Зеркало Олег Малахов
        Андрей Василенко
        Малахов Олег & Василенко Андрей
        Зеркало
        Олег МАЛАХОВ и Андрей ВАСИЛЕНКО
        ЗЕРКАЛО
        Этот рассказ я посвящаю Наташеньке Свирюковой, которая, сама того не подозревая, подала мне ту замечательную идею, что легла с основу сюжета.
        Олег Малахов, 09.01.99.
        Телефонный звонок прорезал тишину, царившую в квартире. Этот высокий и резкий звук быстро вывел Ярова из состояния оцепенения.
        - Да, - немного сонным голосом сказал Яров, подняв телефонную трубку.
        - Федор Тимофеевич, здравствуйте, - последовал ответ, - Что, не узнаете?
        - Да не особенно, - ответил Яров, который действительно никак не мог понять, кто же это звонит и отвлекает его столь наглым образом.
        - Презентацию последнего компакт-диска помните? Которая два месяца назад...
        - Ну, - оборвал Яров.
        - Я к вам подходил там. По поводу новой группы...
        - Помню, - произнес Яров, - Я обещал вам прослушивание?
        - Не мне, а группе, которой я занимаюсь...
        - Ну это понятно, - еще более грубо оборвал звонившего Яров, - Короче, приезжайте ко мне на студию. Там и поговорим.
        - Ребят мне с собой брать?
        - Каких ребят?
        - Группу мою...
        - Не нужно. Берите фонограмму, и мы спокойно ее прослушаем.
        - Так нет фонограммы.
        - Что значит нет? - уже раздраженно произнес Яров, - Вам что, негде записаться?
        - Да..., - ответил собеседник, - Слушайте, может, я не вовремя звоню? Может, я вас отвлекаю?
        - Кстати, откуда у вас мой телефон? - вопросом на вопрос ответил Яров.
        - Так вы ж мне сами его дали, - удивленно сказал звонивший, - На презентации.
        - Чего-то не помню... Хотя, на презентации, особенно в конце, я мог и не такое сделать... - Ну, это да... - засмеявшись, произнес собеседник, - Это бывает.
        - Ладно, - сказал Яров, - У вас есть адрес моей студии?
        - Есть. Вы и его мне тоже дали.
        - Хорошо... Сможете завтра ко мне подъехать? Часиков в одиннадцать?
        - Можно. Время-то есть. Было бы у вас желание...
        - Ну, я же обещал.
        - Значит, так и сделаем. Завтра, в одиннадцать часов, у вас на студии. Приеду с ребятами.
        - Отлично, - сказал Яров, - До завтра...
        - Спасибо. До свидания.
        - Угу, - промычал Яров и тут же повесил трубку.
        "Да... Пить надо меньше, - подумалось ему, - Сам дал этому шизику свой домашний телефон, да еще и адрес студии. Он теперь, наверное, на каждом углу будет рассказывать, что не такой уж я плохой, каким кажусь на первый взгляд."
        Яров поднялся с дивана и направился на кухню.
        "Надо бы отрубить телефон... Им же что говори, что не говори - все равно звонить будут. Конечно, без меня и дня не проживут... Ни минуты покоя!.. Может коньячку хлебнуть? Для храбрости. Все же, как не крути, нервничаю я. А с коньячком-то и полегче будет... Хотя, какой на хрен коньяк. Ведь ясно ж сказано - ни капли спиртного".
        Дойти до кухни Ярову, однако, не удалось. Телефонный звонок вновь, как нежданный гость, взорвал тишину квартиры.
        - Вот черт!!! - воскликнул Федор Тимофеевич и вернулся в комнату. Затем рывком снял телефонную трубку с рычага.
        - Да, - произнес он.
        - Алло! Федор Тимофеевич, это вы?
        - Да, - ответил Яров и закрыл глаза от нахлынувшего бешенства. Звонил тот же кретин.
        - Это снова я. Насчет группы...
        - Понял!
        - Тут, понимаете, какая проблема... Не смогут мои ребятки завтра к вам подъехать. Они сегодня новую композицию вместе пытались написать. Ну и дописались до чертиков. Я им звоню, а они и лыка не вяжут.
        - Очень хорошо, а я-то здесь причем? - Яров начал наматывать провод трубки на палец.
        - Так я говорю - не смогут они завтра к вам подъехать. Им же еще отойти надо. Тут не до деловых встреч...
        Может, я один подъеду?
        - Послушайте, что вам от меня, в конце концов, надо? - не выдержав, заорал Яров. Копившееся весь день напряжение просто умоляло дать волю эмоциям. И Яров решил сделать такой подарок своей нервной системе.
        - Я ж вам ясно, на чистом русском языке сказал - приезжайте!!! Раз уж собрались - приезжайте! Меня мало волнуют алкогольные проблемы ваших ребят...
        - Простите, я, видимо, вам помешал, - произнес звонивший заметно упавшим голосом, - Я позже перезвоню.
        Тут Яров просто озверел.
        - Слушайте, катитесь вы... Со своим ансамблем... Еще раз позвоните, и уже точно не один нормальный продюсер за вас не возьмется! Гарантирую! - с этими словами Яров повесил трубку. Затем нагнулся и вырвал телефонный шнур из розетки.
        - Теперь ты заткнешь свою пасть, скотина! - прокричал он в пустоту, Достал!..
        Федор Тимофеевич перевел дыхание. "Так... Спокойствие и еще раз спокойствие. Совсем нервы сдали... Так нельзя. Мне сегодня так совсем нельзя. Иначе все псу под хвост".
        ***
        - Ну что, братец, догадался наконец-то отключить телефон? - с усмешкой произнес Ким и, недобро улыбаясь, прибавил, - Чего-то у тебя лицо какое-то бледное.
        - Когда ты вошел? - вздрогнув, спросил Яров, - Я даже и не заметил.
        - Да ты, по-моему, уже вообще ничего не видишь и не замечаешь. Последние мозги от страха спекаются, ответил Ким.
        - Тебе-то легко говорить, - с горечью сказал Яров, - Тебе не нужно во все это лично влезать. На моем горбе хочешь въехать.
        - Да что ты говоришь? - деланно всплеснул руками Ким, - Бедный ты мой и несчастный... Старший брат из кожи вон лезет, чтобы жизнь твою устроить, а ты даже помочь ему не можешь по-человечески. Вот она благодарность!
        - Ладно, извини, - примирительно сказал Яров, - Сам понимаешь, что у меня сейчас с нервами.
        - Пора бы давно привыкнуть, - жестко произнес Ким, и губы его сложились в тонкую линию, а глаза приобрели холодный блеск, - Ты сам всего этого хотел. Я лишь исполняю твое пожелание.
        - Я же уже извинился, - зло проговорил Яров, - Давай мы оба успокоимся и приступим к делу.
        - Ты хочешь сказать, что это тебе надо успокоиться. Я-то давно спокоен, Ким склонил голову набок, и лицо его исказила гримаса брезгливости, По-моему, ты сегодня малость выпил...
        - Нет. Ты же просил меня в такие дни не пить, - спокойно произнес Яров, хотя сердце у него затрепетало.
        - Выходит, что мои просьбы на тебя теперь не действуют, - Ким продвинулся немного вперед. - Ну почему же... Действуют. Еще как... - в голосе Ярова чувствовалась неуверенность.
        - Нет, мой дорогой. Не действуют. Я же явно чувствую, что ты пил.
        - Не пил, - упрямо произнес Яров, - И не собирался.
        - И в мыслях не было? - на лице Кима вновь появилась злая усмешка.
        - Не было, - сказал Яров.
        - Не забывай - я все вижу, все чувствую, все ощущаю...
        - Ты за мной следишь?
        - А ты как думал... Слежу, конечно. Ты же совсем неуправляемый стал.
        - Так ты все это время был здесь? - видно было, что Яров пришел в сильное смятение.
        - Был, - сказал Ким.
        - Но... Как ты мог?.. Это же невозможно.
        - Теперь возможно. Еще как возможно.
        Яров растерянно посмотрел прямо в глаза Киму и попытался встать со стула.
        - Ты куда это? - угрожающе спросил Ким, - Я только начал... Ты совершил ошибку. Нарушил мой запрет.
        Нажрался, как свинья...
        - Я только немного выпил! - выпалил Яров.
        - Вот... Теперь уже орешь на меня. Выпил он немного... Отец тоже тогда немного выпил. А потом...
        - Послушай, я понимаю, что не прав и обещаю, что больше это не повторится, - поспешно прервал брата Яров.
        - Еще как повторится! - Ким перешел на крик, - Сиди на месте и слушай! Причем, внимательно и не перебивая. С тобой, между прочим, старший брат разговаривает.
        - Успокойся... Я не ребенок, чтоб на меня так орать, - сказал Яров, еще раз посмотрев на Кима.
        - Если ты и ушел от уровня ребенка, то не намного. Короче, придется тебя наказать, чтобы впредь не повадно было.
        - Не надо... - у Ярова непроизвольно приподнялись руки, как будто он пытался защититься.
        - Надо, братец. Сам же потом мне благодарен будешь. Ты же всегда оставался мне благодарен, так ведь?
        - Да... Всегда. Но сейчас, я тебя умоляю, просто успокойся, и давай нормально поговорим.
        - О чем мне с тобой, уродом, разговаривать? Ты только один язык понимаешь - язык кнута. Пряником не тебя действовать бесполезно. Отец был идиотом. И ты такой же. И оба принесли только неприятности. Мне и маме...
        - Ким, остановись, я прошу... - Яров начал впадать в панику.
        - Сядь ровно и приготовься, - холодно и безо всяких эмоций сказал Ким. Весь его пыл как будто сошел на нет.
        - Ким, прекрати... - Яров вдруг почувствовал, что по щекам невольно покатились слезы, - Я не хочу!
        Пожалуйста... Прости меня! Я не заслужил...
        - Мне лучше знать, - с этими словами, Ким начал приближаться.
        - Уйди, гад! - заорал вдруг Яров, даже удивившись своей смелости, и вскочил со стула, - Пошел вон! Ты не человек - ты ничто, пыль, прах!!! Ошибаешься, родной, - тон Кима был крайне спокойным, - Вот как раз я человек. В отличие от тебя.
        Яров стоял посреди комнаты. Слезы уже потоком лились по его небритым щекам. Он был в диком ужасе, и это чувствовалось в каждом его движении и слове:
        - Ким... Кимушка... Родной... Ты же мой брат, - Федор Тимофеевич начал медленно становиться на колени, Перестань. Ну, пожалуйста... Пожалуйста, руки Ярова молитвенно поднялись к брату, - Я все понял... Это я и только я во всем виноват. Я всегда во всем виноват. Всегда... И только я.
        - Верно, - с улыбкой, которую можно было даже назвать доброй, произнес Ким, - Кое-что ты уже понял. Но не все. Судьбу изменить нельзя. Однако изменить человека можно. Даже такое мерзкое животное, как ты.
        Яров ощущал себя беззащитным ребенком перед своим братом. Он рыдал и его, бывшая до этого связной, речь превратилась в невнятное лепетание. Это был панический страх.
        - Встань с колен, - повелительно сказал Ким, - Встань и прими наказание. Будь мужчиной хотя бы раз в жизни.
        Яров распластался на полу и боялся даже пошевелиться. Его тело сотрясали рыдания.
        - Что ж, лежи, если хочешь. Ты же совсем как ребенок. Думаешь, что раз ты меня не видишь, значит спрятался в свою скорлупу и может даже уйдешь от наказания... А ведь не уйдешь, - голос Кима прозвучал совсем рядом с Яровым. Почти около самого уха. Несчастный мелко задрожал и еще более сжался. Теперь поза, в которой он лежал на полу, очень походила на позу зародыша в утробе матери.
        - Бедный мой мальчик, - нежно произнес Ким, - Чего же ты так боишься? Будет немного больно, а потом все обязательно пройдет. И ты уснешь... Увидишь маму, она тебя приголубит и пожалеет. Она-то тебя любит. Она только папу не любит. Да и меня...
        Последнее, что услышал Яров, был звон разбившегося зеркала...
        ***
        - По-моему, его вообще дома нет, - сказал Толик, убирая от уха сотовый телефон, - Как вы думаете, Альберт Семенович?
        - Да кто его, идиота, знает, - проворчал Рывкин, - Небось, опять один в своей вонючей квартире сидит и нажирается. А мы беспокоиться должны...
        - Он вроде говорил, что у него творческий процесс начался, - явно иронизируя, произнес Толик.
        - Запой у него, а не творческий процесс! - в сердцах сказал Рывкин, Звякни еще раз - может, очухается и трубку возьмет. А то ж ведь мы в квартиру войти не сможем. Дверь-то у него железная.
        Толика дважды упрашивать не пришлось, однако попытка успехом не увенчалась. Трубку никто не брал.
        - Бесполезно, - махнув рукой, сказал Толик и швырнул сотовый на сиденье автомобиля.
        - Ладно, давай сами чего-нибудь сообразим, - Рывкин посмотрел на Толика, Может, откроем...
        - Ага, откроешь ее... Железную-то, - возразил Толик.
        - Ну что, милицию теперь вызывать?.. Шеф нас, когда проспится, точно убьет.
        - А если через окно? - спросил Толик.
        - Лезь, - безразлично произнес Рывкин, в котором эта идея особого энтузиазма не вызвала, - Я точно не полезу.
        - Всего-то второй этаж... Вы же сможете.
        - Погибели ты моей хочешь, - Рывкин грустно улыбнулся, - Хотя выхода другого, конечно, нет.
        - Вот и я о том же.
        Альберт Семенович открыл дверцу машины.
        - Эх, на тот свет-то как не хочется, - сказал он, и с тоской посмотрел на окна квартиры Ярова.
        ***
        - Я рассказала все следователю... И уж, конечно, расскажу все это вам, Ярова попыталась закурить, но зажигалка никак не хотела повиноваться ее дрожащим рукам.
        - Давайте помогу, - сказал Альберт Семенович и взял зажигалку.
        - Спасибо, - Ярова прикурила, - Вы первым очутились тогда в квартире сына... Вы сами все видели. Каково ваше мнение?
        - Ну... - протянул Рывкин.
        - Вот только не надо щадить мои чувства, - сказала Ярова, - В милиции мне все более-менее рассказали, я тело опознавала... Так что говорите.
        - Крови было много, - произнес Рывкин, - Это первое, что я увидел. Федор Тимофеевич лежал на полу. Горло его...
        - Это я знаю, - перебила Ярова, - Но что насчет зеркала?
        - Его горло было перерезано осколком зеркала. А само зеркало разбито.
        - И больше ничего?.. Необычного?..
        - Да вроде ничего особенного... Вот только лицо его...
        - Как будто он увидел дьявола во плоти, да? - Ярова внимательно посмотрела на Рывкина.
        - Да.
        - Он не дьявола увидел, - сказала пожилая женщина и нервно затянулась, Он брата своего увидел... Который умер много лет назад..., - Ярова опустила голову, - Кима.
        - В смысле? - В прямом. Ким погиб в дорожной катастрофе, когда ему было четырнадцать лет. Феденьке тогда только-только исполнилось одиннадцать. Прошло всего два дня после дня рождения Феди... У Кима ночью случился острый приступ аппендицита. Мы тогда находились на даче. А дача, сами понимаете, есть дача.
        Пришлось сына везти в больницу своими средствами. Мой муж был пьяный, отоспаться особенно не успел.
        Но хорохорился, скотина... Орал, что сам отвезет, что за помощью бежать не надо. Я, дура, и не побежала. Вот он и отвез... Себя и Кима на тот свет. Феденька неделю в горячке лежал. Мне хоронить, сплошные заботы, а тут такое дело... Еле отошел он тогда. С тех пор у него все это и началось...
        - Что началось? - осторожно спросил Альберт Семенович.
        - Видения разные. Говорил, что Ким не умер, что он рядом с ним. Врачи сказали - мальчик испытал сильнейший шок, предлагали поместить его в клинику. А я отказалась... Думала, что сама его вытяну... Но не смогла. Это с ним так и осталось. Однако он учился... Учился хорошо... Потом обнаружился его талант к музыке. Что меня совсем и убило.
        - Почему?
        - Дело все в том, что Федя с детства не имел слуха. Музыку не очень любил. А талант был у его брата... Кима...
        - женщина умолкла. Ее взгляд уперся фотографию, висевшую на стене.
        - Я закурю? - тихо спросил Рывкин.
        Ярова повернула голову к Альберту Семеновичу и кивнула.
        - Пожалуйста... - и прибавила, - Вы несколько лет работали с Федей, охраняли его. Теперь вот пришли поинтересоваться обстоятельствами его смерти... Я считаю, что просто обязана вам все предельно откровенно рассказать. Вы удивлены моим рассказом?
        - Более чем, - ответил Рывкин, - Мне и в голову не приходило, что у Федора Тимофеевича не все в порядке с психикой... Было...
        - Но это так, - Ярова вздохнула, - Так на чем я остановилась?.. Федя начал писать музыку. И неплохую... Я понимала, что во всем этом есть какая-то аномалия и однажды прямо сказала ему об этом. Надо сказать, что отношения у нас были крайне доверительными. Федя делился со мной всегда и всем. Он не очень удивился моим словам. Хотя смутился. И также прямо сказал, что это Ким помогает писать ему музыку. Рассказал про зеркало в спальне, через которое Ким общается с ним. В детстве они вдвоем часто сидели у этого зеркала.
        Вечером, когда было темно, и они думали, что их никто не видит. Сидели и воображали, какими они будут, став взрослыми, кеми станут. А потом Федя как-то по секрету мне сообщил, что изображения в зеркале иногда оживали. И они вели беседу с ними. Своими зеркальными двойниками. Ким, я помню, узнав, что Феденька раскрыл мне их тайну, жутко обиделся на брата. Даже ударил его за это. Федя всегда был ближе мне, чем Ким.
        А Ким был более близок к своему отцу. Хотя, временами, мне казалось, что он никого не любит. Ни свою маму, ни своего папу. И даже брата не очень любит. Ким рос замкнутым ребенком. Каким-то нелюдимым...
        Злым на все и на всех. Наверное, у него изначально были отклонения в развитии. Ким был очень талантлив в области музыки... Во всем же остальном отставал от сверстников... Когда я услышала, что Федя общается с братом через зеркало, то поняла, что болезнь прогрессирует. Но ничего предпринимать не стала. - А почему?
        - Ведь, в принципе, он был вполне нормальным. Федя абсолютно нормально чувствовал себя среди людей. У него было много друзей. Не близких, конечно... В двадцать лет началась его музыкальная карьера. И я решила плюнуть на все странности. А зря... Видимо, что-то произошло в тот день, неделю назад. Но вот что именно, я не понимаю.
        Ярова снова отвернулась к фотографии на стене. Затем спросила:
        - Вы никогда не видели Кима?.. В смысле, его фотографию?
        - Нет. Я вообще о нем первый сегодня услышал, - ответил Рывкин.
        - Фото висит перед вами. На нем Федя, мой муж и Ким. Снимала я. У нас на даче. На том самом дне рождения, о котором я вам уже говорила. Это последний снимок Кима.
        Ярова тяжело встала и сняла фотографию со стены.
        - Вот, взгляните, - она протянула ее Альберту Семеновичу.
        Рывкин взял фото в руки. На него смотрело счастливое семейство. Улыбающийся папа, улыбающийся маленький Федя. И только Ким портил эту картину. Он не улыбался, взгляд его застывших навеки глаз был устремлен куда-то поверх фотографа. У Альберта Семеновича возникло ощущение, что мальчик видит нечто такое, чего не дано увидеть остальным. Нечто странное, нечто неведомое простым смертным. По телу Рывкина пробежал легкий озноб...
        ***
        " - Вот такая история, сынок, - сказала мама, - Тебе понравилось?
        - Ага, - ответил мальчик, - Но ты же обещала рассказать историю с плохим концом...
        - Ну, куда уж хуже... Завтра мама еще что-нибудь интересное придумает, улыбнувшись, произнесла мама, А теперь ложись спать... Утро вечера мудренее.
        - Расскажи еще что-нибудь! - капризно потребовал мальчик.
        - Завтра, - почти прошептала мама, - Сейчас тебе пора спать... Спокойной ночи, сыночек. Спокойной ночи, любимый...
        - Спокойной ночи, мамочка, - сказал мальчик, - А ты поцелуешь меня перед сном?
        - Ну, конечно, - с этими словами мама подвинулась вперед, и ее губы коснулись холодной и гладкой поверхности ЗЕРКАЛА..."