда?… He лучше ли, не благородн?е ли уйти?…»
        Нордековъ машинально, по годами установившейся привычк? перес?лъ на по?здъ электрической дороги и мчался къ себ?. Ферфаксовъ неотступно сл?довалъ за нимъ. Нордековъ его не зам?чалъ. Изъ его зр?нiя, изъ его наблюденiя выпали вс? люди. Окружающее онъ едва воспринималъ. Мозгъ его былъ сосредоточенъ на одной мысли о себ?. О безотрадности, безсмысленности и ненужности своего существованiя. Какое то страшное р?шенiе зр?ло въ его голов?. Въ немъ исчезалъ и растворялся весь вн?шнiй мiръ. Въ немъ призракомъ, ч?мъ то несуществующимъ казался сид?вшiй въ одномъ вагон? съ нимъ челов?къ съ бурымъ, будто знакомымъ лицомъ и глазами, сосредоточенно устремленными на него.
        Ферфаксовъ чувствовалъ, что ему предстоитъ безсонная ночь. Это его не смущало. Это напоминало ему другiя, волшебныя, колдовскiя ночи въ Маньчжурiи, когда такъ же сл?дилъ онъ за зв?ремъ, за медв?демъ, или за джейраномъ, все позабывъ, ночью крался по сл?ду, чтобы выц?лить его на зар? и свалить м?ткимъ выстр?ломъ. Онъ вдругъ вспомнилъ своего в?рнаго охотничьяго пса Бердана. Теперь онъ несъ такую же работу, какъ его Берданъ. Онъ в?рно такъ же чувствовалъ душевное состоянiе дичи, какъ онъ теперь точно читалъ въ душ? полковника Нордекова.
        Полковникъ тихими, шатающимися, больными шагами дошелъ до своего переулка, открылъ калитку и пошелъ вдоль дачъ. Ферфаксовъ неслышною т?нью сл?довалъ за нимъ. Онъ просл?дилъ, какъ полковникъ вошелъ въ домъ, отомкнувъ дверь своимъ ключомъ, какъ, должно быть, тихонько вошелъ въ спальню и зажегъ лампу. Окно ненадолго осв?тилось, потомъ стало темнымъ. Ферфаксовъ все понималъ. Онъ точно вид?лъ полковника сквозь ст?ны. Полковникъ кончать съ собою будетъ…
        Ферфаксову самоубiйство было непонятно. Оно претило его православному пониманiю жизни. Оно не отв?чало понятiю в?чнаго служенiя Родин?. Богъ далъ жизнь и только Онъ можетъ отнять ее. Челов?къ принадлежитъ Отечеству и никогда не знаетъ, когда его жизнь потребуется Отечеству. Уйди изъ жизни - дезертирство.
        Лекцiя Стасскаго не произвела особаго впечатл?нiя на Ферфаксова. Стасскiй, несомн?нно, очень ученый челов?къ, кажется даже академикъ, но въ такихъ вопросахъ ученые то люди чаще всего и ошибаются. Притомъ Ферфаксовъ былъ прiобщенъ къ н?коей тайн?, и эта тайна говорила ему, что бороться за Россiю не только можно, но что эта борьба уже идетъ.
        Но, зная всю семейную обстановку жизни полковника, Ферфаксовъ понималъ и Нордекова. Онъ понималъ, что полковнику уже некуда податься. Онъ дошелъ до ст?ны. И, стоя подъ окнами дома Нордекова, Ферфаксовъ размышлялъ:

«Георгiй Димитрiевичъ дома съ собою ничего д?лать не будетъ. Давиться не станетъ - не офицерское это д?ло, высунувъ языкъ на веревк? вис?ть… Яду у него, сколько я знаю н?тъ. Да и при вс?хъ травиться - какая охота!.. Стр?ляться въ дом? не будетъ… Онъ таки воспитанный челов?къ и свою жену любитъ… Сейчасъ в?роятно написалъ записку и легъ… Думаетъ… Можетъ быть еще и одумается…»
        Ночь тихо шествовала. Ферфаксовъ любовался ею. Парижъ затихалъ. Наконецъ настала торжествениая, такая р?дкая зд?сь тишина… Все успокоилось. Новые, не городскiе шумы тихо и осторожно вошли въ ночь… Сталъ слышенъ шумъ молодой листвы. Гд? то далеко прокричала ночная птица… В?теръ разогналъ тучи. На неб? узоромъ проглянули зв?зды. Ферфаксовъ сл?дилъ за ними, какъ он? гасли одна за другою. Небо с?р?ло. Дремота стала охватывать Ферфаксова. Сквозь нее онъ сталъ смутно слышать, какъ предъутренними шумами загуд?лъ Парижъ. Гд? то заунывно и дико завыла фабричная сирена, призывая вторую ночную см?ну.
        Ферфаксовъ, стоя, спалъ и тяжело очнулся, когда въ ставшiе уже привычными далекiе шумы вошелъ вдругъ совс?мъ близкiй короткiй стукъ двери. Ферфаксовъ открылъ глаза. Одно мгновенiе онъ не могъ сообразить, гд? онъ и почему стоитъ въ глухомъ пустынномъ переулк?. Но сейчасъ же съ охотничьею быстротою къ нему вернулась память. Было еще темно, но уже чувствовалось приближенiе утра.
        XXIV
        Полковникъ вышелъ изъ дома. Онъ прошмыгнулъ мимо Ферфаксова и направился къ воротамъ. Ферфаксовъ т?нью посл?довалъ за нимъ.
        Фонари въ м?стечк? были погашены. Въ сумрак? ночи покоились прямыя улицы. Полковникъ прошелъ черезъ рыночную площадь и сталъ спускаться къ Сен? по широкой алле? между зацв?тающихъ каштановъ. Онъ вышелъ на набережную и пошелъ вдоль р?ки.
        Нордековъ направлялся къ изв?стной ему глыб? цемента, торчавшей на самомъ берегу надъ водою. Когда то тутъ хот?ли строить что то, или, можетъ быть, везли и обронили большой кусокъ цемента и онъ такъ и остался надъ водою. Это было излюбленное м?сто удилыциковъ. Мысль Нордекова работала съ поразительною ясностью и онъ вспомнилъ объ этой глыб?: - «самое удобное м?сто».
        Н?тъ ничего хуже, какъ не достр?литься. Это уд?лъ мальчишекъ. He достр?литься - это быть см?шнымъ. Надо л?чить - а гд? средства на это леченiе?… Да и надо устроить такъ, чтобы и хоронить не пришлось. Хоронить тоже дорого. He по б?женскимъ средствамъ умирать. Полковникъ сядетъ на глыбу спиною къ р?к?. Отъ толчка, что будетъ при выстр?л?, онъ потеряетъ равнов?сiе и упадетъ въ воду. Тутъ достаточно глубоко. Теченiе подхватитъ его т?ло. Если бы онъ не достр?лился, раненый онъ утонетъ. Т?ло его когда то найдутъ… Да и найдутъ ли?… Сколько гибнетъ тутъ народа, и т?ла ихъ никогда не находятъ.
        Полковникъ взобрался на глыбу и с?лъ лицомъ къ р?к?. Разсв?тъ наступалъ. Въ голубой дымк? тонулъ противоположный берегъ. Онъ былъ въ садахъ. Вдоль р?ки шла широкая аллея высокихъ старыхъ платановъ. За ними скрывались богатыя дачи. Р?ка неслась гладкая, не поколебленная в?тромъ. Изр?дка плеснетъ у берега большая рыба, сверкнетъ серебрянымъ блескомъ взволнованиой воды, и опять ровная с?рая простыня стелется мимо, и не видно, течетъ р?ка, или стоитъ неподвижно, какъ длинная заводь. У цементнаго обрубка росла трава. Далеко за Сенъ-Клу гуд?лъ и шум?лъ проснувшiйся, неугомонный городъ.
        Св?тало. Вдоль по р?к? потянуло прохладнымъ в?теркомъ. Чуть зарябило воду, но сейчасъ же она успокоилась. Р?ка стала глубокой, холодной, зеленой и прозрачной, какъ расплавленное бутылочное стекло.

«Хорошо… А жить нельзя… Какъ жить?… Совс?мъ и навсегда безъ Родины?… Какъ красиво это утро… И Сенъ-Клу… He напрасно это м?сто такъ любили и Наполеонъ и Императрица Евгенiя… Императрица Евгенiя?… Прожить девяносто л?тъ и только сорокъ изъ нихъ быть счастливой!.. Пережить позоръ сдачи въ пл?нъ пруссакамъ мужа… Смерть въ англiйскихъ войскахъ въ далекой колонiальной войн? въ Африк? сына, едва ли не убитаго т?ми самыми англичанами, кому онъ предложилъ свою прекрасную молодую жизнь… Она пережила все это… Скиталась на яхт?, жила на чужбин?, отвергнутая Родиной. Пережила свою необычайную красоту, свою любовь, свою гордость, счастье и все жила, ожидая, когда приберетъ ее Господь… В?къ другой… Сильн?е что ли были тогда люди?.. В?рйли по иному?.. Въ Сенъ-Клу былъ счастливъ съ Жозефиною Наполеонъ… Тоже, сколько пережилъ! Московское пораженiе, гибель армiи. Отреченiе отъ престола. Ватерлоо… Святая Елена… А вотъ все жилъ… Катался верхомъ, гулялъ подъ надзоромъ ненавистныхъ ему людей, а съ собою не кончилъ… Писалъ мемуары. Игралъ въ карты… Говорятъ, любилъ кого то позднею любовью. Мучился отъ тяжкой бол?зни.
Сов?товался съ докторами… Что же держало ихъ, былыхъ влад?льцевъ Сенъ-Клу, на земл??… В?ра?… Наполеонъ и не в?рилъ… Я?… Какая же у меня в?ра?… Привычка и больше ничего…
        Воспоминанiя, вдругъ нахлынувшiя при вид? Сенъ-Клу отвлекали отъ главнаго… Если такъ думать, если это вспоминать - зач?мъ и кончать съ собою?… Но жить уже нельзя было. Собственно говоря главное уже было сд?лано. Записка написана. Онъ вышелъ въ неурочное время изъ дома, онъ все сд?лалъ. Остается лишь пустая, такъ сказать, формальность: - засунуть револьверъ въ ротъ и нажать на спусковой крючекъ. Медлилъ. Ему вспомнилась его Леля и сынъ Шура, не Мишель Строговъ, а Шура, милый мальчикъ съ забавными вихрами на голов? и съ д?тскою серьезностью.
        Тяжкимъ усилiемъ воли все это прозналъ. Зач?мъ? Корабли сожжены и н?тъ возврата… Онъ уже не самоубiйца, но приговоренный къ смерти. Никто не можетъ помиловать его, или зам?нить казнь каторжными работами. Да в?дь каторжн?е того, что онъ, и вс? они, д?лаютъ, и не придумаешь, ибо безц?льно, безсмысленно, а, главное, - безконечно…
        Если теперь это отм?нить - ко всему этому прибавится еще не достр?лившiйся самоубiйца… Пора…
        Полковникъ повернулся спиною къ р?к?. Все время искусно скрывавшiйся отъ него Ферфаксовъ съ охотничьею ловкостью прис?лъ за кустами.
        Полковникъ точно въ какомъ то раздумьи вынулъ изъ кармана пальто револьверъ и взвелъ курокъ.
        Онъ какъ бы ощутилъ вхожденiе холоднаго дула въ ротъ, отвратительное прикосновенiе тяжелаго металла къ зубамъ, потомъ толчекъ, мгновенную боль… А дальше?…
        Не все ли равно?
        Полковникъ приподнялъ руку съ револьверомъ, ус?лся поудобн?е, чуть откинулся назадъ… Онъ помнилъ, что ему надо непрем?нно упасть въ воду…

* * *
        Bee, что было потомъ, показалось ему сномъ. Такъ только во сн? бываетъ: - вдругъ въ черноту небытiя точно какое то окно откроется. И тамъ св?тъ. Новая какая то жизнь. Нев?роятныя приключенiя. Надолго ли? Такъ случилось и сейчасъ. To, что было - кончилось. He стало виллы «Les Coccinelles», и не надо было ходить въ экспортную контору.
        И потомъ, когда пошла и заверт?лась эта новая, такъ непохожая на все прошлое жизнь, полковникъ часто думалъ, что не покончилъ ли онъ тогда на берегу Сены съ собою и эта новая жизнь уже жизнь потусторонняя? Такъ все въ ней было необычно.
        XXV
        Кр?пкая, точно изъ стали выкованная рука, мертвою, бульдожьею хваткою схватила руку полковника за запястье. Другая рука быстро выхватила револьверъ изъ его руки и, взмахнувъ имъ, далеко бросила въ р?ку.
        Блеснула въ холодномъ зеленомъ стекл? ея всп?нившаяся серебромъ волна, тихо булькнула и все успокоилось.
        Прямо противъ лица полковника было темное лицо. Каштановые собачьи глаза съ спокойнымъ блескомъ смотр?ли въ глаза полковника.
        Полковникъ хот?лъ возмутиться. Онъ искалъ словъ, какiя говорятъ въ такихъ случаяхъ и не находилъ.

«Что вы д?лаете!.. Какъ вы см?ете?! Какое вамъ до меня д?ло?!», хот?лъ онъ крикнуть, но языкъ не повиновался ему, и только легкое шип?нiе раздалось изъ его рта.
        Онъ безсильно свалился въ объятiя схватившаго его челов?ка, едва слышно прошепталъ: - «оставьте меня», - и залился слезами, всхлипывая, какъ ребенокъ.
        Ферфаксовъ взялъ полковника за талiю, осторожно свелъ его съ глыбы и повелъ по пустынной береговой дорог? къ дому, Онъ зналъ, что тутъ надо что то говорить и успокоить полковника, но не р?чистъ былъ Ферфаксовъ. При томъ же и смущенъ онъ былъ до нельзя. Полковникъ былъ и годами и положенiемъ старше его, и онъ боялся какъ нибудь обид?ть, или зад?ть самолюбiе полковника. Ферфаксовъ призвалъ на помощь Бога. Онъ вспомнилъ, какъ напутствовалъ Христосъ апостоловъ и какъ говорилъ имъ, что не нужно заран?е обдумывать, что сказать, но что Духъ Святый найдетъ на нихъ и научитъ, что говорить…
        Полковникъ совершенно размякъ. До дома было недалеко и наступалъ тотъ часъ, когда надо?дливый сверлящiй звонъ будильника Мишеля Строгова подыметъ съ постелей все населенiе виллы «Les Coccinelles».
        - Ну зач?мъ это? - началъ нер?шительно и несм?ло Ферфаксовъ. - Ну къ чему?… Старый дуракъ глупости болталъ, а вы и разстроились… Да все это вздоръ… Россiя будетъ… Еще и какая прекрасная Россiя будетъ!..
        - Но мы не увидимъ ее, - бл?днымъ голосомъ сказалъ полковникъ.
        - Еще и какъ еще увидимъ ее. Пов?рьте мн?, еще и сд?лаемъ кое что для нея, для ея спасенiя хорошее, большое д?ло сд?лаемъ.
        - Н?тъ!.. Что ужъ!.. Куда ужъ!.. Что вы меня, какъ ребенка ут?шаете, - проговорилъ съ тоскою въ голос? полковникъ, и сейчасъ же со злобою добавилъ: - напрасно, знаете, вы вм?шались не въ свое д?ло… Что же я то теперь буду д?лать? - съ ужаскымъ отчаянiемъ воскликнулъ полковникъ. - Ко всей пошлости моей жизни, вы прибавили еще и этотъ в?чный позоръ.
        - Говоритъ псалмоп?вецъ Давидъ: - «вечеромъ водворяется плачъ, а на утро радость». Note4: Псаломъ Давида 29, ст. 6.]
        - А да что тамъ!.. Псалмоп?вецъ Давидъ!.. Глупости все это!..
        Ho радость яркаго, солнечнаго весенняго утра была кругомъ, и не могъ уже полковникъ не ощущать ее. Птицы п?ли въ в?твяхъ деревьевъ аллеи. Люди еще не появились. Мирны и тихи были въ утреннемъ св?т? маленькiя дачки съ закрытыми ставнями окнами. Пыль и газы машинъ прилегли къ земл? вм?ст? съ росою. Воздухъ былъ св?жъ и душистъ. Съ нимъ въ самую душу полковника вливалась такая радость бытiя, которой онъ никакъ не могъ противостоять. Онъ невольно слушалъ, что спокойно и разсудительно говорилъ ему Ферфаксовъ и, хотя все продолжалъ думать, что все это просто сонный бредъ, задавалъ вопросы и давалъ отв?ты.
        Удивительна была р?чь Ферфаксова и такъ неожиданна.
        - Вотъ вы, Георгiй Димитрiевичъ, на какое страшное д?ло покусились, a o томъ не подумали, что такая ваша р?шимость, такая готовность разстаться съ лучшимъ Божьимъ даромъ - жизнью - могла бы послужить на пользу Родин?.
        - Но… Какъ?… По?хать туда?… Для этого нужны визы, фальшивые паспорта?… Деньги?… Что же, я готовъ… Хоть сейчасъ… На какой угодно террористическiй актъ я готовъ. Вы сами видали - мн? жизнь коп?йка… Научите, какъ это сд?лать?… Къ кому пойти?… Вы можете мн? в?рить, я не предамъ… He разболтаю… Челов?къ, пережившiй все то, что я сейчасъ пережилъ, мн? кажется достоинъ дов?рiя… Вы т?мъ бол?е меня не первый день знаете, и знаете, почему я пошелъ на это…
        - Вы все хотите идти старыми путями… Маленькiе террористическiе акты… Безусловно необходимые… Митинги протестовъ… Посылка агитацiонной литературы. Все это хорошо, когда мало денегъ и н?тъ организацiи…
        Полковникъ съ удивленiемъ посмотр?лъ на Ферфаксова. Немудрящiй онъ офицеръ съ собачьими, не ломающими своего прямого взгляда глазами. Откуда онъ такъ говоритъ?… Что знаетъ онъ такое, чего онъ, полковникъ Нордековъ, не слыхалъ.
        - А что же?… Есть деньги?… Есть организацiя?… Что то не в?рится… У насъ объ этомъ ничего не слышно?… По Парижу объ этомъ не болтаютъ…
        - Вотъ это то, что не болтаютъ и хорошо… Это доказываетъ серьезность того, что я вамъ предложу…
        Они входили на rue de la Gare. Полковникъ заволновался и снова сталъ раздражителенъ.
        - Что вы меня арабскими сказками успокаиваете. Вотъ я у своего дома. Мн? предстоитъ объясненiе съ женою. Если она встала - она уже могла найти мою записку и, согласитесь, что достаточно глупо посл? нея взять, да вотъ такъ вотъ и явиться собственною персоною, ц?лымъ и невредимымъ… Глупо-съ… Нестерпимо
        глупо!..
        - Вы что же тамъ написали?…
        - To, что всегда въ такихъ случаяхъ пишутъ: - «въ смерти моей никого не винить»… Ну и прочее, что тамъ полагается… Чтобы и т?ла моего не искали… Ну и о причинахъ тоже… Хорошъ буду я… такъ вотъ и явиться… Воскресшiй покойникъ.
        - Гд? вы оставили вашу записку?
        - На нашемъ единственномъ спальномъ столик?, подъ ея бюваромъ.
        - Ну, б?да не велика. Она еще, можетъ быть, жена то ваша, и не встала. В?дь и шести часовъ н?тъ. А и встала, такъ не сейчасъ она станетъ по бюварамъ рыться. Вы не первый разъ не ночуете дома… Ну, а если она и встала, и переполохъ тамъ поднялся, такъ и то б?да совс?мъ не непоправимая…
        - Ну те?…
        - Скажите, что у меня съ вами была американская дуэль. На всякiй случай вы заготовили записку, а жребiй вытянулъ я, да и раздумалъ стр?ляться, и мы - помирились.
        - Вы такое берете на себя?…
        - Что такое?…
        - Да в?дь это… какъ то… Некрасиво что ли для васъ то выходитъ.
        - Въ жизни бываютъ такiя положенiя, когда можно и маленькое, условное некрасивое, сд?лать во имя громаднаго и несказанно прекраснаго.
        - Какiя же это такiя времена?
        - Когда идутъ спасать Россiю.
        - Вы шутите, Факсъ. Есть вещи, которыми нельля шутить.
        - Я это понимаю.
        Полковникъ остановился у калитки палисадника. Вилла «Les Coccinelles» спала кр?пкимъ сномъ. Даже у Агафошкиныхъ не гор?ло огня.
        Это немного успокоило полковника.
        - Но вы понимаете весь ужасъ моего положенiя, - сказалъ онъ. - Значитъ, опять все по старому и то, отъ чего я р?шился уйти - продолжается. Сейчасъ кофе… Газета… А!.
        да вы нашу жизнь знаете!.. Неонила Львовна съ ея «винтиками»… Леночка - совдепка… Опять еще что нибудь учинитъ, какъ давеча со щенятами!.. И контора!.. Вы знаете: - мн? все это такъ обрыдло, осточерт?ло, что, ей Богу, вотъ не могу я этого больше выносить. Это же пошлость, - крикнулъ полковникъ.
        - Это не пошлость, - тихо сказалъ Ферфаксовъ, - но неизб?жныя мелочи жизни.
        - Все равно, - простоналъ полковникъ. - He могу!.. Ай… не могу!
        - И не надо.
        - To есть какъ это такъ не надо?…
        - Да очень просто. Сегодня по?дете въ контору посл?днiй разъ и скажете, что берете разсчетъ. Сегодня вы, поступаете на новое м?сто. И вся недолга.
        - Полноте… Я не ребенокъ… Куда же это я поступилъ? Какое м?сто?… При теперешнемъ то кризис?, при общей безработиц??… Да в?дь мн? семью кормить надо. Посчитайте, сколько насъ… Я все-таки тысячу сто франковъ каждый м?сяцъ въ общiй котелъ вносилъ.
        - Вы будете получать полторы тысячи на всемъ готовомъ.
        - Гд? же это такiя золотыя розсыпи открылись?
        - Оффицiально, вы поступаете въ фильмовое общество и ?дете на съемки на острова Галапагосъ.
        - He оффицiально?…
        - Потомъ сами увидите.
        - Н-ну, знн-наете, - д?лая шагъ къ калитк? и берясь за ручку, сказалъ полковникъ. - Шутки ваши переходятъ границы дозволеннаго даже и между друзьями. He знаю, какъ въ такихъ случаяхъ принято, благодарить за то, что вы сд?лали, или н?тъ… Я не благодарю… Я хот?лъ уйти отъ каторги… Вы мн? пом?шали… А милыя шутки ваши бросьте… Я въ нихъ не нуждаюсь.
        - Да я вовсе и не шучу… И чтобы доказать это извольте получить дв? тысячи франковъ авансомъ.
        Ферфаксовъ къ крайнему удивленiю полковника, знавшаго денежныя д?ла его, вынулъ объемистый бумажникъ и досталъ изъ него дв? большiя пестрыя новыя тысячефранковыя бумажки и протянулъ ихъ полковнику. Но полковникъ ихъ не бралъ.
        - Послушайте… а росписка?
        - Вы распишитесь посл? у казначея въ требовательной в?домости.
        Полковникъ все не бралъ денегъ.
        - Знаете, - сказалъ онъ, - хотя и говорятъ: «деньги не пахнутъ», для меня деньги очень даже пахнутъ… И теперь особенно. Мы въ такое подлое время живемъ… Вы меня простите… Но и брату родному в?рить нельзя… Особенно, когда такъ вдругъ съ бухты барахты вамъ предлагаютъ такiя большiя деньги… Организацiи могутъ быть различныя… Им?йте въ виду, - очень строго сказалъ полковникъ, - хотя вы и вид?ли меня въ моментъ полнаго и недостойнаго офицера упадка духа - я офицеръ!.. И вы понимаете… Я ни въ какiя этакiя политическiя авантюры, гд? разд?ломъ Россiи пахнетъ и распродажей ея по частямъ иностранцамъ никогда не пойду.
        Ферфаксовъ прервалъ его. Онъ посмотр?лъ немигающими глазами въ глаза полковнику, въ самую душу его, казалось, проникъ своимъ честнымъ собачьимъ взглядомъ и съ достоинствомъ сказалъ:
        - Вы мн? можете в?рить… Я в?дь тоже офицеръ… Очень маленькiй и глубокой армiи офицеръ… Т?мъ бол?е… - Ферфаксовъ выпрямился, гордо поднялъ голову и съ громаднымъ достоинствомъ добавилъ посл? н?которой выдержки: - Я офицеръ Россiйской Императорской армiи и вы должны мн? в?рить. Эти деньги чистыя. Я даю ихъ вамъ, чтобы намъ вм?ст? работать для спасенiя Россiи… всего мiра… отъ большевиковъ.
        Полковникъ медленно взялъ и спряталъ деньги.

«Все это», - снова подумалъ онъ. - «происходитъ не то въ томъ сн?, что мн? гд? то снится, не то въ небытiи, посл?довавшемъ посл? моего выстр?ла… И это какая то совс?мъ необыкновенная вилла «Les Coccinelles»… Посмотримъ, что будетъ дальше, когда я проснусь или совс?мъ умру»…
        Онъ кр?пко пожалъ руку Ферфаксову и быстрыми шагами пошелъ по дорожк? своего палисадника.
        Въ ту же минуту, на верху, въ каморк? Мишеля Строгова, нудно, назойливо, громко и безконечно залился колокольчикъ будильника.
        Въ подвальномъ этаж? загор?лся огонь. Проспалъ, значитъ, старый Агафошкинъ.
        ЧАСТЬ ВТОРАЯ

«КАПИТАНЪ НЕМО»

…"Пособiемъ художника всегда будетъ фантазiя, а ц?лью его, хотя и несознательною, пассивною, или замаскированною, стремленiе къ т?мъ или другимъ идеаламъ, хоть бы, наприм?ръ, къ усовершенствованiю наблюдаемыхъ имъ явленiй, и зам?н? худшаго лучшимъ.
        И это лучшее и будетъ идеаломъ, отъ котораго не отд?латься художнику, особенно, когда у него, кром? ума, есть и сердце»…

    И. А. Гончаровъ. «Лучше поздно, ч?мъ никогда».
        I
        Уже пять л?тъ, какъ инженеръ Долле велъ двойную жизнь. У него было н?сколько заводовъ и мастерскихъ, обслуживавшихъ его изобр?тенiя и находившихся въ рукахъ акцiонерныхъ компанiй и обществъ, его состоянiе быстро росло и исчислялось уже во многихъ сотняхъ миллiоновъ франковъ, а онъ продолжалъ вести тотъ же скромный образъ жизни. Онъ не игралъ въ игорныхъ домахъ, или на бирж?, не им?лъ дорогой любовницы, не расточалъ своего богатства на вн?шнюю, вс?мъ видную благотворительность. Онъ терп?ливо копилъ и прiумножалъ свои капиталы. Люди спрашивали: «для чего»? Люди завидовали ему и осуждали его. Онъ не обращалъ на это вниманiя. Впрочемъ, мало кто зналъ точно цифру его состоянiя. Долле не любилъ, чтобы ему заглядывали въ карманъ, или знали состоянiе его текущихъ счетовъ.
        Но кончался его рабочiй день, день инженера и предс?дателя многихъ компанiй и обществъ, и Долле исчезалъ изъ богатаго особняка, и куда онъ ?здилъ, ч?мъ занимался - это было тайной. При этихъ по?здкахъ, если ему приходилось называть себя - онъ называлъ себя: - «Капитанъ Немо»… Люди см?ялись этому, изъ Жюль Верна взятому псевдониму, но принимали его, ибо то, что говорилъ и д?лалъ съ ними этотъ таинственный Капитанъ Немо было интересно и завлекательно.
        Началось это пять л?тъ тому назадъ и совершенно случайно.
        Инженеръ Долле былъ по д?ламъ въ Берлин?. Вечеръ у него былъ свободный, д?ваться было некуда, и Долле пошелъ по сос?дству съ гостинницей, гд? онъ остановился, въ Винтергартенъ. Онъ никогда раньше не бывалъ въ подобнаго рода заведенiяхъ.
        Программа, какъ всегда была разнообразная и интересная. Были дрессированные медв?ди, катавшiеся на конькахъ, былъ челов?къ, въ котораго пускали токъ страшнаго напряженiя и потомъ извлекали из? него чудовищныя искры, былъ фокусникъ, были гимнасты, летавшiе подъ самымъ потолкомъ, были жонглеры, былъ какой то феноменальный математикъ.
        Долле смотр?лъ это все съ необычайнымъ вниманiемъ. Онъ понималъ, что передъ нимъ были люди-феномены, какъ и онъ самъ со своими изобр?тенiями былъ тоже челов?комъ-феноменомъ. Внезапно онъ всталъ на самомъ интересномъ м?ст? программы и, не обращая вниманiя на воркотню сос?дей и наступая имъ на ноги, посп?шно вышелъ изъ зала.
        Онъ пошелъ по Фридрихштрассе. Онъ шелъ, опустивъ голову, ни на кого не глядя, наталкиваясь на прохожихъ и самъ съ собою мысленно разсуждая. Его принимали за пьянаго, за умалишеннаго.

«Вотъ въ чемъ была ошибка», - думалъ онъ, шагая по т?сной улиц?. «Мы брали обыкновенныхъ людей. Чтобы поб?дить зло, надо отыскать вотъ этакихъ феноменовъ. Феноменовъ химики, механики, радiотехники, самолетнаго д?ла, кинематографiи, да съ ними и работать. Тогда можно разсчитывать на поб?ду… Борьба съ Сатаною… Сатана силенъ и всемогущъ, какъ и ангелы Господни. Надо противъ него призвать всю силу Божiю, проявленную въ людскихъ талантахъ и людской генiальности… Мы брали среднихъ, можетъ быть, очень честныхъ людей, но людей технически отсталыхъ… Да, когда появились первый разъ танки… Все поб?жало… Надо глушить мозги все новыми и новыми изобр?тенiями… Ихъ такъ много теперь, и такъ велико могущество челов?ка… Этимъ и займусь… Это и будетъ то, для чего я копилъ деньги… На мн? неоплатный долгъ той Россiи, что дала мн? образованiе….».
        Онъ поверкулъ назадъ, въ гостинницу, и съ этого дня въ его жизни появилась таинственность: - народился капитанъ Немо.
        Съ громаднымъ усердiемъ и упорствомъ онъ отыскивалъ людей съ выдающимися способностями въ области химiи и механики. Его старыя связи, его изв?стность, какъ изобр?тателя и химика, знанiе иностранныхъ языковъ и, конечно, деньги, - ему въ этомъ помогали. Передъ нимъ открывались самыя замкнутыя химическiя лабораторiи, его пускали на самые запретные аэродромы и въ ангары съ самыми новыми аппаратами, его знакомили съ посл?дними открытiями въ области радiо и телевизiи.
        Везд? капитанъ Немо искалъ феноменовъ. Онъ терп?ливо составлялъ свое «варьете», какъ онъ мысленно называлъ эти поиски, и когда находилъ достойнаго челов?ка, онъ сходился съ нимъ, испытывалъ его съ разныхъ сторонъ и когда вид?лъ пониманiе того, что надо д?лать - онъ нанималъ его на службу и давалъ ему опред?ленныя заданiя.
        Такъ создавалась постепенно та сила, съ которой можно было выступить противъ врага.
        Но, когда уже замыкался кругъ и работа приходила къ концу, капитанъ Немо увидалъ, что этого недостаточно, что въ этой работ? не обойтись безъ простыхъ, немудрящихъ, но честныхъ людей. Въ дополненiе къ техник?, въ свое время понадобится и масса, а массу эту могутъ создать офицеры, отъ чьихъ услугъ онъ сначала отказался.
        Какъ разъ въ это время случай привелъ къ нему его стараго товарища по корпусу и друга д?тства - ротмистра Петра Серг?евича Ранцева. Ранцевъ пришелъ къ нему по личному д?лу, и въ немъ показалъ такое безкорыстiе, такую готовность отречься во имя д?ла отъ всего, даже отъ такъ естественной отцовской любви, что капитанъ Немо понялъ, что лучшаго исполнителя его плановъ ему не найти, и онъ пригласилъ работать Ранцева. Онъ поручилъ ему набирать роту честныхъ людей, самоотверженно любящихъ Родину…
        Такъ началась работа капитана Немо съ Ранцевымъ.
        II
        Капитанъ Немо проснулся среди ночи отъ ?дкой боли въ боку. Боль эта сейчасъ же и прошла, какъ только онъ легъ на другую сторону. Но заснуть больше онъ не могъ. Онъ лежалъ въ своей богатой спальн? въ Парижскомъ дом? и думалъ.
        Въ город? была та тишина, что бываетъ въ Париж? между двумя и четырьмя часами ночи, когда на короткое время жизнь въ Париж? замираетъ. Въ этой непривычной тишин? хорошо и глубоко думалось.
        Эта мимолетная боль совс?мъ особенно направила мысли Немо.

«Въ сущности все мое д?ло виситъ на волоск?… Какая нибудь случайность… автомобильная катастрофа, несчастный случай на улиц?… Наконецъ, меня могутъ отравить… Или простая бол?знь, - и все мое д?ло погибнетъ, не увидавъ исполненiя. Это большая ошибка съ моей стороны… И я ее исправлю».
        Капитанъ Немо досталъ съ ночного столика часы. Было безъ четверти пять. Капитанъ Немо всталъ, зажегъ огни и тщательно од?лся. Онъ прод?лалъ короткую гимнастику, потомъ прошелъ изъ спальни въ небольшой кабинетъ, дверь котораго была всегда подъ ключомъ и куда, кром? дов?реннаго слуги француза, никто не допускался.
        Тамъ онъ остановился передъ изображенiемъ той, кому онъ отдалъ вс? свои помыслы, все свое состоянiе и трудъ.
        Громадная двадцативерстная карта Россiи, испещренная значками и наклейками вис?ла передъ нимъ на ст?н?.
        Капитанъ Немо долго стоялъ передъ ней и молитвенное выраженiе не сходило съ его лица.
        - Да, - это такъ, - тихо сказалъ онъ. - Это и есть главное… Все… Для чего жить и умереть… А то?… Глупости… И, если кто узнаетъ, найдутъ см?шнымъ…
        Онъ оторвалъ свой взглядъ отъ карты и подошелъ къ небольшому дорогому бюро краснаго дерева въ драгоц?нной старинной р?зьб?. Онъ открылъ это бюро и выдвинулъ ящикъ. Въ немъ, въ рам? темно зеленаго бархата, подъ граненымъ стекломъ лежала увеличенная фотографiя снимка, сд?ланнаго съ амазонки въ л?су. Стройная д?вушка сид?ла на прекрасной лошади. Какъ ни мала была голова на снимк?, можно было разобрать тонкiя и красивыя черты ея лица.
        Капитанъ Немо долго смотр?лъ на это изображенiе.

«Когда то», - думалъ онъ, - «мы, трое кадетъ, любили ея мать… Я о своей любви скрывалъ. Ушелъ въ науку. Два другихъ гор?ли въ любви къ ней. Ранцевъ былъ съ нею счастливъ. Это его дочь. И надо же такъ быть, что мимолетная встр?ча, короткiй разговоръ и люблю… Люблю… Люблю… Потому что это же она, наша королевна Захолустнаго Штаба, наша милая, милая Валентина Петровна, только гораздо красив?е и кажется безъ ея недостатковъ захолустнаго армейскаго воспитанiя… Къ чему это?… Знаю, что ни къ чему… Знаю, что сейчасъ я, какъ влюбленный гимназистъ, но никому, никому не дов?рилъ бы тайны, а ей скажу… He все, скажу, но скажу, что живъ ея отецъ и скажу, что мы д?лаемъ… Почему, зач?мъ?… Да потому, что если бы этого не было, уже очень сталъ бы я черствымъ. И вотъ и у меня глупая, не открытая, ненужная и поздняя любовь»…
        Капитанъ Немо захлопнулъ ящикъ и заперъ бюро на ключъ.

«Маленькая слабость большихъ людей».
        Гд? то за ст?ною часы пробили пять. Капитанъ Немо пошелъ въ рабочiй кабинетъ. Тамъ, занимая всю ст?ну передъ двумя окнами стоялъ широкiй чертежный столъ. На немъ, въ большомъ порядк?, были положены папки съ бумагами. Угломъ къ нему былъ такой же столъ, гд? была укр?плена доска съ чертежами, прикрытыми тонкой папиросной бумагой.

«Да», - подумалъ Долле, слегка приподнимая бумагу и разглядывая изображенный на ней чертежъ аэроплана. Въ углу тонко карандашемъ были сд?ланы выкладки. «Какъ долженъ я быть благодаренъ старому профессору Жуковскому. Это онъ вдохнулъ въ меня непоколебимую в?ру въ науку. Онъ въ своей аэродинамической лабораторiи предвид?лъ возможность полетовъ, гораздо раньше, ч?мъ вс? эти Блерiо и другiе стали летать… Онъ математикой выработалъ теорiю устойчивости и приземливанiя… Я передалъ свои знанiя летчику Аранову, и мы создали то, что никому еще и не снилось…
        Капитанъ Немо, н?сколько минутъ внимательно разсматривалъ выкладки цифръ въ углу чертежа, поправилъ въ нихъ, стеръ резинкой и снова написалъ.
        - Надо будетъ пров?рить въ мастерской… Если бы это было въ Россiи, какъ легко было бы работать!.. Съ этими людьми б?да… Зажгутся, работаютъ, какъ маленькiе генiи, понимаютъ все съ полуслова, а потомъ, вдругъ, какая то подозрительность… И работа стоитъ нед?лями… И везд? надо скрываться, везд? тайна… Обманъ… и я не я, а капитанъ Немо… Даже глупо какъ то…
        Капитанъ Немо снялъ съ руки золотые часики браслетъ и, положивъ ихъ на большой столъ, сталъ разсматривать бумаги. Временами онъ поглядывалъ на часы. Когда было безъ четверти шесть, онъ надавилъ пуговку электрическаго звонка.
        Лакей безшумно открылъ дверь и внесъ подносъ со стаканомъ чая и хл?бомъ съ масломъ.
        Капитанъ Немо пальцемъ показалъ куда поставить подносъ и, не отрываясь отъ бумагъ, сказалъ:
        - Monsieur Richard, est venu…
        - Oui monsieur.
        - A господинъ Ранцевъ?
        - Собираются у?зжать.
        - Задержите господина Ранцева. Попросите ко мн? господина Ришара.
        - C'est entendu, monsieur.
        Въ т? пять минутъ, что прошли посл? ухода лакея и пока снова не постучали въ двери Немо усп?лъ закончить свой несложный завтракъ.
        - Мосье Ришаръ?… - спросилъ Немо на стукъ.
        - Да.
        - Пожалуйте ко мн?.
        Высокiй бритый французъ съ сухимъ безстрастнымъ лицомъ секретаря большого челов?ка вошелъ въ кабинетъ. На немъ былъ темно синiй пиджакъ особаго покроя и с?ро-синяя рубашка съ голубымъ галстухомъ съ двумя серебрянными дорожками.
        - Здравствуйте, мосье Ришаръ.
        - Здравствуйте, господинъ инженеръ.
        Дальше разговора не было. Немо быстро передавалъ бумаги и чертежи секретарю.
        - Въ чертежную, генералу Чекомасову… На заводъ… Въ химическую лабораторiю, господину Вундерлиху… Господину Лагерхольму… Отъ капитана Ольсоне есть что нибудь?
        - По нашему радiо сегодня ночью передалъ, что можно начинать погрузку. «Немезида» готова. Вс? бумаги въ порядк?. Пропускъ полученъ.
        - Хорошо. Возьмите мой Рольсъ Ройсъ. Мн? онъ до вечера не будетъ нуженъ. Съ?здите въ упаковочную, подгоните отправку аэропланныхъ частей. Побывайте на таможн?. Смажьте, если нужно.
        Мосье Ришаръ сд?лалъ недоум?вающiй жестъ.
        Немо рукою показалъ, что надо сунуть деньги.
        - А, понимаю… Думаю, что не понадобится.
        - Ваше д?ло… Надо начинать отправку. Сами видите - медлить больше нельзя. Европа загорается.
        - Я это понимаю.
        - Такъ д?йствуйте… Попросите ко мн? сейчасъ Ранцева въ нижнiй кабинетъ.
        - Слушаю.
        - До свиданiя, дорогой Ришаръ.
        III
        Въ нижнемъ кабинет?, гд? все было просто, по казенному убрано, гд? вм?сто дорогихъ ковровъ былъ паркетъ и стояли столы, стулья, да въ шкапахъ были книги и свертки картъ, капитана Немо дожидался мускулистый кр?пкiй челов?къ, л?тъ пятидесяти, бритый, съ коротко остриженными, густыми, с?дыми волосами. И такъ же, какъ капитанъ Немо, какъ вс? въ этомъ дом?, онъ былъ въ просторномъ темно-синемъ костюм? своеобразнаго полувоеннаго покроя.
        Капитанъ Немо быстро подошелъ къ нему.
        - Какъ я радъ, Петръ Серг?евичъ, что усп?лъ захватить тебя прежде, ч?мъ ты у?халъ. Ты куда собирался?
        - Какъ всегда. Въ Нордековскую роту. На занятiя.
        - Это отъ тебя не уйдетъ. У меня же къ теб? большое и важное д?ло. Я ночь не спалъ, думая объ немъ. Ты доволенъ людьми?
        - И да, и н?тъ. Все таки сильна вь нихъ б?женская психологiя. Ихъ многое смущаетъ. Очень напуганные въ прошломъ - они и теперь боятся не туда попасть… Наткнуться на авантюру или, что хуже на провокацiю.
        Очень хорошъ у насъ Факсъ. Вотъ преданн?йшiй теб? челов?къ.
        - Что же ихъ смущаетъ?
        - Мелочи… Намъ съ тобою он? незам?тны… Имъ, видимо, тягостны.
        - Наприм?ръ?
        - Почему требуется отказъ отъ спиртныхъ напитковъ и куренiя?… Что это за общество трезвости, молъ, такое… Мы не д?ти…
        - Вотъ какъ!.. Если во имя Россiи не могутъ отказаться отъ соски во рту… Ну и Богъ съ ними!
        - Ричардъ Васильевичъ… Ты не справедливъ къ нимъ… О Россiи то н?тъ никакой р?чи. Они нанимаются въ какое то таинственное кинематографическое общество… и только… Имъ непонятны эти требованiя.
        - Но ты сказалъ имъ, что это испытанiе. Впереди имъ, предстоятъ тягости и лишенiя при съемк?, не совс?мъ обычной. Нужны твердые, волевые, кр?пкiе и сильные духомъ люди. А какая же это сила воли, если я не могу отказаться отъ куренiя?… Это, согласенъ, мелочь… Но ты строевой офицеръ долженъ меня понять… Когда часовому разр?шили стоять на посту, какъ ему угодно, курить и даже сид?ть… Что вышло?…
        - He стало часового.
        - Когда не стали сл?дить за соблюденiемъ формы въ одежд? и въ форму допустили моду - армiя, другъ мой, стала разваливаться. Мелочи… Да, мелочи… Потому ихъ съ такою легкостью и отвергаютъ, но въ сумм? своей он?, эти мелочи, создаютъ н?что крупное… И не намъ это перед?лывать… Вотъ, можетъ быть, имъ еще не нравится, что я ихъ од?ваю одинаково, какъ бы въ форму?…
        - Н?тъ, это нравится, - быстро сказалъ Ранцевъ. - Они понимаютъ, что общество хочетъ, чтобы они и вн?шне были солидарны, составляли одно ц?лое… Имъ это опред?ленно нравится. Но смущаетъ твоя анонимность, твоя невидимость, псевдонимность… Капитанъ Немо… Жюль Вернъ какой то!.. Въ этомъ видятъ несерьезность предпрiятiя… А н?которые боятся попасть въ просакъ… В?дь не забудь про большевицкiй «трестъ»… Очень вс? напуганы… Кром? того и шопоты завистниковъ и обойденныхъ сильно влiяютъ, ну и создается атмосфера, которую какъ то надо разр?дить…
        - Сейчасъ въ перiодъ организацiи, что имъ угрожаетъ?… Имъ платятъ, какъ никогда они не получали… Это разъ… Фильмовое общество… Два… Постановка необычайной феерiи на островахъ Галапагосъ Что же тутъ страшнаго?… Когда же потребуется ихъ см?лость, рискъ жизнью - они увидятъ для чего, во имя чего это д?лается… Когда имъ будутъ показаны вс? наши изобр?тенiя, вс? достиженiя техники - не думаю, чтобы кто нибудь сталъ роптать… В?дь они вс? уб?жденные «б?лые». Россiя то для нихъ не пустой звукъ… Значитъ, и довольно… Скажи Гласову, Амарантову, Нордекову, вс?мъ полковникамъ скажи: - когда они поютъ въ хор?, играютъ въ оркестр?, - какая дисциплина! Ни одна какая нибудь тамъ волторна, или пикколо не посм?ютъ пикнуть безъ воли дирижера… такъ я требую такой же дисциплины… Я плачу хорошо и я требую… Пусть вспомнятъ старое, прежнюю свою службу… Да, еще… Ты можешь… намекнуть что ли… Честнымъ словомъ своимъ зав?рить ихъ, что это, въ конечномъ счет?, д?лается для Россiи… Фильмовое общество… Анонимная компанiя. Острова Галапагосъ… Капитанъ Немо… Но разв? ые понимаютъ они въ какой обстановк? приходится работать… В?дь
мы не у себя дома. Кругомъ враги… Доносы… Сл?жка… Болтовня… Какъ же тутъ обойтись безъ анонимности, безъ «защитнаго» что ли цв?та?…
        Капитанъ Немо указалъ Ранцеву на стулъ противъ себя.
        - Садись. Нашъ разговоръ будетъ дологъ.
        Н?сколько минутъ капитанъ Немо смотр?лъ въ глаза Ранцеву. Тотъ см?ло принялъ его взглядъ. Казалось, капитанъ Немо еще разъ пров?рялъ себя и испытывалъ своего стараго столько разъ испытаннаго друга.
        За окномъ съ пестрыми стеклами и фигурной жел?зной р?шеткой утренними шумами ворошился Парижъ. Въ глубокомъ, узкомъ кабинет?, у стола, стоявшаго посередин?, были сумракъ и полная тишина. Тяжелая дверь отд?ляла кабинетъ отъ остальной квартиры. Онъ былъ угловой и ни одинъ звукъ изъ квартиры не проникалъ въ него. Ни одно слово капитана Немо не могло быть слышно рядомъ.
        Въ этой тишин? капитанъ Немо началъ говорить о томъ, на что навела его внезапная мучительная боль въ боку, разбудившая его ночью.
        IV
        - Ошибка вождей посл?дняго, нашего времени… Да и нашего ли только?… А Петръ Великiй?… - началъ Немо, - въ томъ, что они не им?ли зам?стителей, продолжателей, исполиителей, наконецъ, завершителей своего д?ла… Были насл?дники - зам?стителей не было. У Государя Императора Николая II былъ Насл?дникъ Алекс?й Николаевичъ. Въ годъ начала Великой войны ему минуло десять л?тъ. Вс? - и Государь Императоръ больше вс?хъ - знали, что онъ страдаетъ неизл?чимой насл?дственнбй бол?знью, и что жизнь его всегда виситъ на волоск?, а потому врядъ ли ему придется царствовать. Казалось бы тутъ то и нужно было назначить зам?стителя и особымъ манифестомъ объявить, что такой то въ случа? чего является зам?стителемъ. Этого челов?ка, конечно, надо держать при себ?, въ курс? вс?хъ д?лъ и предположенiй, чтобы онъ каждую минуту могъ взять бразды правленiя… Этого не было… Какъ, возможно, совс?мъ по иному разыгрались бы февральскiя событiя, если бы въ минуту душевной слабости Государя, когда онъ отрекался отъ Престола, онъ могъ бы скаазть: - «я усталъ… вы затравили меня… Передаю власть зам?стителю». Но вотъ зам?стителя то и не
было… Почему?… Боялись ли интригъ, подвоховъ, изм?ны?… Боялись ли подлости людской, или это просто было не принято?… Богъ знаетъ почему… Мистицизмъ, можетъ быть, тутъ сыгралъ роль? Въ изв?стныхъ кругахъ не любятъ говорить и думать о смерти… Можетъ быть - ревность?… зависть?… недов?рiе?… Но, вм?сто Императора съ его обожествленной властью въ одинъ далеко не прекрасный мартовскiй день осталось пустое м?сто… Вс? вид?ли, что произошло отъ этого… Но и дальше продолжается то же самое. Генерала Корнилова см?няетъ генералъ Деникинъ, генерала Деникина - генералъ Врангель - все это не въ порядк? зам?стительства, подготовленнаго, но чисто случайно, и въ старомъ д?л? являются новые люди, не знающiе обстановки, не посвященные въ нее. Не было зам?стителя и у Великаго Князя Николая Николаевича, и смерть всякiй разъ обрывала большое начатое д?ло… Да в?дь и у Муссолини н?тъ зам?стителя, какъ н?тъ его и у Гинденбурга, какъ н?тъ ихъ ни у Пильсудскаго, ни у Хитлера. Каждый работаетъ самъ за себя, не дов?ряя своихъ плановъ другому. Великiй французскiй законъ: «lе roi et mort - vivе lе гоi» отринутъ…
        А в?дь это онъ давалъ спокойствiе народу, твердость власти, широкое развитiе непрерывно идущаго д?ла, которому и самая смерть не страшна. Въ этомъ все величiе, значенiе и преимущество монархiи.
        Стоявшая въ кабинет? тишина казалась Ранцеву торжественной. Въ нее в?ско и внушительно упадали слова.
        - Роль зам?стителя!.. Какая это неблагодарная роль! Онъ долженъ все знать. Все зная и въ готовую умственную работу начальника внося поправку своего св?жаго ума, онъ будетъ вид?ть ошибки и онъ долженъ молчать и слушаться. Свое честолюбiе онъ долженъ спрятать надолго, можетъ быть, навсегда… Какая честность, какое благородство характера должны въ немъ сочетаться! Все зная и обладая всею властью - онъ ничего не можетъ д?лать самъ, пока живъ его начальникъ. Какой соблазнъ! Прибавь къ этому лесть окружающихъ, заискиванiя такъ называемой «оппозицiи «, а гд? ея н?тъ? - и ты поймешь что такое быть зам?стителемъ.
        Капитанъ Немо замолчалъ. Ранцевъ неподвижно сид?лъ противъ него. Они оба не слышали городскихъ шумовъ. Оии ушли во что то отвлеченное, важное. Ранцевъ душою ощущалъ такое непривычное у капитана Немо волненiе и оно сообщалось ему. Онъ молчалъ, ожидая, что скажетъ дальше его другъ.
        - Петръ Серг?евичъ, - съ н?которою торжественностью сказалъ капитанъ Немо, - я все обдумалъ зтою ночью, все взв?силъ и все предвид?лъ… Я назначаю тебя своимъ зам?стителемъ.
        - Ричардъ Васильевичъ, - очень тихо и серьезно отв?тилъ Ранцевъ, - Я благодарю за честь и за дов?рiе. Но… Смогу ли я?… Есть ли во мн? то, ч?мъ долженъ обладать вождь.
        - Вождь, - взволнованно сказалъ Немо. - Вотъ именно не то понятiе… Къ которому посл?днее время привыкли… не такъ ты себ? представляй и меня, какъ вождя… Вождь… Освободитель Россiи… всего мiра отъ большевизма… Это челов?къ, чьего имени по настоящему никто и не узнаетъ никогда… Даже исторiя… He на б?ломъ кон? въ?детъ онъ подъ ликующiе крики толпы въ освобожденную Москву… He про?детъ на автомобил?, расцв?ченномъ нацiональными флагами по ея улицамъ… He прилетитъ явно на аэроплан?… Немо! - то есть - никто! Кто то, сд?лавшiй такъ, что перехитрилъ сатану - вотъ вождь въ этомъ д?л? борьбы съ третьимъ интернацiоналомъ… Вождь тотъ, кто сум?етъ отказаться отъ себя и все отдать Родин?… Ошибка прежнихъ вождей была въ томъ, что они не могли перестать быть генералами и оставить прежнiе навыки войны и перейти къ другимъ, совс?мъ особеннымъ.
        Немо оборвалъ р?чь. Ранцевъ чувствовалъ, какъ къ его сердцу подступило давно не испытанное волненiе. Такое точно волненiе было, когда Государь Императоръ произвелъ его въ офицеры, такое волненiе охватило его и въ тотъ день, когда онъ получилъ въ командованiе эскадронъ. Въ немъ соединялись сознанiе громадной отв?тствеыности и тяжесть взятаго на себя долга.
        - Вождь… Начальникъ… Диктаторъ… - въ какомъ то раздумьи проговорилъ Немо и оборвалъ.
        За окномъ на Парижской улиц? продавецъ пронзительно кричалъ. Мимо пронеслась, стр?ляя и щелкая мотоциклетка, и ея шумъ постепенно замиралъ въ отдаленiи.
        Лицо капитана Немо было бл?дно. Въ полутемной комнат? его глаза были черны и огонь загорался въ нихъ и потухалъ за длинными, загнутыми вверхъ р?сницами.
        - Вождь - исполнитель воли Господней на земл? прежде всего долженъ быть в?рующимъ челов?комъ… В?рующимъ безъ компромиссовъ. Онъ долженъ сов?товаться съ Богомъ, какъ это д?лалъ Моисей, и свято исполнять волю Божiю… Не молебны, не чудотворныя иконы, не долгiя моленiя - все это для толпы, для массъ… Вождю - короткая, но какая глубокая! - молитва утромъ и днемъ передъ началомъ всякаго д?ла. Мысленно, про себя… молнiеносно… Отправить въ безконечную высь, къ Престолу Господню короткую какъ бы волну молитвы и получить успокоительный отв?тъ, дарующiй ув?ренность… Я знаю - ты такой…
        Ранцевъ, молча, наклонилъ с?дую голову.
        - Честность, неподкупность, скромность и ц?ломудрiе. Когда ты получишь власть и власть огромную, а съ нею и средства, когда однимъ росчеркомъ пера ты будешь сыпать миллiонами - какъ легко искуситься. Какiе соблазны обступятъ тебя… Банкеты въ твою честь со льстивыми, неискренними р?чами. Встр?ча толпою. Крики ура… На рукахъ тебя будутъ носить изъ автомобиля въ залъ и изъ зала въ автомобиль… Цв?ты… Подношенiя на память… Рукоплесканiя и восторги толпы на каждое твое умное и неумное слово… И женщины… Прекрасныя женщины съ блестящими восторгомъ, влюбленными глазами, готовыя отдаться теб? только потому, что ты вождь, что ты можешь казнить и миловать. Сколько великихъ людей споткнулось на этомъ. Сколько разм?няло свою силу, свою власть на объятiя женщины. Забыло въ нихъ долгъ. Библейскiй разсказъ о Самсон? никого не научилъ. А вотъ тебя я знаю. Изучилъ я тебя, и знаю: тебя ни женскими чарами, ни банкетами, ни лестью не купишь и долгу своему ты не изм?нишь. И потому я теб? в?рю, какъ самому себ?.
        Ранцевъ хот?лъ что то возразить, но Немо рукою коснулся его рукава и продолжалъ:
        - Знаю твою скромность… Молчи… Нужна вождю и храбрость, и какая!.. По нын?шнимъ то обстоятельствамъ совс?мъ необыкновенная. Войти одному безъ всякой охраны въ бушующее солдатское море и движенiемъ руки и обаянiемъ своей храбрости остановить и прекратить начавшiйся бунтъ… Помнишь… Д?тство… и эта наша п?сенка:
        …"Счастья тотъ одинъ достоинъ,
        Кто на смерть всегда готовъ».
        Я знаю- ты смерти не боишься.
        - Моею всегдашнею мечтою было и осталось - умереть по солдатски.
        - Ну, вотъ видишь. Я въ теб? не ошибся… Потомъ бодрость. Вотъ будемъ мы вс? умирать отъ голода, зноя, изнеможенiя, усталости, а ты, вождь, съ шуткой на устахъ, точно тебя эти лишенiя и не коснулись. Двужильный… Помнишь: Сенъ Готардъ и Суворова.
        - Конечно, помню.
        - Какъ онъ: - «ройте мн? могилу»… Чудо богатыри, непрiятель отъ васъ дрожитъ… Поб?димъ и горы, и природу поб?димъ… Вс?хъ поб?димъ… Никакого унынiя, ибо вс? на тебя будутъ равняться. Я видалъ тебя полъ года назадъ, когда ты пришелъ ко мн? со своимъ горемъ. Я знаю, какую тяжелую драму ты пережилъ, ч?мъ пожертвовалъ, а бодрости не утратилъ… Въ тотъ вечеръ я оц?нилъ тебя. Ты настоящiй офицеръ!… Офицеръ - съ большой буквы! И все въ теб? офицерское. И потому ты достоинъ быть и вождемъ… Кого я другого такого найду, кому бы могъ в?рить, какъ самому себ??
        - Но… Ричардъ Васильевичъ… Умъ, образованiе?… Какiя мои знанiя? Я же отлично понимаю, что та война, которую ты готовишь, не конныхъ атакъ потребуетъ, но какихъ то сверхчелов?ческихъ знанiй… У меня же никакихъ… «Видъ веселый, но безъ улыбки»… Рубить, колоть, скакать - вотъ и вс? мои знанiя.
        - Въ твоихъ словахъ и отв?тъ, годенъ ли ты? Ты сказалъ: - моя война потребуетъ сверхчелов?ческихъ знанiй. А если они сверхчелов?ческiя, то и недоступны челов?ку, по крайней м?р?, одному челов?ку. И не думай объ этомъ. Эти знанiя - д?ло спецiалистовъ, ученыхъ. Твое д?ло сказать, чего надо достигнуть, а какъ это сд?лать - это уже ихъ д?ло обсудить и придумать. Ты же выслушаешь ихъ докладъ и скажешь, годится, или н?тъ. Кром? того, ты зам?ститель, а не вождь. Ты приходишь на готовое, на то, что мною сд?лано и теб? надо только ознакомиться со вс?мъ моимъ боевымъ аппаратомъ… А главное - въ теб? есть, - ты не согнешься и тебя не сломятъ ни люди, ни обстоятельства.
        Капитанъ Немо подошелъ къ одному изъ шкаповъ к досталъ изъ него такой же точно галстухъ, какой былъ и на немъ голубосинiй съ серебрянымъ тонкимъ зигзагомъ.
        - Над?нь на себя и носи, - сказалъ Немо, подавая галстухъ вставшему передъ нимъ Ранцеву. - У насъ н?тъ чиновъ, и табели о рангахъ я еще не составилъ. Но… люди привыкли къ этому и ихъ это т?шитъ… Генералу Чекомасову не хочется стать только поручикомъ, да и полковнику Нордекову будетъ обидно, если я скажу ему, что онъ, какъ командиръ роты, только капитанъ. О чинахъ я молчу. Называй кого хочешь и кому это присвоено хоть «ваше превосходительство» мн? все равно… Только - кинематографъ. Но надо все таки, чтобы люди то помнили, кто у нихъ надъ к?мъ старшiй. Вотъ я и придумалъ эти галстухи съ полосками. Увидятъ на теб? такой - генеральскiй - какъ и у меня, и будутъ знать, что ты то же, что и я… въ род? какъ бы - генералъ… Людскiя слабости, но ихъ не всегда можно обойти.
        Странное волненiе охватило Ранцева, когда онъ принималъ отъ Немо синюю шелковую ширинку. Точно и правда въ генералы его жаловалъ старый его другъ.

«Да что то д?лается и въ этомъ д?л? мн? уготована большая и, в?роятно, опасная роль. Что же, съ Божьею помощью совершу все то, что мн? будетъ поручено».
        - Идемъ со мною, я теб? сейчасъ докончу общiй планъ. А потомъ можешь ?хать въ свою роту…
        V
        Они прошли въ тотъ маленькiй кабинетъ, что былъ рядомъ со спальной капитана Немо.
        Капитанъ Немо открылъ дверь, подвелъ Ранцева къ ст?н? и сказалъ:
        - Смотри!
        Точно живое прекрасное вид?нiе явилось Ранцеву въ громадной б?ло-зеленой съ голубыми краями карт? Россiйской Имперiи… Черныя р?ки прихотливыми зигзагами проб?гали по ней на с?веръ и на югъ. Рыжiе горные хребты крестообразно перес?кали ее. По мелкой розсыпи городовъ и м?стечекъ везд? были наклеены красные, б?лые, зеленые, малиновые и голубые кружки, лунки и черточки.
        - Война требуетъ территорiи, - сказалъ Немо. - Вотъ она - Россiя. Она вся покрыта коммунистическими ячейками. Везд? есть в?рныя 3-му интернацiоналу части внутренней охраны, чекисты, комсомолъ, отсюда по всей земл? Русской идутъ доносы, сл?жка, аресты, пытки и разстр?лы. Чтобы уничтожить и парализовать эту хитро сплетенную, дiавольски разумно задуманную систему, чтобы заставить мобилизовать и другую часть населенiя и вооружить ее, безоружную - надо начать настоящую войну. Какую же для этого надо им?ть армiю?… Многомиллiонную… Гд? ее взять?… Гд? взять т? безконечныя средства, чтобы повести такую войну?… Надо опять мобилизовать для войны едва не всю европейскую промышленность… А гд? же будетъ база для такой войны? Гд?, откуда, изъ кого наберемъ солдатъ для такой войны?… Кто же, какое государство на это р?шится?…
        Капитанъ Немо сталъ крутить рукоятку подл? карты и смоталъ ее наверхъ. Подъ картой Россiи оказалась такая же подробная карта Европы. Она точно такъ же была покрыта условными значками.
        - Вся Европа, какъ сифилисною сыпью покрыта коммунистическими ячейками и союзами. Эти красные кружки - смотри, какъ густы они въ Польш?, Германiи, Испанiи, какъ обл?пили края Англiи, какъ везд? и Есюду нас?ли по фабричнымъ и портовымъ городамъ, везд?, гд? стоятъ большiе гарнизоны - это коммунистическiя ячейки, руководимыя изъ Москвы. Эти б?лые треугольники - это союзы пацифистовъ и антимилитаристовъ и тамъ разложенныя ими войсковыя части. Какъ же можетъ воевать Европа при такихъ условiяхъ? Ея армiи одна видимость. Большевики уже поб?дили, даже и не начиная войны. Значитъ, для борьбы съ большевиками нужны какiе то новые, совс?мъ особые прiемы борьбы и база, которую никто и никогда не могъ бы отыскать. За эти пять л?тъ, что я работаю въ этомъ направленiи я собралъ силы и матерiалы для такой борьбы… Я устроилъ и базу. Людской матерiалъ, я съ нимъ тебя начну теперь знакомить, можно распред?лить на три категорiи. Первая категорiя - помнишь я теб? какъ то разсказывалъ, какъ я былъ въ Берлин? въ театр? «Варьете» и тамъ наблюдалъ людскихъ феноменовъ. Такъ вотъ первая категорiя и составлена по принципу
такой сверхъ челов?чности людей. Это генiи, изобр?татели. Это сверхъ люди. Одаренные отъ Бога. Имъ изв?стенъ весь мой планъ. Они знаютъ, для чего они работаютъ и они сочувствуютъ моей работ?. Въ нихъ я ув?ренъ. Да ихъ всего н?сколько челов?къ, изъ которыхъ Русскiй только одинъ… Вторая категорiя - люди, являющiеся помощниками этихъ феноменовъ первой категорiи. Они разс?яны по всему св?ту и хотя, оффицiально, они работаютъ для фильмоваго общества «Атлантида», возглавляемаго капитаномъ Немо, я думаю, что они догадываются для чего они работаютъ… Наконецъ, третья категорiя - это твоя рота. Эти до поры до времени не должны ничего знать объ истинной сущности «Атлантиды». Д?лаю такъ потому, что тутъ приходится им?ть д?ло уже съ н?сколькими сотнями людей, а набрать по нын?шнимъ временамъ н?сколько сотъ челов?къ, да еще въ Париж?, которые не проболтались бы, или даже и не предали я не считаю возможнымъ.
        Капитанъ Немо спустилъ карту Россiи на ея прежнее м?сто.
        - Какъ бы велика и сильна ни была моя техника, - продолжалъ онъ, - все таки бороться со всею Россiей съ ея огромными пространствами и ста сорока миллiонами населенiя было бы невозможно. И при техник? настанетъ такой день, когда понадобится армiя въ старомъ значенiи этого слова, съ п?хотой, конницей и артиллерiей… Гд? мы ее возьмемъ? Видишь эти б?лыя точки, что точно мелкою крупою покрываютъ Россiю.
        М?стами гуще, м?стами р?же. Это ячейки Братства Русской Правды, съ которымъ я т?сно связанъ. Это т? надежные люди, которыхъ я найду въ Россiи. Россiя кипитъ сдержанною, нестерпимою, неслыханною ненавистью къ своимъ поработителямъ большевикамъ. Соловки, Нарымскiй край, весь с?веръ Россiи перенасыщены людьми, въ своей зв?риной ненависти къ большевикамъ дошедшими до посл?дней черты. Это пороховой погребъ. Тутъ лютый, голодный, обезсил?вшiй отъ голода и лишенiй, едва сдерживаемый ц?пями чекистовъ и неслыханнымъ терроромъ народъ. Накорми ихъ, дай имъ оружiе, начальниковъ… Вотъ теб? готовая, ничего не боящаяся, закаленная въ лишенiяхъ армiя… Армiя въ миллiоны людей… Вотъ почему я и не боюсь начинать борьбу съ моими сравнительно ничтожными денежными средствами и малыми людскими силами. И средства и людей я найду въ Россiи… Но д?ло не въ этомъ… До поб?ды, запомни это, Петръ Серг?евичъ, еще будетъ далеко, хотя бы и вся Россiя возстала, какъ одинъ челов?къ.
        Капитанъ Немо опять открылъ карту Европы.
        - Когда Русскiй народъ возстанетъ противъ большевиковъ и начнетъ одол?вать ихъ, вся красная Европа и Америка кинутся на помощь большевикамъ. Испуганные евреи банкиры будутъ сыпать золотомъ, чтобы закупить красную армiю 3-го интернацiонала и снова над?ть на Русскiй народъ коммунистическiя ц?пи еврейской власти. Борьба пойдетъ не на жизнь, а на смерть и врагомъ будетъ весь мiръ, порабощенный и запуганный коммунистами. Придется и на Европу над?ть какой то намордникъ и ей крикнуть: - «руки прочь отъ Россiи».
        Иначе въ клочья порвутъ ее жадные капиталисты Европы, едва только вырвется она, изнемогающая и окровавленная изъ ц?пкихъ рукъ большевиковъ… Вотъ пока и все… Продумай все то, что я теб? сказалъ. Сейчасъ ты свободенъ. А съ завтрашняго дня будемъ вм?ст? ?здить по вс?мъ моимъ зд?шнимъ учрежденiямъ и я представлю теб?, какъ моему зам?стителю вс?хъ т?хъ, съ к?мъ уже теперь вм?ст? съ тобою будемъ работать.
        Капитанъ Немо обнялъ и кр?пко поц?ловалъ Ранцева.
        VI
        Черезъ полчаса Ранцевъ на автомобил?, предоставленномъ въ его распоряженiе капитаномъ Немо подъ?зжалъ къ большому св?тлому гаражу, расположенному на окраин? Парижа. Зд?сь - и совершенно открыто - каждое утро происходили строевыя занятiя роты, сформированной Ранцевымъ. Зд?сь громко билъ барабанъ, раздавались команды, д?лали съ деревянными ружьями ружейные прiемы, зд?сь сыгрывался хорошiй духовой оркестръ, руководимый Амарантовымъ и сп?вался оперный хоръ Гласова.
        Никого это не удивляло и не смущало. Вс?мъ было изв?стно, что тутъ готовятся статисты большого интернацiональнаго анонимнаго фильмоваго общества «Атлантида», законнымъ образомъ зарегистрированнаго въ министерств? торговли и промышленности. Вс? знали, что готовится какая то военная фильма и фильма звуковая, а потому такъ естественно было все то, что д?лалось въ уединенномъ большомъ гараж? на глухой окраин? Парижа.
        Никакой рекламы заран?е не распространяли, никакихъ интервьюеровъ и репортеровъ сюда не допускали. Но и это было понятно. Все это д?лалось въ ц?ляхъ самой хитрой и совершенной рекламы. Секретъ долженъ былъ повысить интересъ къ фильм?, которая ставилась анонимнымъ интернацiональнымъ обществомъ «Атлантида».
        - Въ нашъ в?къ самой необузданной рекламы, - сказалъ секретарь одного изъ директоровъ общества капитана Немо осаждавшимъ его интервьюерамъ, - самая лучшая реклама - отсутствiе рекламы.
        Это звучало парадоксомъ. Но это было оригинально и съ этимъ пришлось согласиться.
        Въ правительственныхъ учрежденiяхъ и при заключенiи контрактовъ съ людьми объясняли, что на фильм? будетъ изображена гражданская война, значитъ военное обученiе, обилiе статистовъ, вооруженiе, можетъ быть, аэропланы, танки, пушки никого не пугали. Но… нанимаемые Русскiе статисты скоро подм?тили какой то особенный душокъ тайны уже некинематографической, который в?ялъ отъ всей обстановки занятiй и набора людей. И этотъ то душокъ волновалъ Русскихъ статистовъ, набираемыхъ въ роту.
        Брали людей большой физической силы, какимъ былъ дирижеръ оркестра полковникъ Амарантовъ, или людей исключительно ловкихъ, сметливыхъ среди природы, охотниковъ, какимъ былъ полковникъ Ферфаксовъ, или людей, что иазывается «отп?тыхъ», кому
«либо въ стремя ногой - либо въ пень головой», какимъ сталъ Нордековъ. Особенно охотно брали казаковъ. Притомъ брали людей опред?ленно ярко выраженной «б?лой идеи», т?хъ, кого называли тогда «активистами». И среди этихъ то людей - предложенiй было очень много, безработица одол?вала Русскiе эмигрантскiе круги - брали лишь т?хъ, кто твердо испов?дывалъ знаменные лозунги: - «в?ра, царь и отечество». Этимъ въ, казалось бы, совс?мъ неполитическое предпрiятiе, какимъ являлось анонимное общество «Атлантида» вносилась какъ бы политика. Изб?гали скользкихъ и гибкихъ «непредр?шенцевъ», не брали т?хъ, кто по апокалипсическому выраженiю не былъ ни холоденъ, ни горячъ, а принадлежалъ къ весьма тогда распространенной партiи «куда в?теръ дуетъ» и кто говорилъ соннымъ «Обломовскимъ» голосомъ: - «мн? все равно - будетъ республика, буду служить и республик?, а пошлетъ Богъ царя - послужу и царю»… Брали волевыхъ людей и не старше сорока л?тъ, кр?пкихъ физически и здоровыхъ. Если и брали стариковъ, то не въ строй, а на хозяйственныя должности и отм?нно кр?пкихъ духомъ и уб?жденiями. При заключенiи контракта бралась
подписка, съ момента погрузки не пить спиртныхъ напитковъ и не курить. Была и еще странность: - въ формировавшейся рот?, два взвода были Русскiе и два взвода иностранцы - французы и н?мцы. И тоже это былъ народъ кр?пкiй и стойкiй. Французы-моряки Бретонцы, вс? католики, н?мцы изъ Ганновера и Померанiи.
        Въ Русской полурот? по этому поводу шли разговоры. Что курить не позволяютъ - это, можетъ быть, потому, что на пароход? будетъ погружено много целлулоидовой пленки. Возможно - боятся пожара. Пить нельзя - ну тоже понятно: - боятся безпорядка… А вотъ почему нужна политическая какая то благонадежность было и совс?мъ непонятно. Не брали евреевъ, а это самые талантливые артисты. Брали только статистовъ, а статистки?… Не были изв?стны имена первыхъ артистовъ и артистокъ «ведеттъ», а въ современной фильм? они то и есть самое главное. Ничего не было слышно и про сценарiй и про содержанiе фильмы.
        Рота статистовъ была настоящая «штатная» рота. Дв?сти двадцать челов?къ. Она была разсчитана Ранцевымъ на взводы. Во взводахъ были назначены командиры и унтеръ-офицеры, были и барабанщики и горнисты.
        Едва Ранцевъ открылъ дверь большого бетоннаго гаража, какъ былъ оглушенъ гулкими звуками барабаннаго боя.

«Тамъ, тамъ, тамъ та тамъ», - отбивалъ р?дкiй,

«учебный» шагъ барабанщикъ. Щелкали подошвы башмаковъ по ровному бетонному полу.
        - Выше ногу!.. Тяни носокъ!.. Кр?пче отбивай на землю, - кричалъ кто то посередин? манежа въ командномъ увлеченiи. Это былъ рослый молодецъ, Донской офицеръ Аполлонъ Рубашкинъ. Его дв? нед?ли тому назадъ «снялъ» изъ мезонъ де кутюръ, гд? онъ былъ
«омъ а ту феръ» Ранцевъ.
        Ранцева сейчасъ же увидали. Рубашкинъ махнулъ рукою барабанщику, въ наступившей гулкой тишин?, отдаваясь эхомъ, раздалась команда:
        - Шер-р-р-енга! Стой!.. Смир-р-на!..
        Полковникъ Нордековъ въ черной фетровой шляп? съ широкими полями - такiя точно шляпы были и на вс?хъ обучавшихся - въ синемъ пиджак?, тщательно «печатая» носками, что въ штатскомъ плать? выходило забавнымъ, подошелъ къ Ранцеву и, приложивъ руку къ полямъ своей шляпы, отрапортовалъ:
        - Ваше превосходительство, - онъ уже зам?тилъ зигзагообразную серебряную полоску въ галстух? Ранцева и оц?нилъ ее. Ранцевъ не остановилъ его. Онъ зналъ, что это доставляетъ удовольствiе и самому Нордекову и вс?мъ окружающимъ, ибо напоминаетъ прiятное прошлое и будитъ сладкiя надежды, быть можетъ, только мечты, о будущемъ. - Ваше превосходительство, первая полурота занимается маршировкой. Въ полурот? пятьдесятъ два ряда.
        Посредин? гаража неподвижно, съ рукою у полей шляпы, стоялъ и командиръ полуроты полковникъ Парчевскiй. Духъ дисциплины и порядка вселился въ Парижскiй гаражъ.
        Сто челов?къ, больше все молодежь, съ бл?дными лицами, голодными отъ питанiя по бистро и молочнымъ «ч?мъ Богъ пошлетъ», вытянулись вдоль зала. Для большинства выправка не была новостью. Она была только хорошо позабыта. Почти вс? были или кадетами или юнкерами въ Добровольческой армiи, и только самые юные выд?лялись мальчишески пухлыми лицами и м?шковато опущенными плечами.
        Въ углу гаража были сдвинуты гимнастическiе приборы.
        Ранцевъ, не здороваясь, - в?дь это же были только статисты большой фильмы! - обходилъ вдоль шеренги.
        Въ глазахъ этихъ людей, - были люди и за тридцать, - застыло то наивно испуганное, смущенное выраженiе, какое бываетъ у взрослыхъ, штатскихъ людей,
        которыхъ вдругъ поставили въ строй. Кое кто шевелилъ руками, оправляясь отъ смущенiя. Посередин? гаража стоялъ барабанщикъ. На синемъ штатскомъ костюм? странной казалась широкая черная кожаная перевязь и блестящее кадло барабана. Барабанщккъ держалъ палки въ положенiи «смирно» готовыми ударить.
        - Господа, - громко и ув?ренно сказалъ Ранцевъ, - не удивляйтесь требованiямъ общества муштры и отчетливаго строя. Фильма должна быть образцовой и войска, изображенныя въ ней, должны въ полной м?р? напоминать Россiйскую Императорскую армiю. А для этого придется васъ помуштровать и размять гимнастикой.
        Повернувшись къ Нордекову Ранцевъ спросилъ: - довольствiе организовано?…
        - Такъ точно, ваше превосходительство.
        - Гд? у васъ кухня и столовая?…
        - А вотъ, пожалуйте, рядомъ.
        - Покажите мн? ее. Прошу, господа, продолжать занятiя.
        - Командуйте, Парчевскiй, - начальническимъ тономъ приказалъ Нордековъ.
        - Смир-р-рна… Учебнымъ шагомъ… Шаг-г-гомъ… - командовалъ Парчевскiй.
        Команда «маршъ» застала Ранцева и Нордекова за гаражомъ.
        Въ большой кухн?, устроенной въ сара? рядомъ, было по военному чисто. У плиты, куда были вмазаны большiе котлы, въ б?лыхъ фартукахъ и поварскихъ колпакахъ возились д?дъ и внукъ Агафошкины.
        При вход? начальства Нифонтъ Ивановичъ быстро далъ Фирсу основательный подзатыльникъ, чтобы онъ стоялъ какъ сл?дуетъ, вытянулся у плиты и обиженный т?мъ, что Ранцевъ съ нимъ не здоровается, самъ отв?тилъ:
        - Здравiя желаю ваше высокопревосходительство, («масломъ каши не испортрiшь!»). Пробу прикажете?
        - Да, дайте, пожалуйста.
        Нифонтъ Ивановичъ строго метнулъ глазами на Ранцева. Это «дайте» и «пожалуйста» звучали оскорбительно. Онъ по уставному повернулся къ плит?, еще разъ толкнулъ Фирса кулакомъ подъ бокъ, на этотъ разъ, чтобы тотъ отчетлив?й поворачивался, и, открывъ котлы, тщательно разм?шалъ черпакомъ и налилъ въ поданные Фирсомъ судки. Пряно пахнуло лавровымъ листомъ и перцемъ.
        - Щи Донскiя, каша пшенная, - отрапортовалъ Нифонтъ Ивановичъ, самъ подавая судки
«начальству».
        Ранцевъ основательно попробовалъ. Прекрасныя были щи. Такихъ въ Париж? и въ
«Эрмитаж?«не всегда получишь. Онъ посмотр?лъ на Агафошкина. Глаза въ глаза переглянулись они и поняли другъ друга.
        - Спасибо, д?дъ… Отм?нныя щи…
        - Радъ стараться, - весело крикнулъ д?дъ и подумалъ: - «вотъ это уже по нашему… A то на поди: - «пожалуйста»…
        - А какъ вторая полурота?… Французы и н?мцы?… Довольны пищей?…
        - Ну не очень, - нер?шительно сказалъ Нордековъ.
        - Имъ, ваше высокопревосходительство, лягушекъ, альбо этихъ самыхъ мулей подавай… A y меня рука не подымется этакую пакость варить, котлы поганить.
        - И не надо, родной. Пусть привыкаютъ къ нашей пищ?.
        - Да другiе, ваше высокопревосходительство, и то «бонъ, бонъ» говорятъ, по три котелка заразъ трескаютъ.
        - Ну такъ до свиданiя, Георгiй Димитрiевичъ, спасибо вамъ за порядокъ, счастливо оставаться д?душка.
        - Счастливаго пути.
        Ранцевъ пошелъ къ своему автомобилю. Нордековъ вернулся въ гаражъ. Какъ всегда посл? пос?щенiя начальства занятiя не шли на умъ. Люди стояли «вольно». Офицеры сошлись посередин? и разговаривали.
        - А не ручкается, - сказалъ Рубашкинъ. - Фасонъ держитъ.
        - Нашего брата подтянуть надо, - сказалъ Парчевскiй, - распустились за годы эмиграцiи, да и революцiонная отрыжка еще не прошла.
        - Все завелъ форменное… Везд? н?мецкiй порядокъ. А самъ этотъ таинственный капитанъ Немо, говорятъ, окруженъ иностранцами, - продолжалъ Рубашкинъ.
        - Вы, Аполлонъ, про начальство полегче. Ранцева, русскаго назначилъ зам?стителемъ. А уже куда лучше! Я Ранцева знаю: - рубаха парень. Свой братъ офицеръ…
        - Вы его, Парчевскiй, не знаете, - сказалъ Нордековъ, - онъ насъ въ баранiй рогъ согнетъ… Педантъ… Я слыхалъ, ради службы дочь потерялъ. Жену бросилъ… У него не сердце, а дисциплина…
        - Нашу Парижскую дурь разв? только барабаннымъ боемъ повыбьешь.
        - Да в?дь это, Парчевскiй, фильма и только.
        - Что же что фильма, - сказалъ Рубашкинъ. - Я въ «Хаджи Мурат?«снимался. Мозжухинъ тотъ фильмъ ставилъ. Такъ в?рите ли, какъ джигитовать заставлялъ. Да ни на одномъ царскомъ смотру такъ не рисковали своими головами. Горы, скалы, чортъ знаетъ что подъ ногами. Слетишь и костей не соберешь, а онъ: - «ходу!» - кричитъ, «лише, черти, лише!.. весь мiръ васъ увидитъ».
        - Да, это можетъ быть и такъ, - задумчиво сказалъ Нордековъ, - но ув?ряю васъ, господа, тутъ собака зарыта вовсе не въ фильм?. Мн? и Ферфаксовъ проговаривался… У меня такое, знаете, чутье, что онъ возьметъ, да и повернетъ вдругъ на Россiю.
        - Куда?… На Россiю?… Да что вы, батенька!..
        - Съ ротой съ деревянными ружьями!?… Съ оркестромъ Амарантова «пумъ, пумъ, пумъ» и съ Гласовскими п?сенниками!?
        - А вотъ увидите… Для чего бы иначе такiе миллiоны тратить?
        - Какiе же это миллiоны?… Маленькая рота… Въ Холливуд? ц?лые конные полки содержатъ.
        - А ведеттамъ что платятъ!.. По миллiону долларовъ въ нед?лю, а у насъ и ведеттъ никакихъ н?тъ.
        - Ты, Аполлонъ, свободно за ведетту сойдешь.
        - Ну, ладно, - сказалъ Нордековъ, - будетъ болтать, по м?стамъ, господа. Полурота смирно!
        - Тамъ-тамъ-тамъ-та-тамъ, - забилъ снова барабанъ, вбивая муштру и выбивая Парижскую дурь.
        VII
        Совс?мъ изм?нилась посл? этого дня жизнь Ранцева. Онъ забылъ, что ему подъ пятьдесятъ. Никогда, даже въ школ?, онъ не былъ такъ занятъ. Все свое горе, всю сердечную тоску онъ забылъ. Т?ло съ его потребностями не существовало. Онъ понялъ-для кого онъ работалъ… Для Россiи!.. И по м?р? того, какъ онъ знакомился съ размахомъ организацiи, созданной капитаномъ Немо - онъ в?рилъ въ усп?хъ. Это было настоящее. Организацiя, какъ какой то микроорганизмъ почковалась или какъ растенiе расло не по днямъ, а по часамъ и захватывало все больше и больше людей:
        Ранцевъ вставалъ въ пять часовъ утра.
        Въ окно на третьемъ этаж? особняка капитана Немо мутное гляд?ло небо. По ту сторону улицы высилась с?рая громада дома со сл?пыми, заставленными ставнями окнами и съ крутою крышею. Чуть слышно съ перерывами гуд?лъ просыпающiйся Парижъ.
        Лакей приносилъ чай, хл?бъ и масло. Безъ четверти въ шесть, громадный Рольсъ Ройсъ уже мчалъ его и капитана Немо по спящимъ улицамъ Парижа.
        Они ?хали на Ile St Louis, гд? въ подвал?, у самой набережной Сены, работалъ
«интендантъ» полковникъ Дрiянскiй. Въ просторномъ, ярко осв?щенномъ электричествомъ пом?щенiи, на длинныхъ столахъ челов?къ двадцать рабочихъ разбирали, чистили, сшивали, чинили и штопали наваленное передъ ними платье и тряпье. Душный запахъ старой одежды стоялъ въ подвал?.
        Дорогой капитанъ Немо расказалъ Ранцеву; что Дрiянскiй работаетъ у него уже больше трехъ л?тъ, что имъ основаны конторы «Кортинена, Симелiуса и K°«въ Выборг?,
«Ермилова съ сыновьями» въ Нарв?, Ухналева въ Б?лосток? и графа О'Рурка въ Кишинев?. Эти конторы скупаютъ у переходящихъ законно и
        незаконно изъ С.С.С.Р. людей «сов?тское» платье и вс? мелочи ихъ «потусторонняго» быта, паспорта, документы, форменную одежду б?глыхъ красноармейцевъ и чекистовъ и при соотв?тствующихъ описяхъ отправляютъ Дрiянскому на Ile St Louis, гд? все это сортируется и приводится въ порядокъ. Все, значитъ, это было нужно. Для фильмы?… Все это распред?лялось по районамъ, откуда что было получено и съ соотв?тствующими описанiями отправлялось по Сен? на баржахъ къ морю. По каждому району у Дрiянскаго были свои спецiалисты. Такъ казачiй есаулъ Востротинъ в?далъ вещами, поступавшими съ юга, а бывшiй прокуроръ С.-Петербургскаго суда Демчинскiй вещами, приходивши съ с?вера.
        Дрiянскiй встр?тилъ капитана Немо въ дверяхъ подвала.
        - Ну какъ? - спросилъ Немо.
        - Какъ видите, кипитъ. Гаврила Михалычъ похвастайтесь вашими наблюденiями.
        Высокiй, очень худой отъ долгаго недо?данiя и непосильной работы немолодой есаулъ Востротинъ пододвинулъ корзину, которую онъ укладывалъ, къ Немо и сказалъ:
        - Вотъ, извольте вид?ть, Ричардъ Васильевичъ, на Дону шаравары съ лампасами носятъ. Фуражка красноармейца, пиджакъ сквернаго матерiала, а шаравары съ алымъ лампасомъ. Выходитъ, живъ еще Донъ. He забылъ д?довскихъ зав?товъ. Головка гнiетъ, а корни, видать, еще ц?лы. Только бы добраться…
        Востротинъ вынулъ изъ корзины и любовно встряхнулъ шаравары съ лампасами.
        - Графъ О'Руркъ пишетъ, черезъ Братство Русской Правды получены изъ Нижне-Чирской станицы.
        Онъ отставилъ корзину и поставилъ на ея м?сто картонку.
        - А на Кубани, Ричардъ Васильевичъ, черкеску совс?мъ забросили. На рубашку въ род?, какъ бы толстовку, гозыри нашиваютъ. Ичиговъ и за большiя деньги не достанете… В?рно и лезгинки больше не пляшутъ, а какой нибудь «товарищескiй» фоксъ тротъ танцуютъ… Такъ это интересно. Роешься въ тамошнемъ плать?, по ржавымъ карманамъ шаришь и отъ этой, простите, вонючей пр?ли, точно духъ родной идетъ. Прямо жаль и въ дезинфекцiю сдавать… А пуговицъ стало совс?мъ мало. Р?дкая одежонка съ полнымъ комплектомъ… A б?лье!.. При Государяхъ и нищiе такимъ бы погнушались… Въ ночлежк? и то засм?яли бы…
        Въ разговоръ ввязался Демчинскiй.
        - Я разбираю, Ричардъ Васильевичъ, платья изъ Ленинграда. И, знаете, какiя мысли! Конечно, сословiя и классы тамъ уничтожены, н?тъ ни богатыхъ, ни б?дныхъ. Общее такъ сказать, поравненiе, а посмотрите ка…
        Онъ досталъ изъ картонки черную рубашку.
        - Посмотрите на эту толстовку. Англiйское, или, какъ у насъ въ былое время прикащики говорили - аглицкое сукно… Штаны какiе!.. Башмаки американскiе… Это жъ прямо - буржуй!.. Снято братчиками съ убитаго комиссара… А вотъ это… Бож-же мой!.. Какiя заплаты, какая штопка!.. С?рыми нитками по коричневому сукну. Штаны - бахрома чуть не отъ кол?нъ начинается. Башмаковъ признакъ одинъ. Босыми пятками челов?къ по сн?гу шелъ. Куплено у профессора Оглоблина… Помните: - отъ «нихъ» переб?жалъ въ Терiокахъ. Н?тъ, знаете, классы остались н никакого поравненiя не произошло.
        Капитанъ Немо переговорилъ съ Дрiянскимъ о срокахъ посл?дней отправки въ портъ и, простившись съ рабочими, по?халъ дальше.
        Мощная машина мчала ихъ по пробуждающемуся Парижу, мимо озареннаго весеннимъ солнцемъ собора Нотръ Дамъ, съ?хала на л?вый берегъ Сены, углубилась въ самую глушь пятнадцатаго Парижскаго округа и, наконецъ, остановилась въ маленькой тихой уличк?. Кругомъ были гаражи. Они стояли съ открытыми воротами, уже пустые: шофферы такси вс? вы?хали на работу. С?рые высокiе дома, населенные б?днотою были мрачны и унылы.
        Капитанъ Немо и Ранцевъ поднялись по л?стниц? безъ лифта на шестой этажъ и позвонили у квартиры, похожей на мастерскую художника, или фотографа.
        Едва они позвонили, какъ видно за дверью кто то былъ, - ихъ спросили:
        - Qui est la?…
        - Господи спаси Россiю, - сказалъ Немо.
        - Коммунизмъ умретъ - Россiя не умретъ, - отв?тили за дверью. Она раскрылась.
        - Пожалуйте, ваше превосходительство, - бодро прив?тствовалъ Немо рослый, молодцеватый челов?къ въ синемъ «форменномъ» плать?.
        За передней была св?тлая мастерская. Изъ нея вышелъ худощавый, с?добородый челов?къ. Въ немъ Ранцевъ, къ большому своему удивленiю узналъ генерала Чекомасова, ведшаго его Заамурцевъ въ конную атаку въ Великую войну.
        - Что это, Александръ Васильевичъ, - обратился къ Чекомасову Немо - съ какими вы предосторожностями теперь работаете?
        - Нельзя иначе, Ричардъ Васильевичъ, д?ло то такое… Конечно, - фильмовое общество, да посл? похищенiя генерала Кутепова и отношенiя къ этому ужасному д?лу французскихъ властей, приходится быть вдвойн? осторожнымъ.
        Чекомасовъ взялъ у стоявшаго за столомъ мастерового печать, которую онъ выр?залъ и показалъ ее Немо.
        - Какъ никакъ, Ричардъ Васильевичъ, не знаю, конечно, какъ это по ихъ законамъ, а все таки фальшивые паспорта готовимъ. Хотя и чужого государства.
        - Когда кончите?
        - И не знаю право. Только бумагу настоящую достали. И знаете гд??… Я было хот?лъ черезъ Кортинена изъ Финляндiи выписывать, да вы такъ торопите, a это м?сяцы прошли бы. Такъ я ничто же сумняшеся взялъ да и послалъ въ зд?шнее полпредство.
        - И неужели получили…
        - За деньги все можно. Вотъ ггосмотрите. Это настоящiй паспортъ, а это нашъ. Наклейте только фотографiю и не отличите. Даже руку ихъ писца подд?лали.
        - Какъ хотите, Александръ Васильевичъ, а на этой нед?л? надо все это кончать и везти на пароходъ.
        - Постараюсь. Главное то сд?лано. Теперь пойдетъ быстро.
        - А какъ у Ястребова?…
        - Серг?й Алекс?евичъ, - крикнулъ къ запертой двери Чекомасовъ, - Зд?сь капитанъ Немо. Пожалуйте сюда.
        Изъ комнаты, гд? полы, подоконники, стулья были завалены книгами и тетрадями, гд? стояли большiе ящики, тоже наполненные книгами, появился маленькiй лысый челов?къ въ большихъ очкахъ въ черной роговой справ?. Онъ прив?тливо улыбался и жестомъ приглашалъ Немо и Ранцева войти въ его книжное царство.
        - Кончаете? - спросилъ капитанъ Немо.
        - Упаковкой занятъ. Дня черезъ два и отправлю. Библiотечки на славу вышли… А вотъ, - онъ взялъ изъ кипы св?же переплетенныхъ одинаковыхъ книжекъ одну и показалъ ее Немо. - Это посл?дняя моя работа. Съ полковникомъ Субботинымъ вм?ст? составляли. Я вамъ еще не показывалъ. Необходим?йшая, знаете, вещь: - словарь сов?тскихъ словъ и терминовъ. Заучивать многое придется. Такъ они языкъ исковеркали.
        Вс? ихъ учебники им?ю. Воинскiе уставы, милицейскiя, трамвайныя, жел?знодорожныя, театральныя и другiя правила, «весь Ленинградъ» за прошлый годъ, «вся Москва», сочиненiя Катаева, Пантелеймона Романова, а Зощенки, тридцать комплектовъ забралъ, потому, знаете, безподобное пособiе для изученiя тамошняго быта… Да томовъ бол?е тысячи веземъ съ собою. И, смотрите, еще какую штуку я собралъ изъ разныхъ газетъ и журналовъ.
        Ястребовъ положилъ словарь на м?сто и взялъ небольшую тетрадку, съ наклеенными въ нее выр?зками изъ газетъ.
        - Вотъ послушайте-ка, если это да на тонъ-фильм? пустить съ талантливой какой п?вичкой, этакой Плевицкой, что ли…
        И слегка нарасп?въ, какъ говорятъ народныя частушки, Ястребовъ сталъ читать изъ тетрадки:
        - Сама садикъ я садила,
        Сама буду поливать,
        Не хочу свое хозяйство
        Голодранцамъ отдавать.
        Скоро солнышко пригр?етъ,
        Станутъ груши зацв?тать,
        Вм?сто тракторовъ въ колхозахъ
        На котахъ будутъ пахать…
        - На Дону, - пишутъ, - такiя частушки расп?ваютъ. Чист?йшая контръ- революцiя! А ну-ка представьте себ? такую п?вунью, да еще, если она и хорошенькая. Остановите-ка ее! Вы ей, поди, слово, а она вамъ десять, да какихъ!.. А при ней кавалеры. Вотъ и насаждайте при такихъ обстоятельствахъ общину. Видите, какое влеченiе къ индивидуальному хозяйству. И это тогда, когда тамъ считаютъ идетъ расцв?тъ коммунизма и колхознаго хозяйства: - «вм?сто тракторовъ въ колхозахъ на котахъ», - чувствуете всю силу этой иронiи, - «на котахъ будутъ пахать»…
        И Ястребовъ разсм?ялся такимъ искреннимъ веселымъ, заразительнымъ см?хомъ, что даже и на замкнутомъ и всегда строгомъ лиц? капитана Немо появилась улыбка.
        - А то позвольте я вямъ изъ Зощенки прочту. Удивительное у него «отображенiе» быта. См?яться можно до упаду.
        Но Немо торопился. У него много было еще впереди д?ла. Онъ поблагодарилъ Ястребова, еще разъ нодтвердилъ, чтобы къ концу нед?ли все было сдано на жел?зную дорогу большой скоростью и сталъ прощаться.
        Генералъ Чекомасовъ, все присматривавшiйся къ Ранцеву, наконецъ, узналъ его. Въ прихожей онъ задержалъ его и схватилъ за руку.
        - Ранцевъ, - шопотомъ заговорилъ онъ. - Вотъ удивительная встр?ча! Боевой соратникъ! Вм?ст? в?дь… Вм?ст?… Помните, австрiйцевъ то порубили… Какъ васъ изранили… Думали, и не выживете… Славная атака!..
        И совс?мъ на ухо добавилъ:
        - Скажите, Ранцевъ?… Неужели для фильмы нужны «липовые» паспорта?… Господи!.. Да, неужели правда?… Тамъ будемъ работать?…
        И, отпустивъ руку Ранцева, чуть слышно прошепталъ:
        - Даже страшно становится.
        VIII
        Самому Ранцеву, по м?р? того, какъ онъ ?здилъ съ капитаномъ Немо тоже становилось волнующе страшно. Громадный разворотъ организацiи, привлеченiе къ ней многихъ и такихъ разнообразныхъ людей его пугалъ. Да все это было не такъ просто: - фильмовое анонимное общество «Атлантида»!..
        Сидя въ машин? на мягкихъ подушкахъ и покачиваясь съ ея ходомъ, онъ спросилъ Немо:
        - Если не секретъ, скажи мн?, сколько же у тебя людей занято въ Париж??
        - Отъ тебя у меня н?тъ и не должно быть секретовъ… Въ Париж?, - поднимая брови, - сказалъ Немо. - Н?тъ, милый Петръ Серг?евичъ, во всей Францiи, бол?е того во всемъ мiр?… Бол?е тысячи… Вотъ, наприм?ръ, манометры для аэроплановъ заказаны въ Нью-Iорк?. Палаточный лагерь для Нордековской роты прибылъ на дняхъ изъ Бомбея, изъ Индiи… Моторы для аэроплановъ изготовляли на заводахъ Эспано-Сьюза, Юнкерса и Фармана. И везд? мною приставлены свои летчики и инженеры.
        - Но почему это такъ?
        - Потому, мой милый, что этого требуетъ во-первыхъ конспирацiя, тайна, которую мы не можемъ открыть газетнымъ репортерамъ и сд?лать достоянiемъ толпы. А во-вторыхъ, все основано на ц?ломъ ряд? новыхъ изобр?тенiй. За изобр?тателями охотятся. Подслушиваютъ у дверныхъ скважинъ. Ловятъ на лету ихъ слова. Хорошiй инженеръ по тому, какiя части ты заказываешь, какiе мелкiе инструменты ставишь, возсоздастъ всю машину. Вотъ и приходится чертежи отд?льныхъ частей машинъ посылать по заводамъ всего мiра, чтобы самую машину то собрать окончательно… на островахъ Галапагосъ… Впрочемъ одну я собралъ для испытанiй зд?сь и ты ее увидишь.
        Изъ мастерской генерала Чекомасова они про?хали на тихую и скромную rue de Mouzaia, подл? расцв?тившагося весеннею зеленью парка de Buttes Chaumont, гд? въ скромной контор? они нашли Ферфаксова.
        Загор?лый Факсъ работалъ тамъ съ двумя писарями.
        Онъ подалъ капитану Немо для подписи н?сколько чековъ. Немо показалъ ихъ Ранцеву. Ихъ сумма превышала полмиллiона франковъ.
        - Каждую нед?лю такъ, - сказалъ, выходя изъ бюро Ферфаксова, Немо. - Война требуетъ денегъ. И слава Богу, что он? у меня есть… Н, конечно, медлить нельзя. Надо торопиться. Иначе и накопленныхъ мною богатствъ не хватитъ.
        Снова были улицы Парижа. Теперь было на нихъ людно и шумно, и часто и по долгу приходилось стоять на перекресткахъ, пока не раздастся р?зкiй свистокъ полицейскаго и не махнетъ б?лой палочкой постовой городовой, приглашая поторапливаться.
        Они за?хали на склады громадной французской оружейной фабрики. Тамъ капитану Немо показали длинные, точно темные гробы ящики. Въ одномъ, еще не забитомъ досками въ стружкахъ на особыхъ зарубкахъ лежали новенькiя Русскiя трехлинейныя винтовки со штыками… Съ глубокимъ волненiемъ, не въ силахъ сдержать своего вдругъ забившагося сердца, смотр?лъ Ранцевъ на эти родныя винтовки. Ложи изъ моренаго американскаго ор?ха съ красивымъ узоромъ, вороненые, черные, блестящiе отъ густой смазки стволы, тонкiе четырехъ гранные штыки, вдающiе въ желто-матовый цв?тъ отъ масла затворы все такъ напоминало ему счастливые дни службы въ Императорской армiи.
        Онъ взялъ винтовку въ руку. Прiятно и привычно легла ея тяжесть въ рук?. Къ скоб? былъ прив?шенъ ея «формуляръ».
        - Кто же пристр?ливалъ? - спросилъ онъ. Онъ поперхнулся отъ волненiя. Какъ давно онъ не держалъ въ рук? военнаго ружья!
        - Норвежцы, - невозмутимо спокойно сказалъ Немо. - В?дь эти винтовки заказаны для Норвегiи.
        И, подтвердивъ зав?дующему складомъ, что винтовки должны быть непрем?нно на этой еще нед?л? сданы капитану Ольсоне на пароходъ «Немезида», капитанъ Немо вышелъ изъ склада. Казалось, что онъ боялся, что волненiе его спутника выдастъ секретъ.
        Теперь мощная машина выбралась изъ Парижа. Они ?здили все утро и совс?мъ забыли о ?д?. Время завтрака пришло и прошло. Мимо мелькали маленькiе домики предм?стiй, аллея шоссе разворачивалась въ безкрайнюю даль. За деревьями крутились поля и нивы. Наконецъ, показались высокiя металлическiя мачты, линiи полукруглыхъ изъ вулканизированнаго жел-за сд?ланныхъ сараевъ для аэроплановъ и большое зеленое поле.
        Они прi?хали на аэродромъ.
        Немо предъявилъ свой и для Ранцева приготовленный билеты и ихъ пропустили на поле.
        Это былъ часъ, когда почтовые и пассажирскiе аэропланы давно улет?ли въ очередные рейсы, а прилетъ возвращающихся еще не начался. На аэродром? было пусто. Ученики школы и абитурiенты изъ бывшихъ военныхъ кончили учебные полеты. Н?сколько офицеровъ, французскихъ летчиковъ ходили по полю безъ д?ла. Они увидали Немо. Его зд?сь видимо хорошо знали.
        Два офицера подошли къ нему.
        - Mon colonel, когда же мы полетимъ? - спросилъ маленькiй съ худощавымъ, загор?лымъ лицомъ летчикъ. Его сейчасъ же узналъ Ранцевъ по безчисленнымъ портретамъ, пом?щавшимся въ газетахъ въ связи съ его отважными полетами.
        - Отсюда? Думаю, что я больше не полечу. Аппаратъ уже разбирается.
        - Mais tu sais, - оживленно заговорилъ летчикъ, обращаясь къ своему спутнику, шедшему рядомъ безъ фуражки. Это былъ высокiй французъ, б?локурый съ тонкимъ аристократическимъ породистымъ лицомъ. - Tu sais это же не аппаратъ, а чудо. Пойдемъ, посмотримъ… А вы, какъ вы жестоки! Вы его уже почти разобрали. Но я видалъ, какъ на прошлой нед?л? вашъ летчикъ, мосье Арановъ, леталъ. Онъ и сейчасъ тамъ возится съ нимъ.
        Онъ опять обратился къ своему товарищу.
        - Представь, какъ стоялъ вотъ зд?сь, такъ безъ всякаго шума, прямо съ м?ста, безъ разб?га, поднялся на воздухъ… Мн? даже показалось, что онъ крыльями взмахнулъ, какъ птица. Прямо вертикально, и скрылся въ неб?. Небо было ясное, видимость прекрасная, а его и не видно. Точно онъ растаялъ въ эфир?. И черезъ полъ часа на томъ же самомъ м?ст? безшумно опустился. Сейчасъ же закатили въ ангаръ и этотъ жестокiй капитанъ Немо сталъ разбирать его.
        Они шли вчетверомъ, Немо, Ранцевъ и два французскихъ офицера, - никакъ нельзя было отд?латься отъ нихъ, они же были хозяева зд?сь, - черезъ поле, поросшее молодою весеннею травою, направляясь къ сараю, гд? возышсь люди и стоялъ грузовикъ. Металлическiе удары молотка неслись изъ ангара.
        - Вотъ онъ красавецъ… Авiонъ… Какъ лебедь б?лый, - говорилъ французскiй летчикъ. - Эге, уже и пропеллеры сняли. А вотъ и мосье Арановъ.
        Арановъ въ синей рабочей блуз?, перепачканной масломъ съ французскимъ ключомъ въ рук? выл?зъ изъ подъ аэроплана.
        И точно: - красавецъ былъ авiонъ. Покрашенный въ серебристо-с?рую краску, и правда, должно быть, невидимый въ небесной синев?, съ какими то особой формы крыльями, чуть напоминавшими крылья аппарата Махокина, съ кабинкой со вс?хъ сторонъ закрытой, очевидно приспособленной для полетовъ на громадной высот?, въ стратосфер?, онъ казался громаднымъ серебрянымъ лебедемъ… Спереди зiяло отверстiе, откуда былъ вынутъ пропеллеръ.
        - Намучаешься съ ними, - сказалъ, обтирая масляныя руки о фартукъ, Арановъ.
        Немо представилъ его Ранцеву.
        - Простите, руки грязныя, - сказалъ онъ, не беря протянутую ему руку. - Работаютъ, словъ н?тъ - прекрасно - интеллигентны… Но вотъ такую штуку отвинтить - ц?лый часъ ему надо. Совс?мъ, какъ наши хохлы медлительны. Я хочу просить васъ, на аккордъ перейти, а то никогда не кончимъ.
        - Къ суббот? надо кончить. Вс? ваши остальныя машины уже погружены, - сказалъ Немо.
        - Да, конечно, - сказалъ, какъ бы что то обдумывая Арановъ.
        Они обходили аэропланъ. Надъ рулевыми приборами показалась стальная труба съ полозьями.
        - A… tiens… Что это такое? - закнтересовался б?локурый.
        - А, въ самомъ д?л?, что это такое?… Я тогда, когда смотр?лъ полетъ и не прим?тилъ… Такъ былъ пораженъ вид?ннымъ… Для чего это?
        Немо и Арановъ молчали.
        - Н?тъ, въ самомъ д?л?, - продолжалъ разглядывать аппаратъ б?локурый, совс?мъ, какъ минный аппаратъ на подводныхъ лодкахъ.
        Они заглянули поглубже въ отверстiе.
        - Mon colonel, неужели вы думаете, что съ аэроплана можно пускать управляемыя мины? Я думаю, ничего изъ этого не выйдетъ. Мина упадетъ на землю… Какъ же она полетитъ?… Что же у ней и крылья и пропеллеръ будутъ?…
        - Я понимаю, - сказалъ б?локурый, - полковникъ не хочетъ намъ говорить. Это секретъ… Но это же поразительно.
        Арановъ, все время мрачно молчазшiй, р?шительно пол?зъ подъ аппаратъ, гд? стучалъ молоткомъ французъ рабочiй. Немо повернулся къ знаменитому летчику.
        - Mon capitaine, по?демте съ нами… на острова Галапагосъ… Тамъ вы сколько угодно будете летать на моихъ аппаратахъ. Тамъ изучите и мины.
        Летчикъ смутился.
        - He знаю право, mon colonel, какъ это устроить? В?дь у васъ же тамъ кинематографическое общество?… Я офицеръ воздушнаго флота республики… Et vous savez…
        - Да, - сухо и р?зко сказалъ Немо - это кинематографическое общество и больше ничего. Постановка грандiозн?йшей, многометровой фильмы… И, конечно, вамъ неудобно ?хать туда. Тамъ будетъ поставлено «Торжество сатаны»… «Манитекелъ фаресъ»… Vous comprenez… Et voila tout…
        - Да… да… Я понимаю… Но посл?, когда вы вернетесь, вы мн? дадите летать?
        - Съ особеннымъ удовольствiемъ… Да в?дь ваше министерство знакомо съ моими аппаратами… Я передалъ ему вс? чертежи.
        - Я знаю… Такой удивительный, такой благородный поступокъ. Вы, Русскiе, всегда были наши безкорыстные друзья… Мы этого никогда не забудемъ.
        Капитанъ Немо попрощался съ летчиками. Когда его машина вы?зжала съ аэродрома, онъ тихо, какъ бы про себя сказалъ:
        - Можете и забыть, какъ забыли многое… Но только не м?шайте, не м?шайте, не м?шайте… А помощи хоть и не надо…
        IX
        На другой день Ранцевъ, какъ и всегда провелъ все утро на занятiяхъ въ Нордековской рот?. Капитанъ Немо приказалъ ему къ завтраку быть дома.
        - Посл? завтрака мы по?демъ съ тобою верхомъ, - сказалъ Ранцеву капитанъ Немо.
        - Верхомъ? - съ удивленiемъ переспросилъ Ранцевъ. Ему казалось, что онъ ослышался. Капитанъ Немо и верховая ?зда не вязались въ его представленiи. Онъ не видалъ Немо на лошади съ самыхъ дней ихъ д?тства.
        - Да, милый Петръ Серг?евичъ, благодаренiе Господу, что во Францiи есть еще такiе уголки, куда можно добираться только верхомъ, или п?шкомъ. Тамъ покажу я теб? н?что весьма интересное.
        Посл? завтрака они ус?лись въ автомобиль. Оба были од?ты для верховой ?зды. Ранцевъ въ свой старый костюмъ на?здника, Немо въ изящный верховой костюмъ, сшитый у лучшаго англiйскаго портного.
        Черезъ двадцать минутъ ?зды по городскимъ улицамъ они вынеслись за укр?пленiя, Машина ровно гуд?ла. Древесные стволы мелькали съ такою быстротою, что у Ранцева голова кружилась. Иногда шофферъ подавалъ протяжный гудокъ, и мимо мелькалъ точно стоящiй на м?ст? обгоняемый ими несущiйся полнымъ ходомъ автомобиль. Машина шла не колеблясь. Отъ быстраго хода у Ранцева замирало сердце и сладко становилось во рту.
        Мелькали мимо дома м?стечка. Автомобиль сдержалъ ходъ. ?хали по узкой кривой уличк?. Лавочки, окно, заставленное бутылками, собака испуганно прижавшаяся къ ст?н?, проносились, какъ во сн?. И опять просторъ. За аллеями нацiональной дороги закрутились, разворачиваясь, поля и нивы, мелькнули вдали большiе каменные сараи, фабричныя трубы, роща, кусты…
        Шофферъ не разъ ?здилъ по этому пути. Онъ хорошо зналъ дорогу. Ув?ренно онъ сдержалъ ходъ машины. Л?вая рука высунулась изъ окна, замотала кистью, машина круто свернула на плохое, изрытое, «коммунальное» шоссе, покачнулась и стала спускаться въ оврагъ. Вправо тянулся каменный заборъ замковаго парка, вл?во были огороды, парники, вьющаяся роза ползла по р?шетк?. Показались деревенскiе узкiе двухэтажные домики. Пахнуло скотомъ, соломой. Пере?хали по мосту черезъ ручей, поднялись наверхъ, проскочили мимо длиннаго зданiя мэрiи и уперлись въ заборъ съ с?рыми покосившимися деревянными воротами съ калиткой. Зд?сь остановились. Шофферъ выл?зъ изъ кабины и пошелъ отворять дверцу. Ранцевъ выпрыгнулъ первый. Отъ быстрой ?зды у него кружилась голова.
        У калитки звонко на стальной пружин? брякнулъ колокольчикъ. Они вошли на большой дворъ старинной фермы. Каменный домъ съ безжизненно повисшими, на половину оторванными ставнями стоялъ, полуразвалившiйся и точно необитаемый. Противъ него проволочная с?тка отд?ляла отъ двора болыной птичникъ. Дв? высокiя разв?систыя липы бросали голубую т?нь. За каменною ст?ною яблони въ густомъ б?ломъ цв?ту тихо роняли легкiе лепестки за заборъ.
        Штукъ дв?сти молодыхъ п?туховъ, холеныхъ, чистыхъ, б?лыхъ Легхорновъ, точно эскадроны кавалергардовъ въ красныхъ шапочкахъ, любопытствуя, сгрудились у р?шетки.
        Высокое, яркое солнце согр?вало дворъ весеннимъ тепломъ… Миръ, тишина, покой и безлюдье были кругомъ.
        X
        Изъ за высокй ст?ны, отъ яблонь, красивый, высокiй, женскiй голосъ закричалъ, разд?ляя слоги:
        - Га-ли-на-а!.. Гали-на!..
        Тоненькiй голосокъ отозвался совс?мъ близко за заборомъ.
        - Что, мамулечка?…
        - Посмотри, кто тамъ пришелъ?
        Деревянная калитка въ углу у каменнаго сарая прiоткрылась и въ розовомъ плать? б?локурая д?вочка - волосы убраны въ дв? косы - выглянула изъ за нея, точно показалась оттуда расцв?тающая роза. Съ розоваго личика голубо-с?рые глаза внимательно посмотр?ли на Немо.
        - Ахъ, это вы, - прив?тливо и радостно сказала она и скрылась за калиткой.
        - Мамочка, это капитанъ Немо и съ какимъ то еще челов?комъ.
        Молодая женщина вышла изъ калитки. Золотые, густые, длинные волосы по крестьянски были забраны подъ красную кичку, сд?ланную изъ платка. Лицо, покрытое н?жнымъ весеннимъ загаромъ и голубые глаза прив?тливо улыбались. Она была съ голыми въ большихъ деревянныхъ сабо ногами. Розовое ситцевое платье было спереди прикрыто передникомъ. Она обтирала объ него руки.
        - Простите, руки грязныя. Въ огород? работала. Вы сейчасъ и по?дете, Ричардъ Васильевичъ? - сказала она.
        - Да, Любовь Димитрiевна, какъ всегда.
        - Вы по?дете вдвоемъ?
        - Да. Позвольте познакомить васъ - мой помощникъ Петръ Серг?евичъ Ранцевъ.
        - Очень рада… - Она повернулась къ огороду и крикнула. Ея голосъ эхомъ отдался о ст?ны сарая.
        - Ерема!.. Ерема, иди с?длать об?ихъ…
        За сараемъ на каменномъ двор? послышался стукъ подковъ.
        Женщина, какъ красивая картина стояла на фон? темной калитки подъ б?лыми яблонями.
        - Почему ваша дочь не въ школ?? - спросилъ Немо.
        - Я взяла ее… Весна, знаете… Работы въ огород? и на птичник? очень много. Намъ вдвоемъ съ мужемъ не управиться.
        Она спокойно и ув?ренно держалась въ своемъ крестьянскомъ плать? съ голыми ногами передъ прекрасно од?тымъ Немо. Ранцевъ понялъ - передъ нимъ - «барыня», значитъ, и мужъ ея тоже «баринъ». В?рн?е всего такой же офицеръ, какъ и онъ.
        - Позвольте я пойду помочь с?длать вашему мужу, - сказалъ онъ.
        - Н?тъ зач?мъ же? Совс?мъ этого не нужно. Онъ управится и самъ.
        Но Ранцевъ настоялъ на своемъ. Галина повела его. Они прошли черезъ сарай, заваленный с?номъ. Въ раскрытыя его двери показался мощеный заросшими травою плитами каменный дворикъ. Тамъ подъ нав?сомъ высокiй худощавый челов?къ въ зеленоватой шерстяной рубашк? и длинныхъ штанахъ изъ синей дрели, какiе носятъ французскiе крестьяне, зачищалъ лошадей.
        Лошади были крупныя англо-нормандскiя бурыя кобылы. На шаги Ранцева челов?къ этотъ обернулся. Къ своему большому удивленiю Ранцевъ призналъ въ немъ своего знакомаго. Это былъ полковникъ Пиксановъ. Ранцевъ видалъ его на одномъ маленькомъ собранiи въ Париж?, гд? говорилось о масонахъ и гд? Пиксановъ выступалъ оппонентомъ генерала Ловчилло. Тогда Пиксановъ былъ Парижскимъ шофферомъ на такси.
        - А, - улыбаясь сухимъ, плоскимъ, бритымъ, рыбьимъ лицомъ, сказалъ Пиксановъ, - и вы нанялись, значитъ, къ нашему хозяину. Это вы и по?дете?
        - Да, я и по?ду съ Немо. Позвольте я вамъ помогу.
        - Да что помогать, я и одинъ управлюсь. Впрочемъ, вамъ это д?ло тоже знакомое. С?длайте свою. Славная кабылица… А прыгаетъ, хоть сейчасъ на конкурсъ въ Гранъ-Палэ…
        - Вы давно зд?сь?
        - А вотъ, извольте вид?ть… Когда покупали лошадокъ, гривки у нихъ, по зд?шней мод?, были острижены. Сейчасъ, видите, какъ ладно легли… Значитъ полгода. И цыплятъ, видали, какихъ моя жена развела… А изъ инкубатора вм?ст? съ нею выводили… Вотъ оно время то какъ пронеслось.
        - Вы тутъ на какихъ же роляхъ?
        - Именно на роляхъ… М?тко изволили сказать, - накидывая с?дло на лошадь, желчно сказалъ Пиксановъ. - Чудеса въ р?шет?. Ничего не пойму. Какъ?…
        Почему? Зач?мъ?… Какая логика?… Сначала было думалъ: - благотворительность… Вотъ, молъ, милый челов?къ, истрепалъ нервы на такси, жена теряетъ зр?нiе на «кутюр?«- получай участокъ земли и живи.
        Пиксановъ замолчалъ, подтягивая подпруги.
        - Объясните мн?, Ранцевъ, - продолжалъ онъ, набрасывая на голову лошади уздечку, - почему это вс? богатые Русскiе непрем?нно чудаки. В?дь хозяинъ нашъ Русскiй, до мозга костей Русскiй, такой, какъ вы, какъ я, а вотъ - капитанъ Немо… Да еще и Ричардъ!.. А, какая логика?… Я сначала даже пугался… Да не большевикъ ли?… Или чего добраго вдругъ да я къ масонамъ попалъ!.. Вотъ в?дь - веселенькая исторiя вышла бы! Да н?тъ!.. Ничего подобнаго!.. И вотъ васъ вижу… Ну, вы то на грязное д?ло не пойдете… Достаточно я наслышанъ про васъ. Такъ зач?мъ онъ это?…
        - Это его д?ло.
        - Конечно такъ… Насъ не касаемо… Богатый страсть. Видали машину… Я знаю, такая машина тысячъ дв?сти плочена. Лошадей приказалъ купить. ?здить, молъ будетъ въ Булонскомъ л?су. Я докладываю - лучше подождать до весны, тогда на аукцiон? парфорсныхъ лошадей можно задешево купить. Н?тъ… Послалъ къ Ротшильду, отобралъ самыхъ что ни на есть лучшихъ и, не торгуясь, взялъ. Поставили въ манеж? у госпожи Ленсманъ. Тридцать франковъ въ сутки за пансiонъ платитъ… Нед?лю постояли, потомъ мн? приказъ - перевести на ферму… Тутъ съ нед?лю постоятъ и опять къ Ленсманъ… Чудеса, да и только..
        - Вы говорите, къ Ленсманъ?
        - Да… В?дь и вы тамъ не такъ давно работали?
        - Ну, а дальше что?
        - Дальше еще чудн?е… У насъ зд?сь, представьте, л?съ арендованъ. Двадцать четыре квадратныхъ километра. Для охоты… Кругомъ стража. He съ этихъ м?стъ… И никого не пускаютъ туда… Даже и меня. Я по?ду съ нимъ только до калитки, а тамъ, поклонъ: -
«можете быть свободны, вернусь часа черезъ три». И ночью одинъ возвращается. Согласитесь, немного странная охота. Что онъ? He на любовныя же свиданiя ?здитъ?… Да и съ к?мъ?… Съ л?сачихой съ какой что ли?… Л?съ - глушь непролазная, - не пов?рите, что такъ близко отъ Парижа и такая дичь. Если по?дете туда, глядите, еще русалокъ какихъ встр?тите. Знаете, если къ вамъ тамъ выйдетъ волшебница Наина, или увидите голову великана въ шелом?, не удивляйтесь… Да в?дь это снобизмъ какой то! Это Эдгаромъ Поэ какимъ то пахнетъ… А денегъ то сколько на это ухлопано!.. Фальшивыя ассигнацiи онъ тамъ что ли печатаетъ?… А подумайте, если бы да деньгамъ то этимъ да иное какое употребленiе сд?лать? На студентовъ, или старикамъ богад?льню устроить?… Н?тъ, это иностранцы могутъ, а Русскiй, онъ непрем?нно самодуръ… Чудитъ… Моему нраву не препятствуй… А такъ. между прочимъ, премилый челов?къ. Вы не знаете, почему это такъ?… Впрочемъ, если связаны словомъ - прошу не говорить.
        - У него кинематографическое общество «Атлантида».
        - Какъ же, слыхалъ… Нашихъ много къ нему нанялось… Такъ в?дь онъ съемки то на островахъ какихъ то собирается д?лать? Къ чему ему этотъ л?съ?
        Пиксановъ мокрой щеткой примочилъ гривки лошадямъ.
        - Ну, идемте. Наше д?ло, въ конц? концовъ, маленькое… Скачи, враже, якъ панъ каже… А все таки л?съ… ?зда по ночамъ… Зач?мъ?… Почему?… Какая логика?…
        XI
        Капитанъ Немо и Ранцевъ вы?хали за ворота. Пустой автомобиль стоялъ въ т?ни каштановъ. Шофферъ ушелъ внизъ въ деревню. Кругомъ такъ непривычная
        Парижскимъ жителямъ была тишина. Деревня стояла, какъ декорацiя, какъ сонное вид?нiе. Точно и жизни въ ней не было.
        За угломъ садовой ограды свернули вл?во и попали на глинистую грунтовую дорогу съ глубокими колеями. Он? по французскому обычаю были засыпаны всякою дрянью. Битая посуда, бутылки, жестянки отъ консервовъ, рваныя велосипедныя и автомобильныя шины, проволока, старый жел?зный ломъ, гвозди и кирпичи валялись въ нихъ. Даже умудрились втиснуть въ колеи сломанную д?тскую колясочку, и она безпомощно торчала колесами кверху.
        Пошли рысью. Сильная и рослая кобыла Ранцева шла легко, попрашивая повода. Немо тяжеловато приподнимался въ с?дл?, но сид?лъ хорошо, чуть развернувъ носки.
        Лошади б?жали, весело отфыркиваясь. Мухи, налипшiя было на нихъ, отстали. Дорога уперлась въ аллею изъ цв?тущей б?лой акацiи. Пряный духъ сладко кружилъ голову. Онъ напомнилъ Ранцеву Крымъ и время его поправки отъ раненiя. Очень хорошъ былъ день, клонившiйся къ вечеру.
        - Давненько я не ?здилъ, - сказалъ, переводя на шагъ и отдуваясь Немо. - А все таки хорошо насъ училъ въ Михайловскомъ училищ? генералъ Петраковъ.
        He разучился я ?здить. Никогда не думалъ, что это мн? понадобится, да еще зд?сь.
        Аллея уперлась въ л?съ. Калитка, обвитая проволокой преградила путь. Всюду на деревьяхъ на видныхъ м?стахъ вис?ли надписи: - «chasse gardee», «defence d'entrer au public», «pi?ges tendues».
        Ранцевъ спрыгнулъ съ лошади и открылъ калитку. Густой л?съ былъ передъ ними. Дубы великаны, едва опушенные молодой, еще розового отт?нка листвой росли среди молодыхъ буковъ. Ежевика, какъ лiаны ц?плялась за нихъ. Старый темно-бурый папоротникъ, поломанный непогодой глушился молодыми бл?дно зелеными поб?гами. Широкая зеленая прос?ка вела вглубь л?са. Временами ее перес?кали другiя прос?ки. Он? заросли травою и кустами. Канавы, отд?лявшiя ихъ отъ л?са, заплыли иломъ.
        Фазанъ п?тухъ, протянувъ вдоль земли золотисто пестрый хвостъ, съ тревожнымъ, присвистывающимъ квохтаньемъ б?жалъ передъ лошадьми и вдругъ съ трескомъ крыльевъ взлет?лъ, яркiй, блестящiй, золотой въ солнечномъ луч? и полет?лъ прямымъ полетомъ между частыхъ стволовъ.
        Кролики сновали поперекъ дороги, сверкая б?лыми кончиками пушистыхъ хвостовъ.
        Дорога стала топкой. Да, сюда и на велосипед? нельзя было пробраться. Верхомъ, или п?шкомъ… Л?съ разступился. Вправо была большая поляна, густо заросшая папоротникомъ. Р?дкiя березы стояли по ней.
        - Смотри, - сказалъ Ранцевъ, - дикiя козы.
        - Да, знаю, тутъ есть всякаго зв?ря достаточно, - равнодушно отозвался Немо. - Тутъ я кабановъ какъ то видалъ. Старая королевская охота тутъ была.
        Козелъ и дв? козы паслись шагахъ въ двухстахъ отъ нихъ. Они подняли головы, настремили уши, постояли мгновенiе въ нер?шительности, и пошли легкимъ упругимъ, неслышнымъ скокомъ, давая громадные прыжки черезъ невидимыя препятствiя и скрылись въ л?су. Тамъ въ темной чащ? остановились они и долго провожали испуганнымъ взглядомъ всадниковъ.
        У высокаго в?кового дуба было то, что фраицузы называютъ «etoile». Зд?сь прос?ки сходились зв?здообразно. Въ глубин? одной было видно небольшое каменное зданiе, окруженное ст?ною. Немо направился къ нему.
        - А хорошо было охотиться въ королевскiя времена, - сказалъ онъ. - Видишь въ каменной ст?н? бойницы по направленiю прос?къ. Кабана гнали по нимъ, стой и стр?ляй изъ-за бойницы въ полной безопасности. Положимъ, тогда и ружья были…. Кремневыя…
        Въ розовыхъ лучахъ, спускавшагося къ вершинамъ деревьевъ солнца красивымъ и загадочнымъ казался домикъ старинной архитектуры. Онъ былъ ветхъ и необитаемъ. С?рыя ст?ны облупились. Щербатый камень осыпался. На окнахъ не хватало стеколъ. Оборванныя ставни вис?ли съ жалкою старческою безпомощностью.
        Правъ былъ Пиксановъ: - волшебница Наина должна была обитать зд?сь.
        Капитанъ Немо сл?зъ съ лошади. Ранцевъ спрыгнулъ со своей и принялъ лошадь Немо.
        - Привязывай у ограды, - сказалъ Немо, - да привязывай покр?пче… Муха появилась.
        Ранцевъ поднялъ стремена по путлищамъ вверхъ и привязалъ лошадей. Немо наблюдалъ за нимъ.
        - Д?йствительно, ты педантъ, - сказалъ онъ съ ласковой улыбкой.
        Отъ домика раздавалось глухое гуд?нiе, точно тамъ гд? то въ глубин? его работалъ сильный моторъ.
        На двери вис?ло большое жел?зное кольцо. Немо постучалъ имъ. Эхо этого стука звучно отозвалось по л?су.
        Прошло около минуты. За калиткой кто то неслышно подошедшiй старческимъ голосомъ, какъ говорятъ возгласы священники, проговорилъ:
        - Господи, спаси Россiю!
        - Коммунизмъ умретъ - Россiя не умретъ; - отв?тилъ Немо. - Откройте, отецъ ?еодосiй.
        Жел?зо замка заскрип?ло. Калитка медленно раскрылась. За нею показался дворикъ, мощеный камнемъ.
        На дворик? стоялъ высокiй Русскiй монахъ съ с?дою бородою, въ черной ряс? и скуфейк?.
        Ч?мъ - не волшебница Наина?…
        XII
        Какъ въ н?кiй скитъ вошли Немо и Ранцевъ въ жилище старца въ королевскомъ л?су Notre Dame. Горница съ каменнымъ поломъ была ув?шана иконами. Подъ лампадкой стоялъ легкiй переносный аналой. Книга въ темномъ кожаномъ переплет? лежала на немъ. У ст?ны было б?дное, жесткое, скудное монашеское ложе. Пахло лампаднымъ масломъ, воскомъ и ладаномъ и, такъ не отв?чая этой обстановк? кельи, откуда то снизу, непрерывно и гулко гуд?лъ моторъ машины.
        - Пожалуйте, Ричардъ Васильевичъ, - прив?тливо сказалъ монахъ и, неслышными шагами обогнавъ вошедшихъ, открылъ скрытую, почти иевидимую дверь въ глубин? кельи.
        Передъ ними была довольно большая комната съ однимъ окномъ. И первое, что бросилось въ глаза Ранцеву въ ней - большой радiо-аппаратъ какой то особой невиданной формы. Отъ него поднялись навстр?чу Немо два челов?ка. Одинъ, высокiй старикъ съ окладистою, «лопатой», с?дою бородою, худощавый и красивый с?верною не русскою красотою, другой бритый полный челов?къ съ актерскимъ лицомъ.
        - Густавъ Эрнестовичъ, - сказалъ Немо, - я къ вамъ со своимъ помощникомъ и зам?стителемъ. Петръ Серг?евичъ, это нашъ радiографистъ Густавъ Эрнестовичъ Лагерхольмъ, великiй изобр?татель, а это его помощникъ Адамъ Петровичъ Шулькевичъ. Теб? много придется работать съ ними и слышать ихъ, а вид?ть придется р?дко.
        И, обращаясь къ Лагерхольму, Немо добавилъ:
        - Какъ у васъ, не началось?
        С?добородый финнъ посмотр?лъ на большiе старомодные часы, вис?вшiе у него на живот? на золотой ц?пи и чисто по русски, безъ акцента, сказалъ:
        - Еще полчаса.
        - Мы пока пройдемъ къ Вундерлиху, - сказалъ Немо.
        - Есть, - по морскому сказалъ Лагерхольмъ и за тяжелое кольцо въ полу поднялъ люкъ. Потянуло душнымъ аптечнымъ запахомъ. Желтый св?тъ керосиновой лампы показался тамъ.
        - Негг Wunderlich, - крикнулъ по н?мецки Лагерхольмъ, - къ вамъ капитанъ Немо. Давайте, прошу васъ, л?стницу.
        Грубая, тяжелая л?стница показалась у отверстiя. Жел?зные крючья отыскали скобы и зац?пились за нихъ. Лающiй голосъ раздался изъ подземелья:
        - Bitte sehr.
        Немо, за нимъ Ранцевъ, спустились въ подземелье.
        Тамъ, при скудномъ св?т? лампы, Ранцевъ увидалъ большую лабораторiю. По грубо сд?ланнымъ полкамъ стояли колбы, реторты и склянки съ желтой жидкостью, накрытыя стеклянными пластинками. На полу были ящики и жестянки съ уложенными въ нихъ маленькими скляночками. Отъ большого стола медленно приподнялась странная фигура.
        Если бы Ранцевъ не ожидалъ увид?ть зд?сь профессора Вундерлиха, если бы фигура эта не была од?та въ синiй просторный пиджакъ и такiе же штаны, Ранцевъ подумалъ бы, что въ подземельи ихъ встр?чаетъ обезьяна. Передъ нимъ былъ глубокiй старикъ. Низкiй, совершенно обезьянiй продолговатый черепъ темнаго цв?та былъ точно шерстью покрытъ неопрятными р?дкими буро-сивыми волосами. Щеки и подбородокъ обросли шерстью. Широкiй плоскiй носъ торчалъ большими открытыми ноздрями, и Ранцевъ не могъ разобрать, - онъ таки ст?снялся разсматривать уродство - былъ этотъ носъ провалившимся отъ бол?зни, или онъ такой былъ отъ природы. Крошечные, узкiе, зв?риные глаза смотр?ли умно и остро изъ подъ глубокихъ глазницъ, поросшихъ косматыми бровями. Сходство съ обезьяной усугублялось еще т?мъ, что челов?къ этотъ не стоялъ прямо, но нагнулся надъ столомъ, опираясь на него руками. Рукава пиджака были высоко засучены и обезьяньи длинныя руки густо покрыты волосами. Вундерлихъ смотр?лъ, часто мигая, на Немо. Въ острыхъ его глазахъ св?тился умъ и вм?ст? съ умомъ была и животная тупость нич?мъ непоколебимой воли.
        Ранцевъ отъ Немо зналъ исторiю профессора Вундерлиха. Это, какъ говорилъ Немо, былъ ц?нн?йшiй изъ артистовъ его «варьете». Это былъ знаменитый химикъ, спецiалистъ по минеральнымъ, растительнымъ и бактерiйнымъ ядамъ. Вскор? посл? окончанiя войны, онъ изобр?лъ ядъ, совершенно незам?тный, который д?лалъ людей сумасшедшими. Ему надо было пров?рить его д?йствiе на опытахъ. Но нормальный кроликъ, или свинка, или ненормальный, кто ихъ узнаетъ? Опыты надо было сд?лать надъ людьми. Профессоръ Вундерлихъ обратился къ правительству съ просьбой предоставить ему для опытовъ преступниковъ. Ему отказали. Тогда онъ сталъ доказывать, что, если его ядъ прим?нить къ челсв?ку ненормальному, то онъ изл?чивается отъ своей ненормальности и д?лается нормальнымъ и здоровымъ. Въ пространномъ доклад? онъ доказывалъ, что коммунисты являются людьми умалишенными и просилъ предоставить ему для испытанiя н?сколько «индивидуумовъ» коммунистической партiи. Его докладъ - въ то время Германiя особенно носилась съ Сов?тами - приняли за насм?шку и его выслали изъ Германiи. Онъ направился во Францiю и зд?сь, л?тъ пять тому назадъ,
встр?тился съ капитаномъ Немо. Тотъ далъ ему опред?ленныя заданiя, и Вундерлихъ согласился работать у Немо, подъ его руководствомъ.
        Ранцевъ осторожно вглядывался въ этого страшнаго челов?ка, для котораго вн? науки не существовало ничего и который готовъ былъ ради торжества своихъ изысканiй и открытiй въ области ядовъ погубить все челов?чество.
        Ранцеву, хотя онъ уже слышалъ скрипучее «bitte sehr», казалось, что это существо, онъ не могъ признать его челов?комъ, - не можетъ говорить по челов?чески, и онъ весьма удивился, когда Вундерлихъ заговорилъ, правда, на ломаномъ, но все таки на Русскомъ язык?.
        - Я все кончаль, - сказалъ Вундерлихъ, - широкимъ жестомъ показывая на ящики, уложенные въ обыкновенные дорожные чемоданы.
        Восторженное пламя загор?лось въ крошечныхъ, обезьяньихъ глазкахъ профессора.
        - О, зач?мъ я не изобр?талъ это дв?надцать л?тъ тому назадъ!.. Вся война капутъ… Отъ этой маленькой дозы тысяча челов?къ… Десять тысячъ челов?къ… Весь Парижъ капутъ… Вотъ онъ «капучiй» газъ!
        Онъ сталъ пространно объяснять Немо, что его препараты не соединены. Онъ говорилъ по н?мецки и Ранцевъ плохо понималъ его.
        - Это все можно на какой угодно таможн? показать. Самые безвредные препараты. Ну, просто - краска.
        - Вы что же, - сказалъ внимательно его слушавшiй Немо и, взявъ со стола блокъ-нотъ и перо, сталъ писать рядъ формулъ.
        Профессоръ Вундерлихъ нагнулся надъ Немо.
        - Вы генiй!.. Вы знаете больше, ч?мъ я!.. Вамъ меня не надо приглашать. Вы нав?рно работали спецiально по токсинамъ, - закричалъ въ дикомъ восторг?, поднимая руки кверху, Вундерлихъ.
        - Значитъ, в?рно?
        - Какъ въ аптек?.
        - Послушайте, Herr Wunderlich, на будущей нед?л?, во вторникъ… Запомните, во вторникъ… Вы опять забудете…
        - Я лучше буду записывать. Лучш?е будетъ.
        - Запишите: - во вторникъ сюда прi?детъ арба съ хворостомъ. Вы всю свою лабораторiю поставьте въ ящикахъ подъ хворостъ. Повезутъ свои люди. Они вывезутъ изъ л?са и сдадутъ на грузовикъ. Онъ доставитъ прямо на пароходъ. Вы по?дете по жел?зной дорог?.
        - Н-нэтъ… - съ силой сказалъ профессоръ, - я самъ ?халь съ арба. Я самъ ?халь съ грузовикъ… Я ни-когда съ своей лабораторiей не разсталься.
        - Ричардъ Васильевичъ, - раздался голосъ Лагерхольма въ люкъ, - если кончили съ профессоромъ, пожалуйте наверхъ. Сейчасъ начинается…
        Капитанъ Немо попрощался съ обезьяной и вышелъ изъ подземелья.
        XIII
        Аппаратъ безпроволочнаго телефона, такой ничтожный, тихiй и ненужный въ этой л?сной хижин?, когда онъ былъ н?мой, шип?лъ и трещалъ, издавая странные, щелкающiе звуки. Лагерхольмъ направлялъ эбонитовые кружки съ б?лыми стр?лками и цифрамй. Щелчки прекратились. Послышался ровный, глухой шумъ, потомъ тихое сип?нiе, и ясный голосъ, точно тутъ подл? былъ челов?къ, произнесъ: - «Алло, алло… говоритъ Москва».
        Ранцеву и раньше приходилось слышать радiо-аппараты. Гд? ихъ только тогда не было! Каждое бистро заливалось п?снями Новарро и фоксъ-тротами, каждое кафе въ полдень диктовало биржевыя данныя и давало короткую политическую сводку. Ранцевъ зналъ этотъ, точно приглушенный, звукъ челов?ческаго голоса и его, то ясно, то неразборчиво произносимыя слова. И всегда ему было непрiятно слышать вдругъ непостижимымъ образомъ возникающiе звуки и никогда они его не волновали. Сейчасъ глубокое волненiе охватило его. Почти мистическiй страхъ заставилъ сильно забиться сердце.

«Сейчасъ говоритъ Москва».
        Тринадцать л?тъ онъ не слыхалъ, какъ говоритъ Москва. Тринадцать л?тъ Москва была для него недостижимымъ, мертвымъ голосомъ. И если бы мертвецъ заговорилъ изъ гроба, впечатл?нiе не было бы бол?е сильнымъ.

«Сейчасъ говоритъ Москва».
        Ранцевъ напрягъ все свое вниманiе. Какъ она говорила!..
        Жидовскiй, картавый и даже въ мембран? аппарата наглый голосъ самодовольно пов?ствовалъ:
        - Товаг'ищи, день пег'ваго мая во всей западной Евг'оп? явился блестящей поб?дой пг'олетаг'iата надъ буг'жуазiей. Гг'омадныя толпы голодныхъ, затг'авленныхъ н?мецкими фабг'икантами г'абочихъ вышли изъ Нейкольна въ Бег'линъ и пг'одемостг'иг'овали величiе и мощь пг'олетаг'iата. Испуганная полицiя пг'итихла, и въ Бег'лин? мы им?емъ полную поб?ду. Ског'о тамъ будетъ пг'олетаг'ская г'еволюцiя. He пг'ойдетъ и м?сяца - кг'асныя знамена сов?товъ взовьются надъ двог'цами упитанныхъ банкиг'овъ. Въ Паг'иж? миг'ный пг'аздникъ тг'удящихся был омг'аченъ кг'овавымъ безчинствомъ Кiаппа, этого вг'ага фг'анцузской б?дноты… Но, товаг'ищи, не долго и там тег'п?ть пг'ит?сненiя капиталистовъ. Кг'овавая месть наг'ода неуклонно ведетъ къ гильотин?…
        - Все одно и тоже, - сказалъ Немо, - какъ имъ не надо?стъ и слушать эту белиберду.
        - Какъ видите, - сказалъ Шулькевичъ, - они давно выв?трились. И ихъ никто не слушалъ бы, если бы…
        Онъ сд?лалъ знакъ, чтобы слушали.
        Плавные звуки большого оркестра вдругъ раздались въ домик?, точно подъ сурдинку. Несказанная Русская красота ихъ пополнила.
        Играли оперную увертюру.
        - «Русланъ и Людмила», - благогов?йно прошепталъ Шулькевичъ.
        Ранцевъ закрылъ глаза. Ему казалось, что онъ не только слышитъ, но и видитъ то, что происходитъ въ театр?. Передъ нимъ всталъ громадный зрительный залъ стараго театра, того театра, который не зналъ никакихъ большевиковъ. Онъ вдругъ увидалъ нарядные туалеты дамъ, офицеровъ въ ихъ красивыхъ формахъ и чинно сидящiй внизу подъ рампой оркестръ, На мгновенiе оркестръ смолкъ и сейчасъ же заигралъ allegro.
        Н?жный теноръ, - Шулькевичъ, который все зналъ, прошепталъ: - «Собиновъ» - вступилъ съ оркестромъ:
        - Д?ла давно минувшихъ дней…
        И хоръ, - какъ отчетливо въ этой усовершенствованной Лагерхольмомъ мемран? былъ онъ слышенъ - принялъ отъ тенора и продолжалъ:
        - Д?ла давно минувшихъ дней
        Преданья старины глубокой,
        Преданья старины глубокой…
        Послушаемъ его р?чей,
        Завиденъ даръ п?вца высокiй: -
        Вс? тайны неба и людей
        Провидитъ взоръ его далекiй…
        Четко и ясно, такъ, что каждое слово можно было разобрать, п?лъ Баянъ - Собиновъ:
        - Про славу Русскiя земли
        Бряцайте струны золотыя,
        Какъ наши д?ды удалые
        На Цареградъ войною шли…
        - Подумать только, - тихо сказалъ Шулькевичъ, этo слушаютъ въ сов?тской Москв?!
        А Баянъ уже отв?чалъ хору:
        - За благомъ всл?дъ идутъ печали,
        Печаль же радости залогь.
        Природу вм?ст? созидали
        Б?лъ богъ и мрачный Чернобогъ…
        Въ комнат? темн?ло. Майскiй вечеръ надвигался, Немо поднялся, чтобы ?хать. Лагерхольмъ сказалъ ему:
        - Подождите, если можете, до конца д?йствiя. Самое главное впереди. Мн? есть ч?мъ похвастать передъ вами.
        Капитанъ Немо покорно с?лъ.
        Д?йствiе кончалось. Шелъ финалъ перваго акта. Мощнымъ басомъ призывалъ Св?тозаръ:
        - O, витязи, во чисто поле…
        Дорогъ часъ, путь далекъ,
        Дорогъ часъ, путь далекъ.
        Насъ Перунъ храни въ пути
        И ковъ врага ты сокруши…
        Еще оркестръ давалъ посл?днiе аккорды, какъ деревянно защелкалъ аппаратъ - раздались апплодисменты. И сейчасъ же, заглушая ихъ изъ той же мембраны, что передавала оперу, которую играли въ Москв? послышался молодой, изступленный, восторженный голосъ:
        - Богъ будетъ воевать съ безбожниками… Онъ истребитъ ихъ огненнымъ дождемъ… Вся вода обернется кровью… Зач?мъ гноитесь въ кол-хозахъ?… Рвите жидовскiе путы. Берите свободу, станьте надъ коммунистами. Россiя безъ Царя?… Это невозможно… Этого никогда не будетъ!..
        Дальше ничего не было слышно. Пошли перебои, трескъ и щелчки.
        - Глушатъ аппаратъ, - сказалъ спокойно Лагерхольмъ. - Они никогда не догадаются. кто и гд? говоритъ это.
        Капитанъ Немо внимательно посмотр?лъ въ глаза Лагерхольму.
        - Послушайте, - сказалъ онъ, - неужели то, о чемъ вы мн? говорили, вамъ, наконецъ, удалось? В?дь ры сами тогда считали, что это почти невозможно.
        - Да, почти… Теорiя отраженныхъ волнъ была совс?мъ неразработана. И мн? пришлось много, очень много поработать, прежде ч?мъ я достигъ т?хъ результатовъ, что вы видите зд?сь. Это говоритъ на верху нашъ пропащiй актеръ Ваничка Метелинъ. Его голосъ, какъ въ зеркал? отражался въ Московскомъ аппарат?, поставленномъ въ Большомъ театр? и мы заставляемъ сов?тскiй аппаратъ работать для насъ.
        - Это великол?пно, - съ силою сказалъ капитанъ Немо. - Это одно изъ величайшихъ вашихъ изобр?тенiй въ области радiографiи. Вы это давно начали зд?сь?
        - Я работаю дней пять. Но я долженъ быть крайне осторожнымъ, чтобы французская станцiя, на б?ду она такъ недалеко отъ насъ, не уловила своими с?тями м?сто нашей станцiи. Конечно, въ этомъ л?су насъ не сразу найдутъ, да и л?сники насъ предупредятъ. Мы все усп?емъ припрятать и даже уйти изъ л?са. За все отв?титъ отецъ ?еодосiй.
        - Богъ не допуститъ, - кротко и расп?вно проговорилъ стоявшiй въ углу монахъ. - Господь оборонитъ и не дастъ дiаволу посм?яться надъ нами.
        Капитанъ Немо всталъ и, протягивая руку Лагерхольму, сказалъ:
        - Я не ошибся въ васъ… Вы генiальны… Я не спрашиваю васъ, какъ вы достигли этого. Это ваша тайна. Но я понимаю, какое страшное значенiе будетъ им?ть оно на войн?. Вы заставите аппараты противника говорить все то, что скажете вы у себя. Вы собьете вс? планы, уничтожите вс? распоряженiя…
        - Своимъ изобр?тенiемъ, - н?сколько торжественно сказалъ Лагерхольмъ, - я привелъ къ нолю значенiе радiо телеграфа на войн?. Это, какъ ваши лучи, взрывающiе аэропланы… Все это упрощаетъ войну… Богъ дастъ - сд?лаетъ ее невозможною. Такъ же, какъ и вы, - внушительно добавилъ финнъ, - я работаю для мира. И вс? мои изобр?тенiя, какъ и изобр?тенiя вс?хъ насъ - это война - войн?!
        XIV
        Теплая майская ночь наступила. Капитанъ Немо и Ранцевъ, провожаемые Лагерхольмомъ, Шулькевичемъ, Ваничкой Метелинымъ и отцомъ ?еодосiемъ вышли изъ л?сного дома и с?ли на лошадей.
        Луна молодякъ торчала надъ л?сомъ. Часто вспархивали фазаны, пугая лошадей тревожнымъ крикомъ и шумомъ крыльевъ. Б?лесая пелена тумана стлалась надъ папоротниковыми полянами. Небо было глубоко и прозрачно. Л?сные звуки были полны неразгаданной тайны.
        То, что вид?лъ эти дни Ранцевъ глубоко его волновало. Такъ все это было необычайно и, пожалуй, страшно. Какъ устроилъ Немо, что въ кипящую, суетящуюся жизнь Францiи вклеилъ, вклинилъ незам?тно свою жизнь? Вставилъ мощно работающую невидимую организацiю, которой никто еще не доискался.
        Профессоръ Вундерлихъ только что сказалъ про него: - «генiй». Д?йствительно было н?что сверхъ челов?ческое во всемъ размах? работы капитана Немо. Онъ собралъ свое
«варьете»… Кругомъ шла Русская эмигрантская обывательская жизнь. Благотворительные балы, юбилеи, панихиды и похороны, свадьбы и разводы, р?чи на банкетахъ, взбадриванiе самихъ себя, что такъ м?тко назвадъ Степа Дружко «уралиномъ». Печатались листки, книги, брошюры, писались и покрывались тысячами подписей воззванiя - «слезницы» къ Лиг? Нацiй. Возжигали пламя на могил? чужого неизв?стнаго солдата, читали доклады, устраивали съ?зды, шли лекцiи и рефераты; младороссы ссорились съ евразiйцами, законопослушные предавали проклятiю
«непредр?шенцевъ», академики были академически важны, торгово-промышленники ч?мъ то торговали и промышляли… Шла жизнь и не было жизни. Казалась она миражемъ. Вся работа была, какъ работа машины на холостомъ ходу. Ибо не было главнаго - Родины. Не для чего и не для кого было работать. Вс? для чего то собирали деньги: - «для Родины»… И, какъ собирали многiе, то и собирали такъ немного, что ничего нельзя было на эти деньги сд?лать. И вс? боялись сказать главное, что, если борьба, то будутъ и жертвы. Этотъ челов?къ - капитанъ Немо, кого такъ давно и хорошо зналъ Ранцевъ и кого съ д?тскихъ л?тъ привыкъ уважать и ц?нить сум?лъ собрать людей и готовился и къ борьб? и къ жертвамъ. И все это прикрылъ шутовскимъ колпакомъ: -
«кинематографическое общество «Атлантида»…
        Въ алле? акацiй прянъ и душенъ былъ ночной воздухъ. Отъ полей и луговъ шелъ н?жный и влажный духъ ростущей травы. Нигд? не было жилья и только далеко, далеко, на Парижской дорог? вспыхивали и мчались, обгоняя другъ друга, яркiе огни автомобильныхъ фонарей.
        Тамъ неслась страшная европейская «культурная», торопящаяся жизнь. И такимъ противор?чiемъ съ нею былъ м?рный, ровный и бодрый шагъ лошадей, тихое поскрипыванiе с?делъ и мирный сумракъ уснувшихъ полей. Было хорошо молчать и думать подъ ровное, осмысленное движенiе разумныхъ животныхъ.
        На ферм? Пиксанова прив?тливо гор?ли огни. Изъ сарая, гд? заперты были молодыя куры, слышался мелодичный пискъ, и на огород? робко, по весеннему квакали и урчали лягушки.
        Въ просторной комнат? съ кафельнымъ поломъ, на кругломъ стол?, подъ электрической грушей было накрыто на пять приборовъ.
        Любовь Димитрiевна подала дымящуюся миску Русскихъ щей. Она причесалась и принарядилась. Она была теперь «барыней», женой гвардейскаго офицера, хотя и подавала сама отъ плиты блюда самою изготовленнаго ужина. Золотистые, густые, не стриженные волосы - она была Русская и твердо, съ д?тства, - в?роятно, еще отъ старой няни, - усвоила, что стриженыя косы - позоръ, - были уложены красивыми блестящими волнами. Запахъ каленыхъ щипцовъ и жженой бумаги - свид?тель ея парикмахерскихъ работъ - прим?шался къ запаху щей и аромату духовъ. Она и надушиться не забыла. Коричневый «tailleur» упруго облегалъ молодое сильное т?ло. Изъ подъ распахнутой жакетки видна была розовая шелковая блузка въ н?жныхъ складкахъ. Чулки и башмаки были въ тонъ костюму. На рук? были над?ты золотые часики, и на тонкой ц?почк? болтался полковой жетонъ. Она была хоть сейчасъ въ Петербургскую гостиную. На лиц? ея было: - «не смотрите на насъ, что мы тутъ сами стряпаемъ и курятники чистимъ, мы не опускаемся».
        Пиксановъ былъ сдержанъ и серьезенъ. Онъ ревновалъ капитана Немо къ Ранцеву. Его, Пиксанова, Немо пикогда не бралъ съ собою, а съ Ранцевымъ про?здилъ до ночи. Онъ старательно говорилъ о «постороннемъ»:
        - Русскихъ с?мянъ нигд? не достану. Укропъ, положимъ, получилъ. Но огурцы?… Корнишоны, это совс?мъ не то, что наши Н?жинскiе сладкiе огурчики. A ихъ длинные зм?еобразные гиганты!.. Для чего плодить ихъ?… какая логика?
        - У насъ въ им?нiи, - томно сказала Любовь Димитрiевна, - даже ананасы разводили… Подумайте въ Рязанской губернiи - ананасы… Натурально въ оранжереяхъ… у насъ были таки садовники… Своего ц?нить и хранить только никакъ не ум?ли…
        - А помнишь, Люба, сушеный горошекъ… Какая прелесть!.. И всегда и зимою и л?томъ…
        - Вообще сушеныя овощи… Славились… На Казанской улиц? былъ спецiальный магазинъ… Чего, чего тамъ не было.
        Немо, казалось, не слушалъ. Онъ смотр?лъ въ синiе глаза хозяйки, но мысли его были далеко отъ сушеныхъ овощей.
        Едва кончили лимонное желе - оно къ великому огорченiю Любови Димитрiевны не удалось и было жидкимъ, - капитанъ Немо поднялся.
        - Простите, Любовь Димитрiевна, мы должны ?хать. Насъ ждутъ д?ла. Спасибо за чудный вашъ об?дъ. Давно я такъ не ?лъ.
        - Ахъ, помилуйте, пожалуйста… И желе не удалось. He надо было его и д?лать… Тепло очень стало, а льду у насъ н?тъ. Вы бы хотя еще чаю напились. Чай готовъ. Вода въ чайник? кипитъ. Мы бы на вольномъ воздух? подъ липками… Очень бы хорошо…
        Капитанъ Немо р?шительно отказался отъ чая.
        - Ну, до свиданья, - сказала Любовь Димитрiевна и добавила по привычк?: - пока!..
        Вспыхнули фонари машины, уперлись яркими лучами въ пустынную деревенскую улицу, гд? вс? дома давно спали кр?пкимъ сномъ. Машина мягко и безшумно тронулась и покатилась въ глубокую балку, гд? подъ ея огнями серебряными облаками клубился туманъ.
        Немо молчалъ. Ранцевъ смотр?лъ въ окно, на темныя поля, на мелькавшiе мимо стволы деревьевъ. Онъ вздрогнулъ, когда Немо вдругъ коснулся его ноги.
        - Ты хорошо знаешь Пиксанова?… Какъ ты думаешь, можно ему въ наше отсутствiе поручить эту радiо станцiю?
        - Я знаю, что онъ очень честный челов?къ.
        - Ты говоришь… Мн? этого довольно…
        Опять молчали. Каждый отдался своимъ думамъ и соображенiямъ.
        По Парижу мчались съ большою скоростью. Мокрыя улицы были пустынны. Иногда попадались, какъ т?ни скользящiе по нимъ парные велосипедисты полицейскiе, совершавшiе объ?зды.
        Когда прi?хали домой, хотя было уже за полночь, Немо не отпустилъ Ранцева. Онъ ус?лся съ нимъ въ нижнемъ кабинет? и диктовалъ ему:
        - Отъ «Олида» - ветчины Парижской восемь тоннъ… Солонины св?жей… Все, Петръ Серг?евичъ, надо предусмотр?ть… Насъ, помнишь, учили: - «?дешь на день, а бери хл?ба на нед?лю», какъ мы это все основательно позабыли… Записалъ: - ветчины… Сухарей морскихъ сто ящиковъ. Печенья «Лю» шестьсотъ жестянокъ… Завтра, Петръ Серг?евичъ, съ утра по?демъ по этимъ д?ламъ… Надо и «мамон?«послужить. Голодное то брюхо, какъ говорится, къ ученью глухо. Еще въ аптекарскiе склады съ докторомъ Пономаревымъ надо будетъ про?хать… Дня не хватитъ… А чувствую: - кончать надо, ахъ какъ надо кончать!..
        - Ты такъ многое дов?ряешь французамъ?
        - А что?
        - Да уже очень они - безбожники. Знаешь… Мн? кажется революцiя даромъ никогда не проходитъ… Все таки есть въ нихъ что то… Матерiалисты они…
        - Это Парижъ… Да и то не весь… Вотъ, кончимъ зд?сь, по?демъ грузиться. Тамъ въ Бретани, въ Нормандiи другое увидишь… Какая в?ра!.. Дай Богъ намъ такой… Я тебя пошлю раньше… На дачу… Самъ останусь на два, на три дня. Кстати ты и отдохнешь. Н?тъ… Хорошiй народъ… Твердый… в?рующiй… А какiе патрiоты!.. Такъ продолжаемъ: - консервовъ мясныхъ… Записалъ?
        XV
        Съ той самой безсонной ночи, когда на разсв?т? Нордековъ покушался на самоубiйство, онъ жилъ особенною жизнью. Онъ точно переродился, помолод?лъ, взбодрилъ себя и приводилъ въ недоум?нiе и озлобленiе женскую половину виллы «Les Coccinelles».
        Bee произошло такъ странно и головокружительно быстро. Въ этотъ день онъ, на этотъ разъ съ Ферфаксовымъ, по?халъ въ транспортную контору и заявилъ о своемъ уход?. Потомъ Ферфаксовъ повезъ его на rue Mouzaia, гд? предложилъ росписаться въ полученiи жалованья за май. Онъ росписался въ настоящей, по старой форм? составленной, требовательной в?домости и, мелькомъ взглянувъ въ нее, увидалъ тамъ росписку Амарантова. Это его успокоило.
        - Что же я долженъ д?лать? - спросилъ онъ, закуривая папиросу.
        Ферфаксовъ, молча, показалъ ему на плакатъ: - «просятъ не курить».
        Нордековъ погасилъ папиросу. Ферфаксовъ спокойно и твердо сказалъ:
        - Обучать, а потомъ и комдндовать ротой. Нордекову показалось, что онъ ослышался.
        - Ротой?…
        - Да… Вотъ списокъ роты. Перепишите его себ?. Перепишите и требовательныя в?домости. Теперь уже вы будете платить имъ жалованье.
        Ферфаксовъ подалъ Нордекову бумаги, пододвинулъ перо и чернильницу, самъ же ус?лся за сос?днимъ столомъ, открылъ несгораемую шкатулку, вынулъ изъ нея кипу счетовъ и сталъ щелкать на счетахъ.
        Нордековъ углубился въ данный ему списокъ. Рота полнаго состава, по штатамъ военнаго времени… Рота для съемки въ кинематограф?? Кое кого онъ зналъ въ этой рот?. Князь Ардаганскiй, наприм?ръ… и отм?тка на поляхъ карандашемъ: - «въ распоряженiи капитана Немо для связи».
        - Это тоже переписывать?
        - Да, отм?тьте для св?д?нiя. Нордековъ переписывалъ.

«Семенъ В?ха, барабанщикъ. Архангельской губернiи». …"Летчикъ Калиникъ Евстратовъ, онъ же горнистъ и трубачъ… Области Войска Донского. Хорошiй агитаторъ». … Странно», - подумалъ Нордековъ.
        - И это: хорошiй агитаторъ? - спросилъ онъ.
        - Да… Для св?д?нiя.

«Странно… В?дь это же фильма?…» «Командиръ первой полуроты Евгенiй Парчевскiй, С. Петербургской губернiи, кавалеристъ. Отлично знаетъ городъ. На первыя роли».
        - Разв? полковникъ Парчевскiй у насъ? Онъ мн? ничего не говорилъ.
        - Да. У насъ не принято говорить.
        - Да… Такъ…
        Люди были различныхъ губернiй и областей старой Россiи, но особенно много было уроженцевъ далекаго С?вера, сибирской тундры, и это бросилось въ глаза Нордекову. Два взвода были иностранцы - н?мцы и французы.
        - Это зач?мъ же?…
        - Такъ нужно. Фильма интернацiональная. Списки были готовы. Ферфаксовъ объяснилъ Нордекову, гд?, какъ и чему онъ долженъ обучать роту. Выправка, маршировка, ружейные прiемы, порядокъ внутренней службы, гарнизонный уставъ, сборка, разборка и сбереженiе винтовки.
        - Винтовка то къ чему?
        - Таково требованiе общества.
        Н?тъ съ нимъ не разговоришься. Ферфаксовъ годами былъ моложе Нордекова, но полковника это не смущало. За годы пребыванiя въ Добровольческой армiи онъ привыкъ, что полковники могутъ стоять за рядовыхъ въ строю, а прапорщики командовать ротами.
        Онъ усвоилъ, что дисциплина можетъ быть и безъ iерархiи… Притомъ же это для кинематографа.
        Въ контору приходили люди за справками. Ферфаксовъ знакомилъ ихъ съ ротнымъ командиромъ. Нордековъ молодымъ д?лалъ круглые глаза и, свир?по вращая ими, говорилъ:
        - Тр-р-репещи молодежь!.. Видъ веселый, но безъ улыбки!.. Полковникъ Нордековъ васъ подтянетъ!..
        Время шло быстро. Посл? завтрака они на такси по?хали къ портному, выбрали и пригнали для Нордекова синiй костюмъ, такой же, какой былъ на Ферфаксов?. Тамъ же полковникъ получилъ три голубовато с?рыя рубашки и галстухъ голубой съ серебряной строчкой, шляпу и черное пальто.
        - Что же все это стоитъ? - не безъ испуга спросилъ полковникъ.
        - Ничего не стоитъ. Это казенное. Отъ общества. Это - наша форма.
        - Форма, - тупо повторилъ полковникъ. Ему хот?лось ущипнуть себя за руку. He спитъ ли онъ надъ Сеной съ револьверомъ въ карман? и съ твердымъ нам?ренiемъ застр?литься въ сердц??… Или это уже «на томъ св?т?«?… Но странно все таки, что на томъ св?т? - Ферфаксовъ, Парижскiя улицы и французъ портной.
        Что то военное было въ немъ самомъ, когда онъ над?лъ на себя новое платье. Оно поднимало духъ.
        - Я могу это и носить?
        - Да, если хотите… На занятiяхъ обязательно. Вн? службы по желанiю.

«Чудеса въ р?шет?«, - подумалъ полковникъ. Въ этой «форм?«онъ чувствовалъ себя моложе и бодр?е. Точно со старымъ его костюмомъ отлет?ло его «б?женское» «я», гд? были транспортная контора и вилла «Les Coccinelles».
        Ho «Les Coccinelles» остались. Онъ возвращался на нихъ, какъ всегда въ седьмомъ часу вечера, франтомъ, въ синемъ костюм? и въ черной щляп? и съ кордонкой въ рукахъ. И, какъ всегда, Нифонтъ Ивановичъ съ «газетиной» поджидалъ его у воротъ.
        - Здравiя желаю, ваше высокоблагородiе, - прив?тствовалъ старый казакъ полковника. - Съ обновкой, между прочимъ, васъ. Ладный кустюмчикъ прiобр?ли… Поди франковъ побол? пяти сотъ дали. Очень даже прекрасный. А «культура» голубая съ серебромъ - весьма авантажно выглядитъ.
        Агафошкинъ шелъ на полъ шага сзади Нордекова.
        - Ну, какъ въ Париж??… He слыхали ли чего ут?шительнаго?… Что про Рассею говорятъ?
        И сразу точно что ос?нило Нордекова. «Да, вотъ оно что!.. Ловко, однако, придумано… Что называется: - шито-крыто»…
        - Барыня не вернулись? - спросилъ онъ.
        - Никакъ н?тъ. Въ восьмомъ часу в?дь возвертаются теперь. Добавочная работа, на аккордъ. Бабушка об?дъ готовятъ. Барышня на верху читаютъ. Сыночка вашего еще н?тъ.
        - Ну, пойдемъ къ теб?… Есть новое… Есть ут?шительное…
        - Вотъ, порадуйте старика. Очень даже обяжете.
        Полковникъ с?лъ на стулъ, гд? садились заказчики. Нифонтъ Ивановичъ сталъ у окна. Фирсъ стоялъ въ углу у печки.
        - Поздравь меня, Нифонтъ Ивановичъ, я буду теперь ротой командовать.
        - Да гд? же это такое?… Ужели, какая организацiя?
        - Будутъ, Нифонтъ Ивановичъ, фильму крутить, чтобы въ синема показывать. И тамъ войска нужны. Ну такъ вотъ я тамъ и буду ротой командовать.
        - Та-акъ… А что же тутъ ут?шительнаго?
        - А, если, Нифонтъ Ивановичъ… Если рота то эта только начало?… И синема отводъ глазъ, чтобы врагъ раньше времени не пронюхалъ?… Ты какъ полагаешь?
        Старикъ долго молчалъ.
        - Роты, полагаю, ваше высокоблагородiе, очень даже мало. Опять - агличане не стали бы препятствовать?… Гд? же сниматься то полагаете?
        - Далеко… На островахъ заморскихъ.
        - И вы полагаете, ваше высокоблагородiе… - старикъ замолчалъ. Фирсъ въ углу переминался съ ноги на ногу. - Вы полагаете?… Съ острововъ этихъ?… можно?… въ Россiю?
        - Если Богъ поможетъ.
        - Да, конечно, ежели Господь… Къ Нему Единому приб?гаемъ… Ежели только гр?хамъ нашимъ потерпитъ? Стосковались тамъ по насъ… А, какъ вы полагаете, - не можетъ такъ быть?… Тутъ, скажемъ, въ Париж? - рота. Пусть!.. А тамъ, что ли - въ Марсели еще одна… Да въ Лiон?, въ Монтаржахъ по одной - вотъ теб? будетъ баталiонъ. Св?тъ отъ великъ, ваше высокоблагородiе, - и страдающаго Русскаго люда въ немъ несосв?тимая сила… И съ разныхъ ежели концовъ?… Только флотъ нужонъ… А гд? его достать?… Намъ никто не поможетъ…
        Старикъ опять помолчалъ и посл? долгаго раздумья съ такою чрезвычайною тоскою, что вся душа перевернулась у полковника, чуть слышно проговорилъ:
        - Можетъ Брiанъ чего надумалъ?… Просв?тилъ бы Господь челов?ка.
        Полковникъ ничего не отв?тилъ. Въ душной мастерской, гд? пахло сапожнымъ варомъ и пр?лою кожею стояла тишина. И точно большая печаль вошла въ эту комнату. Нифонтъ Ивановичъ вытянулся передъ полковникомъ и сказалъ глубокимъ голосомъ:
        - Ваше высокоблагородiе, осм?люсь васъ попросить.
        - Ну?…
        - Какъ, значитъ, будетъ у васъ рота… Ходить она будетъ?
        - Да.
        - Значитъ подметки снашивать будетъ… To да се… тамъ переда обновить надо… Какъ вы полагаете?
        - В?роятно.
        - Ну и, значитъ, безъ сапожника вамъ никакъ не обойтись. Вотъ онъ - я есть сапожникъ. Фирсъ, внукъ мой, мн? помощникъ. Еще кормить, поить роту надо. Я, ваше высокоблагородiе, какъ сюда пришли, два года у Никонова казака въ ресторан? «Тихiй Донъ» поваромъ былъ… Когда об?ды бывали большiе на триста персонъ готовилъ. Вотъ онъ какой я есть. Щи Донскiя, борщъ флотскiй, все могу, все ум?ю. Рот? какъ безъ кашевара… Квасы варить могу. Медъ сытить… Фирсъ мн? помощникъ. Онъ есть внукъ мн? - изъ повиновенiя не выйдетъ.
        - Такъ в?дь, Нифонтъ Ивановичъ, - это за моря плыть придется.
        - И сюда шли, ваше высокоблагородiе, тоже скольки морей переплыли. Можетъ т? моря поближе къ Россiи будутъ?… А съ вами послужить я радъ буду. Очень уже мн? обрыдло такъ безъ движенiя сид?ть, а стронемся. Богъ дастъ и пойдемъ… Ну и пойдемъ… Лишь бы народъ пошелъ - и мы за народомъ.
        - Хорошо, я поговорю.
        - А теперь, идите, ваше высокоблагородiе, слышите, Топси залаяла… Барыня ваша домой возвертаются. Похвалитесь обновкой.
        XVI

«Похвалиться обновкой» - вотъ этого то никакъ не надо было д?лать. Но и переод?ваться въ старый костюмъ было поздно. Полковникъ развязалъ, было, кордонку, куда сложилъ все старое, какъ въ спальню стремительно вошла Ольга Серг?евна. Она никогда просто не ходила, всегда «носилась». Она и говорила о себ?: - «Я понеслась къ Парчевскимъ… Едва захватила по?здъ… Въ метро ногу ушибла, чуть въ аксиданъ не попала. Въ вуатюру не могла протолкаться. Толпа же, давка»…
        Ольга Серг?евна сразу зам?тила новый пиджакъ мужа и разговоръ начала на «вы», что означало, что она устала и сильно не въ дух?.
        - Что это вы такимъ павлиномъ вырядились?…
        - Какимъ павлиномъ, Леля?…
        - И рубашка синенькая и галстухъ голубенькiй… Поди, со значенiемъ. Въ капитаны васъ разжаловали… Строчка одна… Этихъ мн? напоминаетъ, Божiихъ ко-ровокъ, Ферфаксова, Михако и Амарантова, какъ у насъ тогда были… Американцы какiе то.
        Полковникъ смутился. Ольга Серг?евна продолжала. Рядомъ за жидкою картонною ст?нкою мамочка и Леночка накрывали на столъ. Он? перестали грем?ть посудой. В?рно притаились - подслушивали.
        - Поди, опять выдумка полкового объединенiя. Каждый м?сяцъ об?ды - по тридцать, пятьдесятъ франковъ на нихъ уплываетъ… Теперь вотъ еще музей задумали… За богачами тянетесь. А того не видите, что у жены башмаковъ н?тъ. Племянницу чему нибудь учить надо. He сов?тской же дурой ей в?къ в?ковать. Сколько за костюмъ съ васъ вычитывать будутъ?… И костюмъ то какой глупый придумали. Пиджакъ не пиджакъ… Карманы то - автомобиль спрятать можно… Френчеватое что то… Глупо-съ, Георгiй Димитрiевичъ… Пора перестать въ солдатики играть.
        - Я, милая Лелечка, поступилъ на новое м?сто… Ну и…
        - Что же это за м?сто такое?… Кажется на такое м?сто васъ устроили… Только Бога благодарить… Патронъ доволенъ… Вамъ дов?ряютъ… Тысяча сто франковъ! По теперешнимъ тугимъ временамъ, не всякiй таксистъ столько заработаетъ…
        - Вотъ, Леля, полторы тысячи жалованья за м?сяцъ впередъ, - полковникъ благоразумно разм?нялъ одинъ тысячный билетъ и припряталъ себ? пятьсотъ франковъ на свои расходы.
        Видъ денегъ смягчилъ Ольгу Серг?евну. Съ грубоватою ласкою она спросила:
        - Куда поступилъ?…
        - Поступилъ я въ кинематографическое общество «Атлантида». Тамъ буду ротой командовать… А теперь ее обучать надо.
        Ольга Серг?евна смотр?ла на мужа съ недов?рiемъ.
        - А не врете?…
        - Сама, Леля, видишь. Тамъ и обрядили.
        - Все въ одинъ день… Ничего раньше не говорили… Да… Слушай… Постой… Если это все правда и ты на такомъ м?ст?, отчего о Леночк? не подумалъ?…
        - О Леночк??… Ho причемъ тутъ Леночка?…
        - Ну да, о Леночк?… He обо мн? же… Хотя и я… Изъ?здили меня такъ, что я только и гожусь на машинк? стучать… А Леночка?… А Шурикъ?… Наружность у Леночки очень того… Фотоженичная наружность… Молода… Видала виды… Она можетъ играть. «Ведеттой» будетъ. Въ «старъ» проберется. Это миллiонами долларовъ пахнетъ… Выбиваются же люди. Только мы ничего не можемъ. А Шура?… Ему фатальныхъ мужчинъ играть… Волевыхъ американцевъ, что съ аэроплана на по?здъ скачутъ… Н?тъ вотъ объ этомъ у васъ ума не хватило подумать. A no нын?шнимъ временамъ футъ-болъ и кинематографъ это почище старой гвардiи будетъ.
        - Но, Леля, сколько я сегодня могъ ознакомиться отъ Факса.
        - Отъ Факса?.. Боже!.. Онъ играетъ!.. Этого не доставало!.. Воображаю! Впрочемъ, можетъ какого нибудь Пата и Патафона изобразить… Съ его собачьими глазами… Нав?рно онъ умн?е тебя былъ и устроилъ свою Анельку играть. К?мъ онъ тамъ?…
        - Казначеемъ и вербовщикомъ.
        - Вербуетъ артистовъ?
        - Н?тъ, солдатъ для моей роты.
        - Ты что то, милый, сочиняешь. Какая рота? Господи!.. А, если это опять новая авантюра?… Куда вы ?дете? Гд? будете сниматься?…
        - Сколько я слышалъ: - на островахъ Галапагосъ.
        - Это: «сколько я слышалъ» прямо безподобно!.. Божiи коровки!.. Гд??…
        - На островахъ Галапагосъ. Это въ Тихомъ океан?… Противъ республики Экуадоръ, на самомъ экватор?.
        - Знаю, милый, гимназiю съ медалью кончила. He учи, пожалуйста. Странный способъ снимать фильму… На экватор?. Какихъ же это солдатъ вы будете изображать?
        - Русскихъ.
        - Русскихъ?… На экватор??… Да что ваше общество съ ума спятило что ли?… Ты смотри, милый Георгiй Димитрiевичъ, какъ бы не того… Гд? деньги такъ зря даютъ - тамъ большевиками пахнетъ. Смотри не попадись. Дурака не сваляй. По?дешь на острова Галапагосъ, а прi?дешь въ Одессу въ Чрезвычайку… Очень уже вы вс? Акимы-простоты. Если кинематографическое общество, то прежде всего - артистки, ведетты, какiя нибудь этакiя красавицы, миссъ Францiи, миссъ Америки, а уже потомъ статисты, изображающiе солдатъ, a y васъ наоборотъ.
        - Я не знаю, можетъ быть, тамъ и есть какiя нибудь артистки… Даже нав?рно есть… Тамъ Парчевскiй, Амарантовъ, Ферфаксовъ, князь Ардаганскiй… Публика на «ять».
        - И давно?…
        - Да, в?роятно.
        - Однако, молчали… Лидiя Петровна мн? ничего не говорила. Будь остороженъ, Георгiй Димитрiевичъ. Почему наемъ идетъ не черезъ Обще-Воинскiй Союзъ?… Нужна организацiя - она готова. А, если это васъ смущаютъ, чтобы лучшихъ отправить въ совдепiю и тамъ вывести въ расходъ?
        Ольга Серг?евна посмотр?ла на мужа съ глубокимъ сожал?нiемъ. Было и презр?нiе въ ея взгляд?. «Божiи коровки, летятъ на огонь. Какiе вс? они дов?рчивые простаки… Вотъ поманили… Ротой командовать!.. Кинематографической ротой! и полет?лъ на огонь, сунулся въ воду, не спросясь броду… Всему пов?рилъ»…
        - Кто стоитъ во глав? д?ла?.. -
        - Этого, Леля, намъ, рядовымъ работникамъ, не говорятъ. Мы только статисты. Ферфаксовъ называлъ его: - капитанъ Немо. Конечно, это псевдонимъ.
        - Капитанъ Немо!.. Мишель Строговъ!.. - Ольга Серг?евна истерически засм?ялась. - Все изъ Жюль Верна… Ну, Шурка - необразованный дуракъ, что съ него спрашивать!.. А ты - академикъ Генеральнаго штаба и тоже - капитанъ Немо…
        Съ недобрымъ см?хомъ она открыла двери въ столовую.
        - Мамочка, можно об?дать, - крикнула она, хотя мамочка - вотъ она - стояла прямо за дверью. - Ну, посмотришь, что тамъ… Капитанъ Немо!.. В?дь я думаю и уйти можно, - сказала она примирительно, точно ощущая въ своей сумочк? полторы тысячи, развязывавшiя много завязавшихся и такихъ кр?пкихъ узловъ.
        XVII
        Слова жены смутили полковника. Какую то искорку подозр?нiя они въ немъ заронили.

«Брали и точно лучшихъ» - размышлялъ полковникъ, возвращаясь въ седьмомъ часу вечера съ занятiй съ ротой домой. По м?р? того, какъ онъ знакомился съ людьми своей роты, онъ вид?лъ, что чья то искусная рука сняла головку эмиграцiи. Въ его рот? - все спецiалисты: - летчики, моряки, флотскiе офицеры, химики, радiотехники, инженеры, тонкiе мастера. И притомъ все народъ здоровый, кр?пкiй, молодой. Одинъ Амарантовъ чего стоилъ!.. Вс? самые ярые антибольшевики, все бывшiе «б?лые» офицеры, или молодежь, не изм?нившая лозунгамъ: - «за в?ру, Царя и отечество». На словесныхъ занятiяхъ Нордековъ разговаривалъ съ ними. Колебанiй,
«непредр?шенчества» въ нихъ не было. Вс? твердо испов?дывали: - Россiя можетъ быть только подъ царемъ - безъ Царя не будетъ и Россiи. Интеллигенту президенту Русскiй инородецъ добровольно не покорится. Царя признаетъ и возвеличитъ. Республика - это разд?лъ Россiи, возвращенiе ея къ уд?льно в?чевому перiоду, путь назадъ.
        Вс?ми занятiями руководилъ Ранцевъ. Онъ и вообще игралъ большую роль - зам?ститель капитана Немо. Ранцевъ требовалъ чистой в?ры. Онъ постоянно повторялъ Суворовскiя поученiя: - «безв?рное войско учить - жел?зо перегор?лое точить»…
        Н?тъ, - большевиками отнюдь не пахло… Но временами страхъ охватывалъ Нордекова… А что, если собрали головку эмиграцiи и притомъ головку молодую, не ту, что сама опадетъ, и правда, отвезутъ ее вм?сто острововъ Галапагосъ въ Одессу, или въ Новороссiйскъ?… В?дь и Ранцевъ могъ быть обманутъ, какъ былъ обманутъ Кутеповъ.
        Очень подозрительно было и то, что въ рот? два рзвода были иностранцы. Зач?мъ?… А вотъ, чтобы связать и укротить непокорныхъ… Да, поистин?, если такъ - какой дiавольскiй планъ!
        Надо было быть на чеку, чтобы не попасть въ Чеку.
        И дома, на вилл? «Les Coccinelles» тоже приходилось быть постоянно на сторож?.
        Агафошкинъ со внукомъ Фирсомъ поступили въ кашевары роты. Ферфаксовъ ихъ охотно принялъ. Полковникъ попробовалъ уговорить поступить въ роту и сына. Ему было прiятно, чтобы и сынъ его испыталъ военную муштру и чувство строя, хотя бы и кинематографическаго.
        Разговоръ былъ общiй, за чаемъ, посл? ужина. Говорить на вилл? «Les Coccinelles» наедин? было безполезно. Ст?ны слышали.
        - Ты, Шура, сколько теперь зарабатываешь? - спросилъ полковникъ.
        - Теперь, кризисъ… Хорошо, если въ день тридцать франковъ очистится, - хмуря брови узко поставленныхъ глазъ, сказалъ Мишель Строговъ.
        - Значитъ - всего девятьсотъ.
        Мишель промолчалъ. Открывать тайну своего заработка онъ считалъ лишнимъ, а таблицу умноженiя его отецъ в?роятно зналъ не хуже его.
        - Поступай, братъ, ко мн? въ роту. Полторы тысячи чистыхъ на всемъ готовомъ.
        Мишель Строговъ уставился на отца немигающими желтыми глазами.
        - Зач?мъ?…
        - Все обломаемъ тебя. Челов?комъ сд?лаемъ. Можетъ быть, когда еще и пригодится.
        - Я и такъ челов?къ. Я свою карьеру ясно вижу. Буду боксеромъ. Миллiоны зрителей, гулъ толпы… Я видалъ это… Все равно, что богъ… Кумиръ толпы…
        - Ну… а представь себ?.. Вотъ такъ незам?тно съорганизуются полки… И пойдемъ спасать Россiю.
        Отв?тъ Мишеля былъ р?зокъ и неожиданъ. Онъ бичомъ ударилъ по сердцу полковника.
        - На что мн? Россiя?… Полковникъ не сразу нашелся, что ств?тить. Мамочка злов?ще улыбалась. Ольга Серг?евна сид?ла, опустивъ глаза, и такая усталость, такая скорбь и безразличiе ко всему были на ея лиц?, что полковникъ не могъ на нее смотр?ть.
        - Что ты говоришь, Шура?
        - Я говорю то, что знаю. Повидавъ Европу, поживъ во Францiи, я никогда и ни за что не по?ду въ Россiю, какая она тамъ ни будь… Я французскiй подданный. И испыталъ все значенiе великой свободы, какою я зд?сь пользуюсь. Я обожаю Парижъ… Тутъ можно всего достигнуть. А что въ Россiи? Клоповъ кормить по уплотненнымъ квартирамъ?
        - Ну, зач?мъ же уплотненныя квартиры, - сдерживаясь и стараясь быть спокойнымъ, говорилъ полковникъ. - He будетъ большевиковъ, не будетъ и уплотненныхъ квартиръ. Все устроится и тамъ по настоящему. И это нашъ долгъ все это устроить.
        - Съ кинематографическою ротой, - съ иронiей сказалъ Мишель Строговъ. - Н?тъ… Я знаю… Это всегда такъ и будетъ. И Лена говорила то же самое. Большевики овлад?ютъ вс?мъ мiромъ. Бороться съ ними безполезно.
        - Значитъ они овлад?ютъ и Францiей?
        - Н?тъ, Францiей они не овлад?ютъ.
        - Почему же?… Если вс?мъ мiромъ, то и Францiей?
        - Францiя уже пережила большевизмъ. Она къ нему иммунна. Это, какъ д?тская бол?знь. Корь, или скарлатина. Францiя уже перенесла ее.
        - Но Германiя?…
        - Въ Германiи большевизмъ будетъ. Повторяю: - бороться безполезно. Я не Донъ Кихотъ, чтобы сражаться съ в?тряными мельницами.
        - Но, Шура, - вм?шалась въ разговоръ Ольга Серг?евна. Ей жаль стало полковника. - Никто не говоритъ ни о какой борьб?. Папа предлагаетъ теб? поступить въ его роту, чтобы сниматься для кинематографа.
        - Не желаю.
        Леночка съ восхищенiемъ смотр?ла на двоюроднаго брата. Въ эти минуты она была влюблена въ него по настоящему. «Вотъ это герой», - думала она. - «Подлинный современный «типъ».
        Эти дни она молчала. Сложная и трудная работа шла въ ея душ?. Живя въ Сов?тской республик?, Леночка съ д?тства усвоила, что надо доносить. Она знала, что вс? другъ на друга доносятъ, и въ школ?, гд? она училась - это было принято. Прi?хавъ въ Парижъ, Леночка уб?дилась, что зд?сь доносить какъ то не ловко, да и некуда. Въ Троцк? пошла въ домовый комитетъ и сказала, что слышала, какъ такой то говорилъ то то. А зд?сь, кому что скажешь? Домового комитета не было. На ихъ вилл? не было даже консьержки… Хозяинъ - Леночка это сразу, точно зв?ринымъ чутьемъ учуяла - никакими Русскими д?лами не интересовался. Да и о чемъ доносить?… Вс? и событiя то были, что ощенилась Топси, и никто не могъ уничтожить ея щенятъ. Пришлось самой Леночк? этимъ заняться.
        Теперь было другое. Теперь была - тайна.
        При одной мысли раскрыть, овлад?ть этою тайной сердце Леночки трепетало, и смуглыя щеки пробивались темнымъ румянцемъ. Она слышала, какъ ея тетка сказала, что у нея фотоженичная наружность.
        Посл? чая, когда втроемъ: - мамочка, Ольга Серг?евна и она помыли посуду, и полковникъ съ женой ушли въ свою комнату, а мамочка стала укладываться спать, Леночка ус?лась передъ зеркаломъ, подперевъ кулаками щеки. Большiе, карiе, слегка косо поставленные глаза - въ Олтабасовыхъ текла татарская кровь, - устремились въ ихъ отраженiе. Они блест?ли алмазными искорками. Ротъ былъ маленькiй, пухлый - имъ можно десятиметровый поц?луй изобразить, какъ Сюзи Вернонъ - долго, долго впиваться въ губы, потомъ медленно оторваться, отодвинуть лицо и приложить пальчики къ губамъ партнера… Очень красиво!.. Очень даже красиво!.. И она можетъ… А в?дь это миллiоны?…
        И правда она не хуже Лили Дамита, а уже Ольга Чехова, или Киса Куприна!.. Н?тъ, если ее хорошенько прiод?ть, волосы завить не самой, а у хорошаго парикмахера, укр?пить и удлинить р?сницы особыми мазями - не хуже будетъ. Но для этого надо, чтобы ее кто нибудь представилъ туда, гд? берутъ артистокъ кино.
        Изъ сов?тской республики Леночка вынесла уб?жденiе, что большевики всемогущи. Заграницей это уб?жденiе въ ней окр?пло. Она ихъ не боялась. Если она придетъ къ нимъ съ «тайной», они проведутъ ее въ любое общество. Она по?детъ не на какiе то острова Галапагосъ съ никому неизв?стнымъ обществомъ «Атлантида», гд? нав?рно одна Русская эмигрантская глупость и ничего путнаго не выйдетъ, но по?детъ въ Холливудъ, гд? станетъ знаменитостью, какъ Мери Пикфордъ, или Маргарита Морено. Она будетъ ц?ловаться на ц?лые сто метровъ съ такими красавцами, какъ Морисъ Шевалье, или Рамонъ Новарро… Она читала бiографiи вс?хъ этихъ «старъ» - она знала, что тутъ ни образованiя, ни знанiй, ни даже таланта не надо - нужна наружность и красивое сложенiе, да еще глаза, которые сами бы говорили.
        Леночка вздохнула, посмотр?ла на лежавшую лицомъ къ ст?н?, на боку бабушку и тихонько, не скрипнувъ дверью, вышла изъ комнаты и легкой б?лочкой проб?жала наверхъ въ комнату-гробъ Мишеля Строгова.
        XVIII
        Сквозь щели узкой двери Мишеля просачивался св?тъ. Мишель Строговъ не спалъ. Леночка заглянула ьъ щелку. Мишель лежалъ од?тый на постели и читалъ свою любимую
«Le Sport».
        Леночка прiоткрыла дверь и вошла въ комнату Мишеля. Тотъ не пошевельнулся. Мишель Строговъ считалъ, что хорошiй тонъ - быть самимъ собою и ник?мъ и нич?мъ не ст?снять себя. В?жливость условна. Мишель никогда не уступалъ м?ста дам? въ вагон? и никогда не вставалъ, кто бы съ нимъ ни разговаривалъ. Т?мъ бол?е не стоило ст?сняться передъ Леночкой, которая предлагала ему сд?лать ей ребенка и б?гала за нимъ.
        - Мишель, - сказала Леночка. Она одна во всей семь? такъ называла его и это подкупало Мишеля. Онъ опустилъ газету и, положивъ ее себ? на животъ, посмотр?лъ на Леночку.
        - Мишель, вы хот?ли бы сд?лать карьеру?
        - Я ее и сд?лаю, - спокойно сказалъ Мишель и уставился узко поставленными глазами на Леночку.
        - Но, пора и начинать… Время уходитъ.
        - Чтобы начать - надо случай. Вс?хъ знаменитостей бокса всегда выдвигалъ случай.
        - Надо его искать.
        - Случай не ищутъ. Это онъ васъ находитъ.
        - Ну такъ вотъ. Случай найденъ. Если вы меня послушаете, мы можемъ «сд?лать» миллiоны.
        Мишель приподнялся и спустилъ одну ногу съ кровати. Штанина поднялась надъ ботинкомъ, сталъ виденъ спустившiйся носокъ и кусокъ б?лой голой ноги.
        Мишель такъ же, какъ и Леночка считалъ только на миллiоны. Къ этому прiучили ихъ кинематографъ и газеты. Въ газетахъ они постоянно читали о миллiонныхъ кражахъ, о миллiонныхъ искахъ «ведеттъ» къ парикмахерамъ, искал?ченныхъ автомобилемъ къ влад?льцу машины, оскорбленныхъ къ оскорбителю. Миллiоны наживали биржевой игрой и спекуляцiей. Летчикъ Костъ получилъ пять миллiоновъ за свой полетъ надъ океаномъ, миллiоны получали боксеры, миллiоны платили за изобр?тенiя, миллiоны получали артисты и артистки экрана. Молодое воображенiе играло, воспринимая эти изв?стiя, и заработокъ въ тридцать франковъ казался насм?шкой судьбы. Вс? мечты были направлены на миллiоны - и не о слав?, не о подвигахъ, совершенныхъ для Родины думалъ Мишель, но о томъ, чтобы, просид?въ, скажемъ, м?сяцъ на шпил? Эйфелевой башни - получить за это миллiонъ. Или заработать его на «Марафон?«танцевъ, гд? танцовать, не переставая двадцатъ дней и двадцать ночей, или выиграть на шестидневныхъ велосипедныхъ гонкахъ… И всегда въ мечтахъ были миллiоны. Не десятки и даже не сотни тысячъ, но кругленькiе, заманчивые миллiоны!
        - Ну, ужъ и миллiоны, - сказалъ Мишель, недов?рчиво глядя въ глаза Леночки.
        - А что бы вы сд?лали, если бы вы им?ли миллiонъ?
        - Я бы… - Мишель окончательно с?лъ. Его тупые глаза заблест?ли. - Прежде всего я бы купилъ гоночную машину… Экспрессъ… Не знаю, есть ли такiя, въ тысячу силъ. И установилъ бы мiровой рекордъ на скорость. Чтобы во вс?хъ газетахъ были мои портреты.
        Мишель замолчалъ, мечтательно глядя вдаль. Онъ точно вид?лъ изображенiе своего сухого, бритаго, узкаго лица съ копной волосъ на темени, на первой страниц? Парижскихъ газетъ.
        - Потомъ?
        - Потомъ я научился бы летать… И рекорды на скорость… на высоту и на дальность полета безъ спуска… Я бы показалъ… Мiровая изв?стность. Моимъ именемъ называли бы ваксу и пиво…
        - Ну вы стали бы миллiардеромъ: а тогда что?
        - Тогда я взялъ бы королеву всего св?та и по?халъ бы съ нею на своей машин?. Ночь въ Париж?, а завтра въ Ницц?, въ Бiарриц?… И везд? насъ снимаютъ для газетъ… Я бы сыгранулъ въ Монако… Сд?лался бы самъ королемъ гольфа…
        - Все это хорошо, - задумчиво сказала Леночка. Ее уязвило, что онъ о ней не подумалъ. - Эти миллiоны вы сд?лали бы, благодаря мн?. Что же вы мн? дали бы?…
        - Я уплатилъ бы вамъ условленный процентъ, какъ это всегда д?лается… Да что говорить пустяки. Никакихъ миллiоновъ у васъ н?тъ. И что, въ самомъ д?л?, вы можете придумать.
        - А вотъ увидите… Неужели вы не видите, что у полковника какая то тайна.
        И Леночка и Мишель Строговъ за глаза называли, она дядю, онъ отца - полковникомъ. Въ этомъ они вид?ли «стиль».
        - Положимъ.
        - Вы понимаете - тайна это всегда деньги.
        - То есть?
        - Если вы раскроете тайну и передадите ее т?мъ, отъ кого эта тайна, вамъ хорошо заплатятъ… Миллiоны… Поняли?
        - Не совс?мъ.
        - Скажемъ… И, правда, кинематографическое общество «Атлантида» задумало д?лать съемки на островахъ Галапагосъ. Для чего оно такъ уединяется?… Это - тайна. Можетъ быть они придумали какiе то совс?мъ необычайные трюки. Не то, чтобы одинъ какой то отчаянный челов?къ съ аэроплана бросался на по?здъ, но чтобы, скажемъ, такъ: - идетъ по?здъ и вдругъ вс? крыши вагоновъ открываются, на по?здъ налетаютъ аэропланы и вс? пассажиры на ходу садятся въ нихъ… А на д?л? ничего подобнаго. Просто, знаете, какъ по ст?н? громаднаго дома лазаютъ, а на д?л? никакой ст?ны и н?тъ, а просто на полу лежитъ написанная декорацiя. «Атлантида» естественно бережетъ этотъ секретъ. Для этого и ?детъ на какiе то острова. А мы узнаемъ этотъ секретъ и продадимъ его «Парамунту», или «Уф?«, или еще кому нибудь… Вы понимаете, въ нашъ в?къ конкуренцiи, какiя это могутъ быть деньги. Вамъ дадутъ миллiоны, а меня за это сд?лаютъ «ведеттой» съ окладомъ тысяча долларовъ въ нед?лю.
        - Не глупо пущено. Только я думаю, что у полковника это секретъ не кинематографическiй, а политическiй… Авантюра…
        - Т?мъ лучше. За раскрытiе политической тайны платить уже будетъ не коммерческое общество, но государство, это уже пахнетъ еще большими суммами. Если его рота, я не знаю, что это много или мало для войны, скажемъ, направлена противъ сов?тскаго союза, - я пойду, куда надо и я сум?ю получить хорошiя деньги.
        - Надо взять только очень большiя деньги, - серьезно и строго сказалъ Мишель.
        - Если это Англiя интригуетъ противъ Францiи…
        Мы скажемъ Францiи… Можетъ быть, это хотятъ посадить Испанскаго короля на престолъ. Кто знаетъ? Но понимаете, Мишель, это тайна, которую можно очень хорошо продать. Это начало вашей и моей карьеры.
        - Хорошо… Но какъ же мы узнаемъ эту тайну?
        - Очень просто. Вамъ надо исполнить желанiе полковника и поступить въ его роту. Тайна сама станетъ вамъ изв?стна. Вы скажете мн?. А тамъ посмотримъ, какого рода будетъ эта тайна.
        Мишель Строговъ кр?пко задумался.

«Эта д?вочка не дура… Она стоитъ на прямомъ и в?рномъ пути къ богатству… Конечно, идти даже и въ кинематографическую роту и маршировать тамъ подъ барабанъ, куда какъ не сладко… Но и возить клiентовъ безъ конца тоже надо?ло… Профессiя борца, когда то она будетъ?… Тутъ подворачивается профессiя шпiона… Интересное и, кажется, если судить по кинематографамъ,
        тоже не безвыгодное занятiе».
        - Хорошо. Если это тайна кинематографическая - деньги мои, васъ устраиваемъ сниматься. Если политическая - деньги пополамъ. Согласны?…
        - Я согласна.
        На другой день, къ удивленiю и радости полковника, - онъ таки очень любилъ сына и мечталъ дать ему воинское образованiе и воспитаиiе и обратить его на путь истинный, - Мишель Строговъ заявилъ о своемъ желанiи поступить въ его роту и обучаться, хотя бы и для кинематографа военному д?лу.
        XIX
        Пиксановъ сказалъ Ранцеву правду. Капитанъ Немо держалъ свою лучшую лошадь, кобылу Артемиду, нед?лями въ заведенiи Ленсманъ въ Париж? и ?здилъ въ Булонскомъ л?су. Ранцевъ не спрашивалъ Немо, зач?мъ онъ это д?лаетъ. За время своей работы съ Немо онъ проникся такимъ уваженiемъ къ нему, что ему все, что ни д?лалъ Немо казалось нужнымъ и ц?лесообразнымъ. Немного кольнуло его, что Немо самъ не сказалъ ему этого и не бралъ его съ собою, но сейчасъ же подумалъ, что Немо д?лаетъ это изъ деликатности, чтобы Ранцеву не встр?чаться съ дочерью.
        Маленькiя слабости большихъ людей… По свойственной ему природной скромности, капитанъ Немо не считалъ себя большимъ… Да и слабость, - онъ это сразу почувствовалъ - не была маленькой.
        Съ двухъ своихъ встр?чъ и волнующихъ разговоровъ съ миссъ Гербертъ, капитанъ Немо уб?дился, что онъ полюбилъ эту д?вочку позднею, но кр?пкою и сильною любовью. Онъ тщательно взв?силъ и изучилъ свое чувство. Было оно, какъ осенняя погода устойчиво, ярко, красиво и кр?пко. Оно выплыло изъ глубокаго далека. Изъ т?хъ временъ, когда Ранцевъ, Багреневъ и онъ, три лихихъ кадета, три мушкетера королевны Захолустнаго штаба ухаживали за такой вотъ точно д?вочкой Алечкой Лоссовской. Капитанъ Немо - тогда кадетъ Долле, - очень скоро изъ скромности и сознанiя, что онъ не можетъ дать того, что давали его товарищи, заглушилъ въ себ? сильное чувство любви, см?нилъ его чувствомъ непоколебимой дружбы и преданности и такъ и пронесъ это чувство черезъ всю жизнь, никогда никому о немъ не сказавъ.
        Зд?сь, заграницей, богатый, изв?стный, носящiй въ сердц? своемъ великую тайну и св?тлую мечту освободить Россiю отъ большевиковъ, достигающiй уже исполненiя мечты, онъ вдругъ встр?тился съ дочерью этой самой Алечки Лоссовской и въ томъ же возраст? въ какомъ была ея мать въ пору его увлеченiя. Дочь была красив?е, глубже, сердечн?е и умн?е матери. И она неотразимо повлекла къ себ? серьезнаго и занятого Немо.
        Ему нужны были лошади для по?здокъ въ Bois Notre Dame. Это сорокъ верстъ отъ Парижа. И Пиксанову и лошади ничего не стоило д?лать эти сорокъ верстъ разъ въ нед?лю, a y капитана Немо явилась возможность любоваться тою, къ кому его влекли воспоминанiя и поздно пробудившееся чувство любви.
        Сначала Немо пробовалъ обмануть самого себя. Онъ говорилъ себ?, что онъ ?здитъ для здоровья. Онъ ц?лые дни проводитъ, сидя за рабочимъ столомъ, или въ автомобил?, или въ полетахъ, ему нуженъ иной моцiонъ и что можетъ быть лучше верховой ?зды? Онъ въ ум? своемъ сослался на Муссолини и Наполеона. Но чуждый компромисса самъ себя остановилъ. «Ну да, влюбился, какъ кадетъ, какъ гимназистъ… Влюбился, но безумствъ не над?лаю, а что полюбуюсь на ту, чью мать такъ сильно любилъ, что никогда даже не посм?лъ сказать ей о своей любви и чей отецъ не только моимъ дру-гомъ, но сталъ и сотрудникомъ и зам?стителемъ, такъ б?ды отъ этого никакой не будетъ!»
        И онъ по?халъ полюбоваться этой барышней, англичанкой по воспитанiю, Русской по крови.
        Еще была тогда зима, но дни были яркiе, солнечные, радостные. Въ Булонскомъ л?су, все казалось красивымъ и принаряженнымъ. Очень много было катающихся. Немо скоро увидалъ ту, кого такъ хот?лъ встр?тить. Она ?хала на прекрасной рыжей лошади и почти рядомъ съ нею ?халъ на?здникъ, англичанинъ, на с?рой и такой же хорошей лошади. Капитанъ Немо снялъ котелокъ. Ана сейчасъ же узнала его. Она перевела свою лошадь на шагъ и подъ?хала къ Немо.
        - Вы ?здите верхомъ? - спросила она, ласково улыбаясь, - но почему я васъ раньше не встр?чала?
        - Я раньше не ?здилъ. Только сегодня началъ. Они говорили по-англiйски.
        - Какая прекрасная у васъ лошадь. Она не изъ манежа?
        - Н?тъ. Это моя собственная лошадь.
        - Это сейчасъ и видно. Раньше я ?здила на манежной. Теперь мн? мама купила этихъ двухъ лошадей. Совс?мъ другое.
        Она пустила свою лошадь рысью. Они про?хали, молча, аллею. Немо любовался ею. Какъ она напоминала ему Валентину Петровну!.. Та ?здила тогда амазонкой, Ана сид?ла на мужскомъ с?дл? въ разр?зной юбк?. Отъ этого она казалась меньше и стройн?е, ч?мъ была Валентина Петровна. Она, оборачиваясь, поглядывала на Немо. Въ ея улыбк? было н?что неотразимо прелестное. Изъ воспоминанiя прошлаго, изъ того, что было сейчасъ передъ нимъ, въ душ? Немо точно плелась н?жная ткань. Она опутывала его сердце и непривычно сладко становилось въ немъ. Его большая работа, подвигъ и жертва, имъ задуманные, прiобр?тали отъ этого какое то совс?мъ новое и чарующее значенiе, и кром? Россiи къ нему приближалось это живое существо, похвалу котораго было прiятно заслужить.
        Она мягко перевела на шагъ. Лицо ея раскрасн?лось. Пухлый ротъ былъ мило полуоткрытъ. Она наслаждалась движенiемъ лошади. Въ ея синезеленыхъ, совс?мъ материнскихъ глазахъ отражалось небо и они казались бол?е синими, ч?мъ зелеными. Бриллiантовые огни восторга играли въ нихъ.
        - Вы знаете, я ужасно, какъ рада, что встр?тилась съ вами. Вы тогда пришли, передали это ужасное изв?стiе о томъ, что мой отецъ убитъ на войн?, и исчезли, не оставивъ даже своего адреса. Я очень тогда волновалась этимъ и много плакала. Мн? такъ хот?лось все знать о своихъ родителяхъ и о первыхъ годахъ моей жизни и кто же мн? могъ разсказать, какъ не вы?
        - Представьте, и мн? было досадно, что я такъ мало вамъ тогда разсказалъ.
        - Вы мн? теперь разскажете все о моихъ настоящихъ пап? и мам?. Кто они были и кто были ихъ родители?
        - Вашъ отецъ герой, и въ полномъ смысл? этого слова джентльменъ… Бол?е ч?мъ джентльменъ.
        - Что же можетъ быть бол?е этого?
        - Онъ Русскiй офицеръ.
        - И знаете что, будемъ говорить по Русски. Это мн? будетъ практика. Я говорю по Русски съ одною барышней. Она работаетъ въ этомъ, знаете, обществ? христiанскихъ молодыхъ людей. Но мн? этого мало. И съ нею мы ведемъ такiе простые разговоры. Говоримъ о литератур?. Она даетъ мн? читать Русскихъ книгъ, а съ вами мы будемъ говорить о прошломъ моихъ родителей. Ахъ, какъ это интересно все знать о себ?. Мн? иногда кажется, что мы живемъ и въ прошломъ, какъ будемъ жить и въ будущемъ потомъ, посл? умиранiя.
        Когда они прi?хали въ заведенiе Ленсманъ, Ана снова представила Немо своей прiемной матери. Мистриссъ Гербертъ очень радушно прив?тствовала инженера, котораго дожидалась такая прекрасная машина. Она ничего не им?ла противъ того, чтобы Ана ?здила вм?ст? съ нимъ. Притомъ же ихъ сопровождалъ старый на?здникъ мистеръ Томпсонъ.
        - До завтра, мосье Долле.
        - До завтра, мадемуазелль Ана.
        - Только бы опять хсрошая погода.
        - Богъ дастъ, мадемуазелль Ана.
        Она помахала ему изъ окна кареты маленькой ручкой, онъ снялъ котелокъ. Было хорошо и тепло на его сердц?.
        XX
        Капитана Немо мучилъ вопросъ, сказать Ан?, что ея отецъ живъ, или не говорить, какъ о томъ просилъ его Ранцевъ.
        Ранцевъ просилъ его тогда, когда онъ служилъ на?здникомъ у госпожи Ленсманъ и былъ б?денъ. Теперь, когда Ранцевъ становился у такого большого и благороднаго д?ла, можетъ быть, онъ и самъ бы хот?лъ сблизиться со своею дочерью.

«Будущее покажетъ», - р?шилъ Немо.
        Онъ ?халъ по парку. Десятки всадниковъ и амазонокъ его догоняли и обгоняли. Онъ не оборачивался. Но были какiя то тайныя силы, - токи что ли какiе? - онъ задолго узнавалъ поступь ея лошади. Онъ не вид?лъ ее, а уже сердце его учащенно билось, и онъ зналъ, что это ?детъ она. Артемида настораживала и косила назадъ ушами. И она знала прекрасную рыжую красавицу Аны.
        - Чудный день.
        - Совс?мъ весеннiй, миссъ Ана.
        - Ну, говорите, пожялуйста, по Русскому.
        Она говорила хорошо, почти безъ акцента, съ легкими неправильностями и чуть картавя, что д?лало ея р?чь еще бол?е милой.
        Онъ разсказалъ ей про д?тство ея матери.
        - Она была тогда дочерью начальника кавалерiйской дивизiи.
        - Вотъ отчего я такъ люблю лошадей, - сказала Ана.
        - Вашъ отецъ ихъ обожалъ. Онъ былъ спортсменъ.
        - Онъ много скакалъ?
        - Да.
        - На стипль чезахъ?
        - Да. И незадолго до войны онъ взялъ въ Красномъ Сел? второй Императорскiй призъ.
        Все это было «страшно» интересно, но все это требовало поясненiй. Вопросы сыпались: - «что такое Красное Село?» «что такое Императорскiй призъ?», «это больше Дерби, или это какъ Ливерпульскiя скачки»? Б?дный капитанъ Немо затруднялся съ отв?томъ. Какъ бы тутъ ему помогъ Раыцевъ! Онъ то нав?рно зналъ вс? эти скачки.
        - А мама?… Она хорошо ?здила?… Лучше меня?… Какъ она вышла замужъ? Вы мн? все, все разскажите. Мн? все это надо знать. Я же ихъ дочь!
        Всего разсказать было нельзя. Каиитанъ Немо проявилъ большую чуткость. Онъ разсказалъ о первомъ брак? съ профессоромъ Тропаревымъ, но совс?мъ умолчалъ о Портос?, какъ будто его и не было.
        - Куда же д?вался этотъ Тропаревъ? Мама развелась съ нимъ?
        - Н?тъ. Онъ умеръ. Ваша мама осталась вдовою. Къ этому времени ея родители умерли. Она была совс?мъ одна. Тогда ей сд?лалъ предложенiе вашъ отецъ. Онъ командовалъ тогда эскадрономъ въ Маньчжурiи.
        И опять нужны были отступленiя. Она не знала что такое Маньчжурiя. «Это же Китай?… Какъ же мой отецъ могъ тамъ командовать эскадрономъ?…».
        Объясненiя затягивались. Тутъ Немо чувствовалъ себя хорошо. Онъ это все могъ объяснить. Онъ и самъ былъ шаферомъ у нихъ на свадьб?, Тутъ было самое интересное. Совс?мъ, какъ въ кинематограф?! У нея была няня китаянка: «Чао-Ли». Ана н?сколько разъ повторила это слово.
        - Чао-Ли… Чао-Ли, - да я помню… Я слышала.
        Мн? говорили. Ужасно, какъ интересно. Вы знаете, напрягаю память и ничего не могу вспоминать… А вотъ иногда во сн?… Да н?тъ, вовсе не во сн?, а такъ въ какой то полудрем?, мн? слышится, что кто то шипитъ надо мною… И запахъ табаку… Не нашего… И потомъ запахъ духовъ и вотъ тутъ замретъ сердце… И я пойму, что все это мн? снится или кажется. Ну, продолжайте… Папа командовалъ эскадрономъ. Я родилась на постовой казарм?… И кругомъ солдаты… И никого, никого… А потомъ?
        Капитанъ Немо разсказалъ, какъ Ану украли китайцы и какъ мистеръ Гербертъ, случайно бывшiй на охо-т? освободилъ ее.
        - Дальше я знаю. Дальше я вамъ когда нибудь буду разсказать. А что же мои родители?
        И опять шелъ длинный разсказъ о войн? и объ атак? Заамурцевъ.
        - Конная атака… Какъ это прекрасно!
        - Вашъ отецъ поскакалъ, чтобы взять пулеметъ.
        Онъ былъ сраженъ восемью пулями.
        - Онъ былъ убитъ?
        - Ночью его младшiй офицеръ Ферфаксовъ, помните, я вамъ разсказывалъ, какъ онъ охотился, какъ онъ ходилъ отыскивать васъ, пошелъ съ солдатами взять вашего отца, чтобы похоронить его, Онъ нашелъ его лежащимъ подл? лошади. Лошадь его…
        - Я помню, вы говорили… Ее звали Одалиска…
        - Да, Одалиска положила ему голову на грудь. Она была мертва. Вашъ отецъ былъ живъ…
        - Ну что же дальше? - ея голосъ дрожалъ. Капитанъ Немо не могъ лгать.
        Онъ разсказалъ какъ принесли раненаго Ранцева на перевязочный пунктъ, какъ перевезли совершенно безнадежнаго въ госпиталь и какъ, благодаря Великой Княгин? Анастасiи Николаевн?, матери Аны удалось выходить раненаго.
        Они ?здили каждый день. Онъ «для моцiона», она по чистому влеченiю къ ?зд?. Онъ привезъ маленькiй, но прекрасный фотографическiй аппаратъ и снялъ ее на лошади. Снимокъ вышелъ превосходно. Онъ далъ его увеличить и вставилъ въ дорогую кожаную рамку. Тоже «маленькiя слабости великихъ людей». Но отчего не позволить ихъ себ??
        Онъ подошелъ въ своемъ разсказ? къ тому м?сту, гд? надо было, или сказать всю правду, или сочинять про смерть Ранцева.
        Капитанъ Немо отослалъ лошадь на ферму къ Пиксанову и больше не ?здилъ въ Булонскомъ л?су.
        Настало время отъ?зда изъ Парижа. Подготовительныя работы были закончены. Все, что было нужно, сп?шно грузилось въ порту Сенъ Назаръ на пароходъ «Немезиду». Завтра долженъ былъ туда же ?хать и Немо. Ранцевъ и вся Нордековская рота были на погрузк?. «Варьете» капитана Немо тоже находилось тамъ.
        Капитанъ Немо р?шилъ все сказать Ан?. Онъ въ ней былъ ув?ренъ. Ни выдать, ни проболтать она не могла. Просто ей некому было проболтать. Немо казалось, что все его д?ло прiобр?тетъ еще большую ц?нность, когда эта д?вочка будетъ все знать. Ему казалось жестокимъ и несправедливымъ р?шенiе Ранцева отречься отъ дочери. Еслитогда съ этимъ р?шенiемъ можно было какъ то согласиться, теперь это было напрасно. Чуждая фантазiи голова Немо рисовала, какъ будетъ хорошо, когда д?ло ихъ станетъ развиваться. Ана одна во всемъ мiр? будетъ знать, кто это д?лаетъ. Кто тотъ см?лый, кто объявилъ войну коммунизму. Ан? будетъ радостно сознавать, что это ея отецъ и тотъ инженеръ Долле, съ к?мъ она такъ недавно ?здила вм?ст? въ Булонскомъ л?су.
        И капитанъ Немо въ это посл?днее свое Парижское утро по?халъ въ Булонскiй л?съ на Артемид?. Онъ волновался, какъ гимназистъ, какъ н?когда кадетомъ волновался онъ, -здя съ ея матерью. Молодо и потому прекрасно и прiятно было это чувство.
        XXI
        Была весна и совс?мъ по иному выгляд?лъ Булонскiй л?съ въ н?жной, пушистой прозрачности. Дали были зелены, голуб?ли пруды и озера. Капитанъ Немо вы?халъ нарочно позже и справился ?здитъ ли миссъ Гербертъ. Она только что вы?хала.
        Онъ встр?тилъ ее на большой дорог?. Она ?хала навстр?чу и уже издали узнала его и, улыбаясь, прив?тливо замахала рукой. Она ?хала не съ на?здникомъ,
        мистеромъ Томпсономъ. Ее сопровождалъ на ея с?рой лошади молодой, очень красивый и очень стильно, по военному строго, од?тый англичанинъ. Они ?хали рядомъ и разговаривали.
        - О, мосье Долле, какъ давно мы съ вами не видались! Я такъ безпокоилась о васъ. Думала, не больны ли вы, а вы все такой же нехорошiй, не сказали ни своего адреса, ни номера телефона. Право, я справляться о васъ хот?ла.
        Она сильно, съ чувствомъ пожала его руку.
        - Позвольте васъ познакомить: - мой кузенъ капитанъ Джемсъ Холливель.
        Молодой челов?къ приподнялъ котелокъ надъ головой. Они подали другъ другу руки.
        - И, милый Джемсъ, вы не сердитесь на насъ, мы будемъ съ инженеромъ говорить по Русски. Онъ мн? не досказалъ самаго интереснаго про моего отца.
        Холливель еще любезн?е съ чуть зам?тной улыбкой приподнялъ котелокъ.
        Капитанъ Немо и Ана ?хали рядсмъ. Мистеръ Холливель немного позади.
        - О, какой вы жестокiй!.. Разв? можно такъ! На самомъ интересномъ м?ст? все прервать. Вы точно не в?рите, что все, что касается моихъ Русскихъ родителей, такъ меня интересовываетъ. Мой отецъ живъ и сейчасъ?
        - Да.
        - Гд? же онъ теперь? Какъ бы я хот?ла его вид?ть.
        - Онъ во Францiи.
        Она сд?лала порывистое движеиiе. Ея лошадь забезпокоилась.
        - Гд??
        И тогда капитанъ Немо, отдаваясь тому чувству, которое онъ такъ тщательно сохранялъ въ себ? вс? эти м?сяцы, подробно разсказалъ Ан? про кинематографическое общество «Атлантида», гд? распорядителемъ былъ онъ, а его помощникомъ ея отецъ.
        Она прослушала это холодно. Казалось, она была разочарована. Капитанъ Немо это сейчасъ же почувствовалъ. И его это обрадовало.

«А в?дь душа то въ теб? Петрика», - подумалъ онъ.
        - Но, это, миссъ Ана, не в?рно. Это общество только отводъ глазъ.
        Она не поняла его.
        - Что такое «отводъ глазъ»?
        Онъ объяснилъ ей по-англiйски и продолжалъ по Русски:
        - Мы поведемъ страшную, непримиримую войну съ коммунистами всего св?та. На аэропланахъ мы прилетимъ въ Россiю…
        - И мой отецъ?
        - И вашъ отецъ, конечно. Вы понимаете: - ваша мать тамъ! Онъ можетъ ее еще и отыскать.
        - Боже мой!
        - Но вы понимаете, что намъ никто не позволитъ этого д?лать и намъ нужно было найти такое м?сто, гд? бы мы могли быть, какъ у себя дома.
        - И вы нашли такое м?сто?
        - Да.
        - Не говорите мн?, гд? оно? Я понимаю, какая это тайна! Они такъ сильны. Но я буду знать, когда и какъ вы кончите?
        - Конечно… Въ конц? концовъ и газеты про это узнаютъ и будутъ писать. Но, кром? того…
        Она перебила его.
        - Я узнаю все про моего отца. Я увижу его?
        По ея теперешнему оживленiю Немо понялъ, что въ ней было чувство пренебреженiя къ кинематографу и радость, что это не кинематографъ, а большое военное предпрiятiе. Значитъ, она не современная, но такая, какъ Ранцевъ… Тоже… Донъ Кихотъ… И это укр?пило его въ возможности сказать все.
        - Мы широко используемъ и газы и пропаганду… Мы спасемъ Россiю. И тогда…
        - И тогда вы приведете ко мн? моего отца. Но раньше вы пришлете ко мн? кого нибудь… предупредить меня… чтобы я могла его достойно принимать… Какъ героя!..
        - Хорошо. Я пришлю къ вамъ одного стараго и очень почтеннаго челов?ка. Онъ васъ зналъ еще тамъ, въ Маньчжурiи.
        - Когда я была совс?мъ малютка. Онъ, значитъ, зналъ моихъ родителей?
        - Онъ былъ начальникомъ вашего отца.
        - Кто же это?
        - Генералъ Заборовъ.
        Они возвращались домой. Ихъ разговоръ былъ долгiй и оживленный. Они очень много ?хали шагомъ. Это было неудобно при мистер? Холливел?. Ана поняла это первая. Она обернулась къ своему кузену и сказала ему по-англiйски:
        - He правда ли, Джемсъ, какая прекрасная лошадь у господина инженера?
        - О yes, - флегматично протянулъ Холливель и подъ?халъ къ нимъ.
        У заведенiя госпожи Ленсманъ дв? мощныя машины ожидали всадниковъ. Ана сердечно простилась съ капитаномъ Немо.
        - Когда же вы ?дете? - по Русски сказала она.
        - Сегодня.
        - Уже?… Какъ жаль, что я теперь, в?роятно, не скоро васъ увижу.
        Она кр?пко, можетъ быть, бол?е сильно, ч?мъ это позволяли приличiя, пожала руку Немо. Тотъ понялъ: это пожатiе относилось не къ нему, а къ ея отцу, и бол?е всего къ тому великому д?лу, о которомъ онъ только что ей разсказалъ.
        У машины Ана еще разъ кивнула головой капитану Немо. Холливель, согнувшись, вл?зъ въ карету и ус?лся на переднее выдвижное м?сто. Громадный «Пакхардтъ» мягко тронулся и покатился по каменнымъ плитамъ мостовой.
        Капитанъ Немо стоялъ подл? своего «Рольсъ-Ройса». Шофферъ держалъ открытой дверцу. Машина Гербертъ скрылась за поворотомъ.

«Сказать шофферу: - «за ними»!.. На улицу Henri Martin. Прi?хать и выяснить все… Просить руки и сердца… Просить права над?яться на будущее… Кажется, маленькiя слабости великихъ людей заходятъ слишкомъ далеко»…
        Капитанъ Немо медленно, точно нехотя, зал?зъ въ свою карету. Машина не двигалась. Шофферъ, обернувшись къ Немо, смотр?лъ вопросительно на него черезъ переднее опущенное стекло. Прошло н?сколько мгновенiй, короткихъ, совс?мъ незам?тныхъ для шоффера, очень длинныхъ и мучительныхъ для капитана Немо. Его судьба р?шилась. Счастье показало ему свое лицо. Что то личное появилось передъ нимъ первый разъ бъ его жизни.

«А какъ милый Петрикъ былъ бы удивленъ… Обрадованъ?… Кто знаетъ»?
        Капитанъ Немо посмотр?лъ на шоффера. Твердо, спокойно, какъ всегда, быть можетъ, чуть строже ч?мъ всегда, онъ сказалъ:
        - Въ городъ Сенъ Назэръ… По Орлеанской дорог?.
        XXII
        Ранцевъ проснулся отъ м?рнаго, глухого шума. Сквозь щели ставень мягкiй, б?лый св?тъ проникалъ въ маленькую, какъ каюта, комнату приморскаго пансiона. Ее вотъ уже нед?лю занимали Ранцевъ и Ферфаксовъ. Сильный, вдругъ поднявшiйся в?теръ порывами ударялъ въ ставню. Сосны и кедры глухо шум?ли въ саду. Было пасмурно. Ферфаксовъ, давно не спавшiй, сказалъ:
        - Ты слышишь?… Какая буря!..
        - Да… Кажется и дождь.
        - Имъ не везетъ. Ранцевъ сталъ од?ваться.
        - Бурдели, наши хозяева, вчера весь день плели гирлянды изъ зелени и цв?товъ. По всему городку шли приготовленiя къ сегодняшнему дню. Имъ нужны - солнце, хорошая погода… Подумай - праздникъ д?тей. Бурдель вчера за стаканомъ рома разсказывалъ: - каждая мать, самая б?дная, обшила, принарядила къ сегодняшнему дню свое дитя, чтобы полюбоваться имъ, чтобы гордиться имъ въ процессiи. А какая процессiя при гакой погод?! Съ ногъ валитъ.
        - Пойдемъ, - сказалъ быстро од?вшiйся Ранцевъ, - посмотримъ.
        На улиц?, идущей къ морю, они должны были схватиться за шляпы. Мелкiй песокъ морскихъ дюнъ и не то дождь, не то брызги океанской волны, сорванныя ураганомъ, били въ лицо и сл?пили глаза.
        С?рое небо валилось въ море. Желто-зеленые валы непрерывной чередой, опушаясь б?лой п?ной, съ ропотомъ и ревомъ шли на берегъ. Купальныя палатки ярко желтой парусины были сняты. Деревянныя будки прижались къ набережной. Къ нимъ, шипя, подкатывалась п?на волнъ.
        У океана в?теръ казался тише. Мелкiй дождь холодилъ лицо. Надъ моремъ клубился туманъ. Мысы по сторонамъ залива стояли въ сизой дымк?. Песчаные острова у входа въ океанъ обозначались р?зкими, б?лыми полосами прибоя. Море было пустынно.
        Вышка, откуда любители бросались въ воду, была сломана. Ея бревна носились по волнамъ. Какой то молодецъ въ черномъ купальномъ костюм? входилъ въ воду, доходилъ до первыхъ большихъ волнъ, но не р?шался идти дальше и отпрыгивалъ, фыркая и захлебываясь. Дв? англичанки стояли на песк? пляжа. В?теръ окрутилъ ихъ юбки около ногъ и точно хот?лъ copвать съ нихъ платья. На набережной не было обычныхъ гуляющихъ.
        - Невеселая картина, - сказалъ Ранцевъ, - море показываетъ намъ свой нравъ.
        - А знаешь, - вглядываясь вдаль охотничьими зоркими глазами, сказалъ Ферфаксовъ, - погода еще исправится. Ты видишь, какъ бл?дн?етъ на небосклон? небо. Тамъ какъ бы просв?чиваетъ синева.
        - Пойдемъ, порадуемъ старика Бурделя. Хозяинъ виллы «Les Rossignoles» большими садовыми ножницами р?залъ цв?ты, опустошая клумбьь
        - Вы были на мор?, - спросилъ онъ. - Ну какъ?
        - Мн? кажется прояснитъ, - на ужасномъ Русско-шофферскомъ французскомъ язык? сказалъ Ферфаксовъ.
        - Вы думаете?… Да, конечно… Иначе и быть не можетъ… Должно, обязательно должно прояснить.
        - Вы все таки в?шаете гирлянды, - сказалъ Ранцевъ.
        - А какъ же… Моя жена съ мадамъ Манганъ уже начали работать. Какъ же иначе, - съ печалью въ голос? и со слезами на глазахъ сказалъ Бурдель, - праздникъ Fete Dieu. Богъ придетъ къ намъ. Онъ пройдетъ мимо нашей виллы. Все Ему… Все, что им?емъ.
        Бурдель съ какою то яростью отхватилъ ножницами громадную, прекрасную, только что распустившуюся розу.
        - Богъ и Родина - все прекрасное на св?т?. И Богъ придетъ къ намъ. А вдругъ… Н?тъ этого не можетъ быть… Ну, какъ преосвященный отм?нитъ процессiю?… Изъ за дождя…
        - Какого тамъ чорта дождя, - воскликнулъ Ферфаксовъ, - вы только посмотрите!
        Онъ вывелъ старика изъ садика, гд? туйи и сирени, росшiя у калитки заслоняли небосклонъ и показалъ вдаль. В?теръ гналъ тучи, снимая с?рую пелену съ волнъ. Надъ островами голубое сверкало море.
        - Буря гонитъ тучи на Парижъ. Скоро будетъ совс?мъ ясно. Солнце будетъ… Да и в?теръ сталъ зам?тно тише.
        - Ахъ, далъ бы Богъ… Далъ бы Богъ… Вы подумайте, мосье Ранцевъ, наши школьники будутъ вс? въ одинаковыхъ синихъ костюмахъ съ б?лыми лентами… Они будутъ первый разъ играть на фанфарахъ… И д?вочки вс? въ б?ломъ съ кисейными вуалями, въ цв?тахъ. Какъ же можно - дождь?… Сегодня Богъ придетъ къ намъ!..
        XXIII
        Въ три часа дня жидкiй благов?стъ въ одинъ колоколъ затрезвонилъ на городской площади. Ранцевъ и Ферфаксовъ пошли на его призывъ.
        Небольшая новая каменная церковь стояла на песчаномъ холм? дюны. Два марша л?стницы изъ дикаго камня сходились на площадк? на середин? дюны и опять расходились, направляясь къ церковнымъ дверямъ. Темная, блестящая зелень лавровъ и миртъ, н?жные листики стриженыхъ буксовъ яркими пятнами ложились на камни… Вдоль л?стницы, отъ низа и до верха, полуприкрытыя каменными перилами, точно пчелки въ уль?, работали молоденькiя д?вушки въ б?лыхъ платьяхъ. Он? торопились украшать цв?тами церковь. Одн? растягивали длинное б?лое полотнище надъ площадкой, другiя проворно и ловко нашивали на него розовыя розы к красные пiоны, образуя большой и широкiй крестъ изъ живыхъ цв?товъ. Третьи раскладывали вдоль перилъ миртовыя в?тки, украшенныя маленькими розочками…
        Прояснивало. Солнце н?тъ, н?тъ, да и пробьется сквозь тучи и осiяетъ своими лучами церковь, цв?ты и трудящихся д?вушекъ. Точно съ неба пошлетъ имъ благословенiе.
        По л?стниц? почти непрерывной вереницей шли старыя женщины въ черныхъ высокихъ Бретонскихъ наколкахъ и мужчины въ длинныхъ старомодныхъ потертыхъ сюртукахъ. Они, молча, входили въ узкiя дубовыя двери и исчезали за ними. Когда открывались двери, изъ церкви доносилось гуд?нiе органа и п?нiе женскаго хора. П?ли что то н?жное и трогательное, что такъ подходило такъ отв?чало, составляя полную гармонiю съ цв?тами, б?лымъ пчелкамъ-д?вушкамъ, трудившимся у храма.
        Въ церкви было св?тло, торжественно и нарядно.
        Она была каменная, длинная, «кораблемъ», съ тонкими б?лыми колоннами, съ двумя рядами высокихъ узкихъ, стр?льчатыхъ оконъ. Между колоннъ, подъ потолкомъ, свисали б?лыя гирлянды бумажныхъ цв?товъ. У одного изъ оконъ стояла модель паруснаго, трехмачтоваго брига. У колоннъ вс? статуи святыхъ были обвиты цв?тами.
        Скамьи были заняты. Впереди сид?ли д?ти. По одну сторону мальчики въ синихъ курточкахъ матросскаго образца, съ большими б?лыми, шелковыми бантами на л?вомъ плеч?, по другую все было б?ло отъ кисейныхъ наколокъ и б?лыхъ цв?точныхъ в?нковъ. Сзади сид?ли старые мужчины и женщины, вс? въ черномъ. Ранцевъ не зам?тилъ среди мужчинъ - людей средняго, его, возраста. Они молчаливо и незримо присутствовали на Богослуженiи, глядясь съ мраморныхъ досокъ длинными колоннами золотомъ начертанныхъ именъ съ надписью наверху: - «Morts pour la Patrie».
        Отъ б?лыхъ гирляндъ, отъ б?лаго св?та, идущаго съ двухъ сторонъ черезъ окна - въ церкви была несказанная св?тлая красота. Но особенно глубокимъ, небесно чистымъ и прозрачнымъ казался св?тъ въ ниш? алтаря, окруженнаго невидимыми изъ церкви окнами. Тамъ въ глубокомъ св?т? цв?тныхъ стеколъ, точно съ неба спускались на землю, тая въ сiяющемъ эфир?, прекрасная статуя Божiей Матери изъ Лурда. Раскрашенный камень голубыхъ ея ризъ, б?лыя лилiи въ ея розовыхъ рукахъ, св?тлый Ликъ Божественной красоты въ этомъ св?т? казались по неземному прекрасными.
        Жиденькiй органъ игралъ псалмы. И все шли въ церковь люди, опускали руку въ чашу съ водой, быстро преклоняли кол?но, прис?дая, и проходили вглубь къ алтарю. Тамъ шла суета приготовленiй къ процессiи.
        Французское, трехцв?тное знамя, обшитое золотою бахромою стояло, не колышась. Взметнулись вверхъ вынимаемыя изъ гн?здъ почетными стариками пестрыя хо-ругви. Старухи потянулись изъ церкви. На площади была толпа. У булочной, гд? на веранд? англичане пили чай, стояли автомобили.
        Кое гд? вдоль улицъ садовыя ограды виллъ были украшены б?лыми съ красными полосами полотнищами. По нимъ узоромъ были нашиты зеленые листики и цв?та. Розовыя, мелкiя, вьющiяся розы и зелень туiй были насыпаны по черному гудрону шоссе.
        М?дный колоколъ билъ назойливо и м?рно. Изъ дверей храма ему отв?чали органъ и п?нiе хора. Эти звуки отрывали отъ земли и уносили къ чему то прекрасному, далекому, св?тлому, радостному, гд? не было земныхъ заботъ и печалей. Это настроенiе передавалось Ранцеву и радовало его. Божiя Матерь изъ Лурда, покровительница этого храма, точно явилась благословить его передъ отъ?здомъ.
        Старикъ съ с?дыми густыми волосами - в?теръ трепалъ ихъ и игралъ съ ними - въ черномъ пиджак? вынесъ изъ церкви длинную малиноваго бархата тяжелую хоругвь, расшитую золотомъ. На хоругви масляными красками была написана Лурдовская Божiя Матерь. Хоругвеносецъ прошелъ мимо пестрыхъ выставокъ товаровъ въ окн? большого
«универсальнаго» магазина и сталъ посередин? улицы, обозначивъ голову процессiи.
        Изъ двора церкви къ нему выб?жали и пристроились челов?къ двадцать мальчиковъ въ синихъ курточкахъ. Ихъ лица подъ круглыми б?лыми шапочками были серьезны. Изъ церкви потянулись сопровождаемыя матерями маленькiя д?ти, вс? въ б?ломъ, съ букетами цв?товъ въ рукахъ. Четыре парадно од?тыхъ мальчика съ большими шелковыми б?лыми бантами на плечахъ вынесли на носилкахъ статую Христа. За нею сл?довали д?ти съ маленькими бумажными хоругвями. Д?вушки въ б?ломъ, за ними юноши въ синемъ, а дальше подъ тяжелымъ балдахиномъ малиноваго бархата медленно шествовалъ, точно изнемогая подъ тяжестью золотомъ шитыхъ ризъ, священникъ.
        За нимъ развязно, пряча папиросы въ рукава помятыхъ синихъ пиджаковъ, вышли городскiе музыканты. Дальше шла толпа. Мужчины отд?льно впереди, за ними женщины.
        Мосье Бурдель подошелъ къ Ранцеву. Красное лицо его сiяло. На с?рыхъ, старыхъ, выцв?тшихъ глазахъ играла слеза.
        - Г-ммъ, - сказалъ онъ, хватая Ранцева за рукавъ.
        - Вы думаете, бошей поб?дили тамъ?… въ Париж??… Ecole laique?… Идiоты!.. Если бы не мы?… He наше духовенство?.. ну и, конечно, ваша Русская благородная помощь - боши были бы въ Париж?!.. Это мы, в?рующiе католики… Мы такiе вотъ, какъ Кастельно и Фошъ, - это наши в?рующiе, не смотря ни на что офицеры и солдаты отстояли Францiю. Вы посмотрите - все ленточки почетнаго легiона и военной медали на молящихся… А т? думаютъ… Безъ в?ры?… Безъ Бога?… Когда не будетъ в?ры, не будетъ Бога - не станетъ и Францiи… Et voila tous…
        XXIV
        Разм?ренно и негромко впереди ударилъ барабанъ. Процессiя тронулась вверхъ по улиц?.

«Тамъ… тамъ… тамъ»… - раздавалось впереди. Н?жные д?вичьи голоса зап?ли въ голов? колонны.
        - Nous t'adorons, o radieuse Hoslie
        Du Dieu d'amour voile mysterieux,
        Sois notre force aux combats de la vie,
        Soutiens nos pas sur le chemin des cieux…
        В?теръ рвалъ голоса. Въ глубин? колонны д?вушкамъ вторили мужчины. Они шли по три въ черномъ, кто въ сюртук?, кто въ блуз?, кто въ пиджак?. Ихъ лица были серьезны. Они несли въ рукахъ маленькiя тетрадки и, сл?дя по нимъ, подхватывали слова плавно колы-хавшагося въ воздух? гимиа.
        - Triomphe, o roi,
        Dieu de TEucharistie,
        Autour de toi se pressent tes enfants,
        Pour reparer Toutrage de l'impie
        A Toi nos ceeurs et nos veux et nos chants…
        Мотивъ гимна принялъ джазъ-бандный городской оркестръ. Корнетистъ надулъ щеки и заигралъ. Трубы подхватили. Грустно зап?лъ саксофонъ. Голоса неслись къ небу и точно раздвигали на немъ тучи. Клочокъ синяго неба сталъ величиною съ простыню. Св?тъ золотыми лучами брызнулъ и заигралъ блестками на ризахъ, на вышивкахъ балдахина, на зв?зд? съ причастiемъ, на трубахъ и барабанахъ. В?теръ колыхалъ хоругвь. Лурдская Божiя Матерь плыла надъ толпой. Бумажные флажки трепетали въ д?тскихъ рукахъ. Матери врывались въ ряды д?тей и поправляли потревоженное в?тромъ платье.
        Enfants de choeur въ длинныхъ красныхъ и голубыхъ юбкахъ съ глубокими складками, въ пелеринахъ, накрытыхъ кружевами, шли впереди балдахина. Подъ балдахиномъ кюре съ французскимъ длиннымъ и прямымъ носомъ и съ узкой с?д?ющей бородой, св?тски воспитанный, по духовному благостный, шелъ чинно и важно съ сознанiемъ святости совершаемаго имъ. За нимъ подъ пестрымъ расшитымъ золотомъ зонтикомъ, медленно шаркая по цв?тамъ, устилавшимъ шоссе, больными ногами, шелъ старикъ священникъ въ круглой шапочк?. У него было р?зкое лицо и острые с?рые глаза. Онъ несъ въ рук? зв?зду съ вложенной въ нее облаткой причастiя.
        Народъ выходилъ изъ домовъ и лавокъ. Онъ становился вдоль дороги, и, когда приближалось къ нему причастiе, преклонялъ кол?ни.
        И только сзади равнодушные, нетерп?ливые, безв?рные, холодные автомобили дерзко крякали рожками, пытаясь обогнать процессiю. Навстр?чу имъ в?теръ несъ обрывки священнаго гимна, голоса в?рующихъ д?тей, женщинъ и стариковъ и звуки м?днаго хора.
        - Lorsque Jesus, pr?s de quitter la terre
        Prit en pitie ses enfants malheureux,
        L'Eucharistie est le divin mist?re
        Qu'il inventa pour rester avec eux…1
        {1Тебя хвалимъ, Святое Причастье,
        Таинственный образъ Бога Любви.
        Будь наша сила, будь наше счастье,
        Будь наша помощь въ небесномъ пути.
        Слава Царю, Богу Святыхъ Даровъ,
        Къ Теб? приб?гаютъ д?ти Твои,
        Отъ оскорбленiй нечистыхъ Покровъ.
        Теб? сердце, мольбы и п?сни мои.
        Когда землю покидалъ Христосъ
        Своихъ д?тей Онъ пожал?лъ,
        Святые Дары Онъ имъ принесъ,
        Своимъ присутствiемъ смягчилъ ихъ уд?лъ.}
        В?теръ плескалъ хоругвями. Длинныя вуали д?вочекъ разв?вались надъ толпою узкими б?лыми дымами.
        Процессiя обогнула кварталъ и направилась къ морю. Она не пошла къ Казино и большимъ отелямъ. Тамъ было холодно и точно враждебно къ этой тонкой и чистой в?р?. Она не пошла и къ Мэрiи, гд? не были пов?шены праздничные флаги, гд? все показывало равнодушiе государства къ церкви. Она обошла кварталы маленькихъ виллъ, домики рыбаковъ и мелкихъ торговцевъ. Она точно боялась ст?снить и пом?шать автомобилямъ и жалась въ сторону отъ служителей Золотого Тельца.
        Ранцевъ и Ферфаксовъ въ православной Россiи видали крестные ходы. Они видали ихъ и въ столицахъ и въ маленькихъ селахъ. Везд? въ старой Россiи, какъ бы ни былъ б?денъ приходъ, крестный ходъ шелъ, торжествуя. Властно разв?вались хоругви и было сильно и полно в?ры п?нiе грубаго иногда, но всегда см?лаго хора: - «Богъ Господь и явися намъ»!..
        Зд?сь гимнъ звучалъ робкою, смиренною, неув?ренною мольбою. И звуки оркестра не могли укр?пить его. Шло очень много д?тей. Правъ былъ Бурдель. Матери не пожал?ли ни денегъ, ни труда - он? принарядили ихъ. И думалъ Ранцевъ: - «какая вырастетъ новая Францiя?… Оставятъ ли на всю жизнь въ этихъ маленькихъ душахъ волнующее воспоминанiе разв?вающiяся хоругви, золотое сiянiе зв?зды, м?рное п?нiе, преклоненiе кол?нъ, сладкая в?ра, что Богъ сошелъ на землю и шествуетъ среди людей - или ихъ покоритъ и оторветъ отъ в?ры зычный голосъ автомобильнаго клаксона?… Останется у нихъ воспоминанiе о медленномъ шествiи по городку съ самимъ Богомъ - какъ тихая пристань, куда можно будетъ уходить усталой душ? отъ св?тскихъ бурь - или безв?рная школа навсегда сотретъ тихую радость испытаннаго когда то сладкаго волненiя»?…
        За каменной оградой набережной, по песчаному пляжу ходили зеленые б?лоп?нные валы. Надъ безкокечными просторами моря сiяло бл?дно голубое небо. Б?лыми дымками разв?вались кисейныя вуали д?вушекъ, и трепетали безчисленные флажки въ рукахъ д?тей. Надъ пестрою толпою медленно плылъ лиловый въ золот? балдахинъ. Богъ шествовалъ вдоль моря. И обрывками - то д?вичьими голосами, то звуками оркестра, то несм?лымъ хоромъ мужчинъ, поющихъ въ унисонъ, подъ м?рный грохотъ барабана: -
«тамъ… тамъ… тамъ…» доносилось:
        - Reste avec nous et benis nous, Seigneur![Note5: Господи буди съ нами и насъ благослови.]
        XXV
        Ранцевъ и Ферфаксовъ вернулись съ крестнаго хода умиленные и растроганные. Все перечувствованное ими казалось имъ хорошимъ предзнаменованiемъ для завтрашняго дня.
        - Вотъ, какъ никакъ мы и помолились передъ путешествiемъ, - сказалъ Ферфаксовъ. - И стало какъ то спокойн?е и ув?ренн?е на душ?.
        Госпожа Бурдель встр?тила ихъ встревоженная, какъ бываютъ всегда встревожены тихiе, простые люди, живущiе покойною, безмятежною, разм?ренною жизнью, когда приходятъ телеграммы.
        - Господинъ Ранцевъ, вамъ телеграмма.
        Ранцевъ взялъ маленькiй голубой, плотно заклеенный листочекъ, торопливо распечаталъ его и взглянулъ.
        - «Прi?зжайте немедленно. Ваше присутствiе необходимо. Нордековъ».
        Ранцевъ сейчасъ же разсчитался съ хозяевами, поблагодарилъ ихъ за гостепрiимство, нанялъ автомобиль и помчался съ Ферфаксовымъ въ Сенъ Назэръ, гд? на пароход?
«Немезида» собрались статисты кинематографическаго общества «Атлантида».
        Пароходъ стоялъ на р?к? Луар?. На немъ вчера были закончены ремонтныя работы и погрузка имущества и пассажировъ. Все было готово къ отплытiю. Ждали прi?зда капитана Немо. Ранцевъ долженъ былъ на скромной и неприм?тной вилл? дождаться его и съ нимъ прi?хать на «Немезиду».
        Едва Ранцевъ прошелъ въ свою каюту, къ нему постучали.
        Генералъ Чекомасовъ и Нордековъ желали вид?ть его по весьма важному д?лу. Они прошли въ каюту съ серьезными, замкнутыми лицами и плотно притворили за собою двери.
        - Петръ Серг?евичъ, - торжественно началъ Нордековъ, - мы къ вамъ по весьма и весьма тревожному вопросу.
        Онъ посмотр?лъ на Чекомасова. Тотъ молчалъ.
        - Садитесь… Я васъ слушаю, - сказалъ Ранцевъ и указалъ гостямъ на койку, а самъ с?лъ на стулъ у иллюминатора каюты.
        - Д?ло вотъ въ чемъ, - началъ, волнуясь, Нордековъ. - Пока мы занимались въ Париж?… Ну тамъ… Кинематографическое общество «Атлантида» что ли… и прочее… все шло хорошо… Зд?сь моимъ людямъ впервые пришлось встр?титься, столкнуться, такъ сказать, познакомиться со вс?мъ составомъ труппы. Мы приняли участiе и въ погрузк?, по вашему приказу… Тяжелые ящики… Очень ихъ много… Масса консервовъ… И понимаете, ни одного фотографическаго аппарата… Прибавьте къ этому: - везд? тайна… Тутъ интернацiоналъ какой то… Обезьяно подобный профессоръ н?мецъ, не подпускающiй къ своимъ ящикамъ. Капитанъ - финляндецъ… Тоже въ решпект? вс?хъ насъ держитъ… Туда не ходи, этого не тронь… Команда - Бретонцы… Хмурый народъ… Везд? рогатки… Часовые… И часовые - н?мцы… Вс? какъ бы въ форм?… Ну съ этого и пошло…
        Онъ замолчалъ, тяжело дыша. Ему видимо трудно было все это сказать.
        - Что же пошло? - строго спресилъ Ранцевъ.
        - Правду то сказать, - вм?шался въ разговоръ генералъ Чекомасовъ, - это началось еще въ Париж?. Вы понимаете, какъ ни велика была тайна… но близкимъ, роднымъ сказали… Пошла сплетня… А вы знаете Парижъ эмигрантскiй съ его ревностью, завистью и злобою.
        - Кинематографическое общество «Атлантида «… Чего же еще надо?
        - Такъ, видите ли, Петръ Серг?евичъ, одинъ изъ нашихъ союзовъ…
        - Очень мощный союзъ, им?ющiй представителей по всему св?ту, - вставилъ Чекомассвъ, - союзъ профессiональный…
        - Им?ющiй почти такое же влiянiе, какъ Обще-Воинскiй Союзъ, произвелъ черезъ своихъ членовъ по вс?мъ странамъ анкету и опросилъ вс?хъ работниковъ кинематографическаго д?ла.
        - И что же?..
        - Ну и знаете, что выяснилось?… Ни Морисъ Шевалье, ни Рамонъ Новарро, ни Харри Куперъ, Дугласъ Фербанксъ, Бастеръ Кингтонъ, Шарло Чаплинъ, Иванъ Петровичъ, я не говорю уже про Русскихъ фильмовиковъ - Мозжухина, такъ же никто изъ «старъ», - ни Мери Пикфордъ, ни Глорiа Свансонъ, ни Сюзи Вернонъ, Лили Дамита, наши Ольга Чехова, Киса Куприна, ни н?мка Хенни Портенъ, словомъ никто изъ людей, близкихъ къ кинематографическому мiру ничего никогда не слыхалъ объ «Атлантид?«и не велъ съ нею никакихъ переговоровъ. И это привело вс?хъ насъ въ большое смущенiе.
        - Какое вамъ-то д?ло, какихъ артистовъ беретъ наше общество? Разв? мало такихъ фильмъ, гд? совс?мъ и не требуется первыхъ артистовъ?…
        - Да, конечно, - в?ско сказалъ Чекомасовъ. - Но я не знаю фильмы, гд? бы были нужны хорошо подд?ланные сов?тскiе паспорта, или ц?лыя библiотеки сов?тскихъ книгъ и изданiй? Экранъ такой ужъ точности не требуетъ. Это каждому изъ насъ понятно.
        - Значитъ и вы болтали? Чекомасовъ смутился.
        - Я не болталъ, - густо красн?я, сказалъ онъ, - но я не могъ про это промолчать, когда этотъ вопросъ серьезно обсуждался.
        - У васъ было собранiе?… митингъ? - не скрывая своего отвращенiя сказалъ Ранцевъ.
        - Митингъ, не митингъ… Н?тъ… Зач?мъ же такъ говорить!.. Но согласитесь?… Насъ нанимали на одно, а везутъ совс?мъ на другое…
        - Но, позвольте, Георгiй Димитрiевичъ, вы же сами знаете, у насъ уже была съемка.
        - Какая же это съемка?… Курамъ на см?хъ, Петръ Серг?евичъ… Отъ меня, изъ ц?лой моей роты статистовъ взяли одного… И кого же!? Фирса Агафошкина!..
        Возили его въ Лондонъ, таскали по Парижу, возили еще, кажется, въ Италiю… Этотъ болванъ ничего толкомъ и разсказать не могъ. Общество держитъ массу статистовъ, а снимаеть какiя то точно видовыя фильмы и монтажъ ихъ поручаетъ чужому французскому обществу… Это только усугубило подозр?нiя, что д?ло то совс?мъ не въ съемкахъ…
        - Хорошо… Допустимъ, что и точно д?ло не въ съемкахъ. Васъ нанимали въ кинематографическое общество «Атлантида» для съемки опасной фильмы. И вамъ это объявляли… Въ вашихъ контрактахъ даже оговорена пенсiя вашимъ семьямъ, если бы съ вами что либо случилось. Вы шли на это… Добровольно… Васъ кикто не понуждалъ…
        - Да шли… На съемки… Можетъ быть, съ хищными зв?рями, какъ въ Trader Horne'?… Но на авантюру?…
        - Авантюру?… Какая тамъ авантюра!.. Вы вид?ли, взяты сами кр?пкiе… Самые в?рные члены Обще-Воинскаго Союза… Лучшiе офицеры, казаки и солдаты… Военные изъ военныхъ… Б?лые изъ б?лыхъ…
        - В?рно… в?рно-съ все это… Но вотъ мн?, Петръ Серг?евичъ, задаютъ вопросы… Ну и я слышалъ тоже про это… А если все это ловушка? Новая работа пресловутаго чекистскаго треста?… А вотъ выйдемъ мы, знаете, въ море, а тамъ насъ н?мцы и французы - Богъ ихъ знаетъ, что они за люди, моя вторая то полурота, окружатъ насъ, свяжутъ, посадятъ въ трюмъ и отвезутъ куда угодно… Хотя въ Б?лое море, на Соловки?… Почему команда не Русская?… А сколько, между прочимъ, у насъ набрано моряковъ! Если капитанъ Немо не дов?ряетъ намъ, почему мы должны ему такъ сл?по в?рить?…
        - Вы мн? в?рите?… Вы же меня не первый день знаете…
        - Вамъ, Петръ Серг?евичъ, да… Вы, офицеръ… Но, разв? вы не можете быть сами обмануты?… Какъ мы в?рили Кутепову, а Кутепова увезли же большевики, сум?ли заманить въ ловушку… Кто такое Капитанъ Немо?… Псевдонимъ?… Мы его не знаемъ… Онъ никогда и ни въ какомъ б?ломъ движенiи не участвовалъ. Его никто изъ, нашихъ признанныхъ вождей не знаетъ. Мы его даже никогда не видали… По крайней м?р? люди моей полуроты, - съ большимъ волненiемъ сказалъ Нордековъ.
        - На д?ло ухлопана уйма денегъ, - спокойно и разсудительно сказалъ Чекомасовъ, - откуда же эти деньги?… Кто поручилъ капитану Немо его работу? Кто ее оплачиваетъ? Изъ какихъ источниковъ питается вся эта громадная организацiя?.. Вотъ вопросы, которыми насъ, старшихъ, зд?сь засыпали. Мы отлично знаемъ, что на б?лое д?ло денегъ никогда никто не давалъ, и, значитъ, если есть деньги, и большiя притомъ, - то эти деньги даны на красное д?ло. Это большевицкiя деньги, Ранцевъ. Вы не волнуйтесь. Обсудимъ все хладнокровно. Вы отлично знаете, что каждый изъ насъ готовъ отдать свою жизнь за Родину. И я, между прочимъ, занимаясь изготовленiемъ фальшивыхъ паспортовъ и документовъ, считалъ, что это для Родины и объ одномъ только и думалъ, какъ ей послужить.
        - Ну, такъ еще разъ, - въ чемъ д?ло?…
        - Отъ насъ требуютъ полнаго дов?рiя и подчиненiя, что говорится безъ отговорочнаго, а какъ мы можемъ его дать, когда самимъ то намъ ничего не дов?ряютъ. Фильмовое общество!.. Прекрасно!.. Ho по всему Парижу болтаютъ, что фильмовое общество «Атлантида» - новая прод?лка большевиковъ. Они сильны, Петръ Серг?евичъ, охъ какъ сильны.
        - Знаю это, - съ досадою сказалъ Ранцевъ. - Сильн?е кошки зв?ря н?тъ… Кому же вы бы пов?рили, если вы и мн? не в?рите?…
        Чекомасовъ и Нордековъ не отв?тили на вопросъ Ранцева. Въ кают? наступило долгое молчанiе. Было слышно, какъ растревоженныя дневною бурею волны Луары били и плескали о борта «Немезиды». Чуть скрип?ли канаты въ якорныхъ клюзахъ. Солнце, отражаясь о волны, играло зайчиками по б?лому св?же покрашенному потолку каюты.
        Глубокимъ и тихимъ, безконечно печальнымъ голосомъ Ранцевъ сталъ говорить, медленно ц?дя слово за словомъ.
        - У насъ былъ Великiй Князь Николай Николаевичъ… Рыцарь безъ страха и упрека… Враги признавали чистоту его побужденiй. Офицеры его обожали, какъ великаго полководца и. настоящаго патрiота. Когда на Зарубежномъ Съ?зд? былъ поднятъ вопросъ о безъотговорочномъ ему подчиненiи - шестью голосами воздержавшихся - это предложенiе было отклонено. Ему… - не пов?рили… Что же, господа, тогда и думать нечего о какой бы то ни было работ? для спасенiя Россiи?…
        Ранцевъ замолчалъ. Никто ничего ему не возразилъ. Вс? трое сид?ли подавленные и грустные.
        - Вотъ и выходитъ, - все въ томъ же раздумьи, еще тише продолжалъ Ранцевъ, - безъ Государя мы ничего не можемъ. Безъ Государя мы просто б?женская пыль… А и тому мы изм?нили.
        Въ его голос? послышалось рыданiе, но онъ сейчасъ же справился съ собою.
        - Слушайте, господа, - твердо и громко сказалъ онъ. - Я приму къ св?д?нiю все, что вы мн? говорили. Призовите вашихъ людей къ спокойствiю. Я дамъ имъ возможность завтра же уб?диться въ ошибочности ихъ подозр?нiй.
        - Вся б?да то въ томъ, - сказалъ Нордековъ, - что мы все это время, долгiе годы нашей эмигрантской жизни жили мечтами о прошломъ… Поминками стараго быта… Или думали о будущемъ, рисуя его совс?мъ другими чертами. А вотъ прикоснулись къ настоящему, первый разъ стали что то д?лать похожее на д?ло… оглянулись… и испугались.
        - О прошломъ думаютъ - дураки, о будущемъ гадаютъ сумасшедшiе. Храбрые идутъ, не оглядываясь, - твердо сказалъ Ранцевъ. - Ступайте съ Богомъ.
        Какъ только Чекомасовъ и Нордековъ вышли изъ каюты, Ранцевъ вызвалъ къ себ? Ферфаксова. Онъ приказалъ ему вернуться на виллу «Les Rossignoles», дождаться тамъ капитана Немо, разсказать ему, что было и доложить ему, что при такихъ обстоятельствахъ, онъ, Ранцевъ, не считаетъ возможнымъ оставить пароходъ безъ себя.
        XXVI
        Капитанъ Немо съ Ферфаксовымъ на своей машин? прi?халъ въ два часа ночи. Онъ про?халъ прежде всего въ лоцiю, переговорилъ съ дежурнымъ чиновникомъ, показалъ готовые, выправленные на таможн? выпускные документы, вызвалъ лоцмана, и въ четвертомъ часу утра, когда все громадное устье Луары было затянуто густымъ туманомъ, на шлюпк? подошелъ къ «Немезид?».
        Дежурный офицеръ шведъ его встр?тилъ.
        - Попросите ко мн? капитана Ольсоне, - быстро на ходу сказалъ ему Немо. - Ферфаксовъ, пройдите къ Петру Серг?евичу, скажите, что я ожидаю его.
        Немо спустился въ батарейную палубу, прошелъ къ своей просторной кают?, своимъ ключомъ открылъ ее и пустилъ св?тъ. У двери каюты стоялъ часовой, рослый н?мецъ, Нордековской второй полуроты.
        - Капитана Ольсоне и господина Ранцева сейчасъ же пропустить ко мн?. Больше никого не пускать, - по-н?мецки сказалъ Немо часовому.
        - Zu Befehl, Herr Kapitan, - посл?довалъ быстрый отв?тъ.
        Въ кают? пахло масляной краской, машиннымъ масломъ и моремъ. Иллюминаторъ былъ открытъ. Легкiй предъутреннiй в?терокъ трепалъ голубую занав?ску.
        При яркомъ св?т? электрическаго фонаря, вд?ланнаго въ потолокъ, ст?ны, покрашенныя въ б?лую краску и ярко начищенныя м?дныя части блистали св?жестью и новизной.
        Въ двери каюты постучали.
        - Кто тамъ?…
        - Ранцевъ.
        - Войди, Петръ Серг?евичъ, я жду.
        Ранцевъ не ложился. Въ сильномъ волненiи онъ дожидался Немо. Онъ зналъ, что въ каютъ компанiи да полуночи шло собранiе. И было много нездоровой критики и праздныхъ вопросовъ. «Почему н?тъ вина?… Почему запрещено курить?… Куда и зач?мъ насъ везутъ»? Настроенiе было приподнятое и безпокойное. Но, какъ Ранцевъ ни допытывалъ Нордекова, онъ ни на кого не могъ указать, чтобы кто мутилъ.
        - Такъ, Петръ Серг?евичъ, само собою выходило. Естественное безпокойство овлад?ло людьми. Жребiй брошенъ… Ну и стало страшно, подъ влiянiемъ слуховъ и Парижской болтовни, такъ естественной при прощанiи. Какъ никакъ слишкомъ р?зкая перем?на жизни.
        Теперь вс? спали кр?пкимъ сномъ. Ранцевъ только что обошелъ пароходъ. Всюду была настороженная тишина. Поставленные по его указанiю часовые н?мцы и французы были на м?стахъ. Внизу глухо и м?рно стучалъ Дизель, подавая электричество. Ранцевъ слышалъ, какъ причалила шлюпка и ожидалъ приглашенiя.
        Ранцевъ хот?лъ начать свой докладъ. Немо остановилъ его.
        - Подождемъ Ольсоне.
        Лицо Немо было задумчиво и скорбно. Онъ точно постар?лъ за эту нед?лю на много л?тъ.
        Ольсоне не замедлилъ появиться. По морской привычк? онъ спалъ и на якор? однимъ глазомъ.
        - Капитанъ, у васъ все готово къ отплытiю по указанному мною курсу?
        - Есть. Все готово.
        - Дизеля можете пустить немедленно?
        - Есть. Дизеля можно пустить сейчасъ. Машина прогр?та.
        - Выбирайте якоря… Съ Богомъ… Туманъ не пом?шаетъ выйти изъ р?ки?
        - Лоцманъ сказалъ: - видимость достаточная. Пойдемъ по теченiю самымъ малымъ ходомъ, только чтобы руля слушалась.
        - Съ Богомъ, - повторилъ Немо, наклоненiемъ головы отпуская отъ себя капитана.
        Онъ вышелъ въ корридоръ за капитаномъ и н?сколько мгновенiй прислушивался къ тому, что д?лается на пароход?.
        Босыя ноги проб?жали надъ головой. Будя ночную тишину застучала лебедка, выбирая якорный канатъ. Плеснула волна. Потомъ звонко и чеканно чисто сталъ отзванивать машинный телеграфъ на командномъ мостик?. «Динь… динь»… Мягко заработалъ винтъ. У Ранцева чуть закружилась голова. Пароходъ поворачивалъ по теченiю.
        Въ распахнувшуюся отъ в?тра занав?ску иллюминатора стало видно, какъ медленно поплыли мимо огни фонарей Сенъ Назэрскихъ улицъ и большое, высокое зданiе морской казармы.
        Ровно и м?рно, не нарушая тишины ночи, но сливаясь съ нею, стучала машина, и шелест?ла подъ килемъ разбуженная р?чная волна.
        - Ну, разсказывай мн? все безъ утайки, - сказалъ, входя въ каюту, Немо. Онъ погасилъ электричество и с?лъ въ глубокое кожаное кресло, жестомъ приглашая Ранцева занять другое, противъ него.
        Бл?дный, утреннiй св?тъ осв?тилъ его усталое, измученное лицо. Зубы были стиснуты, и какая то новая, незнакомая Ранцеву, жестокая складка легла въ углахъ его рта.
        XXVII
        - Хорошо, - сказалъ Немо, когда Ранцевъ кончилъ свой докладъ. - Что же ты мн? прикажешь д?лать?… Арестовать вс?хъ т?хъ, кто своею болтовнею смущалъ другихъ?… То есть прежде всего начальниковъ… Силы для этого у меня найдутся. Связать ихъ и бросить въ трюмъ?… Сгноить ихъ голодомъ?… Пов?сить ихъ на нокахъ рей?… Привязать къ ихъ ногамъ ядра и въ саванахъ спустить на дно морское?… Что же все это можно… Въ моей власти… Мы скоро выйдемъ изъ территорiальныхъ водъ Францiи. На корм? виситъ флагъ такого крошечнаго государства, которое протестовать не станетъ. Да и никто ничего не узнаетъ. Ты, Петръ Серг?евичъ, лучше меня знаешь офицерскую душу. Ты жилъ съ людьми, я жилъ съ наукой… Научи меня… Присов?туй мн?.
        - Ихъ надо понять, - такъ тихо, что Немо едва разслышалъ, сказалъ Ранцевъ.
        - И… простить, конечно, - съ ?дкой иронiей кинулъ Иемо. - Да, это просто… По христiански… Все понимать и все прощать… и большевиковъ понять и простить…
        - Прежде всего, Ричардъ Васильевичъ, тутъ кинематографическое общество
«Атлантида».. И ничего другого они не знаютъ…
        - Ну что же… Если это коммерческое предпрiятiе, съ которымъ они связали себя контрактами, значитъ можно и бунтовать?
        - Они еще не бунтовали, - твердо сказалъ Ранцевъ.
        - Это «еще» великол?пно, - съ горечью воскликнулъ Немо. - Надо, значитъ, чтобы они меня, тебя убили и только тогда признать наличiе бунта. Я предпочитаю нападать, а не обороняться… Надо гасить волненiя и грядущiя революцiи и бунты въ самомъ ихъ зародыш?.
        - Имъ столько разъ изм?няли… Ихъ столько разъ обманывали…
        - Оставь, - съ брезгливой гримасой махнулъ рукой Немо. - He отъ тебя мн? это слышать. Кто имъ изм?нялъ?… Это они изм?няли… Это они слушали профессорскую клевету съ думской трибуны, и считали себя въ прав? изм?нить присяг?… Что, - повысилъ голосъ Немо, зам?тивъ, что Ранцевъ хочетъ возразить ему. - Государь имъ изм?нилъ?… Государь обманулъ ихъ?… Государь былъ в?ренъ до самой смерти и Россiи и своему долгу и даже покинувшимъ его и предоставившимъ его своей судьб? союзникамъ.
        - Государь отрекся отъ Престола и приказалъ вс?мъ намъ служить Временному Правительству. Въ этомъ ихъ оправданiе.
        - Однако, слышалъ я, ты этому правительству отказался присягать.
        - Я что же?… Я не въ счетъ… Я - Донъ Кихотъ.
        - Ну, ладно… А Деникинъ, Колчакъ изм?нили?… Какъ стало тяжело - ихъ покинули…
        - He офицеры.
        - Н?тъ… И офицеры… Вся исторiя этого нашего сверхъ подлаго времени такъ напоминаетъ мн? Смутное Время 1605-1613 годовъ. Такое же шатанiе отъ королевича Владислава къ Лжедимитрiю, отъ Лжедимитрiя къ Тушинскому вору, отъ него къ Пожарскому, Ляпунову… Такъ и тутъ отъ гетмана Скоропадскаго къ Махно, отъ Махно къ большевикамъ, отъ Деникина къ кубанской рад?… И сами не знаютъ, чего хотятъ.
        - Не офицеры, - еще разъ строго повторилъ Ранцевъ.
        - А тутъ не офицеры, - жестко съ упрекомъ сказалъ Немо. - Вотъ, думалъ я, прошло столько л?тъ нашего несчастья и, кажется, такъ ясно стало видно, что нельзя же ничего такъ таки и не д?лать и, сложа руки, смотр?ть, какъ гибнетъ Россiя… Вотъ, придумалъ я, вс?мъ пожертвовалъ, набралъ лучшихъ людей… Мы еще ничего не сд?лали, ничего не начали, а уже броженiе и эти такъ знакомые «разговорчики»… Что же мы за люди? Куда мы годимся? Какъ осудить насъ исторiя!
        - Это потому, - твердо, прямо въ глаза глядя Немо, сказалъ Ранцевъ, - что они совс?мъ не знаютъ, куда и зач?мъ ихъ везутъ? Они в?дь даже и тебя не знаютъ, что ты за челов?къ?
        - Они знаютъ тебя.
        - Ну… Кто я!..
        - Ты - Ранцевъ… Ты Русскiй офицеръ и твоего слова имъ должно быть вполн? достаточно… Что же они?… Ужели - трусы?…
        - Н?тъ, они не трусы, - съ силою сказалъ Ранцевъ. - Идти и умирать въ бою - это храбрость, и она у нихъ, у вс?хъ, есть. Но быть, какъ думаютъ они, обманомъ отвезенными въ чрезвычайку и тамъ перебитыми, какъ скотина - это не храбрость, а глупость. Это безславная и гадкая смерть. Вся обстановка нашего похода такова, что похоже на то, что ихъ куда то нарочно везутъ не на войну, а для того, чтобы предать. И я ихъ психологiю понимаю.
        - И прощаешь.
        - Н?тъ. Не прощаю. Но считаю нужнымъ теперь же открыть имъ глаза, посвятить ихъ во всю ту работу, которая ихъ ожидаетъ, и тогда судить ихъ. Теперь, когда мы на пароход? и въ мор?, предателей бояться не приходится. А если бы таковые и явились, - мы и сами съ ними справимся. Да ты увидишь, какъ и сами они тогда отнесутся къ предательству. Я повторяю теб?: и я и Ферфаксовъ набрали теб? такихъ людей, въ храбрости которыхъ сомн?ваться не приходится… Честные, доблестные Русскiе офицеры…
        - И… съ м?ста… «разговорчики»…
        - He забудь, что они пережили… Они пережили революцiю. Это не забывается… Если бы это было при Государ??
        - Однако, почему нибудь у насъ не стало Государя… Онъ не даромъ отрекся… И никто не пом?шалъ его отреченiю.
        Что могъ на это возразить Ранцевъ? Онъ замолчалъ.
        Немо низко опустилъ голову. Вся его фигура, согнувшаяся, точно сложившаяся въ кресл?, показывала глубокое удрученiе. Онъ тяжело вздохнулъ, провелъ рукою по густымъ, б?лымъ волосамъ, по лицу, кр?пко зажмурился, точно прогоняя какую то тяжелую, назойливую мысль, поднялъ голову, и, вставъ съ кресла, подошелъ къ письменному столу, устроенному у л?вой переборки каюты. Онъ взялъ большой блокъ нотъ и сталъ писать на немъ короткiя записки, отрывая листокъ за листкомъ.
        Всходившее солнце бросило золотой лучъ въ иллюминаторъ и осв?тило его сильную, кр?пкую спину. Ранцевъ сид?лъ не двигаясь. Въ окна иллюминатора видны были далекiе, низкiе, зеленые берега Луары. Они проносились съ большою быстротою. Сильн?е стучала машина, и корпусъ парохода м?рно вздрагивалъ. Вода шип?ла подъ килемъ и п?нными полосами, блистая на солнц?, б?жала къ берегу.
        Чуткое ухо Ранцева улавливало пробужденiе пассажировъ парохода «Немезида».
        Немо тяжело поднялся со стула. Въ рук? у него были написанныя имъ записки.
        - Прикажи, - сказалъ онъ, - разнести по адресамъ… Я хот?лъ… Я считалъ нужнымъ… не разсуждая… По военному… Ну что же… Разговорчики - такъ разговорчики - видно безъ нихъ не обойдешься… Ступай. Тутъ есть и касающееся до тебя.
        XXVIII
        Весь день на пароход? шла д?ловая суета. Нордековъ съ ротнымъ каптенармусомъ, взводными командирами, унтеръ-офицерами и вызванными изъ взводовъ прiемщиками получалъ въ трюм? отъ Дрiянскаго винтовки, пулеметы, патроны, аммуницiю, б?лыя, тропическiя куртки, соломенныя легкiя широкополыя шляпы, сабли и револьверы для офицеровъ.
        При вид? настоящаго прекраснаго оружiя «разговорчики» смолкли. Вс? стали серьезны. Если даже и правда, что везли ихъ къ большевикамъ, то везли не безоружными.
        Получили приказы и Вундерлихъ и Лагерхольмъ и засуетились по своимъ просторнымъ каютамъ, гд? у нихъ были лабораторiи и мастерскiя.
        Ранцевъ, прочитавъ длинную и подробную инструкцiю, набросанную ему нервнымъ почеркомъ капитана Немо, собралъ у себя вс?хъ начальниковъ и капитана 1-го ранга Волошина, зав?дывавшаго морской частью и въ продолженiе четырехъ часовъ подробно обсуждалъ съ ними программу д?йствiй.
        Съ закатомъ солнца спустили кормовой флагъ того экзотическаго государства, за которымъ числилась «Немезида». На носу, корм? и по бортамъ ставили пушки Гочкиса и митральезы. Пароходъ приводился въ боевое положенiе.
        Когда стемн?ло, за кормою спустили деревянную стремянку для рабочихъ, провели провода къ электрическимъ переноснымъ фонарямъ, и Дружко, онъ былъ взятъ Ранцевымъ, какъ в?рный челов?къ и по художественной части, спустился съ рабочими на стремянку. Они отвинтили названiе парохода «Nemeside» и наименованiе порта, закрасили м?ста буквъ и привинтили заран?е заготовленныя буквы: «Мститель» и «С. Петербургъ»…
        Работа на пароход? шла почти всю ночь. Морскiе офицеры и гардемарины подъ руководствомъ капитана Волошина прибирали по военному «Мститель».
        Немо не выходилъ изъ каюты.
        Мертвая зыбь, остатокъ воскресной бури, улеглась. Качка была м?рная, и страдавшихъ морской бол?знью было очень мало. Берега Европы скрылись. Нигд? не было видно ни маячныхъ, ни судовыхъ огней. Пароходъ шелъ съ большою скоростью и не по курсу главныхъ линiй. Поздно ночью въ подзорную трубу были видны огни Финистерскаго маяка - «Мститель» покинулъ Европу. Взятый имъ курсъ успокаивалъ пассажировъ: - это былъ курсъ къ Панамскому каналу, къ ос-тровамъ Галапагосъ, а отнюдь не къ сов?тскому союзу республикъ.
        Значитъ, и правда: - кинематографическая съемка. Но… Для чего такое вооруженiе?… Почему шли съ потушенными огнями и на мостик?, кром? штурмана неотлучно стояли на вахт? два морскихъ офицера: - Русскiй и финляндецъ.
        За часъ до разсв?та барабанъ пробилъ пов?стку къ зар?. Засвистали боцманскiя дудки. Спозаранку поднимали пассажировъ, статистовъ кинематографическаго общества
«Атлантида».
        Mope было гладкое. Зыбь, безпокоившая вчера при дневныхъ работахъ, прекратилась. Въ темнот? таинственно св?тилась фосфоресцирующая волна, шедшая отъ парохода. Мирiады зв?здъ, отражаясь въ ровной поверхности океана, смягчали темноту жаркой южной ночи.
        Когда люди, вызванные сигналами, «выходйли на верхнюю палубу, одни по одиночк?, Нордековская рота въ строю, блестящая б?лыми кителями и новенькой скрипящей кожаной аммуницiей, наступалъ разсв?тъ. Зв?зды погасали. Mope и небо казались б?лыми. На запад?, закрывая небосклонъ, стояло громадное, с?рое, плотное, кучевое облако. Его круглая вершина начинала розов?ть, отражая, гд? то далеко, пылающую утреннюю зарю.
        Длиннобородый, с?дой финляндецъ Лагерхольмъ съ помощниками и Ванечкой Метелинымъ устанавливали передаточный аппаратъ радiо-станцiи и пров?ряли моторъ. Моряки разошлись по орудiямъ и стали на бак? и на ют?. Капитанъ Волошинъ поднялся на командный мостикъ. Амарантовъ вывелъ трубачей, Гласовъ хоръ, и они стали подъ прямымъ угломъ къ правому флангу роты, выстроившейся вдоль борта. У люка, ведущаго въ трюмъ, къ камбузамъ, въ б?лой одежд? и б?лыхъ поварскихъ колпакахъ торчали съ любопытными лицами Нифонтъ Ивановичъ и Фирсъ.
        Наступала какая то отв?тственная серьезная минута. Безсонная, въ работ? проведенная ночь, волненiе, пережитое за день, безпред?льность окружающаго ихъ океана, все это создавало духъ поднимающее настроенiе.
        Сдержанно раздавалась команда Нордекова:
        - Становись!..
        Чуть слышно стукнули по надраенной пескомъ палуб? жел?зные затылки прикладовъ. Люди равняли носки, разставляя ихъ по ширин? приклада.
        - Р-равняйсь!..
        Нордековъ съ праваго фланга, Парчевскiй съ л?ваго, пров?ряли равненiе. Точно въ давно забытомъ сн? слышались такъ знакомыя поправки.
        - В?ха, осадите назадъ… Князь Ардаганскiй вы совс?мъ завалили правое плечо… Грудь четвертаго челов?ка должны вид?ть… Шею на воротникъ… Поднимите голову… Смир-рна!..
        И опять «становись», «равняйсь» и «смирно».
        Все казалось недостаточно хорошо выравнена рота.
        И было такъ, какъ н?когда бывало на царскихъ смотрахъ. Что то теплое подкатывало къ сердцу. Тогда съ Царемъ вид?ли Россiю, теперь, казалось, съ рождающимся въ океан? днемъ - воскресаетъ умершая, потерянная Россiя…
        XXIX
        Ha восток? вдоль океана золотая протянулась полоса.
        Въ широкомъ люк?, ведущемъ въ каютъ компанiю и офицерскiя каюты показалась стройная высокая фигура Ранцева. Онъ былъ, какъ и вс?, въ просторномъ б?ломъ кител?, подхваченномъ въ талiи ремнемъ. На ремн? вис?ла дорогая сабля. На груди Ранцева скромно б?л?лъ Георгiевскiй крестъ. На голов? была над?та широкополая шляпа съ загнутымъ полемъ: очень молодилъ и красилъ его этотъ костюмъ.
        Нордековъ встрепенулся и торжественнымъ голосомъ скомандовалъ:
        - Р-рота! Шай, на кр-р-раулъ!
        Въ два счета - «разъ и два» - приподнялись и стали противъ лицъ поднятыя винтовки. Музыканты разобрали трубы. Хоръ Гласова сталъ смирно. Молча, не здороваясь, въ полной, напряженн?йшей тишин? Ранцевъ обошелъ фронтъ роты и медленно съ нарочитою важностью поднялся на капитанскiй мостикъ.
        Въ ту же минуту ярко, нестерпимымъ блескомъ загор?лось солнце, краемъ показываясь изъ водъ океана.
        Молодой, изъ мичмановъ военнаго времени, вахтенный начальникъ, лейтенантъ Деревинъ, дрожащимъ отъ волненiя голосомъ, срываясь на длинной команд?, прокричалъ съ мостика:
        - На флагъ, гюйсъ и стеньговые флаги!.. На фалы для расцв?чиванiя!..
        Матросы разб?жались по пароходу. И снова стала великол?пная, несказанно волнующая, рвущая сердце тишина.
        Солнце показалось изъ за небосвода и осв?тило весь пароходъ съ неподвижно стоящими на немъ людьми.
        Деревинъ командовалъ:
        - Флагъ!.. гюйсъ!.. и флаги поднять!..
        Въ тотъ же мигъ оркестръ и хоръ дружно заиграли такъ давно неслышанный Русскiй гимнъ. Горнистъ на фланг?, разрывая звуки гимна, проигралъ «открытiе огня».
        Съ праваго борта ударила пушка Гочкисса. Ей съ л?ваго отв?тила другая.
«Императорскiй» салютъ въ 31 выстр?лъ сталъ перекатываться съ борта на бортъ подъ звуки гимна.
        Невольно вс? скосили глаза къ корм?. Тамъ на м?сто маленькаго
«товаро-пассажирскаго» флачка экзотической республики, который разв?вался на Луар?, въ город? Сенъ Назэр?, величественно и красиво разворачивался б?лый, съ голубыми дiагоналями Русскiй Андреевскiй флагъ. На стеньгахъ гордо раскрылись Русскiе трехцв?тные флаги, a по стеньгамъ, отъ клотиковъ небольшихъ мачтъ-крановъ, весь пароходъ загор?лся пестрымъ узоромъ маленькихъ сигнальныхъ флачковъ.
        Въ рукахъ у солдатъ Нордековской роты отъ волненiя качались ружья. У многихъ слезы текли по щекамъ.
        Едва смолкъ салютъ, и посл?днiе звуки гимна, дрожа, пронеслись надъ ставшимъ голубымъ океаномъ, - Ранцевъ громкимъ, воодушевленнымъ голосомъ воскликнулъ:
        - Русскому Государю, который будетъ… Безъ котораго не будетъ Россiи… могучее Русское ура!..
        Снова грянулъ оркестръ. Ура покатилось по кораблю. Нифонтъ Ивановичъ сорвалъ съ головы поварской колпакъ и махалъ имъ въ какомъ то дикомъ возбужденiи. Въ этотъ мигъ, вс?мъ этимъ людямъ, - среди нихъ было много отчаявшихся, утратившихъ в?ру въ воскресенiе Россiи - казалось: и точно взошло солнце и родилась съ нимъ Россiя.
        - Великой Россiи ура!..
        И опять гимнъ хора, гимнъ оркестра и громовое, до хрипоты, страшное, восторженное ура.
        - Р-рота къ ног?!..
        Въ казавшейся посл? крика и музыки особенно внушительной тишин? чуть слышно стукнули винтовки.
        - Музыканты, барабанщики и горнисты - на молитву!..
        Мелодичный сигналъ внесъ успокоенiе въ взволнованныя сердца.
        - На молитву!
        Ружья склонились къ локтю л?вой согнутой руки.
        - Шапки долой!
        Хоръ Гласова м?рно, молитвенно тихо и умиленно красиво зап?лъ «Отче нашъ». Къ его п?нiю пристала рота. Звуки росли, ширились, и точно молитва лилась и рвалась къ самому небу и не могла быть тамъ не услышанной.
        - Музыканты, барабанщики и горнисты - накройсь!.. Музыканты, барабанщики и горнисты - отбой!
        Накрылись, взяли винтовки къ ног?. Приказано было стать вольно.
        Ванечка Метелинъ подошелъ къ радiо прiемнику и ровнымъ, отчетливымъ, чеканнымъ, хорошо обработаннымъ для радiо-передачи голосомъ сталъ говорить:
        - Сталинъ!.. Ты слышалъ?… Молотовъ и Зиновьевъ, вы слышали?… Ворошиловъ, Буденный, Тухачевскiй, Блюхеръ, вы вс?, красные тираны Русской земли, вы слышали всё это?… Русскiй народъ, вс?, кто слышали, скажите т?мъ, кто не слышалъ: - «Коммунизмъ умретъ - Россiя не умретъ»… Вы слышали Русскiй гимнъ, вы слышали настоящую команду, вы слышали молитву православныхъ Русскихъ людей, вы слышали о чемъ думаютъ, чему и какъ они кричатъ ура… Жива Россiя!.. He сломить вамъ ее вашими грязными продажными руками… Идетъ месть… He сдобровать вамъ!.. Русскiй народъ къ теб? идутъ освободители… Терпи - терп?ть осталось немного!.. Жди - ждать осталось недолго!..
        Было что то таинственное и страшное въ эти мгновенiя на палуб? «Мстителя». Будто вм?ст? съ радiо-волнами потянулись далеко на востокъ, гд? давно уже наступилъ день какiя то незримыя, но явно ощущаемыя нити. Он? связали, пока еще тонкими, легко разрываемыми путами этотъ маленькiй плавучiй городокъ подъ Русскимъ Андреевскимъ флагомъ съ необъятными просторами великой Россiи, стонущей подъ красными тряпками кроваваго третьяго интернацiонала.
        Радiо-прiемникъ былъ закрытъ.
        Мертвая тишина стояла на палуб? «Мстителя». Въ этой тишин? сухо, четко и очень оффицiально прозвучали слова, сказанныя Ранцевымъ:
        - Начальникамъ вс?хъ степеней прибыть къ восьми часамъ въ каютъ-компанiю. Въ восемнадцать часовъ вс?мъ собраться безъ оружiя на верхней палуб?… Разойтись…
        Рота повернулась нал?во и рядами стала спускаться на батарейную палубу. Было слышно только поскрипыванiе новыхъ сапогъ, рип?нiе кожаной аммуницiи, да
        иногда кто нибудь на порог? люка неловко стукнетъ прикладомъ.
        Нордековъ шелъ сзади роты. Въ сущности случилось то, о чемъ онъ вс? эти годы мечталъ. Гд? то въ глубин? робкiй духъ шепталъ лукавыя р?чи. Значитъ:
        - и точно - н?тъ никакого кинематографическаго общества «Атлантида», но они призваны спасать Россiю отъ коммунистовъ.
        Съ ротою въ триста челов?къ?…
        He авантюра-ли?…
        И было страшно, смутно и жутко на душ? у Нордекова.
        XXX
        Въ каютъ компанiю собрались задолго до восьми часовъ. Были хмуры, молчаливы и задумчивы. Вс?мъ такъ хот?лось курить, говорить, обм?няться впечатл?нiями утра и вс?, или молчали, или говорили о пустякахъ. И только всегда бодрый и веселый Парчевскiй, стоявшiй рядомъ съ Нордековымъ, шепнулъ ему со-вс?мъ тихо, такъ чтобы никто не могъ его услышать:
        - Признайся: - думаешь, а попали мы таки въ грязную исторiйку?
        Нордековъ сердито пожалъ плечами. Парчевскiй угадалъ его мысли.
        Посл? не всегда сытой, но всегда спокойной и безотв?тственной жизни заграницей, вдругъ сразу, въ это тихое, iюньское утро въ Атлантическомъ океан?, передъ ними всталъ во всей сложности и опасности вопросъ о борьб? за Россiю.
        Сколько разъ думали объ этомъ, сколько разъ обсуждали этотъ вопросъ въ Парижскихъ мансардахъ подъ раскаленными крышами, въ сизыхъ облакахъ табачнаго дыма, сколько разъ слушали на эту тему красивыя хлесткiя р?чи на собранiяхъ и банкетахъ, но никогда этотъ вопросъ не предполагалъ д?йствiя. Мало кто думалъ, что вотъ именно - это «я», своею шкурою, буду пробивать дорогу въ Россiю. И «ура» кричали, и въ в?рности вождямъ клялись - все съ т?мъ большимъ пыломъ, ч?мъ дальше были отъ исполненiя этихъ клятвъ.
        Ихъ триста вооруженныхъ челов?къ, идущихъ на простомъ пароход?, вооруженномъ пушками Гочкисса!
        Тремя стами челов?къ освободить Россiю отъ большевиковъ съ ихъ громадной красной армiей, съ ихъ одичалымъ, милитаризованнымъ народомъ, гд? даже женщины вооружены на защиту сов?товъ. Идти бороться съ краснымъ воздушнымъ флотомъ, поставленнымъ н?мцами, идти бороться въ государство съ непревзойденнымъ шпiонажемъ, сыскомъ и агитацiей, им?ющее въ резерв? весь мiръ, ненавидящiй Россiю и недопускающiй возможности возстановленiя въ ней Императорской власти. Идти опред?ленно съ монархическими лозунгами?!
        He сумасшествiе ли это?… He попали ли они въ руки фанатика, полоумнаго, который только понапрасну погубитъ ихъ?…
        Посл? душевнаго подъема на разсв?т?, вызваннаго трогательной и красивой церемонiей подъема Русскаго флага, посл? музыки и слова, сказаннаго въ радiо, наступила въ этихъ истерзанныхъ, измученныхъ, столько разъ обманутыхъ въ ихъ надеждахъ душахъ естественная реакцiя. Такъ опошленное, но и такъ часто повторяемое въ эти тринадцать л?тъ слово - «авантюра» - шло на умъ не одному Нордекову. Подвигъ, къ которому ихъ призывали, казался невыполнимымъ, a потому и безполезнымъ и ненужнымъ.
        Но вм?ст? съ т?мъ боялись въ переживаемыхъ чувствахъ признаться самимъ себ?, боялись, что другой угадаетъ, что творится на душ?, и потому молчали.
        Ровно въ восемь часовъ по корридору, идущему къ каютъ-компанiи раздались быстрые, четкiе шаги, портьера, отд?лявшая каютъ-компанiю отъ прохода широко распахнулась и въ ней появился, какъ въ рам? тотъ таинственный челов?къ, именемъ котораго и волей вс? они были зд?сь собраны.
        Онъ былъ весь въ б?ломъ. Красивый кортикъ на ременномъ пояс? стягивалъ его станъ. Онъ былъ высокъ, въ м?ру полонъ, строенъ. Смуглое лицо его было сухощаво. Голова покрыта с?дыми, коротко стриженными волосами. Лицо было гладко брито. Темные глаза гор?ли неугасаемымъ пламенемъ точно юношескаго ц?ломудрiя.
        Нордековъ скомандовалъ:
        - Господа офицеры!..
        Челов?къ въ б?ломъ сд?лалъ шагъ впередъ и вошелъ въ каютъ-компанiю. За нимъ вошелъ, сл?довавшiй за нимъ Ранцевъ.
        Капитанъ Немо, чуть нагибая голову, поклонился офицерамъ. Ему отв?тили низкимъ поклономъ.
        Прошло н?сколько долгихъ мгновенiй. Капитанъ Немо, молча, смотр?лъ въ глаза офицерамъ. Казалось, онъ обладалъ способностью читать ихъ мысли. Офицеры стояли неподвижно. Многiе подъ волевымъ взглядомъ Немо потупили глаза.
        - Спасти Россiю… Это мечта каждаго изъ насъ съ самаго перваго дня этой проклятой революцiи, - негромко, чеканнымъ и яснымъ голосомъ началъ Немо. И сразу было видно, что этотъ челов?къ не привыкъ говорить, что онъ не ум?етъ говорить, но знаетъ, что сказать и сум?етъ это сказать.
        - Какъ спасти?… Какими такими силами?… Сила есть только одна: - сила самого Русскаго народа… Мы знаемъ, что онъ въ разумной и бол?е зр?лой своей части ненавидитъ большевиковъ и созданный ими анафемскiй строй. Молодежь - наоборотъ… Она обманута, развращена… Ничего другого она не видала и не знаетъ… Ей внушили, что раньше, «при царяхъ» еще хуже было. Прошлое оклеветано. Кром? того - ужасный сыскъ и терроръ. Люди затравлены… запуганы… Они и рады бы возстать, и не могутъ… Они возмущаются, ихъ возстанiя подавляются съ необычайною, садическою что ли? жестокостью. Эта жестокость остается неотомщенной… Прибавьте къ этому, что за ними, работая для нихъ, стоитъ весь, погрязшiй въ матерiализм? и практицизм?, такъ называемый - культурный мiръ. Ему ненавистна христiанская, православная, в?ровавшая въ Бога старая Императорская Россiя. Этотъ мiръ не дастъ большевикамъ пасть. И мы должны признать, что насъ ожидаетъ война не только съ большевиками, но и со вс?мъ мiромъ…
        Этотъ челов?къ хорошо былъ осв?домленъ. Онъ зналъ положенiе вещей и, во всякомъ случа?, онъ не строилъ себ? иллюзiй.
        Легкiй вздохъ раздался въ наступившей на мигъ тишин?.
        - To есть, конечно, это не такъ… не совс?мъ такъ, - продолжалъ Немо. - Весь мiръ, именно, весь мiръ ненавидитъ коммунистовъ не меньшею ненавистью, ч?мъ мы. Но во глав? правительствъ везд? стоятъ соцiалисты, младшiе братья коммунистовъ, и мы присутствуемъ при странномъ и совс?мъ неестествеиномъ союз? капитала съ коммунизмомъ. Мiръ усталъ посл? войны. Современная Европа - это выпашь, истощенное поле, не могущее ничего родить. Мiръ сталъ трусливъ и мягкот?лъ. Его мечты: - миръ, разоруженiя, отсутствiе кошмарнаго призрака войны. Коммунисты застращиваютъ его своими - жестокостью, наглостью и пуганiемъ войною.
        Капитанъ Немо остановился. Было похоже, что онъ потерялъ нить своей мысли. Онъ строго и пытливо обвелъ глазами офицеровъ.
        - Надо повести неумолкающую ни на минуту, мощную пропаганду о вред? коммунизма. Надо везд?, и заграницей и въ Россiи повторять объ этомъ. Слово, п?нiе, музыка, газета, книга, радiо, кинематографъ, театръ, церковная кафедра, - все… все… все должно кричать противъ коммунистовъ… Надо во всей Россiи поднять повсем?стное возстанiе. Надо возставшимъ дать начальниковъ и руководителей, надо вооружить ихъ… Надо лютою, жидовскою местью мстить т?мъ, кто пойдетъ подавлять это возстанiе… Надо тамъ, въ самой Россiи, создать въ противов?съ красной армiи свою Русскую армiю. Надо пробудить самосознанiе и духъ см?лой предпрiимчивости въ старшемъ покол?нiи, надо открыть глаза молодежи. Вотъ, задача Русской эмиграцiи, если она хочетъ быть достойной своего великаго отечества. Вотъ та задача, которую я поставилъ себ? и вамъ, кого я обманомъ позвалъ идти за собою.
        Капитанъ Немо на минуту опустилъ свою голову. Онъ ее сейчасъ и поднялъ и съ большою силою продолжалъ:
        - Я часто слышалъ, какъ говорили: - «почему у насъ н?тъ своего Муссолини?… Почему среди насъ не появится свой Русскiй Хитлеръ, который поведетъ насъ къ спасенiю Родины?» Я бы уже скор?е сказалъ: - «почему въ двадцатомъ в?к? невозможно повторенiе семнадцатаго в?ка, и н?тъ среди насъ ни Мининыхъ ни Пожарскихъ?»… Праздный вопросъ, господа. Минины и Пожарскiе, Муссолини и Хитлеры не могутъ родиться на чужой сухой почв?. Они требуютъ родного чернозема. Великiй Князь Николай Николаевичъ говорилъ: - «если бы мы могли им?ть хотя одну квадратную версту своей, Русской земли, мы могли бы работать…» Мы этой квадратной версты, гд? мы можемъ д?лать все, что мы хотимъ, до сего времени не им?ли. И потому жестокiе безумцы т?, кто упрекаетъ нашихъ «вождей» въ томъ, что они никуда не ведутъ. Надо работать… Надо вести пропаганду… Надо поставить радiо… Кто позволитъ?… Надо послать на аэропланахъ, - ибо какъ же иначе? - подмогу возстающимъ въ Россiи. Кто позволитъ купить, кто выпуститъ, да еще вооруженный аэропланъ, направленный въ сов?тскую республику, которой вс? боятся, которою вс? подкуплены и передъ которой вс?
заискиваютъ… Безъ свободной базы нельзя ничего д?лать.
        Капитанъ Немо сд?лалъ длинную паузу. Было слышно, какъ подъ килемъ быстро идущаго парохода шум?ла вода океана и м?рно стучала машина.
        - Я эту базу им?ю. Я васъ везу на эту базу. Оттуда мы можемъ говорить, п?ть и играть такъ, какъ мы это сд?лали сегодня при подъем? флага и все, что мы захотимъ, чтобы слышали въ Россiи или заграницей то и будетъ слышно, благодаря прекраснымъ изобр?тенiямъ, секретомъ коихъ обладаю я. Я одинъ… Тамъ мы можемъ свободно и никого не боясь изготовлять такiя средства борьбы, которыхъ никто не знаетъ и съ которыми и васъ, такихъ малочисленныхъ будетъ достаточно, чтобы застращать самыхъ в?рныхъ, самыхъ преданныхъ слугъ третьяго интернацiонала… Тамъ я смогу безпрепятственно собрать изготовленные для кинематографическаго общества
«Атлантида» аэропланы и распорядиться ими такъ, какъ я хочу. Послать ихъ, куда хочу, и съ к?мъ и ч?мъ хочу…
        Н?сколько минутъ капитанъ Немо молчалъ. Потомъ съ неукротимой волей продолжалъ. Въ его страстномъ голос?, р?зко и четко раздававшемся по каютъ компанiи былъ такой ув?ренный приказъ, что холодъ проб?жалъ по жиламъ Нордекова и ноги его обмякли.
        - Я пошлю ихъ… Полетите туда, въ Россiю… вы… Вы, кого я изберу… Кого назначу… Кому прикажу… Кого признаю достойнымъ этого счастливаго жребiя… Но вы полетите туда во всеоружiи знанiя. Тамъ, гд? триста челов?къ ополчились на войну съ ц?лымъ мiромъ, тамъ нельзя воевать винтовками и пушками и д?йствовать конными атаками. Тамъ: - страшный ядъ… обманъ… Переод?ванiе въ одежды противника. Пользованiе его средствами… Тамъ поднятiе противъ врага населенiя и ужасная неслыханная месть предателямъ и т?мъ, кто пойдетъ усмирять возставшихъ…
        Капитанъ Немо еще разъ окинулъ острымъ взглядомъ внимательно слушавшихъ его офицеровъ.
        Одни стояли см?ло, съ вызовомъ глядя въ глаза Немо. Ихъ глаза говорили: «пошли меня… Меня, въ первую очередь». Другiе потупились въ смущенiи. Грандiозность плана ихъ подавляла. Новизна пугала. Такъ просто было маршировать и д?лать ружейные прiемы и такъ казалось совс?мъ не простымъ лет?ть въ Россiю и тамъ д?йствовать ядами и обманомъ.
        Капитанъ Немо оглянулся на Ранцева. Тотъ стоялъ прямо, на вытяжку, глядя острымъ немигающимъ взглядомъ въ глаза офицеровъ, точно запоминалъ онъ выраженiя ихъ лицъ, чтобы въ будущемъ знать, кто чего стоитъ.
        - Однако, одной вашей Русской работы мало. Когда поднимется возстанiе въ Россiи, когда Русскiе станутъ одол?вать коммунистовъ, тогда на защиту ихъ встанетъ весь капиталистическiй мiръ, и мы должны быть готовы парализовать его работу, запугать его такъ же, какъ запугивали и запугиваютъ его коммунисты. Для этого мною взяты иностранцы, французы и н?мцы. Эти люди, такъ же, какъ и вы, поняли весь вредъ коммунизма и они такiе же страстные, см?лые и непоколебимые враги его, какъ и вы.
        Стало ясн?е въ головахъ т?хъ, кто волновался вчера, кого пугала авантюра. Авантюра то оставалась, но какъ то по новому она выгляд?ла, и въ этомъ новомъ была надежда на усп?хъ. Когда смотр?ли на Немо - эта надежда обращалась въ в?ру, такъ см?ло и просто смотр?лъ онъ на вс? трудности, которыя понималъ и ненедооц?нивалъ.
        Опять стало тихо въ каютъ-компанiи. Съ палубы доносилось согласное п?нiе - хоръ Гласова сп?вался къ новому концерту для радiо.
        XXXI
        - Мн? пришлось васъ вс?хъ обмануть… - сказалъ посл? долгаго молчанiя капитанъ Немо. - Кинематографическое общество «Атлантида»… Зач?мъ это?… Отчего такое святое, чистое и прямое д?ло, какъ спасенiе Россiи… всего мiра отъ коммунистовъ, начинать съ обмана?… А, какъ же, господа, было поступить иначе? Ни средствъ, ни времени, ни людей, ни знанiй не хватило бы, чтобы все создавать самому. Нужны заводы, фабрики, нужна вся эта безумная техника современнаго мiра, чтобы все приготовить скоро, дешево и хорошо. Готовить для Россiи оружiе, оборудовать совс?мъ особенную химическую лабораторiю, строить радiоаппараты, заказывать части аэроплановъ, наконецъ, собрать ц?лую роту молодыхъ людей и обучать ихъ военному строю, да кто же и гд? это позволитъ? При теперешнемъ то сыск?, при теперешней то жажд? обо всемъ, мало-мальски пахнущемъ войною, доносить по начальству - мигомъ все отобрали бы, выслали бы, а то и арестовали бы… Но все это - для развлеченiя толпы… Совс?мъ другое д?ло… Разв? не зам?тили вы, что кинематографъ, футъболъ, матчи боксеровъ, все, что собираетъ большiя, ревущiя отъ восторга толпы, пользуется
совс?мъ особыми правами. Имъ подчинены дипломаты, ихъ слушаютъ парламенты и въ палат? депутатовъ къ нимъ особенно внимательны… Сколько вещей, морально совс?мъ недопустимыхъ, показываютъ въ кинематограф?, боксерскiе поединки обратились въ гладiаторскiя игры, гд? часто смерть ожидаетъ одного изъ борющихся. Но это все позволено, ибо - для толпы - этого подлиннаго тирана современнаго мiра… Толпа, а она везд?, на заводахъ, въ таможняхъ, на верфяхъ, - толпа прив?тствовала мысль какого то анонимнаго общества «Атлантида» поставить н?что совс?мъ изъ ряда вонъ выходящее, н?что потрясающее, и она одобрила и покупку парохода, оборудованнаго, какъ крейсеръ и даже его вооруженiе. Для кинематографа!!.. А скажи я, что это нужно, чтобы какая нибудь сов?тская лодка, пронюхавъ о нашемъ путешествiи, не настигла насъ въ дорог?, - и сейчасъ же пошли бы запросы въ палат?, разговоры объ интервенцiи и вм?шательств? во внутреннiя д?ла дружественнаго государства!
        - Но неужели никто такъ таки и не догадался и не заподозрилъ? - несм?ло спросилъ Парчевскiй.
        Капитанъ Немо такъ себя поставилъ, что, казалось, нельзя было ему задавать вопросовъ. И, если бы капитанъ Немо совс?мъ не отв?тилъ на вопросъ, никому и въ голову не пришло бы обижаться.
        Но капитанъ Немо отв?тилъ съ полною готовностью и очень любезно.
        - Конечно, не только догадывались, но и прямо знали, для чего это д?лается. Заказать десятки тысячъ ружей и тысячи пулеметовъ… не для кинематографа же
        это было нужно?… Такъ же какъ и миллiоны патроновъ. Знали, и потому на верхахъ, гд? отлично понимаютъ весь роковой вредъ коммунистовъ намъ всячески помогали… Они в?дь связаны толпою, и они прив?тствовали, что мы замаскировали себя отъ толпы обществомъ «Атлантида».
        - Почему вы, господинъ капитанъ, не сказали намъ этого сразу? Какъ намъ все было бы легче. Хотя бы н?которымъ, дов?реннымъ… И безъ того догадывающимся, - сказалъ генералъ Чекомасовъ.
        - Какъ могъ я сказать объ этомъ въ Париж??… У каждаго есть родные, близкiе, знакомые… Наконецъ, въ порядк? своей дисциплины, многiе проболтали бы о моей тайн?. И она стала бы достоянiемъ толпы. Появились бы везд?сущiе газетные репортеры, и все д?ло было бы сорвано, еще не начавшись. Сколько было тому прим?ровъ! Вспомните, какъ мы ни береглись, а какая то анкета была… Кому то, и б?лому притомъ, было нужно знать, что же это за кинематографическая съемка, о которой въ кинематографическомъ мiр? какъ разъ и не говорятъ… В?рьте мн?, господа, пока эмиграцiя не научится молчать, какъ ум?ютъ молчать въ сов?тской республик?, иначе поступать нельзя.
        Казалось, капитанъ Немо кончилъ. Онъ сд?лалъ движенiе, опять н?что въ род? поклона, чтобы уходить, но тутъ осм?л?вшiй Нордековъ задалъ ему волновавшiй его вопросъ.
        - Намъ все-таки неясно… Повидимому, вы предполагаете вести войну съ большевиками совс?мъ особеннымъ образомъ: - пропагандой, газами, аэропланами, словомъ какъ то по новому… Такъ для чего же вамъ понадобилась старая муштровка, повороты, ружейные прiемы, маршировка подъ барабанъ, наконецъ, наша однообразная одежда, форма, такъ сказать, эти сабли? - Нордековъ не безъ тщеславнаго удовольствiя прикоснулся къ блестящимъ ножнамъ вис?вшей у него на боку сабли.
        Немо укоризненно покачалъ головой. Точно говорилъ онъ: - «какъ же вы позабыли, что это азбука военнаго д?ла».
        - Муштровка, мундиръ, оружiе, всегда носимое - создаютъ солдата. Когда придемъ на м?сто, придется и ротныя ученiя пройти, и постр?лять, и стр?лковому д?лу поучиться. Вамъ, именно вамъ, придется стать учителями и создателями той Русской армiи, которая должна будетъ зам?нить красную армiю. Какъ же вы создадите изъ крестьянина колхозника, изъ рабочаго, изъ Соловецкаго или Нарымскаго узника и ссыльно-поселеннаго доблестнаго солдата Русской армiи, какъ не этими старыми, в?рными, испытанными и нич?мъ незам?ненными и незам?нимыми путями и методами? Одни изъ васъ ихъ основательно позабыли, другiе и вовсе не знали. Мн? надо было ихъ вамъ напомнить… Ну и для кинематографа тоже… Толп? это понятно, что въ кинематограф? войска должны быть и молодцовато выправленными и хорошо муштрованными… Теперь когда вы знаете, что васъ ожидаетъ… Я никого не неволю… Силою заставлять кого бы то ни было спасать Россiю я не нам?ренъ… Могу… но не хочу… Кто изъ васъ не желаетъ, считаетъ, что я его обманулъ?… Тому заявить Петру Серг?евичу Ранцеву о томъ… Отпустить, вы сами понимаете, такихъ людей до срока я не могу… Слишкомъ много
они знаютъ. Тотъ будетъ жить на острову… и сниматься… для фильмы въ обществ? «Атлантида»… Согласно съ контрактомъ - въ теченiе года…
        Натянутыя улыбки появились на лицахъ офицеровъ.
        Капитанъ Немо поклонился и вышелъ въ сопровожденiи Ранцева изъ каютъ-компанiи.
        XXXII
        Въ шесть часовъ вечера пассажиры «Мстителя» стали собираться на палуб?. На ней уже были сд?ланы н?которыя приготовленiя для показа чего то. Большая часть палубы на ют? была отгорожена шнуркомъ, и за нимъ въ большомъ соломенномъ пароходномъ кресл? сид?ла, развалясь, обезьяна. Она была од?та въ б?лый тропическiй костюмъ, свободно на ней вис?вшiй. Ея коричневая голова, покрытая р?дкими, сбитыми, неприглаженными волосами, похожими на шерсть, ея морщинистое лицо, поросшее клочьями с?дыхъ и бурыхъ волосъ, носъ, широкими открытыми ноздрями торчащiй впередъ, маленькiе, острые, сверлящiе глазки, все это было такое нечелов?ческое, обезьянье, что многiе и точно были далеко не ув?рены, что передъ ними челов?къ. Два н?мца изъ четвертаго взвода Нордековской роты были при ней. Въ довершенiе возможности предположенiя, что это и точно была обезьяна, тутъ же подл? стояли ящики съ морскими свинками и кроликами, будто и впрямь пассажирамъ «Мстителя» собирались показать какой то зв?ринецъ. Электрическiй моторъ, ящики съ склянками, шесты на штативахъ были поставлены кругомъ обезьяны.
        - Глянь, какой страшный… Что же это за зв?рюга такая?… - безцеремонно показывая на обезьяну пальцемъ, спрашивалъ Фирсъ Агафошкинъ, протискавшiйся въ первые ряды.
        - Челов?къ это, али нарочно, такъ для обмана, сд?лано?
        Вопросы и зам?чанiя Фирса создавали въ толп? см?шливое, не серьезное настроенiе. Ожидали какого то, забавнаго, занятнаго представленiя и, конечно, никакого отношенiя не могущаго им?ть къ такому д?лу, какъ спасенiе Россiи.
        Команды: - «смирно» и «господа офицеры» прекратили шутки и разговоры.
        Ранцевъ вышелъ на палубу.
        - Господа офицеры, - сказалъ онъ. - Прошу стоять вольно и прослушать мои объясненiя.
        Онъ подошелъ къ обезьян? и поздоровался съ нею.
        - Глянь, какая ученая, - прошепталъ Фирсъ. - Лапку даетъ, совс?мъ, ну - челов?къ.
        - Господа, - сказалъ Ранцевъ, - позвольте вамъ представить нашего сотрудника, знаменитаго химика Карла Леопольдовича Вундерлиха.
        - Профессора Вундерлиха, - приподнимаясь съ кресла, - сказала обезьяна.
        - Профессора Вундерлиха, - поправился Ранцевъ.
        - Когда вамъ придется работать въ Россiи, постоянная опасность доведетъ ваши нервы до страшнаго напряженiя и вамъ будетъ нужно гд? то отдохнуть, собраться съ силами, перевооружиться, приготовить все вамъ нужное въ полной безопасности, зная, что никто вамъ не можетъ пом?шать… Вамъ тамъ надо будетъ им?ть собственную базу…
        Обезьяна приподнялась и рукою тронула Ранцева, показывая, что она будетъ сама объяснять.
        Ранцевъ отошелъ въ сторону.
        - Когда ви биль д?ти, - начала обезьяна, моргая маленькими глазами и хитро поглядывая на окружавшихъ ее пассажировъ «Мстителя». - Когда ви биль маленьки, ви играль въ «кошка-мишка». Кошка появилась - миши въ домъ. Большевикъ это кошка… Ви - миши… Большевикъ появился - мишамъ надо спрятаться… Достать нельзя.
        Вундерлихъ сказалъ н?сколько словъ по-н?мецки солдатамъ и т? поставили у бортовъ шесты съ зажимами.
        Вундерлихъ показалъ на шесты.
        - Слихаль въ банкахъ, у кассъ пускаютъ такой лучъ… Челов?къ пошель - его убьютъ… Вотъ это тоже мои лучи. Зд?сь пускайтъ, тамъ принимайтъ… Далеко, хоть десять километровъ… Кто идетъ между, тотъ попадаетъ въ лучи… Ви сидитъ въ домъ, за эти шести. Миши идутъ… Теперь, смотрите, что происхождайтъ.
        Онъ досталъ изъ ящика маленькую стеклянную баночку съ б?лымъ порошкомъ и далъ ее солдату.
        Тотъ укр?пилъ ее на одномъ изъ штативовъ, давая направленiе стр?лк? къ другому штативу, стоявшему у противоположнаго борта. Моторъ сталъ неслышно работать.
        - Ви ничего не видитъ. Ничево и н?тъ. Можете ходить сколько угодно. Пожальте ко мн?.
        Но никто не двигался съ м?ста. Все было такъ таинственно, что казалось страшнымъ.
        - Пожальте… Пожальте, ничего не боись. Ничего страшнаго.
        Вс? жались другъ къ другу, никто не трогался съ м?ста.
        - Факсъ, иди ко мн?, - сказалъ Ранцевъ.
        Ферфаксовъ, стоявшiй у борта послушно и см?ло, легкой охотничьей походкой прошелъ между шестами къ Ранцеву и обратно.
        - Нишего и нь?тъ, - кривясь въ безобразной усм?шк?, сказалъ Вундерлихъ… - Теперь пускаю. Это см?хучiй… Кто идетъ - см?ется… Хочетъ, не хочетъ - см?ется… Дольго… Ц?лiй часъ см?ется… такой см?хачъ… Идти не можетъ… Поворачивайтъ назадъ… Спазма… Надо докторъ… Н-ню, между прочимъ… блягополюшна… См?хъ это здорово… Ошень хорошо для пишшеваренiй. Н-ню, кто желайтъ?… Маленькiй см?хачъ.
        - Господа, - сказалъ Ранцевъ, желаете попробовать. Ничего опаснаго для здоровья н?тъ. Это вы будете употреблять, когда пожелаете оградить себя отъ ненужныхъ глазъ и ушей, но не желаете д?лать зло.
        Фирсъ Агафошкинъ стоялъ сбоку и впереди вс?хъ. Въ б?ломъ колпак? и поварскомъ фартук? онъ глупо ухмылялся, видимо сильно захваченный вс?мъ, что тутъ показывалось.
        - Н-ну, - протянулъ онъ. - Нюжли же такая штука, чтобы см?яться, ежели я, къ прим?ру, плакать хочу?
        - Иди, Фирсъ, - подтолкнулъ его Мишель Строговъ, стоявшiй рядомъ съ нимъ.
        - А что?… He пойду?… - куражась и выступая впередъ, сказалъ Фирсъ. Онъ чувствовалъ себя предметомъ всеобщаго вниманiя и это подмывало его. - Отчего не пойти?… Да я!.
        Съ Ереминскаго хутора казаки да ничего такого не пугались. Что мн? обезьяна сд?лаетъ?… Подойду и скажу: - «дай мн? лапку, какъ генералу подавала»… Что тутъ страшнаго. Одна химiя и только.
        Прикрывая сгибомъ локтя лицо и точно бросаясь черезъ огонь, Фирсъ Агафошкинъ стремительно поб?жалъ къ Вундерлиху.
        Но, едва онъ дошелъ до линiи между штативами, какъ точно какая то невидимая сила откинула его назадъ. Онъ схватился руками за животъ и кинулся обратно въ толпу, сгрудившуюся подл? шканцевъ.
        - Ха-ха-ха, - вопилъ онъ, корчась отъ см?ха. - Хо-хо-хо… Вотъ умора то!.. Ой-ой-ой… - Обезьяна то!.. ха-ха-а!..
        Это было такъ странно и неожиданно, что кое кто не пов?рилъ. Казалось, что Фирсъ просто дуритъ, представляется… Молодой летчикъ В?ха пошелъ медленными осторожными шагами черезъ невидимый лучъ. Но едва дошелъ до него, какъ повернулъ обратно. Видно было, какъ онъ вс?ми силами старался удержать см?хъ. Лицо его кривило спазмой, наконецъ, прорвало и -
        - Ха-ха-ха, ха-ха-ха… - присоединилъ онъ свой см?хъ къ неистовому дикому хохоту Фирса.
        Еще два, три челов?ка бросились, пытаясь быстро проскочить роковую полосу, но и ихъ невидимая сила отбрасывала и они корчились въ спазмахъ см?ха. Вс?хъ ихъ переловилъ докторъ Пономаревъ и повелъ въ прiемный покой отпаивать и успокаивать. И долго по трапамъ и корридорамъ парохода раздавалось неистовое, истерическое:
        - Ха-ха-ха… хи-хи-хи… хо-хо-хо!..
        XXXIII
        Ранцевъ остановилъ токъ. Помощникъ Вундерлиха вынулъ склянку. Профессоръ досталъ изъ ящика колбочку съ розовымъ порошкомъ. Ее вставили на м?сто прежней.
        - Теперь, - самодовольно говорилъ Вундерлихъ, - это плакучiй. Кто теперь идетъ - плакать будетъ… Горько плакать… Н-ню тоже не опасно для здоровья ничуть… Слезы это тоже иногда ошень карашо… Успокаивайтъ нервы.
        Но плакать, повидимому, никому не хот?лось.

«Волевой» челов?къ Мишель Строговъ, - ему эти опыты чрезвычайно понравились, въ нихъ онъ увидалъ хорошее средство испытанiя воли - вышелъ впередъ.
        - Н-ну, - съ сомн?нiемъ въ голос? протянулъ онъ и пошелъ твердыми шагами боксера, идущаго на противника черезъ полосу. Было видно, какъ, вступивъ въ промежутокъ между шестами, онъ заставлялъ себя сд?лать еще шагъ, но потомъ схватился за глаза руками и быстро пошелъ назадъ. Слезы градомъ лились изъ подъ пальцевъ. Непроизвольная спазма рыданiй кривила лицо. Онъ уже не въ силахъ былъ дольше держаться и громко зарыдалъ. Докторъ Пономаревъ подхватилъ его подъ руки и бережно повелъ внизъ. Зрители стояли, нахмурившись. Никто не пожелалъ повторять опыта Мишеля Строгова.
        Склянку съ розовымъ порошкомъ вынули, самъ Вундерлихъ пошелъ вставлять въ штативъ новую скляночку съ с?рымъ порошкомъ.
        Онъ обратился къ Ранцеву:
        - Я попросилъ бы васъ поставить офицеръ впередъ, чтобы никто не ходилъ теперь. Это ошень опасный лучъ… Это «капучiй»… Теперь, кто идетъ… большевикъ… шмерть…
        Его помощники перенесли кроликовъ и морскихъ свинокъ къ публик?. На палуб? было томительно тихо.
        - Знаешь, - прошепталъ Парчевскiй, обращаясь къ Нордекову, - совс?мъ, какъ въ цирк? передъ какимъ нибудь опаснымъ сальто мортале. И чего не придумалъ челов?къ? He даромъ онъ и на челов?ка не похожъ…
        - Fertig? - спросилъ Вундерлихъ.
        - Jawohl, - отв?тилъ помощникъ, державшiй кл?тки.
        - Пускайте кроликъ и швиней.
        - He надо… не надо, - раздались голоса. - В?римъ и такъ!
        Кролики и свинки поб?жали за приманкой. Едва они достигли роковой черты, какъ стали падать и дрыгать лапками въ смертельной конвульсiи.
        Тяжелая тишина стояла на палуб?. Помощники Вундерлиха выбросили т?ла свинокъ и кроликовъ за бортъ на съ?денiе акуламъ. Вс? вдругъ заговорили.
        - Да… Ну и придумано, - сказалъ Нордековъ. - Дьявольская какая штука.
        - А какъ же противъ большевиковъ то! Другого средства н?тъ!.. Травить ихъ, подлецовъ надо, - сказалъ Амарантовъ.
        - Это какъ въ кр?пости, за такими лучами.
        - Если не вретъ профессоръ, что на десять верстъ идетъ его лучъ такъ лучше всякой кр?пости.
        - Изъ пушекъ пали, не долетитъ.
        - Главное, господа, то, что можно поставить въ любомъ м?ст?.
        - И притомъ совершенно неприм?тно.
        - Д-да… Это не авантюра.
        - Какая тамъ авантюра!.. Самого Сталина см?яться заставимъ.
        - А потомъ и плакать…
        Возбужденiе становилось сильн?е. Люди перем?шались и какъ то не зам?тили, какъ Вундерлихъ съ его аппаратами исчезъ, точно сквозь палубу провалился. На м?сто его
«штучекъ» поставили небольшой радiо-прiемникъ и завели моторъ. Хоръ Амарантова и п?вчiе Гласова приблизились къ нимъ.
        Вечеръ былъ тихъ и прохладенъ. «Мститель» несся по спокойному океану. Передъ нимъ спускалось къ морской равнин? румяное солнце.
        ХХХIV
        Высокiй с?добородый финляндецъ подошелъ къ аппарату и сталъ объяснять его устройство.
        - Господа, если кто изъ васъ знакомъ съ аппаратами радiо, тотъ можетъ вид?ть, что мой аппаратъ н?сколько иного устройства, ч?мъ вс? практикуемые теперь аппараты. Сейчасъ въ Европейской Россiи позднiй вечеръ. Во вс?хъ казармахъ, въ лагеряхъ, въ клубахъ красныхъ командировъ, въ избахъ читальняхъ люди собрались подл? своихъ и общественныхъ радiо-аппаратовъ, чтобы слушать объявленную программу. Я беру своимъ приборомъ ихъ волну. Я слушаю ихъ, и потомъ я пускаю особую свою волну. Назначенiе ея съ?сть, такъ сказать, ихъ волну, уничтожить ее, не заглушить шумомъ, какъ это д?лается обыкновенно, но просто парализовать ее. Я не буду объяснять вамъ техническихъ подробностей, какъ это д?лается. Скажу только, я заставляю ихъ аппараты замолчать, и сейчасъ же пускаю свою волну и она имъ всюду, гд? они приготовились слушать свое даетъ наше. Я имъ навязываю въ ихъ же аппараты свою программу. Сегодняшняя наша программа предназначена для красной армiи по преимуществу. У нихъ сегодня… - Лагерхольмъ вынулъ записочку - у нихъ сегодня… въ эти часы… Да… Станцiя «имени Коминтерна»: - «Комсомольская Правда» - это передача
газетнаго номера. «Крестьянскiя передачи», - «Музыка танца», станцiя «Опытный передатчикъ»: - «часъ пiонера и школьника», «лекцiя по физ-культур?«и «Русскiя п?сни».. Какъ видите, программа небогатая и какъ далеко ей до европейскихъ программъ. Возьмемъ для начала станцiю «имени Коминтерна».
        Лагерхольмъ покрутилъ кружки, навелъ, прислушался, навелъ еще, повернулъ аппаратъ, и сейчасъ же ясно и четко, будто тутъ рядомъ кто то говорилъ, раздалось:
        - Бюрократизмъ, помноженный на безотв?тственность, сложенный съ нелегкой организацiей аппарата даетъ вотъ какiе плоды…
        - Ну, это очевидно «Комсомольская Правда» передаетъ содержанiе своего номера. Итакъ мы начинаемъ вм?сто ихъ скучной, вс?мъ въ зубахъ навязшей чепухи
        подавать нашу программу. Викторъ Павловичъ, прошу начинать…
        Амарантовъ взмахнулъ б?лой палочкой.
        - Разъ, два, три… четыре…
        Прекрасный оркестръ заигралъ старинный «Петровскiй» маршъ.
        Какъ только онъ кончилъ, хоръ Гласова, дополняя и осв?щая то, что игралось зап?лъ:
        - Знаютъ турки насъ и шведы
        И про насъ изв?стенъ св?тъ…
        На сраженья, на поб?ды
        Насъ всегда самъ царь ведетъ…
        Красивымъ переливомъ, понизивъ голоса, п?вчiе продолжали:
        - Съ нами трудъ онъ разд?ляетъ,
        Съ нами онъ всегда въ бояхъ,
        Счастьемъ всякъ изъ насъ считаетъ -
        Умереть въ его глазахъ…
        - Кто тамъ въ Россiи слыхалъ когда эту п?сню, тотъ пусть ее вспомнитъ, кто никогда не слыхалъ, пусть узнаетъ во что в?рила, чему служила старая Русская армiя, - сказалъ Ранцевъ.
        Посл? п?вчихъ къ аппарату подошелъ Ванечка Метелинъ и своимъ красивымъ, приспособленнымъ для радiо голосомъ сталъ говорить:
        - Слушайте Русскiе, что вамъ говоритъ Русская Правда: - «Русскiй царь Александръ Второй уничтожилъ кр?постное право… Да будетъ имя его благословенно во в?ки!.. Инородецъ коммунистъ Сталинъ возстановилъ кр?постное право. - Да будетъ его имя проклято во в?ки!»
        Снова заигралъ оркестръ. Съ р?дкимъ подъемомъ - музыкантамъ казалось, что они видятъ необъятную Россiю, слушающую ихъ черезъ сотни радiо - оркестръ игралъ
«увертюру 1812-го года» Чайковскаго.
        Настроенiе оркестра передавалось и слушателямъ на палуб?. Вс? задумались, вс? притихли… Мысли каждаго были тамъ, куда невидимыя волны несли прекрасную музыку, полную патрiотическаго порыва и вдохновенiя.
        Программа продолжалась.
        - «Братская п?сня», - провозгласилъ Метелинъ. И съ молитвеннымъ умиленiемъ началъ:
        - В?йся б?ло-сине-красный,
        Братскiй Крестный Стягъ…
        Вс? - къ прекрасной ц?ли ясной!..
        Сгинетъ красный врагъ!..
        Ужъ даетъ святые всходы
        Братскiй нашъ пос?въ!..
        Съ братскимъ знаменемъ свободы
        Встанетъ Русскiй гн?въ!
        И придетъ на гибель Змiю
        Русской Правды часъ.
        Господи!.. Спаси Россiю!..
        И помилуй насъ!..
        Павшимъ - рай!.. На бой живые!..
        Коммунизмъ умретъ!..
        Съ нами Богъ!.. Жива Россiя!..
        За нее впередъ!..1[Note6: 1Изъ п?сень и призывовъ Братства Русской Правды.]
        Глубоко задумавшись стоялъ Нордековъ. Онъ даже не слышалъ, какъ прекрасный баритонъ Гласовскаго хора зап?лъ п?сню о Кудеяр?.

«Если все это меня такъ волнуетъ», - думалъ Нордековъ. - «Что же должны испытывать въ Россiи, гд? одни никогда не слыхали такого см?лаго слова, такого открытаго призыва къ борьб? и поб?д?, другiе, можетъ быть, когда и слыхали, да совс?мъ позабыли и опустились въ тяжелой повседневной жизни. Господи, спаси Россiю и помилуй насъ!
        И, если это будетъ каждый день… постоянно будить, с?ять новыя мысли, толкать на борьбу? Отъ слова родится д?ло… И мы ему поможемъ»…
        Въ его мысли ворвались громкiя и уб?дительныя слова Метелина. Онъ опять стоялъ у аппарата.
        - Красноармеецъ!.. Зач?мъ у тебя голова на плечахъ и штыкъ въ рукахъ… Чтобъ помогать держать твою мать Россiю въ рабств??… Кому ты долженъ передъ своею сов?стью служить?… Народу?… А?… Народу?!.. Народу?!! Такъ и служи народу. Избавь его отъ разбойничьяго Антихристова ига… Подымай на штыки комиссаровъ!.. Требуй отъ Русскихъ начальниковъ, чтобы вели тебя добывать Русскую власть и Русскую свободу!.
        Становись подъ Русское знамя!.. Коммунизмъ умретъ - Россiя не умретъ…[Note7: Изъ призывовъ Братства Русской Правды.]
        - Вотъ это, ваше высокоблагородiе, - сказалъ незам?тно подошедшiй къ Нордекову Нифонтъ Ивано вичъ, - и точно ут?шительное слово. Радостно слушать… Нехай тамъ послухаютъ и вникнутъ…
        Солнце заходило. Оно коснулось краемъ морскихъ просторовъ. Трубачъ протрубилъ пов?стку къ зар?. Рота Нордекова стала строиться на пов?рку. Радiо концертъ былъ конченъ.
        Когда расходились по каютамъ у вс?хъ была одна мысль.

«Да, это для Россiи…. Да, это за Россiю… Это не наша прошлая партiйная грызня… Это точно настоящее д?ло… Кто намъ тутъ на «Мстител?«посм?етъ пом?шать д?лать, что мы хотимъ, что мы признаемъ нужнымъ… А, когда будетъ не палуба парохода, а ц?лые острова Галапагосъ!?…»
        Эти люди посл? столькихъ л?тъ эмигрантскаго отчаянiя, слабости, упадка духа, первый разъ чувствовали себя сильными, твердыми, способными на д?ло спасенiя Родины, стойкими для борьбы. Съ в?рою и уваженiемъ они думали о томъ, кто все это среди эмигрантскаго хаоса, разс?янiя и безтолочи придумалъ, организовалъ, создалъ и устроилъ и кто скрылся подъ такимъ страннымъ именемъ:
        - Капитанъ Немо.
        Томъ II
        ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
        ОСТРОВА ГАЛАПАГОСЪ
        Галапагосскiе острова - названiе принадлежащаго къ южно-американской республик? Эквадору и лежащаго по об? стороны экватора между 70° и 74° з. д. (отъ Гринвича) архипелага изъ 11 большихъ и малыхъ острововъ (Islotes) изъ которыхъ Альбермаль (427б кв. км.) самый большой, занимаютъ вм?ст? пространство въ 7643 кв. км. Вс? они вулканическаго происхожденiя и возвышаются до 1500 м. надъ уровнемъ моря…

…Несмотря на то, что эти острова лежатъ въ разстоянiи лишь 1000 км. отъ материка, ихъ флора, птицы, рыбы и земноводныя представляютъ по большей части такiя особенности въ своемъ устройств?, какихъ вовсе не встр?чается на материк?…

…Они долго назывались заколдованными (escantados) островами, потому что при господствующемъ тамъ быстромъ теченiи и безв?трiи до нихъ трудно добраться и не мен?е трудно удалиться отъ нихъ…

«Энциклопедическiй словарь Брокгауза и Ефрона».
        I
        Подъ вечеръ на горизонт? показался берегъ. Дулъ порывистый, р?зкiй, знойный в?теръ. Онъ несъ съ собою дыханiе земли. Пахло пряными травами и цв?тами. Сильно качало.
        Острый и высокiй носъ парохода вдругъ поднимался и заслонялъ собою далекую, мутную линiю берега, оп?неннаго сильнымъ прибоемъ, и тогда не было видно океана, но передъ глазами злов?ще гор?ло красными огнями закатное небо. Лиловыя густыя облака т?снились подъ небосводомъ. Потомъ вдругъ съ грохотомъ и плескомъ пароходъ обрушивался въ волны, зарывался въ нихъ, обдавая п?ною и брызгами немногихъ пассажировъ, стоявшихъ на бак? и тогда передъ глазами были безконечные ряды волнъ, несущихся въ непрерывной черед? навстр?чу пароходу. Б?лые гребни вспыхивали и погасали въ утомительномъ однообразiи.
        На бак? подл? лейтенанта Деревина собралось н?сколько челов?къ. Къ нимъ подошелъ мучимый морской бол?знью Нордековъ и прислушался къ тому, что разсказывалъ молодой лейтенантъ.
        Деревинъ съ апломбомъ настоящаго морского волка, бывалаго моряка, показывалъ пальцемъ вдаль и объяснялъ, что и гд? находится.
        - Это, господа, передъ нами группа большихъ Антильскихъ острововъ направо, а тамъ къ л?вому борту чуть нам?чаются малые Антильскiе острова. Вотъ это должно быть Санъ Доминго, тамъ Порто Рико. Мы направляемся, держимъ курсъ, - поправился онъ - на проливъ Мона.
        - Вы разв? тутъ когда бывали? - спросилъ Нордековъ.
        Деревину не хот?лось признаться, что это первое его настоящее плаванiе. Онъ скосилъ глаза на полковника, сд?лалъ видъ, что не слышалъ вопроса и продолжалъ разсказывать то, что сообразилъ, стоя на вахт? и глядя на карту, гд? былъ проложенъ ихъ путь.
        - Я полагаю, мы ночью пройдемъ проливъ… Вотъ качать то будетъ! - Сашка держись - начинается! - кое кто основательно рыбокъ покормитъ… Завтра за день перес?чемъ Антильское море и къ ночи подойдемъ къ Панамскому каналу. Вотъ я не знаю, какъ проходить то его будемъ, сейчасъ же ночью, или днемъ. Жуткое, знаете, м?сто. Я бы того… Пушки то къ чортовой матери… Въ океанъ… Придраться могутъ… Вм?сто родимаго то нашего Андреевскаго флага опять какой нибудь Вампукистый выв?силъ, чтобы и не разобрать, что за нацiя… А то - таможни… Досмотръ… То да се… Америка… Сами понимаете, шутки босы съ этимъ народомъ…
        - У насъ сухой режимъ, - пробасилъ Амарантовъ. - Чего ей больше надо. Рюмки коньяку нигд? не найдешь…
        - Ну, а нащупаютъ аэропланы… Вонъ у полковника винтовки совс?мъ открыто въ пирамидахъ стоять… Что хорошаго? Еще хорошо, что волна. Никого не видно. Рыбачьихъ лодокъ и т?хъ н?тъ… А то тутъ, въ Антильскомъ мор?, застукаютъ и никуда не подашься.
        Подводная какая нибудь этакая лодка.
        - А да ну васъ, - недовольно сказалъ Нордековъ. - Что вы каркаете. Тошно и безъ васъ.
        Онъ отошелъ отъ группы и спустился въ каюту. Тамъ на койк? лежалъ его соплаватель Парчевскiй. Несмотря на жару онъ укуталъ полотенцемъ голову и закрылся од?яломъ. При вход? Нордекова онъ повернулся къ нему и бол?зненно застоналъ.
        - Что это, Георгiй Димитрiевичъ, - капризно проговорилъ онъ. - Когда же все это кончится? Не могу я больше. Вс? мои внутренности наизнанку выворотило. Я не нанимался плавать по морямъ…
        - Вы думаете, мн? то легче, - укладываясь на койку, проворчалъ Нордековъ.
        - Хоть бы малюсенькую этакую рюмашечку коньяку… Я у доктора нашего просилъ. Принесъ валерьяновыхъ капель, а отъ нихъ еще хуже мутитъ. Говоритъ, что коньяку н?тъ… Вретъ, поди. Не можетъ того быть, чтобы у доктора, да коньяку не нашлось. В?дь умирающимъ даютъ… Правда, Георгiй Димитрiевичъ? А я почти что умирающiй…
        - Тутъ, Евгенiй Ивановичъ, другое меня мучаетъ. Мы и точно идемъ на острова Галапагосъ. Не для съемокъ же?.. Скажите мн?, что же все это значитъ? Вооружены до зубовъ. Всю Совдепiю своими Вундерлиховыми газами задушить можемъ, а премъ на острова Галапагосъ… И в?дь это не тайна. Объ островахъ то этихъ основательно кричали въ Париж?. Это не какiе нибудь тамъ совс?мъ необитаемые острова. Тамъ, я читалъ какъ то въ газетахъ, уже поселился какой то н?мецъ… Поди и радiо найдется. Разгружаться то станемъ… Все и станетъ ясно, что мы за публика… Интервенты… Острова принадлежатъ республик? Экуадоръ. Вы не знаете, кстати, что республика то эта признала сов?ты, или н?тъ? А если, знаете, признала, да тамъ уже и полпредство есть… Вотъ вы и подумайте, милый, ч?мъ все это можетъ окончиться.
        - Думать, Георгiй Димитрiевичъ, никакъ не могу.
        То м?сто, которымъ думаютъ, перем?стилось у меня на другое совс?мъ м?сто. Плохо мн?.
        - А я, какъ стану думать и качку позабуду и такъ мн? станетъ неспокойно. А что ежели да онъ просто сумасшедшiй?… Вотъ в?дь забавная исторiйка то выйдетъ!..
        Нордековъ поднялся съ койки.
        - Вы куда же?
        - Томитъ меня. Не могу я такъ пребывать въ неизв?стности. Я и качку не чую. Пойду посмотрю, какъ и куда несетъ насъ эта страшная сила.
        На палуб? было пусто. Тропическая ночь наступила. Шли съ погашенными огнями. Ни на клотикахъ, ни бортовыхъ фонарей зажжено не было. Флаги были убраны. Пароходъ несся, п?ня волны и колыхаясь на нихъ. Вдоль борта, ловко соразм?ряя свои шаги съ качкой, прямой и стройный ходилъ взадъ и впередъ Ранцевъ. Его ув?ренный видъ немного успокоилъ Нордекова. Онъ хот?лъ было подойти къ нему и заговорить, но побоялся.
        Нордековъ постоялъ у борта. Злов?щая, нелюдимая ночь была кругомъ. Тучи закрыли полъ неба. Не было видно зв?здъ, и только блистала, сверкала, сполохомъ играла и вспыхивала за Антильскими Островами синяя пламенная зарница. Она, отражаясь въ кип?нiи волнъ, серебромъ зажигала п?ну. Мiръ казался страшнымъ.
        Нордекову, какъ часто эти дни, пришла въ голову навязчивая мысль, «что какъ ничего этого и н?тъ… Есть только сонъ… Небытiе… злов?щiе призраки… Непонятная и неуютная жизнь… Господи, неужели, авантюра?… Обманъ честныхъ и простодушныхъ Русскихъ офицеровъ!..
        II
        Передъ разсв?томъ Нордековъ вышелъ на бакъ. Тамъ уже были Мишель Строговъ, Фирсъ Агафошкинъ и князь Ардаганскiй. Михако, вооружившись биноклемъ, смотр?лъ вдаль.
        Качка продолжалась. Нордековъ изъ за нея и своихъ тяжелыхъ навязчивыхъ мыслей не спалъ всю ночь и теперь чувствовалъ себя совс?мъ скверно. Въ мозгахъ и у него, какъ у Парчевскаго, что то передвинулось и онъ ничего не могъ толкомъ сообразить.
        Михако и Строговъ спорили о томъ, могли за ночь пройти Антильское море и Панамскiй каналъ или н?тъ.
        - Ну что вы, князь, - сказалъ Нордековъ. - Какъ бы мы скоро ни шли, дай Богъ къ разсв?ту подойти ко входу въ каналъ. А тамъ неизб?жныя формальности… Да по каналу, слыхалъ я, ходятъ такъ тихо, что почти сутки надо потратить на его прохожденiе.
        - Но тогда, господинъ полковникъ, что же это такое? Я тамъ, съ нашего праваго борта вижу въ бинокль сплошной берегъ. Какой же это можетъ быть бе-регъ, какъ не Американскiй? И смотрите, какъ восходитъ солнце. He сзади, а съ л?ваго борта. Мы идемъ на югъ.
        - В?рно… Послушайте, князь. Я ничего толкомъ сообразить не могу. Это отъ качки в?роятно. Если мы прошли каналъ и повернули на югъ вдоль Американскаго берега, это Колумбiя. Она должна быть у насъ съ л?вой стороны… Такъ… А вы говорите, что берегъ виденъ съ праваго борта. Да берегъ ли это?
        - Берегъ… A то что же?
        - А чортъ его знаетъ что. Впрочемъ, послушайте… Мы идемъ по вашему вдоль берега на югъ. Солнце, значитъ, должно восходить изъ за Америки. Америка должна быть на востокъ отъ насъ… А между т?мъ солнце восходитъ… Восходитъ… Гд??… Въ океан?.
        Къ нимъ подошелъ Нифонтъ Ивановичъ и прислушался къ ихъ спору.
        - Постой, - сказалъ съ самоув?ренно глупымъ видомъ Мишель Строговъ, трогая отца за рукавъ. - Что ты говоришь, Америка на восток?… Америка… Какъ же это можетъ быгь… Америка всегда на запад?.
        Это разсужденiе точно ошеломило полковника.
        - Какъ на запад??…
        - Конечно, на запад?, - подтвердилъ и князь Ардаганскiй. - Японiя и Дальнiй востокъ на восток?. В?дь тогда по вашему выходитъ, что Японiя и Дальнiй Востокъ на запад?. Страна Восходящаго солнца… A солнце всегда восходитъ на восток?. Какъ же востокъ можетъ быть ыа запад?…
        Полковника серьезно укачивало. Было мгновенiе, когда явилась потребность подойти быстро къ борту, но онъ удержался, и отъ этого еще хуже стала работать голова.
        - Вы, Михако, говорите какую то ерунду. Какъ востокъ на запад??
        - Это вы такъ сказали, господинъ полковникъ.
        - Да, это сказалъ я. He отрицаю. Принимая шарообразность земли, если ?хать на западъ - прi?дешь на востокъ.
        - Ну что ты, - съ прежнимъ апломбомъ все знающаго челов?ка сказалъ Мишель. - Колумбъ ?халъ все на западъ и прi?халъ въ Америку.
        - Да, конечно, въ Америку. Онъ и открылъ Америку, - подтвердилъ князь Ардаганскiй.
        Полковникъ начиналъ раздражаться.
        - Это все потому, князь, - сказалъ онъ, - что вы учились въ иностранной школ?… Васъ не основательно учили… Если мы, такъ сказать, проткнули Америку, пройдя каналъ, мы оставили ее сзади себя и она очутилась на восток?.
        - Опять Америка на восток?, - съ досадою наотца сказалъ Мишель. - Этого никогда не можетъ быть.
        Полковника такъ качнуло, что онъ едва сдержался. Надо было б?жать въ каюту, но ноги стали какъ изъ ваты… Голова мутилась. Эта новая молодежь хоть кого могла довести до морской бол?зни.
        - Дозвольте, ваше вышкородiе, я васъ примирю, - дов?рительно сказалъ Фирсъ Агафошкикъ. - Я такъ полагаю, что это все происходитъ отъ качки. Вчора лейтенантъ Деревинъ очень даже явственно объяснялъ. Отъ качки происходитъ девiацiя компаса и отъ того не разберешь, гд? какая сторона.
        - Молчи, обормотъ, - вм?шался Нифонтъ Ивановичъ. - Что ты можешь понимать, когда образованные люди въ толкъ не возьмутъ, что происходитъ. Солнышко, ваше высокоблагородiе, точно изъ за моря восходитъ, какъ и вчора, какъ и третьева дня, какъ а завсегда. Потому такъ ему отъ Господа положоно. И солнышко завсегда изъ воды восходитъ, потому такъ Господь сотворилъ, чтобы ему омыться можно было.
        - А да ну васъ, - съ досадою крикнулъ полковникъ и, прижимая платокъ ко рту, поб?жалъ къ борту. Постоявъ надъ волнами, онъ съ сине-зеленымъ лицомъ, шатаясь и хватаясь за что попало, - ноги его совс?мъ не держали - прошелъ къ люку и сталъ спускаться въ каюту.
        Онъ легъ на койку и съ головою укутался въ од?яло. Голова, ставшая было ледяной, начала согр?ваться и соображенiе возвратилось къ нему.

«Конечно, «Мститель», не доходя Панамскаго канала, повернулъ на югъ. Почему?… Потому ли, что опять обманъ, или съ такимъ контръ-революцiоннымъ грузомъ не рискнули идти черезъ каналъ? Можетъ быть и по радiо передали, чтобы не совались туда… Значитъ, идемъ кругомъ Америки. Значитъ… Все таки?… Острова Галапагосъ?… Какъ вее это глупо выходитъ.
        Нордековъ под?лился своими мыслями съ Парчевскимъ, но тотъ отнесся ко всему этому холодно.
        - Идемъ къ Фалкландскимъ островамъ, будемъ огибать мысъ Горнъ. Тутъ, дорогой, грустно одно, что значитъ, намъ безъ конца предстоитъ болтыхаться по этимъ проклятымъ морямъ.
        Неожиданная перем?на курса была зам?чена и другими пассажирами «Мстителя», и снова начались «разговорчики».
        Капитанъ Волошинъ сказалъ, что «Мститель» тщательно изб?галъ курса «большихъ» линiй, по которому идутъ пароходы изъ Европы въ порты Южной Америки: - Паранаибо, Пару, Пернамбуко, Бахiю и Рiо де Жанейро. Онъ взялъ курсъ какъ будто къ острову святого Павла и направлялся въ таинственную и самую глубокую часть Атлантическаго океака, въ такъ называемый «ровъ Романша», гд? морская карта показывала глубину до
7370 метровъ, гд? р?дкiе въ этихъ частяхъ океана мореплаватели отм?тили частыя землетрясенiя и появленiе и исчезновенiе скалъ и острововъ. «Мститель» ср?залъ на своемъ таинственномъ курс? Саргассово море, гд? плаванiе почиталось опаснымъ, шелъ навстр?чу нев?домымъ морскимъ теченiямъ, тамъ, гд? годами не бываетъ ни одного парохода, ни одного паруснаго судна, гд? точно пустыня залегла въ океан?.
        Французы матросы болтали о морскихъ зм?яхъ въ н?сколько сотъ метровъ длиною, объ ундинахъ, наполовину женщинахъ, наполовину рыбахъ. Говорили объ особыхъ водоросляхъ запутывающихъ пароходные винты до такой степени, что они ломаются. Разсказывали и старую легенду о «Летучемъ Голландц?«, о корабл?, непрем?нно парусномъ, идущемъ наперер?зъ курса, безъ людей и капитана… Боялись встр?чи съ нимъ. Она всегда предв?щала несчастiе.
        Жара, качка, неизв?стность, куда же, наконецъ, идутъ, все это усиливало нервность пассажировъ. Хоръ не п?лъ. Музыка не играла, и по каютамъ и въ пом?щенiи команды тихо шептались и передавали слухи и свои наблюденiя за отстоянныя вахты.

«Мститель» шелъ неровно. По ночамъ онъ часто стоялъ. Машина не работала. Онъ м?нялъ курсъ. Точно онъ искалъ что то, или ожидалъ кого то.
        Въ каютъ компанiи состоялось собранiе старшихъ чиновъ. Подъ давленiемъ младшихъ, въ виду ихъ нервности, было вынесено постановленiе выразить недов?рiе капитану Немо, отправить для этого къ нему депутацiю и потребовать объяснеиiй.
        Ранцевъ доложилъ о происшедшемъ капитану Немо.
        - Скажи имъ, - твердо, разд?льно произнося каждое слово, сказалъ Немо, - пусть явятся ко мн?. Я над?ну на нихъ кандалы и прикажу гирляндой пов?сить на нокахъ рей. Или мы офицеры и идемъ уничтожать коммунистовъ, или мы глупыя, нервныя бабы… У насъ н?тъ больше кинематографическаго общества, это вс? теперь знаютъ, но есть отрядъ людей, готовыхъ все, до самой жизни, отдать за Родину. Я требую отъ нихъ дисциплины, повиновенiя и бодрости… Бодрости, этого высшаго качества офицера… Понялъ?…
        Ранцевъ передалъ слова капитана Немо старшимъ. Т? промолчали и смирились.
        Въ эту ночь усиленно работало радiо. Оно подавало сигналы б?дствiя: S.O.S. Радiо взывало о помощи. Оно говорило, что пароходъ «Немезида», вышедшiй 9-го iюня изъ порта Сенъ Назэръ съ артистами кинематографическаго общества «Атлантида» получилъ въ открытомъ мор? по неизв?стнымъ причинамъ пробоину и тонетъ. Радiо указывало координаты къ востоку отъ острова Санъ Доминго, тамъ, гд? «Мститель» былъ пять дней тому назадъ.
        И это стало изв?стно въ каютъ компанiи. Но теперь вс? мрачно молчали. «Значитъ такъ надо. Значитъ, спасать Россiю надо было людьми, которыхъ вс? считаютъ погибшими… Людьми - «отп?тыми»… Можетъ быть это и правильно»…
        Но мучительною болью сжимались сердца за родныхъ, за женъ и д?тей. Особенно - за женъ. При тяжелой и полной всякихъ соблазновъ Парижской жизни, что, если жены то за это время повыйдутъ замужъ, на самомъ законномъ основанiи считая себя вдовами?
        По просьб? Ферфаксова Ранцевъ доложилъ все это капитану Немо. Тотъ глубоко задумался. Что то размягчеиное и н?жное появилось въ его обыкновенно суровыхъ и строгихъ глазахъ. Какъ удивился бы Ранцевъ, если бы онъ могъ понять и постигнуть, чей образъ вдругъ всталъ въ памяти его начальника и друга.
        - Такъ скоро замужъ не выйдутъ, - задумчиво сказалъ Немо. - Передай, чтобы не безпокоились и не волновались… При первомъ же случа?, а онъ будетъ очень скоро, - я дамъ знать вс?мъ семьямъ, что ихъ главы живы и здоровы. Это, конечно, рискъ… Но что же д?лать.
        Онъ помолчалъ. Потомъ, горько усм?хнувшись, добавилъ:
        - Мы идемъ спасать Россiю… Теперь вс? это знаютъ… Сомн?нiй быть не можетъ… Мы клялись все ей отдать… Такъ неужели же ей не отдадимъ женъ нашихъ и д?тей?… Какъ ты отдалъ… свою дочь… Россiя требуетъ жертвъ… Посмотри, что д?лается тамъ… Какой тамъ ужасъ… Родителей отрываютъ отъ д?тей, мужей отъ женъ и отправляютъ въ голодную, кошмарную ссылку… Мы идемъ прекратить это. Такъ пожертвуемъ же спокойствiемъ нашихъ близкихъ. Ужели недостойна Россiя этой жертвы?… И пусть догадаются и поймутъ… Это же нужно… Особенно въ виду «разговорчиковъ» нужно…
        И еше прошла мучительная, полная скрытыхъ волненiй нед?ля. Mope успокоилось. И съ его успокоенiемъ, казалось, успокаивались и нервы у пассажировъ «Мстителя». В?теръ стихъ. Полный штиль сталъ надъ моремъ.
        Океанъ былъ, какъ голубое масло.
        III
        Утро было несказаныо прекрасное. И, какъ это бываетъ подъ тропиками, оно народилось вдругъ, безъ призрачныхъ сумерекъ, безъ бл?днаго и больного разсв?та. Сразу въ темноту ворвались св?тлые, еще далекiе, заокеанскiе лучи, розовой пеленой подернулась водная равнина, и - вотъ оно - въ золотой порфир?, сл?пя горячими лучами, неслось въ небесную твердь румяное, точно заспавшаяся на горячей пуховой подушк? полная красавица, солнце! Осл?пительно заблисталъ недвижный, ни однимъ дуновенiемъ в?терка непоколебленный океанъ.

«Мститель» б?жалъ ровнымъ ув?реннымъ б?гомъ. Въ об? стороны отъ киля съ тихимъ шип?нiемъ расходились серебряныя полосы, становились все шире и ниже, отливали перламутромъ и исчезали подъ самымъ небосводомъ. Съ высокаго борта были видны громадныя, толстыя, шарообразныя медузы. Изъ подъ ихъ полупрозрачныхъ шапокъ свисали не то щупальцы, не то листья и тихо колебались, то ли отъ движенiя водныхъ струй, то ли потому, что он? были живыя. Ихъ т?ла гор?ли опаловыми, загадочными огнями. Въ сонной вод?, озаряемой косыми солнечными лучами играли стайки голубыхъ стройныхъ рыбокъ.
        - Макрель, - сказалъ Нифонтъ Ивановичъ. Онъ только что заварилъ на всю команду чай и выл?зъ изъ своего горячаго камбуза вздохнуть на вольномъ воздух? и полюбоваться Божьимъ мiромъ. - Ежели бы, скажемъ, с?ть забросить, ба-альшой уловъ получить можно. Только рыба зд?сь, позволительно сказать - дрянь… Никакого съ ей проку н?тъ.
        На палубу поднимались пассажиры. Посл? качки все не могли оправиться, да и тропическая жара размаривала.
        Полковникъ Парчевскiй вышелъ въ легкой пестрой пижам? и въ широкой соломенной шляп?.
        Чуть слышно, м?рно и ровно, работали нефтяные Дизеля. Пароходъ точно дышалъ, подаваясь впередъ.
        Въ ясномъ неб? видно было далеко. Голубой сводъ безъ облака, синее море безъ морщинки и горитъ, горитъ, не желая погаснуть, золотая полоса на восток?. Океанъ жадно отражалъ солнечный блескъ.
        Къ старому Агафошкину подходили пассажиры. Пришелъ и Нордековъ, хмурый, съ помятымъ желтымъ лицомъ. На протянутыя ему для здорованiя руки недовольно покосился.
        - Извиняюсь, господа, еще не умывался.
        - Ваше высокоблагородiе, - дов?рительно, как къ своему, съ одной виллы «Les Coccinelles» пришедшему сюда, будто своему однохуторцу обратился къ нему Нифонтъ Ивановичъ. - И чего въ толкъ не возьму. У насъ, скажемъ, Донъ и Азовское море. Ну - ры-ыбы - несосв?тимая сила. Осетры… Бывало Императо ру въ презентъ готовимъ, Гниловская станица займется, постарается, ей Богу - въ сажень! Мясо теб? плотное, хоть ножомъ его р?жь, опять же судакъ. Самъ цв?тной, полосатый, а мясо теб? б?лое и ну вкусное же… Или красноперые чекомасы. Вкусъ у нихъ… Особливо ежели въ масл? или въ сметан? прожарить… Тутъ разв? рыба?… He поймешь ничего… Она и св?жая воняетъ. Чуть загляд?лся - и расползлась. Жевать станешь, ну чистая резина. А уже казалось бы такiя моря, что тутъ то бы осетрамъ раздолье. Или, можетъ, на дн? сидятъ?.. Они на дн? то больно любятъ… Въ илъ зароется и не поймешь, корчага, али осетеръ.
        Нифонтъ Ивановичъ, прикрывъ глаза, огляд?лъ небосводъ. Онъ остановилъ взоръ, вдаль устремленный и примолкъ.
        - Корабль, - тихо, какъ бы про себя, сказалъ онъ. Вс? посмотр?ли туда, куда показывалъ старикъ, но никто ничего не увидалъ.
        - А можетъ такъ попричтилось.
        - А что вы видите?
        - Да быдто темная какая точка… Да оно такъ и есть.
        Князь Ардаганскiй поб?жалъ внизъ за биноклемъ. На корабельномъ курс? появилась и быстро вырастала какая то точка.
        - Точно среднев?ковый замокъ въ развалинахъ. На Рейн? такiе я видалъ, - вздыхая сказалъ Деревинъ. - Но только это не можетъ быть островъ. На карт?, - я на вахт? сейчасъ стоялъ, - ничего н?тъ на нашемъ курс?.
        - Однако сами видите - островъ, - сердито сказалъ Мишель Строговъ. - На карт? мало ли чего не показано. Все наше путешествiе ни на какой карт? показано не можетъ быть… Тайна… Ну и островъ таинственный.
        - Вм?сто острововъ Галапагосъ - таинственный островъ капитана Немо, - округляя веселые выпуклые глаза, сказалъ Ардаганскiй и опять впился въ бинокль. - Островъ, знаете, и есть… И преунылый какой то островъ… Хотя и очень красиво. Островъ принцессы Грезы… А, Мишель?… Можетъ, тамъ спящая красавица, и какимъ Флорестаномъ вы явитесь къ ней.
        Пароходъ держалъ курсъ на островъ. Уже простыми глазами были видны его очертанiя. Скалы въ солнечныхъ лучахъ казались розовыми. Он? выдвигались изь воды и правда походили на развалины громаднаго, циклопическаго замка. Подъ скалами былъ зеленый лугъ, опоясанный п?нистой полосой прибоя.
        На командномъ мостик? появилось начальство, капитаны Волошинъ и Ольсоне и два офицера финна.
        Вахтенный приказалъ пробить пов?стку къ поднятiю флага. Пассажиры разошлись по каютамъ, чтобы од?ться и привести себя въ порядокъ. Вс? были взволнованы. Наконецъ, приближались они къ конечной ц?ли путешествiя, къ той таинственной, недоступной ни для чьего наблюденiя баз?, которую нужно было им?ть капитану Немо. Теперь поняли, какъ во всемъ онъ былъ правъ, какъ все было продумано. Вотъ почему они перем?нили курсъ, вотъ почему не пошли на острова Галапагосъ, про которые вс?мъ было изв?стно, вотъ почему подавали сигналы б?дствiя, и шли къ этому странному нелюдимому острову… Но что же это былъ за островъ?…
        Къ нему подходилъ съ гордо р?явшимъ за кормою Андреевскимъ флагомъ «Мститель». Онъ задержалъ свой б?гъ. На носу м?ряли глубину. Спецiалисты подводныхъ камней и скалъ - финны - всматривались въ океанскiя глубины. Машинный телеграфъ часто отзванивалъ. Машина застопорила. Пароходъ шелъ по инерцiи.
        Островъ былъ почти правильной круглой формы. Его нич?мъ неизр?занные берега не представляли надежнаго м?ста для остановки. И опять стало понятно, почему такъ долго бродили по океану: - ждали тихой погоды и спокойнаго моря.
        Бросили якоря.
        Совс?мъ близко былъ песчаный б?лесоватый берегъ. Кое гд? черныя скалы и камни торчали изъ песка. Надъ пляжемъ краснымъ обрывомъ поднимался берегъ. Тамъ былъ зеленый лугъ. Мелкiй кустарникъ поросъ по нему. Почти посередин? острова, ближе къ южной его окраин?, бросая сейчасъ т?нь, закрывавшую западную часть острова, вздымалась крутая гора съ обрывистыми, скалистыми краями, похожими на обломки кратера потухшаго вулкана.
        Простыми глазами была видна на той гор? высокая б?лая мачта. У основанiя ея, какъ муха иа купол? собора, возился сейчасъ какой то челов?къ.
        Вахтенный скомандовалъ: - «по орудiямъ». Горнистъ протрубилъ: - «открытiе огня».
        Медленно, едва колышимый въ недвижномъ знойномъ воздух?, ярко осв?щенный солнцемъ, поднимался, разворачиваясь на флагшток? мачты, громадный флагъ.
        Въ то же мгновенiе р?зко ударили выстр?лы салюта.
        Флагъ точно ожидалъ ихъ. Онъ коснулся верхнимъ краемъ клотика, дрогнулъ, на мгновенiе развернулся во всю длину и сеичасъ же опалъ, приникнувъ къ дереву мачты.
        Флагъ этотъ былъ - Р у с с к i й.
        IV
        На пароход? шла «авральная» работа. Вс? были вызваны наверхъ, каждому было указано, что д?лать. Все закип?ло. Б?шенымъ темпомъ шла разгрузка парохода. Застучали паровыя лебедки подъ кранами и поползли на ц?пяхъ и канатахъ изъ н?дръ трюма тяжелые ящики.
        Да, все было предусмотр?но. Первыми были подняты и спущены на воду жел?зные понтоны. Офицеры, бывшiе понтонеры, скр?пляли ихъ, настилали досками и нагружали аэропланными частями, палатками, разборными бараками, моторами, тяжелыми и громоздкими предметами. Одновременно спустили паровые катера для буксировки понтоновъ и начали свозить на шлюпкахъ людей, чтобы принимать на берегу доставляемыя вещи.
        На первой шлюпк? отправились Ранцевъ и по его приказанiю - Нордековъ, Арановъ, Вундерлихъ, Лагерхольмъ и старый Агафошкинъ.
        Гребцы взялись за весла.
        - Господа, прошу сейчасъ же вм?ст? со мною выбрать м?ста для палаточнаго лагеря роты, для аэропланныхъ ангаровъ, для вашей лабораторiи, профессоръ, для станцiи радiо, - сказалъ Ранцевъ. - А ты, станица, отыщи хорошую воду и установи кухни, чтобы вечернiй ужинъ былъ уже на берегу.
        Островъ былъ унылый и необитаемый. По крайней м?р? никакихъ пирогъ съ дикарями ие показалось навстр?чу шлюпк?, и не было видно того челов?ка, что кр?пилъ Русскiй флагъ… «Да и было ли это все, - думалъ Нордековъ, - «не было ли все это опять сонное и странное вид?нiе»?
        Шлюпка коснулась дна. Вс? спрыгнули въ воду и пошли къ берегу. Намытый песокъ пляжа упирался въ красно земельный обрывъ. Вскарабкались на него и пошли къ скаламъ по зеленому, покрытому невысокою, жирною травою лугу. Попадались кусты и кактусы. Кусты были мелкихъ миртовыхъ породъ съ маленькими жесткими листиками и крошечными б?лыми цв?точками. Кое гд? росъ кривой, карявый можжевельникъ. Вьющiяся растенiя съ большими, мягкими, св?тлозелеными, круглыми листьями, гирляндами св?шивались съ него. Ничего живого не попадалось. He было даже ящерицъ. Птицы не щебетали. Островъ былъ н?мъ и мертвъ.
        Вдругъ, и такъ неожиданно, что вс? вздрогнули и прiостановились, изъ за скалъ показался высокiй с?дой старикъ. Онъ быстро шелъ навстр?чу. Рваныя полы темной одежды, будто черкески, болтались у кол?нъ. Б?лая мохнатая шапка, съ алымъ когда то, верхомъ была над?та на голову. За плечами у него было ружье, сбоку болталась шашка, оправленная въ серебро. Самъ онъ былъ высокiй, плотный, м?шковатый, шелъ, чуть переваливаясь, широко загребая носками привычныхъ къ ходьб? ногъ. Когда онъ былъ ближе, разсмотр?ли на черкеск? алые погоны съ тремя б?лыми лычками и кресты и медали на гозыряхъ съ м?дными патронами.
        Шагахъ въ ста старый урядникъ прiостановился, пригляд?лся, точно нац?ливаясь, кто же зд?сь главный, кому рапортовать и яснымъ казачьимъ глазомъ опред?лилъ в?рно: - онъ направился прямо къ Ранцеву.
        Очъ подошелъ, остановился, приложилъ руку къ папах?, и четко, стариковскимъ голосомъ отрапортовалъ:
        - Ваше превосходительство, на Россiйскомъ острову за цей рiкъ нiякихъ происшествiй не було. Чи капытанъ Немовъ не зъ вами будэ?…
        - Капитанъ Немо еще на пароход?. Я его зам?ститель - Ранцевъ. Ты что же зд?сь д?лаешь, старикъ?
        - Хранитель тай харнизонъ Россiйскаго острова.
        У той рокъ капытанъ Немовъ мене до его приставивъ тай казавъ дуже берегти его для Россiйской державы. А я Пластунскаго баталiона Кубаньскаго козацкаго вiйска урядникъ Тпрунька.
        - Неужели, старикъ, одинъ ц?лый годъ прожилъ зд?сь, - спросилъ Нордековъ.
        - Гэть одинъ. За Господомъ Богомъ проживъ.
        - Ч?мъ же ты питался?…
        - Концерты капытанъ бросавъ. У весну, якъ птиця летiла охотою мало баловався. Тай рiбку у окiана потягувавъ. A то y нiчь запалю охарокъ тай до свiта читаю Писання. Эвангиля та Псалтырь - дуже гарно.
        - Никто за годъ на острову не былъ?…
        - Никого и не бачивъ. Навiть порожнiй островъ Россiйской державы.
        - Ну теперь будутъ и обитатели. Видишь, сколько народа валитъ.
        - Слава Тобi Боже. Зачекався.
        Нифонтъ Ивановичъ суетился подл?. Все дожидался, когда можно будетъ задать волнующiй его вопросъ старику кубанцу. Наконецъ, улучивъ моментъ, когда Ранцевъ, онъ таки побаивался его - настоящiй, «сурьезный» начальникъ - заговорилъ о чемъ то съ Арановымъ и отошелъ отъ Тпруньки, онъ обратился къ кубанцу:
        - Гд? вода то, старикъ, питьевая?… Хорошая, станица, вода?…
        - Вода у горi'… Така' тобi' вода що лучшо'и и не тре'ба. Нена'че твои Эссентуки. Якъ минеральна вода. Тай бога'цько же i'i. Ц'iлу дывызiю напоить можно. Вода проте'чна. Бачишь, ручiй побi'гъ. Я его Кубанкою прозвавъ.
        - А гд? самъ то обитаешь, старикъ?
        - У хорахъ моя хата. Я нена'че черкесъ… Баштанъ посадiвъ съ тихъ с?мянъ, що капытанъ мiнi давъ.
        - И ладно растетъ? - обернувшись къ Тпруньк?, спросилъ Ранцевъ.
        - А вотъ подыви'ться.
        Поднялись на первое плоскогорье. Оно было хорошо укрыто скалами. На красной глинистой земл?, поросшей р?дкой травою, въ углу у самыхъ скалъ стояла маленькая малороссiйская мазанка. Глиняная труба была накрыта муравленымъ горшкомъ.
        - Самъ и будова'въ, - не безъ гордости показалъ Тпрунька.
        За хатою былъ окруженный тыномъ огородъ. Тпрунька повелъ Ранцева къ нему.
        - Баштанъ тутешнiй погано вдаеться, ваше превосходительство, - говорилъ Тпрунька, показывая гряды. - Дыни ще де якъ уроди'шся. А кавуны гэть усi пропали. И не уразумiю вiдь чо'го. Сдаеться и земля для ихъ сама га'рна. Оги'рки добре идуть. Такъ само и картошка.
        Но Ранцевъ уже не слушалъ старика. Съ плоскогорья почти весь островъ былъ какъ на ладони. Ранцевъ острымъ взглядомъ осматривалъ его. Онъ повернулся къ Аранову и показалъ на широкую долину, полого спускавшуюся къ океану и отд?ленную отъ него невысокою грядою холмовъ.
        - Михаилъ Михайловичъ, какъ располагаете, годится это м?сто для вашихъ ангаровъ?
        Арановъ разс?яннымъ взглядомъ окинулъ островъ. Онъ, какъ и всегда, отв?тилъ не сразу.
        - Да, конечно, - и, помолчавъ, точно что то вычисляя, добавилъ, - я пойду отм?чу м?ста ангаровъ и мастерскихъ. Медлить не будемъ. Онъ сталъ спускаться съ плоскогорья. Ранцевъ сл?дилъ за нимъ, потомъ повернулся къ Нордекову.
        - Георгiй Димитрiевичъ, - сказалъ онъ, - вызывайте своихъ офицеровъ и унтеръ-офицеровъ, разбивайте лагерь на сл?дующей террас?, за скалистымъ гребнемъ.
        Онъ пошелъ показать Нордекову, какъ хот?лъ бы онъ, чтобы былъ разбитъ лагерь.
        - Понимаете, я требую… Порядокъ, какъ въ Красномъ Сел?…
        Онъ оглянулся назадъ. У б?лой мазанки, возл? тына, совс?мъ старики станичники стояли. Агафошкйнъ въ б?лыхъ панталонахъ и въ длинномъ кител?, въ соломенной шляп? и Тпрунька. Онъ снялъ винтовку и шашку и, нагнувшись къ земл?, что то показывалъ, разводя руками, набирая пальцами жирную землю и бросая ее.
        Ранцевъ хот?лъ было позвать Тпруньку, чтобы онъ показывалъ дальше островъ, да ему жаль стало отрывать старика отъ интересной бес?ды съ давно невиданнымъ станичникомъ, да и не къ чему было - островь вотъ онъ - весь былъ какъ на ладони.
        V
        Работа на острову кип?ла.
        Въ яркомъ пекл? и нестерпимомъ блеск? точно застывшаго моря, презирая зной и отв?сные лучи солнца, сновали взадъ и впередъ понтоны. Полуголые люди съ п?нiемъ и криками тащили тяжелые ящики на берегъ. Стучали топоры.
        Ранцевъ издали съ горы смотр?лъ на работу. Гласовскiй хоръ выгружалъ большой ящикъ съ грузовикомъ.
        Работа не спорилась. Вдругъ произошло движенiе.
        Въ знойномъ воздух? народилась п?сня. Люди взялись за канаты.
        Теноръ Кобылинъ въ однихъ трусикахъ, б?лот?лый, блистая стеклами пенсне, завелъ старую бурлацкую.
        - Англичанинъ, мудрецъ,
        Чтобъ работать спор?й
        Изобр?лъ за машиной машину…
        А нашъ Русскiй мужикъ
        Онъ работать привыкъ,
        Подъ родную дубину…
        И дружно грянулъ хорошо сп?вшiйся хоръ:
        - Эй, дубинушка, ухнемъ.
        Да, зеленая, сама пойдетъ…
        Дернемъ… Подернемъ…
        Идетъ… Идетъ… Идетъ…
        Ящикъ ползъ на берегъ. Звонкiй раздался восторженный голосъ: - Вотъ теб?, братцы, и Атлантическiй океанъ… Что Волга матушка… А ну, робя, дальше:
        - Отчего ты свая стала,
        Да подрядчикъ пропилъ сало…
        Эй, дубинушка ухнемъ…
        Ранцевъ издали наблюдалъ рабочихъ. Годы изгнанiя слет?ли съ этихъ людей. Какъ птица, выпущенная на волю, они п?ли, отдаваясь звукамъ своихъ п?сень, какъ выпущенный на волю зв?рь, томившiйся въ кл?тк?, они радовались счастью, быть собою, наконецъ, осознать себя Русскими, на Русской земл?! Они остановились и, точно отв?чая мыслямъ Ранцева, взглянули на гордо р?явшiй надъ горою громадный Русскiй флагъ. Ихъ голоса были отчетливо слышны наверху.
        - Гд? Русскiе, тамъ и Волга, - восторженно крикнулъ въ юношескомъ задор? Кобылинъ.
        - А кубанца видали, братцы?
        - Робинзонъ, настоящiй Робинзонъ!
        - Н?тъ, братцы, почище будетъ Робинзона. И какъ ладно все у него устроено. Я въ хат? былъ. Ну чисто Ледяной походъ мн? напомнило. Славный д?дъ. И не томился, ц?лый годъ одинъ живучи.
        - Не томился, потому что в?рилъ.
        - В?римъ и мы…
        - А почтенный старикъ. Все скулилъ, вишь ты пчелъ тутъ н?тъ. Хуть бы, говоритъ, морскiя какiя ни на есть пчелы набрели, я и ихъ бы замордовалъ.
        Съ трескомъ отдирались доски, обнажая грузовикъ. Мишель Строговъ наливалъ эссенцiю, сейчасъ и по?детъ. Негд? было подняться.
        - Вы по руслу попробуйте, Мишель, - кричали ему. - Не топко.
        - Лучше по доскамъ. Доски можно подложить.
        - Куда же по доскамъ. Не выдержатъ никакъ доски. Тонкiя в?дь.
        - Стойте, Мишель, мы вамъ подкопаемъ сейчасъ. Лопаты достали.
        Ранцевъ сталъ спускаться внизъ, чтобы дать указанiя, что и куда возить.
        Ц?лую нед?лю и все такимъ же живымъ и бодрымъ темпомъ шла разгрузка парохода. Капитанъ Ольсоне поглядывалъ на небо, справлялся съ барометромъ и поторапливалъ рабочихъ. Работали въ три см?ны и днемъ и ночью. Съ парохода св?тили прожекторами и въ ихъ лучахъ непохожими на людей были рабочiе на пустынномъ острову.
        Одновременно съ разгрузкой шла постройка ангаровъ и мастерскихъ и установка палаточнаго лагеря.

«Какъ въ Красномъ Сел?«… По шнуру отбили переднюю линейку и копали дернъ, чтобы обложить ее. По шестамъ пров?шивали линiю палатокъ, равняли въ затылокъ и метромъ отм?ривали дистанцiи и интервалы. Ферфаксовъ сносилъ красивые обломки скалъ и посередин? линейки устраивалъ подобiе кiота для образа Георгiя Поб?доносца, покровителя роты.
        Профессоръ Вундерлихъ съ Лагерхольмомъ ходили по острову, изучая его.
        Вершина горы была розовая и возвышалась правильнымъ куполомъ. Она походила на форму потаявшаго земляничнаго мороженаго. Отъ нея кольцеобразно шелъ внизъ базальтовый кряжъ. Скалы им?ли различный разм?ръ и видъ. Одн? валунами громоздились другъ на друга, точно розсыпь картофеля исполина, другiя торчали острыми пиками съ р?зко очерченными гранями. Ихъ цв?тъ былъ, то серебристо с?рый, графитовый, то изсиня черный, мрачный и жесткiй. Изъ подъ скалъ многими подземными ключами выбивалась чистая, хрустальная вода. Она наполняла естественные, образовавшiеся между камнями водоемы, падала оттуда водопадами, сливалась въ р?чку и текла къ океану по зеленому лугу плоскогорья.
        Все было молодо, ярко и красочно, какъ должно быть было на земл? въ первые дни мiрозданiя. Трава была, какъ чистый изумрудъ, камни точно шлифованные, края водоемовъ хранили острыя грани, необточенныя водою.
        - Этому острову, - ковыряя палкой въ земл?, сказалъ профессоръ Вундерлихъ, - и десяти л?тъ н?тъ.
        - Вы думаете, - сказалъ Лагерхольмъ.
        - Когда я что говорю, - строго и в?ско по н?мецки сказалъ Вундерлихъ, - я не думаю, я знаю. Я ученый челов?къ. Этотъ островъ вулканическаго происхожденiя. Онъ выдвинулся уже посл? войны. Потому его никто и не нашелъ. Во время войны, изб?гая нашихъ подводныхъ лодокъ, суда колесили по всему океану и они нашли бы его… Они не нашли. Теперь никто ке найдетъ… Это уже ausgescholossen!.. Очень это хорошее м?сто для нашей съ вами работы. Лучше, ч?мъ тамъ въ л?су… Тутъ ничего бояться не надо.
        Къ концу нед?ли, по указанiю Ранцева, были установлены пушки Гочкиса въ нарытыхъ батареяхъ. Часть ихъ была оставлена на «Мстител?«. На восьмой день, на разсв?т?,
«Мститель» и береговая батарея обм?нялись прощальными выстр?лами, отсалютовали флагомъ, и «Мститель» съ иностранной командой и капитаномъ Ольсоне, прогуд?въ на прощанье, взялъ курсъ на с?веръ и скоро исчезъ въ морской дали.
        И было время. Съ полудня голубое небо заволоклось с?рою дымною зав?сою. Совс?мъ неожиданно среди полной тишины налет?лъ вихрь, заигралъ флагомъ на мачт?, развернулъ его во всю его трехсаженную длину и хлопнулъ имъ раза два. Потомъ все стихло.
        Флагъ безжизненно повисъ вдоль мачты. И только усп?лъ Тпрунька, знавшiй, что все это значитъ, доб?жать и спустилъ флагъ, какъ зарев?ла океанская буря.
        В?теръ, на тысячахъ миль не им?ющiй препоны, вздымалъ громадныя волны. Точно хот?лъ онъ до самаго дна выдуть воду изъ океана. Темнозеленые валы, покрытые частымъ б?лымъ кружевомъ п?ны, съ кипящими гребнями шли на островъ.
        Они налетали на берегъ, падали съ грохотомъ и съ шип?нiемъ разливались у зеленаго луга. В?теръ вылъ съ неистовою силою. Кусты никли подъ его порывами къ земл?. Огромныя волны казались выше горы. Островъ точно дрожалъ и трясся на нихъ. Казалось, сорветъ его съ его жидкаго основанiя, смоетъ песчаную отмель и разнесетъ самую гору.

«Мститель» ушелъ во время. Никакiе якоря не могли бы его удержать въ открытомъ океан?. Его разбило бы о скалы.
        Эта буря продолжалась три дня и три ночи. И такъ же внезапно, какъ налет?ла она, такъ и стихла. Океанъ посин?лъ. Волны съ м?рною посл?довательностью шли къ берегамъ и разливались у нихъ, все дальше и дальше отступая и намывая св?жiй песокъ и гальку пляжа.
        VI
        Въ «затишк?«, гд? былъ установленъ лагерь, буря ощущалась мало. Она неслась надъ горами, выла въ скалахъ, въ лагер? же едва играла флачками палатокъ, да чуть отдувала ихъ парусину.
        Занятiя и работы въ отряд? капитана Немо не прекращались. Они производились по особымъ росписанiямъ, составлениымъ и выработаннымъ Ранцевымъ вм?ст? съ Арановымъ, Вундерлихомъ, Лагерхольмомъ, Нордековымъ и Субботинымъ.
        Рота Нордекова была разбита Ранцевымъ на тридцать отрядовъ, или, какъ ихъ по-французски назвали офицеры, - на тридцать «экиповъ». Въ каждомъ отряд? былъ старшiй, его помощникъ и зам?ститель, два «газовика» и два пропагандиста… Кром? нихъ въ отрядъ входили летчикъ и мехачикъ. Люди въ экипахъ были изъ одной м?стности. Во глав? перваго отряда сталъ Ранцевъ, его помощникомъ - Ферфаксовъ. Этотъ и сл?дующiе пять отрядовъ были составлены изъ с?верянъ, уроженцевъ Сибири. Два отряда были составлены изъ Петербуржцевъ, три изъ Москвичей, зат?мъ были отряды для вс?хъ большихъ городовъ: Кiева, Одессы, Харькова, Нижняго Новгорода, Курска, Ростова и т. д.
        Во глав? одного изъ Петербургскихъ отрядовъ были поставлены полковники Нордековъ и Парчевскiй. Такъ какъ людей въ отряды должны были подбирать по своему желанiю сами начальники, - Ранцевъ только осматривалъ ихъ и утверждалъ выборъ, - Нордековъ взялъ въ свой «экипъ» Мишеля Строгова. Очъ же сравнительно недавно былъ въ Петербург? и могъ быть полезенъ своими знанiями сов?тской жизни.
        Ранцевъ, осматривая и пров?ряя составъ отрядовъ, остановился противъ Мишеля и долго внимательно смотр?лъ въ узко поставленные глаза будущаго боксера, горящiе недобрымъ, волевымъ блескомъ. Потомъ коснулся пальцами груди Мишеля и отпячивая его назадъ, сказалъ тономъ, не допускающимъ возраженiй:
        - Отставить… Георгiй Димитрiевичъ, вы зам?ните Александра Нордекова другимъ Петербуржцемъ. Нордековъ останется на острову.
        Полковникъ ничего не возразилъ. Онъ понималъ: - дисциплина… они были въ строю.
        Вечеромъ онъ пошелъ объясняться съ Ранцевымъ.
        - Петръ Серг?евичъ, я къ вамъ, - просовывая голову въ палатку Ранцева, сказалъ Нордековъ.
        - Прошу.
        Ранцевъ сид?лъ на складномъ стул? подл? небольшого стола. На стол? были разложены карты крупнаго масштаба, надъ ними въ свинтномъ походномъ подсв?чник? гор?ла св?ча. Ранцевъ перес?лъ на низкую койку, стоявшую въ глубин? палатки и пододвинулъ стулъ полковнику.
        - Что им?ете доложить?…
        - Я, собственно, по поводу моего сына Шуры.
        - Ну… Такъ въ чемъ же д?ло?…
        - Я бы хот?лъ взять его въ мой экипъ.
        - Вы знаете, для чего эти отряды?
        - Догадываюсь.
        - Эти отряды на аэропланахъ полетятъ въ Россiю… Они тамъ будутъ готовить возстанiе. Они жестокою местью подавляющимъ возстанiе будутъ помогать возставшимъ. Они будутъ работать, окруженные самымъ утонченнымъ сыскомъ, окруженные доносчиками и шпiонами. Вы понимаете, какая должна быть спайка между вс?ми членами отряда. Отрядъ долженъ быть, какъ т?ло одного челов?ка. Онъ долженъ им?ть одну душу, одну в?ру, одно устремленiе.
        - Я отлично все это усвоилъ… Шура мн? сынъ.
        - Вы ручаетесь за него? - строго спросилъ Ранцевъ и прямо, неломающимся взглядомъ посмотр?лъ въ глаза Нордекову.
        Съ минуту такъ, молча, они смотр?ли въ глаза другъ другу. И въ эту минуту вся жизнь на вилл? «Les Coccinelles» прошла передъ Нордековымъ. Мамочка съ ея
«винтиками»… жена Ольга Серг?евна, Леночка - «совдепка», и наверху въ комнат?-гробу странный, нев?домый, «волевой», современный, новый челов?къ, сынъ и не сынъ Мишель Строговъ, никогда не назвавшiй его отцомъ, или папой, никогда не назвавшiй мать мамой, не открывшiй никому своей души, р?зко дерзившiй бабушк? и вс?мъ имъ чужой и непонятный. Будущiй чемпiонъ бокса и миллiонеръ - вотъ все, что зналъ про него полковникъ.
        Нордековъ медленно всталъ со стула, опустилъ глаза и тихо сказалъ:
        - Извиняюсь, что побезпокоилъ.
        Согнувшись онъ вышелъ изъ палатки и пошелъ къ себ?. Мишель его ожидалъ.
        - На чемъ же пор?шили? - спросилъ, непринужденно улыбаясь, Мишель.
        - Ты останешься, Шура.
        - Хны… Это еще что такое!.. Да просто я не желаю оставаться на этомъ проклятомъ острову… Мн? надо начинать мою карьеру. Я не хочу.
        - Такъ надо… Такъ будетъ лучше, - кротко сказалъ полковникъ.
        Мишель сжалъ кулаки и, сдвинувъ узкiя брови, съ большимъ гн?вомъ выкрикнулъ:
        - Ну это мы еще посмотримъ. Я ему покажу… с?дому чорту.
        Онъ вышелъ изъ палатки отца и, заложивъ руки въ карманы, пошелъ «волевой» походкой по лагерю, осв?щенному электрическими фонарями.
        Какими то чудовищами, точно изваянiя великановъ черн?ли, осв?щенныя отблесками фонарей, базальтовыя скалы. Между ними, какъ огромные китайскiе бумажные фонари пузырями св?тились палатки. Въ нихъ слышно было бормотанiе и разговоръ. Во вс?хъ тридцати «экипахъ» протверживали урокъ «гголит-грамоты», заданный утромъ полковникомъ Субботинымъ.
        VII
        Мишель Строговъ былъ серьезно уязвленъ и оскорбленъ т?мъ, что его отставили изъ отряда его отца. На острову оставалось немало народа, не попавшаго въ «экипы». Но это были люди, оставленные для службы на острову. Это были т?, кому просто не хватило м?ста. Мишель же былъ избранъ и отставленъ. Онъ и сейчасъ ощущалъ оскорбительное прикосновенiе пальцевъ Ранцева, когда тотъ осадилъ его изъ шеренги Нордековскаго «экипа». Сначала онъ почувствовалъ себя хуже другихъ и это его поразило. Онъ такъ привыкъ считать, что онъ лучше и умн?е вс?хъ, что согласиться съ т?мъ, что онъ могъ быть признанъ для чего бы то ни было негоднымъ, онъ не могъ. И привычная гордость скоро подсказала ему, что онъ отставленъ изъ личныхъ счетовъ, что съ нимъ сд?лана величайшая несправедливость, и онъ возненавид?лъ Ранцева со всею силою своей нев?рующей души. Онъ все это время мало интересовался т?мъ, что д?лалось въ отряд?, машинально исполняя т? работы, куда его привлекали вм?ст? съ другими. Теперь онъ сталъ присматриваться, прислушиваться и отгадывать, какая была конечная ц?ль вс?хъ сложныхъ работъ, шедшихъ на острову. Догадываться
было нетрудно, да теперь этого никто и не скрывалъ. Это была подготовка къ жестокой борьб? съ большевиками, къ освобожденiю отъ ихъ ига Россiи.
        Мишель Строговъ былъ равнодушенъ къ Россiи. Онъ пошелъ въ отрядъ не для работы, но для раскрытiя тайны, для продажи этой тайны кому то и полученiя т?хъ крупныхъ денегъ, которыя ему были нужны для его настоящей карьеры современнаго челов?ка - карьеры боксера.
        Тайна была наполовину раскрыта, но для реализацiи ея нужно было покинуть этотъ островъ. Только въ Европ?, или въ Америк? онъ могъ разсчитывать хорошо продать узнанную имъ тайну. Его отставили отъ полета съ острова и этимъ преградили ему возможность реализовать добытыя имъ св?д?нiя, Мишель Строговъ ни съ к?мъ не дружилъ. Онъ держался ближе къ своимъ сверстникамъ, каковыми были Фирсъ Агафошкинъ, князь Ардаганскiй, теноръ Кобылинъ и еще н?сколько молодыхъ людей. Онъ пытался посвятить ихъ въ свои планы, открыть имъ свои идеалы, но даже Фирсъ его не понялъ. Вс? гор?ли одною идеей, вс? были увлечены одною мечтою - спасенiемъ Родины. У вс?хъ на язык? были сказанныя, кажется, Муссолини слова: «все для Родины, все черезъ Родину, все на Родин?«. Это слово, чуждое пониманiю Строгова, бывшаго въ полномъ смысл? этого слова челов?комъ безъ отечества, дико звучало для Мишеля… Но кругомъ только объ этомъ и говорили. Фирсъ изучалъ евангелiе и на на насм?шку Мишеля Строгова сказалъ съ тихимъ укоромъ:
        - Я изъ послушанiя д?душк? никакъ не выйду, а вамъ стыдно - вы образованный.
        Ближе вс?хъ былъ князь Ардаганскiй. Именно потому онъ сталъ ближе вс?хъ, что онъ былъ, какъ самый ярый противобольшевикъ, дальше вс?хъ отъ Мишеля. Но князь былъ очень добрый, очень в?рующiй челов?къ и онъ считалъ своимъ долгомъ обуздать и укротить Мишеля, успокоить его и помочь ему. Мишель не открывался ему вполн?, но князь догадывался, какая буря бушевала въ душ? Мишеля.
        Мишель пытался съ разными людьми и молодыми и старыми говорить о томъ, что его волновало: - о бокс?, о чемпiонатахъ разнаго рода, о миллiонахъ, которые теперь можно такъ легко «сд?лать». Его не понимали.
        - На что мн? миллiоны, когда у меня не будетъ Родины, - сказалъ Мишелю Кобылинъ.
        - Самое сладкое въ жизни - это умереть за Родину, - сказалъ князь Ардаганскiй. - Я училъ это въ школ?, но тогда я этого не понималъ. Зд?сь я это понялъ.
        - Я бы хот?лъ быть такимъ, какъ Ранцевъ, - сказалъ корнетистъ Ковалевъ. - Б?днымъ, но честньшъ. Рыцаремъ… Офицеромъ…
        Спорить было безполезно. Эти люди никогда не поняли бы его. Надо было молчать. Кругомъ шла д?ятельная жизнь и хот?лъ или не хот?лъ Мишель, она втягивала его въ себя и заставляла работать, молча, стиснувъ зубы, затаивъ въ себ? месть Ранцеву и вс?мъ этимъ Донъ-Кихотамъ, какъ называлъ Мишель вс?хъ офицеровъ острова.
        Съ необыкновеннымъ, суровымъ педантизмомъ Ранцевъ наблюдалъ, чтобы вс? люди были на занятiяхъ, а занятiя шли согласно съ составленнымъ имъ росписанiемъ. Для большинства, прошедшаго Галлиполiйскую Кутеповскую школу, этотъ педантизмъ не былъ ни страшенъ, ни новъ. Отъ него, правда, отвыкли. Онъ показался по началу тяжелымъ, но незам?тно впряглись въ работу, и время полет?ло съ нев?роятною быстротою. Некогда было задумываться и критиковать, да и критиковать было нелегко: - все было разумно поставлено.
        Въ четыре часа утра трубилъ горнистъ или билъ барабанщикъ «побудку» и въ темнот? тропической ночи, разс?янной горящими на лагерной линейк? четырьмя высокими фонарями, подъ темносинимъ пологомъ кеба, ус?яннымъ незнакомыми, большими и яркими зв?здами экватора, люди умывались, строились на общую молитву противъ прекраснаго отряднаго образа, потомъ шли въ столовую, гд? получали чай и утреннiй завтракъ.
        Въ пять часовъ утра вс? были на работахъ. Одни шли въ ангары, другiе въ мастерскiя, остающiеся люди Нордековской роты строились на ученье. Еще въ темнот? занимались гимнастикой. Въ шесть часовъ съ восходомъ солнца шли на ротное ученье. Это было чаще всего р?шенiе тактической задачи на м?стности, причемъ иногда изъ роты д?лади обозначенный батальонъ или ц?лый полкъ и проходили съ нимъ вс? стадiи наступленiя или обороны. А то шли упражняться въ стр?льб? изъ винтовокъ и пулеметовъ, въ метанiи простыхъ и газовыхъ ручныхъ гранатъ. Ученье кончалось и расходились: одни къ профессору Вундерлиху обучаться установк? и управленiю его газовыми аппаратами, другiе съ полковниками Субботинымъ и Ястребовымъ изучали сов?тскiй бытъ, затверживали свои сов?тскiя имена и свое прошлое, согласно съ новыми паспортами. Въ одиннадцать часовъ былъ об?дъ-на славу кормилъ Нифонтъ Ивановичъ - посл? об?да до трехъ часовъ отдыхали, предаваясь полуденной съест? жаркихъ странъ. Въ три часа подъ нав?сомъ, на легкомъ сквозняк? у громкоговорителя слушали чтенiе по радiо Парижскихъ газетъ. Это была связь съ оставленнымъ мiромъ.
        На одномъ изъ первыхъ чтенiй узнали о гибели не далеко отъ большихъ Антильскихъ острововъ парохода «Немезида», перевозившаго на острова Галапагосъ, кинематографическую труппу общества «Атлантида». Вся Русская колонiя была взволнована этимъ несчастiемъ. Во вс?хъ церквахъ Парижа, Медона, Лiона, Б?лграда, Софiи и въ другихъ м?стахъ Русскаго разс?янiя служили панихиды по погибшимъ. Служили панихиду и въ томъ м?стчек?, гд? была вилла «Les Coccinelles». И жутко было слушать о себ?, живыхъ, какъ объ умершихъ. Но самое страшное было, что газеты занялись этимъ одинъ, два дня, а потомъ и забыли, какъ будто бы никого изъ погибшихъ и не было на св?т?. Но вспомнили, что такъ же скоро примирились съ гибелью Кутепова, и въ этомъ нашли грустное, философическое успокоенiе. И думали лишь о томъ, помнили ли о нихъ по крайней м?р? ихъ жены, матери и д?ти?…
        Мишель Строговъ подм?тилъ впечатл?нiе, произведенное на слушателей этимъ изв?стiемъ и запомнилъ его.
        Bo время слушанiя громкоговорителя пили чай и прохладительные напитки, посл? разбивались по отрядамъ и шелъ практическiй урокъ сов?тскаго быта.
        Полковникъ Субботинъ ходилъ взадъ и впередъ по палатк?, гд? на скамьяхъ сид?ли люди «экиповъ».
        - Прежде всего запомните, что несмотря на всю ту чепуху, которой старались большевики повернуть мозги на бекрень Русскому народу, имъ это никакъ не удалось. Вы прi?дете все таки въ Россiю. Въ Россiю, б?дную, озлобленную, грязную, голодную, но Россiю, и найдете въ ней не коммунистовъ, но Русскихъ. He бойтесь мелкихъ ошибокъ въ сов?тской терминологiи, ея и сами сов?тскiе граждане далеко не вс? знаютъ. Конечно, лучше навсегда усвоить то, что усвоили и къ чему привыкли въ сов?тской республик?. Тамъ н?тъ второго и третьяго классовъ, но есть твердые и мягкiе вагоны…
        - Какое фарисейство, - сказалъ Парчевскiй.
        - Да… в?рно… фарисейство… Но вся сов?тская республика есть величайшая, неслыханная досел? ложь, обманъ, партiйное ханжество и насилiе… Въ сов?тской республик? многаго н?тъ того, къ чему вы такъ привыкли заграницей. Тамъ посл? бритья нельзя осв?жить кожу камнемъ, тамъ не носятъ воротничковъ… Р?дко кто носитъ, особенно л?томъ, шляпы. Но не смущайтесь, если вы ошибетесь. Помните, милицiя уже не та, и чекисты много сбавили форса. На зам?чанiе спокойно и дерзко даже кричите, что при
«царизм?«все было. Толпа на вашей сторон?. Васъ тронуть не посм?ютъ. Ч?мъ см?л?е, скажу бол?е, ч?мъ нагл?е вы будете въ случа? какого бы то ни было недоразум?нiя, т?мъ больше шансовъ, что васъ никто не посм?етъ тронуть. Да вы в?дь и пойдете не безоружными. Въ случа?, если вамъ придется столкнуться съ партiйцемъ, ч?мъ большую чушь и наборъ словъ вы, будете городить, т?мъ больше шансовъ у васъ будетъ на усп?хъ. Ну-те-съ… Что такое уклонъ?… Что значитъ быть правымъ уклонистомъ?… Что такое Загсъ?… Господа, читайте, изучайте Зощенку. Не думайте, что это каррикатура, кривое зеркало, это подлинное отраженiе или, какъ теперь стали говорить:
«отображенiе» сов?тскаго быта во всей его неприкрашенной уродливости. Евстратовъ, разскажите намъ, какъ бы вы стали говорить съ партiйцемъ… ну хотя бы… вотъ модная тема: - о партiйной чистк?.
        Евстратовъ всталъ со скамьи, придалъ своему курносому лицу тупое, упорное выраженiе и сталъ говорить, какъ твердо заученный урокъ:
        - Въ ЦИК продолжаютъ поступать съ м?стъ многочисленные запросы по чистк? и пров?рк? партiи. Товарищи, къ этому надо относиться съ должнымъ вниманiемъ и партiйною серьезностью. Пров?ркомы и парторганизацiи запрашиваютъ наприм?ръ: подлежатъ ли пров?рк? кандидаты, какъ поступать, когда возникнетъ сомн?нiе въ установленiи партстажа, гд? пров?рить только что прибывшихъ въ ячейку изъ другихъ организацiй, гд? и когда наклеивать марки на партдокументъ пров?реннаго, нужно ли голосовать на собранiяхъ и т. д. Товарищи, все это праздные вопросы. Все это предусмотр?но и разъяснено въ инструкцiяхъ и письмахъ ЦКК ВКП. Статод?ломъ ЦК ВКП разосланы на м?ста бланки статистической отчетности о чистк? и пров?рк? партiи и инструкцiя по составленiю отчетности и подведенiю итоговъ чистки. Всего формъ отчетности четыре. Форма N 1 - списокъ членовъ ячейки. Онъ составляется въ каждой ячейк? въ двухъ экземплярахъ за два, три дня до чистки. Пров?ркомы отм?чаютъ въ этомъ списк? результаты пров?рки каждаго партiйца или причины неявки. Форма N 2 - итоги пров?рки…
        - Очень хорошо-съ… Довольно, господинъ Евстратовъ. Прошу васъ садиться. Изъ этого краткаго доклада, господа, не думайте, что доклада придуманнаго, чтобы посм?яться надъ узкимъ бюрократизмомъ и канцеляризмомъ коммунистической партiи, н?тъ, доклада подлиннаго, вы можете уб?диться, до какихъ Гсркулесовыхъ столбовъ, до какого абсурднаго узкаго канцеляризма и бюрократизма дошли большевики. И этихъ вс?хъ правилъ, отчетностей, инструкцiй, формъ, которыми засыпаютъ сов?тскихъ служащихъ, естественно никто не можетъ какъ сл?дуетъ усвоить и запомнить. Отсюда - см?лость и наглость при спорахъ и вы всегда будете правы. Знать вс? декреты, инструкцiи, формы и правила большевиковъ трудн?е, ч?мъ изучить китайскую грамоту. Ихъ не знаютъ и сами такъ называемые «стопроцентные» коммунисты. Вы спросите меня, откуда вся эта канцелярская галиматья въ коммунистической партiи? Надо знать, кто такiе большевики? Соцiалисты и ихъ производная - большевики - это д?тище той части народа, которая оторвалась отъ него, получила н?которыя знанiя, не знаетъ народа, не желаетъ знать его чаянiй и вождел?нiй, создала въ своей голов?
нарочно придуманныя правила и съ тупостью народныхъ учителей старается во что бы то ни стало привить свои правила народу. Соцiалисты - это д?тище такъ называемой
«интеллигенцiи». Ея самые яркiе представители, это туполобыя, фанатическiя курсистки, которыхъ знанiя опьянили и он? возомнили себя въ н?которомъ род? богами. Что могла эта «интеллигенцiя» придумать для народа, кром? воинствующаго безбожiя, самаго грубаго и пошлаго матерiализма и вс?хъ этихъ рапортичекъ, инструкцiй, формъ, доносовъ и экзаменовъ «како в?руеши»?… Соцiалисты вышли изъ среды, гд? спрашиваютъ уроки «отъ эстого до эстого», гд? ставятъ баллы, сажаютъ въ карцеръ, д?лаютъ экзамены и выгоняютъ вонъ изъ школы. Это единственное свое знанiе они и прим?нили къ жизни великаго народа. Они экзаменуютъ его, ставятъ ему баллы, сажаютъ въ карцера Гороховыхъ и Лубянокъ и выгоняютъ вонъ изъ жизни. Большевизмъ - это прежде всего м?щанство, доведенное до абсурда… Большевизмъ - это нев?роятная пошлость, это оскотиненiе челов?ка. И потому не бойтесь. Смотрите на все просто. Тамъ, куда вы прилетите, гд? сразу вы очутитесь въ толп? народа, вы не найдете ничего страшнаго. Вы увидите тамъ д?вицъ, мечтающихъ объ «ирискахъ» Моссельпрома, о билет? въ кинематографъ, о прюнелевыхъ ботинкахъ и о шерстяныхъ теплыхъ
чулкахъ. Тамъ вы найдете молодыхъ людей, зубрящихъ партiйные уроки и боящихся получить дурной баллъ. Вы везд? будете выше ихъ и только - не бойтесь…
        Субботинъ поклонился слушателямъ. Его урокъ кончался. Ранцевъ, присутствовавшiй на занятiяхъ, знакомъ показалъ, чтобы не расходились и сказалъ:
        - Особенно эти м?щанство и пошлость сказались въ красной армiи. Сов?тское Правительство употребляетъ вс? усилiя, чтобы создать боеспособную армiю. Оно тратитъ на нее большiя деньги, оно ее старается кормить и од?вать и, т?мъ не мен?е, къ тринадцатому году существованiя красной армiи она представляетъ изъ себя и по вн?шнему виду и по внутреннему своему содержанiю то, ч?мъ была наша армiя во времена Временнаго Правительства. Красная армiя можетъ дать Калущъ, но за нимъ неизб?жно посл?дуетъ - Тарнополь… Красные командиры не гордятся, но тяготятся службой. Нашъ офицеръ сживался съ полкомъ ц?лымъ рядомъ предковъ, служившихъ въ этомъ полку. Онъ любилъ свой полкъ, гордился имъ. Онъ любилъ и дорожилъ полковымъ мундиромъ, берегъ и ц?нилъ носимое имъ оружiе… Ничего этого н?тъ въ сред? краснаго команднаго состава. Это не офицеры, это чиновники, ненавидящiе службу, отбывающiе въ ней номеръ. Красная армiя съ полками безъ традицiй прошлаго, со скучнымъ и позорнымъ настоящимъ и безъ всякаго будущаго - мертвый организмъ. Въ ней каждый понимаетъ, что коммунизмъ умретъ и съ нимъ умретъ и его красная армiя. Вамъ,
господа, придется на ея м?ст? создавать новую Россiйскую Имперскую Армiю на началахъ в?ры въ Бога, в?рности присяг? будущему Государю и доблестнаго, рыцарскаго служенiя Родин?. Готовьтесь къ этому.
        - Насъ для этого слишкомъ мало, - съ м?ста сказалъ Парчевскiй.
        - За вами вся Россiя… Въ нужную минуту къ вамъ явится на помощь Русскiй Обще-Воинскiй Союзъ и пополнитъ ваши ряды знающими, доблестными и опытными офицерами. Онъ явится къ вамъ готовыми полковыми ячейками, сквозь труды и лишенiя эмигрантской жизни пронесшими непоколебимую в?рность знаменнымъ лозунгамъ и горячую жертвенную любрвь къ родному полку.
        Глубокою, страстною в?рою дышали слова Ранцева. Они вливали бодрость въ сердца офицеровъ. Посл? его словъ легче дышалось. Забылись тяжелые труды въ непривычномъ климат?, забылась тоска по покинутымъ семьямъ. Готовились къ подвигу и в?рили, что подвигъ этотъ будетъ ненапрасенъ.
        Занятiя шли по своему росписанiю и, независимо отъ него, дни и ночи непрерывно въ аэропланныхъ ангарахъ стучали по металлу молотки, клещи стягивали гайками винты. Подъ руководствомъ инженеровъ шла сборка аэропланныхъ частей.
        И не прошло и м?сяца такой напряженн?йшей работы, какъ то одинъ, то другой серебряный лебедь, красавецъ аэропланъ, выб?галъ изъ ангара, становился на отм?ченную точку и вдругъ безъ шума и безъ разб?га, точно подхваченный какою то невидимою силою взмывалъ кверху и исчезалъ въ голубой выси.
        Возвращавшiеся съ пробныхъ полетовъ авiаторы были въ восторг? отъ аппаратовъ Аранова. Самъ Арановъ всегда стоялъ и ожидалъ зам?чанiй о полет?. Взволнованный, возбужденный совершеннымъ полетомъ летчикъ шелъ къ нему съ докладомъ.
        - Какая удивительная машина, Михаилъ Михайловичъ, - уже издали говорилъ летчикъ. - Я совершенно забывалъ, что я лечу на аэроплан?. Просто парилъ орломъ въ воздух?. Останавливался, прибавлялъ и убавлялъ скорость. Какъ н?кiй духъ неслышно носился надъ океаномъ. Мой аппаратъ высоты показывалъ шесть тысячъ метровъ, а я и не зам?чалъ этого въ своей кабин?. Вы думаете, я могу завтра подняться выше?…
        Арановъ стальными глазами вглядывался въ глаза летчика и какъ всегда долго не отв?чалъ.
        - Да, конечно, - наконецъ, говорилъ онъ и шелъ навстр?чу сл?дующему летчику, безшумно спускавшемуся на указанное ему м?сто.
        Мишель Строговъ наблюдалъ все это. Онъ обладалъ теперь въ полной м?р? тайной и онъ понималъ, какихъ денегъ стоила эта тайна. Д?йствительно - миллiонъ!.. Но использовать ее, пока онъ находится на этомъ проклятомъ острову онъ никакъ не могъ. Все сильн?е и ярче накипала въ немъ злоба противъ Ранцева, отставившаго его отъ полета и жажда мести во что бы то ни стало стала главною его мыслью. Изъ далекихъ воспоминанiй д?тства выплыли времена, проведенныя имъ въ комсомол? и уроки тамъ полученные. Разлагать и уничтожать всякое д?ло, всякое начинанiе… С?ять смуту среди участниковъ… Подрывать дов?рiе къ начальникамъ - вотъ та работа, какая указывалась въ такихъ д?лахъ. Мишель Строговъ искалъ случая, чтобы взорвать работу Ранцева и уничтожить дов?рiе къ нему офицеровъ и солдатъ отряда капитано Немо. Изъ своего коммунистическаго прошлаго онъ усвоилъ, что въ такихъ случаяхъ надо найти слабое м?сто у противника и no нему и ударить какъ и ч?мъ угодно, хотя бы ложью и клеветой. И Мишель Строговъ нашелъ такое м?сто.
        VIII
        Въ собранской столовой кончили ужинать. Почти вс? офицеры разошлись по палаткамъ. Св?чи были погашены. Только на одномъ конц? длиннаго стола, гд? гор?лъ лампiонъ, осталась небольшая группа. Тамъ смотр?ли, какъ неизв?стно откуда прилет?вшая большая ярко голубая блестящая бабочка билась крыльями о стекло лампiона. Въ противоположномъ углу въ темнот?, Фирсъ Агафошкинъ у самовара перетиралъ стаканы. Никто изъ сид?вшихъ у стола не зам?тилъ, какъ въ этотъ темный уголъ прошелъ изъ лагеря Ранцевъ. Онъ не хот?лъ тревожить офицеровъ и, сд?лавъ Фирсу знакъ, чтобы онъ не докладывалъ о его приход?, спросилъ себ? стаканъ чая и с?лъ въ углу, издали наблюдая за бабочкой.
        - Первый в?стникъ на Россiйскiй островъ, - сказалъ Парчевскiй, стоя сл?дившiй за порханiемъ бабочки.
        - Господинъ полковникъ, мы должны спасти ее и не дать обжечь ея прекрасныя крылышки, - сказалъ князь Ардаганскiй.
        - Какъ вы думаете, какъ и откуда она могла попасть къ намъ? - сказалъ Кобылинъ. Его голосъ былъ н?женъ. Казалось, что это сказала груднымъ низкимъ голосомъ женщина.
        - В?тромъ могло принести куколку. И вотъ это первое существо, родившееся на острову, - сказалъ Парчевскiй.
        - Я, господа, видалъ мышей, - сказалъ Ферфаксовъ.
        - Ну эти попали съ ящиками съ мукой со «Мстителя». Он? того же порядка, что и мы. Но бабочка… Откуда она?…
        - Какъ интересно наблюдать зарожденiе флоры и фауны на острову, гд? н?сколько л?тъ тому назадъ ничего не было.
        - Такъ когда то было и на всей нашей земл?.
        - Да, если в?рить матерiалистамъ и считать теорiю Дарвина за непреложную истину.
        - Но она давно уже опровергнута. Ей в?рятъ только такiя тупицы, о которыхъ, помните, намъ разсказывалъ полковникъ Субботинъ.
        Ферфаксовъ, наконецъ, поймалъ бабочку и бережно передалъ ее Ардаганскому.
        - Отнесите ее осторожненько, Михако, подальше и положите въ траву, да крылышки ей не помните.
        - Однако, господа, откуда нибудь все это берется? Какая то теорiя зарожденiя видовъ должна быть, - сказалъ Кобылинъ.
        Ферфаксовъ быстро обернулся къ говорившему. Милое смущенiе загор?лось на его смугломъ, не стар?ющемъ лиц?.
        - Какъ какая то теорiя, - сказалъ онъ срывающимся отъ волненiя голосомъ. - Не теорiя, но точное знанiе. Жизнь всему живущему послалъ Тотъ, о Комъ поетъ псалмоп?вецъ Давидъ: - «Господь творитъ все, что хочетъ, на небесахъ и на земл?, на моряхъ и во вс?хъ безднахъ. Возводитъ облака отъ края земли, творитъ молнiи при дожд?, изводитъ в?теръ изъ хранилищъ Своихъ…».[Note8: 134-й псаломъ Давида.]
        - В?теръ изъ хранилищъ, - съ глубокою иронiей сказалъ Мишель Строговъ. - Какой же авторитетъ Давидъ… Да и былъ ли онъ когда?…
        Ферфаксовъ смутился. Этотъ самоув?ренный молодой челов?къ не нравился Ферфаксову, но оборвать его онъ при своей тонкой деликатностй не могъ. Какъ оборвать?… Онъ былъ сыномъ полковника Нордекова, съ к?мъ онъ вм?ст? пережилъ такiя страшныя и незабываемыя минуты на берегу Сены. Ферфаксовъ зналъ всю исторiю Мишеля. Онъ жал?лъ его. Сколько разъ онъ хот?лъ подойти къ его ожесточенному сердцу съ тихими словами любви и участiя и понималъ, что разобьются его слова о насм?шливую самоув?ренность и холодную самовлюбленность Мишеля.
        Парчевскiй зам?тилъ смущенiе Ферфаксова и посп?шилъ ему на помощь.
        - Бросимъ вс? эти такъ давно вс?мъ надо?вшiе споры о мiрозданiи. Какъ мудро придумалъ капитанъ Немо, устроивъ нашу базу на этомъ никому нев?домомъ острову.
        - He нахожу, - быстро и зло сказалъ Мишель.
        Вс? примолкли. Съ н?которою растерянностью смотр?ли на самаго молодого изъ нихъ, такъ см?ло оспаривавшаго ихъ.
        - Прежде всего, - осм?л?въ отъ молчанiя, продолжалъ Мишель, - селить на остров? одного этого старика Кубанца было совс?мъ не осторожно… Онъ могъ за этотъ годъ сто разъ въ ящикъ сыграть и тогда бы кто сталъ Россiйскiй флагъ поднимать. Это разъ… - Мишель гордо оглянулъ вс?хъ. Онъ казался самому себ? удивительно умнымъ и проницательнымъ. - Другое - и самый то этотъ островъ - ерунда съ масломъ. Вундерлихъ говорилъ, что онъ выдвинулся изъ океана всл?дствiе землетрясенiя л?тъ восемь, десять тому назадъ. Ну разв? не легкомысленно селиться на такомъ острову? Онъ можетъ такъ же свободно, какъ вынырнулъ изъ воды и нырнуть подъ воду, и со вс?ми нами… Какая же эта база?…
        - Но этотъ островъ, - внушительно и строго сказалъ капитанъ Волошинъ, - лежитъ на
2°10? 11» южной широты и на 22°32? 18» западной долготы отъ Гринвича. Онъ находится вн? какихъ бы то ни было судовыхъ рейсовъ. Наше пребыванiе на немъ невозможно открыть. А это въ нашемъ д?л? самое важное… A то, что онъ можетъ или не можетъ обратно опуститься - это д?ло десятое. Вулканъ давно потухъ. Землетрясенiя не можетъ произойти. Вы этого, молодой челов?къ, не учитываете.

«Сорвалось», - подумалъ Мишель Строговъ. «Молодой челов?къ» извело и оскорбило его. Онъ со злобою посмотр?лъ на Волошина. Онъ зналъ, что у Волошина была красивая жена и что онъ больше другихъ офицеровъ тосковалъ по семь? и волновался, что она не знаетъ, что они не погибли. Это и вообще было самое больное м?сто въ экспедицiи. Тутъ были Парчевскiй, Ферфаксовъ, все женатые, Кобылинъ, - у него осталась нев?ста - француженка, князь Ардаганскiй, признавшiйся какъ то Мишелю, что онъ безъ ума влюбленъ въ н?кую очень молодую особу. «По больному то и бить», - вспомнилъ онъ и, засунувъ руки въ карманы, съ небрежно независимымъ видомъ бросилъ:
        - Да и вообще…
        - Н?тъ, Мишель, - строго сказалъ Парчевскiй, - если что начали, то и договаривайте.
        - Вообще… Н?тъ честности… Насъ обманываютъ…
        - То есть? - еще строже сказалъ Парчевскiй.
        - А вотъ об?щали женъ и матерей ув?домить… Вообще родныхъ, что «Немезида» не погибла, а между т?мъ… Вотъ уже м?сяцъ…
        Тяжелое молчанiе стало въ палатк?.
        Ранцевъ отставилъ свой стаканъ и подошелъ къ офицерамъ. Вс? поднялись.
        - Господа, - тихимъ отъ сердца идущимъ голосомъ сказалъ Ранцевъ, - Александръ Нордековъ смутилъ васъ. Да, это в?рно, капитанъ Немо не нашелъ пока возможнымъ громогласно черезъ радiо сообщить о томъ, что пассажиры «Немезиды» не погибли. Вы сами понимаете, что этого нельзя было сд?лать. «Немезида» должна была исчезнуть изъ поля зр?нiя праздныхъ и любопытныхъ наблюдателей. Иначе, корреспонденты большихъ газетъ, какiе нибудь снобирующiе миллiонеры американцы, наконецъ, просто конкурирующiе фильмовики хлынули бы всл?дъ за ней на острова Галапагосъ… Не найдя тамъ никакихъ сл?довъ фильмовой съемки, они подняли бы тревогу, стали бы искать… При теперешнихъ то средствахъ воздушной разв?дки, имъ такъ просто было бы наткнуться на нашъ островъ, и вся наша работа рухнула бы раньше времени. Она была бы сорвана. Теперь насъ н?тъ. Вы сами видите, какъ въ нашъ в?къ скоро забываютъ умершихъ… Мы можемъ спокойно работать и завершить наше д?ло. Сказать сейчасъ ничего нельзя. Вашимъ семьямъ придется потерп?ть. Итакъ уже Сов?ты очень заинтересованы, откуда с?етъ пропаганду радiо. Мы должны до поры до времени притаиться,
какъ бы не быть вовсе… Но я могу васъ ув?рить, что ваша забота тяготитъ и капитана Немо и онъ, при первой же возможности, дастъ неопровержимыя доказательства вашимъ семьямъ, что вы не погибли…
        Ранцевъ повернулся къ Мишелю и сказалъ, возвышая голосъ, тономъ не допускающимъ возраженiя:
        - Васъ, Александръ Георгiевичъ, я предупреждаю, что, если вы будете невоздержны на языкъ и еще разъ позволите себ? выступать съ необоснованною критикой и обвиненiями, которымъ н?тъ м?ста, я буду принужденъ арестовать васъ. Я могу принять и другiя м?ры… Господа, часъ позднiй. Завтра съ утра большiя работы. Прошу васъ разойтись по палаткамъ.
        Ранцевъ сд?лалъ общiй поклонъ и вышелъ въ полной тишин? изъ палатки.
        IX
        Выйдя изъ собранiя, Ранцевъ пошелъ на гору, гд? на посл?дней террас?, подъ самой вершиной, укрытый со вс?хъ сторонъ скалами стоялъ баракъ капитана Немо. Часовые окликнули его: - «что пропускъ»? Ранцевъ отв?тилъ. Часовые узнали его. Имъ былъ разъ навсегда отданъ приказъ пропускать его къ Немо во всякое время дня и ночи. Ранцевъ постучалъ у двери барака.
        - Да… да… Ты, Петръ Серг?евичъ?… Входи… Очень кстати.
        Капитанъ Немо сид?лъ въ углу барака у небольшого стола, гд? былъ радiо аппаратъ. Онъ держалъ у своихъ ушей эбонитовые кружки. Онъ подалъ одинъ Ранцеву и жестомъ показалъ, чтобы Ранцевъ с?лъ рядомъ съ нимъ. Свободной рукой Немо на блокъ-нот? написалъ карандашомъ: - «говоритъ Дрiянскiй, съ бывшаго «Мстителя» изъ Вардо… по спецiальной волн?… уловить ее никто не можетъ».
        Въ аппарат? потрескивало и черезъ эти потрескиванiя слышенъ былъ знакомый голосъ Дрiянскаго.
        - Сто тысячъ винтовокъ и десять тысячъ станковыхъ пулеметовъ, десять миллiоновъ патроновъ къ нимъ погружены. Все прошло благополучно. Комплектовъ зимней одежды могли взять только пять тысячъ, мануфактуры тысячу тоннъ. Съ зимней одеждой им?ю надежду управиться на м?ст?. Такъ мн? и Кортиненъ писалъ. Во всякомъ случа? об?щаютъ подачу сл?дующимъ рейсомъ еще двадцать тысячъ комплектовъ и дв? тысячи с?делъ. Д?ло поставки налажено… Теперь самое главное… Ледокола въ Шверiи мы не нашли… Но въ Вардо стоялъ сов?тскiй ледоколъ «Ильичъ». Перегоривъ съ Ольсоне р?шилъ овлад?ть имъ. Лейтенантъ Нюстромъ съ двумя молодцами подошелъ къ «Ильичу» на шлюпк?. Были приняты. Употребили данное Вундерлихомъ дихлоръ-ди-этилъ-сульфидовое соединенiе. Д?йствительно - король газовъ!.. Весь экипажъ сдохъ моментально. Наши остались невредимыми только потому, что знали, гд?,незараженное м?сто… Всю ночь чистили судно и сбрасывали трупы въ море. Поставили свою команду. Что удивительно - шведовъ нисколько не поразила перем?на капитана на «Ильич?«. Оказывается, съ сов?тскими судами это обыкновенная исторiя. Завтра съ ледоколомъ идемъ
дальше. Если благополучно проскочимъ «жел?зныя ворота», черезъ нед?лю будемъ въ указанномъ вами м?ст?. Шведы утверждаютъ, что при нын?шнемъ л?т?, тепломъ и дождливомъ, раньше конца сентября не будетъ настоящаго ледостава. Значитъ четыре рейса намъ обезпечены. Только вы усп?вайте насъ принять… Все…
        Аппаратъ точно изъ приличiя пощелкалъ еще немного, потомъ все стихло. Капитанъ Немо снялъ съ себя наушникъ. Онъ всталъ и прошелся по кабинету.
        - Ты слышалъ, Петръ Серг?евичъ. Медлить больше нельзя. Твои отряды готовы?
        - Да… Бол?е или мен?е. Насколько можно было въ такой короткiй срокъ изучить такое сложное и большое д?ло.
        - Я тебя понимаю. То, что намъ надо знать такъ безпред?льно, что сколько ни изучай, все останутся необсл?дованныя области знанiя. Все тысячи вопросовъ будутъ безъ отв?та. Что д?лать? - найдете отв?ты на м?ст?, ихъ подскажетъ вамъ сама жизнь. Настало время д?йствовать. Иначе, пока солнышко взойдетъ - роса очи вы?стъ. Каждый день, что коммунисты остаются у власти, усиливаетъ ихъ на годы и приближаетъ возможность мiровой революцiи и гибели европейской культуры… Мы начнемъ… Другiе намъ помогутъ… Братья Русской Правды борются уже давно. За нами, а когда все узнаетъ, и съ нами - громадный Обще-Воинскiй Союзъ… Итакъ приступимъ… Проси ко мн? сейчасъ вс?хъ начальниковъ отрядовъ, Русскихъ и иностранныхъ… Когда я ихъ отпущу, пусть явятся ко мн? летчики машинъ, назначенныхъ подъ отряды.
        - Слушаюсь…
        Ранцевъ спускался быстрой походкой съ горы. Кругомъ томительно красивая была лунная ночь. Внизу тусклыми казались фонари на лагерной линейк?. Мертвая тишина была на острову. Океанъ былъ тихъ. Изр?дка онъ точно вздыхалъ во сн?. Наб?гала волна прибоя. Это молчанiе природы смягчало и умиротворяло бурно колотившееся сердце Ранцева.
        Вотъ оно, то, о чемъ столько л?тъ въ эмиграцiи онъ мечталъ - начинается… И какъ!..
        X
        Такъ же, какъ и Ранцевъ, вс? офицеры, кого въ этотъ позднiй часъ разбудили и потребовали къ капитану Немо, долгiе годы эмигрантскаго бытiя, не переставая, мечтали о томъ, какъ они вернутся на родину. Возвращенiе въ Россiю было смысломъ ихъ жизни. Безъ мечты о немъ и самая жизнь была невозможна.
        Въ разное время по разному представлялось имъ возвращенiе въ Россiю и работа тамъ.
        Чаще всего имъ рисовалось, что гд? то… скор?е всего въ Юго-Славiи формируется русская армiя. Во глав? ея становится благородн?йшiй, единов?рный король рыцарь Александръ и ведетъ эту армiю черезъ Румынiю въ Бессарабiю и начинаетъ новый поб?доносный походъ на Москву. Они идутъ въ его армiи, кто простыми рядовыми, кто ротными, кто батальонными или полковыми командирами. Въ этихъ мечтахъ походъ всегда рисовался опред?ленными чертами. Сборъ въ какомъ то лагер?. Вооруженiе и снаряженiе. Короткое, но ум?лое «интенсивное» обученiе. Эшелоны. Выгрузка. Походная колонна. М?ры охраненiя. Разв?дка и бой… Непрем?нно бой… Далекiй гулъ чужой артиллерiи и б?лые дымки разрывовъ въ синемъ неб? надъ головами.
        См?лое и быстрое движенiе не ложащихся ц?пей…
        Варiанты были разные, но смыслъ былъ одинъ - бой и входъ поб?доносныхъ полковъ въ Одессу, Елизаветградъ, Черкасы, Полтаву, Харьковъ…
        Иногда все это представлялось въ воображенiи по иному. Образумились н?мцы. Хитлеръ, что ли перевернулъ вс? ихъ планы? Они порвали съ большевиками, заключили союзъ съ французами и «б?лая армiя» выдвигается изъ Эстонiи и Финляндiи - прямо на Петербургъ… Чего бы проще?… Вся операцiонная линiя меньше ста верстъ… Или это Францiя приказала Польш?, и б?лая армiя формировалась въ Польш? и шла на Двинскъ и Псковъ, или на Великiе Луки и Москву…
        Порою думали, что все это можетъ случиться иначе… безъ нихъ. Вдругъ какимъ то св?томъ озарится и прозр?етъ красная армiя, свергнетъ сов?тскую власть и тогда вс?мъ имъ «б?лымъ» офицерамъ придется вернуться въ порядк? - приглашенiя. Въ воображенiи рисовалось, какъ они входятъ съ волненiемъ въ красноармейскiя казармы… Найдутъ ли они тогда общiй языкъ со вчерашними крас-комами и смогутъ ли, все позабывъ, служить съ ними новой, не большевицкой Россiи?
        Бол?е см?лые, нетерп?ливые и р?шительные, особенно т?, кто состоялъ въ Братств? Русской Правды мечтали о командировк? «туда». Имъ давали фальшивые паспорта, визы, снабжали деньгами, оружiемъ, «явками» и они ?хали съ великой опаской, каждую минуту рискуя быть узнанными, преданными, арестованными, подвергнутыми пыткамъ и уничтоженными. Подвигъ?… Но какой страшный, не каждому доступный подвигъ!
        И вотъ теперь… Свершилось… Они ?дутъ туда… Какъ все это было совс?мъ по иному, ч?мъ они думали!..
        Они входили одинъ за другимъ въ баракъ капитана Немо и выстраивались кругомъ большого письменнаго стола, за которымъ стоялъ Немо. На стол? подъ низко спущенной лампой была разложена карта Россiи.
        Стукъ сапогъ, шопотъ и покашливанiе взолнованныхъ ночнымъ вызовомъ начальниковъ отрядовъ смолкъ. Капитанъ Немо поднялъ голову и спросилъ
        Ранцева:
        - Вс??
        - Такъ точно, Ричардъ Васильевичъ.
        - Прошу начальниковъ первыхъ пяти отрядовъ, объединенныхъ подъ начальствомъ Петра Серг?евича Ранцева подойти ко мн?.
        Въ толп?, стоявшей вокругъ стола произошло перем?щенiе. Пять челов?къ съ серьезными и сосредоточенными лицами стали противъ Немо.
        Капитанъ Немо широкою ладонью накрылъ одно м?сто на карт?.
        - Господа, вы въ общихъ чертахъ знаете вашу задачу. Вы давно получили соотв?тствующiе отр?зки картъ и вы должны были ихъ изучить. Объ этомъ кра? всегда какъ то было у насъ неправильное представленiе. He такой дикiй и не такой холодный это край. Уже къ началу Великой войны онъ былъ вдоль р?ки густо покрытъ поселками и селами, и промысла въ немъ процв?тали. Великая война сгуствда въ немъ населенiе. Военно пл?нные… Ихъ охрана… Все это пустило тамъ какiе то корни. Теперь, смотрите… При большевикахъ… Вотъ эти розовыя пятна - это громадные лагери рабовъ, концентрацiонные лагери ссыльныхъ… Общее число людей въ нихъ заключенныхъ доходитъ до пяти миллiоновъ челов?къ… Это рабочiе и крестьяне… Кулаки и подкулачники… Наибол?е кр?пкiй и предпрiимчивый народъ… Тамъ лютою ненавистью ненавидятъ большевиковъ. Да… они изнурены недо?данiемъ и бол?знями. Измучены каторжнымъ трудомъ въ нев?роятныхъ условiяхъ жизни. Но изъ миллiоновъ людей найдутся сотни тысячъ, которые при соотв?тствующемъ питанiи окр?пнутъ… Никакихъ дорогъ… Въ короткое л-то р?дкiе пароходы по р?к?, да почтовый, плохо содержимый трактъ… Перегородить
р?ку лучами профессора Вундерлиха, поставить такiя же ядовитыя лучевыя заставы на немногихъ дорогахъ, снять телеграфъ и радiоаппараты - да посл?днiе вотъ уже больше м?сяца работаютъ для насъ, принимая только нашу станцiю, - и вы становитесь полными хозяевами громаднаго края… Вы прилетите туда, ник?мъ не обнаруженные и незам?ченные на аэропланахъ. Гд? нужно - уничтожите чекистовъ. Именемъ Русскаго Государя вы возьмете власть въ свои руки. Вы сд?лаете по деревнямъ наборъ и приступите къ организацiи и обученiю Русской армiи. Снаряженiе, одежду и оружiе вамъ везетъ «Мститель». Онъ теперь называется «Гекторомъ» и идетъ подъ т?мъ же экзотическимъ флагомъ, подъ которымъ мы вышли изъ Сенъ Назэра на
«Немезид?«. Начнете съ роты… Развернете ее въ батальонъ… Создайте учебныя команды… Постепенно сводите въ полки, бригады, дивизiи. Время у васъ будетъ. «Гекторъ» будетъ вамъ доставлять все, что нужно. Понадобятся офицеры и старшiе начальники, снесетесь съ Обще-Воинскимъ Союзомъ и получите готовые кадры полковъ. Ваша задача создать кр?пкую духомъ, сильную армiю, тысячъ въ четыреста, основательно ее воспитать и обучить. Эта армiя должна будетъ потомъ въ Россiи см?нить безв?рныя красноармейскiя части, пропитанныя коммунистическимъ духомъ. Т? вс? распустите… Вамъ никто не пом?шаетъ… Идти къ вамъ надо походомъ. Это м?сяцы пути. Газовыя заставы не пропустятъ никого. Аэропланы?… Но у васъ останутся ваши аэропланы, снабженные минами, неслышные, невидимые, вы ими собьете любой воздушный флотъ противника. Какъ ничего не могъ сд?лать красный воздушный флотъ съ мятежными текинцами въ лескахъ Ферганы и Хореизма, такъ зд?сь еще меньше онъ сможетъ причинить вамъ вреда… Сколько времени вамъ на это? Ну… восемь м?сяцевъ?… Годъ?… Черезъ годъ должно быть все готово… Вы идете со своими временными или, если усп?ютъ вамъ
доставить, старыми знаменами Русской армiи дальше… по Россiи… Съ б?лыми знаменами, на которыхъ ничего не написано, ходятъ только сдаваться. На вашихъ, какъ и на старыхъ Русскихъ знаменахъ должно быть написано: - «за в?ру, царя и отечество»… Все должно быть ясно въ вашихъ головахъ, и эту ясность вы должны нести съ собою… Вы полетите сегодня съ разсв?томъ. Прошу собраться и изготовиться къ полету такъ, какъ это вамъ было не разъ указано… Петръ Серг?евичъ, прошу тебя остаться со мною. У тебя все готово?
        - Все.
        - Ну такъ теб? и собираться особенно не надо. Вы можете идти… Попрошу - Петербургъ, Москву, Кiевъ, Харьковъ и Ростовъ.
        Вызываемые подошли къ столу и стали въ ожиданiи инструкцiй. За тонкими ст?нами барака было слышно, какъ съ взволнованнымъ говоромъ спускались съ горы люди Ранцевскихъ отрядовъ. Слышн?е шум?лъ океанъ. Приливъ начинался. При блеск? луны медленно шествовала надъ мiромъ полная неразгаданной, неизъяснимой тайны ночь.
        XII
        Ночь еще была въ полной сил?. Румяный м?сяцъ склонялся къ западу, когда посл?днiй начальникъ отряда, получивъ указанiя отъ капитана Немо, вышел ь изъ барака. Капитанъ Немо и Ранцевъ остались одни.
        Немо подошелъ къ Ранцеву и об?ими руками взялъ своего стараго друга за руки.
        - Прощай, мой милый, дорогой мой Петрикъ, - сказалъ онъ. - He говорю теб? «до свиданiя»: - врядъ ли когда еще свидимся… Прощай… Я в?рю… Я не сомн?ваюсь, что вы сд?лаете великое д?ло… Вы спасете Россiю… весь мiръ… отъ большевиковъ… Вы, доблестные Русскiе офицеры, сказавшiе что на вашемъ посту васъ можетъ см?нить только смерть… Сколько васъ за это время нашло эту почетную см?ну… Кутеповъ… Александръ Павловичъ Кутеповъ, посмотри на своихъ сподвижниковъ!.. Помолись за нихъ у Престола Всевышняго!.. Конради, Коверда, да дастъ вамъ Господь счастье скоро увид?ть завершеннымъ то д?ло, которое вы такъ
        беззав?тно честно и славно начали. Захарченко-Шульцъ, образецъ офицерской жены, герой женщина, Сусалинъ, Ларiоновъ, Мономаховъ, Соловьевъ, Карташовъ, вы, живые и мертвые, Братья Русской Правды, Партизаны Зеленаго Дуба, см?лые борцы за свободу Туркестанскихъ степей Данаидъ ханъ и Измаилъ бекъ… Ты видишь, Петрикъ, сколько см?лыхъ, доблестныхъ людей проложило вамъ тропы. Вы идете не въ неизв?стность. Эти маленькiе, одинокiе, живые и мертвые, подготовили вамъ почву. А сколько еще вы встр?тите тамъ такихъ, о комъ мы зд?сь и не знаемъ и не подозр?ваемъ, но кто давно и также доблестно и безкорыстно работаетъ во имя свободы Родины. Я теб? в?рю, Петрикъ. Я в?рю, что не закружится у тебя голова, когда ты станешь во глав? тобою созданной прекрасной, христолюбивой, Русской армiи и поведешь ее на Москву и Петербургъ… Я в?рю, что въ теб?, простомъ Русскомъ офицер?… Ранцев?… Какая, Петрикъ, фамилiя у тебя хорошая… Ранцевъ!.. Все тяжелое, что лежитъ на солдат?, ты взялъ на свои офицерскiя плечи и доблестно въ ранц? души своей донесешь до славной поб?ды. Я в?рю, что въ твоемъ сердц? н?тъ Наполеона Бонапарта. he
для себя… Н?тъ!.
        Для своего будущаго Государя!.. Ему построишь свои великол?пныя войска на Красной ли площади въ Москв?, или въ Петербург? у Зимняго Дворца, ему скомандуешь: - «Шай на краулъ», а самъ скромно опустишь, салютуя, шашку и отойдешь въ сторону… В?дь такъ?…
        - Отъ?ду, Ричардъ.
        - Да. Отъ?дешь … Конечно, отъ?дешь … галопомъ … Ну иди. И теб? какъ то тоже собраться надо … Сейчасъ и лет?ть … Прощай … Дай, Петрикъ, я перекрещу тебя.
        Капитанъ Немо горячо обнялъ Ранцева, перекрестилъ и поц?ловалъ его. Слезы блистали на его глазахъ. Онъ и не старался скрыть ихъ.
        - Милый мой Петрикъ … Всегда я любилъ тебя … Съ кадетскихъ л?тъ … Св?тлая у тебя душа … Ну дай теб? Богъ! … Иди … иди! …
        Капитанъ Немо положилъ руку на плечо Ранцева и такъ и довелъ его до спуска съ горы.
        Тропическая ночь была надъ островомъ. Большiя, яркiя, южныя зв?зды блистали на неб?. Внизу, гд? желтыми, расплывчатыми огнями св?тились осв?щенныя изнутри палатки лагеря были слышны голоса и кто то громко кричалъ, - въ тихомъ прозрачномъ ночномъ воздух? каждое слово было слышно на площадк? у барака капитана Немо:
        - Нифонтъ Ивановичъ, а Нифоитъ Ивановичъ! ….
        Вы намъ чай то сготовите? …
        И бодро отв?чалъ отъ костра изъ кустовъ алоэ старый Агафошкинъ:
        - Есть, готовлю. Заразъ и вода кипитъ. Фирсъ сей минутъ разносить будетъ. Пожалуйте въ столовку.
        XIII
        Едва брызнули первые золотые лучи солнца изъ за океана и осв?тили розовымъ св?томъ вершину горы Россiйскаго острова, какъ на мачт? сталъ подниматься большой Русскiй флагъ. На передней линейк? построилась Нордековская рота. Взяли «на краулъ». Оркестръ Амарантова торжественно и плавно игралъ гимнъ.
        И въ тотъ же мигъ изъ одного изъ шестидесяти ангаровъ на кругъ, обозначенный на лугу б?лымъ пескомъ плавно выкатилъ аэропланъ N 1 и остановился на точк?. Т?нь горы закрыла его. На передней площадк? л?в?е Нордековской роты, нагруженные чемоданами и увязками въ авiаторскихъ шубахъ и шлемахъ выстроились люди девяти отрядовъ. Къ нимъ спустился съ горы капитанъ Немо.
        - Первый отрядъ, выходи на посадку, - скомандовалъ онъ.
        Шесть челов?къ во глав? съ Ранцевымъ отд?лились отъ шеренги и пошли къ аэроплану.
        У входа къ кабину капитанъ Немо молча пожалъ каждому руку.
        - Можно пускать? - спросилъ Арановъ.
        - Съ Богомъ!
        Верхнiе пропеллеры закрутились съ мягкимъ, едва слышнымъ шип?нiемъ. Сильный вихрь едва не сорвалъ съ Аранова шляпу. Аэропланъ безшумно отд?лился отъ земли, отв?сно поднялся надъ головами, ускорилъ свой полетъ вверхъ, черезъ мгновенiе онъ былъ уже надъ горою, сд?лалъ красивый, плавный кругъ надъ Русскимъ флагомъ и серебряною, едва прим?тною въ неб? точкою умчался на с?веро-востокъ и исчезъ въ блистанiи солнечныхъ лучей въ розово-голубомъ утреннемъ неб?.
        И сейчасъ же изъ второго ангара на ту же точку сталъ аппаратъ N 2.
        - Второй отрядъ выходи на посадку!
        Такое же молчаливое пожатiе руки, сердечное: - «съ Богомъ» - и второй аэропланъ исчезъ, точно растворился въ безкрайнихъ небесныхъ просторахъ.
        Девять отрядовъ, 54 челов?ка команды и 18 летчиковъ улет?ли съ острова и стало на остров? будто безлюдно и торжественно тихо.
        Между часомъ и тремя у прiемника радiо аппарата игралъ оркестръ и п?лъ хоръ Гласова. Ванечка Метелинъ надрывался въ радiо, съ изступленiемъ и страстью призывая Русскiй народъ къ общему возстанiю.
        - Неужели, неужели н?тъ, - кричалъ онъ съ внутреннимъ надрывомъ, красивымъ звучнымъ голосомъ, - ни въ Россiи, ни въ Германiи, ни во Францiи, ни въ Англiи людей честныхъ, серьезныхъ, умныхъ, которые пошли бы съ оружiемъ на коммунистовъ?
… Неужели роковою силою, фатально, неминуемо, неизб?жно, какимъ то рокомъ увлекаемая Европа и съ нею весь мiръ катится, стремглавъ, въ пропасть? Неужели это неминуемо? … Неужели ни молитвы, ни добрая воля, ни разумъ, ни предвид?нiе, ничто не предотвратитъ катастрофы? … Н?тъ! … Это не такъ! … Слушайте вс? … Во всемъ мiр? слушайте … Насталъ часъ Божiей мести. Вс? люди въ кол-хозахъ будутъ заклеймлены антихристовой печатью … Кто посм?етъ усмирять возставшихъ - смертiю погибнетъ. Идите … Идите войною на коммунистовъ, иначе это они поведутъ васъ на войну съ ц?лымъ мiромъ …
        Потомъ увлекательно, молитвенно, несказанно красиво и съ большимъ подъемомъ Гласовскiй хоръ п?лъ:
        - «съ нами Богъ, разум?йте, языци и покоряйтеся, яко съ нами Богъ» …
        Отв?сные лучи солнца упадавшiе на крышу нав?са давали внизу густую синюю т?нь. Лица п?вцовъ были сосредоточены и серьезны. Каждый понималъ, что подвигъ спасенiя Родины начался. Передъ хористами былъ только черный кругъ радiо прiемника - имъ казалось, что вся Россiя, весь мiръ ихъ слушали. Они никогда еще не испытывали такого нервнаго подъема. Никогда не было ихъ п?нiе такъ вдохновенно и не лилось такъ отъ самаго сердца. Имъ казалось, что ихъ голоса мчатся за т?ми серебряными птицами, что сегодня утромъ улет?ли на с?веро-востокъ, что они догоняютъ ихъ, что они имъ помогаютъ, несутъ имъ силу и власть поб?ды.
        На другой день еще новая партiя въ десять летательныхъ машинъ съ такою же торжественностью, молчаливою простотою направилась въ указанныя капитаномъ Немо м?ста.
        Лагерь на острову Россiйскомъ пуст?лъ.
        XIV
        Съ отъ?здомъ «мужчинъ», какъ называла Ольга Серг?евна мужа и сына, жизнь на вилл?
«Les Coccinelles» круто изм?нилась.
        Физическiй законъ, что природа не терпитъ пустоты, повидимому относился и къ пустымъ квартирамъ. He прошло и нед?ли посл? отъ?зда Агафошкина, какъ въ его подвальную мастерскую вселилась французская семья Боннейлей, состоявшая изъ постоянно пьянаго мужа, беременной жены и двухъ маленькихъ д?тей. A еще черезъ два дня хозяинъ сдалъ комнату-гробъ Мишеля Строгова молодой француженк? Софи Земпель, студентк? изъ Сорбонны.
        - Конечно - жидовка, - сказала про новую жилицу Ольга Серг?евна.
        - Ну что же что еврейка, - сказала мамочка. - Былъ бы хорошiй челов?къ. И Леночка не такъ одинока будетъ. Можетъ съ нею и науками заинтересуется.
        По «мужчинамъ», первое по крайней м?р? время, не очень скучали. Было даже какъ то легче и свободн?е. Полковникъ не раздражалъ Ольгу Серг?евну своимъ параднымъ видомъ, Мишель Строговъ не м?шалъ глупыми выходками. Мамочк? тоже стало легче: - можно было не готовить об?да на вс?хъ, а ограничиваться кофе и круассанами. По настоящему скучала по полковнику только одна Топси. Она искренно скулила по нему, но ей не в?рили.
        - Это она щенятъ не можетъ забыть, - говорила мамочка.
        Топси виновато, улыбалась и думала: - «дались имъ эти щенята, совс?мъ они не понимаютъ собачьихъ чувствъ». Она по прежнему б?гала по утрамъ за газетой, но теперь приносила газету мамочк?, которая равнодушно брала ее и откладывала до своего кофе. Было Топси скучно и безъ стараго Нифонта Ивановича. Собака чувствовала въ немъ в?рнаго друга.
        Софи Земпель какъ то очень скоро сум?ла втереться въ семью Нордековыхъ. Это была услужливая и любезная д?вушка неопред?ленныхъ л?тъ. Она съ интересомъ и охотою слушала Леночкины разсказы о жизни въ Сов?тской республик?, но ничему не возмущалась.
        - Это потому, - говорила Ольга Серг?евна, - что она не понимаетъ. Испытала бы на своей шкур?, такъ стала бы понимать.
        - Все таки милая д?вушка, - сказала мамочка. - Ты посмотри вотъ и еврейка, а какая услужливая. И въ лавку сходитъ, за трудъ себ? не сочтетъ и Леночку об?щала въ Сорбонну сводить. Все ума наберется сколько нибудь. Наша бы, разв? такъ поступила бы?
        Наша - это разум?лось - Русская.
        Леночка была въ восторг? отъ новой подруги. Отъ д?тства осталось у ней преклоненiе передъ иностранцами. Софи же была француженка и еще парижанка …
        Въ эти дни, когда жизнь на вилл? «Les Coccinelles» начала только утряхаться и вступать въ новую колею, мамочка за своимъ дневнымъ кофе прочла въ газет?, что на судахъ въ Атлантическомъ океан? было получено радiо, призывъ о помощи, подаваемый съ парохода «Немезида» отъ Антильскихъ острововъ. Сначала мамочка хот?ла утаить эту газету отъ Ольги Серг?евны, а когда та спроситъ, чтобы читать на ночь, сказать ей, что газеты не было. Но вспомнила, что Ольга Серг?евна видала, какъ собака утромъ принесла газету и р?шила не только дать газету, но и показать м?сто, гд? было напечатако о «Немезид?».

«Все равно», - думала она, - «это какъ «винтики». Отъ нихъ никто никуда не уйдетъ».
        Ольга Серг?евна довольно равнодушно прочла показанную ей мамочкой зам?тку.
        - Ну что же? - сказала она, поднимая глаза отъ газеты.
        - Такъ в?дь ты, чай, слыхала, тогда въ газетахъ писали, что наши на какой то
«Немезид?«по?хали.
        - Такъ постойте, мама. А гд? эти самые Антильскiе то острова находятся? …
        - Я думаю, въ Великомъ океан?.
        - Такъ наши-то не могли такъ скоро добраться до нихъ. «Немезида» для парохода слишкомъ обыкновенное имя. Мало-ли какiя еще «Немезиды» могутъ быть. И опять же сигналы о б?дствiи, это не значитъ, чтобы крушенiе, или что нибудь такое.
        Какъ-то совс?мъ не вм?щалось въ ея голов? представленiе о томъ, что полковника можетъ постигнуть какое-нибудь несчастье. Вс? несчастья, такъ ей казалось, остались «тамъ», въ Россiи. Зд?сь, заграницей, они, наконецъ, обр?ли тихую пристань, гд? можно отдохнуть отъ неожиданныхъ смертей и опасностей.
        И когда на другой день къ ней пришла растревоженная Лидiя Петровна Парчевская, она такъ ув?ренно говорила, что ничего съ ихъ мужьями не могло случиться, что это какая-то другая «Немезида», что «ихъ» «Немезида» никакъ не могла быть уже у Антильскихъ острововъ, что Лидiя Петровна ц?ловала Ольгу Серг?евну и говорила:
        - Ну, какъ я вамъ благодарна за это … Какъ вы меня успокоили. Я сегодня и на служб? была сама не своя. Никакъ не могла заставить себя не думать объ этомъ.
        Потомъ прошло два томительныхъ дня. Никакихъ ни подтвержденiй, ни опроверженiй тревожнаго радiо въ газетахъ не было. Теперь Ольга Серг?евна сама дожидалась Топси съ газетой и первая отбирала ее отъ нея. Она жадно проглядывала влажные листы и съ трепетомъ ожидала дальн?йшихъ изв?стiй.
        На третiй день въ газет? появилась большая зам?тка газетнаго осв?домителя по сов?тскимъ д?ламъ. Онъ прямо и точно, такъ точно, будто онъ самъ присутствовалъ при крушенiи «Немезиды», описывалъ, что на пути къ Панамскому каналу, не доходя до Антильскихъ острововъ, при совершенно исключительныхъ и загадочныхъ обстоятельствахъ погибъ пароходъ, прiобр?тенный анонимнымъ кинематографическимъ обществомъ «Атлантида». На этомъ пароход?, носившемъ наименованiе «Немезида», шло, не считая команды, около трехсотъ статистовъ кинематографическаго общества, почти исключительно «б?лыхъ» офицеровъ. По отзывамъ товарищей все это были самые активно настроенные офицеры, непримирим?йшiе противобольшевики. «Немезида» погибла тамъ, гд? вообще никогда никакихъ крушенiй не отм?чалось. Она, повидимому, затонула отъ неизв?стной причины на большой глубин?. Ни подводныхъ скалъ, ни мелей тамъ не было. Посл?днсе вре-мя не было и сколько-нибудь значительныхъ бурь въ Атлантическомъ океан?. Авторъ зам?тки, н?кто Серг?евъ, морской офицеръ, отм?чалъ загадочность этого крушенiя и писалъ, что оно должно быть отнесено къ числу такихъ же
непонятныхъ и неразгаданныхъ явленiй нашего времени, къ какимъ относится исчезновенiе среди б?ла дня изъ Парижа генерала Кутепова. Онъ писалъ, что ему изв?стно, какъ интересовались большевики кинематографическимъ обществомъ
«Атлантида», какъ старались, подъ т?мъ или другимъ видомъ, попасть въ него … Въ томъ же номер? газеты, н?сколькими строками ниже, было пом?щено сообщенiе, что прим?рно нед?ли дв? тому назадъ сов?тская подводная лодка находилась въ водахъ Гавра.
        Ольга Серг?евна прочла это изв?стiе и перечла его н?сколько разъ и все-таки мысль ея отказывалась воспринять, что ея мужъ и сынъ погибли на дн? океана. Уже слишкомъ все это казалось быстрымъ, неожиданнымъ и необыкновеннымъ. Она пошла на службу, добросов?стно и, какъ всегда безъ ошибокъ, писала подъ диктовку своего патрона. Она вернулась домой и все была въ томъ же отуп?нiи. Мамочка не трогала ее. Леночка молчала. Об? какъ-то почтительно отнеслись къ ея горю. А она при всей своей пришибленности все не в?рила въ то, что это могло случиться и думала о муж? и о сын? не какъ о мертвыхъ, но какъ о живыхъ.
        Русскiя газеты запестр?ли объявленiями въ черныхъ рамкахъ. Служили панихиды полковыя объдиненiя, служили «убитыя» горемъ вдовы и матери. Ольга Серг?евна все не в?рила.
        Дня два газеты этимъ вопросомъ занимались, потомъ какъ-то быстро охлад?ли и позабыли. Русское общество привыкло къ своему безправiю. Еще со дня потопленiя итальянскимъ пароходомъ на Константинопольскомъ рейд? яхты генерала Врангеля, потомъ посл? осужденiя Коверды, похищенiя генерала Кутепова, Русское общество было научено молчать и «не рипаться». Оно и теперь замолчало. Другiя, бол?е важныя событiя заслонили гибель «Немезиды». Въ Испанiи была революцiя, Германiя катилась къ какому-то странному банкротству среди изобилiя, король Альфонсъ, Маура, Каталонцы, канцлеръ Брюнингъ, Хитлеръ, разъ?зды премьеровъ по всему св?ту выт?снили съ газетныхъ столбцовъ таинственную «Немезиду», на которой погибло до трехсотъ офицеровъ. Гибель Русскихъ людей заграницей была настолько привычнымъ явленiемъ, что уже никого не смущала. Молодежь умирала отъ переутомленiя и чахотки, старики кончали съ собою отъ голода, безработицы и одиночества. Не хватало на вс?хъ жалости.
        Кое-гд?, тамъ, гд? среди погибшихъ не было родственниковъ, даже злорадствовали.
«Сунулись со своимъ Русскимъ суконнымъ рыломъ какiе-то таинственные Холливуды основывать. На островахъ Галапагосъ! Куда ихъ понесло! Не могли точно устроить студiю хотя бы въ томъ же Медон?? Если въ сильный в?теръ Сену снимать и горизонтъ ловко поставить - не хуже океанской волны выйдетъ. Зря какую уймищу денегъ ухлопали … Вотъ на такiя зат?и, на театры, оперы, на памятники балеринамъ деньги всегда найдутся, а дать заслуженнымъ старикамъ пенсiю, поддержать стипендiями молодежь, помочь безработнымъ, или инвалидамъ, на это денегъ никогда не найдешь …»
        Грусть и отчаянiе лишь постепенно овлад?вали Ольгою Серг?евной и она только черезъ н?сколько дней ощутила, осознала и поняла, что такое - неут?шное горе.
        XV
        Ольга Серг?евна пришла въ воскресенье въ церковь рано, когда въ ней никого прихожанъ не было. Сторожъ, старикъ, «бывшiй» генералъ только что открылъ двери и медленно, шаркая слабыми ногами, ходилъ по церкви, стиралъ пыль и зажигалъ лампадки.
        Посередин? на сколоченномъ изъ досокъ широкомъ нало?, покрытомъ чистымъ полотенцемъ, былъ поставленъ небольшой образъ Казанской Божiей Матери … Говорили: - чудотворный образъ. Его привезли вчера ко всенощной. Образъ былъ убранъ пучками н?жныхъ б?лыхъ нарциссовъ. На нихъ были положены кисти розовыхъ маленькихъ вьющихся розочекъ. Несказанно н?женъ, красивъ и д?вственно чистъ былъ отъ этихъ цв?товъ уборъ «Нев?сты Ненев?стной».
        Ольга Серг?евна подошла къ образу и опустилась на кол?ни. Еще не склоняя головы, она оглянула церковь. Ей часто раньше представлялось, что это не настоящая церковь. Сейчасъ она поняла, что именно въ этой простот? нищенски б?дно убраннаго храма съ простымъ холщевымъ иконостасомъ, съ печатанными на бумаг? образами и есть свид?тельство, что зд?сь незримо присутствуетъ Господь. Именно это и есть настоящая церковь. Она создана не тщеславiемъ людскимъ, не отъ избытка и изобилiя, а отъ нищеты. Это лепта вдовицы, такъ благосклонно принятая Христомъ. Ее созидала глубокая в?ра. На нее давали, отказывая себ? въ необходимомъ, украшать ее приходили люди, валившiеся съ ногъ отъ усталости посл? дня, проведеннаго въ тяжкой, непосильной и непривычной работ?.
        Ольга Серг?евна умилилась. Она нагнулась въ земномъ поклон? передъ Матерью Бога и поняла, что Богъ ее услышитъ. Она хот?ла молиться, но почувствовала, что не можетъ молиться, не покаявшись. Она такъ была виновата передъ мужемъ и сыномъ.

«Онъ правъ … Онъ, а не я … И отступленiя «по стратегическимъ соображенiямъ» … А, если и точно такъ надо было? Нельзя было иначе? Почему онъ виноватъ, когда вс? такъ д?лали. Такъ было надо …. Такъ было отъ Бога … Прости меня, Боже, Святая Матерь, попроси у Господа, Сына Твоего, мн? прощенiе. И прiятiе революцiи … Какъ же онъ могъ не прiять ее, когда вс?, и самъ Государь ее приняли? … Я … Я была не права. Господи прости меня. Георгiй, ты слышишь, прости меня… И теперь эти ихъ полковыя объединенiя, полковой музей, собранiя, - это служенiе Родин?, а я только о себ? и думала. Они себя забывали. Они отъ своего малаго личнаго отдавали иде? … Они подлинно были герои. Господи, прости меня. Георгiй, ты слышишь, Георгiй, я… я была не права … Прости меня, Георгiй».
        Она прижалась лбомъ къ полу, гд? лежалъ маленькiй дешевый коврикъ и долго не разгибала спину. Она чувствовала боль въ поясниц?. Эта боль ее радовала. Она приподняла голову, перекрестилась и подумала: - «и то, что Шура сталъ Мишелемъ Строговымъ, разв? онъ виноватъ? Я не должна была его оставлять и, когда онъ вернулся, я должна была влiять на него … Я съ нимъ даже мало разговаривала. Все некогда …. Все устала … Раздражалъ онъ меня и не могла я съ нимъ спорить …. Шура, прости меня» …
        Она, не поднимая головы, ощутила, какъ подл? нея кто-то тихо опустился на кол?ни. И она знала, что это была Лидiя Петровна. Она сквозь б?гущiя мысли и молитвы слышала движенiе въ храм?. Должно быть свщенникъ прошелъ въ алтарь, чтецъ на клирос? шелест?лъ листами книгъ. Запахъ ладана сталъ заглушать благоуханiе нарциссовъ. Раздували въ алтар? кадило.
        Ольга Серг?евна, не вставая съ кол?нъ, выпрямилась. Большими, покрытыми слезною пленкой глазами она смотр?ла, какъ подл? нея Парчевская убирала принесенными св?жими, и все б?лыми, нарциссами образъ. Сзади Парчевской протянулась тоненькая худая ручка, и Ольга Серг?евна по ней узнала - Анеля принесла пучекъ розъ. Было въ этомъ украшенiи цв?тами образа что-то такое трогательное, красивое, удивительно милое и полное такой чистой в?ры, что Ольга Серг?евна съ трудомъ удержала рыданiе.
        Когда служба кончилась, Парчевская и Ферфаксова, подошли къ Ольг? Серг?евн?. Он? предлагали отслужить общую панихиду. Хотя общество и обязалось въ случа? несчастiя платить пенсiю, но могло ли общество предвид?ть, что вс? погибнутъ? У нихъ не было письменнаго контракта и какъ и гд? искать съ общества, о которомъ он? ничего не знали. Будущее было неизв?стно и нужно было быть экономными.
        - Милая, вы ничего не им?ете противъ, отслужить сообща, вы, Анеля и я сейчасъ скромненько и безъ п?вчихъ панихиду по нашимъ погибшимъ, - сказала Лидiя Петровна.
        - Конечно, конечно, - отв?тила Ольга Серг?евна. - Но, можетъ быть, это неправда. Газеты такъ много врутъ.
        - Ахъ, милая, далъ бы Богъ! Но панихида и по живымъ, такъ говорятъ, никогда не повредитъ.
        Въ опуст?вшей церкви он? служили панихиду. Батюшка возносилъ моленiя проникновенно и красиво. Дiаконъ - Ольга Серг?евна теперь совс?мъ забыла, что онъ уланскiй штабсъ-ротмистръ, - п?лъ за хоръ, не всегда въ тонъ и не все в?рно, но съ такимъ чувствомъ, что Ольга Серг?евна искренно и, уже не скрывая своихъ слезъ, плакала, и плакали съ нею Анеля и Лидiя Петровна.
        Когда дiаконъ сладкимъ баскомъ заливался: «Бога никто же, вид? нигд? же, на Hero же ангельскiя не см?ютъ взирати», Ольга Серг?евна чувствовала трепетъ во всемъ т?л?. Она не вид?ла Бога, но ощущала всею душою своею Его незримое присутствiе и понимала, какъ она ошибалась, считая, что это не настоящее. Все: и
        церковь и дiаконъ было именно настоящее, такое, какъ надо, угодное Богу.
        Она шла домой съ поднятою головой, ув?ренная, что Господь услышалъ ея молитвы и что вотъ сейчасъ, Онъ пошлетъ ей какое-то знаменiе и скажетъ ей, что самое ужасное, что можетъ быть въ жизни - уходъ челов?ка близкаго навсегда, такъ что ужъ никогда и никакъ его и не увидишь, ее миновало.
        Въ тупичк? ихъ переулка она встр?тилась съ р?дкимъ гостемъ виллы «Les Coccinelles» - почтальономъ. Онъ сказалъ, что у него для нея есть денежный переводъ, и вернулся съ нею на дачу.
        Почтальонъ принесъ обусловленные пенсiонные тысячу франковъ за мужа и пятьсотъ за сына.
        Ольга Серг?евна приняла деньги, росписалась на карточк?, дала почтальону на чай и, не отв?чая на разспросы мамочки, прошла въ свою комнату. Ей надо было собраться съ мыслями.
        Что все это значило?.. Они погибли … Но тогда что же значила и чего стоила ея молитва? Они не могли погибнуть … Общество выплачиваетъ пенсiи … Что же это за такое честное и богатое общество, не ст?сняющееся въ расходахъ и, безъ напоминанiя, безъ просьбъ, безъ суда платящее то, что обязалось, безъ писаннаго контракта? Если вс? они погибли, такъ и концы въ воду. Кто же тогда платитъ? Это выходило совс?мъ не по современному. Слишкомъ по старинному честно. He практично честно. А что если ея первая догадка была правильна и общество «Атлантида» совс?мъ не кинематографическое общество, но общество политическое, и она получаетъ пенсiю за погубленныхъ людей … отъ большевиковъ … Большевики станутъ платить деньги за убитыхъ ими людей! О! Никогда!.. Ну, а если?.. Это н?что совс?мъ непонятное, что-то врод? пресловутаго «треста?»..
        Ольга Серг?евна вынула изъ сумочки деньги и пересмотр?ла ихъ. Ей пришла въ голову дикая мысль, что большевицкiя деньги должны быть особенныя. Но деньги были, какъ всегда деньги съ почты, - старенькiе, исколотые булавками, сотенные, пестрые, засаленные билеты и ничего въ нихъ страшнаго не было.
        Но почему-то эти деньги укр?пили зародившуюся въ Ольг? Серг?евн? надежду, что ея мужъ и сынъ живы и ув?ренность, что они по?хали на большое политическое д?ло, о которомъ надо молчать.
        XVI
        Леночка быстро сдружилась съ новой жилицей, Софи Земпель. Он? стали «ами». Это трогало Леночку. По предложенiю Земпель он? вм?ст? ?здили въ Сорбонну, и Леночка, изъ пятаго въ десятое понимая то, что тамъ читалось, съ увлеченiемъ слушала самыя разнообразныя лекцiи. Она просв?щалась въ Ассиро-Вавилонскомъ искусств?, слушала о Португальской поэзiи, о банковскихъ операцiяхъ и разъ даже прослушала лекцiю о
«кривыхъ второго порядка».
        Эти лекцiи, все исключительно матерiалистическiя, - такой подборъ д?лала Софи Земпель, - говорили Леночк?, что, если во Францiи и н?тъ того богоборчества, которое она наблюдала въ сов?тской республик?, то есть, пожалуй, еще худшее, игнорированiе, забвенiе Бога, отрицанiе надобности въ Немъ, въ Его помощи.
        Наука все объясняла, наука до всего дошла и все собою покрывала.
        Эта наука, безпорядочныя, безалаберныя лекцiи, прослушанныя Леночкой въ Сорбонн?, упали на ея изуродованную душу, какъ дрожжи въ т?сто. Въ ней произошелъ переломъ и создалась своя теорiя жизни и смерти, тоже своего рода «винтики», какiе были у Неонилы Львовны. Много способствовалъ этому и кинематографъ, пос?щаемый ею по вечерамъ. Она вид?ла говорящiя т?ни на экран?. И ей становилось страшно. Особенно жутко было, когда она знала, что артистъ или артистка, показываемые на экран?, умерли. А она слышала ихъ голосъ, вид?ла образъ, двигавшiйся по полотну. Она выходила въ толп? изъ кинематографа, сп?шила на подземную дорогу, мчалась къ своему вокзалу, чтобы ?хать домой, а сама брезгливо жалась отъ людей. Ей казалось, что она чувствуетъ запахъ тл?нiя ихъ т?лъ, совс?мъ, какъ тогда, когда она на салазкахъ везла полуразложившiйся трупъ матери, чтобы зарыть его на кладбищ? города Троцка. Ей казалось, что жизни собственно и н?тъ. Это не живые люди ее окружаютъ, но т?ни, какъ въ кинематограф?. Людскiя т?ни прошли и проходятъ безконечными вереницами по улицамъ мiрового города, появляются и исчезаютъ. И вотъ
тотъ, что только что, выходя изъ вагона, толкнулъ ее, онъ испарится въ ночномъ туман? и исчезнетъ навсегда. Изъ какой-то гадкой слизи возникали люди и разваливались, распадались опять въ вонючую слизь. Эта мысль стала ее пресл?довать и уже было не до миллiоновъ. Стало страшно жить.
        На обширномъ двор? Сорбонны Леночка вид?ла разноплеменную молодежь, съ веселымъ говоромъ разб?гавшуюся по гулкимъ корридорамъ и обширнымъ аудиторiямъ. Она вид?ла негровъ и китайцевъ, англичанокъ и американокъ, учившихся вм?ст?, слушавшихъ лекцiи. Между многими было дружное товарищество. Ихъ шутки, ихъ см?хъ, озабоченная б?готня, вся ихъ шумная толпа напомнили Леночк? сов?тскiе ВУЗ-ы, но только не было среди нихъ сов?тскаго озлобленiя. Вс? были бол?е или мен?е хорошо од?ты, и шутки и шалости этой молодежи были приличны. Леночка поняла, что тутъ, хотя у многихъ были
«ами», нельзя было съ ними обойтись просто и отдаться, какъ говорилось у сов?тской молодежи «безъ черемухи», или попросить сд?лать ребенка.
        Въ полдень Леночка и Софи мчались на громыхающемъ автобус?, или въ душномъ вагон? подземной дороги куда-то за Этуаль, въ недешевый ресторанъ, гд? ожидалъ ихъ «ами» Софи. Подл? Сорбонны, въ Латинскомъ квартал?, было сколько угодно маленъкихъ и такихъ, казалось, Леночк?, симпатичныхъ студенческихъ ресторановъ и столовокъ, были и бол?е роскошные, но дешевые рестораны «Дюваля», но Софи и ея «ами» облюбовали Русскiй ресторанъ и ?хали въ него въ шумной полуденной Парижской толп?, торопящейся завтракать.
        Он? выскакивали у Этуали и, если шелъ дождь, заб?гали подъ громаду Трiумфальной арки и стояли тамъ подл? каменной плиты, уложенной вянущими в?нками и букетами. Леночка со страхомъ смотр?ла, какъ металось гд?-то въ глубин? неугасимое пламя. Ей казалось, что это душа солдата сгораетъ тамъ и не можетъ найти покоя. Она думала:
«значитъ, душа-то есть».
        Он? спускались по широкому проспекту круто внизъ и входили въ маленькую, т?сную, узкую уличку. У панели длиннымъ рядомъ стояли машины такси. Черезъ т?сную дверь он? попадали въ Русскiй ресторанъ. За узкими, длинными столами вдоль ст?ны на диванахъ-скамьяхъ рядами сид?ли люди. И было такъ т?сно, какъ въ сов?тской столовк?. Было сумрачно и душно. Глухой гулъ и гомонъ голосовъ поражалъ посл? притихшей въ тюлуденномъ отдых? улички. Отъ табачнаго дыма першило въ горл?. Но на столахъ были б?лыя скатерти и в?жливая прислуга во фракахъ - какъ эти фраки первое время казались см?шными Леночк? - спрашивала, наклоняясь надъ ухомъ:
        - Вамъ борща, или пирогъ съ вязигой? Какой напитокъ прикажете? Пиво или квасъ?
        Жанъ, «ами» Софи, ожидалъ ихъ и берегъ имъ м?ста. Онъ кричалъ:
        - Квасъ … квасъ … Donnez-moi du kwass!.. Странный челов?къ былъ этотъ Жанъ. Онъ былъ французъ, но хорошо говорилъ по Русски и зналъ Россiю. Онъ былъ темный брюнетъ и, какъ тщательно онъ ни брился, его щеки и подбородокъ были покрыты гладкой синевой. Подъ самыми ноздрями торчали дв? крошечныя кисточки, точно не совс?мъ опрятенъ былъ носъ. Лицо было безъ морщинъ, бл?дное съ нездоровыми пятнами и прыщами. Онъ носилъ большiя круглыя очки въ черной роговой оправ?. Прислуга ресторана называла его американцемъ и пыталась заговаривать съ нимъ по-англiйски. Леночка никакъ не могла опред?лить, ни сколько ему л?тъ, ни правда-ли, что онъ былъ французъ. Ему можно было дать и двадцать пять и вс? сорокъ. Леночка опред?лила его по сов?тски: «комиссаръ» въ какомъ-нибудь хозяйственномъ учрежденiи. Зд?сь онъ могъ быть и адвокатомъ и приказчикомъ, могъ быть и просто спекулянтомъ, или бирже-вымъ зайцемъ. Софи никогда не говорила, кто такое ея
«ами». Леночка не р?шалась спросить, кто онъ.
        Сид?ли такъ т?сно, что касались кол?нями другъ друга. Леночка оглядывала ресторанъ. Въ углу подъ аркой вис?ла икона въ фольг?. Противъ Леночки, на ст?н?, въ рамочкахъ были разв?шаны раскрашенныя литографiи, изображавшiя Русскихъ солдатъ въ старыхъ формахъ. Наискось отъ Леночки у ст?ны сид?лъ желчный челов?къ, обросшiй косматой, черной бородой, съ громадными, в?рно видавшими нечелов?ческiя муки, страдающими глазами. Онъ волновался, что ему долго не подавали кофе. И кофе ему подали въ какомъ-то странномъ прибор? изъ стекла, напоминавшемъ химическую колбу. Въ немъ на спиртовой лампочк? кипятили воду. Рядомъ съ Леночкой была хорошенькая св?тлая блондинка съ подщипанными бровями и большими выпуклыми, карими Русскими глазами. Она разсказывала скромно од?той бдюнетк?, сид?вшей рядомъ съ нею, про какую-то Муру, устраивавшую прошлое Рождество елку, и какъ упала съ елки св?ча и сгор?ла скатерть на стол?.
        - Мура, конечно, очень огорчилась, - слышала Леночка св?жiй голосъ блондинки сквозь гулъ ресторана. - Понимаешь … Такая непрiятность …. Надо выйти изъ положенiя …
        Желчный бородачъ дымящейся папиросой тыкалъ въ кофейный приборъ и сердито говорилъ лакею во фрак?:
        - He закипаетъ вашъ кофе … А мн? ?хать надо … Понимаете, -хать надо.
        Пожилая, гладко причесанная женщина, съ такимъ прiятнымъ Русскимъ лицомъ, что Леночка загляд?лась на нее, стояла въ глубин?, подъ иконой, у входа въ т?сную гардеробную и внимательно смотр?ла, кто встаетъ, чтобы быстро подать пальто и шляпу съ тростью.
        Въ этой т?снот?, за тарелкой борща, на Леночку находила откровенность, и она охотно разсказывала Софи и ея «ами» про свою сов?тскую жизнь, про прi?здъ въ Парижъ и какъ она все нашла въ Париж? не такимъ, какъ ей казалось въ Ленинград?. Она разсказывала пра бабушку съ ея «винтиками», про полковника и про Мишеля Строгова. Ей казалось теперь см?шнымъ ея увлеченiе Мишелемъ и мечты о миллiонахъ. Сорбонна съ ея лекцiями показали ей другую жизнь. Она вдругъ умолкала и прислушивалась. Ей казалось, что на мгновенiе смолкалъ и гулъ многихъ голосовъ. Время на мигъ точно останавливалось.

«Если время подчинить себ?«, - думала Леночка, - «и допустимъ такъ: каждая секунда, что отбиваетъ пульсъ у меня въ рук?, есть годъ, но только для другихъ, а не для меня».
        Она смотр?ла на Жана. Ей казалось, что она видитъ, какъ на ея глазахъ быстро стар?етъ лицо Жана… Оно покрывается морщинами, желт?етъ; пос?д?ли и полыс?ли виски, стали падать волосы и уже стало лицо мертвымъ, потемн?ло, стало обл?зать … Какое ужасное зр?лище. Обнажаются кости. И н?тъ ничего. Маленькая лужица слизи, не больше, какъ плевокъ. Это все, что былъ Жанъ. Это все, что осталось отъ Софи, отъ нея самой. Весь ресторанъ сталъ казаться призракомъ и было жутко касаться кол?нями кол?нъ Жана.
        - Что вы на меня такъ смотрите? - второй разъ спросилъ Жанъ.
        Леночка встряхнулась.
        - Я? … Н?тъ, ничего … Я такъ … Представьте, какiя у меня мысли.
        И она коротко и сбивчиво пересказала Жану т? мысли, что ее мучили.
        - А да … Я это такъ понимаю, - сказалъ Жанъ и отложилъ въ сторону папиросу. - Это въ васъ говоритъ славянская душа … А какъ же тогда ваши мечты стать зв?здою экрана, заработать миллiоны?
        - Я эти мечты оставила. Мн? надо?ла жизнь. Знаете … На мигъ это даже не стоитъ, а в?чнаго на св?т? н?тъ ничего. Да и какъ сд?лать эти миллiоны? Надо быстро, пока молода. Когда состар?ешься и миллiоны ни къ чему.
        - Ho вы мн? говорили, что обладаете какою-то тайной.
        - Да, говорила … Но я даже не знаю, какая это тайна! - политическая или кинематографическая.
        - О, мадмуазеллль, но это же дв? большiя разницы. Это совс?мъ различные источники доходовъ, разная расц?нка гонораровъ и иной рискъ.
        Леночку см?шило, какъ Жанъ говорилъ ей «мадмуазелль», совс?мъ не по французски … Можетъ быть, онъ и, правда, американецъ, только прикидывается французомъ, чтобы его не эксплоатировали.
        - Какой же рискъ?
        - Какъ какой? Вы мн? разсказывали про кинематографическое общество «Атлантида», и вы мн? дали понять, что вы подозр?ваете, что это общество политическое. Такъ, по крайней м?р?, вы слышали, какъ проговаривались вашъ дядя и ваша тетка. Допустимъ, что это такъ. Противъ кого можетъ быть направлено это общество?
        - Противъ сов?тской республики, - не задумываясь, отв?тила Леночка.
        - Прекрасно. Но, если вы обладаете тайной, направленной противъ сов?товъ, вы обязаны сказать объ этомъ французской полицiи или прямо въ полпредств?. Зто вашъ долгъ.
        - Почему это мой долгъ?
        - Да вы какая гражданка?
        - Я васъ не понимаю.
        - По паспорту?
        - Паспортъ у меня сов?тскiй. Но это еще ничего не доказываетъ.
        Барышня, разсказывавшая про Муру, какъ показалось Леночк?, что-то очень быстро собралась уходить. Она прошла мимо Леночки и брезгливо обошла ее. Это зад?ло Леночку, и она съ н?которымъ задоромъ и раздраженiемъ сказала:
        - Кто и что мн? можетъ зд?сь во Францiи сд?лать? Я никому не обязана доносить.
        - Положимъ … Разъ вы сов?тская гражданка, то вы и обязаны исполнять вс? сов?тскiе законы.
        - Даже и во Францiи?
        - Даже и во Францiи … Оставимъ этотъ разговоръ. Зд?сь не м?сто объ этомъ говорить. Все это пустяки. Я сказалъ это, чтобы васъ подразнить. Все же это ерунда. Глупости. Т?мъ бол?е, что «Немезида», на которой ?хали участники этого кинематографическаго или политическаго общества, какъ мы знаемъ, погибла.
        - Тетя не в?ритъ, что она погибла. И Лидiя Петровна Парчевская тоже …
        - Парчевская … Парчевская, - повторилъ въ какомъ-то раздумьи Жанъ. - Я что-то слыхалъ эту фамилiю. Вы не можете мн? узнать, гд? живетъ госпожа Парчевская?
        - Я знаю. Она живетъ тамъ же, гд? и мы. Я къ ней носила отъ тети книги.
        - Ахъ, мн? точнаго адреса и не надо. Я ее разыщу и такъ. А … скажите?.. Вы не слыхали про Пиксанова?
        - Дядя что-то говорилъ … И Ферфаксовъ говорилъ … Онъ живетъ далеко, въ деревн?.
        - А вы не знаете, именно гд??
        - Н?тъ, - сухо сказала Леночка. «Если такъ будутъ выспрашивать у меня тайны, такъ что же я на нихъ заработаю? Этотъ Жанъ никогда даже какимъ-нибудь персикомъ не угоститъ, а все выспрашиваетъ».
        Она р?шила ничего не говорить больше Жану.
        Жанъ, какъ бы самъ съ собою разговаривая илй обращаясь къ безмолвной все это время Софи, сказалъ:
        - Я слыхалъ про какое-то таинственное радiо … Мн? говорили о немъ знакомые французы спецiалисты.
        Жанъ всталъ первый. Счета были уплачены. Каждый платилъ за себя. По товарищески. Они вышли. Жанъ подозвалъ такси и, простившись съ Софи и Леночкой, помчался вверхъ по переулку.
        - Пойдемъ на метро, - сказала Софи.
        - Н?тъ, - возьми такси. ?демъ домой. Я не хорошо себя чувствую. Мн? страшно.
        Леночка дрожала внутреннею дрожью и была, какъ въ лихорадк?. Она вдругъ поняла, что Сорбонна, этотъ прокуренный ресторанъ, весь Парижъ, Жанъ, все это вздоръ, мифъ, сонное вид?нiе, призракъ, все это только кажется. Ничего этого н?тъ. Она
«сов?тская» и зд?сь она такъ же окружена, какъ въ сов?тской республик? сыскомъ и шпiонажемъ. Зд?сь ее такъ же могутъ запросто «угробить», какъ угробили ее мать.
        - Кто этотъ Жанъ? - спросила Леночка.
        - Кто?.. Очень хорошiй челов?къ.
        - Но гд? онъ служитъ?.. Гд??.. Скажи мн? …
        - Ахъ … Ну, какая ты глупая. Но почемъ я знаю? Онъ хорошо зарабатываетъ. Ты видала какiе у него галстуки?.. И какая брошь!
        - Да … Но откуда, откуда все это? - съ тоскою проговорила Леночка. - Скор?е возьми такси.
        - L'ame slave, - снисходительно сказала Софи. - Только ты платишь.
        Она подозвала такси.
        XVII
        Почти каждый день, вечеромъ, Лидiя Петровна приходила къ Нордековой. Он? брали свои чашки съ чаемъ и по куску хл?ба и уходили въ комнату Ольги Серг?евны. У нихъ были «секреты». Напрасная уловка. Мамочка ядовито улыбалась, д?лала незам?тный знакъ Леночк? и об? неслышно придвигали стулья ближе къ двери и прислушивались. Когда разговоры за дверью смолкали, он? начинали грем?ть посудой.
        Сначала говорила Лидiя Петровна и такъ тихо, что даже и черезъ картонную дверь ничего не было слышно. Потомъ шуршали разворачиваемыя газеты, принесенныя Парчевской, и Лидiя Петровна говорила:
        - Я не знаю, почему въ нашихъ парижскихъ газетахъ ничего этого не пишутъ.
        Ольга Серг?евна отв?чала чуть слышнымъ шопотомъ:
        - Я справлялась у нашего милаго прокурора. Онъ говоритъ, что все это нуждается въ тщательной пров?рк?. Были случаи, что сами большевики нарочно пускали такiе слухи о возстанiяхъ, чтобы потомъ опровергнуть ихъ и, вызвавъ въ эмиграцiи сначала надежды, потомъ вызвать депрессiю.
        - Да, конечно, отъ нихъ можно всего ожидать. Дьяволы какiе-то, - тихо сказала Лидiя Петровна. - Но вотъ видите, въ Б?лградской газет? опять пишутъ. Раньше было радiо «имени генерала Кутепова» и это радiо три раза въ нед?лю говорило самыя контръ-революцiонныя р?чи. Потомъ оно замолкло. А теперь вотъ уже болыие м?сяца немолчно звучитъ совс?мъ непонятное радiо. Играетъ оркестръ «Боже царя храни» и поетъ прекрасный хоръ. Можете себ? представить, какое это должно тамъ производить впечатл?нiе? И кто-то прекрасно разъясняетъ всю политику большевиковъ. Вы помните, милая, какъ намъ Амарантовъ говорилъ, что главное вниманiе у нихъ обращено на отчетливое исполненiе гимна и какъ-то особенно ставили инструменты, чтобы по радiо можно было передавать.
        - Вы думаете?..
        - Кто знаетъ.
        Об? замолчали. Леночка и мамочка перетирали посуду.
        - Какъ он? долго возятся съ посудой, - сказала Ольга Серг?евна съ досадой.
        - Хотите, я пойду помогу имъ.
        - Ахъ, что вы, милая.
        - Сегодня я получила черезъ наше полковое объединенiе Дальне-восточную газету. Тамъ еще бол?е поразительныя вещи пишутъ. Помните, въ Кубанской Области было возстанiе и усмиряли его воздушнымъ флотомъ. Такъ вотъ пишутъ, будто вс? т? летчики, которые сбрасывали бомбы въ возставшiя станицы, были найдены въ своихъ постеляхъ мертвыми и врачи сов?тскiе не могли опред?лить, отъ чего посл?довала смерть. И такая же участь постигла и т?хъ летчиковъ, что усмиряли возстанiе въ Туркестан?. Странно.
        - Да, очень странно. А что пишутъ по этому поводу въ Б?лградской газет??
        - Будто еще какiя-то странныя явленiя происходятъ съ милицейскими, усмиряющими уличные безпорядки. Ихъ вдругъ одол?ваютъ слезы.
        - Что же это возможно. Я читала, что въ Америк? для борьбы съ бутлегерами употребляютъ особыя ручныя бомбы, пускающiя при разрыв? слезоточивые газы.
        - Но откуда эти газы тамъ?
        И опять замолчали, и слышно было только, какъ он? переворачивали газетные листы, должно быть об? читали газеты.
        Мамочка и Леночка убирали посуду въ шкапъ.
        Совс?мъ громко сказала Лидiя Петровна:
        - Вы не обратили вниманiя, милая, что все это пошло какъ разъ съ того времени, когда наши у?хали сниматься.
        - Ахъ, далъ бы Богъ. Вы знаете, что я уже перестала в?рить въ возможность какой бы то ни было борьбы.
        - Женя, у?зжая, сказалъ мн?: «ты о насъ скоро и хорошо услышишь».
        - Далъ бы Богъ. Я уже такъ молюсь Владычиц? и Покровительниц? Русской земли. Наша она теперь у насъ въ храм? … Казанская … Петербургская …
        Лидiя Петровна стала прощаться.
        - До завтра, милая.
        - Мы еще увидимся въ церкви. Я приду рано. Будемъ убирать цв?тами икону.
        - Такъ это красиво.
        - Знаете, лучше всякихъ самоцв?тныхъ камней.
        - Каждый д?лаетъ, что можетъ. Намъ камни то не по нашему б?женскому карману. До свиданiя, милая.
        Мамочка и Леночка едва усп?ли убрать стулья, на которыхъ сид?ли, какъ раскрылась дверь, и Парчевская, а за нею Ольга Серг?евна вышли изъ комнаты.
        Леночка пошла проводить Парчевскую до калитки.
        Подслушанное ею уже не радовало ее, но тяготило страшною тайною, за которую можно отв?тить и поплатиться. Ей было страшно за Парчевскую.
        - Вы не боитесь такъ одна? - спросила она.
        - Что вы, Леночка, во Францiи то! Я всегда одна хожу.
        - Что же что во Францiи, - сказала печально Леночка.
        - А Кутеповъ?
        - Ну я в?дь не Кутеповъ. Какой во мн? интересъ для большевиковъ.
        Парчевская бодро зашагала no rue de la Gare.
        ХVIII
        Въ это воскресенье какъ-то особенно хорошо было молиться въ ихъ скромномъ храм?. Ольга Серг?евна долго стояла на кол?няхъ передъ убраннымъ б?лыми и желтыми ромашками образомъ и молила о чуд?. Она в?рила, что Святая Д?ва, прекрасная не земною, красотою, ея родная «Казанская» пошлетъ ей это чудо просто и не зам?тно. Другiе скажутъ: «случай», но она будетъ знать, что это вымоленное ею чудо.
        День былъ жаркiй и солнечный. Природа сiяла. Маленькiй ихъ тупичокъ съ жидкими палисадниками пестр?лъ цв?тами. Въ праздничномъ и радостномъ настроенiи Ольга Серг?евна вернулась домой. Мамочка вынесла старое просиженное соломенное кресло изъ своей комнаты и сид?ла въ немъ въ палисадник?. Леночка возилась у газовой плиты. Семейство Боннейлей съ утра куда-то у?хало. Софи Земпель была у окошка-балкона. Топси растянулась у ногъ мамочки. Она повиляла хвостомъ навстр?чу Ольга Серг?евн?, но не встала. Очень уже хорошо было лежать на пригр?томъ солнцемъ песк?.
        Ольга Серг?евна с?ла на каменныя ступеньки крыльца и благогов?йно, отламывая маленькими кусочками и стараясь не уронить крошекъ на землю, -ла принесенную ею просвиру.
        Мамочка смотр?ла на нее съ иронической усм?шкой. Эта усм?шка - ее старалась не зам?чать Ольга Серг?евна - раздражала ее. Мамочка это чувствовала. Она думала:
«сама я ее учила когда-то этому: вотъ в?дь дура-то п?тая была! В?рила! … Чему тутъ в?рить? Все теперь наукой объяснено, и ничего ни святого, ни страшнаго н?тъ. Докторъ лучше здоровье пошлетъ, ч?мъ вс? эти просвирки». Она наслаждалась, видя, какъ ея дочь красн?етъ подъ ея взглядомъ.
        - Ты бы, Леля, кусочекъ и Топси дала.
        Ольга Серг?евна не отв?чала. Она старалась скор?е до?сть просвиру.
        - Ничего что священая. И песъ в?дь Божiя тварь.
        - He кощунствуйте, мама, - съ раздраженiемъ сказала Ольга Серг?евна. - Гр?хъ это большой.
        Она встала со ступеньки и хот?ла (войти) въ домъ. Но въ это время стукнула калитка ихъ переулка. Ольга Серг?евна оглянулась на стукъ. Какой-то молодой высокiй челов?къ въ л?тнемъ с?ромъ костюм? и новой модной шляп? съ широкими полями входилъ въ ихъ тупикъ. Было въ этомъ элегантномъ челов?к? что-то знакомое. Онъ увидалъ Ольгу Серг?евну и, снявъ шляпу, низко и церемонио поклонился.
        - Тетя, - крикнула сверху Леночка. - Михако кланяется совс?мъ какъ на картинк? котъ въ сапогахъ кланяется маркизу де Карабасъ.
        Ольга Серг?евна сейчасъ же узнала князя Ардаганскаго. Ей показалось, что князь выросъ за это время и сильно загор?лъ красивымъ бронзовымъ загаромъ, какимъ загораютъ на горномъ солнц? жители горъ и летчики.
        Но … приходъ сюда Ардаганскаго, одного изъ членовъ кинематографическаго общества
«Атлантида», знаменовалъ, что «Немезида» не погибла и, значитъ, ея мужъ и сынъ живы.
        Чудо, котораго она ждала и въ которое она в?рила, совершилось. И не въ силахъ себя сдерживать, она, широко улыбаясь, б?гомъ поб?жала къ калитк?.
        He думая ни о чемъ, она крикнула:
        - Князь, вы живы?..
        - Какъ видите.
        - А «Немезида»?
        - И не думала тонуть.
        Князь Ардаганскiй былъ очень смущенъ. Три дня тому назадъ, когда зам?нившiй Ранцева въ должности зам?стителя капитана Немо полковникъ Арановъ отправлялъ его въ Парижъ для сообщенiя семьямъ, что ихъ главы живы, онъ говорилъ, какъ всегда невнятно и отрывисто. Про Аранова среди офицеровъ ходилъ анекдотъ, что онъ такъ ушелъ въ свои изобр?тенiя и математическiя выкладки, что забылъ Русскiй языкъ и ум?етъ говоритъ только два слова: «да, конечно». Арановъ говорилъ князю, что его выбрали, какъ самаго молодого, а потому наимен?е прим?тнаго въ Парижской толп?. Его обязанность пос?тить вс? семьи, и всюду засвид?тельствовать, что вс? живы и здоровы и просили кланяться. - «Но меня разспрашивать будутъ»? - сказалъ князь. Арановъ, какъ и всегда, помолчалъ. Офицеры разсказывали, что въ это время онъ высчитываетъ кубическiй корень изъ восьмизначнаго числа. - «Да, конечно», наконецъ, сказалъ онъ. - «Что же мн? говорить»? - «Ничего не говорите». - «Но это неудобно … Тамъ дамы» … Этого Арановъ совс?мъ не понималъ и, когда князь пояснилъ ему все неудобство молчанiя, когда васъ спрашиваютъ дамы, Арановъ посл? долгой
паузы сказалъ: - «да, конечно» … И потомъ добавилъ: - «Еще тутъ, можетъ быть … Письма тамъ какiя … Такъ никакихъ чтобы писемъ» … Трудная была задача. Ардаганскiй хот?лъ было отказаться. Но отказаться лет?ть! … Лет?ть!! Одно это уже какъ прельщало его, лет?ть въ Парижъ, гд? была его мать, гд? была та, кого онъ полюбилъ первою и такою чистою, почти неосознанною любовью, больше въ мечтахъ, ч?мъ сердцемъ, было выше его силъ, и онъ не отказался. Онъ все-таки высказалъ свои затрудненiя Аранову. Тотъ криво усм?хнулся, потомъ сказалъ: - «Ну, врите тамъ что-нибудь …, Впрочемъ, можете и правду говорить. Все равно вамъ никто не пов?ритъ». Получивъ приказанiе, деньги, указанiе, что онъ отнюдь не долженъ носить ихъ «Атлантидской» формы, что вобще то «Немезида» для вс?хъ погибла, что онъ долженъ очень хорошо од?ться и походить возможно бол?е на француза, - князь же кончилъ французскiй колледжъ, - что нигд? онъ не долженъ задерживаться, промелькнуть метеоромъ по вс?мъ домамъ, успокоить семьи, исполнить еще два, три порученiя и сейчасъ же лет?ть обратно, князь былъ отпущенъ изъ ангара полковника Аранова.
        Когда въ лагер? стало изв?стно, куда и зач?мъ летитъ князь, къ нему присталъ Мишель Строговъ. Онъ просилъ, чтобы князь передалъ его двоюродной сестр?, Леночк? Зобонецкой, совс?мъ маленькую записочку.
        - «Вы понимаете, Михако, это д?ло любовное. Мн? очень надо ее успокоить и никто, кром? насъ двоихъ не долженъ этого знать».
        Передача записки нарушала инструкцiи, полученныя отъ Аранова княземъ. Но князю было очень трудно отказать въ этомъ пустяк? Мишелю. Очень ужъ его просилъ объ этомъ Мишель. Уже очень, - такъ казалось доброму князю, - сердца то ихъ бились созвучно. Князю было, кром? всего этого, безконечно жаль Мишеля Строгова. Его отставленiе отъ полета съ отцомъ казалось ему чрезвычайною жестокостью и несправедливостью со стороны этого «педанта» Ранцева. Михако принадлежалъ къ молодому покол?нiю, выросшему и воспитавшемуся въ посл?военное время, когда въ обществ? произошелъ н?который моральный сдвигъ, то, что называлось: «переоц?нка ц?нностей». Точность въ исполненiи приказанiя или порученiя стала относительной, какъ стала относительной и подверглась сомн?нiю самая честность. Молодежь, даже такая прекрасная, какою былъ князь Ардаганскiй, стала «разсуждать». Въ полученныя отъ старшихъ приказанiя она вносила поправки, считая себя умн?е стариковъ. Въ этой молодежи была и еще одна черта. Испытавъ въ жизни много вид?въ въ самые н?жные годы ея суровость, она какъ-то размякла и иногда, особенно когда ея интересы не были
затронуты, она не ум?ла настойчиво отказать.
        Изъ старшихъ обитателей лагеря никто ни о чемъ-не просилъ Ардаганскаго. Фирсъ хот?лъ было написать «цидулю» панн? Зос?, но, когда князь несм?ло сказалъ, что онъ не им?етъ права передавать никакихъ писемъ, Фирсъ махнулъ безпечно рукой и сказалъ: - «Ну, нельзя, такъ и нельзя. Передайте, ваше сiятельство, Зоськ?, что я по прежнему ей в?ренъ, бол?е потому, что тутъ и изм?нить то ей не съ к?мъ. Никакой даже чернокожей обезьяны д?вичьяго рода тутъ н?тъ. Такъ и пере-дайте, чтобы значитъ не безпокоилась. А разыскать ее можете черезъ госпожу полковницу Ферфаксову. Он? об?щали о Зоськ? позаботиться, чтобы не путалась съ к?мъ не сл?дуетъ» … Старый Нифонтъ Ивановичъ просилъ, и очень трогательно, передать его поклоны генеральш?, полковниц? и барышн?. «Топси пожмите лапку, скажите, чтобы не скулила. Помнитъ ее старый д?душка».
        Все это было легко и просто тамъ, на остров? Россiйскомъ, но какъ оказался онъ противъ глубокихъ, полныхъ в?ры и печали глазъ Нордековой, какъ увидалъ маленькiе, сверлящiе буравчиками глазки Неонилы Львовны, почувствовалъ б?дный Михако, что его дипломатическiя способности очень невысокаго сорта… «Лучше всего говорить правду», - подумалъ онъ, - «не всю, конечно, правду. И отмалчиваться, а главное, поскор?е уйти. Это не очень любезно, ну да поймутъ же и простятъ».
        Сверху сб?жала Леночка. Изъ окна комнаты Мишеля Строгова смотр?ла какая-то молодая брюнетка. Князь подозрительно покосился на нее.
        - He бойтесь, - сказала Ольга Серг?евна, подм?тившая его взглядъ, - это у насъ новая жилица. Она француженка, ничего по Русски не понимаетъ. Ну, какъ же они? Какъ мы наволновались по васъ! Панихиды даже служили. Ну, говорите … Только всю правду. Это в?рно, вс? живы и здоровы?
        - Снимаетесь, - протянула, насм?шливо улыбаясь, Неонила Львовна. - А не секретъ, сюжетъ вашей необычайной фильмы?
        - А кто у васъ «старъ»? - спросила Леночка. Вопросы сыпались, и это было хорошо для Ардаганскаго. Онъ могъ на нихъ не отв?чать.
        - Нав?рно они американку какую-нибудь взяли … Патрiоты, - протянула мамочка.
        - Пойдемте, пойдемте ко мн?, - звала Ольга Серг?евна, - вы мн? все скажете. Что Шура? Все такимъ же дичкомъ? А Георгiй Дмитрiевичъ, не скучаетъ?
        Въ комнат? еще былъ утреннiй безпорядокъ. Ольга Серг?евна не усп?ла прибрать ее. Она не зам?тила этого. Набросила од?яло на постель и с?ла подл? смятой подушки.
        - Князь, - сказала она, - не томите меня. Мы до-гадываемся. Мы знаемъ, что это не кинематографъ. Скажите мн? … Я никому ничего не скажу. Я же понимаю, какая это опасная тайна.
        - Ольга Серг?евна, - съ чувствомъ сказалъ князь, - я ничего не могу сказать. Я далъ честное слово никому ничего не говорить. Я могу вамъ тоже честнымъ словомъ зав?рить, что Георгiй Дмитрiевичъ и Шура въ добромъ здравiи.
        - Гд? же они вс? находятся? В?дь не на этихъ же глупыхъ островахъ Галапагосъ?
        - Этого, Ольга Серг?евна, я никакъ не могу сказать.
        - Вы мн? не в?рите?
        - Н?тъ, Ольга Серг?евна, я вамъ очень в?рю, но я не могу, и не могу.
        Князь страдалъ подъ выразительнымъ взглядомъ прелестныхъ женскихъ глазъ. Безпорядокъ въ спальной смущалъ его. Ему было неловко. Казалось, что онъ оскорбляетъ Ольгу Серг?евну. Онъ чувствовалъ, что, если сейчасъ не уйдетъ, то размягчится и разболтаетъ.
        Ольга Серг?евна поняла его душевное состоянiе и ей стало жалъ Ардаганскаго.
        - Когда же вы у?хали оттуда?
        - Третьяго дня, - сказалъ Ардаганскiй.
        - Третьяго дня, - воскликнула Ольга Серг?евна.
        - Такъ недавно … Господи, да гд? же вы вс? находитесь?
        Князь Ардаганскiй мучительно покрасн?лъ. Онъ уже проболтался.
        - Ольга Серг?евна, простите меня. Я сказалъ вамъ все, что могъ сказать. Сказалъ больше … Мн? надо сп?шить. Парижъ такъ великъ … Мн? же кадо вс?хъ объ?хать.
        - Да, я понимаю васъ, - съ печальнымъ упрекомъ говорила Ольга Серг?евна, - провожая князя.
        - Уже, - сказала не безъ язвительности Неонила Львовна..- He долго же нагостили у насъ, молодой челов?къ.
        Надо было передать незам?тно Леночк? письмо Мишеля. Леночка будто знала объ этомъ. Она поб?жала за нер?шительно шедшимъ по тупичку Ардаганскимъ.
        - Князь, - крикнула она. - Михако! Ардаганскiй остановился.
        - Выйдемте за ворота, - тихо сказалъ онъ.
        Изъ окна комнаты Мишеля Строгова, высунувшись по поясъ, за ними сл?дила француженка брюнетка. У калитки стояла Ольга Серг?евна.
        Ардаганскiй досталъ маленькiй конвертикъ и передалъ его Леночк?.
        - Мишель Строговъ просилъ вамъ передать, - быстро сказалъ онъ и поб?жалъ внизъ по улиц?, направляясь къ станцiи жел?зной дороги.
        Леночка взяла конвертъ и спрятала его на груди. «Вотъ она, тайна, которой никто не знаетъ. Тайна, за которую можно получить миллiоны», - подумала она.
        Но обладанiе этой тайной не радовало ее. Оно волновало ее и пугало.
        XIX
        Это была правда, что князю Ардаганскому надо было сп?шить. Онъ долженъ былъ въ одинъ день объ?хать весь Парижъ съ пригородами. Вс?хъ застать, вс?мъ объяснить, что ихъ близкiе живы и здоровы. Отъ ненужныхъ разспросовъ отбояриться. Все это требовало времени. На другой день онъ долженъ былъ побывать у Пиксановыхъ. Это вышло, такъ казалось князю, совс?мъ необыкновеннымъ образомъ. Заканчивая свои немногословныя объясненiя, Арановъ сказалъ: - «Ну, и потомъ вы съ?здите къ Пиксанову. Вы знаете, гд? онъ живетъ?» - «Знаю», - сказалъ Ардаганскiй, - «но у Пиксанова зд?сь н?тъ никого близкихъ. Что передать ему прикажете»? - «Да, конечно,
        - сказалъ, глядя куда-то вдаль, Арановъ, - «никого близкихъ. Но вы прi?зжайте къ нему и тамъ уже узнаете зач?мъ».
        Князь Ардаганскiй былъ окончательно смущенъ. Что же это за люди окружали капитана Немо? Они ум?ли читать въ душахъ и въ сердцахъ людей. Какь могъ Арановъ знать, что князь влюбленъ первою необыкновенною любовью въ Галину Пиксанову. Это же было совс?мъ необычайно. Князь никому не говорилъ о своемъ чувств?.
        Онъ н?сколько разъ ?здилъ по порученiю Ранцева на Пиксановскую ферму. Потомъ ?здилъ и самостоятельно. Его, чистаго, воспитаннаго матерью, вдовою разстр?ляннаго большевиками генерала, юношу необычайно потянуло къ Галин?. Все въ ней казалось такимъ несовременнымъ. Въ ней онъ нашелъ «Тургеневскую» д?вушку, о какой писали тогда, что этотъ типъ вымеръ и не можетъ быть въ нын?шней жизни. А увидалъ ее, окруженную молодыми курочками и кроликами, услышалъ, какъ н?жными именами она звала свою мать и почувствовалъ, что газетные писатели не правы и что
«Тургеневская» д?вушка въ самомъ привлекательномъ ея вид? можетъ быть и въ эмиграцiи. И съ первыхъ встр?чъ полюбилъ Галину такою чистою и большою любовью, какою можно любить только въ неполные девятнадцать л?тъ и когда жизнь вид?лъ со школьной скамьи, да изъ-подъ крыла любящей и в?рующей матери.
        Съ букетомъ цв?товъ и большою коробкою конфетъ - безсознательная вольность, дань времени, - князь Ардаганскiй шелъ дождливымъ и хмурымъ туманнымъ утромъ на Пиксановскую ферму. Шесть километровъ, однако, п?шкомъ, подъ дождемъ и по грязному, размытому и разъ?зженному деревенскому шоссе! Его с?рый элегантный костюмъ съ такою острою складкою на штанахъ, какую онъ вид?лъ у президента Думерга въ кинематограф?, гд? онъ былъ изображенъ вм?ст? съ Брiаномъ на колонiальной выставк?, размокъ.
        С?рыя тучи дымными клочьями низко неслись надъ полями, гд? шла торопливая уборка пшеницы. Боялись, не загнили бы хл?ба на корню.
        Ардаганскiй миновалъ деревню съ узкими улицами и съ желтыми высокими ст?нами садовъ и огородовъ, дошелъ до зав?тной с?рой калитки и дернулъ за ручку колокола.
        - Qui est la?.. - сейчасъ же раздался милый звонкiй голосокъ, и Галина - какъ она выросла за это недолгое время - появилась въ черной рам? раскрытой калитки. Мокрая прядь св?тлыхъ волосъ легла на лобъ. Розовое ситцевое платье мягко обтягивало стройную ея д?вичью фигурку.
        - Идите скор?е въ комнаты. Вы совс?мъ промокли. И платье ваше испортится. Смотрите, складку совс?мъ потеряли.
        Серебряный см?хъ сопровождалъ ея слова.
        Отъ «президентской» складки ничего не осталось. Штаны вис?ли двумя канализацiонными трубами, какъ у Брiана на томъ же снимк?. Совс?мъ
«демократическiе» стали штаны.
        Галина пропустила князя въ калитку. - У-у …. У-у …, съ высокой ноты на низкую закричала куда-то къ огороду Галина. Изъ-за каменной ограды ей отв?тило такое же мелодичное: «У-у ….У-у …» Чудной музыкой казались эти звуки Ардаганскому.
        Любовь Дмитрiевна съ двумя кочанами капусты, прижатыми къ груди, вышла изъ огорода.
        - Князь, - воскликнула она, - наконецъ-то! Ерема будетъ такъ радъ. Онъ такъ васъ поджидалъ вс? эти дни …
        Пиксановъ, обтирая руки, запачканные землею, вышелъ всл?дъ за женою.
        - Бож-же мой, да вы совс?мъ промокли, - сказалъ онъ. - Ну, слава Богу, наконецъ-то
… Когда прилет?ли? …
        Князь Ардаганскiй сд?лалъ круглые глаза.
        - Отъ меня, князь, не скрывайтесь. He нужно. Можете быть вполн? откровеннымъ. He людямъ - Богу и Родин? служимъ. Ну вы, - обратился онъ къ жен? и дочери, - готовьте что-нибудь гостю, покормитъ его надо. Гость надолго. Да и согр?ть. Водки, князь, не хотите?
        Князь совс?мъ смутился. Водки онъ никогда не пилъ. Но отказаться ему, зачисленному въ гусарскiй полкъ вольноопред?ляющимся, казалось немыслимымъ, Онъ промолчалъ.
        - Пойдемте наверхъ. Тамъ тепл?е, скор?е просохнете. Галинка, къ теб? можно?
        - Можно, папочка.
        Какъ въ какое-то святое святыхъ поднимался князь въ комнату Галины по древней съ выбитыми ступенями л?стниц?, съ перилами, изъ?денными жучкомъ съ въ?вшейся пылью на ст?нахъ. Пиксановъ толкнулъ узкую дверь, и они вошли въ маленькую комнату. Почти всю переднюю ст?ну занимало окно въ кружевныхъ занав?скахъ. Оно было открыто. Отцв?тшая липа въ шарикахъ с?мянъ протягивала къ нему мокрыя, пахнущiя св?жестью в?тви. И вся комната была полна этимъ точно д?вичьимъ чистымъ ароматомъ. У ст?ны стоялъ маленькiй диванъ, служившiй Галин? постелью. На немъ лежали вышитыя шелковыя подушки. На каменномъ полу подл? дивана былъ разостланъ коврикъ изъ с?раго кроличьяго н?жнаго м?ха, подбитый сукномъ оливковаго цв?та. Въ углу у образовъ теплилась лампада. Вся ст?на надъ диваномъ была ув?шана портретами, фотографiями, открытками, изображавшими Государя, Императрицу и Царскую семью. И было видно, что это были «пенаты» Галины. Они были украшены, гд? орденскою ленточкою, гд? св?жими цв?тами. Весь образъ Галины былъ въ этой комнат? такъ просто, но и такъ мило убранной. И этотъ образъ вполн? отв?чалъ той несказанной прелести
идеальнаго о ней представленiя, какое было у князя Ардаганскаго.
        - Садитесь, князь - указалъ на диванъ Пиксановъ. Ардаганскiй взялъ стулъ и с?лъ на самый кончикъ.
        Онъ такъ боялся что-нибудь запачкать въ этой чистенькой горенк?.
        - Ну какъ хотите, - сказалъ Пиксановъ и плотно ус?лся на постели дочери. - Когда вы летите обратно?
        - Почемъ вы знате? … В?дь это такая тайна… - округляя испуганные глаза съ упрекомъ сказалъ Ардаганскiй.
        - А, да ну васъ, - съ грубоватой лаской сказалъ Пиксановъ. - He отъ меня только эта тайна …. Я давно работаю съ вами. И до посл?днихъ дней былъ въ непрерывной связи съ капитаномъ Немо и Ранцевымъ. По радiо, конечно … Газеты то вамъ кто же читалъ?.. Парижскiя!.. А теперь не могу … He см?ю … Мн? было сказано, что вы прилетите и чтобы я все вамъ изложилъ, такъ какъ вы сейчасъ же и обратно должны лет?ть. Я вчера закрылъ радiо … По крайней м?р?, на время. За мною сл?жка …. Поняли?.. Сегодня должиы на?хать жандармы … Меня предупредили объ этомъ … Пожалуй, хорошо, что вы тутъ. Во-первыхъ, сами увидите, какъ обстоитъ теперь д?ло зд?сь, а кром? того, вы съ цв?тами и коробкой конфетъ - хорошая декорацiя мирной и далекой отъ всякой конспирацiи жизни. Поняли меня. К?мъ вы будете?.. Моимъ племянникомъ?.. Н?тъ … Лучше … Племянникомъ моей жены …. Отчего? … Зач?мъ?.. Почему?.. Какая логика?.. Кто имъ донесъ?.. У большевиковъ, положимъ, большiя деньги и еще большая наглость … Ну и, конечно, реставрацiей и реакцiей пугаютъ, а это такiе жупелы для европейской демократiи, что при одномъ слов? этомъ у нея ажъ глаза на
лобъ л?зутъ. Я давно зналъ, что рано или поздно Мандровская улавливательная станцiя должна нащупать насъ. Она же такъ недалеко отъ насъ. Над?ялся, что это будетъ поздно, а не рано … Кром? того, думалъ, что даже она и знаетъ, догадывается, въ чемъ д?ло … Это же не биржевые зайцы сговариваются, какъ лучше спекулировать … В?дь, если взять всю Францiю, такъ вс? шестьдесятъ миллiоновъ французскаго народа за насъ и съ нами и только какихъ-нибудь, ну тамъ, н?сколько сотъ тысячъ, в?рятъ въ этотъ проклятый коммунизмъ. A вотъ подите, шестьдесятъ миллiоновъ этихъ-то н?сколько сотъ тысячъ какъ еще боятся … Коммунисты, гд? деньгами, гд? жидовскимъ окрикомъ и нахрапомъ добиваются своего. Теперь вотъ пактъ о ненападенiи придумали … Пактъ, слово-то какое глупое! … Имъ мало акта … Пактъ придумали … Чушь, конечно, ерунда, предательство, глупость … преступленiе …. А в?дь какъ клюнуло-то! … Разговариваютъ съ ними, подлецами, за столъ ихъ, мазуриковъ, съ собою сажаютъ … Ну и вотъ подъ влiянiемъ пактовъ то этихъ самыхъ наше «б?лое» д?ло взято подъ подозр?нiе. Сегодня долженъ быть обыскъ въ деревн?. Гд??.. Конечно, у меня …
Я же одинъ зд?сь Русскiй!
… Ну и кром? того … Можетъ быть, слыхали: того типа, что убилъ Великаго Князя въ
1918-мъ году, нашли мертвымъ въ мансард?. Никакихъ сл?довъ, чтобы насильственная смерть, однако, догадываются, чьихъ рукъ д?ло. «Огонь поядающiй» коснулся его. Когда похитителей Кутепова искали, такъ не нашли … Ну, а теперь всю эмиграцiю наизнанку переворачиваютъ … Поняли меня?.. Такъ, когда вернетесь, скажите, что я принужденъ ради д?ла молчать пока налет?вшая на насъ гроза не утихнетъ … Поняли мое положенiе … Вы когда летите обратно?
        Князь Ардаганскiй посл? всей этой испов?ди понялъ, что скрывать что-нибудь безполезно: Пиксановъ зналъ больше его. Онъ съ полнымъ дов?рiемъ отв?тилъ:
        - Я.завтра ?ду въ Шамониксъ отыскивать въ горахъ нашъ аэропланъ.
        - Такъ … такъ … Отличное д?ло. Богъ въ помощь.
        - Папочка, - раздался за дверью спокойный, но настойчивый голосъ Галинки, - ?дутъ.
        Пиксановъ всталъ и открылъ дверь. Галина въ платочк? и кофтушк? - совс?мъ малороссiйская д?вушка крестьяночка, - съ корзинкой лукошкомъ на рук?, стояла у двери, на площадк? л?стницы.
        - Такъ я поб?гу, папочка.
        - Б?ги, родная, б?ги и Богъ да поможетъ теб?. Пиксановъ н?жнымъ, князь Ардаганскiй влюбленнымъ взглядами проводили Галину до калитки. Она шмыгнула въ нее и исчезла за каменнымъ заборомъ.
        Во дворъ въ?зжали на гн?дыхъ, дымящихъ дождевымъ паромъ лошадяхъ жандармы въ черныхъ длинныхъ плащахъ и голубыхъ съ чернымъ широкимъ околышемъ фуражкахъ кострюлькой. Съ ними былъ какой-то штатскiй, ведшiй велосипедъ въ рук?. Жандармы сл?зли съ лошадей и привязали ихъ у воротъ. Вс? трое направились къ Пиксанову и князю, ожидавшимъ ихъ у входа въ домъ.
        Дождь пересталъ. Туманъ садился на землю.
        XX
        Бригадиръ, съ узкимъ серебрянымъ галуномъ по краю фуражки и съ расшитыми рукавами однобортнаго чернаго мундира подошелъ къ Пиксанову.
        - Colonel Piksanoff? …
        - Oui, monsieur le brigadier … {- Полковник Пиксанов?
        - Да, господин бригадир… (прим. Борис)}
        Бригадиръ покровительственно и важно, какъ ум?ютъ это д?лать французы, протянулъ Пиксанову л?вую руку въ мокрой, рыжей перчатк?.
        - Мы просимъ насъ извинить… Что д?лать … Долгъ службы … Вы сами понимаете … Мы должны васъ побезпокоить немного … Вотъ ордерокъ … Намъ надо осмотр?ть ваше жилище. Есть донесенiе, что у васъ есть станцiя безпроволочнаго телеграфа.
        Пиксановъ изобразилъ на своемъ безстрастномъ рыбьемъ лиц? крайнее удивленiе.
        - Ты слышишь, Люба, - обратился онъ по-французски къ стоявшей у открытой двери жен?. - У насъ станцiя безпроволочнаго телеграфа.
        Любовь Дмитрiевна пошла къ печк?, пожала плечами и сказала красивымъ низкимъ голосомъ:
        - Пусть посмотрятъ.
        Незванные гости пошгли по комнатамъ. Домъ былъ старый, м?стами развалившiйся. Осмотр?ть его весь съ надворными постройками, конюшней, сараями, курятниками, с?новалами и дня не хватило бы. Жандармы смотр?ли поверхностно, штатскiй, маленькiй кривоногiй челов?къ съ подшпиленными для велосипеда шпильками штанами, въ с?рой рабочей каскетк? блиномъ и въ распахнутой черной кожаной куртк? поверхъ пиджака всюду совалъ свой носъ и все допрашивалъ Пиксанова.
        - Это пiанино?.. А зач?мъ вамъ пiанино?..
        - Жена поетъ и играетъ. Зимою, знаете, скучно безъ музыки.
        - Но вы могли поставить радiо.
        - Мы его не им?емъ. Хлопотно очень. Самимъ прiятн?е, играешь и слушаешь, что хочешь, а не то, что даютъ …
        Штатскiй заглянулъ подъ кровать, приподнялъ «сомье», открывалъ шкапы. Бригадиръ и сопровождавшiй его молодой жандармъ ходили безучастно. Бригадиръ подмигивалъ Пиксанову на старанiя штатскаго.
        - Былъ бы телеграфъ, - сказалъ онъ, наконецъ, - были бы мачты, антенны … Проволока, моторъ …. Ничего этого нигд? не видно.
        - Ахъ, оставьте, пожалуйста, - огрызнулся штатскiй, - теперь это такъ усовершенствовано, что ничего и не надо. Ящикъ не больше этого сундука. Вотъ и все. Что въ этомъ сундук??
        Пиксановъ поднялъ крышку.
        - Грязное б?лье, - сказалъ онъ.
        - Хорошо-съ, - съ какимъ-то озлобленiемъ наскочилъ штатскiй на Пиксанова, - а скажите мн?? … Вашъ патронъ? … Кто онъ такой?
        - Инженеръ Долле.
        - Что же онъ Русскiй?
        - Да.
        - Почему у него французское имя?
        - Когда у васъ была такая же революцiя, какъ у насъ теперь, и народъ казнилъ короля и истреблялъ дворянство, его предки б?жали въ Россiю… Какъ мы теперь были принуждены б?жать къ вамъ во Францiю … Chassee croisee, знаете, такое вышло … Предки моего патрона остались въ Россiи. Имъ при нашихъ императорахъ очень хорошо жилось. А теперь … Пришла революцiя въ Россiю и имъ пришлось б?жать … Обратно во Франдiю … Отъ рабоче-крестьянской власти господъ большевиковъ.
        - Это онъ тутъ арендовалъ въ л?су охоту?
        - Да, онъ.
        - Онъ охотился?
        - Н?тъ. Онъ снялъ охоту въ конц? сезона, охотиться не усп?лъ, а теперь до конца сентября охота запрещена.
        - Онъ богатый челов?къ?..
        - Да … в?роянтно …. Я не им?ю обыкновенiя считать въ чужихъ карманахъ деньги.
        - Ну, оставьте, право, - обратился снова къ штатскому бригадиръ. - Сразу видно, вы введены въ заблужденiе, ничего тутъ и быть не можетъ. У нихъ даже электрическаго осв?щенiя н?тъ. Керосиновыя лампы повсюду. Господинъ ancien combattant,[Note9: Бывший воин] занимается куроводствомъ. Какiе тутъ могутъ быть радiо.
        - Я знаю, что д?лаю и вы обязаны мн? помогать.
        - Да разв? я вамъ м?шаю?
        - Ну и дайте обо всемъ разспросить … Въ л?су есть постройки?..
        - Да, тамъ есть два дома л?сниковъ и въ глубин? л?са развалина, должно быть стараго охотничьяго домика. Жандармы знаютъ.
        Бригадиръ подтвердилъ слова Пиксанова.
        - Кто живетъ въ домахъ?
        - Л?сники французы. Въ развалин? патронъ позволилъ поселиться одному старику монаху.
        - Русскому?
        - Да, Русскому.
        - Это почему?
        - Въ Россiи большевики уничтожили монастыри и разогнали монаховъ. Многiе у?хали въ Югославiю, въ Грецiю, на А?онъ. Отецъ ?еодосiй прi?халъ съ офицерами въ Парижъ. Д?ваться ему некуда. Ночевалъ на улиц? … Подъ мостами … Патронъ его и прiютилъ.
        Штатскiй досталъ изъ-за пазухи большой кожаный бумажиикъ, вынулъ изъ него карту, всю прочерченную перес?кающимися красными и черными линiями, долго разглядывалъ ее, разложивъ на письменномъ столик? Любови Дмитрiевны и, наконецъ, сказалъ:
        - Я хочу осмотр?ть л?съ. Наши координаты сходятся въ л?су.
        - Но, мосье Рибо … Конечно, это какъ вамъ будетъ угодно … Но л?съ двадцать квадратныхъ километровъ. Его и въ м?сяцъ не осмотришь.
        - Я хочу пров?рить эту развалину, гд? Русскiй монахъ. Это мое право и обязанность.
        - Я считаю долгомъ предупредить васъ, - продолжалъ бригадиръ, - что въ л?су очень топко и грязно и вы тамъ на велосипед? далеко не везд? про?дете.
        - Гд? надо я пройду п?шкомъ, - гордо сказалъ маленькiй челов?къ и сталъ спускаться внизъ.
        - Это ваша жена? А кто этотъ молодой челов?къ?
        - Ея племянникъ.
        Бригадиръ выразительно ткнулъ пальцемъ въ коробку конфетъ и букетъ цв?товъ, лежавшiе на большомъ, кругломъ стол?, и сказалъ:
        - Полноте, мосье Рибо, не въ этой же коробк? радiо-станцiя.
        Рибо зашагалъ къ велосипеду. Жандармы приложились ладонями къ прямымъ козырькамъ фуражекъ.
        - Бонжуръ мосье, мадамъ … Стали отвязывать лошадей.
        Туманъ низко стоялъ надъ полями. Все кругомъ было с?ро и уныло, какъ бываетъ въ хмурый день позднею осенью.
        XXI
        Об?дали втроемъ. Князь Ардаганскiй былъ взволнованъ. Онъ безпокоился о Галин? и не могъ этого скрыть. Его раздражало, что родители Галины не придавали значенiя ея долгому отсутствiю.
        - Куда же пошла Галина? - наконедъ, спросилъ, м?няясь въ лиц?, дрожащимъ голосомъ князь.
        - Въ л?съ. По грибы, - просто сказала Любовь Димитрiевна.
        Пиксановъ закурилъ папиросу.
        - Слушайте, князь … Неужели не догадались? Галина пошла къ отцу ?еодосiю … Надо же предупредить, чтобы старика не застали врасплохъ. Тамъ все-таки и прибрать кое-что надо. Поняли?.. Главное-то я давно припряталъ. Газеты кое-что проболтали про радiо. Сидите съ нами спокойно. Дождемся Галочки и послушаемъ, что она намъ разскажетъ про визитъ шпика. Имъ в?дь интересно, чтобы не было станцiй, передающихъ биржевые секреты … Все служба золотому тельцу. Ну, а мы … Жандармы то, можетъ быть, давно знали, что мы тутъ д?лаемъ, да и станцiя тоже, да не трогали. Пока не явился этотъ. Рожа-то какая поганая! … По всему обличiю или коммунистъ, или купленный большевицкимъ полпредствомъ … Хочетъ непрем?нно доискаться. Ну, да увидимъ. Богъ не безъ милости.
        Безконечно тянулся день. Въ другое время, при другихъ обстоятельствахъ, какимъ бы счастiемъ былъ для князя этотъ день! Какъ досыта наговорился бы онъ съ милой д?вочкой, разспросилъ бы ее обо всемъ! Теперь вс? молчали. Князя усадили у плиты сущиться. Любовь Димитрiевна пошла чистить курятникъ. Князь сорвался было съ кресла.
        - Позвольте я вамъ помогу.
        Любовь Димитрiевна улыбнулась снисходительно ласковой улыбкой.
        - Ну, куда вамъ … Въ вашемъ-то костюм?. Ботинки въ разъ загубите. Вы знаете, что … Пока что, снимайте-ка костюмъ, да разгладьте его, я вамъ утюжокъ на фуръ поставлю. Ну, - уже въ дверяхъ сказала она, - пока!..
        Въ пятомъ часу, въ полутемной комнат? - очень хмурый и тоскливый былъ день, - пили чай. Галины все не было.
        - Ты не по?дешь ей навстр?чу? - спросила Любовь Димитрiевна.
        - He къ чему. Она нав?рно пойдетъ напрямикъ л?сомъ и мы только разминемся. Притомъ же неизв?стно, что тамъ эти господа нашли. Моя по?здка наведетъ ихъ на новыя подозр?нiя. Она нав?рно ожидаетъ ихъ отъ?зда, чтобы допросить отца ?еодосiя и разсказать намъ все обстоятельно. Ты же ее знаешь.
        Время шло. Колоколъ на деревенской колокольн? отбивалъ часы и получасы. Въ деревн? была тишина. Съ жел?знымъ скрежетомъ, показавшимся князю ужаснымъ, дв? пары б?лыхъ громадныхъ воловъ протащили вальки по дорог?. Гд?-то далеко прогуд?лъ по?здъ. Туманъ становился гуще. Надвигался тихiй, сырой и теплый вечеръ. Набухшiя дождемъ в?тви липъ низко опустились къ дому. П?тухи собрались подъ ними т?сной стаей и стояли нахохлившись. Начиналъ опять моросить мелкiй дождь. Сердце князя разрывалось отъ тоски и безпокойства за Галину.
        И какъ всегда, когда слишкомъ напряженно ожидаютъ, совс?мъ не въ ту минуту, когда ждали, уже въ полутьм?, вдругъ скрипнула и открылась калитка, и Галина съ веселымъ см?хомъ проб?жала черезъ дворъ.
        Ея туфельки были обл?плены грязью. Въ грязи были и стройныя, голыя ноги. Подолъ платья намокъ о траву, папоротникъ и кусты. Лукошко на рук? было полно б?лыхъ грибовъ. Лицо сiяло радостью и счастьемъ исполненнаго долга. Голубые глаза сверкали и играли огненными искорками, см?хъ открывалъ милыя ямки на розовыхъ щекахъ.
        - Мама!.. Папочка!.. Князь!.. - проб?гая по двору, крикнула она. - Все такъ отлично … Ну такъ отлично… Очень даже хорошо все вышло. Лучше, право и не надо …
        - Ты башмаки-то переод?нь раньше … Простудишься, - сказала Любовь Димитрiевна.
        - Ну, мамулечка, - удивительно мило протянула Галина. - Переод?нусь посл?, раньше все разскажу.
        - Да в?дь ты ничего еще и не ?ла.
        - Ничего и не ?ла, - точно сама на себя удивилась Галина.
        - Ну такъ ?шь раньше.
        - Н?тъ … Посл?, папа … Это всегда усп?ю. Раньше все по порядку.
        Она не безъ гордости поставила корзинку съ грибами на столъ, сама с?ла подл? печки, гд? кип?лъ и свист?лъ чайникъ, вдругъ вообразившiй себя заправскимъ самоваромъ, протянула ножки къ огню и начала.
        - Ну-съ … Вышла я, и б?гомъ, б?гомъ, въ л?съ и къ отцу ?еодосiю. Заперто … Ну, да знаю я его уловки. Стучу … Слышу, говоритъ: - «Господи, спаси Россiю» … Я ему сейчасъ: «Коммунизмъ умретъ - Россiя не умретъ» … Ну и открылась мн? его келiйка. Мы скоренько за уборку. Моторъ … Еле стащили … Ну и тяжелый!.. Въ лабораторiю, гд? н?мецкая обезьяна была. Работали, хоть въ кинематографъ насъ снимай … Полъ заложили. Ковриками покрыли, травки набросали. Мачта была уже снята … Мы ее на ц?лую версту отнесли въ л?съ и спрятали въ папоротникахъ. Ни за что не найти! И только кончили, глядимъ - ?дутъ. И тотъ типъ съ ними … На велосипед? … Я въ л?съ и по грибы. Да какъ долго же они были! Я ц?лое лукошко набрать усп?ла. Наконецъ, слава Богу, у?хали. Я сейчасъ, мамочка, къ отцу ?еодосiю. Разспросить же его надо. И какъ же онъ хорошо все устроилъ … Такой хитрый. Дверь, значитъ, оставилъ открытой: входи, молъ, ничего запретнаго н?тъ. Ну, т? и входятъ … Видятъ иконы … Лампадки затеплены … Св?чи зажжены у налоя, книга раскрытая, лежитъ. Отецъ ?еодосiй ихъ монастырскимъ поклономъ встр?чаетъ, какъ самыхъ дорогихъ гостей.
Жандармы шапки сняли, тотъ типъ такъ въ шапк? и расхаживаетъ. Отецъ ?еодосiй, - онъ, мамочка, такъ все это забавно разсказывалъ, - на своемъ французскомъ язык? и говоритъ ему: - «снимите вашу каскеточку, тутъ домъ молитвы» … Снялъ … Ну что же, папа, разсказывать, ты самъ знаешь, если не знать всего устройства, можно годъ искать, ни до чего не доискаться. Однако, пол?зли наверхъ, ходили, нюхали, смотр?ли сверху на л?съ. По деревьямъ глазами шарили … Тотъ типъ все свою карту св?рялъ, потомъ по?хали къ л?сникамъ. А я скор?е домой, къ вамъ, съ докладомъ. В?дь далеко, мамулечка, да и дорога какая!.. Ужасъ …
        Князь Ардаганскiй съ такимъ откровеннымъ восхищенiемъ и обожанiемъ смотр?лъ на Галину, что та смутилась.
        Князя оставили ужинать. Да и по?зда раньше не было. Уже ночью, всею семьею вышли его проводить. Все время разговоръ былъ о Галин?, объ удачно отбытомъ обыск? и вс? жители фермы казались героями, хотя, вотъ онъ - подлинный герой - шелъ вм?ст? съ ними! Но Ардаганскiй ни слова не говорилъ о томъ, чта всего два дня тому назадъ онъ на громадной вышин? мчался на аэроплан? надъ Атлантическимъ океаномъ, что страшный, совс?мъ на земной, не похожiй холодъ забирался въ ихъ особо приспособленную каюту, что днемъ лучи солнца сл?пили глаза, а ночью по-иному, ч?мъ привыкъ вид?ть ихъ князь, св?тили зв?зды и безшумно несся аэропланъ надъ землею, чтобы спуститься въ дикомъ, не пос?щаемомъ людьми м?ст?. По своей скромности князь объ этомъ не разсказывалъ, да ему и запрещено было говорить, какъ онъ попалъ во Францiю.
        Дождь пересталъ. Прояснило, луна молодякъ проткнулась сквозь тучи. Разстались за деревней и князь, подобравъ на этотъ разъ концы своихъ штановъ, бодро зашагалъ на маленькую глухую станцiю.
        И когда вдругъ изъ ночной тьмы показался пустой по?здъ съ ярко осв?щенными вагонами, и князь с?лъ въ него и помчался черезъ ночь, онъ все думалъ о томъ, что онъ сейчасъ вид?лъ и слышалъ.

«Да, она героиня» - думалъ онъ. - «Настоящая героиня … Тургеневская д?вушка … Какъ она все сд?лала-то. И л?са не боялась …»
        Надъ Парижемъ желтое св?тилось зарево. Тамъ, гд? была колонiальная выставка, ярко отражались въ неб? огни, и лучи прожекторовъ св?тили въ пространство. Князь сид?лъ, какъ очарованный, смотр?лъ въ окно и все думалъ: «она героиня … героиня моего романа».
        XXII
        Какъ и всегда, въ десятомъ часу утра почтальонъ на велосипед? бодро подкатилъ къ калитк? Пиксановской фермы и передалъ выб?жавшей на его звонокъ Галин? газету.
        Пиксановъ сид?лъ дома. Дожди м?шали работать въ огород?. Онъ развернулъ газету и сталъ ее читать. Всякая дребедень была теперь въ газетахъ. О главномъ, о Русскомъ, о томъ большомъ и больномъ, что заполняло думы вс?хъ читателей и волновало ихъ, или нельзя было писать, или не хот?ли писать и наполняли газетные листы разсказами о Джек? Куган?, о женахъ - сколько ихъ! - Шарло Чаплина, о его котелк? и башмакахъ
… Писали о сумасбродствахъ богатыхъ людей, о миллiонахъ, зав?щанныхъ любимой кошк? или попугаю. И заголовки газетъ были такiе, что можно было подумать, что выходили газеты въ сумасшедшемъ дом?. «Женщина, оказавшаяся мужчиной» … «Полковникъ, оказавшiйся женщиной» … «Подо льдомъ къ с?верному полюсу» …
        Разс?янно скользя по этимъ пустымъ изв?стiямъ, Пиксановъ увидалъ заголовокъ жирнымъ шрифтомъ: «Таинственный аэропланъ». Онъ сталъ читать.

…"Во французскихъ Альпахъ, въ район? Шамоникса, туристы обнаружили на высот? 3.500 метровъ аэропланъ. Ни въ самомъ аппарат?, ни вокругъ него туристы не нашли летчиковъ, несмотря на усердные поиски. На сн?гу около аэроплана видны были большiя пятна, которыя въ начал? показались туристамъ кровью.

«При ближайшемъ разсл?дованiи, однако, оказалось, что пятна, на сн?гу были сд?ланы какою-то жидкостью и им?ли форму правильныхъ круговъ: повидимому, въ этомъ м?ст? кто-то указалъ авiатору куда спуститься.

«Какъ попалъ аэропланъ въ эти м?ста и куда д?вался летчикъ, - представляется весьма загадочнымъ.

«Жандармерiя производитъ разсл?дованiе» …
        Пиксановъ опустилъ газету. «А в?дь это ихъ аэропланъ», - подумалъ онъ. «Усп?етъ ли милый князь и т?, кто прилет?ли съ нимъ, благополучно проскочить на этотъ аэропланъ и улет?ть, куда ему надо. И тамъ уже, какъ и у меня, жандармерiя впуталась въ ихъ тайное д?ло и м?шаетъ планом?рной работ?».

«Да, ужасно … Зач?мъ, почему, отчего, какая логика въ томъ, что капиталистическiя страны Европы такъ усиленно помогаютъ коммунистамъ разрушать ихъ же благосостоянiе и такъ же старательно м?шаютъ т?мъ, кто борется за право и законъ? … И всюду шныряютъ теперь эти скучающiе, снобирующiе туристы, и, кажется, н?тъ теперь такой точки на земномъ шар?, куда не проникъ бы какой-нибудь джентльменъ въ дорогомъ
«пулловер?«, въ гетрахъ и вязаной шапк? и не остановился съ идiотской улыбкой разсматривать то, что такъ тщательно и съ такимъ рискомъ для жизни хот?ли отъ него скрыть. И какъ страшно, что и тамъ … Тоже … Какой-нибудь умирающiй отъ скуки, задавленный своими миллiонами американецъ, не наткнется въ своихъ плаванiяхъ на моторной яхт? на тотъ островъ и не завопитъ о немъ въ газетахъ всего мiра … Ужасно
… Эти мн? снобы, безд?льники, сами навязывающiе на собственную шею петлю коммунистической веревки!»..
        Пиксановъ закурилъ дешевую папиросу и продолжалъ въ тяжкомъ раздумьи листать газету. Co двора доносилось кудахтанье куръ и звонкiй голосъ Галины.
        - Мамулечка, сегодня молодыя курочки уже четвертое яйцо несутъ и все сто шестой номеръ …

«Да зд?сь жизнь», - со вздохомъ подумалъ Пиксановъ, - «тамъ противод?йствiе жизни
…. Ибо безъ Бога … ибо противъ Бога» …
        Онъ углубился въ газету.

«Англiйская свадьба въ Русской церкви» … Тоже снобъ какой-нибудь, ради моды сунулся въ Русскую церковь … Или наша какая-нибудь б?дная д?вушка продалась за англiйскiе фунты … «Вчера въ 9 1/2 часовъ вечера въ Русской церкви состоялось по православному обряду бракосочетанiе капитана англiйской службы Джемса Холливеля съ миссъ Анастасiей Гербертъ. Бракосочетакiе совершалъ …» На свадьб?, однако, не было никого Русскаго. Свадьба была чисто англiйская … Но почему православная? «Тоже снобизмъ какой-нибудь, въ род? путешествiя къ с?верному полюсу на подводной лодк?»…

«Чествованiе» … Ну, конечно! … Мы безъ чествованiй и праздниковъ обойтись никакъ не можемъ, хотя уже чего чествовать и что праздновать, когда я, гвардейскiй полковникъ, принужденъ зд?сь куръ разводить» …
        Пиксановъ выплюнулъ недокуренную папиросу, швырнулъ газету на полъ и вышелъ изъ полутемной комнаты на дворъ. Яркiй солнечный св?тъ его осл?пилъ. Голубое небо было бездонно. На крыш? ворковали, радуясь долгожданному солнцу голуби, воробьи, чирикали у навознаго ларя. Изъ курятника слышались звуки скребковъ. Любовь Димитрiевна съ Галиной чистили птичникъ.
        Пиксановъ посмотр?лъ на небо. «Можетъ бытъ, князь и летитъ, и все обошлось благополучно. Славный юноша … И, видимо, сраженъ моей баловницей. Ну что жъ, вотъ придемъ въ Россiю, тогда и мы будемъ чествовать и праздновать, уже на законномъ основанiи и по праву, каждый въ м?р? совершеннаго … А кто ничего? Ну ничего и не получитъ… Ничего и есть ничего. И ноль всегда ноль, какъ его ни чествуй и ни величай» …
        XXIII
        Получивъ отъ князя Ардаганскаго голубенькiй пакетикъ съ посланiемъ Мишеля Строгова, Леночка не ощутила никакой радости. Тревога охватила ея сердце. Что въ этомъ посланiи? Какая тайна? … Сорбонна за эти м?сяцы кое-чему научила Леночку. Она показала ей, что миллiоны легко д?лаютъ въ кинематографахъ, да въ романахъ, въ жизни совс?мъ не такъ это просто. Если это кинематографическая тайна, какъ ее использовать? … Страшно подумать, если это тайна политическая. Михако былъ замкнутъ и молчаливъ … На его лиц? было такое выраженiе, какое Леночка видала въ кинематографахъ на лицахъ героевъ или преступниковъ. Посл? разговоровъ съ Жаномъ Леночка поняла, что Парижъ съ его «ажанами» вовсе не безопасное м?сто и зд?сь, если тайна касается сов?тской республики, можно такъ же влипнуть, какъ и въ какомъ-нибудь Троцк?.
        Первымъ движенiемъ Леночки было вскрыть и сейчасъ же прочитать, что пишетъ ей Мишель Строговъ. Но она чувствовала себя подъ наблюденiемъ. Тетка стояла у калитки, Софи все гляд?ла въ окно. Леночка зашла за уголъ дома и тамъ спрятала конвертъ у себя на груди.
        Надо было идти домой завтракать. Леночка над?ла на лицо привычную маску сдержанности. Въ сов?тской республик? безъ такой маски можно было пропасть. Она ум?ла ее носить, и съ нею на лиц? пошла къ дому небрежной вихляющей походкой, какою ходятъ парижскiя манекенши и которую Леночка изучила въ кинематограф?.
        - Что вы тамъ съ княземъ шептались? - съ ласковою ворчливостью сказала Неонила Львовна. - He пара онъ теб?. Гляди какъ вырядился! Все новенькое. Видать - въ хорошемъ магазин? куплено, и все у него тайна да тайна, какiе подумаешь, секретники выискались. Конспираторы!
        - Спрашивала о Мишелечк?, - съ наивнымъ видомъ сказала Леночка.
        - Можетъ быть, онъ теб? что про Шуру подробн?е сказалъ, - съ волненiемъ въ голос? сказала Ольга Серг?евна.
        - Ничего особеннаго … Живъ … Здоровъ … Снимается … Михако, правда, сталъ очень уже въ секреты играть.
        - Да, - протянула Неонила Львовна, - былъ милый челов?къ, а теперь просто фификусъ какой-то.
        Посл? завтрака Леночка позвала Топси.
        - Я, тетя, пойду немного погулять съ собакой.
        На рыночной площади были скамейки. Леночка р?шила тамъ прочесть посланiе Мишеля. Когда она была уже на площади ее догнала Софи.
        - Что это за прекрасный челов?къ былъ у васъ? - спросила Софи.

«Софи не пом?шаетъ, - подумала Леночка. - «Письмо написано по Русски. Она ничего не разберетъ».
        - Это былъ молодой князь Ардаганскiй.
        Хотя сов?тская школа второй ступени и тщательно вытравила изъ головы Леночки понятiе о почетности княжескаго званiя, она не безъ гордости назвала Ардаганскаго княземъ.
        - Это твой «ами»?
        Леночка неопред?ленно подернула плечомъ, понимай, молъ, какъ знаешь, отъ такого
«ами» не хот?лось отказываться.
        - Давай, сядемъ. Мн? надо прочитать одно письмецо. Ты позволишь?
        - Ахъ, сд?лай милость.
        Они с?ли на желтую исщербленную скамейку. По другую сторону ея сид?лъ какой-то старикъ. Въ немъ ничего не было подозрительнаго. Леночка вынула съ груди конвертъ и осторожно ноготкомъ вскрыла его. Софи нарочно стала смотр?ть въ сторону.
        Крупнымъ корявымъ почеркомъ Мишеля - онъ совс?мъ отвыкъ писать - было начертано:

«Леночка, дорогая, умоляю васъ, выручайте вс?хъ насъ изъ б?ды. Мы попали въ грязную исторiю. Торопитесь … Можетъ быть, вы извлечете изъ моего сообщенiя и пользу. He знаю. Это самая обыкновенная б?логвардейская авантюра. Стопроцентная контръ-революцiя. Никакого общества «Атлантида» н?тъ. Есть солдатчина, удушливые газы, аэропланы и пулеметы, направленные противъ большевиковъ ц?лаго св?та. Вы понимаете, какое это безумiе. Опять война. Насъ надо разоблачить. He знаю, гд?, въ Лиг? Нацiй или прямо у большевиковъ, гд? больше дадутъ. Спасайте скор?е, но и не продешевите … Наша военная база находится на вулканическомъ острвв?, лежащемъ на
2°10?11» южной широты и 22°32?18» западной долготы отъ Гринвича. Это очень важныя св?д?нiя. Боюсь, что вы не сум?ете ихъ использовать. Храните ихъ тщательно» …
        Записка была безъ подписи. Мишель зналъ, что д?лалъ. Леночка опустила руки съ запиской на кол?ни и смотр?ла вдаль. Она была такъ поражена, что ничего не вид?ла. Она не вид?ла, что Софи внимательно разглядывала записку.

«Тайна была политическая. Самъ Мишель Строговъ признавалъ ея значенiе и опасность. Что д?лать? … Что д?лать? …»
        Леночка машинально спрятала записку на груди и тяжело вздохнула.
        - Что-нибудь непрiятное? - участливо спросила Софи.
        - Ахъ … Н?тъ …
        Леночка поднялась.
        - Пойдемъ домой.
        Софи послушно встала и пошла съ подругой къ дому. Об? молчали. Холодные токи б?жали по жиламъ Леночки. «Донести? … Сказать кому-то объ этомъ заговор?, объ этой
«авантюр?«? Доносъ ее не страшилъ и не смущалъ. Она не думала, какiя могутъ быть посл?дствiя доноса для ея дяди и Мишеля. Она усвоила со школьной скамьи, что доносить не стыдно, не преступно, не гадко. Каждый обязанъ доносить. Ее смущало другое … Куда донести? А какъ съ этой запиской она сама попадется? Тутъ д?ло шло уже не о миллiонахъ, которые кто и за что ей дастъ? … He большевики же? Она знала, какъ и ч?мъ платили большевики доносчикамъ. Она знала и ихъ грубость и ихъ жестокость, и она боялась ихъ. Она теперь знала, что они были повсюду. И Жанъ былъ большевикъ. Надо ихъ остерегаться. Могутъ быть пытки, можетъ быть смерть.
        Леночка не помнила, какъ она дошла до дома и простилась съ Софи.
        - У меня голова болитъ, - жалобно сказала она подруг?.
        Она воспользовалась т?мъ, что Неонила Львовна ушла куда-то и прошла къ Ольг? Серг?евн?. Она не считала возможнымъ скрывать опасность, грозившую вс?мъ.
        - Тетя, - сказала она, - князь мн? передалъ письмо отъ Мишеля.
        Она подала записку Ольг? Серг?евн?.
        Та прочла и перечла ее н?сколько разъ. Она подняла глаза къ образу. Такъ вотъ оно чудо, которое она намолила у образа Богоматери? Все обманъ! Вс? ея прежнiя чувства, все прошлое, притушенное разлукой недоброжелательство къ мужу вспыхнуло съ прежней силой. Онъ снова сталъ для нея «полковникомъ», Донъ-Кихотомъ. Она перечитывала и старалась вникнуть въ смыслъ гого, что писалъ Шура.

«Онъ, старый офицеръ генеральнаго штаба, не увидалъ того, что увидалъ и понялъ Шура, кого вс? они считали недоучкой и дуракомъ. Шура правъ. Конечно, - авантюра!
… Ихъ триста челов?къ, и они хотятъ бороться со вс?мъ мiромъ. Съ какого-то таинственнаго острова на экватор?? Безумiе».
        Ольга Серг?евна давно въ сердц? своемъ постановила, что большевики непоб?димы. Отъ того и было такъ темно и мрачно на ея сердц?, что она-то знала, что никогда, никогда не вернется она въ Россiю. Да и зач?мъ? Тринадцатил?тнее владычество большевиковъ не могло пройти незам?тнымъ. Какую она найдетъ теперь тамъ Россiю?
        Весь праздникъ души, что торжественнымъ гим-номъ п?лъ въ ея сердц?, когда она узнала, что ея близкiе живы и здоровы, пропалъ и затихъ, какъ только она поняла, на какое д?ло они пошли.
        Россiи они все равно не спасутъ, только сами погибнутъ.
        - Порви, - сказала она Леночк?, не зная, что сказать, - порви эту записку … Н?тъ, постой … He рви … Она можетъ понадобиться. Можетъ быть, и правда все это надо разстроить … Просить вм?шаться французовъ и остановить эту авантюру … Но храни ее бережно … Храни … Никому не показывай. Ты понимаешь … Ты тамъ сама жила … Ты знаешь, ч?мъ и какъ ты рискуешь, если кто не надо узнаетъ про нее. Хоть и Парижъ … У меня Кутеповъ передъ глазами … И никто за него не заступился …
        Он? об? были, какъ заговорщицы. Отъ мамочки молчаливо р?шили все скрыть. Но та вид?ла огорченное лицо дочери и тревогу Леночки, вид?ла, что отъ нея что-то скрываютъ, обижалась и ворчала вслухъ:
        - Это, д?ти мои, какъ «винтики» … Какъ «винтики» … Куда повернутъ, куда полетятъ, такъ тому и быть … Такъ тому и быть… - какъ ворона каркала она.
        Тревога, волненiе и безпокойство и самый ужасный страхъ вошли въ б?дныя каморки виллы «Les Coccinelles» …
        XXIV
        Ha другой день Леночка не хот?ла ?хать въ Сорбонну, но Софи пришла за нею, какъ всегда и сказала, что будетъ какая-то особенно интересная лекцiя пра прошлое Парижа, будетъ читать знаменитость, и Леночка р?шила, что опасности н?тъ, если она по?детъ. Она при Софи запрятала поглубже на грудь голубенькiй конвертикъ и он? по?хали въ Сорбонну.
        - Только, какъ тамъ хочешь, - сказала дорогой Леночка, - а завтракать мы пойдемъ куда-нибудь въ Латинскомъ квартал?. Я откровенно теб? скажу, я не хочу встр?чаться съ Жаномъ. Ты на меня не обижайся. Мн? не нравится его манера все выспрашивать.
        - Какъ хочешь, - спокойно сказала Софи. Лекцiя и правда была интересная. Все прошлое Парижа встало передъ Леночкой. Улицы, острова, кварталы, все точно ожило, покрылось невидимыми т?нями людей прошлаго и стали по новому интересными и красочными. Завтракали въ маленькомъ ресторанчик? во второмъ этаж?, на площади Сенъ-Мишель. Низенькая комната стараго дома была полна молодежи, студентами и студентками. Веселый см?хъ и шутки не смолкали. На Леночку поглядывали съ нескрытой симпатiей. Она нравилась восточною красотою. Леночка совс?мъ разс?ялась, и ей стали казаться см?шными ея страхи. Въ Париж? ничто не можетъ случиться и никакой большевикъ не посм?етъ къ ней прикоснуться, какими бы тайнами она ни обладала. Эта милая молодежь за нее заступится и ее отстоитъ!
        Посл? завтрака Софи предложила Леночк? по?хать вм?ст? съ нею къ ея портних?. Это была давнишняя мечта Леночки. Софи была парижанка и какъ и гд? она од?вается это было такъ интересно. Он? взяли такси и по?хали куда-то очень далеко.
        Домъ былъ с?рый и невзрачный. Софи объяснила, что это совс?мъ недорогая портниха, но она работаетъ на лучшiе дома Парижа. Он? поднимались на шестой этажъ. Лифта не было. Леночка запыхалась, когда дошла до площадки, куда выходили три двери. Тишина стыла за ними. Софи позвонила у л?вой двери и, какъ показалось Леночк?, позвонила какъ-то странно, н?сколько разъ. Дверь открылась, и тотъ, кто открылъ ее, спрятался въ сос?дней комнат?. Была темная крошечная комнатушка прихожей, куда несм?ло вошла Леночка за подругой. Едва она вошла, какъ чьи-то сильныя руки схватили ее за горло, въ полумрак? Леночк? показалось, что она увидала искаженное лицо Жана, Софи набросилась на нее, разстегнула ея платье и выхватила зав?тную записку Мишеля Строгова. Это было одно мгновенiе, въ сл?дующее, ее грубо повернули, съ силою толкнули къ л?стниц?, такъ, что она не могла удержать равнов?сiя и покатилась по крутымъ ступенямъ. На верху дверь закрылась, и тамъ все стихло.
        Леночка очнулась и оправилась отъ охватившаго ее страха только на площадк? пятаго этажа, куда она скатилась. Безумный страхъ влад?лъ ею. «Вотъ оно, вотъ оно», - думала она, - «большевики. Я попала къ нимъ въ ловушку».
        Она подобрала платье, застегнула блузку и въ страх?, не отдавая себ? отчета что д?лаетъ, поб?жала внизъ по л?стниц?, выскочила изъ дома и проб?жала н?сколько кварталовъ, не зам?чая ни домовъ, ни улицъ. Она остановилась только у входа въ подземную дорогу. Тутъ были люди, и не было такъ страшно. Она по?хала домой. У нея отъ ушиба и нервнаго потрясенiя разбол?лась голова. Дома она съ трудомъ дозвонилась. «Мамочка» предавалась посл?об?денному сну. Ольги Серг?евны не было дома.
        Неонила Львовна впустила Леночку и сейчасъ же снова завалилась на постель. Леночка прошла въ комнату Ольги Серг?евны и легла. Въ голов? шум?ло. Ее била лихорадка. Она смутно сознавала, что случилось н?что ужасное. Если Софи вырвала записку, она знала ея содержанiе. Она въ ней была заинтересована. Она знала по-Русски. Она и Жанъ не были французами, но были Русскими большевиками, нарочно подосланными, чтобы сл?дить за ними.
        Сквозь сильную головную боль мысль Леночки работала удивительно ясно и логично. Точно какой-то клубокъ распутывался передъ нею, и все становилось яснымъ. Во всемъ, во всемъ виновата та «авантюра», куда «влипли» полковникъ и Мишель Строговъ. Она была давно раскрыта большевиками и имъ надо было только добыть доказательства. Софи была подослана, чтобы сл?дить за ними. Они вс? обречены. Тутъ мысли путались. Что же дальше д?лать и какъ спастись? Прежде все надо дождаться Софи и начисто объясниться съ нею. Сказать обо всемъ Ольг? Серг?евн? или лучше не говорить? Н?тъ, лучше пока молчать. Надо узнать все отъ Софи.
        Леночку предательство подруги не возмущало. Въ школ? второй ступени она и не такое предательство видала. Но зд?сь противъ предательства можно было бороться. Он? были не въ Сов?тской республик?, а въ Париж?, переполненомъ «б?лыми» Русскими и, если она скажетъ имъ, кто такое Софи Земпель, ее заставятъ вернуть записку. Это были см?лые и гордые планы. Они быстро и какъ-то совс?мъ непосл?довательно см?нялись полнымъ упадкомъ духа и тогда Леночка тряслась въ лихорадк? и съ тревогою прислушивалась къ тому, что д?лается на двор?. Ей слышались гудки автомобиля, грохотъ грузовика, людской гомонъ. Она въ тревог? поднималась на постели. Въ эти часы все было тихо въ этомъ м?стечк?, вс? жители были на работ? или на служб? въ Париж? и оно было пусто. Леночка ждала возвращенiя Софи. Должна же будетъ она вернуться.
        Софи не приходила. Ольга Серг?евна вернулась усталая и раздраженная. Отъ ея вчерашняго праздничнаго настроенiя и сл?да не осталось. Об?дали молча. Скоро посл? об?да полегли спать. Леночка не спала. Она все прислушивалась, когда вернется Софи. Ты не возвращалась.
        Леночка р?шила искать Софи въ Сорбонн?, -хать въ Русскiй ресторанъ. Тамъ она скажетъ вс?мъ, что съ нею сд?лали, ее поймутъ и должны же они, Русскiе, ее защитить. Это же Парижъ!.. Парижъ!!.
        Въ Сорбонн? Софи не оказалось. Леночка дождалась перерыва на завтракъ и по?хала въ ресторанъ.
        Смутно и невесело было у нея на душ?. Р?шимость изобличить Жана и Софи см?нялись безотчетнымъ страхомъ и желанiемъ никогда не встр?чаться съ ними.
        XXV
        Уже издали Леночка увидала, что ихъ три м?ста были свободны. Прислуга берегла ихъ для постоянныхъ пос?тителей. Красивая блондинка посторонилась передъ Леночкой, давая ей м?сто. Леночка, не думая, заказала себ? что то. Она ?ла машинально. Противъ нея сид?лъ лохматый бородачъ и, размахивая дымящейся папиросой и пуская дымъ въ лицо Леночк?, сердито говорилъ своему собес?днику.
        - Воинствующее безбожiе лучше, въ тысячу разъ лучше полнаго равнодушiя и бойкота в?ры, овлад?вающихъ все бол?е и бол?е матерiалистическимъ мiромъ Европейскихъ странъ. Воинствующее безбожiе возбуждаетъ въ населенiи протестъ, желанiе бороться. Вы посмотрите, какъ отв?чаетъ населенiе на вс? пресл?дованiя христiанъ въ сов?тской Россiи. На м?сто разрушаемыхъ, растутъ новые храмы и тамъ, гд? ихъ можно меньше всего ожидать: въ рабочихъ кварталахъ … Они распинаютъ Христа, а Христосъ воскресаетъ тамъ во всей слав? своей. Тогда, какъ зд?сь, это лаическое воспитанiе д?тей въ безбожiи ведетъ къ полному оскуд?нiю в?ры, къ поразительному равнодушiю, къ незнанiю ея… къ самому грубому матерiализму.
        - Большевики въ роли возбудителей христiанства … Оригинальная мысль, Борисъ Николаевичъ.
        Леночка дальше не слушала. Она отдавала блюдо за блюдомъ, почти не притрогиваясь къ нимъ.
        - Барышня нездоровы, или ей что не нравится, - спросилъ, ее подававшiй ей молодой челов?къ.
        - Н?тъ, такъ … Дайте счетъ.
        Она заплатила и пошла къ выходу. Когда проходила между столами съ т?сно сидящими гостями ей показалось, что кто то, кажется, та блондинка, что разсказывала про Муру, сказала негромко: «совдепка» …
        Леночк? это было все равно. Она вдругъ поняла, что ничего н?тъ. Все призраки … И блондинка - призракъ … Разв? есть такое имя Мура?.. Спалила на Рождеств? скатерть и этимъ огорчалась … Слизь!.. Слизь! Просто дура!.. Леночка подымалась къ площади Этуали, и встр?чные люди казались ей кинематографическими т?нями. Собственно жизни н?тъ. Все это только такъ кажется. И происшествiе, бывшее вчера и оскорбительность выталкиванiя въ дверь - это все относительно, какъ посмотр?ть? Было больно, когда она упала на ступени л?стницы, но боль бываетъ и сильн?е. Ее могли и пытать? Могли убить!.. Убить… Что такое убить? Сд?лать ее слизью, какою она была н?когда … Воинствующее безбожiе, какъ все это глупо! Ничего н?тъ!.. Ниче-го н?тъ!
        Леночка спускалась къ Сен?. Золотистый туманъ легкой дымкой стлался надъ городомъ. День былъ прекрасенъ. Впереди, какъ какое-то страшное безобразное чудовище, широко разставившее ноги, высилась къ голубому небу Эйфелева башня. Леночка вошла подъ нее.
        На башню пускали. Заплатить н?сколько франковъ и можно подняться почти на самый верхъ. На самую верхнюю площадку нельзя, тамъ радiо-телеграфъ.
        Все въ томъ же задумчивомъ, точно полубредовомъ состоянiи Леночка заплатила деньги и встала въ кабину подъемной машины. Земля стала уходить изъ-подъ ея ногъ. Парижъ открывался все шире и шире. На верху было всего двое пос?тителей. Какая-то молодая дама и съ ней молодой челов?къ. Поднявшiеся съ Леночкой пассажиры разбрелись по площадк?. Леночка смотр?ла на н?жныя дали, тонущiя въ розовой дымк?. «Это такъ кажется … Тамъ старая Лютецiя. O ней такъ пламенно и страстно разсказывалъ вчера профессоръ. Тамъ ходили римляне … У Клюни были ихъ бани. Гд? они? Слизь? Изъ слизи вышли и въ слизь и обратились. И сколько ихъ!.. Этихъ Людовиковъ, что жили зд?сь и по своему любили Парижъ. И тамъ, гд? теперь широкое авеню Елисейскихъ полей съ непрерывнымъ рядомъ автомобильныхъ магазиновъ и такое людное, что трудно перейти черезъ него, когда-то собаками травили оленей. Все прошло. И Наполеоны и революцiя. Все случайные гости на одинъ мигъ. И она на одинъ мигъ. И, если ускорить этотъ мигъ - не будетъ и этого липкаго страха передъ большевиками и думъ, какъ устроить свою жизнь. Недавно она смотр?ла въ лицо Жана и думала,
если годъ обратить въ секунду… И на ея глазахъ лицо Жана стар?ло, потомъ умерло, разложилось и обратилось въ слизь. Ну … ускорить».
        Леночка нагибалась все бол?е и бол?е внизъ. Точно хот?ла она разсмотр?ть, кто тамъ ходитъ подъ самыми ногами башни. Кровь приливала къ голов? и пространство тянуло ее въ бездну.
        Она нагнулась еще больше. Мокрое жел?зо перилъ холодило животъ сквозь тонкую матерiю платья.
        Это случилось какъ-то вдругъ и совс?мъ непонятно. Голова сладко закружилась. Леночка услышала, какъ кто-то, можетъ быть, это была даже и она, или та молодая дама, что стояла недалеко отъ нея, закричалъ тонкимъ, все удаляющимся и замирающимъ голосомъ: а-а-а!..
        И потомъ наступила страшная тишина. Въ ушахъ шум?ло …. Какой-то ударъ, и все исчезло въ небытiи.
        To, что было Леночкой, кровавой слизью лежало точно м?шокъ съ ч?мъ-то мокрымъ, на панели. Начиналъ собираться народъ. Полицейскiй громко и заливисто подалъ свистокъ. Какiе-то люди принесли брезентъ. Имъ накрыли Леночку отъ любопытныхъ взглядовъ. Какъ-то очень скоро примчался автомобиль съ краснымъ флажкомъ на крыш?. Изъ него вышли санитары Они уложили Леночку на носилки и погрузили на автомобиль. Въ госпитал?, куда привезли т?ло Леночки, его разд?ли, осмотр?ли и, не найдя никакихъ документовъ, или прим?тъ, по которымъ можно было признать, кто была Леночка, отм?тили «inconnue» и отправили въ моргъ.
        Эту ночь на вилл? «Les Coccinelles» Ольга Серг?евна не ложилась спать. Она ожидала Леночку. Но пришло солнечное, яркое л?тнее утро, Леночка не вернулась. Сильное безпокойство охватило Ольгу Серг?евну, но надо было идти на службу. Это время хозяева такъ легко разсчитывали служащихъ, что надо было быть на чеку и нич?мъ не возбудить недовольства патрона. Вернувшись, она первымъ д?ломъ спросила маамочку», вернулась-ли Леночка.
        Леночки не было. Теперь забезпокоилась и Неонила Львовна. Но прошелъ и еще день, пока Ольга Серг?евна р?шилась пойти въ полицейскiй комиссарiатъ. Тамъ ее разспросили, записали ея адресъ и сказали, что если на ушедшей не было ея «carte d'identite«, отыскать будетъ очень трудно, почти невозможно.
        - Какъ же такъ?… - сказала Ольга Серг?евна. Ея лицо изобразило страданiе.
        - Въ Париж?, мадамъ, прим?рно пять тысячъ челов?къ ежегодно безъ в?сти пропадаетъ, - любезно сказалъ чиновникъ. - Однако, это вовсе не обозначаетъ, что вс? они непрем?нно гибнутъ. Мало ли причинъ, по какимъ люди скрываются изъ своихъ домовъ, никому объ этомъ не заявляя. Особенно молодыя д?вушки.
        - Ho y ней, повидимому, никого не было, съ к?мъ она могла б?жать.
        - Но вы говорите, что одновременно съ нею изъ вашего дома исчезла мадемуазелль Земпель. Наконецъ, допустимъ, что могло быть уличное происшествiе, она могла попасть подъ автомобиль или трамвай. Ее отвезли бы въ госпиталь и какъ только она пришла бы въ себя, она назвалась бы и сказала свой адресъ и васъ по нему ув?домили бы. Это въ интересахъ самого госпиталя. Если она задавлена совс?мъ - ищите ее въ морг?. Можетъ быть, ее еще не похоронили.
        Ольга Серг?евна разсказала все это Неонил? Львовн?.
        Старуха подняла на дочь глаза.
        - Искать въ морг? … Зач?мъ, - медленно проговорила она. - Зач?мъ намъ мертвая Леночка?..
        - Ахъ, мамочка, надо же ее похоронить, какъ сл?дуетъ.
        - Похоронить, какъ сл?дуетъ, - строго сказала старуха. - А ты, милая, знаешь, что это значитъ - похоронить, какъ сл?дуетъ? … Что Леночка-то в?рила въ твоего Бога?.. Ты только подумай, сколько расходовъ, сколько совс?мъ ненужнаго безпокойства сд?лаетъ то, что ты называешь - похоронить, какъ сл?дуетъ!.. Что она-то сама свою мать, какъ сл?дуетъ, хоронила?.. Heбось, закопала, да и все. Леночка пришла къ намъ незванная, непрошенная, такъ и ушла … Такова ея судьба.
        Жестокая, но и неотразимая логика была въ словахъ «мамочки». Въ ней говорила та б?женская мудрость, которой не была чужда и сама Ольга Серг?евна. Она наклонила голову и молча вышла изъ комнаты.

«Да … Было бы это дома … Въ Россiи … Совс?мъ другой разговоръ былъ бы. Тамъ мы все знали … Зд?сь … пять тысячъ челов?къ ежегодно пропадаетъ въ Париж? и никого это не удивляетъ».
        Она прислушалась. Ей показалось, что въ сос?дней комнат? ходитъ Леночка и нап?ваетъ вполголоса:
        - Жила была Россiя
        Великая держава.
        Враги ее боялись -
        Была и честь, и слава …
        - Ни чести, ни славы, - прошептала Ольга Серг?евна, - такъ что ужъ … гд? ужъ … Молчать надо и терп?ть … Такъ Богу угодно …..
        Нежданная и незванная явилась Леночка изъ той нев?домой и страшной страны, которая была Россiей и такъ же неожиданно и таинственно исчезла … Какъ исчезаетъ пять тысячъ челов?къ въ Париж?, какъ столько и столько исчезло за это время ея близкихъ и знакомыхъ … Такой значитъ в?къ … Время такое … На все воля Божiя.
        XXVI
        Газеты, пом?стившiя зам?тку о свадьб? мистера Холливель и миссъ Гербертъ въ православиой церкви, написали в?рно. Но это не было англiйскимъ снобизмомъ, какъ о томъ подумали Пиксановъ и многiе другiе. Это вытекало изъ самаго происхожденiя миссъ Гербертъ, о чемъ никто не зналъ.
        Когда капитанъ Холливель въ самой изысканной и красивой форм? сд?лалъ Ан? Гербертъ предложенiе и просилъ ея руки и сердца, Ана подняла на него свои прекрасные сине-голубые глаза - въ нихъ точно играла морская волна - и сказала въ тихомъ раздумьи:
        - Прежде ч?мъ дать вамъ мой отв?тъ, Джемсъ, я должна вамъ сказать, кто я.
        Она сд?лала паузу. Она, казалось, ждала вопросовъ… Ихъ не посл?довало.
        - Я не англичанка, какъ вы думаете. Я Русская. Она внимательно посмотр?ла въ глаза мистера Холливеля. Въ нихъ не было ничего. Лицо молодого капитана было какъ всегда холодно. Онъ ждалъ, что скажетъ его нареченная.
        - Я не миссъ Гербертъ. Я только удочерена Гербертами и потому ношу ихъ фамилiю. Я дочь Русскаго офицера - Ранцева. Душа у меня Русская, хотя, конечно, по воспитанiю я бол?е англичанка, ч?мъ Русская.
        Она замолчала.
        - Я объ этомъ им?лъ случай догадываться. Это ничего не м?няетъ, и я повторяю вамъ то, что сказалъ только что: - я прошу васъ быть моей женой.
        Ана густо покрасн?ла и тихо сказала.
        - Поговорите объ этомъ съ моею матерью. Что касается до меня - я согласна. Но я прошу, чтобы в?нчанiе было, какъ въ англиканской, такъ и въ православной церквахъ. Я очень предана, люблю и уважаю в?ру моихъ родителей.
        Мистеръ Холливель молча нагнулъ голову, выражая этимъ полное согласiе съ желанiемъ нев?сты.
        Бракъ былъ, какъ вс? браки этого в?ка, этого посл? военнаго времени, когда у людей изм?нились понятiя и произошла «переоц?нка ц?нностей». Наружно - бракъ хоть куда. Въ англiйскiй романъ или въ кинематографъ - лучше не надо. Модн?е, лучше, красив?е ничего не придумаешь.
        Женихъ высокаго роста, чисто бритый, черноволосый, съ прической, точно лакомъ покрытой, на проборъ, съ сухимъ, замкнутымъ, волевымъ лицомъ, съ тонкими губами и холодными, узко поставленными стальными глазами. Ему было за тридцать. Онъ повидалъ войну, и орденская ленточка украшала петлицу его костюма. Всегда безукоризненно и со знанiемъ мужской моды и того, гд? что над?ть, од?тый, съ ум?ло подобранными въ тонъ и цв?тъ галстухомъ и платочкомъ, онъ былъ всегда и везд? прим?тенъ. Никто не ум?лъ такъ красиво носить фракъ, такъ од?ться на морскомъ пляж? въ пижаму, такъ быть хорошъ въ теннисныхъ трусикахъ и фуфайк?, какъ Джемсъ Холливель. Самый изящный мужчина англiйской колонiи въ Париж?! He было, казалось, спорта, котораго онъ не зналъ бы. Онъ пл?нилъ Ану своей прекрасной верховой ?здой и знанiемъ лошади. На площадк? «Багатель» въ Булонскомъ л?су онъ былъ непоб?димъ въ полло. Онъ прекрасно игралъ въ теннисъ и былъ постояннымъ партнеромъ миссъ Аны. Онъ отлично игралъ въ гольфъ и былъ благородно красивъ въ игр? въ бриджъ. Онъ ум?лъ править автомобилемъ и, кажется, леталъ на аэроплан?. Совершенн?йшiй
герой романа второй четверти двадцатаго в?ка и мудрено ли, что Ана такъ легко согласилась быть его женой? Она была ему достойной во вс?хъ отношенiяхъ парой. Красавица въ первомъ цв?тенiи красоты, изящная, стройная, строго воспитанная, прекрасная спортсменка, она не отставала ни въ чемъ отъ жениха. Она ?здила безупречно, играла въ теннисъ и бриджъ и на дняхъ добилась зав?тной мечты - получила картъ розъ на право управлять автомобилемъ.
        Ана подъ руководствомъ той Русской барышни, съ к?мъ она проходила уроки Русскаго языка, читала романы Тургенева и Гончарова. Героинь этихъ романовъ она не понимала. Он? казались ей скучными и вялыми. Разсужденiя героевъ ей представлялись ненужными. Джемсъ Холливель вполн? удовлетворялъ ея вкусу. Она была очень молода и ея мать говорила ей, что можно бы и подождать съ бракомъ, но для чего ждать? Она была д?вушкой своего в?ка. У нея былъ современный взглядъ на бракъ. Въ немъ бракъ открывалъ ей свободу и давалъ возможность выявить свое «я». Бракъ, хотя она и настаивала на его церковности и смутно в?рила, что это «таинство», все таки былъ для нея н?что въ род? торговаго договора, гд? честность предполагалась съ об?ихъ сторонъ. Для Аны мистеръ Холливель былъ джентельменъ. Онъ былъ офицеромъ. Ана выросла въ уваженiи къ этому званiю. Ея названый братъ былъ убитъ на войн?. Ея отецъ былъ на этой же войн? тяжко раненъ. Въ офицер?, въ представленiи Аны, было достаточно благородства, чтобы безтрепетно отдать свою судьбу въ руки офицера Королевской армiи.
        Въ ихъ кругу было принято посл? свадьбы совершать путешествiе, и Ана мечтала по?хать на с?веръ, куда нибудь въ фiорды Норвегiи, или даже въ Россiю, недоступную для Русскихъ, но вполн? удобную для «интуристовъ». Это было бы такъ любопытно посмотр?ть страну своихъ настоящихъ родителей. Ее тянула и Манчжурiя, гд? на постовой квартир? Русскаго офицера она родилась. Голосъ крови говорилъ въ ней. Но ея мужъ былъ связанъ д?лами въ Париж? и какъ разъ въ это время онъ получилъ важное служебное порученiе, м?шавшее ему покинуть Парижъ. Мать предложила имъ устроиться на ея квартир? на avenue Henri Martin, a caма у?хала на морской курортъ въ Бретани. Она прислала свой прекрасный Пакхардтъ своей дочери и дала его въ полное ея распоряженiе.
        Такъ въ старыхъ привычныхъ рамкахъ началась для Аны новая замужняя жизнь. Кое отъ чего ей хот?лось бы отмахнуться и забыть. И, когда оставалась она одна, а это бывало каждое утро посл? прогулки верхомъ, она начинала сознавать, что все таки для брака, кром? всей этой красивой вн?шности, ее окружавшей, нужна была еще и какая то особенная всепрощающая и все принимающая любовь. Ее у нея не было. И, можетъ быть, Тургеневскiя героини, кого она не понимала, были счастлив?е ея. Но было поздно. Тогда начала она задумываться надъ жизнью, заниматься самоанализомъ и невольно сл?дить за мужемъ.
        Онъ былъ джентльменомъ и безупречнымъ мужемъ, но онъ былъ далекъ отъ нея. Она всю себя, со вс?ми своими чувствами, думами, переживанiями и вопросами отдала ему. У нея ничего не было скрытаго отъ него. Онъ былъ замкнутъ, и она, его жена, не знала даже, гд? и ч?мъ онъ служитъ. Онъ капитанъ королевской армiи.
        Но гд? его полкъ? Онъ не состоитъ военнымъ атташе. Но онъ занятъ, онъ не въ отпуску. Онъ служитъ. У него есть портфель съ бумагами, всегда закрытый на ключъ, и этотъ ключикъ онъ носитъ на тонкой ц?почк? на груди. Его часто и даже ночью вызываютъ къ телефону и когда онъ говоритъ, онъ прикрываетъ дверь кабинета и говоритъ въ полголоса. Онъ получаетъ много газетъ и писемъ. Онъ получаетъ телеграммы и не любитъ, чтобы въ его отсутствiе она, его жена, ихъ распечатывала. Телеграммы служебныя и часто шифрованныя. Посл? нихъ онъ бываетъ озабоченъ и какъ ни хорошо онъ скрываетъ свои чувства, она видитъ, что онъ обезпокоенъ. Это ее обижало. Можетъ быть потому, что она была Русской, и въ сердц? своемъ носила другое понятiе объ отношенiи мужа къ жен?.
        Утромъ они ?здили верхомъ. Потомъ мужъ переод?вался и у?зжалъ иногда до самаго об?да. Она играла на роял?. Въ четыре часа въ громадной столовой накрывали чайный столъ, наставляли пирожныя, варенья и конфеты. Кто нибудь приходилъ. Подруги по консерваторiи, игроки въ теннисъ. I1Iелъ пустой св?тскiй разговоръ. Говорили о политическихъ новостяхъ, о паденiи рабочаго министерства въ Англiи, о планахъ Макдональда, о его высокомъ патрiотизм?. Ее это не интересовало. Тогда говорили о новыхъ фильмахъ, о постановкахъ въ театр?, о колонiальной выставк?. Это было ей бол?е по душ?. Она полюбила колонiальную выставку и почти каждый день, когда была хорошая погода, по вечерамъ ?здила съ мужемъ на нее. Ей тамъ казалось, что вс? эти арабы, негры, аннамиты, китайцы знаютъ какую то другую жизнь и что эта ихъ жизнь полн?е и счастлив?е жизни Парижанъ, толпящихся тамъ.
        Однажды къ ней пришелъ въ ея чайные часы безупречно од?тый русскiй князь. Онъ хорошо говорилъ по-англiйски. Онъ мило бес?довалъ съ ея гостями и, пересид?въ ихъ вс?хъ, сказалъ ей, что изв?стiе о гибели «Немезиды» - она и не слышала объ этомъ - нев?рно, что вс?, гость подчеркнулъ слово вс?, живы и здоровы и что все у нихъ идетъ хорошо. Тогда Ана поняла, о чемъ говоритъ этотъ милый заст?нчивый молодой челов?къ. Она покрасн?ла и горячо благодарила его за изв?стiе. Въ этотъ день она поняла, что есть на св?т? люди, бол?е ей дорогiе, ч?мъ ея безупречный мужъ.
        Вечеромъ, возвращаясь съ выставки, они мчались на автомобил? по горящимъ безчисленными огнями выв?сокъ и рекламъ улицамъ Парижа. По троттуарамъ сплошной черной р?кой текли люди. Ана смотр?ла на нихъ. Ей было скучно. Она жал?ла эту толпу. Что у нея, какiе интересы? Она думала о т?хъ, кто теперь на таинственномъ остров? ведетъ громадную патрiотическую работу для спасенiя Родины. Тамъ былъ ея отецъ, тамъ былъ этотъ старый челов?къ, нравившiйся ей больше молодыхъ, кто разсказалъ ей ея прошлое и кто сказалъ ей, что будетъ день, когда она будетъ гордиться отцомъ, какъ ни одна дочь еще не гордилась.

«Да … Тамъ живые … Зд?сь вся эта суета … Зд?сь мертвые» …
        Она косила глаза на мужа. Онъ во всемъ своемъ аристократическомъ великол?пiи, всею своею банальною фигурою, точно соскочившею съ рекламы моднаго портного или съ афиши кинематографа, казался ей не настоящимъ, но т?нью, сошедшею съ экрана. Т?ни города окружали ее.
        Было страшно и до тошноты, до отвращенiя скучно.
        XXVII
        Ha колонiальной выставк?, на открытой сцен?, гд? публика сид?ла подъ жидкими акацiями, Лаосскiя танцовщицы, оперно драматическая труппа изъ Кохинхины и балетъ изъ Камбоджи давали короткiя, принаровленныя для нетерп?ливой Европейской толпы, представленiя.
        Холливели взяли первыя м?ста. Развязный молодой челов?къ, французъ, провелъ ихъ къ глубокимъ мягкимъ кожанымъ кресламъ и усадилъ въ н?сколькихъ шагахъ отъ сцены.
        Открытая небольшая деревянная платформа, устланная коврами, сзади была драпирована шелковою занав?сью, расшитою золотымъ узоромъ. Вправо отъ платформы, на низкихъ табуретахъ с?ли музыканты, для каждаго спектакля свои. Смугло желтые люди, серьезные, молчаливые, невозмутимые, молодые, густо и черноволосые и старые с?дые, челов?къ дв?надцать, въ пестрыхъ розовыхъ, голубыхъ и зеленыхъ шелковыхъ шароварахъ и черныхъ курткахъ, прикрытыхъ европейскимй пиджаками, - было св?жо и они непривычные къ Парижскому климату ежились, - разбирали инструменты, большiе длинные барабаны, ряды связанныхъ вм?ст? камышевыхъ флейточекъ и подобiе скрипокъ.
        Они сейчасъ же и заиграли. М?рно билъ барабанъ, ему вторили флейты и однообразный мотивъ журчалъ усыпляюще, какъ горный ручей.
        Ана внимательно слушала музыку. Она не казалась ей ни скверной, ни скучной. Она понимала ея своеобразную мелодiю и старалась своимъ Европейскимъ ухомъ запомнить ее. У нея въ рукахъ была афиша, гд? по-французски было разсказано то, что будутъ играть на сцен?. Шла «Фаворитка короля». У самой занав?си, посредин? эстрады, въ высокихъ креслахъ съ налокотниками и спинками, с?ли дв? расшитыя въ золото и шелка женщины, одна постарше съ желтымъ лицомъ, другая молодая, нарумяненая и наб?леная, какъ кукла. Ана всматривалась въ нихъ. Он? изображали королевъ. Все время д?йствiя он? просид?ли неподвижно, молодая проп?ла небольшую арiю, а между т?мъ, Ана вид?ла, что он? играли и что игра ихъ была тонка и серьезна. Она заключалась лишь въ перем?н? выраженiя глазъ, въ легкомъ кивк? головою, то отрицательномъ, то положительномъ. У ихъ ногъ разыгрывалась драма. Король Нонъ-Тонъ былъ уличенъ въ связи съ дочерью своего перваго министра, и эти женщины, королевы, требовали, чтобы онъ приговорилъ свою возлюбленную къ смерти. Актриса, игравшая фаворитку короля, изнывала отъ страсти, отъ любви къ королю, отъ сознанiя своей
вины и отъ пониманiя, что смерть для нея неизб?жна. И Нонъ-Тонъ и его фаворитка п?ли по очереди, иногда въ сильныхъ м?стахъ, вдругъ изъ за оркестра, поднимутъ головы сидящiя тамъ женщины и пропоютъ одну дв? фразы, какъ бы утверждая то, что происходитъ между королемъ и его возлюбленной.
        Жалобная п?сня раскручивалась, какъ шелковый клубокъ, вилась, свивалась, терзала сердце и томила.
        - Кошачiй концертъ какой то, - пробормоталъ Джемсъ.
        Ана оглянула публику. Черезъ два м?ста отъ нея старикъ сладко спалъ въ удобномъ кресл?. Публика смотр?ла снисходительно - равнодушно, какъ смотрятъ д?тскiй театръ марiонетокъ въ сквер? у Елисейскихъ полей. Для нея это была экзотическая Азiатчина, на которую можно было смотр?ть, какъ на что то д?тское, наивное, но ч?мъ нельзя было серьезно увлекаться. Ана увлекалась пьесой. Она ей что то напоминала. Ана знала, что когда то, въ дни ея д?тства, у нея была няня китаянка, что она даже была въ китайскомъ театр?, но не могли же далекiя, далекiя д?тскiя воспоминанiя отразиться въ ея душ? и запомниться? Но это было такъ. Китайскiй театръ ее увлекалъ, и она переживала и понимала игру артистовъ.
        Маленькiя балерины изъ Камбоджи начали танцы. Ана смотр?ла на ихъ кошачьи движенiя, на ходьбу босыми ногами на всю ступню, на ихъ б?ло оливковыя толстыя икры и на умильную грацiю движенiя и изломъ рукъ въ прямой ладони. Он? ей нравились.
        Жалобная п?сня раскручивалась, какъ шелковый клубокъ. Вдругъ мистеръ Холливель легкимъ движенiемъ руки коснулся ея перчатки. Ана повернулась къ нему.
        - He правда ли, милая моя Ана, въ этихъ танцахъ, въ этомъ п?нiи, даже въ костюмахъ есть что то, что напоминаетъ мн? т?хъ казаковъ, б?дныхъ Русскихъ, кого мы слушали недавно въ ресторан?.
        Ана вздрогнула. Она вспомнила пестрые шаравары изъ подъ черныхъ и цв?тныхъ черкесокъ, танцы съ мягкими движенiями, удары въ ладони, ритмичное п?нiе и вскрикиванiя, выкручиванiе ладони въ кисти при танц?, - д?йствительно что то общее было. Но это что то было такое неуловимое, что можно было его отыскать и въ любомъ танц?. Она этого не зам?тила. Онъ подм?тилъ. To, что онъ сказалъ, ей сд?лало больно.
        Они сейчасъ встали и пошли къ выходу. Индо китайская музыка разстраивала нервы мистеру Холливелю. Ана шла впереди, пробираясь черезъ толпу, наполнявшую выставку. Она низко опустила голову. Кровь бурно колотила ей въ виски. Ей хот?лось скор?е остаться одиой, наедин? съ самою собой.
        Всю дорогу они молчали. Дома Джемса ждали д?ла, и онъ заперся въ кабинет?. Ана переод?лась въ домашнее удобное платье и с?ла въ будуар? съ книгой въ рукахъ. Она не читала. Она вновь и вновь переживала то, что было на выставк?. Этотъ примитивный китайскiй театръ, п?нiе и музыка, - они журчали и переливались въ ея ушахъ и сейчасъ - и сравненiе мужа съ Русской музыкой и танцами неожиданно глубоко ее зад?вшее, почти оскорбившее были въ ея мысляхъ.

«Разв? я Русская? … Я не помню Россiи … Я никогда въ ней и не была … Родилась въ Кита?, воспитывалась въ Англiи … И т?мъ не мен?е, какъ см?лъ онъ мн? это сказать!?
… Онъ не подумалъ, что это можетъ быть мн? непрiятно … Н?тъ, онъ никогда ничего на в?теръ, зря не скажетъ. Онъ хот?лъ зад?ть, или испытать меня … Онъ испыталъ … Какъ все это странно! … Можетъ быть, это влiянiе барышни, которая занимается со мною или результатъ т?хъ волнующихъ разговоровъ, что я вела съ инженеромъ Долле, но я Русская … Это голосъ крови … Голосъ моего отца Петра Серг?евича Ранцева и моей матери Валентины Петровны, но я Русская, Русская и этого не сотрете никакимъ воспитанiемъ» …
        Ана подошла къ зеркалу, посмотр?ла на отраженiе прекрасной и тонкой, стройной своей фигуры и еще разъ уже громко сказала:
        - Я - Русская …
        Это сознанiе наполнило ея душу гордымъ восторгомъ.
        XXVIII
        Незам?тно подошла Парижская зима. Въ холодномъ туман? рождался день безъ солнца и умиралъ за дождевою с?ткой. Какъ зеркало блистали, отражая огни автомобильныхъ фонарей и рекламы выв?сокъ, черные асфальты улицъ, и самыя улицы казались р?ками съ застывшими водами.
        Въ этой умирающей, плачущей природ? шла небывало напряженная людская жизнь. Происходили ужасныя событiя. «Огонь поядающiй» коснулся людей, невидимая рука чертила на ст?нахъ домовъ среди огненныхъ рекламъ страшныя, сакраментальныя слова, предв?щавшiя гибель. Газеты были полны необычайныхъ заголовковъ. Были взрывы, катастрофы, люди гибли массами тамъ, гд? казалось бы они были въ полной безопасности. Шли сов?щанiя, министры опять раскатывали по вс?мъ странамъ, Лига Нацiй непрерывно зас?дала. Мужъ Аны въ связи со вс?мъ этимъ былъ очень занятъ, озабоченъ и встревоженъ.
        Ана ничего не зам?чала. Она все еще была ребенкомъ и жила растительною жизнью. Утреннiя прогулки изъ за погоды были сокращены. Скакать было нельзя: - Джемсъ берегъ свой костюмъ и не хот?лъ быть забрызганнымъ грязью. ?здили шагомъ и рысью. Дорожки Булонскаго л?са были мокры. Дома въ комнатахъ было такъ темно, что съ утра зажигали электричество.
        У Аны оставалось одно удовольствiе: - она каталась на автомобил?, которымъ сама правила.
        Она про?хала благополучно черезъ площадь Этуаль и вы?хала на avenue Victor Hugo. У въ?зда на него остановился трамвай. Никто не выходилъ и никто не входилъ. Ана продолжала ?хать. У панели стояло два полицейскихъ съ велосипедами. Они были въ большихъ темно-синихъ англiйскаго фасона фуражкахъ въ темно-синихъ курткахъ и съ револьверами на широкихъ черныхъ поясахъ. Одинъ изъ нихъ сд?лалъ знакъ, чтобы Ана остановила машину. Ана повиновалась. Полицейскiй подошелъ къ ней.
        У Аны быстро забилось сердце. Румянецъ покрылъ ея щеки.
        - Почему мадамъ не остановила машину на остановк? трамвая?
        - Потому что никто не входилъ и не выходилъ, - отв?тила Ана. Она была ув?рена въ своей правот?.
        - Все равно вы должны были остановить. Пожалуйте вашу карту. Гд? вы живете?
        Ана достала изъ кожанаго кармана въ автомобил? документы и подала ихъ полицейскому. Онъ отм?тилъ что-то въ своей книжк?.
        - Можете ?хать, мадамъ.
        Ана пустила автомобиль. Шофферъ, сид?вшiй рядомъ съ нею, сказалъ спокойно:
        - Вамъ придется заплатить маленькiй штрафъ.
        За дневнымъ чаемъ Ана разсказала о приключенiи - оно все еще волновало ее - своимъ подругамъ француженкамъ и англичанкамъ. Она не утаила отъ нихъ, что это ее разстроило. Надъ нею посм?ялись.
        - Конечно, ажанъ былъ правъ. Вы кругомъ не правы. Да, это такiе пустяки. Съ нами это бываетъ по сто разъ въ годъ …
        Для нея это не были пустяки. Можетъ быть, потому, что она была Русская, и ей т? п?вицы и танцовщицы, кого она вид?ла въ Лаосскомъ театр? на выставк? ближе, ч?мъ вс? эти холодно, слишкомъ холодно в?жливые полицейскiе агенты.
        Разговоръ о ея «аксидан?«прекратился. Заговорили о томъ, что теперь вс?хъ такъ волновало. О борьб? съ коммунистами, шедшей во всемъ мiр?.
        - Вамъ, мадамъ Холливель, теперь должно быть особенно интересно жить, - сказала молодая француженка. - Вы у самаго источника всего новаго.
        Ана широко раскрытыми глазами посмотр?ла на говорившую. - «Почему», было въ ея взгляд?.
        - Ахъ, милая наша Ана еще такой ребенокъ, - сказала старая англичанка. - Я думаю, Ана, вамъ временами должно быть страшно за мужа.
        Ана искренно ничего не понимала. Старая англичанка пояснила ей.
        - Дорогой Джемсъ служитъ въ «Intelligence Service». Это всегда было опасно. Теперь это такая великая, полная самопожертвованiя служба.
        Ана просила поясненiй. Старая англичанка снисходительно посмотр?ла на нее и сказала:
        - Лучше спросите вашего мужа …
        На другой день утромъ Ана собралась ?хать къ портних?. Въ закрытой шляпк?, - изъ-подъ нея видны были только низъ щекъ и подбородокъ, - въ дорогой шубк?, легко облегающей ея тонкое, стройное, т?ло, она подошла къ зеркалу. Ея Русская борзая сл?довала за нею. С?рый м?хъ красилъ лицо Аны. Черезъ плечо Ана посмотр?ла на себя.

«Да, очень хорошо. И собака такъ идетъ къ ея изящной и длинной фигур?. Она дополняетъ ее».
        Ана погладила собаку. Она ждала мужа. Онъ долженъ былъ ?хать съ нею.

«Intelligence Service» - думала Ана. - «Это на Downing Street въ Лондон?. Разв?дка обо всемъ, что д?лается на б?ломъ св?т?. Говорятъ … Много преступленiй …»
        Вчера вечеромъ она сказала это мужу. Онъ сначала разсм?ялся.
        - А гд? въ мiр? н?тъ преступленiй? И что преступленiе, что н?тъ, кто скажетъ?
        - Господь Богъ, - тихо сказала Ана.
        - Господь Богъ, - отв?тилъ посл? н?котораго раздумья Джемсъ. - Это очень хорошо тамъ … На неб? … На земл??.. Боюсь, на земл? нужны другiе прiемы.
        - Преступленiя?..
        - Можетъ быть, и то, что при изв?стномъ взгляд?, люди сочтутъ за преступленiе. To, что выгодно … To, что нужно …
        Онъ прервалъ разговоръ. Всю ночь онъ не спалъ и былъ очень задумчивъ. Утромъ онъ не ?здилъ верхомъ. Ана ?здила одна съ на?здникомъ мадамъ Ленсманъ мистеромъ Томпсономъ. Почему-то вспоминала, какъ она ?здила съ эльзасцемъ мосье Пьеромъ и какъ хорошо тотъ ?здилъ и какъ почему-то былъ ей дорогъ и милъ.
        Она еще разъ посмотр?ла на себя.

«Да, правда, очень хороша … Но разв? это жизнь?.. Я хочу … я хочу … Я хочу жизни, а не прозябанiя … Я хочу подвига … Это в?рно потому, что во мн? течетъ Русская кровь. Я хочу любви настоящей, какъ любила Анна Каренина, о которой мы теперь читаемъ съ маленькой и милой княжной.

«Эта княжна посвятила меня въ свою тайну. Она «сестра Братства Русской Правды». И я вотъ уже н?сколько нед?ль тоже сестра. Я даю деньги на ту работу, что ведутъ они
… и мой отецъ … У меня … На мн? ихъ простой братскiй крестъ … Тутъ подвигъ, тамъ преступленiе. Тутъ говорятъ о спасенiи родины, тамъ о томъ, что выгодно … Выгодно? . кому? …»
        Ана гордо подняла голову.
        - Я - Русская.
        Дверь тихо раскрылась. Въ ея спальню безъ предварительнаго стука вошелъ ея мужъ. Она повернулась къ нему.
        - Что теб?? - холодно и строго сказала она. Джемсъ былъ очень хорошъ. «Что и я хороша?.. He правда-ли?.. Что же ты ничего не скажешь?.. Ты видишь … И шубка, и шляпка, и собака … Все стиль … Я твоя … Твоя жена … Ну прижми меня къ себ? …. Поц?луй, хоть разъ въ неурочное время. Восхитись. Сними твою холодную красивую маску», - говорили ея глаза.
        Сложная игра ея чувствъ отражалась въ ея глазахъ. Джемсъ Холливель ничего этого не вид?лъ. Онъ былъ ч?мъ-то сильно занятъ и озабоченъ. Безпокойный пламень гор?лъ въ его суровыхъ стальныхъ глазахъ. Ана не зам?чала этого. Можетъ быть, она над?ялась поб?дить его своею красотою и съ безсознательнымъ, милымъ, д?тскимъ кокетствомъ она сказала:
        - Отчего ты не постучалъ?.. Я могла быть не од?та.
        - Я къ теб? … По д?лу, - холодно и строго сказалъ Холливель.
        - По д?лу?.. Я слушаю.
        - Я, откровенно говоря, не хот?лъ путать тебя въ эту исторiю. Я понимаю, что у тебя могутъ быть свои чувства … Н-но … другихъ путей не вижу … Найти помимо тебя не удалось … Ты должна мн? помочь и какъ англичанка Англiи и какъ жена мужу.
        - He говори такими загадками … Я ничего не понимаю, - сказала Ана. Ея глаза расширились отъ удивленiя. «Вотъ какъ», - думала она. - «To я была куклой, ребенкомъ, придаткомъ, и едва ли нужнымъ, къ таинственной жизни капитана Холливеля, им?ющаго секретный портфель съ ключикомъ на ше? … Теперь я понадобилась
… Ему … И Англiи … He слишкомъ ли торжественно это звучитъ?.. У меня теперь тоже есть своя тайна. Русская княжна меня посвятила въ общество, у котораго есть такiе крестики. И тамъ написано: «Господи спаси Россiю» … Россiю … He Англiю … Посмотримъ» …
        - Я слушаю.
        - Тутъ неудобно говорить. Пойдемъ ко мн? въ кабинетъ.
        Ана наклонила голову и покорно прошла въ рабочiй кабинетъ мужа, гд? на большомъ стол?, среди груды газетъ и бумагъ, лежалъ таинственный портфель. Дверь въ прихожую была притворена, другую дверь въ столовую капитанъ Холливель плотно заперъ.
        Холливель подошелъ къ столу и оперся рукою на портфель. Ана стала у двери въ прихожую.
        - Ну-съ … Ана, я говорю серьезно … И я прошу тебя понять то, что я скажу теб? и отв?тить мн? со всею серьезностью. Довольно ребячества.
        Ана нагнула голову. Это движенiе могло обозначать и готовность слушать и согласiе отв?тить на вс? вопросы.
        - Ана, пока событiя не выходили, такъ сказать, изъ Русскихъ рамокъ, не затрагивали мiровой политики - «Downing Street» могло молчать. Теперь это вышло за пред?лы Русскихъ интересовъ. И намъ приходится властно вм?шаться въ это д?ло, Ибо оно затрагиваетъ интересы Англiи.
        Мистеръ Холливель сд?лалъ паузу. Онъ хот?лъ, чтобы его жена сосредоточилась и поняла его. Лицо Аны стало серьезно. Что-то д?тски молитвенное появилось на немъ.
        - Въ Россiи большевики гибнутъ … Возможно, что власть отъ нихъ перейдетъ въ руки Русскаго нацiональнаго правительства … Возможно - къ Императору …
        - Слава Богу!
        - Ты не понимаешь, что говоришь, - съ жестокою р?зкостью сказалъ Холливель.
        - Н?тъ, - воскликнула Ана. Она скрестила руки на груди. Ея глаза сiяли и гор?ли внутренними огнями, въ голос? дрожали слезы. - Н?тъ … Я все отлично понимаю. Будетъ Императоръ! He будетъ большевиковъ! Отлично понимаю. Это значитъ - прекратятся нев?роятныя, неисчислимыя страданiя Русскаго народа, и миллiоны рабовъ станутъ свободными. Это значитъ - прекратится неслыханное жестокое гоненiе на христiанъ и пресл?дованiе православной в?ры … He будетъ пытокъ… Разстр?ловъ невинныхъ … Совращенiя д?тей … Вс?хъ этихъ ужасовъ, которые слишкомъ долго терп?лъ цивилизованный мiръ.
        - Глупости говоришь Ана … Наслушалась эмигрантскихъ бредней. Россiи быть не должно
… Счастливымъ случаемъ … Ловкимъ ходомъ Германской дипломатiи Россiи были навязаны большевики. Никто тогда не ожидалъ, что это такъ удастся. Большевиками Россiя стирается съ лица земли. Никогда не будетъ она не только сильной, но никакой Россiи не будетъ. У европейскихъ народовъ развязываются руки для свободной, ник?мъ не ст?сненной политики на Восток? и вм?ст? съ т?мъ громадная первобытная страна открывается для колонизацiи … Русскихъ ожидаетъ участь негровъ. Уничтоженiе Россiи - это величайшая проблема второй четверти двадцатаго в?ка. Это разр?шенiе вс?хъ нын?шнихъ кризисовъ, устраненiе безработицы, голода, отъ котораго страдаютъ народы Западной Европы и въ первую очередь Англiя. И вдругъ теперь, когда, казалось, большевики навсегда и безповоротно поработили Русскiй народъ, ведутъ его къ физическому уничтоженiю и постепенно сами подчиняются Европ?, рабы поднялись противъ поработителей … На с?вер? Россiи формируется армiя … По вс?мъ городамъ идутъ возстанiя … Ихъ уже не могутъ усмирять. Доведенная до отчаянiя сов?тская республика обратилась къ европейскимъ странамъ за помощью. Ей р?шено помочь. Она
должна вс?мъ Европейскимъ банкамъ и надо выручить т? деньги, т? миллiарды фунтовъ и марокъ, которыя даны сов?тской республик?. Въ Берлин? на Беренъштрассе, въ банк?, гд? въ кладовыхъ хранились международные капиталы въ золот? и валют?, собралось сов?щанiе международныхъ банкировъ для обсужденiя м?ръ помощи сов?тской республик?. И вдругъ во время зас?данiя неизв?стнымъ составомъ, весь этотъ банкъ со вс?ми его кладовыми, съ банкирами и служащими былъ выжженъ до тла … Дальше идти некуда … Это же война всему мiру!..
        - Это война большевикамъ и т?мъ, кто имъ помогаетъ, - твердо сказала Ана.
        Холливель пожалъ плечами.
        - Прекрасно-съ. Война. Идти съ войсками безсмыслица. Да и никакiя войска въ Россiю не пойдутъ… Гиблое м?сто … Но … мы узнали, откуда это все идетъ … У нихъ … у т?хъ Русскихъ, кто все это безобразiе д?лаетъ, есть вожди и база. Надо уничтожить эту базу. Лишенное помощи и руководства извн? возстанiе затихнетъ и большевики смогутъ его подавить своими силами. Но вотъ въ чемъ б?да. Наше безподобное «Intelligence Service» опред?лило, что работу противъ большевиковъ ведутъ, - Холливель помолчалъ, выпрямился во весь ростъ и, устремивъ глаза прямо въ голубо-зеленые ясные глаза Аны, съ силою сказалъ:
        - Главарями этого возстанiя, его руководителями … инженеръ Долле и … твой отецъ ротмистръ Ранцевъ … Но гд? они устроили свою базу со вс?ми этими неслыханно ужасными смертоносными снарядами, намъ раскрыть до сего времени не удалось. Ты, Ана, должна мн? помочь въ этомъ … Во имя Англiи … Ради моей карьеры.
        - Я этого не знаю.
        Ана низко опустила голову. Ея грудь часто поднималась. Волненiе ея было такъ сильно, что она едва стояла на ногахъ. Она приложила об? руки къ груди, чтобы утишить бiенiе сердца. Ея лицо было очень бл?дно. Только что она думала о Россiи и о подвиг? и вотъ и Россiя и подвигъ встали передъ нею въ страшной близости. Россiя блистала подвигомъ борьбы и поб?ды, и въ этомъ блеск? на первомъ м?ст? стояло имя ея отца. Она не вид?ла, да если бы и увидала, не обратила бы вниманiя какимъ гн?вомъ зажглись глаза ея мужа при ея отв?т?.
        - Неправда … Ты лжешь, - уже не сдерживаясь, закричалъ капитанъ Холливель.
        - Я не лгу … И я попрошу тебя не кричать на меня … Я къ этому не привыкла.
        - Ты лжешь, - повторилъ, съ трудомъ справляясь съ собою, Холливель. - За дв? нед?ли до того, какъ я сд?лалъ теб? предложенiе, на верховой прогулк? въ Булонскомъ л?су къ теб? подъ?халъ челов?къ на бурой лошади.
        Ана еще ниже опустила голову.
        - Вы говорили по-Русски, не ст?сняясь меня … Такъ знай же, - вдругъ переходя на Русскiй языкъ и снова повышая голосъ, продолжалъ Холливель - я прекрасно знаю этотъ языкъ … Кто подъ?зжалъ къ теб? и кого ты мн? представила, такъ невнятно назвавъ его фамилiю?..
        Ана молчала.
        - Я скажу теб? кто. Инженеръ Долле. Тотъ самый, за к?мъ мы давно сл?димъ и кто посл?днiе годы велъ двойную жизнь и то былъ инженеромъ Долле, то таинственнымъ капитаномъ Немо. Все намъ изв?стно. Не думай, что своимъ укрывательствомъ ты кого-нибудь спасешь или поможешь д?лу. Ты сд?лаешь лишь то, что тайну раскроетъ кто-то другой, а не я - твой мужъ. Раскрытiе этой тайны - это не только карьера въ нашемъ в?домств?, но и большая награда. Это имя. Это стать знаменитостью … Ты понимаешь это … Намъ выгодно это … Выгодно … Этимъ все сказано … Выгодно … Что же ты молчишь?.. Ты Русская, или англичанка?..
        - Я - Русская, - глухимъ, придушеннымъ голосомъ сказала Ана. - Я не знаю, гд? они
… Да, если бы и знала … Вотъ пытай меня, жги живою все равно никогда, никому и ни за что не выдамъ. Я всею душою съ ними … И я люблю сперва Россiю, которой не знаю и потомъ Англiю, гд? я выросла и воспиталась и которой я столькимъ обязана.
        - А… Русская, - съ глубочайшимъ презр?нiемъ сказалъ капитанъ Холливель.
        Онъ прошелся по кабинету. Никогда онъ не выходилъ такъ изъ себя. Въ углу, на полк? лежали разныя вещи, вывезенныя имъ изъ Закавказья, когда онъ былъ въ Батум? на оккупацiи. Холливель остановился у полки. Его глаза загор?лись безумнымъ огнемъ. Онъ увидалъ кавказскую серебряную въ черни плетку. Онъ схватилъ ее и, сжимая въ стальной рук?, подошелъ къ Ан?.
        - А, Русская, - въ страшномъ гн?в? повторилъ онъ. - Рабыня!.. Ты понимаешь только языкъ кнута. Я заставлю тебя говорить … Гд? скрылись инженеръ Долле и этотъ … Петръ Ранцевъ?..
        Онъ поднялъ надъ головою нагайку.
        - Я теб? говорю, - грубо крикнулъ онъ, - отв?чай …
        Его рука медленно опустилась. Ана встр?тила его гн?вный взглядъ такимъ пристальнымъ взглядомъ голубо-зеленыхъ глазъ, что онъ не смогъ выдержать его. Изъ нихъ излучалась вся прекрасная ея душа. Холливель понялъ, что въ этотъ мигъ онъ все потерялъ. Онъ сжался, какъ сжимается зв?рь подъ взглядомъ укротителя.
        Пятясь бокомъ, не спуская глазъ съ мужа, Ана подошла къ двери въ прихожую, выскользнула въ нее, быстро открыла наружную дверь и выб?жала на л?стницу. Собака, поднявшая шерсть дыбомъ, сл?довала за нею. Холливель провелъ рукою по волосамъ и быстро пошелъ къ дверямъ. Ана уже сб?жала внизъ. Пресл?довать было см?шно.
«Консьержъ … Что онъ подумаетъ?.. Вернется … Тогда поговоримъ» …
        Шофферъ молча открылъ передъ Аной дверь. Ана вскочила въ карету. Шофферъ с?лъ у руля.
        - Куда прикажете?..
        - Въ La Baule, no Орлеанской дорог?.
        - У насъ не хватитъ эссенцiи.
        - Возьмемъ по дорог?.
        - Мосье приказалъ къ пяти часамъ подать машину. Я не посп?ю.
        - Кому вы служите?
        - Слушаюсь, мадамъ ….
        Машина мягко тронулась и понеслась, спускаясь къ набережной Сены. Въ большой карет?, въ глубокихъ мягкихъ подушкахъ, совс?мъ утонула худенькая, стройная женщина, забившаяся въ неистовой тоск? въ самый уголъ. У ногъ ея, уткнувъ морду въ ея башмаки, легла стройная Русская борзая. У задняго окошка безпомощно мотался
«фетишъ» - арлекинъ въ б?ломъ колпак?.
        Сквозь мучительную боль оскорбленiя, тревогу и заботу о близкихъ и дорогихъ и о своемъ будущемъ, неясно, неосознанно, кротко и радостно вставало воспоминанiе о темномъ, тяжеломъ жел?зномъ восьмиконечномъ крестик?, вис?вшемъ у нея на ше?, гд? на темномъ металл? блистала четкая надпись чеканными б?лыми буквами:

«Господи, спаси Россiю» …
        ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
        ОГОНЬ ПОЯДАЮЩIЙ

…"И внегда скорб?ти ми призвахъ Господа и къ Богу моему воззвахъ: услыша отъ храма святого своего гласъ мой и вопль мой предъ Нимъ внидетъ во уши Его.

«И подвижеся и трепетна бысть земля и основанiя горъ смятошася и подвигошеся яко прогн?вася на ны Богъ.

«Взыде дымъ гн?вомъ его и огнь отъ Лица Его воспламенится: углiе возгор?ся отъ Него.

«Избавитъ мя отъ враговъ моихъ сильныхъ и отъ ненавидящихъ мя: яко утвердишася паче мене» …

«Въ т?снот? моей я призвалъ Господа и къ Богу моему воззвалъ. И Онъ услышалъ отъ чертога Своего голосъ, и вопль мой дошелъ до слуха Его.

«Потряслась и всколебалась земля, дрогнули и подвиглись основанiя горъ; ибо разгн?вался Богъ.

«Поднялся дымъ отъ гн?ва Его и изъ устъ Его огонь поядающiй; горячiе угли сыпались отъ Него.

«Избавилъ меня отъ врага моего сильнаго и отъ ненавидящихъ меня, которые были сильн?е меня» …

    Псаломъ Давида 17. ст. 7, 8, 9 н 18.
        I
        Въ одномъ н?мецкомъ, маленькомъ, чистенькомъ, отчасти даже курортномъ городк? на большихъ круглыхъ тумбахъ, стоявшихъ на углахъ улицъ, гд? вис?ли обыкновенно программы курзальнаго оркестра, объявленiя гостинницъ, ресторановъ и кафе, изображенiя розоваго, с?доусаго, блаженно улыбающагося челов?ка съ чашкою дымящагося кофе въ рукахъ и съ надписью «Kaffe Haag» и всякая подобная реклама мирнаго, домашняго вида, появились однажды бл?дно-желтыя афиши. Ими объявлялось, что въ самомъ лучшемъ кинематограф? городка «Олимпiи» будетъ всего только два раза показана знаменитая фильма: «Panzer Kreuzer Potemkin». Былъ об?щанъ «Ton-film» въ постановк? самого Эйзенштейна. Публика приглашалась посмотр?ть, какъ взбунтовавшiеся матросы будутъ убивать своихъ офицеровъ. Ей об?щали гулъ и ревъ толпы, звуки музыки, революцiонныя п?сни, крики и стоны отчаянiя. Ей об?щали, что первый разъ эта фильма пойдетъ безъ всякихъ цензурныхъ ур?зокъ и пропусковъ. Скандалъ былъ еще въ томъ, что по требованiю Имперскаго Reichs-Wehr-a эта фильма вообще была запрещена къ постановк? въ государствахъ н?мецкаго союза, кром? именно того
маленькаго бывшаго герцогства, гд? былъ этотъ городокъ. Соцiалистическое правительство во iмя свободъ не нашло возможнымъ запретить постановку революцiонной фильмы сов?тскаго производства самого Эйзенштейма.
        На другой день посл? появленiя афишъ подл? нихъ были наклеены маленькiя б?лыя афишки, гд? крупно было напечатано, что граждане города приглашаются не ходить на это представленiе и не пос?щать сов?тскихъ фильмовъ во изб?жанiе непрiятныхъ переживанiй. Подъ этимъ приглашенiемъ стояли три никому непонятныя и ник?мъ не расшифрованныя буквы: "В.R.W.»
        Эти маленькiя афишки к?мъ-то срывались по ночамъ, но неизм?нно къ утру на ихъ м?ст? появлялись новыя. Полицiя и жители городка ломали головы надъ т?мъ, кго могъ ихъ напечатать. Шрифтъ приглашенiя былъ такой, какого не было въ единственной м?стной типографiи. Это былъ старинный тяжелый готическiй шрифтъ, точно соскочившiй съ деревяннаго набора Гуттенберга. Такiе шрифты еще можно было найти въ Iен? или въ Лейпциг?. Сначала подозр?нiе упало на Хитлеровцевъ. Но отъ этого скоро пришлось отказаться. Хитлеровцы непрем?нно поставили бы сверху свой поруганный крестъ «свастику», да и анонимныя воззванiя не были въ ходу у нихъ.
        Эти афиши, какъ большiя, большевицкiя на желтой бумаг?, такъ и маленькiя, предостерегающiя, анонимныя, сд?лали то, что въ день показа фильмы, несмотря на удвоенныя ц?ны, кинематографъ ломился отъ зрителей. He только приставныя м?ста были вс? заняты, но и сзади стояла большая толпа. Много было м?стной молодежи въ рабочихъ каскеткахъ, въ рубашкахъ съ небрежно повязанными красными галстухами, со значками серпа и молота на булавкахъ, въ распахнутыхъ пиджакахъ, а то и совс?мъ безъ нихъ и стриженныхъ д?вицъ съ жирными ляжками и толстыми голыми икрами въ короткихъ обтянутыхъ платьяхъ. Но, сзади въ ложахъ и въ «шперръ зицъ», была и бол?е солидная публика. Тамъ сид?ли богато од?тыя дамы, мужчины въ смокингахъ и черныхъ визиткахъ … Это были снобирующiе иностранцы, кого, какъ породистую собаку на гнiющую падаль, влекли такого рода зр?лища, гд? пахло политическимъ скандаломъ.
        Въ зрительномъ зал? стоялъ глухой гулъ. Весь залъ им?лъ видъ «гала» представленiя. Несмотря на то, что по ст?намъ вис?ли плакаты: «rauchen ist polizeiscb verboten», впереди вздымались дымки и попыхивали вонючiя папироски. Сов?тская фильма еще не началась, а уже разлагающе д?йствовала на толпу. См?хъ, нечелов?ческое фырканiе и точно ржанiе раздавались въ театр?. Ждали совс?мъ особеннаго наслажденiя зр?лищемъ зв?рскихъ убiйствъ.
        Фильма началась при полной тишин?. Зрители увидали прекрасный броненосецъ, чистыхъ, щеголевато од?тыхъ матросовъ въ ихъ характерныхъ Русскихъ безкозыркахъ съ ленточками, красивыхъ, ловкихъ офицеровъ и капитана съ благообразнымъ лицомъ въ черной с?д?ющей бород?. Шли обычныя утреннiя работы на броненосц?. Раздавались команды, звонили склянки, свистали боцманскiя дудки. Миръ и тишина были на корабл?. Яркая панорама б?лой, л?зущей на гору Одессы, залитой солнечными лучами, стояла за нимъ.
        Все это казалось красивой сказкой невозвратнаго прошлаго, а вм?ст? съ т?мъ каждый чувствовалъ, что это то и была подлинная правда старой «Царской» жизни Русскаго военнаго корабля. Среди зрителей даже удивлялись, что сов?ты могли такъ поставить.
        Потомъ … Что-то тревожное прошло по кораблю. Щелкая босыми пятками, проб?жали матросы. Д?ловито прошелъ каптенармусъ, боцманъ поб?жалъ съ докладомъ, слышались, какъ всегда въ звуковой фильм?, неестественные глухiе, точно и нечелов?ческiе голоса, кто-то сочно выругался и въ переднихъ м?стахъ театра раздался довольный см?хъ и гоготанiе. На кухню, въ кубрикъ, неторопливой походкой прошелъ судовой врачъ, загримированный подъ Чехова. За нимъ шелъ, пожимая плечами, старшiй офицеръ.
        Въ привезенномъ для об?да матросамъ мяс? копошились крупные черви.
        Все наростая шелъ по броненосцу гулъ возбужденной толпы. Матросы выб?гали на бакъ. Грозные выкрики раздавались оттуда. Фильма была поставлена на н?мецкомъ язык? и значенiе угрозъ было понятно зрителямъ. Офицеры собрались на палуб?. Команды неторопливо и съ ропотомъ строились. Боцмана и каптенармусы стали на правомъ фланг?. Вышелъ командиръ и обходилъ команду. Шелъ опросъ. Все было такъ, какъ должно было итти на всякомъ благоустроенномъ корабл?, ибо везд? въ жаркую погоду могло произойти такое досадное происшествiе.
        Матросы не удовлетворились заявленiемъ капитана. Надъ разорвавшимся строемъ поднялись черные кулаки и кто-то изъ команды сталъ говорить страстную возбуждающую р?чь. Офицеры взошли на мостикъ. Былъ вызванъ караулъ. Отдана команда стр?лять по взбунтовавшимся матросамъ … И вдругъ изъ тысячи глотокъ грянулъ «интернацiоналъ» … Настала напряженн?йшая минута представленiя. Зрители живо переживали ее. Въ переднихъ м?стахъ подп?вали интернацiоналу. Съ минуты на минуту ожидали кровавой расправы матросовъ надъ офицерами. Караулъ опустилъ ружья. Въ матросской толп? появились вооруженые люди, и какой-то штатскiй на язык?, отзывавшемъ жаргономъ, началъ говорить р?чь. Ея смыслъ былъ - убiйство и бунтъ …
        И вотъ тутъ-то и произошло н?что странное. Сзади, тамъ, гд? т?сною толпою стояли люди, кто-то весело, отъ души разсм?ялся.
        На него злобно шикнули. Раздались негодующiе, озлобленные выкрики. Но къ см?ющемуся присоединился другой, третiй и черезъ какую-нибудь минуту, - п?нiе на экран? «интернацiонала» еще не усп?ло смолкнуть, - весь залъ хохоталъ какимъ-то спазматическимъ, ненатуральнымъ страннымъ см?хомъ. Хохоталъ и операторъ. Моторъ остановился. Интернацiоналъ умолкъ. Изображенiе матросской толпы застыло и исчезло. Хохочущая, хватающаяся отъ см?ха за животъ д?вица-капельдинеръ, догадалась пустить св?тъ.
        Странное, дикое зр?лище представлялъ изъ себя зрительный залъ. Вс? въ немъ хохотали. Одни, недвижно откинувшись на спинки креселъ, другiе, чуть не катаясь отъ см?ха. Поняли, что это см?хъ бол?зненный, ч?мъ-то вызванный.
        Потомъ, на допрос?, н?которые показывали, что будто ч?мъ-то кислымъ пахнуло, и они тогда не могли сдержать вдругъ подступившаго припадка см?ха. Щеки свело спазмой, ротъ непроизвольно открылся и см?хъ до слезъ овлад?лъ ими.
        Представленiе было прервано. Публика, все продолжая неудержимо хохотать, выходила изъ театра. И долго по тихимъ улицамъ городка, раздавалось на разные тона, то грубое мужское: «хо-хо-хо», то визгливое, истерическое женское: «хи-хи-хи» …
        Сов?тскiй фильмъ былъ сорванъ. Другое его представленiе не состоялось.
        Не было никакого сомн?нiя, что кто-то пустилъ въ залъ газъ, вызывающiй см?хъ. Но кто?.. Хитлеровцы?.. Католики?.. Не въ м?ру усердный офицеръ Рейхсвера?..
        Въ т? дни Германiя раздиралась партiйною борьбою, и отъ каждой партiи можно было ожидать такой выходки.
        Это было во взбудораженной Германiи, утратившей хладнокровiе и чувство порядка. Но такiе бол?зненные припадки см?ха стали овлад?вать зрителями везд?, гд? ставили сов?тскiя фильмы. Такъ же точно до неприличiя дико см?ялись въ Париж?, на Елисейскихъ поляхъ, гд? вздумали показывать «Бурю надъ Азiей», такъ же хохотали на большихъ бульварахъ на «Желтомъ билет?«и на «Деревн? гр?ха». Будто въ вид? безплатнаго приложенiя къ сов?тской фильм? давалась большая порцiя совс?мъ нездороваго см?ха, посл? котораго приходилось долго и основательно л?читься.
        Фильмы «Сов-кино» исчезли изъ репертуара Европейскихъ кинематографовъ.
        Эти странныя исторiи не только съ фильмами, но и вообще со вс?ми предметами сов?тскаго производства стали происходить повсюду и охватывать положительно вс? отрасли сов?тской промышленности.
        Люди, «покушавшiе» сов?тской св?жей, или паюсной икры, точно вдругъ приняли здоровую порцiю кастороваго масла. Д?йствiе бывало почти моментальное, что при многолюдныхъ парадныхъ об?дахъ и собранiяхъ, съ дамами и барышнями, и въ большихъ ресторанахъ вызывало скандальныя катастрофы. Пробовали посылать жестянки съ икрою на химическое изсл?дованiе, но ничего не могли обнаружить. Такое же д?йствiе оказывали конфеты «Моссельпрома», консервы фабрики «Пищевикъ», наливки «Старъ», словомъ, все то, что ввозили въ Европу «Аркосъ», всевозможные «Амторги», «Дерутра» и просто сов?тскiя Торгпредства. И не только продукты пищевые были гд?-то заражены и испорчены, но были испорчены и такiе, казалось бы громоздкiе предметы, какъ бревна. Ихъ ставили подъ дорогiя механическiя пилы. Пила вр?залась въ нихъ, какъ въ масло и вдругъ разлеталась на куски, какъ стеклянная. Глубоко въ бревно былъ забитъ стальной клинъ. Сов?тская нефть сама воспламенялась - и были случаи гибели аэроплановъ и подводныхъ лодокъ, были пожары на судахъ и страшныя крушенiя автомобилей. Сов?тская торговля замерла.
        У нея оказались «вредители».
        И это уже не были вредители инженеры, кого сов?тская власть привлекала къ показательному суду и безпощадно разстр?ливала, это не были маленькiя группы сов?тскихъ ученыхъ, не могшихъ преодол?ть развала сов?тскаго производства, - это были невидимые, неуловимые вредители, вся масса сов?тскихъ гражданъ рабочихъ.
        Гд?-то … Гд??.. Везд? … На промыслахъ и фабрикахъ … Въ упаковочныхъ мастерскихъ … На товарныхъ станцiяхъ … Въ вагонахъ жел?зной дороги, въ товарныхъ складахъ …. Въ пароходныхъ трюмахъ … Въ иностранныхъ складахъ или въ лавкахъ … Чортъ ихъ знаетъ гд?.. Возможно - везд? - сид?ли люди, такъ искусно портившiе товары сов?тскаго производства, что никто не могъ ихъ поймать. Кто были эти люди? … Ихъ, очевидно, были тысячи … Это былъ весь Русскiй народъ, ненавидящiй лютой ненавистью большевиковъ. Эта ненависть коммунистическихъ рабовъ къ своимъ господамъ не была новостью для сов?тскаго правительства. Оно ее знало. Оно, сознавая ее, обезвредило народъ. Прикр?пило его къ фабрикамъ и заводамъ, загнало въ кр?постные кол-хозовъ. Большевики отлично понимали, что народъ ничего не можетъ сд?лать вреднаго для нихъ безъ основательной помощи извн?. Кто-то, значитъ, извн? снабжалъ эти тысячи вредителей совс?мъ особенной, утонченной, еще никому неизв?стной «химiей». Кто-то снабжалъ политическихъ каторжанъ на л?сныхъ разработкахъ стальными клиньями и научилъ ихъ незам?тно загонять въ дерево. Кто-то, притомъ же совершенно
невидимый и неуловимый, заграницей ходилъ по кинематографамъ и пускалъ газы. Кто-то подм?шивалъ къ нефти составъ, заставлявшiй ее взрываться. Этотъ невидимый «кто-то» былъ везд?.
        Были ли это «капиталисты», вздумавшiе такимъ образомъ бороться съ надо?вшимъ и подрывавшимъ ихъ торговлю дампингомъ, были ли это «б?ло-бандиты», было это таинственное Братство Русской Правды?.. Сов?тское внутреннее и заграничное Гепеу разрывались на части въ поискахъ виновныхъ. Сов?тское правительство снеслось съ
«Intelligence Service» въ Лондон? и съ «Surete Generale» во Францiи, прося ихъ оказать сод?йствiе.
        Въ самый разгаръ разсл?дованiй, не приводившихъ ни къ какимъ результатамъ, опытный англiйскiй агентъ, капитанъ Холливель, прилет?вшiй всего на два часа изъ Парижа въ Лондонъ на аэроплан?, сд?лалъ на Downing Street докладъ, гд? доказалъ, что между отплытiемъ изъ Сенъ-Назера парохода «Немезида» съ статистами труппы кинематографическаго общества «Атлантида» и событiями, въ корень подрывавшими торговлю и международный авторитетъ Сов?тской республики есть несомн?нная связь. По его мн?нiю, - «Немезида» не могла погибнуть. Гибель ея была инсценирована, ибо, если бы въ Атлантическомъ океан? погибло такое большое судно, гд?-нибудь, въ водахъ ли, на берегу ли, были бы найдены какiе-нибудь предметы съ погибшаго парохода: спасательные буйки, трупы утонувшихъ людей, скамейки, шлюпки и т. п.
«Немезида» же исчезла, не оставивъ по себ? сл?да. По его настоянiю были обысканы острова Галапагосъ. Но и тамъ не было найдено ничего подозрительнаго. Капитанъ Холливель настаивалъ на необходимости во что бы то ни стало отыскать, куда же д?вались люди такъ таинственно исчезнувшiе.
        Докладъ капитана Холливеля произвелъ впечатл?нiе. Какъ ни мала была группа статистовъ общества «Атлантида», она оказывала большое д?йствiе. Она разрушала Сов?тскую республику. Въ Европ? понимали, что гибель большевиковъ въ Россiи могла предв?щать возстановленiе Россiйской Имперiи. Этого нельзя было допустить. Съ уничтоженiемъ въ Россiи большевицкаго режима падала вся проблема спасенiя рабочихъ Европейскихъ странъ. Они теряли громадную, уже вымирающую страну, подлежащую заселенiю. Еще того бол?е были взволнованы капиталисты и банкиры. Крахъ громадныхъ предпрiятiй, связанныхъ съ сов?тами, пугалъ Европейскiя правительства. Были созваны чрезвычайныя конференцiи для разр?шенiя вопроса помощи большевикамъ и выручки ихъ.
        III
        Въ «Запискахъ изъ Мертваго дома» Достоевскаго описана страшная «Николаевская» каторга. Нельзя безъ содроганiя читать эту книгу. Бритыя наполовину головы каторжниковъ, клейменые лбы, спины, исполосованныя ударами палокъ и плетей, рубцы, проступающiе въ бан?, на пару, какъ св?жiя раны, звонъ кандаловъ … И за вс? годы каторги, сколько бы ихъ ни было, челов?къ ни на одну минуту не остается одинъ …
«На работ? всегда подъ конвоемъ, дома съ двумя стами товарищей и ни разу, ни разу - одинъ» … …"Кром? вынужденной работы, въ каторжной жизни есть одна мука, чуть ли не сильн?йшая, ч?мъ вс? другiя. Это вынужденное общее сожительство. Общее сожительство, конечно, есть и въ другихъ м?стахъ, но въ острогъ-то приходятъ такiе люди», - пишетъ ?. М. Достоевскiй, - «что не всякому хот?лось бы сживаться съ ними, и я ув?ренъ, всякiй каторжный чувствовалъ эту муку, хотя, конечно, большею частью, безсознательно.» …Для лицъ образованнаго класса, семейнаго воспитанiя, культуры, если и не очень утонченной, то все-таки не каторжной, ко всему этому прибавлялись совершенно особыя - именно каторжныя, ужасныя, нравственныя мученiя. - …"Скажу одно: - что нравственныя лишенiя тяжел?е вс?хъ мукъ физическихъ. Простолюдинъ, идущiй на каторгу, приходитъ въ свое общество, даже, можетъ быть, еще въ бол?е развитое. Онъ потерялъ, конечно, много - Родину, семью, все, но среда его остается та же. Челов?къ, образованный, подвергающiйся по законамъ одинаковому наказанiю съ простолюдиномъ, теряетъ часто несравненно больше его. Онъ
долженъ задавить въ себ? вс? свои потребности, вс? привычки, перейти въ среду для него недостаточную, долженъ прiучиться дышать не т?мъ воздухомъ. Это рыба, вытащенная изъ воды на песокъ … И часто для вс?хъ одинаковое по закону наказанiе обращается для него въ десятеро мучительн?йшее. Это истина… Даже если бы д?ло касалось однихъ матерiальныхъ привычекъ, которыми надо пожертвовать» …
        Но все-таки «Мертвый домъ» былъ прежде всего домъ, и притомъ населенный живыми людьми. Въ немъ были комнаты, или палаты, въ немъ были покои, отд?льныя кухни и въ нихъ старшiе изъ арестантовъ и надсмотрщики-инвалиды. Въ покояхъ были деревянныя нары, на которыя не запрещалось положить тюфячокъ и подушку, завести себ? свое од?яло. У каторжниковъ была собственность - сундучки съ замками, гд? хранилось ихъ благопрiобр?тенное имущество и кое-какой инструментъ, потому что вс? каторжники въ свободное время, а зимою особенно его было достаточно, занимались своимъ д?ломъ. Они зарабатывали свои деньги. Они были въ тепл? и сыты. Пища была достаточная и приличная, а хл?бъ славился и за острогомъ. Они были од?ты въ каторжное платье, они ходили въ ужасную баню, и когда доходило д?ло до какой-то черты - они, - правда, съ опасностью наказанiя - «гуляли», то-есть пьянствовали …
        Да … «шумъ, гамъ, хохотъ, ругательства, звукъ ц?пей, чадъ и копоть, бритыя головы, клейменыя лица, лоскутныя платья, все - обруганное, ошельмованное … да, живучъ челов?къ … Челов?къ есть существо ко всему привыкающее, и, я думаю, это самое лучшее его опред?ленiе» …
        Въ «Мертвомъ Дом?«были люди, знавшiе за собою вину, совершившiе преступленiе. Можетъ быть, не сознавшiеся въ немъ, не раскаявшiеся и не раскаянные, какъ они сами про себя говорили: - «мы - народъ грамотный» …, «мы погибшiй народъ …. Не ум?лъ на вол? жить, теперь ломай зеленую улицу, пов?ряй ряды …. Не слушался отца и матери, послушайся теперь барабанной шкуры. Не хот?лъ шить золотомъ, теперь бей камни молотомъ». Какъ ни куражились они, какъ ни фанфаронили, ни «держали свою линiю», какъ ни форсили - душа ихъ была надломлена преступленiемъ - «арестанты почти вс? говорили ночью и бредили. Ругательства, воровскiя слова, ножи, топоры чаще всего приходили имъ въ бреду на языкъ. «Мы народъ битый», - говорили они - «у насъ нутро отбитое, оттого и кричимъ по ночамъ» …
        Собранные на каторгу со всей Россiи они не сживались никогда, и сплетни, кляузы, интриги и доносы между ними процв?тали. «Чортъ трое лаптей сносилъ, прежде ч?мъ насъ собралъ въ одну кучу», - говорили они про себя сами, а потому сплетни, интриги, бабьи наговоры, зависть, свара, злость были всегда на первомъ план? въ этой кром?шной жизни. Никакая баба не въ состоянiи была быть такой бабой, какъ н?которые изъ этихъ душегубцевъ» … «Въ острог? доносчикъ не подвергается ни мал?йшему униженiю, негодованiе къ нему даже немыслимо. Его не чуждаются, съ нимъ водятъ дружбу, такъ что, если бы вы стали въ острог? доказывать всю гадость доноса, то васъ бы совершенно не поняли» …
        Таковъ былъ «Мертвый домъ», описанный Достоевскимъ.

«Челов?къ есть существо, ко всему привыкающее» - но къ тому, что творилось на большевицкой каторг?, никто и никогда не могъ привыкнуть. Это не былъ даже
«Мертвый домъ», - и прежде всего потому, что по существу никакого тутъ дома и не было.
        На берегу широкой, полноводной, холодной р?ки, быстрыми, зеленоватыми струями несущейся къ студеному морю, большую часть года замерзшей, на опушк? громаднаго л?са, наскоро, грубо и криво были накопаны ушедшiя въ землю землянки. Жалкiя трубы жалкихъ печей не могли прогр?ть ихъ холодную сырость, и въ нихъ было всегда холодно и мглисто. Зимою вода въ нихъ замерзала. Арестанты согр?вались животнымъ тепломъ. Въ этихъ землянкахъ было н?которое подобiе наръ, но этихъ наръ не хватало и на половину пом?щенныхъ въ нихъ людей, и арестанты валялись везд?: на полу, въ проходахъ, подъ нарами. Если въ «Мертвомъ дом?«, описанномъ Достоевскимъ, воздухъ былъ ужасенъ «какой-то мефическiй», особенно по утрамъ, то зд?сь по настоящему не было воздуха. Его не хватало на вс?хъ обитателей землянокъ. Страшный смрадъ и вонь стояли въ землянкахъ. Отъ нихъ на смерть задыхались люди … He было утра, когда изъ землянки не таскали бы умершихъ. Зд?сь жизнь была невозможна. Люди, шатаясь, выходили по утрамъ на работы, они получали урокъ, и они знали, что имъ никогда не выполнить этого урока. Онъ былъ выше ихъ силъ. И тогда -
с?ченiе каленымъ шомполомъ, клейменiе горячимъ жел?зомъ, зв?рскiя убiйства, сопровождаемыя такими кошмарными подробностями, когда разстр?лъ уже считался роскошью.
        И ни минуты наедин?!.. Тутъ было не дв? сотни арестантовъ, какъ въ «Мертвомъ дом?«, но въ такихъ же холодныхъ, сырыхъ и смрадныхъ землянкахъ пом?щались десятки тысячъ мужчинъ, женщинъ и д?тей. Населенiе ц?лой губернiи было собрано со всей Россiи и брошено сюда на умиранiе.
        Теплая вода съ капустными листьями, съ плавающей въ ней вонючей воблой, окамен?лый, похожiй на глину, даже и въ вод? не размякающiй хл?бъ - были ихъ пищей. Они не им?ли ничего своего и не могли заниматься своими работами. Ихъ од?вали въ платье и б?лье, снятое съ загнивающихъ труповъ, надъ ними изд?вались надсмотрщики чекисты. Среди чекистовъ было щегольствомъ, своеобразнымъ шикомъ, выдумать особенное нравственное мученiе, изобр?сти острую физическую боль, унизить и оплевать челов?ка.
        Чекисты складывали обнаженные трупы у входа въ женскую уборную и держали ихъ тамъ до полнаго гнiенiя. Они тщательно наблюдали за поднадзорными и, если зам?чали какой-то проблескъ радости у арестанта, - они доискивались причины ея и уничтожали ее.
        Это было совершенное подобiе ада. Никакая фантазiя не могла выдумать бол?е совершенныхъ мученiй для челов?ка. Самъ дьяволъ смутился бы отъ совершенства челов?ческой подлости и гнусности, отъ см?си жестокости и наглости, изобр?тенныхъ большевиками для своихъ каторжанъ.
        Когда въ мутномъ с?верномъ разсв?т?, босые, въ опоркахъ, въ лаптяхъ, въ какихъ-то остаткахъ бывшей когда-то обуви эти люди, звеня кандалами, тянулись въ
        л?съ, чтобы рубить и пилить деревья, и кругомъ нихъ шли чекисты охраны съ ружьями, въ теплыхъ полушубкахъ и шапкахъ - казалось, что идутъ одни чекисты, а между ними страшнымъ призракомъ тянется с?рое вид?нiе изможденной толпы мучениковъ, скользитъ и колеблется, будто безплотное. Странно было думать, что эти люди идутъ работать. Какъ могли они работать, когда, казалось, въ нихъ не оставалось и малой искры жизни?
        У каторги «Мертваго дома» были свои п?сни, она даже устраивала спектакли. Эта каторга не п?ла. Она не слагала своихъ арестантскихъ каторжныхъ п?сенъ. Она никогда и никакъ не «гуляла». Она быстро и в?рно вымирала, и одни, хороня другихъ, знали, что и ихъ ждетъ такое же закапыванiе въ землю безъ обряда и молитвы, какъ падали.
        И при всемъ томъ вс? они сознавали, что они то мен?е всего походили на каторжниковъ. За ними не было никакого преступленiя, и никакъ не могли они себя назвать въ этомъ отношенiи: «грамотными». Они не были «погибшимъ народомъ», они ум?ли - и еще какъ! - жить на вол?. Были среди нихъ богатые, степенные мужики, кр?пкiе хозяева, трудолюбивые землед?льцы, купцы и ремесленники, были офицеры, инженеры, профессора, учителя … Они «слушались отца и матери» - за что же выпало на ихъ долю теперь - слушаться «барабанной шкуры»? Они «шили золотомъ» - они работали и трудились - такъ за что же ихъ теперь послали «бить камни молотомъ»?..
        Жестокая эта несправедливость, зло, казалось, вопiющее къ небу ихъ постоянно мучило, терзало и оскорбляло, но оно же давало неизсякаемую надежду, чистую, глубокую в?ру, что все это простое недоразум?нiе и что это неизб?жио должно им?ть конецъ. Добро должно восторжествовать надъ зломъ. Они были сосланы на большiе сроки и вид?ли, что тутъ р?дко кто и годъ выживаетъ, а все ждали правды Божiей, своего - просто чудеснаго освобожденiя. Наканун? смерти изсохшiй, изголодавшiйся сов?тскiй каторжникъ, трясущiйся въ посл?дней лихорадк?, жадно гляд?лъ вдаль, за р?ку, гд? по низкому берегу ледяной в?теръ мелъ песокъ и шевелилъ голыми прутьями жидкой осоки, и ждалъ, ждалъ, ждалъ чуда освобожденiя, прихода созданныхъ долгими мечтами «б?лыхъ» …
        IV
        И все-таки тутъ - жили.
        Въ три часа ночи, когда вся казарма-землянка была погружена въ мертвый, кошмарный сонъ, когда воздухъ былъ такъ тяжелъ и густъ, что, казалось, выпретъ узкiя, запот?лыя стекла изъ рамъ, или подниметъ тяжелую, землею заваленную крышу, въ углу казармы внезапно чиркала спичка, вспыхивала синимъ бродячимъ пламенемъ сов?тская с?рянка, мигала, качаясь и разгораясь и, наконецъ, зажигала св?чу.
        Это ?ома ?омичъ ?оминъ садился читать запрещенную книгу - Библiю. И сейчасъ же, точно, кто ихъ растолкалъ, поднимались его сос?ди - Венiаминъ Германовичъ Коровай, Бруно Карловичъ Бруншъ, Серг?й Степановичъ Несвитъ, Гуго Фердинандовичъ Пельзандъ, Владимiръ Егоровичъ Селиверстовъ и Селифонтъ Богдановичъ Востротинъ.
        И зд?сь, какъ въ «Мертвомъ дом?«, не было принято говорить, за что кто сид?лъ, но совс?мъ по другой причин?. Прежде всего почти никто и самъ не зналъ, за что его сослали. Зд?сь тоже доносы, интриги и сплетни процв?тали, а многiе тутъ жили подъ чужими именами и тщательно скрывали свое прошлое, ибо весьма часто это прошлое грозило смертью. Такъ Коровай никому не открывался, что въ прошломъ онъ былъ у?зднымъ исправникомъ, Бруншъ никому не разсказывалъ, что онъ - профессоръ физики, юноша, мальчикъ Несвитъ - братъ Русской Правды, у Пельзандта былъ свой аптекарскiй магазинъ, Селиверстовъ въ Великую войну командовалъ батареей, а Востротинъ былъ богатый и домовитый казакъ.
        Къ этой зажигаемой въ глубокой ночи ?оминымъ св?чк? ихъ вс?хъ влекла жажда услышать какое-то другое слово, а не в?чную дневную ругань и свары каторжанъ и чекистовъ. Ихъ влекъ къ себ? и особенный, не похожiй на другихъ характеръ ?омы ?омича. ?оминъ никого и ничего не боялся, открыто говорилъ всякому все, что было у него на душ? и полнымъ равнодушiемъ, даже какимъ-то восторженнымъ отношенiемъ къ пыткамъ и наказанiямъ сражалъ самыхъ свир?пыхъ чекистовъ. Съ нимъ было прiятно поговорить, онъ такъ просто и откровенно высказывалъ и «испов?дывалъ» свою нич?мъ непоколебимую в?ру въ Бога и Его милосердiе. Онъ все говорилъ безъ сов?тской утайки, безъ вранья и оглядки.
        Онъ появился на каторг? только л?томъ, и не вс? знали его исторiю.
        - Вы спросите его, Бруно Карловичъ, - шепнулъ профессору Коровай, - какъ онъ сюда попалъ. Казалось бы простая сов?тская исторiя, а такъ онъ ее разскажетъ - театра никакого не надо.
        - А онъ не обидится?
        - Что вы! Простой совс?мъ челов?къ. Очень обязательный.
        Профессоръ спросилъ.
        - Я то съ?.. Вы спрашиваете за что? - быстро и д?йствительно очень охотно отозвался ?оминъ. Все его лицо, въ с?дыхъ космахъ бороды, осв?щенное снизу св?чою, покрылось с?тью маленькихъ морщинъ. - Прежде всего, сударь, надо вамъ сказать, кто я есть? Ибо съ этого моего происхожденiя и вышла вся моя печальная исторiя. А есть я - ?ома ?омичъ ?оминъ, и наше имя во вс? роды черезъ ?иту писалось … И родитель мой и вс? наши были, что называется, съ ?итою. Сестрица у меня ?екла, а д?душка ?едоръ, сами, при своемъ образованiи, понимаете, какъ должны такiя имена изображаться. Вотъ съ этой самой ?иты и начались вс? мои несчастiя.
        - ома ?омичъ помолчалъ немного, пожевалъ губами и добавилъ съ какою-то печальною укоризною:
        - Они меня, знаете, черезъ ферта прописали.
        - Ну и что же дальше? - сказалъ профессоръ, когда ?оминъ не сталъ продолжать свой разсказъ.
        - Такъ вотъ въ виду, знаете, такой ихъ неделикатности, пошелъ я въ комиссарiатъ объясняться. Тамъ, знаете, молодой такой челов?къ и говоритъ мн?, что ?ита, молъ, еще при временномъ правительств? упразднена, н?тъ, значитъ, совс?мъ ?иты. Я, васъ гражданинъ, спрошу, что разв? можно челов?ка упразднить, если онъ, и отецъ его, и весь родъ его съ ?иты начинается?.. Конечно же нельзя. Всякiй это понимаетъ. Я имъ все это и разъяснилъ. А тотъ, знаете, челов?къ, что онъ про себя изображаетъ, Богъ одинъ знаетъ, грубо и нагло, съ нахрапомъ сталъ на меня кричать: - «мы можемъ и тебя самого упразднить, ежели много тутъ разговаривать будешь». Я имъ и говорю:
«отлично я васъ понимаю, что вы можете къ ст?нк? поставить и челов?ка вывести въ расходъ, но фамилiи уничтожить вы никакъ не можете, на это у васъ уже н?тъ власти, и она какъ была, такъ и остаться должна съ ?итою … Вотъ съ этого и стали они, знаете, меня пресл?довать. He понравился видно, я имъ. Кто я? Кронштадскiй м?щанинъ и им?лъ даже свою мелочную лавочку на Зеленной улиц?. Скажите, можно разв? упразднить и то, что я м?щанинъ? Это можетъ сд?лать только царь или, если по суду - лишенiе правъ. Они, знаете, мою лавку упразднили, можно сказать, въ два счета-съ. Просто сказать - разграбили. Это мн? очень даже понятно. Когда революцiя, когда генералы царя арестовали - тогда что же!.. Мелочную лавку разграбить тогда за милую душу, конечно, можно. На это у меня къ нимъ претензiи никакой даже н?тъ. Народъ, значитъ, гуляетъ, свои права взялъ. Мн? его права очень понятны: гуляй, пьянствуй, на твоей улиц? праздникъ. Капиталъ у меня, однако, былъ припрятанъ. Я перемогся, выждалъ, знаю, все одно безъ меня никогда не обойдутся. Какъ можетъ быть государство безъ м?щанина? Вижу, съ голоду пухнетъ по городамъ
народъ. Торговля - мн? д?ло съ измалол?тства знакомое. Занялся я м?шечничествомъ. Черезъ короткое, значитъ, время и этого оказывается нельзя. На вокзалахъ пошли обыски, даже, правду сказать, разстр?ливали за это … Значитъ - упразднили они и м?шечниковъ… Я опять малое время перебился, потому понимаю, что все это временно и безъ торговли они все равно никакъ не проживутъ. И точно-съ скоро появились то, что называется «частники». Ну и я сталъ, зна-читъ, «частникомъ» … Названiя какiя ни придумывай, д?ло остается одно - торговля, д?ло мн? хорошо знакомое. Я свое д?ло понималъ, кому надо дать - давалъ, нельзя въ нашемъ д?л? безъ этого… Но-о, - ?ома ?омичъ тяжко вздохнулъ, - но, упразднили они, значитъ, и частника. Остался я безъ д?ла и сталъ по зав?ту отцовъ и д?довъ нашихъ писанiе читать. Опять же книгу священную Библiю читать надо ум?ючи. Вотъ они говорятъ, - ?ома ?омичъ кивнулъ на профессора Брунша, что это есть только исторiя Еврейскаго народа …. Это по ихъ, такъ сказать, свободомыслiю такъ только имъ представляется. Эта книга есть пророческая, и на вс? времена и в?ки отв?чающая книга. He всякому,
конечно, дано понимать, что къ чему отношенiе им?етъ, однако, им?лъ я случай уб?диться, что тамъ и вс? наши теперешнiя д?ла ран?е предусмотр?ны.
        - Вы намъ прочтите, что вы тамъ про Сталина и Ленина нашли.
        - Это Венiаминъ Германовичъ, я съ большимъ даже удовольствiемъ прочту, потому, что такъ оно и будетъ. Непреложная это истина.
        - ома ?омичъ досталъ изъ подъ тряпья довольно отрепанную книгу, перекрестился, поц?ловалъ ее, отлистнулъ, видимо хорошо ему знакомое м?сто и, нагнувшись къ страницамъ, приготовился читать, но вдругъ поднялъ голову. Блаженно счастливая улыбка появилась на его изборожденномъ морщинами лиц?.
        - Мн? это м?сто очень даже памятно, потому я за это самое м?сто и зд?шнюю каторгу отбываю. Какъ, значитъ, прочелъ я его, меня словно что окрылило. Долженъ я или н?тъ властямъ предержащимъ предупрежденiе сд?лать о томъ, какая имъ опасность угрожаетъ. Вотъ, знаете, взялъ я Библiю и пошелъ въ Райсов?тъ нашего центральнаго района, въ камеру помпрокурора, на Гражданскую улицу, въ N 26. Приняли меня незамедлительно, потому я прямо сказалъ, что им?ю доложить объ опасности, угрожающей властямъ предержащимъ. Развернулъ я книгу и сталъ имъ читать и толковать.
        - ома ?омичъ нагнулся надъ Библiей и началъ торжественно и тихо читать, медленно выговаривая слово за словомъ:
        - «Валтасаръ царь сотвори вечерю велiю вельможамъ своимъ тысящи мужемъ. Предъ тысящею же вiно, и пiя Валтасаръ рече при вкушенiи вiна, еже принести сосуды златы и сребряны, яже изнесе Навуходоносоръ отецъ его изъ храма Господа Бога, иже въ Iерусалим?, и да пiютъ въ нихъ цари и вельможи его, и наложницы его и возлежащыя окрестъ его …»
        - ома ?омичъ поднялъ голову отъ книги и сказалъ;
        - Въ т? дни и раньше производилось по приказанiю еще Ленина изъятiе церковныхъ сосудовъ изъ церквей и ободранiе иконъ. Я и сказалъ помпрокурору: - «а знаете вы, гражданинъ, что ожидаетъ за сiе самого товарища Сталина?..». Онъ мн? говоритъ,
«что им?ете сказать - говорите». Я и прочелъ имъ: - «Въ той часъ изыдоша персты руки челов?чи и писаху противу лампады на повапленiи ст?ны дому царева, и царь видяще персты руки пишущiя. Тогда царю зракъ изм?нися, и размышленiя его смущаху его, и соузы чреслъ его разслабляхуся, и кол?на его сражастася … … Тутъ, значитъ, они меня перебили и говорятъ: - «переходите, товарищъ ближе къ д?лу. Бросьте вашу книгу, говорите, что знаете». Я имъ докладываю; - «это не я знаю, это сказалъ пророкъ Даиiилъ и сказалъ про нын?шнiя времена». Тутъ одинъ сталъ говорить:
«гоните его въ шею», a помпрокурора сказалъ: - н?тъ, пусть сд?лаетъ заявку до конца». И я сталъ читать. «Царю! Богъ вышнiй царство и величество, и честь, и славу даде Навуходоносору, отцу твоему, и отъ величества еже ему даде, вси людiе, племена, языци бяху трепещуще и боящеся отъ лица его: и ихъ же хотяше убиваше, и ихъ же хотяше бiяше, и ихъ же хотяше возвышаше, ихъ же хотяше той смиряше. И егда вознесеся сердце его и утвердися духъ его еже прозорствовати, сведеся отъ престола царства, и слава и честь отъяся отъ него. И отъ челов?къ отгнася, и сердце его со зв?рьми отдася, и житiе его со дивiими ослы, и травою аки вола питаху его, и отъ росы небесныя оросися т?ло его, дондеже уразум?, яко влад?етъ Богъ Вышнiй царствомъ челов?ческимъ, и ему же хощетъ дастъ е» … И говорю я имъ: - все сiе написано про Владимiра Ильича Ленина, ибо власть его была подобна власти Навуходоносора царя. И кого хот?лъ разстр?ливалъ и кого хот?лъ возвышалъ, въ посл?днiе же дни жизни своей совс?мъ оскотин?лъ и, извините за подробность, - калъ изъ подъ себя бралъ и ?лъ … Они на меня закричали и стали угрожать мн?. Но меня не
испугали, ибо Духъ Господень былъ на мн?. Я выждалъ, когда утихъ гн?въ ихъ и дочиталъ имъ: «Сего ради отъ лица Его послани быша персты ручнiи и писанiе сiе вчиниша. Се же есть писанiе вчиненое: мани, -екел, фарес. Се сказанiе глагола: мани, изм?ри Богъ царство твое и скончае. ?екелъ, поставися въ м?рил?хъ и обр?теся лишаемо. Фapeс, разд?лися царство твое и дадеся Мидомъ и Персомъ».[Note10: Книга пророка Данiила, Гл. 5, ст. 1, 2, 5, 6, 18, 19, 20, 21, 24, 25, 26, 27 и 28.] Вотъ, говорю я имъ, - печальная участь самого Сталина. Разд?лится царство Россiйское и отдано будетъ японцамъ и полякамъ. a самъ Сталинъ смертiю умретъ. Меня, знаете, хот?ли тутъ же и заточить, но помпрокурора сказалъ: - «оставьте гражданина, потому что онъ есть сумасшедшiй и дуракъ». Придя домой, впалъ я, однако, въ большое сокрушенiе. Ибо зналъ я, что за слова мои непрем?нная и неизб?жная меня ожидаетъ кара. Смерти я не такъ боялся, зналъ, что счастiе принять смерть за испов?данiе в?ры, но боялся я заточенiя, ибо тогда мн? придется лишиться главнаго ут?шенiя и услады жизни моей - библiи. Книга эта есть святая книга, но какъ,
знаете, въ союз? сов?тскихъ республикъ все святое упразднено, оставлено одно поганое и, простите за слово - одна похабщина, то и им?лъ я страхъ, что, какъ упразднили они «?иту», какъ упразднили мою лавку, какъ упразднили м?шечниковъ, частниковъ, такъ могутъ они упразднить и мою библiю.
        - ома ?омичъ помолчалъ немного, точно ожидая какихъ то возраженiй, но какъ никто ему не возражалъ, онъ перевелъ дыханiе и продолжалъ торжественнымъ «библейскимъ» стилемъ: -
        - Былъ у меня помощникъ Исай Лукичъ, - съ позволенiя сказать-съ - жидъ-съ. Однако, челов?къ это былъ золотой и в?рности необычайной. Я и сказалъ ему: - «Исай Лукичъ, эта книга есть библiя, книга и вамъ и мн? священная, но по нашимъ сов?тскимъ закокамъ это есть книга запрещенная. Чувствую я, что меня, если не выведутъ въ расходъ, то загонятъ, куда Макаръ телятъ не гонялъ. У меня есть просьба до васъ, если что со мною такое произойдетъ, сохраните мн? эту книгу, не дайте ее на поруганiе. Золотое сердце было у Исая Лукича. Онъ принялъ библiю и говоритъ: - «не извольте безпокоиться, -ома ?омичъ, если васъ куда пошлютъ, я запеку эту книгу въ хл?бецъ и дамъ вамъ, какъ передачу, никто и не узнаетъ ничего. А вамъ бы надо беречь себя и гд? ни на есть укрыться. Гд? же скрываться? Разв? отъ Божьей воли куда уйдетъ челов?къ? Я ждалъ своей участи съ молитвой и упованiемъ на Божiе милосердiе. Л?томъ меня, значитъ, и взяли. Допытывались моей вины. Но какъ никакой вины я за собою не зналъ, то и молчалъ. Тогда меня пытали. Зажимали пальцы между дверьми и дробили суставы.
        - рма ?омичъ показалъ свои руки съ исковерканными пальцами.
        - При пыткахъ я молчалъ, а когда становилось не въ моготу, славилъ Господа, что посылаетъ мн? мученiя. Посл? многихъ мукъ, посадили меня въ вагонъ. Вы знаете, что на каждомъ вагон? царскаго правительства осталась надпись: «сорокъ челов?къ, восемь лошадей». Такъ въ тотъ вагонъ насъ набили побол?е ста челов?къ! Ни теб? с?сть, ни теб? лечь. Дыбомъ стояли всю дорогу, въ т?снот? и, извините-съ, въ нестерпимой вони. Утромъ сунули намъ ведро воды. Произошла большая давка и не только что лицо ополоснуть, но и напиться нико-му не удалось - расплескали всю воду. ?ды же намъ совс?мъ ничего не давали. Я свой хл?бецъ берегъ до чернаго дня, ибо зналъ, какая радость запечена мн? въ томъ хл?бц? - радость в?чная. На третiй день такого нашего путешествiя остановился нашъ по?здъ, открыли двери и кричатъ намъ чекисты: - «выкидайся» … Ну, кто живъ былъ - тотъ самъ выкинулся, а кто умеръ въ такой дорог?, его уже выкинули другiе и какъ падаль закопали возл? полотна. Вотъ такъ то я и попалъ сюда.
        Тутъ взр?залъ я хл?бецъ и обр?лъ в?чное счастiе и радость въ ут?шительномъ слов? святой книги.
        - ома ?омичъ благогов?йно закрылъ книгу и поц?ловалъ ея покрышку. Онъ погасилъ огарокъ. С?рый св?тъ стоялъ за окнами. Арестанты начинали подниматься. Каторжный рабочiй день наступалъ.
        V
        Днемъ припархивалъ мелкiй сн?жокъ. Онъ ложился на мохъ красивыми зв?здочками и не таялъ. Мохъ былъ холодный и ломкiй, и въ глуби его арестанты находили на длинныхъ и кр?пкихъ нитяхъ-стебляхъ алую, крупную клюкву. Небо было синее и было непонятно, откуда падалъ алмазный сверкающiй сн?гъ. И потому ли, что погода была очень ужъ хорошая, тихая, ясная и въ л?су пахло смолою, хвоею и можжевельникомъ, потому ли, что осень несла сокращенiе работъ - какъ то тихо было на душ? у арестантовъ. Ругань и крики не были такъ злобны, какъ всегда. До радости было далеко. Радоваться въ Россiи перестали съ того дня, какъ арестовали Царя, и на улицу вышла шумная гульливая толпа. Но солнце, голубизна высокаго неба, порхающiя въ воздух?, алмазами вспыхивающiя сн?жинки наполняли сердца арестантовъ какою-то вдругъ народившейся надеждою, что должна же случиться въ ихъ судьб? перем?на.
        Въ этотъ день ?ома ?омичъ особенно сiялъ. Точно онъ зналъ новость радостную для вс?хъ, точно прослышалъ про что то и хочетъ сказать, на весь каторжный мiръ крикнуть. Но … кругомъ, какъ и всегда, была охрана, чекисты прислушивались къ каждому слову, сказанному арестантомъ, свои сплетники и наушники готовы были за корку черстваго хл?ба предать. На душ? постепенно посл? утра, давшаго какiя то невозможныя, несбыточныя надежды, становилось тоскливо и жутко. Несвита утромъ арестовали. Въ одномъ изъ древесныхъ стволовъ былъ найденъ загнанный туда стальной клинъ. И хотя стволъ этотъ былъ далеко отъ того м?ста, гд? работалъ Несвитъ, при обыск? обнаружили у него, на веревочномъ крученомъ гайтанчик? небольшой жел?зный восьмиконечный крестъ и на немъ надпись: - «Господи, спаси Россiю». Вотъ за этотъ то крестъ, за эту надписъ и озв?р?ли на него чекисты.
        - Ишь ты, какой гадъ … Россiю надумалъ … Ты бы еще, буржуй, про царя помянулъ … Настоящiй буржуй … Истребляешь ихъ, истребляешь, а они все одно, какъ вошь какая, такъ отовсюду и л?зутъ …
        Несвитъ на допрос? твердо и см?ло заявилъ, что это не онъ загонялъ клинъ въ дерево, но что, если бы у него такой клинъ былъ, онъ непрем?нно его загналъ бы …
«Такъ вамъ, кровопiйцамъ, и надо», сказалъ онъ.
        Вс? понимали, ч?мъ это должно было кончкться: - на разсв?т? должны были Несвита разстр?лять. И потому въ компанiи, окружавшей ?ому ?омича было особенное, разслабленное настроенiе, какое бываетъ всегда, когда есть въ дом? умирающій, тяжко больной челов?къ и еще того бол?е, когда въ дом? ожидаютъ смертной казни близкаго челов?ка.
        Только самого ?ому ?омича это настроеніе точно не коснулось. Онъ, какъ зарядился съ утра своею веселою жизнерадостностью, такъ съ нею и остался до ночи. Когда угомонился баракъ-землянка и темная душная ночь стала кругомъ сторожить тревожный, тяжкiй сонъ каторжанъ, -ома ?омичъ поднялся со своего м?ста и засв?тилъ огарокъ. Онъ не сталъ читать самъ, но дождавшись, пока вс? обычные его слушатели приблизились къ нему, передалъ книгу старому Востротину и сказалъ мягко и умиленно: -
        - Попрошу васъ, Селифонтъ Богдановичъ, читать намъ о вид?нiи Iезекiилевомъ, а я вамъ доложу, какое и мн? сегодня вид?нiе привид?лось.
        Востротинъ благогов?йно принялъ книгу отъ ?омы ?омича, поц?ловалъ ее, открылъ на томъ м?ст?, гд? было заложено ?оминымъ и мягкимъ «церковнымъ» притушеннымъ баскомъ началъ читать: -
        - «И бысть въ тридесятое л?то, въ четвертый м?сяцъ, въ пятый день м?сяца, и азъ быхъ посред? пл?ненiя при р?ц? Ховаръ: и отверзошася небеса, и вид?хъ вид?нiя Божiя».
        Въ землянк? было темно и смрадно. Густой храпъ, всхлипыванiя, икота, присвистъ тысячи людей, задыхающихся въ душномъ воздух?, въ тяжеломъ сн?, сливались въ страшную музыку и сопровождали медлительное, торжественное чтенiе Востротина.
        - «И вид?хъ, и се, духъ воздвизаяйся грядяще отъ с?вера …»
        - Да, такъ оно и было, - прошепталъ ?ома ?омичъ, - отъ с?вера …
        - И облакъ великiй на немъ, и св?тъ окрестъ его, и огнь блистаяйся. И посред? его, яко вид?нiе илектра посред? огня, и св?тъ въ немъ: и посред? яко подобiе четырехъ животныхъ. И сiе вид?нiе ихъ, яко подобiе челов?ка въ нихъ …».
        - Яко подобiе челов?ка въ нихъ, - повторилъ ?ома ?омичъ.
        Востротинъ читалъ, и по м?р? того, какъ онъ прочитывалъ вид?нiе пророка Iезекiиля, торжественн?е и умиленн?е становилось лицо ?омина. Онъ кивалъ головою въ ритмъ чтенiя, смахивалъ слезу и шопотомъ повторялъ прочитанное.
        - «И внегда шествовати животнымъ, шествоваху и колеса держащеся ихъ: и внегда воздвизатися животнымъ отъ земли, воздвизахуся и колеса» …
        - Такъ оно и было: внегда воздвизатися животнымъ отъ земли воздвизахуся и колеса. Такъ точно и я вид?лъ.
        И опять шло м?рное торжественное чтенiе стараго казака, стихъ за стихомъ описывалось необыкновенное явленiе, вид?нное пророкомъ и имъ описанное.
        - «И надъ твердiю, яже надъ главою ихъ, яко вид?нiе камени сапфiра, подобiе престола на немъ, и на подобiи престола подобiе якоже видъ челов?чь сверху». Note11: Пророка Iезекiиля. Глава I, ст. 1, 4, 5, 19 и 26.]
        - To былъ - аэропланъ, - сказалъ съ р?шительной ув?ренностью ?ома ?омичъ.
        - Позвольте, - сказалъ Бруншъ. - Какой, гд? аэропланъ?.. Когда жилъ пророкъ Iезекiиль и какой могъ онъ и гд? вид?ть аэропланъ?
        - Господу доступно показать своему пророку все, что было и все, что будетъ, - сказалъ ?ома ?омичъ.
        - А д?йствительно странно, - сказалъ Селиверстовъ, - пророкъ Iезекiиль словами своего времени и т?ми понятiями, какiя были тогда, совершенно точно описалъ аэропланъ. Колеса, поднимающiяся вм?ст? съ крыльями, сводъ, шумъ пропеллера - и слышахъ гласъ крилъ ихъ, внегда паряху, яко гласъ водъ многихъ, яко гласъ Бога Саддаi: внегда ходити имъ, гласъ слова, яко гласъ полка: и внегда стояти имъ почиваху крила ихъ». - He работалъ пропеллеръ и не было слышно шума. Просто поразительно. Точно и правда пророкъ Iезекiиль вид?лъ когда то аэропланъ …
        - Да точно и вид?лъ, - уб?жденно сказалъ ?оминъ.
        - Подлинно священная книга, - прошепталъ съ глубокимъ волненiемъ Каравай.
        - Такъ вотъ я вамъ и скажу, что и мн? «посред? пл?ненiя при р?ц? нашей», тоже было вид?нiе аэроплана … Я работалъ сегодня далеко отсюда, знаете, гд? л?съ становится р?же, гд? падинка образуетъ маленькую балочку и тамъ лысое, голое м?сто. И работалъ я одинъ, отъ сучьевъ стволы освобождалъ. Работа легкая, сн?жокъ припархиваетъ, Несвита арестовали, повели его смерть принимать за в?ру Божескую, арестуютъ и меня, и мн? Господь пошлетъ смерть однажды и отъ всего этого стало мн? на душ? легко и ясно. Чекисты далеко. Вблизи и арестантовъ никого н?тъ, тихо въ л?су, никакая птица не поетъ, и я словами Давида ко Господу воззвалъ: - «услыша отъ храма святого своего гласъ мой и вопль мой предъ Нимъ внидетъ во уши Его … И подвижеся и трепетна бысть земля и основанiя горъ смятошася и подвигошеся яко прогн?вася на ны Богъ. Взыде дымъ гн?вомъ Его и огнь отъ лица Его воспламенится: углiе возгор?ся отъ Него. Избавитъ мя отъ враговъ моихъ сильныхъ и отъ ненавидящихъ мя: яко утвердишася паче мене».[Note12: Псаломъ Давида, 17 ст. 7, 8,
9 и 18.] Избавитъ мя, избавитъ мя отъ враговъ моихъ сильныхъ!.. такъ повторялъ я въ моленiи моемъ и «се духъ воздвизаяйся грядяще отъ с?вера и облакъ великiй въ немъ». Вотъ такъ, значитъ, я стою на молитв? въ пади, сн?жинки алмазиками порхаютъ, св?тъ тихiй съ неба льется и вижу ростетъ и ростетъ на моихъ глазахъ сн?жинка, становится громадною будто птицею и тихо безшумно падаетъ шагахъ въ ста отъ меня. И вижу - аэропланъ садится на землю.
        - Аэропланъ?.. Безшумно?.. - сказалъ Селиверстовъ.
        - Если челов?ку привид?лось, все можетъ быть, - сказалъ Пельзандъ.
        - Н?тъ, граждане, въ томъ то и д?ло, что это не привид?лось, а и точно съ неба тихо и плавно опустился аэропланъ. Видалъ я самолеты не разъ. И на корпусномъ аэродром? у Вологодско-Ямской слободы и на комендантскомъ пол? у Коломягъ не разъ я видывалъ, какъ приземливаются наши летчики. Такъ это, граждане, было совс?мъ по иному и аэропланъ на наши никакъ не походилъ. Св?тлый, серебряный, не видимый и неслышный.
        - Могли и такой изобр?сти, - сказалъ Бруншъ. - Н?мцы у насъ хорошо работаютъ. Удивительнаго ничего н?тъ. Странно, что никто ничего такъ и не вид?лъ и не слышалъ.
        - Можетъ быть и еще кто вид?лъ, да не говоритъ, боится, - сказалъ Селиверстовъ.
        - Такъ вотъ, граждане, стою я, притаившись, и смотрю, и вижу выскакиваютъ напередъ четыре челов?ка и разб?жались по угламъ пади и стали какъ бы на сторож?, а за ними еще двое. Од?ты въ кожаныхъ курткахъ, видно, - на м?ху и сапоги кожаные добротные, не иначе, какъ въ Москв? или Ленинград? въ Торгсин? получили.
        - Чекисты, - съ глубокимъ разочарованiемъ проговорилъ Бруншъ. - А вы то насъ готовили къ чему то чудесному. В?рно, опять новая регистрацiя, а за нею допросы, пытки и казни …
        - He думаю, чтобы чекисты … Уже очень я кр?пко и съ большою в?рою молился. Огонь поядающiй сошелъ съ неба. Вотъ какъ я думаю.
        - Да почему? - спросилъ Востротинъ. Онъ внимательн?е и все съ большею и большею в?рою слушалъ то, что говорилъ ?ома ?омичъ.
        - Прежде всего - съ лица очень чистые. Чекисты такiе не бываютъ. Одинъ, что впереди пошелъ, высокiй, осанка такая гордая, прямой и с?дой, а лицо моложавое. Другой лицомъ темный, загор?лый и идетъ за пер-вымъ, какъ добрая собака идетъ за охотникомъ, глазъ съ него нг спускаетъ … Сразу, граждане, видно, что это настоящiе, царскiе офицеры.
        - Ну мало ли царскихъ офицеровъ у нихъ въ чекистахъ то служитъ, - сказалъ Пельзандъ.
        - Служатъ, служатъ, это точно, Гуго Фердинандовичъ, а только у т?хъ, кто у нихъ служитъ, всегда есть что то въ лиц? подловатое и идетъ такой, такъ всегда словно ожимается. Точно в?чно надъ нимъ сов?сть.
        - Ну! у такихъ!.. Искать сов?сть!.. - сказалъ Селиверстовъ.
        - И съ лица оба красивые. Между прочимъ, - изъ коммунистовъ кто же красивый?.. Взять Ленина, Калинина, Троцкаго, рожи такiя, что, простите за грубое слово, въ три дня не … … ….А эти …
        - Но, позвольте, - сказалъ Бруншъ, - есть и между коммунистами красивые. Блюхеръ, да тотъ же Луначарскiй или Дзержинскiй …
        - Оставьте, пожалуйста, - сказалъ Коровай, - Дзержинскiй, - я близко его вид?лъ … Точно - херувимъ вербный, а вглядитесь въ его газельи глаза. Дiа волъ, сатана, чортъ … Н?тъ, только уже не Дзержинскiй.
        - Такъ что же вы, -ома ?омичъ, думаете? - спросилъ Селиверстовъ.
        - Я думаю, что такая молитва, какъ была моя, не можетъ быть не услышанной Господомъ. Я думаю: - огнь поядающiй … Вы слышите, какъ тихо, а между прочимъ св?таетъсъ.
        - Ну, такъ что же, что св?таетъ, - сказалъ
        Бруншъ.
        - А какъ что же?.. He слышно, чтобы Несвита разстр?ляли … He приходили опять же людей брать, могилу копать.
        - Положатъ у женскаго отхожаго м?ста … Что имъ …
        Однако, вс? призадумались. И точно, наступалъ часъ подъема. ?ома ?омичъ задулъ огарокъ, припряталъ библiю и продолжалъ сид?ть въ полумрак? на нарахъ.
        Въ землянк? предъутреннимъ особымъ кр?пкимъ сномъ гуд?ли, храп?ли и соп?ли люди. Смрадъ становился нестерпимымъ. За окнами въ с?рыхъ неясныхъ туманахъ нарождался день … Кругомъ въ л?су стыла утренняя тишина.
        - Можетъ быть еще Серг?я Степановича пытать повели, - со вздохомъ сказалъ Востротинъ, - потому и не слышно выстр?ловъ.
        Вс? сид?ли молча и неподвижно. Сырая землянка казалась настоящимъ адомъ.
        VI
        Пришло время открывать казармы, выгонять людей на работы, выдавать кипятокъ и хл?бъ, но никто не являлся въ землянку.
        Проснувшiеся отъ духоты арестанты шум?ли.
        - Покель гноить то насъ будете, - раздавались голоса бол?е см?лыхъ. Покель не подохнемъ вс?. И васъ за то не похвалятъ и намъ не въ моготу дольше.
        - Заснули что ли, архангелы!
        - Просыпайтесь, товарищи, выгоняйте насъ что ли, а то и точно подохнемъ.
        - Имъ что. Имъ, можетъ, такой приказъ отъ начальства вышелъ, подушить насъ вс?хъ.
        Никто не отзывался. Бл?дное утро загоралось огнями солнечнаго восхода и съ?дало туманъ. Маленькiя окна землянки были, какъ въ золот?. Казарма киш?ла поднявшимися людьми. Одни м?шали другимъ, одни наступали на другихъ. Шумъ и говоръ наростали.
        - Полегче, гражданинъ, вы мн? на голову едва не наступили.
        - А вы чего разлеглись на дорог? …
        - А гд? мн? лечь прикажете, когда м?ста нигд? н?тъ.
        Внезапно, точно по команд?, голоса и крики стихли. Въ казарм? стали прислушиваться къ тому, что происходитъ въ л?су.
        - Постойте, товарищи, не шумите такъ.
        - Что тамъ такое?.. Какой сонъ ихъ одол?лъ.
        - Перепились, что ли, какъ тотъ разъ.
        Въ л?су стояла полная торжественная тишина. Ясный, солнечный и, должно быть, теплый день, одинъ изъ посл?днихъ прекраснаго бабьяго л?та наступалъ и несъ съ собою н?что необычайное, странное, и, конечно, гадкое и жуткое, отвратительное, какую то новую придумку палачей чекистовъ.
        - Не подыхать намъ вс?мъ изъ за васъ, - раздался чей то отчаянный голосъ. Челов?къ и крикнулъ это и боялся, что сос?дъ увидитъ и скажетъ на него потомъ. Но уже волна отчаянiя захватила толпу. Съ трескомъ и звономъ разсыпалось отъ сильнаго удара узкое оконце и н?сколько головъ приникло къ отверстiю, жадно ловя чистый воздухъ.
        - Братцы!.. Чудеса!.. Никого и стражи н?тъ. Тогда, точно какое то опьяненiе нашло на людей.
        Страхи были забыты. Дружно навалились на двери и стали выламывать. Доски гнулись, подл? дверей соп?ли, напрягаясь, люди.
        - Полегче, граждане, дышать совс?мъ неч?мъ.
        - Ты, Артемовъ, плечомъ навались.
        - Граждане, пустите, Ерохина. Ерохинъ, тотъ сдвинетъ.
        Наконецъ, дверь вылет?ла изъ рамы. Люди стали выб?гать наружу.
        Тамъ, гд? обыкновенно была стража, не было никого. Было видно, какъ изъ сос?днихъ землянокъ тоже выб?гали люди и, точно почуявъ вольную волю, останавливались въ недоум?нiи и страх?. Н?сколько челов?къ, старшины казармы, въ ихъ числ? Селиверстовъ и Коровай, пошли къ особому городку, гд? въ теплыхъ, отапливаемыхъ баракахъ, по барски, жили чекисты и администрація каторги. Тамъ былъ красный клубъ чекистовъ. Этотъ городокъ былъ окруженъ высокимъ заборомъ изъ заостренныхъ наверху бревенъ, «палями». Впереди палей была еще устроена проволочная загородка. Ворота въ ней были открыты, и самыя главныя ворота въ паляхъ были распахнуты настежъ. Часовыхъ не было.
        Изъ за палей былъ слышенъ чей то сильный, начальническiй голосъ. На него дружно отв?чали, должно быть построенные во фронтъ чекисты.
        - Понимаемъ … Понимаемъ … Слушаемъ… - неслось изъ за палей.
        Арестанты остановились. Чекисты были живы. Ихъ преступленiе - сломанныя въ землянк? двери и выбитыя окна, сейчасъ будутъ обнаружены и жесточайшiя кары посл?дуютъ за самовольный уходъ изъ казармы. Шедшiе къ палямъ стали пятится назадъ.
        - Подыхать надо было намъ, а не своевольничать, - съ тяжелымъ вздохомъ прошепталъ Коровай.
        - Все одно, тамъ ли, тутъ ли, подохнуть, всегда усп?емъ.
        Селиверстовъ и съ нимъ два челов?ка изъ другой землянки, кто былъ посм?л?е, вошли за проволоку и, крадучись по надъ заборомъ, направились къ главнымъ воротамъ. Они заглянули въ нихъ. Кажется, и правда - ничего особеннаго не произошло.
        Вн?шняя охрана, около сотни дюжихъ парней, набранныхъ изъ проштрафившихся чекистовъ, все больше уголовники, убійцы, воры, грабители, насильники, присланные сюда, чтобы изд?вательствомъ надъ сов?тскими каторжанами смыть свои преступленiя и доказать в?рность сов?тской власти, народъ до нельзя грубый и развращенныи властью надъ жизнью и смертью тысячъ подчиненныхъ имъ каторжанъ, люди кр?пкiе и здоровые, стояли въ дв? шеренги на вытяжку. Противъ ихъ фронта, похаживалъ высокiй, статный челов?къ съ с?дыми волосами, въ кожаной куртк?, хорошо, ладно од?тый, в?роятно, тотъ старшiй чекистъ или самъ комиссаръ, кого вид?лъ ?ома ?омичъ прилет?вшимъ на аэроплан?. Сзади него, какъ помощникъ или секретарь, былъ, такой же высокiй стройный челов?къ съ сильно загор?лымъ лицомъ. На немъ была написана четкая офицерская исполнительность. Селиверстовъ опытнымъ, наметаннымъ глазомъ. сейчасъ же опред?лилъ: - изъ старыхъ кадровыхъ офицеровъ. «Эти», - подумалъ онъ, - «хуже всего. Исполнительны, в?рны и безстрастны».
        Но д?ло было сд?лано. Семь б?дъ - одинъ отв?тъ. Любопытство было сильн?е страха, и Селиверстовъ сталъ прислушиваться къ тому, что говорилъ прилет?вшiй вчера. Это было нетрудно. Высокiй с?дой челов?къ говорилъ, какъ власть имущiй, громко и р?зко, отчетливо выговаривая слова, какъ, бывало, въ Императорской армiи отдавали приказанiя полку хорошiе полковые командиры. Да и самъ онъ ум?ло держался передъ фронтомъ. Пройдетъ тихо вдоль него, остановится, оглянетъ людей и продолжаетъ говорить. И это не р?чь, н?тъ, отнюдь не р?чь съ ея неизм?ннымъ и часто дешевымъ краснор?чiемъ, но это приказанiя и угрозы.
        - Вы вид?ли, что было въ комиссарской казарм?, - говорилъ с?дой челов?къ. - Еще худшее будетъ съ вами при мал?йшей вашей попытк? сопротивляться или при неисполненiи моихъ приказанiй. Я васъ такой смертiю казню, какая даже и вамъ не снилась …
        - Понимаемъ, - глухо прокатилось по шеренгамъ.
        - Потрудитесь снять ваши револьверы и патронташи и сложить ваши винтовки и все оружiе вотъ на этомъ м?ст? подъ охрану … Подъ охрану …
        С?дой челов?къ см?ло подошелъ къ фронту и, взявъ одного изъ чекистовъ за воротникъ, спросилъ: -
        - Ты гд? служилъ при Государ? Император??
        - Въ Морочненскомъ полку … Призыва 1916 года.
        - Какъ твоя фамилiя?
        - Кабашниковъ, ваше скородiе.
        - Вотъ ты и станешь часовымъ … Ты мн? отв?тишь за все … Самъ понимаешь, какъ …
        - Понимаю, вашескородiе.
        - Дальше … Въ казарм? комиссаровъ, издали, камнями выбить окна и близко къ тому дому не подходить и никого не подпускать, пока вс? газы не выйдутъ, a то и сами подохнете, какъ они. Когда я прикажу, тогда и приберете тамошнюю падаль.
        - Понимаемъ, - раздался мрачный и глухой отв?тъ.
        - Сдавайте оружiе и идите строить и разбирать ссыльныхъ, какъ я вамъ это указалъ.
        Чекисты, вытянувшись длинною очередью, сдавали ружья и, снявъ револьверы, складывали ихъ въ кучу.
        Около кучи, заправскимъ часовымъ, сталъ Кабашниковъ.
        Несомн?нно, что то произошло и произошло н?что необычайное, никогда зд?сь небывалое, точно и не сов?тское. «Государ? Император?«, «ваше скородiе», все
        это очень запомнилось т?мъ, кто подслушивалъ у воротъ.
        Селиверстовъ поб?жалъ къ ожидавшимъ его у землянки арестантамъ и издали уже кричалъ: -
        - Строиться, строиться, граждане, новая власть прi?хала … Новая охрана идетъ совс?мъ безоружная …
        VII
        Охрана была старая. Но то, что она была безъ винтовокъ и револьверовъ, сд?лало ее иною. Чекисты несм?ло подходили къ выстроившимся каторжанамъ. Они не окрикивали, какъ обычно, безмолвныхъ шеренгъ, не изд?вались здорованьемъ съ оскорбительными кличками: «здорово, баржуи», на что требовалось разомъ и точно вороньимъ карканiемъ отв?тить: - «здр-р-ра».
        Они шли робко и, подойдя, говорили ласково заискивающе, называя то: «граждане», то
«господа». Чувствовалось, что ихъ праздникъ кончился, и пришла какая-то новая власть, совс?мъ не похожая на прежнюю сов?тскую.
        - Господа, прошу выслушать приказъ. «Господа», трясущiеся на осеннемъ в?тру, въ завшив?вшемъ б?ль?, въ рваной одежд?, босые, оборванные, отрепанные, кто въ подобiи шапокъ, кто съ обмотанной платкомъ головою, кто и вовсе безъ ничего съ краснымъ лысымъ черепомъ, съ больными исхудалыми, изможденными лицами, съ воспаленными, распухшнми, красными глазами, заросшiе неопрятными косматыми волосами, торчащими колтунами, тянули впередъ черныя жилистыя шеи и, казалось, не понимали того, что имъ говорили.
        Уже не новая-ли какая провокацiя, а за нею пытки и смерть, не новыя ли изд?вательства, насм?шки и оскорбленiя ихъ ожидали? И только то, что имъ наскоро усп?лъ разсказать Селиверстовъ, да сконфуженный видъ подходившихъ къ нимъ чекистовъ, похожихъ на ощипанныхъ п?туховъ, не позволилъ имъ скрыть такъ до сихъ поръ тщательно даже другъ передъ другомъ скрываемое прошлое.
        - Кто служилъ въ офицерскихъ чинахъ, въ Императорской армiи, - вызывалъ чекистскiй старшина, - выходи впередъ и становись противъ праваго фланга. Кто состоитъ въ Братств? Русской Правды, которые есть инженеры, архитекторы, кто хл?бникъ, мясникъ, портной, сапожникъ, становись по родамъ своихъ ремеслъ.
        По новому верстали людей. Не вызывали, какъ обычно, - партiйцевъ, комсомольцевъ, эсъ-дековъ, эсъ-эровъ, кадетовъ, монархистовъ, кулаковъ, подкулачниковъ, вредителей, частниковъ, сопровождая каждый вызовъ грязными насм?шками и прибаутками чекистскаго тона. Звали по трудовымъ признакамъ, звали по спецiальностямъ. Зач?мъ въ каторг? понадобились «спецы», въ каторг? вс? равны?
        Изъ отобранныхъ по вс?мъ казармамъ группъ вызвали старшихъ годами, чинами, или положенiемъ, или знанiями и повели къ комендатур?.
        Этимъ старшимъ роздали оружiе и имъ подчинили чекистовъ.
        Потомъ ихъ построили и прилет?вшiй вчера на аэроплан? неизв?стный, од?тый по комиссарски челов?къ, сказалъ:
        - Прежде всего, господа, вы свободные люди. Но, такъ какъ вамъ, да еще такою массою, нельзя покинуть этихъ м?стъ, пока вся Россiя не освободится отъ коммунистовъ …
        - Разв? освободилась отъ коммунистовъ хотя часть Русской земли? - робко перебилъ Селиверстовъ.
        - Вы стоите на свободной земл?, - спокойно, острымъ взглядомъ ясныхъ с?рыхъ глазъ глядя въ глаза Селиверстову, сказалъ челов?къ и показалъ на флагштокъ комендатуры.
        На высокомъ древк? вм?сто вылинявшаго бураго флага съ серпомъ и молотомъ тихо р?ялъ въ бл?дно-голубомъ бездонномъ неб? Русскiй б?ло-сине-красный большой новый флагъ. Н?сколько секундъ Селиверстовъ съ открытымъ ртомъ, не в?ря своимъ глазамъ, смотр?лъ на него.
        - Та-акъ, - протянулъ онъ. На него точно какой-то столбнякъ нашелъ. Теперь онъ ничего не понималъ. Да что же, наконецъ, случилось?
        - Такъ какъ вамъ, хотя и свободнымъ людямъ, нельзя у?хать отсюда, - продолжалъ прi?зжiй, - вамъ надо устроить вашу жизнь по-челов?чески. Господа инженеры и архитекторы, вамъ надлежитъ выбрать м?сто и немедленно приступить къ постройк? городка для проживанiя … Портные и сапожники, вамъ надо открыть мастерскiя, чтобы по-челов?чески вс?хъ од?ть. Промышленники, организуйте промысла, чтобы кормить людей, какъ сл?дуетъ. Васъ надо выл?чить, од?ть, накормить, дать вамъ отдохнуть и поправиться, набраться силъ … Съ бывшими офицерами надо начать формировать новыя воинскiя части. Генералъ Броневскiй, - обратился этотъ челов?къ къ стоявшему н?сколько въ сторон? еще кр?пкому старику, вн?шнимъ видомъ отнюдь не походившему на генерала, но скор?е на нищаго бродягу. - Вы ч?мъ командовали въ Великую войну?
        - Старо-Муринскимъ п?хотнымъ полкомъ, - хриплымъ, основательно простуженнымъ голосомъ отв?тилъ тотъ, кого назвали генераломъ Броневскимъ.
        - Вамъ поручается … На васъ возлагается обязанность изъ всей массы ссыльныхъ отобрать все кр?пкое, могущее стать подъ знамена, молодое и см?лое и составить … роту ли … батальонъ … полкъ, словомъ, что наберется. Назначите офицеровъ и унтеръ-офицеровъ …. Создадите учебныя команды … Я вамъ доставлю уставы, наставленiя и учебники … Когда наладится д?ло, пришлю и оружiе. Позаботьтесь о выд?ленiи артиллеристовъ для формированiя батарей … Потомъ подумаемъ и о конниц? … Все постепенно …
        - Слушаю … Позвольте, однако, спросить васъ, съ к?мъ я им?ю честь говорить?
        Мягкая, милая и прив?тливая улыбка осв?тила суровое лицо с?дого челов?ка.
        - Я, ваше превосходительство, никто … Я только передатчикъ воли будущаго Императора, что, соглашаюсь, звучитъ не совс?мъ уб?дительно.
        - Мн? понятно, - пробурчалъ генералъ Броневскiй.
        - Передатчикъ воли … в?рн?е подготовитель пути тому, кого изберетъ Русскiй народъ, чтобы царствовалъ на Руси … Я же только … ротмистръ … Ротмистръ Ранцевъ …
        - Слушаю, ротмистръ … Передайте кому надо, я вашу мысль понимаю и усвоилъ. Для будущаго Императора все, что въ моихъ силахъ и съ этимъ матерiаломъ, - генералъ сд?лалъ жестъ въ сторону каторжныхъ землянокъ, гд? становилось все шумн?е и шумн?е, - я сд?лаю. Я над?юсь дня черезъ два доложить вамъ для доклада кому сл?дуетъ, какую часть можетъ выставить наша Песковско-Ямская сов?тская каторга …
        VIII
        Чрезъ три дня Ранцевъ проходилъ съ генераломъ Броневскимъ по комиссарскому городку. Они выбирали м?сто для штаба отряда и для офицерскихъ классовъ. Въ это время особо назначенные люди подъ наблюденiемъ старшихъ вм?ст? съ бывшими чекистами выносили трупы изъ комендантскаго дома. По еще сохранившемуся сов?тскому обычаю трупы были разд?ты до б?лья. Ранцевъ, онъ шелъ съ Ферфаксовымъ, подумалъ, что онъ бросилъ въ ту ночь газовую бомбу въ это зданiе, гд? пом?щалось управленiе каторгой, не зная, кто тамъ и что тамъ за люди. Но на войн?, разв? знаешь, кого поражаютъ снаряды и бьютъ пули?
        - Вы знали этихъ людей, ваше превосходительство? - спросилъ Ранцевъ, направляясь къ выложеннымъ для отправки для погребенiя мертвецамъ..
        - А какъ же. Я в?дь можно сказать зд?шнiй старожилъ. Съ самаго основанiя этой каторги я на ней, какъ злостный саботажникъ и вредитель. Вотъ это Борухъ Самулевичъ, комендантъ и комиссаръ. Челов?къ, знаете, ничего себ?. Онъ попался въ какомъ-то хищенiи и былъ присланъ править и влад?ть нами. Съ нимъ бы можно было поладить. Челов?къ онъ мягкiй, типичный интеллигентъ, кажется, даже хорошо ученый, универсантъ, но при немъ былъ вотъ этотъ …
        Ранцеву не надо было называть, кто былъ «вотъ этотъ». Его трупъ сказалъ ему свое имя. На земл?, покрытой чахлой, померзшей, примятой травою лежалъ на спин?, длинный, несуразый челов?къ съ худымъ, землистаго, бураго цв?та лицомъ, изборожденнымъ многими морщинами, поросшимъ клочьями рыже-с?дой косматой бороды. Непом?рно длинныя руки касались кол?нъ. Голова склонилась на бокъ. Полуприкрытые в?ками глаза тускло отсв?чивали и, казалось, поглядывали сбоку. Ротъ былъ полуоткрытъ, и желтые кр?пкiе зубы были видны изъ-подъ мертвой синевы губъ. Что-то страшное было въ этомъ покойник?. Казалось, что онъ не мертвъ, но только притворяется мертвымъ и вотъ вскочитъ и бросится на т?хъ, кто смотр?лъ на него.
        - Я ручаюсь, - тихо сказалъ Ранцеву, въ раздумьи стоявшему надъ трупомъ Ферфаксовъ, - я ручаюсь, что именно этого челов?ка я вид?лъ на Шадринской заимк?, когда такъ неудачно попалъ на нее.

«Съ нимъ ушла тайна похищенiя Настеньки», - думалъ Ранцевъ. - «Съ нимъ вм?ст? ушла и тайна убiйства Портоса, доставившая мн? столько несчастiй и, можетъ быть, только онъ могъ бы мн? сказать, что-нибудь про участь моей безконечно любимой Али. Сл?пой случай далъ мн? его въ руки и тотъ же случай далъ его мертвымъ … Можетъ быть, даже это и къ лучшему …»
        Какъ сквозь дремоту, точно у него были заложены уши, Ранцевъ слушалъ, что говорилъ ему генералъ Броневскiй.
        - Это былъ настоящiй аспидъ. Не было пытки, какую бы онъ ни придумалъ. А, говорятъ, изобр?татель … Химикъ … Звали его тоже по странному … Ермократъ … Я даже усумнился есть ли такое имя … Не исковерканное ли это слово «демократъ»? … Но мн? тутъ ссыльный одинъ, -ома ?омичъ, богословски начитанный челов?къ, разъяснилъ, что подлинно такое имя есть, и празднуется тотъ святой iюля 26-го.[Note13: Сщмчч. Ермолая, Ермиппа и Ермократа, иереев Никомидийских (ок. 305) (прим. Борис)] Былъ онъ въ сов?тскомъ суд? и занималъ большое м?сто, говорятъ помощникомъ самого Крыленки состоялъ. Помните было д?ло о ?едоровской сект?, такъ онъ тогда обвинителемъ былъ … Ну а потомъ проштрафился … Большой ходокъ, несмотря на этакую рожу, оказался по женской части и хотя на это у насъ какъ-то просто смотрятъ, онъ уже очень себя показалъ и былъ сосланъ сюда … Ну онъ и тутъ не скучалъ. Женщинъ на каторг? не мало … Онъ ихъ вс?хъ перепортилъ …
        Ранцевъ старался не слушать того, что говорилъ Броневскiй. Онъ медленно шелъ къ крыльцу большого дома, занятаго раньше комендатурой каторги. Въ его памяти пронеслось то время, когда онъ, молодой, - однако, какъ незам?тно двадцать л?тъ прошло съ т?хъ поръ, - посл? скачки на Императорскiй призъ, счастливый отъ одержанной поб?ды, наканун? отправленiя въ Поставы на парфорсныя охоты, гд? столько ожидалъ онъ радостей, зашелъ къ капитану Долле на пороховые заводы и тамъ въ первый разъ увидалъ этого челов?ка. Въ тотъ вечеръ у него были непрiятныя ощущенiя на пароход?, перевозившемъ его черезъ Неву, когда какой-то матросъ умышленно не отдавалъ ему чести и рабочiе, пере?зжавшiе на этомъ же пароходик?, см?ялись и радовались униженiю офицера, тогда въ первый разъ въ жизни ощутилъ онъ липкое прикосновенiе оскорбленiя не отомщеннаго и такого, какое не легко отомстить, тогда первый разъ компромиссъ всталъ передъ нимъ и омрачилъ праздникъ, бывшiй у него на душ?. Точно одно мимолетное знакомство съ этимъ челов?комъ уже наложило какую-то жуткую печать. Потомъ Ранцевъ слышалъ, что этого челов?ка подозр?вали въ
убiйств? Портоса, его товарища и бывшаго любовника его жены, еще тогда, когда она была въ первомъ брак? съ профессоромъ Тропаревымъ. Тяжкiя были это воспоминанiя! Этотъ челов?къ, возможно, похитилъ его дочь Настеньку. Онъ являлся, и всякiй разъ случалось что-нибудь жуткое и гадкое съ нимъ. Теперь онъ появился въ посл?днiй разъ, уже мертвымъ … Что знаменовало его появленiе? …
        Ранцевъ вспомнилъ, какъ въ ту ночь, онъ съ Ферфаксовымъ подошелъ къ воротамъ и на окрикъ часового, начальническимъ тономъ спросилъ, «гд? комендатура?» Онъ вспомнилъ, какъ на ихъ стукъ, несм?ло прiоткрылась дверь, и они увидали при св?т? керосиновыхъ лампъ два ломберныхъ стола, бутылки и карты на нихъ, и людей въ кожаныхъ курткахъ кругомъ. Одни встали, другiе остались сид?ть. Ранцевъ плохо тогда вид?лъ лица этихъ людей … Если бы тогда узналъ Ермократа, взялъ бы его для допроса … Сталъ бы его пытать? Придумалъ бы для него какую-нибудь особо мучительную смерть? … Н?тъ … He офицерское это д?ло … Ранцевъ былъ и остался офицеромъ … можетъ быть, такъ и лучше было. Они бросили тогда свои бомбы и быстро захлопнули двери. Стоя за дверьми, они прислушались. Они услышали, какъ «пш-ш-ши» съ особымъ свистящимъ звукомъ лопнули бомбы и сейчасъ стали слышны глухiе удары падающихъ т?лъ и грохотъ стульевъ, ими поваленныхъ ….
        - Вс?хъ вынесли? - спросилъ онъ у чекиста, выходившаго изъ дверей.
        - Однако, вс?хъ, - по сибирски отв?тилъ чекистъ. Въ комнат? еще оставался трупный запахъ. И безпорядокъ поваленныхъ столовъ и стульевъ и разбросанныхъ картъ говорилъ о той страшной ночи. Ранцевъ овлад?лъ собою и спокойнымъ голосомъ давалъ указанiя, гд? и что должно быть устроено и пом?щено.
        Когда они вышли изъ дома, день сiялъ солнечными лучами. Морозъ сталъ меньше. Простившись съ Броневскимъ, Ранцевъ съ Ферфаксовымъ, сопровождаемые почтительно сл?довавшимъ за ними дежурнымъ, направились вдоль р?ки. Ферфаксовъ осторожно и, даже какъ будто робко, заглянулъ въ лицо Ранцева и, густо покрасн?въ, сказалъ:
        - Ты думаешь, Петръ Серг?евичъ, о Валентин? Петровн?, о командирш??
        - Я никогда не переставалъ и не перестану думать о ней, - тихо отв?тилъ Ранцевъ. Въ его голос? были мягкость и задушевность, какихъ не ожидалъ Ферфаксовъ. - Но я думаю, что ея н?тъ больше на св?т?.
        - Почему ты такъ думаешь?
        - Прошло тринадцать л?тъ съ т?хъ поръ, какъ мы разстались. Неужели за эти тринадцать л?тъ, если бы она была жива, она не нашла бы способа написать мн?, или выбраться оттуда и искать меня? Она же любила меня.
        - А, если и она думала такъ же, какъ и ты, что тебя н?тъ въ живыхъ. У ней то было больше основанiй думать, что ты погибъ.
        - Можетъ быть … Не надо объ этомъ говорить … И думать о ней … это большая роскошь, которую я не им?ю права позволять себ? … Смотри, что насъ ожидаетъ … Какая работа! Мн? вспоминается жена одного японскаго офицера, самурая. Ея мужъ отправился на войну. Она пошла къ домашнему алтарю и передъ богами открыла себ? ножомъ животъ. При ней нашли записку, что она поступаетъ такъ, чтобы не м?шать мужу заботами о ней исполнить свой долгъ передъ Родиной. Я мечтаю … Но я не позволяю себ? мечтать
… Я молюсь … Но я не позволяю думамъ объ этомъ заслонять главное, то, что нужно для Родины.
        Они дошли до широкой прос?ки, подъ прямымъ угломъ отъ р?ки углублявшейся въ л?съ. Тысячи топоровъ стучали, тысячи пилъ скрип?ли тамъ и гомонила многотысячная толпа рабочихъ. Тамъ рушили л?съ и заготовляли бревна не для отправки заграницу, но для постройки сносныхъ жилищъ для обитателей бывшей Песковско-Ямской сов?тской каторги.
        Ранцевъ показалъ на рядъ пестрыхъ реекъ, пров?сившихъ линiю проспекта.
        - Смотри … Намъ приходится повторять д?ла Петра Великаго и въ нев?домой стран? ставить полковыя св?тлицы … Д?ла такъ много … Русскаго, живого д?ла, что нельзя думать о своемъ, личномъ, какъ бы дорого и мило оно намъ ни было ….
        IX
        Этотъ край … что это за чудный, прекрасный, здоровый былъ край! Съ какими кр?пкими душистыми, морозными въ начал? августа ночами и румяными, ясными, долгими зорями, когда точно не торопится народиться солнце и съ какими жаркими подъ низко плывущимъ по небу румянымъ солнцемъ днями.
        Когда Ранцевъ подъ зноемъ экваторiальнаго солнца на Россiйскомъ острову вглядывался въ громадныя пространства карты, покрытыя, кое-гд? бл?дно-зеленой краской и вид?лъ тонкiй узоръ, неув?ренно б?гущихъ къ студеному морю р?къ - его воображенiю рисовалась тундра, безконечныя равнины, покрытыя замерзшимъ болотомъ, съ низкимъ и ломкимъ голубовато с?рымъ мохомъ, съ кочками, поросшими жалкими кустиками голубики, съ кое-гд? торчащими пахучими деревцами терпкаго въ восковыхъ цв?тахъ можжевельника, поросли тонкихъ низкихъ карявыхъ съ розовыми стволами березокъ и жидкихъ полярныхъ с?рыхъ сосенъ. Онъ ожидалъ найти зд?сь р?дкiя становища само?дскихъ чумовъ изъ оленьихъ шкуръ, легкiя санки съ полозьями изъ мамонтовой кости, запряженныя с?рыми оленями съ раскидистыми рогами и полное отсутствiе Русскихъ.
        Онъ думалъ тогда: какъ же работать? … Кого найдетъ онъ тамъ для созданiя Русской армiи?
        Онъ вышелъ изъ двухъярусной бревенчатой просторной избы на воздухъ. Маленькiй палисадникъ съ деревяннымъ узорнымъ заборчикомъ, съ березами въ золот? осенней опадающей листвы отд?лялъ его отъ пыльнаго немощенаго широкаго тракта. На с?веръ и на югъ тянулись с?рые столбы съ двумя проволоками телеграфа. На с?веръ до самаго океана телеграфъ работалъ, на югъ сообщенiе было прервано. Телеграфъ, телефонъ, радiо, вс? средства связи съ Сов?тской республикой по распоряженiю Ранцева были сняты. Громадный край, больше Европейскаго материка, былъ отр?занъ отъ своего центра. Этотъ край вис?лъ какъ бы на ниточк?.
        Эта ниточка - широкая и веселая р?ка неслась теперь передъ Ранцевымъ въ низкихъ берегахъ. Подувалъ ледяной в?терокъ навстр?чу теченiю и вздымалъ р?звыя волны, покрытыя б?лоп?нными гребешками. Въ этой пустынной р?к? было н?что обдрящее и въ то же время что-то точно неземное, потустороннее. Она напоминала р?ки, описанныя Эдгаромъ Поэ, р?ки фантастическихъ странъ, гд? по лугамъ растутъ асфодели и гд? время стоитъ неподвижно. Р?ка была широка и глубока. Песчаный берегъ круто уходилъ въ ея прозрачныя зеленыя волны. На немъ лежали камни, гранитные и гнейсовые валуны. Въ ихъ розовыхъ и с?рыхъ бокахъ, испещренныхъ б?лыми и черными крапинами кварцевъ, въ пупырышкахъ зеленаго мха, выпуклыми подушечками покрывавшихъ ихъ, была какая-то особенная яркость … Противоположный берегъ вздымался крутымъ обрывомъ. На немъ росъ темный безкрайнiй л?съ.
        За трактовой дорогой, на берегу, с?рымъ кружевомъ вис?ли пов?шенныя на кольяхъ рыболовныя с?ти … Село рядомъ большихъ бревенчатыхъ, похожихъ одна на другую, избъ протянулось вдоль берега. На окраин? его была высокая деревянная церковь и погостъ въ пестромъ наряд? осеннихъ березъ, рябинъ и осинъ. И, когда смотр?лъ Ранцевъ вверхъ и внизъ по р?к?, онъ вид?лъ, какъ къ небу тянулись б?лые дымы другихъ селъ и деревень. В?теръ срывалъ эти дымы, несъ ихъ къ бл?дному небу и съ гуломъ телеграфной проволоки казалось доносился и шумъ бившей тамъ Русской, не сов?тской жизни.
        Просторная лодка-баркасъ косила съ того берега. На ней гребли бабы въ пестрыхъ и яркихъ платкахъ и кофтахъ и ихъ веселый и громкiй говоръ отдавался на берегу.
        Въ изб?, откуда только что вышелъ Ранцевъ, вис?ли портреты «вождей» - идiотская харя Ленина, косматая бородатая морда Карла Маркса, - очень она зд?сь кстати приходилась на бревнахъ Русской избы - и портреты какихъ-то, должно быть, комиссаровъ … Ранцевъ приказалъ ихъ снять, протереть ст?ны святою водою и пов?сить т? иконы, которыя раньше вис?ли на этомъ м?ст?. Теперь тамъ шумно возились и плескались бабы.
        Тройка мелкихъ, но кр?пкихъ и ладныхъ лошадей, звеня бубенцами, подкатила къ крыльцу простую нерессорную тел?гу. Ранцевъ с?лъ въ нее. Онъ ?халъ въ объ?здъ.
        - Вы вотъ съ бубенцами, да съ колокольчикомъ, - сказалъ, оборачиваясь къ Ранцеву, мужикъ ямщикъ, а т? боялись. Молчкомъ ?здили, да все съ охраной.
        Жизнь кип?ла въ этомъ вдругъ разбуженномъ краю. «Гекторъ», бывшая «Немезида», вм?ст? съ сов?тскимъ ледоколомъ стоялъ въ усть? р?ки и сп?шно разгружался. Капитанъ Ольсоне над?ялся еще усп?ть сд?лать до ледостава два реиса и привезти все заказанное Ранцевымъ Дрiянскому.
        Ранцевъ зналъ, что эта Русская жизнь была только вдоль р?ки. Какъ ягоды смородины висятъ на тонкомъ и н?жномъ зеленомъ стебл?, такъ и села и деревни вис?ли только вдоль стержня р?ки … Отъ р?ки на тысячу дв?сти верстъ до другой такой же р?ки не было ничего … Или такъ казалось, что тамъ ничего не было? Туда не было ни трактовыхъ, ни проселочныхъ дорогъ. Кое-гд? попадались тамъ само?дскiе чумы, небольшiя заимки, потомъ все это замыкалось л?сною и тундровою пустыней, никому неизв?стной и ник?мъ необсл?дованной.
        Ранцевъ леталъ въ этотъ край на аэроплан?. Въ самой л?сной глуши онъ нашелъ большiя села. Онъ спустился къ нимъ. Бревенчатыя избы хранили в?ковой Петровскiй укладъ. Ранцева встр?тили спокойно и радушно. Предки этихъ людей были еще Петровскими землепроходцами, поселенными мудрою волею Великаго Императора и съ т?хъ поръ забытыми вс?ми. Дороги, протоптанныя ими, заросли л?сомъ, и никто сотни л?тъ къ нимъ не ?здилъ. Покол?нiе см?няло покол?нiе, вн?шняя жизнь къ нимъ не шла. Эти люди, въ старыхъ Петровскихъ старшинскихъ ц?пяхъ встр?тившiе Ранцева, ничего не слыхали ни о Великой войн?, ни о революцiи. Они не знали о существованiи жел?зныхъ дорогъ, и культуру они восприняли прямо съ аэроплана. Къ Ранцеву вышли рослые, кр?пкiе бородатые люди въ длинныхъ шубахъ съ высокими воротниками, точно соскочившiе съ картинъ Маковскаго. Они говорили на старомъ полуславянскомъ язык?. Вс? они были старообрядцы и им?ли свои молельни и своихъ начетчиковъ. Они пригласили Ранцева въ избу, куда онъ просилъ собрать вс?хъ стариковъ.
        Какъ длинную, хитрую сказку слушали они въ разсказ? Ранцева исторiю Россiи за два в?ка.
        - Вы понимаете, старики, безъ Царя Россiи не быть, - сказалъ въ заключенiе своего разсказа Ранцевъ.
        - Какъ не понимать … В?стимо, не быть.
        - Новому Царю надо войско кр?пкихъ и в?рныхъ людей. Мн? и повел?но такихъ людей набирать.
        - Безъ в?рнаго войска Царю не быть …. Надо, старики, намъ помочь стать опять Московскому Государству … Порад?ть надо намъ о Москв?. - сказалъ старшина.
        Старики закивали головами.
        - Рекрутовъ поставимъ теб? отм?нныхъ, самъ увидишь какихъ. На медв?дя въ одиночку хаживали.
        Ранцевъ вид?лъ ихъ старыя кремневыя ружья и предвкушалъ удовольствiе выдавать имъ новенькiя французской работы трехлинейныя винтовки.
        Посл? долгой, спокойной и мудрой бес?ды было постановлено, что эти люди опов?стятъ и другiя, такiя же затерянныя въ л?сной глуши села и поставятъ рекрутовъ на
«большую р?ку» какъ только выпадетъ сн?гъ и можно будетъ идти на лыжахъ.
        - Чтобы намъ отъ долга своего отказываться, никогда того у насъ и въ мысляхъ не было, да вишь ты какъ сложилось, никакая власть къ намъ не прi?зжала. Годовъ тридцать тому назадъ собаками исправникъ ?халъ отъ воеводы главнаго, да не до?халъ, волки порвали его. А ты ловко это на какой машин? по воздуху прилет?лъ.
        Раздавъ подарки старшинамъ и осмотр?въ рекрутовъ - на диво былъ народъ, хотя сейчасъ въ гвардiю и совс?мъ нетронутые парни - Ранцевъ полет?лъ обратно.
        Въ этотъ забытый край онъ послалъ экспедицiю строить дорогу и установить связь по радiо, чтобы сл?дить за правильной посылкой рекрутъ и поставкой всего нужнаго для войска.
        Вернувшись, онъ нашелъ генерала Броневскаго въ хлопотахъ. По вс?мъ селамъ и деревнямъ уже были расквартированы роты. Къ устью были наряжены тысячи подводъ, везли съ «Гектора» обмундированiе, снаряженiе, уставы, пособiя и оружiе. По деревнямъ были посланы ремонтеры набирать лошадей для кавалерiи, артиллерiи и обоза. Повсюду шла муштра и ученiе. Тутъ было не до думъ, не до сладостныхъ и печальныхъ воспоминанiй и Ферфаксовъ, во всемъ помогавшiй Ранцеву, понялъ, какъ былъ правъ Ранцевъ, что не позволялъ себ? думать о Валентин? Петровн?.
        He обошлось и безъ наказанiй. Кое-кто сид?лъ въ холодныхъ карцерахъ на хл?б? и вод?. Челов?къ десять за коммунистическую пропаганду пошли подъ полевой судъ и на зар? были разстр?ляны.
        Все это населенiю нравилось. И наказанiя, и судъ, и разстр?лъ не вызвали осужденiя.
        - Нельзя безъ этого. Строгость нужна прежде всего. Люди стали совс?мъ ни къ чему. Озорные стали люди. Оскотин?лъ народъ. Нельзя съ ними безъ острастки. Которые изъ комсомольцевъ такъ и совс?мъ языки распустили. Ты ему слово, а онъ теб? десять въ отв?тъ, а чтобы д?ло какое д?дать, - тутъ сл?довалъ безнадежный жестъ рукою.
        Нравилось народу и то, что за прошлое не взыскивали и прошлаго не поминали. Кое-кого изъ вчерашнихъ чекистовъ взяли опять на службу, нашили имъ на погоны
«лычки» и они, вспомнивъ былую унтеръ-офицерскую школу, съ усердiемъ и добросов?стно стали помогать офицерамъ.
        Команды, барабанный бой, а вскор? и учебная стр?льба не смолкали по деревнямъ и селамъ.
        He обошлось и безъ войны. Только пока сражались не новыя войска. Сов?тскiй центръ, не получая отв?товъ ни изъ городовъ, ни изъ селъ, ни изъ каторжныхъ поселенiй, послалъ разв?дку. Она погибла по неизв?стной причин? гд?-то на тракт?. Посланы были аэропланы. Они тоже вдругъ вспыхнули въ неб? и огненнымъ лоскутомъ упали на землю.
        Т? тридцать прекрасныхъ безшумныхъ аэроплановъ, что вылет?ли въ разныя м?ста Россiи съ Россiйскаго острова, были сосредоточены у Ранцева, въ его распоряженiя. По всей границ? были установлены слуховые посты, улавливающiе приближенiе сов?тскихъ летательныхъ машинъ, и прежде ч?мъ аэропланы съ краснымъ кругомъ и серпомъ и молотомъ на крыльяхъ, достигали новаго края, зажившаго такою кипучею жизнью, имъ навстр?чу вылетали безшумные и быстролетные самолеты Аранова. Управляемые по радiо со слуховыхъ постовъ они легко находили аэроплаыы большевиковъ, выпускали изъ кормового аппарата летучую мину и взрывали ихъ въ вышин?. Занятый Ранцевымъ край былъ совершенно изолированъ отъ Сов?тскаго союза.
        На весну въ немъ нам?чалось открытiе порта въ усть? той р?ки, гд? была каторга. Тамъ сп?шно готовили пристани и молы и туда везли продукты промысловъ этого края: м?ха, медв?жьи и оленьи шкуры, мамонтову кость, р?чной жемчугъ, мороженое оленье мясо, дичь, рыбу и золото. Тамъ готовила свои торговыя операцiи торговая контора, учрежденная Дрiянскимъ. Тамъ же ставили и рыбо-коптильный и консервный заводы. Готовились жить, ни отъ кого не завися, все приготовляя свое.
        Подъ дыханiемъ порядка и свободы мертвый и холодный край оживалъ.
        Былъ конецъ октября. Ранцевъ съ Ферфаксовымъ возвращались изъ служебной по?здки.
        Ферфаксовъ высунулъ носъ изъ дохи и повернулъ лицо къ Ранцеву.
        - Знаешь, Петръ Серг?евичъ, сколько сегодня было градусовъ, когда мы вы?зжали изъ Покровскаго?
        - Ну …
        - Сорокъ ниже ноля.
        - Я и не зам?тилъ …. Что значитъ въ напряженной работ? и вниманiи къ своему д?лу … Да безв?тряный морозъ - не морозъ.
        Лошади съ заиндев?лою, закурчавившеюся шерстью бойко б?жали по кр?пкому промерзлому сн?гу. Зимнiя сумерки стыли кругомъ. Вдали показались огни осв?щенныхъ оконъ селенiя.
        - А тамъ, - помолчавъ, сказалъ Ранцевъ, - на Россiйскомъ острову, пожалуй, теперь вс? сорокъ градусовъ выше ноля, и б?дный нашъ Ричардъ Васильевичъ томится поди-ка ц?лыми сутками у радiо-аппарата. Пойду сейчасъ порадую его усп?хами организацiи Россiйскаго войска. В?дь мы сегодня смотр?ли первые эскадроны, сформированные зд?сь! …
        X
        Хмурою, iюльскою, безлунною ночью аэропланъ, на которомъ лет?ли Нордековъ съ Парчевскимъ, приземился на окраин? деревни Коломягъ на зацв?тающемъ картофельномъ пол?. Нордековъ, Парчевскiй и четверо спецiалистовъ по газовой оборон? выпрыгнули изъ кабины и стали вытаскивать ящики и корзины.
        - Ну … Храни васъ Господь, - приподнимая авiаторскiй шлемъ, сказалъ летчикъ.
        - Спасибо … Летите? - сказалъ Нордековъ. Его таки укачало во время полета. На душ? было невыразимо тоскливо. Жуткiй страхъ охватилъ его, Онъ съ трудомъ сдерживалъ волненiе. Зубы ляскали по зубамъ.
        - А какъ же. Оборони Богъ, не увидадъ бы кто. Аэропланъ дрогнулъ и безшумно взмылъ къ темному въ дождевыхъ тучахъ небу. Шесть челов?къ остались на пол?.
        Они огляд?лись. Тихая, полная тумана, точно настороженная ночь была кругомъ. Картофельное поле полого спускалось въ неглубокiй оврагъ. Надъ головами было черное небо. Вдали въ немъ отражалось розовое зарево огней Петербурга. Въ воздух? было холодно и сыро - вотъ вотъ польетъ дождь.
        Парчевскiй, - онъ вид?лъ, что Нордековъ еще не пришелъ въ себя и не можетъ распоряжаться, - послалъ двоихъ на разв?дку, поискать какую-нибудь крышу. Прошло около часу. Наконецъ раздались осторожные шаги.
        - Вы, Голубевъ? - окликнулъ подходившаго Парчевскiй.
        - Я, господинъ полковникъ. Пожалуйте, идемте.
        - Я останусь при вещахъ. Георгiй Димитрiевичъ пойдетъ съ вами.
        - He извольте безпокоиться. Вотъ они и наши люди. Они все заберутъ.
        Накрапывалъ дождь. По мокрой картофельной листв?, спотыкаясь о гряды, спустились въ оврагъ, перешли его и на другой сторон? увидали, какъ сквозь доски большой риги просв?чивалъ св?тъ дорожнаго электрическаго фонарика.
        - Пом?щенiе хоть куда, пока другого въ город? не присмотримъ, - сказалъ, оглядывая чистую пустую ригу, Парчевскiй. - Видно не все еще товарищи растащили. Вы куда же, Голубевъ?
        - Я пойду съ Карнеевымъ лучевыя зав?сы поставлю, моторъ установлю. Вамъ покойн?е будетъ, а Ломовъ съ Дубровниковымъ вамъ койки поставятъ, да чайку согр?ютъ.
        При св?т? одинокой св?чи, вставленной въ дорожный подсв?чникъ, ужинали. М?рный и крупный обложной дождь барабанилъ по тесовой крыш?. Въ углу протекало. Тамъ лилась тонкая струйка воды и звен?ла съ тихою грустью въ накопившейся лужиц?.
        - Ну что-то Богъ завтра дастъ, - потягиваясь, сказалъ Парчевскiй, - в?дь я родился и выросъ зд?сь, Георгiй Димитрiевичъ. Въ Саперномъ переулк? моя Родина. Найду ли я свой домъ? … Какъ странно, странно … «Опять на Родин? … Вновь я пос?тилъ тотъ уголокъ земли, гд? я провелъ отшельникомъ три года незам?тныхъ». Помните, Георгiй Димитрiевичъ, у Пушкина … «Здравствуй племя, младое, незнакомое» … Какое-то племя насъ завтра встр?титъ? … Боже мой! … Коломяги! … Сколько л?тъ д?тьми мы проводили зд?сь на дач?. Кажется, вчера вы?халъ только. И паркъ Орлова Денисова помню съ его озерами и б?лыми лодками, и дворецъ съ пушками, отнятыми у французовъ въ дв?надцатомъ году и танцульку съ полукруглой раковиной для музыкантовъ … Кажется, вчера танцовалъ я тамъ съ розовенькими гимназисточками вальсъ и польку … А теперь вотъ ни вальса, ни польки никто и не танцуетъ. И тамъ же подл? площадки по кустамъ и лужайкамъ играли мы весело въ «казаки и разбойники».
        Ломовъ, разставлявшiй койки, прислушался къ тому, что говорилъ Парчевскiй, поднялъ голову и сказалъ:
        - Въ игр? этой, господинъ полковникъ, помните, былъ «домъ» и кто доб?жалъ до дома, того уже и «пятнать» нельзя. Вотъ и у васъ такой домъ будетъ.
        - Да, доб?жать бы только, - съ тяжелымъ вздохомъ сказалъ Нордековъ. Онъ посл? выпитаго чая отошелъ немного. - Что же, господа, будемъ ложиться. Утро вечера мудрен?е.
        - Штрафъ, господинъ полковникъ, - сказалъ Ломовъ. - Эка вы «господъ» вспомнили. Въ Ленинград?-то!
        - Вы тоже хороши. «Господинъ полковникъ»!
        - Да уже, простите, больно противно «товарищемъ» васъ называть.
        - Вотъ какъ обернулось, за каламбуръ можно посчитать. Хорошо, если «господинъ полковникъ» не обидится.
        - Ну, полноте, - смутился Ломовъ.
        - Такъ к?мъ же мы будемъ? - з?вая, сказалъ Парчевскiй, стягивавшiй съ ногъ сапоги.
        - Думаю, какъ придется, - зал?зая въ кожаный м?шокъ, сказалъ Нордековъ. - И казаками и разбойниками. А прiятно, знаете, устроить и себ? тоже своего рода экстерриторiальность … Совс?мъ я теперь въ род? какого-то сов?тскаго полпреда оказываюсь. Ну-ка, товарищи, суньтесь!
        - Боюсь, что погибнутъ просто невинные дачники. Пойдутъ по грибы, попадутъ вотъ подъ этакiй дождище, кинутся къ риг?, а ихъ тутъ Голубовъ своими газами и прихлопнетъ.
        - А какъ же иначе, - л?нивымъ барскимъ голосомъ проговорилъ Нордековъ. - Пусти-ка ихъ сюда!.. Мигомъ донесутъ. В?дь одна такая жестянка - онъ показалъ на жестянку съ французскимъ печеньемъ, - къ ст?нк? и никакихъ гвоздей!..
        - Гд? л?съ рубятъ - щепки летятъ, - сказалъ спокойно Парчевскiй.
        - Мы, товарищъ, «капучiй» не пустимъ. Зач?мъ? Увидимъ - дачники, ну и пустимъ
«см?хачъ». Пусть немного посм?ются, а то, говорятъ, зд?сь люди и см?яться совс?мъ разучились, - сказалъ Ломовъ.
        - Кто у аппарата? - спросилъ Нордековъ.
        - До четырехъ часовъ Голубовъ, посл? я.
        - Не проспите?
        - Не безпокойтесь, «товарищъ». Я во время полета, почитай, все время спалъ.
        - А я никакъ не могъ, - жалобно изъ-подъ од?яла сказалъ Нордековъ. - Меня совс?мъ укачало. И сейчасъ голова трещитъ, какъ посл? большого загула … Ахъ, было времячко, гуливали мы таки на маневрахъ подъ этимъ самымъ Санктъ-Петербургомъ.
        - А странно опять вотъ эдакъ заснуть въ риг? подъ самымъ Петербургомъ. Точно и правда на маневрахъ. И дождь какой родной! Шумитъ, миляга. Какое все родное: - Коломяги, а тамъ Шувалово и л?съ … Тамъ дальше Парголовскiя высоты - Петербургская Швейцарiя, Левашово, Токсово и повернуть назадъ - Мурино, Ручьи, Гражданка и Л?сной … Боже мой, Боже мой, неужели завтра я увижу зти м?ста? Завтра въ Петербург?? … Засну ли я? … Сколько воспоминанiй!
        - Спокойной ночи, - сказалъ Нордековъ.
        - Спокойной ночи, - отв?тилъ Парчевскiй.
        Ломовъ погасилъ св?чу и вышелъ изъ риги. Онъ сталъ подъ краемъ крыши. Ночь была темна. Ни зги не было видно. Кругомъ шум?лъ холодный, обложной Санктъ-Петербургскiй дождь.
        XI
        Къ утру дождь пересталъ. Серебристый туманъ стлался надъ землею. Едва св?тало, когда вс? спавшiе въ риг? встали, вернувшiйся съ поста Голубовъ сготовилъ чаю, вс? обрядились въ костюмы для разв?дки.
        - Н-да, кавалеры … Въ такихъ на avenue de l'Opera самое м?сто, - сказалъ, оглядывая свои босыя ноги въ опоркахъ, Парчевскiй.
        - Молодчина все-таки этотъ Дрiянскiй, здорово обрядилъ насъ, - сказалъ Нордековъ. - Я и бороду, какъ с?лъ на аэропланъ, такъ и не брилъ. Парчевскiй, дай-ка зеркало. Поди, хорошъ.
        - Настоящiй сов?тскiй гражданинъ, буржуемъ ничуть не пахнетъ.
        Парчевскiй вышелъ изъ риги.
        - Какъ странно быть безъ галстуха … Глупая привычка. А какъ-то будто неловко.
        Онъ потянулъ носомъ.
        - Какой воздухъ!.. He даромъ сказалъ Карамзинъ: - «Родина мила сердцу нашему не м?стными красотами, не благодатнымъ климатомъ» …
        - Да ужъ климатъ. Селедка пять коп?екъ, - сказалъ Голубовъ.
        - Хорошо, товарищъ, кабы такъ. Поди хорошей-то селедки только въ магазин? для интуристовъ и найдешь, а намъ теперь переходи на положенiе лишенцевъ, клади зубы ка полку.
        Туманъ густ?лъ, садясь на землю. Студеная роса холодила лицо.
        Парчевскiй провелъ ладонями по щекамъ.
        - Роса-то душистая какая! И умываться не надо.
        - Что вы, - сказалъ вышедшiй изъ риги спецiалистъ по газамъ Дубровниковъ. - Да какой же сов?тскiй гражданинъ когда умывается.
        - Да привыкать надо къ «тутэшнимъ» порядкамъ. Это не отель «модернъ» съ проведенной холодной и горячей водой, съ газомъ и электричествомъ. Теперь станемъ жить по Зощенк?.
        На ихъ глазахъ точно съ?дало туманъ. Онъ осыпался мелкимъ дождикомъ. Наверху вдругъ открылись голубые просторы и брызнуло оттуда золотыми сл?пящими глаза солнечными лучами. Внизу пелена тумана была еще густа и надъ ея поверхностью, точно на с?ромъ, спокойномъ мор? плыли дачныя крыши, верхушки кудрявыхъ березъ, палисадниковъ и «линiй» Коломягъ.
        Когда Парчевскiй и Нордековъ дошли до деревни, они разстались. У каждаго была своя задача, своя явка. По одиночк? казалось безопасн?е, да и если погибнетъ, попадется, - попадется одинъ, а не два. У каждаго на такой случай было въ боковомъ карман? механическое в?чное перо, которымъ ихъ снабдилъ профессоръ Вундерлихъ. Это
«стило» было дешеваго, совс?мъ «сов?тскаго» вида. Оно было сд?лано по образцамъ, полученнымъ отъ «акцiонернаго общества» «Международная книга», фабрики «Союзъ». Въ немъ было сд?лано особое приспособленiе и, если нажать пружинку, то на того, кто вздумалъ бы арестовать кого-нибудь изъ нихъ, найдетъ, прим?рно, на полчаса столбнякъ, онъ потеряетъ способность соображать что-либо и двигаться. А за полчаса можно быть далеко.
        Парчевскiй, огибая Уд?льный паркъ, пошелъ по Марiинской улиц? къ Финляндской жел?зной дорог?. Онъ р?шилъ ?хать по?здомъ. Нордековъ бодро шагалъ по Коломяжскому шоссе къ Новой деревн? …. Сов?тскiя опорки ловко сид?ли на босой ног? - хорошо ихъ пригналъ Нифонтъ Ивановичъ на Россiйскомъ остров?, - ноги сами шли. Волненiе бурлило кровь. Все т?ло стало напряженнымъ и сильнымъ, голова работала съ поразительною ясностью.
        Маленькiя таратайки, запряженныя пузатыми съ с?ннымъ брюхомъ чухонскими лошадьми обгоняли Нордекова. Коломяжскiя крестьянки везли въ жестяныхъ кувшинахъ молоко въ городъ. Он? были такiя же какъ ихъ съ д?тства помнилъ Нордековъ. На тонкихъ и широкихъ дугахъ тихо позванивали колокольчики. Изъ-подъ пестрыхъ потрепанныхъ платковъ сурово смотр?ли загор?лыя красныя лица.
        Нордековъ перешелъ Строгановскiй мостъ, перес?къ Каменный островъ и вошелъ на улицу «Красныхъ зорь». Нева син?ла и золотыми искорками гор?ли ея маленькiя волны, поднимавшiяся отъ наб?гавшаго в?терка. По р?к? скользили шлюпки. Полуголые молодые люди въ трусикахъ гребли на нихъ м?рчо и сильно, спортивнымъ, любительскимъ ритмомъ. Надъ р?кою съ Коломяжскаго аэродрома пролет?лъ аэропланъ. Первые трамваи - 2-й и 31-й номера обогнали Нордекова. Онъ не рискнулъ с?сть въ нихъ. Они были биткомъ набиты людьми. Люди стояли на площадкахъ и на ступенькахъ. Городъ просыпался. Совслужащiе сп?шили по м?стамъ.
        Нордековъ шелъ по хорошо знакомому проспекту. Какъ и раньше дома стояли т?снымъ рядомъ. Кое-гд? пооблупилась штукатурка, но окна блест?ли на солнц?, и, казалось, за ними былъ тотъ Петербургскiй уютъ и тепло, которые такъ любилъ Нордековъ. Сердце щемило воспоминанiями. Зд?сь познакомился онъ съ Лелей Олтабасовой и зд?сь протекла ихъ н?жная и горячая любовь. По этому проспекту, по этой мостовой, мимо этихъ домовъ, онъ ?здилъ съ ней на лихач?. Онъ вспомнилъ ихъ медовый м?сяцъ и уютные завтраки на Каменномъ остров? у Кюба-Фелисьена. Да, все это было, но какъ будто и есть. Не такимъ представлялъ себ? Петербургъ Нордековъ no эмигрантскимъ газетамъ. Ему казалось, что онъ долженъ идти между разломанныхъ домовъ, съ разбитыми стеклами, по улицамъ пустынно мертвымъ, гд? н?тъ никого и гд? изъ-за каждаго угла смотритъ смерть. Ничего этого не было. Городъ жилъ утренней жизнью, какъ жили и другiе европейскiе города. Немного остр?е былъ запахъ помоевъ, грязн?е троттуары, и на мостовой в?теръ сушилъ вчерашнiя лужи.
        Молодой челов?къ съ открытымъ улыбающимся лицомъ, въ рубашк? безъ галстуха, въ пестрыхъ въ полоску штанахъ, съ книгами подъ мышкой, безъ шляпы, стриженый по мод?, какъ и его Мишель Строговъ стригся, на темени кустъ торчащихъ волосъ и бритые виски шелъ, направляясь прямо на Нордекова.
        - Гражданинъ, скажите, какъ пройти на улицу товарища Скороходова?
        Нордековъ остановился. Недоум?нiе было на его лиц?. Студентъ? … Нордековъ привыкъ вид?ть студентовъ въ форм?, быть можетъ, и б?дно, но опрятно од?тыхъ, этотъ … Кто онъ? И вспомнилъ - Вузовецъ.
        - Можетъ, не знаете, раньше была Большая Монетная?
        Нордековъ совс?мъ смутился. Онъ прекрасно зналъ, гд? была Большая Монетная. Пройти еще шаговъ пятьсотъ и проспектъ перес?четъ эта улица. Но признать, что онъ знаетъ Большую Монетную и не знаетъ улицы «товарища Скороходова», - показать, что онъ прi?зжiй. Въ каждомъ встр?чномъ Нордековъ вид?лъ агента Гепеу, шпiона, доносчика. Кто этотъ веселый молодой челов?къ съ быстрыми насм?шливыми глазами? Д?йствительно Вузовецъ, или … Нордековъ уже взялся за стило.
        - He знаю, гражданинъ, не знаю-съ, - быстро сказалъ онъ.

«Приподнимать каскетку или н?тъ», - мелькнуло въ голов?. «Провалился … пропалъ … Первый блинъ комомъ», - думалъ онъ и не зналъ, что же д?лать, но Вузовецъ быстро кинулъ:
        - Извиняюсь, - и пошелъ дальше.

«Вотъ она и Большая Монетная, а в?дь тотъ молодой челов?къ идетъ въ противоположную сторону. Позвать его?.. Н?тъ, онъ уже далеко. Чего добраго завяжется разговоръ, ну и влипну» …
        На углу стояла жел?зная тумба для окурковъ и бумагъ. Шестъ съ выв?ской, гд? было написано: - «улица имени тов. Скороходова» и указатель номеровъ домовъ торчалъ сбоку. Совс?мъ какъ въ Берлин?!
        Солнце пригр?вало. Отъ мокрыхъ асфальтовъ поднимался прозрачный паръ. Нордековъ выбрался на Невскiй. Зд?сь было чище. Кое-гд? яркая раскраска домовъ и громадныя аляповатыя въ кубистическомъ стил? намалеванныя афиши на круглыхъ будкахъ р?зали глазъ, но это былъ тотъ же Невскiй, какимъ зналъ его Нордековъ. Онъ читалъ выв?ски. «Промбанкъ», «Ленинградскiй коммунальный банкъ», «Ленинградское соединенное общество взаимнаго кредита» … Какъ-то не совм?щалось это съ представленiемъ о государств?, гд? капиталъ отм?ненъ. Въ окнахъ книжнаго магазина были разложены книги. Нордековъ остановился передъ ними. Надъ магазиномъ была выв?ска: «Рабочее издательство «Прибой». Нордековъ зналъ эти книги. Ястребовъ показывалъ и заставлялъ учить ихъ. «Библiотека для вс?хъ», «Ленинская библiотека»,
«Коммунистическiй Университетъ на дому», «Ленинскiй Комсомолъ», «Искра» … Все это за зеркальнымъ стекломъ магазина показалось Нордекову особенно внушительнымъ. Нордековъ отошелъ отъ окна и посмотр?лъ еще разъ на Невскiй. Онъ былъ все тотъ же милый, родной Невскiй. Такой, какъ былъ во времена восп?вшихъ его Пушкина и Гоголя. И каланча надъ Думой и вдали, надъ зеленою полосою Александровскаго сада, Адмиралтейская игла съ золотымъ корабликомъ. Панели Пудожскаго камня, асфальтовые троттуары и перевернутый для ремонта торецъ, съ рогатками по сторонамъ. Звонили трамваи. Они неслись ц?лою чередою: 12-й, 23-й, 14-й и 7-й. Все было какъ и прежде.
        Н?тъ, это только такъ казалось. Городъ остался. Дома остались, трамваи остались, но былъ городъ точно завоеванъ непрiятелемъ. Толпа на Невскомъ была не та. Нордековъ долго подбиралъ сравненiе. Точно пожаръ выгналъ на улицу обитателей гостинницы, и они выскочили, кто во что усп?лъ од?ться. Пожилой челов?къ съ пухлымъ, бритымъ актерскимъ лицомъ шелъ навстр?чу. На немъ была рубашка, желтоватые, просторные штаыы съ помочами и обнажекная лысая голова. Онъ шелъ медленно. Его костюмъ не ст?снялъ. Какъ не ст?снялъ онъ никого зд?сь. Блузки, небрежно подоткнутыя подъ юбки, короткiя платья, мало кто изъ женщинъ былъ въ чулкахъ, мало кто въ шляпк?, какъ и мужчины - большинство безъ шляпъ. Во вс?хъ какое-то «опрощенiе», какое-то «наплевательство» надъ костюмомъ и модой и будто вызовъ самимъ приличiямъ. Б?дность? Н?тъ, не только б?дность, но и умыселъ. И такъ это было странно вид?ть въ Державномъ, всегда такомъ подтянутомъ Петербург?!
        Встр?чались и красноармейцы и, должно быть, курсанты. Они казались щеголевато и хорошо од?тыми. Но когда вгляд?лся въ нихъ Нордековъ, онъ понялъ, что они только казались хорошо од?тыми, казались на фон? этой грязной и б?дной толпы. Ихъ смятыя фуражки съ небрежно пришпиленной красной зв?здой, ихъ шаровары съ уродливыми
«бриджами», пузатыми на короткихъ нестройныхъ ногахъ, ихъ плохо одернутыя рубашки и грубый ремень: все это было низко-сортное и отнюдь не щегольское.
        Вдали, какъ вид?нiе прошлаго, какъ призракъ стараго Петербурга, шла старуха. На ней была большая старомодная черная шляпа, длинная юбка спускалась до самыхъ носковъ. Тонкiй, горбатый носъ на бл?дномъ, цв?та слоновой кости лиц? заострился, какъ у мертвеца, голодныя складки легли вдоль щекъ. По нимъ шли нездоровыя коричневыя пятна … Челов?къ, несшiй передъ нею корзину сливъ, обронилъ одну и она упала въ грязь и разбилась. Старуха быстро оглянулась и, хищнымъ движенiемъ нагнувшись, подобрала и спрятала сливу въ рукав?. Д?вушки съ молодыми людьми увидали ея движенiе. Они злобно покосились на старуху, оскалили молодые кр?пкiе зубы и скуластая д?вица съ гадкой усм?шкой крикнула на всю улицу:
        - Поди изъ графьевъ какихъ! … Барыня была! … Побируха старая!..
        Вся компанiя захохотала.
        Ее, этотъ призракъ стараго, умершаго Петербурга они только терп?ли. Они - завоеватели! … Строители новой, прекрасной жизни!
        Нордековъ вспомнилъ, какъ однажды сказалъ его сынъ, Шура, его тещ?, что людей старше шестидесяти л?тъ надо усыплять … Эту не усыпили … Ей дали жить … Но … какъ! .
        Холодныя струи поб?жали по спин? Нордекова. Стало страшно. Онъ ускорилъ шаги. Думскiе часы показывали приближенiе часа, когда еще на Россiйскомъ острову было условлено свиданiе съ м?стнымъ «братомъ Русской Правды» …
        XII
        Было воскресенье. Въ церкви, куда вошелъ Нордековъ, шла литургiя. И тутъ было не то, чего ожидалъ Нордековъ. Церковь не была полна. Она не «ломилась» отъ молящихся, но она и не была пуста. И не были въ ней только старики и старухи. Много было и молодежи, Вузовскаго и рабочаго вида. Стройно и хорошо п?лъ маленькiй хоръ изъ восьми челов?къ. Старый священникъ служилъ съ умилеиною в?рою.
        Об?дня приходила къ концу. Причетникъ вынесъ маленькую скамеечку - будетъ кол?нопреклоненная молитва. Кто опустился на кол?ни, кто остался стоять. Нордековъ не преклонилъ кол?нъ: - такъ легче огляд?ть прихожанъ.
        На священник? старыя, очень потертыя ризы. Онъ съ большими страдающими, изступленными глазами, неровной торопливой походкой прошелъ на середину храма.
        - «О, премилосердный, всесильный и челов?колюбив?йшiй Господи, Iисусе Христе, Боже нашъ, Церкви Зиждителю и Хранителю», - началъ онъ въ мертвой молитвенной тишин? храма. Чуть раздались вздохи и кто то едва слышно всхлипнулъ.
        - «Воззри благосерднымъ окомъ Твоимъ на сiю люто обуреваемую напастей бурею.

«Ты бо реклъ еси, Господи: «Созижду Церковь Мою и врата адовы не одол?ютъ Ю».
        Нордековъ чувствовалъ старый, такъ привычный «церковный» запахъ кругомъ. Этому запаху воска, лампаднаго масла и ладана - в?ка. Онъ вошелъ и впитался въ самыя ст?ны. Онъ точно отт?нялъ и усиливалъ слова, такъ сильно звучавшiя на славянскомъ язык? и по старинному говорившiя о близкомъ, сегодняшнемъ.
        - «Помяни об?щанiе Твое не ложное: - «Се Азъ съ вами есмь во вся дни до скончанiя в?ка», - со знойною, страстною в?рою выкрикнулъ священникъ.

«Буди съ нами неотступно, буди намъ милостивъ, - молитъ Тя многострадальная Церковь Твоя, - укр?пи насъ въ правов?рiи и любви къ Теб?, благодатiю и любовiю Твоею заблуждающiе обрати, отступльшiе вразуми, ожесточенные умягчи.

«Подаждь, Господи, во власти сущимъ разумъ и страхъ Божiй и вложи въ сердца ихъ благая и мирная о Церкви Твоей.

«Всякое развращенiе и жизнь, несогласную христiанскому благочестiю, направи. Сотвори, да вси свято и непорочно поживемъ, и тако спасательная в?ра укоренится и плодоносна въ сердцахъ нашихъ пребудетъ.

«He отврати Лица Твоего отъ насъ, не до конца гн?вающiйся Господи. Воздаждь намъ радость спасенiя Твоего.

«Всяку нужду и скорбь людей Твоихъ, огради насъ всемогущею силою Твоею отъ напастей, гоненiй, изгнанiй, заключенiй и озлобленiй, да Тобою спасаеми, достигнемъ пристанища Твоего небеснаго и тамо съ Лики чист?йшихъ небесныхъ силъ прославимъ Теб?, Господа и Спасителя Нашего со Отцомъ и Святымъ Духомъ во в?ки в?ковъ» …
        Во время чтенiя этой новой и показавшейся Нордекову необычайно см?лой молитвы, онъ разсмотр?лъ пожилого челов?ка, стоявшаго у иконы Божiей Матери на кол?няхъ. Онъ былъ въ св?тлыхъ штанахъ, въ темной рубашк? и башмакахъ на босу ногу. Такъ онъ и былъ описанъ Ястребовымъ на Россiйскомъ острову.
        Священникъ вышелъ читать заамвонную молитву. Молящiеся начинали выходить. Нордековъ подошелъ къ образу Божiей Матери и опустился на кол?ни подл? челов?ка въ темной рубашк?. Тотъ искоса взглянулъ на Нордекова и согнулся въ земномъ поклон?. Въ тотъ же мигъ изъ за ворота его рубашки выскочилъ небольшой темный крестъ. Нордековъ усп?лъ увид?ть - «братскiй крестъ». Незнакомецъ посп?шно спряталъ его за пазуху.
        Все шло, какъ по писанному. Это ободрило Нордекова. Онъ нагнулся къ полу и прошепталъ:
        - Коммунизмъ умретъ - Россiя не умретъ. Незнакомецъ не дрогнулъ, что называется «и ухомъ не повелъ». Онъ сталъ еще сильн?е креститься и съ страстнымъ надрывомъ, истово, склоняясь въ земномъ поклон?, въ молитвенномъ экстаз? довольно громко сказалъ:
        - Господи, спаси Россiю!
        И сейчасъ же, не глядя на Нордекова всталъ съ кол?нъ и пошелъ изъ церкви. Нордековъ пошелъ за нимъ. Онъ нагналъ его на улиц? идущимъ съ низко опущенной головой. Они свернули въ переулокъ. Тутъ было безлюдно. Челов?къ въ темной рубашк? повернулся лицомъ къ Нордекову и быстро и нервно бросилъ:
        - Давайте!
        Нордековъ подалъ ему отр?зокъ игральной карты съ кривымъ завиткомъ. Незнакомецъ сличилъ его съ достаннымъ имъ изъ кармана другимъ отр?зкомъ карты, облегченно вздохнулъ и сказалъ:
        - Пойдемте вм?ст?. Только не въ ногу. Вы идите своимъ шагомъ … Я пойду частымъ. И пока молчите.
        Такъ прошли они долго, изб?гая большихъ улицъ, и вышли, наконецъ, на набережную Невы. У гранитной скамьи на полукругломъ выступ?, гд? никого не было и вообще м?сто было тихое незнакомецъ предложилъ Нордекову с?сть.
        - Не устали? Мы то привыкли ходить. Б?гунами сд?лались. Ничего что на камн?? … Говорятъ не хорошо, да м?сто за то тихое. И мильтонъ далеко.
        Передъ ними были запущенныя зданiя большихъ дворцовъ. Сзади тихо плескала Нева. Св?жiй в?терокъ наб?галъ съ моря. Ч?мъ то роднымъ и милымъ в?яло отъ него Нордекову. Вдали немолчно шум?лъ и греготалъ городъ … Родной городъ Санктъ-Петербургъ, или хужой - Ленинградъ?
        XIII
        - Ну что, посмотр?ли нашу столицу? … Прекрасную нашу С?верную Пальмиру, - началъ незнакомецъ. - Уже маленькаго, поверхностнаго взгляда достаточно, - вы в?дь не интуристъ, - сами Петербуржецъ, такъ поймете что это такое! … Сумасшедшiй домъ! … Въ немъ еще кое-гд? бродятъ призраки … Т?ни прошлаго … Ихъ мало … Этого прошлаго, какъ огня боятся … Его - не было. Понимаете, ни Николая Второго, ни Александровъ, ни Екатерины какъ бы не существовало. Они только Петра I кое какъ допускаютъ. Они его революцiонеромъ считаютъ, тоже въ род? какъ бы большевикомъ. А впрочемъ вообще то у нихъ исторiя съ «октября» начинается. «Рысыфысыры», а потомъ эти самые сов?ты. Больше ничего. Какъ поется у насъ: - «во и во, ну и больше ничево» … Такъ имъ старики то эти самые вотъ какъ еще опасны. Они помнятъ, а помнить теперь запрещено. У насъ - молодежь. Она ничего не знаетъ, ничего не видала. Т?, кому было три года, когда пришла эта самая сов?тская власть. Вотъ эти то и есть самые ихъ горячiе поклонники. Что они видали? Они, какъ прозр?ли - увидали себя въ сов?тской школ? второй ступени, Они учились въ холодныхъ классахъ, гд?
замерзали чернила, учились безъ пособiй, учебниковъ, безъ тетрадей, часто безъ карандашей. Въ молодые годы я бывалъ въ Кита?. Я видалъ тамъ такiя же школы. Голодные китайчата въ холодной фанз? хоромъ повторяли за учителемъ какiя то фразы … Такъ вотъ тогда это въ Кита? было нормально и никого не удивляло. Зд?сь это удивляетъ только насъ, старыхъ людей, - молодымъ это такъ же нормально, какъ китайцамъ нормальной казалась ихъ холодная школа. Потомъ Вуз'ы … Голодное и холодное существованiе въ уплотненныхъ квартирахъ, или еще того хуже въ общежитiяхъ. Это, гражданинъ, каторга. Принудительно жить въ т?снот?, валяться на однихъ постеляхъ съ людьми, съ которыми ничего общаго не им?ешь - это же, повторяю, самая жестокая каторга. Притомъ самая лютая классовая ненависть между ними. Молодые люди и д?вушки живутъ вм?ст?, любовь, ревность, страсть выкинуты изъ ихъ обихода - буржуазные предразсудки! … Одинъ «актъ», или, какъ съ жестокимъ остроумiемъ, съ каторжнымъ остроумiемъ, сказалъ нашъ сов?тскiй писатель: - «стаканъ воды» … Адъ!
        - Какъ должны въ этомъ аду ненавид?ть большевиковъ, - сказалъ тихимъ голосомъ Нордековъ.
        - Вы думаете? - незнакомецъ прищурилъ глаза и острымъ, непрiятнымъ взглядомъ посмотр?лъ на Нордекова. - У васъ сигареты нав?рно им?ются? … Поди еще и съ заграничнымъ табачкомъ … Угостите по прiятельски. А то мн? эти наши «Тракторы»,
«Сов?ты» да «Пушки» 25 штукъ - сорокъ коп?екъ до тошноты надо?ли. Только горло дерутъ … А когда то славились табакомъ, между прочимъ … Богдановскiя, Месаксуди … Да было! Было же!
        Онъ долго и со вкусомъ раскуривалъ предложенную Нордековымъ папиросу, потомъ продолжалъ съ жуткимъ спокойствiемъ, такъ не отв?чавшимъ смыслу его р?чи.
        - Ненавидятъ всякую власть. И ч?мъ благородн?е, выше, доступн?е, скажемъ - красив?е она, - т?мъ бол?е лютой ненавистью ее ненавидятъ. Нашего прекраснаго Государя Императора, которому клялись въ «безпред?льной преданности», котораго
«обожали» - ум?ли еще и какъ! ненавид?ть … Охотились за нимъ.
        - Особые люди. He т?, кто обожалъ его.
        - Н?тъ, гражданинъ, т? же самые люди. Потому что онъ - власть! Потому что онъ - Государь … Вотъ поэтому онъ слишкомъ дв?сти л?тъ взятъ подъ подозр?нiе и обл?пленъ самою гнусною клеветой … Что, - вскрикнулъ незнакомецъ, - точно боялся, что Нордековъ возразитъ ему, - неправда?! … Кто всякiя гнусности писалъ и съ кафедры говорилъ про Домъ Романовыхъ? … Профессора, историки, публицисты, адвокаты … Эти
«безпред?льно преданные» благогов?ли передъ Герценомъ, Крапоткинымъ, Чернышевскимъ
… Самые лучшiе наши поэты и писатели не прочь были изъ подъ полы написать гадкiе стишки, сказать гнусность! … А в?дь ядъ то ея остается. Сто съ лишнимъ л?тъ благогов?ли передъ мужикомъ, ходили въ народъ … На демократiю молились. Соцiализмомъ см?нили христiанство. Вспахали и удобрили ниву и бросили въ нее с?мена. Теперь - собирайте урожай … Наша молодежь свою сов?тскую власть обожаетъ. Тоже - «безпред?льно ей предана». Молодежь воспитана въ сл?пот? и она сл?па. Что говорить сл?порожденному о красот? природы и объ игр? красокъ на солнечномъ луч? - онъ не пойметъ вашихъ восторговъ …
        Незнакомецъ притушилъ папиросу о гранитный парапетъ набережной и посл? н?котораго молчанiя тихо и очень сердечно сказалъ:
        - Вы присланы, чтобы поднять зд?сь возстанiе … Вывести народъ на улицу …
        Нордековъ не отв?чалъ.
        - Я понимаю ваше молчанiе … Ц?ню его … И крестъ Братскiй вы на мн? видали … За этотъ крестъ, если найдутъ - разстр?ливаютъ … И отр?зокъ карты я вамъ предъявилъ и все со мною вышло, какъ вамъ сказали тамъ, гд? дали явку на меня, а вы все не в?рите. Правильно … Что жъ и я бы такъ же поступилъ … Зд?сь самому себ? иной разъ не в?ришь … А вдругъ встанешь, да и пойдешь самъ на себя доносить, потому что надо?стъ скрываться.
        - Н?тъ, помилуйте … Отчего же, - какъ то смущенно заговорилъ Нордековъ. - Но, согласитесь, вашъ вопросъ … Зд?сь … Меня прямо огорошилъ …
        - Ахъ да … Мильтонъ недалеко … И Гороховая, не за горами … А гд? же говорить то? … Возстанiе? … Вы хотите заставить потечь р?ку снова по тому же руслу. Студенты, массовки … Рабочiе, митинги! … Армiя, безпорядки … И надъ вс?мъ, какъ руководитель - интеллигенцiя! … Либералы, народовольцы, нигилисты, соцiалисты, большевики! … Н-да … Задача. Прежде всего интеллигенцiи - н?тъ … Была, да вся вышла. Выведена въ расходъ … Съ «б?лой» армiей ушла заграницу, убита, забита, загнана въ тартарары. А кто остался изъ этихъ «соцiалистовъ», пошелъ съ ними. И какъ было ему не пойдти? Онъ воспитывался въ ненависти и презр?нiи къ религiи - большевики ему дали воинствующее безбожiе. Онъ ненавид?лъ Императорскую власть - ему преподнесли такую ненависть, какая ему и не снилась въ самыя злыя минуты его жизни. Онъ презиралъ и не любилъ Россiю, ну такъ вотъ ея н?тъ, вы понимаете, это выдумать надо: - н?тъ Россiи! … Слышите, ни Россiи, ни Русскихъ н?тъ, есть - Сов?ты и есть сов?тскiе … Какъ же этимъ то такую власть не обожать? У насъ не только сов?тскiй патрiотизмъ, у насъ самый махровый сов?тскiй шовинизмъ …
        - А кровь? … Какъ же они, въ большинств? Толстовцы и непротивленцы, переварили всю большевицкую кровь, - сказалъ съ уб?дительною силою Нордековъ.
        - Ахъ, кровь?… Но ему давно вдолбили въ голову, что при Царскомъ правительств? въ сто разъ было больше крови, разстр?ловъ, пытокъ, казней и мученiй, въ сто разъ больше крови лилось. Открыли архивы и доказали, понимаете, доказали, что это такъ
… He забудьте, что тутъ такая ложь, такая клевета, какой и самъ чортъ не придумаетъ. И голодъ и нищета при «Царизм?«были въ сто разъ хуже! … Попробуйте сказать, что это неправда. Кто скажетъ? … Все боится, все «безпред?льно предано» … Въ прежнее время все начиналось со студента. Кажется это въ «Б?сахъ» я читалъ, какъ «отъ Москвы и до Ташкента вся Россiя ждетъ студента». Вы были студентомъ?
        - He им?лъ такой чести.
        - Значитъ изъ юнкеровъ, военщина … Ну, можетъ быть, слыхали и вы. Тогда … Землячества и сходки … Стаканы съ чаемъ и съ пивомъ. Стриженыя курсистки, теперь этимъ не удивишь никого, а тогда стриженая д?вка была пугало … И п?сни … Чего чего только не п?ли мы. И «Дубинушку», и «Солнце всходитъ и заходитъ», «Нагаечку»,
«Варшавянку» и про Байкалъ и этотъ самый «Интернацiоналъ», будь онъ трижды проклятъ, орали съ дикимъ восторгомъ. «Вставай проклятьемъ заклеймленный» … Въ облакахъ сквернаго табачнаго дыма, въ запах? пива и водки и это звучало прямо великол?пно. И представьте ни мало не боялись дворниковъ, и «шпиковъ». Mope по кол?но … Устраивали сходки въ ст?нахъ самого университета. Университетъ автономенъ! Подъ прикрытiемъ ректоровъ, профессоровъ и декановъ разводили такую революцiю, что дальше идти некуда … И уже разв? слишкомъ разоремся: - «долой самодержавiе», придетъ полицiя и мирно заберетъ вс?хъ въ манежъ для разборки … Ну вышлютъ кого въ м?ста не столь отдаленныя, такъ в?дь за то - какiе герои! … Вотъ эти то студенты, наэлектризованные сходками, массовками, р?чами и п?снями шли на фабрики и вели рабочiя толпы на улицы … Такъ вотъ этого студента больше н?тъ. Который былъ, того угробили. Вм?сто него - Вуз'овецъ …
        Нордековъ слушалъ и думалъ, что все это онъ зналъ и раньше изъ лекцiй Ястребова и Субботина, все это онъ читалъ и въ эмигрантскихъ газетахъ, но какъ то совс?мъ это по иному звучало зд?сь, на набережной Невы, когда только что онъ своими глазами видалъ и говорилъ съ этимъ самымъ Вуз'овцемъ. Все было значительн?е и грозн?е. Онъ волновался предстоящей ему задачей, онъ не зналъ, какъ ему къ ней приступить, онъ ожидалъ, что тотъ, кто долженъ посвятить его въ работу его ободритъ, а онъ, вонъ какiя р?чи заговорилъ!
        Незнакомецъ продолжалъ, понизивъ голосъ.
        - Вотъ мы съ вами, по костюму и по всему, - ну пролетарiи, а, можетъ быть, просто лишенцы какiе нибудь, чтобы поговорить должны сид?ть на вольномъ воздух?, ибо въ домахъ ст?ны слышатъ и ст?ны доносятъ, а какъ же хотите, чтобы они то собрали такую массовку, такую сходку, какiя собирались при «проклятомъ Царизм?«подъ жесточайшимъ полицейскимъ гне-томъ? И мы говоримъ съ вами и боимся, боимся, боимся, а вдругъ какой нибудь проклятый ершъ въ Нев? да слушаетъ наши заговорныя р?чи и поплыветъ и донесетъ. Такъ какъ же вы хотите, чтобы сов?тскiй то Вуз'овецъ устроилъ собес?дованiе, ну хоть съ вами? … Гд?? …
        На сов?тской уплотненной квартир?, гд? сидятъ такiе «хамусъ вульгарисъ», при которыхъ ни о чемъ говорить кельзя? … Соберите теперешнихъ студентовъ, да никто и рта при нихъ не откроетъ, ибо никто не знаетъ, который изъ товарищей служитъ
«сексотомъ» у Гепеу. Какъ бы настроите толпу п?снями, когда мы и п?сень то никакихъ не знаемъ? Не «Боже Царя храни» намъ п?ть? … Надо еще эти то свои героическiя, душу поднимающiя п?сни создать.
        - А частушки? - сказалъ Нордековъ, - въ нихъ такъ много иронiи и насм?шки надъ большевиками.
        - Да иронiи и насм?шки, только больше надъ самими собою, ч?мъ надъ большевиками. И плаксивости русской въ нихъ тоже не мало. Самый задоръ то ихъ какой то жалующiйся
… Н?тъ, не это намъ надо. Нужна п?сня героическая, чтобы сама на бой толкала, чтобы на улицу звала, чтобы въ ней и барабанный бой и звуки трубъ слышались, такой п?сни н?тъ у насъ … Не поютъ, да и не см?ютъ п?ть. Ну, скажемъ, и соберутся наши вузовцы, такъ они то несчастные никогда не знаютъ кто донесетъ, но всегда знаютъ, что кто-то донесетъ нав?рно. Не запоешь при такихъ условiяхъ героической п?сни. Хожденiе въ народъ? … Да, пойди, - угробятъ за милую душу … Повсюду комсомольцы, повсюду сель-коры - безъ лести преданные оффицiальные доносчики … Н?тъ не разсчитывайте на нын?шняго студента. Не негодуйте на него, что онъ не бунтуетъ.
        Онъ не виноватъ. Онъ воспитанъ въ «китайской» холодной школ?, затвердилъ Ленинизмъ и въ Ленинизм? этомъ вся его религiя. Онъ тупъ и необразованъ. Мертвой хваткой хватился онъ за скудную науку, которую ему преподносятъ замерзающiе профессора, дрожащiе за свою шкуру и съ упорствомъ тупицы л?зетъ въ люди. Старается стать
«выдвиженцемъ». Зв?ринымъ инстинктомъ понимаетъ онъ, что знанiя его ничтожны, что онъ дуракъ и нев?жда и что дорога ему открыта только при сов?тской власти. Только при ней подхалимствомъ и доносами можетъ онъ и со своимъ скуднымъ багажомъ чего то достигнуть. Онъ понимаетъ, что всяческiе «уклоны» вредны и опасны, надо быть стопроцентнымъ коммунистомъ и тогда: - качай! валяй! … Такъ, какъ же заставите вы Вузовца кричать: - «долой сов?тскую власть». Она для него все. Въ ней его карьера, его будущее … А что касается до чувства справедливости, свойственнаго молодежи, ахъ, оставьте, пожалуйста, давно это стало буржуазнымъ предразсудкомъ. Можетъ быть, въ какой нибудь другой молодежи оно и есть, у насъ - «ударники» - то есть безъ лести преданные сов?тской власти, вотъ кто царитъ надъ умами …
        Незнакомецъ поежился плечами, протянулъ руку, прося у Нордекова папироску и, закуривая ее, сказалъ.
        - Знаете что … Мы что то все сидимъ на одномъ м?ст? и бес?да наша подозрительно долга. Мильтонъ второй разъ идетъ мимо насъ. Простимся безъ лапанiя, это зд?сь не принято и разойдемся. Пройдемте въ «садъ трудящихся» … Чувствуете всю глубину чисто Уэлльсовской сентиментальной пошлости названiй нашихъ: «садъ трудящихся» - улица «красныхъ зорь», а, каково! Пошл?е ничего не придумаешь, а нашимъ швейкамъ и пишмашкамъ очень даже нравится. Какъ же хотите вы повернуть опять къ старому Державному Санктъ-Петербургу, къ блистательному Граду святого Петра, къ временамъ Екатерины, Александровъ и Николаевъ, къ Растрелли и Воронихинымъ, къ Эрмитажамъ и Этюпамъ … Это уже Ленинградъ - и навсегда … Итакъ въ «саду трудящихся» вы найдете меня у памятника Пржевальскому, знаете, гд? у гранитной скалы лежитъ навьюченныйверблюдъ, а наверху генеральскiй бюстъ генеральской работы генерала Бильдерлинга … Ну-съ … Съ коммунистическимъ прив?томъ! … Пока! …
        Незнакомецъ всталъ и пошелъ, широко разворачивая носки своихъ старыхъ кожаныхъ туфель и чуть раскачиваясь. Онъ шелъ самой безпечной походкой. На всей его фигур? было написано, что ему самъ чортъ не братъ и что онъ въ этомъ самомъ Ленинград? подл? мильтоновъ и чекистовъ чувствуетъ себя прекрасно. Нордековъ подождалъ немного и, перейдя набережную, вошелъ въ Александровскiй садъ.
        XIV
        Какъ все зд?сь напомнило ему его д?тство! Такъ же какъ и тогда пл?нительный ароматъ кустовъ, скошенной травы и цв?товъ, св?жесть испаряющейся росы, запахъ старыхъ цв?тущихъ липъ встр?тилъ Нордекова въ «саду трудящихся». За р?шеткой и густою зарослью кустовъ звонили трамваи, изр?дка, дребезжа разбитыми рессорами, проносился автомобиль такси, и издалека, съ площади грубымъ нечелов?ческимъ голосомъ объявлялъ что то громкоговоритель … Гуляющихъ было мало. Часъ былъ об?денный. Только д?ти играли недалеко отъ памятника. Надъ кустами въ просв?т? площади высились купола Исаакiевскаго собора. Ихъ тусклое, обл?злое золото такъ много говорило сердцу Hopдекова.
        Незнакомецъ издали увидалъ Нордекова. Онъ всталъ со скамьи, гд? ус?лся въ ожиданiи, пошелъ навстр?чу полковнику, взялъ его подъ руку и зашепталъ на ухо:
        - Надо отдать справедливость, васъ тамъ удивительно од?ли и загримировали. Васъ выдаютъ только глаза.
        - А что въ нихъ? - не безъ тревоги спросилъ Нордековъ.
        - Очень они у васъ живые и въ тоже время спо койные. Тутъ или мертвые, какъ у уснувшей рыбы, или горящiе сумасшедшимъ огнемъ, полные революцiоннаго пафоса. Середины и, главное, спокойствiя н?тъ. Или комсомольскiй сумасшедшiй экстазъ и восторгъ, или унылая голодная напряженность безпартiйнаго. Сядемъ зд?сь … Какая тишина! … Никого кругомъ. Разв? только воробьи донесутъ на насъ … He безпокойтесь и они съум?ютъ это сд?лать … Вотъ эта то тишина и кажущееся безлюдье и обманываютъ иностранныхъ пос?тителеи Ленинграда. Отсюда и идетъ легенда о мертвомъ и пустомъ Петербург? … Ничего не пустой … Жизнь бьется и клокочетъ въ немъ. He та, конечно, жизнь, къ какой мы съ вами привыкли … Жизнь молодая … Людей страшно сказать: будущаго! … Этихъ св?тлыхъ строителей райской жизни, какая настанетъ, когда удастся «пятил?тка». Случалось вамъ бывать раннею весною въ запущенномъ л?су? Оранжевые папоротники покрыли его. Все мертво подъ ними. Ихъ переплетъ сломанныхъ в?твей и старыхъ почерн?вшихъ листьевъ, кажется, все заглушилъ. И ничего зд?сь не будетъ больше во в?ки в?ковъ. А зайдите черезъ н?сколько дней. Какая буйная,
густая поросль новыхъ поб?говъ выт?снила стариковъ. Все кругомъ зелено и лишь кое гд? на самой земл? вы можете найти черные остатки прошлогоднихъ папоротниковъ. Смерти въ природ? н?тъ - есть в?чное торжество и поб?да жизни надъ смертью, «аще не умретъ - не оживетъ». Жизнь торжествуетъ черезъ смерть и черезъ убiйство. Стараго рабочаго, что съ тоскою въ сердц? ждалъ, какъ и чему его научитъ студентъ вы не найдете на заводахъ. Новый никого не станетъ слушать. Онъ объ?лся
«политграмотой» и у него н?тъ охоты слушать чьихъ бы то ни было р?чей. Да и зач?мъ? Теперь самое разр?шенное и есть самое запрещенное. Смачная ругань противъ Бога и религiи, порнографiя нич?мъ не прикрытая - вотъ что дала ему власть … И … спортъ … Есть отъ чего съ ума спятить. Глаза на лобъ л?зутъ отъ всей этой жизни, гд? н?тъ ни минуты покоя.
        - Но онъ рабъ.
        - Какъ сказать … Да, конечно, больше ч?мъ рабъ. Ho онъ этого не понимаетъ. Ему некогда надъ этимъ задуматься. Напротивъ онъ опьяненъ свободой. Это не парадоксъ … Непрерывка … Пятидневка … Онъ строитель «пятил?тки». Поэты въ его честь слагаютъ стихи, такiе сумасшедшiе, что и понять ихъ нельзя. Ясно одно: - въ его честь. Онъ герой. Онъ хозяинъ. Лесть … Ахъ чего только не сд?лаетъ лесть. Да еще на такiя св?жiя нетронутыя дрожжи … Посмотрите, что д?лается л?томъ на пригороднихъ дорогахъ, и не въ праздникъ, праздниковъ н?тъ, а благодаря пятидневкамъ и непрерывкамь каждый день! Толпа, давка. Все стремится за городъ, какъ бывало мы, Петербуржцы, говорили:-«ins grune».
        Парки и сады, дворцы и зат?и Петергофа, «Детскаго» села, Стр?льны, Оранiенбаума, Гатчины открыты для этой шумной толпы. Все больше молодежь, ничего не знающая, ничего не видавшая. Она врывается въ Императорскiя спальни, въ молельни, пялитъ глаза на семейныя, намоленныя иконы и слушаетъ объясненiя. Ей говорятъ:
        - «васъ никогда и близко сюда не пускали. Тутъ стояли часовые, стража, васъ какъ собакъ шелудивыхъ гоняли отсюда - теперь это ваше - народное, потому что народъ взялъ въ свои руки власть, потому что вы и есть власть». «На этомъ стол? такой то Императоръ подписалъ такiе то смертные приговоры. Зд?сь пытали декабристовъ, зд?сь мучили Русскiй народъ». И толпа в?ритъ, ибо что она знаетъ? Въ паркахъ на зеленыхъ газонахъ развеселая «пьянка». На берегу залива полно голыхъ т?лъ. Мужчины и женщины купаются въ перемежку. «Долой стыдъ»! … To, что раньше блудливо подглядывали въ щели женскихъ купалень - открыто теперь для общаго обозр?нiя. Какiя словечки, какiя соленыя шутки, какiе шлепки по голому т?лу, какой зв?риный хохотъ вы услышите зд?сь! Какiе поц?луи! … He хватаетъ кустовъ укрывать то, что должно быть укрыто. Зв?риный бытъ, зв?риная жизнь, но и зв?риная тоже радость … Уханье, визгъ, вопли, крики, пьяная ругань - ничего святого, ничего чистаго - подлинный адъ … А нравится … Свобода! … Повсюду устроены стадiоны, физ-культура процв?таетъ. Рабочихъ обучаютъ гимнастик?, легкой атлетик?, молодежь увлечена
фут-боломъ. Устраиваютъ матчи и состязанiя. И, если это въ солнечный день, - подлинное счастье у этихъ людей. Имь сказано - и они этому кр?пко пов?рили - придетъ другая власть, она все это отъ нихъ отберетъ … Рабскiй трудъ … но и какой скверный, съ постоянными прогулами, со штрафными листами и съ такою небрежностью во всемъ, что иностранные инженеры только руками разводятъ. Наше былое «кое какъ» возведено теперь въ кубъ что ли? … И тутъ же поощренiя, красныя знамена, ордена имени Ленина - это не медали съ Царскимъ портретомъ - это дается вс?мъ, коллективу, это празднуется и это ц?нится … Пишутъ въ газетахъ, восхваляютъ въ стихахъ. Мы когда то см?ялись надъ Третьяковскимъ - «придворныи пiита». Теперь Демьяны Б?дные, Маяковскiе, Есенины, и прочая полуграмотная дрянь льстятъ, какъ никакой придворный льстець и льстить то не посм?лъ бы - народъ все сожретъ!.. Такъ ч?мъ же, какими посулами вы свернете рабочаго отъ такой жизни? Европейская, а бол?е того, христiанская мораль съ ея воздержанiемъ и постами покажется ему самыми тяжкими ц?пями. Сов?сть? … Да онъ выросъ безъ сов?сти. Да, бываетъ … Находитъ иногда
раздумье, сомн?нiе, больше на д?вушекъ … И стр?ляются и топятся и в?шаются отъ тоски лютой. Ихъ не жал?ютъ. Самоубiйство не въ фавор?. Оно показываетъ слабость духа, а новый челов?къ долженъ быть силенъ. Самоубiйцъ презираютъ. Жизнь молодежи несется какою то б?шеною сарабандой. Только посп?вай. Всегда на людяхъ. Все общественное, везд? толпа. Въ столовыхъ, въ уборныхъ, всюду стадомъ, всюду вм?ст?. Никогда наедин?. И везд? доносчики. На завод?, на служб?, въ комиссарiат?, въ очередяхъ у лавки, на партiйномъ собранiи, въ народномъ университет?, въ танцульк?, на спортивной площадк?, въ киношк?, въ театр?, въ бардак? … Везд? толпа
… Подлинно пиръ Валтасара!
        - Какой тамъ пиръ, - вставилъ Нордековъ. - Голодные люди.
        - Они къ этому привыкли. Врачи ихъ уб?дили, что ?сть много вредно. И нашимъ, какъ китайцамъ - щепотка риса и довольно. Голодный паекъ. Они в?дь съ д?тства ничего другого и не видали, такъ что имъ! Это мы об?дъ мен?е ч?мъ изъ трехъ блюдъ и въ об?дь не считаемъ. Имъ съ утра и до вечера твердятъ о лютомъ голод? заграницей.
        - Ну ужъ! …
        - Подите вы, такъ ув?рили. Вс? думаютъ, что провизію и заграницей получаютъ по квиткамъ, везд? пухнутъ отъ голода.
        - Полноте, какъ можно этому пов?рить?
        - Я старый уже челов?къ и въ свое время живавшiй заграницей, а, порою, и я колеблюсь. Вс? уши намъ этимъ прожужжали … Н?тъ, бросьте, рабочаго вы никакъ не свернете … «Наша власть» - затвердилъ это и знать ничего не хочетъ. В?ритъ въ пятил?тку и въ грядущiй рай. Оыъ в?ритъ въ то, что Сов?ты покорятъ весь мiръ, что везд? будетъ третiй интернацiоналъ. Это религiя и какая сильная! … Онъ готовъ и на войну за это … Однако, знаете что, перем?стимтесь опять, a то и правда воробьи на насъ донесутъ … Вы Петроградъ хорошо знаете?
        - Прекрасно … Я въ немъ родился и выросъ. Да и служилъ почти всегда въ немъ.
        - Ну многаго теперь и не узнаете. Одно разрушено, другое настроено. Одни прекрасные памятники сняты, другiе омерзительные наставлены. Стало больше садовъ. Цв?тниками пустыри позасадили, д?тскихъ площадокъ понад?лали. Въ носъ, знаете, шибаетъ - вотъ она, смотрите, какая у насъ культура … Любимое слово, между прочимъ, у нашихъ дикарей. Водопроводы не д?йствуютъ, на дворъ за нуждою б?гаютъ, какъ при цар? Горох?, электричество то и д?ло пошаливаетъ, а левкоевъ и флоксовъ ка пустопорожнихъ м?стахъ понатыкали и рады, какъ д?ти … Какъ дикари … Н?тъ … какъ сумасшедшiе. Итакъ черезъ полчаса на «пол? жертвъ революцiи». Тоже названьице! … У могилы борцовъ революцiи, гд? пока тихо обваливается каменная краденая ограда, созданная по проекту архитектора Руднева и гд? закопаны, не хочу сказать погребены, - Володарскiй, Урицкiй, Нахимсонъ, Сиверсъ, Толмачевъ, финскiе коммунисты и прочiе красавцы, да то быдло, которое создавало «февраль» и «октябрь»
… Тамъ меня и ищите … Съ товарищескимъ прив?томъ! … Пока! …
        На этотъ разъ незнакомецъ пожалъ и даже потрясъ руку Нордекову и тою же нахоженною развалистою походкою пошелъ черезъ садъ къ Невскому проспекту.
        XV
        Нордековъ не узналъ Марсова поля. Оно слилось съ Л?тнимъ и Михайловскимъ садами и стало громаднымъ паркомъ, полнымъ лужаекъ, кустовъ и цв?точныхъ клумбъ. Зд?сь шумъ города былъ не такъ слышенъ и воробьи верещащими стаями переносились съ м?ста на м?сто. Воздухъ былъ н?женъ и прохладенъ. Съ Невы несло водянымъ запахомъ. На трав? тутъ и тамъ лежали отдыхающiя парочки.
        Со стороны Л?тняго сада доносились м?рные крики гимнастическихъ командъ. Нордековъ сейчасъ же отыскалъ памятникъ. Его закладка была еще при немъ. Это Временное Правительство канонизировало бунтовщиковъ и погребло ихъ въ красныхъ гробахъ на Марсовомъ пол?.
        Незнакомецъ ходилъ, осматривая р?шетку.
        - А, наконецъ, вы, - онъ увлекъ Нордекова къ Л?тнему саду.
        - Знаете, что то много тутъ всякой публики шатается. Пойдемте къ Фонтанк?. Тамъ всегда какъ то меньше народа бываетъ.
        - Что это тамъ за крики? - спросилъ Нордековъ.
        - Физ-культурники упражняются. Вы покидали Петербургъ, когда спортомъ занимались аристократическiя 6арышни, да немного офицеры … Теперь весь «молоднякъ» зараженъ спортомъ. Въ каждомъ городскомъ район? свои кружки физ-культуры при предпрiятiяхъ и учрежденiяхъ. Казалось бы что общаго между спортомъ и Акушерскимъ техникумомъ, или Госметографiей, или Глухон?мыми, а вотъ у каждаго есть свой кружокъ спорта. Каждая фабрика, школа, большой магазинъ, типографiя заняты спортомъ. Какихъ только клубовъ у насъ н?тъ! Авто-мото-вело клубъ, Горно лыжный клубъ на Парголовскихъ высотахъ, четыре гребныхъ клуба, два парусныхъ, теннисъ, шахматы - и все для вс?хъ, конечно, для партiйцевъ прежде всего. Видите, какiя достиженiя! Есть отъ чего мозгамъ на бекрень свернуться … У насъ и говорятъ: - «безъ Бога, безъ Царя и безъ Россiи куда весел?е живется» … Такъ вотъ какъ … Ну что же продолжимъ. Я им?ю приказъ информировать васъ о всемъ … Мн? сказали, что у васъ, у эмиграцiи, большiя надежды на красную армiю. Вы какъ то не можете пов?рить, что красная армiя не Русская армiя, что она не насл?дница славы и доблести Русской
Императорской армiи?
… He такъ ли? …
        - Да, это такъ. Мы, старые Русскiе офицеры, знающiе и любящiе Русскую армiю и Русскаго солдата, не можемъ понять, какъ это такъ, чтобы Русскiе люди не желали им?ть прежней поб?доносной Христолюбивой армiи.
        - Такъ такъ … Когда то и я отбывалъ воинскую повинность и былъ вотъ въ этихъ самыхъ Павловскихъ казармахъ, что называется - вольноперомъ. Видалъ я тогдашнихъ новобранцевъ. Новобранецъ Императорской армiи приходилъ изъ богобоязненной семьи. Онъ боялся военной службы. Приступалъ онъ къ ней съ молитвой. Сколько, бывало, св?чей наставятъ новобранцы передъ ротнымъ образомъ, сколько поклоновъ отобьютъ. Новобранецъ не терялъ связи съ семьею и домомъ. Письма изъ дома - радость. Побывка домой - мечта. Въ казарм? его встр?чалъ окрикъ. Онъ сразу сжимался отъ вн?шней дисциплины. Отданiе чести, отв?ты на прив?тствiе, чистота т?ла и одежды … ну тамъ еще барабанъ и учебный шагъ. Въ старой армiи ум?ли муштровать и д?лать солдата. И везд? грезится кулакъ … He сладкая, знаете, греза.
        - Въ нашей армiи не били.
        - Офицеры, да, можетъ быть … В?рн?е - переставали бить. Но унтеръ-офицеры? … Во всякомъ случа? грозили побить. «Я тебя подъ арестомъ сгною» … «Я теб? морду набью, будешь помнить» … В?дь такъ? …
        Нордековъ промолчалъ.
        - Да не въ этомъ д?ло. Въ старой нашей армiи, при всемъ казарменномъ ут?сненiи и угнетенiи была - свобода … Были дни и часы, когда въ казармы безпрепятственно допускались пос?тители. Они садились на койки и что говорили они, что д?лали, что приносили, никому до этого не было д?ла. Въ нашей старой казарм? была - деликатность. Солдаты ходили въ отпускъ. Больше въ Апраксинъ дворъ за покупками, но за ними никто не сл?довалъ по пятамъ и никто не сл?дилъ … Была, значитъ, возможность пропаганды въ войскахъ, и пропаганда шла. Теперь совс?мъ другое. Красноармеецъ приходитъ изъ разрушенной семьи, съ поколебленнымъ родительскимъ авторитетомъ. Въ Бога онь не в?ритъ. Онъ еще въ деревн? побывалъ и въ безбожникахъ и въ комсомол?, ему на все плевать. Онъ никого и ничего не боится. Для него авторитетовъ н?тъ. Голодный, оборванный, босой, шапка на затылокъ, въ глазахъ заячiй страхъ и наглость безъ м?ры - вотъ современный красный новобранецъ. Онъ повидалъ Все-воен-обучъ еще въ деревн? и военной службы онъ не боится. Его од?нутъ, не Богъ в?сть какъ, много хуже, ч?мъ од?вали въ Императорской армiи, но много лучше,
ч?мъ од?та толпа. Да в?дь нашего то, стараго, онъ ничего не видалъ. У него сравненiе только съ окружающимъ и это сравненiе ему говоритъ, что онъ прекрасно од?тъ и ?стъ такъ, какъ рядовому обывателю и не снится. Онъ зараженъ стремленiемъ воевать. «Даешь Варшаву»! … «Даешь Парижъ»! Отъ Варшавы то они драпали въ два счета, да в?дь этого имъ не говоряiтъ. Въ нихъ насаждаютъ красноармейскiй шовинизмъ. И этотъ шовинизмъ и вы въ своихъ эмигрантскихъ газетахъ поддерживаете. Красная армiя первая въ мiр?! …
        Незнакомецъ сплюнулъ на сторону и посл? короткаго молчанiя какимъ то рывкомъ кинулъ:
        - Ни черта она не стоитъ ихъ красная армiя. Дер(ь)мо, какъ и вся сов?тская страна. Ложь и обманъ. Пусканiе пыли въ глаза и юнкерское фанфаронство.
        Онъ окончательно замолчалъ, и Нордекову пришлось напомнить ему, что онъ говорилъ о красной армiи.
        - Да такъ вотъ … Учоба не трудная … Вн?шность на второмъ план?. За всякое старанiе - поощренiе, за всякую провинность наказанiе. Онъ наружно совершенно свободенъ. Вн? службы, гуляй гд? хочешь - запрета никуда н?тъ. Но онъ никогда ни на одну минуту не бываетъ одинъ. Въ танцульку гурьбой, въ кинематографъ толпой, въ публичный домъ и то вс? вм?ст?. Не только слова, но самыя его мысли изв?стны товарищамъ. Везд? есть невидимая коммунистическая ячейка безъ лести преданныхъ сов?тамъ людей, готовыхъ доносить. Какъ поведете вы при такихъ условiяхъ пропаганду? … Черезъ само начальство? Но, начальство изъ бывшихъ Царскихъ офицеровъ спитъ въ земл? сырой.
        Разстр?ляно, выгнано со службы, лишено вс?хъ правъ и сгноено голодомъ и холодомъ. Остались т?, кто пов?рилъ въ ц?лесообразность такого строя, кто заразился сумасшедшимъ пафосомъ большевизма и служитъ на сов?сть, да еще т?, кто нав?ки такъ запуганъ, что и головы поднять не см?етъ. Кр?пость неприступная наша красная армiя. Подойдите заговорить къ одному - васъ обступитъ пять, десять товарищей, положатъ руки на плечи, приблизятъ уши, уставятъ на васъ не былые телячьи глаза старыхъ новобранцевъ, а умные, наглые, хулигански см?лые глаза … Что у нихъ на душ?? Кто свой, кто коммунистъ? … Мн? пришлось въ прошломъ году быть по служебнымъ д?ламъ на Румынской границ?. Надо быть такому гр?ху, что у рvмынъ, по ту сторону Дн?стра, стоялъ на охран? гусарскiй полкъ Императора Николая II. У нихъ вензеля на погонахъ. Надо было вид?ть, какая ярость охватывала нашихъ красныхъ пограничниковъ, когда они увидятъ этихъ солдатъ… Злобный фоксъ на кошку такъ свир?п?етъ, какъ свир?п?ли они. Кулаками машутъ, ревутъ по зв?риному, кроютъ такими словами, что удивляешься, какъ воздухъ выноситъ такую ругань. Орутъ: -
«погодите, дайте намъ только до васъ дорваться, въ клочья васъ порвемъ … Мы вамъ эти вензеля каленымъ жел?зомъ на причинномъ м?ст? выжжемъ» … За что? … Откуда такая ненависть? … Молодые в?дь все парни, изъ деревни. Когда убили Государя имъ было шесть, семь л?тъ … Что могли они знать о немъ? … Да все оттуда же - изъ этого сумасшедшаго дома, гд? непрерывно, слышите, непрерывно, въ школ?, въ клуб?, въ изб? читальн?, въ казарм?, на урок? полит-грамоты, въ постели съ сов?тской д?вкой это внушаютъ. Старыя книги отобраны, сожжены или хранятся за семью замками для посвященныхъ … Какъ? … Съ ч?мъ? … вы придете въ красноармейскую казарму … Н?тъ … Невозможное д?ло …
        Были попытки и вс? плачевно кончались.
        Они шли медленно по т?нистой алле?. Вл?во были темныя воды Фонтанки. Нордековъ забывалъ свой костюмъ, старался не гляд?ть на незнакомца, не слушать и не в?рить его безнадежнымъ словамъ. Картины прошлаго вставали передъ нимъ. Ужели все это навсегда ушло? … Ужели это никогда не вернется? …
        Низкiе двухъэтажные дома училища правов?д?нiя и Педагогическаго музея тянулись на противоположной сторон? … Тамъ, вдоль набережной, стояли ломовыя койки, запряженныя крупными битюгами. Слышалось звонкое щелканье бросаемыхъ швырковыхъ дровъ. Такъ было при Петр?, при Екатерин?, при Александр? I, такъ было въ дни его д?тства, такъ есть и теперь … Почему же такъ страшенъ разсказъ незнакомца …
        - Прежде, - тихо, понизивъ голосъ почти до шопота, продолжалъ незнакомецъ, - опорой Русскаго быта была Русская женщина. Она строила семью. Няня … Дов?ренная горничная-наперсница - помните Лиза у Софьи Фамусовой … Ну тамъ еще и усадьба полагалась, и въ этой усадьб? этакая, знаете, Тургеневская д?вушка, кисейное созданiе, прелестное душою и т?ломъ … Лиза Калитина тамъ какая нибудь … Барышня … Институтка … Наивное существо, думающее, что французскiя булки растутъ на деревьяхъ, а д?тей находятъ подъ капустнымъ листомъ … Гд? же все это? … Все миновало, какъ сладкiй сонъ. Старыхъ нянь угробили. А какiя и сами померли или съ вами въ эмиграцiю у?хали - «господъ» не покинули. А какiя остались тоже «свои права взяли» не хуже другихъ. Горничныхъ н?тъ - есть «уборщицы» … О Тургеневской д?вушк? говорить не приходится, ибо пом?щичьи усадьбы сожжены еще при первой Дум? Герценштейнами и ему подобными иллюминаторами Россiйскаго горизонта. В?дь еще отъ этой самой первой Думы, вотъ откуда уже большевицкимъ дерьмомъ потянуло … Н?тъ и институтовъ, да н?тъ и барышень … Современная сов?тская д?вушка прежде всего не
д?вушка … Все испытать, все знать ей надо со школьной скамьи. Чтобы жить … просто, грубо жить, -сть, пить, ну и од?ться какъ нибудь - она должна работать, какъ волъ съ утра и до ночи. Секретарши, пишмашки, стенотипистки, продавщицы, мильтонши, кондукторши, ген-штабистки, куда только не прол?зла она. Чтобы въ нашемъ сумасшедшемъ дом? женщин? чего нибудь добиться, чтобы кобели въ штанахъ не сд?лали ее рабыней, ей надо и кр?пкiе кулаки им?ть и здоровую глотку. Надо на зубокъ знать
«Ленинизмъ» и имъ бить насильниковъ Чубаровцевъ … Природа знаетъ, что надо д?лать. Лучшiе физ-культурницы - женщины. Безсознательно, можетъ быть, иная и мечтаетъ о семь?, сознаетъ ненормальность и скотство своей жизни, да кому она про это скажетъ? … А в?дь во времена борьбы съ проклятымъ «царизмомъ» это женщина шла во глав? «освободительнаго» движенiя. Софiи Перовскiя, В?ры Засуличъ не посл?днюю роль въ немъ играли. И въ каждомъ такомъ комплот? уже непрем?нно была какая нибудь Рахиль или Геся …
        Они дошли до края и повернули назадъ. И точно этотъ поворотъ перевернулъ мысли незнакомца.
        - Рахили, Геси, Сони, - съ надрывнымъ вздохомъ сказалъ незнакомецъ, - вотъ кто посылалъ нашу шаткую молодежь на борьбу. Жиды! … О, какъ они способны на все это!
… Точно спецiально созданы для бунтовъ! … Если бы да они были съ нами!? … Теперь они наверху. Они везд? на командныхъ высотахъ. Чего еще имъ надо? Зач?мъ имъ свергать правительство, столь къ нимъ благосклонное? Вы поняли меня теперь … Безнадежно! Это же гибель Россiи! Это гибель христiанской культуры во всемъ мiр?! Когда эта армiя сумасшедшихъ, б?сноватыхъ, б?сами одержимыхъ, тупыхъ, скотски сладострастныхъ, жадныхъ, небрезгливыхъ, жестокихъ, глупыхъ, неприхотливыхъ, закаленныхъ въ борьб? за жизнь, не боящихся ни холода, ни голода, снабженныхъ самыми дьявольскими газами, аэропланами, Цеппелинами, этимъ своимъ Осо-авiо-химомъ, воспитанные во Все-воен-обуч? бросится на Европу жечь и грабить, убивать и насиловать - никакое культурное войско передъ ними не устоитъ.
        Незнакомецъ остановился и поднялъ голову. До этого онъ не смотр?лъ въ лицо Нордекову. Теперь, посмотр?въ, онъ испугался. Такъ было оно бл?дно, такая нечелов?ческая тоска и боль была въ его глазахъ, что незнакомцу стало страшно. Онъ зналъ - видалъ это выраженiе, за этимъ - самоубiйство. Онъ взялъ своею жесткою, въ мозоляхъ и цапкахъ рукою руку полковника и, кр?пко пожимая ее, сказалъ:
        - Ну, полноте … He в?рьте мн? … Я ошибаюсь … Я обобщаю. Сгущаю краски … Есть красные командиры, которые со своими женами убираютъ церкви и поютъ во время богослуженiя. Есть подвижники. Это не Содомъ, гд? не нашлось ни одного праведника. Тутъ ихъ многiе миллiоны. Вы и представить не можете, какiе святые, чистые люди, подлинные христiане живутъ въ Сов?тскомъ Союз?, какiе пламенные патрiоты … Они неслышно и невидимо подготовляютъ спасенiе Россiи. Какiя есть матери. Потихоньку он? учатъ д?тей в?р? въ Бога и любви къ старой нашей Россiи … Вы знаете, я иногда думаю, не безъ гордости думаю, что лучшiе то люди не съ вами ушли въ эмиграцiю, на хорошее и спокойное житiе, а остались зд?сь и несутъ подвигъ спасенiя Россiи, работая для нея въ сумасшедшемъ дом?. A посмотрите въ какихъ ужасающихъ условiяхъ наши профессора ведутъ и двигаютъ Русскую науку! А наука - это путь, и в?рный, къ спасенiю … Сколько ихъ погибло! … И притомъ я не говорилъ про деревню. Я ее не знаю … Думаю, что тамъ все-таки легче работать. Н?тъ … Н?тъ … He теряйте духа … Я говорилъ вамъ, чтобы вы знали, какъ трудно, но трудно - не значитъ,
что невозможно
…
        Онъ еще разъ пожалъ и потрясъ руку Нордекова.
        - Простите, намъ разстаться надо. Часто встр?чаться боюсь, а вид?ться какъ то надо. Черезъ два дня, въ десять утра въ саду Урицкаго, у большого озера, противъ дворца. Идетъ? …
        - Это … въ Таврическомъ саду? …
        - Ну да, конечно. Теперь везд? новые герои и они сп?шатъ, сп?шатъ и сп?шатъ и памятники себ? ставить, и города, веси и улицы своими именами поганить, ибо знаютъ канальи, что недолгов?чна ихъ слава и проклянетъ ихъ потомство … Коммунизмъ умретъ - Россiя не умретъ. Пока! …
        Незнакомецъ кивнулъ головою и они разстались.
        XVI
        Уже поздно вечеромъ и что называется «безъ заднихъ ногъ» вернулся Нордековъ въ ригу за деревней Коломягами, гд? былъ ихъ «домъ» и гд? онъ могъ чувствовать себя въ полной безопасности. Парчевскiй былъ уже тамъ, а Голубовъ, Дубровниковъ и Карнеевъ заканчивали установку радiо аппарата и регулировали безшумный моторъ. Ужинъ былъ готовъ.
        Нордековъ ?лъ молча. Онъ снова былъ во власти того самаго безволiя и отчаянiя, какое овлад?ло имъ посл? лекцiи Стасскаго и довело его до покушенiя на самоубiйство. Но тогда это была только эмигрантская лекцiя и ей можно было в?рить или не в?рить, теперь же это былъ разговоръ съ челов?комъ, тринадцать л?тъ жившимъ въ сов?тской республик? и хорошо изучившимъ вс? возможности. И онъ сказалъ: -
«безнадежно» … Надо кончать съ собою. Все равно ничего не выйдетъ. Только теперь это не будутъ волны чужой Сены, а можно будетъ кончить съ собою со славой, кончить подвигомъ убiйства какого нибудь изъ сов?тскихъ гадовъ.
        Парчевскiй, какъ всегда былъ веселъ и полонъ бодрости.
        - Ну, какъ твоя разв?дка? … Нашелъ свою явку? … Или неудача? … Что ты такой, какъ въ воду опущенный … Разсказывай. Или усталъ? … Я самъ братъ, ногъ подъ собою не чувствую, хотя и рискнулъ и въ трамваяхъ ?здить и сюда по жел?зной дорог? добрался.
        - Усталъ … Ахъ, если бы только усталъ! Да я усталъ т?ломъ, но въ тысячу разъ больше я усталъ душою. Все то, что я услышалъ сегодня въ первый день моего пребыванiя на родин? такъ … безнадежно.
        И Нордековъ слово за словомъ разсказалъ Парчевскому все то, что передалъ ему незнакомецъ.
        - Ты понимаешь, если т?, кто разрушали Императорскую Россiю работали безъ малаго дв?сти л?тъ, если считать отъ Бакунина и первыхъ декабристовъ - намъ предстоитъ работать четыреста л?тъ … Ты понимаешь это? … Я не могу … не могу больше, Парчевскiй! … Прости меня, но я ?халъ сюда, чтобы увид?ть и добиться настоящей Россiи.
        - Ты ее и увидишь.
        - Когда? … Еще четыреста л?тъ! … Быть пiонерами въ этой безконечной работ?, словъ н?тъ - это очень почетно, но какъ это грустно и тяжело. He знаю, хватитъ ли у меня силъ на это …
        - Четыреста л?тъ … Зач?мъ? … Какая глупость! … Т?, кто разрушалъ Россiю, разрушали организмъ, которому было тысячу л?тъ, государство съ устоявшимся бытомъ, съ твердыми устоями … Они не разрушили сго. Это - все-таки Россiя. To, что ты вид?лъ была пошлая намалеванная варваромъ скверными, жидкими красками картина на прочной старинной фреск? большого мастера. Придетъ реставраторъ и смоетъ дикую мазню нев?жды и проявить мiру всю красоту настоящей фрески.
        - Проявитъ мiру всю красоту настоящей фрески, - повторилъ за Парчевскимъ Нордековъ. - Но, когда это все будетъ? … Черезъ четыреста л?тъ! …
        - Почти дв?сти л?тъ понадобилось, чтобы до основачiя потрясти тысячел?тнее строенiе Россiи … Большевизму минуло всего тринадцать л?тъ. Правда, корни у него ц?пкiе, но они не проникли въ самую толщу народной жизни. Они разрушили т?ло, но не могли и никогда не смогутъ разрушить Русскую Душу. Все то, что ты вид?лъ и что теб? говорилъ незнакомецъ … Незнакомецъ … Да уже не провокаторъ ли то былъ? Можеть быть просто запуганный интеллигентъ, самъ ставшiй сек-сотомъ? Соцiалисты и народовольцы работали, допустимъ, около двухъсотъ л?тъ. Такъ в?дь, какъ имъ приходилось работать! Имъ надо было самимъ ходить въ народъ, свои идеи распространять потаенно въ маленькихъ кружкахъ. Прокламацiи они печатали на гектограф? и р?дко когда имъ удавалось литографировать ихъ, они бросали самод?льныя динамитныя бомбы … Кустарная работа самоучекъ! Съ нами идетъ удивительиая техника второй четверти двадцатаго в?ка, такъ тщательно собранная и снаряженная капитаномъ Немо. У нась кинематографъ, телевизоръ и громкоговорители, у насъ радiо и наше слово и образы, нами рисуемые распространяются просто таки чудеснымъ образомъ по всей
Россiи. Съ нами газы разныхъ степеней и качествъ, съ нами паника, которую мы нагонимъ на толпу … Т?хъ разгоняли нагайками … Къ намъ никто не посм?етъ приступиться. И потому имъ понадобились сотни л?тъ … Намъ? … Н?сколько дней.
        - Завидую теб?, Парчевскiй … Неисправимый оптимистъ!
        - Это не оптимизмъ. Это знанiе и офицерская бодрость, запов?данная намъ Суворовымъ.
        - Оставь … Я все это слышалъ еще въ Петроград? … Большевики - это на дв? нед?ли, не больше. Я это слышалъ и въ Югославiи, тамъ все ждали и в?рили въ какую то организацiю … Я слышалъ это и въ Париж?, гд? насъ призывали къ объединенiю и в?р? въ вождей. А вожди не вели, а стояли на м?ст?. Я знаю это хорошо: - «тьмы низкихъ истинъ намъ дороже насъ возвышающiй обманъ» … И мы все себя возвышали и возвышали и какъ пришлось падать, охъ какъ больно мы расшиблись! Ну скажи, твои сегодняшнiя впечатл?нiя …
        Гд? ты былъ?
        - Я былъ у Ястребова.
        - А?.. Ну что же онъ? … Благополучно спустился? - вяло и безразлично спросилъ Нордековъ.
        - Спустился, какъ и мы совершенно благополучно за Гатчиной, на прогалин? въ громадномъ л?су и работаетъ.
        - Работаетъ? … Что же онъ д?лаетъ? …
        - Онъ готовитъ достойный отв?тъ твоему незнакомцу. Онъ не отпустилъ своего аэроплана. Онъ его надежно укрылъ въ л?су. Завтра надъ вс?мъ Петроградомъ будутъ разбросаны листовки и призывы Братства Русской I1равды и завтра же … Впрочемъ … He буду теб? говорить ничего. Ты самъ скоро увидишь, какъ высока наша техника. Намъ есть ч?мъ гордиться и мы не ошиблись, когда пошли къ капитану Немо.
        - Господинъ полковникъ, - доложилъ Нордекову Голубовъ, - аппаратъ готовъ, можете говорить съ Россiйскимъ островомъ.
        Нордековъ, полуразд?тый укладывался въ свой гуттаперчевый м?шокъ. Онъ завернулся въ его полы, положилъ голову на надувную подушку.
        - Милый, - томнымъ, разслабленнымъ голосомъ обратился онъ къ Парчевскому. - Доложи за меня все ты. Я самъ не знаю, что нашло на меня. Я такъ ослаб?лъ. Голова не работаетъ, двухъ словъ не свяжу… - Онъ протяжно з?внулъ. - А какъ это мн? напоминаетъ наши былые маневры. Такъ и кажется, что вотъ вотъ запищитъ телефонъ и услышу донесенiе отъ заставъ, что Конно-гренадеры наступаютъ на наши посты и полевые караулы … Такъ, пожалуйста, милый, ты все слышалъ. Доложи за меня.
        - Ладно … Ты вспомнилъ о телефон?, который будетъ теб? передавать донесенiе заставъ, расположенныхъ у Пелгола, Пеккоземяки со склоновъ Кирхгофа на твою штабъ квартиру у Горской … Такъ! я буду говорить изъ подъ Петербурга на таинственный Россiйскiй островъ, находящiйся въ глухомъ углу Атлантическаго океана подъ самымъ экваторомъ. He говоритъ ли это теб?,какъ далеко шагнула техника за эти какiе нибудь двадцать л?тъ? См?ю тебя ув?рить, что посл?завтра мы покажемъ зд?сь, въ этомъ сумасшедшемъ дом? такiя картины, что и самые буйные сумасшедшiе призадумаются.
        - Далъ бы Богъ, - томно протянулъ Нордековъ. - Я попробую уснуть. Очень уже тяжко у меня на сердц?. Жутко и страшно … Тысячеголовая гидра навалилась на меня. И вся тысяча ея головъ - сумасшедшая.
        Нордековъ накрылъ голову краями од?яла и сквозь него слышалъ, какъ Парчевскiй бодро и см?ло говорилъ.
        - Алло … Алло … Говоритъ Парчевскiй изъ подъ Петербурга, отъ деревни Коломягъ. Вчера въ дв?надцатомъ часу ночи спустились благополучно. База устроена … Сегодня съ разсв?томъ Нордековъ и я ходили въ Петербургъ …
        Дальше Нордековъ не слышалъ. Сонъ мягко навалился на него, заложилъ уши, и ему снился какой то громадный аппаратъ, на которомъ онъ долженъ былъ лет?ть въ Персiю. Въ этомъ аппарат? были большiя спальни и ванныя комнаты и въ одной изъ ванныхъ комнатъ капитанъ Немо заставлялъ его верт?ть въ форм? мороженое. Глупый былъ сонъ, но онъ разс?ивалъ и укр?плялъ Нордекова.
        XVII
        Какъ это вышло потомъ никто толкомъ не могъ объяснить, но въ этотъ день, при посредств? ассоцiацiи Революцiонной кинематографiи по театрамъ, находящимся въ в?д?иiи Ленинградгубоно, по многимъ частнымъ театрамъ и даже совс?мъ маленькимъ кинематографамъ при Домпросв?тахъ, рабочихъ клубахъ, государственныхъ предпрiятiяхъ и учрежденiяхъ была разослана для проэкцiи фильма и все, что къ ней полагается - то есть афиши, плакаты и программы.
        Такимъ образомъ было то, чего раньше не бывало: - въ «Астарт?«, «Ампир?«,
«Великан?«, «Гигант?«, «Колизе?«, «Св?тлой Лент?«, «Теремк?«, «Демон?, «Дом? красной армiи и флота», «Л?шемъ», «Рабкор?«, и еще кое гд? шла одна и таже фильма - «Приключенiя ударника въ заграничной по?здк? на пароход? «Украина». Ни заглавiемъ, ни вн?шнимъ видомъ, ни афишами и анонсами она никакихъ подозр?нiй не внушала и была всюду принята съ полнымъ дов?рiемъ. На ней были клейма «Гос-кино». Она была «тонъ фильмой».
        Нордековъ и Парчевскiй не безъ волненiя входили бъ громадный кинематографъ
«Солейль» на проспект? 25-го октября противъ Гостинаго Двора.
        Все тутъ было совершенно такое же, какъ въ кинематографахъ Парижа, Берлина и другихъ большихъ городовъ. У входа гор?ли яркiя электрическiя выв?ски. Толпа была на улиц?. Милицейскiй стоялъ для порядка. У кассы былъ хвостъ, въ дверяхъ давка. Громадный залъ, какъ везд? въ кинематографахъ былъ пестро раскрашенъ въ какомъ то дурящемъ голову кубистическомъ стил?. Только у публики костюмы были много проще, ч?мъ въ Европейскихъ городахъ. Толстовки, красноармейскiя гимнастерки, пиджаки на рубашкахъ безъ воротниковъ и галстуховъ, просто рубашки, простоволосыя, стриженыя д?вицы съ голыми ногами въ башмакахъ, все это было, какъ и на улиц? и знаменовало и б?дность и подчеркнутое опрощенiе. И пахло не такъ чтобы хорошо: - давно не мытымъ т?ломъ, потомъ, сквернымъ табакомъ, виннымъ перегаромъ … Иногда проходила струя духовъ и душистой пудры и еще сильн?е подчеркивала общiй дурной запахъ, шедшiй отъ Ленинградской толпы. Больше было развязности въ толп?, ч?мъ это привыкъ вид?ть въ кинематографахъ такого рода Нордековъ. «Зощенкой пахнетъ», - шепнулъ ему на ухо Парчевскiй, котораго не покидало его хорошее настроенiе
духа. Но ничего страшнаго или особеннаго не было въ этой толп?. Впереди Нордекова д?вицы угощались
«ирисками», отъ нихъ пахло ванилью и Нордековъ неволько вспомнилъ лекцiи полковника Субботина на Россiйскомъ остров?.
        И какъ везд?, когда наступила темнота, на экран? появились обычные заголовки названiй фирмы, авторовъ, артистовъ.

«Госкино» показывало снимки, снятые заграницей. Жизнь буржуазiи въ капиталистическихъ государствахъ, лишенныхъ большевицкаго разума и свободы.
        Громкоговоритель давалъ поясненiя, иногда самъ герой фильмы вставлялъ свои р?чи и разсказывалъ о своихъ впечатл?нiяхъ въ городахъ Западно-европейскихъ государствъ.

«Ударникъ» рабочiй Мартынъ Галеркинъ, - онъ игралъ подъ Шарло Чаплина, - былъ оттертъ Лондонскою толпою отъ своихъ товарищей и заблудился въ Лондон?.
        Къ великому удивленiю Нордековъ скоро призналъ въ ударник? никого другого, какъ Фирса Агафошкина.
        Мартынъ Галеркинъ пояснилъ, что съ нимъ происходило:
        - Зашелъ, граждане, въ банкъ. Даю сов?тскiе червоцы, чтобы разм?нять, значитъ, на ихнiе фунты, надо мною см?ются … He принимаютъ въ ихнемъ буржуазномъ банк? нашихъ трудовыхъ рабочихъ сигнацiй … Жрать охота, кругомъ рестораны, пожалуй что и почище нашихъ столовокъ, тутъ теб? магазины и въ нихъ - окорока, колбасы, гуси, куры, утки, откуда только все это берется? He иначе, какъ нашъ рабочiй союзъ имъ это все посылаетъ черезъ Вн?ш-торгъ. Гляжу - сыръ … Ну, граждане, и до чего хитра эта самая буржуазiя на обманы. Сыръ въ колесо, разр?занъ пополамъ и в?рите ли товарищи, весь онъ чисто въ дыркахъ и ?сть въ немъ просто нечего - одна дыра. Языка ихняго я не знаю, «ни бе, ни ме», хоть и въ школ? второй ступени обучался. Л?зу къ нимъ: - «товарищъ», - говорю, - «укажите мн? дорогу на нашу краснофлотскую
«Украину». Потому, какъ я ударникъ Мартынъ Галеркинъ отъ своихъ отбился, не пропадать же мн? съ вами. Еще и на корабл?, гляди, попадетъ, что такъ одинъ шатаюсь, а ч?мъ я виноватъ?» Такъ говорю, чисто даже плачу. Они мн? все: - «Исай, да Исай». А какой я тамъ Исай - когда я Мартынъ … Мартынъ Галеркинъ, сов?тскiй гражданинъ» … Ничего они граждане, не понимаютъ ну, чисто, несознательные буржуи …
        Въ публик? см?ялись, сочувствовали Галеркину. Да и игралъ Фирсъ, Нордековъ даже удивлялся - съ громаднымъ природнымъ юморомъ. И ничего пока не было въ этой фильм?, что могло бы возбудить подозр?нiе въ томъ, что это не сов?тская фильма.
        Мартынъ Галеркинъ толкался по Лондону, стоялъ передъ витринами громадныхъ магазиновъ б?лья и платья. Толпа сновала кругомъ и было видно, какъ она од?та. Галеркинъ былъ въ ней пятномъ. Онъ попадалъ и въ рабочiе кварталы, и публика вид?ла англiйскихъ рабочихъ, о комъ ей говорили, что они съ голода умираютъ и живутъ много хуже сов?тскихъ. Наконецъ, какой то не то англичанинъ, не то Русскiй эмигрантъ, - это было неясно въ фильм?, принялъ участiе въ Галеркин?, снабдилъ его англiйскими фунтами и узналъ для него, что «Украина» ушла во Францiю и потомъ должна пойти въ Италiю. Онъ научилъ Галеркина, какъ ему догонять свой сов?тскiй пароходъ.
        Галеркинъ пустился въ свободное путешествiе. На экран? появились чистые, красивые пароходы, совершающiе рейсы между Дувромъ и Калэ, прекрасный Парижскiй по?здъ и, наконецъ, Парижъ во всемъ его великол?пiи. Публика вид?ла толчею автомобилей у площади Оперы, городового со свисткомъ останавливающаго движенiе для прохода нарядной толпы п?шеходовъ. Въ этой толп?, какъ завороженный шагалъ въ своей грязной толстовк? и въ небрежно намотанномъ на шею шарф? Галеркинъ. Онъ всему теперь удивлялся, но не мен?е его удивлялась тому, что вид?ла, и публика.
        Галеркинъ пришелъ къ заключенiю, что ему тоже нужно купить «буржуазный» костюмъ. Онъ свободно м?няетъ фунты на франки.
        - Это теб? не сов?тскiй червонецъ, - съ горькой иронiей восклицаетъ онъ.
        Въ магазин? онъ м?ряетъ платье.
        - И какъ это у нихъ, граждане, все просто. Никакихъ теб? квитковъ, или профкарточекъ, никакихъ теб? очередей. Въ полчаса такъ обрядили, что подошелъ къ зеркалу и себя не узналъ: - чисто буржуй мериканскiй.
        Нордековъ вид?лъ изображенiе на экран? магазина «Самаритэнъ», заваленнаго товарами, платьями, пальто, галстухами, воротничками, рубашками, матерiями, кружевами, башмаками, чулками, мужскими и дамскими шляпами, его громадный базаръ на улиц? въ толче? сытаго и празднаго народа и видно народа небогатаго, простого, рабочихъ и ремесленниковъ.
        - Глянь, братокъ, - прошепталъ сзади Нордекова какой то молодой челов?къ, - товаровъ то навалено и никто ничего не сопретъ … Удивительно какая это буржуазная, значитъ, культура …
        Нордековъ оглянулся на говорившаго. Тотъ жадными глазами уставился на экранъ. Въ темнот? его глаза блистали.
        Когда Галеркинъ прим?рялъ и получалъ костюмъ, сос?дъ Нордекова сказалъ:
        - Однако просто у нихъ, какъ у насъ въ довоенное время у Эсдерса или у Мандля.
        Галеркинъ попадалъ на пищевой рынокъ Парижа.
        Раннее утро. Громадные возы, запряженные тройками и четвериками слоноподобныхъ лошадей, холеныхъ и красивыхъ въ ихъ тяжелыхъ окованныхъ м?дью хомутахъ, подвозили горы цв?тной капусты, мясныя туши, разд?ланныхъ свиней, корзины съ рыбой. Между кими про?зжали грузовики, везли зелень, цв?ты, хл?ба, фрукты … Носильщики не усп?вали сгружать. Народъ сновалъ кругомъ. Торгъ шелъ во всю.
        Глухой гулъ голосовъ шелъ по театру. Вид?нная, непридуманная правда била въ глаза своимъ страшнымъ контрастомъ буржуазнаго изобилiя передъ большевицкой нищетой.
        У чекистовъ, у власть имущихъ, у секретныхъ сотрудниковъ начало закрадываться подозр?нiе, да точно ли это постановка Гос-кино? … Уже не провокацiя, не новое неслыханное до сей поры «вредительство» тутъ происходитъ? И кое кто, кто желалъ выслужиться, поб?жалъ на телефонъ доложить о своихъ впечатл?нiяхъ.
        Сеансъ представленiя продолжался при все бол?е и бол?е напряженномъ вниманiи зрителей.
        Совершенно преображенный въ европейскомъ костюм?, выбритый и вымытый, въ рубашк? съ воротничкомъ и галстухомъ, въ котелк? и башмакахъ съ суконными гетрами, настоящiй «Шарло» - Галеркинъ прi?халъ въ поискахъ «Украины» въ Италiю, и въ Рим? попалъ на смотръ молодыхъ фашистовъ Муссолини.
        Красивые, сытые, хорошо упитанные, отлично выправленные, од?тые въ синюю матросскую форму въ синихъ беретахъ мальчики держали спецiально для нихъ сд?ланныя, совс?мъ какъ настоящiя ружья «на караулъ».
        - Что твои «ком-сомольцы», - одобрительно зам?тилъ Галеркинъ, и зрители вс?мъ нутромъ своимъ поняли глубокую иронiю этого зам?чанiя. Молодые фашисты когортами и центурiями маршировали мимо Муссолини, щеголяя выправкой и однообразной одеждой. Никакого подобiя не было съ голоднымъ, вороватымъ, съ испитыми пороками лицами хулиганскимъ ком-сомоломъ …
        На экран? вм?сто Римскаго пейзажа появилась мраморная доска и на ней были начертаны золотомъ: - «Запов?ди фашиста». Галеркинъ стоялъ сбоку и вниматель-но разсматривалъ ихъ. Эта картина надолго застыла на экран?, чтобы зрители могли запомнить и оц?нить запов?ди фашиста и сравнить ихъ съ т?мъ, чему ихъ обучаютъ коммунисты.
        - Намъ говорили, все одно - фашистъ - коммунистъ, - сказалъ сос?дъ Нордекова, ни къ кому не обращаясь, - а между прочимъ видать разница огромадная.
        На экран? сверкали золотомъ изображенныя слова:

«1) Богъ и Родина. Все остальное посл? этого.

«2) Кто не готовъ отдаться Родин? и Дуче душой и т?ломъ безъ всякихъ оговорокъ - не достоинъ черной рубашки фашиста. Фашизмъ не для посредственности.

«3) Понимай приказанiя и съ охотой и рвенiемъ ихъ исполняй.

«4) Дисциплина для солдатъ - она же и для фашистовъ.

«5) Плохой сынъ и плохой школьникъ - не фашисты.

«6) Работа для тебя радость, а игра - д?ло.

«7) Страдай, не жалуясь, будь щедръ, ничего самъ не прсся, служи другимъ безкорыстно.

«8) Доброе д?ло и военная доблесть не д?лаются наполовину.

«9) Въ виду смертельной опасности спасенiе въ доблестномъ дерзновенiи.

«10) Благодари Бога ежедневно, что Онъ создалъ тебя итальянцемъ и фашистомъ».
        Галеркинъ дочиталъ до конца надписи и, повернувшись къ зрителямъ, сказалъ, снимая котелокъ.
        - Прочиталъ … Конечно, не по нашему коммунистическому, а между прочимъ тоже здорово пущено … Потрясли все нутро мое … Совс?мъ бы сразили, да вспомнилъ я, какъ мой ветхозав?тный старорежимный папаша, отъ котораго я отрекся и даже въ газетахъ о томъ пропечаталъ, училъ меня когда то Суворовскимъ зав?тамъ. Я ихъ совершенно запамятовалъ, а вотъ сейчасъ почему то они мн? вспоминаются, просто какъ огнемъ жгутъ меня.
        На экран? еще стояла доска съ запов?дями фашиста, когда вдругъ тоненькой огненной ленточкой гд? то вдали загор?лась строчка, она стала быстро накатываться, приближаясь, становясь все ярче и больше и вм?сто первой запов?ди фашиста стала большая огненная надпись:

1) За в?ру, Царя и Отечество. Все остальное суета суетъ.
        Галеркинъ прочелъ эти слова и низко поклонился имъ.
        - Святыя между прочимъ слова, - прошепталъ онъ, - давно забытыя, а какiя чудныя слова!
        И сейчасъ же въ глубин? народилась и понеслась на экранъ другая, за ней третья, тамъ четвертая и дальше строчки и стали выстраиваться на м?сто запов?дей фашиста.

2) До издыханiя будь в?ренъ Государю и Отечеству. Уб?гай роскоши, праздности и корыстолюбiя, ищи славу черезъ истину и доброд?тель.

3) Два воинскихъ искусства: - первое - глазом?ръ, второе - быстрота.

4) Зри въ части семью, въ начальник? отца, въ товарищахъ братьевъ.

5) Родство и свойство съ долгомъ моимъ: - Богъ, Государь, Отечество.

6) Работать быстро, споро, по Русски.

7) Терпи! На службу не напрашивайся, отъ службы не отказывайся.

8) Смотри на д?ло въ ц?ломъ.

9) Дерзай.

10) Помилуй Богъ! Мы Русскiе! Возстановимъ по прежнему в?ру въ Бога Милостиваго! Очистимъ беззаконiе! Вы - Русскiе!
        Эти надписи, крупныя, яркiя, огнями горящiя, четкiя, ясныя, не вызывающiя никакихъ сомн?нiй кричали о самой подлинной контръ-революцiи. Вс? растерялись сид?ли какъ пришибленные, ждали громовъ, но вм?сто кихъ въ театр? стала мертвая, напряженная, жуткая тишина.
        Въ эту тишину внушительно и страшно, потрясая до самаго сердца вошли громко сказанныя съ экрана Галеркинымъ слова:
        - Вы русскiе!! …
        XIX

«Гос-кино показываетъ новое изобр?тенiе: - теле-визоръ. Тонъ фильмъ».
        На экран? былъ радостный св?тлый видъ. Розовыя скалы и горы, кусты кактусовъ и алоэ, и между ними въ Русскихъ красивыхъ старинныхъ костюмахъ Царскихъ сокольниковъ стоялъ хоръ. Нордековъ сейчасъ же призналъ и видъ - то былъ Россiйскiй островъ, и хоръ - это былъ ихъ Гласовскiй хоръ.
        Теноръ Кобылинъ, - какъ было не узнать его и его н?жнаго, за душу берущаго голоса! - вышелъ впередъ и звонко и н?жно, протяженно, сжимая сердце сладкимъ восторгомъ произнесъ:
        - Сто-ро-онись! …
        Басы и баритоны великол?пнаго хора подхватили дружно и мягко:
        - Ты дороги той …
        П?шiй, конный не пройдетъ живой.
        Могучiй, красивый басъ - какъ напомнилъ онъ Шаляпина! - завелъ п?сню, ясно выговаривая слова:
        - Тамъ, гд? сосны растутъ, тамъ гд? птицы поютъ,
        Тамъ въ дремучемъ л?су партизаны живутъ.
        Берегись ты дороги той -
        П?шiй, конный не пройдетъ живой …
        Голоса хора еще звен?ли, когда зап?вало продолжалъ п?сню:
        - Разъ вечерней порой - комиссаръ молодой
        Велъ отрядъ свой лихой - по дорог? л?сной …
        Хоръ дружно взялъ:
        - Берегись ты дороги той.
        П?шiй, конный не пройдетъ живой.
        Въ жуткой, могильной тишин?, гд? въ смертельномъ страх? замерли люди, гд? холод?ли отъ ужаса сердца былъ злов?ще спокоенъ голосъ красоты несказанной,
        - Наши братчики тамъ - залегли по кустамъ.
        Каждый взялъ на приц?лъ-дружно залпъ прогрем?лъ …
        Хоръ п?лъ прип?въ. Въ зал? съ затаеннымъ дыханiемъ ожидали продолженiя безумно см?лой п?сни.
        - Въ Гепеу говорятъ: - сгинулъ красный отрядь.
        Въ эту чащу зайдешь - безъ сл?да пропадешь …
        Кое-кто тихонько, согнувшись, по темному корридору крался къ выходу. Сверкнула св?томъ прiоткрытая дверь. Въ догонку уходившимъ отъ гр?ха подальше неслось:
        - He вернется домой - комиссаръ молодой.
        Гд? убитъ, гд? зарытъ - только в?теръ шумитъ …1[Note14: 1Изъ п?сень Братства Русской Правды. Взята изъ журиала «Братская Правда» за май - iюнь 1931-го года.]
        Теноръ зап?лъ сладкимъ стономъ.
        - Сто-ро-онись …
        Глухой говоръ и возмущенные крики покрыли голоса хора:
        - Довольно! …
        - Бросить надо! … Гады! …
        - Буржуйская п?сня!
        - Это, граждане, что же за провокацiя такая. Чего же это милицiя такое допускаетъ?
        - Имъ это шутки для собственнаго самоуслажденія, а намъ отв?тъ держать придется.
        Пустили св?тъ. Зрители поднимались темнымъ валомъ. Крики возмущенiя не прекращались. Визжали сов?тскiя барышни. Испуганнымъ стадомъ публика шарахнулась къ выходамъ. Кто то грозно крикнулъ величественнымъ «полицейскимъ» басомъ:
        - Чего выпускаютъ зря? … Обыскивать надо! Этотъ крикъ увеличилъ панику и смятенiе.
        По ст?намъ кинематографа, ярко и пестро расписаннымъ футуристическимъ узоромъ, на высот? челов?ческаго роста вилась лента изъ наклеенныхъ бумажныхъ Русскихъ флачковъ. Въ ихъ л?выхъ верхнихъ углахъ были изображенiя восьмиконечнаго православнаго креста со славянскими буквами надписью: - «Господи спаси Россiю». На б?лой полос? было напечатано: - «Коммунизмъ умретъ - Россiя не умретъ», и наискось черезъ каждый флачокъ: - «Братство Русской Правды».
        Парчевскiй былъ правъ въ своемъ оптимизм?: - и зд?сь работало невидимое, и тайное
«Братство» …
        Милицейскiй пытался задержать толпу. Его опрокинули. По пустынному, злов?щему, точно настороженному и таящему страшныя опасности, проспекту 25-го октября люди шли потрясенные, раздавленные, угнетенные, пришибленные непонятнымъ страхомъ и молчали, молчали, молчали … Внизу подъ самымъ сердцемъ шевелилось какое то новое чувство, точно сов?сть говорила о чемъ то далекомъ и основательно позабытомъ, о чемъ нельзя, не нужно, о чемъ просто - страшно думать. Точно тамъ встала Россiя, забытая, выкинутая изъ души и сердца, «угробленная», и … воскресшая.
        И такiя же молчаливыя, придавленныя толпы шли навстр?чу изъ «Паризiаны»,
«Колизея», «Пикадилли», «Светлой Ленты», и другихъ кинематографовъ Невскаго проспекта.
        Какой то подгулявшiй зритель, по виду рабочiй, впрочемъ, Нордековъ зд?сь никакъ еще не могъ разбирать людей по профессiямъ, в?роятно, стопроцентный коммунистъ, не боящiйся никого, вышелъ на торецъ мостовой, заелозилъ стоптанными грязными башмаками по мокрымъ торцамъ и, выражая то, что происходило въ душахъ прохожихъ зап?лъ на всю улицу:
        - Безъ меня меня женили,
        Я на мельниц? былъ …
        XX
        На другой день по распоряженiю Гепеу вс? кинематографы Ленинграда были закрыты. У вс?хъ стояли наряды полицiи. Шли обыски. Кинооператоры были арестованы.
        А еще черезъ день no всему городу пошелъ невидимый, неизв?стно к?мъ пущенный слушокъ, чтр начальники, руководившiе обысками и арестами были найдены въ своихъ квартирахъ мертвыми. Врачи не могли установить причину смерти. Но ясно, что она была насильственная. И въ народ? ее какъ то связали съ т?мъ, что было въ кинематографахъ, съ обысками и арестами. Это была месть. Божiе наказанiе. «Огонь поядающiй» сошелъ съ неба и пожралъ т?хъ, кто помогалъ коммунистамъ угнетать Русскiй народъ.
        Каждый день какой то невидимый и неслышный аэропланъ разбрасывалъ по городу листовки, слова и ноты новыхъ п?сень. Т?хъ п?сень, что слышали въ кинематограф? въ ту ночь, слова т?хъ запов?дей, что запов?далъ Русскому народу его великiй Суворовъ и которыя были показаны въ фильм? рядомъ съ запов?дями фашиста. Эти листки и ноты боялись подбирiать и все таки, потаясь, подхватывали, «чтобы отнести въ милицiю», a по пути читали и заучивали наизусть.
        Кинематографы, громкоговорители и радiо были закрыты и опечатаны. Везд? искали контръ-революцiю и модное «вредительство». Но ищущiе, д?лающiе выемки, обыски и опросы чекисты, д?лали это несм?ло, безъ обычной наглости. Передъ ними стояли призраки людей, внезапно погибшихъ посл? такихъ же обысковъ.
        Какая то сила высшая, ч?мъ сила коммунистовъ появилась и распоряжалась съ неумолимою справедливостью. Въ работ? Гепеу, до этого времени такой точной, безстрастной и жестокой начались перебои и послабленiя.
        Лишенный зр?лищъ и развлеченiй голодный народъ волновался. Увеличилось пьянство. Самые необыкновенные слухи рождались въ праздной, ник?мъ не руководимой толп?.
        Говорили … Гд?-то на Волг? нашли въ родник? выр?занное изъ дерева изображенiе Христа. И будто ходившiе къ этому роднику богомольцы разсказывали, что вид?ли въ вод? колодца подл? этого родника св. Николая Чудотворца на кон?. И то, что никогда св. Николая Чудотворца не изображали коннымъ, толковалось богомольцами, какъ особое предзнаменованiе.
        Св. Николай Чудотворецъ всегда почитался, какъ защитникъ и печальникъ о Русской земл? и то, что онъ с?лъ на коня, показывало, что онъ ополчился на брань за Русскiй народъ. И говорили, что коммунистамъ пришелъ конецъ …
        Все это было очень непрiятно и тревожно для управленiя Петрокоммуны. Приближалось
25-ое октября. День знаменательный, день захвата власти большевиками и по установленному обычаю день - табельный и нарочито празднуемый въ Ленинград?. Къ этому дню готовились шествiя. Сов?тскiе служащiе и рабочiе должны были собираться по районно и идти со своими красными знаменами торжественной процессiей къ могиламъ жертвъ революцiи. Проспектъ 25-го октября убирали флагами и плакатами, мели и чистили, но обычнаго, хотя и принудительнаго подъема въ населенiи не ощущалось. Ждали въ этотъ день чего-то особеннаго и боялись идти.
        Была во всемъ город? придавленность и страхъ событiй, надвигавшихся и неотвратимыхъ. Много говорили о Бог?, о Его сил? и Его гн?в?. Въ церквахъ было больше, ч?мъ обыкновенно, молящихся.
        XXI
        Октябрьскiй день былъ теменъ и хмуръ. Морозило и была гололедка. Съ утра попархивалъ сн?жокъ. Черныя, чугунныя статуи на Аничковскомъ мосгу были точно тонкимъ Оренбургскимъ пуховымъ платкомъ, накрыты сн?говымъ узоромъ. Было холодно, скользко, но сухо. Мостовыя были покрыты зеленоватою жесткою грязью. Весь Ленинградъ, и старые и малые, сгонялись порайонно, чтобы составить внушительныя колонны. Части красной армiи подходили со своими музыкантами. Многiе заводы пришли съ заводскими оркестрами. Въ сумеркахъ рождающагося дня, то тутъ, то тамъ раздавалась музыка. Играли Марсельезу, Интернацiоналъ и марши. Команды распорядителей звучали громко и властно. Намерзшiе, съ утра ничего не ?вшiе служащiе, плохо од?тые, съ недовольными, хмурыми лицами топтались на мостовыхъ, ожидая приказа идти.
        Нордековъ присматривался къ толп?. За эти дни онъ понялъ, что было бы очень опасно жить въ Петербург? въ гостинниц?, еще того хуже было бы устроиться въ уплотненной квартир?, быть всегда съ сов?тскими людьми и на людяхъ. Тамъ неизб?жно онъ сталъ бы предметомъ любопытства, наблюденiй, возможио, разспросовъ. Тамъ каждый его промахъ вызвалъ бы доносъ, сл?жку и арестъ. Но въ ихъ «экстерриторiальномъ» дом?, въ риг?, подл? деревни Коломягъ - онъ былъ въ полной безопасности. Его могъ выдать только костюмъ, но костюмъ былъ по-сов?тски безупреченъ. Онъ самъ и стоявшiй неподалеку отъ него Парчевскiй такъ сливались съ толпой, что признать въ нихъ пришлыхъ было невозможно. В?рно сказалъ незнакомецъ, ихъ выдавали только глаза. У вс?хъ кругомъ-глаза были усталые и потухшiе. Въ нихъ отразилось, что вс? эти шествiя, процессiи, пролетарскiе праздники давно смертельно надо?ли. Никакого революцiоннаго пафоса не зам?чалось. Шли по тяжелой обязанности, исполняя нудную повинность. Старики совс?мъ завяли, молодежь бодрилась. Кругомъ точно собаки-овчарки подл? барановъ сновали распорядители, носатые, подрумяненные
морозомъ брюнеты. Они покрикивали, устанавливая порядокъ. Къ нимъ то и д?ло подъ?зжали велосипедисты, сообщавшiе о томъ, что д?лается въ сос?днихъ районахъ и когда можно будетъ трогаться … Собирались по заводамъ и предпрiятiямъ. Гидромеханическiй заводъ «Пожарное д?ло» съ улицы Скороходова пришелъ по улиц? Б?линскаго и сталъ сзади рабочихъ завода «Транспортъ» съ проспекта Энгельса. Какой-то молодой челов?къ съ горящими, какъ угли мрачными глазами отыскивалъ бумажную фабрику «Возрожденiе».
        Впереди заиграли «Интернацiоналъ». Невыразимо печальны были звуки оркестра. Они двоили, отдаваясь эхомъ о дома улицы. Сильн?е посыпалъ сн?гъ и сталъ таять. Колонна тронулась. Проб?жалъ съ красной нарукавной повязкой распорядитель и крикнулъ:
        - Граждане, прошу соблюдать революцiонный порядокъ!
        Парчевскiй протолкался къ Нордекову и сказалъ:
        - Помнишь у Блока: - «революцiонный держите шагъ - неугомонный не дремлетъ врагъ». Давай-ка, братъ, пробираться впередъ. Пора. Наши уже тамъ: - «неугомонный не дремлетъ врагъ» …
        Онъ ничего не боялся, этотъ молодчина гусаръ Парчевскiй! Онъ уже прим?тилъ, что, кром? организованныхъ фабричныхъ и заводскихъ рабочихъ, много было людей, приведенныхъ домовыми комитетами и просто любопытныхъ, никому не знакомыхъ.
        Толпа во образ? колонны тронулась. Переднiе, должно быть, комсомольцы, пытались идти въ ногу. Толпа имъ м?шала. При всемъ кажущемся порядк? было очень много безпорядка, и Парчевскiй это сейчасъ же оц?нилъ. Была толпа - значитъ - можно было работать. Ее надо было обратить въ психологическую толпу и заставить поддаться внушенiю.
        Впереди зап?ли «Интернацiоналъ». Голосисто завизжали д?вки работницы, сбили съ тона и смолкли.
        Рядомъ съ Нордековымъ шелъ челов?къ среднихъ л?тъ и разсказывалъ своему сос?ду:
        - На шести еропланахъ прилет?ли ночью. Мн? Вузовецъ съ Калининскаго Политехникума докладывалъ. У нихъ, значитъ, пьянка была, расходились подъ утро, вотъ оно и св?тать начинаетъ. На поле, у деревни Ручьи спускается еропланъ и весь онъ серебряный … Ну, грандiозный! И совс?мъ ничего не слышно, какъ моторъ работаетъ … Спустился и сейчасъ, значитъ, четыре въ кожаныхъ курткахъ какъ выскочатъ и разб?жались по угламъ поля. Ну, видно, самые чекисты. И сейчасъ еще и еще шесть ероплановъ, ну такъ грандiозно это вышло … Онъ и не сталъ смотр?ть, можетъ, тайна какая, еще въ отв?тъ попадешь.
        - Откуда же они прилет?ли?
        - А кто же ихъ знаетъ, в?даетъ.
        Парчевскiй, внимательно слушавшiй этотъ разговоръ и не перестававшiй глазами шарить по толп?, показалъ Нордекову впередъ:
        - Смотри, Гласовцы.
        Теноръ Кобылинъ въ какихъ-то стариковскихъ оловянныхъ очкахъ, въ шапк? собачьяго м?ха, въ красномъ шарф?, совс?мъ в?чный сов?тскiй Вузовецъ, или шкрабъ[Note15: Шкрабъ - школьный работникъ, учитель.] шелъ, усм?хаясь подл? троттуара. Онъ увидалъ Нордекова и Парчевскаго, но и вида не показалъ, что узналъ ихъ. Басъ Труниловъ безъ шапки въ рваной фуфайк? спокойно разспрашивалъ милицейскаго. Весь Гласовскiй хоръ былъ въ голов? колонны.
        Въ толп? пробовали п?ть. Но, или вс?мъ смертельно надо?лъ уныло звучащiй
«Интернацiоналъ» и совс?мъ не бодрая рабочая Марсельеза, или не подобрались по голосамъ, не было регента, но п?ли ужасно уныло и нескладно.
        - Мыши кота хоронятъ, - сказалъ тотъ, кто разсказывалъ о прилет? «грандiозныхъ» аэроплановъ.
        Голова колонны вышла на Невскiй. Сн?гъ все сыпалъ, таялъ на черныхъ суконныхъ толстовкахъ, на рваныхъ пальтишкахъ, текъ слезами по щекамъ. Легкiй паръ поднимался надъ толпою. Бурое небо опустилось низко надъ домами. Перешли черезъ Аничковъ мостъ и, свернувъ на Садовую, т?сно сдавились въ рядахъ. Впереди въ лиловыхъ туманахъ показались черныя голыя деревья Михайловскаго сада. Инженерный замокъ казался призракомъ. Въ его оград? стояли конныя части. Отъ мелкихъ косматыхъ лошадей шелъ густой паръ.
        Марсово поле было совс?мъ близко. Оно было залито толпой, стоявшей между кустовъ сада. Тамъ было странно тихо. Должно быть посередин?, у могилъ жертвъ революцiи, говорили р?чи, и толпа, хотя и невозможно было слышать, стояла, прислушиваясь въ напряженной тишин?. Что-то невнятно бубнилъ громкоговоритель.
        Вдругъ … Нордековъ не могъ уловить, какъ это про-изошло, въ эту тишину, нарушаемую только шелестомъ шаговъ по мокрому сн?гу, да частымъ кашлемъ, съ силою, съ особымъ бодрымъ призывомъ вошла см?ло зап?тая большимъ прекраснымъ хоромъ на мотивъ стараго Петровскаго марша дерзновенная п?сня. Она началась разомъ, по невидимой палочк?, гд?-то въ толп? бывшаго регента.
        Подымайтесь, братья, съ нами
        Знамя Русское шумитъ,
        Надъ горами, надъ долами
        Правда Русская летитъ.
        Подъ это бодрое и лихое п?нiе вс? какъ-то подтянулись. Шагъ сталъ ровн?е, взяли ногу. Молодой распорядитель подсчиталъ: - «л?вой, правой, разъ, два» … Головы поднялись. Стали прислушиваться. Хоръ въ толп? перешелъ ко второму кол?ну марша и красивымъ переливомъ продолжалъ:
        - Мы отъ д?довъ правду эту
        Въ нашемъ сердц? сберегли.
        Вырвемъ Русскую поб?ду
        У враговъ своей земли ….
        Съ силою, полными, далеко несущимися голосами продолжали:
        Славу Русскому народу
        Дружно, громко мы поемъ.
        За нарiодную свободу
        Противъ красныхъ мы идемъ.
        Съ нами всякъ, кто в?ритъ въ Бога,
        Съ нами Русская земля
        Мы пробьемъ себ? дорогу
        Къ ст?намъ древняго Кремля …
        Заверещали свистки милицейскихъ … Кто-то поб?жалъ, подбирая полы длинной шинели, къ Инженерному Замку. Въ толп? началось смятенiе. Одни устремились впередъ, подальше отъ этой см?лой п?сни, другiе проталкивались назадъ. Переднiе, поддавшись обаянiю лихой и бодрой п?сни, см?ло и гордо шагали въ ногу, подъ ясное и все бол?е и бол?е воодушевленное п?нiе:
        - Кр?пче бей нашъ Русскiй молотъ
        И греми, какъ Божiй громъ,
        Пусть падетъ во прахъ расколотъ
        Сатанинскiй Совнаркомъ ….
        Смерть проклятымъ комиссарамъ.
        Н?тъ у насъ пощады имъ.
        Русскимъ дружнымъ мы ударомъ
        Эту нечисть истребимъ ….
        Изъ двора Инженернаго Замка рысью вы?зжалъ эскадронъ конной милицiи. Кое-кто, шедшiй за хоромъ, бросился б?жать. Была страшная давка и смятенiе. И только маленькая кучка словно очарованныхъ п?нiемъ людей бодро шла впередъ навстр?чу выстраивавшему фронтъ эскадрону, и особенно ярко, звонко и см?ло грем?лъ на все поле дружный хоръ:
        Подымайтесь, братья, съ нами
        Знамя Русское шумитъ,
        Надъ горами, надъ долами
        Правда Русская летитъ …1[Note16: 1П?сня братьевъ Русской Правды.]
        Эскадронъ пробился черезъ толпу б?гущихъ и, выстраивая фронтъ и разгоняя прижимающихся къ домамъ и р?шеткамъ садовъ людей, рысью пошелъ на поющихъ. П?сня не смолкала. Она неслась дерзкимъ неудержимымъ вызовомъ.
        Внезапно развернулся и яркой молнiей блеснулъ въ сумрачномъ воздух?, въ сн?гу и туманахъ октябрьскаго Петербургскаго дня, сверкая сквозь сн?говую кисею
        и колеблясь въ призрачкыхъ тонахъ большой Русскiй Б?ло-сине-красный флагъ …
        - Маршъ-маршъ, - скомандовалъ остервен?лый краскомъ и выхватилъ изъ ноженъ шашку.
        Люди, стоявшiе на окраин? сада Марсова поля, давно услышавшiе п?нiе, повернулись лицомъ къ Садовой. Между голыхъ кустовъ, на покрытыхъ тающимъ сн?гомъ буро-зеленыхъ газонахъ, вдоль набережной Мойки, везд? были растерянныя, не знающiя, что д?лать толпы. Все въ этотъ мигъ атаки замерло и смотр?ло съ ужаснымъ, волнующимъ вниманiемъ, какъ начнется чекистская рубка.
        И вдругъ - «а-а-аххъ» … стономъ пронеслось надъ толпами.
        Весь эскадрокъ, точчо сраженный какою-то сверхъестественною силою, вс? люди и лошади, будто он? разомъ подскользнулись на мокрыхъ и скользкихъ торцахъ упали на землю и такъ и остались лежать на ней совершенно недвижимые. Никто не смотр?лъ, что было дальше, куда д?вался Русскiй флагъ, куда скрылись дерзкiе п?вцы, но вс?, какъ заколдованчые, смотр?ли на темный валъ изъ людскихъ и конскихъ т?лъ сраженныхъ неслышной и невидимой силой и легшихъ неподвижиою грядою поперекъ
«улицы 3-го iюля».
        Такъ, когда-то, въ 1917-мъ году, 3-го iюля, на Литейномъ проспект? подкошенные большевицкимъ залпомъ, легли поперекъ проспекта доблестные Донскiе казаки. Въ память этой бойни большевики назвали большую Садовую улицу «улицею 3-го iюля». Она напомнила о себ?. Она отомстила за казаковъ.
        Объ этомъ невольно думали въ толп?, расходившейся съ церемонiи. Думали и боялись своихъ думъ, воспоминанiй и надеждъ … Говорить, ничего не говорили … Самыя думы были страшны …

«Богъ вернулся къ С?верной столиц? … Замолила наши гр?хи передъ Господомъ Казанская Божiя Матерь … Огонь поядающiй настигъ на улиц? злыхъ гонителей и насильниковъ …»
        Думали, мысленно, потаечно молились и молчали, молчали, молчали … Въ эти дни въ Петербург? была такая тишина, какой никогда со времени существованія С?верной столицы въ ней не было.
        Тишина ожиданiя..
        И такъ отв?чали этой тишик? хмурые, темные, туманчые, посл?днiе дни октября съ темнобурымъ низкимъ непрозрачнымъ небомъ съ мелко моросящимъ дождемъ, съ тьмою надъ городомъ, съ тусклымъ мерцанiемъ съ утра зажженныхъ фонарей.
        XXII
        Праздникъ 25-го октября въ Москв? праздновался гораздо торжественн?е и оживленн?е, ч?мъ въ Петербург?. Близость начальства, незримое присутствiе самого творца сов?тскаго союза Владимiра Ильича Ленина, словно спящая красавица лежавшаго въ хрустальномъ гробу, подъ громаднымъ каменнымъ кубической формы безобразнымъ саркофагомъ, наличность большого числа иностранныхъ и инородческихъ коммунистовъ, пылкихъ азiатовъ и даже африканцевъ, пропов?дниковъ коммунизма - все это подстегивало толпу, заставляло ее бодр?е маршировать, склоняя знамена, мимо могилы Ленина, забывая голодъ и морозъ. Начальство къ этому дню заготовляло бутерброды и раздавало манифестантамъ, что увеличивало рвенiе голодныхъ толпъ городского пролетарiата и рабочихъ.
        День выдался ясный и солнечный. Небо было безъ единаго облака. Октябрьское солнце гр?ло мало, но сл?пило на выпавшемъ наканун? молодомъ и чистомъ сн?гу глаза. Много было нагнано нищей и оборванной замерзающей д?творы изъ различныхъ школъ и прiютовъ. Все это шагало черезъ Красную площадь съ утра, показывая мощь пролетарiата, въ чинномъ порядк?. Порядокъ этотъ соблюдался строго. Кремль былъ оц?пленъ отрядами чекистовъ, и Николай Николаевичъ Чебыкинъ, - пятнадцать л?тъ тому назадъ прокуроръ Окружного Суда въ этой самой Москв?, самъ коренной Москвичъ, сразу почувствовалъ, что исполнить возложенное на него и на его «экипъ» капитаномъ Немо порученiе ему будетъ не такъ то просто …
        У Кремлевскихъ воротъ толпу проц?живали, и пропускали только т?хъ, о комъ было изв?стно отъ какой организацiи они шли. Требовали отъ одиночныхъ людей какихъ-то особыхъ пропусковъ, и этихъ-то пропусковъ и не было дано Чебыкину. He знали этого что ли Ястребовъ и генералъ Чекомасовъ, но они не снабдили ими «экипъ», посланый для работы въ Москву. Все д?ло такъ прекрасно налаженное могло сорваться изъ-за этой мелочи.
        Куда ни пристраивался Чебыкинъ со своимъ «экипомъ», всюду его спрашивали, откуда онъ и кто?
        - Вы, гражданинъ, чего? Зд?сь отъ «Прибоя» … Чебыкинъ шелъ къ другому сборищу, но тамъ собирался «Стандартъ-строй», дальше - «Тепло и сила», «Мосельпромъ», все то, что пропускалось въ Кремль, было зарегистрировано, было изв?стно чекистамъ. С?рая, никому неизв?стная, ник?мъ не рекомендованная, безпартiйная толпа въ Кремль не могла получить доступа … Чебыкинъ былъ въ полномъ отчаянiи. Вдругъ какой-то челов?къ къ нему присмотр?лся, потомъ подошелъ почти вплотную и сказалъ внушительно и в?ско:
        - Если вы, граждане, отъ «Красной вагранки», вамъ надо идти съ нами.
        Онъ еще ближе придвинулся къ Чебыкину, чуть распахнулъ на груди черную грубую толстовку, и Николай Никодаевичъ на мгновенiе увид?лъ на ше? незнакомца такъ хорошо знакомый ему «братскiй» крестъ. Тогда Чебыкинъ спокойно отв?тилъ:
        - Я и мои товарищи отъ «Красной вагранки».
        Незнакомецъ обратился къ распорядителю, бронзовому молодому челов?ку, не то индусу, не то сарту и сказалъ съ авторитетностью челов?ка, им?ющаго власть:
        - Товарищъ, допустите вотъ ихъ … Они намъ изв?стны. Делегаты отъ «Красной вагранки» …
        Шествiе тронулось въ Кремль,
        Отъ яркаго кумача, затянувшаго трибуны и самыя ст?ны Кремля все кругомъ было точно въ какомъ-то пламенномъ сiянiи. Синее небо блистало надъ Кремлемъ. Б?лый сн?гъ площади постепенно заполнялся темной толпой, надъ которой полыхали тутъ и тамъ красныя знамена и плакаты. Все было ярко, красочно и аляповато, какъ грубый народный лубокъ.
        Въ морозномъ воздух? грем?ли оркестры. Красная армiя становилась на площади правильными прямоугольниками резервчыхъ колоннъ. Командные крики, четкость построенiй создавали впечатл?нiе порядка и усиливали праздничную торжественность Красной площади. На трибуны съ?зжалось правительство. Сквозь толпу, гудя и фырча, проходили автомобили комиссаровъ. Конная милицiя крупами лошадей, не хуже былыхъ жандармовъ, осаживала правов?рный, отц?женный народъ. Кое-гд? для острастки посвистывали нагайки. Толпа была молчалива.
        Чебыкинъ окинулъ глазомъ площадь. «Хватитъ ли», - подумалъ онъ. Его сос?дъ, помощникъ его въ «экип?«, «въ мiру», какъ онъ про себя говорилъ, - присяжный пов?ренный Демчинскiй, точно угадалъ его мысль.
        - Если вс? шесть разомъ, хорошо выйдетъ: мн? профессоръ говорилъ - два квадратныхъ километра въ десять секундъ … Придется таки намъ съ вами сегодня поплакать.
        Музыка прекратилась. Безконечныя, в?роятно, съ ранняго утра проходившiя мимо могилы «Ильича» процессiи, были остановлены и поставлены лицомъ къ трибун?. Настало время р?чей. Чебыкинъ посмотр?лъ на часы.
        - Пора, - шепнулъ онъ Демчинскому. Нажатiемъ руки снаружи пальто, - руки въ карманахъ запрещено было держать, - онъ освободилъ холодную склянку, морозившую ему бедро, и почувствовалъ, какъ она быстро скользула вдоль ноги и упала подл? сапога. Онъ наступилъ на нее ногою.
        Прошла томительная секунда, показавшаяся Чебыкину в?чностью. За эту секунду такъ много онъ передумалъ. «Вдругъ испортился составъ, ничего не выйдетъ. сос?ди зам?тятъ раздавленное стекло, его заподозрятъ, схватятъ, поведутъ, и придется пускать то самое страшное, отъ чего чья-то произойдетъ смерть». Это казалось Чебыкину ужасно труднымъ, просто таки невозможнымъ.
        Ледяной токъ б?жалъ по жиламъ. Говорятъ, передъ казнью вся жизнь проносится быстрымъ потокомъ, такъ теперь неслась передъ Чебыкинымъ въ воспоминанiяхъ его жизнь въ маленькомъ пригородномъ м?стечк?, работа въ газет?, скромныя эмигрантскiя развлеченiя и пустота и тина Парижской жизни Русской колонiи. Какою прекрасной она показалась ему сейчасъ! Сердце отбивало въ вискахъ секунды и, несмотря на морозъ, лобъ вспот?лъ подъ легенькой каскеткой. Чебыкинъ овлад?лъ собою и сталъ отсчитывать секунды. Ему казалось, что ихъ прошло что-то ужасно много. «Десять, одиннадцать, дв?надцать», - считалъ онъ. И все страшн?е и страшн?е становилось ему. Онъ не см?лъ оглянуться.
        Вдругъ что-то ударило ему въ носъ, какъ ударяетъ изъ п?нистаго бокала шампанская игра. Сразу защипало глаза, сжало до боли в?ки и крупныя слезы покатились по щекамъ. Чебыкинъ собралъ вс? свои силы, заставилъ себя открыть глаза и черезъ пелену слезъ окинулъ взглядомъ площадь. Странное зр?лище представилось ему. Вся громадная площадь, заставленная войсками, покрытая народными толпами, точно получила какой-то ударъ. Р?чь, такъ самоув?ренно, властно, самохвально и сильно звучавшая съ трибуны, вдругъ оборвалась на полуслов?. Въ рядахъ красной армiи было шевеленiе, ружья держали кое-какъ, люди опустили головы, повсюду были видны б?лые платки. Утирались рукавами, кулаками, терли глаза ладонями и не могли остановить сл?пящаго потока слезъ. Никто не могъ поднять глазъ къ небу, а между т?мъ именно съ неба то и неслось то, что должно было оскорбить, смутить и поразить собранныхъ зд?сь правов?рныхъ, «стопроцентныхъ» коммунистовъ. Но посмотр?ть въ эту голубую высь, пронизанную золотыми солнечными лучами, казалось- потерять зр?нiе навсегда.
        Величественные, плавные, возбуждающiе, несказанно красивые звуки стараго,
«бывшаго» Русскаго народнаго гимна лились съ небесной вышины.
        Сколько разъ, на коронацiяхъ Императоровъ, на парадахъ и церемонiяхъ на этой самой Красной площади, въ этихъ самыхъ ст?нахъ Кремля, подл? его соборовъ и церквей, подл? дворцовъ, помнящихъ былыхъ Царей и Великихъ Князей Московскихъ, въ теченiе почти ста л?тъ играли этотъ гимнъ. И точно ст?ны Кремля, башня Ивана Великаго, ст?ны и купола Успенскаго собора и Василiя Блаженнаго впитали, вобрали въ себя и сохранили эти молитвенно чистые возбуждающiе на подвигъ любви звуки и теперь излучали ихъ непостижимымъ образомъ среди людей, отъ Отечества своего отрекшихся.
        Можетъ быть, только инородцы и жиды, - этихъ было особенно много въ толп? и на трибунахъ, - да зеленая комсомольская молодежь ничего не чувствовали, кром? недоум?нiя и злобы. Вс? остальные, закорен?лые, матерые коммунисты изъ продавшихся власти интернацiонала Царскихъ генераловъ, изъ ученыхъ, профессоровъ и чиновниковъ, изъ старыхъ рабочихъ, видавшихъ и знавшихъ иныя времена и порядки, почувствовали, какъ гд?-то далеко внутри ихъ должно быть тамъ, гд? все-таки есть душа, которую они отрицаютъ, что то вм?ст? съ непроизвольными слезами поднялось и смутило ихъ. И стало казаться, что вотъ эти самые звуки, съ д?тства святые и священные, съ д?тства дорогiе, ибо въ нихъ отражалось Отечество, великая и могучая Россiи, именно они то и вызвали эти неудержимыя, неукротимыя слезы, остановить которыя никто не могъ.
        Тяжелые вздохи и всхлипыванiя раздавались вокругъ Чебыкина. Гимнъ кончился. Въ наступившей на мгновенiе тишин? кто-то громко, съ тяжкимъ вздохомъ произнесъ:
        - Что потеряли то!
        И сейчасъ же раздалось мощное: - «пумъ, пумъ, пумъ» и съ неба полились четкiе звуки прекраснаго оркестра:
        - Боже, Царя храни …
        Сильный, Державный,
        Царствуй на славу,
        На славу намъ …
        А между т?мъ зд?сь эти слова были величайшимъ святотатствомъ, бол?е того - государственнымъ преступленiемъ, крамолой. Чекисты старались поднять застекленные слезами глаза къ небу и разгляд?ть т?хъ дерзновенныхъ, кто тамъ въ небесной вышин? - и какъ! - см?лъ играть.
        Гимнъ былъ проигранъ три раза. И когда въ третiй разъ смолкли его торжественные, мощные звуки, слезы стали течь медленн?е, пароксизмъ плача, ибо что же это могло быть, какъ не бол?зненный припадокъ? - сталъ проходить и люди очухались.
        Тогда рискнули взглянуть вверхъ.
        Чистая синева была въ неб?. Золотыми пузырьками струились въ немъ солнечные отблески, ходили вверхъ и внизъ въ зат?йливой игр?.
        Ни естественнаго, какого-нибудь тамъ что ли воздушнаго шара, ни сверхъестественнаго - ангеловъ, трубящихъ въ трубы, тамъ не было. Чистое, октябрьское, Московское небо, сiянье полуденныхъ солнечныхъ лучей и въ немъ купола старыхъ церквей Кремлевскихъ - больше ничего.
        Но даже на трибун?, гд? собрался махровый цв?тъ людской лжи и наглости, поняли, что теперь нельзя, ибо совершенно безполезно, продолжать р?чь о достиженiи
«пятил?тки», о поб?д? коммунистовъ въ Германiи, о финансовомъ крах? Англiи и о рабол?пств? передь большевиками Францiи. Неуб?дительны и см?шны показались бы теперь эти слова.
        Было приказано расходиться.
        Толпы шли колоннами и нестройными группами. Въ нихъ каждому хот?лось говорить, обсудить, что же это въ самомъ д?л? произошло, какъ и к?мъ могло быть все это сд?лано? Но говорить никто не см?лъ. Секретные агенты, какъ никогда, были внимательны и шныряли повсюду и каждый въ каждомъ вид?лъ врага, шпiона и доносчика. Страненъ былъ видъ этихъ тысячныхъ толпъ, двигавшихся по Москв? въ гробовомъ молчанiи. Зимнiй день клонился къ вечеру. Румяная заря гор?ла надъ городомъ. Отъ земли поднимался туманъ. Въ немъ призраками, вышедшими изъ могилъ мертвецами, казались вс? эти люди, расходившiеся по своимъ конурамъ.
        Въ сов?т? народныхъ комиссаровъ было собрано чрезвычайное сов?щанiе. Ничего таинственнаго ни въ слезахъ, ни въ гимн? найдено не было. Оркестръ былъ спрятанъ гд?-то на башняхъ. Можетъ быть, даже его игру передавали по радiо, усиленному громкоговорителемъ. Въ толпу были пущены слезоточивые газы. Кто установилъ этотъ оркестръ или радiо-аппаратъ, кто пустилъ газы - должно было установить Гепеу.
        Начались обыски и повальные осмотры Кремля со вс?ми его закоулками и тайниками. Однако, смущенные таинственными смертями своихъ товарищей, уже н?которое время неизм?нно сл?довавшими за слишкомъ большое служебное старанiе и рвенiе, агенты Чрезвычайки на этотъ разъ обыскивали безъ должнаго усердiя и рвенiя и ничего и никого не нашли.
        Страхъ и растерянность овлад?ли обычно такими самоув?ренными и наглыми Московскими владыками. Такъ некстати пришло показанiе одного Ленинградскаго помпрокурора о томъ, что, прим?рно годъ тому назадъ, къ нему являлся н?кiй гражданинъ, именовавшiй себя ?омою ?омичемъ ?оминымъ, Кронштадтскимъ м?щаниномъ, повидимому, сумасшедшiй. Этотъ ?оминъ вычитывалъ передъ прокуроромъ изъ Библiи пророчество Данiилово и предсказывалъ такую же скорую гибель Сталина и сов?тской республики.
        И шептали, что будто бы самъ Сталинъ потребовалъ себ? Библiю и читалъ Данiилово пророчество. ?омина было приказано разыскать и арестовать, но какъ оказалось, тогда же ?оминъ былъ арестованъ и за дерзкiя слова и храненiе запрещенной книги сосланъ на далекiй с?веръ … А далекiй с?веръ ….
        Вотъ уже пять м?сяцевъ, какъ никто ничего не могъ сказать, что тамъ происходило …
        Слухи оттуда шли самые нев?роятные и ужасные.
        XXIII
        О событiяхъ, происходившихъ этою осенью въ Москв?, Ленинград? и другихъ большихъ городахъ республики естественно въ сов?тскихъ газетахъ ничего не писали. «Правда»,
«Изв?стiя», «Красная газета» въ обычныхъ оффицiальныхъ, приподнятыхъ тонахъ съ наиграннымъ пафосомъ описали торжества по случаю праздника республики, но въ пафос? этомъ можно было зам?тить и какую-то несвойственную большевикамъ сдержанность. И редакторы газетъ, и казенные писатели, и рабкоры знали, что народъ уже все зналъ и, если молчалъ, то молчанiе его становилось все бол?е грознымъ и злов?щимъ,
        Какъ ни туго былъ завязанъ платокъ на рту сов?тскаго обывателя, какъ ни былъ онъ прiученъ молчать и скрывать свои чувства и думы, въ народ? опред?ленно говорили, что коммунистамъ пришелъ конецъ, что Царь идетъ съ с?вера, и настала пора расплаты за все. Отъ этихъ страховъ грядущей расплаты полицейскiй аппаратъ слаб?лъ неудержимо. Въ народ? кр?пло сопротивленiе властямъ.
        Налоги поступали неправильно, неаккуратно и не въ должномъ разм?р?. Колхозы не сдавали хл?бъ въ казну, но д?лили его между рабочими, продавали на сторону. Потомъ стали и земли колхозовъ д?лить между собою. Кто-то пустилъ въ народ? слухъ, что самъ Сталинъ приказалъ д?лить колхозы «въ собственность». Что это новая экономическая политика, вызванная мiровымъ кризисомъ, новый НЭП, такъ называемый
«нео-нэпъ», особый свыше одобренный «прогибъ» и «уклонъ».
        Красная армiя отказывалась выступать противъ колхозниковъ. Во многихъ частяхъ армiи и флота произошли безпорядки «на экономической» почв?. Эти безпорядки были, пожалуй, самими большевиками подготовлены. Они такъ усердно показывали матросамъ и солдатамъ Эйзенштейновскiй фильмъ «Броненосецъ Потемкинъ» и въ немъ учили матросовъ, какъ имъ надо поступать, когда имъ дадутъ не св?жую провизiю. Продовольствiя не хватало уже и на армiю. Въ одинъ скверный ноябрьскiй день на броненосецъ «Парижская Коммуна» было доставлено мясо съ червями. Матросы взбунтовались, сбросили «комсоставъ» въ воду и открыли огонь по Кронштадту. Къ
«Парижской Коммун?«присоединился линейный корабль «Маратъ». Успокоить разъяренныхъ матросовъ удалось, лишь уб?дивъ ихъ, что это д?ло рукъ «вредителей» и что эти
«вредители» будутъ подвергнуты самымъ жестокимъ пыткамъ, а зат?мъ смертiю казнены.
        Предстояли срочные платежи по Германскимъ, Англiйскимъ и Французскимъ займамъ. Страна была объята возстанiями и собирать принудительно хл?бъ было невозможно. Казна была пуста.
        Къ счастью большевиковъ, все это произошло тогда, когда они усп?ли задолжать кругомъ крупныя суммы промышленникамъ, поддержаннымъ государственными банками, и во всемъ мiр? началась тревога, какъ помочь сов?тскому правительству подавить возстанiя и окр?пнуть настолько, чтобы оно снова могло эксплоатировать Русскiй народъ и выжимать изъ него средства для уплаты по долгамъ. Еще къ великой радости большевиковъ къ этому времени имъ удалось заключить со вс?ми большими государствами Европы пактъ о ненападенiи, войти въ дов?рiе передъ Лигой Нацiй, уб?дить вс?хъ въ своемъ миролюбiи, «пацифизм?«, а это въ т? времена былъ тотъ самый червячокъ, на который особенно охотно клевала демократическая рыбка.
        Сов?тское правительство демонстрировало передъ вс?мъ мiромъ свое тяжелое положенiе всл?дствiе непрекращающихся возстанiй и указывало, что, если ему не будетъ оказана помощь денежная, а если понадобится, то и войсками, въ Россiи неминуемы еврейскiе погромы и возстановленiе Императорской власти.
        Большевицкая власть по своему составу была еврейская власть. На вс?хъ командныхъ постахъ преимущественно, а въ комиссарiат? иностранныхъ д?лъ почти исключительно сид?ли евреи. Русскiй народъ былъ прочно зажатъ въ еврейскiе тиски и обращенъ въ ра бовъ еврейскаго капитала. Теперь этому самому капиталу грозила опасность не получить того, что задолжала ему сов?тская власть. Торговля во всемъ мiр? глохла, страшный экономическiй кризисъ охватилъ государства Европы. Количество безработныхъ исчислялось миллiонами. Скандалы въ кинематографахъ, гд? пытались показывать сов?тскiя фильмы, препятствiе торговл? сов?тскими товарами, все это раздражало торговый и банкирскiй мiръ, и было р?шено оказать мощную экономическую поддержку большевикамъ, чтобы они могли справиться со своими финансовыми затрудненiями и подавить вс? возстанiя и безпорядки, не прекращавшiеся съ н?котораго времени въ стран?.
        Съ этою ц?лью н?сколько самыхъ крупныхъ представителей мiрового банковскаго мiра должны были съ?хаться на сов?щанiе въ ноябр?, въ одномъ изъ банковъ Берлина и тамъ обсудить какъ и въ какой степени капиталистическiй мiръ можетъ помочь государству, гд? осуществляется чистый соцiализмъ.
        Наканун? зас?данiя собравшiеся банкиры, и каждый на томъ язык?, на которомъ онъ говорилъ, получили отбитыя на машинк? анонимныя записки. Этими записками они предупреждались, что если они соберутся на это зас?данiе, они погибнутъ страшною смертью.
        Это было принято, какъ «б?логвардейская» выходка Русскихъ эмигрантовъ, людей безсильныхъ. Съ ними давно надо было прикончить. На записки не было обращено никакого вниманiя. Пом?щенiе банка охранялось громаднымъ нарядомъ явной и тайной Берлинской полицiи. Лучшiе полицейскiе агенты вс?хъ странъ, откуда были банкиры, были вызваны для охраны банка. Никакая опасность не могла угрожать собравшимся. Въ ц?ломъ квартал? было прекращено движенiе, жители сос?днихъ домовъ были выселены и на ихъ м?сто посажены полицейскiе агенты. Никогда ни одно коронованное лицо не охранялось такъ тщательно и заботливо, какъ охранялись эти жиды банкиры, владыки мiрового капитала.
        И т?мъ не мен?е …
        Какъ это случилось - надъ этимъ ломали головы лучшiе криминалисты всего мiра и представители политическаго и уголовнаго розыска Европы. Каждая ихъ догадка, однако, сейчасъ же опровергалась, и догадокъ было много, отгадки ни одной.
        Во время зас?данiя, когда читался докладъ м?стнаго представителя сов?тской власти, все зданiе, солидно, съ н?мецкою основательною фундаментальностью построенное изъ громадныхъ гранитныхъ глыбъ, было объято совс?мъ необычайнымъ пламенемъ. Жаръ быль такъ силенъ, что расплавились стальныя камеры кладовыхъ и не только вс? кто былъ внутри зданiя, но и вся наружная охрана живьемъ сгор?ли въ какое-нибудь мгновенiе. Въ противоположныхъ домахъ полопались стекла и загор?лись деревянныя двери и створки оконъ. Все это продолжалось какiе-нибудь полчаса. Пожарные едва усп?ли прi?хать, какъ отъ зданiя остались только обугленныя ст?ны. Спасать и тушить было нечего. Внутри въ хаотическомъ безпорядк? были навалены куски погнутаго расплавленнаго жел?за, камни, да въ известь обращенныя челов?ческiя кости. Золото въ сейфахъ было расплавлено и перем?шалось съ камнями и мусоромъ, отъ бумажной валюты и кассовыхъ книгъ ничего не осталось.

«Огонь поядающiй» сошелъ съ неба и попалилъ пособниковъ дiавола.
        Конечно, такое объясненiе не годилось для правительствъ т?хъ странъ, откуда были банкиры. Вызванные спецiалисты, химики и артиллеристы признали, что такiе составы, могущiе все обратить въ пламень, могли быть. Тутъ н?тъ ничего ни Божескаго, ни чудеснаго. Подобныя бомбы им?ются въ воздушныхъ флотахъ мiра.
        Странно было, что никто не слышалъ грохота разрыва, никто не вид?лъ аэроплана, прилет?вшаго къ зданiю банка, а между т?мъ банкъ охранялся воздушнымъ флотомъ.
        Возмущенiе по этому поводу было громадное, и на требованiя сов?тскихъ представителей о прим?рномъ наказанiи «вредителей», наглость которыхъ превзошла вс? м?ры, было торжественно об?щано, что, если сов?тское правительство докажетъ, что эти вредители им?ютъ какую-то базу вн? сов?тской республики, что ихъ д?йствiя направляются изъ заграницы, распоряженiемъ Лиги Нацiй будетъ составленъ мощный международный отрядъ, которому будетъ поручено истребленiе этой базы.
        Докладъ капитана Холливеля въ «Интеллидженсъ Сервисъ» о таинственномъ кинематографическомъ обществ? «Атлантида» р?шилъ д?ло. Детективнымъ бюро и разв?дкамъ всего мiра было приказано отыскать во что бы то ни стало м?сто нахожденiя пассажировъ парохода «Немезида».
        Въ этомъ сов?тской власти помогла Русская «б?лая» эмиграцiя.
        XXIV
        Зимою этого года въ Русскомъ эмигрантскомъ мiр? много говорили о томъ, что образовавшееся въ прошломъ году кинематографическое общество «Атлантида» вовсе не кинематографическое общество, а б?логвардейскiй отрядъ, навербованный какимъ-то генераломъ для дессантныхъ операцiй въ сов?тской Россiи. Называли и имя этого генерала, впрочемъ, всякiй разъ разное. А съ н?которыхъ поръ стали говорить, что этотъ отрядъ собрался на какомъ-то уединенномъ острову въ Атлантическомъ океан? недалеко отъ Саргассова моря, тамъ устроилъ базу, съ этой базы говоритъ по радiо и посылаетъ своихъ людей на аэропланахъ во вс? страны Европы.
        Эти слухи пошли изъ Парижа и даже, точн?е, изъ того маленькаго предм?стья Парижа, такъ называемаго банлье, гд? была вилла «Les Coccinelles». Точно тамъ кто то бросилъ камень въ воду и какъ отъ такого брошеннаго камня идутъ все расширяющiеся круги, такъ и отъ слуховъ, пошедшихъ оттуда, пошла вся эта молва. И ч?мъ дальше отъ Парижа, т?мъ ярче и шире были разсказы о томъ, что тамъ д?лается. Въ Югославiи этотъ отрядъ обратился въ ц?лый корпусъ Императорской армiи съ настоящими цв?тными дивизiями, навербованными изъ необычайно воинственныхъ туземцевъ этого острова. Въ Болгарiи это былъ уже не корпусъ,
        но ц?лая двухсоттысячная армiя и при ней мощный тоннажъ для доставки ея въ Россiю. Тамъ по фамилiямъ называли генераловъ, назначенныхъ въ эту армiю. Ихъ
        будто бы нарочно показывали умершими. Называли и цифру прогонъ и пособiй, яко бы полученныхъ этими генералами: сто долларовъ на дорогу и сто на экипировку.
        Эти слухи по разному отзывались въ различныхъ эмигрантскихъ кругахъ. Большинство, и особенно, люди старые, радостно волновались. Наконецъ-то дождались они движенiя воды. Они подавали начальникамъ отд?ловъ Русскаго Обще-Воинскаго Союза, честь честью, по команд?, прошенiя о принятiи на службу съ приложенiемъ, кто тщательно сквозь вс? бури и ненастья эмигрантскаго существованiя пронесенныхъ подлинныхъ послужныхъ списковъ на толстой, пожелт?вшей отъ времени «министерской» бумаг?, съ сургучными печатями, прошнурованныхъ и скр?пленныхъ должными подписями, кто прилагалъ только записки о своей служб? самимъ же подавателемъ и составленныя по памяти и посвид?тельствованныя двумя или тремя товарищами, знавшими прохожденiе службы просителя … Многiе офицеры и казаки бросали насиженныя м?ста и кормившую ихъ работу и ?хали въ столицы т?хъ странъ, гд? они жили и тамъ просили, чтобы они въ первую очередь были посланы въ формируемую армiю. Ч?мъ дальше отъ Парижа, т?мъ въ этихъ кругахъ было сильн?е оживленiе. Въ Болгарiи и Югославiи казаки вырядились въ высокiе сапоги, с?розеленыя «гимнастерки», а Кавказцы въ
черкески, подоставали изъ зав?тныхъ сундучковъ и корзинъ старыя шашки, чистили ихъ, точили и смазывали, готовясь къ настоящему походу. Слова «сборъ» и «походъ» громко и внушительно звучали по кафанамъ и Русскимъ ресторанчикамъ, столовымъ и чайнымъ и къ концу завтраковъ тамъ раздавались страстныя р?чи, сопровождаемыя громовымъ ура!
        Молодежь отнеслась холодн?е и подозрительн?е. Кое-кто женился на иностранкахъ, у кого завелись прочныя связи и работа въ прiютившихъ ихъ государствахъ, бросать все это такимъ упорнымъ, тяжелымъ и долгол?тнимъ трудомъ нажитое и устроенное для чего-то неопред?леннаго и неизв?стнаго, было тяжело. Роли перем?нились: въ энтузiастахъ и легкомысленно летящихъ на огонь бабочкахъ оказались старики, въ холодныхъ, разсудительныхъ философахъ была молодежь.
        - Для Россiи - да… - говорили въ ея кружкахъ. - Для Родины, конечно, Это словъ н?тъ - свято … Но кто поведетъ и подъ какими лозунгами?
        Собранiя союзовъ молодежи, а ихъ къ этому времени было немало, протекали съ бурною страстностью. Раздавались истерическiе выкрики:
        - Н?тъ, господа … Ни на какую реакцiю я не согласенъ … Старая Россiя себя изжила … Старой Россiи не можетъ быть. См?шно идти въ теперешнюю Россiю съ Императорскими знаменами и навязывать императора народу, который его не хочетъ. Я стою за подлинную демократiю. Въ ней вижу залогъ настоящей культуры и возрожденiя Россiи.
        Въ другомъ кружк? не мен?е страстно говорили:
        - Кому, господа, служить и за что умирать? He служить же какимъ-то таинственнымъ капитанамъ Немо, едва ли не масонскаго происхожденiя?.. Надо служить Россiи, и Россiи нацiональной. Другой Россiи я не признаю. Россiя - это прежде всего - православiе и Царская власть. Вн? православiя и Царской власти н?тъ и Россiи, а потому съ «непредр?шенцами» я не пойду. За «непредр?шенчествомъ» скрываются господа Милюковы, Гучковы и Керенскiе. Т?, кто первый сказалъ: - «глупость или изм?на» и сталъ отцомъ проклятой революцiи, кто выпустилъ приказъ N 1, разрушившiй Русскую армiю и давшiй Россiи несмываемый позоръ военнаго пораженiя и разгрома, кто, сдавъ власть большевикамъ, погубилъ Россiю. Повторять эти пути, идти этими же этапами Учредительнаго собранiя, матроса Жел?зняка и Ленина предоставляю другимъ. Я этимъ путемъ не пойду. Законную Россiю порядка можно создавать только законнымъ путемъ … Для меня свято то, что говоритъ мой императоръ: - «подъ лозунгомъ борьбы съ большевиками вожди эти принесутъ нашему Отечеству порабощенiе его самобытности, расхищенiе его природныхъ богатствъ, а можетъ быть, и отторженiе
еще новыхъ областей и отт?сненiе отъ выходовъ къ морямъ» … И потому я противъ всякой борьбы.
        Пользуясь полной свободой собранiй во Францiи молодежь собиралась на большiя открытыя сборища по 200-300 челов?къ, нанимали для этого залы, куда допускали вс?хъ, взимая лишь на покрытiе расходовъ по два франка и тамъ кричали и шум?ли о тайной организацiи, скрывшейся подъ фирмой кинематографическаго общества
«Атлантида». Розыскъ вс?мъ этимъ былъ весьма облегченъ.
        - Тайное, - кричали на этихъ собранiяхъ горячiя головы. - Ты мн? скажи, кто ты и во что ты в?руешь - тогда я пойду … Довольно авантюръ. Освободить Россiю безъ иностранцевъ, безъ иностранной помощи мы не можемъ, - это ясно, какъ шоколадъ. А отдавать Россiю въ кабалу иностраннымъ государствамъ я не желаю. Россiя должна освободиться сама и, освободившись, она скажетъ свое слово и этому слову я подчинюсь. Будетъ монархiя - я присягну монархiи, будетъ республика, я готовъ служить и республик?. Я «непредр?шенецъ» въ силу того, что не считаю себя въ прав? навязывать свое мн?нiе Русскому народу. А въ вождей я давно пересталъ в?рить … Довольно!..
        Были и еще бол?е р?шительные и темпераментные молодые люди изъ самыхъ молодыхъ. Они договаривались до примиренiя съ большевиками, они закидывали удочки къ комсомольцамъ и безбожникамъ и, будучи строго православными и в?рующими, готовы были идти на союзъ съ безбожниками, будучи монархистами по уб?жденiямъ - искали связей съ сов?тскими «ударниками» и «выдвиженцами». Они отрекались отъ «б?лой» борьбы, веденной ихъ отцами и старшими братьями и говорили, что чувство отчужденiя эмиграцiи отъ Русскаго народа вызвано гражданской войной. Они умышленно или по наивности говорили, что «б?лые» сражались не съ большевиками, но съ Русскимъ народомъ, что нужно отбросить въ себ? чувство презр?нiя и мести къ Русскому народу и идти къ нему съ открытымъ сердцемъ и чистою душою. Путая постоянно понятiя - большевики и Русскiй народъ они доходили до примиренiя и признанiя большевиковъ.
        Хаосъ въ мн?нiяхъ, въ политическихъ уб?жденiяхъ, программахъ и лозунгахъ былъ необычайный. И надо вс?мъ нагло выпирало везд? звучащее самоув?ренное, наглое «я»,
«я», «я», то въ единственномъ числ?, то во множественномъ - «мы». Оно становилось такъ громадно, такъ внушительно, такъ всепоглощающе, что за нимъ совс?мъ не было видно маленькой, малюсенькой, точно по существу никому не нужной - Россiи.
        И это было въ то время, когда, несмотря на всю скупость газетныхъ изв?стiй, на всю строгость цензуры, наложенной на иностранныхъ корреспондентовъ, заграницу просачивались в?рныя св?д?нiя о необычайныхъ затрудненiяхъ сов?тской власти, денежныхъ, экономическихъ и моральныхъ, о потер? всякаго авторитета коммунистической партiи и о почти повсем?стномъ возстанiи народа въ Россiи, подавить которое или не могла или отказывалась красная армiя.
        Доходили св?д?нiя, что весь громадный с?веръ Россiи, треть всего государства отд?лился отъ сов?тской республики и живетъ своею жизнью и шептуны болтали, что слыхали даже о генералахъ и офицерахъ, по?хавшихъ въ какой-то с?верный, свободный отъ сов?тской власти портъ для службы въ Императорской армiи. Всё это показывало, что настало время, наконецъ, эмиграцiи выявить свое подлинное лицо и не только сказать о своемъ служенiи Россiи, но и пойти служить ей.
        Но этого-то и не было. Разноголосица продолжалась …
        XXV
        Но была и еще часть б?женцевъ и, пожалуй, самая многочисленная, которая совс?мъ не интересовалась политикой, ею не занималась, даже какъ будто ее осуждала и которая жила своею за слишкомъ десять л?тъ изгнанiя отстоявшеюся и устроившеюся жизнью, гд? борьба за существованiе въ чужомъ государств?, заботы о хл?б? насущномъ, свои мелкiе, семейные, кружковые, приходскiе, полковые интересы заслонили Россiю, гд? Россiя являлась ч?мъ-то отвлеченнымъ, о чемъ прiятно вспоминать, что рисовалось н?жными поэтическими красками, съ н?которымъ сентиментальнымъ отт?нкомъ, но что не им?ло никакого реальнаго смысла. Въ этихъ кружкахъ событiя, происходившiя въ ихъ б?женской жизни и связанныя съ существованiемъ и работою какого-то тайнаго общества, борющагося съ большевиками, вызывало чувства тревоги, страха, безпокойства и недоум?нiя, что проще всего выражалось часто повторяемыми словами: - «ну чего, право, они? Россiи они все равно не спасутъ, а сколько безпокойства над?лаютъ» … Были зд?сь люди, торговавшiе въ гаражахъ сов?тской нефтью и на своей шкур? испытавшiе все неудобство такой торговли, были люди, такъ или
иначе связанные съ сов?тскимъ торгпредствомъ и р?зко отд?лявшiе большевиковъ отъ ихъ торговли, наконецъ, зд?сь быди просто люди какъ-то, и даже не особенно хорошо, устроившiеся заграницей, им?вшiе свой уголъ, свою семью, свою церковь. Этихъ людей охватывалъ ужасъ при одной мысли, что поведенiе какой-то маленькой кучки людей, такъ р?шительно поведшей борьбу съ большевиками, можетъ навлечь на нихъ давленiе со стороны правительствъ т?хъ странъ, гд? они устроились, и опять начнутся высылки, непрiятности и затрудненiя съ полученiемъ паспортовъ и визъ и всяческiя политическiя и полицейскiя ут?сненiя. Впереди новыя скитанiя и неизб?жное съ ними разоренiе, нищета и голодная смерть. Возможна и причудительная высылка в coв?тскую республику … на в?рный разстр?лъ.
        Сознавала или н?тъ Ольга Серг?евна Нордекова, что это была она тотъ челов?къ, который кинулъ камень въ воду, поведшiй отъ себя все расширяющiеся круги? Она не утерп?ла, чтобы не разсказать о таинственномъ остров?, гд? работали для спасенiя Россiи Русскiе, и въ ихъ числ? ея мужъ и сынъ. Сд?лала она это въ ихъ церкви посл? сп?вки, въ маленькомъ и совершенно интимномъ кружк? знакомыхъ, гд?, конечно, никакихъ большевиковъ не могло и быть. Ей просто хот?лось похвастать, что она знаетъ кое-что крупное и интересное, чего другiе не знаютъ. Она намекнула про островъ вулканическаго происхожденiя, о существованiи котораго никому не изв?стно и откуда летаютъ сюда въ Парижъ таинственные аэропланы, откуда посылаютъ радiо и гд? работаютъ т?, кто всего себя отдалъ Россiи. Она говорила, что если у кого есть аппаратъ радiо, который можно поставить на короткую волну, то можно, «знаете, такое слышать, что мураши по кож? поб?гутъ» …
        Она сказала это просто такъ, въ порядк? болтовни, ибо надо что-нибудь говорить, когда паступаетъ промежутокъ между работой. Кром? того, мужъ и сынъ участники кинематографической съемки - это одно, мужъ и сынъ участники какого-то таинственнаго д?ла для Россiи(,) «спасители» Россiи - совс?мъ другое … Этимъ прiятно было похвастаться. Она сказала это въ порядк? той житейской пошлости, которая требуетъ въ изв?стный моментъ и въ изв?стномъ положенiи сплетенъ. Сказала, даже хорошенько не понимая о чемъ она говоритъ. Если бы ее спросили, что такое короткая волна, она не сум?ла бы объяснить. Такъ не могла она отв?тить и на вопросъ, какъ же могутъ летать люди, когда везд? стоитъ охрана и никто незам?ченный не мо жетъ перелет?ть границы государства?
        Вскор? посл? исчезновенiя Леночки она съ?здила на колонiальную выставку, гд? на большомъ глобус? по даннымъ Мишелемъ Строговымъ координатамъ отыскала м?сто, гд? долженъ былъ быть ихъ таинственный островъ.
        Но, когда событiя стали затрагивать ихъ заграничную жизнь, когда газеты стали съ возмущенiемъ писать о какихъ-то шалопаяхъ, пустившихъ см?хотворный газъ въ кинематограф? на Елисейскихъ поляхъ, когда еще съ большимъ возмущенiемъ и угрозами принять м?ры противъ эмигрантовъ писали о скандал? на pay-т? у графини Разогнатьевой, гд? посл? закуски съ сов?тской икрой творилось что-то совс?мъ неприличное, и госпожа Воробейчикъ изъ-за этого отказала своему жениху мосье Брюнуа, Ольга Серг?евна испугалась не на шутку.
        - Мамочка, - сказала она посл? вечерняго чая, когда она обыкновенно читала газету. - Мамочка, какъ вы думаете, а не можетъ это все отразиться на насъ … на б?женцахъ.
        - Очень даже просто, - прошип?ла съ нескрываемымъ злорадствомъ старуха. - Доигрались … Дофигуряли … И чего имъ, дуракамъ, надо? Эвона, Россiи захот?ли! Да сама-то Россiя ихъ никакъ не хочетъ. И, конечно, никакое правительство этого допустить не можетъ. Францiя въ дружб? съ сов?тами. Она только что подписала, то есть «парафировала», - Неонила Львовна щегольнула словечкомъ, которымъ пестр?ли газеты и смысла котораго она не понимала - парафировала пактъ о ненападенiи, а разв? все это не нападенiе?.. Какъ по твоему красиво это? Какъ ни относиться къ графин? Разогнатьевой, она все-таки графиня и д?лать то, что тамъ было сд?лано …. Ну гд? же это слыхано? Это подрывъ Русской торговли.
        - Большевицкой, мамочка.
        - Э, милая моя, гд? кончаются интересы большевиковъ и гд? начинаются интересы Русскiе, кто это опред?литъ? Сами вожди въ этомъ не разбираются. Если Японiя нападетъ на Сов?тскую республику и отберетъ у нея Владивостокъ, что мы должны д?лать, стать на сторону Японiи или Россiи?.. Такъ все запутано, такъ все перепутано, что лучше этого и не касаться.
        - Но, мамочка, это же д?лается не во Францiи, а на какомъ-то острову и никому даже не изв?стно точно, кому принадлежитъ этотъ островъ.
        - Ахъ, мать моя, да хотя бы и никому … Сид?ли бы спокойно и не рипались. Ишь спасатели какiе непрошенные нашлись. Ну, твой полковникъ, пускай, погибаетъ, туда ему и дорога. И Мишель твой дуракъ … Тоже не жалко. Земля отъ этого не оскуд?етъ. Ну, а за что мы то съ тобой на старости л?тъ опять будемъ страдать?
        - Да мы то тутъ при чемъ?
        - Мы то … Да мы кто?.. Русскiе? … Эмигранты? … Люди несуществующаго государства, кого изъ милости только терпятъ … А мы вотъ, что задумали! Торговл? м?шаемъ! … Ты понимаешь это? … Экономическiй кризисъ, везд? торговля стала, и вдругъ какiе-то типы эдакое д?лаютъ … Выселить ихъ въ двадцать четыре минуты и вся недолга. Allez vous en! Нежелательные иностранцы, чай, читала такое выраженiе въ газетахъ.
        - Куда же насъ могутъ выселить?
        - А имъ то что о насъ за забота. Кто мы?
        - Русскiе.
        - Ну и пожалуйте въ вашу сов?тскую Россiю … Поняла, чай.
        - Да разв? можно это, мамочка! Каждый понимаетъ, что тамъ насъ разстр?ляютъ.
        - Ну такъ что изъ этого? Это насъ разстр?ляютъ, а не ихъ …
        Ольга Серг?евна пожала плечами. За окномъ шум?лъ ноябрьскiй дождь. Въ крошечной комнат? тускло гор?ла перегор?вшая почерн?вшая лампочка. Ольга Серг?евна, усталая и измученная за день пошла къ себ? укладываться спать.

«Ахъ, нелегка и заботна была жизнь … Полковникъ, полковникъ!.. Вамъ все игрушки … А куда, ну куда на самомъ д?л? податься, если вотъ такъ придутъ и в?жливо попросятъ покинуть страну?.. Нежелательные иностранцы! … И правда - нежелательные!
… Пактъ о ненападенiи, и полковникъ, нападающiй такимъ необычнымъ образомъ … Куда тогда б?жать? Везд? одно и то же … Везд?: - признанiе, признанiе и признанiе … Раньше была Испанiя. И какимъ благороднымъ казался король Альфонсъ. А теперь … Что такое Испанiя? … Да и испанскаго языка она не знаетъ … Куда? Можетъ быть, въ Бельгiю?.. Тамъ и король и королева и самъ народъ полны такого гостепрiимнаго благородства. Но, какъ она сама такая маленькая, приметъ всю эту массу б?женцевъ, если они вс? хлынутъ туда? Ну, хорошо … Приметъ … A работа? Гд? найти тамъ работу? . Безъ работы все равно съ голода погибать. Не написать ли заблаговременно Декановымъ? Они давно въ Брюссел?. Можетъ быть, если загодя то позаботиться, пока никто не догадался что-нибудь и наб?житъ, какое-нибудь м?стечко, чтобы хотя какъ-нибудь да кормиться … А если?»
        - Мамочка, вы спите?
        - А ну! Заснешь съ тобой!.. Такая забота на душ?!..
        - Мамочка, а что, если намъ съ вами принять французское подданство …. Насъ тогда в?дь не могутъ выслать?..
        - Не желаю.
        - Но почему, мамочка?
        - А вотъ потому … Была Серпуховской дворянкой, такой и останусь. Лучше къ большевикамъ по?ду, ч?мъ такъ на старости л?тъ француженкой д?латься. Ну, сама посуди, какая я француженка?.. Неонила Львовна!.. Ни выговорить, ни написать по французски того нельзя … Не см?ши меня, мать, на ночь. И теб? помимо мужа не позволятъ … А твой, сама поди знаешь, какой - патрiотъ!..
        Ольга Серг?евна закрыла глаза.

«Да, конечно, глупости … Какъ это сд?лать? Есть, говорятъ, конторы. Даже въ газетахъ открыто публикуютъ, точно ничего и постыднаго н?тъ въ этомъ. Ну, пойду туда, тамъ станутъ разспрашивать, почему?.. А что я скажу … Боже! Боже … Только бы спокойно жить!.. Ничего мн? не надо … Ни богатства, ни Россiи. Ну, какъ я туда прi?ду, тамъ никого своего и не осталось то! … Только бы никто не выгонялъ! … И съ квартиры-то на квартиру пере?хать, такъ и то какая мука и разоренiе! Хуже пожара, а тутъ въ чужую страну!.. Паспорта, визы! … Такъ ихъ намъ и дадутъ … Жена полковника Нордекова, того самаго, который тамъ на таинственномъ острову … Господи, и всю то жизнь такъ страдать изъ-за какого-то глупаго патрiотизма, изъ-за долга» …
        Ольга Серг?евна повернулась лицомъ къ ст?н? и долго не могла заснуть. Она слышала, какъ за ст?ною безотрадно шум?лъ осеннiй Парижскiй дождь, и ей казалось, что сквозь тонкiя плитки бетона она ощущаетъ сырость, б?гущую по ст?намъ и съ тоскою думала о раннемъ вставанiи завтра, о томъ, что надо будетъ сп?шить на по?здъ электрической дороги и ?хать въ надо?вшую ей до смерти контору и писать подъ диктовку на стенографической машинк?, а потомъ до вечера перепечатывать никому не нужные и неинтересные торговые приказы.
        Жизнь казалась безпросв?тной и ужасной и она начинала понимать, что Леночка могла не вынести такой жизни и у?хать куда-то къ какой-то другой жизни … Ахъ, гд?-то она теперь, несчастная Леночка!?
        XXVI
        Князь Ардаганскiй соверщалъ пятнадцатый перелетъ на аэроплан? системы инженера Махонина. Ему никто это въ особую заслугу не ставилъ, да и самъ онъ никогда не думалъ, что это подвигъ и рекордъ. Аппаратъ Махонина, усовершенствованный Арановымъ, д?лалъ такое сообщенiе быстрымъ и удобнымъ. Опасность была только при спуск? на землю въ Европ?, гд? все трудн?е и трудн?е было выбирать глухiя м?ста, гд? бы аппаратъ могъ переждать, пока князь съ?здитъ къ Пиксанову и получитъ отъ него пакеты. Парижъ былъ совс?мъ заказанъ для князя Ардаганскаго. Ему разр?шалось только гд?-нибудь въ пути бросить письмо матери и ув?домить ее, что онъ живъ и здоровъ.
        Пиксанову такъ и не удалось наладить Радiостанцiю. Сл?жка была чрезвычайная. Пришлось закопать въ л?су моторъ и вс? принадлежности, а самого отца ?еодосiя отправить на А?онъ. Теперь въ л?су ничего не оставалось. Бережливый Пиксановъ продалъ и лошадей. Охота была сдана Парижскому охотничьему обществу. Куроводство расширено. Съ осени Пиксановы занялись еще приготовленiемъ пастилъ и мармеладовъ, им?вшихъ прекрасный сбытъ въ Париж? въ Русской колонiи, особенно посл? того, какъ продукты Моссельпрома вышли изъ употребленiя. По л?су и вокругъ фермы Пиксанова постоянно рыскали жандармы и сов?тскiе сыщики и надо было быть в?чно на сторож?. Сов?тское правительство ухватилось за эту ниточку, чтобы раскрыть тайну всей организацiи. Радiостанцiю искали неутомимо. Въ деревн?, гд? никогда никакихъ дачниковъ не жило, поселились какiе-то Русскiе евреи, не говорившiе никогда, что они Русскiе, и выдававшiе себя за французовъ. Надо было быть осторожнымъ. Въ посл?днiй свой докладъ капитану Немо на Россiйскiй островъ, Пиксановъ просилъ установить связь на аэропланахъ.
        И она съ каждымъ разомъ становилась ненадежн?е и опасн?е.
        Въ этотъ перелетъ князю Ардаганскому давалъ указанія самъ капитанъ Немо. Онъ сказалъ, чтобы князь про?халъ къ семьямъ офицеровъ въ Париж? и передалъ имъ, что ихъ главы живы, здоровы и просили кланяться.
        Съ самаго л?та, съ того iюльскаго дня, когда князь передалъ синюю записочку Мишеля Строгова Леночк?, онъ не бывалъ на вилл? «Les Coccinelles» и не зналъ ничего о томъ, что тамъ произошло.
        День былъ буднiй. Ольга Серг?евна была на служб?, и на дач? Ардаганскiй нашелъ только одну мамочку. Она только что прибрала комнаты и собиралась съ чувствомъ и спокойствiемъ прочитать газету. Топси узнала князя и, прив?тливо махая хвостомъ, проводила его до дверей дома.
        - А пожалуйте, в?роломный съемщикъ, - прив?тствовала князя мамочка. - Садитесь, гостемъ будете … Ну что наши?
        - Полковникъ Георгiй Димитрiевичъ Нордекевь и Александръ Георгiевичъ просили вамъ кланяться. Они оба живы и здоровы и все у насъ благополучно.
        - Ну, какъ снимаетесь? - съ глубокой старушечьею иронiей спросила Неонила Львовна.
        Князь Ардаганскiй не разобралъ и не прим?тилъ этой иронiи и охотно со своимъ юношескимъ, чистымъ простодушiемъ, не ум?ющимъ лгать, отв?тилъ неопред?ленно.
        - Bсe, слава Богу, идетъ прекрасно. Съемка близится къ концу. Вс? чувствуютъ себя хорошо.
        - А вы, милый князь, не врите, - съ грубоватою фамильярностью сказала Неонила Львовна, - Такому молодому сочинять такой старой, какъ я, совс?мъ не годится.
        Князь растерялся и не зналъ, что отв?тить.
        - Вы же Леночк? передали синенькiй пакетикъ отъ этого дурака Мишеля и совс?мъ заморочили ей голову. Разсказывайте, что и какъ на вашемъ, ни на одной карт? не показанномъ острову, происходитъ.
        Ардаганскiй пытался еще сд?лать круглые глаза и робко сказалъ:
        - Я, Неонила Львовна, не понимаю, о чемъ вы говорите.
        - Э, батюшка, тутъ особенно и понимать не приходится, когда и широты и долготы нашъ Мишель дурачокъ прописалъ и жаловался и просилъ вызволить его изъ
«б?логвардейской» авантюры, - съ грубою откровенностью сказала Неонила Львовна. - Такъ то, милый князь.
        Князь Ардаганскiй, с?вшiй было по приглашенiю мамочки, вскочилъ, какъ ужаленный.
        - Гд? же Елена Петровна? - спросилъ онъ несм?ло.
        - На теб?, кого вспомнилъ! Да будто такъ вотъ ничего и не знаешь.
        И Неонила Львовна въ короткихъ, но р?зкихъ чертахъ разсказала о томъ, какъ Леночка передала матери записку Мишеля Строгова, какъ она была страшно этимъ потрясена, какъ она, дружившая съ ихъ жилицей, «кто ее знаетъ, что это за челов?къ была эта самая француженка», вм?ст? съ нею исчезла.
        - He думаю я, чтобы чтонибудь этакое худое съ ними приключилось. Зд?сь то, - намъ въ полицiи сказывали, - до пяти тысячъ д?вушекъ такъ, здорово живешь, ежегодно пропадаетъ и ничего съ ними худого не бываетъ, а все-таки намъ не сладко. И думаю я, что это черезъ ваши художества, которыми вс? газеты полны.
        Князь слушалъ это, какъ приговоренный къ смерти. Записку писалъ Мишель, но какъ же онъ-то, онъ, вопреки инструкцiй, данныхъ Арановымъ, никакихъ писемъ никому не возить и не передавать, далъ себя провести Мишелю, уже бывшему у нихъ на зам?чанiи и отставленному самимъ Ранцевымъ отъ полета.
        Какъ въ мутномъ полусн?, плохо понимая, что ему говорила мамочка, Ардаганскiй дослушалъ ея разсказъ и, простившись, вышелъ съ дачи. Онъ шелъ по м?стечку съ низко опущенной головой. Ему казалось, что вс? знаютъ, что онъ предатель, что онъ челов?къ, не исполнившiй своего долга, и ему было безконечно мучительно идти на маленькую чистенькую дачку Парчевскихъ. Онъ молилъ Бога, чтобы никого не застать, оставить записку и быть одному, все продумать и придумать себ? кару.
        Лидiя Петровна была дома. Она уже второй м?сяцъ оставила службу въ контор? и жила на т? деньги, которыя ей продолжало весьма исправно посылать общество «Атлантида». Она вся отдалась церкви. Худощавая и высокая и раньше, она показалась Ардаганскому точно выросшей и еще бол?е исхудавшей. Громадные карiе глаза были въ красныхъ отъ частыхъ молитвенныхъ слезъ в?кахъ. Густыя, загнутыя вверхъ р?сницы д?лали ихъ еще больше. Отъ в?чной пелены слезъ они были, какъ за хрустальной зав?сой и сверкали тихимъ и кроткимъ пламенемъ, какъ затепленная передъ образомъ лампада. Ея движенiя были медленны, плавны и голосъ сталъ задушевный и словно прозрачный.
        Князь Ардаганскiй передалъ ей, что ея мужъ находится въ полномъ здравiи и просилъ ей передать поклонъ.
        - Да, я знаю, - тихо сказала Лидiя Петровна. -
        Я, знаю. Я молилась вчера Божiей Матери, и Она мн? сказала, чтобы я не безпокоилась. Скажите мн?, милый князь, - Лидiя Петровна прикоснулась мягкой и н?жной, точно нев?сомой рукою руки Ардаганскаго, - скажите мн? откровенно: - онъ съ вами на острову или и онъ посланъ работать куда-то и д?лаетъ все это такое страшное, но такъ нужное для… Для Россiи.
        Если у Неонилы Львовны князь могъ пытаться врать, зд?сь передъ этой в?рой, передъ этою проникнутою молитвенною ясностью прекрасною женщиною князь не зналъ, что ему д?лать. Онъ низко опустилъ голову. Густая краска покрыла загор?лое въ частыхъ полетахъ лицо и онъ едва слышно прошепталъ:
        - Молитесь за него, Лидiя Петровна.
        - Я знаю … Я молюсь, - словно тихiй шелестъ далекой листвы донеслось до него. - Да благословитъ васъ Господь!
        - Я не достоинъ … не достоинъ ни вашихъ благословенiй, ни молитвъ, - быстро, страшно смутившись, сказалъ князь и, не прощаясь съ Парчевской, посп?шно вышелъ съ ея дачи.
        Д?лъ было много. Нав?стить было нужно многихъ, надо было теперь раньше всего исполнить то, что было ему приказано, а потомъ надо будетъ подумать, что же онъ над?лалъ и какъ ему себя покарать.
        Только на другой день онъ могъ попасть къ Пиксановымъ на ферму. Онъ мечталъ о, Галин? и вм?ст? съ т?мъ хот?лъ, чтобы ея не было. Не въ силахъ онъ былъ встр?тить это чистое существо, когда онъ сталъ тяжко виноватымъ … Безъ вины, безъ умысла, - пытался онъ себя оправдать. Не выходило это оправданiе.
        Онъ шелъ, низко опустивъ голову, по грязному, размытому зимними дождями шоссе и все думалъ, что и какъ онъ долженъ сд?лать и съ Мишелемъ Строговымъ и съ собою. Не признаться ли во всемъ полковнику Пиксанову? Открыть свой позоръ отцу той, кого назвалъ онъ л?томъ, кому давалъ понять въ свои осеннiя пос?щенiя, что она героиня
… героиня его романа!
        Онъ засталъ Пиксанова необычно озабоченнымъ. Галины не было дома. Она была въ пансiон?. П?тухи, такъ дружно встр?тившiе его л?томъ, были перебиты и проданы. Куры были спрятаны отъ холода и дождей въ куриныхъ домахъ въ глубин? фермы. На ферм? было тихо. Любовь Димитрiевна возилась у плиты. Дрова плохо разгорались. Въ большой и полутемной комнат? было непрiютно, сыро и холодно. Кисло пахло угаромъ. Любовь Димитрiевна была окручена шарфами и платками. На голов? была с?рая шерстяная повязка. Любовь Димитрiевна мало напоминала изящную жену гвардейскаго полковника. Князю Ардаганскому показалось, что она была суха и нелюбезна съ нимъ. Онъ сжался и робко прис?лъ на стулъ. Очевидно, и тутъ все знали. Пиксановъ сейчасъ же с?лъ къ письменному маленькому столику у зажженной коптящей керосиновой лампочки писать донесенiе капитану Немо. Онъ ерошилъ густые волосы надъ бл?днымъ лбомъ и бормоталъ вполголоса:
        - Отчего?.. почему такая злоба на Россiю?.. Какая логика поддерживать большевиковъ, которые стремятся уничтожить весь мiръ?
        И опять строчилъ карандашомъ на большомъ блок?, отрывалъ листокъ за листкомъ, потомъ молча, сосредоточенно нахмуривъ брови, закладывалъ исписанные листы въ конвертъ и тщательно опечатывалъ его сургучною печатью.
        - Вотъ, князь, съ этимъ пакетомъ уже прямо, никуда не за?зжая … И, смотрите, не попадитесь большевикамъ … Это очень важно … Въ добрыя старыя времена на этомъ пакет? надо было бы три креста поставить, значитъ: - «скачи, лети стр?лой», полнымъ карьеромъ … Ну да вашъ конь еще быстролетн?е … И, пожалуйста, не проболтайтесь … ибо кругомъ рыщутъ …
        - Да я, господинъ полковникъ, - началъ было князь и точно поперхнулся.
        - Знаю, знаю, милый мой Михако … Прекрасный вы челов?къ, да кругомъ то теперь слишкомъ много всякой продажной дряни развелось. Такъ вотъ, скоро и вашъ по?здъ … Катайте скор?е и берегите пакетъ, какъ з?ницу ока. На станцiю я васъ провожу.
        Они шли вдвоемъ по размытому грязному шоссе, мимо пустыхъ, черныхъ, мокрыхъ, печальныхъ полей. Вороны стаями срывались при ихъ приближенiи съ зеленыхъ озимей и съ карканiемъ неслись с?рой с?тью надъ ними. Зимнiй день былъ хмуръ и теменъ. Никого не было на ихъ долгой дорог?. Такъ было теперь удобно все разсказать, во всемъ покаяться и просить сов?та у Пиксанова, но князь Ардаганскiй молчалъ. Такъ, молча, они и дошли до маленькой станцiи. Пиксановъ самъ выбралъ купе, куда садиться князю.
        - И въ совс?мъ пустое не хорошо, - бормоталъ онъ, - да надо, чтобы съ вами были порядочные люди.
        - Вотъ сюда, князь, - сказалъ онъ, отворяя дверь отд?ленiя, гд? сид?ла явно фермерская семья изъ двухъ плотныхъ краснорожихъ мужчинъ, очень толстой, добродушнаго вида женщины и трехъ д?тей.
        - Сюда уже никто къ вамъ не сядетъ въ дорог?. Ну, храни васъ Богъ!
        Князь еще долго вид?лъ тонкую и узкую фигуру Пиксанова, стоявшаго на платформ?. Необычно грустнымъ и встревоженнымъ казался полковникъ князю и это еще больше увеличивало муки и угрызенiя сов?сти Ардаганскаго.
        XXVII
        Надъ Атлантическимъ океаномъ бушевала буря. Она выла въ раздвижныхъ крыльяхъ аэроплана и летчикъ, часто убиралъ ихъ, сокращая площадь и все увеличивая скорость полета. Беззвучно вращался пропеллеръ. Въ кабин? было тепло. Мелкiя брызги лет?ли на стекла и замерзали на нихъ. Аппаратъ забиралъ вышину. Кип?нiе волнъ внизу становилось, какъ мутно зеленая шелковая матерiя, покрытая б?лымъ кружевомъ п?ны. Князь Ардаганскiй вторыя сутки неподвижно сид?лъ въ кресл?, отдаваясь мучительнымъ думамъ.

«Подлецъ … предатель»… - бормоталъ онъ иногда и не зналъ къ кому онъ это относитъ, къ себ? или къ Мишелю Строгову. Мишеля Строгова онъ ненавид?лъ, какъ только можно ненавид?ть въ девятнадцать л?тъ, когда им?ешь чистое сердце и никогда и никому еще не пожелалъ зла.

«Подлецъ … негодяй … Его убить мало … И я его убью … Первымъ д?ломъ, какъ прилечу, убью» …
        Князь Ардаганскiй отлично сознавалъ, что никогда и никого онъ не убьетъ. Онъ и букашки никакой не могъ уничтожить. Онъ вспоминалъ, какъ въ тихiй теплый вечеръ къ нимъ въ палатку залет?ла голубая блестящая бабочка и какъ онъ ее бережно вынесъ подальше въ поле, чтобы она не опалила крыльевъ о пламя св?чи лампiона.

«Своими собственными руками задушу … Ахъ! негодяй!.. Или н?тъ … Это неблагородно … Я ему скажу, я его назову подлецомъ и вызову его на дуэль»..
        И сейчасъ же точно вид?лъ передъ собою узкое и плоское лицо Мишеля съ его странными глазами, необычно всегда устремленными куда то вдаль и никогда не смотрящими въ глаза собес?днику и понималъ, что на дуэль вызвать Мишеля Строгова просто не придется.
        Мишель этого не пойметъ. Онъ высм?етъ и «подлеца» и вызовъ на дуэль. Онъ «выше этого» …

«Ахъ, какая гадость … Побить его просто. Разбить его наглую рожу …»
        Передъ нимъ вставала широкая грудная кл?тка тренирующагося борца, громадные бицепсы, которыми такъ любилъ передъ вс?ми хвастать Мишель и понималъ князь, что въ такомъ единоборств? Мишель накладетъ ему «по первое число» …

«Да и кто виноватъ больше?.. Оиъ или я?.. Кто передалъ письмо? Его надо было вскрыть и посмотр?ть, что тамъ написано и можно ли такое везти въ Европу. Вскрыть и прочитать чужое письмо!.. Чужое письмо!.. Это все равно, что подслушивать у двсрей, что ворoвать … Н?тъ … Это хуже всякаго воровства».

«Я долженъ все сказать капитану Немо и просить его о самой страшной казни» …
        Ужасъ разбиралъ его. Да и зач?мъ говорить?.. He зналъ ли этотъ полный таинственности челов?къ все и безъ всякаго покаянiя. Какъ онъ поняль и узналъ Мишеля Строгова. He допустилъ его до посылки въ Россiю. Говорить съ капитаномъ Немо казалось ужаснымъ. Такъ въ мучительномъ гор?нiи сов?сти князь Ардаганскiй не зам?тилъ, какъ наступилъ день и аэропланъ плавно и быстро, точно скользя съ крутой и безконечной горы, снизился и опустился на точку на Россiйскомъ остров?.
        Было нестерпимо жарко. Буря проносившаяся надъ океаномъ не смягчала зноя. В?теръ дулъ точно изъ раскаленной доменной печи. Россiйскiй флагъ игралъ съ в?тромъ. Веревки далеко отдулись отъ мачты. В?теръ рвалъ и хлопалъ флагомъ.
        Ноги дрожали у князя Ардаганскаго, когда онъ поднимался на гору, за скалы базальта, на уступъ, гд? стоялъ соломенный баракъ капитана Немо. Дремавшiй на крыльц? адъютантъ ротмистръ Шпаковскiй принялъ пакетъ.
        - Я бы хот?лъ и лично вид?ть капитана Немо, - нер?шительно сказалъ Ардаганскiй.
        - Хорошо … Я потомъ доложу. Сейчасъ капитанъ у Радiо … Ну, какъ веселились въ Париж??..
        - Гд? же веселиться? - уныло и вяло сказаль Ардаганскiй, - я едва усп?лъ побывать у вс?хъ, къ кому мн? было приказано зайти.
        Слова не шли съ языка. Князю казалось, что и Шпаковскiй все знаетъ и потому такъ и выспрашиваетъ его о Париж?.
        - А у насъ, князь, в?рите ли, что то особенное творится. Вотъ вс? эти пять дней, что васъ не было, полковникъ Ложейниковъ насъ тревогами и ученьями замучилъ … В?рите ли вывозили на море щиты изъ ящичныхъ досокъ и обстр?ливали ихъ … Точно десанта какого то боимся … Изъ пушекъ Гочкиса стр?льбу производили. Ну кто отъищетъ насъ на этомъ Богомъ и людьми забытомъ острову?
        Электрическiй звонокъ зазвонилъ на веранд?. Шпаковскiй вскочилъ съ пакетомъ.
        - Такъ и о васъ доложить?.. Но, если, князь, что личное и вообще неважное, можетъ быть, вы повременили бы? Не безпокойте Ричарда Васильевича. Вс? эти дни онъ что то необычно озабоченъ и, в?рите ли, даже точно и взволнованъ … Кто бы этому пов?рилъ? .

«Для меня это очень важно», - мелькнуло въ голов? Ардаганскаго, - «для д?ла?.. Не все ли равно? Это уже кончено. Сплетня гуляетъ по Парижу … По всему мiру … Ее моимъ раскаянiемъ не остановить … Зач?мъ еще безпокоить этого таинственнаго челов?ка, и безъ моего покаянiя все про меня знающаго?».
        Князь Ардаганскiй сказалъ и самъ удивился, какъ это спокойно и натурально у него вышло, несмотря на внутреннюю душевную бурю: -
        - Да … Конечно … Обо мн? ничего не докладывайте. Вернулся благополучно … И все … A то … To мое личное д?ло и имъ теперь не надо безпокоить капитана Немо …
        - Стосковались … Изнервничались, какъ и мы вс?, - быстро сказалъ Шпаковскiй и скрылся за дверьми кабинета капитана Немо.
        Князь Ардаганскiй медленно сталъ спускаться съ горы. Вотъ, когда онъ почувствовалъ всю усталость полета и безсонныхъ ночей.
        XXVIII
        Капитанъ Немо сильно изм?нился за это время. Онъ исхудалъ, пересталъ бриться и холить лицо и обросъ бородою. Длинные, на проборъ, с?дые волосы его были тщательно расчесаны. Это опять былъ ученый и труженикъ, не усп?вающiй сл?дить за собою, а не тотъ снобирующiй инженеръ, который ковалъ деньги, им?я одну ц?ль - спасенiе Россiи. Въ б?лой просторной пижам?, онъ сид?лъ у Радiо-аппарата и слушалъ, что съ далекаго с?вера ему докладывалъ Ранцевъ. Молодымъ, былымъ задоромъ, т?мъ восторгомъ творчества, какой былъ у Ранцева, когда онъ скакалъ на Императорскiй призъ, когда собирался принимать лихой четвертый эскадронъ, в?яло отъ словъ Ранцева, и капитану Немо казалось, что онъ видитъ передъ собою открытое лицо своего стариннаго друга, и его честные с?рые, немигающiе глаза, не опускаясь, смотрятъ на него.
        - Шестнадцать п?хотныхъ дивизiй и четыре кавалерiйскiя бригады закончены формированiемъ. Дв?сти тысячъ челов?къ призваны подъ Императорскiя знамена. Вооружить поставками Ольсоне мн? удалось пока только дв? дивизiи. Но это меня ни мало не смущаетъ. По м?р? моего продвиженiя красноармейскiя части сдаются и я за ихъ счетъ вооружу остальныя. Съ весною думаю спуститься на жел?зную дорогу и, отгородившись заслономъ съ запада, развить операцiю на югъ и на востокъ, гд? обстановка складывается необыкновенно благопрiятно. У меня недостатокъ воздушнаго флота и это можетъ сорвать вс? мои планы. Территорiя, занятая мною громадна. Обслуживать ее тридцатью аэропланами, им?ющимися въ моемъ распоряженiи, становится невозможно. Несмотря на ихъ превосходство надъ аппаратами большевиковъ, они скоро не будутъ въ состоянiи достаточно охранить мои формированiя, еще неокр?пшiя и недостаточно вооруженныя. Величина занятаго мною края заботитъ меня. Сотни путей ведутъ въ него, и у меня не хватаетъ газовыхъ заставъ. Необходима присылка, и незамедлительная, всего нашего воздушнаго флота, самого Аранова и профессора Вундерлиха
для устройства газовыхъ фабрикъ и аэропланныхъ заводовъ, къ чему вс? возможности зд?сь есть. Отъ работающихъ въ Россiи знаю, что и тамъ все готово для удара … Насталъ часъ, когда ты долженъ прi?хать къ намъ и утвердить свою базу у насъ …
        Мягкая и добрая улыбка появилась на лиц? Немо.

«Милый Петрикъ … Какъ узнаю я тебя! Пере?хать къ вамъ … На чемъ? «Гекторъ» до весны стоитъ затертый во льдахъ. У меня тридцать аэроплановъ. Я долженъ отправить на нихъ Аранова и Вундерлиха съ ихъ лабораторiей, препаратами, чертежами и принадлежностями аэроплановъ. Я долженъ отправить возможно большее количество минъ. При этихъ условiяхъ я могу сажать на аэропланы только летчиковъ и механиковъ. Тридцать аэроплановъ поднимутъ всего шестьдесятъ челов?къ, пятьдесятъ пять должны остаться зд?сь … И, конечно, я останусь съ ними».
        Капитанъ Немо нажалъ пуговку электрическаго звонка.
        Ротмистръ Шпаковскiй появился въ дверяхъ.
        - Пожалуйте мн? пакетъ, привезенный княземъ Ардаганскимъ.
        Небольшимъ ножикомъ Немо вскрылъ конвертъ и сталъ читать четко написанное письмо.

«Да, вотъ оно что!.. Впрочемъ, я это предвид?лъ … Я, правда, не думалъ, что это будетъ такъ скоро. Я думалъ - мн? дадутъ проработать годъ … Вс? мои разсчеты были на это … Но прошло всего семь м?сяцевъ и все открыто. Тайны н?тъ … Проклятые болтуны!..».

…"Постановленiемъ Лиги Нацiй», - читалъ капитанъ Немо, - «уничтоженiе Русской нацiональной базы (она названа «б?лобандитскимъ гн?здомъ») возложено на Англiю, С. С. С. Р. и Францiю. Посл?дняя, подъ давленiемъ общественнаго мн?нiя, которое все на нашей сторон?, въ виду б?шено развитой газетной кампанiи, не безъ участiя нашихъ эмигрантскихъ учрежденiй, н?которое время колебалась, потомъ согласилась предоставить свой разв?дочный воздушный флотъ и одинъ броненосецъ. Готовится непоб?димая армада, какъ во времена великой Испанiи. Десятки гидроплановъ отправляются съ ихъ матками. Шесть крейсеровъ и десятокъ подводныхъ лодокъ. Три дреднаута. Эскадры пойдутъ изъ разныхъ портовъ и соединятся въ океан?. Ваше м?стонахожденiе точно изв?стно. О таинственномъ Россiйскомъ остров? открыто болтаютъ по парижскимъ ресторанамь. Статьи сов?тскихъ и зд?шннхъ соцiалистическихъ газетъ полны призывами уничтожить «б?лобандитское гн?здо», м?шающее д?лу мира и общаго разоруженiя. Сожженiе банка въ Берлин? и уничтоженiе банкировъ всполошило масонское гн?здо. Противъ васъ вс? …»

«Ну что же … И буду со вс?ми бороться» …
        Мысль капитана Немо, привыкшая къ математическимъ разсчетамъ и выкладкамъ, сейчасъ же послушно ему подчинилась, и онъ сталъ думать, соображать и высчитывать.

«Тридцать моихъ аэроплановъ съ ихъ минными аппаратами могутъ обратить всю эту армаду въ б?гство. Я знаю ихъ … Они хотятъ драться безъ потерь. Они идутъ на экзекуцiю, а не на войну. Когда я подс?ку своими «Панпушко-лучами» ихъ аппараты, и они полетятъ огненными языками въ океанъ, когда мои управляемыя воздушныя мины станутъ рваться на корабляхъ, я увижу, чего они стоятъ … He въ сил? Богъ, а въ правд? … Воюютъ не числомъ, а ум?ньемъ …».
        Капитанъ Немо всталъ отъ стола и, гордо поднявъ голову, прошелся по кабинету. Ноздри были раздуты, лобъ напряженно наморщенъ. Глаза гор?ли внутреннимъ пламенемъ.

«Посмотримъ … Они придутъ сюда … Когда?.. He такъ скоро … А какъ же это время Ранцевъ? Если я задержу свой флотъ и минные аппараты, и въ конц? концовъ многое потеряю, потому что на войн? не безъ урона, а драться мои будутъ, не щадя себя, что будетъ съ Ранцевскими отрядами? Я никогда не думалъ … Я не предвид?лъ, что это можетъ быть такъ … что ударъ будетъ одновременно занесенъ и тутъ, и тамъ … И ч?мъ то теперь я долженъ пожертвовать …»
        Капитанъ Немо остановился у окна. Широкiй видъ на океанъ открывался передъ нимъ. Его взоръ, казалось, проникалъ за небосводъ. Онъ вид?лъ далекiй с?веръ, гд? шестнадцать Русскихъ дивизiй и четыре бригады ждали его помощи. Онъ опять точно увидалъ открытое честное лицо своего друга, помощника и зам?стителя.
        Онъ потеръ лобъ.

«Въ современныхъ демократическихъ государствахъ, гд? правятъ партiи, то есть часть, принято ц?лымъ жертвовать ради части. Жертвовать государствомъ ради партiи
… Я - математикъ … Ц?лое для меня всегда больше части. Мое ц?лое уже тамъ … Зд?сь часть. Съ организацiей армiи въ Россiи оканчивается моя роль на остров?. Тамъ главное, у меня вспомогательное …».
        Капитанъ Немо снова сталъ ходить по кабинету. Все надо было продумать, ничего не упустить.

«Завтра … Да … Завтра же я отправляю вс? аппараты къ Ранцеву … Зд?сь останусь я и т?, кто не можетъ быть сейчасъ вывезенъ … He на чемъ. Пятьдесятъ пять челов?къ … Когда подойдутъ эти громадные флоты, они могутъ выв?сить б?лый флагъ … Сдаться … Они … He я … Я могу уйти совс?мъ и навсегда, исполнивъ до конца свой долгъ. Капитана Немо никто не можетъ и не долженъ допрашивать и ему нельзя предстать передъ большевицкимъ революцiоннымъ трибуналомъ …».

«Ha какомъ основанiи союзный флотъ будетъ стр?лять по Русскому флагу?.. Зд?сь просто Русская колонiя. Н?мцы?.. Да, они въ войн? съ Россiей, ибо Брестскiй миръ заключала не Россiя, а враги Россiи - большевики … Англiя и Францiя?.. Имъ изм?нили и предали ихъ въ тяжелый годъ войны большевики, а не Русскiе … Подъ краснымъ, а не подъ Русскимъ флагомъ прошло это предательство …»

«Ужели спустимъ Русскiй флагъ и зам?нимъ б?лой простыней … Ахъ, да … банкиры. За банкировъ будутъ драться солдаты и матросы разныхъ государствъ и сов?тскiе въ томъ числ? … Можетъ быть, тогда я и правда погорячился … He сл?довало ихъ трогать …».
        Онъ опять сталъ ходить по кабинету и упорно думать. Р?шенiе складывалось въ его ум?. Въ немъ не было м?ста для компромисса.

«Вопросъ о сдач? меня не касается. Это ихъ д?ло. Т?хъ, кто сл?по мн? дов?рился, кто пошелъ за мною. Мое р?шенiе постановлено. Я не сдаюсь. А т?? Какъ хотятъ … Какъ имъ будетъ угодно … Бываютъ случаи, когда солдаты командуютъ собою … Но вопросъ о томъ, кто - Россiйскiй островъ, или Россiя? р?шаю я - ихъ главнокомандующiй. Завтра аэропланы летятъ … въ Россiю. Кажется и буря стихаетъ. Зд?сь всегда такъ … Внезапно встанетъ и такъ же внезапно и стрiхнетъ … Можетъ быть
… и тамъ стихнетъ … Отдумаютъ. И чаша сiя меня минетъ …».
        Капитанъ Немо см?лыми, твердыми шагами вышелъ на веранду барака. Ротмистръ Шпаковскiй, сид?вшiй съ книгой въ рукахъ въ соломенномъ кресл?, вытянулся передъ Немо.
        - Вотъ, что, милый Александръ Антоновичъ, попросите ко мн? сейчасъ Аранова, профессора Вундерлиха и начальника минеровъ.
        - Слушаюсь.
        Ротмистръ Шпаковскiй четко повернулся кругомъ и поб?жалъ по тропинк? къ баракамъ технической части.
        Капитанъ Немо долго сл?дилъ за нимъ глазами. Буря утихла. Воздухъ былъ недвиженъ. Разбушевавшiйся океанъ съ ревомъ шелъ громадными валами на островъ и, казалось, островъ потрясался подъ ударами б?логребенныхъ волнъ.
        XXIX
        Со сторожевого поста, стоявшаго на с?веровосточной части острова капитану Немо донесли: - «летятъ аэропланы».
        Солнце спускалось къ западу. Дв?надцатичасовой экваторiальный день приходилъ къ концу. На восток? море сливалось съ небомъ. Тамъ океанъ и небо были темнозелеными и каждое мгновенiе м?няли окраску. Волны син?ли, становились фiолетовыми, какъ прозрачный аметистъ. Ровный покойный предвечернiй в?теръ мягко, точно ласкаясь, развернулъ на мачт? Русскiй флагъ. Аэроплановъ еще не было видно. Но ровнымъ гуломъ гуд?ли пропеллеры.

«Да, вотъ это ихъ всегда и выдаетъ», - подумалъ капитанъ Немо и приложилъ къ глазамъ бинокль.
        Пять небольшихъ, военныхъ, разв?дочныхъ гидроплановъ, какъ гуси, лет?ли широкимъ угломъ - «станицей». Впереди одинъ, за нимъ два и дальше, едва видн?лись еще два. Они держали курсъ мимо, но должно быть по б?лой п?н? прибоя, разгляд?ли островъ и повернули на него.
        Шумъ машинъ сталъ громокъ и надо?дливъ. Стали видны блестящiя аллюминiевыя т?ла гидроплановъ, ихъ широкiя крылья и отличительные знаки на нихъ. «Французы … Лучшiе летчики въ мiр? и лучшiе аппараты … Пусть посмотрятъ … Можетъ быть кто нибудь изъ т?хъ, кто когда то со мною работалъ», - подумалъ капитанъ Немо.
        Гидропланы на большой высот?, не снижаясь, пролет?ли надъ островомъ, сд?лали плавный полукругъ и полет?ли на востокъ. Значитъ, гд? то не такъ далеко,
        долженъ быть и флотъ.
        Mope темн?ло. На запад? верхушки волнъ плескали золотомъ. Длинная т?нь отъ горы легла на океанъ. На зеленой площадк?, гд? б?лымъ, ровнымъ рядомъ стояли палатки, горнистъ проигралъ пов?стку къ зар?. Полурота въ тропическихъ костюмахъ и шлемахъ проворно выстраивалась на линейк?.
        Капитанъ Немо спустился къ лагерю и пошелъ къ строю. Онъ появлялся передъ людьми своего отряда только въ исключительныхъ случаяхъ.
        Все шло по всегдашнему воинскому росписанiю. Фельдфебель, рослый пулеметчикъ Мордашовъ, вызывалъ людей по перекличк?.
        - Агафошкинъ 1-й … Агафошкинъ 2-й … Ардаганскiй … Бычковъ … Ветлугинъ …
        - Я … я … я, - неслось отъ шеренгъ.
        Между причудливыхъ кактусовъ, отъ кухонь, подымался сизый дымокъ. Вкусно и мирно пахло борщемъ.
        Проп?ли молитвы. Горнистъ заигралъ зорю. Медленно сталъ опускаться на мачт? флагъ. Полурота п?ла гимнъ. Дежурный подошелъ съ рапортомъ къ суровому, стройному, выправлелному Ложейникову, тотъ выслушалъ рапортъ и пошелъ, тщательно маршируя къ капитану Немо. Все было «какъ въ Красномъ Сел?«, какъ запов?далъ Ранцевъ.
        - Ричардъ Васильевичъ, - докладывалъ, держа руку у шлема, Ложейниковъ вытянувшемуся передъ нимъ капитану Немо, - въ лагер?, на Россiйскомъ острову, въ теченiе дня происшествiй не случилось. Безъ четверти, въ восемнадцать часовъ надъ островомъ, съ с?веро-востока пролет?ло пять французскихъ гидроплановъ, повернули на востокъ и скрылись за горизонтомъ. Люди на перекличк? были вс?.
        Капитанъ Немо выслушалъ рапортъ и въ какомъ то раздумьи, глядя вдаль, точно сквозь строй полуроты, подошелъ къ своимъ соратникамъ. Онъ остановился, собираясь съ духомъ, и началъ говорить. Онъ говорилъ сначала медленно и не громко, потомъ съ силою и твердо: -
        - Изъ устной газеты … Изъ докладовъ Николая Семеновича Ложейникова вы знаете о томъ, что происходитъ въ Россiи. Большая ея часть … Весь с?веръ … свободна отъ большевиковъ и защищается Императорской армiей, созданной вашимъ начальникомъ, Петромъ Серг?евичемъ Ранцевымъ … Въ интересахъ обороны этой Русской территорiи я долженъ былъ отправить ему весь нашъ воздушный флотъ, минные аппараты и газовую оборону. Этого требовалъ нашъ долгъ передъ Родиной … На насъ идетъ флотъ державъ, помогающихъ большевикамъ … Насъ мало … Но мы можемъ защищаться и … во всякомъ случа? умереть со славою и честью …
        Капитанъ Немо остановился и внимательно смотр?лъ на стоявшихъ передъ нимъ людей. Строй былъ неподвиженъ. Казалось, люди не дышали.
        Твердо, не мигая, смотр?лъ с?рыми притушенными тяжелыми опухшими красными в?ками глазами старикъ Агафошкинъ. Его внукъ Фирсъ «?лъ» глазами капитана Немо. У молодого, румянаго князя Ардаганскаго слеза застыла въ р?сницахъ и все выраженiе его лица было полно такого жертвеннаго порыва, что капитану Немо страшно стало. Мишель Строговъ низко опустилъ голову и гляд?лъ изподлобья, какъ быкъ, собиряющiй бодать.
        - Я разсчитывалъ, - медленно, въ наступавшiй сумракъ, - солнце уже с?ло, - ронялъ слова капитанъ Немо, - что до весны никто не узнаетъ, гд? мы находимся. Весною долженъ былъ прибыть за нами «Гекторъ» и мы отправились бы на немъ въ Россiю … Богъ не судилъ этого. «Гекторъ» во льдахъ. Наше м?стопребыванiе изв?стно … Намъ предстоитъ бой … и смерть … или… это вполн? на ваше р?шенiе … Я разр?шаю завтра, когда покажется солнце, вм?сто нашего родного Русскаго флага, поднять б?лый … Флагъ сдачи.
        Капитанъ Немо поклонился строю и быстрыми, твердыми шагами пошелъ мимо палатокъ и сталъ по тропинк? подниматься на гору. Шпаковскiй шелъ въ четырехъ шагахъ за нимъ. Полурота стояла, какъ окамен?лая. Ни одинъ вздохъ не раздался изъ ея рядовъ. Пятьдесятъ пять паръ глазъ сл?дили, какъ таяли въ прозрачномъ сумрак? дв? удаляющiяся б?лыя фигуры, какъ исчезли он? за кактусами и алоэ, точно растворились въ ночи. На вершин?, въ окнахъ барака капитана Немо, загор?лись огни.
        - Господа, - сказалъ полковникъ Ложейниковъ, - обсуждать намъ нечего … Мы солдаты
… Мы свой долгъ исполнимъ … Русскаго имени не посрамимъ … Разойтись по палаткамъ!.
        XXX
        Маленькая палатка Нифонта Ивановича стояла возл? кухонь. Въ ней сид?ли самъ хозяинъ и подружившiйся съ нимъ урядникъ Тпрунько. Люди давно отъужинали. Въ лагер? стояла мертвая тишина. Нигд? въ палаткахъ не было огней.
        Яркiя зв?зды легли алмазнымъ узоромъ по темно-синей небесной парч?. Внизу глухо и м?рно билъ прибой. Океанъ отражалъ зв?здное блистанiе и струился св?тящимися нитями. Ровный и теплый в?теръ подувалъ надъ островомъ. Было таинственно, несказанно красиво и чудно въ Божьемъ мiр?. И разговоръ былъ необычный, полный тайны, в?ры другъ въ друга и велся онъ тихими задушевными голосами.
        - Ось, Михайло Строговъ, - внушительно, хриплымъ баскомъ говорилъ Тпрунько, - заготовляе бiлый флагъ … Я знаю … Бачивъ … Ихъ у палаткi пять душъ собралось, и Михайла вашъ за коновода … Не дать, значе, поднять Русскаго флага и шобъ сдаться. Ось, что замышляе!.. Я знаю … Бачивъ …
        - За то знамя наши отцы и д?ды умирали.
        - Я за тожъ и кажу, Нифонтъ Ивановичъ.
        - Опять - сдаться?.. Это значитъ опять чужой хл?бъ жевать?.. Опять въ б?женцы писаться?.. Да умереть куды слаже …
        - Я за тожъ и кажу, Нифонтъ Ивановичъ. Якъ же вы служили Государю Императору?..
        - Я то?.. То есть, какъ я служилъ?.. Я полный бантъ им?лъ, во какъ я служилъ … Подхорунжимъ я былъ въ своемъ полку. Я на защит? Дона до конца стоялъ, и кабы не начальство, никогда бы никуда не ушелъ … Такъ тамъ и померъ бы на родной то есть земл? …
        - Та-акъ … Вы чулы, якъ полковникъ казавъ на перекличк?. «Сполнимъ свой долгъ» … Нашъ долгъ есть што? … Оборонить свое знамя и при емъ умереть.
        - Ну-къ что-жъ. Я васъ въ полной м?р? уважаю.
        - За то и разговоръ, Нифонтъ Ивановичъ. Вы мой пидпомошникъ … И начальство указало
… И то нашъ козацкiй долгъ … Понялы?
        - Учить меня не приходится. Съ малол?тства въ станиц? отцомъ достаточно ученъ, что значитъ: - за в?ру, Царя и отечество … To есть сладкая смерть … Славою и честiю в?нчанная.
        - Я за то и кажу, Нифонтъ Ивановичъ … Бувайте здоровеньки.
        - Спокойной ночи.
        Внизу глухо шум?лъ океанъ. Темные валы непрерывною чередою наступали на берегъ, оп?нивались блестящей чертою и съ мягкимъ шип?нiемъ разсыпались вдоль берега. Ярко блистали на неб? безчисленныя, незнаемыя зв?зды. Творили свою ночную работу, полную небесной тайны. Казались они поднимавшемуся на гору уряднику Тпруньк? неласковыми и будто враждебными. He такiя он? были на Кубани. Чернымъ горбомъ вдавалась въ море гора съ ея причудливыми скалами и съ конусообразной вершиной.
        Все было не «наше», все было чужое и страшное. Тпрунька остановился, досталъ кисетъ съ табакомъ, раскурилъ трубку и сказалъ про себя: -
        - Ну, однако, никто, какъ Богъ. На все Его святая воля …
        XXXI
        Быстрый разсв?тъ наступалъ. Зв?зды погасали. Небо казалось с?рымъ. Капитанъ Немо вышелъ на веранду барака. Онъ прислушался. Наверху, гд? была мачта и гд? никакихъ работъ не производилось м?рно стучалъ молотокъ. «Тукъ, тукъ, тукъ». Замолчитъ, перестанетъ и опять: - «тукъ, тукъ, тукъ» …
        Шпаковскiй, спавшiй од?тымъ въ длинномъ соломенномъ кресл? вскочилъ передъ капитаномъ Немо.
        - Что это тамъ, Александръ Антоновичъ?
        - He могу знать, Ричардъ Васильевичъ. Сейчасъ пойду посмотрю.
        - Пойдемъ вм?ст?.
        Они спустились съ веранды и по узкой тропинк?, вившейся между миртовыхъ кустовъ и безобразныхъ мясистыхъ кактусовъ и алоэ стали подниматься къ мачт?.
        Св?тало. На восток? океанъ покрылся б?лесой пеленой. Небо надъ нимь розов?ло.
        Съ посл?дняго поворота тропинки стала ясно видна вершина горы. С?дой бородатый казакъ взобрался на б?лый столбъ мачты и, придерживая кол?номъ большой Русскiй флагъ, тщательно прибивалъ его гвоздями. Черезъ плечо у него была над?та холщевая сумка съ инструментомъ. Другой старикъ въ ветхой изорванной черкеск? стоялъ подъ нимъ и озабоченнымъ голосомъ давалъ указанiя.
        - Вы, Мифонтъ Ивановичъ, кромку д?лайте больше, а гвозди бейте почаще, какъ на знаменахъ били, a то кабы в?теръ не порвалъ до времени.
        - Я и то гвоздь къ гвоздю. Никогда теб? не порветъ … Какая бы буря ни была все устоитъ.
        Капитанъ Немо остановился за кустами и смотр?лъ на стариковъ. Тихая улыбка появилась на его всегда серьезномъ лиц?. Теплый токъ пошелъ отъ сердца къ глазамъ - и - вотъ еще мгновенiе - и не удержитъ онъ благодатныхъ слезъ. Никогда въ дни лучшихъ своихъ изобр?тенiй и громкихъ усп?ховъ, ни даже въ тотъ день, когда Государь Императоръ произвелъ его въ первый офицерскiй чинъ, ни тогда, когда онъ уже въ зенит? своей славы представлялся Государю, ни тогда, когда внезапно почувствовалъ, что онъ полюбилъ запоздалою первою любовью дочь своего лучшаго друга - не испытывалъ капитанъ Немо такого блаженнаго св?тлаго и радостнаго чувства, какъ въ эти минуты разсв?та на чужомъ острову, когда скрытый кустами онъ наблюдалъ эту работу казаковъ.
        Зв?зды погасли. Только одна на запад? гор?ла св?тлымъ фонарикомъ на зеленомъ неб?. Предразсв?тный в?теръ озабоченно задулъ надъ горою. На восток? ярче разгоралась золотая полоса восхода. Внизу на линейк? горнистъ трубилъ пов?стку къ зар?.
        Опустившiй было въ сладкомъ раздумьи голову капитанъ Немо поднялъ ее. Старый казакъ забилъ посл?днiй гвоздь и отпустилъ прижатый кол?номъ конецъ флага. Въ тотъ же мигъ первый солнечный лучъ осл?пительно заигралъ на гор?. Въ его огневомъ сiянiи во всю ширину развернулся большой, несказанно прекрасный флагъ Родины …
        Немо сталъ спускаться. Онъ не хот?лъ, чтобы казаки его увидали. На его лиц? все играла та же счастливая улыбка. Сердце сладостно замирало отъ восторга сознанiя, что честь и долгъ не пустыя слова.
        XXXII
        Въ полдень на горизонт? показались черные дымы. На остров? пробили боевую тревогу. Союзная эскадра шла къ Россiйскому острову.
        Часовъ около четырехъ корабли развернулись въ океан? и стали на якорь. На большомъ Англiйскомъ дредноут?, должно быть, адмиральскомъ корабл? длинной вереницей затрепетали сигнальные флаги.
        Сигнальщикъ морякъ прочелъ: - «требовали сдачи и спуска поднятаго на остров? флага».
        Русскiй флагъ весело и дерзко игралъ на в?тру. Съ грязнаго, с?раго корабля, бывшаго подъ краснымъ флагомъ спустили моторную шлюпку. Она буксировала вельботъ и шла съ б?лымъ кормовымъ флагомъ: - переговорщики.
        Полковникъ Ложейниковъ съ ротмистромъ Шпаковскимъ вышли имъ навстр?чу.
        Вельботъ на веслахъ подошелъ къ берегу и выбросился на мелкое м?сто. Изъ него выскочили люди въ б?лыхъ матроскахъ и съ ними челов?къ въ просторной тропической пижам?. Матросскiя безкозырки съ алыми ленточками были небрежно по бабьи над?ты на стриженыя головы матросовъ. Вооруженные винтовками съ примкнутыми штыками матросы, держа ружья на перев?съ окружили челов?ка въ б?лой пижам? и несм?ло пошли навстр?чу полковнику Ложейникову.
        - Кто вы такiе и что вамъ угодно? - спросилъ Ложейниковъ.
        - Я есть комиссаръ дредноута краснаго сов?тскаго флота «Роза Люксембургъ» и присланъ отъ командующаго союзной эскадрой адмирала Флислинга съ требованiемъ сдачи острова, немедленнаго спуска б?ло-гвардейскаго флага и перехода вс?хъ обитателей острова на суда эскадры.
        - Передайте адмиралу Флислингу, что ему должно быть хорошо изв?стно, что надъ островомъ не б?ло-гвардейскiй флагъ, но Россiйскiй флагъ. Онъ поднятъ надъ Русскимъ островомъ, принадлежащимъ Россiи и Россiя не состоитъ въ войн? съ Англiей.
        - Это есть требованiе союзниковъ.
        - Я его не исполняю.
        - Вы знаете! … Вы знаете! … Вы видите, что насъ … Видите сколько насъ … Я могу васъ сейчасъ схватить и увезти, какъ трофей.
        - Попробуйте.
        Полковникъ Ложейниковъ поднялъ руку и изъ вс?хъ глубокихъ окоповъ, нарытыхъ вдоль берега показались б?лые шлемы охранной роты. Пулеметныя бойницы открылись, пушки Гочкиса вытянули свои длинныя т?ла. И можетъ быть и еще что показалось за скалами. Краснофлотцы шарахнулись въ воду. Комиссаръ растерянно снялъ шляпу и стоялъ передъ Ложейниковымъ, ожидая что будетъ дальше.
        - Передайте адмиралу Флислингу, что я ожидалъ отъ его кораблей салюта тому государству, которое сражалось бокъ о бокъ съ нимъ во время великой войны и не изм?нило слову, данному союзникамъ. И скажите, что на его салютъ батареи острова отв?тили бы соотв?тствующимъ салютомъ, какъ того требуетъ международный кодексъ в?жливости.
        - Это уже будетъ другой салютъ, - съ угрозой въ голос? пробормоталъ оправившiйся отъ испуга комиссаръ. - Товарищи, - обернулся онъ къ краснофлотцамъ. - Намъ зд?сь совс?мъ даже нечего д?лать.
        Забавно задирая кол?на отъ поб?жалъ по вод?, все оглядываясь назадъ, впрыгнулъ въ вельботъ и замахалъ шляпой, чтобы матросы скор?е отваливали. Моторный катеръ принялъ носовой фалень и потащилъ вельботъ къ эскадр?.
        Переговоры были кончены.
        XXXIII
        Всю ночь лучи прожекторовъ бродили по острову, осв?щая его. Въ ихъ св?т? гордо р?ялъ на ночномъ в?тру Русскiй флагъ.
        На адмиральскомъ корабл? шло сов?щанiе. Весь командный составъ эскадры, адмиралы и офицеры, украшенные боевыми орденами и медалями за подвиги, совершенные въ великую войну, единогласно постановили, что островъ ничтожная величина, и не стоитъ открывать по нему огонь мощныхъ корабельныхъ батарей. Бороться съ Русскими Донъ Кихотами не входитъ въ планы великихъ державъ, a по всему видно, что тутъ собрались фанатики Русскаго д?ла, заядлые «б?логвардейцы», не желающiе мириться съ очевидностью. Въ томъ, что надъ островомъ разв?вается Русскiй флагъ - б?ды большой н?тъ. Ходятъ же съ этимъ старымъ Русскимъ флагомъ, съ этимъ «бывшимъ» Русскимъ флагомъ, «anciens combattants «возжигать пламя на могил? неизв?стнаго солдата въ Париж? и ходятъ съ в?дома и разр?шенiя Правительства Республики, Островъ слишкомъ малъ, чтобы онъ могъ служитъ базой повсем?стнаго Русскаго возстанiя. Нигд? на острову не видно ни фабрикъ, ни заводовъ, да и какъ могутъ они быть, откуда они получали бы сырье, гд? тотъ тоннажь, который перевозилъ бы все это въ Россiю? Все казалось раздутымъ и не стоющимъ вниманiя.
        - Это Россiйскiе Донъ Кихоты, - говорилъ французскiй адмиралъ де-Периньи, командовавшiй воздушнымъ флотомъ. - Оставьте этимъ несчастнымъ людямъ маленькое ут?шенiе въ ихъ б?дственной и безрадостной судьб?. Мое, господа, мн?нiе, мы можемъ донести нашимъ правительствомъ, что мы были введены въ заблужденiе. Для Европейскаго мира н?тъ никакой опасности въ существованiи крошечной кучки фанатично настроенныхъ Русскихъ эмигрантовъ, живущихъ подъ своимъ флагомъ.
        Краснофлотскiе командиры тупо молчали. Съ темными отъ смущенiя лицами, опустивъ головы, они не очень хорошо себя чувствовали подъ перекрестнымй насм?шливыми взглядами англiйскихъ и французскихъ моряковъ. Они были подавлены. Казалось, что то похожее на сов?сть пробуждалось въ ихъ душахъ. Этотъ б?ло - сине - красный флагъ, увид?нный ими сегодня на вершин? потухшаго вулкана напомнилъ имъ какiя то иныя времена, когда никому и въ голову не пришло бы смотр?ть на Русскаго морского офицера со снисходительной насм?шкой.
        Доблесть маленькой кучки людей, отказавшихся исполнить приказъ могущественной союзной эскадры невольно подкупала.
        Комиссаръ сов?тскаго флота попросилъ слова. Собственно говорить было не о чемъ: - р?шенiе было постановлено, но отказать челов?ку, являвшемуся фактически начальникомъ сов?тскаго флота, передъ к?мъ трепетали краснофлотскiе командиры сочли неудобнымъ и слово было ему предоставлено. Челов?къ, небрежно од?тый въ неопрятную б?лую пижаму, безъ воротничка на рубашк? и галстуха, плохо бритый, съ синевою на верхней губ? и по щекамъ всталъ со своего м?ста и сталъ говорить. Въ дни своей молодости, укрываясь отъ воинской повинности, а потомъ отъ войны, онъ эмигрировалъ въ Америку, служилъ тамъ помощникомъ провизора въ маленькой жидовской аптек? и научился говорить по-англiйски жаргономъ рабочихъ кварталовъ Нью-Iорка. Его ужасный англiйскiй языкъ звучалъ въ кают? полтора часа. Онъ бралъ изморомъ. Это была обыкновенная митинговая р?чь, совершенно неум?стная передъ англiйскими и французскими морскими офицерами. Онъ старался доказать, что островъ совс?мъ не такая невинная и безопасная для мира вещь, какъ то кажется союзнымъ адмираламъ.
        - Товарищи, - восклицалъ онъ, и это названiе коробило офицеровъ. - Товарищи, тамъ есть пулеметы, я ихъ самъ видалъ, ужасъ сколько пулеметовъ … Ну и тамъ, знаете, пушки … И кто знаетъ какiя тамъ пушки … И ч?мъ он? стр?ляютъ. Тамъ могутъ быть, знаете, аэропланы, сотни, даже тысячи аэроплановъ … Миллiоны особыхъ аэроплановъ - это в?дь тотъ же тоннажъ. Это лучше тоннажа …
        - Наши летчики, - перебилъ краснор?чiе комиссара адмиралъ де-Периньи, - никакихъ аэроплановъ на острову не видали.
        - Товарищъ адмиралъ … Господинъ адмиралъ, вы понятiя не им?ете, что это за люди … Они могли такъ укрыть свои аэропланы, что ихъ никакъ нельзя было увидать. Зд?сь, господа, зд?сь, товарищи, с?мена милитаризмы, никакой европейскiй миръ, никакое разоруженiе невозможны, пока существуютъ эти люди, пока совершенно не сокрушена гидра контръ-революцiи … Я опред?ленно доказываю, что зд?сь ея гн?здо … Это фактъ. Тутъ самая ея голова, ея мозгъ … Наша обязанность передъ ц?лымъ культурнымъ мiромъ камнемъ раздробить эту голову … Сто головъ этой ужасной б?логвардейской гидры. Народы всего мiра не могутъ спокойно спать отъ присутствiя этой гидры … Отъ нея кризисъ, отъ нея безработица, она питаетъ самыя гнусныя вождел?нiя монархистовъ всего мiра … Лига Нацiй намъ поручила ее уничтожить … Исполнимъ свой долгъ передъ Лигой Нацiй …
        Его слушали со скукою, едва подавляя з?воту. Слушали изъ европейской в?жливости, какъ слушаютъ въ Женев?, въ Лиг? Нацiй болтовню Литвинова. Слушаютъ потому, что не могутъ допустить, чтобы мошенникъ пробрался въ высокое собранiе, и разъ челов?къ находится въ ихъ обществ?, какой онъ ни будь - его приходится считать порядочнымъ челов?комъ.
        Наконецъ, онъ кончилъ. Онъ долженъ былъ кончить, потому что какъ ни былъ онъ мало чутокъ и какъ ни упоенъ своимъ краснор?чiемъ, но и онъ понялъ, что злоупотреблять дольше имъ нельзя.
        Адмиралъ Флислингъ, пятидесятил?тнiй полчый челов?къ съ краснымъ, бритымъ лицомъ и маленькими пухлыми совс?мъ д?тскими губами св?жаго красиваго рта, не глядя на комиссара, сказалъ, обращаясь къ капитанамъ союзныхъ кораблей:
        - Завтра я полагаю отправить моего флагъ офицера къ этимъ мужественнымъ людямъ, чтобы еще разъ поговорить съ ними и уб?дить ихъ сдаться и перейти къ намъ на суда.
        - А, если не согласятся? - быстро спросилъ адмиралъ де-Периньи, загор?лый, сухощавый морякъ сь классической французской бородкой временъ Наполеона III и Алжирскихъ поб?дъ.
        - Не согласятся, ну и Богъ съ ними, - спокойно сказалъ Флислингъ. - Снимемся съ якоря и уйдемъ. Можемъ наблюдать за ними посылкой перiодически судовъ и гидроплановъ. См?шно говорить о томъ, что эта маленькая группа Русскихъ патрiотовъ можетъ быть опасна для мiра.
        - Но это же никакъ невозможно, - въ сильномъ возбужденiи воскликнулъ комиссаръ. - Это же пощечина трудовому народу всего мiра. Это оскорбленiе пролетарiата, дов?рившаго судьбы свои демократiямъ великихъ державъ. Рабочiе Англiи и Францiи, когда узнаютъ о такомъ р?шенiи, объявятъ забастовки. Будутъ повсем?стныя возстанiя. Это же будетъ покровительство т?мъ, кто борется съ пролетарiатомъ сов?тскихъ республикъ, это интервенцiя въ сов?тскiя д?ла, это та же голодная блокада, это повторенiе временъ Колчака и Деникина, ошибокъ, за которыя пришлось такъ дорого заплатить.
        Его р?чь становилась все страстн?е, онъ сталъ сыпать тирадами изъ коммунистическаго катехизиса. Рядомъ съ адмиральской каютой въ каютъ компанiи стюарты грем?ли посудой, накрывая къ ужину. Флислингъ, багрово покрасн?въ пухлыми щеками, перебилъ комиссара.
        - Мн? кажется, ваше краснор?чiе тутъ совершенно неум?стно, - сказалъ онъ, повышая голосъ, - упоминанiе о Колчак? и Деникин? напрасно. - Флислингъ еще бол?е покрасн?лъ. Онъ терялся, какъ остаться джентльменомъ, им?я д?ло съ такимъ челов?комъ, какъ этотъ наглый сов?тскiй комиссаръ. Онъ обвелъ глазами старшихъ англiйскихъ и французскихъ офицеровъ. Онъ искалъ у нихъ поддержки и одобренiя своимъ поступкамъ. - Мн? думается, - внушительно сказалъ онъ, - что я правильно выражу наше общее мн?нiе: - вы согласны со мною. Мы, чортъ возьми, въ большинств?, - все бол?е и бол?е накаливаясь, раздражаясь и красн?я воскликнулъ Флислингъ, - уважать наше мн?нiе вы обязаны.
        Англiйскiе и французскiе офицеры молча встали и поклонились адмиралу. Одни краснофлотцы продолжали сид?ть, низко опустивъ головы. Комиссаръ вскочилъ съ привинченнаго къ полу круглаго кожанаго кресла и, уже не сдерживаясь, закричалъ:
        - Это, товарищи … Это же изм?на д?лу рабочихъ и вообще … Это же предательство трудового народа и демократiй … Это ударъ въ спину д?лу мира.
        Онъ съ гн?вомъ топнулъ ногою по мягкому ковру и выскочилъ изъ каюты. За нимъ сконфуженною гурьбою, какъ побитыя собаки, нагадившiя въ комнат?, стали выходить и краснофлотцы.
        - Господа, - сказалъ Флислингъ, - какъ будто воздухъ сталъ чище. Откройте еще шире иллюминаторы. Надо еще пров?трить … Одиннадцатый часъ, однако. Пять часовъ потеряли на пустую болтовню и лекціи Марксизма. Пожалуйте, господа, ужинать …
        XXXIV
        Въ два часа ночи флагъ офицеровъ адмирала Флислинга доложилъ ему, что матросы на корабляхъ волнуются. Они покинули койки на верхней и батарейной палубахъ, и на многихъ корабляхъ идутъ летучiе митинги.
        Было изв?стно, что на вс?хъ корабляхъ есть коммунистическiя ячейки, но этому не придавали значенiя, разсчитывая на благоразумiе общей массы матросовъ. Ночью съ сов?тскихъ судовъ прибыли агитаторы и матросы подпали подъ влiянiе ихъ см?лыхъ свободныхъ речей. Были уже насилiя надъ боцманами и квартермистрами, пытавшимися приказать матросамъ разойтись. Офицеры не см?ли выйти изъ своихъ каютъ. Мятежъ б?жалъ, какъ пламя по пороховой нитк?. Зараза быстро охватывала корабли съ экипажами, усталыми отъ тяжелаго плавiнiя по неизв?стнымъ морямъ, при неистовой тропической жар?.
        Безсловесныя и покорныя всегда офицерамъ команды теперь выносили резолюцiи и ставили требованiя. Вдругъ давняя и всегда такъ тщательно скрываемая добрыми, джентльменскими отношенiями классовая вражда между алою и голубою кровью поднялась и вспыхнула съ непреоборимою силою. Стали вспоминать вс? бывшiя на протяженiи многихъ л?тъ обиды и недоразум?иiя. Въ адмирал? и офицерахъ увидали враговъ
«трудового народа», «капиталистовъ», «б?лую кость», угнетающую матросовъ. На судахъ стали выносить одинаковыя, точно к?мъ то однимъ продиктованныя резолюцiи, вынесенныя на матросскихъ митингахъ.
        - Команды эскадръ Англiи, Францiи и Союза Coв?тскихъ Соцiалистическихъ Республикъ, собравшись на чрезвычайныя собранiя, единогласно постановили: - требовать отъ адмираловъ и офицеровъ исполненiя ихъ долга передъ пославшими ихъ демократiями означенныхъ странъ и Лигой Нацiй. Они требуютъ незамедлительнаго уничтоженiя огнемъ острова, занятаго имперiалистами, заклятыми врагами трудового народа, милитаристами, готовящими ужасы новой мiровой войны.
        Рабочiе всего мiра взываютъ къ сов?сти офицеровъ союзныхъ эскадръ и требуютъ отъ матросскихъ командъ жел?зной дисциплины и жестокаго наказанiя людямъ, помыслившимъ уничтожить сов?тскiй союзъ. Да здравствуютъ Сов?ты трудящихся! …
        Кровавокрасные огни мятежа загор?лись на клотикахъ мачтъ. На англiйскомъ крейсер? раздавалось нестройное п?нiе «интернацiонала».
        Въ четыре часа утра адмиралы и старшiе офицеры, на этотъ разъ сопровождаемые выборными отъ матросскихъ командъ вновь собрались на флагманскомъ корабл?. Подавленный и уничтоженный, въ эту ночь точно постар?вшiй на много л?тъ вышелъ къ нимъ Флислингъ. Онъ согнулся и опустился. Пухлыя щеки обрюзгли и были нездороваго буро-малиноваго цв?та. Заплывшiе жиромъ глаза были тусклы. Французскiй адмиралъ старался ни на кого не гляд?ть. Въ открытые иллюминаторы смотр?ла темная, поздняя тропическая ночь. Въ нихъ несся глухой гомонъ не спящихъ, волнующихся командъ, слышались нестройныя п?сни, крики угрозъ и свистки. На сов?тскихъ судахъ оркестры играли «Интернацiоналъ». Комиссаръ сов?тской эскадры самодовольно потиралъ руки и не могъ скрыть своего торжества. Онъ нагло оглядывалъ офицеровъ.
        Никто не садился. Адмиралъ Флислингъ стоялъ у дверей каюты.
        - Господа, - сказалъ онъ. Его голосъ звучалъ хрипло и печально. - Я принужденъ покориться обстоятельствамъ. Уступить насилiю. Вопросъ о законности или незаконности того, что произошло мы будемъ р?шать, когда вернемся въ свои порты. Сейчасъ я принужденъ исполнить желанiя … требованiя командъ … Приказываю съ восходомъ солнца, съ подъемомъ флаговъ, пробить на судахъ боевую тревогу и открыть огонь по острову.
        - Если надъ островомъ не будетъ б?лаго флага, - сказалъ тихо, но какъ то особенно внушительно прозвучалъ его голосъ - адмиралъ де-Периньи. Онъ видимо сильно страдалъ и съ трудомъ скрывалъ то, что происходило въ его душ?.
        - Или … краснаго, - воскликнулъ, съ прерывистымъ хохотомъ торжества комиссаръ.
        - Ну, этого, над?юсь, вы никогда не дождетесь, - мрачно сказалъ Флислингъ. - Мы будемъ стр?лять только по Русскому флагу.
        - Приказъ объ открытiи огня французскимъ кораблемъ будетъ отданъ моимъ зам?стителемъ, - грустно сказалъ адмиралъ де-Периньи. - Я подаю въ отставку… - Онъ повысилъ голосъ: - я не могу отдать приказа объ открытiи огня по Русскому флагу … Я вид?лъ Тулонъ, я былъ въ Кронштадт?, я знаю Марну и Верденъ, я пережилъ съ Русскими моряками Бизерту … Такого постыднаго приказа я никогда не отдамъ.
        - Какъ вамъ будетъ угодно … какъ вамъ будетъ угодно, - верещалъ комиссаръ. Онъ не могъ дол?е скрывать своего восторга.
        - Это не вы зд?сь, милордъ, распоряжаетесь, - крикнулъ, раздражаясь до посл?дней степени и теряя хладнокровiе, Флислингъ. - Это мой приказъ, отдан-ный именемъ короля … Слышите, чортъ возьми васъ совс?мъ, - наступая на комиссара, заоралъ Флислингъ, - короля! … короля! … И никого другого …
        - Я слышу … Слышу, господинъ адмиралъ … Ну такъ я все же слышу … Короля, такъ короля … Ho по вол? народа …
        Комиссаръ былъ въ дверяхъ. И это было хорошо.
        Еще мгновенiе и Флислингъ избилъ бы его мощно сжатыми кулаками. Флислингъ тяжело вздохнулъ.
        - Попрошу, господа, по м?стамъ, - овлад?вая собою, сказалъ онъ. Приведите ваши команды въ порядокъ. Берегите снаряды … Ей Богу этотъ островокъ не стоитъ всего этого шума.
        Офицеры вышли изъ адмиральской каюты. Въ св?тломъ корридор? съ блестящими б?лыми ст?нами переборокъ, ярко осв?щенными многими электрическими лампочками, пустынномъ и тихомъ въ этотъ позднiй часъ казалось офицерамъ застыла страшная, несказанно противная, мерзкая, тошная, посл?дняя скука.
        Скука смертной казни.
        XXXV
        Безъ пяти минутъ въ шесть часовъ утра адмиралъ Флислингъ поднялся на командный мостикъ. Онъ молча взялъ отъ вахтеннаго начальника подзорную трубу и навелъ ее на островъ. Въ утреннемъ бриз?, надъ розовымъ конусомъ потухшаго вулкана тихо и, какъ показалось Флислингу, особенно внушительно и гордо р?ялъ Русскiй флагъ. Онъ то сворачивался, путаясь полосами и становясь похожимъ на французскiй, то разворачивался во всю ширину и четко рисовался на св?тл?ющемъ неб?. Съ моря несло отрадной прохладой. Душистой св?жестью в?яло отъ острова. Мiръ былъ прекрасенъ.
        Внизу на верхней палуб? строились молчаливыя мрачныя команды.
        Англiйскiй адмиралъ, не глядя на вахтеннаго, сунулъ ему трубу и буркнулъ пухлыми обв?тренными пос?р?вшими губами:
        - Приказываю пробить боевую тревогу … Открытiе огня.
        Прошло н?сколько минутъ. Очень долгими он? показались адмиралу. Надъ вантами поб?жала цв?ткая лента адмиральскаго приказа. Заиграли горны, имъ откликнулись рожки и точно громадные усы морского чудовища зашевелились пушки на башн?.
        И еще никто не р?шался выпустить смертоносный снарядъ по молчащему острову, какъ на сов?тскомъ броненосц? «Роза Люксембургъ» вдругъ надъ башнями метнулось пламя и сейчасъ же грозно, громоподобно грохнулъ первый выстр?лъ, отдался этомъ о гору и покатился надъ тихимъ спящимъ океаномъ.
        Солнце поднималось изъ морскихъ просторовъ.
        Девять судовъ открыли огонь по острову. Гидропланы, р?я въ неб?, корректировали стр?льбу. Маленькая розово-зеленая точка на мор? была окутана б?лыми, сочными облаками шрапнельныхъ разрывовъ и громадными бурыми дымами взрывовъ гранатъ, словно кудрявыя деревья встававщими то тутъ то тамъ. Они были такъ часты, что временами острова не было видно и не было видно флага на мачт?. Тогда на мгновснiе прекращали огонь, чтобы дать охладиться разгоряченнымъ стволамъ и ждали, когда разс?ятся дымы разрывовъ надъ островомъ и въ десятки биноклей смотр?ли на гору. Въ синемъ неб? надъ розовою скалою, р?ялъ и точно дразнилъ коммунистовъ прекрасный и невредимый, не опускаемый Русскiй флагъ.
        Въ полдень стр?льбу прекратили. Коммунистическiя ячейки потребовали, чтобы командамъ былъ поданъ об?дъ.
        Въ часъ дня огонь возобновился съ новою силою и подъ его прикрытiемъ съ сов?тскихъ и англiйскихъ судовъ пошли шлюпки и катера съ десантомъ.
        XXXVI
        Какъ ни малъ былъ Россiйскiй островъ онъ былъ все-таки слишкомъ великъ для его гарнизона въ пятьдесятъ пять челов?къ. Его защитники, укрывшiеся въ глубокихъ траншеяхъ и уб?жищахъ, устроенныхъ на звенья и разс?янныхъ далеко другъ отъ друга по всему берегу, удачно отсиживались отъ снарядовъ и бомбъ, бросаемыхъ съ аэроплановъ. Гранаты лопались везд?. Он? изм?няли самыя очертанiя острова. Тамъ упадала граната у берега и ея воронка наполнялась водою, образуя причудливый заливъ, тамъ разрывомъ снаряда сносило крутыя скалы на краю горы и вм?сто ихъ пиковъ являлась покатая чернобурая осыпь. Только одинъ разъ снарядъ попалъ прямо въ пулеметное отд?ленiе, и восемь челов?къ вм?ст? съ машиной взлет?ли на воздухъ и исчезли. Тамъ, гд? билось восемь живыхъ сердецъ осталась только глубокая черная воронка.
        Защитники острова притаились въ своихъ земляныхъ норахъ. Сквозь стекла перископовъ наблюдали они изъ подъ земли за т?мъ, что д?лается на мор?. Они вид?ли разрушенiе острова. Во мгновенiе ока огневымъ вихремъ смело палатки ихъ лагеря. Разметало сарай съ консервными ящиками и т?мъ лишило ихъ продоволь-ствiя. Объ этомъ, впрочемъ въ ту минуту какъ то никто не подумалъ. Громадными осколками разбило кухню Нифонта Ивановича. Все жилое, все, съ ч?мъ сжились за эти полгода офицеры уничтожалось и островъ обращался въ груду развалинъ. Луга были покрыты темными воронками и надъ вс?мъ островомъ носилси запахъ удушливой гари.
        Когда въ полдень огонь утихъ ошеломленные, оглушечные, потерявшiе способность соображать, люди стали выходить изъ уб?жишъ и осматриваться. Отв?сные лучи солнца казались нестерпимыми. Тутъ, тамъ на лугахъ, на скатахъ горы дымились воронки. Люди отряда капитана Немо снимали противогазы, протирали глаза, вдыхали знойный воздухъ, расправляли затекшiе члены и, казалось, и сами не понимали, какъ могли они выйти живыми изъ этого ада, какъ спасла ихъ судьба. Нифонтъ Ивановичъ хлопоталъ изготовить чайку, и послалъ Фирса посмотр?ть ц?ла ли мачта. Князь Ардаганскiй совершенно потрясенный, ничего еще не соображающiй пошелъ за Фирсомъ. Ему, проведшему эти часы рядомъ съ Фирсомъ казалось, что съ нимъ ему будетъ не такъ одиноко. Онъ хот?лъ заглянуть и къ капитану Немо, отъ котораго все время боя они по громкоговорителю слышали слова ободренiя.
        Они поб?жали вверхъ по тропинк?.
        - Ц?лъ! … ц?лъ, - въ какомъ то животномъ во(…)скому рукою на вершину мачты, гд? то разворачивался, то опадалъ ихъ, ставшiй имъ необычайно дорогимъ Русскiй флагъ.
        - Пойдемъ назадъ, - сказалъ Ардаганскiй, - чего еще … Вдругъ они начнутъ … Ему страшна была теперь самая тишина острова, хот?лось къ людямъ, хот?лось въ т?сное душное уб?жище. Просторъ океана, гд? были видны суда противника, казался ему ужаснымъ. Но Фирсу хот?лось уб?диться, что и самое основанiе мачты никакъ не повреждено. Фирсъ б?жалъ безоружный. Тяжелый «наганъ» болтался въ кобур? на боку у Ардаганскаго и казался ему лишнимъ и ненужнымъ. Онъ ст?снялъ его.
        - Одинъ секундъ, Михако … Гляньте-ка, что это тамъ такое? … Ахъ ты Господи, вотъ еще гадъ!
        Впереди ихъ и по тому же направленiю къ мачт?, тщательно скрываясь въ кустахъ алоэ и кактусахъ кралась какая то б?лая фигура. Фирсъ схватилъ князя Ардаганского за руку и повлекъ его за собою.
        - Ишь ты какое замыслилъ … Ну погоди-жъ ты! … Вотъ негодяй! … Стерьва паршивая… - бормоталъ Фирсъ.
        Онъ тащилъ за собою въ гору совс?мъ изнемогавшаго отъ зноя князя. Изъ подъ ихъ пробковыхъ шлемовъ потъ лилъ струями и, заливая глаза, м?шалъ вид?ть. Челов?къ въ б?ломъ былъ уже у основанiя мачты. Онъ р?зкимъ движенiемъ выхватилъ изъ за пазухи красное полотнище и сталъ махать имъ. Потомъ пол?зъ
        на мачту.
        Какъ въ какомъ то кошмарномъ сн? князь узналъ въ этомъ челов?к? въ б?ломъ Мишеля Строгова.
        - Гляньте, что они д?лаютъ … Предатели! … Гадъ паршивый … Сл?зай, чортовъ сынъ … Сл?зай теб? говорятъ, - кричалъ, задыхаясь въ изступленiи Фирсъ.
        Мишель Строговъ, казалось, не слыхалъ его. Онъ видимо былъ пораженъ, что флагъ такъ прочно прибитъ къ мачт?. Держась кол?нями за мачту, сунувъ снова за пазуху красное полотнище, онъ досталъ изъ за сапога кривой ножъ и сталъ отр?зать флагъ отъ мачты.
        - Михако, стр?ляйте въ него … Видите какое д?ло замышляютъ. Такимъ гадамъ глотку своими руками рвать надоть.
        Князь Ардаганскiй какъ то нер?шительно вынулъ изъ кобуры револьверъ, приподнялъ было его, увидалъ на мушк? Мишеля Строгова, вспомнилъ все и точно сталъ ему револьверъ не подъ силу тяжелымъ - онь уронилъ его на землю.
        - Нюжли-жъ и того не ум?ете, - съ негодованiемъ, глубоко оскорбившимъ князя крикнулъ Фирсъ, - а, голубая кровь! … Правильно прозвали васъ большевики - буржуи!
… Что-бъ васъ! …
        Онъ схватилъ револьверъ съ земли и выстр?лилъ.
        Пуля удачно хватила Мишеля по рук?. Онъ скатился внизъ съ мачты. По тыловой части ладони струею текла кровь. Князь бросился къ нему, но Мишель ловкимъ и сильнымъ ударомъ кулака свалилъ князя съ ногъ. Этотъ ударъ точно пробудилъ князя, онъ вскочилъ на ноги и снова бросился на Мишеля. Въ тотъ же мигъ Фирсъ всею тяжестью навалился иа Мишеля сзади и, давъ ему подножку, бросилъ его на землю. Онъ скрутилъ ему руки назадъ, приподнялъ его и поставилъ на ноги. Князь ухватилъ Мишеля сзади за лотки и они оба повлекли Мишеля внизъ съ горы. Мишель молчалъ. Онъ тяжело соп?лъ и пытался зубами достать то руки кр?пко державшаго его Фирса, то красное полотнище, торчавшее у него изъ за пазухи. Но Фирсъ угадывалъ его маневры и всякiй разъ еще сильн?е сжимая руки и выкручивая ихъ м?шалъ ему въ этомъ и въ тоже время ногою толкалъ его, заставляя б?жать по крутому спуску.
        У главнаго окопа, гд? былъ Ложейниковъ ихъ поджидала группа бойцовъ.
        - Что тамъ случилось? - спросилъ полковникъ Ложейниковъ.
        Мишель Строговъ былъ противъ него. Онъ былъ багрово красенъ, съ выпученными страшными глазами, сверкающими непередаваемой, нечелов?ческой злобой. Онь оглядывалъ столпившихся кругомъ Ложейникова людей.
        - Вотъ, ваше высокоблагородiе, гляньте какую пакость хот?ли исд?лать намъ, - сказалъ, задыхаясь отъ усилiя держать Мишеля и отъ б?готни и драки, Фирсъ. Онъ, освободивъ на мгновенiе одну руку Мишеля, выхватилъ изъ его пазухи красное полотнище съ пришитымй къ нему б?лыми завязками и бросилъ его къ ногамъ Ложейникова. - Съ ножомъ, дьяволъ карабкался, чтобы ср?зать, значитъ, нашу святыню и свою красную пакость навязать. Экую подлую сдачу придумалъ!
        Мишель озирался, какъ затравленный волкъ. Онъ поднялъ голову, мотнулъ волосами, выпрямилъ грудь, стараясь освободиться отъ зажавшаго его, какъ въ клещахъ Фирса и выкрикнулъ съ отчаянiемъ:
        - Товарищи! …
        - Зд?сь вамъ н?ту товарищей, - грозно зарев?лъ на него Ложейниковъ и сд?лалъ шагъ къ нему.
        - Товарищи, - упрямо съ отчаянною см?лостью повторилъ Мишель. - Мы нанимались на фильм? сниматься … А не чтобы … пушечное мясо … Я говорю, - со страшною силою и нечелов?ческою злобою крикнулъ Мишель, - никакого права вы не им?ете! … Я жить хочу! … Я молодъ! … Я! … Жить! … Мн? эти: - слава … честь … долгъ … еще вотъ Родина … He существуютъ они для меня! Я новый челов?къ! … Мн? ваши предразсудки, чтобы жизнь … Единственное, что … Я не желаю умирать …
        - Молчи, гадъ, - съ ненавистью крикнулъ Фирсь.
        - Дайте говорить, не м?шайте, - крикнули сзади.
        - Правильно! … Безполезная смерть! … Для чего? …
        - Кого мы удивимъ? …
        - Кто насъ увидитъ? …
        - Кто узнаетъ? … Весь мiръ противъ насъ!
        - Сдаваться надо!
        Кричало два, три челов?ка. Остальные молчали. Смятенiе было кругомъ. Въ это время, расталкивая толпу, къ самому полковнику Ложейникову подошелъ старый Нифонтъ Ивановичъ. Въ кр?пкой и зачугун?лой рук? у него былъ зажатъ топоръ. Онъ имъ рубилъ сейчасъ дрова.
        - Ваше высокоблагородiе, - сказалъ онъ съ такою медлительною и важною суровостью, что крики сразу стихли, и жуткая наступила тишина. Маленькiе медв?жьи глаза стараго казака гор?ли яснымъ, что то незгмное видящимъ огнемъ. - Ваше высокоблагородiе, какъ онъ есть предатель святого д?ла защиты Родины … Изм?нникъ Русскому знамени … И какъ съ нашего дома … Съ одной виллы Коксинель, какъ бы мой однохуторецъ, разр?шите мн?, какъ отцу недостойнаго сына и прикончить его …
        И никто ничего не усп?лъ ни возразить или крикнуть, какъ Нифонтъ Ивановичъ, какъ то особенно инутри гакнувъ, обрушилъ топоръ на узкiй, упрямый лобъ Мишеля Строгова, Толпа охнула. Князь Ардаганскiй, державшiй сзади Строгова, отскочилъ въ брезгливомъ ужас?. Фирсъ бросилъ Мишеля и тотъ безъ стона, мертвый, съ раскроеннымъ черепомъ упалъ къ ногамъ толпы.
        И никто не усп?лъ еще хорошенько осознать, что случилось, какъ сверху, гд? былъ наблюдательный постъ капитана Немо, раздалась спокойная и твердая команда:
        - Смирно! По м?стамъ! … Над?ть противогазы! …
        Въ неб?, все наростая раздавался шелесть приближающагося полета тяжелыхъ снарядовъ и одновременно съ ихъ разрывомъ загрем?лъ громъ возобновившейся бомбардировки острова.
        Было не до Мишеля Строгова.
        XXXVII
        Посл?днiя шрапнели б?лымъ колеблющимся, кружевнымъ поясомъ облегли береговую линiю. Канонада смолкла. Боялись попасть по своимъ. Шлюпки съ дессантомъ подходили къ острову.
        Въ этой тишин?, злов?ще засвистали свистки и раздалась ув?ренная команда Ложейникова: - «огонь»! …
        Четыре маленькiя пушечки Гочкиса, шесть пулеметовъ и двадцать пять винтовокъ открыли огонь по лодкамъ. Жалкими и ничтожными казались ихъ выстр?лы посл? громовъ морскихъ гигантовъ. Но м?тко стр?ляли эти люди, р?шившiе дорого отдать свого жизнь. Руководила ими опытная офицерская рука. И стр?ляли спецiалисты д?ла - офицеры. Стр?ляли обреченные на смерть и съ этимъ примирившiеся. Стр?ляли, чтобы продлить еще немного свою жизнь, стр?ляли, можетъ быть, въ жалкой надежд? оборониться мужествомъ отъ силы.
        Большой катеръ съ крейсера «Металлистъ» тонулъ удачно подбитый снарядомъ. На катер? съ «Розы Люксембургъ» вс? гребцы и большая часть краснофлотцевъ дессанта были перебиты пулеметнымъ и винтовочнымъ огнемъ. Его взялъ на буксиръ катеръ съ англiйскаго броненосца. Эта горсть защитниковъ ум?ла сражаться и дорого отдавала свою жизнь … Лодки съ дессантомъ, не слушая ни командъ ни сигналовъ, поворачивали назадъ. Первыми удрали моторные катера, и вельботы шли подъ ударами веселъ, бившихъ торопливо, нервно и не въ попадъ. Многiя сов?тскiя шлюпки перевернулись, и съ берега было видно, какъ кругомъ упавшихъ въ воду людей, п?ня воду, сновали акулы. Дессантъ удалялся со всею возможною посп?шностью, а по нему все били и били винтовки и поливали пулями стрекочущiе м?ткiе пулеметы. Дорого отдавали свои обреченныя жизни защитники таинственнаго острова. Поб?дить или умереть, - было ихъ р?шенiе.
        Они поб?ждали.
        На англiйскихъ и французскихъ судахъ былъ поданъ сигналъ: «отбой». Адмиралъ Флислингъ р?шилъ прекратить нападенiе на островъ и предоставить его своей судьб?. Воля капитана Немо оказалась сильн?е воли Англiйскихъ и Французскихъ моряковъ. Она сломила ихъ наступленiе. Но не сдавался сов?тскiй комиссаръ. Онъ явился на флагманскiй корабль съ требованiемъ разр?шить ему забросать островъ съ гидроплановъ бомбами съ совс?мъ особыми газами, противъ которыхъ вс? противогазы были безсильны. Этотъ газъ, - особое видоизм?ненiе «Люизита», названнаго въ Америк? «росою смерти», былъ изобр?тенъ въ Осоавiохим? химикомъ н?мцемъ, когда то сотрудникомъ и соперникомъ профессора Бундерлиха и былъ испытанъ надъ преступниками въ сов?тской республик?. Д?йствiе его было столь ужасно, что въ сов?тскихъ газетахъ не р?шились опубликовать результатовъ испытанiй, но слухи о немъ проникли заграницу и, когда комиссаръ сов?тскаго флота предложилъ въ самомъ начал? прим?нить этотъ газь, онъ встр?тилъ серьезный отпоръ со стороны своихъ боевыхъ товарищей. Теперь при вид? потерь понесенныхъ сов?тскимъ дессантомъ, адмиралъ Флислингъ на
предложенiе комиссара не отв?тилъ ничего. Онъ умылъ руки.
«Д?лайте, какъ хотите, но мы принимать участiя въ этомъ ужасномъ д?л? не будемъ», - означало его молчанiе.
        И сейчасъ же десять сов?тскихъ гидроплановъ слет?ли съ моря и понеслись къ острову. Бурый низкiй дымъ жуткимъ туманомъ затянулъ островъ, поднялся до
        вершины горы и растаялъ въ воздух?. И когда снова въ подзорныя трубы сталъ виденъ весь островъ, на немъ не было зам?тно никакого движенiя. Комиссаръ явился къ адмиралу Флислингу. Онъ вошелъ, радостно возбужденный, торжествующiй и злов?щiй. У адмирала Флислинга сид?лъ представитель «Интеллидженцъ Сервисъ» капитанъ Холливель.
        - Ну вы знаете, - потирая руки и не пытаясь ихъ подавать, зная на передъ, что его протянутая рука ник?мъ не будетъ принята, - ну вы знаете, - оживленно говорилъ комиссаръ. - Вы совершенно напрасно были противъ этого. Такъ съ этого надо было начинать и все было бы давно кончено. He даромъ наши товарищи, большевики, назвали этотъ газъ - «поц?луй смерти». И смотрите, какъ генiально придумано. Другiе газы, сд?лавъ свое д?ло убiйства, остаются долго на земл?, «по-ц?луй смерти» поднимается вверхъ и можно наступать и можно сейчасъ же вид?ть результатъ своей поб?ды. Мы можемъ ?хать на островъ. Мы можемъ срывать проклятый флагъ, рубить мачту, мы можемъ брать трофеи. Потому, знаете, мое коммунистическое сердце совс?мъ не выдерживаетъ - проклятый флагъ все разв?вается … Будто и не было нашей поб?ды.
        Адмиралъ Флислингъ поднялся.
        - ?демте, капитанъ, - сказалъ онъ взволнованно, хватая руки капитана Холливеля, - поклонимся праху святыхъ героевъ, Русскихъ патрiотовъ.
        He глядя на комиссара, какъ мимо пустого м?ста, прошелъ адмиралъ къ сходнямъ, гд? стоялъ дежурный катеръ.
        Шлюпки съ дессантомъ пошли впереди. Осторожность не м?шала. Солнце садилось. Въ его золотыхъ лучахъ на вечернемъ бриз? Русскiй флагъ, разв?вавшiйся
        на мачт? казался грозящимъ и торжественнымъ. Мертвая тишина была на остров?.
        Никто и никакъ не встр?тилъ матросовъ и краснофлотцевъ дессанта. Люди разсыпались жидкою ц?пью и, держа ружья на перев?съ, пошли вглубь острова къ гор?. За матросами шли адмиралъ Флислингъ, капитанъ Холливель и н?сколько англiйскихъ офицеровъ.
        Въ глубокихъ окопахъ, съ коричневыми лицами, словно опаленными огнемъ, скорченные въ ужасныхъ мукахъ лежали мертвецы. У однихъ руки были подняты и страшными казались ихъ въ посл?дней смертной мук? растопыренные пальцы, у другихъ пальцы были сложены, какъ для крестнаго знаменiя и въ лицахъ ихъ сквозь муки агонiи проглядывало спокойствiе смерти. Они лежали съ закрытыми глазами и покойны были черты людей, умершихъ въ сознанiи свято исполненнаго долга. Другiе съ открытыми выпученными, почти выл?зшими изъ орбитъ глазами съ открытыми страшными ртами точно вопiяли къ небу, прося помощи.
        Адмиралъ обошелъ островъ. Какъ мало было защитниковъ!
        - Гд? же тяжелыя пушки, о которыхъ вы вчера намъ докладывали? - съ презр?нiемъ въ голос? сказалъ Флислингъ шедшему въ сторон? отъ него сов?тскому комиссару.
        - Ну такъ я таки не говорилъ: - тяжелыя пушки, я говорилъ - пушки.
        - Четыре Гочкиса! … Надъ нами см?яться будутъ! … А гд? миллiоны пулеметовъ … Сколько пулеметовъ насчитали вы на остров?? - обратился Флислингъ къ своему флагъ офицеру.
        - Шесть пулеметовъ, господинъ адмиралъ.
        - Четыре Гочкиса и шесть пулеметовъ и для этого поднимать флоты двухъ великихъ державъ!
        - Трехъ, - поправилъ съ наглостью комиссаръ.
        - Я сказалъ двухъ! - р?зко крикнулъ адмиралъ Флислингъ. - Англiи и Францiи!
        Они поднялись на площадку, гд? вдругъ передъ ними показался странно уц?л?вшiй въ этомъ общемъ разгром? домикъ-баракъ изъ «соломита». Кругомъ были черныя воронки разрывовъ, осыпи земли, обломки скалъ, куски стали и м?ди, а домикъ стоялъ невредимый. Дверь была открыта, точно хозяинъ только что вышелъ изъ него.
        Холливель отд?лился отъ адмирала и вошелъ въ баракъ первымъ. Въ маленькой комнат?, пронизанной св?томъ косыхъ солнечныхъ лучей, среди полуразобранныхъ радiо аппаратовъ, у письменнаго стола, заваленнаго разорванными бумагами и книгами, съ раскрытымъ ящикомъ одинъ предметъ привлекъ вниманiе Холливеля. Въ ящик? лежалъ фотографическiй портретъ въ кожаной рамк?. Точно тотъ, кто жилъ въ этомъ барак?, въ посл?днюю минуту смотр?лъ на этотъ потретъ и к?мъ то или ч?мъ то вызванный, не усп?лъ спрятать или уничтожить его и вышелъ изъ барака на минуту и не вернулся. Холливель подошелъ къ столу и взялъ портретъ въ руки. Бывшая на лиц? его самодовольная улыбка сошла. Холодное, чисто выбритое лицо стало угрюмо и серьезно.
        Изъ кожаной рамки въ глаза Холливелю гляд?ла изъ подъ котелка амазонки его жена Ана Холливель. Она была снята, должно быть въ Булонскомъ л?су на своей любимой рыжей лошади. Какiя то незримыя, тайныя нити, значитъ, тянулись изъ этой хижины изъ «соломита» къ его жен?. Что то похожее на чувство ревности шевельнулось въ сердц? Холливеля. Онъ досадливо передернулъ плечами. «He все ли равно. В?дь и такъ все кончено» … За ст?нами стали слышны шаги и голоса. Холливель посп?шно спряталъ портретъ въ просторномъ карман? б?лаго «френча» и вышелъ изъ барака.
        - Ничего особеннаго? - спросилъ адмиралъ.
        - Ничего особеннаго, - отв?тилъ ему Холливель. - Радiо аппаратъ испорченъ. А жаль. Онъ былъ какой то неизв?стной системы и было бы хорошо угадать и распознать ее.
        Адмиралъ махнулъ рукою. Онъ, тяжело дыша, поднимался на гору. Изъ за черныхъ базальтовыхъ скалъ показалась верхушка мачты. На ней гордо разв?вался громадный Русскiй флагъ. Заходящее солнце золотило его. Маленькiя дырки отъ шрапнелей сквозили въ его полотн?.
        - За мной, товарищи, - крикнулъ комиссаръ и бросился, обгоняя адмирала, къ мачт?.
        - Что вы хотите д?лать? - строго сказалъ Флислингъ.
        - Ну что хочу д?лать? Такъ я хочу срывать этого паршиваго флага.
        - He см?ть! - р?зко, багрово красн?я, крикнулъ адмиралъ. - He см?ть этого д?лать!
… Паршивцы! …
        - Что? - д?лая видъ, что не разслышалъ, обернулся къ адмиралу комиссаръ.
        - He см?ть спускать этотъ флагъ! Этотъ флагъ останется навсегда! Нав?ки зд?сь! … Это память о той Россiи, которая не изм?няетъ своему слову, которая умираетъ, но не сдается! …
        Флислингъ снялъ шляпу. Его прим?ру посл?довали англiйскiе офицеры и матросы. Капитанъ Холливель снялъ свой б?лый пробковый шлемъ. Виновато улыбаясь стали снимать безкозырки съ алыми ленточками матросы сов?тскаго флота. Комиссаръ стоялъ въ б?лой каскетк?, заломленной на затылокъ. Адмиралъ Флисмингъ строго посмотр?лъ на него. Комиссаръ чуть зам?тно пожалъ плечами и снялъ съ головы шапченку.
        Съ обнаженными головами, въ суровомъ почтительномъ молчанiи, вс? вереницей поднимались по узкой тропинк?, вьющейся между скалами къ вершин? горы. Закрытая скалами мачта стала видна до самаго основанiя. У него, прислонившись къ древку спиною, стоялъ челов?къ, въ Русскомъ мундир?. На его плечахъ были полковничьи артиллерiйскiе погоны. На голов? фуражка съ чернымъ бархатнымъ околышемъ и алыми кантами. В?теръ игралъ выбившимися изъ подъ нея длинными с?дыми волосами. С?дые усы и с?дая бородка р?зко выд?лялись на темномъ лиц?. Его руки были сложены на груди. Надъ ними былъ орденъ св. Владимiра 4-й степени съ мечами и бантомъ. На золотой портупе? вис?ла Русская офицерская шашка въ черныхъ ножнахъ. Револьеръ въ кожанной кобур? былъ на боку. Ясные карiе глаза были широко открыты и точно съ удивленiемъ и грустью смотр?ли на зелен?ющее на восток? небо. Заходящее солнце осв?щало его сзади и вокругъ его головы сверкалъ золотой нимбъ отъ сiянiя солнечныхъ лучей.
        Медленно, съ обнаженными головами подходили къ этому челов?ку англичане и краснофлотцы съ своимъ комиссаромъ, пугливо жавшимся за ними. Этотъ посл?днiй часовой при Русскомъ знамени казался страшнымъ и внушительнымъ. Къ нему подходили въ суровомъ и почтительномъ молчанiи.
        Вс? вышли на площадку и остановились въ н?сколькихъ шагахъ отъ этого челов?ка. Онъ не шевельнулся.
        Челов?къ этотъ былъ мертвъ.
        К О Н Е Ц Ъ.
        Апр?ль 1931 года - январь 1932 года.
        дер. Сантени.
        Францiя.
        ОТЪ АВТОРА
        Романомъ «Подвигъ» заканчивается трилогiя романовъ »Largo», - «Выпашь», -
«Подвигъ».
        Въ этихъ романахъ автору хот?лось нарисовать читателю картину жизни среднихъ Русскихъ, людей толпы, безъ имени, безъ историческаго значенiя, т?хъ маленькихъ добросов?стныхъ ротныхъ командировъ, профессоровъ, врачей, кто д?лалъ черное и невидное д?ло государственной работы, кто былъ - одни незам?тными, вольными или невольными пособниками революцiи и разрушенiя Россiи, другiе, кто за своими ежедневными работами и заботами, за своей службой прогляд?лъ страшное д?ло темныхъ силъ, по своему простодушiю и прекраснодушiю ему не пов?рилъ, а когда понялъ и увид?лъ совершившееся - не прiялъ новой власти, ополчился на нее, боролся съ нею и, не поб?дивъ, удалился заграницу, чтобы тяжкимъ трудомъ зарабатывать горькiй хл?бъ изгнанiя и накапливать силы въ твердой в?р? въ неизб?жность борьбы за Россiю.
        Эти три романа - жизнь ц?лаго покол?нiя въ теченiе двадцати л?тъ - 1911-1931 г.г.

«Largo», - исторiя передвоеннаго времени, времени смутнаго, лишь наружно спокойнаго. Сов?сть Русскихъ заражена гнилостными бактерiями соцiализма, и стыдно быть Русскимъ. Широко, привольно и плавно, богато и спокойно течетъ Русская жизнь. Ученья, школа, служба, скачки, флиртъ, любовныя ут?хи и на ихъ яркомъ фон? темное, таинственное, неразгаданное д?ло убiйства христiанскаго мальчика Ванюши Лыщинскаго - первые громы злов?щей революцiи.
        Съ совс?мъ незам?тно надорванными силами вступили эти люди въ необычайную, нев?роятно жестокую и длительную мiровую войну. Отъ нихъ потребовали больше того, что они могли дать, ихъ выпахали, какъ выпахиваютъ поле, перестающее родить и, когда потребовалось еще большее напряженiе силъ въ войн? за Россiю противъ iii интернацiонала - силъ уже не было. Нуженъ былъ отдыхъ. Борцы ушли заграницу, гд? ихъ ожидалъ тяжелый трудъ. Въ описанiи этого проходитъ «Выпашь». Въ ней читатель встр?тится съ т?ми честными рыцарями - Донъ Кихотами Россiйскими, кто твердо усвоилъ: - «жизнь - Родин?, честь никому», кто свою «б?лую мечту» свято несетъ черезъ тысячи лишенiй, оскорбленiй и тяжкихъ страданiй.
        Романистъ всегда историкъ. И - историкъ гораздо въ большей степени, ч?мъ это принято думать. Романистъ въ своей душ?, въ своемъ сердц?, которое вкладываетъ въ произведенiе, отражаетъ жизнь, и, отражая, изображаетъ ее въ ряд? картинъ и сложившихся типовъ. Романистъ свободн?е историка. Посл?днiй связанъ т?мъ, что онъ можетъ изображать только опред?ленныхъ людей - историческiя личности, и не можетъ рисовать портреты людей толпы. Все это доступно романисту. Ему позволено описывать не только факты, событiя, историческiя происшествiя, но и бытъ, мимо котораго гордо проходитъ историкъ. Романистъ можетъ изобразить и домашнiй концертъ, и скачки, и парфорсныя охоты, и любовныя увлеченiя, и паденiя среднихъ, совс?мъ не историческихъ людей. Историкъ лишенъ этого. При этомъ романистъ изображаетъ это такъ же в?рно, точно, скажемъ - «пунктуально», какъ это сд?лалъ бы историкъ въ отношенiи событiй крупныхъ и личностей историческихъ. Романистъ не называетъ подлинныхъ именъ, скрывая ихъ подъ именами своихъ выдуманныхъ героевъ. Это правда - его герои вымышлены и то, что они д?лаютъ придумано, - но такiе люди - были
и такiе поступки - совершались.
        Въ «Largo», » Выпаши» и въ первой части «Подвига» - «LеsCoccinelles» - авторъ держался исторической правды и тому, что было, и т?мъ людямъ, которые д?йствительно существовали и существуютъ, придавалъ характеръ портретовъ, а не фотографiй, рисуя жанровую картину, а не д?лая моментальнаго снимка.
        Въ остальныхъ трехъ частяхъ посл?дняго романа авторъ вдался въ фантазiю, и людямъ, д?йствительно живымъ и жившимъ, приписалъ д?йствiя и поступки, подвигъ, котораго на д?л? совершенно не было.
        Можетъ быть въ этихъ частяхъ авторъ раскрылъ н?кую тайну, какой то прекрасный планъ и т?мъ сыгралъ въ руку большевикамъ?…
        Ничуть… Людей, способныхъ на подвигъ въ томъ среднемъ класс? общества, который авторъ изображаетъ въ трилогiи очень много. Мы найдемъ кругомъ себя колеблющихся, сомн?вающихся Нордековыхъ, въ конц? концовъ идущихъ исполнить свой долгъ и исполняющихъ его не хуже другихъ. Мы найдемъ простыхъ и честныхъ Парчевскихъ, Ферфаксовыхъ, Амарантовыхъ, Пиксановыхъ, кто, не спрашивая на большое, или малое д?ло его посылаютъ, на подвигъ славы, или на подвигъ смерти, идутъ и точно исполняютъ то, что приказано. Мы найдемъ и Ранцевыхъ, готовыхъ оставить дочь и семью ради служенiя Родин?, блещущихъ всею чистотою и красотою офицерскаго долга.
        Быть можетъ найдутся и блестящiе, генiальные изобр?татели и организаторы, подобные Долле - капитану Немо…
        Но мы не найдемъ ни среди насъ, изгнанниковъ Русскихъ, ни среди иностранцевъ, - будемъ говорить и о нихъ, ибо борьба съ III интернацiоналомъ не только Русское, но мiровое д?ло, - мы не найдемъ людей, способныхъ отдать все свое - и не малое - состоянiе д?лу спасенiя мiра отъ большевиковъ. То, что создалъ и выполнилъ въ роман? «Подвигъ» капитанъ Немо потребовало бы пятьсотъ миллiоновъ французскихъ франковъ - двадцать миллiоновъ американскихъ долларовъ, т. е. прим?рно ту сумму, какую н?которые богатые иностранцы зав?щаютъ любимому пуделю, кошк?, или попугаю. Это деньги, какiя жертвуются на устройство институтовъ для изсл?дованiя жизни моллюсковъ, - но найти такого челов?ка, который зав?щалъ бы или пожертвовалъ такую сумму на спасенiе всего мiра отъ коммунистической заразы - невозможно.

…"Iисусъ сказалъ ему: если хочешь быть совершеннымъ, пойди, продай им?нiе твое и раздай нищимъ; и будешь им?ть сокровища на небесахъ; и приходи и сл?дуй за Мною. Услышавъ слово сiе, юноша отошелъ съ печалью, потому что у него было большое им?нiе. Iисусъ же сказалъ ученикамъ Своимъ: истинно говорю вамъ, что трудно войти богатому въ Царство Небесное»… (Евангелiе отъ Мат?ея. Гл. 19 ст. 21-23).
        notes
        Note1
        Будущее Европы самое печальное. Она не отдаетъ себ? въ этомъ отчета. Это добровольная сл?пота. Кто можетъ ей открыть глаза? Газеты уже не могутъ выполнять ту роль, къ которой он? призваны. Жиды отлично работали. Мы безоружны противъ ихъ могущества и ихъ д?ятельности. Въ нашей сфер? мы еще пытаемся искать истину. Но на насъ смотрятъ, какъ на пророковъ плохого сорта. Вы знаете, что народъ не любитъ слушать правду. Ложь ласкаетъ его желанiе безопасности. Онъ обожаетъ ложь.
        Note2
        Она на вс?хъ перекресткахъ.
        Note3
        Знаменитость.
        Note4
        Псаломъ Давида 29, ст. 6.
        Note5
        Господи буди съ нами и насъ благослови.
        Note6

1Изъ п?сень и призывовъ Братства Русской Правды.
        Note7
        Изъ призывовъ Братства Русской Правды.
        Note8

134-й псаломъ Давида.
        Note9
        Бывший воин
        Note10
        Книга пророка Данiила, Гл. 5, ст. 1, 2, 5, 6, 18, 19, 20, 21, 24, 25, 26, 27 и 28.
        Note11
        Пророка Iезекiиля. Глава I, ст. 1, 4, 5, 19 и 26.
        Note12
        Псаломъ Давида, 17 ст. 7, 8, 9 и 18.
        Note13
        Сщмчч. Ермолая, Ермиппа и Ермократа, иереев Никомидийских (ок. 305) (прим. Борис)
        Note14

1Изъ п?сень Братства Русской Правды. Взята изъ журиала «Братская Правда» за май - iюнь 1931-го года.
        Note15
        Шкрабъ - школьный работникъ, учитель.
        Note16

1П?сня братьевъ Русской Правды.