Николай II. Расстрелянная корона. Книга 1 Александр Александрович Тамоников
        Император Николай II - последний российский монарх, который своей трагической судьбой завершил великую эпоху российского самодержавия. Личность яркая, сильная, порой загадочная и противоречивая. В годы его правления Россия пережила едва ли не самые трудные, жестокие и страшные испытания за всю свою историю. Волевой, с феноменальной памятью, не теряющий самообладания даже в самые критические мгновения, император Николай II вместе с тем производил впечатление мягкого, порой застенчивого человека. Власть, данную ему, он нес как крест, как веление Бога, без ропота и уныния. Его отречение от престола до сих пор вызывает жаркие споры у политиков и историков, которые пытаются дать исчерпывающий ответ: что стало бы с Россией, со всеми нами, если бы последний император поступил иначе? Этот замечательный роман не претендует на истину в последней инстанции, но тем не менее помогает взглянуть на Николая Александровича Романова совсем с другой стороны и совсем другими глазами…
        Александр Тамоников
        Николай II. Расстрелянная корона. Книга 1
        Ни к одной стране судьба не была так жестока, как к России. Ее корабль пошел ко дну, когда гавань была уже в виду. Она уже перетерпела бурю, когда все обрушилось. Все жертвы были уже принесены, вся работа завершена. Отчаяние и измена овладели властью, когда задача была уже выполнена…
        В управлении государствами, когда творятся великие события, вождь нации, кто бы он ни был, осуждается за неудачи и прославляется за успехи. Дело не в том, кто проделывал эту работу, кто начертывал план борьбы; порицание или хвала за исход довлеют тому, на ком авторитет Верховной ответственности. Почему отказывать Николаю II в этом суровом испытании?.. Бремя последних решений лежало на нем. На вершине, где события превосходят разумение человека, где все неисповедимо, давать ответы приходилось ему. Стрелкою компаса был он. Воевать или не воевать? Наступать или отступать? Идти вправо или влево? Согласиться на демократизацию или держаться твердо? Уйти или устоять? Вот поля сражений Николая II. Почему не воздать ему за это честь?..
Уинстон Леонард Спенсер Черчилль,
премьер-министр Великобритании в 1940 -1945, 1951 -1955гг.
                        
        Глава 1
        Деревня Ютеша в тридцать два крестьянских двора стояла на возвышенности, в ста шагах от заливных лугов, вытянувшихся вдоль Оки. Все дома этого однорядного поселения были ориентированы строго на юг, где лучи солнца давали больше света и тепла. Из окон хорошо просматривались угодья, обрабатываемые крестьянами.
        С запада к деревне вплотную прижимался густой лес. Оттуда на луга нередко выходили лоси, а зимой появлялись стаи голодных волков. Они заунывно и устрашающе выли в унисон метели. В такие минуты в селении яростно лаяли собаки и тревожно ржали лошади. Лес пугал людей и кормил их, изобиловал живностью, грибами, ягодами. Он же служил и поставщиком стройматериала. Каждый год в Ютеше поднимались два-три новых дома.
        В семьях подрастали дети, женились, обзаводились своим собственным хозяйством. На юге, за двумя прудами, большим и малым, раскинулись пашни, ближе к лесу - пастбища. На востоке овраг, по которому из дальних лесов бежала мелкая, не широкая, но быстрая и чистая речка Мока. Никто не помнил, откуда произошло это название, да и ладно. Невдалеке виднелись кресты деревенского погоста.
        Через мосток и по склонам оврага шла дорога к соседнему селу Сарда, довольно крупному, более пятидесяти дворов. Там церковь, трактир и даже больница, построенная всем миром.
        В ней служил один-единственный доктор, который предпочел вольность сельской жизни каменной тесноте города. Крестьяне обращались к нему только в самых крайних случаях, чаще тогда, когда и помочь уже никто не мог. Они куда чаще прибегали к дедовским методам и занимались самолечением.
        Места красивые, рядом большая река, озера с прудами, луга и лес. А вот почва песчаная. Но если не случалась засуха, то урожай по дворам собирали неплохой.
        Крестьяне сеяли рожь, которая не требовала многократной вспашки под посев, а убирать ее можно было до выпадения первого снега. Овес был необходим для корма лошадей, а его продажа являлась главным источником денежных средств. Ячмень давал хоть и невысокий, но гарантированный урожай, позволяющий избежать голода. На полях возделывались просо, гречиха, конопля, лен, сахарная свекла, картофель, махорка. В огородах росли огурцы, лук, капуста, репа.
        В общем, крестьяне жили со своего хозяйства в полном смысле этого слова. Редкий двор в Ютеше не имел своей лошаденки, пусть и захудалой, и кур. У сельчан побогаче в хозяйстве имелись коровы и овцы.
        Жили общиной, главные решения принимали на сходах, собираемых деревенским старостой. По-свойски, по-родственному, поддерживали друг друга и тех сельчан, которые по причине болезней, старости, вдовства или многодетности не могли обойтись без помощи. Всем миром строили дома погорельцам, делились с ними продуктами. Одним словом, люди жили в Ютеше точно так же, как и в других деревнях и селах всей среднерусской полосы.
        Теплым майским вечером 1868 года на завалинке устроились Никола Грудов и Илья Колбин. Свояки. Их жены были родными сестрами. Мужики по давней привычке после нелегкого рабочего дня присели отдохнуть, поговорить, на деревню посмотреть да детишек по времени домой с улицы отправить.
        -Слыхал я, Никола, в Сарды спички завезли из города, - начал разговор Колбин.
        -Эка новость! Ванька Теляй из города керосину да лампу привез. Вчера ходил к нему, глядел. Зажег фитиль, в избе светло как днем стало. Это не лучины палить!..
        -Баловство те лампы, Никола. Не дай бог, случаем задеть да опрокинуть ее. Оглянуться не успеешь, как изба огнем возьмется. Покуда детишек вытащишь, она и сгорит. А с ней и овин, и гумно. Останешься в одних портах. Нет, лучина надежней. Да и зачем дома свет? Летом и так ночи коротки, а зимой в темноте спать надобно. - Он улыбнулся и добавил: - Да детей строгать. Самое время. И потом, керосин, он ведь денег стоит. А где их на все набраться, когда семью кормить, поить да одевать надо, опять-таки скотину держать, инструмент справить. Я в этом году соху заменил. Иначе сейчас пришлось бы на люди идти и просить. А какой же ты хозяин, коли свое добро в порядке держать не можешь?
        -Да я ничего, Илья, сказал просто.
        -Ну и ладно. А чего это сюда Матрена Белова бежит?
        -Кто ж ее знает. Муженек, староста Кирьян, куда-то послал.
        -Нет, видать, случилось что.
        -Да вроде все тихо, спокойно. Дыма нет, скотина не беспокоится. Вон кот посреди улицы в пыль завалился. Животное беду заранее чует.
        Женщина лет тридцати в клетчатой поневе и лаптях подбежала к мужикам.
        -Что случилось-то, Матрена? - поинтересовался Колбин.
        -Кажись, дед Ефрем помирает, - выдохнув, ответила Матрена.
        -Да ты что? - удивился Грудов. - Я Ефрема третьего дня видел у дома его младшего сына. Дед ругал Лешку за то, что изгородь покосилась. Старики-то недавно, в прошлом году, им с Катериной избу подняли.
        -Вот третьего дня и захворал дед. Как от сыночка своего непутевого возвратился. Забрался на печь, не ел, не пил, ни с кем не разговаривал.
        -А чего ты сюда прибежала?
        Матрена поправила сбившийся платок и ответила:
        -Так к твоей, Никола, жене.
        -Зачем она тебе?
        -Бабка Анна думает, что сглазили ее старика, а твоя супружница по части снятия порчи разной первая баба на деревне после ее покойной матери Анюты, которая и передала ей тот дар.
        Бабка Анюта, мать Ольги и Анастасии, жен Грудова и Колбина, считалась в округе знахаркой, большой умелицей снимать сглаз и порчу. После смерти матери Ольга продолжила ее дело. Анастасии же подобный дар передан не был. Так считали люди, верили в это.
        -В избе Ольга, где ж ей еще быть.
        -Рыбановы просили, чтоб она посмотрела старика.
        -Ну, если просили, пусть идет да смотрит.
        Матрена пробежала в избу и вскоре вышла оттуда с Ольгой Грудовой.
        -Надо деда Ефрема посмотреть, Николай, - обратилась та к мужу.
        -Иди.
        -А ты Петьку домой загони, гляди, что чертенок удумал.
        Жена побежала с Матреной к дому Рыбановых, а Николай посмотрел на сына, которому в прошлом месяце исполнилось пять лет. Тот хищно, крадучись, подбирался к коту, дремавшему в пыли.
        -Петька! - окликнул его Николай, и мальчонка испуганно присел. - Ты чего это удумал?
        Кот очнулся, почуял неладное и в мгновенье скрылся за изгородью.
        -А чего это он посреди улицы разлегся, прямо как барин какой?
        -Так ты хотел его пнуть?
        -Нет! За хвост дернуть. Не любят они этого.
        -Давай-ка в избу, а то я тебя сейчас кнутом по заднице!..
        Мальчишка метнулся домой.
        -Ишь, надумал, стервец, кота за хвост дергать.
        Колбин усмехнулся:
        -И чего такого? Себя вспомни? Помнишь, как мы мальцами помещичьему коту усы срезали?
        -Помню. Но никогда не забуду и то, как нас потом розгами управляющий угостил. Бил, скотина, сильно, не щадя. Сволочной мужичок был. Мелкий, прыщавый и злой, как собака.
        -Все же, Никола, согласись, что при помещике жить легче было. Да, работать приходилось на него много, на свои дела времени почти не оставалось. Но мы знали, если неурожай, пожар или другая какая напасть приключится, то он с голоду помереть не даст. И хлеба отпустит, и избу поможет поднять, а то и деньжат ссудит.
        -А по мне сейчас лучше.
        -Это кому как. Ладно, пойдем по домам.
        -Пойдем. Темнеет уже.
        -А над лесом тучи как будто.
        Колбин глянул в ту сторону.
        -Да, похоже. Значит, дождь прольет. Это сейчас на пользу.
        -Если стороной не обойдет!
        -Не обойдет. С леса наш дождь. Когда от реки натягивает, то точно уйдет на Сарду или еще дальше, а лесной нам достанется.
        -Поглядим. Бывай, Илья!
        -Бывай, Никола. Завтра в поле встретимся.
        -Нет, я лошадь к кузнецу поведу.
        -Чего это?
        -Подкова одна лопнула, как бы копыто не повредила. Сменить надо.
        -Ну и ладно.
        Мужики разошлись.
        А в доме Рыбановых Ольга Грудова осмотрела деда Ефрема, кое-как спустившегося с печи.
        -Ну что?.. - спросила у нее бабка Анна, жена Ефрема.
        -Не пойму я ничего. - Ольга пожала плечами. - Впервые со мной такое. Хвори не вижу, сглазу тоже. Надо бы доктора позвать.
        -Не надо, - проговорил Ефрем. - Видать, время мое пришло, помирать пора. А коли Господь призывает, то никто супротив Его воли ничего сделать не в силах.
        -Да что ты, Ефрем?.. - Бабка Анна пустила слезу.
        -С детьми и внуками останешься. На Лешку надежды никакой, а вот Глебушка позаботится о тебе. А сейчас пошлите кого-нибудь за священником.
        -Господи, может, еще обойдется? - Бабка Анна погладила седую голову мужа.
        -Ты, голубушка, сделай что надо. А там поглядим, пришло мое время или нет.
        Старший сын, Глеб Рыбанов, стоявший у лавки, сказал:
        -Я за священником съезжу.
        Бабка Анна кивнула:
        -Давай, сынок. Доктора тоже привези. Да и сестру Зою с мужем.
        -Хорошо, матушка. Я скоро.
        Глеб запряг лошадь, сел в телегу и поехал в село Сарда.
        В избе остались бабка Анна, старшая сноха - рукодельница Мария, знахарка Ольга да Алексей, младший сын Рыбановых. Он выглядел испуганным, растерянным, то и дело неуклюже поправлял пояс на домотканой рубахе с косым воротом да подтягивал порты.
        Ефрем велел всем кроме жены выйти, потом подозвал ее к себе и сказал:
        -Не плачь, Аннушка. Всему свое время. Кто-то уходит, кто-то приходит. Так было, есть и будет. Жизнь мы с тобой прожили долгую, непростую. Бывало, и обижал я тебя, за то прости.
        -Да полно тебе, Ефремушка, прощаться-то, - сквозь слезы проговорила Анна. - Скоро доктор приедет. Он, конечно, пьет много, но человек ученый, болезни знает, умеет лечить. Хворь пройдет, Ефремушка, погоди помирать. У нас только внучок младшенький народился, Лешке помощь родительская нужна. Он не Глеб, слабый, мягкий. Господи, до сих пор жалею, что дали мы ему свое родительское благословение жениться на Катерине. Она и в девках смурная была, сверстниц сторонилась, все дома сидела с бабкой своей. Да и сейчас такая же. Молчит целыми днями, слова не вытянешь, худо Лешке с ней!
        -Ну, Аннушка, и Ольге с муженьком таким тоже жизнь не мед. Да и какая бы еще девка пошла за него? Два сына у нас и такие разные. Глеб - опора, Лешка не пойми что. Но все мы рабы Божьи. Видно, так Господу угодно. Пущай живут, детей рожают. Избу им поставили, землю выделили, теперь сами по себе. А я, Аннушка, Федора, внучонка-то нашего, так и не видал.
        -Увидишь. Ты только, Ефремушка, о смерти не думай.
        Дед вздохнул и заявил:
        -Тут, Аннушка, думай или нет, а коль срок пришел, то ничего не сделаешь. Такова воля Божья. Помру, похоронишь меня рядом с отцом и матушкой. Придет время, пусть и тебя Глеб рядом положит. Чтобы и на том свете мы с тобой вместе были. Глеб должен Лешке помогать, брат все же, не чужак. Зойка за кузнецом Михаилом крепко живет, вот и хорошо. Сама же не горюй. Тебе и детям нашим жить надобно.
        -Ох, Ефрем, и что ж ты мне душу рвешь?
        -Прости. Я бы…
        Ефрем не договорил. В избу вошел доктор Пал Палыч, хорошо известный и в Сарде, и в Ютеше. От него ощутимо несло перегаром, но глаза чистые, сосредоточенные.
        -Мир вашему дому, - сказал он, перекрестился на образа и спросил: - Так кто тут у нас помирать собрался? Дед Ефрем? Не рановато ли? А ну-ка помогите ему сесть да рубаху приподнимите.
        Глеб и мать приподняли ослабевшего Ефрема, закатали рубаху.
        Доктор выложил на стол инструменты, послушал старику грудь, спину, кивнул и поинтересовался:
        -Давно, дед Ефрем, хвораешь?
        -Так третий день, доктор, - ответила Анна за мужа.
        -А когда только занемог, почему за мной не послали?
        -Думали, отлежится на печи Ефрем, настоя из трав попьет и поднимется, как бывало не раз.
        -Они думали!..
        -Так что скажешь, Пал Палыч?
        -Что сказать, Анна? Ефрему не доктора и знахари нужны, а священник.
        -Ой! - вскрикнула Анна и приложила ко рту ладонь. - Что ж это такое? Значит…
        Но доктор прервал бабку:
        -Значит, что воспаление легких у мужа твоего. Болезнь запущена настолько, что не только я, но и врачи в уездной больнице не помогут. Давно дед кашлять начал?
        -Да он особо и не страдал этим. Так, покашливал чуток где-то с Пасхи.
        -Вот тогда звать докторов надо было. А сейчас, вы уж простите, ничем помочь не могу.
        -Может, лекарства какого?..
        -Зовите священника, - заявил доктор, собрал нехитрый инструмент, вновь перекрестился и вышел из избы.
        Вскоре Глеб привел из Сард отца Димитрия, настоятеля тамошнего храма, увлек мать в сени. Там плакала Зоя, рядом стоял ее муж, богатырь кузнец Михаил.
        Зоя бросилась к матери:
        -Что ж такое творится-то? Помирает тятя?
        -Да, дочка, видать, пришла смертушка за нашим отцом.
        Кузнец приобнял жену, отвел от Анны.
        -Ты, Зоя, не кричи, еще успеешь. Поди лучше с Машей и мамкой на улицу.
        -Да как же я выйду? Мне тятьку живым увидеть надо. Господи, беда-то какая.
        Глеб тронул кузнеца за руку.
        -Оставь их, Михайло.
        Свояк отпустил жену, присел на лавку.
        Через какое-то время в сени вышел священник и сказал:
        -Больной исповедался, причастился. Теперь остается уповать на Бога. Молитесь, братья и сестры.
        Глеб обратился к священнику и доктору, который дожидался, когда кто-нибудь отвезет его домой:
        -Сейчас сосед подойдет, он вас доставит в Сарду.
        -Я пока тут останусь, - заявил отец Димитрий.
        Пал Палыч пожал плечами:
        -Тогда и я останусь. Нечего зря гонять лошадь. А коли в Сарде что случится, так за мной оттуда приедут. Покуда пройдусь по дворам, людей, особенно детишек посмотрю. Сейчас время простудное, может, кому помощь нужна.
        -Как пожелаете. Лошадь с телегой во дворе.
        Семья Рыбановых зашла в избу.
        Дед Ефрем лежал на скамье с просветлевшим лицом.
        -Как исповедался, Аннушка, легче стало. Словно груз с себя сбросил, - проговорил он, посмотрел на сыновей, дочь, сноху и спросил: - А что я, Лешка, твоей жены не вижу?
        Младший сын помялся и ответил:
        -Так она с ребеночком. Капризничает Федька.
        -Ступай за ней. Да пусть Катька твоя внука принесет. Хоть пред смертью посмотрю на него. А то нехорошо так-то. Мы ж одна семья.
        -Ага, батюшка, я сейчас! - Алексей побежал на край деревни и вскоре вернулся с женой и сыном. Он вошел в избу следом за бледной Катериной, державшей на руках сына.
        -Вот, батюшка, Федя, внучок твой младшенький, названный в честь прадеда Катерины.
        И тут произошло то, что привело всех в ужас.
        Увидев распеленутого ребенка, Ефрем задрожал, приподнялся на лавке и закричал сквозь хрип, прорвавшийся из груди:
        -Господи, спаси и сохрани!.. Беда-то какая.
        -Что с тобой, Ефремушка? - Анна кинулась к мужу.
        Екатерина испугалась, закрыла сына пеленкой и одеяльцем, прижала его к груди и отошла в угол. А дед Ефрем словно не видел никого, кроме внука.
        Он протянул к нему дрожащую руку.
        -Вижу печать великого греха на челе младенца. Кровь на нем. Чрез него весь род наш вымрет и будет проклят во веки веков.
        Екатерина с ребенком метнулась к двери, выскочила на улицу и побежала к своей избе.
        Дед Ефрем без сил упал на скамью и прошептал:
        -Беда. Кровь. Грех.
        Глеб пришел в себя и позвал священника.
        -Оставьте нас! - велел тот.
        Родня, буквально сраженная неожиданным и странным пророчеством умирающего, вывалилась в сени.
        -Не позвать ли доктора? - спросила Ольга Грудова. - Он где-то недалече.
        -Не надо, - отмахнулся Глеб, который был мрачнее тучи.
        Леша, чувствовавший себя виноватым, прошмыгнул на крыльцо.
        Вскоре священник вышел в сени и объявил:
        -Преставился раб Божий Ефрем.
        Бабка Анна рванулась в горницу. За ней вошли Зоя, Глеб, Мария, Ольга и кузнец Михаил.
        Анна билась над телом мужа.
        -Делом, матушка, заняться надо, - проговорила Зоя.
        -Не могу, доченька.
        Зоя усадила мать на скамью, присела рядом с ней.
        Мария же велела мужу нагреть воды, приготовить новую одежду да спустить с чердака гроб, который загодя сделал себе сам дед Ефрем.
        Покойника обмыли, обрядили в чистую, ни разу не надеванную одежду. Тело поместили в гроб, головой к красному углу, где находились иконы, руки свели на груди, вложили в правую белый платочек. Тело накрыли светлым холстом-саваном.
        Священник начал читать панихиду:
        -Блаженен Бог наш всегда, ныне и присно, и во веки веков…
        Закончив свое дело, отец Димитрий перекрестился, вышел на крыльцо, увидел Алексея и спросил:
        -А ты что здесь, а не со всеми?
        Младший сын покойного схватил священника за руку.
        -Тебе, отче, известно то, что не ведомо нам, простым и грешным мирянам. Скажи, почему такие страшные слова говорил батюшка, когда увидел моего сына?
        -Это, Алексей, знает только Господь Бог.
        -Пророчество его может сбыться?
        -На это ответа у меня тоже нет. Знаю только, что человеку пред смертью открывается то, чего другие видеть не в силах.
        -А жена моя Катерина?.. Может, она грешна, а не сын-младенец?
        -Алексей, ступай-ка ты к родне. Но прежде скажи, о каком соседе говорил Глеб? Кто довезет нас с доктором до Сарды?
        -Так зачем сосед, батюшка? Я сам доктора найду и отвезу вас.
        -Тебе, Лешка, надо быть с покойным отцом да родней.
        -Не могу, отче, не поверишь, боюсь.
        -Чего боишься, Алексей? В дом родительский зайти?
        -Да. Никогда такого не было, а сейчас словно сила какая держит.
        Священник внимательно посмотрел на Рыбанова и осведомился:
        -Давно ли в церкви был?
        -Недели две уже не выходил из деревни.
        -Дома молишься?
        -Каюсь, не всегда. Забот много.
        -Оттого и смятение в душе твоей, что от Бога отвернулся. А жена твоя молится?
        -Катька? Она… да так же, как и я.
        -А не лжешь?
        -Нет.
        -Совет у меня тебе такой. В воскресенье приезжай в Сарду вместе с семейством, заходи в храм. Там поговорим.
        -А сглаза дурного на мне быть не может?
        -Это от беса, Алексей. Ты же человек православный, крещеный. Проси у Бога милости, и не обделит Он тебя ею! А с тобой и семью твою. А пошлет Господь испытания, терпи, превозмогай себя. Тогда очистится душа твоя, и будет в ней радость.
        -Так я найду доктора да отвезу вас.
        -Ладно.
        Алексей побежал к ближайшей избе.
        Священник перекрестил его и сказал:
        -Да поможет тебе Господь, заблудшая душа.
        Младший Рыбанов нашел доктора, отвез его и священника в Сарду. Вернулся за полночь, распряг лошадь, дал ей воды и овса, прошел на крыльцо.
        Из избы вышел старший брат.
        -Ты где был, Лешка? Отец в гробу лежит, а ты все от своей Катерины оторваться не можешь?
        -Нет, брат, я свез отца Димитрия и доктора в соседнее село.
        -Я же соседа просил сделать это.
        -Пришлось мне.
        -Сам поди вызвался?
        На этот раз Алексей не сдержался:
        -Да что ты на меня волком-то смотришь? Не тебе одному тошно. Может, сына моего винишь в смерти батюшки? Мальца неразумного?
        -Малец ни при чем. А вот жена твоя…
        -Что жена? Ну, говори! Ведьма? Безбожница? Или завидуешь?
        -Ты думаешь, что мелешь?
        -Я-то думаю, да и тебе поразмыслить тоже не мешает. Затравили Катьку, из избы не выходит. Будто чужая для всех.
        -Никто ее не травит. И не чужая она нам. Только вот мы ей не нужны. Это она нас за чужих держит. Слыхал последние слова отца?
        -И что?
        -А то! Как жить-то теперь?
        Из сеней вышла жена Глеба и заявила:
        -Что как псы лаетесь? Братья родные, а на всю деревню горланите, когда в доме тело отца лежит. Совесть поимели бы. - Она повернулась к Алексею: - А ты, Леша, если в избу заходить не желаешь, ступай к себе, от греха подальше. Нам теперь чрез твою Катьку житья не будет. Молва о пророчестве отца быстро по деревням разлетится, до уезда дойдет.
        -Далась вам Катька! Мне что, из дома ее гнать?
        -Уйди, Лешка! - угрожающе проговорил Глеб.
        Алексей понял, что брат сгоряча может и ударить. Он молча сошел по ступеням крыльца на землю и двинулся к своему дому, терзаемый темными мыслями.
        Войдя в избу, муж увидел жену, качавшую в зыбке ребенка. На лавке узел, явно с тряпьем, рядом платок.
        Алексей указал на вещи и спросил:
        -Это что?
        -А то, - неожиданно огрызнулась Катерина. - Одежка наша, моя и сына. Ухожу. Нет больше сил жить с тобой и родней твоей полоумной.
        -Чего? - взревел Алексей. - Ты рехнулась?
        -С вами не только рехнешься, а напрочь умом тронешься. В ком отец твой беду и грех увидел? В ангелочке, только появившемся на свет Божий? У него пред смертью разум помутился, вот и нес невесть что. А родня и ты с ней рты пораскинули. Как же, ведь погубит дитятко мое малое вашу семейку. Все! Терпела, сколько сил хватало, больше не могу. Уйду в город.
        -Ты чего городишь, стерва?
        В младшем Рыбанове вспыхнула ярость, долго копившаяся в этом трусливом и жалком мужичке. Она вырвалась наружу. Ей не было больше места внутри Алексея. Так нередко случается с теми людьми, которые лебезят перед сильными, а в отместку издеваются над слабыми.
        Но и Екатерина не поддалась, не испугалась.
        -Я стерва? Что ты на мне женился-то? Хотя тебя и не спросили. Ефрем и Анна все сами решили с бабкой моей. Сирота им приглянулась. Отчего же нет? Сойдет за рабочую скотину, забаву для глупого сынка. Облагодетельствовали, в семью свою взяли. А ты хоть раз спрашивал, мил мне или нет? Счастлива я с тобой? Не интересовался. Потому как наплевать тебе на это. Привел бабу, она и у печи, и в хлеву, и в поле. Сам-то ни на что не годный. Ограду исправить не можешь. Чего ж о бабьем счастье говорить? Ты ведь только о себе всегда и думал. Навалишься, сопишь, слюну пускаешь. Дело свое сделаешь и на боковую. А то, что жена мучается, это ничего, раз она скотина. Да и родня твоя со свадьбы на меня косится. Будто прокаженная я какая, виноватая в чем-то. С чего вдруг сегодня твой отец заорал на младенца? Привиделась ему печать какая-то. А как после на меня с дитем брат и сват твой смотрели! С угрозой и звериной злобой. Я видела. Они сына моего изведут и глазом не моргнут. С ним и меня. А тебе новую жену подыщут, и пойдешь ты за ними как телок необлизанный. Не мужик ты, Лешка, а тряпка. А я не дам сгубить ребенка.
Поутру уйду. Живи как знаешь.
        Алексея трясло, глаза налились кровью, ладони сжались в кулаки, да так, что из-под ногтей кровь выступила.
        -Уйдешь, тварь? Опозоришь меня на всю деревню? Не мужик, тряпка, да? Ну, сволочь, сейчас ты узнаешь, кто тут хозяин.
        Алексей подскочил к жене и ударом кулака отбросил ее к полатям. Завесь сорвалась и накрыла молодую женщину. Зыбка едва не перевернулась, ребенок заплакал. Рыбанов потерял голову, схватил Екатерину за волосы и вытащил к печи.
        -Ты у меня, скотина, далеко уйдешь!
        Он бил жену без разбору, сначала кулаками, потом ногами. В голову, в грудь, в живот, в спину. Екатерина пыталась уклоняться от ударов мужа, но силы оставляли ее. Почуяв кровь, Алексей совсем сбесился. Он устал бить жену руками и ногами, сорвал со стены кнут и начал полосовать жену. Рубаха на ней разлетелась в клочья. Он сорвал ее и принялся охаживать кнутом голое тело, быстро превращавшееся в кровавое месиво.
        Наконец-то Лешка споткнулся об опрокинутую скамью, выронил кнут и остановился. Сын в зыбке кричал, окровавленная Екатерина безжизненно лежала на полу. Сильная боль ударила Алексею по вискам. Он обхватил голову, качаясь, прошел в бабий кут - место хозяйки у печи, - вылил на себя ведро студеной воды и очухался. Ярость ушла. Ее место занял страх. Как бы не пришлось отвечать за содеянное.
        Алексей подошел к жене, пнул ее ногой.
        -Катька, вставай! Больше бить не буду.
        Но Екатерина не подавала признаков жизни.
        -Померла, что ли? - Алексей побледнел, нагнулся к жене, повернул к себе ее избитое лицо.
        Екатерина дышала, пусть и слабо.
        -Жива, слава богу. Да только надолго ли?
        Ребенок исходил истошным криком. Алексей подошел к зыбке, покачал ее. Сын прекратил плакать и вдруг засмеялся так, будто кто-то щекотал его.
        Рыбанов отпрянул от ребенка и подумал:
        «Господи, что это? Воистину ненормальный. Да за какие грехи мне все это? Еще Катька помрет, не дай-то бог. Тогда староста Кирьян быстро мужиков соберет, отвезет меня в уезд и сдаст полиции. На то он и староста, чтобы за порядком на деревне следить, а не только на сходах выступать. - Он присел перед женой, тронул ее руку и услышал, как Екатерина застонала. - Жива. Но помереть может. Нужна помощь. Господи, и чего я сорвался? - Страх переполнял Алексея, заставлял его думать о себе. Убийство жены - это тяжкое преступление. За него можно и на каторге сгнить. - Надо звать кого-нибудь на помощь. В дом родительский ходу нет, доктора сам в Сарду отвез. Погоди, а жена Грудова? Она из отцовского дома ушла, сейчас должна быть у себя. Ольга же знахарка, лечить умеет. Избитых тоже поднимала, когда мужики на кулачные бои деревня на деревню выходили. Да еще каких переломанных! Вот к ней и надо идти. Чего-то младенец притих. Чудной он какой-то. - Алексей подошел к зыбке и увидел, что Федор, его сын, тихо спал. - То орет до синевы, то смеется, как дурной, а теперь спит, посапывая. Ну и хорошо».
        Рыбанов в окровавленной мокрой рубахе, портах да лаптях быстро пошел шагом по улице. В деревне не спали только цепные псы, сопровождавшие его своим лаем. Он дошагал до двора Грудовых, отворил калитку, прошел к избе, тихо постучал в оконце.
        Вскоре бородатое лицо Грудова высунулось в темноту двора.
        -Кто тут?
        -Никола! - не повышая голоса, проговорил Алексей. - Это я, Лешка Рыбанов.
        -Чего тебе? Какая нелегкая принесла в ночи?
        -Жена твоя дома?
        -Ольга? - удивился Грудов. - А где же ей быть-то?
        -Ну, может, у нас. У отца.
        -Ты сам-то чего блудишь по деревне?
        -Выйди, Никола, разговор есть.
        -Сейчас. Погоди на крыльце.
        Рыбанов прошел на крыльцо. А с полатей у печи подала голос проснувшаяся жена Грудова:
        -Чего там, Никола? - подала голос с полатей Ольга.
        -Лешка Рыбанов приперся, а чего, пока не знаю. Говорит, разговор есть.
        -Неймется ему. При отце покойном надобно быть, а он по деревне шатается.
        -Про тебя Лешка спрашивал.
        -А чего?
        -Тут ты или в доме покойника?
        -Он пьяный, что ли?
        -Не похоже. Лешка вроде никогда не пил ничего, кроме кваса да воды.
        -Ты долго-то с ним не болтай!
        -Ладно, спи.
        Грудов оделся и вышел на крыльцо.
        Рыбанов-младший вскочил со ступенек.
        -Ты извиняй, Никола, что ночью.
        -Пустое. О чем говорить хотел?
        -Тут…
        -Погоди, - перебил его Грудов. - А чем это у тебя рубаха запачкана? В канаве, что ли, валялся? Да вроде перегаром от тебя не прет.
        -Кровь это, Никола.
        -Тебя побили?..
        -Нет, не перебивай. Тут такое дело. Жену я избил. До полусмерти, а может, и померла уже.
        -Ты бабу свою избил? - удивился Грудов. - Чудно.
        -Чего чудного-то?
        -Ты, сколько помню, никогда не дрался.
        -А теперь не сдержался. Тебе Ольга не рассказывала, что в доме отца произошло, когда Катерина сына туда принесла?
        -Как же, рассказывала. И чего?..
        -Так вот я домой вернулся, а она вещи собрала. Хотела утром в город податься.
        -Как так?
        -Вот так! Много чего наговорила. На меня словно нашло что-то. Вдарил раз, а потом и не помню, как бил. Да еще кнутом добавил. Ты Ольге скажи, что ее помощь требуется. Катька-то без сознания лежит.
        -А не прибил ты ее вконец?
        -Уходил, дышала.
        -Ну, Лешка, кто другой сказал, я бы не поверил.
        -Ты Ольге вели, чтобы посмотрела Катьку да помогла чем-нибудь.
        -Стой тут.
        -Я отблагодарю, Никола.
        -Жди, сказал. С благодарностью разберемся как-нибудь.
        Грудов вернулся в избу.
        -Ну и что там? - спросила жена.
        -Лешка Катьку сильно побил, боится, помрет. Просит, чтобы ты посмотрела ее.
        -Лешка?..
        -Сам удивился. Надо идти, Оля.
        -Господи, и что за день сегодня такой?
        -Ты поспешила бы, а то, может, Катька и на самом деле помирает.
        -Ступай во двор, я выйду. Возьми из сундука холщовую сумку, там снадобья всякие.
        -Угу. - Грудов забрал сумку и вышел на крыльцо.
        -Что Ольга? - спросил Алексей.
        -Сейчас выйдет.
        -Трясет всего.
        -Выпить тебе надо.
        -Надо, да не пью я. Не лезет ни водка, ни вино. От одного запаха тошнит.
        -И что ты за мужик, Лешка? Все у тебя не как у людей.
        -Какой уж есть.
        -В том-то и дело, что никакой. Ты извиняй, конечно, обидеть не хотел.
        Рыбанов вздохнул:
        -На правду, Никола, не обижаются. Слабак я. Оттого и не живу, а маюсь.
        -Слабый, а бабу, видать, покалечил не на шутку. Последнее это дело, Лешка, их обижать. Ты с мужиками дерись, а бабу избить - дело не хитрое, но паскудное.
        К мужикам вышла Ольга.
        -Пошли, - сказала она и первой двинулась на улицу.
        Грудов и Рыбанов зашагали следом за ней.
        Увидев Екатерину, окровавленную и распластанную на полу, Ольга воскликнула:
        -Что ж ты наделал, Лешка? Над зверем диким так не изгаляются, а тут человек!
        Рыбанов шмыгнул носом.
        -Так вышло, разум замутился.
        -Разум? А есть ли он у тебя? Ладно, Катька дышит. Давай, Лешка, подмоги мне перенести ее на полати, поставь воды нагреться да свету больше сделай. Свечи в доме есть?
        -Найдем.
        -Помогай!
        Алексей и Ольга перенесли обмякшее тело Екатерины на полати.
        -Так я за водой? - спросил Лешка.
        -А что, в избе и воды нет?
        -На себя вылил.
        -Так давай быстрее.
        -Угу, я быстро, колодец недалече.
        -Да беги уж!
        -А мне чего делать? - спросил Николай.
        -Разложи на столе снадобья из сумки. Я потом определюсь, что потребуется, а покуда посмотрю Катьку. Это ж надо так избить бабу! И откуда у Лешки столько силы взялось?
        -В горячке и коня на скаку остановишь. В Сарде, когда изба загорелась, старик немощный целую стену удержал, пока семья из огня не выскочила. А после одно бревно приподнять не смог.
        -Хватит болтать. Делом занимайся.
        Ольга начала внимательно осматривать и ощупывать тело Екатерины. Послышались стоны избитой женщины.
        Вскоре Ольга выпрямилась, потянулась и сказала:
        -Ну, кажись, кости целы. Два зуба вылетели, но это мелочь. Голова не пробита.
        -А шкура быстро заживет, - сказал от стола Николай.
        -Так, Никола, дай-ка мне темный пузырек, что слева с краю стоит.
        -Этот? - Николай поднял пузырек.
        -Да, его.
        -Держи.
        Ольга высыпала на ладонь какой-то порошок, взяла щепотку и поднесла пальцы к ноздрям женщины, находящейся без сознания.
        Та дернулась, чихнула, открыла глаза и слабым голосом спросила:
        -Ольга?..
        -Я, Катерина.
        -А что с дитятком моим? Жив ли он?
        -Жив, успокойся, в зыбке спит.
        -Перепеленать бы его надо.
        -Заплачет, перепеленаю. Что болит-то?
        -Ты откуда взялась? - вопросом на вопрос ответила Екатерина.
        -Да муженек твой среди ночи поднял.
        -Изверг.
        -Ладно, что было, то прошло.
        -Сильно он меня изуродовал?
        -Я же спросила, что болит.
        -Ничего, тела не чувствую, будто нет его.
        -Это исправим. Главное, что кости и голова целы. А вот и муженек твой. Он за водой бегал.
        -Видеть его не могу.
        -Пройдет. Нам, бабам, не привыкать.
        Алексей налил в чугунок воды из деревянного ведра, поставил в печь, где еще тлели угли, вышел из кута, встал у занавеси и сказал:
        -Нагреется быстро.
        -Мне нужно чистое тряпье, чтобы на лоскуты порвать.
        -Гляну в сундук. Катька лучше знает, где что лежит.
        -Там сверток холста, - проговорила женщина.
        -Слыхал?
        -Слыхал, а как резать-то?
        -Лоскуты должны быть примерно с ладонь, не шире.
        Лешка занялся нарезкой своеобразных бинтов.
        -Николай, глянь воду, - сказала Ольга.
        -Сейчас. Теплая, рука терпит.
        -Давай сюда.
        Николай поднес чугунок. Алексей подал первые лоскуты.
        Ольга обтерла тело Екатерины, смыла кровь и взялась за рваные раны. Она осторожно покрывала их мазью, тут же делала перевязку. Спустя час знахарка поднялась со скамьи. Екатерина представляла собой мумию, обмотанную лоскутами ткани.
        Глаза, полные боли, смотрели на знахарку, разбитые губы шептали:
        -Дитя посмотри, Оля. Что-то долго молчит.
        -Спит крепко, вот и молчит. Все, что надо, я сделала. Теперь тебе, Катька, нужно спокойно отлежаться. Через два дня сниму повязки, поглядим, как раны.
        -Не уходи, Оля, - попросила Екатерина.
        -У меня, Катя, свои детишки дома одни. Проснутся, увидят, что нет родителей, испугаются.
        -Тогда пусть хоть Никола останется.
        -Ты, Катька, не бойся, - сказал тот. - Лешка тебя теперь пальцем не тронет. Напротив, ухаживать будет.
        -Не нужны мне его ухаживания. Ненавижу!..
        -Перестань. Всяко в жизни случается. А мы пойдем. Не бойся. Выздоравливай.
        Николай повернулся к Рыбанову и сказал:
        -Проводи до улицы.
        -Да-да, конечно. Мне и самому еще поговорить с вами надо.
        -Поговорим.
        Грудовы и Алексей вышли на улицу.
        Рыбанов схватил Николая за руку.
        -Никола, Ольга, прошу, никому не говорите о случившемся. А то прознает староста Кирьян, в момент доложится уездному полицейскому исправнику и становые приставы заберут меня.
        -Испугался? - Ольга брезгливо посмотрела на тщедушного мужичонку. - А когда жену забивал, не боялся?
        -Да сколько говорить, затмение какое-то нашло. Не понимал, что творю.
        -Ладно, - сказал Николай. - Мы никому о твоих делах не скажем. Но и ты гляди, Лешка! Коли еще раз без вины тронешь бабу, не обижайся. Сам Кирьяну доложу. Понял?
        -Понял, спасибо.
        -И найди, что родне сказать.
        -Насчет чего?
        -Насчет того, почему на похоронах деда Ефрема жены твоей не будет. Или поведешь ее избитой?
        -Придумаю чего-нибудь.
        -Думай. За дитем да за Катькой смотри.
        -Станет вдруг плохо, зови немедля, - заявила Ольга.
        -А что, ей может хуже стать?
        -Не должно, но кто знает.
        -Спасибо вам. Коли помощь какая потребуется, я завсегда…
        Николай усмехнулся:
        -Ты изгородь свою поправь, помощник.
        -Сделаю, Никола, вот те крест.
        -Ты креститься-то не спеши. Грех отмаливай.
        -Отмолю.
        -Все, Лешка, пошли мы. - Грудовы отправились домой.
        Алексей вернулся в избу, набрался храбрости, подошел к жене.
        -Ты, Катерина, прости меня. Не хотел.
        -Бог простит.
        -Клянусь, больше пальцем не трону. Лелеять буду. Только и ты обидных слов не говори, ладно?
        -Уйди!
        -Видеть не хочешь?
        -Не хочу. За сыном смотри.
        Рыбанов вздохнул:
        -Я и не знаю, как пеленать ребенка.
        -Я скажу, как надо.
        -Ага. Ладно. Я тут у зыбки на лавке тулуп положу и прилягу. Станет худо, скажи. Хотя Ольга обещала, что ты должна на поправку пойти.
        -Ты пред тем как ложиться, соломы чистой принеси да набросай по полу. Пусть кровь впитает, а то, не дай бог, зайдет кто из твоих родственников или соседей.
        -Сейчас, Катя, сделаю.
        Екатерина отвернулась к стене. Онемение постепенно проходило. Она уже чувствовала ноги, руки, часть лица. Раны, обмазанные мазями, болели не так чтобы сильно, терпимо. А вот в голове словно кто-то изнутри молотком бил.
        Екатерина терпела. За свою недолгую, но трудную жизнь она научилась терпеть боль и унижения. Однако женщина не умела прощать. Ненависть к мужу помогала ей переносить страдания. Она незаметно для себя забылась. Подействовала снотворная настойка, данная ей Ольгой.
        Алексей навел в избе порядок, стараясь не шуметь, не разбудить жену и сына. Он бросил на лавку тулуп и лег на него, когда за оконцем уже забрезжил рассвет.
        А потом на округу обрушился дождь. Сначала сильный, ливневый, от которого единственная улица деревни покрылась лужами. Затем он поутих, но не прекратился, стал мелким, по-осеннему нудным.
        Поутру не выспавшийся как следует Николай Грудов пошел к своему товарищу Колбину. Дождь смешал все их планы. Работы пришлось отложить.
        Николай застал Илью на крыльце.
        -Здорово!
        -И тебе здравствовать, Никола!
        -Денек-то сегодня какой, а? И не сказать, что весна.
        -Пущай землю польет.
        -А ты чего в Сарду лошадь не повел?
        -К кому, Никола? Кузнец-то здесь, в Ютеше?!
        -Я и забыл, что он муж дочери покойного Ефрема. Они теперь к похоронам готовятся.
        -Да.
        -А скажи, Никола, чего это вы с женой да Лешкой Рыбановым ночью по деревне шастали?
        -Откуда знаешь?
        -По нужде выходил и видел, как вы гурьбой к избе Лешки подались. Или случилось что?
        -Да так, пустяки.
        -Нет, Никола, так просто да еще ночью Лешка к вам не прибежал бы.
        -Чего допытываешься?
        -Интересно после того, что старик перед смертью напророчил.
        -И о том слыхал?
        -Об этом вся деревня с утра говорит. А хочешь угадаю, почему вы с Ольгой к Лешке ночью ходили?
        Николай посмотрел на Илью:
        -И зачем же?
        -Не иначе Катерина над собой и дитем чего-нибудь сделала. Она может.
        -Не угадал.
        -Ну и ладно. Все одно скоро и о ваших ночных похождениях вся деревня узнает. У нас тут ничего не утаишь.
        -Плохо!..
        -Ты чего скрываешь?
        -Сказал же, ничего.
        -Почему же тогда плохо, что о вас деревня узнает, коли ничего такого не произошло?
        -Вот репей, прицепился.
        Илья наклонился к товарищу:
        -Ты, Никола, если что серьезное, то лучше сейчас мне расскажи. А то ведь дойдет до Кирьяна Белого, тогда неприятностей не оберешься. А староста как-никак свояк мне. Покуда деревня не загудела как улей, я с ним сговориться могу.
        Николай задумался. Верно говорил Илья, в деревне ничего от людей не утаишь. Бабы обязательно пронюхают про дела Лешки. Тогда точно бучу не остановить.
        Он повернулся к Илье и заявил:
        -Обещай, что поможешь с Кирьяном, если правду скажу.
        -В этом не сомневайся. Так что случилось-то?
        -Поколотил Лешка Катьку свою сильно. Чуть не убил.
        -Да ты что? - удивился Колбин. - Вот от кого я не ожидал. Видать, из-за пророчества Ефрема?
        -Уйти она от него хотела. Пред тем высказала все, что о нем думает. Вот у Лешки разум и помутился. Насмерть бил.
        -Вот тебе и тихоня, вот и тюфяк. А Катька тоже хороша. Разве можно так с мужиком, каким бы никудышным он ни был? Хотя она и не на такое способна.
        -Почему?
        -А ты разве не слышал, что мать ее колдуньей, ведьмой в родной деревне считали?
        -Слыхал, но не верил. Мало ли чего бабы наплетут. Они на язык остры.
        -Может, так, может, нет. В Демидовке, откуда родом Екатерина, живет Анюта, двоюродная сестра наших с тобой баб. Прошлой осенью, если помнишь, погостить приезжала.
        -И чего?
        Илья поудобней устроился на лавке и продолжил:
        -А то, что рассказывала про родню Екатерины. Говорила, что семья ее жила на отшибе. Сами по себе. Самойла, отец Катькин, в городе на заработках больше промышлял. Девку воспитывали мать Рада и бабка Пелагея по прозвищу Блоха.
        -А чего Блоха? - спросил Николай.
        -Фамилия их Блохины. Так вот Пелагея тайно из уезда баб брюхатых принимала да избавляла от плода. А Рада порчу на людей наводила. Однажды, сказывала Анюта, на двор их пьяный мужик из деревни зашел. У него жена померла, вот, видать, и решил он в отсутствие Самойлы к Раде подвалить. Выпил для храбрости. Погнала его Рада. А через день мужик ни с того ни с сего помер. Лег спать и не встал. Как шел к бабе замужней, многие видели, и как погнала она его, тоже. Старухи тут же приговорили, что Рада в смерти мужика виновата, мол, колдовством в отместку за обиду его извела.
        Николай почесал затылок и спросил:
        -Ты сам-то в это веришь?
        -А с чего тогда здоровый мужик помер? После того как Рада эта его прогнала.
        -Да мало ли от чего. Может, удар его во сне хватил?
        -Может, и хватил, но послушай, что дальше было. Наверное, от блудниц, которые к Пелагее приезжали, Рада прознала, что Самойла ее в городе с другой бабой живет, и поехала к нему. Застала муженька с бабой, нет ли, неизвестно, только вскорости в деревню гроб с телом Самойлы привезли. Мужики, которые его доставили, сказывали, что на сплаве придавило Самойлу бревном.
        -Мало ли сплавщиков давит?
        -Немало. Но тогда на сплаве и работы-то толком не имелось. Всего два или три плота связать надо было. Уже сделали, как Самойла вдруг туда полез. А бревна-то возьми и разойдись. Ничего особенного, провалился, такое бывает, выплыть-то нетрудно. Да тут бревно одно ни с того ни с сего поднялось да по башке Самойлу и взгрело. Скажешь, случайность?
        -Не похоже. Дальше-то чего было?
        -Похоронила Рада мужика своего, потом за травой какой-то на болото пошла, да там и потонула. Никто этого не видел. Но не вернулась баба домой. Так Катька осиротела, до помолвки с бабкой Пелагеей жила, была такой же нелюдимой, как мать и бабка. Девки гулянки, игрища устраивали, а она дома сидела. Видать, бабке своей помогала в греховном промысле.
        -А как ее Рыбановы-то нашли? Сколько нормальных девок у нас, в Сарде, в той же Демидовке, я уж про Перово не говорю, а выбрали Алексею Катьку!
        -Вот тоже, видать, судьба. Случайно все вышло. Ефрем с Анной ездили на ярмарку, возвращались через Демидовку, за деревней колесо у телеги сорвало. А рядом подворье Блохи. Ефрем зашел к Пелагее, думал мужиков на помощь позвать, а увидел бабку да Катьку. Она и помогла им кобылу подержать. А потом, сам знаешь, сваты, помолвка, свадьба ну и все такое. Увезли Катьку сюда. А почему Ефрем решил женить младшего сына на сироте, да еще из такой семьи, уже никто не скажет.
        -Да тут и говорить нечего. Расчет простой. Сирота и есть сирота. Как раз для Алексея. Он малый слабый, сам ничего, считай, делать не может, а Катька девка работящая. Если что, заступиться за нее некому.
        -Пелагея в год свадьбы померла.
        -А с избой их чего?
        -Не знаю. Я вот чего, Никола, думаю. Ефрем действительно увидел на сыне Лешки и Катьки что-то такое, чего другим не заметно.
        -Печать греха?
        -Не знаю, но что-то разглядел перед смертью.
        -Чего на младенце увидеть можно?
        -Нам не понять.
        -Это ладно. Помер Ефрем не оттого, что чего-то на младенце разглядел. Доктор говорил, запустил он болезнь. Дите здесь ни при чем. Так ты, Илья, обещал, если что, помочь с Кирьяном.
        -Обещал, исполню! Ты меня знаешь, слово держу. Я с ним сегодня же и поговорю.
        -Не рано?
        -Самое время. Поздно будет, когда в деревне буча поднимется. Катьку бабы особо не привечают, но и Лешку за мужика не считают. А вой поднимут только из-за того, чтобы другим мужикам неповадно было руки распускать. Сейчас не прежние времена. В тюрьму загреметь можно из-за бабы своей. На то в уезде и исправник с приставами, чтобы народ законы чтил и исполнял. Перед ними мужик и баба равны. Как и пред Богом. Все мы Его рабы. Так что если говорить с Кирьяном, то сегодня. Пусть знает да припугнет Лешку. Тот трусливый, испугается.
        -Видел бы ты, как он ночью трясся.
        -Говорю же, не мужик, а не пойми что.
        На крыльцо вышла Анастасия.
        -А вы чего тут сидите, в избу не заходите?
        -Да тут дышится легко.
        -Смотрю, дождь к дальнему лесу ушел.
        Мужики и не заметили за разговором, что он прекратился.
        -А ты далече собралась? - спросил жену Илья.
        -К Рыбановым, куда ж еще. Им лишние руки сейчас не помешают.
        -Может, мне с тобой пойти?
        -За детьми поглядывай. А будет нужда, позовут.
        -Ладно, иди. Только без надобности не задерживайся. В своей семье забот хватает.
        -Сама знаю. Воды натаскай. Соломы, чтоб просохла. Сегодня мыться будем.
        -Сделаю.
        Анастасия ушла.
        Из сеней показалась голова мальчишки.
        -Тятя, меня Санька обижает!
        -Скажи ему, уши оторву.
        -Угу. - Довольный мальчонка скрылся в сенях.
        Илья вздохнул:
        -Дети. Сколько с ними маеты, а иначе нельзя. Без них семьи нет.
        -Помощники.
        -Да уж. Еще вели бы себя смирно. А то так разбалуются, что голова кругом.
        Николай улыбнулся:
        -На то они и дети. У них сейчас самая счастливая пора. Мамка с батькой накормят, напоят, отогреют и защитят. Играйся вволю. Для них все в радость.
        -Подрастут, будет радость, когда пахать, сеять, жать, за скотиной смотреть надо. Свои детишки народятся. Да, не дай бог, война еще. Эх, верно говорят, жизнь прожить - не поле перейти!
        -Ладно, Илья, пойду я к себе. Дождь, слава богу, кончился, хозяйством займусь. Хлев почистить надо, дверь в амбар подправить.
        -В хозяйстве, оно так, без работы не останешься. Вечером заходи, будет время.
        -Зайду узнать, как Кирьян новость о делах Лешки воспринял.
        -Давай!
        Николай поднялся.
        -Дышится легко, хорошо. Пошел я. - Он вернулся к себе, отпустил Ольгу проведать Екатерину и занялся работой по хозяйству.
        Она вернулась быстро. Муж только закончил править дверь и присел на бревно.
        -И как Катька? - спросил Грудов.
        -Лучше. Лешка с утра все по дому делал, сына подносил кормить, в избе прибрался. Приходил брат, но Алексей успел занавески задернуть, и Глеб не видел Катерины.
        -А чего приходил-то?
        -Знамо чего. Лешка в доме отца должен быть. Надо и могилу копать, и двор приготовить. У Рыбановых везде порядок. Но похороны - дело хлопотное. В общем, увел Глеб Лешку. Катька меня просила позже подойти.
        -Зачем?
        -За дитем присмотреть. Встать-то она еще не может.
        -А Анастасия пошла в дом Рыбановых.
        -Я бы тоже пошла, да за Федькой смотреть надо. В доме Ефрема сейчас баб полно. К погребению, поминкам все подготовить надо. Похороны завтра.
        Николай кивнул:
        -То понятно. Третий день после смерти. Ты мне одежу чистую приготовь, рубаху новую. Да и себе тоже. Чтобы не хуже других были.
        -Приготовлю. Я сейчас отвар Катьке сделаю и пойду к ней.
        -Я овином займусь, а потом проведаю Колбина.
        -Вы как братья, не разлей вода.
        -Мы и есть братья, пусть и не по крови.
        -Ну и ладно.
        Под вечер Грудов вновь пришел к Колбину.
        Мужики устроились на завалинке, и Николай спросил:
        -К Кирьяну ходил?
        -Ходил.
        -Ну и чего он?
        -Ругался. Хоть и должна баба во всем подчиняться мужику, но калечить ее нельзя. То, мол, против закона. Кирьян сказал, что если бабы шума не поднимут, то и он промолчит. Ну а коли узнают в деревне о том, что Лешка натворил, то придется докладывать уездному исправнику.
        -Понятно.
        -Чего тебе понятно? Завтра похороны, потом работы в поле закончить надо, в огородах посадить картошку, огурцы. Так неделя и пройдет. Может, за это время Катька и поднимется. Тогда и повода у баб шума подымать не станет. Болела Катька, и все дела. А слухи, то пустое.
        -Ходила Ольга к Катьке, - сказал Николай. - Говорит, лучше ей стало. Завтра не получится, а послезавтра снимет повязки. Мазь заживит раны, а синяки за неделю сойдут. Да и что в них? Вдарил мужик бабу за дело. Эка невидаль. Конечно, Лешку осудят в деревне, да так, по-свойски. А потом не до того будет. Старики говорят, что, по приметам, следует ждать знойного лета без сильных дождей. Значит, на одном поливе в огороде спину сломаешь.
        -Ничего, не в первый раз.
        -Так-то оно так. Вместе выдюжим.
        Крестьянский быт того времени опирался на строгие устои общинного проживания. Верховенство коллективного интереса над личным являлось нормой крестьянской жизни. Селяне добровольно и бескорыстно помогали друг другу во всякой срочной и большой работе.
        Возглавлял общину выборный староста, самый уважаемый в поселении человек, как правило, зажиточный крестьянин. Главные вопросы общинной жизни решались на сходах. В них принимали участие все хозяева дворов, пользовавшиеся долей общинной земли. Сходы собирались по мере надобности. Решение по важным вопросам, таким, как передел земли, раскладка податей, исключение из общины, являлось правомерным при голосовании за него двух третей присутствующих. По второстепенным моментам достаточно было простого большинства.
        Русская крестьянская община была частью известной триады: «православие, самодержавие, народность». Православный народ любит царя, тот отвечает ему взаимностью и беспокоится о нем. Все почитают традиции. Народность понималась как необходимость соблюдения русских обычаев и отвержение иностранного, чуждого влияния.
        19 февраля (3 марта) 1861 года в Петербурге император Александр Второй подписал манифест «О Всемилостивейшем даровании крепостным людям прав состояния свободных сельских обывателей» и «Положение о крестьянах, выходящих из крепостной зависимости». В Москве, Петербурге и некоторых других городах манифест был обнародован 5 марта по старому стилю. В остальных местах это произошло в течение марта того же года.
        В целом реформы шестидесятых-семидесятых годов девятнадцатого столетия сохранили традиционное устройство сельской жизни. При этом они внесли в него немало нового, особо для бывших помещичьих крестьян. Общины постепенно преобразовались в сельские общества. Несколько таковых, составлявших единый церковный приход, объединялись в низшую административную единицу - волость.
        Общины продолжали существовать. Жизнь в селах и волостях была основана на полном крестьянском самоуправлении.
        Реформы воспринимались везде по-разному и воплощались в реальность непросто. Но они несомненно позитивно повлияли на жизнь всех сословий великой России.
        Так что уверенность Николая Грудова в том, что община переживет засуху, имела под собой полное основание. Гарантией тому являлись солидарность и взаимопомощь крестьян в трудные времена.
        Настал день похорон Ефрема Рыбанова.
        С утра в Ютешу пришел священник. Пока он отпевал усопшего, возле дома собрались все селяне. Ровно в полдень мужики вынесли гроб и поставили его у дома для прощания. Бабы заголосили. Затем похоронная процессия двинулась к кладбищу.
        Деревенский люд остался у входа. Далее проследовала только родня да мужики, несшие гроб. Они установили его возле могилы, чтобы близкие простились с покойным.
        Сыновья подвели к гробу Анну. Она едва держалась на ногах, поцеловала мужа. После нее это сделали сыновья Глеб и Алексей, дочь Зоя.
        Мужики опустили гроб в могилу. Анна и дети бросили на крышку горсти земли, за ними то же самое проделали родственники со словами. В яму полетели мелкие монеты. По народному поверью, деньги, положенные в гроб или брошенные в могилу, предназначались для оплаты перехода через огненную реку, ограждающую рай.
        Мужики засыпали могилу, соорудили над ней невысокий бугорок. Глеб угостил их. Затем помянули покойного и родственники. Они выпили за помин души, закусили, остатки пищи разбросали на могиле для птиц, в которых вселялись души умерших людей. У ворот кладбища Анна, Глеб, Алексей и Зоя раздали сельчанам пироги, детям - сладости.
        Похороны в России всегда завершались поминками. Вернувшись с кладбища, Глеб на правах старшего сына усопшего пригласил односельчан к столу, выставленному у дома. Он разместил за ним первый десяток приглашенных и сам помянул отца.
        Потом Глеб вынес из дома полотенце и повесил его на углу у окна. Оно должно было оставаться там в течение сорока дней. Полотенце предназначалось для души умершего Ефрема, которая, по поверьям, сорок дней ходит по своим местам, прилетает к дому и вытирается.
        Поминки шли своим ходом. Сельчане, почтившие память покойного, вставали из-за стола. Их места занимали другие люди.
        Глеб подошел к священнику, собравшемуся в Сарду.
        -Батюшка, погодите!
        Отец Димитрий повернулся к старшему сыну покойного.
        -Слушаю тебя, Глеб.
        -Известно, отче, что молитва облегчает участь грешной души за гробом, помогает ей избежать адских мучений.
        -Это так, Глеб. Потому молитесь.
        -Будем молиться и неуклонно соблюдать обряды. Никакого дела не начнется без молитвы.
        -Правильно. Ты, я вижу, желаешь заказать сорокоуст - обедню с поминанием усопшего в продолжение шести недель?
        -Да, отче.
        -Зайди в церковь. Имя твоего отца будет внесено в годовое поминовение.
        -Я так и сделаю, отче! Может быть, попросить кого отвезти вас домой?
        -Не стоит, Глеб! Погода, слава Господу нашему, хорошая, путь недолгий, дойду.
        -Благослови, отче.
        Отец Димитрий перекрестил Глеба и пошел по улице.
        -Ванька, поди сюда! - подозвал к себе старший Рыбанов соседского мальчишку.
        -Чего, дядя Глеб?
        -На тебе сахарку.
        -Спасибо.
        -И позови сюда брата моего, дядьку Алексея, ладно?
        -Ладно. А где он?
        -У поминального стола.
        -Угу, я быстро.
        Вскоре Алексей подошел к брату, весь какой-то испуганный, настороженный.
        -Звал, Глеб?
        -Звал. Ты вот что, брат. Сам в дом отца приходи, но Катьки твоей с дитем чтобы тут не было. Чужие они нам. Понял?
        Алексей посмотрел на Глеба и спросил:
        -А твоя семья, значит, матери нашей не чужая?
        -Смотрю, осмелел ты в речах.
        -А ты вдарь. Ну!.. Не в первый раз. Я же слабак, а ты сильный. У меня прав никаких. Они только у тебя.
        -Не нарывайся, Лешка!
        -И ты не нарывайся. А с кем мне в дом родительский ходить, одному или с семьей, решать не тебе.
        -Ну, гляди, я предупредил.
        -Да иди ты!..
        Алексей повернулся и пошел к своей избе.
        Вечером пришла Ольга, сняла повязки, осмотрела тело Екатерины и сказала:
        -Ну, слава богу, раны заживают. Давай-ка встань.
        Екатерина приподнялась, присела на край постели, резко выдохнула, встала и пошатнулась.
        Ольга удержала ее и спросила:
        -Что, голова кружится? Постой, привыкни. Все пройдет.
        -Да, проходит.
        -А ну-ка иди ко мне.
        Екатерина сделала шаг, второй, улыбнулась:
        -Хожу!
        -Конечно! А чего не ходить, коль ноги целы. Вот попьешь еще отвара, окрепнешь. Теперь тебе больше ходить надо. Молоко не пропало?
        -Нет. Недавно кормила Федьку.
        Ольга взглянула на Алексея и осведомилась:
        -Муж помогает?
        -Мне его помощи не надо. Сама как-нибудь управлюсь.
        -Это ты, Катька, из головы выкинь. Вы пред Богом муж и жена. Алексей покаялся, значит, ты должна простить его и жить дальше. Если не в любви, то хоть в согласии.
        Екатерина промолчала, присела на скамью и спросила:
        -Может, мне попариться в печи?
        В большинстве крестьянских семей сохранилась такая вот древняя традиция. Печь протапливали, выметали, стелили солому и залезали внутрь. Там стоял жар, и нагревалась вода.
        -Нет, рано, - ответила Ольга. - А то раны откроются. Обмойся, но в печь не лезь. И ходи побольше. - Знахарка строго взглянула на Алексея и добавила: - А ты, муж, помогай жене во всем.
        -Так я, конечно, подмогу.
        -Ну и ладно. Больше мне здесь делать нечего.
        -Как мне отблагодарить тебя, Ольга? - спросил Алексей.
        -Свои люди - сочтемся. Живите в мире.
        Ольга ушла, Екатерина взяла сына на руки, прижала к груди.
        -Никому тебя не отдам, милочек ты мой.
        Она покормила ребенка, передала его Алексею и сказала, чтобы он положил младенца в зыбку. Потом женщина легла на полати, а мужу указала на лавку.
        -Может, я с тобой, Катя? - спросил он с надеждой.
        -Забудь про то, - резко ответила Екатерина.
        Как это ни странно, но в деревне никто, кроме Грудовых, Ильи Колбина и старосты Кирьяна, так и не узнал о том, что Алексей Рыбанов зверски избил свою жену. Спустя неделю Екатерина уже занималась хозяйством. Муж работал в поле. Вдова Анна пыталась свести сыновей, но Глеб ни в какую не желал мириться. Впрочем, открытой вражды между ними не было.
        Крестьяне закончили полевые работы, взялись за огороды. Жизнь в Ютеше протекала спокойно, мирно.
        Так продолжалось до 17 мая, когда деревню облетела весть о том, что ночью тайно бежала из дома Екатерина, жена Алексея Рыбанова. Она забрала с собой свой нехитрый скарб и сына Федора.
        Шум поднял Алексей, прибежавший спозаранку к Николаю Грудову.
        Тот услышал сильный стук в дверь и вышел на крыльцо.
        -Ты, Лешка? Ну и чего опять у тебя случилось? Или снова изуродовал жену?
        -Нет, Никола, хуже!
        -Убил? - выкрикнул Николай.
        -Сбежала Катька вместе с сыном.
        -Как это сбежала? Врешь!
        -Вот те крест, Никола.
        На шум на крыльцо вышла Ольга.
        -Чего тут у вас?
        -Беда, Ольга, - сказал Алексей. - Бросила меня Екатерина, сбежала с дитем.
        -Когда?
        -Так ночью, когда же еще?
        -И ты не слыхал, как она собиралась, из дома выходила?
        -Если бы слыхал, то остановил бы. Вчера все как всегда было. Поужинали вместе, во дворе посидели. Стемнело, спать легли. Я на лавку. Не допускала до себя Катька, как ни просил. А проснулся, гляжу, нет ни жены, ни сына.
        -Дела, - проговорил Грудов. - Не простила она тебе обиду, Лешка.
        -Но разве можно так?
        -Нельзя, но ты сам виноват. От нас-то чего хочешь?
        -Катька не иначе как в Демидовку подалась. Там изба родительская. Больше ей идти некуда. Давай, Никола, доедем до Демидовки. У меня лошади своей нету, на работы у Глеба брал.
        Николай сплюнул и заявил:
        -У меня без тебя дел нет, да? Ступай к старосте Кирьяну, пусть он разбирается в ваших делах. Ему положено, а у меня…
        -Помоги, Николай! - взмолился Лешка. - Кирьян расспросами замучает, а мы если поспешим, то, может, по дороге перехватим Катьку.
        Ольга тронула мужа за руку:
        -Помоги, Коля.
        -Да? Ну ладно. Только это, Лешка, в последний раз. Надоел ты мне со своей семейной неразберихой.
        -В последний, обещаю.
        Николай запряг лошадь. Алексей запрыгнул в телегу, и они покинули деревню. Ехали быстро, чем привлекли внимание сельчан. Бабы тут же прознали про бегство Екатерины.
        Глеб услышал об этом от соседа.
        -Вот и ладно, - сказал он. - Баба с возу, кобыле легче. Даст бог, не вернется. Из-за нее, проклятущей, в семье раздор.
        Поступок Екатерины осуждали все сельчане. Как бы то ни было, но жена обязана подчиняться мужу. Кто-то требовал примерно и прилюдно наказать беглянку, чтобы не позорила мужа.
        Ольга молчала. Она знала, что стало причиной бегства молодой женщины, но, как и все, осуждала Екатерину.
        Между тем поездка Грудова и Рыбанова ничего не дала. В Демидовке Екатерину не видели. Осмотр избы показал, что в нее давно никто не входил.
        В Ютешу Николай вернулся один.
        Его встретил староста Кирьян и спросил:
        -Ну и как поездка? Нашли Катьку?
        -Нет. В Демидовке ее не было.
        -А где Алексей?
        -В Перово подался.
        -В уезд? Зачем?
        -Сказал, что пойдет к полицейскому исправнику и попросит, чтобы тот учинил розыск сбежавшей жены.
        -Позор-то какой!
        -Да уж, Кирьян, Лешке не позавидуешь. Его и раньше в деревне за мужика не держали, а теперь и вовсе со света сживут. Глеб в этом первый помощник.
        -А кто такой Глеб, чтобы законы нарушать? И баб успокоим. Лишь бы беды какой не случилось. - Староста вздохнул и заявил: - Скоро становой пристав объявится, захочет узнать, что к чему. С людьми говорить будет. Гляди, Никола, он о битье Катьки прослышать не должен. И Ольгу предупреди.
        -За то не переживай, не подведем.
        -Эх, и что за жизнь пошла? Бабы от мужей бегут. Меньше их в город возить надо. А то насмотрятся на тамошних барышень, вот в башках дурные мысли и родятся.
        -Так Лешка и сам в город не ездил, и жену туда не возил.
        -Да я вообще!..
        -Тут ты прав, конечно. Ладно, поехал я. Дома забот хватает, и так время зазря потерял.
        -Езжай и помни уговор насчет пристава.
        -Если он еще приедет.
        -Приедет. Не каждый день такое происходит, когда исчезает баба с ребенком. - Кирьян нахмурился и проговорил: - А может, Никола, и не было того?
        -Чего не было?
        -Не сбегала Катька.
        -Куда ж делась?
        -Может, Лешка прибил ее и дитя, тайком ночью похоронил где-нибудь в поле, а сам и сбежал?
        Николай отмахнулся:
        -Да ладно тебе, Кирьян. Что он, зверь дикий?
        -Ох, чую, нехорошие вести ждут нас. Но ты езжай. Мне подумать надо да к встрече с приставом приготовиться.
        Становой пристав приехал ближе к полудню. Особо не усердствуя, он поговорил с соседями Рыбанова-младшего, потом с Глебом, братом Алексея. Кирьян организовал обед для господина пристава, вручил ему котомку с продуктами. Тот привычно, как должное, принял подношение, составил протокол и был таков.
        Алексей так и не появился.
        А на следующее утро, 18 мая 1868 года, в дверь дома Рыбанова-старшего постучал мальчишка.
        Глеб вышел на крыльцо и спросил:
        -Чего тебе?
        -Вы Глеб Ефремович Рыбанов?
        -Да, и что?
        -Я из Сарды, меня доктор прислал.
        -Зачем?
        -Велел сказать, что брата вашего на рассвете нашли мертвым у берега речки Мока.
        -Что?.. Алексей утоп?
        -Про то не знаю. Доктор еще сказал, чтобы вы подъехали к мостику в овраге.
        -Ничего не понимаю. В овраге?
        -Да, к переходу. Я все передал. - Мальчишка выскочил со двора Рыбанова и, сверкая пятками, побежал по дороге на Сарду.
        К Глебу вышла бабка Анна.
        -Что-то случилось, сынок?
        -Ты бы лежала, мама.
        -На сердце неспокойно, да и воздуха не хватает. А под утро Алексей приснился. В болоте по грудь. А я рядом, на земле твердой. Он руки ко мне тянет, помочь просит, а у меня и сил нет. Надо бы посмотреть, у себя ли он, горемычный. В наш-то дом и не заходит.
        Глеб шмыгнул носом:
        -Я посмотрю, мама.
        -Посмотри, сынок, и помни, он брат твой единоутробный.
        -Ладно.
        Глеб решил лошадь не запрягать, пошел пешком.
        В овраге он встретил доктора, знакомых мужиков из Сарды.
        -Лешку, брата твоего, поутру пастух здесь нашел, - сказал ему Пал Пылыч.
        -Где?
        -Недалече от мостка у берега.
        -Да как он мог утонуть в речке, где воробью воды по колено?
        -Судя по всему, сорвался с мостка и ударился головой о крупный камень, лежащий на дне.
        -А как с мостка-то слетел?
        -Люди видели его вечером пьяным. Один мужик Лешку в Перово подобрал, прямо у трактира, и привез в Сарду. До дома Лешка ехать не захотел, пошел пешком, а утром оказался в реке.
        -Он не пил.
        -Раньше. Все когда-то в первый раз случается.
        -А тело где?
        -Становой пристав увез в Перово.
        -Это теперь разбираться будут насчет его гибели?
        -Конечно, - сказал один из мужиков. - А вдруг не сам он с мостка слетел, а помог кто?
        -Да кому он нужен?
        Мужик пожал плечами:
        -Кто знает, может, мешал кому-то или обиду нанес. Всякое в жизни бывает.
        Глеб прошел по мостику, посмотрел на реку, берег, к которому прибилось тело брата, не попрощался и пошел домой.
        Мать ждала его на крыльце.
        -А чего ты со стороны Сарды идешь? - спросила она. - Или не ходил еще к Лешке?
        Глеб присел рядом с ней и сказал:
        -Нету больше Лешки, мама. Утоп он в Моке. Тело в Перово. Уездные власти следствие чинить будут.
        Анна вздрогнула, открыла рот, но не закричала, схватилась за грудь и повалилась на сына.
        -Мама, что ты? Машка!.. - крикнул он в избу.
        -Чего? - Жена Глеба выбежала на крыльцо.
        -Матери плохо. Помоги в дом внести да беги за Ольгой Грудовой.
        -Ага.
        Они перенесли Анну в дом, но помощь Ольги не понадобилась. Сердце женщины, не окрепшее после смерти мужа, не выдержало второго сильного удара, гибели младшего сына.
        Вскоре в Ютеше прошли еще одни похороны. Анну и ее сына положили рядом с Ефремом. Так за какие-то две недели вымерла половина семьи Рыбановых.
        Слова деда Ефрема, сказанные на смертном одре, оказались пророческими.
        Екатерина же с сыном словно сгинули. Жители деревни долго судачила по этому поводу. Но разговоры стихли. Не до них стало, когда наступила летняя жара. Надо было биться за урожай, от которого зависела жизнь.
        А в столице государства Российского Санкт-Петербурге народ торжествовал. Из Царского Села пришла радостная весть. 18 (6) мая 1868 года, в день праведного Иова Многострадального, Мария Федоровна, супруга цесаревича Александра Александровича, родила сына, будущего императора Николая Второго.
        Через неполных два года, 22 апреля 1870 года по новому стилю, в Симбирске, в семье инспектора народных училищ Ильи Николаевича Ульянова, сына бывшего крепостного крестьянина села Андросово Сергачевского уезда Нижегородской губернии, и Марии Александровны, урожденной Бланк, появится на свет сын Владимир. Казалось бы, такие разные события и люди.
        Но судьбы Федора Рыбанова, Владимира Ульянова и Николая Романова пересекутся. Этот факт обернется для великой страны страшной, кровавой катастрофой. Довольно скоро, не пройдет и полувека.
        Глава 2
        Рождение великого князя Николая сопровождалось триумфальным залпом со стен Петропавловской крепости. Пушки ударили ночью и заставили проснуться многих жителей Санкт-Петербурга. По столице мгновенно пронеслась весть о том, что Мария Федоровна, супруга наследника престола, благополучно родила сына.
        Наутро радостная весть вырвалась за пределы столичного града. Вся Россия узнала о рождении первенца в семье цесаревича Александра Александровича.
        Посетители дорогих ресторанов откупоривали шампанское, в трактирах рекой лилась водка. Все подданные императора Александра Второго радовались данному событию. Во всех церквах зачитывался высочайший манифест, в котором выражалась надежда, что новорожденный великий князь, когда наступит время, посвятит свою жизнь трудам на благо русского народа, как это делали его предки.
        Новорожденный получил имя Николай в честь славного государя, своего прадеда. На крестинах внука император Александр Второй объявил амнистию многим заключенным, в том числе и политическим.
        Правление этого самого либерального русского царя ознаменовано многими делами, полезными для империи. Именно Александра Второго в народе прозвали Освободителем за то, что он отменил крепостное право, сбросил с крестьян цепи рабства. Преобразования, которые произошли в России во время царствования Александра Николаевича, являлись поистине великими реформами, приведшими к настоящему перевороту во всех областях русской жизни.
        Финансовые реформы (1860 -1864) укрепили и улучшили контроль за оборотом денежных средств, доходами и расходами страны. Был создан государственный банк. Это дало новый толчок развитию торговли и промышленности.
        Реформы народного образования (1863 -1864) привели к тому, что пять российских университетов - московский, петербургский, казанский, харьковский и киевский - получили большую самостоятельность, возможность жить своей собственной жизнью. Власти лишились права вмешиваться в их дела.
        В результате судебной реформы (1864) тоже произошли существенные изменения. В стране появился суд присяжных.
        Военная реформа (1861 -1874) повысила боеспособность армии. Была введена всеобщая воинская повинность вместо прежнего рекрутского набора, когда призыву подлежал тот молодой мужчина, на которого падал жребий. Срок службы сократился до пяти лет.
        При Александре Втором были учреждены земства, органы местного самоуправления (1864). Членов земств избирало само население. Им предоставлялось право решать самые разные вопросы, в том числе и те, которые раньше находились в ведении губернатора или даже министра.
        Благодаря реформе цензуры (1865) был ослаблен надзор за печатью.
        Государь планировал введение в высшую власть народных представителей. Была подготовлена первая русская конституция.
        Но трагическая гибель царя-освободителя не дала этим грандиозным планам воплотиться в жизнь. Ярая ненависть революционеров-террористов не знала границ. Она была слепа и глуха.
        Революционеры считали, что реформы, в том числе и отмена крепостного права, слишком мало дали народу. Они не обращали никакого внимания на то, что императору пришлось преодолеть сильнейшее сопротивление знати, особенно помещиков, владевших крестьянами, и винили во всех бедах России в первую очередь именно его.
        Террористы многократно покушались на жизнь Александра Второго.
        4 апреля 1866 года император закончил обычную прогулку по Летнему саду, вышел за ворота и собирался сесть в коляску. К нему подскочил молодой человек, выхватил револьвер и направил ствол прямо в грудь. Нападение было столь дерзким и неожиданным, что должно было привести к трагедии. Но рядом оказался шапочных дел мастер Осип Комиссаров, который ударил преступника по руке. Пуля прошла мимо.
        Террориста арестовали жандармы. Вскоре выяснилось, что это был Дмитрий Каракозов. Он являлся членом тайного революционного общества, возглавляемого его двоюродным братом Николаем Ишутиным.
        16 мая 1867 года император с сыновьями Александром и Владимиром по приглашению Наполеона Третьего выехал во Францию на всемирную выставку. 25 мая в честь русского государя на Лоншанском поле был устроен смотр войск. По его завершении Александр и Наполеон, сопровождаемые своими свитами, неспешно и торжественно следовали к городу через Булонский лес.
        Императоры сидели в открытой коляске, как вдруг раздался выстрел. По случайному стечению обстоятельств пуля угодила в лошадь французского шталмейстера.
        Преступника схватили. Это был польский эмигрант Антон Березовский.
        Третья попытка убить императора России была предпринята 20 апреля 1879 года. В десятом часу утра государь совершал прогулку. Он прошел по Миллионной, Зимней канавке и Мойке, повернул на площадь Гвардейского штаба. Навстречу шагал молодой человек в чиновничьей фуражке.
        Государь интуитивно почувствовал опасность, обернулся, увидел в руках незнакомца револьвер и рванулся к Певческому мосту. Террорист сделал пять выстрелов, прежде чем его схватили. К счастью, он не попал в императора. Покушение устроил бывший студент петербургского университета Александр Соловьев, принадлежавший к подпольному социалистическому кружку. Оно, как выявило следствие, было его личным делом.
        Неудачи вызывали у революционеров недовольство. Ненависть к царю росла и становилась для некоторых навязчивой идеей. В результате в августе того же года смертный приговор императору вынес исполком террористической организации «Народная воля», не имевшая к простому народу никакого отношения. С этого момента действия против Александра Второго приняли более организованный и жесткий характер.
        В декабре 1879 года террористы устроили взрыв на пути следования царского поезда из Ливадии в Москву. Дьявольский замысел вновь был разрушен случаем. Бомба сработала не под императорским поездом, а под тем, на котором следовала свита.
        Государь остался жив, но понимал, что с каждым новым покушением надежды на спасение становится все меньше. Члены семьи просили его переселиться в Гатчину, но он наотрез отказался покинуть столицу, даже изменить маршруты своих ежедневных прогулок и не посещать воскресные парады гвардии. Император считал недостойным прятаться от пули оголтелых мерзавцев.
        Да, Александр Второй был сильным и смелым человеком, но теперь он даже во дворце не мог чувствовать себя в безопасности. Это подтвердили дальнейшие события.
        5 февраля 1880 года в половине седьмого вечера государь, окруженный семьей, беседовал в Зимнем дворце с принцем Александром Гессенским, братом императрицы, и его сыном. Тут-то и прогремел взрыв, потухли огни. Дворец заполнил горький и душный запах.
        Император понял, что это очередное покушение, и приказал тут же провести следствие. Оказалось, что было взорвано несколько пудов динамита под помещением главного караула. Погибли восемь солдат, около пятидесяти получили ранения. Террористы рассчитывали, что взрыв разнесет вдрызг царскую столовую, где как раз в это время должен был обедать император со своими родственниками. Но все они задержались на полчаса. Впрочем, взрывчатки не хватило для разрушения трех этажей крепкой дворцовой постройки.
        Через несколько дней после взрыва Александр Второй созвал в Зимнем дворце чрезвычайное совещание. В Петербург был вызван боевой генерал, герой последней войны с турками, покоритель Карса, граф Лорис-Меликов. Последний год он служил харьковским генерал-губернатором и весьма успешно боролся с революционерами.
        Император поставил его во главе Верховной распорядительной комиссии, обладавшей весьма широкими, практически неограниченными полномочиями. Александр Второй видел в графе Лорис-Меликове «твердую руку», способную навести порядок в стране. Он поручил ему подготовить план активных действий не только по вопросам, касающимся земств, городов, финансов и административно-хозяйственной деятельности правительства, но и по жесткому противодействию терроризму. Граф приступил к работе.
        В это же время народовольцы готовили очередное, шестое по счету, покушение на царя. Акция планировалась на 17 августа 1880 года в районе Каменного моста, по которому император проезжал, возвращаясь из Царского Села в Зимний дворец. Взрывчатка была заложена, все готово. Андрей Желябов и Макар Тетеря должны были взорвать мост, как только царская карета въедет на него.
        Тетеря банально опоздал на несколько минут. Счастливая случайность и на этот раз спасла жизнь Александра Второго. Но когда-то везению приходит конец. Роковая для российского императора минута неуклонно приближалась.
        Осень 1880 года выдалась ненастной. Сентябрь недолго баловал петербуржцев теплой солнечной погодой, с октября же зарядили беспрерывные дожди.
        В квартире, снимаемой на чужое имя Софьей Львовной Перовской, было промозгло. Только огонь, пылающий в камине, создавал какой-то уют в небольшой гостиной. Шел десятый час вечера, а ее соратника и любовника Андрея Желябова все не было. Софья часто подходила к окну, смотрела на улицу, но никого не видела. Оттого тихий условный стук в дверь прозвучал громче колокольного набата.
        Двадцатисемилетняя женщина прошла в прихожую.
        -Кто?
        -Я, - ответил мужской голос.
        Перовская открыла дверь. Вошел Желябов, обнял Софью, поцеловал.
        -Прости, задержался.
        -А мне каково, Андрей? Какие только мысли не лезли в голову. После предательства Гольденберга нас ищет вся полиция Санкт-Петербурга.
        Желябов улыбнулся:
        -Ну прямо-таки и вся? Ей что, кроме нас забот не хватает? Слышал, вчера на Троицкой семью купца вырезали…
        Но Перовская прервала любовника:
        -Потом расскажешь, раздевайся. Промок весь, наверное?
        -Нет, только макинтош.
        -Снимай, повешу просушиться. Ты голоден?
        -Нет, Соня, перекусил в трактире.
        -Ну и ладно. Я, признаться, ничего и не готовила.
        -Как всегда.
        -Ты упрекаешь меня? - спросила Перовская, прижимая к себе мокрый макинтош Желябова.
        -Нет, - кратко ответил Андрей и прошел в гостиную. Присел на стул у камина, протянув руки к огню.
        Софья развесила в коридоре верхнюю одежду Желябова, вернулась и села на кровать, занимавшую почти половину комнаты. В квартире были еще спальня и кабинет, но хозяева снесли туда старую мебель, всякую рухлядь, выбросить которую все же жалко. Но Андрею и Софье хватало одной комнаты. На этой строго законспирированной квартире никто, кроме Желябова и Перовской, не появлялся. Даже хозяева, которым было уплачено за полгода вперед.
        -Так что произошло на Троицкой? - напомнила Софья.
        -Семью купца кто-то вырезал прямо средь бела дня. Разбойники зашли в магазин, закрыли дверь, прикончили работника. Купец с женой и двумя детьми в то время находились наверху. Бандиты поднялись в жилую часть дома. Судя по тому, что они вскрыли все тайники, купца перед смертью пытали. Говорили, труп его сильно изуродован был. А после зарезали жену и дочерей…
        Перовская вновь прервала Желябова:
        -Это не важно. Грабители добились своего. Они взяли драгоценности, деньги, вещи и убрали свидетелей.
        -И ты говоришь об этом так спокойно?
        -Нет, Андрей, не спокойно. Почему-то у каких-то мужиков все проходит как по маслу, а мы терпим одну неудачу за другой. Неужели эти живодеры умнее нас?
        -Ты сравнила! Кого проще угробить, купца или императора?
        -Все равно меня бешенство одолевает, когда я вспоминаю, как бездарно мы провели два последних покушения. А ведь задумано было неплохо. Сняли дом у железной дороги, прорыли подкоп под рельсы, уложили динамит. А в результате? Взорвали поезд со свитой. Почему? Потому что, видите ли, под вторым взрыватель не сработал. А сколько усилий мне потребовалось, чтобы через своих знакомых устроить во время ремонта в Зимний дворец Степана Халтурина? С каким риском наш паркетных дел мастер пронес во дворец взрывчатку! Но даже без динамита у Халтурина был случай одним ударом убить императора. Ведь он же отделывал пол в его кабинете, оказался один на один с Александром. Что проще? Зайди сзади да проломи череп царю. Все! Ан нет, не смог Халтурин. Сделал, что было поручено, и ушел. Вот скажи мне, Андрей, почему он не нанес этот удар? Ведь Степан добровольно шел в Зимний, знал, что ему предстоит убить царя. Более того, он говорил, что лишить тирана жизни должен человек из народа. А представилась возможность, и Халтурин не воспользовался ею. Почему?
        -Думаю, свою роль сыграла неожиданность. Степан не знал, что окажется наедине с императором. И потом, тебе хорошо известно, что Александр весьма обходителен и добр по отношению к простым людям. Вот и дрогнул Халтурин, когда царь просто улыбнулся ему, сказал какое-нибудь приветливое слово, похвалил работу.
        -Ладно, это возможно, все-таки Халтурин недавно вступил в организацию. Но взрыв!.. Почему не рухнули стены Зимнего?
        -А что толку, если и рухнули бы? Императора в то время в столовой не было.
        -Вот именно. Но если бы и был, то все равно не пострадал бы.
        -Только напрасно погибли солдаты караула.
        -Что? - воскликнула Перовская. - Ты сказал «напрасно»? Тебе жаль их?
        -Но они-то в нашей борьбе люди случайные. Тот же народ.
        Перовская резко встала, по лицу ее пробежал нервный тик.
        -Народ? А как ты думаешь, Андрей, эти солдаты пожалели бы тебя, получи они приказ на твой расстрел? Отказались бы убивать?
        -Что ты завелась, Соня? Не кричи, соседи услышат.
        Софья сбавила тон:
        -Нас не жалеют, и мы никого щадить не будем. Только террор, кровь, смерть проклятого императора дадут нам шанс изменить существующий строй.
        -Но ты же знаешь, Соня, умрет Александр Второй, трон перейдет к его сыну. Уйдет один царь, это место займет другой.
        -Так будет до тех пор, пока мы не изведем все их племя или не заставим отречься от престола. Но почему у тебя какое-то упадочное настроение, Андрей?
        -Вовсе нет, Софьюшка. Просто ты слишком возбуждена.
        -А все потому, что меня выводят из себя, бесят провалы и неудачи. А тут еще предательство Гольденберга.
        -Не обращай внимания. Его арестовали год назад. Да, он видел многих. Суд над шестнадцатью нашими единомышленниками прошел недавно. Да, Квятковского и Преснякова казнили, но мы-то с тобой и наши товарищи по борьбе целы!
        -До поры до времени. Ты скажи, почему Гольденберг так легко выдал всех?
        Здесь необходимо пояснение. Григорий Давыдович Гольденберг (1855 -1880) активно участвовал в террористической деятельности после знакомства с Александром Михайловым, членом исполкома «Народной воли». Он принимал непосредственное участие в убийстве харьковского губернатора Кропоткина. Именно Гольденберг 9 февраля 1879 года смертельно ранил его, после чего скрылся. Он был замешан и в подготовке подрыва императорского поезда в октябре 1879 года под Москвой.
        В ноябре того же года Гольденберг был отправлен из Москвы в Одессу за динамитом и арестован на обратном пути. Настоящие имя и фамилию он скрывал, представлялся тульским потомственным почетным гражданином Степаном Петровичем Ефремовым. Но вскоре личность его была установлена.
        По требованию одесского генерал-губернатора графа Тотлебена Гольденберг был перевезен в этот город. Там он признался в убийстве князя Кропоткина, сказал об участии в подготовке покушения на императора.
        13 апреля Григорий был доставлен в Петербург и заключен в Трубецкой бастион Петропавловской крепости. В ходе беседы с Лорис-Меликовым и товарищем прокурора Добржинским он дал обширные показания против главных деятелей «Народной воли» - Желябова, Михайлова, Перовской, Плеханова, Морозова, Кибальчича и других. На основании его показаний были арестованы и привлечены к суду многие народовольцы.
        Гольденберг осознал, что натворил, впал в отчаяние и 15 июня 1880 года повесился в тюремной камере на полотенце.
        -Григорий просто струсил, так как являлся человеком эмоций, да еще и не умел ими управлять, - заявил Желябов. - Он поверил Лорис-Меликову и Добржинскому. Помнишь, что Григорий написал в своей исповеди?
        -Как же, помню! Он рассчитывал, что сдаст всех, а правительство в ответ не станет прибегать к смертным казням. У нас будет конституция, свобода слова, амнистия. Настанет время разумно развиваться, учиться. Все обретут счастье. - Перовская скривилась. - Чушь полнейшая. Бредни идиота. Он, видите ли, рассчитывал на милость власти, а мы сейчас потеряли товарищей, должны скрываться, просчитывать каждый свой шаг. Уж лучше бы наш благодетель повесился сразу после ареста. Удивляюсь, как у него смелости хватило выстрелить в Кропоткина. А может, это и не он стрелял, а Кобылянский, с которым Гольденберг выходил на дело?
        -Нет, стрелял Гольденберг.
        -Удивительно.
        -Говорю же, человек эмоций. Они вели его к подвигу и предательству.
        -Хорошо, что сейчас у нас нет таких эмоциональных идиотов.
        -Ты права. Нам и одного Гольденберга вполне хватило.
        Дождь за окном усилился и громко барабанил по стеклу. Дрова в камине прогорели. Желябов бросил туда еще несколько поленьев, и огонь запылал с новой силой.
        Андрей сел рядом с Перовской и сказал:
        -Ничего, Софушка, рано или поздно, но мы покончим с Александром. Я сегодня встречался с Игнатом Гриневицким. Его люди, следящие за передвижением императора, установили, что после взрыва в Зимнем дворце Александр регулярно выезжает только на смену караула в Михайловском манеже и для встречи со своей любимой кузиной во дворец великой княгини Екатерины Михайловны. Возвращается он по Невскому проспекту и Малой Садовой либо, что происходит реже, по набережной Екатерининского канала.
        -Ну и что?
        -А то, Софушка, что этим нам и следует воспользоваться. Я и задержался потому, что ездил смотреть одно очень удобное для нас помещеньице.
        -Что за помещеньице?
        -Полуподвальное, вполне пригодное для того, чтобы из него сделать подкоп под проезжую часть Малой Садовой.
        -Заложить в подкоп динамит и подорвать его, когда карета окажется в нужном месте, так?
        -Да.
        -А если?..
        На этот раз Желябов прервал Перовскую:
        -А если опять не замкнется электрическая цепь взрывателя, в действие вступят метальщики бомб. Случится так, что они промахнутся, тогда я лично убью императора. Прыгну в его карету и зарежу ножом.
        Перовская с восхищением посмотрела на него.
        -Ты самый лучший человек на всей земле, Андрей.
        -Я обычный, Соня, как все, как любой из нас.
        -Мы - люди цели. А мудрец говорил, что цель оправдывает средства.
        -Это фраза Никколо Макиавелли и девиз иезуитов.
        Софья улыбнулась:
        -Мы же не такие грамотные, как некоторые.
        -На что ты намекаешь, Софушка?
        -Ни на что.
        -Нет, погоди. Я сказал что-то смешное?
        -Да нет же, Андрей.
        -Это кто говорит о безграмотности? Ты? Внучка последнего украинского гетмана Разумовского и дочь генерала, губернатора Санкт-Петербурга? Ты получила хорошее домашнее образование, окончила женские курсы. У тебя диплом народной учительницы. А вот меня, выходца из крепостных крестьян, чтению учил Гаврила, дед по матери.
        -А как же юридический факультет Новороссийского университета в Одессе?
        -С которого меня погнали как неблагонадежного через два года после поступления. Но ладно, что-то наш разговор пошел не в то русло.
        -Но нельзя же все время только о делах говорить.
        Желябов встал с кровати, прошел до окна, посмотрел на улицу.
        -Дождь успокоился. Идет по-осеннему тихий, мелкий. Знаешь, Соня, я хотел задать тебе один вопрос.
        -Ты смущаешься? Отчего?
        -Вопрос деликатный, Соня, возможно, даже неуместный.
        -Да прекрати, Андрей! Не чужие. Спрашивай, что хотел. Что замялся?
        Желябов повернулся к любовнице:
        -Ты, Софья, никогда не хотела создать семью, нарожать детей и жить спокойно?
        Перовская от души рассмеялась:
        -Что? Семью, детей, спокойную жизнь? Ну ты даешь, Андрюша. - Она тут же посерьезнела и проговорила: - Во-первых, если бы я хотела создать семью, то давно уже вышла бы замуж. Папенька подобрал бы мне достойную пару, и жизнь моя была бы обеспеченной и спокойной. Во-вторых, я не переношу детей. Они вызывают у меня раздражение, особенно маленькие, сопливые, капризные. В-третьих, Андрей, спокойная жизнь не для меня. Я создана для борьбы. В ней и моя любовь, и моя семья, и мои дети.
        -Мне казалось, что каждый человек, особенно женщина с ее материнским инстинктом, хочет иметь семью и детей.
        Перовская скривилась и проговорила:
        -Вот-вот, именно казалось. А что же сам-то бросил семью? Ведь насколько мне известно, ты женат на некой Ольге Яхненко и сын у тебя есть.
        -Да, формально женат и сын есть.
        -Где они сейчас?
        -Не знаю. Где-то в Киевской губернии.
        -Так найди их, только перед этим попросись на прием к Лорис-Меликову, покайся в грехах, передай ему наши планы, адреса конспиративных квартир. Он за тебя императора попросит. Тот милостив, простит, прикажет отпустить за такие-то заслуги. Найди свою Ольгу с отпрыском. Кстати, сколько ему сейчас лет?
        -Шесть.
        -Мал еще, не осудит, потому как не понимает ничего. И живи спокойно с семьей. Без работы не останешься, в агенты подашься. Люди с твоим опытом охранке ой как нужны.
        Желябов подошел к Перовской.
        -Ты, Софья, говори, да не заговаривайся. Я раньше тебя начал революционную деятельность и сделал больше в борьбе с самодержавием. Я не Гольденберг, чтобы предавать товарищей. Лучше на плаху пойду.
        -Андрей, прости, я погорячилась. Но и ты больше не задавай провокационных вопросов. Мы делаем одно великое дело, живем вместе. Наши личные отношения вполне естественны. Я даже люблю тебя, но семьи у нас не будет. - Перовская поднялась, обняла Желябова. - А не выпить ли нам шампанского, Андрей, перед тем как лечь в постель? Вино расслабит нас, изгонит плохие мысли. Все будет хорошо. Я соскучилась по тебе.
        На следующий день Желябов ушел рано. У него была назначена встреча на углу Невского проспекта и Малой Садовой. Его уже ждали мужчина и женщина, самая обычная семейная пара, вышедшая на улицу по своим делам. Это были народовольцы Юрий Богданович и Анна Якимова-Диковская.
        Желябов пожал руку мужчине, улыбнулся женщине.
        -Вы прямо как муж и жена.
        -Стараемся, Андрей Иванович, играть свою роль. Только пока непонятно, зачем это нужно.
        -Объясню. Для этого я и пригласил вас сюда. Взгляните на окна полуподвального помещения углового дома.
        -И что?.. - осведомился Богданович, посмотрев в указанном направлении.
        -Хорошее место для открытия, скажем, сырной лавки, да?
        -Почему сырной? - спросила Якимова.
        -Да это я так, для примера. Можно и мясную лавку открыть или скобяную.
        -Но зачем?
        Желябов отвел товарищей в сторону.
        -А теперь слушайте. Вам надо снять это помещение.
        Богданович хотел что-то спросить, но Желябов жестом остановил его.
        -Задумка такая. Вы арендуете помещение, устраиваете в нем сырную лавку. Закупаете товар. Как только обоснуетесь, мы из этой лавки начнем рыть подкоп под проезжую часть Малой Садовой. По этой улице царь каждое воскресенье возвращается в Зимний из Михайловского дворца. В конце подкопа заложим мину и подорвем, когда карета окажется над взрывчаткой.
        -Но, Андрей, мы с Анной не знаем, как взрывать мины, - сказал Богданович.
        -А от вас этого и не потребуется. Подрыв проведет другой человек, специалист. Вам надо первым делом арендовать помещение, быстро переоборудовать его, открыть торговлю. Надеюсь, это не составит для вас особого труда?
        -Ты хочешь, чтобы мы сняли лавку на свои фамилии? - спросила Якимова.
        -Ну что ты, Анна, это же смерть для вас. Конечно нет. На квартире Веры Фигнер и Григория Исаева получите паспорта и станете супругами Кобозевыми. На эту фамилию и оформите сделку. Деньги также получите от Фигнер. Ну а как откроетесь, начнем рыть подкоп. С хозяином подвала поторгуйтесь для вида, но не усердствуйте. Упустим это помещение, другого такого не найдем. Поэтому всю работу по заключению сделки следует провести сегодня.
        -Ты уверен, что царь на этот раз попадет в капкан? - спросила Якимова. - Ему каким-то чудесным образом удается избегать всех наших ловушек.
        -Так было, но больше не случится. Я не уверен, что в последний момент император окажется именно на Садовой, но не сомневаюсь в том, что на этот раз ему не избежать гибели. Я готовлю план, который не оставит ему шанса выжить. Сырной лавке в нем отводится не последняя, но и не единственная решающая роль. Мы предпримем широкомасштабные меры страховки. Впрочем, вам этого знать не надо. Ваша задача - снять помещение и открыть лавку. Все. Если вопросов ко мне нет, езжайте к Фигнер, оттуда - к хозяину подвала. Повторяю, помещение должно быть арендовано сегодня.
        -На какое время? - задал вопрос Богданович. - Ведь хозяин наверняка не станет сдавать полуподвал на месяц. Ему нужен длительный, гарантированный доход.
        -Соглашайтесь на его условия. И предоплату внесите за такой срок, какой он озвучит. В общем, помещение сегодня должно перейти к нам.
        Желябов попрощался с товарищами и направился к мосту. У него была запланирована встреча с человеком, которого прислал в столицу Михаил Тригони, руководитель «Народной воли» в Одессе. Этот адвокат находился на легальном положении и имел обширную практику. Он выразил желание участвовать в покушении на Александра. С его представителем следовало обсудить ряд вопросов, касающихся приезда адвоката и его размещения.
        В это же время Желябов занимался формированием наблюдательного отряда из учащейся молодежи, зараженной идеями революционной борьбы, для слежки за выездами царя. В этот отряд вошли Гриневицкий, Оловенникова, Сидоренко, Рысаков, Тырков, Тычинин. Шесть человек. Руководство ими было возложено на Софью Львовну Перовскую.
        Юрий Богданович и Анна Якимова-Диковская справились с полученным заданием. Они без особого труда арендовали полуподвальное помещение. Спустя два дня новоявленные супруги Кобозевы усердно взялись за переоборудование подвала. Это не было трудно при том финансировании, которое организовал для них Желябов.
        Уже через две недели на углу Невского проспекта и Малой Садовой улицы появилась вывеска «Сырная лавка». Тогда же к подготовке подкопа приступили сам Желябов, Александр Баранников, Юрий Богданович, Николай Колодкевич, Мартин Ланганс и Михаил Фроленко, который и должен был осуществить подрыв мины. Но до этого еще было далеко, так как рытье подкопа в городе - дело сложное.
        Работать приходилось аккуратно. Народовольцы засыпали грунт в мешки, вывозили их, местами укрепляли галерею. Дело продвигалось медленно, но верно. С каждым днем подкоп приближался к центру проезжей части Малой Садовой улицы.
        Как-то утром Желябов, не занимавшийся ночью рытьем подкопа, проходил мимо лавки. В стороне он увидел двух степенных мужчин. Они о чем-то переговаривались, глядя на магазин Кобозевых.
        Как бы разглядывая витрины соседней лавки, Андрей встал неподалеку от них и услышал:
        -Да, странная сделка, Фрол Алексеевич.
        -А я о чем, Матвей Петрович? Ставить тут сырную лавку означает заведомо идти на большие убытки. Место не бойкое, торговли нет, вложенные деньги не окупятся.
        -Да нам-то какое дело? Лишь бы не мешали.
        -А ты не подумал, Фрол Алексеевич, что скоро эти негоцианты поймут, что сыром здесь торговать невыгодно, и займутся мукой, как ты, или бакалеей, как я? Тогда что? Ведь у нас под боком появятся прямые конкуренты. Нам это надо?
        -И что ты предлагаешь, Матвей Петрович?
        -Полицию на эту лавку натравить, не напрямую, конечно, а через местного дворника Аркашу. Тот за бутылку водки что хочешь сделает.
        -И о чем он заявит в полицию, Матвей Петрович? О том, что в сырной лавке торговля не идет? Так его там на смех поднимут да погонят прочь.
        Матвей Петрович наклонился к собеседнику, но острый слух Желябова позволил ему слышать продолжение разговора:
        -А ты, Фрол Алексеевич, не замечал, что в лавку, особенно вечером, перед самым закрытием, приходят молодые парни?
        -Мне больше делать нечего, как смотреть за ними.
        -Напрасно. Так вот, появляются они там именно перед закрытием, а уходят утром.
        -Как это утром? Они что, всю ночь в лавке сидят?
        -Этого не знаю, но уходят утром. У каждого мешок, не самый большой, средний, да видно, что тяжелый. За углом повозка ждет. Они мешки в нее бросают и ходу по Невскому.
        -Чего ж они выносят? - удивленно спросил Фрол Алексеевич.
        -А вот пусть полиция и выясняет. А ее на лавку наведет Аркаша. Глядишь, преступников врасплох накроют.
        -Это мысль, Матвей Петрович. А где Аркаша сейчас?
        -Где ж ему быть? У себя, с похмелья мучится.
        -Ты подлечи его чарочкой да в полицию отправь. Пусть пока так будет. А потом можно…
        Что еще можно предпринять против конкурентов, Желябов слушать не стал, быстро прошел в лавку.
        -Здравствуй, Андрей! Что-то ты не такой, как всегда. Случилось чего? - проговорил Юрий Богданович.
        -Вы сидите тут безвылазно, а на улице рядом соседи по магазину против вас козни строят.
        -Не понял. А чем мы не угодили соседям?
        -Нет времени объяснять. Сейчас надо быстро и надежно замаскировать подкоп. Протереть полы, чтобы ни камешка, ни песчинки не было. Вскоре, думаю, сюда заявится полиция.
        -Но почему? - встревоженно спросила Анна Якимова, вышедшая из подсобки.
        -В полицию поступит донос. Мол, в вашу сырную лавку по вечерам забредают некие молодые люди, которые уходят только утром и выносят мешки с чем-то непонятным, но тяжелым.
        Якимова всплеснула руками:
        -Нам только этого не хватало. А кто заметил ребят?
        -Соседи ваши. В общем, быстро за работу. При полиции не тушуйтесь, держите себя спокойно, с достоинством. Захотят проверить помещения, пусть смотрят. Услышите вопрос о странных людях, изображайте недоумение, мол, ничего подобного никогда не было, все это ложь. Кому она нужна, вы не знаете, но догадаться нетрудно. Если подкоп не найдут, то отвяжутся, ну а углядят… сами понимаете, что будет.
        -Да уж понимаем, - мрачно проговорил Богданович.
        -За дело! Если успеете управиться до прихода полиции, то Анну отпусти. Незачем двоим попадаться.
        -Само собой.
        -Давайте, я пошел. Но буду рядом. Погляжу, чем все закончится.
        Завершилось все благополучно. Служители полиции пришли к обеду, осмотрели лавку, расспросили Богдановича о подозрительных личностях и ушли ни с чем. Хотя нет, с сыром. От презента они не отказались.
        Убедившись в том, что угроза миновала, Желябов направился на квартиру Веры Фигнер. Да, полицейские ушли, но опасность раскрытия тайных планов народовольцев никуда не делась. В любой момент в лавку, попавшую в поле зрения полиции, могли нагрянуть жандармы. С подкопом надо было торопиться.
        На квартире Фигнер Желябова ждала вторая за день плохая новость. Народоволец Окладский, помилованный после процесса «шестнадцати», пошел на сотрудничество с полицией. Он сдал две конспиративные квартиры и агента Клеточникова, с таким трудом внедренного в полицию. Последовала череда арестов.
        Но самым тяжелым ударом для организации явилось случайное задержание Александра Михайлова, отвечавшего за конспирацию и внедрение в стан противника своих людей. Если прежде конспирация в «Народной воле» соблюдалась безукоризненно и находилась на должном уровне, то теперь ситуация изменилась к худшему. Небрежность в данном весьма важном деле недопустима. Однако она имела место быть, что привело к новым провалам и арестам.
        Только благодаря усилиям Желябова и Перовской ядро террористической организации уцелело и продолжало подготовку к покушению на императора. Желябов настаивал на ускорении процесса. Товарищи соглашались с ним, но дело по-прежнему продвигалось медленно.
        Впрочем, интерес полиции к сырной лавке, видимо, остыл, так как больше никаких проверок не проводилось. Подкоп был завершен, взрывчатка заложена. Прошла подготовку группа метальщиков бомб, в которую входили студенты Игнат Гриневицкий и Николай Рысаков, рабочий Тимофей Михайлов и выпускник ремесленного училища Иван Емельянов.
        Но и правительство, знавшее о подготовке нового покушения, не бездействовало. 27 февраля в номере гостиницы были арестованы Андрей Желябов и Михаил Тригони, приехавший в Санкт-Петербург. Желябова больше года безуспешно искали жандармы по всей России. Он был схвачен с оружием в руках буквально накануне осуществления террористического акта против императора.
        Получив известие об аресте Желябова, Перовская впала в растерянность. Подобного провала она никак не ожидала. Софья не находила себе места, страх холодной змеей терзал ее душу. Она была близка к панике, но справилась с эмоциями. Под вечер женщина бросила съемную квартиру, переехала к Фигнер и Исаеву. Там Софья почувствовала себя в безопасности.
        На следующий день, 28 февраля, она приняла на себя руководство подготовкой покушения на царя и провела совещание членов исполкома, на котором было решено устроить террористическую акцию первого марта. Кибальчич должен был до завтрашнего утра закончить приготовление метательных снарядов.
        Вечером в квартире у Вознесенского моста остались Вера Фигнер, Софья Перовская и «техники», изготовлявшие бомбы, - Николай Кибальчич, Николай Суханов, Михаил Грачевский и Григорий Суханов, любовник Фигнер. В окнах всю ночь горел свет. Вера Фигнер и Суханов кромсали жестянки из-под керосина, Кибальчич отливал свинцовые грузики и заполнял жестянки темной массой. Под утро Перовская ушла с двумя готовыми снарядами. Перед этим она приказала Кибальчичу и Грачевскому доделать оставшиеся два.
        Этой ночью Рысакова мучили сомнения и страхи.
        Ему не давали покоя жуткие мысли:
        «Ведь меня все равно схватят, не на месте покушения, не завтра, так позже. Охранка перевернет все, чтобы найти убийц. И что дальше? Конечно же виселица. Как же не хочется умирать!.. Надо жить, пусть даже в тюрьме, на вечной каторге. А если бежать за границу? Но если даже это и удастся, то свои же не простят подобного. Они где хочешь достанут и убьют. Кругом смерть и кровь».
        Гриневицкий же писал текст, который считал своим завещанием. Александр Второй должен умереть. Он обязательно погибнет. Будет много жертв, прольется человеческая кровь, но роскошное дерево свободы требует этих жертв. Закончив, Гриневицкий, в отличие от Рысакова сохранявший спокойствие, подумал: может, написать родным? Попрощаться с мамой? Но он отказался от этой затеи. Нет, если придется умереть, то никто не должен узнать Игнатия Иоахимовича Гриневицкого. Живым же в руки жандармов он не дастся.
        К девяти часам утра в квартире на улице Тележной, дом номер 5, собрались почти все, кто должен был принять участие в нападении на царя.
        Софья Львовна пришла где-то через полчаса и тут же объявила:
        -Андрей арестован, теперь это установлено достоверно.
        Следом за Перовской явился Кибальчич и выложил на стол сверток.
        -Желябова с нами нет, но мы должны довести наше дело до конца. Вот еще две бомбы. Их немного, но если хоть одна из них достигнет цели, то этого будет достаточно, чтобы покончить с Александром.
        Она пригласила всех за стол. На оборотной стороне конверта карандашом начертила план, обозначила на нем Михайловский дворец, Манежную площадь, набережную Екатерининского канала, Малую Садовую улицу, Невский проспект и Большую Итальянскую.
        -Сегодня воскресенье. Император поедет на развод караула, а затем - в Михайловский дворец. Если поедет по Малой Садовой, то там его ждет Михаил Фроленко. Богданович покинет лавку за час до проезда царя. Якимова останется там, подаст сигнал о появлении кареты императора и уйдет. Фроленко тоже, если после взрыва не найдет смерть под развалинами. Он знает об этом и готов выполнить миссию до конца. - Перовская поставила крестик на углу Малой Садовой и Невского проспекта, потом продолжила: - Если же царь минует Садовую, то мы должны перекрыть все возможные пути к замку. - Она взглянула на Рысакова: - Николай, вы встанете у Екатерининского сквера.
        -Хорошо, - тихо ответил Рысаков.
        Перовская перевела взгляд на Емельянова.
        -Ваше место на перекрестке Малой Садовой и Невского. Только не подходите близко к кондитерской, где нас не раз видели. Как бы царь ни поехал, он не может миновать угла Итальянской улицы и Манежной площади. Поэтому здесь встанут Михайлов и Гриневицкий. Я же на Михайловской улице буду следить за царским кортежем. Если услышите взрыв на Садовой, бегите туда и действуйте по обстоятельствам. Если же царь проедет в замок, я дам знать об этом. Тогда сходимся на Михайловской, чтобы встретить тирана на обратном пути. У кого есть вопросы?
        Вопросов ни у кого не было.
        Террористы разобрали бомбы, присели перед дорогой и разошлись по своим местам, определенным планом.
        Накануне вечером к императору явился граф Лорис-Меликов с докладом об аресте Желябова.
        Александр Второй принял его после ужина.
        -Рассказывайте, граф, как взяли этого разбойника.
        -Вам, ваше величество, наверняка известны показания покойного Гольденберга.
        -Это тот, кто предал своих дружков и повесился в камере?
        -Он, ваше величество. Показания Гольденберга сослужили нам хорошую службу. Ведь он обратил особое внимание на Желябова как руководителя террористической организации. Мы тщетно искали его почти два года. Наконец-то я могу доложить, что этот страшный человек в наших руках.
        -Как его взяли?
        -Агентура сделала свое дело. Желябов пытался оказать вооруженное сопротивление, но был арестован вместе с неким Михаилом Николаевичем Тригони в номере гостиницы.
        -А это что еще за птица, Тригони?
        -Внешне вполне нормальный человек. На самом же деле руководитель «Народной воли» в Одессе. Приехал в Санкт-Петербург для участия в покушении на вас, ваше величество.
        -Господи! - Император перекрестился. - Как же мне надоели эти террористы! Никак не желают жить мирно. А ведь среди них много людей образованных, студентов, интеллигенции, выходцев из достойных семей. Что же с ними происходит? Почему желают смерти мне и, как следствие, самим же себе? Ведь они не могут не понимать, какое наказание ждет их за посягательство на императора. Сколько мы казнили, на каторгу отправили, нет, никак не угомонятся.
        -Мы справимся с ними, ваше величество.
        Александр Второй махнул рукой:
        -Справляйтесь. Что-то еще, граф? А то у меня дела.
        -Я хотел бы отметить товарища прокурора господина Добржинского.
        -В чем его заслуга?
        -В канцелярии градоначальника, куда был доставлен Желябов, он продолжал разыгрывать из себя некоего Слатвинского, по паспорту которого жил. Добржинский же опознал его.
        -Выразите от моего имени благодарность товарищу прокурора. Теперь все?
        -На сегодня все, ваше величество.
        -Не смею задерживать, граф, до свидания.
        -До свидания, ваше величество.
        Утром рокового воскресенья 1 марта 1881 года градоначальник генерал Федоров собрал у себя всех полицмейстеров и участковых приставов и объявил о том, что главные деятели анархистов Тригони и Желябов арестованы. Но на свободе остаются еще несколько лиц из руководства террористической организации, посему угроза покушения на императора не исключена. Генерал провел инструктаж по действиям полиции на сегодняшний день.
        Утром же в Зимний вновь прибыл Лорис-Меликов.
        Александр Второй принял его и сообщил:
        -Я только что подписал манифест о созыве депутатов от губерний. Он будет обнародован в понедельник и, думаю, произведет хорошее впечатление. Россия увидит, что я сделал все возможное.
        -Вы приняли мудрое решение, ваше величество.
        -Надеюсь. Но вы зашли не поэтому поводу.
        -Да, ваше величество. Мной получена достоверная информация, что, несмотря на аресты Желябова и Тригони, террористы, оставшиеся на свободе, не отказались от покушения на вас. Оно должно произойти сегодня.
        Александр Второй недовольно поморщился:
        -И что вы предлагаете, граф?
        -Так как опасность покушения реальна и чрезвычайно велика, я прошу вас сегодня отложить выезд на развод. До следующего воскресенья мы раскроем заговор и нанесем сокрушительный удар по террористам.
        -Что? - воскликнул император. - Не ездить на развод? Да на улицах уже народ собирается, в манеж прибудет великий князь Дмитрий Константинович, а я останусь в Зимнем? По городу тут же разнесутся слухи, что император испугался каких-то полоумных студентов.
        Лорис-Меликов тихо проговорил:
        -Уж лучше слухи, которые полиция быстро пресечет, чем…
        Александр Второй отрезал:
        -Я не намерен скрываться и что-либо менять в своих планах. Попрошу вас, граф, больше не делать мне подобных предложений.
        -Тогда позвольте хотя бы усилить охрану, перекрыть улицы, ограничить присутствие народа на пути вашего следования.
        -Вы еще предложите разогнать людей, которые выйдут приветствовать своего государя. Из-за бредовых идей анархистов я должен избегать собственного народа? Тогда какой же я император? Никаких изменений в моих личных планах на сегодняшний день не будет. Вам же, Михаил Тариэлович, я настойчиво советую думать, перед тем как что-то предлагать императору. Вы свободны.
        Лорис-Меликов, мучимый нехорошими предчувствиями, вышел из дворца. Он отъехал от Зимнего как раз в тот момент, когда туда прибыл полицмейстер первого городского отделения полковник Адриан Дворжицкий, который занимался размещением полицейских и жандармов непосредственно по постам.
        Около полудня к Михайловскому манежу начали съезжаться военные. Конные жандармы были расставлены на Манежной площади, контролировали Казанскую, Малую Садовую и Большую Итальянскую улицы. Народ, всегда стремившийся увидеть своего обожаемого монарха и приветствовать его, собирался на Большой Итальянской улице и Невском проспекте от Гостиного двора до памятника Екатерине Второй. Все ждали государя.
        Но Александр Второй все же прислушался к предупреждению Лорис-Меликова. Садясь в карету, он приказал лейб-кучеру Фролу Сергееву ехать через Певческий и Театральный мосты, потом по набережной Екатерининского канала прямо на Большую Итальянскую.
        В карете император сидел один. Рядом с кучером устроился ординарец унтер-офицер Мачнев. Вокруг кареты скакали шесть конных казаков лейб-гвардии Терского казачьего эскадрона. Следом в санях ехал полковник Дворжицкий, за ним - начальник охранной стражи капитан Кох и несколько других лиц.
        Появление царя у манежа сопровождалось радостным «ура». Александр улыбнулся в ответ. Вскоре император вошел в манеж, где для развода были построены два батальона лейб-гвардии - резервного пехотного полка и саперный. На разводе присутствовали цесаревич Александр Александрович и брат государя Михаил Николаевич.
        Как и было обговорено, за час до планируемой акции Богданович покинул сырную лавку. Там остались Анна Якимова и Михаил Фроленко, изображавший покупателя.
        Обычно приготовления к проезду царя по Малой Садовой начинались с двенадцати часов дня. Так было и сегодня. К этому времени на обоих концах Малой Садовой улицы появились конные жандармы, проезд прекратился.
        Якимова прильнула к окну и внимательно следила за улицей. Вот-вот мог появиться царский эскорт. На столе стоял сосуд с раствором, который при замыкании полюсов должен был дать ток на взрыватель. Рядом в напряжении застыл Фроленко. Он смотрел на Якимову и готов был замкнуть электрическую цепь.
        -Странно, жандармы, обычно напряженные, сосредоточенные, ведут себя свободно, вольно, переговариваются между собой. Что бы это значило? - вдруг проговорила Анна.
        -Может, царь задерживается?
        -Раньше он никогда не опаздывал к разводу.
        -Должен появиться, тогда и жандармы поведут себя строго.
        -Они уезжают, Михаил, - в растерянности произнесла Якимова. - Я выйду, узнаю, в чем дело.
        -Осторожнее, Анна.
        Якимова пробыла на улице недолго, вернулась, выдохнула и заявила:
        -Мы просчитались. Император поехал на канал.
        -Черт! Столько труда впустую. Получается, что лавка больше не нужна.
        -А если царь возвращаться будет по Садовой?
        -Софья не станет ждать этого. Теперь она будет вынуждена ввести в дело метателей зарядов. Уходим!
        -Куда?
        -На квартиру Фигнер, куда направился Богданович.
        -Я не смогу спокойно сидеть у Веры.
        -Хорошо, идем куда угодно.
        Узнав, что царь не поехал по Малой Садовой, Перовская сохранила самообладание. Она сообразила, что обратно Александр поедет по набережной Екатерининского канала, и изменила план. Софья обошла метальщиков, указала им новые места ожидания, установила сигналы начала активных действий.
        Развод прошел очень удачно. Государь, облаченный в мундир Саперного батальона, был доволен, находился в хорошем расположении духа. После развода император поговорил с приближенными лицами, окружившими его, сел в карету и приказал следовать по Большой Итальянской улице, через Михайловскую площадь, во дворец великой княгини Екатерины Михайловны.
        Он пробыл у двоюродной сестры около получаса, а потом решил ехать в Зимний и сказал кучеру:
        -Домой! Той же дорогой.
        Перовская просчитала, что император воспользуется прежним маршрутом, и пошла по Михайловской улице. Она увидела там Рысакова, Гриневицкого, Емельянова и достала белый платок, что было сигналом идти на Екатерининскую набережную. Подав знак, Софья перешла по Казанскому мосту на противоположную сторону канала.
        Карета государя двинулась по Инженерной улице, затем повернула направо, на набережную Екатерининского канала.
        К сопровождению прибавился командир лейб-гвардии Терского казачьего эскадрона ротмистр Кулебякин. Он ехал в отдельных санях.
        Великий князь Михаил Николаевич и его сыновья остались на несколько минут в Михайловском замке.
        Как только карета вылетела из-за угла Инженерной улицы, в руках Перовской опять мелькнул белый платок. Метальщики зарядов находились недалеко от поворота. Первым стоял Михайлов, за ним Рысаков, дальше Гриневицкий.
        Отовсюду раздались крики:
        -Царь едет!
        -Вот, глядите, государь!
        Карета быстро продвигалась вперед. Император успевал отвечать людям улыбкой, отданием чести, приветливым взмахом руки.
        Михайлов не успел бросить бомбу. Карета пронеслась мимо него.
        Настал черед Рысакова. Тот швырнул заряд. Взрыв прогремел под задними колесами царской кареты. Ее окутало густое облако дыма. Крики ужаса пронеслись по набережной.
        Один казак погиб на месте. Он лежал позади кареты. Другой, сидевший на козлах с кучером, получил ранение. На тротуаре стонал мужчина из прохожих. В нескольких шагах от него оперся о перила раненый офицер. Впереди упал городовой.
        Когда раздался взрыв, начальник охраны капитан Кох выскочил из саней. В первую очередь он посмотрел на императора, увидел, как тот сам выходит из кареты, облегченно вздохнул и бросился было к нему, но остановился. Преображенцы, полицейский и какой-то прохожий схватили преступника, бросившего бомбу. Кох поспешил к ним, приподнял метальщика за воротник пальто, обнажил саблю. Место взрыва окружала толпа. Она могла растерзать террориста. Кох встал между разъяренными людьми и преступником.
        В это время к нему подошел ротмистр Кулебякин, убедился в том, что преступник не уйдет из рук капитана Коха, и бросился к императору.
        Начальник охраны спросил террориста:
        -Это ты произвел взрыв?
        -Я, ваше благородие! - ответил Рысаков.
        -Кто такой?
        -Мещанин Глазков из Вятской губернии.
        -Почему ты это сделал?
        Рысаков отвернулся и промолчал.
        Император перекрестился, поблагодарил Бога за спасение и спросил Дворжицкого, оказавшегося рядом:
        -Преступник схвачен?
        -Схвачен, ваше величество! Государь, благоволите сесть в мои сани и немедленно ехать во дворец.
        -Прежде хочу взглянуть на преступника.
        -Но это опасно, ваше величество. У него могут быть сообщники.
        -Я сказал, хочу видеть того, кто намеревался убить меня. Что непонятного, господин полковник? - Александр направился к месту, где находился террорист.
        Кулебякин просил его вернуться к карете, но император ничего не ответил, прошел мимо.
        Царь подошел к преступнику, посмотрел ему в глаза и произнес твердым голосом, сохраняя спокойствие и самообладание:
        -Молодец. И что же тебе нужно от меня, безбожник?
        Рысаков не ответил.
        Император повернулся к карете. Полковник Дворжицкий продолжал настаивать, чтобы он поспешил во дворец.
        Александр Второй ответил:
        -Хорошо, мы поедем во дворец, но прежде я хочу видеть место взрыва.
        Бомба разворотила зад кареты. В мостовой образовалась воронка.
        -А если бы немного раньше? - спросил император.
        -Что вы сказали, ваше величество? - уточнил Дворжицкий.
        -Я говорю, что если бы безбожник бросил бомбу секундой раньше, то взрыв произошел бы под самой каретой.
        -Господь отвел от вас смерть.
        Александр Второй перекрестился:
        -Воистину так.
        Перовская вцепилась в ограду на противоположной стороне канала. Царь опять невредим. Это какое-то наваждение! Его не берут ни пули, ни динамит. Но где же Тимофей Михайлов и Игнатий Гриневицкий? Неужели струсили, и все кончено? Она готова была выть от отчаяния, когда увидела метальщика.
        Гриневицкий сошел с тротуара и швырнул под ноги императору вторую бомбу. Прогремел оглушительный взрыв. Государь, офицеры, казаки, сам террорист и зеваки, находившиеся поблизости, повалились на мостовую. Над набережной поднялся большой шар белого дыма.
        Когда дым немного рассеялся, люди, разбросанные взрывом, боялись подступиться к тому месту, где только что стоял император. Никто не знал, убит он или ранен.
        Александр даже не упал, а присел на мостовую. Он в горячке пытался опереться руками о землю. От шинели его остался только верх. Размозженные ноги были голы, из них лилась кровь.
        К императору бросились все, и невредимые, и раненые. Первыми рядом с ним оказались полковник Дворжицкий, ротмистр Кулебякин, казаки. Появились юнкера.
        Следом за ними прибыл великий князь Михаил.
        Он встал на колени перед братом и спросил:
        -Господи, Саша, что с тобой? Жив ли?
        -Миша, как можно скорей домой. Если умереть, то там, - с трудом проговорил император.
        -Ты держись, Саша. Бог милостив, все обойдется.
        Люди, окружающие царя, подхватили его и потащили к саням. Им помогал Тимофей Михайлов, который, видимо, забыл о том, что у него в портфеле бомба. Офицеры и казаки кое-как перевязали раны императора и повезли его во дворец.
        Софья Львовна Перовская, ставшая свидетелем страшной кровавой драмы, которую сама и организовала, пошла в небольшую кофейню на Владимирской улице, близ Невского проспекта. Там уже сидел Тырков из наблюдательного отряда.
        Софья устроилась рядом с ним и сказала:
        -Кажется, все прошло удачно. Царь если не убит, то тяжело ранен.
        -Кто это сделал?
        -Первую бомбу бросил Рысаков. Царь не пострадал, и тогда в дело вступил Гриневицкий. Николай арестован, а вот Игнатий, скорее всего, погиб.
        Император лежал в кабинете на диване. Он находился в бессознательном состоянии. Растерянный фельдшер Коган пережал артерию на левом бедре царя. Доктор Маркус заглянул в медленно раскрывшийся окровавленный левый глаз умирающего и… лишился чувств. Кто-то из придворных приложил ко лбу Александра мокрое полотенце.
        В кабинет вошел лейб-медик, знаменитый врач Боткин.
        Но он уже ничего не мог сделать, только тихо проговорил:
        -Если бы кровь остановили сразу после взрыва…
        Доктор отошел от умирающего, так как в кабинет один за другим входили члены царской семьи, духовник императора, высшие должностные лица государства и церкви.
        Вбежала и княгиня Юрьевская, так и не ставшая императрицей. Она упала на тело мужа, стала покрывать поцелуями его руки и зарыдала. Платье Юрьевской пропиталось кровью.
        Агония царя продлилась три четверти часа. Градоначальник, прибывший во дворец, подробно доложил присутствующим о случившемся.
        К лейб-медику подошел наследник-цесаревич Александр Александрович и тихо спросил:
        -Есть ли надежда?
        Боткин вздохнул, отрицательно покачал головой и сказал:
        -Нет. Прошу соблюдать тишину. Государь умирает.
        Персоны, собравшиеся в кабинете, подошли к царю. Его глаза смотрели мимо них, куда-то в пространство. Что он видел? То, что живым лицезреть не дано.
        Боткин пощупал пульс, опустил окровавленную руку Александра и объявил:
        -Государь император скончался!
        Княгиня Юрьевская побледнела и рухнула на пол. Все остальные встали на колени.
        В 15.35 на флагштоке Зимнего дворца был спущен императорский штандарт. Этот факт оповестил население о смерти Александра Второго.
        Вечером того же дня умер и Гриневицкий, бросивший вторую бомбу.
        Двадцатилетний Николай Рысаков, задержанный на месте преступления, на допросе выдал всех сообщников. Тут же были арестованы Геся Гельфман, Тимофей Михайлов, Софья Перовская, Николай Кибальчич, Григорий Исаев, Николай Суханов, Анна Якимова-Диковская, Татьяна Лебедева, Михаил Грачевский, Михаил Фроленко, Мартин Ланганс.
        В течение нескольких недель Санкт-Петербург находился на военном положении. Ожидались волнения. Многие революционеры верили, что «Народной воле» хватит сил для открытого противостояния с правительством.
        Власти особенно опасались выступлений рабочих. Рысаков сообщил о подпольной организации, созданной в их среде. Казачьи заставы отрезали от центра промышленные окраины. Впрочем, делать этого не требовалось.
        Народовольцы ждали восстаний на заводах и фабриках, но их не произошло. Руководители террористической организации явно переоценили свои силы и степень влияния на массы. Исполком «Народной воли» по сути дела как был, так и остался узким, строго замкнутым в себе кружком кровавых заговорщиков.
        Желябов написал заявление прокурору, в котором потребовал, чтобы его судили по делу об убийстве императора. В другом документе он заявлял, что приговор должен быть вынесен присяжными. Его первое заявление было удовлетворено, а вот второе - категорически отклонено.
        Суд над террористами проходил с 26 по 29 марта под председательством сенатора Фукса и под надзором министра юстиции Набокова. Желябов, Перовская, Кибальчич, Гельфман, Михайлов и Рысаков обвинялись в принадлежности к тайному сообществу, имеющему целью насильственное свержение существующего государственного строя, и участии в убийстве императора.
        29 марта суд вынес приговор - смертная казнь всем подсудимым, перечисленным выше. Беременной Гельфман повешение было заменена ссылкой на каторжные работы, но она умерла сразу после родов. Грачевский, Богданович, Исаев, Колодкевич, Емельянов, Фроленко и Якимова были приговорены к вечной каторге.
        Утром 3 апреля террористы, приговоренные к смертной казни, были повешены. На груди у каждого висела доска с надписью «Цареубийца».
        Император Александр Второй был похоронен в Петропавловском соборе.
        Новый царь Александр Третий приостановил либеральные реформы. Он видел будущее России в дисциплине и порядке. Этот рослый человек с окладистой бородой внушал доверие народу, который видел в нем мужика, сидящего на троне.
        После ареста и казни руководителей исполнительного комитета «Народной воли» эта подпольная организация в конце концов была уничтожена. Попытки возродить ее не удались. Покушения прекратились.
        Александр Третий считал своей основной целью недопущение возврата революционной чумы. В своем манифесте от 28 апреля 1881 года он объявил о намерении править страной твердой рукой. По совету своего давнего наставника, обер-прокурора синода Константина Победоносцева, государь отправил в отставку всех либерально настроенных представителей власти во главе с графом Лорис-Меликовым. Поезд Российской империи опять пошел по колее абсолютного самодержавия.
        Александр Третий отличался незаурядной физической силой, обладал непреклонным характером, любил правду и был прост в общении с другими. Он пренебрегал роскошью. Ни один представитель дома Романовых не соответствовал мнению русского человека о царе так, как он. Этот могучий русобородый гигант являлся воплощением силы и достоинства, был привержен русским традициям и обычаям, имел в себе твердую, непоколебимую веру.
        До восхождения на престол у Александра Александровича родились Николай, Георгий, Ксения и Михаил. Уже после гибели Александра Второго на свет появилась Ольга.
        Пятеро детей! Отец сызмальства приучал их спать на простых солдатских койках, по утрам обливаться холодной водой и есть на завтрак обычную кашу. Царь соблюдал посты, ходил на богослужения, посещал Александровскую лавру, Исаакиевский и Петропавловский соборы. К этому же он приучал и своих детей.
        Александр Третий заставлял детей много времени проводить на воздухе, заниматься физическими упражнениями. Они часто работали в саду, ухаживали за птицами и животными.
        От сыновей Александр Александрович требовал, чтобы они росли настоящими мужчинами, смотрели противнику в глаза, учились отвечать за свои поступки и не допускали беспечности. Он никогда не забывал, что его мальчики в первую очередь просто дети, которым хочется и поиграть, и пошалить, и даже подраться.
        Николай воспринял от отца простоту в общении и живость характера. Он был обаятелен, шаловлив, любил подвижные игры. Стремление содержать себя в хорошей физической форме сохранилось у него до самой смерти. Одновременно с этим в Николае проявились поэтичность и изящество, стремление к прекрасному и любовь ко всему живому. С раннего детства в душе будущего императора жила искренняя религиозность. Все эти качества прекрасно и гармонично развивались в естественной семейной атмосфере, поддерживаемой отцом.
        В 1876 году к Николаю и его брату Георгию была приставлена воспитательница Александра Петровна Олленгрэн, дочь адмирала, вдова русского офицера шведского происхождения. Эта история требует отдельного описания, так как Олленгрэн не являлась придворной дамой, известной в кругах петербургской знати.
        После скоропалительной смерти капитана Константина Петровича Олленгрэна в 1872 году его молодая вдова осталась с сыновьями Петром, Константином, Владимиром и дочерью Елизаветой, ста рублями годовой пенсии и собственным маленьким домиком в Коломне. Так назывался один из старейших районов Санкт-Петербурга. Семья жила в голоде и холоде в полном смысле этих ужасных слов.
        Начальницей Коломенской женской гимназии в ту пору была госпожа Нейгардт, подруга Александры Петровны по Екатерининскому институту. Она узнала о бедственном положении вдовы и приняла ее на должность классной дамы. Жалованье вместе с пенсией уже позволяло женщине не только существовать, но и нанять прислугу.
        В один из майских дней 1875 года выпускной класс Александры Петровны должен был представляться в Зимнем дворце своей покровительнице и попечительнице императрице Марии Александровне. На этом приеме Олленгрэн заметила Мария Федоровна, супруга цесаревича Александра Александровича. Она предложила ей заняться воспитанием и первоначальным образованием своих сыновей Николая и Георгия. Проживание на всем готовом в Аничковом дворце и годовое жалованье в две тысячи рублей! В 1877 году сыновья Александры Петровны были признаны потомственными дворянами.
        После окончания воспитательной работы в Аничковом дворце Александра Петровна была назначена начальницей Василеостровской женской гимназии и имела свободный доступ к государю. Он принимал ее по первой просьбе. Володя Олленгрэн, в будущем полковник, обучающийся вместе с великими князьями, всю жизнь пользовался милостью и благосклонностью Николая Второго.
        В 1879 году Николай окончил обучение по программе начальной школы. Отец постановил собрать комиссию для проверки его знаний перед началом среднего образования. Она осталась довольна успехами десятилетнего Николая.
        Для дальнейшего обучения Александр Александрович пригласил генерал-адъютанта Данилевича. Были подобраны преподаватели Закона Божьего, русского языка, географии, истории, математики, французского, английского и немецкого языков.
        Николай учился на протяжении тринадцати лет. Он постигал юридические, экономические науки, политическую историю. Будущий государь особенно любил заниматься военным делом, изучением тактики и стратегии, топографии, инженерного дела. Николай обожал армию, ее традиции, форму, простой мир приказов и повиновения. В последующие годы офицерское общество гвардейских полков было практически единственным, кроме, естественно, семьи, окружением, где он чувствовал себя как дома.
        А жизнь на бескрайних просторах государства Российского тем временем шла своим чередом.
        Через два дня после убийства императора Порфирий Михайлович Гуляев, хозяин самого большого крестьянского двора в селе Долгопрудном Усеченского уезда, вернулся домой. Неделю он провел на заимке вместе с давним товарищем Федором Семеновичем Губиным, старостой соседней деревни Лыка, да работником Тихоном. Порфирий пил не просыхая. Поводом послужили сороковины по кроткой и тихой супруге Марии Степановне, умершей от неизвестной болезни. Она жила незаметно, так же и отошла. В ночь. Помолилась, легла спать и не проснулась.
        Порфирий Михайлович по приезде домой приказал работнику Алексею растопить баню. Он парился около часа, сколько сил хватило. Отпивался квасом. Хотел поговорить с двоюродным братом Тимофеем, исполнявшим в хозяйстве обязанности управляющего, но тот, как оказалось, уехал в город, договариваться о продаже излишков овса и льна. Тимофей следил за наемными работниками, конюшней и коровником, вел торговлю, приглядывал за работой мельницы, построенной по осени прежнего года.
        На родного сына Порфирий положиться не мог. Григорию исполнилось двадцать лет, но он и сейчас оставался ребенком, большим и неуклюжим, всегда сопливым, неопрятным и совершенно бесполезным в хозяйстве.
        Отдохнув, Порфирий вышел во двор и увидел сына. Тот пытался шестом сбить кота с конька крыши амбара.
        -Гришка! - крикнул Порфирий.
        Сын присел от неожиданности, отбросил шест, шмыгнул носом, подошел.
        -Тятя, я тут за Васькой котом гонялся.
        -Видел.
        -Он, тятя, хитрый, но я все одно его достану.
        -Ступай в дом! Нечего по двору шляться.
        -А что дома-то? Скучно.
        -Кота своего жди. Он нагуляется и вернется. На печи греться.
        Лицо придурковатого Григория расплылось в улыбке, больше похожей на гримасу от зубной боли.
        -И то верно, тятя. Вернется, никуда не денется.
        -Ступай.
        Сын ушел, а из-за плетня показался сосед Еремей Фомич Якунин.
        -Здорово живешь, Порфиша!
        -Это ты? Здорово, Ерема. Живу, как видишь.
        -Чего-то не видать тебя было после сороковин по Маше.
        -На заимке был.
        -И чего там сейчас делать? Ладно летом или по осени после страды. Река рядом, лес. Хочешь рыбу лови или зверя бей, а то и грибы собирать можно.
        -Что делать? - переспросил Порфирий и сам же ответил: - Водку пить, вот чего.
        -Ага. - Еремей понимающе кивнул. - Это дело хорошее, если в меру. Водочка под соленые огурчики да грибки - красота.
        -Когда мы меру знали? Пили с Федькой Губиным так, что себя не помню. Слава богу, не помер. А то уже ночами кошмары мучили.
        -Это дело такое. Значит, новость не слыхал?
        -Что за новость?
        -Э-э, Порфиша, всем новостям новость.
        -Да не тяни ты! Что на селе произошло? Помер кто или сгорел?
        -Выше бери. В Петербурге царя кончили. Как раз позавчера, в воскресенье.
        -Да ты что? - воскликнул Порфирий. - Как это кончили?
        -Убили.
        -Кто?
        -Какая-то «Народная воля». Я в этом не разбираюсь. В уезде сказывали, что безбожники-студенты в стаю сбились да устроили охоту на государя.
        -Как такое возможно?
        -Вот так! Студентам этим все возможно, потому как креста на них нету. Но ничего, болтаться им теперь на виселицах. И поделом!
        -А куда ж охрана смотрела?
        -Смотрела, да, видать, ушами прохлопала.
        Порфирий покачал головой:
        -Это ж надо, до чего дожили! Помазанника Божьего убили. А как оно было, слыхал?
        -Люди говорят, бомбами взорвали.
        Гуляев перекрестился:
        -Господи, спаси и сохрани.
        По двору прошла молодая стройная женщина.
        Еремей цыкнул, почесал бороду и сменил тему:
        -Эх, и хороша ж у тебя работница, Порфиша. Я б ее!.. Не уступишь? С пацаненком возьму. Цену хорошую дам.
        -На что она тебе?
        -Ну ты даешь, Порфиша! На что баба мужику? Ясное дело, чтобы мять по ночам.
        -В постели, рядом с женой? - с усмешкой осведомился Порфирий.
        -Зачем? Жене в другой комнате место найдется. Кто она такая? Мужнина вещь. Смирится. А вякнет, что против, так вожжами в момент успокою. Женское дело хозяйство блюсти, жратву готовить, за детьми смотреть.
        -Утри слюни, Ерема.
        -Не уступишь, значит. - Якунин вдохнул. - Оно и понятно. Я бы такую бабенку тоже ни за какие деньги не отдал бы.
        -Хорош о бабах, Ерема. Чего еще произошло?
        -А тебе убийства государя мало?
        -Одного убили, другой на трон сядет. Сын и наследник, Александр Александрович. Нам от этого ни убытка, ни прибыли.
        -Не скажи, Порфиша. Новая метла по-новому метет. А вдруг теперешний царь вернет крепостное право?
        -Того не будет. Старое не вернешь.
        -Как знать. А на селе все тихо, да и время ныне какое? Все по избам сидят, детей строгают, силы перед посевной набирают.
        -Да, силенок потребуется немало.
        -Только не тебе. Вон развернулся как, похлеще прежнего барина. Лучшие пашни, табун лошадей, коровы, овцы!.. Полсела на тебя работает. Да еще целая орава бобылей из соседних деревень, у которых за душой ничего нет.
        Порфирий повысил голос:
        -Это тебя не касается. Начинали вместе, на равных условиях.
        -Ладно, Порфиша, я ничего, богатей на здоровье. Скажи лучше, лошаденкой по весне подсобишь?
        -Так у тебя две свои. Или их уже не хватает?
        -Хватило бы, да только одна стара уже, толку от нее мало.
        -Купи молодую.
        -Так дешевле нанять. У тебя коней много.
        -Что за привычка такая дурная, чужое добро считать? За своим смотри.
        Еремей хитро улыбнулся:
        -Да разве ж мы чужие, Порфиша? Росли вместе. Забыл, как мальцами с ветлы в реку прыгали? Ты как-то раз о корягу ударился. Потонул бы, да я вытащил. Не помнишь?
        -Все помню, Ерема. Баловались, играли, в реку прыгали. Спас ты меня, а потом Прасковью увел.
        Еремей рассмеялся:
        -Было дело. Но не моя в том вина, что Параня меня в женихи выбрала. Не ведала дуреха, что ты богатеем станешь. Просчиталась. Одно слово - баба дура.
        -То-то ты возле нее крутился, пока я с отцом на заработках был.
        -Что было, Порфиша, то прошло. А Параня никак до сих пор мила тебе?
        -Нет, - отрезал Гуляев.
        -Конечно, когда рядом под боком молодуха.
        -Гляжу я на тебя, Ерема, вроде человек православный, а несешь ересь какую-то.
        -Господь простит. Не со зла же, да и не всерьез. Так поможешь с лошадью?
        -Посмотрим.
        -Ну и ладно, пошел я. Мне еще к старосте зайти надо.
        -Иди, Ерема.
        Сосед ушел. Порфирий вернулся к дому, заметил работницу у амбара, присмотрелся. А Ерема прав, баба действительно ничего. И лицом хороша, и фигурой. Как он раньше того не замечал?
        -Катерина! - позвал Порфирий.
        -Да, хозяин.
        -Поди сюда.
        Женщина подошла и спросила:
        -Работа какая есть, хозяин?
        Порфирий почесал бороду, в глазах его мелькнул какой-то странный, молодецкий огонек.
        -Ты вот что, Катерина, сегодня, как стемнеет, приходи ко мне.
        -Что? - Женщина оторопела, услышав столь неожиданное предложение.
        -Оглохла, что ли, покуда не было меня? Сказал, приходи, как стемнеет. Сорок дней минули, душа Маши на небеса отправилась. Мне же без бабы тяжко. Не стар еще. Так что за жену теперь будешь.
        -Но, Порфирий Михайлович, как же это? Не по-людски.
        -Мне решать, что по-людски, а что нет. Сказал, приходи, значит, так и делай.
        -Я не могу.
        Взгляд Порфирия помрачнел.
        -Отказываешься? Не спешила бы.
        -А то что?.. - спросила женщина, приподняв голову.
        -Не догадываешься? Объясню. Долг, Катерина, платежом красен.
        -О каком долге речь ведешь, Порфирий Михайлович?
        -Вспомни, кто тебя, всю оборванную, нищую, голодную с дитем малым, пригрел?
        -Вы.
        -Я. А кто тебе документы через старосту сделал и немало за это заплатил?
        -Вы.
        -Я!
        -Так и я все уже давно отработала. Ведь шесть годков на вас пашу за угол и кормежку.
        -Угол и кормежку, может, и отработала. А то, что скрываю тебя, с этим как?
        -От кого?
        -Ты дурочкой-то не прикидывайся. Я же узнавал, кто ты. Скажу, что там, откуда ты бежала, в Ютеше твоей, да и в уезде, полиция до сих пор считает, что странная смерть Лешки Рыбанова не обошлась без участия его жены. Дело-то не закрыто. Как мыслишь, что произойдет, если я отдам тебя полиции? Позову урядника да скажу, что никакая ты не Волкова, а Рыбанова, в девичестве Блохина, действительно причастная к смерти мужа? Молчишь? А я скажу. Урядник быстро тебя захомутает да передаст начальству. Оно разбираться не станет, дело оформит да в суд передаст. Не та ты фигура, чтобы на тебя время тратить. И отправишься ты, Катерина, на вечную каторгу в далекие, суровые края. А каково будет Федьке без матери? Не выживет он один. Мне же за ним смотреть никакого резона нет.
        -Вы не сделаете этого.
        -Не сделаю, если упрямиться не будешь.
        Женщина поникла и тихо проговорила:
        -Не буду. Согласная я, да вот только как с Федькой быть? Мы же с ним в одной комнате спим. Увидит, что матери нет, испугается, искать начнет.
        -Тимофей вернется из города и заберет его к себе.
        -Так ведь все одно узнает. Что отвечу?
        -Правду. А если недовольство проявит, то не посмотрю, что малец, быстро выбью. Так что, Катерина, жду. Да пред тем как прийти, помойся в бане. Тихону скажи, я разрешил. А то от тебя навозом тащит. Ублажишь как следует, узнаешь, каким щедрым я могу быть. В комнате жены покойной поселю, одену, обую, от грязной работы освобожу. Федьку на учебу пошлю, чтобы и грамоту осваивал, и под ногами не мешался. Я, Катерина, умею быть благодарным. Только и ты постарайся. А то я уже и забыл, когда последний раз удовольствие от бабы получал. Покойница-то в этих делах слаба была. Ты все поняла?
        -Да, Порфирий Михайлович.
        -Вот и ладненько. А сейчас ступай.
        Катерина Рыбанова, по новым документам, сделанным Гуляевым, Волкова, ушла в коровник. Порфирий прошел в дом, отобедал, прилег на лавку в горнице и вспомнил, как впервые увидел Екатерину с сыном.
        Было это в начале июня 1868 года, как раз после объявления о рождении у императора внука, нареченного Николаем. Под вечер пошел дождь. Стемнело поздно. Все собирались отойти ко сну, как работник, который обходил двор, сообщил, что возле ворот без сознания лежит молодая баба, а рядом ребенок.
        Пришлось в дом тащить. У бабы жар, дите плачет. Вызвали доктора. Тот осмотрел незнакомку, дал ей какого-то порошка. Ею Марья занималась, а мальца отдали соседке, у которой тогда свой такой же был.
        Выходили бабу, оклемалась и рассказала, что сбежала от мужа. Порфирий тогда хотел сдать ее приставу, да Марья отговорила. Лишние руки в хозяйстве не помеха. Так и прижилась Екатерина с сыном Федькой. Угол ей выделили, определили в коровник. Работала хорошо, тут придраться не к чему. Хлеб свой сполна оправдывала.
        Одна загвоздка была - документы. Но помог Федька Губин, староста деревни Лыка. Сделали бабе и мальцу бумаги на фамилию Волковых. А потом стало известно о страшной смерти ее муженька, да еще и как раз в ту самую ночь, когда она сбежала.
        Сегодня Порфирий лгал Катерине, когда говорил, что ее подозревают в убийстве. Следствие установило, что Алексей Рыбанов сам свалился в реку и ударился башкой о камень. Но так надо было. Чтобы боялась. Так оно и вышло. Теперь будет покорна.
        Порфирия потянуло в дрему, но уснуть ему не удалось. Явились из города Тимофей с сыном Катьки, подросшим Федькой.
        Родственник передал лошадей работнику Тихону, прошел в горницу и сказал:
        -С возвращением, Порфирий! Как здоровье?
        -Ничего, живой, как видишь. Что в городе?
        -Все в полном порядке. Нашел купца, который возьмет и овес, и лен.
        -Он цену сбил?
        -Нет. Нормальную дал. Поторговался, конечно, не без этого.
        -Когда повезешь товар?
        -Через неделю.
        -Что так?
        -Да у купца сейчас все склады забиты. За неделю свой товар распродаст, наш возьмет.
        -Точно?
        -Возьмет!
        -Ладно. Федька где?
        -К себе пошел.
        Порфирий встал с лавки, подошел к двоюродному брату.
        -Просьба у меня к тебе, Тимоха.
        -Что за просьба?
        -Ты на ночь забери к себе Федьку.
        -Чего это?
        -Надо так!
        -Уж не к Катьке ты клинья подбиваешь?
        -Какая тебе разница? Или сам глаз на нее положил?
        -Ты ж знаешь, у меня вдовушка-красавица.
        -Знаю. Но она, кажись, к родственникам уехала?
        -На недельку погостить.
        -Вот и возьми Федьку.
        -Ладно. Прямо сейчас забрать?
        -Нет. Часов в восемь.
        -А если он не захочет? Не силком же тащить.
        -Так придумай чего-нибудь. Но чтобы этой ночью Федьки в доме моем не было.
        -Ладно.
        -Ступай, я надеюсь на тебя.
        -Давай.
        Тимофей прошел в каморку, отведенную Волковым. Федька сидел на лавке, жевал хлеб, запивал молоком.
        -Проголодался?
        -Есть маленько.
        -Вижу как маленько, аж за ушами трещит.
        -Ничего не трещит, дядя Тимофей.
        -Мать-то где?
        -В бане.
        -Чего это? Вроде не банный день.
        -А я знаю?
        -Ну и ладно. Ты вот что, Федька, ко мне вечером не хочешь пойти?
        -Зачем?
        -Да скучно одному.
        -Мамка не пустит.
        -Пустит, я договорюсь.
        -Договоришься, пойду. А ты мне чучела зверушек покажешь?
        Тимофей мастерски набивал чучела зверей, добытых на охоте.
        Он улыбнулся:
        -Покажу. А зайца подарю.
        -Правда?
        -Сказал же.
        -А пойдем прямо сейчас.
        -Как же мамка?
        -А мы потом зайдем и скажем.
        -Нет. Так не выйдет. Ты дождись мамку, подмоги ей по хозяйству. Вечером, часов в восемь, я зайду за тобой. А покуда товарища проведаю.
        -Это того, кому керосин купил?
        -Его.
        -Ладно.
        Екатерина вернулась из бани, раскрасневшаяся, разрумяненная, обняла сына и спросила:
        -Как съездили в город, Феденька?
        -Нормально, - по-взрослому ответил мальчишка.
        -Тебе помыться надо. Я сейчас воды нагрею.
        -Не надо, потом.
        -Почему ты мыться не любишь? Ну хоть руки сполосни, а то грязными да за хлеб.
        -Чего их мыть-то? Я уже и поел. Сегодня к дядьке Тимофею пойду, ладно?
        Екатерина поняла, что Порфирий задумал убрать ее сына из дома.
        -Ну, если хочешь, иди.
        -По дому что надо сделать?
        -Нет, отдыхай, сыночек, и так в городе, наверное, намаялся.
        -Ничего. Я уже взрослый.
        -Да, взрослый, защитник мой.
        Федька шмыгнул носом:
        -Защитник! Только скажи, если кто обидит.
        -Ладно-ладно. Кто ж меня обидит?
        Федька вышел в коридор, дошагал до большой комнаты Порфирия и увидел, что дверь приоткрыта. Ему очень захотелось узнать, что делает хозяин. Он остановился, подошел к двери и заглянул в щелку.
        Порфирий считал деньги. Он слюнявил палец, раскладывал купюры в стопки и довольно урчал. Так делает кот, добравшийся до крынки со сливками.
        Федька замер. Он еще никогда не видел столько денег.
        Порфирий перемотал стопки нитками, положил их в ларец, стоявший под рукой, закрыл его. Ключ на бечевке повесил на шею. Ларец он поставил в нижний ящик шкафа, потянулся и резко обернулся.
        Федька вовремя отшатнулся и бесшумно, на носках, убежал к выходу в сад.
        Без четверти восемь пришел Тимофей и увел Федьку в свою избу.
        Екатерина увидела это и пошла к Порфирию.
        Тот ждал в комнате, сидя за столом.
        -Вот, пришла.
        -Хорошо.
        Он встал, подошел к ней. Расстегнул кофту, погладил через чистую ночную рубашку упругие груди молодой женщины, сглотнул слюну.
        -Хороша.
        Порфирий резкими рывками сорвал с нее одежду, рванул занавес у кровати, стоявшей за печью, сбросил с себя порты, рубаху, повалил Екатерину на чистые простыни.
        -Ох и хороша ты, Катька! А ну-ка люби меня, да так, чтобы забыл обо всем.
        Заскрипела кровать, раздались стоны Порфирия.
        В избе Тимофея тринадцатилетний Федька посмотрел чучела, прилег на зипун, брошенный на лавку, тут же уснул и увидел сон. Будто он, Федька, вместо Порфирия сидит за столом большой комнаты. А пред ним деньги, много, целая куча. Он набивает их в ларец, а они не помещаются. От купюр во все стороны разлетаются лучи света, прямо как от драгоценных камней, виданных Федькой в ювелирной лавке в Усеченске.
        От этого света волнующе колотится сердце. Ведь это все его, Федькино.
        Мальчик проснулся в поту. За окном ночь, в комнате тихо, на столе ничего нет. Куда же все делось? Он понял, что всего лишь видел сон, и от обиды готов был плакать. Ведь богатство было в руках. Да вот только не его. Вообще ничье.
        Федька сходил по нужде во двор, опять лег на лавку, но так и не смог уснуть до самого утра. Мысли о драгоценном ларце не давали ему покоя.
        Любой другой мальчишка забыл бы сон, но только не Федька. Сын Екатерины теперь знал, что рано или поздно, но он доберется до ларца Порфирия Михайловича. Чего бы это ему ни стоило. Тогда жизнь его непременно изменится.
        Глава 3
        По старинной традиции, в день рождения внук императора был зачислен в списки нескольких гвардейских полков. В пятилетнем возрасте Николай стал шефом лейб-гвардии Резервного пехотного полка. В 1875 году он получил звание «прапорщик» лейб-гвардии Эриванского полка, спустя пять лет стал подпоручиком. Через год престолонаследник назначается атаманом всех казачьих войск. 6мая 1884 года, в день своего совершеннолетия, цесаревич в торжественной обстановке принял воинскую присягу на верность престолу и отечеству и вместе с этим поступил на действительную воинскую службу. В дальнейшем звания ему присваивались точно так же, как и всем офицерам в мирное время - по выслуге лет. Поручик, штабс-капитан, капитан, полковник - вот послужной список последнего русского императора.
        С присвоением в 1891 году звания «полковник» производство было завершено. Николай Александрович до последней минуты своей жизни оставался в этом чине. Он считал неприличным производить самого себя в генералы.
        В конце мая 1884 года состоялась и первая встреча цесаревича Николая Александровича с совсем юной принцессой Алисой. Это случилось, когда ее старшая сестра Элла, впоследствии Елизавета Федоровна, вступила в брак с Сергеем Александровичем Романовым, дядей Николая.
        Принцесса Алиса Виктория Елена Луиза Беатриса родилась 7 июня 1872 года в Дармштадте, столице небольшого герцогства, включенного в Германскую империю. Отцом Алисы был Людвиг Четвертый, великий герцог Гессен-Дармштадтский, а матерью - Алиса Мод Мари Ганноверская, третья дочь королевы Виктории. Ее еще называли Алисой Английской.
        Дети, которых в семье было семеро, воспитывались в глубоко патриархальных традициях. Жизнь их протекала по строго установленному распорядку, ни одной минуты не должно было проходить в праздности. Одежда и еда детей были очень простыми. Девочки сами убирали свои комнаты, заправляли постели.
        Алиса с ранних лет отличалась невероятной серьезностью и тягой к религии. Принцесса читала не французские романы, популярные среди ее сверстниц, а сочинения по теологии и философии, интересовалась вопросами бытия, жизни и смерти.
        Возможно, причина этого крылась в безвременной кончине матери, которую Алиса потеряла в шестилетнем возрасте. В 1878 году в Гессене свирепствовала эпидемия дифтерии. От нее умерли мать Алисы и ее младшая сестра Мэй. После пережитой трагедии веселая, жизнерадостная принцесса стала замкнутой, начала сторониться незнакомых людей, успокаивалась лишь в узком семейном кругу.
        Лишившись матери, Алиса подолгу жила в Великобритании, в замках Балморал и Осборн-хаус, расположенных на острове Уайт. Она была любимицей королевы Виктории, которая ласково называла ее Солнышком.
        Душевная рана сохранилась у Алисы до замужества. Ее увлечение сочинениями философов и богословов вызывало удивление окружающих, но Алису это не смущало. Ее труд не пропал даром. Позже она получила степень доктора философии Оксфордского университета.
        Двенадцатилетняя Алиса впервые оказалась в России вместе с сестрами Ирэной и Викторией. Она была потрясена пышностью приема, роскошью, окружавшей ее, величием и торжественностью свадебной церемонии, огромным скоплением народа.
        Шестнадцатилетнему цесаревичу сразу же понравилась принцесса.
        После обеда, около восьми часов вечера, Николай отвел в сторону четырнадцатилетнего брата Георгия.
        -Ты видел ее?
        -Кого? - не понял брат.
        -Алису, принцессу Гессенскую. Я сидел рядом с ней за обедом.
        -Видел. Ну и что?
        -Как что, Георг? Она просто восхитительна!
        -Что с тобой, Ники? Ты настолько возбужден?
        -Я влюблен, Георг!
        -Но ей же только двенадцать лет, Ники!
        -Это не имеет значения. Она безумно красивая, скромная. А какие у нее волосы! Словно золотые нити. Я сидел рядом с ней, и сердце мое билось так, что мне хотелось закрыть грудь рукой, чтобы стук никто не услышал. Я определенно влюблен.
        Георгий пожал плечами:
        -Ну, влюблен, вот и хорошо.
        -Ты ничего не понимаешь, Георг. Мне жаль тебя.
        -Почему ты меня жалеешь?
        -Потому, что тебе еще не дано понять, что это такое.
        -Господи, Ники, успокойся. Тебе же известно, что Алиса - любимая внучка английской королевы, которая не очень-то хорошо относится к нам. Да и наш папа отвечает ей тем же.
        -Однако это не помешало принцессе Элле выйти замуж за нашего дядю Сергея Александровича?
        -Я не знаю. И потом, Алиса лютеранка.
        -А разве Элла нет? Или лютеране не христиане? А наша мама, урожденная датская принцесса?
        -Да ну тебя, Ники. Люби, если хочешь, только пока не говори родителям о своих чувствах.
        -Отчего?
        -Неизвестно, как они воспримут твое увлечение.
        -Но я все равно буду дружить с этой небесной девочкой.
        -Если она захочет.
        -Захочет. А если нет, то я умру.
        -Ники, ты же старше меня, наследник престола, подпоручик, а говоришь как малый ребенок.
        Николай обнял брата.
        -Может быть! Потому что я влюблен и счастлив.
        Следующие дни цесаревич и принцесса проводили вместе. Николай был очарован девочкой, которую близкие называли Аликс. Да и он явно нравился ей.
        31 мая 1884 года, находясь в итальянском домике в Петергофе, они тайно ото всех нацарапали свои имена на окошке. Вечером цесаревич записал в своем дневнике: «Мы друг друга любим».
        На детском балу в английском дворце Николай решил подарить Алисе брошку. Но принцесса не приняла ее. Она объяснила, что еще не время принимать такие дорогие презенты, пусть даже от юноши, милого ее сердцу. Цесаревич отдал брошь своей сестре, но маленькая Аликс стала ему дорога еще больше.
        Так началась трогательная история любви Николая и его будущей жены Александры Федоровны.
        Шли годы. Несмотря на решительные меры по борьбе с терроризмом, принятые властью, революционная зараза все же глубоко пустила корни в России. Единой мощной антиправительственной и антимонархической организации революционерам создать не удалось, но различного рода кружки и фракции имели место. В большинстве своем они создавались в студенческой среде.
        В революционную деятельность был вовлечен Александр Ильич Ульянов, старший брат Ленина. В 1893 году он с золотой медалью окончил гимназию в Симбирске и поступил на естественное отделение физико-математического факультета столичного университета, где проявил большие способности.
        Ему прочили блестящую научную карьеру, но Александр Ульянов избрал другой путь. Он уже был заражен смертельным вирусом человеконенавистничества, активно участвовал в студенческих нелегальных собраниях, демонстрациях, вел пропаганду среди рабочих.
        В декабре 1886 года Александр Ульянов и Петр Шевырев организовали террористическую фракцию партии «Народная воля», практически разгромленной. В нее в основном входили студенты Петербургского университета. Они изучали работы Карла Маркса, Фридриха Энгельса, Георгия Плеханова, а также программные документы «Народной воли». На их основе в феврале 1887 года Ульяновым была составлена программа террористической фракции.
        Александр Ульянов продал золотую медаль, полученную в университете за работу по зоологии, и на вырученные деньги приобрел взрывчатку. Цели и тактика террористов со времен Желябова и Перовской не изменились. Их главной целью оставался российский император.
        Они собирались осуществить покушение на царя Александра Третьего 1 марта 1887 года, ровно через шесть лет после убийства его отца. Но террористов, как это бывало очень часто, сдал полиции свой же товарищ. Пятнадцать организаторов и участников подготовки покушения были арестованы. Вместе со всеми прочими Александр Ульянов был заточен в Петропавловскую крепость, в которой находился до перевода в Шлиссельбург.
        15 -19 апреля 1887 года состоялся суд, на котором Ульянов, Шевырев, Андреюшкин, Генералов и Осипанов - организаторы покушения, были приговорены к смертной казни. Остальные получили различные сроки каторги с дальнейшей ссылкой.
        Мария Александровна, мать преступника, подала императору прошение о помиловании сына и получила разрешение на свидание с ним. Ульянову было предложено самостоятельно попросить государя о помиловании. Сначала он в присутствии прокурора отказался от этого предложения, затем все же подал прошение, которое было отклонено. 8мая 1887 года Александр Ульянов и его товарищи были повешены в Шлиссельбургской крепости.
        Особого сочувствия в общественных кругах казнь не вызвала. Она основательно напугала революционно настроенную молодежь.
        Смерть брата потрясла Владимира Ульянова. Тогда-то он и произнес известную фразу: «Мы пойдем другим путем», по сути отверг террористическую деятельность, совершенно бесполезную, губительную для всех, в том числе и для революционеров. Хотя, конечно же, идеи достижения цели любой ценой в нем остались.
        В сентябре 1888 года семья императора Александра Третьего отправилась на отдых в Крым. Царский поезд имел статус экстренного. Он более чем в два раза превосходил длину и тяжесть обычного пассажирского состава. Поэтому его тащили два паровоза, пассажирский и товарный. Он состоял из пятнадцати вагонов, из которых только пять были оборудованы автоматическими и ручными тормозами. Кондуктора получили приказ не торчать без дела на площадках, а помогать прислуге.
        Сразу за паровозами располагался багажный вагон, за ним мастерская. Следующий занимал министр путей сообщения. Четыре вагона отводились под кухню, обслуживающий персонал и столовую. В трех размещались великие князья, императорская чета и наследник престола, еще в пяти - свита. В таком виде царский поезд совершал переезды на протяжении где-то десяти лет.
        Неразбериха в должностных инструкциях, касающихся безопасности перевозок, была вызвана некомпетентностью министра путей сообщения. Адмирал Константин Николаевич Посьет, человек преклонного возраста, имел былые флотские заслуги, но, по его же словам, ничего не смыслил в железных дорогах. Никто толком не знал, почему император Александр Второй назначил его на эту должность в 1874 году.
        У машинистов не было связи ни между собой, ни с поездом. Состав был оборудован телефоном, но тот действовал плохо, и бригада не любила им пользоваться. К паровозам же кабель вообще не был подведен. Всех успокаивало то обстоятельство, что за десять лет эксплуатации поезда не случилось никаких инцидентов.
        Только Сергей Юльевич Витте, в то время управляющий Юго-Западными железными дорогами, всерьез взволновался безопасностью императорской семьи. Он по обязанности сопровождал поезд на своем участке при движении его в Крым вместе с главным инженером Васильевым. Тогда-то они, находившиеся в вагоне Посьета, и обратили внимание на стук под днищем. Его причиной были не рельсы, а сам вагон. Он заметно кренился влево.
        На остановке Витте вызвал механиков из мастерской и указал им на неисправность. Те ответили, что с этим вагоном такое часто бывает. Они обещали заняться проверкой, а при необходимости и ремонтом на конечной станции, в Севастополе. Состав благополучно дошел туда, и механики забыли о своих обязанностях. Если с вагоном ничего не случилось, значит, беды не будет и впредь. Но всякая беспечность и халатность редко остаются без последствий.
        17 октября 1888 года царский поезд, идущий из Крыма, вошел на дистанцию, находящуюся в управлении Витте, и машинисты тут же замедлили ход. Александр Третий вспомнил, что и по пути в Крым поезд шел медленно именно на этом участке, на остальных же разгонялся до семидесяти верст в час.
        Император вызвал к себе министра путей сообщения и осведомился:
        -Константин Николаевич, почему поезд замедлил ход?
        -Безобразие! - пробурчал Посьет. - Простите, ваше величество, я сейчас же пошлю к машинистам человека с приказом увеличить скорость.
        -Делайте что хотите, но в Харьков поезд должен прибыть по расписанию. А у нас в Тарановке уже было полтора часа опоздания.
        -Что-то машинисты наверстали.
        -А сейчас опять теряют непонятно почему. Ступайте и наведите порядок.
        Посьет ушел, а к императору прибыл начальник охраны генерал Черевин.
        -Разрешите, ваше величество?
        -Входите, Петр Александрович. Что у вас?
        -Не могу не выразить беспокойства, ваше величество.
        -В чем?
        -В том, что поезд идет с опозданием.
        Император взглянул на начальника охраны.
        -Почему вас это беспокоит?
        Черевин объяснил:
        -В Харькове все жандармские меры по обеспечению безопасности вас и вашей семьи рассчитаны точно под расписание движения поезда. На улицах среди народа находятся секретные агенты. Они могут быть раскрыты, если станут часами топтаться на одном месте.
        Император улыбнулся:
        -Так пусть топчутся в разных местах. А если серьезно, генерал, то данным вопросом в настоящее время занимается лично министр путей сообщения.
        Тут же вернулся Посьет.
        -Безобразие, ваше величество. Оказывается, какой-то чиновничек, сопровождающий поезд, отдал бригаде машинистов приказ уменьшить скорость.
        -Что за чиновник?
        -Управляющий Юго-Западными железными дорогами господин Витте. Поезд идет по дистанции, подчиненной ему.
        -Где он?
        -В моем вагоне, - ответил министр.
        Император повернулся к Черевину:
        -Петр Александрович, пригласите сюда господина Витте.
        -Слушаюсь, ваше величество.
        Спустя некоторое время явился Витте.
        -Почему вы приказали бригаде машинистов снизить скорость? - спросил император.
        -На то есть объективные причины, ваше величество, - без тени смущения ответил Витте.
        -Что за причины?
        -Участок дороги Тарановка - Борки еще летом признан аварийным. Этот отрезок пути введен в эксплуатацию всего два года назад. Строили дорогу по концессии. Акционеры сдали участок раньше срока, допустив массу нарушений и злоупотреблений. В частности, путь уложен с превышением допустимого угла наклона, балласта насыпано меньше нормы. Насыпь постоянно оседает и размывается дождями. Даже шпалы кое-где уложены бракованные. Перед вашей поездкой их заменили, но не новыми, а снятыми с другого участка. Кроме того, месяц назад, при движении поезда в Крым, мной были замечены неполадки в вагоне министра путей сообщения. Механики обещали провести ремонт в Севастополе, но этого сделано не было. К тому же первый паровоз при скорости в семьдесят верст сильно раскачивается, создавая значительное боковое давление на рельсы. Исходя из вышеизложенного, на дистанции пути, находящейся в моем управлении, машинистам вашего поезда даны строгие указания не нарушать порядков, действующих на дорогах, что включает в себя и снижение скорости тяжелого состава. Не следует, ваше величество, считать особой державной привилегией
пренебрежение правилами безопасности.
        -Смотрите, какой умный нашелся, - воскликнул Посьет. - И все-то он знает, во всем разбирается. Даже считает возможным делать замечания императору. А не боитесь, голубчик, остаться без должности?
        -Я всего лишь исполняю свои обязанности.
        Император подошел к Витте:
        -Значит… как вас по имени-отчеству?
        -Сергей Юльевич, ваше величество.
        -Значит, Сергей Юльевич, машинисты выполняют ваши инструкции, игнорируя приказы министра?
        -Они делают свое дело именно так, как это и положено.
        -Может, они и мой личный приказ проигнорируют? - Александр Третий посмотрел в глаза Витте.
        -Бригада, ваше величество, обязана подчиняться исключительно инструкции. Ее нарушение - преступление.
        -Вот как? Проверим. - Император резко повернулся к Посьету: - Константин Николаевич, вы можете по телефону связаться с машинистом первого паровоза?
        -К сожалению, нет, ваше величество. Телефонный провод не протянут до паровозов.
        -Ну, тогда пошлите кого-нибудь, чтобы передали машинистам приказ о повышении скорости до семидесяти верст в час.
        -Слушаюсь, ваше величество. Это мы сейчас. Не составит труда. Солдат охраны пошлю.
        -Ну а мы с господином Витте подождем.
        Посьет вернулся растерянным.
        -Ну что? - спросил император.
        Министр путей сообщения развел руками и заявил:
        -Машинисты, ваше величество, отказались увеличить скорость.
        -Что? Как это отказались?
        -Так доложил солдат охраны, который через тендеры перебирался на паровозы.
        -Бардак!
        Посьет повернулся к Витте:
        -Вы еще ой как пожалеете об этом, господин хороший!
        Император внимательно посмотрел на управляющего Юго-Западными железными дорогами и заявил:
        -Ну что ж, вам виднее, Сергей Юльевич. Свободны.
        Витте поклонился императору и покинул царский вагон.
        -Я немедленно уволю этого управляющего, слишком много о себе возомнившего, - проговорил Посьет.
        -Нет! - резко ответил Александр Третий. - Никаких рапортов и отставок! Вы, Константин Николаевич, должны беречь такие кадры.
        Министр ничего не понял, пожал плечами:
        -Да, конечно, ваше величество.
        Как только царский поезд вышел на дистанцию, не подчинявшуюся Витте, Посьет тут же отдал приказ новой бригаде увеличить скорость. Так и было сделано. Состав чрезвычайной важности пошел со скоростью около семидесяти верст в час навстречу катастрофе.
        В половине второго царская семья и приближенная свита собрались в вагоне-ресторане. Император пообедал и, ожидая кофе, смотрел в окно. За ним лил дождь с изморосью. В 14.14 состав начал спуск с уклона в районе станции Борки, в сорока девяти верстах от Харькова и двухстах семидесяти семи - от Курска.
        Неожиданно раздался страшный скрежет, и сильнейший удар бросил всех на пол.
        «Крушение!» - мелькнуло в голове императора.
        Он попытался встать, но второй удар, еще более мощный, вновь швырнул его на пол. Раздались крики женщин. Александр Третий увидел, как треснули боковые стены вагона, вперед полетели поперечные стенки, крыша стала падать.
        Но не пришло еще время умереть русскому царю. На месте погибли камер-лакеи, остальные же оказались в пространстве, оставшемся благодаря тому, что крыша при падении одним концом уперлась в пирамиду из тележек, которые оторвались при крушении, откатились назад, создали нагромождение. Однако опасность не миновала.
        Александр не потерял самообладания. Царь, обладавший недюжинной силой, сумел приподнять потолок. Он держал его, давая возможность всем живым выбраться наружу.
        В спасительную грязь и слякоть вышли Мария Федоровна, Николай, Георгий, Ксения, осыпанные землей, обломками, фрагментами дорогой отделки вагона. За ними наружу выбрались и лица свиты, приглашенные к завтраку. Только тогда император отпустил крышу и отошел на насыпь. Вагон-ресторан полулежал на левой стороне, без колес, со сплюснутыми и разрушенными стенами и крышей, которая частью держалась на нижней раме.
        Он услышал крик супруги:
        -Ольга, Михаил!
        Царь оглянулся.
        Вагон, в котором находились младшие дети, развернулся поперек пути и накренился над откосом.
        Александр бросился туда вместе с солдатами охраны. В разрушенном вагоне император увидел окровавленную, раненную обломками няню шестилетней Ольги.
        Женщина показывала в сторону насыпи.
        -Княжна там!
        Солдаты вынесли няню. Александр нашел дочь, передал ее жене. Малолетнего Михаила император подобрал под откосом. Сила удара была такой, что мальчик вылетел из поезда.
        К императору подошел начальник охраны.
        -Слава богу, ваше величество! Вы и семья живы и серьезно не пострадали.
        -Что с остальными? - спросил Александр Третий.
        -К сожалению, вагон, в котором находились придворные служащие и буфетная прислуга, полностью уничтожен. Все люди, находившиеся в нем, мертвы. Тела обезображены. С левой стороны подняты тринадцать трупов. Уцелели паровозы да пять вагонов, которые были оборудованы новейшими тормозами.
        -Всего сколько погибших?
        -Двадцать один человек, ваше величество. Тридцать семь раненых.
        -Посьет жив?
        -Жив, ваше величество. Да вон он идет сюда, хромает.
        -Часть солдат выставить на насыпь! - приказал император. - Пусть залпами стреляют в воздух. По дороге много селений. Кто-нибудь да услышит пальбу и передаст сигнал бедствия в Харьков. Остальным помогать раненым.
        -Императрица уже занимается этим. Цесаревич и великий князь Георгий сейчас с солдатами. У вас повреждена нога, государь.
        Царь тоже получил ранение, но не обращал на это никакого внимания.
        Генерал-адъютант Черевин бросился исполнять приказ.
        К императору подошел бледный, трясущийся то ли от холода, то ли от перенесенного стресса министр путей сообщения.
        -Счастье-то какое, ваше величество! Такая катастрофа, а вы и ваша семья живы. Господь отвел от вас смерть.
        Император резко повернулся к министру:
        -Счастье, говоришь? Где ты увидел счастье? Протри глаза, министр.
        Константин Николаевич Посьет, человек преклонных лет, не ожидал подобного грубого обращения.
        -За что вы так со мной, ваше величество? В чем моя вина?
        -Ты еще спрашиваешь? Посмотри на место катастрофы!
        Перед глазами министра предстала страшная картина. По обе стороны насыпи - груды исковерканного металла, под ногами битое стекло, доски. Вдоль полотна мечутся люди. Повсюду стоны, плачь. Мелкий дождь с силой хлещет в лица, но никто этого не замечает, все в шоке.
        -Видишь? - спросил император.
        -Да, ваше величество! - тихо ответил Посьет.
        -Так, значит, на Витте рапорт? В отставку его, единственного человека, который, несмотря ни на что, обеспечил безопасность поезда на подчиненной ему дистанции? Именно он, не беспокоясь о собственной карьере, предупреждал о возможных последствиях нарушения инструкций. Послушай я его… да что теперь говорить. - Александр махнул рукой.
        -Я ранен, ваше величество, - еще тише проговорил Посьет.
        -Ничего, раны заживут, а потом пойдешь под суд. Вместе со своими чиновниками, принимавшими дорогу, и теми акционерами, которые ради выгоды готовы допустить любые жертвы. Вы все ответите перед законом. А сейчас уйди с глаз долой. Будет лучше, если до Петербурга я тебя не увижу!
        Прогнав дрожащего министра, император осмотрел детей. Оказалось, что больше всех пострадала старшая дочь Ксения. У нее была повреждена спина. Александр подбодрил ее и пошел к жене, которая помогала раненым, как уж могла.
        Его догнал генерал-адъютант Черевин.
        -Ваше величество!
        -Да, Петр Александрович.
        Черевин держал в руках икону Спаса Нерукотворного.
        -Вот нашел среди обломков. Икона совершенно не пострадала.
        Император перекрестился.
        -Благодарю тебя, Господи, за спасение. - Он приложился к иконе и приказал Черевину обходить с ней место трагедии.
        -А что это с господином Посьетом? - спросил генерал. - У него такой вид, будто он собрался стреляться.
        -Такие, генерал, не стреляются. И не будем о нем.
        Весть о крушении императорского поезда быстро разнеслась по линии, и помощь спешила со всех сторон. Появились военные медики с перевязочными средствами и носилками, начали оказывать пострадавшим квалифицированную помощь. Замерзших людей укутывали в одеяла, меняли мокрую одежду.
        Императрица с медицинским персоналом обходила раненых, утешала, ласковым словом старалась облегчить их страдания. Это несмотря на то, что у нее самой была повреждена рука выше локтя и она оставалась в одном мокром платье. Позже на плечи ее накинули офицерскую шинель.
        Пять часов без отдыха государь руководил спасательными работами. Только в сумерки, когда не осталось без помощи ни одного раненого, царская семья пересела в поезд, прибывший к Боркам, и отбыла на станцию Лозовую.
        Расследование дела о крушении царского поезда в Борках было поручено известному юристу Анатолию Федоровичу Кони. Тем временем в обществе и в печати начали ходить самые невероятные слухи. Шла речь об участии в крушении революционеров-террористов. Досужие сплетники даже упоминали какого-то мальчика, непонятно откуда взявшегося среди прислуги. Вот он-то, мол, и принес в вагон-ресторан бомбу вместо десерта.
        Проведя тщательное расследование, Кони прибыл к императору на доклад. Александр Третий встретил следователя приветливо, без излишних формальностей, предложил сесть в кресло.
        Кони раскрыл папку.
        -Ваше величество, я провел все необходимые следственные действия и пришел к заключению, что причиной катастрофы царского поезда у Борок является преступная халатность, неисполнение своего долга всеми лицами, отвечавшими за вашу безопасность. Мы имеем основания привлечь к суду как непосредственных виновников крушения - машинистов, инспекторов Кронеберга и Кованько, не ограничивших скорость на аварийном участке, так и высших должностных лиц. Я имею в виду министра путей сообщения Посьета, главного инспектора железных дорог барона Шернваля, его помощника барона Таубе, начальника вашей охраны генерал-адъютанта Черевина, а также членов правления Курско-Харьковско-Азовской железной дороги.
        Император взглянул на Кони:
        -Последних по какому обвинению?
        -По обвинению в хищениях, в результате которых дорога была доведена до опасного состояния.
        -Понятно. Но привлечение к суду персон такого ранга - дело беспрецедентное. Раньше за аварии ответственность несли служащие, но никак не собственники железных дорог. А что касается привлечения к суду министра и прочих высших сановников, то об этом и речи никогда не заходило.
        -Верно, но случай у Борок особый. Ведь под угрозой гибели оказались государь и наследник престола.
        -В российском законодательстве не предусмотрена процедура привлечения министров к суду.
        -Так надо принять соответствующий закон. Простите, государь, но таково мое личное мнение.
        -Вы правы. Я поддерживаю вас и предприму необходимые шаги в этом направлении. Что же касается генерала Черевина, то он исполнял свои обязанности и мои личные приказы.
        -Я вас понял, ваше величество.
        Император присел в кресло напротив следователя.
        -А скажите, Анатолий Федорович, вы допрашивали господина Витте?
        -Конечно!
        -И что он показал?
        -Витте подтвердил свою основную рекомендацию.
        -Движение императорских поездов не должно нарушать правил, которые действуют на дорогах?
        -Совершенно точно.
        -А как он вам в общем?
        -Господин Витте достойный человек, честный чиновник, образцово исполняющий свои должностные обязанности. Возможно, немного щепетилен в соблюдении разного рода инструкций, но это и к лучшему. По отзывам его руководителей и подчиненных, мнение которых, как известно, совпадает не так часто, господин Витте прекрасный управленец.
        -Да-да! - проговорил император. - Если бы я его послушал, то не случилось бы такой беды. А что показал Посьет?
        -Я пытался выяснить у него, почему он не вмешивался в ситуацию и не обращал вашего внимания на неправильное составление поезда. Он ответил, что говорил об этом еще вашему отцу, предупреждал и вас.
        -Это ложь. Только один Витте по-настоящему заботился о безопасности моей семьи.
        -Знаю. Но что взять с господина Посьета, если он путает даты и события?
        -Пытается уйти от ответственности.
        -По-моему, Константин Николаевич полностью уверен в собственной безнаказанности. Кстати, генерал-адъютант Черевин говорил, что министр в критический момент вообще ловил галок на крыше. Технический же инспектор Таубе благодарил бригаду поезда за скорую езду. При этом присутствовали управляющий Курско-Харьковско-Азовской железной дорогой Кованько и инспектор Кронеберг. А уж они-то обязаны были знать, в каком состоянии находятся пути на следующем перегоне.
        -Много кто чего должен и обязан! У вас все?
        -Следствие закончено. Материалы готовы для передачи в суд.
        -Хорошо. Мы еще встретимся, благодарю за работу и не смею задерживать.
        Кони покинул кабинет императора.
        Александр Третий сдержал обещание, данное ему. Он отдал распоряжение министру юстиции разработать и провести через Государственный совет соответствующий законопроект.
        Новый закон был принят. Согласно ему, вопрос о предании суду чиновников в ранге министра сначала должен был решаться императором, а после поступать в Государственный совет. Там дело разбиралось в два этапа. Сперва в особом присутствии, затем в департаменте гражданских и духовных дел. Именно на втором этапе и принималось окончательное решение, отдать ли высокопоставленного чиновника под суд, прекратить дело или наложить взыскание без суда.
        В феврале 1889 года дело о крушении слушалось в Государственном совете, так как император требовал осуждения Посьета, уже снятого с должности. Члены совета оказались в сложном положении. С одной стороны, они не могли проигнорировать мнение государя, с другой, осуждение бывшего министра создавало прецедент, опасный для всей бюрократии.
        Особое присутствие состояло из представителей департаментов и министров. Они выслушали доклад Кони и перешли к прениям. Великие князья Михаил Николаевич и Владимир Александрович, присутствовавшие на заседании, потребовали отдать Посьета под суд.
        Часть присутствующих с этим согласилась. Остальные же во главе с министром внутренних дел графом Толстым высказывали опасения в том, что отдача министра под суд будет означать падение престижа власти в глазах общества.
        По результатам голосования все же победило мнение императора. Было принято решение об отдаче Посьета и Шернваля под суд.
        После заседания Александр Третий вызвал к себе Кони и сказал:
        -Что ж, Анатолий Федорович, дело можно считать решенным. Лица, виновные в преступной халатности, предстанут перед судом.
        -Думаю, об этом рано говорить.
        -Почему? - удивился император.
        -Насколько мне известно, департамент гражданских и духовных дел не намерен поддержать решение особого присутствия. Посьета жалеют многие высокопоставленные чиновники. В петербургских салонах только о том и говорят, что бесчеловечно обвинять заслуженного адмирала.
        -На вас оказывают давление, Анатолий Федорович?
        Кони улыбнулся:
        -Меня, ваше величество, называют социалистом, возбуждающим рабочих. В министерство поступают доносы.
        -Чем я могу помочь?
        -Вы, к сожалению, лицо заинтересованное и не вправе оказывать давление на чиновников. В любой другой ситуации ваше слово стало бы решающим, но не в этой.
        -Так вы считаете, что окончательное решение о предании Посьета к суду будет провалено?
        -Не сомневаюсь в этом. Под суд пойдут, как говорится, стрелочники - мелкие чиновники, машинисты, а это несправедливо.
        -Что предлагаете?
        Кони вздохнул:
        -Дабы избежать несправедливости, выход один - прекратить все дело о крушении поезда.
        -Понятно. Я подумаю.
        Кони попрощался с императором и покинул дворец.
        Александр Третий издал милостивый манифест. На этом дело о крушении и закончилось. Посьету и Шернвалю на заседании департамента гражданских и духовных дел были объявлены выговоры без занесения в формуляр.
        Александр Третий даже не представлял, какую бомбу он собственноручно закладывает под престол, идя на поводу у своих министров. Народ не только радовался спасению государя и его семьи, но и скорбел по погибшим в той катастрофе. Общество ждало открытого процесса над виновниками трагедии. Однако суда не состоялось. Получалось, что царь простил убийц.
        Таким подарком не могли не воспользоваться радикально настроенные антимонархические силы. Так они и сделали немного позже. Подобная слабость, даже вынужденная, не прощается правителям государств. Только сильная власть пользуется уважением и поддержкой основной массы общества. Александр Третий должен был настоять на осуждении Посьета, но пошел на уступки.
        Тогда мало кто знал о последствиях катастрофы, которые в недалеком будущем сыграют свою роковую роль в судьбе государя. При крушении Александр Третий получил не только ранение ноги, но и серьезные ушибы почек. Развилась опухоль. Она привела к инфаркту, сократившему жизнь императора.
        Царь не забыл скромного, но непокорного чиновника Витте. Вскоре Сергей Юльевич был назначен министром путей сообщения. Впоследствии он стал и премьер-министром.
        Пока шло следствие, в Россию по приглашению своей сестры Елизаветы приехала принцесса Алиса, которой уже исполнилось семнадцать лет. На этот раз она принимала участие в жизни двора, присутствовала на приемах и балах. Конечно же, девушка встретилась с наследником престола именно в день приезда. Николай с нетерпением ждал этого свидания, и вот оно наконец-то состоялось в одной из небольших комнат дворца.
        Николай поцеловал принцессе руку.
        -Аликс, если бы ты знала, как я рад видеть тебя!
        -Я тоже очень рада, Ники, но прежде хочу упрекнуть тебя.
        -В чем? - удивился наследник.
        -Ты еще спрашиваешь? Почему ты не дал знать, что остался невредим, сразу же после трагедии на железной дороге? Как только к нам пришла весть о крушении поезда, о том, что при катастрофе погибли и получили ранения очень много людей, я едва не сошла с ума. Мне было так плохо, что я слегла. Перед глазами все время стояла страшная картина. Ты, окровавленный, изуродованный, лежишь под обломками, снегом и дождем. Глаза твои полны боли и молят о помощи, но рядом никого нет. Я плакала, и никто не мог успокоить меня. А ты не соизволил сообщить, что жив и не пострадал.
        -Но, Аликс, еще из Харькова во все концы света были отправлены телеграммы о том, что царская семья осталась жива.
        -Да, но эта телеграмма пришла в Лондон через два дня после катастрофы.
        Николай опустился на колено, расцеловал руки принцессы.
        -Прости, дорогая Аликс. Я не хотел причинить тебе боль.
        -Ладно, Ники, довольно, а то войдет кто-нибудь и увидит нас в таком виде.
        -Пусть. Я люблю тебя и готов объявить об этом на весь мир.
        -И все же поднимись, я прошу.
        Цесаревич встал. Его глубоко тронула забота принцессы.
        -А ты любишь меня? - спросил он, глядя в ее красивые глаза, по-прежнему полные какой-то волнующей печали.
        -Ники, не надо спрашивать об этом.
        -Но почему, Аликс? Ведь для меня это вопрос жизни и смерти.
        Принцесса улыбнулась:
        -Ну прямо жизни и смерти?
        -Да, - твердо ответил наследник русского престола.
        Улыбка на лице принцессы Гессенской сменилась печалью.
        -Я люблю тебя, Ники, но…
        -Что «но», Аликс? - воскликнул Николай.
        -Но боюсь, что нам не суждено быть вместе.
        -Почему? Я готов немедля просить твоей руки и сердца.
        -И я готова стать твоей женой, однако получим ли мы благословение? Бабушка, королева Виктория, недолюбливает твоего отца. Император Александр платит ей той же монетой. И потом, я слышала, что твои родители не считают, что цесаревичу пришло время жениться. Но больше всего меня огорчает другое, Ники.
        -Что, Аликс?
        -То, что выбор невесты для будущего русского государя - вопрос большой политики. Станут ли твои родители принимать во внимание наши чувства, Ники?
        -Станут, - вновь твердо ответил Николай. - Если будущий император обязан жениться по политическому расчету, то, поверь, дорогая, ради тебя и нашей любви я готов уступить место наследника своему брату Георгу. Без тебя, Аликс, мне трон не нужен. Да, я сделаю это.
        -Ники, зачем такая жертва? - Алиса была растрогана пылкой речью любимого.
        -Это не жертва, а мое решение. Отцу придется согласиться со мной либо…
        Принцесса взяла Николая за руки:
        -Не говори больше ничего, Ники. Я верю тебе, люблю тебя.
        -Ты выйдешь за меня замуж?
        -Какой же ты настойчивый.
        -И все же прошу, ответь!
        -Да, - тихо проговорила Алиса и убежала из комнаты.
        Николай, совершенно счастливый, направился к брату.
        В дальнейшем они часто встречались на балах. Алиса не была любительницей праздного времяпрепровождения, но в Петербурге являлась на них охотно. Ведь там она танцевала с Николаем. Позже вечером они уединялись и вели долгие разговоры.
        Наследник записал в своем дневнике: «Моя мечта - жениться на Аликс».
        После отъезда принцессы Николай открыл родителям тайну своей любви и сообщил о намерениях. Тогда же в разговоре с отцом он узнал, что Алиса была права в отношении большой политики. Россия была заинтересована в союзе с Францией. Поэтому предпочтительным являлся брак наследника с принцессой Еленой Орлеанской, дочерью графа Парижского. Желание Николая жениться на немецкой принцессе сначала не было поддержано его родителями.
        Алиса тоже прекрасно понимала всю сложность создавшегося положения. Из писем сестры она знала, что Николай упорно настаивает на желании видеть своей невестой только ее, и настойчиво отклоняла все предложения брачных союзов.
        Больше всего Алису, человека глубоко религиозного, тревожила необходимость обязательной перемены вероисповедания в случае вступления в брак с наследником русского престола. Но она была готова к этому. Им обоим в течение нескольких лет пришлось упорно бороться за свое счастье.
        По традиции, укоренившейся со времен Павла Первого, все русские наследники, завершив курс наук, отправлялись в путешествие. Обычно таковых было два. Большое по России, поменьше - по странам Европы.
        Но для Николая было придумано совершенно необычное, просто грандиозное морское и сухопутное турне, которое объединяло два путешествия. В этих местах раньше не бывал ни один российский цесаревич.
        Путешествие готовилось тщательно, так как ему придавалось большое государственное значение. В 1890 году российский царь Александр Третий решил начать строительство Великой Сибирской железной дороги. Работы планировалось начать с Владивостока.
        Дабы подчеркнуть значимость задуманного проекта для Российской империи, отец решил послать сына на торжественное открытие грандиозной стройки. Регламент предписывал царственным особам не путешествовать одним и тем же маршрутом дважды. Поэтому наследнику предстояло добраться до Владивостока морем, через Египет, Индию, Японию, далее по Сибири в Санкт-Петербург. Помимо познавательных целей Николай Александрович должен был установить личные отношения с царствующими особами государств, расположенных по пути следования.
        Императрица же Мария Федоровна преследовала и другую цель. Она хотела отвлечь наследника от слишком страстной любви к немецкой принцессе Алисе Гессен-Дармштадтской.
        23 октября 1890 года цесаревич и сопровождающие его лица отправились в длительное путешествие. В Вене Николай Александрович побывал в резиденции Габсбургов, потом отправился в австрийский город-порт Триест. Там его ждали три русских корабля: фрегаты «Память Азова», «Владимир Мономах» и канонерская лодка «Запорожец», а также брат, восемнадцатилетний мичман Георгий, который тоже отправился в путешествие.
        Из Триеста 26 октября 1890 года наследник отплыл в Грецию. В Афинах к Николаю присоединился кузен, греческий принц Георг.
        Надо сказать, что на фрегате «Память Азова» служил мичман В.Д. Менделеев, сын известного ученого. Он стал автором фотографий, запечатлевших путешествие.
        В начале октября русская эскадра пошла к берегам Африки, в Египет. Корабли стояли на рейде в Порт-Саиде, а путешественники две недели знакомились с Египтом. Особо сильное впечатление на Николая произвели пирамиды. Он мог часами смотреть на них восхищенным взором. Наследник престола живо интересовался историей страны пребывания. Он спускался по Нилу, совершал короткие прогулки на верблюдах по пескам знойной пустыни.
        От Суэца русские корабли через Аден проследовали в Индию. 11 декабря эскадра прибыла в Бомбей. Наследник и его спутники сошли на берег и с 11 по 31 декабря 1890 года совершили длительный сухопутный поход по маршруту Бомбей - Агра - Лахор - Амритсар - Бенарес - Калькутта - Мадрас.
        С Николаем отправились Георг Греческий, князья Барятинский, Оболенский, Ухтомский, Кочубей, доктор Рамбах и три гвардейских офицера. Они встречались с местными правителями-раджами, осматривали достопримечательности, покупали сувениры, получали и раздавали подарки.
        В начале января 1891 года Николай прибыл в Гвалияр, старинную крепость, вызывающую уважение и трепет. Цесаревич осматривал дворец, развалины храмов. На следующий день Николаю предложили принять участие в охоте на тигров. Цесаревич решил посоветоваться с князем Владимиром Анатольевичем Барятинским.
        -Мы уже охотились на этих полосатых кошек, ваше высочество. Думаю, вам хватило впечатлений.
        -Конечно, но тигров тогда убили вы, князь Оболенский и полковник Джерард.
        Этот человек заслуженно считался одним из лучших охотников Индии.
        -Мне же добычи не досталось, поэтому я желаю убить тигра, - заявил цесаревич.
        -Что ж, ваше высочество, такое желание вполне объяснимо. Если вы этого хотите, то охота состоится. Но одно условие. С вами и Георгом будут неотлучно находиться полковник Джерард и офицеры.
        -Согласен, - кивнул цесаревич. - Готовьте охоту!
        Утром гости с проводниками выехали в заповедную зону Тассин Коти. Там стояли каменные башенки, расположенные в линию, которые когда-то использовались в качестве форпостов. Позже на них располагались стрелки, участвующие в охотах, проводимых махараджей и его гостями. Как и было договорено, полковник Бенгальской армии Джерард находился вместе с цесаревичем, а вот Георг Греческий устроился на другой башне.
        Тянул легкий ветерок, и зной не доставал так, как обычно. Какое-то время вокруг было тихо.
        -Вам, ваше высочество, уже рассказывали, что в прошлом году у Гвалияра тигры-убийцы растерзали одиннадцать местных туземцев? - осведомился Джерард.
        -Да, господин полковник.
        Николай прекрасно владел английским, немецким и французским языками.
        -Так вот, последней жертвой стал дровосек, пытавшийся отогнать от лошади тигрицу, - продолжил Джерард.
        -Именно тигрицу? - спросил Николай.
        -Да. Местным жителям, тем более охотникам, не составляет труда отличить самца от самки. Тигрица разорвала бедного туземца буквально на куски.
        -Зачем вы рассказываете мне об этом?
        -Дело в том, что эта тигрица-убийца не ушла отсюда, туземцы видели ее. Я пытался застрелить эту хищную кошку, но не сумел. В самый последний момент, буквально перед выстрелом, она увернулась и скрылась в кустах. Поэтому я считаю, что мы вполне можем сегодня столкнуться с ней.
        Николай взглянул на Джерарда:
        -Это было бы забавно.
        -И сложно. Как я говорил, тигрица чрезвычайно умна и хитра. Она настоящий людоед, в отличие от большинства местных хищников.
        Неожиданно из джунглей донеслись крики, грохот бубнов и страшный рев.
        -Что это? - спросил Николай.
        -Люди гонят стадо слонов.
        Джунгли наполнились треском зарослей, ломаемых слонами. Наконец-то эти огромные животные вышли из кустов и остановились. Только один слон подошел к башне, на которой находился цесаревич, и продолжал трубить, задрав хобот. Но недолго. Слон отчего-то резко прекратил рев и бросился в кусты.
        Николай интуитивно почувствовал, что за ним кто-то наблюдает. Нервная дрожь пробежала по его телу. Рядом была опасность.
        Он хотел обернуться, но Джерард положил руку на плечо наследника и сказал:
        -Спокойно, ваше высочество, не делайте резких движений.
        -Тигр?
        -Тигрица! Та самая.
        Цесаревич медленно обернулся:
        -Где?
        -Внизу, футах в ста пятидесяти, в кустах.
        Николай напряг зрение и увидел сквозь тростник размытые очертания зверя. Хищник, не издавая ни малейшего шороха, пробирался вперед, сближался с башнями. Видимо, тигрица намеревалась проскочить опасное место там, где ее не достали бы стрелки.
        -Умная бестия! - чуть ли не восхищенно произнес Джерард, взглянул на Николая и заявил: - Мне не удалось убить ее. Теперь попробуйте вы, ваше высочество.
        Цесаревич вскинул винтовку. Прогремел выстрел. Николай увидел, как зверь повернул к нему голову и оскалил клыки.
        -Есть, ваше высочество! Вы попали в нее, - воскликнул Джерард.
        -Но где она?
        Тигрица растворилась, словно ее и не было.
        После выстрела загонщики заголосили с новой силой. Тут же прогремели два выстрела на башне, занятой Георгием Греческим. Потом пальба грянула по всей линии. Сикхи бросились в кусты, держа наготове копья, и вскоре оттуда раздался победный клич.
        -Ну вот и все. - Джерард довольно улыбнулся. - Туземцы нашли убитого зверя.
        Николай, полковник, князья, Георг, офицеры сопровождения спустились с башен и подошли к тому месту, где торжествовали туземцы. Джерард взглянул на страшного зверя, когти которого глубоко вонзились в землю.
        -Еще раз примите мои поздравления, ваше высочество. Под вашу пулю угодила та самая тигрица-убийца.
        Ее размеры поразили не только гостей, но и туземцев. На теле хищницы оказались две раны. Опытные охотники быстро установили, что смертельный выстрел сделал цесаревич Николай, его пуля разорвала легкие зверя. Греческий принц добил людоеда.
        Князь Виктор Сергеевич Кочубей тоже подстрелил тигра. Но тот сумел уползти в плотные заросли и затаился там.
        Высокие гости оставили сикхов искать раненого зверя и вернулись в Гвалияр, где в честь удачной охоты был устроен праздник. Николай радовался как дитя. Еще бы. Кому из русских монархов и наследников доводилось убивать бенгальских тигров?
        Тем временем брат наследника Георгий Александрович заболел. Он мучился сильным кашлем и лихорадкой, в Бомбее у него случился приступ. Император телеграммой приказал Георгию вернуться в Россию и следовать на Кавказ с его целебным воздухом и минеральными источниками. 23 января Георгий Александрович перешел на крейсер «Адмирал Нахимов», шедший в Россию.
        Фрегаты «Память Азова» и «Владимир Мономах» зашли на Цейлон. В национальном ботаническом саду Николай посадил железное дерево, растущее там до сих пор.
        Потом наследник престола через Сингапур направился на остров Яву, в Батавию, столицу Нидерландской Индии. Эскадра, усиленная кораблями Тихоокеанского флота, оказалась в Южном полушарии.
        Остановка на острове Ява была сделана ради устроения праздника перехода через экватор. Его провели в полном соответствии с традицией, давно установившейся в русском флоте. Команда заранее готовилась к нему. Самые остроумные матросы выступали в качестве актеров в комическом спектакле.
        Церемония началась в девять часов утра. Николай с мостика смотрел, как матросы вынесли на палубу большой запасной парус. Они приподняли его шкаторины и при помощи помпы стали закачивать из-за борта воду в эту самодельную емкость. Готовилась купель для крещения новичков.
        После этого на палубу по штормтрапу взобрался загримированный и раскрашенный матрос, изображавший посланника подводного царя.
        Он прошел на мостик и обратился к командиру судна:
        -Какой державе принадлежит корабль, который задел килем за крышу дворца водяного царя Нептуна?
        Командир ответил:
        -Это корабль русского императорского флота.
        -Откуда и куда идет судно?
        -Из Европы в Азию.
        -Согласны ли вы уплатить дань за поломку крыши дворца и переход через владения водяного царя Нептуна?
        -Да.
        Потом посланник Нептуна обратился к офицерам команды:
        -А вы готовы уплатить дань, чтобы водяной царь даровал вам попутные ветры и благополучное плавание?
        -Да, - ответили офицеры со смехом.
        -Хорошо! Дань Нептун желает получить лично, для чего сам сейчас прибудет сюда.
        Брезенты, отделявшие переднюю часть судна, были убраны, и оттуда появилась процессия. Нептун в золотой короне, с бородой из ворса, с трезубцем, в драпировке из сигнальных флагов, с эполетами сидел на колеснице. Ее везла голая свита, измазанная краской. Рядом с Нептуном устроилась царица Амфитрида.
        Водяной царь и его супруга слезли с колесницы и сели на трон, возвышавшийся около купели. После шутовских разговоров с командой началось крещение мореплавателей, еще не бывавших в Южном полушарии. Им намыливали головы большой малярной кистью и скоблили огромной деревянной бритвой. Затем новичка бросали в купель. Офицеры откупались чарками, подносимыми Нептуну, его жене и свите.
        Комедия закончилась в 10.45. Потом боцман представил командиру корабля пробу обеда команды, а баталер в сопровождении юнги вынес на шканцы ендову с ромом. По случаю перехода через экватор вся команда получала по чарке сверх положенной, Нептун и его свита - по две. Этот день считался праздничным. После обеда матросам объявлялся отдых.
        Николай был в восторге от комедии.
        С еще большим энтузиазмом он принял предложение яванского губернатора участвовать в охоте на крокодилов.
        Обычно туземцы промышляли этих кровожадных тварей с заходом солнца, когда рептилии выходили на прокорм. Но охота возможна и в любое другое время суток. Главное, выманить крокодила на сушу. В воде он практически неуязвим.
        Николай решил не ломать обычаи. Он, его окружение, а также охотники-аборигены вышли на забаву с заходом солнца. Туземцы провели гостей к неширокой, но довольно глубокой реке с покатыми песчаными берегами. Николай, князья, офицеры имели при себе карабины, аборигены - копья, палки, двух поросят и сеть с крепкой длинной веревкой.
        Князь Барятинский предупредил цесаревича:
        -Ваше высочество, вам следует держаться подальше от реки. Помните, оружие крокодила - не только страшная пасть и зубы. Он убивает человека ударом хвоста.
        -Я это знаю, но не желаю быть зрителем.
        -Тогда прошу вас держаться ближе ко мне. Я охотился на этих тварей и знаю, что к чему.
        -Хорошо.
        Аборигены меж тем готовились к охоте. Они взяли поросенка покрупнее, вогнали в него большой железный крюк, к которому была привязана длинная веревка. Один из них держал на привязи второго поросенка и палку. Наживка полетела в воду. Абориген тут же стал колотить поросенка палкой. Раздался визг.
        Николай повернулся к Барятинскому.
        -Зачем он так, князь?
        -У крокодила прекрасное обоняние и слух. Он слышит визг поросенка, подойдет сюда, заметит наживку, проглотит ее и попадет на крюк.
        -Жестокая охота.
        -Весь наш мир жесток, ваше высочество.
        -Иногда чрезмерно, - проговорил Николай, неотрывно наблюдая за действиями охотников и сжимая в руках карабин.
        Какое-то время ничего не происходило. Было видно, как поросенок из последних сил барахтается в воде. Еще немного, и он пойдет ко дну.
        -Вон он, ваше высочество, появился! - воскликнул Барятинский.
        -Где?
        -Правее приманки.
        Николай вгляделся в воду и увидел длинное существо, напоминающее подтопленное бревно и медленно сближающееся с приманкой. Затем последовало резкое движение вперед, и наживка оказалась в огромной пасти крокодила. Страшные челюсти захлопнулись, и хищник дернулся в сторону. Видимо, крюк зацепил его, причинил боль.
        Веревка натянулась. С десяток аборигенов схватились за нее и начали тащить крокодила к берегу. Пока тот был в воде, это удавалось им без особых усилий, но вот чудовище уперлось в берег. Туземцы, подбадривая себя криками, изо всех сил тянули веревку и через несколько минут выволокли хищника на песок.
        Раненый крокодил тут же пустил в ход хвост. Резким ударом он сбил одного из охотников. Аборигены, стоявшие в стороне, забросали морду пресмыкающегося комьями грязи и накинули на него сеть. Крокодил запутался в ней. Он больше не мог свободно размахивать своим грозным оружием - хвостом. Охотники заулюлюкали.
        Цесаревич повернулся к Барятинскому:
        -Жалко эту тварь, князь. Ее надо добить.
        Аборигены стояли с копьями, ожидая команды.
        Николай с Барятинским и Оболенским подошли к крокодилу. Цесаревич дважды выстрелил чудовищу в голову. Потом аборигены вонзили свои острые копья в грудь и брюхо крокодила. На этом охота была окончена. Цесаревич долго смотрел на поверженное животное, вызывавшее в людях страх и отвращение.
        После охоты Николай поднимался на вулкан Папандайян, высившийся посредине острова Явы.
        Из Батавии цесаревич проследовал в Бангкок. Там он в течение недели являлся гостем сиамского (таиландского) короля Рамы Пятого Чулалонгкорна. Цесаревичу был оказан исключительно теплый прием. Король наградил будущего российского императора высшим сиамским орденом, осыпал множеством подарков.
        13 марта Николай Александрович отплыл в Нанкин через Сайгон, Гонконг и Шанхай. Из Нанкина на пароходе Русского добровольческого флота «Владивосток», сопровождаемом канонерскими лодками, Николай по реке Янцзы дошел до города Ханькоу. Там находилось крупное предприятие по производству чая, принадлежавшее русскому торговому дому «Токмаков, Молотков и компания».
        15апреля 1891 года корабли русского флота под брейд-вымпелом цесаревича вошли в порт Нагасаки. К этому времени там собралась почти вся тихоокеанская эскадра. Визит наследника престола вызвал большое беспокойство, тревогу, а где-то и открытое недовольство. В Японии нашлись люди, которые весьма негативно относились к усилению России на Дальнем Востоке.
        В Нагасаки цесаревич провел девять дней. Не афишируя себя, можно сказать, тайно, Николай Александрович знакомился с городом. Он неоднократно посещал пригород Нагасаки Инасамуру, которую называли русской деревней. В семидесятые годы здесь некоторое время проживали шестьсот моряков с фрегата «Аскольд», потерпевшего крушение. Именно тогда тут возникли смешанные семьи и появилось первое русское кладбище.
        Местное население доброжелательно относилось к русским, торговцы были рады им. Николай посещал и питейное заведение с символичным названием «Кабак Кронштадт».
        23 апреля русская эскадра перешла из Нагасаки в порт Кобэ. Там была организована торжественная встреча высокого гостя, на которую прибыл принц Арисугаваномия Тарухитэ. Японское правительство уделяло большое внимание данному событию, надеясь на улучшение довольно сложных российско-японских отношений. Можно отметить, что это был вообще первый визит наследника иностранного престола в Японию.
        27 апреля цесаревич и сопровождающие его лица по суше добрались до города Киото, где остановились в отеле «Токива». В тот же день у гостиницы собралась толпа, раздавались злобные выкрики.
        Николаю Александровичу доложили, что в русскую дипломатическую миссию поступил документ угрожающего характера, подписанный кровью.
        Цесаревич ознакомился с ним и спросил у князя Барятинского:
        -Следует ли нам ожидать каких-то открытых враждебных действий?
        Князь пожал плечами:
        -Трудно сказать, ваше высочество. Не думаю, что кто-то из местных решится на покушение, все же вас сопровождает принц Японии. Но готовиться надо ко всему. А посему я намерен просить разрешения на усиление вашей личной охраны нашими офицерами, а также полицейскими японской стороны.
        Николай взглянул на Барятинского, который был старше его на двадцать пять лет.
        -Вы хотите, чтобы в Японии будущего российского императора посчитали трусом, испугавшимся угрозы какого-то психопата и криков толпы? Хорошее же мнение сложится обо мне здесь по вашей, князь, милости.
        -Но безопасность, ваше высочество, превыше всего. Прошу не забывать, что я являюсь руководителем путешествия и на мне лежит ответственность за вашу жизнь.
        -Я все прекрасно помню, однако запрещаю предпринимать какие-либо меры по усилению охраны. Ее и так достаточно, чтобы обеспечить мою безопасность.
        -Воля ваша.
        -Вот и договорились.
        Николай и не подозревал, что своим решением ставит собственную жизнь под реальную, а не мнимую угрозу.
        29 апреля цесаревич Николай Александрович, Георгий и Арисугава Тарухитэ отправились из Киото в город Оцу. Их везли рикши. Николай впервые видел их и удивлялся выносливости людей, которые без каких-либо внешних усилий тащили коляски.
        В Оцу цесаревич и принцы посетили храм Миидэра, почитаемый японцами, любовались красотой озера Бива. Они заглянули на базар, где Николай купил много сувениров. Японцы приветствовали гостей, махали флажками.
        Процессия, состоявшая из сорока колясок, двигалась медленно. Улицы в Оцу узкие, народу много. Охрана по этикету обязана была находиться лицом к августейшим особам. Это не позволяло им видеть происходящего за спиной и соответственно реагировать на враждебные действия.
        Неожиданно полицейский Цуда Сандзо бросился к повозке цесаревича, выхватил саблю и дважды ударил его по голове. Николай выскочил из коляски. Сандзо кинулся вдогонку. Принц Георг, следовавший следом за цесаревичем, быстро сориентировался и попытался задержать преступника. Он успел ударить полицейского тростью, но тот не остановился.
        Николая Александровича спасли рикши Мукохата Дзисабуро и Китагаити Ититаро. Они сбили с ног Сандзо и скрутили его. Охрана русской свиты связала бесчувственного преступника. Толпа разбежалась. Николая Александровича доставили в ближайший галантерейный магазин. Там его быстро перевязали и предложили лечь в постель.
        Цесаревич отказался, сел у магазина, закурил и сказал Георгу:
        -Это ничего. Лишь бы японцы не подумали, что происшествие может что-либо изменить в моих чувствах к ним, в моей признательности за их радушие.
        -Нашли о чем думать, Николай.
        -Это важно, Георг.
        Наследник русского престола был под охраной переправлен в здание префектуры города Оцу, где ему оказали квалифицированную медицинскую помощь. Через несколько часов цесаревича и сопровождающих лиц тайно отвезли в Киото, в гостиницу.
        Утром 1 мая состоялась встреча Николая и императора Японии Мэйдзи. Тот выразил сожаление в связи со случившимся и предложил направить в Россию специальную делегацию с официальными извинениями за инцидент. Возглавить ее должен был принц Арисугава Тарухитэ.
        Николай Александрович отказался.
        -В этом нет никакой необходимости, - ответил он.
        4 мая пришла срочная телеграмма от Александра Третьего с приказом наследнику и всем сопровождающим немедленно убыть во Владивосток. До отплытия «Память Азова» посещали делегации, прибывшие из разных японских городов с подарками и выражением соболезнования.
        6 мая на фрегат были приглашены рикши, которым наследник был обязан жизнью. Николай Александрович лично наградил их орденами Святой Анны, выдал крупное денежное вознаграждение и назначил пенсию.
        6 мая цесаревичу исполнилось 23 года. В связи с этим он получил подарок от императора и жителей города Осака. В день отплытия состоялась еще одна, последняя встреча наследника российского престола с императором Мэйдзи на борту фрегата «Память Азова».
        Происшествие в Оцу не прошло бесследно для будущего царя. В результате полученных травм Николая Александровича всю жизнь мучили головные боли.
        Полицейского Цуда Сандзо, конечно, судили. Император Мэйдзи издал специальный указ об особой процедуре рассмотрения дел, касающихся сферы дипломатии, и вместе с большинством членов правительства настаивал на смертной казни преступника. Однако, как выяснилось, в Японии для этого не было законодательной базы. В итоге Цуда Сандзо приговорили к пожизненным каторжным работам.
        Он выразил готовность покончить с собой, совершить сеппуку. Именно так правильно называется ритуальное самоубийство, вспарывание живота коротким мечом вакадзаси, но ему было отказано в этом. Через год Сандзо умер на каторге.
        По мнению историков, изучавших путешествие цесаревича Николая Александровича на Восток, именно с того времени в русском языке появилось известное ругательство - «японский городовой».
        Цесаревич отплыл из порта Кобэ 7 мая. 11-го числа он прибыл во Владивосток. Там, как и было предписано отцом, Николай Александрович должен был лично открыть строительство Великой Сибирской железной дороги.
        Торжество было назначено на 19 мая. С раннего утра горожане спешили за город. В десять часов прибыли наследник престола, греческий принц Георг и великое множество всяческих высокопоставленных лиц. Наследник престола был встречен салютом артиллерийских батарей крепости и эскадры.
        Для него были приготовлены тачка и лопата. Неподалеку стоял поезд, украшенный флагами и цветами. Цесаревич Николай Александрович собственноручно насыпал землю в тачку и отвез ее на полотно будущей дороги. Затем он и Георг заняли места в вагоне, и поезд медленно двинулся к городу. Тысячи людей шли рядом.
        На строящемся вокзале Николай заложил в кладку серебряную доску, надпись на которой свидетельствовала о том, что 19 мая 1891 года началось сооружение Великой Сибирской железной дороги.
        21 мая наследник престола покинул Владивосток. На обратную дорогу ушло два с лишним месяца. Путь по России пролегал через Хабаровку (Хабаровск), Благовещенск, Читу, Иркутск, Томск, Тобольск, Омск, Оренбург. По традиции, в каждом населенном пункте, где останавливался наследник престола, сооружалась триумфальная арка.
        4 августа цесаревич прибыл в Санкт-Петербург. Путешествие на Восток, наполненное самыми разными событиями, закончилось. Спустя два года в свет вышел первый том сочинения Эспера Эсперовича Ухтомского «Путешествие на Восток Его Императорского Высочества Государя Наследника Цесаревича. 1890 -1891». Книга сразу же была издана на английском, немецком и французском языках.
        Федор в изнеможении сполз с Елизаветы, лег на спину и довольно проговорил:
        -Хорошо-то как! Аж в глазах потемнело, будто сладость обухом в башку вдарила.
        Елизавета, вдова тридцати пяти лет, положила голову на крепкую волосатую грудь любовника.
        -И мне хорошо, Феденька. Так ни с кем не было.
        -Пользуйся, покуда живой, - с усмешкой проговорил Федор Волков, от рождения Рыбанов, молодой мужик двадцати трех лет.
        -Федя, а ты никогда не думал, что я и забрюхатеть могу?
        -Чего это вдруг? От мужа покойного, с которым прожила, почитай, десять лет, не забрюхатела, от рыжего Тимофея тоже, а от меня вдруг залетишь? С чего бы это? Ты ж баба пустая.
        Елизавета приподняла голову, посмотрела любовнику в глаза.
        -Нет, Феденька, я не пустая. Это Степан-покойник был неспособным детей делать. А Тимофей? Так с ним у меня ничего такого и не было.
        -Рассказывай! А то на селе слепые да глухие живут. Народ видит и слышит даже то, чего ты и сама о себе не знаешь.
        -Федь, клянусь, ничего не было. Да, заходил Тимофей раза три, да все по пьянке. До своей избы дойти не мог, вот ко мне по пути и захаживал. Приставал, было дело, на постели раскладывал. А больше ничего, сразу в храп. Как хорошо было бы, если бы у нас ребеночек народился. Ты женился бы на мне, и зажили бы мы на зависть другим. Ты стал бы хозяином. Земли у меня много. Скотину прикупили бы, дом подправили.
        Федор повернул женщину на спину.
        -Вот, значит, как? Тогда запоминай хорошенько. Ежели что, пойдешь к повитухе, и пусть она избавляет тебя от плода. Если по селу поползут слухи о том, что ты забрюхатела от меня, то пеняй на себя. Удавлю.
        -Такая, значит, твоя любовь ко мне?
        -А кто тебе о любви говорил? Ты меня с Тимофеем попутала? Не хочешь жить со мной, дело твое, я себе и в городе бабу найду. Да и в соседнем селе Фроська Тырина завсегда принять готова. А она ровесница мне и условий не ставит.
        -Ты что, Федя?
        -Ничего! Со мной шутки плохи. Мое слово - кремень.
        Федор начал быстро одеваться. Растрепанная Елизавета сразу как-то подурнела, заплакала на кровати.
        Волков пошел к дому Гуляевых. Он проживал там вместе с матерью, батрачил на Порфирия Михайловича, местного богатея, нового помещика.
        Гуляев запил после ярмарки. Он уже неделю не вылезал с заимки, расположенной у реки Шарга. Вместе с ним там находились староста соседней деревни Федор Семенович Губин, работник Тихон и Екатерина, мать Федора Волкова.
        Вот уже десять лет женщина жила с Порфирием Михайловичем, превратилась по сути в рабыню разбогатевшего крестьянина. В комнату покойной жены он ее не переселил, как обещал. Федьке выделил отдельную каморку, но на учебу не отправил. Мальчишка с помощью местного священника научился кое-как писать и читать.
        Екатерине приходилось до беспамятства работать в поле, управляться по хозяйству, исполнять извращенные прихоти Порфирия. Здоровье ее ухудшилось. Она часто болела, что вызывало лишь недовольство у новоявленного барина.
        Федор Волков ненавидел Гуляева, жалел мать, однако не осуждал ее связь с Порфирием. У этого молодого, наглого и злобного мужика был свой интерес в отношении матери и местного богатея. Федор давно мог отделиться, получить собственный надел, построить избу, завести семью, но, на удивление сельчан, оставался у Порфирия в батраках, жил бобылем. В Долгопрудном все постепенно к этому привыкли, как к тому, что Федор не заигрывал с молодыми девками. Он сошелся с вдовой Елизаветой, имевшей на селе репутацию гулящей бабы.
        Федор шел к дому Гуляева, и тут от ограды его окликнул сосед Еремей Фомич Якунин:
        -Федька, здорово был!
        -Здравствуй и ты, дядя Еремей.
        -Поди сюда, покалякаем.
        -Так дела есть.
        -Ладно тебе, какие дела?
        Федор подошел, скрутил самокрутку, прикурил, выпустил облако ядовитого дыма.
        -Чего хотел, дядя Еремей?
        -От Порфирия известий не было?
        -Нет.
        -Сколько он уже пьет?
        -Завтра вторая неделя пойдет.
        -Значит, завтра и вернется. Он больше недели не выдерживает.
        -А ты чего с ним не гуляешь? - поинтересовался Федор. - Вы же друзья с детства.
        -Не люблю я такое дело. Выпить водочки под хорошую закуску завсегда готов, но упиваться до чертиков не приучен. Это Порфиша с жиру бесится. Как же, поднялся над всеми, глядишь, в городе лавку откроет, а то и заводик какой. Когда деньги есть, ты человек.
        -Мне все равно, чего он откроет, дядя Еремей. Я больше за мать волнуюсь. Хворать она стала часто, и когда Порфирий Михайлович ее на заимку забирал, тоже чувствовала себя нехорошо. Да разве хозяин послушает нас, посмотрит на это?
        -Да, Федька, не повезло Катерине с хозяином. Не могу понять, если Порфирий так изгаляется, чего вы не уйдете от него?
        -Куда, дядя Еремей?
        -Да в город, к другому хозяину, а то и на собственную землю. На сход заявление подай, и выделят вам землицу, у оврага ее пропасть ничейной.
        -Поглядим.
        -А чего глядеть, Федька? Ты мужик здоровый, непьющий, бабу легко найдешь. Мать хоть отдохнет, а то ведь извелась вся. Молодуха за хозяйством присмотрит. А то и искать не надо. Лизка-то, вдова Степки непутевого, чем не жена? Ты давно с ней шашни крутишь. Старше тебя баба?.. Так это даже лучше. Учить не надо, сама все знает. И деваться-то ей от тебя некуда. Хозяйство под себя заберешь. А захочешь погулять, на здоровье, веселись в городе, Лизка молчать будет. Потому как ты для нее последняя надежда. Пройдет еще годков пять, кому она нужна станет?
        Федор посмотрел на Еремея и спросил:
        -Откуда знаешь про Лизку?
        -Ну ты дал! На селе ничего не утаишь. Бабы все знают.
        -Сплетни это.
        -Сплетни или нет, не важно. Главное в том, что им верят безоговорочно. Так что подумай, Федька. Будь я на твоем месте, взял бы Лизку даже из-за хозяйства ее. Поднял бы, а потом гулял налево и направо.
        -Чего ж ты по молодости на ровне женился, а не на вдовой бабе с хозяйством, которая старше тебя на десять годков с лишним?
        -Так меня, Федя, женили по старым обычаям. Отец у меня властный был, царство ему небесное, супротив никто в семье слова молвить не мог. Он и подыскал невесту. А я в то время ой как любил покойницу Машу. Марию Степановну.
        -Погодь, это не жену ли Порфирия Михайловича?
        -Ее, Федька. Только на любовь мою никто не посмотрел.
        -А покойница к тебе как относилась? Ты ей тоже люб был?
        -Нет, Маша тянулась к Порфише, а тому нравилась моя Параня.
        -Что-то я ничего не пойму. Тебе невесту отец подобрал, так?
        -Так.
        -А Порфирий Михайлович ухлестывал за ней, так?
        -Ну.
        -Так Прасковья местная, что ли, была?
        -А какая же? Параша, Маша, Порфиша, я, другие парни с девками все вместе росли, в игры играли, хороводы водили, тайком по кустам да на сеновалах прятались. До греха дело не доходило, по малости безвинно миловались. А как подросли, так каждому своя судьба выпала. Меня отец на Параше женил, Порфирий забрал Машу. Да чего прошлое вспоминать? Что было, то не вернешь. Постой, Федька, слышишь? - Еремей повел головой.
        -Чего?..
        -Кажись, хозяин твой возвращается. Лошади ржут. А у кого на селе тарантас о двух конях.
        -У Порфирия Михайловича.
        -А скольких лошадей топот слышен?
        -Трех, никак не менее.
        -Вот и я о том же. Сие означает, что возвращается Порфиша, а с ним твоя мать и Тихон. Так что встречай. А я пойду. Позже загляну к Порфише, когда отойдет от пьянки.
        -Ладно.
        Федор с работником Алексеем встали у раскрытых ворот. Вскоре во двор въехал тарантас, приобретенный Гуляевым по случаю в городе. Верхом, качаясь из стороны в сторону, проследовал Тихон. Тарантас остановился у дома. Федор не видел матери.
        Из повозки спустился на землю пьяный Гуляев, исподлобья взглянул на работников и распорядился:
        -Выпрягайте коней, кормите, поите, мойте тарантас.
        Повозка была забрызгана грязью. Да оно и немудрено. Всю ночь лил дождь, превративший дороги в месиво.
        -А где мать? - спросил у хозяина Федор.
        -Мать? - переспросил Гуляев. - Сзади. Из-за нее вернулись. Захворала, видишь ли, сильно твоя мать, Федька. Тащи ее в каморку, а то, не дай бог, прямо здесь помрет.
        Федор подошел к тарантасу. Мать лежала за скамейкой на каком-то тряпье.
        -Мама! - позвал он Екатерину.
        Та открыла глаза.
        -Феденька! Думала, больше не увижу тебя. Худо мне, сыночек, видать, не встану.
        -Ну что ты. Сейчас в комнату отнесу, доктора позову.
        В Долгопрудном второй год проживал фельдшер Николай Иванович Шаваргин.
        -Ладно, ты не говори ничего.
        Федор поднял мать, отнес в комнату, уложил на кровать, открыл окно, увидел синяки на руках и шее.
        -Что это, мама?
        -Не спрашивай, сынок. Сам знаешь нрав хозяина. А пьяный он вообще зверем становится. Так что я еще легко отделалась. Мог и убить.
        -Он бил тебя, больную?
        -Пустое все это, Федя. Ты присядь рядышком, я посмотрю на тебя.
        -Чего смотреть? Доктор нужен.
        -Уже не нужен, Федя.
        -Я сказал, нужен, значит, приведу его. - Он накрыл мать старой шалью, вышел во двор.
        Посреди двора стоял Порфирий Михайлович, рядом пьяный Тихон.
        -Я вас всех работать заставлю! - орал Гуляев. - Будете пахать днем и ночью. Разбаловались, волю почуяли? Будет вам воля. Тут я хозяин, кроме меня у вас начальства нет, жалиться некому. - Он увидел Федора, сдвинул брови. - А ты чего бездельничаешь?
        -Так мать же, хозяин!..
        -Что мне твоя мать? Отнес в комнату и делай то, что приказано.
        -Доктор ей нужен.
        -А может, мне из Усеченска сюда всю больницу привезти? Ничего твоей матери не станется, отлежится. Бабы как кошки живучие.
        -Я пойду за доктором, - упрямо заявил Федор.
        Гуляев побагровел:
        -Ты пойдешь тарантас мыть.
        -Да что с тобой, пьяным, говорить!.. - Федор сплюнул на землю и перемахнул через плетень.
        -Куда? - заревел Гуляев. - Стоять!
        Из-под его руки выпорхнул Тихон.
        -Хозяин, да черт с ним, с этим бобылем, пущай идет. Потом отработает, а тебе надобно отдохнуть. Водочка еще осталась.
        -Да? Ну и ладно. А где Тимофей?
        -Тут я, Порфирий. - В ворота вошел двоюродный брат Гуляева. - Приехал, значит?
        -Я-то приехал, а ты тут бардак развел.
        -Какой бардак, Порфирий? Все на своих местах, при деле.
        -А Федька?
        -Так он за доктором побежал, на бегу крикнул мне, что матери плохо.
        -Вот! Я и говорю, бардак, но черт с ним. Пойдем, Тимоха, в дом. Гулять будем.
        -Неужто не нагулялся?
        -На то и фамилия у нас такая, Гуляевы, чтобы гулять.
        Тимофей видел, что брата не успокоить, прошел с ним и Тихоном в дом.
        Фельдшер недолго осматривал Екатерину, дал ей какой-то порошок, вывел Федора в коридор и сказал:
        -Плохи дела, молодой человек, готовьтесь к худшему. У вашей матушки неизлечимая болезнь.
        -Но, погодите, доктор, может, ее в больницу отвезти?
        -У вас много денег?
        -Найду сколько надо.
        -К сожалению, тут и деньги не особенно помогут. Да, хирургическое вмешательство на какое-то время продлит ее жизнь, но ненадолго.
        -Сколько ей осталось? - мрачно спросил Федор.
        -Это, молодой человек, только Господу Богу известно. День, может, неделя, от силы две. Извините.
        -И что за болезнь у нее такая?
        -Не заразная, а название вам ничего не скажет. Вы, если есть возможность, почаще будьте рядом. Когда станет плохо, давайте ей порошок, который я оставил. Он и жар собьет, и усыпит. Больше, увы, я ничем помочь не могу.
        -Понятно.
        Федор проводил фельдшера и заглянул в большую комнату, где веселились Порфирий Михайлович, Тимофей и Тихон, едва ворочавший языком. Потом он ушел за овин, сел на бревно, курил одну самокрутку за другой и думал. Он принял решение, знал, что будет делать, после того как не станет матери.
        Когда Федор вернулся в комнату, Екатерина была мертва.
        Он присел рядом и проговорил:
        -Извели тебя, мама, не дали жить. Ни отец, нашедший свою смерть в водах реки, ни Порфирий, будь проклят его род. Ты прости меня, что не смогу похоронить. Другие отнесут твое тело на погост, а я буду уже далече. Пусть душа твоя обретет покой, а я за тебя отмщу.
        За окном стемнело. Федор сидел возле тела матери, пока в доме не наступила тишина. Он слышал, как ушел Тимофей, разбрелись работники.
        Федор наскоро собрал свои вещи в котомку, поцеловал холодный лоб матери.
        -Прости меня, мама, и прощай. - Он накрыл лицо покойницы шалью и вышел в коридор.
        Тихон спал у двери, ведущей в комнату хозяина, свернулся калачиком на тряпке, прямо как собака.
        Федор зловеще ухмыльнулся и прошептал:
        -А это ты кстати, Тихон.
        Он перешагнул через пьяного слугу и вошел в комнату. Из-за занавески у печи доносился храп. Порфирий Михайлович спал. В правом углу перед образами едва светилась лампада.
        Федор достал из котомки острый тесак, подошел к занавеси, выдохнул и сдвинул ее в сторону. Гуляев лежал с открытым ртом, по пояс голый, борода задрана. Тот самый ключ на груди, рядом с нательным крестом.
        Федор нервно сглотнул слюну, обернулся, посмотрел на зашторенное окно. Тихо. Он взялся за бечеву, рванул ее. Ключ оказался в его руках.
        Порфирий проснулся, увидел его и удивленно спросил:
        -Тебе чего, Федька?
        -Все сразу! - ответил парень и вонзил нож в сердце Порфирия Михайловича.
        Тот дернулся, захрипел, тело пробили судороги.
        -Вот чего, собака! Это тебе за мать, за все, что ты сделал в своей никчемной жизни. Сдохни, тварь.
        Федор выдернул нож из раны, положил тесак на стол, подошел к шкафу. Достал ларец, открыл его ключом, поднял крышку. Увидел внутри пачки денег, какой-то мешок с мелкими камнями, перстень с огромным бриллиантом, который, казалось, осветил комнату.
        Федор задрожал и прошептал:
        -Вот оно, богатство. Путь в новую жизнь.
        О матери он уже не думал, переложил содержимое ларца в котомку, протер ручку ножа, вышел в коридор, нагнулся и сунул тесак в ладонь Тихона. Тот только засопел во сне.
        «Ты, Тихон, спи покуда, - подумал Федор. - Утром тебя ждет веселое похмелье».
        Он незаметно вышел из дома, задами провел молодого жеребца за околицу. Там Федор вскочил на коня и полетел к лесу, который вскоре поглотил его.
        Наутро в доме поднялась шумиха. Работники увидели страшную картину: зарезанный хозяин в кровавых простынях, Тихон, ничего не понимающий и держащий в руке окровавленный тесак, мертвая Екатерина в комнате сына. По приказу Тимофея, прибежавшего на шум, мужики скрутили Тихона и позвали старосту.
        Исчезновения Федора сперва никто и не заметил. Его хватились лишь, когда в село нагрянул становой пристав. Только тогда была обнаружена пропажа коня, замечен опустошенный ларец. След Федора, конечно, искали, но не нашли.
        Следствие, не особо утруждаясь, обвинило в убийстве Тихона. Суд приговорил верного слугу Порфирия Михайловича к вечной каторге, где тот и сгинул. Поиски Федора прекратились. Екатерину Волкову скромно похоронили на сельском кладбище. Хозяйство Гуляева перешло к Тимофею. Елизавета, любовница Федора, продала дом и тоже подалась в город.
        Жизнь на селе вошла в обычное русло. Словно ничего и не было. Только два холмика с крестами, одним большим, другим поменьше, напоминали о кровавой драме. Да и те быстро заросли травой.
        Глава 4
        Федор Волков проснулся от шума в коридоре пятого этажа одного из столичных доходных домов. Он и дня не пробыл в городе, куда бежал после смерти матери и убийства Порфирия Гуляева, продал жеребца цыганам, стоявшим табором на окраине, сел в поезд и подался в Петербург. Федор решил, что настоящая жизнь кипит только в столице. Здесь народу много, возможностей тоже, тем более с деньгами и драгоценностями, украденными у Гуляева.
        Федор снял небольшую комнату в доходном доме купца Лобова. Из мебели тут были кровать, стол со стулом, шкаф да стойка для одежды. Потертый половик, керосиновая лампа, потолки грязные, давно не беленные, обои старые, местами порванные. На окне, выходящем во двор-колодец, бурые, давно не стиранные занавески.
        Но это ничего. Федор к роскоши не привык, ему хватало и этого. Пока, на первое время. Он вполне мог продать ценности покойника Гуляева и купить неплохой домик где-нибудь на окраине, но довольствовался такой вот комнатой. Крыша над головой есть, где спать тоже, даже нужник в торце коридора.
        В общем, Федора Волкова устраивало все, кроме головной боли, которая буквально раскалывала его череп. Но и это поправимо. Причина проста - вчерашнее излишнее подпитие в ближнем трактире. На столе стояла бутылка с красной головкой. Водка была куплена вчера в казенной винной лавке.
        Государство в то время сохраняло монополию на производство и продажу спиртного. Поэтому нигде, кроме лавок да кабаков, разжиться крепким спиртным было нельзя.
        На газете с десяток отборных соленых огурцов, купленных на рынке за две копейки, ломоть черного хлеба, пара луковиц, пачка папирос «Народные» с пляшущим мужичком, спички, стакан да жестяная банка под пепельницу. Полный набор для того, чтобы и здоровье подправить, и позавтракать. Но прежде надо воды выпить. Сухость во рту такая, что и водка не полезет. К тому же по нужде подпирает.
        Федор откинул одеяло, встал с кровати, пошатнулся и посмотрел себе под нос. Половая доска на месте. Вчера он без труда сделал под ней тайник, в который спрятал кожаную сумку с ассигнациями, мелочью и драгоценностями.
        Федор надел брюки, сунул ноги в тапки, приобретенные на том же рынке, открыл дверь, вышел в коридор. Там он увидел толстую молодую бабу в полураспахнутом халате, не скрывавшем ее огромных грудей и голых крупных коленей.
        -Так вот ты какой, новый сосед! - с удивлением воскликнула она. - А то слышала, что поселился мужик какой-то, а не видела. Как звать-то тебя, красавец? - Баба безо всякого смущения разглядывала крепкий, мускулистый торс нового соседа.
        -Меня зовут Федором. А ты кто?
        -А я Зинка. В прачечной работаю.
        -Прачка, значит?
        -Угу, а что? Работенка не пыльная, платят, конечно, мало, да мне хватает. Одна я на этом свете. - Зинаида притворно вздохнула. - Ни муженька у меня нет, ни детишек.
        -Что так?
        -Да не встретила еще кавалера, который взял бы в жены. Мужички все больше на баловство в кровать затащить хотят.
        -А ты отказываешь?
        -Это смотря кому, - хитро прищурив глаза и подняв подол халата, ответила женщина. - Такому, как ты, не отказала бы.
        Федор усмехнулся:
        -Не отказала бы, говоришь? Ну и ладно, вечером зайду. Пригрею.
        -Взаправду пригреешь?
        -Сказал же. - Волков зашагал к туалету.
        Оттуда как раз вышел мужик лет пятидесяти с разлохмаченными вихрами, хихикнул и сказал:
        -Здорово, постоялец!
        -Здорово!
        -Дуля я.
        -Кто?
        -Дуля. Так меня все тут зовут.
        -А чего?
        -По фамилии Дулин. А по имени Григорий.
        -Федор!
        -Вот и познакомились. А Зинка, гляжу, уже захомутала тебя?
        -Я не лошадь, чтобы на меня хомут надевать.
        -Не злись. А Зинка, она ничего, баба справная. Гулящая, но нам того и надо. Чего с нее еще взять?
        Федор открыл дверь нужника, бросил новому знакомцу:
        -Давай, Дуля, я сам как-нибудь с бабами разберусь.
        -Само собой! Конечно, сам, не я же.
        -Вот и договорились.
        Из туалета Федор прошел обратно в комнату. В коридоре он не встретил ни Зинки, ни Дули, ни кого-либо еще из соседей, которых, по числу комнат, должно было быть не менее дюжины.
        Вернувшись, Федор распечатал бутылку водки, налил полный стакан. Он залпом выпил жидкость, обжигающую горло, с шумом выдохнул, хрустнул соленым огурцом, заел хлебом, почувствовал облегчение и икнул. Да, хорошо пошла.
        Федор прикурил папиросу, сел на стул и отодвинул занавеску. За окном дом, такой же, как и этот, серые стены с отвалившейся штукатуркой. Погода пасмурная, но дождя нет. Он налил еще полстакана, выпил.
        «А баба и вправду с виду ничего, в теле, есть за что подержаться, - подумал Федор о соседке. - Не красавица, конечно, но мне на ней и не жениться. А для утехи вполне сгодится, тем более сама напрашивается. Тут, в этом доме, таких доступных ничейных баб, наверное, пропасть. Вот и хорошо. Будет с кем проводить время».
        О том, чтобы пристроиться на работу, Федор не думал. Приличную, чистую не найти, образования-то никакого, а ломать спину грузчиком в порту или мести купеческий двор за копейки нет ни надобности, ни желания. На что эти гроши, когда в тайнике целое состояние?! Да и наработался у покойника Гуляева сверх всякой меры. Напахался. Хватит. Не для того в Петербург приехал, чтобы рвать жилы. Пожить нормально, свободно, ни от кого не завися, ни перед кем не имея долгов. Коли с умом тратить, то средств, взятых из ларца Порфирия, хватит надолго.
        От выпитой водки настроение у Федора поднялось. Он затушил окурок и сразу прикурил вторую папиросу. Баловство, конечно. Хоть коробку вытяни, и никакого толку. Это не ядреный самосад. Но в столице надо держать марку. Вот и костюмчик приобрел неплохой, да как раз по размеру. Выйти на люди не стыдно.
        Федор опять похрустел огурцом, натянул сапоги, надел косоворотку, подпоясал ее ремнем, поверх набросил жилет и пиджак такого же цвета, как брюки. Он нацепил на голову кепку, притопнул. Новые сапоги скрипнули. Федор улыбнулся. Вот бы кто его таким в Долгопрудном увидел! Не узнали бы.
        Федор сунул в карман папиросы, достал из тайника мелочи на три рубля, плотно уложил кусок половой доски, вышел и закрыл дверь на ключ.
        Из комнаты напротив вновь показалась соседка.
        -По делам уходишь, Федя?
        -Тебе какое дело? - грубо ответил Волков.
        -Да так, интересуюсь.
        -Сама-то чего на работу не идешь?
        -А у меня нынче выходной. По дому дел немало. - Она притворно вздохнула.
        Федор усмехнулся:
        -Какие дела-то?
        -Постирать надо, прибраться. - Зинаида посмотрела на него. - Вечером гостя принимать. Не забыл об обещанном?
        -Не забыл. Сказал, зайду, значит, так и сделаю.
        -Можно вечера и не ждать, коли освободишься рано.
        -Ты готовься, баба, а приду, когда смогу.
        -Так мне недолго приготовиться.
        -Все, Зинка, пошел я. И запомни, я прилипчивых и болтливых баб не люблю.
        -А каких любишь?
        -Покорных.
        -Смотри, какой строгий!
        -Какой есть.
        Федор прошагал по коридору до черной лестницы, спустился во двор, через арку выбрался на улицу.
        Дом имел и парадный выход для богатых жильцов. Вряд ли кто-то из них имел то, что лежало в тайнике Федора, но тем не менее. Этой лестницей могли пользоваться обитатели апартаментов, расположенных на втором и третьем этажах. Там красивые двери с резьбой, узорные решетки перил, пол выложен плиткой, каменные ступени покрыты ковром, разноцветные окна, лепнина на потолке и стенах. За порядком смотрят швейцар и старший дворник. Они донесут до квартиры тяжелые вещи. Постороннему человеку вроде Федьки Волкова туда хода нету. Пока.
        Федор не спеша, поскрипывая сапогами и поглядывая на женщин, проходящих мимо, направился в сторону трактира. До питейного заведения оставалось всего ничего, какая-то сотня шагов, как вдруг из подворотни выскочил парень с сумкой через плечо. Он держал ее одной рукой и отчаянно размахивал другой. Тут же послышалась пронзительная трель полицейского свистка.
        «Чего-то парень натворил, коли за ним городовой гонится. И ведь достанет!» - подумал Федор. Из подворотни показался здоровяк лет под тридцать в форме полицейского. Шашка мешала ему бежать, но он был явно быстрее парня. К тому же ему свистками ответили еще двое городовых. На постах службу несли, как правило, трое полицейских.
        Федор принял решение спонтанно, не раздумывая, возможно под действием спиртного. Он подставил ногу полицейскому и тот со всего маху рухнул на мостовую.
        -Ах, чтоб тебя! - крикнул он.
        Парень юркнул в проходной двор, остановился, обернулся.
        Полицейский меж тем начал подниматься, приговаривая:
        -Вот я сейчас тебя, сволочь кабацкая, угощу кулаком.
        Федор хмыкнул и носком сапога ударил его в лицо.
        -Угостил, пес? На тебе еще!
        Второй удар пришелся в челюсть. Раздался хруст ломавшихся костей.
        -Получил?
        Парень из арки крикнул:
        -Эй! Хорош, давай сюда!
        Федор опомнился. Свист городовых, спешащих на помощь товарищу, быстро приближался.
        Федор бросился к парню.
        Тот указал на двор.
        -Туда! Не отставай, я тут каждый закоулок знаю.
        Они скрылись в проходном дворе, выскочили на улицу. У мясной лавки стояла пролетка.
        Парень не раздумывая подбежал к экипажу, запрыгнул на сиденье и крикнул новому товарищу:
        -Сюда!
        Федор примостился рядом.
        Извозчик обернулся и спросил:
        -Чуть не попался, Толя?
        -Ты не разговаривай, Гамиль, давай к Марии!
        -Это мы быстро!
        Пролетка понеслась к проспекту.
        Парень повернулся к Волкову:
        -Спасибо!
        -Не за что, - ответил Федор. - А чего городовой гнался за тобой?
        Тот ударил ладонью по сумке и ответил:
        -Да я тут листовки расклеивал. Он заметил. Хотел задержать. Я от него, он за мной. Если бы не ты, то догнал бы.
        Волков кивнул и сказал:
        -Тот догнал бы! Крепкий малый, здоровый.
        -А ты его сильно. Сапогом в лицо, челюсть сломал точно. А может, убил?
        -Может, и убил, - спокойно, безо всяких эмоций, словно о чем-то обыденном, сказал Федор. - Ну и что?
        -Не надо бы так.
        -А как надо? Самому получить в морду, извиниться, побитой собакой ползти в конуру и зализывать раны? Я так не привык. Мне грозят, я бью.
        -Он что, грозил тебе?
        -Да.
        -И все-таки слишком жестоко.
        -Иначе не умею. Куда едем-то? Я город не знаю.
        -Недавно в Петербург приехал?
        -Вчера.
        -А как зовут тебя? - Парня явно привлекал этот сильный, спокойный, знающий себе цену, в то же время жестокий мужик.
        -Меня-то? Федором Алексеевичем Волковым.
        -А меня Анатолием Абрамовым.
        -Я слышал, как извозчик назвал тебя по имени. Так куда, спрашиваю, едем? Где дом твоей Марии?
        -Недалеко осталось. Еще два квартала, и будем на месте. А ты работаешь? Хотя только что приехал, наверное, не успел устроиться. Сейчас хорошую работу найти трудно. Ты грамотный?
        Волков взглянул на парня.
        -Ты чего допрос устроил? Какое тебе дело, кто я и что? И вообще, скажи извозчику, чтобы остановил пролетку у трактира. Нечего мне делать у твоей Марии.
        -Нет, что ты. Я обязательно должен познакомить тебя со своими друзьями.
        -Чего? С друзьями? А мне это надо?
        -И тебе польза будет, вот увидишь.
        Волков усмехнулся:
        -А Машка твоя как баба? Ничего? Справная?
        -Ты что? Мария Яковлевна окончила женские курсы при университете. Она не то, о чем ты подумал.
        -Из благородных, значит? Может, и ты студент?
        -Да, студент второго курса.
        -Все одно прикажи извозчику остановиться у трактира, в горле пересохло.
        -Так от тебя, прости, и так перегаром пахнет.
        -Пахнет одеколоном. А перегаром тащит. Делай, что сказано, студент, если хочешь, чтобы я познакомился с твоими дружками.
        -Хорошо! Гамиль! - обратился студент к извозчику. - Останови, пожалуйста, у трактира.
        Тот обернулся, и Федор бросил ему:
        -Ну и чего, косоглазый, смотришь? Велели тебе вставать, так и делай!
        Парень схватил Волкова за руку:
        -Зачем ты оскорбляешь его? Гамиль наш друг. Он помогает нам.
        -Вот именно, что вам, а мне он кто? Басурман.
        Извозчик остановился. Федор спрыгнул на мостовую и пошел в подвальное питейное заведение. Извозчик же и студент начали о чем-то торопливо разговаривать. Видимо, Гамилю не понравилось поведение Федора. Он высказывал упреки Анатолию, а тот в ответ оправдывался. Хотя не исключено, что они говорили совершенно о другом.
        Федор зашел в темное, грязное помещение. Несмотря на ранний час, в кабаке было достаточно людно. За столом трое мужиков усиживали четверть водки под большую миску соленой капусты. Чуть поодаль приткнулись две молодые бабенки, по внешнему виду которых нетрудно было определить род их занятий. В углу закусывали явные уличные грабители. Время этих ребят еще не пришло. Они начнут работать ближе к вечеру.
        Федор окинул взглядом главный зал трактира и подошел к стойке, за которой откровенно скучал мужик в годах, наверное, хозяин заведения.
        -Водки стакан, селедки с хлебом! - Федор положил на стойку медяки.
        Буфетчик смахнул их в карман, достал бутылку, налил стакан, подал селедку с луком на тарелке, пару кусков хлеба, ковырнул в зубах спичкой и отвернулся к окну.
        Федор выпил, поморщился:
        -Эй, трактирщик, ты чего мне налил?
        Мужик повернулся:
        -Аль нюх потерял? Водки налил, как ты и заказывал.
        Волков поднял стакан, на дне которого осталась мутноватая жидкость.
        -И эту дрянь ты называешь водкой?
        -Не нравится, ступай в другой кабак.
        -Да ты разбавляешь водку чуть ли не на треть.
        Буфетчик усмехнулся:
        -А ты хотел, чтобы я тебе за двадцать копеек белоголовки налил?
        Белоголовкой называлась водка двойной очистки. Бутылка этого напитка емкостью в 0,61 литра, называемая полуштофом, стоила в винной лавке шестьдесят копеек, а не сорок, как красноголовка.
        -Но не эту гадость!
        -Выпил? Закусил? Ну и иди, куда шел.
        Федор побагровел, схватил буфетчика за ворот рубахи, притянул к себе через стойку.
        -Я в тебя, собака вшивая, сейчас всю твою разбавленную водку волью. Будешь глотать ее, пока не захлебнешься. Понял?
        Буфетчик, он же хозяин заведения, не ожидавший подобной агрессии, струсил, утвердительно закивал гривой немытых волос.
        -Понял-понял. Отпусти!
        -Деньги взад давай! Не за что тебе платить.
        -Забери.
        Волков отпустил буфетчика.
        Тот положил на стойку мелочь.
        -Вот!
        -Селедку сам жри и гляди, в следующий раз так морду разобью, что жена родная не узнает. А пожалишься полицейским, так вообще удавлю. Ты понял меня, пес?
        -Да-да, понял. Заходите, всегда рады.
        Федор забрал деньги, сбросил тарелку с селедкой под ноги буфетчика и направился к выходу. Посетители и постоянные обитатели кабака отвернулись, чтобы не встретиться взглядом с этим злым и здоровым мужиком. А то мало ли что? Лучше уж ничего не видел и не слышал. Спроса никакого.
        Волков запрыгнул в пролетку, громко рыгнул и заявил:
        -Наливают всякую бурду.
        -Ты выпил, Федор?
        -Нет, пробку понюхал. Чего еще в трактире делать? Можно в охотку и подраться, только не сейчас, а вечерком.
        -Федор, разве это главное в жизни?
        -Опять допрос устраиваешь?
        -Нет, извини. - Парень тронул извозчика за плечо: - Едем, Гамиль.
        -Тут и пешком уже дойти можно. Недалече, - ответил тот.
        -Ты, нерусский, делай, что велят, - сказал Федор.
        Пролетка проехала два квартала, остановилась.
        -Прибыли, - сказал парень.
        Извозчик обернулся и спросил:
        -Мне что делать, Анатолий?
        -Постой пока тут. Не будешь нужен, Леонид Владимирович отпустит.
        -И пусть не забудет заплатить, как вчера.
        -Гамиль, мы же друзья.
        -Друзья друзьями, а семью за спасибо не накормишь.
        -Ты получишь то, что заработал. - Парень повернулся к Волкову: - Ну что, Федор, идем?
        Они сошли с пролетки, под неодобрительным и обиженным взглядом татарина-извозчика дошагали до подъезда жилого дома, поднялись на третий этаж. Анатолий позвонил в колокольчик.
        Дверь открыл мужчина лет тридцати.
        -Анатолий… - Он увидел Волкова. - А это кто с тобой?
        -Я все объясню, - ответил парень.
        -Входите, люди добрые.
        Гости прошли в просторную прихожую.
        Там появилась молодая женщина в домашнем халате, но не таком, как у Зинки-соседки, а в добротном, шелковом.
        -У нас визитеры? Здравствуйте! Я Мария Яковлевна Бранд, хозяйка квартиры.
        -А это Федор Волков, - проговорил Анатолий.
        -Очень приятно. Проходите, пожалуйста, в гостиную.
        Парень провел Волкова в большую, хорошо обставленную комнату, предложил присесть на диван. Там же расположились мужчина, назвавшийся Леонидом Владимировичем Якубовским, и миниатюрная, стройная девушка, представившаяся просто Адиной.
        Федор засмотрелся на нее. Правильные черты лица, шикарные черные волосы и бездонные, такие же темные глаза. Идеальная фигура под строгим платьем, ухоженные руки. Волков сглотнул слюну и впервые в жизни почувствовал смущение. Девушка тоже засмущалась под откровенным взглядом мужчины.
        Неловкую паузу прервал Якубовский:
        -Ну, Анатолий, рассказывай, что за человека ты привел к нам?
        -Леонид Владимирович, если бы не Федор, то сидеть мне в околотке.
        -Что случилось?
        -Я и половины листовок не расклеил, как меня увидел городовой и приказал стоять. Я же побежал, понимая, чем может обернуться досмотр. Он засвистел и за мной…
        Парень в подробностях рассказал, как Волков спас его от ареста.
        Адина смотрела на Федора как на героя, восторженно и даже немного испуганно. Якубовский и Мария Бранд поглядывали на него с интересом.
        -Почему вы, Федор, так жестоко обошлись с городовым? - спросил Леонид Владимирович.
        Волков вздохнул:
        -Один допрашивал, теперь другой.
        -Нет, вы поймите меня правильно, я не осуждаю вас, просто хочу знать причину столь, как бы правильнее выразиться, яростной агрессии против полицейского? У вас были проблемы с ними?
        -Бог миловал. Но все одно не люблю я их, чиновников и богатеев, которые живут за счет других людей.
        Присутствующие переглянулись.
        -Вы спасли нашего товарища, и я хочу поблагодарить вас за это, - сказала Мария Бранд.
        -Не за что.
        -А вы, Федор, коренной петербуржец? - осведомилась Адина.
        -Нет, издалеча я. В столице второй день.
        -Что же вас заставило приехать в Петербург? Поиск работы? Или что-то иное?
        -Заставило? - Федор усмехнулся. - Меня, красавица, никто и ничто не может заставить делать что-либо. Потому как я человек вольный, и работа мне не нужна. А в Петербург я приехал жить. Город большой, столица.
        -А кто вы по профессии? - спросила Бранд.
        Федор, которому был в тягость этот разговор, посмотрел потяжелевшим взглядом на хозяйку квартиры.
        -Я отвечу, но это будет последний раз.
        -Да-да, конечно, извините. - Мария растерянно теребила в руках платок.
        -Я крестьянин. Почитай, всю жизнь работал на земле. Батрачил сутками напролет на новоявленного помещика за угол и скудную кормежку. Дитем еще познал, что такое кнут. А как мать померла, замученная хозяином, так я этого гада прибил и подался в город. Ну а сейчас вот перед вами, в Петербурге.
        -Сколько же вам пришлось пережить? - воскликнула Адина, с искренним сожалением глядя на этого мужчину, который внезапно ворвался в ее жизнь.
        -Да уж, пришлось помаяться. Но все это в прошлом. Сейчас у меня другая жизнь.
        Хозяйка квартиры спохватилась:
        -Господа, может, чаю?
        Адина поддержала ее:
        -Да, конечно, чай сейчас будет в самый раз. Я помогу тебе, Мария.
        Женщины ушли, за ними гостиную покинул и Анатолий.
        Якубовский достал коробку папирос.
        -Покурим?
        -Можно, - согласился Волков.
        -Тогда пройдем в кабинет?
        -Мне все равно.
        -Пойдемте. Вам не понравилось, что мы задавали вопросы, но вы ответили на них. Теперь я готов выслушать ваши. Ведь они у вас есть, не так ли?
        -Есть.
        -Вот и поговорим. Прошу!
        Якубовский провел Федора в кабинет. Там они сели в мягкие кресла у небольшого резного столика на гнутых ножках, закурили.
        -Слушаю вас, Федор Алексеевич.
        -Откуда отчество узнали? - Волков сощурил глаза.
        -Так вы сами его называли Анатолию, а он мне сказал.
        -Верно, называл. Мне на «вы» общаться непривычно…
        Якубовский махнул рукой:
        -Пустое, давай на «ты».
        Волков выпустил к потолку облако дыма.
        -Я гляжу, тут у вас будто артель. Почему так? Или вы все родственники? Но и они вместе собираются, только если беда какая приключится. Непонятно мне это. Анатолий и Мария говорили, что вы товарищи. Но, опять-таки, приятели приходят и уходят, а у вас вроде как все дома.
        Якубовский улыбнулся:
        -Мне понятен твой вопрос, Федор. Да и твое недоумение тоже. Постараюсь объясниться, но для этого мне надо кое о чем спросить тебя. Позволишь?
        -Валяй, - снисходительно разрешил Федор.
        -Что ты слышал о революционном движении в России?
        -Чего? - не понял Волков.
        -Ну, о революционерах, народовольцах, людях, желающих изменить жизнь в государстве?
        -О народовольцах слыхал. Они прибили царя Александра Второго, так?
        -Ну, в общем, да.
        -Еще на селе говорили, что революционеры устроили крушение царского поезда где-то под Харьковом.
        -А вот это уже сплетни. Неправда. К случаю с крушением царского поезда у Борок революционно настроенные организации отношения не имеют.
        -Ну и ладно. Мне без разницы.
        -Без разницы? - Якубовский впился в глаза Волкова. - Но ты же сам говорил, что ненавидишь полицейских, чиновников, богатеев, что убил человека, заставлявшего тебя работать на него и замучившего, извини, твою маму. А если так, то тебе не без разницы, что происходит в обществе.
        Волков выдержал взгляд Якубовского, затушил в пепельнице окурок и спросил:
        -На что ты, Леонид Владимирович, намекаешь?
        -На то, что ты создан для борьбы с несправедливостью. Жизнь сделала тебя таким. Я не прав?
        -Может, и прав, но я приехал в Петербург жить, а не бороться не пойми за что. Я свое отбатрачил, стал вольным, ни от кого не зависящим человеком.
        -Тогда зачем ты встал на защиту Анатолия? Посмотрел бы со стороны, как городовые арестуют его, побьют да в околоток отправят, и пошел бы в трактир.
        -Чего сразу в трактир? Запах чуешь?
        -Есть немного.
        -Да ладно, немного. Прет, наверное, на всю хату?!
        -Ты не ответил на вопрос.
        -Ответил. Еще в гостиной. Я не люблю полицейских.
        -Нет, Федор, меня ты обмануть можешь, а себя нет. В тебе живет дух бунтаря, и от этого никуда не деться. Спокойная жизнь не для тебя. Вот скажи, в трактире, хорошенько выпив, ты ведешь себя мирно?
        -Когда как.
        -А если кто-то заденет тебя или оскорбит? Пропустишь? Смиришься?
        -В морду дам.
        -А если обидчик-хулиган окажется сильнее тебя или же их будет много?
        -Тогда мне дадут в морду. Но потом все одно встречу и верну должок.
        -Вот, Федор. Это и есть бунтарство.
        -Ну и пусть. Что из того?
        Якубовский тоже затушил окурок, поднялся из кресла, прошелся по комнате.
        -Вот и мы, Федор, по духу тоже бунтари.
        -И Адина?
        -Да. Не смотри, что она хрупкая. Ада сильна убеждениями.
        -Какие у нее могут быть убеждения? Сколько ей лет? Семнадцать?
        -Восемнадцать. Но это не имеет никакого значения. Как и то, что она из богатой семьи. Ее отец Натан Давидович Глозман - известный в городе ювелир.
        -Ювелир? - с интересом переспросил Федор. - Впрочем, да, я видел вывеску с этой фамилией. Хорошо, что он по этой части.
        -О чем ты, Федор?
        -Да так, о своем. Значит, вы революционеры?
        -Ну, скажем, начинающие борцы за справедливость. Мы создали организацию «Свобода и труд».
        Волков сощурился, посмотрел на Якубовского:
        -А не боишься, Леонид Владимирович, что я сдам вас охранке? Вы же совсем не знаете меня. Может, я тайный агент и специально устроил нападение на городового, чтобы попасть сюда?
        Якубовский рассмеялся:
        -Хорош агент, который ломает челюсть городовому. Нет, Федор, ты не агент, а такой же бунтарь, как и мы. Поверь, я умею разбираться в людях.
        -Ладно, твоя правда, не агент я и никого не сдам. А чего вы хотите добиться своей борьбой? Справедливость-то у каждого своя.
        -Нет, Федор, справедливость, как и правда, одна на всех. Но я постараюсь тебе ответить. Вот ты жил на селе, батрачил, познал унижения и бедность. А такой же крестьянин, только захапистый, бессовестный, использовал твой труд. Ведь он же сам наверняка только барыши подсчитывал да гонял наемных работников?
        -Порфирий, что ли, покойный?
        -Я не знаю, на кого ты батрачил.
        -На эту самую сволочь. - Взгляд Федора потемнел. - Поначалу он тоже спину гнул, как и все. Потом работников нанимать стал, начал подниматься на чужом горбу.
        -Вот, а мы выступаем за то, чтобы земля принадлежала только трудовому крестьянству.
        -Так другого крестьянства и нету. Все от зари до зари работают.
        -Но Порфирий-то твой не надрывался. Мы считаем, что крестьянство должно получать доход своим собственным трудом, а не за счет использования наемной силы.
        -Без наемной силы, Леонид Владимирович, на селе не обойтись, коли подняться хочешь.
        -Это вопрос спорный.
        -Нет, то, что вы хотите прищемить таких, как Порфирий, это хорошо. Тут я согласный.
        -Вот. А еще мы выступаем за свободу слова, печати, собраний, передвижений, за неприкосновенность личности, за всеобщее и равное избирательное право для всех граждан России, а не только для отдельных их представителей, имеющих деньги, полученные в результате эксплуатации других людей. Мы за национальное равенство. Каждый народ, населяющий Россию, должен иметь право говорить и писать на родном языке…
        Федор поднял руку:
        -Погоди, Леонид Владимирович. Наговорил ты много. Наверное, все это правильно, хотя для меня и непонятно. А вот скажи, как же ты собираешься бороться за свои убеждения, имея под собой студента-хлюпика и двух баб?
        -В организации есть еще один человек. Он связан с рабочими.
        -Ну и что? Вы только на улицу выйдете с требованиями своими, вас тут же в кутузку и отправят. Я мыслю, для борьбы настоящая сила нужна. Чтобы власть вас боялась. Вот тогда вы будете чего-то стоить, к вам разный народ потянется. Одна сила притягивает другую. А со слабаками никто, никогда и нигде считаться не станет. Хоть весь Петербург увешайте своими листовками. Дворники поснимают их, и все дела. Вон «Народная воля» завалила царя, так о ней даже у нас на селе заговорили. Интерес у людей проснулся, кто такие эти народовольцы? Чего хотят, зачем государя убили? А главное, видать, сильны они, коль на самого императора не убоялись замахнуться.
        Якубовский широко улыбнулся:
        -Все ты говоришь правильно, Федор. Я очень рад, что Анатолий привел тебя к нам.
        -Если так, то налей стопочку. От трактирной водки тошнит.
        -Ты, видно, частенько прикладываешься?
        -Меру знаю.
        -Это хорошо. Водочки, значит?
        -Только, Леонид Владимирович, так, чтобы другие не видели, особливо Адина.
        -Ты стесняешься пить при ней?
        -Не знаю. У меня было много баб, скрывать не стану, но такой, как она, не встречал. Адина какая-то другая, особенная.
        -Смотри, Федор, не влюбись!
        -А чего?
        -Так любовь чувство непростое. Одного в счастье до небес поднять может, а другого погубить.
        -Меня это не касается. Да и не знаю я, что такое любовь. Мне и без нее неплохо.
        -Но к Адине ты неравнодушен.
        -Леонид Владимирович, давай не будем об этом.
        -Ладно. Значит, водочки. По-моему, она и здесь, в кабинете, была. - Якубовский прошел к шкафу, открыл створки. - Ага, есть, только ополовиненная. А вот за рюмкой придется идти в гостиную.
        -Не надо. Я и без рюмки управлюсь. - Волков взял бутылку, из горлышка допил водку, крякнул, по привычке понюхал рукав пиджака, тут же прикурил папиросу.
        -Вот и нормально. Теперь говорить можем сколько хочешь. Так почему ты рад встрече со мной?
        -Потому и рад, что нам очень нужны такие люди, как ты.
        Волков усмехнулся и спросил:
        -Вместе со студентом листовки в подворотнях клеить?
        -Нет, Федор, для тебя мы нашли бы другое занятие.
        -Какое? Ты говори, Леонид Владимирович, не стесняйся.
        Якубовский задумался, тоже выкурил еще одну папиросу, после чего подсел к Волкову и спросил:
        -Скажи, Федор, ты человека убить можешь? Не того, кто издевался над тобой, сгубил мать, а незнакомого, который лично тебе ничего плохого не сделал?
        -За что же тогда его убивать?
        -Так сможешь или нет?
        -Да убить-то, Леонид Владимирович, немудрено. Всадил нож в грудину или дал обухом по голове, вот и все. Только причина хоть какая-то, но должна быть. А к чему ты клонишь?
        -Вот ты вспоминал «Народную волю», то, что прославилась она убийством императора Александра Второго, так?
        -Так.
        -А ведь народовольцам, особенно Софье Львовне Перовской, кстати, дочери губернатора Петербурга, образованной и далеко не бедной женщине, царь ничего плохого не сделал. Напротив, он поддерживал таких людей, как ее отец. Однако Софья Львовна все же возглавила покушение на императора.
        Волков пожал плечами:
        -Может, у нее какой другой повод был?
        -Был. В убийстве царя она и все народовольцы видели путь к достижению своих главных целей.
        -Опять мудрено говоришь, Леонид Владимирович. Ты давай проще и напрямую. Чего задумал-то?
        -Об этом позже. Не сейчас. Теперь я хочу знать, готов ли ты вступить в нашу организацию?
        -Так сразу и вступить?
        -Да, так сразу.
        -Видать, действительно нужен я вам. А чего? Можно.
        -Отлично. Ты где живешь?
        -Снимаю комнату в доходном доме.
        -Так там же никаких удобств!
        -А мне они и не нужны.
        -Аскет?
        -Чего?
        -Так называют людей, привыкших довольствоваться только самым необходимым.
        -Не совсем этот, как его?.. Да не важно.
        -Тебе надо сменить жилье на другое, приличное. Мы снимаем недалеко отсюда квартиру для Анатолия. Можешь переехать туда.
        -Нет, не пойдет. Я привык жить один или с бабой.
        -Хорошо, я подумаю, как снять квартиру и для тебя.
        -Да мне и в доходном доме неплохо.
        -Решим этот вопрос. В крайнем случае Анатолий может и в студенческом общежитии приютиться.
        Волков хитро улыбнулся, посмотрел на Якубовского и осведомился:
        -А сам-то ты, наверное, тут, у Марии Яковлевны, прижился?
        -Федор, неприлично задавать подобные вопросы.
        -А я университетов не заканчивал, так что приличиям не обучен. Ладно, Леонид Владимирович, не хмурься, я же не осуждаю и не завидую. Каждый устраивается в жизни так, как может.
        -Еще нам надо устроить тебя на работу, - сменил тему Якубовский. - Вопрос в том, куда, если ты без профессии?
        Федор тут же резко возразил:
        -А вот этого не надо. Не стоит за меня решать, чем и где мне зарабатывать на жизнь. И работу подыскивать нет смысла, обойдусь. Не спрашивай, как именно, но я сумею. Ты лучше помоги мне документы новые сделать, а то со старыми как бы неприятностей не заиметь.
        -Документы не проблема, сделаем.
        -Ну а остальное - моя забота.
        -На что же ты, Федор, жить будешь? Конечно, мы поможем, но наши ресурсы ограниченны.
        -Я же сказал, об этом не думай. Проживу не хуже других.
        -Так ты что, клад в поле нашел? Или… - Страшная догадка вдруг заставила Якубовского замолчать.
        Говорил же Волков, что прибил зажиточного крестьянина, который и ему жить не давал, и мать сгубил. А у того наверняка водились деньги.
        Волков строго взглянул на собеседника и руководителя организации:
        -А вот об этом, Леонид Владимирович, больше никогда не спрашивай! Понял?
        -Понял, Федор.
        -Вот так. Ну и что дальше? О чем еще будем толковать?
        -Да вроде обговорили все.
        -Только чаю нам так и не принесли.
        -Не стали мешать. Но уже время обеда. Мария Яковлевна большая мастерица в поварском деле. Готовит не хуже, чем в самом дорогом ресторане. Вот только на этот раз придется без спиртного обойтись, не любит Мария этого.
        -Что, даже стопку не наливает?
        -По праздникам.
        -Так сегодня и есть праздник. Ваша организация заполучила нового члена. Но ладно, хватит того, что я уже выпил.
        -Вот это правильно. Идем в гостиную.
        Якубовский и Волков вернулись в большую комнату, где Анатолий что-то рассказывал Адине. Она смеялась задорно, искристо, но смолкла, как только в гостиную вошли мужчины.
        -А у вас тут весело, - проговорил Волков, недоброжелательно посмотрев на студента.
        -Анатоль анекдот рассказал, - сказала Адина. - Очень уж смешной. Хотите послушать?
        -Обойдемся.
        -Ну, я тогда пойду к Марии. - Девушка выпорхнула из комнаты.
        -Обед будет через двадцать минут. Мария Яковлевна предупредила, - сказал Анатолий.
        В дверь позвонили.
        Волков встрепенулся:
        -А это кто еще явился?
        -Человек, о котором я тебе говорил.
        -Это тот, который среди рабочих крутится?
        Якубовский не ответил, открыл дверь и ввел в гостиную мужчину кавказской внешности.
        -Знакомьтесь, это Казарян Николай Николаевич, а это Волков Федор Алексеевич, новый член нашей организации.
        Казарян и Волков пожали друг другу руки.
        В проеме двери показалась Адина.
        -Господа, хозяйка просит всех пройти в столовую.
        -Это кстати, - сказал Казарян и отправился в ванную комнату мыть руки.
        Обед удался на славу. Мария действительно готовила превосходно. Вопреки утверждениям Якубовского она выставила на стол бутылку под белой головкой. Леонид удивился, но промолчал. Сотрапезники отобедали, поговорили ни о чем.
        Первой из-за стола поднялась Адина.
        -Господа, вынуждена вас покинуть. Отец сегодня просил приехать пораньше, помочь в каких-то бумажных делах.
        Волков собрался набиться в провожатые, но его опередил студент:
        -Я провожу вас, Ада?
        Девушка улыбнулась, глядя при этом на Волкова, заметно помрачневшего.
        -Пожалуйста, Толя, я не против!
        Они ушли.
        Якубовский видел, как изменилось настроение Федора, подсел к нему и спросил:
        -Тебе неприятно, что Анатолий вызвался проводить Адину?
        Федор хмыкнул:
        -Да плевать я хотел и на Анатолия, и на эту… - Он чуть было не выругался, но вовремя спохватился: - Да, на эту барышню.
        -Ну, нет! Я же вижу, что тебе это неприятно.
        Волков повернулся к нему:
        -Чего пристал как репей? Больше поговорить не о чем?
        -Я совсем забыл тебя спросить, Федор, ты грамотный? Извини, конечно, но, насколько мне известно, в сельской местности с образованием дело обстоит очень плохо. В крестьянских семьях не придают этому должного значения.
        -И ты о том же. Когда придавать-то, коли на счету каждая пара рабочих рук? Да и много ли ты учителей в деревнях найдешь? Но я, Леонид Владимирович, читать, писать и считать научен.
        -Это хорошо. Погоди, я кое-что дам тебе.
        -Чего еще?
        -Увидишь.
        Казарян беседовал с Марией Бранд. Волков остался за столом один, налил себе рюмку водки, выпил, прикурил папиросу. Хозяйка квартиры неодобрительно посмотрела на него, но замечания не сделала. Федору пришлось встать, чтобы принести из кабинета пепельницу.
        В то время вернулся Якубовский.
        -Это тебе, Федор! - Он передал Волкову какой-то сверток, который оказался довольно тяжелым.
        -Что там? Бомба? - с усмешкой спросил новый член революционной организации.
        -Нет, подборка литературы.
        -Какой еще литературы? - Федор скривил физиономию.
        -Работы Георгия Валентиновича Плеханова, Николая Ивановича Зибера, другие интересные и полезные материалы. Они для власти пострашнее любой бомбы будут.
        Волков рассмеялся и заявил:
        -Твоя правда. Никакой бомбы не надо, если этим свертком грохнуть кого-нибудь по башке. Череп в момент проломит.
        -Федор, я же серьезно?!
        -И я, но ладно, мне тоже пора идти.
        -Материал, который я тебе подобрал, на виду не держи. Попадет в руки полицейских или жандармов, проблем не оберешься. У тебя в комнате есть место, где спрятать книги?
        -Найду. Когда вернуть?
        -Как прочтешь. Можешь другим людям передать, но только надежным.
        -Понял. Пойду я.
        -Подожди. Мы же не договорились, как будем видеться. Нам необходимо быть в курсе, где в данный момент времени находится каждый наш товарищ, чтобы экстренно собрать всех.
        -Я могу приходить сюда, отмечаться. В любое время.
        -Нет, Федор, это лишнее. Не надо привлекать ненужное внимание к квартире Марии.
        -Что предлагаешь?
        -До того как определишься с приличным жильем, будем посылать к тебе курьера.
        Волков усмехнулся и заявил:
        -И, конечно же, курьером будет Анатолий.
        -Почему нет?
        -Мне без разницы. Но не буду же я сиднем сидеть в своей комнате.
        -Тоже верно. И что же делать?
        -Короче, с утра я всегда дома. Если что надумаете, то присылайте извозчика. Пусть встанет так, чтобы его было видно с лестницы. Я пойду по нужде или на кухню и гляну на улицу. Если стоит пролетка, значит, дело есть. Спущусь. Ну а на крайний случай присылайте Анатолия. Но тоже только утром.
        -Хорошая мысль. Так и сделаем.
        -Все?
        -Да, я провожу тебя.
        -Не стоит, дорогу и сам найду.
        Забрав сверток, Волков вышел из квартиры, спустился на улицу. Пролетки на месте не было. Гамиль наверняка повез Адину и Анатолия. Мысли о том, что студент сейчас, возможно, прогуливается где-нибудь под ручку с девушкой, вызвали у Федора раздражение.
        «Жених нашелся! Не иначе метит к ювелиру в зятья. Да не выйдет у него ничего. Не достанется ему Адина», - подумал он.
        Волков увидел у торца дома дымящийся мусорный бак, подошел к нему, осмотрелся, не заметил прохожих и швырнул в кучу тлеющего пепла сверток с литературой, переданной ему Якубовским.
        «Сдалась она мне, эта литература. И так все понятно. За свободу, видишь ли, они выступают. Да откуда она возьмется для тех, кто каждый день должен жилы рвать да перед начальством гнуться, чтобы, не дай бог, места, а с ним и зарплаты копеечной не лишиться? Свобода - это когда ты делаешь что хочешь. Для этого надо иметь деньги, а не идеи. Кому нужны эти листовки, собрания да книжки?»
        Волков доехал на пролетке до своего временного пристанища, заплатил извозчику двадцать копеек, зашел в винную лавку, купил две бутылки красноголовки. По соседству в кондитерской он взял пару больших тульских печатных пряников, полфунта шоколадных конфет, с кулем прошел к доходному дому, по черной лестнице поднялся на второй этаж. В коридоре не было ни Зинки, ни Дули, ни остальных обитателей квартиры, но это и к лучшему.
        В комнате Федор поставил куль на стол и сразу же проверил тайник. Убедившись в том, что на его богатство никто не посягал, он разделся, прошел в туалет, затем помылся. Ему не требовалось теплой воды, ополоснулся холодной, фыркая молодым жеребцом.
        Волков вернулся в комнату, лег на кровать и подумал:
        «Да, интересный у меня сегодня день выдался. Считай, первый в столице, а сразу столько всего разного. И с городовым сцепился, и к заговорщикам попал. Но главное, познакомился с Адиной. Имя-то какое! Не Зинка или Глаша. Таких красивых и хрупких я еще не встречал. Кажется, тронь - рассыплется, но породистая. Это заметно. Отец ювелир, значит, деньжата водятся немалые, не говоря уж о драгоценностях. И чего она прибилась к революционерам? А может, заманила ее Мария, мозги запудрила, девка и поддалась. Она для этих Бранд и Якубовского добыча ценная. Из Адины же можно тянуть деньги. Вернее, из отца-ювелира через глупую дочь. Наверняка так оно и есть. Иначе зачем она Якубовскому, если толком ни к чему не пригодна? Как он говорил? Ее сила в убеждениях? Да откуда они у Адины возьмутся-то? Девке мужик нужен, а не убеждения. Но не студент, а такой, как я. Чтобы жизнь знал. Но ничего, Адина смотрела на меня с интересом. Значит, прицепить ее к себе можно. А я своего не упущу. Даже ради этого стоило вступить в организацию. Еще Леонид спрашивал, могу ли я убить человека? Он не просто так интересовался.
Революционеры - это еще те деятели. Им кого-нибудь прибить, особенно чином повыше, как хлеба в голодный год наесться. Для того и нужен им я».
        Так вот размышляя, он незаметно уснул. Сделала свое дело и водка.
        Как только за Волковым закрылась дверь, Мария Бранд обратилась к Якубовскому:
        -Ты решил привлечь это мужика в организацию?
        Леонид присел в кресло.
        -Да. Ты имеешь что-нибудь против?
        -Мы совершенно не знаем его.
        -Он достаточно рассказал о себе. Его слова не сложно проверить. Ведь Волков признался, что убил односельчанина, на которого батрачил. Тот погубил его мать. Такое событие не утаить.
        -А ты заметил, что Федора воротило от одного намека на работу? Нет, я, конечно, понимаю, ему пришлось пережить многое. И унижения в том числе. Но на что он собирается жить в столице? Его ответ - мол, обойдусь - меня не устроил. Я думаю, что он не просто убил односельчанина, но и ограбил его. Тогда все встает на свои места.
        -Ну и что? - спокойно ответил Якубовский. - Возможно, и ограбил. Даже наверняка.
        -Ты говоришь об этом так спокойно? Получается, что Федор убийца и вор, а не жертва произвола, вынужденная идти на крайние меры для защиты чести и достоинства, мстить за свою мать.
        -Ну и что?
        -Зачем нам бандит, Леня?
        -Зачем, спрашиваешь? Объясню. По фабриканту Сазонову мы уже приняли решение. Какой приговор вынесли?
        -Смерть!
        -Верно, смерть! А ты подумала, кто приведет приговор в исполнение? На собрании все члены организации вели себя смело, но у кого хватит решимости убить Сазонова? У тебя? Николая Николаевича? Может, у Анатолия или Адины? Признаюсь, и я не готов выстрелить в человека. А вот Волков сможет убить фабриканта. Поэтому Федор просто необходим организации. Да, потом он может стать очень тяжелой проблемой для нас. Но этот вопрос мы сумеем решить, если понадобится.
        -Ты планируешь привлечь Волкова только на одну акцию?
        -Пока да, - ответил Якубовский. - А в перспективе думаю создать боевую группу. Многие организации имеют в своих рядах людей, исполняющих роль палачей. Чем мы хуже?
        -Не знаю, - проговорила Бранд. - Нам известно о Волкове только то, что он сам рассказал. А если Федор агент охранки?
        -Я уже говорил, что это нетрудно проверить, - сказал Якубовский. - Волков прибил хозяина, назвал село, где это произошло. Сотрудники охранки не настолько глупы, чтобы засылать к нам агента с такой вот легендой. Если рассказанное Волковым правда, то он давно гнил бы на каторге или вообще был бы казнен, если бы попался в руки той же охранки. И потом, откуда Волкову было известно, что Анатолий окажется именно там, где его заметил городовой? Это я насчет провокации, специально проведенной охранным отделением. Волков никак не мог знать, где Абрамов будет расклеивать листовки.
        Казарян кивнул и сказал:
        -Скорее всего, Волков не агент охранки, но все же, Леонид, его надо проверить.
        -Вот ты, Николай Николаевич, этим и займешься. Пока мы готовим акцию по Сазонову, время есть.
        -Хорошо.
        Волков проснулся затемно от тихого стука в дверь.
        -Кого там принесло? - грубо и громко спросил он.
        Дверь приоткрылась, в проеме показалось лицо соседки.
        -Это я, Федор, Зина.
        -Чего тебе?
        -Ты что-то обещал. Неужто забыл?
        -Я все помню. Сказал, жди!..
        -Сколько, Федя?
        -Неймется? Ступай, приду минут через десять.
        -У меня все готово.
        -Ступай, сказал!
        Дверь закрылась. Из коридора доносился шум. Жильцы вернулись с работы и занимались домашними делами. Бабы стирали, готовили на кухне ужин, пьяный мужик орал на жену, пищали, как котята, детишки.
        Федор поднялся, зажег лампу, надел рубаху, сунул ноги в тапки и встряхнулся. Неплохо поспал. Да вот беда, голова опять словно свинцом налилась и гудела как набатный колокол. Он прошел к столу, налил в стакан из начатой бутылки, выпил, закусил огурцами и хлебом. Потом Волков сходил умылся, покурил.
        Он забрал куль и вновь вышел в коридор, где столкнулся с подвыпившим Григорием Дулиным.
        -Федор, ты никак к Зинке намылился?
        -Тебе, Дуля, какое дело?
        -А чего злишься? Я же только спросил.
        -Не надо болтать попусту. Тебе заняться нечем?
        -Чем же, Федор? У меня ни жены, ни детей, ни полюбовницы нет. Деньги, полученные за разгрузку баржи, пропил, даже в трактир сходить не на что. Остается в каморке сидеть либо с народом калякать. А у тебя, смотрю, в куле две бутылки. Не много ли на двоих-то с Зиной?
        -Не твое дело.
        -Знамо, не мое, но, может, нальешь больному человеку?
        -Это ты, что ли, больной?
        -Сейчас да.
        -Ты вот что, покалякай пока с народом. Позднее зайдешь к Зине, налью.
        -Когда позднее-то?
        -Вот привязался. Через полчаса.
        -Ага, понял, зайду, не сомневайся.
        -Уж в чем в чем, а в этом я не сомневаюсь, - заявил Волков и ногой открыл дверь комнаты Зинаиды.
        -Ой, - воскликнул молодая женщина. - Федя? Напугал.
        -С чего пугливая-то? Или еще кого-то ждешь?
        -Да что ты, Федя. Просто так громко, ногой по двери…
        -Руки заняты. Держи. - Он передал ей куль.
        Зинаида поставила его на стол.
        -Конфеты, пряники! Феденька, это мне, что ли?
        -Ну не мне же. Я эту дрянь не потребляю.
        -А водки две бутылки. Я тоже вина взяла. У грузин купила.
        -Чем это вкусным у тебя пахнет?
        -Курицу сварила, картошки. Сейчас быстро все на стол выставлю.
        -Стакан да пепельницу не забудь.
        -Все как положено сделаю, Федя.
        Зинаида суетилась. Она то и дело поправляла тесное платье, поддерживающее ее пышные формы.
        -Да не колготись ты, Зинаида. Пришел, не уйду!
        -Ты не обращай внимания, Федя. Волнуюсь я, внутри все дрожит. Уж и не знаю, почему так.
        -Мужика хочешь, вот почему.
        -Ну ты вот так прямо!
        -А чего кружить? Хочешь мужика, получишь.
        Он осмотрел комнату. В принципе, она практически ничем не отличалась от его каморки. Такая же маленькая, так же меблирована.
        Волков присел на кровать, покачался. Пружины заскрипели.
        -А вот это плохо.
        -Что плохо, Федя? - не поняв, спросила Зинаида.
        -Плохо, что кровать скрипит. Все постояльцы будут слышать, чем мы тут с тобой занимаемся.
        -А мы матрасы да одеяло положим на пол, и никакого скрипа.
        -Видать, опыта у тебя в этом деле не занимать.
        -Да какой опыт, Федя? Так все делают. Или другие по ночам в лото играют?
        -Ну-ну, на полу я баб еще не пользовал.
        -У тебя много их было?
        -Баб-то? - Федор усмехнулся. - Ты не первая. Хотя и через тебя наверняка прошло немало мужиков.
        -Я не какая-то уличная девка.
        -Не обижайся. Какая разница, кто с кем и сколько гулял?
        -И то правда. У меня все готово. Прошу к столу.
        Волков с Зинаидой сели. Он распечатал бутылку водки, а женщина попросила открыть вино.
        -Баловство это, Зина. Водку пить будем.
        -Ты мужик. Тебе виднее.
        Они выпили. Волков плотно закусил, за один присест умял полкурицы, налил по второй.
        В дверь постучали.
        -Кто это? - воскликнула Зинаида и посмотрела на Федора. - Я никого не жду.
        -Это Дуля, открой.
        -Дуля? А ему-то чего надо?
        -Ты не знаешь? Выпить. Открой, я обещал налить ему.
        -Эх, Федя, не знаешь ты Григория. Ему палец дай, он руку готов по локоть откусить. Таких привечать, себе хуже выйдет.
        -Сказал, открой! - повысил голос Волков. - У меня не откусит. Сам загрызу кого хочешь.
        Зинаида впустила Григория Дулина.
        -А вы неплохо устроились! - Он сглотнул слюну, глянув на стол. - Казенка, курица, папиросы дорогие, да еще и конфеты. Как богачи какие.
        Зинаида достала стопку.
        Волков налил водки.
        -Ты хотел выпить, Дуля. Пей.
        -Ага. - Дулин быстро подошел к столу, опрокинул в себя водку, потянулся за папиросой.
        -Не замай, свои иметь надо.
        -Так у меня самосад.
        -Вот и покуришь свой самосад. Не здесь. Выпил?
        -Еще бы стопочку, Федор Алексеевич.
        -Говорила тебе! - заявила Зинаида. - Его только впусти…
        Волков оборвал женщину:
        -Помолчи, баба! - Он налил вторую рюмку.
        -Вот это по-нашему. Сразу видать серьезного мужика, - пролепетал Дулин. - С бабами надо строго.
        -Пей и уходи! - тоном приказа сказал Волков.
        Дулин выпил, взял картофелину и кусок хлеба.
        -Благодарствую.
        -А теперь ступай.
        -Я вот что сказать хотел, Федор Алексеевич…
        Волков не стал его слушать.
        -Ступай, сказал!
        -Ага, ухожу. Еще раз благодарствую. Счастливо оставаться.
        -Только смотри, Дуля, песни не горлань, иди спать, - заявила женщина.
        -Не беспокойся, Зинка, не помешаю. Эх, Федор Алексеевич, ты с ней не церемонься. Она любит, когда грубо.
        -Да иди ты, черт старый! Навязался.
        -Ухожу-ухожу. - Дулин вышел из комнаты.
        Зинаида закрыла дверь на задвижку.
        -Не слушай его, Федя! Я ласку люблю.
        -Тогда давай стол в угол, а матрац с причиндалами на пол.
        Стол Федор сдвинул сам, постель застелила Зинаида.
        Волков ударил ее по ягодицам.
        -Раздевайся!
        -Свет погашу.
        -При свете раздевайся. Или стесняешься?
        -А чего стесняться-то? - Зинаида сняла через голову платье, осталась в короткой сорочке, легла на матрац.
        Федор выкурил папиросу, разделся, потушил лампу и навалился на женщину.
        За окном начался дождь.
        В третьем часу ночи Зинаида откинулась на спину.
        -Все, Феденька, не могу больше.
        -Да и мне хватит.
        -Скажи, только честно, тебе было хорошо со мной?
        -Нормально.
        -А мне так, как никогда прежде не бывало.
        -Оттого и потела?
        -Так любил ты меня жарко.
        -Налей водки, в горле сухо.
        -Сейчас, Феденька. - Зинаида встала.
        Федор посмотрел на ее сбитое тело и подумал:
        «Вот бы хоть глазком глянуть на Адину. С ней было бы лучше. Хотя кто знает? Молода еще, неумеха. А может, и вовсе холодная. Но ничего, пройдет время, проверим. Никуда она не денется».
        Зинаида подала Волкову стакан. Федор приподнялся, выпил, прикурил папиросу.
        Женщина легла рядом.
        -Поспим, Федя?
        -А продолжать слабо?
        -Устала. Дай хоть немного передохнуть.
        -Отдыхай. Я к себе пойду, пока народ не проснулся.
        -Зачем уходить? А народ и так все прознает, Дуля расскажет. Одной холодно будет.
        -На кровать ляг, оденься, одеялом укройся, не замерзнешь.
        -Не уходи, Федя. Я уже готовая продолжать.
        -Баста на сегодня.
        -А вечером придешь?
        -Не знаю. Как получится.
        -У меня две смены, вернусь домой в одиннадцать.
        -Ты только ко мне не суйся. К себе иди. Зинаида, договоримся так. Ты живешь по-прежнему, а я буду приходить, когда захочу. Надоешь, скажу. И не прилипай. Не люблю я баб, назойливых как мухи. Поняла?
        Зинаида вздохнула:
        -Как не понять.
        -Ну и хорошо. - Он потрепал ее по щеке. - Не грусти, Зинка, ты баба горячая, любить умеешь. Так что все у тебя будет хорошо.
        -Будет ли, Федя?
        -Будет. Не со мной, так с другими. Какие твои годы? Еще замуж выйдешь, детей нарожаешь.
        -Я с тобой хочу.
        -А я в сортир хочу. Все, пошел. - Волков встал с пола, оделся, захватил недопитую бутылку и вышел в коридор.
        Он на всякий случай проверил тайник, сходил в туалет и завалился на кровать. Хоть и спал днем, да ночь выдалась тяжелая.
        Трое суток ничего не происходило. Федор вставал рано, с лестничной площадки смотрел на улицу. Пролетки Камаева там не было. Он отправлялся в трактир, завтракал, бродил по улицам, обходил вокруг дома, в котором жила Мария Бранд, но на квартиру не шел. Ночи Волков проводил с Зинаидой, а думал все больше об Адине.
        Ситуация изменилась на четвертые сутки. Утром Федор по пути в туалет заглянул в окно лестничного пролета и увидел знакомый экипаж.
        «Опа! - подумал он. - Вот и татарин. Значит, Якубовский вспомнил обо мне».
        Волков быстро умылся, оделся, вышел во двор, проскочил на улицу и сел в пролетку, верх которой был поднят.
        -Здорово, Гамиль!
        -Здравствуй.
        -По мою душу?
        -Да. - Извозчик тронул коня, и экипаж загрохотал по мостовой.
        -Чего Леонид меня зовет, не знаешь?
        -Нет, - односложно ответил Гамиль.
        Федор усмехнулся:
        -А чего ты вообще знаешь, татарин?
        -Что надо, то и знаю.
        -Хитрый, да?
        -Какой уж есть.
        Волков заметил, что пролетка свернула в проулок:
        -Ты куда везешь меня, Гамиль?
        -Тут недалече. В чайную.
        -Зачем? Я чай по утрам не пью, больше водку.
        -Что приказано, то и делаю. - Он остановил коня. - Приехали. Леонид Владимирович ждет внутри.
        -Мне заплатить тебе?
        Извозчик покачал головой:
        -И что ты за человек, Федор?
        -В отличие от тебя, вполне нормальный.
        Камаев вздохнул:
        -Ну-ну, ступай, а я подожду.
        -Ага. Работа у тебя такая, ждать и возить. - Волков соскочил на мостовую, прошел в заведение.
        Якубовский сидел за дальним столом в углу и пил чай. Кроме него в заведении посетителей не было.
        Волков присел рядом.
        -Приветствую тебя, Леонид.
        -Здравствуй, Федор. Ты сегодня с утра, смотрю, трезвый.
        -Я не пьяница каждый день глаза заливать.
        -Это хорошо.
        -Чего звал?
        -Погоди. - Якубовский подозвал полового и заказал еще пару чая.
        Так в те времена назывались два чайника. В большом был кипяток, в маленьком - заварка. Колотый сахар подавался отдельно, если клиент его заказывал.
        -Я не хочу чая, - сказал Волков.
        -Отчего?
        -Не хочу, да и все.
        -А надо, Федор, иначе мы с тобой будем смотреться подозрительно.
        -Да буфетчику плевать, кто и что делает в чайной, главное, не хулиганят. А мы люди солидные. - Федор усмехнулся.
        -Как знать. Возможно, ты прав, но лучше подстраховаться. Разговор предстоит серьезный.
        -Ты имеешь в виду то, о чем хотел поговорить позже?
        -Да.
        -Так давай сразу к делу.
        Половой принес заказ. Волков достал папиросы, закурил.
        -Что ж, давай к делу, - проговорил Якубовский и спросил: - Ты о фабриканте Сазонове Владимире Яковлевиче слышал?
        -Нет. Кто такой, чем знаменит?
        -Своей жестокостью в обращении с рабочими.
        -Будто другие фабриканты и заводчики все доброты несказанной.
        -Но Сазонов даже среди них выделяется. Он владеет мыловаренной фабрикой. Рабочих за людей не считает, за тяжелый труд платит копейки. За малейшую провинность, скажем, минутное опоздание, накладывает штрафы. На его фабрике подрывают здоровье и дети, а ему плевать на них, на всех, кто вынужден зарабатывать на жизнь своим трудом. Рабочие и их семьи для Сазонова - обычный скот. Тебе, познавшему унижение батрачества, не надо объяснять, что это такое.
        Волков помрачнел, кивнул.
        -Верно, мне этого объяснять не надо.
        -Когда рабочие подали на него жалобу, Сазонов…
        Федор прервал Якубовского:
        -Хорош, Леонид, ходить вокруг да около. Скажи, что сделать требуется.
        -Наша организация приговорила Сазонова к смерти.
        -И как же вы решали?
        -Голосованием.
        -Адина тоже была за убийство?
        -Не убийство, Федор, а заслуженная кара.
        -Пусть так, так «за» или нет?
        -Она голосовала «за».
        Волков хмыкнул:
        -Никогда не подумал бы.
        -Ты ее еще не знаешь.
        -Надеюсь, узнаю. Значит, вы приговорили Сазонова к смерти, а прикончить его должен я, так?
        -Ты никому ничего не должен, Федор, но…
        -Да ладно тебе, - вновь прервал Якубовского Волков. - Убью, если надо. Только как это сделать? У меня и оружия, кроме ножа, нету. И Сазонова этого я не знаю.
        -Но ты согласен?
        -Сказал же, что убью!
        -Хорошо. Револьвер я тебе дам. Оружие проверено, стреляет без осечек. Сазонов каждую пятницу около четырех часов приезжает к своей любовнице и находится у нее до семи вечера. Привозит фабриканта личный кучер в такой же пролетке, как и у Камаева. Сазонов не желает афишировать свою связь на стороне. Адрес дамочки известен.
        Волков усмехнулся:
        -Недолго фабрикант милуется со своей любовницей.
        -У него ревнивая жена. Вечера Сазонов проводит с ней. Поэтому и выезжает к любовнице в рабочее время, на три часа, в сопровождении одного только кучера, верного ему человека. Хотя у фабриканта есть и охрана.
        -Понятно. Сазонов и кучер имеют оружие?
        -О кучере я знаю лишь то, что зовут его Степаном. Есть ли у него оружие, выяснить не удалось. А вот Сазонов револьвер с собой не носит.
        -Понятно. Четверг завтра. Значит, в четыре часа или попозже, в семь вечера, я должен пристрелить господина Сазонова?
        -Да, Федор. До места и обратно тебя доставит Камаев. С тобой поедет Анатолий.
        -А он на что?
        -Посмотрит, что к чему, подъезд проверит, предупредит об опасности, если что.
        -Нет, - категорически заявил Волков. - Такой расклад не пойдет.
        -Почему?
        -Студент только привлечет к себе ненужное внимание. Анатолий дергается, чуть что, бежать норовит. А в таком деле, как убийство, нужны расчет и спокойствие.
        -Но тебе без помощника не обойтись. Камаев для этой роли не годится.
        -Да, у него будет своя работа. Помощник нужен, но не мужик.
        -Что ты имеешь в виду?
        -Не что, Леонид, а кого. Лучшей помощницей будет Адина.
        -Адина? - еще больше удивился Якубовский. - Но она скорее Анатолия растеряется.
        -Не растеряется. Я расскажу ей, что да как надо делать.
        -Но почему Адина?
        Волков затушил папиросу, сделал глоток чая.
        -А ты сам подумай. Молодая, красивая, прилично одетая девушка прогуливается по улице. Кто подумает, что она пособница преступника? Никто. Адина спокойно и место осмотрит, и фабриканта с курьером отвлечет. Если Сазонов падок на баб, то на Адину внимание обратит. А с ним и кучер. Вот тут я и подойду к пролетке. Два выстрела в упор, и все. Дело будет сделано.
        -Ты намерен убить и кучера?
        -Нет, стану ждать, пока он в меня пальнет или шум подымет. Свидетелей, Леонид, надо убирать.
        -А Адина? Ее могут из дома заметить.
        -Анатолия тоже могут заметить. Только на Адину никто не подумает, что она замешана в преступлении, а студента сразу же подвяжут к убийству. В общем, так, Леонид, если хочешь, чтобы я прибил Сазонова, то давай мне в помощницы Адину.
        Якубовский пожал плечами:
        -Не знаю, согласится ли она.
        -Ты же говорил, что Адина - сильная девушка. К тому же она голосовала за смерть фабриканта. Или ты не уверен в своих людях?
        -Адина так молода!
        -Все мы когда-то были молодыми.
        -Хорошо, я поговорю с ней.
        -Мы поступим так, Леонид. Давай адрес, я проеду туда с татарином, погляжу, потом подскочу к вам на квартиру. Адина будет там?
        -Должна быть.
        -Не будет, пошли за ней студента или армянина. Пусть к моему приезду Адина будет на квартире Марии. Там же обговорим все мелочи завтрашнего дела. Револьвер пусть пока лежит у Камаева. Ты уверен, что он не даст осечки?
        -Уверен.
        -Смотри! Я, конечно, и ножом могу завалить фабриканта с кучером, но только если у Степана не окажется ствола. Так что надо еще раз проверить револьвер и не забыть зарядить.
        -Хорошо. Казарян вечером за городом проверит.
        -Адрес?
        -Его знает Гамиль.
        -Отлично, тогда пока все. Поехал я.
        -Да, а я на квартиру. Когда вернешься?
        -Это зависит от Гамиля. Я же не знаю, куда ехать придется. На прикидку всего дела мне потребуется минут двадцать, от силы полчаса.
        -Значит, где-то через час приедешь к Марии.
        -Не забудь, Адина должна быть там.
        -Да.
        Волков вышел из чайной, прошел за угол, сел в пролетку.
        Камаев обернулся и спросил:
        -Куда едем?
        -По тому адресу, который ты знаешь.
        -Понял.
        Дом, в котором проживала любовница Сазонова, находился на набережной. Днем она была пустынна. Вряд ли и вечером здесь гулял народ. Поблизости ни кафе, ни ресторанов, ни чайных. Освещения тоже нет. Место хоть и в центре города, но довольно пустынное. Вряд ли любовница Сазонова имела собственную квартиру. Скорее всего, фабрикант снимал ее и место для этого выбрал удачное.
        Волков осмотрел дворы, проходы, близлежащие улицы, вернулся к месту, где оставил Камаева, сел в пролетку и бросил извозчику:
        -К госпоже Бранд.
        В половине двенадцатого Федор вошел в квартиру.
        Дверь открыл Якубовский, пропустил его в гостиную и спросил:
        -Все в порядке?
        -У меня да. Адина здесь?
        -Здесь.
        -Скажи, Леонид, а отец ее знает, что дочь связана с вами?
        -Нет, конечно.
        -Плохо, да?
        -Почему?
        -Деньги вам явно не помешали бы.
        -Я не думал об этом.
        -Напрасно. Хотя ювелир вряд ли отстегнет вам. Скорее сдаст в охранку. Ладно, где будем говорить?
        -В кабинете.
        Якубовский и Волков прошли в помещение, где уже находились Адина Глозман и Мария Бранд.
        -Доброго здоровья вам, красавицы, - заявил гость.
        -Здравствуйте, Федор.
        Волков сел в кресло за рабочим столом, взял с конторки лист бумаги, карандаш, оглядел присутствующих.
        -Ну что, дамы и господа? Приступим к делу?
        -Да, - ответил Якубовский. - У тебя уже есть план?
        -Конечно. Не зря же я полчаса шатался по набережной у дома любовницы Сазонова!
        -Мы слушаем вас, - сказала Бранд, и все подошли к столу.
        Говорил Волков недолго, больше чертил схему, как уж умел.
        Закончил он такими словами:
        -Таким вот образом Адина остается вне подозрения. Я покончу с фабрикантом и его кучером, уничтожу главную улику, то бишь револьвер, и сумею скрыться с места преступления, пока не очухается ближайший городовой.
        Мария взглянула на Адину и удивилась. Неожиданно для нее и всех присутствующих девушку не испугало, даже не смутило ее личное участие в акции. Казалось, она была рада тому, что ее решили привлечь к серьезному и опасному делу. Глаза Адины горели, руки слегка вздрагивали. В ней проснулся азарт - качество, до сих пор тщательно прятавшееся в ее душе.
        -А ты уверена, что справишься? - осведомился Якубовский. - Ведь на твоих глазах!..
        Девушка впервые за все время общения прервала руководителя организации:
        -Уверена ли я? Да, абсолютно. Вы опасаетесь, что я упаду в обморок при виде крови? Уверяю вас, этого не случится.
        Волков усмехнулся и заявил:
        -Да ты ее и не увидишь.
        План Федора был принят единогласно. Он хотел бы проводить Адину, но она не торопилась домой. Пришлось ему одному ехать в свою комнату.
        Якубовский проводил Волкова и вернулся в кабинет, чтобы еще раз изучить план. Руководитель террористической организации «Свобода и труд» даже не подумал, почему Федор Волков, человек случайный и далекий от революционного движения, сразу же принял решение войти в состав организации и без раздумий согласился на убийство Сазонова. Якубовскому и в голову не приходило, что Федору наплевать на идеи и убеждения борцов за справедливость. Ему была нужна только Адина, первая девушка, к которой он испытывал нечто большее, чем симпатию и обычное влечение, и ее отец, ювелир Натан Давидович Глозман.
        На следующий день, в четверг, Волков отдохнул до обеда, после чего побрился, помылся, оделся и вышел на улицу. Он отобедал в трактире и десять минут четвертого в условленном месте сел в пролетку Камаева.
        Извозчик передал ему сверток. В нем находился револьвер.
        -С оружием порядок? - спросил Федор.
        Извозчик ответил:
        -Николай Николаевич просил передать, что вчера вечером лично стрелял из револьвера. Ни одной осечки не было. Барабан заряжен.
        -Это я вижу. Давай на набережную.
        В половине четвертого он соскочил с пролетки недалеко от дома любовницы Сазонова и укрылся в арке проходного двора. Оттуда Федор хорошо видел часть улицы непосредственно перед подъездом, в который должен был войти фабрикант. Он прикурил папиросу.
        Через двадцать минут на набережную вышла Адина и медленно, не спеша направилась в сторону моста. Волков присмотрелся к девушке и улыбнулся. Его внимание привлекла ее обувь. Таких лакированных ботинок со светлым верхом и черными носками он еще не видел. Потом Федор перевел взгляд на ее лицо. Адина выглядела как обычно, совершенно спокойно. Она шла, держа в руке маленькую сумочку.
        Слева раздался грохот колес по мостовой. Пролетка с закрытым верхом остановилась у того самого парадного. Адина еле заметно кивнула. Это означало, что подъехал Сазонов.
        Кучер, здоровенный малый, обернулся, фабрикант что-то сказал ему. Волков достал револьвер.
        Адина будто случайно выронила сумочку и вскрикнула. Сазонов и кучер Степан взглянули на нее. Фабрикант даже что-то крикнул.
        Волков не услышал, что именно, да это его не интересовало. Он быстрым шагом пошел к экипажу.
        Адина увидела его, подняла сумочку и двинулась дальше по набережной. Она свернула в проулок в тот самый момент, когда Волков вплотную сблизился с экипажем.
        Кучер и Сазонов заметили его слишком поздно, чтобы что-либо предпринять для защиты или скрыться. Прозвучали два хлестких выстрела. Фабрикант с пулей в глазу упал на скамью пролетки. Кучер Степан с простреленным сердцем свалился на мостовую.
        Лошадь испугалась и заржала. Волков подумал, что она сейчас погонит, но этого не случилось.
        Федор обошел экипаж, швырнул револьвер в канал, надвинул на глаза кепку и скрылся в проходном дворе. Трели полицейских свистков он услышал, садясь в пролетку. Камаев ожидал его на соседней улице. Адине предстояло добираться до дома Бранд с обычным городским извозчиком.
        Волков упал на скамью, выдохнул и сказал:
        -Вот и все!
        -Как я понимаю, Сазонов убит?
        -Не только фабрикант, но и его кучер. Опасная, оказывается, у вас работа, татарин.
        -К Бранд?
        -Умный вопрос. Ты забыл, что должен делать?
        В половине пятого Волков позвонил в квартиру Марии.
        Дверь открыл Якубовский и тут же спросил:
        -Что?..
        -Может, ты меня в прихожую пропустишь?
        -Прости, Федор, проходи, конечно.
        Когда за Волковым закрылась дверь, в прихожую вышли Мария Бранд, Николай Казарян и Анатолий Абрамов. У всех на лицах читалось нешуточное напряжение.
        -Что, Федор? - повторил Якубовский.
        -А что может быть, Леонид? Сазонов получил пулю в глаз, кучер его Степан - в сердце. Оба померли на месте. Все дело заняло считаные минуты. Да, кстати, Адина приехала?
        -Нет еще. Как она вела себя?
        -Дивно! Все точно по времени. Скрыться успела до выстрелов. Так что даже если кто-то из окон и разглядел момент убийства, то Адину в свидетели записать не сможет никак. Она просто ничего не видела. Молодец, девочка! А вы предлагали студента!..
        -А что я? Я бы тоже справился, - с обидой проговорил Анатолий.
        -Вот именно, что «бы».
        В это время раздался звонок.
        Якубовский быстро открыл дверь. В прихожую буквально впорхнула Адина. Она была сильно взволнована.
        -Господа, то, что сделал Федор, описать невозможно. Это надо было видеть. Признаюсь, я задержалась у входа в проулок и посмотрела, как он хладнокровно расстрелял Сазонова и кучера, затем спокойно выбросил револьвер в воду и вошел во двор. Федор исключительно смелый и сильный духом человек.
        Волков усмехнулся и спросил:
        -Прирожденный убийца, да?
        -Нет, что ты? - Сама того не замечая, девушка впервые обратилась к Волкову на «ты». - Я восхищена тобой, Федор.
        -Вот и славно, вот и хорошо, - заявил Якубовский. - Прошу, господа, в гостиную, отметим столь важное событие в деятельности нашей организации.
        Мария шла последней и заметила, как смотрела Адина на этого крестьянского мужика, убийцу.
        «А ведь она влюблена в него. Бедная девочка, нашла кого выбрать. Хотя кто знает. Может быть, ей нужен именно такой мужчина, как Волков. Она будет счастлива с этим наглым грубияном и хладнокровным убийцей. Кто знает?» - подумала женщина.
        Революционеры выпили за храбрость Волкова, за первую боевую акцию, проведенную очень удачно, и разошлись. На этот раз Федор не допустил, чтобы Анатолий пошел провожать Адину. Он сделал это сам.
        Возле ее дома Волков предложил:
        -А может, Ада, гульнем в ресторане?
        Девушка вдруг смутилась.
        -Извини, Федя, не сегодня.
        -Что так? День выдался хорошим, деньги у меня есть. Или рылом для тебя не вышел?
        -Ну что ты такое говоришь? Ты… очень симпатичный мужчина. А главное, настоящий.
        -Чего ж тогда ломаешься?
        -Я выпила, Федя, и больше не хочу. Да и отец ждет. Волнуется. Давай в другой раз, да? - Она посмотрела на Федора влюбленными глазами.
        -Ладно, - согласился Волков. - Пусть будет в другой.
        -Ты не обиделся?
        -Нет, Ада, я просто не могу на тебя обижаться.
        -Почему?
        -Не знаю. И не спрашивай, пожалуйста, об этом.
        -Хорошо. Тогда до свидания.
        -До свидания.
        Девушка немного помедлила, затем резко повернулась, наклонила голову и вошла в подъезд.
        Федор остановил пролетку, через полчаса зашел в винную лавку, купил водки, в магазине рядом прихватил закуски и поднялся к себе в комнату. Там он выпил два стакана подряд, выкурил папиросу и прилег на кровать. А вечером Волков опять тискал пьяную Зинаиду.
        Утром пятницы газеты Санкт-Петербурга вышли с сообщением о варварском убийстве фабриканта Сазонова и его кучера Степана возле дома, где проживала Анна Викторовна Кренич, любовница богатея. Но Федор их не читал.
        Глава 5
        Ранним декабрьским утром 1893 года двадцатипятилетний цесаревич Николай Александрович облачился в охотничий костюм, захватил карабин и спустился в нижнюю залу дворца, где у пылающего камина сидел отец. Рядом находилась немногочисленная свита из приближенных особ.
        Увидев сына, император улыбнулся.
        -Доброе утро, Ники!
        -Доброе, папа!
        Цесаревича поприветствовали и вельможи. Николай Александрович лишь кивнул им.
        Император внимательно посмотрел на сына:
        -Ты плохо спал, Ники?
        -Я совсем не спал, только недавно задремал, а уже и вставать пора.
        -Поэтому не в настроении?
        -Наверное. А почему мамы нет? Она не поедет на охоту?
        -Нет. Она будет готовиться к отъезду из Гатчины в Петербург. Да и мы после охоты отправимся в столицу.
        -Хорошо, папа.
        -Какова же причина твоей бессонницы, Ники?
        -По-моему, об этом уже все знают.
        Александр Третий повысил голос:
        -Ты не ответил на вопрос, сын.
        -Извините, папа. Причина в письме, полученном накануне от Аликс.
        -Может быть, тебе это покажется странным, но я ничего не знаю о письме.
        -Разве мама вам ничего не говорила?
        -Я же сказал, что о письме ничего не знаю. Надеюсь, ты сам, если, конечно, посчитаешь нужным, расскажешь о том, что написала тебе принцесса Дармштадтская, руки которой ты просишь уже пять лет.
        -Да, папа. Я сам хотел поговорить с вами. После охоты.
        -Поговорим в Петербурге.
        -Хорошо.
        -А сейчас приводи себя в порядок.
        -Я в порядке. Окладчики выехали?
        -Давно. Уже должны обложить стаю.
        -Погода нынче тихая. Морозец, ни ветерка. Деревья стоят не шелохнувшись, на ветвях - снег, небо звездное, светло. В таких условиях волк издали почует человека.
        Император согласно покачал головой.
        -Почует. Да вот только вести стаю вожаку будет некуда, кроме как на охотников.
        -Лая собак не слышно. Выезжаем без своры?
        -Псовую охоту устроим позже, сегодня так разомнемся.
        В залу вошел лакей, поклонился государю и доложил:
        -Ваше величество, верховой от окладчиков прибыл, сказал, обложили стаю. Все готовы, ждут вас.
        -Где стая?
        -В редколесье за большим оврагом, близ осинника.
        Александр Александрович поднялся.
        -Вот, господа, и дождались. Выезжаем!
        Император, наследник и свита оделись и вышли на морозный воздух. Им подали лошадей, и вскоре охотники подъехали к оврагу, который разрезал редколесье безобразным уродливым шрамом.
        Миновав низину, Александр Александрович поднял руку:
        -Здесь спешиваемся, расходимся.
        Охотники заняли места, подготовили карабины.
        Император встал за крупным деревом, рядом устроился Николай. В пяти шагах от него замер генерал-адъютант Илларион Иванович Воронцов-Дашков, личный друг Александра Третьего. Загонщики трубили в рожки, размахивали факелами, осыпавшими нетронутый снег снопом шипящих искр.
        Николай Александрович видел, как вожак стаи, попавшей в окружение, пытается увести ее в сторону. Волки метались то вправо, то влево, но повсюду натыкались на самого опасного своего врага - вооруженного человека.
        -Папа, отчего стая мечется? Ведь здесь, в редколесье, загонщиков нет, - проговорил цесаревич.
        Император усмехнулся:
        -Вожак, видно, старый да опытный. Инстинкт подсказывает ему, что именно здесь стаю ждет наибольшая опасность. Смотри, Ники, внимательней. Долго кружить стая не будет, вожак поведет ее на нас, на прорыв. Тогда не мешкай.
        -Это не первая моя охота, папа. Я знаю, что делать.
        -Зачем тогда задаешь ненужные вопросы?
        -Просто впервые вижу, чтобы стая вела себя подобным образом.
        -Да, вожак у нее молодец. Гляди, опять к лесу пошел. Неужто все-таки решился вести стаю туда? Умный волчара. А ведь уйдет, коли загонщики хотя бы сажень пять без присмотра оставят. Эх, нет, не получится у них, - как бы сожалея о том, что стае не удастся прорвать кордон оцепления, сказал император. - Некоторые сюда свернули. Молодые волки испугались, да и немудрено, опыта у них нет. Теперь и вожак так поступит. Он стаю не бросает.
        -Интересно, папа, что сейчас испытывает старый волк?
        -Он взбешен и очень опасен. Стая не послушалась его. Ну вот, что я говорил, они уже несутся на нас.
        Сигналом на открытие огня должен был быть выстрел императора.
        Александр Александрович вскинул карабин, затем взглянул на сына и сказал:
        -Ники, стреляй ты! У меня глаза слезятся. Бей в вожака.
        -Да, папа.
        Николай Александрович выстрелил, и тут же все редколесье взорвалось грохотом. Первый залп выбил из стаи с десяток волков. Они опрокидывались на бегу, пытались вскочить, но снова падали и обливали белый снег алой кровью.
        Николай Александрович был уверен, что вожак получил пулю в глаз, уткнулся мордой в снег и бьется в судорогах. Однако не тут-то было. Старый матерый волк продолжал нестись прямо на позицию императора и наследника, туда, откуда был сделан первый выстрел.
        Охотники перезарядили оружие и дали второй беспорядочный залп. На снегу забились еще пять или шесть подстреленных волков, трое резко развернулись и бросились к лесу. Обезумевшие звери неслись, не разбирая пути, на огонь факелов, на трубный вой рожков, подальше от страшного редколесья, откуда в их собратьев вонзался раскаленный свинец, который прожигал шкуры, тела.
        Вожак остался один, но не свернул, не замедлил бег, не испугался. Наклонив голову, черпая раскрытой пастью снег, он прыжками приближался к дереву, за которым стоял император. Матерый волк несся столь быстро, что другие охотники упустили момент, когда могли сбить его выстрелами с флангов. Теперь же, когда до дерева оставалось с десяток сажен и расстояние быстро сокращалось, стрелять по атакующему зверю было опасно. Так можно попасть в императора, наследника или другого охотника. Стрелки стояли не на прямой линии, а вогнутым внутрь полукругом из-за рельефа местности. Даже генерал-адъютант Воронцов-Дашков не имел возможности выстрелить по волку без риска задеть наследника.
        Александр Александрович вскинул карабин, но отчего-то не стрелял. Тогда Николай прицелился и нажал на спусковой крючок. В этот же миг вожак расстрелянной стаи подпрыгнул. Пуля, которая должна была угодить в голову, пробила сердце волка. Зверь рухнул в снег. Николаю Александровичу показалось, что он слышал, как лязгнули клыки. Волк дернулся в конвульсии, вытянулся и затих.
        Николай Александрович опустил карабин и посмотрел на отца. Тот приставил оружие к ноге и смотрел на вожака стаи, лежавшего неподалеку.
        -Папа! - окликнул цесаревич.
        Александр Александрович будто очнулся.
        -Да? Отличный выстрел, Ники! А каков волчара! На смерть шел и принял ее грудью, раскрывшись.
        -Это у него машинально получилось, папа. Ближе к дереву снег глубже, вот он и прыгнул.
        -Нет, сын, он специально поднялся. Мол, вот он я, стреляйте. Честное слово, я бы пропустил его.
        -Так вы поэтому и не стреляли?
        -Нет, Ники, я ждал твоего выстрела. Мне не хотелось убивать этого волка.
        -Так дали бы мне команду, и я не стал бы стрелять.
        -Нельзя было, Ники. - Император кивнул на убитого зверя. - Он рвался сюда не для того, чтобы проскочить, уйти в овраг, набросился бы на нас и рвал бы в отмщение за расстрелянную стаю. Потому я и ждал твоего выстрела. Его должен был убить ты. Так и получилось.
        К императору и наследнику подошел генерал-адъютант Воронцов-Дашков.
        -Я видел, ваше высочество, как вы на последнем подлете срезали волчару. Признаюсь, впечатлило.
        Вокруг начали собираться другие охотники, прибежали загонщики с факелами. Все принялись обсуждать охоту, особенно отважное поведение императора и наследника престола. Граф Воронцов в подробностях рассказал вельможам о том, чего они не могли видеть.
        Александр Александрович отошел в сторону от оживленной свиты, присел на пень, торчавший из снега, и согнулся.
        Николай увидел это, тут же подошел к отцу и спросил:
        -Что с вами, папа? Вам плохо?
        -Боль в спину ударила, сын. Ничего, со мной так нередко бывает.
        -Позвать врача?
        -Доктор Рейн остался во дворце.
        -Вызовем!
        -Не надо, мне уже лучше.
        -На коня сесть сможете?
        -Смогу.
        -А то я пошлю за каретой.
        -Обойдемся. Передай всем, объявляю конец охоте.
        Александр Александрович не без труда доехал до Гатчины, где доктор Генрих Рейн осмотрел императора, натер мазями. Боль поутихла.
        В десятом часу царская процессия двинулась в Петербург, в Аничков дворец.
        Надо сказать, что император не очень-то жаловал Петербург. Его главная резиденция находилась в Гатчине. Примечательно, что он решил расположить свой кабинет в восьмигранной башне, непосредственно над тем помещением, где когда-то работал Николай Первый. Это не являлось случайностью. После убийства отца царь проводил жесткую консервативную политику, и дед был для него примером в этой борьбе.
        Злопыхатели говорили, будто народовольцы до того напугали императора, что он старался как можно реже появляться в Петербурге, предпочитал прятаться в загородных резиденциях: Гатчине, Петергофе, Царском Селе. Естественно, подобные утверждения не имели под собой никаких оснований. Александр Третий, человек смелый, даже неоправданно отчаянный для государя великой страны, не боялся террористов, относился к ним с презрением, как к врагам собственного народа, клятвопреступникам, ничтожным личностям. Просто ему было удобнее жить и работать в Гатчине или Петергофе. Да и семье там жилось покойно. Впрочем, все церемонии по протоколу по-прежнему проводились в Зимнем дворце, и император непременно на них присутствовал.
        Николай Александрович застал отца свободным от дел после обеда. Он вошел в большое помещение, где стоял рабочий стол императора. Александр Третий не подпускал к нему никого, лично убирал его. Отец сидел боком на подоконнике и посматривал на Невский проспект, где кипела суматошная жизнь.
        Александр Александрович обернулся:
        -А, это ты, Ники. Садись на диван.
        Император встал, прошелся по кабинету, поправил на столе кипу служебных бумаг, устроился рядом с сыном.
        -Теперь я готов выслушать тебя.
        -Я в отчаянии, папа!
        -Так уж и в отчаянии? - Александр Александрович улыбнулся.
        -Да, сердце мое разрывается!
        -Что-то на охоте я этого не заметил.
        -Ты смеешься надо мной, над моими чувствами?
        -Что ты, Ники, нет, я уважаю твои чувства. Так что написала тебе очаровательная Аликс?
        -Она сообщила, что приняла окончательное решение не менять свою веру. Это значит, что мы не сможем пожениться.
        Александр Александрович положил крупную ладонь на колено сына.
        -Ты ведь знаешь, Ники, что Аликс воспитана в протестантстве, искренне и глубоко убеждена в истинности своего вероисповедания.
        -Но зачем тогда она столько времени клялась в любви ко мне? Ведь Аликс и раньше понимала, что не может стать моей супругой, не приняв православия. Аликс пользуется огромным успехом среди европейских коронованных женихов. Однако в прошлом году она отказала Альберту-Виктору, старшему сыну принца Уэльского, который должен был стать наследником английского престола. Да, Эдди, так звали в семье принца, умер в том же году. Но Аликс не знала, что произойдет столь печальное событие. Если бы она приняла предложение и Альберт-Виктор остался бы жив, то они правили бы Англией. Перед Алисой не стоял вопрос о смене веры, но она отказала принцу. Насколько мне известно, даже королева Виктория, которая благоволила к Эдди, была восхищена той решительностью, с которой ее внучка отвергла предложение Альберта-Виктора.
        Александр Александрович выслушал взволнованную речь сына и сказал:
        -Понимаешь, Ники, принцесса Алиса считает перемену религии изменой своим самым святым чувствам и убеждениям. Она отличается исключительной честностью, благородством и преданностью своим идеалам, прекрасно образованна. Аликс просто не способна принести свой внутренний мир в жертву любимому человеку. Российский престол сейчас самый блестящий в мире, но он не прельщает ее. Для принцессы, человека сильного и, без сомнения, достойнейшего, совесть превыше всего.
        Николай Александрович опустил голову и спросил:
        -Значит, последнее препятствие к нашему браку непреодолимо?
        -Не совсем так, дорогой Ники. Выход из сложившейся ситуации есть.
        -Какой же, папа? - Цесаревич схватил отца за руку.
        -Полная перемена религиозных взглядов Аликс, чистосердечное принятие ею святого православия.
        -Возможно ли это?
        -Задача трудная, но выполнимая. Но переубедить Аликс должен и можешь только ты, мой дорогой Ники.
        -Я должен немедленно ехать к принцессе.
        -Не спеши. Поедешь.
        -Когда, папа?
        -Весной должна состояться свадьба гессенского герцога Эрнста-Людвига с Викторией-Мелитой, дочерью Марии и Альфреда Эдинбургских. В Кобург съедутся именитые гости со всей Европы, в том числе и королева Виктория. Отправишься туда и ты со свитой, будешь представлять на свадьбе дом Романовых. Там встретишься с Аликс и попытаешься переубедить ее. Но это еще не все. Конечно, вопрос перемены религии является первостепенным, однако существует еще одно серьезны препятствие к вашему браку.
        -Какое, папа? - Удивление цесаревича росло.
        -Ох, Ники, не должен я говорить тебе об этом. Ты и сам узнал бы. Ну да ладно. Препятствие это, сын, таково: вполне возможно, что Алиса страдает родовой болезнью.
        -Что? Родовая болезнь? Какая же?
        -Та, которая может убить человека из-за пустяковой царапины. Это страшная родовая болезнь монархов, в том числе и потомков королевы Виктории. Доктора называют ее гемофилией.
        -Я знаю о ней, но разве Аликс больна ею?
        -Сын, этого сказать я не могу, но Аликс - внучка королевы Виктории. Были случаи, когда сыновья гессенских герцогинь страдали несвертываемостью крови. Таков основной признак гемофилии. Болезнь передается по женской линии, но поражает только мужчин. Особенно остро гемофилия переносится в детстве и молодости. Вполне вероятно, что Аликс, несомненно любящая тебя и страдающая, отказывается от брака не только по причине смены религии. Посуди сам, принцесса знает, что выходит замуж не просто за красивого, молодого, любимого человека, но за будущего императора государства Российского. Это накладывает на нее долг подарить мужу и державе здорового наследника. А тут такое проклятие!.. Она может воспринимать болезнь как Божью кару за грехи и считать, что в праведной жизни нет места клятвопреступлению, то есть смене религии. Повторяю, если тебе удастся переубедить ее, то свадьбе быть. Ты получишь родительское благословение. Омрачит вашу совместную жизнь страшная болезнь или обойдет стороной, это в воле Господа Бога.
        -Да, о проклятии королей я не думал. Но это не изменит моего отношения к Аликс. Я буду любить ее еще сильнее, добьюсь, чтобы мы были вместе, несмотря ни на что. Сегодня же напишу ей.
        -Тебе двадцать пять лет, Ники, ты уже мужчина, а ведешь себя как юнец. Понимаю, любовь в состоянии кого угодно свести с ума и заставить совершать безумные поступки. Но все же разум должен управлять эмоциями. Подожди немного, подумай, все взвесь, а потом пиши. Но мой тебе совет, о родовой болезни ни слова. Этот вопрос и без тебя рвет сердце очаровательной принцессы. Разговор на эту тему заводить не следует. Положись на Господа нашего. Он не обделит тебя Своей милостью.
        Николай Александрович вздохнул:
        -Тяжело мне, папа!
        -Вижу и понимаю.
        -А скажите мне, папа, почему вы с мамой не противитесь моему желанию жениться на Аликс? Ведь особой выгоды государству этот брак не принесет. Женитьба наследника престола по праву считается не столько личным, сколько государственным делом.
        Александр Александрович улыбнулся:
        -Да уж. Ты слишком настойчив. Как-то грозил уйти в монастырь, если тебе запретят жениться на принцессе Дармштадтской. Неужели забыл?
        -Не забыл и сейчас готов повторить то же самое. Я хочу жениться только на Аликс. Другой супруги, будь она хоть королева богатого государства, мне не надо. Значит, дело в моем упрямстве?
        -В настойчивости. Но не это главное. Мы с мамой очень любим тебя, нашего первенца, и желаем тебе счастья. Если счастье твое в любви к Аликс, то это судьба. А она ведь в руках Божьих. Так зачем же нам противиться ей?
        Николай Александрович поднялся, прошелся по кабинету.
        -Если бы ты знал, папа, как я хочу быстрее увидеть свое Солнышко.
        -А еще быстрей сыграть свадьбу, да? Не смущайся, твой папа тоже был молодым.
        Николай вернулся к дивану, присел рядом с отцом, обнял его:
        -Вы с мамой - самые лучшие родители.
        -Ступай, Ники, да проведай матушку.
        -Конечно, папа.
        После ухода цесаревича к императору явился министр внутренних дел Иван Николаевич Дурново.
        -Здравия желаю, ваше величество!
        -Здравствуй, Иван Николаевич!
        -Как поохотились?
        -И все-то ты знаешь.
        Дурново улыбнулся:
        -Так ведь должность у меня такая.
        -Поохотились как обычно. С чем пожаловал?
        -У меня к вам два дела, ваше величество.
        -Ну что ж, докладывай.
        -В Петербурге арестован мичман флотского экипажа Михаил Игнатьевич Зуев.
        -За что?
        -За то, что вел революционную пропаганду и состоял в одной из террористических организаций.
        -Арестован, вот и хорошо. В чем вопрос-то?
        -Разговаривал я с ним в камере. Молодой еще офицер, двадцать один год, по глупости дал втянуть себя в организацию. Вину свою осознал, кается, просит простить его.
        -А о чем он думал, когда клятву свою нарушал, вел пропаганду? Попался, посидел в камере и сразу покаялся, да?
        -Ваше величество, вы знаете, я сторонник жестких мер против революционеров-террористов, но это случай особый. Поверил я в его раскаяние. Жена у Зуева ребенка ждет. Если будет возбуждено дело, то получит он каторгу, а вернется оттуда или нет, только Господу известно.
        -Пожалел, значит, ты мичмана, Иван Николаевич?
        -Пожалел, ваше величество. Не хотелось бы ломать ему жизнь.
        -Что-то не припомню, чтобы ты прежде обращался ко мне с подобным вопросом.
        -А я и не обращался. Это первый случай.
        -Хорошо, что предлагаешь?
        -После ареста только в вашей власти исключить уголовное преследование заблудшего юноши.
        -Юноши? Ему двадцать один год, Иван Николаевич. Он мужчина, офицер, должный отвечать за свои поступки.
        -Значит, начинать следствие?
        Александр Александрович махнул рукой:
        -Пусть подает прошение, прощу. Но на флоте ему места нет, как, впрочем, и в столице. Как жена родит, пусть уезжает подальше от Петербурга и всегда помнит, что если еще раз решит поиграть в революцию, то каторгой не отделается.
        -Благодарю, государь.
        -Что еще, Иван Николаевич?
        -В Каршино полицией установлен факт получения крупной взятки городским головой Черниковым Антоном Михайловичем.
        -От кого и за что он получил деньги?
        -От промышленника Фридича Льва Георгиевича за содействие в незаконном приобретении дополнительных земель якобы для расширения производства, а по нашим данным - для строительства собственного особняка. Если бы сделка состоялась, то целая крестьянская община лишилась бы лучших своих угодий.
        -Велика ли сумма взятки?
        -Три тысячи рублей.
        -Неплохой аппетит у чиновника. Но совсем скоро он пропадет. Обоих, Черникова и Фридича, немедленно арестовать, провести следствие и предать суду!
        -Вы сказали, Фридича тоже?
        -У тебя со слухом плохо, Иван Николаевич?
        -Нет, но…
        Император прервал министра:
        -Взяткодатель, Иван Николаевич, должен наравне отвечать с получателем. Они оба совершили гнусное преступление. Оно никак не может оставаться безнаказанным, кто бы ни был виноват, нищий, просящий милостыню на паперти, или министр. И пожестче, Иван Николаевич, с этими мерзавцами! Они ведь не только обогащаются, но и подрывают доверие народа к власти, а это совершенно недопустимо.
        -Я вас понял, ваше величество. Разрешите идти?
        -Если у тебя все, иди.
        -До свидания, ваше величество.
        -До свидания, господин министр.
        Приняв такое решение по взяточникам, Александр Третий показал свое отношение к преступлениям подобного рода. Российский император все годы правления неустанно, твердо и жестко боролся с малейшими проявлениями коррупции. Его деятельность принесла свои результаты. Во времена Александра Александровича такого явления в России практически не было. Суды выносили суровые приговоры за мздоимство и казнокрадство.
        Все это привело к успехам в экономике. За годы царствования Александра Третьего резко увеличилась производительность сельского хозяйства, экспорт зерновых вырос в полтора раза. Выплавка чугуна увеличилась на сто девяносто процентов, производство железа - на сто шестнадцать, добыча угля - на сто тридцать один. В России активно строились железные дороги. В целом к началу XX века страна вышла на одно из первых мест в мире по темпам экономического роста. Царствование Александра Третьего доказало, что все утверждения либеральных ученых о том, что экономика хорошо развивается только в демократических странах, являются ошибочными, если не лживыми.
        Столь же удачной была и внешняя политика Александра Третьего. Российская империя не воевала тридцать лет. Не случайно этот государь вошел в историю под почетным прозвищем Миротворец. Так его именовали и в России, и за границей.
        Росло и население державы. Если бы не преждевременная смерть Александра Третьего, то при сохранении его наследниками консервативной политики во второй половине XX века численность русского народа возросла бы до четырехсот миллионов человек со ста двадцати пяти. Это не вымысел автора, не спорная статистика, взятая из сомнительных источников. Таковы результаты подсчета, произведенного великим русским ученым Дмитрием Ивановичем Менделеевым.
        После празднования Рождества император почувствовал себя плохо. Первым это заметил Николай Александрович, встретивший отца в коридоре Аничкова дворца. Император выглядел усталым, бледным, хотя и улыбался по своему обыкновению.
        -Ты ко мне, Ники?
        -Извините, но у вас нездоровый вид, папа.
        Александр Александрович отмахнулся:
        -Ерунда, легкое недомогание, простудился, наверное, на вчерашней конной прогулке. Пройдет, не впервой.
        -Я думаю, надо позвать врача.
        -Зачем, Ники? Подумаешь, нос заложило, голова немного болит. - Император улыбнулся: - Водочки стопку выпью, все и пройдет.
        -Нет, папа, как хотите, а я приглашу Евгения Сергеевича.
        -Что ж, пусть придет и посмотрит. Хуже не будет.
        -Вы в покои?
        -В кабинет.
        -До работы ли вам сейчас, папа?
        -Эх, сын, император всегда на службе.
        -Я скоро.
        Цесаревич попросил камердинера пригласить доктора Боткина, состоявшего на то время врачом придворной капеллы.
        -Здравствуйте, Евгений Сергеевич.
        -Добрый день, ваше высочество. Что случилось?
        -Надо бы папу посмотреть. Худо ему.
        -Он в постели?
        -Разве вы не знаете, что его может уложить в постель только какой-нибудь очень серьезный недуг?
        -Знаю. К сожалению, император не верит в медицину. Он один из самых непослушных пациентов, с которыми мне когда-либо приходилось иметь дело. У него довольно странный обычай не признаваться в своей болезни, будто в этом есть что-то постыдное, а уж насчет лечения я и не говорю. Но идемте, ваше высочество. Я займусь императором.
        Александр Александрович с неохотой позволил Боткину осмотреть себя.
        Одеваясь, он спросил доктора:
        -Ну и что нашел, Евгений Сергеевич?
        -У вас, ваше величество, начинается инфлюэнца. Вы ведь испытываете усталость, головную боль, ломоту в суставах, не так ли?
        -Эка невидаль. Простуде всякий человек подвержен. Особенно зимой. Инфлюэнца - ерунда, дней за пять пройдет.
        -Вам необходим постельный режим, горячие ножные ванны с горчицей. Вскоре, дня через два, повысится температура, будем принимать лекарства.
        -Это опять белый порошок с хинином?
        -Не только, ваше величество.
        -Вам, лекарям, только дай, до смерти залечите.
        -Я исполняю свои обязанности, ваше величество, и настоятельно советую, чтобы вас осмотрел профессор Захарьин.
        Александр Александрович посмотрел на Боткина.
        -Из-за какой-то ерунды вызывать из Москвы Григория Антоновича? По-вашему, у него дел в университете нет?
        -Дела, конечно, у профессора есть, но здоровье государя важнее.
        -Да что за надобность? Сам и лечи.
        -Мне нужна консультация. Если бы не ушиб спины при крушении поезда в Борках, не лихорадка, упадок сил и сильное кровотечение носом во время визита в Данию, то я не стал бы беспокоить профессора.
        -Говорю же, вам только дай, залечите. Ладно, вызывайте Захарьина.
        -Слушаюсь. А вам следует лечь в постель.
        -Лягу, когда невмоготу станет.
        -Вечером ванны, ваше величество. Первый прием лекарств после ужина.
        -Хорошо. Ступайте, мне поработать надо.
        Николай Александрович и доктор Боткин покинули кабинет императора. Пройдет немного времени. Боткин станет лейб-медиком и будет служить царской семье верой и правдой до конца дней своих. До страшной ночи в подвале Ипатьевского дома.
        Выйдя в коридор, доктор обратился к цесаревичу:
        -Ваше высочество, я просил бы вас направить вызов профессору Захарьину.
        -Конечно. Дела плохи?
        -Пока нет, но государь совершенно не следит за здоровьем. Меня беспокоит не инфлюэнца. Эта болезнь пройдет. Опасения вызывают боли в области почек. С ними шутить нельзя. Необходимо комплексное обследование, да разве император позволит его провести! Послушаем, что скажет профессор Захарьин.
        -Да, Евгений Сергеевич. Извините, я хотел бы поговорить с вами о другой болезни.
        Боткин не без удивления посмотрел на цесаревича.
        -Вас тоже что-то беспокоит?
        -Нет. Это другое. Скажите, доктор, а правда, что человек, больной гемофилией, может умереть от пустяковой царапины?
        -Больной гемофилией? А почему?..
        Николай Александрович прервал врача:
        -Евгений Сергеевич, пожалуйста, не спрашивайте меня ни о чем. Я хочу получить от вас ответы на свои вопросы.
        -Хорошо. Гемофилия, как известно, это несвертываемость крови. Болезнь передается по женской линии, но подвержены ей в подавляющем большинстве мужчины, а точнее, мальчики и юноши, которые могут дожить примерно до двадцати лет. Больше - это редкость. То, что гемофилия может привести к смерти от пустяковой царапины, конечно же, преувеличение. Опасны обильные кровотечения от серьезных ран. Скажем, удаление зуба чревато летальным исходом. Но главная опасность этой родовой болезни во внутренних кровотечениях. Это могут быть кровоизлияния в мозг, надеюсь, понятно, с какими последствиями, в кишечно-желудочный тракт, в суставы. Последние особенно болезненны. Больные гемофилией долго не живут, как я уже говорил, но известны случаи, когда они создавали семьи, рожали детей, причем здоровых. Таких случаев мало, но они имели место.
        -А болезнь эта поддается лечению?
        -К сожалению, практически нет.
        -Понятно. Теперь последний вопрос: «Обязательно ли болезнь передается от, скажем, бабушки к внучке?»
        -Я, кажется, понимаю, кого вы имеете в виду. Нет, ваше высочество, не обязательно.
        -Благодарю вас, Евгений Сергеевич. Прошу наш с вами разговор сохранить в тайне.
        -Конечно, ваше высочество.
        -Я сегодня же распоряжусь вызвать в Петербург профессора Захарьина.
        -Хорошо. После ужина я навещу императора.
        -Еще раз благодарю.
        Профессор Захарьин прибыл в Санкт-Петербург через два дня, когда высокая, под сорок градусов, температура уложила-таки императора в постель.
        Известного медика в покои государя проводил Евгений Сергеевич Боткин.
        У Александра Третьего после приема лекарств улучшилось состояние. Он находился в хорошем, для больного человека, естественно, настроении.
        -Здравствуйте, ваше величество! - приветствовал царя профессор Захарьин.
        -Здравствуй, Григорий Антонович! Видишь, какие у меня упрямые, дотошные врачи. Они оторвали тебя от работы.
        Александр Александрович попытался встать, но Захарьин сказал:
        -Лежите, ваше величество. Я подготовлю инструмент и осмотрю вас. А вызвали правильно. В университете и без меня обойдутся. Здоровье императора - это самое главное.
        -Так вызвали-то по ерундовому поводу.
        -А вот это мы сейчас и узнаем. - Захарьин осмотрел царствующего пациента и заявил: - Евгений Сергеевич прав, у вас инфлюэнца. Температура продержится еще день-два, и вы пойдете на поправку. Лечение вам назначено правильное, мне добавить нечего.
        -Значит, ничего страшного?
        -Серьезного ухудшения нет, улучшение наступит в ближайшие дни. Я бы советовал вам на какое-то время перебраться в Крым. Сухой климат пойдет вам на пользу.
        В разговор вступил Боткин:
        -У государя усиливаются боли в спине, становятся довольно частыми. Не связано ли это с почками, Григорий Антонович?!
        -На данный момент я не вижу ничего серьезного, - проговорил Захарьин.
        Возможно, впервые в своей врачебной практике опытный, признанный доктор, профессор Захарьин оказался не на высоте. Как показало дальнейшее развитие событий, уже тогда, в январе 1894 года, у Александра Третьего развивалась болезнь почек, оказавшаяся смертельной.
        Но император успокоился. Он не придавал особого значения советам врачей, не обратил внимания на обеспокоенность доктора Боткина.
        Перестал волноваться и наследник Николай Александрович. Он с нетерпением ждал встречи со своей горячо любимой Аликс.
        Прошла зима, зажурчали ручьи.
        2 апреля того же года цесаревич со свитой выехал из Петербурга. Через два дня он прибыл в Кобург, где на перроне его ждала Аликс. Невозможно передать словами ту радость, которая сопровождала встречу. Российское представительство было прекрасно принято и размещено в богатых апартаментах кобургского замка. Вечером гости вместе со всем семейством принцессы отужинали и отправились в оперу.
        5 апреля после кофе, то есть часов в десять утра, Николай Александрович получил возможность поговорить с Аликс. Они беседовали более двух часов. Николай Александрович пытался убедить принцессу сменить религию, но у него ничего не получалось.
        Алиса слушала пылкие речи любимого, плакала и постоянно повторяла:
        -Нет, невозможно. Это страшный грех. Я не могу. - Слезы душили ее.
        Николай Александрович отступил. Он жалел страдающую девушку, пребывал в отчаянии, не знал, что делать.
        Через несколько часов после первого разговора Николая и Аликс в Кобург прибыла английская королева Виктория. Как только это стало возможным, девушка направилась к своей бабушке. Она опять плакала, не видела выхода из создавшегося положения, но желала стать женой Николая.
        Сердце строгой королевы дрогнуло. Она очень любила внучку и неожиданно благословила ее на брак с русским цесаревичем. Более того, Виктория объяснила принцессе, что православие не слишком-то отличается от лютеранства. Это оказало влияние на Аликс.
        Сторону Николая принял и кайзер Германии Вильгельм, прибывший на следующий день. Он тоже пытался подействовать на Алису.
        Однако все страхи принцессы окончательно развеяла ее сестра, великая княгиня Елизавета Федоровна. Ей в свое время не требовалось переходить в православную веру, поскольку ее жених Сергей Александрович не обладал правом престолонаследия. Но она охотно сделала это. Теперь Елизавета объяснила сестре, что переход в другую веру при отношениях, сложившихся у Николая Александровича и Аликс, не является отступничеством, а значит, и грехом.
        Девушка не объявляла о своем решении, и никто не знал, каково оно будет. Его ждали многие. Николай все же добился того, что казалось невозможным. Это произошло на второй день после свадьбы Эрнста Людвига и Виктории, в пятницу, 8 апреля.
        В десять часов Аликс пришла к Марии Павловне, супруге Владимира Александровича, самого старшего дяди цесаревича. Там-то она уединилась с Николаем и сказала ему, что согласна принять православие и стать его женой.
        Совершенно счастливые, они вышли в соседнюю комнату, где Николай Александрович объявил Марии Павловне и кайзеру Вильгельму, находившемуся с ней:
        -Мы пришли к согласию! Благодарю тебя, Боже. С моих плеч наконец-то свалилась гора, которая при иных обстоятельствах раздавила бы меня.
        Мария Павловна и Вильгельм от души поздравили влюбленных. Они тут же направились к королеве Виктории.
        Николай Александрович весь день находился в каком-то дурмане, не осознавал до конца, что его самая заветная мечта сбылась. Только к вечеру он немного пришел в себя и написал родителям. В это время в Кобург пришло уже множество поздравительных телеграмм. Весть о помолвке русского наследника и принцессы Дармштадтской разнеслась по Европе мгновенно.
        В Страстную субботу из Петербурга прибыл фельдъегерь с письмами и подарками от родителей жениха.
        Александр Третий писал сыну:
        «Мой милый, дорогой Ники! Ты можешь себе представить, с каким чувством радости и с какой благодарностью к Господу мы узнали о твоей помолвке! Признаюсь, что я не верил возможности такого исхода и был уверен в полной неудаче твоей поездки, но Господь наставил тебя, подкрепил и благословил. Великая Ему благодарность за Его милости. Если бы ты видел, с какой радостью и ликованием все приняли это известие, мы сейчас же начали получать телеграммы. Теперь я уверен, что ты вдвойне наслаждаешься и все, пройденное тобой, хотя и забыто, но принесло тебе пользу, доказавши, что не все достается легко и даром, а в особенности такой великий шаг, который решает всю твою будущность и всю твою последующую жизнь! Не могу тебя представить женихом, так это странно и необычно! Как нам с Мама было тяжело не быть с тобой в такие минуты, не обнять тебя, не говорить с тобой, ничего не знать и ждать только письма с подробностями. Передай твоей милейшей невесте от меня, как я благодарен ей, что она наконец согласилась, и как я желал бы ее расцеловать за эту радость, утешение и спокойствие, которое она нам дала, решившись
согласиться быть твоей женой! Обнимаю и поздравляю тебя, мой дорогой Ники, мы счастливы твоим счастьем, и да благословит Господь вашу будущую жизнь, как благословил ее начало. Твой счастливый и крепко тебя любящий Папа».
        Императрица тоже прислала письмо, в котором просила, чтобы отныне Аликс называла ее мамочкой. Мария Федоровна прислала Аликс изумрудный браслет и великолепное пасхальное яйцо, усыпанное драгоценными камнями.
        Быстро пролетели десять дней блаженства, наступила пора расставания. В среду на Пасхальной неделе невеста уехала в Дармштадт, оттуда в Виндзор, к бабушке. Николай Александрович отправился домой. В поезде он с любовью и грустью разглядывал свое обручальное кольцо. Между влюбленными началась ежедневная переписка, полная самых светлых чувств.
        В Петербурге Николай не находил себе места из-за разлуки с Аликс. С начала лета она стала для цесаревича совершенно невыносимой. Он попросил у отца позволения поехать в Англию, где его любимая гостила у своей бабушки. Александр Третий не стал противиться. Государь прекрасно понимал чувства сына и разрешил Николаю отправиться в Лондон на императорской яхте «Полярная звезда».
        3 июня она покинула Кронштадт, на пятые сутки вошла в устье Темзы и причалила в Гревзенде. Николай Александрович экстренным поездом прибыл в Лондон.
        В три часа пополудни в особняке в Уолтон на Темзе, принадлежавшем старшей сестре Алисы, принцессе Виктории Баттенбергской, Николай наконец-то увиделся со своей невестой. По истечении совершенно счастливых трех суток молодая пара отправилась в Виндзорский замок, где их ждала королева Виктория. Там же Николай Александрович преподнес своей невесте подарки: перстень с жемчужиной, ожерелье, цепочку-браслет с крупным изумрудом и брошь, украшенную сапфирами и алмазами.
        Но самым роскошным, конечно же, был презент, переданный своей будущей невестке Александром Третьим. Это жемчужное колье изготовил знаменитый придворный ювелир Фаберже. Оно оценивалось в огромную для того времени сумму - более двухсот пятидесяти тысяч рублей золотом.
        Эта драгоценность потрясла даже английскую королеву, видавшую многое в своей долгой жизни.
        Разглядывая сокровище, она покачала головой и сказала любимой внучке:
        -Ох, Аликс, такие подарки могут свести с ума. Смотри не возгордись.
        -Даже если бы я получила бы всего одно простое колечко, то и оно стало бы для меня не менее ценным, чем все эти подарки.
        Николай Александрович улыбнулся и ничего не сказал.
        Затем Аликс уединилась с протопресвитером Иоанном Янышевым, присланным государем. Священник начал с принцессой занятия по приобщению ее к православной религии.
        Жизнь в Виндзорском замке вошла в обыденное русло. В то лето в Англии стояла невыносимая жара. Утром, когда было еще прохладно, Николай и Аликс совершали конные прогулки. В десять часов они пили кофе вместе с королевой, часа в два обедали, после чего расходились на отдых. Потом с Алисой занимался Янышев. По вечерам, когда вновь становилось прохладно, молодые люди слушали музыку. Иногда Алиса и сама играла на рояле.
        Королева Виктория знала о любви Николая Александровича к армии и часто приглашала его на военные парады и учения. Он провел смотр шести рот гвардейского Колдстримского полка, офицеры которого устроили для русского гостя торжественный обед. Цесаревичу особенно понравились юбочки и волынки шотландских частей.
        Во время пребывания Николая в Англии в королевской семье родился мальчик, будущий король Эдуард Восьмой. Наследник русского престола и Аликс стали крестными родителями маленького принца.
        8 июля исполнился месяц с того дня, как Николай Александрович приехал в Англию. Разлука неуклонно приближалась. В это время цесаревич узнал, что его семья обеспокоена ухудшением состояния здоровья императора.
        Через три дня, 11 июля, «Полярная звезда» отправилась в обратный путь. Возле шотландского побережья двадцать судов германского императорского флота приспустили флаги, салютуя русскому цесаревичу. Пройдя проливом Скагеррак в Балтийское море, «Полярная звезда» прибыла в Копенгаген. Там Николая встретили дед и бабушка, родители его матери. После трех дней, проведенных в Дании, тихим воскресным вечером императорская яхта взяла курс на Петергоф.
        19 июля цесаревич покинул судно и остановился в уютном коттедже на берегу моря. Прежде всего сын хотел узнать о здоровье отца. Цесаревича обеспокоило то, что его не было среди встречавших, но оказалось, что все не так страшно. Император уехал на утиную охоту и сумел вернуться только к ужину.
        Вечером, выбрав момент, Николай Александрович отвел в сторону доктора Боткина, сопровождавшего государя на охоте.
        -Евгений Сергеевич, мама писала мне, что у отца ухудшилось здоровье. Но я вижу, что он выглядит как обычно. Что было с ним в мое отсутствие?
        -Как только вы, ваше высочество, уехали в Англию, у императора участились приступы головной боли. Его все чаще мучает бессонница, стали отекать ноги.
        -И что предприняли вы?
        -Решил вместе с профессором Захарьиным провести самое тщательное обследование вашего отца.
        -И что оно показало, Евгений Сергеевич? Прошу вас, не заставляйте меня тянуть из вас слова. Я готов услышать все, должен знать правду.
        Боткин вздохнул:
        -Названные симптомы, ваше высочество, указывают на серьезную болезнь почек. Профессор Захарьин подтвердил такой диагноз.
        -А папа в курсе, чем грозит ему эта болезнь?
        -Да. Григорий Антонович не скрыл от государя своих опасений. Но вы же знаете своего отца. Император не пожелал покинуть Петергоф, продолжил обычные занятия. Например, в Красносельском лагере он седьмого августа сделал галопом двенадцать верст. Это совершенно недопустимое пренебрежение собственным здоровьем. Вашему отцу необходимо лечение и в первую очередь переезд в Крым. Но император, насколько мне известно, намерен отправиться не в Ливадию, а в Беловеж, на охоту. Извините, ваше высочество, но это может закончиться печально. И очень быстро.
        Николай Александрович покачал головой.
        -Эх, папа! Я понял вас, Евгений Сергеевич. Благодарю за обстоятельный доклад.
        -Постарайтесь, ваше высочество, отговорить императора от поездки в Беловеж.
        -Да, конечно, я побеседую с ним.
        Цесаревич встретился с отцом на следующий день во время прогулки.
        -Папа, у меня к вам серьезный разговор.
        -Я всегда готов выслушать тебя, мой дорогой Ники. Хочешь рассказать, как восприняли подарки твоя Алиса и особенно ее бабушка, королева Виктория?
        -Я хотел поговорить о вашем здоровье.
        -Доктор Боткин рассказал тебе о болезни почек?
        -Странно, что вы скрываете это от меня.
        -Ники, зачем же мне портить тебе настроение? Думай лучше о своей ненаглядной Аликс.
        -Я думаю о ней, папа, но не могу оставаться безучастным к опасности, которая грозит вам.
        -Пустое, сын. Мы должны говорить как мужчины. Если болезнь смертельна, то ее не вылечить. Если нет, то нечего обращать на нее внимание, пройдет. Не следует забывать, что все мы в руках Божьих, от судьбы не уйдешь, не спрячешься. Чему быть, того не миновать.
        -Все это так, папа, но если доктор Боткин и профессор Захарьин настоятельно советуют вам отдых в Крыму, то надо ехать в Ливадию, а не в Беловежье. Охота может подождать. Придете в себя на берегу моря, подлечитесь.
        -Не уговаривай меня, Ники. Решение ехать в Беловежье принято и отменено не будет. Управляющий делами князь Вяземский уже доложил мне, что построена железнодорожная ветка от Беловежья до окраины Пущи - Гайновки. Дворец готов к приему гостей. Я вызвал из поселения Абас-Туман твоего брата Георгия. Ему надоело постоянно жить на Кавказе из-за туберкулеза. Смена климата, целебный воздух Пущи пойдет ему на пользу. Ну а станет хуже, то переедем в Крым.
        -Но нельзя же так беспечно относиться к своему здоровью, папа!
        Александр Александрович улыбнулся:
        -Ники, я же говорил, не пытайся переубедить меня. Я не Аликс. Признаться, до сих пор удивляюсь, как тебе удалось добиться ее решения сменить веру. Но со мной это не пройдет. Или ты хочешь, чтобы твой папа стал заложником болезни? Такого не будет. Посему, сын, готовься к поездке в Беловежскую Пущу и дальше в польскую Спалу. Я тронут твоей заботой, Ники, спасибо. Но пока я в состоянии принимать самостоятельные решения. Ты поймешь меня, когда станешь императором.
        В общем, разговор Николая Александровича с отцом закончился ничем.
        В августе Александр Третий, Мария Федоровна, Николай, его брат Михаил, сестра Ольга и греческий королевич Николай, сын Ольги Константиновны, кузины императора, отправились в Беловежскую Пущу. От Бельска до Гайновки они проехали по новой железнодорожной ветке, далее на экипажах прибыли в свою охотничью резиденцию.
        По приезде в Беловеж государь и члены семьи осмотрели дворец, построенный по проекту архитектора графа Николая Ивановича де Рошфора, помещения, выделенные для каждого. Все остались весьма довольны.
        Наследнику престола очень понравился его кабинет, который он тут же украсил фотографиями своей любимой невесты принцессы Аликс. Там же Николай писал ей письма.
        23 августа в Беловеж из имения Абас-Туман приехал Георгий, средний сын Александра Третьего. На следующий день в Беловежскую Пущу прибыли младший брат государя Владимир Александрович и его супруга Мария Павловна.
        Первая охота, состоявшаяся 22-го числа, разочаровала императора. Трофеи состояли из одного лося, оленя и двух кабанов. Такой незавидный результат император объяснил тем, что зверь был напуган недавней прокладкой новых дорог.
        По приезде Георгия и Владимира Александровича была назначена охота на кабанов. Для производства облавы в Беловеж прибыли две роты солдат. 25 августа рано утром они отправились к месту охоты, чтобы исполнять роль загонщиков и оцепления.
        В восемь часов утра охотники на экипажах выехали в лес. Впереди в парной бричке ехал заведующий охотой, указывая путь, за ним коляска государя и экипажи остальных охотников. Вместе со стрелками выезжала царская кухня и возы крестьян, прибывших в Беловеж для услуг государю. Подъехав к месту охоты, стрелки пешком прошли по лесу и расставились по номерам.
        Когда все было готово, загонщики по сигналу начали шуметь и кричать, выгоняя зверя навстречу стрелкам. Тем следовало быть особенно внимательными, чтобы не всадить пулю в человека и не допустить секача близко к себе.
        Кабан очень живуч и представляет большую опасность. Раненый зверь может появиться перед охотником внезапно и из последних сил напасть на него.
        На этот раз все прошло без происшествий. Загонщики выгнали кабанов на стрелков, и те побили их из-за деревьев.
        Сам Александр Третий не стрелял. Боль в спине, проявившаяся в лесу, помешала ему участвовать в охоте. Но на это никто не обратил внимания.
        Обычно охотники возвращались во дворец часам к пяти, но в тот день император распорядился ехать раньше. До обеда были подвезены и трофеи, с десяток подбитых кабанов. Слуги разложили их у крыльца.
        По сигналу охотничьего рога, соблюдая традиции царской охоты, туда вышли императрица Мария Федоровна, царская семья и свита. Царя с ними не было. Посмотрев на убитых животных, императрица с детьми удалилась.
        Персоны из свиты еще долго обсуждали охоту, рассказывали друг другу, кто и как стрелял. После их ухода старший повар выбрал туши для царского стола. Остальные достались довольным крестьянам.
        Отсутствие императора на штреке - торжественном осмотре убитого зверя - не могло остаться незамеченным.
        Николай сразу же после этого отправился в апартаменты отца.
        Александр Александрович сидел на диване у окна, обложенный подушками.
        -Что с вами, папа? - спросил Николай.
        -Да опять боли, сын. Сначала в спине, сейчас вот голова раскалывается.
        -Позвать доктора?
        -Был уже, дал лекарства, скоро все должно пройти.
        -Вы бы прилегли, папа.
        -Успею еще належаться. Как чувствует себя твой брат Георгий?
        Николай пожал плечами:
        -Не знаю, я его не видел. На охоте его тоже не было.
        Александр Александрович посмотрел в окно. На улице начинался дождь.
        -Состояние Георгия ухудшилось, - сказал государь. - Я надеялся, что целебный воздух поможет ему, а тут сырая и холодная погода. Для Георгия это плохо. Ненастье перечеркнуло мои надежды. Поэтому мы вскоре переезжаем в Спалу.
        -А может, все-таки в Крым?
        -Ники, пока решения принимаю я!
        -Да, конечно, папа.
        -Проведай брата и передай маме, чтобы зашла.
        -Хорошо.
        3 сентября Александр Третий простился с солдатами и охотничьими командами, поблагодарил их. Царская семья отправилась в Спалу, резиденцию, расположенную в Варшавской губернии.
        Но там стояла еще более сырая и плохая погода. После участия в нескольких охотах государь почувствовал сильное недомогание.
        По настоянию Марии Федоровны был вызван из Берлина профессор Лейден, который прибыл в Спалу 15 сентября. Он констатировал у императора острое воспаление почек - нефрит и категорически настаивал на перемене климата. На этот раз Александр Третий не стал упорствовать.
        21 сентября царская семья прибыла в Севастополь, перешла на яхту «Орел» и в тот же день высадилась в Ялте.
        Полурота полка, шефом которого состоял сам император, должна была осуществлять охрану дворца. В день приезда царя стрелки выстроились у нового дворца. Александр Третий с императрицей Марией Федоровной прибыли в открытой коляске. Погода стояла прохладная и сырая. Государь был в шинели. Многие заметили необычную для него бледность и синеву губ.
        Александр начал снимать шинель, как того требовал устав, если солдаты стояли в строю в одних мундирах.
        Императрица хотела остановить мужа, но услышала твердый ответ:
        -Неловко.
        Государь сбросил шинель и в одном сюртуке подошел к полуроте. На левом фланге ему представился поручик Битер, назначенный ординарцем императора. Впоследствии он командовал полком и пал смертью храбрых в бою с австрийцами в Первую мировую войну.
        -Здорово, стрелки! - громким низким голосом поприветствовал император полуроту.
        Солдаты дружно ответили ему.
        Медленным шагом, всматриваясь в лица солдат и офицеров, государь обошел фронт.
        Когда полурота под звуки оркестра прошла церемониальным маршем, Александр Третий похвалил солдат:
        -Спасибо, стрелки! Славно!
        Никто тогда не мог и подумать, что это был последний привет царя, адресованный строевой части.
        В Ливадии Александр Александрович сразу же занялся интенсивным лечением. Но было поздно. Уже через неделю у больного появились сильные отеки на ногах. Днем он подолгу спал, часто принимал соленые ванны, между процедур подвергался осмотру все новых и новых докторов. Вскоре во дворце собралось полдюжины врачей. В начале октября царь уже не всегда выходил к завтраку. Его все чаще одолевала сонливость, и он поручил чтение бумаг цесаревичу.
        6 октября после обеда Николай Александрович с документами зашел в покои отца.
        Александр Александрович лежал на кровати. Приступы головной боли не позволяли ему подняться.
        -Добрый день, папа!
        Император через силу улыбнулся и спросил:
        -Ты считаешь этот день для меня добрым, Ники?
        -Я…
        Александр Александрович прервал сына:
        -Ничего, Ники, оставь бумаги на столе и присядь в кресло поближе к постели.
        Николай выполнил просьбу отца.
        Император взял руку сына в свою крупную, но заметно ослабевшую ладонь.
        -Послушай меня внимательно, Ники. Мне осталось жить недолго, от силы месяц.
        -Но, папа!..
        -Не перебивай и слушай! Да, сын, дни мои сочтены. Вскоре твоему отцу доведется предстать пред судом Божьим. Тебе же придется занять трон, стать императором. Но это не столько титул, сын, сколько огромная ответственность перед своими подданными, народом, державой. Я знаю, что даже сейчас, когда умирает твой отец, мысли твои больше о невесте, об Аликс. Нет, я не осуждаю тебя. Так и должно быть. Но сейчас я прошу не думать о принцессе и выслушать меня. Под твое правление перейдет государство сильное, великое, играющее ведущую роль на международной арене. Не все из задуманного я успел воплотить в жизнь. Надеюсь, это сделаешь ты. Меня упрекают в консерватизме, в том, что я отвергаю либеральные ценности, провожу слишком жесткую политику антиреформ. Пусть обвиняют и проявляют недовольство. Это не важно. Главное в том, что сейчас мы имеем передовую сильную державу. Я всегда был уверен в том, что только сильный, твердый волей и верой монарх способен успешно управлять государством. Конечно, и я допускал ошибки, а позже пожинал их плоды. Стоило мне хоть раз пойти на поводу у кого-либо, как этим тут же
пользовались внутренние и внешние враги государства. Ты, сын, не обольщайся, когда тебе будут улыбаться другие монархи. Хорошие личные взаимоотношения важны, но главное - интересы государства. Управлять державой, особенно такой, как Россия, надо твердо, даже жестко. Немилостиво карать взяточников, убирать с постов чиновников, которые видят в должности источник личной выгоды. Один такой субъект может принести больше вреда, чем целая вражеская армия. Карай за мздоимство немилосердно. Сейчас у нас правительство вполне работоспособное, менять кого-либо не советую, по крайней мере на начальном этапе. Рекомендую обращать внимание на людей из провинции. Россия богата талантами, им необходимо помогать и выводить на уровень управленцев высшего звена. Но окончательные решения придется принимать тебе самому. Я уже говорил, что на тебя ляжет огромная ответственность. Ты в какой-то мере будешь вынужден сдерживать эмоции по отношению к любимой жене, станешь императором не семьи, а великого государства. Посему больше времени следует уделять настоящей работе, а не всяческим приемам и мероприятиям по протоколу. -
Император сделал паузу.
        Наследник воспользовался этим и заявил:
        -Папа, мне кажется, рано вы завели этот разговор. Я уверен, пройдет время, и вы поправитесь.
        Александр Третий вздохнул:
        -Увы, сын! Мне не подняться. Видимо, так угодно Господу. Я жалею лишь о том, что оставляю вас, моих дорогих и близких, жену, сыновей, дочерей, которых любил всю жизнь. Об остальном не печалюсь. Правил так, как мог.
        -Вы устали, папа!
        Император протер вспотевший лоб.
        -Выслушай до конца, Ники. Вряд ли нам представится другая возможность поговорить наедине накануне твоего восшествия на престол.
        -Папа!..
        -Слушай! Берегись в будущем распространения революционной эпидемии. Руби всяческие проявления бунтарства под корень. Не допускай создания крупных революционно-террористических организаций. Ведь их руководители, которых я назвал бы главарями, только прикрываются интересами народа. Слова их о защите прав бедных, рабочих и крестьян лживы. Цель подобных мерзавцев - уничтожение монархии.
        -Но зачем, папа? Ведь Россия всегда являлась монархией.
        -Затем, чтобы самим прийти к власти. Народ для них лишь средство достижения поставленных целей. Громи эти организации нещадно. Допустишь слабину, и великая Россия может рухнуть, да так быстро, что ты не успеешь ничего предпринять. Посему ни в коем случае нельзя доводить положение в стране до критического. Конечно, ты вправе выбрать свой путь. Молю, не ошибись, не отделись от подданных в своей любви к Аликс и будущим детям. Всегда помни, что твоя главная сила только в народе и крепкой вере. Меня, признаюсь, иногда посещают тревожные мысли. Мне почему-то становится страшно за тебя. Возможно, это от болезни. Помни, сын, я всегда любил тебя. - Император указал на потолок, как бы в небо, и продолжил: - В мире ином я буду неустанно молиться за твое здоровье и благополучие.
        -Папа!.. - воскликнул со слезами Николай Александрович.
        -Не плачь, сын, - прервал его умирающий император. - Благодарю Бога за эту возможность поговорить с тобой. Хочу лишь спросить, ты все понял?
        -Да, папа.
        -Тогда ступай, оставь меня. Слабость валит.
        -Я еще приду, папа.
        -Не сегодня.
        Не скрывая слез, Николай Александрович вышел из покоев отца и встретил Марию Федоровну.
        Увидев заплаканного сына, мать вздрогнула, побледнела и шепотом спросила:
        -Что там, Ники?
        -Мы поговорили.
        -Как он?
        -Слаб, но в полной и ясной памяти.
        Мария Федоровна с облегчением выдохнула.
        Наследник престола прильнул к ней и спросил:
        -Ведь папа не умрет, да?
        -На все воля Господа, Ники! Больше мне сказать нечего.
        Николай прошел в свой кабинет, присел на диван, посмотрел на большую фотографию невесты и проговорил: - Если бы ты знала, дорогая, как мне плохо, тоскливо без тебя. - Двадцатишестилетний цесаревич уткнулся в подушку и заплакал как дитя.
        Алиса словно услышала его. В тот же вечер Николай Александрович получил телеграмму, в которой сообщалось о намерении его невесты и ее сестры Елизаветы Федоровны, которую родные часто называли просто Эллой, срочно приехать в Ливадию.
        4 октября государь выехал на прогулку, во время которой ему стало плохо. Отек ног со дня на день увеличивался, сердце работало слабо, сил не оставалось.
        5 октября императора осмотрели профессора Захарьин и Лейден. Бюллетень, составленный ими, потряс не только Россию. Всем, в том числе и самому больному, стало ясно, что приближается конец. Окружающих поражали светлое настроение и мужественное спокойствие Александра Третьего. Несмотря на слабость, он все еще пытался заниматься государственными делами.
        9 октября в Ливадию прибыл отец Иоанн Кронштадтский, известный всей в России молитвенник за больных, слывший чудотворцем-исцелителем. Его приезд дал всем понять, что дела императора обстоят плохо. Надеяться на медицину уже бесполезно. Требуется вмешательство не земных, но небесных сил.
        Утром 10 октября цесаревич Николай Александрович отправился в Алушту. Вскоре из Симферополя туда приехали Элла, Аликс и великий князь Сергей Александрович.
        Они добирались до Ливадии в открытых колясках. По пути Николай и Аликс часто останавливались в татарских аулах, жители которых выходили встречать их с подарками, охапками цветов, корзинами винограда. Когда наследник и его невеста подъехали к дворцу, их встретил почетный караул.
        Несмотря на плохое самочувствие и запреты врачей, государь желал оказать внимание невесте своего сына, будущей российской императрице. Он нашел в себе силы встать с постели и надеть полную парадную форму. Ходить самостоятельно он уже не мог, благословил Николая и Аликс, сидя в кресле.
        Десять суток Николай и Аликс старались не отходить от постели умирающего Александра Третьего. Невеста цесаревича даже исполняла роль его секретаря.
        Вечерами наследник с невестой гуляли возле дворца.
        Однажды она произнесла:
        -Ники, я здесь чужая!
        -Почему ты так думаешь, дорогая?
        -Извини, но и на тебя, наследника престола, почти никто не обращает внимания.
        -Я плохо понимаю тебя, дорогая.
        -Неужели ты не видишь, что на нас смотрят как на пустое место? Императрица занята заботой о муже, это объяснимо, родственники скорбят, но придворные, министры? Вчера после доклада один из них прошел мимо тебя, стоявшего у дверей, даже не поздоровавшись. А ведь ты после смерти отца станешь императором.
        -До этого ли сейчас, Аликс? Важно ли такое внимание? Я в отчаянии. Ведь скоро не станет моего отца. Эта мысль не дает покоя, бьется в голове ударами молота. А мысль о троне усугубляет положение. Что я буду делать, став императором? Что будет с Россией? Я еще не готов стать царем, не смогу управлять империей. Ты видишь, что я даже не знаю, как общаться с министрами. Я просил совета у друга детства и юности великого князя Александра Михайловича, которого всегда звал просто Сандро. Он ничего не сказал. Ты тоже не можешь ответить на эти вопросы.
        Алиса прижалась к жениху:
        -Дорогой Ники, прости мою слабость и каприз. Молись. Бог поможет тебе не падать духом и найти ответы на твои вопросы. Будь стойким и прикажи доктору Лейдену ежедневно докладывать тебе о состоянии отца. Пусть все сначала обращаются к тебе. Не дозволяй кому-то быть первым и обходить тебя. Ты любимый сын своего отца. Тебя должны спрашивать, тебе говорить обо всем. Прояви волю и не позволяй другим забывать, кто ты. Еще раз прости меня.
        -Я должен не прощать тебя, Аликс, а благодарить. Ты очень помогла мне. Теперь я знаю, что делать, как вести себя. Ты достойная жена императора великой державы.
        -Я еще не жена, Ники, но стану ею, что бы ни случилось, буду с тобой и в радости и в горе, пока бьется мое любящее сердце.
        Наступил роковой день, 20 октября 1894 года.
        Иоанн Кронштадтский пришел к умирающему монарху ближе к обеду. В покоях царя с утра находились все родные и близкие. Александр сидел в кресле. На море бушевал шторм, и императору от этого было очень плохо. Он попросил отца Иоанна положить руки ему на голову.
        Когда священник сделал это, Александр Александрович произнес:
        -Мне очень легко, когда вы так держите. Вас любит русский народ. Он знает, кто вы и что вы.
        Вскоре после этого император откинул голову на спинку кресла и тихо, без агонии умер. Смерть наступила в четверть третьего.
        Императрица, наследник с невестой и все дети покойного государя стояли возле его постели и плакали. Мария Федоровна упала в обморок. Алиса и врачи поспешили ей на помощь.
        В конце дня, когда в гавани Ялты еще били орудия кораблей, отдавая последний долг почившему монарху, перед дворцом был установлен алтарь. Придворные, чиновники, слуги и члены царской семьи замерли возле него, и священник совершил чин присяги новому императору Николаю Второму.
        На следующее утро весь дворец был драпирован черным крепом. Бальзамировщики занялись телом усопшего царя.
        Тогда же священники присоединили протестантскую принцессу к православию и нарекли ее Александрой Федоровной. После богослужения, когда все вернулись во дворец, новый император издал свой первый манифест, в котором указывал теперешнее вероисповедание, титул и имя своей невесты.
        Александр Третий умер в сорок девять лет. Несмотря на то что все ожидали кончины Александра Александровича, подготовка к похоронам заранее не велась. Тело государя пролежало в Ливадийском дворце неделю.
        Бракосочетание Николая Второго и Александры Федоровны должно было состояться весной следующего года. По настоянию нового царя дело со свадьбой было ускорено. Став императором, он не желал лишаться поддержки единственного близкого человека, которому безгранично верил. Дяди Николая, имевшие большой вес в семействе Романовых, согласились с этим, но настаивали на том, чтобы бракосочетание их молодого племянника, слишком важное для страны, состоялось не в узком кругу, собравшемся в Ливадии. Государь признал, что они правы.
        25 октября тело усопшего Александра было перенесено в церковь. В конце недели гроб, задрапированный алой тканью и сопровождаемый царской семьей, перевезли из Ливадии в Ялту, на борт крейсера «Память Меркурия», который после полудня доставил его в Севастополь. В порту уже ждал траурный поезд. По дороге он останавливался в Борках, Харькове, Курске, Орле и Туле, где в присутствии местного дворянства, чиновного и простого люда совершались панихиды.
        30 октября поезд подошел к Москве. Там гроб был установлен на колесницу и под звон колоколов привезен в Кремль. Десятки тысяч москвичей вышли на улицы проститься с царем и опустились на колени. На следующий же день гроб из Архангельского собора вновь доставили на вокзал. Траурный поезд пошел в столицу государства Российского.
        1 ноября 1894 года в десять часов утра прогремели три пушечных выстрела. Погребальная процессия двинулась от Николаевского вокзала к Петропавловской крепости.
        Шествие происходило в полном соответствии со строго расписанным церемониалом похорон российских императоров. Впереди шли певчие Александро-Невской лавры и Исаакиевского собора. Колесницу, на которой стоял гроб с телом Александра Третьего, везли восемь лошадей. По обеим сторонам от нее шагали шестьдесят пажей с факелами. За колесницей следовал император Николай Второй, позади него свита, члены семьи, король Греции Георг Первый и принц Уэльский.
        Когда гроб был размещен в Петропавловском соборе, царская семья отправилась в Аничков дворец, где еще шесть дней провела в молитвах по умершему и подготовке к погребению. Такая задержка объяснялась тем, что в Петербург приехали еще не все родственники.
        В это время Николаю Александровичу было передано завещание отца.
        «Тебе предстоит взять с плеч моих тяжелый груз государственной власти и нести его до могилы, как его нес я и как несли наши предки, - говорилось в нем. - Тебе царство, Богом мне врученное. Я принял его тринадцать лет тому назад от истекшего кровью отца. Твой дед с высоты престола провел много важных реформ, направленных на благо русского народа. В награду за все это он получил от русских революционеров бомбу и смерть. В тот трагический день встал передо мной вопрос: какой дорогой идти? По той ли, на которую меня толкало так называемое «передовое общество», зараженное либеральными идеями Запада, или по той, которую подсказывало мне мое собственное убеждение, мой высший священный долг Государя и моя совесть. Я избрал мой путь. Либералы окрестили его реакционным. Меня интересовало только благо моего народа и величие России. Я стремился дать внутренний и внешний мир, чтобы государство могло свободно и спокойно развиваться, нормально крепнуть, богатеть и благоденствовать. Самодержавие создало историческую индивидуальность России. Рухнет самодержавие, не дай бог, тогда с ним и Россия рухнет. Падение
исконно русской власти откроет бесконечную эру смут и кровавых междоусобиц. Я завещаю тебе любить все, что служит ко благу, чести и достоинству России. Охраняй Самодержавие, помня при том, что ты несешь ответственность за судьбу твоих подданных перед Престолом Всевышнего. Вера в Бога и святость твоего царского долга будет для тебя основой твоей жизни. Будь тверд и мужественен, не проявляй никогда слабости. Выслушивай всех, в этом нет ничего позорного, но слушайся только самого себя и своей совести. В политике внешней - держись независимой позиции. Помни, - у России нет друзей. Нашей огромности боятся. Избегай войн. В политике внутренней - прежде всего покровительствуй Церкви. Она не раз спасала Россию в годину бед. Укрепляй семью, потому что она основа всякого государства».
        В течение этой недели в Санкт-Петербурге собрались представители всех королевских домов Европы, восемьдесят один человек, каждый со своей свитой. Отдать последний долг государю прибыли министры, высшие чины армии и флота, губернаторы и четыреста шестьдесят делегатов с разных концов России.
        Тысячи подданных прошли мимо катафалка, рядом с которым стоял священник, усердно читавший молитвы. Представители всех царствующих домов дважды в день проезжали по сырым улицам Петербурга, чтобы присутствовать на панихиде.
        7 ноября состоялась архиерейская служба, завершившаяся отпеванием и погребением. Это были последние в истории России царские похороны.
        Глава 6
        Многочисленные родственники, прибывшие на похороны Александра Третьего из разных стран, задержались в Петербурге еще на неделю. Они дожидались свадьбы нового императора. Казалось бы, об этом не могло идти речи, но 14 ноября отмечался день рождения императрицы Марии Федоровны, что допускало отступление от траура.
        С одной стороны, Николай, молодой влюбленный человек, желал поскорее вступить в законный брак, с другой, траур по отцу удручал его. Ведь он его горячо любил и очень жалел мать. Поэтому свадьбу Николая Второго и Александры Федоровны пышной, богатой и веселой назвать нельзя. Церемония бракосочетания была весьма скромной.
        В одиннадцать часов 14 ноября 1894 года император, сопровождаемый младшим братом Михаилом, выехал из Аничкова дворца и проследовал в Зимний. По пути стояли войска, за ними огромные толпы народа. Орудийный салют со стен Петропавловской крепости возвестил о начале свадебных торжеств. Просторные залы Зимнего дворца выглядели великолепно. В них собрались крупные сановники империи. Конечно же, отдельное место занимали августейшие гости.
        Невеста была облачена в свадебный наряд - платье из серебристой парчи и мантию, подбитую горностаем. Мария Федоровна сняла с себя бриллиантовую венчальную корону и возложила ее на голову Александры. После чего они прошли в дворцовую церковь, у входа в которую их ожидал Николай в форме офицера гусарского полка. Обряд бракосочетания совершил Иоанн Кронштадтский.
        Свадебная церемония закончилась в два часа дня. Новобрачные поехали в Казанский собор, где был отслужен благодарственный молебен. Артиллерия произвела салют в триста один выстрел.
        После богослужения новобрачные отправились в Аничков дворец, домой. Примечательно, что на время проезда царской четы от Зимнего до Аничкова государь распорядился убрать с улиц шпалеры войск, чтобы народ мог вблизи видеть своего императора. Впервые за долгое время вокруг царских саней на остановках теснились люди.
        Николай сделал это специально. Советники отговаривали его от столь опрометчивого шага, напоминали о трагической кончине деда, однако новый государь хотел показать народу, что он куда более доступен для подданных, нежели Александр Третий, живший под жутким впечатлением от убийства отца.
        Неожиданная смерть Александра Третьего поставила нового императора в сложное положение. Сам Николай говорил, что он не ощущал себя способным принять тяжкое бремя власти.
        Ко времени своего восшествия на престол Николай Александрович был мало известен в России. Мощная фигура отца заслоняла наследника-цесаревича. Конечно, все знали, что ему двадцать шесть лет, по своему росту и сложению он скорее пошел в мать, императрицу Марию Федоровну, имеет звание полковника русской армии, совершил необычное по тому времени путешествие и подвергся в Японии покушению фанатика, женат на внучке королевы Виктории. Но его мировоззрение, планы на будущее, характер, наконец, оставались для общества неясными.
        В этой ситуации молодой самодержец стремился получить поддержку от лиц из ближайшего окружения. Одним из них стал обер-прокурор синода Константин Петрович Победоносцев. Немного позже, в ноябре месяце, император сблизился с Николаем Христиановичем Бунге, председателем Комитета министров, членом Государственного совета.
        Новый император глубоко уважал своего отца. В начале царствования он не стал вводить новых людей в состав органов законодательной и исполнительной власти. В первые недели после восшествия на престол государь произвел только две существенные замены. Он уволил генерала И.В. Гурко с поста генерал-губернатора Польши и сместил министра путей сообщения Кривошеина.
        Гурко сам подал прошение об отставке, так как понимал, что не сможет по причине личных отношений исполнять свои обязанности при новом императоре. Увольнение же министра путей сообщения произошло из-за того, что государю стали известны факты использования Кривошеиным служебного положения для собственного обогащения. Несмотря на то что проверка не нашла чего-либо противозаконного в деятельности Кривошеина, Николай Александрович посчитал, что подобная неосторожность в денежных делах недопустима для царского министра.
        Увольнение Гурко совпало с приемом делегации польского дворянства. В Варшаве отставка генерал-губернатора вызвала радость и надежды на принципиальную и резкую перемену курса, проводимого в отношении Польши. Но эти радужные надежды не оправдались. Никакого изменения не последовало.
        Николай Христианович Бунге, по инициативе которого и состоялась отставка министра путей сообщения А.К. Кривошеина, усилил свое влияние на царя, к чему и стремился. Он возлагал особые надежды на нового государя в смысле изменения направления внутренней политики. Председатель Комитета министров рекомендовал императору продолжить реформаторский курс Александра Второго.
        Этому противился другой советник государя, обер-прокурор синода Константин Петрович Победоносцев, советовавший императору следовать примеру своего отца. У Победоносцева перед Бунге было преимущество - завещание Александра Третьего. Николай свято чтил память отца. В окружении государя на начальном этапе правления разгорелась борьба за влияние между председателем Комитета министров и обер-прокурором синода.
        Тот факт, что Бунге занял при императоре положение одного из доверенных советников, воспринимался в обществе как некоторый сдвиг политики царя влево. В земской России с надеждой и воодушевлением следили за деятельностью Бунге, так как помнили, что он участвовал в процессе освобождения крестьян.
        В начале нового царствования повсюду заговорили о грядущих переменах. Многие надеялись, что государь отправит в отставку и обер-прокурора, и консервативных чиновников. Воодушевление либералов возросло, когда 1 января 1895 года в «Правительственном вестнике» был опубликован высочайший рескрипт на имя Бунге, в котором извещалось о награждении его орденом Святого Владимира первой степени. Многие обратили внимание на лестные отзывы царя о председателе Комитета министров. Вместе с Бунге были награждены известные либеральные бюрократы - К.К. Грот, М.С. Коханов, С.А. Мордвинов. Казалось, Бунге стал непререкаемым авторитетом для нового императора.
        Но Победоносцев и не думал сдаваться. Он был встревожен нарастанием общественного движения и опасался повторения ситуации начала восьмидесятых годов, когда власть практически оказалась в руках либералов. Обер-прокурор синода перешел в наступление.
        Он посетил императора 10 января 1895 года.
        Николай Александрович, отличавшийся прекрасным воспитанием, самообладанием и живым умом, способным быстро схватывать суть любых вопросов, встретил советника радушно. Отметим, что государь ко всем без исключения, кроме, естественно, членов семьи, обращался вежливо, строго на «вы», в отличие от своих предшественников.
        Он первым поприветствовал обер-прокурора:
        -Здравствуйте, Константин Петрович! Рад видеть вас в добром здравии.
        -Здравствуйте, ваше величество! - ответил Победоносцев.
        Император предложил советнику кресло у стола, сам устроился напротив.
        -Вы хотели серьезно поговорить со мной, Константин Петрович. Слушаю вас.
        -Я подавал на ваше имя записку о необходимости укрепления самодержавия.
        -Извините, Константин Петрович, не читал. Одну минуту. - Император подошел к столу, порылся в стопке различных документов. - Да, вижу. Записку принесли вчера, я просто не успел ознакомиться с ней.
        Николай не имел личного секретаря. Всю корреспонденцию, поступающую к нему, он лично вскрывал, читал и писал ответы, если они требовались. Царь даже письма сам заклеивал в конверты.
        Победоносцев кивнул:
        -Понимаю, ваше величество. Вам бы помощника или секретаря.
        -Обойдусь, - ответил император и продолжил: - Не изволите ли папиросу?
        -Нет, благодарю.
        -А я закурю. - Николай Второй достал из коробки папиросу.
        Он, как и отец его, был заядлым курильщиком и отдавал предпочтение египетскому табаку, который специально для него покупали в Стамбуле. В кабинетах, библиотеках, других помещениях, где проводил время государь, всегда имелись папиросы, пепельницы и другие курительные принадлежности, большей частью - подарки.
        Николай Александрович прикурил.
        -Я обязательно ознакомлюсь с вашей запиской. Но если уж вы пришли, то, может, изложите ее содержание устно?
        -Извольте, государь. В первые же месяцы правления на ваше имя поступило множество писем из ряда земств, в которых содержатся призывы считаться с общественным мнением, соблюдать законность, оберегать личные свободы подданных.
        -Да, так. Это объяснимо, Константин Петрович. Общество желает понять, какую внутреннюю политику намерен проводить в жизнь новый император.
        -Верно, но только не общество, а отдельные его представители, либералы, которым весьма по душе принципы западного парламентаризма. Обществу, народу что надо? Чтобы не было войны, имелась хорошая работа, с ней достаток в семье. Народу нужны не новшества, а стабильность. Она же может держаться только крепкой рукой. Самодержавная власть в России не просто необходима. Она является залогом внутреннего спокойствия, гарантией национального единства и политического могущества государства. Попытки применения принципов парламентаризма в России неизбежно приводят к началу угнетения и гибели тех основ, на которых держится наша страна. Именно система государственного управления, сложившаяся во время царствования вашего отца, идеально подходит для империи, соответствует духу русского народа и не нуждается ни в каких усовершенствованиях. Парламентское правление неприемлемо для нашего государства.
        Николай Второй умел слушать собеседников и, как правило, давал им возможность выговориться.
        Победоносцев продолжал:
        -Разве на выборах побеждают лучшие? Нет, самые наглые, нахальные, честолюбивые. Они нередко банально подкупают тех людей, от которых зависит результат выборов. Особенно это опасно для государства многонационального. Уравнение прав этнических групп возможно под властью монарха. Демократия не в состоянии справиться с этим, потому как идеи национализма для нее являются разъединяющим элементом. Каждое племя, дай ему волю, пришлет в парламент выразителей не общей государственной и народной идеи, но собственных инстинктов. В итоге межнациональное раздражение, ненависть к другим народностям, которая грозит большой смутой…
        На этот раз император изменил привычке и прервал обер-прокурора:
        -Извините, Константин Петрович, но почему вы подняли этот вопрос именно сейчас, не зная моего отношения к новым настроениям отдельных слоев нашего общества?
        -Потому, ваше величество, что либералы именно сейчас пытаются оказать на вас давление, изменить ситуацию и сломать систему, созданную вашим отцом. Надо немедленно расставить все точки над «i», дать понять врагам государства, что все их надежды тщетны, замыслы бесполезны. Иначе вместо неограниченной власти монарха, на коей веками стоит великая Россия, мы получим говорильню в парламенте. Монарх - это не только правитель, но и олицетворение единства разумной воли. Парламент же - сборище небескорыстных персонажей, взгляды и цели которых различны. Каждый из них, образно говоря, тянет одеяло на себя. Там не может быть единства, так как воля парламента зависит от решений большинства, которое можно создать и искусственно. Такое состояние ведет к анархии, от которой спасение одно - диктатура. Так следует ли проводить столь опасный эксперимент, дабы потом с немалыми усилиями и неизбежными репрессиями восстанавливать то, что государство имеет сейчас, единую волю и власть монарха?
        Николай Александрович поднялся с кресла, прошелся по кабинету. Победоносцев больше всего опасался, что государь подойдет к окну или спросит, не сильно ли он утомил посетителя. Это будет означать окончание аудиенции.
        Но император не подошел к окну и спросил о другом:
        -Вы не желаете допустить ситуации, сложившейся в стране в восемьдесят первом году, когда либералы осмелились посягнуть на священные прерогативы самодержавия?
        -Да, ваше величество. По этому поводу надо вспомнить, что ясный и твердый ум вашего отца понял все безумие предложений Лорис-Меликова, несовместимых с благом страны. Государь восстановил мир в народной душе своим твердым словом, которое укрепило самодержавную власть. При поддержке народа, с его благословения, император с тех пор правил страной достойно, оставался непоколебимым. Те же принципы, уж простите, ваше величество, Александр Третий завещал и вам, своему наследнику.
        -Я хорошо помню последние слова и наставления отца.
        -Еще раз извините, ваше величество. Вы можете посчитать мою речь дерзкой, записку пылкой и своим высочайшим указом отправить меня в отставку. Что ж, я готов к этому. Прошу, не уступайте либералам, держитесь политики отца.
        Победоносцев ожидал возмущения императора, резкого слова, но Николай Александрович неожиданно улыбнулся и спросил:
        -За что же, Константин Петрович, мне отправлять вас в отставку? За слова, которые звучат дерзко, смело, но не перестают быть правдой? Хорош я буду государь, если начну карать за нее. Ваши соображения насчет демократии мне понятны, скажу больше, близки по духу. Я, как, впрочем, и многие другие, считаю, что Россия не созрела для демократии. Более того, политические формы, востребованные на Западе, неприемлемы для нашей страны, по крайней мере на данном этапе ее исторического развития.
        Обер-прокурор с облегчением вздохнул.
        Николай Александрович же добавил:
        -Однако, Константин Петрович, не следует забывать, что если император желает сохранить в своих руках всю полноту самодержавной власти, глубоко уважает и ценит своего отца, то это совершенно не значит, что его правление должно быть прямым продолжением прежнего царствования.
        Возможно, в этот момент обер-прокурор синода впервые понял, что перед ним не молодой человек, волей Божьей неожиданно занявший престол великой России и мечущийся в исканиях, а настоящий император, вполне сложившийся, уверенный в себе, обладающий упорной и неутомимой волей, скрываемой за внешним спокойствием.
        -Вы хотели обсудить еще какие-нибудь вопросы?
        -Я хотел высказать свое отношение к периодической печати, суду присяжных и состоянию дел в области народного образования, но понимаю, что и так занял много вашего времени. Не стану более отнимать его, надеюсь, что вы ознакомитесь с моей запиской, где подняты названные вопросы.
        -Я обязательно изучу ее.
        -В таком случае позвольте удалиться, ваше величество?
        -Да, конечно. Благодарю за откровенный разговор. До свидания.
        Необходимо отметить, что Константин Петрович Победоносцев очень многое сделал для распространения грамотности в народе. Благодаря его инициативам в России повсеместно стали открываться церковно-приходские школы. Он добился поразительных успехов на этом поприще. Если до 1880 года грамотных крестьян было ничтожно мало, то к началу XX века уже четверть населения умела читать и писать. Благодаря заботам Победоносцева к 1905 году число церковно-приходских школ увеличилось в сотни раз. В них учились почти два миллиона человек.
        В то же время он жестко выступал против женского образования, видел в нем развращающий фактор, ведущий к растлению нравов. Именно по его инициативе в 1891 году не состоялось открытие в Петербурге женского медицинского института.
        Несмотря на весь свой консерватизм, Победоносцев не отрицал того, что Россия нуждается в реформах.
        Примером тому служит его статья «Болезни нашего времени», где он писал:
        «Вот больница, в которую боится идти народ, потому, что там холод, голод, беспорядок и равнодушие своекорыстного управления. Вот улица, по которой нельзя пройти без ужаса и омерзения от нечистот, заражающих воздух, и от скопления домов разврата и пьянства, вот присутственное место, призванное к важнейшему государственному отправлению, в котором водворился хаос неурядицы и неправды. Велик этот свиток, и сколько в нем написано у нас рыданий, и жалости, и горя».
        Слова эти, к сожалению, довольно актуальны и для современной России.
        Но вернемся к нашему повествованию.
        Первым публичным выступлением императора в Петербурге стала его знаменитая речь 17 января 1895 года в Николаевском зале Зимнего дворца перед депутатами дворянства, земств, городов и казачьих войск, прибывших для выражения их величествам верноподданных чувств и принесения поздравлений в связи с бракосочетанием. Она была короткой, но четко определяла внутренний политический курс, выбранный новым императором.
        Осмотрев присутствующих, Николай Второй произнес:
        -Я рад видеть представителей всех сословий, съехавшихся для изъявления верноподданных чувств, искони присущих каждому русскому. Но мне известно, что в последнее время в некоторых земских собраниях слышались голоса людей, увлекшихся бессмысленными мечтаниями об участии представителей земства в делах внутреннего управления. Пусть все знают, что я, посвящая все свои силы благу народному, буду охранять начала самодержавия так же твердо и неуклонно, как охранял его мой покойный незабвенный родитель.
        Декларация самодержца стала триумфом его консервативного окружения. Она вызвала недовольство интеллигенции и ускорила сплочение либеральной оппозиции. Наивно думать, что император не предполагал, какую реакцию вызовет его речь, но он сделал то, что должен был.
        Прошло более года с того дня, как Волков поселился в Санкт-Петербурге и стал членом организации «Свобода и труд». После убийства фабриканта Сазонова Федор долгое время находился, если так можно выразиться, на нелегальном положении. Нет, он не сменил место жительства, хотя Якубовский предлагал ему переехать в отдельную съемную квартиру, не прятался в комнате, по-прежнему ежедневно пьянствовал в трактире, а ночью развлекался с прачкой Зинкой. Федор не изменял своим привычкам. Он просто не поддерживал отношений с организацией.
        Его беспокоило, что деньги, украденные им у убитого Порфирия Гуляева, таяли быстрее, чем ему хотелось бы. Драгоценности же, коих было немало, продавать он не решался.
        Участие Федора в деятельности организации возобновилось, когда Якубовскому из своих источников стало известно, что следствие по делу об убийстве фабриканта и его кучера зашло в тупик. Оно было приостановлено до выявления новых доказательств.
        Солнечным морозным утром 18 января 1895 года Волков по привычке выглянул в окно и увидел Гамиля Камаева. Тот сидел не в пролетке, а в открытых извозчичьих санях. Как выяснилось, он приехал за ним.
        Прибыв на квартиру Марии Бранд, Волков поразился, как похорошела Адина Глозман. Она встретила Волкова смущенно, но приветливо, из чего Федор сделал вывод, что ее чувства к нему не угасли. Он оказался прав. Молодая девушка по-прежнему любила разбойника и убийцу.
        Там же Федор неожиданно для себя узнал, что он уже не просто член организации, а руководитель боевой группы. В нее входили три молодых человека, с коими он должен был познакомиться позже. Работы для них пока не было.
        Хозяйка конспиративной квартиры Мария Яковлевна Бранд встретила Волкова сдержанно, холодно, вежливо, Якубовский - радостно, Казарян - безразлично, словно вчера расстались.
        Анатолий Абрамов был заметно раздражен и недоволен. Это и понятно. Он метил в женихи Адины Глозман, но та вопреки здравому смыслу выбрала Федора. Да уж, женскую логику понять невозможно.
        Анатолий помогал Марии накрывать стол. Появление полиции по вызову соседей исключить было нельзя, посему собрание выглядело как застолье. Повод для него имелся - все та же речь императора.
        Федор выбрал момент, подошел к Адине:
        -Как ты похорошела!
        Девушка покраснела:
        -Что ты, Федор. Прошло-то всего полгода, как мы расстались.
        -Я знаю, что говорю. Ты самая красивая женщина в Петербурге.
        -Ну прямо и самая.
        -Самая. Скучала? Только честно?
        -Да, - тихо проговорила Адя.
        -А уж как я скучал, ты и представить не можешь. Эти полгода стали для меня настоящей каторгой.
        -Не обманываешь?
        -Нет.
        Мария Бранд позвала всех к столу.
        Федор шепнул Адине:
        -После собрания я провожу тебя. Ты не против?
        -Нет.
        -Тогда и поговорим.
        -Хорошо. Только, Федя, здесь, при всех, избегай уделять мне особое внимание.
        -Не обещаю, но постараюсь.
        Собравшиеся сели за стол.
        Федор спросил:
        -Почему хозяйка водки и вина не выставила?
        -Потому, Федор Алексеевич, что мы здесь собрались не для того, чтобы отмечать какое-то радостное событие, - ответила Мария. - Нам необходимо обсудить вчерашнее выступление императора.
        -Так стол накрывали, как я понимаю, на случай, если на квартиру заявится полиция?
        -Да, и что?
        -А не покажется ли полиции странным, что ваши гости обедают без спиртного? В России это не принято.
        Волкова поддержал руководитель организации Якубовский:
        -А ведь Федор прав. Что это за застолье без водки и вина?
        -Хорошо, - недовольно согласилась Мария, повернулась к Абрамову: - Анатолий, пожалуйста, поставь на стол водку и вино.
        Как только бутылка белоголовки оказалась перед Федором, он, не обращая ни на кого внимания, налил себе рюмку, произнес короткий тост, мол, за встречу, и выпил.
        Мария только покачала головой.
        Волков же закусил, достал папиросы, закурил и сказал:
        -Вот теперь можно и поговорить. Собрание уже не выглядит подозрительно.
        Якубовский наклонился к Бранд и шепнул:
        -Не обращай на него внимания, Маша. Это же мужик.
        Мария кивнула.
        Якубовский постучал ложкой по фужеру.
        -Господа, прошу внимания.
        Разговоры за столом прекратились. Федор затушил окурок в блюдце, развалился на стуле. Ему было скучно, но он сделал вид, что готов внимательно выслушать оратора и сказать свое слово, хотя совершенно не понимал, какой толк может выйти из обсуждения речи нового императора.
        Якубовский продолжил:
        -Вы все в курсе, о чем вчера на приеме делегаций дворянства, земств и городов заявил новый государь. В своей речи он однозначно объявил о намерении проводить ту же самую политику, что и его отец. Речь Николая - прямой вызов всему русскому обществу. Надежды, которые возлагались на него либералами, не оправдались. Теперь, по-моему, ясно, что все силы, оппозиционные правящему режиму, должны активизировать свою деятельность.
        -А я считаю, что надо подождать, - заявил Казарян. - Уже сейчас известно, что декларация императора признана неудачной представителями самой власти, правительственных и великосветских кругов. Недовольство проявил и Бунге, один из ближайших советников императора. А он приверженец либеральных реформ и имеет влияние на Николая.
        -Так почему же тогда Бунге допустил подобное выступление? - осведомился Анатолий.
        -Я уверен, что текст заявления писал не император. Не царское это дело. Автором скандальной декларации скорее всего является известный консерватор обер-прокурор Победоносцев или министр внутренних дел Дурново. Они и при прежнем царе призывали к жестким мерам по укреплению самодержавия. Николай же просто прочитал написанное вслух. Не исключено, что он даже не вникал в текст, сейчас жалеет о своем поступке, но не может повернуть вспять. Государь не должен проявлять слабость. Хотя он ее уже допустил, не придав значения опрометчивой речи, не просчитав ее последствий.
        Якубовский повернулся к Бранд:
        -Что скажете вы, Мария Яковлевна?
        -Я тоже склонна думать, что новый император не сам пошел на такой шаг. Насколько мне известно, свое основное внимание он уделяет не службе, а своей красавице-супруге Александре Федоровне. За счастье быть с ней царь боролся долгие годы и сумел добиться своего.
        -Да, господа, Николай Александрович и Александра Федоровна - блистательная пара! - воскликнула Адина. - Они так любят друг друга, что и часа в разлуке вынести не могут. До политики ли государю, когда сердце его занято любимой?
        Руководитель организации улыбнулся:
        -Ты столь же наивна, Адя, сколь и смела. Император не может, не имеет права ставить личные интересы выше общественных. - Якубовский взглянул на заскучавшего Волкова. - Каково твое мнение, Федор Алексеевич?
        -Мое мнение такое, ерундой мы занимаемся самой настоящей. Какая разница, кто писал декларацию? Император, Победоносцев, Дурново или еще кто-то? Главное в том, что речь произнес царь. Кто-то где-то надеялся, что вот умер старый император, и теперь все вдруг изменится. Новый государь пойдет на поводу у важных персон, радеющих за народ. Да откуда же им взяться? Кто позволит помыкать собой, когда вся власть в его руках? Только круглый дурак станет делить с кем-то единоличную власть. Наш император, судя по тому, что о нем люди говорят, человек образованный, аж три иноземных языка в совершенстве знает. Толпы всяких учителей с малых годов вбивали ему в голову, что значит быть царем. Ожидать чего-то другого в начале его правления не следовало. Но и паниковать нет смысла. Правильно сказал Николай Николаевич, надо подождать, поглядеть, что он дальше будет делать. Да и Адина верно говорила, любовь меж Николаем и Александрой сильная, а она способна на все. Это такое… в общем, вы поняли меня. Надо ждать.
        Адина влюбленными глазами смотрела на Федора и улыбнулась, когда он запнулся в конце своей речи. Абрамов заметил это, но возразить Волкову не мог. Жгучая ревность еще сильнее сдавила его сердце крепким стальным обручем обиды и бессилия. Он любил Адину, а она обожала Волкова, этого бандита и пьяницу. Изменить что-либо молодой человек никак не мог. Ему оставалось только копить в себе обиду и ненависть. А это очень опасное чувство. В первую очередь для того человека, внутри которого она живет.
        Якубовский выслушал всех присутствующих и согласился с предложением Каспаряна, тем более что никакого плана активизации деятельности организации у него не было. На этом совещание и закончилось.
        За окном стемнело. Федор и Якубовский с молчаливого согласия хозяйки квартиры допили бутылку, убрали все со стола, зажгли свечи.
        Мария Бранд села за пианино. Она играла, Якубовский пел романсы. Анатолий мечтательно слушал, в кресле рядом дремал Казарян. Адина сидела на диване и тихо подпевала.
        А вот Федор чертыхался про себя. Пора бы уже и разойтись. Ему не терпелось уединиться с Адиной, а тут Мария и Леонид начали нагонять тоску. Им-то что, наиграются, напоются, проводят гостей, потом улягутся в теплую постельку да начнут миловаться. А ему еще уламывать Адину. Не факт, что это вообще удастся, но возможность есть. Федор нутром чувствовал состояние девушки. Вот только чем дольше она сидела тут, тем меньше шансов у него оставалось.
        Федор приблизился к Адине, наклонился к ней.
        -Адя!..
        Она прижала палец к губам:
        -Тише, Федя.
        Волков как бы невзначай положил руку на колено девушки. Она завороженно слушала пение Марии и Якубовского и никак не отреагировала на это или сделала вид, что ничего не заметила. Федор с огромным трудом заставил себя убрать руку.
        Тут прозвучал последний аккорд. Адина и Анатолий начали аплодировать исполнителям. Якубовский, прямо как настоящий артист, поклонился.
        Мария поднялась и сказала:
        -Ну вот, господа, на сегодня и все. Время позднее, на улице начинается метель.
        Абрамов направился было к Адине, но остановился под холодным, угрожающим взглядом Волкова.
        Федор и Адина доехали до ее дома на извозчичьих санях.
        -Вот, Федор, я и у себя.
        Волков осмотрелся и спросил:
        -А почему в окнах твоей квартиры нет света?
        -Так папа уехал по делам в Москву, вернется только завтра утром.
        Федор почувствовал, как учащенно забилось его сердце. Вот он, тот самый шанс, которого он ждал так долго.
        -Отец оставил тебя одну?
        -Да. Что в этом странного? Не первый раз.
        -Но в лавке, наверное, полно драгоценностей?
        -Они в сейфе.
        Волков усмехнулся:
        -Опытный медвежатник в момент откроет любой сейф.
        -Какой медвежатник, Федя? - не поняла Адина.
        -Вор, грабитель, умеющий взламывать сейфы.
        -Зачем ты пугаешь меня? Откуда тут взяться этому медвежатнику?
        Федор вздохнул:
        -Адя, ты, наверное, читаешь много книжек?
        -Да, я люблю читать. Особенно любовные романы.
        -В том-то и дело. Только в книгах все выдумано, а жизнь, она другая, жестокая. Представляешь, что может произойти, если лихие люди прознают, что ты одна в доме ювелира, набитом разными драгоценностями?
        -Ну, во-первых, Федя, самые дорогие вещи отец держит в банке. В сейфе так, мелочь, выставляемая на продажу. Есть, конечно, и дорогие украшения, но их мало. Во-вторых, разве в Петербурге так много этих лихих людей?
        -Сейчас, Адя, и за пятак голову снесут, а ты про золотишко рассказываешь. Пройдем в трактир, я тебе покажу этих лихих людей.
        -Ты до сих пор посещаешь трактиры?
        -А что мне еще делать? Не сидеть же сиднем в своей комнатенке. Но ты ничего такого не подумай. В трактире я только обедаю, ужинаю, выпиваю иногда, а с девками ни-ни.
        -Отчего же?
        -От того, что ты мила мне.
        Колючий снег, кружившийся на проспекте, скрыл то, как вновь покраснела Адина.
        Волков же продолжал свою игру.
        -Адя, тебе определенно нельзя оставаться дома одной.
        -Но отец приедет только утром.
        -А я? - спросил Федор, затаил дыхание и ожидал ответа девушки.
        -Ты хочешь, чтобы я пригласила тебя к себе домой?
        -Ради твоей же безопасности.
        Адина неожиданно сказала:
        -Хорошо! Идем, а то я уже, признаться, замерзла.
        Федор восторжествовал. Он будет с девушкой в ее квартире, проведет с ней ночь.
        -Идем. - Адина взяла Федора под руку. - Только с черного хода.
        -Дворник не расскажет отцу, что ты приводила мужчину?
        -Нет. Папа не общается с ним. Да Фролу и безразлично, кто с кем приходит, потому как он почти всегда пьян.
        Через несколько минут Адина ввела Волкова в богато обставленную квартиру, расположенную на втором этаже. Оттуда шла лестница в лавку, на двери которой висел простенький замок. Но это заведение сейчас не интересовало Федора. Он желал заполучить молодую красавицу.
        Жилая часть дома поразила Волкова, который до этого видел одну-единственную приличную квартиру. Да, жилье Марии Бранд не шло ни в какое сравнение с этими апартаментами. На всем этаже был уложен паркет, стены украшали разноцветные обои, натянутые на рамы. По окошкам расставлены ширмы, на подоконниках фарфоровые горшочки с цветами. Расписные плафоны, в гостиной большой шкаф, где стояла дорогая посуда и хрустальные вазы. Настенные часы, диваны, большие зеркала, кресла.
        -Да, - проговорил Федор, оценив все это. - Просто шикарно, другого слова не подберу.
        В квартире было холодно. Волков растопил камин, и вскоре комната нагрелась.
        -Поужинаем? - спросила Адина. - Правда, я не Мария Яковлевна, скажу честно, готовить не очень-то люблю, но приходящая кухарка должна была что-то сделать.
        Они прошли в столовую. Адина выложила на стол колбасу, салат, хлеб, подогрела картофельное пюре.
        Федор улыбнулся:
        -Стол как в ресторане, но одного, Адя, не хватает.
        -Водки?
        -Мне немного водки, тебе шампанского или другого легкого вина.
        -Я не хочу вина.
        -Тебе надо расслабиться, Адя. Я же вижу, как ты скована. Стесняешься?
        -Есть немного.
        -Ну вот, а капля спиртного тебя расслабит.
        -Ладно, - проговорила девушка. - Вино есть здесь, а водка должна быть в папином кабинете. Я сейчас.
        Федор с удовольствием проводил взглядом ее точеную фигуру.
        Адина принесла графин, достала из шкафа бутылку белого сухого вина, бокалы.
        Волков быстро наполнил бокалы.
        -За тебя, Адя! За твою красоту.
        Девушка улыбнулась и выпила. После вина она почувствовала себя раскованней, расспрашивала Волкова, как он жил эти полгода. Федор улыбался и безбожно врал ей. В общем, ужин удался. Из столовой молодые люди прошли в гостиную.
        Адина взглянула на большие напольные часы и воскликнула:
        -Ой! Уже двенадцатый час. Как быстро пролетело время. Надо ложиться спать. Я постелю тебе здесь, на диване.
        -Хорошо! - согласился Федор.
        Он все прекрасно понимал, видел в глазах девушки блеск, выдававший ее истинные желания. Адина постелила постель, пока Федор плескался в ванной, затем ушла туда сама.
        Волков приоткрыл дверь в ее спальню. Уютная комната с большой широкой деревянной кроватью. На полу турецкий ковер, у стены шкаф с зеркалом, комод со всевозможными флаконами. На окне массивные портьеры.
        Услышав, как девушка отключила воду, Федор шмыгнул на диван, прилег, прикрылся теплым одеялом.
        Адина в коротком халатике прошла мимо, у двери спальни остановилась, повернулась и сказала:
        -Спокойной ночи, мой благородный рыцарь.
        -Спокойной ночи, моя принцесса, - в тон ей ответил Волков.
        Девушка ушла в комнату, не закрыв плотно дверь.
        Волков полежал минут пятнадцать, поднялся, прошел в столовую, выпил, прикурил папиросу. За окном вовсю разыгралась метель, в квартире же было тепло, уютно и тихо. Соседей тоже не слышно. Почивают. Да даже если бы и не спали, стены в доме толстые, хоть стреляй, никто не услышит. Федор потушил окурок, подошел к двери спальни, резко выдохнул и шагнул в комнату.
        Девушка не спала.
        -Ты что, Федя? - тихо спросила она.
        -Ничего. Ты же ждала меня. - Он подошел к постели, лег рядом с Адиной, вдруг задрожавшей.
        -Не надо, Федя, я боюсь!
        -Чего, глупенькая?
        -У меня еще…
        Федор не дал ей договорить, закрыл рот пальцем.
        Адина оторопела. Волков навалился на нее.
        Добившись своего, он лег рядом.
        Она обняла Федора и сказала:
        -Ты мой первый мужчина.
        -Да, я заметил. Не забудь утром сменить постель, а то отец увидит кровь.
        -Да, конечно. Скажи, Федя, тебе было хорошо со мной?
        На этот раз Волков ответил честно:
        -Лучше, чем с кем бы то ни было.
        -А у тебя было много женщин?
        -Нет.
        -Ты любил кого-нибудь из них?
        -Нет. Я, возможно, никогда и не узнал бы, что такое любовь, если бы не ты.
        -Правда?
        -Вот те крест!
        -Ты сильный. Мне сперва было больно, но потом я словно провалилась в бездну. Как это прекрасно, как сладко. Ты не бросишь меня, Федя?
        Волков подумал, что все бабы одинаковы, одно и то же спрашивают, если мужик доставил им удовольствие, но ответил твердо:
        -Нет, Адя, я тебя не брошу. Клянусь. А мое слово крепкое. Только вот как мы будем жить вместе? Я хочу, чтобы ты стала моей женой, но твой отец вряд ли благословит наш брак. Наверное, у него для тебя уже есть кандидат в супруги. Да и креститься тебе нужно будет.
        -Нет, я с рождения православная. Как же ты крестик-то не заметил? Отец решил, что мне так легче жить будет. Ты прав в том, что он не одобрит мой выбор. Но отец любит меня, я у него единственный ребенок, ему придется принять тебя.
        -А если не примет? Пойдешь жить ко мне в комнату доходного дома?
        -Мы можем снять квартиру.
        -Значит, ты не намерена подчиниться воле отца, если он будет против нашего союза?
        -Не намерена, хотя тоже очень люблю его.
        -А если он пригрозит лишить тебя наследства?
        -Это меня меньше всего беспокоит. Конечно, хотелось бы, чтобы все было по-хорошему, но если предстоит выбор… то я его уже, в принципе, сделала. Это ты.
        -Утром, когда отец приедет, объявим ему о нашем решении пожениться?
        -Нет, Федя, так сразу нельзя. У папы больное сердце. Надо будет немного подождать. Я сумею убедить его дать свое согласие на наш брак. Сначала он будет против, но не захочет лишиться своей единственной дочери и согласится.
        Федор провел рукой по мягким волосам женщины.
        -Опять ждать. После того, что произошло между нами, это будет очень тяжело.
        -Тяжело, но мы же любим друг друга, значит, выдержим. Тем сладостней станет наша следующая встреча.
        -Хорошо. Я готов ждать.
        -Как я люблю тебя, Федя!
        Волков вновь почувствовал прилив желания, обнял Адину, повернул ее на спину. Ночь любви продолжилась.
        Уснули они в третьем часу, а уже в шесть Адина разбудила Волкова:
        -Феденька, вставай! Пора, дорогой.
        -Что? Понял, да, конечно. Я в ванную.
        -А я заменю постель. Вот только куда деть простыни? И прачке не отдашь стирать. Она тут же доложит обо всем папе.
        -Ты их в сумку брось. Заменить-то есть чем?
        -Конечно.
        -Ну а я по пути выброшу и, как говорится, концы в воду. Помнишь Сазонова?
        -Помню!
        Федор с удовольствием принял душ, допил в столовой водку, выкурил две подряд папиросы, оделся.
        Адина привела себя в порядок, передала жениху сумку с окровавленными простынями и проводила его.
        В семь часов Федор, не замеченный сторожем, вышел на бульвар, поймал извозчика, доехал до доходного дома. Там он выбросил в мусорный ящик сумку и поднялся к себе на этаж, где шумели жильцы, уже проснувшиеся и готовящиеся разойтись по делам.
        Волков только вставил ключ в замочную скважину, как рядом вырос сосед Григорий Дулин, весь опухший, трясущийся.
        -Федор Алексеевич, доброго здравия.
        -Здорово, Дуля! Чего это тебя трясет, как паралитика?
        -Знамо чего, Федя. Похмелье, будь оно неладно.
        -Так чего нажираешься до такой степени?
        -Думаешь, специально? Оно ведь как выходит. Идешь в трактир, рюмку-другую пропустить, перекусить и баста, а получается что? Где две рюмки, там и третья, дальше больше, пока мордой об стол не хряснешься. Откуда только что берется? Кто наливает, за что? Непонятно. Вот вчера было у меня всего десять копеек, а как вернулся с трактира, убей, не помню. Проснулся у двери. Даже в комнату зайти не смог, ключ не вставил в скважину. Что же это за жизнь такая? Надо на работу идти, а как, коли ноги не несут, нутро мутит, да рожа такая, будто ее гладильной доской раскатывали? Помог бы, а, Федя? Ты же знаешь, я в долгу не останусь.
        Волков усмехнулся:
        -Сам-то помнишь, сколько мне должен?
        -А как же, три рубля с полтиной.
        -Пять рублей.
        -Да? Значит, пять, я разве против? Зарплату получу, все до копейки отдам.
        -У меня дома водки нет, на тебе двадцать копеек. - Федор достал из кармана пальто мелочь. - И на похмелку, и на закуску хватит.
        -Благодарствую, спаситель ты мой. Что бы я без тебя делал?
        Из двери напротив вышла любовница Волкова прачка Зинка.
        -Кого я вижу?! Федор Алексеевич явился! - заявила она и тут же рявкнула на Дулина: - А ну брысь отсюда, пьянь подзаборная.
        Дулин, получивший то, что хотел, пошел к лестнице, на ходу надевая тулуп и шапку.
        Зина подбоченилась и продолжила наступление:
        -И где же ты, мой разлюбезный, ночку-то провел? С девками непотребными гулял?
        -Ты чего орешь? - сощурив глаза, осведомился Федор.
        -Вот те на, он еще спрашивает? Чай не чужие, могу и полюбопытствовать.
        -Да? Ну тогда заходи, в комнате спросишь, нечего здесь горлопанить. Там же и ответ получишь.
        Не услышав в словах Волкова угрозы, Зина прошла в его комнату. Там она тут же получила резкий удар в живот, от которого у нее перехватило дыхание. Женщина широко открыла рот, присела на пол, прислонилась спиной к стене.
        Федор влепил ей пощечину.
        -Дыши глубже, дура.
        -За что? - едва сумела выговорить женщина.
        Волков нагнулся к ней.
        -За что? За то, что ты никто, чтобы устраивать мне допросы. Спят с тобой, и будь рада. Сколько раз тебе, глупой, говорить, не лезь в мои дела? Я тебе кто? Муж? Нет. Не был им и не буду. Ты для меня обычная подстилка, которую я использую по нужде. Надоест, выброшу на свалку. Вздумала, что права на меня какие-то имеешь. Нет их у тебя. Сучка ты, и ничего больше. А теперь проваливай в свою прачечную, и чтобы я тебя больше не видел. Все, баста. Кончилась любовь. Пусть тебя лохматит пьянь трактирная. Пошла вон!
        Зина немного пришла в себя, поднялась:
        -Вот, значит, как ты со мной? Подстилка я для тебя! Другую бабу нашел?
        -Я сказал, пошла вон! Чего не ясно?
        -Да ясно мне все, Феденька. Уйду. Только учти, я тебе этого не прощу.
        Волков усмехнулся:
        -В полицию побежишь жалиться?
        -А хотя бы и в полицию.
        -Кто тебя на порог участка-то пустит? Ты на себя в зеркало посмотри, чудище!
        -А пустят, Федька, когда скажу, что мужик у меня по соседству подозрительный проживает. Год нигде не работает, а каждый день в трактире, одежа приличная, в хате всегда и водка, и закуска дорогая. Извозчик чуть ли не личный иногда приезжает и увозит его неизвестно куда. Неужто я ничего не вижу? Все замечаю. Как думаешь, не захочет ли полиция познакомиться с тобой?
        Это была уже серьезная угроза.
        Федор схватил Зинку за волосы, подтащил к столу, взял нож, приставил к ее горлу.
        -Ты чего это, Федька? - испуганно пролепетала женщина. - Я же не серьезно, со зла и ревности. Да разве ж я сдам тебя?
        -Заткнись, сволочь, и слушай внимательно. Если меня заберут, тебе, шалава, не жить. С работы домой не дойдешь. На куски порежут дружки мои. А до того так с тобой развлекутся, что сама смерти просить будешь. Поняла, тварь?
        -Да, Феденька, поняла.
        Он оттолкнул ее от себя.
        -Проваливай, живи пока, но слова мои помни крепко.
        -Конечно, Федя, все помню. - Зина выскользнула из комнаты и вскоре убежала на работу.
        «Сдаст или нет? - подумал Федор. - Нет, не посмеет. Она знает, что я слов на ветер не бросаю. А если все же сдаст? Ну и пусть. Что мне предъявит полиция? То, что я не работаю? Но у меня нет постоянной должности, а сшибить деньгу я могу где и когда угодно. Этого никто проверять не будет. В участке не дураки сидят, поймут, что баба оговаривает мужика за то, что тот бросил ее. Да и какая из Зинки заявительница, если сразу видно, что шалава? Вдобавок Зинка трусиха. Защитить ее некому. А угроза моя реальна. От прачечной идти через темный двор. Там ее спокойно можно разделать под орех. Кричи или нет, все одно помощи ждать неоткуда. Не станет она рисковать, найдет другого хахаля. Пока дергаться не стоит».
        Федор сходил в винную лавку, купил бутылку водки, в соседнем магазине взял копченой рыбы, хлеба, папирос и вернулся домой. В коридоре его никто не ждал. Если бы Зинка обратилась в полицию и там ей поверили бы, то сейчас здесь его уже встречали бы.
        Он вошел в комнату, распечатал бутылку водки, нарезал рыбу, хлеб, выпил, закусил, прикурил папиросу. Пока все спокойно. Главное, он добился своего. Адина теперь его. Никуда не денется. А с ней и ее богатенький папаша, будущий родственник. Федор даже рассмеялся, представив себя в роли зятя столичного ювелира. Что ж, ради этого он подождет.
        Но ждать не пришлось. В десятом часу в дверь кто-то тихо постучал. Это явно не полиция. Может, Дуля приперся?
        -Кто? - спросил Федор и как гром среди ясного неба услышал голос Адины Глозман:
        -Это я, Федя! Открой!
        Волков распахнул дверь.
        -Ты? Что случилось?
        -Собирайся быстрее, Федор! Тебе надо немедленно уходить отсюда.
        -Но почему?
        -Анатолий Абрамов предал организацию. Остальное позже, у нас очень мало времени.
        -Вот стервец! Я сейчас, Адя. А ты ступай в соседний двор. Здесь не стоит находиться.
        -Хорошо. Но ты поторопись, Федя.
        -Конечно, любимая.
        Страх вызвал боль в желудке Волкова. Еще никогда возмездие за преступления, совершенные им, не подбиралось так близко к нему. А отвечать и нести заслуженное наказание ему не хотелось.
        Чтобы успокоиться, он выпил стакан водки, встряхнулся. Так! Главное - сумка с драгоценностями и остатками денег в ассигнациях и монетах. Он быстро достал ее из тайника. Теперь одежда. Выбирать нет времени, да и не надо. Потом можно прикупить, что потребуется.
        Следы? Их не убрать. Да и что дадут отпечатки его пальцев? С убийством Порфирия дело не свяжут, а в случае с Сазоновым никаких улик он нигде не оставил. В принципе, у полиции на него ничего особенно быть не может, только донос мерзавца Толика, но сейчас и этого хватит. Остальное в участке выбьют. Там это умеют.
        Так что надо бежать. Вот только куда? Хорошо, отсюда они с Адиной уйдут. Зинка ничего такого рассказать полицейским не сможет, потому как и не знает.
        Но что дальше? Бежать из Питера? И это тогда, когда он так близок к своей цели? Да и в другом городе так не устроишься. Если только в Москве. Но до нее добраться надо.
        Федор захватил со стола папиросы, спички, взял сумку. Он вышел в коридор, затем на лестницу, по черному ходу прошагал во двор, оттуда на улицу.
        Адина ждала его у арки соседнего дома. Федор поспешил к ней. Они укрылись за массивными железными створками ворот, открытых на день.
        Адина кивнула на сумку:
        -Это все твои вещи?
        -Взял лишь то, что необходимо. Значит, говоришь, Абрамов сдал организацию?
        -Да.
        -Что заставило его пойти в полицию? Ведь еще вчера он сидел вместе со всеми за одним столом.
        -Может быть, он был агентом охранки?
        -Нет. Тогда нас всех повязали бы раньше.
        -Кажется, я поняла, почему он пошел на столь подлый шаг.
        -Почему?
        -Причина в нас с тобой. Он любит меня, а я - тебя. Вот Анатолий и решил, что если мне не суждено стать его женой, то пусть я и тебе не достанусь.
        -Возможно. Ревность - чувство сильное и опасное. Но что нам делать дальше? Если нас ищут, то из города выбраться будет трудно. Надо искать укрытие где-нибудь на окраине, в рабочих бараках.
        Адина неожиданно сказала:
        -Нет, нам не нужно ничего искать. Мы поедем ко мне.
        -К тебе? - удивился Федор. - И как же ты, интересно, представишь меня отцу?
        -Это мое дело.
        -Ладно, допустим, он нас не прогонит, на то он и отец. Но ведь и на вашу квартиру наверняка заявится полиция, если сучонок Толик сдал всю организацию.
        -Не думаю, что он выдал меня.
        -Надеешься, что он не рассказал о тебе?
        -Да. Ведь он любит меня, а это чувство же затмевает разум.
        -А если он продался охранке? За сдачу организации, устроившей убийство фабриканта Сазонова, ему заплатят немало.
        -Все же едем ко мне. Там видно будет, что делать дальше. У папы очень неплохие связи. У него заказывают украшения даже жены министров.
        -Ладно. Идем на соседнюю улицу, пока сюда не пожаловала полиция.
        Они прошли через двор, потом еще квартал по улице, у трактира наняли извозчика и доехали до дома Адины.
        Молодая женщина прошла в магазин и вскоре позвала туда Волкова. Он вошел, увидел тщедушного старичка в пенсне с гривой непослушных седых волос, сидевшего в кресле, и подумал, что не таким представлял себе отца невесты.
        -Здравствуйте! - Федор снял шапку.
        Старичок покачал головой:
        -Так это и есть твой жених, Адя?
        -Да, папа, - ответила она. - Это мой жених, и я намерена выйти за него замуж.
        -Хорошо, что твоя мать, моя дорогая Лея, не дожила до этих дней. Она не перенесла бы этого.
        -Папа! Сюда в любую минуту может явиться полиция и арестовать нас.
        -А разве есть за что?
        -Да! Мы с Федором состояли в революционной организации. Нас предал Анатолий. Ты видел его.
        -Еще хуже! Ты хочешь моей смерти?
        -Я хочу, папа, чтоб ты помог нам.
        -Конечно, что еще остается старому еврею? Закрой лавку.
        Адина закрыла дверь на задвижку, перевернула табличку.
        Натан Давидович поднялся, вздохнул:
        -Идемте наверх, в комнаты.
        В гостиной он присел в большое кожаное кресло у камина. Адина и Волков устроились на диване.
        -Что же вы натворили, раз вас ищет полиция? - спросил Глозман.
        -Ты прекрасно знаешь, папа, что сам факт членства в революционной организации уже преступление.
        -Знаю и не понимаю.
        -Что ты не понимаешь?
        -Чего тебе не хватало, Адя? Разве я не давал тебе все то, что ты хотела, не баловал тебя, привел в дом другую женщину? Нет. Я все делал так, чтобы тебе было хорошо…
        Адина прервала отца:
        -Папа, я знаю, что ты делал для меня все, и благодарна тебе. Но не забывай, что я не ребенок, а взрослая женщина. У меня своя жизнь.
        -Однако как только стало трудно, ты прибежала к отцу. Вместе с женихом.
        -Я пришла домой. Но если ты против, то мы с Федором уйдем.
        -Куда ты уйдешь?
        -Куда угодно. Хоть в рабочие бараки. Там места для всех хватит.
        -Ты и рабочий барак? Смешно. Ты там и дня прожить не сможешь. Ох, и за что мне такой позор?
        Голос подал Волков:
        -Знаете, Натан Давидович, Адине, возможно, и трудно придется в бараке, но там ей, по крайней мере, ничего не будет грозить. А то, чего не умеет она, могу делать я.
        Глозман взглянул на Волкова.
        -Вот как? Позвольте узнать, что же вы умеете, Федор?
        -Все! А главное в том, что я в состоянии защитить вашу дочь.
        -Свою невесту, так правильнее. Защитить вы ее, наверное, сможете, а на что, извините, будете жить? На какие средства? У вас есть образование? Профессия?
        -Нет, но у меня есть нечто иное, что позволит мне содержать семью и, кстати, весьма заинтересует вас. Я в этом уверен.
        Глозман удивленно посмотрел на Волкова.
        -Что вы имеете в виду, молодой человек?
        -Об этом мы поговорим позже. Естественно, если останемся здесь.
        -Ну не выгоню же я из дома собственную дочь. А она не останется здесь без вас. Я догадываюсь, что вы уже живете вместе, как муж и жена, поэтому устраиваетесь наверху. А потом, вечером, мы поговорим с вами, молодой человек.
        -Но сюда может явиться полиция.
        -Пусть это не беспокоит вас.
        Волков усмехнулся:
        -Лично меня ничего не беспокоит. Это вам, уважаемый Натан Давидович, следует опасаться необдуманных поступков.
        Федор бравировал. Он боялся попасть в руки полиции, но играл умело. Жизнь заставила его сделаться неплохим актером.
        Глозман внимательно посмотрел в глаза Волкова, отвернулся и проговорил:
        -Глупость какую-то несете. Идите уже в комнаты, дайте мне побыть одному.
        Адина подошла к отцу, обняла его.
        -Папа! Я так люблю тебя, ты у меня самый лучший. Не волнуйся, все будет хорошо.
        -И за то, что я лучший, ты преподносишь мне такие сюрпризы?
        -Ну, папа, ты же тоже был молодой, любил маму.
        -Иди, дочь, кавалер ждет. И прошу помнить, что с его появлением распорядок в доме не меняется. Обед, как и всегда, в три часа. Правда, пока на двоих. Не стоит посвящать Розу в то, что у нас появился еще один… член семьи. Двух порций на троих нам вполне хватит. А дальше разберемся.
        Потом Волков больше часа с удовольствием лежал в горячей ванне. Он помылся душистым, явно заграничным мылом, помазал подбородок и виски приятно пахнущей жидкостью, на которой была наклеена иностранная этикетка.
        Он облачился в халат, который заранее приготовила Адина, и вышел в гостиную.
        -Ну вот, совсем другое дело, - сказала дочь ювелира.
        -Полиция сюда не наведывалась?
        -Нет.
        -Значит, сволочь Толик тебя действительно не сдал.
        -Говорю же, он любит меня.
        -Встречу этого влюбленного, голову оторву!
        -Забудь о нем, Федя. У нас начинается новая жизнь. Хотя в ближайшее время нам выходить на люди не надо. Тебя точно ищет полиция. Но это продлится недолго. В охранке дел хватает. К тому же у власти новый император. Что бы ни говорили Мария или Леонид, но он не станет строго идти по стопам отца. Каждый правитель привносит что-то новое, свое. Уверена, пройдет какое-то время, и положение в стране станет меняться.
        -Веришь в доброго царя?
        -Нет, но история говорит нам, что еще никогда новый император не повторял политику прежнего, по крайней мере во внутренних делах.
        -Да черт с ними, с императорами, нам о себе позаботиться надо. Якубовский так и не сделал мне новые документы. А без них я как без рук. Мне нужен новый паспорт, будто я приехал в Петербург недавно, из большого города, из Москвы, например. К тебе, своей невесте.
        Адина улыбнулась:
        -Папа что-нибудь придумает.
        -Я сам попрошу его об этом, когда вечером будем беседовать.
        -Если не секрет, Федя, о чем ты хочешь говорить с папой?
        Федор подошел к ней, обнял.
        -Прости, дорогая, но пока это секрет. Тайна. Ты все узнаешь. Со временем.
        -Хорошо. Пора обедать.
        Потом молодые люди уединились в спальне. Адине не хотелось близости с Федором днем, при свете. Ей было стыдно, но устоять под напором Волкова она не смогла.
        После ужина Глозман и Федор поднялись в кабинет ювелира.
        Старик перехватил взгляд Волкова, брошенный на сейф, и сказал:
        -Хорошая штука, немецкая. Подобрать код практически невозможно. Кроме этого нужно знать еще один секрет и, конечно, иметь ключи.
        -Вы думаете, меня интересует ваш сейф? - с усмешкой осведомился Федор.
        -Я, молодой человек, не знаю, что мне думать, но скажу откровенно, что не в восторге от выбора дочери.
        -Конечно, вам нужен такой слюнтяй, как Толик, или кто-то, похожий на него. Самому-то надоело стоять за прилавком?
        -Не в этом дело, Федор. Но ты, к сожалению, не поймешь.
        -Отчего же? Я все понимаю, Натан Давидович. Надеюсь, совсем скоро и вы услышите меня. Больше того, у вас проснется интерес к неотесанному мужику, в которого имела несчастье, как вы говорите, влюбиться ваша дочь.
        -Вы интригуете меня. Но пока ничего, кроме пустых слов, я не услышал.
        -А мы так и будем стоять? Может, присядем?
        -Вы сумку всегда с собой носите?
        -Конечно. Ведь в ней лежит то, что позволяет мне безбедно жить.
        -Снимая дешевую комнату в доходном доме?
        -Хватит. Давайте перейдем к делу.
        На этот раз усмехнулся господин Глозман:
        -Подумать только, у меня и у вас может быть какое-то общее дело. Хорошо. Присаживайтесь за стол. Так нам будет удобнее разговаривать о… делах.
        Федор присел, оглянулся на дверь, открыл сумку, выложил на стол драгоценности, украденные у Порфирия Гуляева.
        Глозман взглянул на них и спросил:
        -Откуда это у вас, Федор?
        -Какая разница? Это мое, и я хотел бы знать, сколько все стоит?
        Ювелир взял брошь, внимательно осмотрел ее, перевел взгляд на Волкова.
        -Как к вам попала эта вещица?
        -Я же сказал, какая разница? Все драгоценности мои, а как они попали ко мне, не важно.
        -Нет, молодой человек, важно, да еще как.
        -Отчего же?
        -Эта штуковина, да будет вам известно, когда-то принадлежала графу Андрею Юрьевичу Шестоганову, человеку весьма влиятельному в Петербурге. Он заказывал эту брошь самому Мойше Кургеру и подарил ее жене Анне Владимировне на двадцатилетие свадьбы. Потом, если мне не изменяет память, в год убийства императора Александра Второго, эта брошь была украдена из особняка Шестогановых. Шум тогда поднялся неимоверный. Ведь стоила она в то время более пятидесяти тысяч рублей золотом.
        -Сколько? - Волков открыл рот от удивления. - Пятьдесят тысяч целковых?
        -Золотом, молодой человек, а не ассигнациями.
        -Черт, как же она попала к Порфирию?
        -К какому Порфирию?
        -Ладно, скажу, откуда у меня все эти драгоценности.
        Он в подробностях поведал ювелиру о своей жизни в селе Долгопрудном, о новоявленном помещике Порфирии Гуляеве, который издевался над его матерью и превратил ее в рабыню.
        О смерти Порфирия Федор тоже рассказал, но представил все иначе, чем это было на самом деле:
        -А когда я закрыл глаза погибшей матери, Гуляев продолжал пьянствовать. Признаюсь, я хотел его убить, но не смог. Правда, Аде я говорил, что убийство Гуляева - моих рук дело, но это так, бравада. На самом же деле, когда в доме все поутихло, я просто заглянул в открытую дверь комнаты Порфирия. Он был мертв, а у ларца, который стоял у стола, лежал пьяный в стельку работник Тихон с ножом в руке. Приглядевшись, я увидел, что нижняя рубашка Порфирия окровавлена. Наверное, Порфирий хвастался богатством, а Тихон прирезал его. Хотел, наверное, ценности и деньги себе забрать, да силы не рассчитал. Убить Порфирия сумел, а вот уйти с драгоценностями не смог. Слишком много выпил и свалился. Я уже тогда решил уйти от Порфирия. Тут ларец, рядом ключ. Я открыл его и обомлел. Столько денег и драгоценностей в жизни не видел. Высыпал содержимое ларца в сумку и был таков, подался в Петербург. На следующий по приезде день познакомился с вашей дочерью. Остальное она сама расскажет, если захочет. Так что к похищению броши у Шестогановых я не имею никакого отношения.
        -Похоже на правду, - проговорил Глозман.
        -Она и есть, Натан Давидович. Подумайте сами, как я, в то время еще юнец, мог ограбить дом графа, о котором до сегодняшнего вечера вообще ни разу не слышал?
        -Вот я и говорю, Федор, что твой рассказ похож на правду. Но теперь это не имеет никакого значения. Ты богатый человек.
        -Да, не голодранец.
        -А у меня ты хотел узнать, как продать драгоценности? Ассигнаций-то в сумке осталось не так уж и много.
        -Да. Но прежде я хочу знать, сколько стоят остальные украшения.
        -Точно сказать не могу, примерно тысяч десять.
        -Тоже неплохо.
        -Да, молодой человек. Вот только брошь вряд ли удастся продать.
        -Почему?
        -Слишком известная вещь.
        Федор впился глазами в старика.
        -А вы не пудрите мне мозги, Натан Давидович?
        Ювелир улыбнулся:
        -Выражения у тебя очень изысканные. Сразу видно образованного и воспитанного человека.
        -Может быть. Но я не советовал бы вам и пытаться обмануть меня. Тем более сдать полиции, чтобы завладеть драгоценностями. Знаем мы вас. Потому и предупреждаю, не вздумайте, если вам дорога жизнь дочери.
        -Ты мне угрожаешь?
        -Предупреждаю. Дело в том, что если зажиточного крестьянина Порфирия, до которого и дела-то в столице никому никакого нет, я не убивал, то фабриканта Сазонова пристрелил. Помните сие громкое дело?
        -Так это ты?..
        -Я, Натан Давидович, по приговору руководства организации, в которой состояла и ваша дочь. Если я попал туда случайно, то Адина - по убеждениям. В день убийства она была со мной. Более того, Адя отвлекала Сазонова и кучера, дала мне возможность подойти к экипажу и стрелять в упор.
        -Не может быть, - прошептал ювелир.
        -А вы у нее самой об этом спросите.
        -Папа, Федор сказал тебе правду, - неожиданно раздался голос Адины.
        Молодую женщину заинтересовало, о чем могут говорить ее отец и жених. Она подошла к кабинету, не подслушивала, просто случайно уловила последние слова Федора.
        -Я не знаю, почему он это сделал, но, видимо, у него были причины.
        Адина увидела драгоценности и спокойно спросила:
        -Федя, это и есть те вещи, которые ты забрал у душегуба Гуляева?
        -Да, Адя.
        -Но как ты могла, дочь, участвовать в убийстве? - Глозман обхватил голову руками.
        -Это было не убийство, папа! Организация вынесла подонку Сазонову смертный приговор, мы с Федором привели его в исполнение. Если ты надумаешь причинить ему вред, то знай, что этим погубишь и меня. Извините за вторжение. Кажется, я вошла не вовремя. Не буду мешать вам. - Адина вышла из кабинета и плотно притворила створку массивной двери.
        Ювелир с трудом пришел в себя.
        -Моя нежная, добрая Адя стала палачом?
        -Эту роль исполнял я.
        -Но она же сообщница!
        -Верно. Посему и не советую делать опрометчивых шагов, если, конечно, Адина действительно дорога вам.
        -Дорога ли она мне? Да она моя жизнь.
        -В таком случае я спокоен. Не волнуйтесь и вы. Как говорится, что было, то прошло. Надо думать о настоящем и будущем, а не о прошлом. Больше мы в политику не полезем, хотим пожениться по-людски и жить своей семьей. А чтобы не зависеть от вас, Натан Давидович, нам надо продать драгоценности, брошь в том числе, и на какое-то время уехать из Петербурга.
        -Адина оставит старого больного отца?
        -На время, я же сказал, пока новый царь не установит свои порядки и дело по организации, в которой мы состояли, не будет закрыто. Да, чуть не забыл, мне еще потребуется новый паспорт.
        -Паспорт не проблема, - проговорил Глозман. - Его сделаем. Колечки, цепочки я возьму за высокую цену, а вот брошь в Петербурге не продать. Если только в Москве.
        -У вас есть там знакомые?
        Глозман усмехнулся:
        -Конечно. Но предупреждаю сразу, хорошо, если за брошь полцены дадут.
        -Почему это?
        -Потому, что опасно, а риск тоже денег стоит.
        -А не хотите ли вы обмануть меня, Натан Давидович?
        -Смысл? Ведь деньги пойдут на содержание моей дочери.
        -Ладно. Давайте за полцены. В конце концов, эту брошь я не покупал, и двадцать пять тысяч тоже приличные деньги.
        -Какой ты скорый, Федор. Покупателя еще найти надо. Это дело не одного дня, недели, возможно, и месяца.
        -Так долго?
        -Да. Впрочем, ты можешь сам попробовать продать украденную брошь.
        Федор почесал затылок.
        -Вы же понимаете, что это невозможно.
        -Тогда жди.
        -Хорошо. Подождем. Но и вы не затягивайте, дорогой мой будущий тесть. - Федор ухмыльнулся, оставил драгоценности и ушел.
        Старый ювелир сидел в глубокой задумчивости. Его представления о достойной старости в окружении любящих внуков в один момент разрушило появление неотесанного, грубого, хитрого и коварного мужика - Федора Волкова. Но в дом его привела дочь, влюбившаяся в данного субъекта, посему с этим приходилось мириться.
        Полиция серьезно взялась за террористическую организацию «Свобода и труд». Надежды Адины на то, что Анатолий Абрамов не сдаст ее, не оправдались. Ювелиру Глозману не помогли его обширные связи, на квартире был проведен обыск.
        По счастливой случайности Волкова и Адины в то время не было дома, а ценности Федора ювелир успел положить в сейф банка, арендованный на имя его товарища. Полиция не нашла ничего, но оставаться в Петербурге Волкову и Адине было нельзя. Глозман организовал их переезд в Москву, там же нашел покупателя на украденную брошь.
        Федор получил деньги, заодно и паспорт. Они сняли в Москве квартиру, поженились и зажили тихо, не привлекая к себе ненужного внимания. Волков открыл небольшую сувенирную лавку. Адина хотела устроиться учительницей, но ее супруг настоял на том, чтобы она занималась домашним хозяйством. Так Федор стал мелким лавочником, а Адина домохозяйкой. До поры до времени.
        Император Николай Второй, обладающий прирожденным умом и прекрасным образованием, все более детально вникал в вопросы управления огромным и сильным государством.
        Международная обстановка тем временем сильно осложнилась из-за положения на Дальнем Востоке. Еще 25 июля 1894 года японский флот начал боевые действия против Китая. Только 1 августа того же года война была объявлена.
        Главную свою цель на первоначальном этапе войны Япония видела в изгнании китайцев из Кореи и добилась своего. В начале ноября 1894 года китайская императрица Цыси согласилась признать суверенитет Кореи, но Япония уже не удовлетворилась этим. Боевые действия возобновились. Японцы разгромили остатки китайского флота у Вей-Ха-Вея, заняли Ляодунский полуостров с Порт-Артуром и Южную Маньчжурию.
        Императрица Цыси понимала, что продолжение войны приведет к гибели империи, и запросила мира. Переговоры проходили с 20 марта по 17 апреля 1895 года при участии госсекретаря США Джона Фостера, исполнявшего функции советника династии Цин.
        Для усиления позиций на переговорах к китайским островам был подведен японский флот, готовый немедленно приступить к боевым действиям. Представитель японской стороны Ито Хиробуми держался решительно и сломил сопротивление представителя династии Цин Ли Хунчжана.
        Мирный договор, заключенный 17 апреля 1895 года в городе Симоносеки, состоял из одиннадцати статей. Китай признавал самостоятельность Кореи, передавал Японии острова Тайвань, Пэнху и Ляодунский полуостров, выплачивал огромную контрибуцию, открывал победителям порты для торговли, предоставлял им право строительства промышленных предприятий.
        В Санкт-Петербурге внимательно отслеживали обстановку на Дальнем Востоке. Быстрое усиление Японии напрямую затрагивало внешнеполитические интересы России.
        20 января 1895 года император принял в Аничковом дворце министра иностранных дел князя Алексея Борисовича Лобанова-Ростовского. Он имел большой опыт дипломатической работы, был хорошо известен в Европе, служил русским послом в Австрии, Германии. Этот человек, уже совсем не молодой, являлся представителем старой аристократии.
        Первый вопрос, который император задал министру, касался положения на Дальнем Востоке.
        -Ваше величество, у нас появился очень опасный сосед. Наращивание военной мощи Японии не в интересах России. По Симоносекскому договору Страна восходящего солнца получила Тайвань, Пескадорские острова и Ляодунский полуостров с Порт-Артуром, который, хочу напомнить, должен был достаться нам. Считаю необходимым срочно принять ответные меры.
        -Предлагаете объявить Японии войну?
        -Нет, - ответил министр. - Сейчас Япония ослаблена войной с Китаем и вряд ли сможет противостоять нашей армии и флоту. Но я предлагаю все же попытаться дипломатическим путем заставить Токио отказаться от главных статей Симоносекского договора.
        -Разве это возможно?
        -Политикой Японии недовольны не только мы, но и ряд ведущих европейских государств. В том числе Франция, Германия и Англия. Усиление Японии на Востоке не выгодно никому. Объединение Китая с его дешевой рабочей силой и Японии, техническая мощь которой стремительно нарастает, может кардинально изменить соотношение сил не только в Азии, но и в мире.
        Николай Второй прошелся по кабинету.
        -Создать союз европейских государств и России против Японии? Сомневаюсь, что это практически реализуемо. На участие Англии рассчитывать не приходится, у Германии и Франции собственные противоречия.
        -Да, ваше величество, все это так. Англия действительно не станет вступать в союз, но вот Германия и Франция?.. Вероятность объединения Берлина и Парижа, пусть и временного, исключать нельзя. Потому что Германия и Франция заинтересованы в союзе с Россией. Только ради этого они могут выступить против Японии.
        -Не знаю, - проговорил Николай Александрович. - Я, конечно постараюсь со своей стороны сделать все возможное, но и вы активизируйте работу в Париже, Берлине и Лондоне.
        -Конечно, ваше величество.
        -И еще, Алексей Борисович, вам надо уже сейчас подготовить проект договора России и Китая. Если мы сможем принудить императора Японии пересмотреть Симоносекский договор, то нам необходимо будет быстро укрепить собственные позиции в Китае. - Николай перешел к столу, взял лист бумаги, передал его князю Лобанову-Ростовскому. - Я здесь набросал пункты, которые должны быть внесены в договор. Посмотрите. Возможно, вы что-то добавите. Но хочу предупредить, Алексей Борисович, что даже проект данного документа не должен стать достоянием ни чиновничества, ни общественности. Это секретный документ.
        -Я понимаю, ваше величество. Позвольте удалиться?
        -Да, князь. Прошу вас, держите меня в курсе дел по переговорам с ведущими европейскими державами, касающимся создания коалиции против Японии.
        -Непременно.
        Планы российской стороны полностью оправдались. По настоянию императора Николая Второго Франция согласилась принять участие в создании союза против экспансии Японии на Востоке. До этого, невзирая на все противоречия, на стороне России выступила Германия. Англия, как и предполагалось, участия в коалиции не приняла, но и не препятствовала ее созданию.
        В итоге 23 апреля 1895 года Россия, Германия и Франция обратились к японскому правительству и лично императору с требованием отказа от аннексии Ляодунского полуострова. Это произошло в Токио. Посланники указанных государств предъявили требования министру иностранных дел Японии Аоки. При этом представитель Германии подчеркнул, что сопротивляться трем великим державам бесполезно, а князь Лобанов-Ростовский предупредил, что в случае отказа японской стороны принять требования объединенный флот трех держав прервет сообщение Японии с ее войсками на материке.
        Власти Токио отказалось от аннексии Ляодунского полуострова. Вынужденная уступка правительства в Стране восходящего солнца была воспринята крайне негативно, как унижение. Это в значительной степени повлияло на внешнюю политику Японии. Если прежде она основывалась на экономической гегемонии, то теперь приняла формы откровенного национализма, милитаризма и территориальной экспансии.
        Николай Второй прекрасно понимал, что войны с Японией не избежать, и готовился к ней заранее. Одним из ее этапов явился договор между Российской империей и Китаем, заключенный в Москве 22 мая 1896 года. Высокие договаривающиеся стороны, желая укрепить мир на Дальнем Востоке и охранять Азиатский материк от нового чужеземного вмешательства, решили заключить между собой оборонительный союз.
        Было решено, что всякое нападение Японии на русскую территорию, земли Китая или Кореи будет рассматриваться как повод к немедленному применению договора. В этом случае договаривающиеся стороны обязуются поддерживать друг друга всеми сухопутными и морскими силами и помогать друг другу в снабжении войск.
        Как только обе высокие договаривающиеся стороны предпримут совместные действия, никакой мирный договор с противной стороной не может быть заключен одной из них без согласия другой.
        Во время военных действий все порты Китая будут в случае необходимости открыты для русских военных судов.
        Чтобы облегчить русским сухопутным войскам доступ в угрожаемые пункты и обеспечить их съестными припасами, китайское правительство соглашается на сооружение железнодорожной линии через Амурскую и Гиринскую провинции в направлении на Владивосток. Постройкой и эксплуатацией этой железной дороги будет заниматься Русско-Китайский банк.
        В договоре устанавливались правила использования дороги как в военное, так и в мирное время. Китайско-Восточная железная дорога (КВЖД) явилась самым выгодным вариантом соединения Сибирской железной дороги и Уссурийской. КВЖД должна была пройти через Маньчжурию. Так выходило на пятьсот четырнадцать верст короче, чем если бы колею проложили внутри территории Российской империи. Соединение Сибирского пути с Владивостоком через Китай было более выгодно экономически и технологически.
        Строительство дороги началось в 1897 году. Она была открыта в июле 1903 года. Российская империя получила в Китае привилегии: экстерриториальность железной дороги, право иметь войска для ее охраны и собственную полицию в «полосе отчуждения». В дальнейшем значение КВЖД возросло. Еще до Первой мировой войны дорога стала фактором ускоренного развития региона, важной магистралью между Восточной Азией и Европой.
        В первый год царствования Николая Второго произошло еще одно внешнеполитическое событие. Россия не имела дипломатических отношений с Болгарией и не признавала ее правительство законным.
        Летом 1895 года в Санкт-Петербург прибыла болгарская делегация во главе с митрополитом Климентом. Николай допустил ее до себя и объявил, что прием этот оказывает не группе лиц, именующей себя болгарским правительством, а народу этой страны, в дружественных чувствах которого Россия никогда не сомневалась.
        Переговоры принесли свои результаты. В 1896 году Россия признала Фердинанда Первого великим князем Болгарским, дипломатические отношения, прерванные в 1886 году, были восстановлены. Признание независимости Болгарии произошло в апреле 1909 года. Россия стала первой страной мира, сделавшей это.
        Во внутренней жизни России наметились некоторые новые черты. Николай Второй, несмотря на доводы Победоносцева, все же проявил интерес к женскому образованию. Особую роль в данном вопросе сыграл доклад тульского губернатора о желательности более широкого привлечения девочек в народные школы. Император согласился и заметил, что поднятый вопрос имеет государственное значение.
        Вскоре было утверждено положение о женском медицинском институте. Выделение средств на церковно-приходские школы увеличилось почти вдвое.
        В экономике Сергей Юльевич Витте начал проведение валютной реформы. Вступил в силу новый железнодорожный тариф, дешевый для пассажиров, следовавших на дальние расстояния. Усиленно продолжалось строительство Великого Сибирского пути.
        Автор известной книги о России сэр Макензи Уоллэс так охарактеризовал первые шаги нового императора:
        «Бесшумно совершалась большая перемена в способах проведения законов и министерских циркуляров. Походя на своего отца во многих чертах характера, молодой царь имел более мягкие, гуманные наклонности и был в меньшей степени доктринером. Сочувствуя стремлениям своего отца - созданию из святой Руси однородной империи, - он не одобрял основывавшихся на этом репрессивных мер против евреев, сектантов и раскольников, и он дал понять, без формального приказания, что применявшиеся дотоле суровые меры не встретят его одобрения».
        В счастливой императорской семье 3 ноября 1895 года родился первый ребенок, дочь Ольга.
        Глава 7
        Весной 1896 года Российская империя готовилась к коронации Николая Второго и Александры Федоровны. Впервые как глава государства короновался и с того времени использовал титул «царь» Иван Васильевич Грозный.
        Все коронации происходили в Успенском соборе Московского Кремля. Они совершались патриархами, позднее - митрополитами Санкт-Петербургскими.
        Начиная с Павла Первого, короновались и супруги российских императоров. Меньшую по размерам корону возлагал на голову императрицы сам государь, а не священнодействующий архиерей.
        Коронационные торжества в 1896 году были рассчитаны на три недели. Они начинались 6 мая, сразу же после окончания траура по почившему императору Александру Третьему. Всем лицам, участвующим в церемонии торжественного въезда императорской четы в Москву, предлагалось прибыть в Первопрестольную не позднее 5 мая.
        Руководство приготовлением к торжествам было возложено на министра императорского двора графа Воронцова-Дашкова. В звание верховного маршала был облечен Константин Пален, церемониймейстером стал Александр Сергеевич Долгорукий. Обязанности герольда исполнял Евгений Ксенофонтович Прибыльский. Был сформирован отдельный коронационный отряд под командованием великого князя Владимира Александровича.
        В самой Москве необычайное оживление царило уже с 1 мая. В город прибывали гвардейские части, посольства, высокопоставленные лица, министры, особы императорского дома. Повсюду сооружались павильоны, арки, готовилась иллюминация. Люди спешили, работали. Все, кроме коронации, отошло на второй план.
        6 мая, в день рождения государя, царский поезд прибыл на станцию Клин. Великий князь Сергей Александрович, московский генерал-губернатор, встречавший племянника-императора, вошел в вагон государя. Потом Николай выходил на перрон, где принял депутации от двора и жителей города.
        В половине шестого вечера императорский поезд подошел к павильону, построенному у Смоленского вокзала, недалеко от Тверской заставы. Царь с царицей вышли на перрон. Государь был в форме Екатерининского гренадерского полка. Великий князь Владимир Александрович, начальник всех войск, собранных под Москвой, отдал рапорт государю. Торжественным маршем прошел почетный караул.
        Государь с императрицей сели в карету. За царской четой следовала многочисленная свита.
        Погода была отвратительная, большими хлопьями шел снег. Николай Александрович обратил внимание генерала Васильчикова на офицеров-кавалеристов. Те скакали в красивых парадных мундирах, покрытых комками грязи.
        -Князь, почему офицеры без шинелей? - спросил император у вызванного к карете Васильчикова.
        -Таков порядок, установленный церемониалом, ваше величество.
        -Но вы видите, в каком состоянии ваши подчиненные. Они все в грязи, совершенно не защищены от снега и холода!
        -Извините, ваше величество, я, как и мои подчиненные, выполнял приказ. На данный момент изменить ничего невозможно. Но вы не беспокойтесь. Ради вас офицеры готовы пожертвовать не только здоровьем, но и жизнью.
        -Кому нужны бессмысленные жертвы, князь? - Отпустив генерала, Николай недовольно проговорил: - Плохо, когда традиции стоят выше разума.
        Александра Федоровна воскликнула:
        -Смотри, Ники, впереди, за шеренгами солдат, стоят огромные толпы.
        По разным сторонам шоссе действительно собралось огромное количество людей. Они кричали «Ура» без команды, без чьей-либо подсказки, от сердца, от души приветствовали своего государя, не обращая никакого внимания на погоду. Император отвечал им.
        Прибыв в Петровский дворец, Николай переоделся и встретился с депутацией от земства.
        После ужина он пригласил в кабинет московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича и по привычке предложил ему папиросу. Великий князь отказался.
        -Все ли, Сергей Александрович, готово к церемонии? - спросил государь.
        -Практически да, ваше величество. Остались мелкие недоделки, но их устранят, время еще есть. К девятому мая все будет завершено.
        -Хорошо. Порядок в городе обеспечен?
        Великий князь улыбнулся:
        -Народ уже гуляет. А вы, ваше величество, прекрасно знаете, как у нас это происходит.
        -Я не о том, Сергей Александрович.
        -О чем же?
        -Вам прекрасно известно, что революционное движение в Санкт-Петербурге, Москве, других крупных городах вновь набирает силу. Эта зараза проникает на заводы и фабрики, в университеты, в среду интеллигенции.
        -К сожалению, ваше величество, мы - я имею в виду верховную власть - сами создали питательную среду для революционеров, разного рода политических прохвостов, горлопанов и террористов.
        Николай внимательно посмотрел на дядю, затушил папиросу в бронзовой массивной пепельнице и уточнил:
        -Вы утверждаете, что я отступил от принципов, практиковавшихся моим отцом?
        -Нет, ваше величество, ростки бунтарства были посеяны раньше. Когда было отменено крепостное право. Естественно, император Александр Второй, названный в народе Освободителем, преследовал исключительно благие цели, но что вышло на практике? Раньше крестьянин держался земли. Главное, он был уверен, что в тяжелые времена один на один с бедой не останется. Помещики худо-бедно, но несли ответственность за своих крепостных. Иногда очень серьезную. Случался, скажем, неурожай, помещик должен был из своих запасов помогать крестьянам. Поэтому они и держались земли. А что сейчас? Нет, конечно, кто раньше работал серьезно, тот и поныне преуспевает. Мы имеем целый пласт зажиточного крестьянства, которое не только кормит государство, но и позволяет нам импортировать продукты, зерновые в первую очередь. Однако наряду с ними образовался и слой бедных, порой нищих крестьянских семей. В это же время промышленность в городах развивается быстрыми темпами. Да и не только она. Города требуют все больше рабочей силы. В большинстве своем подготовленной, конечно, но и неквалифицированных кадров не хватает. Город манит
сельчан кажущейся простотой жизни. Не надо ни пахать, ни сеять, ни урожай собирать, ни за скотиной смотреть, ни за хозяйством. В городе проще, нашел угол, работу и живи. Вопрос в том, как именно? Кем могут устроиться выходцы из деревни, не имеющие профессии, востребованной в городе? Прислугой? А это три - пять рублей в месяц у женщин и пять - десять у мужчин. Зарплата грузчиков, разнорабочих на небольших фабриках составляет от восьми до пятнадцати рублей. Значительная часть ее выдается карточками, которые можно отоварить только в заводском магазине по завышенным ценам и продуктами не первой свежести. На металлообрабатывающих предприятиях Москвы и Санкт-Петербурга зарплата выше, от двадцати пяти до тридцати пяти рублей в месяц. Но это все равно мало, даже учитывая дешевизну продуктов и товаров российского производства по сравнению с государствами Европы и США. Я посмотрел для сравнения, какое жалованье получают те же рабочие в Германии, Англии, Франции и США. Так вот во Франции оно составляет от тридцати до сорока рублей, в Германии - от сорока до шестидесяти, в Англии - от сорока пяти до семидесяти,
ну а в США - от шестидесяти до ста десяти. У нас же в среднем выходит чуть более двадцати рублей…
        Император прервал великого князя:
        -Но люди, переезжающие из села в город, осведомлены о том, как они смогут жить в той же Москве.
        -Дело в том, государь, что когда крестьянские семьи принимают решение перебраться в город, они, естественно, все просчитывают. Пусть небольшая зарплата, частью продуктами, но зато нормированный рабочий день, крыша над головой, развлечения для детишек. Проблемы начинаются, когда в эту неквалифицированную рабочую среду проникают бунтовщики. Они все переворачивают с ног на голову, в неустроенной, бедной жизни винят правительство, власть. Понятно, что революционерам, по большому счету, нет никакого дела до жизни этих людей. Им главное - родить в них недовольство, увлечь лживой фантазией, дабы потом использовать в своей подрывной деятельности. Это, надо признать, у них получается. В Москве жандармерия отслеживает с десяток крупных революционных организаций.
        -Почему только отслеживает?
        -Потому, ваше величество, что руководят ими люди бессовестные, беспощадные, равнодушные к страданиям других, но далеко не глупые. Они научились профессионально скрывать свои центры, маскировать подрывную деятельность под вполне легальную работу общественных организаций, конспирироваться. Мелкие ячейки полиция вскрывает эффективно. С крупными организациями дело сложнее. Я считаю, вам необходимо противостоять политическому экстремизму так же жестко, как это делал ваш отец.
        Николай Александрович вздохнул:
        -Времена меняются, Сергей Александрович. Что было возможно прежде, то недопустимо сейчас. Ужесточение политики против общественных организаций может привести к непредсказуемым последствиям. Нам необходимо менять ситуацию в экономике, особенно в сельском хозяйстве. Надо создать условия, при которых крестьяне не покидали бы земли и не переезжали в города. На промышленных предприятиях, в сфере услуг навести порядок. Увеличить заработную плату.
        -Тогда люди из деревень вообще побегут.
        -Я же сказал, создать условия для достойной жизни и работы на селе.
        -И вы знаете, как это сделать?
        -Будем думать. Но давайте вернемся к предстоящей коронации. Насколько мне известно, массовое народное гулянье назначено на субботу, восемнадцатое мая?
        Великий князь утвердительно кивнул:
        -Мы планируем провести торжества и организовать народное гулянье на Ходынском поле, как это было и в восемьдесят третьем году, когда венчался на царство ваш отец и мой брат. С десяти часов утра начнется раздача всем желающим царских подарков, уже заготовленных в количестве четырехсот тысяч штук.
        -Что входит в подарки? - спросил император.
        -Полфунта колбасы, сайки, конфеты, орехи, пряник, эмалированная кружка с царским вензелем и позолотой. Все завернуто в цветной платок.
        -Неплохо, - согласился Николай и тут же спросил: - Не мало ли заготовлено гостинцев?
        -Больше, чем в восемьдесят третьем году.
        -Но тогда и население Москвы, насколько мне известно, составляло чуть более семисот пятидесяти тысяч человек, а сейчас - около миллиона.
        -Примерно один миллион тридцать тысяч, государь.
        -Значит, подарков хватит всем желающим?
        -Должно хватить.
        -Народу наверняка придет много, а Ходынское поле испещрено глубокими рвами, оврагами, траншеями, заброшенными колодцами. Оно больше похоже на военный полигон.
        Сергей Александрович улыбнулся:
        -Вам не стоит беспокоиться. Поле с восемьдесят третьего года изменилось несущественно, а тогда раздача царских подарков прошла без происшествий. Сейчас мы выставим гораздо больше палаток.
        -Может быть, на всякий случай стоит привлечь для охраны порядка силы армии? Благо их у нас вполне достаточно.
        -Я, государь, верю в благоразумие народа, поэтому считаю, что будет достаточно и полиции.
        -Ну что же, вам виднее. Что еще кроме раздачи подарков планируется на Ходынке?
        -На импровизированных подмостках будут разыграны сцены из «Руслана и Людмилы», «Конька-Горбунка», «Ермака Тимофеевича». Предусмотрена обширная цирковая программа с участием дрессированных животных Дурова. Музыкальные и театрализованные представления запланированы на одиннадцать - двенадцать часов, а в два пополудни народ будет ждать ваш с супругой выход на балкон императорского павильона.
        -Хорошо. - Николай Александрович прикурил папиросу и тут же затушил ее. - Табак какой-то терпкий. Отчего бы? Папиросы из одной пачки.
        -Вам бы меньше курить, государь.
        -То же самое могу посоветовать вам, дядюшка.
        Великий князь рассмеялся, а Николай задумчиво проговорил:
        -Плохое у меня предчувствие, Сергей Александрович.
        -Вы насчет чего, ваше величество? Считаете, что революционно настроенные лица рискнут организовать покушение на вас? Это, заверяю, невозможно. Мы предусмотрели…
        Император прервал великого князя:
        -За себя я, Сергей Александрович, не боюсь, даже и не думал о покушении. Хотя напрасно вы так уверенно заявляете, что оно невозможно. В Японии меня тоже заверяли в полной безопасности. Она была обеспечена на надлежащем уровне. Кто мог подумать, что нападавшим окажется полицейский из охраны? Но, повторяю, не в этом дело. Мне сообщили, что в Москву съезжаются не только приглашенные. Сюда приехали и подпольщики-террористы. Как бы они не организовали кровавую провокацию, в том числе и на Ходынском поле во время гулянья.
        Великий князь опять улыбнулся:
        -Полиция, государь, справится с возложенными на нее обязанностями. Мы не допустим провокаций. А плохое предчувствие объясняется волнением. Я помню, как брат переживал. Ведь коронация - событие воистину историческое и знаменательное.
        -Может быть. Так вы говорите, что народ в Москве уже гуляет?
        -Да. Мне доложили, что особенно много людей на Первой Мещанской, у дома Перлова, где остановился Ли Хунчжан.
        -Что притягивает их туда?
        -Оригинальное, в китайском вкусе, убранство дома посла. Желтые знамена с драконами, китайские надписи. Мало кто из русских видел иероглифы. Привлекает внимание и огромный щит с гербом и штандартом. Все это необычайно для москвичей. Вот и идут смотреть на такую диковинку.
        -Но нарушений порядка не допускают?
        -Нет, государь. Все чинно, достойно.
        -Хорошо. Я не утомил вас, Сергей Александрович?
        -Могли бы и не спрашивать, прямо сказать, что аудиенция окончена. Да и мне надо еще кое-что сегодня сделать. До свидания, ваше величество.
        С утра 7 мая специально созданные группы офицеров начали обход домов по пути торжественного проезда государя, который был назначен на девятое число. Руководил этим делом В.Ф. Джунковский по приказу великого князя Сергея Александровича. Командиры отдавали распоряжения жильцам, составляли и проверяли списки лиц, которые должны были быть допущены в квартиры, окна которых выходили на путь следования императорской четы и свиты.
        В течение нескольких дней на коронацию приехали королева Греции Ольга, три великих герцога, два владетельных князя, двенадцать наследных принцев, шестнадцать принцев и принцесс, три православных патриарха - Антиохийский, Иерусалимский и Александрийский. Папа Римский и архиепископ Кентерберийский послали своих епископов. Китайскую делегацию, как упоминалось ранее, возглавлял старый знакомый Николая - генерал-губернатор Кантона, один из крупнейших политических деятелей страны Ли Хунчжан.
        На торжествах было аккредитовано рекордное для того времени число российских и иностранных репортеров. Здесь же впервые в истории России появились операторы, присланные изобретателями кино французскими братьями Люмьер для того, чтобы снять документальный фильм о предстоящем событии.
        8 мая на Смоленский вокзал при огромном стечении народа прибыла вдовствующая императрица Мария Федоровна. Ее торжественно встретила вся царская семья и иностранные высочайшие особы, находившиеся в Москве. Вечером в честь Марии Федоровны перед Петровским дворцом была исполнена серенада. Объединенный хор насчитывал одну тысячу двести человек.
        К полудню 9 мая в Петровский дворец стали съезжаться члены императорской фамилии, иностранные гости, другие лица, участвовавшие в торжестве. Оно началось в половине третьего. Погода стояла чудная, светило солнце, было тепло как летом.
        Великий князь Сергей Александрович встретил государя у ворот Петровского дворца. Орудийные залпы и колокольный звон известили народ о том, что царь выехал в Кремль. Уже с двенадцати часов все переулки, ведущие к Тверской, были затянуты канатами и запружены массой народа. Войска встали шпалерами по сторонам улицы. Из каждого окна дома московского генерал-губернатора выглядывали высокопоставленные зрители. Народ ликовал, повсюду слышались крики «Ура!», «Слава!».
        Около пяти часов на Красную площадь въехал взвод полевой жандармерии под командованием полицеймейстера Ефимова, за ним собственный его величества конвой, золотые кареты свиты, кавалергарды. После них вся округа взорвалась громкими приветственными воплями, грянули оркестры.
        Император на белом арабском скакуне проследовал по Тверской и въехал на Красную площадь. Народное ликование достигло своего апогея.
        В половине девятого вечера, когда почти все жители Москвы вышли на улицы, отчего езду по некоторым из них пришлось прекратить, царская семья переехала из Кремля в Александрийский дворец, украшенный феерической иллюминацией. Вся Москва, за исключением Кремля, очередь которого еще не настала, сияла разноцветными огнями. Огромное багровое зарево было видно за десятки верст. Народное ликование продолжалось до глубокой ночи.
        В дворянском собрании был дан раут, на который прибыли до тысячи человек. Там играл оркестр, шампанское лилось рекой.
        Следующие пять дней пролетели как один сплошной праздник. Приемы иностранных делегаций следовали с утра до вечера. В Москву прибывали все новые гости.
        С утра субботы, 11 мая, герольды начали объезжать Москву, объявляя народу о священном короновании. Они раздавали людям красиво отпечатанные плакаты. Вечером состоялся раут у министра иностранных дел князя Лобанова-Ростовского, на котором присутствовали все великие князья и иностранные гости. Ночью же проводилась проба иллюминации Кремля. Очевидцы говорили, что это было нечто сказочное.
        В воскресенье герольды вновь объезжали город с объявлениями о коронации. Это был день Святой Троицы, поэтому состоялся церковный парад войск, отмечавших в этот день свои храмовые праздники.
        13 мая церемониймейстеры официально объявили о дне коронования иностранным послам. Вечером их величества переехали в Кремль. Состоялась всенощная у Спаса за золотой решеткой.
        Ровно в семь часов утра 14 мая 1896 года ударил колокол Ивана Великого. С Тайницкой башни загрохотали пушки, давшие двадцать один выстрел. Эти сигналы известили народ о том, что в Успенском соборе Кремля началось молебствие о здравии и многолетии царя и царицы.
        В половине девятого туда прибыли иностранные гости, придворные дамы, высокопоставленные чиновники, представители православного духовенства и иноверческих исповеданий.
        Через четверть часа на Красном крыльце появилась вдовствующая императрица Мария Федоровна. Она шла в пурпурной мантии с большим двуглавым орлом. Бриллиантовая корона сверкала под золотым балдахином. За ней следовали придворные в богатых генеральских и камергерских мундирах. Вдовствующая императрица прошла в Успенский собор.
        Через полчаса с Красного крыльца сошел взвод кавалергардов. Зазвучали фанфары и трубы. На верхней площадке крыльца показались их императорские величества со свитой.
        Громкое «ура», подхваченное многотысячной толпой, разливалось по Красной площади и набережным реки Москвы, занятым народом, прибывшим со всех концов России. Под эти восторженные крики и мощные звуки гимна, исполнявшегося военными оркестрами, император и императрица спустились с Красного крыльца. Они поклонились людям и под золотым балдахином направились к собору.
        Николай и Александра поднялись на паперть, где их ожидал Сергий, митрополит Московский.
        Он благословил правящую чету и произнес речь, обращенную к государю. В ней митрополит упомянул, что на земле нет ничего выше и труднее бремени царского служения.
        По окончании речи Николай Второй, его мать и Александра Федоровна вошли в собор. Государь сел на трон Михаила Федоровича, вдовствующая императрица Мария Федоровна заняла место царя Алексея Михайловича, Александра Федоровна - Иоанна Третьего.
        Митрополит Санкт-Петербургский Палладий приблизился к царскому трону и спросил государя о его исповедании. Император поднялся и громко произнес символ веры.
        После этого и начался чин венчания на царство, то есть коронования. По прочтении молитв и Евангелия государь облачился в порфиру и надел на шею цепь ордена Святого Апостола Андрея Первозванного. Затем ему на малиновой бархатной подушке была поднесена большая императорская корона, вся усыпанная алмазами, ярко сияющая под лучами церковных огней.
        Император преклонил голову. Митрополит Санкт-Петербургский Палладий осенил ее крестным знамением и начал молиться, чтобы «Господь помазал Царя елеем радования, одел Его силой, наложил на главу Его венец от камене честна, даровал Ему долготу дней, дал в десницу Его скипетр спасения, посадил Его на Престоле правды, сохранил Его под Своим покровом и укрепил Его Царство».
        Затем митрополит взял корону и протянул ее его величеству. Государь, стоя в порфире перед своим престолом, принял корону и возложил ее на свою голову. Потом Николай взял с подушки в правую руку скипетр, в левую - державу.
        -Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Аминь, - сказал он.
        Император сел на трон, положил скипетр и державу на подушки, поданные сановниками, и призвал к себе государыню.
        Александра Федоровна поднялась со своего престола, подошла к августейшему супругу и опустила колени на малиновую бархатную подушку, украшенную золотом. Император снял венец, прикоснулся им к голове императрицы и вновь возложил на себя. Александру Федоровну он увенчал маленькой короной.
        После молитв чин коронования был завершен. За стенами храма раздались выстрелы и колокольный звон, известившие об этом москвичей.
        В соборе прошла литургия. После нее Николай и Александра Федоровна сели на свои престолы и приняли поздравления от духовных и светских особ.
        После завершения службы в Успенском соборе началось коронационное шествие. Государь с супругой почтили святыни Архангельского и Благовещенского соборов, поднялись на Красное крыльцо и трижды поклонились народу.
        В тот же день состоялась торжественная царская трапеза в Грановитой палате.
        Вечером вся Москва была иллюминирована. Огни в Кремле зажглись в тот миг, когда государыня взяла в руки букет с электрическими цветами, поднесенный ей. Он засветился, и тут же разноцветное сияние озарило весь Кремль. Все это видели москвичи, толпившиеся на Красной площади и набережных Москвы-реки, расположенных между Москворецким и Каменным мостами.
        В этой толпе был и Федор Волков. Надо сказать, что интимная жизнь с Адиной разочаровала его. Жена не давала ему и десятой доли того, что он получал от прачки Зинаиды. Оттого и отношение его к супруге изменилось. Он стал груб с ней, заставлял заниматься лавкой и следить за хозяйством, практически лишил свободы.
        Адина воспринимала это как должное, что было странно с учетом ее бунтарского характера. Но Волков, хитрый, бессовестный и безжалостный, сумел подавить ее. Женщина смирилась.
        Федор жил в Москве как хотел, торговлей не занимался, постоянно посещал трактиры, часто снимал номер и развлекался там с девицами легкого поведения. Вот и этим праздным вечером он запретил Адине выходить в город, а сам выпил изрядную дозу водки и пошел на торжества. Волков стоял на набережной и, открыв рот, смотрел, как огненным сказочным замком висел в воздухе Кремль.
        Его толкнул в спину какой-то мужик.
        -Ну и чего рот разинул? Подвинься, дай другим посмотреть.
        Федор обернулся.
        -Я тебе сейчас в зубы дам! Места вокруг мало?
        Мужик посчитал благоразумным отойти от этого странного и злого человека.
        Тут Волков услышал голоса мужчины и женщины, которых не видел. Они стояли чуть дальше, у самого парапета:
        -Гуляют! Это ж сколько денег власть потратила на коронацию? - воскликнула женщина.
        -Много, Лиза, - ответил мужчина. - Очень даже.
        -Эти деньги да людям или в школы, больницы, приюты.
        -Ага, дождешься. На людей у министерства финансов денег нет. Да и откуда им быть, если на праздники столько тратится?
        -Да, царю для себя ничего не жалко.
        -Европу захотел удивить. В газетах писали, будто гостей понаехало много. Приемы теперь пойдут, балы, обеды, ужины. А на них не картошка с огурцами будет. В Кремль завозили стерлядь, баранину, фазанов, поросят молодых, фрукты разные, всякие вина. А народу подачку сунут - немного колбасы, орехов, дешевых конфет.
        -Так то народ, Илья! Его баловать нельзя.
        -Будет им народное гулянье! Такое, что на всю жизнь запомнят. Сразу от балов откажутся, - злобно прошипел мужчина.
        -Тише ты! - цыкнула на него женщина. - Услышит кто, и тогда конец. Все полетит к чертям.
        -У нас полетит, другие сработают. Люди Георгия, например.
        -Тебе от этого в застенках охранки легче будет? На тех, кого поймают, и отыграются. Да еще как!
        -Ладно, все, хватит, пошли домой.
        Голоса смолкли. Как Федор ни старался, так и не увидел этих людей, но понял, что московские бунтовщики готовят императору какой-то сюрприз во время гуляний. А они назначены на 18 мая, в субботу, на Ходынском поле. Значит, там можно будет поживиться, когда начнется свара.
        Федору вполне хватало денег на безбедную жизнь, но натура убийцы, грабителя, любителя легкой наживы не давала ему покоя, толкала его на необъяснимые, неоправданные поступки. Впрочем, Федор этого не замечал. Он брал то, что хотел, если, естественно, это дело не представляло серьезной угрозы, не думал, надо оно ему или нет. Главное в том, что Волков прихватывал желаемое, следовал звериным инстинктам, а не разуму.
        Потолкавшись в толпе еще минут пять, Федор отправился домой. Пролетку, понятно, нанять было нельзя, поэтому он пришел за полночь и долго стучал в ворота.
        Наконец-то из своей подвальной конуры вышел дворник, заметно шатающийся.
        -Кто там?
        -Волков. А ты опять нажрался, Евсей.
        -Так праздник-то, Федор Алексеевич, какой! Государь на царство венчался.
        -У тебя каждый день праздник.
        -И то правда. Да и скучно без водки жить.
        -Ехал бы обратно в деревню. Там не до скуки.
        -Нет! - заявил дворник. - В деревню меня теперь ни за какие коврижки не затащишь. Тут оно лучше. Сыт, пьян, работа не ахти какая, крыша над головой, бабенки вдовые или разведенные. Не красавицы, конечно, так мне и не надо на рожи их смотреть.
        -Ты ворота думаешь открывать, балабол?
        -Это мы мигом, Федор Алексеевич.
        Дворник открыл ворота, Волков прошел во двор, сунул Евсею мелочь.
        -На, продолжай праздновать.
        -Спасибочки, Федор Алексеевич. Вы тут один человек с понятием. Другие кинут пятак и нос воротят так, будто от меня псиной несет, а я в баню каждую неделю хожу.
        -Ладно, не до разговоров мне, время позднее.
        -А женушка-то ваша не спит. Вон в окошке свет горит.
        -Ждет! Как и положено бабе.
        -Это так, Федор Алексеевич, правильно, баб баловать нельзя. Их…
        Волков не дал дворнику договорить, прошел в подъезд, поднялся на второй этаж, ударил подошвой в массивную створку.
        Из прихожей донесся голос Адины:
        -Кто там?
        -А ты еще кого-то кроме мужа ждешь?
        Адина открыла дверь.
        Волков ввалился в прихожую, сбросил на пол пальто, картуз, сел на стул.
        -Ух, дома.
        -Где был, Федор? Опять в трактире с девками развлекался?
        -Дура! Трактиры ныне закрыты, а девки у Кремля трутся. Там толпа необозримая. Все на огни любуются. - Он попытался снять сапоги, не сумел и приказал жене: - Помоги!
        Адина послушно присела перед ним, стянула сапоги, поставила их в угол, заодно повесила пальто и картуз.
        -Красиво там, наверное?
        -Кому как. Необычно, конечно, но и особенного ничего нет. Развешали гирлянд, косичек разных заплели множество. А народу лишь бы глаза пялить.
        -Красиво. - Адина вздохнула и спросила: - Почему меня с собой не взял?
        -А за лавкой, за домом кто смотреть будет? Дворник твой, который с утра не просыхает?
        -У нас же есть работник.
        -Есть! Ванька Куреев. Тому только доверься, вмиг обворует. Знаем мы эту поганую породу.
        -Но до сих пор не воровал же.
        -Лиха беда начало.
        Адина закашлялась, прикрыв ладошкой рот.
        -Что с тобой? - спросил Волков. - Захворала, что ли?
        -Кашель только пробивает, а так жара нет, слабость небольшая, но это от усталости.
        -Помню, не приучена ты к работе. Ничего, привыкнешь, а болезнь пройдет.
        -Мне бы отдохнуть пару дней, Федя, отлежаться.
        -А в лавку я работника Ваньку Куреева посажу?
        -Мог бы и сам поторговать. Народу заходит не так много.
        -Не мое это дело.
        Волков прошел в столовую, достал из шкафа начатую бутылку белоголовки, выпил стакан, закусил жареной рыбой, обмылся.
        Потом он двинулся в спальню, сбросил халат, взглянул на жену, лежавшую под одеялом, усмехнулся и спросил:
        -Готова ублажать мужа?
        -Поздно уже, Федя, да и нехорошо мне.
        -Ничего, похорошеет. - Федор навалился на хрупкое тело жены.
        -Не надо, прошу!
        -Надо!
        Он быстро сделал свое дело, сполз с жены и недовольно проговорил:
        -Как с бревном. Что же в тебе тепла и желания нету?
        -Говорила же, нехорошо мне, не до этого.
        -Сейчас не до этого, вчера, позавчера. Да тут хочешь или нет, а к девкам пойдешь.
        -Ты сильно изменился, Федор.
        -Ошибаешься, дорогая. Каким я был, такой и есть. На себя посмотри.
        -Зачем же женился?
        -Кто же знал, что ты как змея холодная? Ладно, хватит болтать, спим. - Он задул свечи, отвернулся от жены и тут же захрапел.
        Адина же заплакала. Как ни странно, при всем отвратительном отношении к ней Федора, его почти открытых изменах с кабацкими девками, эгоизме, бедная молодая женщина все еще любила Волкова. Ей ничто не мешало бросить все и уехать в Санкт-Петербург к отцу. Тот принял бы, пожалел, но она не могла покинуть своего Федора. Ей казалось, что без него кончится ее жизнь.
        Поэтому она и проплакала до утра в бессилии что-либо сделать. Надежды, что Федор изменится, уже не оставалось, но он все равно был дорог ей. Вот такая она, любовь. Сложное чувство, пересиливающее разум, поднимающее до небес и бросающее на землю.
        Утром Адине лучше не стало. Кашель мучил ее еще сильнее. Федор выдал работнику деньги, которые целиком держал при себе, и отправил его за лекарствами. Как тот вернулся, Адина выпила порошка, и Федор приказал ей и работнику открыть лавку. Народу в Москву прибыло много, покупатели стали заходить чаще.
        Сам же он по обыкновению отправился в город, у трактира встретил знакомую девицу, с которой частенько баловался, и спросил:
        -Райка, ты на промысле или как?
        Та повела подкрашенными глазами.
        -Для тебя, Феденька, я всегда свободная.
        Волков довольно усмехнулся:
        -Это хорошо. Тогда возьмем водки и в номера?
        -Зачем в номера? Я тут недалеко квартиру сняла.
        -Значит, переехала с окраины?
        -Оттуда далеко и дорого сюда добираться. А тут жилье дешевое подвернулось. Хозяева запросили всего пять рублей в месяц.
        -Представляю, что за хата, коли пять рублей стоит.
        -Очень даже ничего квартира. Уютная. Можешь проверить. И водочка у меня дома есть, и наливочка.
        Федор, не удовлетворенный женой, почувствовал желание.
        -Ну что ж, пойдем, поглядим твое уютное гнездышко.
        -Только я, Феденька, голодная, учти, до вечера не выпущу.
        -А я и не тороплюсь никуда.
        -Как же жена?
        Волков притянул к себе девицу.
        -Об этом больше никогда не спрашивай, поняла?
        -Конечно, Феденька, как не понять!
        -Вот и славно. Веди в свои хоромы.
        Федор ушел к блудливой девице, совершенно не думая о жене, расположения которой когда-то добивался с таким трудом и страстью.
        Празднества в Кремле не заканчивались. Приемы, обеды, торжества продолжались без перерывов.
        17 мая их величеств поздравляли дамы высшего света. Вечером в Большом театре прошел роскошный спектакль. Он окончился поздно, что не помешало императору и его дяде уединиться во дворце.
        Зайдя в кабинет, Николай присел в кресло и заявил:
        -Все хорошо, но устал. Каждый день с утра до вечера на ногах. А до двадцать шестого мая еще далеко.
        Сергей Александрович улыбнулся:
        -Тяжела корона, ваше величество?
        -Быстрее бы кончились праздники. За дела приниматься надо, их скопилось немало. Необходимо быть в Нижнем, на ярмарке.
        -А еще поездка за границу.
        -Ох, и не напоминайте. Что у нас по завтрашнему дню?
        -Для гуляний на Ходынке очищена площадь примерно в квадратную версту. Напротив Петровского дворца устроен императорский павильон в древнерусском стиле, рядом разбит садик, выстроены трибуны для чинов высшей администрации, каждая на четыреста персон. Вдоль Петровского шоссе устроены места для публики попроще. По всему полю раскинуты всевозможные театры, открытые сцены, цирки, качели, но главное - ряды палаток. Их несколько сотен, все предназначены для раздачи царских подарков.
        Император кивнул:
        -Значит, все готово. Что по охране?
        -Обер-полицмейстер Власовский, на которого возложены обязанности по поддержанию порядка во время гуляний, доложил, что полиция обеспечит его. В принципе, она и сейчас уже занята этим, так как на поле часов в семь собралась достаточно большая толпа. Власовский оценивает ее в несколько десятков тысяч, и народ все подходит. Да это и понятно. Так было и при празднествах восемьдесят третьего года. Каждый хочет быть поближе к палаткам. К тому же по городу кто-то пустил слухи, что подарочные кружки будут заполнены серебром, а иные и золотом.
        Николай внимательно посмотрел на великого князя.
        -Это похоже на провокацию, Сергей Александрович.
        -Не думаю, что слухи распространяются намеренно. Скорее всего, кто-то сболтнул лишнего, не подумав, и понеслось. А народ наш доверчив.
        -Необходимо разъяснение полиции на Ходынке о глупости подобных слухов.
        -Этим уже занимаются. Обер-полицмейстера Власовского называют хамом, держимордой, а то и тупицей, но Александр Александрович работу свою знает. Как только возглавил полицию, сразу и город, и свое ведомство основательно почистил. Многих уволил, вместо них набрал новых людей, большей частью из солдат. Он знает, как поддерживать порядок.
        -Возможно, и знает, но хватит ли у него для этого людей?
        -По заверениям обер-полицмейстера, хватит, да и резерв он собрал немалый. Жандармы в случае необходимости прибудут быстро. А надо будет, подведем войска. Окончательно обстановка прояснится ближе к десяти часам завтрашнего дня. Тогда и посмотрим, есть ли необходимость в усилении полиции.
        -Хорошо. Даст Господь, все пройдет без происшествий.
        -Мелких стычек не избежать. Мужики, прибывшие на Ходынку, трезвыми сидеть не будут. Но это ерунда. Уверен, торжества на поле пройдут без крупных беспорядков. Вы бы шли отдыхать, ваше величество.
        Император и великий князь расстались.
        В это время в своей квартире Волков основательно принял водки, сунул полную бутылку в карман и стал собираться в дорогу.
        -Ты далеко, Федор? - спросила Адина.
        -На Ходынку.
        -Тебе так хочется получить царский подарок?
        -Нет, дорогая, мне не хочется оставаться дома.
        -Но ты мог бы пойти на поле и утром.
        -А я пойду сейчас. И не задавай больше вопросов, должна уже привыкнуть, что я делаю то, что хочу. Ты отлеживайся, кашель свой лечи.
        -Я хочу, Федор, чтобы ты отвез меня к отцу, - неожиданно заявила Адина.
        -Да? - воскликнул Федор. - А может, сразу к матушке?
        -В могилу я успею, хотя с тобой и до нее недалеко. Так отвезешь?
        -И не подумаю, даже не мечтай. Жена должна находиться при муже.
        -А разве муж не должен находиться рядом с женой?
        -Господи, как мне надоели твои пустые разговоры. Муж есть муж, он хозяин всего, в том числе и жены.
        -Я уйду от тебя.
        Федор посмотрел на Адину безжалостными глазами.
        -Попробуй! А там посмотрим, что из этого получится. Вспомни, как начиналось наше знакомство, да и то, что в Санкт-Петербурге дело по организации «Свобода и труд», по убийству фабриканта Сазонова не закрыто. Если папаша твой этого добился, то долго ли его вновь открыть? Была бы зацепка. Дать ее полиции не так уж и сложно. Так что ты подумай перед тем, как что-то делать. Чтобы оставшуюся жизнь провести в теплом, уютном доме, а не на каторге. Но все, полно переливать из пустого в порожнее, пошел я. Ты же из дома ни ногой, лавку завтра не открывать. Буду к обеду. Да, пошли дворника водки купить, у нас кончилась. Пусть и себе красноголовку возьмет. Деньги на это я оставил. Все, спокойной ночи. - Федор засунул в карман пальто нож и вышел из дома.
        Дворник открыл ворота.
        За углом соседнего дома у решетки его ждала Раиса в куцем пальтишке.
        -Ну ты чего, Феденька? Почти час стою здесь. Между прочим, двое мужчин приглашали меня в кабак.
        -Ну и пошла бы!
        -Так тебя жду. Договорились ведь. Или жена задержала?
        Волков сжал руку проститутки.
        -Ты жену не трогай! Какая ни есть, а она законная супруга.
        -То-то тебя от нее ко мне тянет. Значит, я лучше ее?
        -Только в постели. И все, хорош на этом. Как добираться до поля будем?
        -На извозчике.
        -Хорошо, если до Тверской доедем. Народу в городе не убавляется. А к Ходынке и вовсе наверняка с вечера прутся. У нас за халявой на край света пойдут.
        -Так мы тоже идем за халявой.
        -Мы, Райка, другое дело. Мы просто посмотреть.
        Раиса поправила сползший шарфик, и тут Федор увидел у нее на шее золотую цепочку, а на пальце левой руки - не самый дешевый перстенечек.
        -Где взяла украшения?
        -Это? - Она повертела руку, и в свете фонаря блеснул драгоценный камешек. - Так вчера один барин подарил ни за что.
        -Значит, приласкала хорошо. Это ты умеешь.
        -В том-то и дело, что до постели не дошло.
        -Как это? - Волков не понимал, как такое могло произойти.
        -А вот так. Снял он меня возле ресторации. В зал провел, стол заказал - закачаешься, мне шампанского, себе коньяку. Официант возле нас вьюном вился. Спросил, кто я. Ответила, по правде призналась. А он, мол, хочешь жить у меня? Я говорю, что мне и так неплохо. Он заявил, что еще лучше будет, достал из кармана цепку да перстень и подал мне. Дескать, бери, дарю. И запомни, я не как все…
        Федор прервал девицу:
        -Старый поди мужик попался?
        -В годах, лет шестидесяти будет.
        -Понятно. Вдовец, наверное. Надоело одиночество или просто на молодых потянуло. И что дальше было?
        -Я цепь и перстень в сумочку, а он предложил выпить. Приняли мы по одной, второй, третьей. Я говорю, пора, мол, и в номера. А он, нет, сегодня ничего не получится. Приходи, говорит, сюда послезавтра. Поужинаем и поедем ко мне. У меня дом свой, прислуга, экипаж. На черта мне сдался этот старый хрыч?
        -Ну ты мне-то не заливай. Завтра полетишь к нему как миленькая.
        -Полечу, если ты не придешь.
        -Ты вот что, Райка, случая не упускай. Сходи к ресторану. Позовет барин к себе, езжай да посмотри, что у него за дом, богато ли обставлен, кто из прислуги постоянно живет.
        Раиса взглянула на Волкова:
        -Ты чего, Федя?
        -Ничего. Если старику денег девать некуда, то мы поможем ему.
        -Так меня ж на каторгу отправят.
        -Не бойся, не отправят. Ты только все узнай, а уж что делать и как, решу я. Может, он только на словах барин, а окажется бедным?
        -А как же цепочка и перстень?
        -Ты уверена, что они золотые? Ювелиру показывала?
        -Нет.
        -То-то. Вы, девочки, как вороны. Хватаете все, что блестит. Но то не все золото.
        -Неужто обманул?
        -Проверим. - Волков прекрасно видел, что украшения золотые и сапфир настоящий, просто смеялся над наивной девицей.
        У перекрестка они поймали извозчика. За проезд к Тверской тот запросил неслыханную цену - аж полтинник.
        -Не очумел? - спросил Волков. - Тебе иллюминация не только глаза, но и мозги затмевает?
        -Найди дешевле! Дружок мой недавно туда народ за рубль повез. Нынче праздники, а в эти дни и цены другие. Так едем или нет? Мне попусту болтать резону нет, покуда работа прет.
        -Черт с тобой, едем. Да пошибче, с ветерком.
        -Будет ветерок пару кварталов, пока в толпу не упремся.
        -А что, и впрямь много народу к полю валит? - спросила Раиса.
        -Уйма. И чего в ночь прутся, коли раздача подарков только в десять утра начнется?
        -Боятся, что не хватит всем. Да и водочки попить, - сказал Федор.
        -Водочку дома пить хорошо, в тепле, под селедочку или грибки. Ладно, садитесь.
        Волков и девица сели в пролетку. Извозчик погнал лошадь, но через несколько кварталов ему пришлось попридержать ее. Людей в сторону Тверской шло много. Мужиков и баб, пьяных и трезвых, орущих песни и хмурых, разных.
        На Тверской стоял кордон жандармов. Федор и Раиса дальше пошли пешком и где-то через час выбрались к Ходынскому полю, уже забитому народом. Там горело множество костров, сновала ребятня.
        Федор нашел место у обвалившегося старого блиндажа.
        -Тут пока устроимся, отсюда все хорошо видать.
        -И чего смотреть?
        -Будет чего, Райка. Ты садись на бревно, выпьем.
        -А чего выпьем-то?
        Федор достал из кармана бутылку белоголовки.
        -Водочки примем. Оно сразу и веселее станет.
        -Нашел тоже веселье. И чего я сюда поперлась?
        -Так я не держу тебя. Хочешь, проваливай, но потом не подходи.
        -Ладно, налей. Никуда я не пойду.
        -Вот это другой разговор. На, пей! - Федор протянул ей откупоренную бутылку.
        -А стакан?
        -Хлебай из горлышка. Впервой, что ли?
        -Хоть бы сказал, я закуски взяла бы.
        -Закусим утром, чем государь император угостит.
        Райка сделала два глотка, поперхнулась.
        -Эх ты, чудо заморское, нормально выпить не можешь.
        -Да не в то горло попала.
        Федор забрал бутылку, тут же ополовинил ее, занюхал краем рукава, крякнул:
        -Хорошо! Что на поле-то?
        -Да ничего, - сказала Раиса и прижалась к нему. - Толпа.
        Волков осмотрелся и понял, что палатки были поставлены крайне неудачно. Параллельно им тянулась глубокая траншея с обрывистыми краями и аршинным валом. Для людей оставалась площадка шириной шагов в пятьдесят. Федор понимал, что тут никак не могла разместиться и тысячная доля народа, собравшегося на Ходынке.
        Волков вспомнил слова неизвестных людей на набережной. Мол, будет им народное гулянье. Такое, что на всю жизнь запомнят. Сразу от балов откажутся.
        Он подумал, что террористы наверняка подготовились к этим праздникам, и на поле должно произойти что-то страшное. Что устроят революционеры? Рванут бомбами палатки? Бросят их в народ? Спровоцируют погром, который превратится в столкновение с полицией?
        Сам он выбрал бы последнее. Бомбы дадут власти возможность обвинить в беспорядках революционеров, отвести от себя вину за бестолковую подготовку празднества. А вот давка могла бы стать возможной только благодаря беспомощности полицейских.
        «Ладно, посмотрим, - решил Федор. - Надо подобраться к палаткам, за ров. Там при любом развитии событий будет безопасней, чем на поле».
        Ближе к трем часам он разбудил спутницу:
        -Райка, очнись, замерзнешь!
        Женщина поежилась:
        -И вправду холодно. Чего мы сюда приперлись? Пойдем домой, Федя.
        -Нет! - отрезал Волков и приказал: - Подымайся, будем пробираться ко рву, ближе к палаткам.
        -Зачем?
        -Затем. Среди толпы теплее, да и без подарков не останемся. Или ты думаешь, что их на всех хватит?
        -Да сдался мне этот подарок!..
        -Сказал, пошли. - Волков, чуявший близкую кровь, как зверь, повел женщину ко рву.
        Пробиться туда оказалось не так просто. Люди теснились на поле и у оврага, некоторые были уже возле палаток. Кое-где происходили драки. Ближе к оврагу теснота увеличилась, стало жарко и душно. От людей исходил пар, который словно туманом накрыл поле.
        Волкову и Раисе понадобилось почти два часа, чтобы дойти до рва. Федор напирал, не жалел ударов, чтобы пробить путь себе и подружке. Он хотел пройти к палаткам, но им пришлось оставаться у рва, тоже заполненного людьми, готовыми ринуться наверх, на площадку.
        Давка, стоны!.. Возможно, кто-то из них и хотел бы теперь уйти из этого кошмара, но это было невозможно. Зажатые со всех сторон, они не могли даже упасть, потеряв сознание.
        Сзади на Волкова навалился какой-то мужик.
        -Уйди, дай пройти.
        -Куда? - пискнула Райка, прижатая к Волкову.
        -Туда, дура, к палаткам.
        -По головам, что ли?
        -Да хоть бы и по головам. Уйди! - Он вновь толкнул Волкова.
        Федор повернулся, всадил нож в живот этому пьяному мужику и бросил его на головы людей, оставшихся во рву.
        -Ступай, придурок!
        -Труп! - выкрикнул кто-то снизу и замолчал.
        Видимо, это был не первый мертвец.
        Райка испуганно посмотрела, как Волков безо всяких эмоций вытер нож о пальто соседа.
        -Ты что, Федя?
        -Ничего. Ты хотела, чтобы этот мужик затолкал нас в ров?
        -Но ты же убил его.
        -И что? Не я его, так он обрек бы нас на смерть. Скоро здесь, Райка, прольется много крови.
        -Я не хочу.
        -Чего не хочешь?
        -Оставаться здесь. Пойдем к шоссе.
        -Мы не продеремся через толпу.
        -Но нас здесь раздавят.
        -Не раздавят, ты только держись меня и делай то же самое, что и я.
        -Мне кажется, тебя заводит это зрелище. Глаза так и блестят.
        -А ведь ты права, Райка. Возможно, это то, что мне не хватало за время жизни в Москве.
        -Ты сумасшедший.
        -Заткнись!
        Райка мгновенно притихла и прижалась к Волкову, хотя толпа и без того прилепила ее к любовнику.
        Так прошел почти час. Волков внимательно смотрел на палатки. Вот сзади полицейских промелькнула какая-то фигура.
        Почти сразу раздались крики:
        -Открылись. Раздают!
        -Вот и началось, - проговорил Федор.
        Он оказался прав. Провокаторы начали свое черное дело.
        Толпа взревела и ринулась к открывшимся палаткам. Полицейские пытались оставить ее, но их смели. Люди, которые рассчитывали изо рва подобраться на площадку, попали в капкан. Толпа с поля пошла по их головам, не оставляя шансов не только вырваться из ловушки, но и выжить.
        На головы несчастных повалились Волков и Райка. Федор, раздавая удары направо и налево, двинулся к площадке, не обращая внимания на вопли и крики о помощи. Он уже почти дошел до противоположной стороны рва, как Райка споткнулась.
        Она схватилась за него и крикнула обезумевшим голосом:
        -Федя, помоги!
        Волков мгновенно оценил обстановку. Он понимал, что любое промедление приведет к гибели, схватил Райку за руку, быстро сорвал цепочку с шеи и перстень с пальца.
        -Федька! - закричала женщина.
        Получив свое, Волков вонзил ей в шею нож, выдернул его и прыгнул на площадку.
        Райка, захлебнувшаяся в крови, утонула в массе раздавленных людей.
        Федор прорвался к палаткам, из которых какие-то люди бросали в толпу подарки. Он выхватил один из них из рук мужика, сбил того с ног ударом рукоятки ножа и двинулся к проходу между павильонами, куда толпа еще не успела прорваться.
        Там перед ним вырос полицейский. Волков не раздумывая ударил ножом и его, выхватил из кобуры револьвер и рванул в сторону Тверской.
        Воздух сотрясали оглушительные крики. Люди на поле продолжали напирать и давили тех, кто пытался уйти с площадки. Не прошло и десяти минут, как палатки были снесены, царские подарки расхватаны. Только тогда толпа отпрянула назад.
        Этому способствовали полицейские подразделения, кавалерийские роты и пожарные расчеты, прибывшие из города. Обер-полицмейстер Власовский принял меры, но они ничего не изменили. Народ, отпрянувший назад, с ужасом смотрел на трупы во рву и возле него, на площадке и у палаток, точнее, того, что от них осталось.
        Кавалерия начала выдавливать толпу с поля. Полицейские приступили к поиску выживших людей, вытаскивали тела изо рва. Пожарные все утро обозами вывозили с поля убитых и раненых.
        Федор же благополучно добрался до Тверской. Там, за выставленным оцеплением, стояло множество пролеток.
        Он подошел к извозчику.
        -Едем!
        -Куда?
        Волков назвал адрес.
        -А что там произошло?
        -Кровавая давка из-за подарков их величеств, которые отдыхают после утомительных балов.
        -Много ли людей полегло?
        -Тысячи! А все вот из-за чего. - Волков показал извозчику подарок.
        -Как же так?
        -А так! Власти начали раздачу раньше времени, вот толпа и поперла. Ты знаешь, что это такое.
        Без десяти девять Волков вошел во двор своего дома.
        Дворник остановил его:
        -Федор Алексеевич, тут такое дело…
        -Да ты никак трезв, Евсей?
        -Не успел еще.
        -Так чего тут?
        -Супругу вашу Адину Натановну в больницу увезли.
        -Как это? - опешил Волков.
        -Худо ей стало ночью. Пришла ко мне, попросила доктора вашего вызвать, да в каморке моей и упала в обморок. Я испугался и побежал за лекарем. Он и отправил ее в больницу.
        -В какую?
        -Не знаю. Да доктор-то вас дожидается.
        -Почему пустил в квартиру?
        -Я не пускал, он сам зашел, двери-то открыты были.
        -Ты, Евсей, вот что, об этом никому из соседей не говори.
        -А если спросят?
        -Скажи, не помню, пьяный был. Этому поверят.
        Дворник кивнул:
        -Поверят.
        -А чтобы легче молчать было, на тебе рубль.
        -Вот спаситель, не изволите беспокоиться, никому ничего не скажу. Только все одно узнают.
        -Ты молчи, остальное не твоя забота.
        -Понял, Федор Алексеевич.
        Федор двинулся к подъезду, но остановился, обернулся.
        -Поди-ка сюда, Евсей!
        Дворник подбежал к нему:
        -Чего изволите?
        -Хочешь хорошую деньгу сбить?
        -Кто ж не хочет, Федор Алексеевич? Только если не засадят.
        -Не засадят. Надо продать кое-что. У тебя скупщики золотишка знакомые есть?
        -Найдутся. Но они настоящую цену не дают.
        -Плевать. Вот, держи. - Волков протянул дворнику цепочку и перстень. - Отдашь, за сколько возьмут, червонец твой! Но гляди, без обмана. Узнаю, прибью! Ты меня знаешь.
        -А если заметут, Федор Алексеевич? Что сказать, где золотишко-то взял?
        -Скажешь, Райка дала продать. А где она взяла, тебе неизвестно.
        -Так полиция и у нее спросит.
        -Не у кого, Евсей, спрашивать.
        Дворник посмотрел на Волкова.
        -Как это?
        -Вот так. - Федор притворно вздохнул: - Нет больше Райки.
        -А где ж она?
        -Среди трупов на Ходынке.
        -Господи помилуй! А как?..
        Волков прервал дворника:
        -Не слышал, что произошло на поле?
        -Откуда? Так вроде должно гулянье быть, подарки царские обещали раздавать.
        -Вот и раздали. Но о том, что произошло на Ходынке, ты еще узнаешь. Так что смело неси золото скупщикам. Никто тебя не заметет.
        -А Райка точно померла?
        -Точнее не бывает, сам труп видел.
        -Так вы оттуда приехали?
        -Много вопросов, Евсей. Деньги придержи у себя. Вечером зайду, заберу.
        -Ага, понял. Значит, мне червонец?
        -Да. Давай! - Волков поднялся к себе в квартиру.
        В гостиной у камина сидел Герман Анатольевич Рохер, которого Адина после переезда в Москву наняла в качестве частного врача.
        При появлении Федора он поднялся из кресла.
        -Доброе утро, Федор Алексеевич! Извините, что нахожусь здесь в ваше отсутствие, но таковы обстоятельства.
        Волков снял пальто, заметил на нем пятна крови, бросил в темную комнату, нацепил тапки.
        -Что с Адиной, Герман Анатольевич?
        -У меня для вас плохие новости.
        Федор закурил, сел на диван, сбросил пепел на ковер.
        -Какие же?
        -Они касаются здоровья вашей жены.
        -Говорите напрямую, Герман Анатольевич.
        -Ну что ж. - Рохер присел обратно в кресло. - Давайте напрямую. Ваша супруга, Федор Алексеевич, смертельно больна.
        -Что у нее?
        -Чахотка, то есть туберкулез. Болезнь, к сожалению, сильно запущена, шансов никаких.
        -Вот, значит, почему она кашляла.
        -Да. Вам надо было немедленно обратиться ко мне, как только это началось.
        -Адина не хотела, не считала себя больной, - в который раз солгал Волков.
        -Но вы не могли не видеть, что Адина Натановна больна. Хотя бы по ее поведению в постели!..
        Волков обжег врача жестким взглядом.
        -А вам не кажется, господин Рохер, что вы суете ваш горбатый нос не в свое дело?
        -Как же не в свое, Федор Алексеевич? Я обязан заботиться о здоровье своих пациентов.
        -У меня к вам нет претензий. Но давайте ближе к теме. Значит, говоря прямо, Адина умирает, так?
        Рохер вздохнул:
        -К сожалению, да.
        -Ничего сделать для ее выздоровления нельзя?
        -Нет, только облегчить последние дни. Поэтому советую вам забрать ее домой и окружить лаской. С моей стороны…
        Волков прервал врача:
        -Ей плохо в больнице?
        -А вы в курсе, что произошло буквально часа три назад на Ходынке?
        -Нет, - вновь солгал Волков.
        -Там приключилась ужасная трагедия. Сейчас в больницы города свозят сотни пострадавших. В данных условиях медицинский персонал просто не в состоянии уделить Адине Натановне должного внимания. Я, конечно, говорил с главным врачом Великовым. Дмитрий Федотович обещал сделать все, что в его силах, но боюсь, он просто не сможет сдержать слово.
        -Скажите откровенно, Герман Анатольевич, сколько осталось жить Адине?
        -Я не могу точно ответить на этот вопрос. Все зависит от организма. Но недолго.
        -Тогда и забирать ее из больницы незачем.
        -Федор Алексеевич!.. - воскликнул врач.
        -Все! Это мое решение. Оно не обсуждается.
        -Но хотя бы деньги на лекарства?..
        -Какие лекарства, если жена обречена?
        -Я удивляюсь вам.
        Волков усмехнулся:
        -А не надо удивляться. Жизнь научила меня принимать удары судьбы. Давайте-ка обсудим другую тему.
        -Я слушаю вас. Но прежде хотел бы получить причитающуюся мне сумму.
        Волков достал из сейфа несколько банкнот, передал их Рохеру.
        -Вот ваше вознаграждение.
        Врач сложил купюры в портмоне.
        -Что за тему вы хотели обсудить, Федор Алексеевич?
        -Адина говорила, что вы не прочь приобрести такой же дом, как этот, не так ли?
        -Да. Это правда. Практика расширяется, и мне хотелось бы иметь просторный кабинет рядом с квартирой.
        -Я предлагаю вам купить мою квартиру вместе с лавкой.
        -Это весьма неожиданно.
        -Соглашайтесь, Герман Анатольевич, ничего лучшего вы не найдете. Наверху квартира, внизу кабинет. Переставлять ничего не надо. Только заменить мебель и, возможно, сделать небольшой ремонт.
        -Предложение заманчивое. Сколько вы хотите за квартиру и лавку?
        -Цены вам известны.
        -А как насчет долгосрочной аренды?
        -Нет, только продажа.
        -Но сделку невозможно совершить, пока жива Адина Натановна.
        Волков, совершенно равнодушный к состоянию несчастной жены, опять усмехнулся:
        -Вы же сами сказали, что жить ей недолго. В больнице тем более.
        -У меня сейчас нет такой суммы.
        -Я готов подождать месяц. Мне ведь тоже надо распродать товар, утрясти финансовые дела.
        Врач поправил пенсне.
        -Месяц.
        -Или даже больше, если Адина проживет дольше. Решайтесь. Иначе я найду другого покупателя.
        -Хорошо. Я согласен.
        -Вот и прекрасно. По этому поводу не мешает и выпить, а, Герман Анатольевич?
        -Вы странный человек, Федор Алексеевич.
        -Вы правы, господин Рохер. Но таким меня сделала жестокая жизнь. Так как насчет коньяка?
        -Предпочитаю водку.
        -Хорошо, есть и водка.
        Выпив, Федор сказал:
        -Думаю, вам не стоит просить господина Великова оказывать Адине особое внимание. Это уже не в ваших интересах.
        -Но я давал клятву.
        -Бросьте, Герман Анатольевич. Что такое клятва? Всего лишь высокие слова. Давайте обойдемся без них.
        Вскоре Федор проводил Рохера и завалился спать. Совесть его не мучила, потому как он ее не имел.
        А вечером дворник Евсей передал ему тридцать рублей.
        -Это все, что мне дали, за исключением червонца, который я забрал.
        -Мало, но ладно. И молчи об этом!
        -Я не дурак.
        -Да? А по внешнему виду не скажешь.
        -Федор Алексеевич!..
        -Ладно, не обижайся, я шучу.
        -Может, того?..
        -Чего?
        -Обмоем сделку?
        -Подумал, что сказал?
        -Извиняюсь, хотел как лучше. А на Ходынке-то и вправду тысячи людей полегли. Вот тебе и праздничное гулянье.
        -А я что тебе говорил? Все, разошлись.
        Федор Волков вышел со двора и направился вовсе не в больницу к умирающей Адине, а в трактир, пить да гулять. Волков уже вычеркнул из своей жизни несчастную женщину.
        В десятом часу, узнав о катастрофе, к московскому генерал-губернатору Сергею Александровичу прибыл его адъютант штабс-капитан Владимир Федорович Джунковский. Градоначальник был уже оповещен о случившемся и находился в растерянности.
        Он взглянул на адъютанта.
        -Как такое могло произойти, Владимир Федорович? - Великий князь приказал, не дожидаясь ответа: - К государю!
        Бледный император встретил дядю в кабинете, поднял руку и сказал:
        -Не надо доклада, Сергей Александрович. Мне известно, что произошло на Ходынке. Это ужасно. В течение каких-то десяти - пятнадцати минут в давке, по данным, представленным мне, погибли тысяча двести восемьдесят два человека. Число раненых уточняется, но уже ясно, что их несколько сотен. Это невероятно. Я не знаю, что сказать. Почему Власовский допустил такое скопление народа ночью на поле, полиция не остановила людей, не оцепила ров? Как, в конце концов, вышло, что палатки открылись в шесть часов, а не в десять? Сергей Александрович, скажите, почему на том же Ходынском поле в день коронации отца все прошло спокойно, а сегодня приключилась катастрофа? Вы можете ответить на эти вопросы?
        Великий князь опустил голову.
        -Нет, ваше величество.
        -Что по этому поводу докладывал обер-полицмейстер?
        -От него еще не поступало докладов. Сейчас на Ходынке господин Витте. Впрочем, там и генерал Власовский.
        -Мы тоже едем туда!
        -Этого не следует делать, ваше величество.
        -Почему?
        -Что мы можем там видеть? Ликвидацию последствий катастрофы? К тому же по церемониалу вы должны появиться там в два пополудни. Давайте дождемся возвращения Витте?
        -Хорошо. По факту произошедшего повелеваю провести тщательное расследование. Виновных в трагедии наказать. Всех! Независимо от должности и чинов.
        -Следствие будет проведено, виновных накажем.
        -А вот погибших не вернем. Но хотя бы христианское сострадание мы проявить в состоянии. Приказываю на каждую семью погибшего или пострадавшего выделить из казны по тысяче рублей. Похороны и лечение провести также за государственный счет. Детей, оставшихся сиротами, определить в приюты и обеспечить надлежащий уход за ними. Это пока все.
        Здесь надо бы сделать отступление и оценить, насколько значительной являлась сумма, выделенная императором семьям погибших и пострадавших. В то время ломовая, рабочая лошадь стоила примерно семьдесят рублей, для извоза - около ста, дойная корова - от шестидесяти. Небольшую квартиру на окраине Санкт-Петербурга можно было снять за пять-семь рублей в месяц. Средняя зарплата на заводах тогда составляла от десяти до тридцати пяти рублей. Так называемая рабочая аристократия получала от пятидесяти до восьмидесяти рублей, как и врачи. Фельдшера имели тридцать пять рублей, младшие же чины государственных служащих вообще довольствовались двадцатью. Для простого народа тысяча рублей - очень большие деньги.
        Да, естественно, никакая материальная помощь не залечит душевные раны и не вернет близких. Но поддержка государства позволяла семьям не только выжить. Пособия, выдаваемые по случаю гибели людей в наши времена, не идут ни в какое сравнение с той поддержкой, которая была оказана потерпевшим Николаем Вторым.
        Отдав распоряжения по поводу компенсационных выплат, государь принял премьер-министра, вернувшегося с Ходынки. Витте тоже был весьма подавлен.
        -Что там, Сергей Юльевич?
        -Когда я ехал на Ходынку, ваше величество, то ждал увидеть кровавое зрелище, но ничего такого не заметил. Все прибрано, сглажено. Людей на поле по-прежнему много, они ждут продолжения праздника.
        -Праздника на крови? - воскликнул император.
        -Катастрофа произошла на небольшом пространстве. Я разговаривал с людьми, которые находились недалеко от павильона. Так они вообще ничего не знают о трагедии и ждут прибытия на празднества вашего величества с супругой.
        -Это просто ужасно.
        В разговор вступил великий князь Сергей Александрович:
        -Я понимаю ваше состояние, государь. Вы сейчас стоите перед выбором: довести до конца праздники по намеченному плану, отменить все, объявив траур, или внести изменения в программу в соответствии со сложившейся ситуацией.
        -Я склоняюсь к тому, чтобы прекратить торжества, - сказал Николай. - Но вряд ли это допустимо с политической точки зрения. Сейчас в Москве весьма много знатных особ, укрепление и улучшение отношений с которыми пойдет на пользу государству. Когда еще появится возможность в кратчайшие сроки провести встречи с представителями высшей власти практически всех стран Европы? Я понимаю, что революционно настроенные лица воспользуются ситуацией и обвинят меня в черствости, в безразличии к бедам народа, стремлении к собственному благополучию. Уже сейчас об этом наверняка разносятся слухи. Не исключено, что готовятся и провокации. Перед тем как принять решение, я хотел бы узнать ваше мнение на сей счет. - Царь прикурил папиросу и опустился в кресло.
        Слово взял Сергей Александрович:
        -Считаю, что торжества отменять нельзя, следует довести их до конца. Объявление о решении вашего величества оказать существенную материальную помощь семьям погибших и пострадавших, а также о проведении тщательного следствия по факту катастрофы несколько успокоит обстановку. Вам надо довести начатое до конца. Я же на Ходынку не поеду, отправлюсь с супругой в больницы, где размещены пострадавшие, отдам все необходимые распоряжения, касающиеся обеспечения их всем, что требуется для лечения. Неплохо было бы, чтобы и императрица Мария Федоровна сделала то же самое. Этим мы покажем, что царской семье небезразлично горе народа. Ведь так оно и есть на самом деле. Вам же, государь, следует продолжить участие в запланированных мероприятиях.
        Витте согласился с великим князем.
        -Что ж, да будет так, - проговорил Николай. - В два часа я должен быть на Ходынском поле. Сергей Александрович, отдайте все необходимые распоряжения по этому поводу.
        -Да, государь.
        -А вот прием у французского посла графа Густава Монтебелло надо отменить. Или перенести на другой день.
        -Этот прием, ваше величество, готовился задолго до коронации, - заметил великий князь. - Он имеет важное международное значение, так как должен способствовать налаживанию союзнических отношений между Россией и Францией.
        -Но ведь сами французы могут неправильно расценить мое появление в посольстве после того, что произошло на Ходынке. Граф Монтебелло несомненно оповещен о трагедии.
        -Ваше величество, я предлагаю принять окончательное решение по приему у французского посла после посещения Ходынки, - заявил Витте. - Если вы посчитаете, что прием невозможен, то мы перенесем его.
        Император кивнул:
        -Вы правы. Мне надо самому посмотреть на реакцию людей, которые собрались на Ходынке.
        -Не забывайте, что прием у посла иностранной державы для руководителя государства - не развлечение, а самая что ни на есть работа. А также то, что враждебные нам страны стремятся во что бы то ни стало расстроить отношения России и Франции.
        Пять минут третьего на балконе царского павильона появились император и императрица. Государь был бледен, его супруга сосредоточена, все Ходынское поле заполнено людьми. Над зданием взвился императорский штандарт, грянул залп салюта. Вся масса людей обнажила головы, и тут же над полем пронеслось оглушительное «ура».
        Перед павильоном прошли пешие и конные полки. Народ продолжал кричать и подбрасывать шапки.
        Пробыв на поле полчаса, их величества отправились в Петровский дворец. Там они принимали депутации от крестьянства. Для московских дворян и волостных старшин был устроен обед в двух шатрах, стоявших перед дворцом.
        Еще находясь на Ходынке, император принял решение не отменять торжества. Посему вечером государь с супругой направились на прием у французского посла графа Монтебелло.
        Присутствуя на приеме, император подчеркнул верность России союзническим отношениям и заинтересованность в их развитии. Николай пробыл в посольстве недолго и вскоре уехал, предоставив каждому из свиты выбор - веселиться ли в этот день скорбного события.
        На следующий день император и Александра Федоровна в сопровождении Сергея Александровича посетили больницы. Они обходили палаты, где размещались раненые, почти со всеми беседовали, расспрашивали о подробностях. Из пятисот с лишним пострадавших более половины уже выписались, переехали домой.
        20 мая на Ваганьковском кладбище хоронили погибших. Туда приехал отец Иоанн Кронштадтский и утешал своим словом родственников погибших. Его появление произвело сильное впечатление на удрученных людей. Позже на Ваганьковском кладбище по указу императора был возведен храм в память жертв давки на Ходынском поле.
        По высочайшему повелению, кроме единовременного пособия по одной тысяче рублей, всем семьям погибших назначалась пожизненная пенсия из собственных средств императора. Люди получали их вплоть до самой революции 1917 года.
        Следствие признало трагедию 18 мая несчастным случаем, не пресеченным полицией. Обер-полицмейстер генерал Власовский был смещен с должности. Великий князь Сергей Александрович подал прошение об отставке, но государь ее не принял.
        Глава 8
        Волков договорился о продаже лавки и квартиры. Федор совершенно не собирался заботиться о супруге и 2 июня 1896 года отправился из Москвы в Петербург. Надо сказать, что он немало рисковал. Дело в том, что в те годы просто так купить билеты в кассах вокзала было невозможно. Для этого сперва требовалось получить разрешение в полицейском участке и сдать туда паспорт. Кондуктор возвращал документ пассажиру в пункте назначения.
        Риск оправдал себя. Волков без проблем приобрел билет и в вагоне второго класса доехал до столицы государства. У Николаевского вокзала он нанял извозчика и поехал по знакомому адресу, к отцу несчастной Адины, ювелиру Глозману.
        В восемь вечера дверь магазина была уже закрыта. Федору пришлось идти через двор.
        На его стук из прихожей донесся настороженный голос отца Адины:
        -Кто там?
        -Федор, ваш зять, - ответил Волков.
        Щелкнули запоры, дверь распахнулась.
        -Что случилось? - спросил Глозман.
        -Может быть, Натан Давидович, вы пропустите меня?
        -Ах да, извини. Проходи, конечно, но не томи. Что произошло? Почему ты приехал в Петербург, да еще и без Адины?
        -Слишком много вопросов, Натан Давидович. Позвольте, я отвечу на них немного позже. Мне надо привести себя в порядок, я к вам прямо с вокзала. Почти двенадцать часов пути, признаюсь, утомили меня.
        -Да, конечно. Скажи мне одно, Адина в порядке?
        -Я все вам изложу.
        Волков снял верхнюю одежду, повесил ее в прихожей. Потом Глозман провел его в гостиную.
        Федор присел на диван, откинулся на мягкие подушки.
        -Ну, наконец-то. Вам прекрасно известно, как я рисковал, приезжая в Петербург.
        Сердце отца подсказало, что с дочерью случилось несчастье, поэтому Натан Давидович вновь спросил:
        -Ради бога, Федор, ответь, с Адиной все в порядке?
        Волков достал коробку папирос, не спрашивая разрешения, прикурил, глубоко затянулся дымом крепкого табака.
        -Беда у нас, Натан Давидович.
        Глозман побледнел:
        -Что случилось?
        -Адина тяжело больна.
        -Как?.. Почему я не знал об этом?
        -Дело в том, что болезнь свалила Адину неожиданно. Я просил ее написать вам, но она отказалась, не хотела расстраивать отца, - солгал Волков. - Когда состояние Ади резко ухудшилось, писать стало поздно, надо было принимать меры. Хорошо, что я сделал это вовремя.
        -Чем больна дочь?
        -Воспаление легких.
        -Но ее жизни не угрожает опасность?
        -Врачи говорят, что непосредственной угрозы нет, однако требуется тщательное обследование, весьма долгое и дорогое лечение. Я поместил Адю в одну из лучших частных клиник города.
        -Ты мог написать мне об этом. Почему приехал?
        -Мне нужны деньги, Натан Давидович.
        -Но подожди! У вас с Адиной было много денег. За одну брошь…
        Волков прервал тестя:
        -А купить квартиру, лавку, товар? На это денег не требовалось? Ваша оценка моих драгоценностей оказалась слишком завышенной. Либо те люди, которых вы порекомендовали, банально обманули меня. Но дело не в этом, а в том, что у меня хватило средств нанять лучших врачей и оплатить пребывание Адины в клинике. Эти расходы лишили меня наличности. Да, остались деньги, но в товаре, реализовать который я быстро не в состоянии. Сувенирная лавка - прекрасное прикрытие для спокойной жизни в обычных условиях, но она не дает той прибыли, которую можно было бы использовать в тяжелой ситуации. Все, что у меня было в свободном обращении, я потратил. Поэтому и приехал к вам. Ведь вы же не оставите свою дочь в беде. Если не проводить лечения, то последствия могут оказаться печальными.
        -Господи, я как чувствовал, что дочь с тобой пропадет.
        -В том, что Адина заболела, вы вините меня?
        -Нет, но если бы ты не встретился на ее пути…
        -То что? Вы выдали бы ее замуж без любви, по расчету?
        -А что толку от вашей любви? - выкрикнул Глозман.
        -Сами-то вы любили свою Лею Хаимовну. Но я приехал не для того, чтобы вести пустые разговоры. Мне нужны деньги, чем быстрее, тем лучше. Для вашей же дочери.
        Глозман поднялся из кресла, нервно запахнул халат, прошелся по комнате, резко повернулся к зятю и сказал:
        -У меня сейчас нет и сотни рублей.
        -Что? - удивленно произнес Волков. - Кому вы это говорите, Натан Давидович. Уж мне ли не знать ваше финансовое положение?
        -Да, Федор, у меня на данный момент действительно совершенно нет наличных. Сегодня днем я купил драгоценности для графини Колданской. Она сделала крупный заказ, и мне пришлось потратить почти все, чтобы его выполнить. Я даже не успел отвезти украшения в банк.
        -Но ведь графиня выкупит у вас заказ.
        -Да, но только на следующей неделе. Таков был уговор.
        -И сколько же вы потратили на драгоценности?
        -Пятьдесят тысяч рублей.
        -Неплохо. А получить с графини наверняка намереваетесь тысяч сто?
        -О чем ты говоришь, Федор? Разве сейчас до финансовых дел? Надо думать, как помочь Адине.
        -Разумно. Верните драгоценности продавцу. Вот и деньги.
        -Это невозможно. Ты, владелец сувенирной лавки, должен это понимать. Тебе вернули бы деньги за проданный товар?
        -Мне бы вернули, - проговорил Волков.
        Глозман вернулся на место, постучал косточками пальцев по столу.
        -Так-так-так. Придется занимать. Какая нам примерно нужна сумма?
        -Тысяч двадцать, не меньше!
        -Побойся бога, Федор, такие деньги никто не дает даже под большие проценты.
        -Мне некого бояться, Натан Давидович. И не кричите, соседи услышат. Сколько вы можете реально взять в долг?
        -Ну, тысяч пять, максимум десять. Хотя… - Глозман взглянул на Волкова. - В какой клинике находится Адина?
        -У Германа Рохера, - соврал Федор, не моргнув глазом.
        -Вот что. Завтра, нет, послезавтра мы едем в Москву. Как же я забыл? Ведь у Петра Исаевича собственная прекрасная клиника и хорошие врачи.
        -О ком это вы? - настороженно поинтересовался Волков.
        -О профессоре Ухове Петре Исаевиче, двоюродном брате покойной Леи, моей незабвенной супруги. Да ты должен его знать, в Москве Ухов личность известная.
        -Особенно среди лавочников, - с усмешкой проговорил Федор.
        -Если бы ты искал клинику для Адины, то просто не мог не узнать о заведении профессора Ухова. Или?.. - В глазах Глозмана отразилось недоверие и подозрение.
        Волков встал.
        -Что, Натан Давидович?
        Глозман отошел за стол.
        -Или ты ничего не искал и всю эту историю с болезнью Ади придумал для того, чтобы забрать у меня деньги. Ты приехал не потому, что Адина больна и ей нужна квалифицированная помощь.
        Волков вздохнул.
        -Эх, старый ты пень, Натан Давидович, - перейдя на «ты», с притворной досадой в голосе проговорил он. - Ну чего ты треплешь языком своим поганым? Чего выдумываешь? Ухов какой-то. Отдал бы деньги и жил дальше, оплакивая дочку, но нет, начал плести невесть чего.
        -Что? Оплакивая дочь? Что ты сказал, подонок?
        -За подонка я тебя прощаю, все какой-никакой, а родственник. Адина же твоя доживает последние дни, у нее туберкулез. А я действительно приехал за деньгами. Тебе одному зачем столько? Помрешь ведь скоро, и кому все достанется? Дочка-то уже в гробу будет, в земле сырой. Кому достанутся твои богатства, папаша?
        -Ты нелюдь, мразь, хуже дикого зверя, - прокричал Глозман, пораженный страшной правдой.
        -И эти слова прощаю. Видишь, я сегодня совсем не злой, а знаешь, почему так? У тебя в сейфе лежит то, что мне нужно. Ведь я начинаю новую жизнь. А без средств ныне никуда.
        -Ты ничего не получишь. Я не отдам тебе драгоценности!
        -А куда же ты, папаша, денешься? Код сейфа мне не нужен, как и ключи. Я открою твой ящик и без них.
        Глозман вдруг рассмеялся:
        -Нет, гаденыш, не откроешь. Не видать тебе драгоценностей.
        Федор прищурился:
        -Вот, значит, как? Ладно. Но запомни, если я не привезу деньги, то твою дочь как последнюю нищенку выбросят из больницы, и будет она подыхать на улице. Тяжко, мучительно. А ты будешь валяться у своего сейфа, потому как я сломаю тебе хребет. И черт с ними, с твоими драгоценностями.
        -Ты нелюдь.
        -Я уже слышал это.
        -Я буду кричать.
        -Давай! На помощь никто не придет. Впрочем, ты и не успеешь поднять шума. Не веришь? - Волков достал из кармана перочинный нож, открыл его. - Я не слышал, чтобы кричали люди, которым вырезали язык. - Он перепрыгнул через стол и прижал ювелира к стене. - Ну? Давай, папаша, вопи! - Федор поднес к его лицу раскрытое лезвие. - Ори, сволочь старая!
        Глозман понял, что Волков теперь уже не оставит его в живых. Получит он ценности или нет, но обязательно убьет его. Хотя, если согласиться передать драгоценности, то появится шанс выскочить в подъезд и поднять шум. На набережной у моста постоянно несет службу городовой. Дворник уже закрыл ворота, быстро или под угрозой он их не отопрет. Да и офицеры, которые снимают апартаменты напротив, не спят. Они не испугаются, выйдут узнать, что за шум. Волкову же нельзя терять время на убийство. Он побежит и попадется. Его возьмут. Да, надо подчиняться.
        Глозман почувствовал боль в сердце, охнул.
        -Чего?
        -Сердце! Капли на шкафу.
        -Код! Потом будут капли, таблетки и даже доктор. Ну?
        -Ты не сможешь открыть сейф, даже зная код.
        -Это еще почему?
        -Комбинация не сложная, но цифры повторяются. Стоит неправильно нажать одну из кнопок, и все. Сейф заблокируется. Открыть тогда его сможет только представитель фирмы-изготовителя. Всего одна ошибка. Дай мне капель, и я открою тебе сейф.
        -Сначала дело!
        -Мне плохо, Федор. Ты же не хочешь, чтобы я умер прямо сейчас?
        -Ладно, - согласился Волков. - Но гляди, папаша, если что…
        -Капли, Федор.
        Волков провел Глозмана к шкафу.
        Тот взял пузырек и мензурку, дрожащими руками накапал немного резко пахнущей жидкости, выпил ее, постоял, согнувшись, с десяток секунд, выпрямился и сказал:
        -Вроде полегчало. Мне воды бы еще.
        -А может, и ужин в ресторане? Оклемался, вот и нормально, давай к делу, папаша!
        -Возьми ключи, они на моей кровати, под матрацем.
        -Пойдем вместе. Нехорошо шарить по чужим вещам. Адина не поняла бы меня, - заявил Волков.
        -Какая же ты все же мразь!
        -Какой уж есть, дорогой тестюшка. Давай, двигай.
        Волков и Глозман с ключами прошли в кабинет.
        У сейфа Федор остановил ювелира.
        -Ты вот что, папаша, давай без дураков. Иначе я не сразу стану ломать тебе хребет, сначала отрежу язык и положу на ящик. Будешь лежать и смотреть на него. А теперь открывай!
        Глозман нажал восемь кнопок. Внутри что-то щелкнуло, затем он вставил ключи в две скважины и одновременно повернул их. Массивная дверь открылась.
        Волков отодвинул ювелира и заглянул в сейф. Там лежала небольшая сумка.
        -Где драгоценности, Натан Давидович? В сумке?
        -Да. Забирай и уходи!
        -У тебя тут и пачка ассигнаций, а говорил, что без наличности остался.
        -Это запас на черный день.
        -Так вот он и наступил, самый черный для тебя день. - Волков полез в бюро.
        Глозман понял, что если пытаться бежать, то сейчас. Он что есть силы толкнул Волкова на сейф и рванулся за стол, но Федор был проворнее пожилого ювелира. Он догнал Глозмана у двери кабинета. В его руке блеснула сталь небольшого ножа.
        -Нет, - вскрикнул несчастный старик, схватился рукой за сердце и побледнел.
        Глаза его закатились, и он рухнул на пол.
        -Опа! - воскликнул Волков. - Чувств, что ли, лишился старикан. Ох уж мне эти интеллигенты. Валятся в обморок, как девицы, узнавшие о том, что беременны.
        Волков наклонился над тестем. Глозман не дышал, на углах губ показалась пена. Пульс не прощупывался. Волков распахнул его халат и приник к груди. Сердце не билось.
        -Вот те на! - Убийца усмехнулся. - Сдох от страха. Ну да то и к лучшему. - Он поднялся.
        В это время в дверь громко постучали.
        -Откройте, полиция.
        На этот раз побледнел и затрясся сам Волков. Полиция. Но почему? Откуда? Соседи услышали шум и вызвали? Но стены-то здесь толстые, особо ничего не услышишь.
        В дверь постучали сильнее.
        -Откройте дверь, или ломаем!
        Федор бросился в кабинет, захлопнул дверку сейфа, выглянул в окно. На улице никого не было.
        Он быстро протер нож, чтобы не оставалось отпечатков, выбросил его в форточку, осмотрелся, рванулся в прихожую, открыл дверь.
        -Слава богу! Помогите, вызовите врача. У тестя с сердцем плохо.
        Один из двух жандармов прошел в кабинет, где у дверей лежало тело мертвого ювелира.
        -Не надо докторов. Господин Глозман мертв.
        Второй жандарм достал револьвер, направил его на Волкова.
        -Стоять! Не двигаться.
        Из-за спины жандарма показались лица жильцов.
        -Стою я! Но ваш товарищ сказал, что мой тесть умер. Как же так? Ведь совсем недавно я давал ему капли выпить, и мы пошли в гостиную.
        -Документы! - рявкнул жандарм, осмотревший тело ювелира.
        -Да, конечно. Вот, пожалуйста, паспорт и билет. Я только сегодня приехал из Москвы. Понимаете, жена моя, дочь Натана Давидовича, сильно больна, у нее туберкулез. Я хотел отвезти тестя к ней. Вот такая у нас беда.
        -Разберемся, - сказал старший жандарм и повернулся к соседям, стоявшим в коридоре. - Прошу прощения, господа, у кого дома есть телефон?
        -У меня, - ответил статный мужчина в военной форме. - Ротмистр Грабин.
        -Я могу позвонить от вас?
        -Конечно, прошу за мной!
        Вскоре жандарм вернулся. Волкова отвезли в отделение, где закрыли в небольшой одиночной камере.
        Наутро его вызвали на допрос. Всю ночь Федор думал, как вести себя. Он понимал, что смерть Глозмана с ним связать никак нельзя. Если соседи и слышали шум, то слов разобрать они при всем желании не могли.
        Федору казалось, что он обдумал все. На допрос он явился спокойным, придав физиономии страдальческий вид.
        Следователь небольшого роста указал ему на стул напротив себя, достал коробку дорогих папирос, закурил и спросил:
        -Господин Волков Федор Алексеевич?
        -Точно так, господин следователь. Извиняюсь, но я не понимаю, за что меня арестовали.
        Он ожидал услышать все, что угодно, но только не то, что сказал следователь:
        -Долго же вы бегали от правосудия, господин Волков.
        -Что? - Федор побледнел. - Я не бегал…
        Следователь ударил ладонью по столу.
        -Молчать! Признаете ли вы, Волков Федор Алексеевич, свое участие в деятельности революционно-террористической организации «Свобода и труд»?
        Волков побледнел.
        -Как вам сказать, господин следователь. Меня завербовали в эту организацию, но активного участия в ее деятельности я не принимал. А не ушел лишь потому, что полюбил Адину Глозман, свою будущую жену, которая уже состояла в данной организации.
        -Понятно, - проговорил следователь, открывая папку. - Значит, участие признаем?
        -Да, признаю.
        -Славно. Тогда начнем допрос по существу дела.
        Следствие длилось недолго. Никаких улик, указывавших на участие Волкова в убийстве фабриканта Сазонова и его кучера, не было. Больше всего Федор опасался признательных показаний больной супруги, брошенной им на произвол судьбы. Но Адина умерла на второй день после задержания Волкова, и допросить ее не успели. Орудие убийства найдено не было. Не нашлось и свидетелей преступления. Против Федора дал показания лишь Анатолий Абрамов, но они были слишком уж предвзятыми, учитывая личные отношения между студентом, Волковым и Адиной Глозман.
        В смерти ювелира Волкова обвинить тоже не смогли. Судебно-медицинская экспертиза не выявила признаков насилия. Натан Давидович Глозман умер от обширного инфаркта.
        Однако избежать наказания Волкову не удалось. Суд приговорил его к ссылке за участие в деятельности организации, заведомо стремящейся ниспровергнуть общественный строй, охраняемый государством.
        Федор отправился в деревню, расположенную недалеко от Екатеринбурга. Там отбывал наказание и руководитель террористической организации «Свобода и труд» Леонид Владимирович Якубовский.
        Между тем император с Александрой Федоровной направились на Всероссийскую промышленную выставку в Нижнем Новгороде. Ее устройство началось еще при Александре Третьем, имея целью показывать миру достижения России во всех сферах деятельности государства. Нижний Новгород стал четвертым городом страны после Санкт-Петербурга, Москвы и Варшавы, которому выпала честь проводить всероссийские выставки.
        Такой выбор был не случаен. Нижний Новгород располагался в промышленном центре страны, на пересечении торговых путей. Его ярмарка была знаменита не только в России, но и во всем мире.
        Положение о выставке было утверждено Александром Третьим в октябре 1893 года. Для ее устройства он учредил особую комиссию, председателем которой был назначен министр финансов Сергей Юльевич Витте.
        В своей речи 28 мая 1896 года на торжестве открытия выставки он сказал: «Наша задача состояла в том, чтобы наглядно представить России и всему миру итоги того духовного и хозяйственного роста, которого достигло наше нынешнее Отечество по сравнению со временем прошедшей московской всероссийской выставки 1882 года».
        Александру Третьему не удалось увидеть результаты осуществления своего проекта. Дело отца продолжил молодой царь Николай Второй. Грандиозное строительство выставки развернулось уже при нем. За фантастически короткий срок - менее чем за два года! - на ярмарочной стороне Нижнего, на бывшем пустыре, выросло множество зданий, соперничавших друг с другом в красоте и изяществе. Было открыто более двухсот павильонов, служебных построек, множество гостиниц, ресторанов. Нижний первым из всех губернских городов России удостоился высокой чести принимать новую царскую чету.
        Солнечным утром 17 июля 1896 года улицы Нижнего Новгорода были заполнены народом, следовавшим к месту высочайшего въезда. К восьми часам весь этот путь на протяжении до пяти верст был занят людьми.
        На Московский вокзал задолго до прибытия царского поезда приехали высокие должностные лица. В десять часов все встречающие обнажили головы. Первой из вагона вышла императрица в ослепительно белом шелковом платье, шитом серебром, и в шляпке того же цвета. За ней на перрон спустился Николай, облаченный в мундир лейб-гренадерского Екатеринославского полка. Их величества прошли на площадь перед вокзалом. Громогласное, восторженное «ура» сопровождало коронованных гостей на всем пути следования до кафедрального Спасо-Преображенского собора. После молебствия Николай и Александра поклонились праху Козьмы Минина и под колокольный звон отбыли из собора.
        Во второй половине дня должно было состояться высочайшее посещение всероссийской выставки. Подали экипажи. Но вдруг небо затянули грозовые тучи, и на город обрушился ливень с градом. Поездку пришлось отложить на полчаса. Позже кто-то увидел в этом плохое предзнаменование, как и в случае на Ходынке, чуть ли не приговор правлению Николая Второго.
        По свидетельству очевидцев, град в Нижнем выпал крупный, величиной чуть ли не с грецкий орех. Поэтому в некоторых павильонах были разбиты стеклянные крыши, но ко времени прибытия царственной четы все было приведено в должный порядок.
        Николай и Александра подъехали к выставке. Сюрпризом для государя стал царский павильон - деревянный рубленый терем в русском стиле. Пояснения высочайшим гостям давал великий Менделеев. Царская чета осмотрела павильон Сибири. Ее особое внимание привлек первый русский автомобиль, или, как называли его в то время - самодвижущийся экипаж. На рельсах электрической железной дороги стоял особый царский вагон, изготовленный на Сормовском заводе. У пристани красовался новый пассажирский пароход, с высочайшего соизволения названный «Императрица Александра».
        Осмотр выставки сопровождался грандиозным фейерверком, смотром войск, традиционными хлебом-солью и подарками. Николай и Александра Федоровна остались довольны приемом горожан и выставкой.
        Организация подобных мероприятий не могла не сказаться и на жизни города. К 1896 году были проведены большие работы по благоустройству Нижнего Новгорода, пущен первый в России электрический трамвай, устроены подъемники, доставлявшие пассажиров из нижней части города в верхнюю, Кремлевскую и Похвалинскую. Выстроены здания театра, окружного суда, биржи Волжско-Камского банка, гостиниц, открыта пароходная скоростная линия, связывающая верхнюю часть Нижнего Новгорода с заречной.
        С 28 мая по 1 октября 1896 года выставку осмотрели девятьсот девяносто тысяч человек. Учащиеся и педагоги получили право бесплатного проезда на выставку, ее посещения и проживания в городе.
        Дмитрий Иванович Менделеев писал в «Новом времени»: «В Нижнем все взято с серьезной, даже, может быть, чересчур серьезной стороны, без расчета на средние вкусы и нравы, чем объясняется малое число посетителей. Смотреть нашу выставку значит узнавать, учить, мыслить, а не просто «гулять»…»
        Д.И. Менделеев в то же время подчеркнул, что выставка показала рост железных дорог с 22500 до 40000 верст, если считать с 1882 года, добычи каменного угля - с 230 до 500 миллионов пудов, нефти - с 50 до 350, выплавки чугуна - с 28 до 75 и так далее.
        Вскоре после посещения нижегородской выставки государь решил предпринять свою первую поездку за границу со времени восшествия на престол. Особой ее целью было посещение республиканской Франции. Николай понимал, что визит туда будет негативно воспринят кайзером Вильгельмом Вторым.
        Когда планы были утверждены и согласованы в дипломатическом ведомстве, государь пригласил к себе министра внутренних дел князя Лобанова-Ростовского и спросил:
        -Все ли улажено по визиту в Европу?
        -Да, ваше величество. Вас ждут и в Австрии, и в Германии, и в Дании. Особенно во Франции. Мне доставили текст речи молодого блестящего французского политика Раймона Пуанкаре. Он сказал, что предстоящий приезд могущественного монарха, миролюбивого союзника Франции, будет видимым увенчанием усилий нашей мудрости и настойчивости. Европа увидит, что Франция вышла из своей долгой изолированности. Она достойна дружбы и уважения.
        Николай Второй прикурил папиросу и проговорил:
        -В его словах большая доля правды. Ведь Париж, по-моему, не принимал в своих стенах коронованных гостей со времени Всемирной выставки 1867 года.
        -Совершенно верно, ваше величество.
        -Какова реакция кайзера на наше решение посетить Францию?
        -Знаете, ваше величество, как ни странно, Вильгельм пока не комментирует это. Но я уверен, в Германии, при встрече с вами, он выскажется по данному поводу и наверняка попытается как-то повлиять на ваше решение.
        Николай утвердительно покачал головой, затем улыбнулся:
        -Это его право. Но я не могу отказаться посетить страну, с которой Россия уже четыре года связана союзом. После поражения во Франко-прусской войне она оказалась в политической изоляции. Французское правительство придает особое значение нашему приезду. Это и понятно. Оно ждет помощи. Вправе ли мы отказать ему в этом? Вильгельм Второй проводит в Европе достаточно агрессивную политику. Германия сильна и отстаивает собственные интересы. Мы должны защищать свои. Кому кроме Господа Бога известно, как в дальнейшем поведет себя сильная, милитаризованная Германия? Франция же не какое-нибудь карликовое государство. Да, она проиграла войну с пруссаками, но поражения, как показывает история, чередуются с победами. Если мы откажемся от укрепления союза с Францией, то неизвестно, не окажемся ли сами в изоляции. Надо дать понять всем, что мы не стремимся настраивать франко-русский союз против кого-либо. Напротив, наша цель - превратить его в орудие европейского замирения. Подобные намерения не могут быть негативно восприняты монархами Европы, ибо они не несут в себе угрозы. Но одних слов мало, необходимо
грамотно обставить поездку в Париж.
        -Что вы имеете в виду, ваше величество?
        -Предварительное выставление условий нашего пребывания в Париже. Президент Феликс Фор тоже прекрасно осознает ситуацию, поэтому воспримет их с пониманием.
        -Какие же условия мы должны выставить руководству Французской Республики?
        -Главное, это полное воздержание от каких-либо антигерманских выпадов. Я должен предварительно просматривать все речи, с которыми ко мне будут обращаться. В общем, поездка не должна рассматриваться даже предвзятым взглядом как наносящая ущерб отношениям России с другими европейскими государствами.
        -Я вас понял, ваше величество.
        Французское правительство дало все нужные заверения. Начался вояж императорской четы в Европу.
        Первый визит был нанесен старейшему из правителей соседних держав, австрийскому императору Францу-Иосифу. Он был краток, продолжался с 15 по 17 августа и практически не имел политического значения.
        Из Вены Николай и Александра Федоровна выехали в Киев. Там государь присутствовал при освящении Владимирского собора, замечательного памятника русского церковного искусства конца XIX века.
        По дороге случилось несчастье. 18 августа у станции Шепетовка скоропалительно скончался министр иностранных дел князь Алексей Борисович Лобанов-Ростовский. Из Киева его тело было отправлено в Москву, где и захоронено. Дальше государя сопровождал товарищ министра Николай Павлович Шишкин.
        Из «матери городов русских» Николай проследовал в Бреславль и Герлиц, где проходили крупные маневры германской армии. Вильгельм Второй принял российского императора радушно. Их первая встреча прошла в дружественной атмосфере. Кайзер, естественно, высказал свое мнение о намерениях Николая посетить Париж. Однако он признал за русским императором право встречаться с тем, с кем тот пожелает.
        В ответ Николай сказал:
        -Мне прекрасно известна обстановка, сложившаяся на данный момент в Европе. Уверяю вас, что мое посещение Франции не несет в себе ни малейшей угрозы Германии. Предстоящий визит можно назвать миротворческим. Европа не должна быть втянута в большую войну. Ведь в прошлом году нам удалось найти точки соприкосновения и объединенными дипломатическими усилиями Германии, Франции, России заставить Японию смягчить условия Симоносекского договора. Россия заинтересована в дружбе и взаимовыгодном партнерстве со всеми государствами Европы. Но мы готовы и отразить любое нападение со стороны тех же европейских государств.
        -Зачем же так грозно? - с улыбкой проговорил кайзер. - Германия тоже строит политику мирного сосуществования на континенте. Странное дело!.. Многие европейские монархи связаны между собой родственными узами. Взять хотя бы нас с вами. Ваша супруга - внучка королевы Виктории, я - ее внук. Если помните, я был на вашей стороне, когда вы упорно сватались к принцессе Гессен-Дармштадтской. Мы встречаемся, не имеем друг к другу никаких иных чувств, кроме дружественных, поднимаем тосты за здоровье и благополучие, а наши министры в это время в своих кабинетах плетут интриги против государств, возглавляемых нами.
        -Я могу с полной ответственностью заявить, что российское правительство не занимается этим.
        -Да, ваше величество, конечно. Откуда же тогда берутся войны и тайные союзы? - Вильгельм Второй явно имел в виду договор России и Франции. - Но не будем об этом.
        На следующей встрече, тоже прошедшей в дружественной обстановке, присутствовал канцлер Германии князь Хлодвиг Гогенлоэ. Речь пошла о возможности заключения союза Европы против Америки. Оттуда поступала дешевая сельскохозяйственная продукция, и европейские предприниматели с трудом конкурировали с ней.
        Российский император заявил, что этот вопрос необходимо хорошенько обдумать. От предложения Вильгельма Второго он не отказался, но не дал никаких обещаний.
        Потом канцлер Гогенлоэ повел разговор, касающийся британской политики:
        -Я считаю, ваше величество, что в настоящий момент Англия теряет свои позиции, особенно это касается ее колоний. Вполне вероятно, что уже в скором времени она может лишиться Индии.
        Николай рассмеялся и спросил:
        -Почему же Англия станет терять Индию? Кто возьмет у нее такое сокровище?
        -Почему бы России не воспользоваться складывающейся ситуацией? - проговорил канцлер.
        -Зачем нам пускаться в подобное предприятие, когда с каждым годом растет угроза нашим интересам со стороны Японии?
        -Как продвигается строительство Сибирской железной дороги? - поинтересовался Вильгельм.
        -Слава богу, по плану. Для нашей политики на Дальнем Востоке дорога имеет важнейшее значение. Очевидно, что нам надо торопиться и завершить строительство до того, как придется столкнуться с Японией, усиленно вооружающейся. Это неизбежно, хотя и прискорбно. У меня осталось весьма приятное впечатление об этой стране и ее дружественном народе.
        -Даже невзирая на то, что в Японии на вашу жизнь покушались? - спросил канцлер.
        -Это был частный случай. Я не хотел бы, чтобы вы придавали ему значение. Однако Япония стремится установить гегемонию на Дальнем Востоке. Ее задачей является не только захват территорий Китая или Кореи. Токио смотрит и на наши земли.
        Кайзер покачал головой:
        -Не знаю, что думают в Токио, но прямое военное противостояние с такой державой, как Россия, для японцев не имеет никаких перспектив. Они наверняка проиграют.
        -Не следует забывать, что наша территория очень велика, и держать на Дальнем Востоке значительные силы весьма дорого для нас.
        -Вы справитесь, - с улыбкой проговорил кайзер. - Обязательно подумайте насчет таможенного союза.
        -Конечно.
        Посмотрев на учения частей германской армии, которые произвели на него сильное впечатление, император направился в Данию. С ним были жена и дочь Ольга. Этот визит носил семейный характер.
        Потом они две недели провели в Шотландии, в замке Балморал. Их принимала королева Виктория.
        А во Франции в то же время шла лихорадочная подготовка к встрече российского императора. Этот визит в течение двух месяцев занимал все французское общество. Для приезда в Париж на дни торжества людям предоставлялась огромная скидка, до семидесяти пяти процентов от стоимости. Начало школьных занятий было отсрочено на неделю. По всему пути следования от вокзала в Пасси до русского посольства на улице Гренель дорого сдавались не только квартиры, комнаты, но и просто окна.
        В семь часов утра русские корабли во главе с императорской яхтой «Полярная звезда» малым ходом вышли из порта Портсмут и были встречены английской эскадрой. Ветер, несмотря на ясную погоду, задувал все крепче. Английские суда замечательно держали свои места в строю, уверенно резали высокие волны. В одиннадцать часов их встретила французская эскадра. После орудийного салюта англичане повернули назад.
        В два часа русские и французские корабли вошли во внутренний порт северного города Шербур, департамент Ла-Манш, Нижняя Нормандия.
        Царскую семью встречал президент Французской Республики Феликс Фор. После представления император и президент совершили обход всех судов и посетили флагман французского военно-морского флота. Там состоялся парад сводных морских команд. К пяти часам император на катере президента вернулся на «Полярную звезду».
        Простившись с офицерами и командой яхты, Николай и Александра сели в поезд, стоявший у пристани. В восемь тридцать вечера он начал движение, ехал всю ночь под сильным дождем и прибыл в Версаль в девять часов утра 24 сентября.
        Дождь кончился, стояла хорошая ясная погода. В Версале российская императорская чета пересела в президентский поезд, который прибыл в Париж в десять часов.
        Высочайшие гости от вокзала проследовали в русское посольство. За шпалерами войск стояли толпы парижан, бурно приветствовавших царя и его семью.
        Из посольства, ставшего на эти дни, с 25 по 27 сентября, императорским дворцом, государь первым делом приехал в русский храм на улице Дарю и уже оттуда проследовал в Елисейский дворец к президенту. Французская печать особенно отмечала встречу государя с председателями обеих палат парламента - Эмилем Лубэ и Эженом Анри Бриссоном, старым радикалом и ревностным хранителем республиканских традиций.
        После приема дипломатического корпуса у президента Фора состоялся банкет, на котором русский государь высоко оценил оказанный ему прием, отметил ценные узы дружбы между двумя народами, подчеркнул значение Парижа как источника вкусов, таланта, света. Он не сказал ни слова о политике.
        Дни императора России были и в самом деле заняты не политическими переговорами, за чем внимательно следили эмиссары Германии и Англии, а осмотром достопримечательностей Парижа.
        На следующее утро, 25 сентября, императорская чета вместе с президентом Франции посетила собор Нотр-Дам, старинную церковь Сент-Шапель. Государю показали древнее славянское Евангелие Анны Ярославны, Пантеон, могилу Наполеона в церкви Инвалидов. Днем в присутствии государя под звуки «Боже, Царя храни» состоялась закладка моста через Сену, носящего имя Александра Третьего. Николаю была вручена медаль, отчеканенная в честь его пребывания в столице Франции.
        Все перемещения русского государя были известны заранее, и всюду его окружали огромные толпы. Город Париж чествовал русского императора. День закончился спектаклем в «Комеди Франсэз».
        26 сентября с утра царская чета осматривала залы Лувра. Императрице особенно понравилось «Увенчание Богоматери» Фра Анжелико.
        Уходя из Лувра, Николай сказал:
        -Я здесь в первый, но не в последний раз.
        Увы, этому пожеланию императора не суждено было сбыться.
        После Лувра государь с супругой поехали в Версаль через парк Сен-Клу, где били все фонтаны. Они провели там вторую половину дня, вечером смотрели представление в салоне Геркулеса.
        Речь о политике зашла только в последний день пребывания царя во Франции. Николай прекрасно знал, что нельзя побывать в гостях у союзников и никак не отметить особых отношений с ними. 26-го числа были проведены важные переговоры. Тем самым царь достиг цели визита в дружественную республику и не нарушил обещаний, данных Вильгельму Второму.
        Николай отправился на парад французской армии под Шалоном. На завтраке, проходившем в военной обстановке, близкой императору, он сказал:
        -Франция может гордиться своей армией. Наши страны связаны нерушимой дружбой. Между нашими армиями существует глубокое чувство братства по оружию.
        Слова эти мгновенно разнеслись по войскам и были восприняты с восторгом.
        В тот же день императорская чета отбыла в Германию, где провела три недели в Дармштадте, у родных государыни.
        Во Франции же царило всеобщее удовлетворение. Приезд русского императора явился знаменательным этапом в жизни республики. Это не могло не отразиться и на ее внутренней политике. Престиж умеренного правительства Мелина-Ганото возрос и укрепился.
        В России же крайне левые круги были возмущены тем приемом, который свободная страна, избавившаяся от собственной монархии, оказала иностранному деспоту. Но, несмотря на все попытки смягчить и затушевать факты, главным последствием поездки государя было «всенародное оповещение о франко-русском союзе». Раньше, по словам левых, одни не смели на это надеяться, другие боялись верить.
        Германский посол граф Мюнстер на следующий после смотра войск в Шалоне день доложил Вильгельму Второму, что во время визита русского императора во Францию слово «союз» не было произнесено, его обходили в разговорах. Тем не менее он все же существует, и Германия должна с этим считаться.
        Ему вторил германский военный атташе:
        «Непосредственной опасности нет, но пока Франция и Россия держатся вместе, как при царском посещении, мы никоим образом не можем рассчитывать на благожелательное к нам отношение одного из этих государств».
        После двухмесячного пребывания за границей император возвратился в Россию, где ему пришлось срочно заняться турецким вопросом, традиционным для внешней политики империи. 23 ноября в кабинете Николая состоялось совещание, на котором присутствовали русский посол в Турции Александр Иванович Нелидов, министр финансов Сергей Юльевич Витте и внутренних дел - Иван Логгинович Горемыкин, Николай Петрович Шишкин, ставший недавно главой дипломатического ведомства, и начальник генерального штаба генерал от инфантерии Николай Николаевич Обручев.
        С докладом выступил Нелидов:
        -Ваше величество, я имею все основания утверждать, что агония Оттоманской империи подходит к концу. На Крите готовится отделение острова от Турции. В некоторых районах страны опять началась массовая резня армян. Это происходит даже в Константинополе, на глазах правительства. Основным же новым фактом является то, что Англия, так долго и упорно защищавшая Турцию, отчаялась в ней и в дипломатических разговорах открыто ставит вопрос о ее разделе.
        -Россия же издавна считала Константинополь и проливы своими главными целями, - добавил Шишкин. - Да, со времен Балканской войны, особенно после разрыва с Болгарией, Россия как бы ушла оттуда, но никогда не отказывалась от своих планов. Теперь же отношения с Болгарией восстановлены, распад Турции допускается даже Англией. Нам предоставляется возможность начать этот раздел.
        Слово вновь взял посол Нелидов:
        -Николай Павлович абсолютно прав. Данный момент - самый подходящий для решения вопроса по Турции.
        Николай перевел взгляд на начальника генерального штаба:
        -Что скажете вы, Николай Николаевич?
        -Я полностью согласен с тем, что сейчас услышал. Обстановка в Турции на данный момент весьма благоприятна для проведения решительных действий. Как только в Константинополе произойдут новые инциденты, русскому флоту следует войти в Босфор, а войскам - занять северный берег пролива. Соответствующий оперативный план будет подготовлен в кратчайшие сроки.
        -Вполне вероятно, что султан отдастся под суверенитет России или будет низложен, - сказал министр иностранных дел. - Тогда мы можем инициировать переговоры с другими державами.
        Николай взглянул на министра финансов:
        -Ваше мнение, Сергей Юльевич?
        Витте поднялся и проговорил:
        -Обстановка сравнительно благоприятна, но нельзя не считаться с позицией Франции, с которой в ходе визита вашего величества был подтвержден союз, не только военный. Она имеет свои интересы на Ближнем Востоке, является крупнейшим кредитором турецкого правительства. Не стоит сбрасывать со счетов возможность протеста со стороны Тройственного союза: Германии, Австро-Венгрии и Италии. Я считаю, что захват нами Константинополя и Босфора может привести к оккупации Дарданелл англичанами и итальянцами. Сегодня Россия не заинтересована в этом. Поэтому я против планов по военному решению турецкого вопроса.
        Император кивнул:
        -Мне понятна и близка ваша позиция, Сергей Юльевич. Конечно, мы можем нанести удар по Турции, но не приведет ли он к большому европейскому столкновению? В данное время Япония усиливает свое могущество. Войны с ней нам не избежать. Можем ли мы разбрасываться, принимать участие в акциях, сомнительных с точки зрения получения каких-либо крупных дивидендов? Окончательное решение по этому вопросу будет принято мной в самое ближайшее время. Теперь же я хочу выслушать доклад министра внутренних дел о ситуации с революционным движением в России. Вам слово, Иван Логгинович.
        Горемыкин поднялся, поправил мундир.
        -Ваше величество, господа, ни для кого не секрет, что в России активно действуют силы, враждебные государственной власти. В конце прошлого года возник социалистический «Союз борьбы за освобождение рабочего класса», обращающий главное внимание на пропаганду среди рабочих.
        -Назовите его руководителей, Иван Логгинович, - попросил государь. - Сегодня они известны в узком кругу, завтра станут слышны по всей России. Если, естественно, продолжат свою подрывную деятельность и не будут остановлены правоохранительными органами.
        -Слушаюсь, ваше величество. Это Владимир Ульянов - Ленин, Цедербаум - Мартов, Нахамкес - Стеклов, Крупская, Елизаров.
        -Владимир Ульянов… знакомая фамилия.
        -Его брат Александр был казнен за подготовку покушения на вашего отца.
        -Вспомнил. Вроде выходцы из интеллигентной семьи, учились в университете и на тебе, подались в революцию. Опасные это игры! Продолжайте, господин министр.
        -Антигосударственные организации сменили тактику, перешли от организации просветительских кружков к действиям в более широком масштабе.
        -Что послужило поводом для этого?
        -Забастовки на петербургских текстильных фабриках. Мы отдали распоряжение закрыть предприятия с четырнадцатого по семнадцатое мая с оплатой всех праздничных дней. Однако со стороны заводских администраций были допущены бестактность и игнорирование интересов рабочих. Все это возымело серьезные последствия.
        Николай утвердительно покачал головой:
        -Да, мне докладывали об этом. Фабриканты решили оплатить всего один из трех дней, объявленных выходными в связи с коронацией.
        -Точно так, ваше величество. Рабочие возмутились, чем тут же воспользовались враги государственного строя. Требование пролетариев в конце концов было выполнено, но революционеры подняли другой вопрос: сокращение рабочего дня. Самое деятельное участие в забастовках принимал упомянутый мной «Союз борьбы за освобождение рабочего класса».
        -Тактика революционеров проста. Пользуясь недовольством рабочих по конкретным поводам, они толкают их на предъявление как можно более высоких требований. Неудачная забастовка увеличивает нужду рабочих, способствует росту недовольства в их среде. Я прав, Сергей Юльевич? - Государь повернулся к Витте.
        -Совершенно правы, ваше величество. По этому поводу я имел серьезный разговор с промышленниками, которые дальше своего носа и кармана ничего не видят. Надеюсь, они поняли, что правительство видит свою главную задачу не в том, чтобы обеспечить владельцев фабрик и заводов наибольшей прибылью, а главным образом имеет в виду рабочих. Ведь на тех предприятиях, владельцы которых сумели установить приличные и гуманные отношения с пролетариями, никаких стычек не было.
        -Благодарю, Сергей Юльевич, - сказал император и обратился к министру внутренних дел: - Забастовки - большая опасность. Тяжелые условия труда рабочих необходимо облегчить. Вас это не касается, но вот борьбу с этими защитниками прав трудового народа надо максимально усилить.
        -Мы уже делаем все возможное, ваше величество.
        -Значит, Иван Логгинович, надо делать невозможное.
        -Слушаюсь, - ответил министр внутренних дел.
        На этом совещание закончилось.
        Николай Второй так и не отдал приказ о занятии Босфора.
        23января 1897 года была проведена первая всероссийская перепись населения. Оказалось, что в Российской империи проживали сто двадцать шесть миллионов четыреста тысяч человек. Это не считая двух с половиной миллионов жителей Великого княжества Финляндского. Перепись дала огромный материал о национальном составе населения, вероисповедании, занятости, распространении грамотности и так далее.
        Важную роль во внутренней политике России сыграло введение винной монополии. Это мероприятие, как, впрочем, и все нововведения русской власти, подверглось жесткой критике со стороны весьма широких кругов общества. Оппозиционеры утверждали, что правительство намеренно спаивает народ.
        Хотя монополия не имела непосредственного отношения ни к увеличению, ни к уменьшению пьянства. Старая система создавала особый класс людей, заинтересованных в увеличении сбыта крепких напитков. Это неудивительно. Ведь продажа водки и вина приносила им колоссальную прибыль.
        Государство не пыталось ограничить потребление, но и не занималось неестественным увеличением спроса на спиртное. Монополия давала ему куда более значительный доход не за счет увеличения пьянства. Средства от продажи спиртного теперь пополняли государственную казну, а не карманы отдельных предприимчивых лиц.
        Дел у правительства было много. В 1895 году Сергей Юльевич Витте начал проводить денежную реформу. Именно она и явилась тем самым локомотивом, который потащил за собой промышленность России, ускорила модернизацию государства.
        Ее необходимость диктовалась быстрым развитием промышленности. Для поддержания темпов роста экономики необходимо было обеспечить устойчивость российского рубля. Это явление могло привлечь иностранные инвестиции, которые были необходимы в связи с нехваткой внутренних капиталов.
        Русский капитализм вступил в империалистическую стадию, что соответствовало мировым тенденциям. В девяностые годы XIX века появляются монополистические объединения - картели и синдикаты, происходит укрепление целых отраслей, возникают акционерные коммерческие банки.
        Но для устойчивого развития экономики необходима стабильная валюта, которая препятствовала бы обесцениванию денежных средств. Политика укрепления кредитного рубля путем изъятия из обращения «лишних» бумажных денег потерпела поражение. К концу XIX века все более ясной становилась необходимость перехода к золотой валюте.
        Россия не являлась первой страной на этом пути. Еще в 1816 году золотой монетный стандарт ввела Великобритания, за ней Швеция, Германия, Норвегия, Дания, Франция, Голландия, Италия, Греция и Бельгия.
        Что же такое золотой стандарт? Это денежная система, когда золото признается и используется в качестве единственного денежного товара и всеобщего эквивалента ценностей. Данный стандарт не подвергается инфляции. В случае падения экономической активности золотые монеты уходят из обращения и оседают у населения, а при расширении потребности в деньгах вновь пускаются в обращение.
        Так как Россия входила в мировой рынок, возникла необходимость создания такой же денежной системы, что и в других странах Европы. Рубль в то время являлся полностью конвертируемым, но продажа иностранной валюты и неограниченный вывоз кредитных билетов за границу мешали развитию внешней торговли, вели к уменьшению дохода. Это, в свою очередь, препятствовало притоку в страну иностранного капитала.
        Посему основной причиной денежной реформы, проводимой Витте, стала заинтересованность правительства в развитии внешнеэкономических связей России. Стране предстояло не просто вернуться к металлическому обращению вместо бумажных купюр, но и изменить основу денежно-валютного устройства, перейти от серебряного стандарта к золотому.
        Целенаправленная экономическая и финансовая политика правительства привела к тому, что на 1 января 1897 года золотой запас России достиг восьмисот четырнадцати миллионов рублей. Сергей Юльевич Витте прекратил спекулятивную биржевую игру на кредитном рубле.
        8 мая 1895 года Николай Второй утвердил закон, по которому всякие сделки могли заключаться на российскую золотую валюту. Уплата по ним производилась звонкой монетой либо кредитными билетами по курсу на день платежа.
        Золотая монета постепенно становилась приоритетным платежным средством. 3января 1897 года Николаем Вторым был подписан закон «О чеканке и выпуске в обращение золотых монет». В обиход входили монеты по 5 и 10 рублей, а также империалы - 15 рублей - и полуимпериалы - 7 рублей 50 копеек.
        В середине января состоялась очередная встреча императора и министра финансов.
        -Здравствуйте, Сергей Юльевич, проходите.
        -Здравствуйте, ваше величество, - ответил Витте.
        -Как здоровье, личные дела? - поинтересовался государь.
        -Благодарю, я здоров, у меня все в порядке.
        -Ну и славно. Судя по выступлениям прессы, далеко не все мои подданные позитивно восприняли реформы, проводимые нами.
        -Вы имеете в виду критические статьи, фельетоны, карикатуры? Это все ерунда. Главное, что наши планы успешно претворяются в жизнь. Впрочем, в некоторых статьях критика обоснованна. Стабилизация рубля в первую очередь отвечает задачам развития промышленности, но приводит к падению цен на сельскохозяйственную продукцию. Это временное явление. Мы заранее предполагали, что денежную реформу не поддержат придворные круги и поместное дворянство. Введением винной монополии, понятное дело, недовольны те, кто раньше имел на продаже спиртного огромные барыши. Но иначе нельзя. Сейчас мы имеем от продажи водки не только солидное пополнение бюджета, но и осуществляем контроль за качеством выпускаемой продукции. Ужесточение наказания за подделку водки дало свои результаты. Успех любой реформы зависит от ясного понимания ее целей, трезвого расчета, непреклонной воли и, естественно, профессиональной компетенции.
        -Этими качествами вы, Сергей Юльевич, обладаете в полной мере, - с улыбкой проговорил император.
        -Не сочтите за лесть, ваше величество, но без вашей поддержки реформы не могли быть проведены.
        -Я обязан поддерживать все то, что ведет к усилению государства, росту благосостояния народа, обеспечению безопасности державы, вверенной мне Господом.
        -Абсолютно верно. Законов можно издать сотни, тысячи, но они не будут выполняться. Нам необходимы только те из них, которые реально способствуют достижению конкретных целей, понятные обществу независимо от того, как они воспринимаются отдельными лицами или определенными кругами. Правительство обязано работать на всю страну, а не на отдельно взятый класс. Что мы видим сейчас в промышленности? Один завод действует превосходно, производит качественную, конкурентоспособную продукцию. На нем и порядок, и трудовая дисциплина, и зарплата хорошая. Акционеры получают приличные дивиденды. А другой завод представляет собой не пойми что. Цеха грязные, оборудование старое, рабочие недовольны, профессиональных специалистов нет. Но владельцы умудряются получать прибыль.
        -Но как подобное возможно, Сергей Юльевич? Нет дохода, - нет дивидендов.
        -Ну, доходы, скажем, есть, только распределяются они не так, как должны. Идут на выплату дивидендов. О приведении в порядок цехов, переоснащении производства, улучшении условий работы владельцы предприятия и думать не желают. Живут по принципу: «После меня хоть потоп». Этим они не только наносят экономический вред стране, но и играют на стороне оппозиционно настроенных кругов. Пример тому - те же стачки.
        -Но государство не может вмешиваться в частную жизнь и деятельность.
        -Однако, ваше величество, мы пошли на установление винной монополии, в итоге выиграли. Я считаю, что государство должно контролировать весь экономический сектор. Промышленность, сельское хозяйство, финансовые учреждения. Если оно признает деятельность отдельно взятых предприятий неэффективной, то должно забрать их путем выкупа акций по той цене, что соответствует реальной стоимости.
        -Значит, вы предлагаете лишать нерадивых хозяев их собственности?
        -Не лишать, ваше величество, а выкупать, прежде предоставив время, а при необходимости и кредиты для улучшения ситуации. Справятся - пусть и дальше владеют предприятиями, приносящими пользу акционерам, наемным рабочим и государству. Даже с политической точки зрения это оправдано.
        -Что ж, подумаем, посмотрим. Вы подготовьте свои соображения по данному вопросу.
        -Подготовлю, ваше величество.
        -Не смею больше вас задерживать. До свидания. Успехов вам!
        -До свидания, ваше величество.
        Проводив министра финансов, Николай задумался. Он вспомнил, как тяжело далось ему принятие решения о денежной реформе. Большинство членов Государственного совета выступало против этого нововведения.
        А что будет, если попытаться установить государственный контроль над предприятиями? Никакой оппозиции не потребуется, нерадивые владельцы заводов, фабрик, мануфактур сами поднимут рабочих на забастовки. Нет. Достаточно пока винной монополии и денежной реформы. Министр финансов, конечно, прав. Но не всегда, к сожалению, желаемое возможно.
        В конце лета 1897 года Николай посетил Варшаву. Этому предшествовал ряд мер, свидетельствующих о желании царя смягчить ту вражду, которая господствовала в русско-польских отношениях после восстаний 1830 -1831 и 1863 годов.
        Государь приказал отменить особый налог с землевладельцев польского происхождения. Николай разрешил произвести сбор средств на памятник Адаму Мицкевичу и установить его в Варшаве. А ведь этот человек, один из величайших поэтов эпохи романтизма, был врагом России, видным деятелем польского национально-освободительного движения. Он активно боролся за государственный суверенитет Польши. Варшавским генерал-губернатором в 1895 году вместо графа Шувалова был назначен князь Александр Константинович Имеретинский, куда более мягкий по характеру. В учебных заведениях было отменено обязательное посещение православных богослужений представителями иных вероисповеданий.
        Свою роль сыграл и франко-русский союз. Поляки категорически придерживались ориентации на Францию.
        Императорская чета прибыла в Варшаву 19 августа. Местное население встретило Николая так, как никакого другого русского монарха. Торжественно, с флагами, иллюминацией, шпалерами войск, при стечении большинства населения во главе с местной аристократией.
        Польская газета писала по этому поводу: «Мы прошли через тяжелую школу и пришли к выводу, что можно быть хорошим поляком, оставаясь лояльным гражданином Русского государства… В нашем энтузиазме нет никаких иллюзий, никаких излишних надежд, ни мечтаний».
        В стане же российской оппозиции, в кругах левой интеллигенции с недовольством упоминались варшавские торжества, неожиданные для многих.
        Государь пробыл в Варшаве четыре дня. Он принимал представителей польского общества, благодарил население за теплую встречу и выражал дружественные чувства.
        В своем рескрипте князю Имеретинскому Николай написал: «Мои заботы о благе польского населения - наравне со всеми верноподданными державы русской в неразрывном государственном единении».
        Этим российский император показывал, что, смягчая репрессивную политику, меняя тон в отношениях с поляками, он не допускал никаких перемен по существу. Как и его отец, Николай стоял за сосредоточение власти в центре, против обособления отдельных частей империи.
        В январе 1897 года новым министром иностранных дел был назначен граф Михаил Николаевич Муравьев, бывший российский посланник в Копенгагене. Как и Лобанов-Ростовский, он считал, что центр тяжести внешней политики России следует перенести на Дальний Восток, предполагал развивать русскую экспансию в Корее. Позже по поручению императора Муравьев выступил с предложением о созыве международной конференции по разоружению.
        Весной 1897 года с ответным визитом в Санкт-Петербург приехал император Франц-Иосиф. Между Австро-Венгрией и Россией было заключено соглашение, на десятилетие определявшее ход событий на Ближнем Востоке. Интересы этих держав на Балканах сталкивались неоднократно, и примирить их было трудно. Однако в ходе переговоров почва для временного соглашения все же нашлась к великой тревоге Англии. Убедившись в том, что Россия не намерена захватывать Босфор, Австро-Венгрия подписала соглашение. Австро-русское сотрудничество сразу же сыграло значительную роль в деле безболезненного прекращения греко-турецкой войны.
        В конце июля в Россию приехал кайзер. Николай встретил его в Кронштадте. В Петергофе по случаю визита высокого гостя была устроена иллюминация. В Красном Селе Вильгельм Второй присутствовал на военном смотре. Там же состоялось пожалование кайзера в адмиралы российского флота.
        Германский монарх, опираясь на добрые личные отношения с Николаем, еще не оставлял надежды оказать на него политическое влияние. В Петергофе Вильгельм поднял вопрос о предоставлении Германии корабельной стоянки и угольной станции в Китае, а именно в бухте Киао-Чао. По соглашению с китайским правительством русские суда имели право зимовать там.
        Статс-секретарь по иностранным делам князь Бернгард фон Бюлов, сопровождавший кайзера, осведомился:
        -Не возражает ли император против того, чтобы германские суда в случае необходимости и с разрешения русских властей заходили в бухту Киао-Чао?
        Николай улыбнулся и ответил кратко:
        -Возражаю.
        Вильгельм понял, что давление на Николая не принесет нужных результатов, и сменил тему.
        Через две недели по окончании визита германского императора Николай встречал третьего высокопоставленного гостя, французского президента Феликса Фора. Петербургские обыватели шумно чествовали моряков французского флота под звуки «Марсельезы», кричали «ура». Русскую интеллигенцию прельщало то, что они могут приветствовать представителей не монархии, но республики. На этой встрече 14 августа было впервые заявлено о существовании франко-русского союза.
        Осенью того же года в Китае, в провинции Шандунь, недалеко от Киао-Чао китайцами были убиты два германских миссионера. Вильгельм Второй не замедлил воспользоваться этим поводом и потребовал отправки военных судов в Китай. Канцлер Гогенлоэ посоветовал ему сначала запросить разрешения России. Вильгельм телеграфировал непосредственно Николаю. Он писал, что хотел бы послать германские военные суда в Киао-Чао, дабы покарать убийц миссионеров, так как это единственный пункт, откуда можно добраться до преступников.
        Николай ответил: «Не мне одобрять или осуждать отправку судов в Киао-Чао. Наши суда только временно пользовались этой бухтой. Опасаюсь, что суровые кары могут только углубить пропасть между китайцами и христианами».
        Российский император не мог разрешить Германии посылать суда в порт суверенного государства. Смысл телеграммы в этом и состоял.
        Однако германское правительство истолковало текст по-своему, как разрешение отправить эскадру в Киао-Чао и даже устроить там настоящую стоянку для германских судов. Это вызвало первую крупную размолвку между Николаем и Вильгельмом.
        В середине ноября 1897 года в Санкт-Петербург приехал дядя императора, московский генерал-губернатор Сергей Александрович. Он привез подарки племяннику и его супруге по случаю рождения в мае второй дочери, нареченной Татьяной. Император отметил, что великий князь, как и всегда, держался бодро, но во взгляде его иногда пробивался какой-то странный блеск.
        -Что с вами, Сергей Александрович? Вы больны?
        -Нет, ваше величество, я не болен. Просто меня иногда посещает какая-то необъяснимая тревога, но давайте не будем об этом. Слышал, у вас обострились отношения с Вильгельмом?
        -Пройдемте в кабинет, Сергей Александрович, там спокойно обо всем и поговорим, в том числе и о вашей необъяснимой тревоге. Возможно, найдем объяснение и ей.
        Император и великий князь прошли в кабинет государя. Почти сразу там появился и князь Ухтомский, не являвшийся каким-либо официальным высокопоставленным чиновником, но находившийся в дружеских отношениях с императором еще со времен памятного путешествия на Дальний Восток.
        Николай предложил всем устраиваться в кресла, сам остался у стола и заявил:
        -Насчет отношений с императором Вильгельмом, Сергей Александрович. Сейчас они довольно напряженные. Объясню, почему это так. Я возмущен превратным толкованием текста нашей телеграммы германским правительством в отношении бухты Киао-Чао. Вильгельму было ясно дано понять, что Россия против занятия бухты кораблями его флота, он решил действовать независимо от наших желаний. Несмотря на наши сигналы, на то, что Китай согласился выполнить все требования по инциденту с убийством миссионеров, германские суда все же заняли бухту Киао-Чао. Более того, на берег высадился вооруженный отряд. Сейчас мы должны определить свое отношение к данному факту.
        -Самым последовательным решением с точки зрения русско-китайской дружбы было бы вынудить Вильгельма отозвать свои корабли из Киао-Чао, - сказал Сергей Александрович.
        -Да, - согласился император. - Но это означало бы войну. Причем не только с Германией, а со всем Тройственным союзом. Это после того как нами были предприняты усилия по установлению более длительного мира в Европе. В Берлине все прекрасно понимают. Мне передана записка князя Бюлова кайзеру Вильгельму. В ней статс-секретарь германского правительства по иностранным делам пишет: «По моему впечатлению, русские не нападут на нас из-за Киао-Чао и не захотят в данный момент с нами ссориться».
        -Весьма самоуверенное заявление, - проговорил Сергей Александрович. - Но по сути Бюлов прав. Из-за какой-то бухты войны мы не начнем.
        -Тогда каким образом нам можно вынудить Вильгельма отозвать свои корабли?
        Князь Ухтомский поднялся:
        -Позвольте слово, ваше величество?
        -Да, конечно, Эспер Эсперович.
        -Предлагаю выждать некоторое время, поддерживая Китай в состоянии пассивного сопротивления. Когда будет готова Сибирская дорога, подобная политика принесет свои плоды. С этой позицией согласен и министр финансов Витте.
        Сергей Александрович возразил:
        -Но, Эспер Эсперович, такая политика имеет и оборотную сторону. Самый существенный фактор в международной жизни и есть время. Где гарантия, что оно будет работать в пользу России? За два-три года может произойти все, что угодно. Предположим, что раздел Китая продвинется далеко вперед, маньчжурская династия, на дружбу с которой мы делаем ставку, будет свергнута. В итоге Россия в борьбе за китайское наследство окажется далеко на севере, без незамерзающей базы для флота.
        Николай выслушал дядю, прошелся по кабинету, выкурил папиросу, повернулся к великому князю и Ухтомскому:
        -Из этих противоречивых тенденций напрашивается единственный вывод. Нам необходимо заполучить в Китае крупный опорный пункт, по возможности не нанеся ущерба дружбе с правительством этой страны. Подобное решение вполне целесообразно даже для защиты Китая от дальнейшего раздела.
        Присутствующие признали правоту императора. После чего князь Ухтомский ушел.
        Николай присел в кресло напротив дяди.
        -Ну а теперь поговорим о тревогах, вас мучающих.
        -Я не думаю, что это повод для серьезного обсуждения.
        -И все же, Сергей Александрович!..
        -Последнее время я чувствую, что кто-то начал на меня настоящую охоту.
        -Даже так? Против великого князя, генерал-губернатора Первопрестольной?
        -Да. Мне не раз докладывали, что некоторые революционно настроенные организации планируют мое физическое устранение. Я не придавал этому особого значения. Но вот недавно по пути следования моего экипажа в Кремль жандармы задержали двух подозрительных типов в студенческой форме. И что бы вы думали? Эти жандармы, оказывается, спасли мне жизнь, так как при «студентах» были обнаружены две самодельные бомбы, практически копии тех, что применялись против Александра Второго.
        -Вряд ли конвой дал бы бросить бомбы в экипаж.
        -Собственный его императорского величества конвой сопровождал и вашего деда, моего отца. Конечно, казаки не пожалели бы жизни, спасая меня, но успели бы?
        Николай погладил аккуратно подстриженные усы.
        -Покушавшиеся дали признательные показания?
        -Дали, но не раскрыли организации. Заявили, что сами, по личным мотивам. У одного из них какой-то родственник погиб в давке на Ходынском поле.
        -На Ходынку теперь много списать можно. Значит, вы считаете, что вашей жизни угрожает реальная опасность?
        -Не только моей, вашей тоже.
        -Но у меня сильная, хорошо подготовленная охрана.
        Великий князь наклонился к императору и заговорил с ним не как с правителем великой державы, а как с племянником:
        -Николай, никто из нас, членов царской семьи, не может считать себя полностью защищенным. Но и прятаться от народа мы тоже не должны.
        -Вы что-то хотите предложить?
        -Конвой - это хорошо. Он состоит из верных нам казаков, в этом нет никакого сомнения, но находится рядом и заметен. Предлагаю усилить особое подразделение офицерами, которые исполняли бы обязанности личных телохранителей. Если императорский конвой сопровождает царских особ в поездках по стране, то особая охрана выезжала бы с делегациями и за рубеж.
        Николай улыбнулся:
        -Что-то подсказывает мне, что вы уже привезли с собой офицеров дополнительной особой охраны.
        -Да, привез и готов представить их. Все они верны вашему величеству. Но о них, а также о функциях, возложенных на этих людей, не должен знать никто, кроме тебя, супруги и командира императорского конвоя генерал-майора Мейендорфа. Особое отделение личной охраны могло бы выполнять и твои указания в качестве секретных порученцев.
        -Отделение? И сколько в нем человек?
        -Шестеро.
        -Не много ли? - Император улыбнулся. - Сейчас в конвое две кубанские и столько же тверских казачьих сотен, а вы говорите о шести офицерах.
        -Состав охраны всегда можно увеличить.
        -А для себя-то вы создали особую охрану?
        -Пока нет. Но сделаю это немного позже.
        -Кто командует отделением?
        -Полковник князь Покровский.
        -Где он сейчас находится?
        -В моей резиденции.
        -Хорошо, если смогу, завтра, пятнадцатого ноября, я приму его, познакомлюсь и решу, быть отдельному подразделению личной охраны или нет. О времени сообщу.
        -Договорились. Прошу об одном, не пренебрегай верными тебе людьми. Они желают служить не за деньги и чины.
        -Я понял вас, Сергей Александрович.
        -Поклон Александре. Огромный привет от сестры. Возможно, она тоже скоро приедет к вам в гости.
        -Всегда рад. - Николай улыбнулся.
        15ноября Сергей Александрович пришел в кабинет царственного племянника в сопровождении статного армейского офицера и представил его:
        -Ваше величество, полковник князь Алексей Евгеньевич Покровский.
        Николай подошел к офицеру:
        -Здравствуйте, князь!
        -Здравия желаю! - отчеканил полковник.
        Император повернулся к дяде:
        -Так это и есть тот офицер, о котором мы говорили вчера?
        -Да, ваше величество. - Великий князь подал императору лист бумаги. - Здесь подробнейшим образом изложена биография доблестного офицера. Это я к тому, чтобы не тратить вашего драгоценного времени.
        Николай пробежал текст, отложил лист.
        -Что ж, биография у вас безупречная. Да и представление великого князя говорит само за себя. Я думал о предложении Сергея Александровича создать дополнительное отделение охраны, что-то наподобие особой стражи, и пришел к выводу, что это излишне.
        Великий князь и Покровский переглянулись.
        Николай вновь улыбнулся:
        -Вижу, полковник, вас разочаровал мой ответ.
        -Так точно, ваше величество, но уверяю вас, что готов служить вам верой и правдой на какой угодно должности, в любом месте. Я давал присягу и выполню ее до конца.
        -Достойный ответ, но разочаровываться, право, не стоит. Я сказал, что считаю излишним усиление охраны, которая отведена императорскому конвою, но не сказал, что вы, а также подчиненные вам офицеры мне не нужны. Я считаю нецелесообразным создавать какое-то отдельное формирование, когда есть конвой. Это могло бы негативно повлиять на казаков. Но в ближайшем окружении мне необходимы верные, надежные люди. Посему я принял решение назначить вас, полковник Покровский, старшим офицером по особым поручениям. Как понимаете, по моим личным. Ваших офицеров, по-моему, пятеро?
        -Так точно, ваше величество. Капитан Фролов, штабс-капитан Лыкарин, поручик граф Дольский, поручик Соловьев и подпоручик Кирилин.
        -Они станут офицерами по особым поручениям.
        -В чем будут заключаться наши обязанности? - спросил князь Покровский.
        -В выполнении особых поручений, - с усмешкой ответил Николай. - Круг ваших обязанностей мы определим позже. Сейчас пока могу сказать одно. Вы и ваши офицеры будете сопровождать меня в поездках за рубеж, где со мной нет императорского конвоя. В должностных инструкциях всего не учесть, так что будем определяться, говоря военным языком, по обстановке.
        -Слушаюсь, ваше величество, благодарю за назначение, за оказанное доверие. Клянусь, ни я, ни мои люди не подведут вас, а случится, так отдадут жизни за вас и вашу семью!
        -Эх, Алексей Евгеньевич, как бы потом когда-нибудь вы не пожалели о принятом решении.
        -Будьте уверены, не пожалею.
        -Хорошо. Вам будут выданы денежные средства, чтобы вы и ваши офицеры могли арендовать приличное жилье в центре города.
        -Не стоит, ваше величество. Я человек не бедный и смогу на собственные средства обеспечивать офицеров всем необходимым. Достаточно обычного денежного довольствия.
        -А вот это, князь, позвольте решать мне.
        -Извините, ваше величество.
        -Как я уже говорил, подчиняться вы будете лично мне или тому человеку, которого определю я. Но вам необходимо установить если не приятельские, то дружеские отношения с командиром императорского конвоя генерал-майором бароном Александром Егоровичем Мейендорфом. Кстати, я думаю, что нам не стоит афишировать создание нового формирования.
        -Я придерживаюсь такого же мнения, - проговорил великий князь. - Чем меньше людей, даже в вашем ближайшем окружении, будут знать о князе Покровском и его офицерах, тем лучше. Формированию следует придать статус секретного.
        -Согласен, - ответил государь, повернулся к Покровскому и сказал: - Все необходимые распоряжения будут отданы сегодня же. Вы займитесь обустройством, общением с генералом Мейендорфом. Затем представите мне своих людей. Место и время смотра будет доведено до вас через генерала Мейендорфа.
        -Слушаюсь, ваше величество.
        -До встречи, Алексей Евгеньевич.
        Четко козырнув, полковник вышел из кабинета.
        Забегая вперед, отмечу, что впоследствии, уже в чине генерал-майора, князь Покровский являлся не просто старшим офицером по особым поручениям, но и ближайшим советником царя. Николай мог спокойно доверять ему те тайны, которые не решался раскрыть другим людям.
        Проводив бравого полковника, Николай попросил великого князя задержаться. Сергей Александрович пересел на большой кожаный диван.
        Император прошелся по кабинету и сказал:
        -Обстановка на Дальнем Востоке в целом благоприятна. Сибирская дорога уже доходит до Иркутска и действует в Уссурийском крае. Растет население восточных регионов. Я считаю, что их нужно очистить от нежелательных элементов.
        -Что ты имеешь в виду, Николай?
        -Думаю, нам необходимо провести реформу, затрагивающую вопросы ссылки преступников в Сибирь, которую в мрачных красках представляют в Западной Европе. По данным министерства внутренних дел получается, что сейчас именно на поселениях ссыльные за уголовные преступления попадают под активную агитацию политических. По сути, там куются кадры для революционно-террористических организаций. Эту ситуацию надо изменить.
        -Ты прав, - согласился Сергей Александрович. - Если нам придется столкнуться с Японией, то ссыльные могут доставить немало проблем. Революционеры не хотят и не умеют создавать, их стихия - разрушение. Они мешают развиваться и коренному населению. Несложно догадаться, как они поведут себя в случае войны.
        -Значит, решено.
        Реформа требовала кропотливой и продуманной работы. Поэтому указ об отмене ссылки в Сибирь был издан лишь 12 июня 1900 года.
        3декабря 1897 года русские военные суда вошли в Порт-Артур и Талиенван, те самые гавани на Ляодунском полуострове, которые были отняты у Японии два с лишним года назад. В течение двух с половиной месяцев после этого велась сложная дипломатическая игра.
        Германский император торжественно напутствовал в Киле своего брата принца Генриха, отправляющегося с эскадрой на Дальний Восток. Англия неожиданно предложила России вступить в переговоры о разделе Турции и Китая.
        Николай придерживался соглашения с Австрией насчет сохранения существующего правового положения на Балканах. Он уполномочил графа Муравьева вести переговоры только о Дальнем Востоке. Император считал, что нельзя делить независимое государство, в частности Китай, на какие-либо сферы влияния.
        Англия была недовольна политикой России. Для этого у Лондона была и другая причина. Россия, имевшая в то время в Балтийском море семь броненосцев и три крейсера не старше десяти лет, приступала к удвоению своего военного флота. На это выделялись деньги. Черноморский флот, запертый в проливах, по Парижскому трактату не мог учитываться при исчислении морской мощи России в свободных морях.
        Почти в то же время германский рейхстаг принял судостроительную программу на двести пятьдесят миллионов марок.
        Весной 1898 года разразилась война между Испанией и Соединенными Штатами Америки, которые впервые приобрели в ней владения за пределами Североамериканского материка. Тогда-то императором Николаем было задумано и предпринято историческое выступление с предложением положить предел росту вооружений, ведущему к войнам колоссальных масштабов. Оно было сформировано в ноте от 12 августа.
        Более четверти века в Европе длился мир. Но это было лишь затишье перед бурей. Долгая отсрочка столкновений вела к небывалому накапливанию сил и средств. Грядущая война была неизбежна и должна была принять невиданные ранее масштабы.
        Народы европейских стран восприняли ноту России восторженно, правительства же - недоверчиво. Уменьшение вооружений было неприемлемо ни для Германии, ни для Англии, ни для Австрии и Италии. Франция ждала реванша за поражение во франко-прусской войне.
        Николаю было ясно, что добиться положительного результата на конференции не удастся, но он продолжал вести политику разоружения. В декабре 1898 года русское правительство разработало вторую ноту, основанную на опыте последних месяцев. Она была встречена гораздо холоднее, однако благодаря усилиям и умелым дипломатическим маневрам конференция состоялась. Местом ее созыва была выбрана Гаага - город в южной части Голландии, одной из самых «нейтральных» стран.
        Гаагская мирная конференция заседала с 18 мая по 29 июня 1899 года под председательством российского посла в Лондоне барона Стааля. Длительность конференции говорит о том, что на ней разгорелись горячие споры. В итоге конференция приняла декларации о запрещении применения разрывных пуль, метания взрывчатых веществ с воздушных шаров, использования снарядов, содержащих удушающие газы. В Гааге было утверждено соглашение о применении Женевской конвенции к морской войне, рассмотрен вопрос о судах-госпиталях.
        На конференции была принята Конвенция о законах и обычаях сухопутной войны, разработанная русским профессором Федором Федоровичем Мартенсом. Делегаты учредили Гаагский международный трибунал, действующий по настоящее время.
        Этого было мало по сравнению с тем, что замышлял русский император. Но такие нововведения заняли достойное место в мировой истории.
        В самой же России начало XX века изобиловало всевозможными важными событиями, иногда судьбоносными для государства и императора. Наряду с обширными работами по подготовке нового крестьянского законодательства, к 1903 году было закончено составление нового уголовного уложения, куда более либерального, чем действовавшие законы.
        Хороший урожай 1902 года облегчил положение деревни. Промышленный кризис начал сменяться подъемом.
        Но не бездействовали и оппозиционные круги. Среди организованных революционных сил выделялись два главных течения: народники, ставившие целью организацию крестьянского восстания, и марксисты, действовавшие путем террора, делавшие ставку на рабочее движение.
        В 1903 году социал-демократы, как называли себя марксисты, созвали в Брюсселе второй партийный съезд. Там произошло их разделение на большевиков и меньшевиков. Лидером крайне революционной группы был Владимир Ульянов (Ленин). Его поддерживал известный эмигрант Г.В. Плеханов. Мартов (Цедербаум), Аксельрод, Вера Засулич и Бронштейн (Троцкий), только начинавший революционную деятельность, оказались в меньшинстве.
        Суть разногласий состояла в том, что Ленин хотел превратить партию в организацию, беспрекословно подчиняющуюся центру, пусть не столь многочисленную, но крепко стоящую на ногах. Меньшевики же стремились к возможно более широкому привлечению рабочих масс в ряды партии и возражали против чрезмерной власти центрального комитета.
        В 1902 году эсеры убили министра внутренних дел Д.С. Сипягина. На эту должность был назначен Вячеслав Константинович фон Плеве, человек энергичный, умный, решительный. Он принял ряд репрессивных мер, но они не дали ожидаемых результатов. Смута в государстве усугублялась, вражда к политике власти проявлялась все сильнее.
        В начале 1903 года произошло значительное по своим последствиям событие - погром в Кишиневе. В первый день Пасхи на площади возникли инциденты между иудеями и христианами. В какие-то полчаса значительная часть города, ранее вполне мирного, была охвачена беспорядками. Такого в России не было свыше двадцати лет. Беспорядки в Шполе (1897), в Николаеве (1899) сводились к разграблению еврейских лавок, в Кишиневе же пролилась кровь.
        За участие в погроме было арестовано около тысячи человек, губернатор фон Раабен уволен, вице-губернатор и полицмейстер направлены в другие города. Но волнения продолжались, вспыхивали в разных концах империи. В царской семье за последние годы произошло три знаменательных события. Два радостных. 14 июня 1899 года родилась дочь Мария, 5 июня 1901-го - Анастасия. Одно печальное. 28 июня 1899 года после продолжительной болезни умер младший брат императора Георгий Александрович.
        Глава 9
        Государь побывал в Сарове, где проходила церемония канонизации старца Серафима. Он вернулся в Петербург и утром 23 июля 1903 года принял министра иностранных дел графа Ламсдорфа по его настоятельной просьбе.
        -Ваше величество, двадцатого числа японский посланник Курино передал мне ноту.
        -Что в ней? - поинтересовался император.
        -Предложение войти в рассмотрение положения дел на Дальнем Востоке, где сталкиваются интересы России и Японии.
        -Ну что ж. Если нам предлагают конструктивные переговоры, а не пустословие, с которым мы имели дело до этого, то предложение следует принять. Но вас что-то смущает, Владимир Николаевич, не так ли?
        -Не смущает, а возмущает, ваше величество.
        -Что именно?
        -Тот факт, что третьего июля в Лондоне японский посол Гаяси поднимал практически тот же вопрос.
        -Японцы согласовывают свою политику с британским кабинетом?
        -Получается так, ваше величество.
        Император прошел к столу и заметил:
        -Впрочем, в этом нет ничего странного. Союз Японии и Англии, заключенный в конце прошлого года, направлен против российско-китайского альянса. Он обязывает японцев ставить в известность Лондон обо всех планах, касающихся отношений Токио с третьими странами. Англия заинтересована в войне России и Японии.
        -Есть мнение, что здесь сыграло свою роль и еще одно обстоятельство. Перспективы займа на французском рынке, содействовать которому обещал господин Витте, оказались для Японии неблагоприятными, в то время как предложение Лондона в Токио восприняли положительно. Причем особых преимуществ английский заем Японии не давал.
        -Зато Англии эта финансовая операция сулит значительные политические выгоды. Мнение о том, что наш министр финансов провалил французский заем, ошибочно и предвзято. Заручившись поддержкой Англии и США, Япония начала строить свою политику куда более агрессивно, я бы даже сказал, дерзко. Если помните, в марте прошлого года из Токио последовало предложение заключить конвенцию о разграничении сфер интересов России и Японии на Дальнем Востоке. Сама формулировка предложения давала понять, что Япония не намерена ограничивать свои интересы одной Кореей, на чем до сих пор настаиваем мы. Подобную дерзость Токио мог позволить себе, только получив заверения Англии и США.
        -Так вы по-прежнему считаете, что открытое столкновение с Японией неизбежно?
        -Да, Владимир Николаевич. К сожалению, это уже не вызывает сомнений. Посему от переговоров отказываться нельзя. Готовясь к войне, мы должны исчерпать все возможности дипломатического урегулирования конфликта. Особых иллюзий питать не следует, столкновения, повторяю, не избежать, а вот отсрочить его начало можно. При умелой, естественно, дипломатической игре. Японское правительство внедряет в народ идею о необходимости войны с нами, реванша за уступки девяносто пятого года. Известный писатель Лафкадио Хирн, описывая возвращение японских войск после войны с Китаем, отмечает как само собой разумеющееся, обыденное и естественное, цитирую дословно: «Из Китая и из Кореи они придут, и те, кто покоится в морских глубинах. Они услышат зов и в тот день, когда воинства Сына Неба двинутся против России». Самое печальное, что японский народ сжился с этой идеей. Если в строй вернутся мертвые, то что говорить о живых? Уязвленная, униженная гордая нация в буквальном смысле рвется в бой. С девяносто пятого по нынешний год японская армия была увеличена более чем в два раза, число орудий утроилось, большое значение
придавалось подготовке кадров. Это было сделано на контрибуции, полученные от Китая. По иронии судьбы, или как хотите это назовите, именно Россия в свое время была поручительницей за исправную уплату Китаем своего военного долга.
        -Но мы не могли поступить иначе.
        Николай улыбнулся:
        -Вероятно, нам раньше следовало бы занять куда более жесткую позицию, но задним умом все хороши. Сейчас мы должны считаться с тем, что имеем, то есть с сильным врагом. Но мне сдается, я утомил вас своими разговорами. Ваш доклад принят к сведению.
        -Позвольте удалиться, ваше величество?
        -Да. До свидания, Владимир Николаевич.
        30июня 1903 года государь подписал указ об учреждении наместничества на Дальнем Востоке, образовывавшегося из Приамурского генерал-губернаторства и Квантунской области, со штаб-квартирой в Порт-Артуре. Наместником, который подчинялся непосредственно царю, 12 августа был назначен адмирал Евгений Иванович Алексеев, уже несколько лет руководивший Квантунской областью. Ему подчинялись войска, флот и администрация, включая полосу КВЖД.
        Для обсуждения важнейших дел при наместнике был образован Особый комитет по делам Дальнего Востока. Формально его председателем являлся сам император, вице-председателем - министр внутренних дел и шеф корпуса жандармов Вячеслав Константинович фон Плеве, членом комитета - статс-секретарь Александр Михайлович Безобразов, управляющим канцелярией - контр-адмирал Алексей Михайлович Абаза, помощником которого был Николай Гаврилович Матюнин, дипломат и разведчик. Он был введен в состав Особого комитета как человек, хорошо знающий ситуацию на Дальнем Востоке. Матюнин в свое время являлся пограничным комиссаром в Южно-Уссурийском крае, неоднократно посещал Сахалин и Курильские острова, служил в Корее и обладал ценной разведывательной информацией по этой стране. Учреждение наместничества должно было объединить все органы русской власти на Дальнем Востоке.
        16 августа Николай пригласил к себе министра финансов С.Ю. Витте. Государь попросил его привезти с собой управляющего государственным банком Эдуарда Дмитриевича Плеске.
        В назначенное время чиновники прибыли во дворец.
        Государь сперва принял одного Витте.
        -Здравствуйте, Сергей Юльевич, рад видеть вас в полном здравии. Проходите, разговор нам предстоит серьезный. - Николай предложил Витте разместиться на диване, сам встал у большого стола, закурил папиросу. - Вы, Сергей Юльевич, талантливый управленец и организатор, блестящий министр финансов. Не напрасно еще отец мой высоко отзывался о ваших профессиональных и нравственных качествах. Я полностью согласен с оценкой князя Мещерского, данной им вам в своем «Гражданине».
        -Я не слышал о словах князя. Любопытно, какую же оценку он мне дал?
        -Князь Мещерский написал, что для усиления государственной власти ни один русский министр финансов не сделал так много, как граф Витте своей системой хозяйства, основанной на идее сосредоточения всех ресурсов страны в одних руках.
        -Князь преувеличивает мои заслуги. Все важнейшие решения принимались с вашим высочайшим непосредственным участием. В их исполнении были задействованы многие люди. Я всего лишь выполнял свою работу так, как могу это делать.
        Николай улыбнулся:
        -Сергей Юльевич, не скромничайте. В том, что финансовая система страны превратилась в четко слаженный механизм, только ваша заслуга.
        -Странно, ваше величество, но у меня такое ощущение, что вы как будто прощаетесь со мной. - Министр финансов пристально посмотрел на государя.
        Николай выдержал этот взгляд, затушил папиросу и спросил:
        -Сергей Юльевич, вы до сих пор считаете, что Россия в настоящих условиях не должна и не может воевать?
        Витте спокойно ответил:
        -Вопросы войны, мира и внешней политики не в моей компетенции, но я отвечу вам как член правительства, подданный вашего величества, имеющий собственную точку зрения на то, что происходит внутри государства и за его пределами.
        -Будьте так любезны.
        -Я всегда называл особо выгодным для нас великий континентальный союз трех держав - России, Франции и Германии. Он будет гарантией от войны с Германией, самой опасной для нашей страны.
        -Вот как? - воскликнул император. - Интересно. Продолжайте, пожалуйста. - Николай присел в кресло и внимательно слушал своего министра.
        -Захватнические действия Англии и Японии против непосредственно России невозможны. Мы на них тоже не нападем. Это не в наших интересах. Большая война никому не нужна, по крайней мере сейчас. В союзе с Китаем в Азии, с Францией и Германией в Европе Россия может не бояться никаких военных угроз. Строительство Китайско-Восточной железной дороги, приобретение незамерзающего порта Порт-Артура и даже создание «Русского лесопромышленного товарищества» на реке Ялу на границе с Китаем и Кореей было достигнуто мирным путем, с использованием экономических рычагов влияния. Такими же методами следовало бы и продолжить укрепление позиций России на Дальнем Востоке. Да, к сожалению, дело идет к войне, но она будет происходить не на нашей исконной территории.
        Николай поднялся, прошелся по кабинету, повернулся к Витте:
        -Вы сказали, что даже «Русское лесопромышленное товарищество» было создано мирным путем. - На слове «даже» государь сделал ударение. - К чему такое выделение одного коммерческого предприятия на фоне остальных, работающих на Дальнем Востоке?
        Здесь необходимо дать справку по товариществу, упомянутому в разговоре императора и министра финансов.
        В 1896 году купец Юлий Бриннер, дед великого актера, которого звали точно так же, получил у корейского правительства лесные концессии на границе между этой страной и Китаем сроком на двадцать лет. В 1901 году их приобрело «Русское лесопромышленное товарищество», созданное Александром Михайловичем Безобразовым. Акционерами предприятия стали некоторые представители царской фамилии, сам Безобразов, адмирал Алексеев, Вячеслав Константинович фон Плеве и даже государь, поддержавший идею создания предприятия.
        Основными доводами в пользу данной коммерческой структуры явились заявления Безобразова о том, что для нас было бы крайне нежелательно утверждение японцев в Корее. Россия должна была получить там крупные частные коммерческие интересы. Их защита давала бы правительству право вмешиваться в корейские дела и тем самым устанавливать противовес японскому влиянию.
        -Я выделил товарищество потому, что оно постепенно становится не только коммерческим предприятием, - ответил Витте. - Под видом рабочих на Ялу перебрасываются солдаты регулярной армии, которые помимо рубки леса имеют задачу строительства военных дорог и объектов. Эта деятельность выходит за рамки обычной коммерции и воспринимается в Англии и Японии как попытки России закрепить свое военное присутствие на севере Кореи. Данный фактор является сильным раздражителем. В настоящей сложной международной обстановке он может стать одной из причин большой войны.
        -Вы считаете, что если мы пойдем на уступки Японии, то она откажется от противостояния с Россией, имея в союзниках Англию?
        -Нет, но это позволило бы нам выиграть время. Я знаком с нашей военной доктриной. Мне странно, что она основывается на отражении двойного удара, с запада и востока. При этом российское командование считает главным театром военных действий западный, а восточный - второстепенным. Исходя из данного плана, предполагается проведение сдерживающей тактики до подхода главных сил, которые должны перейти в наступление, сбросить противника в море, а затем высадить десант в самой Японии.
        -Вы прекрасно осведомлены в делах, имеющих лишь косвенное отношение к министру финансов. Вам также должно быть известно, что военная доктрина - это всего лишь декларация о политике государства в обеспечении безопасности. Ее основные положения складываются и изменяются в зависимости от многих факторов, в том числе и от характера ожидаемой войны. Я считаю, что с запада нам сейчас ничего не угрожает. Мы предпринимаем усилия для подготовки противостояния с Японией.
        -Но тогда как объяснить, что Россия на Дальнем Востоке имеет не более девяти процентов от численного состава кадровой армии? Более того, эти силы разбросаны от Читы до Владивостока, от Хабаровска до Порт-Артура!
        -По-моему, мы обсуждаем не те вопросы, которые призван решать министр финансов.
        Граф Витте покачал головой:
        -Да, конечно, это вопросы военного и военно-морского ведомств. Но раз уж случился такой разговор, то позвольте заметить, что могущество России на Дальнем Востоке остается еще достаточно призрачным. Причина в крайней удаленности тамошних портов от европейской части России. Низкая пропускная способность железной дороги ограничивает наши военные возможности. Японцы же максимально используют время, отпущенное им для подготовки армии и флота. Почему они так торопятся? Ответ на этот вопрос я нашел в высказываниях японского генерала Мурато. Чем дольше ждать, тем труднее будет Японии выиграть кампанию.
        -Вот видите! - воскликнул Николай. - Вы, представитель партии противников войны, сами утверждаете, что ее не избежать, и упрекаете государя в неэффективной подготовке к ней. Вы, Сергей Юльевич, противоречите самому себе.
        -Нисколько, ваше величество. Да, я противник войны, и от своих слов не отказываюсь. Если схватки не избежать, то желательно вести ее в благоприятных условиях. Ту ситуацию, которая сейчас сложилась на Дальнем Востоке, сложно назвать таковой.
        -Мы опять возвращаемся к уступкам, так?
        -По прогнозам военных специалистов, опытных боевых генералов и адмиралов, известных экономистов, финансистов, промышленников, России требуется еще немногим более года, дабы поднять свою военную мощь до уровня, позволяющего диктовать любые условия какой угодно вражеской стране. Только в девятьсот пятом году мы будем иметь значительное военное преимущество на Дальнем Востоке, как на суше, так и на море. До этого начинать войну бессмысленно. Речь не об уступках, хотя ничего страшного, по большому счету, в них нет. Россия - не то государство, для которого утрата влияния в отдельно взятом порте стала бы трагедией. Наша держава в состоянии вернуть себе утраченное. Пусть через какое-то время. Япония же из-за куда более низкого экономического потенциала способна достичь успеха в кратковременной войне, но обречена на поражение в затяжной. Поэтому сейчас надо не бряцать оружием, а вести переговоры. Они могут стать успешными, если на их ход не будут воздействовать раздражающие факторы.
        -Вы имеете в виду деятельность статс-секретаря Безобразова?
        -И его в том числе.
        -Вы рассуждаете масштабно, прекрасно владеете ситуацией в разных сферах, в том числе и в военной, при этом остаетесь таким же принципиальным, по-хорошему неуступчивым, как и накануне катастрофы у Борок. С годами вы не изменились, и это очень хорошо. А теперь я хотел бы услышать ваше мнение насчет господина Плеске.
        -Могу дать ему только положительные характеристики.
        -Прекрасно. Вот мы и подошли к главному. Ввиду обострившейся международной и внутренней обстановки я прошу вас принять пост председателя Комитета министров.
        -Что? - Вот этого граф Витте никак не ожидал. - Вы решили освободить меня от должности министра финансов?
        -Я решил предложить вам повышение, Сергей Юльевич. Должность министра финансов, конечно, значимая в правительстве, но вы достойны гораздо большего.
        -А министром финансов, как я понимаю, вы намерены назначить господина Плеске?
        -Да. Ваши характеристики - лучшая рекомендация.
        -Все так неожиданно, - растерянно проговорил Витте. - Такое ощущение, что я отправлен в отставку.
        -Да что вы такое говорите, Сергей Юльевич? Вам предлагается повышение по службе. Прошу, дорогой граф, не делайте скоропалительных выводов и уж тем более не воспринимайте назначение на столь высокую должность превратно. Помните, вы нужны мне, всей России. Нам вместе придется решать очень сложные задачи. И еще одна просьба. Не подавайте прошение об отставке. Я его не приму! На этом, Сергей Юльевич, аудиенцию считаю законченной. Мне еще надо поговорить с новым министром финансов, вам - подготовиться к сдаче своих дел и к приему других.
        Узнав о таком вот решении царя, прошение об отставке подал военный министр Алексей Николаевич Куропаткин. Государь отклонил прошение.
        В день учреждения на Дальнем Востоке наместничества возобновились переговоры России и Японии о разделе сфер влияния в Корее и Маньчжурии. Петербург требовал от Токио заявления о том, что Маньчжурия находится вне пределов японских интересов. Переговоры велись через русского наместника на Дальнем Востоке адмирала Алексеева и российского посла в Токио барона Романа Романовича Розена.
        Правительство микадо настаивало на включении в соглашение особого пункта о Маньчжурии, тем более что в конце сентября 1903 года истекал срок эвакуации из Китая русских войск. Николай не без определенного давления Безобразова принял решение оставить их в Маньчжурии еще на три года, в крайнем случае отвести, но не в Россию, а в полосу отчуждения Китайско-Восточной железной дороги.
        Из Порт-Артура, опять-таки по просьбе Безобразова, в корейский порт Чемульпо были высланы военные корабли российского флота, с задачей обеспечения охраны русского консульства, находящегося там, и посольства, расположенного в Сеуле. Нетрудно догадаться, что статс-секретарь Безобразов в первую очередь беспокоился насчет безопасности лесопромышленного товарищества в Корее, уже практически обанкротившегося.
        Адмирал Алексеев тогда же предложил атаковать японский флот в случае высадки войск в Корее. Однако Николай понимал чрезвычайную рискованность подобного шага и не согласился с предложением наместника.
        В конце октября неожиданно для многих государь с супругой отбыли в Дармштадт. Императорскую чету сопровождали два министра - военный и иностранных дел, группа генералов из походной канцелярии. Охрану осуществлял вполне боеспособный отряд старшего офицера по особым поручениям полковника князя Покровского.
        Некоторые современные исследователи утверждают, что Николай пошел на поводу у императрицы, захотевшей вдруг проведать своих родственников. Он бросил все дела, уехал и пытался управлять делами империи из дворца герцога Дармштадтского, буквально кишащего шпионами кайзера. Вильгельм будто бы был в курсе всех планов российского правительства на Дальнем Востоке, включая перемещение и боевую подготовку Вооруженных сил. Более того, информацию, перехваченную в Дармштадте, он едва ли не лично передавал в Японию.
        Так ли это? Сомнительно.
        Да, царице, возможно, и хотелось до такой степени повидаться с родственниками, что она заставила супруга покинуть страну в непростые времена. Ведь Николай прекрасно понимал, какая обстановка складывается на Дальнем Востоке, но поехал за границу. Вместе с министрами и генералами. Почему?
        Ответ можно найти в описании тех событий Сергеем Сергеевичем Ольденбургом, автором самого объективного исследования жизни и царствования Николая Второго. В этой работе описывается не вакханалия, якобы творившаяся во дворце герцога, а встреча Николая и Вильгельма в Висбадене.
        Царь сетовал на внутреннее положение во Франции, на то, что он должен поддерживать связь с ней, чтобы она не перешла в лагерь Англии. Николай говорил, что хочет избежать войны с Японией, если только она сама не нападет на Владивосток или Порт-Артур. Он не желает войны, но готовится к ней.
        Очевидно, что разговор двух монархов не ограничился обсуждением отношения Николая к положению во Франции. Накануне практически неминуемой и близкой уже войны император хотел заручиться если не поддержкой Германии, то хотя бы ее нейтралитетом в предстоящей схватке России и Японии.
        Николаю удалось добиться своего. При достаточно благоприятных условиях, сложившихся во время тяжелой Русско-японской войны, Германия не только не напала на Россию, но и послужила гарантом безопасности ее западных границ.
        Переговоры с Японией между тем не приносили ощутимых результатов. Поздней осенью 1903 года Петербург и Токио еще обменивались нотами, но в конце концов микадо посчитал, что такой вот расход бумаги больше не имеет смысла.
        В середине ноября император пригласил к себе старшего офицера по особым поручениям полковника князя Покровского.
        -Здравия желаю, ваше величество! - Бравый офицер присел в кресло, указанное государем.
        Николай прикурил папиросу, прошелся по кабинету, повернулся к собеседнику:
        -Алексей Евгеньевич, как вы смотрите на поездку в Порт-Артур?
        -Я готов выполнить любой ваш приказ.
        -Иного ответа я и не ожидал. Из Владивостока через две недели на Ляодун пойдет пароход. Литерный поезд на Дальний Восток отправляется завтра. Предвосхищая ваш ответ, я дал распоряжение забронировать места для вас и ваших офицеров.
        -Что мы должны будем делать в Порт-Артуре?
        -Не торопитесь, сначала ознакомьтесь с некоторыми документами. Прошу к столу.
        Покровский подошел к огромному столу, на котором лежала большая схема Порт-Артура.
        Николай взял в руки карандаш и использовал его как указку.
        -Перед вами проект крепости, разработанный профессором Величко. Вам необходимо время, чтобы разобраться в деталях?
        -Нет, ваше величество. Я хорошо читаю карты и схемы.
        -Тогда вы видите, что сухопутная линия обороны проходит по высотам Драконова хребта, возвышенности перед Кладбищенской горой, по Зубчатой горе, возвышенности у деревни Саншугоу, Вальдшнепиному холму, высотам у южного угла Западного бассейна и горе Белый Волк. Ее протяженность составляет девятнадцать верст. Центром дуги, на которой расположены все форты сухопутной линии, является вход во внутренний рейд у оконечности так называемого Тигрового хвоста. Радиус этой дуги составляет четыре версты. Она заканчивается примерно восьмиверстовой позицией в виде тупого входящего угла.
        Князь Покровский внимательно слушал императора и сосредоточенно глядел на схему.
        -Главная оборонительная линия состоит из шести фортов и пяти промежуточных укреплений. Кроме нее проект предусматривает еще окружение Старого города и Восточного бассейна непрерывной линией укреплений из опорных пунктов временного характера и связывающих их линий в виде вала со рвом, имеющих отвесный контрэскарп и фланговую оборону, - продолжал государь. - Предусмотрены также различные передовые позиции, на горе Дагушань, к примеру. Приморский фронт должен состоять из двадцати пяти береговых батарей, расположенных тремя группами на Тигровом полуострове, Золотой и Крестовой горах. На батареи должны быть назначены сто двадцать четыре орудия различных калибров.
        -Что ж, - проговорил Покровский. - Вполне внушительные укрепления. Войска, занимающие их, смогут успешно вести длительную оборону, естественно, при наличии достаточных запасов боеприпасов и продовольствия.
        -Да, - проговорил император. - Но ввиду финансовых трудностей эти работы были разделены на три этапа, с расчетом окончить постройку крепости в девятьсот девятом году. Сами понимаете, что данный срок сейчас совершенно неприемлем. По докладам наместника адмирала Алексеева, сейчас в Порт-Артуре завершено чуть более половины всех запланированных работ. Наибольшее внимание было обращено на приморский участок, который на данный момент является самым боеспособным. На нем возведены двадцать одна батарея, из них девять долговременного типа и двенадцать временных, плюс два пороховых погреба. На сухопутном фронте окончены только один форт, два укрепления, несколько батарей. Остальные сооружения в работе, а к некоторым даже не приступали.
        -Извините, ваше величество, а сколько орудий сейчас имеет порт-артурская крепость?
        -Своевременный вопрос. Незачем извиняться, князь. По докладам адмирала Алексеева, сейчас в Порт-Артуре сто шестнадцать артиллерийских орудий. Распределены они следующим образом: сто восемь пушек на морском направлении и восемь на сухопутном. А по табелю там должно быть пятьсот сорок два орудия. Мной отданы распоряжения о срочном усилении крепости. К отправке на восток уже готовятся значительные силы, недостающая артиллерия, пулеметы и боеприпасы. Проблема в том, что быстро перебросить все это в Порт-Артур мы не в состоянии. Нам потребуется не менее полугода. Это просто вне пределов человеческих возможностей.
        Князь Покровский посмотрел на императора:
        -Следовательно, если японцы нападут в начале года, то оборонять Порт-Артур придется только имеющимися силами?
        -Именно так. Я понимаю, у вас возник вполне закономерный вопрос. Почему мы, предполагая столкновение с японцами, не подготовились к нему заблаговременно?
        -Вы ответили на него, ваше величество. Причины в финансовых трудностях.
        -Да, но есть и другие, о которых мне неприятно говорить. План, составленный у наместника, основывается на предположении, что если на Дальнем Востоке, пусть и со временем, но будут сосредоточены достаточные силы, то и наступление японской армии на Порт-Артур немыслимо. Посему оборону крепости вполне возможно осуществлять силами ее гарнизона. Военный же министр генерал Куропаткин в своей записке еще от июля этого года указывал, что японцы постараются сразу занять Корею и завладеть Порт-Артуром. Достаточные силы, по мнению Куропаткина, мы могли бы выставить в южной Маньчжурии после объявления мобилизации к концу года. До этого порт будет отрезан от России, поэтому численность наших войск в крепости должна быть увеличена. Как видите, налицо два противоположных мнения насчет возможного развития событий.
        -Значит, генерал Куропаткин считает Порт-Артур лишь крепостью, предназначенной только к тому, чтобы приковать к себе как можно больше вражеских сил? Он изначально планирует позволить японцам осадить Порт-Артур?
        -Вы совершенно правы. Военный министр считает, что крепость должна отвлечь на себя значительную часть сил японской армии. Мы на время отдаем инициативу противнику, пользуемся этим, разворачиваем наши армии и наносим по врагу сокрушительный удар.
        Покровский покачал головой:
        -Смелое, рискованное и, я сказал бы, даже авантюрное решение.
        Император с интересом взглянул на старшего офицера по особым поручениям:
        -Почему вы так считаете?
        -Потому, что многое в таком плане рассчитано на благоприятное для нас развитие событий и случай. Даже непрофессионалу понятно, что разгром русского флота позволит японцам организовать быструю десантную операцию и нанести нам удар на суше. Только после достижения полного господства на море японцы могут рассчитывать на захват Ляодунского полуострова с Порт-Артуром и вытеснение русской армии из Маньчжурии. Однако вероятен и одновременный удар японцев, как с моря, так и с суши. Если русский флот даст достойный отпор эскадрам микадо, то и сухопутное наступление отдельных японских сил не нанесет нам ощутимого вреда. Вероятность подобного развития событий мала. Что совершенно не говорит о том, что Порт-Артур не надо укреплять.
        -Вот! - Государь прикурил очередную папиросу. - Порт-Артур необходимо укреплять. Мы будем это делать, если, естественно, позволит противник. Мы подошли к вашему первому вопросу, а именно к тому, для чего я посылаю вас в Порт-Артур. Мне необходимо знать боевые возможности крепости в ее нынешнем состоянии.
        -Но вы же получаете доклады ответственных чиновников.
        -В том-то дело, что чиновников. Я же хочу знать мнение опытного офицера, способного трезво, без прикрас оценить обстановку в Порт-Артуре. Флотские дела вас, Алексей Евгеньевич, не касаются, вы не морской офицер. А вот все, что относится к обороне крепости со стороны суши, я попрошу вас тщательным образом изучить и представить мне свои соображения.
        -Я понял вас, ваше величество. Но для этого мне потребуется допуск на все объекты, к необходимой секретной документации, к общению со всеми командирами, интересующими меня и моих офицеров. Другими словами, я должен иметь полную свободу действий, перемещений, возможно, и за пределами крепости. Мне придется говорить со всеми, от рядового солдата до наместника.
        -Ваши полномочия я лично обозначу телеграммой адмиралу Алексееву. Этого будет достаточно. Вам ясна задача, Алексей Евгеньевич?
        -Так точно, ваше величество!
        -О своих впечатлениях, замечаниях, предложениях докладывайте мне лично из штаба флота.
        -Слушаюсь!
        -Отправка поезда завтра, в девять утра.
        -Я все понял. Разрешите идти?
        В середине января пароход с группой Покровского подошел к Порт-Артуру. С моря город казался неприветливым, даже враждебным. Взгляду пассажиров сначала открывался длинный хребет, круто обрывающийся в море. Вид угрюмых серых скал, лишенных какой-либо растительности, навевал тоску, от них тянуло холодом. Море с глухим шумом било волнами в высокий берег.
        Высадившись с парохода и представившись командованию, князь Покровский тут же решил объехать местность. С вершины Золотой горы город был прекрасно виден.
        Прямо внизу располагался Восточный бассейн, за ним у подножия Перепелиной горы раскинулся Старый город, за которым тянулась неровная холмистая местность вплоть до горы Большой, доминирующей над всем Порт-Артуром. У ее основания разместился Новый китайский город. Справа от Малого бассейна находилось Пресноводное озеро, вокруг которого расположились казармы и здания инженерного ведомства. Между озером, Золотой и Крестовой горами и морем находились места, застроенные домами русских флотских офицеров. Слева открывался выход на внешний рейд, далее - обширный Западный бассейн, на противоположной стороне которого стоял Новый европейский город. От моря Западный бассейн отделялся длинным и узким полуостровом Тигровый Хвост.
        Все замыкалось морем и цепью высоких обрывистых гор, на которых виднелись укрепления, защищавшие Порт-Артур от нападения противника. Однако, как и говорил император, многие из них закончены не были. На сухопутном направлении система крепостных сооружений опиралась на рельеф, довольно выгодный для обороны.
        Все укрепления стояли на горах, напротив которых к северу открывалось сравнительно ровное пространство. По мере приближения к укреплениям оно переходило в открытую, покатую местность, находившуюся под обстрелом артиллерийского и ружейного огня защитников города. Задние склоны высот служили хорошим прикрытием. Вот только людей и орудий в январе 1904 года Порт-Артуру явно не хватало.
        Самым существенным недостатком порт-артурской крепости было то, что ее оборонительная линия слишком тесно примыкала к населенному пункту и гавани. Этот факт давал японцам возможность подвезти пушки к тем позициям, с которых они могли бы обстреливать город. Получалось, что осажденный Порт-Артур не мог служить надежной базой флоту. Недостроенные укрепления не гарантировали, что будет успешно отражено и нападение с суши.
        О своих первых впечатлениях князь Покровский тут же доложил императору. Он, в частности, указал на необходимость не только укрепления существующей оборонительной линии, но и создания мощной внешней полосы вдоль гряды Фенхоаншаня и Дагушаня. В этом случае можно было бы считать Порт-Артур неприступной крепостью.
        Естественно, не следует считать, что недостатки, отмеченные князем Покровским, оставались вне поля зрения адмирала Алексеева, генерала Куропаткина, других военачальников, даже командиров отдельных сухопутных частей. Уязвимость крепости перед началом войны уже признавалась всеми, но русское командование не имело ни времени, ни средств, позволяющих кардинально усилить оборону.
        Оставалась надежда на успешные действия русского флота, расположенного на Дальнем Востоке. На тот момент в Порт-Артуре располагались корабли Первой Тихоокеанской эскадры: семь эскадренных броненосцев, восемь крейсеров, тринадцать миноносцев, две канонерские лодки. Здесь же стояла и часть Сибирской флотилии: два крейсера, два минных крейсера, двенадцать миноносцев и пять канонерских лодок. Четыре крейсера и десять миноносцев базировались во Владивостоке. Всего русский флот насчитывал шестьдесят четыре корабля.
        Японский же флот перед началом войны состоял из шести эскадренных броненосцев, двадцати крейсеров, четырнадцати канонерских лодок, сорока семи миноносцев. Всего восемьдесят семь вымпелов.
        Российские военно-морские силы на Тихом океане уступали японским не только по численности кораблей, но и по скорости хода, скорострельности и дальнобойности пушек, площади бронированных бортов. Однако это было не то превосходство, которое позволило бы японцам сразу добиться победы в войне на море. Значительное преимущество Япония могла получить, лишь заблокировав русский флот в Порт-Артуре.
        В ином случае русские корабли были в состоянии перекрыть морское сообщение Японии. Это вызвало бы перебои в доставке войск на материк и не позволило бы японской армии проводить успешные крупномасштабные операции на суше. Поэтому во многом итог назревавшей кампании должен был решиться в Порт-Артуре.
        Серьезным подкреплением для русского флота должны были стать броненосцы «Цесаревич», «Ослябя», только что выстроенные в Тулоне, броненосный крейсер «Баян», несколько крейсеров и миноносцев. Все они были отправлены на Дальний Восток в конце 1903 года.
        Япония также принимала меры по усилению флота. В его состав должны были войти броненосные крейсеры «Ниссин» и «Касуга», купленные у Аргентины. Правительство микадо понимало, что имеет весьма ограниченные военные ресурсы, а Россия с каждым годом только наращивает свои силы на Дальнем Востоке. Поэтому оно торопилось с началом боевых действий.
        15декабря 1903 года Николай Второй созвал совещание для обсуждения предложений адмирала Алексеева. Наместник предлагал прервать переговоры из-за неуступчивости японцев. На этот раз генералу Куропаткину и министру Ламсдорфу удалось отстоять курс на продолжение поиска компромисса. Японии были сообщены измененные предложения, скорректированы некоторые уступки. Но очередная японская нота от 31 декабря была больше похожа на ультиматум. Россия должна была исключить Корею из сферы своих интересов, признать территориальную целостность Маньчжурии и Китая.
        Государь пригласил к себе для совета великого князя Александра Михайловича, других членов императорской фамилии. При обсуждении ультиматума Японии часто звучало мнение, что в целях выигрыша времени, необходимого для существенного усиления армии и флота на Дальнем Востоке, можно принять условия Токио. Однако Николай не согласился с этим. Он понимал, что Япония не остановится на достигнутом. Раз она привела армию и флот в полную боевую готовность, то нападет независимо от того, какой ответ на ультиматум даст Россия.
        Чтобы лишить японцев удобного повода к войне, в Токио была отправлена ответная нота. Россия согласилась признать основные права Японии на Корею, но решительно отказалась исключать ее из сферы своих интересов, по-прежнему требовала демилитаризации этой страны, отказывалась обсуждать вопрос по Маньчжурии. Но все эти заявления теперь не играли никакой роли.
        Как говорил в то время контр-адмирал Рожественский: «Не всегда войны действительно начинаются с пушечных выстрелов. По-моему, война уже началась. Только слепые этого не видят».
        21 января русская эскадра под флагом вице-адмирала Оскара Викторовича Старка вышла из Порт-Артура в учебный поход. Японцы знали об этом, предпочли не рисковать, преждевременно не раскрывать свои планы. Они не решились напасть на русскую эскадру, издалека наблюдали за ее маневрами.
        На следующий день на секретном совещании Гэнро - так назывался совет старейшин при императоре Муцухито - было решено начать войну. 24 января в Токио прозвучало объявление о разрыве дипломатических отношений с Россией.
        В этот же день верховное командование японских вооруженных сил отдало приказ о высадке десанта в корейском порту Чемульпо и нападении на Порт-Артур. В разных местах были захвачены русские пароходы «Екатеринослав», «Мукден», «Маньчжурия», потом - «Россия» и «Аргунь». В Фузане началась высадка войск, которые заняли там русские почтовые учреждения.
        Можно считать, что Русско-японская война началась 24 января.
        26 января вице-адмирал Степан Осипович Макаров, губернатор Кронштадта и командир порта, подал рапорт управляющему морским министерством Ф.К. Авелану, в котором писал:
        «Из разговоров с людьми, недавно вернувшимися с Дальнего Востока, я понял, что флот продолжают держать не во внутреннем бассейне Порт-Артура, а на наружном рейде. Пребывание судов на открытом рейде дает неприятелю возможность производить ночные атаки. Никакая бдительность не может воспрепятствовать энергичному неприятелю в ночное время обрушиться на флот с большим числом миноносцев и даже паровых катеров. Результат такой атаки будет для нас очень тяжел, ибо сетевое заграждение не прикрывает всего борта и, кроме того, у многих наших судов совсем нет сетей. Если бы японский флот тоже не имел закрытых рейдов, то наша тактика должна была бы заключаться именно в том, чтобы в первые даже ночи после разрыва сделать самое энергичное ночное нападение на флот. Японцы не пропустят такого бесподобного случая нанести нам вред. Если мы не поставим теперь же во внутренний бассейн флот, то мы принуждены будем это сделать после первой ночной атаки, заплатив дорого за ошибку».
        Однако предостережения опытного адмирала услышаны не были. Его рапорт так и не попал на стол Николая Второго из-за бюрократической волокиты. В противном случае события у Порт-Артура могли бы развиваться по куда более благоприятному для России сценарию.
        Утром 26 января император собрал совещание руководителей армии, флота и Особого комитета по делам Дальнего Востока. Он не услышал какой-либо тревоги в голосах генералов и адмиралов, считавших в большинстве своем, что Япония не решится начать войну. Действия части ее вооруженных сил в последние два дня - не более чем провокация. На совещании было принято решение не начинать самим. Этого-то и ждали в Токио.
        В ночь с 26 на 27 января японские миноносцы атаковали русские корабли, стоявшие на внешнем рейде у входа в Порт-Артур. Это нападение оказалось внезапным и весьма успешным. Были повреждены броненосцы «Ретвизан», «Цесаревич» и крейсер «Паллада».
        Сыграло свою роковую роль то обстоятельство, что о разрыве дипломатических отношений в Порт-Артуре знали только адмирал Алексеев и небольшой круг близких к нему людей. В результате в самый разгар атаки никто толком не понимал, что происходило на самом деле. То ли это учебные стрельбы, о чем получил сообщение комендант крепости генерал-лейтенант Стессель, то ли начало войны и настоящая вражеская атака.
        Государь испытывал чувство тревоги. Он едва досидел представление в театре, а когда вернулся во дворец, был ошеломлен телеграммой Алексеева о ночной минной атаке японцев. Ведь буквально накануне царь держал в руках сообщение совершенно иного содержания: «Флот пребывает в полной боевой готовности и смело отразит всякие покушения со стороны дерзкого врага».
        Когда в 1891 году наследник российского престола цесаревич Николай Александрович совершал поездку на Дальний Восток, среди судов сопровождения была канонерская лодка «Кореец», вступившая в строй в 1887 году и причисленная к судам Сибирской флотилии. Ко времени Русско-японской войны «Кореец» уже достаточно послужил. В его честь были названы бухта на острове Личаншань и пролив в Желтом море. Канонерка участвовала в переброске русского десанта из Порт-Артура в Дагу при подавлении в 1900 году Ихэтуаньского восстания в Северном Китае.
        Крейсер «Варяг» появился на Дальнем Востоке гораздо позже, в 1903 году, и сразу стал гордостью Тихоокеанской эскадры. Когда возобновились русско-японские переговоры относительно сфер влияния в Корее и Маньчжурии, он стоял у Порт-Артура, а 29 декабря 1903 года прибыл в Чемульпо, имея на борту специальный отряд для охраны российского посольства в Сеуле. Через неделю к нему присоединилась канонерская лодка «Кореец». Эти корабли сменили легкий крейсер «Боярин» и канонерку «Гиляк».
        Чемульпо считался нейтральным портом, так как еще 3 января корейское правительство заявило, что не собирается вмешиваться в возможный русско-японский конфликт. Кроме русских военных кораблей и парохода «Сунгари», принадлежавшего КВЖД, там находились британский «Талбот», французский «Паскаль», итальянский «Эльба» и американский «Виксбург».
        Задачу атаковать русские корабли в Чемульпо получил японский контр-адмирал Уриу. Его корабли вышли на перехват «Варяга» и «Корейца».
        Ранним утром 27 января японский консул в Корее передал российскому представителю Зиновию Михайловичу Поляновскому ультиматум, который содержал уведомление о начале военных действий. «Варяг» и «Кореец» должны были покинуть портовый рейд. Иначе в четыре часа пополудни оба российских корабля будут атакованы прямо на якорной стоянке. Одновременно Уриу предупреждал об этом командиров кораблей, принадлежавших третьим странам, рекомендовал им выйти из порта до указанного времени.
        Получив такое требование, командир крейсера «Варяг» капитан первого ранга Всеволод Федорович Руднев обратил внимание старшего на рейде Льюиса Бейли на нарушение японцами норм международного права. Бейли созвал совещание командиров военных кораблей, находящихся в Чемульпо, на котором капитану Рудневу было предложено покинуть рейд до четырнадцати часов. В противном случае иностранцы оставляли за собой право уйти.
        Решение совета было позорным. Военные моряки прекрасно понимали, чем грозит «Варягу» и «Корейцу» выход в открытое море. Откажись они покинуть рейд, японский флот вряд ли нанес бы удар по ним, опасаясь зацепить корабли третьих стран.
        В этот момент капитан первого ранга Всеволод Федорович Руднев показал миру, каким благородством отличаются русские моряки. Он решил идти на неравный бой. До этого Руднев предложил иностранной эскадре сопровождать «Варяга» и «Корейца» сквозь линию японских судов до границы нейтральных вод в знак протеста против нарушения международного права, но и здесь получил отказ.
        Совершенно по-иному вели себя рядовые английские, французские, итальянские и американские моряки. Они собрались на палубах своих кораблей и громкими приветственными криками проводили доблестных русских моряков, решившихся вступить в неравную схватку.
        В 11 часов 20 минут «Варяг» и «Кореец» двинулись по узкому фарватеру в открытое море, на прорыв. Японский контр-адмирал Уриу заметил выходящие русские корабли, и на реях флагманского судна «Нанива» был поднят сигнал: «Предлагаю сдаться без боя». Капитан первого ранга Руднев отказался.
        В 11.45, когда расстояние между противниками уменьшилось до сорока пяти кабельтовых, прогремели первые выстрелы с японских кораблей. Им ответил «Варяг», шедший впереди. Именно на него японцы и обрушили всю силу своего огня. Против русского крейсера и канонерской лодки действовали шесть японских крейсеров и восемь миноносцев.
        «Варяг» и «Кореец» выдержали час непрерывного боя, выпустили по врагу тысячу сто пять снарядов. На броненосном крейсере «Асама» была выведена из строя кормовая башня, разрушен ходовой мостик и убит его командир. Серьезные повреждения получили крейсеры «Чиода» и «Такачихо», был потоплен один миноносец.
        Но снаряды японской артиллерии существенно повредили «Варяг». У русского крейсера было выведено из строя более половины всех орудий, размещенных на палубе без бронированного прикрытия. Он лишился фок-мачты и третьей трубы. На нем начался пожар. Был разрушен верхний мостик, повреждены боевая рубка и рулевое управление. Через пять подводных пробоин поступала вода. «Варяг» стал крениться на левый бок, что не позволило вести огонь из орудий правого борта.
        Японцы, не ожидавшие столь яростного и умелого сопротивления русских, вынуждены были отойти. На «Варяге» насчитали двадцать два погибших и сто восемь раненых, одиннадцать из которых впоследствии умерли. Повреждения, полученные «Варягом», особенно пробоины ниже ватерлинии, делали продолжение сражения бесперспективным. Под прикрытием канонерской лодки «Кореец» крейсер повернул обратно в порт.
        По различным данным, японцы в этом бою потеряли тридцать человек убитыми и более сотни ранеными. Официальные сведения до сих пор засекречены.
        В порту перед русскими моряками встал непростой выбор. Они могли переместить тяжелые орудия «Корейца» на «Варяг», быстро починиться и предпринять еще одну попытку прорыва в Порт-Артур либо затопить корабли и безоружными сойти на берег. Осмотр крейсера выявил его непригодность к продолжению боя, и капитан первого ранга Руднев принял решение подорвать «Варяг» тут же, прямо на рейде. Иностранные командиры попросили его не делать этого, ибо подрыв такого крупного судна, как «Варяг», неминуемо повредит их корабли, на которых русские моряки могли уйти из порта.
        Поэтому Руднев изменил решение. В 15 часов 55 минут был взорван «Кореец», в 18 часов 10 минут - затоплен «Варяг». Крейсер погрузился в воду с поднятым флагом и гюйсом. Экипаж «Сунгари» сжег свой пароход.
        Экипаж «Корейца» был перевезен на французский крейсер «Паскаль», «Варяга» - на английский «Талбот» и итальянский «Эльба». Паровой катер свез в Чемульпо двадцать четыре тяжелораненых с «Варяга». В знак уважения мужества русских матросов японцы согласились считать их потерпевшими кораблекрушение, а не пленными, и поместили в свой госпиталь. От имени контр-адмирала Уриу их навещал флагманский врач японской эскадры Ямомото Йей и передавал им подарки.
        Экипажи погибших судов вернулись в Россию. Офицеры были награждены орденами Святого Георгия четвертой степени, члены команд - знаками отличия этого ордена. Все участники сражения получили медаль, специально выбитую по такому случаю.
        После боя у Чемульпо японцы начали высадку войск в этом районе.
        Только 28 января Япония официально объявила России войну.
        После этого возведение укреплений вокруг Порт-Артура ускорилось. Оно шло по плану, разработанному инженер-подполковником С.А. Рашевским, под умелым руководством командира Седьмой Восточно-Сибирской стрелковой дивизии генерал-майора Кондратенко. Роман Исидорович являлся душой всей обороны. Во многом благодаря ему гарнизон сделал все возможное для того, чтобы повысить обороноспособность. Работы велись днем и ночью.
        В город прибывали эшелоны с войсками, артиллерией, пулеметами и боеприпасами. В результате к началу плотной осады Порт-Артура 17 июля 1904 года город защищали пять фортов, три укрепления и четыре отдельные артиллерийские батареи. В промежутках между ними тянулись вырытые стрелковые окопы, прикрывавшиеся колючей проволокой. На самых опасных направлениях саперы установили фугасы. Передовые позиции полевого типа были оборудованы на горах Сягушань, Дагушань, Высокая и Угловая. В сторону долины Шуйшин вынесены редуты Кумирненский, Водопроводный и Скалистый. За поясом основных укреплений, между ними, а также на приморском фронте были установлены батареи и отдельные огневые точки.
        Сухопутная оборона Порт-Артура делилась на два сектора. Первый, которым командовал генерал-майор Горбатовский, включал территорию от Крестовой горы до форта номер пять. Второй, под командованием генерал-майора Церпицкого, начинался от пятого форта и заканчивался редутом Белый Волк.
        Начальником сухопутной обороны крепости был назначен командир Седьмой Восточно-Сибирской стрелковой дивизии генерал-майор Кондратенко. Всеми резервами руководил командир Четвертой стрелковой дивизии генерал-майор Александр Владимирович Фок. Общее руководство обороной крепости формально должен был осуществлять генерал-лейтенант Смирнов, но фактически верховное командование находилось в руках бывшего начальника Квантунского укрепленного района генерал-лейтенанта Стесселя.
        Несмотря на все колоссальные работы по укреплению Порт-Артура, существенные недостатки в его обороне, очевидные и ранее, так и не были устранены. На это просто не хватило времени. За пять месяцев нельзя сделать работы, рассчитанные на пять лет.
        Это касается оборонительной линии, слишком тесно примыкающей к городу и гавани. Форты были удалены от них на полторы, максимум три версты, при нормальном пределе удаления не менее четырех верст. Через пять месяцев после первой атаки японцев Порт-Артур не мог служить базой флоту. Артиллерия противника накрывала весь город и внутренний рейд.
        Известие о нападении японцев на Порт-Артур, гибель «Варяга», объявление правительством микадо войны буквально поразило, всколыхнуло всю Россию. Войны никто не ждал. Подавляющее большинство русских людей имело самое смутное представление о Маньчжурии и делах, происходящих там.
        Повсюду говорили, что на Россию напали и надо дать врагу отпор. В Петербурге, а затем и в других городах сами собой возникали давно не виданные уличные патриотические манифестации, в которых принимали участие и студенты. В университете состоялась сходка, завершившаяся шествием к Зимнему дворцу с пением «Боже, Царя храни».
        Однако не все поддержали этот порыв. На общем фоне выделялись высшие женские курсы. Барышни на бурной сходке заявили чуть ли не единогласный протест против молебна о даровании победы, который хотел отслужить в здании курсов совет профессоров. Поползли слухи, что курсистки направили приветственную телеграмму императору Японии. В Баку же революционерами была брошена бомба в армянское духовенство, служившее молебен о победе.
        Оппозиционные круги оказались застигнутыми врасплох. Они рассчитывали на массовые акции протеста против политики российского правительства, но ошиблись. Земские и дворянские собрания, городские думы принимали верноподданнические адреса. Земские деятели на совещании в Москве постановили прекратить провозглашение всяких конституционных требований и заявлений. Это решение мотивировалось патриотическим подъемом в стране, вызванным войной.
        За границей к войне отнеслись по-разному. Англия и США стали на сторону Японии. Президент Рузвельт на всякий случай предупредил руководство Германии и Франции, что если они попытаются выступить против Японии, то он немедленно поможет ей и пойдет так далеко, как это потребуется. Данное заявление развеяло все сомнения мировой общественности относительно того, что без поддержки Англии и США Япония не решилась бы на войну с Россией.
        Франция была очень недовольна этой войной. Россия интересовала Париж прежде всего как союзница против Берлина. В Германии левые силы были за Японию, правые - за Россию. Существенное значение в этот момент имело личное отношение германского императора к возникшему конфликту. Вильгельм Второй поддержал Россию. Китай же поспешно объявил нейтралитет, надеясь этим избежать репрессий победившей стороны.
        7февраля 1904 года главнокомандующим армией, действующей против Японии, был назначен военный министр генерал Куропаткин. Его помнили как начальника штаба у Скобелева, и это назначение вроде бы соответствовало настроению общества. Но Куропаткин не подходил на первую роль в действующей армии. Этот нерешительный, осторожный человек склонялся к тактике войны 1812 года, то есть постепенному отступлению в глубину Маньчжурии, до Харбина. Не такого командующего ждала дальневосточная армия. Но назначение состоялось.
        Впрочем, оно уравновешивалось назначением командующим флотом вице-адмирала Степана Осиповича Макарова, одного из лучших русских моряков, пользовавшегося огромной популярностью от Атлантики до Тихого океана. Он сразу же выехал на Дальний Восток и 24 февраля уже был в Порт-Артуре.
        Общее же руководство военными действиями оставалось за наместником Алексеевым. В случае разногласий между высшими инстанциями решающее слово принадлежало государю. В отношении флота двоевластие практически не проявлялось, но между Куропаткиным и Алексеевым не замедлил возникнуть конфликт, так как наместник придерживался иной, куда более активной и рискованной тактики действий, нежели командующий армией.
        В течение первых двух с половиной месяцев войны боевые операции проводились почти исключительно вокруг Порт-Артура. Вражеские суда однажды показались у Владивостока. Русская крейсерская эскадра вышла оттуда и совершила набег на северное побережье Японии. Но это были единичные случаи.
        После гибели «Варяга» и «Корейца» японцы начали высадку войск в Корее. Они захватили Сеул, арестовали тамошнего императора. Русские передовые отряды проникали для разведки в северную часть полуострова. Все же центром войны оставался Порт-Артур.
        В первые дни войны на флоте царила подавленность. Помимо гибели «Варяга» и «Корейца», повреждений «Цесаревича», «Ретвизана» и «Паллады», на собственных минах взорвались небольшой крейсер «Боярин» и минный транспорт «Енисей». 12 февраля японцы предприняли первую попытку использовать слабую сторону порт-артурской гавани и заградить выход из внутреннего рейда, затопив в нем пять старых транспортов.
        С прибытием адмирала Макарова дух на флоте укрепился. Новый командующий поднял флаг на быстроходном крейсере «Аскольд». Корабли начали выходить в море, вступать в перестрелку с японцами, когда те показывались перед Порт-Артуром, и даже предпринимали вылазки в поисках ближайшей базы вражеской эскадры.
        Степан Осипович Макаров был высокого мнения о своих кораблях и моряках. Он не обращал внимания на то, что русский флот насчитывал всего шесть боеспособных бронированных судов, а японский - четырнадцать. Адмирал не боялся идти на оправданный риск. Он объяснял свои действия тем, что японцы едва ли отважатся на решительный бой, так как им больше неоткуда ждать подкрепления. Зато в Балтийском море уже готовится новая русская эскадра для переброски на Дальний Восток, численно равная первой.
        17 марта в Порт-Артуре состоялся парад по поводу шестой годовщины занятия его русскими войсками. С этого времени штат эскадры увеличился еще на одного человека. В Порт-Артур прибыл Кирилл Владимирович, двоюродный брат Николая Второго. Великий князь стал начальником оперативного военно-морского отдела. Его присутствие в Порт-Артуре даже при относительно холодных личных отношениях все же позволяло адмиралу Макарову надеяться, что родственник царя поможет ему продвинуть некоторые просьбы, минуя бюрократическое морское ведомство.
        На пасхальные праздники, пришедшиеся на последнюю неделю марта, великий князь устроил трехдневные торжества с участием большинства офицеров эскадры. Адмирал Макаров ограничил увольнение на берег, а 29 марта вывел почти всю эскадру в море для учебного маневрирования.
        Этим и воспользовались японцы. В ночь с 30 на 31 марта они малыми силами, с потушенными огнями, маскируясь под русские корабли, подошли к Порт-Артуру и установили там подводные мины. Их маневр прошел незамеченным, в том числе и по причине еще не закончившихся торжеств. Эскадру Макарова в это время отвлекали основные силы японцев. Той же ночью русские корабли предприняли попытку войти в непосредственное соприкосновение с противником, от которого корабли адмирала Того уклонились.
        Утром 31 марта русские корабли приближались к Порт-Артуру двумя колоннами. Одну из них возглавлял броненосец «Петропавловск» с адмиралом Макаровым и его штабом. В трех милях от Золотой горы он задел носовой частью японскую мину, поставленную ночью. Раздался мощный взрыв. От детонации боезапаса броненосец разломился надвое и тут же затонул. Погибло шестьсот пятьдесят человек, среди них вице-адмирал Макаров и почти весь его штаб, а также знаменитый художник-баталист Верещагин, прибывший в Порт-Артур вместе со Степаном Осиповичем. Это стало настоящей катастрофой для морских сил России на Тихом океане.
        Но беда этим не ограничилась. Через четверть часа после трагической гибели «Петропавловска» раздался новый взрыв. Броненосец «Победа» получил пробоину, накренился, но начал постепенно входить в Восточный бассейн.
        На эскадре возникла паника. Прошел слух, что против русских кораблей действует неприятельская подводная лодка, орудия были опущены, началась стрельба по воде куда попало. Но вскоре командиры кораблей навели порядок на суднах, и они вернулись на внутренний рейд.
        Странно, что адмирал Того, наблюдавший за всем этим, не отдал приказа открыть огонь по русской эскадре, оказавшейся в такой неблагоприятной обстановке. Видимо, он сам не ожидал подобной эффективности своих действий.
        С того злополучного утра Первая Тихоокеанская эскадра перестала вести активную борьбу за господство на море. Японцы же в затяжном противостоянии получили дополнительное преимущество из-за слабости ремонтной базы на Дальнем Востоке. Мастерские Порт-Артура и Владивостока имели ограниченный потенциал. Они не могли оперативно восстанавливать корабли, получившие повреждения.
        Японцы выиграли первый и, пожалуй, самый важный для них этап войны. Они сумели блокировать русский флот в Порт-Артуре, создать себе временную морскую базу на островах Элиот близ восточного побережья Ляодунского полуострова. Противник начал высадку на материк основных сил своей сухопутной армии.
        По счастливой случайности при подрыве «Петропавловска» выжил великий князь Кирилл Владимирович, сброшенный с корабля в море ударной волной.
        2 апреля в Порт-Артур прибыл наместник Дальнего Востока адмирал Алексеев. Он поднял свой флаг на броненосце «Севастополь».
        А Япония начала второй этап войны. Его целью стал захват Ляодунского полуострова.
        3марта под вечер в отсек штаба, отведенный группе полковника Покровского, вошел капитан Фролов, снял шинель, поежился.
        -Чертов ветер до костей пробрал.
        -Что нового узнали, Дмитрий Владимирович? - спросил Покровский, который посылал офицера подчиненной ему группы на передовые рубежи сухопутной обороны Порт-Артура.
        -В основном все по-прежнему, как и было. Вот только разговор с командиром одной роты насторожил меня.
        -Почему?
        -Он доложил, что прошлой ночью его передовые дозоры якобы видели с десяток людей у высоты, где наших быть не могло.
        -Расскажите подробней о беседе с ним. Что значит «якобы»? Дозоры видели подозрительных лиц или нет? Вы опрашивали солдат?
        -Конечно. Одни говорили, будто заметили человек десять у высоты, другие отрицали это. У одного солдата сложилось мнение, что эти личности осматривали местность. А почему это так заинтересовало вас, Алексей Евгеньевич?
        -Потому, что японцы нанесли существенный ущерб нашему флоту и перебросили на сушу довольно значительные силы. В Корее завершилась операция по высадке Первой армии генерала Куроки. Там сейчас более тридцати пяти тысяч хорошо подготовленных японских солдат и офицеров. Мы же на Квантуне имеем около тридцати тысяч человек. Главные наши силы, как вам известно, дислоцируются в Северо-Восточном Китае. Встает вопрос, в каких целях японцы высадили армию в Корее, границу с которой прикрывает отряд генерала Засулича, численностью около девятнадцати тысяч человек? Для того чтобы двинуть их с юга на наши главные силы?
        Штабс-капитан Лыкарин проговорил:
        -Нет, господа, японцы не оставят попыток завладеть Порт-Артуром, тем более что им удалось практически запереть эскадру на внутреннем рейде. К тому же в беседе с одним из штабных полковников я выяснил, что японцы провели ряд десантных операций не только в Корее, но и в Китае. Не исключено, что небольшие отряды были высажены и на самом Ляодуне.
        -Когда вы беседовали со штабным полковником, Андрей Семенович?
        -Позавчера, выполняя ваш приказ уточнить обстановку со слов офицеров, непосредственно находящихся на позициях либо занимающихся планированием дальнейших действий в штабах.
        -Понятно. А вот мне не удалось пообщаться с генералом Стесселем. Барон не нашел времени на то, чтобы принять государева порученца.
        -Непонятно, чем вообще занимается этот Стессель! - воскликнул подпоручик Сергей Кирилин, самый младший офицер в группе.
        Покровский сделал ему замечание:
        -Подпоручик, прошу не обсуждать действия старших по должности и званию.
        -Но разве я не прав, Алексей Евгеньевич?
        -Прав или нет, не в этом дело. Офицеру следует соблюдать субординацию, и я не должен напоминать вам об этом. Так, значит, на подходах к позициям северного фронта прошедшей ночью объявились неизвестные люди.
        -Это не факт, господин полковник, - сказал поручик Донской.
        -Не факт! - согласился князь. - А посему нам необходимо самим посмотреть, что за ночные дела происходят вблизи нашей линии обороны. Если японцы проводили разведку, то они появятся у позиций и сегодня. Если солдатам померещилось, в чем я сильно сомневаюсь, что ж, тогда спокойно вернемся в крепость.
        -Мы выходим на позиции, Алексей Евгеньевич? - спросил капитан Фролов.
        -Да, через час. Всем офицерам кроме табельного оружия иметь при себе винтовки. - Он повернулся к капитану: - Где находятся позиции роты, командир которой доложил о перемещениях неизвестных лиц?
        -Недалеко от форта номер пять.
        -Значит, нам надо пройти каких-то полторы версты.
        -Как бы нас свои не подстрелили, когда пойдем на передовую, - заметил подпоручик Кирилин.
        -Не подстрелят. Я сейчас же пойду к генералу Кондратенко и согласую с ним наши действия. Роман Исидорович не Стессель, он и примет, и внимательно выслушает. Думаю, что ему доложили о непонятных вещах, происходящих вблизи линии обороны.
        Генерал Кондратенко, начальник сухопутной обороны крепости, принял полковника Покровского без промедления, внимательно выслушал, покачал головой:
        -Плохо, князь!
        -Вы имеете в виду возможное рассредоточение вражеских сил непосредственно у сухопутных позиций?
        -Нет. Этого следует ожидать. Рано или поздно японцы объявятся здесь. Плохо то, что вы владеете информацией, которой нет у меня. Но с этим мы разберемся позже, а пока я полностью одобряю ваши намерения уточнить обстановку на подходах к позициям северного фронта. Генералы Горбатовский и Церницкий немедленно получат распоряжения обеспечить выход вашей группы на позиции роты.
        -Благодарю, господин генерал.
        -И вот еще что, Алексей Евгеньевич. По результатам разведки прошу предоставить мне подробный доклад.
        -Да, конечно, Роман Исидорович.
        Кондратенко бросил взгляд на карту.
        -Значит, подозрительные движения выявлены в зоне ответственности роты поручика Зорина? - Начальник сухопутной обороны Порт-Артура лично знал всех командиров своих подразделений. - Что ж, - продолжил он. - Зорин хороший офицер. Непонятно только, почему он не доложил по команде о предположениях, касающихся вероятного появления у позиций противника.
        -Скорей всего, его сбила с толку разница в докладах дозорных.
        -Но ваш-то офицер вам сообщил!..
        -Поверьте, господин генерал, и капитан, подчиненный мне, отнесся к сообщению командира роты довольно скептически.
        -Не смею вас задерживать, господин полковник.
        Покровский вернулся к себе. Не прошло и получаса, как офицер штаба доложил порученцу императора о том, что его группа может свободно пройти через укрепленный район.
        В 22.40 полковник Покровский и подчиненные ему офицеры прибыли на передний край. Группу порученцев государя встретил командир роты.
        -Поручик Зорин, - представился он.
        Покровский пожал ему руку.
        -Здравствуйте, поручик! Доложите обстановку.
        -Пройдемте, пожалуйста, на командный пункт.
        -Зачем? Я хочу услышать доклад непосредственно на позиции, одновременно осмотреть ее.
        -Как вам угодно. - Командир роты повел группу офицеров по укрепленной траншее, объясняя: - Позиция начинается от небольшого изгиба. За ним размещается первый взвод.
        -На правом фланге кто? - тут же спросил Покровский.
        -Третья рота нашего батальона.
        -Удаление до нее?
        -Минимальное, примерно двадцать шагов.
        -А что это за укрепление на пространстве между ротами? - Покровский указал на темную возвышенность, имеющую форму большой перевернутой чаши.
        -Это позиция пулеметного расчета. Неделю назад они были выставлены на стыках рот по приказу генерала Кондратенко.
        -Грамотно, - кивнул старший офицер по особым поручениям. - Значит, фланги рот прикрыты, что позволяет подразделениям без оглядки на соседей выполнять собственную задачу.
        -Так точно, господин полковник.
        -Хорошо, ведите на левый фланг.
        Проходя по траншее, Покровский обратил внимание, что многие одиночные стрелковые ячейки пусты.
        -Где находится остальной личный состав? - спросил он у Зорина.
        -В блиндажах, господин полковник. На позициях холодно, обмундирование не спасает. Поэтому мной по согласованию с вышестоящим командованием принято решение держать в окопах только самое необходимое количество солдат. Ведь в случае болезней мне их заменить будет некем.
        -Приняв меры по поддержанию надлежащего уровня боевой готовности, вы поступили правильно. Но успеют ли ваши подчиненные быстро занять свои места, если японцы вдруг скрытно подойдут к линии обороны?
        -Успеют, господин полковник. Днем я провожу занятия по действиям в случае тревоги. К тому же у меня выставлены два сторожевых поста на удалении от линии обороны в пятьдесят шагов, так что японцам не удастся скрытно подойти к роте.
        -Где эти посты? Я их не вижу.
        Поручик улыбнулся:
        -Так на то они и дозоры, чтобы контролировать обстановку, оставаясь незаметными для противника. Один из постов прямо перед вами.
        Штабс-капитан Лыкарин поднял к глазам бинокль.
        -Ничего не видно.
        -Маскировочная сеть, - пояснил поручик. - Не штабная, кустарного, можно сказать, производства. Солдаты сами сплели.
        -Молодцы. - Покровскому все больше нравился этот статный, находчивый командир роты, поддерживающий образцовый вид в полевых условиях. - А где вчера ночью было замечено перемещение неизвестных лиц?
        -Утверждать, господин полковник, что имело место именно оно, я не могу. С левого передового поста вроде видели около десяти человек, с правого никого не заметили.
        -Вы сами выходили в траншею, наблюдали за местностью?
        -Так точно. Как только получил донесение о появлении неизвестных. Кстати, высота, у которой якобы находились эти лица, видна и отсюда. Она немного правее.
        Покровский тоже поднял бинокль.
        -Вижу. Высота достаточно крупная, рядом холмы поменьше. Если неизвестных заметили с левого поста, значит, они находились на западном склоне. Именно поэтому правый пост видеть их не мог.
        -Извините, господин полковник, почему вас так обеспокоило появление неизвестных лиц?
        -Потому, поручик, что никто, кроме японцев, не мог там быть. Это первое. Второе. Японцы могли появиться перед передовой не для того, чтобы посмотреть на город, который отсюда неплохо виден. Если они выходили к высоте, то только с целью разведки. А когда она проводится, господин поручик?
        -Когда противник намерен что-то предпринять.
        -Видно, в нашем случае это «что-то» - внезапная атака и захват плацдарма для дальнейшего крупного наступления на крепость либо разведка боем, дабы получить максимум информации о наших возможностях.
        -Если бы японцы готовили наступление, то они прощупывали бы не только позицию отдельно взятой роты, - сказал Зотов.
        -А вы уверены, что и на других направлениях не готовится какая-то пакость со стороны японцев?
        -Никак нет!
        -Вот и я не уверен. Удивительно, что ваш командир батальона спокойно отнесся к докладу о непонятном движении в зоне ответственности подчиненной вам роты. Кстати, где он находится сейчас?
        -В крепости.
        -Почему? - удивился старший офицер по особым поручениям. - Он должен быть на своем командном пункте, тем более после того как у позиций одной из его рот проявились непонятные движения.
        -Господин подполковник до двадцати часов находился на позициях рот. Был и у нас, разговаривал со сменившимися дозорными, затем оставил за себя начальника штаба и отбыл в крепость.
        -У него в городе семья?
        -Никак нет. Дело в том, что у адъютанта генерала Стесселя сегодня день рождения. Вот старшие офицеры и решили отметить его.
        -Понятно. День рождения адъютанта самого Стесселя - это, конечно, веский повод оставить батальон, ну да ладно. Когда именно вчера было отмечено появление неизвестных?
        -В полночь, господин полковник.
        -А у нас сейчас двадцать три десять. Андрей Степанович! - обратился Покровский к штабс-капитану Лыкарину, продолжавшему осматривать высоты. - Есть что-нибудь подозрительное?
        -Никак нет, Алексей Евгеньевич.
        -Господа, может, все-таки пройдем ко мне в блиндаж? Я напою вас горячим чаем?
        Покровский подозвал к себе подпоручика Кирилина.
        -Сергей, мы пройдем на командный пункт роты, а вас я попрошу понаблюдать за высотой и местностью, к ней прилегающей, меняя при этом позиции так, чтобы видеть как западные, так и восточные склоны, естественно, насколько это возможно.
        -Слушаюсь, господин полковник!
        -Вот и хорошо. Только, подпоручик, смотреть внимательно!
        -Конечно, господин полковник!
        Оставив на позиции подпоручика Кирилина, к которому Зорин приставил солдата, Покровский с офицерами прошел в блиндаж командира роты. Денщик поручика взялся за самовар. Офицеры отдельной группы сняли амуницию, приставили винтовки к стене и расселись по лавкам у стола, на котором лежала карта и какие-то документы.
        Как ни торопился денщик с самоваром, но выпить чаю офицеры не успели.
        За четверть часа до полуночи на командный пункт прибежал солдат, оставленный Зориным с подпоручиком Кирилиным.
        -Разрешите обратиться, господин полковник?
        -Что случилось?
        -Подпоручик послал к вам сообщить, что видит скопление японцев у западного склона высоты.
        Покровский принял решение мгновенно.
        -Поручик Зотов, выводите личный состав на позиции, быстро, тихо, скрытно. Взводы обязаны быть на месте через десять минут, и японцы не должны их видеть. После чего ко мне! Я буду там, где сейчас находится мой офицер.
        -Слушаюсь, господин полковник!
        -Остальные оделись, вооружились и за мной!
        Группа полковника Покровского через пять минут вышла к позиции подпоручика Кирилина.
        -Что у нас? - спросил он у младшего офицера.
        -Японцы, Алексей Евгеньевич.
        -С чего вы это взяли?
        -Так они в полевой форме с оружием. Взгляните.
        Покровский поднял бинокль и увидел японцев. Пятнадцать человек, среди них офицер, который указывал рукой на русские передовые посты.
        Мимо полковника пробежали солдаты и заняли места в окопах.
        Подошел поручик Зорин и доложил:
        -Господин полковник, взводы на позициях, готовы к бою. Мной отправлен посыльный в штаб батальона. Командиры соседних рот предупреждены о появлении японцев. Они тоже поднимают подразделения по тревоге.
        -Пулеметчики?
        -Готовы к бою.
        Покровский подозвал к себе поручиков Донского и Соловьева.
        -Алексей Юрьевич, вам следует скрытно выйти к огневой точке правого фланга. Вам, Павел Михайлович, - к точке левого фланга. Задача - обеспечение открытия огня по противнику по моему сигналу. - Покровский повернулся к Зорину: - Вы, господин поручик, выделите солдат для сопровождения офицеров.
        -Слушаюсь, - ответил Донской.
        Офицеры группы и солдаты, выделенные им в сопровождение, разошлись по траншее.
        Подпоручик Кирилин доложил:
        -Из-за высоты вышли около сорока японских солдат. Вооружение - винтовки с примкнутыми штыками. Впереди офицер. Отряд неприятеля разделился на две группы. Обе начали движение к позициям роты. Шесть человек идут отдельно.
        -Почему молчат дозоры? - спросил Покровский у Зорина.
        -Японцы выдвигаются под прикрытием каменной гряды, посты их сейчас не видят. Вскоре неприятель войдет в неглубокие балки, охватывающие позиции роты. Думаю, что к постам уже выходят группы ликвидации.
        -Немедленно отозвать дозорных! - приказал Покровский. - Отход ползком с использованием маскировки.
        -Но, господин полковник…
        -Вас смущает, что я командую вами?
        -Если честно, то да, господин полковник. Я не против, но у меня есть свое командование.
        -Которое пока никак себя не проявило. У меня, поручик, особые полномочия. Вы просто обязаны выполнять мои приказы. Так что будьте любезны не тратить время на ненужные разговоры. Выполнять приказ!
        -Слушаюсь, господин полковник!
        Покровский думал, что отзыв дозоров будет проведен через посыльных и не без основания опасался, что они могут быть замечены японцами. Однако и в этом случае командир роты проявил смекалку. Посыльные не потребовались. Вместо них были задействованы обыкновенные веревки, проложенные от позиций до постов. Определенное количество натяжений означало тот или иной сигнал. Совсем скоро в траншею свалились четверо солдат, замотанных в маскировочные сети.
        Покровский не удержался от очередной похвалы:
        -Молодец, ротный! Это вы сами придумали использовать веревки?
        -А как еще ночью скрытно передать на посты сигнал? Да и днем тоже. Флажки не только своим видны.
        -Вы хороший командир.
        Подпоручик Кирилин, продолжавший наблюдение, доложил:
        -Японцы ворвались на посты.
        -Представляю их удивление. Они готовились перерезать дозорных, а их-то на постах и не оказалось.
        -Господин полковник, японцы вышли из балок, залегли.
        -Они постараются поближе подобраться к траншее, - спокойно проговорил Покровский. - Предоставим им такую возможность. Зорин! - Полковник обернулся к ротному: - Приготовиться к бою!
        -Слушаюсь!
        К полковнику подошел капитан Фролов.
        -До неприятеля менее пятидесяти шагов, Алексей Евгеньевич.
        -По-вашему, я разучился считать? Мне все прекрасно видно, Дмитрий Владимирович, а вот вы, мой заместитель, займитесь рассредоточением наших офицеров по траншее между солдатских стрелковых ячеек. Со мной остается только подпоручик Кирилин.
        -Слушаюсь, господин полковник!
        -Японцы начали сближение с позицией, - доложил Кирилин.
        -Ползут незваные гости?
        Рядом с винтовкой в руке встал командир роты.
        -Взводы готовы к бою!
        -Прекрасно. Как только японцы поднимутся для атаки, сразу и открываем огонь. Передайте по команде еще один приказ. В офицера, командира японского отряда, не стрелять.
        -Слушаюсь, но до огневых точек приказ сейчас не дойдет. Я вышлю на фланги посыльных, чтобы они голосом передали приказ пулеметчикам не стрелять в офицера.
        -Только быстро. Японцы уже близко.
        -Да, господин полковник!
        Японцы решились на атаку, сблизившись с позицией роты до двадцати пяти шагов. Этого было достаточно для успешного броска. Но солдаты роты поручика Зорина ждали нападения. А посему никаких шансов на победу у японцев не было.
        Покровский не мог понять, почему японский офицер повел своих солдат на русские позиции, не обратив никакого внимания на два весьма подозрительных обстоятельства. Первое из них - отсутствие дозорных на передовых постах, второе - странное бездействие при подходе неприятеля. Ведь русские должны были видеть подготовку японцев и начало их выдвижения не только с дозорных постов, но и с огневых точек, из стрелковых ячеек траншеи. Но опытный полковник отбросил подобные мысли.
        Японский офицер отдал отрывистую команду. Его солдаты ловко преодолели полосу проволочных заграждений и бросились к траншее.
        -По неприятелю залпом, огонь! Сигнал пулеметчикам! - выкрикнул Покровский.
        Траншея взорвалась хлесткими винтовочными выстрелами. Тут же с флангов ударили пулеметы «максим». Японцы, не ожидавшие подобного «приема» и оставшиеся в живых после первого залпа русских пехотинцев, кинулись назад. В панике они уже не смогли быстро перевалить через колючую проволоку. Второй залп застиг их на полосе заграждений. Пулеметы достали тех, кто успел проскользнуть под колючкой.
        На открытом пространстве остался стоять только японский офицер, лишившийся своих подчиненных. Солдаты лежали рядом, стонали раненые, над позицией русской роты стоял дым, а его не задела ни единая пуля.
        Штабс-капитан Лыкарин выскочил из окопа и крикнул:
        -Я возьму его!
        Зорин отдал приказ двум бойцам помогать офицеру.
        Японец видел русского офицера. Он выхватил пистолет, дважды выстрелил, но промахнулся. А вот штабс-капитан попал именно туда, куда и целил. Его пуля перебила японцу голень. Тот завопил и рухнул на землю. Подбежавшие солдаты быстро обезоружили японского офицера, втащили в траншею и перетянули ему раненую ногу.
        Покровский осмотрел поле боя. Почти весь вражеский отряд был уничтожен. Несколько раненых пытались проползти под проволокой.
        -Поручик, пошлите на поле два отделения, - приказал полковник командиру роты. - Осмотреть трупы. Забрать документы, оружие. Раненых передать медикам крепостного лазарета. Офицера в штаб генерала Кондратенко. Ему там окажут необходимую помощь.
        Слева и справа доносилась неторопливая стрельба.
        Штабс-капитан Лыкарин проговорил:
        -Похоже, господин полковник, японцы прощупывали не только роту Зорина. Интересно, как идут дела у соседей.
        -Если вовремя заметили противника, то уничтожили его, если пропустили в траншеи, то там теперь резня.
        -Не должны пропустить. Стреляли же и винтовки, и пулеметы.
        -Чем закончился бой в других местах, узнаем позже, а сейчас всем офицерам сбор и возвращение в крепость.
        В 8 часов утра к Покровскому прибыл посыльный от Кондратенко, который передал просьбу генерала срочно прибыть к нему. Через полчаса полковник был на месте.
        -Здравия желаю, господин генерал-майор!
        -Здравствуйте, полковник! Спасибо вам за подарок.
        -Вы имеете в виду японского офицера, захваченного ночью?
        -Да.
        -Кто он, могу узнать?
        -Конечно. Капитан Тиро Сайто, командир отдельного разведывательного отряда японской бригады, высадившейся недавно восточнее Ляодуна.
        -Значит, я был прав, японцы предприняли попытку разведки боем?
        -Так точно. Наблюдение за нашими позициями ничего особенного им не дало, вот они и решили провести разведку боем. По трем направлениям. С запада, с севера, где атаку японцев отразили вы вместе со своими офицерами и ротой поручика Зорина, а также с востока.
        -Извините, господин генерал, я бы сказал, что атаку японцев на северную позицию в первую очередь отразили солдаты поручика Зорина, а мы всего лишь помогали им.
        -Не скромничайте, Алексей Евгеньевич. У меня на столе рапорт командира роты. Он в подробностях описал, как действовали вы со своими офицерами. Зорин отмечает вашу личную заслугу, указывает, что руководство ротой в бою осуществляли вы.
        -Он преувеличивает. Кстати, хороший офицер этот поручик. И в подразделении у него порядок, и солдаты вели бой без нервов, как говорится. Просто со знанием дела выполняли свою работу. Чего, к сожалению, не скажешь о командире батальона.
        -С ним мы еще будем разбираться.
        -Если позволит генерал-лейтенант Стессель.
        -Формально обороной руководит генерал-лейтенант Смирнов. Я предпочитаю обращаться к нему, хотя честно скажу вам не как человеку, входящему в ближайшее окружение императора, а как боевому офицеру, что и от Смирнова толку не больше, чем от Стесселя. Мне сообщили, что наш героический барон уже отправил в Петербург донесение о ночных боях, выигранных, естественно, благодаря его личному командованию.
        -Бог с ним. Главное в том, что удалось отразить нападение японцев. Или на других направлениях все прошло не так удачно?
        -Нет, все и везде прошло успешно. Японцы потеряли сто пятьдесят два человека. С нашей стороны двое раненых.
        -Весьма неплохая статистика. Думаю, японцы в ближайшее время не станут тревожить крепость. Слишком дорого обходится им прямой интерес к Порт-Артуру. Но теперь и они знают главную слабость в обороне крепости.
        -Вы имеете в виду близость позиций к городу?
        -Так точно. Установив артиллерийские батареи или даже одиночные крупные орудия, японцы будут иметь возможность спокойно обстреливать и позиции войск, и даже корабли на внутреннем рейде.
        Кондратенко вздохнул:
        -Изменить ситуацию, Алексей Евгеньевич, мы, к сожалению, не в состоянии ни сейчас, ни в ближайшем будущем. Придется подавлять батареи неприятеля огнем своей артиллерии.
        -Я бы, Роман Исидорович, запросил у флотского командования мортиры береговой артиллерии. Они предназначены для ведения огня по неподвижным целям, а корабли на море таковыми не являются. Посему применение мортир против вражеского флота нецелесообразно. А вот для подавления батарей противника на суше они пригодились бы.
        -Я уже думал об этом. Данный вопрос мы решим.
        -Если опять-таки барон Стессель не настоит на своем особом мнении.
        -Надеюсь, своим докладом государю императору вы, Алексей Евгеньевич, немного подпортите репутацию Стесселя. Как к человеку у меня к нему претензий нет и быть не может, но здесь, в Порт-Артуре, да и вообще на Дальнем Востоке, барону не место.
        -Полностью согласен с вами, добавлю лишь, что здесь не место не только Стесселю. Я ничего не решаю, но обещаю, что в докладах государю укажу то, что есть, а не то, что желают представить некоторые военачальники.
        Старший офицер по особым поручениям вернулся к себе и отправил подробное донесение на имя императора. В ответной телеграмме государь благодарил его, в том числе и за личную отвагу, и приказывал оставаться в Порт-Артуре до особого распоряжения.
        Глава 10
        Долгое нахождение в вагоне, даже специально оборудованном для перевозки важных персон, каковой и являлся гродненский губернатор Петр Аркадьевич Столыпин, утомляло. За окном проплывали заснеженные поля, реки, скованные льдом, леса с мохнатыми снежными шапками на кронах. Особенно красивы были ели и сосны. Белый снег на зеленых лапах - удивительный контраст. Февраль 1903 года.
        Постояв у окна, Петр Аркадьевич присел на диван, выложил на стол семейную фотографию. На ней горячо любимая жена Ольга Борисовна и очаровательные дочери. К сорока годам их у Столыпина было пять, и сейчас незабвенная супруга снова ждала ребенка. Может, на этот раз у них родится сын? Петр Аркадьевич надеялся на рождение мальчика, но был бы рад и шестой дочери.
        Столыпин спрятал фотографию, откинулся на мягкую спинку. Он вспомнил свое детство в усадьбе Средниково под Москвой и в имении Колноберже, обучение в гимназии в Вильно, а затем в Орле, куда был переведен Аркадий Дмитриевич, его отец. Переезд в Санкт-Петербург и обучение в университете.
        Столыпин улыбнулся, вспомнив, как знаменитый русский ученый Менделеев, преподававший в университете, принимал у него экзамен по химии. Дмитрий Иванович спрашивал по всей строгости, старался не только получить ответы на отдельные вопросы, но и понять, насколько хорошо студент знает весь предмет. Столыпин один из немногих получил от Менделеева оценку «отлично».
        Вспомнил Петр Аркадьевич и то, как, будучи студентом, в двадцать два года просил руки Ольги Борисовны Нейдгардт. За этим последовали благословение и свадьба.
        Перед глазами гродненского губернатора как страницы книги пробежали годы его службы: чиновник департамента, помощник столоначальника с пожалованием чина коллежского секретаря. Через три года произведение в титулярные советники. Затем взлет - назначение предводителем дворянства в Ковенском уезде.
        Жизнь там оказалась весьма спокойной в карьере. За время службы он приобрел богатый административный опыт, был произведен в статские советники. Это произошло два года назад.
        Именно в Ковно у Столыпиных родились дочери Наталья, Елена, Ольга и Александра. Весной прошлого года Петр Аркадьевич вывез семью на отдых в немецкий городок Бад-Эльстер. Особенно радовалась этому старшая дочь Мария, заполнявшая дневник самыми восторженными словами.
        Но долго пробыть в Бад-Эльстере Столыпину не удалось. Через десять дней он получил телеграмму от министра внутренних дел Вячеслава Константиновича фон Плеве с приказом срочно явиться в Санкт-Петербург. Будучи человеком дисциплинированным и исполнительным, Петр Аркадьевич попрощался с семьей и отбыл в столицу государства Российского.
        Тогда он тоже ехал в специальном вагоне, только за окном пробегали не зимние, февральские пейзажи, а весенние, майские. Столыпин много думал, с чем связан вызов в Петербург, однако ответа не находил.
        Причина стала ясна ему по приезде. Плеве рекомендовал императору назначить Столыпина на должность гродненского губернатора. Кандидатуру Петра Аркадьевича поддержал и влиятельный польский магнат граф Тышкевич, с мнением которого считался Николай Второй.
        Столыпин прибыл в Гродно в июне 1902 года и сразу же с присущей ему энергией взялся за работу. В городе были открыты еврейское народное, ремесленное и женское приходское училища. Одновременно губернатор закрыл польский клуб, где верховодили люди, отличающиеся революционными, мятежными настроениями.
        Не замедлил Петр Аркадьевичи с реформами в области сельского хозяйства. Они включали в себя расселение крестьян, ликвидацию необрабатываемых земель, внедрение удобрений, мелиорацию. Главным же делом Столыпин считал создание и развитие кооперации, объединение крестьян, их обучение основам ведения сельского хозяйства.
        Естественно, нововведения губернатора подверглись критике со стороны крупных местных землевладельцев. Им нужна была физическая сила, способная к тяжелому труду, а не образование, которое, по их мнению, являлось привилегией обеспеченных классов. На эти заявления Столыпин отвечал резко. Он умел, когда надо, быть жестким и бесстрашным, не без труда, но сломил сопротивление.
        Однако положение губернатора оставалось крайне сложным. Являясь проводником политики государя и правительства, он должен был отстаивать и местные интересы. Петру Аркадьевичу удалось это. Им были довольны в Петербурге, да и в Гродно он пользовался уважением местных жителей.
        Семья осенью вернулась из Германии, но только неделю была вместе. Из Санкт-Петербурга вновь пришла телеграмма, в которой Петру Аркадьевичу предлагалось прибыть в столицу.
        Сейчас Столыпин опять ехал в город на Неве. Вновь по приказу Плеве.
        Министр принял Столыпина без промедления, хотя своей очереди ожидали весьма высокопоставленные чиновники, рангом повыше губернаторского.
        -Извините, что оторвал вас от семьи, от отдыха, но дело серьезное, не требующее отлагательств, - сказал он.
        -Я слушаю вас, ваше превосходительство.
        -Вам предстоит сдать дела в Гродно. Есть решение назначить вас на должность саратовского губернатора. Признаюсь, оно инициировано мной при поддержке председателя правительства. Император согласен с нами. Завтра в одиннадцать он будет ждать вас в Царском Селе.
        -Это весьма неожиданно. Я просил бы оставить меня в Гродно, рядом с поместьем, где семья уже обжилась. К тому же супруга ждет ребенка.
        -Ваши семейные обстоятельства мне известны и понятны, однако мы люди государственные и не имеем права ставить личные интересы выше государственных. А посему они не могут быть приняты во внимание. Извините, но у меня много дел. Вы остановитесь в своем доме?
        -Да.
        -В девять утра подъедет экипаж. До свидания!
        Петр Аркадьевич в задумчивости вышел из кабинета Плеве. Саратовская губерния не являлась каким-то темным пятном для него. В губернии находились родовые земли Столыпиных. Само по себе новое назначение являлось повышением по службе. Губерния считалась зажиточной. В Саратове проживало более полутора сотен тысяч человек, имелась развитая промышленность.
        Петра Аркадьевича во всем устраивала служба в Гродно, семья привязалась к имению в Колноберже. Теперь же приходилось все менять. Оставалась, правда, хрупкая надежда на разговор с императором, но особо рассчитывать на него не приходилось. Подобные решения в одночасье не принимаются. Кандидатура наверняка рассматривалась тщательно. Плеве не стал бы рекомендовать на эту должность человека, не будучи уверенным в том, что государь согласится.
        Утром Столыпин был в Царском Селе.
        Николай принял его в рабочем кабинете Александровского дворца ровно в одиннадцать часов и спросил:
        -Как ваша семья, Петр Аркадьевич?
        -Благодарю, ваше величество, семья в порядке, сейчас в поместье. Дочери растут, летом ожидаю прибавление. Хотелось бы, чтобы родился сын, но и дочь хорошо. Их сейчас у меня пять.
        -У меня же тоже пока только дочери. Даст Господь, императрица родит сына. Государству нужен наследник престола. - Николай резко изменил тему разговора: - Не хочется уезжать из Гродно?
        Столыпин ответил честно:
        -Так точно, ваше величество. Я еще и года там не служу, начал проводить реформы, появились первые результаты.
        -Я в курсе. - Царь улыбнулся. - За короткий срок службы вы, самый молодой в России губернатор, успели достичь многого, особенно в сельском хозяйстве, проявили при этом недюжинные организаторские способности, где-то уговаривали, в других случаях действовали достаточно жестко. Мне докладывали о том, как вы дали резкий отпор противникам образования крестьян. Это достойно похвалы. Именно исходя из присущих вам качеств и способностей, я принял решение назначить вас саратовским губернатором.
        -Вчера об этом мне сообщил господин Плеве.
        -Конечно, вы предпочли бы остаться в Гродно, это понятно. Но сейчас вы нужны в Саратове. Тамошний губернатор Александр Платонович Энгельгардт болен, ему необходимо лечение. Какая уж тут служба? А положение там трудное. В Саратове сто пятьдесят заводов и фабрик, около десяти банков, порядка двух-трех тысяч магазинов, различных лавок, порты, железная дорога. Все это так. Но обширная территория занята многонациональным населением. Уже только это создает определенные проблемы, которые усугубляют и раздувают всякие террористические организации. Пока крупных конфликтов на межэтнической почве там, слава богу, не было, но потенциальная опасность их существует. Крестьяне имеют мало земли, а помещики владеют тысячами десятин чернозема. Вы упоминали волжские порты. Да, они очень важны для экономики губернии, приносят немалый доход, но не следует забывать, что там работают десятки тысяч грузчиков, других неквалифицированных рабочих, легко поддающихся на провокации революционеров и готовых к массовым волнениям. Александр Платонович Энгельгардт уделял проблемам борьбы с революционной заразой недостаточного
внимания. Возможно, из-за того, что у него на это не было серьезных оснований. Повторюсь, пока в Саратовской губернии относительно спокойно, но что будет дальше, знает один Господь. Революционеры организуются, устраивают свои отделения. Указ о вашем назначении будет подписан в ближайшее время. Постарайтесь как можно быстрее сдать дела в Гродно и убыть в Саратов. Вопросы, пожелания, предложения, просьбы у вас ко мне есть?
        -Нет, ваше величество, - ответил Столыпин.
        -Ну, тогда, Петр Аркадьевич, с богом!
        В тот же день Столыпин выехал в Гродно. Там он сдал должность бывшему харьковскому вице-губернатору Михаилу Михайловичу Осоргину, оставил семью в поместье Колноберже и направился в Саратов.
        Первый год губернаторства Петра Аркадьевича прошел относительно спокойно. Беспорядки, конечно, случались, но редко. Они не носили массового характера. В своих докладах государю Столыпин указывал, что основной причиной волнений является нищета крестьянства, связанная с малоземельем.
        Он предлагал решить проблему за счет аренды пахотных угодий на льготных условиях. По мнению Столыпина, эта мера позволила бы избежать выступлений крестьян против помещиков и администрации.
        Понимая, что быстрых перемен к лучшему ожидать не приходится, Петр Аркадьевич не исключал и меры репрессивного характера. Он добился создания в губернии специальной полицейской команды для быстрого реагирования на волнения и бунты во всех уездах и населенных пунктах. Столыпин увеличил штат земских начальников. Они вместе с полицией заблаговременно выявляли неблагополучных лиц и выдворяли таковых за пределы губернии. В течение какого-то времени это давало свои результаты.
        Ситуация в губернии заметно ухудшилась в 1905 году. Крестьянские волнения охватили почти две трети всех волостей. Столыпин большую часть времени проводил в разъездах, гасил восстания в деревнях. Иногда он обходился уговорами, в другой раз действовал жестко, с применением полиции.
        К крестьянским волнениям добавлялось недовольство земства деятельностью Столыпина. В то время Поволжье охватила холера. Но земские деятели не сочли нужным объединиться с губернатором. Они только усилили борьбу с ним.
        Получая тревожные вести из Саратова, как, впрочем, и из других губерний, Николай Второй решил послать к Столыпину группу князя Покровского. Ей надо было оценить обстановку и совместно с губернатором принять решение по стабилизации ситуации.
        Через неделю группа прибыла в Саратов. Столыпин принял полковника Покровского в губернаторском доме.
        Он взглянул на гостя и спросил:
        -Что творится в стране, Алексей Евгеньевич?
        -Революция, - спокойно ответил князь и продолжил: - Государь поручил мне оценить обстановку в губернии и совместно с вами, Петр Аркадьевич, выработать решения, необходимые для успокоения ситуации. Вы человек образованный, опытный, прекрасно знаете проблемы крестьянства и земства, поэтому не сочтите за труд объяснить, что происходит в губернии.
        -Что происходит в губернии? Странный вопрос. Вы же, Алексей Евгеньевич, только что сами ответили на него - революция.
        -Я хотел бы получить подробный ответ.
        Столыпин поднялся.
        -Что ж, извольте. Практически повсюду происходит самая настоящая пугачевщина. Взять хотя бы Николаевский уезд. По данным на вчерашний день, там сожжены и разграблены три усадьбы. Благо хозяева успели уехать. В Камышинском уезде та же участь постигла две усадьбы. На этом список преступлений не заканчивается. Самое страшное, князь, состоит в том, что крестьяне почуяли запах крови. Они словно обезумели, с каким-то дьявольским наслаждением жгут и разоряют имения. Помещики, естественно, бросают усадьбы, переправляются в город. Приходится направлять войска в мятежные селения. Пока мне удается остановить беснующиеся толпы малой силой. Но вы, Алексей Евгеньевич, человек военный, понимаете, что постоянно сдерживать волнения пассивными мерами не удастся. Успокоить народ массовыми репрессиями можно, но что после этого останется от сел и деревень? Выжженное поле? А нам необходим такой порядок, при котором в губернии царил бы мир, спокойно трудились бы крестьяне и рабочие. Надо навсегда потушить очаги пожаров, возникающих то здесь, то там.
        -Однако, насколько мне известно, вы лично отдавали войскам приказ применять оружие, - сказал Покровский.
        -В отдельных случаях, дабы оградить помещиков от насилия.
        -Что вы можете предложить для укрепления порядка? Поймите меня правильно, я задаю вопросы не из-за праздного любопытства, а исполняя поручение его императорского величества.
        -Не за что извиняться, князь, я вас прекрасно понимаю. - Столыпин поднялся с кресла, прошелся по кабинету. - Во-первых, необходимо превратить крестьян из противников помещиков в их союзников.
        Покровский не без удивления посмотрел на молодого губернатора.
        -Это возможно?
        -Я считаю, что да. Для этого необходимо сформировать слой крестьян-собственников, разрешить сделки через банк по продаже и займу надельной земли. Да, это будет означать ликвидацию общины, но она, к сожалению, уже самоуничтожилась под влиянием революционеров. Я уверен, что крестьянин-собственник станет гарантом порядка не только в отдельно взятой губернии, но и в стране в целом. В противном же случае пугачевщина продолжит терзать деревню…
        Речь Столыпина прервал адъютант:
        -Ваше превосходительство, чрезвычайная ситуация в Балашовском уезде!..
        -Прорвалось, значит?
        -Так точно.
        -О чем это вы? - поинтересовался Покровский.
        -Минуту, князь! Владимир Сергеевич, передайте приказ казачьей полусотне подъесаула Аравина на готовность к убытию в Балашов.
        -Слушаюсь!
        Как только адъютант вышел, Столыпин осведомился:
        -Вы, князь, в курсе, что в Поволжье свирепствует холера?
        -Да, мне известно об этом.
        -Так вот, медперсонал Балашовского уезда, вместо того чтобы готовиться к эпидемии, выразил недовольство тем, что я не принял их требований, кстати, совершенно пустяковых. Об этом долго говорить. Мы решили бы этот вопрос немного позже, но врачи не пожелали ждать и заявили об уходе. Их поддержали медики других уездов. В свою очередь, недовольство решением врачей проявили черносотенцы. Мол, разве можно оставить больницы, когда в них много пациентов? И вот сейчас конфликт принял угрожающую форму. Мне необходимо срочно убыть в уезд, дабы защитить врачей и вернуть их в больницы. Иначе толпа просто разорвет их.
        Поднялся и князь Покровский.
        -Разрешите мне и моей группе вместе с казаками сопровождать вас.
        -Это лишнее, Алексей Евгеньевич, но запретить что-либо вам я не могу, исходя из ваших полномочий.
        -Когда выдвигаемся?
        -Через четверть часа. Путь неблизкий, две сотни верст. Если поторопимся, завтра к вечеру будем на месте. Подъесаул выделит вам коней.
        Губернатор, полусотня казаков и группа офицеров князя Покровского прибыли в уездный город Балашов в семь часов вечера следующего дня. На въезде их встретил встревоженный уездный исправник.
        -Какова обстановка в Балашове? - осведомился Столыпин.
        -Хуже некуда, ваше превосходительство. Медперсонал и некоторые представители земского собрания заперлись в гостинице. Бунтовщики во главе с Игнатом Шавыриным осадили ее и выставили ультиматум, чтобы врачи вышли. Срок истекает через час. Медперсонал боится покидать гостиницу. Думаю…
        Его прервал подскакавший урядник, который доложил:
        -Бунтовщики, не дожидаясь ответа на ультиматум, ворвались во двор гостиницы, ломают ворота.
        Столыпин быстро принял решение:
        -Пристав! К гостинице!
        Увидев экипаж губернатора, полусотню и несколько конных офицеров, бунтовщики, уже выломавшие гостиничные ворота, остановились.
        Подъесаул Аравин обратился к Столыпину:
        -Ваше превосходительство, позвольте разогнать толпу?
        -Моя группа тем временем войдет в гостиницу и заблокирует первый этаж в целях недопущения проникновения в здание мятежников, - добавил Покровский.
        Петр Аркадьевич поднял руку:
        -Подождите! Я попытаюсь сам разрешить проблему.
        -Это же опасно, господин губернатор! - воскликнул Аравин, но Столыпин уже шел к толпе.
        За ним последовали офицеры Покровского, готовые защитить отчаянного губернатора. Казаки оцепили район гостиницы и могли в любую минуту ринуться на бунтовщиков. Столыпин тем временем вошел в толпу.
        Офицеры Покровского немного отстали. Лишь князь проследовал вместе с губернатором. Главарь бунтовщиков Шавырин посчитал благоразумным спрятаться. Поэтому губернатору пришлось говорить с толпой.
        Речь его была короткой:
        -Вам известно, что я против кровопролития. Но если вы тут же не разойдетесь, я отдам команду казакам разогнать вас, применяя оружие. - Столыпин говорил так, будто был уверен в том, что толпа не только услышит его, но и подчинится. - Помните, что всякое сопротивление власти, тем более массовые беспорядки, где бы они ни происходили, в селе или в Саратове, будут пресекаться самым жестким образом.
        В ответ из толпы полетел камень и ударил в руку губернатора. Покровский тут же выхватил револьвер и выстрелил поверх голов. Пуля угодила в здание гостиницы.
        Столыпин вновь проявил сдержанность и приказал:
        -Отставить стрельбу! Казакам на место!
        -Все одно скоро конец вашей власти! - выкрикнул кто-то из толпы.
        Губернатор усмехнулся:
        -После того как на твоей могиле, мерзавец, вырастет чертополох. Слушать приказ. Всем разойтись, или даю команду казакам на разгон толпы.
        Мятежники отступили. Столыпин и Покровский прошли в гостиницу. Медперсонал, с тревогой следивший за ходом событий со второго этажа, с облегчением вздохнул и спустился в фойе.
        Столыпин обратился к ним:
        -Ну что, господа медики, не пропало еще желание бастовать?
        Врачи, фельдшера, земские чиновники молчали.
        -Мне больше нечем заняться, кроме как ехать в уездный город за двести верст и спасать тех, кто выступает против меня же, законного представителя его императорского величества в губернии. Желаете уйти в отставку? Ваше право. Но как это принято, а не по-варварски. Что стало бы с вами, если бы я не приехал? Да что говорить? Можете собираться и отправляться куда хотите, никто вас не тронет, по крайней мере в городе. Не желающие служить получат отставку. Только как вы потом в глаза родственников умерших людей смотреть будете? Впрочем, это ваше дело. Свое я сделал.
        Из группы врачей вышел седой мужчина средних лет.
        -Позвольте поблагодарить вас от всех присутствующих за спасение, господин губернатор.
        -Я в отличие от вас не бросаю службу и исполняю свои обязанности. Так что не стоит благодарности.
        -Мы решили вернуться к работе, но нам необходимо выехать в безопасное место и иметь защиту от погромщиков.
        -Вы приняли подобное решение, когда толпа пошла на приступ и страх заполнил ваши души?
        -Мы же не военные, господин губернатор. Конечно испугались.
        -Ладно! Хватит пустых разговоров. Остаетесь на службе, хорошо. В безопасное место вас доставят под охраной казаков, а лучшая для вас же защита - это ваша работа. Почему против вас выступила толпа? Да потому, что вы бросили больных, следовали не врачебной этике, а личным интересам. Разве могут врачи, учителя, представители образованной интеллигенции прибегать к методам революционеров, бунтовщиков? Разве невыполнение ваших требований губернатором является поводом для забастовки? По-вашему, я из-за личной прихоти отказался выполнять их? Нет, того требовали интересы государства. И потом, отказ был дан по всему пакету требований. Отдельные вопросы можно было бы обсудить цивилизованно, за столом переговоров, и найти общее, устраивающее всех, решение. Но нет, вы встали в позу. Мол, будет по-нашему, либо ищите других специалистов. Вы понимали, что быстро сделать это невозможно, и плевать хотели на то, что ваш протест неминуемо вызовет смерть больных. Стыдно вам должно быть, господа. - Столыпин повернулся к адъютанту: - Подъесаула ко мне!
        Аравин прибыл через считаные минуты.
        -Слушаю вас, господин губернатор.
        -Выделите из полусотни отряд сабель в двадцать, пусть сопроводят медиков в соседнее село. Лекари отсидятся там, пока не успокоится ситуация.
        -Господин губернатор, приказ, конечно, будет выполнен, но я с удовольствием выпорол бы этих эскулапов.
        -Не говорите глупостей, подъесаул. Выполняйте приказ!
        -Слушаюсь!
        Все же во время сопровождения казаки угостили нагайками медиков, продолжавших возмущаться пренебрежительным отношением губернатора к ним.
        Столыпин подозвал к себе пристава:
        -А скажите, любезный, где сейчас находятся уездный предводитель дворянства и председатель управы?
        Исправник поправил фуражку:
        -Так они еще вчера, когда бунт только разгорался, тихо собрались и уехали в Саратов.
        -Вот как? Значит, наводить порядок не посчитали нужным?
        -А что они могли сделать, господин губернатор? Привлечь полицию, так у нас тут аж пять урядников да десяток младших чинов. Воинских частей и в помине нет. Вот стояла бы в городе хотя бы сотня казаков, тогда другое дело.
        -Понятно. С уездным начальством я разберусь. А в городе надо оставить казаков.
        Подъесаул, появившийся с улицы, сказал:
        -Можно связаться с Саратовом. Атаман вышлет сюда сотню.
        -На это уйдет не менее двух дней, а мне возвращаться пора. Так что связывайтесь с атаманом и до прибытия выделенного подразделения оставайтесь в городе.
        -Я не могу, господин губернатор, у меня приказ сопровождать вас.
        В разговор вступил полковник Покровский:
        -Ничего, подъесаул, охрану губернатора обеспечит моя группа. - Князь повернулся к Столыпину: - Если, конечно, вы, Петр Аркадьевич, не будете против.
        -Я не буду против, а приказ атаман вам изменит. Этот вопрос решу лично.
        Казачий подъесаул козырнул и вышел из гостиницы.
        Столыпин, оставшись наедине с Покровским, проговорил:
        -Сюда вышлем полусотню, в другой уезд тоже, в третий, четвертый. Кто останется поддерживать порядок в городе? Полиция. Ее сил не хватит.
        -Губернии необходимы войска. Хотя бы пехотный полк, - проговорил Покровский.
        Столыпин вздохнул:
        -Я был бы рад паре батальонов, даже рот. Те части и подразделения, которые сейчас имеются, включая казачий полк, не справятся с бунтовщиками, если тем удастся поджечь всю губернию.
        -Вернувшись в Петербург, я обязательно подниму этот вопрос на аудиенции у государя.
        -Я, в свою очередь, подам прошение об усилении армейской группировки в губернии и гарнизонов в крупных городах, включая Саратов и Царицын. С революционной заразой необходимо бороться жестко, даже жестоко. Что делает врач, когда перед ним больной, которого нельзя излечить без хирургического вмешательства? Он начинает операцию. Отсекает части тела, режет, но ради чего? Чтобы пациент остался жив и выздоровел! Так же и в политике. Если мы, к сожалению, упустили время на диагностику и имеем уже больной организм, значит, надо резать. Лечить всеми возможными методами. Я не прав, князь?
        -Совершенно правы!
        Осенью ситуация вновь обострилась. В самом Саратове начали собираться большие, тысячные толпы воинственно настроенных рабочих, к которым примкнула и часть интеллигенции, зараженная революционными идеями. Каждый день нес в себе угрозу кровопролитных стычек.
        Столыпин принимал все возможные меры. Встречая депутацию городских и местных выборных представителей, которые просили не прибегать к силе, он открыто заявил, что никаких шествий и демонстраций не допустит, даже если придется пойти на самые крайние меры.
        Столыпин как никто другой умел, когда надо, проявлять решительность и бескомпромиссность. Но он не исключал и мелких уступок, дабы иметь влияние на ту часть населения, которая еще не перешла на сторону революционеров, ярых противников политики императора и российского правительства.
        В то же время под руководством Сергея Юльевича Витте готовился манифест «Об усовершенствовании государственного порядка», который предполагал преобразование империи в представительскую монархию. Работа велась в условиях усиления деятельности различных революционных, откровенно террористических организаций, союзов, движений. Они переняли опыт социалистов Запада и занялись организацией всеобщей политической забастовки.
        Подобная тактика являлась достаточно эффективной. Она подразумевала единство ближайших целей разрозненных организаций. Если кто-то начинал забастовку, то остальные обязаны были ее поддержать. Поэтому так называемое освободительное движение в России быстро трансформировалось в грозную силу.
        В начале октября забастовками были охвачены огромные территории, так как в них участвовали железнодорожники. Они не только сами прекращали работу, но и диверсионными методами заставляли примкнуть к мятежу тех, кто желал бы продолжать трудиться. При этом руководство забастовщиков не выдвигало никаких требований. Они, дескать, будут предъявлены позже. Последней остановилась Николаевская железная дорога. Тем самым от внешнего мира была отрезана Москва.
        Тогда же, 10 октября 1905 года, в Первопрестольной была объявлена всеобщая забастовка. На следующий день требования рабочих были переданы графу Витте, действующему председателю Комитета министров.
        Витте направил государю записку, в которой изложил свое виденье дальнейшего развития событий. В ней он отмечал, что корни так называемого освободительного движения уходят в прошлое страны, в Новгород, Псков, вольницу Поволжья. В общем смысле они в природе каждого человека. Витте заявил о важности целей, поставленных обществом. Он считал, что правительство должно их принять, потому что другого выхода для спасения нет. Надо возглавить движение либо передать страну во власть стихийных бунтов.
        Витте предлагал принять конституцию, обеспечивавшую равенство прав всех граждан. При этом он указал, что есть и другой вариант развития событий - полное игнорирование требований забастовщиков и применение массовых репрессий. Все это только ускорит социальный взрыв. Но сам Витте участвовать в подавлении выступлений народных масс не будет.
        Мнения в политическом руководстве государства разделились. Кто-то призывал принять предложения Витте, другие требовали введения жесткой военной диктатуры и уничтожения всякого инакомыслия любыми средствами и способами, третьи предлагали выдержать паузу, полагая, что волнения и забастовки постепенно стихнут сами по себе.
        15 октября состоялось очередное продолжительное совещание. Витте вновь поднял вопрос, диктатура или конституция. Его решительно поддержал великий князь Николай Николаевич. Началось обсуждение проекта манифеста.
        После многочасового заседания государь тихо сказал, что он подумает, и покинул зал.
        В тот же день император встретился с бывшим министром внутренних дел Иваном Логгиновичем Горемыкиным, давним оппонентом Витте, который занимался составлением другого проекта манифеста. Эта беседа вызвала в Петербурге массу слухов. Суть их сводилась к тому, что государь отказался от программы Витте и намерен назначить главой правительства Горемыкина.
        16октября император вызвал к себе князя Покровского. Старший офицер по особым поручениям пользовался все большим доверием царя.
        -Я хочу просто поговорить с вами, князь, - сказал Николай. - Обсудить государственные дела.
        -Но, ваше величество, я не обладаю той информацией, которой располагают ваши министры.
        -Их информация носит официальный характер. Мне же для принятия ответственного, я бы сказал, судьбоносного для страны решения необходим взгляд со стороны. Ваши донесения из Порт-Артура позволили мне видеть события в куда более широком спектре. Так и сейчас. Витте подготовил программу, суть которой вам наверняка известна.
        -В общих чертах.
        -Каково ваше мнение насчет шагов по стабилизации обстановки в обществе, предлагаемых Сергеем Юльевичем?
        Подумав, Покровский ответил:
        -Мое мнение, ваше величество, таково: сейчас не следует идти на уступки оппозиционным силам.
        -А что надо делать, князь?
        -Затянуть время всевозможными встречами с депутатами, консультациями, обсуждениями. В то же время принять меры для усиления влияния в армии и на флоте. Это главные ваши союзники. Против них бессильны любые организации, партии, движения. Одновременно стоит попытаться вбить клинья между революционно ориентированными группировками. Тем более что сейчас для этого вполне благоприятная обстановка.
        -Что вы имеете в виду?
        -Забастовки отражают стихийные настроения, но они же бьют не только по власти, но и по народу. Посмотрите, что происходит в Петербурге. Света нет, рынки и лавки пусты, молока не хватает даже для детей. Водопровод не действует. Больные лишены лекарств, так как большинство аптек закрыто. Это продолжается почти неделю. В столице проявляется недовольство не только властью. Люди начинают видеть врага в забастовщиках. Ведь это по их милости в городе возникла такая ситуация. Те, кто поддерживал бунтовщиков, в первую очередь городская беднота, терпят лишения. Их жизнь, и так не сладкая, стала невыносимой. По сообщениям моих знакомых, в Москве уже произошли столкновения народа с забастовщиками. Били и студентов.
        Николай кивнул:
        -Мне это известно. Перемена настроений в Москве сказывается все явственней. Сегодня во всех церквях было зачитано обращение митрополита, призывавшего народ к борьбе со смутой. Революционеры испытывают дефицит средств для продолжения забастовки. С четырнадцатого октября действует так называемый Совет рабочих депутатов. Сегодня его представители потребовали отпустить им деньги из городского бюджета. Естественно, они получили отказ.
        -Это, конечно, немыслимая наглость, но чего еще ждать от мятежников?
        -Вы, князь, назвали обстановку благоприятной для раздробления всей оппозиционной системы. Возможно. Да, народ недоволен не только властью, но и забастовщиками. Однако для восстановления порядка потребуется сила. Вы правильно заметили, армия. Даже для того, чтобы вернуть ситуацию в спокойное русло, обеспечить население водой, электричеством, продуктами. Конечно, я могу отказаться от манифеста, поставить во главе армии и полиции жесткого человека и подавить очаги сопротивления, но к чему это приведет?
        -К порядку, - проговорил Покровский.
        -Ценой большой крови. Надолго ли мы установим мир? На неделю? Две? Месяц? Репрессивные действия власти неизбежно вызовут еще большее сопротивление. Тогда придется подавлять и его ценой еще большей крови. Причем результат будет тот же. Когда раскручивается маховик репрессивной машины, остановить его сложно. Под удар попадают не только революционеры, но и люди, вполне лояльные власти. Репрессивная машина не щадит никого. Могу ли я принять подобное решение? Или все же мне следует выбрать другой путь?
        -Это решать вам, ваше величество. Я обратил внимание, как управляет Саратовской губернией Петр Столыпин. Ему удается представлять мелкие уступки как нечто значимое, при этом проявлять необходимую жесткость.
        Николай неожиданно улыбнулся:
        -Вот почему я встречаюсь с вами, Алексей Евгеньевич. Не поверите, но буквально перед самым вашим приходом я думал о Столыпине. Уверен, он будет очень полезен в Петербурге.
        -Безо всякого сомнения, ваше величество. Теперь насчет применения силы. Прошу извинить за такой вопрос. Допустим, когда-нибудь, не сейчас, позже, в результате уступок либо по иным причинам революционерам удастся захватить власть и свергнуть самодержавие. Как вы думаете, они пощадят вас, вашу семью и вообще всех тех, кто посмеет проявить инакомыслие? Станут ли думать о том, сколько и чьей прольется крови? Негодяи разорят все и всех, уничтожат империю. Они, как мне представляется, не будут ни с кем церемониться. Тех, кто против, - к стенке!
        -Вы нарисовали слишком уж мрачную картину, Алексей Евгеньевич. Империя, несмотря на все неурядицы, в состоянии защитить себя.
        -Пока да, ваше величество. Я понимаю, вы человек глубоко верующий, не приемлете насилие, не способны на подлость, стараетесь разрешить конфликт мирным путем. Но не является ли этот путь тупиковым? Не будет ли он иметь трагические последствия?
        -Я думал об этом и убежден в том, что на данный момент нам жизненно необходимо погасить революцию. Когда в государстве восстановится мир и спокойствие, мы проведем реформы, которые отвернут большинство народа от революционеров. Надо выбить почву из-под ног тех, кто жаждет власти любой ценой. Ведь без народа революционеры никто. Отдельные террористические группы, ликвидировать которые не составит труда. Их главари сами сбегут за границу.
        Покровский пожал плечами:
        -Что ж, вы, ваше величество, вправе принимать государственные решения. Знайте, какими бы они ни были, верные вам офицеры всегда поддержат вас и выполнят любые приказы.
        -Другого ответа я и не ожидал.
        -Группе продолжить работу по главарям террористических организаций или будут другие распоряжения?
        -Пока отслеживайте ситуацию в Петербурге. Как понадобитесь, я пошлю за вами.
        17-го числа Николай продолжил совещания. В принципе, проект Горемыкина не являлся альтернативой идеям графа Витте и князя Оболенского. В нем также декларировались гражданские права: неприкосновенность личности, свобода слова и совести, собраний и союзов. Проект Горемыкина, как и Витте, предусматривал расширение избирательных прав. Разве что в проекте бывшего министра внутренних дел не столь определенно были прописаны положения, касающиеся работы Государственной думы.
        Поэтому государь предпочел документ, имевший больше ясности.
        На последнем совещании с великим князем Николаем Николаевичем и министром двора бароном Фредериксом Николай принял окончательное решение. Граф Витте был вызван в Петергоф, где в то время находился император, и вечером манифест был подписан.
        В нем говорилось о смутах, терзающих государство, представляющих непосредственную угрозу не только самодержавию, но и целостности России. Государь предлагал как можно скорее прекратить волнения, насилия и бесчинства, обеспечить мирную жизнь народа.
        На правительство возлагалось выполнение высочайшей воли императора, в частности - дарование населению гражданских свобод, привлечение к выборам лиц, ранее лишенных подобных прав. Какие-либо законы теперь могли приниматься только с одобрения Государственной думы.
        Манифест тут же стал известен в России и за границей. Для революционеров он явился полной неожиданностью. Они понимали, что забастовка теряет смысл.
        19 октября первым председателем Совета министров Российской империи был назначен Сергей Юльевич Витте.
        Николай Второй провел значительную политическую реформу, но не сложил ответственности с себя. Он сохранил за собой право последнего решения, оставил в собственном управлении военное и морское ведомства, а также министерство иностранных дел.
        Забастовки прекратились, уличные волнения стихли. Манифест от 17 октября разбил единство революционного движения.
        Однако если в Петербурге и Москве беспорядки пошли на спад, то на окраинах державы они усилились. Забастовки охватили Польшу и Финляндию. Вспыхнули бунты и на Дальнем Востоке. Государю пришлось принимать меры. Если в Финляндии он пошел на уступки, то в Польше объявил военное положение. Волнение в Кронштадте было подавлено.
        Как-то вечером в конце октября Александра Федоровна встретила мужа, находясь в несколько возбужденном состоянии.
        -Что-то случилось, Аликс? - спросил Николай, поцеловав супругу.
        -Нам надо поговорить, Ники.
        -Что-то произошло?
        -Ты все узнаешь!
        -Хорошо, давай поговорим.
        Беседа состоялась в покоях царской четы.
        -Ники, в Петербурге появился сибирский старец, обладающий незаурядными способностями и великой силой.
        -Мало ли народу приезжает в Петербург, Аликс?
        -Немало, но это человек особенный.
        -Тебе-то об этом откуда известно?
        -От великих княгинь Милицы Николаевны и Анастасии Николаевны.
        Николай потер виски:
        -Не понимаю. Они откуда знают этого старца?
        -В дом Милицы его ввел архимандрит Феофан.
        -Это уже интересно. Как же зовут сего старца?
        -Распутин Григорий Ефимович. Милица говорила, что он ранее много грешил, затем раскаялся и был награжден такими способностями, которые недоступны простому смертному.
        Николай улыбнулся:
        -Ох уж эти женские разговоры. Но нам-то какое дело до этого Распутина?
        -Понимаешь, Ники, старец видит будущее, способен пророчествовать. Простой с виду сибирский мужик за несколько месяцев, проведенных в Петербурге, знакомится не только с Феофаном, но и с епископами Сергием, Гермогеном, даже с Иоанном Кронштадтским. Сейчас он вхож в дома высшего света. Распутин доказал, что обладает поистине феноменальными способностями. А главное, Ники, в том, что он умеет лечить болезни, перед которыми отступает медицина.
        -Значит ли это, что он может помочь Алексею?
        -Это первое, о чем я подумала, когда Милица рассказала мне о Распутине. Я хочу попросить тебя встретиться с ним. Ведь если старец действительно обладает такими способностями, то наш Алешенька… - Александра Федоровна не договорила, заплакала.
        Николай Александрович обнял супругу:
        -Не плачь, моя дорогая Аликс. Конечно же, я встречусь со старцем. Даже завтра.
        -Спасибо, Ники, - сквозь слезы проговорила императрица.
        -О чем ты? За что благодаришь? Разве болезнь сына не терзает меня так же, как и тебя? Только надо обставить встречу так, чтобы о ней знало как можно меньшее число придворных и чиновников.
        -Его тайно приведет во дворец Анна Вырубова.
        -Одна из твоих фрейлин?
        -Да.
        -Хорошо, но в присутствии верного мне офицера.
        -Я согласна на все.
        -Тогда завтра, первого ноября, в семь часов вечера, в кабинете.
        -Не слишком ли официально, Ники? Я имею в виду кабинет.
        -Не вводить же незнакомого человека в покои! Да и какая разница, где разговаривать?
        -Хорошо. Я предупрежу Анну.
        -А я - старшего офицера по особым поручениям. Давай сейчас пройдем к Алексею. Хочу пообщаться с ним. Как он сегодня?
        -Слава богу, хорошо. Был весел, играл. Мы с ним долго гуляли.
        На следующий день император вызвал к себе Покровского, предложил ему присесть на диван и спросил:
        -Скажите, князь, вам что-нибудь известно о Григории Распутине?
        -И до вас дошли слухи о нем? Известно, ваше величество, но немногое.
        -Что конкретно?
        -В Петербурге объявился странный мужик, каким-то образом завоевавший доверие высокопоставленных духовных лиц. В короткое время он стал желанным гостем в домах многих знатных семей. Не знаю, что притягивает к нему людей, не интересовался этим.
        Николай прошелся по кабинету, достал из коробки папиросу, прикурил.
        -Я сегодня вечером встречаюсь с Распутиным.
        -Вы с Распутиным, мужиком из глубинки?
        -Да, по просьбе Александры Федоровны. Вижу, вы удивлены.
        -Удивлен, ваше величество.
        -Супруга сказала мне, что этот старец обладает поистине феноменальными способностями, даром пророчества и целительства. Вы понимаете, о чем я?
        -Распутин интересует вас как целитель?
        -Именно. В борьбе с болезнью сына я должен использовать любой шанс.
        -Понимаю, - тихо произнес Покровский.
        Николай продолжил:
        -Я хочу, чтобы вы и ваши люди в кратчайшие сроки собрали всю информацию по Распутину. Подчеркиваю, всю! Где и когда родился, жил. Семья, род занятий, чем известен и так далее.
        -Слушаюсь, ваше величество!
        -У меня все.
        -Разрешите идти?
        -Да, до вечера, Алексей Евгеньевич!
        -До вечера, ваше величество!
        В шесть вечера полковник Покровский находился у дворца. Спустя полчаса к лестнице подъехала закрытая коляска. Из нее вышли фрейлина императрицы и бородатый длинноволосый худой мужик в обычной сибирке - коротком кафтане со сборками и стоячим воротником. Внимание князя привлекали его глаза - проницательные, холодные, оценивающие, явно враждебные.
        Полковник последовал во дворец и остался в приемной, а Распутин с Вырубовой прошли в кабинет государя. Впрочем, фрейлина почти тут же вернулась и ушла по коридору.
        Распутин размашисто перекрестился, в пояс поклонился императору, а затем и его супруге.
        Николай предложил ему присесть, но в ответ услышал:
        -Не по чину, государь. Мы люди не гордые, постоим.
        Александра Федоровна попросила Распутина рассказать о себе, но тот умело свел ответ к паломничеству и жизни в Петербурге.
        Когда же император попытался настоять на подробном рассказе, Распутин неожиданно заявил:
        -Я нужен вам более всех других!
        -Позволь узнать, Григорий, почему?
        -Потому, что только я могу помочь вашему сыну-наследнику справиться со страшной болезнью, которая преследует его.
        Болезнь цесаревича держалась в строжайшей тайне, поэтому Николай вздрогнул от этих слов.
        Александра Федоровна побледнела, поднялась с кресла:
        -Ты действительно сможешь?..
        Николай прервал супругу:
        -Подожди, Аликс! - Он повернулся к Распутину и спросил: - Откуда тебе известно о болезни сына? Если ты такой осведомленный, то скажи, чем болен цесаревич?
        -Я отвечу. Болезнь, поразившая невинного младенца, называется несвертываемостью крови, гемофилией. Считается, что она неизлечима и больной не живет долго. Любая незначительная рана может привести к смерти. А откуда мне известно о болезни цесаревича? Так здесь не надо искать болтунов, которые не сдержали тайну. Я узнал о болезни осенью, в год его рождения. Поле тогда пахал. Устал, присел отдохнуть, а тут явился с небес образ Пресвятой Богородицы. - Распутин вновь размашисто перекрестился, поклонился до пола.
        Перекрестились и Николай с супругой. Александра Федоровна была зачарована словами Распутина.
        -Она рассказала мне о болезни Алексея и приказала спасти наследника, - проговорил Григорий.
        -И ты это сможешь сделать? - спросила императрица.
        -С Божьей помощью смогу!
        -Что ж, - задумчиво проговорил Николай. - У нас нет выбора. Но ответь, о знамении Божьем ты многим рассказывал?
        -Кроме вас никому. Я же все понимаю!
        Император пожал плечами. Расспросами занялась Александра Федоровна. Было заметно, что сибирский мужик произвел на нее сильное впечатление.
        Император докуривал папиросу, когда Распутин обратился к нему:
        -Вам трудно жить, потому как вы не знаете правду. Вокруг вас мало людей, которые могли бы сказать вам ее, больше льстецов, преследующих собственные цели. Царю нужно быть с народом, чтобы знать, что требуется людям. Только народ не обманет, скажет правду. В ней ваша сила. Народ не министры, которым нет никакого дела до нужд, слез, страданий и боли людей. Это все, что я хотел сказать. Благодарю Господа за такую возможность. Прошу помнить, что я в столице с одной лишь миссией, определенной мне Богородицей.
        -Ники! - обратилась к мужу Александра Федоровна. - Я настаиваю на том, чтобы Григорий Ефимович получил доступ к Алексею.
        -Хорошо, - согласился Николай.
        На этом и закончилась первая встреча царской семьи с человеком, который в дальнейшем сыграл значительную роль в истории государства Российского.
        Покровский проводил Распутина и Вырубову до экипажа и вернулся в приемную, где находился Николай.
        -Александра Федоровна очарована сибирским мужиком, - проговорил император. - По ее настоянию он теперь будет частым гостем нашей семьи.
        -А вас, ваше величество, этот мужик тоже очаровал?
        -Знаете, Алексей Евгеньевич, разговор с ним оставил какой-то отпечаток, не объяснимый словами. Он словно заглядывал в мою душу. Иногда я думал, что он знает обо мне больше меня самого. Если возможно, ускорьте, пожалуйста, получение информации по этому незаурядному человеку. Он обладает огромной внутренней силой. Вот только не ясно, добрая она или злая.
        -Слушаюсь, ваше величество! Я отдам своим офицерам приказ ускорить работу по Распутину.
        -Но, Алексей Евгеньевич, не в ущерб качеству.
        -Само собой.
        Группа порученцев выполнила задание быстро. Уже через три дня князь Покровский вновь прибыл в Петергоф.
        -Что скажете, Алексей Евгеньевич? - после взаимных приветствий спросил император.
        -Информация по Григорию Распутину довольно противоречивая, так как нет почти никаких документов, свидетельствующих о его жизни. Все, что удалось о нем узнать, основывается на рассказах людей, которые имели с Распутиным личные отношения.
        -Я слушаю вас, князь.
        -Григорий Ефимович Распутин родился двадцать девятого июля семьдесят первого года в селе Покровское Тюменского уезда Тобольской губернии. Кстати, настоящая его фамилия Новых. Распутиным он стал позже.
        -Это не столь важно. Дальше!..
        -Григорий - младший сын в зажиточной крестьянской семье. Он рано начал трудиться, пас скот, работал извозчиком, ловил рыбу, помогал собирать урожай. Грамоте не обучался, что уж говорить о каком-то профессиональном образовании. В девятнадцать лет женился на местной крестьянке Прасковье. У них родились сын и две дочери. Очевидцы из местных сельчан отмечают, что Григорий много пьянствовал, становился совершенно невменяемым, до полусмерти избивал жену. Как-то его даже выслали из деревни за мелкую кражу. Но в начале века в жизни Распутина произошли большие перемены. Однажды в селе приключилась драка. Зачинщиком ее был житель соседнего села, наведывающийся в Покровское к девушке. Этого жениха избили, а на следующий день его дружки приехали мстить. Обычная история. В драке принимал участие и Распутин. Он получил серьезные травмы. Говорят, его сильно отделали кольями, разбили голову, сломали ребра, руки. Можно ли этому верить, не знаю, но похоже на правду. В селах и деревнях подобные драки не редкость. Так вот, изуродованного Григория принесли домой. Жена, несмотря на скотское с ней обращение, день и ночь
ухаживала за мужем. Когда Григорий встал с постели, в нем произошли разительные перемены. Он стал другим, бросил пить, курить, большую часть времени проводил в молитвах, просил прощения у жены и детей. Затем Григорий совершил паломничества по святым местам, где обучался Священному Писанию и грамоте. В начале восьмидесятых годов он даже посетил православную обитель на священной горе Афон в Греции, вернулся оттуда и отправился на Валаам. Все это пешком, останавливаясь в монастырях или у крестьян, питаясь тем, что давали сердобольные люди. Возвратившись домой, Распутин объявил, что приобрел дар приносить исцеление. Слухи о нем стали распространяться по округе. Сначала он ходил по ближайшим селам, затем больные уже сами стремились попасть к нему. По словам сельчан, Григорий действительно вылечил людей, на исцеление которых уже не было никаких надежд. Я не буду приводить примеры, их десятки, причем один удивительнее другого. Скажу лишь, что лечил Распутин не травами, отварами, другими снадобьями. То есть знахарем в обычном понимании этого слова он не был, исцелял молитвами, которых знает очень много.
Весной прошлого года Распутин впервые приехал в Петербург и прожил в столице около пяти месяцев. Тогда-то он и был принят Иоанном Кронштадтским. В этом году Григорий вновь появился в Петербурге с целью найти средства на постройку храма в своем родном селе.
        -И что? Нашел деньги?
        -Судя по тому, что остается в Петербурге, если и нашел, то недостаточно. Кстати, этим, я имею в виду поиском денег, объясняется его стремление попасть в дома знати. Кто еще сможет выделить ему средства?
        -Средства найдутся. Мне все же хотелось бы знать, кому и как действительно помог Распутин.
        -Извините, я не хотел отнимать ваше время, но если вы желаете, приведу один, пожалуй, самый интересный пример чудесного исцеления Распутиным рабочего из Тюмени.
        -Слушаю вас.
        -Рабочий, фамилия, по-моему, Трифонов, трудился на лесоповале. Он занимался этим давно, опыта ему хватало. Но однажды он допустил небрежность. На него рухнула огромная сосна. Был сломан позвоночник, разбита голова, переломлены все кости. В больнице его продержали несколько дней и отправили домой умирать. Медперсонал заявил, что такие увечья не лечатся. Парализованный, искалеченный Трифонов тихо ждал смерти. В семье четверо детей. Супруга Трифонова слышала о способностях Распутина и отправилась в село Покровское. Григорий тут же выехал в уездный город, осмотрел больного и забрал его к себе домой. Ничего не обещал, жене искалеченного сказал, чтобы молилась. Что делал Распутин с умирающим, неизвестно, но прошла неделя, он жив, вторая - то же самое. Через месяц Распутин вызвал супругу больного. По рассказам очевидцев, она увидела мужа, стоявшего посреди избы, и упала в обморок.
        -Значит, Распутин вылечил безнадежного больного?
        -Да, ваше величество. Мой человек разговаривал с Трифоновым, пытался узнать, чем таким волшебным пользовался Григорий при лечении. Оказалось, что тот денно и нощно молился над больным. По крайней мере так утверждает сам Трифонов. Но следует учесть, что первые дней десять он больше находился без сознания. Поэтому Распутин мог применять снадобья, известные только ему.
        -Следовательно, старец на самом деле обладает даром исцеления.
        -Этому старцу, ваше величество, тридцать четыре года от рождения.
        -Я умею считать, князь, но согласитесь, что выглядит он старше своих лет.
        -Согласен, однако стоит ли называть его старцем?
        -Какая разница, как называть! Лишь бы толк был. Вы предоставьте мне документы по больным, излеченным Распутиным, и вообще всю полученную информацию. Надеюсь, ваши люди понимают, что должны хранить в тайне интерес к жизни этого старца?
        -Конечно, ваше величество.
        Политическая жизнь в стране кипела. Забастовки то стихали, то возникали вновь. Бунты вспыхивали то в одной губернии, то в другой. Известия о полученных свободах всколыхнули деревни. Государю пришлось отправлять туда войска. Но силу применять не довелось. Само появление солдат успокаивало горячие головы.
        Волнения охватили Прибалтику. Там бунты в сельской местности смешивались с межэтническими столкновениями. Проявилась давняя вражда крестьян-латышей и помещиков-немцев. На ликвидацию революционного движения в Прибалтике ушло более месяца.
        Эсеры в ноябре решили прекратить индивидуальный террор и перейти к массовым методам противостояния. Петербургский Совет рабочих депутатов в конце этого месяца призвал все оппозиционно настроенные организации готовиться к вооруженному восстанию.
        Николай занялся укреплением связи с армией. В Царское Село начали прибывать полки гвардии. Государь принимал парады, присутствовал и выступал на офицерских собраниях. Гвардейцы подтвердили верность царю, требовали ареста главарей террористических организаций и усиления диктатуры. Николаю пришлось удерживать офицеров. Он обещал пойти на крайние меры лишь в случае самой острой необходимости, которая, по его мнению, еще не настала. Полки из Царского Села направились в столицу.
        1 декабря к императору впервые прибыли делегаты правых монархических партий. Они имели ложное представление о том, что на государя можно влиять, и выставили резкие требования. На встрече с ними Николай показал, что не потерпит ультимативного тона, и выразил уверенность в том, что монархические партии пойдут только по тому пути, который определит государь.
        Совет рабочих депутатов вынужден был прекратить подготовку к вооруженному восстанию в столице. Не просто же так в Петербурге стояли отборные гвардейские полки, способные подавить любое выступление против царя и правительства.
        Используя благоприятную обстановку, Николай нанес ощутимый удар по революционерам. 3декабря по его приказу были арестованы члены Совета рабочих депутатов.
        Революционные партии понимали, что власть укрепляется, и приняли решение, если так можно выразиться, дать бой, объявить всеобщую забастовку, которая, по планам революционеров, должна была перерасти в вооруженное восстание. Руководство партий рассчитывало на то, что к нему примкнут и войска. Местом действия не случайно была выбрана Москва. Дисциплина в войсках тамошнего гарнизона оставляла желать лучшего. Особенно в этом плане отличался Ростовский полк.
        Стремясь не допустить беспорядков, Николай направил в Москву нового генерал-губернатора, адмирала Дубасова.
        Всеобщая забастовка была назначена на 8 декабря. Революционные партии в своем воззвании объявили, что рабочих не устроят никакие частичные уступки, в частности, новые назначения в правительстве. Пролетарии не прекратят стачку до тех пор, пока полномочия властей не перейдут к органу революционного управления.
        В то же время в Царском Селе проходили совещания о новом избирательном законе. Государь не стал менять документ от 6 августа, лишь дополнил его правом голосования новых слоев населения.
        Третья всеобщая забастовка началась, как и было определено, 8 декабря. Уже на следующий день замысел революционеров провалился. Все же около двух тысяч вооруженных повстанцев решили продолжить выступление. Восстание не расширилось, но и партизанская война в городе не прекращалась. Отдельные отряды бунтовщиков обстреливали казаков, подразделения гарнизона, прячась за баррикадами и во дворах. Такое положение дел сохранилось до 14 декабря.
        Адмирал Дубасов по прямому проводу связался с государем, доложил обстановку и запросил помощи. Император отдал приказ лейб-гвардии Семеновскому полку отправиться в Москву. Его прибытие кардинально изменило обстановку. Повстанцы начали отходить за город, попытались перекрыть Московско-Казанскую железную дорогу, но были уничтожены.
        Остался единственный очаг сопротивления в черте города - Пресня. Было решено применить артиллерию. После обстрела Пресня была занята без боя.
        Всеобщая забастовка закончилась.
        Однако еще оставалась проблема в Сибири. Железная дорога находилась под контролем стачечных комитетов, которые создали на ней несколько укрепленных опорных пунктов.
        Государь поручил решить эту задачу генерал-лейтенанту Меллер-Закомельскому. Александр Николаевич с отрядом в двести человек выехал из Москвы. Некоторые считали эту затею безумием. Двести солдат против тысячи революционеров. Но Меллер-Закомельский знал, что надо делать, и действовал жестко.
        На станции Иланской отряд разгромил повстанцев, укрывшихся в депо. В двух других местах были расстреляны члены стачечного комитета. Отряд Меллер-Закомельского продвигался по Сибири быстро. Страх перед ним у революционеров был так велик, что они предпочитали не вступать в столкновения. Чита без боя сдалась войскам генерала Ренненкампфа, подошедшим от маньчжурской границы. Сибирский путь был свободен.
        Государь лично отблагодарил отряд генерала Меллер-Закомельского, представленный ему в Царском Селе. Революционное движение в целом удалось подавить, однако одиночные восстания, в основном происходившие в небольших уездных городах, продолжали терзать страну.
        В результате действий революционеров, на борьбу с которыми государство тратило огромные средства, к концу 1905 года финансовое положение в стране было довольно сложным. Налоги практически не поступали в казну. Сократился золотой запас государственного банка.
        Министру финансов было поручено получить внешний заем. В.Н. Коковцов отправился во Францию. Николай рассчитал все точно. Он мог бы взять кредиты и в других странах, но выбрал республиканскую Францию, которой нужна была поддержка России против Германии в марокканском вопросе. Слова государя, обеспечивающего такую помощь, оказалось достаточно, чтобы Франция выделила краткосрочный кредит в сто пятьдесят миллионов рублей.
        Граф Витте еще четыре месяца оставался у власти, но руководство правительством после разгрома революционных сил вновь перешло в руки Николая Второго.
        Революционные организации ушли в подполье. В России активно действовала конституционно-демократическая партия. Она выступала за парламентскую монархию и готовилась к выборам, когда другие политические силы, занимающие куда более левые позиции, призывали к их бойкоту.
        Выборы в Государственную думу начались в марте 1906 года. В их ходе ясно определялась победа конституционно-демократической партии.
        22 апреля в отставку был отправлен Сергей Юльевич Витте. На его место государь назначил Ивана Логгиновича Горемыкина. За неделю до этого лишился должности и Петр Константинович Дурново. Новым министром внутренних дел назначался бывший саратовский губернатор Столыпин. Трагическая судьба Плеве и Сипягина, павших от рук террористов, не испугала Петра Аркадьевича. Он, человек чрезвычайной отваги и исполнительности, принял предложение императора занять этот пост, весьма значимый для государства.
        В отставку подал и министр иностранных дел граф В.Н. Ламсдорф.
        С Государственной думой предстояло работать совершенно новому правительству.
        К моменту открытия думы в нее входили четыреста пятьдесят депутатов. Почти половину из них составили полуграмотные крестьяне, другую - люди с высшим образованием. Социалисты-революционеры и социал-демократы в выборах не участвовали, поэтому представителей в думе не имели. Свыше ста депутатов образовали так называемую трудовую группу. Отдельно стояли представители западных районов империи.
        Депутаты считали себя исполнителями и защитниками воли народа. Они основывались не на действующих законах, а на своих программах. Некоторые из них представляли терроризм как выражение законного народного негодования, ответные же репрессивные меры правительства называли насилием.
        Солнечным днем 27 апреля государь прибыл в Петербург, посетил гробницу отца в Петропавловской крепости, затем направился в Зимний дворец, в Георгиевском зале которого и должно было состояться торжественное открытие первой Государственной думы.
        После молебствия Николай подошел к трону и воссел на него. Ему подали лист бумаги. Государь поднялся и произнес речь. Он поприветствовал выбранных депутатов, отметил, что им предстоит сложная работа на благо Родины, выразил уверенность в том, что сегодня начнется обновление Русской земли.
        Государственная дума приступила к работе. Ее председателем был избран Сергей Андреевич Муромцев. Кадетское большинство сразу же поставило вопросы политической амнистии, всеобщего избирательного права, ответственности министров и Государственного совета как верхней палаты думы.
        Для императора и правительства подобные инициативы были неприемлемы. Поэтому Николай отказался принять депутацию. Думский адрес не был ему вручен.
        В начале мая со своим докладом в новом качестве к императору прибыл новый министр внутренних дел.
        Николай встретил Столыпина и после приветствий попросил его дать характеристику депутатскому корпусу.
        Тот ответил прямо:
        -Достаточно оглядеться в пестрой толпе депутатов, чтобы ужаснуться. Ваше величество, при посещении Таврического дворца мне показалось, что земля наша прислала в Петербург все самое дикое, полное ненависти и злобы. Если это и есть народное представительство, то лучше уж обойтись без него, вернуться к прежнему порядку правления.
        -Но в думе действительно представлены люди, избранные народом. Хороши они или плохи, но с ними придется считаться.
        -Мы-то будем это делать, но станут ли так называемые народные избранники считаться с нами, членами правительства? Я глубоко в том сомневаюсь и совершенно не понимаю, как мне вступать в прения и споры с людьми, которые не в состоянии понять смысла нового уклада, но уже осуществляют контроль за деятельностью министерств. Только за вчерашний день мне на стол легли десятки запросов. Если на все отвечать, то когда исполнять прямые обязанности? Как относиться к требованиям депутатов? Они же практически ничем не отличаются от заявлений революционных партий.
        Николай выслушал Столыпина, но никак не прокомментировал его речь. Министр убыл в Петербург в довольно мрачном настроении.
        Депутаты же, несмотря на то, что император не принял их адреса, все ждали ответа на выдвинутые требования. Он последовал. Председатель Совета министров огласил правительственную декларацию. Все требования народных избранников были отклонены. И.Л. Горемыкин предложил им заняться законодательной работой.
        С этого дня дума и правительство вступили в противостояние. Депутаты выразили недоверие министрам, но те и не подумали уйти в отставку. Один из видных кадетов Владимир Дмитриевич Набоков, отец известного писателя, заявил, что исполнительная власть, то есть правительство, должна покориться власти законодательной - думе.
        Но правительство не собиралось покоряться. Конфликт расширялся.
        Столыпин несколько раз выступал перед депутатами. На него постоянно обрушивался шквал критики, а зачастую и открытых оскорблений. Депутаты не давали министру говорить, превращали законодательное собрание в дешевый балаган. Выступления Столыпина в Государственной думе заканчивались скандалами, но Петр Аркадьевич не избегал, как некоторые другие министры, общения с разъяренными депутатами.
        Между тем Государственная дума самостоятельно разработала ряд законов. Самыми значимыми являлись аграрные проекты кадетов и представителей трудовой группы. Оба они предлагали создать фонд из земель, которые должны были быть отчуждены у помещиков. Разница заключалась в том, что трудовики предлагали конфисковать все земли, находившиеся в частной собственности и превышающие «трудовую норму», а кадеты хотели сохранить имения, признать их общеполезными. Трудовики требовали безвозмездного отчуждения земель, кадеты предусматривали вознаграждение за них.
        Естественно, правительство не могло согласиться ни с теми, ни с другими. Встал вопрос, что делать с Государственной думой, вступившей в открытый конфликт с правительством.
        Ситуация резко обострилась 19 июня, когда при обсуждении законопроекта об отмене смертной казни возникло яростное столкновение между депутатами думы и главным военным прокурором Павловым. Человеку долга, который являлся обвинителем на многих процессах, связанных с убийствами, и требовал выносить революционерам смертные приговоры, просто не дали сделать доклад по законопроекту. Его речь утонула в криках депутатов, называвших Павлова палачом.
        Прокурор прервал доклад, покинул Таврический дворец и направился к министру юстиции. Иван Григорьевич Щегловитов, занявший эту должность в апреле, выслушал Павлова, после чего запросил аудиенции у императора и был принят им.
        -Поведение депутатов, ваше величество, не просто недопустимо, оно возмутительно, - возмущенно сказал Щегловитов после приветствий.
        -В чем, собственно, дело? - спросил Николай.
        Министр доложил об инциденте с Павловым.
        -Мы отчитываемся перед депутатами, как того требует закон, а они возомнили себя… я даже не нахожу подходящего слова. Верховной властью! Будто в России больше нет ни монарха, ни правительства.
        -Иван Григорьевич, депутаты и в самом деле часто позволяют себе то, что превышает их полномочия. Но против монархии они не выступают. По крайней мере открыто.
        -Возможно, я погорячился, однако так дальше продолжаться не может. Что дала амнистия, на которой так настаивали депутаты? Возможность лицам, осужденным за нетяжкие преступления и осознавшим свою вину, вернуться к нормальной жизни? Кто-то, может быть, и вернулся. Но факты больше говорят об обратном. После амнистии количество преступлений только увеличилось. Как и число террористических актов, руководство которыми осуществляли недавние политические заключенные, вышедшие по амнистии. Теперь об отмене смертной казни. У нас еженедельно совершаются покушения на представителей власти по всей России, гибнут люди, преданно исполняющие свой долг. Если сейчас отменить смертную казнь, то это будет означать одно: нежелание государства защищать своих верных подданных.
        -Я передал в думу свое видение проблемы и высказался против принятия данного законопроекта.
        -Вы считаете, что депутаты прислушаются к вашему мнению?
        Николай не без удивления посмотрел на министра.
        -А как же иначе? Я от престола не отрекался, и монархию в России никто не отменял. Депутатам известно, что окончательное решение любых вопросов остается за мной. Так какой смысл им идти на противостояние?
        -В их действиях, ваше величество, смысл уловить вообще невозможно. У меня такое ощущение, что дума специально, под чьим-то влиянием, пытается создать конфликт между депутатами и императором.
        -Что ж, посмотрим, как поведут себя депутаты дальше.
        Государственная дума проголосовала за отмену смертной казни.
        Император быстро отреагировал на это. Законопроект, отправленный в Государственный совет, не был утвержден.
        Казалось бы, депутаты должны были принять это во внимание, но нет, они продолжали гнуть свою линию. Правительство опубликовало сообщение по земельному вопросу, объяснило, какие меры намерено принять по улучшению положения крестьян, твердо заявило о неприемлемости принципа принудительного отчуждения земель. Сообщение было издано для прекращения слухов о предстоящей конфискации помещичьих земель, порожденных в ходе думских прений и вызвавших во многих регионах всплеск аграрных волнений.
        Государственная дума приняла данное сообщение как вызов. С ее трибуны все чаще раздавались призывы к смещению действующего правительства. 4июля на внеочередном заседании депутаты приняли обращение к населению страны. Они заявили о том, что действующая дума не отступит от принятого решения о принудительном отчуждении частных земельных владений, несмотря на реакцию Государственного совета. Она отклонит все предложения, не согласованные с этим решением.
        Таким вот образом Государственная дума окончательно дискредитировала себя. Кадеты поняли, что данное постановление дает повод для роспуска думы, и смягчили его. Но и этот вариант не мог быть принят государем.
        Для обсуждения вопроса по первой Государственной думе император пригласил во дворец председателя Совета министров и министра внутренних дел.
        Иван Логгинович Горемыкин и Петр Аркадьевич Столыпин прибыли в назначенное время.
        Совещание проходило в рабочем кабинете императора.
        -Считаю, что дальше мириться с ситуацией, созданной Государственной думой, нельзя, - проговорил Николай. - Депутаты явно пытаются перехватить власть. Почти все инициативы правительства отклоняются, что создает опасный прецедент. За время работы думы возобновили свою деятельность печатные издания, пропагандирующие идеи революции. Предложения императора игнорируются. Депутаты едва ли не на каждом заседании требуют отправить в отставку то одного министра, то другого. В деревнях вновь происходят волнения из-за того, что дума сознательно запутала ситуацию по вопросу о земле. Более того, депутаты затребовали отчетность от министерств, даже тех, которые подчинены мне лично, поставили вопрос об упразднении Государственного совета - опоры власти. Они проводят решения об изменении статей расходов бюджета. - Император взглянул на Горемыкина: - А вы, Иван Логгинович, отчего-то проявляете непонятную уступчивость. Скажите, почему, вопреки настояниям министерства финансов, вы согласились на снижение расходов средств для помощи голодающим более чем в три раза?
        -Но, ваше величество, такое сокращение утвердил Государственный совет.
        -А вы не являетесь его членом, выступили против пассивной политики Государственного совета?
        -Нет, ваше величество.
        -Если не выступили вы, председатель правительства, то что было ждать от других? Впрочем, здесь и моя вина. - Николай повернулся к Столыпину: - А что вы скажете по обсуждаемому вопросу?
        Петр Аркадьевич хотел подняться, но император жестом усадил его обратно в кресло.
        -Не надо вставать, говорите так.
        -Я, ваше величество, всегда полагал, что власть может считаться реальной только тогда, когда она жестко защищает свои позиции. Я никогда не скрывал, что являюсь противником парламентаризма. Есть Государственный совет, который вполне в состоянии решать вопросы управления. Вы, государь, посчитали иначе. Это ваше право. Мое мнение о думе негативно. Вместо реальной законодательной работы она занимается всем, чем угодно. За короткий срок эта контора превратилась в очаг внутреннего сопротивления власти монарха. Один только пример, если позволите…
        -Конечно, Петр Аркадьевич. Для этого я и пригласил вас сюда.
        -События в Белостоке.
        -Вы о погромах?
        -Да. Я разбирался с этим делом. Белосток - город с преимущественно еврейским населением. Первого июня кто-то - я уверен, что это был обычный провокатор - несколько раз выстрелил в католиков, шедших в костел. Тут же начался погром, сопровождавшийся открытой жестокостью. За два дня было убито более семидесяти евреев, ранено около восьмидесяти, католиков, соответственно - семь и восемнадцать. Войска, вызванные для наведения порядка, справились со своими обязанностями, но офицеров обвинили в соучастии в погроме. Им, видите ли, пришлось вступать в перестрелку с силами еврейской самообороны, в ходе которой никто не погиб и не был ранен. Министерство внутренних дел, естественно, тут же начало расследование. Но и Государственная дума в стороне не осталась, отправила в Белосток трех или четырех депутатов. Ладно, пусть будет расследование. В общем-то, вроде на пользу. Но что оказалось? Депутаты общались только с потерпевшими и то так, на скорую руку, а вернулись с громким докладом. Ссылаясь на показания пострадавших, которые, естественно, запротоколированы не были, они утверждали, что погром был организован
не провокаторами одной из революционных партий, о чем мы получили доказательства, а правительством. Это же надо додуматься до такого! Правительство организует погром! Но дальше еще интересней. Один из депутатов, побывавший в Белостоке, заявил с трибуны, что солдаты боялись идти против самообороны. Он подчеркнул, что русские войска привыкли бегать от противника. Этому научила их бездарно проигранная война с Японией.
        -Наглая ложь и беспредельный цинизм! - воскликнул император.
        -Точно так, ваше величество. Но оратору аплодировал весь зал. На противоречия в отчете комиссии и в докладе депутата, входившего в нее, никто не обратил ни малейшего внимания. Главное, что в очередной раз удалось обвинить власть, подло ужалить ее. В этом, по-моему, вся суть настоящей Государственной думы. Именно она, на мой взгляд, сейчас является базой для усиления революционных настроений.
        -Каково ваше предложение, Петр Аркадьевич?
        -Надо разогнать эту думу. И чем быстрее, тем лучше. В дальнейшем ответственней подходить к подбору кандидатов, чтобы в законодательное собрание не могли попасть разного рода негодяи и предатели.
        Николай улыбнулся:
        -Вы в своем репертуаре, Петр Аркадьевич.
        Слово взял Горемыкин:
        -Я бы не советовал сейчас нагнетать обстановку, поддаваться эмоциям. В конце концов, с депутатами можно договориться.
        -О том, чтобы дума прекратила противостояние с правительством? - уточнил Столыпин.
        -И об этом в том числе.
        -Да как вы не понимаете, Иван Логгинович, что сам факт переговоров будет воспринят думцами как слабость? Они тут же ужесточат требования и разнесут по всей России весть о своем могуществе. Получится, что власть спасовала перед ними. Этого допустить нельзя ни в коем случае. Разогнать их следует, а не вести ненужные и опасные переговоры.
        -Это может всколыхнуть общество, - не сдавался Горемыкин.
        -Нам и без того придется прикладывать усилия, чтобы устранить последствия работы этой думы. Но если наводить порядок, то быстро и в меру жестко.
        Председатель Совета министров пожал плечами:
        -Возможно, вы и правы, Петр Аркадьевич. Но прошу учесть, ваше величество, что я придерживаюсь другого мнения. Оно вам известно.
        -Я услышал вас, Иван Логгинович, но в воскресенье подпишу манифест о роспуске первой Государственной думы.
        -Как бы это не вызвало крупных волнений в столице, ваше величество, - проговорил Горемыкин. - Таких, к подавлению которых уважаемому Петру Аркадьевичу придется привлечь все полицейские силы. Да и тех может оказаться недостаточно.
        -Устранение беспорядков - в первую очередь дело градоначальника. Фон дер Лауниц справится с ними. Надо будет, привлечем армию. Но противостояние надо прекратить. В этом я полностью согласен со Столыпиным, - проговорил государь и объявил совещание закрытым.
        Председатель Совета министров ушел, Петра Аркадьевича же царь попросил задержаться.
        -Государство увязло в междоусобицах, в борьбе с революцией, - сказал он. - Пора выбираться из болота, не так ли?
        -Пора, ваше величество.
        -России необходимо вернуться к мирной жизни. Нам нужны реформы во многих сферах деятельности государства. Вы уже весьма успешно решали подобные задачи в Саратовской губернии, сталкивались там с теми же проблемами, которые существуют практически во всех регионах страны. Вы недолго пробыли министром, но и на этой должности зарекомендовали себя исключительно с положительной стороны. Мне импонируют ваша честность, непреклонность, порядочность. У меня нет претензий к Ивану Логгиновичу, но сейчас государству нужен человек иного, скажем так, масштаба. Поэтому я предлагаю вам занять пост председателя Совета министров.
        -Но, государь, это так неожиданно! Я в Саратове полностью освоиться не успел, как был назначен министром. Наметил планы усиленной работы по обеспечению правопорядка, и вдруг - председатель Совета министров империи?! Признаюсь, я в растерянности.
        -Не верю. Вы не терялись, когда шли в толпу бунтовщиков и заставляли их успокоиться одним своим словом.
        -Толпа - это мелочь, а вот предложенная должность!.. Справлюсь ли?
        -Еще как справитесь! - уверенно сказал император. - В этом у меня нет и тени сомнения. Так вы согласны, Петр Аркадьевич?
        -А как же Иван Логгинович?
        -А почему вас интересует этот вопрос?
        -Да нехорошо как-то получается. Только что вместе обсуждали ситуацию, разговаривали, и ничего не предвещало перемен. Иван Логгинович вернется домой, а наутро услышит такую вот новость. Получается, что судьба человека решалась за его спиной.
        -Не беспокойтесь, Петр Аркадьевич, Горемыкин останется членом Государственного совета. Я решил не судьбу его, а всего лишь вопрос о должности. Вы лучше думайте над тем, как вместе работать будем, какие проводить реформы в условиях ограниченных финансовых возможностей и продолжающейся революции.
        -У меня есть представление о том, что следует предпринять в первую очередь, но подумать не помешает.
        -Тогда не смею вас задерживать.
        -До свидания, ваше величество.
        -Да, Петр Аркадьевич, едва не забыл. Кроме должности премьер-министра, за вами остается и прежняя. Это пойдет на пользу делу.
        -Благодарю за доверие, ваше величество.
        9июля, в воскресенье, Николай Второй, как и планировалось, подписал манифест о роспуске первой Государственной думы. В тот же день здание законодательного собрания оцепили войска гарнизона, дабы депутаты не пытались сопротивляться, тем самым вызывая беспорядки.
        Роспуск думы не мог остаться незамеченным. Манифест государя застал депутатов врасплох. Многие опасались арестов и тут же выехали в Выборг. Там они хотели обсудить создавшееся положение и решить, что делать дальше. Даже лишившись мандатов и полномочий, депутаты не желали оставаться вне политической жизни государства.
        Сначала было озвучено предложение обратиться к народу с призывом к сопротивлению. Имелись в виду такие меры, как неплатежи налогов, отказ от призыва на военную службу. Данный проект вызвал неоднозначную реакцию. Польские депутаты отказались подписывать подобные воззвания. Некоторые отвергли проект из-за того, что он противоречил их убеждениям.
        Узнав о собрании, в гостиницу «Бельведер», где заседали депутаты, приехал выборгский губернатор. Он потребовал прекратить прения, дабы не компрометировать автономную Финляндию перед Петербургом. Только тогда воззвание было подписано большинством депутатов.
        Бывшие народные избранники возвратились в столицу с опаской, продолжая ждать репрессий. Но правительство проигнорировало их. Воззвание не имело никаких последствий. Налоги продолжали поступать в казну, призывы в армию осуществлялись без особых проблем.
        Крайние левые силы выпустили свой манифест, который подписали члены фракции трудовиков, крестьянского и железнодорожного союзов, социал-демократы и эсеры. В нем говорилось, что крестьянство должно сказать свое слово, так как оно не получило от власти ни земли, ни воли.
        Николай продолжал проводить собственную политику. Перед Столыпиным ставилась двойная задача. Первое - это беспощадная борьба с кровавыми проявлениями революции. Второе - проведение реформ, признанных первостепенными и неотложными.
        Петр Аркадьевич сразу же определил курс нового правительства на отпор открытым беспорядкам, пресечение революционной деятельности всеми законными средствами. При этом Столыпин подчеркивал, что борьба направлена против врагов общества. Он твердо заявлял, что намерения государя восстановить порядок в стране неизменны.
        Петр Аркадьевич с первых же дней после назначения открыто заявлял, что России необходимо правительство реальных дел, а не сообщество привилегированных чиновников. Естественно, это вызвало недовольство тех персон, которые пытались сохранить свои теплые места. Но Столыпин действовал с присущей ему энергией, активностью и последовательностью.
        Несколько кандидатов на различные должности, которые ставили собственные интересы выше государственных, тут же были отклонены председателем Совета министров. В правительство не вошли такие известные лица, как Гучков, Львов, Самарин.
        Формирование кабинета шло полным ходом, когда в крепости Свеаборг вспыхнуло восстание. Взбунтовался артиллерийский полк. 17 июля форты крепости начали обстрел друг друга. Восстание длилось три дня, до появления у крепости флота. 20 июля все бунтовщики сдались.
        За сутки до этого бунт охватил Кронштадт. Восстание было подавлено в тот же день силами Енисейского пехотного полка.
        Тогда же взбунтовалась и команда крейсера «Память Азова», но после схода офицеров на берег в матросской среде возник раскол. Часть команды усмирила бунтовщиков и привела крейсер в порт.
        Революционеры пытались поджечь большой пожар в армии и на флоте, однако сделать это им не удалось. Короткими вспышками восстаний в Свеаборге, Кронштадте и на крейсере военные бунты закончились.
        Но война революционеров со своим государством и народом продолжалась. Она приняла откровенно уголовные формы, вплоть до убийств и грабежей. Таковые особенно часто имели место в первый месяц после роспуска думы.
        Это объяснялось просто. Революции нужны были деньги. Грабежи как средство обеспечения борьбы за народное счастье входили в планы боевиков и не являлись стихийными. Добытые средства должны были пойти на нужды террористических организаций.
        Активная деятельность Столыпина реально угрожала революционерам. Уже 12 августа новый председатель Совета министров стал мишенью террористов.
        Смертный приговор Столыпину вынесла петербургская организация партии эсеров-максималистов. Основой их тактики являлся индивидуальный террор. Приговор должны были привести в исполнение члены боевой группы.
        Террористы имели конспиративные квартиры практически во всех районах Петербурга. У них была лаборатория и склады с оружием, которое доставлялось из Финляндии. Организации имела два экипажа и пару автомобилей. Отдельная группа вела активное наблюдение за лицами, являвшимися целями.
        Взрывные устройства для ликвидации Столыпина были подготовлены в динамитной мастерской, устроенной на квартире Максима Горького, тогда еще Алексея Пешкова, никому не известного. Непосредственными исполнителями покушения были назначены Иван Типунков, Илья Забельшанский и Никита Иванов.
        Лето 1906 года семья Столыпина проводила на казенной даче на Аптекарском острове в Петербурге. 12 августа, в субботу, был так называемый приемный день. Подобные мероприятия премьер организовывал постоянно, о них все знали, на Аптекарском острове собиралось много людей различных сословий. Каждый мог явиться на дачу председателя правительства, передать ему прошение или просто поговорить.
        Этим и решили воспользоваться террористы. Прием начался в 14.00. Примерно через полчаса к даче подъехал экипаж, из которого вышли двое мужчин в жандармской форме с портфелями и направились в переднюю.
        Опытный швейцар заметил странность в форме этих жандармов. Дело в том, что они имели устаревшие головные уборы, недавно замененные на новые. Вызвали подозрения и портфели. Швейцар попытался их остановить, но был сбит с ног.
        Фальшивые жандармы успели пройти только в переднюю. Там их встретил генерал Замятин, начальник охраны дачи, вышедший на крик швейцара. Преступники поняли, что они разоблачены, и бросили портфели к ногам генерала.
        Прогремел сильный взрыв, разметавший людей, находившихся в приемной, в клочья разорвавший террористов, швейцара и генерала Замятина. Повреждение получило и здание, не считая кабинета Столыпина, где тот и находился на момент взрыва.
        На даче возник переполох. Повсюду лежали изуродованные трупы, раздавались стоны и крики раненых. Дым, гарь, суматоха.
        Столыпину удалось отыскать тяжело раненную дочь Наташу и трехлетнего сына Аркадия под обломками дачи. В момент взрыва дети стояли на балконе вместе с няней и девушкой, воспитанницей монастыря. Их выбросило с балкона мощной взрывной волной. У няни оторвало ногу, девушка погибла.
        Наталья и Аркадий пострадали сильно. Четырнадцатилетней дочери Столыпина врачи с трудом сохранили ноги. У трехлетнего мальчика была изранена голова и тоже сломана нога. Но самым страшным оказалось нервное потрясение. Ребенок долго не мог спокойно спать, ему снились кошмары, взрывы и разорванные трупы.
        В результате террористической акции на Аптекарском острове, по разным оценкам, погибли от двадцати четырех до тридцати человек. Ранения получили более тридцати пяти, многие из которых потом скончались. Это был самый кровавый террористический акт в Петербурге.
        Революционеры не достигли поставленной цели, но не отказались от террора. Спустя несколько дней от взрыва бомбы погиб варшавский генерал-губернатор. В Петербурге среди белого дня был застрелен командир лейб-гвардии Семеновского полка генерал-майор Г.А. Мин.
        По предложению императора Петр Аркадьевич Столыпин с семьей переехал в Зимний дворец. Там он продолжил работу по реализации своей программы. Вскоре газеты опубликовали перечень реформ, предлагаемых им, и закон о военно-полевых судах.
        Его появление было вызвано непрекращающимися террористическими акциями. Закон вводил особые суды в качестве временной, чрезвычайной меры. Они рассматривали только те дела, где преступления были очевидны. Предание военно-полевому суду происходило в течение суток после совершения террористического акта, убийства или грабежа. Следствие по делу могло длиться не более двух суток. Приговор приводился в исполнение в течение двадцати четырех часов. Таким образом, между преступлением и возмездием проходило не более четырех дней.
        Петру Аркадьевичу Столыпину удалось то, чего прежде не добивался ни один председатель правительства. Ранее проведение реформ сопровождалось ослаблением власти, принятие же жестких мер означало отказ от перемен. Теперь же правительство объединяла общая задача укрепления власти. А главное, что это поняли в обществе.
        Революционное движение постепенно уступало свои позиции. В этом была огромная историческая заслуга нового председателя Совета министров, делавшего первые шаги на пути восстановления и усиления могущества государства Российского.
        Конец первой книги
        2013 -2015гг.