В доме Шиллинга (дореволюционная орфография) Евгения Марлитт
        „Домом Шиллинга“ называли старый дом в итальянском стиле, перешедший во владение знатных баронов после ухода монахов-бенедиктинцев, построивших его на территории своего монастыря. Монастырское подворье со множеством хозяйственных построек досталось суконщикам Вольфрамам. Так и жили веками две семьи, и высокая стена разделяла не только дома, но и сам образ жизни их обитателей.
        Однако два молодых человека, два отпрыска этих семей стали друзьями. И когда один из них умер, другой принял под своим кровом его детей и единокровную сестру. Эта гордая испанка с трудом переносит все немецкое и только долг перед умершим братом и любовь к его детям удерживают ее в доме немца с „рыбьей кровью“, к тому женатого на „деньгах“.
        Какую тайну скрывают старые стены монастыря и как сложатся судьбы его нынешних обитателей?
        Е. Марлиттъ
        В дом Шиллинга (дореволюционная орфография)
        (Im Schillingshof, 1880)
        РОМАНЪ.
        OCR; SpellCheck: Солнышко
        Работа осуществлялась на сайте „Волщебница“
        http://www.la-magicienne.com/
        Переводъ съ нмецкаго Е. Б.
        Изданіе Д.Ефимова и М.Клюкина
        Аннотация
        „Домом Шиллинга“ называли старый дом в итальянском стиле, перешедший во владение знатных баронов после ухода монахов-бенедиктинцев, построивших его на территории своего монастыря. Монастырское подворье со множеством хозяйственных построек досталось суконщикам Вольфрамам. Так и жили веками две семьи, и высокая стена разделяла не только дома, но и сам образ жизни их обитателей.
        Однако два молодых человека, два отпрыска этих семей стали друзьями. И когда один из них умер, другой принял под своим кровом его детей и единокровную сестру. Эта гордая испанка с трудом переносит все немецкое и только долг перед умершим братом и любовь к его детям удерживают ее в доме немца с „рыбьей кровью“, к тому женатого на „деньгах“.
        Какую тайну скрывают старые стены монастыря и как сложатся судьбы его нынешних обитателей?
        1.
        „Домомъ Шиллинга“ назывался великолпный старый домъ, находившійся рядомъ съ церковью бенедиктинцевъ; въ устахъ же народа онъ былъ и оставался „домомъ съ колоннами“, хотя въ послднее время вс дома этой улицы украсились колоннами и колонками и такимъ образомъ уничтожился этотъ отличительный признакъ. Домъ этотъ былъ построенъ бенедиктинскимъ монахомъ.
        Въ т времена, когда устройство гостиницъ не составляло еще промысла для городскихъ жителей, монастыри и рыцарскіе замки давали пріютъ прозжающимъ. Нкоторые монашескіе ордена для этой цли воздвигали на своихъ земляхъ страннопріимные дома - такимъ образомъ возникъ и „домъ съ колоннами“. Монастырь былъ очень богатый, и братъ Амвросій, архитекторъ и скульпторъ, только что прибылъ изъ Италіи, опьяненный восторгомъ ко всему прекрасному; къ тому же надлежало построить помщеніе, достойное владтельныхъ особъ и сіятельныхъ господъ, которые со своими супругами и свитой часто прозжали той дорогой и просили пріюта у монастыря. Вслдствіе этого подл братскаго дома съ неуклюжимъ фронтономъ появился великолпный фасадъ съ рядомъ полукруглыхъ оконъ на широко раскинувшейся галлере, поддерживаемой колоннами и въ каждомъ углубленіи, на консоляхъ и фризахъ, и на столбикахъ огромной полукруглой двери, ведшей въ залъ, была художественно воспроизведена на камн растительность. Между тмъ какъ верхнiй этажъ oтступалъ съ обихъ сторонъ назадъ, нижній со своей колоннадой раскидывался въ вид крыльевъ въ три окна съ каждой
стороны; такимъ образомъ только нижній этажъ, увнчанный каменной балюстрадой, тсно примыкалъ къ южной стн монастыря и образовалъ дв воздушныя боковыя террасы, на которыя выходили разныя двери верхняго этажа.
        О томъ, что пережилъ и перевидалъ въ прошедшія времена этотъ чужеземецъ на нмецкой почв, немногое было извстно девятнадцатому столтію. Тогда бенедиктинскій монастырь находился за городомъ въ открытомъ пол; только нсколько мазанокъ ютилось въ кустахъ на противоположной сторон большой дороги, и сквозь деревянныя ставни ихъ едва мерцалъ огонекъ, когда по вечерамъ раздавался лошадиный топотъ и слышались повелительные голоса передъ толстыми монастырскими стнами.
        На монастырскомъ двор появлялся яркій свтъ смоляныхъ факеловъ, и поднимался страшный шумъ отъ лая монастырскихъ собакъ, топота и ржанія коней прибывшихъ всадниковъ, но все скоро прекращалось, и обитатели хижинъ съ завистью въ душ удалялись въ свои норы, ибо они знали, что въ монастыр превосходное вино и изъ монастырскихъ трубъ день и ночь идетъ дымъ… А тамъ въ обширныхъ залахъ изъ-за завшенныхъ коврами оконъ мерцалъ свтъ толстыхъ восковыхъ свчъ люстры, и высокорожденные господа и дамы, освободившись отъ стснительныхъ и неудобныхъ верховыхъ костюмовъ, собирались вокругъ длинныхъ дубовыхъ столовъ, уставленныхъ княжески богатой серебряной посудой настоятеля. Далеко за полночь ходили по рукамъ кубки, звенли кости, и странствующіе музыканты, для ночлега которыхъ въ братскомъ дом на каменныхъ плитахъ стлалась солома, должны были приходить и играть, пока руки и горло не отказывались служить имъ.
        Очень часто великіе и могучіе господа съзжались съ разныхъ сторонъ, чтобы заключать тайные союзы въ безопасномъ монастырскомъ дом съ колоннами, многіе важные документы тхъ временъ указываютъ на бенедиктинскій монастырь, какъ на мсто ихъ возникновенія. И бенедиктинцы не были отъ этого въ убытк. Они, не присутствуя въ дом съ колоннами, всегда слдили со свойственными имъ остроуміемъ и сообразительностью за тайными дйствіями своихъ гостей, и это знаніе часто являвшееся какимъ-то чудомъ, давало имъ неограниченное вліяніе.
        Потомъ къ концу реформаціи братья покинули монастырь. Домъ съ колоннами и большая часть лсовъ, луговъ и полей перешли во владніе фонъ-Шиллинга; а меньшая и самый монастырь со своими хозяйственными постройками попали въ руки суконщика Вольфрама. Шиллинги сломали высокую стну, отдлявшую домъ съ колоннами отъ большой дороги и поставили ее во всю ея вышину между своими владніями и владніями Вольфрама, потому что дружескія сосдскія отношенія между ними были въ то время немыслимы… Мазанки исчезли; промышленный духъ города перешелъ за городскія стны, сдлавшіяся тсными, и раскинулъ въ пол новыя улицы; не прошло и одного столтія, какъ домъ съ колоннами очутился среди прекраснаго густо населеннаго городского квартала, какъ рдкій золотой жучекъ среди паутины прилежнаго паука.
        Фонъ-Шиллинги придерживались новаго духа времени. Нюренбергскій мастеръ вмсто перенесенной стны поставилъ вдоль улицы художественную желзную ршетку, прозрачную и тонкую, какъ брабантское кружево; находившійся за ней зеленый лугъ былъ изрзанъ узкими перекрещивающимися дорожками, усыпанными краснымъ пескомъ, и раздленъ ими на отдльныя лужайки и клумбы, наполненныя розами, шалфеемъ и пестрыми гвоздиками; передъ портикомъ изъ высокой прекрасной блоснжной группы билъ фонтанъ, a кругомъ него бросали тнь рдкія роскошныя деревья. Сосди суконщики были консервативне рыцарей фонъ-Шиллингъ. Они ничего не ломали и не строили, только поддерживали, что было: если гд ослабвалъ камень, они старательно его вмазывали; поэтому „монастырское помстье“, какъ они продолжали называть свое владніе, и посл трехъ столтій имло тотъ же видъ, какой ему дали монахи. Почернвшій отъ времени, покосившійся и, казалось, глубоко освшій въ землю фронтонъ какъ всегда неуклюже и мрачно выглядывалъ изъ-за стны, отдлявшей его отъ улицы. И стна эта была вся въ заплатахъ такъ же, какъ и дубовыя ворота подъ сводчатой аркой, и маленькая
калитка подл нихъ, у которой нкогда звонили усталые путники, прося пріюта, и которая и теперь такъ же, какъ тогда скрипла и визжала, когда въ шесть часовъ вечера къ бывшему суконщику приходили люди изо всхъ улицъ и переулковъ за молокомъ, потому что Вольфрамы скоро замнили ткацкій станокъ земледліемъ и старательно скупали прінадлежавшіе городу поля, луга и выгоны.
        Они скряжничали, тряслись надъ каждой копейкой, и вс были одинаковаго характера. Мужчины не стыдились ходить за плугомъ, а женщины аккуратно появлялись вечеромъ за прилавкомъ и сами продавали молоко, чтобы ни одинъ пфеннигъ не попалъ въ руки ненадежныхъ служанокъ. И хорошо длали Вольфрамы, какъ это доказало потомъ время. Богатство ихъ росло, а вмст съ нимъ и всеобщее къ нимъ уваженіе: они вс почти единогласно были выбираемы въ городской магистратъ, и наконецъ столтія черезъ полтора наступилъ часъ, когда фонъ-Шиллинги сочли нужнымъ замтить, что у нихъ есть сосдъ. Съ этихъ поръ завязались дружескія отношенія. Высокая стна оставалась - она между тмъ со стороны Шиллинговъ покрылась непроницаемой чащей винограда самаго лучшаго сорта, а съ противоположной стороны цпкими втвями темнаго плюща - но духъ боле гуманнаго времени проскользнулъ черезъ нее; Шиллинги не считали уже низкимъ для себя быть воспріемниками маленькаго Вольфрама, а сосдъ сенаторъ не считалъ за особую честь, если они приглашали его къ себ на обдъ. Да, въ теченіе послдняго столтія произошли большія перемны въ положеніи обихъ семей: между
тмъ какъ нкогда презираемые всми суконщики возвысились до патриціевъ и пріобрли огромное состоянiе, Шиллинги окончательно разорились. Они вслдствіе своей знатности вели роскошную жизнь, и послдній въ род баронъ Крафтъ фонъ-Шиллингъ былъ уже наканун разоренія, когда умеръ его двоюродный братъ, которому было заложено все его имущество. И это было спасеніемъ падающему роду - единственный сынъ барона женился на единственной дочери покойнаго и въ приданое за ней получилъ опять вс шиллинговскія помстья. Это случилось въ 1860 году.
        Въ этомъ же году въ сосднемъ дом совершилось событіе, встрченное съ большой радостью. Въ нсколькихъ поколніяхъ семья Вольфрамовъ всегда имла наслдника: но въ послдніе пятьдесятъ лтъ въ монастырскомъ помсть не родилось ни одного мальчика. Поэтому послдній въ род, совтникъ и оберъ-бургомистръ города Францъ Вольфрамъ, сдлался мрачнымъ и неразговорчивымъ. Пять дочерей одна за другой явились на свтъ Божій; вс пять „нестерпимо“ блокурыя, какъ мать, вс съ наклонностью прятаться по темнымъ угламъ при вид строгаго отца, но они не долго прожили…
        Госпожа совтница, точно виноватая, скромно и безмолвно проводила свою жизнь подл ожесточеннаго супруга; только его приближеніе вызывало краску сильнаго испуга на ея блдное лицо, а то она походила на движущуюся каменную статую.
        И вотъ черезъ семь лтъ посл смерти своей послдней дочки она опять лежала въ задней комнат подъ блоснжнымъ пологомъ: тяжелыя темныя облака покрывали небо, но единственный пробившійся лучъ солнца игралъ на блдномъ чел страдалицы.
        - Сынъ! - торжественно произнесла старая акушерка.
        - Вольфрамъ! - вырвался радостный крикъ изъ устъ совтника.
        Онъ бросилъ два золотыхъ въ ванну, въ которой купали ребенка, потомъ подошелъ къ кровати и въ первый разъ посл двадцатилтняго супружества поцловалъ руку жены, давшей жизнь его сыну.
        Потомъ наступилъ день, какого еще не видало никогда монастырское помстье.
        Вольфрамы не любили хвастаться своимъ богатствомъ: oни напротивъ тщательно скрывали въ кладовыхъ свое серебро, блье, фамильныя драгоцнности, а въ погребахъ старыя дорогія вина - oни довольствовались сознаніемъ, что все это у нихъ есть: но посл обда и вечеромъ того счастливаго дня въ такъ называемой большой зал, бывшей столовой монаховъ, богатство ихъ обнаружилось во всемъ блеск. На массивныхъ столахъ, покрытыхъ камчатными скатертями сверкало старинное серебро, накопленное вками: чаши, блюда, жбаны, кубки, огромныя солонки, а на темныхъ, украшенныхъ рзьбой стнахъ канделябры, все самой лучшей художественной работы. А въ небольшой сосдней комнат стояла купель. Вольфрамы не любили цвтовъ; на окнахъ никогда не было ни одного горшка, а въ фруктовомъ саду и на огород за хозяйственными строеніями цвли въ yroлк нсколько кустовъ дикихъ розъ самовольно водворившихся тамъ, - сегодня же благоухающіе цвты изъ городскихъ оранжерей украшали столъ: новорожденный былъ завернутъ въ фамильное крестильное покрывало изъ атласа яблочнаго цвта, а на его темной головк была надта старомодная шапочка, украшенная пожелтвшими
кружевами и вышитая индійскимъ жемчугомъ.
        Старая акушерка между тмъ сидла наверху въ комнат больной и разсказывала ей о роскоши убранства внизу, гордыхъ разодтыхъ въ шелкъ и бархатъ кумовьяхъ, о винахъ, разливавшихъ чудный ароматъ по всему дому, и о томъ, что маленькаго „сынка совтника“, какъ какого нибудь принца, крестили среди розъ и миртовъ.
        На исхудаломъ лиц родильницы мелькнула горькая улыбка, - ея маленькихъ двочекъ не удостоивали парадныхъ крестинъ, розы и мирты не окружали ихъ купель, серебро не вынималось изъ кладовыхъ… На щекахъ блдной женщины также зацвли розы, яркiя лихорадочныя розы. И въ то время, какъ внизу звенли стаканы и пили за здоровье давно желаннаго наслдника, наверху раздвинулся блый пологъ, и вс пять двочекъ окружили мать, и она горячо ласкала ихъ, и нжно разговаривала, и играла съ ними, а доктора безпомощно стояли вокругъ говорившей безъ умолку женщины, пока она съ усталой, блаженной улыбкой не опустила голову на подушки и не уснула навки.
        Ея смерть не оставила въ дом замтной пустоты. У маленькаго Вита была кормилица, и, какъ только скончалась хозяйка, жившая въ верхнемъ этаж сестра совтника, прекрасная суровая женщина, сошла внизъ и приняла ключи и все хозяйство.
        Она была истая Вольфрамъ по всмъ своимъ поступкамъ и по наружности, на которой сорокъ шесть лтъ жизни не оставили слда. Только одинъ разъ страсть побдила въ ней строгіе принципы и привела „конечно“ къ бд. Она была единственной соучастницей cовтника въ вольфрамовскомъ наслдств и кром того очень красивой двушкой. Въ дом Шиллинга ее ласкали, какъ собственную дочь, и тамъ она познакомилась съ маіоромъ Люціаномъ, за котораго вышла замужъ, несмотря на вс увщанія брата и внутренній предостерегавшій ее голосъ. И въ самомъ дл, она съ своей суровой преисполненной семейныхъ традицій природой и изящный легкомысленный офицеръ подходили другъ къ другу, какъ огонь и вода. Она упорно принуждала его измнить свои привычки, а онъ съ тонкой насмшкой всячески старался ускользнуть отъ „мщанскихъ обычаевъ“. Это повело къ ссорамъ, и однажды вечеромъ маіорша съ пятилтнимъ сыномъ на рукахъ тайно ухала изъ Кенигсберга и поселилась навсегда въ монастырскомъ помсть…
        Маленькій Феликсъ спряталъ голову въ ея дорожный плащъ, когда она привела его въ тотъ вечеръ въ свой родительскій домъ. Лстница, шедшая въ пустой верхній этажъ, со своими карикатурными перилами и скрипящими ступенями, сумракъ, царящій въ саженныхъ углубленіяхъ дверныхъ арокъ, и тусклыя, оправленныя въ свинецъ стекла подъемныхъ оконъ, о которыя беззвучно бились ночныя бабочки и сквозь которыя вечернее солнце тускло и лниво проливало свой свтъ на каменный полъ передней, все это показалось мальчику страшнымъ, какъ домъ людода въ лсу… И стройный изящный ребенокъ въ голубой бархатной курточк съ блестящими золотистыми кудрями, казалось, по ошибк попалъ сюда.
        „Она привела пестраго колибри въ старое соколиное гнздо“, сказалъ ея братъ совтникъ, мрачно покосившись на мальчика.
        Маленькій похищенный мальчикъ какъ былъ такъ и остался здсь чуждымъ. Тщетно холодный воздухъ монастырскаго помстья охватывалъ идеальные образы въ его голов и сердц - онъ былъ, какъ и его отецъ, горячей поэтической натурой… Покинутый въ Кенигсберг мужъ употребилъ вс усилія, чтобы вернуть себ мальчика, но вс его старанія разбились объ юридическія знанія совтника Вольфрама, - ребенокъ остался при матери. Вслдствіе этого маіоръ Люціанъ вышелъ въ отставку, онъ исчезъ изъ Кенигсберга, и никто не зналъ, куда онъ двался.
        Съ тхъ поръ маіорша поселилась снова въ своей двичьей комнат въ мезонин, выходившей окнами на улицу. Она душой и тломъ подходила къ этимъ просто выкрашеннымъ стнамъ съ глубоко вдланными въ нихъ шкафами съ темными створчатыми дверцами; она по-прежнему сидла въ глубокой оконной ниш на кожаномъ стул съ прямой спинкой и спала за толстыми занавсками, „сдланными“ изъ пряжи собственноручно приготовленной ея бабушкой. Но она никогда боле не переступала порогъ дома Шиллинговъ - она избгала воспоминанiй о своемъ муж, какъ о смертельномъ враг. Маленькій Феликсъ, напротивъ, скоро сдлался своимъ въ дом Шиллинговъ. Единственный сынъ барона Крафта фонъ Шиллингъ былъ ровесникъ ему. Оба мальчика съ первой минуты нжно полюбили другъ друга, и маіорша согласилась на ихъ знакомство, только съ условіемъ, что ея ребенку никогда ни однимъ словомъ не напомнятъ объ его отц.
        Потомъ молодые люди были товарищами по университету въ Берлин, - оба изучали правовдніе. Арнольдъ фонъ Шиллингъ намревался поступить на государственную службу, а Феликсъ Люціанъ долженъ былъ пойти по стопамъ своего дядюшки - сначала занять его должность въ городскомъ управленiи, а потомъ и въ управленіи монастырскимъ имніемъ, ибо, по смерти послдней его блокурой кузины, совтникъ назначилъ его своимъ наслдникомъ и преемникомъ, конечно съ условіемъ, что онъ къ своему отцовскому имени прибавитъ и имя Вольфрама. Но 1860-й годъ, какъ было выше упомянуто, измнилъ вс семейныя обстоятельства и въ дом Шиллинга, и въ монастырскомъ помсть: - Арнольдъ фонъ Шиллингъ вернулся домой, чтобы по просьб своего больного отца жениться на двоюродной сестр и такимъ образомъ возвратить вс имнія Шиллинговъ, а въ монастырскомъ помсть появился давно желанный наслдникъ, маленькій Витъ Вольфрамъ, своимъ слабымъ дыханіемъ разрушившій вс притязанія своего кузена Феликса на наслдство.
        2.
        Въ бурное и снжное апрльское утро совтница была погребена въ семейномъ склеп. Въ этотъ день Феликсъ Люціанъ прізжалъ домой на нсколько часовъ, чтобы отдать послдній долгъ умершей тетк. Теперь, черезъ два мсяца посл того, въ первыхъ числахъ іюня, когда запахъ сирени наполнялъ воздухъ, и опавшiй цвтъ фруктовыхъ деревьевъ, какъ снгомъ, покрывалъ лужайки, онъ пріхалъ снова въ монастырское помсть, чтобы провести здсь нсколько дней отдыха, какъ онъ писалъ матери.
        Въ обширныхъ сняхъ, куда онъ вошелъ, и гд послдній день находилась покойница, ему показалось, что облака голубоватаго дыма отъ ладона еще носились подъ потолкомъ и чувствовался сильный запахъ буксовыхъ [[1] Букс (дерево) - самшит.Самшит (лат. Bxus) - букшпан (польск.), самшит (татарск.), кавказская пальма (торгов.), зеленичье дерево, бза (груз., имерет.), тосах (армянск.), чемчур (турецк.) и шимшат (персидск.) [С.-Пб.: Брокгауз-Ефрон. 1890-1907.] - род растений семейства Самшитовые, медленнорастущие вечнозелёные кустарники и деревца, вырастающие до высоты 2-12 м (изредка 15 м).] гирляндъ, среди которыхъ мирно покоилась блдная женщина съ гладкими блокурыми волосами.
        Но это была только пыль, игравшая въ солнечныхъ лучахъ; изъ открытыхъ дверей кухни несся запахъ жарившейся птицы, а за прилавкомъ, гд продавалось молоко, стояла его мать и отсчитывала яйца въ корзинку служанки, которая, по старому обычаю, должна была два раза въ недлю разносить яйца и свжее, только что сбитое масло по почетнымъ домамъ города.
        Въ глазахъ маіорши мгновенно вспыхнуло чувство затаенной материнской гордости, когда къ ней приблизился высокій красивый юноша, но у нея въ каждой рук было по пяти яицъ, и потому она осторожно повернула голову черезъ плечо и подставила ему щеку для поцлуя.
        - Иди пока наверхъ, Феликсъ! - сказала она торопливо, опасаясь просчитать или разбить яйцо.
        Онъ быстро отнялъ руки, которыя было протянулъ, чтобы обнять ее, и поднялся по лстниц. Изъ столовой раздался вдругъ рзкій капризный крикъ ребенка - это кричалъ новый наслдникъ монастырскаго помстья. Съ задняго двора доносилось пніе птуховъ, а наверху въ передней тихо пробирался огромный жирный котъ. Онъ возвращался изъ хлбнаго амбара посл охоты за мышами и началъ, ласкаясь, жаться къ ногамъ вошедшаго, но молодой человкъ съ отвращеніемъ отбросилъ его отъ себя и затопалъ ногами, какъ бы отряхивая съ нихъ снгъ.
        Въ комнат маіорши окна были открыты и въ нихъ врывался мягкій весенній воздухъ, но не онъ приносилъ благоуханіе фiалокъ, наполнявшее всю комнату - оно распространялось изъ отвореннаго стннаго шкафа. Тамъ лежало блестящее, какъ серебро, блье, и между пачками его были разбросаны высохшія фіалки. Никогда маленькій Феликсъ не смлъ поставить букетъ фiалокъ въ стаканъ съ водой, который могъ попасть подъ руку и опрокинуться, - но онъ долженъ былъ рвать милые цвточки, чтобы раскладывать ихъ въ богатые запасы блья. И потому эти груды блья, къ которымъ мать его питала такую сильную привязанность, были ему всегда ненавистны, и теперь онъ бросилъ мрачный взглядъ на шкафъ.
        Маіоршу очевидно потревожили во время проврки блья; тамъ въ оконной ниш на кленовомъ стол съ толстыми широкими ножками лежала ея записная книга. Феликсъ хорошо зналъ эту книгу съ ея различными рубриками, но оглавленіе открытой страницы было для него ново, - на верху ея стояло: „Блье для домашняго хозяйства моего сына Феликса“… Его собственное будущее хозяйство! При этомъ представленіи онъ покраснлъ, какъ двушка… Эти дюжины столовыхъ приборовъ, полотенецъ, наволочекъ аккуратно были положены рядами, какъ будто бы они были главнымъ условіемъ будущаго семейнаго счастія… И этотъ длинный скучный списокъ долженъ удержаться въ веселой живой кудрявой головк прелестной молодой двушки?
        - О, Люсиль, какъ бы ты смялась! - прошепталъ онъ, и самъ разсмялся при этомъ представленіи.
        Машинально сталъ онъ перелистывать книгу. Здсь въ „граф дохода“ стояли тысячи и тысячи. Какое богатство! И при этомъ такое неустанное собираніе и сбереженіе, такой страхъ потерять два пфеннига, разбивъ яйцо! Молодой человкъ съ отвращеніемъ оттолкнулъ тетрадь и, нетерпливо проводя обими руками по густымъ блокурымъ волосамъ, подошелъ къ окну. Съ своимъ изящнымъ видомъ, тонкимъ ароматомъ духовъ, окружавшимъ его, съ непринужденными элегантными манерами и сегодня онъ былъ чужой въ „старомъ соколиномъ гнзд“, такъ же не подходилъ къ нему, какъ небрежно брошенныя щегольскія перчатки къ неуклюжему блому кленовому столу и блестящіе лаковые сапоги къ грубому расщелившемуся полу.
        Онъ прижался лбомъ къ оконной рам и смотрлъ передъ собой. Какъ анахронизмъ, торчалъ монастырскій домъ среди красивыхъ новыхъ зданій. По ту сторону дороги находился прекрасный обсаженный цвтущими каштановыми деревьями городской бульваръ. Ему стало стыдно, что высшее общество должно каждый день проходить мимо старой съ заплатами стны, онъ чувствовалъ себя униженнымъ при вид противоположнаго дома, построеннаго въ вид замка, съ балкона котораго, окруженнаго бронзовой ршеткой, можно было видть дворъ, лежавшій между монастырскимъ домомъ и стной. Тамъ посреди его стояли четыре старыя великолпныя липы, покрытыя свжею майскою зеленью, но на каменныхъ скамьяхъ подъ ними и на колодц, который они осняли, была разставлена только что сдланная деревянная посуда для молочной… и къ довершенію всего хозяйственный шумъ!… Только что привезли возъ свжаго клевера, и работникъ бранился, что ворота узки, и хлесталъ лошадей; босоногая двка съ бранью гнала двухъ забжавшихъ на передній дворъ телятъ; стаи голубей кружились въ воздух, и домашнія птицы съ шумомъ и крикомъ разбгались въ разныя стороны.
        - Крестьянское хозяйство! - пробормоталъ сквозь зубы Феликсъ и съ досадой повернулся въ другую сторону.
        Тамъ разстилался чудный цвтникъ передъ домомъ Шиллинга, и онъ вздохнулъ какъ-то свободне - тамъ онъ всегда чувствовалъ себя боле дома, чмъ въ монастырскомъ помсть. Черезъ обвитую плющемъ стну онъ конечно видлъ только часть лужайки, посреди которой билъ фонтанъ, также ему видны были за поворотомъ зеркальныя стекла оконъ между каменными орнаментами арки, а противъ стны возвышались въ три ряда великолпные платаны, отдлявшіе владнія Шиллинга отъ сосдей съ другой стороны. Ихъ ему было видно вполн - они тянулись двойной аллеей съ южной стороны дома съ колоннами отъ уличной ршетки до самаго сада. Эта великолпная аллея была нкогда любимымъ мстомъ игры его и его маленькаго друга Арнольда; въ ней всегда царили пріятный полусвтъ и прохлада, и въ жаркіе дни она служила барону Крафту вмсто салона: здсь подъ деревьями онъ принималъ постителей, отдыхалъ и пилъ кофе посл обда.
        Теперь тамъ также стоялъ кофейникъ на стол, но не мдный, хорошо ему знакомый, а серебряный. И вообще на стол стояло много cepебряной посуды, а среди нея сверкали маленькіе хрустальные графины съ ликерами, - прежде никогда такъ роскошно не накрывался столъ для кофе, и сидли тогда на простыхъ блыхъ деревянныхъ садовыхъ скамьяхъ, теперь же между деревьями была разставлена чугунная садовая мебель: разноцвтные валики и подушки были разложены кругомъ, а поставленныя тамъ дорогія ширмы образовали уютный, защищенный отъ втра уголокъ.
        Еще боле чуждой была ему дама, которая въ эту минуту вышла изъ дома и, какъ бы ожидая кого-то, стала ходить взадъ и впередъ… Мать Арнольда давно умерла, сестры у него никогда не было и единственной представительницей дамскаго пола въ дом, насколько помнилъ Феликсъ, была добрая толстая экономка. Теперь же по прошествіи почти двадцати лтъ въ тни аллеи блестлъ голубой шелковый шлейфъ и въ дом Шиллинга равноправно съ старымъ барономъ стали властвовать женскій духъ и женская воля.
        Когда Феликсъ два мсяца тому назадъ былъ въ монастырскомъ помсть на похоронахъ тетки, въ Кобленц состоялась свадьба Арнольда. Передъ тмъ другъ коротко и сухо сообщилъ ему, что женится на „долговязой двушк“, кузин изъ Кобленца… Такъ это и естъ она, молодая жена и новая госпожа въ дом Шиллинга, длинная худая фигура съ узкими плечами, плоской грудью и согнутой спиной, какъ у всхъ очень высокихъ и худыхъ людей, но съ важной осанкой и манерами, ясно указывавшими на хорошее происхожденіе и воспитаніе. Лица онъ не могъ хорошо разглядть; профиль показался ему длиннымъ, англійскаго типа, цвтъ лица блдный, но прекраснымъ украшеніемъ молодой женщины служили великолпные блокурые, изящно причесанные волосы, которые, казалось, тяготили эту молодую головку.
        Она съ нетерпніемъ посматривала на окна и дверь дома и то переставляла, то поправляла посуду и хлбную корзинку.
        Изъ дома вышла молодая особа въ бломъ фартук, очевидно, горничная. Она накинула на плечи своей госпожи теплую мягкую шаль и надла ей на руки перчатки, причемъ дама стояла, какъ автоматъ: она вытянула свои длинныя тонкiя руки и держала ихъ неподвижно, пока не были застегнуты вс пуговки; она не шевельнулась, когда двушка, ставъ на колни, застегнула разстегнувшуюся пряжку ея цвтного башмака, не промолвила ни слова, только, несмотря на теплый іюньскій вечеръ, плотно закуталась въ шаль, точно озябла.
        - Избалованная и нервная! - подумалъ Феликсъ, когда она сердито опустилась въ уголъ дивана, обложеннаго подушками.
        Между тмъ изъ дома вышелъ Адамъ, давнишній слуга стараго барона Крафта. Онъ былъ вдовецъ и имлъ десятилтнюю дочку, которую теперь велъ за руку.
        Горничная прошла мимо него, презрительно пожавъ плечами, а дама, сидвшая на диван, даже не замтила, что онъ ей поклонился. Феликсъ очень любилъ тихаго серьезнаго служителя, наружное спокойствіе и хладнокровіе котораго вошли въ поговорку въ дом Шиллинга. Поэтому его очень удивила тревожная торопливость, съ которой онъ прошелъ лужайку и покинулъ домъ Шиллинга, чтобы черезъ нсколько минутъ вступить на монастырскій дворъ. Его маленькая двочка закричала отъ страха и ухватилась за него, когда большой индйскій птухъ, яростно заклохтавъ, бросился на нее, какъ бы намреваясь сорвать съ нея красное платьецо.
        Старикъ отогналъ злую птицу и сталъ успокаивать двочку, но самъ онъ былъ взволнованъ. У него захватило духъ и щеки горли, какъ у пьянаго.
        Феликсъ видлъ лишь мелькомъ, какъ старый баронъ, опираясь на руку сына, вошелъ въ платановую аллею и съ рыцарскимъ привтствіемъ опустился на диванъ подл своей невстки, - чувство искренняго участія увлекло его отъ окна въ сни. На нижней площадк лстницы онъ на минуту остановился. Служанки только что ушли съ яйцами и масломъ, и мать его вынимала жаркое изъ печи.
        - Брата нтъ дома, Адамъ, - сказала она слуг, стоявшему въ дверяхъ кухни.
        Она поставила дымящуюся сковороду на каменную подставку и подошла къ двери.
        - Неужели вы опять пришли надодать ему глупой исторіей?
        - Да, госпожа маіорша, прервалъ онъ ее вжливо, но твердо, я пришелъ за этимъ. Только господинъ совтникъ можетъ еще мн помочь: онъ лучше всхъ знаетъ, что я невиновенъ - онъ восстановитъ истину.
        - Вы не въ своемъ ум! - возразила маіорша рзко и сурово. Ужъ не долженъ ли господинъ совтникъ присягнуть въ томъ, что никогда не имлъ интимныхъ сношеній съ прислугой господина фонъ Шиллингъ.
        - Что это за распри между сосдями? - спросилъ съ изумленіемъ Феликсъ.
        - Ахъ, господинъ референдарій [[2] В Германии - кандид. на судебн. должности.], эти распри лишаютъ меня хлба и чести, - сказалъ Адамъ прерывающимся голосомъ.
        Прежде онъ всегда радостно привтствовалъ возвращеніе молодого человка, теперь же казалось онъ даже не сознавалъ, что давно не видалъ его.
        - Мой старый милостивый господинъ сейчасъ назвалъ меня хитрецомъ и подлым шпiономъ, и бросилъ в меня своимъ прекраснымъ стаканомъ, который и разлетлся вдребезги на полу.
        - Прекрасныя дворянскія манеры, - сухо замтила маіорша. Она между тмъ взяла изъ шкафа блюдо и разсматривала у окна, чисто ли оно.
        Эта невозмутимая хозяйственная заботливость при глубоко взволнованномъ человк возмутила ея сына. Онъ ласково протянулъ ему руку.
        - Я не понимаю, что могло такъ разсердить стараго барона и довести его до изступленія, - сказалъ Феликсъ съ участіемъ. - И противъ своего врнаго Адама, вдь онъ всегда васъ отличалъ отъ другихъ.
        - Не правда ли, господинъ Люціанъ, вдь вы-то знаете?… Ахъ, Боже мой, и все это прошло! - вскричалъ съ отчаяніемъ старикъ и залился слезами. - Я шпіонъ - я! Я подслушалъ исторію о каменномъ угл, которая до меня совсмъ и не касается.
        Феликсъ въ недоумніи вопросительно посмотрлъ на мать.
        - Онъ говоритъ о залежахъ каменнаго угля въ малой долин, - сказала сухо маіорша. - Старый баронъ былъ всегда высокомренъ - онъ думаетъ, что если ему что-нибудь пришло въ голову, то ужъ никто больше этого не выдумаетъ.
        - Господинъ не самъ выдумалъ это, госпожа маіорша, - сказалъ Адамъ, - въ томъ то и дло!… Видите ли, господинъ референдарій, онъ говоритъ, что Шиллинги и Вольфрамы въ теченіе столтій владли монастырскими землями въ малой долин, и до сихъ поръ никому не приходило въ голову обратить вниманіе на большой сосдній каменистый участокъ, издавна принадлежавшій Готтеру, не только что купить его - почва никуда не годится; старый Готтеръ даже нердко проклиналъ его. Онъ такъ же мало думалъ, какъ и его сосди, изъ году въ годъ обрабатывавшіе кругомъ него землю, чтобъ въ этой почв могло быть что нибудь путное. Но сюда переселился иностранный инженеръ, который съ перваго взгляда узналъ, что сейчасъ же подъ почвой лежатъ большiе пласты каменнаго угля - уголь лежитъ даже на поверхности, - сказалъ онъ.
        - Такъ и было, - прервала его маіорша, хлопоча около кухоннаго стола. Она развернула блоснжное полотенце и стала вытирать имъ блюдо.
        - И такъ какъ онъ еще раньше быль знакомъ съ моимъ господиномъ, - продолжалъ Адамъ, то онъ предложилъ ему купить вмст землю и заняться разработкой каменнаго угля. Мой господинъ согласился на это съ величайшей радостью, и они это держали въ секрет. Но, такъ какъ въ это время должна была произойти въ Кобленц свадьба, покупка земли была отложена до возвращенія оттуда. Имъ и въ голову не пришло, что ихъ можетъ предупредить другой - вдь никто объ этомъ не зналъ - по крайней мр, они такъ думали. Да какъ бы не такъ! Когда они пришли къ старому Готтеру, тотъ вышелъ изъ себя и ужасно бранился, - его провели: онъ продалъ свою землю за безцнокъ совтнику Вольфраму. Въ ней оказались огромные пласты каменнаго угля, и господинъ совтникъ совершилъ уже купчую - вдь это чистое колдовство, господинъ Люціанъ!
        - Во всякомъ случа странная случайность! - вскричалъ пораженный молодой человкъ.
        - Я тоже говорю, что это счастливая случайность, и чмъ же виноватъ твой дядя, что другіе ротозйничаютъ, - добавила маіорша. - Только старый Готтеръ лжетъ, говоря, что его провели и купили землю за безцнокъ. Онъ сначала посмивался въ кулакъ, что такъ выгодно продалъ никуда негодную землю.
        Это было сказано такъ холодно и спокойно, такъ твердо и ршительно, какъ бы приговоръ.
        Эта женщина, несмотря на свое мщанское происхожденіе, имла такой величественный видъ. Она была стройна, и ея красивое лицо обрамлялось роскошными, какъ у молодой двушки, русыми волосами, и, при всей своей хлопотливости, бывшая жена офицера никогда не забывала своего положенія, - она была всегда тщательно причесана и очень хорошо одта, хотя ея прекрасная маленькая ножка и была обута въ грубый кожаный башмакъ, а изящно сидвшее на ней платье было въ настоящую минуту все закрыто широкимъ синимъ полотнянымъ фартукомъ.
        - Возьми, съшь, дитя, - сказала она, подавая маленькой дочк слуги кусокъ пирога.
        Малютка сердито отвернулась и оттолкнула кусокъ.
        - Она ничего не стъ, госпожа маіорша, - сказалъ ея отецъ мягко. - У нея сегодня ни крошки не было во рту, - она не можетъ видть дурного обращенія со мной, а сегодня брань и ссора не прекращались цлый день… Господинъ Люціанъ, я много перенесъ за послднее время. Мой господинъ стоитъ на томъ, что дло это не чисто, что въ его дом есть „Іуда“, который подслушалъ и разболталъ, а такъ какъ я во время ихъ бесды не разъ входилъ и выходилъ изъ комнаты, подавая вино, то на меня несчастнаго и пало подозрніе… Я переносилъ терпливо безпрерывныя колкости, я не хотлъ лишиться мста изъ-за моей Анхенъ, - при этомъ онъ нжно провелъ лвой рукой по густымъ волосамъ двочки, - но со вчерашняго дня, съ тхъ поръ, какъ ни о чемъ другомъ не говорятъ, кром великаго счастья, выпавшаго на долю совтника въ этомъ предпріятіи (уголь, говорятъ, отличный, такой же, какъ лучшій англійскій), мой баринъ вн себя отъ ярости и гнва. Я хотлъ еще разъ покорнйше попросить господина совтника, чтобы онъ объяснилъ моему барину…
        - Это не годится, Адамъ, вы сами должны это понимать, - прервала его маіорша. - Едва-ли мой братъ согласится объясняться съ людьми, которые втайн относятся къ нему враждебно за то, что онъ былъ не глупе ихъ… Вы это выкиньте изъ головы и постарайтесь как нибудь помочь ceбе сами.
        Старикъ стиснулъ зубы: онъ сильно боролся съ чувствомъ раздраженія.
        - Я долженъ былъ это знать, - сказалъ онъ съ глубокимъ вздохомъ, пожимая плечами, - между двумя важными господами что значитъ честь бднаго слуги. Такому бдняку, какъ я, ничего другого не остается, какъ броситься въ воду, - прибавилъ онъ съ отчаяніемъ.
        - Ахъ, нтъ! Ты этого не сдлаешь, отецъ! Нe сдлаешь? - вскричала двочка.
        - He говорите такихъ гршныхъ словъ, старикъ! - сказала маіорша строго и гнвно.
        А Феликсъ нжно взялъ обми руками голову двочки, разразившейся рыданіями.
        - Успокойся, малютка, твой отецъ этого не сдлаетъ, онъ слишкомъ честенъ для этого. Я пойду къ Шиллингамъ и поговорю съ старымъ барономъ, если вы хотите, Адамъ.
        - Нтъ, благодарю васъ, господинъ референдарій, - возразилъ Адамъ, - я знаю, что вы хотите мн добра, но это только доставитъ вамъ непріятности, а мн не поможетъ.
        Онъ поклонился, обнялъ двочку и повелъ ее къ двери.
        - Пойдемъ къ твоей бабушк.
        - Да, отецъ, - сказало дитя, подавляя на минуту рыданія, - но вдь и ты тамъ останешься, не правда ли? Ты не уйдешь ночью, отецъ?
        - Нтъ, моя добрая Анхенъ!
        Они пошли черезъ дворъ, и индйскій птухъ снова бросился на красное платьеце, но малютка не обратила на него вниманія; она старалась не отставать отъ отца и, вытянувъ шею, умильно заглядывала ему въ лицо - она не доверяла его машинально данному общанію.
        - Я всю ночь не буду спать, смотри! - говорила она дрожащимъ голоскомъ. - Я увижу, если ты вздумаешь уйти.
        И когда за ними уже захлопнулась калитка, еще слышно было за стной невыразимо тревожную дтскую угрозу: „я не буду спать, я побгу за тобой, если ты уйдешь, отецъ!“
        3.
        Маіорша, пожимая плечами, вернулась къ кухонному столу.
        - Съ такого рода людьми ничего не сделаешь, - они сейчасъ выходятъ изъ себя, - сказала она, какъ всегда, спокойно.
        - Хотлъ бы я видть, кто можетъ сохранить равнодушiе, когда его несправедливо обвиняютъ и кром того лишаютъ куска хлба! - воскликнулъ ея сынъ глубоко взволнованный. - He сердись, мама, но въ монастырскомъ помсть въ продолженiе столтiй родятся только богатые, умные, но безсердечные люди.
        - Мы въ продолженіе столтій еженедльно печемъ шесть хлбовъ для бдныхъ, хорошъ ли, плохъ ли урожай, - возразила она съ серьезнымъ спокойнымъ лицомъ. - Мы часто помогаемъ и инымъ образомъ, хотя мы и не благовстимъ объ этомъ въ большой колоколъ; но мы разсудительны и не занимаемся пустяками. Ты впрочемъ родился не въ монастырскомъ помсть, - спокойный равнодушный голосъ могъ иногда длаться очень язвительнымъ, - у тебя взбалмошная новомодная голова, которая однихъ превозноситъ до небесъ, a права другихъ попираетъ ногами… Неужели ты думаешь, что дядя, въ самомъ дл, долженъ бы публично заявить, что онъ ничего не зналъ о тайн господина Шиллинга?
        - He совсмъ такъ, но…
        - Это нисколько бы не помогло ни чудаку Адаму, ни старому барону Шиллингъ, - перебила она егo. - Блестящая женитьба не безусловно возвратила въ ихъ владнія заложенныя имнія. Опекунъ молодой женщины, хитрая лисица, составилъ такой брачный контрактъ, который оставляетъ Шиллингу еще многаго желать - поэтому и дурное расположеніе духа, которое старикъ и вымщаетъ на прислуг.
        - Бдный старый папа Шиллингъ, - воскликнулъ Феликсъ съ сожалньемъ. - Этимъ онъ, конечно, глубоко оскорбленъ и потому вдвойн раздосадованъ неудавшимся планомъ, - угольныя копи помогли бы ему возвратить состояніе. Мне его невыразимо жаль, - онъ искупаетъ грхи своихъ предковъ.
        Маіорша многозначительно откашлялась - она знала это лучше всякаго другого, но ни слова не возразила. Она возражала и весьма энергично, но лишь тогда, когда этого требовали ея интересы. Между тмъ какъ сынъ ея быстро ходилъ взадъ и впередъ по снямъ, она чистила огурецъ для салата.
        - Очень странно, однако, что чуть ни въ одинъ часъ двоимъ людямъ пришла въ голову одна и та же мысль разработать сокровище, мимо котораго ихъ предки, да и они сами довольно долго проходили, не подозрвая о немъ! - сказалъ молодой человкъ посл минутнаго напряженнаго молчанія и снова остановился въ дверяхъ кухни.
        - Гмъ… Я очень рдко разспрашиваю брата и принимаю событія, какъ они есть, - отвчала ему мать, не прерывая своего занятія. - Братъ гораздо раньше инженера зналъ объ этомъ, но боялся хлопотъ и риска предпріятія… Но родился маленькій Витъ, возстановился родъ Вольфрамовъ, и новыя пріобртенія сдлались обязательными.
        - Боже мой, неужели эта лихорадочная жажда пріобртенія будетъ продолжаться вчно, мама? Мн казалось, что твоя семья уже давно иметъ больше, чмъ нужно.
        Маіорша съ ужасомъ поглядла кругомъ и потомъ смрила сына долгимъ укоризненнымъ взоромъ, - въ немъ не было ни малйшей искры фамильнаго духа Вольфрамовъ!
        - „Больше, чмъ нужно!“^^Подобная мысль еще никому и въ голову не приходила въ монастырскомъ помсть, не только не высказывалась вслухъ, - легкомысленный окликъ спугнетъ робкое счастье, какъ лунатика, и опрокинетъ его. Въ нашемъ семейств никогда не говорятъ о денежныхъ длахъ, замть это! - заявила она ему ршительно и рзко. Она повернулась къ умывальнику и стала лить себ на руки свжую колодезную воду. - Твой поздний обдъ готовъ, иди въ столовую, и я сейчасъ приду! - сказала она, взглянувъ на него черезъ плечо.
        Это было сказано, какъ приказаніе. Феликсъ гнвно закусилъ нижнюю губу и пошелъ въ сосднюю комнату. Тамъ постоянно находился обденный столъ, а въ глубокой оконной ниш постоянно сидла хозяйка. Окна такъ же, какъ и кухонныя, выходили на задній дворъ, который былъ окруженъ хозяйственными строеніями и стной дома Шиллинговъ. Вдоль верхняго этажа строеній шла крытая галерея, куда выходилъ рядъ маленькихъ оконъ и узкихъ дверей нкогда монашескихъ келлій, - теперь это были амбары и кладовыя. На наружныхъ стнахъ висли сита и ршета, а на деревянныхъ перилахъ хлбные мшки и лошадиныя попоны. Висячая галлерея затемняла дворъ, а особенно комнату, передъ окнами которой еще вковой вязъ раскидывалъ свои могучія втви. Въ этомъ зеленоватомъ мутномъ свт, падавшемъ въ нишу, стоялъ рабочій столикъ, и кроткая совтница проводила тамъ часы отдыха своей скудной любовью брачной жизни. Кудахтанье и клохтанье куръ, мычанье коровъ въ стойлахъ, шмыганье взадъ и впередъ работниковъ и работницъ были единственными проявленіями жизни для одинокой затворницы.
        Феликсъ вспомнилъ, какъ однажды въ воскресенье посл обда, думая, что ея строгій мужъ ушелъ, она поставила возл себя корзинку со своей спавшей маленькой дочкой. Вдругъ совтникъ вошелъ въ комнату. Бдная женщина испуганно вздрогнула, яркая краска разлилась по блдному лицу, наперстокъ, ножницы, иголки посыпались на полъ, а мрачный человкъ, бросивъ косой взглядъ на дтскую постельку, язвительно сказалъ, что здсь его столовая, а не дтская.
        Этотъ случай живо вспомнился Феликсу при вход въ комнату, потому что на томъ самомъ мст спалъ теперь ребенокъ, но не въ простой корзинк подъ пестрымъ одяломъ, тамъ стояла теперь изящная колыбель съ зеленымъ шелковымъ пологомъ и такимъ же одяломъ поверхъ блой тонкой простыни… А у рабочаго стола на мст стройной кроткой женщины сидла толстая почти четыреугольная баба, повязанная по-деревенски платкомъ, съ грубымъ нахальнымъ лицомъ и вязала толстый чулокъ. Она не приподнялась, когда вошелъ молодой человкъ и продолжала качать ногой колыбель, - она прекрасно понимала, что кормилица теперь была главнымъ лицомъ въ монастырскомъ помсть.
        Феликсу очень хотлось заглянуть подъ пологъ, чтобы увидеть лицо своего маленькаго спящаго двоюроднаго брата, но видъ служанки на мсте покойной тетушки возмущалъ и оскорблялъ его. Онъ молча слъ за столъ и досталъ изъ кармана кожаный футляръ, изъ котораго вынулъ серебряный столовой приборъ. Это была единственная фамильная вещь Люціана, которую раздраженная непримиримая женщина привезла съ собой изъ Кенигсберга, подарокъ ддушки давно уже умершаго полковника Люціана своему внуку Феликсу, которого онъ крестилъ. Съ тхъ поръ футляръ стоялъ въ самомъ темномъ углу шкафа, гд хранилось серебро. Во время своего продолжительнаго пребыванія въ монастырскомъ помсть юный владлецъ его случайно увидлъ старательно спрятанный ддовскій подарокъ; онъ тотчасъ же узналъ его и, несмотря на протесты матери, съ радостно бьющимся сердцемъ объявилъ его своей собственностью.
        И теперь онъ отстранилъ простой накрытый для него приборъ и разложилъ свой серебряный. Въ эту минуту вошла маіорша. Она несла на поднос жаренаго цыпленка и салатъ изъ огурцовъ и, только что хотла поставить сыну горячую тарелку, какъ увидла серебряный приборъ. Она сильно покраснла и остановилась безъ движенія.
        - Что же, нашъ приборъ недостаточно чистъ или приличенъ для тебя? - спросила она рзкимъ, прерывающимся голосомъ.
        - Вовсе нтъ, мама, - возразилъ молодой человкъ и съ нжнымъ выраженіемъ въ лиц положилъ руку на ручку ножа, гд крупными буквами было вырзано имя Люціана, - но я такъ счастливъ, что имю въ употребленіи вещь, напоминающую старое время - съ этимъ сувениромъ я никогда не разстаюсь!… Я хорошо помню своего красиваго гордаго ддушку, хотя мн было всего четыре года, когда онъ умеръ. Папа…
        Стукъ и звонъ заставили его вздрогнуть и опомниться, - первый разъ въ теченіе многихъ лтъ съ языка его почти безсознательно сорвалось дорогое для него слово „отецъ“, которое строгая мать запретила ему произносить, - и она стояла передъ нимъ разгнванная, съ сверкающими глазами. Отъ ея только что вспыхнувшаго было лица отхлынула вдругъ вся кровь, и невольно дрогнувшая рука уронила тарелку на полъ.
        Кормилица вскрикнула, и ребенокъ въ колыбели тоже закричалъ.
        - Еслибъ это зналъ совтникъ, госпожа маіорша! У Вита можетъ сдлаться припадокъ отъ испуга, - сказала дерзко кормилица и взяла на руки раскричавшагося ребенка. Къ величайшему удивленію сына гордая суровая женщина не возразила ни слова. Она помогла успокоить крикуна, потомъ собрала съ пола черепки и вышла въ кухню. Феликсъ зналъ, какъ страстно его дядя и его гордившаяся своимъ родомъ мать желали прямого наслдника имени Вольфрама, но онъ не подозрвалъ, какую власть имлъ этотъ малютка въ монастырскомъ помсть. Молодой человкъ съ какимъ-то ужасомъ смотрлъ на жесткіе черные волосы, торчавшіе изъ подъ сбившейся шапочки.
        Еслибы совтница, имвшая пять двочекъ съ нжными блыми личиками и съ синими, какъ васильки глазками, могла заглянуть въ свое земное жилище, она бы очень удивилась, увидавъ цыганенка въ сын, который ей стоилъ жизни. Смуглое худое лицо съ торчащими ушами, длинные сухіе пальцы, двигавшіеся по подушк, точно лапки паука, - таковъ былъ наслдникъ монастырскаго помстья.
        - Спи, крошка, спи, спи спокойно, какъ графъ! - запла кормилица и, укачивая ребенка, прошла мимо стола, отворила дверь и вошла въ сосднюю комнату. Это былъ рабочій кабинетъ совтника, очень большая комната, огромныя въ вид арокъ окна которой выходили на передній дворъ. Ребенокъ заснулъ, а кормилица открыла окно и обратилась съ грубыми шутками къ занятымъ во двор работникамъ - нчто неслыханное въ монастырскомъ помсть! Хотя все въ дом велось на мщанскій ладъ, но прислуга держалась строго, въ безусловномъ повиновеніи, почти рабств, - Вольфрамы умли заставить себя уважать.
        Маіорша, которая между тмъ вернулась и поставила на столъ другую тарелку, взглянула искоса на окно, у котораго происходилъ шумный разговоръ, но не сказала ни слова. Холодное спокойствіе, снова появившееся на ея прекрасномъ лиц, сегодня впервые показалось ея сыну неестественнымъ и непріятнымъ, - нсколько минутъ тому назадъ онъ узналъ, что благоразуміе и разсудительность и все ничтожество повседневной жизни не могли затушить тлющую искру въ уголк ея души, и отъ одного слова вспыхнуло пламя…
        Противъ обденнаго стола находилась грубая каменная арка двери, за которой поднималась лстница, ведшая въ коридоръ дома съ колоннами, соединявшій монастырскую кухню и столовую гостиницы, и такимъ образомъ эта дверь соединяла оба дома. При раздл монастырскаго именія дверь была заложена кирпичами, и практическіе Вольфрамы устроили въ углубленіи шкафъ. Этотъ шкафъ теперь отперла маіорша. Тамъ лежали хозяйственныя книги и на узкой полк стояла жестяная шкатулка, въ которую складывались деньги, получаемыя за птицу и молоко.
        Феликсъ мрачно смотрлъ, какъ его мать вынула изъ кармана грубый кожаный мшечекъ и высыпала изъ него мелочь въ шкатулку. Она должна была теперь, какъ прежде бдная совтница, стоять за прилавкомъ и продавать молоко, ловить для чужихъ кухарокъ требуемую птицу, срзать въ огород салатъ и кольраби и считать гроши и пфенниги.
        Кусокъ останавливался въ горл молодого человка: вдругъ кормилица громко взвизгнула у окна отъ удовольствія. Онъ бросилъ ножикъ и вилку и вскочилъ съ мста.
        - И ты допускаешь такую вольность, мама? - спросилъ онъ раздражительно.
        - Если бы я не была благоразумна, я наврно возмущалась бы этимъ, - сказала она спокойно, запирая шкафъ. - Дитя больное и слабое - его жизнь въ рукахъ этой неотесанной бабы. Остается терпеть и молчать.
        Онъ чувствовалъ, какъ кровь ударила ему въ голову, - какую великую жертву приносила эта женщина для ребенка своего брата, тогда какъ своего собственнаго сына лишила отца, потому что не хотла молчать! Онъ вспомнилъ сцены, происходившія между его родителями; онъ зналъ, что мать всегда оставалась холодной и непреклонной въ то время, какъ отецъ горячился, и последнее слово всегда оставалось за ней, а онъ, взбшенный и выведенный изъ терпнія, покидалъ комнату.
        Она, конечно, не поняла невыразимой горечи, поднявшейся въ душ ея сына, въ противномъ случа она не прошла бы мимо него съ такимъ равнодушнымъ видомъ въ соседнюю комнату.
        - Мы лучше закроемъ окно, Трина, - сказала она ласково и спокойно, - сквозной втеръ можетъ навредить ребенку.
        - Совсмъ и не дуетъІ Я бы чувствовала! - возразила Трина дерзко. - Я кормилица, госпожа маiорша, и мн лучше знать, что надо^^длать и чего не длать.
        Но она очевидно уже знала характеръ маіорши, потому что, пока маіорша, сдлавъ видъ, что не слыхала грубаго отвта, закрывала окно, она все же вернулась къ колыбели, положила туда ребенка и снова взяла свой чулокъ.
        Между тмъ Феликсъ так же вошелъ въ комнату дяди и, къ величайшему своему удивленiю, съ той же робостью, какую испытывалъ въ дтств… обитыя деревомъ стны сохраняли все тотъ же тяжелый воздухъ, наполненный запахомъ кожанныхъ переплетовъ, и тотъ же непріятный полумракъ царилъ въ углахъ. Во время его служебной дятельности - нсколько лтъ тому назадъ совтникъ отказался отъ должности оберъ-бургомистра - эта комната, называвшаяся присутственной, внушала всемъ страхъ. Оттуда часто слышались громкія слова сильно споривших мужчинъ, сердитые голоса возвышались и раздавались даже въ сняхъ, некоторые выбегали оттуда съ раскраснвшимся отъ гнева лицомъ и яростно хлопали дверями, такъ какъ совтникъ не ладилъ съ своими согражданами, которые его ненавидли за произволъ, за непримиримость, доходившую до жестокости, и за его язвительныя насмшки.
        Ребенкомъ Феликсъ входилъ въ эту комнату лишь тогда, когда мать посылала его, чтобы выслушать какой нибудь выговоръ отъ дяди, и онъ какъ бы пригвожденный какой-то магической силой стоялъ у порога еще нсколько минутъ по окончаніи проповди, пока совтникъ сурово не выгонялъ его вонъ.
        Съ южной стороны дома, вдоль той стны, въ которой нкогда было устроено сообщенiе между монастыремъ и домомъ съ колоннами, шла галерея, въ которую вела деревянная лсенка въ нсколько ступенекъ. Стна была покрыта грубой нехудожественной деревянной рзьбой, изображавшей библейскія легенды. Но не эти священныя фигуры съ ихъ уродливыми членами и неуклюжими сіяніями надъ головой привлекали къ себ взоры мальчика: это былъ органъ, къ которому вели ступеньки.
        Органъ былъ старинный и самаго первобытнаго устройства; онъ имлъ только нсколько оловянныхъ трубокъ и очень широкія клавиши, такъ что на немъ нельзя было исполнять полный хоралъ. И его, должно-быть, длалъ тоже монахъ, а именно самъ настоятель, кельей котораго была эта просторная въ род залы комната… Вольфрамы оставили неприкосновенной всю обстановку комнаты, она служила для святыхъ цлей, и они боялись оскврненіемъ святыни спугнуть благословеніе со своихъ владнiй, ибо часто страхъ Божій въ эгоистической человческой душ соединяется со страхомъ потерять земныя блага.
        Теперь молодой человкъ сразу увидлъ, что органъ исчезъ. Безмолвный отъ изумленія глядлъ онъ на темную доску, помщавшуюся на мст органа между изображеніями святыхъ и странно выдлявшуюся среди рзьбы.
        - А, ты удивляешься, - сказала маіорша, повернувшись отъ окна. - Мы ужасно испугались… Трубки, конечно, уже давно сдвинулись съ мста, но мы не обратили на это вниманія, какъ вдругъ на другой день рожденія Вита все рушилось съ ужаснымъ шумомъ… Конечно, онъ служилъ только убжищемъ мышамъ, но вс мы его почитали, и до обломковъ не коснулась чужая рука - дядя все убралъ самъ - и ни малйшій кусочекъ не попалъ въ печку.
        Молодой человкъ взошелъ на галлерею и отворилъ дверь, образовавшуюся изъ поставленной доски. Въ довольно глубокомъ темномъ углубленіи стны, гд прежде помщался органъ, были тщательно сложены его остатки. Тамъ лежали оловянныя трубки, толстые деревянные херувимы, окружавшiе ихъ, разсыпавшіяся клавиши - и все это было такъ тщательно собрано, какъ будто бы отъ исчезновенія малйшей частицы его зависли неудачи и даже гибель всего монастырскаго помстья.
        Когда совтникъ приводилъ все это въ порядокъ, онъ также собственноручно исправилъ поврежденія внутреннихъ стнъ. Феликсъ нагнулся, чтобы рассмотрть досчатую обшивку.
        - Дядя работалъ, какъ настоящій плотникъ! - сказалъ онъ со смхомъ матери, которая только что хотла выйти изъ комнаты.
        Въ эту минуту отворилась дверь изъ сней, и послышались твердые шаги.
        - Чего ты ищешь тамъ наверху? - раздался вдругъ рзкій непріятный голосъ.
        Феликсъ вздрогнулъ - этотъ тонъ въ голос дяди всегда дйствовалъ на его нервную систему, какъ внезапный звонъ металла. Онъ тотчасъ же быстро сошелъ со ступенекъ и съ легкимъ изящнымъ поклономъ протянулъ вошедшему руку.
        - He будешь ли ты такъ любезенъ запереть прежде шкафъ, въ которомъ ты шарилъ съ такимъ любопытствомъ? - продолжалъ совтникъ съ мрачнымъ взглядомъ, не взявъ протянутой руки. - И съ какихъ это поръ вошло у насъ въ обычай принимать меня въ моей собственной комнат?
        Молодой человкъ поспшно взобрался на лстницу и старался запереть разбухшую отъ сырости дверь.
        - Съ тхъ поръ, дядя, какъ прислуга показала сюда дорогу, - возразилъ онъ не безъ рзкости и, повернувъ голову, черезъ плечо указалъ на кормилицу, которая, кланяясь, поднялась со стула.
        - Витъ всегда спитъ здсь - господинъ совтникъ это знаетъ, - сказала кормилица, увренная въ своихъ правахъ.
        Совтникъ молча бросилъ шляпу на ближайшій столъ. Высокаго роста, не широкій въ плечахъ, но настоящее олицетвореніе силы, онъ въ старинномъ костюм съ кружевнымъ воротничкомъ и въ шляп съ перьями могъ бы какъ нельзя лучше изображать Валленштейна [[3] Валленштейн, правильнее Вальдштейн (Wallenstein. Waldstein), Альбрехт-Венцеслав-Евсевий, герцог Фридландский, 1583-1634, немецкий полководец времен 30-летней войны.Портрет Альбрехта фон Валленштейна. А. Ван Дейк, 1629http://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/thumb/2/28/Hw-wallenstein.jpg/200px-Hw-wallenstein.jpg]. Густые, коротко остриженные и слегка сдые волосы низко спускались на лобъ его умнаго продолговатаго лица, загорвшаго отъ воздуха и солнца. Стараясь какъ можно тише ступать, онъ подошелъ къ колыбельк, осторожно приподнялъ пологъ и, прислушиваясь, наклонился къ ребенку.
        - Что это значитъ, Трина? Ребенокъ тяжело дышитъ, и головка у него, кажется, горячая, - продолжалъ онъ, едва переводя духъ отъ испуга - трудно было узнать это самодовольное лицо, искаженное страхомъ и безпокойствомъ.
        - Витъ испугался, - господинъ совтникъ, сказала кормилица жалобнымъ тономъ, складывая руки на живот. - Онъ не можетъ выносить шума, а госпожа маіорша уронила на полъ тарелку - я чуть не умерла отъ страха, и тотчасъ же подумала, что Витъ захвораетъ, - онъ очень кричалъ, господинъ совтникъ!
        Совтникъ молчалъ и бросилъ искоса мрачный взглядъ на сестру, которая, блдная отъ досады и гнва, медленно ходила вокругъ стола и безцльно брала въ руки различные предметы, чтобы тотчасъ же опять положить ихъ на мсто. Теперь она быстро подошла къ колыбели и пощупала лобъ спящаго малютки.
        - Теб померещилось - ребенокъ совсмъ здоровъ, - сказала она коротко и ршительно, но, какъ казалось, и сама почувствовавъ облегченіе посл своего изслдованія.
        - Слава Богу, - воскликнулъ совтникъ, переводя духъ. - Я увренъ, что ты знаешь въ этомъ толкъ, Тереза! Но во всякомъ случа было бы умне подать Феликсу обдъ въ твоей комнат. Трина права, - Витъ не можетъ выносить ни сильнаго шума, ни громкаго разговора, поэтому, пока твой сынъ пробудетъ здсь, мы будемъ обдать въ угловой комнат… А теперь надо отнести ребенка въ дтскую, - здсь воздухъ тяжелъ и пахнетъ кушаньями.
        Онъ взялъ колыбель за одинъ конецъ и сдлалъ знакъ кормилиц взяться за другой, но маіорша взялась сама, и они оба понесли новаго преемника имени Вольфрамовъ, преемника ихъ фамильной гордости и высокомрія, какъ принца крови, черезъ кухню и сни, а кормилица съ чулкомъ въ рукахъ важно послдовала за ними.
        4.
        Двери остались открытыми, и Феликсъ почувствовалъ живйшее желаніе убжать и покинуть навсегда „старое соколиное гнздо“, изъ котораго жалкое ничтожное отродіе уже теперь вытсняло всякаго, носящаго другое имя. Въ душ молодого человка не было и слда зависти или недоброжелательства, напротивъ, онъ очень радовался при извстіи, что родился Вольфрамъ, потому что его ужасала мысль жить и хозяйничать въ монастырскомъ помсть. Конечно, ему и въ голову не приходило, что съ первымъ дыханіемъ этого маленькаго существа жизнь здсь сдлается положительно невыносимой, и онъ, слдовательно, останется безъ пріюта.
        Дядя только что сказалъ ему, что онъ здсь лишній и можетъ приютиться гд нибудь въ углу, если слабые нервы ребенка не переносятъ его присутствія. Какъ ни былъ строгъ и жестокъ совтникъ къ мечтательному мальчику, въ послдніе годы онъ относился снисходительне и доврчиве къ молодому человку. Феликсъ въ гнв топнулъ ногой, - это относилось не къ его искреннему стремленію, ни къ пріобртеннымъ имъ знаніямъ, какъ онъ это думалъ, а къ единственному существу, въ жилахъ котораго вольфрамовская кровь, это было уваженіе къ будущему владтелю монастырскаго помстья. Теперь совтникъ стряхнулъ съ себя „неизбжное зло“^^- замcтителя, - въ колыбели подъ шелковымъ пологомъ лежалъ наслдникъ, его плоть и кровь - и снова сталъ грубымъ и повелительнымъ, какимъ онъ былъ нкогда съ чуждой птичкой, съ бднымъ „колибри“.
        А мать? Сынъ не сомнвался въ ея материнской любви, хотя она и скупилась на ея вншнія проявленія такъ же, какъ на деньги - она презирала сентиментальности „нжныхъ созданій“. Она была очень высокаго мннія объ ум и характер своего брата. Непреклонную жестокость и строгость она считала необходимыми качествами мужчины такъ же, какъ любовь къ порядку и домовитости необходимыми качествами женщины. Она слпо врила ему. Во всемъ же, что касается рода, изъ котораго она происходила, она считала себя обязанной быть спартански твердой, - интересы ея сына всегда были на второмъ план, какъ утверждали немногіе близкіе знакомые, которые бывали въ монастырскомъ помсть. Мнимое прекращеніе процвтавшаго нсколько столтій уважаемаго рода причиняло ей страшное горе, она не любила своихъ маленькихъ блокурыхъ племянницъ, а къ матери ихъ въ душ питала презрніе. Это Феликсъ такъ же хорошо зналъ, какъ всегда замчалъ набгавшую на ея лицо тнь, когда кто нибудь говорилъ о томъ, что со временемъ соединенныя имена Люціанъ-Вольфрамъ будутъ стоять во глав ихъ рода: непримиримая женщина считала недостойнымъ такого отличія того, „кто
сдлалъ ее несчастной“… Къ тому же она мене всего была способна смягчить дурныя впечатлнія, только что полученныя ея сыномъ, и возвратить ему почву въ дом своего брата… Да и къ чему это? Онъ и самъ, вдь, не нуждался и не желалъ больше этой негостепріимной родной кровли!
        Молодой человкъ, хотвшій уже въ порыв негодованія переступить порогъ, вдругъ вернулся и подошелъ опять къ окну, - онъ теперь не долженъ былъ быть упрямымъ и раздражительнымъ, вдь онъ пріхалъ сюда не для отдыха, какъ онъ писалъ, а для важныхъ переговоровъ.
        Жгучее опасеніе вдругъ заставило его сердце сильно забиться - въ Берлин эти переговоры казались ему не такими трудными; теперь же, когда онъ увидалъ эти серьезныя ршительныя лица на фон строгой простой мщанской обстановки, его предпріятіе показалось ему гигантски труднымъ. „Люсиль“, прошепталъ онъ со вздохомъ, и взоръ его блуждалъ по зеленющей вершин вяза, озаренной тамъ и сямъ майскими лучами заходящаго солнца. И какъ бы вызванная этимъ словомъ явилась передъ нимъ на золотисто-зеленомъ фон гибкая фигура съ длинными локонами, полная жизни и энергіи семнадцатилтняя двушка, всегда готовая къ проказамъ и шалостямъ. Онъ чувствовалъ вокругъ своей шеи теплыя дтскія ручки, чувствовалъ ея дыханіе на своихъ щекахъ, и все обаяніе любви, опьянявшей его уже нсколько мсяцевъ, охватило его, придало ему силъ и мужества для борьбы и возвратило вру въ свои юношескія идеальныя воззрнія на жизнь.
        Между тмъ маіорша вернулась въ кухню, она вынула изъ шкафа хлбъ и стала отрзать отъ него большіе ломти для стоявшихъ въ сняхъ нищихъ дтей. Совтникъ также пришелъ туда. Феликсъ слышалъ его твердые шаги по каменному полу кухни; онъ шелъ было въ столовую, но вдругъ остановился, какъ вкопанный.
        Одно изъ оконъ кухни было открыто, а поденщикъ говорилъ служанк, несшей въ стойло охапку свжаго клевера: „знаешь, старый баринъ въ дом Шиллинга вдругъ прогналъ Адама; мн сейчасъ сказалъ объ этомъ кучеръ, который очень его жалетъ!“
        - Занимайся своимъ дломъ! Я не плачу вамъ денегъ за ваши сплетни, - закричалъ совтникъ. Работникъ вздрогнулъ, - этотъ повелительный голосъ подйствовалъ на него, какъ ударъ ножомъ. Съ шумомъ заперъ совтникъ окно и схватилъ стаканъ съ полки, гд они стояли одинъ подл другого, блестящіе, какъ зеркало.
        - Какъ это ты допускаешь, чтобы люди у тебя на глазахъ болтали и теряли время? - мрачно спросилъ онъ сестру.
        - Лишній вопросъ, - ты знаешь, что я такъ же строго держусь правилъ дома, какъ и ты, - отвчала она уклончиво и повидимому нисколько не обидившись, - но Адамъ взбунтовалъ всю прислугу. Ему отказали изъ-за исторіи съ каменнымъ углемъ, и онъ даже былъ здсь клянчить у тебя; въ своемъ безуміи онъ грозилъ броситься въ воду.
        Феликсъ тмъ временемъ прошелъ столовую и стоялъ въ дверяхъ кухни, онъ видлъ, какъ дядя машинально проводилъ рукой по жидкой бород и разсматривалъ блуждающимъ взоромъ перила галлереи съ развшанными на нихъ лошадиными попонами и хлбными мшками и, казалось, не слышалъ и половины того, что говорила ему сестра.
        - Все это вздоръ, - вдругъ рзко прервалъ онъ ея рчь. - Кто это говоритъ, тотъ никогда этого не сдлаетъ! - Онъ подставилъ стаканъ подъ кранъ и залпомъ выпилъ свжую прозрачную воду. - Впрочемъ, я всетаки зажму ротъ господину фонъ Шиллингъ, - онъ ужъ мн надолъ своимъ ребяческимъ гнвомъ, - добавилъ онъ, ставя пустой стаканъ на мсто. Онъ вытеръ платкомъ бороду и усы, а также провелъ имъ нсколько разъ по лбу, будто онъ у него вдругъ вспотлъ.
        - Это и было бы оправданіе, котораго такъ желаетъ Адамъ, дядя, - онъ только и проситъ объясненія съ твоей стороны этой странной случайности, - вскричалъ Феликсъ.
        Совтникъ обернулся. У него были большіе голубые глаза, которые онъ устремлялъ въ лицо другого человка съ чувствомъ собственнаго достоинства и съ сознаніемъ человка, всегда поступающаго справедливо; но они могли также сверкать, какъ искры, изъ подъ нависшихъ бровей. Такой полузакрытый взглядъ скользнулъ по племяннику, стройная фигура котораго, одтая въ изящный костюмъ, обрисовывалась въ дверяхъ, и потомъ перешелъ, какъ бы сравнивая, на поношенный костюмъ самого совтника, который онъ рдко замнялъ лучшимъ.
        Замчаніе молодого человка осталось безъ отвта. Дядя только саркастически улыбнулся, стряхнулъ носовымъ платкомъ съ своего платья приставшіе къ нему соломинки и кусочки земли и угля, сбилъ съ сапогъ толстый слой пыли и потомъ, кивнувъ головой на Феликса, ядовито сказалъ сестр: „онъ стоитъ здсь, точно живая картинка модъ, Тереза, точно только что вышедшій изъ рукъ портного образецъ. Такое изящное платье очень удобно для овина и угольной шахты, Феликсъ!“
        - He для того оно и сдлано, дядя, - какое мн дло до овина и угольной шахты, - возразилъ Феликсъ, скрывая раздраженіе подъ легкой усмшкой.
        - Какъ, ты такъ быстро и легко освоился съ такой важной перемной въ твоей жизни? Вотъ видишь, Тереза, правду я говорилъ, что эти идеальныя головы богаче насъ; они отбрасываютъ отъ себя сотни тысячъ, какъ булыжники, даже не поморщившись. Г-мъ… мой маленькій Витъ сыгралъ дурную шутку съ тобой, Феликсъ, монастырское помстье не бездлица.
        Ухо молодого чсловка издавна было очень чувствительно къ различнымъ модуляціямъ въ голос дяди; и теперь онъ услыхалъ въ немъ дикое торжество о рожденіи наслдника, злобную радость и желаніе подразнить его.
        - Слава Богу, я не завистливъ, - дай Богъ, чтобы ребенокъ выросъ теб на радость, - сказалъ онъ спокойно, и его прекрасное открытое лицо выражало правдивость и искренность. - Но ты ошибаешься, если думаешь, что я равнодушенъ къ деньгамъ и къ состоянію, - никогда еще я такъ не желалъ быть богатымъ, какъ именно теперь.
        - У тебя есть долги? - рзко спросилъ совтникъ, приближаясь къ говорившему.
        Молодой человкъ гордо откинулъ голову и отвчалъ, что не иметъ ихъ.
        - Ну такъ для чего же? Разв мать теб мало даетъ? Или теб хотлось бы навшать на себя еще больше такихъ бездлицъ, какъ эта? - Онъ подошелъ къ племяннику и указалъ на медальонъ, висвшій у него на цпочк отъ часовъ. Онъ взялъ въ руки и быстро перевернулъ золотую вещицу, причемъ сильно заблестли камни, которыми она была осыпана.
        - Чортъ возьми, - камни то настоящіе! Это твой вкусъ, Тереза? - спросилъ онъ сестру, обернувшись къ ней черезъ плечо. Маіорша только что сняла свой полотняный фартукъ и вшала его на гвоздь. Она спокойно, не обнаруживая ни малйшаго признака интереса, подошла къ нимъ.
        - Я никогда не покупаю такихъ модныхъ бездлушекъ, - отвчала она, бросивъ пытливый взглядъ на драгоцнность и потомъ устремивъ его, какъ строгій судья, на сильно покраснвшее лицо сына.
        - Отъ кого получилъ ты эту вещицу? - спросила она коротко.
        - Отъ дамы…
        - Сынъ мой, молодыя двушки рдко имютъ столько денегъ, чтобы быть въ состояніи длать такіе подарки, - прервалъ его совтникъ, повертывая медальонъ въ разныя стороны и любуясь блескомъ камней, - хочешь я теб скажу, Феликсъ, отъ кого этотъ дорогой сувениръ? Отъ твоей старой пріятельницы, баронессы Лео въ Берлин: что въ немъ - почтенный сдой локонъ?
        - Нтъ, дядя, блестящiй черный, - быстро возразилъ молодой человкъ, точно это ложное предположеніе было для него невыносимо, и при этомъ гордая улыбка мелькнула на его губахъ: но вслдъ за тмъ у него вдругъ захватило дыханіе, - онъ былъ вызванъ на ршительное объясненіе безъ всякой подготовки, и передъ нимъ стояли эти дв желзныя личности, одна съ лукавой усмшкой и сарказмомъ на устахъ, а другая съ непріятнымъ пронзительнымъ взглядомъ - никогда еще не выступалъ такъ рзко на ихъ лицахъ фамильный духъ Вольфрамовъ и не казался ему такимъ убійственнымъ, какъ въ этотъ тяжелый моментъ.
        - Я желала бы знать имя дамы, - сказала его мать коротко, съ видомъ исповдника, который она давно принимала всякій разъ, когда заставала его въ обществ какого нибудь чужого мальчика. Она читала въ чертахъ своего сына со свойственнымъ ей пониманіемъ и проницательностью; она и теперь видла, какъ онъ боролся съ мучительнымъ чувствомъ, и у нея не осталось ни малйшаго сомннія, что онъ очень нуждался въ ея снисхожденіи, и это заставило ее быть непреклонной.
        - Мама, будь добра! - просилъ онъ нжнымъ умоляющимъ голосомъ: онъ взялъ об ея руки и прижалъ ихъ къ своей груди. - Дай мн время…
        - Нтъ, - прервала она его ршительно и отняла у него свои руки. - Ты знаешь, что я люблю вести дло на чистоту, когда замчаю между нами какое нибудь недоразумнiе - а тутъ есть что-то подозрительное. Или ты думаешь, что для меня ничего не значитъ провести цлую ночь въ раздумь о томъ, что теб хорошо извстно? Я хочу знать имя!
        Большіе голубые глаза молодого человка заискрились отъ оскорбленнаго чувства, но онъ молчалъ и, собираясь съ духомъ, нсколько разъ провелъ рукой по лбу и по роскошнымъ пепельнымъ волосамъ.
        - Однако ты герой! - воскликнулъ насмшливо совтникъ, - стоишь, какъ будто теб предстоитъ лишиться твоей кудрявой головы. Г-мъ… двушка, очевидно, не нищая, если даритъ брильянты: но семья, происхожденіе сомнительны… а? Ты имешь причины отвергать родство - стыдиться…
        - Стыдиться? Мн стыдиться моей Люсили? - горячо воскликнулъ молодой человкъ - онъ совсмъ потерялъ самообладаніе. - Люсили Фурніе! Спросите о ней въ Берлин, и вы услышите, что она могла бы выйти замужъ за самаго знатнаго графа, если-бы не предпочитала принадлежать мн… Но я хорошо знаю, что экзотическій цвтокъ не приживется на нмецкой почв, я знаю также, что все, что называется искусствомъ, на дурномъ счету въ монастырскомъ помсть. Мн придется бороться съ упорными предразсудками, и это смутило меня на мгновенье не за себя, а потому что я увренъ, что въ первыя минуты изумлнія могутъ вырваться суровыя слова о дорогомъ мн существ - a этого я положительно не могу вынести.
        Онъ глубоко перевелъ духъ и смотрлъ теперь твердо и безстрашно въ лицо своей матери, которая, опираясь руками на столъ, неподвижно, точно окаменлая, стояла передъ нимъ съ поблднвшими губами.
        - Мать Люсили - женщина знаменитая, - прибавилъ онъ коротко и ршительно.
        - Такъ, - сказалъ протяжно совтникъ. - А отецъ? Онъ не знаменитъ?
        - Родители живутъ врозь, какъ… - молодой человкъ хотлъ сказать: какъ мои, но дикій блескъ глазъ маіорши заставилъ его проглотить послднія слова. Посл минутнаго молчанія онъ быстро прибавилъ, какъ бы желая скоре положить конецъ тяжелому напряженію: - госпожа Фурніе балерина.
        - Что такое? Говори по-нмецки, Феликсъ, - прервалъ его съ циническимъ сарказмомъ совтникъ. Скажи - танцовщица, которая въ коротенькихъ юбочкахъ и съ обнаженной грудью носится по сцен, - брр… - онъ замоталъ головой и расхохотался, - „это будущая теща, Тереза!“
        Съ строгимъ укоромъ поднялъ онъ указательный палецъ, и на его узкомъ мрачномъ лиц отразилось враждебное чувство къ людямъ, которое такъ ненавидли въ немъ его сограждане.
        - Помнишь ли ты, что я предсказывалъ теб двадцать пять лтъ тому назадъ? - спросилъ онъ сестру. - „Ты будешь проклинать свой неразумный выборъ мужа въ своихъ дтяхъ“, не говорилъ я этого теб, Тереза? Ну вотъ, это его кровь, легкая солдатская кровь! Теперь попробуй изгнать этотъ ненавистый элементъ, если сможешь.
        - Этого я, конечно не могу, - сказала она беззвучно, - но легкое созданье, которое онъ хочетъ привести въ мой домъ, я могу изгнать, въ этомъ положись на меня.
        Шумъ въ кухн заставилъ ее замолчать. Вошла служанка съ корзиной шпината и начала выкладывать зелень на столъ. Маіорша пошла туда, выслала работницу изъ кухни и заперла на задвижку дверь, ведущую въ сни. Посл этого она снова вернулась къ нимъ.
        У молодого человка сердце билось такъ сильно, точно хотло разорваться, когда эта женщина въ длинномъ траурномъ плать, съ блднымъ, но ршительнымъ лицомь твердыми быстрыми шагами подошла къ нему, чтобы разомъ ршить его участь. Рука его невольно поднялась къ медальону. Холодная улыбка мелькнула на губахъ матери при этомъ движеніи.
        - Можешь быть спокоенъ, я ни за что не дотронусь своими честными руками до постыднаго подарка, - всякому извстно, откуда у танцовщицъ брилліянты… Ты будешь настолько благоразуменъ, что по моему желанію и вол собственными руками снимешь этотъ подарокъ: если же ты не сдлалъ этого теперь, то придетъ часъ, когда ты посл горькаго опыта съ отвращенiемъ отбросишь его отъ себя.
        - Никогда, - вскричалъ онъ порывисто и, отцпивъ медальонъ отъ цпочки, нжно прижалъ его къ губамъ.
        - Какое дурачество! - сердито пробормоталъ совтникъ сквозь зубы, между тмъ какъ глаза маіорши засверкали гнвомъ - въ этой холодной расчетливой натур казалось заговорила ревность.
        - Дурачество, - повторилъ совтникъ, когда Феликсъ спряталъ сувениръ въ боковой карманъ и съ нжностью прижалъ его къ себ, какъ будто бы прижималъ къ сердцу ту, отъ которой получилъ его.
        - Какъ теб^^не стыдно продлывать такія комедiи передъ нами, серьезными людьми. Вообще я не понимаю, какъ у тебя хватаетъ мужества здсь, въ монастырскомъ помсть при твоихъ почтенныхъ родственникахъ, упоминать о такихъ связяхъ, о которыхъ порядочные молодые люди всегда молчатъ.
        - Дядя, - прервалъ его молодой человкъ, не владя боле собой.
        - Господинъ референдарій?! - возразилъ съ холодной насмшкой совтникъ. Онъ сложилъ руки и устремилъ на пылавшее лицо племянника сверкающій презрительный взглядъ.
        - Ты длаешь себя смшнымъ своимъ негодованіемъ, сынъ мой, - сказала маіорша и спокойно взяла его правую руку, которую онъ поднялъ было съ угрозой. Она снова была олицетворенiемъ равнодушія: ни сынъ, ни братъ не замтили въ ея взор подозрительнаго пламени.
        - Дядя правъ, надо имть много мужества, чтобы говорить съ нами объ этихъ людяхъ…
        - Конечно не боле, чмъ моей бдной Люсили, чтобъ признаться своимъ роднымъ въ любви ко мн, - съ горечью прервалъ ее молодой человкъ. - Госпожа Фурніе держитъ въ Берлин домъ по-княжески; ея матъ изъ знатнаго, хотя и обднвшаго рода играетъ главную роль въ салон, который посщаютъ люди высшаго сословія. Арнольдъ фонъ Шиллингъ можетъ теб лучше всхъ сказать, какую незначительную роль играли мы въ этомъ блестящемъ обществ. И въ этомъ кругу Люсиль служитъ центромъ, предметомъ всеобщаго поклоненія. Она красиве своей матери и такъ же талантлива; и мать, и бабушка считаютъ ее восходящей звздой.
        - He можешь ли ты мн сказать, какую роль играютъ въ салон госпожи Фурніе жены ея постителей? - коротко и рзко прервала маіорша его повствованіе. Сынъ ея молчалъ, пораженный этимъ вопросомъ, и глаза его устремились въ полъ.
        - Большая часть этихъ мужчинъ холостяки.
        - А женатые оставляютъ своихъ честныхъ женъ дома, - добавила она съ неожиданной смсью подавленнаго гнва и леденящаго презрнія. - Ты очень ошибаешься, если думаешь ослпить меня роскошью и почтенной знаменитостью салона танцовщицы; я знаю, какое легкомысліе и грязь царятъ за разрисованными декораціями, и эти знанія я пріобрла дорогой цной.
        Феликсъ содрогнулся при этихъ словахъ, - они бросали лучъ свта на его смутныя дтскія воспоминанія о нкоторыхъ непонятныхъ для него происшествіяхъ въ родительскомъ дом въ Кенигсберг; теперь онъ понялъ ихъ; теперь онъ зналъ, почему его мать, переодтая и окутанная вуалью до неузнаваемости, тайкомъ уходила по вечерамъ изъ дома, - она тайно слдила за его отцомъ… Это открытіе отняло у него послднюю надежду, - дло шло не о борьб съ „мщанскими предразсудками“ только, передъ нимъ стояла оскорбленная, упорно непримиримая супруга, права которой были попраны этимъ „классомъ людей“. Имъ овладло отчаяніе.
        - Я не могу и не хочу оcпаривать твоего строгаго сужденія, потому что я не знаю, что ты пережила, - сказалъ онъ, стараясь побороть волненіе. - Въ общемъ я согласенъ съ тобой - хотя я могу поклясться, что въ дом Фурніе я не видлъ ничего неприличнаго и безнравственнаго - я не хочу брать жену съ подмостковъ, затмъ я и пріхалъ сюда теперь… Люсиль еще не выступала на сцен, хотя она уже вполн артистка. Госпожа Фурніе, звзда которой начинаетъ меркнуть, сама учила ее; она такъ уврена въ блестящей будущности своей дочери, которую она, конечно, желаетъ эксплоатировать, что даже отказала графу Л., который просилъ у нея руки Люсили. Люсиль должна въ скоромъ времени дебютировать, и я долженъ этому воспрепятствовать, во что бы то ни стало.
        - А двушка любитъ танцы? - сухо спросила маіорша.
        - Да, страстно. Но она отказывается отъ своего призванія, отъ славы и блестящей карьеры ради меня, - его голосъ сдлался тише, и въ немъ послышались мягкость и нжность, - изъ этого ты можешь понять, мама, какъ она меня любитъ.
        Въ отвтъ на это маіорша выразительно и насмшливо кивнула головой.
        - А жаждующая денегъ и славы мамаша въ Берлин, насколько я понимаю, и не подозрваетъ объ этихъ планахъ и намреніяхъ? - спросилъ совтникъ.
        - Нтъ, - отвчалъ Феликсъ. Въ тон и въ каждомъ движеніи допрашивающаго было столько раздражающей насмшки, что ему трудно было сдерживаться, и онъ добавилъ: - я, какъ честный человкъ, долженъ прежде точно опредлить, что я могу предложить госпож Фурніе взамнъ ея собственныхъ плановъ и предложеній другихъ жениховъ.
        - Это кажется легко сдлать, - сказалъ совтникъ. - Не думаю, что жалованье референдарія не трудно счесть - его какъ разъ хватитъ на булавки мадемуазель Фурніе.
        Краска гнва и негодованія вспыхнула на лиц молодого человка, но онъ все еще сдерживался.
        - Я ршилъ оставить государственную службу и устроиться здсь въ город нотаріусомъ.
        Въ эту минуту рука маіорши тяжело опустилась на его плечо, и никогда еще голосъ его строгой матери не звучалъ такъ жестоко и неумолимо, какъ при слдующихъ словахъ:
        - Одумайся, Феликсъ, - мн кажется, что ты бредишь. Чтобъ совершенно разсять туманъ въ твоей голов, я подскажу теб, что ты, строго придерживаясь правды, долженъ сказать госпож Фурніе, у которой княжескій домъ въ Берлин, которая отказываетъ знатному жениху и ожидаетъ милліоновъ отъ балетныхъ прыжковъ своей ученицы; ты долженъ сказать ей: мн не предстоитъ никакой карьеры, у меня нтъ ни гроша собственнаго состоянія, и я долженъ существовать на то, что мн дадутъ мои кліенты. Ваша принцесса дочка должна будетъ надть фартукъ и ходить въ кухню или чинить худое блье; ея свтскіе таланты ей не понадобятся у меня, такъ какъ комната бднаго нотаріуса не салонъ, который посщается сіятельными особами - матери же своей я никогда не посмю ее представить.
        - Матушка! - воскликнулъ молодой человкъ.
        - Сынъ мой, - продолжала она, не обративъ вниманія на его восклицаніе, въ которомъ слышались мука и горе, - ты только что высказалъ желаніе быть очень богатымъ, и, какъ я теперь вижу, ты имлъ къ тому полное основаніе, потому что „княжеское содержаніе“ дома требуетъ большихъ денегъ. Ты думалъ воспользоваться для этого состояніемъ твоей матери, и ты, можетъ быть, отчасти правъ. Но состояніе это заботливо собиралось грошами и пфеннигами въ теченіе трехъ столтій честнымъ трудомъ семьи, и я говорю теб, - при этихъ словахъ она величественно выпрямилась и подняла правую руку, - что я не дамъ своего наслдія на безпутную жизнь комедіантовъ, а лучше возвращу все до послдняго гроша въ родъ Вольфрама. Такъ и знай!
        - Это твое окончательное ршеніе, матушка? - спросилъ сынъ съ поблвшими губами и потухшимъ взоромъ.
        - Мое окончательное ршеніе… Выкинь эту двушку изъ головы - ты долженъ это сдлать, говорю теб это разъ навсегда! Я хочу вдь добра теб, - потомъ ты будешь меня благодарить.
        - За разбитое счастье не благодарятъ, - возразилъ онъ, и голосъ его, все боле и боле возвышаясь, зазвучалъ гнвомъ, котораго онъ ужъ не могъ боле сдерживать. - Высыпь свои капиталы въ колыбель маленькаго Вольфрама, - они твое наслдіе, и ты можешь распоряжаться ими по своему усмотрнію. Но ты не можешь вмшиваться въ мои сердечныя дла, эгоистически врываться въ мою жизнь, какъ будто я вещь, предметъ безъ крови и плоти, кусокъ воску, которому можно придать какую угодно форму и вдохнуть въ нее духъ Вольфрама… Ты ужъ однажды повернула мою жизнь по собственному произволу, что я называю незаконнымъ грабежомъ. Я былъ тогда ребенкомъ и долженъ былъ подчиняться теб. Но теперь у меня своя воля и я не позволю себя вторично ограбить съ безчеловчной жестокостью.
        - Господи Iисусе! - простонала маіорша, какъ будто бы получила смертельный ударъ. Она повернулась къ двери, точно хотла бжать, но остановилась съ невольно поднятыми кверху руками и съ ужасомъ смотрла на сына. У совтника же на лбу отъ гнва надулась жила; онъ схватилъ молодого человка за руку и сильно тряхнулъ его.
        - Что это за тонъ, негодяй? - гнвно закричалъ онъ. - Что у тебя украли, нищій? Объяснишь ли ты мн, какъ тебя ограбили?
        - Отнявъ у меня домъ и отца, - отвчалъ Феликсъ, энергичнымъ движеніемъ вырвавъ у дяди свою руку. - Если отецъ умираетъ, на то Божья воля, которой дти должны подчиняться; но никогда люди не должны разлучать отца съ сыномъ, такъ какъ они дополняютъ другъ друга и боле принадлежатъ другъ другу, чмъ мать и сынъ… А мой отецъ сильно любилъ меня. Я до сихъ поръ помню, что я чувствовалъ, когда онъ - этотъ гордый красивый солдатъ, котораго бранятъ легкомысленнымъ за то, что онъ не былъ филистеромъ [[4] Филистер - презрительное название человека с узкими взглядами, преданного рутине; самодовольный мещанин, невежественный обыватель, отличающийся лицемерным, ханжеским поведением.], покрывалъ меня поцлуями и страстно прижималъ къ своему сердцу.
        Онъ замолчалъ и глубоко перевелъ духъ; посл того, какъ онъ все высказалъ, какъ будто гора упала съ плечъ его… При послднихъ словахъ мать его вышла изъ комнаты, онъ слышалъ, какъ тяжело и медленно шуршалъ шлейфъ ея платья по каменному полу кухни; онъ слышалъ, какъ она отворила узкую стеклянную дверь, ведущую на задній дворъ, потомъ онъ увидлъ, какъ она прошла съ поникшей головой по двору и исчезла за противолежащимъ зданіемъ, - тамъ была калитка въ садъ.
        - Погибшій сынъ! - воскликнулъ совтникъ, задыхаясь отъ гнва. - Этого мать теб никогда не проститъ. Ступай! Уходи изъ моего дома, здсь нтъ больше мста для тебя. Я не знаю, какъ мн и благодарить Бога за то, что онъ продлилъ родъ Вольфрамовъ и избавилъ ихъ старый домъ отъ чуждаго кукушкина отродья.
        Онъ ушелъ въ свою комнату и съ шумомъ захлопнулъ за собой тяжелую, обитую желзомъ дверь, между тмъ какъ молодой человкъ молча дрожащими руками завертывалъ серебряный приборъ, единственное отцовское наслдіе, чтобы тоже уйти изъ столовой.
        5.
        Какъ ошеломленный прошелъ онъ черезъ кухню и отодвинулъ задвижку. Отворивъ дверь, онъ услышалъ шумъ голосовъ: только что пробило шесть часовъ, и сни были полны женщинъ и дтей, и много ихъ шло еще поспшно по переднему двору съ жестяными и глиняными кувшинами и кружками въ рукахъ, такъ какъ въ этотъ часъ можно было получать молоко въ монастырскомъ помсть. Коровница только что принесла два ведра пнящагося молока и съ изумленіемъ оглядывалась кругомъ, такъ какъ мсто за прилавкомъ было пусто - первый разъ за все время, что она служила въ монастырскомъ помсть. Даже въ день смерти и похоронъ покойной совтницы оно было аккуратно занимаемо въ ту минуту, какъ приносилось молоко.
        Феликсъ быстро прошелъ черезъ толпу. Прежде эта молочная торговая была ему до того противна, что онъ всегда въ это время ходилъ по задней лстниц, чтобы избжать толкотни въ сняхъ. Сегодня онъ разсянно смотрлъ черезъ головы ожидающихъ, - онъ не замтилъ, что ему кланялись, что двушки и женщины подталкивали другъ друга и съ удивленіемъ слдили взглядомъ за красивымъ молодымъ человкомъ въ то время, какъ онъ поспшно поднимался по скрипящей лстниц въ послдній разъ, такъ какъ дядя выгналъ его изъ дому. Никогда, никогда больше не вернется онъ въ мрачный домъ, въ этотъ склепъ, построенный монахами и заботливо сохраненный въ продолженіе цлыхъ столтій малодушнымъ, бднымъ фантазіей родомъ, которому не было никакого дла до человческой души и который попиралъ ногами всякую искру, всякій порывъ, не соотвтствующіе его традиціямъ.
        Дорожная сумка изгоняемаго лежала на стол въ мезонин, и ему надо было ее взять. Онъ хотлъ съ ночнымъ поздомъ ухать въ Берлинъ, переговоривъ еще до тхъ поръ со своимъ другомъ Арнольдомъ фонъ Шиллингъ. Это были единственныя ршенія, ясно выдлявшіяся изъ хаоса, царившаго въ его возбужденномъ мозгу. Что онъ будетъ длать, онъ еще не ршилъ; передъ нимъ снова и снова возставало все только что случившееся… Третьяго дня онъ ухалъ изъ Берлина - госпожа Фурніе, находившаяся въ это время въ Вн, писала своей матери, что директоръ придворнаго театра по ея просьб готовъ позволить Люсили дебютировать на сцен Кертнерторъ театра [[5] Theater am Krntnertor - Дословно: Театр у Каринтийских ворот - известный венский театр XVIII-XIX веков.Театр у Каринтийских ворот в 1830 году] - это извстіе его сильно испугало, потому что онъ понималъ, что его возлюбленная будетъ для него потеряна, если хоть разъ выступитъ на сцен. И сама она съ страстнымъ нетерпніемъ просила его скоре привести въ порядокъ свои дла и отправиться въ Вну, чтобы лично переговорить съ ея матерью - и вс его планы рушились въ первую же минуту по прізд!
        Онъ сильно сжалъ руками виски, какъ будто бы этимъ полнымъ отчаянія движеніемъ могъ собрать свои разсянныя мысли, найти путеводную нить во мрак, куда онъ низринулся съ закрытыми глазами изъ яркаго свта своихъ радужныхъ надеждъ…
        Онъ поссорился навсегда съ матерью. И безъ словъ дяди, онъ самъ чувствовалъ, что она никогда не проститъ ему его нжной восторженной любви къ его безъ всти пропавшему отцу, а тмъ боле не забудетъ ршительности, съ которой онъ высказалъ все горе, накопившееся съ дтства въ его душ.
        Какъ сурово, жестоко и непреклонно выступила она противъ него! Такой была она всегда. Никогда не обращалась она къ нему съ нжными материнскими увщаніями и убжденіями, никогда, насколько онъ помнилъ, не принимала участія въ дтскихъ радостяхъ и горестяхъ, смягчая ихъ ласковой любящей рукой, - вся система ея воспитанія заключалась въ суровыхъ приказаніяхъ… И какъ быстро ршилась она лишить наслдства своего единственнаго сына, слишкомъ даже быстро для внезапнаго ршенія! Наврно, это было раньше обдумано. И вотъ въ доврчивое, полное идеальныхъ мечтаній сердце юноши закралось подобно зм, мрачное подозрніе и терзало его, какъ демонъ. Итакъ, фамильный фанатизмъ его матери простирался такъ далеко, что она рада была малйшему предлогу, чтобы отдать свою значительную часть наслдства Вольфрамамъ. Онъ, точно преслдуемый фуріями, бгалъ взадъ и впередъ по комнат… Нтъ, это ужасное подозрніе унижало его самого; оно марало его собственную душу, было чмъ-то въ род низкой мести, вызывавшей краску стыда на его лицо… На стол еще лежала записная тетрадь; списокъ на раскрытой страниц неопровержимо доказывалъ, какъ заботливо
думала мать о его будущности. Конечно, записанное тамъ блье предназначалось для его молодой супруги во вкус маіорши, - дочери важнаго чиновника или наслдниц какого-нибудь богатаго фабриканта - все же это не измняло побужденія. И там въ оконной ниш вислъ портретъ ея сына, и когда она сидла съ работой у стола, она всегда видла передъ собой его лицо. Нтъ, сердце ея не лишено чувства любви, и только упорные предразсудки и мужская строгость къ себ и къ своимъ близкимъ придавали ей видъ полной внутренней холодности.
        Нершительно взялъ онъ свою кожаную сумку, перекинулъ ремень черезъ плечо и былъ готовъ отправиться. Однако онъ остановился на минуту и напряженно прислушивался, не раздаются ли въ передней хорошо знакомые шаги… Само собой было понятно, что онъ покидаетъ монастырское помстье навсегда, и онъ съ горечью сознавалъ, что невозможно уйти, не сказавъ матери, какъ сильно его самого огорчала его вспыльчивость; онъ долженъ ее видть еще разъ, даже если-бы она встртила его прощальныя слова презрительнымъ молчаніемъ и не отвтила ему ни слова.
        Сдлалось очень душно. Южную сторону неба покрывала грозовая туча; она медленно надвигалась своей какъ бы свинцовой тяжестью, и подъ ней постепенно угасала вечерняя заря, и въ домахъ становилось все темне и темне, какъ будто бы наступала ночь.
        Внизу на переднемъ двор царствовала теперь спокойная тишина. Ворота были заперты; арка ихъ казалась увнчанной пучками клевера, зацпившимися въ трещинахъ при прозд высоко нагруженныхъ возовъ. Прекратился также и скрипъ калитки, когда ушла послдняя запоздавшая покупательница со своимъ кувшиномъ молока. Птичники были заперты, павлины и индйки услись подъ низкой крышей на своихъ насстахъ и только неугомонные голуби еще полоскались у колодца.
        Въ платановой алле Шиллингова дома также прекратилось всякое движеніе; вс пестрыя, яркія подушки были убраны съ чугунныхъ дивановъ, и этотъ салонъ подъ открытымъ небомъ со своими стройными стволами и неподвижными вершинами обрисовывался на высоко поднимавшейся туч. Изъ цвтущаго боскета черезъ обвитую плющемъ стну неслось благоуханіе на монастырскій дворъ, который, какъ и въ прежнія времена, когда на скамейкахъ подъ липами еще сидли монахи, весь заросъ густыми кустами шиповника, боярышника и сирени, въ которыхъ^^скрывались гнзда маленькихъ пвчихъ птичекъ.
        Минуты проходили за минутами, а Феликсъ все еще ходилъ взадъ и впередъ по комнат… Бывала ли когда-нибудь такая мертвая тишина въ монастырскомъ помсть, какъ теперь, когда онъ съ тяжелымъ сердцемъ и бившимися висками прислушивался къ малйшему признаку жизни?… Онъ снова подошелъ къ открытому окну и смотрлъ въ вечернія сумерки, - наконецъ, кто-то поднялся по лстниц и шелъ черезъ переднюю! Дверь отворилась, и движеніемъ воздуха приподнялись волосы на вискахъ у молодого человка; но онъ не обернулся, - онъ не ршался взглянуть въ разгнванное лицо матери. Легкій шорохъ, какъ будто птица зацпила крыломъ стну, раздался позади него, въ комнат раздался запахъ розъ, и дв нжныя ручки закрыли горячіе глаза молодого человка. У нeгo сердце перестало биться, и какой-то разслабляющій ужасъ охватилъ его съ головы до пятъ.
        - Люсиль! - чуть слышно прошепталъ онъ, точно ему стянуло горло.
        Въ ту же минуту глаза его были освобождены, и прелестное воздушное созданье со смхомъ повисло у него на ше, а за дверью, которая только что закрылась, онъ увидлъ широкое лицо удалявшейся скотницы, которая привела гостью.
        - Боже мой, Люсиль, что ты сдлала? - вскричалъ онъ вн себя. Нжныя ручки двушки моментально соскользнули съ его шеи, и милое личико ея вытянулось отъ невыразимаго смущенія: она посмотрла на него полуиспуганно, полусердито.
        - Что я сдлала? - повторила она съ досадой и надувшись. - Я убжала. Разв это такъ дурно? - Онъ молчалъ и со страхомъ прислушивался, - теперь лучше не приходила бы его строгая мать. Ему казалось, что его сокровище, его кумиръ попалъ въ львиный ровъ.
        - Пожалуйста, Феликсъ, не стой тамъ, какъ пораженный громомъ! - съ нетерпніемъ сказала Люсиль и сердито надвинула на лобъ соломенную шляпку. - Шутка не удалась, какъ я вижу, я думала, что это будетъ забавне! Что касается меня, - она небрежно пожала плечами, - я могу ухать обратно, если не во-время попала.
        - Нтъ, нтъ, - вскричалъ молодой человкъ; онъ порывисто прижалъ ее къ своему сердцу и покрывалъ ея нжное личико страстными поцлуями.
        - Уфъ! - отряхнулась она, со смхомъ вырвавшись отъ него. Она бросила шляпу и носовой платокъ на столъ и откинула на спину длинный спустившійся на грудь локонъ.
        - Ну вотъ, теперь ты опять умникъ, сокровище мое, - сказала она. - Если-бы ты вчера былъ у насъ! Что у насъ было, ты и представить себ не можешь!… Мама телеграфировала, что свихнула себ ногу и потому не можетъ продолжать гастролей, что директоръ позволилъ мн танцевать вмсто нея Жизелль въ балет „Жизелль и Виллисы”^^и что я должна тотчасъ хать туда… Я въ это время cидла на балкон и лакомилась вмст съ какаду конфектами, которыя ты мн привезъ; телеграмма произвела такой переполохъ, какъ бы лопнувшая въ дом бомба: горничныя, лакеи, даже кухонный персоналъ - вс бгали взадъ и впередъ и суетились, какъ муравьи.
        Она закончила свое описаніе короткимъ мелодическимъ смхомъ и старалась снова прицпить свои золотые часики, которые она нечаянно быстрымъ движеніемъ выдернула изъ за пояса.
        - Я бы желала только, чтобы ты видлъ бабушку, - продолжала она. - У нея опять невралгія въ лвой ног и она сидитъ, какъ прикованная, въ кресл… Ты знаешь ея гордый властный взглядъ, внушающій уваженіе, а когда она начнетъ говорить о своемъ род, о давно истлвшемъ маркиз Ружероль, мн даже длается страшно. Она снова пересчитала всхъ Генриховъ и Гастоновъ, кости которыхъ каждый разъ перевертываются въ могил, сердито топала здоровой ногой и говорила, что мама глупо длаетъ, отправляя меня, послдній отпрыскъ древняго рода, въ дорогу съ одной только Минной, глупой горничной - ну, a по моему совсмъ даже не глупо!
        Она лукаво усмхнулась. При каждомъ ея неизъяснимо-граціозномъ движеніи звенли дорогіе браслеты на ея рукахъ, шуршало серебристое срое шелковое платье, и сильный ароматъ розъ уже давно заглушилъ запахъ фiалокъ, распространявшійся отъ шкафа съ бльемъ.
        Теперь она пытливо смотрла на молодого человка своими большими глазами, казавшимися то карими, то зелеными. Онъ стоялъ какъ бы въ оцпенніи, опираясь рукой на столъ. Забывъ и о грозномъ положенiи длъ въ настоящую минуту и о томъ, что они въ комнат смертельно оскорбленной имъ матери, онъ только слушалъ и смотрлъ на это цвтущее веселое существо, которое граціи такъ щедро осыпали дарами. Она прочла въ лиц его восторженное упоеніе и бросилась ему на грудь.
        - Глупый Феликсъ! - сказала она и потрясла его за ухо. - Что съ тобой было, когда я пришла? A я пришла такая гордая своей блестящей продлкой, выполнить которую было не такъ-то легко… У меня вдь отъ мамы врожденная потребность прыгать, плясать, а больше всего слышать изъ тысячи устъ „браво“, видть восторгъ тысячи глазъ - все это говорило во мн, милый, громче, чмъ ты думаешь.
        И ловкимъ движеніемъ, точно змя, она выскользнула изъ его объятій, между тмъ, какъ его густыя блокурыя брови вдругъ мрачно нахмурились. Она засмялась и стала ихъ разглаживать рукой.
        - Бабушка очень сердилась и бранилась за телеграмму, - быстро продолжала она, чтобы сгладить непріятное впечатлніе, - но сейчасъ же велла укладываться у себя на глазахъ въ столовой. Праведный Боже! Какая закипла работа! Минна и старая бабушкина ворчливая камеристка притащили по крайней мр половину гардероба и скоро бабушка вмст со своимъ кресломъ исчезла за горой газовыхъ юбокъ, и я видла по временамъ, какъ по ея чепчику мелькалъ желтый шлейфъ въ то время, какъ она бранилась и распоряжалась… Ахъ, Феликсъ, у меня подергивались ноги при вид всхъ этихъ блестящихъ театральныхъ принадлежностей, постепенно приготовленныхъ для меня мамой; а когда былъ принесенъ восхитительный костюмъ Жизеллы, у меня на глазахъ навернулись слезы… Но, ты успокойся, - вдь я по уши влюблена въ тебя, - я мужественно проглотила свои слезы и въ душ смялась надъ „MadameLazarenedeRougerole“ [[6] Мадам Лазар, урожденная Ружероль.], которая въ эту минуту говорила моей горничной: „Минна, не вздумайте въ вокзал идти фамильярно рядомъ съ мадемуазель Фурніе! Вы должны идти сзади и смотрите, не разболтайте въ Вн, что вы одна
сопровождали ее въ дорог!“^^Ха, ха, ха, въ Вн! Я уже твердо ршила, что отправлюсь къ своему милому. И вотъ я здсь Феликсъ! Минна съ сундуками и картонками сидитъ въ отел, плачетъ и смется, и страшно боится мамы и бабушки. He пошлешь ли ты за ней?
        Онъ вздрогнулъ, точно крыша обрушилась на него, - страшная дйствительность снова возстала передъ нимъ!
        - Нтъ, она не подетъ сюда, - сказалъ онъ глухимъ голосомъ, - да и ты не можешь здсь оставаться, Люсиль.
        Теперь только она оглядлась кругомъ и смясь, всплеснула руками.
        - Ахъ, какъ это чудно, ты попалъ въ кладовую своей матери? - сказала она, показывая на открытые шкафы. - Откровенно говоря, я ни за что не хотла бы остаться здсь навсегда, - прибавила она после дальнйшаго осмотра; она содрогнулась, когда взоръ ея скользнулъ по глубокой арк, въ которой царилъ мракъ. - Я бы смертельно боялась здсь. Когда ты мн говорилъ о монастырскомъ помсть, я представляла себ мраморныя колонны, величественныя арки и фонтаны во двор. И вдругъ работникъ приводитъ меня къ этому ужасному гнзду и увряетъ, что это монастырское помстье - я чуть не побранилась съ нимъ. Боже мой! Какой входъ! Я чуть не попала въ ведра, стоящія на дорог: маленькій ребенокъ отчаянно кричалъ гд-то. Наврно это маленькій Вольфрамъ, надежда рода? - въ сняхъ пахло жаренымъ саломъ - пфъ… сало!… и потомъ эта милйшая особа, которая привела меня сюда и которая, какъ мн кажется, представляетъ собой и швейцара, и лакея, и горничную. Она многозначительно усмхалась и покровительственно похлопала меня по спин.
        На ея нжномъ бломъ лбу появились складки, и она прибавила полунасмшливо, полуозабоченно.
        - Насколько я понимаю, Феликсъ, ни мама, ни бабушка не должны никогда быть здсь. Вышелъ бы страшный скандалъ, и несчастные Ружероль должны были бы entour [[7] по очереди (фр.).] перевернуться въ своихъ гробахъ.
        - Успокойся, Люсиль, ни мама, ни бабушка никогда не попадутъ въ этакое непріятное положеніе, - возразилъ молодой человкъ, тяжело дыша, - пойдемъ и мы отсюда.
        - Какъ, сегодня же вечеромъ? - прервала она его съ изумленіемъ. - He повидавъ твоей матери?
        - Моя мать не приготовлена къ пріему такой гостьи, какъ ты.
        - Ho, Боже мой, я совсмъ не взыскательна! Ты самъ всегда говоришь, что я мъ и пью, какъ птичка - конечно, сала я сть не буду. Но фрау Вагнеръ, наша старая кухарка говоритъ постоянно, что въ каждомъ порядочномъ дом всегда найдется въ буфет майонезъ или что-нибудь въ этомъ род, что я люблю.
        Онъ крпко сжалъ губы, молча взялъ со стола соломенную шляпу и тихо и осторожно надлъ ее на темные локоны молодой двушки.
        - Ну, какъ хочешь, - сказала она, пожимая плечами, и приколола шляпу золотой шпилькой. - Мы пойдемъ въ отель.
        - Нтъ, я поведу тебя въ домъ Шиллинга, къ нашему другу, барону Арнольду.
        - Это мн нравится, я очень этому рада, Феликсъ! Милый баронъ Шиллингъ! Я его люблю!… А увижу я его молодую жену? Я умираю отъ любопытства, красива ли она, - для меня это самое главное, было бы теб извстно.
        При этихъ словахъ она встала на цыпочки, что-бы посмотрть въ висвшемъ между двумя окнами маленькомъ зеркал, „прилично“ ли надта шляпа, но, со смхомъ махнувъ рукой, отказалась отъ этой попытки.
        - Бабушка хорошо знала отца баронессы, старика фонъ Штейнбрюкъ въ Кобленц, продолжала она болтать, она говоритъ, что онъ воспитывалъ свою единственную дочь въ монастыр.
        - Бабушка права, - сказалъ онъ и опустилъ ей на лицо вуаль. Изъ-за узора чернаго кружева лишь мстами видна была блая бархатистая кожа, да сверкали, какъ звзды, большіе блестящіе глаза.
        - Вотъ мы и готовы, - сказала она и взяла свой носовой платокъ. Феликсъ подалъ ей руку.
        - Дорогая моя, - просилъ онъ, понизивъ голосъ и останавливаясь въ дверяхъ, - не разговаривай, пока мы въ дом, и иди какъ можно тише съ лстницы.
        - Но, Боже мой, почему же это? Вдь мы не воры? - съ удивленіемъ спросила она. - Ахъ, должно быть, ребенокъ боленъ?
        - He боленъ онъ, но у него слабые нервы.
        - A, понимаю.
        Они вышли въ переднюю. Молодой человкъ страшно волновался. Руки его сжимались, какъ въ судорогахъ, и по мр приближенія къ дверямъ горяче и лихорадочне становилось его желаніе, чтобы его мать не встртилась съ Люсилью.
        6.
        Совсмъ смерклось. Внизу въ сняхъ зажгли уже стнную лампу, которая бросала слабый свтъ и представляла въ какомъ-то страшномъ вид деревянныя рзныя фигуры перилъ; въ отворенную дверь видно было широкую пасть камина и глубокую арку двери, ведшей въ заднее строеніе, мимо которой должны были пройти спускавшіеся съ лстницы молодые люди.
        - Скажи, ради Бога, Феликсъ, какъ можешь ты выдержать хоть одинъ часъ въ этомъ ужасномъ жилищ? - прошептала ему на ухо Люсиль, закрывая отъ страха глаза.
        Онъ крпко прижалъ ея руку къ себ. Его эластичные шаги были такъ же тихи, какъ и шаги его спутницы, но ступеньки все-таки сильно скрипли и двигались у нихъ подъ ногами. Къ своему величайшему успокоенію молодой человкъ скоро увидлъ черезъ перила, что освщенныя сни были совершенно пусты, и вс двери затворены - еще нсколько минутъ и конецъ этому ужасному положенію.
        Въ ту самую минуту, когда онъ съ облегченіемъ переводилъ духъ, изъ темнаго угла около нижней ступени лстницы прыгнуло подобно тигру какое-то темное тло, громадными прыжками промчалось мимо Люсили и исчезло въ верхнемъ этаж, - это былъ огромный, ненавистный Феликсу котъ, отдыхавшій въ своемъ любимомъ уголк.
        Молодая двушка испустила громкій крикъ, вырвалась у своего спутника и, какъ безумая, бросилась съ лстницы.
        Въ ту же минуту растворилось нсколько дверей. Изъ одной вышла кормилица съ маленькимъ Витомъ на рукахъ, въ широкую щель кухонной двери просунулись головы двухъ работницъ, а на порог „присутственной“ комнаты стояла маіорша, ярко освщенная висвшей на стн противъ нея лампой.
        - Что случилось? - спросила она своимъ обычнымъ повелительнымъ тономъ, не переступая порога. Феликсъ, тотчасъ же бросившійся за молодой двушкой, держалъ ее, всмъ тломъ дрожавшую отъ страха, въ своихъ объятьяхъ.
        - Успокойся, Люсиль, какъ можно такъ пугаться безвредной кошки.
        - Кошки?! Кто же этому повритъ, - пробормотала она съ подавленными слезами и гнвомъ^^въ голос. - Это ужасное старое монастырское гнздо! Это души монаховъ, притаившіяся въ углахъ и предвщающія смерть!
        Служанки захихикали, а кормилица безцеремонно подошла поближе, чтобы хорошенько разсмотрть молодую даму, принявшую стараго кота за призракъ монаха. Это было дерзкое нахальство, поощрившее и служанокъ выйти изъ кухни, котораго нельзя было допускать, и потому маіорша покинула свое мсто, прошла черезъ сни, втолкнула испуганныхъ служанокъ въ кухню и захлопнула за ними дверь.
        - И вы идите сейчасъ же въ спальню, Трина, тамъ ваше мсто, - приказала она, а такъ какъ эта дерзкая женщина продолжала стоять, она схватила ее своими сильными руками за широкія плечи и втолкнула въ комнату.
        Въ сняхъ стало пусто.
        - Положи конецъ скандалу, - сказала маіорша сыну и повелительно указала на дверь.
        Только теперь увидлъ онъ, какой гнвъ и скорбь выражались на ея блдномъ лиц. Видъ ея потрясъ его до глубины души.
        - Мама! - вскричалъ онъ умоляющимъ тономъ.
        - Какъ, Феликсъ, это твоя мама? - спросила Люсиль, освобождаясь изъ его объятій и съ удивленіемъ смотря широко раскрытыми глазами на красивую величественную женщину съ роскошными волосами, положенными діадемой надъ блымъ лбомъ, въ модномъ изящномъ туалет, стоявшую рядомъ съ сыномъ.
        - Я сердита на тебя, Феликсъ! Ты никогда не говорилъ мн, что у тебя такая красавица мать. Я себ не представляла ее иначе, какъ сгорбленной старухой съ большимъ чепцомъ на голов. Сударыня! - Она весело засмялась - призракъ монаха былъ забытъ. - О, вы выглядите совсмъ иначе! Вы такъ величественны и горды! А Феликсъ хотлъ меня уврить, что вы не приготовлены къ пріему такой гостьи, какая я.
        - Онъ сказалъ сущую правду, сударыня, - возразила маіорша съ ледяной холодностью и, слегка отвернувшись, сказала сыну, многозначительно кивнувъ головой на молодую даму: „Прекраснйшая иллюстрація моихъ сегодняшнихъ опредленій. Когда мн сообщили о непрошенной гость въ моей комнат, у меня явилось желаніе воспользоваться своими правами. Но я сказала себ, что у честнаго человка, который дорожитъ достоинствомъ и репутаціей женщины, при такомъ безпримрномъ нахальств сами собой раскроются глаза. Надюсь, что ты навсегда исцлился!… Теперь иди и возвращайся ко мн одинъ - тогда все будетъ забыто и прощено“. Послднія слова она произнесла громкимъ голосомъ, и къ строгому повелительному тону примшивался звукъ, котораго Феликсъ еще никогда не слыхалъ изъ этихъ устъ, - то была тревога материнскаго сердца.
        Пока она говорила, Люсиль тщетно старалась откинуть вуаль - большая золотая булавка крпко держала ее; она чувствовала жгучее желаніе показать этой величественной женщин съ суровымъ лицомъ, какъ она прекрасна… Занятая этимъ, она не слышала и половины того, что говорила маіоршa, но и при полномъ вниманіи она, конечно, ничего бы не поняла. Она, избалованная, обожаемая, вокругъ которой тснились вс аристократическіе гости, посщавшіе элегантный салонъ ея матери, она, баловень счастья, по знаку которой суетилась вся прислуга, которая спала дома подъ розовыми атласными занавсками, могла ли она вообразить, что здсь, въ этой непривычной для нея мщанской обстановк она потерпитъ пораженіе, унизительне котораго нельзя себ представить. При послднихъ словахъ маіорши, произнесенныхъ съ особымъ удареніемъ, она вдругъ выпрямилась, оставила непокорную вуаль, положила свою руку на руку своего спутника и мягко и граціозно, какъ ласкающаяся кошечка, прижалась къ его высокой фигур.
        - Въ чемъ провинился мой бдный Феликсъ, что вы говорите о прощеніи и забвеніи? - спросила она, - и онъ долженъ вернуться одинъ? Этого не можетъ быть, сударыня! Онъ ведетъ меня въ домъ Шиллинга, не можетъ же онъ оставить меня одну тамъ, въ чужомъ дом - вы это и сами понимаете.
        Гордость, кипвшая въ молодой горячей крови, сознаніе собственнаго достоинства рзко и граціозно выступали въ каждомъ движеніи этой отъ природы богато одаренной двушки.
        - Да и я ему этого не позволю, такъ вы и знайте, къ тому же и времени нтъ. Мы немедленно обвнчаемся въ какой бы то ни было церкви здсь или въ Англіи, все равно, потому что мы во что бы то ни стало должны явиться къ мам мужемъ и женой - тогда ея сопротивленіе не будетъ имть никакой силы.
        Грубый смхъ заставилъ ее вздрогнуть. Она до сихъ поръ не замчала совтника, который стоялъ въ присутственной комнат недалеко отъ отворенной двери и съ напряженнымъ интересомъ слдилъ за происходившимъ въ сняхъ. Теперь онъ подошелъ ближе на нсколько шаговъ и остановился на порог, выставивъ впередъ лвую ногу, сложивъ руки и съ выраженіемъ capказма на лиц, какъ бы насмхаясь надъ глупостью всего свта.
        Люсиль крпче оперлась на руку молодого человка. „Пойдемъ отсюда, Феликсъ“, сказала она тревожно, но маіорша остановила ихъ повелительнымъ жестомъ. Это было совершенно спокойное властное движеніе, и только неестественный блескъ широко раскрытыхъ глазъ обнаруживалъ сильное внутреннее волненіе.
        - Я хотла бы знать только одно, - сказала она коротко и отрывисто, какъ будто бы ей стоило большого труда говорить съ двушкой, - неужели вы думаете, что только одна госпожа Фурніе можетъ протестовать противъ этого брака?
        - А кто же еще, - вскричала двушка, точно упавъ съ облаковъ. - Папа и мама разошлись окончательно. Господинъ Фурніе не иметъ на меня никакихъ правъ. Да, я бы и не послушала его, - онъ этого не стоитъ - въ одинъ прекрасный день онъ тайно покинулъ маму.
        - Классическая театральная наивность! - саркастически произнесъ совтникъ, между тмъ маіорша отвернулась, какъ будто бы это нжное воздушное существо ударило ее кулакомъ въ лицо.
        - Прости, мама, и - прощай! - сказалъ Феликсъ дрожащимъ голосомъ, но съ твердой ршимостью положить скоре конецъ столкновенію, грозившему перейти въ ссору.
        - Итакъ вы немедленно женитесь, господинъ референдарій, - засмялся совтникъ.
        Молодой человкъ не отвчалъ ни слова, даже не взглянулъ на говорившаго. Съ горькой усмшкой опустилъ онъ протянутую къ матери правую руку, которую она оттолкнула.
        - Посмотри на меня! - приказала она, съ трудомъ сдерживаясь. Это „посмотри на меня“^^служило нкогда для открытія его грховъ; а именно: писанія стиховъ, запрещеннаго участія въ спектакляхъ другихъ дтей въ дом Шиллинга, оно заставляло мягкосердечнаго мальчика тотчасъ же откровенно сознаваться - и теперь эти слова какъ бы невольно сорвались у нея съ языка.
        - Посмотри на меня, Феликсъ, и потомъ спроси самъ себя, посмешь ли ты привести ко мн жену, которая…
        - Мама, не договаривай, - прервалъ онъ ее ршительно, - я не потерплю, чтобы ее унижали, чтобы она услышала оскорбленіе, которое отравитъ ея невинное сердце.
        И нжно, какъ бы защищая, онъ положилъ свою руку на темную головку, которая со страхомъ, бросивъ косой взглядъ на присутственную комнату, прижалась къ его груди.
        Этого невозможно было перенести. Къ чувству материнской ревности примшивалось оскорбленное самолюбіе женской натуры, повелительно требовавшей отъ сына: „ты не долженъ никого любить наравн со мной!“ Къ своему величайшему удивленію она теперь преслдовала своей непримиримой ненавистью не презрнную танцовщицу, а прелестное существо, прижавшееся къ его груди, - до сихъ поръ ей не приходила въ голову мысль, что сынъ можетъ сдлать выборъ. Это возбудило въ ней страшную внутреннюю бурю и лишило ее послдняго самообладанія!… Она знала, что у каждой замочной скважины любопытные глаза; она знала, что завтра же фамильная сцена въ сняхъ монастырскаго помстья будетъ всюду извстна черезъ прислугу, но она не въ силахъ была преодолть страсти, отъ которой дрожалъ ея голосъ.
        - Вотъ теперь и видно, какъ легко сыну разстаться съ матерью, - сказала она дрожащимъ голосомъ. - При такой черной неблагодарности ни одна женщина не пожелаетъ имть дтей. Разв я для того проводила безсонныя ночи у твоей постели во время твоихъ болзней, разв для того приносила всевозможныя жертвы, чтобы уступить тебя первой встрчной молодой твари, едва успвшей снять дтскіе башмачки. Если въ теб есть хоть искра благодарности и справедливости, то ты не покинешь меня - я не хочу никакой дочери!
        Съ робкимъ изумленіемъ взглянулъ молодой человкъ на негодующую мать - при этой внезапной вспышк ревности, при этихъ неслыханныхъ притязаніяхъ на всего человка, какъ на свою собственность, ему вспомнился его несчастный покинутый отецъ. Безграничный эгоизмъ жены могъ расторгнуть бракъ. Это убжденіе подкрпило въ немъ духъ сопротивленія.
        - Твое воззваніе къ моимъ сыновнимъ обязанностямъ сурове и несвойственне, чмъ было бы требованіе, чтобы я изъ любви къ теб выкололъ себ глаза.
        - Фразы! - воскликнулъ совтникъ.
        - Какъ можешь ты мн предлагать выборъ, который уже давно ршенъ, - продолжалъ онъ, возвышая голосъ и не обращая никакого вниманія на насмшливое замчаніе дяди. - Люсиль стала подъ мою защиту, и я по закону божескому и человческому не долженъ покидать ее. Или ты хочешь сдлать изъ меня негодяя, который выталкиваетъ на улицу ночью безпомощную любящую и доврчивую двушку, чтобы самому остаться у теплаго материнскаго очага? Мама! - продолжалъ онъ нжнымъ, умоляющимъ голосомъ, - отказываясь принять ее, ты теряешь сына!
        - Лучше не имть совсмъ сына, чмъ имть такого выродка.
        - Но я не понимаю, Феликсъ, какъ ты позволяешь, чтобы съ тобой обращались такъ дурно? - вскричала громко и ршительно Люсиль. Она уже давно подняла голову, робко было склоненную къ нему на грудь, и глаза ея засверкали изъ подъ вуаля.
        - Сударыня, вы безсердечная женщина.
        - Люсиль! - съ испугомъ прервалъ ее Феликсъ, стараясь привлечь ее къ себ.
        - О нтъ, Феликсъ, оставь меня! Это надо высказать! - вскричала она и оттолкнула его руки. - Это смшно и невроятно, но я вижу и слышу все своими собственными глазами и ушами - стало быть, это правда!… Сударыня, вы, очевидно, воображаете, что я сочту за честь быть принятой здсь въ этомъ дом!… Великій Боже! Да если-бы вы мн общали вс сокровища въ мір, я не осталась бы у васъ!
        Она гнвно надвинула шляпу на лобъ, причемъ драгоцнные камни ея браслета засверкали подъ свтомъ лампы.
        - Вы только что назвали меня тварью, - у насъ въ дом не бранятъ такъ послдней судомойки! Надо благодарить Бога, сударыня, за то, что моя бабушка не видитъ меня въ такомъ положеніи. Она бы вамъ тотчасъ доказала, которая изъ насъ снисходитъ.
        Маіорша молча и пристально смотрла на двушку, юный голосокъ который звучалъ точно отточенное лезвiе, совтникъ разразился громкимъ смхомъ.
        - О, смйтесь, сударь, сколько вамъ угодно, - воскликнула она съ раздраженіемъ. - Больше всхъ здсь теряетъ госпожа Люціанъ, - Феликсъ мой, и мы съ нимъ никогда не разстанемся.
        - Замолчи, Люсиль! - приказалъ Феликсъ и взялъ ея руку въ свою.
        - Мама, ты сама вызвала мою невсту на эту неприличную выходку, ты ее страшно раздражила.
        - Пусть она уходитъ - эта театральная принцесса.
        - Вмст со мной! Пойдемъ, дитя мое!…
        Маіорша невольно подняла руки, и взглядъ ея обратился къ брату, какъ бы ища поддержки.
        - Пусть они идутъ, Тереза! Ты ничего не теряешь, - они оба не стоятъ щепотки пороха! - сказалъ онъ грубо и презрительно.
        Она отступила и дала имъ дорогу: казалось, рзкій приговоръ брата пристыдилъ ее, вдругъ охладилъ ея страстный порывъ и возвратилъ ей хладнокровіе; она протянула руку къ выходу и съ неестественнымъ спокойствіемъ сказала сыну:
        - Хорошо, ты можешь идти съ кмъ и куда теб угодно, но позаботься, чтобы между нами было большое разстояніе, ибо я не хочу никогда тебя видть, никогда! Даже посл смерти! Уходи!
        Она быстро пошла къ лстниц и, не глядя на него, поднялась наверхъ, и въ то же время захлопнулась дверь присутственной комнаты.
        - Слава Богу, что мы выбрались изъ этого вертепа, - сказала Люсиль молодому человку, который, молча и тяжело дыша, шелъ съ ней по переднему двору. Ея свжій дтскій голосокъ еще звучалъ сердито, и рука, указывавшая на домъ, грозно сжималась въ кулакъ. Но она снова робко прижалась кь нему, потому что они находились еще во владніяхъ „разбойничьяго вертепа“, гд изъ каждой оконной ниши ежеминутно могъ появиться призракъ какого-нибудь монаха и длинной костлявой рукой коснуться ея затылка; еще высокая мрачная стна монастырскаго помстья отдляла ихъ отъ большой улицы, а во двор подъ густо разросшимися липами клубились какія-то тни и слышался подозрительный шорохъ и шумъ, а вода колодца струилась и сверкала въ ночномъ мрак.
        Маленькая калитка со скрипомъ захлопнулась за ними, и теперь только Люсиль, чувствуя себя въ полной безопасности, остановилась.
        - Фу, вотъ такъ люди, - воскликнула она и отряхнулась, какъ будто желала стряхнуть съ своего шелковаго платья и со всей своей стройной фигуры густую монастырскую пыль, а съ души - непріятныя впечатлнія.
        - Бдный Феликсъ, ты выросъ въ настоящемъ смирительномъ дом! Прекрасное родство!… Ты не сердись на меня за это! И это называется мать! А этотъ ужасный человкъ, который подобно Саміэлю во „Фрейшюц“ [[8] «Фрейшюц» («Вольный стрелок», в России известна под названием «Волшебный стрелок») («Der Freischtz») - знаменитая народно-романтическая опера Вебера, впервые поставленная в 1821 г. под управлением автора.Самиэль - «чёрный охотник», злой дух, одно из действующих лиц оперы (без пения).Либретто: http://nnm.ru/blogs/dmitriyon/veber_-_volshebnyy_strelok_weber_-_der_freischutz/Самиэль и Каспар], такъ демонически смялся изъ-за кулисъ.
        - Мой дядя, Люсиль! - выразительно прервалъ ее Феликсъ, хотя еще глухимъ отъ волненія голосомъ.
        - Вотъ что! покорнйше благодарю за такого дядюшку, - возразила она нетерпливо. - Ты слишкомъ добръ и кротокъ, Феликсъ, ты слишкомъ долго позволялъ имъ, и вотъ теперь ты не долженъ жениться, и твоя матушка желала бы удержать тебя при себ старымъ холостякомъ, который всю жизнь помогалъ бы ей разматывать нитки и чистить овощи, - но нтъ, - я еще тутъ, сударыня! Какая надменная женщина! Вроятно, потому, что она еще красива, - но какая отъ этого польза въ такія лтa! А она стара, такъ же стара, какъ моя мама, которая давно уже заравниваетъ пудрой неровности кожи; быть молодымъ - вотъ главное; а мы молоды, Феликсъ, очень молоды, и поэтому старики намъ завидуютъ.
        Онъ ничего не отвчалъ; онъ, которому серебристый голосокъ возлюбленной казался всегда упоительной мелодіей, теперь не слышалъ и не понималъ ея болтовни - его душу переполняли скорбь о только что совершившемся разрыв съ матерью и невыразимое безпокойство о томъ, что будетъ дальше.
        Они шли подъ низко спустившимися грозными тучами, изъ которыхъ ужъ падали изрдка тяжелыя крупныя капли дождя на мостовую. Душно было на пустынной улиц, въ конц которой только что зажигали газъ. Несмотря на наступающую ночь, за великолпной старой желзной ршеткой дома Шиллинга видно было извилистыя песчаныя дорожки, большія клумбы піоновъ въ полномъ цвту на переднемъ план изящнаго цвтника; видно было статуи фонтана съ его серебристыми, кажущимися неподвижными струями, а дальше ясно рисовался фасадъ итальянскаго дома.
        Конечно, здсь былъ не такой входъ, какъ въ монастырскомъ помсть - здсь было такое важное спокойствіе, какое обыкновенно окружаетъ венеціанскій палаццо или флорентийскую виллу. Ршетчатая калитка безшумно повернулась на своихъ петляхъ, а вода фонтана журчала такъ нжно и мелодично, что можно было слышать паденіе крупныхъ дождевыхъ капель на широкіе листья рицинуса и ревеня и шуршаніе шлейфа Люсили по песку.
        Молодая дама съ удовольствіемъ почувствовала себя снова въ своей стихіи. Ей казалось, что молчаливый спутникъ ея шелъ очень медленно; она хотла бы какъ можно скоре обжать луговину, чтобы скоре почувствовать подъ ногами паркетъ, а надъ кудрявой головой увидть свтъ люстры… Но она вдругъ остановилась, - у самой дороги подл группы тисовъ сидла скорчившись маленькая двочка.
        - Что ты тутъ длаешь, дитя? - спросила дама.
        Отвта не послдовало. Феликсъ нагнулся и узналъ дочку Адама въ малютк, старавшейся отъ страха забраться дальше въ кусты.
        - Это ты, Анхенъ? - сказалъ онъ. - Твой отецъ опять у стараго барона? - И онъ указалъ на домъ съ колоннами.
        - Я не знаю, - промолвила двочка, стараясь подавить рыданіе.
        - Онъ привелъ тебя сюда?
        - Нтъ, я одна прибжала. - Она тихонько плакала, слышны были всхлипыванія. - Бабушка ничего не понимаетъ, она говоритъ, что я глупая и дурная, если смю такъ думать объ отц.
        - Какъ, дитя? - спросила Люсиль.
        Малютка громко заплакала, но ничего не отвчала.
        - Бабушк это лучше знать, Анхенъ, - сказалъ молодой человкъ, успокаивая ее. - Разв твой отецъ ушелъ?
        - Да, и онъ былъ такой красный. Бабушка бранила его, что онъ ушелъ отъ барина, онъ не возражалъ и только сказалъ, что у него болитъ очень голова, и онъ сходитъ въ аптеку за каплями, я хотла идти съ нимъ вмст, потому что… - она замолчала на минуту, задыхаясь отъ рыданій, - a бабушка не позволила, она была сердита и сняла съ меня чулки и башмаки.
        - Такъ ты убжала безъ позволенія и босикомъ, - спросилъ Феликсъ.
        - Я была только въ аптек Энгеля, - сказала она, уклоняясь отъ прямого отвта и пряча босыя ноги подъ короткую юбку, - но тамъ сказали, что онъ и не приходилъ туда.
        - Вроятно, онъ былъ въ другой аптек, ступай домой, Анхенъ, - уговаривалъ ее молодой человкъ. - Твой отецъ, конечно, ужъ вернулся къ бабушк, и безпокоится о теб.
        Малютка не двинулась съ мста и только сердито отвернулась, - люди такъ же, какъ и бабушка, ничего не понимали, - не уходили и мучили ее, заставляя говорить и отвчать.
        - Cейчасъ придетъ сторожъ; онъ длаетъ теперь вечерній обходъ, - сказала она, отвернувшись, и въ голос ея слышалась мрачная ршимость, которая еще сегодня посл обда сдлала маленькое умное личико двочки суровымъ и грознымъ.
        - Потому-то я и прибжала сюда: онъ любилъ отца, онъ поищетъ его со мной.
        - Но сейчасъ пойдетъ дождь! - вскричала Люсиль. - Посмотри, уже падаютъ крупныя капли! - Она смясь тряхнула головой, когда двочка молча и неподвижно осталась въ томъ же положеніи и только спрятала подъ фартукъ обнаженныя ручки.
        - Какая упрямая двченка! На вотъ, завернись, - сказала она и бросила eй индійскую шаль, которая была перекинута у нея на лвомъ плеч; двочка не шевельнула даже рукой, чтобы взять драгоцнную мягкую ткань; она только искоса взглянула, какъ та лежала на ея красной юбк, но большею частью разстилалась блоснжнымъ покровомъ по дорожк и была уже забрызгана усиливающимся дождемъ.
        А Люсиль, смясь и подбирая платье, побжала къ дому, такъ какъ вовсе не желала предстать тамъ съ „мокрыми как у русалки“ волосами вмсто великолпныхъ локоновъ.
        7.
        Феликсъ дернулъ звонокъ, и огромная дверь безшумно отворилась. Прежде здсь съ потолка спускался на длинной цпочк матовый шаръ, дававшій такой скудный свтъ, что его хватало лишь на то, чтобы придать нкоторый блескъ мозаиковому полу и указать темный входъ въ боковой коридоръ, сегодня же яркій свтъ стнныхъ лампъ заставлялъ зажмуриться. Торжественно смотрли съ потолка серьезныя красивыя двичьи лица стройныхъ каріатидъ; торжественно звучали по каменному мозаиковому полу шаги важнаго служителя. Феликсъ въ замшательств остановился на порог. Добродушная, простая мщанская обстановка, нкогда по необходимости введенная въ дом Шиллинга и такъ сильно его привлекавшая, приняла теперь снова аристократическій видъ, по праву принадлежавшій старому роду бароновъ фонъ Шиллингъ.
        - Дома баронъ Арнольдъ фонъ Шиллингъ? - спросилъ молодой человкъ у слуги.
        - Да, Феликсъ! - раздался прекрасный звучный мужской голосъ изъ сосдней комнаты, дверь которой сейчасъ же отворилась. Говорившій вышелъ оттуда, но отступилъ въ изумленіи, когда Люсиль граціозно побжала къ нему.
        - О, дорогой баронъ, какое смшное лицо вы сдлали, - засмялась она. - Точь-въ-точь, какъ Феликсъ, окаменвшій, какъ жена Лота.
        Ея веселый громкій голосъ звучалъ, какъ флейта въ каменныхъ стнахъ передней. Нетерпливо топая ногой, она снова начала борьбу съ своей непослушной вуалью и изорвала ее въ клочки - прелестное личико съ пикантнымъ выраженіемъ походило на свжую чайную розу.
        - Поклоновъ отъ мамы и бабушки я вамъ, разумется, не привезла, такъ какъ, - она закрыла ротъ рукой, - о ея проказ не должны были слышать даже стны, - такъ какъ я сбжала, было бы вамъ извстно.
        Баронъ Шиллингъ пытливо и съ удивленіемъ посмотрлъ черезъ ея голову въ чрезвычайно блдное и разстроенное лицо своего друга.
        - Могу я поговорить полчаса наедин съ тобой и съ твоимъ отцомъ, - спросилъ Феликсъ; и въ поспшности, съ которой онъ произнесъ эти слова, обнаружилось мучительное состояніе его души.
        - Пойдемъ, папа еще въ своей комнат, - возразилъ Арнольдъ и быстро направился къ комнат отца.
        Феликсъ медлилъ.
        - Я бы попросилъ тебя сначала отвести Люсиль къ твоей жен.
        - Къ моей жен? - спросилъ онъ съ изумленіемъ и смущеніемъ, но потомъ, быстро ршившись, онъ прибавилъ съ легкой улыбкой: „я готовъ и это сдлать, если ты желаешь, Феликсъ. Пойдемте“.
        Люсиль сунула въ карманъ остатки своей вуали, поправила локоны и дружески оперлась на предложенную ей барономъ фонъ Шиллингъ руку. Онъ велъ ее, сопровождаемый Феликсомъ, по коридору или, лучше сказать, по галлере лвой стороны, своими огромными размрами соотвтствовавшей противоположной, находившейся на южной сторон, изъ которой великолпная витая лстница вела въ верхній этажъ. Между высокими и широкими, какъ двери, окнами, выходившими въ садъ, были сдланы въ стн глубокія ниши, въ которыхъ патеръ Амвросій, вроятно, подъ вліяниіемъ аскетическаго настроенія разставилъ обнаженныя мраморныя фигуры изъ греческой миологіи. Сообразно съ этими украшеніями впослдствіи была поставлена группа Лаокоона подъ огромной аркой двери, служившей нкогда для сообщенія съ монастырскимъ помстьемъ, а потомъ заложенной.
        Люсиль быстро шла между блыми статуями, будто въ фойе и галлереяхъ опернаго театра, между тмъ Феликсъ засмотрлся на Лаокоона. За этими мраморными тлами по ту сторону стны тянулись ряды полокъ стнного шкафа; здсь залитыя свтомъ произведенія искусства, а тамъ, отдленныя только рядомъ кирпичей приходо-расходныя книги и жестяная коробка съ деньгами за молоко, спрятанныя въ шкафу. Нсколько часовъ ожесточеннаго спора тамъ изгнали отверженнаго изъ родного дома во мракъ неизвстнаго существованія, и онъ увлекъ съ собой въ бездну ее, избалованную, воспитанную въ роскоши, обожаемую имъ двушку.
        Баронъ Шиллингъ направлялся къ такъ называемому семейному салону, находившемуся въ конц галлереи. Онъ былъ всегда любимой комнатой стараго барона. Комната, несмотря на свою величину, имла уютный видъ и производила пріятное впечатлніе своими отдланными рзьбой балками, поддерживавшими потолокъ, и стнами, также покрытыми рзьбой, представлявшей искусные арабески, точно кружева на гладкомъ фон. Эта рзьба была художественное произведеніе и строго охранялась.
        Впрочемъ старый баронъ мало придавалъ значенія оригинальности комнаты - онъ развсилъ на свободныхъ простнкахъ охотничьи картины въ золотыхъ рамахъ и разставилъ модную мягкую мебель. Со вступленіемъ въ домъ новой госпожи здсь многое измнилось. На стнахъ между рзьбой появилась живопись на свтло-сромъ грунт; кругомъ стояли стулья съ высокими рзными спинками и скамьи съ мягкими сидньями, покрытыми темнозеленой шелковой матеріей съ серебряными нитями. Занавсы на окнахъ были сдланы изъ такой же тяжелой шелковой матеріи, изъ подъ которой спускались старинныя кружевныя настоящаго Нидерландскаго рисунка, причемъ прекрасно, точно нарисованные, видлялись формы цвтовъ, усики и извилины рисунка на темнозеленомъ фон матеріи. Въ глубин комнаты по об стороны двери стояли буфеты съ высокими орнаментами, которые лучше всего свидтельствовали о богатств, принесенномъ молодой женщиной въ домъ Шиллинговъ; они были такъ заставлены серебряной и хрустальной посудой, что перещеголяли даже столовый приборъ богатаго бенедиктинскаго настоятеля, задававшаго нкогда княжескіе пиры въ этом дом. Съ потолка спускался фонарь,
разливавшій мягкій свтъ, но на маленькомъ стол, за которымъ сидла молодая женщина, горла большая лампа, ярко освщая блокурую голову, склонившуюся надъ работой.
        Люсиль скривила насмшливо губки, такъ какъ лицо, обернувшееся къ вошедшимъ, было лишено всякаго выраженія, - пепельно блокурые волосы и такой же цвтъ вытянутаго лица безъ малйшаго округленія, свойственнаго молодости - а между тмъ, этой женщин было не боле двадцати лтъ.
        - Милая Клементина, я привелъ къ теб своего друга Феликса Люціанъ и его невсту мадемуазель Фурніе изъ Берлина, - сказалъ баронъ Шиллингъ со свойственной ему вжливостью, - и прошу тебя принять молодую особу подъ свое покровительство, пока мы пойдемъ къ папа въ его комнату.
        Баронесса слегка приподнялась и наклонила голову, привтствуя гостей. Ея осненные блокурыми рсницами глаза на минуту остановились на прелестныхъ чертахъ молодой двушки, и холодная улыбка исчезла съ ея губъ. Она опустилась на стулъ и пригласила ее ссть, указавъ граціознымъ движеніемъ руки на скамейку, стоявшую подл нея. Она сдлала это молча, слышно было шуршанье шелковой подушки за ея спиной, когда она прислонилась къ ней обремененной тяжелыми косами головой.
        Баронъ Шиллингъ наклонился и поднялъ съ ковра папку, - онъ собралъ и сложилъ вмст выпавшіе изъ нея листы - при этомъ онъ замтно покраснлъ.
        - Мои эскизы, очевидно, не понравились теб, - сказалъ онъ и сунулъ листы въ папку.
        - Прости, напряженное желаніе вникнуть въ твои идеи разстраиваетъ мои нервы, когда я одна, - у нея былъ пріятный голосъ, но въ эту минуту въ немъ слышалось раздраженіе. - Я только тогда и понимаю что нибудь, когда ты сидишь подл меня и объясняешь.
        - Или когда я подпишу внизу, какъ какой нибудь несчастный кропатель: „это птухъ“ и такъ дале, - весело засмялся баронъ. - Вотъ видишь, Феликсъ, какое впечатлніе производятъ мои рисунки!… A вы вс постоянно увряли меня, что у меня талантъ. Однако намъ надо идти, если ты хочешь переговорить съ папа до чаю.
        Они вышли, причемъ Феликсъ бросилъ тревожный взглядъ на молодую двушку, бывшую повидимому въ веселомъ говорливомъ настроеніи въ полномъ сознаніи своей красоты подл странной безцвтной женщины, державшейся такъ холодно. Онъ видлъ еще, какъ Люсиль сняла шляпку, между тмъ какъ баронесса своими тонкими блыми пальцами снова взяла работу.
        - Вы позволите, сударыня? - сказала Люсиль и безцеремонно бросила свою шляпу на довольно далеко стоявшую скамью.
        Баронесса съ удивленіемъ взглянула на нее, потомъ стала слдить за полетомъ украшенной перьями соломенной шляпы, которая, описавъ кругъ, упала на землю. Въ ту же минуту зашуршали тяжелыя занавски одного изъ оконъ, оттуда выскочила маленькая обезьяна и схватила шляпу.
        Люсиль вскрикнула, увидавъ маленькое существо, черное, какъ чертенокъ.
        - Сюда, Минка, - приказала баронесса и погрозила пальцемъ. Минка обими руками держала шляпу надъ своей головой и такъ подбжала къ своей госпож. Это было очень забавно. Люсиль забыла свой испугъ и громко смялась, между тмъ какъ молодая женщина, даже не улыбнувшись, отняла у обезьяны ея добычу.
        - Я очень сожалю, что вы испугались, - сказала она и положила шляпу на столъ подл молодой двушки. - Мой мужъ терпть не можетъ Минку, она это знаетъ и пока онъ находится въ комнат, спокойно сидитъ гд нибудь въ уголк. Я забыла, что она здсь.
        - О, такой легкій испугъ не повредитъ мн, у меня не разстроенные нервы, какъ у мама, я молода и здорова, - живо и весело отвчала Люсиль, стараясь ласковыми жестами приманить къ себ обезьяну.
        Да, молода и здорова, очаровательна и граціозна была двушка, по которой срые глаза баронессы скользнули долгимъ косымъ взглядомъ.
        - Недавно я испугалась гораздо больше - въ монастырскомъ помсть какое-то чудовище прыгнуло чуть не черезъ голову мн; Феликсъ утверждаетъ, что это былъ котъ.
        - Вы гостили въ монастырскомъ помсть?
        - Я? Сохрани меня Богъ, - вскричала Люсиль, въ ужас отмахиваясь руками. - Меня морозъ подираетъ пo кож при мысли провести хоть одну ночь въ этомъ дом. Были вы когда нибудь тамъ?
        Молодая женщина покачала головой.
        - Я не имю обычая водить знакомство съ сосдями.
        - Ну, такъ вы не можете даже себ представить, что тамъ такое. Для меня неразршимая загадка, какъ могъ Феликсъ жить въ этихъ комнатахъ съ допотопной мебелью, куда мы не помстили бы даже свою прислугу, вроятно и постели также грубы и ужасны. Надо имть привычку… Ахъ, какое милое забавное существо, - прервала она себя и стала ласкать обезьянку, прыгнувшую къ ней на колни и обнявшую ее своими маленькими ручками, точно человкъ.
        Она сняла съ руки браслетъ, осыпанный каменьями, и надла его на тонкую шею Минки, a маленькія волосатыя плечи ея задрапировала батистовымъ носовымъ платкомъ, который заколола на груди брошкой. Она хохотала, какъ безумная, когда обезьяна спрыгнула на полъ и начала рвать острыми зубами дорогое кружево платка и царапать ногтями нежеланное ожерелье. Съ видимой досадой на лиц и въ движеніяхъ, освободила баронесса отъ этихъ украшеній обезьяну, которая, наконецъ, прибгла къ ней.
        - Я боюсь, что браслетъ испорченъ, - сказала она холодно, положивъ его подл шляпы.
        - Что за бда!… Этотъ браслетъ отъ князя Конскаго, котораго я терпть не могу, - возразила Люсиль съ презрніемъ и небрежно сунула въ карманъ изорванный платокъ и браслетъ.
        Молодая женщина взглянула на нее съ изумленіемъ.
        - Я знаю князя Конскаго, - сказала она, - часто онъ бываетъ въ дом вашихъ родителей?
        - Въ дом моей мамы, хотите вы сказать - папа живетъ въ Петербург… Да, князь бываетъ у насъ каждый день. Бабушка очень дорожитъ имъ, потому что онъ очень знатенъ и придаетъ нкоторый блескъ нашему салону. Но мама, такъ же, какъ и я, не придаемъ ему никакого значенія - онъ такъ старъ и скученъ, какъ вамъ извстно. Меня онъ, какъ дитя, кормитъ конфектами, а маму посл спектаклей положительно засыпаетъ цвтами…
        - Когда?! - спросила баронесса, точно не разслышавъ.
        - Боже мой! Посл спектаклей! Ахъ, да, вдь вы не знаете! Разв мое имя вамъ не показалосъ знакомымъ? - вскричала Люсиль съ наивной веселостью. - Были вы когда нибудь въ Берлин?
        - Да, я была тамъ.
        - Въ такомъ случа немыслимо, чтобы вы не знали мамы. Первая знаменитая танцовщица Манонъ Фурніе…
        - А?! - лаконически прервала молодая женщина и свернула свою работу. - Я очень рдко посщаю театръ, - добавила она протяжно и сухо. Легкая краска покрыла ея щеки, и она избгала смотрть на двушку.
        Она встала и пошла къ накрытому чайному столу, стоявшему посреди комнаты подъ фонаремъ, свтъ котораго падалъ на изящную посуду, ослпительно блествшую и сверкавшую.
        - Господи, какая она длинная! - казалось, говорили широко открытые удивленные глаза Люсили, когда она слдила за молча двигавшейся фигурой баронессы. Покойное срое домашнее платье болталось на ея длинной фигур съ впалой грудью и сутуловатой спиной и длиннымъ шлейфомъ спускалось на коверъ… Но несмотря на ужасно длинныя руки и небрежныя лнивыя движенія въ ней было много граціи, когда она хозяйничала у чайнаго стола. Она зажгла спиртъ подъ серебрянымъ чайникомъ, внимательно осмотрла три чашки, поставленныя на поднос и тщательно осмотрла порцію чаю… Она ни разу не взглянула больше на молодую двушку, которая, играя съ примирившейся съ ней Минкой, внимательно наблюдала за всми движеніями баронессы.
        - Дома это моя обязанность, - болтала она, - вс хвалятъ мой чай, только одинъ баронъ Шиллингъ всегда мучилъ меня, - ему такъ трудно угодить чаемъ.
        При этихъ словахъ низко опущенная блокурая голова молодой, повидимому, апатичной женщины быстро поднялась; вс ея мускулы напряглись, и она слушала едва переводя духъ.
        - Мой мужъ бывалъ въ дом вашей матери?
        - Очень часто! Разв вы этого не знаете? Феликсъ всегда говорилъ, что онъ, какъ живописецъ, длаетъ наблюденія въ нашемъ салон. У насъ бываютъ много красивыхъ и интересныхъ женщинъ. Онъ также срисовалъ маму…
        - Онъ нарисовалъ танцовщицу Фурніе, говорите вы?
        Въ ум молодой двушки вдругъ мелькнулъ лучъ свта. Баронесса говорила такимъ тономъ, будто у нея кипло во впалой груди, и съ какимъ рзкимъ презрніемъ произнесла она слова: „танцовщица Фурніе“. При этомъ посуда зазвенла въ ея дрожащихъ рукахъ такъ, что можно было подумать, что въ слдующую минуту она покатится по полу.
        Какъ, эта длинная некрасивая особа сметъ еще быть ревнивой! Какъ большая часть хорошенькихъ молоденькихъ двушекъ, Люсиль была безпощадна къ некрасивымъ женщинамъ, осмливавшимся предъявлять свои права. Ея большіе глаза вдругъ сдлались зелеными и въ нихъ засверкало злорадство. Она поднялась съ мста, съ улыбкой оправила платье и приблизилась на нсколько шаговъ къ чайному столу; это движеніе заставило болзненно согнувшуюся баронессу снова облечься въ свою недоступность.
        - Что же удивительнаго въ томъ, что баронъ Шиллингъ нарисовалъ красивую женшину? - спросила Люсиль, насмшливо улыбаясь, причемъ сверкнули ея блые, какъ жемчужины, зубы. - Говорятъ, во всей фигур мамы видно хорошее происхожденіе, - она не безцвтно блокура, не суха и не длинна: у нея роскошные черные волосы, а ея плечи и руки славятся у художниковъ. Баронъ Шиллингъ рисовалъ ее не въ ея роли, а въ роли Дездемоны, - она очаровательна въ бломъ атлас, соскользнувшемъ съ плечъ и съ рукой, поднятой къ арф.
        Она умолкла на минуту, - ей вспомнилось, въ какомъ пренебреженіи валялась на полу у ногъ этой женщины папка съ его рисунками.
        - Баронъ Шиллингъ прекрасно рисуетъ, - прибавила она, и въ глазахъ ея отразилось торжество, потому что щеки молодой женщины покраснли отъ внутренняго волненія. - Профессоръ В. говоритъ о немъ, что онъ далеко не дилеттантъ, что онъ огромный талантъ и что онъ сдлается знаменитымъ.
        Между тмъ баронесса опустилась на стоявшiй позади нея стулъ. Закрывъ правой рукой глаза, a лвой поддерживая локоть, она молча откинулась на спинку… Она была, безъ сомннія, своевольная нервная натура, избалованная и взлелянная отцомъ, какъ единственный ребенокъ, и всми въ монастыр за свое богатство… Люсиль въ сознаніи своей красоты и юношеской силы враждебно смотрла на эти узкія губы, неумвшія улыбаться, на ея мрачную задумчивость, на длинныя худыя руки, такъ рзко выглядывавшія изъ кружевъ, которыми были отдланы рукава… Зачмъ она, лишенная всякой прелести, живетъ на свт? Лучше было бы ей остаться въ монастыр и сдлаться монахиней…
        Наступившее затмъ молчаніе было тягостно. Слышалось кипніе и шипніе воды въ чайник, и глухой шумъ дождя. Люсиль не сла на свое мсто; она подняла занавски ближайшаго къ ней окна и стала въ ниш. Она не видала, какъ гнвно смотрли на нее изъ-подъ пальцевъ срые глаза, какъ нетерпливо стучала по ковру ножка молчавшей женщины. Въ ней поднялось чувство досады и гнва на Феликса за то, что онъ такъ долго оставлялъ ее одну съ чужой женщиной, съ этой замкнутой въ свое достоинство госпожей дома Шиллинга.
        Въ ту минуту, какъ она раскрыла занавски, сверкнула молнія. Ея розоватый свтъ въ одну секунду скользнулъ по цвтнику, наполнилъ дрожащимъ свтомъ комнату и поглотилъ блый цвтъ лампы, затмъ раздался страшный ударъ грома, и дождь полилъ съ такой силой, какъ будто хотлъ выбить зеркальныя стекла и совсмъ смыть домъ.
        Баронесса въ ужас вскочила съ мста, она дрожала и, схвативъ стоявшій на стол колокольчикъ, громко позвонила.
        Вошелъ слуга.
        - Я настоятельно прошу мужчинъ сейчасъ же пожаловать сюда, чай готовъ, - сказала она, несмотря на свой испугъ, спокойнымъ повелительнымъ тономъ.
        8.
        Вскор посл того въ галлере послышались медленно приближающіеся мужскіе шаги… Минка, которая во время громового удара спряталась въ складкахъ платья своей госпожи, гримасничая, выползла оттуда и торопливо скрылась въ темный уголъ ниши; за чайнымъ столомъ серебряный чайникъ зазвенлъ въ дрожащихъ рукахъ молодой женщины, а Люсиль отошла отъ окна и спустила занавси, за которыми бушевала гроза, - она не боялась. Насколько она была суеврна и боязлива по отношенію таинственныхъ ночныхъ привидній, оборотней и т. п., настолько же безстрашна передъ силами природы. Чмъ сильне он бушевали, тмъ веселе было ей - она чувствовала себя непричастной зрительницей, такъ какъ ея при этомъ не могли коснуться смерть и уничтоженіе.
        Она осталась у спущенной занавски, ничто не могло такъ хорошо выдлить красоту этой стройной сильфиды съ длинными блестящими локонами, какъ эти живописныя складки темныхъ занавсей, испещренныхъ блымъ узоромъ кружева. Старый баронъ фонъ Шиллингъ вошелъ въ широко раскрытую слугой дверь. Онъ, казалось, всей своей тяжестью опирался на руку Феликса Люціанъ, такъ какъ посл бывшаго съ нимъ удара онъ плохо владлъ правой ногой… Несмотря на это онъ представлялъ собой сильную фигуру съ широкой грудью и здоровымъ румянымъ лицомъ, оживленнымъ юморомъ и веселостью.
        - Чортъ возьми! Маленькая бглянка мн по вкусу, - вскричалъ онъ, пораженный, останавливаясь на порог и проводя рукой по сдымъ усамъ. - Прелестное дитя, обворожительная чародйка!
        Грубая лесть и звукъ этого сильнаго мужскаго голоса тотчасъ же возвратили огорченной и раздосадованной двушк ея обычное настроеніе. Она легко и граціозно скользнула по ковру и присла передъ старымъ господиномъ ala Госманъ [[9] Вероятнее всего, бывшая (на время написания романа) актриса венского Бургтеатра Фредерика Госман, известная и под именем Фифи, вышедшая замуж за графа Прокеш-Остена. В это время она "уже давно оставила сцену, но выступала в благотворительных концертах. Большой талант, много юмора, очень много настоящего лиризма. Но, мать взрослых дочерей, она не могла забыть, что когда-то ее амплуа было "ingenue"; она молодилась и жеманничала. Это стало болезнью, и я слышал, что она кончила сумасшедшим домом. Бедная Фифи Прокеш заслонила собой Фредерику Госман…" (из Князь С.М. Волконский "Мои воспоминания")].
        Его взоръ точно околдованный не могъ оторваться отъ нея.
        - Такой рдкой перелетной птички давно ужъ не видалъ домъ Шиллинга. Это оживляетъ глаза и сердце такого стараго одинокаго человка, какъ я! Она попала въ настоящее гнздо, а дальше все устроимъ - только не надо терять мужества.
        Онъ направился къ чайному столу.
        - Скажи мн, пожалуйста, Клементина, зачмъ ты насъ вызвала такъ поспшно? Горитъ тутъ что-ли? Или ты испугалась грозы? Но теб нечего бояться, - у насъ на крыш громоотводъ.
        Все это онъ сказалъ шутя своимъ веселымъ добродушнымъ тономъ, но во взгляд и въ манерахъ видно было положительное возмущеніе противъ распоряженій невстки.
        Баронесса, наливавшая чай въ чашку, бросила бглый взглядъ на старинные часы.
        - Мы всегда въ это время пьемъ чай минута въ минуту, - сказала она тихо.
        Онъ мрачно нахмурилъ свои густыя сдыя брови.
        - Совершенно врно, дитя мое, - возразилъ онъ съ видимой досадой. - Я какъ старый солдатъ, самъ люблю аккуратность; но я никогда не стснялся домашними обычаями даже при покойной жен, a они, - онъ указалъ на часы, - никогда не должны меня тиранить, въ особенности, если я занятъ разговоромъ, какъ было сейчасъ… Поняли?
        Его грузная фигура медленно опустилась въ глубокое кресло у стола, и онъ сдлалъ знакъ Люсили ссть рядомъ съ нимъ на скамь. При вид этого баронесса, опустивъ глаза, взялась за колокольчикъ и велла вошедшему слуг подать еще два прибора. Нельзя было ясне этого показать, что хозяйка до этой минуты не разсчитывала на гостей.
        Баронъ Шиллингъ сидлъ подл нея, противъ своего отца. Отецъ и сынъ были очень похожи. Они, какъ и вс Шиллинги, не отличались особенной красотой. Наверху въ среднемъ зал висли портреты тхъ временъ, когда древній родъ жилъ еще въ своемъ рыцарскомъ замк. Уже и тогда отличительными знаками этого рода были толстая красная нижняя губа, угловатый лобъ и большой характерный нмецкій носъ; это были полныя жизни, упрямыя головы на исполинскихъ по истин фигурахъ, рожденныхъ, казалось, для тяжелой борьбы. И эти два послдніе потомка совершенно походили на нихъ, только прежде желтоватые, похожіе на сплую пшеницу волосы стараго барона потемнли и посдли, между тмъ какъ сынъ съ своей курчавой головой и бородой походилъ на южанина… Но у обоихъ были такіе же большіе огненные глаза, гордо соколинымъ окомъ смотрвшіе на міръ, у стараго барона они свтились лукавствомъ, веселостью и чувственностью, у сына же большею частью были опущены, точно онъ смотрлъ внутрь себя. Молодая жена подала ему чашку чаю, и онъ, пытливо взглянувъ въ ея лицо, удержалъ на минуту ея руку въ своей.
        - Тебя встревожила гроза, Клементина, ты страдаешь? - спросилъ онъ съ дружескимъ участіемъ.
        Она выдернула руку и поставила чашку передъ нимъ на столъ, въ то же время съ отвращеніемъ отвернувшись.
        - У меня кружится голова, а ты опять принесъ съ собой невыносимый запахъ красокъ и масла изъ твоей такъ называемой мастерской, - сказала она раздражительно.
        Старый баронъ сильно покраснлъ.
        - Гмъ… Можетъ быть эхо не довольно выразительное „такъ называемую“ лучше замнитъ „смшными дилеттанскими притязаніями“, Клементина? - рзко спросилъ онъ и, опираясь обими руками на ручки кресла, онъ приподнялся и глядлъ на нее вызывающе.
        - Ты не понялъ Клементины, папа: она этимъ словомъ хотла только обозначить жалкое помщеніе на чердак съ импровизированнымъ освщеніемъ сверху, - сказалъ сынъ съ удареніемъ, и его широко открытые глаза гордо и пристально смотрли въ лицо молодой женщины.
        Она выдержала этотъ взглядъ съ легкой насмшливой улыбкой, блуждавшей на губахъ, и покачала головой, какъ будто бы ршительно не намрена была ни на іоту измнить смыслъ своихъ словъ. Сильное упрямство поразительно оживило и привело въ напряженное состояніе каждый мускулъ этого повидимому безжизненнаго апатичнаго лица.
        - Вотъ теб, Арнольдъ! - злобно засмялся старикъ. - Что подлаешь съ женскимъ предубжденіемъ? - и онъ съ комическимъ отчаяніемъ провелъ рукой по густымъ сдымъ волосамъ. - Я и самъ прежде поступалъ не лучше. Да, милая Клементина, я былъ слпъ, былъ простофилей, какъ говорятъ нмцы, потому что не понялъ дарованій Арнольда. Хотя въ этомъ нтъ ничего удивительнаго, такъ какъ мы, Шиллинги, знали толкъ въ искусствахъ, какъ свиньи въ апельсинахъ. Поэтому то я изъ всхъ силъ протестовалъ противъ „бумагомаранья“ и бдный малый принужденъ былъ заниматься рисованіемъ у меня за спиной. Потомъ мн изъ Берлина пишутъ, что моему сыну предстоитъ блестящая карьера, и мн пришлось стыдиться своего упрямства. Еслибы я только подозрвалъ, что у него талантъ, многое было бы иначе. - Мрачный взглядъ срыхъ глазъ упалъ на него.
        - Ты полагаешь, папа, что живопись прокормила бы съ избыткомъ послднихъ Шиллинговъ?
        - Клементина! - быстро прервалъ ее молодой баронъ, лицо котораго омрачилось.
        - Пожалуйста, не горячись, Арнольдъ! - проговорила она жалобно, закрывая рукой ухо, какъ будто звукъ этого прекраснаго мужского голоса непріятно поражалъ ея слухъ. Она, очевидно, страдала нервнымъ разстройствомъ и въ эту минуту была очень взволнована, но не замолчала.
        - Скажи самъ, могъ ли бы ты жить гонораромъ, получаемымъ отъ этихъ людей… полусвта! Что принесла теб, напримръ, „Дездемона въ бломъ атласномъ плать“?
        Изъ-подъ нервно подергивавшейся верхней губы блестли блые длинные зубы.
        Характеристичная улыбка, игравшая на губахъ молодого человка еще въ передней, снова появилась. Онъ съ ироніей взглянулъ на Люсиль, которая сгорала желаніемъ отвтить какой нибудь глупостью „длинной срой особ“^^за произнесенное ею слово „полусвтъ“.
        - Картина эта посл многихъ неудачныхъ попытокъ дала мн блаженное сознаніе, что я олицетворилъ трогательную фигуру несчастной дочери дожа въ томъ вид, какъ она жила въ моей фантазіи, - сказалъ онъ весело и спокойно. - У госпожи Фурніе дивный профиль, а ея самоотверженіе, ея терпніе во время скучныхъ сеансовъ…
        - Скучныхъ? - повторила баронесса съ истерическимъ смхомъ. - Это очень дурно, Арнольдъ, да и ведетъ ко лжи и обману въ супружеств, если мужъ и жена мало знаютъ о прошломъ другъ друга, какъ мы съ тобой, - прибавила она, почти задыхаясь отъ злобы.
        Старый баронъ, собиравшійся было разбить яйцо, вдругъ остановился. Со своей величественной головой и гнвно сверкавшими изъ подъ густыхъ нависшихъ бровей глазами онъ походилъ на разгнваннаго льва. Съ устъ его готовъ былъ сорваться рзкій отвтъ, но онъ сдержался.
        - И отъ кукушки я слышу что-то новое, - сказалъ онъ юмористически. - Итакъ, Арнольдъ мало знаетъ о твоемъ прошломъ. Для чего ему это, моя милая. Супружество не торговая компанія или что либо подобное, гд требуется письменное описаніе всей дятельности. Ты почти до семнадцатилтняго возраста воспитывалась въ монастыр, и мы полагаемъ, что все шло приличнымъ образомъ, неужели нтъ, Клементина?
        До сихъ поръ баронесса, длая свои ядовитыя замчанія, исполняла обязанности хозяйки у чайнаго стола, теперь же она вынула изъ кармана носовой платокъ и прикладывала его дрожащей рукой то ко лбу^,^то ко рту, какъ будто отъ колкихъ грубыхъ выраженій свекра ей длалось дурно или она ожидала кровохарканья.
        Баронъ Шиллингъ посмотрлъ на отца съ упрекомъ и мольбой и ласково взялъ руку жены.
        - Ты можешь быть также спокойна насчетъ моего прошлаго, какъ и насчетъ будущаго, которое проведешь со мной, - сказалъ онъ ласково и дружески, какъ нжный любящій братъ, снисходидительно смотрящій на вс слабости сестры. - Ты должна будешь постепенно привыкнуть къ мысли, что мое занятіе приводитъ меня въ соприкоеновеніе со всми слоями общества. И если поговорка „цль освящаетъ средства“ можетъ быть лучше всего примнена, такъ это въ искусств. Оно ищетъ свои сюжеты и въ будуар, и на чердак, и если меня заинтересуетъ какая нибудь характерная голова, я пойду за ней, еслибъ даже пришлось идти въ гнздо пороковъ и преступленiй. Этой терпимостью должна обладать жена каждаго художника, и ты также научишься ей.
        - Нтъ, Арнольдъ, откажись теперь же отъ этихъ несбыточныхъ надеждъ, - сказала она съ такимъ спокойствіемъ, которое поражало посл только что обнаруженной нервности. - Я пріучена къ строгой правдивости и не умю лгать… Я молюсь передъ изображеніемъ мадонны и выслушиваю обдню до конца; какъ истинная католичка, я должна это длать, тогда какъ мн до глубины души противны и живопись, и музыка.
        Она говорила это, опустивъ глаза, совершенно безстрастно и монотонно, машинально подергивая кончики кружевъ своего носового платка. Но грудь ея стала дышать свободне, точно освободившись отъ большой тяжести посл этого признанія, которое очень походило на хладнокровную месть молодому супругу за его проступки.
        - Ты видишь, Арнольдъ, у меня хватаетъ мужества быть правдивой, - продолжала она тмъ же тономъ и подняла глаза. - Я не поступаю, какъ многія изъ насъ, которыя и шагу бы не сдлали, чтобы посмотрть Рафаэля или послушать музыку Бетховена, еслибы не боялись анаемы любителей искусства, он притворяются, а я признаюсь открыто, что картины для моихъ слабыхъ глазъ не что иное, какъ намалеванныя пятна, что живопись мн надодаетъ, что музыка болзненно дйствуетъ на мои нервы и что я питаю положительное отвращеніе ко всмъ художникамъ, а потому ты не долженъ дивляться, милый Арнольдъ, что я, жена барона Шиллингъ, вовсе не желаю быть женой живописца и никогда не буду имть желаемой тобой терпимости.
        - Это придетъ со временемъ, - коротко сказалъ баронъ Шиллингъ; онъ поблднлъ, на лбу его образовались морщины, но его спокойно гордая осанка неопровержимо доказывала, кто будетъ въ конц концовъ господиномъ въ дом.
        Молодая женщина потупилась на этотъ разъ очевидно смущенная; суровый повелительный тонъ показался ей угрожающимъ; она, повидимому, ожидала совсмъ иного дйствія отъ своей „правдивости“.
        Во время этого разговора Люціанъ сидлъ молча между барономъ и Люсилью. Несмотря на собственныя заботы и тревоги, въ душ его поднималось гope o томъ, что сдлалось съ домомъ Шиллинга! Знатное дворянское гнздо снова засвтилось старымъ блескомъ. Но прежде при пустой касс, при скудномъ освщенiи, въ дом было свтло и весело, не было ни гнва, ни раздора, ни дурного расположенія духа, тогда какъ теперь при яркомъ свт изъ всхъ угловъ выглядывали, точно совы и летучія мыши, высокомріе, ханжество и скрытая злоба. И новый духъ дома въ вид полусогнутой нервной женщины боролся изъ-за абсолютной власти; онъ своими длинными, блдными, какъ смерть, руками накладывалъ запрещеніе на человческія души и на все окружающее, а на его упрямомъ чел можно было прочесть: „здсь все мое!“ И здсь деспотическая женская воля, лишившая и его самого родного крова!
        Кто бы подумалъ, глядя на это холодное лицо съ опущенными, какъ у монахини, глазами, что эта женщина завоевала молодого мужа! Годъ тому назадъ старый баронъ былъ съ своимъ сыномъ въ Кобленц у тяжело больного двоюроднаго брата. По возращеніи онъ смясь шепнулъ Арнольду, что богатая наслдница „по уши влюблена въ него“ и ради него съ радостью отказалась бы отъ своего намренія поступить въ монастырь посл смерти отца. Потомъ баронъ Штейнбрюкъ умеръ; дочь сообщила объ этомъ старому барону, и съ тхъ поръ между ними завязалась переписка. Очевидно, она умла хорошо писать, такъ какъ съ тхъ поръ самымъ горячимъ желаніемъ барона стало женить на ней сына и такимъ образомъ возвратить своему старому роду заложенныя имнія. Ударъ, поставившій его самого на край могилы, много помогъ ему въ осуществленiи его плана, - Арнольдъ, нжно любившій отца, у постели больного, повидимому безъ всякой внутренней борьбы, согласилcя на все, чтобы уcпокоить страдальца.
        Былъ ли онъ доволенъ своей судьбой, которая связала его еще столь юнаго съ почти незнакомой длинной кузиной изъ Кобленца? Любилъ ли онъ ее? Феликса морозъ подиралъ по кож при мысли, что его другъ, съ идеальнымъ образомъ мыслей, можетъ съ нжностью, вслдствіе извращенія вкуса, прижимать къ своей груди этотъ скелетъ - нтъ, это невозможно!… А между тмъ ни одна черта его интереснаго лица не обнаруживала, что онъ несчастливъ. У него была желзная воля; еще мальчикомъ, ему никогда и въ голову не приходило длать кого нибудь, даже своего отца, отвтственнымъ за свои ршенія - она же сохранила и теперь ненарушимымъ его душевное спокойствіе.
        He то было со старымъ барономъ. Онъ, повидимому, постоянно былъ во всеоружіи противъ своей невстки, сумвшей въ своихъ письмахъ ловко одурачить стараго веселаго воина. На лиц его отражалась смсь гнва, глубокаго раскаянія и горя о сын, но онъ молчалъ. Онъ не могъ пустить въ ходъ тяжелой артиллеріи, если не желалъ вызвать нервнаго припадка за чайнымъ столомъ, a перестрлка ему ужъ надола.
        Посл нсколькихъ глотковъ чая онъ отодвинулъ отъ себя чашку и яйца и вынулъ изъ кармана небольшой пакетъ, который онъ, выходя изъ своей комнаты, поспшно сунулъ туда, и положилъ его на столь. Лицо его просвтлло, онъ казалось былъ радъ перевести разговоръ на другую тему.
        - Вотъ въ этой бумаг заключается разршеніе твоихъ затрудненій, - сказалъ онъ Феликсу, вынимая изъ футляра очки и старательно протирая ихъ стекла. Потомъ онъ ихъ надлъ и развернулъ бумаги, - тамъ были завернуты въ шелковую бумагу плоскій предметъ и письмо въ нсколько страницъ, исписанныхъ мелкимъ почеркомъ.
        - Итакъ изъ всего, что ты мн разсказалъ, выходитъ, что мать отвергла тебя и не хочетъ видть тебя даже посл смерти, - глупая вздорная баба - a твой бездльникъ дядюшка, конечно, этому безмрно радъ, Punctum! - началъ онъ. - Ты теперь свободенъ, какъ птица, маіорша Люціанъ не иметъ боле правъ на тебя, и вмст съ тмъ и съ моихъ устъ снята печать.
        Онъ оперся руками на столъ и, нагнувшись впередъ пытливо смотрлъ черезъ очки блестящимъ взоромъ въ лицо молодого человка.
        - Упоминалъ ли я когда нибудь при теб о твоемъ отц?
        Феликсъ покачалъ головой: онъ поблднлъ, какъ смерть; отъ испуга и ожиданія онъ не могъ произнести ни слова.
        - Хорошо, сынъ мой, итакъ не говорилъ! - сказалъ старый баронъ, опускаясь опять въ кресло. - Я не смлъ, хотя иной разъ у меня чесались руки упаковать тебя и отправить за море, гд теб по всмъ законамъ - божескимъ и человческимъ - и надлежало быть; потому что жители монастырскаго помстья украли тебя, украли, говорю я, такъ какъ сынъ принадлежитъ отцу - ну, да довольно объ этомъ.
        Онъ такъ сильно ударилъ рукой по столу, что подносъ зазвенлъ - невстка его въ испуг собрала дрожащими пальцами разныя перечницы и солонки, со звономъ разлетвшіяся въ разныя стороны.
        - Но я далъ твоей матери слово, что въ моемъ дом ты ничего не услышишь объ отц, - продолжалъ старый баронъ. - Что мн было длать? Въ противномъ случа я никогда бы не увидлъ тебя, а безъ меня они въ своей лягушачьей нор сдлали бы изъ молодой люціановской крови настоящаго негоднаго Вольфрама. Твоему отцу я никогда не могъ дать о теб извстій… - онъ замолчалъ, сильно взволнованный; онъ самъ не ожидалъ страшнаго внутренняго волненія, возбужденнаго въ молодомъ человк напоминаніемъ объ^^отц.
        Феликсъ вскочилъ и, бросившись къ говорившему, схватилъ его правую руку и порывисто прижалъ ея къ своей груди.
        - Вы знаете о моемъ отц? Живъ онъ? Думаетъ онъ обо мн? - бормоталъ онъ, почти задыхаясь.
        - Не^^волнуйся, мой милый, - уговаривалъ его старый баронъ, прослезившись отъ умиленія. - Жаль, что онъ не можетъ тебя видть въ эту минуту - сердце у него запрыгало бы отъ радости - онъ любитъ своего сына такъ же, какъ я моего.
        Онъ бросилъ на сына украдкой печальный взоръ и вздохнулъ.
        - Въ юности мы были добрыми товарищами и остались такими до сего дня, - прибавилъ онъ посл минутнато молчанія. - Люціанъ былъ такой же кутила, такой же веселый малый, какъ и я, и въ дом Шиллинга чувствовалъ^^себя лучше, чмъ у своихъ родныхъ.
        Конечно, для бдняжки было бы лучше, еслибы онъ никогда не видалъ дома съ колоннами, а вмст съ нимъ и ледяной сосульки, прекрасной Терезы Вольфрамъ; покидая Германію, онъ тайкомъ провелъ одну ночь у меня въ дом. Онъ сходилъ съ ума отъ страстнаго желанія увидать тебя и строилъ разные несбыточные планы: похитить тебя и еще Богъ знаетъ что, силой отстоять свои права; но онъ долженъ былъ убдиться, что съ крючкотворцами проклятаго монастырскаго гнзда ничего не подлаешь. И тогда онъ ухалъ, - тамъ за моремъ искалъ онъ и нашелъ новую родину. Тамъ онъ^^женился на знатной испанк и былъ съ ней счастливъ. Пока она была жива письма его дышали спокойствіемъ, - онъ любилъ жену и, казалось, примирился со своей судьбой, но она умерла и имъ снова овладла тоска по сын… - Онъ остановился и съ улыбкой покачалъ головой, положивъ руку на письмо. - Страшное совпаденіе! Вчера какъ разъ пришло ко мн это письмо. Люціанъ хвораетъ, какъ и я, бдный Лазарь, и поэтому самъ не можетъ хать. Онъ настоятельно проситъ меня переговорить съ тобой о немъ и о его длахъ, - да чего тутъ много толковать… ты уложишься и подешь къ отцу! Теперь
твоимъ отечествомъ будетъ Америка!
        Феликсъ нсколько разъ быстро прошелъ взадъ и впередъ по комнат, лицо его то блднло, то краснло и на немъ поперемнно выступали то радость, то гнвъ; наконецъ^^онъ остановился передъ Люсилью. Она вскочила и порывисто бросилась къ нему на грудь.
        - А ты подешь со мной, Люсиль? - спросилъ онъ взволнованнымъ голосомъ.
        - Конечно, да, глупый Феликсъ! - засмялась она, - хоть сію минуту!… Небо и море!… Это будетъ еще веселе, чмъ я когда нибудь воображала!… Такъ мы демъ въ Америку? Конечно въ блестящій Нью-Іоркъ?…
        - Нтъ, милое дитя, прямо въ^^южные штаты, въ богатый штатъ Южной Каролины. Другъ Люціанъ сдлался плантаторомъ, онъ получилъ отъ своего тестя богатыя владнія. Господа плантаторы играютъ тамъ важную роль, передъ ними аристократія ничего не значитъ, они въ полномъ смысл феодальные бароны. Тесть Люціана испанецъ изъ Флориды и, судя по описанію, живетъ на своихъ плантаціяхъ, какъ настоящій нмецкій князь.
        Съ выразительной улыбкой кивнулъ онъ Феликсу подойти къ нему поближе.
        - Видишь ли, мой милый, теб нечего жалть о материнскомъ наслдств, котораго тебя лишили самымъ подлымъ образомъ, - уже много лтъ отецъ твой длаетъ сбереженія и откладываетъ ихъ для тебя - и хотя онъ не можетъ оставить теб плантацій, - онъ остановился и развернулъ шелковую бумагу и вынулъ оттуда дощечку изъ слоновой кости, - потому что у тебя есть сестра, Феликсъ, тринадцатилтняя дочь отъ второго брака - вотъ она!
        Съ этими словами онъ подалъ радостно изумленному молодому человку миніатюрный портретъ на слоновой кости. Люсиль быстро подбжала и отъ волненія и любопытства почти оттолкнула Феликса; но молодой баронъ тоже всталъ и подошелъ; только молодая жещина равнодушно оставалась на мст. Она, опустивъ глаза, машинально вертла чайную ложку и, еслибъ не легкая краска на лиц, обнаруживавшая внутреннее волненiе, можно было бы подумать, что она не иметъ никакого понятія о томъ, что вокругъ нея происходитъ.
        - Разв не прелестное дитя эта маленькая Мерседесъ? - спросилъ старый баронъ.
        - Какое это дитя, - проворчала Люсиль, тихо отстраняя руку, державшую портретъ. - Ей тринадцать лтъ, а она смотритъ съ такимъ высокомріемъ и серьезностью, точно старый ученый профессоръ. Слушай, Феликсъ, я ревнива! Ты будешь ее любить?
        - Да, Люсиль, хотя я боюсь, что она не будетъ мн отвчать тмъ же; у нея въ чертахъ много гордости и жесткости…
        - Нe правда ли? Что она горбата, въ этомъ ты можешь быть увренъ, Феликсъ. У кого красивая фигура, тотъ не даетъ срисовывать одну голову, я готова побиться о закладъ. А эта голова, точно обрубленная, является въ облакахъ…
        - Нтъ, она съ ангельской красотой выглядываетъ изъ облаковъ, - сказалъ баронъ Шиллингъ, не отрывая глазъ отъ дорогой, хотя и вышедшей изъ моды живописи. - Эта маленькая картинка - художественное произведеніе.
        - Это рисовалъ старый художникъ, живущій у Люціана, и очень имъ уважаемый, - замтилъ старый баронъ. - Я говорю, что эта головка всякаго сведетъ съ ума. Мн бдному старому калк сдлалось вчера грустно при вид этихъ молодыхъ глазъ… Но у нея нетъ ни одной черты отца…
        - А также и Феликса! - сказала Люсиль съ видимымъ облегченіемъ. - Желтая кожа и страшно густые черные волосы…
        - Съ блестящими голубыми глазами встрчаются только подъ тропиками, - добавилъ баронъ Шиллингъ. - Для меня эта головка была бы неоцненнымъ образцемъ.
        - Ты можешь оставить портретъ у себя, Арнольдъ, ты имешь въ немъ также свою часть, - сказалъ живо старый баронъ, - по лицу его пробжала какая-то мрачная тнь. - Добрый Люціанъ думаетъ, что въ дом Шиллинга все еще по старому - наша переписка прерывалась надолго изъ-за болзни его жены - теперь онъ пишетъ мн, чтобъ ты бросилъ свое правовдніе и дворянство и прізжалъ къ нему; у него такъ много разныхъ страстныхъ желаній и плановъ - онъ хотлъ бы показать теб свою Мерседесъ столько же, сколько и Феликсу, а прочее ты можешь и самъ угадать.
        Молодой человкъ покраснлъ до корня волосъ. Онъ осторожно, но очень поспшно положилъ портретъ обратно на шелковую бумагу, какъ будто бы онъ жегъ ему пальцы. На одну минуту на плечо его тяжело опустилась рука: его жена мимоходомъ наклонилась черезъ него взглянуть на портретъ и прошла къ маленькому столу за своей работой.
        9.
        Она вдругъ остановилась, какъ вкопанная и вс другіе замолчали, прислушиваясь. На улиц раздавался такой жалобный и горькій плачъ ребенка, что старый баронъ испуганно поднялся съ мста и, опираясь на Феликса, съ трудомъ направился къ окну, которое его сынъ уже открылъ.
        Гроза, казалось, прошла съ послднимъ громовымъ ударомъ; дождя не было, но влажный свжій ароматичный воздухъ наполнялъ галлерею, шедшую параллельно окнамъ, а беззвздное небо чернымъ грознымъ сводомъ разстилалось надъ городомъ. Газовые фонари, горвшіе передъ домомъ, ярко
        освщали цвтникъ съ фонтаномъ и клумбами; ни одинъ листъ не шевелился на обремененныхъ цвтами кустарникахъ, ничьи шаги не раздавались по гравію дорожекъ; но на улиц по ту сторону желзной ршетки стояли люди, и изъ-за шума мужскихъ голосовъ время отъ времени слышался плачъ, прерываемый бранью женщины; ребенокъ больше не кричалъ.
        Пока мужчины и Люсиль прислушивались у окна, баронесса подошла къ чайному столу и сла на свое мсто. Старый баронъ, вставая, уронилъ со стола шелковую бумагу со всмъ, что въ ней было, и не замтилъ, потому что она безшумно упала на коверъ. Баронесса прошла мимо нея, но и не подумала поднять, считая это унизительнымъ для своего достоинства. Она снова держала работу въ своихъ восковыхъ пальцахъ и мрно продергивала взадъ и впередъ блую нитку, не отрывая отъ работы глазъ, опушенныхъ длинными рсницами. Только одинъ разъ взглянула она на коверъ. Минка, осторожно осмотрвшись, тихонько выбралась изъ своего убжища, схватила бумагу, нжно прижала ее къ груди и исчезла опять за занавской.
        Молодая женщина и не моргнула, ни одна черта въ ея лиц не измнилась - она только ниже наклонила голову и продолжала вышивать. Она и не подозрвала, что за спиной мужчинъ пара блестящихъ двичьихъ глазъ наблюдала за ней изъ-за занавски - Люсиль задыхалась отъ смха; баронесса со своей ревнивой ненавистью къ живописи была очень забавна, и къ тому же не бда, если желтое лицо двушки „изъ тропической страны“ будетъ немного поцарапано.
        Шумъ на улиц замолкъ; видно было, какъ расходилась толпа, и вс подумали, что какой нибудь маленькій бглецъ былъ настигнутъ преслдовавшей его матерью и уведенъ домой, несмотря на сопротивленіе. Баронъ Шиллингъ заперъ окно, пока другіе возращались къ столу.
        Садясь въ кресло старый баронъ окинулъ испытующимъ взглядомъ столъ, онъ придвинулъ стоявшую на немъ посуду, поднялъ и встряхнулъ упавшую салфетку.
        - Чортъ возьми, гд же портретъ? - спросилъ онъ съ досадой. - Ты его переложила куда нибудь, Клементина.
        - Я вышивала, - отвчала она тихо и монотонно, обрзала нитку и положила ножницы около себя на стол, не поднимая глазъ.
        Подошелъ молодой баронъ, взялъ лампу и освтилъ коверъ; Феликсъ и Люсиль, чуть не до крови кусавшая себ губы, чтобы не расхохотаться, помогали ему искать… Вдругъ у одного изъ оконъ раздался шорохъ и трескъ, какъ будто ломали сухое дерево; баронъ Шиллингъ поспшно поставилъ лампу, раздвинулъ занавски, схватилъ барахтавшуюся, жалобно кричавшую Минку, пронесъ ее черезъ комнату и бросилъ за дверь.
        - Неужели ты никогда не исполнишь моего желанія и не избавишь меня отъ этой злой твари, Клементина, - спросилъ онъ сердито и мрачно. - Она причиняетъ много вреда и намъ, и прислуг своей страстью къ разрушенію.
        Молодая женщина откинула голову, на лбу между желтыми бровями образовались дв глубокія морщины, а узкія сжатыя губы сдлались такими же срыми, какъ и все лицо. Она, не говоря ни слова, позвонила.
        - Скажите моей горничной, чтобы она отнесла Минку ко мн въ спальню и накормила ее, - приказала она вошедшему слуг, и снова взялась за работу, какъ будто ничего и не случилось.
        Старый баронъ^^сердито топнулъ ногой и, гнвно поглаживая свои бакенбарды, подавилъ готовое сорваться съ устъ проклятіе, между тмъ какъ сынъ пошелъ снова къ окну и собралъ обломки дощечки.
        - Вотъ счастъе-то, - сказалъ онъ весело Феликсу, послдовавшему за нимъ, - лицо не повреждено. Только часть волосъ отломана, но это не бда. Душа осталась во взор этихъ глазъ, которые будутъ меня вдохновлять во время моихъ занятій. Впрочемъ, дощечки можно склеить, конечно, будетъ видно трещину, и вещь потеряла цну; тмъ боле я имю права присвоить портретъ, - онъ мой, и я его боле не выпущу изъ рукъ.
        Онъ осторожно завернулъ дощечки въ мягкую бумагу и положилъ въ боковой карманъ.
        Люсиль сдлала недовольное лицо.
        - Боже мой, сколько шума изъ-за тринадцатилтней двчонки! - проворчала она. - Хорошее начало! Если маленькая горбунья съ черными цыганскими глазами и на портрет такъ повелваетъ и покоряетъ себ всхъ, что же должно быть въ дйствительности. Берегись, Феликсъ! Она съ первыхъ минутъ причиняетъ споры и раздоры, а я не подчинюсь ни за что. Пусть она попробуетъ!
        Она такъ забавно, сердито и вмст съ тмъ граціозно представила жестомъ, что царапаетъ глаза, что старый баронъ восторженно крикнулъ: „великолпно“, а Феликсъ схватилъ маленькую жестикулирующую розовую ручку и нжно прижалъ ее къ своей груди.
        - Вдь я буду съ тобой, Люсиль! - сказалъ онъ задушевно.
        - И другъ Люціанъ не устоитъ передъ такой очаровательной чародйкой такъ же, какъ и его сынъ, - засмялся старый баронъ, пожирая пламеннымъ взоромъ изящную фигуру двушки въ объятіяхъ молодого человка.
        - Ну, Феликсъ, когда же отправляешься?
        - Чмъ скоре, тмъ лучше.
        - Хорошо, такъ значитъ завтра же въ полдень. О нужныхъ бумагахъ мы позаботимся утромъ, - ршилъ старый баронъ. - Горничная, которая теперь хнычетъ въ отел, понятно отправится вмст съ вами.
        - И ты въ самомъ дл хочешь такъ покинуть Германію, Феликсъ? - серьезно спросилъ молодой баронъ. - Не повидавшись съ матерью своей невсты…
        - Ради Бога, что это вы выдумали, дорогой баронъ, - прервала его Люсиль въ ужас. - Вы не знаете мама. Если мы покажемся въ Вн, то мы пропали, насъ разлучатъ навсегда, говорю я вамъ. Мама тотчасъ подниметъ шумъ - она поставитъ на ноги вс полицію и въ состояніи засадить Феликса въ тюрьму. Она ни за что не дастъ своего согласія на нашъ бракъ, она лучше засодитъ меня въ монастырь… Ухъ, какой ужасъ! Феликсъ, я умоляю тебя не длать этого! Отправимся лучше прямо на корабль.
        - Безъ всякаго промедленія, - отвчалъ онъ твердо и ршительно. - Ты можешь осуждать меня, Арнольдъ. Мн это больно, но я долженъ это перенести, я не позволю вырвать у меня моего счастья. Оттуда я употреблю вс усилія, чтобъ примириться, будь увренъ въ^^этомъ.
        Онъ съ неудовольствіемъ отвернулся, видя порицаніе въ серьезныхъ глазахъ своего друга.
        - Ты, конечно, не можешь меня понять, ты… - онъ хотлъ сказать - не любишь, но проглотилъ эти слова при взгляд на молодую женщину, которая въ это время поднялась съ мста, шумно отодвигая стулъ.
        Во время послднихъ объясненій у нея на лиц появилось выраженіе удивленія и негодованія. Она подошла къ соф, обложенной мягкими подушками и стоявшей у самой стны, сла на нее и прислонилась головой къ рзьб, украшавшей стну, причемъ одна изъ толстыхъ косъ, пришпиленныхъ на затылк, откололась и упала ей на грудь, но даже это не украсило ее. Эти великолпные блокурые волосы такъ^^пошли бы къ свжему личику, но здсь они лежали, какъ чужіе. Она сидла такъ со сложенными на колняхъ руками, съ выраженіемъ безмолвнаго презрнія на устахъ и съ полузакрытыми глазами - какъ олицетворенный протестъ противъ соучастничества въ беззаконныхъ дяніяхъ.
        Старый баронъ бросилъ на нее искоса полунасмшливый, полусердитый взоръ.
        - Пожалуйста, Арнольдъ, не порти жизнь этихъ дтей, - вскричалъ онъ своимъ веселымъ добродушнымъ тономъ. - Феликсъ славный малый, въ его жилахъ нтъ лягушечьей крови! Въ молодости я ни за что бы иначе не поступилъ. Кто не уметъ ловить улыбающееся ему счастье - не человкъ, a тряпка. Позвони-ка, сынъ мой, пусть Адамъ подастъ шампанское.
        - Адамъ, папа? Да вдь ты его прогналъ сегодня посл обда.
        Старый баронъ посмотрлъ кругомъ широко открытыми удивленными глазами, какъ будто не вря тому, что слышитъ, потомъ, вспомнивъ, ударилъ себя по лбу.
        - Проклятая исторія! Я безъ него не могу обойтись, - проворчалъ онъ сердито. - Неужели онъ въ самомъ дл ушелъ, старый дуракъ.
        - Да, отецъ, по твоему настоятельному приказанію, - сказалъ молодой баронъ. - Ты обошелся съ нимъ очень дурно сегодня.
        - Ба! не долженъ ли я былъ надть перчатки и привтствовать его, когда онъ сыгралъ такую плохую шутку и предалъ своего господина?
        - Я говорилъ съ Адамомъ, - горячо вступился Феликсъ, - онъ былъ вн себя отъ горя. Я не понимаю даже, какъ можно было его заподозрить въ этомъ - такое подлое предательство, и мой дядя…
        - Молчи! Твой дядя мошенникъ! - закричалъ старикъ своимъ львинымъ голосомъ, и краска гнва покрыла его лицо. - Онъ^^обокралъ меня такъ же, какъ и тебя лишилъ наслдства. Какъ и гд онъ похитилъ мою тайну, трудно угадать, вдь этотъ негодяй себ на ум. Онъ всю жизнь бродилъ во мрак, но ее онъ подслушалъ, укралъ, это врно. Ну, довольно объ этомъ!
        Онъ откинулся на спинку кресла.
        - Если господинъ Адамъ еще не одумался и не вернулся, пусть Христіанъ подастъ шампанское, - приказалъ онъ спокойно.
        Баронъ Шиллингъ отворилъ дверь и отдалъ приказаніе.
        Изъ сней послышался шумъ голосовъ, но никто изъ присутствующихъ не обратилъ на это вниманія.
        Дверь быстро захлопнулась… Вскор посл того въ салонъ вошелъ слуга съ подносомъ, и вмст съ нимъ ворвался все усиливавшійся шумъ. Изъ общаго гула выдлялись восклицанія изумленія и ужаса.
        - Чортъ возьми! Кажется уличный скандалъ перешелъ^^къ намъ въ домъ, - вскричалъ старый баронъ, прислушиваясь. Онъ выпрямился, опираясь руками на ручки кресла, и взглянулъ на вошедшаго слугу, у котораго посуда подозрительно звенла на поднос.
        - Что съ тобой? - вскричалъ онъ. - Ты блденъ, какъ мертвецъ, и дрожишь, какъ несчастный гршникъ! Что тамъ случилось?
        - Это изъ-за Адама! - проговорилъ, запинаясь, молодой лакей.
        - Изъ-за Адама? Разв онъ вернулся, негодяй?
        - Нтъ, сударь, только его Анхенъ. Она уцпилась за сторожа Фрица и не хочетъ идти домой къ бабушк.
        - Ей тамъ и длать нечего, - она принадлежитъ отцу, а его домъ въ дом Шиллинга. Почему онъ не возвращается? Пусть тотчасъ же придетъ!
        - Адама, сударь, только что вытащили изъ воды - онъ умеръ.
        Старый баронъ упалъ въ кресло, какъ бы пораженный ударомъ.
        Въ ту же минуту баронесса испустила крикъ ужаса. Она вскочила съ мста, бросилась къ мужу и спряталась въ его объятіяхъ.
        - Тамъ, тамъ, - бормотала она, указывая на стну, прислонившись къ которой сидла.
        - Тамъ что-то шевелится, кто-то громко вздыхаетъ, будто человкъ полной грудью - на меня подуло холодомъ!
        При этомъ крик Люсиль однимъ прыжкомъ очутилась подл Фоликса. Ея прелестное личико поблднло, какъ снгъ, и, зажимая уши руками, чтобы тоже не услыхать ужаснаго шума, она уставилась испуганными глазами въ страшную стну. Въ отношенiи страха и легкомысленное дитя свта, и монастырская воспитанница, казалось, вполн гармонировали.
        - Ты знаешь, Клементина, что твой слухъ нервно раздраженъ, - успокаивалъ ее мужъ, - голосъ его дрожалъ отъ внутренняго волненія вслдствіе только что услышеннаго потрясающаго сообщенія слуги.
        - Съ этой стороны часто слышится шорохъ - сюда, вроятно, пробираются мыши изъ монастырскаго дома…
        - О нетъ, я это лучше знаю! это бдная душа! - вскричала она растерянно, ея худая фигура корчилась, какъ въ судорогахъ.^.^ - Самоубійца за свои грхи осужденъ на вчное скитанье въ дом Шиллинга. Арнольдъ, мы не можемъ здсь больше оставаться.
        Горькая улыбка и выраженiе безнадежности и подавляемаго гнва появилось на лиц молодого человка.
        - Это вздорныя монастырскія бредни, о которыхъ ты никогда не должна упоминать при мн, Клементина, - сказалъ онъ рзко и строго, освобождаясь отъ обнимавшихъ^^его рукъ и усаживая дрожащую женщину въ ближайшее кресло.
        - Ты говорилъ, что маленькая Анхенъ тутъ? - обратился онъ къ Христіану, который, окаменвъ отъ ужаса, забылъ поставить подносъ съ шампанскимъ на столъ и все держалъ его въ рукахъ.
        - Да, сударь, - отвчалъ онъ, приходя въ себя. - Адамъ отвелъ ее сегодня посл обда къ своей тещ и потомъ ушелъ. Но такъ какъ онъ долго не возвращался, то Анхенъ стала безпокоиться и убжала потихоньку. Она дождалась въ саду Фрица и просила его помочь ей найти отца, что онъ и исполнилъ, такъ какъ самъ очень безпокоился. Несмотря на проливной дождь, они обжали вс улицы и, когда вышли на дорогу въ Мейрингеръ, то увидали, что несутъ Адама. Онъ бросился въ рку недалеко отъ мельницы.
        - Безумный глупый поступокъ! Никогда я не думалъ, что Адамъ сдлаетъ что-нибудь подобное! - беззвучно пробормоталъ старый баронъ. Его здоровое румяное лицо осунулось и поблднло.
        - Онъ не сознавалъ, что длалъ, сударь, - робко и съ состраданіемъ, какъ бы извиняясь, сказалъ Христіанъ. - Старшій мельникъ, который былъ знакомъ съ Адамомъ, уговаривалъ его; онъ сразу догадался, что тотъ не въ своемъ ум, - онъ говорилъ безсмыслицу, былъ страшно красенъ и побжалъ дальше, какъ будто кто гнался за нимъ по пятамъ. Мельникъ съ работникомъ послдовали за нимъ къ рк, но не успли они оглянуться, какъ Адамъ бросился въ воду… Мельникъ говоритъ, что онъ не захлебнулся, потому что они сейчасъ же его вытащили, но съ нимъ сдлался ударъ, потому что онъ сильно разгоряченный попалъ въ^^холодную воду.
        - Пусть Анхенъ войдетъ сюда, - приказалъ старый баронъ, выпрямляясь въ кресл.
        - Погода привела двочку въ ужасное состояніе, сударь, - нершительно сказалъ слуга, - платье прилипло къ тлу, и она босикомъ. Мадемуазель Биркнеръ громко плачетъ и говоритъ…
        - Что говоритъ мадемуазель Биркнеръ, до меня не касается - двочка должна придти сюда! - повторилъ старый баронъ, разсерженный возраженіемъ. - Пусть Биркнеръ сама ее приведетъ.
        Слуга поспшно вышелъ, и вслдъ за тмъ отворилась дверь и вошла мадемуазель Биркнеръ, давнишняя экономка въ дом Шиллинга, подталкивая передъ собой Анхенъ… Ребенка нельзя было узнать. Красное платьеце и растрепанные волосы промокли и прилипли къ ея худому тлу, съ нея капала вода, и босыя ноги были въ грязи. По знаку стараго барона мадемуазель Биркнеръ, у которой по лицу текли крупныя слезы, подвела двочку ближе.
        - Ступай прочь, ступай прочь, - вскричала баронесса нервно и слезливо, какъ напуганный ребенокъ, и подобрала шлейфъ своего платья, чтобы двочка не коснулась его грязными ногами.
        Двочка сдлала большой кругъ, чтобы обойти баронессу и остановилась близъ стараго барона. Опустивъ на грудь распухшее отъ слезъ личико, она щипала свои дрожащіе пальчики, точно съ судорожной поспшностью обрывала лепестки цвтка.
        - Ты не хочешь къ бабушк, Анхенъ? - спросилъ старый господинъ, тщетно стараясь придать своему голосу твердость. Видно было, какъ сильно подйствовалъ на него видъ осиротвшей двочки.
        Малютка не отвчала; она только подняла отяжелвшія вки и тотчасъ же ихъ опять опустила.
        - Нтъ, она ршительно не хочетъ, сударь, - отвчала за нее мадемуазель Биркнеръ. - Старуха пришла сюда въ домъ и хотла ее увести насильно, отъ этого на улиц произошло волненіе - Фрицъ ни за что не хотлъ отпустить бдняжку… Теперь онъ очень безпокоится о томъ, что скажутъ господа, когда узнаютъ, что онъ позволилъ себ привести двочку въ домъ.
        - Хорошо сдлалъ, и можетъ быть покоенъ, - сказалъ молодой баронъ Шиллингъ. Онъ наклонился къ маленькой двочк и, тихо приподнявъ ея головку, спросилъ: „разв бабушка такъ зла“?
        Эти мягкіе нжные звуки прекраснаго мужского голоса размягчили оцпенвшее отъ горя сердце двочки.
        - Она виновата! - воскликнуло дитя. - Она бранила отца за то, что господинъ баронъ прогналъ его, и, когда его принесли мертваго, она опять бранилась и хотла запереть дверь передъ нимъ.
        - Оставайся у насъ! - прервалъ молодой баронъ страшныя рыданія, которыми разразилась двочка при послднихъ словахъ.
        - Арнольдъ, что ты хочешь длать? - вскричала баронесса.
        - To же, что и я, любезная невстка, - твердо и со свойственной ему гордостью сказалъ старый баронъ.
        - Двочка останется у насъ, будетъ воспитана въ дом Шиллинга, и нечего больше говорить объ этомъ!… Биркнеръ, угодно вамъ заботиться о двочк?
        - Очень охотно, господинъ баронъ, съ большой радостью.
        - Ну, такъ снимите съ нея мокрое платье и уложите ея въ постель.
        Экономка увела двочку, а баронесса молча поднялась съ мста. Длинная срая фигура медленно прошла черезъ всю комнату и удалилась въ свои комнаты, едва наклонивъ голову и прошептавъ: „спокойной ночи“!
        На другой день въ третьемъ часу пополудни со двора Шиллинга выхала карета стараго барона. Большія ворота монастырскаго помстья были открыты; работница суетилась тамъ съ метлой, a служанка съ корзинкой на рук, только что хотла выйти на улицу, когда карета прохала мимо… Феликсъ далеко высунулся изъ окна и грустнымъ взглядомъ окинулъ весь дворъ.
        Служанки смясь переглянулись.
        - Вотъ они дутъ, - сказала одна изъ нихъ, поворачивая голову вслдъ экипажу. - Госпожа стоитъ наверху у окна - она наврно видла молодого барина. Ей, гордой госпож маіорш, конечно, досадно, потому что съ ней еще никогда ничего подобнаго не бывало; она все еще думаетъ, что это обойдется. Но она это близко принимаетъ къ сердцу, хотя и не показываетъ. Она вчера до поздней ночи бгала отъ одного окна къ другому, думая, что молодой баринъ вернется безъ своей милой; она и не ложилась совсмъ, сегодня утромъ я нашла постель въ томъ же вид, какъ вчера ее приготовила.
        Между тмъ у окна присутственной комнаты стояла маіорша. Она держалась за ручку окна и смотрла за ворота, гд сейчасъ мелькнуло блдное лицо отверженнаго сына. Ни одного вздоха не вырвалось изъ ея груди, - она точно окаменла. Къ ней подошелъ совтникъ.
        - Онъ навсегда потерянъ для тебя, Тереза, негодяй отправляется къ своему легкомысленному отцу, - сказалъ онъ холодно.
        Она вздрогнула, какъ будто онъ вонзилъ въ нее ножъ, но не спросила, почему онъ это знаетъ.
        Она бросила на него дикій взглядъ, судорожно стиснула зубы и вышла изъ комнаты.
        10.
        Наступилъ 1868 годъ. За эти восемь лтъ произошло много важныхъ событій въ двухъ частяхъ свта; много крови пролито въ Шлезвигъ-Голштиніи [[10] Шлезвиг-Гольштейн (нем. Schleswig-Holstein, нижне-нем. Sleswig-Holsteen) - земля ФРГ, расположенная на севере страны. Столица - город Киль. На севере граничит с Данией, на юге - со свободным городом Гамбургом, а также с землями Мекленбург - Передняя Померания и Нижняя Саксония.Датская война 1864 года (Датско-прусская война, Вторая война за Шлезвиг, Война за герцогства) - военный конфликт между Датским королевством и прусско-австрийской коалицией за отделение приэльбских герцогств Шлезвига и Гольштейна от владений датской короны. Считается первой из войн в процессе объединения Германии вокруг Пруссии.Историческое право наследования в Шлезвиг-Гольштейне ранее принадлежало датскому королю, а по праву завоевания перешло к Пруссии и Австрии.Бисмарк, возглавивший в 1862 прусское правительство, добился подписания 14 августа 1865 Гаштейнской конвенции, согласно которой Шлезвиг находился под властью Пруссии, а Гольштейн под властью Австрии.Австро-прусская война 1866
года - война, завершившая многолетнее соперничество между Пруссией и Австрией за господствующую роль в Германии и явившаяся важным этапом в объединении Германии «сверху», под гегемонией юнкерско-буржуазной Пруссии. Началась с того, что Пруссия двинула свои войска в Гольштейн. Австрию поддержало большинство мелких германских государств, но ей пришлось вести военные действия на 2 фронта - на Итальянском и Богемском (Чешском) театрах. 3 июля произошло решающее сражение в районе Садова - Кёниггрец, в котором участвовало 221 тыс. пруссаков и 215 тыс. австрийцев. Пруссаки вынудили австрийцев к беспорядочному отступлению. Потери австрийцев убитыми, ранеными и пленными составили 44 тыс. человек - почти в 5 раз больше, чем у пруссаков. Австрия вынуждена была пойти на мирные переговоры.По «Пражскому миру» 23 августа 1866 года Австрия уступила Шлезвиг и Гольштейн Пруссии. 12 января 1867 года Шлезвиг-Гольштейн был объявлен прусской провинцией.] и Богеміи [[11] В 1526-1918 - «Богемия» - официальное название Чехии (без Моравии) как части Габсбургской империи. В результате всех описанных выше войн Богемия в 1867
году вошла в состав Австро-Венгрии.], а въ Соединенныхъ Штатахъ въ продолженіе четырехъ лтъ бушевала ожесточенная война [[12] Гражданская война в США (война Севера и Юга; англ. American Civil War) - гражданская война 1861-1865 годов между соединением 20 нерабовладельческих штатов и 4 рабовладельческих штатов Севера с 11 рабовладельческими штатами Юга.], которой разршились ненависть расъ и многолтній раздоръ между земледльцами и плантаторами. Эти восемь лтъ были роковыми для милліоновъ людей, а также для отверженнаго, который въ прекрасный іюньскій день покинулъ свое нмецкое отечество и отправился съ горячо любимой невстой за море къ своему вновь найденному отцу; роковыми были они и для дома Шиллинга, глава котораго старый баронъ Крафтъ посл вторичнаго удара закрылъ навсегда свои веселые глаза, вслдствіе чего великолпный домъ съ колоннами стоялъ часто осиротлымъ и покинутымъ; только монастырское помстье, казалось, осталось неприкосновеннымъ; перемны обошли его, какъ будто оно въ своей замкнутости лежало въ сторон отъ пути.
        И теперь, по вечерамъ въ тотъ же часъ, какъ и прежде, скрипла боковая калитка, и люди приходили за хорошимъ неразбавленнымъ „монастырскимъ“ молокомъ. Во двор суетились т же работники и поденщики и отправлялись съ боронами, плугами и топорами въ поля и лса обширныхъ вольфрамовскихъ владній, въ большія ворота възжали воза съ хлбомъ и дровами - все по старымъ обычаямъ безо всякихъ измненій. Ни въ курятникъ, ни на голубятню не допускались новыя породы. По мннію окрестныхъ жителей все было того же вида и цвта и такъ же неизмнно, какъ старая безцвтная куртка совтника, какъ гордая осанка и холодное суровое лицо маіорши. Но они должны были согласиться, что плечи съ гордо сидящей на нихъ головой похудли, что въ темныхъ волосахъ появилась сдина и что энергія и быстрота движеній значительно уменьшились.
        Если что и поражало въ монастырскомъ помсть, такъ это дикій мальчикъ, который часто порывисто отворялъ скрипучую калитку и, выскакивая на улицу, пугалъ гуляющихъ. Онъ часто также стоялъ въ открытыхъ воротахъ и билъ кнутомъ проходившихъ мимо дтей, дергалъ за платья гуляющихъ дамъ, наступалъ имъ на шлейфы и наставлялъ длинные носы. Когда онъ вбгалъ во дворъ, вся домашняя птица съ крикомъ разбгалась по всмъ угламъ, злая цепная собака, поджавъ хвостъ, забиралась въ свою конуру, и даже грубая служанка сторонилась отъ него, такъ какъ никто не былъ застрахованъ отъ постоянно мелькавшаго въ рукахъ Вита бича.
        Поздно родившемуся потомку Вольфрамовъ ничего не досталось отъ предковъ земледльцевъ: ни здороваго мозга, ни крпкаго тлосложенія, - онъ былъ нервно раздражителенъ и склоненъ къ припадкамъ.
        До одиннадцати мсяцевъ его пеленали, а потомъ потребовались дорогія укрпляющія средства, чтобы поставить его на сухія паукообразныя ноги. И до сихъ поръ он еще были невроятно тонки и худы; небольшое смуглое лицо между торчащими врозь ушами было угловато, необычайно густые и низко спускавшіеся на лобъ, какъ у совтника, волосы, щетиной торчали на его узкой голов. Но Витъ былъ очень высокій мальчикъ, онъ былъ не по лтамъ длиненъ и очень гибокъ. Онъ лазилъ какъ обезьяна по винограднымъ шпалерамъ и заднимъ строеніямъ и бгалъ по крышамъ и узкимъ карнизамъ. Никакая лстница не была для него слишкомъ крута, никакой уголъ не былъ слишкомъ теменъ; онъ заползалъ въ слуховыя окна чердаковъ и амбаровъ, отыскивалъ, какъ хорекъ, птичья гнзда и выпивалъ яйца. Онъ зналъ что вс его боятся, такъ какъ и умственно онъ былъ развитъ выше своихъ лтъ, - и это длало его истиннымъ бичемъ, - своими приказами онъ весь домъ держалъ въ страх.
        Совтникъ смотрлъ на него съ любовью и гордостью, но что думала маіорша о безпокойной крови, странныхъ привычкахъ и характер этого настоящаго Вольфрама, она не говорила ни слова какъ и обо всемъ, касавшемся ея брата. Только одинъ разъ вырвалось у нея рзкое замчаніе о его характер, на что совтникъ колко отвтилъ: „Вольфрамы должны соображаться съ обстоятельствами; время тихаго труда и сбереженій прошло, милая Тереза, теперь надо умть противостоять современникамъ, показывать имъ зубы, а мой мальчикъ какъ бы созданъ для этого, онъ пойдетъ наравн съ вкомъ“… Съ тхъ поръ она ограничилась матеріальными попеченіями о мальчик, и хотя при справедливыхъ жалобахъ прислуги глаза ея гнвно вспыхивали, она отвчала только пожатіемъ плечъ и молчаливымъ указаніемъ на дверь присутственной комнаты, какъ на высшую инстанцію. Она сдлалась еще скупе на слова; приходившіе за молокомъ увряли, что даже краткій вечерній привтъ былъ ей въ тягость. Въ домашнемъ хозяйств она работала, не покладая рукъ, зато въ мезонин он большею частью праздно лежали на колняхъ, какъ будто бы смертельно усталыя. Тамъ сидла она за блымъ кленовымъ
столомъ и думала, и въ первые годы смотрла съ чувствомъ удовлетворенной мести на пустое мсто въ оконной ниш, гд прежде вислъ портретъ ея сына; казалось, что изъ всей жизни ея ребенка у нея въ душ сохранилось лишь воспоминаніе о томъ момент, когда закутанная вуалемъ двушка, опираясь на его руку, восторжествовала надъ матерью… Потомъ она ужъ и не смотрла на это мсто: ея строгіе упрямые глаза, которые прежде никогда не отрывались отъ домашняго хозяйства, такъ какъ праздный взоръ всегда стоитъ денегъ, теперь часто блуждали и безцльно устремлялись вдаль… Только они избгали постоянно сосднихъ владній - маіорша очень хорошо знала, что ея сынъ провелъ послднюю ночь въ дом Шиллинга и что тамъ его поддерживали въ его оппозиціи материнской вол.
        Вообще между домомъ Шиллинга и монастырскимъ помстьемъ не существовало никакихъ сношеній: даже не было послано извщенія о кончин стараго барона… Только одинъ разъ баронъ Шиллингъ подошелъ на улиц къ маіорш съ намреніемъ поговорить съ ней. Она была въ церкви, что съ ней не часто случалось; на возвратномъ пути онъ заговорилъ съ ней и посл длиннаго вступленія, которое она выслушала въ глубокомъ молчаніи, подалъ ей письмо отъ Феликса. Она только измнилась въ лиц и, гордо выпрямившись, - молодой человкъ потомъ утверждалъ, что она будто выросла у него на глазахъ, - смрила его сверху до низу уничтожающимъ взглядомъ и сказала съ ледяной вжливостью: „я не знаю, о комъ вы говорите, господинъ баронъ, и не имю основанія принять это письмо, такъ какъ я не состою ни съ кмъ въ переписк“. Затмъ она равнодушно взглянула на письмо и пошла дальше, a баронъ поклялся никогда больше не безпокоить эту „ледяную сосульку“, какъ ее называлъ его отецъ.
        Такъ она и не узнала, подъ какимъ небомъ жилъ ея сынъ. Она не знала, что отецъ дйствительно принялъ его и его молодую жену съ распростертыми объятіями и окружилъ ихъ по истин княжескимъ блескомъ и богатствомъ, да и слава Богу, что не знала, a то умерла бы отъ досады, неудовлетворенной жажды мести и… материнской скорби. Она не знала и того, что американская гражданская война совсмъ опустошила богатую Южную Каролину, что плантаторская аристократія юга, подъ знаменами которой стоялъ и маіоръ Люціанъ, сражаясь на собственной земл, отступала шагъ за шагомъ и, наконецъ, была окончательно поражена.
        Можетъ быть, извстіе о смерти человка, имя котораго она носила, смягчило бы душевное ожесточеніе и озлобленіе этой женщины, потому что со смертью человка оканчиваются вс земные разсчеты, и нердко враги, преслдовавшіе его при жизни, измняютъ о немъ мнніе. При слов „умеръ“^^потухаетъ всякая вражда, какъ свтильникъ, опущенный въ воду. Но она не слыхала, что маіоръ Люціанъ, здоровье и силы котораго уже давно пошатнулись, умеръ во время войны. Она мысленно съ наслажденіемъ повторяла ежедневно изреченіе: „благословеніе отца строитъ дома дтямъ, но проклятіе матери разрушаетъ ихъ“ въ своемъ упорномъ ослпленіи полагая, что вс библейскія изреченія исполняются. А въ это время ея несчастный сынъ, тяжело раненый при защит своего очага, лежалъ на смертномъ одр, ожидая преждевременной смерти.
        По безмолвному соглашенію между совтникомъ и его сестрой никогда не произносилось имя Феликса: для обитателей монастырскаго помстья онъ пропалъ безъ всти, какъ и его отецъ…
        Напротивъ того, въ домъ Шиллинга особенно часто приходили извстія изъ Америки, восторженныя описанія, дышавшія счастіемъ, которое однако съ 1861 года омрачается дурными предчувствіями. Потомъ они совсмъ прекратились: и только въ 1865 году, когда посл окончательнаго покоренія Юга окончилась совсмъ гражданская война въ Америк, Феликсъ съ одра болзни написалъ своему другу Шиллингу о смерти своего отца и объ опустошеніи и разореніи своихъ владній… Въ этомъ письм было вложено и то письмо, которое отвергла маіорша… Съ тхъ поръ переписка опять оживилась, потому что баронъ Шиллингъ все время оставался вренъ своему далекому другу.
        Его собственная жизнь, за исключеніемъ смерти отца, не потерпла никакихъ потрясеній. Его слава, какъ художника, постоянно возрастая, перешла далеко за предлы Германіи, и его могучій талантъ къ величайшей радости стараго барона, смшанной съ огорченіемъ, сдлался источникомъ, изъ котораго неожиданно полилось золото, возстановившее пошатнувшееся состояніе Шилллиговъ и сдлавшее безполезной „недостойную безчеловчную жертву бднаго Исаака“ какъ съ горькимъ сарказмомъ выразился незадолго до смерти старый отецъ, жестоко обвиняя себя.
        Баронъ Шиллингъ жилъ почти исключительно своимъ искусствомъ. Онъ выстроилъ въ саду и отдлалъ великолпную мастерскую, которую однако часто покидалъ, много путешествуя и живя то въ Италіи, то во Франціи, преимущественно же въ Скандинавіи, потому что она наиболе соотвтствовала его идеямъ, которыя онъ олицетворялъ въ своихъ картинахъ. Но всюду, гд его ни встрчали на улицахъ Рима, Парижа, Стокгольма, его видали подъ руку съ длинной, блокурой, блдной женщиной, весьма изящно одтой, но почти всегда во все срое.
        Она, очевидно, отказалась отъ борьбы съ артистической дятельностью мужа посл долголтней проповди о своей горячей ненависти къ малеванью, посл того какъ она тщетно старалась всми силами воспрепятствовать постройк мастерской въ древнемъ дворянскомъ дом, посл всхъ потрясеній ея слабыхъ нервъ. Никогда эти старанія не имли никакого дйствія на веселое спокойствіе, на расположеніе духа ея мужа, не только на его любовь къ живописи и вдохновеніе. Этотъ молодой человкъ къ ея удивленію былъ еще мене податливъ, чмъ ея старый строгій духовникъ, - великолпная мастерская воздвиглась на ея глазахъ, прекрасныя картины оканчивались одна за другой, ненавистныя модели, не стсняясь, ходили мимо „хозяйки дома“, и еще боле ненавистная „плата за живопись“ присылалась на имя знатнаго барона Шиллинга… Итакъ молодая женщина предпочла охранять преисполненное опасностей призваніе своего мужа, тмъ боле, что скрываемая ею страстная любовь указывала ей этотъ постъ. Ея слабое здоровье запрещало ей утомительныя путешествія, но тмъ не мене она предпринимала ихъ. Она безъ всякихъ возраженій со своей стороны и безъ требованій съ его
приказывала все укладывать, какъ только онъ назначалъ день отъзда. Она ходила съ нимъ по всмъ музеямъ и картиннымъ галлереямъ, спускалась въ ущелья, поднималась на вершины горъ и молча сидла возл него съ вчнымъ вышиваніемъ въ рукахъ, когда онъ начиналъ рисовать.
        Въ артистическомъ кружк баронессу ненавидли за тотъ важный видъ, съ которымъ она уклонялась отъ всякаго пониманія художественныхъ дарованій своего мужа и вообще искусства, и когда въ 1866 году баронъ Шиллингъ внезапно явился на мсто военныхъ дйствій въ Богеміи въ качеств кавалера ордена св. Іоанна и вмст съ тмъ въ качеств живописца и длалъ походы, то его знакомые художники радовались, что „таскавшаяся подл него длинная срая тнь“^^на этотъ разъ должна была отстать отъ него и остаться дома. Высшее общество, напротивъ, находило, что она хотя и некрасива, но совсмъ commeilfaut[[13] приличный, соответствующий правилам.] со своими гордыми манерами. На ея визитныхъ карточкахъ стояло два знатныхъ почтенныхъ имени, она была единственной наслдницей богатаго барона Штейнбрюкъ и строгой почти до фанатизма католичкой - все это доставляло ей не мало почета и уваженiя, въ особенности, въ Рим.
        Къ немалому удивленію окрестныхъ жителей въ послдніе зимніе мсяцы въ дом Шиллинга ежедневно дымились трубы, и каждый вечеръ зажигался газовый фонарь у подъзда; но наступила и прошла весна, а въ бель-этаж каждое утро продолжали подниматься занавски и изъ-за нихъ виднлись кружевныя и шелковыя драпировки. Говорили, что баронъ Шиллингъ работаетъ надъ большой картиной и потому удалился сюда отъ общества. Его рдко видали въ переднемъ саду, и еще рже въ окнахъ бель-этажа, гд жила баронесса… Между тмъ онъ здилъ верхомъ по окрестностямъ; онъ здилъ всегда одинъ и часто забирался на непроходимыя тропинки, чтобы срисовать прекрасное дерево или выступъ утеса.
        Его мастерская находилась въ саду, лежащемъ за домомъ какъ разъ среди густо населенной части города, но садъ былъ такъ великъ, что въ средин его царствовала глубокая тишина, точно въ уединенномъ парк. Въ семнадцатомъ столтіи гордые рыцари выставили на восточномъ фасад дома среди зелени буксовъ огромный гербъ Шиллинговъ; розмариновыя и тисовыя изгороди были подстрижены въ вид вазъ, пирамидъ и громадныхъ птицъ и перемшивались съ гротами изъ раковинъ и безобразными каменными статуями. Эти лишенныя всякаго вкуса сооруженія почитались всми потомками до барона Крафта, который со своимъ здравымъ смысломъ уничтожилъ это безобразіе. Изувченнымъ деревьямъ и кустарникамъ предоставлено было разрастаться, какъ имъ угодно, устроены были прекрасныя лужайки, посажены хорошія молодыя деревья, и вс ручейки и фонтаны, вытекавшіе изъ птичьихъ носовъ и ртовъ жабъ, теперь вытекали самымъ естественнымъ образомъ изъ мшистыхъ камней и, весело журча, струились серебристыми нитями по лужайкамъ до самаго пруда, обсаженнаго молодыми здоровыми липами, служившими убжищемъ для простыхъ и черныхъ дроздовъ, зябликовъ и пугливой
иволги, сладкіе цвты клевера на лужайкахъ усяны были жужжащими пчелами и шмелями, а для лакомыхъ бабочекъ было много клумбъ, переполненныхъ лтними цвтами… Съ восточной стороны садъ отдлялся стной отъ уединенной улицы. Густыя сосны въ перемежку съ лиственными деревьями закрывали каменную стну, и къ этому то лсочку мастерская была обращена своимъ свтлымъ оштукатуреннымъ фасадомъ и смотрла на этотъ зеленый оазисъ, полный благоуханія и птичьяго пнія.
        11 .
        Стеклянная дверь, которая вела изъ комнатъ верхняго этажа на южную галлерею нижняго этажа, была настежь открыта. Съ ближайшихъ горъ черезъ хвойный лсъ дулъ свжій утренній втерокъ, лниво и медленно вливался въ открытый салонъ и проникалъ въ цвтущую оранжерею, наполнившую благоуханіемъ четыреугольникъ террасы, окруженный каменной балюстрадой. Высокія густо разросшіяся верхушки деревьевъ такъ близко прилегали другъ къ другу, что въ комнат, несмотря на яркій ослпительный свтъ утра, было сумрачно и прохладно.
        Накрытый для завтрака столъ уютно стоялъ въ уголк, тамъ, гд подл великолпной магноліи карабкался пo стн дикій виноградъ, часть котораго, перекинувшись черезъ балюстраду, старалась зацпиться своими длинными тонкими усиками за ближайшую колонну. Пестрые попугаи арасъ бшено раскачивались на своихъ стойкахъ подъ апельсинными деревьями и съ пронзительными криками протягивали шею къ корзинк съ печеньемъ; съ крыши дома слетали стаи воробьевъ, покушавшихся напасть на завтракъ, потомъ появилась Минка робко и поспшно, какъ будто она дезертировала въ отворенную дверь.
        Она съ такой же страстью, какъ и прежде, рвала всякое письмо, всякую фотографію, все, что можно было разорвать, и уничтожала все что она могла стащить; она ломала вера и зонтики своей госпожи, съ большимъ удовольствіемъ царапала ногтями лица прислуги, рвала ихъ платья и утаскивала въ недоступныя мста уборы и наряды. Но баронесса всегда защищала свою Минку съ такимъ же безмолвнымъ хладнокровіемъ, съ какимъ баронъ Шиллингъ - свою строющуюся мастерскую. Она съ невозмутимымъ спокойствіемъ покупала себ новые вера и зонтики, безъ возраженія платила жалующейся прислуг за испорченныя вещи и сама лазила по чердакамъ и сноваламъ, разыскивая запрятанныя тамъ вещи.
        Злобное животное было такъ же проворно и ловко, какъ и восемь лтъ назадъ. Оно быстрымъ скачкомъ прогнало съ балюстрады шумвшихъ воробьевъ, набило себ защечные мшки пирожками къ великой досад арасъ и быстро скользнуло на противоположный конецъ террасы. Тамъ поднимались вершины прилегавшей къ террас платановой аллеи; ихъ зелень, точно зеленыя волны, склонялась надъ балюстрадой, и обезьяна, взобравшись по колонн, совершенно скрылась въ освжающихъ втвяхъ.
        Вслдъ за тмъ на террасу вышла баронесса. Она была не одна; дама, еще молодая, съ величественной осанкой, со смуглымъ лицемъ и черными густыми спускавшимися на лобъ волосами, слдовала за ней. Она положила мягкій пледъ на стулъ, стоявшій въ защищенномъ отъ втра уголк и разостлала мхъ на каменныя плиты; она сдлала все это очень заботливо, но въ то же время съ достоинствомъ и любовью, какъ подруга юности - ибо баронесса Шиллингъ и фрейленъ Адельгейда фонъ Ридтъ были друзьями дтства. Он были неразлучны въ монастырскомъ пансіон и потомъ постоянно переписывались, поэтому понятно, что баронесса въ 1866г., когда ея супругъ ршилъ безповоротно отправиться на мсто военныхъ дйствій, тотчасъ же вытребовала кь себ свою пріятельницу, не желая оставаться одной. Съ тхъ поръ Адельгейда стала часто бывать у нея и гостить по цлымъ мсяцамъ, чтобы ухаживать за своей болзненной подругой, - она могла это длать, не пренебрегая другими своими обязанностями, такъ какъ была канониссой [[14] Канонисса - название штатных монахинь женского католического монастыря, преимущественно тех, которые заведуют, под руководством и по
поручению аббатисы, какой-нибудь частью монастырского хозяйства и управления, в особенности уходом за больными в больницах монастыря, обучением в монастырских школах, раздачей милостыни и т. п. (Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. - С.-Пб.: Брокгауз-Ефрон. 1890-1907.)] и не имла совсмъ родныхъ.
        - Пожалуйста, Адельгейда, заставь замолчать этихъ раскричавшихся обжоръ! - сказала съ досадой баронесса, показывая на попугаевъ. - У Арнольда страсть длать мн самые неразумные и несносные подарки, а я потомъ должна изъ вжливости терпть ихъ подл себя къ величайшему моему мученію.
        Она тяжело вздохнула.
        Голосъ ея сдлался глуше прежняго и былъ преисполненъ горечи, цвтъ лица сталъ еще боле срымъ, около глазъ и на вискахъ образовались морщины, свидтельствовавшія о неутомимой внутренней работ тайныхъ страстей и о преждевременной старости.
        Она медленно пошла къ столу. Блый вышитый голубымъ шелкомъ капотъ поразительной свжести широкими складками спускался съ худой фигуры, маленькій чепчикъ изъ брюсельскихъ кружевъ съ голубымъ бантомъ, приколотый къ распущеннымъ блокурымъ волосамъ довершалъ ея, такъ называемый, утренній туалетъ, составлявшій рзкій контрастъ съ черной шелковой одеждой канониссы. Она, очевидно, сдлала свой туалетъ ужъ на весь день, - узкое платье плотно облегало ея фигуру, блестящіе волосы тщательно заплетены и приколоты на затылк. Эта серьезная женщина съ темными глазами мало заботилась о красот и удобств.
        Въ то время, какъ она кормила бисквитами попугаевъ, изъ стеклянной двери дома вышла молодая двушка и принесла на поднос нсколько закрытыхъ блюдъ съ горячимъ кушаньемъ и кипятокъ для чая.
        Глаза баронессы омрачились.
        - Гд же Биркнеръ! Почему вы подаете завтракъ, Iоганна? - спросила она съ досадой.
        - Мадемуазель Биркнеръ проситъ у васъ извиненія, у нея сильная головная боль, при которой она въ продолженіе нсколькихъ часовъ не способна ни на какое дло, - спокойно отвчала молодая двушка.
        Она казалось, привыкла къ этому нелюбезному тону. Ея серьезные глаза съ длинными рсницами не опустились передъ холоднымъ взглядомъ молодой женщины, и въ выраженіи ея лица, нисколько не измнившагося, не видно было, что она оскорбилась замчаніемъ.
        Она аккуратно и ловко прислуживала у стола.
        - Я вижу только два прибора, - сказала баронесса сердито.
        - Господинъ баронъ позавтракалъ у себя въ мастерской и два часа тому назадъ ухалъ верхомъ, - послдовалъ отвтъ.
        Баронесса закусила губы и опустилась въ кресло; опершись локтемъ на перила и молча отвернувшись, она подперла правой рукой подбородокъ и стала безцльно смотрть вдаль.
        Въ эту минуту въ переднемъ саду раздался жалобный крикъ. Минка какъ бшеная бросилась на большую лужайку и, продолжая визжать, потирала себ спину, а на монастырской стн такъ же бшено скакало и прыгало другое безобразное существо, у котораго жесткіе волосы низко спускались на лобъ, и тонкія, какъ лучины, ноги торчали изъ широкихъ бархатныхъ панталонъ. Витъ въ одной рук держалъ самострлъ, а другой упирался въ бокъ и громко хохоталъ; онъ видимо былъ въ восторг отъ своей продлки. На шумъ изъ дома прибжали слуги, взяли согнувшуюся, совсмъ разбитую Минку, осыпая бранью сидвшаго на стн, а въ слуховомъ окн монастырскаго помстья появилась маіорша, съ террасы ясно было видно ея постарвшее, но все еще прекрасное лицо. Она, какъ видно, сильно сердилась, потому что, поднявъ руку, грозила злому мальчишк, и бранила его.
        Въ это время изъ-за стны появился совтникъ Вольфрамъ; онъ поднялся по лстниц, которую Витъ приставилъ къ стн.
        - He безпокойся, Тереза, мн кажется, это мое дло, - со злобой сказалъ онъ сестр. - Я не понимаю даже, чего ты сердишься! Конечно, нельзя запретить держать около себя такую отвратительную гадину, если кто желаетъ, но онъ долженъ заботиться о томъ, чтобы она оставалась въ четырехъ стнахъ, а не бгала на свобод, чтобы пугать людей. Я безъ сомннія не накажу своего сына за то, что онъ далъ ей заслуженный урокъ.
        Голова маіорши исчезла, а совтникъ обхватилъ рyками своего барахтавшагося долговязаго наслдника и понесъ его съ лстницы.
        Каждое слово, произнесенное его звучнымъ дерзкимъ голосомъ, было ясно и отчетливо слышно на террас.
        - Наглецъ, - проговорила испуганная и смущенная баронесса. - И я не могу просить Арнольда объ удовлетвореніи, такъ какъ дло касается несчастной Минки.
        Она отступила за магнолію и окинула робкимъ и испытующимъ взглядомъ бульваръ, чтобы убдиться, что никто изъ проходившихъ тамъ не слыхалъ оскорбительныхъ словъ, обращенныхъ къ ней.
        - Противное животное, - пробормотала она нервнымъ усталымъ голосомъ и въ изнеможеніи прислонилась головой къ стн. - Оно опять убжало, къ великому удовольствію прислуги; о, я прекрасно понимаю эти штуки. Несмотря на мое строгое приказаніе, опять оставили отворенной наружную дверь на моей половин, - она гнвно взглянула на прислуживавшую у стола двушку, которая съ пустыми тарелками въ рукахъ только что хотла удалиться съ террасы.
        - Я думаю, что это сдлали вы, Іоганна.
        Двушка обернулась на порог, и теперь по лицу ея разлился яркій румянецъ.
        - Я этого не длала, сударыня, - сказала она скромно, но твердо, - я никогда не позволяю себ такого нарушенія своихъ обязанностей.
        Она еще съ минуту оставалась на порог въ ожиданіи какого нибудь приказанія или замчанія, потомъ безшумно удалилась въ сосднюю комнату.
        - Я терпть не могу эту Анхенъ и должна выносить ея присутствіе, потому что такъ угодно Арнольду, - говорила баронесса недовольнымъ тономъ въ то время, какъ канонисса наливала ей чай и приготовляла все, какъ маленькому ребенку. - Разв я виновата, что меня морозъ подираетъ по кож, когда она ко мн приближается? Отъ нея какъ будто ветъ совершеннымъ смертнымъ грхомъ, - она есть и будетъ ребенкомъ Адама!… И къ тому же антипатичное лицо! Лицо, точно каменное, какъ будто у нея нтъ души, между тмъ какъ она полна страстей, - тогда посл ужасной катастрофы съ ея отцемъ она долго была какъ бшеная. - Баронесса пожала плечами. - Слишкомъ многаго требуютъ отъ моего самообладанія, вообще въ этомъ дом никогда нельзя имть столь желаннаго душевнаго спокойствія.
        На тонкихъ губахъ канониссы мелькнула холодная улыбка.
        - Ты, кажется, жалуешься, Клементина? - сказала она, и ея темные глаза строго и укоризненно смотрли въ лицо сидвшей противъ нея женщины.
        - Кто такъ самовольно устроилъ свою судьбу, какъ ты, тотъ долженъ eй покоряться. Если бы ты не измнила своего благочестиваго намренія, то жила бы теперь въ блаженномъ поко подъ непосредственнымъ покровительствомъ Божіимъ. Впрочемъ, - перемнила она разговоръ, увидавъ, что блдное лицо баронессы стало еще блдне и сурове, упорство и гнвъ очевидно преобладали надъ сознаніемъ собственной вины, на которую намекала канонисса, - Іоганна примрно исполняетъ свои обязанности и отлично помогаетъ экономк. У нея іdefixe[[15] навязчивая идея.], что невинность ея отца будетъ доказана.
        - Да, и Биркнеръ утверждаетъ это всегда съ такимъ пафосомъ, она-то и портитъ двушку, - проговорила баронесса лниво выпрямляясь. - Смшно! Глупая двчонка такъ серьезно относится къ этому, точно замаранъ благородный старинный гербъ. - Она откинула съ висковъ волосы, къ которымъ пристали виноградные листья, съ досадой оттолкнула блюдо, которое eй придвинула канонисса и стала обмакивать въ чай сухари. - Это старая исторія! Кого она можетъ интересовать!… Moй свекоръ изъ-за болтливости Адама потерплъ значительный убытокъ, что для меня было очень хорошо, такъ какъ со старикомъ невозможно было бы жить, если-бы онъ сдлался милліонеромъ благодаря угольнымъ копямъ, какъ тотъ вонъ…
        При этихъ словахъ она указала на то мсто, гд недавно изъ-за стны появлялась сдая голова хитраго совтника. Ея тусклые глаза на минуту засверкали гнвомъ, и апатичная сосдка внезапно превратилась въ непримиримаго врага.
        - Прекрасное сосдство - это монастырское помстье, - проворчала она, - и изъ этой грубой семьи Арнольдъ выбралъ себ друга, „своего единственнаго друга“, какъ онъ его всегда называетъ.
        - Да, Феликса Люціана, который увезъ танцовщицу, - добавила язвительно канонисса. - Свтская жизнь собрала вокругъ тебя странные элементы, Клементина…
        Лицо баронессы омрачилось.
        - Эти элементы никогда не касаются меня, - я всегда уклоняюсь отъ такого общества, - прервала она канониссу взволнованнымъ голосомъ. Но ты взгляни только на эти четыреугольныя головы Шиллинговъ тамъ въ большой зал! Нa всхъ лежитъ печать грубыхъ наклонностей, противъ которыхъ всякая борьба безсильна, - Арнольдъ называетъ^^это силой и отвагой. Сдержанность и отчужденіе вотъ единственныя слабыя орудія Шиллинговъ… До сихъ поръ я теб еще не говорила, что мой мужъ соучастникъ одной семейной тайны, вслдствіе чего я, можетъ быть, въ скоромъ времени должна буду терпть подл себя людей, которые, вроятно, внесутъ не мало шуму въ мою тихую жизнь, - въ дом Шиллинга скоро будутъ гости, которые…
        Канонисса слушала ее очень внимательно, но шумъ отворяемой двери заставилъ баронессу замолчать; она взглянула въ ту сторону и сдлала быстрое нетерпливое движеніе рукой. Изъ салона вышелъ слуга, державшій на рукахъ^^Минку.
        - Я хотлъ только доложить вашей милости, что бдное животное теперь совсмъ оправилось, - пробормоталъ онъ, смущенный гнвнымъ жестомъ баронессы.
        - Хорошо, - сказала она. - Наказаніе не принесетъ eй вреда. Минка на весь день подвергнется строгому аресту и сегодня не должна больше мн попадаться на глаза.
        Слуга подалъ ей портфель, принесенный съ почты, и молча удалился. Въ салон онъ исподтишка засмялся; въ подобныхъ случаяхъ за ненавидимой всми въ дом „черной канальей“, которую онъ только что величалъ при госпож „бднымъ животнымъ“, обыкновенно очень нжно ухаживали, а теперь вдругъ такая немилость! Чего не могли сдлать неудовольствіе хозяина дома и жалобы прислуги, то сдлало грубое оскорбленіе посторонняго человка.
        Почтовый портфель, принесенный слугою, былъ практически введеніемъ баронессы, „чтобы ни одно письмо не пропало по небрежности прислуги“, а потому вс приходившія въ домъ Шиллинга письма проходили черезъ руки хозяйки. Она отперла портфель и вынула все, что тамъ было. Она продлывала все это съ обычной аккуратностью, съ характеризовавшими ее граціозными движеніями, но вдругъ она вспыхнула и тонкіе пальцы ея дрогнули, какъ будто изъ одного изъ конвертовъ выползъ паукъ. Конвертъ этотъ былъ съ траурными каемками и съ прекрасно вырзаннымъ гербомъ на печати.
        - Итакъ, вотъ оно, - беззвучно пробормотала она. - А я съ каждымъ днемъ все боле и боле надялась, что эта исторія замолкнетъ. - Она, повидимому, была очень непріятно поражена, но скрыла это подъ принужденной улыбкой. - Lupusinfabula[[16] Lupus in fabula - Волк в басне; употр. в знач.: легок на помине. Поговорка в конечном счете восходит к поверью, что о волке лучше не говорить, иначе он может неожиданно появиться. Басня соответствующего содержания не сохранилась.], - сказала она, показывая канонисс письмо, которое было адресовано барону Шиллингъ. - Я говорила теб о гостяхъ; тоненькій листочекъ, лежащій въ этомъ конверт, по всей вроятности курьеръ, извщающий о скоромъ прибытіи неизбжныхъ гостей. Захочешь ли ты остаться подъ одной кровлей съ бывшей танцовщицей.
        Умное смуглое лицо канониссы приняло ледяное выраженіе.
        - Прежде всего, я должна спросить тебя, Клементина, какъ ты можешь быть непозволительно слаба и допускать подобныя вещи?
        Баронесса опустила глаза и начала собирать крошки на стол; она была смущена.
        - Мужъ просилъ меня объ этомъ; обыкновенно онъ ни о чемъ не проситъ…
        - Такъ, это, конечно, очень уважительная причина! - Самый строгій исповдникъ не могъ выглядть неумолиме этой дамы, иронія которой не произвела желаемаго дйствія. Ея изящная пріятельница превратилась въ упрямаго ребенка, что съ ней часто случалось, и сказала раздражительно и гнвно.
        - Перестань, Адельгейда, не читай постоянно нравоученій. Я знаю хорошо, какъ мн надо себя держать, и уклоняюсь отъ этой глупой исторіи. Боже мой, какое мн дло до того, что умеръ Феликсъ Люціанъ? Какое мн дло до того, что онъ лишился всего состоянiя во время войны? Я вижу въ этомъ только карающую десницу Бога надъ гршнымъ сыномъ, который въ ужасномъ ослпленіи возсталъ противъ матери…
        - Этой старой женщины въ монастырскомъ помсть, которую мы сегодня видли въ окн?
        - Да, она до сихъ поръ и слышать ничего не хочетъ о сын - и вполн права! Она не знаетъ, что онъ умеръ, что посл него осталось двое дтей и копитъ и увеличиваетъ свое огромное состояніе для сына своего брата, для этого маленькаго урода, который прыгалъ тамъ на стн.
        Какъ бы уставъ отъ длиннаго разсказа она согнулась въ своемъ кресл, - блое батистовое платье собралось въ некрасивыя складки на ея согнувшейся фигур, а на ея длинныхъ узкихъ рукахъ, которыми она машинально теребила вышитыя оборки, надулись вс жилы.
        - Дурно воспитанному, злому мальчишк было бы подломъ, если бы онъ лишился этого наслдства; онъ и такъ много получитъ, - добавила она посл нкоторой паузы, - но, какъ я уже сказала, какое мн до этого дло?… Немало потребовалось мн терпнія, чтобы выслушивать, какъ Арнольдъ^^говорилъ о своемъ американскомъ друг, что „бдняга“^^на смертномъ одр не имлъ другого желанія, какъ представить оскорбленной матери своихъ обожаемыхъ дтей, что его послдняя воля была, чтобы посл его смерти молодая вдова съ дтьми отправилась въ Германію… и еще Богъ знаетъ что! Я всегда очень небрежно слушала. И вс эти мечты и планы должны быть приведены въ исполненіе, но при этомъ встрчается много затрудненій. Совтникъ Вольфрамъ отдаляетъ отъ сестры все, что могло бы ей напомнить о сын - этотъ человкъ скоре дастъ разорвать себя въ куски, нежели допуститъ лишить своего сына хоть одной щепки изъ наслдства своей сестры, онъ не долженъ ничего подозрвать, и бабушка должна узнать своихъ внучатъ, не зная, кто они, - какъ они хотятъ это устроить, Богъ всть, только это, похоже, продолжится довольно долго. Мстомъ дйствій долженъ быть домъ
Шиллинга, который Арнольдъ, къ несчастію, по своей чрезмрной любви къ покойному предоставилъ въ полное распоряженіе его вдовы.
        - И ты волей-неволей будешь участвовать въ этой интриг, будешь охранять эту тайну…
        Баронесса подтвердила эти слова усталымъ кивкомъ головы и съ выраженіемъ досады.
        - Конечно, если я не возьму назадъ своего слова, то буду хранить тайну даже передъ прислугой, за исключеніемъ Биркнеръ, которая видла раньше бывшую двицу Фурніе и, вроятно, ее узнаетъ.
        - Это письмо отъ молодой вдовы? - указала Адельгейда на конвертъ, надписанный твердымъ почеркомъ.
        Баронесса презрительно передернула губами.
        - Я не думаю, чтобы эта артистка-танцовщица могла прилично написать письмо, и потому сводная сестра Люціана донна Мерседесъ де-Вальмазеда взяла это на себя. Она пишетъ всегда нсколько короткихъ сжатыхъ фразъ вкривь и вкось, такъ что я удивляюсь равнодушію, съ какимъ Арнольдъ къ этому относится. Какое намъ дло, что ея супругъ - грандъ, благородный гидальго, гордо закутывающійся въ свой жалкій плащъ - потому что вс они, рабовладльцы южныхъ штатовъ, страшно обднли посл войны.
        Она вдругъ выпрямилась, какъ бы наэлектризованная, - послышался лошадиный топотъ и заскрипли желзныя ворота, - баронъ Шиллингъ въхалъ въ садъ.
        Эта женщина за минуту предъ тмъ физически утомленная и нравственно апатичная вдругъ преобразилась и представляла собой олицетвореніе страстнаго ожиданія, но взглянувъ искоса на свою пріятельницу, она приняла снова прежнюю позу.
        12.
        Около дома баронъ Шиллингъ соскочилъ съ лошади.
        Конюхъ поспшилъ взять ее, а изъ галлереи по знаку хозяина вышла Анхенъ.
        - Поди сюда, дитя мое, снеси это въ мастерскую - ты ужъ знаешь, гд лежатъ другія. - Онъ вынулъ изъ кармана нсколько маленькихъ древесныхъ губокъ и бросилъ ихъ въ передникъ двушки. - А это, - онъ осторожно вынулъ изъ петлицы букетикъ только что расцвтшаго шиповника, - отдай Биркнеръ и скажи ей, что я и сегодня не забылъ сорвать для нея первые цвты, какъ длалъ это въ дтств.
        - Онъ съ ума сошелъ, - проворчала въ сильномъ гнв баронесса, отчетливо слышавшая каждое слово; она наклонилась черезъ балюстраду и машинально обрывала листья винограда, между тмъ какъ глаза съ гнвнымъ презрніемъ были устремлены на группу внизу. Баронъ Шиллингъ стоялъ еще подл лошади, которую конюхъ держалъ за поводъ; онъ ласкалъ благородное животное и своимъ прекраснымъ голосомъ давалъ ему нжныя ласковыя названія.
        - Боже мой, какъ будто на вкъ разстаются, - сказала сухо баронесса, вполн овладвъ собой. - Можетъ ли человкъ съ здравыми понятіями выносить спокойно подобныя нжности со скотомъ!
        Она взяла пачку писемъ и закричала, держа ихъ надъ балюстрадой: „Арнольдъ, у меня есть письма для тебя!“
        Въ голос ея слышались рзкія высокія ноты, какъ у дтей.
        Баронъ Шиллингъ поднялъ голову. Онъ съ легкимъ поклономъ снялъ шляпу и направился къ дому.
        Канонисса отодвинула бывшую въ употребленіи посуду, потрогала закрытое блюдо, не остыло ли оно, и хотла поставить чистую тарелку, какъ вдругъ ея рука была съ гнвомъ отдернута.
        - Оставь это, - сказала баронесса повелительно. - Я никогда ему ничего не предлагаю, когда онъ нарушаетъ заведенный порядокъ и завтракаетъ одинъ, еслибы онъ даже былъ голоденъ.
        Быстро вошелъ баронъ на террасу. Онъ оставилъ шляпу въ салон и втеръ слегка разввалъ его темныя кудри, которыя упрямо и самовольно разсыпались по его загорлому угловатому лбу, за который баронесса называла Шиллинговъ четвероугольными головами. Во всемъ остальномъ этотъ послдній представитель рыцарскаго рода сильно отличался отъ геркулесовскихъ фигуръ, смотрвшихъ изъ старыхъ золоченыхъ рамъ средней залы. Онъ очень измнился въ эти восемь лтъ: значительно похудлъ, а усиленное занятіе искусствомъ облагородило черты Шиллинговъ, въ которыхъ у старыхъ забіакъ и ярыхъ охотниковъ отражалась веселость и страсть къ наслажденіямъ, отняло полноту у высокой фигуры и придало ловкость движеніямъ. Онъ протянулъ руку жен и вжливо, но холодно поклонился канонисс, которая отвчала ему тмъ же. Она сла довольно далеко отъ нихъ, подвинула къ себ большую рабочую корзинку и принялась вышивать серебромъ по тонкому лиловому сукну.
        - Письмо отъ донны де Вальмазеда, - сказала баронесса съ ироніей, длая удареніе на иностранномъ имени и положила письмо на уголъ стола.
        Баронъ разорвалъ конвертъ и быстро прочиталъ письмо, состоявшее всего изъ нсколькихъ строкъ.
        - Мы должны ожидать нашихъ протеже дней черезъ восемь или десять, - сказалъ онъ, - но теб, Клементина придется нсколько измнить программу размщенія гостей. Госпожа де Вальмазеда сопровождаетъ свою невстку, о чемъ она въ первый разъ упоминаетъ здсь, - онъ указалъ на письмо, - потому что Феликсъ настоятельно желалъ этого.
        - Да… Одному Богу извстно, сколько желаній было у Феликса, которыя мы nolensvolens[[17] хочешь не хочешь, волей-неволей. (лат.)] должны исполнять, - раздражительно прервала его баронесса.
        Она сидла въ той же небрежной поз, только лежавшая на колняхъ правая рука нервно вертла между пальцами два сорванныхъ виноградныхъ листочка.
        - Для этого нахальнаго человка домъ Шиллинга былъ всегда чмъ-то въ род отеля; восемь лтъ тому назадъ онъ безъ всякой церемоніи явился сюда со своей похищенной невстой… Я ршительно протестую противъ такого прибавленія, Арнольдъ, довольно и того, что впускаю въ свой тихій домъ вдову съ ея шумными дтьми.
        Баронъ Шиллингъ слъ на соломенный стулъ и спокойно выслушалъ этотъ протестъ. Въ начал его супружеской жизни выраженіе добродушной заботливости и стремленіе образумить жену оживляли это мужественное лицо - теперь же каждая черта его выражала невозмутимое равнодушіе. Онъ вложилъ письмо въ конвертъ и сказалъ: „съ этой перемной мы должны помириться.“
        - Ни за что! Это безпримрная навязчивость со стороны этой женщины, желающей непремнно сопровождать свою невстку…
        - Я ужъ говорилъ теб, что она должна это сдлать, - возразилъ баронъ, наморщивъ лобъ.
        - Все равнo, для насъ не можетъ быть никакого „должна“, чтобы принять ее. Домъ Шиллинга не достаточно великъ для такого каравана.
        Она выпрямилась въ сильномъ волненіи и поспшно разбросала по воздуху разорванные листья.
        - У насъ такъ много мста, что ни теб, ни мн можно и не соприкасаться съ прізжими, - возразилъ онъ. - Клементина, будь добра и благоразумна. Подумай, вдь это нашъ долгъ возвратить осиротлымъ дтямъ ихъ законныя права.
        - Да, этой трогательной переспективой ты выманилъ у меня согласіе. Но потомъ я пришла къ убжденію, что поступаю несправедливо, принимая участіе въ этомъ план; спроси Адельгейду, какъ она его называетъ…
        - Непозволительной интригой, - воскликнула канонисса своимъ звучнымъ голосомъ.
        Баронъ Шиллингъ посмотрлъ на нее черезъ плечо.
        - А, вотъ^^откуда происходитъ перемна, - сказалъ онъ полугнвно, полунасмшливо. - Я и не подумалъ о твоемъ тайномъ духовномъ совтник, Клементина.
        Большіе черные глаза канониссы засверкали сквозь листву апельсинныхъ деревьевъ, стоявшихъ между ней и хозяиномъ дома, но она возразила спокойно и съ^^достоинствомъ: „Клементина можетъ засвидтельствовать, что я уклонилась отъ всякаго совта.“
        - Прекрасно, - прервалъ онъ ее холодно; - да я ршительно не допустилъ бы вашего вмшательства, фрейлейнъ фонъ Ридтъ.
        На это строгое рзкое замчаніе канонисса отвчала только пожатіемъ плечъ, а баронесса продолжала раздраженно:
        - Пожалуйста, не взваливай на чужія плечи того, что я ршила по собственному убжденію. Я беру обратно данное слово; я не хочу боле этого, ршительно не хочу. И прошу тебя Арнольдъ, замолчи, не доводи меня до крайности.
        - До какой? - спросиль онъ съ невозмутимымъ спокойствіемъ и пристально глядя на дрожавшую отъ волненія женщину.
        Она отвернулась отъ его пристальнаго вопросительнаго взгляда, и на ея губахъ мелькнула улыбка. Нечего было и думать о разумномъ соглашеніи, она продолжала настойчиво, хотя и не совсмъ твердымъ голосомъ: „ты не долженъ забывать, что я имю письменныя права на помстье Шиллингъ!“
        Баронъ слегка поблднлъ, но остался совершенно спокоенъ.
        - Я такъ же хорошо помню это, какъ и законное право, въ силу котораго я здсь хозяинъ. Посл всего этого я переговорю съ Биркнеръ о пріем гостей.
        - Отлично! Само собой разумется, что мои покои останутся неприкосновенными. Я вовсе не желаю, чтобы эта нищая испанская семья спала подъ дорогими занавсками, предназначенными для моихъ гостей, - пусть они помщаются внизу въ комнатахъ съ привидніями…
        - Это было уже ршено, - прервалъ онъ ее жестомъ, не допускавшимъ дальншихъ разсужденій.
        - Надюсь, что эта чужестранка воспитана не по монастырски, и не настолько суеврна и невжественна…
        Онъ всталъ, сунулъ полученныя письма въ боковой карманъ и вышелъ, не произнеся больше ни слова. Между тмъ баронесса поднялась и съ минуту стояла неподвижно, какъ бы обдумывая что-то, взоръ ея скользнулъ по канонисс, которая, казалось, совершенно равнодушно занималась своимъ вышиваніемъ, потомъ быстро побжала къ двери вслдъ за мужемъ. Какъ проворно могли бгать эти ноги! Какъ разввалось кружево ея утренняго чепчика, и блый шлейфъ мелькалъ по полу.
        Баронъ Шиллингъ сходилъ уже съ послднихъ ступеней широкой витой лстницы, когда жена его появилась на верху ея.
        - Арнольдъ! - закричала она.
        - Что теб надо?
        Послдовала пауза. Баронесса слышала, какъ ея мужъ сошелъ съ послднихъ ступенекъ, и шаги его уже раздавались по каменному полу.
        - Арнольдъ, поди сюда! Я буду доброй, я хочу извиниться! - сказала она вполголоса, и въ этомъ подавленномъ тон слышалась такая страсть, такая любовь, что невольно можно было представить себ эти худыя протянутыя для объятій руки.
        - Къ чему это? Я не сержусь! - послышалось въ отвтъ, и при этомъ онъ пошелъ еще быстре. Отворилась дверь, ведущая въ садъ, и баронъ вышелъ на наружную лстницу. Но въ ту же минуту жена его очутилась подл него… Она такъ тихо подкралась къ нему, какъ будто ея длинная тонкая фигура скользила, какъ тнь. Обхвативъ его руку, она заглянула ему въ лицо, и уловила на немъ выраженіе тихаго отчаянія и непреодолимаго отвращенія.
        - Арнольдъ, - проговорила она съ угрозой, когда онъ, удивленный ея неожиданнымъ появленіемъ, сдлалъ невольное движеніе, какъ бы желая освободиться отъ тяжелаго сна, - не грши! Подумай о предписаніи докторовъ, которое обязываетъ тебя охранять меня отъ волненій ради моихъ слабыхъ нервъ.
        Онъ не отвчалъ. Закусивъ нижнюю губу, онъ медленно спускался съ лстницы.
        Его жена слдовала за нимъ. Она шла съ нимъ подъ руку, и для посторонняго наблюдателя эта чета, медленно направлявшаяся въ платановую аллею, могла показаться олицетвореніемъ супружескаго счастія.
        - Прости, Арнольдъ! Это было безуміемъ съ моей стороны напомнить теб о правахъ Штейнбрюка, - начала баронесса.
        По лицу его пробжало выраженіе отвращенія, когда онъ, отвернувшись отъ нея, скользилъ взорами по втвямъ платановъ.
        - Оставь это, Клементина, не порти мн прелестнаго утра невыносимыми толками „о моемъ и твоемъ“.
        - Но я хочу теб только сказать, что на самомъ дл я такъ же мало думаю объ этихъ правахъ, какъ и ты, - продолжала она упорно.
        - Ты ошибаешься, - я очень часто думаю объ этомъ; всякій разъ, какъ прохожу подъ этими милыми старыми деревьями и когда смотрю на домъ съ колоннами; всякій разъ, когда откладываю новую сумму въ капиталъ, который долженъ освободить у тебя изъ залога по крайней мр это помстье, мой родительскій домъ.
        - Какое безуміе! Разв ты не владешь всмъ, что принадлежитъ мн.
        - Нтъ. Я разыгрывалъ эту роль только, пока былъ живъ мой отецъ. Ты образцово ведешь свои книги, потому отлично знаешь, что со времени его смерти я не считалъ себя владльцемъ твоей собственности.
        При этихъ словахъ его мрачное лицо прояснилось. Это невозмутимое спокойствіе, снова вернувшееся къ нему, было для шедшей подл него женщины ненавистне всякихъ возраженій. Она выдернула у него свою руку и сказала сердито: „очень любезно съ твоей стороны говорить мн прямо въ лицо, что ты во мн не нуждаешься“…
        - Въ твоихъ деньгахъ, Клементина…
        - Какъ справедливъ былъ инстинктъ, который съ самаго начала нашего супружества заставилъ меня видть въ твоемъ искусств своего смертельнаго врага, - продолжала она съ возрастающей горячностью. - Ты гордишься тмъ, что оно теб приноситъ.
        Онъ медленно повернулъ голову и посмотрлъ на женщину, которая теперь безъ его поддержки съ нервной торопливостью шла подл него по сырой еще отъ утренней росы лужайк, согнувшись и съ трудомъ держа обими руками шлейфъ своего пеньюара.
        - Мое священное искусство, - сказалъ онъ, и по губамъ его пробжала мягкая нжная улыбка. - Когда я погружаюсь въ него, какъ далеки отъ меня матеріальные интересы!… Но ты права. Одно изъ его благодяній то, что оно даетъ мн возможность не подчиняться женской тираніи, какъ бы ей того хотлось. Впрочемъ, да будетъ теб извстно, Клементина, что, еслибъ я даже не умлъ владть карандашемъ и кистью, ты всетаки никогда не добилась бы той власти, которой такъ жаждешь, такъ какъ я былъ прилежнымъ юристомъ и всегда могъ бы существовать своимъ трудомъ.
        При его послднихъ словахъ она остановилась и гордо выпрямилась.
        - Пусть будетъ такъ! - проговорила она страннымъ сухимъ тономъ. - Ты нсколько разъ повторилъ и доказалъ, что я въ твоей жизни ничто, и я очень глупа, что слушаю тебя такъ долго. Но я была бы еще глупе, еслибы не дала теб почувствовать свое отсутствіе, - я уду. Ты до сихъ поръ не обращалъ вниманія на мои заботы о теб, о домашнемъ порядк и о твоихъ удобствахъ, какъ будто это все длается само собой. He заслужило также ни малйшаго одобренія и мое умнье быть представительницей нашего рода, между тмъ, какъ высшее общество цнитъ это по достоинству… Такъ хорошо же! Узнай хоть разъ, что значитъ женщина въ дом. Попробуй справиться съ голодной ватагой, которая нахлынетъ въ домъ, съ нашей безтолковой экономкой, у которой нтъ никакого смысла. Я завтра утромъ отправлюсь въ давно предполагаемое путешествіе въ Римъ.
        Краска негодованія горла на ея щекахъ. Онъ холодно улыбнулся.
        - He длай этого, Клементина, - сказалъ онъ. - Ты сама прекрасно знаешь, что эти путешествія по святымъ мстамъ со своими волненіями настоящій ядъ для тебя! Посл нихъ у тебя всегда бываютъ нервные припадки.
        - Ты опять принимаешься за свои богохульства. Что длается во славу Божiю, никогда не можетъ вредить. Больше ни слова. Я узжаю завтра.
        - Узжай съ Богомъ! Я и не пытаюсь боле тебя удерживать.
        Онъ равнодушно пошелъ дальше, по старой привычк проводя рукой по курчавой бород и устремивъ блестящій взоръ на мастерскую, выступавшую со своими свтлыми окнами изъ темной зелени тисовъ, а она повернула назадъ. Съ минуту она колебалась и нершительно оглянулась какъ бы надясь, что взоръ его съ раскаяніемъ обратится къ ней, но онъ бодро шелъ впередъ, какъ будто бы онъ уже и забылъ совсмъ о ней. Тогда она быстро пошла къ дому… Придя въ уборную, она позвонила горничную и велла ей укладывать дорожные сундуки, a сама отправилась на террасу.
        При возвращеніи домой и въ разговор съ горничной она вполн владла собой и была, какъ всегда, вялой и апатичной; но при вид приятельницы гнвъ снова забушевалъ въ ней.
        - Сложи свой покровъ, Адельгейда! - сказала она прерывающимся голосомъ. - Твое самое горячее желанiе исполняется: мы демъ завтра въ Римъ.
        Канонисса тотчасъ положила работу въ корзинку, закрыла ее крышкой и поднялась съ мста.
        Она стояла во всемъ своемъ величіи передъ взволнованной женщиной; глаза ея горли мрачнымъ огнемъ.
        - Берегись, Клементина, - предостерегающе погрозила она пальцемъ. - Ты играешь своей душой. Твоя несчастная страсть толкаетъ тебя отъ одного грха къ другому. Ты дешь въ Римъ не по влеченію вры, тебя гонятъ туда гнвъ, упрямство и тайное желаніе своимъ отсутствіемъ возбудить тоску въ сердц твоего холоднаго равнодушнаго мужа.
        Баронесса вздрогнула и какъ будто хотла броситься на проницательную неумолимую обличительницу и зажать ей ротъ, но та стояла, какъ вкопанная, и только подняла какъ бы для защиты свою прекрасную блую руку, ея большія черныя брови поднялись и придали ея чертамъ выраженіе желзной строгости.
        - Меня ты не обманешь, - продолжала она, - такъ же, какъ и нашего общаго духовника, уважаемаго отца Франциска, - мы оба съ сожалніемъ видимъ, какъ ты употребляешь вс усилія, чтобы пріобрсти власть надъ мужемъ, который изъ своего жалкаго искусства сдлалъ себ кумира… А еслибы твои старанія удались? Какая жалкая побда! Борись лучше противъ себя самой! Ты потеряла всякую сдержанность, стала капризной женщиной, которая то принимаетъ какое нибудь ршеніе, то измняетъ его. Но теперь я говорю теб, по внушенію отца Франциска и благочестивыхъ сестеръ, охранявшихъ твое дтство: „ни шагу дале“. Если ты предпринимаешь путешествіе въ Римъ вслдствіе безграничнаго эгоизма, то искупи по крайней мр этотъ грхъ, поборовъ огонь, пожирающій твою грудь, и отправляйся въ путь съ истиннымъ раскаяніемъ. Возврата, какъ ты это себ позволяешь въ продолженіе нсколькихъ лтъ, боле быть не должно. Ни капризъ, ни горе разлуки, ни болзнь не должны тебя боле удержать - въ крайнемъ случа ты прикажешь отнести себя въ дорожную карету. Завтра ты удешь во что бы то ни стало.
        Баронесса въ испуг отступила къ стеклянной двери. У нея на ног была цпь, послднее звено которой было приковано къ монастырской почв. Она всегда подчинялась прямымъ напоминаніямъ оттуда, а тмъ боле теперь, когда въ ней еще оставалось лихорадочное возбужденіе, съ которымъ она вернулась изъ платановой аллеи.
        - Кто же говоритъ, что я хочу измнить свое ршеніе! - гнвно сказала она, обернувшись на порог. - Я ду, хотя бы мн пришлось умереть на дорог.
        И она вышла, чтобы извстить весь домъ о своемъ отъзд.
        13.
        Прошло нсколько дней посл этого бурнаго утра.
        Въ верхнемъ этаж дома съ колоннами въ большихъ полукруглыхъ окнахъ были спущены срые шторы и царствовала глубокая тишина; комнаты были заперты на ключъ и никто не смлъ входить туда, баронесса передъ отъздомъ строго наказывала прислуг, чтобы ихъ не убирали безъ нея и даже не провтривали.
        Посл обда баронъ Шиллингъ былъ въ своей мастерской. Только что прошла гроза съ сильнымъ дождемъ; дулъ свжій втерокъ и раскачивалъ мокрыя отъ дождя втви деревьевъ; птички, пріутихшія было передъ грозой, снова защебетали, и небо прояснилось, какъ будто бы между нимъ и землей никогда не было облаковъ.
        Но этой перемны въ саду не замчалъ стоявшій передъ мольбертомъ человкъ. Онъ видлъ душную, освщенную факелами лтнюю ночь. Яркій красноватый свтъ лился изъ оконъ дворца, находившагося на заднемъ план среди густого тнистого парка, и волны его, казалось, проникнутъ сейчасъ сюда, наполнятъ всю мастерскую и разсятъ ея полумракъ. Въ настоящую минуту свтъ падалъ въ мастерскую только сверху и то черезъ занавсъ. При этомъ царствовала полная тишина, прерываемая только однообразнымъ мечтательнымъ журчаніемъ фонтана за темнозеленой бархатной драпировкой, падавшей тяжелыми складками и закрывшей всю стну съ южной стороны. И это скрытое меланхолическое журчаніе, казалось, смшивалось съ душнымъ дыханіемъ лтней ночи, такъ живо представленной на полотн, - свтъ факеловъ, мелькавшій между деревьями въ аллеяхъ, освщалъ тамъ и сямъ высоко поднимавшіяся струи фонтановъ, выступавшіе, какъ призраки, изъ глубокаго мрака.
        Какъ во сн, совершенно отршившись отъ дйствительности, работалъ художникъ. Онъ не видалъ, какъ отворилась боковая входная дверь, и въ комнату ворвался яркій солнечный свтъ, онъ не слыхалъ легкихъ шаговъ, приблизившихся къ нему, пока не раздался подл него робкій женскій голосъ.
        - Господинъ баронъ, чужеземцы пріхали, - доложила Анхенъ.
        Онъ вздрогнулъ, какъ будто бы эти произнесенныя чуть не шепотомъ слова были трубными звуками, и на лиц его отразилось неудовольствіе. Онъ гнвно отбросилъ кисть, между тмъ какъ двушка поспшила удалиться. Легкій шумъ затворившейся двери заставилъ его придти въ себя.
        - Дти Люціана, - прошепталъ онъ и, снявъ блузу, поспшно вышелъ въ садъ.
        Когда онъ вошелъ въ сни, главная дверь дома, выходившая въ передній садъ, была открыта настежь. Слуги носили чемоданы и, какъ видно было, нетяжелые сундуки, по всей вроятности, съ дамскимъ гардеробомъ.
        Подл разныхъ вещей, нагроможденныхъ другъ на друга, передъ полуразломаннымъ сундукомъ со шляпами стояла на колняхъ горничная Минна; вокругъ нея виднлись волны кружевъ и лентъ, a на рук у нея раскачивалась приплюснутая дамская шляпка.
        Нжный, какъ флейта, голосокъ, весело и звонко раздававшійся въ этихъ стнахъ въ богатый событіями вечеръ восемь лтъ тому назадъ, снова раздавался здсь, бранясь и весело хохоча въ одно и то же время.
        - Глупые люди! такъ изуродовать такую изящную эффектную вещь! Это только и можетъ случиться въ милой доброй Германіи! Мн это очень обидно, - шляпа была такъ восхитительна, я была безъ ума отъ нея. Господи, какая она сейчасъ смшная! Ха, ха, ха! Ба, не длай такого сердитаго лица, Минна! Разв я виновата въ этомъ?
        Она подбросила кончикомъ изящной ножки свертокъ голубыхъ шелковыхъ лентъ, который покатился по каменному полу по направленію къ сундукамъ; вокругъ ея подвижной фигуры слышался шелестъ тяжелой шелковой матеріи и звонъ золотыхъ украшеній; она подняла было руки, чтобы поправить разсыпавшіеся локоны, но вдругъ опустила ихъ и, протягивая входившему хозяину дома, бросилась къ нему съ радостнымъ крикомъ.
        - Вотъ и мы, дорогой баронъ. Ахъ, Боже мой, какъ мн вспомнился бдный Феликсъ, когда я васъ увидала. He правда ли, кто могъ бы сказать тогда, что я такъ скоро буду вдовой? Такая молодая! - А онъ бдняжка лежитъ тамъ одинъ въ земл. И что онъ долженъ былъ вынести, это ужасно, говорю я вамъ. Знаете ли, для меня Феликсъ умеръ съ той минуты, какъ получилъ тяжелую рану. Я не могу видть страданій; комната больного для меня страшна не меньше ада: темно, душно, жалобные стоны, ходятъ на цыпочкахъ, говорятъ шепотомъ, - все это дйствуетъ на меня подавляюще, и потому я бгу отъ этого.
        Она умолкла и обернулась назадъ - по лстниц несли обитый желзомъ сундукъ; онъ былъ значительно тяжеле другихъ, что замтно было по тяжелому дыханію и неровнымъ шагамъ несшихъ его людей.
        - Намъ надо много мста, не правда ли! - продолжала съ живостью маленькая женщина и смясь указала на багажъ. Съ нами случались и несчастія. Посмотрите на этотъ неопредленный предметъ, который съ такимъ огорченіемъ вертитъ въ рукахъ моя горничная; онъ былъ прелестнйшей шляпкой, купленной мной въ Гамбург для полутраура… Мн сломали сундукъ - баснословные болваны!
        Баронъ Шиллингъ вдругъ выпустилъ ея руку, которую невольно было удержалъ въ своей. Это нжное существо, стоявшее передъ нимъ, вернулось такимъ же (можетъ быть нсколько блдне) какимъ оно было восемь лтъ тому назадъ, когда отправлялось за море, такой же легкокрылой бабочкой, которая порхаетъ вокругъ цвтовъ жизни и боязливо удаляется отъ негостепріимнаго поля скорбей и заботъ. Дв слезы объ умершемъ, скатившіяся по ея щекамъ, были имъ приняты за выраженіе искренняго горя, но вслдъ за ними появились на щекахъ ямочки шаловливой улыбки надъ смшной формой смятой шляпки.
        - Виной этому мои люди? - спросилъ баронъ Шиллингъ коротко, почти мрачно.
        - Нтъ, нтъ, это случилось на желзной дорог… Да это ничего не значитъ! Я завтра же напишу въ Берлинъ моей прежней модистк, которая, вроятно, еще существуетъ и страшно обрадуется…
        Она вдругъ замолчала, какъбудто проболталась, и украдкой взглянула въ сторону, баронъ Шиллингъ послдовалъ глазами по направленію ея взгляда и теперь только увидлъ группу, которая безмолвно стояла у входа въ большой коридоръ.
        Стражи сней - каріатиды со своими строгими блыми каменными лицами вверху на карнизахъ, конечно, никогда еще не видали такого чернаго курчаваго человческаго существа, какое стояло тамъ на мраморныхъ плитахъ.
        Негритянка въ дом Шиллинга!… Ходившіе взадъ и впередъ слуги смотрли на нее съ удивленіемъ, а она добродушно улыбалась имъ своими толстыми губами. Она держала на рукахъ маленькую блдную черноглазую двочку въ длинной блой кашемировой накидк, падавшей мягкими складками, казалось, будто большая блая бабочка прильнула къ негритянк… Ребенокъ, очевидно, боялся въ чужомъ дом; его тоненькая рученка крпко обвила шею няни, а маленькое личико, обрамленное блокуро-золотистыми волосами крпко прижалось къ черной толстой щек… Тамъ же подл мраморной статуи стояла дама. Въ правой рук она держала руку мальчика лтъ семи, а лвой опиралась на высокій пьедесталъ богини. Между тмъ какъ въ туалет молодой вдовы преобладали полутраурные цвта, - блый и срый, эта была вся въ черномъ - въ самомъ глубокомъ траур; какъ статуя ночи стояла она въ своей длинной одежд, спускавшейся мягкими складками, и въ черной вуали подл блой мраморной фигуры… Своими большими черными глазами эта серьезная прекрасная женщина, слегка сдвинувъ брови, слдила за живыми движеніями молодой вдовы.
        - Мой менторъ недоволенъ, - проворчала Люсиль съ подавленной досадой. - Пойдемте, баронъ! Госпожа Мерседесъ не любитъ ждать, - она, эта испанская хлопчатобумажная принцесса, высокомрна въ высшей степени.
        Баронъ Шиллингъ быстро направился къ неподвижной групп, въ которой проявились жизнь и движеніе. Дама положила руку на плечо мальчика и такъ низко наклонилась къ нему, что черный вуаль, ниспадавшій, какъ мантилья, отъ надтой на лобъ шляпки, совершенно закрылъ ея лицо.
        Она прошептала мальчику нсколько словъ и повела его навстрчу барону Шиллингъ.
        - Мой папа веллъ теб кланяться, дядя Арнольдъ; онъ говорилъ мн это много разъ, прежде чмъ пошелъ къ ддушк на небо, - сказалъ мальчикъ чистымъ нмецкимъ языкомъ.
        Глубоко взволнованный поднялъ его баронъ и поцловалъ нсколько разъ. Малютка, котораго онъ съ такой страстной любовью прижималъ къ своей груди, былъ поразительно похожъ на блокураго мальчика въ голубой бархатной курточк, на несчастнаго „колибри“, съ которымъ обходились такъ строго и для котораго суровое соколиное гнздо никогда не было роднымъ пріютомъ, - съ его ребенкомъ должно быть иначе…
        - Ты мой милый, маленькій, славный Іозе [[18] В немецком тексте - Jos. Йозе! Переводится как Хосе, Жозе. Имя испанского происхождения.]? - сказалъ онъ.
        - Ахъ да, позаботьтесь, пожалуйста, о немъ, дорогой баронъ! - воскликнула Люсиль. - Я не могу его воспитывать, это невозможно! Я еще слишкомъ молода, я такая маленькая, ребенокъ-мама, какъ называлъ меня Феликсъ… Мы съ Іозе, какъ братъ и сестра; онъ смется надо мной, когда я хочу быть благоразумна, да и по лтамъ мы вполн могли бы быть братомъ и сестрой. Вотъ посмотрите. Паула больше подходитъ къ своей мам, не такъ ли милая малютка? - и она ласково провела рукой по блокурымъ локонамъ двочки. - Это мой кумиръ, было бы вамъ извстно; она похожа на меня, какъ дв капли воды, разв вы этого не находите, баронъ?
        Онъ не отвчалъ. Поставивъ мальчика на полъ, онъ отошелъ въ сторону. Дама въ траур до сихъ поръ оставалась пассивной; теперь же она сдлала знакъ людямъ, принесшимъ тяжелый сундукъ, поставить его у ея ногъ, - это былъ рзкій повелительный жестъ настоящей владтельницы плантацiй, привыкшей съ колыбели повелвать толпой рабовъ. При этомъ движеніи хозяинъ дома невольно отступилъ на нсколько шаговъ.
        Люсиль замтила это и зло засмялась. Только теперь собралась она представить ихъ другь другу; въ ту же минуту появилась мадемуазель Биркнеръ съ вншняго конца коридора. Въ отворенныя двери слышно было, какъ поспшно открывали ставни и передвигали мебель; прізжіе прибыли раньше, чмъ ихъ ожидали, и теперь экономка доложила, что все готово.
        - Ну, слава Богу, наконецъ-то мы подъ кровлей! - воскликнула Люсиль и сдлала движеніе, точно маленькая уставшая птичка, переступающая съ одной ножки на другую. - Я смертельно устала! Я жажду протянуться на постели! Пойдемъ, Мерседесъ.
        Но Мерседесъ не тронулась съ мста.
        - Хозяйка дома больна? - спросила она и въ первый разъ еще взглянула прямо въ лицо барона. Онъ старался побороть очевидное смущеніе.
        - Моя жена въ настоящую минуту въ Рим, - возразилъ онъ нершительно.
        Люсиль громко засмялась.
        - Что вы говорите! Какъ разъ теперь? Впрочемъ, это возможно, - ваша жена, дорогой баронъ, всегда держится въ сторон.
        Мерседесъ молчала. Она застегнула перчатку на лвой рук, спустила снова блую тюлевую вуаль на нжное личико Паулы и взяла Іозе за руку.
        - Будьте такъ добры указать намъ ближайшій отель, господинъ баронъ, - сказала она съ холодной вжливостью, между тмъ какъ въ ея глазахъ пылало чувство оскорбленной гордости. Легкими шагами, устремивъ глаза на выходъ, она хотла пройти мимо него, но онъ невольно поднялъ руку, какъ бы удерживая ее.
        - При другихъ обстоятельствахъ вы были бы совершенно правы, отказавшись отъ гостепріимства въ дом, гд нтъ хозяйки, - сказалъ онъ серьезно и твердо. - Но вспомните, сударыня, что вы пріхали не въ гости, a по порученію, для выполненiя котораго вы должны непремнно остаться въ этомъ дом… Мой бдный другъ конечно не предполагалъ, что его самое горячее желаніе можетъ не исполниться изъ-за такихъ пустяковъ.
        Это послднее замчаніе прозвучало рзко.
        - Я не знаю, какъ долго моя жена будетъ въ отсутствіи, - продолжалъ онъ, - но до ея возвращенія вы будете, за исключеніемъ необходимой прислуги, единственными обитателями дома, я самъ живу въ саду въ своей мастерской.
        При упоминаніи о миссіи Мерседесъ выразительно взглянула на дтей и, быстро ршившись, утвердительно кивнула головой.
        Баронъ Шиллингъ пошелъ впередъ, а Люсиль взяла его подъ руку; другіе послдовали за ними, также и горничная Минна, собравшая въ свой дорожный плащъ вс вещи изъ разломаннаго сундука, а мадемуазель Биркнеръ поспшила въ погребъ, чтобы принести чего нибудь прохладительнаго.
        Карета, привезшая чужеземцевъ, отъхала отъ крыльца. Слуги, между которыми не было ни одного изъ тхъ, которые служили восемь лтъ назадъ, стояли въ галлере и смотрли вслдъ уходившимъ.
        - Горничная и не подумала заплатить за карету, я долженъ былъ отдать свой талеръ, а получу ли я его? - пробормоталъ одинъ изъ слугъ, пожимая плечами. - Ну, да я его запишу барын въ счетъ - вотъ удивится-то. Наканун отъзда, прислуживая у стола, я собственными ушами слышалъ, какъ она сказала фрейлейнъ фонъ Ридтъ, что это испано-американскіе нищіе. И она права. Что у нихъ въ чемоданахъ? Тряпье и больше ничего, а въ томъ, - онъ указалъ на обитый желзомъ сундукъ, - книги и немного блья, такъ надо полагать. Нашъ баринъ познакомился съ ними въ Париж, говоритъ Биркнеръ; очень можетъ быть, - я не былъ съ нимъ въ послднемъ путешествіи. Но барыня совсмъ взбшена этимъ приглашеніемъ, это и слпой видитъ… Шутка ли, шесть человкъ, - пересчиталъ онъ по пальцамъ, - ихъ надо поить и кормить, а барыня разсчетлива, она жалетъ каждый пфеннигъ, передержанный на кухн, и не спускаетъ съ глазъ ни одной початой бутылки вина. Вотъ - посмотрите, мы не скоро избавимся отъ этого общества вмст съ чернымъ чудовищемъ, - еще будетъ исторія между господами.
        14.
        Между тмъ баронъ Шиллингъ провелъ прізжихъ черезъ коридоръ. Боковая дверь въ конц коридора была раскрыта настежь, такъ что можно было видть бывшую семейную комнату съ ея балочнымъ потолкомъ и рзными деревянными стнами. Обстановка была та же, что и восемь лтъ назадъ, только не было роскошной серебряной посуды на буфет, она была замнена стариннымъ китайскимъ фарфоромъ… Анхенъ, очевидно, осматривала еще разъ, все ли въ порядк; она стояла у стола съ пыльнымъ полотенцемъ въ рукахъ.
        Люсиль быстрымъ взглядомъ окинула комнату и отступила назадъ.
        - Прошу васъ, баронъ, - вскричала она въ ужас и негодованіи, - неужели вы хотите помстить насъ въ этомъ ужасномъ салон, гд по ночамъ кто-то ходитъ за стной? Помните, какъ закричала тогда ваша жена!… Господи, какое мрачное лицо вы сдлали, - можно испугаться. Что же мн длать, если моя глупая дтская голова никогда не можетъ забыть такихъ ужасныхъ вещей?… Вотъ и мсто, - она указала на стну, около которой стояла кушетка съ зелеными шелковыми подушками, - откуда подуло холодомъ въ спину вашей жены.
        - Люсиль, довольно ребячиться, подумай объ Іозе! - прервала Мерседесъ ея описанія. Въ ея прекрасномъ звучномъ голос, придававшемъ нмецкому языку особую прелесть, въ эту минуту слышалась явная досада. Она энергично схватила молодую женщину за руку и перевела ее черезъ порогъ.
        Но это плохо подйствовало. Люсиль вошла въ комнату, но, какъ избалованная капризная двочка, вырвала у нея свою руку.
        - Я тысячу разъ предпочитаю походить на ребенка, чмъ разыгрывать старую мудрую бабушку, - язвительно воскликнула она капризнымъ дтскимъ голосомъ. - Почему же это Іозе не долженъ знать, что здсь есть привиднія? Забавно! Спроси свою Дебору, - она смясь указала на негритянку, - она знаетъ баснословное количество исторій о привидніяхъ, одну страшне другой; и, бывало, пока ты прочитывала больному Феликсу газеты, я часто сидла подл Іозе на веранд и слушала Дебору. Мы часто съ нимъ одинъ больше другого приходили въ ужасъ. He правда ли, Іозе?
        Негритянка со страхомъ посмотрла на свою госпожу и поставила Паулу на стулъ, чтобы снять съ нея шляпу и дорожный плащъ. Люсиль между тмъ сняла перчатки, граціозно стащила шляпу съ головы, сдернула съ плечъ кофточку и все это одно за другимъ бросала своей горничной, которая ловила ихъ налету, и потомъ опустилась на ближайшую скамью.
        - Что касается меня, я страшно устала и желаю только одного: отдохнуть! - и она, какъ кошечка, граціозно вытянулась на шелковыхъ подушкахъ.
        - Вашъ домовой будетъ по крайней мр имть настолько такта, чтобы не безпокоить насъ среди благо дня, дорогой баронъ? - подсмивалась она сама надъ своимъ страхомъ и лукаво посмотрла на него. - Пуфъ! это былъ самоубійца! Ахъ, да, какъ же это случилось. Этотъ человкъ обокралъ или обманулъ милаго стараго барона…
        - Онъ не кралъ и не обманывалъ, этотъ славный Адамъ, - рзко и сурово прервалъ ея болтовню баронъ Шиллингъ и озабоченно посмотрлъ на молодую двушку у буфета, въ рукахъ которой при этихъ словахъ зазвенла посуда. Она поблднла, и глаза ея гнвно устремились на молодую женщину, лежавшую на кушетк.
        Баронъ Шиллингъ сдлалъ ей знакъ провести нагруженную горничную въ сосднюю комнату, и когда она, съ опущенными рсницами проходила мимо него, онъ, какъ бы утшая, погладилъ ее по голов.
        - He правда ли, Анхенъ, мы это лучше знаемъ? - сказалъ онъ мягкимъ полнымъ участья голосомъ.
        Люсиль вскочила.
        - Какъ - Анхенъ, говорите вы? Эта высокая красивая двушка то самое маленькое босоногое существо, которое тогда…
        Баронъ быстро приблизился къ ней.
        - Сударыня, я васъ убдительно прошу воздержаться отъ подобныхъ воспоминаній, - прервалъ онъ ее, не скрывая даже нетерпнія и негодованія, вызваннаго ея словами. - Вы знаете, съ какой цлью вы сюда прибыли, вы знаете также, что прислуга не должна даже подозрвать, кто вы…
        - Ахъ да, я ужъ знаю урокъ, - прервала она его съ утомленнымъ видомъ. - Я познакомилась съ вами и съ вашей женой въ Париж и пріхала сюда отдохнуть и укрпить нервы въ здоровомъ нмецкомъ воздух и такъ дале, - чрезвычайно скучную роль дали вы мн.
        Сначала она посмотрла на него широко раскрытыми глазами, - ее раздосадовало также энергическое замчаніе со стороны мужчины ей, „всми обожаемой сильфид“, но потомъ она откинулась на спинку дивана и сложила руки надъ головой.
        - Знаете, что я вамъ скажу, баронъ Шиллингъ!… Еслибы въ продолженіе нсколькихъ лтъ меня не грызла тоска по Европ и по тому положенію, которое я, глупая, тогда такъ необдуманно покинула, я бы ни за что на свт не пріхала сюда, будьте уврены въ этомъ… Идея эта сама по себ мн была всегда непонятна - она пришла бдному Феликсу въ голову во время горячки. Скажите, что мы выиграемъ черезъ это? Мы богаты…
        Баронъ Шиллингъ съ изумленіемъ посмотрлъ на нее; его глаза встртились съ глазами Мерседесъ, подошедшей къ окну, какъ бы для того, чтобы посмотрть въ садъ, но смотрвшей черезъ плечо въ комнату. Она выразительно посмотрла на него своими большими блестящими глазами и на мгновеніе приложила палецъ къ губамъ.
        - Неизмримо богаты, говорю я вамъ, - продолжала Люсиль, не замтившая, что они обмнялись взглядами. - Феликсъ всегда былъ въ состояніи исполнять вс мои желанія, и, еслибы моей безумной дтской голов вздумалось сдлать нашимъ лошадямъ золотыя подковы и отдлать збрую брилліантами, онъ бы и это могъ… Теперь меня, конечно, держатъ экономне. Глупое опекунство, въ которомъ я ничего не понимаю, можетъ меня провести и вывести, какъ заблагоразсудится ей и другимъ надзирателямъ, - она замолчала и непріязненно посмотрла на оконную раму, - все это можно будетъ, наконецъ стряхнуть съ себя - я этого не боюсь, - прибавила она откидывая назадъ локоны и постукивая своей маленькой ножкой по кушетк. - Enfin[[19] наконец, в конце концов; в заключение; словом (франц.)], мы вовсе не нуждаемся въ грошахъ, пріобртенныхъ продажей молока и масла, о которой мн не разъ разсказывалъ Феликсъ.
        Между тмъ Мерседесъ сняла шляпку и дорожный плащъ. Старый живописецъ, котораго такъ высоко цнилъ богатый плантаторъ Южной Каролины, дйствительно былъ великій художникъ. Лицо тринадцатилтней двочки, нарисованное на слоновой кости и лицо молодой женщины, стоявшей между зелеными шелковыми драпировками, имли одн и т же дивныя нжныя черты, одинъ и тотъ же странный колоритъ, напоминавшій свтлые оттнки янтаря. Только та, чьи глаза тогда сверкали изъ сказочной дали, появилась теперь во плоти подъ свернымъ небомъ. Стройная, гибкая, съ гордой осанкой, съ роскошными черными волосами съ синеватымъ отливомъ стояла она въ той самой комнат, гд тогда рзвая двушка высказала свое предположеніе о томъ, что она „горбунья“.
        Медленно сняла она перчатки, заботливо поправила траурное кольцо, сдвинувшееся съ своего мста, и сказала своей невстк очень холодно и сдержанно: „здсь дло идетъ главнымъ образомъ о расположеніи бабушки.“
        Люсиль быстро вскочила съ мста и обими руками зажала уши.
        - Хотла бы я никогда боле не слыхать этой фразы! - вскричала она гнвно и нетерпливо.
        - Ахъ, chrbaron[[20] дорогой барон (франц.)], что сдлали въ Америк изъ маленькой рзвой Люсиль! Избави Богъ! Цлые мсяцы передъ смертью Феликса, это противное примиреніе съ бабушкой было постоянной темой разговора въ комнат больного, а я, бдное созданье, должна была со всмъ соглашаться и утвердительно кивать головой, если не желала слушать страшныхъ грубостей отъ доктора и наставленій отъ донны Мерседесъ… Но я снова здсь, опять такая, какъ^^была прежде, и не намрена больше играть комедію, а затмъ „пунктумъ“ [[21] punctum - точка (латин.)], какъ говорилъ старый баронъ, который тоже умеръ. Очень желала бы я знать, что бы онъ сказалъ, узнавъ, что моихъ дтей привезли сюда чтобы заискивать „расположеніе“^^грубой женщины, которую онъ не могъ выносить и такъ же сильно ненавидлъ, какъ и я. Пусть она только придетъ! Пусть осмлится дотронуться своими грубыми руками до моей нжненькой Паулы!
        Она вдругъ умолкла и съ торжествующимъ видомъ протянула руку по направленію своей невстки.
        - Тамъ ты отвчала мн гордой усмшкой или рзкимъ замчаніемъ, когда я возмущалась этимъ безумнымъ планомъ, - конечно, ты знала это лучше моего! Но когда я, прозжая мимо, указала теб драгоцнное старое монастырское гнздо, тогда исчезло геройство, разсялись иллюзіи, ты поблднла, какъ смерть, и представляла собой олицетвореніе ужаса.
        Мерседесъ закусила губы и нагнулась къ Іозе, который въ страх отъ незнакомой ему обстановки подбжалъ къ ней и охватилъ ея талію своими рученками.
        - Я знаю эту блдность, я чувствую, какъ кровь у меня приливаетъ къ сердцу съ той минуты, какъ на меня пахнуло воздухомъ Германіи, - сказала она посл минутнаго молчанія, тяжело переводя духъ, и ея мрачный взглядъ устремился куда-то въ пространство мимо стоявшаго близъ нея барона Шиллинга. - Я не думала, что вся моя натура будетъ возмущаться противъ нея, такъ какъ по отцу то я нмка, теперь я знаю, что онъ не оставилъ мн въ наслдство ни симпатіи, ни любви къ родин, гд онъ былъ такъ несчастливъ.
        Ей не надо было уврять, что кровь у нея бурно приливала къ сердцу, это слышалось въ глубокомъ страстномъ звук ея голоса.
        - Я знаю, что общала Феликсу, но меня охватываетъ ужасъ при вид этого развалившагося дома; такъ и кажется, что тамъ обитаютъ голодъ, нужда, подлость - и тамъ я должна искать бабушку нашихъ дтей!
        Охвативъ обими руками блокурую головку мальчика, она прижала его къ себ съ чувствомъ страстной нжности, къ которому примшивалось также и чувство оскорбенной гордости.
        - Я знаю прошлое моего отца, - продолжала она упавшимъ взволнованнымъ голосомъ, тяжело переводя духъ, - и теперь мн кажется, что я вижу передъ собой то несчастное время его жизни, когда онъ взялъ изъ этого мрачнаго угла предшественницу моей гордой матери.
        Люсиль съ плутовской улыбкой услась опять поудобне и стала играть серебряной кистью подушки, на которую опиралась рукой. Ея пикантное личико съ злыми глазками сіяло отъ удовольствія: „донна Мерседесъ“^^со своимъ испанскимъ высокомріемъ въ первую же минуту уронила себя въ глазахъ нмецкаго дворянина, простота обращенія котораго вошла въ поговорку въ Берлин. Теперь онъ долженъ понять, какъ она страдаетъ подъ надзоромъ такого ментора. Но она вдругъ нашла, что онъ ужъ не тотъ - милый баронъ Шиллингъ, какимъ она его знала прежде. Его манеры и обращеніе показались ей дерзкими и грубыми - чего ради слушалъ онъ такъ внимательно, точно евангеліе, желчную филиппику желтой испанки противъ Германіи? А ее, главное лицо, Люсиль Фурніе, вдову Люціана, которую онъ долженъ былъ беречь, какъ самое дорогое сокровище, оставленное ему его другомъ, ее онъ оставлялъ безъ вниманія въ уголк дивана, какъ деревянныя модели въ своей мастерской! Чудовище!
        Серебряная кисть вертлась у нея въ рук, какъ волчекъ, а маленькая ножка бшено выбивала тактъ о кушетку.
        - „Нищета“, „подлость“, „мрачный уголъ“, - повторила она съ паосомъ и громко засмялась. - Монастырскій домъ произвелъ прекрасное впечатлніе, - я отомщена, вполн отомщена! Я вспомнить не могу о томъ ужасномъ вечер, когда мы, бдный Феликсъ и я, бжали изъ этого мрачнаго ужаснаго ада. Тогда мы, какъ заблудившіяся дти, пришли сюда, гд былъ свтъ и блескъ. Ваша супруга, chrbaron, сидла тамъ въ кресл и вышивала, - а что она еще продолжаетъ вышивать? ахъ, вотъ вспомнила, существуетъ еще маленькая бестія Минка, имвшая такое пристрастіе къ миніатюрнымъ портретамъ.
        Теперь онъ рзкимъ движеніемъ повернулся къ ней.
        - Господи, вы, кажется, хотите пронзить меня своимъ взоромъ? - продолжала она съ комическимъ движеніемъ ужаса. - Въ чемъ же я опять провинилась? Здсь, очевидно, должно онмть, если ужъ считается за грхъ спросить объ обезьян вашей жены. Скажите, пожалуйста, chrbaron, отчего вы такъ волнуетесь? Ужъ не изъ-за Мерседесъ ли. Такъ успокойтесъ, - я ужъ давно разсказала ей эту забавную исторію! Она принимаетъ всегда такой скучающій видъ, когда съ ней болтаешь, знаете, видъ грандессы, внушающій уваженіе, а всетаки исторію со слоновой дощечкой она должна была выслушать два раза… Вдь не виноваты же вы въ томъ, что ваша жена позволила Минк позабавиться портретомъ въ оконной ниш, такъ какъ не хотла, чтобъ онъ достался вамъ.
        Она была права, говоря, что онъ волнуется.
        - Ваша живость и любовь къ забавамъ развиваются въ ущербъ другимъ качествамъ, фрау Люціанъ, - сказалъ^^онъ съ видимой досадой.
        - Какъ, ужъ не хотите ли вы сказать, что все это неправда? - вскричала она, вскочивъ сразу на ноги. - Полноте! - продолжала она сердито. - Разв не сами вы собирали обломки, и разв не хотли вы склеить ихъ для стараго барона или для… - она пожала плечами, - впрочемъ почемъ я знаю!…
        - Для себя самого, - сказалъ онъ спокойно.
        Она принужденно засмялась.
        - Ахъ, да, я вспомнила теперь, и онъ еще существуетъ?
        - Да.
        При этомъ лаконическомъ отвт донна Мерседесъ быстро подошла къ нему. Во время язвительнаго описанія маленькой женщины она то блднла, то краснла. Съ холодной улыбкой, но съ блествшими отъ оскорбленной гордости глазами подошла она къ хозяину дома, хозяйка котораго ненавидла ее по портрету уже много лтъ.
        - Я позволю себ воспользоваться этимъ случаемъ и попрошу васъ возвратить мн портретъ, - тихо проговорила она.
        Онъ опустилъ руку въ боковой карманъ и молча подалъ ей маленькій простенькій футляръ.
        Она чуть не отступила отъ него при этомъ быстромъ безмолвномъ исполненіи ея воли. Она съ изумленіемъ и какъ бы даже съ обидой подняла на него глаза, и вокругъ ея маленькаго рта образовалась легкая своенравная черта, въ то время, какъ^^она небрежно опустила въ карманъ футляръ.
        Въ эту минуту въ комнату вошелъ слуга съ подносомъ кофе. За нимъ шла мадемуазель Биркнеръ; она несла корзинку съ ягодами. Въ то же время въ сняхъ раздался громкій лай.
        - Это, наконецъ, Пиратъ, тетя! - радостно закричалъ маленькій Іозе и бросился въ коридоръ. Вскор онъ вернулся, обвивъ рукою шею огромнаго дога, который почти внесъ его въ комнату. За нимъ вошелъ высокій широкоплечій негръ и остановился на порог. Онъ низко поклонился донн Мерседесъ и извинился, что такъ замшкался на вокзал вслдствіе нкоторыхъ недоразумній изъ-за собаки и остававшагося багажа.
        Іозе вдругъ весь преобразился. Какъ только въ чужомъ дом раздался голосъ Пирата, и онъ радостно запрыгалъ подл него въ салон, какъ длалъ это въ семейной комнат тамъ, за далекимъ моремъ, и онъ почувствовалъ себя здсь, какъ дома.
        - Ахъ, я очень безпокоился о Пират, - сказалъ онъ повидимому съ облегченнымъ сердцемъ барону Шиллингъ, который ласково гладилъ по голов прекрасное животное.
        - Онъ такъ ужасно вылъ въ своемъ помщеніи, а другія лаяли, точно бшеныя, - я думалъ, что он искусаютъ другъ друга до смерти. Пиратъ очень дикъ, да будетъ теб извстно. Якъ говоритъ, - онъ указалъ при этомъ на негра, который передавалъ донн Мерседесъ какую-то принесенную имъ шкатулку, - что онъ получаетъ слишкомъ много мяса, полное блюдо. Здсь будутъ ему давать столько же, дядя? А гд его домъ? У тети Мерседесъ его домъ былъ такъ великъ, что я могъ залзать туда вмст съ нимъ.
        Баронъ Шиллингъ засмялся.
        - Позаботьтесь, чтобы отперли собачью конуру и постлали тамъ свжей соломы, - приказалъ онъ слуг, который при упоминаніи о полномъ блюд мяса насмшливо покосился на собаку и старался убирать свои ноги подальше всякій разъ, когда она близко подходила къ нему.
        - Слушаю-съ, - отвчалъ онъ почтительно. - Но, извините, сударь, я говорю это только ради госпожи баронессы, собачья конура слишкомъ близко къ дому; Леда, которую вы изволили получить отъ графа Райнеръ, лаяла вполовину не такъ громко, какъ эта собака, а ее пришлось увести, такъ какъ госпожа баронесса не могла ее выносить.
        - Какъ, и Пирата тоже выгонятъ, дядя? - вскричалъ Іозе, задыхаясь отъ ужаса.
        - Съ чего ты это взялъ, мой милый? Товарищъ твоихъ игръ такъ же, какъ и ты, останется въ дом Шиллинга. Пойдемъ, устроимъ ему хорошее помщеніе у меня.
        Онъ взялъ ребенка за руку, сдлалъ знакъ негру слдовать за ними и молча раскланялся съ дамами, между тмъ какъ собака съ оглушительнымъ радостнымъ лаемъ бросилась впередъ.
        - Слава Богу, что это шумное страшилище убралось наконецъ отсюда, - воскликнула Люсиль и снова опустилась на кушетку. - Вроятно, это единственный пунктъ, въ которомъ я согласна съ противной срой баронессой, - сказала она своей золовк на плохомъ англійскомъ язык, чтобы не поняла бывшая здсь прислуга. - Я все время была противъ того, чтобы брать съ собой Пирата, но всякое благоразумное замчаніе оставляется безъ вниманія, когда monsieur[[22] господин (франц.)] Іозе захочетъ поставить на своемъ.
        Она подняла голову, покоившуюся на сложенныхъ рукахъ и окинула критическимъ взглядомъ подносъ, поданный мадемуазель Биркнеръ.
        - Кофе при такой невыносимой жар? Нтъ, милая, очень благодарна! Дайте мн ванильнаго или земляничнаго мороженаго! Я совсмъ изнемогла.
        Добродушная толстая экономка, у которой, по выраженію баронессы, не было ни на волосъ пониманія, очень смутилась и тщетно придумывала отвтъ.
        - У васъ можетъ быть нтъ льда, - закричала Люсиль, забавляясь; она наслаждалась безпомощной миной совершенно растерявшейся женщины. - Въ такомъ случа дайте, пожалуйста, стаканъ шампанскаго.
        Опять наступило минутное молчаніе. Мадемуазель Биркнеръ медленно обратилась къ слуг, который намревался было выйти изъ комнаты.
        - He будете ли вы такъ любезны, Робертъ…
        - Очень сожалю, - возразилъ онъ, пожимая плечами и очевидно возмущенный тмъ, что онъ въ этихъ комнатахъ долженъ откровенно признаться въ своемъ безсиліи, - госпожа баронесса…
        Люсиль громко расхохоталась.
        - Стаканъ свжей воды, пожалуйста, если можно!
        Слуга вышелъ. Мадемуазель Биркнеръ поставила подносъ на столъ и почтительно поклонилась донн Мерседесъ, которая холодно, но вжливо поблагодарила за все, что ей было предложено. Вслдъ за тмъ экономка вышла.
        Люсиль задыхалась отъ смха.
        - Ха, ха, ха! Неоцненная продлка! Милйшая баронесса увезла съ собой ключъ отъ погреба!
        Вдругъ она быстро приподнялась, съ выраженіемъ дикаго торжества откинула со лба локоны, охватила руками приподнятыя колни и съ минуту молча смотрла злобно сверкавшими глазами на золовку, которая безмолвно ходила быстрыми шагами взадъ и впередъ по комнат.
        Эта молодая женщина, чужеземный типъ и цвтъ лица которой не допускали предположить въ ней германское происхожденіе, и которая, проворно ступая по паркету маленькими обутыми въ мягкіе башмаки ножками, перебгала отъ одной стны къ другой, напоминала стрекозу, скрывшуюся отъ бури въ перепутавшихся темныхъ втвяхъ и отчаянно старавшуюся вырваться оттуда.
        - Что я всегда говорила, донна де Вальмазеда? - спросила насмшливо Люсиль. - Разв я что-нибудь преувеличила, изображая эту чопорную баронессу фонъ Шиллингъ самой противной женщиной на свт, nonplusultra[[23] Non plus ultra, также nec plus ultra (лат. Не дальше пределов; дальше некуда) - латинское изречение, ставшее устойчивым, по легенде написанное на Геркулесовых столбах как предостережение мореплавателям, знак достижения ими границы мира. В переносном смысле выражение означает крайний предел, высшую степень чего-либо.] зависти и злобной ревности?… Она мрачна, какъ ночь, и терпть не можетъ насъ! Я знала, что мы будемъ ей какъ бльмо на глазу… но она хитра, эта милая женщина, этого отъ нея отнять нельзя. Она ухала и такъ ограничила оставленное ею хозяйство, какъ не могли бы, конечно, сдлать порядочные люди, - лучшій способъ поскоре выжить насъ изъ дома!… Я спрашиваю васъ, донна де Вальмазеда, что вы думаете длать? Баронъ Шиллингъ…
        - Съ рыбьей кровью нмецъ, какъ это значится и въ книгахъ, - раздался въ полголоса отвтъ изъ оконной ниши, гд на минуту остановилась Мерседесъ.
        - А, наконецъ-то! - вскричала съ восторгомъ Люсиль. Она, какъ наэлектризованная вскочила съ мста, и распахнула двери въ сосднюю комнату, гд Дебора, только что вымывшая маленькую Паулу, переодвала ее, а горничная разбирала сундукъ.
        - Вынимайте только спальныя принадлежности, Минна, и ничего больше, - приказала она и затмъ подбжала къ оконной ниш. - Еслибъ Феликсъ зналъ, какъ нищенски насъ примутъ здсь, - продолжала она торопливо, какъ человкъ, поступающій по старой пословиц: „куй желзо, пока горячо“, - онъ ни за что не послалъ бы насъ въ это гнздо домовыхъ, изъ котораго бжала сама хозяйка, такъ какъ боится ихъ… И уходя изъ дома, эта милая женщина лишила его всякаго комфорта. Видишь тамъ эти ужасные чайники и кружки съ придланными къ нимъ ручками и носиками? - и она показала на буфетъ. - Все это вытащено для насъ изъ чулана. Восемь лтъ тому назадъ полки и подставки ломились отъ серебряной и хрустальной посуды, я это отлично помню, потому что мн было тогда очень досадно, что великолпный буфетъ моей мамы не могъ соперничать съ этимъ; можетъ она испугалась, что ея драгоцнности пристанутъ къ нашимъ пальцамъ?
        Это маленькое злобное созданье, шумя шелковыми юбками, проворно шныряло около стоявшей молча Мерседесъ и старалось поймать ея взглядъ.
        - Мы, конечно, отправимся въ Берлинъ, Мерседесъ? - тихо спросила она нжнымъ ласковымъ голосомъ. - Намъ не остается ничего другого… Феликсъ хотлъ дать дтямъ нмецкое воспитаніе - гд же лучше какъ не тамъ? самое настоящее первобытное нмецкое воспитаніе!… И для меня какое бы это было счастіе! - Она сжала обими руками голову, какъ бы боясь лишиться разсудка отъ блаженства. - Хотя бабушка умерла, а мама сдлала глупость, позволивъ похитить себя какому-то старост, но у меня тамъ такъ много друзей, такъ много людей, сходившихъ по мн съ ума. Боже мой, я, кажется, была бы даже рада несносному старому дураку князю Конскому!… Мы удемъ, конечно, съ первымъ же поздомъ завтра утромъ?… Знаешь, я лично мало забочусь о томъ, что эта сбжавшая монахиня старается оскорбить меня, я стряхиваю съ себя эти коварные булавочные уколы и забавляюсь ими; но ты, ты?…
        При этихъ словахъ гнвное восклицаніе, казалось, готово было сорваться съ устъ молодой женщины, которая до сихъ поръ стояла неподвижно, устремивъ глаза въ садъ. Она была очень блдна, и по ея тяжелому дыханію, съ трудомъ вырывавшемуся изъ груди, видно было, что она борется съ противорчивыми ощущеніями, тмъ боле далека была она отъ объясненій и разговоровъ съ этимъ вертящимся, какъ ртуть существомъ, которое своей безпрерывной болтовней, похожей на птичье щебетанье, нарушало ходъ ея мучительныхъ мыслей.
        - Ну, что же, Мерседесъ? - приставала маленькая женщина, задыхаясь отъ волненія, и ея прекрасные зеленоватые глаза ярко блестли.
        - Мы остаемся здсь. Я переплыла океанъ, чтобы исполнить послднюю волю моего брата, и я постараюсь это сдлать.
        Люсиль отвернулась отъ нея, какъ избаловавный ребенокъ, пробжала въ сосднюю комнату мимо смущеннаго слуги, который только что вошелъ, неся требуемый стаканъ воды, и съ шумомъ захлопнула дверь, чтобы здсь, по своему обыкновенію, излить досаду на свою горничную и повренную Минну.
        15.
        Черезъ нсколько дней домъ Шиллинга принялъ совсмъ иной видъ. Проходившіе мимо замедляли шаги, приближаясь къ желзной ршетк, чтобы удобне наблюдать за странной новой жизнью въ немъ.
        Прежде всего всеобщее вниманіе привлекали два негра. Якъ, сильный мужчина красивой блестяще-черной негрской расы, обитающей на берегахъ Сенегала, казалось, очень полюбилъ домъ съ колоннами; онъ по цлымъ часамъ стоялъ, прислонившись къ стройной блой колонн и съ удовольствіемъ любовался струями фонтана, которыя высоко поднимались въ воздух и разсыпались брилліантовыми искрами; или бросалъ по каменнымъ ступенямъ террасы крошки хлба для безчисленнаго множества воробьевъ, стаями слетавшихся сюда, между тмъ какъ толстая Дебора въ пестромъ ситцевомъ плать и кокетливомъ кисейномъ чепчик съ свтлыми бантами на кудрявыхъ волосахъ, переваливаясь и совсмъ запыхавшись, старалась не отставать отъ своего „золотого дитятки“ маленькой Паулы, которая на своихъ крошечныхъ ножкахъ бодро слдовала за Iозе, бгавшимъ съ своимъ товарищемъ Пиратомъ по переднему саду.
        Это маленькое шумное общество продолжало привлекать вниманіе публики, гуляющей по ту сторону ршетки и посл того, какъ ослабло поразительное впечатлніе, производимое „неграми рабами“. Вс привыкли къ царившей здсь тишин и замкнутому уединенію; лишь иногда баронесса, всегда зябнувшая, завернувшись въ плэдъ, съ длиннымъ срымъ шлейфомъ, съ высокомрнымъ взглядомъ и безцвтнымъ лицомъ, тихо и одиноко скользила между деревьями. Теперь же въ аллеяхъ и кустарникахъ, какъ пестрыя бабочки, мелькали въ воздух мячи и обручи, на дорожкахъ тамъ и сямъ валялись дтскія сабли, стояли коляски съ куклами, и маленькіе чужеземцы, такъ скоро освоившіеся съ нмецкой почвой, были прекрасны, какъ херувимы, изнжены и наряжены, какъ княжескія дти.
        Тамъ было еще существо, которое не знали куда причислить - къ дтямъ или къ взрослымъ двушкамъ, въ двадцать лтъ сохравшимъ дтскія манеры и обворожительную наивность. Она большей частью быстро пробгала по дорожкамъ, обрывала мимоходомъ листья сь кустарниковъ, жевала ихъ маленькими блестящими зубами и, не стсняясь, топтала тщательно охраняемый бархатистый дернъ цвтниковъ, чтобы сорвать въ клумб какой-нибудь понравившійся ей цвтокъ и приколоть его къ локонамъ или шаловливо оборвать у него лепестокъ за лепесткомъ. За желзной ршеткой представлялось зрлище, полное естественной чарующей прелести, и люди не могли досыта насмотрться на прелестное сумасбродное созданье даже тогда, когда она скучая и въ дурномъ расположеніи духа лежала въ платановой алле на пурпуровыхъ шелковыхъ стеганыхъ одялахъ, разостланныхъ на желзной мебели. Маленькая ножка, выглядывавшая изъ волнъ шитья, кружевъ и оборокъ, своимъ движеніемъ, точно маятникъ, указывала на улучшеніе или ухудшеніе настроенія, рука безпрестанно хваталась за серебряный колокольчикъ, и на звонокъ прибгала изъ дома горничная, то съ книгами, то съ флакономъ, то
съ шалью и тому подобными вещами, пока наконецъ какая-нибудь гигантская бонбоньерка не улучшала расположенія духа и не привлекала сюда дтей. Тогда молодые зубки неутомимо принимались за работу, и вс вмст они составляли очаровательную группу. Но чтобы это рзвое, болтавшее ногами созданье было матерью блокурыхъ дтокъ никому и въ голову не приходило такъ же, какъ и старой женщин, которая уже въ продолженіе нсколькихъ дней безпрестанно появлялась у окна мезонина въ монастырскомъ помсть. Она никогда не высовывалась изъ окна, а только слегка наклоняла голову въ сторону ненавистнаго цвтника шиллингова дома, но глаза ея, какъ бы притягиваемые магнитомъ, со страхомъ останавливались на извилистыхъ дорожкахъ, и, когда по нимъ пробгала взапуски съ Пиратомъ стройная фигура Іозе, одтаго въ голубой матросскій костюмъ, и раздавались звуки его командующаго голоса, ея твердая трудолюбивая рука невольно хваталась за подоконникъ, и по блдному холодному лицу разливался румянецъ невроятнаго смущенія.
        Баронъ Шиллингъ въ первый же день прізда гостей отдалъ приказаніе приготовить для Люсили свои покои въ нижнемъ этаж, выходившіе на югъ, и маленькая женщина въ тотъ же вечеръ перебралась туда со своей камеристкой и со всмъ багажемъ такъ поспшно, какъ будто привидніе, жившее за украшенной деревянной рзьбой стной салона, уже сидло у нея за спиной.
        И каждый вечеръ изъ этихъ оконъ лился на галлерею потокъ ослпительнаго свта, такъ какъ Люсиль не выносила никакого темнаго уголка, она любила купаться въ свт, какъ купалась ежедневно въ ароматическихъ ваннахъ, которыя горничная приготовляла изъ разныхъ драгоцнныхъ травъ, распространявшихъ благоуханіе по всему дому. Посл этихъ освжающихъ ваннъ граціозное изнженное дитя танцовщицы обертывалось въ тонкій мягкій батистъ; маленькія ножки были всегда обуты въ подбитые атласомъ туфли; она пила самыя лучшія вина и въ такомъ почтенномъ количеств, „какъ будто бы на свт не было другого напитка для утоленія жажды“, по выраженію Роберта, возмущавшагося и сердившагося на то, что баронъ Шиллингъ, по указанію мадемуазель Биркнеръ, снабжалъ кухню и погребъ самыми дорогими запасами изъ своего собственнаго кармана ради этой нищей испанской семьи.
        Несмотря ни на что прислуга шиллингова дома, какъ и гуляющіе за желзной ршеткой, любовались рзвой маленькой барыней, которая иногда мимоходомъ обращалась къ нимъ съ какой нибудь веселой шуткой или забавнымъ словцемъ. Совсмъ иначе было съ другой дамой, которая съ обоими дтьми и своими черными слугами осталась въ отведенномъ для нихъ сначала помщеніи… Въ отношеніи къ ней въ людяхъ происходила борьба между невольнымъ подчиненіемъ и пренебреженіемъ къ обднвшей женщин. Она никогда не говорила съ ними; въ легкомъ киваніи головой, которымъ она отвчала на ихъ поклоны, было еще больше гордости, чмъ у ихъ знатной госпожи. Ее ненавидли за это, но почтительно вставали, а болтовня и разговоры въ передней немедленно утихали, когда она проходила по коридору въ черномъ кружевномъ плать, сквозь которое блестли ея прекрасныя съ желтымъ оттнкомъ плечи; при всей нжности и гибкости фигуры это была величественная, ослпительно прекрасная молодая женщина, мрачно и серьезно смотрвшая на міръ Божiй. Никто изъ домашней прислуги не входилъ въ занимаемыя ею комнаты, - ей служили исключительно ея негры, и только въ первый
вечеръ по прізде мадемуазель Биркнеръ была позвана туда, чтобы убрать приготовленную ей постель. Она была тогда совершенно поражена и ослплена и разсказывала въ людской, что иностранка спитъ подъ блымъ атласнымъ стеганымъ одяломъ и на подушкахъ съ кружевами, какихъ нтъ у ихъ госпожи на самыхъ парадныхъ платьяхъ, что туалетный столъ заставленъ золотыми и серебряными вещицами, и клялась, что рамка ручного зеркала и вс шкатулки и коробочки осыпаны драгоцнными каменьями, которыхъ такъ много, что у баронессы во всхъ бархатныхъ футлярахъ не наберется и половины того.
        - Кто-жъ этому повритъ, мамзельхенъ! Конечно они не настоящіе, самое большее богемскіе, - сказалъ Робертъ. - Да еслибъ и такъ. Барыня говорила, что они потеряли все состояніе во время американской войны, можетъ быть, имъ и удалось спасти кое-что, но на долго ли? Когда мы не будемъ боле кормить всю компанию, - не могутъ же они вчно оставаться въ дом Шиллинга, - тогда придется спускать камень за камнемъ, - вдь надо же сть!… Денегъ у нихъ нтъ - это врно. Смотрите, теперь мы выдаемъ на все, и они будутъ жить на чужой счетъ, пока не вернется баронесса и не положитъ этому конца.
        Но гнвъ слуги увеличился еще боле, когда на другой день привезли рояль, который донна де-Вальмазеда „притащила“ съ собой изъ Америки.
        „Собака и рояль“^^въ дом Шиллинга - двое осужденныхъ, не имвшихъ доступа въ домъ!
        Съ нетерпніемъ ждали минуты, когда баронесса вернется и найдетъ у себя такой подарокъ - вотъ такъ славная будетъ штука.
        He мало досады причиняли молчанье и скромность прибывшихъ слугъ. У негровъ, которые довольно хорошо говорили по-нмецки, пропадало кажется всякое пониманіе, когда заговаривали о положеніи ихъ господъ по ту сторону океана: они даже ни разу не отвтили „да“ или „нтъ“ на вс настойчивые вопросы, а горничная Минна, на жизнь и смерть преданная своей госпож, также никогда не сообщала никакихъ свдній. Однажды только, на вопросъ о супруг донны де-Вальмазеда, она отвчала, что донна все равно что и не была замужемъ. Ея женихъ былъ тяжело раненъ въ битв и за часъ до смерти обвнчанъ съ ней полковымъ священникомъ. Это сообщеніе сдлало молодую вдову интересной въ глазахъ мужского персонала, а добродушная мадемуазель Биркнеръ горько плакала о ея трагической судьб; но и посл этого никто не осмливался приблизиться къ ней, - вс ея боялись и робко отступали, когда прекрасная женщина мимоходомъ обращала въ ихъ сторону взглядъ своихъ черныхъ бархатныхъ глазъ и холодно окидывала имъ присутствующихъ.
        Она только разъ въ день выходила изъ своихъ комнатъ, чтобы пройтись по платановой алле, перескавшей большой садъ; въ переднемъ саду она еще не была ни разу, а также никогда не приближалась къ мастерской. Иногда казалось, что ее какъ будто тянуло туда, гд за широкой стеклянной стной зеленли знакомые листья, изъ-за которыхъ сверкали серебристыя струи фонтана, но она всегда возвращалась назадъ съ одного и того же мста, точно отсчитывала платановые стволы. И хозяинъ дома строго уважалъ невидимыя границы, за которыми уединялась дочь тропиковъ, питавшая такое отвращеніе ко всему нмецкому. Онъ избгалъ встрчъ съ ней, для него, казалось, началась заря новой жизни съ пріздомъ дтей въ его тихій пустынный домъ, - мольбертъ былъ покинутъ и краски высохли на палитр.
        - Еслибъ это видла барыня, - говорили между собой слуги, когда видли его идущимъ по саду съ маленькой Паулой на рукахъ. Двочка запускала рученки въ его прекрасную курчавую бороду и нжно прикасалась блокурой головкой къ его смуглому лицу; а онъ поднималъ ее высоко, чтобы показать ей птичьи гнздышки въ втвяхъ кустарниковъ или бросалъ съ Іозе камни въ прудъ и вмст съ радостнымъ дтскимъ крикомъ раздавался его веселый смхъ.
        - Какъ можно такъ смяться, имя женой такую сову, - бормотала тогда съ гнвомъ Люсиль, проходя по алле мимо своей золовки.
        Полуденное солнце сильно пекло, но подъ платанами было такъ много тни, что донна Мерседесъ сложила свой маленькій зонтикъ и бросила его на ближайшій садовый столъ. По случаю сильной жары она сегодня осталась въ капот изъ тонкаго индйскаго муслина. Въ этомъ мягкомъ воздушномъ костюм, охватывавшемъ ея стройную фигуру и своей матовой близной оттнявшемъ еще рзче бронзовый цвтъ ея блднаго лица съ черными, какъ вороново крыло, волосами, спускавшимися на спину и подобранными въ стку, эта женщина съ мрачнымъ взглядомъ могла представлять собой типъ изнженной, воспитанной въ безграничной роскоши „царицы плантацій“, о которой говорятъ, что она своими ножками сильфиды, не задумываясь, пройдетъ по тламъ рабовъ, какъ по ковру, между тмъ какъ въ слабыхъ рукахъ кроется почти мужская сила, готовая энергично наказать провинившагося.
        Она сегодня свободне осматривала садъ, - нечего было бояться докучныхъ взглядовъ, изъ слугъ никто не показывался, а баронъ незадолго передъ тмъ прошелъ черезъ садъ, отправляясь въ городъ.
        Передъ темной группой сосенъ, на втвяхъ которыхъ, какъ бахрома, качались свтло-зеленыя шишки, ослпительно сверкала блая стна мастерской, а на стеклахъ примыкавшаго къ ней зимняго сада отражались горячіе золотистые лучи солнца. Изгородь изъ кустовъ дикихъ розъ была усыпана тысячью чудныхъ сантифольныхъ [[24] Centifolia - Центифольные розы (столепестковые розы).] цвтовъ; маргаритки, желтоголовники, толстые красные цвтки клевера въ высокой густой трав переливались пестрыми волнами отъ легкаго лтняго втерка; полевой тминъ и лаванда распространяли благоуханіе, маленькіе, протекавшіе въ прудъ ручейки были окаймлены незабудками, а тамъ за прудомъ поднималась густая зеленая чаща, - это былъ заборъ монастырскаго сада. Изъ-за него виднлись вершины прекрасныхъ плодовыхъ деревьевъ и ни одного украшающаго; тамъ сильно пахло чаберомъ, укропомъ и мятой и цлыя стаи блыхъ бабочекъ перелетали черезъ зеленую стну, чтобы подкрпиться сладкими цвтами на грядкахъ цвтника.
        Это ужасное монастырское помстье. Отсюда видно было покоробленныя покрытыя мохомъ черепицы крышъ надворныхъ строеній; изъ открытыхъ дверей торчала солома и сно, а тамъ, гд виноградные листья немного не закрывали стну, штукатурка обвалилась и выглядывали голые камни. Оттуда слышалось, хотя и слабо, кудахтанье куръ и крикъ птуховъ, стаи голубей съ шумомъ летали взадъ и впередъ, ссорились и дрались на карнизахъ, а галки, съ незапамятныхъ временъ гнздившіяся подъ едва доступными выступами крышъ, то и дло омрачали воздухъ своими большими черными тнями. Все это было настоящее нмецкое такъ же какъ и простой безыскусственный садъ Шиллинга, и втеръ, приносившій запахъ цвтущей ржи и еловой смолы и дувшій прямо въ лицо иноземк, ходившей взадъ и впередъ и гнвно улыбавшейся.
        Маленькій Іозе то и дло перебгалъ ей дорогу. Онъ получилъ въ подарокъ отъ конюха благо кролика, за которымъ въ безмолвномъ восхищеніи слдовалъ шагъ за шагомъ. Вдругъ кроликъ бросился въ траву и исчезъ безслдно въ мор стеблей, въ которыхъ совсмъ запутались ноги со страхомъ преслдовавшаго его мальчика. Пиратъ до сихъ поръ спокойно лежалъ на порог зимняго сада и грлся на солнышк, но въ ту минуту, какъ побжалъ Іозе, онъ вскочилъ, въ нсколько громадныхъ скачковъ очутился подл него и испугалъ маленькое животное, которое перебжало черезъ лужайку и спряталось отъ своихъ преслдователей въ зимнемъ саду, двери котораго были полуоткрыты. Они, какъ бшеные, бросились туда за нимъ, вслдъ за тмъ раздался трескъ и крикъ Іозе и его мамы.
        Донна Мерседесъ быстро направилась туда. Кроликъ проскользнулъ за кадку съ растеніями, и Пиратъ также протискался туда, причемъ повалилъ драконовое дерево [[25] Драконово дерево, или Драцена драконовая (лат. Dracaena draco) - растение рода Драцена. Произрастает в тропиках и субтропиках Африки и на островах Юго-Восточной Азии. Выращивается как декоративное комнатное растение. У Владимира Даля приведено еще одно русское название этого растения - «драконник».], которое своими твердыми мечеобразными листьями взволновало воду въ бассейн фонтана. Она разлилась по полу и забрызгала вс близъ стоявшія растенія.
        Люсиль удалилась къ двери на сухое мсто; она отряхивала капли воды съ одежды и съ локоновъ и вытирала лицо носовымъ платкомъ. Она сильно бранила Іозе и вслдъ за тмъ сейчасъ же разразилась громкимъ смхомъ, когда собака, отряхивая свою мокрую шерсть, уронила еще два горшка цвтущихъ растеній и потомъ, какъ бшеная, кинулась вонъ, ища спасенія въ бгств.
        Донна Мерседесъ остановилась на порог.
        - Что ты здсь длаешь, Люсиль? - спросила она съ неудовольствіемъ.
        - Боже мой! я развлекаюсь - разв ты имешь что-нибудь противъ этого? - язвительно возразила маленькая женщина и наклонилась, чтобы поднять альбомъ, лежавшій на мокромъ полу. - Старые монахи при постройк шиллингова дома, должно быть положили въ фундаментъ маковыхъ смянъ [[26] Вероятно, связано со сном. Древние греки посвящали мак богам сна и сновидений - Гипносу и Морфею, поэтому цветок мака являлся непременным атрибутом этих богов. Мак был также атрибутом и бога смерти - Танатоса. Его изображали в виде юноши с венком из цветков мака, но с чёрными крыльями и в чёрном одеянии, гасящего опрокинутый горящий факел как символ угасания жизни.] - такая страшная скука лзетъ изо всхъ угловъ… Я не имю ни малйшаго желанія спокойно сидть на мст, какъ дремлющій котенокъ и растолстть прежде времени, - мн съ моей горячей кровью, это совсмъ не нравится! Я забавляюсь, какъ могу!
        Она раскрыла альбомъ и вытирала носовымъ платкомъ листы, въ которые успла проникнуть вода.
        - Вотъ бда-то! здсь стерся цлый уголъ сдланнаго тушью ландшафта, и бумага совершенно размякла! Несносное животное этотъ Пиратъ! За эту штуку я готова задушить его собственными руками. Что теперь длать?… - Она со смхомъ и досадой пожала плечами. - Да, впрочемъ твой „съ рыбьей кровью нмецъ“ мой другъ, мой добрый старый другъ еще того блаженнаго времени, когда я была enfantgat[[27] Избалованный ребенок; баловень судьбы (франц.)] въ маминомъ салон и не имла никакого понятія о тюкахъ хлопчатой бумаги и ни о чемъ подобномъ. Онъ не будетъ сердиться, что я немного порылась въ его медвжьей берлог во время его отсутствія. - Съ этими словами она закрыла альбомъ и пошла въ сосднюю комнату.
        Сначала, казалось, Мерседесъ хотла вернуться въ садъ, но теперь она стояла, какъ вкопанная, и смотрла въ мастерскую, которая отдлялась стеклянной стной отъ зимняго сада. Зеленая бархатная занавска, раздвинутая на дв стороны, висла за стеклами и служила темнымъ фономъ пестрой оригинальной обстановк. Мастерская была очень высока. Наверху по противуположной стн шла галлерея, въ которую вела дверь на половину закрытая тяжелой пестрой гобеленовой гардиной, передвигавшейся на кольцахъ; въ сверозападномъ углу этой галлереи поднималась узкая, великолпно сдланная витая лстница. Черезъ темныя деревянныя перилы былъ перекинутъ коверъ, вытканный въ древне-византійскомъ стил, который представлялъ чрезвычайное разнообразіе красокъ подъ лучами солнца, падавшими сверху и отражавшимися то на блестящихъ панцыряхъ рыцарскаго вооруженія, то на древне-греческихъ металлическихъ зеркалахъ, то на венеціанскихъ стеклянныхъ сосудахъ. Въ царившемъ здсь хаотическомъ безпорядк видна была дятельная рука собирателя древности. Межъ деревянныхъ разрисованныхъ дощечекъ, остатковъ древняго алтаря, обломками изящной ршетки
городскаго фонтана на полу громоздились гигантскіе фоліанты, возвышались граціозныя статуетки новйшаго происхожденія. Шкафы и буфеты съ драгоцнной рзьбой стояли по стнамъ или посреди комнаты въ вид кулисъ и были заставлены помпейскими сосудами, мдными кружками, хрустальными и серебряными бокалами; сверху карниза, замняя драпировку двери, спускалась парчевая постельная занавсь какого-нибудь набоба прошлаго столтія, а рядомъ на прочномъ каменномъ консол возвышался колоссальный бюстъ древне-римскаго императора, свтлый профиль котораго, какъ живой выдлялся на пестрыхъ складкахъ. Надъ чернымъ съ золотыми полосами китайскимъ экраномъ между помпейскими вазами изъ терракоты стояло опахало изъ павлиньихъ перьевъ; чучела птицъ - блоснжные ибисы и розовые фламинги выступали изъ полумрака угловъ или были разставлены на деревянныхъ капителяхъ ивскихъ колоннъ возл каменныхъ сфинксовъ и нагроможденныхъ обломковъ рельефовъ, изъ среды которыхъ пробивались свжіе зеленые верообразные листья папортниковъ и колючихъ кактусовъ. Въ этомъ собраніи драгоцннаго матеріала, гармонировавшаго въ формахъ и краскахъ, выражался вкусъ
художника.
        Донна Мерседесъ невольно послдовала за Люсилью до узкой двери ведшей въ мастерскую.
        Маленькая женщина старалась спрятать альбомъ съ испорченными листами между лежавшими на стол папками, бумагами и книгами.
        - Ну что ты скажешь о медвжьей берлог? - спросила она ее черезъ плечо? - Вдь мой другъ славно устроился?
        - Да, на деньги своей жены, - сказала донна Мерседесъ съ холоднымъ презрніемъ и небрежно подошла къ мольберту, который стоялъ среди мастерской задомъ къ стеклянной стн зимняго сада.
        На губахъ ея замерло уже готовое сорваться какое-то очевидно рзкое замчаніе, и она невольно въ ужас отступила, - можетъ быть ей, пораженной изумленіемъ, показалось, что свтъ факеловъ, изображенный на картин, падалъ также и на нее, какъ онъ предательски падалъ на группу женщинъ, спасшихся бгствомъ и спрятавшихся въ кустахъ. Во дворц, откуда только что въ страх бжали эти четыре женщины, разбуженныя среди ночи, ихъ разыскивали убійцы. Покровительственный мракъ аллеи, темнота, царившая подъ высокими тисами, не укрыли ихъ, а у маленькой садовой калитки въ каменной стн не было ключа. Одна изъ женщинъ очень сильная, повидимому служанка, ломая ногти въ смертельномъ страх пыталась сломать крпкую обитую желзомъ дверь. Ее такъ же, какъ и стоявшую на колняхъ прекрасную молодую женщиину, умолявшую о пощад не столько себ, сколько ребенку, котораго она держала на рукахъ, еще окружалъ полумракъ; дв же другія фигуры, находившіяся на среднемъ план были вполн освщены яркимъ красноватымъ свтомъ, падавшимъ отъ факела одного изъ солдатъ, бжавшаго впереди другихъ по алле. Съ достоинствомъ хотла умереть эта гугенотка,
владлица древняго французскаго замка, женщина съ блыми, какъ снгъ, волосами, на которые она во время бгства накинула черную вуаль. Она знала, что фанатическіе кровожадные слуги королевы [[28] Вероятнее всего, речь идет об избиении гугенотов в Варфоломеевскую ночь. Принято считать, что ее спровоцировала Мария Медичи.] не пощадятъ никого изъ укрывшихся здсь, - она не смотрла боле на обреченнаго на смерть внука, прижавшагося къ груди матери, она только сдернула часть своей вуали и накинула ее на прекрасную обнаженную грудь молодой двушки въ безпорядочномъ ночномъ туалет, которая какъ бы ища защиты прижималась къ ней и съ ужасомъ смотрла на своихъ преслдователей, - пока она жива, дерзкій взоръ этихъ чудовищъ не долженъ коснуться ея любимаго дтища, зеницы ея ока, послдняго цвтка вымирающаго рода.
        - Фу, посл такой картины могутъ присниться страшные сны, - вскричала Люсиль, сидя у стола, посл минутнаго глубокаго молчанья. Ея голосъ нарушилъ очарованіе, навянное картиной. - Поэтому то я и ушла сюда въ зимній садъ и принесла съ собой альбомъ, который хотла посмотрть… Въ картин очень много жизни, даже страшно длается, по-моему, при взгляд на нее. Трудно предположить, что у живописца „рыбья кровь“ - ты положительно ошибаешься, Мерседесъ и…
        - Этотъ человкъ продалъ себя, - прервала ее молодая дама, презрительно пожимая плечами, и отвернулась отъ мольберта. Она открыла одинъ изъ cтарыхъ фоліантовъ, лежавшихъ кругомъ на столахъ и стульяхъ, съ минуту машинально посмотрла на него, потомъ взглянула на грубую деревянную рзьбу, потомъ опять на заплсневлыя страницы; взоръ ея мечтательно блуждалъ съ предмета на предметъ, безпрестанно возвращаясь къ картин, стоявшей на мольберт, и вдругъ остановился на галлере, откуда витая лстница вела прямо въ мастерскую, - тамъ стоялъ самъ художникъ, - еще шевелились драпировки на двери, изъ которой онъ появился, очевидно, онъ только что вошелъ на галлерею, но по выраженію его лица Мерседесъ видла, что онъ слышалъ ея жесткое замчаніе.
        Холодная улыбка скользнула по ея губамъ. Она, очевидно, не привыкла отказываться отъ своихъ словъ, какъ бы безпощадны они ни были. Разв не сказалъ Феликсъ, что его другъ женился на фамильныхъ помстьяхъ Шиллинговъ, женившись на нелюбимой „длинной кузин“? Ну такъ пусть же узнаетъ, что этимъ онъ уничтожилъ въ другихъ вру въ свое незапятнанное идеальное направленіе. Ея глаза твердо, безжалостно, съ жестокимъ удовольствіемъ встртили устремленный на нее негодующій взглядъ… Но вдругъ лицо ея вспыхнуло, и гордая женщина, торопливо подобравъ свой шлейфъ, пошла изъ мастерской, въ которую она пришла безъ приглашенія, но прежде чмъ уйти, она должна была извиниться.
        Онъ сошелъ съ лстницы, и она, сдлавъ ему навстрчу нсколько шаговъ, указала на дверь зимняго сада и сказала, слегка кивнувъ головой: „Пиратъ натворилъ здсь бдъ. Я услыхала изъ аллеи шумъ и пришла сюда, опасаясь, что перепортятъ ваши вещи“.
        - Ваше присутствіе въ мастерской не нуждается въ извиненіи, сударыня, - возразилъ онъ. - Она всегда открыта для городскихъ и дальнихъ постителей. Мастерская не спальня и не будуаръ, - прибавилъ онъ, холодно улыбаясь. Посл того онъ прошелъ мимо нея, какъ длалъ обыкновенно съ постителями, прізжавшими смотрть его знаменитыя произведенія.
        Онъ вошелъ въ зимній садъ, поднялъ изъ бассейна намокшее драконовое дерево и поставилъ его такъ же, какъ и вс другіе упавшіе горшки, на мсто. Мрачно сдвинувъ брови осматривался онъ кругомъ. Изъ всхъ угловъ поднимались струи воды, причемъ одн изъ нихъ поднявшись высоко въ воздух, падали въ свои отдльные маленькіе бассейны, скрывавшіеся въ зелени, другіе, напротивъ, взвивались тонкими серебряными дугами изъ чащи растеній и собирались въ большомъ среднемъ бассейн. Это было очень красиво, но баронъ Шиллингъ обошелъ кругомъ зимній садъ, и подъ его рукой вс фонтаны замолкли одинъ за другимъ.
        - Я не понимаю, что сдлалось съ садовникомъ, - онъ всегда остерегается излишней влаги, вредной для растеній, - сказалъ онъ съ неудовольствіемъ.
        - Ахъ, chr baron, это я сдлала, - воскликнула Люсиль, послдовавшая за нимъ. - Это открытіе было для меня неоцненно!… Фонтаны такъ восхитительно журчали, что у меня духъ захватывало отъ удовольствія. Тогда я протянулась на подушкахъ скамьи, жевала опавшіе апельсинные цвты и лниво смотрла на вершины пальмъ, передъ тмъ еще порылась немного въ мастерской - однимъ словомъ, вела себя, какъ глупый шаловливый ребенокъ, который на нсколько минутъ вырвался изъ-подъ строгаго надзора… Кстати, какое преступленіе совершила несчастная, которой вы замазали глаза? - вдругъ прервала она себя на полуслов и побжала въ мастерскую. Она вернулась съ полотномъ, натянутымъ на рамку, какихъ у него было много прислонено къ стн.
        „Несчастная“ былъ эскизъ головки, женское личико съ волнистыми темными волосами, еще не совсмъ конченными. Черты напротивъ были тщательно отдланы, но широкая темная полоса была проведена по глазамъ, такъ что верхняя половина бархатистаго лба и тонкій носъ съ прелестными пухлыми губками выглядывали точно изъ-подъ полумаски. Полоса доходила до волосъ, - казалось, художникъ въ гнв схватилъ первую попавшуюся кисть и однимъ взмахомъ уничтожилъ глаза.
        - Да будетъ вамъ извстно, что эта бдняжка, лишенная зрнія, возбуждаетъ во мн баснословное любопытство, - сказала маленькая женщина. - Неужели это вы сами были такъ безчеловчны, chrbaron? И почему, можно спросить?
        - Потому что я убдился, что такіе глаза не годятся мадонн, - отвчалъ онъ, быстро подходя къ ней.
        Мрачный гнвный взоръ скользнулъ по „глупому шаловливому ребенку“, который его такъ нескромно допрашивалъ. Онъ взялъ картину у нея изъ рукъ и сунулъ ее за одинъ изъ шкафовъ.
        Люсиль повернулась на каблукахъ и лукаво улыбнулась.
        - У барона Шиллингъ есть сердечныя тайны…
        Ея взоръ искалъ Мерседесъ, которая посл его холоднаго отвта, молча и съ гордымъ спокойствіемъ, удалилась за мольбертъ, - она не хотла пройти черезъ зимній садъ, пока онъ былъ тамъ, а другого выхода въ садъ она не знала. Такимъ образомъ она невольно была свидтельницей маленькаго интермеццо [[29] Интермеццо (итал. intermezzo, от лат. intermedius - находящийся посреди, промежуточный) - небольшая музыкальная пьеса, служащая вставкой между двумя разделами произведения и имеющая иное построение и иной характер. Интермеццо (итал. intermezzo, от лат. intermedius - находящийся посреди, промежуточный) - небольшая музыкальная пьеса, служащая вставкой между двумя разделами произведения и имеющая иное построение и иной характер.] съ картиной.
        Люсиль показала на нее.
        - Она никакъ не можетъ оторваться отъ картинъ, - сказала она барону Шиллингъ. - Я думаю - не мало кровавыхъ сценъ видла она во время войны. Я, слава Богу, не видала всхъ этихъ ужасовъ, - продолжала она и, опускаясь въ близъ стоявшее кресло, спрятала ноги въ медвжьей шкур, раскинутой на каменномъ мозаиковомъ полу. - Когда стало очень опасно, Феликсъ отвезъ меня и дтей во Флориду, въ отдаленное помстье Цамору, принадлежащее Мерседесъ. Вся Южная Каролина была опустошена, Карлстонъ разрушенъ, Колумбія сожжена, и я узнала обо всемъ этомъ только тогда, когда пріхала Мерседесъ, чтобы приготовить меня къ прибытію моего бднаго Феликса, котораго вслдъ за тмъ привезли тяжело раненаго.
        Она замолчала. Ея маленькое личико поблднло, и губы сжались. Ее вдругъ охватило воспоминаніе объ ужасныхъ часахъ смертельнаго страха, но она поспшила освободиться отъ него.
        - Мерседесъ была похожа на цыганку, - такъ сожжена она была солнцемъ и небрежна въ одежд, - продолжала она, улыбаясь сквозь слезы. - Феликсъ говорилъ, что во время его транспортированія она дйствовала, какъ мужчина, - да, она совсмъ иначе создана, чмъ я. Съ кинжаломъ за поясомъ и съ револьверомъ въ рукахъ пробираться ночью въ кустахъ, чтобы развдать положеніе непріятеля или, завернувшись въ солдатскій плащъ, располагаться у бивачнаго огня - этого я ни въ какомъ случа не могла бы сдлать. Но должно быть ужъ это въ крови у испанокъ разыгрывать двушекъ Сарагоссы [[30] 1808-1809 годы - осада Сарагоссы французами. Французы потеряли около 25 тысяч человек, а защитники более 50 тысяч. Большие потери испанцев объясняются большими потерями гражданского населения (более 30 000). Но гражданское население в тот момент в Сарагоссе нельзя было назвать мирным. Сражались все способные держать оружие - в том числе женщины и дети.] во вредъ своей красот… Мерседесъ никогда не могла бы служить образцемъ Дездемоны, какъ моя мама со своими прекрасными руками, chrbaron, - и въ глазахъ ея снова вспыхнулъ злобный огонекъ,
- она получила страшный сабельный ударъ, и кровавокрасный рубецъ обвиваетъ, какъ змя, ея правую руку.
        Высокая стройная женщина съ прекраснымъ чарующимъ лицомъ и хрупкой нжной фигурой, стояла у мольберта, и на ея смуглой рук, чуть прикрытой прозрачнымъ рукавомъ, виднлся кровавый рубецъ, знакъ, оставленный войной ея борцамъ.
        Баронъ Шиллингъ по внезапному побужденію быстро подошелъ къ ней. Она обратила на него странно пылавшій взоръ, точно передъ ней снова была картина горящихъ городовъ и опустошенныхъ, покрытыхъ трупами полей.
        - Но не такъ, не такъ! He безъ борьбы до послдняго издыханія - разв можно такъ, какъ овца, отдать себя на закланіе? - протестовала она указывая на гугенотку и такимъ образомъ какъ бы отвчая на слова Люсили насчетъ кровавыхъ сценъ; видно было что она не слыхала прочей ея болтовни.
        - Я хотлъ представить женщину, умирающую за свой идеалъ, - сказалъ баронъ Шиллингъ спокойно.
        Она посмотрла на него дико горвшими глазами.
        - А мы?!
        - А вы боролись за свои господскія права.
        - He за побду духа, не за образованіе грубой массы? He за священную почву прекраснаго благословеннаго отечества?
        И она отвернулась отъ него въ гордомъ негодованіи.
        - Что знаютъ въ Германіи? - съ горечью продолжала она, пожимая плечами и взглядъ ея безцльно блуждалъ по комнат, между тмъ какъ дрожащіе пальцы теребили ленту ея кушака. - Слпо преклоняются передъ идоломъ „гуманности“, лицемрно выставленнымъ Сверомъ, врятъ въ фальшивую маску, подъ которой скрываются зависть, желаніе сломить силу Юга, отнять у него власть въ государственномъ управленіи, сдлать нищими его гордыя благородныя фамиліи, - о милое нмецкое ослпленіе! Уничтожаютъ блыхъ братьевъ и нжничаютъ съ черной расой…
        - Разрзать веревки, которыми связанный былъ прикрпленъ къ земл, не значитъ нжничать. Эти чернокожіе люди…
        - „Люди?!“ - прервала она его, съ насмшливой улыбкой, пожимая плечами и съ жестомъ невыразимаго презрнія глядя черезъ плечо.
        Какъ серафимъ, стояла она въ своемъ бломъ одяніи, и въ этомъ гибкомъ тл жилъ ужасный предразсудокъ, жесткая душа, какъ бы въ противоположность вншней женственно-нжной красот.
        - Теперь я понимаю, почему вамъ такъ противенъ нмецкій воздухъ, который стремится вытснить изъ темныхъ угловъ засвшую тамъ несправедливость, - сказалъ онъ, съ негодованіемъ глядя ей прямо въ глаза.
        - Ахъ, да, я ужъ читала объ этомъ. И длается съ обычной нмецкой аккуратностью - и при этомъ нечего сомнваться, - продолжала она саркастически. - Насколько этими реформами нарушаются частныя наслдственныя родовыя права, на это не обращаютъ вниманія эти исправители вселенной. - Ея сдержанный голосъ дрожалъ отъ волненія, и потому эта гордая замкнутая въ себ женщина перемнила тему разговора. - Врите ли вы серьезно, что мы тамъ, наконецъ, достигнемъ нашей цли? - спросила она повидимому холодно и спокойно, указывая по направленію къ монастырскому помстью.
        - Я хочу этому врить, потому что не желалъ бы потерять вру въ прекрасную чувствительность женскаго сердца, - отвчалъ онъ съ какой-то гнвной улыбкой. - Но мн бы страстно хотлось, чтобы это не совершалось какъ можно доле…
        Она собралась было уже уходить и стояла на порог стеклянной двери; услыхавъ эти слова, она повернула къ нему голову и спросила: „почему?“
        - Этого вы не должны бы спрашивать, такъ какъ каждую минуту видите, что дти внесли въ мою жизнь невыразимое счастье… Я потеряю своихъ любимцевъ, какъ только бабушка примирится съ ними, а кто можетъ безъ боли отказаться отъ любви, которая освщаетъ его существованіе?… Дти привязались ко мн, - онъ остановился на минуту, - или вы и въ этомъ отказываете нмцу? - спросилъ онъ не то съ ироніей, не то серьезно. Онъ увидлъ, какъ подъ опущенными рсницами омрачился ея взоръ.
        - Какъ можете вы такъ говорить, баронъ! - вскричала Люсиль. - „Отказать“! Смшно! Разв донна Мерседесъ не намрена безъ пощады и милости бросить моихъ несчастныхъ дтей въ это ужасное разбойничье гнздо?
        Донна Мерседесъ не обратила никакого вниманія на это язвительное замчаніе.
        - Я никогда не позволяла себ возражать противъ послдней воли моего брата, - сказала она барону Шиллингъ. - Но я бы солгала, еслибы сказала, что не желала въ глубин души, чтобы старая женщина изъ монастырскаго помстья продолжала упорствовать и отвергать своихъ внуковъ, потому что тогда вступили бы въ силу права, переданныя мн Феликсомъ по завщанію, и я могла бы сказать: „это мои дти!“ - Она невольно прижала свою тонкую руку къ груди и въ эту минуту изъ всхъ женскихъ фигуръ, наполнявшихъ мастерскую, была самой обворожительной съ выраженіемъ глубокой ревнивой нжности, которая никому не уступитъ своего кумира.
        - Это молчаливое выжиданіе противно мн, оно настоящая пытка для меня, - продолжала она. - Иногда мн нужна бываетъ вся моя сила воли, чтобы не взять вдругъ дтей и не явиться съ ними къ бабушк, чтобы положить конецъ неизвстности и самовольно вызвать окончательное ршеніе…
        Она замолкла при вид его протестующаго жеста.
        - Но этого не случится, - прибавила она упавшимъ голосомъ и покачавъ головой. - Однако хотлось бы мн видть по крайней мр начало, первый шагъ къ цли…
        - He дадите ли вы мн взглянуть въ бумаги Феликса? Пожалуй, он намъ понадобятся, - сказалъ онъ.
        - Он къ вашимъ услугамъ.
        И сдлавъ ему рукой знакъ слдовать за ней, быстро вышла въ садъ.
        Люсиль вскочила и пошла съ ней. Она оперлась на руку барона Шиллингъ, когда они шли по платановой алле къ дому.
        - Вонъ онъ опять стоитъ у забора, этотъ противный дядюшка, который тогда такъ нагло хохоталъ изъ своей комнаты, - проговорила она. - Заборъ довольно высокъ, изъ-за него только и видно, что ястребиный носъ и щетинистые волосы, но у меня зоркіе глаза и прекрасная память, - лицо осталось у меня въ памяти точно сфотографированное,- я узнала его съ перваго взгляда… Помяните мое слово, баронъ, старая лисица пронюхала что-то, - очень ужъ часто онъ заглядываетъ черезъ заборъ.
        Донна Мерседесъ прекрасно устроилась въ салон съ рзными деревянными стнами. У окна вдоль стны, примыкавшей къ монастырскому помстью, стоялъ великолпный рояль, привезенный изъ Америки, а въ ниш другого окна она помстила большой письменный столъ. Онъ былъ весь заставленъ изящнымъ письменнымъ приборомъ, кипами книгъ и различными шкатулками.
        Молодая женщина достала съ одной изъ нижнихъ полокъ изъ самаго темнаго угла шкатулку рококо изъ благороднаго металла художественной работы; она отперла ее, вынула оттуда разныя бумаги и разложила ихъ по столу.
        - Вотъ вс бумаги, которыя Феликсъ привезъ изъ Германіи, - сказала она, вотъ свидтелъство о его брак съ Люсилью изъ Колумбіи, вотъ метрики дтей; эти три документа, - прервала она свою рчь, - въ случа потери невозможно будетъ возобновить, такъ какъ церковныя книги въ Колумбіи сгорли. Это…
        - Свидтельство о смерти бднаго Феликса, - договорилъ баронъ Шиллингъ упавшимъ голосомъ, такъ какъ она вдругъ остановилась, но и онъ тоже умолкъ и осмотрлся кругомъ.
        - Какъ, мыши возятся здсь и среди благо дня? - вскричалъ онъ, прислушиваясь еще къ шуму, который почти прекратился въ эту минуту.
        - Да, мыши! - протянула Люсиль насмшливо и поспшно вышла изъ комнаты.
        16.
        Между тмъ Іозе ворча заперъ черезчуръ услужливаго Пирата въ его помщеніе, находившееся подл мастерской. Потомъ онъ съ большими усиліями и слезами овладлъ своимъ напуганнымъ кроликомъ и носилъ его на рукахъ, наблюдая, затаивъ дыханіе, какъ маленькое животное доврчиво ло изъ его рукъ.
        Малютка, надъ блокурой головой котораго еще нсколько недль тому назадъ свтило тропическое солнце, игралъ теперь, какъ настоящій нмецкій ребенокъ, подъ липами у пруда.
        Онъ любилъ густыя вершины деревьевъ съ жужжащими пчелами, небольшое водное зеркало съ его сверкающей рябью, на которой иногда появлялись карпы, ловящіе комаровъ, окружающую озеро лужайку, гд отдыхали утки, коимъ надодало плавать по озеру. И въ эту-то прохладную манящую тнь принесъ онъ теперь своего маленькаго любимца, обгавъ вдоль и поперекъ весь освщенный солнцемъ садъ. Онъ осторожно посадилъ зврька въ травку и самъ прислъ рядомъ съ нимъ на корточки. Нжно гладилъ онъ его мягкую шелковистую шерсть, съ восхищеніемъ смотрлъ въ его красные глазки и внимательно наблюдалъ за движеніемъ его ушей, какъ вдругъ его испугалъ пронзительный смхъ.
        Въ монастырскомъ саду, на грушевомъ дерев, растущемъ подл самаго забора, сидлъ Витъ. Онъ болталъ въ воздух длинными ногами, а блые зубы большого, широко раскрытаго рта сверкали точно зубы хищнаго животнаго.
        - Ахъ, дуракъ! простофиля! онъ считаетъ это за диво! Это самый обыкновенный тушканчикъ, разв ты этого не знаешь? - закричалъ онъ черезъ заборъ.
        - Тушканчикъ? - повторилъ смущенный ребенокъ, выговаривая незнакомое ему слово съ иностраннымъ акцентомъ, и съ сомнніемъ смотрлъ то на кролика, то на незнакомаго ему мальчика, котораго онъ еще никогда не видалъ и который такъ увренно сидлъ на высокомъ сучк, какъ на обыкновенномъ стул. Теперь этотъ чудной мальчикъ съ ловкостью обезьяны поползъ по сучку и соскользнулъ по стволу на землю. На минуту онъ совсмъ исчезъ, слышался только шелестъ и трескъ втвей, потомъ изъ-подъ забора показалась лохматая голова, а вслдъ за тмъ Витъ стоялъ уже на ногахъ и бжалъ къ пруду.
        Его появленіе имло и здсь такое же дйствіе, какъ и на монастырскомъ двор, - кроликъ убжалъ въ кусты, а утки, спокойно отдыхавшія въ трав, съ крикомъ кинулись въ воду.
        - Оставь его, дуралей, - закричалъ онъ и загородилъ дорогу Іозе, который хотлъ догонять кролика.
        Мальчикъ послушно остановился и съ робкимъ удивленіемъ глядлъ на бойкаго мальчика, который былъ какимъ нибудь годомъ старше его, но выше на цлую голову. У Іозе до сихъ поръ не было товарища, и вдругъ передъ нимъ очутился мальчикъ, который умлъ такъ великолпно лазить по деревьямъ, проползать какъ ни въ чемъ не бывало сквозь колючую изгородь и который кром того зналъ, что кроликъ не что иное, какъ простой тушканчикъ.
        - Эти знаютъ меня! - сказалъ Витъ, указывая на бжавшихъ утокъ. - Посмотри, какъ я ихъ… - и съ необычайной ловкостью онъ сталъ бросать въ нихъ камнями и заставлялъ ихъ въ испуг нырять. Они били по вод крыльями такъ, что брызги летли во вс стороны, и отчаянно кричали, а Витъ хохоталъ, какъ безумный, и отъ удовольствія потиралъ колни своими длинными сухими загорлыми руками.
        Маленькій Іозе смотрлъ на него, не спуская глазъ. Наглый взглядъ глубоко впавшихъ блестящихъ съ узкимъ разрзомъ глазъ, увренность и ловкость движеній этого длиннаго мальчика, грубыя манеры, которымъ онъ научился у монастырскихъ работниковъ, производили на Іозе демоническое притягательное дйствіе.
        - Ну, съ этихъ довольно на сегодня! - сказалъ Витъ и съ тихимъ свистомъ пустилъ послдній камень. - Теперь пойдемъ со мной! Я покажу теб своихъ кроликовъ. Вотъ на нихъ стоитъ посмотрть! Они совсмъ не то, что твой тушканчикъ.
        Іозе со страхомъ взглянулъ на то мсто въ забор, откуда появился Витъ. Тамъ была непроходимая чаща зелени и незамтно было никакого отверстія.
        - Я не могу здсь пройти, - уныло сказалъ онъ.
        - Дуралей, могу же я пролзать. Я самъ продлалъ дыру въ изгороди и каждый день бываю въ вашемъ саду, у васъ этого не знаютъ. Пойдемъ же, все будетъ хорошо.
        Онъ прыгнулъ къ изгороди, раздвинулъ втки и въ одну минуту исчезъ. Іозе поползъ за нимъ. Его маленькое сердечко сильно билось отъ страха и тайнаго удовольствія. Колючки больно цпляли его за локоны, и голубой кашемировый костюмъ подвергался большой опасности, но онъ храбро подвигался впередъ въ зеленомъ туннел, перескавшемъ изгородь и выходившемъ на грядку съ лукомъ.
        По ту сторону колючей изгороди былъ совсмъ другой міръ. Тамъ не было извилистыхъ усыпанныхъ гравіемъ дорожекъ, не было пруда и аллей съ изящной чугунной мебелью. Длинными рядами тянулись одна подл другой прямыя гряды съ овощами и перескались только одной дорожкой, обсаженной буксами. Здсь не было простору для рзвыхъ дтскихъ ножекъ, не было его и на большой лужайк, примыкавшей къ грядамъ и простиравшейся до уличной стны, тамъ длинными полосами близко одна къ другой были растянуты полотна для бленія, а посреди ея находился колодецъ, вокругъ котораго было разставлено множество леекъ. Все это выглядло очень мрачно, потому то вроятно Витъ и продлалъ себ дорогу въ изгороди. Здсь только и были привлекательны для дтскихъ глазъ прекрасные ягодные кусты за буксовыми деревьями. Крупный зеленый крыжовникъ пригибалъ втви совсмъ къ земл, а смородина начинала уже краснть и блестла на солнц.
        Витъ поднялъ свой кнутъ, оставленный имъ подъ грушевымъ деревомъ и мимоходомъ такъ сильно хлесталъ имъ по кустамъ, что ягоды и листья дождемъ падали на гряды сельдерея и салата.
        - Ихъ все еще нельзя сть, - сказалъ онъ, злобно посмотрвъ на жесткія незрлыя ягоды, такъ долго испытывавшія его терпніе.
        Онъ направился къ средней двери задняго строенія, выходившей на главную дорожку. Дверь эта была очень ветха, висла вкось на своихъ петляхъ и не представляла ничего привлекательнаго. Іозе и не подозрвалъ, что за ней будетъ такъ темно и потому со страхомъ ухватился обими руками за курточку Вита, когда дверь за ними затворилась.
        - Ты, кажется, боишься, дурень? Отними свои руки! - закричалъ Витъ и ударилъ его по пальцамъ. - Это нашъ дровяной сарай, и здсь мои кролики.
        Слышалось глухое мычанье коровъ и стукъ лошадиныхъ копытъ, и въ какое-то отверстіе проникали теплыя испаренія коровьяго хлва. Мало-по-малу становилось свтле; дневной свтъ проникалъ изъ сада сквозь маленькія окошечки съ желзными ршетками, около которыхъ густо разросся виноградъ.
        И этотъ слабый свтъ озарялъ досчатую загородку подъ лстницей, ведущей наверхъ, гд были кролики. Витъ хваталъ за уши несчастныхъ кроликовъ, поднималъ ихъ и подбрасывалъ на воздухъ, потомъ стремглавъ кинулся по круглой темной деревянной лстниц, куда за нимъ послдовалъ также Іозе. Этотъ нжный ребенокъ, жизнь котораго съ первой минуты охранялась, какъ жизнь принца, пробирался по старому заброшенному надворному строенію, карабкался по опаснымъ лстницамъ и качающимся балкамъ, беззаботно npoбегалъ около темныхъ зіяющихъ отверстій, черезъ которыя бросали на помостъ мшки съ хлбомъ, безъ возраженія слдуя по пятамъ за безпокойнымъ большимъ мальчикомъ, и изъ всхъ силъ старался такъ же топать, какъ онъ, что ему конечно не удавалось, такъ какъ у Вита на каблукахъ были маленькія желзныя подковки. Ахъ, какъ хорошо хоть разъ стать настоящимъ мальчикомъ! He было Яка и Деборы съ ихъ вчными просьбами и предостереженіями, можно было шумть и бгать по этимъ лстницамъ и проходамъ, не наступая на шлейфы мамы или Минны, что всегда вызывало бурю! Какъ пріятно пахло только что скошенное сно, въ которое можно погружаться по
колна, и какой пріятный былъ испугъ, когда вдругъ изъ дальняго угла выскочила съ крикомъ испуганная курица и то бгомъ, то немного взлетая, старалась спастисъ отъ нихъ, оставивъ въ покинутомъ гнзд блыя блестящія яйца!… Въ каждомъ солнечномъ луч, длинной полосой проходившемъ сквозь отверстія въ крыш, кишли миріады пылинокъ, гд то близко на крыш ворковали голуби, а черезъ щели между черепицами можно было видть большой вымощенный задній дворъ съ бродившими тамъ телятами и индйками и одиноко стоявшимъ въ углу большимъ деревомъ, на которомъ было много маленькихъ птичьихъ гнздышекъ.
        Сверху изъ-подъ крышки двухъэтажнаго бокового строенія, примыкавшаго къ самому дому, изъ полуотворенной двери выскочила вдругъ красивая пестрая кошка, которая, казалось, хотла напасть на мальчиковъ, но при вид поднятаго Витомъ кнута обратилась въ бгство и въ страх вскарабкалась на стропила.
        - Э! да у нея должно быть котята, - вскричалъ Витъ и бросился къ двери. На дн стараго полуразвалившагося лукошка въ самомъ дл лежали три еще совсмъ маленькихъ котенка.
        - Сейчасъ скажу пап; пусть Фрицъ сегодня же утопитъ ихъ, - вотъ будетъ отличная штука! - радовался онъ.
        Іозе прислъ на корточки и заглядывалъ блестящими глазами въ лукошко, - онъ даже не слыхалъ, что говорилъ Витъ. Три такихъ милыхъ хорошенькихъ животныхъ, лежавшихъ вмст въ лукошк на какихъ-то пестрыхъ тряпкахъ, казались ему красиве птенцовъ въ гнзд, которое недавно ему показывалъ дядя Арнольдъ въ кустахъ боярышника. Нжно и робко проводилъ онъ пальчикомъ по ихъ мягкой шерстк.
        Эта женственная кротость раздражала и сердила Вита.
        - Ты еще ужасно глупъ! - сказалъ онъ, - возишься съ этими тварями, какъ тетка Тереза съ индюшатами!
        Онъ взялъ изъ корзинки и поставилъ на ноги одного изъ котятъ, который еле держался на своихъ еще слабыхъ лапкахъ и жалобно мяукалъ.
        Услыхавъ мяуканье, кошка подбжала, было, къ нимъ, но, такъ какъ ей, очевидно, былъ хорошо знакомъ кнутъ Вита, страхъ преодоллъ материнскую любовь, и она при вид поднятаго кнута бросилась на стну и вскарабкалась на полку, a Витъ вскочилъ на близъ стоявшій стулъ и хлопалъ по ней бичемъ. Bсe, что стояло на полк - старыя картонки, полуразбитый фарфоръ и тому подобныя вещи, все полетло на полъ изъ-подъ спасающейся бгствомъ кошки. Раздался звонъ и трескъ, поднялись тучи пыли, и при крикахъ Вита: „эй! эй!“ бдное животное соскочило съ полки и скрылось за дверью.
        Между тмъ Іозе положилъ маленькаго котенка на мсто. Нжно воспитанному ребенку были непріятны дикій шумъ и травля; онъ робко смотрлъ на фарфоровые черепки и вздохнулъ свободно только тогда, когда кошка убжала за дверь, онъ слышалъ еще, какъ Витъ, громко топая, бжалъ по длинному коридору, потомъ все стало тихо и ему можно было безъ помхи играть съ котятами.
        Онъ расправилъ тряпки въ лукошк, какъ это длала Дебора съ его постелькой, когда онъ ложился спать.
        А солнце, проходя черезъ тусклыя стекла слухового окна, бросало разноцвтные лучи на его маленькія работавшія ручки, что очень радовало его, и онъ старался подставлять ихъ подъ эти лучи… Потомъ на подоконникъ сла маленькая птичка, чтобы поужинать барахтавшимся комаромъ, котораго она принесла въ клюв и робко заглядывала на чердакъ своими черными глазками. Ея щебетанье раздавалось громко и звучно, мяуканье котятъ также усилилось, а при каждомъ движеніи мальчика скриплъ подъ нимъ полъ - и при этомъ было очень, очень тихо, - большой мальчикъ, который не могъ спокойно простоять ни одной секунды, больше не шевелился и не двигался, между тмъ какъ онъ давно ужъ долженъ былъ вернуться, - вдь ужъ много времени прошло съ тхъ поръ, какъ онъ прогналъ кошку.
        Ребенокъ обернулся, ничего не подозрвая - большого мальчика не было, а въ двери, въ которую исчезла кошка съ ея преслдователемъ виднлись какія-то странныя срыя украшенія - она была заперта. Невинный ребенокъ сначала не понялъ своего положенія, - большая раскрашенная дверь конечно отворяется, а за ней въ коридор должно быть спрятался большой мальчикъ. Іозе всталъ и побжалъ къ двери, но она не подавалась и не было ни ручки, ни ключа: только въ томъ мст, гд былъ прежде замокъ, осталось небольшое отверстіе, черезъ которое можно было посмотрть въ темный коридоръ. По ту сторону была мертвая тишина, а черезъ плотно затворенную дверь не могла пробраться даже мышь…
        Ребенокъ вдругъ отчаянно закричалъ отъ страха, но тотчасъ же замолчалъ и, затаивъ дыханіе, приложилъ ухо къ двери, прислушиваясь: послышался какой-то шорохъ по полу.
        - Ахъ, милый мальчикъ, отопри мн, - просилъ малютка умоляющимъ голосомъ.
        Никакого отвта, никакого движенія за дверью, и онъ по прежнему оставался взаперти между этими четырьмя стнами.
        Заливаясь слезами, онъ изъ всхъ силъ стучалъ маленькіми кулаченками по грязнымъ доскамъ, призывая своимъ нжнымъ дтскимъ голоскомъ тетю Мерседесъ, Яка и Дебору, всхъ, кто обыкновенно дома приходилъ къ нему на помощь, и, наконецъ, охрипши и утомившись, слъ у порога. Онъ сидлъ тутъ въ высокомъ старомъ соколиномъ гнзд, прекрасная заблудившаяся птичка, волнуемая невыразимымъ страхомъ, какъ нкогда бдный „колибри“. Еслибъ это зналъ отверженный, который покоился теперь вчнымъ сномъ тамъ за океаномъ въ тни магнолій и лавровъ на берегу Флориды!… Онъ также зналъ этотъ чердакъ, куда сваливалось все негодное къ употребленію, стны котораго были увшаны рамами или съ кусками зеркальныхъ стеколъ или съ остатками масляныхъ картинъ, и эти старомодные лари съ разнымъ хламомъ и календарями, изъ которыхъ тучами поднималась моль, поломанныя мотальницы и прялки, одвавшія домашнихъ полотномъ цлыя поколнія Вольфрамовъ отъ колыбели до могилы… Тутъ же валялись въ куч изъденныя червями сиднья стульевъ, на которыхъ еще,^^можетъ быть, сидла семья суконщика, переселившаяся три столтія тому назадъ въ монастырское помстье изъ
узкаго городскаго переулочка. Въ одномъ углу были свалены обломки грубыхъ дтскихъ игрушекъ, полуодтыя безголовыя куклы, которыми забавлялись блокурыя дочки бдной совтницы.
        Солнце постепенно уходило отъ маленькаго слухового окна, а птичка, сидвшая на подоконник еще при первомъ громкомъ крик ребенка улетла испуганная. Котята также замолкли: они лежали, прижавшись другъ къ дружк, какъ какой-нибудь срый клубокъ, и поднимали сонныя головки только тогда, когда несчастный мальчикъ, сидвшій у порога, начиналъ вдругъ громко всхлипывать.
        Всякій разъ какъ мальчикъ поднималъ опухшія вки, онъ видлъ вокругъ себя разрушенные временемъ и долгимъ употребленіемъ предметы. Вс исторіи о привидніяхъ, которыя такъ усердно разсказывала ему Дебора, вдругъ ожили и выглядывали изъ обломаннаго циферблата деревянныхъ часовъ, висвшихъ у окна, изъ человческаго глаза, оставшагося на одной изъ разорванныхъ картинъ, изъ ларей, изъ кучи отломанныхъ отъ стульевъ ножекъ, кивали и махали блдными обтянутыми лайкой руками куколъ. Приходили на память и исторіи объ убжавшихъ и заблудившихся дтяхъ.
        - Я никогда боле этого не сдлаю, тетя! Я никогда боле не убгу, - бормоталъ онъ всхлипывая, точно ужъ обнималъ ее за шею и, прижавшись головкой къ ея груди, шепталъ ей свои извиненія, какъ длалъ это всегда.
        За дверью была та же глубокая безнадежная тишина, и только изрдка глухо доносилось со двора пніе птуховъ. На чердак стало замчаться движеніе: шорохъ легкихъ шаговъ, шуршаніе бумаги, звонъ лежавшихъ на полу фарфоровыхъ черепковъ - смлая молодая крыса, которая, несмотря на близость кошки продолжала ютиться на чердак, пронюхала, должно быть, остатки кушанья на фарфор и рылась въ черепкахъ; ея появленіе было еще ужасне мнимыхъ привидній. Мальчикъ питалъ отвращеніе къ мышамъ, и вдругъ передъ нимъ пробжала „такая огромная“, каждую минуту она могла прыгнуть на него. Съ страшнымъ крикомъ вскочилъ онъ на ноги. Крыса исчезла подъ полкой, но перепуганный ребенокъ бросался, какъ безумный, отъ одной стны къ другой, не переставая отчаяннымъ крикомъ призывать на помощь; онъ не смлъ умолкнуть ни на минуту изъ опасенія, что животное снова появится и прыгнетъ на него… Онъ все бгалъ, почти задыхаясь, покрытый потомъ, крича и рыдая, какъ вдругъ отодвинулся засовъ, и дверь отворилась.
        На порог появилась высокая женщина. Ребенокъ бросился къ ней съ распростертыми рученками и пролепеталъ: „ахъ, не запирай, пожалуйста, опять дверь!… Я буду хорошимъ мальчикомъ! Я никогда больше не убгу!“
        Смертельно блдное лицо склонилось надъ нимъ, и по всему лицу женщины пробжала дрожь, когда дтская рученка уцпилась за нее, но она взяла его за руку и вывела въ коридоръ.
        Въ то же время тамъ появился Витъ. Онъ вышелъ изъ-за трубы и отъ удовольствія топалъ своими подковами, какъ жеребенокъ.
        - Ну что, хорошо въ кладовой? Вдоволь наигрался съ котятами, - кричалъ онъ, крича во все горло.
        - Это ты его заманилъ сюда и заперъ? - коротко спросила женщина какимъ-то беззвучнымъ голосомъ.
        - Конечно, a то кто же? - Онъ взмахнулъ кнутомъ въ воздух и дерзко смотрлъ на женщину своими косыми хитрыми глазами.
        - А ты къ чему объ этомъ спрашиваешь? Это тебя вовсе не касается… Я не выношу франтовъ, а онъ къ тому же ужасно глупъ и бжитъ за каждымъ, точно собаченка. У него кружевной воротникъ, у этой обезьяны, а его башмаки…
        Онъ не могъ продолжать. Маіорша быстро крпко схватила его и больно отхлопала своими сильными руками, потомъ поставила на ноги и толнула его къ открытой двери, ведшей изъ коридора въ монастырскій домъ.
        Сначала, онмвъ отъ неожиданности, онъ молчалъ. Во всю свою жизнь онъ никогда еще не былъ битъ. И кто бы ршился себ позволить это съ обожаемымъ сынкомъ совтника?… Онъ зналъ только, что другіе кричали подъ ударами его кнута, а теперь онъ и самъ закричалъ, но только съ той минуты, когда безпощадная рука поставила его на ноги… Тогда онъ какъ безумный побжалъ по коридору и съ лстницы, желзныя подковы стучали по ступенямъ, онъ ревлъ, какъ зврь, и чмъ ниже спускался, тмъ сильне. Ревъ этотъ пронзительно раздавался на лстниц и въ огромныхъ сняхъ монастырскаго двора. Вся прислуга сбжалась, и самъ совтникъ въ ужас выскочилъ изъ присутственной комнаты и принялъ въ объятія своего обезумвшаго наслдника.
        Блдный, какъ млъ, отъ ужаса онъ отнесъ его въ свой кабинетъ, и рука его, гладившая худое загорлое лицо мальчика, сильно дрожала.
        Витъ зналъ, что онъ страдаетъ судорогами, - служанки при немъ говорили объ этомъ и подражали его подергиваньямъ. Съ тхъ поръ эти явленія стали часто повторяться. Онъ падалъ куда ни попало и дергалъ руками и ногами, если не исполнялось какое-нибудь его желаніе. Въ настоящую минуту сильное волненіе и безграничное бшенство потрясали это худое длинное тло, и онъ съ крикомъ катался по соф, на которую положилъ его совтникъ и конвульсивно зарывался головой въ подушки. Это состояніе казалось опаснымъ, но маленькіе хитрые глаза паціента сознательно наблюдали за отцемъ, который въ тревог поспшилъ къ шкафу, чтобы взять тамъ лкарство, обыкновенно употребляемое отъ судорогъ.
        Вдругъ крикъ умолкъ, и катанье по соф прекратилось. Эта вдругъ наступившая тишина заставила совтника въ испуг оглянуться, - Витъ всталъ и съ удивленіемъ смотрлъ на противоположную стну. У святого, рельефно выточеннаго на стн, протянутая для благословенія рука отдлилась и между ней и туловищемъ образовалась широкая темная трещина.
        - Папа, стна треснула, она обрушится, - вскричалъ онъ въ испуг.
        Какимъ-то дикимъ скачкомъ совтникъ очутился на галлере; онъ наклонился и подъ его дрожащими руками трещина сомкнулась безъ всякаго шума.
        - Дурачекъ! - сказалъ онъ, сходя со ступеней. - Такая толстая стна не можетъ обрушиться! Но высохшее дерево трескается, надо позвать столяра и заклеить это.
        Витъ былъ маленькій скептикъ. Его острый умъ и подслушиванье по разнымъ угламъ почти лишили его дтской вры, принимающей за чистую монету все, что говорятъ взрослые. Онъ недоврчиво посмотрлъ на святого, который попрежнему благословлялъ женщину у ногъ его, но ничего не сказалъ и началъ снова стонать, между тмъ какъ совтникъ подошелъ къ столу и отмривалъ лкарство въ ложку съ водой.
        - Тетка избила меня до полусмерти, папа! - вскричалъ Витъ, не будучи въ состояніи дождаться, когда отецъ начнетъ его разспрашивать.
        Совтникъ обернулся, какъ бы не вря своимъ ушамъ.
        - Да, страшно избила и вытолкала меня. Что же мн длать, если глупый мальчишка бгаетъ всюду за мной, какъ щенокъ?
        - Кто? О комъ ты говоришь дитя мое? - спрослъ совтникъ дрожа - онъ подумалъ, что мальчикъ начинаетъ бредить.
        - Я говорю о мальчишк изъ дома Шиллинга, - продолжалъ Витъ, нетерпливо поворачиваясь на соф, - о голубомъ болван, который всегда играетъ тамъ въ саду съ большой собакой. Онъ прибжалъ со мной въ нашу кладовую…
        - Онъ здсь въ дом?… Наверху у тетки Терезы?…
        Витъ утвердительно кивнулъ головой и половина того, что было въ ложк, которую держалъ его отецъ, пролилось на полъ.
        17.
        Какъ только Витъ съ воплями исчезъ во мрак лстницы, гнвъ и негодованіе пропали съ лица маіорши. Оно опять стало блдно и неподвижно, какъ камень. Она взяла конецъ своего широкаго синяго фартука и вытерла имъ потъ съ разгоряченнаго личика маленькаго Іозе, причемъ она старательно избгала взгляда его заплаканныхъ глазъ; у нея не нашлось ни одного успокоительнаго слова для ребенка, и когда онъ, по ея знаку идти съ ней, доврчиво взялъ ее за руку, грубые жесткіе пальцы ея дрогнули, какъ будто эта мягкая теплая дтская рученка была змей.
        Былъ также поздній послобденный часъ, когда много лтъ тому назадъ ухавшая тайно изъ Кенигсберга офицерская жена вошла въ переднюю мезонина. Тогда также робко ступалъ подл нея своими маленькими ножками мальчикъ и прижимался блокурой головой къ матери, которая съ жестокой ршимостью промняла свое блестящее положеніе на уединенную жизнь въ монастырскомъ помсть, чтобы сильне наказать своего мужа и заклеймить его передъ свтомъ… Она предполагала тогда воспитать шедшаго подл нея мальчика такъ, чтобы онъ никогда и не вспоминалъ „о легкомысленномъ отц“^^и навсегда остался исключительно ея собственностью, - страшная катастрофа доказала ей противное.
        Проходило ли все это въ эту минуту въ голов женщины, сильно посдвшія косы которой лежали на голов такой же изящной діадемой, какъ нкогда блестящіе прекрасные волосы?
        Она повела маленькаго Іозе въ свою комнату съ темными стнными шкафами къ старомодному столику на которомъ стоялъ умывальникъ, - сюда же привела она тогда своего мальчика, чтобы умыть его посл дороги и смнить синюю бархатную курточку, столь ненавистную ея брату.
        Ея большіе суровые глаза какъ бы подернулись туманомъ, когда она, намочивъ въ свжей вод полотенце, вытирала имъ распухшія вки ребенка, а пальцы ея очевидно избгали прикасаться къ его розовымъ щечкамъ.
        - Не болтай! - приказала она рзко, когда онъ робко заговорилъ своимъ нжнымъ мягкимъ голосомъ о тет Мерседесъ, Як и Дебор. Произнеси она еще хоть одинъ звукъ, и голосъ ея прервался бы, чего конечно не понялъ испуганный и замолчавшій ребенокъ.
        Онъ не посмлъ даже сказать, что ему очень хотлось пить, и только съ жадностью смотрлъ на графинъ съ водой; у него пересохло во рту отъ крика, отъ духоты и пыли на чердак. Такъ же кротокъ былъ мальчикъ, который двадцать пять лтъ тому назадъ игралъ въ оконной ниш и постелька котораго стояла подл ея постели за грубой шерстяной занавской.
        Маіорша размшала въ стакан съ водой немного вина и сиропа и, отвернувшись, подала ребенку. Это освжающее питье она предлагала иногда бднымъ утомленнымъ путникамъ, заходившимъ въ монастырское помстье, почему бы не предложить его чужому ребенку, съ которымъ такъ дурно поступилъ сынъ хозяина этого дома?… A онъ, очевидно, очень страдалъ отъ солнечнаго жара и душевнаго безпокойства, - тотчасъ же обими рученками взялъ у нея стаканъ и жадно выпилъ все до капли!… Потомъ малютка поднялся на цыпочки и протянулъ рученки, чтобы обнять чужую женщину, что онъ обыкновенно длалъ со всми, кто доставлялъ ему какое-нибудь удовольствіе, но она этого не замтила. Она отставила пустой стаканъ и взяла съ гвоздя щетку, чтобы вычистить голубую кашемировую куртку отъ сна, соломы и пыли. Она еще разъ вытерла ему лицо мокрымъ полотенцемъ, но не коснулась его чудныхъ золотистыхъ кудрей, намокшихъ отъ пота и прилипшихъ ко лбу.
        Кто видлъ когда нибудь эту женщину такой неувренной!… За самой тяжелой работой ея сильныя движенія никогда не теряли спокойной увренности, а теперь она пролила воду и щетка два раза выскользнула изъ ея рукъ на полъ. Она молча и торопливо толкнула ребенка къ двери и вышла съ нимъ въ переднюю.
        Въ это время на скрипящихъ ступеняхъ лстницы послышались тяжелые мужскіе шаги и въ полусвт лстницы появилась сдая стриженая голова совтника.
        - Э, чортъ возьми! У тебя гости, какъ я вижу, - вскричалъ онъ, еще не поднявшись на послднюю ступеньку. Трудно было ему подниматься на лстницу, - онъ совсмъ запыхался. Но когда онъ вошелъ въ переднюю, онъ представлялъ олицетвореніе силы и дикой энергіи. Только на лиц остались слды времени, - густыя ли брови очень разрослись или глаза глубоко впали, только они не имли ужъ прежняго дерзкаго и высокомрнаго взгляда, - они сверкали, какъ искры изъ-подъ пепла.
        Такимъ пылающимъ взглядомъ окинулъ онъ маленькаго Іозе, который робко отступилъ передъ этимъ человкомъ, съ рзкимъ грубымъ голосомъ, и обими рученками ухватился за руку своей спутницы, которую она, выходя изъ комнаты спрятала въ складкахъ платья, какъ бы не замчая, что ребенокъ искалъ ее.
        - Чей это мальчикъ? - рзко и сурово спросилъ совтникъ у сестры.
        - Почемъ я знаю? - отвчала она, пожимая плечами и прямо, не моргая, глядя въ его сверкавшіе глаза. - Я шла въ свою комнату и услыхала на чердак дтскій крикъ, - твой Витъ забавлялся и заперъ чужого ребенка въ нашу кладовую.
        - И за это ты его такъ обидла? - прервалъ онъ ее, вн себя отъ бшенства и огорченія.
        - Обидла? - повторила она съ холодной ироніей. - Я отсчитала ему заслуженные имъ двадцать пять ударовъ и нахожу, что это вполн справедливо, - прибавила она со свойственной ей энергіей.
        Это невозмутимое спокойствіе заставило совтника придти въ себя; онъ почувствовалъ, что благодаря этой вспышк онъ потерялъ такъ долго удерживаемое имъ превосходство надъ ней. Онъ сдержался и сказалъ раздраженно: „такъ строго наказывать моего ребенка я не позволяю даже себ самому!”
        - Къ его вреду! Изъ мальчика никогда ничего путнаго не выйдетъ!…
        Никогда еще во всю свою жизнь не подвергала она своего брата такой неумолимой критик, - она очевидно не владла собой.
        - Это твое мнніе, Тереза? - спросилъ онъ язвительно. Его загорлое лицо покраснло отъ гнвнаго удивленія, но онъ не вспылилъ, и только на губахъ его играла злая насмшливая улыбка.
        - Было бы ужасно, еслибы и мой сынъ бжалъ съ танцовщицей ночью въ непогоду.
        Маіорша молчала. Она стиснула зубы и быстрымъ движеніемъ вырвала свою руку у Іозе.
        Совтникъ видлъ это и, насмшливо улыбаясь, проводилъ загорлой рукой по своей рдкой бород.
        - Я уже давно вижу, что мой Витъ теб не по вкусу, - продолжалъ онъ. - Онъ уменъ не по лтамъ, у него очень твердая воля, и онъ, какъ истый Вольфрамъ, не привыченъ къ лести и нжностямъ… Такая дрянь, какъ этотъ, - онъ указалъ на Іозе, - теб больше нравится, не правда ли?… Гмъ, женское воображеніе всегда занято. Чортъ знаетъ, что ты въ немъ видишь…
        - To, что онъ есть - ребенка чужихъ людей, - отвчала она съ тмъ же неподвижнымъ взглядомъ; но она тяжело дышала и въ ея звучномъ голос слышалось раздраженіе хищнаго звря.
        - Само coбoй разумется, что онъ ребенокъ чужихъ людей, вдь у насъ Вольфрамовъ нигд нтъ ни капли родственной крови, - какъ бы вскользь замтилъ онъ. - Я говорю только, такъ какъ теб мой Витъ не нравится, что у тебя своего рода идеалъ, къ которому подходитъ этотъ блокурый мальчишка. Какъ онъ попалъ въ мой домъ и сюда, не черезъ тебя разв? He свалился же онъ съ неба?
        - Витъ привелъ его сюда…
        - Витъ, всегда и везд Витъ! Бжняжка во всемъ виновенъ, его бьютъ за это, а мальчишка конечно невинный агнецъ. Какъ ты попалъ въ домъ? - Гнвно, не владя боле собой, крикнулъ онъ мальчику, который въ страх отступилъ и молчалъ.
        - Будешь ли ты отвчать, мальчишка? - прошиплъ онъ съ возрастающимъ гнвомъ и протянулъ руку къ мальчику, изъ за котораго былъ наказанъ его сынъ. При этомъ угрожающемъ движеніи маіорша вздрогнула, какъ будто сама получила ударъ, и протянула руку между братомъ и Іозе; глаза ея сверкали, а изъ подъ верхней судорожно передернувшейся губы показались прекрасные блые зубы. Эта женщина съ сильными и эластичными движеніями походила въ эту минуту на тигрицу, защищающую своего дтеныша, но это продолжалось лишь одну секунду. Совтникъ невольно отступилъ на шагъ, а она сказала повидимому спокойно, хотя немного глухимъ голосомъ.
        - Ты не дотронешься до чужого ребенка, который и безъ того испуганъ продлкой твоего Вита. - Она нагнулась къ Іозе, чтобы повторить предложенный ему совтникомъ вопросъ, но эта странная женщина очевидно не знала, какимъ языкомъ ей говорить съ ребенкомъ, который смотрлъ на нее прелестными голубыми глазками, и ея блдныя губы сжались еще крпче.
        Но мальчикъ отвтилъ, не дожидаясь вопроса, - онъ чувствовалъ себя подъ защитой этой женщины.
        - Я попалъ черезъ изгородь съ большимъ мальчикомъ, - сказалъ онъ своимъ кроткимъ ласковымъ голосомъ. - Онъ всегда тамъ проползаетъ и бросаетъ камнями въ утокъ, которыя плаваютъ у насъ на пруду. Онъ хотлъ мн показать своихъ кроликовъ…
        - Такъ, - сказалъ совтникъ; онъ растерянно гладилъ и теребилъ свою бороду, - поразительное хотя и быстро исчезнувшее выраженіе лица сестры заставило его повидимому призадуматься. - Черезъ изгородь, значитъ, которая отдляетъ насъ отъ усадьбы Шиллинга… Прекрасное открытіе! Мой Витъ на земл Шиллинговъ. Я велю сейчасъ же всю изгородь покрыть колючками. Гмъ, теперь я узнаю, этотъ мальчикъ оттуда, я иногда вижу тамъ голубую куртку. Онъ принадлежитъ къ американской семь, которая величаетъ себя „фонъ Вальмазеда“, какъ я слышалъ - хорошіе должно быть люди! Мужъ шатается гд-то на водахъ, а семью прислалъ безъ гроша денегъ въ домъ Шиллинга, гд она отлично живетъ и веселится на чужой счетъ къ величайшему неудовольствію прислуги.
        Вс эти сообщенія, сдлавшія бы честь любой сплетниц произносились глухимъ грубымъ мужскимъ голосомъ!…
        - Шиллинги всегда были глупцами и расточителями, - продолжалъ онъ громче, переводя духъ. - Актеры и искатели приключеній всегда находятъ тамъ пріютъ. Но гордой баронесс это не нравится, - она бжала отъ милой испанской семьи.
        Онъ остановился, сестра стояла передъ нимъ, какъ статуя. Она неподвижно смотрла на закрытое окно, черезъ которое тщетно старались выбраться дв большія мухи и заблудившаяся оса, и только, когда совтникъ замолчалъ, она устремила такой же неподвижный взглядъ на его лицо.
        - Разв это касается насъ? - сухо проговорила она. - Разв мы заботились когда нибудь о томъ, кого Шиллинги принимаютъ у себя?
        - Прежде, конечно, Тереза, когда королевскій офицеръ ухаживалъ за прекрасной, обвороженной имъ золотой рыбкой Вольфрамовъ. Но все это давно поросло травой. Теперь же я снова долженъ безпокоиться, такъ какъ Витъ сыгралъ плохую штуку, приведя себ оттуда товарища, - прекрасное было бы для меня знакомство!… А ты никогда не должна бы забывать, что ты обязана дому Шиллинговъ всмъ своимъ позоромъ и разбитой жизнью… Я полагаю, что даже воздухъ, доносящійся оттуда, долженъ бы оскорблять тебя. Я со своей стороны въ теченіе послднихъ восьми лтъ, конечно ради тебя, заботился о томъ, чтобы на подошвахъ даже никто не занесъ въ мой домъ ненавистной земли, а ты принимаешь эту залетвшую къ намъ зловщую птицу, ведешь ее прямо въ свою комнату, утшаешь и ласкаешь…
        - Ласкаю? - дико засмялась она и провела нсколько разъ ладонью по фартуку, какъ бы желая стереть всякій слдъ, оставленный прикосновеніемъ дтской ручки.
        - Ты долженъ бы знать, что твое обращеніе къ прошлому было излишне, - возразила она рзко. - Укажи мн хоть одинъ моментъ въ моей жизни, когда бы я забыла, что я Вольфрамъ, дитя моего отца и правнука бывшихъ до него Вольфрамовъ. Они конечно, также заблуждались, но потомъ, опомнившись уже не сходили съ пути, который они считали правымъ, хотя бы имъ приходилось проходить чрезъ адскія мученія.
        Она прижала къ груди свои блыя полныя руки и крпко стиснувъ зубы, прошла мимо него къ лстниц.
        - Обо мн не безпокойся! - сказала она, еще разъ останавливаясь. - Я знаю свое дло, но ты берегись! Ты теперь только тнь самого себя. Я страстно желала продолженія нашего стараго честнаго высокочтимаго рода, - я вдь не знала, что кровь можетъ измняться, я всегда считала это невозможнымъ. Но теперь я это знаю, сколько ни родилось сыновей въ монастырскомъ помсть, никогда еще не было такого коварнаго, все уничтожающаго, какъ Витъ, и не будь мы на-сторож давно бы ужъ все разлетлось на вс четыре стороны. И этому мальчишк ты позволяешь самовольничать, какъ ему угодно, онъ длаетъ изъ тебя, что хочетъ. Ты дрожишь, какъ осиновый листъ, когда лживый мальчишка ломается передъ тобой въ притворныхъ конвульсіяхъ! И въ его руки должно все попасть, все Францъ; мн кажется, ты отдалъ бы душу сатан изъ-за него!
        Она остановилась, какъ бы испугавшись своего вспыльчиваго страстнаго приговора, бсившаго ея брата, которому вся кровь бросилась въ лицо; но она не только не отказалась, но и не смягчила даже ни однимъ словомъ сказаннаго.
        - Если ты хочешь, чтобы Вольфрамы продолжали пользоваться такимъ же почетомъ, - добавила она съ особымъ удареніемъ, - то возьмись за средство нашихъ честныхъ праддовъ - за палку, что въ углу! - Затмъ она кивнула маленькому Іозе и пошла вмст съ нимъ по лстниц.
        Было какъ разъ шесть часовъ; на прилавк стояли горшки молока, и въ сняхъ тснилась цлая толпа людей.
        - Этотъ мальчикъ изъ Шиллингова дома, - сказала маіорша ожидавшей ее работниц. - Отведи его туда и открой ему калитку сада, а сама не входи.
        Она подошла къ прилавку, и ни одинъ взглядъ не упалъ боле на прекраснаго изящнаго ребенка, послушно шедшаго рядомъ со служанкой. На порог онъ еще разъ повернулъ свое красное пылавшее личико и ласково проговорилъ: „покойной ночи, добрая женщина!“
        И это прощальное привтствіе не было услышано, ибо она разливала уже молоко изъ большого каменнаго горшка въ жестяныя кружки, и при этомъ произошло нчто неслыханное, - молоко широко разлилось по столу, тогда какъ въ монастырскомъ помсть каждая капля его такъ тщательно измряется.
        18.
        Служанка робко отворила садовую калитку знатныхъ сосдей и во весь духъ бросилась назадъ, къ монастырскому помстью, a loзe побжалъ домой… Въ переднемъ саду было очень тихо, такъ что поспшные шаги ребенка по скрипучему песку были ясно слышны.
        Какъ только раздались его шаги, изъ-за южнаго угла дома вдругъ появилась толстая черная Дебора, она громко вскрикнула и неуклюжими скачками бросилась къ мальчику съ распростертыми объятіями.
        - О, Іисусъ! Ты ли это, дитя? - пробормотала она, и изъ ея опухшихъ глазъ полились радостныя слезы. - Милый, милый, что ты надлалъ. Приходишь съ улицы, гд никто не знаетъ нашего дорогого мальчика! О, Iисусъ! Этого еще никогда не было, злой, дорогой мальчикъ, никогда еще! Тебя вдь могли задавить, а Якъ и Дебора виноваты, - не усмотрли за тобой! О!… Ужъ нсколько часовъ вс тебя разыскиваютъ и теперь ищутъ наше золотое дитятко въ пруду, въ грязной тинистой вод между рыбами! А бдная добрая тетя умираетъ отъ страха!
        Она бормотала все это, задыхаясь, частью на нмецкомъ, частью на англійскомъ язык въ то время какъ бжала съ мальчикомъ по алле къ пруду. Тамъ подъ липами суетилась вся прислуга Шиллингова дома, самъ хозяинъ и Якъ. Какъ лебедь выдлялась блая фигура прекрасной американки среди этихъ хлопочущихъ людей; она стояла неподвижно, прислонившись къ стволу липы, и держала шляпу Іозе, которую нашли у пруда, крпко прижавъ ее обими руками къ своей груди. Эта женщина, „которая съ кинжаломъ за поясомъ и съ револьверомъ въ рукахъ пробиралась близъ непріятельскихъ лагерей, которая энергично провела транспортъ съ тяжело раненымъ братомъ черезъ обширныя опустошенныя пространства“, конечно, не принадлежала къ числу тхъ, которыя выражаютъ свое безпокойство криками и жалобами.
        - Вотъ онъ! - закричала Дебора.
        Какъ внезапно упавшая бомба, крикъ этотъ разогналъ толпу. При вид ребенка, который здраво и невредимо выступалъ подл Деборы, лица всхъ прояснились; вс улыбаясь глядли другъ на друга и не понимали, какъ можно было вообразить, что мальчикъ утонулъ.
        Донна Мерседесъ при внезапномъ переход отъ смертельнаго страха къ радости не издала ни малйшаго звука, и, когда она повернула голову къ пришедшимъ, на ея блдномъ лиц оставалось еще выраженіе ужаса, съ которымъ она, какъ окаменлая, смотрла на воду. Она обыскала въ дом вс темные уголки, обошла вс кусты въ саду и колючія изгороди. Блое легкое платье было все изорвано и грязными клочьями волочилось за ней, сучья сдвинули стку съ головы, и часть ея роскошныхъ черныхъ „цыганскихъ волосъ“, какъ называла ихъ и донын Люсиль, блествшихъ, какъ^^вороново крыло, падала на правое плечо.
        У нея подгибались колни, когда она пошла навстрчу ребенку; баронъ Шиллингъ хотлъ поддержать ее, но она отказалась отъ его помощи: ея пылавшій взоръ былъ устремленъ на мальчика въ порванномъ костюм и съ горвшимъ лицомъ, который бросился къ ней въ объятія.
        - Ты былъ непослушенъ, Iозе, ты убжалъ куда-то, - сказала она дрожащимъ голосомъ, но серьезнымъ строгимъ тономъ.
        Мальчикъ со слезами уврялъ, что онъ никогда больше этого не сдлаетъ и потомъ разсказалъ по-дтски безсвязно, перескакивая отъ одного къ другому, о своемъ приключенiи въ монастырскомъ помсть, между тмъ какъ прислуга удалилась по знаку своего господина.
        Ребенокъ разказывалъ объ ужасной кладовой, о большомъ зломъ мальчик, о женщин, которая такъ строго и грубо запретила ему говорить и о „страшно зломъ мужчин“, который хотлъ его избить.
        Эти сообщенія произвели невыразимое дйствіе на молодую женщину. Постоянно сдерживаемый сильнымъ разсудкомъ ея южный темпераментъ рзко обнаружился, - прижавъ руки къ груди она вн себя ходила взадъ и впередъ по узкой дорожк, ведущей къ дому съ колоннами и нетерпливо отталкивала руку Деборы, которая робко пыталась собрать въ стку ея распустившіеся волосы, - какое ей было дло въ эту минуту до наружности.
        - Ну и что же? - спросила она съ злымъ смхомъ, когда Іозе замолчалъ.
        Чтобы заставить его замолчать баронъ Шиллингъ положилъ руку на маленькій ротикъ, который въ лихорадочномъ возбужденіи принимался снова разсказыватъ о „большой мыши“^^и o той минут, когда была заперта дверь, отдлившая маленькаго плнника отъ всего свта…
        При вопрос молодой женщины баронъ Шиллингъ выпрямился и, посмотрвъ гнвными, хотя и влажными глазами въ ея прекрасное лицо, спокойно возразилъ: „должно оставаться твердыми!“^^
        - Но я не могу и не хочу, - воскликнула она и съ страстной нжностью прижала къ себ мальчика. - Я отказываюсь отъ ужасной обязанности бороться съ грубостью и пошлостью - бремя, возложенное на меня Феликсомъ слишкомъ тяжело для меня.
        - Разв мы не несемъ его вмст? Разв я не съ вами? - спросилъ онъ съ кроткимъ упрекомъ.
        Серьезная доброта и кротость, звучавшія въ этихъ словахъ имли на Мерседесъ сильное чарующее дйствіе, которое сейчасъ же было подавлено оскорбленной женской гордостью. „Разв мы не несемъ его вмст?“^^- сказалъ онъ, но это указываетъ на какую-то общность между ними… A у нeгo была жена, подло покинувшая домъ, чтобы помшать близкимъ сношеніямъ между нимъ и прибывшими… Мерседесъ была двушка, хотя и называлась женщиной; у нея былъ безстрашный энергичный, дятельный, какъ у мужчины, духъ и вмст съ тмъ въ ней было такъ много женственности, что она была чувствительна, какъ мимоза. Въ ней поднялось смшанное чувство стыда и отвращенія. Она не отвчала, а только устремила на него изъ подъ нахмуренныхъ бровей холодный, сверкающій выразительный взглядъ.
        - Я хотя и не утвержденный законнымъ порядкомъ опекунъ обоихъ дтей, - сказалъ онъ спокойно, - но письма Феликса и мое общаніе ставятъ меня въ извстное положеніе, отъ котораго я не уклонюсь ни на одну линію. Поэтому я не долженъ разбирать, отталкиваетъ ли и обезкураживаетъ ли меня грубость и пошлость людей, съ которыми мн приходится имть дло, оскорблено ли при этомъ мое самолюбіе, - онъ говорилъ все возвышая голосъ, - все это должно остаться въ сторон… Феликсъ умеръ разорившись…
        Она вздрогнула, какъ будто это выраженіе ножемъ рзнуло по сердцу…
        - Ну, да - онъ не оставилъ ни одного доллара, - подтвердила она сердито, - все состояніе, которое оставилъ ему отецъ, заключалось въ плантаціяхъ… Теперь на опустошенныхъ земляхъ растутъ сорныя травы, - добавила она горько улыбаясь, - он потеряли всякую стоимость съ тхъ поръ, какъ руки, которыя ихъ воздлывали, носятъ на пальцахъ фальшивыя кольца и принадлежатъ свободнымъ господамъ… Феликсъ сдлался нищимъ, какъ и вс другіе, потому что Югъ разоренъ окончательно… Но зачмъ я все это говорю? По нмецкимъ понятіямъ, это только должное возмездіе за старую несправедливость!
        Съ невыразимымъ гнвомъ повернулась она къ нему спиной и подняла руки, чтобы заправить въ стку волосы, упавшіе ей на грудь при этомъ быстромъ движеніи. Въ такой поз очертанія ея стройной фигуры были восхитительны для живописца. Широкіе рукава откинулись и на желтоватой, какъ мраморъ кож правой руки вверху ясно обозначился яркій красный рубецъ, какъ тоненькая пурпурная змйка.
        На эту молодую женщину несчастія обрушились подавляющей массой, - война лишила ее отца, брата, жениха, посл чего она бросилась сама въ водоворотъ всхъ ужасовъ борьбы, можетъ быть затмъ, чтобы погибнуть вмст съ ними, но война оставила ей только этотъ яркій знакъ и предоставила одиноко идти своей дорогой съ невыразимой скорбью, раздраженіемъ и презрніемъ къ людямъ.
        - Вы основываете свое полномочіе главнымъ образомъ на этомъ разореніи, насколько я понимаю? - сказала она, вдругъ вскинувъ на него глаза, посл того какъ засунула въ стку послднюю упрямую прядь волосъ.
        - Конечно, - возразилъ онъ. - Моя задача во что бы то ни стало возвратить дтямъ ихъ наслдство…
        - Жалкія деньги! - Она пожала плечами и въ ея тон слышалось то же холодное презрніе, съ какимъ она сказала нсколько часовъ тому назадъ въ мастерской: „да, на деньги своей жены!“
        Онъ слегка измнился въ лиц; но теперь онъ стоялъ передъ ней не какъ художникъ съ мечтательно склоненной головой и съ задумчивымъ, какъ бы внутрь себя обращеннымъ взоромъ, a какъ одинъ изъ тхъ, которые наполняли старыя деревянныя рамы въ средней зал наверху, твердо, увренно, какъ человкъ, воля котораго непреклонна.
        - Да, жалкія деньги! - повторилъ онъ съ удареніемъ. - Я не отрицаю ихъ власти такъ же, какъ и Феликсъ, который желалъ спасти наслдство для своихъ дтей и онъ былъ правъ, - они въ немъ нуждаются! Я знаю, что такимъ сужденіемъ поддерживаю дурное мнніе о себ, но я долженъ это перенести.
        Она смотрла на траву у своихъ ногъ - потомъ на губахъ ея мелькнула презрительная улыбка.
        - Вы боитесь, что дти умрутъ съ голода безъ денегъ старой женщины? - спросила она, какъ бы не замчая его послдней фразы.
        Онъ улыбнулся.
        - У дтей очень энергичная тетушка, которая изъ крайности возьмется за тяжелый трудъ, чтобы только ея любимцы не терпли нужды. Вотъ все, что я знаю, да мн и не надо больше никакихъ свдній, потому что, несмотря ни на что, я останусь при своихъ взглядахъ. Я долженъ считаться съ врагами, перескающими намъ дорогу… - онъ остановился и, опустивъ глаза въ землю, прибавилъ: - вы еще очень молоды…
        - Но достаточно тверда, чтобы остаться врной умершему, - прервала она его многозначительно и съ мрачной серьезностью.
        Наступило минутное молчанiе, - только слышно было голосъ Іозе, который стоялъ невдалек отъ нихъ на скамь и, пока Дебора приводила въ порядокъ его костюмъ, безъ умолку разсказывалъ о своемъ приключеніи въ монастырскомъ помсть.
        - Я только одно хотлъ бы знать, - началъ опять баронъ Шиллингъ, и по его измненному тону слышно было, что онъ уклоняется отъ прежней темы, - зачмъ вы оставляете маленькую женщину въ заблужденіи, что она богата, „страшно богата“? Вдь, когда нибудь должна же она узнать правду?
        - Я не считаю этого нужнымъ, пока она живетъ со мной, - возразила донна Мерседесъ спокойно. - Люсиль умерла бы отъ мысли, что не можетъ боле располагать богатствомъ… Феликсъ любилъ ее до самой смерти. Страхъ за будущность этого избалованнаго, любящаго наслажденія существа мучилъ его больше, чмъ забота объ Іозе и Паул. Я ему поклялась оберегать ее и потому отношусь къ ней, какъ къ старшей сестр ея дтей.
        Мимолетная презрительная улыбка скользнула по ея губамъ.
        - У Люсили слабая грудь, - доктора утверждаютъ, что у нея зачатки легочной чахотки, - продолжала она серьезно, - и мой долгъ удалять отъ нея все, что можетъ ее волновать. Поэтому я и теперь строго воспретила сообщать ей объ исчезновенiи Іозе, пока не выяснится, что именно случилось.
        Она подозвала мальчика и взяла его за руку. Какая сила жила въ этой юной душ, которая, привязавшись страстно, требовательно, даже деспотически вела постоянную борьбу съ самой собой, чтобы сдержать слово, данное любимому умирающему брату.
        - Можетъ быть, вы пойдете со мной къ Люсили, - сказала она барону Шиллингъ. - Очень возможко, что она уже узнала какъ нибудь о происшествіи. Она иногда волнуется изъ-за пустяковъ, а ваше присутствіе помшаетъ этому.
        Они направились къ дому.
        19.
        Донна Мерседесъ до сихъ поръ еще ни разу не была въ комнатахъ Люсили, такъ какъ не имла для этого никакого повода. Обдали вс въ большомъ салон съ украшенными рзьбой стнами и тамъ же пили чай вечеромъ, несмотря на ежедневный протестъ Люсили, а дтская отдлялась отъ этого салона только спальней Мерседесъ.
        Солнце еще ярко свтило. Отъ залитого краснымъ свтомъ запада все окрашивалось какимъ то особеннымъ свтомъ; свтъ этотъ проникалъ въ окна дома и яркой змйкой заползалъ во вс скважины и щели. Мерседесъ безшумно отворила дверь въ комнату Люсили и отступила въ изумленіи.
        Тамъ плотно закрытыя ставни и спущенныя гардины представляли ночь, освщенную множествомъ лампъ и свчей. Небольшая спускавшаяся съ потолка люстра была зажжена, по об стороны огромнаго трюмо горли свчи въ бронзовыхъ подсвчникахъ, а поставленныя на этажеркахъ лампы разливали матовый свтъ - взоръ невольно искалъ задрапированнаго чернымъ катафалка, на который долженъ былъ изливаться весь этотъ свтъ, но находилъ нчто иное. Это было театральное освщеніе.
        Передъ зеркаломъ порхало, подобно бабочк, существо. Изящныя ножки были обтянуты въ трико тлеснаго цвта и коротенькая юбочка изъ желтаго атласа пышно торчала во вс стороны, вышитый серебромъ красно-лиловый лифъ охватывалъ тонкую стройную талію, и при каждомъ движеніи красивыхъ набленныхъ рукъ, при каждомъ поворот, какъ крылья, шумли и разввались блестящія ленты, приколотыя на плечахъ, колыхались на спин длинные темные локоны, спускавшіеся чуть не до пятъ и въ которые были вплетены блыя розы… Это былъ не танецъ, а какое-то порханье и какъ будто сгустившійся воздухъ носилъ эту маленькую гибкую фею. Люсиль дйствителъно была первоклассной танцовщицей.
        У нея былъ странный музыкальный аккомпаниментъ. Горничная Минна стояла среди комнаты, обернувшись спиной къ двери и напвала мелодію съ такой правильностью и увренностью, какъ будто бы она въ продолженіе многихъ лтъ замняла оркестръ при упражненіяхъ своей госпожи. Она при этомъ тихо похлопывала руками и невольно покачивалась всмъ корпусомъ, слдя за движеніями танцующей. Об он такъ были погружены въ свое занятіе, что не обращали никакого вниманія на маленькую Паулу, которая, сидя на ковр, рылась въ разныхъ картонкахъ. Малютка нарядилась „какъ и мама“ - она надла себ на голову задомъ на передъ блый внокъ, сняла башмаки и чулки, спустила также свое бленькое платьице и обернула свою голую шею и грудь желтой шелковой шалью.
        - Люсиль! - воскликнула донна Мерседесъ рзкимъ голосомъ, въ которомъ слышались гнвъ и изумленіе.
        Танцовщица въ испуг отскочила отъ зеркала.
        - Минна, дура, ты забыла запереть дверь! - вскричала она сердито, но въ слдующую же минуту разразилась громкимъ принужденнымъ смхомъ. Баронъ Шиллингъ съ улыбкой погладилъ свою бороду, - нельзя было себ представить, чтобы эта сильфида могла упасть въ обморокъ отъ приключеній своего маленькаго сына. Между тмъ какъ онъ, держа Іозе за руку остановился у порога, Мерседесъ, не говоря ни слова, прошла черезъ всю комнату, сняла внокъ съ головы маленькой Паулы^,^ которая сопротивлялась съ громкимъ крикомъ, и надла на нее платье, чулки и башмаки, все время ласково ее уговаривая.
        - Ты не должна оставлять двочку свидтельницей своихъ забавъ, - сказала она Люсили, успокоивъ малютку.
        - А почему это? - спросила молодая женщина упрямымъ вызывающимъ тономъ. - Если ты думаешь, что я позволю воспитывать Паулу такъ, какъ ты съ самаго начала воспитывала Іозе, то ты очень ошибаешься. У бняжки и безъ того печальное дтство. Какъ счастлива была я ребенкомъ! о, какъ счастлива! Лелемая, боготворимая, я выросла въ блеск и роскоши, въ безпрерывныхъ пирахъ! О, мой прекрасный принесенный въ жертву рай!
        Она протянула къ небу свои нжныя руки, которыя дйствительно были слишкомъ тонки и заставляли думать, что врачи были правы, высказывая страшное предположеніе, будто это цвтущее полное жизни созданіе носитъ зародышъ смерти въ своей груди, которая теперь высоко поднималась отъ усиленнаго дыханія.
        Она полусердито, полузадорно сорвала съ головы цвты и бросила ихъ въ картонъ.
        - Мои забавы, говоришь ты? - продолжала она дерзко усмхаясь. - Боже мой, да, он довольно жалки, но что же длать? У всякаго свой вкусъ и потребности, донна Мерседесъ! Ты разыгрываешь на своемъ инструмент Баха и восхищаешься имъ, а я танцую и иногда съ сердечной болью перебираю дорогіе мн старые театральные наряды…
        - Этотъ костюмъ новый, онъ никогда еще не былъ въ чемодан, - холодно и неумолимо прервала ее Мерседесъ.
        Люсиль въ смущеніи засмялась и завертлась, какъ волчекъ, на кончикахъ пальцевъ, а Минна, робко отступившая въ глубину комнаты, быстро наклонилась, чтобы собрать разбросанные цвты.
        - Ну, а еслибы и такъ? - спросила маленькая женщина, вдругъ остановившись, и съ гнвомъ подступила къ своей золовк. - Еслибы и такъ, донна Вальмазеда? Какое наконецъ теб дло до того, что я купила себ нсколько аршинъ бархату и атласу? Разв это изъ твоего кошелька, а?… Прошу васъ, баронъ, посмотрите на мою строгую золовку! Кружево, которое въ лохмотьяхъ тащится за ней по ковру, такъ дорого, что не всякая нмецкая герцогиня въ состояніи отдлать имъ свое парадное платье, - эти хлопчатобумажныя принцессы тратятъ невроятныя суммы, а я, бдное созданье, не могу позволить себ такихъ пустяковъ, какъ новый костюмъ для своихъ уединенныхъ забавъ. Со стороны опеки непростительно было отдать въ руки Мерседесъ даже мои карманныя деньги, - она гнвно ступала по ковру своими обутыми въ атласъ ножками, - но я все еще такъ глупа и легковрна, что уступаю во всемъ. Почему я знаю, можетъ быть, это совершенно несправедливо присвоенное право! Только у меня усчитываютъ каждую булавку, каждый шелковый лоскутокъ…
        - Ты знаешь, что я этого никогда не длаю, - спокойно возразила Мерседесъ, - на ея лиц отражалась по истин возвышенная душа. Изъ этихъ двухъ женскихъ фигуръ одна походила на гордую высокую лилію, другая на маленькую жалицу [[31] Жалица - крапива, от жалить, жало жгучие волоски растений, нпр. крапивы (В. И. Д а л ь: Толковый словарь живого великорусского языка. - Т. I. - С. 524-525).Но видимо, употреблялось и как синоним пчелы.] съ блестящими крылышками, порхающую вокругъ нея.
        - Я нахожу только страннымъ, что ты думаешь о новыхъ костюмахъ для упражненій, которыя теб строго запрещены докторами… Феликсъ всегда боялся этого и удерживалъ тебя отъ танцевъ.
        - Да, изъ ревности. Онъ не могъ вьносить, этотъ добрый Феликсъ, чтобы чьи нибудь глаза кром его любовались моимъ талантомъ, нкоторые люди поступаютъ такъ же изъ зависти. А мудрые Соломоны, наши доктора, эти низкіе льстецы замтили это и, конечно, тотчасъ же стали на сторону главной силы въ дом. Принявъ все это за серьезное, я испугалась, когда они, таинственно пожимая плечами, сообщили мне, что мое здоровье ненадежно. Хитрецы!
        Съ невыразимымъ комизмомъ и граціей сдлала она пальцами длинный носъ и снова завертлась на кончикахъ пальцевъ, а ея дочка съ крикомъ восторга потянулась къ желтой атласной юбочк, разввавшейся надъ цлымъ облакомъ газа.
        Мерседесъ вспыхнула. Она молча взяла Паулу за руку, чтобы увести ее изъ комнаты, но Люсиль заступила ей дорогу.
        - О нтъ, Паула останется у меня, у своей мамы, которой она принадлежитъ, - сказала она твердо. - Іозе ты можешь взять. Я люблю и его, очень люблю, но я не имю надъ нимъ никакой власти. Судьба бываетъ иногда совсмъ слпа: вдь это безуміе предоставить мн, такому молодому неопытному существу, воспитаніе своевольнаго мальчишки! Но мою милую двочку, мою маленькую Паулу я удержу при себ и мы будемъ съ нею вмст, какъ нкогда мама и я… такъ ты это и знай…
        - Феликсъ въ своемъ завщаніи поручилъ попеченію донны Вальмазеды обоихъ дтей, - прервалъ ее баронъ Шиллингъ съ особымъ удареніемъ.
        Люсиль быстро повернулась къ нему и смрила его насмшливымъ взглядомъ.
        - И ты, Брутъ! - воскликнула она патетически. - Но я должна была это знать! Тамъ также вс подчинялись ей, какъ оракулу, вс мужчины, ея отецъ, Феликсъ, бдный Вальмазеда… Эти демоническія женщины съ мрачнымъ видомъ страстно любятъ господствовать и повелвать и очень скупы на нaграды… въ этомъ все искусство! Очень холодной невстой была донна Вальмазеда!…
        - Замолчи! - прервала Мерседесъ съ пылающимъ взоромъ ея злобное предательство.
        - Боже мой, я и такъ молчу! - отступила маленькая женщина съ забавнымъ жестомъ страха. - Но баронъ Шиллингъ мой другъ, мой добрый старый другъ изъ блаженнаго времени, когда я жила еще въ Берлин, и я не могу допустить, чтобы онъ попалъ въ сти; я ршительно не допущу этого! Ему и безъ того тяжело живется, несчастному человку…
        - Несчастному? - прервалъ онъ ее съ гнвнымъ изумленіемъ. - Кто же вамъ сказалъ, что я чувствую себя несчастнымъ?
        - Боже мой, я такъ думаю - или ваша жена похорошла и сдлалась любезне? - вскричала она, теперь дйствительно изумленная съ широко раскрытыми глазами, которые она тотчасъ же опустила, испугавшись гнвнаго выраженія его лица, вызваннаго ея безтактнымъ болтливымъ языкомъ.
        Его взоръ, какъ молнія, скользнулъ по лицу женщины, которая нсколько часовъ тому назадъ произнесла съ такимъ дерзкимъ уничтожающимъ выраженіемъ: „этотъ человкъ продалъ себя“… Онъ уловилъ въ выразительныхъ чертахъ очевидное недоумніе и вмст съ тмъ холодную насмшливую улыбку.
        - Я вамъ очень обязанъ, фрау Люціанъ, вы само милосердіе, - сказалъ онъ насмшливо, совершенно игнорируя ея нескромные вопросы. - Но вы можете успокоиться, - увряю васъ, что я ничего не желалъ бы измнить въ своей судьб.
        Онъ взялся за ручку двери, и Іозе, все время прижимавшійся къ нему, даже прятавшійся за нимъ, подошелъ къ самой двери, чтобы убжать, какъ только ее откроютъ, - казалось, почва горла у него подъ ногами.
        - Мы пришли показать вамъ здравымъ и невредимымъ этого маленькаго бглеца, - сказалъ рзко, показывая на мальчика, баронъ Шиллингъ, все еще съ мрачнымъ лицомъ.
        - Ахъ, да, - сказала Люсиль, - его одно время не могли нигд найти? Его искали и у меня, - Роберта ты, кажется, прогнала отъ дверей, Минна?
        Она пожала плечами.
        - Я и думать перестала объ этомъ, - разв такой большой мальчикъ можетъ потеряться, какъ булавка. - Она подошла къ нему и ласково положила руку на голову ребенка.
        - Гд ты пропадалъ, мальчуганъ?
        Мальчикъ, все еще стоявшій къ ней спиной, оттолкнулъ ея руку въ сильномъ волненіи.
        - Нтъ, мама, нтъ, - кричалъ онъ, не поворачивая къ ней лица - онъ такъ крпко прижался лбомъ къ двери, точно хотлъ проломить ее, - наднь свой капотъ! Я не могу тебя видть. Ты вовсе не моя мама, нтъ!
        - Глупый мальчишка, - разсердилась она и схватила его за плечо, чтобы насильно повернуть къ себ, но у мальчика обнаружилось сильное нервное потрясеніе, - всегда кроткій и послушный, онъ теперь уперся и разразился такими конвульсивными рыданіями, что его испуганная маленькая сестренка начала изъ всхъ силъ вторить ему.
        - Отецъ Небесный! такъ можно съ ума сойти! - вскричала Люсиль и, зажимая обими руками уши, убжала въ сосднюю комнату, дверь которой съ шумомъ захлопнула за собой, между тмъ какъ баронъ Шиллингъ молча вынесъ мальчика изъ комнаты, а Мерседесъ вмст съ горничной старалась успокоить Паулу.
        - Какъ мн опротивла вся эта компанія - силъ нтъ глядть, - говорилъ камердинеръ Робертъ, бросивъ презрительный взглядъ на барона Шиллингъ, который съ мальчикомъ на рукахъ прошелъ мимо него въ дтскую.
        Онъ стоялъ съ садовникомъ въ открытыхъ дверяхъ, ведущихъ изъ сней въ большой садъ, къ нимъ подошла и мадемуазель Биркнеръ, только что поднявшаяся изъ подвала съ печеньемъ къ чаю, которое она хотла передать Дебор.
        - Мы благодарили Бога, что барышня вздумала отдать Минку въ чужія руки, - прододжалъ Робертъ, - а теперь я далъ бы десять талеровъ, чтобы она была опять здсь и все было бы по старому!… Дашь бывало черной каналь хорошій толчекъ, она и затихнетъ на время… А теперь?… Зло беретъ смотрть на наши порядки! Куда ни ступишь, везд валяются на дорог игрушки, слдовало бы всю эту дрянь выкинуть вонъ заразъ; а отъ этой бестіи собаки нужно вчно бгать - я зналъ бы чего нужно ей положить въ чашку съ говядиной!… А избалованные негодяи наполняютъ шумомъ и суетой весь домъ. To надо бжать съ баграми обшаривать прудъ, отыскивая тамъ мальчишку, то спшить къ двченк, разбившей себ носъ, a сейчасъ они оба такъ орали, что у меня волосы стали дыбомъ. И за все это никогда не дождешься ни взгляда, ни благодарности отъ высокомрной барыни, которая не можетъ даже заплатить за свою ду… Барину это стоитъ страшныхъ денегъ, а онъ такъ счастливъ, какъ никогда не бывалъ въ жизни. Пусть только прідетъ барыня, - она не выноситъ дтей и всегда сердится, когда они попадаются ей на дорог.
        - Да, потому, что ей самой Богъ не далъ дтей, - промолвила мадемуазель Биркнеръ, поправляя и укладывая печенье на тарелк, которую держала въ рук.
        - Можетъ быть она объ этомъ теперь и молится въ Рим, - засмялся слуга.
        - Ея нтъ ужъ въ Рим, - прошепталъ садовникъ, - она гоститъ въ монастыр. - Онъ вдругъ въ смущеньи замолчалъ и на разспросы удивленныхъ собесдниковъ уклончиво сказалъ, что онъ слышалъ объ этомъ отъ птички… He могъ же онъ сказать, что убирая въ зимнемъ саду и мастерской, заглянулъ въ лежавшее тамъ раскрытымъ письмо барыни. - Я думаю, она скоро вернется, - заявилъ онъ, многозначительно моргнувъ глазомъ; - тогда увидите, что произойдетъ. Американская семья вылетитъ за двери очень скоро, - помяните меня.
        - Этого господинъ не допуститъ! - сказала въ волненіи экономка.
        - Пожалуйста, не говорите глупостей мадемуазель Биркнеръ, - возразилъ насмшливо слуга, - кому же принадлежитъ домъ?
        - Намъ! - отвчала она съ гнвомъ. - Намъ онъ принадлежитъ, а не Штейнбрюкамъ. Когда мы еще жили вмст, старый баронъ и Арнольдъ, молодой господинъ хотла я сказать, и я, и у насъ не было барыни, мы отлично жили и благословляли Бога. Здсь въ дом распоряжался одинъ старый баронъ; здсь онъ родился, здсь и умеръ… И вс были хороши и врны, ключей отъ погреба никогда не увозили съ собой, какъ будто бы домъ полонъ мошенниковъ… - Она вдругъ замолчала и почтительно посторонилась… Прекрасная гордая женщина вышла съ Паулой изъ комнатъ Люсили. Длинную темную тнь бросали на ея щеки опущенныя рсницы; она прошла мимо людей, стоявшихъ у двери, какъ будто они были такіе же каменные, какъ статуи въ нишахъ, а разорванная кружевная оборка ея платья шуршала за ней по мраморнымъ плитамъ, какъ комья снга.
        - Нищая принцесса! - сердито пробормоталъ сквозь зубы Робертъ, между тмъ какъ она исчезла за дверью подл группы Лаокоона.
        20.
        Люсиль посл бурной сцены, какъ сердитое капризное дитя, заперлась въ своей комнат и не вышла въ салонъ даже къ чаю. Ея горничная взяла въ кухн цлый подносъ разныхъ закусокъ и провела остатокъ вечера въ обществ своей госпожи, - она тоже не показывалась боле. Такимъ образомъ молоденькая женщина и не узнала, что поздно вечеромъ по желанію барона Шиллинга былъ призванъ домовый врачъ, чтобы прописать Іозе успокоительное, такъ какъ лихорадочное возбужденіе мальчика скорее усиливалось, чмъ уменьшалось.
        Донна Мерседесъ велла перенести его постельку въ свою спальню, чтобы самой наблюдать за нимъ. Онъ къ успокоенію всхъ заснулъ подъ вліяніемъ лкарства. Но около полуночи онъ вдругъ проснулся. Онъ весь горлъ, а его сильно болвшая голова съ стучавшами висками, какъ свинцовая, лежала на подушк. Съ трудомъ поднялъ онъ вки и удивленно оглядлся, - онъ еще никогда не спалъ здсь.
        У противоположной стны стояла кровать тети Мерседесъ, - она одтая лежала на бломъ атласномъ одял и дремала. Вся комната была залита мягкимъ розовымъ свтомъ, который распространяла спускавшаяся съ потолка лампа. Онъ окрашивалъ облака блыхъ кружевъ полога, оснявшаго ложе спящей женщины, заставлялъ искриться сверкающія драгоцнными камнями принадлежности туалетнаго стола, падалъ полосой черезъ отворенную дверь на блестящій паркетъ сосдняго большого неосвщеннаго салона, вслдствіе чего большое простночное трюмо мерцало въ темнот.
        Группа растеній, находившаяся подл самаго зеркала у письменнаго стола тети Мерседесъ въ оконной ниш протягивала свои длинные стебли и мечеобразные листья къ розоватому свту, - лихорадочному взору больного мальчика они представлялись гигантскими пальцами съ огромными когтями, которые на его глазахъ все увеличивались, чтобы схватить его въ кровати. Мальчикъ закрылъ отъ страха глаза, - и передъ нимъ ожило все, что онъ видлъ въ ужасной кладовой. И теперь также затрещало что-то въ темной оконной ниш, какъ будто кто-нибудь дотронулся мимоходомъ до клочка бумаги; неужели это опять большая мышь?
        Онъ поднялъ голову съ подушки и пристально смотрлъ на полъ по ту сторону двери, по которому должно было пробжать страшное животное - тамъ на квадрат паркета, какъ зеркало, отражавшемъ красный свтъ, появились длинныя мужскія ноги въ свтлыхъ брюкахъ, - они безшумно ступали на цыпочкахъ.
        Инстинктивно приподнялся ребенокъ и старался увидать голову человка, шедшаго отъ оконной ниши, - и онъ увидлъ бородатое лицо мелькомъ повернувшееся въ его сторону, онъ увидлъ коротко остриженные щетинистые волосы, низко спускавшіеся на лобъ, а подъ ними густыя клочковатыя брови, изъ-подъ которыхъ сверкали злые глаза - и малютка въ ужас закрылся съ головой одяломъ, ожидая, что вотъ-вотъ большая смуглая рука этого человка схватитъ его, чтобы наказать.
        Онъ не смлъ кричать, только робкій стонъ вырвался изъ его тяжело дышавшей груди. Но при первомъ звук Мерседесъ очнулась отъ своей легкой дремоты и поспшила къ кровати ребенка. Она стащила одяло съ его лица и сильно испугалась его горячихъ рученокъ, судорожно и крпко схватившихся за ея пальцы, его блуждающаго взора, съ которымъ онъ прошепталъ ей: „не пускай сюда этого ужаснаго человка, тетя, - ты знаешь, онъ хочетъ меня прибить! Позвони скоре, пусть придутъ Якъ и Пиратъ!“
        - Дитя, ты видлъ сонъ, - сказала она дрожа. Горячечный жаръ, какъ огненный потокъ разлился по всему тлу мальчика, - онъ приподнялся и оттолкнулъ ее отъ себя.
        - Якъ! Пиратъ! - кричалъ онъ пронзительнымъ голосомъ.
        Донна Мерседесъ позвонила. Черные слуги явились перепуганные и черезъ нсколько минутъ призванный врачъ съ озабоченнымъ лицомъ стоялъ у кровати ребенка, который въ сильнйшемъ бреду продолжалъ звать на помощь, чтобъ прогнать „страшнаго человка“. Затмъ началось ужасное время…
        Смерть долго стояла у постели маленькаго Іозе и грозила погасить родъ Люціана. Часто казалось, что она уже простираетъ свою руку къ юному порывисто бившемуся сердцу; ребенокъ лежалъ въ летаргіи, и темныя тни на его лиц такъ измняли его, что трудно было узнать прежнюю прелестную блокурую головку. Доктора длали все, чтобы сохранить жизнь мальчика, и странно было видть, какъ они, точно сговорившись, старались спасти его для молодой женщины съ южнымъ бронзовымъ цвтомъ лица, которая безъ слезъ, съ неподвижнымъ взоромъ и крпко сжатыми губами выслушивала ихъ мннія, которая никогда не жаловалась, но молча отталкивала отъ себя пищу и питье и день и ночь не отходила отъ постели больного.
        Напротивъ маленькая мамаша, которая часто съ опухшими отъ слезъ глазами въ небрежномъ туалет сидла въ ногахъ кровати, безпрестанно шепча и жестикулируя, была истиннымъ мученіемъ для докторовъ. При вид безчувственнаго ребенка страстно вспыхнуло материнское чувство, но вмст съ нимъ и весь эгоизмъ этой женской души. Она не хотла переносить мучившаго ее страха; она хотла быть покойной, надодала докторамъ вопросами и считала за безпощадное личное оскорбленіе каждое озабоченное пожиманіе плечъ, каждое деликатное указаніе на опасность. Она съ воплями бросалась на маленькаго больного и разражалась ужасной бранью и упреками тмъ, которые привезли ея дитя въ Германію въ ужасный домъ Шиллинга съ привидніями и такимъ образомъ подвергли жизнь его опасности. Своимъ поведеніемъ она переполняла чашу страданій Мерседесъ - за ней за самой нужно было присматривать, какъ за ребенкомъ, что еще больше затрудняло уходъ за Іозе, и безъ того требовавшій не мало труда, потому что Дебора въ своемъ неудержимомъ гор была плохой помощницей.
        Негритянка страдала вдвойн. Прислуга въ дом единогласно утверждала, что дитя непремнно умретъ, потому что ему являлся Адамъ. Паническій страхъ овладлъ всми посл пронзительныхъ криковъ мальчика, раздававшихся по всмъ коридорамъ и снямъ - никто не ршался ночью даже при полномъ освщеніи подходить къ групп Лаокоона, стоявшей у дверей салона съ украшенными рзьбою стнами, а Дебора дрожала всмъ тломъ при малйшемъ шорох въ сосдней комнат; она закрывала голову фартукомъ, чтобы не видть, какъ „ужасный человкъ“ вдругъ появится на порог, чтобы унести душу ея любимца.
        Въ дом и саду Шиллинга царствовала мертвая тишина, о чемъ тщательно заботился самъ баронъ. Никто не смлъ громко говорить и ходить; вс звонки въ нижнемъ этаж были сняты, шумъ колесъ по гравію дорожекъ передняго сада былъ заглушенъ набросанной соломой, ни одна струя не била въ запертыхъ фонтанахъ, и шумный Пиратъ день и ночь сидлъ взаперти.
        Въ эти тяжелые дни мастерская стояла совершенно пустой, баронъ Шиллингъ не покидалъ дома съ колоннами. Въ первую ночь онъ явился вмст съ докторомъ и съ тхъ поръ поселился въ одной изъ заднихъ комнатъ пристройки, чтобы всегда быть подъ рукой.
        Сначала онъ приходилъ только на нсколько часовъ въ комнату больного; онъ чувствовалъ, что молчаливая сидлка, героически подавлявшая свою скорбь, не хочетъ, чтобы за ней наблюдали. Но постепенно его пребываніе у постели больного увеличивалось и не встрчало сопротивленія, силы Мерседесъ истощались, и она видла, что не найдетъ ни въ комъ боле надежной поддержки, чмъ въ этомъ человк, который безпокойно и съ глубокой нжностью слдилъ за ея любимцемъ. Она не встрчала его боле мрачнымъ отталкивающимъ взоромъ, когда онъ входилъ; его приближающіеся шаги не заставляли ее гнвно вздрагивать и измнять положеніе, въ которомъ она оставалась по цлымъ часамъ на ковр у постели больного малютки… Недавно еще она избгала всякаго сближенія съ нимъ, а теперь онъ приходилъ и уходилъ пользуясь ея безмолвнымъ согласіемъ, проводилъ ночи подл больного, настаивая на томъ, чтобы измученная Мерседесъ уходила отдохнуть въ смежную дтскую - и она подчинялась. Лицомъ къ лицу съ страшнымъ несчастіемъ, грозящимъ обрушиться на нее, исчезли вс разсужденія, преобладавшія въ ея гордой душ.
        Они почти не разговаривали, но ихъ взаимныя сужденія другъ о друг смягчились. Онъ понималъ, что иметъ дло съ загадочной натурой, которая не поддавалась его наблюденіямъ, а иногда внезапно обнаруживала странныя загадочныя черты. Когда онъ отводилъ взоръ отъ постели больного, то ему казалось, что онъ видитъ сонъ. Казалось, гномы щедрой рукой разсыпали здсь цлый дождь своихъ подземныхъ сокровищъ, чтобы окружить прекрасную женщину холоднымъ блескомъ, такъ сверкали драгоцнныя каменья на всхъ принадлежностяхъ туалетнаго стола, даже на самомъ маленькомъ стаканчик сверкали рубины, точно изъ полускрытыхъ глазъ домового. А воздушное облако блыхъ кружевъ съ чуднымъ узоромъ изъ листьевъ и цвтовъ, спускавшееся надъ блымъ атласнымъ одяломъ и кружевными наволочками, блестящія цвтныя цыновки на паркет, дорогая мебель, такъ воздушно сдланная, какъ будто на ея шелковыхъ подушкахъ должны были сидть только феи, все это было привезено изъ-за морей съ роскошно отдланной виллы плантацій, чтобы сдлать нмецкій домъ сколько нибудь уютне и пріятне для избалованной дочери юга.
        Для донны Мерседесъ утонченная роскошь была, очевидно, необходима, какъ воздухъ; это былъ элементъ, въ которомъ она находилась съ минуты своего рожденія и жила, балованная и лелянная; и эта самая женщина въ минуты опасности не подумала даже укрыться въ свое безопасное помстье, а бросилась въ центръ ожесточенной борьбы; изнженное ухо не испугалось пушечной пальбы и научилось слушаться грубой команды, нжныя ноги ходили по терновнику и колючимъ кустарникамъ, тонкія, украшенныя кольцами руки крпко сжимали смертоносное оружіе, а постель съ атласными одялами была замнена жесткой землей съ грубымъ солдатскимъ плащемъ, и вмсто кружевного полога надъ отдыхающей у бивачнаго огня разстилалось покрытое тучами небо.
        Да, она была безпощадна и неумолимо жестока къ своему собственному изнженному тлу, когда дло касалось великаго вопроса, передъ которымъ она стояла съ неумолимой фанатической ненавистью къ тмъ, которые „безо всякаго на то права“^^стремились достигнуть достойнаго человка существованія. „Люди?!“^^воскликнула она недавно съ оскорбительной насмшкой въ разговор о возмутившихся неграхъ, можно было тогда подумать, что она принадлежитъ къ числу тхъ жестокихъ владтельницъ плантацій, которыя вмсто подушекъ для булавокъ употребляли тло своихъ рабынь, a между тмъ она такъ кротко и ласково говорила всегда съ Якомъ и Деборой. Изъ этихъ ли гордыхъ устъ исходили такіе нжные звуки?… Дебора съ испуга и огорченія сама захворала; она лежала въ дтской и съ какимъ-то ребяческимъ страхомъ отказывалась принимать прописанное ей лкарство. Баронъ Шиллингъ слышалъ, какъ заботилась о ней Мерседесъ, какъ кротко и съ какимъ неистощимымъ терпніемъ уговаривала ее; она даже не допускала, чтобы кто нибудъ, кром ея самой подавалъ пищу или поправлялъ постель „старой врной служанк“.
        Она явно выражала ненависть къ Германіи, съ тхъ поръ, какъ ступила на нмецкую почву и дышала нмецкимъ воздухомъ, но она читала и покупала почти только нмецкія книги; на роял лежали Бахъ, Бетховенъ и Шубертъ, а различныя рукописи на ея письменномъ стол доказывали, что и писала она преимущественно на нмецкомъ язык… Къ этому рабочему столу баронъ Шиллингъ подходилъ только тогда, когда который нибудь изъ докторовъ сидлъ подл него, прописывая рецептъ. Тамъ шопотомъ говорили о состояніи маленькаго паціента иногда, можетъ быть, доле, чмъ нужно, такъ какъ оконная ниша съ зеленой шелковой гардиной была въ высшей степени интересна. Донна Мерседесъ и на этомъ ограниченномъ пространств воспроизвела маленькій уголокъ своего американскаго отечества.
        Тутъ вислъ написанный масляными красками портретъ ея матери гордой испанки, такой же поразительной красавицы, какъ ея дочь, съ распущенными „цыганскими волосами“, подобранными на вискахъ жемчужными нитями, съ гибкой, стройной, но величественной фигурой, одтой въ бархатъ фiолетоваго цвта; жемчужныя застежки схватывали тамъ и сямъ тяжелыя складки, а на плечахъ, гд небольшія рукавчики оттняли чудныя, точно мраморныя руки и шею, прицпились блестящія бабочки, готовыя, казалось, каждую минуту вспорхнуть. Да, олицетвореніемъ высокомрія была эта вторая жена, которая сумла завладть величественно прекраснымъ маіоромъ Люціанъ посл того, какъ онъ потерплъ крушеніе въ своей жизни… Его фотографiя висла подъ ея портретомъ, а подл него сынъ его Феликсъ; оба портрета были окружены небольшими прелестными акварельными ландшафтами, видами люціановскихъ владній до начала войны. А на письменномъ стол, среди драгоцнныхъ бездлушекъ въ овальной бронзовой рам стоялъ^^портретъ молодого человка, очень красиваго, но безъ всякаго выраженія въ лиц.
        - Бдный Вальмазеда, - сказала однажды Люсиль своимъ ядовитымъ тономъ, замтивъ, что взглядъ барона остановился на портрет; - онъ былъ милый прекрасный человкъ, но хорошо сдлалъ, что умеръ. Онъ, знаете ли, былъ не очень уменъ… Мерседесъ была помолвлена за него пятнадцати лтъ, тогда они еще подходили другъ къ другу, но потомъ она сдлалась такъ умна, что ему было далеко до нея, - они и года не прожили бы въ супружеств, Боже, что я говорю, не только года, а и четырехъ недль. Вражеская пуля во время покончила съ нимъ - въ разгар его иллюзій, - Мерседесъ была подл него и приняла его въ свои объятія. „Блаженная смерть ”, конечно подумалъ онъ.
        Въ совщаніяхъ, происходившихъ въ оконной ниш, донна Мерседесъ впослдствіи не принимала участія изъ боязни своей слабости мало по малу охватывавшей ее; она предоставила барону Шиллингъ сообщать ей сужденія докторовъ… Ею все боле и боле овладвало новое странное для нея чувство, сознаніе, что она иметъ опору извн. До сихъ поръ она постоянно полагалась только на свои силы и ревниво охраняла свою самостоятельность, какъ и свою добродтель; до сихъ поръ она не знала, что значитъ имть поддержку, теперь она чувствовала ея благодтельную силу. Она говорила себ, что человкъ, который вмст съ ней ухаживалъ за больнымъ, также заботливо охранялъ ея горе и радость, но гордая презрительная улыбка, съ которой она привыкла отталкивать непрошенное участіе, не появлялась при этомъ на устахъ… Когда этотъ некрасивый, но стройный, полный силы мужчина съ выраженіемъ спокойной серьезности сидлъ у постели больного, она черпала утшеніе изъ его взоровъ, и ей казалось, что ея любимецъ какъ бы укрытъ имъ ото всего дурного, что онъ отстранялъ отъ него вс темныя силы. Она становилась безпокойной, когда онъ уходилъ, и сердце ея
радостно билось, когда она слышала его приближающіеся по коридору шаги. Она не думала боле о женщин, которая молилась въ Рим о скорйшемъ избавленіи отъ ненавистныхъ вторгнувшихся въ ея домъ людей, объ этой монастырской воспитанниц, которая съ своимъ мрачнымъ суевріемъ населила свой собственный домъ духами и привидніями и, спасаясь постыднымъ бгствомъ, заперла вс свои комнаты, вроятно, чтобы ихъ не постили нечистые духи.
        Вечеромъ этотъ нижній этажъ и донн Мерседесъ внушалъ нкоторый страхъ своими огромными, доходившими до полу окнами. Перила, отдлявшія комнаты отъ наружной галлереи были такъ же низки, какъ перила балкона и черезъ нихъ легко было перелзть… По причин духоты внутреннія ставни нельзя было закрывать на ночь, и окна въ комнат больного по распоряженію врачей были постоянно открыты настежь, а чтобы сюда не падало никакого свта извн баронъ Шиллингъ не приказалъ зажигать газовые фонари въ переднемъ саду. Подъ сводами салона царила темнота, только вдали на опуствшемъ бульвар свтились одинокіе газовые фонари, ночной втеръ слегка свистлъ между рядами колоннъ, а изъ монастырскаго помстья прилетали по временамъ летучія мыши и робко проносились въ слабомъ зеленоватомъ свт, разливавшемся въ комнат больного изъ-подъ ламповаго абажура.
        При этомъ слабомъ свт, едва достигавшемъ до первыхъ колоннъ галлереи, появлялись изъ мрака и другія какъ бы призрачныя виднія… Донн Мерседесъ, которая сидя за кружевнымъ пологомъ своей кровати, прислушивалась къ бреду ребенка, два раза представлялось одно и то же.
        По каменнымъ плитамъ не слышно было никакихъ шаговъ, ни малйшій шорохъ не предвщалъ присутствія человка, а между тмъ, перегнувшись черезъ перила стояла блдная прекрасная женщина съ неподвижными, точно изъ камня изваянными чертами, съ темными блестящими глазами и устремляла на больного мальчика пылающій взоръ. При невольномъ движеніи Мерседесъ лицо каждый разъ тотчасъ же исчезало.
        Донна Мерседесъ не знала женской прислуги въ дом Шиллинга, но думала, что непремнно запомнила бы это окаменвшее отъ печали и скорби лицо, еслибы хоть разъ его встртила. Но она никого объ этомъ не разспрашивала и во все время тяжкаго испытанія говорила только о самомъ необходимомъ.
        Такъ прошло много дней въ неописанномъ страх и волненіи, - еще одна ужасная ночь, во время которой каждую минуту боялись, что вотъ, вотъ замретъ слабое дтское дыханіе и посл которой наступило прекрасное ясное утро, и яркій свтъ солнца озарилъ возращеніе малютки къ жизни - маленькій Іозе былъ спасенъ. Общая радость была велика. Негры кривлялись, какъ безумные, а Люсиль въ своей радости была такъ же сумасбродна, какъ прежде въ гор. Снова тщательно причесанная, въ свтломъ плать съ свжими розами въ волосахъ и на груди, съ букетомъ въ рукахъ, граціозная и разряженная, какъ баядерка, впорхнула она утромъ въ комнату больного и, очевидно, хотла броситься къ нему и осыпать его постель сильно благоухавшими цвтами; но бывшіе тамъ въ это время доктора энергично воспротивились такимъ бурнымъ выраженіямъ радости, чего маленькая женщина никакъ не могла понять и очень оскорбилась подобнымъ отношеніемъ къ ея материнской любви. Она сердито повернулась къ нимъ спиной и убжала надувшись, - опасность миновала, и теперь можно было быть невжливой съ ними.
        Донна Мерседесъ крпилась цлый день; она удержала слезы счастья и невыразимаго облегченья. Но наступилъ вечеръ; баронъ Шиллингъ ушелъ въ мастерскую, Люсиль пила чай съ Паулой въ своихъ комнатахъ, а Дебора отправилась имъ прислуживать.
        Хотя былъ только девятый часъ, но было очень темно, такъ какъ небо покрылось темными тучами. Только вдали за рядами домовъ вспыхивала время отъ времени яркая молнія, чтобы тотчасъ же погаснуть въ знойномъ удушливомъ воздух.
        Маленькій Іозе спалъ тихимъ крпкимъ сномъ; онъ въ своей блой обшитой кружевами рубашк покоился на подушкахъ, какъ безжизненный восковой херувимъ… Донна Мерседесъ стала на колни у его постельки и тихо положила свою правую руку на его холодныя ослабвшія рученки. Наконецъ, она была одна съ нимъ, наконецъ, могла наглядться на это личико, обрамленное блокурыми локонами, хотя теперь оно осунулось и поблднло, а глаза ушли глубоко во впадины; должно же оно снова округлиться, расцвсти и стать такимъ же милымъ, какъ прежде. Она положила голову на блое одяло, покрывавшее маленькое, слабо дышавшее тльце, и беззвучное, но сильное и облегчающее рыданье потрясло все ея тло.
        Ночной втерокъ, проносившійся черезъ кусты розъ въ переднемъ саду, теплый и ароматичный, проникалъ въ комнату и шевелилъ занавсками, - Мерседесъ слышала, какъ шуршали шелковыя складки, но ей послышался также шелестъ платья по каменному мозаиковому полу галлереи, и вдругъ чья-то рука схватилась за подоконникъ.
        Донна Мерседесъ вздрогнула, - это было то же блдное лицо. Незнакомая женщина съ тяжелой сдой косой, положенной въ вид діадемы, съ черной шалью на плечахъ, повидимому только что окутывавшей голову, стояла у окна, держась за раму.
        - Умеръ?! - простонала она, какъ будто задыхаясь.
        Мерседесъ поднялась, - видъ этой женщины, звукъ ея голоса, обнаруживавшій тяжелое мучительное страданіе, тронули ее. Она быстро отрицательно покачала головой и направилась къ окну - но женщина быстро отступила въ темноту; она видла только, какъ нахмурились густыя брови надъ сверкавшими глазами и большія блыя руки быстро накинули платокъ на голову, и незнакомка исчезла, какъ привидніе.
        На этотъ разъ донна Мерседесъ хотла и должна была выяснить это. Она поспшила въ примыкавшую къ салону дтскую, въ которой были открыты окна и не было огня. Она насколько было возможно высунулась изъ окна, но въ непроницаемой темнот невозможно было разглядть ни одного предмета, только минуту спустя она услыхала, какъ заскрипла калитка, выходившая на бульваръ.
        - Только я знаю наврное, - это былъ мужчина, - сказалъ вдругъ мужской голосъ совсмъ близко отъ нея.
        - Ты не можешь не спорить, старый дуракъ, - возразилъ сердито другой, принадлежавшій камердинеру Роберту.
        - Ты, можетъ быть, станешь еще утверждать, что это былъ покойный Адамъ? Это была женщина, это врно, - я засталъ ее здсь еще разъ два дня тому назадъ.
        Окно, у котораго стояла донна Мерседесъ, было крайнее; оно примыкало къ снямъ и находилось близъ главнаго подъзда, куда только что вышли говорившіе.
        - Хотлъ бы я очень знать, что же ей здсь нужно, - продолжалъ слуга, - однако врно то, что она ходитъ на галлерею и заглядываетъ въ комнату больного.
        Онъ тихо и насмшливо засмялся.
        - Это конечно не глупо, и нашъ братъ длаетъ тоже!… Тамъ, точно на театр, - черныя арабскія рожи, спальня, украшенная какъ будто для короля Марокко и бездна фальшивыхъ драгоцнныхъ камней… Гордая барыня стоитъ на колняхъ подл больного принца, а нашъ господинъ сидитъ при этомъ, какъ часовой и не спускаетъ глазъ съ колнопреклоненной, какъ будто хочетъ изобразить ее на картин… Онъ слишкомъ ужъ усердствуетъ, сидитъ тамъ день и ночь, а у барыни должно быть нтъ ни стыда, ни совсти, что она допускаетъ это и нисколько не стсняется насъ, - вдь ужъ весь домъ потшается надъ этимъ. Я думаю, ей было бы пріятно, чтобы хозяйка не возвратилась боле - въ дом Шиллинга тепло и выгодно. Знаешь, Фрицъ, вотъ было бы смшно, еслибы наша госпожа вдругъ неожиданно вернулась и увидала бы все это въ окно.
        Онъ говорилъ, понизивъ голосъ, почти шопотомъ, и всетаки каждое изъ этихъ гнусныхъ словъ раздавалось въ ушахъ молодой женщины, какъ ударъ молота. Голоса умолкли, а она все еще стояла, какъ окаменлая, закусивъ нижнюю губу.
        Она увидала въ отворенную дверь, что Дебора вошла въ комнату больного, и сама отправилась туда.
        Когда она вошла, негритянка задрожала, - такой бывала ея покойная госпожа въ гнв; такъ же демонически сверкали ея глаза, такъ же бывала она блдна, точно въ ея прекрасномъ тл не было ни капли крови, и тогда наказанія виновныхъ бывали жестоки, и никогда ни на іоту не отступала она отъ назначеннаго.
        Донна Мерседесъ вытерла носовымъ платкомъ губы, которыя она закусила до крови, молча указала негритянк ссть подл кровати спящаго ребенка и пошла вонъ изъ комнаты. Ей нуженъ былъ воздухъ, - она задыхалась въ этомъ дом.
        21.
        Она прошла мимо ярко освщенныхъ статуй; Афродита и Эросъ лукаво улыбались со своихъ пьедесталовъ на молча проходившую мимо нихъ прекрасную женщину, которая съ плотно сжатыми губами, раздувающимися ноздрями и съ пылающимъ взоромъ подъ сурово сдвинутыми бровями могла бы стоять между ними, какъ статую ненависти. Слуги стояли еще въ отворенныхъ дверяхъ; они невольно почтительно вытянулись, когда въ коридор появилась ея блая фигура, и только что поносившій ее Робертъ низко поклонился.
        Донна Мерседесъ направилась къ выходу въ большой садъ, но только что она дотронулась до ручки, какъ услыхала на лстниц мужскіе шаги; она отступила на нсколько шаговъ, вслдъ за тмъ отворилась дверь, и вошелъ баронъ Шиллингъ… Когда онъ выступалъ изъ мрака съ непокрытой головой, съ вьющимися темными волосами и устремилъ удивленный взглядъ на неожиданно очутившуюся передъ нимъ молодую женщину, на его задумчивомъ лиц выражалась радость, - онъ въ первый разъ посл столькихъ тревожныхъ дней побывалъ въ своей мастерской; онъ праздновалъ свиданье съ любимыми картинами и очевидно почерпнулъ новое вдохновеніе въ своихъ собственныхъ произведеніяхъ.
        Онъ держалъ въ рук нсколько великолпныхъ только что распустившихся глоксиній и молча съ глубокимъ поклономъ предложилъ ихъ молодой женщин.
        - Благодарю васъ, я не люблю цвтовъ! - сказала она рзко, не пошевеливъ даже пальцемъ, и ея враждебно сверкающій взоръ скользнулъ съ его лица на цвты. Она отступила еще на нсколько шаговъ, чтобы дать ему пройти и освободить себ дорогу въ садъ; въ это время въ переднюю вошелъ одинъ изъ докторовъ, приходившій обыкновенно по вечерамъ взглянуть на маленькаго паціента. Она принуждена была остаться дома и сопровождать мужчинъ въ комнату больного.
        Баронъ Шиллингъ спокойно и вжливо говорилъ съ докторомъ и мимоходомъ положилъ отвергнутые цвты на холодный каменный пьедесталъ у ногъ Аріадны.
        - А когда, думаете вы, можно будетъ перенести Іозе изъ этой комнаты? - спросила донна Мерседесъ врача, посл того какъ онъ съ удовольствіемъ заявилъ, что жара больше нтъ.
        Онъ съ удивленіемъ взглянулъ на нее - онъ еще ни разу не слыхалъ такого жесткаго металлическаго звука изъ устъ, которыя почти всегда были замкнуты съ выраженіемъ печали, а теперь дрожали отъ страстнаго нетерпнія.
        - Объ этомъ еще долго нечего и думать, - сказалъ онъ ршительно.
        - Даже, еслибы я, закутавъ хорошенько ребенка, сама перенесла его на рукахъ?
        - Перенесли на рукахъ? - Онъ даже отскочилъ. - Объ этомъ мы поговоримъ недли черезъ дв, сударыня. А до тхъ поръ ни въ комнат, ни въ уход не должно быть ни малйшей перемны, - еще есть опасность въ чрезвычайной слабости маленькаго паціента.
        Онъ откланялся, и баронъ Шиллингъ, проводившій его до двери, вернулся назадъ.
        Донна Мерседесъ стояла еще у письменнаго стола; рука ея, точно лепестокъ чайной розы, лежала подл портрета молодого человка въ бронзовой рамк, а взоръ былъ устремленъ на портретъ ея матери, - казалось она хотла спастись въ насыщенной гордостью атмосфер этого замкнутаго уголка.
        - Іозе спитъ, - сказала она, останавливая барона, который направлялся въ сосднюю комнату. Она не обернула къ нему головы, и взоръ ея едва скользнулъ по немъ и обратился на портретъ, возл котораго лежала рука.
        Онъ подошелъ совсмъ близко къ письменному столу, такъ что могъ заглянуть ей въ лицо. Свтъ лампы падалъ прямо на него и ярко освщалъ его.
        - Что случилось? - спросилъ онъ, коротко и ясно выражая этими словами свое удивленіе ея поступкамъ.
        При его быстромъ движеніи она слегка вздрогнула - она понимала, что онъ не можетъ спокойно отнестись къ внезапной перемн во всемъ ея существ, но никогда еще никто не требовалъ такъ прямо у нея отчета въ ея поступкахъ.
        - Я васъ не понимаю, милостивый государь! - отвчала она съ оскорбительною холодностью и подняла взоръ свой съ портрета въ бронзовой рамк. Какой контрастъ представляло это лицо съ тонкими чертами, благороднымъ носомъ, прозрачнымъ цвтомъ кожи и маленькимъ ртомъ съ кораллово-красными губами съ смуглымъ лицомъ и крупными чертами того, который стоялъ передъ ней гордо выпрямившись. Въ дамскомъ костюм съ черной кружевной накидкой на шелковистыхъ волосахъ первый могъ быть принятъ за прекрасную испанскую двушку, между тмъ какъ другому мужчин съ широкой курчавой бородой боле всего подходилъ бы желзный шлемъ.
        - Я не понимаю васъ, милостивый государь, - сказала она. Этотъ уклончивый отвтъ въ соединеніи съ сравнивающимъ взглядомъ, который онъ очень хорошо замтилъ, заставилъ его покраснть.
        - Могу ли я думать, что вы безъ уважительной причины ршитесь подвергнуть обожаемаго нами обоими ребенка опасности вторичнаго заболванія? - сказалъ онъ, устремляя на нее пристальный взглядъ. - На своихъ рукахъ хотли вы перенести Іозе! Куда?
        Что за манера спрашивать! Идти, такъ прямо къ цли! Это опять нмецкая манера, бросающая поперекъ дороги палку, чтобы объ нее споткнулись вс дипломатическія увертки… He могла же она признаться ему, что она, хотя и нечаяннно, подслушала разговоръ слугъ, что эта болтовня была въ состояніи свергнуть „донну де Вальмазеда“ съ высоты ея величія, взволновать и лишить самообладанія. Тамъ, въ передней у нея такъ и вертлись на язык слова, которыя ей хотлось бросить ему въ лицо: „я не хочу имть ничего общаго съ тобой, женатымъ человкомъ, съ которымъ людская пошлость ставитъ меня въ двусмысленныя отношенія. Ты виноватъ въ этомъ, потому что втерся ухаживать за ребенкомъ, потому что помшалъ мн тотчасъ же оставить домъ, въ которомъ нтъ хозяйки, ехидно покинувшей его!“ Но теперь, когда эти глубокіе глаза такъ близко смотрли на нее, что ей казалось, что она можетъ черезъ нихъ проникнуть въ его душу, теперь у нея не хватало мужества эгоистично свалить всю отвтственность на человка, который со всей преданностью служилъ ей опорой, присутствія котораго она сама послднее время страстно желала, и отплатить ему за все это
черной неблагодарностью…
        - Къ чему говорить о причинахъ, которыя уничтожаются докторскимъ предписаніемъ! - сказала она, пожимая плечами и разсматривая ногти на своей правой рук.
        Онъ улыбнулся съ горькой ироніей при этомъ вторичномъ уклончивомъ отвт.
        - Да, это предписаніе опредлило, чтобы ни въ комнат, ни въ уход не было никакихъ перемнъ, - повторилъ онъ медленно и съ удареніемъ, и взглядъ его пытливо остановился на ея лиц, которое она вдругъ повернула къ нему.
        - Объ этомъ я еще поговорю съ докторомъ, - сказала она быстро, - или, что еще лучше, мы, ухаживающіе, должны условиться между собой о перемнахъ… Въ дни страха и горя я была черезчуръ эгоистична и принимала предлагаемыя мн жертвы - теперь это должно кончиться. Я не могу допустить, - легкая краска быстро залила все ея лицо, - чтобы вы продолжали ухаживать за больнымъ…
        - Значитъ, капризы, какъ я справедливо и предположилъ, - холодно прервалъ онъ ее.
        Она выпрямилась. Онъ коснулся больного мста въ ея душ, мста, гд тихо дремало раскаяніе, готовое пробудиться при каждомъ звук. Да, нкогда, во время прекрасныхъ дней счастливой безоблачной жизни она была капризна и своенравна! Вс эти покойники, портреты которыхъ наполняли оконную нишу, боготворили и баловали ее, и она въ минуты дурного расположенія духа заставляла ихъ порядкомъ страдать.
        - Опасность миновала, и злые духи снова возвратили свою власть, - продолжалъ онъ. - Вы хотите меня заставить страдать, какъ вы привыкли это длать съ бдными душами окружавшихъ васъ. Но вы не должны забывать, что имете здсь дло съ неповоротливымъ нмцемъ - мы не привыкли къ капризамъ пикантныхъ воздушныхъ созданій и стараемся узнать причины… А потому я позволю себ еще разъ спросить: „за что меня изгоняютъ?”
        Она ясно видла, что онъ не имлъ ни малйшаго подозрнія о побудительныхъ причинахъ къ тому. Онъ чувствовалъ себя чистымъ въ своихъ намреніяхъ, и ему въ голову не могло придти, что его пребываніе въ комнат больного будетъ перетолковано въ дурную сторону. Онъ все приписывалъ ея капризамъ, и эта несправедливость раздражала ее, однако ея необузданная гордость, всегда ожесточавшая ее въ подобныхъ случаяхъ, не допустила ее оправдываться и теперь. Злая высокомрная черта, характеризовавшая даму въ фiолетовомъ бархатномъ плать, появилась такой же непріятной и отталкивающей вокругъ рта дочери.
        - Я только что сказала, что мн непріятно принимать дальнйшія жетрвы, - возразила она монотоннымъ холоднымъ голосомъ, не глядя на него.
        Онъ порывисто отошелъ отъ стола.
        - Я могъ бы вамъ возразить, что Феликсъ поручилъ своего ребенка столько же моимъ какъ и вашимъ попеченіямъ, а тамъ гд есть обязанность, не можетъ быть рчи о жертвахъ, - мы оба только исполняемъ данное слово, - сказалъ онъ, посмотрвъ на нее черезъ плечо. - Потому я до сихъ поръ смотрлъ на эту комнату, - онъ указалъ на комнату больного, - какъ на нейтральную почву, на которой мы дйствовали единодушно, и еслибы я опасался, что мое удаленіе принесетъ Іозе малйшій вредъ, я бы ни на шагъ не сдвинулся съ своего мста, будьте въ этомъ уврены! Но я знаю, что ребенка хорошо охраняютъ, и потому ухожу!
        - Вы уходите въ гнв, - сказала она поблднвшими губами, но стояла на томъ же мст, точно ея стройная фигура превратилась въ мраморъ, - она не сдлала никакого движенія, чтобы удержать его, и голосъ ея звучалъ настойчиво и раздраженно.
        - Да, я сердитъ, но больше на себя за свою доврчивость, которая поставила меня въ унизительное положеніе… Я уже слыхалъ изъ вашихъ устъ злыя слова, вы наградили меня презрніемъ, не имя ни малйшаго понятія объ истинномъ положеніи дла.
        Она вспомнила о своемъ безпощадномъ замчаніи въ мастерской и, отвернувшись отъ него, начала передвигать и переставлять разныя бездлушки на письменномъ стол.
        - Ваше убійственное сужденіе о несчастныхъ неграхъ, возмутившее меня недавно до глубины души, до сихъ поръ еще звучитъ въ моихъ ушахъ, - продолжалъ онъ непреклонно, но я измнилъ свое мнніе о васъ, когда я увидлъ ваше великодушіе и самоотверженіе въ отношеніи къ жен вашего брата, вашу нжность и безграничную любовь къ его дтямъ. Въ вашей душ борятся дв силы: великодушная благородная натура и вредные результаты воспитанія. Подъ вліяніемъ послднихъ обнаруживающихся въ измнчивости вашего настроенія, вы и меня заставляете страдать, но въ другой разъ этого не случится, - у меня нтъ наклонности къ рабскому подчиненію.
        Онъ поклонился и пошелъ въ комнату больного. Тамъ онъ подошелъ къ постели, - Дебора удалилась изъ комнаты еще при вход доктора, - и дама, изъ оконной ниши украдкой наблюдавшая за нимъ, видла, какъ низко наклонился онъ надъ спящимъ ребенкомъ. Онъ положилъ на минуту свою красивую изящную руку на лобъ ребенка и потомъ черезъ дтскую вышелъ изъ нижняго этажа.
        Донна Мерседесъ прислушивалась къ его удалявшимся шагамъ, какъ будто хотла хорошенько запомнить этотъ звукъ, такъ какъ она никогда больше не услышитъ его въ этихъ комнатахъ. Она сейчасъ выслушала такія слова, какія никогда не касались избалованнаго, привыкшаго къ лести слуха всми воспваемой испанской красавицы… А между тмъ она была виновата только въ томъ, что не сдержала своего справедливаго гнва и раздражительности, - но разв она когда-нибудь считала за нужное быть съ мужчинами любезне, чмъ она была теперь?…
        Ея женихъ, набобъ Южной Каролины, самый высокомрный и надменный изъ всхъ плантаторовъ, въ дйствительности былъ ея рабомъ, - когда она ему улыбалась, для него свтило солнце, когда она сердилась, для него наступала мрачная ночь.
        Она поспшно удалилась изъ оконной ниши и, опустившись на колни передъ кроваткой Іозе, спрятала пылавшее лицо въ свжихъ простыняхъ.
        22.
        Прошло нсколько дней. Выздоровленіе маленькаго Іозе медленно, едва замтно подвигалось впередъ, онъ лежалъ въ подушкахъ слабый и безсильный и попрежнему надо было избгать всякаго шума и сильнаго свта, такъ велика была слабость ребенка. Поэтому около комнаты больного все еще ходили на цыпочкахъ, въ переднемъ саду не зажигали газа и передъ домомъ съ колоннами настлали новой соломы.
        Донна Мерседесъ боле же не видала хозяина дома.
        Тотчасъ посл его ухода вечеромъ явилась на его мсто Анхенъ, чтобы помогать ей ухаживать за больнымъ, и была принята безъ возраженія.
        Молчаливая, тихо двигавшаяся двушка, какъ нельзя лучше годилась для этого. Ея молодое, необычайно мрачное лицо точно просвтлло съ тхъ поръ, какъ она переступила порогъ большого салона, чтобы оставаться тамъ день и ночь. Іозе полюбилъ ее, да и донна Мерседесъ привыкла къ двушк, которая говорила только тогда, когда ее спрашивали и никогда не смотрла на нее пытливо и пристально. Совершенно отдавшись своей обязанности, она, казалось, никогда не нуждалась въ отдых и никогда не высказывала потребности освжиться, подышать свжимъ воздухомъ… Она была только въ высшей степени чувствительна къ каждому, даже самому незначительному, шуму, раздавшемуся въ глубокой строго соблюдаемой тишин нижняго этажа. Тогда казалось, что вся душа двушки сосредоточивалась въ слух, такъ напряженно и неподвижно прислушивалась она, иногда по нсколько минутъ… иногда она вдругъ, какъ вкопаная, останавливалась среди большого салона, - затаивъ дыханіе, склонившись впередъ всмъ корпусомъ, устремивъ пылающій взглядъ на стну, возл которой стояла софа съ зелеными подушками, эта всегда молчаливая, умющая владть собой двушка стояла тогда,
какъ подстерегающая кошка, которая слышитъ мышь и готовится кинуться на ничего не подозрвающую жертву, какъ только исчезнетъ раздляющая ихъ преграда.
        Люсиль, которая однажды застала двушку въ такомъ положеніи, утверждала, что она сумасшедшая, и старалась избгать ее. Маленькая женщина и безъ того теперь рдко приходила въ нижній этажъ - ей было досадно, что такъ долго соблюдаютъ „разныя церемоніи“;^^у мальчика ничего больше не болитъ, а кругомъ него все еще ходятъ на цыпочкахъ и говорятъ шопотомъ; а когда она давала бдному полуголодному мальчику какое-нибудь лакомство, ее бранили, какъ будто бы она хотла его отравить.
        О томъ, что произошло между донной Мерседесъ и хозяиномъ дома она и не подозрвала. Она находила вполн понятнымъ, что онъ вернулся въ свою мастерскую и углубился въ свое дло, чтобы наверстать потерянное въ послднія недли время, и ее сердило только то, что у него ни для чего другого не было ни глазъ, ни ушей. Онъ стоитъ, точно вкопаный, передъ своимъ мольбертомъ, говорила она, и взглядъ брошенный имъ на нее, когда она одинъ разъ забралась въ зимній садъ, чтобы заглянуть оттуда черезъ стеклянную дверь въ мастерскую, былъ далеко не любезенъ.
        Чтобы избавиться отъ „выглядывавшей изъ всхъ угловъ скуки“ она продолжала забавляться въ своихъ комнатахъ танцами. Маленькая Паула разсказывала, что у мамы крылья, какъ у ангела въ книжк Іозе, что она ходитъ „безъ чулокъ“, и на ея платьяхъ все золото и серебро…
        При этомъ тамъ укладывались и отсылались большіе ящики „съ старомодными туалетами“, которые берлинская модистка должна была исправить и передлать… Люсиль теперь часто уходила изъ дома со своей служанкой и никогда не возвращалась безъ того, чтобы вслдъ за ней не приносили изъ магазиновъ множества свертковъ. Она покупала матеріи, модные уборы и все, что ей нравилось и относилась къ цн съ полнйшей небрежностью богатой землевладлицы, располагающей тысячами.
        Однажды посл обда она пришла въ большой салонъ совсмъ одтая для выхода. Она казалась взволнованной и глаза возбужденно блестли изъ-подъ вуаля, которымъ она кокетливо закрыла лицо отъ пыли и солнца.
        - Моя касса пуста, Мерседесъ, - сказала она. - Я должна кое-за-что заплатить и мн надо не мене пятисотъ таллеровъ. - Она небрежно протянула маленькую затянутую въ перчатку руку, чтобы получить требуемое.
        - Ты очень еще недавно получила такую же большую сумму, - возразила пораженная Мерседесъ - она, очевидно, хотла еще что-то прибавить, но маленькая женщина прервала ее.
        - Пожалуйста, не горячись изъ-за такихъ пустяковъ, - сказала она злобно, успокаивая ее движеніемъ руки. - Пятьсотъ таллеровъ! - повторила она съ паосомъ. - Велики деньги. У моей мамы пятьсотъ талеровъ уходило межъ пальцевъ, когда надо было во время путешествій давать людямъ на чай, этого мы бдные, конечно, не можемъ… He будешь ли ты также считать куски, которые я кладу въ ротъ, донна Мерседесъ? - Она съ горькой улыбкой протянула руки къ небу. - Объ этихъ-то необычайныхъ попеченіяхъ толковали мн, когда я ршилась хать въ Америку!… Впрочемъ я готова голову прозакладывать, - при этомъ она съ выразительной пантомимой провела рукой по ше, - что ты не имешь никакого права такъ контролировать мои расходы, а потому я наконецъ возьму на себя трудъ…
        Она вдругъ замолчала. На письменномъ стол, у котораго сидла ея золовка, лежала требуемая сумма денегъ. Донна Мерседесъ молча указала на банковые билеты, ни одинъ мускулъ не дрогнулъ въ ея лиц.
        Люсиль взяла деньги и положила ихъ въ карманъ.
        - Я возьму съ собой Паулу, - сказала она, - двочк нужно новую шляпу…
        - Паула набгалась въ саду и теперь спитъ въ дтской.
        - Такъ я разбужу ее.
        Она, какъ бы боясь потерять лишнюю минуту, побжала черезъ комнату больного въ дтскую; но донна Мерседесъ послдовала за ней и остановила ее въ дверяхъ.
        - Что за глупости, Люсиль, - сердито сказала она, - изъ-за пустой фантазіи нарушать освжающій сонъ ребенка!
        Но маленькая женщина сердито оттолкнула ея руку, распахнула дверь и съ шумомъ бросилась въ дтскую.
        Дебора сидла у окна съ вязаньемъ, а маленькая Паула раздтая сладко спала въ своей постельк.
        - Вотъ глупости! - заворчала гнвно Люсиль на негритянку, - къ чему ты раздла ребенка до рубашки для какого нибудь часа сна! Только этого недоставало! - крикнула она съ нетерпніемъ и топнула ногой.
        Она схватила со стула платьеце и начала трясти ребенка.
        - Паула, Паула, проснись! - кричала она, и въ голос ея слышались страхъ и безпокойство. Но двочка посл сильной усталости спала крпко, она не открывала глазъ, и приподнятая сонная головка снова опускалась на подушку.
        Между тмъ негритянка встала и стояла у постельки, протестуя и умоляя не трогать спящую двочку.
        - Я не знаю, что о теб подумать, Люсиль, - вскричала Мерседесъ, съ удивленіемъ глядя на взволнованную невстку.
        - Думай, что хочешь! Я имю право взять съ собой своего ребенка, когда мн этого хочется!… Однь сейчасъ же Паулу, Дебора, - приказала она. - Сонуля между тмъ проснется.
        - Ребенокъ останется въ кроватк, - съ холоднымъ спокойствіемъ ршила донна Мерседесъ.
        - Ахъ, тетя, что съ Паулой? - вскричалъ слабымъ голосомъ встревоженный Іозе.
        Услыхавъ эти звуки, донна Мерседесъ испугалась.
        - Люсиль, будь благоразумна, - сказала она успокаивающимъ тономъ, какъ бы говоря съ своенравнымъ ребенкомъ. - Отправляйся немного поздне и тогда возьмешь Паулу.
        - Но я не хочу.
        Яркая краска разлилась по ея нжному лицу подъ вуалью, и казалось, что она старалась подавить слезы.
        Въ эту минуту на порог комнаты появилась горничная Минна въ шляпк и шали. Она какъ видно долго ждала свою барыню и пришла напомнить ей, что пора отправляться.
        - Уже поздно, - доложила она почтительно, но съ тревожнымъ взоромъ, - и если вамъ угодно сегодня сдлать вс покупки, то…
        Люсиль не дала eй договорить. Точно дикая разсвирпвшая кошка бросилась она къ cвoeй золовк, какъ бы намреваясь выцарапать ей глаза.
        - Ты всегда была моимъ злымъ духомъ, - прошептала она сквозь зубы. - Ты всегда уменьшала, если не отнимала совсмъ мои тріумфы, желтая цыганка, надменная хлопчато-бумажная принцесса, ты всегда вылзала впередъ, взбиралась на свои хлопчато-бумажные тюки, - а разв у васъ есть настоящая красота и привлекательность. Глупцы въ самомъ дл вообразили, что маленькая нмка не можетъ равняться съ тобой и назначили тебя моей надзирательницей… Но теперь мой чередъ, донна де Вальмазеда! Теперь ты увидишь, чего стоитъ Люсиль Фурніе въ Германіи!… Когда я подумаю, что стоитъ мн только сдлать движеніе, чтобы привести всхъ въ энтузіазмъ и старыхъ, и молодыхъ, то я и сама не понимаю, какъ я могла восемь лтъ просидть въ пустын среди вашихъ рисовыхъ и сахарныхъ плантацій.
        Она схватила зонтикъ, который бросила передъ тмъ на стулъ возл кровати Паулы и вышла изъ комнаты, шурша шлейфомъ шелковаго платья. Въ комнат больного она подошла къ Іозе и ласково откинула ему волосы со лба.
        - Вырвись изъ клтки, милый! - сказала она. - Ты вдь здоровъ, какъ рыба и давно ужъ могъ бы бгать въ саду съ Пиратомъ… Будь молодцомъ и не позволяй больше кормить себя больничнымъ супомъ… Прощай, мое сокровище!
        Нсколько минутъ спустя донна Мерседесъ видла, какъ она въ сопровожденіи Минны поспшно шла по переднему саду. Выйдя на улицу, она остановила прозжавшаго мимо извозчика, и маленькая женщина отправилась въ городъ, чтобы вернуться опять съ разными свертками.
        Донна Мерседесъ слдила за ней мрачными глазами. Часто она чувствовала страстное желаніе бросить все изъ-за этой взбалмошной, жаждущей удовольствій женщины и освободиться отъ нея. И теперь въ душ у нея шевельнулось желаніе, чтобы эта карета съ ея пассажиркой укатилась въ широкій Божий міръ, чтобы никогда боле не возвращаться… Она вздрогнула и боязливо осмотрлась кругомъ, какъ будто бы она выговорила вслухъ эту, какъ молнія, мелькнувшую мысль и какая нибудь злая сила могла овладть ей. При этомъ ей показалось, что предсмертный печальный взоръ брата укоризненно устремился на нее, вспомнились ея священныя общанія, данныя ему, посл которыхъ онъ спокойно закрылъ глаза навки… О, дивное женское сердце! Выдерживая страшные удары судьбы и противодйствуя имъ съ неистощимой силой оно возмущается отъ булавочныхъ уколовъ злыхъ языковъ и теряетъ мужество!… Это легкомысленное созданіе, эта маленькая женщина, которая сейчасъ, узжая, еще разъ съ торжествомъ повернула къ ней свою украшенную локонами головку, не могла быть воспитательницей, примромъ и защитой для своихъ дтей; ей нравилось тайными нашептываніями и
явными противорчіями уничтожать въ молодыхъ душахъ вліяніе другихъ, и что же можно было съ этимъ сдлать, какъ отстранить ее отъ дтей, - вдь она была ихъ мать… Для самой Мерседесъ огромное значеніе имли постоянно повторявшіяся настойчивыя просьбы брата охранять Люсиль отъ всякаго волненія, чтобы не развилась ея болзнь. Какъ часто онъ въ отчаяніи ломалъ руки при мысли, что неизлчимая болзнь похититъ ту, кого онъ любилъ до послдній минуты своей жизни.
        Успокоившись нсколько, донна Мерседесъ сла подл Іозе и тихимъ кроткимъ голосомъ разговаривала съ нимъ. Шумная живая мама съ своимъ громкимъ голосомъ и шумящимъ шелковымъ платьемъ взволновала маленькаго больного. Пришлось спустить тяжелые занавсы на окнахъ, потому что даже слабый свтъ, проникавшій съ галлереи и смягченный опущенными шторами казался для него слишкомъ сильнымъ, онъ вздрагивалъ при малйшемъ шум и пульсъ усилился.
        Пока старались устранить дурныя послдствія возбужденія, наступилъ вечеръ. Дебора приготовила въ большомъ салон чай и пришла спросить, куда ей нести молоко для Паулы, которая во время болзни Іозе пила его всегда у своей мамы, a госпожа еще не возвращалась.
        Донна Мерседесъ съ удивленіемъ посмотрла на часы, стрлка показывала восемь. Люсиль никогда еще не выходила такъ надолго… Какое-то неопредленное безпокойство, какой-то страхъ передъ таинственной силой, которая съ быстротой молніи осуществляетъ иногда къ собственному нашему мученію и раскаянію достойныя наказанія желанія, закрались ей въ душу.
        Она подошла къ одному изъ оконъ большого салона и смотрла въ садъ. Еще было свтло; осыпанные цвтами розовые кусты и цвточныя клумбы пестрли яркими красками, на платанахъ отражался послдній лучъ заходящаго солнца, блыя каменныя статуи фонтана рзко выдлялись на бархатистомъ ковр лужайки, a по ту сторону ршетки на бульвар двигались толпы гуляющихъ. Экипажи катились взадъ и впередъ, а изъ сосднихъ узкихъ и душныхъ улицъ появлялись все новыя и новыя толпы, желавшія освжиться вечерней прохладой въ Каштановой алле.
        Какъ глупо было безпокоиться! Еслибы случилось какое нибудь несчастіе, о немъ давно бы ужъ дали знать, - очевидно, маленькая женщина запоздала въ кондитерской за лакомствами и мороженымъ… Между тмъ постепенно смеркалось, ни одинъ изъ наемныхъ экипажей, которые время отъ времени возвращались изъ города, не останавливался передъ чугунной ршеткой, а на дорожкахъ бульвара давно ужъ замолкъ шумъ шаговъ.
        Къ чайному столу среди салона никто еще не прикасался. Паула поужинала и была уложена въ постель; донна Мерседесъ молча безпокойно ходила взадъ и впередъ по салону. Время отъ времени она останавливалась, прислушиваясь, или подходила къ больному, который безпокойно метался во сн… Между тмъ вернулся Якъ. Въ послдніе дни онъ часто сопровождалъ Люсиль въ городъ и теперь, по приказанію своей госпожи, обошелъ вс главныя улицы; онъ заглядывалъ во вс ярко освщенные магазины, въ которыхъ обыкновенно закупала Люсиль, побывалъ во всхъ кондитерскихъ, но никто не видалъ прекрасной американки изъ дома Шиллинга.
        Такъ проходили минуты за минутами въ томительномъ ожиданіи; на башн сосдняго бенедиктинскаго монастыря пробило десять. Эти звонкіе удары точно молотомъ ударяли по сердцу тревожно ожидавшей Мерседесъ. Она взяла лампу и пошла въ комнаты Люсили. Ей казалось, что она найдетъ это маленькое капризное существо, довренное ея попеченію наравн съ обоими сиротами, сидящимъ тамъ въ угл дивана; однако глубокій мракъ, который она нашла тамъ, открывъ двери, убдилъ ее въ противномъ.
        Въ уборной былъ страшный безпорядокъ, что впрочемъ бывало почти всегда у Люсили. Видно было, что она одвалась передъ большимъ зеркаломъ. На полу лежали крошечныя туфли, сброшенныя съ ногъ среди комнаты, недалеко отъ нихъ валялся блый пудермантель [[32] Пудрмантель (пудермантель,пудромантель) - (фр. poudre и нем. Mantel). Одежда, род пеньюара, надевавшаяся во время уборки и пудрения головы. (Словарь иностранных слов, вошедших в состав русского языка. - Чудинов А.Н., 1910.)]; разные вуали, банты и новыя перчатки совершенно разорванныя, очевидно, во время примрки валялись по столамъ и стульямъ. Освтивъ все это, донна Мерседесъ увидала также коробку съ пудрой, послдовавшую за туфлями и пудермантелемъ.
        Вдругъ она вздрогнула, какъ будто почва ускользала у нея изъ подъ ногъ; дрожащими руками поставила она лампу на столъ передъ диваномъ, колни ея подгибались, она упала въ ближайшее кресло и не спускала глазъ съ благо конверта, адресованнаго на ея имя и съ намреніемъ положеннаго на красную скатерть… Теперь она знала, что случилось… Слпа что-ли она была сегодня посл обда! Люсиль ухала тайкомъ!
        Она вынула письмо изъ конверта, который не былъ даже запечатанъ.
        „Iозе выздоровлъ, - писала маленькая женщина своимъ легкимъ тономъ, - и я беру отпускъ, то-есть, я сама его даю себ, такъ какъ отъ тебя я никогда бы его не получила! Славу Богу, что мой мальчикъ, наконецъ, поправился, - еще одинъ бы только день, и я сошла бы съ ума!… Неужели ты въ самомъ дл думала, что я могу долго прожить на нмецкой почв, не пожелавъ увидть мсто, гд мной любовались, какъ восходящей звздой и превозносили до небесъ, гд меня и теперь примутъ съ восторгомъ, съ распростертыми объятіями! Прости, Мерседесъ, но, несмотря на весь свой умъ, ты очень наивна и безпечна! Наконецъ-то! Каждый день, который я должна была провести въ этомъ смертельно-скучномъ гнзд, въ дом Шиллинга, былъ для меня незамнимой потерей, похищеніемъ золотого времени моей юности, котораго и безъ того ужъ слишкомъ много потеряла. Итакъ я отправляюсь въ Берлинъ - и надолго. Паулу я беру съ собой; она должна видть дивный міръ, изъ котораго произошла ея мать и въ которомъ дйствительно живутъ и наслаждаются, - все, что вн сцены бдно и ничтожно, все - скучно и однообразно…“
        Донна Мерседесъ бросила письмо, не дочитавъ послднихъ строкъ. Но, несмотря на испугъ, огорченіе и слезы, дрожавшія у ней на глазахъ, она радовалась въ глубин сердца, что не удалось увезти ребенка, что Паула осталась у нея… Теперь она поняла гнвъ Люсили на „маленькую сонулю“ и все загадочное поведеніе молодой женщины… Какая легкомысленная и коварная продлка! Какой ужасный эгоизмъ!… Вдь она еще носила трауръ по муж, вдь ее ребенокъ, только что спасенный отъ смерти, лежалъ слабый и истощенный. Во время болзни Іозе она выказала къ нему теплое материнское чувство, она любила своего мужа и общала ему въ послдніе минуты его жизни, что никогда не разстанется съ Мерседесъ и съ дтьми. И все это она бросила, какъ цпи, въ безумномъ желаніи блестть и наслаждаться, какъ перелетная птица, повинующаяся слпому инстинкту.
        Донна Мерседесъ встала и сунула письмо въ карманъ. Яркій румянецъ покрылъ вдругъ все ея лицо - теперь въ отсутствіи Люсили она была единственной гостьей барона Шиллингъ - какой ужасъ!… Она взяла лампу и вернулась въ свои комнаты.
        - Моя невстка ухала въ Берлинъ и вернется черезъ нсколько дней, - спокойно сказала она Анхенъ, Яку и Дебор, бывшимъ въ комнат больного.
        Дебора широко раскрыла глаза отъ изумленія и со страхомъ взглянула чрезъ открытую дверъ на постельку Паулы - едва-едва мать не увезла у ней ея ненаглядное дитятко. Она такъ же, какъ и Якъ, иногда осмливалась длать вопросы своей госпож, но на этотъ разъ она не промолвила ни слова, такъ какъ госпожа гордо и повелительно махнула ей рукой… Якъ почтительно пожелалъ покойной ночи, Дебора тоже удалилась въ дтскую, - они оба знали, что часы страха и безпокойства прошли и что „маленькая госпожа“ ухала на нсколько дней въ Берлинъ.
        23.
        Донна Мерседесъ надялась, что непродолжительное отсутствіе Люсили останется незамченнымъ, но къ величайшему ея изумленію на другой же день къ ней стали являться съ различными счетами, по которымъ заплатить, какъ остроумно гласила замтка на одномъ изъ нихъ, вроятно, забыла ухавшая американка…
        Во всякомъ случа, прислуга шиллингова дома, болтавшая съ посланными изъ магазиновъ, высказывала подозрніе, что маленькая женщина бжала тайкомъ.
        Камердинеръ Робертъ, шмыгавшій безпрестанно у отворенныхъ дверей подъзда и галереи, постоянно являлся съ новыми требованіями. Онъ тихо стучалъ въ дверь салона, почтительно, съ опущенными глазами подавалъ на серебряномъ поднос зловщія бумаги и посл того какъ донна Мерседесъ кратко произносила: „хорошо“, онъ съ согнутой спиной и полуогорченной лукавой усмшкой исчезалъ за дверью… Тамъ, разводя пустыми руками и пожимая плечами, онъ говорилъ ожидавшимъ: „денегъ нтъ, едва-ли вы получите свой долгъ. Какъ могли вы доврять свои товары первой встрчной! Мы не можемъ отвчать за людей, которые такъ нахально втерлись въ домъ!“
        Люсиль широко воспользовалась кредитомъ, предложеннымъ ей, какъ знатной гость въ дом Шиллинга, - она не заплатила ни за что, что ей въ послдніе дни доставляли на домъ; ея золовк не пришлось задумываться о томъ, куда двались значительныя суммы, требуемыя у нея Люсилью, - он припасались на житье въ Берлин. Само собой разумется, что Якъ тотчасъ же былъ посланъ заплатить по всмъ счетамъ.
        Негры за эти дни часто со страхомъ искоса посматривали на свою госпожу. Они знали это лицо съ той минуты, какъ оно безсознательно открыло глаза; они видли его во время несчастной войны во всхъ стадіяхъ разгорвшихся страстей блднымъ, какъ привидніе отъ гнва и негодованія, неподвижнымъ и преисполненнымъ величія предъ непріятелемъ, искавшимъ въ ея дом скрытыхъ ею мятежниковъ; они видли его, холодно улыбавшимся поблвшими губами, когда ей перевязывали раненую руку, когда пламя вырывалось изъ-подъ крыши ея родительскаго дома, подожженнаго врагами, чтобы уничтожить до основанія дорогую обстановку… При всхъ перемнахъ донна Мерседесъ оставалась непреклонной повелительницей, отъ которой врные негры не приняли предложенной свободы, потому что чувствовали себя безопасными и покойными на всю жизнь подъ ея управленіемъ… Здсь въ этой чужой стран, ихъ госпожа, казалось, лишилась свойственной ей увренности, иногда она какъ будто теряла свою твердую волю, которая невольно дйствовала на всхъ окружающихъ и на нее самое налагала печать наружнаго равнодушія… Часто по цлымъ часамъ, наморщивъ лобъ и съ гордой злой
улыбкой на губахъ, безпокойно ходила она взадъ и впередъ по салону, со своей стройной двственной фигурой и съ выраженіемъ лица, какъ у дикаго пойманнаго сокола, готоваго разломать свою клтку… Здсь въ этомъ нмецкомъ дом первый разъ коснулось ея пошлое злословіе; она чувствовала въ душ уколъ отъ злыхъ рчей, и она, какъ мятежница, мужественно смотрвшая въ глаза непріятеля, не боявшаяся убійственнаго оружія, впадала въ безсильный гнвъ отъ этихъ уколовъ и отдавалась чисто женскому малодушію. Съ страстнымъ нетерпніемъ считала она часы до возвращенія Люсили. Не только горячее желаніе, чтобы могущая вернуться изъ Рима баронесса не застала ее здсь одну, волновало ее, но также и забота о безразсудной маленькой женщин, которая своей необузданностью и безграничной страстью къ удовольствіямъ могла развить таившуюся въ ней смертельную болзнь.
        Такъ прошло четыре дня съ отъзда Люсили, a ея комнаты въ нижнемъ этаж все еще оставались пустыми и были заперты. Безпокойство и ожиданія донны Мерседесъ постепенно дошли до лихорадочнаго возбужденія - она напряженно прислушивалась къ отдаленному стуку колесъ и вздрагивала, когда открывалась дверь салона… Наконецъ на пятый день явился встникъ, тоненькое письмецо… Донна Мерседесъ разорвала конвертъ и, прочитавъ первыя строки, какъ пораженная громомъ, упала въ кресло.
        - „Я на небесахъ, и весь Берлинъ въ истинномъ упоеніи, въ восторг! - гласили второпяхъ набросанныя строки. - Мамины тріумфы были ничто въ сравненiи съ моими! Я чуть не задохнулась подъ цвтами, которыми меня осыпали и сейчасъ должна была убжать тайкомъ изъ собственнаго салона, наполненнаго восторженными поклонниками, чтобы набросать на бумагу эти строки. Да, теперь я опять живу! И живу въ небесномъ блаженств! Все, что я тайкомъ подготовляла съ самаго прізда въ Германію, исполнилось. Теперь, когда твое вмшательство для меня боле не опасно, ты должна узнать истину, - вчера вечеромъ я выступила на сцену въ роли „Жизелль!“
        Милосердый Боже! чахоточная танцовала на сцен! Апплодировали той, которая съ каждымъ шагомъ приближается къ врной смерти… Такъ вотъ что означали таинственныя упражненія въ танцахъ и новые костюмы! Вотъ почему такая лихорадочная поспшность при выход изъ дома, ей надо было поспть къ назначенному дебюту!… Да, она права, ея золовка была непростительно „наивна и безпечна“, она оказалась плохой надзирательницей за довренной ей коварной молодой женщиной, отъ которой умирающій мужъ, какъ видно, опасался такой продлки и притомъ не имлъ мужества откровенно высказать сестр свое опасеніе…
        Итакъ, это случилось, несмотря на вс его распоряженія, - птичка улетла и носилась въ той сфер, гд съ каждымъ ударомъ крыльевъ вдыхала смертельный ядъ! Донна Мерседесъ вскочила, - нужно тотчасъ же вернуть ее назадъ!… Ей не оставалось другого выбора, какъ самой отправиться въ Берлинъ и не допустить ее до вторичнаго выступленія… Снова овладвъ своей энергіей и хладнокровіемъ она отдала приказанія, какъ можно скоре приготовить все къ отъзду. Но она должна была объявить объ этомъ ршеніи хозяину дома, она должна была просить его позаботиться о дтяхъ во время ея отсутствія.
        Кровь бросилась ей въ лицо - она стояла передъ тяжелой дилеммой. Какъ она это объявитъ ему, котораго не видала боле съ того вечера? Для продолжительнаго письменнаго сообщенія не оставалось времени; также не могла она требовать, чтобы онъ пришелъ для разговора съ ней въ ея покои, доступъ въ которые она такъ рзко воспретила ему, - она боялась и совершенно справедливо, что онъ откажется придти… Онъ совершенно удалился отъ нея. Она хорошо знала, что онъ каждый день видался съ докторами, лчившими Іозе, и Анхенъ должна была сообщать ему свднія о его состояніи ежедневно утромъ и вечеромъ; маленькая Паула въ его мастерской чувствовала себя боле дома, чмъ въ салон, онъ попрежнему былъ заботливымъ и любящимъ покровителемъ дтей Люціана, - но сестра его друга для него, казалось, не существовала боле. Даже бгство Люсили не могло вызвать ни малйшаго признака прежняго участія.
        Въ ней происходила тяжелая борьба; наконецъ она сунула письмо Люсили въ карманъ и отправилась въ мастерскую.
        Былъ четвертый часъ пополудни. Стекла зимняго сада сверкали отъ солнечныхъ лучей на встрчу Мерседесъ, все боле и боле замедлявшей шаги. Когда она вышла изъ платановой аллеи, теплый ароматичный воздухъ, пахнувшiй на нее оттуда, захватилъ ей дыханіе.
        Она страстно желала, чтобы баронъ Шиллингъ замтилъ ее и рыцарски пришелъ бы ей на помощь на ея тяжеломъ пути; но ни одна дверь не отворилась, несмотря на то, что Пиратъ, почуявшій приближеніе своей хозяйки, метался въ своемъ убжищ, какъ бшеный.
        Тихо отворила она дверь зимняго сада и, задыхаясь отъ сильнаго сердцебіенія, ступила на прохладный асфальтовый полъ, тамъ и сямъ выступавшій изъ роскошной зелени. Первое, что она увидла, заставило ее сильно покраснть - это была группа глоксиній, блествшихъ яркими красками. Цвты, которые она недавно отвергла съ убійственной холодностью, можетъ быть, первые распустившіеся, были сорваны отсюда. Даже эти маленькіе колокольчики съ унизительной ясностью говорили гордой женщин, что ея появленіе здсь шагъ къ искупленію.
        Она отвернулась отъ нихъ, гордо выпрямилась и направилась ко входу въ мастерскую. Она нарочно ступала громко и довольно сильно шумла своимъ шелковымъ платьемъ, чтобы можно было слышать ея приходъ, но журчаніе фонтановъ заглушало шумъ.
        Стеклянная дверь была открыта, но тяжелый бархатный занавсъ задернутъ. Черезъ щель, образовавшуюся между складками, донна Мерседесъ увидла барона Шиллингъ, стоявшаго около мольберта, онъ держалъ въ рук кисть и отступивъ на нсколько шаговъ отъ картины, устремилъ на нее испытующій взглядъ. Свтъ, падавшій сверху и рзко обозначавшій вс неправильности его лица, не красилъ его, но, несмотря на неправильныя черты и рзкій нмецкій типъ, это была замчательная голова, и здсь на мст своего творчества она буквально поражала.
        Онъ былъ углубленъ въ свое дло, и донна Мерседесъ боялась громкимъ словомъ нарушить окружавшую его тишину. Но въ эту минуту на галлерею вошелъ камердинеръ Робертъ изъ-за гобеленовой портьеры; онъ спустился съ витой лстницы съ чемоданомъ въ рукахъ. Спускаясь, онъ взглянулъ на полузакрытую дверь зимняго сада и увидалъ Мерседесъ, но отвернулся и сдлалъ видъ, что не замтилъ ея.
        Она тотчасъ же выступила изъ-за двери. Отдернувъ правой рукой тяжелый бархатный занавсъ, она сказала голосомъ, звука котораго сама испугалась.
        - Могу я просить у васъ нсколькихъ минутъ разговора, господинъ фонъ Шиллингъ?
        Онъ вздрогнулъ. Она ясно видла, что ея приходъ произвелъ непріятное впечатлніе; въ глубокихъ голубыхъ глазахъ засверкала злобная насмшка, а движеніе, съ которымъ онъ положилъ кисть и съ холодной вжливостью указалъ ей на ближайшее кресло, ясне всякихъ словъ говорило:
        „А, визитъ изъ каприза!“
        Она закусила губы, и въ глазахъ ея вспыхнули гнвъ и раздраженіе, но она подошла ближе и, отказавшись отъ предлагаемаго стула, оперлась рукой на ближайшій столъ. Она бросила продолжительный высокомрный взглядъ на слугу, который, принесши почти совсмъ готовый чемоданъ, пробовалъ еще разъ, хорошо ли затянуты ремни у пледа, на самомъ же дл насторожился, чтобы подслушать, о чемъ будутъ говорить. Баронъ Шиллингъ только теперь замтившій его, приказалъ ему удалиться.
        Донна Мерседесъ вынула изъ кармана письмо.
        - Прочтите, пожалуйста, - сказала она коротко, какъ бы желая насколько возможно сократить свое пребываніе въ этой комнат.
        - Это письмо отъ фрау Люціанъ?
        - Да, изъ Берлина.
        - Въ такомъ случа я знаю содержаніе. - Онъ слегка отклонилъ ея руку съ письмомъ. - Фрау Люціанъ написала и мн, она дебютировала съ большимъ успхомъ.
        Она насмшливо улыбнулась.
        - Да, наше имя удостоилось большой чести, и я виновата, что оно появилось на афишахъ.
        - Если ему не причинятъ никакого вреда, отъ искусства оно не унизится, - сказалъ онъ спокойно. - Я въ глазахъ многихъ людей нашего круга не длаю чести своему имени, потому что я здсь, - онъ обвелъ рукой всю комнату, - занимаюсь „глупостями“ и мъ свой собственный хлбъ, вмсто того чтобы въ высокихъ сапогахъ ходить на охоту и разыгрывать роль управляющаго имніями своей жены.
        Она поняла намекъ, - ея „да, на деньги своей жены“ было навсегда опровергнуто.
        - Впрочемъ, я не понимаю, какимъ образомъ вы можете быть виновны въ неожиданномъ поступк вашей невстки…
        - Я была до смшного доврчива.
        - Да, въ этомъ я долженъ съ вами согласиться, сударыня.
        Въ этихъ повидимому любезно сказанныхъ словахъ было столько ироніи, что она быстро взглянула на него сверкающими глазами. „Не женская доврчивость видна въ этихъ глазахъ“, прибавилъ онъ съ мимолетной улыбкой въ подтвержденіе своихъ словъ.
        Она сильно оскорбила этого человка, онъ ей не простилъ этого, что слышно было по оскорбительной рзкости, совершенно измнившей даже его голосъ.
        Ея горячая кровь такъ и закипла.
        - Да, - сказала она, быстро перебивая его, - мои глаза не имютъ счастія смотрть съ нмецкимъ смиреніемъ на міръ Божiй. Но это меня не безпокоитъ. Я далека отъ честолюбиваго желанія походить на Гольбейновскихъ мадоннъ. Я вдь знаю нмецкій патріотизмъ, - что не подходитъ къ ихъ женскимъ типамъ, то они просто уничтожаютъ, что и доказываетъ эта картина, - она съ злобной улыбкой указала на изображеніе мадонны съ замазанными глазами.
        Картина была прислонена къ углу шкафа, во время уборки мастерской непрошенная рука можетъ быть вытащила ее изъ ея уголка, такъ какъ баронъ Шиллингъ съ удивленіемъ оглянулся на нее, и чело его омрачилось.
        Донна же Мерседесъ тихо засмялась. Онъ почти испугался, - никогда еще не слыхалъ онъ смха изъ этихъ серьезныхъ устъ; теперь на мгновеніе обнаружился передъ нимъ рядъ чудныхъ жемчужныхъ зубовъ, углы рта прелестно углубились, но вокругъ нихъ образовались демоническія линіи, - смхъ ея былъ оскорбительно насмшливъ.
        - Можетъ быть глаза эти вышли изъ подъ кисти живописца противъ его воли, - сказала она, пожимая плечами, - но вдь эту ошибку можно исправить. Эта же варварская полоса сдлана вслдствіе вспыльчивости или, можетъ быть, каприза.
        Онъ молча повернулся, взялъ лежащій на стол ножикъ и подошелъ къ картин. Быстро нсколькими сильными ударами вырзалъ онъ полотно изъ рамы, свернулъ его и заперъ въ шкафъ, чтобы прекратить дальнйшія комментаріи.
        Зашуршало черное шелковое платье, - онъ подумалъ, что она уходитъ изъ мастерской, и обернулся къ ней. Она дйствительно дошла до стеклянной двери и остановилась у занавски. Она не смялась больше; ея блдное лицо, точно выточенное изъ мрамора, выдлялось на темномъ бархат, за который она ужъ держалась рукой.
        - Я узжаю, - холодно сказала она, овладвъ собой, когда онъ приблизился къ ней, - и принуждена просить васъ позаботиться о дтяхъ во время моего отсутствія.
        - Вы хотите хать въ Берлинъ?
        - Да. Люсиль должна вернуться сюда со мной.
        - Я того же мннія. Но попробуйте поймать жаворонка, который взвился на воздухъ и ликуетъ.
        - Ликованію наступитъ конецъ, когда она убдится, что съ этой высоты низвергнется прямо въ объятія смерти, - я приглашу первыхъ медицинскихъ знаменитостей.
        - Вы надетесь подйствовать страхомъ смерти? И это говорите вы, презирающая такія побужденія, какъ мужчина? А если маленькая женщина также…
        - О, пожалуйста, безъ сравненій! - прервала она его, мрачно наморщивъ лобъ, - не хочу, чтобы меня сравнивали съ Люсилью… Я была тринадцатилтнимъ ребенкомъ, когда увидала ее первый разъ, и плакала отъ стыда и униженія, такъ какъ тотчасъ же увидла, что она внесла легкомысліе и пошлость въ нашъ домъ, который мой гордый ддушка и моя мать умли поставить на княжескую ногу.
        Она прижала руки къ груди, какъ будто хотла подавить то, что, можетъ быть, до сихъ поръ еще никогда не высказывала, и прибавила беззвучно и съ затуманившимися глазами: „Боже мой, какъ глубоко ненавижу я это пустое созданіе, которое можетъ такъ скоро забывать! Феликсъ пожертвовалъ бы за нее своей кровью, а она танцуетъ, еще не дождавшись конца траура!“
        Его взоръ былъ устремленъ на полъ; теперь онъ поднялъ голову и взглянулъ на молодую жеыщину.
        - И вы хотите опять взвалить на себя это бремя, чтобы влачить жизнь въ постоянномъ огорченіи.
        - Разв я не должна? - возразила она съ удивленіемъ. - He могу же я нарушить своего слова? Феликсъ умеръ но, что я ему общала, иметъ для меня такую же связывающую силу, какъ клятва, произнесенная мужчиной и женщиной передъ алтаремъ и связующая ихъ неразрывными узами, хотя бы они были тяжелыми цпями и грозили духовной смертью.
        Она вдругъ замолкла какъ бы испугавшись вырвавшейся у ней тайны и въ смущеніи схватилась за занавсъ, который было выпустила изъ руки, между тмъ какъ баронъ Шиллингъ направился къ столу, чтобы положить ножикъ на мсто.
        - Это похоже на спартанскіе нравы и по своимъ результатамъ могло бы быть безнравственно, - сказалъ онъ рзко. - Надо очень остерегаться, чтобы съ неуклоннымъ примненіемъ принциповъ не попасть въ презираемый непріятельскій лагерь, что часто и случается съ крайностями.
        Она закусила нижнюю губу, и гордая головка склонилась на грудь, онъ подошелъ къ ней свойственной ему благородной походкой, длавшей его высокую фигуру замтной издали.
        - Вы ничего не сдлаете въ Берлин, - вернулся онъ къ разговору, бывшему цлью ея прихода. - Что вы будете длать, если ваша невстка ршительно откажется принять васъ?
        - Я буду ходить за ней по пятамъ, я пойду за ней всюду…
        - Даже за кулисы?
        Донна Мерседесъ невольно сдлала шагъ назадъ.
        - Этого вы не можете - я знаю. Вы, несмотря на все свое мужество и энергію, будете, какъ потерянная на чуждой вамъ почв, не вынесете любопытныхъ дерзкихъ взглядовъ и не достигнете цли… Позвольте отправиться мн! Я уже ршился на эту поздку, какъ только прочиталъ письмо госпожи Люціанъ, и уже совсмъ готовъ. - Онъ указалъ на стоявшій на полу чемоданъ. - Я прекрасно знаю, что и я вернусь ни съ чмъ, - Люсиль Фурніе скоре умретъ на сцен передъ публикой, чмъ вернется къ вамъ, она высказала это мн въ письм. Іозе она оставляетъ вамъ, а маленькую Паулу настоятельно требуетъ себ въ силу своихъ материнскихъ правъ.
        - Никогда! никогда!
        - Такъ позвольте мн хать! Здсь нужны не одни убжденія докторовъ, но также и юридическія доказательства, чтобы сдлать маленькую барыню уступчиве.
        - Съ этимъ я согласна и благодарю васъ.
        Какъ мягко и задушевно прозвучали эти послднія два слова, совсмъ иначе, чмъ т, которыми она недавно въ страшномъ возбужденіи отвергла предложенные ей цвты.
        Онъ, казалось, не почувствовалъ этого контраста; онъ совсмъ не слыхалъ словъ благодарности и не замтилъ протянутой ему нжной ручки. Взглянувъ на часы, онъ сильно позвонилъ.
        Онъ веллъ вошедшему слуг отправиться съ вещами впередъ на желзную дорогу; потомъ надлъ черезъ плечо маленькую кожаную сумку и взялъ шляпу. Онъ дйствительно уже былъ готовъ къ отъзду, но хотлъ ухать, не сказавъ ничего донн Мерседесъ, не сговорившись съ ней - дло касалось единственно исполненія его обязанностей по отношенію къ его умершему другу. Она была убждена въ этомъ, и потому то на ея благодарность не было обращено никакого вниманія.
        Съ омрачившимся лицомъ вышла она въ зимній садъ, между тмъ какъ онъ запиралъ ведущую въ мастерскую дверь. Онъ кинулъ туда послдній взглядъ черезъ отверстіе въ занавск, потомъ на ходу надвинулъ на лобъ шляпу и вынулъ изъ кармана перчатки.
        Донна Мерседесъ шла впереди него и нечаянно задла группу глоксиній, - одинъ розовый цвтокъ сломался и упалъ на асфальтовый полъ. Она покраснла, какъ цвтокъ, лежавшій у ногъ ея и съ восклицаніемъ сожалнія нагнулась, чтобы поднять его, но баронъ Шиллингъ предупредилъ ее.
        - Оставьте, - сказалъ онъ холодно, - такой маленькій цвтокъ не такъ чувствителенъ, какъ душа человка, онъ будетъ продолжать весело жить, если
        его даже перемстятъ вдругъ въ холодный элементъ. - Съ этими словами онъ положилъ цвтокъ на край бассейна такъ, что его стебелекъ касался воды.
        - Когда мы можемъ ожидать вашего возвращенія? - спросила донна Мерседесъ дрогнувшимъ голосомъ у дверей зимняго сада.
        - Дня черезъ три, можетъ быть; это конечно будетъ зависть отъ госпожи Люціанъ.
        Онъ надлъ перчатку на правую руку.
        Она опустила глаза и смотрла на кончикъ своего башмака, выглядывавшаго изъ-подъ платья.
        - Это время покажется Іозе необыкновенно долгимъ, - сказала она, запинаясь; - онъ безпрестанно спрашиваетъ и требуетъ васъ.
        Она медленно подняла рсницы, но не взглянула на него, - было ясно, что она боролась съ собой.
        - А вы не повидаете Іозе?
        - Нтъ, нтъ!
        Теперь она въ смущеньи взглянула ему въ лицо, выдававшее внутреннюю силу его ощущеній, и встртила горвшій гнвомъ взоръ.
        - Я уже преодоллъ мучительное желаніе его увидать и снова увижу своего любимца только здсь подъ деревьями.
        Онъ приподнялъ шляпу и поклонился; она выпрямилась, крпко сжавъ губы, откинула со лба спустившіеся волосы, подобрала шлейфъ и, гордо кивнувъ головой, прошла мимо него въ платановую аллею, а онъ направился къ выходу черезъ сосновую рощицу позади мастерской; тамъ въ стне была дверь, выходившая на пустынную улицу, отдлявшую помстье Шиллинга отъ той части города, гд былъ вокзалъ.
        24.
        Блдная торопливо вернулась донна Мерседесъ въ домъ съ колоннами. Она собственноручно разобрала вс вещи, приготовленныя въ дорогу, посидла немного подл Іозе, который слабыми рученками возилъ по одялу маленькую деревянную лошадку и, наконецъ, сосредоточившись въ себ, сла у письменнаго стола въ оконной ниш. Въ ея душ бушевала буря, между тмъ какъ руки спокойно лежали на колняхъ и глаза были закрыты, какъ будто бы она дремала.
        Изъ дтской пришла маленькая Паула съ куклой въ рукахъ; она прижалась къ колнямъ тетки и смотрла на нее большими вопросительными глазами… Это были такія же блестящія звзды какъ т, что совратили Феликса Люціана съ его пути и привели къ преждевременной могил, т страстные глаза, которые теперь сіяютъ съ подмостковъ.
        И это дитя, мило и невинно смотрвшее, какъ серафимъ, съ чудными золотистыми кудрями, должно вырости подъ надзоромъ тхъ глазъ? Никогда, никогда! Она обняла малютку и съ страстной нжностью прижала ее къ себ… Какъ часто приказывалъ Феликсъ приносить къ своей постели „свое утшеніе“, „свою принцессу“^^и прижимался своимъ блднымъ изможденнымъ отъ страданій лицомъ къ блокурой головк!
        - Береги дтей, Мерседесъ, береги ихъ, повторялъ онъ постоянно съ тревогой. Я, кажется, не буду спокойно лежать въ земл, если они собьются съ пути! - И, напрягая послднія силы, онъ сдлалъ собственноручно вс распоряженія и написалъ матери послднее письмо, исполненное горячей мольбы… Вс эти бумаги были въ рукахъ его сестры - она была преградой, которую тщетно старалась преодолть легкомысленная, непомнившая своихъ обязанностей женщина.
        Для своего успокоенія донна Мерседесъ хотла взглянуть на эти бумаги, стоявшія въ углу на нижней полк письменнаго стола въ маленькомъ серебряномъ ящичк рококо. Она знала, что одинъ взглядъ на эти бумаги успокоитъ ее, но^^шкатулки тамъ не оказалось…
        Какъ пораженная громомъ вскочила она. Первой ужасной мыслью, отъ которой у нея кровь застыла въ жилахъ, была мысль, что Люсиль похитила ихъ. Вдь она знала, что въ шкатулк находились письменныя уполномочія ея золовки, - безъ этихъ бумагъ она была безсильна, и мать возвращала себ свои неограниченныя права надъ дтьми…
        Дрожащими руками перерыла донна Мерседесъ вс вещи и книги, наполнявшія письменный столъ и его открытые ящики - но все было напрасно! Она позвала Дебору, когорая обыкновенно стирала пыль со стола и длала это съ педантичной аккуратностью, - никогда нигд не было видно пылинки и притомъ каждый предметъ, даже самое маленькое стальное перышко, оставался на своемъ мст… Она съ ужасомъ отступила, увидавъ блдное лицо своей госпожи, и съ полной увренностью заявила, что шкатулки нтъ здсь съ того самаго дня какъ заболлъ Іозе. Она замтила это съ первой же минуты, такъ какъ на полк больше ничего не стояло; но госпожа часто убирала вещи подолгу стоявшія на стол; къ тому же она была тогда такъ разстроена смертельной болзнью ненагляднаго дитятки, что у нея голова шла кругомъ, и она до настоящей минуты не вспомнила о шкатулк.
        И такъ у Люсили документовъ не могло быть… Теперь принялась искать Дебора; пришла Анхенъ изъ комнаты больного, и мадемуазель Биркнеръ, принесшая дтямъ тарелку плодовъ, заглянула, вытянувъ шею, въ салонъ и потомъ вошла туда, чтобы помогать искать. Осмотрли вс шкафы и ящики, отодвигали тихонько всю мебель отъ стнъ, a донна Мерседесъ сама обыскала маленькій кожаный чемоданъ, всегда находившійся у нея по близости и стоявшій подъ письменнымъ столомъ, - все было напрасно! Мадемуазель Биркнеръ робко спросила, что это была за шкатулка, и Дебора увряла ее, что она была серебряная „въ палецъ толщиной“ и что можно поздравить негодяя, похитившаго ее.
        - Въ ней были семейные документы, которые невозможно замнить, - рзко прервала Мерседесъ потокъ ея краснорчія.
        При этихъ словахъ по мрачному лицу Анхенъ скользнула горькая улыбка.
        - Мыши стащили бумаги, - сказала она, и взоръ ея блуждалъ по украшенной рзьбой стн съ такимъ выраженіемъ, за которое Люсиль объявила ее помшанной.
        - Мыши въ дом Шиллинга имютъ также уши, чтобы подслушивать чужія тайны.
        Дебора искоса со страхомъ посмотрла на нее, а мадемуазель Биркнеръ за ея спиной длала знаки: она многозначительно и съ выраженіемъ состраданія провела рукой по лбу, чтобы показать, что молодая двушка подвержена маніи. Впрочемъ добродушная толстая экономка была безутшна, что въ дом Шиллинга у гостей могло что-нибудь „пропасть“. Она поспшила сообщить эту непріятную новость въ людской. И досталось же ей, - въ кухн поднялась настоящая буря.
        - Такъ! Часъ отъ часу не легче! - бушевалъ камердинеръ Робертъ. - Мы обокрали бдныхъ прізжихъ, этихъ, да будетъ вамъ извстно, комедіантовъ! Да, комедіантовъ! Разв я вамъ не говорилъ всегда, что блестящіе каменья и другія разставленныя въ спальн вещи театральный хламъ? A черныя рожи! Боже мой! Еслибы я могъ ихъ хоть разъ окунуть въ тазъ съ водой и вымыть, какъ слдуетъ! Пусть меня сейчасъ повсятъ, еслибы изъ нихъ не вышли отличныя блыя хари.
        Онъ энергично махнулъ рукой въ воздух, точно счищалъ что со стола.
        - Пора бы имъ убираться отсюда. Срамъ для дома Шиллинга, что въ немъ живутъ такіе люди.
        И вс горячо съ нимъ соглашались, между тмъ какъ экономка, сильно раздосадованная, молча ушла въ свою комнату, - она знала все лучше ихъ, но должна была молчать, - баронъ Шиллингъ строго приказалъ ей хранить тайну.
        Тмъ временемъ донна Мерседесъ съ мучительнымъ безпокойствомъ обыскивала комнату за комнатой. Наканун того дня какъ заболлъ Іозе шкатулка съ документами была у нея въ рукахъ. Она вынимала бумаги и показывала ихъ барону Шиллингъ такъ же, какъ и послднюю волю своего брата и его письмо къ матери, собственноручно имъ написанное. Письмо было запечатано, но она хорошо знала его содержаніе и почти слово въ слово сообщила его барону. Она помнила также, что онъ говорилъ о цнности шкатулки и долго любовался ея искусной работой. Потомъ они оба вмст тщательно сложили бумаги и положили ихъ на мсто и она при немъ же поставила довольно тяжелую шкатулку въ темный уголокъ нижней полки, онъ могъ это засвидтельствовать… Т часы ясно возстали у ней передъ глазами, она помнила, какъ Люсиль со своей ребяческой боязнью привидній убжала среди благо дня и оставила ее въ салон одну съ барономъ Шиллингъ, - мыши царапались за стной, - мыши, казалось, играли важную роль въ дом Шиллинга. Она остановилась среди салона.
        - Видали ли вы когда нибудь, чтобы мыши бгали здсь въ комнат? - спросила она съ отвращеніемъ у Анхенъ, стоявшей въ отворенныхъ дверяхъ комнаты больного.
        - Я слышу только, какъ здсь трещитъ, и вижу, какъ отъ стны летитъ пыль, - возразила двушка, покраснвъ и едва переводя духъ отъ волненія, и, протянувъ руку, она указала на деревянную рзьбу, которая какъ кружевомъ покрывала стну за зеленой кушеткой.
        - Это можетъ происходить отъ малйшаго сотрясенія въ дом, - дерево очень ужъ старо, - сказала донна Мерседесъ, пожимая плечами. Краска исчезла съ лица двушки, она, видимо разочарованная, опустила голову на грудь и вышла изъ комнаты.
        Когда солнце зашло и стало свже, донну Мерседесъ потянуло на воздухъ, въ садъ. Ей казалось, что только тамъ она можетъ вздохнуть съ облегченіемъ отъ всхъ тревогъ и волненій, обрушившихся на нее. Дома, бывало, въ такія тяжелыя минуты, она бросалась на лошадь и, какъ бы приросши къ ней, неслась во весь опоръ по степямъ и ущельямъ, мимо обрывовъ, съ которыхъ бурнымъ потокомъ катилась вода; и ей легче дышалось, небо и земля длались свтле отъ избытка ея собственныхъ юношескихъ силъ… Здсь же дома и стны замыкали небольшой зеленый уголокъ - нечего было и думать о безграничной шири - но съ сосднихъ горъ сюда доносился смолистый запахъ ели, слышалось журчанье маленькаго ручейка, надъ большими лужайками и вершинами липъ носилось дыханіе свободной природы, чего не было въ переднемъ саду, который молодая женщина, какъ плнница, видла изъ окна и куда черезъ ршетку заглядывали любопытные взоры прохожихъ.
        Садовникъ поднялъ рамы въ зимнемъ саду и двери въ него были настежь отворены, чтобы дать туда доступъ мягкому вечернему воздуху. Фонтаны мечтательно журчали, и въ тихомъ сумрак колыхались большіе листья и цвты чужеземныхъ растеній.
        Донна Мерседесъ вошла въ зимній садъ. Глоксинія лежала еще на краю бассейна, покачиваемая слегка колебавшейся водой, совершенно свжая и такая же яркая, какъ и ея сестры, питавшіяся землянымъ сокомъ… Баронъ Шиллингъ былъ правъ, - цвтокъ не былъ такъ чувствителенъ, какъ человкъ, - его совершенно измнилъ моментальный холодъ… Молодая женщина стиснула зубы и ея правая рука съ подавленнымъ гнвомъ сжалась въ кулакъ. Въ первый разъ въ жизни встртила она человка, который не хотлъ оставить безнаказанными рзкія неожиданныя перемны въ ея обращеніи. Этотъ нмецкій медвдь! У него въ душ нтъ ни малйшей искры той рыцарской покорности, которую оказываютъ прекраснымъ женщинамъ на ея родин. Она могла бы бить хлыстомъ тхъ элегантныхъ черноглазыхъ мужчинъ, посщавшихъ домъ ея отца, и они бы любезно цловали наказующую руку. Если-бъ она была искренна съ собой, она должна бы сознаться, что ей всегда была противна такая покорность. Въ послднее время, когда она была уже невстой, ею иногда овладвало отчаяніе, и она злобно, даже язвительно старалась вызвать „бднаго Вальмазеду“ на противорчіе, чтобы хотя разъ уступить ему,
тщетно!… Но между тмъ легкимъ желаемымъ пораженіемъ и этимъ страшнымъ униженіемъ была большая разница. До самой смерти не забудетъ она, что посл тяжелой внутренней борьбы она искала примиренія, и ее оттолкнули… Его безобразная голова, да онъ былъ положительно безобразенъ со своимъ угловатымъ лбомъ, большимъ носомъ и габсбургской нижней губой, - онъ внушилъ ей безотчетный страхъ еще въ ту минуту, когда появился въ сняхъ, чтобы привтствовать прибывшихъ, и ей показалось, что на нее надвигалась какая-то сверхъестественная сила, отъ которой она не можетъ уклониться. Съ тхъ поръ она испытывала постоянно какое-то непонятное чувство, какъ будто-бы она всегда должна была быть готовой къ борьб. Это отравило ей воздухъ Германіи и съ первыхъ же минутъ заставило сомнваться въ своихъ силахъ для выполненія возложеннаго на нее порученія.
        Въ мастерской царствовала мертвая тишина. Донна Мерседесъ наблюдала чрезъ стеклянную стну, оставшуюся кое-гд незакрытой бархатнымъ занавсомъ, какъ тамъ наступалъ вечерній мракъ.
        На галлере и въ углу, гд была витая лстница, было уже совсмъ темно; кое-гд еще мерцалъ слабый свтъ на какомъ нибудь металлическомъ сосуд или на стеклянной посуд, разставленной на полкахъ; и молодой женщин казалось, что изъ таинственнаго мрака должна появиться древняя германская хозяйка въ длинной одежд, подобранной за поясъ, и спуститься съ лстницы, чтобы подать живописцу на серебряномъ поднос его вечерній напитокъ… Этого, конечно, никогда не длала самовольная хозяйка шиллингова дома, она ненавидла призваніе своего мужа… Приходила ли она когда нибудь сюда? Конечно нтъ! Разв она могла бы посл того упорствовать въ своемъ отвращеніи къ искусству?
        Тамъ въ полумрак, какъ живая, выступала сдая гугенотка. Неизъяснимый страхъ предстоящихъ имъ черезъ нсколько мгновеній ужасовъ выражался на лицахъ всхъ загнанныхъ преслдователями въ этотъ уголокъ сада; можно было сказать, что сердце этой бдной матери готово разорваться отъ мучительнаго страха, но благородное чело ея сіяло, какъ будто бы на немъ отражался какой-то таинственный блескъ - блескъ мученическаго внца… Совсмъ иначе выглядла служанка у ея ногъ; она, чтобы вырваться на свободу, обломала почти вс ногти о запертую дверь! Сильная здоровая женщина съ дикимъ отчаяніемъ цплялась за жизнь, лихорадочно блестящіе глаза, крикъ ужаса на открытыхъ губахъ, напряженные мускулы ея цвтущаго тла были олицетвореніемъ протеста противъ смерти.
        Донна Мерседесъ быстро отвернулась и поспшила въ садъ, - пульсъ ея бился такъ лихорадочно, какъ будто предательскій свтъ факеловъ, предвстникъ смерти, падалъ на ея собственную голову. Какой могучій потокъ мыслей волновался за угловатымъ лбомъ его „безобразной головы“. Онъ покорялъ самыя ожесточенныя человческія души и заставлялъ ихъ трепетать предъ силой своего генія.
        25.
        Подъ зеленой кровлей платановъ почти совсмъ стемнло, а донна Мерседесъ все еще ходила тамъ взадъ и впередъ. Рзкій контрастъ съ сильной бурей въ ея душ представляла торжественная вечерняя тишина, царившая въ саду; не слышно было даже легкаго шелеста въ вершинахъ деревьевъ и въ кустахъ ни одна птица не шевелилась; даже утки, цлый день шумвшія на пруду, молчали, ихъ давно уже загнали въ сарай… Но съ пруда доносились какіе-то звуки, похожіе на шумъ, производимый падающими въ воду камнями.
        Мерседесъ вышла изъ аллеи, пошла по узкой дорожк, перескавшей лужайку, и остановилась за кустомъ розъ, наблюдая за происходившимъ.
        У пруда стоялъ мальчикъ, котораго она еще никогда не видала въ саду, сухощавый, съ длинными ногами и очень быстрыми увренными движеніями. Онъ вынималъ изъ кармана камень за камнемъ и съ легкимъ свистомъ бросалъ ихъ въ воду. При этомъ онъ смялся, топалъ ногами и при каждомъ мткомъ удар хлопалъ себя по колнямъ отъ удовольствія.
        Донна Мерседесъ тотчасъ же подумала, что это тотъ самый коварный мальчикъ, который заманилъ Іозе въ монастырское помстье, наслдникъ милліоновъ, послдній потомокъ имени Вольфрамовъ, изъ-за которого сироты Люціана лишены бабушкинаго состоянія. Священный гнвъ запылалъ въ ней. Этотъ отталкивающій, похожій на цыганенка, мальчишка, хихикающій и топающій тамъ, какъ торжествующій чертенокъ, былъ виной того, что ея прелестный кроткій Іозе былъ на краю могилы.
        Тихо вышла она изъ-за куста и такъ же тихо пошла къ пруду по огибавшей его дорожк, стараясь не спугнуть мальчика. Но она забыла, что замнила свое черное шелковое платье свтлымъ утреннимъ капотомъ, она не знала также, что зрніе и слухъ у этого безобразнаго мальчишки были такъ же изощрены, какъ у молодой лисицы.
        Онъ вдругъ прислушался и повернулъ узкую, покрытую торчащими волосами голову по тому направленію, откуда слышался легкій скрипъ гравія. При вид приближающейся блой фигуры онъ выпустилъ изъ руки камень, который только что собирался бросить въ прудъ и пустился бжать. Было еще довольно свтло, и можно было видть, какъ онъ подбжалъ къ изгороди, нагнулся и исчезъ, какъ будто провалился сквозь землю. Черезъ нсколько минутъ зашуршали листья и сучья, какъ будто какая-нибудь птица вернулась въ свое гнздо на вершин дерева и усаживалась тамъ на покой, раздвигая крыльями листву; потомъ опять все стихло, точно вечерняя тишина ничмъ и не нарушалась.
        Молодая женщина подошла къ тому мсту, гд исчезъ мальчикъ, - черезъ эту дикую, почти непроницаемую чащу проползъ недавно Іозе, не подозрвая, что онъ своими маленькими ножками ступаетъ на почву, на которой ребенкомъ игралъ его отецъ, и не зная, что въ темномъ чужомъ дом живетъ его бабушка, суровая бабушка, изъ-за которой онъ и его маленькая сестренка должны были переплыть безпредльныя моря.
        Донна Мерседесъ рдко доходила до пруда, а съ тхъ поръ какъ она недавно стояла въ смертельномъ страх подъ липой, ожидая каждую минуту, что изъ темной воды покажется блокурая головка ея утонувшаго любимца, съ той ужасной минуты она избгала этой части сада. До изгороди же она не доходила никогда. Это была длинная линія густыхъ кустарниковъ оршника и сирени, которые подстригались слегка только со стороны шиллинговыхъ владній.
        Сильный запахъ лука и чеснока несся изъ-за изгороди, а тамъ, гд стояла Мерседесъ, пучками висли между листвой мелкія кислыя уже зрющія вишни, невысокое деревцо протянуло свои втви черезъ изгородь къ полуденному солнцу, - лучшіе сорта плодовыхъ деревьевъ, казалось, не воздлывались по ту сторону.
        Какой-то пронзительный звукъ нарушилъ тишину, царившую также и по ту сторону изгороди, отворилась и затворилась калитка на заржаввшихъ петляхъ. Послышались твердые шаги по песчаной дорожк; они медленно направлялись по прямой линіи и вдругъ свернули на мягкую почву по направленію къ изгороди.
        Донна Мерседесъ отступила подъ вліяніемъ какого-то страннаго чувства, какъ будто бы шедшая по ту сторону должна была переступить черезъ изгородь и приблизиться къ ней… Она направилась къ липамъ у пруда, но прежде чмъ она ступила на дорожку, ведущую къ алле, она невольно обернулась назадъ, какъ бы притягиваемая какой-то магнетической силой: это были два сверкающіе глаза, устремленные на нее черезъ изгородь…
        Ей знакома была эта голова съ діадемой изъ волосъ съ блднымъ восковымъ лицомъ и узкими тонкими губами, которыя однажды вечеромъ произнесли съ такимъ горемъ: „онъ умеръ“… У нея сердце замерло отъ удивленія. Теперь она знала, что означали таинственныя ночныя явленія въ галлере, - это была неумолимая женщина, съ жестокой суровостью и упрямствомъ оттолкнувшая отъ себя сына и мужа и прогнавшая ихъ за океанъ искать себ новаго отечества. Все еще прекрасная, походившая на статую женщина эта была предшественницей гордой испанки, первой женой маіора Люціана. Оба они ужъ покоились въ земл, а она, такъ самовольно распорядившаяся ихъ судьбой, причинившая имъ столько горя сильная здоровая женщина, пережила ихъ - она жила и страдала. Да, она страдала, это доказывало ея почти окаменвшее отъ горя лицо. Пришла Немезида и коснулась этой совсти, кто знаетъ, какъ давно уже. И въ потрясенную душу закралось новое чувство; до сихъ поръ можетъ быть она только догадывалась о немъ, теперь же была уврена въ этомъ, чувство къ невинному блокурому ребенку, такъ походившему на ея отвергнутаго сына, - любовь бабушки оказалась
сильне гнва матери.
        Донна Мерседесъ пошла къ ней, и та на этотъ разъ не уклонилась отъ нея. Она должно быть стояла на скамь, потому что съ земли нельзя было ничего видть черезъ высокую изгородь. Обими руками раздвинула она разросшіяся втви кустарников; видно было ея широкія плечи и ея все еще изящный бюстъ. Она стояла неподвижно - съ начала болзни Іозе она стояла такъ ежедневно, чтобы получить отъ кого-нибудь изъ сосдней прислуги извстія о ребенк, съ которымъ такъ дурно поступилъ въ ея дом наслдникъ монастырскаго помстья, и который вслдствіе этого опасно заболлъ.
        - Дитя… - начала она и тотчасъ же замолчала, точно испугавшись звуковъ собственнаго голоса, которые много, много лтъ спустя снова раздавались въ сосднихъ владніяхъ.
        Молодая женщина стояла молча на мст, ожидая, что будетъ. Она стояла такъ близко къ этой женщин, что несмотря на сумерки могла разсмотрть каждую черту ея лица; и теперь она поняла, что отецъ и сынъ, люди мечтательные и съ горячимъ сердцемъ должны были подчиниться ея власти. На ея высокомъ чел лежалъ отпечатокъ деспотизма и желзной воли, донна Мерседесъ теперь сама была свидтельницей, какъ въ душ этой женщины боролись за первенство упрямство и благородное, горячее, быстро развивающееся чувство.
        - Я бы хотла знать, что малютка… - начала она снова нетвердымъ голосомъ, не слыша отъ молодой женщины ни одного ободряющаго слова…
        - Іозе Люціанъ, хотите вы сказать, - твердо и повидимому совершенно спокойно промолвила донна Мерседесъ, хотя сердце у нея билось такъ сильно, что біеніе его, казалось ей, можно было слышать. Съ восклицаніемъ ужаса женщина отступила назадъ;^^кусты съ шумомъ сомкнулись за ней, и донна Мерседесъ боялась, не упала ли она вмст со скамейкой, но вслдъ за тмъ, сильныя блыя руки снова раздвинули чащу и блдное лицо появилось опять, но теперь выраженіе его было сурово.
        - Разв я спрашивала объ имени? - сказала она мрачно и нелюбезно. - Какое мн до него дло. Зачмъ мн знать, какъ зовутъ чужихъ дтей, которыхъ нашъ необузданный мальчишка приводитъ къ намъ въ домъ. - Эта женщина въ раздраженіи на свою слабость, сама вонзила себ ножъ въ сердце этими ледяными словами. - Я хотла только знать, можно ли спасти жизнь мальчика, и спрашивала только объ этомъ. Маленькій сынъ моего брата…
        Рзкій пронзительный дтскій голосъ прервалъ ее.
        Замолчавъ и очевидно испугавшись она оглядлась кругомъ и даже посмотрла на темнющее небо. Донна Мерседесъ увидла, какъ между втвями высокаго дерева, точно кошка, скользило длинное тонкое тло, и очень ловко спустилось по стволу на землю.
        Это былъ мальчикъ, незадолго передъ тмъ бросавшій камни въ прудъ. Слышно было, какъ онъ бшеными скачками бжалъ по лужайк къ дому и кричалъ грубо и дерзко: „Погоди, тетка Тереза, я скажу пап, что ты разговариваешь съ людьми изъ дома Шиллинга!“
        Калитка съ шумомъ и скрипомъ отворилась и затворилась, въ ту же минуту исчезла и женщина отъ изгороди.
        Молодая женщина напрасно ожидала ея возвращенія, она слышала только поспшно удалявшіеся шаги.
        Странно было у нея на душ. Сейчасъ она стояла лицомъ къ лицу съ матерью своего брата, - она всегда питала ненависть къ этой своенравной женщин, а съ тхъ поръ, какъ она увидла монастырское помстье, изъ котораго происходила первая жена ея отца, къ этому чувству присоединилось еще отвращеніе къ какимъ либо столкновеніямъ съ ней. Это послднее исчезло при вид величественной гордой фигуры матроны. Она вполн поняла, что эта женщина могла быть предметомъ юношеской любви маіора Люціана; она поняла теперь послднее горячее желаніе брата примириться съ матерью и пробудить въ ея сердц любовь къ его сиротамъ… Какъ ни стараласъ она изъ-за упрямства и неуклонно проводимыхъ принциповъ казаться по наружности холодной и недоступной, въ глубин души ея таилось горячее чувство, злйшій врагъ, съ которымъ она должна была бороться, настоящій бичъ, посланный природой прекрасной дочери Вольфрамовъ, сдлавшій ее тмъ, чмъ она казалась, „ледяной сосулькой“, непримиримой, недоврявшей своему сердцу, какъ дурному совтнику и постоянно отгонявшей отъ себя его нашептыванія. Донна Мерседесъ угадала эту таинственную черту, - это была
родственная ей натура. Но странная загадка! Женщина, такъ самовольно распорядившаяся судьбой своихъ близкихъ, никогда не уступавшая, бжала отъ злой дтской угрозы, и донна Мерседесъ должна была убдиться, что часто сильныя природы уступаютъ злобнымъ и ничтожнымъ.
        Шаги раздавались все дале и дале и, очевидно, приближались уже къ дому, когда дверь шумно распахнулась, и сильный мужской голосъ произнесъ нсколько словъ, которыхъ нельзя было разобрать; потомъ послышался короткій рзкій смхъ, такой злобный и оскорбительный, что раздражалъ даже постороннюю слушательницу.
        Но маіорша очевидно успла уже овладть собой, и донна Мерседесъ услышала, какъ она сказала своимъ звучнымъ ледянымъ голосомъ: „разв я твоя плнница, Францъ? Или мы на старости лтъ будемъ разыгрывать роль опекуна и воспитанницы? Оставь меня! Что теб вздумалось такъ грубо кричать на меня, когда я исполняю только долгъ приличія, освдомляясь о ребенк, который заболлъ по нашей вин“.
        И она ушла въ домъ. Дверь захлопнулась, и въ сосднемъ саду воцарилась тишина.
        Донна Мерседесъ покинула свой постъ. Точно во сн, обуреваемая новыми мыслями и чувствами прошлась она еще нсколько разъ взадъ и впередъ по алле и наконецъ направилась къ дому.
        Сильно стемнло. Изъ лампы съ блымъ шаромъ висвшей въ сняхъ, разливался ослпительный свтъ и черезъ широко открытую дверь полосой падалъ на лстницу. Донна Мерседесъ только что хотла поставить ногу на нижнюю ступеньку, какъ вдругъ увидла, что изъ противоположной, также отворенной двери въ переднюю вошла дама, a вслдъ за ней другая.
        При вид первой фигуры донна Мерседесъ невольно вздрогнула - длинная, какъ тнь, узкая и срая, двигаясь безшумно, точно босикомъ и пытливо поворачивая во вс стороны лицо, она казалась семейнымъ духомъ шиллингова дома. Но у этого духа былъ человческій голосъ, въ которомъ звучало нервное раздраженіе и негодованіе.
        - Боже мой! что за нищенское entre, [[33] В данном случае, вероятно, встреча.] - сказала она слезливымъ тономъ, какъ подобаетъ раздраженной знатной дам. - Двери вс настежь, точно въ кабак, и нигд никого изъ прислуги… Пожалуйста, Адельгейда,^^- обратилась она къ другой дам, которая съ видимымъ неудовольствіемъ стряхивала соломинки со шлейфа своего чернаго платья, - дерни звонокъ и какъ можно сильне.
        Дама въ черномъ плать тотчасъ же вернулась въ сни и сдлала, какъ ей было приказано, но колокольчикъ не издалъ никакого звука.
        Между тмъ, какъ дама въ сромъ стояла, точно окаменлая, другая прошла мимо нея и повернула въ коридоръ, находившійся съ южной стороны.
        - Робертъ, куда вы забились, - закричала она повелительно, наклоняясь надъ лстницей въ нижній этажъ.
        Громкій голось, казалось, имлъ электрическую силу. На лстниц послышались быстрые шаги, и Робертъ, а за нимъ садовникъ, дворникъ и конюхъ появились, запыхавшись въ передней.
        - Извините, сударыня, - бормоталъ онъ, - я вышелъ только на минуту въ кухню, чтобы напиться воды.
        Онъ выступилъ впередъ и низко поклонился дам въ сромъ, неподвижно стоявшей среди передней.
        - Госпожа баронесса изволили пожаловать такъ неожиданно, мы… - Она прервала его нетерпливымъ движеніемъ руки.
        - Въ какомъ небрежномъ вид нахожу я свой домъ! - сказала она холоднымъ повелительнымъ тономъ. - Разв домъ Шиллинга гостиница, что въ немъ вс двери настежь? Звонокъ заржавлъ, газъ въ переднемъ саду не зажженъ, и что означаетъ эта солома на дорог? - обратилась она къ садовнику, съ гнвомъ указывая на подолъ своего платья, къ которому пристала солома. - Съ какихъ поръ подстилка для конюшни привозится черезъ передній садъ?
        Срая фигура имла должно быть видъ гремучей зми, потому что человкъ, къ которому она обратилась, стоялъ, какъ оцпенлый, и не могъ выговорить ни слова въ свою защиту. Камердинеръ Робертъ былъ ршительне.
        - Въ этомъ мы, прислуга, не виноваты, сударыня, - сказалъ онъ, пожимая плечами. - Съ позволенья сказать, мы вс изъ себя выходимъ отъ безалабернаго хозяйства, которое ведется въ дом уже нсколько недль. Дверь оставилъ отворенной глупый мальчишка изъ булочной, приносившій вечеромъ хлбъ - запирать ее не приказано, потому что звонокъ не заржавлъ, какъ вы изволите думать, а просто снятъ. Газъ въ переднемъ саду не горитъ боле, фонтаны заперты и солома лежитъ на дорог, словомъ, весь домъ перевернутъ вверхъ дномъ, потому что у прізжаго мальчика былъ тифъ или что-то подобное.
        Донна Мерседесъ чувствовала сильное желаніе войти и сказать дам, что ребенокъ былъ боленъ не тифомъ и не какой-нибудь заразительной болзнью, но, несмотря на это, она оставалась на мст какъ вкопанная и даже инстинктивно уклонилась отъ падавшаго на нее свта. Нтъ, ея первая встрча съ хозяйкой шиллингова дома не должна произойти въ присутствіи ненавистныхъ слугъ!… Будетъ ли она въ состояніи приблизиться къ этой женщин съ должной вжливостью и со словами благодарности за гостепріимство? Нельзя было себ представить боле отталкивающихъ манеръ, фигуры, выраженія лица, чмъ у этой возвратившейся домой хозяйки въ срой вуали на круглой шляп, совсмъ не шедшей къ ея длинному лицу. И голосъ, эта смсь плаксивой злобы и рзкой грубости, непріятно дйствовалъ на ея нервы.
        - Тифъ?! - повторила баронесса и махнула носовымъ платкомъ въ воздух. Донна Мерседесъ видла, какъ лицо ея сильно покраснло отъ страха. - Надюсь, что баронъ не оставался въ это время въ дом?
        Люди робко переглянулись.
        - Баринъ совсмъ не боится; онъ день и ночь сидлъ въ комнат больного и ухаживалъ за ребенкомъ, какъ за своимъ собственнымъ, - отвчалъ съ лукавымъ видомъ камердинеръ.
        На губахъ баронессы мелькнула гнвная улыбка и обнажила рядъ длинныхъ блыхъ зубовъ, - она взглянула на свою спутницу, которая на этотъ взглядъ отвтила равнодушнымъ пожатіемъ плечъ.
        - Неужели это тебя удивляетъ, Клементина! - сказала она холодно.
        Баронесса не отвчала. Она сбросила кончикомъ своего зонтика соломинку съ отдлки своего платья.
        - Ребенокъ все еще боленъ? - спросила она, почти не глядя на слугъ.
        - Да, сударыня, еще не скоро можно будетъ ему встать.
        - Боже мой, какая досада! Я не имю ни малйшаго желанія дышать зараженнымъ воздухомъ, - позаботьтесь тотчасъ же поставить въ сняхъ жаровню съ куреньемъ! Гд баронъ?
        - Господинъ баронъ сегодня посл обда съ пятичасовымъ поздомъ ухалъ въ Берлинъ, - поспшно доложилъ онъ, какъ будто давно ужъ ожидалъ этого вопроса, - онъ тихонько потеръ себ руки отъ внутренняго удовольствія. Если онъ надялся, что его госпожа потеряетъ самообладаніе отъ неожиданности, то онъ сильно ошибся. Она очень хорошо замтила его движеніе, и у нея не дрогнулъ ни одинъ мускулъ, хотя она и измнилась въ лиц. Опять она посмотрла на черную даму… Люсиль всегда утверждала, что у этой женщины тусклые безжизненные глаза; это была неправда, - срые глаза ея напротивъ того сверкали какъ^^звзды, изъ-подъ полуопущенныхъ вкъ.
        - He помнишь ли ты, Адельгейда, было что нибудь въ послднемъ письм объ этомъ отъзд? - спросила она свою спутницу повидимому спокойно. Та отрицательно покачала головой.
        - Ахъ, сударыня, это ршительно невозможно, - осмлился замтить слуга. - Сегодня утромъ еще никто въ дом и не подозрвалъ о поздк въ Берлинъ, все это сдлалось какъ-то вдругъ. У насъ теперь всегда такъ длается. Дня два тому назадъ такъ же быстро и таинственно ухала въ Берлинъ одна изъ прізжихъ дамъ, такъ быстро, будто все за ней горло.
        Послднія слова онъ проговорилъ вполголоса, причемъ робко и искоса посмотрлъ на коридоръ, ведшій въ комнаты прізжихъ.
        Теперь онъ коснулся чувствительной струны. Баронесса выпрямилась. Ея спокойная осанка мгновенно замнилась возбужденной; съ нервной поспшностью схватила она длинными тонкими пальцами ленты шляпы подъ подбородкомъ, какъ бы пробуя, крпко ли они завязаны, стряхнула соломинки со шлейфа и спустила вуаль на лицо.
        - Съ девятичасовымъ поздомъ мы демъ въ Берлинъ, - сказала она коротко, но въ лихорадочномъ волненіи своей спутниц.
        - Ни за что, Клементина, ты устала, теб нуженъ отдыхъ, мы остаемся здсь, - возразила дама совершенно спокойно съ тмъ серьезнымъ непоколебимымъ достоинствомъ, съ какимъ искусный менторъ говоритъ съ своимъ капризнымъ ученикомъ.
        - Отдыхъ? - тихо засмялась баронесса.
        Донна Мерседесъ вздрогнула отъ этого смха и взгляда, которымъ онъ сопровождался.
        - Я не хочу спать! Я не хочу ни сть, ни спать! Я хочу хать и сейчасъ же!
        Дама въ черномъ не отвчала. Она подошла ближе къ баронесс и дотронулась до большого золотого креста, блествшаго на ея впалой груди.
        - Посмотри, Клементина, ты чуть-чуть не потеряла крестъ дорогой, онъ чуть держится на лент. Что сказала бы тогда наша почтенная настоятельница. Она собственноручно надла его теб на шею въ знакъ памяти.
        Взволнованное лицо баронессы омрачилось; она наклонила голову и машинально поднесла крестъ къ губамъ, между тмъ какъ другая дама завязывала покрпче ленту.
        - Подите и приготовьте поскоре баронесс самый покойный капотъ, - приказала она горничной, которая въ это время вошла въ сни, нагруженная дорожными вещами. - Пусть Биркнеръ поскоре отопретъ комнаты баронессы. Гд же она?
        - Здсь, фрейлейнъ, - отвчала съ низкимъ поклономъ экономка, появляясь изъ-за угла коридора. - Я сейчасъ оттуда, - все въ порядк. Ахъ, какое счастье, что я какъ разъ сегодня тамъ убралась и тщательно провтрила комнаты.
        - Какъ! такъ-то исполняются мои приказанія, - гнвно вскричала баронесса, взглянувъ^^съ отвращеніемъ на добродушную толстую особу, которая отъ этого видимо смутилась. - Разв я не приказала самымъ ршительнымъ образомъ, чтобы на время моего отсутствія никто - понимаете ли - никто - не входилъ въ мои комнаты?… Можно себ представить, какъ тамъ хозяйничали!
        - Но кто же могъ осмлиться, сударыня? - пробормотала экономка. - Тамъ во все время не было ни души, я берегла ключъ, какъ зеницу ока. Но бурей недавно растворило дверь, выходящую на террасу, - при отъзд она должно быть второпяхъ не была заперта, какъ слдуетъ, - надо было пойти посмотрть, такъ какъ она безпрестанно хлопала, и пришлось вставлять новыя стекла. Пыли везд было на палецъ и воздухъ былъ очень тяжелъ.
        Во время этого объясненія, сопровождаемаго оживленными жестами, она приблизилась къ баронесс, но та отступила назадъ.
        - He подходите ко мн близко, Биркнеръ, - сказала она съ дтски плаксивой запальчивостью и протянула впередъ руку, какъ бы для защиты. - Съ этой минуты вамъ нечего длать въ моихъ комнатахъ, ршительно нечего. Теперь я заставлю совсмъ иначе относиться къ моимъ распоряженіямъ, чмъ до сихъ поръ, - мое терпніе истощилось! Мой домъ долженъ быть очищенъ отъ заразы…
        - He волнуйся, Клементина, - прервала дама въ черномъ ея рчь, грозившую затянуться безъ конца и, предлагая руку баронесс, приказала слугамъ какъ можно скоре приготовить чай. Потомъ она повела хозяйку шиллингова дома, какъ маленькаго ребенка, черезъ коридоръ и по лстниц.
        Собравшіеся слуги стали расходиться. Мадемуазель Биркнеръ, закрывъ платкомъ смущенное лицо, вытирала навернувшіяся на глаза слезы, между тмъ какъ Робертъ, съ насмшливой улыбкой пробжалъ мимо нея въ кухню исполнять свою обязанность. Садовникъ и конюхъ вышли на лстницу, ведущую во дворъ, чтобы пройти къ конюшнямъ; они прошли мимо донны Мерседесъ, прижавшейся къ стн, не замтивъ ея.
        - Этой не сдобровать, - сказалъ садовникъ, указывая большимъ пальцемъ черезъ плечо на экономку, которая пошла въ дтскую вроятно, чтобы облегчить сердце съ Анхенъ. - Она ее прогонитъ, - никакой Богъ ей не поможетъ. Она да Анхенъ единственныя протестантки въ дом Шиллинга и всегда были у барыни, какъ бльмо на глазу, но она все не ршалась ни за что ни про что выгнать изъ дома людей, которымъ покровительствуетъ баронъ. А теперь она побывала въ Рим и даже въ монастыр, стоитъ на нее взглянуть, чтобы увидть это. Тамъ ее теперь настроили, да и фрейлейнъ фонъ Ридтъ выглядитъ неприступной, - ничто не спасетъ бдную Биркнеръ.
        Они сошли съ лстницы, и донна Мерседесъ вошла въ домъ. Ее обдало сильнымъ запахомъ мускуса, который какъ видно, былъ любимымъ запахомъ одной изъ вернувшихся дамъ. Ей показалось, что все какъ будто омрачилось, какъ будто какой то срый покровъ спустился на домъ Шиллинга, что языческія каріатиды съ потолка и статуи изъ нишъ должны сойти съ своихъ мстъ, чтобы спрятаться. И какъ это они до сихъ поръ могли удержаться на своихъ мстахъ, какъ не выкинули ихъ эти святоши въ своемъ фанатическомъ усердіи.
        Въ эту ночь донна Мерседесъ не сомкнула глазъ, она даже не ложилась. Ей нужно было весь ея умъ, всю силу воли, чтобы устоять противъ всего, что на нее разомъ обрушилось. Именно теперь надо было выдержать и остаться на своемъ посту, теперь, когда изъ монастырскаго помстья, хотя еще робко и нершительно протягивалась рука, искавшая примиренія съ дтьми отверженнаго.
        Такимъ образомъ, то бродя взадъ и впередъ по салону, то прижавшись въ оконной ниш и устремивъ глаза на портретъ покойнаго брата, она старалась укрпить себя и закалить главнымъ образомъ противъ безчисленныхъ непріятностей, ожидаемыхъ ею съ той минуты какъ она увидла лицо вернувшейея хозяйки дома… Когда висвшая среди салона лампа съ трескомъ погасла, и блдно розовая заря покрыла небо, на прекрасномъ лиц молодой женщины появилось прежнее выраженіе безповоротной ршимости.
        26.
        Съ наступленіемъ дня все оживилось въ дом Шиллинга. Прислуга, вчера еще ходившая на цыпочкахъ, теперь шумно бгала по лстницамъ вверхъ и внизъ и сильно топала по мраморнымъ плитамъ сней. Въ переднемъ саду усердно работали граблями, - нсколько поденщиковъ подъ надзоромъ садовника тщательно сгребали солому, стараясь не оставить ни одного стебелька. Фонтаны были вс открыты и съ шумомъ выбрасывали кверху водяныя струи, въ которыхъ отражались солнечные лучи.
        Донна Мерседесъ спокойно и равнодушно смотрла изъ окна на возстановленіе прежняго порядка.
        Іозе прекрасно спалъ ночь; онъ проснулся свжимъ и значительно окрпшимъ, такъ что шумъ въ дом и въ саду, казалось, его нисколько не безпокоилъ.
        Маленькая же Паула очень радовалась бившимъ фонтанамъ, какъ новой игрушк. Она посл завтрака взобралась на кресло тетки въ оконной ниш и забавлялась плескавшимися и брызгавшими струями, въ которыхъ солнце сверкало разноцвтной радугой.
        Малютка въ огромномъ сводчатомъ окн казалась крошечной сильфидой. Съ голыми плечиками, выглядывавшими изъ голубого платьица, изъ-за вырза котораго видно было обшитую кружевами батистовую рубашечку, она опиралась обими рученками на подоконникъ, и блокурые локоны разсыпались по плечамъ и по спин.
        Донна Мерседесъ, стояла подл нея въ свжемъ бломъ капот; рука ея машильно скользила по вьющимся волосамъ ребенка, между тмъ какъ темные глаза ея безцльно смотрли въ пространство.
        Вдругъ изъ-за ближайшихъ кустовъ показалась хозяйка шиллингова дома въ сопровожденіи фрейлейнъ фонъ Ридтъ. Она была въ томъ же туалет, какъ и вчера вечеромъ. На груди блестлъ золотой крестъ, а въ рукахъ обтянутыхъ срыми перчатками, она держала книжку въ фіолетовомъ бархатномъ переплет. Дамы возвращались изъ находившагося по сосдству бенедиктинскаго монастыря, посл утренней молитвы.
        При яркомъ дневномъ свт баронесса казалась еще непріятне, чмъ вчера при свт лампъ. Болзненность, но боле всего страстный съ большимъ искусствомъ скрываемый темпераментъ, какъ всегда утверждалъ Феликсъ, оставили тяжкіе слды на этомъ лиц, съ вытянутыми и увядшими, какъ у старухи, чертами.
        Фрейлейнъ фонъ Ридтъ, отвернувшись отъ нея, внимательно осматривала цвтникъ, гд еще работали поденщики; глаза же баронессы украдкой взглядывали на окна нижняго этажа… На минуту эти тусклые глаза остановились на оконной ниш, въ которой стояла дама съ ребенкомъ; въ нихъ блеснуло удивленіе и вмст съ тмъ какая-то враждебность. Было что-то хитрое въ движеніи, съ какимъ эта женщина опустила голову на грудь и ускоренными шагами пошла дальше, какъ будто ничего не видала.
        Поздне пришелъ докторъ, лчившій Іозе, но не прямо съ улицы, а изъ бель-этажа - баронесса присылала за нимъ еще рано утромъ, какъ заявилъ онъ. Онъ былъ домовый врачъ Шиллинговъ, человкъ прямой и честный; сегодня на его лиц выражался едва скрываемый гнвъ. Въ разговор онъ посовтовалъ донн Мерседесъ избгать встрчи съ баронессой, такъ какъ ее нельзя было убдить, что тифа не было въ дом, а она безумно боится заразы. Въ сняхъ казалось приносились жертвы и воскурялся иміамъ греческимъ божествамъ, такой густой дымъ поднимался изъ разставленныхъ кругомъ жаровенъ. Съ какой сардонической улыбкой говорилъ онъ это!
        Своего маленькаго паціента онъ нашелъ значительно подвинувшимся къ выздоровленію.
        - Но, - сказалъ онъ донн Мерседесъ съ особымъ удареніемъ и угрожающе поднявъ палецъ, - я долженъ васъ убдительно просить, чтобы ничто не нарушало спокойствія ребенка! Я возлагаю на васъ отвтственность за всякую перемну къ худшему въ состояніи выздоравливающаго!
        Что долженъ былъ этотъ человкъ только что выслушать и пережить въ бель-этаж! Однако это нисколько на него не подйствовало. Онъ очень полюбилъ мальчика и оказывалъ донн Мерседесъ большое уваженіе, - онъ былъ сегодня любезне, чмъ когда либо, и согласился наконецъ на просьбы Іозе, чтобы тетя поиграла на рояли.
        Донна Мерседесъ сла къ инструменту и взяла нсколько тихихъ аккордовъ. Она не была артисткой и не обладала блестящей техникой. Ея пылкой натур противно было терпливое изученіе, какъ узда степному коню - но въ ея исполненіи проглядывала порой истинная геніальность. Ея душа выливалась въ тонахъ… Она привезла инструментъ съ собой, никогда не играла она на другомъ.
        На прекрасномъ лиц ея выразилась радость, когда она въ первый разъ посл такого долгаго времени дотронулась до клавишъ. Она играла „Аделаиду“ Бетховена очень тихо, боясь дйствія музыки на выздоравливающаго, но какое глубокое чувство одушевляло эти звуки! „Одиноко прохаживается твой другъ въ саду“^^- душа ея блуждала вокругъ экзотическихъ растеній зимняго сада, фонтаны журчали и на колебавшейся водной поверхности качалась глоксинія, а за стеклянной стной, на половину закрытой тяжелой занавской, выступали, какъ живыя, фигуры, созданныя противнымъ живописцемъ…
        Гнвно тряхнувъ головой она откинула назадъ спустившіеся на лобъ волосы и энергичне ударила по клавишамъ, какъ бы желая заглушить мысли другими мелодіями, - великолпный инструментъ издалъ величественные полные звуки; Іозе въ своей постельк слушалъ затаивъ дыханіе, a докторъ, какъ очарованный, стоялъ прислонившись къ косяку окна…
        Вдругъ дверь салона быстро и съ шумомъ отворилась, какъ будто бы явился посолъ по важному длу. Вошелъ камердинеръ Робертъ, но не съ обычнымъ почтеніемъ; наглое выраженіе лица и наглый взглядъ показывали, что этотъ человкъ въ блестящей ливре явился сюда, какъ уполномоченный.
        - Госпожа моя приказала просить не играть больше, - сказалъ онъ довольно грубо съ легкимъ поклономъ. - Въ дом Шиллинга никогда не бываетъ музыки, намъ не велно даже пускать во дворъ шарманщиковъ. Госпожа баронесса не выноситъ ршительно никакой музыки.
        - Возможно ли? Даже шарманщиковъ? - саркастически засмялся докторъ. - Впрочемъ я не понимаю… госпожа вдь помщается на противоположной сторон дома.
        - Дамы завтракаютъ на террас, а тамъ слышно игру, - прервалъ его слуга съ важнымъ видомъ, поднявъ кверху брови.
        - Вдьмы! - сердито проворчалъ себ подъ носъ докторъ. Онъ взялъ шляпу и откланялся съ многозначительной насмшливой улыбкой, между тмъ какъ донна Мерседесъ молча встала и заперла рояль.
        Она подошла къ письменному столу и, казалось, не замчала, что слуга стоялъ еще въ дверяхъ. Въ этомъ человк, который вдругъ почувствовалъ, что можетъ приказывать гордой дам, кипла злоба. Онъ съ шумомъ сдлалъ нсколько шаговъ въ глубину комнаты и показалъ на листъ бумаги, который держалъ въ рук.
        - Я желалъ бы попроситъ… - началъ онъ, откашливаясь.
        Мерседесъ медленно и величественно повернула къ нему свое лицо, и онъ невольно склонился передъ гордымъ удивленнымъ взоромъ, которымъ она смрила его съ головы до ногъ.
        - У меня здсь счетъ разныхъ уплатъ, - сказалъ онъ, подавая ей бумагу, которую она не взяла. - Ухавшая дама никогда не платила извозчикамъ, съ которыми возвращалась, - кучера сердились и требовали съ меня. Я также долженъ былъ давать на чай людямъ, приносившимъ покупки и заказы. Я никогда имъ не отказывалъ, думая, что это также принадлежитъ къ гостепріимству. Но когда я подалъ счетъ госпож, она сказала, что это ея не касается.
        - Это врно. Въ такихъ случаяхъ вы должны обращаться къ моему слуг Яку.
        Онъ съ дерзкой усмшкой почесалъ за ухомъ.
        - Въ рукахъ негра я никогда не видалъ ни одного пфеннига, - сказалъ онъ, заикаясь отъ притворнаго замшательства, - и мое правило всегда прямо обращаться, куда слдуетъ.
        Донна Мерседесъ плотно сжала поблднвшія губы, и грудь ея высоко поднималась отъ тяжелаго дыханія. Она молча отперла шкатулку, стоявшую въ ящик стола и открыла ее, - она была до краевъ налолнена золотомъ.
        - Возьмите, что вамъ слдуетъ, - рзко сказала она, указывая на золото, - ни за что на свт не могла бы она отсчитать деньги этому человку. Онъ въ изумленіи отскочилъ назадъ, какъ будто его охватило пламя изъ этой сказочно богатой шкатулки. Онъ только что злобно намекалъ, что въ нижнемъ этаж нтъ ни одного пфеннига, и вдругъ передъ нимъ такое множество золота, какого онъ отъ роду не видывалъ; и съ этимъ богатствомъ обращались такъ небрежно, что онъ тотчасъ же понялъ, что эта барыня съ дтства была воспитана и пріучена къ богатствамъ набоба.
        - Но, сударыня, я этого ршительно не могу, - пробормоталъ онъ въ смущеніи, - все его нахальство исчезло.
        - Возьмите, - повторила она, и ея гордыя брови мрачно сдвинулись.
        Онъ робко подошелъ на цыпочкахъ и кончиками пальцевъ, какъ бы боясь обжечься, вынулъ золотую монету. Потомъ быстро досталъ изъ кармана кошелекъ.
        - У меня не хватитъ сдачи, сударыня, вамъ слдуетъ получить больше половины золотого, - сказалъ онъ и началъ выкладывать изъ кошелька грязныя деньги на столъ подл портрета „бднаго Вальмазеды“, бывшаго Креза Южной Каролины.
        Донна Мерседесъ подняла руку и указала на дверь.
        - Ступайте, - сказала она строго и повелительно. - Впередь прошу меня не безпокоить такими вещами. У меня этимъ распоряжается Якъ, а вы безъ особаго разршенія не должны входить въ мои комнаты.
        - Какъ прикажете, - пробормоталъ онъ униженно.
        Онъ сунулъ золотой въ карманъ и съ низкими поклонами направился къ двери неудостоенный ни одного взгляда, - донна Мерседесъ отвернулась и смотрла въ садъ.
        - Болванъ! Дуракъ! Долженъ бы самъ себ надавать пощечинъ за свою слпоту, - ворчалъ онъ, выйдя оттуда и остановившись за дверью, какъ вкопаный. - Сколько здсь можно было бы получить на чай. Ну и промахнулся же я!… Тамъ все настоящее, Фрицъ, - сказалъ онъ шопотомъ конюху, который въ это время раздувалъ жаровни, указывая на салонъ, - все: и драгоцнные камни, и золото, и серебро и даже негры! У барыни денегъ, какъ сна. Въ тяжеломъ сундук были не книги, теперь я знаю, это было золото! Золото!
        А та, про которую онъ говорилъ, разсерженная стояла въ оконной ниш; на лиц ея выражалась смсь удивленія, отвращенія и презрнія… Дерзость слугъ въ этомъ нмецкомъ дом достигла высшей степени, - ея личность, ея гордыя самоувренныя манеры ничто не могло внушить уваженія; она безсознательно коснулась оружія противъ этого безстыдства - золота. Это былъ горькій урокъ!… И она пользуется гостепріимствомъ въ этомъ дом! Гостепріимствомъ! На ея родин оказывали безграничное гостепріимство, она и представить себ не могла, что могло быть иначе, и потому тотчасъ же приняла гостепріимство, предложенное ея брату барономъ Шиллингъ… Она вспомнила объ увезенномъ съ собой ключ отъ погреба - баронесса была не только коварна, какъ она тогда подумала, но и скупа… Она вздрогнула отъ отвращенія. He должна ли она поговорить о плат? Или отплатитъ боле тонко, пославъ хозяйк дома что нибудь изъ своихъ драгоцнностей? Но что онъ скажетъ на это? Онъ будетъ хуже прежняго думать о ней…
        Она сла въ кресло и закрыла лицо руками.
        27.
        Итакъ страстное желаніе прислуги исполнилось, - хозяйка вернулась; однако злорадство ихъ на слдующее же утро смнилось общимъ уныніемъ. Нервная раздражительность госпожи, какъ это и всегда бывало, посл поздки очень усилилась. Къ этому присоединилось еще неудовольствіе на отсутствіе супруга. Она отказалась отъ своего намренія хать вслдъ за нимъ, посл того какъ Робертъ сообщилъ ей, что онъ и мадемуазель Биркнеръ получили инструкціи только на нсколько дней и что слдовательно, господинъ долженъ скоро вернуться, но это не улучшило ея желчнаго безпрестанно мнявшагося расположенія духа, съ какимъ она опять взяла въ свои руки управленіе домомъ. Даже Минку она не хотла видть и оставила черную бестію въ ея пансіон.
        Мадемуазель Биркнеръ, какъ впавшая въ немилость разумется и не показывалась въ бель-этаж; другіе въ душ завидовали ей, потому что,^^какъ шепотомъ передавалось между прислугой, госпожа такъ смотрла, что лучше бы кажется провалиться сквозь землю. Двери всхъ комнатъ наверху и даже большого средняго салона были открыты, и^^въ то время какъ фрейлейнъ фонъ Ридтъ вышивала покровъ, баронесса безпокойно и безцльно бродила взадъ и впередъ по анфилад комнатъ. Иногда она тихо говорила сама съ собой, часто останавливалась посреди большого салона и съ злобнымъ смхомъ глядла на портреты по стнамъ, какъ бы насмхаясь надъ гордыми господами фонъ Шиллингъ, а портрету стараго барона она нсколько разъ уже грозила кулакомъ и бранила его такъ, какъ нельзя было и ожидать отъ такой благородной дамы, - все это подглядлъ Робертъ… Иногда чрезъ открытыя окна слышался безумный смхъ и вскрикиванія.
        - У госпожи баронессы истерика, - спокойно говорила тогда Анхенъ донн Мерседесъ, которая испуганно вздрагивала.
        Прислуга же не обращала на это никакого вниманія, вс привыкли къ тому, что госпожа страдаетъ истериками.
        Жаровни въ сняхъ все еще дымились, повидимому они должны были угаснуть только по возвращеніи барона, когда онъ убдится, что подвергалъ свою и безъ того болзненную супругу очевидной опасности и поставилъ ее въ очень тяжелое положеніе. Ни въ чемъ, впрочемъ, его любимцевъ не безпокоили, только такъ игнорировали ихъ, точно окна нижняго этажа были заперты внутренними ставнями отъ всего вншняго міра.
        Донна Мерседесъ уходила всегда въ глубь комнаты какъ только видла двухъ дамъ, идущими по саду, гд он проходили два раза въ день: утромъ и вечеромъ изъ бенедиктинскаго монастыря. Ея внутреннее состояніе представлялось ей самой загадочнымъ. Конечно, не могла пробудить въ ней ни малйшей симпатіи эта женщина, которая, несмотря на свою вялость и слабость, умла поразительно и оскорбительно проявлять себя неограниченной повелительницей шиллингова дома и всего живущаго въ немъ. Донна Мерседесъ имла причины сердиться на хозяйку дома, которая забывъ вс приличія и самыя простыя правила вжливости, поступила въ отношеніи къ ней по своему собственному высокомрному произволу, и когда она видла между деревьями срый шлейфъ, въ ней всякій разъ вспыхивало чувство ненависти, сердце начинало сильно, мучительно биться, и кровь останавливалась въ жилахъ, это безотчетное внутреннее убжденіе было ей самой непонятно и смущало ее.
        Такимъ образомъ прошли два дня, на третій донна Мерседесъ съ ранняго утра находилась въ нетерпливомъ ожиданіи, - сегодня могъ вернуться баронъ Шиллингъ. Привезетъ ли онъ съ собой бглянку и вернетъ ли ее къ ея обязанностямъ? Надежды молодой женщины съ каждымъ часомъ уменьшались; сегодня же она была твердо убждена, что не увидитъ Люсили до тхъ поръ, пока болзнь и нужда не принудятъ ее вернуться подъ ея покровительство. Всетаки она съ невыразимымъ напряженіемъ ожидала возвращенія барона Шиллингъ и, такъ какъ онъ заявилъ ей твердо и ршительно, что увидится съ Іозе только подъ деревьями сада, то не могла разсчитывать, чтобы онъ пришелъ въ комнаты нижняго этажа, хотя бы даже и привезъ важныя извстія.
        Поэтому посл обда около того времени, когда онъ могъ возвратиться, она отправилась въ зимній садъ. Анхенъ между тмъ сидла у Іозе и разсказывала ему сказки, а маленькая Паула подъ надзоромъ Деборы играла въ сосновой рощиц позади мастерской.
        Зимній садъ былъ отпертъ, и дверь въ мастерскую также была немного пріоткрыта; садовникъ занимался кактусами и папортниками и должно быть только что ушелъ, - видны были еще свжіе слды его пребыванія: на полу стояла лейка и зеленый занавсъ у стеклянной стны былъ совершенно отдернутъ, такъ что видно было всю мастерскую, представлявшую удивительный поражающій видъ!
        Донна Мерседесъ вынула изъ кармана книгу и сла на чугунный садовый диванчикъ, поставленный среди цлаго лса растеній, образовавшихъ надъ нимъ какъ бы бесдку. Здсь въ этой поэтической тишин, въ благоухающемъ освженномъ фонтанами воздух могла она ожидать тихо и спокойно, - спокойно? Сердце ея такъ билось, точно хотло разорваться; она пробовала читать, но не находила смысла въ стихахъ Лонгфелло [[34] Генри Уодсворт Лонгфелло (англ. Henry Wadsworth Longfellow; 27 февраля 1807, Портленд (Мэн) - 24 марта 1882, Кембридж (Массачусетс)) - американский поэт. Автор «Песни о Гайавате» и других поэм и стихотворений.]; взглядъ ея то и дло отрывался отъ книги и устремлялся въ мастерскую, въ этотъ міръ чудесъ, который самъ былъ поэзіей, поэзіей изъ древнйшихъ временъ, изъ широкой дали, вдохновлявшей того, кто здсь думалъ и творилъ.
        Вдругъ Пиратъ громко залаялъ въ своей конур. Донна Мерседесъ испугалась, - къ мастерской приближались чужіе люди, что она поняла по громкому сердитому лаю собаки, но шаговъ не было слышно. Собака скоро замолчала, и молодая женщина успокоившись снова услась поудобне въ своемъ защищенномъ уголк.
        Вдругъ вверху на галлере зашевелилась гобеленовая портьера, жутко какъ-то стало, когда яркая пестрая ткань отдлилась отъ стны, отодвинулась въ сторону, и въ рамк двери появилась, какъ привидніе, срая фигура женщины. Вяло и согнувшись, какъ всегда, а теперь еще крадучись, какъ воръ, вышла баронесса на галлерею. Фрейлейнъ фонъ Ридтъ слдовала за ней.
        Высокая, одтая въ черное шелковое платье съ серьезнымъ повелительнымъ взглядомъ канонисса казалась королевой подл noxoжей на тнь баронессы.
        - Мн противно идти туда, - ршительно сказала канонисса своимъ звонкимъ немного чопорнымъ голосомъ и протянула руку по направленію къ лстниц. - Если ужъ здсь наверху все такъ старательно убрано, въ чемъ ты убдилась вчера, то въ мастерской на общественной, такъ сказать, почв, ты еще меньше найдешь объясненій.
        Баронесса совсмъ не обращала вниманія на то, что говорила ея спутница. Она спускалась съ галлереи по витой лстниц.
        И вотъ донна Мерседесъ увидла жену художника, идущей тамъ, гд еще недавно вечеромъ ея фантазія представляла ей стройную молодую женщину съ подносомъ въ рукахъ - какъ непохожа была на нее баронесса! Донна Мерседесъ первый разъ видла ее безъ шляпы. Какіе великолпные густые волосы свободно подобранные обрамляли ея длинное узкое лицо. Но эти тяжелыя пряди имли тотъ сро-блокурый цвтъ, которому свтъ напрасно старается придать золотистый оттнокъ и мягкій блескъ. Рзко откинутые назадъ они слишкомъ открывали и безъ того большой лобъ и придавали лицу вялое и тупое выраженіе; неужели художникъ, такъ понимавшій красоту, никогда не пытался совтомъ или просьбой измнить эту некрасивую прическу.
        Донна Мерседесъ чуть дышала въ своемъ убжищ. Она не могла подняться теперь съ своего мста, не столкнувшись лицомъ къ лицу съ этими дамами, съ которыми она ни за что не хотла встрчаться до возвращенія барона. Но она надялась ускользнуть въ то время, когда баронесса, по выраженію фрейлейнъ фонъ Ридтъ, будетъ „искать объясненій“, и потому она глубже прижалась въ свой уголокъ и сквозь миртовую ршетку, бывшую у нея съ правой стороны, слдила, когда настанетъ удобный моментъ.
        Баронесса остановилась на нижней ступеньк витой лстницы.
        - Я еще никогда не была здсь - никогда! - сказала она тономъ глубокаго удовлетворенія и, описывая рукой большой кругъ, обвела взглядомъ мастерскую. - Я исполнила то, что общала тогда, когда онъ положилъ первый камень для этого дома, и до этой минуты я держала свое слово! И что я теперь его нарушаю, онъ никогда этого не узнаетъ!
        Она вошла въ мастерскую и насмшливо засмялась.
        - Посмотри кругомъ, Адельгейда, - сказала она канонисс, которая медленно и видимо неохотно слдовала за ней. - Разв не чистйшее тупоуміе подобное безумное устройство?… Конечно въ этомъ случа онъ былъ вполн правъ, - на такую дрянь я бы ни за что не дала своихъ денегъ! На это онъ долженъ былъ самъ заработать! Онъ безумный расточитель! - съ горечью прервала она себя, и кровь бросилась ей въ лицо. - Онъ тратитъ огромныя суммы на эти старыя дрянныя книжки и на этотъ хламъ такъ же, какъ и на дорогія вина и кушанья для всей этой прізжей компаніи въ нижнемъ этаж!
        Какимъ грубымъ образомъ выражалось ея раздраженіе, какъ живо она жестикулировала, и ея медленная вялая походка вдругъ превратилась въ чрезвычайно быструю. Она пробжала всю мастерскую и къ ужасу донны Мерседесъ вошла въ зимній садъ.
        - Прислуга любитъ сплетничать, а онъ не долженъ ничего знать, - пробормотала она, затворила дверь ведущую въ садъ, заперла ее на ключъ и положила его въ карманъ для большей безопасности.
        Донна Мерседесъ боялась шевельнуться и сидла, какъ мертвая. Только миртовая изгородь отдляла ее отъ этой женщины, дыханіе которой она почти чувствовала.
        Она находилась въ самомъ мучительномъ положеніи, - она была плнницей. Ея гордость, все существо ея возмущалось отъ соучастія въ томъ, что длала здсь баронесса въ отсутствіе мужа; однако для нея была еще ужасне мысль выступить теперь передъ этой женщиной и потребовать у нея ключъ, - потому она ршила тихо выжидать, можетъ быть дамы скоро удалятся.
        Баронесса, не оглянувшись, вернулась въ мастерскую. Она начала обыскивать шкафы, которые не были заперты. Большая часть ящиковъ была пуста, или же наполнена рисунками и эскизами, которые она въ своемъ нетерпніи небрежно бросала на мсто. Противно было смотрть, какъ эта длинная фигура, какъ кошка, подкрадывалась на цыпочкахъ къ шкафамъ и полкамъ и везд - на карнизахъ и полкахъ искала забытаго нечаянно письма.
        Между тмъ канонисса подошла къ мольберту. Сначала она остановилась, какъ вкопаная отъ изумленія, потомъ вскрикнула отъ негодованія, отскочила на нсколько шаговъ отъ картины и искала глазами баронессу.
        - Оставь, пожалуйста, Клементина, это отвратительное шпіонство! - вскричала она съ гнвнымъ нетерпніемъ. - Поди лучше сюда и посмотри, до чего довела твоя небрежность.
        - Боже мой! что съ тобой опять? - сердито отвчала баронесса, глядя на нее черезъ плечо. Она только что открыла шкафъ и на одной изъ полокъ нашла пустой конвертъ; она, казалось, готова была проглотить каждую букву адреса.
        - Вдь это женскій почеркъ? - спросила она, быстро пройдя черезъ всю мастерскую и показывая канонисс конвертъ.
        - Я никогда не дотрогиваюсь до чужихъ писемъ, - возразила та рзко, отстраняя рукой конвертъ. - Къ чему такая низкая нескромность? Если даже это письмо дало теб явное доказательство его неврности, - при этихъ словахъ баронесса вся вспыхнула оть внутренняго волненія, - оно бы не сдлало его передъ нашими боле виновнымъ, чмъ эта картина! Посмотри!
        Она опять подошла къ мольберту, между тмъ какъ баронесса подъ вліяніемъ досады, отвращенія и противорчія не двигалась съ мста.
        - Я не могу! - отвчала она упрямо. - Ты не хочешь дотрогиваться до его писемъ, а я ршила не смотрть его картинъ.
        - Да, къ сожалнію! Ты хвастаешься, что никогда не была въ мастерской, а я вижу теперь, что ты должна бы всегда здсь присутствовать, чтобы помшать всемірному скандалу! - Она протянула правую руку къ картин. - Эта самая ужасная тенденціозная картина, когда либо выходившая въ свтъ, - вскричала она съ глубокимъ волненіемъ. - Вотъ эти, - она указала на прекрасную среднюю группу, - эти вроотступницы, еретички, отвергнутыя отъ лица Божія украшены внцомъ мученичества, а врные, взявшіеся въ порыв религіознаго усердія за оружіе, чтобы очистить церковь отъ плевелъ, представлены здсь, какъ кровожадные убійцы!… И это могло зародиться въ его голов, когда ты подл него! Могло безпрепятственно принять форму и краски, потому что ты преслдуешь только одну цль обратить равнодушнаго мужа въ рабски покорнаго любовника.
        Баронесса быстро подошла къ ней и очутилась передъ картиной, которой не хотла видть. Съ минуту она молчала, очевидно пораженная, потомъ гнвно провела рукой по двичьей фигур въ ночной одежд, роскошный бюстъ который былъ едва наполовину прикрытъ накинутымъ на нее чернымъ вуалемъ.
        - Что за мерзость! Какія у него отвратительныя фантазіи, - вскричала она… - Прикидывается такимъ сдержаннымъ и аскетомъ, а втайн занимается такой грховной наготой.
        Донна Мерседесъ изъ-за перекрещивающихся втокъ ясно видла обихъ женщинъ. Рзкій профиль канониссы ярко выдлялся на заднемъ план мастерской своими почти античными очертаніями. Молодая женщина за миртовымъ кустомъ ясно видла каждую ея черту и замтила, съ какимъ презрніемъ взглянула она своими темными глазами на раздраженную женщину.
        - Я не обращаю на это вниманіе, - сказала она холодно и пожимая плечами, - и не считаю этого грхомъ, - самые благочестивые монахи изображали на своихъ картинахъ человческое тло во всей его красот. Здсь, - она снова подняла руку къ картин, - грховна одна тенденція!… Вся кровь кипитъ во мн, когда я подумаю, что и отсюда нанесется ударъ католицизму, когда и безъ того отовсюду возмутительно нападаютъ на Римъ и его приверженцевъ, отсюда, съ владній, которыя отняли у церкви! Почему я интересуюсь документами Шиллинговъ и той еретической семьи, живущей въ монастырскомъ помсть! Земля, на которую церковь хоть разъ стала своей священной ногой, неотъемлемо принадлежитъ ей, и хотя бы она въ продолженіе столтій должна была уступать сил и произволу, со временемъ вернетъ свои права! Священная обязанность каждаго католика помогать ей въ этомъ.
        Съ невыразимой ненавистью повернулась она спиной къ картин, и ея твердые шаги звучно раздались по каменному полу.
        - Еслибы я имла здсь права супруги и власть собственницы, - сказала она, останавливаясь и поднявъ голову, выразительно ударяя себя рукой въ грудь, - я сломала бы кисти передъ глазами безбожника, бросила бы предательскія краски ему подъ ноги - картина исчезла бы, еслибы мн даже пришлось изгрызть зубами каждую нитку полотна!
        Донна Мерседесъ невольно склонилась, тяжело дыша. Какъ служительница Божія, стояла она тамъ съ своей величественной фигурой, одушевленная фанатическимъ усердіемъ къ вр. Ни въ выраженіи лица, ни въ звукахъ дышащаго страстью голоса не было и намека на лицемріе или разсчетъ. Это была одна изъ тхъ женщинъ, которыя претерпваютъ всякія мученія за вру, которыя могутъ спокойно поднести факелъ къ костру, на которомъ долженъ погибнуть еретикъ, противникъ вры…
        Такая сила фанатизма должна была имть неотразимое вліяніе на душу каждаго, и баронесса отошла отъ мольберта, чувствуя себя виновной. Своей утомленной походкой она вернулась къ шкафу, но въ нсколькихъ шагахъ отъ него остановилась и зажала уши руками.
        - Я бы отравила эту несносную собаку, - вскричала она нервнымъ сердитымъ голосомъ.
        Въ эту минуту донна Мерседесъ совсмъ зарылась въ скрывавшія ее втви, - сердце ея сильно билось. Она слышала, что Пиратъ спущенъ съ цпи и съ громкимъ радостнымъ лаемъ приближается къ мастерской. Только баронъ Шиллингъ могъ спустить его, и впереди него бжалъ онъ теперь по лстниц. Онъ возвратился, а эта женщина съ конфискованнымъ ею конвертомъ стояла еще передъ самовольно открытымъ шкафомъ и не подозрвала, что онъ можетъ застать ее въ этомъ компрометирующемъ положеніи.
        Прекрасное, истинно женское чувство, не могущее остаться равнодушнымъ даже къ чужому униженію, кипло въ донн Мерседесъ, и слова предостереженія готовы были сорваться съ устъ, но было уже поздно: баронъ Шиллингъ появился на галлере.
        28.
        На лиц возвратившагося виднлась радость. Онъ несъ на правой рук Паулу, а лвой нжно прижималъ ее къ груди. Пиратъ протискался мимо него въ дверь и побжалъ по галлере и съ лстницы, - какъ бшеный кинулся онъ на баронессу, изъ рукъ которой со страху выпалъ конвертъ.
        Она какъ бы окаменла отъ страху, но быстро пришла въ себя - первымъ ея движеніемъ было затворить поскоре шкафъ, но какъ только она пошевелилась, собака бросилась на нее, точно защищала отъ вора имущество хозяина.
        - Что же ты хочешь, чтобы меня разорвало это чудовище? - гнвно крикнула она, обращаясь къ галлере.
        Онъ быстро позвалъ собаку, тотчасъ же кинувшуюся къ нему. Баронъ Шиллингъ втолкнулъ ее одной рукой въ комнату и заперъ бывшую за гардиной дверь.
        - Мн жаль, что ты испугалась, Клементина, - сказалъ онъ, сходя съ лстницы. Онъ несъ двочку, которая своими рученками обвила его шею и такъ крпко прижалась своимъ личикомъ къ его загорлой щек, что ея блокурые волосы смшались съ его бородой. - Собака только кажется страшной, но она не кусается, - это товарищъ дтскихъ игръ, - продолжалъ онъ, подходя ближе къ жен, - взоръ его скользнулъ по валявшемуся конверту и открытому шкафу, и на лиц его отразилась иронія. - Я и не подозрвалъ, что ты вернулась, еще мене могъ я предподагать, что ты здсь! Это странный сюрпризъ, Клементина; иначе я не позволилъ бы буйному животному сопровождать меня.
        Онъ слегка холодно поклонился фрейлейнъ фонъ Ридтъ и протянулъ жен свободную лвую руку.
        - Пока двочка будетъ у тебя на рукахъ, я не подамъ теб своей руки, - сказала она холодно. - Я не желаю имть постороннихъ свидтелей при свиданіи.
        При этихъ словахъ онъ повернулъ голову въ сторону и сдвинувъ брови, пристально посмотрлъ насмшливымъ взглядомъ на канониссу, которая, сложивъ руки, молча и неподвижно стояла на одномъ мст.
        - Адельгейда не посторонняя, - замтила баронесса.
        - А дитя Люціана, эта милая крошка, очень близка моему сердцу, - добавилъ онъ спокойно. Онъ поставилъ малютку съ нжной заботливостью на полъ и крпко держалъ ее за ручку лвой рукой, но жен онъ не протянулъ боле руки.
        Ея слабыя ноги казалось, вдругъ отказались ей служить, - она упала въ ближайшее кресло.
        - У меня стсненіе въ груди, Адельгейда, - сказала она и прижала руки къ груди.
        Канонисса подошла къ ней и подала ей флаконъ, который вынула изъ кармана, между тмъ какъ баронъ отдернулъ темную занавску у одного изъ оконъ и открылъ его.
        - Безъ меня здсь плохо провтривали, - равнодушно замтилъ онъ.
        - Это не отъ того! - возразила баронесса, нюхая спиртъ. - Каково мн было жить въ дом съ зараженнымъ ужасной болзнью воздухомъ. Чтобы нсколько предохранить себя и Адельгейду отъ заразы, я принуждена была день и ночь вдыхать удушливый дымъ жаровни.
        - Какъ! Разв болзнь Іозе приняла дурной оборотъ? - спросилъ баронъ совершенно пораженный.
        - Іозе? Кто это Іозе? - равнодушно спросила баронесса, апатично поднявъ глаза. - Неужели ты думаешь, что я тратила время и трудъ на то, чтобы справляться о твоихъ знакомыхъ и узнавать ихъ имена. Я знаю только, что нашла свой домъ въ ужасномъ состояніи, вернувшись домой. Прислуга распущена, безо всякой дисциплины, какъ стадо безъ пастуха, и во глав всхъ эта глупая экономка, которую я, наконецъ, прогоню безъ всякаго милосердія…
        - Вотъ какъ?!…
        - Непремнно, на этотъ разъ ужъ я ее уволю, положись въ этомъ на меня!… О, какъ я разстроилась въ тотъ вечеръ! Вернувшись изъ мирной тишины святаго дома, гд я воспитывалась, я была вдвойн поражена такимъ ужаснымъ пріемомъ. Супругъ ухалъ…
        - Для исполненія неотложнаго долга…
        - Ахъ, да, ты долженъ былъ послдовать за бжавшей танцовщицей, - прервала она его.
        У него готовъ былъ сорваться съ устъ рзкій отвтъ, но онъ поборолъ себя. Взглядъ, который онъ устремилъ на злобную женщину, лежавшую въ кресл, доказалъ ясне всякихъ словъ, что онъ глубоко несчастный человкъ, хотя еще недавно въ комнат Люсили онъ съ гордостью уврялъ, что доволенъ своей судьбой.
        - За вдовой Люціана, хочешь ты сказать, Клементина, - возразилъ онъ сдержанно. - До танцовщицы Фурніе мн нтъ никакого дла.
        - Ахъ, Боже мой! Мой слабый умъ не понимаетъ такого ничтожнаго мелочнаго различія, - сказала она попрежнему монотонно. - Ну, да мн все равно… Такія молодыя вдовы имютъ для нкоторыхъ мужчинъ такую же притягательную силу, какъ и ихъ сценическіе тріумфы… Кстати, эта донна Вальмазеда тоже вдова, какъ я слышала! Ты не счелъ нужнымъ сообщить мн такіе интересные факты…
        - Разв ты не находила всегда писемъ Люціана скучными и не уклонялась отъ извстій, заключавшихся въ нихъ.
        - Ахъ, Боже мой, да кто же говоритъ о томъ, что было прежде? Я подразумваю ту минуту, когда ты сообщалъ мн, что она будетъ сопровождать свою невстку.
        Молодая женщина за миртовымъ кустомъ отчаянно боролась съ собой въ это мгновенье. Она видла, какъ при ея имени, лицо его покраснло отъ сильнаго гнва. Ей страстно хотлось выйти и своимъ появленіемъ остановить его сужденіе о себ; но она оставалась на мст, какъ разслабленная; между тмъ онъ сказалъ твердо и рзко:
        - А разв это необходимо? Разв этотъ фактъ иметъ какое нибудь значеніе въ моихъ отношеніяхъ къ ней?… Я общалъ принять подъ свое покровительство дтей Люціана. Что же касается того, кто мн ихъ привезъ, это дло второстепенное.
        - А для меня нтъ, - сказала она съ раздраженіемъ. - Эта владтельница плантацій со своей шайкой рабовъ внушаетъ мн ужасъ, - мн кажется, что она изъ тхъ, которыя собственноручно наказываютъ бичемъ своихъ слугъ. Я живу теперъ въ лихорадочномъ страх, что когда нибудь услышу вопли наказываемыхъ.
        - Это представленіе ложно, - прервалъ онъ коротко, и губы его крпко сжались.
        - Оно справедливо, - сказала она упорно. - Стоитъ только посмотрть на ея лицо. Можетъ быть здсь на нмецкой почв она обуздываетъ себя. Ho разв не позорно ужъ и то, что она пользуется услугами рабовъ, везетъ ихъ съ собой за море, какъ машины, а не людей.
        - Это ужъ ея дло - я не чувствую въ себ призванія бороться съ чужой безнравственностью.
        Съ какой горечью говорилъ онъ.
        Баронесса насмшливо засмялась.
        - Едва-ли бы это и удалось теб, - сказала она. - Эти заморскія хлопчато-бумажныя аристократки капризны и высокомрны, какъ демоны.
        Онъ молчалъ и наклонился къ Паул, которая обими руками крпко держалась за его руку и большими глазами смотрла на женщину, сидвшую въ кресл, - избалованной крошк очевидно казалось очень удивительнымъ, что ее не удостоили ни однимъ взглядомъ.
        - He отвести ли намъ Пирата на мсто? - спросилъ онъ. - Онъ визжитъ и просится вонъ. Дебора поведетъ его на цпочк, а ты побжишь подл него.
        Дитя охотно обвило руками его шею, и онъ понесъ ее на лстницу.
        - У него нехорошій видъ, и онъ вернулся въ невыносимомъ расположеніи духа, - при дерзкомъ тон его голоса во мн кипитъ вся кровь, - сказала канонисса, когда онъ исчезъ за дверью наверху.
        Баронесса не отвчала. Она быстро вскочила, бросила конвертъ въ ящикъ и заперла шкафъ, потомъ опять сла въ кресло, какъ будто и не покидала своего мста.
        - Съ этимъ настроеніемъ я живо покончу, - сказала она повидимому равнодушно, - во мн наоборотъ кипитъ вся кровь, когда онъ, точно нянька, таскаетъ двчонку и съ такой нжностью прижимаетъ къ себ ея блокурую головку.
        - Я считаю это за демонстрацію противъ твоей бездтности, - сказала канонисса спокойно, но съ особеннымъ удареніемъ.
        Баронесса привскочила въ кресл, лицо ея исказилось отъ злобы, и съ устъ готовъ былъ сорваться потокъ страстныхъ словъ, но въ эту минуту баронъ Шиллингъ дернулъ наружную дверь зимняго сада. Онъ передалъ Паулу ожидавшей въ саду Дебор и хотлъ вернуться въ мастерскую по кратчайшей дорог.
        Баронесса невольно съ испугомъ схватилась за конфискованный ключъ, но дверь ужъ была отперта снаружи другимъ ключемъ.
        - Что ты влетла что ли сюда, Клементина? - спросилъ баронъ Шиллингъ входя. - Вс входы, даже наверху, долженъ былъ я отпирать.
        - Я взяла у Роберта ключъ отъ твоей мастерской, - отвчала она небрежно, но съ нкоторымъ смущеніемъ. - Я хотла посмотрть, все ли здсь въ порядк въ твое отсутствіе.
        При такой неловкой увертк фрейлейнъ фонъ Ридтъ повернулась такъ быстро, что ея шелковое платье зашуршало.
        - Ты очень добра. Изъ любви къ порядку ты героически поборола свое отвращеніе, - спокойно сказалъ баронъ Шиллингъ. - И ты нашла, что полъ дурно подметаютъ, что везд валяются конверты и что слуги безъ всякаго стыда стараются проникнуть въ мои тайны… ахъ, ты была такъ добра, что собственноручно уничтожила гнусные слды достойнаго презрнія шпіонства? - прервалъ онъ самъ себя, бросивъ насмшливый взглядъ на полъ и на шкафъ.
        Она молча встала. Ей было тяжело быть пойманной въ такомъ компрометтирующемъ поступк, но очевидно она умла выпутываться изъ такихъ положеній посредствомъ лжи. Она поспшно подобрала свой шлейфъ и встряхнула его.
        - Да, у тебя здсь пыльно, плохо убираютъ, - сказала она. - Ты, кажется, насмхаешься надъ моимъ присутствіемъ здсь, - само собой разумется, что я не приду больше, мой другъ. Но очень хорошо, что я хоть одинъ разъ пересилила себя и заглянула сюда… Эту картину ты выпустишь въ свтъ? - и она указала на мольбертъ.
        - Конечно. Она скоро будетъ отправлена въ Вну на выставку.
        - Это прославленіе еретичества? и ты ршишься передъ цлымъ свтомъ признать ее за твое произведеніе?
        - Неужели я долженъ отречься отъ своего дтища?
        Онъ засмялся полуудивленно, полунасмшливо и подошелъ ближе къ мольберту, какъ бы намреваясь укрыть свое дтище отъ профанирующихъ взглядовъ.
        - Какое безстыдство! - сказала баронесса съ невыразимымъ раздраженіемъ. - Спроси Адельгейду…
        - Какъ! художественная критика изъ этихъ устъ? Пойми, что я долженъ отъ нея ршительно отказаться, - вскричалъ онъ съ убійственной насмшкой и устремилъ пронизывающій взглядъ на канониссу, которая тотчасъ же приблизилась къ нимъ. Эти два человка были смертельными врагами, въ глубин души презиравшими одинъ другого, о чемъ свидтедьствовали взгляды, которыми они смрили другъ друга.
        - He подумайте, баронъ Шиллингъ, что я вмшиваюсь въ технику вашего искусства, - я чувствую себя призванной къ другому, - сказала она холодно. Это были первыя слова, произнесенныя ей съ той минуты, какъ онъ вошелъ съ мастерскую. Звучный пронзительный женскій голосъ громко раздавался въ этихъ стнахъ, какъ голосъ проповдника. - Я мало понимаю въ правильности линій и красот колорита, и меня рдко интересуетъ художественное произведеніе, меня можетъ возмутить только вредная тенденція, которую кисть желаетъ увковчить… Эта отступница, - она указала на фигуру сдой гугенотки, - окружена ореоломъ мученицы…
        - По всей справедливости. Неужели въ угоду фанатизму какой нибудь канониссы я долженъ извращать историческіе факты?
        - А это разв не вопіющее извращеніе? - вскричала она въ порыв горячности, указывая рукой на картину. - Въ ту священную ночь, называемую Вароломеевской, всякая рука, направлявшая оружіе въ сердце гугенота была карающей десницей самого Бога…
        - Позвольте, фрейлейнъ фонъ Ридтъ, я не потерплю, чтобы здсь въ моей мирной мастерской раздавались слова религіозной нетерпимости.
        - А разв вы сами не обнаруживаете ее самымъ преступнымъ образомъ?!
        Онъ презрительно засмялся.
        - Ахъ, да, въ наше время всякій художникъ, всякій мыслитель - преступникъ, если онъ не лицемритъ, а держится истины и добра и стремится къ благородному, его обвиняютъ въ навязчивыхъ тенденціяхъ, есть он у него или нтъ… Но я уже объявилъ, что ршительно отклоняю ваши критическія замчанія, фрейлейнъ! Гд только вамъ удастся поставить ногу, тамъ она тотчасъ же пускаетъ корни, какъ вредное вьющееся растеніе, и вы овладваете почвой! Такимъ образомъ вндрились вы въ мой домъ и подчинили себ женскую волю, бывшую до сихъ поръ очень упорной. Изъ этихъ владній я удалился и предоставляю ихъ вамъ. Я не могу терпть собственности, которую я долженъ ежедневно, ежечасно отвоевывать у постоянно усиливающагося фанатизма! Но здсь предъ лицомъ благороднаго искусства, моей святыни, моего утшенія и радости не должны появляться ночныя совы и летучія мыши…
        - Арнольдъ!
        Баронесса бросилась къ нему и схватила обими руками его руку. Въ чертахъ ея выражался неописанный ужасъ.
        - Возьми свои слова назадъ, Арнольдъ! Вдь не хочешь же ты сказать, что ставишь свое искусство выше жены, нтъ, ты не хотлъ этого сказать!
        Онъ стоялъ неподвижно, только глаза его въ первую минуту быстро скользнули по худымъ рукамъ, схватившимъ его руку, какъ бы желая освободиться отъ нихъ.
        - Я сказалъ только правду, - возразилъ онъ холодно. - Я избралъ его! Оно возвышаетъ меня, никогда не тянетъ меня внизъ и никогда не заставляетъ заглядывать въ ненавистные темные уголки, въ которыхъ, какъ въ женской душ, укрываются коварство, ложь, обманъ, жажда власти и капризы. Никогда оно не измняло…
        - А разв я измняла? - вскричала баронесса.
        - Ты противъ моей воли и желанія поддерживаешь дружбу, которая внесла въ наше супружество ссоры и разладъ. - Онъ указалъ на канониссу, которая, сложивъ руки и плотно сжавъ губы, вызывающе смотрла ему прямо въ лицо. - Пусть она опровергнетъ, если я говорю неправду, что ты своими жалобами и непріязненными сужденіями позоришь имя своего мужа!
        Канонисса молчала, - она не была способна лгать.
        - Разв вы такъ безупречны и безгршны, что считаете себя выше всякихъ обвиненій? - спросила она посл нкотораго колебанія.
        Презрительная улыбка скользнула по его лицу.
        - Это говоритъ дипломатка, хорошо наученная монастырская посланница. Я не безупреченъ и не безгршенъ - Шиллинги простые смертные, и я не могу отречься отъ крови своихъ предковъ. Вс они безъ исключенія не были покорными, кроткими какъ агнцы, супругами, и мн кажется между ними нельзя указать ни одного героя туфли [[35] "При этих словах он почти невольно обвел глазами письменный стол и оконную нишу, в которой стояла массивная, чудной работы, резная мебель. Лиана следила за его взглядом. Среди стола, где бы, по ее мнению, приличнее всего было стоять портрету Лео, стоял под стеклянным колпаком, на белой бархатной подушке, светло голубой и уже полинявший атласный башмачок. Лиане не было ново этого рода почитание между мужчинами: ее подруги в институте не раз рассказывали ей об этом; но тут она в первый раз видела собственными глазами образчик такого почитания. Она сильно покраснела. Майнау заметил это. - Воспоминания несчастного времени моего «безумства», - сказал он весело и так сильно ударил указательным пальцем по колпаку, что звон стекла раздался по всей комнате. - Боже мой, как надоело мне это
созерцание, но мужчина должен держать данное слово!… В минуту увлечения я поклялся обладательнице его свято хранить свидетеля ее торжества и храню его, но он ужасно мешает мне, особенно когда я пишу письма: своими большими размерами он уязвляет мой изящный вкус, постоянно напоминая мне, как непростительно я был глуп в то время…" (Е.Марлитт "Вторая жена")]. Эта непреклонность можетъ быть была нкоторымъ женамъ Шиллинговъ бльмомъ на глазу, камнемъ на дорог, но лтописи нашего рода не упоминаютъ ни объ одной изъ нихъ, которая бы своими злыми рчами за спиной мужа вроломно задвала его честь.
        Онъ пошелъ къ двери, черезъ которую вернулся въ мастерскую, и распахнулъ ее. Потомъ, поклонившись слегка канонисс, онъ направился къ витой лстниц, чтобы подняться наверхъ.
        - Ты отказываешь Адельгейд отъ дома? - воскликнула баронесса вн себя.
        Онъ, положивъ руку на перила, остановился на нижней ступеньк и обернулся къ ней лицомъ.
        - Я длаю это уже не первый разъ, - сказалъ онъ очень спокойно. - Но фрейлейнъ фонъ Ридтъ преслдуетъ „высшія цли“, которыя не позволяютъ ей понимать вжливо выраженныхъ желаній и обращать вниманіе на голосъ врожденной женской деликатности… Всякій другой мужъ посл столькихъ неудачныхъ попытокъ вжливо удалить отъ себя злого духа, энергично употребилъ бы въ дло свои права хозяина дома, но мн это противно. Поэтому я ограничусь протестомъ противъ посщенія моей мастерской и уединюсь здсь - нога моя не будетъ въ дом съ колоннами, пока у тебя гости.
        Твердыми шагами поднялся онъ по лстниц и исчезъ за гардиной; слышно было, какъ онъ заперъ за собой дверь.
        Баронесса неподвижно смотрла ему вслдъ, какъ будто ожидала, что онъ сейчасъ вернется въ раскаяніи, но вдругъ подобрала свой шлейфъ и быстро направилась къ лстниц; но фрейлейнъ фонъ Ридтъ уже стояла подл нея, какъ демонъ, распустившій свои черныя крылья надъ павшей душой. Она не сказала ни слова, но быстро схватила ея руку, которая уже взялась было за перила, и отдернула ее…
        И въ этомъ прикосновеніи должны были заключатъся странная власть и сила, потому что упрямая женщина покорно сняла ногу съ нижней ступеньки лстницы, куда она ужъ было поставила ее, хотя со всми признаками неудовольствія и стараясь подавить слезы гнва и внутренней ярости.
        Ho она послдовала за канониссой, нетерпливо вырвавъ у нея свою руку и направляясь къ открытой двери.
        - Туда мы не пойдемъ, - твердо заявила фрейлейнъ фонъ Ридтъ, и рзкая насмшка въ ея голос показывала, что она и не думаетъ исполнить желанія хозяина дома. - Отопри дверь зимняго сада и возврати ключъ на мсто.
        Они вошли въ садъ, и баронесса вынула ключъ изъ кармана. Донна Мерседесъ слышала ея тяжелое дыханіе; грудь ея высоко поднималась отъ волненія.
        - Узжай, Адельгейда, - произнесла она полуумоляюще, полуповелительно.
        - Ни за что - я остаюсь, - холодно возразила канонисса. - Этотъ достойный сожалнія человкъ ни на одну линію не заставитъ меня уклониться съ моего пути. Боле, чмъ когда-нибудь, я буду преслдовать свою цль, такъ какъ я должна поддержать слабый колеблющійся тростникъ. Ты много разъ общала освободиться отъ недостойныхъ узъ… Пока ты среди насъ, ты ведешь себя такъ, какъ будто бы теб ненавистны вс плотскія страсти; ты съ наслажденіемъ разыгрываешь святую, a благочестивыя руководительницы нашей юности твердо врятъ, что въ твоей душ никогда не было нечистаго желанія, что ты обманутая жертва спекулятивныхъ цлей стараго барона, - ихъ ты могла въ этомъ убдить, меня же никогда!… И если они вс думаютъ, что баронъ Шиллингъ держится за твое богатство и мшаетъ твоему возвращенію въ орденъ, которому ты въ сущности принадлежишь, то я ужъ отлично знаю, что ты сама не хочешь, что твоя грховная привязанность цпляется за каждую соломинку, которую теб представляетъ обманчивая надежда… Но нашъ уговоръ, по которому ты общала идти со мной, какъ только баронъ Шиллингъ докажетъ, что не питаетъ къ теб никакой любви, этотъ
уговоръ долженъ теперь исполниться, - въ каждомъ его слов, въ каждомъ движеніи выражаются отвращеніе, ненависть, презрніе - онъ никогда не любилъ тебя, никогда!
        Канонисса во все время этой рчи крпко держала баронессу подл себя. Сильная красивая блая рука какъ желзнымъ кольцомъ охватила худую руку баронессы, иначе она не выдержала бы такого безпощаднаго обнаруженія ея тайной страсти и побужденій…
        Но при послднихъ словахъ ей удалось освободиться, - стеклянная дверь распахнулась, и ея согнутая фигура быстро направилась въ платановую аллею, между тмъ какъ фрейлейнъ фонъ Ридтъ слдовала за ней съ непоколебимымъ спокойствіемъ и хладнокровіемъ.
        29.
        Путь былъ свободенъ, и донна Мерседесъ выбжала изъ зимняго сада, гд она противъ воли очутилась запертой, какъ въ клтк. Она увидла еще въ конц аллеи срый шлейфъ, и еслибы фрейлейнъ фонъ Ридтъ повернула немного голову, то она увидала бы, что бурныя объясненія въ мастерской имли непрошеннаго свидтеля. Какъ бы то ни было, а донна Мерседесъ выбжала оттуда съ сильно бьющимся сердцемъ и глубоко переводя духъ. Она почти задыхалась подъ конецъ въ тяжеломъ спертомъ воздух, пропитанномъ ароматомъ цвтовъ и отъ удручающаго дйствія разыгрывавшейся въ мастерской сцены… Для такой гордой, въ глубин души строго правдивой натуры, какъ донна Мерседесъ, было чмъ то невыразимо постыднымъ и унизительнымъ подслушиваніе тайнъ чужихъ, втайн враждебныхъ другъ другу людей. Она, конечно, могла бы заткнуть уши, но руки ея, какъ прикованныя, лежали на колняхъ, - она боялась малйшимъ движеніемъ выдать свое присутствіе. Она закрыла глаза, чтобы по крайней мр не видть спорящихъ, но мужской голосъ то и дло заставлялъ ее вздрагивать и искать взоромъ говорившаго, который безжалостно громилъ женскія интриги и властолюбіе.
        Между сосновыми деревьями она увидала свтлое платьице Паулы. Малютка играла въ рощ, съ ней была Дебора, а Пиратъ былъ снова запертъ въ своей каморк и яростно лаялъ вслдъ удалявшимся дамамъ.
        Донна Мерседесъ направилась въ рощицу. Паула обрадовалась ей; дитя вынимало изъ большого ящика разныя прелестныя игрушки и разставляло ихъ рядомъ на садовомъ стол.
        - Добрый господинъ привезъ это изъ Берлина, - сказала Дебора.
        О Люсили не было и рчи, слдовательно, миссія барона не имла желаемаго успха, какъ онъ и предвидлъ.
        Донн Мерседесъ казалось страннымъ, что она такъ холодно отнеслась къ этой неудач. Все это дло съ его волненіями и тревогами показалось ей въ эту минуту поблеклымъ, какъ будто давно прошедшимъ, наполовину позабытымъ подл новыхъ, только что полученныхъ ею впечатлній. У нея морозъ пробгалъ по кож при мысли о разговор сейчасъ же посл этой сцены съ глубоко взволнованнымъ человкомъ - она боялась и за себя, и за него. Никогда даже въ ранней юности не испытывала она такой боязни передъ грубыми словами, вызванными по ея собственной вин. Съ устъ ея отца, обладавшаго твердымъ характеромъ и непреклонной матери, боготворившихъ свое единственное дитя, никогда не срывалось ни одного слова порицанія, напротивъ слегка нахмуренныя брови, недовольный упрямый взглядъ заставляли ихъ ухаживать за ней… Баронъ Шиллингъ былъ непримиримъ въ своемъ гнв. Какъ оскорбительно холодно звучало каждое его слово, сказанное ей въ послдній разъ по необходимости! Его анаема женскимъ порокамъ и капризамъ простиралась также и на американку, съ которой онъ только что познакомился, - она чувствовала это, и это было для нея какъ ударъ
кинжала. Искусство было его избранницей, сказалъ онъ. Съ этимъ идеаломъ, который „никогда не принуждалъ его заглядывать въ темные уголки въ род женской души“, конечно, не могли равняться простыя смертныя, думала она съ горечью. У нихъ есть кровь и нервы, и земная пыль, ложась на крылья ихъ души, не допускала ихъ подняться въ области, удаленныя отъ злыхъ человческихъ языковъ.
        Недолго просидла она, погруженная въ свои думы, около играющей малютки, какъ услышала его шаги. Онъ вышелъ изъ дома и направился къ рощ. Ея пульсъ не бился такъ сильно при приближеніи непріятельскихъ колоннъ, какъ теперь, когда она услышала приближающіеся шаги этого человка. Она еще не справилась съ послдними непріятными ощущеніями, что было видно по ея лицу, и, когда она поднялась съ скамейки и величественно сдлала нсколько шаговъ по алле, испуганная Дебора подумала, что недостаетъ только фiолетоваго платья, чтобы принять эту молодую даму за ожившую грозную госпожу, высокомрно глядвшую изъ золотой рамы.
        Баронъ Шиллингъ показался изъ-за угла дома. Онъ держалъ въ рукахъ визитную карточку. Присутствіе въ рощ донны Мерседесъ, казалось, удивило его, лицо его мгновенно вспыхнуло; въ первое мгновенье онъ невольно ускорилъ шаги, но при взгляд на ея мрачное лицо онъ перемнилъ намреніе, - онъ сунулъ въ боковой карманъ карточку и подошелъ къ ней обыкновеннымъ спокойнымъ шагомъ - все-таки онъ казался взволнованнымъ.
        - Я только что хотлъ послать Дебору увдомить васъ о своемъ возвращеніи, - сказалъ онъ, холодно кланяясь.
        - Что Люсиль?
        - Фрау Люсиль Фурніе сегодня вечеромъ въ третій разъ выступитъ на сцен, какъ о томъ возвщаютъ афиши на всхъ углахъ берлинскихъ улицъ, - отвчалъ онъ, бросивъ многозначительный взглядъ на дочку бглянки и черную няню.
        Тогда донна Мерседесъ пошла по алле, и онъ пошелъ рядомъ съ ней.
        - Нечего и думать объ ея возвращенія, - продолжалъ онъ. - Она расхохоталась мн въ лицо и спросила о цпяхъ и кандалахъ, которыя я конечно привезъ, чтобы „тащить ее домой“, такъ какъ иначе она не подетъ. Потомъ спросила, неужели я серьезно думаю, что она обязана укрыться подъ ваше крыло, какъ испуганный цыпленокъ, увидавшій коршуна и предпочеcть домашній хлбъ, посл того какъ она вкуcила манны, узнала небесную свободу и прокатилась на тріумфальной колесниц?… И я отряхнулъ пыль съ ногъ моихъ и ушелъ, - продолжалъ онъ своимъ серьезнымъ голосомъ. - He можетъ быть боле и рчи о возвращеніи маленькой жещины въ семью - она не должна боле возвращаться!… Годы ея жизни съ Люціаномъ, кажется, безслдно исчезли изъ ея памяти. Она такъ быстро и неразрывно слилась съ тмъ часомъ, когда покинула домъ матери и театральный міръ, точно и не существовало восьмилтняго промежутка. Въ ея салон толпятся знатные богатые мужчины съ старымъ полоумнымъ княземъ Конскимъ во глав, который говоритъ т же нелпости восходящей звзд, которыя говорилъ прежде ея матери, опустошаетъ для нея вс оранжереи и засыпаетъ ея будуаръ футлярами съ
драгоцнными уборами.
        Выраженіе юмора скользнуло по его лицу.
        - Мн пришлось, прежде чмъ добраться до нея, имть длинные переговоры съ ея новопріобртеннымъ секретаремъ, - сказалъ онъ посл минутнаго молчанія. - У нея уже были гости, - двое знакомыхъ мн мужчинъ явились засвидтельствовать ей свое почтеніе. Маленькая женщина лежала на кушетк въ бломъ шелковомъ пеньюар и встртила меня громкимъ хохотомъ; на колняхъ у ней лежала шелковистая собачка, на ше которой висло брилліантовое колье.
        - Я ненавижу ее, - пробормотала донна Мерседесъ, невольно сжимая руки отъ гнва.
        Онъ искоса взглянулъ на нее. Она такъ гнвно нахмурила лобъ, что брови почти сходились.
        - Вы, можетъ быть, сказали бы ей это, - замтилъ онъ.
        - Безъ сомннія, при вид этого…
        - То-есть, еслибы господинъ секретарь допустилъ васъ къ ней.
        Она отступила съ полуподавленнымъ гнвнымъ восклицаніемъ - онъ жестко и безпощадно задлъ ея гордость. Она вспомнила, что считала позоромъ для ихъ гордаго дома появленіе въ немъ такой невстки, а теперь ей угрожалъ срамъ не быть принятой ею.
        - Я зналъ, что это былъ бы для васъ путь, усянный терніемъ и который все равно не имлъ бы никакого результата, - сказалъ онъ холодно, не обращая вниманія на ея волненіе. - Я долженъ былъ не мало претерпть, - онъ весело улыбнулся, такъ что изъ-подъ усовъ сверкнулъ цлый рядъ прекрасныхъ зубовъ, - маленькая женщина набросилась на меня раздраженно и гнвно, какъ фурія, и серьезно угрожала навязать мн на шею съ полдюжины дуэлей за то, что я уврялъ ее, что она никогда не получитъ Паулы.
        - Никогда, никогда, - повторила она машинально, какъ бы все еще находясь подъ впечатлніемъ того унизительнаго представленія, которое онъ вызвалъ въ ней. Она остановилась и указала на монастырское помстье.
        - Тамъ совершается перемна, и я думаю, что ужъ не далеко то время, когда мы должны будемъ передать наши полномочія въ другія руки. - Она говорила объ этомъ повидимому безъ всякаго сожалнія, хотя при одной мысли о томъ сердце ея разрывалосъ на части. Потомъ она поспшно разсказала о призрачныхъ появленіяхъ маіорши въ галлере и о своей встрч съ ней у изгороди.
        - Удивительно! - воскликула она наконецъ. - Эта ненавистная женщина, которую я считала своимъ смертельнымъ врагомъ, одна только возбудила во мн симпатію здсь на нмецкой почв.
        По тлу его мгновенно пробжала дрожь. Она не замтила этого.
        - Есть что-то родственное между ею и мной, - продолжала она.
        - Да, это демоническая черта, заставляющая предполагать, что у этихъ женщинъ съ темными пламенными взорами или вовсе нтъ сердца, или оно всю жизнь одержимо желаніемъ отказываться отъ того, что должно было бы его осчастливить, - подтвердилъ онъ повидимому спокойно. - Эта особенность женскаго характера похожа на цвтокъ, который скоре поблекнетъ со своимъ ароматомъ, нежели раскроетъ бутонъ, это пламя, горящее въ глубин, уничтожающее свой собственный очагъ и не озаряющее ничьей жизни. Мн жаль, что мои любимцы попадутъ въ такія руки.
        - Значитъ, я очень сурова и жестока, такъ какъ нисколько не жалю объ этомъ, - отвчала она, пожимая плечами, но слегка дрожащимъ голосомъ. - Феликсъ не ошибся, - та женщина суметъ ихъ защитить, какъ мужчина, и будетъ любить насколько можетъ самое нжное женское сердце, какъ только рушится послдняя преграда… Вы признаете мое внутреннее родство съ ней, - слдовательно я могу угадывать ея чувства. И я знаю, что сила раскаянія, страстное желаніе искупить прошлое заставятъ бутонъ раскрыться вполн, выгонятъ пламя наружу. Эта тщательно скрываемая любовь будетъ тогда имть большую силу нежели тихая привязанность кроткой женской натуры, разливающей для всхъ пріятный, но холодный свтъ луны… Подъ защитой этой бабушки я спокойно оставлю дтей.
        Во время разговора они все шли впередъ. Теперь онъ вдругъ остановился.
        - Вы хотите оставить дтей?!
        - Да, чтобы веселиться тамъ, дома, - отвчала она иронически. - Разв я не заслужила этого своимъ пребываніемъ въ Германіи?
        Она увидала, что онъ вспыхнулъ.
        - Вы правы, желая насколько возможно сократить свое мученичество, - сказалъ онъ холодно; - и я конечно не возьму на себя предложить вамъ остаться здсь дольше, чмъ это необходимо. Но прежде всего намъ еще надо подождать, осуществится ли надежда на превращеніе старой женщины.
        Донна Мерседесъ вдругъ почувствовала, что твердая почва ея самосознанія, ея гордой самоувренности ускользаетъ у нея изъ подъ ногъ. Было время, когда ее вс увряли, что наступаетъ мракъ, когда она уходитъ, - неужели исчезло все ея обаяніе? Неужели ршительно ничего не осталось отъ юношескаго очарованія, ума и красоты, которые восхвалялись на всхъ языкахъ, часто возбуждая въ ней отвращеніе и досаду, или же все это скользило совершенно безслдно по нмецкой натур?… Большой веръ, который она держала въ рукахъ, съ шумомъ свернулся и согнулся подъ ея пальцами, какъ гибкій хлыстъ. Это движеніе въ соединеніи съ злой улыбкой и гнвно сверкающими глазами на прекрасномъ смугломъ лиц прекрасно подтверждало слова баронессы, что эта рабовладлица не отступила бы передъ собственноручнымъ наказаніемъ виновнаго.
        Онъ пытливо посмотрлъ на нее.
        - Но вы могли бы быть избавлены отъ продолженія этой жертвы, - сказалъ онъ посл минутнаго размышленія, - если бы вы согласились предоставить мн дальнйшее развитіе…
        - Другими словами значитъ, что излишне мн было и сопровождать ихъ сюда, - быстро перебила она его взволнованнымъ голосомъ. - Домъ Шиллинга могъ бы предложить дтямъ Люціана родительскую кровлю, отеческія попеченія и заботливость, - совершенно врно, баронъ, но не женскую любовь и нжность, которыя необходимы дтямъ, какъ солнечный свтъ… А тамъ наверху, - она указала веромъ на бель-этажъ, - живетъ теперь женщина, ваша жена, баронъ Шиллингъ, которая герметически запирается отъ дтей, которая съ отвращеніемъ отворачивается, когда увидитъ даже въ окн только дтское личико…
        - Вы были оскорблены? - горячо спросилъ онъ.
        - Неужели вы думаете, что я позволю оскорбленію коснуться меня, - отвчала она съ гордымъ презрительнымъ превосходствомъ. - Я говорю это не въ укоръ, - кто можетъ осуждать хозяйку за то, что она не желаетъ дтскаго шума въ своемъ дом? Мое замчаніе относится къ вамъ, такъ какъ вы необдуманно хотите взять на свои плечи бремя непріятностей и тяжелой отвтственности…
        - Это ужъ мое дло, - прервалъ онъ ее холодно и твердо. - Впрочемъ, мое предложеніе, насколько вамъ извстно, происходило не изъ высокаго о себ мннія, а единственно изъ желанія доставить вамъ возможность скоре покинуть нмецкую почву, - прибавилъ онъ почти горячо. - Феликсъ потребовалъ слишкомъ многаго отъ васъ! Ваше присутствіе, ваше долгое пребываніе въ этомъ тихомъ уголк равняется для васъ нравственной смерти - это непозволительное похищеніе вашей драгоцнной молодости!… Вы привыкли побждать, встрчать удивленные взоры повсюду, куда бы вы ни обратили ваши гордые глаза, вы привыкли жить въ баснословной роскоши среди роскошной тропической природы, гд ваша красота возбуждала тропическія страсти, - ничего этого не можетъ вамъ дать Германія съ ея блднымъ небомъ, съ ея „холодными, какъ рыба“ людьми. Тамъ вы найдете…
        - Да, тамъ я ищу и найду… четыре могилы, - промолвила она беззвучно и съ укоромъ взглянула на него неподвижными, полными cлезъ глазами.
        Она быстро повернула назадъ и, закрывая лицо веромъ, быстрыми шагами направилась къ дому съ колоннами.
        30.
        Въ монастырскомъ помсть царствовало тяжелое настроеніе. Прислуга робко пряталась по угламъ, когда раздавались шаги совтника; вс тревожно прислушивались къ его рзкому голосу, между тмъ какъ онъ бранился и ворчалъ цлые дни…
        У него было много заботъ.
        Въ каменноугольныхъ копяхъ вдругъ появились въ узкихъ трещинахъ и щеляхъ тонкіе, но довольно быстрые струйки воды, очень встревожившія его и рабочихъ… Вся мстность такъ называемой малой долины, гд находились каменноугольныя копи, была очень богата родниками; небольшіе холодные ручейки пробивались всюду и при вход въ долину образовали большіе пруды. Съ самаго начала много толковали о томъ, что совтникъ обнаружилъ при этомъ предпріятіи скупость и корыстолюбіе, что мры безопасности были неудовлетворительны и хищническая разработка производилась самымъ ужаснымъ образомъ.
        Но совтникъ мало заботился о городскихъ рчахъ. Онъ съ все возраставшей жадностью собиралъ богатства, которыя доставляли ему копи, и гд только можно сокращалъ расходы, какъ вдругъ изъ глубины вынырнуло привиднье, страшный врагъ, выступившій изъ стнъ въ вид водяныхъ струй. Врагъ наступалъ все сильне, такъ что надо было принять какъ можно скоре мры, стоящія большихъ денегъ, чтобы отклонить явную опасность, и это-то длало совтника мрачнымъ и сердитымъ.
        Маіоршу, казалось, это нисколько не печалило. Она никогда не была разговорчива, прислуга знала ее всегда такой, и праздныя рчи были строго запрещены въ монастырскомъ помсть. Все-таки люди удивлялись, что братъ и сестра едва обмнивались словомъ, здороваясь утромъ и прощаясь вечеромъ. И когда совтникъ возвращался домой разстроенный и съ мрачнымъ лицомъ проходилъ черезъ кухню въ столовую, маіорша ни о чемъ не спрашивала его. Она аккуратно приносила кушанья, снимала фартукъ и садилась за столъ. Разговаривалъ одинъ Витъ, прочіе же молчали.
        Напротивъ того, у маіорши все боле и боле развивалась новая привычка, - она проводила въ саду каждую свободную отъ хозяйственныхъ занятій минуту. У нея и тамъ было дло: ощипываніе гороха и бобовъ, поливаніе овощей и полотна, разостланнаго для бленія. Но служанки хихикали и говорили, что полотно никогда не высыхаетъ, такъ часто она его поливала, и ни одинъ благоразумный человкъ не поливаетъ овощей въ жаркіе полуденные часы. Ихъ также поражало то, что „госпожа“ часто стояла на скамь и глядла черезъ заборъ въ сосдскій садъ - это тоже была новая мода и очень поразительная въ „гордой неприступной“ женщин, которая прежде не всякаго удостоивала взглядомъ и держала себя такъ, будто ей ни до чего въ мір не было дла… Смшно! Влзать на скамью и смотрть на толстую переваливающуюся съ бока на бокъ негритянку, вдь не на маленькую же двочку, за которой ухаживала негритянка, смотрла она. Она вдь терпть не могла маленькихъ дтей.
        Сегодня цлый день къ совтнику нельзя было подступиться. Одинъ изъ работниковъ, отвозившій уголь на желзную дорогу, разсказывалъ, что хозяинъ былъ принужденъ изъ-за глупой исторіи съ водой выписывать издалека ученыхъ людей, - нужно было вce передлать въ копяхъ, а это стоило огромныхъ денегъ.
        Вскор посл обда совтникъ опять ушелъ въ малую долину; Витъ занимался въ комнат со своимъ строгимъ учителемъ, полюбившимъ разговаривать и шутить и служанки, мывшія въ кухн посуду, шептались и посмивались,такъ какъ маіорша шла по двору въ садъ, что она обыкновенно длала, когда совтника не было дома. Она еще не пила своего кофе, который стоялъ въ кухн на поднос и уже остылъ. Вообще она за послднее время какъ будто разучилась пить и есть; и это отразилось на ея наружности, - скулы очень выдались на ея блдномъ лиц, и платья не обхватывали попрежнему плотно ея фигуру, а точно висли на плечахъ… И прислуга думала, что, хотя она и молчитъ, плотно сжавъ зубы, чтобы не проронить словечка, она сердится и огорчается предстоящей затратой денегъ по случаю бды въ копяхъ, такъ какъ иначе она не была бы истинной Вольфрамъ.
        Она медленно прохаживалась взадъ и впередъ между буксовыми деревьями и машинально теребила своими блыми длинными пальцами тесемки фартука, а глаза были устремлены въ землю. Она, прежде такъ зорко и старательно искавшая опавшихъ плодовъ, теперь не замчала, что ноги ея касались прекрасныхъ розовыхъ сплыхъ яблоковъ, раннихъ золотистыхъ грушъ, которыми усяны были гряды кольраби и салата и которые привлекали цлые рои осъ, все ея вниманіе казалось сосредоточилось въ слух. При всякомъ шум, доходившемъ до нея черезъ изгородь, - былъ ли то крикъ утокъ, бросавшихся въ прудъ, или поспшные шаги человка по скрипучему гравію ближайшей дорожки, она вздрагивала и, прислушиваясь, замедляла шаги.
        Сегодня не приходилось пользоваться лейками, такъ какъ небо было съ ранняго утра покрыто облаками, которыя не пропуская солнечнаго свта, образовали надъ землей срый, точно свинцовый куполъ. Птицы весело порхали, и оживляющій бальзамическій воздухъ какъ нельзя лучше годился для выздоравливающихъ.
        Маіорша вдругъ сошла съ прямой главной дорожки, и подойдя къ скамь у изгороди, раздвинула втви сирени и оршника.
        Отъ платановой аллеи доносился слабый стукъ колесъ. Негръ Якъ медленно катилъ по дорожк изящную дтскую колясочку, - свтло-голубая шелковая обивка и такое же разостланное тамъ одяло блестли, и, какъ ни велико было разстояніе, маіорша увидла блокурую головку, лежавшую на подушкахъ, она чуть не упала со скамьи, - такой сильный испугъ охватилъ ее.
        Маленькій экипажъ прокатился нсколько разъ взадъ и впередъ и потомъ остановился на томъ конц дорожки у мастерской. Маіорша сошла со скамьи и пошла по узкой дорожк вдоль изгороди. Она старалась тамъ и сямъ раздвинуть втви и просунуть свое лицо, но разросшіяся дикіе кусты неумолимо кололи ее своими шипами… А единственная скамья въ саду не могла быть перенесена, такъ какъ была глубоко вдлана въ землю; но тамъ у стны, которая отдляла отъ улицы ту часть сада, гд были плодовыя деревья, и лежали подъ навсомъ лстницы, употреблявшіяся осенью при сбор плодовъ. Она приставила одну изъ нихъ къ стн и влзла на нее такъ, что голова ея была выше кустовъ, росшихъ у изгороди съ той стороны.
        Если-бы она въ эту минуту могла подумать о прошедшемъ, то стыдъ передъ самой собой и вольфрамовское упорство согнали бы ее съ лстницы, но ею овладла одна мысль, отъ которой вся кровь кипла въ ея жилахъ, одно желаніе, - увидть какъ можно ближе маленькое блдное дтское личико и собственными глазами убдиться, что смерь не угрожаетъ ему боле.
        Она смотрла въ сосновую рощицу, а тамъ шагахъ въ пятнадцати отъ нея стояла между деревьями колясочка. Лицо Іозе было обращено къ ней. Маленькая головка устало покоилась на голубой подушк, и золотистые локоны обрамляли похудвшее личико; но оживленный взглядъ и маленькія пунцовыя губки неопровержимо свидтельствовали, что жизнь вернулась въ маленькое дтское тльце.
        Кром Яка никого не было подл мальчика. Негръ ползалъ въ трав и рвалъ одуванчики, изъ стеблей которыхъ выздоравливающій малютка длалъ цпь, раскладывая ее по одялу. Видно было, какъ грудь мальчика высоко поднималась и жадно вдыхала ароматичный, пропитанный запахомъ сосны воздухъ. На губахъ его играла радостная улыбка.
        - Поди, Якъ, пусти ко мн, пожалуйста, Пирата, - сказалъ мальчикъ, услышавъ визгъ собаки въ мастерской.
        - Нтъ, дитя, рано еще! Докторъ запретилъ! - возразилъ негръ, продолжая ползать въ трав. - Пиратъ такой буйный, взволнуетъ тебя. Сегодня нельзя - завтра. Я сейчасъ пойду, его успокою. - И онъ продолжалъ ползать, срывая желтые цвточки и одуванчики, которые разлетались при его прикосновеніи.
        Глаза маіорши вдругъ засверкали, и съ величайшей поспшностью, какъ бы преслдуемая демонической силой, сошла она съ лстницы и пошла въ домъ. Она не пошла по двору, а обошла надворными строеніями, гд недавно проходилъ маленькій Іозе, и никмъ незамченная вошла въ мезонинъ. Точно воръ, который крадется въ чужія владнія, старалась эта женщина съ величественной когда-то походкой безшумно пробраться въ свою собственную комнату.
        Она отперла стнной шкафъ, гд хранилась ея богатая серебряная посуда и въ самомъ дальнемъ углу котораго былъ запрятанъ нкогда ненавистный подарокъ стараго Люціана своему крестнику съ вырзаннымъ на немъ вензелемъ, и взяла оттуда маленькій густо вызолоченный серебряный кубокъ прекрасной формы и изящной работы. Это былъ тоже подарокъ крестнаго, сдланный богатымъ другомъ Вольфрамовъ маленькой Терез. Поспшно вытерла она полотенцемъ пыль съ блестящей внутренней стороны кубка, опустила его въ карманъ и той же дорогой пошла опять въ садъ.
        Взглянувъ черезъ изгородь, она убдилась, что негръ пошелъ успокоивать собаку. Дрожащіми пальцами выбрала она ключъ изъ связки, висвшей у ея пояса, сняла фартукъ, бросила его въ ближайшіе кусты и отперла маленькую калитку въ стн, выходившую на улицу.
        Старая калитка заскрипла на своихъ ржавыхъ петляхъ, и маіорша отскочила съ поблднвшимъ лицомъ и крпко стиснула зубы. Много лтъ тому назадъ эта дверь скрипла такъ же непріятно и враждебно, какъ будто она, какъ и вс въ дом Вольфрама, непріязненно относилась къ тому, что прекрасная молодая двушка - невста въ бломъ плать - спшила въ садъ Шиллинга въ объятія стройнаго офицера… Да, она порхала туда блая, какъ голубка, - онъ любилъ, чтобы она была такъ одта…
        Маіорша невольно отступила, но только на одну минуту, потомъ она ршительно вышла изъ калитки и затворила ее за собой.
        Глухой переулокъ съ рдкими домами и длинными садовыми заборами въ настоящую минуту былъ совершенно пустъ. Надо было сдлать всего нсколько шаговъ, чтобы добраться до калитки сосдняго сада, которая никогда не запиралась днемъ, - краскотеры, модели и прислуга входили и выходили черезъ нее. Маіорша знала это, она повернула ручку и вошла. Зеленый полумракъ подъ старинными вковыми соснами охватилъ ее, какъ призракъ давно минувшихъ временъ, и въ первую минуту eй показалось, что сейчасъ изъ-за деревьевъ появятся золотыя эполеты. Воспоминанія юности подобны обоюдоострому мечу, когда они касаются пропасти, поглотившей навсегда счастье всей жизни… Ея большіе темные глаза какъ бы испуганно блуждали кругомъ, пока не упали на голубое шелковое одяло, блествшее между деревьями. Тамъ же блестла, какъ золото, головка мальчика, приподнявшаяся при скрип калитки.
        Маленькій Іозе смотрлъ удивленно, но не испуганно на женщину, быстро очутившуюся подл него, на женщину въ черномъ плать съ прекраснымъ блднымъ лицомъ и поблвшими губами, которыя открывались и закрывались, не произнося ни звука.
        Точно принцъ лежалъ передъ ней мальчикъ, который недавно коварно былъ запертъ въ самомъ ужасномъ угл монастырскаго помстья. Амулетъ сверкалъ на золотой цпочк поверхъ обшитой кружевомъ блой ночной сорочки, выглядывавшей изъ-подъ надтаго на него голубого бархатнаго плаща, подбитаго шелкомъ. Старые суконщики изъ узкаго городского переулка наврно покачали бы головой при вид этого аристократическаго ребенка, въ которомъ также текла и ихъ кровь, кровь земледльцевъ съ мозолистыми руками и грубыми упорными понятіями.
        - Лучше ли теб? - спросила маіорша вполголоса и такъ низко наклонилась къ ребенку, что чувствовала на своей щек его дыханіе.
        - Да, только я усталъ очень! А какъ бы мн хотлось побгать по саду съ Паулой и Пиратомъ!
        - Паула - твоя сестра?
        - Да, разв ты этого не знаешь!… Посмотри, какую прекрасную цпочку я сдлалъ! Хочешь ее имть?
        Онъ повсилъ ей на руку грубо сплетенныя изъ стеблей одуванчиковъ кольца, надъ которыми такъ старательно трудились его слабые пальчики.
        - Да, милое дитя, я хочу ее имть, - сказала она и осторожно, какъ хрупкую филиграновую работу, собрала колечки цпи въ лвую руку, а правой вынула изъ кармана кубокъ.
        - Я также хочу теб кое-что подарить, вотъ маленькій кубокъ, изъ котораго ты долженъ всегда пить молоко.
        Кубокъ, который монастырское помстье, какъ Аргусъ, хранило такъ долго, лежалъ теперь на голубомъ одял, и мальчикъ держалъ его обими руками.
        - Ахъ, какой хорошій! - сказалъ онъ любуясь имъ и повертывая его во вс стороны. - Благодарю тебя, - вскричалъ онъ вдругъ въ избытк радостнаго чувства и протянулъ къ ней рученки, и она, не владя боле собой обняла его и крпко прижала къ себ, какъ будто хотла въ одинъ счастливый моментъ уничтожить и забыть свое упорное отреченіе, невыразимо горькое дкое раскаяніе, страшное одиночество послднихъ лтъ, жестокую нечеловческую сдержанность, выказанную ею недавно при встрч съ ребенкомъ, и съ горячей вдругъ прорвавшейся нжностью покрыла его поцлуями…
        Глубоко вздохнувъ опустила она мальчика на подушки.
        - Будешь ли ты вспоминать меня, когда будешь пить изъ кубка? - спросила она - и никто еще не слыхалъ у нея такого нжнаго задушевнаго голоса.
        - Да, но какъ тебя зовутъ?
        - Меня?… - Кровь вдругъ ударила ей въ голову, потомъ сейчасъ же опять отхлынула, и она еще разъ повторила блдными губами: „меня?! - меня зовутъ бабушкой!“
        Посл этого она быстро повернулась и пошла къ калитк.
        - Останься здсь! - вскричалъ онъ умоляюще.
        При этихъ звукахъ она обернулась еще разъ къ нему, но въ ту же минуту изъ-за угла мастерской появился негръ. Она махнула ему рукой и такъ быстро исчезла за калиткой, что Якъ замтилъ только край ея чернаго платья, скользнувшій какъ тнь.
        31.
        Маіорша опять шла по прямой дорожк монастырскаго сада. Машинально привыкшими къ порядку руками она аккуратно заперла калитку и надла сброшенный передъ тмъ фартукъ, не сознавая того, что длаетъ. Она не смотрла боле черезъ изгородь, но ея устремленный впередъ взглядъ не видлъ также и обвитыхъ плющемъ стнъ надворныхъ строеній, къ которымъ она приближалась. Глаза ея смотрли мечтательно, какъ будто эта женщина шла по широкому Божьему міру, а не по темнымъ душнымъ сараямъ скотнаго двора.
        Витъ только что кончилъ занятія съ учителемъ. Онъ, точно вырвавшись изъ тсной клтки, бгалъ, какъ бшеный по двору, и ржалъ, какъ дикая лошадь, которая грызетъ удила.
        Маіорша остановилась, какъ вкопаная. Она чувствовала еще на своихъ губахъ нжное дтское дыханіе. А кроткій нжный мальчикъ съ большими выразительными глазами, котораго она обнимала, былъ прекрасенъ, какъ серафимъ; со своей граціозно спокойной благородной фигурой онъ могъ бы служить украшеніемъ княжескаго дома, - и это была ея собственная плоть и кровь; источникъ жизни, нкогда исшедшій изъ нея и теперь какъ бы вернувшійся, прижимался бьющимся сердцемъ къ ея груди, неуклонно принадлежа ей, прорывая неестественныя преграды, воздвигнутыя жестокимъ выраженіемъ: „я не хочу тебя видть даже посл смерти!“… И она прежде думала, что можно забыть и преодолть себя, стоитъ только серьезно захотть. Она съ каждымъ годомъ все боязливе цплялась за имена своихъ предковъ, которые въ продолженіе столтій держались своихъ родовыхъ свойствъ, какъ старый суковатый дубъ, который, благодаря омраченному разсудку одной изъ своихъ дочерей, долженъ былъ допустить уродливый выродившійся отростокъ. Она хотла „забыть и преодолть себя“ ради того, который сейчасъ, какъ дикій жеребенокъ, топалъ ногами и вроломно искалъ своими косыми
глазами жертвы для своего кнута, и своей грубостью, злостью и лживостью былъ предметомъ ужаса для всхъ.
        Въ эту минуту ему попалась на дорог скотница. Она несла два полныхъ ведра молока и не могла защищаться, - это былъ благопріятный моментъ: кнутъ со свистомъ опустился на плечи двушки, которая вскрикнула и согнулась отъ боли.
        Маіорша быстро вышла изъ сарая, вырвала у мальчика кнутъ, сломала его и бросила ему подъ ноги.
        Онъ въ ярости хотлъ броситься на нее, - у нея точно морозъ пробжалъ по кож; посл тхъ нжныхъ объятій такой характеръ показался ей отвратительнымъ. Она стояла передъ нимъ, какъ стна, вытянувъ впередъ сжатую въ кулакъ руку.
        - Прочь, или я буду бить тебя до тхъ поръ, пока рука не откажется! - сказала она съ холоднымъ суровымъ лицомъ и дрожащими отъ гнва губами.
        Онъ еще недавно испыталъ на себ силу этой руки и трусливо отступилъ. Онъ разразился бранью, сдлалъ ей пальцами длинный носъ и поднялъ сломанный кнутъ, чтобы бросить его въ кучу мусора.
        - Папа съ тобой расправится! Когда онъ вернется домой, онъ тебя проберетъ! - прокричалъ онъ съ угрозой и побжалъ въ конюшню, гд у него былъ запасъ разныхъ кнутовъ и хлыстовъ.
        Совтникъ былъ уже дома. Онъ стоялъ у окна въ столовой, и на немъ была еще измятая войлочная шляпа съ широкими полями. Маіорша увидла его, прежде чмъ наказала Вита, что она и сдлала главнымъ образомъ изъ-за того, что онъ не обратилъ никакого вниманія на его дурное обращеніе со служанкой.
        Она пошла въ кухню, взяла въ шкафу корзинку только что собранной смородины и понесла ее въ столовую, чтобы тамъ приготовить ягоды для варенья. Лицо ея было, какъ всегда, неподвижно и холодно, какъ будто на немъ не отражалось сегодня ни малйшаго душевнаго движенія; и, еслибы бдный Феликсъ могъ бросить взглядъ въ соколиное гнздо, онъ все нашелъ бы тамъ въ томъ вид, какъ при каждомъ своемъ возвращеніи домой… И комната, гд маіорша придвинула къ обденному столу жестко набитый стулъ съ прямой спинкой, на которомъ сидли еще дды, совсмъ не измнилась и была такой же, какъ восемь лтъ тому назадъ, когда его выгнали изъ дома. Въ ней были все т же противныя шоколаднаго цвта обои, кое-гд, благодаря Виту, покрытые заплатами, да вокругъ замочной скважины оклеенной обоями дверцы стннаго шкафа, увеличивались и темнли слды ежедневнаго прикосновенія ключа. Тамъ стояла на томъ же мст жестяная коробка съ деньгами за молоко.
        Совтникъ, скрестивъ руки, стоялъ прислонившись къ оконному косяку, когда вошла его сестра. Онъ бросилъ шляпу на рабочій столикъ, и зеленоватый свтъ, проходившій черезъ втви вяза, падалъ на серебристыя нити, въ изобиліи украшавшія его жесткіе, все еще густые волосы. Казалось, онъ ждалъ маіоршу, она и сама думала, что онъ заговоритъ о Вит, а потому и пошла прямо въ столовую. Но она напрасно ожидала язвительныхъ замчаній. Посл короткаго молчанія онъ отошелъ отъ окна и началъ ходить взадъ и впередъ по комнат.
        - Ты въ послднее время такъ скупа на слова, Тереза, совсмъ какъ нмая, такъ что я даже не знаю, извстна ли теб грозящая мн въ угольныхъ копяхъ бда, - произнесъ онъ наконецъ къ величайшему ея удивленію.
        - Прислуга цлые дни говоритъ объ этомъ, - отвчала она спокойно, чистя ягоды.
        - И это тебя нисколько не тревожитъ?… Разв благосостояніе и бдствія Вольфрамовъ не имютъ для тебя никакого значенія? - продолжалъ онъ сердитымъ голосомъ, въ которомъ слышалось скрытое негодованіе, и во взор, брошенномъ имъ на ея спокойно работавшія руки, выражалось раздраженіе.
        - Я давно уже перестала безпокоиться о благосостояніи и бдствіяхъ Вольфрамовъ, - возразила она, не глядя на него. - Ты воспитываешь того, къ кому все это перейдетъ, по своимъ собственнымъ соображеніямъ, по своимъ принципамъ, и я въ это не вмшиваюсь больше… Что же касается благосостоянія, то я въ продолженіе многихъ лтъ неустаннымъ трудомъ и добросовстными сбереженіями помогала увеличивать его, чему могу дать доказательства!… Мн пріятно видть увеличеніе фамильнаго богатства, но это должно происходить честнымъ образомъ, посредствомъ неустанной работы, какъ это было при нашихъ предкахъ, и ни на волосъ боле!… Ты же сдлался человкомъ новаго времени. Ты хотлъ бы въ лихорадочной поспшности загребать деньги въ мшки четвериками, и не хочешь ничего истратить, чтобы укрпить почву подъ ногами; и если въ копяхъ теб грозитъ бда, ты самъ въ этомъ виноватъ!
        Она говорила почти спокойно, не возвышая голоса, и, если онъ до сихъ поръ думалъ, что сестра не безпокоится ни о чемъ, глубоко вря въ его дловую непогршимость, то теперь ему пришлось разочароваться, - она знала все и осуждала его такъ же строго, какъ и весь городъ.
        - Ты въ этомъ ничего не понимаешь! - грубо и гнвно прервалъ онъ ее.
        - Можетъ быть, вдь это не мое дло, - отвчала она такъ же равнодушно, какъ и прежде, только теперь она быстро подняла отъ работы глаза, въ которыхъ отражалось безпокойство. - Я знаю только, что въ продолженіе всхъ этихъ лтъ я желала, чтобы уголь спокойно лежалъ на мст въ земл, и никто бы не зналъ о немъ. Съ тхъ поръ какъ ты затялъ это дло, въ монастырскомъ помсть все пошло не какъ слдуетъ… Да, - невольный вздохъ вырвался изъ ея груди, - Вольфрамы сдлались гораздо, гораздо богаче, это правда, но это пріобртеніе внушаетъ мн какой-то страхъ, и мн кажется, что на немъ нтъ Божьяго благословенія, потому что изъ за него несчастный человкъ лишилъ себя жизни.
        Совтникъ, заложивъ руки за спину, все еще ходилъ взадъ и впередъ. При послднихъ словахъ онъ остановился, какъ вкопаный, точно ошеломленный и окаменвшій передъ явившимся изъ земли привидніемъ, - потомъ вдругъ разразился насмшливымъ хохотомъ.
        - Ты съ годами сдлалась дйствительно очень сильна въ логик, какъ старыя бабы въ богадльн, - сказалъ онъ язвительно. - Итакъ оттого, что сумасшедшій слуга былъ прогнанъ такимъ же сумасшедшимъ бариномъ, на моемъ предпріятіи нтъ Божьяго благословенія! - Онъ снова принужденно разсмялся. - Ну, такое проклятіе не страшно мн!… Если бы старый Клаусъ Вольфрамъ, самый дятельный изъ нашихъ предковъ, могъ бы придти на землю, онъ бы широко открылъ глаза отъ удивленія, что Вольфрамы владютъ теперь самымъ большимъ дворянскимъ имніемъ въ стран.
        Онъ подошелъ къ окну и сталъ чуть слышно барабанить пальцами по стеклу - по этой необычайной подвижности загорлыхъ мускулистыхъ рукъ можно было заключить о нервномъ возбужденіи. Съ минуту въ комнат было такъ тихо, что можно было слышать жужжанье мухъ надъ столомъ.
        Совтникъ украдкой взглянулъ черезъ плечо. Его послднее замчаніе очевидно не произвело никакого впечатлнія. - Прекрасное лицо матроны съ опущенными внизъ глазами сохраняло свою необыкновенную странную неподвижность, и красныя ягоды одна за другой падали на фарфоровое блюдо.
        - Ты вчера взяла свой вкладъ десять тысячъ талеровъ изъ Циглеровскаго дома? - спросилъ онъ вдругъ.
        - Да.
        - Куда ты думаешь ихъ помстить?
        - Еще не знаю.
        - Отдай ихъ мн, Тереза, - сказалъ онъ, быстро подходя къ столу. - Малая долина нсколько дней тому назадъ поглотила вс мои наличныя деньги. Это несчастіе въ копяхъ произошло такъ неожиданно; мн теперь надо много денегъ, а не хотлось бы мнять бумаги. Твои деньги будутъ хорошо помщены въ моихъ рукахъ, Тереза. Вдь он вольфрамовскія и могли бы приносить пользу въ общемъ семейномъ дл, все равно он согласно твоей вол и желанію войдутъ со временемъ, какъ все теб принадлежащее, будемъ надяться, что это случится какъ можно поздне, въ составъ родового состоянія.
        Ея блдныя щеки покрылись легкой краской, которая, все усиливаясь, разлилась по всему лицу до самаго лба.
        - Я еще не длала завщанія, - возразила она, не глядя на него.
        Онъ оперся руками на столъ и смотрлъ съ ироніей на ея покраснвшее лицо, - такъ вотъ первый симптомъ перемны въ ней, первый протестъ женской души, которой онъ до сихъ поръ управлялъ безпрекословно.
        - Я это знаю, Тереза, - сказалъ онъ тмъ не мене спокойно и простодушно; - и я не намренъ тебя принуждать къ этому, хотя серьезно отношусь къ такому важному длу, - долго ли до бды, буря въ одну ночь можетъ свалить могучій дубъ. Для меня было бы очень непріятной задачей отогнать голодныхъ осъ отъ плода, принадлежащаго послднему Вольфраму, ты можешь быть спокойна, что он будутъ прогнаны, Тереза! Ты не должна бояться, что въ случа если ты умрешь раньше меня, хоть одинъ грошъ попадетъ въ руки, на которыхъ лежитъ материнское проклятіе, я позабочусь объ этомъ и сумю привести въ исполненіе твою и свою волю, какъ нкогда во время твоего разрыва съ мужемъ.
        Она закусила нижнюю губу и упорно молчала, какъ бы смирившись и подчинившись - онъ конечно не могъ видть, какъ горли ея глаза подъ опущенными рсницами, это могло быть отъ суроваго прикосновенія къ ея глубокимъ душевнымъ ранамъ.
        - Если же мы оба доживемъ до глубокой старости, - продолжалъ онъ, небрежно крутя свою сдую бороду, - тогда вс забудутъ, что ты нкогда перемнила наше имя на другое, тогда ты снова будешь только дочерью Вольфрамовъ и получишь свою долю славы, которой будетъ пользоваться монастырское помстье.
        - Ужъ не онъ ли пріобртетъ эту славу, - прервала она его рзко и указала рукой, дрожавшей какъ бы отъ внутренней лихорадки черезъ окно на дворъ, гд Витъ снова безчинствовалъ, гоняясь за домашней птицей, которая съ шумомъ разлеталась во вс стороны.
        - Да, онъ, - энергично и язвительно подтвердилъ совтникъ, и глаза его засверкали гнвомъ.
        - Малый долженъ создавать, а у него только стремленіе все разрушать, - продолжала она, нисколько не робя. - Что только попадетъ ему въ руки онъ все безпощадно уничтожаетъ, онъ жестоко мучаетъ животныхъ…
        - Глупости! Такъ всегда бываетъ въ дтств! Я, кажется, вышелъ хорошимъ человкомъ, а тихонько отъ матери билъ горшки и чашки, что доставляло большое удоволъствіе, отрывалъ ноги жукамъ, протыкалъ гвоздями живыхъ лягушекъ и…
        - Вотъ какъ, - прервала она его съ ужасомъ и пристально глядя на него. - И ты это говоришь! Я отлично помню, какъ изъ-за разбитыхъ горшковъ и чашекъ наказывали и прогоняли служанокъ. A покойная матушка называла тебя „примрнымъ сыномъ“, и я до ныншняго дня не воображала, что ты такой „лицемръ“.
        Онъ закусилъ губы, между тмъ какъ правая рука маіорши потихоньку соскользнула со стола и опустилась въ карманъ. Она тихонько сжала холодныя кольца одуванчиковъ, и казалось, что эта цпь, сдланная дтской ручкой, cъ магнетической силой охватила сердце женщины, ожесточенное сердце, много лтъ боровшееся съ самыми естественными, женственно нжными чувствами, которыя, наконецъ, неудержимо прорвались. Та нжная ручка, конечно, не мучила никакое живое существо; въ ребенк было такъ же мало злобы и коварства, какъ и въ немъ, въ томъ, кого она отвергла и изгнала изъ родного дома!
        - Это дтскія шалости, Тереза, бывающія у всякаго порядочнаго мальчика, въ жилахъ котораго течетъ здоровая кровь, - принужденно засмялся совтникъ. - Я только хочу теб убдительно доказать, что по такимъ съ виду дурнымъ симптомамъ нельзя судить о будущемъ человк. Витъ еще доставитъ теб не мало радости, будь въ этомъ уврена! Онъ будетъ теб сыномъ, какъ и мн…
        Онъ вдругъ остановился, потому что сестра съ живостью протянула впередъ лвую руку, прерывая его.
        - У меня есть сынъ, - вырвалось у нея почти съ крикомъ изъ устъ.
        Въ этихъ четырехъ словахъ угасла страшная борьба, тайно бушевавшая въ ней много лтъ. Пламя гнва потухло, и изъ пепла возстала неприкосновенной материнская любовь.
        Совтникъ буквально отскочилъ отъ нея. Хотя онъ съ перваго дня зорко слдилъ за перемной въ этой женской душ, но онъ разсчитывалъ на упрямство своей сестры, на ея непреклонное упорство и безусловную непримиримость. Эта женщина изъ мести своему мужу погребла свою молодость и блестящую красоту въ монастырскомъ помстьи, она состарлась въ страшномъ одиночеств, но въ продолженіе долгихъ лтъ у нея не вырвалось ни одной жалобы, ни одного слова раскаянія, и онъ былъ увренъ, что она совершенно покончила съ воспоминаніями о сын - и вдругъ въ ней съ непреодолимой силой вспыхнуло чувство матери! И причиной этому былъ ребенокъ, „голубой паяцъ съ блокурой головой!“ Бшеная ярость овладла имъ.
        - У тебя есть сынъ? Прости, я это забылъ или врне долженъ былъ забытъ по твоему настоятельному требованію, - сказалъ онъ съ убійственной насмшкой. - Было время, когда я боялся, что ты прибьешь меня, если съ устъ моихъ нечаянно срывалось имя этого выродка.
        Онъ опустилъ голову на грудь и крутилъ пальцами бороду.
        - Такъ, такъ!… впрочемъ ты становишься стара, стара и дряхла, Тереза. Характеръ теряется… Ну, вотъ! Слдовательно, можно поговорить опять о старыхъ временахъ! или лучше, я покажу теб нсколько нумеровъ берлинскихъ газетъ. Тамъ каждый день пишутъ, что у маіорши Люціанъ знаменитая невстка. Но ты можешь быть, спокойна Тереза, твоего сына при этомъ не упоминаютъ. У такихъ театральныхъ знаменитостей мужъ обыкновенно нуль, ничто, тнь, которую торжествующая дама неизбжно тащитъ за собой по пятамъ - онъ только мужъ своей жены, исполняетъ должность секретаря - блестящая карьера, о какой только можетъ мечтать самая смлая фантазія честолюбивой матери, и живетъ конечно исключительно блестящими доходами, получаемыми отъ балетныхъ прыжковъ его супруги…
        - Этого ты самъ не думаешь, - ршительно прервала она, хотя нсколько глухимъ голосомъ, какъ бы сквозь зубы.
        Она давно оставила работу и встала со стула. Какая страшная буря происходила въ ней, доказывало тяжелое прерывистое дыханіе, высоко поднимавшее грудь и сильное дрожаніе руки, которой она оперлась на столъ.
        - Онъ учился и можетъ самъ зарабатывать себ хлбъ.
        Совтникъ грубо засмялся.
        - Ты думаешь, онъ дйствуетъ на поприщ юриста такъ же, какъ его супруга на сцен, т. е. перезжая изъ одного европейскаго города въ другой?
        Лицо ея вдругъ какъ бы прояснилось.
        - А ты знаешь наврное, что онъ съ ней?
        Бываютъ минуты, когда самый наглый человкъ не ршится клеветать на умершаго. Совтникъ заложивъ руки на спину, подошелъ къ окну и сталъ осматривать небо со всхъ сторонъ, какъ бы изслдуя погоду. Онъ пожалъ плечами.
        - Я долженъ признаться, - сказалъ онъ, не поворачиваясь къ ней, - что я до сихъ относился къ этому очень равнодушно, мн и въ голову не пришло справиться объ этомъ - какое мн дло до испорченнаго, отвергнутаго члена семьи, съ которымъ все покончено, - для этого надо быть совсмъ безхарактернымъ, невмняемымъ, сдлаться тряпкой… А ты, какъ мн кажется, надешься, что этотъ ненавистный бракъ расторгнутъ! Милая Тереза, не всякій человкъ обладаетъ такой нравственной силой и присутствіемъ духа, съ какими ты нкогда свергла свое иго и дала своему мужу отставку.
        Она сжала руки и судорожно прижала ихъ къ груди, между тмъ какъ лицо ея медленно обращалось къ говорившему. Онъ подвергалъ ее страшной пытк, ея постоянный совтчикъ и помощникъ во всемъ, когда нужно было поддержать вольфрамовское упрямство. Теперь она поняла ненависть согражданъ къ своему бывшему бургомистру, теперь, когда его язвительный языкъ обратился на нее самое.
        Онъ подошелъ къ ней.
        - Я долженъ теб напоминать, какъ ты привыкла дйствовать, - сказалъ онъ, возвышая голосъ; - я долженъ теб напомнить, что ты, какъ мужчина, предпочла лучше разорвать ненавистныя узы, чмъ подчиниться. Такія разорванныя узы никогда не возстанавливаются, это значило бы навлечь на себя всеобщее порицаніе и отъ этого теперешній глава вольфрамовскаго рода суметъ удержать члена своей семьи, - это во-первыхъ, во-вторыхъ я напомню теб твои собственныя слова, что ты свое состояніе, собранное грошами и пфеннигами нашими честными предками, никогда не дашь проматывать театральнымъ плясунамъ. Разв ты измнила свой взглядъ на это? Пусть такъ, но я не измнилъ своего.
        Онъ ударилъ кулакомъ по столу.
        - Теперь я требую этого наслдства для тхъ, которые въ настоящее время носятъ имя Вольфрамовъ, и которые будутъ его носить въ будущемъ.
        - Это стояло всегда на первомъ план и вокругъ этого все вращается, - простонала она, вдругъ прозрвъ истину.
        - Думай, что хочешь, я пойду путемъ, который мн указываетъ мой долгъ, - сказалъ онъ холодно. - Совтую теб, Тереза, берегись вступать въ борьбу со мной. Ты останешься не при чемъ со всей своей театральной родней, будь уврена.
        Онъ снова подошелъ къ окну, отворилъ его и отдалъ проходившему по двору работнику какія-то приказанія, такъ спокойно и равнодушно занимаясь хозяйственными длами, какъ будто передъ этимъ въ столовой говорилось лишь о самыхъ обыденныхъ вещахъ.
        Между тмъ маіорша вышла изъ комнаты. Она бросила вс домашнія дла и ушла въ свой мезонинъ…
        Запугать эту женщину было невозможно; разъ она сознавала свои права, она ничего не боялась, она уже однажды справилась съ тмъ, кто вздумалъ коснуться ея неоспоримой собственности, и она просто осмяла бы притязанія и угрозы своего брата, еслибы ее не поразило прямо въ сердце горькое разочарованіе по поводу его отношеній къ ней… Итакъ, это не братская любовь и самоотверженіе привязывали его къ ней! Онъ поддерживалъ ее въ непреклонной жестокости, онъ съ теченіемъ времени все боле и боле намренно отталкивалъ ее отъ ея сына, не изъ братской преданности и убжденія, что сестра права и поступаетъ справедливо, и ее надо поддержать въ этомъ, а единственно изъ безумнаго обожанія своего единственнаго потомка, которому онъ такимъ образомъ хотлъ доставить большое наслдство.
        Ея глаза наполнились слезами, и она покраснла отъ сознанія глубокаго униженія. Куда же двались непоколебимыя основы, на которыя до тхъ поръ опиралось ея самосознаніе? Это были ходули, ходули самомннія… Она благодаря своей мстительности, властолюбію и ослпленію обкрадывала себя въ теченіе многихъ лтъ, когда она могла бы быть счастлива. Оглянувшись на свою жизнь она увидла, что большую часть ея она провела въ одиночеств и озлобленіи, и она показалась ей мрачной пропастью безъ цвтовъ и птичьяго пнія, въ которой она, отвернувшись отъ веселаго небеснаго свта, согнувшись, собирала безъ устали камни, ибо безплодными камнями были для нея т огромныя суммы, которыя скоплялись въ ея счетной книг. И он должны были служить пьедесталомъ для испорченнаго мальчишки, котораго она не могла видть безъ ужаса и отвращенія, - нтъ! никогда!
        Она надялась еще пожить, она сознавала еще въ себ большую внутреннюю силу, - слдовало сдлать только нсколько шаговъ, чтобы вдохнуть въ себя запекшимися устами новую радостную жизнь, - что мшало ей накинуть на себя шаль и пойти въ сосдній домъ, гд все, все мигомъ измнится? Нтъ! Она не могла такъ круто согнуть одеревенвшую спину! Она уже сдлала первый шагъ, теперь онъ долженъ былъ придти и облегчить матери примиреніе. Но гд же онъ? Она уже часто думала объ этомъ!
        Она знала съ перваго взгляда, при первомъ звук голоса, долетвшаго въ мезонинъ, что прекрасный мальчикъ игравшій въ саду Шиллингова дома, его сынъ, ея внукъ, - природа не повторяется такъ въ каждой черт, въ звук голоса, въ манерахъ въ двухъ совершенно чуждыхъ по крови человческихъ существахъ; и притомъ сердце, подобное ея сердцу, не забилось бы съ такимъ испугомъ и радостью при первой встрч, еслибы не было тутъ родственной крови. Совершенно напрасно незнакомая дама сообщила ей, что мальчика зовутъ Люціаномъ… Но гд же его отецъ.
        Эта была низкая ложь, что онъ питается заработкомъ своей жены. Онъ имлъ большія познанія, былъ очень прилеженъ и вроятно избралъ честный образъ жизни, можетъ быть, въ далекихъ странахъ, о чемъ она заключила по присутствію черныхъ слугъ, охранявшихъ дтей. И эта надежда все боле и боле оживлялась въ ея душ, - онъ, вроятно, послалъ своихъ маленькихъ любимцевъ постепенно завоевать сердце бабушки и быть встниками примиренія… И это удалось - мать простила… Она сама назвала себя бабушкой его мальчику и закрпила этотъ вновь заключенный союзъ подаркомъ, который ея сынъ часто видалъ ребенкомъ и зналъ, что онъ служитъ его матери дорогимъ сувениромъ… Теперь онъ долженъ придти, и онъ наврно придетъ, хотя бы ихъ въ настоящую минуту раздляли большія пространства и широкія моря - придетъ!… А до тхъ поръ надо сдержать себя и свои желанія… Въ этой упрямой женской голов еще гнздился остатокъ прежняго упорства и непреклонности.
        32.
        Прошло шесть дней посл возвращенія барона Шиллинга изъ Берлина. Въ нижнемъ этаж дома съ колоннами все какъ бы просвтлло, съ тхъ поръ какъ оттуда былъ изгнанъ коварный демонъ болзни. Маленькій Іозе уже два раза оставался по нскольку часовъ на открытомъ воздух, и хотя въ салон сидлъ въ своей колясочк, но въ постели днемъ уже не лежалъ. Члены мальчика начинали крпнуть; онъ снова заставлялъ маршировать своихъ оловянныхъ солдатиковъ, и врный товарищъ его игръ Пиратъ допускался уже въ салонъ.
        Іозе постоянно пилъ молоко изъ кубка, подареннаго ему „бабушкой“. Съ появленіемъ этого драгоцннаго подарка въ дом Шиллинга воцарилось полное ожиданій торжественное настроеніе и невыразимое напряженіе во всхъ, знавшихъ о таинственной цли прибытія сюда дтей.
        Третьяго дня тотчасъ же посл посщенія маіорши донна Мерседесъ пришла взглянуть на мальчика. Она такъ же, какъ и Якъ, видла еще изъ аллеи, что какая-то черная фигура проскользнула въ садовую калитку. Почти въ ту же минуту пришелъ изъ мастерской баронъ Шиллингъ, и они оба вмст выслушали оживленный разсказъ мальчика.
        Баронъ Шиллингъ поблднлъ; онъ низко наклонился къ мальчику, потомъ, выпрямившись, сказалъ холодно слегка дрожащимъ голосомъ донн Мерседесъ: „развязка близка, вы будете освобождены отъ вашего требующаго столькихъ жертвъ порученія скоре, чмъ можно было предполагать и надяться“.
        Посл короткаго совщанія было ршено, что изъ дома Шиллинга не будетъ сдлано ни одного шага къ ускоренію сближенія, такъ какъ таинственные поступки маіорши ясно указывали на то, что она дйствуетъ за спиной брата, и потому не слдовало несвоевременной предупредительностью мшать ея планамъ.
        Съ тхъ поръ донна Мерседесъ не разговаривала боле съ хозяиномъ шиллингова дома. Она видала его иногда прохаживающимся въ саду около мастерской, когда выходила въ садъ подышать чистымъ воздухомъ, но тогда она тотчасъ же возвращалась въ комнату, не обращая вниманія на то, замчаетъ онъ или нтъ, что она избгаетъ его. Ей все казалось, что она не довольно скоро удаляется отъ него, и при мысли, что его взоръ преслдуетъ ее, она внутренно содрагалась… На родин она привыкла, не долго думая, поворачиваться спиной къ людямъ, которые ей чмъ-нибудь не нравились, и льстецы увряли ее, что она это длала съ необыкновенно величественной граціей. И теперь въ ней кипло негодованіе, но его перевшивало удручающее убжденіе, что она со своимъ прославленнымъ умомъ, красотой и энергіей не можетъ равняться съ человкомъ, который, будучи однажды оскорбленъ, упорно и съ величайшей холодностью уклонялся отъ нея.
        Къ ея величайшей досад какое-то безотчетное чувство страха заставляло удаляться отъ него; это была непреодолимая боязнь его голоса, его взгляда, боязнь за себя, что передъ его сдержанностью она потеряетъ самообладаніе и снова потерпитъ пораженіе.
        Онъ не приближался къ дому съ колоннами; уходилъ или узжалъ верхомъ всегда черезъ садовую калитку. Онъ держалъ слово: фрейлейнъ фонъ Ридтъ все еще гостила въ бель-этаж; она управляла всмъ домомъ и ухаживала за баронессой, которая была больна. Иногда нсколько разъ въ день бгали за докторомъ. Тотъ приходилъ большею частью съ недовольнымъ лицомъ, хотя довольно скоро и вслдъ за тмъ въ открытыя окна слышенъ былъ его строгій серьезный голосъ среди крикливыхъ возгласовъ больной… Иногда онъ принужденъ былъ брать на себя роль посредника: онъ отправлялся въ мастерскую, но возвращался постоянно безъ барона къ тайному удовольствію прислуги, которая уже давно знала, какое это имло отношеніе къ припадкамъ баронессы.
        Между тмъ, именно на другой день по возвращеніи барона изъ Берлина, пришло письмо донн Мерседесъ отъ Люсили, письмо полное брани и дерзости, въ которомъ она ршительно и настойчиво требовала, чтобы ей отдали ея маленькую дочь.
        Немедленно послдовалъ такой же ршительный отвтъ, что ребенокъ останется въ рукахъ тхъ, кому онъ порученъ и что она можетъ завести процессъ.
        Восхитительное маленькое созданіе, изъ за котораго грозила разгорться ожесточенная борьба, между тмъ беззаботно и весело играло въ дом и въ саду. Паула иногда требовала маму, но нжная любовь и заботливость, которыми ее окружили, не давали малютк тосковать о матери, которая то душила своихъ дтей горячими ласками, то вслдствіе дурного расположенія духа бранила и гнала ихъ отъ себя.
        Черная Дебора ни на минуту не покидала свое „ненаглядное дитятко“ ни днемъ, ни ночью. Такъ и сегодня она сидла съ вязаньемъ на своемъ любимомъ мст въ тни сосенъ, между тмъ какъ Паула возила кукольную колясочку по перескающей лужайку дорожк, которая вся была видна Дебор съ ея мста.
        Было прекрасное тихое утро. Пиратъ, который, къ великой досад негритянки обыкновенно лаялъ безъ умолку, былъ взятъ въ домъ къ Іозе; въ мастерской не слышно было ни малйшаго движенія, - баронъ Шиллингъ ухалъ верхомъ. Въ саду царствовала торжественная тишина; слышалось только щебетанье птицъ въ густыхъ втвяхъ и шелестъ листьевъ и втвей отъ легкаго утренняго втерка… Иногда раздавались по ту сторону стны шаги или скрипъ нагруженной, медленно прозжавшей по пустынной улиц телги. Вдругъ какой то легкій быстро подъхавшій экипажъ остановился у калитки. Дебора слышала это, но не обратила вниманія,- она спустила петли и усердно старалась поднять ихъ.
        Поэтому она не замтила, что калитка тихо отворилась. Женщина въ круглой шляп и длинномъ темномъ пальто крадучись вошла въ садъ, a другая нжная, элегантная дама съ закрытымъ вуалью лицемъ остановилась на порог отворенной калитки и смотрла съ очевиднымъ напряженіемъ. За этой дамой виднлся стройный молодой человкъ въ блестящемъ цилиндр и зеленыхъ перчаткахъ; онъ почтительно стоялъ позади дамы шагахъ въ двухъ, но съ любопытствомъ заглядывалъ черезъ ея плечо въ сосновый лсокъ, вытягивая свою длинную шею.
        Вошедшая бросила кругомъ пытливый взоръ и потомъ, какъ хищная птица, но совершенно безшумно, бросилась черезъ лужайку прямо къ Паул. Въ эту минуту спущенныя петли были подняты, и негритянка съ глубокимъ вздохомъ облегченія подняла глаза, которые широко раскрылись отъ изумленія и испуга. Какая-то женщина схватила ея „ненаглядное дитятко“, которое сидло спиной къ калитк и, ничего не подозрвая устраивало въ колясочк постельку кукл, - эта точно съ неба свалившаяся женщина была Минна, горничная маленькой госпожи.
        Съ быстротой молніи подняла она ребенка съ земли и сказала ему что-то на ухо.
        - Ахъ, къ мам! - вскричала малютка и обвила рученками шею горничной, которая лвой рукой закрыла ротъ малютки, но было уже поздно.
        Дебора вскочила съ дикимъ крикомъ, отбросила вязанье и, растопыривъ руки, бросилась наперерзъ быстро бжавшей къ выходу женщин.
        - Помогите! Якъ, на помощь! Они хотятъ украсть у насъ ребенка! - кричала она на весь садъ.
        Горничная свободной лвой рукой съ силой оттолкнула ее, стараясь устранить съ дороги; въ то же время мужчина схватилъ негритянку сзади за плечи, острые ногти впились въ ея обнаженную руку, какъ когти хищнаго звря, между тмъ какъ ротъ былъ закрытъ одуряюще надушенымъ платкомъ.
        - Замолчишь ли ты, глупое созданье? - со злобой проворчала Люсиль, - это она впилась ногтями въ руку няньки, и, плотно прижавшись къ ней своимъ нжнымъ гибкимъ тломъ, старалась заткнуть ей ротъ. - Неужели вы здсь, въ шиллинговомъ дом думаете, что я буду съ терпніемъ агнца ждать, когда господамъ юристамъ угодно будетъ признать мои права?
        Она бросила быстрый взглядъ на калитку и увидла, что Минна съ ребенкомъ вышла изъ сада. Она тотчасъ же освободила негритянку и выбжала на улицу; господинъ въ цилиндр посддовалъ за ней. Теперь ужъ не Дебора испустила громкій крикъ испуга, ярости и гнва, - онъ раздался съ улицы.
        Между калиткой и стоявшимъ на улиц экипажемъ появилась, какъ будто выросла изъ земли, высокая сильная женщина съ блднымъ лицомъ и стиснутыми губами. Еще одежда ея и волосы на лбу развивались отъ скораго бга. Быстрымъ движеніемъ вырвала она двочку изъ рукъ горничной и сильными руками держала ее, поднявъ высоко надъ головой, такъ что Люсиль вскрикнула отъ ужаса.
        - Похищеніе ребенка среди благо дня! - грозно вскричала она сильнымъ груднымъ голосомъ. Она оттолкнула горничную, пытавшуюся броситься на нее, почти къ самому экипажу, вошла въ садъ и отдала раскричавшагося ребенка на руки подоспвшей Дебор. Потомъ повернулась лицомъ къ стоящимъ на улиц и стояла неподвижно, какъ стна, прикрывая отступленіе няньки. Ея полная фигура совершенно заслоняла проходъ.
        Все это было дломъ одной секунды.
        Эти дв женщины уже стояли однажды другъ противъ друга, одна стройная, какъ сильфида, роскошно одтая, съ лицомъ, закрытымъ вуалью, и съ дорогими браслетами на рукахъ, блествшими при скудномъ ламповомъ освщеніи, другая - величественная, въ кухонномъ фартук, съ діадемой изъ своихъ волосъ и съ проклятіями на устахъ… Это было нсколько лтъ тому назадъ въ просторной мрачной передней монастырскаго помстья.
        Теперь молодая женщина быстро откинула вуаль съ лица, и ея зеленоватые глаза метали искры.
        - Вы сейчасъ же сойдете съ дороги, мадамъ, - сказала она дрожащимъ отъ ярости голосомъ. Она топала своей маленькой ножкой и подняла руки, чтобы отстранить женщину и самой проскользнуть въ садъ.
        - He дотрогивайтесь до меня, - не совтую вамъ этого! - возразила маіорша, не двигаясь съ мста, холодно смотря на страстную жестикуляцію изящныхъ ручекъ.
        - Ахъ, вы можетъ быть хотите меня уничтожить своими большими грубыми кухонными руками? - дерзко разсмялась маленькая женщина. - Я не труслива, какъ вамъ извстно! Я уже дала вамъ однажды этими самыми пальцами, которые вы не считаете достойными прикосновенія къ вашей священной особ, такой щелчокъ, какого вы не забудете всю жизнь.
        Сжатыя губы маіорши скривились отъ гнвнаго раздраженія.
        - Вы не имете основанія торжествовать, - мои предсказанія сбылись, - сказала она сквозь зубы, бросивъ насмшливый взглядъ на франта, который, стоя у открытой дверцы кареты, имлъ такое воинственно мрачное лицо, какъ будто хотлъ пронзить противницу своей дамы. Люсиль мелькомъ взглянула черезъ плечо.
        - Ба, это мой секретарь! - сказала она и отвернулась отъ него, чтобы снова попытаться проникнуть въ садъ. Тревожные крики Деборы о помощи раздавались уже вдали, очевидно, она приближалась къ дому. Но разстояніе все-таки было еще довольно велико и еще можно было ее догнать.
        - Боже мой, да не стойте вы тамъ такъ глупо и безъ толку, Форстеръ! - закричала Люсиль секретарю, снова топая ногой. - Ну бгите же туда!
        Секретарь однимъ прыжкомъ очутился подл маіорши и вызывающе надвинулъ на лобъ цилиндръ.
        - Мадамъ…
        - Я маіорша Люціанъ, милостивый государь, если вамъ угодно узнать мою фамилію, и въ садъ я васъ не пущу, будьте покойны, - ршительно сказала она, стоя, какъ приросшая, на каменномъ порог калитки. Она подняла только правую руку, чтобы оттолкнуть бросившуюся на нее Люсиль, какъ докучливое наскомое.
        Маленькая женщина упала на руки своей горничной. Она была вн себя и хохотала насмшливо и громко, какъ вакханка.
        - Чего же вы церемонитесь, Форстеръ! Женщина въ синемъ фартук, которая стоитъ въ калитк, точно ангелъ съ пламеннымъ мечемъ у дверей рая, дйствительно жена маіора Люціана, мужичка изъ монастырскаго помстья, торгующая масломъ и яйцами, фурія, прогнавшая и мужа, и сына за океанъ… Fi donc, madame, [[36] Фи, мадам (франц.)] постыдитесь гнусной роли, которую вы разыгрываете! Но вдь это не удивительно, это только слдствіе вашего ужаснаго характера, что вы мшаете матери овладть ея ребенкомъ и ея неоспоримыя права…
        - He очень то неоспоримы, думается мн, если приходится похищать ребенка, - прервала ее маіорша охрипшимъ голосомъ, между тмъ какъ по всему ея тлу пробгала нервная дрожь. Тмъ не мене она спокойно повернула голову и посмотрла въ садъ, гд теперь раздавались мужскіе голоса. Дебора не звала больше на помощь; со всхъ сторонъ сбгались люди и по гравію дорожки слышались быстрые, приближавшіеся къ калитк шаги.
        Услышавъ это, Люсиль вздрогнула и эластично прыгнула на подножку кареты.
        - Силы небесныя! Вотъ такъ исторія - является цлая шайка сыщиковъ, - вскричала она сердито. - На этотъ разъ дло проиграно, благодаря вашему вмшательству, любезная свекровушка!… Одному Богу извстно, что заставило васъ выползти изъ вашей ужасной лягушечьей норы на свтъ Божій! Я не буду ломать надъ этимъ голову, но я уврена, что это не была любовь! Ну на этотъ разъ зло побдило, пользуйтесь на здоровье, почтенная женщина. Въ другой разъ посмюсь я!
        И сдлавъ съ неподражаемымъ комизмомъ насмшливый поклонъ, прыгнула въ карету и развалилась на подушкахъ.
        - Впередъ! - приказала она громко и повелительно.
        Лошади рванули, и несчастный секретарь, только что ступившій вслдъ за горничной на подножку, съ розмаху упалъ на переднее сиднье.
        33.
        Маіорша осталась на порог, какъ будто надо было охранять входъ до тхъ поръ, пока совсм затихнетъ стукъ отъзжавшаго экипажа. Она только повернулась лицомъ въ садъ, гд Паула на рукахъ своей черной няни все еще плакала и требовала „маму“ и „красивую большую говорящую куклу“, которую ей общала Минна.
        Вокругъ Деборы собралась цлая толпа и требовала объясненія случившагося. Сбжавшіеся люди, садовникъ, конюхъ и женская прислуга шиллингова дома со смущенными недоврчивыми лицами слушали разсказъ взволнованной запыхавшейся негритянки. Маленькая госпожа хотла похитить своего собственнаго ребенка - тутъ ужъ ничего нельзя понять! Это было черезчуръ смшно!… Дебора со страху забыла всякую осторожность такъ же, какъ и Якъ, прибжавшій изъ дома.
        - Это устроила каналья Минна! - вскричалъ онъ. - Она, отправляясь въ городъ съ порученіями, замтила, что Паула по утрамъ всегда тамъ играетъ одна съ Деборой!
        Донна Мерседесъ поспшно приближалась къ нимъ по лужайк. Она была въ бломъ легкомъ пеньюар.
        Дебора съ Паулой на рукахъ побжала ей навстрчу и робко разсказала о случившемся, - она дрожала подъ взглядомъ этихъ большихъ сверкающихъ глазъ.
        Прекрасное лицо ея госпожи смертельно поблднло, и брови ея мрачно и грозно сдвинулись, но она не потеряла присутствія духа, как ея слуги. Она движеніемъ руки и нсколькими тихо произнесенными словами прервала разсказъ и, когда негритянка, замолчавъ, указала ей на калитку, въ которой еще стояла маіорша, она взяла съ рукъ няни двочку, успокоившуюся при вид тетки, поставила на землю и повела къ женщин, помшавшей ее похищенію.
        На этотъ разъ маіорша не уклонилась отъ встрчи: напротивъ, она сдлала нсколько шаговъ къ донн Мерседесъ, и молодая женщина была поражена королевскимъ величіемъ и полной достоинства благородной походкой этой женщины. Дйствительно, на ея темномъ шерстяномъ плать выдлялся синій полотняный фартукъ. Въ критическую минуту ей некогда было сбросить его, да она и не подумала объ этомъ, теперь же все случившееся такъ поглощало ея мысли, что ей и въ голову не приходило, что она, точно кухарка, стоитъ въ чужомъ саду передъ элегантной дамой. На щекахъ ея горлъ румянецъ внутренняго возбужденія.
        - Если эта двочка поручена вамъ, фрейлейнъ, то вы впередъ лучше охраняйте ее, - сказала она коротко, почти строго. - He всегда помощь можетъ оказаться по близости, какъ это случилось теперь.
        - Такой вроломной продлки со стороны матери никто не ожидалъ, - отвчала Мерседесъ, сильно задтая этимъ укоромъ. - Я берегу дтей, какъ зницу ока.
        Маіорша пытливымъ взглядомъ окинула молодую женщину.
        - Вы гувернантка? - спросила она нершительно и съ замтнымъ колебаніемъ.
        Легкая ироническая улыбка мелькнула на губахъ донны Мерседесъ.
        - Нтъ, я тетка.
        Маіорша невольно отступила на шагъ.
        - Вотъ какъ! Такъ значитъ вы также Фурніе? - промолвила она презрительно, и глаза ея многозначительно устремились на отдланный кружевомъ пеньюаръ, какъ будто хотли сказать: „это тоже театральное тряпье!“
        Донна Мереедесъ покраснла отъ гнва.
        - Прошу извиненія, - возразила она съ негодованіемъ, - къ этой фамиліи я никогда не принадлежала ни по крови, ни по имени. Я донна де-Вальмазеда. - Нжный инстинктъ удержалъ ее сказать этой разведенной жен въ минуту сильнаго возбужденія, что она сестра Феликса Люціана.
        Подобное предположеніе, казалось, было далеко отъ мыслей маіорши. Она не распрашивала дале, такъ какъ очевидно съ жгучимъ нетерпніемъ желала разршить другой вопросъ. Она, казалось, искала подходящаго выраженія и вдругъ промолвила: „особа, только что ухавшая“…
        - Вы говорите о Люсили Люціанъ, урожденной Фурніе?
        Глаза маіорши сердито засверкали, - для ея слуха соединеніе этихъ именъ было такъ же ненавистно, какъ и въ тотъ вечеръ, когда она отвергла своего сына за его выборъ. Но она поборола себя.
        - Я хотла спросить, разошлась она что ли… съ своимъ мужемъ?
        Донна Мерседесъ почувствовала, что у нея отъ волненія вся кровь прилила къ сердцу, и содрогнулась. Эта мать, въ которой любовь и раскаяніе одержали верхъ, и не подозрвала, что искупленіе уже было невозможно, что у нея нтъ боле сына, которому бы она могла сказать: „приди къ сердцу матери“. Отвернувшись, грубо и рзко задала она этотъ вопросъ - остатокъ упрямства и непреклонности еще боролся въ ней съ чувствомъ - но съ трудомъ подавляемая радость выражалась въ чертахъ и въ затаенномъ дыханіи, съ которымъ она ожидала утвердительнаго отвта. Она считала недостойный союзъ разорваннымъ и надялась на вдвойн радостное соединеніе съ сыномъ, посл того какъ ненавистный разлучившій ихъ элементъ былъ удаленъ. He получая отвта, она съ изумленіемъ подняла глаза на молодую женщину и увидла, что она страшно измнилась въ лиц.
        - Почему же вы не отвчаете? - спросила она и подошла такъ близко къ донн Мерседесъ, что та, казалось, слышала сильное біеніе ея сердца. - Разв вы не слыхали, о чемъ я спросила васъ? Я хочу знать, разстался ли онъ съ этимъ ничтожнымъ созданьемъ…
        - Да, но не такъ какъ вы думаете, - возразила донна Мерседесъ, заикаясь, - глубокое состраданіе и горячее сочувствіе слышались въ ея нжномъ тон.
        Лицо маіорши и даже губы вдругъ помертвли, и брови сдвинулись надъ широко раскрывшимися отъ ужаса глазами.
        Донна Мерседесъ со слезами на глазахъ схватила ея руки и притянула ее къ себ.
        - Неужели вы думаете, что Феликсъ послалъ бы сюда дтей безъ себя? Что онъ, посл того какъ сынъ его принесъ домой знакъ вашего прощенія, не явился бы немедленно къ вамъ?…
        - Умеръ! - простонала маіорша. Она вырвалась отъ нея, схватилась обими руками за голову и упала на землю, какъ дерево, подрзанное пилой у самаго корня.
        Между тмъ сбжавшаяся было въ садъ прислуга разошлась и осталась только одна Дебора. Она подбжала въ испуг и помогла своей госпож поднять упавшую.
        Маіорша не потеряла сознанія, - страшная сила неожиданнаго удара мгновенно лишила ее нравственной власти надъ собой.
        Она поднялась и устремила сухіе неподвижные глаза въ пространство… Все рушилось разомъ: вольфрамовское упорство, дикая ревность, воображаемая, основанная на сухихъ принципахъ непогршимость, а также и послдняя блаженная, возродившаяся посл страшной душевной борьбы надежда!
        „Я не хочу никогда боле тебя видть, даже посл смерти“, сказала она отверженному сыну съ необычайнымъ хладнокровіемъ, а теперь… теперь она рада была бы отправиться на край свта и разрыть собственными ногтями землю, покрывавшую его, чтобы хоть одинъ разъ еще увидть того, кого она воспитывала съ суровой холодностью, скрывая въ себ материнское чувство. Она хотла бы теперь щедро разсыпать на могил своего ребенка это скрытое богатство любви и нжности, на которыя при жизни его она была такъ скупа ради принципа… He сама ли она была виновата, что онъ свое молодое восторженное сердце, обреченное на жестокія лишенія, отдалъ первому встрчному существу, нжно, съ любовью прильнувшему къ нему?…
        Она поднялась съ земли, куда низвергла ее карающая рука возмездія, и растерянно смотрла кругомъ, какъ бы не узнавая ни мстности, ни себя самой въ женщин, безсильно схватившейся за стволъ сосны, - ей казалось, что кровь остановилась въ ея жилахъ, что сердце не бьется въ груди, да и къ чему? Зачмъ? Стоитъ ли еще жить? И не замкнула ли она для себя небеса своими преступными словами?
        Нельзя было себ представить той ужасной перемны, какая въ нсколько минутъ совершилась съ этой женщиной. Она пришла сюда величественная, полная достоинства, а теперь надломленная душей и тломъ безпомощно хваталась за твердый стволъ дерева.
        Донна Мерседесъ, сильно взволнованная, подняла маленькую Паулу съ земли.
        - Обними бабушку, дитя мое, - сказала она.
        Малютка при паденіи этой большой сильной женщины закричала отъ испуга и схватилась за платье тетки. Она еще со страхомъ смотрла на искаженное скорбью лицо, къ которому ее близко поднесли, но слово „бабушка“ имло на нее такое же чарующее дйствіе, какъ и на ея брата. Она крпко обвила своими маленькими обнаженными ручками шею маіорши и прижалась своей нжной горячей щечкой къ ея холодному лицу.
        - Дтей завщалъ онъ вамъ, - сказала глубоко взволнованная донна Мерседесъ, когда маіорша, вздрогнувъ отъ прикосновенія малютки, оставила стволъ, буквально вырвала у нея изъ рукъ двочку и съ страстнымъ порывомъ, обливаясь слезами прижала ее къ себ.
        - На меня возложена была обязанность привезти къ вамъ его любимцевъ, чтобы вы взяли ихъ подъ свое покровительство и замнили имъ отца и мать.
        Донна Мерседесъ боялась, что этотъ страшный ударъ лишитъ несчастную женщину языка. Невыразимая душевная скорбь отражалась на ея лиц, но уста не издавали ни одного звука… Она съ своимъ проницательнымъ взглядомъ, и руководствуясь какимъ то страннымъ внутреннимъ сродствомъ, тотчасъ же поняла характеръ этой женщины, но, несмотря на это, она не могла себ представить, что та, уединившись съ презрніемъ къ людямъ и съ необузданнымъ высокомріемъ, почти разучилась говорить изъ боязни, чтобы какъ нибудь не сорвалась съ устъ ея жалоба.
        - Пойдемте со мной, - сказала Мерседесъ и взяла ее за руку. - Я должна вамъ многое передать. Пойдемте въ домъ.
        - Да, къ его мальчику, - сказала маіорша. Держа двочку на рукахъ, она твердыми шагами направилась черезъ лужайку и рощицу къ дому съ колоннами. Узенькая дорожка, по которой она шла, огибала прудъ и тянулась параллельно монастырской изгороди вблизи отъ нея. Об женщины шли рядомъ, а Дебора слдовала за ними съ игрушками своего „ненагляднаго дитятки“; он шли молча; только слышно было, какъ скриплъ песокъ подъ ихъ ногами да иногда изъ груди маіорши вырывался болзненный стонъ.
        - Тамъ, тамъ, разв ты не видишь ее, папа? Тамъ идетъ тетка Тереза! - кричалъ Витъ.
        Онъ сидлъ высоко на выдающейся втк грушеваго дерева, болтая ногами, и показывалъ пальцемъ на проходившихъ мимо женщинъ.
        Затрещали втки и сучья въ томъ мст изгороди, гд въ монастырскомъ помсть стояла скамья, въ ту самую минуту, когда дамы проходили тамъ, и Дебора тихонько перекрестилась при вид бсновавшагося мужчины, готоваго, казалось, ринуться черезъ кустарники въ сосднiй садъ.
        Вдругъ онъ злобпо захохоталъ.
        - Ты тамъ, Тереза, - вскричалъ онъ звонкимъ голосомъ. - Разв ты потеряла всякое понятіе о чести?… Именемъ нашихъ честныхъ родителей приказываю теб сейчасъ же вернуться. Позоръ теб и проклятіе всему роду, изъ котораго ты происходишь, если ты не вернешься тотчасъ же въ монастырское помстье.
        - Убирайся, - отвчала она, продолжая свой путь и, махнувъ свободной правой рукой въ воздух, казалось, покончила навсегда со своимъ прошлымъ. Она ни разу больше не оглянулась. Ей не было никакого дла до того, что мужчина исчезъ изъ-за кустовъ какъ бшеный, и въ то же время раздались поспшные шаги по направленію къ дому; она, казалось, не слыхала, что мальчишка на дерев насмхался надъ ней и кричалъ, что, такъ какъ она, уходя, оставила калитку отпертой, то блившееся полотно пропало. Онъ, очевидно, все время слдилъ за ней и нарочно привелъ отца сюда… Продолжая безостановочно свой путь она прижала къ себ внучку, какъ будто у нея хотли отнять двочку. Она поднялась по парадной лстниц дома съ колоннами, по той лстниц, по которой поднималась въ послдній разъ тридцать четыре года тому назадъ, когда она въ внк и вуали подъ руку съ молодымъ человкомъ, съ которымъ была только что обвнчана, приходила проститься съ больной хозяйкой шиллингова дома, матерью барона Крафта… Ей казалось теперь, что она идетъ по раскаленному желзу, и когда дверь въ переднюю отворилась съ знакомымъ ей скрипомъ, и она увидла передъ
собой каріатиды и блыя статуи боговъ, ноги ея точно приросли къ полу, и она стояла такъ же неподвижно, какъ т фигуры на своихъ пьедесталахъ, какъ будто душа покинула ее и блуждала въ далекихъ, далекихъ пространствахъ…
        По этимъ мраморнымъ плитамъ тогда скользилъ блый шелковый шлейфъ новобрачной, - „возвышенно прекрасной, чистой, гордой, царственной лилiи, теперь принадлежавшей ему“, шепталъ онъ ей взволнованный и счастливый, проходя мимо Аріадны… И подл этой холодной лиліи долженъ онъ былъ потомъ замерзнуть, потому что былъ разныхъ съ ней мыслей и полагалъ, что мужъ и солдатъ, человкъ съ пылкимъ умомъ, не долженъ сдлаться пошлымъ филистеромъ въ рукахгь властолюбивой жены. Потомъ она сдлалась матерью, гордой матерью, старавшейся своему драгоцнному сокровищу - дтской душ, придать вс черты, свойственныя характеру Вольфрамовъ. Но захваченныя ею души ускользнули отъ нея, и она, упрямо повернувшись къ нимъ спиной, съ непреклоннымъ духомъ пошла своей дорогой, оказавшейся мрачной мертвой пустыней. Ея идеалъ мало-по-малу разрушался передъ ея глазами - ея братъ, ея путеводная звзда, злой духъ, которому она слпо повиновалась, самъ попиралъ его ногами и уничтожалъ ради негоднаго выродившагося мальчишки…
        Съ низко опущенной головой прошла она по коридору и переступила порогъ украшеннаго рзьбой салона, двери котораго широко растворила передъ ней забжавшая впередъ Дебора.
        Огромный догъ, лежавшій на ковр подл колясочки Іозе, вскочилъ съ громкимъ лаемъ при появленіи незнакомки; Іозе радостно протянулъ ей руки, между тмъ какъ донна Мерседесъ строго прикрикнула на собаку, которая покорно улеглась на мсто.
        - Какъ теб не стыдно, Пиратъ, такъ глупо лаять! Вдь это моя бабушка! - говорилъ мальчикъ смясь.
        Это были т же покоряющіе нжные звуки, которые нкогда такъ странно раздавалиcь въ мрачныхъ стнахъ монастырскаго помстья и такъ не нравились грубому слуху дядюшки… Стоитъ ли она того, чтобы въ ея руки попало такое дорогое сокровище, чтобы дать ей возможность еще на земл искупить свою вину и въ избытк предоставить его дтямъ то, въ чемъ отказывала ему въ теченіе всей его жизни… He надо было терять ни минуты! Она будетъ охранять этихъ посланниковъ неизмнной сыновней любви, ухаживать за ними и беречь, какъ высшее свое благо и утшеніе! Даже теперь, проливая слезы, она находила въ нихъ отраду и утшеніе. Здсь между ними ея мсто, - въ монастырское помстье она еще вернется, но только за тмъ, чтобы взять свою собственность, а не жить тамъ.
        Она еще не сдлала ни одного вопроса, только поставила маленькую Паулу на коверъ и въ изнеможеніи, какъ будто дорога изъ сосновой рощицы къ дому съ колоннами шла по горамъ и ущельямъ, опустилась въ ближайшее кресло; это было кресло донны Мерседесъ въ оконной ниш.
        - Теперь говорите! - прошептала она, закрывая лицо руками.
        Донна Мерседесъ подошла къ групп растеній, стоявшихъ у письменнаго стола. Такъ она очутилась прямо противъ маіорши, и сердце ея сильно билось, - если маіорша отниметъ руки отъ лица, то она тотчасъ же увидитъ портретъ своего мужа, что и случилось почти въ ту же минуту.
        Изъ груди ея вырвался полуподавленный крикъ, она хотла подняться съ мста, но силы измнили ей, и она только опять закрыла рукой глаза… Все было глубоко схоронено въ замкнутой душ состарвшейся женщины: обольстительный взоръ пламенныхъ голубыхъ глазъ, благородное окаймленное бородой лицо, одушевленное умомъ и юморомъ, величественная стройная фигура съ рыцарской осанкой. И если случалось, что какой нибудь звукъ, какое нибудь слово извне или какое нибудь нежеланное сновидніе пробуждали въ ней подавленное чувство, тогда она бросалась изъ дома въ поле, хваталась за заступъ и лопату, за серпъ и вилы и работала до полнйшаго изнеможенія, посл чего забывалась въ глубокомъ сн… Теперь онъ выступалъ передъ ней со стны во всей своей юношеской обольстительной красот и подл него дивно прекрасная женщина…
        Въ ней, какъ молнія, промелькнула догадка.
        - Это ваше мсто… Кто же вы? - спросила она, чуть слышно и потухшимъ взоромъ изъ-подъ дрожавшей какъ въ лихорадк руки взглянула въ лицо Мерседесъ.
        - Я Мерседесъ Люціанъ, дочь маіора Люціана отъ второго брака, - отвчала она твердо и гордо - надо же было когда нибудь сказать это; и еслибъ даже пришлось вонзить кинжалъ въ сердце этой женщины, она не могла и не должна была молчать ни одной секунды боле о своемъ происхожденiи. Она стала разсказывать о своей родин со всевозможной осторожностью, спокойствіемъ и хладнокровіемъ. И маіорша узнала, что человкъ, котораго она съ внутреннимъ удовольствіемъ считала погибшимъ посл того, какъ она его покинула, достигъ извстности и богатства, узнала, что онъ былъ счастливъ, обладая прекрасной женой, съ которой урожденная Вольфрамъ не могла равняться ни по знатности, ни по богатству. Она узнала также, что отвергнутый сынъ дйствительно отправился къ отцу и былъ принятъ съ распростертыми объятіями и возстановленъ во всхъ правахъ, какъ любимый, горячо желанный сынъ. Посл этихъ сообщеній послдовало описаніе ужасной гражданской войны, которая своими опустошительными волнами охватила ихъ счастливую страну и унесла изъ этого міра отца и сына…
        Горька была чаша, которую маіорша капля за каплей должна была испить до дна, но ея гордая упрямая голова склонялась все ниже и ниже, пока не упала на руки, сложенныя на стол… Такъ оставалась она нсколько времени, какъ будто жизнь покинула ее.
        Она не подняла головы и тогда, когда вдругъ ворвавшійся съ улицы черезъ открытое окно страшный шумъ прервалъ разсказъ донны Мерседесъ, не пошевелилась, когда въ комнату вошла сильно взволнованная съ сверкающими глазами Анхенъ и сообщила, что передъ монастырскимъ домомъ собралась цлая толпа. Жены работниковъ съ воплями и криками принесли известіе, что въ угольныхъ копяхъ вдругъ обрушилась стна и вода заливаетъ ихъ страшнымъ потокомъ.
        - Оставьте меня! - пробормотала маіорша почти гнвно, едва приподнявъ голову, когда донна Мерседесъ тихо положила ей на плечо руку и хотла помочь ей встать.
        - Какое мн до этого дло? У брата большое состояніе, больше даже, чмъ нужно, - повторила она безсознательно слова, нкогда такъ возмутившія ее въ устахъ сына, - и если онъ не добудетъ больше ни одного куска угля, онъ можетъ перенести это. Что значитъ потеря богатства въ сравненіи съ горемъ, которое я должна переносить! О! оставьте меня!
        Она опять закрыла глаза руками и, возвращаясь къ прерванному разсказу Мерседесъ, сказала, тяжело переводя духъ: „мой сынъ, мой бдный сынъ былъ раненъ въ грудь на порог своего пылавшаго дома…“
        - Да, и Якъ спасъ его, взваливъ себ на плечи и спрятавъ въ ближайшемъ кустарник.
        Дале донна Мереедесъ разсказала ей, какъ раненый съ невроятными трудностями былъ перенесенъ черезъ опустошенную страну неграми, которые еще оставались ему врны, въ ея владнія Цамору, такъ какъ онъ желалъ умереть среди жены и дтей. Она описывала его тоску по матери, его страстное желаніе примириться съ ней и отдать дтей подъ ея защиту.
        Между тмъ на улиц все снова стихло.
        Анхенъ по просьб дтей и по знаку донны Мерседесъ осталась въ комнат. Она присла на корточки подл коляски Іозе и приводила въ порядокъ куклу Паулы.
        Мрачные глаза двушки съ непріязненнымъ выраженіемъ останавливались на низко склонившейся у стола женской фигур. Эта женщина была непреклонна, когда ея отецъ, несчастный Адамъ, въ отчаяніи стоялъ на порог ея кухни, и думала успокоить израненную душу бднаго слуги, давъ кусокъ пирога его ребенку… На ненавистное монастырское помстье и его безсердечныхъ жадныхъ владльцевъ обрушилось наказаніе: въ угольныхъ копяхъ, изъ-за которыхъ умеръ ея отецъ, прорвалась вода и заливаетъ золотоносныя шахты, а высокомрная жестокая женщина, какъ сокрушенная гршница, не можетъ поднять головы и оплакиваетъ своего единственнаго сына, котораго никогда боле не увидитъ.
        Вдругъ взоръ двушки засверкалъ и съ маіорши перенесся на стну, у которой стояла зеленая кушетка. Она беззвучно точно духъ поднялась съ пола, не спуская глазъ съ деревянной рзьбы, и лниво протянувшаяся на ковр собака, тихо ворча, подняла голову съ лапъ и навострила уши…
        - Къ сожалнію я не могу вручить вамъ письма моего несчастнаго брата, оно пропало у меня здсь вмст съ другими важными семейными бумагами, - заключила донна Мерседесъ упавшимъ голосомъ свой разсказъ, между тмъ какъ маіорша медленно выпрямлялась.
        - Замчаешь, Іозе, какая тамъ поднимается пыль? - прошептала въ эту минуту Анхенъ, указывая мальчику рукой на стну. - И слушай, какой тамъ шорохъ, какъ будто ощупываютъ пальцами дерево. - Слышишь?… Ты можетъ быть думаешь, что это человкъ? Нтъ! это мыши… мыши! Вс говорятъ это, конечно, это должно быть такъ!
        И она на цыпочкахъ, затаивъ дыханіе, съ раскраснвшимся лицомъ, какъ будто вся ея молодая горячая кровь ударила ей въ голову, приблизилась къ стн, и Пиратъ поднялся на ноги и съ грознымъ ворчаньемъ сталъ рядомъ съ ней, какъ бы готовясь каждую минуту броситься на ожидаемаго грызуна.
        34.
        Ужасная катастрофа въ каменно-угольныхъ копяхъ, какъ уже сказано, ожидалась со дня на день, она внятно предупреждала о своемъ приближеніи, но рабочіе, не смущаясь этимъ, ходили взадъ и впередъ, продолжая работу, такъ какъ выписанные техники, которые должны были предотвратить опасность, ожидались съ часу на часъ, „а бда была еще не такъ близка“, беззаботно говорили легкомысленные съ совтникомъ во глав.
        Жены рудокоповъ несли своимъ мужьямъ обдъ и когда они шли по малой долин, земля съ глухимъ шумомъ вдругъ заколебалась подъ ихъ ногами. Въ ту же минуту изъ копей выскочили двое перепуганныхъ, блдныхъ, какъ смерть, рудокоповъ и сообщили о страшномъ несчастіи. Они еще могли спастись, но о прочихъ, отчаянные вопли которыхъ о помощи долетли до нихъ, они не могли ничего сказать. Они своимъ заплетающимся отъ страха языкомъ только одно и твердили, что вода бьетъ бурнымъ потокомъ и скоро зальетъ все.
        Въ первую минуту немного могли сдлать для спасенья погибающихъ, большая часть рабочихъ находилась въ копяхъ, и только нсколько человкъ было въ распоряженіи инспектора, но женщины съ криками и воплями побжали черезъ городъ къ монаcтырскому помстью и окруженныя цлой толпой, все боле и боле увеличивавшейся, ворвались въ сни. Страшные вопли, къ которымъ примшивался грозный ропотъ, звонко раздавались въ старыхъ стнахъ. Работники и поденщики прибжали съ задняго двора, а служанки заперлись въ кухн, такъ какъ думали, что возбужденная толпа хочетъ убить совтника. He стучались, а съ проклятіями и угрозами изъ всхъ силъ колотили кулаками въ дверь присутственной комнаты, такъ какъ небрежный владлецъ копей не скоро явился.
        Наконецъ задвижки отодвинулись, и совтникъ, блдный отъ испуга, показался на порог.
        Двадцать глотокъ разомъ сообщили ему о несчастіи.
        У этого холоднаго, умвшаго владть собой человка, дрожали колни; онъ молча схватилъ свою шляпу и тотчасъ пошелъ черезъ толпу, которая послдовала за нимъ, и у него не хватило силы и присутствія духа освободить себя строгими словами отъ ихъ шумнаго сопровожденія. Его работники, поденщики и служанки также побжали за нимъ.
        Витъ ничего не подозрвалъ объ этомъ происшествіи. Онъ спустился съ грушевого дерева, какъ только исчезло за деревьями платье тетки Терезы, побжалъ къ калитк, которая все еще стояла настежь, затворилъ ее и заперъ. Теперь тетка должна будетъ въ кухонномъ фартук, безъ шляпы и шали идти по улиц, если захочетъ возвратиться въ монастырское помстье. И подломъ ей! зачмъ она ушла къ чужимъ людямъ, которые терпть не могли ни его, ни папы!
        Онъ пытался также снять съ кольевъ блившееся полотно, которое вовсе не было украдено, какъ онъ солгалъ, скатать его и спрятать въ кусты; какъ разсердилась бы и испугалась тетка Тереза, но полотно было слишкомъ тяжело для его слабыхъ рукъ и ему пришлось отказаться отъ этой продлки. Поэтому онъ со злости началъ закусывать одну за другой лежавшія въ трав груши и бросалъ ихъ обратно, потомъ схватилъ свой самострлъ, чтобы стрлять воробьевъ.
        Однако за нимъ не приходили, какъ обыкновенно, звать его обдать, а между тмъ время обда давно ужъ прошло.
        Онъ побжалъ черезъ дворъ и заглянулъ въ конюшни и людскую. Двери были отворены; скотина ревла и мычала, но нигд не было ни души, и въ людской на бломъ, чисто вымытомъ стол не лежало большого домашняго хлба, не дымилась огромная суповая миска, всегда аккуратно приносимая при звон колокола.
        Кухня также была пуста. Жаркое дымилось, супъ киплъ и уходилъ черезъ край горшка, - все кипло, шипло и пнилось, и Витъ, хихикая отъ внутренняго удовольствія, подложилъ въ огонь лучины, пусть огонь пылаетъ, пылаетъ до тхъ поръ, пока не останется ни капли супу въ горшк и жаркое превратится въ уголь… „Глупыя“ служанки слишкомъ дерзко воспользовались отсутствіемъ тетки и собрались гд нибудь болтая. И, дйствительно, вернувшись въ сни онъ увидалъ, что он стоятъ у отворенной калитки и оживленно разговариваютъ.
        Объ этомъ нужно сейчасъ же сообщить отцу и онъ ихъ поймаетъ за болтовней и битьемъ баклушъ. Витъ постучалъ въ дверь присутственной комнаты, такъ какъ въ послднее время совтникъ запиралъ комнату даже тогда, когда самъ былъ въ ней, увряя, что къ нему въ кабинетъ входятъ слишкомъ безцеремонно и мшаютъ ему заниматься изъ-за всякихъ пустяковъ.
        Но на стукъ его не отзывались; Витъ попробовалъ повернуть ручку, и дверь со скрипомъ отворилась; она не была заперта и отецъ должно быть ушелъ, такъ какъ комната была пуста.
        Для Вита это было драгоцнное открытіе. Онъ очень любилъ забираться въ присутственную комнату и рыться въ разставленныхъ на нижнихъ полкахъ книжнаго шкафа старыхъ книженкахъ, изъ которыхъ многія содержали древніе грубые политипажи [[37] Политипаж (фр. polytypage) - типовой книжный декор для многократного использования в разных изданиях. Как правило, политипаж более или менее изобразителен: это заставка, виньетка или даже целая иллюстрация.]. Часто онъ входилъ на галлерею и говорилъ оттуда рчи, воображая, что комната полна слушателями. Иногда ему удавалось открыть стнной шкафъ на галлере и вытащить на свтъ Божiй оловянныя трубы органа и толстощекихъ деревянныхъ херувимовъ.
        Онъ быстро вбжалъ на нсколько ступеней и вдругъ остановился, а хитрые глаза его заблестли какъ у лисицы, примтившей добычу, - у святого на стн опять была отдлена рука!… Трещина, такъ безжалостно отдлявшая благословляющую руку отъ туловища, теперь не была такъ широка какъ въ тотъ разъ, но все же она была очень замтна и рзкой линіей обозначалась сверху до самаго пола, точно щель двери.
        Мальчикъ нагнулся; кусочекъ дерева, можетъ быть принесенный сюда на подошв, попалъ въ трещину священнаго изображенія и помшалъ этимъ частямъ плотно сомкнуться… Отецъ хотлъ его недавно надуть, но какъ бы не такъ - Витъ вдь не дуракъ! Онъ тогда же не поврилъ этому. Онъ потомъ тайкомъ старался найти это отверстіе и не могъ, хотя стну и не поправляли, такъ какъ столяръ даже не появлялся въ дом.
        Онъ всунулъ два пальца въ трещину, чтобы вынуть кусочекъ дерева, какъ вдругъ передъ нимъ совершенно безшумно раскрылись дв половинки двери, петли которой были, очевидно, хорошо смазаны; при дальнйшемъ давленіи исчезло туловище святаго, съ одной стороны, съ другой благословляющая рука и колнопреклоненная женщина за арабесками, покрывавшими стну, и образовавшими какъ бы рамку вокругъ священной картины.
        Витъ былъ нсколько испуганъ. До сихъ поръ онъ ничего не боялся, - во всемъ монастырскомъ помсть не было ни одного темнаго отдаленнаго уголка, котораго бы онъ не изслдовалъ. Онъ иногда по цлымъ часамъ сидлъ притаившись въ какомъ нибудь мрачномъ уголк, чтобы вдругъ выскочить оттуда, напугать до полусмерти кого нибудь изъ прислуги, кто, ничего не подозрвая, проходилъ мимо. Но это отверстіе въ стн зіяло передъ нимъ, какъ большая черная пасть, и на него пахнуло оттуда тяжелымъ спертымъ воздухомъ.
        Однако любопытство превозмогло. Онъ, вытянувъ шею, заглянулъ туда и увидалъ у самаго отверстія дв каменныя гладкія ступени, прекрасно сдланныя и блествшія во мрак. Слабый свтъ дня врывавшійся черезъ отверстіе освщалъ сбоку новыя доски, то была стнка шкафа, въ которомъ лежали оловянныя трубы органа и деревянный ангелъ.
        - Дуракъ! Чего тутъ бояться, - тутъ все ново! Что такое прячетъ здсь папа.
        Крпко придерживаясь за доски, ползъ онъ по крутымъ ступенькамъ, сдлалъ два шага по ровному полу и вдругъ наткнулся на что-то эластичное, на-ощупь похожее на кожаную подушку въ старомъ кресл отца. Это что-то подалось назадъ и безшумно отворилось какъ дверь, но мягкая и толстая, какъ матрацъ.
        Въ ту минуту, какъ этотъ странный предметъ отодвинулся, мальчикъ ясно и отчетливо услыхалъ чужой женскій голосъ; онъ звучалъ, какъ колокольчикъ, и разсказывалъ о горящихъ домахъ, убитыхъ людяхъ и объ одномъ раненомъ, который все говорилъ о своей матери. Виту казалось, что онъ читаетъ книгу, но онъ не былъ любителемъ трогательныхъ исторій. Онъ разгонялъ служанокъ, когда он въ людской разсказывали сказки о покинутыхъ и заблудившихся дтяхъ или о мученичеств и кончин какихъ нибудь легендарныхъ героинь… Такъ и теперь онъ терялъ терпнье и съ гнвомъ думалъ о томъ, какъ попала въ монастырское помстье женщина, говорившая такъ, какъ у себя дома, и никакъ не могъ догадаться, въ какой это комнат она находилась. Смло съ сердитымъ лицомъ двинулся онъ впередъ. Его протянутыя впередъ руки наткнулись вдругъ на дерево, и это должно быть, была дверь, потому что онъ ощупалъ задвижку… Теперь онъ такъ напугаетъ „глупую женщину”, которая все еще продолжала свои скучные разсказы, что она со страха упадетъ со стула.
        Онъ отодвинулъ задвижку и потянулъ дверь… вдругъ онъ очутился за удивительной ршеткой, похожей на плотное прозрачное кружево, а за ней находилась большая роскошная комната, отдланная цвтной шелковой матеріей и украшенная блестящими бездлушками. Но все это онъ увидлъ мелькомъ какъ бы при свт молніи; все исчезло передъ группой, представившейся ему посреди комнаты: двушка въ выжидательной поз съ широко-раскрытыми блестящими глазами, устремленными на него и рядомъ съ ней огромная, точно тигръ, собака, оскаливъ зубы и съ глухимъ ворчаніемъ, готовая при малйшемъ его движеніи броситься на непрошеннаго гостя.
        Витъ попробовалъ отступить, но въ эту минуту изъ груди двушки вырвался пронзительный крикъ, и собака огромнымъ прыжкомъ очутилась у ршетки, которая подъ тяжестью ея тла затрещала и разлетлась въ мелкіе кусочки, какъ будто это было въ самомъ дл нжное кружево.
        Мальчикъ бросился бжать въ неописанномъ ужас, но наткнулся на обитую матрацомъ дверь, упалъ, ударился лбомъ о каменныя ступени и скатился по лстниц на полъ присутственной комнаты.
        Въ ту же минуту запыхавшееся животное съ яростнымъ рычаніемъ очутилось подл распростертаго тла, какъ бы готовясь разорвать всякаго, кто приблизится къ его добыч.
        - Это мышиный проходъ! - вскричала Анхенъ съ дикой безумной радостью. - Слава Богу! Слава Теб, Господи! Moй милый, добрый отецъ не былъ предателемъ! Шпіонъ былъ въ монастырскомъ дом!
        Она отодвинула отъ стны кушетку, черезъ которую перепрыгнулъ Пиратъ, побжала по чудно открывшемуся „мышиному проходу“ и оттащила собаку отъ мальчика. Но Витъ не поднялcя съ полу, лицо его исказилось, и густая блая пна выступила на губахъ, - онъ лежалъ въ припадк.
        Дамы, сидвшія въ оконной ниш и всецло занятыя другъ другомъ, не замтили ни страннаго поведенія Анхенъ и Пирата, ни удивительнаго появленія мальчика въ стн. Только при крик двушки и треск деревянной рзьбы он вздрогнули отъ испуга и увидли исчезавшую въ облак пыли собаку. Между тмъ какъ удивленная и растерявшаяся донна Мерседесъ оставалась неподвижно на своемъ мст, не понимая радости Анхенъ, маіорша, охваченная какимъ-то предчувствіемъ, быстро вскочила.
        - Шпіонъ былъ въ монастырскомъ дом! - закричала двушка.
        Нетвердыми шагами, какъ бы чувствуя головокруженіе, прошла маіорша по салону.
        - Боже милостивый! - вскричала она и подняла руки къ небу, какъ бы стараясь отклонить отъ себя великій неизгладимый позоръ, вдругъ обрушившійся на нее.
        Да, черезъ узкій проходъ видна была присутственная комната! Тамъ прямо противъ него у противоположной стны стояло старинное ддовское канапе, обитое темной бумажной матеріей, а надъ нимъ вислъ портретъ ея ддушки стараго Клауса, самаго честнаго и дятельнаго изъ всхъ Вольфрамовъ. Его честные глаза пристально смотрели въ сосдній домъ дворянскаго рода, который, не подозрвая того, имлъ такое безчестное предательское сосдство. Но онъ такъ же, какъ и другіе его предки, какъ и его рано умершій сынъ, почтенный отецъ „совтника“, ничего не зналъ объ этомъ таинственномъ монашескомъ проход. Ни въ какихъ бумагахъ, ни въ какихъ преданіяхъ не упоминалось о потайномъ сообщеніи между двумя монастырскими домами.
        Только послдній въ ихъ род напалъ на потайной уголокъ старыхъ монаховъ, служившій имъ для подслушиваній, послднiй, бывшій въ дтств коварнымъ и хитрымъ, умвшимъ скрывать это отъ окружающихъ.
        Еще глубокій мракъ покрывалъ постыдную катастрофу; одно только можно было понять, что Витъ слдилъ за своимъ отцомъ. Онъ лежалъ распростертый на полу, между тмъ какъ Анхенъ оттащила отъ него собаку за ошейникъ, Анхенъ, дочь человка, который нкогда изъ-за чужой подлости лишился чести и жизни. Въ нсколькихъ шагахъ отсюда былъ порогъ, на которомъ онъ стоялъ, умоляя спасти его честь.
        - Мальчикъ боленъ, - вскричала двушка. Она грознымъ движеніемъ руки прогнала Пирата на лстницу галлереи, и онъ послушно отправился по ней домой и легъ на свое мсто подл колясочки Іозе.
        Невыразимая борьба происходила въ душ женщины, которая съ дрожью во всхъ членахъ и помутившимся взоромъ, стояла въ зіявшемъ отверстіи, наполненномъ еще массой пыли и обломковъ рзьбы. Она не хотла имть ничего общаго съ безчестнымъ шпіономъ, подло подслушивавшимъ у стны, котораго въ свт называли „господиномъ совтникомъ“, онъ умеръ для нея, онъ не заслуживалъ, чтобы она пошевелила для него пальцемъ, промолвила слово въ его защиту. Но тотъ, что смотрлъ со стны, а вмст съ нимъ и длинный рядъ честныхъ предковъ, добившихся уваженія своей жизнью полной труда и непрерывной борьбы до самой смерти, они имли право требовать отъ одной изъ своихъ дочерей, чтобы она употребила вс усилія для сохраненія интересовъ Вольфрамовскаго дома…
        - Постарайся спасти репутацію, бывшую величайшимъ нашимъ благомъ въ продолженіе столтiй! - казалось, говорила со стны серьезная всми уважаемая сдая голова.
        Она стиснула зубы, прижала къ тяжело дышавшей груди крпко сжатыя руки и, нагнувъ свою высокую фигуру, прошла подъ обломками стны въ сопровожденіи донны Мерседесъ, понявшей теперь гнусное значеніе этого прохода, вступила въ него, въ этотъ тайный ходъ, погубившій честное и безупречное имя рода, продолжавшагося боле трехъ столтій.
        He говоря ни слова, подняла она безчувственнаго лежавшаго въ сильныхъ конвульсіяхъ мальчика съ пола и при помощи другихъ уложила его на канапе. Потомъ она пошла черезъ столовую въ кухню. Тамъ ее обдало удушливымъ запахомъ гари, - жаркое сгорло и въ суповомъ горшк выкипали остатки бульона.
        Какъ ни болла ея душа, какъ ни тяжело ей было - казалось, сердце перевернулось сегодня у нея въ груди - многолтняя привычка къ хозяйственной дятельности заговорила въ ней. Машинально сняла она горшокъ и жаркое съ огня, поставила ихъ на каменный столъ, отворила об половинки окна, потомъ вышла въ сни, позвала одну изъ служанокъ, все еще болтавшихъ у воротъ, и послала ее за докторомъ.
        35.
        Между тмъ донна Мерседесъ стояла подл Вита. Онъ съ минуту лежалъ спокойно; но изъ подъ полузакрытыхъ вкъ видны были только блки глазъ, и по временамъ онъ скриплъ зубами. Мерседесъ отерла ему пну съ губъ и намочивъ свой носовой платокъ въ стоявшемъ на стол стакан съ водой, приложила ему къ голов освжающій компрессъ.
        Стройная блая женская фигура странно выдлялась на фон древне-германскихъ бюргерскихъ стнъ; и она сама съ удивленіемъ и недоумніемъ осматривалась кругомъ, какъ будто она изъ свтлыхъ сферъ нечаянно попала въ мрачныя подземныя области.
        Она выросла на своихъ плантаціяхъ въ воздушныхъ домахъ новйшей постройки съ роскошной живописью на стнахъ, съ обвитыми зеленью мраморными перистилями [[38] Перистиль - открытое пространство, как правило, двор, сад или площадь, окруженное с четырех сторон крытой колоннадой. Термин происходит от др.-греч.] и, покинувъ изящные салоны и каюты парохода, здсь на нмецкой почв поселилась въ дом Шиллинга. Никогда еще нога ея не ступала по такому старому досчатому полу, никогда еще она не видала такой чудовищной печки, какая стояла тутъ въ углу. Въ огромныхъ сводчатыхъ окнахъ, въ которыхъ были устроены на вздержк старыя полинялыя зеленыя шерстяныя шторы, закрывавшія лишь нижнія стекла, въ удивительной деревянной галлере съ рзными изображеніями святыхъ, въ темныхъ углубленіяхъ тяжелыхъ дверей виталъ духъ прошедшихъ столтій, и, какъ ни было тяжело и непріятно положеніе, въ какомъ сейчасъ находилась Мерседесъ, ей казалось, что она, какъ во сн перенеслась въ т времена, когда возникли нмецкія сказки и преданія.
        Маіорша вернулась и, пытливо склонившись надъ мальчикомъ, прислушивалась къ его дыханію; при этомъ она иногда поднимала глаза на портретъ старика, подъ которымъ юный потомокъ его рода лежалъ, пораженный страшной небывалой въ ихъ семь болзнью. И устремивъ неподвижный взоръ на портретъ, какъ будто онъ придавалъ ей силу говорить, она сказала Анхенъ коротко, прерывающимъ голосомъ.
        - Вы вроятно воспользуетесь случившимся для вашихъ цлей?
        Глаза двушки горли, какъ въ лихорадк.
        - Непремнно, госпожа маіорша, - откровенно призналась она и энергично протянула руку, какъ бы удерживая за собой несчастную тайну.
        - Я недостойна была бы увидть свтъ солнца, если-бы промолчала!… Если-бы вы вздумали купить мое молчаніе цной всего вашего состоянія, я не взяла бы его! Я лучше пойду изъ дома въ домъ собирать милостыню, лишь бы быть въ состоянiи говорить всюду: „мой милый, дорогой отецъ умеръ невинный, - онъ не обманулъ своего стараго господина - славу Богу, слава Богу!“
        Она набожно прижала руки къ груди.
        - Вы правы, и я… исполнила только свой долгъ.
        Произнеся беззвучно эти слова, маіорша отвернулась отъ портрета ддушки и поднялась по лстниц на галлерею въ таинственное углубленіе.
        Она увидала въ салон Дебору подл дтей и мадемуазель Биркнеръ, съ невыразимымъ ужасомъ смотрвшую на нее.
        Дневной свтъ, падавшiй изъ салона, показалъ ей, что гладкая темная доска, позади деревянной рзьбы, была дверь, въ настоящую минуту отворенная. Сдлавъ нсколько шаговъ въ сторону, чтобы затворить дверь, она споткнулась на какой-то твердый предметъ въ углу; она нагнулась, подняла его и, затворивъ дверь, спустилась съ каменныхъ ступенекъ, неся въ рукахъ блестящую серебряную шкатулку. При вид ея донна Мерседесъ поблднла и нсколько мгновеній стояла неподвижно; но, какъ статуя, потомъ сказала дрожащимъ голосомъ: „теперь вы можете прочитать послднее письмо Феликса къ его матери, - оно въ вашихъ рукахъ“.
        - Я вдь знала, что тамъ побывали мыши изъ монастырскаго дома, - пробормотала Анхенъ, и по губамъ ея пробжала тихая грустная улыбка, которую Люсиль и вся прислуга въ дом Шиллинга считали признакомъ сумашествія.
        - Но это до меня не касается, - прибавила она быстро, слегка покраснвъ, какъ бы стыдясь своего необдуманнаго замчанія.
        Шкатулка полетла на полъ, и маіорша закрыла лицо руками: Витъ съ страшнымъ крикомъ опять впалъ въ конвульсіи.
        Въ ту же минуту изъ столовой заглянула служанка, бгавшая за доктором, и доложила, что онъ сейчасъ придетъ.
        Маіорша пришла въ себя, подошла къ двери и заперла ее передъ носомъ смутившейся и съ любопытствомъ заглядывавшей въ комнату служанки.
        - Мне еще придется выдержать жестокую борьбу, - сказала она Мерседесъ своимъ прежнимъ жесткимъ неумолимымъ голосомъ. - Идите теперь къ моимъ внучатамъ; я приду посл… когда все покончу.
        Анхенъ взяла шкатулку и спрятала ее по знаку донны Мерседесъ подъ фартукъ, - даже Дебора не должна была знать, гд она находилась. Она вернулась съ донной Мерседесъ въ салонъ, и маіорша заперла за ними деревянную дверь и дверь заложенную матрацомъ, изъ котораго сквозь прорванную кое-гд клеенку торчалъ конскiй волосъ; она пыталась также запереть дверь, выходившую въ присутственную комнату. Но это ей не совсмъ удалось, осталась небольшая щель, а она не знала, что пружина, посредствомъ которой отворялась и затворялась дверь, находилась въ орган.
        Когда пришелъ докторъ, онъ нашелъ маіоршу блдной, какъ привидніе, но совершенно овладвшей собой и со свойственной ей серьезностью сидвшей около больного мальчика. Онъ самъ былъ очень возбужденъ несчастіемъ въ копяхъ, взволновавшимъ весь городъ и, какъ только вошелъ, тотчасъ же заговорилъ объ этомъ. Но маіорша молча показала ему на мальчика, и онъ въ ужас отступилъ на нколько шаговъ, взглянувъ на него. Онъ разспросилъ о причин этого ужаснаго случая, констатировалъ сотрясеніе мозга вслдствіе паденія и объявилъ положеніе больного столь серьезнымъ, что слдовало немедленно извстить о томъ отца. И онъ тотчасъ же послалъ за нимъ.
        Долгое, долгое время надъ монастырскимъ помстьемъ неизмнно свтила звзда счастья. Она охраняла посвъ и жатву, озаряла увеличеніе богатства и почета и, когда честный родъ грозилъ угаснуть, загорлась еще ярче, озаряя новый отпрыскъ стараго рода, такъ какъ почти въ одно время съ рожденіемъ ребенка въ малой долин появился золотой источникъ для Вольфрамовъ. - и вдругъ она совершенно угасла! He облака и не тучи закрыли ее, нтъ, она разсыпалась въ прахъ и увлекла вмст съ собой въ вчную ночь имя Вольфрамовъ!…
        Здсь въ монастырскомъ помсть разлетлась въ куски тонкая деревянная рзьба отъ прыжка собаки, и это стоило жизни молодому существу, на которое возлагались тысячи надеждъ и горячихъ упованій, а тамъ въ малой долин почти въ тотъ же часъ страшная стихія возстала противъ руки, которая жадно и хищно рылась въ ндрахъ земли, чтобы скоплять богатство для ребенка, бывшаго надеждой рода, - Немезида жестоко покарала виновнаго, но при этомъ лишила жизни нсколько ни въ чемъ неповинныхъ людей.
        На мст катастрофы изъ глубины земли слышались еще крики о помощи; но трудно было помочь несчастнымъ, которыхъ все боле и боле заливала вода и которые не могли подняться ни на одну линію выше. Bce, что можно было сдлать, было сдлано. Работали такъ, что кровь выступала изъ подъ ногтей, и совтникъ былъ самымъ дятельнымъ изо всхъ, но это не примиряло и не успокоивало взволнованныхъ умовъ.
        Вся ненависть и злоба, накопившіяся въ населеніи въ продолженіи многихъ лтъ къ ихъ бывшему богатому и своевольному бургомистру, обнаружилась теперь. Онъ всегда проходилъ съ насмшливой улыбкой мимо людей, которые, хотя и бросали на него злобные взгляды, но вмст съ тмъ униженно снимали передъ нимъ шляпу, потому что онъ имлъ силу даже и посл того, какъ оставилъ общественную дятельность, - онъ былъ богатъ и имлъ большое вліяніе.
        Теперь онъ не улыбался передъ роптавшей толпой. Брань и оскорбительные возгласы, достигавшіе до его слуха, съ неумолимой ясностью показали ему, что онъ былъ не только смертельно ненавидимъ, но и презираемъ, и еслибы старый Клаусъ могъ теперь придти на землю, ему пришлось бы увидть, что одинъ изъ его потомковъ своей ненасытной жадностью и грубымъ надменнымъ обращеніемъ лишилъ имя Вольфрамовъ прежняго почета.
        Во время этой внутренней и вншней бури пришла изъ монастырскаго помстья посланная докторомъ служанка. Канатъ, который совтникъ готовился опустить въ глубину, выпалъ изъ его рукъ; съ минуту онъ стоялъ, какъ пораженный громомъ, потомъ оставилъ свой постъ, чтобы поспшить въ городъ.
        Хотя жандармы и оцпили мсто катастрофы, но массы народа, которыя все увеличивались прибывавшими изъ города, стояли такъ близко и тсно сплотившись, что съ трудомъ можно было пробиться чрезъ нихъ.
        - Держите его! Онъ хочетъ убжать, потому что видитъ, что нельзя помочь несчастнымъ, которые тамъ внизу! - вдругъ закричалъ кто-то въ толп, черезъ которую старался пробраться совтникъ, сопровождаемый служанкой.
        Въ одну минуту нсколько рукъ схватили его, шляпа слетла съ головы, сюртукъ былъ разорванъ, и разъяренная толпа разорвала бы ненавистнаго, еслибы жандармы не подоспли къ нему на помощь и не проводили его до первыхъ домовъ города.
        Безъ шляпы, покрытый пылью и потомъ, съ искаженнымъ до неузнаваемости лицомъ вошелъ онъ въ присутственную комнату.
        - Что съ Витомъ? - спросилъ онъ едва переводя духъ и въ голос его слышалась тревога, смшанная съ досадой на дурное обращеніе, которое ему только что пришлось испытать.
        Но онъ, казалось, и не подозрвалъ, несмотря на докторское извщеніе, что смерть уже стояла на порог его дома.
        Мальчикъ въ эту минуту лежалъ спокойно, при бгломъ взгляд на него можно было подумать, что онъ спитъ.
        - У него одинъ изъ его обыкновенныхъ припадковъ! - сказалъ совтникъ съ видимымъ облегченіемъ, но рзкимъ тономъ, выражавшимъ неудовольствіе на то, что его напрасно испугали.
        - Да, но припадки безпрерывно слдуютъ одинъ за другимъ, - возразилъ докторъ, нисколько не обижаясь и не глядя на совтника.
        Онъ подошелъ къ столу и написалъ карандашомъ новый рецептъ.
        - Отчего это случилось? - спросилъ совтникъ все еще спокойно, вдь такіе припадки бывали и раньше.
        - У него сдлалось сотрясеніе мозга; онъ упалъ…
        - Съ грушеваго дерева?
        - Нтъ, - сказала маіорша, стоявшая у окна. Она при вход брата удалилась въ оконную нишу, такъ что онъ ее до сихъ поръ еще не замтилъ. Онъ обернулся, и дьявольская торжествующая улыбка мелькнула на его губахъ.
        - А, ты здсь, Тереза!… А нсколько часовъ тому назадъ я думалъ, что это была разлука на всю жизнь, - ты сдлала такой трагическій отталкивающій жестъ! Какъ же это ты нашла обратно дорогу въ монастырское помстье?
        - Да, странную дорогу, - подтвердила она беззвучно, между тмъ какъ докторъ вышелъ изъ комнаты, чтобы послать рецептъ въ аптеку.
        Совтникъ молчалъ пораженный и почти смущенный грознымъ презрительнымъ взглядомъ большихъ темныхъ глазъ, устремленныхъ на него. Онъ конечно не имлъ ни малйшаго подозрнія о случившемся, а только убдился, что сестра вернулась не съ раскаяніемъ, какъ онъ было съ торжествомъ подумалъ въ первую минуту, а чтобы потребовать свою долю состоянія. Въ немъ закипла злоба.
        - Странную, дйствительно, - насмшливо повторилъ онъ ея слова. - Только вопросъ въ томъ, нравится ли она мн, и позволю ли я теб посл такого ухода возвратиться sansgne [[39] без смущения (фр.).] въ мой домъ. И я теб скажу на это: нтъ, моя дорогая! Между нами нтъ боле ничего общаго, и для тебя закрытъ навсегда путь въ мезонинъ, - вотъ и ключъ! - Онъ ударилъ рукой по боковому карману сюртука. - Если ты хочешь знать больше, обратись въ судъ, - тамъ я теб отвчу.
        Кровь ударила ей въ голову и лишила ее послдней сдержанности.
        - Вотъ какъ! Ты хочешь прогнать меня нищей изъ монастырскаго помстья? - вскричала она хриплымъ голосомъ. - Ты думаешь, я подчинюсь теб изъ боязни за принадлежащее мн по праву имущество, тогда какъ я здсь для того, чтобы спросить тебя, какъ попало въ твои руки послднее письмо моего сына къ его несчастной матери?
        Онъ поблднлъ, какъ млъ, но тотчасъ же засмялся жестко и принужденно.
        - Письмо бродяги? Что мн за охота марать объ него свои руки.
        Маіорша стиснула зубы, чтобы не вскрикнуть отъ негодованія и оскорбленнаго материнскаго чувства.
        - Такъ можно подумать, что ты похитилъ шкатулку ради ея цнности? - сказала она и подошла ближе къ нему.
        Онъ отскочилъ, какъ будто земля разверзлась у него подъ ногами.
        Поднявъ руку, она указала ему на щель въ деревянной стн; онъ почти противъ воли послдовалъ за ней взглядомъ и пришелъ въ неописанный ужасъ.
        - Тамъ упалъ Витъ, - онъ подстерегъ тебя и по твоимъ слдамъ пробрался въ чужой домъ, - сказала она подавленнымъ, но твердымъ неумолимымъ голосомъ.
        - Тамъ ты подло подслушалъ тайну стараго барона, тамъ, этимъ путемъ позора, прошла я сюда, и вмст со мной дочь Адама. Двушка ликуетъ, и никакія богатства въ мір не замкнутъ ей рта, - она не будетъ молчать! завтра на всхъ углахъ городскихъ улицъ будутъ кричать о скандал въ монастырскомъ дом, о шпіон, о безчестномъ подслушивател чужихъ тайнъ…
        - Замолчи! - или я задушу тебя своими собственными руками, - сказалъ онъ сдавленнымъ голосомъ и замахалъ сжатыми кулаками около самаго ея лица. - Неужели ты думаешь, что я, испугавшись какихъ-то бабьихъ сплетенъ, уступлю теб? что я изъ-за этой безсмысленной болтовни свяжу узелокъ и удалюсь съ своимъ сыномъ изъ дома, чтобы уступить мсто теб съ твоимъ отродьемъ?… Я знаю этотъ тайникъ, - онъ указалъ на щель, - но кто же докажетъ, что я тамъ былъ.
        Онъ насмшливо улыбнулся и однимъ прыжкомъ очутился на лстниц, ведшей на галлерею. Отпереть шкафъ, запустить руку въ глубину и, надавивъ пружинку, безшумно и плотно сомкнуть стну было для него дломъ одной секунды.
        Маіорша съ ужасомъ подумала, что жадность, страсть къ нажив, а боле всего животная любовь къ своему поздно родившемуся потомку, превратили этого человка въ хитраго хищнаго звря. Такимъ онъ выглядлъ, стоя тамъ съ ршительнымъ видомъ, очевидно готовый съ дикой энергіей противопоставить свои юридическія знанія всей тяжести обрушившихся на него событій.
        Онъ старательно заперъ шкафъ и хотлъ вынуть ключъ, но вдругъ остался неподвижно на мст и только съ выраженіемъ ужаса повернулъ голову къ соф, на которой тло Вита корчилось въ страшныхъ судорогахъ, причемъ изъ его сдавленнаго горла вырывался ужасный хриплый свистъ.
        Совтникъ невольно схватился обими руками за голову.
        - Ради Бога! Что это, докторъ! - вскричалъ онъ, обращаясь къ доктору, входившему въ комнату.
        Докторь пожалъ плечами и, подойдя къ больному, возразилъ глухимъ голосомъ: „я уже говорилъ вамъ объ опасныхъ частыхъ повтореніяхъ припадковъ“.
        Какь безумный сбжалъ совтникъ съ лстницы.
        - Не хотите-ли вы этимъ сказать, что есть опасность? - пробормоталъ онъ беззвучно и задыхаясь.
        При вид такого безграничнаго отчаянія, докторь устремилъ глаза въ землю и молчалъ.
        - Докторъ, не мучайте меня! Долженъ мой Витъ умереть? - простоналъ совтникъ, тряся доктора за руку.
        - Я имю очень мало надежды…
        - Ложь! Безуміе! Вы невжда и не имете никакого понятія въ діагноз. Нужно позвать другихъ.
        Онъ выбжалъ изъ комнаты, и черезъ нсколько секундъ служанки и нкоторые изъ поденщиковъ, вернувшихся изъ малой долины, бжали по всмъ направленіямъ чтобы привести тотчасъ же докторовъ, какихъ только застанутъ.
        Черезъ нсколько часовъ совершенно разбитый мужчина лежалъ въ ногахъ кровати, на которой быстро угасала юная жизнь: послднее біеніе этого молодого сердца превращало его самого въ ничто. Что будетъ онъ длать безъ этой цли, для которой онъ, позабывъ честь и совсть, скоплялъ богатства въ лихорадочномъ возбужденіи. Онъ стремился поставить свой кумиръ на такую высоту, у подножiя которой тснится толпа и почтительно взираетъ на капиталъ, окружающій своего обладателя ослпляющимъ блескомъ, хотя бы онъ былъ самымъ жалкимъ и ничтожнымъ человкомъ по вншнему виду и по уму.
        Достигнувъ того, къ чему стремился всми силами души и тла, онъ стоялъ теперь у могилы, въ которую не могъ даже бросить вс свои богатства. Куда же двать ихъ?
        Онъ предлагалъ докторамъ половину своего состоянія за спасеніе сына. Онъ въ отчаяніи ударялъ себя кулаками въ грудь и въ своемъ безуміи то призывалъ Бога, то отрицалъ Его всемогущество и милосердіе, а между тмъ припадки все становились чаще и сильне. Ни разу не взглянулъ на него сознательно мальчикъ, бывшій его гордостью. Сознаніе уже давно покинуло его, а тло все еще боролось и страдало, это тло, которое онъ нкогда съ такимъ восторгомъ принялъ изъ рукъ акушерки и уложилъ въ колыбель съ зелеными шелковыми занавсками.
        Въ виду такого ужаснаго конца передъ нимъ возстали съ ужасающей ясностью т дни, когда родился Витъ… Ему представилась умирающая жена; „она исполнила свою обязанность и могла спокойно покинуть свтъ“, безжалостно подумалъ онъ тогда и не чувствовалъ ни малйшаго горя. Ему представились по истин княжескія приготовленія къ крестинамъ въ бывшей трапезной монаховъ; представились гордые кумовья „въ шелку и бархат“, поздравлявшіе его подъ миртовыми и апельсинными деревьями, а также слышался ему и ужасный трескъ, съ которымъ разрушился старый органъ въ день рожденія Вита.
        И онъ глубже зарылся лицомъ въ одяло, покрывавшее ноги ребенка, подергиваемыя судорогами. Онъ не хотлъ боле думать, не хотлъ слышать ужаснаго голоса, шептавшаго ему, что тамъ въ тайник было начало и конецъ всего зла, что, можетъ быть, его Витъ въ настоящую минуту спокойно и радостно бгалъ бы подъ лучами послполуденнаго солнца, еслибы старыя оловянныя трубы и деревянный ангелъ стояли на томъ же мст, куда ихъ поставилъ старый аббатъ, любитель музыки, и откуда они смотрли въ продолженіе столтій на жизнь и дятельность честныхъ Вольфрамовъ, не выдавая никому, что подл нихъ въ стн находился тайный воровской проходъ. Проклятъ, проклятъ на вки тотъ день, когда тайна обнаружилась передъ послднимъ Вольфрамомъ и подвергла его искушенію!…
        Такъ наступила ночь, и доктора разошлись одинъ за другимъ; остались только напрасно обруганный старый домовый врачъ и маіорша, не бывшая въ состояніи покинуть монастырское помстье, когда тамъ съ жизнью мальчика угасало горячо любимое ею родовое имя.
        Она молча снова взяла въ свои руки на эти немногіе часы управленіе домомъ. Ей казалось, что она изойдетъ кровью и умретъ отъ ранъ, нанесенныхъ ей этимъ днемъ, но она хлопотала по хозяйству съ блднымъ неподвижнымъ лицомъ, какое прислуга привыкла видть у нея. Она выдала провизію изъ кладовой и приказала готовить ужинъ для прислуги, которая осталась въ этотъ день безъ обда… Изъ малой долины приходили встникъ за встникомъ съ горестными извстіями о несчастіяхъ, - она не допускала ни одного изъ нихъ до брата, который ничмъ не могъ помочь бд и въ страшныхъ мученіяхъ искупалъ свои грхи у постели умирающаго сына.
        Онъ не видалъ ее. Онъ только разъ поднялъ голову и заскрежеталъ, какъ бшеный, зубами, когда одна изъ служанокъ сострадательно подала ему стаканъ воды съ виномъ, чтобы освжиться. Онъ съ отвращеніемъ оттолкнулъ отъ себя питье… Онъ не замчалъ также и преданнаго врача. Онъ только вздыхалъ и вздрагивалъ всмъ тломъ, когда маленькія ноги, къ которымъ онъ прильнулъ головой, все слабе и слабе подергивались судорогами.
        Въ присутственной комнат становилось все тише и тише. Однообразное журчаніе фонтана посреди двора врывалось туда черезъ открытое окно, а легкій ночной втерокъ шелестлъ верхушками липъ и, проникая въ комнату, шуршалъ бумагами, лежавшими на стол въ оконной ниш.
        На башн бенедиктинскаго монастыря пробило одиннадцать часовъ, и, прежде чмъ раздался послдній ударъ, тло умирающаго вытянулось во весь ростъ, и, когда вскочившій съ крикомъ совтникъ приложилъ ухо къ открытому рту ребенка, онъ уже пересталъ дышать.
        Долго онъ прижималъ къ своей груди бездушное тло и цловалъ еще теплое дтское лицо. Потомъ поправилъ подушки, бережно уложилъ на нихъ голову мальчика, закрылъ ему глаза и молча вышелъ изъ комнаты, даже ни разу не оглянувшись.
        Маіорша сидла въ неосвщенной столовой. Дверь была отворена, и она могла видть все, что происходило въ присутственной комнат. Она слышала какъ совтникъ вышелъ изъ сней, прошелъ по двору и захлопнулъ за собой калитку.
        - Онъ пошелъ въ малую долину, - прошепталъ докторъ, когда она тихо подошла къ нему. - И какъ бы ни были плохи тамъ дла, для него это лучше. Тамъ его ожидаютъ тяжелыя заботы, которыя облегчатъ ему его тяжелое горе.
        Докторъ также ушелъ. Маіорша закрыла нижнія окна, спустила шторы и, чтобы освжить воздухъ, открыла верхнія половинки оконъ… Съ минуту простояла она, какъ бы въ оцпенніи передъ трупомъ мальчика, который прошелъ по земл лишь для того, чтобы причинять несчастія и страданія всмъ окружающимъ, - и, прижавъ руку къ груди, сказала себ, что и она виновата въ томъ, что страстно желала продолженія рода Вольфрамовъ, и исполненіе этого приступнаго желанія было послано въ наказаніе ей.
        Она погасила огонь, заперла двери и пошла въ кухню. Тамъ уставшія служанки спали, сидя на порог. He будя ихъ, она убавила огонь въ ламп и черезъ дворъ пошла въ садъ. Первый разъ въ жизни ей некуда было приклонить голову. Совтникъ выгналъ ее изъ дому и унесъ въ карман ключъ отъ мезонина, который, несмотря ни на что, былъ пока еще ея неоспоримой собственностью… Она сла на садовую скамью и хотла дождаться утра, чтобы тогда искать себ пріюта въ дом Шиллинга.
        Звзды сіяли во всемъ своемъ великолпіи надъ монастырскимъ помстьемъ, надъ старымъ фронтономъ и стнами, въ которыхъ она играла счастливымъ ребенкомъ, мечтала гордой невстой и невыразимо страдала женой и матерью - страдала по своей собственной вин! И то, что начато было этимъ бурнымъ днемъ, докончила тихая, торжественная, молчаливая ночь, - совершился переворотъ въ женской душ, которая еще сегодня посл обда, преисполненная ревности и жажды мести, возмущалась при извстіи, что коварно покинутый, хотя еще до сихъ поръ любимый, мужъ былъ счастливъ съ другой и забылъ ее непримиримую. Она должна была бороться съ собой, чтобы въ порыв ненависти не броситься на прекрасную женщину, дочь ненавистной „второй“^^жены. Но теперь все прошло, и душа ея просвтлла…
        На слдующее утро поразительная всть разнеслась по всему городу, - совтникъ Вольфрамъ погибъ въ копяхъ. Люди разсказывали, что онъ пришелъ туда ночью, точно пьяный или одержимый головокруженіемъ, несмотря на вс увщанія, веллъ спустить себя въ шахту вмст съ другими для спасенія погибающихъ, и, едва начали ихъ спускать, онъ вдругъ исчезъ, должно быть, у него закружилась голова, и онъ упалъ въ глубину.
        36.
        Во всхъ городскихъ кружкахъ господствовало неописанное волненіе. Вдь несчастіе въ копяхъ уже давно предвидлось, но благодаря алчному упрямству владльца копей и легкомыслію его рабочихъ случилось то, что въ нсколько часовъ много здоровыхъ работниковъ, отцовъ и сыновей, погибло ужасной смертью, - очень немногіе спаслись. Многимъ въ ихъ безграничной печали и горести служило истиннымъ утшеніемъ и какъ бы удовлетвореніемъ то, что совтникъ Вольфрамъ понесетъ всю тяжесть отвтственности и долженъ будетъ искупить свою вину…
        И вдругъ онъ умеръ - сдлался самъ жертвой катастрофы въ ту самую ночь, когда умеръ его единственный сынъ. Многіе считали это неизбжнымъ искупленіемъ его несправедливости, очевиднымъ наказаніемъ Божiимъ, другіе напротивъ предполагали, что здсь не обошлось безъ его собственнаго желанія.
        Въ обществ ничего не было извстно о томъ, какъ и отчего умеръ Витъ. Тмъ сильне было впечатлніе въ дом Шиллинга. Анхенъ тотчасъ же побжала въ мастерскую и доложила хозяину дома о случившемся, а мадемуазель Биркнеръ не имла никакого основанія умалчивать въ людской о блестящемъ оправданіи Адама.
        Это извстіе мигомъ собрало вмст всю прислугу дома… Какъ? это не душа бднаго служителя бродила за деревянной стной салона. Настоящія руки, и ноги, изъ плоти и крови, двигались тамъ и ощупывали стну, а мнимый призракъ гордо и высокомрно расхаживалъ по городскимъ улицамъ, заставлялъ титуловать себя „господиномъ совтникомъ“, былъ самымъ богатымъ изъ всхъ богачей въ окрестности и никогда не находилъ нужнымъ отвчать на почтительные поклоны шиллинговыхъ слугъ! Этотъ шпіонъ, этотъ подслушиватель, этотъ негодяй, укравшій у стараго барона цлое состояніе!
        Никогда еще слуги не суетились такъ въ сняхъ и въ коридор, какъ въ этотъ день, когда они надялись заглянуть какъ нибудь черезъ отворенную дверь въ интересный салонъ и увидть крушеніе, причененное прыжком „храбраго“^^Пирата.
        Но Якъ мрачно стоялъ у двери какъ черная мраморная статуя, и гордая обитательница комнаты, которая обыкновенно въ эти часы уходила въ садъ, сегодня не покидала своихъ аппартаментовъ.
        Къ тому же внезапно пожаловалъ баронъ Шиллингъ и, хотя онъ, посл того какъ Якъ доложилъ о немъ, пробылъ въ салон лишь нсколько минутъ, чтобы, какъ хозяину дома, убдиться въ произведенномъ поврежденіи, но могъ каждую минуту придти опять, а онъ такимъ строгимъ и мрачнымъ взоромъ смрилъ любопытныхъ, толпившихся въ сняхъ, что у нихъ морозъ пробжалъ по кож.
        На слдующее утро вся прислуга опять собралась у желзной ршетки передняго сада; они шопотомъ разговаривали между собой и съ прохожими, которые останавливались толпами - мальчикъ изъ булочной принесъ извстіе о смерти совтника. Прислуга также была не мало удивлена, когда мимо нихъ быстро и молча прошла служанка изъ монастырскаго помстья съ заплаканными глазами въ домъ съ колоннами и сейчасъ же вышла оттуда вмст съ донной Мерседесъ. Она держалась на почтительномъ разстояніи отъ прекрасной стройной женщины, которая накинула себ на голову и плечи черный кружевной платокъ и вела за руку маленькую Паулу.
        Вс робко разступились передъ легкой величественной фигурой, которая еще впервые ступила своей изящно обутой ножкой на тротуаръ за желзной ршеткой, чтобы въ слдующую же минуту исчезнуть за калиткой монастырскаго помстья.
        Маіорш не удалось, какъ она надялась и желала, постучаться въ дверь дома Шиллинга и просить тамъ пріюта, чтобы утшиться и успокоиться среди внучатъ, единственныхъ близкихъ ей существъ. Какъ только появился первый свтъ зари, птицы зашевелились въ кустахъ и птухи запли на заднемъ двор, въ дом поднялась странная суета и движеніе. Она слышала, какъ служанки звали ее и, вроятно, разыскивали по всему дому. Но она не хотла, чтобы ее нашли; для нея не было больше дороги въ братнинъ домъ.
        Она встала со скамьи и быстро выбжала въ калитку, выходившую на пустынную улицу, но ихъ старый работникъ ома, разыскивая ее, высунулъ голову въ калитку и прокричалъ ей ужасную всть…
        Bсe, все было кончено! На носилкахъ, стоявшихъ посреди сней, лежалъ конецъ боле чмъ трехсотлтней дятельности, лежалъ самовластный деспотъ, который въ послднее время связался съ злымъ демономъ и въ своемъ безуміи хотлъ превзойти всхъ своихъ предковъ.
        Съ сухими глазами, но едва держась на ногахъ, пошла она въ бывшую трапезную, растворила настежь двери и молча сдлала знакъ людямъ нести посддняго владльца монастырскаго помстья въ лучшую комнату въ дом, бывшую его гордостью. Она собственноручно уложила рядомъ съ нимъ его маленькаго сына и зажгла на стнахъ массивные серебряные канделябры, которые зажигались послдній разъ во время крестинъ Вита. Еще разъ должны были горть въ нихъ восковыя свчи и потомъ ужъ никогда боле не свтить ни одному Вольфраму.
        Она ходила, какъ лунатикъ; виски ея бились и кровь лихорадочно волновалась; но все, что слдовало, было сдлано съ необычайнымъ самообладаніемъ, и уже потомъ, когда все стихло въ запертомъ дом, она послала сказать донн Мерседесъ, что не можетъ сегодня придти, потому что должна остаться при покойникахъ.
        И вотъ, казалось, прелестная Психея появилась надъ разверзшимися въ роковую ночь могилами - маленькая блокурая двочка въ бломъ плать, держась за руку донны Мерседесъ, вошла въ мрачныя сни монастырскаго помстья, но осматривалась кругомъ большими испуганными глазами и спрятала свое маленькое личико въ складкахъ тетинаго платья, какъ это сдлалъ нкогда бдный мальчикъ въ голубой бархатной куртк.
        И женщина, которая тогда сильно побранила за это мальчика, такъ какъ, по ея мннію, не было дома, боле прекраснаго, почтеннаго и привлекательнаго, чмъ ея родной домъ въ монастырскомъ помсть, теперь невольно окинула взоромъ стны и потемнвшій потолокъ^^и все это показалось ей перекосившимся и покривившимся, точно постарвшимъ за ночь, какъ будто бы со сломанной волей лежавшаго на носилкахъ и старое „соколиное гнздо“ Вольфрамовъ такъ одряхлло, что кривыя балки не выдержатъ тяжести обрушившихся на нихъ обломковъ стнъ, когда разрушится мрачное монастырское строеніе.
        - Я не останусь здсь доле, чмъ требуетъ долгъ, - какъ бы безсознательно сказала маіорша дрожащими губами и, поднявъ двочку съ полу, прижала ее къ своей груди. Донна Мерседесъ, какъ бы движимая какимъ-то непреодолимымъ побужденіемъ, съ живостью протянула ей руку. Эта молодая величественная женщина, въ жилахъ которой текла гордая кровь, пришла, какъ врная дочь, утшить и поддержать ее, не обращая вниманія на то, что офиціально вступила въ домъ, обезчещенный преступленіемъ… И хотя она была дочъ его и ненавистной „второй“ жены, вмст съ тмъ она была сестра Феликса, которая нжно любила брата и ухаживала за нимъ до самой смерти, которая одна оставалась при его дтяхъ, - вс прочіе лежали въ земл, недоступные для мщенія. И маіорша обратила бы оружіе противъ себя, еслибы распространила мщеніе на невинную, на единственную особу, съ которой она могла говорить о прошломъ, когда она любила и дйствительно жила… He пора ли было снова поискать солнечнаго тепла любви, когда такъ близко надвигался холодъ старости.
        Въ то время какъ бури судьбы бушевали надъ монастырскимъ помстьемъ, очищая его, въ белъ-этаж сосдняго дома Шиллинговъ чувствовалась душная тяжелая атмосфера.
        Хозяйка дома была все еще больна, и прислуга, вращавшаяся около нея находила, что фрейлейнъ фонъ Ридтъ, которая за ней ухаживала, занимала въ высшей степени тяжелый постъ. Она никогда не теряла терпнія и такъ спокойно выслушивала обращенныя къ ней сердитыя слова и брань, какъ будто и не слыхала ихъ. Иногда, впрочемъ, выпадали и тамъ тихіе спокойные дни, и тогда баронесса не знала, какъ и чмъ отблагодарить фрейлейнъ фонъ Ридтъ за ея любовь и доброту, - недоставало только того, чтобы она становилась передъ ней на колни. Такая перемна происходила всегда по полученіи письма съ извстнымъ почтовымъ штемпелемъ.
        Баронесса все еще продолжала попрежнему безпокойно ходить по комнатамъ и заламъ, но не выходила изъ своихъ комнатъ. Только одинъ разъ садовникъ видлъ, какъ она около полуночи ходила взадъ и впередъ около мастерской, пока ни пришла за ней фрейлейнъ фонъ Ридтъ и ни увела ее въ домъ посл горячаго разговора, во время котораго баронесса гнвно топала ногами.
        Больше всего ее видали на террас. И тамъ она также безпокойно ходила между апельсинными деревьями и всегда около балюстрады, окружавшей террасу съ восточной стороны. Оттуда ей видно было всю платановую аллею, и сквозь чащу деревьевъ проглядывалъ верхній этажъ мастерской, гд помщался баронъ Шиллингъ. Тамъ же она и обдала съ фрейлейнъ фонъ Ридтъ и сидла съ книгой или вышиваньемъ въ рукахъ, но главнымъ образомъ терраса служила ей обсерваціоннымъ [[40] наблюдательным.] пунктомъ, съ котораго она наблюдала за сношеніями между домомъ и мастерской. Ни одна порція кушанья, ни одна бутылка вина, снесенныя въ мастерскую, не ускользали отъ ея зоркихъ глазъ, a тмъ боле ни одно живое существо, ступившее на убитую гравіемъ дорожку аллеи.
        Такимъ образомъ она однажды увидала своего мужа, въ первый разъ по его возвращеніи, идущимъ подъ платанами. Въ первую минуту радостнаго испуга - ей и въ голову не пришло, что нижній этажъ также былъ обитаемъ, - ей овладло невыразимо пріятное чувство побды - онъ уступилъ, онъ подчинился наконецъ и идетъ къ ней!… Она посмотрла долгимъ насмшливымъ торжествующимъ взглядомъ на слегка поблднвшее склоненное надъ работой лицо канониссы, но осталась на террас и гордо выпрямилась, - такимъ образомъ она ждала его, по вншности холодная, какъ статуя, и строгая, на самомъ же дл сгорая отъ нетерпнія; но знакомые шаги не раздались въ бель-этаж, „кающійся“ не появлялся въ стеклянной двери, на которую былъ устремленъ ея взоръ, только камердинеръ Робертъ вошелъ съ кушаньемъ и сообщилъ о происшествіи въ нижнемъ этаж и о томъ, что „господинъ баронъ сейчасъ отправился туда“.
        Посл этого она нсколько разъ звала къ себ мужа письменно, чтобы переговорить съ нимъ о поправкахъ въ салон, необходимыхъ посл этого скандальнаго происшествія, такъ какъ при этомъ затронуты ея интересы, на что получила короткій и ршительный отвтъ, что приличія требуютъ не поднимать шума до похоронъ въ сосднемъ дом.
        Баронъ Шиллингъ не приходилъ больше въ домъ съ колоннами, но постилъ монастырское помстье.
        Онъ долго сидлъ въ присутственной комнат и имлъ интимный разговоръ съ маіоршей, a по возвращеніи домой приказалъ садовнику съ помощью конюха сейчасъ же при себ прорубить проходъ въ изгороди, отдлявшей домъ Шиллинга отъ монастырскаго помстья.
        Баронесса, сильно раздраженная, смотрла на это съ террасы; она законная владтельница шиллингова дома, безъ ея вдома не можетъ быть пересаженъ никакой кустъ, измнена никакая грядка. И вдругъ онъ распоряжается тамъ какъ полновластный хозяинъ… это невыносимо!… Онъ самовольно уничтожаетъ благодтельную преграду, отдлявшую „мужицкій элементъ“ отъ знатнаго рода, и, кажется, хочетъ завести интимныя сношенія съ сосдями и именно въ ту минуту, когда открылось, что „эти люди“ безчестно похитили у Шиллинговъ тайну и пріобрли участокъ земли, обогатившій ихъ.
        - Онъ съ ума сошелъ! - сказала она съ гнвомъ и схватила шляпу и перчатки, чтобы отправиться туда и по праву собственницы наложить запрещеніе; но канонисса не пустила ее. Она встала въ дверяхъ и съ непоколебимымъ спокойствіемъ объявила, что не допуститъ, чтобы „личность, порученная ея попеченію, подвергла себя оскорбленію передъ прислугой, а что она получила бы рзкій отказъ, было несомннно посл его недавняго безпощаднаго поступка и обращенія съ ней въ мастерской“.
        Такимъ образомъ пылавшая негодованіемъ баронесса принуждена была остаться и видть, какъ маіорша въ тотъ же вечеръ прошла черезъ вновь продланную брешь въ изгороди и направилась въ домъ съ колоннами.
        Итакъ примиреніе, очевидно, совершилось; цль была достигнута, несмотря на то, что баронесса отказалась отъ всякаго участія и злобно старалась помшать выполненію плана своимъ отъздомъ. Въ ней не нуждались и ей ни разу не написали, прося вернуться, какъ она думала изъ упрямства, теперь же она убдилась, что о ней и не думали. Она готова была плакать отъ злости и досады.
        37.
        Совтникъ Вольфрамъ и его маленькій сынъ покоятся со вчерашняго дня на кладбищ рядомъ съ „бдной смиренной совтницей“. Похороны были рано утромъ и очень скромные.
        На двор монастырскаго помстья снова слышался хозяйственный шумъ,^^какъ будто бы онъ никогда и не прерывался. Большія ворота были открыты настежь цлый день, и работники разъзжали взадъ и впередъ, - жатва уже началась, и служанки съ раскраснвшимися лицами хлопотали въ конюшняхъ, погребахъ и около очага, гд въ огромныхъ котлахъ готовилось кушанье для жнецовъ.
        Маіорша слдила за всмъ, какъ длала это въ теченіе долгихъ лтъ. Нельзя было остановить сразу такое большое хозяйство, шедшее до сихъ поръ аккуратно, какъ часовой механизмъ; надо сдлать это постепенно, разматывая нитку за ниткой, и для глубоко потрясенной женской души нужна была вся сила воли, чтобы привести это въ исполненіе. Она отстранила отъ себя только продажу молока, - этимъ завдывали теперь служанки. Вс дла касательно наслдства, оставленнаго совтникомъ, она поручила барону Шиллингъ, который отнесся къ ней, какъ сынъ, въ эти дни печали и невыразимаго горя. Она уговорилась съ нимъ, чтобы роковой проходъ въ домъ Шиллинга былъ задланъ наглухо; присутственная комната и столовая были заперты, - она съ содроганіемъ избгала этихъ двухъ комнатъ.
        На другой день посл похоронъ, баронъ Шиллингъ пришелъ въ салонъ съ двумя рабочими, искуснымъ столяромъ и каменщикомъ, для осмотра поврежденій. Онъ предупредилъ объ этомъ заблаговременно донну Мерседесъ и потому нашелъ салонъ пустымъ, но двери въ бывшую комнату Іозе и въ примыкавшую къ ней дтскую были неплотно затворены и слышно было болтовню игравшихъ тамъ дтей.
        Столяръ всплеснулъ руками при вид разрушенной рзьбы дорогой художественной работы, а каменьщикъ изслдовалъ съ внутренней стороны находившуюся за ней гладкую темную дверь.
        - Хитрые были монахи, - замтилъ онъ и указалъ на разные маленькіе задвижки и винтики. He отворяя ни рзной, ни гладкой двери, можно было видть весь салонъ черезъ небольшія круглыя отверстія, находившіяся въ чашечкахъ и усикахъ цвтовъ деревянной рзьбы. Маленькія дощечки, закрывавшія эти отверстія, двигались беззвучно въ старательно смазанныхъ желобкахъ и указывали на ихъ недавнее употребленіе. Матрацная же дверь обтянутая толстой кожей, не пропускала шума изъ одного дома въ другой, и кром того внутренняя стна присутственной комнаты съ рзнымъ изображеніемъ святаго также была вся обита.
        Во время этого осмотра вдругъ вошелъ въ салонъ камердинеръ Робертъ.
        - Госпожа баронесса! - доложилъ онъ и растворилъ двери.
        Баронесса появилась на порог. Она была въ сромъ шелковомъ плать, съ большимъ золотымъ крестомъ на груди, а на блокурыхъ волосахъ была накинута блая фаншонка [[41] Фишовка или фаншонка - узкая косынка, от французакого Фишю (косынка). Носится на плечах, как дополнение к открытому платью, но может закалываться на голове, на макушке (чаще закрывая пучок волос), концы косынки обычно свободно спускаются вниз.] слегка завязанная подъ подбородкомъ, - ея лицо отъ этого казалось еще уже и длинне.
        Она окинула комнату испытующимъ взоромъ предполагая непремнно увидть донну Мерседесъ. На щекахъ ея игралъ слабый румянецъ и вмст съ лихорадочно сверкавшими глазами оживлялъ ея лицо, - обыкновенно тусклые срые глаза въ эту минуту сверкали, какъ стальные… Видно было, что она желаетъ внушить уваженіе; она держалась гордо и прямо, какъ будто и не чувствовала никогда обычной слабости въ спин.
        - А, ты здсь, мой другъ! - сказала она простодушно. Она едва кивнула головой на почтительные поклоны рабочихъ и съ небрежной граціей протянула мужу кончики пальцевъ. Она казалось и забыла, что не говорила съ нимъ со времени бурнаго объясненія въ мастерской.
        При доклад Роберта баронъ Шиллингъ быстро выступилъ изъ стнного углубленія. Онъ невольно бросилъ взглядъ на отворенную дверь, но неизбжной тни баронессы, фрейлейнъ фонъ Ридтъ не было съ ней. „Порученная попеченію“^^или ускользнула отъ нея тайкомъ, или освободилась изъ подъ ея опеки.
        При этомъ предположеніи на его лиц выразилось огорченіе. Онъ встртилъ ея очень холодно и едва коснулся протянутыхъ ему пальцевъ.
        Она съ гнвомъ отдернула руку и, подходя къ рояли, подобрала длинный шлейфъ своего платья.
        - Посмотри, вотъ злодй, причинившій мн въ первый же день моего прізда сильнйшій нервный припадокъ, - замтила она съ непріятной улыбкой. - Не странно ли, что въ моей комнат такая бренчалка, Арнольдъ? Это явная насмшка надъ моими привычками и образомъ жизни!… Ты зналъ, что сюда привезутъ такой излишній грузъ?…
        - Было бы совершенно излишне увдомлять меня объ этомъ, - возразилъ онъ коротко, пытливо глядя на неплотно затворенную дверь сосдней комнаты. - Впрочемъ надо теб замтить, что этотъ великолпный инструментъ вовсе не бренчалка, и стоитъ онъ не въ твоей комнат, - ты живешь въ белъ-этаж.
        - О, конечно, мой другъ! Я благодарю Бога за то что, когда заложатъ этотъ мошенническій проходъ, исчезнетъ страшный шумъ…
        - Видишь, это не была душа бднаго Адама, какъ ты думала въ своей непогршимости, а „мошенническій проходъ“^^устроили братья-монахи, Клементина…
        - Исчезнетъ, - повторила она монотонно и равнодушно, совершенно игнорируя его злое замчаніе. - Въ этихъ комнатахъ я жила въ первое время нашего супружества, а ты знаешь, я крпко держусь за свои права… Въ бель-этаж освщеніе слишкомъ ярко для моихъ слабыхъ глазъ; я должна сидть большей частью со спущенными гардинами безъ свжаго воздуха. Здсь галлерея смягчаетъ свтъ. Поэтому то я и просила тебя нсколько разъ переговорить со мной о скорйшемъ исправленіи стны, - ты согласишься, что я имю здсь право голоса, какъ бы ни было принято мое мнніе - и затмъ я пришла теперь… Я сгораю отъ нетерпнія переселиться сюда внизъ.
        Онъ рзко разсмялся и повернулся къ ней спиной, чтобы отпустить рабочихъ, которые между тмъ окончили осмотръ. Слдуя за ними по пятамъ онъ, казалось, хотлъ удалиться вмст съ ними.
        - Что же я остаюсь здсь одна? - воскликнула она сердито, но не трогаясь съ мста; напротивъ она крпко оперлась рукой на рояль, подл которой стояла.
        - Разв теб надо еще что нибудь сказать мн? - спросилъ онъ, стоя на порог, посл того какъ рабочіе удалились - онъ держался за ручку двери. - Въ такомъ случа я попрошу тебя пойти со мной въ садъ. Я не нахожу приличнымъ такъ безцеремонно вести переговоры въ комнатахъ, которыя въ настоящую минуту не принадлежатъ намъ.
        - Боже мой! разв мы ихъ сдали по контракту! Впрочемъ, твоя гостья, вроятно, настолько благоразумна, чтобы понять, что о поправк разрушенной стны надо обсудить на мст…
        - Если бы ты только этимъ и ограничилась…
        - Но скажи, пожалуйста, чего же я еще касалась? Мое переселеніе въ эту комнату такъ тсно связано съ этимъ… Впрочемъ, ты можешь мн поврить, я подавила бы въ себ это страстное желаніе, - она говорила самымъ изысканно вжливымъ тономъ, - еслибы я не узнала, что миссія въ дом Шиллинга окончена. Примиреніе состоялось, состоялось окончательно, въ чемъ я убждаюсь каждый день. Маіорша Люціанъ потребуетъ въ скоромъ времени внучатъ къ себ, и тогда комнаты здсь останутся пустыми. Я не думаю, чтобы фрау фонъ Вальмазеда осталась въ нашемъ скромномъ дом хоть однимъ днемъ боле, чмъ это будетъ необходимо. Она ужъ и такъ слишкомъ много жертвъ принесла своему покойному брату, какъ мн кажется. И ты, конечно, не будешь требовать, чтобы она осталась…
        Его рука выпустила ручку двери, и онъ снова вошелъ въ комнату.
        - Разв я могу хоть на одну линію переступить права, данныя мн Феликсомъ? Къ тому же я не имю никакой власти, а еще мене хочу желать и требовать этого.
        - Ну, въ такомъ случа мы согласны, мой другъ! И фрау фонъ Вальмазеда извинитъ безъ сомннія…
        Въ эту минуту дверь сосдней комнаты отворилась, и вошла донна Мерседесъ. Она, очевидно, не намрена была показываться, такъ какъ ея густые волосы, обыкновенно подобранные въ стку, были лишь приколоты гребнемъ, выбивались изъ подъ него длинными локонами и падали кольцами на спину, на лобъ и виски.
        - Мн нечего извинять вамъ, баронесса, вы имете полныя права, - сказала она, любезно кланяясь хозяйк шиллингова дома. - Я очень хорошо вижу, что надо какъ можно скоре сдлать поправки въ вашемъ салон, и все-таки я принуждена просить васъ, какъ это ни тяжело мн, отложить это на нсколько дней. Мой маленькій племянникъ не довольно еще окрпъ, чтобы безъ вреда для здоровья переносить шумъ и безпокойства жизни въ отел. Докторъ ршительно противъ такой перемны жилища.
        Баронесса не спускала своихъ полузакрытыхъ глазъ съ поразительной красавицы. Она только что говорила вжливо и кротко, но ничто не могло такъ испортить ея расположеніе духа, какъ появленіе красивой женщины. А эта американка, если разсматривать ее вблизи, была необычайно красива и притомъ большая кокетка, умвшая пользоваться своей красотой. Могло ли быть что нибудь прекрасне этихъ роскошныхъ волнистыхъ волосъ, небрежно подобранныхъ на затылк, окаймлявшихъ изящное личико съ большими блестящими глазами и открывавшихъ нжныя очертанія шеи? Это ршило все.
        - Кажется, въ дом Вольфрама теперь такая тишина, больше которой нельзя желать, такъ какъ маіорша Люціанъ живетъ тамъ одна, - монотонно, но колко сказала баронесса, опустивъ глаза и съ добродушнымъ выраженіемъ лица, - но, само собой разумется, что домъ не удобенъ для помщенія элегантной дамы.
        - Дло не въ томъ, - прервала ее донна Мерседесъ. - Для меня было бы гораздо пріятне перебраться туда, чмъ здсь повторять свою просьбу. Но это длается не изъ-за меня, а изъ-за дтей моего брата. Я только исполняю свой долгъ, не желая переводить ихъ въ мрачный домъ, недоступный для свжаго воздуха, въ которомъ они кром того испытываютъ страхъ и безпокойство. Да и бабушка ни за что не желаетъ этого.
        Между тмъ баронъ Шиллингъ подошелъ къ рояли, взялъ ноты и перелистывалъ ихъ.
        - Къ чему эти излишнія объясненія, и какъ вы можете говорить объ отел, донна Мерседесъ, - сказалъ онъ спокойно и холодно, не поднимая глазъ отъ нотъ. - Мои комнаты, въ которыхъ жила фрау Люсиль, въ вашемъ полномъ распоряженіи на все время, что вамъ угодно будетъ пробыть въ дом Шиллинга.
        - Благодарю васъ, баронъ, - отвчала она отрывисто и рзко. - Рчь идетъ, какъ уже сказано, лишь о нсколькихъ дняхъ. Я покупаю виллу въ окрестностяхъ города…
        - Вы?!
        Онъ выронилъ ноты и сильно покраснлъ.
        - Вы кажется уже стояли одной ногой на палуб корабля, чтобы „веселиться“^^на своей далекой родин - и вдругъ хотите бросить якорь на нмецкой почв? На нмецкой почв!
        - Да, баронъ, на нмецкой почв, - подтвердила она ршительно. - Намрены вы отказать мн въ этомъ?
        - Шиллинги не обладаютъ такой привилегіей, - возразилъ онъ съ холодной улыбкой. - Мое замчаніе относилось только къ быстрой перемн настроенія.
        - Можно ли обращать вниманіе на настроеніе, когда отношенія такъ сильно измнились? - сказала она раздраженно, но, несмотря на это, въ голос ея слышались подавленныя слезы. - Я полюбила мать моего брата, его дти принадлежатъ ей. Эти три существа, единственныя близкія мн, единственныя, говорю я, дорогія моему сердцу, и это ршаетъ все. Я чувствую, что не могу разстаться съ ними, и поэтому я бросаю якорь на нмецкой почв, которой не терплю больше прежняго! Да, больше прежняго!… Если вы думаете, что я въ этомъ отношеніи измнила свое мнніе, то это забавная ошибка съ вашей стороны, иллюзія германскаго національнаго высокомрія.
        Она остановилась и провела рукой по лбу, - казалось, она сама испугалась своей горячности, къ тому же противная срая женщина все время внимательно и пытливо разсматривала ее. Овладвъ собой, она прибавила спокойно.
        - Вилла по постройк и положенію напоминаетъ мн мой сгорвшій родной домъ въ далекой стран, и лтомъ мн можно будетъ легко воображать себя не на нмецкой почв. Въ огромныхъ оранжереяхъ много тропическихъ растеній, которыя окружаютъ прелестный замокъ и доходятъ почти до примыкающаго къ нимъ парка…
        - Вы хотите купить помстье князя Требра? - прервалъ ее изумленный баронъ Шиллингъ, между тмъ какъ баронесса широко открыла глаза отъ удивленiя, досады и невольнаго уваженія.
        - Да, баронъ, что-же тутъ удивительнаго? Неужели вы думаете, что женщина не можетъ совершить никакой покупки безъ опекунскаго совта и помощи?… Могу васъ уврить, что я отлично знаю, что я длаю. Князь на будущей недл узжаетъ въ Италію, чтобы тамъ поселиться навсегда, и агентъ, служившій намъ посредникомъ, увряетъ, что нижній этажъ недавно отдланъ заново, и мн можно будетъ тотчасъ же перебраться туда съ дтьми.
        - Все это очень кстати, - вжливо сказала баронесса, собираясь уходить. - Прошу васъ смотрть на этотъ домъ попрежнему, какъ на свой собственный. Но противъ твоего предложенія перебраться въ твои комнаты, милый Арнольдъ, я буду энергично протестовать, такъ какъ не могу боле допустить, чтобы ты оставался въ тсныхъ душныхъ комнатахъ надъ мастерской. Въ этомъ низкомъ помщеніи подъ самой крышей такой тяжелый воздухъ, въ чемъ я недавно сама убдилась. Я прикажу немедленно приготовить теб твои комнаты.
        Какимъ невыразимо насмшливымъ взглядомъ посмотрлъ баронъ Шиллингъ на свою жену, которая хотла хитро воспользоваться присутствіемъ третьяго лица, чтобы вынудить у него согласіе на переселеніе въ домъ.
        - He безпокойся, - холодно возразилъ онъ. - Объ этомъ давно ужъ позаботилась моя добрая Биркнеръ… Но ставни останутся закрытыми и, можетъ быть, не одинъ годъ даже. Завтра я отправляю свою послднюю работу на выставку въ Вну и дня черезъ два послдую за ней самъ, а потомъ надолго отправлюсь въ Копенгагенъ.
        - Боже мой! И я узнаю объ этомъ только сейчасъ! Когда же успетъ моя горничная сдлать вс нужныя приготовленія? А мой дорожный туалетъ?… Извини, Арнольдъ, но такая неожиданость ужасна.
        Она торопливо завязала потуже фаншонку и поспшно подобрала шлейфъ.
        - Я не должна терять ни одной минуты, если хочу быть готовой во время…
        - Но я не требую вовсе, чтобы ты меня сопровождала, - прервалъ онъ ее. - Ты чувствуешь себя боле обыкновеннаго нездоровой; сверный климатъ теб не годится, къ тому ты только что вернулась изъ путешествія…
        - Все равно, я поду во что бы то ни стало.
        - Посмотримъ.
        Онъ сказалъ это коротко и рзко и, вроятно, по случаю своего отъзда надолго, низко поклонился донн Мерседесъ, которая неподвижно, какъ статуя, стояла на своемъ мст, что придавало ей очень высокомрный видъ. Баронесса же подумала, что эта богатая гордая американка считаетъ низкимъ для своего достоинства хотя бы кивкомъ головы отвтить на поклонъ, и потому, несмотря на свое внутреннее возбужденіе, приняла надменный видъ и едва кивнувъ головой вышла изъ комнаты.
        Донна Мерседесъ слышала, какъ они шли черезъ сни и отворили дверь, ведущую въ садъ.
        Почти не сознавая, что длаетъ, она вышла въ коридоръ и подошла къ окну. Они шли подъ платанами. Женщина съ согнутой спиной дружески опиралась на руку мужчины… У молодой женщины потемнло въ глазахъ, - она прижалась въ уголъ оконной ниши, и горячія слезы неудержимо полились изъ ея гордыхъ глазъ.
        38.
        - У тебя горятъ руки, - сказала баронесса, кладя свою руку на руку мужа, котораго она догнала на лстниц, и который при этомъ прикосновеніи вздрогнулъ, какъ будто его ужалила гадюка. Она закусила губы и крпче оперлась на его руку.
        - Ты, кажется, серьезно сердишься, - сказала она, - а вдь я ршительно ничмъ не виновата. Имешь ли ты дйствительно право требовать отъ меня, чтобы я выгнала изъ дому врную самоотверженную пріятельницу потому только, что она антипатична теб?
        - Да, я имю это право, и на этотъ разъ былъ непростительно уступчивъ, предоставивъ теб исполненіе моего справедливаго требованія, вмсто того чтобы самому выгнать ее. Это старая исторія - пріятельница торжествуетъ, а я въ смшномъ положеніи.
        - Боже мой! никто такъ не страдаетъ отъ этого, какъ я. Но этому наступаетъ конецъ. Нельзя выдумать лучшаго предлога, - она проговорила это шопотомъ и робко оглядываясь кругомъ, не услыхалъ бы кто-нибудь ея словъ, - отдлаться отъ Адельгейды. Мы удемъ, - нужно только, чтобы ты настоятельно приказалъ мн сопровождать тебя…
        - И ты думаешь, что я отдамъ это приказаніе?
        Онъ выдернулъ у нея свою руку и остановился, до этого онъ такъ быстро шелъ къ мастерекой, что она съ трудомъ поспвала за нимъ.
        - Конечно, ты это сдлаешь, - подтвердила она категорически и горячо, глядя на него сверкающими глазами, въ которыхъ боязнь и угроза, очевидно, боролись за первенство.
        Онъ иронически засмялся.
        - Посл того, какъ ты только что доказала, насколько ты привыкла уважать мою волю и желанія?… Я ду одинъ теперь, и такъ будетъ всегда! И ты свободна отправляться, куда теб угодно. Я отказался отъ возраженiй съ тхъ поръ, какъ ты отправилась въ Римъ безъ моего согласія и даже противъ моего желанія. Я не мшалъ теб дйствовать по своему усмотрнію, ршивъ, что впредь мы оба будемъ поступатъ такимъ образомъ.
        - Но я не хочу такой свободы и теб не дамъ ее.
        Онъ презрительно улыбнулся и пошелъ въ мастерскую. Она не отставала отъ него.
        Дверь зимняго сада была отворена, и они вошли туда. Тамъ было очень душно; ни одинъ фонтанъ не былъ открытъ;^^нсколько часовъ тому назадъ баронъ Шиллингъ самъ заперъ ихъ вс, потому что ему надолъ ихъ шумъ. Онъ подошелъ къ большому бассейну, и тотчасъ же засверкала серебристая струя, высоко поднимаясь въ тяжеломъ бальзамическомъ воздух и освжая его.
        Баронесса съ дловитостью хорошей хозяйки поспшно переходила отъ одной каменной группы къ другой, которыя укрывались среди зелени, и отвернула краны всхъ фонтановъ.
        - Это очень красиво, - сказала она, слдя глазами за тонкими блестящими струями воды, поднимавшимися надъ ея головой и потомъ падавшими въ большой бассейнъ. Она снизошла даже до похвалы.
        - Я и не подозрвала такихъ прелестей за этими стеклянными стнами, a то бы я побдила свое отвращеніе къ мастерской и приходила бы иногда сюда, чтобы быть поближе къ теб… Ну, когда мы вернемся!…
        Онъ молчалъ, ни одна черта его лица не дрогнула въ то время, какъ онъ ходилъ кругомъ и старательно завертывалъ отвернутые ею краны.
        - Такъ будетъ очень сыро, - кратко замтилъ онъ. - Сдлали большую ошибку, собравъ такъ много воды около мастерской.
        - Разв притокъ ея такъ значителенъ?
        - Онъ такъ значителенъ, что при малйшемъ недосмотр моя мастерская можетъ быть залита водой.
        Потомъ онъ направился къ стеклянной двери и отодвинулъ бархатную занавску, чтобы войти въ мастерскую.
        - Только этого и недоставало въ настоящую минуту, - вскричала она, слдуя за нимъ по пятамъ. - Тамъ въ дом такое разрушеніе и еще здсь… Кстати, мой другъ, признайся, - прервала она себя, съ улыбкой опускаясь въ ближайшее кресло, - не права ли я была, питая антипатію къ этому американскому вторженію? Чего не насмотрлся за это время нашъ почтенный тихій домъ! Бгство балетной танцовщицы, оставившей кучу долговъ, опасная болзнь, угрожавшая также и моей жизни, когда я, ничего не подозрвая, вернулась домой, разгромъ нашего прекраснаго салона…
        - Безъ чего несчастный отецъ Анхенъ еще Богъ знаетъ сколько лтъ благодаря твоему суеврію, изображалъ бы привидніе…
        - И раздоръ между нами изъ-за чужихъ людей, - продолжала она, по обыкновенію, сдлавъ видъ, что не слыхала намека на свою ошибку. - И какова же благодарность за вс наши безпокойства? Дерзкое надменное появленіе высокомрной хлопчато-бумажной принцессы, чтобы похвастаться передо мной своимъ богатствомъ!
        Она, злобно улыбаясь, покачала головой.
        - Ты не покорилъ этой бронзовой красавицы, другъ мой, - она наговорила теб много злыхъ колкостей. Ты проглотилъ между прочимъ и „германское національное высокомріе!“
        Онъ давно уже ушелъ за мольбертъ. Большая картина совершенно скрывала его, и она не могла видть, какъ смертельно поблднло его мужественное лицо.
        Спокойно помстившаяся въ кресл баронесса продолжала говорить, съ улыбкой внутренняго удовлетворенія описывая „забавную“^^сцену, только что происходившую въ салон, потомъ вдругъ вскочила и сказала съ испугомъ: я здсь теряю время за болтовней, а моя горничная сидитъ и читаетъ, не подозрвая, сколько дла обрушится на нее! Въ самомъ дл, Арнольдъ, не можешь ли ты хоть на одинъ день отложить отъздъ?
        - Я уже сказалъ теб, что мой отъздъ не долженъ ни въ какомъ случа нарушать твоихъ привычекъ! - вскричалъ онъ нетерпливо. - Сколько еще разъ мн повторять теб, что я ду одинъ…
        - Глупости! Я пойду сейчасъ извстить объ этомъ Адельгейду.
        Онъ быстро вышелъ из-за мольберта, и она почувствовала, что иметъ дло съ сильно раздраженнымъ, неумолимымъ противникомъ.
        - А я, - прервалъ онъ ее сурово, - письменно извщу фрейлейнъ фонъ Ридтъ, что я ни подъ какимъ видомъ не позволю теб сопровождать меня, что я навсегда безпрекословно предоставляю тебя или, выражаясь съ ея монастырскимъ паосомъ, „твою душу“ ея покровительству и руководству.
        Она выпрямилась, какъ будто никогда въ жизни не страдала слабостью мускуловъ и нервъ, и близко подошла къ нему. Испугъ согналъ съ ея лица послднюю каплю крови, но не согнулъ ее.
        - Ты этого не сдлаешь, милый Арнольдъ! - сказала она насмшливо и спокойно. - У меня есть друзья, которые уже давно простираютъ ко мн объятія. Разъ я попаду къ нимъ, тогда ты меня - Боже мой, я говорю не о себ, а главнымъ образомъ о томъ, что связано съ именемъ Штейнбрюкъ, напрасно сталъ бы требовать обратно! Какъ видишь, этотъ шагъ стоилъ бы теб нсколько дорого.
        - Я знаю этихъ добрыхъ друзей, - возразилъ онъ презрительно пожавъ плечами на ея послднее замчаніе. - Ихъ уврили, что мой добрый старый отецъ употребилъ въ дло всевозможныя дьявольскія хитрости и искусныя обольщенія, чтобы отклонить тебя отъ твоего священнаго призванія и доставить своему сыну это „все“, что связано съ именемъ Штейнбрюкъ. Они и до сихъ поръ убждены, что твое сердце, склонное къ аскетизму и благочестію, не принимало въ этомъ никакого участія, и что ты, внутренно не расположенная къ супружеской жизни, давно бы вернулась въ ряды отрекшихся отъ міра людей, еслибы не произнесенное тобой въ ослпленіи „да“, которое и удерживаетъ тебя подл человка, всми силами старающагося удержать тебя… Я давно все знаю, Клементина, и давно уже прозрлъ интриги женской души, которая ни за что не хотла бы лишиться святости и не можетъ отказаться отъ свтской жизни.
        Она безмолвно опустилась на стулъ и до крови закусила губы.
        - Правда, мой отецъ очень желалъ нашего союза, - продолжалъ онъ, заложивъ руки за спину и большими шагами ходя взадъ и впередъ по мастерской. - Твоя кротость и безпрекословная преданность, выражавшіяся въ прекрасно составленныхъ письмахъ, и представили тебя въ его глазахъ настоящей мадонной. Онъ тогда былъ близокъ къ смерти и думалъ, что такимъ образомъ устраиваетъ своему сыну спокойную пріятную жизнь. А сынъ въ т тяжелыя минуты не думалъ вовсе о своей будущности, онъ только со страхомъ смотрлъ въ помутившіеся глаза больного и утшался, видя въ нихъ лучъ радости - ты знаешь это; я говорилъ тогда съ тобой откровенно безо всякой утайки…
        - Такъ это должно означать - неизвстно, почему - что ты меня никогда не любилъ?
        - А разв я когда нибудь говорилъ теб лицемрно о любви? - вскричалъ онъ съ гнвомъ. - Конечно, вначал я добросовстно старался сдлать нашу совмстную жизнь насколько возможно гармоничне.
        - Я также! - Она встала съ намреніемъ пустить въ ходъ послднее средство. - Я никогда не забуду, какъ я прізжала передъ свадьбой на нсколько часовъ въ домъ Шиллинга, чтобы осмотрться. Зачмъ я буду отрицать, что я была испугана, испугана главнымъ образомъ за тебя, что теб придется привести молодую жену въ прокопченный табачнымъ дымомъ домъ стараго солдата… Все, что можно было тогда сдлать, чтобы избавить тебя отъ этого стыда было сдлано мной охотно и съ полнымъ самоотверженіемъ, домъ Шиллинга черезъ нсколько недль сталъ приличнымъ пріютомъ для насъ. Ты къ сожалнію очень скоро забылъ это…
        - Никогда! ты объ этомъ позаботилась. - Онъ насмшливо разсмялся. - Иначе какъ же бы я могъ безпрестанно вздыхать: „помилуй Господи бднаго человка отъ богатой жены“.
        Она провела нсколько разъ носовымъ платкомъ по лбу, точно у нея отъ страха выступилъ холодный потъ; но упрямство и безпримрная самоувренность, что она поставитъ на своемъ, если захочетъ, одержали верхъ и теперь.
        - Такъ вдь можно стряхнуть съ себя ненавистное иго, - сказала она дерзко и вызывающе.
        - При всякомъ другомъ брак, совершенномъ по католическому обряду трудно; намъ же это будетъ легко сдлать, - я знаю! Черная дама тамъ въ бель-этаж, твоя дорогая самоотверженная подруга, уже давно иметъ въ карман разршеніе изъ Рима.
        - Ты зналъ это и не пошевелилъ пальцемъ, чтобы ускорить желанное освобожденіе? - торжествовала она.
        - Потому что я не хотлъ участвовать въ этихъ монастырскихъ интригахъ; но прежде всего я долженъ былъ въ постоянной борьб съ собственным желаніями - я нисколько этого не скрываю - сохранить свою совсть чистой отъ внутренняго укора, что я содйствовалъ твоему заключенію въ монастырь.
        - Арнольдъ!
        Онъ отступилъ на нсколько шаговъ, какъ бы испуганный ея измнившимся голосомъ.
        Это совсмъ недвусмысленное движеніе привело ее въ ярость.
        - Ты, можетъ быть, также представилъ себ, что тогда монастырь поглотитъ все, что придавало блескъ барону Шиллингъ? - дерзко сказала она. - Неужели ты серьезно думаешь, что, когда ты выступишь въ свтъ безъ меня, теб, человку безъ всякаго состоянія, будутъ оказывать такой же почетъ, какъ до сихъ поръ!
        - А ты думаешь, что я придавалъ когда нибудь хоть малйшее значеніе этому сомнительному почету? - прервалъ онъ ее гнвнымъ голосомъ. - Я спрашиваю тебя, что это за люди, которые оказываютъ уваженіе только богатому помщику - notabene [[42] Всякое краткое замечание; иногда же употребляется как знак, показывающий, что на такой-то пункт надобно обратить особое внимание, и в таком случае изображается NB.] въ данномъ случа „мужу своей жены?“^^Кучка чиновниковъ, которые, въ нашъ не отличающійся богатствомъ вкъ, рады, что могутъ считать однимъ богачемъ больше въ своихъ рядахъ. Они не составляютъ свта, который произноситъ мое имя съ уваженіемъ, и если я теперь отправлюсь безъ тебя…
        - Ты не будешь имть родного очага, куда бы ты могъ возвратиться…
        - Ты думаешь? Старый милый домъ съ колоннами и садъ мои! Эта картина, - онъ указалъ на мольбертъ, - погашаетъ послдній долгъ, бывшій на этомъ имніи! Больше мн ничего и не надо! Сюда не попало ни одного штейнбрюковскаго гроша, и въ силу своихъ законныхъ неограниченныхъ правъ я попросилъ бы тебя вывезти, какъ можно скоре, все принадлежащее теб, все до послдняго гвоздя.
        Теперь она сдалась.
        - Арнольдъ, прости! - вскричала она, бросаясь къ нему съ протянутыми руками.
        - Прочь! - вскричалъ онъ вн себя; несмотря на умнье владть собой онъ дрожалъ,^^какъ въ лихорадк. - Посл всего, что наговорилъ мн твой ядовитый языкъ, ничто въ мір не можетъ помирить насъ… Ступай къ тмъ, „которые ждутъ тебя съ распростертыми объятіями!“^^Ступай къ своимъ воспитательницамъ! Пусть он пожинаютъ плоды своей воспитательной системы и борются съ злыми демонами, отравившими мн жизнь… Он проклинаютъ театръ съ его „дьявольскимъ навожденіемъ“^^и не думаютъ о томъ, что своимъ лицемрнымъ воспитаніемъ двушекъ вносятъ комедію въ супружество, въ домъ ничего не подозрвающаго мужа.
        Онъ быстро направился къ витой лстниц, между тмъ какъ пораженная баронесса опустилась на колни подл кресла.
        - А ты не думаешь о томъ, что поступая такъ, скомпрометтируешь тхъ, которые такъ гордо и высокомрно смотрятъ со стнъ большого салона? - вскричала она и подняла голову. - До сихъ поръ очень немногіе знаютъ, въ какомъ бдственномъ положеніи были Шиллинги, но въ ту минуту, когда мы разстанемся, и церковь, съ моего согласія, овладетъ всмъ, что принадлежитъ мн, вс узнаютъ, что старый баронъ Крафтъ фонъ Шиллингъ на склон дней своихъ не владлъ ни однимъ стеблемъ въ лугахъ, ни однимъ деревомъ въ лсу.
        - Пускай знаютъ! Отъ этого страдаемъ лишь мы сами; никто не терялъ при этомъ ни одного пфеннига, - наше имя совершенно чисто отъ обмана!
        - Ho по меньшей мр вс будутъ смяться, что величественные владльцы дома съ колоннами были бдны, какъ церковныя мыши, и, что называется, „пускали пыль въ глаза“, - сказала она поднимаясь. Ей показалось, что голосъ ея на минуту ослаблъ, осанка потеряла внушающую уваженіе величественность, теперь она какъ будто снова почувствовала почву подъ ногами.
        - Арнольдъ, пусть этимъ кончится наша ссора! - вскричала она и, протянувъ руки, пошла къ нему. - Я общаю теб, что никогда не коснусь этого предмета, - помиримся!
        - Никогда! Я не хочу больше влачить подл тебя лишенную свта и радости жизнь!
        - Но я не освобождаю тебя! Я не удалюсь, - мое мсто подл тебя! - вскричала она съ отчаяніемъ. - Арнольдъ, я готова передъ всмъ свтомъ объявить, что я хочу остаться твоей женой, что я просила тебя оставить меня при себ - неужели теб мало этого?
        Дрожь пробжала по всему его тлу.
        - He принуждай меня въ послднюю минуту произнести слово, которое уже давно готово сорваться съ моихъ устъ! - проговорилъ онъ, едва владя собой.
        - Произнеси, - оно меня не…
        - Слово вчной непримиримой ненависти, - сказалъ онъ и, поднявшись по лстниц, заперся въ своей комнат.
        Она пошатнулась и крпко ухватилась за перила лстницы, но не пыталась боле слдовать за нимъ.
        - Ненависти, ненависти! - пробормотала она, низко опуская голову. Да, онъ желаетъ разрыва! Она разразилась громкимъ безумнымъ смхомъ. Ну, хорошо же! Онъ увидитъ, несчастный, что онъ сдлалъ! Увидитъ! Теперь онъ еще ничего не знаетъ, онъ не знаетъ, что значитъ упасть съ высоты богатства и уваженія! Теперь онъ еще торжествуетъ! О, какъ досадно… и какъ больно! Хоть бы умереть!
        Собравъ вс свои силы, она выпрямилась и дико посмотрла кругомъ, какъ будто бы ужасное ршающее слово еще звучало изъ всхъ угловъ и отдавалось въ этихъ стнахъ, напоминая, что здсь ей не мсто. Ея колна дрожали, но она прошла черезъ мастерскую, отдернула занавсъ и вошла въ зимній садъ.
        Фонтанъ журчалъ, и солнечные лучи, пробиваясь сквозь частую сть втвей и листьевъ, отражались на блестящей водной поверхности и капли падали въ бассейнъ точно золотой бисеръ.
        Это монотонное плесканье и журчанье среди безмолвнаго царства растеній, подл комнаты, гд сейчасъ только спорили два человка съ бурной страстностью и злобой, имли какое то демоническое непреодолимое дйствіе!… Убаюкивающее плесканье свжей воды, бьющей изъ земли въ точно опредленномъ количеств, и ни одной каплей боле, чмъ можетъ вмстить бассейнъ!
        Она пристально смотрла на колыхавшуюся въ бассейн воду. И ей казалось, что вода поднимается все выше и выше, что изъ нея выходитъ голова подъ густымъ серебристымъ покрываломъ. Складки покрывала все боле и боле расширяются, выходятъ за края бассейна и разливаются по асфальтовому полу все дальше и дальше. И серебристый хвостъ, все раздуваясь и величественно расширяясь, вдругъ перебрался за бархатную занавску! Какъ вдругъ заблестлъ тамъ мозаиковый полъ, и какъ все оживилось въ углахъ и по стнамъ. Листы бумаги, большіе, толстые, покрытые эскизами, и вс ненавистныя лица въ рамкахъ попадали и закачались на серебристыхъ волнахъ. Разостланные на полу шкуры пантеръ и медвдей тихо поднялись, точно на спинахъ своихъ прежнихъ владльцевъ; ибисы и вазы съ кактусами попадали съ подставокъ и консолей; даже тяжелые шкафы и полки по стнамъ закачались, точно сильныя грубыя руки трясли и раскачивали ихъ, и вся сверкающая посуда, чайники и кубки, венеціанскій хрусталь и зеркала, все со звономъ попадало со своихъ мстъ… Полудавленный дикій крикъ раздался въ зимнемъ саду, и высокая согнутая женская фигура выскочила
оттуда и побжала по платановой алле, и къ шуму ея шелковаго платья примшивалось безпрерывное бормотанье: „ненависть, ненависть!“…
        39.
        Вскор посл того въ бель-этаж поднялись шумъ и суетня; люди торопливо бгали взадъ и впередъ. Вс имвшіеся сундуки были принесены въ залу, гд находилась канонисса, энергично распоряжавшаяся и отдававшая приказанія. Ея щеки пылали, а въ темныхъ суровыхъ глазахъ горлъ какой-то странный лихорадочный огонь; но каждое ея приказаніе отдавалось „мастерски“, какъ говорила прислуга, такъ что не могло быть ни замшательства, ни путаницы.
        Странно, что на этотъ разъ все серебро, все что было въ шкафахъ, все блье до самой послдней салфетки укладывалось въ сундуки; снимались даже со стнъ картины и со столовъ разныя бездлушки и альбомы и также упаковывались. Изъ этого можно было заключить, что господа узжаютъ надолго, можетъ быть даже въ одно изъ имній на Рейн, такъ какъ зачмъ бы стали брать серебро и столовое блье, еслибы останавливались въ отеляхъ?… Но всего загадочне было то, что фрейлейнъ фонъ Ридтъ телеграфировала повренному баронессы, жившему на разстояніи нсколькихъ желзнодорожныхъ станцій, чтобы онъ немедленно прізжалъ. Камердинеръ Робертъ думалъ, что баронесс надо много денегъ для путешествія, и потому вызывается сюда адвокатъ.
        Мадемуазель Биркнеръ разсказывала все это въ дтской Анхенъ и Дебор, и донна Мерседесъ слышала изъ своей спальни… Итакъ отъздъ былъ окончательно ршенъ. Онъ отправляется пожинать новые лавры, и женщина, презирающая и его призваніе, и искусство, настояла на томъ, чтобы сопровождать его… Картина, которая будетъ выставлена, внушала ей ужасъ, и всетаки она упорно хотла оставаться подл художника, чтобы съ досадой и гнвомъ видть тріумфъ мастерского произведенія.
        Нсколько недль тому назадъ донна Мерседесъ подумала бы съ чувствомъ удовлетворенія, что это Немезида мститъ художнику за женитьбу на деньгахъ - но сегодня ею овладло горячее страстное участіе, и она сердилась на нелпую судьбу, приковавшую къ одной цпи благороднаго умнаго мужчину и тупоумную женщину…
        Она не видала его боле, да и не желала этого, такъ какъ не была уврена въ своей твердости и самообладаніи передъ этими честными и проницательными голубыми глазами… Но она должна увидть еще разъ его послднее, его любимое произведеніе - сдую гугенотку, прежде чмъ ее упакуютъ въ ящикъ и отправятъ на выставку…
        Между тмъ наступилъ вечеръ. Солнце давно уже зашло; но серебристый свтъ полной луны не допускалъ мрака на землю, и было свтло, какъ днемъ. Ярко озаренный луной поднимался въ воздух рельефно украшенный фронтонъ дома съ колоннами, вода маленькаго быстраго ручейка, перескавшаго лужайку, блестла и искрилась, и блая мастерская стояла, залитая свтомъ. Лучи мсяца, проходя черезъ большія верхнія окна, ярко освщали женскую группу въ саду древняго французскаго замка.
        Донна Мерседесъ робко прошла черезъ рощу и перескла лужайку, высокая трава заглушала ея шаги. Анхенъ сказала, что баронъ Шиллингъ ухалъ верхомъ - онъ часто длалъ это въ прекрасныя лунныя ночи, а баронесса съ самаго обда заперлась въ своей спальн, чтобы избавиться отъ шума, производимаго сборами и укладкой. Садовникъ тоже давно ужъ прошелъ черезъ передній садъ въ пивную, и только въ комнат надъ конюшнями одиноко свтился огонекъ; конюхъ, должно быть, былъ дома, но его донна Мерседесъ никогда не встрчала въ саду. Поэтому она надялась, что ее никто не увидитъ, но всетаки пугалась малйшаго скрипа гравія подъ ея ногами, точно шла воровать.
        Близъ мастерской она начала вдругъ съ удивленіемъ прислушиваться, - оттуда доносился такой шумъ и плескъ воды, какъ будто бы дикій лсной ручей низвергался съ горы; ей нечего было бояться, что услышатъ ея поспшные шаги по гравію площадки - шумъ этотъ заглушалъ ихъ.
        Лунный свтъ падалъ туда прямо черезъ стеклянную крышу; подойдя ближе, она увидала ярко освщенныя группы глоксиній, магнолій и померанцевъ, она могла различить вс зубцы верообразныхъ листьевъ, прислонившихся къ стеклянной стн, но она увидала также что вс фонтаны отперты.
        Серебристые струи воды журчали и сверкали между вершинами пальмъ и драконовыхъ деревьевъ, ей казалось, съ каждой минутой притокъ воды становился сильне.
        Безпрерывно прибывающая вода била уже каскадомъ черезъ край большого бассейна; нкоторыя изъ маленькихъ каменныхъ группъ, имвшихъ отдльные бассейны, изъ которыхъ вода также потоками лилась черезъ край, походили на блестящій стеклянный куполъ.
        Донна Мерседесъ съ минуту простояла въ испуг передъ стеклянной дверью, которая оказалась запертой. Должно быть сточные трубы засорились… Уже асфальтовый полъ былъ залитъ водой и многіе цвточные горшки опрокинулись.
        Дверь въ мастерскую была открыта настежь: бархатный занавсъ былъ отдернутъ, и мозаиковый полъ мастерской не былъ отдленъ отъ пола зимняго сада ни порогомъ, ни ступенькой. А между тмъ тамъ на полу лежало и стояло много драгоцнныхъ предметовъ древности, а также стояли прислоненные къ стнамъ самимъ барономъ Шиллингъ эскизы и начатыя картины. Все это погибнетъ, пропадетъ, если вода проберется туда.
        Она побжала къ двери, которая вела прямо изъ сада въ мастерскую, но и она не подавалась подъ ея дрожащей рукой, только въ двери, за которой находилась лстница, ведущая въ верхній этажъ, видна была щель. Она отворила ее и бросилась наверхъ. Отвсно падавшіе лучи мсяца слабо освщали тсную душную площадку, на которую выходила только одна дверь; Донна Мерседесъ толкнула ее и очутилась въ комнат барона Шиллингъ…
        Баронесса была права, - душно и невыносимо жарко было въ этой низенькой комнат, въ которую хозяинъ шиллингова дома добровольно изгналъ себя изъ-за щепетильной сестры своего покойнаго друга, не хотвшей жить подъ одной крышей съ нимъ.
        Вотъ и гобеленовая гардина, отдляющая комнату художника отъ мастерской. Донна Мерседесъ быстро отодвинула ее и вышла на галлерею. Передъ ней внизу лежалъ ярко освщенный огромный четыреугольникъ мастерской и блестлъ различными красками картинъ, виднныхъ ею при яркомъ живомъ освщеніи полуденнаго солнца, и казавшихся теперь блдными и призрачными, хотя и полными какой-то таинственной жизни.
        Отсюда сверху также видно было зимній садъ, широко раскинувшійся за стеклянной стной, какъ роскошная картина растительнаго царства на дн моря просвчивающая сквозь зеленоватую воду.
        Шумъ и плескъ фонтановъ ясно слышался здсь, а тамъ внизу вода уже врывалась въ мастерскую черезъ дверь широкими полосами и отдльными струйками, извивавшимися подобно пресмыкающемуся животному.
        Окинувъ все это быстрымъ взглядомъ, донна Мерседесъ направилась къ витой лстниц, чтобы поспшить внизъ, какъ вдругъ до слуха ея долетлъ полуподавленный радостный смхъ. Она невольно отступила назадъ - ею овладлъ ужасъ. Кому принадлежалъ этотъ странный звучный голосъ? Ребенокъ-ли смялся тамъ внизу или сумасшедшій?
        Она перегнулась черезъ перила и посмотрла внизъ. На освщенномъ мсяцемъ пространств не было никого, только въ темномъ углу на нижней ступеньк лстницы виднлся какой-то странный предметъ - точно брошенный узелъ, какъ показалось донн Мерседесъ въ первую минуту.
        Но чмъ шире и быстре разливалась вода по мозаиковому полу, тмъ оживленне становилось въ темномъ углу, и вдругъ какая-то фигура большимъ прыжкомъ выскочила на свтъ. Это была женщина, жившая въ бель-этаж, хозяйка шиллингова дома! Она, казалось, ожидала въ темномъ угл приближенія воды и тотчасъ-же кинулась къ стнамъ и опрокинула на полъ прислоненныя къ нимъ картины, она бросала на полъ рукописи, книги, папки съ эскизами, лежавшія на столахъ, и, наконецъ, подойдя къ большому круглому столу, стоявшему около мольберта, схватила ножъ, которымъ баронъ Шиллингъ недавно вырзалъ изъ рамки картину.
        Блестящій клинокъ засверкалъ при свт мсяца въ ея высоко поднятой рук… Ея густые блокурые волосы распустились и падали на спину, но она не замчала этого; она старалась только подобрать лвой рукой шлейфъ своего сраго шелковаго платья, чтобы не замочить его, такъ какъ вода уже заливала ей ноги… Итакъ она не была сумасшедшей, какъ было подумала со страхомъ донна Мерседесъ, она дйствовала обдуманно, хотя и подъ вліяніемъ сильнаго нервнаго возбужденія.
        Такъ стояла она съ минуту между столомъ и мольбертомъ, устремивъ взоръ на картину, которая должна была завтра отправиться на выставку.
        - Черезъ все лицо и безстыдную грудь… тогда онъ узнаетъ, что такое ненависть и что она можетъ сдлать!
        Она пробормотала эти слова вполголоса, но они были поняты.
        Донна Мерседесъ тихо сошла съ лстницы и стояла сзади нея; и въ ту минуту, какъ она, склонившись впередъ своимъ худымъ длиннымъ тломъ, готовилась быстрымъ ударомъ ножа пронзить прелестную фигуру двушки, прижимавшейся къ матрон, ее вдругъ схватили и оттащили назадъ.
        Но донна Морседесъ ошиблась въ противниц. Въ этомъ согнутомъ, почти всегда утомленномъ, болзненно слабомъ тл, была почти мужская сила.
        Въ первую минуту баронесса, объятая ужасомъ, подалась и, повернувъ голову, окинула дикимъ взглядомъ неизвстное существо, охватившее ее мягкими, но сильными руками, когда-же разсмотрла нжное двственное лицо молодой дамы, она разразилась громкимъ ироническимъ смхомъ.
        - А, хлопчатобумажная принцесса! Чего ищете вы здсь, въ жилищ женатаго человка, цломудренная донна?
        Быстрымъ эластичнымъ движеніемъ попыталась она вырваться у своей непріятельницы, что ей отчасти и удалось, - она освободила правую руку и снова, какъ бшеная, кинулась къ картин, замахиваясь ножемъ.
        Донна Мерседесъ старалась вырвать у нея ножъ, но не могла, и только поранила себ руку; по сильной боли она чувствовала, какъ глубоко вонзилось остріе въ тло, и вслдъ затмъ кровь струей потекла по высоко поднятой рук къ локтю. При этомъ она почувствовала, что силы ея истощаются.
        Въ отчаяніи она стала звать на помощь. Ея полный звучный голосъ громко раздавался въ каменныхъ стнахъ, и ее услыхали.
        - Оставьте меня! - съ яростью прошипла баронесса въ неизъяснимомъ ужас, когда раздался сильный стукъ сначала у двери зимняго сада, потомъ у двери въ мастерскую.
        Между тмъ донна Мерседесъ напрягала послднія силы, чтобы удержать несчастную женщину, которая однимъ движеніемъ могла исполнить свое гнусное намреніе. А потому не переставая бороться, она продолжала кричать: „сюда, сюда!“ до тхъ поръ пока на галлере не показались люди.
        Первый сбжалъ съ лстницы конюхъ, за нимъ слдовала маіорша.
        - Возьмите у нея ножъ! Картина въ опасности! - сказала донна Мерседесъ конюху. Въ ту же минуту оружіе со звономъ полетло на полъ, - баронесса сама бросила его.
        Донна Мерседесъ выпустила свою плнницу, покачиваясь отъ изнеможенія. Но, несмотря на страхъ и волненіе, она не потеряла присутствія духа: прислуга не должна знать, что злоба - причина всхъ несчастій въ мастерской и въ зимнемъ саду, при вид которыхъ конюхъ въ ужас всплеснулъ руками.
        - Баронесса въ горячк, - сказала она ему повелительно, - бгите скоре въ домъ къ фрейлейнъ фонъ Ридтъ…
        - Баронъ возвратился, - отвчала съ своей стороны маіорша, которая, несмотря на испугъ, съ перваго взгляда поняла, въ чемъ дло. Она быстрыми шагами, покачивая головой, шла по залитому полу и отступила въ сторону, когда баронесса молча, поднявъ платье, поспшно прошла мимо нея, чтобы уйти по витой лстниц.
        - Онъ видлъ, какъ мы пробжали сюда, и вроятно, сейчасъ будетъ самъ здсь, - прибавила она, возвышая голосъ. - Мн кажется, что онъ здсь нужне, чмъ та дама.
        Въ эту минуту баронесса съ пронзительнымъ крикомъ, который донна Мерседесъ не разъ слыхала въ дом съ колоннами, опустилась на нижнюю ступеньку лстницы и осталась безъ движенія.
        - Пустяки - это комедія! - сказала маіорша рзко, даже не оборачиваясь, и подошла къ донн Мерседесъ, которая въ эту минуту мочила свой носовой платокъ, чтобы наложить его на порзанные пальцы.
        Молодая женщина вздрогнула, - она слышала съ замираніемъ сердца, какъ баронъ Шиллингъ вышелъ на галлерею.
        - Что здсь происходитъ? - вскричалъ онъ въ испуг и недоумніи.
        - Какой-то негодяй, подлая каналья, заткнулъ сточныя трубы фонтановъ, сударь, - отвчалъ конюхъ изъ зимняго сада, и показалъ большую пробку, которую вытащилъ изъ бассейна. Онъ завинтилъ фонтаны, но вода все еще била черезъ край бассейна и плескалась на полу.
        Баронъ Шиллингъ быстро пошелъ съ лстницы и наткнулся на сидвшую тамъ женщину. Онъ наклонился, дотронулся до ея головы и рукъ и, убдившись въ своемъ предположеніи, молча отошелъ отъ нея и направился къ донн Мерседесъ и маіорш.
        Отъ луннаго ли свта, или отъ сильнаго внутренняго волненія вся кровь отхлынула отъ его лица, онъ былъ блденъ, какъ мертвецъ. Онъ казалось не замтилъ, что его произведенія, эскизы и наброски и многія любимыя вещи изъ его собранія древностей валялись на полу подмоченные водой; онъ не видалъ и маіорши, - его глаза вопросительно и съ ужасомъ были устремлены на блую фигуру, которая ушла за мольбертъ и старалась спрятать въ складкахъ пятна крови, покрывавшія ея платье, и принять насколько возможно спокойный и непринужденный видъ.
        - Мн кажется, что несчастія монастырскаго помстья переходятъ также и на почву Шиллинговъ, - сказала ему маіорша съ горечью. - Я шла, какъ обыкновенно, вечеромъ къ моимъ внучатамъ, чтобы поглядть на нихъ въ постельк, какъ вдругъ услыхала крики о помощи и этотъ малый, - она указала на конюха, - вроятно, тоже услыхавшій крики, побжалъ со мной… Ужасная вещь, когда дв женщины борются между собой на жизнь и смерть, и я видла это здсь, на этомъ самомъ мст! - Она бросила мрачный взглядъ на ступеньки лстницы, гд послышалось легкое движенiе, скоро опять смолкнувшее. - Я не знаю, что с вашей женой, баронъ, - прибавила она сурово. - Эта милая барыня говоритъ, что у нея горячка, и это, должно быть, такъ и есть, потому что ни одинъ человкъ съ здоровой головой, если онъ только не извергъ, не ржетъ и не колетъ ножемъ - вотъ онъ лежитъ, - сказала она и толкула ногой лежавшій на полу ножъ, - картину, которая ему ничего не сдлала.
        - Съ ней ничего не случилось, она осталась цла, слава Богу! - вскричала донна Мерседесъ, забывшись, такимъ потрясающе нжнымъ голосомъ, точно было спасено нчто, самое дорогое для нея на свт.
        Казалось, ослпительный свтъ сверкнулъ передъ глазами мужчины, который не врилъ себ, что слышитъ такіе нжные трогательные звуки… Онъ молча взялъ руку, которая защищала его произведеніе, частичку его души, несмотря на боль, съ такимъ самоотверженіемъ, на какое способна только любящая женщина.
        - Это пустяки, небольшая царапина! He подумайте въ самомъ дл, что дло шло о жизни? - Она засмялась рзко, почти грубо, и ея совершенно измнившійся голосъ былъ рзокъ, какъ будто бы она хотла отплатить себ за одну предательскую минуту.
        - Боже мой, само собой разумется, что людямъ въ горячк нельзя позволять дйствовать! Не будемъ мшкать! Разв вы не видите, что ваши работы плаваютъ въ вод и портятся и что баронессу нужно какъ можно скоре свести домой.
        Маіорша подняла свое намокшее платье и пошла къ лстниц. Она окликнула баронессу, но отвта не послдовало.
        - He трудитесь! - вскричалъ баронъ Шиллингъ съ горечью. - Въ такихъ случаяхъ можетъ помочь только фрейлейнъ фонъ Ридтъ, - я сейчасъ приведу ее.
        Онъ отперъ дверь въ садъ и быстро удалился.
        - И вы идите теперь, - сказала маіорша донн Мерседесъ. - Меня безпокоитъ ваше мокрое платье и башмаки, надо бы послать за докторомъ… Вы можете быть спокойны, - я пока останусь на страж, и къ картин никто боле не прикоснется.
        Донна Мерседесъ вышла. Она съ минуту простояла въ дверяхъ подъ защитой темной арки и съ бьющимся сердцемъ прислушивалась къ звуку быстро удалявшихся по алле мужскихъ шаговъ, потомъ пошла по дорожк, параллельной монастырской изгороди, - она не хотла, чтобы ее видли сегодня.
        Близъ дома съ колоннами она увидла возвращавшагося барона Шиллингъ: за нимъ слдовали фрейлейнъ фонъ Ридтъ и какой-то господинъ. Канонисса держалась гордо и высокомрно, какъ всегда, она совсмъ не казалась разстроенной и несла различныя принадлежности своей должности: теплую шаль и стклянки съ лкарствами.
        Часъ спустя экипажъ баронессы стоялъ передъ подъздомъ дома съ колоннами, и она подъ густой вуалью сходила съ лстницы подъ руку съ своимъ повреннымъ и въ сопровожденіи канониссы. Въ дом Шиллинга точно все вымерло. Фрейлейнъ фонъ Ридтъ строго приказала, чтобы никто изъ прислуги не смлъ попадаться на глаза, и потому изъ всхъ темныхъ угловъ выглядывали робкія изумленныя лица и видли, какъ исчезъ въ сняхъ срый шлейфъ ихъ госпожи, - они знали уже, что ихъ строгая барыня узжала, чтобы никогда боле не возвращаться.
        Въ мастерской произошла еще разъ ожесточенная борьба. Громкіе голоса спорившихъ раздавались въ ночной тиши по всему саду, звонкій голосъ баронессы произносилъ упреки и проклятія и между ними, какъ удары молота, падали мткія замчанія и возраженія звучнаго мужского голоса. Потомъ дверь мастерской распахнулась такъ, что стны задрожали, и высокая срая фигура замелькала подъ платанами, беззвучно скользя, точно злой духъ, изгнанный побдой добра изъ души, гд онъ долго находилъ себ убжище.
        И сосны, росшія вокругъ мастерской, могли покачивать своими вершинами, потому что он, съ тхъ поръ какъ стояли на земл Шиллинга, не разу еще не видали такой бурной разлуки между мужемъ и женой. Бывали между Шиллингами упрямые и буяны, бывали и между женами своенравныя и капризныя, которыя умли отстаивать свои права и держать свой скипетръ съ суровымъ достоинствомъ. Но хозяинъ оставался хозяиномъ и повелителемъ, хотя бы жена и принесла съ собой полные сундуки драгоцнностей и знатное, благородное имя; и если иногда супруги и шумли между собой, то всетаки старыя деревья не могли до сихъ поръ разсказать такихъ злыхъ и ядовитыхъ словъ, какія вырывались изъ устъ этой женщины и долетали до нихъ черезъ окна мастерской.
        На другой день баронъ Шиллингъ имлъ продолжительный разговоръ съ повреннымъ баронессы,^^который проводилъ ее только до кареты и остался въ дом Шиллинга. Мадемуазель Биркнеръ, какъ всезнающая, также была приглашена на совщаніе, и ей было объявлено обо всемъ „тамъ происходившемъ“…
        Потомъ посл обда баронъ Шиллингъ пришелъ въ нижній этажъ.
        Хорошо, что заботы и тоска привели сюда маіоршу какъ разъ въ это время, потому что донна Мерседесъ совершенно растерялась и осталась безъ движенія въ оконной ниш, когда онъ вошелъ въ комнату почти въ одно время съ негромъ, доложившимъ о немъ.
        Онъ былъ въ дорожномъ плать, и у подъзда стоялъ экипажъ, который долженъ былъ отвезти его и его багажъ на желзную дорогу.
        - Я пришелъ предложить еще разъ донн фонъ Вальмазеда и дтямъ Люціана свой домъ въ полное и неограниченное распоряженіе, - сказалъ онъ маіорш, отказываясь отъ стула, который она ему предложила. - Моя добрая Биркнеръ и Анхенъ постараются сдлать комнаты боле уютными и удобными, когда изъ нихъ увезутъ чужое имущество! - Какъ странно, съ какимъ рзкимъ удареніемъ произнесъ онъ эти слова, вмст съ тмъ сопровождая ихъ свтлымъ взоромъ и глубокимъ вздохомъ облегченія!
        - Я узжаю. Я испытываю удручающее чувство, точно душа моя одичала въ долголтней борьб съ тяжелыми впечатлніями, и пока все это не изгладится изъ моей памяти, я не вступлю въ свой родной домъ.
        Потомъ онъ приблизился къ оконной ниш и взялъ своими прекрасными сильными руками правую руку донны Мерседесъ, лежавшую на письменномъ стол. Исчезли весь гнвъ и вся досада изъ этихъ голубыхъ блестящихъ глазъ, горвшихъ сегодня тмъ же огнемъ, который былъ зажженъ вчера однимъ мгновеньемъ.
        - Простите, - прошепталъ онъ, наклоняясь къ молодой женщин. - Неуклюжій германецъ плохой знатокъ женской души, - онъ искупитъ это долголтними одинокими скитаніями по свту.
        И, тихо, осторожно коснувшись губами раненыхъ пальцевъ, онъ повернулся и вышелъ изъ комнаты.
        40.
        Принадлежавшая князю Требра вилла лежала близъ города. Очень оживленное шоссе съ прилегавшими къ нему прекрасными аллеями тянулось по краямъ парка, и на немъ было безпрерывное движеніе.
        Но чмъ глубже въ паркъ, тмъ становилось все тише и тише; можно было слышать, какъ золотистый фазанъ пробирался сквозь чащу, козули спокойно паслись на прогалинахъ, тнь отъ густыхъ и частыхъ деревьевъ была такъ велика, что отсюда вяло прохладой на дорогу, - настоящій рай для исполинскихъ папортниковъ, разросшихся буковъ и плюща, который, не будь энергично защищающейся человческой руки скоро затянулъ бы вс узкія лсныя тропинки. Долго приходилось идти этими извилистыми тропинками, чтобы достигнуть человческаго жилища. Тамъ и сямъ возвышался небольшой павильонъ изъ древесной коры между втвями дубовъ и буковъ, и виднлись въ зеленой чащ каменныя скамьи, но около павильонныхъ крышъ, освщенныхъ прорывавшимися сквозь чащу солнечными лучами, летали только блестящія бабочки, а на каменныхъ скамьяхъ отдыхали молодыя птички, впервые попытавшіяся вылетть изъ родного гнзда.
        Дале выступали изъ зелени каменные профили и пластически поднятыя руки; они появлялись тамъ и сямъ по склонамъ возвышенности и выглядывали изъ темныхъ кустарниковъ на ея вершин, гд постепенно начинали выступать одна за другой отдльныя ослпительной близны мраморныя колонны, которыя освщенныя солнцемъ казались струнами исполинской арфы, висвшей надъ темной зеленью лса. Это былъ перестиль маленькаго замка, напоминавшаго донн Мерседесъ, по ея словамъ, ея сгорвшій родной домъ въ южномъ отечеств.
        Тамъ, по ту сторону океана мраморное великолпіе лежало въ закоптлыхъ отъ дыма обломкахъ среди высокихъ кустарниковъ и сти ліанъ, спускавшихся съ ближайшихъ деревьевъ и охватывавшихъ жадными объятіями произведеніе рукъ человческихъ. Здсь также протягивались милліоны тонкихъ зеленыхъ нитей, старавшихся обхватить блый домъ, но здсь гибкіе стебли вьющихся растеній должны были подчиниться вол человка. Они вились вокругъ террасы и ея бронзовыхъ перилъ, оставляя открытой тамъ и сямъ блествшую, какъ золото, проволочную ршетку - и казалось со ступени на ступень падалъ мстами блоснжный, мстами розовый каскадъ, - вились и по оград, по цоколямъ колоннъ и постаментамъ статуй, какъ зеленая паутина, испещренная тысячью разныхъ цвтовъ, и маленькій замокъ стоялъ тамъ, какъ красавица въ яркомъ пестромъ плащ, наполовину спущенномъ съ блоснжнаго плеча.
        Прежде вилла была цлью прогулокъ благодаря ея сказочной красот и прохладному парку, такъ какъ едва ли могли кого нибудь привлечь старый болзненный князь, изрдка появлявшійся на террас и разодтые лакеи, болтавшіе у подъзда…
        Но съ тхъ поръ, как „американка“ сдлалась владтельницей этого замка, многіе по цлымъ часамъ бродили по дорожкамъ парка, чтобы посмотрть на прекрасную женщину, медленно прохаживавшуюся между лавровыми деревьями и розами или спускавшуюся съ террасы, чтобы вскочить на лошадь и стрлой умчаться въ паркъ.
        Прошло почти три года, съ тхъ поръ какъ донна Мерседесъ купила эту виллу, а прелесть ея своеобразной красоты и молва о ея баснословномъ богатств были предметомъ всеобщаго удивленія, усиливавшагося еще тмъ, что она жила въ полномъ уединеніи, но видимо счастливая и довольная, съ двумя прелестными дтьми своего брата и маіоршей Люціанъ.
        Маіорша сдержала свое слово, не оставаясь въ монастырскомъ помсть ни одной минуты боле того, чего требовалъ долгъ. Она была единственной наслдницей всего состоянія Вольфрамовъ, такъ какъ посл ея брата не нашлось никакого завщанія… Нсколько мсяцевъ спустя посл печальныхъ событій она продала монастырское помстье. Съ крпко сжатыми губами, не глядя по сторонамъ и не оборачиваясь назадъ, прошла она послдній разъ по переднему двору и захлопнула калитку, выходившую на улицу, гд донна Мерседесъ и дти ждали ее въ экипаж, чтобы увезти навсегда на „виллу Вальмазеда“.
        Послдній разъ раздался скрипъ калитки, сопровождавшій каждый важный шагъ и каждое событіе ея жизни: ея выходъ къ конфирмаціи, къ внцу, ея возвращеніе въ родительскій домъ, бгство отверженнаго сына, послдній выходъ ея „несчастнаго брата“. Невыразимо тяжело жилось ей въ монастырскомъ помсть, гд она пережила жестокое возмездіе за свои ошибки и проступки, и всетаки слезы дрожали у ней на глазахъ, когда она покидала его, такъ какъ она знала, что настало и его время, что новый владлецъ намревался уничтожить монашеское зданіе, не оставивъ камня на камн.
        Ей самой казалось невозможнымъ, что она можетъ жить при совершенно измнившихся обстоятельствахъ; но черезъ нсколько мсяцевъ донна Мерседесъ съ радостью замтила, что взоръ ея прояснился, рзкій суровый голосъ сталъ мягче, и въ глазахъ ея сверкало удовольствіе, когда прекрасные внучата, играя съ Пиратомъ, бгали вокругъ нея и смотрли на бабушку, какъ на высшую инстанцію во всхъ длахъ, и ея объятія считали спасительной гаванью отъ всхъ опасностей и мнимыхъ несправедливостей. Она снова взялась за работу, которая всегда ей такъ помогала въ гор, и, несмотря на протесты и просьбы донны Мерседесъ отдохнуть посл тяжелой и трудовой жизни, она взяла въ свои руки хозяйство, управленіе всмъ домомъ и прислугой молодой женщины. Все охотно и почтительно склонились подъ скипетромъ сильной матроны, дйствовавшей строго, но для общаго успха и благополучія. И то, что она прежде отвергала въ своемъ высокомріи и самомнніи, - любовь другихъ, она принимала теперь съ наслажденіемъ, и ея такъ долго угнетаемое сердце оживилось.
        Донна Мерседесъ относилась къ ней съ нжностью дочери, а тотъ, который теперь скитался по свту, который еще ребенкомъ игралъ на ея глазахъ въ цвтник шиллингова дома вмст съ ея мальчикомъ и былъ ему врнымъ другомъ даже посл его смерти, онъ сдлался близокъ ея сердцу, какъ братъ^^того, кто лежалъ въ земл по ту сторону океана.
        Баронъ Шиллингъ почти два года прожилъ въ Скандинавіи. Онъ, казалось, не хотлъ дышать нмецкимъ воздухомъ, пока не освободится совершенно отъ цпи, сковавшей двухъ молодыхъ людей въ несчастномъ супружеств. Сколько злобы и жажды мести скопились въ душ баронессы, обнаружилось при непріятныхъ переговорахъ. Лишивъ его всхъ средствъ, она главнымъ образомъ старалась отнять у него и домъ Шиллинга, причемъ ей сильно помогали съ разныхъ сторонъ, такъ какъ желательно было возвратить церкви бывшую монастырскую собственность, „похищенную“ Шиллингами. Но это не удалось. Засвидтельствованные уплаты, вносимыя барономъ Шиллингъ въ теченiе нсколькихъ лтъ для погашенія штейнбрюковскаго долга на родительскомъ дом, не могли быть оспариваемы и служили камнемъ преткновенія, о который разбивались вс монашескія стремленія.
        И, наконецъ, посл долгой и ожесточенной борьбы наступилъ часъ, когда онъ могъ сказать себ, что онъ свободенъ. „Душа, нкогда увлеченная искусными увщаніями и корыстолюбіемъ и уклонившаяся отъ святаго призванія, съ раскаяніемъ покинула грховный свтъ и вернулась въ мирную обитель“, гласило послднее письмо. Вмст съ баронессой постриглась и фрейлейнъ фонъ Ридтъ, исполнивъ свою великую задачу: вернуть въ лоно церкви заблудшуюся и похищенную „овцу“ со всми ея мірскими благами… Ей, строгой, неумолимой, фанатически преданной религіи, въ недалекомъ будущемъ, какъ увряли вс единогласно, предстояло мсто игуменьи.
        Баронъ Шиллингь тотчасъ-же посл отъзда вступилъ въ переписку съ маіоршей, чтобы въ своихъ далекихъ странствованіяхъ имть руководящую нить въ своихъ дйствіяхъ, какъ онъ писалъ ей. Сначала старая женщина аккуратно извщала его обо всемъ, но мало по малу то неотложные хозяйственныя дла, то болзни дтей, прерывали на нсколько дней переписку, и тогда донна Мерседесъ оказывалась вынужденной давать страстно ожидаемыя извстія… Странно, что маіорша, казалось, не замчала происходившей мало по малу перемны. Сначала каждое письмо изъ Швеціи или Норвегіи аккуратно давалось ей для прочтенія, потомъ донна Мерседесъ взяла привычку загибая цлыя страницы давать „бабушк“ для прочтенія только т мста, которыя касались семейныхъ длъ, и, наконецъ, ей совсмъ не показывались письма, a донна Мерседесъ безпрестанно мняясь въ лиц, нетвердымъ голосомъ и заикаясь, разсказывала то, что бабушк слдовало знать.
        Между тмъ баронъ Шиллингъ пожалъ новые лавры, какъ художникъ. Картина едва не погибшая жертвой женской мести, надлала много шуму и была куплена, какъ говорятъ, нью-йоркскимъ набобомъ за баснословную цну… Посл усердныхъ занятій, писалъ баронъ, онъ ршился, наконецъ, вернуться на родину. Но какъ разъ въ это время вспыхнула франко-прусская война [[43] Франко-прусская война 1870-1871 - военный конфликт между империей Наполеона III и германскими государствами во главе с добивавшейся европейской гегемонии Пруссией. Война, спровоцированная прусским канцлером О. Бисмарком и формально начатая Наполеоном III, закончилась поражением и крахом Франции, в результате чего Пруссия сумела преобразовать Северогерманский союз в единую Германскую империю.]. Нсколько недль не было извстій изъ Скандинавіи, и наконецъ письмо изъ Франціи извстило, что „германскій духъ“ заставилъ возвращавшагося домой отправиться на непріятельскую почву, и онъ не допустилъ бы его наслаждаться счастьемъ на родин, пока продолжается война.
        Посл этого извстія какъ будто черныя тучи повисли надъ виллой Вальмазеда и мрачно заглядывали въ окна. Донну Мерседесъ видали улыбающейся только тогда, когда получалось или измятое письмо или исписанная карандашемъ карточка.
        Когда же телеграфъ приносилъ извстіе о происшедшей битв, она бросалась на лошадь и скакала одна, не смотря ни на какую погоду, и часто возвращалась въ промокшемъ плать на взмыленной лошади. Тогда она, видимо, страдала отъ неизвстности, но уста ея оставались замкнутыми, - никто не могъ похвалиться, что какое-нибудь предательски вырвавшееся слово, дало ему возможность заглянуть въ эту гордую женскую душу.
        Но и это тяжелое время прошло. Нмецкая національная война была окончена со славой. Освободившіяся отъ тревоги сердца радостно бились, - извстіе о заключенномъ мир и наступающая весна рука объ руку проходили по нмецкой земл и возбуждали повсюду радость и ликованіе.
        И надъ виллой Вальмазеда небо тоже прочистилось. Наступало прекраснйшее время года. Въ парк пли дрозды, кричали иволги; подъ сводами деревьевъ разливался уже майскій свтъ и вьющіяся розы расцвтали тысячами. Домъ съ своими террасами былъ залитъ свтомъ и блескомъ, лица у всхъ были веселыя и въ воздух какъ будто носилось радостное ожиданіе, хотя сюда и закралась тнь, представлявшая печальный контрастъ съ пробуждавшейся жизнью въ природ.
        Нсколько мсяцевъ тому назадъ, пришло изъ Петербурга письмо на имя донны Мерседесъ. Люсиль, посл трехлтняго молчанія, писала, что у нея „страннымъ образомъ,“ вслдствіе катарра [[44] Катарр, катар - воспаление слизистых оболочек, сопровождающееся выделениями. Катар желудка. Хронический катар кишечника. Катар век. Насморк есть катар (слизистой оболочки носа).] было „глупое отвратительное кровохарканіе“. Докторъ настоятельно требуетъ, чтобы она - само собой разумется - на нсколько недль прервала свои русскіе тріумфы, переселилась въ другой климатъ и отдохнула, и что она думаетъ провести эти невольныя ваканціи подл своихъ дтей. Пусть донна Мерседесъ пришлетъ ей денегъ, такъ какъ ея касса въ настоящую минуту пуста, а ей надо уплатитъ кой-какіе пустяки, чтобы имть возможность выхать.
        И она пріхала „до того утомленная скучнымъ путешествіемъ,“ что ее должны были вынуть изъ кареты и внести въ домъ на рукахъ. Передъ этимъ совершенно разбитымъ существомъ, уже стоявшимъ одной ногой въ могил, маіорша затаила свое отвращеніе и сильно пробудившуюся снова материнскую скорбь, и донна Мерседесъ напрягла вс свои силы, чтобы терпливо и кротко исполнить послднюю волю своего брата и въ этомъ отношеніи. Об женщины ни однимъ словомъ не касались прошлаго, тмъ боле говорила она, „кумиръ всего цивилизованнаго міра“ о своихъ тріумфахъ и наслажденіяхъ въ твердомъ убжденіи, что она черезъ нсколько недль покинетъ „невыносимо скучную виллу“ которая, какъ заколдованная, лежала въ забытомъ уголк свта, и гд ни одного пріятнаго человческаго лица не появлялось никогда за вечернимъ чаемъ.
        Было великолпное іюньское утро. Больную вынесли на террасу, совершенно защищенную отъ сквозного втра, такъ какъ ножки, которыя въ теченіе трехъ лтъ, вызывая шумные аплодисменты, носили ee, какъ бабочку по сцене, были еще „страннымъ образомъ“ слишкомъ слабы и не могли сдлать даже и двухъ шаговъ. Парусинный навсъ защищалъ отъ палящихъ ослпительныхъ лучей солнца. Она же чувствовала ознобъ и лежала на кушетк, укрытая теплымъ одяломъ: только голова и плечи, исчезавшія въ складкахъ голубого атласа и волнахъ кружевъ, не были закрыты и, несмотря на всю слабость и безпомощность, граціозно и кокетливо покоились на подушкахъ. Это смертельно блдное лицо было все-таки прекрасно - миловидность очертаній была недоступна даже все разрушающей смерти.
        Она съ недовольной миной мшала ложечкой свой утренній шоколадъ.
        - Я не знаю, почему это поваръ находитъ особенное удовольствіе въ томъ, чтобы съ каждымъ днемъ уменьшать мн порцію шоколада, я не могу этого пить и прошу впередъ давать мн кофе, - отодвигая чашку, сказала она рзко маіорш, которая только что пришла узнать, не надо-ли ей чего.
        - Кофе вамъ строго запрещенъ, - отвчала та спокойно.
        - Да, да, запрещенъ, - возразила маленькая женщина, подражая тону свекрови, - въ ея зеленоватыхъ глазахъ сверкала старая нескрываемая ненависть. - Въ этой безотрадной вилл старый и малый, высшій и низшій - вс безпрестанно повторяютъ мн несчастной это слово! Мн все это надоло, надоло до отвращенія!… А доктора, Боже мой, одинъ тупе другого! не могутъ справиться съ ничтожнымъ катарромъ, - она закашлялась, и платокъ, который она поднесла къ губамъ, окрасился яркой кровью, - изъ-за какихъ нибудь двухъ капель крови они поднимаютъ шумъ точно дло идетъ о моей жизни, о моей прелестной завидной жизни - какое тупоуміе! - прибавила она слабымъ голосомъ и съ лихорадочно блестящими глазами, между тмъ какъ маіорша собиралась уйти съ террасы.
        - Пожалуйста, доставьте мн удовольствіе, заприте дверь съ террасы въ комнату Мерседесъ и задерните шелковыя занавски! - сказала она свекрови, которая сейчасъ-же вернулась.
        Съ террасы чрезъ открытую стеклянную дверь видно было прекрасную комнату, на стн которой, какъ живыя, выдлялись фигуры картины.
        - Еще въ мастерской барона Шиллингъ морозъ подиралъ меня по кож отъ этой ужасной гугенотской группы, - продолжала она нервно и раздражительно, - и здсь она, точно неизбжный фатумъ, всегда у меня передъ глазами… Мерседесъ поступаетъ очень неразумно, покупая такія страшныя картины и портя ими свой прекрасный салонъ.
        Въ гнв она схватила густой пучекъ блыхъ распустившихся розъ, свсившійся на террасу съ бронзовой ршетки и начала обрывать ихъ, безсознательно разсыпая лепестки по шелковому одялу. Потомъ выпрямилась и бросила цлую горсть блыхъ лепестковъ на свои темные старательно причесанные локоны, - голова ея казалась покрытой снгомъ. Маіорша отвернулась и смотрла на прекрасные цвтники и газоны, разстилавшіеся около террасы. Негодованіе на ребяческія выходки молодой женщины сжимало ей горло, но ни одна черта ея серьезнаго лица не выдала ея ненависти и презрния, которыя они питали къ этой умирающей, - она думала о дтяхъ, которымъ эта женщина дала жизнь, и сдерживала себя.
        - Я бы хотла видть Паулу, - услышала она за собой слабый хриплый голосъ.
        - Она ушла гулять съ Деборой, и ихъ не скоро найдешь, - отвтила спокойно маіорша. - Но Іозе, какъ я слышу, возвращается.
        Вслдъ за тмъ показались три всадника на широкой проск, сдланной противъ фасада виллы, перескавшей паркъ во всю его глубину и открывавшей прелестный видъ на расположенный вдали городъ.
        Всадники приближались спокойно, какъ-бы наслаждаясь прекраснымъ утромъ - это были донна Мерседесъ, Іозе и его воспитатель. Глядя на мальчика, никто-бы не подумалъ, что три года тому назадъ онъ едва не сдлался жертвой смерти. Стройный, цвтущій, олицетвореніе красоты и силы, сидлъ онъ на своей маленькой лошадк, - сердце маіорши радостно забилось отъ гордости, когда издали еще онъ привтствовалъ ее шляпой.
        - Глупый мальчишка ужъ разыгрываетъ изъ себя взрослаго, - съ досадой проворчалъ сердитый женскій голосъ за спиной маіорши, между тмъ какъ она, стоя у перилъ, привтствовала рукой приближающихся всадниковъ. - Но въ этомъ вы сами виноваты, madame, рано еще давать лошадь восьмилтнему мальчику…
        - Іозе уже десять лтъ.
        - Боже мой, я слышу это постоянно, чтобы знать, что я уже старая женщина! Но я съ этимъ не согласна, ршительно не согласна, какъ-бы страстно вы ни желали этого. Я молода и имю двичій видъ, хотя-бы этотъ длинный и не по лтамъ разсудительный малый стоялъ подл меня и называлъ „мамой!…“ Черезъ пять недль я буду танцовать въ Берлин наперекоръ всмъ мщанскимъ воззрніямъ и докторской мудрости. Вы думаете, я этого не сдлаю?
        Маіорша молча пожала плечами, а Люсиль старательно сорвала своими блдными тонкими пальцами дв розы и приколола одну въ волосахъ, другую на груди.
        - Посмотрите, какъ госпожа Мерседесъ кокетливо сидитъ на лошади, - сказала она, не поворачивая головы и искоса бросивъ на нее блестящій взглядъ полузакрытыхъ глазъ. - Жаль только, что этотъ молодой учитель не осмливается этого замтить изъ глубокаго почтенія! Еслибы она знала, какъ не идетъ эта синяя амазонка къ ея желтому лицу! У нея никогда не было вкуса!… И она надваетъ ежедневно этотъ отвратительный костюмъ, - онъ износился, какъ старый сюртукъ комиссіонера… Но это теперь ея манія разыгрывать простоту; къ чему это, Господи? Матеріи изнашиваются до послдней нитки, и вс драгоцнныя вещи до послдней запонки, по словамъ горничной, убраны въ шкатулку - смшно!… Тамъ она была, какъ и вс эти надутыя хлопчатобумажныя принцессы, всегда разодта, точно бговая лошадь, - глаза болли у всхъ отъ блеска ея брилліантовъ… Можетъ быть здсь она намрена сдлаться монахиней, какъ эта противная баронесса Шиллингъ?
        Маіорша не возражая ни слова, медленно прошла по всей террас и спустилась по широкой средней лстниц навстрчу пріхавшимъ. Она вынула изъ кармана письмо и махала имъ въ воздух.
        Донна Мерседесъ тотчасъ ударила слегка хлыстомъ своего прекраснаго Фукса и опередила другихъ. Яркій румянецъ покрылъ ея щеки, въ то время какъ она поспшно взяла письмо и разорвала конвертъ. Она пробжала первыя строки, потомъ наклонилась къ маіорш и, задыхаясь отъ волненія, прошептала ей: „баронъ Шиллингъ сегодня вечеромъ возвращается изъ Франціи!“
        Она невольно схватила руку старой женщины и съ минуту крпко сжимала ее, многозначительно глядя на нее сіяющимъ взоромъ; потомъ спрятала письмо, повернула лошадь и, дружески кивнувъ сердито смотрвшей на нее съ террасы молодой женщин, помчалась въ городъ по ближайшей дорог черезъ лсъ.
        41.
        Умный Фуксъ понесъ свою госпожу по шоссе, мимо вокзала желзной дороги, промчался по оживленной улиц и черезъ тихую соборную площадь, потомъ повернулъ въ длинный уединенный переулокъ, гд съ обихъ сторонъ тянулись каменныя ограды садовъ и куда выходила хорошо знакомая калитка… Онъ каждый день совершалъ этотъ путь и радостно заржалъ, приближаясь къ саду шиллингова дома, такъ какъ онъ зналъ, что его тамъ пріютятъ, обласкаютъ и накормятъ.
        Калитка была отворена въ ожиданіи донны Мерседесъ, которая обыкновенно прізжала въ эти часы. Съ сильно бьющимся сердцемъ въхала она въ сосновую рощицу; сегодня еще разъ, какъ въ теченіе трехъ долгихъ лтъ, она будетъ совершенно одна въ мастерской и въ саду, потомъ…
        Конюхъ прибжалъ изъ платановой аллеи, чтобы взять у нея лошадь. Его лицо сіяло, и онъ съ трудомъ сдерживалъ лукавую улыбку.
        - А, вы уже знаете, - сказала донна Мерседесъ, спрыгнувъ съ лошади и стоя рядомъ съ нимъ.
        - Знаю, сударыня, - возразилъ онъ почтительно. - Въ дом Шиллинга вс безъ ума отъ радости, что прошло наконецъ время ожиданій. Такой домъ безъ хозяина ужасенъ.
        Онъ повелъ Фукса въ конюшню, а донна Мерседесъ съ минуту простояла на площадк передъ мастерской, осматривая, насколько могла, садъ… Будетъ ли онъ доволенъ ея заботами и распоряженіями? Въ^^монастырскомъ помсть, гд прежде торчалъ дряхлый фронтонъ, на которомъ стаями сидли галки, и выглядывали изъ-за плодовыхъ деревьевъ полуразвалившіяся стны надворныхъ строеній, теперь возвышались новыя прекрасныя шиферныя крыши. Но зданія не примыкали къ дому Шиллинга, - между ними ужъ не было общей стны, въ которой можно было бы устроить „мышиный проходъ“.
        Маіорша при продаж монастырскаго помстья поставила непремннымъ условіемъ, чтобы новый владлецъ строилъ свой домъ на значительномъ разстояніи отъ сосдняго, за что значительно сбавила цну. Такимъ образомъ позоръ, которымъ послдній Вольфрамъ покрылъ свой честный родъ, былъ мало-по-малу забытъ.
        Кром того новый владлецъ уступилъ барону Шиллингъ широкую полосу освободившейся земли. Вслдствіе этого была уничтожена высокая, уже вывтрившаяся стна, нкогда отдлившая плебеевъ-суконщиковъ отъ аристократовъ-рыцарей, и сдлана красивая низкая ршетка, соотвтствовавшая архитектур дома съ колоннами, по которой уже цплялись молодые стебли вьющихся растеній. Прекрасный итальянскаго стиля домъ былъ теперь со всхъ сторонъ открытъ для свта и воздуха и величественно возвышался на голубомъ фон нмецкаго неба. Въ большомъ саду, лежащемъ позади дома съ колоннами, къ стн примыкалъ легкій свтлый палисадъ, раздлявшій два владнія и замнившій грубую кустарную изгородь.
        За всми этими нововведеніями наблюдала донна Мерседесъ и всмъ руководила. Баронъ Шиллингъ въ письмахъ излагалъ ей свои планы и намренія, и она по возможности точно и пунктуально приводила ихъ въ исполненіе. Она шла медленно, внимательно все осматривая, по дорожк къ дому, перекинувъ черезъ руку шлейфъ амазонки и надвинувъ на лобъ шляпу съ блымъ пушистымъ перомъ.
        Поразительной красоты было лицо двочки на слоновой кости, которое нкогда нжно-гордый отецъ прислалъ изъ-за океана, чтобы завоевать нмецкія сердца; и женщина, три года тому назадъ вступившая въ домъ Шиллинга въ траурной одежд, ослпляла своей неотразимой прелестью, но ея повелительныя манеры, ея замкнутость, ледяные взоры большихъ, властныхъ глазъ высокомерно бросаемые на всхъ окружающихъ, отталкивали отъ нея. И т два образа, появлявшіеся въ дом Шиллинга, мало имли общаго съ молодой стройной женщиной, съ южнымъ желтоватымъ оттнкомъ кожи, полной неизъяснимой прелести, расцвтшей и посвжвшей въ сверномъ климат, которая шла теперь съ замирающимъ сердцемъ черезъ рощу, бросая внимательные взоры на восточный фронтонъ дома съ колоннами… Согласовалось ли все съ его желаніями?
        Онъ неуклонно желалъ найти свой „родной кровъ“, какъ онъ его называлъ въ своихъ письмахъ, украшеннымъ милой изящной простотой. И въ этомъ онъ былъ такъ же безусловно правъ, какъ и во всемъ.
        Тамъ, съ оконъ верхняго этажа исчезли вс дорогія тюлевыя и кружевныя гардины. Он были уложены въ ящики и отправлены въ Кобленцъ, какъ и все, что нкогда принадлежало „Штейнбрюкамъ“. Мадемуазель Биркнеръ не допустила, чтобы въ дом осталась какая нибудь нитка, какой-нибудь гвоздь въ стн, о которомъ она не могла бы съ увренностью сказать, что онъ принадлежитъ Шиллингамъ; она старательно собрала валявшіяся въ комнатахъ баронессы бездлки, даже ни на что не нужные лкарственные пузырьки; все аккуратно записала и уложила.
        Баронъ Шиллингъ собственноручно сдлалъ рисунки для новой меблировки дома и прислалъ ихъ „своей доброй старой Биркнеръ“ вмст съ деньгами, необходимыми для этого, но она ничего не длала и не покупала безъ совта и одобренія донны Мерседесъ. Такимъ образомъ въ громадныхъ окнахъ теперь были повшены шерстяныя одноцвтныя или пестрыя узорчатыя гардины. Нельзя отрицать, что теперь рзко опредлился характеръ этого великолпнаго венеціанскаго зданія, казалось, что изъ-за волнистой наполовину спущенной шерстяной драпировки вынырнетъ головка прекрасной дочери дожа или патриція.
        Сегодня вокругъ дома царила полнйшая тишина. Не было видно ни мадемуазель Биркнеръ, ни Анхенъ, тогда какъ он обыкновенно радостно выбгали привтствовать донну Мерседесъ. Вроятно он были очень заняты въ кухн или погреб, оканчивая приготовленія къ пріему хозяина.
        Поэтому молодая женщина пошла назадъ по лужайк и мимоходомъ срывала попадавшіеся ей полевые цвты. Ромашка, желтоголовники, блые колокольчики на гибкихъ стебляхъ, дикія розы съ изгороди, незабудки, въ изобиліи росшія на берегу ручья и надо всмъ, точно тонкое покрывало изъ темно зеленыхъ дрожащихъ травокъ, такимъ образомъ въ тонкихъ женскихъ ручкахъ очутился прелестный живописно составленный букетъ полевыхъ цвтовъ.
        Кто бы могъ подумать, что нкогда гордая принцесса плантацій нагнется безконечное число разъ, чтобы нарвать жалкихъ нмецкихъ полевыхъ цвтовъ! Она никогда и не смотрла прежде на смиренныхъ дтей природы, которыя она попирала своими ножками… И не ненавистный ли нмецкій воздухъ вдыхала она съ такимъ наслажденіемъ, какъ будто запахъ сосны былъ всегда элементомъ, въ которомъ она привыкла жить.
        Букетъ сдлался такъ великъ, что она съ трудомъ могла держать его въ рук, - онъ былъ готовъ и его надо было поставить въ вазу. Донна Мерседесъ направилась къ зимнему саду, но онъ былъ запертъ. Поэтому она поднялась, какъ часто это длала, по лстниц въ верхній этажъ. Она иногда оставалась по нсколько часовъ въ маленькой комнатк, гд жилъ изъ-за нея баронъ Шиллингъ; почти вс письма къ нему писала она здсь на простомъ дубовомъ стол у окна.
        Мадемуазель Биркнеръ и Анхенъ знали это и почти всегда приготовляли тамъ для нея что-нибудь прохладительное… и теперь на покрытомъ блой скатертью боковомъ столик стояла прекрасная хрустальная ваза, наполненная сплой земляникой.
        Донна Мерседесъ бросила шляпу на стулъ и подобрала на цпочку свою амазонку. Шляпа растрепала ей волосы, которые локончиками спустились на лобъ, а когда она вынула шпильку, которая придерживала шляпу, одна изъ косъ откололась и упала до колнъ. Она не замтила этого. Съ маленькимъ серебрянымъ подносомъ, на которомъ стояла ваза съ земляникой, въ одной рук и съ букетомъ полевыхъ цвтовъ въ другой она спустилась по витой лстниц въ мастерскую.
        Для посторонняго взгляда она представляла теперь прекрасную заботливую хозяйку, идущую по лстниц съ прохладительнымъ напиткомъ, какъ она однажды представляла это себ. Теперь же она не думала объ этомъ. Ея глаза пытливо и внимательно осматривали, все ли на мст, нтъ ли пыли на блестящихъ хрустальныхъ и металлическихъ сосудахъ и такъ ли падаютъ свтъ и тнь черезъ раздвинутую занавсь, какъ онъ любилъ, по словамъ Анхенъ.
        Онъ въ письмахъ неоднократно поручалъ ей свою мастерскую, и она охраняла ее, какъ святыню. Всякій слдъ варварскаго покушенія, совершеннаго мстительной женщиной, былъ давно уничтоженъ. Въ зимнемъ саду тихо журчалъ лишь одинъ большой фонтанъ и распространялъ прохладу въ мастерской; пальмы великолпно разрослись и угрожали пробить стеклянную крышу своими вершинами, а среди бархатистыхъ листьевъ глоксиній блестли уже ранніе цвты.
        Донна Мерседесъ придвинула къ мольберту столикъ рококо и поставила на него вазу. Потомъ взяла изъ шкафа высокій стеклянный венеціанскій бокалъ, наполнила его свжей водой изъ бассейна, опустила туда букетъ и поставила его рядомъ съ вазой… Робко опустила она руку въ карманъ и вынула оттуда маленькій простой футляръ; въ послднее время она постоянно носила его при себ, но почему то не ршалась положить, куда слдуетъ.
        Она нажала пружину, и на нее со слоновой дощечки гордо и грустно глядло лицо двочки. Улыбаясь, она засунула футляръ въ середину букета, и травки сомкнулись надъ нимъ, - они конечно не знали, что между ними скрывалось раскаяніе совершенно измнившагося женскаго сердца…
        Все удалось, какъ нельзя лучше; ея блестящій взоръ съ удовольствіемъ скользнулъ по столику; и она начала ходить по комнат, то наклоняясь, чтобы положить удобне и ближе къ креслу шкуру пантеры, то поднять съ блестящаго мозаиковаго пола какую-нибудь щепочку, занесенную сюда на подол платья; наклоняясь она замтила отколовшуюся косу и подняла руки, чтобы ее пришпилить.
        - Дорогая моя, какъ ты меня обрадовала, - раздался вдругъ страстный возгласъ въ мастерской.
        Она вскрикнула и покачнулась, но въ ту же минуту очутилась въ объятіяхъ. Надъ ней склонилось лицо, загорвшее отъ солнца, но съ глубокимъ выраженіемъ въ каждой неправильной черт его, и блестящіе голубые глаза, сіявшіе счастьемъ, смотрли на нее. He владя собой она обвила руками его шею и позволяла ему цловать свое лицо.
        Потомъ она попыталась освободиться.
        - Злой, - проговорила она, - это непозволительное нечаянное нападеніе! Въ первомъ испуг…
        - Въ первомъ испуг, Мерседесъ? - спросилъ онъ, не выпуская ея изъ объятій. - Въ первомъ испуг ты стала моей?
        Онъ засмялся. Какъ весело и сердечно звучалъ этотъ смхъ.
        - Ты можетъ быть желаешь, чтобы я формально высказалъ то, что мы давно уже читали между строкъ въ нашихъ письмахъ?
        - Нтъ, этого не надо! Я знаю, что ты меня искренно и серьезно любишь, - сказала она, и ея блестящій взоръ смягчился и засіялъ кроткимъ свтомъ, въ которомъ выражалась преданность.
        - Мерседесъ! - Глубоко взволнованный онъ привлекъ ее къ окну. - Дай мн посмотрть на тебя! ты не та, которая внушала мн безумную страсть, ненависть, отвращеніе, - женщина, непонятнымъ образомъ соединявшая въ себ ангела и дьявола, умвшая говорить злыя слова съ^^холоднымъ поражающимъ на смерть взоромъ…
        - Довольно! Я говорила и длала многое единственно изъ упорства, ради личной обороны противъ побдоноснаго ужаснаго нмца съ „холодной рыбьей кровью“!
        И она спрятала свое лицо на его груди.
        - О, моя бдная ослпленная мадонна! - вскричалъ онъ смясь и поворачиваясь къ шкафу, въ который онъ нкогда спряталъ свернутое полотно масляной картины. - Глаза то были настоящіе!
        Она съ удивленіемъ посмотрла на него.
        - Да, твои глаза, Мерседесъ. Маленькій портретъ на слоновой дощечк… - при этихъ словахъ она украдкой взглянула на букетъ полевыхъ цвтовъ - о, я знаю, гд найду свою собственность, - со смхомъ прервалъ онъ себя. - Сначала я смотрлъ на тебя изъ зимняго сада, какъ ты шла по лугу и рвала цвты. Потомъ ты спустилась съ лстницы, а я спрятался за китайскія ширмы и боялся, что сильное біеніе сердца выдастъ меня. Я видлъ, какъ ты съ сочувственной улыбкой смотрла на личико тринадцатилтней двочки; эти глубокіе дтскіе глаза ты встртишь на многихъ моихъ картинахъ, - они появлялись сами собой, хотлъ я или не хотлъ… Но вотъ однажды явилась ты сама и въ первую же минуту овладла моей душой, какъ Сатанелла, какъ демонъ, - я ненавидлъ и въ то же время боготворилъ эти леденящіе глаза; и въ порыв гнва уничтожилъ ихъ на лиц мадонны… А теперь я прижимаю къ сердцу этотъ сфинксъ… Счастливое превращеніе. Она съ нжной преданностью хочетъ быть моей, - но вполн ли, Мерседесъ?
        Онъ вдругъ опустилъ руки и, глубоко вздохнувъ, отошелъ отъ нея.
        - Вотъ что долженъ я теб сказать… Ты живешь въ волшебномъ замк, утопаешь въ сказочной роскоши и привыкла бросать деньги щедрой рукой. Хотя я люблю тебя горячо и сильно, насъ можетъ разлучить твое желаніе остаться въ этомъ отношеніи донной де-Вальмазеда…
        - Ты ошибаешься, - прервала она его съ улыбкой и взяла за руку. - Я буду сть хлбъ своего мужа и носить платья, которыя онъ дастъ мн. Я буду заботливой хозяйкой въ дом Шиллинга и постараюсь устроить нашъ очагъ по твоему желанію; - спроси у Биркнеръ, не выказала ли я ужъ нкоторыхъ способностей въ этомъ отношенiи!… Но въ одномъ пункт я хочу быть выше этого, Арнольдъ! Я хочу быть женой художника, имющей сюда доступъ во всякое время, съ которой онъ говоритъ о своихъ идеяхъ и планахъ! Разъ я буду женой знаменитаго человка, я должна имть право съ гордостью говорить себ, что и умственно я иду съ нимъ рядомъ…
        Она не могла больше продолжать. Съ восклицаніемъ^^восторга привлекъ онъ ее къ себ и крпко поцловалъ.
        - Теперь пойдемъ въ нашъ будущій домъ! - сказалъ онъ. - Я пріхалъ сегодня рано утромъ и ужъ видлъ, какъ ты меня хорошо поняла изъ моихъ писемъ.
        Онъ отперъ стеклянную дверь, они вышли въ садъ и пошли по платановой алле, которая много ужъ видла перемнъ, счастья и горя… Они говорили объ Іозе и Паул, о маіорш и Люсили, причемъ донна Мерседесъ сказала съ блестящімъ взоромъ: „мы будемъ каждый день бывать на вилл, - должны же мы наблюдать за дтьми и бабушкой… Когда ты будешь кончать работу, мы будемъ отправляться туда, и тамъ ты будешь моимъ гостемъ.
        - Хорошо, за простымъ ужиномъ…
        - Само собой разумется, за „простымъ“ ужиномъ на террас… У меня тамъ есть драгоцнное сокровище; но оно тамъ и останется навсегда въ моемъ салон. Я держу пари, что оно будетъ привлекать тебя - какъ только ты его увидишь - сильне, чмъ твоя невста…
        - Позволь мн усомниться въ этомъ!
        - Нтъ, увидишь!
        Онъ весело засмялся и повелъ ее по лстниц въ домъ. Двери широко распахнулись передъ ними, точно по мановенію волшебства.
        Экономка и Анхенъ съ торжественнымъ видомъ появились изъ глубины передней, и по лицу „доброй старой“ Биркнеръ текли радостныя слезы. На ней былъ прекрасный новый чепчикъ, который ей привезъ Арнольдъ… „милостивый господинъ“, хотла я сказать. Вмсто заученныхъ поздравленій - отъ избытка чувствъ слова не сходили съ ея дрожащихъ губъ - она молча указала на усыпанную цвтами дорогу по коридору и по лестниц и на свжія гирлянды, украшавшія стны передней.
        - У моей доброй Биркнеръ взоръ Кассандры, - шутливо сказалъ баронъ Шиллингъ, стараясь подавить сильное волненіе, охватившее его. - Она знала, что въ эту минуту въ домъ вступитъ невста.
        И безъ дальнйшихъ разсужденій обнявъ толстую женщину, онъ горячо поцловалъ ее въ об щеки, что онъ часто длалъ ребенкомъ, такъ какъ она была для него все: мать, нянька, повренная и посредница между нимъ и строгимъ отцомъ…
        Онъ повелъ свою невсту сначала не въ ея будущую комнату, прекрасный салонъ, примыкавшій къ террас; двери большой средней залы были открыты настежь - и здсь цвты покрывали паркетъ и лежали у ногъ могучихъ фигуръ старыхъ рыцарей, наполнявшихъ тяжелыя золоченыя рамы, а портретъ стараго барона Крафта фонъ Шиллингъ былъ обвитъ сосновыми и дубовыми втвями.
        Его сынъ обнялъ прекрасную стройную женщину, стоявшую рядомъ съ нимъ и подвелъ ее къ портрету величественнаго офицера, смотрвшаго на нихъ пламеннымъ взоромъ.
        - Вотъ, отецъ, дочь Люціана! - сказалъ онъ торжественно и серьезно, какъ будто бы прекрасная сильная рука, благословенія которой онъ такъ желалъ, могла дйствительно дать его. - Жертвоприношеніе бднаго Ісаака искуплено - доволенъ-ли ты?
        Тамъ на улиц люди сновали за желзной pшеткой взадъ и впередъ, заглядывая черезъ художественную ршетку, любовались прелестнымъ фасадомъ дома съ колоннами, но никто и не подозрвалъ, что въ эту минуту „въ дом Шиллинга“ счастливо разршались удивительно запутанные событія.
        Конецъ.
        notes
        Примечания
        [1] Букс (дерево) - самшит.
        Самшит (лат. Bxus) - букшпан (польск.), самшит (татарск.), кавказская пальма (торгов.), зеленичье дерево, бза (груз., имерет.), тосах (армянск.), чемчур (турецк.) и шимшат (персидск.) [С.-Пб.: Брокгауз-Ефрон. 1890-1907.] - род растений семейства Самшитовые, медленнорастущие вечнозелёные кустарники и деревца, вырастающие до высоты 2-12 м (изредка 15 м).
        [2] В Германии - кандид. на судебн. должности.
        [3] Валленштейн, правильнее Вальдштейн (Wallenstein. Waldstein), Альбрехт-Венцеслав-Евсевий, герцог Фридландский, 1583-1634, немецкий полководец времен 30-летней войны.
        Портрет Альбрехта фон Валленштейна. А. Ван Дейк, 1629
        http://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/thumb/2/28/Hw-wallenstein.jpg/200px-Hw-wallenstein.jpg
        [4] Филистер - презрительное название человека с узкими взглядами, преданного рутине; самодовольный мещанин, невежественный обыватель, отличающийся лицемерным, ханжеским поведением.
        [5] Theater am Krntnertor - Дословно: Театр у Каринтийских ворот - известный венский театр XVIII-XIX веков.
        Театр у Каринтийских ворот в 1830 году
        [6] Мадам Лазар, урожденная Ружероль.
        [7] по очереди (фр.).
        [8] «Фрейшюц» («Вольный стрелок», в России известна под названием «Волшебный стрелок») («Der Freischtz») - знаменитая народно-романтическая опера Вебера, впервые поставленная в 1821 г. под управлением автора.
        Самиэль - «чёрный охотник», злой дух, одно из действующих лиц оперы (без пения).
        Либретто: http://nnm.ru/blogs/dmitriyon/veber_-_volshebnyy_strelok_weber_-_der_freischutz/
        Самиэль и Каспар
        [9] Вероятнее всего, бывшая (на время написания романа) актриса венского Бургтеатра Фредерика Госман, известная и под именем Фифи, вышедшая замуж за графа Прокеш-Остена. В это время она "уже давно оставила сцену, но выступала в благотворительных концертах. Большой талант, много юмора, очень много настоящего лиризма. Но, мать взрослых дочерей, она не могла забыть, что когда-то ее амплуа было "ingenue"; она молодилась и жеманничала. Это стало болезнью, и я слышал, что она кончила сумасшедшим домом. Бедная Фифи Прокеш заслонила собой Фредерику Госман…" (из Князь С.М. Волконский "Мои воспоминания")
        [10] Шлезвиг-Гольштейн (нем. Schleswig-Holstein, нижне-нем. Sleswig-Holsteen) - земля ФРГ, расположенная на севере страны. Столица - город Киль. На севере граничит с Данией, на юге - со свободным городом Гамбургом, а также с землями Мекленбург - Передняя Померания и Нижняя Саксония.
        Датская война 1864 года (Датско-прусская война, Вторая война за Шлезвиг, Война за герцогства) - военный конфликт между Датским королевством и прусско-австрийской коалицией за отделение приэльбских герцогств Шлезвига и Гольштейна от владений датской короны. Считается первой из войн в процессе объединения Германии вокруг Пруссии.
        Историческое право наследования в Шлезвиг-Гольштейне ранее принадлежало датскому королю, а по праву завоевания перешло к Пруссии и Австрии.
        Бисмарк, возглавивший в 1862 прусское правительство, добился подписания 14 августа 1865 Гаштейнской конвенции, согласно которой Шлезвиг находился под властью Пруссии, а Гольштейн под властью Австрии.
        Австро-прусская война 1866 года - война, завершившая многолетнее соперничество между Пруссией и Австрией за господствующую роль в Германии и явившаяся важным этапом в объединении Германии «сверху», под гегемонией юнкерско-буржуазной Пруссии. Началась с того, что Пруссия двинула свои войска в Гольштейн. Австрию поддержало большинство мелких германских государств, но ей пришлось вести военные действия на 2 фронта - на Итальянском и Богемском (Чешском) театрах. 3 июля произошло решающее сражение в районе Садова - Кёниггрец, в котором участвовало 221 тыс. пруссаков и 215 тыс. австрийцев. Пруссаки вынудили австрийцев к беспорядочному отступлению. Потери австрийцев убитыми, ранеными и пленными составили 44 тыс. человек - почти в 5 раз больше, чем у пруссаков. Австрия вынуждена была пойти на мирные переговоры.
        По «Пражскому миру» 23 августа 1866 года Австрия уступила Шлезвиг и Гольштейн Пруссии. 12 января 1867 года Шлезвиг-Гольштейн был объявлен прусской провинцией.
        [11] В 1526-1918 - «Богемия» - официальное название Чехии (без Моравии) как части Габсбургской империи. В результате всех описанных выше войн Богемия в 1867 году вошла в состав Австро-Венгрии.
        [12] Гражданская война в США (война Севера и Юга; англ. American Civil War) - гражданская война 1861-1865 годов между соединением 20 нерабовладельческих штатов и 4 рабовладельческих штатов Севера с 11 рабовладельческими штатами Юга.
        [13] приличный, соответствующий правилам.
        [14] Канонисса - название штатных монахинь женского католического монастыря, преимущественно тех, которые заведуют, под руководством и по поручению аббатисы, какой-нибудь частью монастырского хозяйства и управления, в особенности уходом за больными в больницах монастыря, обучением в монастырских школах, раздачей милостыни и т. п. (Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. - С.-Пб.: Брокгауз-Ефрон. 1890-1907.)
        [15] навязчивая идея.
        [16] Lupus in fabula - Волк в басне; употр. в знач.: легок на помине. Поговорка в конечном счете восходит к поверью, что о волке лучше не говорить, иначе он может неожиданно появиться. Басня соответствующего содержания не сохранилась.
        [17] хочешь не хочешь, волей-неволей. (лат.)
        [18] В немецком тексте - Jos. Йозе! Переводится как Хосе, Жозе. Имя испанского происхождения.
        [19] наконец, в конце концов; в заключение; словом (франц.)
        [20] дорогой барон (франц.)
        [21] punctum - точка (латин.)
        [22] господин (франц.)
        [23] Non plus ultra, также nec plus ultra (лат. Не дальше пределов; дальше некуда) - латинское изречение, ставшее устойчивым, по легенде написанное на Геркулесовых столбах как предостережение мореплавателям, знак достижения ими границы мира. В переносном смысле выражение означает крайний предел, высшую степень чего-либо.
        [24] Centifolia - Центифольные розы (столепестковые розы).
        [25] Драконово дерево, или Драцена драконовая (лат. Dracaena draco) - растение рода Драцена. Произрастает в тропиках и субтропиках Африки и на островах Юго-Восточной Азии. Выращивается как декоративное комнатное растение. У Владимира Даля приведено еще одно русское название этого растения - «драконник».
        [26] Вероятно, связано со сном. Древние греки посвящали мак богам сна и сновидений - Гипносу и Морфею, поэтому цветок мака являлся непременным атрибутом этих богов. Мак был также атрибутом и бога смерти - Танатоса. Его изображали в виде юноши с венком из цветков мака, но с чёрными крыльями и в чёрном одеянии, гасящего опрокинутый горящий факел как символ угасания жизни.
        [27] Избалованный ребенок; баловень судьбы (франц.)
        [28] Вероятнее всего, речь идет об избиении гугенотов в Варфоломеевскую ночь. Принято считать, что ее спровоцировала Мария Медичи.
        [29] Интермеццо (итал. intermezzo, от лат. intermedius - находящийся посреди, промежуточный) - небольшая музыкальная пьеса, служащая вставкой между двумя разделами произведения и имеющая иное построение и иной характер. Интермеццо (итал. intermezzo, от лат. intermedius - находящийся посреди, промежуточный) - небольшая музыкальная пьеса, служащая вставкой между двумя разделами произведения и имеющая иное построение и иной характер.
        [30] 1808-1809 годы - осада Сарагоссы французами. Французы потеряли около 25 тысяч человек, а защитники более 50 тысяч. Большие потери испанцев объясняются большими потерями гражданского населения (более 30 000). Но гражданское население в тот момент в Сарагоссе нельзя было назвать мирным. Сражались все способные держать оружие - в том числе женщины и дети.
        [31] Жалица - крапива, от жалить, жало жгучие волоски растений, нпр. крапивы (В. И. Д а л ь: Толковый словарь живого великорусского языка. - Т. I. - С. 524-525).
        Но видимо, употреблялось и как синоним пчелы.
        [32] Пудрмантель (пудермантель,пудромантель) - (фр. poudre и нем. Mantel). Одежда, род пеньюара, надевавшаяся во время уборки и пудрения головы. (Словарь иностранных слов, вошедших в состав русского языка. - Чудинов А.Н., 1910.)
        [33] В данном случае, вероятно, встреча.
        [34] Генри Уодсворт Лонгфелло (англ. Henry Wadsworth Longfellow; 27 февраля 1807, Портленд (Мэн) - 24 марта 1882, Кембридж (Массачусетс)) - американский поэт. Автор «Песни о Гайавате» и других поэм и стихотворений.
        [35] "При этих словах он почти невольно обвел глазами письменный стол и оконную нишу, в которой стояла массивная, чудной работы, резная мебель. Лиана следила за его взглядом. Среди стола, где бы, по ее мнению, приличнее всего было стоять портрету Лео, стоял под стеклянным колпаком, на белой бархатной подушке, светло голубой и уже полинявший атласный башмачок. Лиане не было ново этого рода почитание между мужчинами: ее подруги в институте не раз рассказывали ей об этом; но тут она в первый раз видела собственными глазами образчик такого почитания. Она сильно покраснела. Майнау заметил это.
        - Воспоминания несчастного времени моего «безумства», - сказал он весело и так сильно ударил указательным пальцем по колпаку, что звон стекла раздался по всей комнате. - Боже мой, как надоело мне это созерцание, но мужчина должен держать данное слово!… В минуту увлечения я поклялся обладательнице его свято хранить свидетеля ее торжества и храню его, но он ужасно мешает мне, особенно когда я пишу письма: своими большими размерами он уязвляет мой изящный вкус, постоянно напоминая мне, как непростительно я был глуп в то время…" (Е.Марлитт "Вторая жена")
        [36] Фи, мадам (франц.)
        [37] Политипаж (фр. polytypage) - типовой книжный декор для многократного использования в разных изданиях. Как правило, политипаж более или менее изобразителен: это заставка, виньетка или даже целая иллюстрация.
        [38] Перистиль - открытое пространство, как правило, двор, сад или площадь, окруженное с четырех сторон крытой колоннадой. Термин происходит от др.-греч.
        [39] без смущения (фр.).
        [40] наблюдательным.
        [41] Фишовка или фаншонка - узкая косынка, от французакого Фишю (косынка). Носится на плечах, как дополнение к открытому платью, но может закалываться на голове, на макушке (чаще закрывая пучок волос), концы косынки обычно свободно спускаются вниз.
        [42] Всякое краткое замечание; иногда же употребляется как знак, показывающий, что на такой-то пункт надобно обратить особое внимание, и в таком случае изображается NB.
        [43] Франко-прусская война 1870-1871 - военный конфликт между империей Наполеона III и германскими государствами во главе с добивавшейся европейской гегемонии Пруссией. Война, спровоцированная прусским канцлером О. Бисмарком и формально начатая Наполеоном III, закончилась поражением и крахом Франции, в результате чего Пруссия сумела преобразовать Северогерманский союз в единую Германскую империю.
        [44] Катарр, катар - воспаление слизистых оболочек, сопровождающееся выделениями. Катар желудка. Хронический катар кишечника. Катар век. Насморк есть катар (слизистой оболочки носа).