Первая встреча, последняя встреча Александр Александрович Бушков
        Александр Бушков. Первая встреча, последняя встреча
        Паровоззаухал,зашипел,зафыркал,пустил дым, дернулразноцветные вагоны, и они поплыли мимо поручика Сабурова, навсегда уносясь из его жизни. Поезд длинно просвистел за семафором,и настала тишина, адымразвеялов спокойномвоздухе.
«Чохякши»,- мысленносказалсебепо-басурмански Сабуров, и от окружающего благолепия ему на глаза едва не навернулись слезы. Дляздешнихобывателейтутбыло скучноезахолустье,затрюханныйуезд, забытый Богом и губернскими властями. А для него тут была Россия.
        Ему вдруг неизвестно почему показалось,будто все этоуже былов его жиз ни- красноезданьицевокзалас подведенными белымиполуколоннами и карнизами, пузатыйстанционныйжандарм,изящнаяводонапорнаябашенкас кирпичнымиузорамиповерху,сидящиепоодальвтравемужики,возыс распряженными лошадьми, рельсы,чахленькие липы. Хотяоткудаему взяться, такому чувству, если Сабуров здесь впервые?
        Онподхватилсвойкофр-форинаправилсяв сторонувозов- путь предстоял неблизкий, и нужно было поспешать.
        Итутсработалочутье, ощущение опасностиитревоги - способность, подарен наявойнойто ликдобру,толик худу,награда ее ипамять. Испуганное лицо мужика у ближнего воза послужило толчком или чтодругое, но поручик Сабуров быс троосмотрелсяокрест, и рука было привычно дернулась к эфесу, но потом опустилась.
        Его умело обкладывали.
        Пузатый станционный жандарм оказалсясовсем близко, позади,исправа надви галисьещедвое, помоложе,поздоровше, ловчее навид, и слевадвое таких жемолодых, ражих, а спереди подходили ротмистр влазоревой шинели и какой- товпартикулярном,кряжистый,неприятный.Лицаувсехи жадно-азартные, и испу ганные чуточку - как перед атакой, право слово, только где ж эти видели атаки и в них хаживали?
        - Па-атрудитесь оставаться на месте!
        И тутжеего замкнуливплотное кольцо,сторожакаждоедвижение. Сапогамизапахло, луком,псарней.А Сабуровопустил наземлю кофр-фор и осведо мился:
        - В чем дело?
        Он нарочно не добавил «господа». Много чести.
        - Патрудитесь предъявить все имеющиесядокументы,- сказал ротмистр - лицо узкое, длинное, щучье.
        - Ас кем имею?
        Он нарочно не добавил «честь». А вот им хрен.
        - Отдельного корпусажандармов ротмистрКрестовский,- сообщил офицер сухо и добавил малую толику веселее: - Третье отделение. Изволили слышать?
        Издевался, щучья рожа. Как будто возможно было родиться в России, войти всовершеннолетиеинеслышатьпроТретьеотделениесобственнойего императорс кого величества канцелярии! Лицо у ротмистра Крестовского выражало стольнезыблемоеслужебное рвение и непреклонность,что сразу становилось ясно: протестуй не протестуй,кройбурлацкойруганьюилипо-французски поминай дядю- сенатора,жалуйся, грози, а то и плюнь в рожу - на ней ни одна жилочкане дрог нет,все будет по ее,а не по-твоему. И поручик это понял, даром что за два года от голубых мундиров отвык - они в действующей армии не встречались.Теперьпри ходилосьпривыкатьнановоивспоминать,что возмущаться негоже - глядишь, боком выйдет...
        Документыротмистризучалдолго - и ведь видно,чторассмотрел их вдоль- поперек- всякоивседлясебяопределил,нотянетволынку издевательстваради.
«А орденка-тониодного,а у меня три,излишься небось,что вофицерскоесоб рание тебянепускают»,- подумал поручик Сабуров, чтобы обрести хоть какое-то моральное удовлетворение.
        - По какой надобности следуете? Из бумаг не явствует, что по казенной.
        - А по своей и нельзя?- спросилпоручик, тараща глазенки, аки дитятко невинное.
        - Объясните в таком случае,- сказала Щучья Рожа.Бумагипокачто не отдала.
        Поручик Сабуров набрал в грудь воздуха и начал:
        - Будучивотпускеиздействующейармиидо сентябрямесяцадля поправления здоровья от причиненных на театревоенных действий ранений, что соответствующими бумагами подтверждается, имею следовать за собственный кошт догорода, обозна ченного накартах как Губернск, и в документах таковым же значащегося...
        Онбубнил,как пономарь,невыказываятономиронии,ностакой нахальной развальцой, что ее учуяли все, даже состоящий при станции пузатый.
        - ...вкаковомпредстоит отыскатьколлежского советникавдову Марью Петровну Оловянникову для передачи онойписем и личных вещей покойного сына ее,Верхого родскогодрагунскогополкаподпоручикаОловянникова, каковой геройски пал за Бога, царя и отечество в бояхза город Плевну и похоронен в таковом...
        - Ради Бога, достаточно,- оборвал его ротмистр Крестовский.- Я уяснил суть анабазиса вашего. Что же, дали мы маху, господин Смирнов?
        Этотому, партикулярному. Партикулярный чин (а виднобыло, что это не прос тойуличныйшпион- именно статскийчин) пожалплечами, вытянулиз кармана потре панную бумагу:
        - Что поделать, Иван Филиппович,сыск дело такое... Смотрите, описание наск возьподходящее:«Роставысокого,сухощав,белокур,бледен,глаза голубые, в дви жениях быстр, бороду бреет, может носить усы на военный манер, неисключенопоявлениевоблике офицералибо чиновника».Подполковника Гартмана, царство ему небесное, наш как раз и успокоил, в офицерском мундире будучи...
        - Интересная бледность - это у девиц,- сказал поручик Сабуров.- А я, по отзывам, всегда был румян.
        - Может, этовыпопросту загореливцеляхмаскирования,- любезно сообщил господин Смирнов.- А несчастного Гартманабомбою злодейски убивая, были бледны.
        - Господин Гартман, надо полагать из ваших? Отдельного корпуса то бишь?
        - Именно. Питаете неприязнь к отдельному корпусу?
        - Помилуйте, с чегобы вдруг,- сказал поручик Сабуров.- Простоя, как-то так ужвышло, по другой части, мундиры большедругого цвета - хоть наши запылены да порваны иногда...
        - Каждый служитгосударю императору натомместе, где поставлен,- сказала Щучья Рожа.
        - О том самом я и говорю,- развел руками поручик.- Чох якши эфенди.
        Губы Щучьей Рожи покривились:
        - Па-атрудитесь впределахРоссийскойимперииговоритьнаязыке, утверж денном начальством! Патрудитесь получитьдокументы. Можетеследовать далее. При ношу извинения, служба.
        Итут же рассосались жандармы, миг - и нету, воротилсяна своеместо пуза тыйстанционныйстраж, Крестовский и Смирнов повернулись кругом, будто поручика отныне не существовало вовсе, и Сабуров услышал:
        - Отправить его отсюда, Иван Филиппыч, чтоб под ногами не путался.
        - Дело. Займитесь,- кивнул Крестовский, ничуть не заботясь, слушалих Сабуров или нет.- Выпихните в Губернск до ночи сеговояжера. Черт, однажды уже нахваталисьвзаграницахтакие вотгонористые, дошлододекабря... Закрыть бы эту заграницу как-нибудь.
        Смешок:
        - Такведь императрицы- ониунаскакразиззаграниц,Иван Филиппыч...
        - Все равно. Закрыть. Чтоб ни туда и ни оттуда.
        - Ну, этот-то - от турок. Азия-с.
        - Все равно.И тамсвоивольтерьянцы.Правда,там их можно на кол, попросту. .
        И ушли. А Сабуровостался в странныхчувствах - было тут что-то иот изумле нияи отгнева, но больше всего от ярости.Выгляделпоручик в этой истории как нижнийчин: ему вахмистр хлещетпо роже, а он в ответ- упаси Боже, рукипо швам и молчи.Плюнули решилвыпить водки в буфете. Подали анисовую, хлебушкачерного, русского (у болгар похож, а другой), предлагали селянку, нопопросилсальца - чтоб с мясоми торчализубчикичеснока, пожелтевшего уже, духсалу передавшего. Выпилрюмку. Ещевыпил. Медленно возвращалось прежнее благодушное настроение.
        Очемшла речь,онсообразил сразу. Давно былоизвестно поскупым слухам, чтов России, как в Европе,завелисьреволюционеры. Как в Европе, кидают бомбы и палятпо властям предержащим, пытаются взбунтовать народ, но радичегоэтозатеяноикем- совершеннонепонятно.Никтоэтих революционеров(называемыхтакже нигилистами) невидел,никтоне знает, многоихили мало,то ли они всамомделе нанятыБисмарком,жидамии полячишками, то ли, как пятьдесят четыре года назад,мутню начинают люди из тех, кто,по тем же слухам, вписан в Бархатную книгу- а разветакие люди наемниками быть могут? Но воткакого рожна имнужно, еслии так выполнено все, зачтосложилиголовыполковник Пестель сотоварищи,- крестьян освободили, срокслужбы сбавили и произвеливсевозможныереформы? Поручик Сабуров не знал ответов на эти вопросы. В Болгариивсе было просто иясно, там он понимал все сверху донизу, а в этих слухах сам черт ногу сломит...
        - Господин Сабуров!
        Смирнов стоял над ним, улыбаясь как ни в чем не бывало.
        - Собирайтесь,господинСабуров.Оказиюмывамподыскали.Не лакированныйэкипаж,правда,нударазве вампривыкать, героюсуровых баталий? Никтонаснеупрекнет,чтооказалисьнечуткимикславному представителю победо носного воинства российского.
        Сабуров хотел было ответить по-русски и замысловато, но посмотрел в эти склизкие глаза и доподлинно сообразил, что в случае отказа или ссоры следует ожидатьлюбой пакости. Да Бог с ними... Лучше уж убраться отних подальше. Он вздохнул и полез в карман за деньгами - уплатить буфетчику.
        - А вот скажите, господин Смирнов,- решился он, когда вышли на воздух.- Эти ваши... ну, которые бомбами...
        - Государственные преступники? Нигилисты?
        - Эти. Что им нужно, вообще-то говоря?
        - Расшатать престол в пользу внешнего врага,- веско сказал Смирнов.- Наня тыБисмарком,жидамииляхами,- онподумалидобавил:- и французишками.
        Всевродебыправильно,и Смирновбылчеловекомгосударственным, облеченным и посвященным, да уж больно мерзкое впечатление производил сыщик, нюхало, стрюк, разве может такой говорить святую правду?
        Оказия была- запряженнаятройкойдобрых коней купецкая повозкаиз Губерн ска. Гонял ее сюда купец Мясоедов со снедьюдля господскогобуфета - то есть купецвладел и хозяйствовал, а гонял повозку за сто верст приказчик Мартьян, кудряш-детина, еслиубивать - только из-за угла в три кола. Да еще безмен с гра неным шаром под рукой, на облучке. Иначе и нельзя в этихглухих местах, где вовсю пошаливают, такой приказчик тут и надобен...
        Сенцо было в повозке, Мартьян его покрыл армяком, повозка - вроде ящика на колесах, чего ж не ехать-то?
        На прощанье попутал бес, поручикдостал золотой,протянул Смирновус самой душевной улыбкой:
        - За труды. Не сочтите...
        Глядя Сабуровув лицо, Смирнов щелчком запустил монеткувсторону, в лопухи - блеснул,кувыркаясь,осанистый профиль государя императора. Сыщик улыбнулся, пообещал:
        - Бог даст - свидимся... И ушел.
        - Это вы зря, барин, ваше благородие,- тихонько, будто самому себе, не особо-то и глядя в сторону седока, сказал Мартьян.- Эти долгопамятные...
        - Бог не выдаст - свинья не съест. Кого ищут?
        - А кого б ни искали, все лишь бы не нас.- Он весело блеснул зубами из цыганской бородищи.- Тронемся,вашеблагородие, алькак?Три дня здесь торчу, пора б назад. Мясоедов в зверское состояние придет.
        - А чтож ты три дня тут делал?- спросил поручикдля порядка,хотя ответ на лице приказчика был выписан.
        - Да кум тут у меня, вот и оно...
        - Ну, трогай,- сказал Сабуров.- В дороге налью лудогорского.
        - Это какое?
        - Там увидишь.
        - Э-эй!
        Тронулись застоявшиеся сытые лошадки, вынеслиповозку изогороженного жердя мизаплота,осталисьпозади и мужики, с оглядкой искавшиев лопухах улетевший туда золотой, и стеклянный взгляд Щучьей Рожи.А впереди у дороги стоял человек в синей черкеске иовчинной шапкес круглой суконной тульей, держал руку подкозырек по всем правилам,и это было странно - не столь уж приверженыдисциплинеказаки Кавказскоголинейноговойска, чтобы нарочно выхо дить кдороге отдавать честь проезжающему офицеру, да еще чужого полка. А посему Сабуров велел Мартьяну попридержать и присмотрелся.
        Казакбыл,каквсе казаки,- крепкий,сполнымпочтениякего благородию, но смышленым и хитроватым лицомисстари вольного человека. Себе науме - одним сло вом, казак и все тут. Свернутаялохматая буркалежала у его ног, иоттудаторчал ружейный ствол в чехле. На черкескепоблескивали двазнакаотличиявоенногоордена святогоГеоргия- совсемновенькие крестики на черно-оранжевой ленте.
        Вотчтовыяснилосьпосле беглогоопроса. ПлатонНежданов,урядник Тарханс кого полкаКавказского линейного казачьего войска, участник турецкой кампании, был командирован сопровождать военный груз при штабном офицере. На здешней станции понесчастливому случаю вывихнулногу, спрыгивая на перрон из вагона - непривычны казаки к поездам, на Кавказе этого нету, объяснял он. (Поручик, правда, подозревал, что дело тут еще и в вине,ккоторому казаки как разпривычны.)Был оставлен офицером на станции,неделюпровалялся в задней ком натеубуфетчика. Невольныйнаем сего помещения, лекарь, едаи принимаемаяв чисто лечебных целях, для растирания больного места, анисовая - все это,вместе взятое, оставило урядника совсембез капиталов. Вдобавок навокзалене имелось никакого воинского начальства - ближайшее находилось лишьвГубернске.Таким образом,чтобывыправитьлитернабесплатный воинскийпроезд,приходилосьотп равлятьсязастоверст,ночтотут поделаешь? Непродавать же господам проезжа ющим черкесскую шашку в серебре? Они-то купят, да жаль ее и казаку бесчестье.
        Словом, урядник,встав на ноги,собрался подыскать оказию, помня, что на Русислуживого жалеюти помогут, если что.Но тут онкак раз оказался свидетелем геройскойатаки господ жандармовнагосподинапоручика, потом усмотрелгосподинавпартикулярном,подрядившегоМартьянавезтиего благородие вГубернск.Такчто вот... Он,конечно, ненаглец какой,но господинпоручик, быть может, не сочтет за труд уделить местечко в повозке военному человеку, прошедшему ту же кампанию? Что до бумаг,то - вот они, в полном порядке...
        Бумаги действительно были в порядке.Поручик Сабуров, сидевший уже без кепии полотняника, проглядел ихбегло,приличияради. Все ему было ясно: какой-то тыловой хомяк в чинахчего-то там нахапал и благодаря связям отправил домой под воинскимсопровождением. Казак наверняка,дабы поразить воображение населения женска пола, красовался навсех остановках при полном параде,аздесь
соскочилнаперрон,углядевдостойную осады фортецию. Офицер-сопровождающий,не сомненно,тоже какая-нибудьинтендантскаякрыса (строевойнебросил бы навокзалепокалечившегося,а велел бы занести в вагон), не хотел лишних хлопот с больными, погань тыловая.
        Место, понятно, нашлось, его бы еще на четверых хватило. Вскоре поручик Сабуров достал оплетеннуюбутыль лудогорского. Мартьян малость похмелился - на лице его обозначилось, что эта водичка - без должной крепости и все же не то, что добрая очищенная;но из вежливости, как угощаемый, да еще офицером, промол чал. Платон же Нежданов, наоборот, отпробовал болгарского как знаток и любитель, с некоторым форсом. Употребил немного и Сабуров.
        Гладкиелошадкибежали ровнойрысью,Платон пустился вразговоры с Мартьяном - проболгарскуюкампанию дапро турок. Привирал,ясное дело, нещадно - и насчет янычар,которые-де, если ихнакажут, должны перед пашой отрезать собственные ушии тут же съесть ссолью, и насчет своих успехов у тамошнихбаб,которые, другМартьяша,иустроены-топо-иному, вот,к примеру, взять...
        Трудно сказать, насколько Мартьян верил - тоже был мужик не без царя в голове,но врать согласно пословице не мешал. Сабуровтоже слушал вполуха, без думноулыбаясьнеизвестно чему.Лежал себена армяке поверхпахучего сена,рядом аккуратно сложен орденами вверх полотняник, повозку потряхивало накочковатойроссийскойдороге,вокругтянулисьлеса,перемежавшиеся пустошами, а кое-гдеи болотинами. Болота здесьбылизнаменитые - правда, единственно сво имиразмерами и проистекающей отсюдаполной бесполезностью. Оттогоипомещиков, настоящих,многоземельных,какмимоходомобронил Мартьян,здесьсроду неводилось.Мелкихбыло несколько, что правда, то правда.
        - Так что, и не жгли, поди?- съехидничал Платон.
        - Дакоготут жечь и за что... Жгутв первую головуиз-заземли, а народ у нас не пашенный. У нас - ремесла, торговлишка, так оно сейчас, так и доманифеста было. А господа... Ну вот один есть поблизости. В трубу небеса обозревает,скородырку проглядит, правослово, уж проститедурака, ваше благо родие. И ездят к нему такие же блажные...
        - А такого случайно не было?- в шутку спросил Сабуров, испытывая свою прек раснуюпамять.- Роставысокого,сухощав,бледен,глазаголубые, белокур, в дви жениях быстр, бороду бреет, может носить усы на военный манер, не исключено появ ление в облике офицера и чиновника...
        - Что-то вы, барин?Про себя говорите,ведь все приметываши, окромя блед ности?- Мартьянвылупил глаза, будто и впрямь дурак дураком, но в лице его что- тодрогнуло, в глазахчто-то блеснуло. И правда, не за то Сабурову платят, что быпомогалгосподам в голубом, которыхзацепилстихом поручик Тенгинского полка Лермонтов. Да иофицерской честипротивносоучаствовать тем стрюкам...
        Ониехалиостатокдня,ехали. Болтали, молчали,опрокинулиеще по стакан чику, и путь помаленьку стал скучен- оттого, что впередиоставалось больше, чем позади. Вечерело, длинные тени деревьев ложились поперекдороги там,гдеона проходила лесом;а болотины покрывалисьредкимпока что по светлому времени жиденьким туманом. Солнце укатилось за горизонт.
        - Блажной баринговорил как-то, что земля круглая,- сказал Мартьян с пло хоскрытымпревосходствомтороватого и удачливогонадбесталанными блажным.- А я вотезжу - сто верст туда, стоверст назад. Ивезде земля, как тарелка. Ну, не без горок кой-где, но чтобы круглая...
        - Оно так...- лениво поддакнул Платон.- Но вот если возьмем...
        Его прервалкрик,долгийвопльнаодной ноте, донесшийся издалека. Затих, потом вновь зазвучал и приблизился. Человеческий крик.Но звучал он не так, как если бы человек нос к носу столкнулся с чем-то страшным - словно кто- тодавноужевопит после какой-тоужасной встречи,давненькоорет, подустал даже...
        ПоручикСабуровизвлекизкофр-форакобуру,изкобурывытянул «смит-вессон» и взвел тугойкурок. В кофр-форе лежал еще великолепный кольт с серебряными насечками, взятый у чернобородого юзбаши трофей, но пусть себе лежит. Оружия и так достаточно для захолустных разбойников.
        Дорога заворачивала,понейзавернула и тройка, иони увидели,что навстречу движется человек - то бежит, то бредет,то снова побежит, и машет руками неиз вестно кому, и мотает его, как назюзюкавшегося...
        - Тю!- сплюнул Мартьян.- РафкаАрбитман, и таратайки его принем нету...
        - Это кто?
        - Дажид-старьевщик, приблудился тут... Разной ветошьюторгует- продает,- Мартьян вроде и поскучнел чуточку.- Шляется тут туда-сюда.Вот ты Господи, у него ж и...
        Он осекся.
        - Что, хошь сказать, унего и брать-то нечего?- подхватил смекалистый Пла тон.- Думаешь, придорожные подраздели? Знаешь поди кого?
        - Да ничего яне знаю, отзыдь! Прр!- Мартьяннатянул вожжи.- Эй, Рафка, чего у тебя там?
        Старик подошел, ухватился за борт повозки, поручик Сабуров, оказавшийся ближе, наклонился к немуиедванеотпрянул- таким изэтихчерных еврейских глаз неслоужасом, смертнымотрешением телаидухаотвсего сущего.
        - Слушайте,- сказал старик.- Едьте отсюда совсем скоро,иначе здесь будет дьявол, как лев рыкающий, он придет, исмерть нам всем. Все кричат на старого еврея, что онпродал Христа,и я вотдумаю:может быть тогда,столько лет назад, какой-нибудь еврей и правда немножечко продал Христа? Иначе быпочемуиоткудана старого Рафаилавдруг выскочил такое?.. Молодые люди, вытолько не смейтесьи не держите меня за безумного, я вижу, что выхрабрые, совсем как Геодеон храбрые, нобежать нужно, иначе мы умрем этим ужасом!
        Они переглянулись и покивали друг другу с видом людей, которым все ясно и слов не требуется.
        - Садись вот, Бог с тобой,- сказал Мартьян и положил безмен на колени, освобождая место на облучке.
        Старикподчинился,вожжи хлопнули по гладким спинам, и лошади рванули впе ред;ноторговец, едваубедившись,чтоназадонинеповорачивают, скатился с облучка и с диким воплем кинулся прочь, махая руками. Они кричали ему вслед, но старик не остановился.
        - Даладно,- махнул рукой Мартьян.- Не хочетс нами, пустьпешим тащится. Медведей сволками тутот Мамая не бывало,никтоегоночью не съест. А в болото ухнет - на нас вины нет. Честью приглашали. Но-о!
        Двенадцать копыт вновьгрянулипопыльнойдороге.ПоручикСабуров положил«смит-вессон»рядом,стволомот себя, аПлатонради скоротания дорожной скуки негромко затянул песню.
        Вдруглошади,заржав,шарахнулисьвсторону,повозкушвырнулок обочине,Са буров треснулсязатылкомодоску,и вглазахдействительно притуманилось. Марть янудерживалконей,кониприплясывалиихрапели, а Платон Нежданов уже стоял на дороге, взяв ружье на руку, пригнувшись, зыркал туда-сюда.
        Сабуров выскочил,держаревольвер стволомвниз. Хлипконькая двуколка тор говца лежала в обломках, только однауцелевшаяоглобляторчала из кучи расщеплен ныхдосокимочальныхвязок. Возлеваляласьветошьиразная домашняя рухлядь.А лошади не было:так, ошметки - тут клок, там кус,там набрызганокровью, ита ращит уцелевшийглаздлиннаяподряпанная голова. Сгущались сумерки, с болот нап лывал холод.
        - Ваше благородие!- выдохнулурядник,- Эточто ж? И медведьтак не разде лает...
        - Да нет у нас медведей!- закричал Мартьян с облучка.
        - Я и говорю. Но как-то же разделал?
        Онглянул наСабурова,подолголетнейпривычкевоинского человека ожидая командыот старшего, коли уж старший находился тут,но чтопоручик мог прика зать? Он стоял с тяжелымревольвером заграничнойработы в руке, и ему казалось, что из леса пялятся сотни глаз, что там щерятся сотни пастей и в каждой видимо- невидимо клыков,а самон, поручик, маленький и голый, как при явлениина Божий свет из материнского чрева. Древний, изначальный страх человекапередтемнотой и неизвестным зверем всплывализ глубины, туманил мозг. Передглазами секундным промельком вдруг возникло то ли воспоминание, то ли морок - что-то огромное, в твердой чешуе, шипящее, скалящееся...
        Все же он был боевым офицером и, прежде чем отступить, скомандовал:
        - Урядник, в повозку!- запрыгнул сам и крикнул: - Гони!
        Лошади дернули, погонять не пришлось, Мартьян стоял на облучке, свистел душераздирающе, ухал, орал:
        - Залетные, не выдайте! Господа военные, пальните!
        Громыхнулочеркесскоеружье,поручикСабуровподнялревольвери выстрелилдважды.Лошади летеливо весьопор, далеко разносились свист и улюлю канье,страххолодил спину. Богзнаетсколькопродолжалась бешеная скачка,но наконецтройкавлетела в распахнутые настежь ворота постоялого двора,инатолс тыхцепяхзаметались,зайдясьв лае,дваздоровущих меделянских кобеля.
        Хозяинбыл, как все хозяевапридорожных заезжих мест,гдехиляки не сго дятся,- кряжистый, с дикой бородой, жилетка не сходилась на тугом брюхе, укра шенномсеребряной часовой цепкой;на лице извечная готовность услужить чем воз можно и невозможно. Мартьяна онвстретил какдавнего знакомого, но, услышав про лошадиные клочки, покачал головой:
        - Поблазнилось, не иначе. Медведи-волки еще при Катерине перевелись.
        Хозяинстоялуширокогокрыльцарубленного навекавдваэтажа постоялогодвора, держал в руке старинный кованый фонарь, которым при нужде нет рудно ушибить насмерть среднего медведя,ибыл похож на древнюю степную каменную статую, и все вокруг этого былинного кожемяки - дом, конюшня, тын с широкимиворотами,колодец,коновязь,сараи- казалосьосновательным, вековым, успокаивало иободряло. Недавние страхипоказались глупыми, дикая скачка спальбой и крикамисмешнойдаже,стыдной для балканских орлов. И орлы потупились.
        - Ну а все-таки?- не глядя на хозяина, спросил Сабуров.
        - Далеший, дело ясное,- сказал хозяин веско.- У нас их не так чтобы много противВолыни илиМурома- воттам кишмя, но инаши места,чать, христианские, лешего имеем.
        - А ты его видел?- не утерпел Платон.
        - А ты императора германского видел?
        - Не доводилось.
        - Так что же, раз ты егоне видел, его и нет? Люди видели. Естьу нас леший, обитает вроде бы за Купавинским бочагом. Видать, он и созоровал.
        Мартьян,похоже,противтакогообъясненияневозражал.Сдавалось поручику, чтоиПлатонтоже. Сам Сабуроввлешего верилплохо, точнее говоря, не верил вообще,но,как знать, вдруг сохранился от старыхвремен один-единственный и обитает в этихместах? Люди про них рассказывают вторую тысячу лет,отчего слухи эти держатся столь долго и упорно,не бывает ведь дыма без огня?
        В таких мыслях было виновато не иначе это подворье - бревнарубленыи уло жены, как при Владимире Святом, живой огонь мерцает в кованом фонаре, как при Иване Калите,ворота скрипят, как при Годунове онискрипели, словно не существу етза полсотни верстотсюда ни паровозов, ни телеграфа, словноне полсотниверстотсчиталимеж вокзаломипостоялымдвором,аполсотни десятиле тий...
        Поручик Сабуров мотнул головой, стряхивая ссебя оцепенение,звякнули его ордена.
        - Прошлойночью,баяли, огненный змей леталвКупавинский бочаг,- добавил хозяин.- Непременно к лешему в гости.
        Сообщение это повисло в воздухе, не вызвав возражений, что-то не тянуло спо ритьолеснойнечисти, ахотелось поестьизавалитьсянабоковую. Вечеряли нас коро, в молчании,сидя на брусчатых лавках у толстенного стола. Подавала, тоже молча,корявая баба,ввергнувшая урядника в разочарование - он явно надеялся, что хозяйская супружница окажется непригляднее.
        Разошлись.Поручику Сабурову досталась «господская» во втором этаже, с тяже ленной кроватьюи столом, без всякого запора изнутри. «Унас не шалят, нам это ненадобно»,- буркнулхозяин, зажигая на столе высокуюсвечу,- Сабуров ее выговорил за отдельную плату.
        Ктоего знал, не шалятили вовсенаоборот. Темные слухио постоялых дворах кружили по святой Руси с самого их устройства - про матицу, что ночью спускает сянапостельи душит; про тайные дощечки,что вынимаются,дабы просунутьруку с ножомипырнуть;про раздвижныеполовицы, переворотные кровати,низвергающие спящего в ямус душегубами; про всевозможныехитрые лазы, кучитруповвподвалах,а тои пирогисчеловечиной, подаваемые следующим гос тям. В большинстве своем это, понятно, были враки.
        Ивсе же Сабуров положил на стол «смит-вессон» со взведенным курком, а потом,Бог весть почему, вытащил из ножен саблю, недавно отточенную заново, нозазубриныостались,несвестидаже созлатоустовскогоклинка следы встречи с кривым ятаганом или удара о немаканую голову.
        Он поставил саблю устола, чутьпередвинул на другое место револьвер. Непо нятно самому,чего боялся - сторожкий звериныйсон, память отБалкан, позволил бы пробудиться при любом подозрительном шорохе, а местныедушегубы наверняка неук люжее янычар-пластунов.А зверя почуют собаки - во дворекак раз погромыхивали цепи, что-тогрубо-ласково приговаривалхозяин,спуская меделянцев.Ивсерав но- страх,непохожийнавсепрежниестрахи, раздражавший и мучивший как раз потому, что не понять, чего боишься...
        Он проснулся толчком, секундыпривыкал к реальности, отсеиваяявьот кош мара,свечасгорелаедванаполовину,вот-вотдолженбылнаступить рассвет,по томпонял,что пробудилсяокончательно.Протянул руку,сжал рукоятку револьвера и ощутил скорееудивление - настольконесшиеся снаружи звукинапоминали давнеедело,ночной налет янычар Рюштю-бея на балканскую деревушку. Вконюшне бились и кричали лошади - не ржали,а именно кричали; на пределе ярости и страха надрывались псы.
        Потом понял - не то, другое. Дикие вопли принадлежали не янычарам, а до смерти перепуганнымлюдям- и в доме,и во дворе. Опасность, похоже, была всюду. Иеще несся какой-тостранный не то свист, не то вой, не то клекот. Что-то шипело, взвывало, взмяукивало то ли по- кошачьи, то ли филином... да словне было для такихзвуков, и зверя не было, способного их издавать. Но ведь кто-то же там ревел и взмяукивал!
        Поручик Сабуров, нетратя времени на одевание, в одном белье вскочил с пос тели.Головасталаясная,тело всезналонаперед - оннатянул лишь сапоги, сбил кулаком свечу и прижал к стене. От сабли в тесной комнате толку мало, и потому ее Сабуров взял в левую руку, изготовившиськолоть, а правой навел надверь револьвер.Ждал сколотящимся сердцем дальнейшего развития событий, а глаза помаленьку привыкали к серому предрассветному полумраку.
        Лошади кричалипочтиосмысленно. Псы замолкли,но какое-то шевеление продол жалосьводворе; и вопли утихли, но что-то тяжелое иогромное шумно ворочалосьвнизу, вгорнице,грохотало лавками, которыеивчетверомне сдвинуть.
        Поручик Сабуровпередвинулся влевоисапогомвыбилнаружу рамусо стеклами, обеспечив себе отступление. Адскитянуло выпрыгнутьво двор, но безумиембыло бы бросаться влапы неизвестному противнику,неувидев его прежде.
        Дверь отошлачуть-чуть, и в щель просунулось навысоте аршин полутора отпола что-то темное, извивающееся- будто змея, укрыв голову за дверью, верте лав«господской»хвостом.Потомзмея эта,всеудлиняясь,стала уплощаться, и вот уже широкая лента зашарила по стене, по полу, подбираясь к постели,кстолу. Сабуров понял,чтоищутего,ирубаха на спине враз взмокла.Медленно-медленно, осторожно- осторожненько,боясьчем-то потревожитьивспугнутьэтуленту, похо жуюнаязык, поручикпереложил револьвер в левую руку, а саблю в правую. Приме рился и сделал выпад, коротко взмахнул клинком, будто срубал на пари огоньки све чей.
        Темный лоскут отлетел в сторону, лента молниеносно исчезла за дверью, и поручикуспелвыстрелитьвслед.Внизусловнобыотозвалось визгом-воем-клекотом, тяжелым шевелением, итутже совсем рядом громыхнуло ружье. Жив урядник, воюет, сообразил Сабуров, отскочил к окну и выпустил три пулив неясное шевелениево дворе - он не смог бы определить,что видит, одно знал: ни человеком, ни зверем это быть не может.
        Кусочекдвора озарилипрерывистые вспышки пламени,будтозаполыхало что-то в одной из комнат нижнего этажа.
        Огонь разгорался. «Зажаримся тут кчертовой матери,- подумал Сабуров,- нужно начто-то решаться,вотведь как...» Внизу все стихло,только во дворе что-то ворохалось, гарь защекотала ноздри.
        - Поручик!- раздался крик Платона.- Тикать надо, погорим!
        - Я в окно!- заорал Сабуров.
        - Добро, я в дверь!
        И в этот мигсгрохотом рухнули ворота. Сабуров прыгнул вниз, присел, выпря мился, осмотрелся, ноничего уженевидел- что-то темное, большое, низкое скры валось за высоким забором, и что-то - вроде бы смутно угадываемое человеческо етело - волочилось следом, какпленник на арканезаскачущим турком.Сабу роввыстрелил вслед,вряд липопал. Во дворе повозкалежала вверх колесами, земля былав бороздах ирытвинах.Пламя колыхалось в окне хозяйскойкомнаты, вконюш небесновалисьлошади.Сабуровнагнулся посмотреть, на чем онстоит левой ногой,- оказалось, на мохнатом собачьем хвосте, а самих собак нигдене было видно,ниживых, ни мертвых.Поручик кинулся вдом, пробежал через горницу, мимохо домотметив,что неподъемный стол перевернут, а лавки разбросаны. Черепки посуды хрустели под ногами.
        Урядник уже таскал воду ведром из кухонной кадки,плескал вхозяйскую ком нату - там, должно быть, разбилась керосиновая лампаи зажглапостель, занавески, половики. Повалил едкий дым, и они, перхая, возились в этом дыму, наконец затоп таливсе огоньки, забили их подушками, сорвалиголыми руками, обжигаясь, горящие занавески. Вывалились на крыльцо,навоздух, плюхнулись на ступеньки ипереве лидух - измазанные копотью, усыпанные пухом, мокрые. Долго терли глаза, кашляли.
        - Хорошо, стены не занялись. А то бы...
        - Ага,- хрипло сказал поручик.
        Они глянули друг другу в глаза, оба в нижнем белье и сапогах, грязные и мок рые, и поняли,чтодо сих порбыли мелочи, и лишь теперь только настал момент браться за настоящее дело. Мысль эта не радовала.
        - Оно ж их утянуло...- сказал Платон.- Всех. И собак. Собак не видно.
        - Ко мне в комнату - лента...
        - И ко мне. Стрельнул, оно утянулось.
        - Я - саблей...
        - Где ж ее взять...
        - Местности мы не знаем, вот что плохо. Проводника бы нам, какого ни на есть...
        - И подзорную трубу,- сказал Сабуров.- Помнишь, Мартьян говорилпро блаж ного барина, что на звезды смотрит?
        - Помню. Думаете?
        - Да уж смотрит этот барин внебеса не такпросто.Только где жего искать? Черт,ничего не знаем - и где какие деревни и где что...Ну ладно. Давай соби раться.
        Сборызаняли околочаса,а потомонивыехали шагом на неоседланных Мартьяно выхлошадях, приладивсамодельныеуздечки- невеликаявоинская команда. Поопыту своему поручикСабуров знал, как мало значатих ружье и два револьвера, но что поделаешь.
        Наклонившисьсконскойспины,Платонразбиралследы,ивскоре последовало первое донесение:
        - Ну что- какие-никакие, аестьлапы. Илап этих до этакой матери, прости господи - чисто сороконожка. И ясно ведь, что тяжелое, вон воротане выдержали, как через них лезло, а бежит легко. Это как понять?
        А вскоре они наткнулись на место, гдевалялись повсюду клочья собачьей шер сти, обрывкиодежды - и кровь, кровища тами сам... Перекрестились, еще раз помянув несчастливых рабовБожьих,Мартьяна и двухдругих, поименам неизвест ных, и тронулись дальше, превозмогая тягу к рвоте.
        Нервыстали какструны,упадисдеревалист,коснись - зазвенят тревожным и печальным гитарным перебором...
        - Неужто не заляжет,нажравшись?- сквозь зубы спросил Платон и вдруг натянул повод.- А вон там? Ей-богу, вижу! Вижу!
        Но Сабуров и сам уже виделсквозь деревья: что-то зеленое, не веселого тра вяного цвета, а угрюмого болотного, шевельнулось там, впереди, на лугу. У неширо кого ручья паслась пятнистая коровенка, а неподалеку...
        А неподалеку замер круглый блин аршиновтрех впоперечникеи высотой чело веку - ну,под мужскоедостояние, не выше. По краю, по всей окружности блина, чернели непонятныекомки, штукс дюжину,меж ними синие, побольше, числомсполдюжину,а в середине опухольюзеленеловздутиесчетырьмя горизон тальнымичернымищелями,и над ними, на макушкебугорка- будто гроздь из четырех бильярдных шаров, только шары были алые, в черных точках.
        Сабурова вновь замутило,так неправилен, неуместен на зеленом лугу под утренним солнышком,чуждвсейокружающейприроде былэтот живойстрах, словно и впрямь приперся из пекла.
        Блин колыхнулся,множество ножек, сокращаясь, вытягиваясь, понесли его впе редсо скоростьюидущего шагом человека,икоровенка,толькосейчас заметив этонепонятное создание,глуповзмыкнула,вытаращилась,задрала вдруг хвост, собираясь бежать.
        Не успела. Взвихрились черные шишки, оказавшись щупальцами аршин в пять каж дое, жгуты превратились в широкие ленты,и весь пучок оплел корову, сшиб сног, повалил,синиешишкитоже взвились щупальцами,только этибыли покороче и потолще, кончались словно бы змеиными головами, только безглазыми ис длинными пастями,и зубовтам - не перечесть. Зубыи щупальцарвали коровенку, пихаликусками вчерныещели...Рев бедолажнойживотины вмиг затих.
        Сабуров невыдержал,перегнулся с прядавшего ушами коня - все сегодня съеденноеивыпитоерванулось наружу.Рядомтоже самоепроисходило с Платоном.
        - Ну, видел?- прохрипелСабуров,- Куда тамвшашки- опутает, вопьется...
        Платонсоскочилс коня- какниразозлен был,асообразил,что непривыч ныйкрестьянскийконьвыстреловнадухомиспугается.Пробежал десяток шагов до последних деревьев, обернулся:
        - Коней держите, вашбродь! Мне с ружьем сподручнее!
        Дочуда-юда всамом делебыло шагов двести,от револьверов на такой дис танции толку никакого. Урядник приложился. Целился недолго.
        Чудо-юдо от выстрела содрогнулось, зашипело - пуля явно угодила в цель. Алые, в черную крапинку, шары заколыхались, стали подниматься вверх- будто со страшной скоростью вырастали красные цветы на зеленых стеблях. Вот стебли ужевытянулисьнааршин.Шарыкачались,толипринюхивались,толи приглядыва лись,моталисьвразныестороны,ивдругвсепотянулись, наклонились в одном нап равлении - в их сторону, Господи Боже!
        - Урядник, назад!- крикнул Сабуров.
        Но урядник клацнулзатвором, заложил новый патрони выстрелил. Должно быть, он целил в те шары, но промахнулся. Черныеисиние щупальцаодно за другим отры валисьот раскромсанной коровьей туши, чудище шипело, притопывая ногами,словно злилось на свою неповоротливость.Тогдатолькоурядникс разбегу запрыгнул на коня,перехватил поводьяу Сабурова,и они поскакали прочь, пронеслись с полвер сты, оглянулись - никтоне преследовал. Натянули поводья, и кони неохотно остано вились.
        - Ну, видел?- спросилСабуров.- Нет,сабляминикакневозможно. Вплотную не подступишься. Хреновые из нас Добрыни Никитичи, Платоша...
        - Так что ж делать, подскажите, вашбродь! По шарам бить разве что...
        - Одно и останется,- сказал Сабуров.- Аты заметил - ведетоно себя так, будтов негосроду не стреляли, не сразу и сообразило, что оглядеться следует. Непуганое.
        - Господи ты Боже мой!- взвыл урядник. Его конь всхрапнули дернулся.- Ну откуда оно нанашу голову взялось, ипочему непуганое? Не должноего быть, в мать, в Христа, в трех святителей вперехлест через тын! Не должно!
        - Да ори не ори, а оно есть,- сказал Сабуров.- Иположение наше хуже губернаторского вовсех рассмотрениях. Пешкомподходить- не успеемему глядел кирасхлестать. Верхом - лошади подведут, не строевые. Чересчур часто по нему палить, смотришь, и поумнеет, раскинет, что к чему. Засаданужна. А как устроить?
        В ихтревожныемысливорвалсястук копыт, и незадачливыератоборцы поверну лиголовы.Трое,нахлестывая лошадей, скакалинапролом,спрямляя торную изви листую дорогу - снова голубые вездесущие мундиры, стрюки. Но все жеэтобыла вооруженная сила, власть.Сообразив это,поручик дал шенкеля своему коньку, вымахнул наперерез, закричал.
        Кониподтемивзрыликопытами землю,взнесенныерезконатянутыми поводь яминадыбы,заплясали. Ружейныйстволдернулсябыловсторону поручика,но опус тился к руке. Поручик узнал знакомую Щучью Рожу,и сердце упало, на душе стало серо и мерзко.
        - Па-азвольте заметить, что вы, будучи вне строя,тем не менее имеете насебе пояс с револьвером в кобуре,- сказал Крестовский, словно бы ничуть не удивившись неожиданнойвстрече.- И второй револьвер, заткнутый за пояс, проти воречит всякому уставу. Где ваша кепи, наконец?
        Поручик невольно схватился за голову - не было кепина ней,буйной и раскуд рявой;Богзнает,гдекепиоставил,когдауронил.Но невремя пикироваться. Он заспешил, захлебываясьсловами, успевший подъехать урядник вставлял свое, оба старались говорить убедительно ивеско, но чувствовали - выходит сумбурно и несерьезно.
        - Так,- сказалротмистрКрестовский.- Как же,слышал,слышал, чрезвычай нозавлекательныепобрехушки...Оставьте,поручик.Всеэто- очередные происки нигилистов, скажу я вам по секрету. Никаких сомнений. Вы с этим ещене сталкива лись, а мы научены - все эти поджоги, слухи,подложные его императорского вели чества манифесты, золотыми буквамиписанные,теперь вотчудо-юдо выдумали. А цель? Вы, молодой человек,не задумывались, какую цельэтипоползновенияпреследуют?Посеятьпаникуивзбунтовать народонаселение против властей. Позвольте мне, как человеку,приобщенному и опытному,развеять вашизаблуждения. Цельоднау них - мутитьнарод да изготовлять бомбы. Знаем-с! Все знаем!
        Он выдернул из-за голенища сапога свернутую карту и с торжеством потряс еюпередносомпоручика.Сунул обратно - небрежно, не глядя, поторопился разжать пальцы - и карта, скользнув по голенищу, упала на землю. Нижние чины не заме тили, а поручик заметил, но несказал, он подумал, что им с Платоном иметь карту местностисовершенно необходимо, астрюк справится и так, коли ему по службе положено иметь верхнее чутье, как у легавой...
        Сочтя, очевидно, тему беседы исчерпанной, ротмистр обернулся к своим:
        - Рысью марш!
        Ионитронулись,необращая внимания на крики поручика сПлатоном, забыв недавнюю стычку инеприязнь к Щучьей Роже, поручик орал благим матом, ничуть не боясь, чтоего примут за умалишенного, и Платон ему вторил: иначе нельзябыло, наихглазахживые люди,крещеные души,какие-никакие, а человекимчались, несворачивая,прямехонько к нелюдской опасности. Вих воплях ужене было ничего осмысленного- словноживотные кричалинутром, предупреждая соплеменников.
        Нобесполезно. Тривсадникаскакали,не задерживаясь,вотужеза деревьями исчезли голубые мундиры, вот уже стук копыт стал глохнуть... и тут окрестности огласились пронзительным воплем, бахнул выстрел, страшно заржала лошадь,донес сяуженепонятнокем исторгнутыйкрикболиистраха.И наступила тишина.
        Онипереглянулисьипонялидругдруга- никакая силасейчасне заставила бы их направить коней к тому леску.
        Платон пошевелил губами:
        - Упокой, Господи...
        Поручикразвернулмятуюдвухверстку- неплохиекартыимелисьв отдельном корпусе,следовало признать.Даже ручей, чтонеподалеку отсюда, был указан. Три деревни, большая дорога. И верстах в десяти отдельно стоящий дом у самых болот - на негоуказываласиняя стрела, исиняя же линия дом обводила.
        - Вот туда мы и отправимся,- сказал поручик.
        Платон спросил одними глазами: «Зачем?»
        Апоручики сам не зналв точности.Нужноже что-тоделать, ане торчать на месте, нужновыдумать что-то новое. Похоже, в том именнодоме и живетбарин, обозревающийнебесавподзорнуютрубу, чтоподразумевает наличиеизвестной уче ности.А разве вбезнадежном положениипомешает им, запасным строевикам, исчер павшим всю военную смекалку, образованный человек? Вдруг и нет. К тому же была еще одна мыслишка,не доконца продуманная, но любопытная...
        Домоказалсякаменный,нообветшавшийизрядно,облупленный,весь какой- топришибленный,какмелкийчиновничек,которомуненачто опохмелиться,хотя похмелье выдалосьособо гнетущее. Трияблони - остатки сада. Построек нет и в помине, только заросшие травой основания срубов. Одна конюшня сохранилась.
        Они шагом проехалик крыльцу, где бревно заменяло недостающую колонну, оста новились.Прислушались.Домказался пустым.Зеленелисочные лопухи, поблизости звенели осы.
        - Тс!- урядник поднял ладонь.
        Поручик почувствовал - что-то изменилось. Тишина с лопухами, солнцем и осами словно бы стала напряженной.Словно бы кто-то наблюдал заними из-за пыльных стекол, ине сдобрымичувствами.Слишком часто на нихсмотрели поверх ствола, чтобы они сейчас ошиблись.
        - Ну, пошли, чтоли?- сказал поручик и мимоходомкоснулсярукоятки кольта за поясом.
        Платонпринялся спутыватьлошадей,итутзазвучалишаги.Молодой человек всеромсюртуке вышелна крыльцо, спустился на две ступеньки, так что их с пору чиком разделяли еще четыре, и спросил довольно сухо:
        - Чем обязан, господа?
        Недружелюбен он, а в захолустье всегда наоборот,рады новым людям. Ну, мизантроп, быть может. Дело хозяйское.
        Поручикподнялбыло рукуккозырьку,но спохватился,чтокозырек отсутствует вместе с кепи, дернул ладонью, и жест выглядел весьма неуклюже:
        - Белавинскогогусарскогополкапоручик Сабуров.УрядникНежданов сопутст вует. С кем имею честь, с хозяином сего имения, надо полагать?
        - Господи, какое там имение...- одними уголками рта усмехнулся молодой человек.- Вынужденвасразочаровать,господа,если вам необходимбыл хозяин,- перед вами его гость.
        «Аведьоннеотрекомендовался»,-подумалпоручик.Онистояли истуканами, разглядываядругдруга,инаконецнеприветливыйгость, обладавшийтем неменееувереннымиманерамихозяина, нарушил неловкое и напряженное молчание:
        - Господа, вам не кажется, что вы выглядите несколько странно? Простите великодушно, если...
        - Ну что вы,- сказал поручик.- Под стать событиям и вид.
        Гостьнеизвестного хозяина не проявилникакогоинтересак событиям, при ведшим военныхв такой вид. Вновь повисло молчание. Словно осветительная ракета вкромешнойтьмелопнулаперед глазамипоручика, ион заговорил громко, не в силах остановиться:
        - Роставысокого,сухощав,бледен,глаза голубые, белокур,бороду бреет, в движениях быстр, может носить усы на военный манер...
        Полностьюотвечающийэтомуописаниюмолодойчеловекоказался действитель нобыстр вдвижениях - в его руке тускло блеснул металл, но еще быстрее в руках урядника мелькнул ружейный приклад, и револьвер покатился по ступенькам вниз, где поручик придавил его ногой. Платон насел на белокурого, сбил его с ног и стал вязать поясом, приговаривая:
        - Не вертись, ирод, турок обратывали...
        Поручикневстревал,видя,чтоподмогинетребуется.Онподнял револьвер - паршивенький«бульдог» - осмотрел и спрятал в карман. Декорации обозначились: палилосолнце, звенели осы, наверхнейступеньке помещался связанный молодой человек, охраняемый урядником, а шестью ступеньками ниже - поручикСабуров.Ну, илошади- безречей,как пишутвтеатральных программках.
        Положение было самое дурацкое. Поручик вдруг подумал, что большую часть сво ейдвадцатитрехлетнейжизнипровел средиармейских, военных людей,и людей всех прочих сословий исостояний, вроде вот этого, яростно зыркающего глазищами, просто-напросто не знает, представленияне имеет, чем они живут, чегоот жизни хотят, что любят и что ненавидят. Онпоказался себе собакой, не умеющейговоритьнипо- кошачьи, нипо-лошадиному,апора-то вдруг настала такая, что надо знать языки иных животных...
        - Нехорошона гостей-то с револьвером,- сказалПлатон связанному.- Нешто мы в Турции? Ваше благородие, ей-Богу, о нем жандармы речь ивели. За него вас и приняли, царство ему небесное, ротмистру, умный был, а дурак...
        - Да я уж самвижу,- сказал поручик.- А вот что нам снимделать, скажи на милость?
        - А выеще раздумываете,господажандармы?- рассмеялсяим в лицо пленник.
        - Что-о?- навис над ним поручик Сабуров.- Военных балканской кампании при нимать за голубых крыс?
        - Кончайте спектакль, поручик.
        Ихоть кол емунаголове теши- ничего не добились иза подлинных военныхпринятынебыли,оставаясьв рангезамаскированныхжандармов. Потеряв шивсякое терпение,они матерились иорали,тряслиунего перед глазамисвоимибумагами- онлишьухмылялсяидразнился,попрекая бесталанной игрой. Рассказывали про разгромленный постоялый двор, про жуткий блин сщупаль цами, пронелепуюкончинуротмистраКрестовскоговкупес нижними чинами отдель ного корпуса- как об стенку горох, разве что в глазах что-тозажигалось.Какв горах- шагали-шагали и уперлись рылом в отвесные скалы,и вправо неповернуть, и слеване обойти, остается убираться назад несолоно хлебавши, а драгоценное время бежит, солнце клонится...
        - ДавтакуюБогородицу!- взревелПлатон.- Будьэтоязык мусульманский, он бы у меня давно пел, как кот накрыше, а такой, свой - ну что с ним делать? Хоть ремни ему из спины режь - в нас не поверит!
        Ясно было, что все так и есть - не поверит. Нету пополнения у невеликой воинской команды, выходит, что и не будет, игра идет при прежнемраскладе с теми же ставками, гдеу них - медяк против горсткизолотых, двойкипротив козырей и картинок...
        - Ладно,- сказал поручик, чуя в себе страшную опустошенностьи тоску. - Развязывайего,итронемся.Время уходит.Аунасмалоего.Еще образованный, должно быть... Что стал? Выполняй приказ!
        Развязали Фому неверующего и в молчании взобрались наконей.Поручик, немно гоотъехав,зашвырнулвлопухи «бульдог»и не выдержал,крикнул с мальчишеской обидой:
        - Подберешь потом, вояка!А еще нигилист,жандармовонгробит!Тут такая беда...
        В горле унегобулькнуло,он безнадежно махнул рукойиподхлестнул коня. Темно все быловпереди, темно и безрадостно, и умирать не хотелось, и отступать
нельзя никак,совестьзаест; ион не сразу понял, что вслед им кричат:
        - Господа! Ну, будет! Вернитесь!
        Быстрый в движенияхнигилист поспешалза ними, смущенножестикулируя обеими руками. Они враз остановили коней.
        - Приношу извинения, господа,- говорил, задыхаясь от быстрогобега, чело веквсеромсюртуке.- Обстоятельства, понимаете ли...Находиться в положении загнанного зверя...
        - Сам,поди,себяв такое положениеизагнал,- буркнултяжело отходивший от обиды Платон.- Неволил кто?
        - НеволитРоссия,господин казак,- сказал тот.- Вернее, Россия в неволе. Под игом увенчанного императорской короной тирана. Народ стонет...
        - Это вы бросьте, барин,- угрюмосказал урядник.- Я присягу давал. Импера торестьБожийпомазанник,потомуиследуетсовсемвозможным почтением...
        - Ну а вы?- Нигилист ухватил Сабурова за рукав помятого полотняника.- Выжечеловек,получивший некотороеобразование, развевы не видите, не осозна ете,чтоРоссиястонетподигомнепарламентскогоправления? Все честные люди...
        Поручик Сабуровуставился в землю, покрытую сочнымилопухами. Унего былоощущение, чтос ним пытаютсяговоритьпо-китайски,давдобавоко богословии.
        - Вы, конечно, человек ученый, это видно,- сказал он неуклюже.- А вот говорят,чтовас,проститевеликодушно,нанялирадисмутыжидыи полячишки... Нет, я не к тому, что верю в это, говорят так, вот и все...
        Нигилист всером захохотал,запрокидывая голову.Хороший был унего смех, звонкий, искренний, и никакне верилось, что этот ладный, ловкий, так похожийна Сабуровачеловекможет запродаться внешним врагам для коварных усилий по разру шению империи изнутри. Продавшиеся, в представлении поручика, былискрючившимися субъектамисбегающими глазками,крысинымилицамии жадными растопыреннымипальцами- вродеразоблаченныхшпионовтурецкой стороны, которых он в свое время приказал повесить и ничуть не маялся оттого угрызениямисовести. Нет,тебылисовершеннодругими- выли,сапоги целовали... Этот, в сюртуке,на виселицу пойдет, как полковник Пестель. Что же выходит, есть ему что защищать, что ли?
        - Не надо,- сказал поручик.- При других обстоятельствахмне крайне любо пытнобыло бывас выслушать. Но положение натеатре военныхдействий отвлеченных разговоров не терпит... Кстати, как же вас все- таки по батюшке?
        - ВоропаевКонстантинСергеевич,- быстросказалнигилист,и эта быстрота навела Сабурова на мысль, чтопри крещенииимя тому давали все же другое. Ну да Бог с ним, нужно же его хоть как-то именовать...
        - Значит, и Гартмана вы - того...
        - Подлогосатрапа,которыйприказалсечьзаключенных,- сказал Воропаев, вздернув подбородок.- Так что вы можете... по начальству...
        - Полноте, Константин Сергеевич,- сказал Сабуров.- Недо того, вы уж там самис ними разбирайтесь... Наше дело другое. Представляете, что будет, если тварь эта и далее станет шастать по уезду? Пока власти зашевелятся...
        - Да уж, власти российские, как указывал Герцен...
        - Вы вот что, барин,- вклинился Платон.- Может, у вас, как у человека умс твенного, есть соображения, откуда эта казнь египетская навалилась?
        - Соображения... Да нет у меня соображений. Знаю и так, понимаете ли...
        - Так откуда?
        - Если желаете, сейчас иотправимся посмотреть. Вы позволите, господин командир нашего партизанского отряда, взять ружье?
        - Почелбынеобходимым,- сказалСабуров.Воропаеввзбежалпо ступенькам и скрылся в доме.
        - Что он, в самом деле бомбой в подполковника?- шепнул Платон.
        - Этот может.
        - Как бы онв нас чем из окна не засветил, право слово. Будут кишки на ветках колыхаться...
        - Да ну, что ты.
        - Больно парень характерный,- сказал Платон.- Такой шарахнет. Ну да, раз сам мириться следом побежал... Ваше благородие?
        - Ну?
        - Непохож он на купленного. Такие если в драку, то уж за правду. Только вотнеладно получается.С однойстороны - есть заним какая-топравда, прики нем.А с другой - как же насчет священнойособы государяимператора, коей мы при сягу ставили?
        - Господи, да не знаю я!- сказал в сердцах Сабуров. Показался Воропаев с дорогим охотничьим ружьем.Ониповернулись было к лошадям,ноВоропаев показал:
        - Вот сюда, господа. Нам лесом.
        Они обошли дом, оскользаясь на сочных лопухах, спустились по косогору и дви нулисьлесомбез дороги. Сабуров,глядявзатылоквпереди шагавшему Воропаеву, рассказывалвподробностях, как все обстояло на рассвете,как сдурупринял страшнуюсмертьвеликий любитель уставаи порядкаротмистр Крестовский со прис ными.
        - Каждомувоздаетсяподеламего,- сухосказалВоропаев,не оборачиваясь.- Зверь. Там с ним не было такого кряжистого в партикулярном?
        - Смирнов?
        - Знакомство свели?
        - Увы,- сказал Сабуров.
        - Значит, обкладывают... Ну да посмотрим. Вот, господа.
        Деревья кончились, и начиналось болото - огромное, даже на вид цепкое и глу бокое.И саженях в трехот краешкасухой твердойземли из буройжижи торчало, возвышалосьнечтостранное - словно быверхняя половина глубоко ушедшего вбо лото огромного шара, и по широкой змеистойтрещине видно, что шар внутри пуст. Полное сходство с зажигательной бомбой, чтобыла наполнена горючей смесью, апотом смесьвыгорела, разорвав приэтом бомбу- иначе почемуневиданный шар густо покрыткопотью, окалиной и гарью? Толькотам, где края трещины выверну лонаружу, виден естественный,сизо-стальнойцвет шара.
        Поручикогляделся,ища камень.Не усмотревтакового, направилтуда кольтипотянулспуск.Пулясрикошетиласлязгомизвоном,какот первосортной броневой плиты, взбила в болоте фонтанчик бурой жижи.
        - Бомба, право слово,- сказал Платон.- Только это ж какую нужно пушку - оно сажени три шириной, поди... Такой пушки и на свете-тонет, царь-пушка и то не сдюжит.
        - Вот именно, у нас нет,- сказал Воропаев.- А на Лунеили наМарсе, вполне вероятно, отыщется.
        - Эт-то как это?- У казака отвалилась челюсть.
        - Вам,господинпоручик, не доводилось читывать роман французаВерна «Из пушки на Луну»?
        - Доводилось, представьте,- сказалСабуров.- Давалчитать поручик Кессель. Он из конной артиллерии, знаете ли,такчто сочинение это читал в целях профес сиональноголюбопытства. И мнедавал.Лихо завернулфранцуз, ничего не скажешь. Однако это ведь фантазия романиста...
        - А то, что вы видите перед собой - тоже фантазия?
        - Но как же это?
        - Как жеэто?- повторилза Сабуровыми Платон.- Ваше благородие, неужто можно с Луны на нас бомбою?
        - А вот выходит, что можно,- сказал Сабуров в совершенном расстройстве чув ств.- Как ни крути, а получается, что можно. Вот она, бомба.
        Бомбадействительно торчала совсем рядом, и донее прижелании легко былодобросить камнем. Она убеждала без всяких слов. Очень уж основательная была вещь. Нет на нашей грешной земле такой пушки и таких ядер...
        - Яне спал ночью, когда она упала,- сказал Воропаев.- Я... м- м... зани мался делами, вдруг - вспышка, свист, грохот, деревья зашатало...
        - Мартьян болталпроогненного змея,- вспомнилПлатон.- Вотон, змей...
        Все легкоскладывалосьодно к одному, каксобираемыйумелыми руками ружей ныйзатвор- огненныйзмей,чудовищных размеровбомба,невиданное чудо-юдо,фран цузский роман; всесиделопомерке,как сшитыйназаказ мундир...
        - Я бы этим, на Луне, руки-ноги поотрывал вместе снеудобосказуемым,- мрачно заявил Платон.- Вроде какесли бы я соседу гадюку в горшке водвор заб росил. Суки поднебесные...
        - А если это иесть лунныйжитель, господа?- звенящим от возбуждения голосом сказал Воропаев.- Наделенный разумом?
        Они ошарашенно молчали.
        - Никак невозможно, барин,- сказал Платон.- Чтоже он, стерва, жрет всех подряд, какой уж тут разум?
        - Резонно,- сказал Воропаев.- Лунную псину какую-нибудь засунули ради научного опыта...
        - Я вот доберусь, такой ему научный опыт устрою - кишки по кустам...
        - Ты доберись сначала,- хмуро сказал Сабуров, и Платон увял.
        - Кночиутонет,- сказалВоропаев.- Вот,дажезаметно,как погружается. И никак его потом не выволочь будет, такую махину.
        - И нечего выволакивать,- махнул рукой Платон.
        - Вотчто,господинВоропаев,- началСабуров.Оннепривык к дипломатии, и потому слова подыскивалисьс трудом.- Я вотчто подумал... Тварьэту вы не видели, а мы наблюдали. Тут все непо- суворовски - и пуля дура, и штык вовсе бесполезен. Не даст подойти, сгребет...
        - Что же вы предлагаете?
        - Поскольку господина Гартманавы,как бы деликатнее...использовав бомбу... я ирешил, чтов места этивы, быть может, укрылись приготовить схожий сна ряд..
        Что вы ночью-то мастерили, а?
        Ипо глазамнапрягшегосявраздумьеВоропаева Сабуровобостренным чутьем ухватил: есть бомба в наличии, есть!
        - Я, признаться,не подумал, поручик...- Нигилистколебался.- Это вещь, которая, некоторым образом, принадлежит не мне одному... Которую я дал слово товарищам моим изготовить в расчете на конкретный и скорый случай... И против чести организации нашей будет, если...
        - Апротив совеститвоей?- Сабуров развернулся к немукруто.- А насчет тогонарода, которыйэтатварьв клочки порвет,насчет него как? Россия, народ - не ты рассусоливал? Мы где, в Китае сейчас? Не русский народ оно в пасть пихает?
        - Господи!- Платон бухнулся наколени и отбилпоклон.- Ведь барин дело требует!
        - Встаньте, что вы,- бормотал Воропаев,неловкопытаясь его поднять, но урядник подгибал ноги, не давался:
        - Христом богом прошу - дай бомбу! Турок ты, что ли? Не дашь - весь дом перерою, а найду, сам кину!
        - Хотите,иярядомвстану?- хмуро спросилСабуров,чуя,какое внутреннее борениепроисходитвэтомчеловеке,ипытаясьэтоборение усугубить в нужную сторону.- Сроду бы не встал, а вот приходится...
        - Господа,господа!- Воропаевпокраснел, на глаза даженавернулись слезы.- Что же вы на колени, господа... ну согласен я!
        ...Бомбаимела облик шляпнойкоробки,обмотаннойхолстинойитуго перевязаннойкрест-накрест; черный пороховой шнурок торчал сверху, Воропаев везеев мешкенашеелошади,СабуровсПлатоном сперва держалисьв отдалении, потом привыкли.
        Справа былочистое поле,ислева - поле с редкими чахлыми деревцами, унылыми лощинами. Впереди, навзгорке, полоскалеса,- иза ним- снова открытоеместо, хотьзадавайкавалерийскиебаталиисучастиеммногих эскадронов.Животыподво дило,ивсевнутрихолоделоотпронзительной смертной тоски,плохо совмещавшейся с мирным унылым пейзажем,и оттого еще более сосущей.
        - Куда ж оно идет?- тихо спросил Сабуров.
        - Идетоно на деревню,больше некуда,- сказал Платон.- Помните, по карте, ваше благородие? Такого там натворит... Так что нам выходит либо пан, либо про пал. В атаку - и либо мы его разом, либо оно нас.
        - С коня бросать - не получится,- сказал Воропаев.- Кони понесут...
        - Так мы встанем в чистом поле,- сказалСабуров отчаянно изло.- На пути встанем, как деды-прадеды стаивали...
        Они въехалина взгорок.Там, внизу, этак в полуверсте,страшный блин сколь зилпо желто-зеленой равнине,удалялся от них,поспешал по невидимой прямой в сторону невидимой отсюда деревни.
        - Упредить бы мужиков...- сказал Платон.
        - Ты поскачешь?- зло спросил Сабуров.
        - Да нет.
        - А прикажу?
        - Ослушаюсь. Вы уж простите, господинпоручик, да как же я васброшу? Не по-военному, не по-русски...
        - Тогдапомалкивай.Обойдемвонтам,у берез.- ПоручикСабуров задержался на миг, словно пытаясь в последний раз вобрать в себя все краски, все запахи земли.- Ну, вгалоп!ГосподинВоропаев, наваснадежда, уж сработайте на совесть!
        Онидалекообскакалистороной чудище, соскочили на землю, крикамии ударами по крупам прогнали коней, встали плечом к плечу.
        - Воропаев,- сказалСабуров,- бросайте, если что, прямо под ноги! Либо мы, либо оно!
        Чудо-юдо катилось на них, бесшумно, как призрак, скользилонад зеленой травой и уже заметило их, несомненно,- поднялись на стебельках вялые шары, свист-шипенье-клекотпронеслисьнадполем;зашевелились,расправляясь, клубкищупалец,ононе задержалобега,нинамиг неприостановилось. Воропаевчиркнулсразунесколькимиспичками,поджегсмолистуюдлинную лучинку, и она занялась.
        Поручик Сабуров изготовился для стрельбы,и в этот мигна него словно нахлы нули чужая тоска,непонимание окружающего излоба, но не человеческие это были чувства, а что-то животное, неразумное. Онсловно перенесся на миг в иные,нез накомыекрая - странноефиолетовоенебо,вокруграстетиз черно- зеленойземличто-токрасное,извилистое,желтое,корявое, сметанно-белое,заго гулистое,шевелится,нина чтонепохожее,что-то тяжелоеперепархивает,проле тает, и всеэтоне бред, не видение, все это есть - где-то там, где-то далеко, где-то...
        Сабуров стряхнул это наваждение, яростно, безпромаха сталпалитьиз обоих револьверов по набегающему чудищу.Рядом загромыхало ружье Платона, а чудище набегало, скользило, наплывало, как ночной кошмар, и вот уже взвились щупальца, взмылисетью, заслоняя звуки и краски мира, пахнуло непередаваемо тошнотвор нымзапахом,бойкиревольверовбесцельноколотиливкапсюли стреляныхгильз, и Сабуров, опамятовавшись,отшвырнув револьверы, выхватил шашку,занес, что- томелькнуло в воздухе, тяжело закувыркалось,грузное и дымящее...
        Громоподобный взрыв швырнул Сабурова втраву, перевернул,проволочил; словно быгорящие кускивоздухапронеслись над ним, словно бы белесый дым насквозьпронизалеготело,залепиллицо,вушахнадрывалисьямские колокольцы, звенела сталь о сталь...
        А потом он понял, что живи лежит на траве, авокруг тишина, но не от конту зии, а настоящая - потому что слышно, как ее временами нарушает оханье. Поручик встал. Охал Платон, уже стоявший на ногах, одной рукой он держалза серединувинтовку, другойсмахивалс щеки кровь. И Воропаев,которыйне Воро паев, уже стоял, глядя на неглубокую, курившуюся белесой пороховой гарью воронку. А вокруг воронки...
        Даничего там небылопочти.Так,клочки, ошметки, мокрые охлопья, густые брызги.
        - А ведь сделали, господа,- тихо, удивленно сказалпоручик Сабуров.- Сде лали...
        Он зналнаверняка: что бы он дальшев жизнини свершил, чегобыни достиг, такихпронзительных минутторжестваиупоениянебудет больше никогда. От этого стало радостно и тут же грустно, горько. Все кончилось, но они-то были.
        - Скачут,- сказалПлатон.- Ишь,поди,целый эскадрон подняли, бездельники. .
        Изтоголесочкана взгорке вылетеливерховыеи,рассыпаясь лавой, мчалиськ ним - человекдвадцатьв лазоревыхмундирах,того цвета, чтонелюбил один пору чикТенгинского полка, оставшийся молодым навечно. Триумфальные минутыотошли, холодная реальность Российской империи глянула совиными глазами.
        - Это по мою душу,- сказал Воропаев.- Что, господа,будетпохуже лунного чуда-юда. Ничего, все равно убегу.
        К ниммчались всадники, а они стоялиплечомкплечуисмотрели- Белавинско гогусарского полкапоручикСабуров(палподМукденом в чине полковника, 1904), нигилист с чужойфамилией Воропаев(казнен попроцессу первомартовцев,1881), Кавказскоголинейногоказачьеговойскаурядник Нежданов (помер отводки, 1886) - смотрели равнодушнои устало,как жены послестрады, какратоборцыпослетяжелойсечи.Главноебылопозади, осталисьскучныехлопотыобычногодняидосадныесложностибытия российского, иврядликомуиз нихеще случится встретиться сжителями соседних или отда ленных небесных планет...
        Всему своевремя,ивремявсякойвещипод небом.Такутверждали древние, но это утверждение, похоже, не для всего происходящего в нашем мире справедливо.