Библиотека / История / Шмараков Роман : " Книга Скворцов " - читать онлайн

Сохранить .
Книга скворцов Роман Шмараков
        Действие происходит летом 1268года вИталии. Три человека вмонастырской церкви обсуждают огромные тучи скворцов, летающие над их краем, дабы понять, кдобру или худу происходят эти иподобные неслыханные вещи.
        Книга скворцов
        Роман Шмараков
        Моеймаме
        
        Создано винтеллектуальной издательской системе Ridero.ru
        Книга первая
        I
        Втот год, когда Куррадин, внук покойного императора, пришел вИталию, чтобы сразиться сКарлом ивернуть себе наследственную землю, слетелось великое множество скворцов, так что много дней подряд отвечери идосумерек едва можно было разглядеть небо. Бывало, что две или три стаи, кружа одна над другой, вытягивались нанесколько миль, авскоре подлетали другие птицы тогоже племени, крича, треща исловно сетуя. Икогда они ввечеру слетали сгор густой ипространной станицей, как бывает осенью, люди выходили отовсюду посмотреть наних иподивиться, инепод открытым небом стояли, ибо все над ними было заткано птицами.
        II
        Водном монастыре близ Имолы под вечер три человека ходили поцеркви, рассуждая, какие росписи надобно подновить игде сделать новые. Когда они осмотрели все исобрались уйти, то, едва выглянув задверь, обнаружили, что там черно отнизкой стаи скворцов, кричавших изо всей мочи: опасаясь множества птиц иих диковинной повадки, они решили переждать вхраме, пока туча рассеется, иуселись наскамье, чтобы скоротать время забеседой. Один изних был келарь, человек лет шестидесяти, кроткого ирассудительного нрава; другой, средних лет, был госпиталий, видевший много городов илюдей, человек большой учености, небез познаний ивгреческом языке; последний был юноша поимени Фортунат, снесколькими сотоварищами подрядившийся обновить монастырские фрески.
        III
        Фортунат спросил:
        -Эти удивительные стаи, которые мы видим уже много дней кряду, - что они означают? Неможет быть, чтобы такое выпало нашему времени случайно. Как судить обэтом?
        Келарь отвечалему:
        -Вкаждом деле спрашивай утого, кто сталкивался сподобным прежде. Апоскольку память каждого человека, будь он сам Симонид, коротка, слаба исама себя теряет, мне кажется, мы лучше поймем, если спросим уистории: она ведь зеркало всех дел инравов, подобное божественному разуму, ипроясняет нынешние события, показывая, какие изних имеют пример, акакие беспримерны. Если ты заглянешь вримскую историю, самую славную иназидательную извсех, то увидишь, что небо иземля равно давали людям знаменья. Нестану перечислять все, ибо наэто идня нехватит: разверни древних писателей, иты найдешь дожди изкамней, крови имолока, молнии, бьющие вбашни истатуи, двойное солнце идвойную луну, сполохи ивиденья нанебе, аназемле - наводнения выше обычного, реки, поворотившие вспять, кровь висточниках, пшеницу надеревьях, рождение младенцев созвериными членами, чудесные явления состатуями богов итому подобное.
        Вгод, когда Ганнибал спустился вИталию, нанебе сияли подобья кораблей, наполях показывались призраки людей вбелом, авесной, когда он снялся слагерей, уримлян щиты сочились кровью ивгороде потели изваяния волков. Когда Тит Фламинин воевал смакедонским царем, накорабельной корме выросло лавровое дерево; незадолго перед тем, как Марк Красс был убит парфянами, вЛукании выпал дождь изкусков железа; авту пору, как Теодорих воздвиг гонения наримлян инеправедно казнил Симмаха иБоэция, вРавенне женщина родила четырех драконов, которые наглазах улюдей пролетели понебу сзапада навосток иупали вморе. Неговорю окометах, никогда непоказывающихся без вреда: обэтом много толковали четыре года назад, когда комета взошла навостоке ибыла зрима три месяца, апотом пришел король Карл ипеременились дела Сицилии иАпулии.
        Бывает итак, что сам человек своими поступками дает себе знаменье, невзирая нато, мудро он ведет себя или опрометчиво: когда Кассий, обирая родосцев, внасмешку над жалобами обещал уступить им солнце, или когда ввойске Красса перед битвой солдатам раздали еду ипервым делом - чечевицу исоль, кои уримлян принято ставить пред покойниками, или когда император Валентиниан хотел выехать изгорода темиже воротами, какими вошел, взнак того, что скоро вернется, ноупала железная дверь, иее немогли сдвинуть, так что он ушел другими воротами, авскоре умер.
        -ВИмоле случилось нечто подобное, - прибавил госпиталий. - Один человек, живший близ городских ворот, собрался вдеревню, чтобы уладить дела сработниками, новсякий раз ему что-нибудь мешало: то он вывихнет ногу налестнице, споткнувшись окошку, ипролежит неделю впостели, то придут болонцы имесяц стоят под городом, разоряя виноградники инедавая выйти. Втаких занятиях прошла весна илето близилось кконцу, когда он встал сместа ивдосаде поклялся, что пройдет-таки вворота, докоторых ему два шага, иотправится, куда ему надобно, нотут болонцы, снова пришедшие свойском, разрушили рвы, заключили мир ивзнак победы увезли ксебе городские ворота, так что, хоть его затея казалась ему вернее небес иземли, авсеже он был вынужден смириться стем, что выйти ему некуда, ирадоваться, что непоклялся вчем-нибудь более важном, как Ирод идругие, кому пришлось раскаяться всвоей поспешности. Это было вгод, когда умерла императрица Костанца, аСалингверра разбил маркиза Эсте, новИмоле еще помнят обэтом деле.
        IV
        Фортунат спросил:
        -Апризраки, которых ты, досточтимый отец, упомянул, - когда они являются недля того, чтобы просить себе молитв или справедливости, норади знаменья, важного для многих, каковы они видом икак ведут себя налюдях?
        -Тому много примеров, - отвечал келарь, - даже если небрать врасчет те, когда люди находят знак вслучайном совпадении или впроисшествиях, кажущихся беспричинными: когда, скажем, сенаторы, обсуждающие, оставатьсяли народу вспаленном Риме или искать счастья вдругих краях, слышат, как наплощади центурион велит ставить знамя, прибавляя: «Останемся здесь», или когда императору Северу какой-то эфиоп, внезапно подошедший, надевает наголову венок изкипариса; это тоже призраки всвоем роде, номы оних говорить небудем. Есть обличья, что возникают накороткое время, есть иголоса, неизвестно кому принадлежащие. Когда Тарквиний, приведший тосканцев, чтобы вернуть себе власть, бился сримлянами Брута, ночью после битвы, когда римское войско оплакивало павших истрашилось нового боя, изсоседнего леса раздался громовой голос, сказавший, что римляне победили, ибо уврага одним погибшим больше; эту речь приписывали Фавну, так как после нее натосканцев нашел нестерпимый ужас, внушенье этого бога. Марку Цедицию, шедшему ночью поулице, некий голос, громче человеческого, велел сообщить магистратам, что грядут галлы;
предостереженьем пренебрегли из-за низкого рода Цедиция, нокогда бедствия сбылись предреченным порядком, натом месте построили часовню. Акогда при Нероне Британия восстала против римлян, несчастья будущей смуты, разорение городов игибель многих тысяч людей были возвещены ясными знаками: поночам изздания совета доносилась иноземная речь исмех, аизтеатра - вопли истенанья.
        Изпризраков наземле, вводе инанебе я упомяну лишь онекоторых, минуя случаи, когда люди видели войска там, где их небыло, что можно объяснить страхом, который нетолько богов, нолюбые вещи способен взрастить изничего. Втот час, как римляне разбили латинов иобратили вбегство, нафоруме двое юношей ввоенном платье напоили коней изключа исказали прохожим, что римляне одолевают, апосле пропали бесследно; говорят, это были Диоскуры. Втретье консульство Гая Мария нанебе видели битву войск, пришедших свостока изапада, ите, что сзапада, были разбиты. Когда Юлий Цезарь стоял уреки, размышляя, входить ему свойной вИталию или нет, какой-то человек дивной красоты сидел наберегу ииграл насвирели, акогда его обступили воины, вырвал уодного трубу, протрубил поход и, кинувшись вреку, поплыл кдругому берегу. Что допризраков, предвещающих смерть, то император Пертинакс затри дня досмерти видел вводе человека, который бросался нанего смечом. Вцарствование Антонина некто, ведя осла вповоду, вошел водворец ибродил попереходам, приговаривая, что ищет императора, когдаже его взяли под стражу иотправили кАнтонину, сказал,
что он отправлен кодному императору, нопридет уже кдругому: близ Капуи он пропал, словно растворился, Антонинже был застигнут убийцей, когда отошел справить нужду.
        Госпиталий сказал:
        -Я читал, что при Гелиогабале некто, называвший себя Александром Македонским ипохожий нанего лицом иплатьем, появился наберегах Дуная ипрошел всей Мезией иФракией вобществе четырехсот человек, скоими он пировал, причем эти люди были одеты воленьи шкуры инесли жезлы, увитые плющом, словно вместе сВакхом завоевали Индию итеперь празднуют. Всюду привлекая внимание иникому непричиняя вреда, этот человек добрался доХалкидона, что ныне отбит греками уфранцузов, итам, наморском берегу, совершил какие-то обряды, похоронил деревянную лошадь иисчез. Те, кто был вту пору воФракии, считали, что икров ипища предоставлялись ему засчет государства ини один воин, ни прокуратор, ни правитель города неосмеливались противиться этому страннику словом или делом, норасступались идавали ему делать, что заблагорассудится. Хорошо ты сказал, брат Петр, острахе, что он садовник, выращивающий изничего. Хотя иговорят, что извсех прекрасных дел особенно хороши те, что делаются для умершего, однако мне кажется дурным знаменьем для государства, если люди, наделенные властью, нерешаются перечить призраку, идущему хоронить
деревянную лошадь, нодают ему еду, постель, лучшее место уогня ивообще выказывают свою распорядительность вотношении пустого обличья. Когда гирканская тигрица гонится заохотником, укравшим детенышей излогова, он бросает зеркальный шар, иона замирает, обвороженная своим отражением, иходит вокруг него, аловец скачет прочь: так иэти люди видели всвоем постояльце тем больше, чем прозрачней он был. Нопродолжай, будь добр, искажи, что еще ты помнишь.
        V
        Нотут Фортунат сказал:
        -Неужели иправда там был Фавн? Мне недоводилось слышать никого, ктобы сталкивался сподобным, хотя многие клялись, что их кум или кто-то изего знакомых знавал человека, похвалявшегося такой встречей, так что фавны или сатиры выходят вроде дальней родни, окоторой всю жизнь слышишь иникогда невстречаешь, хоть она иживет где-нибудь вМулинелле. Или вдревности они нетак чурались людей?
        Келарь отвечал:
        -Ктаким кумовьям прибавь икниги древних авторов, весьма словоохотливые, лишь дойдет доэтого предмета. Говорят, царь Нума, наученный Эгерией, поймал Фавна иПика, подмешав вина вколодезь, изкоторого они пили. Протрезвев, они пустились превращаться изодного чудовища вдругое, новеревки держали их крепко, покамест они, ослабев, неспросили уНумы, чего ему надобно. Поего желанию они волшебством свели наземлю Юпитера: царь иего обвел, заставив согласиться нажертву волосами илуковыми головками. Поймал, говорят, иКорнелий Сулла сатира, точно такого, как изображают живописцы; тот, однако, навопросы, кто он таков, отвечал лишь криками иблеянием, так что Сулла отпустил его наволю. Я думаю, мы можем допустить бытие этих существ - ведь исвятой Антоний, когда бродил полесам впоисках места, показанного ему восне, встретил сатира ибеседовал сним, иимператору Константину вАнтиохию был прислан сатир, хорошо просоленный, - новсе их повадки идарованья припишем неим самим, номогуществу истории, которая всумраке, окутывающем старину, пускается навыдумки, множа призраков исводя богов наземлю, ночем ближе ксвету, тем
стесненнее себя чувствует, трезвея вопреки желанию.
        Есть еще ибожества рек, ввенке изрогоза искувшином вруках, накотором выведены лица идела избасен; бывало, что иони являлись людям. Однажды вовремена римских императоров, когда правитель Египта шел поберегу реки, изее вод поднялся добедер человек исполинского роста, сострым взглядом, сединой вволосах, широкой грудью исильными руками, как уморяков. Видя это, правитель простер руки кнебу ивознес такие мольбы: если это чудо изчисла бесов, пусть останется спокойно идаст им уйти без вреда; еслиже оно послано изволением Бога иВладыки нашего, пусть пребудет наместе, пока все ненасладятся столь чудесным зрелищем. Сзаходом солнца это создание (говорили, что это сам Нил, как представляют его поэты) погрузилось впучины вод, вбезмолвии явив себя тем, кому посчастливилось там оказаться.
        -Один болонец, знаток права, - начал госпиталий, - был приглашен читать лекции начужбину, икогда близилась весна иему надо было собираться впуть, решил проститься сродными местами. Он пошел кберегу По, ипоскольку вту зиму стал такой лед, что женщины водили хороводы, арыцари затевали турниры, вышел насередину реки иобратился кней вблагородных итщательно отобранных выражениях, называя ее царем всех рек, несущим бурные воды впурпурное море, потоком, коим гордиласьбы иливийская искифская земля, еслиб он уних был, икоторый первым осенил свои берега венцом тополей. Тут, однако, он поскользнулся иупал, да так расшиб спину, что немог подняться. Тогда-то, лежа, он переменил тон иначал попрекать поток под собою, что-де неслед ему быть столь жестким ихолодным кчеловеку, который пришел сдобром, ичто нетаким, верно, он был втот час, как Фаэтон летел кубарем вего воды, полные вареной рыбой, апоберегам трещали изавивались отзноя камыши. Какой-то крестьянин подошел ислушал правоведа вовсе уши, дивясь речам, вкоторых разумел десятую долю, акогда насытился, то помог ему подняться иотряхнуться, спрашивая, кто это
ему удружил, что он так его поносит. «Молчи, невежда, ты ничего несмыслишь, - отвечал ему запальчивый правовед: - я говорю овеликом Эридане, что служит гранью всей Италии иукрашает собою небо поночам». «Ну, коли так, - молвил крестьянин, - то Бог свами обоими, кувыркайтесь свашим мессером Раданом, как вздумается, ипусть небо знает обэтом, ая пойду»; исказавши так, пошел прочь, аправовед остался, боясь шаг ступить, ибо больше его поднимать было некому. Опасно следовать запоэтами втом, что касается божеств рек, дубов ипрочих сельских олицетворений, затем что невсегда рядом окажется человек, который поможет тебе выбраться.
        VI
        -Ачто дальше? - спросил Фортунат.
        -Одиких зверях я небуду распространяться, - продолжил келарь, - как иодомашнем скоте: все помнят ибыков, внезапно одаряемых речью, иволчий вой средь города, очем свидетельствует Вергилий. Приведу лишь три примера, как полагается вшколе. Когда Эней начал строить город Лавинию, внезапно вспыхнул огонь, волк притащил сухое полено изрощи, орел раздувал взмахами крыльев, алиса, намочив хвост вреке, стегала им попламени; Эней истолковал это таким образом, что основанный им город возрастет всиле иславе, станет предметом зависти ипоношения для соседей, ноосилит их, укрепленный волею богов. Когда Гай Гракх замышлял создать город вАфрике, пришла весть, что волки подрыли иобрушили поставленные им пограничные столбы, иэто сочтено было дурным знаменьем для города. Когда Аларих вторгся вИталию, императору Гонорию, упражнявшему коней вполе, явились два волка, кинувшиеся налюдей итотчас сваленные копьями: стали их разглядывать иувидели между проломленных ребер человеческие руки свытянутыми пальцами. Это истолковали так, что волк означает врага, арука - римскую доблесть, которая явит себя, когда готы перевалят
через альпийский хребет. Ачто рука означает доблесть, показывает знаменье Веспасиану, которому бродячая собака приволокла человеческую руку ибросила под стол, когда он завтракал. Чтоже дознамений вроде бывшего некогда вПистойе, где осел взобрался насудейское место иревел оттуда долгое время, я их опущу, ибо люди несклонны доверять самой правдивой истории, когда она делается похожей набасню Эзопа. Ктомуже мы начали оскворцах, азначит, нас больше занимают те, кто летает повоздуху. Над Вителлием, когда он незадолго догибели созвал солдатскую сходку, вились какие-то гнусные крылатые твари, тучей затмившие день. Чаще прочего, однако, бывал знаменьем пчелиный рой, ведь нет иных животных, столь разительно схожих счеловеком.
        VII
        -Еслибы можно было сделать улей прозрачным - говорят, были такие, кому удавалось изготовить его изфонарного рога, - мы гляделибы внего, как Бог приникает снебес нахорошо устроенный город. Есть упчел общие вожди, некий совет, одно попечение; свосходом Плеяд они выбираются изулья, ини дня уних непроходит впраздности. Они строят себе дом извоска сгоречью, чтобы отвадить тех, кто падок начужое.
        -Упортного Таддео Дзамба, - сказал госпиталий, - был такой насморк, что когда кнему вдом забежал обезглавленный петух итам прикорнул, Таддео догадался обэтом лишь потому, что соседи перестали заглядывать кнему заголовкой чесноку или засуровой ниткой, как обычно, иобходили его дверь, словно она лягалась. Нообычно людям, если их обитель кажется недостаточно прогорклой, приходят напомощь воспоминания, когда под старость оказывается, что жить по-людски теперь можно только впрошлом, амежду тем это жилье отдает такой горечью, что иные исами там незадерживаются, идругих неприглашают. Извини, я опять тебя перебил; ты говорил одомах извоска.
        -Так вот, уних, - продолжил келарь, - есть соглядатаи, которых рассылают поокруге, как делал Иисус Навин; поутру одна пчела трубит, словно врог, ивсе разом вылетают, если день обещает быть погожим: они ведь умеют предречь ненастье, как пастух или земледел. Уних есть царь, которому отведены лучшие палаты; он распорядитель чужим трудам, унего свита иохранники; если царя захватить, удержишь весь рой, еслиже их двое, они оспоривают власть вбою. Незря, когда царь Латин увидел пчел, облепивших лавр унего надворе, прорицатель сказал, что чужеземец придет, откуда прилетел рой, иводворится вэтой крепости; акогда Антонин Пий правил Италией, повсей Тоскане пчелиные рои облепляли его статуи, предвещая ему императорскую власть. Сами римские законы оказывают уважение пчелам, почитая их чем-то отличным отдругих тварей: премудрый Ульпиан в«Комментариях» говорит, что пчелы считаются нашими, пока возвращаются кнам, словно наделяет их даром свободной воли. Доныне, если хотят похвалить влюдях согласие имудрость вустроении общих дел, говорят, что они как пчелы, друг друга недают вобиду. Наконец, ивблагочестии они нам
пример, очем говорится вкниге «Очудесах», сочиненной блаженным Петром, клюнийским настоятелем. Вовернском краю один крестьянин держал несколько ульев и, боясь, что пчелы улетят или вымрут отболезни, затеял удержать их таким способом, что скорее себя погубить, чем пчел спасти. Он пошел вцерковь и, приняв отсвященника тело Господне, непроглотил его, ноудержал ворту, апотом направился ксвоим ульям. Наклонясь кодной изскважин, он принялся дуть напчел, что таились внутри, ибо твердо веровал тому безумию, что изпчел, ежели обдуть их таким образом, ни одна неулетит, ни одна несдохнет, новсе будут здоровы имед будут собирать исправнее прежнего: таковы мнения невежд, злоупотребляющих Божьим таинством, как нечестивым волшебством. Итак он, надувая щеки совсей силы, словно Борей над полем, отусердия выпустил изо рта драгоценное тело Господне, ионо упало наземь подле улья. Тут вся пчелиная толчея разом вынеслась насвет. Точно толпа разумных созданий, они подняли Господа своего сземли иблагоговейно понесли всвою обитель, кизумлению хозяина. Поглядев наэто, как напубличную казнь или чужой пожар, он наконец махнул
рукою ипошел прочь, чтобы заняться насущными делами, ноподороге великий страх нагнал его иотрезвил, дав уразуметь, что он натворил ивкакой грех вдался. Опрометью кинулся он назад и, залив улей доверху водою ипотопив пчел, окоих так пекся, снял крышку инашел тело Господне ввиде прекрасного младенца ввощаной келье. Остолбенел он инезнал, что делать, нопотом свеликой осторожностью извлек тело Господне изулья и, вытянув руки, залитые медом, понесся вцерковь, чтобы предать свою ношу честному погребению; едва, однако, добежал он впопыхах досвятого порога, тело Господне вырвалось изнедостойных ладоней иисчезло. Крестьянин, пчел потерявший из-за своего неразумия иугнетенный боязнью ираскаянием, рассказал отом священнику, тот - епископу, аотепископа узнал обэтом аббат Петр ипредал вечной памяти.
        -Прибавь еще того поэта, - промолвил госпиталий, - что так дивно изображает область мертвых: только спустился туда убитый тиран, души тех, кого он истребил сземли, подымаются смест, клубятся вокруг, словно пчелы, защищающие свой мед отпастуха, ивлекут его кпрестолу судьи. «Окружили меня, как пчелы». Прекрасное это зрелище, пчелы преисподней, что гудят настигийском тимьяне иползают поПлутонову скипетру; удивительно, почему поэты пренебрегли этим предметом: ведь если натом свете, поих уверениям, есть все ремесла, то иульи там кто-то должен был завести. Нопочемуже, скажи, пчелы, если они так добродетельны, недают приятных знамений? Когда Публий Сципион воевал сГаннибалом, надерево перед его шатром сел пчелиный рой, иСципион едва уцелел всшибке, лишь сыну обязанный своим спасением. Вконсульство Фабия иМарцелла нафоруме сел пчелиный рой, иримляне устроили молебен всем богам, чтобы отвести беду. Умолчу опчелах, предвещавших Марию кимвров, Помпею - Фарсал, Кассию - гибель, Клавдию - обожествление, поскольку обэтом знают идети вшколе; напомню лишь оБарбационе, который при императоре Констанции был
начальником над пешими войсками: кнему вдом залетел пчелиный рой, толкователи сказали, что это кбольшой опасности, акончилось тем, что он погиб из-за глупости жены: когда он ушел впоход, она отправила вдогонку письмо сослезной просьбой, чтоб он неженился навдове Констанция, если Констанций умрет, аостался верен ей, хоть вдова неумершего Констанция очень красива; дело вскрылось, иих обоих казнили, чтобы другим неповадно было лакомиться засчет будущего.
        -Это правда, - подумав, отвечал келарь, - иэто, я думаю, из-за их робости, ведь пчелы уступают свой дом, стоит окурить их дымом; потому Эмилий Мамерк, когда его войска дрогнули перед толпой фиденян, вгневе попрекал их сравненьем спчелами; стало быть, для тех, кто ведет войну, это дурной знак. Или, может быть, это оттого, что все дела пчел достаются другому: когда Батилл, посредственный поэт, выдал стихи Вергилия засвои иполучил отАвгуста честь инаграду, Вергилий написал: «Так-то вы несебе, пчелы, сбираете мед» ивсе прочее; думаю, ты знаешь эту историю. Да итолкователи снов считают, что пчелы хороши, лишь когда снятся крестьянину, еслиже они сели кому наголову, это сулит гибель отчерни или отвоинов, затем что пчелы слушаются вождей иводятся нападали. Потому Исаия говорит: «Свистнет Господь пчеле», то есть внушением Своим призовет грешника.
        VIII
        -Овещих птицах лучше спроси упадуанцев, которые помнят, как сбашни Боницци поднялся иулетел сптенцами аист, предрекая пленение иказнь мессера Джордано Боницци, его брата Пьетро иих близких. Яже непущусь врассказы оримских гаданиях иискусстве авгуров, чтобы ты, брат Гвидо, неукорил меня, как школьника, щеголяющего знанием прописей, или как селянина, пустословящего обитве сорок ссойками; пропущу ифилина накрыше царской бани, что пророчил смерть императору Валентиниану, иневиданную птицу, что сидела вроще, небоясь людей, иисчезла вту минуту, как покончил ссобою Отон, икоролька славровой ветвью вклюве, растерзанного птицами вкурии Помпея; напомню лишь историю Ирода Агриппы. Муж царского рода, ноугнетенный бедностью, он прибыл вРим, надеясь выпросить уТиберия власть над одной изтетрархий, накоторые была разделена Иудея. Император, познакомившись сним ближе инайдя внем человека прямодушного имужественного, обласкал его иприблизил ксвоему сыну Друзу, коего вопреки обычной недоверчивости сделал своим соправителем иобщником неделимой власти. Надеясь, что Фортуна, радушно встретившая его вРиме, будет
ивпредь оказывать ему гостеприимство, идумая помочь ее попечениям изсвоих средств, Агриппа старался располагать ксебе римлян, тратя надрузей широкою рукою иобещая им еще большее. Дела его, однако, недвигались из-за обычной медлительности Тиберия, нелюбившего менять тех, кого он однажды допустил квласти, как сгонять соткрытой раны мух, которые уже напились, ради нового роя голодных; Агриппаже, лишь отчасти руководствуясь расчетом, ноболее поприродному влечению, растратил все деньги, что привез ссобою, изавяз вдолгах уримских ростовщиков, зорко следивших заколебаниями придворного счастья. Началом бедствий для него стала внезапная смерть Друза, окотором Тиберий скорбел столь безутешно, что удалил отсебя всех, кто был хорош спокойным. Вту пору Агриппа вошел вдружбу сГаем, внуком Тиберия, иоднажды, когда они вместе ехали вколеснице, простер руки кнебу ивоскликнул: «Увидетьбы мне мертвым этого старика, атебя - господином вселенной!» Услышал это возничий идонес Тиберию; тот, раздраженный близостью Агриппы ксвоенравному внуку иненавидя внем память обумершем сыне, велел взять виновного под стражу, когда тот
был наипподроме, иего, одетого вбагряницу имолящего опрощении, поволокли втемницу. Когда толпу заключенных, ккоторой он был причтен, подороге остановили для отдыха иАгриппа прислонился ккакому-то дереву, наего вершину внезапно слетел филин. Один изтолпы узников спросил солдата, кто этот человек впурпуре, иуслышав, что он изИудеи, один изпервых мужей своей страны, подошел кАгриппе имолвил: «Неподумай, что я хочу скоротать время запразднословием или что-нибудь выманить утебя лестью, ведь мы стобой носим одинаковые цепи. Скоро ты освободишься изтемницы итак вознесешься, что будешь завистью для твоих друзей, инепотеряешь благополучия, нопребудешь внем докончины ипередашь свое добро сыновьям. Что так ибудет, обещают праведные боги, пославшие тебе знаменье, аменя научившие их понимать. Нознай: когда ты вновь увидишь эту птицу, напятый день умрешь».
        Вскоре Тиберий, вернувшись насвой остров, заболел ислег, и, почувствовав, что умирает, велел призвать ксебе двух своих внуков, Гая иТиберия. Он положил вдуше, что оставит преемником того изних, кто поутру явится первым, ивелел сперва привести Тиберия, нотот задержался зазавтраком, ипервым вцарской спальне оказался Гай. Цезарь, видя, что боги судили иначе, глубоко опечалился, однако, подозвав внука, дал ему наставления оделах государства и, созвав вельмож иобъявив Гая императором, испустил дух. Гай похоронил его свеликой пышностью, апотом вспомнил обАгриппе и, освободив его изтюрьмы, дал ему тетрархию Филиппа, правившего Итуреей иобластью Трахонитиды, итетрархию Авилины, ивозложил нанего диадему и, сотворив его царем, отпустил вИудею. Тогда Агриппа стал завистью для ближних, ивознесся, как никто, иправил посвоему разумению; он поднял руку, дабы причинить зло многим сущим вЦеркви, иубил Иакова, брата Иоаннова, ивверг втемницу Петра, который был чудесно освобожден отуз ивыведен наслужение проповедания. Когдаже исполнилось три года, как Агриппа царствовал над Иудеей, ради некоего празднества,
совершавшегося напочесть императору, он поехал вгород Кесарию, куда стеклись люди совсей страны, ивначале дня, облекшись вплатье, затканное серебром изолотом, прошествовал втеатр. Спервыми лучами, коснувшимися его одежд, все взоры ослепило двойное сияние иподнялся шум, что доселе они почитали Агриппу как человека, теперьже видят внем нечто выше человеческой природы. Между тем как Агриппа внимал крикам льстецов иоглядывал людей, кипящих вокруг, он увидел сидящего наверевке над его головою филина, вспомнил внем вестника своей смерти и, наклонившись ктем, кто ему рукоплескал, молвил: «Я, бог ваш, умираю». Тут он почувствовал внезапную боль вовнутренностях, его подхватили иунесли водворец, где напятый день, среди народного плача итайных гаданий обудущем царства, несметные черви, разъедавшие его утробу, заставили Агриппу вмуках расстаться сжизнью.
        IX
        -Однако когда речь заходит скворцах, мы первым делом вспоминаем, что это птицы, способные говорить, ането, что они обклевывают виноград или кружат стаей, как напохоронах Мемнона, - сказал госпиталий. - Акогда они говорят, то неосебе, аолюдях; правда, некий Азеллий Сабин получил отТиберия большие деньги закнигу, где был выведен дрозд, утверждающий, что он лакомее всех, однако сним спорят белый гриб иустрица, отстаивающие свой вкус, так что этот случай непонашей части.
        -Неродняли он, - спросил келарь, - тому Сабину, что написал книгу обэдикте курульных эдилов, или тому, которому Тиберий позволил высказываться поправовым вопросам какбы отлица государства?
        -Незнаю: их ведь больше, чем вмещает моя память, которая ничем им необязана; может, он родня итому Сабину, которого называют лучшим балагуром среди риторов икоторый, услышав историю, как спартанский царь звал своих воинов завтракать сейчас, поскольку ужинать им придется впреисподней, сказал: «Ябы пришел назавтрак, ноуклонился отужина»; может, твои Сабины звали кобеду моих, чтобы один шутил, адругой говорил отлица запеканки: трудно ведь придумать что-нибудь более унылое, чем обед двух юристов, если их ничем неразбавить. Нодовольно обэтом; скажи теперь, будь добр, что ты помнишь оговорящих птицах, служилили они знаменьем икому именно.
        -Говорящие птицы, - сказал келарь, - бывали вестниками важных дел. Чтобы неупустить ничего, я начну сптиц, говорящих, так сказать, ввозможности, то есть таких, которые обладали этой способностью, ноневыказали ее. Втот год, как римляне победили карфагенян при Беневенте, вороны свили гнезда вхраме Юноны, авконсульство двух Сервилиев, когда Сципион воевал вАфрике, съели золото наКапитолии. Ониже были знаменьем смерти Цицерона: когда его преследовали, чтобы услужить ненависти Марка Антония, вороны влетели кЦицерону вспальню, разбудили его карканьем ипринялись стаскивать снего тогу; рабы его, увидев это, поспешили пуститься сним кморю через лес, где их инастигли убийцы. Вовремена Домициана ворона наКапитолии сказала по-гречески: «Все будет хорошо», апотом это поняли как прорицание окончине императора. Были идругие случаи такого рода, ноя непомню, чтобы при этом упоминались скворцы. Авнедавние времена, когда Бог прославил святость Фомы, архиепископа англичан, одна птица, спасаясь отястреба, промолвила, как ее научили: «Святой Фома, помоги мне», итотчас ястреб упал замертво; непишут, однако, скворец это
был или какая другая пернатая.
        -Мне кажется, святой Фома спас ее изсострадания, анеради ее речей, - заметил госпиталий, - иначе ивор, просящий небо помочь ему счужим замком, получалбы, что ему надо, имного совершалосьбы такого, чегобы ты сам неодобрил, если брать врасчет лишь слова, аненамерения. Умессера Григория да Монтелонго, когда он жил вФерраре, был говорящий ворон, которого он то отдавал взалог, то выкупал - Бог весть зачем: может, хотел спасти насвоем веку хоть одну живую душу или играл сам ссобой впленение Салингверры; обэтом спроси укого-нибудь другого. Незнаю, умессера Григория этот ворон научился таким штукам или пока составлял общество ростовщикам святого Георгия, только он просыпался ночью ибудил ночевавших там странников криками, что если кто собирался вБолонью, так пора подыматься: пусть-де берут вещи иживо идут наберег, затем что якорь уже поднят иих ждать небудут: иэти люди, вскакивая, как ужаленные, ихватая свои тюки, дозари переминались вкамышах, глядя втемноту, идивились, почему никого неслышно; аворон, проводив их, засыпал, словно податель благих советов, позаслугам любимый богами. Потом, правда, ему
перешиб крыло один слепой, которому тот мешал побираться наберегу, так что ивэтом случае справедливость пришла туда, где ей давно было место; однако стоит быть осторожнее вутверждении, что говорящие птицы любезней небесам, чем те, кто понимает, что говорит.
        X
        -Ты ведь помнишь эту историю, как Августу, когда он возвращался после Актийской победы, кто-то поднес ворона, обученного говорить: «Здравствуй, Цезарь победитель»? Август, для которого питомцы Нептуна невсплыли меж волнами, чтобы воспеть его корабли, - много позже, если неошибаюсь, испанцы отправили кТиберию посольство лишь затем, чтобы сообщить, что видели водной пещере тритона, трубящего врог, ичто он точно таков, как его описывают, сощучьим хвостом вместо ступней ишершавый, как стихи Аквиния, изчего можно заключить, что тритонам при Цезарях полюбился покой вотеческом наделе икамбала, занесенная бурей, - так вот, Август, недождавшийся похвал изводного царства, был тем более доволен, что они раздаются поясному эфиру, икупил птицу забольшие деньги. Нотут втерся между ними сотоварищ этого затейника, все повторявший, что утого есть еще ворон, идобился-таки, что заставили принести ивторого. Хозяин сделал это свеликой неохотой, ипонятно, ведь его ученик, едва представленный Августу, сказал ему: «Здравствуй, Антоний победитель!» Август, однако, лишь велел продавцу поделиться деньгами сприятелем.
Непишут, забралли он себе второго ворона, нодумаю, что забрал ииной раз забавлялся, слушая обоих одновременно. Он ведь прилежно украшал свои имения останками Гигантов, павших при Флегре, доспехами знатных мужей, клыками Калидонского вепря, увезенными изТегеи, ипрочими вещами, примечательными подревности иредкости, инеизпустого любопытства, нодля раздумий омирской славе, аэти вороны доставили ему потеху, достойную философа, - словно маг, вызвавший изсирийского колодца двух сыновей Венеры, он усадил наодной жердочке два случая, которые могли сбыться лишь один вместо другого. Или, может быть, слушая заученные споры двух воронов, подобные пререканиям философских школ, он думал овеликой силе зависти - это ведь она, разлитая помиру, заставила двух владык оспоривать то, что нельзя поделить, она внушила строптивому ремесленнику отбить удачу усметливого.
        -Коли уж речь зашла оремесленниках, - вставил келарь, - можно вспомнить итого вороненка, что слетел схрама Диоскуров вмастерскую ксапожнику: тот принял его, как посланца богов, обучил речи, иворон, повзрослев, начал летать нафорум, где приветствовал поименно Тиберия, Германика иДруза, апотом икаждого прохожего, после чего возвращался домой, ксапожнику. Он исправно проделывал это несколько лет истал славен, как мало кто вРиме, нобыл убит владельцем соседней мастерской - толи иззависти, толи оттого, что этот ворон, возвращаясь сослужбы, гадил наего дратву. Народ, узнав обэтом, так разъярился, что убийца поспешил убраться изгорода, авскоре ипогиб, воронуже устроили пышные похороны при невиданном людском стечении: гроб несли наплечах два эфиопа, пред коими шел флейтист инесли венки, итаким порядком шествие добралось довторой мили поАппиевой дороге, где ворона предали огню.
        -Два эфиопа ифлейтист, ты слышишь, дорогой Фортунат? - спросил госпиталий: - запомни это, вдруг тебе придется изображать подобные похороны; спасибо зарассказ, - обратился он ккеларю, - это отличная история; помнится мне, Плиний замечает, что такое уважение кдаровитой птице делает честь городу, где многие знаменитые мужи были лишены погребения игде никто неотомстил засмерть Сципиона Эмилиана, одолевшего Карфаген иНуманцию.
        -Мне кажется несправедливым, - возразил келарь, - ради красного словца попрекать людей нерадением их предков. Поток великих мужей век отвека иссякает, инельзя судить одобрых чувствах позначительности их предмета. Будь уэтих людей Сципион, они охотно похоронилибы иего; нокаждый хоронит то, что унего есть.
        -Тут я стобой согласен, - сказал госпиталий: - это ты прекрасно выразил. Так очем бишь я?.. Да! удивительно, как искусство лести связано сослучайностью, словно они вышли изодной утробы. Клуторий Приск, римский всадник, щедро пожалованный застихи, где оплакивалась кончина Германика, вскоре был обвинен втом, что вовремя болезни Друза написал стихи инаего смерть, чтобы издать их, когда врачи откроют им дорогу, изаработать еще больше, - обвинен, судим сенатом иприговорен ксмерти, авсе из-за того, что его Муза оказалась слишком голодной, аФортуна - непоседливой. Впрочем, я нестану оплакивать того, кто оплакивал других, когда они еще неподали повода, авернусь лучше кАвгусту: так как ему полюбились эти двуногие поздравления, изкоторых, если ощипать, даже супа хорошего несваришь, ион принялся собирать их, как другие собирают алмазы или коней, то один бедный сапожник вздумал поправить свои дела, дав ворону несколько уроков того, вчем природа его ненаставила. Апоскольку память уптицы оказалась худой, как подметка паломника, то хозяин долго снею бился, всердцах приговаривая: «Все издержки впустую». Когдаже
ворон сгрехом пополам обучился льстить, то Август, услышав его, лишь проронил, что унего дома полно таких, аворон, словно ждал этого, тотчас ввернул: «Все издержки впустую». Август рассмеялся икупил птицу дороже всех прежних. Посмотри, брат мой, наэтого человека так, словно он вышел разыграть перед нами императора: нигде он небывает так хорош, как вслучаях, когда покупает себе лесть или сбывает излишки собственной. Когда он шел издворца вгород, кнему часто подбегал какой-то грек, чтобы поднести эпиграмму, начиненную похвалами. Августа утомило, что его каждый день потчуют одинакими сладостями, ион, опередив грека, быстро написал эпиграмму ипротянул ему. Тот прочел, рассыпался впохвалах его искусству ивынул медяк изсумы, приговаривая, что, будь он влучших обстоятельствах, далбы больше.
        -ИЦезарь дал ему денег? - спросил Фортунат.
        -Дал, конечно, - ответил госпиталий: - ведь грек совладал сослучаем, аэто искусство выше, чем сочинять эпиграммы ильстить посапожной колодке.
        XI
        -Мне кажется, все эти знаменья очень темны, - заметил Фортунат. - Еслиже они даются, чтобы вовремя остеречь людей, то их надо правильно понять, для техже, кто неумеет этого, самые грозные намеки бесполезны, как павлиний хвост или другая диковинка. Как тут быть?
        -Аведь есть итакие, что одновременно означают противоположные вещи, - прибавил госпиталий, - как те, что Глабриону сулили гибель, аТраяну власть.
        -Ктоже сэтим совладает? - спросил Фортунат. - Ведь небо, когда посылает людям знак, недает им своей мудрости, иначебы вмире было столько мудрецов, сколько чудес внем совершается, авсе говорит отом, что их нетак много.
        -Уримлян было вобычае, - начал келарь, - при смутах, потрясающих государство, тяжелых бедствиях войны, атакже вслучае знамений, толкование которых затруднительно, порешению сената справляться вСивиллиных книгах; началоже этого обычая изображают таким. Однажды некая старуха-чужестранка пришла кцарю Тарквинию Гордому, неся девять книг, полных, поее словам, божественными оракулами, спредложением их купить. Царь спросил оцене и, услышав ответ, рассмеялся ирешил, что старуха помешалась: столь несуразно большой показалась ему цена. Тогда женщина принесла жаровню согнем, сожгла три книги испросила царя, нехочетли он взять оставшиеся затуже цену. Тарквиний снова высмеял ее, аона тотчасже сожгла другие три испокойно спросила, некупитли он остаток потойже цене. Тарквиний, посуровев лицом иотбросив беспечность, рассудил заблаго непренебрегать такой уверенностью икупил три книги поцене, запрошенной задевять. Старуха ушла, ибольше ее невидели, когдаже Тарквиний, послав заавгурами, поведал им ослучившемся, они объявили великим бедствием то, что были куплены невсе книги, ивелели беречь оставшееся. Потому царь,
выбрав двух знатных горожан, доверил им хранение Сивиллиных книг, когдаже один изних, Марк Атилий, был обвинен втом, что при разборе оракулов преступил границы благочестия, царь велел утопить его вморе, как отцеубийцу. Мне кажется, эта история говорит отрех возрастах человека иотом, как исколь легко он научается чему-либо полезному. Теми усилиями, которыми вюности приобретаем мы наши познания, взрелом возрасте удается добыть куда меньше, акстарости, когда иразум уже нетак гибок, ипамять неуспевает следить завсем, что протекает мимо, ирвение нетак горячо, великим трудом итерпением можно приобрести лишь малую часть того, что прежде давалось визбытке икакбы помимо желания: оттого-то ипроисходит порок поздней образованности, называемый по-гречески опсиматией, ибо человек, долго пренебрегавший какой-то наукой, чтобы купить ее втридорога впреклонные годы, ценит ее больше, чем все свое имение, иготов говорить оней каждую минуту ислюдьми, непридающими ей важности.
        -Скажи, брат Петр, - начал брат Гвидо, - когда ты минувшие дела толкуешь таким вот образом, что утебя женщина эта ковыляет водворец, чтобы изобразить науку, ицарь играет несебя, авсякого человека, откоторого, как ему казалось, он чем-то да отличается, иМарк Атилий появляется лишь для того, чтобы обернуться нерадением, как тот юноша, которого две римские старухи превратили восла, и, словом, каждый навьючен поклажей твоего остроумия, - чувствуешьли ты некую неуверенность, когда распоряжаешься прошлым, как своей кладовой, или, наоборот, считаешь себя правым ини вчем неотступившим отприроды вещей?
        -Я думаю, - сдостоинством отвечал келарь, - что мое толкование сообразно систиной, апорукою тому, что сами древние, дай им слово, толковалибы свои дела натотже манер; иесли ты хочешь тому подтверждений, я их приведу.
        -Сделай милость, - сказал госпиталий, - приведи свидетеля; если один будет хорош, я нестану просить другого.
        -Он хорош, иты его знаешь, - отвечал келарь: - нет такой книги, где невосхвалялисьбы его доблесть иблагоразумие, ачто доего честности, то он могбы быть свидетелем ивтяжбах тяжелее нашей. Я расскажу онем, аты смотри, верноли я делаю выводы; тыже, Фортунат, суди меж нами - ведь Каменам, говорят, милы такие пререкания.
        Луций Юний, племянник царя Тарквиния, услышав, что первейшие граждане Рима, исреди них его брат, убиты поцарскому распоряжению, ивидя, что право незащитит его, акровная связь лишь плодит угрозы, решил основать свою безопасность наобщем презрении ипринялся притворяться полоумным, приняв позорное прозвище Брута, изкоего он сделал себе щит прочнее любого другого. Когда Тарквиний, встревоженный знаменьями, кои касались царского дома, для их истолкования отправил вДельфы двух своих сыновей, нежелая довериться никому другому, юноши взяли ссобою Брута, скорее посмешищем, чем товарищем, онже втайне отних нес вдар Аполлону золотой жезл, спрятанный внутри полого рога. Когда посольство достигло цели, жертвы были принесены инаказ отцовский выполнен, вюношах разгорелось желание узнать, кто изних унаследует царство, иизпещеры им был ответ, что власть над Римом примет тот, кто первым поцелует мать. Апока они бросали жребий, кому изних первому приветствовать мать повозвращении, Брут, рассудивший, что ответ оракула имеет иное значение, словно послучайности упал и, растянувшись наземле, припал кней споцелуем, как
общей для всех родительнице. Вскоре поих возвращении разум итвердость Брута избавили Рим отгордыни Тарквиниев, аимя его, доселе бывшее поношением, вписали первым вримские фасты.
        Чтоже сказать оего проницательности? Ведь он нетолько позволил братьям взять его впутешествие - ате, относясь кнему, словно кшуту, навлекли насебя неприязнь милосердного бога - ноиодин извсех уразумел, что есть нечто общее между оракулом исновидением, аименно их склонность говорить обудущем непрямо, нообиняками ипритчами. Все знают, что мать, явившаяся восне, обозначает родину: Юлию Цезарю, вовремя квестуры увидевшему сон осоитии ссобственной матерью, наэтом основании предсказали власть над миром, да ивообще для тех, кто правит делами государства или стремится кэтому, такой сон считается благоприятным. Изаметь, что Брут непослучайности это угадал, но, можно сказать, разумел бога заранее: он ведь нес ему дар, сообразный его речам, где внутри одной вещи прячется другая. Золото внутри рога означает нечто иное, как истину, скрытую всновидении: сонже, как известно, изображается срогом вруке, попричинам, окоторых тут некместу рассказывать.
        -Инапостели, усыпанной маком, - вставил Фортунат.
        -Наредкость щекотное место, должно быть, - заметил госпиталий.
        -Илиже, - продолжал келарь, - рог означает человеческую природу, азолото - сокровище знания: если кто так думает, я небуду прекословить. Вот тебе мой свидетель, аты смотри, веритьли ему инужныли другие.
        XII
        Брат Гвидо отвечал наэто:
        -Спору нет, грозного ты себе привел союзника. Я всеже ввяжусь вответную речь ипопробую показать, чем твое объяснение мне ненравится, - тыже, брат Петр, прошу тебя ради Христа, необижайся, если я оброню что-нибудь лишнее: ты ведь знаешь, что я говорю это неизжелания высмеять или оскорбить тебя.
        Ты хочешь отистории поучения, икто стобой несогласится? Исама она, гордая славой свидетеля старины изерцала нравов, скорее все свои силы подорвет, чем оставит нас без пристойного урока. Дело, однако, втом, что мы стобой изее школы выносим разное, иты так уверен, что вынес истину, что я начинаю сомневаться, подлинноли я был там или мне это приснилось. Впрочем, ивосне ты благоразумнее меня, так что давай я расскажу один случай, аты извинишь мне скудость разума ипрорехи вкрасноречии.
        Был вРиме некий Гней Сей - аесли ты спросишь меня, приходилсяли он кем тому Гаю Сею, что вечно судился сЛуцием Тицием ибрал унего взалог кожаные мешки, почти новые доски откораблей, наследников, недостигших совершеннолетия, идругие вещи, которые ему некуда было девать, я скажу тебе, что незнаю ичто этим людям, кембы они ни были друг другу, стоило больше молиться оснисхождении Божием именьше печься освоем добре, из-за которого они попадали вбеду чаще, чем другой человек моргнет или сморкнется. Так вот, этот Гней Сей владел удивительным конем, невиданной величины ипурпурного цвета, происходившим, говорят, отконей царя Диомеда, пышущих огнем изноздрей: Диомеда убил Геркулес, итогда его кони впервые отведали травы, апрежде питались одной человечиной. Тот конь, окотором я говорю, хоть инеел ничего богопротивного, однако людей подле него погибло неменьше, апервым был сам Гней Сей, приговоренный ксмерти Марком Антонием, тем самым, что после стал триумвиром для устроения государства. Вту пору консул Корнелий Долабелла ехал вСирию, но, привлеченный слухами, свернул вГрецию и, увидев осиротелого коня
иубедившись, что он даже лучше своей славы, купил его забольшие деньги. Когдаже Долабелла, прославившись, чем мог, был объявлен врагом государства, осажден вкаком-то сирийском городе ипри его взятии погиб, конь достался Гаю Кассию, ведшему ту осаду. Акогда Кассий при Филиппах лишил себя жизни, этого знатного коня, разыскав поокончании битвы, взял себе некто иной, как Марк Антоний, который, недолго нанем красовавшись, умер ужасной смертью.
        Я думаю, ты скажешь, что этот конь, словно покрытый императорской багряницей, означает государство, могучее ипрекрасное, новпору гражданских смут смертельно опасное для каждого, кто приблизится кего делам: погиб отнего нетолько Гней Сей, человек, ничем непримечательный, загубленный славою своего имущества, ноиДолабелла, верный ратник всех лагерей ипостоялец всех постелей, иКассий, убитый темже мечом, каким он убил Цезаря; и, несомненно, прекрасным исправедливым ты сочтешь то, что последним погиб начинатель этой череды бедствий, словно Диомед, пожранный его конями. Ачтобы убедить нас, что конь означает именно это, ты выведешь перед нами Севера, которому привиделось, как императорский конь скинул седока среди толпы народа, аперед ним, Севером, склонился ипозволил себя оседлать. Когда Север достиг высшей власти, то почтил ободривший его сон, воздвигнув ему огромное изваяние избронзы натом самом месте, где все это произошло. Вот так, я думаю, ты скажешь.
        Однако этот конь, окотором я толкую, ел ячмень, ржал иотгонял отсебя мух, его можно было продать наярмарке, как продают коней, анесны, его видели многие, асреди прочих - Гавий Басс, откого мы изнаем обэтом, человек основательный, составивший книгу означении слов, аэто занятие, я слышал, неоставляет никаких сил для вранья. Мудро говорит один изнаших писателей, что дело, подлинно совершившееся ивсем известное, неможет превратиться виносказание, потому что вещи неменяют своей природы ибитва при Каннах неможет сделаться казнями Суллы. Итак, государство нестоит наконюшне, ия несоглашусь стобою.
        Ты спросишь, зачем тогда эта история сконем ипокойниками. Потерпи - может быть, я ивыведу изнее поучение. Человек, который ценит вжизни возможность ее продолжать, случись ему встретить коня, красного, как кардинальская шапка, исродословным древом, накотором каждый сук украшен людоедами, приложилбы, я думаю, все усилия, чтобы держаться отнего подальше, идаже отложилбы другие дела, лишьбы сэтим справиться хорошо. Однако держал его при себе Гней Сей, словно человек, прячущийся вгрозу под одиноким дубом; держал Долабелла, полагавшийся насвою власть иизворотливость; держал иКассий, пока не«уступил солнце родосцам»; неустрашился его иМарк Антоний, знавший обэтом животном достаточно, чтобы его избегать, ивсеже постаравшийся отыскать иторжественно ввести эту чуму насвой двор. Что творится сэтими людьми, если они делают такое?.. Они - воспользуюсь чужим сравнением - будто Улисс, что вернулся кЦиклопу впещеру запозабытой шапкой. Это как еслибы дети играли, кто изних безрассуднее, икаждый следующийбы выигрывал, пока их всех невыпороли. Смотри, брат Петр, я сложил сэтого коня твое государство инагрузил его
людским тщеславием ислепотой: сдается мне, так он пойдет лучше.
        Так закончил госпиталий; келарьже отвечал:
        -Неопасайся мне досадить, брат Гвидо, потому что еслибы я обижался натебя всякий раз, как мне этого хочется, то погубилбы все, зачем пришел вэту обитель. Чтоже касается аллегории, которую ты осмеиваешь, я нестану стобой спорить, атолько скажу, что истолковалбы коня именно таким способом, какой ты мне приписываешь, ичто конь нетолько восне, ноивзнаменьях иного рода означает высшую власть, чему примеры ты исам мог вспомнить, еслиб несчитал главным победить вспоре. Когда Юлиан вИллирике гадал, чем кончится разлад между ним иимператором Констанцием, случилось, что солдат, подсаживавший Юлиана наконя, споткнулся иупал наземь. Юлиан воскликнул, что пал тот, кто вознес его навысоту, авскоре пришли вести, что втот самый миг Констанций умер вКиликии. Впоследствии тотже Юлиан, видя, как его конь вбогатом чепраке рухнул отболи наземь, решил, что боги сулят ему падение Вавилонского царства, скоторым он затевал войну, поскольку коня этого звали Вавилонянин; ихотя он обманулся всвоих надеждах, ноэто неговорит против меня. Вот что я скажу тебе, абольше ничего.
        -Благослови Господь твое миролюбие! - воскликнул брат Гвидо. - Давай-ка, брат Петр, оставим этого коня налужайке, пока мы из-за него несхватили друг друга зависки, асами пойдем дальше пешком, как нам полагается.
        XIII
        Тут Фортунат сказал:
        -Пока мы здесь, я хотелбы спросить ободной вещи, если только вы неподнимете меня насмех инебудете порицать мою суетность. Все говорят оКуррадине: его, как слышно, приняли пизанцы сбольшой пышностью, атеперь чествуют сиенцы и, наверно, уже отправились сним вРим; аеслибы он недвинулся кморю, апошел изМилана через Пьяченцу иПарму - ая думаю, ивтех краях есть много людей, которые принялибы его срадостью исделали для него, что могли, - тогда он навернякабы прошел через Имолу, агородской совет позаботилсябы все устроить, как полагается, инанялбы художников для разных работ; идаже теперь еще могут заказать для зала заседаний роспись, как Куррадин вступает вРим, ведь это дела такого рода, что совершаются некаждый год; аеслибы мне поручили такую работу, ябы был весьма смущен, ведь мне неприходилось видеть торжеств такого рода истоль великих. Какбы помочь этому?
        -Я думаю, - начал келарь, - тут полезнее всего будет узнать, каковы были римские триумфы: даже если ты, незная точно, как совершалось празднество, прибавишь кего изображению нечто отримского блеска, тебя никто неукорит, новсе сочтут это уместной похвалой торжествам. Яже вспомню обэтом, что смогу, дабы немного тебе помочь.
        Ромул, отец державы, победив антемнатов, совершил жертвоприношения иотправился свойском домой, везя доспехи погибших иотборную добычу вдар богам, облаченный вбагряные одежды иславровым венцом нависках, наколеснице, запряженной четверней. Заним шло остальное войско, пешие иконные, восхваляя богов впеснях, какие обыкновенно пелись уних дома, исвоего вождя встихах, которые они сочиняли находу. Граждане высыпали встречать их вдоль дороги, авгороде войско нашло пышные столы свином иснедью, выставленные усамых именитых домов напотребу каждому. Так Ромул учредил триумфы, вкоих потом лишь прибавлялось блеска.
        Камилл, одолев Вейи надесятый год осады, проехал поРиму вколеснице, запряженной белыми конями, чего ни донего, ни после никто неделал, ибо таких коней считали какбы собственностью Юпитера или Солнца; оттого Камилл нестолько восхищение, сколько раздражение вызвал влюдях, непривыкших сносить такую спесь, инавлек насебя беды, копившиеся долго, нообрушившиеся тяжело.
        Постепенно вэтом деле установился такой обычай. Люди идут ввенках, авпереди всех - трубачи ителеги сдобычей; несут картины, где изображены битвы ивзятые города, азаними золото, серебро ивсе, что полководец получил внаграду отлюдей, которых освободил; дальше идут белые быки, слоны ипленные цари.
        -Белых быков потом приносили вжертву, - вставил брат Гвидо, - так что однажды они ототчаяния написали письмо императору Марку, что если он опять победит, они совсем пропали; яэтому неверю, непотому что греческие стихи вэтом письме слишком хороши для быков, апотому что они слишком коротки для несчастных.
        -Впереди полководца, - продолжал брат Петр, - ликторы, все впурпуре, исвирельщики взолотых венках; асам он, нарасписной колеснице, одетый впурпурную тогу сзолотыми звездами, несет скипетр изслоновой кости. Кнему наколесницу вскакивают мальчики, аобок наконях едут юноши, его родичи, как это изображается при выездах Венеры, когда тритоны скачут изволн вокруг колесницы, азаней вьются Амуры; позади него идут те, кто вовремя войны был унего воруженосцах, писцах иподобных услугах, адальше войско, разбитое наотряды, все ввенках иславровыми ветвями; такой наблюдается при этом порядок. Таков был триумф Публия Сципиона, когда он одолел карфагенян, аего брат справил торжество еще пышнее, хотя поменее важному поводу.
        Потом суетность, как водится, примешалась квеличию иисказила его, как случилось втриумф Лукулла, когда погороду ехала золотая статуя Митридата вчеловеческий рост, двадцать телег, нагруженных царской посудой визумрудах, исто кораблей смедными носами. Нохуже всех обошелся сосвоей славой Метелл Пий, который, несколько раз кряду одолев Сертория вкаких-то сшибках поущельям, так возгордился, что принимал отсвоих войск имя триумфатора, аотиспанских городов - самые нелепые почести: то ему устилали путь коврами иобсаживали, как лесом, свезенными отовсюду статуями, то курили ладан, то напирах спускали изваяние Победы свенком вруках, пуще всего остерегаясь, чтобы она необорвалась спостромок инеразнесла ему голову, ипри этом гремели вкакой-то рукотворный гром, онже навсе глядел благосклонно, сидя врасшитой тоге. Грустно иговорить обэтом.
        Брат Гвидо прибавил:
        -Гай Дуиллий, разбивший Ганнибала наморе, нетолько триумф справил, ноивыговорил себе почетное право, чтобы, когда он будет возвращаться домой спозднего пира, перед ним несли факел, вроде погребального, ишел флейтист сосвоими трелями; икогда уже ничто ненапоминало оего победе, кроме его самого, он, говорят, испытывал мало кому доступное удовольствие, нетеряющее ничего отсвоей свежести. Акакая была выгода людям! Наверно, неодин прохожий, впотемках заслышав Дуиллия сего вечной свирелью, как будто он боль впояснице или вороньи похороны, спешил наего звук и, пристроившись четвертым ких шествию, наслаждался отсветом морской славы, выбирая, куда ставить ноги среди луж, иблагословляя каждую ладью, отбитую укарфагенян испасшую ему штаны отгрязи, - какая прекрасная картина исколь утешительная! Тут кто-нибудь сказалбы, что «государством должны править мужи, питающиеся славой», или что-то вэтом роде; беда втом, что это еда того рода, которую вспоминаешь всю жизнь, как крестьянин, что угодил всобор напрестольный праздник ипотом рассказывал, что такого Бога никогда небыло иуж больше небудет; акогда человек
хочет недоблести, апохвал занее, он приучается выдавать задоблесть ближайшее, что нанее похоже.
        XIV
        -Потому-то римляне иустановили правила для любых торжеств, - сказал келарь, - чтобы честолюбие немногих неразвращало всех.
        -Ода, - отозвался госпиталий: - помнится, кто-то изюристов пишет, как прекрасно устроен въезд проконсула впровинцию. Прежде всего, проконсул недолжен брать ссобою жену, аесли берет, то помнить, что завсе обиды, какие она причинит законам, отвечать ему, ибо таково постановление сената противу проконсульских жен. Прежде чем вступить впределы провинции, он должен послать туда эдикт, чтобы люди были готовы кего появлению, имежду прочим сказать, что унего вэтих краях есть знакомые, припомнив самых приличных, дать какие-нибудь наставления самому себе ипопросить жителей невыезжать ему навстречу ни вкачестве частных лиц, ни вкачестве послов, вчем примером будет ему император Август, взявший заправило въезжать влюбой город ивыезжать изнего лишь вечером иночью.
        -Зачем писать самому себе? - спросил Фортунат.
        -Могут быть разные причины, - отвечал госпиталий. - Гай Марий, например, однажды потребовал отгаллов вернуть письма, которые им написал инедал распечатать, так что нельзя судить заранее: даже изсвоих писем иной раз что-нибудь да узнаешь. ВФаэнце жил некий Джованни Боттони, человек большой учености, скоторым был вдолгой дружбе Бартоломео Бончани, равный ему вфилософии исловесности. Вышло так, что они рассорились из-за мелочи исделались первейшими врагами, ибо ученые люди находят время для чего угодно, кроме своего нрава, акогда им приходится оправдываться, винят влияние Сатурна ипризывают Цицерона сАристотелем, будто те обещали нянчиться сих неуживчивостью; впрочем, я им несудья, алишь рассказываю, что сними случилось. Сер Джованни, оправившись оттяжелой болезни, отправился впутешествие ко Гробу Господню, которое совершил счастливо, аповозвращении сложил ввульгарных стихах молитву Иоанну Крестителю, где просил ивпредь его пособления иописывал город Иерусалим совсеми дивными исвятыми местами, что внем обретаются. Асер Бартоломео, когда эти стихи дошли донего, недолго думая сочинил стихотворный ответ
отлица святого Иоанна, вкотором просил, чтобы сер Джованни нетратил время попусту, описывая Иерусалим, затем что он, Иоанн, сам оттуда родом, алучшебы рассказал про Фаэнцу или Форли, где ему бывать недоводилось: неснеслоли мосты повесне, почем продают дюжину яиц исколько платят скаждой свиньи угородской заставы. Послание разошлось погороду, сер Джованни взбесился исочинил ответ, его противник только того иждал, иобщими усилиями они скоро сделались любимой забавой для фаэнтинцев, укоторых вошло впривычку поутру спрашивать, ненаписалили чего сер Джованни ссером Бартоломео, аесли нет, день считался никудышным ихуже египетского. Были, впрочем, итакие, кто считал, что сер Джованни привез изСвятой земли больше позора, чем заслуги, илучшебы он сидел дома, чем возить свой нрав туда иобратно. Это дело уфаэнтинцев зовут войной святого Иоанна - спроси, если попадешь туда, тебе оней охотно расскажут. Однажды поутру сер Джованни нашел усебя вкомнате лист бумаги и, решив, что ему принесли новое сочинение сера Бартоломео, развернул его ичуть незадохнулся при виде того, какая желчь там плещется икакие ехидства
ввернуты вкаждой строчке. Он уж схватился заперо, чтобы писать ответ, как вдруг понял, что это его собственное послание, которое он намеревался отправить еще накануне, нопоошибке отослал пустой лист. Асер Бартоломео, получив послание без слов, решил, что сер Джованни предлагает ему самому представить все те уколы, которые он способен нанести, ипришел висступление оттого, что сумел вообразить: апоскольку слов для достойного ответа ему нехватило, он сложил пустой лист иотправил его сгонцом обратно, так что уних вышло вточности как уимператора Траяна сассирийским оракулом, которые пересылались письмами без содержания; иАврора, видя свысоты все это, хотелабы вернуться впостель инакрыться сголовой своим желтым одеялом, еслиб ей это позволили законы естества. Изэтого можно заключить, что человек образованный способен несоглашаться иссамим собой, итакие несогласия благотворны для отечественной словесности, хотя инедля всех ее родов; нодавай все-таки вернемся туда, где мы бросили проконсула, идадим ему въехать впровинцию. Он должен соблюдать привилегию некоторых городов принимать его первыми; например, вАзию
он должен прибывать неиначе как морем ипервым делом вступить вгород Эфес. Отподарков он недолжен отказываться, нопринимать вовнимание сан, обстоятельства иценность, ибо, как написал император Север, небрать ни укого - неучтивость, абрать всюду - неприличие. Еслиже проконсул прибывает вгород, ничем особенным невыделяющийся, он должен благосклонно выслушать отгорожан похвалы, ибо они считают это для себя почетным, иназначить празднества сообразно праву иобычаю. Кроме того, ему следует обойти храмы игородские здания, чтобы удостовериться вих исправности ивыказать благочестие, иесли начата какая-то постройка, позаботиться оее завершении, назначив смотрителей изнадежных людей. Долженли он заботиться оросписях иследить, чтобы наних изображалось только то, что было, ането, что могло быть, я незнаю.
        XV
        -Аимператор Констанций, победив мятежника Магненция, решил вступить вРим, чтобы показать свой блеск людям, которые ничего подобного невидели идаже немогли надеяться. Он подъезжал кгороду, сенат вышел ему навстречу; перед императором несли хоругви, апозади него - драконов накопьях; дивно было глядеть, как они шипят, набухают иплещутся над толпой, когда вних роется поглощенный ими ветер.
        -Что это такое? - спросил Фортунат.
        -Это знамена, - пояснил госпиталий: - говорят, такие были еще утроянцев, когда те выходили против Агамемнона. Непросто былобы изобразить такое, я думаю. Дальше ехали латники, блещущие отсолнца; они вместе сконями похожи были нажелезные изваяния, тихонько тронувшиеся сместа, словно вних вложен живой дух. Сам Констанций ехал вколеснице, усаженной драгоценными камнями, невозмутимый, невнемля народному плеску; он смотрел перед собой, несплевывал, необтирал рта или носа инешевелил руками, словно статуя, разве что при въезде ввысокие ворота он, хоть ибыл незавидного роста, наклонял голову, хотя иэто, пожалуй, статуя сделалабы также.
        -Мне кажется, - сказал Фортунат, - нетак уж трудно былобы изобразить, что эти драконы - пустые ичто вних только бьется ветер, как впарусах; ихоть ветер невидим, ноухорошего живописца есть разные средства.
        -Авсе-таки есть вещи, - отвечал госпиталий, - откоторых живописец отступится. Джованни Боттони - да благословится его память зато, что он дает мне примеров больше, чем Гней Помпей ивсе консулы, - как было сказано, однажды заболел, да так, что отгорячки совсем лишился рассудка, акогда выздоровел, то пришел квосколею изаказал ему изображение ума, стем чтобы посвятить его вхрам, как полагается. Мастер, впервые услышав такое, начал было говорить, что так неделается, что люди приносят вцерковь свои изваяния, наконе ипешие, соколов, собак, исцеленные руки иноги идругие вещи, которые можно вылить извоска, идаже если уних прошло сластолюбие, которое всю жизнь их донимало, или неуместная смешливость, то заказывают восковую печень или селезенку, так что исеру Джованни следует назвать то место, где, поего наблюдению, был унего разум, или изобразить себя целиком, ауж он-де постарается расписать его охрой, как живого, однако сер Джованни упирался, говоря, что никто неизображает дворец вместо короля, так что мастер, вконец выведенный изсебя, схватив свечу инаклонив, так что воск капнул настол, заявил, что вот
эта капля иесть его ум, изображенный вточном количестве, ипусть забирает его иделает сним, что ему вздумается; икак потом сер Джованни его ни уламывал, аон все твердил, что ума унего ровно столько, если он думает, что ум можно изобразить. Ихотя сер Джованни так инедобился, чего хотел, однако выказал похвальную стойкость, отказавшись открашеного изваяния: ведь исам Констанций, пожалуй, непрочьбы был возобновить древний обычай наводить полководцу лицо киноварью, когда тот выступал втриумфальное шествие; иэто делалось недля чего другого, нолишь для того, чтобы он, наколеснице исоскипетром вруке, походил наЮпитера, чья статуя наКапитолии, говорят, была выкрашена такимже образом, так что тогдашним мастерам, кроме прочих трудов, приходилось еще писать бога наполководце, заботясь, чтобы он непотек инеосыпался раньше времени.
        -Ачто, живописцам было много работы? - спросил Фортунат.
        -Ещебы! - отвечал госпиталий: - ведь каждый, кто хотел уверить людей всвоих победах, призывал живопись, словно свидетеля понесенных им трудов. Помпей, празднуя победу над Востоком, велел нести картины, как осаждают Митридата, как он бежит среди ночи, апотом - как он умер, асним были представлены его дочери, решившие умереть вместе сним, ите его дети, что умерли прежде, иварварские боги вместных одеждах. Цезарь, вернувшись изАфрики, справил разом четыре триумфа завсе пятнадцать лет, проведенные вбитвах, ихотя остерегся праздновать победу над гражданами, однако вывел накартинах все события этой войны игибель полководцев: как бросают вморе Сципиона, как Петрей убивает себя застолом, как Катон раздирает себе утробу, - кроме Помпея, которого вРиме еще оплакивали; был там пленный Океан взолотых цепях, иРодан, иНил, однако небыло ни Фарсала, ни Тапса, ни Мунды, ито, что отсутствовало, было несравненно важнее того, что показано. Августа, щадившего Клеопатру, чтобы провести заколесницей, ее мужество вынудило довольствоваться изображением царицы созмеей вруке. Адриан, когда сенат дозволил ему триумф,
который полагался Траяну, провез втриумфальной колеснице изображение Траяна, чтобы тот нелишен был почестей из-за смерти. Акогда при Тиберии хоронили Юнию, племянницу Катона, то несли, пообычаю, восковые изображения многочисленных предков, аунее вродне были Манлии ипрочая знать, нозаметнее всего были Кассий иБрут, потому что их изображений там небыло; когда утебя будет время, дорогой Фортунат, подумай, какбы ты изобразилэто.
        XVI
        -Удивительное это дело, - сказал келарь, - что живопись, которая стакой смелостью приступает квещам незримым ипоказывает нам ангелов, словно зрелище, дозволенное каждому, смущается перед вещами чувственными внепривычных размерах или сочетаниях. Кажется невозможным, например, изобразить нетолько того, кто заслонен другим предметом, нодаже стаю скворцов, из-за которой мы тут сидим, ибо она так протяжна итак приближена кнашему взору, что делается какбы незримой. Если взор ненаходит границ вещи, она для него несуществует: сэтим как сримскими воротами, что недали Помпею въехать наколеснице, запряженной слонами, после африканской войны, когда он привез ссобой пленные деревья иеще много всякого. Он думал совместничать сВакхом, который разъезжал так, когда покорил Индию; апосле Помпея, введшего слонов втриумфальное шествие, это делали многие.
        Госпиталий возразил:
        -Я читал, что слонов первым провел втриумфе, после победы над карфагенянами, Цецилий Метелл - тот, что ослеп при пожаре, спасая Палладий; Сенека говорит, что это никчемное знание, ноеслиб неон, уменябы его небыло.
        -Может быть, я запамятовал ичто-то напутал, - сказал келарь. - Кстарости лучше помнишь тех зверей, скоторыми имел дело вмолодые годы, ановых забываешь. Лет тридцать назад, когда покойный император был вцвете лет, он прислал кремонцам слона - кажется, того самого, что был при императоре, когда тот осаждал Монтикьяри ибрал Гамбару изамок Готтоленго; аможет быть, инет, ведь утакого могущественного государя может быть несколько слонов. Так вот, был вКремоне один человек, который никак немог поверить вслона, всегда отмахивался, слыша пересуды онем: он-де идет кнам, ион так велик, как дом, исостоит извещей, которые нигде больше несоединяются, - инеизменил своего мнения, даже когда увидел слона перед собою. Все ему казалось, что слон как-то подстроен, ииз-за своей прискорбной уверенности этот человек нераз проделывал одно итоже: шел отслона прочь, какбы насытившись его созерцанием, новнезапно оглядывался, думая заметить какого-нибудь ярмарочного фокусника, вроде того проходимца при императоре Марке, что обещал упасть сдерева ипревратиться ваиста, носумел только упасть сдерева; ион упорствовал вэтом,
думая, что всякий раз ему нехватает быстроты. Впрочем, нельзя сказать, что это было дело совсем бесплодное: хотя ему неудалось подловить слона нанебытии, нокнему привязались городские мальчишки, которые принялись ходить заним вереницей поулицам, кудабы он ни шел, ивсе разом поворачивались, так что свою долю отславы слона этот человек, можно сказать, оттягал. Поскольку мы были сним знакомы ия принимал его дела ибезрассудство близко ксердцу, то много стыдил иусовещивал его, говоря, что он делается общим посмешищем, таская засобой шлейф людей, которые оборачиваются; что сомневаться вимператорском слоне - все равно что непринимать императорскую монету, иприводил ему впример Аврелиана, который был единственный частный человек, владевший слоном, ивсеже сохранил трезвость дотой поры, как добился императорства, - аведь мы невладеем ничем подобным, новсего лишь живем водном городе сослоном; ихотя он постепенно опомнился иначал заботиться одругих вещах, нодумаю, что это неблагодаря мне, нолишь благодаря времени, которое одно способно исцелить безумие.
        -Кстати, Аврелиана мы стобой пропустили, - заметил госпиталий, - аведь его триумф тоже был небез роскоши; давай-ка вернемся купущенному ивосстановим справедливость. Победив Тетрика иЗенобию, он въехал наКапитолий наколеснице, запряженной четырьмя оленями, ипринес их вжертву Юпитеру. Впереди шли двадцать слонов иразные звери изЛивии иПалестины, тотчас подаренные частным лицам, чтобы неотягощать казну, ипленные измножества народов. Были там тигры, жирафы, лоси, индийцы, сарацины, персы, готы, амазонки, авпереди всех - именитые горожане изуцелевших пальмирцев иегиптяне, наказанные замятеж: этих, впрочем, никто нежалел, ибо все они - люди, настолько помешавшиеся отсвоей сварливости илюбви кстихотворству, что божество серьезности ушло изих страны без долгих проводов. Прибавляли великолепия исам народ римский, ихоругви цехов ивойск, воины влатах ивесь собравшийся сенат. Только кночи Аврелиан добрался доПалатинского дворца, аназавтра устроил зрелища игр, охоты иморских боев. Народу, которому он обещал двухфунтовые венцы, если вернется сВостока победителем, он роздал венцы изхлеба, хотя все ждали золотых
иуже решили, как ими распорядятся.
        XVII
        Келарь сказал:
        -Коли ты вспомнил обимператоре разумном, предприимчивом, очистившем мир, подобно Геркулесу, отвсего чудовищного инечистого, хотя ипроявившем такую суровость, что его считали скорее необходимым, чем добрым, давай помянем иего предместника, чтобы слава Аврелиана сияла ярче: ведь при Галлиене - я хочу говорить онем - провинции отпадали чаще, чем устраивались пиры, онже откаждого известия отделывался остротами, словно хотел придать веселости похоронам государства.
        -Непомню где, - сказал госпиталий, - вкакой-то книжке остроумной, нолживой, я читал, как оба они являются напир богов, Галлиен вженском платье итомною поступью, аАврелиан - второпях, спасаясь оттех, кто жаждал притянуть его ксуду Миноса. Первого выпроводили спиршества, насчет второгоже решили, что он уже искупил свои дела, ибо справедливость - это когда насебе испытаешь то, что сам совершил. Я говорю, что эта книга лживая.
        -Так что сего триумфом? - спросил Фортунат.
        -Когда Галлиен праздновал десятилетие своего царствования, - сказал келарь, - он надел платье, расшитое пальмовыми ветвями, иотправился наКапитолий вокружении сенаторов ивоинов вбелом, авпереди шли рабы иженщины свосковыми свечами. Шли также белые быки спозолоченными рогами, белые овцы, подвести скаждой стороны, идесять слонов, азаними дикие животные ипопятьсот золоченых копий исотне знамен, несчитая хоругвей изхрамов. Шли еще переодетые люди, изображавшие разные племена - готов, франков, персов идругих; ате, кого унас называют рыцарями двора, ехали нателегах, разыгрывая историю Циклопа ипоказывая всякие удивительные вещи.
        -Апочему именно Циклопа? - спросил Фортунат.
        Келарь подумал ипромолвил:
        -Мне кажется, вот почему. Древние поэты самых мудрых идоблестных мужей назвали сыновьями Юпитера, асамых свирепых ипрезирающих все законы человечности - сыновьями Нептуна, словно их породило море, невнемлющее ничему, кроме своей прихоти; так исатирик называет сыновьями Нептуна людей вроде Лупа иПапирия, подозревавшегося вубийстве Сципиона; ких числу иотносится Полифем. Так под видом забавы эти затейники могли преподать поучение всякому, даже итому, начьем празднике они потешались, еслиб унего был досуг иразум внимать поученьям. Ноя вижу, брат Гвидо, тебе мое объяснение неподуше: ты качаешь головой; скажи, что ты думаешь?
        -Боюсь, ты перехвалил искоморохов, иимператора, - сказал госпиталий, - и, главное, впустую, ибо ни они, ни он оттвоих похвал неперестанут дурачиться.
        -Так почему они выбрали эту историю, анекакую-нибудь другую?
        -Потому что они играли ее много раз, иона выходила уних лучше, чем другая; потому что уних осталось приличное платье только для Циклопа, Улисса ибаранов, аостальное побила моль или украли вгостинице, - малоли почему! Ноесли ты хочешь смысла, анеслучайности, вот он: помнишь историю, как один гистрион играл Эдипа, адругой впорицанье ему сказал: «Ты видишь»? Если ты поразмыслишь оделах высшей власти, то придешь квыводу, что здесь все обстоит противоположным образом: она только притворяется зрячей, толи изсамолюбия, толи избоязни, анаделе все ее движения, несчитая тех, что касаются близких ей людей, опасливы, как поиск иголки втемноте, так что если иназывать ее божественной, то лишь наманер нечестивцев, думающих, что Бог знает лишь общее, нонеотдельные вещи. Публикаже свеликой охотой ловит намеки такого рода, поскольку любит, когда случай исметка дают человеку слабому поиздеваться над могущественным, авсего больше - когда можно дурачить власть заее счет; вот тебе иответ, отчего напраздничных телегах была поставлена пещера Циклопа, анечто-нибудь другое.
        -Недумаю, что власть так уж слепа, - сказал келарь. - Она ведь карает преступника иотличает достойного, аесли невсегда верно, то лишь потому, что наследует отчеловеческой природы склонность ошибаться.
        -Если весь день упражняться вкарах имилостях, хоть раз да попадешь вцель, - ответил госпиталий. - Томмазо де» Никколи смолоду был слаб зрением, акстарости совсем его лишился, однако изнекоего тщеславия, принимая усебя друзей, любил делать вид, что читает покниге, между тем как читал попамяти. Стихи он обыкновенно сочинял находу, прогуливаясь посаду, когда была ясная погода, или подому, иразговаривая сам ссобою. Однажды ночью кнему залез вор, ибо слепота сера Томмазо, аравно нерадивость его слуг ни для кого небыли тайной. Наего беду, однако, Фортуна недремала иоказалась нетак слепа, как уверяет Цицерон, илиже дом сера Томмазо был ей стольже хорошо известен, как хозяину. Сер Томмазо вту ночь испытал истинно поэтическое вдохновение (оно залетело поошибке, когда закрывали ставни, инесмогло вовремя выбраться) ирешил начать поэму оборьбе добродетелей спороками, закоторую ему давно хотелось взяться; ивот когда несчастный вор блуждал впотьмах, шипя отболи, если натыкался набессмысленные предметы, ирастопыренные пальцы увивая паутиной, седою, как добродетельный отец, навстречу тихо вышел сер Томмазо,
сулыбкой, забытой наподнятом лице, иначал вступительную речь ксвоему гению: для чего-де он кнему явился внеурочный час, нещадя его ветхости, ипочему нехочет оставить его впокое ипоискать кого-то видней иодаренней. Вор отужаса хотел было ему ответить, что он здесь случайно, нопопятился ивылетел всоседнюю комнату, акогда он собрал себя спола, над ним белело лицо слепца ислышались укоризненные речи, начто он надеется икак думает одолеть оружье, закаленное встигийских ключах, ибойцов, привыкших дышать серною тьмою, - ибо сер Томмазо как раз представлял встречу Раскаяния сСамонадеянностью наполе брани. Тут гостю нагрех подвернулось какое-то изваяние, которое сер Томмазо выкопал усебя всаду иощупывал всякий раз, как ему хотелось прекрасного, - толи вакханка, собирающая землянику, толи уснувший гермафродит, непомню точно, - иони сцепились ипокатились гремучим клубком, асер Томмазо неотступно порхал над ними, как летучая мышь, вопя что-то обегущем обмане ииспуганном злодействе - ибо вдохновение, видя, что ему отсюда невыбраться, бросило шутить инавалилось насера Томмазо без всякой милости - пока наконец
бедный вор невыпал вдвери, весь впуху ирыбьих костях, гремя птичьей клеткой, вкоторой застряла нога, инаулице дал себе волю, смеясь икрича всякие нелепости, поскольку отужаса почти лишился разума. Надо сказать, мало кому доводилось покупать раскаяние так дорого. Что досера Томмазо, то он, так ничего незаметив, победил все пороки, сколько мог их припомнить, и, удовлетворенный, ушел спать, ибо для него день иночь зависели лишь отего желания.
        -Апочему он обращался кгению? - спросил Фортунат. - Упоэтов принято при начале труда призывать других лиц, аесли он хотел выказать свою скромность, то это можно было сделать уместнее, ведь гений иприродный дар - одно итоже.
        -Незнаю, - ответил госпиталий: - может, он прочел, как гений государства явился Юлиану спопреками, что давно уже сторожит двери его дома, дабы оказать ему несравненное благодеяние, однако сним тут обращаются, словно снищим, - это ведь удивительная сцена, если сумеешь распестрить ее подробностями, - или нашел нечто подобное упрежних поэтов: я нетак хорошо их знаю, чтобы утверждать, что такого нигде нет; ауних любое безрассудство свято, если оно ровесник Огигова потопа. Юристы разбирают вопрос, можноли слепому занимать государственные должности; тому есть примеры, вроде Аппия Клавдия - того, который, когда римляне начали переговоры сПирром, жаловался, что непотерял еще ислух; однако решено было, что слепец сохраняет должность магистрата, если получил ее, будучи еще зрячим, нодобиваться новой ему строжайше запрещено. Относительноже поэтов никому нет заботы, видятли они икак именно, поскольку отих должности неждут ни большой пользы, ни особого вреда, самиже они, живя посвоей воле, стремятся подражать своему отцу Гомеру втом, чем природа его обделила, ипочитают священным свое право спотыкаться наровном
месте. Небылобы для них врага хуже, чем истина, еслиб они догадывались оее существовании; ноони живут, руководясь своими мнениями, населяют мир вещами, ни для чего другого негодными, как только ласкать их тщеславие, ивосхваляют свои доблести, точно они ксамим себе кремонские послы: Цицерон говорит, что незнавал поэта, который неказалсябы себе лучше всех.
        -Авсе-таки поэзия полезна иотрадна, - сказал келарь, - она учит добродетели, укрепляет вунынии, веселит сердце; да исам ты нападаешь напоэтов, лишь подчиняясь божеству своей строптивости, ноя нераз заставал тебя зачтением их сочинений, итвоя память признательна им сильней, чем память многих иных.
        -Я делаю это подружбе, - отозвался госпиталий, - чтоб непокидать тебя среди таких соблазнов; лучше изучить их, чтобы знать наперед, изкакой пучины придется тебя извлекать.
        XVIII
        -Ну, будет насмехаться над поэтами, они ведь учат нас если несвоими стихами, то покрайности зрелищем своих нравов; что доострот, без которых необошлось ипразднество Галлиена, то я припоминаю, что втолпу ряженых народов вмешались некие шутники, которые вглядывались влицо каждому персу, анавопрос, что они делают, отвечали: «Ищем отца нашего государя» (он, воюя сперсами, попал вплен, претерпел несравненные унижения иумер без выкупа). Галлиен отдурного стыда велел их сжечь, хотя уримского народа искони принято потешаться над императорами наих торжествах.
        -Это правда, - сказал келарь. - Вовремя триумфов воины высмеивали полководца, сперва как придется, потом встихах, анапогребении именитых людей появлялись плясуны, изображавшие сатиров, вкозлиных шкурах ипестрых накидках, сволосами дыбом, ипотешали людей скаканьем игреческой пляской, названия которой я непомню. Ивовремя галльского триумфа Цезаря воины потешались над его лысиной, сластолюбием иумением спустить вГаллии все, что ему удалось вытянуть уростовщиков; анапохоронах Веспасиана главный скоморох поимени Фавор - прекрасное имя для того, кто высказывает народное мнение, - изображая покойного императора, спрашивал окружающих, вочто обошлось его погребение, ивосклицал, чтоб ему дали десятую часть, апотом хоть бросили вТибр.
        -Для чего это нужно? - спросил Фортунат. - Одно кажется непристойным, адругое еще иопасным.
        -Уодного человека, - сказал госпиталий, - был сын ибогатый враг. Однажды этого человека нашли убитым, нонеограбленным. Юноша оделся втраур ипринялся ходить забогачом, кудабы тот ни направлялся. Богач притянул его ксуду, требуя, чтобы юноша, если имеет подозрения, обвинил его. Юноша ответил: «Обвиню, когда смогу» ипродолжил ходить заним вскорбном платье. Богач добивался должности всвоем городе, нобыл отвергнут; он выдвинул против юноши иск обоскорблении, поскольку кчислу действий, наносящих бесчестие, относят ито, когда кто-нибудь изненависти кдругому надевает траур или отпускает бороду.
        Дело вызвало шум; ораторы говорили отлица юноши: «Я немогу ходить темиже дорогами, что иты; немогу оскорблять твоего взора темными одеждами изаплаканным видом; будь ты избран всовет, ябы уже был мертв»; «Что я втрауре, виною моя скорбь; что я плачу - моя любовь; что необвиняю тебя - мой страх; что тебя отвергли - ты, итолько ты»; «Я несмогбы защититься, еслиб начал обвинять; моя борода, мое платье свидетельствуют против меня»; «Я делаю, что позволила мне Фортуна: она недала мне блестящих одежд, ни пышной свиты, - она только позволила мне жить»; «Будь что будет, я неперестану искать убийцу и, возможно, уже нашел, когда внезапно отец мой посреди города - что смотришь наменя? что следишь замоими движениями? - найден был мертвым: ненависть убила его, спесь его необобрала»; «Почему ты стал искать должности лишь после смерти моего отца? Непотомули, что он был смелее меня? Где я молчу, там он говорил; где я плачу, там он заставлял плакать другого»; говорили иотимени богача, идаже отимени отца, словно они всилах очаровать Дита своими энтимемами ивывести из-под земли любого свидетеля, как будто человека,
надышавшегося преисподней, может всерьез волновать чье-то убийство, даже его собственное.
        -Ичем кончилось дело? - спросил Фортунат.
        -Наиболее рассудительные решили, что нет никому оскорбления впечали поотцу, ибо нельзя издобрых нравов сделать поношение; если человек делает то, что каждому позволено, против него нельзя выдвинуть иск. Поздравом рассуждении богач благодарилбы этого юношу как своего милостивца, ибо он даровал ему то, чего ифилософы немогут для себя добиться, - при каждом шаге слышать, как скорбь дышит ему вшею икак плач ступает заним. История часто представляет примеры подобного, хотя они лишь напоминают ей самой, сколько раз она давала бесплодные уроки. Когда римляне разбили Персея итри дня праздновали триумф, неодин лишь македонский царь, шедший пред колесницей, неодни его плачущие дети были свидетельством тяжких поворотов судьбы, нонеменее их исам победитель, Эмилий Павел, двое сыновей которого, единственные наследники его имени идомашних алтарей, скончались, один запять дней дотриумфа, другой немногим позже. Потом Эмилий Павел пообычаю дал отчет народу освоих делах, сказав, что задесять дней прибыл вФессалию ипринял начальство над войсками, авследующие пятнадцать разбил царя икончил войну, длившуюся четыре
года; ивот, вернувшись счастливо, ноотягощенный мыслью, что судьба ничего нераздает бесплатно, он теперь, видя, что она взыскала нанем лишь его собственным горем, спокоен загосударство ивсвоем бедствии будет утешаться благополучием сограждан.
        -Тридцать лет назад, - сказал келарь, - покойный император отправился вПадую, асним были кремонские послы ивоины, отправленные ради императорской чести, аеще немцы, апулийцы, сарацины игреки; падуанцыже встречали его запять миль отгорода, сцимбалами ицитрами исосвоим карроччо вбогатом убранстве, взяв ссобою множество дам отменной красоты, всветлом платье инапышно украшенных конях. Сам император сказал, что ни здесь, ни заморем, нигде вмире невидел народа, столь добронравного, учтивого ипредусмотрительного. Один изпадуанцев, поимени Джакомино Теста, взобрался накарроччо и, сняв сощеглы знамя, обеими руками почтительно подал его императору, говоря, что это ему подносит коммуна Падуи, надеясь благодаря его короне никогда неостаться без справедливости; императорже выслушал ипринял это сдовольным ирадостным видом. ВПальмовое воскресенье все падуанцы сошлись налугу, где император сидел напрестоле, аПьеро делла Винья, державший речь отего лица, провозгласил союз благоволения илюбви между ним ипадуанцами. НаПасху император после мессы отправился вмонастырь святой Юстины, явившись людям всвоей короне.
Нонепрошло исеми дней поПасхе, как начались толки, что вдень Тайной вечери папа Григорий провозгласил отлучение императора пред всеми, кто стекся вРим ради отпущения грехов, итогда император созвал падуанцев водворец, где Пьеро делла Винья жаловался напоспешную суровость апостолика изащищал господина своего императора. Такова-то переменчивость наших судеб, что даже начас нельзя полагаться, коли так легко восходит ипадает мирская власть: «Ныне царь, азавтра умрет».
        XIX
        -Когдаже они умирают иделаются богами порешению сената, то их чествуют таким образом. Покойника хоронят, апотом отливают извоска его изображение икладут накровать слоновой кости, украшенную звериными головами, что стоит вдверях дворца. Слева сидит сенат, весь вчерном, асправа почтенные дамы, прославленные делами их мужей иотцов. Приходят врачи, осматривают восковую плоть, словно живого, качают головой иобъявляют, что ему все хуже, итак продолжается семь дней, акогда тот умирает, лучшие изрыцарей июноши сенатских семей берут его одр наплечи инесут нафорум, где два хора, один изотроков, другой изблагородных дам, поют гимны напочесть умершему. Проносят бронзовые статуи, изображающие все подвластные народы, водеждах, свойственных каждому, ипроходят все городские цехи, плача исетуя опокойном. Оттуда одр несут запределы города, наМарсово поле, где стоит большой сруб, набитый хворостом иукрашенный коврами, картинами истатуями. Покойника водружают наэтот сруб инаваливают, неся отовсюду, целую копну благовоний ипахучих трав, сколько их ни производит земля; все провинции соревнуются вих присылке. Потом
конники пускаются нарысях и«обходят, как должно, налево взявши, костер», азаними колесницы свозничими вличинах, изображающих славных вождей игосударей былого времени. Когда иэто завершится, преемник императора берет факел иподносит его ксрубу; он занимается свеликим шумом, идалеко «слышится там киннамон пепелищ благовонных», асверху вылетает орел, уносящий нанебо душу императора. Сэтого времени он почитается наравне сдругими богами.
        XX
        -Аты, брат Гвидо, показал, что споришь сомной неради истины, ноизудовольствия, ибо историю оЦиклопе ты подоброй воле истолковал как притчу: сделай это я, ты рассыпалсябы вколкостях, понавез коней изГреции инедал мне слюну сглотнуть.
        -Я сказал так изснисхождения кдревним, - заявил госпиталий, - зная, что они питали пристрастие ктаким потехам, изкоторых выпархивает иносказание, как жаворонок изпирога, иготовы были простить Тарквинию жестокость его советов, восхищаясь тем, как он молчит, покамест его жезл сшибает лилии. Когда римляне пошли натарентинцев, те, видя, что одной дерзостью можно вызвать войну, ноневыиграть, решили призвать царя Пирра, который вту пору много терпел отсвоего главного врага - праздности. Тут можно былобы напустить нанего Сенеку, проклинающего тех, кто умирает заисполнением должности, исмеющегося над Тураннием, который, девяноста лет отроду будучи отставлен отслужбы, улегся накровати ивелел всем родным ислугам вопить понем, как попокойнике, пока император невернул его ктрудам, излюбви ктишине предпочтя Туранния занятого Тураннию мертвому, - можно былобы, говорю я, номы это отложим долучшего времени, апока скажем только, что царь изнывал отбезделья ирад был убить свой досуг попервому зову, откудабы он ни раздался. Ивот один человек, поимени Метон, видя, что тарентинцы, невзирая намнение людей
благоразумных, готовы одобрить этот замысел, украсил себя венком, взял вруку факел ивобнимку сфлейтисткой, наигрывавшей застольные песни, явился наплощадь, где горожане судили овыгодах царской помощи. Увидев Метона, они захлопали ипринялись уговаривать его, чтобы он спел для них или сплясал, онже, сделав вид, что охотно это исполнит, дождался, что все утихли, исказал: «Как хорошо, сограждане, что вы позволяете каждому пиры ивеселье поего мере; поторопитесьже насытиться этим впрок, ибо увас небудет такого случая, когда царь войдет вгород». Слыша такие речи, они смутились; это было хорошо сказано, хотя кто-то, пожалуй, сочтет нужным прибавить, что когда разум займет вчеловеке свою высокую цитадель, то вожделения, сущие вего городе, сникнут иприсмиреют, лишенные возможности буйствовать посвоему обычаю; да, это тоже мудро ипрекрасно, мне кажется.
        -Похоже, ты опять потешаешься надо мной, - заметил келарь.
        -Упаси Бог, - ответил госпиталий, - чтобы я дерзнул наэто; даже восне я несделалбы ничего такого, хотя там-то люди всегда ведут себя хуже обычного.
        XXI
        -Хорошо, что речь зашла оснах, - сказал Фортунат: - они ведь тоже дают знаменья, или покрайней мере так считается; нерасскажетли кто-нибудь извас обэтом?
        -Любезный Фортунат, - ответил ему госпиталий, - ты словно божество памяти, поставленное при начале нашей беседы: без тебя она крутиласьбы, ловя свой хвост, или тешилась еще чем-то, зачто людям бывает стыдно; дотого-то доводит забвение самого себя. Один человек, вернувшись издолгого странствия, приступился кдругому, требуя вернуть деньги, оставленные нахранение пять лет назад, тотже отвечал, что, поучению философов, мы состоим измельчайших частиц, которые ежедневно отделяются отнашего тела, заменяясь другими, изапять лет меняются все полностью, так что он оставлял деньги совсем другому человеку, асэтого, нынешнего, нечего испрашивать. Тот, слыша такие речи, повернулся ипошел прочь; надвореже стояла лошадь того человека, что обменивал свои частицы стакой выгодой, запряженная втелегу. Странник, нагнувшись, набрал полные пясти грязи изаляпал лошади оба бока, апотом взял ее под уздцы итронулся содвора. Хозяин выскочил заним изамахал руками; тогда странник сказал ему, что его лошадь была чистой, аэта грязней некуда, так что это совсем другая лошадь ипосовести принадлежит тому, кто первый ее нашел; что
дотелеги, то сейчас, правда, она еще прежняя, нопока доберется доего дому, так нахватается, что ее мать родная неузнает. Апоскольку свои дискуссионные положения он был готов обосновать обоими кулаками, то пришлось хозяину вспомнить, кто он таков игде держит взятые деньги. Потому управоведов ипринято считать вещь прежней, пока она сохраняет свой вид, так что икорабль, ивойско, инарод остаются темиже, хотя вних постоянно меняются доски илюди. Впрочем, коль скоро он понимал, окаких деньгах его спрашивают, то, значит, оставался собою: ведь что такое человек, как неего память.
        -Иной раз для этого ипяти лет ненадо, - заметил келарь: - посмотри только натого, кто, неумея обуздать свое воображение, забывает, где он ичто сним делается.
        -Когда покойный император, - сказал госпиталий, - держал восаде Фаэнцу ибыл озабочен тем, что невидел способов взять город скорее, его брил один цирюльник, который, думая разогнать печаль императора, сказал: «Мне кажется, это дело такого рода, что онем нестоит много думать, ибо сегодня Бог вам недает этого, азавтра даст, надобно лишь терпение иотвага: смотрите, вот так мы снашими людьми разоряем окрестности (тут он прошелся бритвой поподбородку), так переходим Ламоне (ион перебрался через рот, который император благоразумно держал закрытым, чтоб ни одна лошадь непотонула), так загоняем фаэнтинцев вих стены, запираем им выходы, итут уж ни Варфоломей, ни Бернардин, никто им непоможет»; сэтими словами он истребил всех фаэнтинцев налевой щеке, апотом инаправой, неоставив никого, чтобы возвестить обэтом. Когдаже он кончил свое дело ивытер развалины полотенцем, император встал ивелел своим слугам, чтобы приискали ему другого цирюльника; тот, озадаченный, спросил, чем он провинился, аимператор отвечал ему: «Это непотому, что ты взял Фаэнцу раньше меня, - я ведь понимаю, что Фортуны увсех разные,
изавидовать чужой глупо; нозавтра ты, чего доброго, двинешься через Альпы, итебе захочется пробить дорогу пошире, чтобы твоим слонам было где пройти, аБог недаст мне другого носа, так что мне приходится беречь этот».
        -Нечто подобное рассказывают оСципионе, - заметил келарь, - когда он, став цензором, разжаловал извсадников юношу, который вовремя войны, устроив большой пир, подал медовый пирог сбашнями, назвал его Карфагеном ипредложил сотрапезникам наброситься нанего иразорить, так чтоб никто неспасся; акогда юноша спросил, зачто ему такое наказание, Сципион ответил: «Зато, что ты взял Карфаген раньше меня».
        -Это оттого, - сказал госпиталий, - что времени уистории много, аматерьяла недостает, так что ей приходится перелицовывать старый: потому иоказывается, что Троя трижды взята врагами повине коня, ислучаются другие вещи тогоже разбора, которые люди запоминают охотней всего, вместо того чтобы выучить что-то достойное.
        -Так исны, - подхватил Фортунат, - уодного человека часто повторяются, да имногим людям снятся похожие.
        -Всамом деле, брат Петр, - сказал госпиталий, - оставим-ка эти дурачества; расскажи нам, что ты помнишь оснах, кто их видел ичто изэтого выходило.
        -Цари часто слушались своих снов вважных делах, - сказал келарь. - Когда Эней иЛатин стояли ночью друг против друга, дожидаясь зари, чтобы начать бой, явившееся Латину местное божество убедило его принять троянцев как соседей ибудущих помощников, Энеюже отечественные боги внушили просить Латина дать троянцам поселиться, где они пожелают, ипоутру, когда собеих сторон начали строиться для битвы, пронеслась весть, что вожди принимаются запереговоры. Ацарь Тарквиний суровую кару для весталок, потерявших девство, придумал, говорят, несам, ноповерив некоему сновидению.
        XXII
        -Полководцам сны указывают науспех или неудачу их предприятий илиже остерегают отопасности, так что Корнелий Сулла советовал ни начто неполагаться стакой уверенностью, как нато, что укажет ночью божество. Ганнибалу привиделся некий юноша, посланный богами отвести его вИталию, ивелел следовать заним неоглядываясь, акогда тот всеже оглянулся, то увидел засобой чудовище, все истребляющее напути; навопрос, что это, вожатай ему отвечал, что это опустошение Италии ичтобы он молчал идоверил все небесам. Лукулла статуя Автолика зазвала вгород Синопу, аПомпей перед Фарсальским сражением увидел, как вРиме посвящают храм Венере Победительнице, ирадовался этому, незная, что Цезарь дал обет выстроить такой храм вслучае своего успеха. Август вбитве при Филиппах, поверив сну, вышел изсвоего шатра, врагиже захватили его лагерь иизрубили его ложе; стой поры он был неизменно внимателен кснам, исвоим, ичужим.
        Некоторым сны предсказывают их возвышение или являются вестниками скорого падения. Гальбе вмолодости привиделась Фортуна, которая жаловалась, что устала стоять напороге ичто если он ее непримет, она достанется первому прохожему; поутру он открыл дверь инашел занею медное изваяние божества, которое отнес вдом ивсю жизнь почитал. Встарости, уже императором, он хотел посвятить ей жемчужное ожерелье, нопередумал иотдал его Венере Капитолийской, аночью Фортуна снова явилась ему, жалуясь нанеблагодарность игрозя отнять все, что она ему дала. Отон, свергший иубивший Гальбу, следующей ночью видел страшные сны истонал; его нашли наполу: ему привиделось, что дух убитого поднял его исбросил скровати. Северу, когда он был послан вИспанию, привиделось, что он восстановил там запустелый храм Августа, апотом - что он сидит навершине высокой горы, ався земля иморе играют, как лира, под его рукою.
        Из-за этого-то могущества снов мы можем назвать многих, кто, владея всей вселенной, боялся ночи сее видениями. НаЮлия Цезаря впоследние его годы нападал ужас восне, иАвгуст, если просыпался ночью, неоставался втемноте, нопосылал зачтецами или сказочниками, чтобы близ него кто-то был; повесне он видел сны частые истрашные, нонесбыточные, аиз-за одного видения каждый год водин итотже день просил милостыню упрохожих, протягивая пустую ладонь; что доГая Цезаря, опоенного зельями, которые вместо любви посеяли внем безумие, то он спал имало ибеспокойно, тревожимый то морскими призраками, которые вели сним беседу, то другими видениями, отчего ночи напролет сидел накровати или блуждал подворцу вожидании рассвета.
        Ичастным людям бывают сны, касающиеся нетолько их собственных дел, ноигосударственных: так, некоему Аннию приснился Юпитер, сказавший, что ему непонраву пришелся первый плясун наЛатинских играх ичто римлянам следует справить их снова, авсе из-за того, что прямо перед зрелищами через цирк прогнали розгами раба сколодкой нашее. Поэту Гельвию Цинне вночь перед погребением Цезаря привиделось, что покойный зовет его наобед: он отказывается, Цезарьже настаивает и, взявши заруку, ведет его, испуганного иозирающегося, вкакое-то место обширное итемное. Отэтого сна он пробудился среди ночи, сам несвой, ноутром, когда начались погребальные обряды, устыдился ивышел издому. Толпа уже бушевала, громоздя скамьи имечась пофоруму сголовнями; кто-то вымолвил имя Цинны, ионо пошло отодного кдругому; его приняли заКорнелия Цинну, что был среди заговорщиков исовсем недавно поносил Цезаря наплощади, - кинулись иразорвали наместе, апотом вздели его голову наратовище иносили поулицам, хотя он нетолько незнал озаговоре, нобыл верный друг Цезарю досамой смерти. АГаю Фаннию, писавшему книгу отех, кого Нерон казнил или
сослал, приснилось, что вкомнату кнему, занятому литературными трудами, входит среди ночи Нерон, садится накровать ичитает первую книгу освоих преступлениях, заней вторую итретью, апотом уходит; Фанний, устрашенный видением, заключил изнего, что сколько Нерон прочел, столько он иуспеет написать: так оно ивышло.
        -Потому, - прибавил госпиталий, - иные предпочитали приглядывать зачужими сновидениями, зная, что восне человек ведет себя, как среди друзей зачашей, иделает много такого, отчего стрезвабы удержался. При императоре Констанции состоял человек поимени Меркурий, бывший служителем стола, ноглавное свое дарование оказавший вдругом: умея выглядеть любому добрым приятелем, он приходил напиршества, иесли кто рассказывал соседу освоих сновидениях, Меркурий запоминал это, сдабривал услышанное своим ядом иэту снедь подносил императору, незнавшему заботы важнее, чем освоей безопасности: отсюда происходили скорбные следствия, тяжелые обвинения, неправедные суды; когдаже слух распространился, одни стали отрицать, что вообще спят, адругие - выражать сожаление, что непринадлежат кплемени атлантов, окоторых Плиний сообщает, что они невидят снов, как прочие люди, аеще незовут друг друга поименам ипроклинают солнце навосходе иназакате. Удивительно, как впору этому человеку пришлось его имя: как Киллений сновал меж мирами, единственный имея право пересекать грань между землей иадом, ивходил безбоязненно ксамому
Плутону, так иэтот, отойдя отцарского стола, промышлял вобласти, куда никто неприносит ссобой разума, идаже выходил изнее сдобычей, словно состигийских берегов удочку забрасывал.
        XXIII
        -Правду сказать, ицарство, вкоторое он ходил насвою ловитву, куда как похоже наречные струи, дотого все внем зыбко. Цицерон ставит тех, кто ждет смысла отсновидений, рядом стеми, кто ищет счастья вброске костей: пусть ибывают унас сны, что исходят отразума, однако сколь больше тех, что вызваны грузом невпору принятой пищи, или телесною болью, или неудобством кровати, или соседним болотом сего испарениями, - все это так сдавит иразбередит яростную часть нашей природы, что она начнет бесноваться, как конь, язвимый слепнями, ипорождать зрелища одно постыдней другого: там ты увидишь исовокупления сматерью, иубийства невинных, идругие дела, полные срама. Аведь даже если сон можно назвать вещим, ему требуется толкование, которое всего вернее дать, уже когда толку внем мало. Уодного римского толкователя снов, который был настолько неосторожен, что написал книгу освоем искусстве итем нарушил правило всех торговцев - порченые вещи выставлять впотемках, я прочел отаком сновидении: будто Харон играет скем-то вкости, атот, кому это снится, сочувствует второму игроку; Харон приходит вярость ипускается вдогонку
засновидцем, атот вбегает вгостиницу изапирается вкомнате. Харон, повозившись задверью, уходит, аусновидца набедре вырастает трава. Вскоре рухнул дом этого человека, иупавшею балкой ему сломало бедро. Истолковали это так, что Харон, играющий вкости, указывает, что дело ожизни исмерти; что он непоймал сновидца - значит, тот неумрет; авыросшая трава - что бедро перестанет действовать, ведь трава обычно растет нанепаханой земле. Что мне сказать? Это прекрасное толкование - «вот, значит, как все было», как говорили сиенцы, когда сер Гвариццо прочел им свою поэму отом, что совершилось при Монтаперти: ведь каждый изтех, кто, вотличие отсера Гвариццо, участвовал втой битве, видел преимущественно холку своего коня, солнце вглазах да каких-то людей, проносящихся мимо своплями, атут им было представлено все вправильном порядке: что молвил перед боем мессер Провенцан, как показал себя мессер Джордано сего немцами, как был ими убит мессер Буонконте Мональдески икак мессер Бокка дельи Абати покрыл себя вечным позором, да ктомуже перечислены имена многих, кто совершил вэтот день славные подвиги, собеих сторон;
ихотя там действовали еще Беллона созмеями нависках ибожество Арбии, чья урна точится кровью, однако сиенцы обучены началам арифметики исумели это без труда вычесть. Потому, кстати, ипринято вотношении войны доверять самому опасливому: мало кто видит все подробности битвы так хорошо, как он, инатаком удачном расстоянии. Потом, правда, сер Гвариццо рассорился ссогражданами и, описав всвоей хронике, как флорентинцы, осадив Сиену, взнак презрения засыпали ее дохлыми ослами изметательных машин, дивился, недумаютли они, что вСиене своих ослов мало; это ему неприбавило любви, хотя он ипрежде того вней некупался; впрочем, это кделу неотносится, аговорил я вот что. Все, что сказано насчет Харона ибедра, - прекрасное толкование, тонкое иостроумное; жаль только, что вту минуту, как он дрожал задверью, анабедре унего зацветала сурепка, он немог знать, какой вэтом смысл. Сдругой стороны, представь, что унего недомбы рухнул, аявился вгости какой-нибудь родственник жены, зарабатывающий себе нажизнь речным перевозом, изадержалбы его нацелый день, - неужели итогда его сновидение необъяснилосьбы стольже чудесно?
Погляди, ведь тут иХарон, ибезделье, ибедро, намекающее нажену, как скажет тебе любой, кто смыслит вэтимологии. Редко сон бывает вроде человека, который, вперед тебя взбежав нахолм, видит то, чего ты еще невидишь, как это вышло сКорнелием Руфом, который ослеп восне, когда ему снилось, что он слепнет, или стем царем, убитым, когда ему снилось его убийство, - аведь иоттакого сна прок лишь для поэтов, ибо того, очем он говорит, ни избежать, ни достойно встретить нельзя. Хорошо, когда люди приносят ссобою всновиденья оружие извне, - как, например, Тиберий Цезарь, который, когда его просили восне дать кому-то денег, благодаря своим познаниям вастрологии понял, что этот дух вызван кнему обманно, ивелел казнить того человека, - однако побольшей части люди входят всон, словно изматеринского чрева, нагими иничего непонимающими, легкой добычей любому бедствию, которое их встречает, иесли выходят оттуда счестью, то лишь благодаря случаю, анесвоей предприимчивости. Нотарий Альбертино Бертини, падуанец, однажды выбирал изразных авторов примечательные высказывания повопросам морали, чтобы составить изних книгу
ипосвятить епископу, акогда утомился изаснул, ему привиделся Тит Ливий, коего нотарий тотчас узнал поогромному росту: хотя он недорос довеликана, чьи кости Флакк сМетеллом выкопали наКрите, новсе-таки мог обрывать желуди сверхушки дуба, так что сразу было видно, что это человек изпочтенной древности. Ливий ласково заговорил сним исказал: «Сер Альбертино, я пришел просить тебя, чтобы ты, когда проснешься, стал моим преемником ипродолжил писать историю, ибо нет никого, кто обладалбы такими обширными сведениями ицветущим слогом; ачтобы ты неробел перед этой задачей иневздумал, что она тебе непоплечу, я расскажу тебе, каких правил следует держаться всочинении этого рода ичего надлежит избегать». Тут он поведал нотарию, что при изложении чьих-то замыслов следует дать понять, одобряешь ты их или нет, врассказе оделах иих следствиях - как они совершались ибылили внушены благоразумием или безрассудством; когда выводишь человека, рассказать оего жизни вцелом, атакже оего предках, особенно если среди них есть люди знаменитые, - обновилли он их славу или осквернил; писать следует плавным слогом, аненестись,
словно поток сгоры, ивсячески избегать тех выходок, какими тяжебщики стараются уязвить один другого, иеще много подобных вещей, полезных всякому, кто намерен, распустив паруса, дерзнуть впучину общей памяти. Сер Альбертино впивал его речи, словно губка, нотолько собрался спросить, каково ему натом свете ипринятыли там вовнимание его заслуги, как вдруг уЛивия, сгоряча сделавшего резкое движение, скатилась голова иупала под ноги. Он быстро подобрал ее, надевать нестал, наскоро простившись, сказал, что придет позже, истем исчез. Сер Альбертино проснулся вчрезвычайном недоумении, порылся всвоей постели, нонашел лишь куриную кость, занесенную кошкой сулицы, инаконец пришел кмысли, что под видом Ливия ему явился кто-то измужей древности, павший вбою или казненный поприговору государства, дабы принудить сера Альбертино написать книгу спохвалою ему, однако послучайности неуспел приступиться ксвоему делу. Серу Альбертино это было очень досадно. Возможно, еслибы ему удалось дослушать, он ивсамом деле писалбы историю лучше прочих - ведь это дело такой тяжести, что, как говорится, поручи его Еврисфей Геркулесу,
уж верно заставилбы отступить, так что совет человека опытного, тем более изтаких краев, где все полно знаменитыми мужами, небылбы лишним; сдругой стороны, дело было воктябре, аосенним снам доверять непринято, так что, возможно, вэту пору инаставления кисторическому труду неследует принимать всерьез.
        XXIV
        -Авсе-таки ивснах бывает правда, - сказал келарь, - иБог дает их разуметь, ноневсем иневсегда, как дал Иосифу втемнице, так что нам следовалобы непенять насновидения, носпросить себя, почему эта милость нас обходит. Хорошо, однако, что ты помянул науку халдеев: если мы стремимся довсего коснуться, нельзя пропустить иэту толковательницу знамений, которую многие слушают, хотя происхождение ее нестоль почтенно, время, проведенное висследованиях, слишком мало, апредположения или неверны, или небесспорны, икоторая завсем тем судит опричинах случайных ивнезапных побуждений стакой заносчивостью, словно создала небеса, аневзяла варенду. Древние авторы пишут, что много было вРиме вельмож, которые, непризнавая высших властей нанебе, завсем тем ни налюди невыходят, ни обедать несадятся, пока несправятся вкалендаре, какую часть Рака нынче проходит Луна. Непренебрегали ей ивластители, хотя часто обманывались неверными или двусмысленными прорицаниями. Александр Север, которому пророчили смерть отварварского меча, думал погибнуть навойне, нобыл убит каким-то германцем вовремя солдатского мятежа. АРуфину
астрологи сулили порфиру втот самый день, как он был растерзан воинами иего голова, вздетая накопье, гуляла погороду.
        Расчетов ее слушался иАвгуст, который благодаря математику Теогену так уверился всвоей судьбе, что всем возвестил освоих звездах, словно оправе наследования, иотчеканил их намонете; иАдриан, который ежегодно вянваре делал запись обо всех событиях, какие ему предстояли, ивпоследний год довел ее досвоего смертного часа; иСевер, весьма усердный вэтой науке, как многие изафриканцев. Когда он овдовел исобирался жениться снова, то внимательно изучал гороскопы невест, и, прослышав, что вСирии есть девушка, укоторой вгороскопе значится брак сцарем, поехал туда, посватался иженился - нестолько наней, сколько насвоем честолюбии. Водворце своем, напотолке тех комнат, где он чинил суд, он велел изобразить звезды, под коими родился, кроме той части неба, которая указывает начас рождения; ее-то он приказал вдвух комнатах изобразить по-разному. Когда сыновья его начали жить некак должно, авойска - развращаться отпраздности, он, чтобы дать урок тем идругим, отправился воевать вБританию, хотя знал, что оттуда невернется; асвою любовь кматематическим изысканиям он передал сыну своему Антонину, который, говорят,
судил овраждебности идружелюбии близких кнему людей поположению звезд вчас их рождения и, наэтом основываясь, одних награждал, других убивал.
        Среди тех, кто процвел отблагосклонности звезд, был Трасилл, которого ты помянул, наРодосе занимавший Тиберия своей наукой. Знакомство их, говорят, было таково. Тесной тропой Тиберий увел его высоко наскалы, чтобы сбросить вморе, если сочтет его лжецом исеятелем вздора, испросил освоей будущности: когдаже Трасилл обещал ему, изгнаннику, боящемуся каждого корабля, императорскую власть, Тиберий спросил, можетли он увидеть, что ему самому готовит нынешний час. Трасилл, взглянув назвезды, дивится, колеблется, чем больше видит, тем глубже ужасается инаконец восклицает, что ему грозит великая инеодолимая опасность. Тут Тиберий, обняв его, поздравляет стем, что он видел опасность иуцелел, исэтого дня считает Трасилла среди ближайших друзей.
        -Да, он много удачливей того математика, - сказал госпиталий, - что убедил Домициана лишь своими похоронами, накоторых собаки растащили его труп.
        Келарь продолжал:
        -Впоследствии Трасилл, сумев убедить Тиберия, что тот проживет надесять лет больше него, исебе обеспечил безопасность, имог хвалиться тем, что многих спас отсмерти, ибо Тиберий, полагая, что унего есть время, пообычной своей медлительности откладывал приговоры иказни. Когдаже Трасилл скончался, Тиберий, рассчитывая еще пожить, неслушал врачей инеменял образа жизни; болезни, точившие его, приступили сбольшею силой, ион умер, непрожив игода. Однако ипокончине астролога незатихали его дела, словно круги откамня, канувшего надно: ведь Гай Цезарь, выстроивший мост между Байями иПутеолами, чтобы ездить понему вдубовом венке, сделал это лишь из-за Трасилла, некогда говорившего Тиберию, что Гай скорее наконях проскачет через Байский залив, чем станет императором. Трасилл оставил ремесло сыну, который предрек Нерону власть; всвоих книгах он, говорят, необелял инеоправдывал дружбы сТиберием, хотя измолчания можно делать любые выводы.
        -Какое, наверно, удивительное зрелище, - сказал госпиталий, - открывается нанебе тому, кто привык населять его своей суетой. Он видит свой нрав рассыпанным увсех навиду, под ногами уФортуны, видит, как восходят над головою его болезни, друзья, надежды, долги ихозяйство, как добродетели, неявляющиеся его заслугой, вступают вбой спороками, вкоторых нет его вины, как удачи, которые несбудутся, томят его пустым нетерпеньем, абедствия, которых нельзя избежать, делают его несчастным еще дотого, как случай заэто возьмется. Если внем зудит сладострастие, то это из-за Скорпиона, свившего гнездо вего паху, аесли он споткнется окамень иразобьет голову, то это потому, что Рыбы вступнях враждуют сТельцом вшее. Если его вдруг понесло вморе, чтобы терпеть ответров, биться сразбойниками ипить затхлую воду, то это потому, что его жребий Козерог взбил хвостом, как яйцо вмиске, аесли над его колыбелью поднимется Цефей, он поневоле примется писать трагедии, хотябы неотличал Финея отЛинкея ивсей душой ненавидел тех нечестивцев, которых принято выводить насцену. Непоразительноли это? Я представляю себе, как Птолемей
встречает Гвидо Бонатти иговорит ему: «Сер Гвидо, клянусь небом, которого мы оба стобой никогда уже неувидим, что я ни словом, ни дыханием неповинен втом, что ты мне приписываешь ивчем клянешься моим честным именем. Разве я неговорил, что астроном должен говорить овещах лишь вобщем, аневчастном, как тот, кто видит их издали? Почемуже ты берешься морочить добрых сиенцев, предсказывая им, чем кончится сражение укакой-то их реки, да иссушит ее Господь, итягаешься скрестьянином отом, кто извас лучше понимает впогоде, да еще ипроигрываешь? Разве я неговорил, что суждения моей науки находятся между необходимым иневозможным? - свидетелем мне вот этот Хали, написавший комментарии кмоему „Стословцу“, ипусть он перед всеми назовет меня лжецом, если я этого заслуживаю. Так почемуже ты, сер Гвидо, говоришь обудущем стакой уверенностью, будто оброшенном камне - что он упадет наземлю? Неяли говорил, что глубина этого искусства сокрыта, занятия его сложны ипокрайней удаленности отчеловеческого чувства разум беспрестанно впадает тут вразнообразные ошибки? Ни вмоих сочинениях, ни нанебе ненаписано того, что ты им
приписываешь, так что если тебе захочется отыскать причину своего удивительного бесстыдства, непутешествуй заней поМлечному пути, азагляни всвое сердце, это будет надежнее».
        XXV
        -Кстати ты вспомнил Фортуну, - сказал келарь. - Древние ведь водворили ее влучшем месте неба, как дорогую гостью, называли покровительницей Рима ивее честь учредили празднество Парилий, сфлейтами, бубнами ипением повсему городу. Вот чего я непонимаю: люди, любившие доблесть иее славой наполнившие все концы земли, - ведь что такое вся история, как непохвала Риму, - эти люди, как безрасчетные льстецы, поклоняются божеству, которое дарит без заслуг иотнимает изприхоти.
        -Мало того, - прибавил госпиталий, - идетей вшколе учат ей поклоняться, заставляя сочинять, что сказалбы оней Кассий натом свете, узнав, что ему пришлось умереть понедоразумению, или как благодарилбы ее Октавиан, умевший сносить ее непостоянство, ивкнигах исчисляют ее дела - она-де предала Манцина нумантинцам, Ветурия самнитам, Регула пунийцам, она убила Помпея, сделала раба владыкой Сицилии, она одна ни покоя, ни поражений незнает, внаших счетах оба столбца ею заполнены: пусть так - ноумолчиже обэтом, хотябы изсамолюбия!
        -Словно как наплощади, - сказал келарь, - заполненной статуями мужей достопамятных, близких кбессмертным богам, которые римское государство изничтожества вывели квеличию, увсех изваяний одно лицо, да еще инеприятное. Удивительно это стремление смешивать дела, совершенные доблестью, стеми, что обязаны лишь благоприятным обстоятельствам, подобно как Нума спрятал отсамого себя небесный щит, смешав его сземными, так что исам случай неугадает, что здесь принадлежит ему, ачто - его противнице. Нечего говорить отех, кто столь отдалился отБога, что уже иголову неподнимает над волнами случая: они играют вкости, роятся насостязаниях конников иубивают одного Цинну вместо другого, лишьбы потешить свое божество человеческой жертвой. Оставим глупцов их безумию; ночтоже люди, любящие мудрость?
        -Уних тоже бывает невсе гладко, - заметил госпиталий. - Цицерон задается вопросом: если корабль начнет тонуть воткрытом море изаодну доску ухватятся двое, причем некакие-нибудь глупцы, аоба люди мудрые, долженли один изних уступить доску другому. Подолгом раздумье он решает, что доску должен получить тот, чья жизнь важней для государства, аесли они вэтом вопросе немогут прийти ксогласию, то должны разыграть доску напальцах. Ты, брат Петр, как смотришь наэто?
        -Если они готовы довериться случаю, - отвечал келарь, - значит, оба этого заслуживают, ибо их теперь мудрыми неназовешь. Кто усебя вдоме устроил игру вкости, тот, если его побьют или обокрадут, никаким иском незащищается, итакого рода дела, совершенные вовремя игры, остаются безнаказанными; ядумаю, это мудрое постановление, иследует распространить его наэтих двоих: если они потеряют жизнь, играя впальцы, то им пенять ненакого, кроме своей мудрости.
        -Когда-то, говорят, вРиме был закон давать слепцу посотне динариев вгод отгосударства. Десять человек пришли как-то вгород ижили весело вкорчме, акогда пришло время расплачиваться, денег уних недостало. Один сказал: «Я слышал, тут платят слепцам; бросим жребий: накого падет, тому вынем очи, ипусть он идет заденьгами, какие ему причитаются, чтобы выкупить нас отсюда». Бросили жребий; выпало тому, кто присоветовал; ему вынули глаза иотправили споводырем кгородской управе. Они колотили вдверь палкой, инаэтот гром, откоторого засовы тряслись, вышел привратник испросил, чего им надобно. Ему отвечали, что тут слепец заимператорской милостью. Привратник пошел сказать человеку, приставленному квыдаче денег, атот вышел посмотреть наслепца. «Ты чего хочешь»? - спрашивает он. «Хочу денег, положенных поимператорскому указу», - отвечает слепой. «Видал я тебя давеча вкорчме, - говорит казначей, - да иты меня видал, потому что глаза утебя были; ауказ ты, видно, прочесть неозаботился, затем что там олюдях, слепых отболезни или какого несчастия, аежели ты подоброй воле дал себе глаза вынуть, чтобы весело пить
иесть, так это непро тебя писано: иди, ищи себе вспоможения, откуда хочешь, аздесь ни сребреником непоживишься». Слыша таковые речи, этот слепец, пострадавший загрехи десятерых, сосрамом поковылял обратно, неимея чем искупить зрячих изкорчмы. Вот тебе, брат Петр, история наслучай, если ты когда еще захочешь порицать тех, кто доверяется жребию ичей разум темнеет раньше глаз. Я, однако, замечаю, что привел внашу беседу больше слепых, чем их собирается впраздник подле церкви, когда они толкаются головами иговорят друг другу: «Опусти плечи, ато люди подумают, что ты слишком счастлив»; замолкаю, аты продолжи.
        -Стоитли говорить, что эта чума иводворцы вползает? Император Клавдий предавался игре вкости, иной раз звал нанее тех, кого вчера велел казнить, апоскольку они неоткликались, он через нарочных обзывал их сонливцами.
        -Я помню одну книгу, - сказал госпиталий, - где сочинитель дал себе волю, рассчитывая, что его никто непоймает заруку, поскольку он изображал, как Клавдий посмерти является натот свет. Навстречу ему сплеском выходят консулы, преторы, префекты, его жена, зятья, племянницы, друзья, акогда он, приятно удивленный таким обилием знакомых, осведомляется, откуда они тут, отвечают, что ему лучше знать - ктоже, как неон, очиститель земли, их сюда спровадил. Тянут его ксудье, ведшему разбирательства позакону Суллы одушегубах; судят быстро, носпотыкаются нанаказании - он ведь казался им чем-то беспримерным почасти содеянного - и, решив учредить новую кару, велят ему играть взернь продырявленным рожком. Сколько Клавдий ни пытается бросить кости, они разлетаются изпробитого дна; он собирает их ивстряхивает снова; акогда ему удастся их метнуть, тут иСизиф избавлен будет отбремени, иИксион отрешен отколеса. Ноя опять тебя перебил; продолжай, пожалуйста.
        -Отброска костей ждут вестей обудущем, ища предвидения там, где нет ипростого благоразумия. Тиберию, когда он вмолодости посетил близ Падуи одно святилище, велено было бросить кости вручей, иони легли под водой самым счастливым образом; их потом долго там видели. Марк Антоний вту пору, как они еще ладили сОктавианом, тяготился его обществом, ибо сколько они ни брались играть вкости, метать жребий или стравливать петухов, Антоний всегда проигрывал - пословам одного египтянина, оттого, что его удача игений страшатся Октавиановых. АГелиогабал, начьих пирах каждый получал подарок пожребию, устраивал так, что одному выпадало десять верблюдов, другому - десять мух, третьему - десяток куриных яиц, ачетвертому - фунт говядины или фунт свинца; так он соревновался сФортуной, единственным божеством без добродетели.
        -Привлекать ее внимание можно идругими способами, - заметил госпиталий. - Птолемей, царь Кипра, видя, что римляне заглядываются наего богатства, решился выехать вморе, пробить вкораблях дыры ипотопить свое золото, пока оно его неопередило. Вэтом он брал пример сПоликрата, который хотел иметь повод жаловаться набогов, аненасебя; Птолемей, однако, предпочел нето умилостивить, нето развеселить Фортуну, подражая ее безрассудству, ибо, невсилах проститься сденьгами, повернул ладью назад, оплакивая то их, то себя, итемже порядком вернулся водворец. Таким вот образом он прогулялся сосвоей казной поморю, иотэтого она лишь нагуляла аппетит ивскором времени сожрала Птолемея, ибо он, видя, что ему нет спасения, вынужден был сам отправить себя натот свет, куда сденьгами непускают.
        -Кое-что Фортуна всеже потопила, хотя ивыждав немного, - сказал келарь. - Когда Катон прибрал для римлян казну Птолемея иплыл снею домой, вбуре пропал корабль сего счетными книгами, куда были внесены все сделки, иКатон утратил свидетелей своего бескорыстия. Фортуна, отпустив алчность Птолемея, проглотила разборчивость Катона: это доказывает ее добрые задатки, или ее насмешливость, или ничего недоказывает.
        XXVI
        -Цицерон благословляет ветер, который отнес его корабль вВелию, когда он хотел бежать кгреческим берегам, - заметил госпиталий. - Он говорит, что этот чудесный ветер разубедил его иотвратил отвеликого бесславия. Изэтого видно, что благоразумные люди нестесняются воздать должное случаю, когда он поправляет ошибки ихума.
        -Пусть так, - сказал келарь, - однако таково меньшинство, ибесчисленны те, кто ждет отФортуны невразумления, аблагоденствия, аведь это все равно что отучителя грамматики ждать, что он придет наурок сгоршком меда. Если таковы славные мужи, чего ожидать отчерни, которая им подражает втом, что легче?.. Сервий Туллий, сын рабыни, ставший царем Рима, был, говорят, влюбовной связи сФортуной, которая влезала кнему через окно - такое упорство вложила внее страсть - «инебыла слепа лишь для него одного», как говорит поэт: ещебы, кто видел слепых, норовящих забраться вокно!
        -Заметь, теперь ты начал, - сказал госпиталий.
        -Из-за этого-то, - продолжал келарь, - Сервий построил храмы Фортуны Милостивой, Фортуны Мужеской, Фортуны Первородной иразных других Фортун, которые, однако, неспасли его оттого, что зять составил против него заговор, адочь переехала его труп колесницей; аводном изэтих храмов стояло изваяние его самого спокрытым лицом, затем что Фортуне стыдно стало всего, что она вытворяла ради этого человека. Если она слепа, какое ей дело дотого, открыто уСервия лицо илинет?
        -Нескажи, - возразил госпиталий. - Нерон казнил Кассия Лонгина зато, что тот среди родовых портретов хранил иизображение убийцы Цезаря, хотя Кассий Лонгин был слеп и, следственно, портреты для него визвестном смысле несуществовали; однако Нерон негодовал нато, что Кассий, будучи слепым, имеет дерзость видеть глазами благочестия. Так итут - уФортуны, видимо, были чувства, для которых важно, видно лицо ее любовника или нет; ночто это зачувства, я объяснить немогу, потому что, правду сказать, я неочень-то искушен вделах этого рода.
        -Хорошо, - отвечал келарь, маша рукою, - оставим эту пару намилость друг другу; скажи, чего ждать отпростого люда, когда уимператора Марка, человека, который дотого любил добродетель, что согласился читать оней лекции, - уэтого, говорю я, божества государства украшало спальню золотое изваяние Фортуны, полученное им неоткого-нибудь, аотАнтонина Пия, словно урок, кого надо слушаться инакого надеяться государю?.. Да исам Корнелий Сулла, создавший наш город идавший ему имя Корнелиева форума, гордился некаким-нибудь иным, нопрозвищем Счастливого.
        -Брат Петр! - воскликнул госпиталий, - помилуй! тыли это говоришь? НеСулла создал наш город, аХристос, Господь наш; наземлеже унас городанет.
        -Как можно понять, - отвечал, смутившись, келарь, - онашем городе я сказал внесобственном смысле; ведь пока мы наземле, мы привязаны кместу, так что можно сказать, что оно наше.
        -Ода, привязаны, - перебил госпиталий, - анекоторые идольше, как тот банщик, что ипосмерти выходил подать гостям полотенце; атебе еще изаблагорассудилось сцепить нас счеловеком, окотором говорили, что его ни похвалить, ни выругать достойно нельзя, - подлинно, нелюбимец Фортуны, носама она, которую ни хвалы, ни хулы незадевают! - счеловеком, который первым всвоей семье выбрал быть сожженным, анепохороненным вземле, чтобы сним посмерти непоступили, как сам он спрахом Мария, - вот счастье, когда засебя ивгробу боишься! - наконец, счеловеком, который иумер-то отгнева, выведенный изсебя каким-то Гранием, так что сомневаются, кто умер раньше, он сам или его ярость.
        -Нет ничего хуже такой гневливости, - поспешно сказал келарь, - когда гнев длится после захода солнца, то есть переживает человека; незря ее изображали адским жителем, всю взмеях исгорящими глазами. Когда Валентиниан был императором, Аттила, король гуннов, под самым Римом дал сражение римлянам. Никто неизбежал смерти, кроме военачальников инемногих телохранителей, акогда тела погибших упали, их души продолжали сражаться еще три дня итри ночи. Мертвые бились снеменьшим ожесточением, чем когда были живы; видели призраки воинов ислышали скрежет их оружия. Справедливо говорили древние, что неподобает носить гнев бессмертных богов всмертном теле.
        -Когда умер мессер Микеле Ланча, - сказал госпиталий, - ибыл погребен, как подобает, непрошло итрех дней, как отего гроба понеслись какие-то звуки, сперва пугавшие людей, нокогда кним прислушались, оказалось, что это покойный решил произнести посебе похвальное слово, ибо знал предмет лучше всякого другого инемог вэтом отношении положиться надобросовестность оставшихся при жизни. Он начал речь, как полагается, сосвоего происхождения, воздав хвалу родному городу ипопрекая Тотилу, который его разрушил; затем он поведал освоих предках, их нравах, делах иимуществе, утверждая, что цвет их славы внем обновился идостиг полного блеска, итаким образом получил повод описать исвое появление насвет, которое необошлось без приличествующих ему знамений: именно, изкуриного яйца вылупилась ящерица, аизпогреба раздался голос, говоривший: «Отрежь еще, нежалей», хотя там никого небыло. Потом он очертил свое воспитание - навкус некоторых, сизлишней краткостью - иперешел ксвоим деяниям. Ночью он преимущественно предавался делам войны, авдневное время - мирным занятиям, причем так, что нарассвете выступали благоразумие
имужество, азакат сопровождался справедливостью иблагочестием. Я знал людей, которые находили такое построение весьма изящным. Когда прояснилось, что кости мессера Микеле никому нехотят зла, атолько занимаются невинной похвальбой, которой ненасытились прежде, люди привыкли, ипокойник начал пользоваться усограждан широкой известностью. Многие, кому был досуг, сидели над его гробом, судивительным терпением слушая человека, которого нельзя оспорить, аиные, наоборот, приходили изредка, идневавшие при гробе сообщали им, что они пропустили. Сособенной приязнью он затронул ту пору, когда фаэнтинцы осадили Имолу всоюзе смессером Агинольфо, сыном графа Гвидо Гверра, ипричинили ей много тягот; поведение мессера Микеле при той осаде, судя поего словам, было безупречным, ивообще ему так полюбилось это время, что, будь его воля, фаэнтинцы осталисьбы смессером Агинольфо навечно, как тень стелом изапах сгоршком. Потом он увязался запокойным императором, когда тот пришел вгород снамерением осадить Фаэнцу, ивсем казалось, что мессер Микеле того гляди доберется досвоей смерти, однако он вдруг бросил императора под
Фаэнцей, потому что забыл рассказать, как вИмолу прибыл епископ Мецский, чтобы собрать там всех князей Романьи. Акогда наконец покойник честью проводил изИмолы мессера Пьетро Траверсари, мессера Уголино ди Джулиано ивсех, кто там приключился (удивительно, как распоряжался Италией этот человек, непокидая могилы), он нашел время коснуться своих друзей (многие, кто гостил при гробе мессера Микеле, узнали, что имели честь входить вих число) иуже подступил ксравнению, нооказалось, что сравнить ему себя нескем; голос мессера Микеле делался все более невнятным, превратился вбормотанье инаконец утих, хотя вгороде еще долго шли пересуды иобсуждения, непривралли мессер Микеле втом или ином случае ивозможноли вообще привирать вего обстоятельствах. Позже человека умирает его тщеславие, амало какая страсть так заставляет разливаться вречах, оправдывая то, чего нельзя переделать, так что людям, его слушающим, посправедливости хочется молвить, что «уже зовет тебя Пифагор», как говорится. Новернемся кСулле инашим стенам; помнится, я говорил, что мы - граждане истинного города, аздесь визгнании, тыже утверждал, что
тут наш родной город, так что мы оказываемся вроде того Ситтия, что был единственным человеком, изгнанным народину. Кстати будет сказать оСулле, что само прозвище Счастливого он принял послучайному поводу, после смерти младшего Мария, показав, как боялся этого врага, - хотя когда отрубленную голову Мария доставили Сулле, он, выставив ее нафоруме, смеялся над молодостью консула исоветовал ему сперва стать гребцом, апотом уже притязать наместо укормила; носчастье неудаляется иоттех, откого ушло великодушие. Сам он, впрочем, приписывал себе две главные удачи завсю жизнь: одна - что он мог сжечь Афины, нопощадил.
        -ИЮлий Цезарь, - сказал брат Петр, - помиловал афинян после Фарсальской битвы, прибавив вукоризну, что нераз еще их, пытающихся себя погубить, спасет слава предков.
        -Ну авторая его удача? - спросил Фортунат.
        -Оней, признаться, я запамятовал, - отвечал госпиталий, пожимая плечами, - новспомню, если мы посидим тут еще немного. Ведь счастье неповорачивало кнему хребет, как кСеяну, так что непросто вспомнить, какую изсвоих побед он решил счесть лучшей.
        XXVII
        -Хорошобы, еслиб такой человек, много повидавший исделавший, написал книгу осчастье, как его достичь икакими средствами удерживать, - сказал Фортунат. - Это былобы назидательней многого другого. Акак это вышло сСеяном?
        -Видишьли, - отвечал госпиталий, - счастье, будучи делом недоблести, анеба, требует для себя умолчаний иоскорбляется чрезмерным любопытством. Нумений, написавший книгу систолкованием таинств Цереры, восне увидел ее сдочерью стоящими вдверях непотребного дома ипоносящими его зато, что он их сюда спровадил. Еслибы геометрия играмматика были божествами, изтех, каким строят храмы сколоннами иприносят вжертву петуха, они, верно, тоже гневилисьбы из-за школьных учебников инасылали паршу наих сочинителей, чего вотдельных случаях нельзя неодобрить, так что нежди, что стайнами счастья будет иначе. Что доСеяна, то незадолго перед тем, как он лишился власти, надежд ижизни, его смутило такое знаменье: вего доме стояла статуя Фортуны, некогда принадлежавшая, как говорят, царю Сервию, икогда Сеян совершал перед нею жертвоприношения, она повернулась кнему спиной. Падение его было скорое исокрушительное, так что те, кто утром провожал его всенат как существо божественное, днем тащил его оттуда втюрьму, попути разрушая его статуи, аего самого хлеща полицу иоскорбляя всеми оскорблениями, какие можно выдумать
наспех; инетолько сам он погиб, нодетей ижену утянул засвоим бедствием. Однако эта история напоминает мне другую - как сторож при римском храме Геркулеса, скучавший отбезделья, предложил своему богу сыграть сним вкости, наусловье, что если выиграет сторож, бог ему услужит чем-нибудь при случае, аесли бог, то сторож устроит для него пир иприведет женщину. Сторож бросил кости засебя, бросил забога ипроиграл; ввечеру он отыскал блудницу, которую запер наночь вхраме, вместе снакрытым столом, иушел. Посовести, я незнаю истории чудесней.
        -Я вижу тут вздорную басню, вкоторой ибогу, илюдям приписывается то, что им неподобает, - сказал келарь. - Ноты, похоже, находишь вэтом что-то другое: так объясни, что именно.
        -Да, нахожу, ивот что. Древние философы, когда хотели подступиться кописанию высшего блага или помешать поэтам развращать нравы юношества, оставляли привычное им рассуждение исочиняли басни, дабы помочь своему разуму или поддержать чужую добродетель. Мне кажется, еслибы они собрались все вместе, водном саду, причем вдохновение целый день непокидалобы их, изощряя их разум идержа их всогласии, какого они никогда незнали, - всем прилежанием своего ума ирвением сердца они несочинилибы истории, котораябы короче ивразумительней описывала все наши земные дела. Человек, который играет вкости сосвоим богом; человек, который оговаривает условия наслучай своего выигрыша; человек, который проигрывает ивсе-таки выполняет свои обязательства - скажи, чего тут онас несказано, ия отвечу, иэто тут есть, просто ты невидишь.
        -Ты забыл прибавить: человек, который сторожит бога, пока ему ничего неугрожает, ипокидает его втот самый миг, когда он того гляди согрешит, - отозвался келарь. - Впрочем, ты меня неубедил; янедумаю, что истории обигре вкости благотворнее для нравов, чем заведения сней.
        -Тогда послушай вот эту, - сказал госпиталий. - Король Энцо, сын покойного императора, как известно, посию пору сидит втемнице уболонцев, ивыпустятли они его когда-нибудь - одному Богу ведомо, поскольку император, его отец, истощил все средства кего избавлению иумер, так ничего недобившись. Однажды, когда стражники нехотели давать ему еды, туда пришел один избратьев-миноритов, брат Альбертин изВероны, ипросил стражников дать королю еды ради любви кБогу икнему, когдаже те отказали, он сказал им: «Давайте-ка сыграем вкости, иесли я выиграю, вы дадите ему поесть». Он сыграл ивыиграл, идал королю поесть, утешив иусладив его беседой, ивсе, кто слышал обэтом, славили его милосердие иизобретательность. Скажи, брат Петр, как по-твоему, следовало ему браться закости илинет?
        -По-моему, - отвечал келарь, - этот брат Альбертин, окотором ты говоришь, поступил наилучшим образом исоблазниться онем можно лишь понедомыслию; аесли ты опять помянешь ту притчу сдвумя мудрецами впучине, я тебе отвечу, что это совсем другое дело, ибо там каждый сперва хотел слыть наэтой доске важнейшим для города человеком, апотом - сберечь свою жизнь, братже Альбертин поступил так изжалости кхристианской душе, ничего нежелая для себя.
        -Ты благосклоннее кдревним, пока я их порицаю, анеутешаюсь их историями, - сказал госпиталий. - Это оттого, что ты, как они, проклинаешь землю, которую неможешь завоевать. Вернусь-ка я кпрежнему, ради их спокойствия.
        XXVIII
        -Повашим речам мне кажется, - сказал Фортунат, - что исостатуями бывало много такого, что можно счесть знаменьями.
        -Бывало, ичасто, - отвечал келарь, - выступали настатуях богов пот ислезы, иной раз кровавые, вовремя испанской войны бил огонь изголовы Вулкана, смеялся истукан Юпитера, когда Гай Цезарь хотел перевезти его наПалатин, акогда римские женщины поставили изваяние Фортуны, оно отчетливо сказало, что идар они принесли, ипосвящение совершили должным порядком. Вовремена императора Отона статуя Победы, стоявшая наколеснице, выронила изрук вожжи, апри Коммоде нафоруме были видны следы уходящих богов: про подобное знаменье толкователи снов пишут, что оно - ксмерти сновидца.
        -Если только статуи немедные, - заметил госпиталий, - иначе это кденьгам, ибо они также переходят изрук вруки.
        -Неужели вправду бывало такое уязычников? - спросил Фортунат.
        -Коли итак, - отвечал келарь, - то неотсилы богов, ноотнемощи вещей: ведь идерево, икамень плесневеют, проступает изних краска, дерево ссыхается истонет, и, словом сказать, есть много естественных причин, заставляющих человека суеверного видеть больше, чем показано, иприписывать статуе слезы или речь; ктомуже вмешиваются тут ибесы, привыкшие клюдскому поклонению ипринужденные обновлять его мнимыми чудесами. Подобно галлу, обманувшему Цезаря, они поднимают паруса насвоих кораблях, севших намель, чтобы издали казалось, что они плывут спопутным ветром. Какой горечью наполнялся их рот, когда истинная вера выставляла их напосмеяние! Блаженный Григорий, епископ Неокесарии, однажды, странствуя вчужих местах, вошел вязыческий храм и, совершив ночную молитву, пошел далее. Поутру пришел жрец инеобнаружил своего бога, всегда являвшегося наего зов; акогда жрец заплакал иразорвал свои одежды, чтимый им бес показался ему имолвил, чтобы наперед неждал его, затем что Григорий, ученик Христов, здесь молился, итеперь ему ходить сюда заказано. «Аеслибы Григорий тебе приказал вернуться?» - спрашивает жрец. «Еслибы
приказал, ябы вернулся», - отвечает бес. Услышав это, жрец кинулся заблаженным Григорием и, нашед его вгорах, просил ислезно молил, чтобы тот приказал воротиться богу, который почитается здешними жителями икоторого он изгнал. Григорий неотказал ему, нонаписал письмо, веля бесу прийти наместо. Жрец пошел сэтим письмом восвояси иположил его вхраме. Когдаже бес вернулся всвое изваяние, жрец спросил его: «Теперь ты снова здесь? Значит, Григорий сильнее тебя, что ты подчиняешься его приказам?» «Нам нельзя, - отвечал бес, - бороться ссилою креста, ибо ему подчинены легионы людей, ангелов ибесов». Тогда жрец сказал: «Если ученик сильнее тебя, насколько более его учитель! Я расстаюсь стобою иухожу служить ему»; ибросив беса напроизвол судьбы, он пошел кблаженному Григорию исделался его учеником.
        -Я думал, ты особо скажешь отех, что оживлены магическим искусством, - сказал госпиталий, - вроде изваяний, изображавших римские провинции, что стояли хороводом вокруг статуи Рима, иесли впровинции начинался мятеж, то ее истукан поворачивался кРиму задом, аримляне посылали вте края сильное войско; незнаю, веритьли вэто, ноистории омагическом искусстве тем ихороши, что верить вних необязательно.
        -Да, таких историй много, - сказал келарь. - Пишут, что король готов Аларих немог переправиться наСицилию, пока там стояла статуя, оберегающая остров отЭтны иотварваров, нокак только она была низвержена, сицилийцы много претерпели оттого идругого. Есть иеще истории этого рода. Вдень, когда был убит император Маврикий, далеко отего столицы, вгороде Александрии, один человек возвращался поздно сприятельского пира, акогда добрался доглавной площади, статуи, стоявшие там, сошли наземь и, обратившись кнему поимени, поведали, что случилось нынче симператором. Он насилу добрался домой; опомнившись отужаса, он поведал обувиденном одному, другому, слух дошел доправителя Египта, анадевятый день явился кнему изстолицы вестник срассказом окончине Маврикия. Говорят также остатуях, которые наказывали тех, кто неподобающим образом сними обходился. Был вГреции город Феспии, славный изваянием Купидона; его увез оттуда вРим сперва Гай Цезарь, апотом, когда поего кончине статую вернули феспийцам, - иНерон, при котором она ипогибла вримском пожаре; ифеспийцы были уверены, что оба эти императора погибли горькой
смертью лишь из-за нечестия, оказанного их богу.
        -АоКорнелии Сулле, - прибавил госпиталий, - тоже самое думают водном греческом городке, откуда он вывез статую Паллады: храм сэтого времени был заброшен, поскольку лишился божества, Суллаже умер позорной смертью, заеденный вшами. Нокуда больнее были удары, наносимые кому попало статуями, когда мирская власть разделяла их обиды. Тиберий неосудил мима Кассия, продавшего вместе ссадом статую Августа, сказав, что его отец стал богом недля того, чтобы истреблять сограждан; ноДомициан приговорил ксмерти женщину, раздевшуюся перед его статуей: зато, когда сам он умер, его статуи валил иломал всякий, кто мог дотянуться, вымещая наних все свои страхи. Иприязнь, иненависть народа оказывались равно опасны изваяниям, так что счастливой жизнью для них былобы ничем невозмущаемое пренебрежение. Римляне рукоплескали статуе Нептуна, когда хотели выказать свою любовь кСексту Помпею, аАвгуст, когда буря разорила его флот, удалил Нептуна изпроцессии, прибавив, что ибез его милостей добьется своего. Готы требовали казнить вдову Боэция зато, что она подкупала войсковых начальников ради уничтожения статуй Теодориха,
отмщая ему заубийство своего отца имужа. Гелиогабал, подыскивая жену богу Солнца, сперва перенес ксебе вспальню статую Паллады, которую нетревожили ссамого ее прибытия изТрои, апотом объявил, что его богу непонраву вооруженная девственница, ипослал вЛивию застатуей Урании, или Луны, велев ливийцам собрать надостойное приданое, акогда Уранию доставили, выдал ее засвоего бога ивелел всем вИталии праздновать ивсенародно, ичастным образом, затем что брак богов - вещь крайне редкая. Авот пример удивительной кротости божества, изчьего лона вышел род Цезарей: Август, вту пору, как еще нестал божеством садов ипредлогом казней, обедал однажды вобществе одного старого рыцаря изБолоньи и, зная, что его сотрапезник ходил сАнтонием напарфян, когда был разорен тамошний храм Венеры ирасхищена ее золотая статуя, спросил, правдали, что тот, кто первым поднял руку наизваяние, испустил дух, ослепший иразбитый вовсех членах, арыцарь отвечал, что он, Август, сейчас трапезует отее ноги ичто он, его гостеприимец, иесть тот самый человек, авсе его имение - отэтой статуи. Куда жесточе обошлась Венера содним римским юношей,
хотя он ничем ее неоскорбил, нолишь выказал простительное легкомыслие.
        -Как это вышло? - спросил Фортунат.
        -Боюсь, эта история несоответствует святости места, где мы находимся, - сказал госпиталий, - нотак ибыть, расскажу, соблюдая краткость.
        XXIX
        -Вту пору, когда Римом правили преемники блаженного папы Сильвестра, один юноша изсенаторского рода, наследник больших богатств, созвал друзей насвадебный пир. Понраву ивоспитанию склонный жалеть скорее онедостаточном блеске, чем очрезмерных издержках, он постарался, чтобы никто невспоминал дурно обэтом дне. Каждая перемена блюд стоила много марок, вино врезных бокалах умело подружить одно блюдо сдругим, асоседей между собою; одним любезна была беседа, другим - пение иигра нацитре, атот, кому всего было мало, пил изкубка, пока всего ему непокажется вдвое. Лукулл иАпиций, будь они там, призналисьбы, что невидали столь пышной свадьбы.
        Тут брат Петр перебилего:
        -Несправедливо, брат Гвидо, что ты превозносишь римские пиры, словно других таких нет насвете; амежду тем когда Аларих, сотрясавший всю Италию, скончал свои дни, аготы сделали королем Атаульфа, тот, чтобы придать прочности своему положению, женился наГалле Плацидии, дочери императора Феодосия, исправил свадьбу негде-нибудь, аунас вИмоле, которая тогда еще звалась по-старому, Корнелиевым форумом. Супруги восседали впалатах, украшенных по-римски; Атаульф подарил невесте пятьдесят юношей вшелковых одеждах, изкоих каждый нес вруках два больших блюда, одно полное золотом, другое драгоценными камнями; потом сказаны были эпиталамии, один изящнее другого, ипиршество совершалось квеликой радости готов иримлян.
        -Помилосердствуй, брат Петр! - отвечал госпиталий. - Сперва ты выводишь против меня некого-нибудь, асамого Алариха; яуже оглядываюсь, чембы отнего отбиваться, как он умирает, неуспев понять, зачем попал втвою речь: впрочем, сним это нераз случалось, он икРиму пришел непосвоей воле, ноиз-за понуканий, которые каждый день слышал неведомо откуда, так что для него это, можно сказать, дело привычное. Потом ты хочешь, чтобы я вместо своего пира описывал какой-то другой, затем что там кормили лучше, иудивляешься, почему я неспешу приделать своей статуе чужую голову. Давай так: я доскажу освоей свадьбе, как умею, идаже лишней краюхи хлеба неприложу, чтобы неказалось, что я хочу сделать подарок невесте, апотом ты освоей - былили там бобы вмолоке, рис сминдалем исладкие пироги - иможешь даже, как помянутый Азеллий Сабин, заставить каждое блюдо говорить отсвоего лица, чтобы больсенские угри рассказали, какая для них честь присутствовать наэтой свадьбе, особенно ссыром ияйцами; да изобрази их так, чтобы сам Луций Красс, который отслужил панихиду полюбимой мурене, когда она сдохла унего впруду, устыдился своей
привязанности…
        -Это который изКрассов? - спросил келарь: - нетотли, что улыбнулся всего раз насвоем веку? Он что, незнал, что родил ее смертной?
        -Нет, неэтот, - отвечал госпиталий, - атот, что был цензором вместе сГнеем Домицием иобещал продать ему весь свой дом, кроме шести деревьев: ты помнишь; атеперь позволь мне досказать.
        XXX
        -Когда выпитые чаши их разгорячили, все вышли наполе, чтобы разогнать тяжесть вжелудке, ажених, поправу председателя устроив игру вмяч, надел свое обручальное кольцо напалец бронзовой статуи. Наконец он, запыхавшись, вышел изигры, вкоторой всем нравилось ему мешать, словно пловец израсходившегося моря, иобнаружил, что статуя сжала пальцы вкулак. Он долго боролся снею, но, несумев ни стянуть кольцо, ни отломить палец, отошел, никому несказав, изопасения, что его осмеют или украдут кольцо, стоит ему отлучиться. Снетерпением он ждал ночной темноты, асее приходом выбрал самых крепких слуг иотправился сними наполе, где сизумлением обнаружил, что пальцы вновь разогнуты, акольцо пропало. Придумав предлог ночному походу, чтобы унять любопытство спутников, он вернулся домой, вдосаде, нобез тревоги, думая лишь опрелестях своей жены. Однако стоило ему лечь подле нее, как между ними поднялось темное облако, недававшее видеть иосязать, ион услышал чей-то голос, говоривший: «Иди намое ложе, ведь нынче ты сомною обручился; намой палец надел ты кольцо; ты мой, ия тебя неотдам». Устрашенный, он немог отвечать
видению ипровел ночь без сна, видя близ себя клубящуюся мглу. Утро непринесло ему отдыха, ибо всякий раз, как он пытался обнять жену, между ними возникало это облако, так что нигде они немогли быть вдвоем. Натретий день, побужденный жалобами супруги, юноша открылся родителям, которые, видя, что вовсем остальном он здоров иневыказывает ни телесного, ни духовного удручения, рассудили заблаго просить помощи унекоего Палумба, бывшего пресвитером впредместье иимевшего славу человека, способного воздвигать призраков иприказывать демонам. Выслушав пугливую лесть своему могуществу, важно приняв богатые дары иобещанья еще больших, если благодаря его вмешательству соединятся супруги, Палумб разрешил молчание такою речью: «Хотя отюношеской пылкости нельзя ждать осмотрительных поступков, однакоже ей приходится расплачиваться завсе совершенное, словно заплоды обдуманных решений: аведь нельзя сказать, что ты ничем непровинился, ибо ипобожественному праву, ипочеловеческому ты кругом виноват итерпишь похмелье отлозы, которую сам насадил. Есть визваяниях божественный дух, толи постоянно обитающий, толи связанный сними
какою-то нитью, что лишь иногда напрягается, как леса урыбака. Ты, верно, читал вистории, как наши предки, поизнурительной войне захватив Вейи, приступили ктамошнему храму Юноны, неснасилием иалчностью, как это вобычае упобедителей, ноомывшись, одевшись всветлое платье иблагоговейно простирая руки, дабы спросить царицу богов, хочетли она пойти вРим, таже вответ наих речи кивнула имолвила: „Да, хочу“. Ачто дочеловеческих установлений, то премудрый Ульпиан в„Комментариях“ говорит, что если ты приделаешь моей статуе руку, то против тебя возможен иск, как еслибы ты использовал для корабля чужую доску или убрал чашу чужими украшениями, - аведь ты так исделал. Ноя небуду тебя корить, ибо, во-первых, утебя для этого есть родители ивоспитатели, аво-вторых, пылкий человек внесчастье ожесточается иизукоризн выносит немудрость, ноодну только злобу. Так ибыть, помогу я тебе, ибо Господь велит нам помогать друг другу». Он написал некое письмо иподал его юноше, говоря: «Выйди нынче ночью наперекресток четырех путей, стань там исмотри: пойдут мимо тебя людские обличья обоего пола, всякого возраста, всякого звания,
конные ипешие, понурые изаносчивые; незаговаривай сними, даже если они ктебе обратятся. Заэтою станицею следует некто, статью приметнее прочих, сидящий вколеснице; молча вручи ему это послание, пусть прочтет, итотчас все станет потвоему хотению, только нетеряй мужества». Юноша поклонился пресвитеру иночью вышел науказанный перекресток. Немного времени прошло, как он убедился вистинности услышанного. Многие мимо него тянулись; среди прочих увидел он женщину, одетую подобно блуднице иедущую намуле; волосы ее, развевающиеся поплечам, увисков стягивала золотая повязь, вруках унее была золотая розга, коей приударяла она свою скотину; из-за тонкости одежд зревшаяся почти обнаженной, она восседала иозиралась сбесстыдной вольностью движений. Когдаже их вереница иссякла, приблизился последний, казавшийся господином над всеми; устремив наюношу ужасный взор сколесницы, изукрашенной перлами исмарагдами, он вопросил, для чего тот явился; юношаже, ничего неотвечая, протянул ему послание. Демон узнал печать инесмел ею пренебречь: прочел письмо и, воздев руки кнебу, воскликнул: «Всемогущий Боже, долголи еще Ты будешь
терпеть непотребства Палумба пресвитера?» Одному изклевретов, шедших обок его колесницы, он указал наВенеру, велев отнять унее кольцо. Та, отбиваясь иотворачиваясь, насилу отдала похищенное. Тут все исчезло, аюноша, стиснув кольцо, пустился домой, истого дня его любовь незнала помех; ноПалумб, услышав, как демон вопиет онем кнебу, уразумел, что сим предвещается скорый конец его дней, апотому, изнурив ирастерзав свои члены постом ибичеванием, совершил жалостное покаяние, пред очами римского народа исповедавшись папе вовсех своих делах инеслыханных гнусностях.
        -Ачто стало состатуей? - спросил Фортунат.
        -Незнаю, - отвечал госпиталий. - Если опыт научил юношу осмотрительности, то, пожалуй, он велел перелить Венеру наколокол иподарил какой-нибудь деревне; ноесли он изтех, кому вболезни утешительно быть заразным, он приложилбы усилия сберечь эту медь наполе, словно машину, вдревних трагедиях выносившую богов налюди, ради свирепств, вкоторых они нераскаиваются, ирасправ, вкоторых неотчитываются.
        Книга вторая
        I
        Тут келарь сказал:
        -Ты напомнил мне, брат Гвидо, ободной вещи, которую я прочел уБоэция, вкниге, написанной им против Евтихия, где он говорит: «Ноесли плоть создана заново инеприята отчеловека, то гдеже великая трагедия Рождества?» Я хотелбы понять, вкаком смысле он говорит отрагедии, когда касается Рождества Христова. Мне доводилось встречать такое объяснение: трагедия описывает дела забавные ичудовищные; еслиже плоть Христова неприята отплоти человеческой, то все, что Священное Писание говорит оРождестве Господа нашего, уподобится трагедии, ито, что мы читаем одвойном солнце идвойных Фивах, будет нечудовищней того, что говорится оРождестве Христовом. Мне кажется, это сказано неподелу иБоэций имеет ввиду совсем другое, однако я вижу, что исследование этого вопроса превыше моих сил итребует особой осмотрительности, потому я ищу помощи отлюдей сведущих иблагонамеренных, ккаким, несомненно, иты относишься.
        -Опасный ибезбрежный это вопрос, - отвечал госпиталий, - амы перед ним - словно Гай Цезарь, заставивший свое войско собирать раковины наберегу океана, думая, что так он одолевает пучину иберет трофеи. Сколько я помню, Боэций вэтом месте говорит также овеликом уничижении Божества, ия думаю, что это объясняет его мысль; новпрочем, давай попробуем, пока мы тут пережидаем бурю скворцов, провести время спользой для души, аначнем стого, что вообще понимается под трагедией, дабы выбрать то, что приличествует вопросу; носперва скажи, что ты сам обэтом думаешь.
        II
        Келарь началтак:
        -Я читал, что трагедия - это род стихотворения, где поэты описывают высоким слогом дела богов. Иными словами, это пристойное название для вещей, из-за которых нельзя было прийти ни влес, ни наплощадь, чтобы невспомнить, какими делами они осквернены, ни вхрам Юпитера, чтобы непомянуть законов опрелюбодеянии, ни калтарю любого божества, чтобы неопасаться еще нескольких, стольже могущественных инеприязненных ему иего чтителям. Что досвященных игр, где изображались похождения богов, то мы небудем тратить время, опровергая убеждение, что боги сменят гнев намилость, если вместе спраздной толпой посмотрят, как ломается шут вохотничьей обуви, иоставят раздражение, если им показать их грехи игорести искусством тех, кто долго упражнялся терпеть одни исовершать другие, - небудем иговорить оримском магистрате, карающем христиан занеуважение кбогам, который совсеми согражданами смотрит напроделки мнимого лебедя, насырое блудилище Киприды, насельских богов вкаждом дупле ибылке чеснока. Прекрасно говорит обэтом история блаженной Агаты. Она жила вовсяком благочестии, когда Квинциан, правитель Сицилии, человек
рода бесславного, алчный ипохотливый, велел привести ее ксебе, думая истрасти свои насытить, исправить нетрудную победу над Христом. Видя, однако, непреклонность ее чистоты, он предал ее вруки блуднице, именем Афродисия, идевяти ее подругам, чтобы замесяц переменили вней нрав исделали ее послушною Квинциану. Отсылают ее вдом, куда чистые невходят, и«шумная стая скогтьми кривыми кружит над добычей», однако выбиваются изсил ипрочь отлетают, несделав зла. Тогда правитель велит привести ее ксебе вчертог, чтобы устрашить неопытность блеском своего сана.
        -Извини, брат Петр, - сказал госпиталий, - это такая сцена, что следует отнестись кней совсем вниманием ипредставить вполноте; скажи, дорогой Фортунат, какбы ты это изобразил, чтобы было понятно, что дело происходит наСицилии?
        Фортунат понекотором раздумье отвечал:
        -Пожалуй, я поместилбы суд наместника, сблаженной девой ивсеми, кто там находится, вбольшой портик, наманер древних, ирасписал его фресками, изобразив историю Прозерпины: как она гуляет сбогинями налугах, как выходят изземли кони адского владыки, как похититель исчезает, унося свою ночь ссобою; вот так я сделалбы это, наблюдая вовсем уместность инезаходя дальше нужного.
        -Непростая это затея, - отозвался госпиталий. - Ты небоишься, что одни будут больше любоваться тем, как ее волосы веют поветру, как рассыпаются цветы, которые она несла вподоле, или как копье Паллады сияет, нацеленное начерную колесницу Плутона, адругие будут порицать тебя зато, что благочестивую историю, должную служить трапезой нашим умам, ты осквернил иотдал нажертву языческой суете?
        -Втаком случае, - отвечал Фортунат, - можно изобразить ленту снадписью, ичтоб ее несли два ангела над головами улюдей; впрочем, ябы все-таки написал портик.
        -Итак, Квинциан велит привести ее, - продолжал келарь, - и, видя деву пред собою, спрашивает, какого она состояния, онаже говорит ознатности своего рода. «Если ты благородная, - говорит он, - почему ведешь себя, как рабыня?» «Потому что я раба Христова, - отвечает она, - инет знатности выше, чем служба Богу нашему». Квинциан наэто: «Выбери, что тебе любезнее: принести жертву богам или претерпеть долгие мучения». Блаженная Агата ему: «Пусть утебя будет жена, подобная Венере, асам ты будешь, как Юпитер». Слыша это, Квинциан велит дать ей пощечину, примолвив: «Неговори пустого, неоскорбляй судью». Агата ему: «Дивно, как ты, человек благоразумный, дотого вдался вбезумие, что зовешь своими богами тех, скем сравнение для тебя обидно. Ведь если боги твои благи, я пожелала тебе добра, аесли чураешься сними сходства, то мыслишь заодно сомною». Вот что касается богов. Недумаю, чтобы Боэций, муж благочестивый ирассудительный, говорил отрагедии вэтом смысле.
        III
        -Говорят также, что, вотличие откомедии, трагедия изображает дела публичные, то есть злодейства ибеды царей; потому оцаре Ироде, вблагополучное царствование омрачавшем дом свой убийством детей, сестры идругих сокровных, говорится, что его жизнь скорее для трагедии, чем для истории, итрагический поэт Еврипид, когда царь Архелай просил написать онем, отказал ивыразил надежду, что Архелай никогда недаст ему материала. Иначе обэтом говорят так, что комедия извымысла, трагедияже изистории, ибо вотношении людей темного жребия возможно то, чего непотерпят применительно кцарям ивсем, чью жизнь молва сделала общим достоянием.
        Септимий Север, чтобы примирить своих сыновей, приводил им напамять трагедии обратьях-царях, показывая, как доводит раздор дофиванских войн, микенских трапез ивсякого нечестия; этим, однако, он их необразумил, нотолько своим присутствием загонял их ненависть вглубь, как огонь вполовицы. Посмерти его они оставили притворство ипредались вражде, как достойнейшему иззанятий, вдивном согласии, так как оба хотели одного итогоже - быть единственным. Как Эрот иАнтэрот, выманенные сирийским магом издвух колодезей, вовсем были подобны друг другу, так что неразличилабы их исама «матерь Аморов двойчатых», так иэти двое сих желаньями были неразличимы, оспоривая то, чем нельзя было владеть сообща. Наконец они, собрав насовет друзей отца, выказали намерение разделить мир, так чтобы одному досталась Европа, другому Азия, сенат разошелся надве стороны, сообразно происхождению каждого изсенаторов, ибратья стали лагерем пообе стороны Пропонтиды, недвижно следя засоседом; все молчали, слушая это, итолько мать сказала им, что если они изобрели способ размежевать мир, это прекрасно, ноеще невсе, ибо им осталось
поделить ее, их обоих породившую, однако итут есть выход: пусть убьют ее, апотом каждый возьмет свою долю ипохоронит усебя совсей пышностью. Тут только они почувствовали стыд исмущение и, оставив замысел, ушли водворец, каждый насвою половину. Когдаже дело кончилось убийством того издвух, который промедлил, то оставшийся нашел себе нового врага имучителя всобственном угнетенном рассудке, ибо ему все время казалось, что убитый преследует его смечом, когдаже он, чтобы избавиться отэтих видений, вызвал волшбою дух своего отца, тот явился неодин, новсопровождении убитого сына. Так преследовали иНерона убитая мать иФурии сфакелами, ион взывал кпомощи магов, чтобы вызвать ее идобиться прощения; поэтой причине он, всю Грецию изъездивший, небывал вАфинах, боясь обитающих там Эринний. Когда царь, вместо того чтоб подчиняться владычествующему началу души, отступается отнего, побежденный яростью или сластолюбием, великое благо для него - иметь добрых советников, словно плотину его устремлениям; ноесли они неразумны, корыстны или снамерением дают дурные наставления, чтобы обратить нацаря гнев небес, как Сенека,
поощрявший Нерона убить мать, или мессер Пьеро делла Винья, присоветовавший императору снять золотые цепи вСиенском соборе, - тогда беда той стране итем людям, если они воблаговременье непризовут ксебе милости Божией. Таковы-то значительные лица, великие страхи иплачевные концы, окоторых поет трагедия. Потому иговорят, что ее название происходит отслова трагос, то есть «козел», ибо козлов убивали ради очищения мечей, оскверненных человеческой кровью.
        Абывают истории иного рода. Обимператоре Анастасии пишут, что он, думая, которого изтрех своих племянников оставить посебе властвовать, надумал вот что: отобедал сними иотослал юношей поспать после обеда, асам приготовил для них три ложа ивизголовье одного положил некий знак, чтобы тот, кто изберет это ложе, стал его преемником. Нослучилось так, что один изних возлег наодно ложе, двоеже других избратской любви вместе легли надругое, апостель, где был спрятан царский знак, осталась праздною. Зайдя тихо иузрев их спящих, Анастасий уразумел, что никто изних небудет править, иначал молить Бога, чтобы Он дал ему знать, кто поего кончине примет власть. Он постился, проводил дни вмольбах иоднажды увидел восне человека, который сказал ему: «Первый, кто заутра придет ктебе, ипримет после тебя царство». Кто-нибудь скажет, что власть неприходит туда, где помехой ей делается приязнь между родными, иодаряет тех, кто способен ценить высокие надежды игромкие дела выше семейной любви, чье место вкомедиях; номы несогласимся сэтим, как ислюбым другим толкованием, которое под именем величия имогущества прославляет
тревоги честолюбия иненавистную людям спесь.
        Если кто-то приводит вдвижение громаду бед, дабы погрести под ними врага, изабывает облагополучии, добром имени исамой жизни, лишьбы утолить гнев, сокрытый под сердцем, это тоже предмет трагедии. Когда Марк Красс, получив пожребию Сирию, замыслил идти напарфян, Марк Атей, народный трибун, всячески противился тому, чтобы началась война против людей, ни вчем невиновных исвязанных сримлянами договором, нотак как Красс, нежелая упускать то, что считал высшей удачей всвоей жизни, прибег кпомощи Помпея идобился народного согласия, Атей, видя себя без сторонников, побежал кгородским воротам, поставил пылающую жаровню и, едва Красс приблизился, начал возглашать страшные заклятия ипризывать неведомых богов. Поубеждению римлян, никому изподвергшихся этим заклятиям неизбегнуть их могущества, ноисам произносящий навлечет насебя неизмеримые несчастья, оттого Атея ипорицали, что он, гневаясь напренебрежение нуждами государства, наэтоже государство наложил путы бедствия истраха. Среди тех душевных побуждений, что окупаются дорогим раскаянием, нет худшего, чем превратно понятая справедливость: лесть ласкает
исамых проницательных, гнев ожесточает кротких, аэта страсть исоблазнительней лести, ижесточе самой жестокости. Надеюсь, что молодой Куррадин, когда войдет всилу, нестанет мстить мессинцам засвоего отца, чьи кости они рассеяли вморе, недав погрести их вкоролевской усыпальнице, как подобает; хорошобы, чтоб он оказал великодушие ипростил им, как ипримирилсябы свиновными всмерти своего отца, ибо они теперь перед судом Божиим.
        Вот что называется трагедией применительно кделам царей, ивот почему говорится, что трагедия изображает жизнь, которой следует бежать; атеперь продолжи искажи, что ты думаешь.
        IV
        -Я помню, - начал госпиталий, - когда Философия нисходит втемницу кБоэцию, аподле него стоят заплаканные Музы, она отгоняет их прочь, называя сценическими распутницами, то есть театральными. Сценой называлось место втеатре, откуда исполнялись их песни; слово это греческое иозначает тень, ибо там был сумрак отзадернутых занавесей, как вторговых рядах. Музы здесь зовутся сценическими потому, как я читал улучших авторов, что поэты ничего нежелали так сильно, как того, чтобы их сочинения звучали втеатре, илиже потому, что они - скорее тень знания, чем истинное знание. Что донравов тех, кто промышлял театральным искусством, они общеизвестны илишний раз подтверждают правоту считающих, что трагедия происходит отслова «трига», то есть опивки. Когда поРиму ходила чума, откоторой умерли многие исреди прочих Марк Камилл, было сочтено необходимым ради умилостивления небес учредить сценические игры, для чего призвать флейтистов иплясунов изТосканы; люди, сделавшие это, недумали, что меняют одну заразу надругую. Хотя Аристотель писал, что человеку, заботящемуся освоих нравах идобром имени, неследует водиться
сактерами, потому что ремесло, коим они промышляют понужде, приобщает их кдурной философии инаучает чередовать бедность сневоздержностью, аизсочетания этих качеств добрые люди непроисходят, однако вРиме небыло недостатка вмужах, прославленных государственными иучеными занятиями, которые питали любовь ктеатру инескрывали ее, как постыдное пристрастие, ноеще укоряли тех, кто ее неимеет. Цицерон, советовавший всякому прилежно изучить свои способности истать судьей своему дарованию, подобно актерам, которые берутся незанаилучшие, нозаподходящие им трагедии, был вдружбе сРосцием изащищал его всуде, попрекая римский народ забоязливое ивысокомерное отношение кего талантам иприписывая появление Росция вмире промыслу богов, аКорнелий Сулла, любивший общество мимов ираздававший им общественные земли, пожаловал Росцию золотое кольцо.
        Что гистрионы надевали личины, ибо выводили налюди несебя самих, ацарей игероев, всем ведомо. Нерон, намеревавшийся заложить пифийскую расщелину, чтобы неиметь соперника впении, выходил насцену вличинах богинь игероинь, причем личинам были приданы черты его любовниц, аМарк Антоний врабском платье бродил поулицам Александрии, ввязываясь вперепалку удверей иокон, потчуя хозяев шутками, рассыпая кругом тумаки исам ими награждаемый, и, чуя насвоих боках память каждого дома, подле которого останавливался, считал это лучшим времяпрепровождением, поддерживаемый царицей игорожанами, говорившими, что для римлян Антоний надевает трагическую личину, адля них - комическую. Всвоих забавах Антоний был словно Сон, когда он спит впещере, авокруг него теснятся все его обличья, почуявшие волю, икто придет его разбудить, должен будет протолкаться вих густоте, чтобы подступить кего ложу. И, подобно Сну, Антоний производил изсебя несметные личины без участия разума, как втой истории, которую передает, возмущаясь ею, Цицерон: Антоний, уехав изРима, угнездился вкакой-то корчме ипьянствовал там довечера, апотом двинулся
обратно, явился ксебе домой, закрыв лицо, иназвался посланцем отсамого себя, акогда передал письмо своей жене, то, видя ее расплакавшейся (он ведь написал ей, полный гордости, что порвал сактрисой ивсю свою нелепость отныне посвящает законному браку), исам невыдержал и, открыв лицо, бросился ей вобъятия.
        -Того, кто прилежно наблюдает важнейшие дела своего времени, - прибавил келарь, - неоставляет мысль, что перед ним проходят, важно ступая исгрозными речами наустах, люди, нанятые ради общей забавы, ичто пократком часе они сложат ссебя все одежды, удержав разве самую последнюю, исмешаются столпой. Незря император Север, изучивший философию всовершенстве, велел насвоей гробнице написать: «Я был всем, ивсе невпрок», имея ввиду, как можно полагать, те личины, вкоторых ему доводилось являться перед людьми, чтобы внушить им любовь или ужас, равно как ибесполезность всех их вчас, когда увядает всякая надежда изамолкает плоть. Боэций имеет ввиду нечто подобное, когда вкладывает вуста Философии вопрос: «Разве ты впервые выходишь наэту сцену жизни, новичком ичужестранцем?» Однако то, что почеловечеству присуще каждому, лучше видно напримере императоров ицарей, окоторых нескажешь, что они выбрали себе сумеречное место.
        -Именно так, - отвечал госпиталий: - атем, кто невидел этого сходства, случай потрудился разъяснить его, сделав пример изМарка Красса. Когда, разбитый иокруженный парфянами, против желания он пришел напереговоры ибыл убит людьми, ручавшимися заего безопасность, их полководец послал своему царю голову ируку Красса, асебе устроил нечто вроде триумфа: один изпленных, похожий наубитого полководца, одетый вженское платье иприученный откликаться наимя Красса, ехал вседле наглазах ународа, вокружении ликторов ссекирами, накоторые были насажены головы римлян, иактрис, поносивших впеснях малодушие иалчность Красса. Пока вся эта толчея странствовала вСелевкию, голова Красса добралась допарфянского владыки, праздновавшего примирение сармянским царем, идостигла двора вту пору, как оба государя задавали друг другу пиры сгреческими представлениями. Трагический актер Ясон декламировал изЕврипида, акогда внесли голову ибросили насередину залы, почувствовал особое вдохновение и, подхватив ее спола «иголовою тряся, ивласы разметавши поветру», начал речь, которую Агава произносит, гордая подвигом сыноубийства; эта
находка дала ему восхищенье царей ищедрую награду.
        -Случай небылбы собою, - сказал келарь, - еслиб оставил этот пример единственным; нотут нам попадается иПомпей, которому перед Фарсальским боем приснилось, что его освистали втеатре, иБрут, заклавший шута, будто вего печени заключались важные предсказания, имногие иные.
        -Заклал шута? - спросил Фортунат.
        -Словно козленка, - отвечал келарь, - вжертву своему гению; нет историка, который рассказывалбы обэтом иначе.
        -Как это вышло? Неможет быть, чтобы он сделал это намеренно.
        -После битвы при Филиппах, - отвечал келарь, - когда покончил ссобою Гай Кассий, алагерь Брута был полон пленными, кнему привели скомороха, ивплену непереставшего донимать всех своей дерзостью, икто-то предложил высечь его иголым отправить встан врага, другиеже возражали, что надобно непоминать Кассия потехами, носурово наказать наглеца, испросили Брута, что он думает, акогда тот, занятый думами обудущем бое, вдосаде отвечал, что они сами знают, что делать, его сотоварищи, приняв это заутверждение приговора, отвели виновника всторону иубили. Недумаю, что этот пленник мог посмеяться над ними лучше.
        -Ты отдал эти угодья мне, - сказал госпиталий, - атеперь отнимаешь право решать, кого выводить насцену, акого придержать для будущих праздников; давайте-ка я покажу вам Прокопия, вы посмотрите, имы двинемся дальше, поскольку время идет, асказать осталось еще много. Прокопий был иззнатной семьи, вошел всилу при Юлиане, скоторым состоял вродстве, апосле его гибели поспешил скрыться, подгоняемый слухом, будто Юлиан его назвал своим преемником. Отэтой славы он бежал вдикие края, повсюду разыскиваемый новой властью, пока неисхудал инеоброс донеузнаваемости. Тогда, самим собою отряженный соглядатай, он начал наведываться вКонстантинополь, питаясь находу любым уличным слухом, лишьбы он порицал нового императора исулил ему гибель. Когда негодование жестокостью исвоекорыстием магистратов казалось всеобщим, аудаление войск навстречу готам, буйствовавшим воФракии, ободряло его предприимчивость, он решился лучше пытать счастья, чем тянуть свою звериную судьбу, ичерез нескольких знакомых ему солдат обольстил большими надеждами два легиона изчисла шедших навойну. Поутру он отправился вгородские бани, где
квартировали части, итам известился, что все приняли его сторону иручаются вего безопасности. Воины его обступили; он стоял ослабелый, словно отпущенный изпреисподней, икак нигде ненашлось пурпурного плаща, его одели врасшитую золотом ризу, словно придворного слугу, ивложили влевую руку копье, украшенное багряным платом, как будто насцене, когда раздернут занавес ивыкатится что-то блестящее. Он обратился сречью ктворцам своей славы, обещая им богатства ипочести, ивышел наулицу втесном кругу вооруженных; знамена качались, выносимые изпарной, исолдаты, опасаясь, что скрыши их забросают черепицей, поднимали щиты повыше. Народ невыказывал ни удивления, ни гнева; при общем молчании Прокопий взошел натрибунал, и, борясь сохватившей его дрожью, возвестил освоем блестящем родстве, оботмщенной справедливости, обудущих щедротах; крики черни прибавили кего речам все недостающее, ион пошел впустую курию, аоттуда водворец. Вынужденный двинуться навстречу императорской армии, он видел, как легионы изменяют ему исраспущенными стягами переходят насторону врага; пустившись снова полесам, как внедавние времена, он был
при свете Кинфии, «сокровенных печалей наперсницы», схвачен теми немногими, кто оставался подле него, ипоутру приведен вовражеский лагерь, где его немедля казнили вместе сего предателями, аотрубленную голову отправили императору - ведь среди знаков почета хороший подарок ценится нениже статуй ипохвал встихах.
        V
        -Незабудем итех владык, что умели понять, почему риторы советуют запоминать актера вместо царя идержать впамяти какого-нибудь Эзопа или Цимбра, когда тебе нужен Агамемнон. Август перед смертью спрашивал друзей, как им кажется, хорошимли он был мимом всвоей жизни; Нерон, игравший матереубийц инищих, напоследок отложил чужие драмы ради собственной, аДомициан однажды собрал сенаторов наночной пир взале, где все было выкрашено черным, иперед каждым изгостей выставил надгробную плиту сего именем; вбежали мальчики, тоже вычерненные сверху донизу, сплясали вокруг гостей исели уих ног, аслуги внесли разные вещи, надобные при жертвах покойникам. Хозяин рассуждал осмерти иубийствах, агости вглубоком молчании ждали, когда он перережет им глотки. Наконец он выпустил гостей, словно изТартара, однако сперва отослал их слуг, ждавших уворот, идал каждому изсенаторов всопутство незнакомых рабов, так что им довелось, отужинав поту сторону гроба, отправиться впуть неизвестно куда. Возможно, впрочем, что он невфилософии упражнялся таким образом, аустраивал зрелища для судьбы, чтобы она хорошо сыгранную смерть зачла
как настоящую, подобно тому как уримских полководцев было вобычае перед походом устраивать гладиаторские игры иловитвы, чтобы кровью граждан насытить Фортуну, аполководец Сабиниан, вто время как персы вступили вримские рубежи, аримляне жгли посевы иуходили изкрепостей, коих ненадеялись отстоять, наслаждался военными плясками наэдесском кладбище, небоясь ничего, если поладит смертвецами. Тут, однако, вспоминается мне одна проделка, которой я непонимаю. Император Адриан насвоей вилле устроил подобия прославленных мест: была унего Академия Платонова, был египетский Каноп, долина Темпе, атакже, чтобы ничего неупустить, была ипреисподняя. Скажи, зачем это? Читал я книгу, где Адриан был назван «одним изтех, кто вечно вглядывается внебо илюбопытствует овещах сокрытых»; любопытство, конечно, лишь слаще, если ему сопутствует ужас, новсеже я непонимаю, ради чего устраивать усебя царство мертвых, пусть даже все внем напоминает, что оно ненастоящее, изаглядывать внего, когда выдастся время. Будь он добрым христианином, его желание помнить обаде былобы похвально, новедь уязычников имудрейшие мужи держались мнения,
что лишь человеку бесчестному присуща вечная тревога иперед глазами всегда суд иказни, человекже порядочный отэтого избавлен. Говорят, страдая безумием, Адриан велел дать свое имя городу Оресте, затем что ему было сказано, чтобы он присвоил себе дом или достояние какого-нибудь безумца, исэтого времени его болезнь начала ослабевать, адотого он висступлении истребил многих сенаторов. Наверно, иад он усебя завел изподобных побуждений. Илиже, подобно Сексту Марию, который, два дня напролет потчуя своего соседа, заэто время снес его дом ивыстроил новый, пышнее прежнего, чтобы показать, что он силен ивгневе, ивблагосклонности, Адриан занялся этой стройкой, чтобы видеть, что вего власти дать аду пространство или, наоборот, сделать его пригодным лишь для игры, кто дольше простоит наодной ноге; авпрочем, признаюсь, я лишь гадаю обэтом деле.
        -Может быть, - сказал келарь, - это вот кчему. Адриан, как пишут, отличался необыкновенной памятью иоратор был замечательный; аведь уних заведено пособлять памяти разными сооружениями, чтобы человек, мысленно обходя дом, припоминал, что вкурятнике он оставил осуждение пустословия, накухне - похвалу умеренности, авбиблиотеке - различение доброго идурного одиночества, истроил свою речь сообразно тому, где, что икак давно унего лежит. Сам город Рим, посвидетельству древних, был подобен всем прославленным городам, будучи всвоем роде выжимкою вселенной, так что, глядя нанего, ты видел где Афины, где Антиохию, где пристань великого Александра, иэто было великим подспорьем для ораторов, ибо, озирая город мысленно, всегда можно было найти, где гнездится любознательность, где сластолюбие, где поэзия исварливость. Подобным образом, надо думать, иАдриан виллу свою устроил, чтобы легче было выступать перед сенаторами, относя кплатоновскому порогу одни вопросы, кегиптянам - другие, кумершим - третьи; аеслиб иты поступал так, раскладывая вещи посвоим местам, непришлосьбы тебе сидеть тут, вспоминая, какая была
вторая удача уКорнелия Суллы.
        -Видимо, та, что он незабывал первую, - ответил госпиталий. - Нетереби меня! Представь, что изтвоей кладовой пропадет горшок меда, - как скоро ты это заметишь?
        -Втотже день, - отвечал келарь.
        -Почему неты охранял яблоки Гесперид?.. Ну хорошо, смоей памятью все обстоит иначе, нопокрайней мере, я могу радоваться, что моя забывчивость - отприродной слабости, анеотдурно направленной воли, как утех, кто непомнит благодеяний: таков был Гай Попилий, который, обвиненный вотцеубийстве изащищаемый Цицероном, был освобожден, авпоследствии выпросил уМарка Антония, как величайшее благо, право преследовать Цицерона и, нагнавши, казнить, хотя он никогда нетерпел отЦицерона никакой обиды, ни словом, ни делом; ион свеликим весельем направился вКайету, настиг Цицерона ивелел ему склониться под меч, апотом сего головой, как сбогатой добычей, поспешил вРим; таковже был иЛуций Септумулей, который Гаю Гракху, своему благодетелю, отрубил голову и, воздевши накопье, нес погороду, однако среди этого торжества улучил время, чтобы, уединившись, вынуть изнее мозг изалить свинец, ибо заголову Гракха глашатаи обещали столько золота, сколько она весит, - его презирали ите, кому его преступление принесло выгоду, икогда он просился надолжность вАзию, Сцевола отвечал ему, что вРиме столько злонамеренных граждан, что он
издесь загод-два сколотит себе состояние. Таковы были ииные многие, так что давай будем радоваться, что помилости Божией мы еще помним свое имя, иесли уж мы начали обаде вАдриановых садах, давай закончим сним, анепойдем натри стороны сразу, как те, кто невластвует над памятью, нопозволяет памяти властвовать над собою иокунать его стремглав втопь отовсюду стекшихся знаний.
        VI
        -Вовремена императора Феодосия вРиме были огромные здания, где пекли хлеб для раздачи гражданам. Приставы этих домов превратили их влоговища разбойников. Побокам были корчмы сблудницами, иесли кто заходил туда, некая машина опрокидывала его вподземную мукомольню, где он работал достарости безвыходно, ародственникам приносили слух оего смерти; много было таких, кто, зайдя завином или блудом, оставался вращать жернов втемноте доскончания века, аособенно часто такое проделывали спришедшими вРим иноземцами. Провалился вэто жерло один рыцарь Феодосия: он встает, отряхивается, видит вокруг нето, зачем шел, нотут наваливаются нанего пещерные стражи, онже обнажает меч, илетят вмучную пыль отрубленные руки. Он расчистил себе путь ивыбрался; дело разгласилось, Феодосий наказал приставов, адома эти приказал срыть.
        -Часто бывает, что один взгляд нахаос имрачную бездну оживляет вчеловеке доблести ивоспламеняет его дух, несмотря нанедостаток силы, - подтвердил келарь. - Тому примером Марк Курций: когда нафоруме расселась земля огромным зияньем ипрорицатели велели пожертвовать этому месту самое ценное, что есть уримлян, Марк Курций, сочтя, что речь идет одоблести, сел соружием напышно убранного коня, разогнав смущенную толпу, бросился впровал, ипропасть сомкнулась.
        -Ты ведь знаешь, что эту историю рассказывают ипо-другому? - спросил госпиталий. - Однажды один монах изнаших решил привести ее впример того, чему можно поучиться удревних, ирассказал так, как ты; тогда другой возразил, что все было иначе - ипропасть-де открылась ненафоруме, авСаллюстиевом дворце, ивалил-де изнее серный огонь идурной воздух, откоторого вгороде зачалась чума, ипрорицатели неговорили околичностей инезадавали загадок, нопрямо велели сыскать среди римлян человека, чтобы подоброй воле бросился вбездну ради спасения народа; ичто римляне приступились ккому-то, старому, ленивому иникчемному, ипросили его отдать себя для города, ониже заэто осыплют его потомков богатством ибудут числить среди первейшей знати, атот отвечал, что небольно ему дорога слава потомства, если ради нее он должен вживе сойти впреисподнюю; коротко сказать, ни одного ненашлось вгороде, кто был готов погибнуть, итогда Квинт Квирин, правивший городом, собрал всех насходку исказал, что часто ради государства подвергался крайним опасностям вбою итеперь, если другого нет, то он, владыка этого города, ради его избавления
сойдет впучину ипослужит своей жене, детям ипотомству; и, сев наконя, он бодро, словно напир отправлялся, дал ему шпор иринулся впропасть: тогда вылетела оттуда какая-то птица, вроде кукушки, изатворилась бездна, иостановился мор, римлянеже помимо всего обещанного поставили Квирину памятник, который уцелел досего дня инакоторый можно поглядеть каждому, чтобы убедиться, что дело было именно так, анеиначе, - там ведь изображены иконь, икукушка, иеще какой-то карлик, потому что оставалось немного меди; первый ему отвечал, иначалась между ними перепалка, пока кто-то несказал им, что если они идальше будут впустословии тратить время, отведенное для спасения души, уних будет случай сведать, как было наделе, отсамих участников этой истории, надне той пропасти, куда все они свалились; тут только наши братья отрезвели иотстали один отдругого.
        -Недавно я слышал историю, скоторой твоя - как две родные сестры, - сказал келарь. - Было два человека, связанных долгой дружбой илюбовью кучености, икогда один занемог ибыл при смерти, другой взял снего клятву вернуться ирассказать, как ему там приходится. Тот обещал ивыполнил: однажды среди ночи он явился тенью, черной, как уголь, исовздохами истонами сказал, что он водворен ваду, потому что хотя накануне смерти исповедался ипричастился Святых Даров, нонеохотно ипопринуждению. Его товарищ, однако, допытывается, недовелосьли ему повидать Вергилия. «Да вот как тебя, - отвечает ему покойник, - икаждый день: он там заего басни, ая зато, что любил их больше всего насвете». Тогда тот, заклиная святостью дружбы, велел спросить уВергилия, что он имел ввиду втаких-то двух стихах, ивернуться сответом. Покойник согласился, ноперед уходом, чтобы дать ему отведать отсвоего житья, тронул его лоб пальцем, омоченным капелькой своего пота. Вназначенный срок он вернулся передать, что Вергилий поднял голову иобозвал его глупцом, ноего товарища это уж незаботило: отодной капли адского пота, проникшей вего состав,
как горячий нож вмасло, он мучился неустанной мукой, извел все деньги наврачей иоставался неисцеленным. Потом, вылеченный святой водой, он навсегда оставил мирские забавы. Я, впрочем, недумаю, что так уж пагубны занятия мирской словесностью ичто нельзя сразборчивостью почерпать изнее пользы; мне порукой тот изотцов, который назвал странствия Улисса непрестанной похвалой добродетели, ито предписание закона, что велит взять изгнезда птенцов, амать отпустить, то есть внимать смыслу, незаботясь обукве.
        VII
        Наэто госпиталий отвечал:
        -Когда упадуанцев был подеста Альбицо Фьорези, большой охотник дозабав всякого рода, вТревизо был выстроен потешный замок, отменно защищенный беличьим мехом итафтой, горностаем ипурпуром, красными балдахинами илилльским сукном, изПадуиже приехали двенадцать дам, благородных, прекрасных ивсей душой расположенных ктаким играм, иразместились взамке, сдевицами ислужанками, дабы оборонять его без помощи мужчин, ачтобы охранить себя отнатиска осаждающих, без промедления вздели наголовы золотые венцы схризолитами, жемчугами, топазами исмарагдами. Тогда другие дамы, коим назначено было осаждать этот чудесный замок, пустились наштурм, аосажденные отважно противились, причем собеих сторон летели яблоки, финики, мускатные орехи, пирожки, груши иайва, розы, лилии ифиалки, склянки сбальзамом ирозовой водой, амбра, камфара, кардамон, корица, гвоздика, ивэтой схватке было показано много примеров мужества, меткости истойкости впретерпении ран. Нетолько изПадуи, нотакже изВенеции явилось туда много мужей, сдрагоценным стягом святого Марка, инемало дам, чтобы сделать честь собранию; акогда все насытились зрелищами
иразъехались подомам, чтобы вспоминать иобсуждать бывшее, замок остался стоять, обнаженный всякой красоты изабытый всеми, кто подле него тешился. Нату пору вхарчевне неподалеку отэтого места один человек стаким прилежанием угощал себя вином, что скоро оно предоставило ему ночлег, уложив замертво под стол. Тут его сотрапезникам пришло вголову, раздев его почти догола, оттащить взамок ипредать воле Божией; они сделали это иушли, жалея, что неувидят, как он очнется. Когдаже он опамятовался иподнял голову, то, видя кругом лишь мрак смокрыми балками ислыша запах гнили исобачий лай, доносящийся сплощади, уверился, что умер вкабаке, нераскаянным, ипопал туда, где награждается кончина подобного рода. Мысля так, он страшился шевельнуться, надеясь, что его незаметят, - когдаже его страх возрос ипревратился внетерпение, он решился инаудачу заковылял погалереям, оскальзываясь напрелых яблоках, одной рукой вопрошая темноту, адругой прикрывая срам, словно древние сатирики, которые, как я читал, изображаются голыми, затем что благодаря им обнажаются все пороки; впрочем, сам я немогу этого утверждать, ибо никогда
невидел Персия иЮвенала внаготе, аты, дорогой Фортунат, если захочешь раздеть кого-нибудь изкомических поэтов, знай, что отэтого их поучения невыиграют; так вот, скитаясь позамку ивсюду находя тление изаброшенность, он наконец был вынужден признать, что вэтой плесневой громаде он содержится один. Немогу передать вам, какая вего душе поднялась досада отмысли, что он угодил сюда первый илиже все остальные, кто хромал натуже ногу, помилованы ивыведены наволю, квечному свету иблагоуханиям. Он перебирал всердце своих знакомых инаходил, что они неменее его достойны здесь очутиться, аиные имного больше; он ссылал иказнил целыми кварталами, утоляясь правом насправедливость там, где его никто неоспорит, ивообще вел себя вопреки мнению тех, кто считает утешительным одиночество. Нопоскольку отсудопроизводства его утроба лишь накалялась, он, почуяв близ себя окошко, высунулся изсвоей скорбной раковины изавопил вовсю глотку. Послучайности мимо проходил один изтех, кого он только что предавал всем пыткам вечности, и, услышав, что голос знакомый, поднял голову, пригляделся испросил, что он там делает, атот вместо
ответа судивлением вопрошал, почему он здесь, аневобители блаженных. Акогда его знакомец отвечал, что изобители блаженных его только что выгнали (иправда, он спустил все деньги, авдолг ему недавали), то наш человек, воспрянув духом, начал зазывать его, чтобы ничего нестрашился изаходил сюда: тут-де места хватит навсех ижизнь полнее, чем снаружи. Нотот лишь махнул рукою да побрел домой, так что наш внутренний человек, без пользы забрасывавший свою удочку, остался вразмышлениях, зачтетсяли ему этот обман влишнюю вину, если тут судят непоуспеху, апонамерению, инасколько отягчил он свою участь, пытаясь ею поделиться. Я говорю это ктому, что человек иваду может сделаться еще хуже, стоит отойти отнего наминутку: таковы уж его правдолюбие иизобретательность.
        VIII
        -Вообще говоря, разнообразны способы заглядывать туда, куда людям смотреть неположено, имногие оказывают вэтом такое усердие, что всравнении сними ритор Вибий Галл, который сошел сума, подражая безумию для своих риторических надобностей, покажется образцом рассудка исерьезности. Вовремена Нерона один пуниец, Цезеллий Басс, человек шаткого ума, поверив сновидению, отправился вРим и, купив себе подступ кНерону, поведал, что усебя наполе нашел пещеру неимоверной глубины, где лежат великие груды золота встаринных слитках, акругом воздымаются золотые столпы: все это спрятано было Дидоной, дабы народ неразвратился отроскоши иненавлек насебя враждебности соседей. Нерон, поверив его безумию, как собственному, посылает людей - неслова его проверить, нозолото привезти; снаряжают корабли сгребцами покрепче; ораторы говорят только обэтом, хваля свой век, которому природа ибоги дают золото готовым.
        -Мало кто был так жаден дозолота, как Нерон, - заметил келарь. - Позаслугам ему воздано втой трагедии Сенеки, где некто видит Нерона ваду: он сидит вбане, аслужители подливают ему кипящего золота, и, видя толпу адвокатов, идущих кнему, он приговаривает: «Сюда, сюда, продажное племя! идите, помойтесь сомною: тут есть еще место, я вам приберег». Вот общество, достойное людей, которые, будучи названы четвертой частью лести, изкожи вон лезли, чтобы сделаться хотябы ее половиной.
        -Ты читал эту трагедию? - спросил госпиталий.
        -Она мне непопадалась, - отвечал келарь, - ноя читал оней уавторов серьезных иправдивых, оставивших печать достоверности навсем, что они говорят.
        -Это хорошо, - сказал госпиталий. - Так вот, надежды распаляют вНероне расточительность, ибо все прихоти окупятся карфагенскими полями, покоторым бродит Цезеллий Басс столпой воинов исогнанных сокруги крестьян, указывая то здесь, то там место, где таится обещанная пещера.
        -Мы сейчас говорим обаде или опамяти? - спросил Фортунат. - Мне хотелосьбы лучше понимать, где мы находимся.
        -Втом исостоит дивное сходство обеих вещей, которые ты упомянул, - отвечал госпиталий, - что, находясь вних, ты точно знаешь, где ты, - покрайней мере, брат Петр так утверждает, аон человек достойный, - так что если ты неможешь понять, где находишься, скорее всего, ты вкаком-то третьем месте.
        -Так утверждаю нея, аПлатон поэтов, Вергилий, - заметил келарь, - заставивший Энея пройти всем адом идостигнуть Элисийских полей, взнак того, что труд познания закончен инаступает торжество совершенной памяти, которая теперь навеки сним, как золотая ветвь наворотах.
        -Да, аТартар полон людьми, принужденными вечно твердить, как склоняется «стол», - сказал госпиталий. - Ноя заклинаю вас, друзья мои, Стиксом, полостью Хаоса, гранатовым яблоком иеще сотней вещей, что приходят мне наум, - дайте мне вернуться вКарфаген ираскопать все, что там осталось. Так вот, Басс таскает засобой эту ватагу, силясь припомнить, что говорил ему сон, тычет перстом, словно обвинитель всуде, иприговаривает, что уж теперь то самое, без обмана. Изрыв все свои угодья, проклинаемый изнуренной толпой, изумляясь ижалуясь наобманувшее его сновидение, Басс наконец решает спуститься вэту пропасть другим путем инакладывает насебя руки, оставив своим спутникам избыток мест, где его можно похоронить.
        -Вероятно, это особое безумие, искать там, куда неклал, - сказал келарь, - акарфагенская земля заразней прочих: Помпей, когда высадился втех местах, претерпел эту язву всвоей армии, много дней вынужденный ходить исмотреть, как тысячи воинов, отложив мечи, переворачивают землю впоисках клада, иснялся сместа нераньше, чем они, утомясь отэтого дурачества, сказали ему, чтобы вел их, куда угодно.
        IX
        -Аведь тот, кто добьется своего, утолит жажду золота ипустит вмир деньги сосвоим изображением, лишь даст людям столько поводов выказать неприязнь, сколько они насчитают усебя вкошельке: например, римляне так ненавидели императора Гая, что отправили впереплавку все медные монеты сего лицом, которые, впрочем, переменили свою судьбу нелучшим образом, ибо Мессалина понаделала изэтой меди изваяний актера Мнестера ито, что было запечатлено жестокостью, теперь несло насебе чекан сладострастия. Ноидобрая слава разносится темже путем, очем свидетельствует история скоролем Туниса, который, взглянув нафлорентийскую монету иоценив ее пробу, возымел желание узнать побольше олюдях, которые чеканят такие деньги, аузнав, проникся кним уважением, освободил отналогов иразрешил иметь вТунисе свое подворье ицерковь.
        -Люди монетного двора больше, чем кто-либо измирян, осведомлены вбогословских вопросах, - заметил госпиталий, - авсе из-за их ремесла, поистине сходного сбожественным. Посмотри наделателей фальшивых денег, коих было много вдревности: они несеяли, нежали, но, засевши впещерах, посильно подражали природе: как она, взирая наидеи вбожественном уме, чеканила розные виды всех вещей, так иони, глядя наодного Цезаря, чеканили его много, наполняя мир славою человека, который, будь его воля, вынулбы их изглубины иповесил навысоте, ивоздавая ему все, что должны Богу, то есть любовь ипылкое поклонение.
        -Тыже знаешь, чем кончается злоупотребление чужой печатью, - отвечал келарь. - Всякий, кто берется заэто, рано или поздно попадет всвою ловушку. Когда погиб Марк Марцелл иего кольцо досталось Ганнибалу, тот сочинил отимени покойного письмо вСалапию: он-де ночью будет кним, так пусть стоят наготове, изапечатал его консульской печаткой. Ночью он подошел кгороду, пустив впереди перебежчиков, одетых по-римски; они будят стражу, говоря, что консул прибыл, ите суетятся подле ворот, подымая решетку. Едва проход открылся, перебежчики пускаются вгород, ичуть вошло шесть сотен, канат отпущен, решетка падает, инаних наваливаются салапийцы, благовременно извещенные огибели Марцелла, меж тем как другие, взойдя настены, камнями идротами отгоняют Ганнибала, попавшегося насвоеже лукавство.
        -Это напомнило мне одну историю при осаде Фаэнцы, - сказал госпиталий: - надеюсь, ты несочтешь ее неуместной, ибо она касается богословских вопросов итрактует их сподобающим уважением. Император, как я говорил, велел приискать ему другого цирюльника, поскольку тот, что унего был, взял Фаэнцу при помощи полотенца ибритвы, аимператору это непонравилось. Ивот когда новый цирюльник был найден ивзялся засвое дело, император, чтобы скоротать время, спросил, что влагере думают оего деньгах: он ведь стоял под Фаэнцей так долго, что уже заложил свои драгоценности ипосуду инаконец придумал выдавать рыцарям ипоставщикам свое изображение, оттиснутое накоже, велев принимать эти оттиски наравне сзолотой монетой. «Сильноли возмущаются этим новшеством?» - спросил император. «Поправде говоря, - отвечал цирюльник, - есть такие, кто боится, какбы их ненадули сэтими деньгами, нобольше тех, кто готов всю свою кожу подставить, чтоб ее испестрили такой печатью, лишьбы потом ее обменять назолотые, как им было обещано; что долюдей благоразумных, то они говорят, что императорский лик наклочке кожи - все равно что сила
Божия всотворенных вещах ичто надобно смотреть ненапростоту вещества, нонамогущество власти, которая изчего угодно может сделать золото, инепрекословить ей, нововсем слушаться, как тот пистойец, которому явилась Святая Троица». Император говорит: «Я неслышал обэтом; расскажи, как вышло дело». «Случилось все так, - начинает цирюльник. - Один пистойец, хорошего рода, носмолоду склонный кворовству ипотасовкам, сохотой входил влюбое бесчестье, какие вего городе никогда неиссякают, принося своему отцу лишь горести ислезы, инаконец, сговорившись сеще несколькими молодцами тогоже разбора, однажды ночью вошел ксвятому Зенону отнюдь неради молитвы. Акогда они сбыли срук серебряные столы, ризы ипрочее, что могли вынести изБожьей церкви, этот человек рассудил залучшее покинуть родной город, ибо посвоей скромности тяготился избытком внимания, инаправить свои стопы куда-нибудь, где они еще ненаследили; решившись наэто, он раздобыл одеяние, вкаком ходят братья-минориты, ипустился подорогам искать лучшей доли. Идет он так, ни очем непечалясь, ивот встречает еще двоих монахов иприбивается кним, говоря, что нет ничего
лучше доброго общества. Солнце уже клонится, инаконец они решают, что время для трапезы, однако уних ни крошки ссобой нет. Один монах говорит: «Непечальтесь, братья; яскажу вам вот что. Накрайнем западе земли, вливийском краю, стоит яблоня спрекрасными, сочными яблоками, кои охраняет бессонный дракон. Мне, недостойному, дан Святой Троицей такой дар, что я могу духом перенестись туда иусыпить дракона зато время, какое требуется, чтобы прочесть «Отче наш». Сэтими словами монах усаживается наземлю изакрывает глаза. Они подождали, сколько было сказано, апотом другой монах говорит: «Думаю, он уже управился; атеперь знай, что мне дан Святой Троицей такой дар, что я могу перенестись вливийскую землю, сорвать эти яблоки ивернуться сними сюда, искорее, чем ты прочтешь «Отче наш». Сказавши это, он устраивается рядом спервым итемже манером смежает очи, иглядь - подле него появляются три прекрасных яблока. Видя это, пистойец говорит сам себе: «Ну я-то знаю, какой уменя дар», берет яблоки исъедает одно задругим все три. Вскоре монахи зашевелились, протирая глаза, иначали спрашивать упистойца, что случилось игде их
яблоки. Тот вответ: «Братья, пока вы были вЛивии, ая дожидался вашего возвращения, сомной, недостойным, произошло великое чудо. Прямо наэтой обочине, где вы сидите, явилась вовсей славе Святая Троица. Я распростерся наземле ввеликом трепете истрахе, аОна промолвила: «Посовести говоря, эти яблоки принадлежат Мне». Взяла их иисчезла, будто ее инебыло. Так вот все ислучилось, поистинной правде, как я вам рассказываю». «Так ты видел Святую Троицу? - спрашивают монахи. - Скажи нам, какова Она?» «Братья, я вам скажу, - отвечает пистойец: - Она такова, что описать это невозможно». Тут монахи уверились, что он подлинно видел Святую Троицу, исказали ему, чтобы он дальше шел один, ибо они несчитают себя достойными идти сним; нопистойец их уломал, сказав, что они нужны ему ради смирения, иони пошли втроем дальше. Вот так издесь: тот, благодаря кому мы богаты всем, чем богаты, волен забрать свои дары, когда ему вздумается». Император дослушал его, акогда бритье закончилось, велел найти ему другого цирюльника: «Ибо Святая Троица, - прибавил он, - взялабы одно яблоко, ая нехочу, чтобы меня, верного сына изащитника
Церкви, касался нечестивец, проповедающий троебожие».
        X
        Брат Гвидо, мы говорим осерьезных вещах, - сказал келарь. - Твой цирюльник поставил свой стул вопасном месте; если что случится, жаловаться будет ненакого.
        Да, ты прав, - сказал госпиталий. - Я подумал, что мы, как странники, размечающие себе долгий путь разными вехами, вроде старого дуба или источника, моглибы сделать остановку подле этого цирюльника, дабы передохнуть вего тени, нотеперь давай сновыми силами обратимся нанаше поприще. Боэций говорит: нечто иное оплакивает трагедия, как неразборчивые удары Фортуны, рушащей счастливые царства. Потому трагедия обыкновенно начинается сблагополучия, азаканчивается бедствием.
        Добавь кэтому, - сказал келарь, - что сцену жизни, окоторой говорит Боэций, некоторые понимают как тень, под коей совершаются игры Фортуны, одних возвышающие, других смиряющие. Мы начали говорить обэтом, ноотвлеклись, так что давай прибавим теперь все необходимое. Пишут, что сцена обозначает наш мир вследствие своей пестроты: различные трагедии наней представляемы, иразные лица являлись перед зрителями, наслаждавшимися иразностью лиц, инесхожестью трагедий; икак насцене совершается нежизнь, ноподобие жизни, так инаши богатства ипочести принадлежат ненам, нослучаю, который их дает без приязни изабирает без вражды. Отсюда одно важное следствие: часто человек, стремясь избежать судьбы, бежит отнее именно вту сторону, где она его ждет, так что еслиб неего усилия спастись, он попалсябы вруки случая позже или вовсебы избежал его; виною этому ограниченность нашего ума, который невидит тайных связей между вещами идля которого накрепко закрыто будущее, ккакимбы ухищрениям он ни прибегал. Эту противоположность намерений ипоследствий можно показать напримере Александра, царя эпирского. Он тем охотнее
отозвался напризыв тарентинцев, что оракул велел ему избегать ахеронтских вод, исчитал любую войну для себя безопасной, покамест она совершается вдали отэпирского Ахеронта: однако вЛукании, окруженный врагами ипробиваясь креке, разбухшей отпаводка, он услышал, как один извоинов вотчаянии воскликнул: «Незря твое имя - Ахеронт», истал перед волнами, как вкопанный, пока соратники непоторопили его броситься сконем встремнину, откуда он невыбрался, издали сраженный дротом. Подобным образом иГаннибал, получив предсказание, что будет укрыт ливийской землей, считал, что пока он ненародине, унего есть надежда отомстить римлянам, однако, преследуемый Фламинином, умер близ вифинского села, что зовется Ливией. Руфину снилась толпа теней, погибших поего вине, иодна изних молвила, чтобы он ничего нестрашился инетерял времени, ибо сегодня он возвысится над всеми иего сликованьем понесут наруках; он вышел квойскам, намеренный провозгласить себя соправителем Цезаря, ибыл убит или, вернее, раскрошен множеством людей, нежелавших никому уступить свой удар, иголову его, вздев накопье, носили погороду стриумфальными
песнями, аправая рука скиталась потолпе, словно заподаяньем. Есть тому примеры ивнаше время: всем известно, что покойный император никогда небывал воФлоренции из-за пророчества, велевшего ему опасаться города, чье имя отцветка, ноумер вФиренцуоле, которой неостерегся из-за ее ничтожества. Подобнымже образом иего прадед, уверенный виденьем, что кончит свои дни вИерусалиме, отправился туда морем, нозанемог вГреции, велел перевезти себя наостров близ гавани, чтобы там отдохнуть, ночувствуя, что недуг приступил сосмертной силой, лишь тогда догадался спросить, как прозванье этому острову. Эццелиноже, говорят, его мать, сведущая вастрологии, велела беречься Башано, ион обходил стороной замок вокрестностях Падуи, когдаже пошел наМилан ибыл ранен умоста наАдде, то спросил, как зовется это место, и, услышав «Кашано», промолвил: «Кашано, Башано - все одно», вуверенности, что встретил свой час. Ачтобы незаканчивать рассказ такими людьми, я приведу пример обратного, аименно, сколь недолговечна радость отневерно понятого предсказания. Римляне, двенадцать лет незнавшие войны, воздвигли прекрасный храм, посвященный
миру, испросили Аполлона, долголи ему стоять. Тот отвечал им, что храм их простоит, пока дева неродит, и, довольные таким ответом, они начертали при входе: «Вечный храм мира». Однако вту самую ночь, когда Дева родила Того, вЧьей руке небо иземля, храм разрушился дооснования, инаего месте теперь церковь святой Марии Новой.
        XI
        -Когда человек непонимает, что ему втолковывают, - отозвался госпиталий, - это прискорбно, помимо тех случаев, когда это идет напользу искусствам ипрославляет край, где они процвели; ачто это непустые слова, свидетельствует история, которую я слышал отфаэнтинцев. Один настоятель хотел расписать портик, чтобы украсить иотличить обитель, итак его припекло это желание, что, хотя ему надо было ехать вРим понастоятельным надобностям, он, нежелая терять времени, поручил келарю, накоторого возлагал неоправданные надежды, нанять мастеров ивтолковать им, чего он желает. Настоятель хотел, чтобы там был изображен город Иерусалим сего башнями истенами, высокими ипрекрасными, иримские войска воглаве сТитом, кои осаждают этот город, дабы предать его конечному разорению завсе его нечестия; он хотел также, чтобы там были изображены шатры, пестрые стяги, копья, верблюды, осадные башни имангонели, изкоих летят огромные камни, ивсе труды имучения осажденных, втом числе исподобающим ужасом - матери, поедающие своих детей, ичтобы там был выведен тот человек, что каждый день втечение семи лет обходил городские стены,
восклицая: «Горе тебе, Иерусалим, твоему народу ихраму», - как его приводят кримскому прокуратору итот, допросив его, отпускает блажить посвоей воле, как он поднимается настену истоит там, как внего летит камень изримской машины, должный свалить его замертво, ивсе прочее, что принадлежит доэтой истории; кроме того, настоятель хотел, чтобы там было показано, как изпотайных ворот, закоими никто неследит, выходят вереницей все добродетели, дабы покинуть Иерусалим, ибо там они всеми забыты, одни - согбенные горем, другие - воздевая руки кнебу сослезной молитвой, третьи - ссостраданием оглядываясь нагород; исловом сказать, систинным остроумием ивкусом там было предусмотрено ираспоряжено много такого, что, будь оно доведено дозавершения, сделалобы этот портик славою всей Романьи, ион повторил это келарю нераз инедва. Нопоскольку укеларя голова была забита соленой рыбой икрынками смедом, между коими Титу сверблюдами было невтесниться, он затвердил только, что там должен поместиться город Иерусалим вовсей его славе исемь добродетелей влицах, взывающие кнебесам, акругом них - иноземцы, стекшиеся отовсюду,
словно ради большого праздника; ивот настоятель уехал, вуверенности, что оставил свою затею внадежных руках, акеларь принялся искать людей, которые подрядилисьбы все это выполнить наилучшим образом. Он все смотрел, считал ижался, потому что хотел выгадать вцене, ивнелегкий час ему попались какие-то апулийцы, которых вэти края занесло тем вихрем, что был поднят вИталии покойным императором, икоторые бахвалились, что никто лучше них поэту сторону моря непишет вгреческой манере: кним-то он иприступился сосвоим предложением. Сперва уних вышел спор, какую именно славу Иерусалима ему надобно изобразить, потому что занебесный Иерусалим берут больше, икеларь поспешил сказать, что снего хватит иземного; впрочем, поскольку эти люди изъяснялись нанаречии, половина которого принадлежала апулийцам, авторая - живописцам, то вполне возможно, что они сказали келарю что-то совсем другое, аон неудосужился просить небеса одаре разумения. Вконце концов они приступили кработе, инеуспел настоятель завершить свои дела вРиме ипуститься вобратный путь, как апулийцы честь почести расписали его стены, выстроив весь Иерусалим
сбашнями, как было велено, иусадив внем двенадцать святых апостолов воглаве сПетром, изобразив языки пламени над их головами, атакже целую толпу парфян, мидян, эламитов, египтян ифригийцев, которые сизумлением вслушиваются взвуки родного языка, причем фригийцев они пририсовали бесплатно, чтобы сделать приятное келарю, который был сними уважителен икормил хорошо. Таким образом он получил лучшую Пятидесятницу, которую можно найти заразумные деньги, ибезмятежно принялся ждать, когда вернется тот, кому надлежит дать отчет вовсем.
        Тут он замолчал.
        -Ичто сказал настоятель, когда это увидел? - спросил Фортунат.
        -Ничего, - отвечал госпиталий, - потому что он этого неувидел. Втот год Фаэнцу постигло великое наводнение: воды Ламоне поднялись доступеней лестниц, что ведут кцеркви святого Мартина, авгороде ставили заграды подле ворот епископского дворца; апоскольку обитель стояла внизине, речные воды залили портик, истребив всякую память отом, что здесь творили келарь иапулийцы. Когда вода сбыла, навсей стене уцелел только вдальнем углу один эламит, изображенный, надо сказать, сбольшим искусством: вовсей его позе, втом, как он прислушивается ивглядывается, видно, что он совершенно непонимает, что здесь происходит.
        XII
        Келарь сказал:
        -Оставим тех, кому недостает поденного разума, ивернемся ктем, кто, будучи наделен природной проницательностью, нелишен ижелания ее применять, ибо эти люди вовсех отношениях поучительнее. Бывает так, что божественная сила неудостоивает действовать посредством случая, ноявляет себя прямо, дабы человек немог оправдаться тем, что ее неузнал. Император Октавиан Август, подчинивший мир римскому владычеству, так был любезен сенату, что хотели чтить его как бога, онже, нежелая слыть бессмертным, призвал Сивиллу, чтобы узнать, родитсяли вмире кто-нибудь больше него. Он созвал совет всамый день Рождества Христова, икогда Сивилла вцарской палате предавалась прорицанию, вполдень окрест солнца явился золотой круг ивнем дева прекраснейшая, смладенцем налоне, аСивилла, указав нанего Цезарю, молвила: «Этот младенец больше тебя; поклонись ему». Стого дня палата, где она прорицала, была освящена вчесть Девы Марии идоныне носит имя Алтаря Небесного, Октавианже, воскурив фимиам божественному Младенцу, запретил звать себя богом. Впоследствии иТиберий, убежденный письмами Пилата, был непротив того, чтобы римляне
приняли почитание Христа, носенат отверг это, поскольку неего властью Христос сделался Богом. Пример обратного - император Юлиан, однажды совершавший жертву Гекате спышностью, какою он привык облекать свое неразумие: свистели флейты, стояла чреда тельцов, увитых кипарисом, истарик всвященной повязке, вспоров коровью утробу ивытянув дымную требуху, вглядывался внее, как впраздничное представление. Вдруг он побледнел ивоскликнул: «Что я делаю? Какой-то бог вторгся внаше таинство, сильней, чем могут снести наши кубки смолоком, венцы ителячья кровь. Я вижу, тени, нами призванные, реют прочь; Персефона отступает вужасе, ее факелы гаснут, абич чертит попраху; невпрок ни тайный шепот, ни фессалийские клятвы, ни жертвы: никто невозвращается. Видишь, огонь меркнет вкадиле, остывает белая зола? видишь, бальзам проливается изчаш исохнет лавр вторжественных венках? Кто-то изхристиан замешался среди нас: найди его, государь, изгони вон, начнем обряды заново и, может быть, вернем себе Прозерпину». Сэтими словами он без чувств повалился наземь, аимператор кинулся втолпу, заглядывая вкаждое лицо иища меж людьми
христианина, словно карманного вора; так-то они ликовали сосвоим небом, так праздновали, встрахе итрепете, что посетит их таинства настоящийбог.
        XIII
        -Ты верно сказал, - начал госпиталий, - что никакие ухищрения непозволяют человеку обойти судьбу, ибо, помудрому замечанию Цезаря Траяна, никому еще неудавалось убить своего преемника, ивсеже таково упрямство нашей природы, что неиссякает толпа ищущих знать будущее имешающих другим прийти кэтому знанию. Император Адриан затворил Кастальский источник каменной плотиной, поскольку, сам получивший предсказание власти отвещих вод, боялся, какбы они ненаставили вэтом кого-нибудь еще; ия небуду приводить несметные примеры, как люди, запершись всвоих комнатах, добивались намеков насвою блестящую судьбу такими способами, какие могут приманить небесов, норазве что божество смеха, меж тем как императоры сосвоей выси ревниво следили завсяким, кто выдавался блеском дарования или скудостью разума. Либона Друза изсемейства Скрибониев, человека молодого, неопытного инеосторожного, один изего ближайших друзей втянул вувлечение посулами халдеев, таинствами магов итолкователями снов, напоминая ему, что Помпей его прадед ичто весь его дом - словно чащоба статуй прославленных предков, тревожа внем честолюбие
исклонность кроскошеству, самже прилежно собирал свидетелей всякому его опрометчивому шагу идобивался встречи симператором, дабы донести опреступлении иего виновнике. Тиберий через посредников выслушивает его речи, амеж тем жалует Либона претурой, вводит вчисло своих сотрапезников, беседует сним, лелея гнев глубоко всердце, пока Фульциний Трион, жадный додурной славы, неполучает доноса откакого-то Юния, что Либон просил его вызвать заклятиями тени изпреисподней. Донос сделал то, чего ждали отзаклятий: Трион подымается назапах крови, летит кконсулам, пробуждает сенат; сенаторы стекаются для расследования; Либон, облекшись вчерное, ходит издома вдом породственникам, ищет спасения инаходит лишь страх. Всенат его приносят наносилках, иТиберий снедвижным лицом внемлет его мольбам исмотрит напротянутые руки. Четыре обвинителя, толкаясь, словно тени перед тенарским выходом, оспаривают друг удруга заключительную речь; читают письма Либона, вздорные ижалкие, находят вних тайный грозный смысл ирешают пытать его рабов, апоскольку старинный закон запрещает прибегать кэтому вделах ожизни исмерти господина, то
сперва купить рабов Либона насчет казны. Либон просит надень отложить разбирательство и, вернувшись домой, просит Тиберия опрощении; ему отвечают, чтобы просил усената. Дом его окружен воинами, их видно ислышно усамого входа. Либон затевает трапезу, чтобы насладиться напоследок, но, изнуренный ею, зовет, чтобы его убили, хватает рабов заруки, сует им меч, ониже втрепете разбегаются, опрокидывая лампаду настоле, и, погруженный вмогильном мраке - акстати, Фортунат, посмотри, как там скворцы, неразлетелисьли?
        -Все тоже, - отвечал Фортунат, отходя отдверей: - они спустились совсем низко, я поглядел сквозь щелку - чаща перьев, клювов иглаз; нечего идумать, чтобы выйти отсюда.
        -Цицерон где-то говорит, - сказал госпиталий, - что через широкие отверстия хороший вид насады уже нетак пленителен; кажется, тоже относится икужасным видам; если хочешь, мы поговорим обэтом позже, апока я закончу сЛибоном. Оставшись один внепроглядном мраке, двумя ударами он пронзает себе утробу. Рабы сбежались наего стон, авоины ушли. Всенатеже его дело разбиралось снеослабным прилежанием; Тиберий клялся, что просилбы сохранить ему жизнь, еслибы Либон неопередил его милосердия, адень его самоубийства было постановлено считать праздничным.
        XIV
        -Всамом деле, принято считать, что ведение мертвых отличается отнашего, что доказывается, например, словами Палинура, который, встретясь Энею всенях ада, просит отыскать Велийскую гавань ипредать его земле, ибо он туда волнами выброшен. Заэто многие жестоко попрекают Вергилия, ибо Велии основаны инаречены вцарствование Сервия Туллия, лет через шестьсот поЭнеевом прибытии. Подобные вещи терпимы, когда попредвосхищению произносятся самим поэтом, как например «клавинийским пришел берегам» итому подобные, ибо поэт знает, что совершится позже; однако, вложенные вуста даже неЭнею, нопростому моряку, они ничем неоправданы. Теже, кто хочет защитить Платона поэтов, говорят, что он непременно исправилбы это, или объясняют даром прорицания, который получают умершие, ибо, как говорится, «чего незнают там, где знают Знающего все»; ачто Эней неотыщет Велийскую гавань, поскольку он неавтор инепокойник, так это они сносят легко.
        -Может быть, Вергилий ненароком приписал людям, окоторых рассказывает, знания, коими сам обладал, - сказал келарь. - Всем известно его магическое искусство: он вНеаполе сделал медную муху, которая отвадила отгорода всех мух; нагоре он разбил прекрасный сад, где стояло медное изваяние, поднесшее ксвоим устам витую трубу, икогда южный ветер входил вэту трубу, тотчас менялся напротивный. Сюжным ветром приносило отВезувия густой дым, что опалял иразъедал виноградники инивы, Вергилийже спас эти края, ипока стояла всаду статуя, все оставалось, как он устроил. Своим математическим искусством он принудил всякого, кто оказывался втени одной горы, быть добродетельным, поскольку все ухищрения навред ближнему оставались там бездейственными. Небуду рассказывать, чего он добился подле городских ворот, что смотрят наНолу, дабы неотходить отнашего предмета.
        -Ачто он сделал ссамой Нолой! - подхватил госпиталий. - Как помне, вот образец магического искусства, ни счем несравнимый. Ведь унего вовторой книге «Георгик» сперва было написано: «Богатая Капуя исоседственная Везувию Нола», нокогда ноланцы отказали ему провести воду вдеревню, Вергилий вдосаде вычеркнул Нолу изаменил каким-то берегом. Разве это нечудотворная мощь - одним манием руки сделать бывшее небывшим, уцелого города отнять бессмертную славу ипролить ее над безымянным местом, как ливень над морем?.. Впрочем, втойже магии был искусен иТиберий Цезарь: когда один архитектор подправил накренившийся портик, обернув овечьей шерстью ипотянув целым лесом лебедок, Тиберий, завидуя его успеху, непозволил внести его имя ни вкакие записи, апотом еще ивыслал изгорода.
        -Люди, сведущие вмагическом искусстве, знакомы ссилой, способной как истребить письмена, так иначертать, - сказал келарь. - Один изних, поимени Эдесий, ведая, что его сотоварищи попали внемилость уимператора, иопасаясь засвою жизнь, обратился смолитвой кбожеству, которому доверял, ивосне ему было дано предсказание стихами, нокогда он проснулся, немог их вспомнить. Меж тем как он втревоге раздумывал освоем видении, слуга, вошедший скувшином илоханью для умывания, указал наего левую руку, иЭдесий увидел, что она испещрена неведомо откуда взявшимися письменами, априглядевшись, узнал вних ответ божества. Он прочел его, послушался (там было велено посвятить себя сельской жизни) испас себя, укрывшись отвсевластного гнева, ведя жизнь незаметную иприверженную добродетели, пока настойчивость тех, кто хотел унего учиться, ивкус славы, откоего Эдесий немог отвыкнуть, незаставили его вернуться вгород.
        -Те, кто выносят свое волшебство наплощадь, небоясь соревнования сученой свиньей, - сказал госпиталий, - давно заметили, что совкусом славы бороться тщетно, апотому ищут его везде снамерением сдаться наего милость, забираясь заним втакой улей, которого человек благоразумный бежалбы без оглядки. Когда Рим страдал отчумы, император Домициан иего вельможи призвали ксебе трех магов, Юлиана, Аполлония иАпулея, ипросили помочь страдающему городу. Апулей сказал, что прекратит чуму всвоей трети города запятнадцать дней, Аполлоний - что всвоей трети управится задесять дней, аЮлиан сказал: «Запятнадцать дней весь город вымрет, недождавшись вашей помощи; ая всвоей трети уже пресек заразу»; иточно, она тутже остановилась. Неудивлюсь, если вту пору, как они одолевали мор, кто-нибудь изних украдкой возобновлял его вкварталах своего соперника: таково уж тщеславие этих людей, иизчумы сделавших состязание. Сколь похвальнее всем случае умеренность Сабина, епископа Пьяченцы, который написал реке По, чтобы она успокоилась ивернулась врусло, икогда это письмо было отнесено иброшено вее набухшие воды, они улеглись
иоткатились сполей: вот, я думаю, кротость идостоинство, способные украсить любое чудо.
        XV
        -Долго, однако, приходится нам вэтом лесу искать истинное понимание трагедии, словно зверя, которого всюду чуешь инигде невидишь! Ксказанному я добавлю вот что: втрагедиях применяется драматический, или деятельный, способ речи, когда поэт неговорит отсвоего лица, - как вэтой эклоге: «Мерис, куда ты бредешь», аунас вэтом роде написана Песнь песней, где чередуются речи Христа иЦеркви без вмешательства состороны поэта. Апоскольку втрагедии изображаются преимущественно старинные дела, то поэт, защищенный, как двойной оградой, древностью происшествий исвоим видимым неучастием врассказе, может позволять себе все, что подскажет ему заносчивость или искательность, скрывая лесть ихулу под личиной случайного сходства. Оттого императоры смотрели натрагедию сподозрением, апоэты вырастали вглазах публики, добирая там, где неосилил их талант, тем, начто решился царский гнев. Казнил Тиберий Мамерка Скавра, усмотрев вего трагедии обАтрее намеки, оскорбительные для себя; казнил Гельвидия Домициан, решив, что историей Париса иЭноны тот намекает наего расторгнутый брак. Неговорю уже оплощадном остроумии шутов,
которые дразнили государей, надеясь выскользнуть уних меж ногтей: актер Дифил, который, играя наАполлоновых празднествах идойдя дослов «велик злосчастьем нашим», выговорил их, протянув руки кПомпею; дотакого шутовства унизился ипретор Луций Цезиан, устроивший праздничным вечером зрелище изпяти тысяч плешивых сфакелами, дабы подразнить Тиберия. Акогда эти люди, разнообразно занимавшие друг друга, отходят впрошлое, трагедия, если вней будет достаточно красот слога икакой-нибудь редкий метр, достается школьным учителям: вот, право слово, печальная картина, как они приходят под вечер ибредут среди остывших руин вбоязни, что поплывут отвсюду призраки.
        -Эта загробная вольность речей, - сказал келарь, - напомнила мне слова одного издревних, что римляне всего раз вжизни бывают искренни - всвоих завещаниях. Фульциний Трион - ты поминал эту гарпию - прежде чем прервать свои дни, обрушился собвинениями навиднейших слуг Тиберия, аему самому бросил жестокий упрек, что он ослабел разумом исам себя сослал изРима наострова, Тиберийже изстранного высокомерия велел прочесть это перед всеми всенате. Гай Петроний описал пиршества Нерона, назвав всех участников, исчислив новизны, внесенные ими влетописи бесстыдства, инаполнив свой гроб всем срамом, что цветет поэту его сторону.
        -Ты замечал, как окрыляется речь, вздрагивает пробудившаяся память иобразы выступают, словно протравленные желчью, едва заходит речь обаде итех обидах, коими он кипит? Некий Гельвий Манция, ветхий старик, обвинял Луция Либона перед цензорами. Помпей, насмехаясь над ним, заметил, что он, верно, отпущен всуд изпреисподней. Тот, обратившись кнему, сказал: «Ты несоврал, Помпей, я точно оттуда: там видел я, как Гней Домиций, человек прекрасного рода, непорочной жизни, любящий отечество, оплакивает, что погиб воцвете лет потвоему повелению; видел, как Марк Брут, истерзанный, жалуется натвое вероломство илютость; как Гней Карбон, твоего отрочества иимений отца твоего ревностнейший защитник, всеми богами клянется, что он, консул, вцепи закован иубит тобою, римским всадником; видел я претора Перпенну ииных многих» и, словом сказать, длинную вереницу вывел пред ним прославленных мужей, так что Помпей раньше пожалел освоей насмешке, чем пробрело перед ним последнее рыданье. Подумаешь, если внаших краях гибнет, всеми презренная, свободная речь, хорошо, что хотябы преисподняя, где нет ни страха, ни надежды,
еще возвращает нам способных говорить откровенно.
        -Подлинно так, - сказал келарь, - хотя иэто дает повод шутовским продерзостям. Напохоронах Августа кто-то подошел ктелу и, наклонившись, пошептал ему наухо, акогда его спросили, отвечал, что сообщил Августу, что они ничего неполучили поего завещанию, ихотя Тиберий тотчас казнил шутника, чтоб отнес свою жалобу лично, новелел выдать все подарки, назначенные Августом.
        -Право наследования внушает инетакую отвагу, - отвечал госпиталий. - Посмотри, как ободрило оно Октавиана, презираемого Антонием инезнавшего, что делать, когда один изсолдат Цезаря крикнул ему, чтобы он мужался ипомнил, что они входят всостав его наследства.
        -Оба они, правду сказать, - сказал келарь, - были мастера запускать руки впреисподнюю. Антоний, посмерти Цезаря завладев всеми его записями, иных назначил магистратами, других включил вчисло сенаторов, акого-то вернул изссылки, неизменно ссылаясь наволю Цезаря, так что внароде этих людей прозвали друзьями Харона. Засвоевольство сделами покойника он поплатился, когда Октавиан вытребовал увесталок его завещание, прочел, делая пометы, иогласил всенате, требуя ответа сживого зато, что составляло волю мертвого.
        XVI
        -Бывает, однако, итак, что записанное иклятвенно утвержденное изглаживается иделается какбы небывшим, как сенат объявил недействительным завещание Тиберия; ачто людям невозможно, возможно всемогущему Богу; отом мы читаем вжитии блаженного Василия, епископа Кесарийского. Был слуга вдоме знатного мужа, горевший любовью кхозяйской дочери, которую отец думал посвятить Господу. Видя, что дело его безнадежно, юноша отправился кчародею, суля ему большие деньги, если потрафит его страсти. Чародей отвечал, что сам несладит, нопошлет его кгосподину своему, дьяволу, иесли юноша исполнит все, что ему велят, без сомнения, достигнет желаемого. Он сел исочинил письмо: «Поскольку, господин мой, мне надлежит неустанно уводить людей отхристианской веры ипредавать втвое распоряжение, дабы твоя сторона вседневно умножалась, посылаю ктебе этого юношу, палимого сладострастием, да прославишься онем ида возрастает ивпредь твое послушливое стадо». Он вручил его юноше, примолвив так: «Иди ивтакой-то час ночи стань нагробнице язычника итам воззови кбесам, аэту грамотку подыми ввоздух, итотчас они пред тобою станут». Юноша
сделал, как сказано, ивот ему явился князь тьмы столпою слуг, прочел письмо ивопросил: «Веришьли мне, что исполню твою волю?» «Верю, господин», отвечал юноша. «Иотрицаешься Христа твоего?» «Отрицаюсь», сказал он. «Вероломны вы, христиане, - молвит дьявол: - когда увас доменя нужда, вы тут как тут, ночуть утолите сердечный голод, открещиваетесь отменя ипускаетесь завашим Христом, иОн вас неотгоняет. Если хочешь, чтоб я исполнил твою волю, дай мне рукописание, отрекись отХриста, крещения ихристианского исповедания, объяви себя моим слугою, сомной готовым насуд». Юноша нераздумывая написал грамоту, отрекся отХриста ипредал себя вслужбу дьяволу, атот призвал духа, поставленного старшиною над блудом, веля сыскать оную девицу ивоспалить ей сердце любовью кюноше. Посланник немешкая взялся итак успел вэтом деле, что пала девица наземь, слезно взывая котцу, чтобы над нею сжалился, ибо она мучится отлюбви ких слуге, ипозволил ей выйти замуж, нето узрит ее мертвою, асебя обязанным дать занее ответ всудный день. Слыша таковые речи, отец ее молвил состоном: «Увы мне! что сбедной моей дочерью? кто похитил мое
сокровище, кто сладкий свет очей моих угасил? Я мнил сочетать тебя сЖенихом небесным исам тобою спастись, тыже отлюбви беспутной безумствуешь. Позволь мне, дочь моя, как я замыслил, обручить тебя сГосподом, несведи мои седины вскорбях впреисподнюю». Онаже одно твердила, чтобы исполнил ее волю, нето невдолге увидит ее мертвою. Видя горький ее плач иисступление, отец сделал поее воле, выдал ее заюношу иотдал все свое имение, примолвив: «Ступай, дочь моя, ступай, несчастная». Так они начали жить. Между тем люди, примечая, что юноша ни вцерковь невойдет, ни крестом себя неосенит, спрашивали ужены, знаетли она, что тот, кого она выбрала себе мужем, нехристианин; то слыша, она ввеликом страхе приступила кмужу срасспросами, онже отговаривался, что свидетельствуют онем ложно. «Поверю я тебе, - говорит она, - если завтра сомною войдешь вцерковь». Тогда он, видя, что утаиться нельзя, рассказал попорядку все, что сам сделал ичто сним сделалось, онаже оттаковых вестей кинулась кблаженному Василию иповедала ему все бывшее меж нею имужем. Василий призвал юношу, выслушал испросил: «Хочешьли, сыне, вернуться кБогу?»
«Больше всего, - отвечал тот, - да немогу: ведь я дьявола исповедал, Христа отрекся ирукописание засебя дал». Василий ему наэто: «Отом непечалься: милостив Господь ипокаяние твое примет»: и, осенив чело его крестом, посадил юношу под замок. Через три дня приходит испрашивает, здоровли. «Совсем изнемог, - отвечает тот, - немогу терпеть великого их вопля иустрашения; держат мое рукописание ивопят: ты пришел кнам, немы ктебе». Отвечал ему святой Василий: «Небойся, сыне, только верь», азатем, дав ему еды немного, снова перекрестил его изапер и, отшед прочь, молился занего много. Насороковой день приходит вновь испрашивает: «Каково тебе?» «Лучше, - отвечает тот: - нынче видел я тебя, святой Божий, как ты заменя бьешься идьявола одолеваешь». Тогда, отперши двери ивыведя юношу, Василий созвал клир инарод ивелел занего молиться, асам, взяв юношу заруку, повел кцеркви; ивот дьявол сомножеством бесов, приступившись незримо, силится его вырвать, юношаже вопиет: «Святой Божий, помоги мне». Стакой силой набросился нечистый, что иВасилия потянул, ухватившись заюношу; тогда епископ ему: «Сквернавец, мало тебе твоего
предательства, что ты искушаешь Бога моего победу?» «Несуди обо мне поспешно», отвечает бес; народ услышал иохнул, святойже ему: «Бог тебе обличитель исудья». «Нея кнему пришел, - говорит дьявол, - нея его просил; он отрекся Христа, меня исповедал; его грамотка уменя вруках». «Непрестанем молиться, - отвечает епископ, - пока неотдашь». Молился святой свеликим рвением, ивот грамота, взлетевшая навоздух, сделалась зрима иупала ему вруки. «Узнаешьли?» - спрашивает он юношу. «Лучшеб незнать, - отвечает тот: - моей рукою писана». Тогда подейству Божию изгладились наней все письмена, как никогда небывали, Василийже разодрал ее, ввел юношу вхрам и, наставив его вправедном житии, сделал его таинствам Христовым причастника иотпустил домой.
        Такова милость сказавшего: «Приходящего ко Мне неизгоню вон»; таково могущество желающего, чтобы обратился нечестивый отпути своего ижив был; такова власть, терпеливая обеззакониях наших. Правда, есть авторы, идущие дальше иутверждающие, что могбы Бог сделать итак, что иРим, основанный вдревности, оказалсябы неоснован, изгладившись как слица земли, так иизобщей памяти, поскольку уБога нынешний день непроходит инеобращается вовчерашний; иные останавливаются перед этим всмущении, несмея касаться столь грозного вопроса, словно это немнение отдельных людей, асам ковчег завета проходит перед ними; я, однако, думаю, что одно дело грех, адругое - Рим, ичто та самая милость, которою изглаживается первый, хранит ивседневно питает второй, чему мы можем привести довольно свидетельств.
        XVII
        -Постой, вот еще вещь, окоторой мы забыли. Водной книге я читал отрагической жалости. Когда мы бываем, как говорит апостол, зрелищем миру, ангелам илюдям, когда втрагедиях, стихах поэтов или даже впеснях скоморохов изображается человек, несправедливо обиженный или утесненный, ипоказывается, как бедствует игибнет глубокая мудрость, любезная красота, дивная отвага, пылкая любовь, несравненная учтивость, всеми презренная иосмеиваемая, утого, кто слушает это, сотрясается сердце ивыступают слезы, ион тогда нерассуждает отом, подлинноли было все, что он видит совершающимся перед собою, или это одна пустая басня, сочиненная иисполняемая ради дешевого пропитания. Я нестану рассуждать обэтом, атолько приведу впример историю, которую вы увидите, если поднимете глаза, представленной настенах нашего храма, именно всечестную смерть блаженного Кассиана. Им наш город оправдывается пред Господом, онем ликует иего молит озаступлении. Он, некогда придя вКорнелиев форум ивидя, как здешний народ привержен идолам, замыслил насадить здесь веру Христову. Сделавшись преподавателем грамматики искорописания, он, когда
требовалось ему толковать языческие книги, обличал тщету идолопоклонства и, как прилежный пахарь, возделывая нежные лета для лучшей веры, сеял глагол Божий. Когда это разгласилось, он был привлечен ксуду наместника, асним пришли ученики, нежелавшие его бросить. Выслушав отнего исповедание христианской веры, наместник сказал: «Выбирай, учитель, издвух одно: или принеси жертву Юпитеру, над которым ты смеялся, или втемнице, вцепях умрешь». Тот ему: «Если бросишь меня втемницу, цепями обременишь, неубоюсь мучений, полагаясь наХристовы благодеяния». «Отрублю тебе голову, - говорит наместник, - ипогляжу, как Христос тебя спасет». «Если казнит меня твой ликтор, - говорит Кассиан, - свободным ирадостным отыду кГосподу». «Отправлю тебя кимператору, - говорит наместник, - пропадешь вссылке, сгинешь отголода». «Мир всем единый дом, - отвечает Кассиан, - иГосподь меня пропитает». Тогда наместник: «Клянусь животворным инескверным почитанием вышних богов, что если непринесешь жертву, как подобает, невырвет тебя измоих рук никакой Христос, неспасет волшебство, непоможет заступление»; и, вздернув святого навервии,
велел железными когтями выдергивать ему ногти, примолвив: «Пусть придет Христос идаст тебе новые». Когдаже святой был поднят навоздух под плач истон учеников, восколебалась земля, обрушились дома, погибли многие вгороде, апалачи его немогли пошевелиться. Устрашенный наместник велел отправить Кассиана втемницу, ношколу его отделил отнего и, велев связать им руки исечь розгой, приговаривал: «Безумные, вкакой обман вы вдались? Брошу вас втемницу, умрете отголода, родители ни помощи вам непришлют, ни вести отвас неполучат». Тут они, подавленные страхом, стали молить, онже, примечая, что намерения их переменились, сказал: «Пошлю вас втемницу стабличками истилями; набросьтесь насвоего учителя-кощунника, поразите его; себя спасете исделаетесь друзьями государя». Засим сделал, как сказано, иотправил вслед Кассиану учеников его. Между тем случилось, что унекоей женщины единственный сын упал сконя ирасшибся насмерть; она пришла сего телом квратам тюрьмы и, отыскав подвальное окошко, слезно молила Кассиана, чтобы неоставил ее без утешения ивоскресил ее дитя. Он вознес такую молитву: «Господи Иисусе Христе, Сыне
Божий, ради спасения нашего вдевью утробу вселившийся иобраз нашей смертности восприявший, дабы нас отсмерти бессмертной избавить, облекшийся тлением, дабы путеводствовать нас кнетленной отчизне, единственному сыну вдовы, вогроб сошедшему, вернувший жизнь издравие! молю Твоей милости, да соделаешь отрока сего здравым, дабы он познал, что Ты еси Господь единый, нанебе иземле творящий чудеса». Закончив молитву, он изтемничной глуби сотворил крестное знаменье, итотчас отрок ожил и, наодре принесенный кострогу, своими стопами отошел вдом свой. Святойже Кассиан, став посреди темницы, увещевал учеников держаться Христова исповедания. Ноони, обступив его, вдруг бросились стабличками истилями, приговаривая: «Ты нас бил, теперь наш черед». Множество жал его поразило, икровь ударила отовсюду; нослабые руки несли лишь боль, неизбавление, ипытка томила самих палачей. «Что ты стонешь? - восклицает один, извсего роя самый яростный: - сам ты, наставник, вооружил нас, сам научил обращаться соружием, амы возвращаем твою науку, принятую втрудах игорестях, - неудивляйся, что нам полюбилось чертить бразды этим железом,
невзыщи, если кто неспоро натебе распишется». Так они ругались своему учителю, вымещая нанем свой стыд, ни намиг неослабевая всвирепстве. Носжалился над его бранью Христос отэфира, расторг скрепы вгруди; дух сломил затворы, вынесся изтесного приюта, небо перед ним раздернулось, ираздался голос: «Погиб Христос заКассиана, погиб иКассиан заХриста, воздав Господу завсе иимя Его призвав; неубоялся смерти, дабы Творцу жизни принести свою победу, иначертан отныне звездами нанебесах; вниди, избранная душа, врадость Господа твоего». Между тем отроки непокидали своего труда, ивеликий вопль гудел втемнице. Слыша то, темничный страж спустил кним лестницу ивелел выйти; все поднялись, один учитель остался. Сторож спустился, вынес его изтемницы иположил наземлю; все подошли иобступилиего.
        Книга третья
        I
        Тут госпиталий сказал:
        -Помню, вкниге ославе мучеников, сочиненной блаженным Григорием, я прочел, что наши сочинители опасаются писать впохвалу Кассиану, поскольку едва кто дерзнет взяться заего деяния, им овладевает бес или уводит его внезапная кончина. Как думаешь, отчего это? Несказано, что это постигает лишь тех, кто оскорбит святого небрежными или лживыми писаньями; еслиже кто берется восхвалить смерть святого, драгоценную вочах Господних, совсяким усердием иблагоговением, ноотсвоей затеи впадает втакие тяготы, - ради чего Бог его наказывает или попускает бесам? ипочему непроисходит подобного вотношении других святых?
        -Незнаю, что сказать, - отвечал келарь. - Я ненахожу этому приличного объяснения; еслибы приступил ко мне человек богобоязненный иискушенный всловесности, спрашивая, писатьли ему нечто впохвалу святому Кассиану, я незналбы, ободрять мне его или отговаривать. Видимо, тут мы имеем дело соскрытой причиной.
        II
        -Помне, - сказал госпиталий, - вэтом нашем театре всего печальнее, что никогда незнаешь, какое место тебе внем отведено. Будь я писатель или вообще человек, одаренный отнебес несравненной отвагой, я вывелбы перед вами великого Сципиона срассказом, как он, живя вдали отримских дел изаслышав, что идут наего усадьбу толпою разбойники, расставил челядь накрыше, готовясь защищать дом отих буйства, пока ему недонесли, что разбойники кланяются исмиренно просят позволения посмотреть нанего, как нанекое божество, ипоцеловать ему руку; ноя ненаделен такой предприимчивостью ипотому нестану смущать Сципиона вего покое. Всицилийском городе Энгии, державшем вовремя войны сторону Ганнибала, один человек, поимени Никий, увещевал земляков передаться римлянам иукорял их недальновидность. Заним стали следить, чтобы схватить ивыдать карфагенянам, онже, приметив это, стал открыто поносить богинь-матерей, чтимых его согражданами, иосмеивать их вкаждом разговоре, квеликой радости своих врагов, наблюдавших, как он собирает угли себе наголову. Вдень, когда его намеревались схватить, он держал речь перед народом ивдруг
умолк иопустился наземлю. Все ждали визумлении, аон поднял голову изастонал, сперва глухо, потом все громче, и, вскочив иразодрав насебе ризы, полунагой кинулся вон избезмолвного собрания, вопя, что его преследуют богини-матери. Итак как никто недерзнул остановить человека, впавшего вруки богов, Никий, неупустив ни одного крика идвижения, сродного полоумным, беспрепятственно добежал догородских ворот и, покинув город, отправился кМарцеллу. Вэтом случае людям казалось, что они видят меньше того, что совершается, меж тем как видели больше, ибо их ум дорисовывал главное посвоей догадке. Марк Антоний, когда удил рыбу сосвоей царицей, был смущен, вытянув вяленую; тогда другие поняли, что под водой есть некий замысел, асам он, думавший, что себе устроил потеху, сделался потехой для других. Трагический актер Пол, потерявший любимого сына, поокончании траура вернулся ксвоему ремеслу. Чтобы выйти насцену Электрой, несущей мнимый прах Ореста, он, взяв урну изсыновней гробницы, обнял ее, словно Ореста, иеслибы те, кто дивился его искусству, ведали, что непритворным, ноистинным плачем ижалобами полнится театр,
они моглибы убедиться, сколь великую долю, послову Сенеки, составляет внаших дарованиях скорбь.
        III
        -Это правда, - сказал келарь, - что часто нас вводит всоблазн видимая сторона вещей; справедливо говорят, что первыми вовсякой битве бывают побеждены глаза. Ноодно дело, когда это вызвано случайностью, другое - когда умыслом, инато нам идан разум, чтобы противиться чувствам. Катон всенате говорил осказочном богатстве Карфагена, его стенах, полных юношами имужами, тучных полях истаринной ненависти кРиму. Закончив речь, он вытряс изскладок тоги свежие фиги: они посыпались напол, удивляя сенаторов красотой иразмером, аКатон прибавил, что земля, их рождающая, лежит втрех днях пути отРима. Невозможно было лучше поразить их умы наглядностью вещей: они словно увидели этот враждебный город прямо перед собою, истем большей ясностью, что небыли готовы ктакому повороту речи. Абывает такое, что люди устраивают зрелище, противное их подлинным намерениям, затевая одно, апоказывая другое; это зовут обманом, аможно былобы назвать иронией, если уж злоупотреблять словами. Гай Каний, приехав вСиракузы, нераз говорил, что хотелбы купить небольшое имение, чтобы друзей принимать иразвлекаться без помех. Пифий, меняла,
сказал ему, что продажного имения унего нет, ноон может пользоваться его имением как своим. Он пригласил Кания напир, аперед этим созвал всех местных рыбаков ипросил целый день ловить рыбу подле его имения, растолковав, для чего это ему нужно, иони согласились. Назавтра является Каний, пир ему задают великолепный, нобольше всего он дивится, что рыбачьи лодки вьются вокруг, как пчелы вясный день, ловят исваливают рыбу кногам Пифия. Тот говорит, что дивиться нечему: вся рыба, сколько ни есть ее вСиракузах, стадится здесь, потому рыбаки иснуют уего усадьбы. Каний загорается желанием ее купить, Пифий жмется, Каний настаивает, Пифий уступает; Каний платит неторгуясь инаследующийже день созывает друзей. Оглядывается, ища лодки, иненаходит ни одной; спрашивает усоседа, непраздникли нынче урыбаков: «Нет, - говорит тот, - ноони обыкновенно здесь инеловят; потому я вчера немог взять втолк, что здесь такое творится». Рассердился Каний, да поздно. Ноукого есть разум, тот различит ложь иистину, пусть они схожи, как Мессала сМеногеном, ирассечет любой призрак, обольщающий других. Когда прибыли вАнтиохию
императорские слуги, дабы отыскать иказнить всех магов, Симон, досадуя натех, кто чтил его, как бога, апотом отошел отнего, придал свои черты Фаустиниану, словно воск запечатав, чтобы он был вместо Симона схвачен иубит, самже спешно ушел изтех краев. Когда Фаустиниан пришел капостолу Петру исвоим сыновьям, ужаснулись сыновья, видя лицо Симона, нослыша отчий голос: отбегали прочь спроклятьями, онже стенал иоплакивал себя. Один Петр, видя природное его обличье, сказал его сыновьям: «Что бежите ипроклинаете отца своего?» - аему самому: «Непечалься; выйди наторжище и, обратившись клюдям как Симон маг, обличи все клеветы, которые он возвел наменя, называя чародеем ичеловекоубийцею; потом приду я, чужое лицо стебя совлеку иверну истинное; верь мне». Так оно исделалось, кпосрамлению мага инашей веры прославлению.
        IV
        -Когда я слушаю твои похвалы разуму, - сказал госпиталий, - то думаю вот очем. Изблаг, сущих вмире, это едвали неединственное, которое нерождает зависти, ибо каждый доволен собственным, апредложи ему заимствоваться чем-нибудь усоседа, при условии, что тот незаметит пропажи, разум, я полагаю, будет последним, чего ему захочется. Еслибы меня спросили, каково определение разума, я, наблюдая эту удивительную особенность, сказалбы: это благо, которое невызывает уокружающих убеждения, что человек, им наделенный, благоденствует. Апоскольку зависть - чувство низкое, нам следует лишь желать, чтобы разум ивпредь оставался вещью, свободной отдосаждений этого рода; новостальном я невижу особых поводов радоваться. Есть вРиме дворец Корнутов, то есть Рогатых, высокий ипространный, апостенам множество изображений ивсе срогами, даже иЮпитер среди прочих. Говорят, всемействе Корнутов, построивших этот дворец, были мужи великие иславные, нонадменные исуровые вотношении иврагов играждан, оттого иполучившие свое прозвище. Вот люди, пожелавшие, чтобы, коли они почитаются рогатыми, так пускай весь мир будет рогат сними
вместе: они приложили все свое остроумие, чтобы добиться этого, иждут, когда ты, брат Петр, их похвалишь.
        -Погоди-ка, - сказал келарь. - Изэтого семейства тот Корнут, что учил философии поэта Персия, «наСократово лоно приняв его нежные лета», и, получив позавещанию все его имение, отказался отденег, новзял библиотеку? Корнут, сосланный наостров зато, что когда Нерон замыслил поэму одеяниях римлян испросил совета улюдей, прославленных ученостью, все наперебой увещевали его сочинить четыреста книг иодин Корнут сказал, что такой громады никто читать небудет, когдаже ему возразили, что Хрисипп, коим он восхищается, сочинил итого больше, он отвечал: «Эти книги помогают человеку жить достойно»? Неможет быть, чтобы он усебя вдоме допустил такую нелепость.
        -Точно так, - отвечал госпиталий: - тот самый, что обвинил вбесстыдстве Вергилия, когда тот описывает супружеский одр Вулкана; аты недумал, кстати, почему философы, стоило им получить всвои руки верховную власть, правили жесточе других тиранов? Тому свидетельством иКритий, Сократов питомец, тяжелой рукой властвовавший над афинянами, иАристион, искавший убийствами услужить Митридату, ивыученики Пифагоровы вИталии.
        -Нестоит вовсем винить философов, - отвечал келарь. - Когда народ, как говорится, отдурных виночерпиев вкусит неразбавленной свободы, то начинает ненавидеть должностных лиц, если они непотворствуют ему вовсякой прихоти, преследовать иобвинять, называя тиранами идушегубцами; адля философов, держащих власть, это народное своеволие, как для разума - гнев, сладострастие или иной мятеж души: он подавляет их сурово посвоей царственной природе.
        -Пусть так, - сказал госпиталий, - народ небез греха; пусть даже его развращенность - вина нефилософов, акаких-то людей впрошлом, которые умерли иотошли насуд Божий, потому мы нестанем оних говорить; новсеже заметь две вещи. Часто доблесть имеет своим спутником высокомерие, апобедить его тем сложнее, что оно мешает человеку взглянуть насебя; кроме того, отсвоей философской выучки они усвоили стремление вовсем следовать непреложным законам, будь то врассуждении или вповедении, истали относиться кмилости, как куступке случайности, иэта тяга ксправедливости, соединившись свысокомерием, ипринесла вих правление ту жестокость, окоторой сетуют подвластные исообщают летописцы.
        -Похоже, ты хочешь стать судьею над судьями, - сказал келарь.
        -Ну уж нет, - отвечал госпиталий: - «пусть боги даруют мне более достойное намерение», как говорится; ялишь хочу заметить, что разум - вроде крепости, вкоторой избашни видно нетолько все, что принадлежит ее владельцу, ноеще имного чужого, ичто он немогбы придумать для себя занятия лучше, чем ежечасно напоминать себе освоих границах; нокогда люди, забыв себя, занимаются всем миром, спеша победить его ипредписать условия сдачи, которые уних зовутся законами разума, они проводят жизнь внелепых иприскорбных распрях, коими омрачаются прекрасные сады, асвою собственную комнату забывают изапускают дотакой степени, что напорог боязно стать.
        Келарь сказал:
        -Луций Геллий, приехав проконсулом вАфины, собрал усебя философов ипризвал их прекратить тяжбы отом, кто лучше понимает мир, обещая им свое содействие, если они придут ккакому-нибудь согласию. Тыже недумаешь, что это разумное предложение ичто афинским философам следовало его принять?
        -Нет, недумаю, - отвечал госпиталий, - нолучшебы они блюли себя ибереглись доводить свой ум дотакого состояния, окотором сказал Эпиктет: «Если ты поместишь эти вещи всвое разумение, они погибнут или сгниют». Иные считают, что хорошая мысль хороша вне зависимости оттого, кем высказана, нокогда такая мысль обнаруживает себя среди побуждений лицемерия, внушений честолюбия ивсех «пагубных плодов ночи», она поправу может сказать осебе, как Мильоре дельи Абати, когда гнал сотню пленных свиней иззамка Гресса: «Видит Бог, бывал я ивлучшем обществе».
        -Это верно, - сказал келарь, - потому иговорится, что лучшие выражения вустах тиранов неимеют должного значения.
        V
        -Что уж говорить олюдях простых? - сказал госпиталий. - Между тем как мудрецы, покинув дом, отряжают свое остроумие заморе, чтобы привезти оттуда ксилокассии, саргогаллы, сапфира, гепардов, индийских скопцов идругого товара, облагаемого податями, эти живут, незадаваясь вопросом, где сейчас их разум ичто делает. Джованни Бьонди, фаэнтинец, имел красивое платье, ноберег его, приговаривая, что это для большого праздника, ипоскольку обычные торжества казались ему мелковаты, кончилось тем, что он умер иего обрядили вэто платье, впервые поднятое изсундука, так что оно сгодилось ему лишь нато, чтобы напустить полон гроб моли, хотя врядли такой праздник он имел ввиду. Так илюди, если предположить, что ни один изних отприроды нелишен разумения, всеже пользуются им крайне редко, хотя это едвали неединственная вещь, которая отчастого употребления лишь выигрывает.
        -Это оттого, - сказал келарь, - что вобыденной жизни каждый довольствуется неразумом, амнениями, ибо поскудости ее обихода одни итеже причины ежедневно приводят кодинаковым следствиям, так что простому человеку, чтобы прослыть здравомысленным, достаточно руководствоваться доводами вероятности. Атак как богу, пословам Цицерона, угодны государства, он скрепляет их единством мнений, иначе невозможно былобы договориться ивсамых ничтожных делах. Если стать наволшебную колесницу, вроде той, вкакой Медея летала заядовитыми травами, ииз-под небес бросить взор наразные племена, увидишь, что их обычаи ипредания несходны ичто считается кощунством уодних, для других - верх благочестия. Персидский царь некогда звал ксебе римских философов, иони поддались его уговорам, поскольку, неразделяя римского учения оБожестве, думали, что персидское государство таково, как описывает Платон, укоторого философы распоряжают общими делами. Прибыв кнему, они были разочарованы, найдя вцаре человека невежественного изаносчивого, вего приближенных - насильников ичестолюбцев, авнароде - безграничное сластолюбие ижестокость.
Поэтой причине они досадовали икорили себя зато, что склонились налесть исвоей славой освятили злоупотребления царской власти. Наих счастье, вэту пору между римлянами иперсами был заключен мир, одним изусловий которого было, чтобы римляне никого непринуждали изменять свои убеждения ипринимать иные верования, нопозволили каждому держаться тех мнений, какие ему угодны. Узнав обэтом, философы окончательно утвердились вжелании скорее умереть народине, чем жить при царе среди почестей, и, простившись сосвоим гостеприимцем, всердце мало горевавшим из-за разлуки стеми, чье присутствие понукало его кприличию, тронулись вобратный путь, накотором сними приключилось нечто удивительное идостопамятное. Остановившись отдохнуть, они заметили брошенный посреди степей труп человека, недавно умершего, и, возмущенные варварскими обыкновениями инетерпя видеть оскорбляемую природу, спомощью слуг прикрыли труп и, как могли, погребли его, предав земле. Ночью, когда все заснули, одному изних приснился старец почтенного обличья, грозно прокричавший ему: «Непогребай того, что нельзя погребать; непрепятствуй, чтобы труп
растащили собаки; неоскверняй мать-землю!» Отстраха пробудившись, он разбудил сотоварищей ирассказал свое видение. Философы недоумевали, апоутру, когда, продолжив путь, проходили мимо вчерашнего погребения, увидели обнаженного мертвеца, словно земля вытолкнула его, непозволив хоронить иначе как всобачьих утробах. Пораженные, они уже непытались распорядиться трупом по-своему, нооставили персов их убеждениям, раз уж сама земля их разделяет. Справедливо говорят: сколько голов, столько умов, аСоломон замечает: «Неотвечай глупому поглупости его, чтобы неуподобиться ему»; всему надо знать место, инемного благоразумия выказали философы, если взялись втолковать покойнику, что предания, воспринятые им смолоком матери, нелепы иему следует сменить их наболее разумные.
        -Еслибы, - сказал госпиталий, - такого убеждения держался фаэнтинский цирюльник, покойный император неуслышалбы поучительной истории оЮлии Цезаре истаром рыбаке, ая неимелбы случая предложить ее вашему вниманию.
        -Что это заистория? - спросил Фортунат.
        -Я надеюсь, - сказал келарь, - ты незаставишь нас высидеть целую рыбалку.
        -Как вы слышали, - начал госпиталий, - покойный император так долго осаждал Фаэнцу, что успел сносить уже двух цирюльников. Одного он удалил, потому что его бритва была удачливей, чем императорский меч, другого - потому что его бритва рассекала то, что сечь недозволено. Император велел найти третьего, иему сыскали; ивот он сел бриться, будучи вдобром расположении духа, ибо надеялся вскором времени завершить осаду иполучить город. «Недолго нам быть знакомыми, - говорит император: - скоро я кончу свои дела иуйду, аты вернешься восвояси». «Вы, должно быть, взяли врасчет ломбардцев ипапу, что они могут сделать, ачего нет, - говорит цирюльник, - атакже то, как долго фаэнтинцы сидят усебя исколько осталось уних еды, икаковы сейчас их желания имноголи осталось отих мужества, аеще то, как обстоит дело свашими войсками, готовыли они продолжать осаду или норовят поскорее сбыть ее срук». «Все это, иеще кое-что, - отвечает император, - иполагаю, что мы довершим эту осаду наилучшим образом». «Если позволите, - говорит цирюльник, - я расскажу вам одну историю, приключившуюся вдревние времена; она недольше одной
щеки и, ручаюсь, весьма занимательна». «Отчего нет», - говорит император. Цирюльник начинает: «Когда Юлий Цезарь стоял уРубикона, собираясь поутру начать переправу, он гулял поберегу, обдумывая свое положение, ипод одной ивой нашел старого рыбака судочкой исобакой. Он остановился поглядеть, арыбаки, как известно, этого нелюбят. „Отчегобы тебе, добрый человек, непойти своей дорогой, - говорит ему старик нето чтобы приветливо, - или утебя своих дел нет?“ „Да вродебы все уладил, - отвечает Цезарь, - так что погляжу натвою ловлю, если позволишь“. „Ну чтоже, гляди, коли так, - отзывается тот, - может, иувидишь что занятное“. Он берет кусок мяса икидает собаке; она съела ипобрела, натыкаясь надеревья. „Слыхал я обэтом отлюдей, новидеть доныне неприводилось, - говорит Цезарь: - есть такая трава, что если натереть ею мясо идать ее собаке или любой другой твари, что рождается насвет слепой, она теряет зрение, ноненадолго; надеюсь, ты знаешь, что делаешь“. „Это верно, ничего ей несделается, разве что сослепу влезет восиное гнездо, - говорит старик, - авот погляди-ка наэто“. Тут он скатал меж пальцев шарик
измуки, небольше фасоли, ибросил вводу, арыбы ну толкать его носами. Неуспела одна проглотить его, как взлетела ипринялась играть поверх струй, словно ей это забавно, арыбак нагнулся над водой иподогнал ее прутом кберегу. „Да этоже трава буглосса, - восклицает Цезарь: - если растереть ее, подсыпать кмуке ибросить рыбам, любая, едва отведает, всплывет наповерхность ибольше уж несможет нырнуть; ячитал обэтом уПлиния“. „Твоя правда“, - отзывается старик. Он ухватывает рыбу, что пляшет усамого берега, ишвыряет обратно вреку, асреди стремнины подымается рука вбархатном рукаве, ловит летящую рыбу иуволакивает под воду. „Что задьявол, - восклицает Цезарь, - чья это рука там вводе?“ „Вот видишь, - говорит старик, асам вытягивает удочку иначинает сматывать, - ты думаешь, что все принял врасчет, потому что одни вещи слышал отлюдей, аодругих прочел вкнигах, амежду тем всажени оттебя творятся дела, окоторых ты понятия неимеешь“. Сэтими словами он подымается иидет прочь, аЦезарь глядит наводу, незная, ждать оттуда еще чего-то или нет».
        -Ичто сказал император? - спросил Фортунат.
        -Ничего, - отвечал госпиталий, - потому что вэтот миг кнему прибежали свестью, что фаэнтинцы сделали вылазку среди бела дня иподожгли одну изосадных машин, иимператор вскочил ивесь вмыле побежал туда, чтобы увидеть, что происходит.
        -Думаю, он, когда вернулся, отставил иэтого, - сказал келарь, - инапрасно.
        -Никто нелюбит людей, делающих добро без спроса, - сказал госпиталий, - аИталия так полна дарованьями, что император может найти себе нового цирюльника каждый день, хотябы он осаждал Трою.
        VI
        -Авсе-таки - чья там была рука? - спросил Фортунат.
        -Этого никто незнает, - объяснил госпиталий.
        -Может быть, - сказал келарь, - никто, кроме императора, инеувиделбы эту руку, ибо это зрелище было назначено ему одному. Бывает, что Бог проводит меж людьми такую грань, что одни мучатся там, где другие утешаются. Когда был истязаем святой Лаврентий, христиане видели его лицо сияющим, подобно Моисееву, ислышали благоухание нектара, язычникиже видели густой дым ичуяли горящую кожу; были случаи, когда там, где одни видели вокруг себя высокие стены, апод ногами - раскаленные угли, другие стояли среди широкого поля, ничем нетревожимые; имы знаем, что Бог, огонь предвечный, одним сияньем утешает праведных ипоядает грешных. Усвятой Анастасии было три служанки-сестры, одна другой прекрасней, акак они были христианки иприказаний префекта неслушались, он велел запереть их вклети, где хранилась кухонная утварь. Когдаже они просидели там несколько дней, префект, решив, что теперь их устрашил иусмирил, оказал честь дому Анастасии своим посещением, надележе приведенный туда пылкой любовью ктрем девицам. Ноедва он вошел истал напороге, таким ему заволокло глаза помрачением, что принялся хватать котлы, корчаги,
кашники ипротивни, думая, что обнимает ицелует девушек, инебыло такой сковороды, которая непотерпелабы отего пылкости. Вся посуда, бывшая вклети, залоснилась невиданной чистотой, апрефект, насытившись обществом мисок, вышел издому сгордой осанкой, весь почернелый отсажи, водеждах изодранных иопаленных. Слуги, ждавшие его удверей, видя его, щеголяющего такой славой, уверовали, что он превратился вбеса, и, накинувшись разом, попотчевали его плетьми ипустились наутек, бросив его одного. Он направился кимператору, чтобы пожаловаться насвои обиды, нопопути одни били его палками, другие закидывали грязью, думая, что это восстало древнее безумие иидет водворец; самже он, видя себя облеченного вбелую ризу, как подобает его сану, дивился игневился, отчего все ему смеются ипозорят. АТотила, король готов, проходя мимо Модены, незаметил ее, хотя она была вся навиду, ипотому неразорил ее стен инеистребил жителей. Таковы Божьи чудеса.
        Абывает, что ибесы тешатся, мороча людям голову без дальней цели. ВВитербо один молодой человек хорошего рода, чья имя я нестану называть, однажды скача наконе кРимским воротам, налетел настарика, стоявшего уколодца, истолкнул его туда. Ночью он увидел, как старик открывает двери, входит кнему иговорит: «Может, ты иненарочно убил меня, номне отэтого проку мало, ибо я сейчас лежу настоле, амоя семья воет вокруг. Еслиб ты позвал напомощь людей, меня можно былобы вытащить живым. Думаешь, ты, бессердечный, теперь спасешься? Милость Божья недля таких». Юноша умолял простить его, обещал заказать понем пышное поминание, просил его лишь назвать свое имя; наконец старик ответил, что его зовут Никколо, нонебыло заметно, чтобы он смягчился. Пробудившись, юноша поспешил сделать все, что обещал, истех пор долго невидел старика иничего неслышал онем. Поистечении года старик вновь явился ему иуже невыглядел таким рассерженным. юноша спросил его, какова его участь, попалли он вселения блаженных. «Если ипопал, - отвечает тот, - то непотвоей заслуге, апотому, что жил праведно ибоялся Бога; авот что стобой будет,
еще неведомо». Сэтими словами он исчез. Долгое время юноша обходил тот колодец стороной, нооднажды папа отрядил его сеще несколькими поспешной надобности, ион немог придумать предлога, чтобы выехать другими воротами. Делать нечего, ему пришлось поехать той дорогой, ион тотчас увидел старика, опять стоявшего уколодца. Старик бросился кнему, вцепился вседло иначал кричать: «Вот ты где! Два года назад ты сшиб меня вколодец ипроехал мимо, как ни вчем небывало. Порази Господь твое жестокосердие!» «Тебе всего мало! - воскликнул юноша. - Разве я незаказал потебе вечное поминание, неделал даров вразные церкви? Вот сейчас, я думаю, усвятого Сикста поминают покойного Никколо. Чего тебе надо, чтобы ты угомонился?» Старик еще больше распалился изавопил, что он неумер, спасибо добрым людям, которые подоспели ивытащили его изколодца, что ему незачем идти ксвятому Сиксту ради какого-то Никколо, если его зовут Джакопо, ипусть-де Господь поразит этого коня ужасом, авсадника его безумием. Тут над ними раздался тихий смех иразнял их. Повсему выходит, что это сделал бес, нонепонятно, зачем: толи ради того, чтобы
ввергнуть юношу вуныние илишить надежды намилость Божию, толи ради забавы; нельзя ведь предположить, что ему нравилось слушать службы усвятого Сикста.
        Ноя думаю, что вслучае, когда император увидел руку вводе, действовал кто-нибудь изнекромантов - они ведь мастера отводить людям глаза, изоглобли выращивать грушу иделать нечто подобное ради корысти ивысокомерия.
        -Они ведь долго учатся, - заметил госпиталий, - аотэтого обычно нрав портится; вэтом смысле некромант ничем неотличается отчеловека, вкусившего, как говорится, оттрех чаш учености или преподающего право вПадуе. Один школяр, родом изПистойи, отправился вТоледо, желая изучить искусство некромантии, ибо слышал, как ивсе мы, ославе толедцев вэтом искусстве: как благодаря одному изних, пришедшему вРим, папа Иннокентий беседовал сепископом Новарским, который явился ему изпреисподней собычной своей пышностью, предваряемый отроками, готовящими ночлег, навьюченными мулами сбубенцами, челядью, рыцарями имножеством своих капелланов; этот школяр явился вТоледо итщетно искал, ктобы его научил желанному ремеслу. Ивот когда он однажды сидел под портиком, раздумывая, что ему делать, некий рыцарь спросил, чего ему надобно. Он отвечал, что он ломбардец, прибывший сюда для такого-то дела, ирыцарь отвел его кславному учителю, старику безобразного обличья, представив ипопросив, чтобы тот излюбви кприведшему наставил юношу всвоем искусстве. Старик ввел его вкомнату, дал книгу исказал: «Я уйду, аты занимайся». Затем он
вышел инакрепко его запер. Пока юноша читал, вся комната наполнилась мышами, кошками, собаками исвиньями, которые бегали поней туда-сюда; он незнал, что ему делать - курить цафетикой, чертить фигуры, укорять бесов их падением или остеречься, чтобы их нераздражить, - ипока он медлил всомнениях, внезапно увидал себя сидящим снаружи, наулице. «Что ты здесь делаешь, сын мой?» - спросил учитель. Юноша рассказал, что сним приключилось, итот снова привел его вкомнату изапер. Когда он читал, ему явилось множество детей, сновавших покомнате; он им ничего несказал иснова очутился наулице. «Вы, ломбардцы, негодитесь для этого искусства, - сказал ему учитель: - оставьте его нам, испанцам, людям суровым, умеющим сладить ссилой воздушной. Тыже, сын мой, отправляйся вПариж иизучай божественное Писание, ибо ты будешь велик вЦеркви Божией». Ион отправился вПариж имногому там научился, апотом воротился вЛомбардию, где стал казначеем епископа Феррарского, апоего кончине был избран епископом; ныне он архиепископ Равенны, ачто он сделал для Падуи икак наказал Форли, я говорить небуду, ибо это всем известно.
        -Помилости Божией, - сказал келарь, - иотэтого племени бывает благо людям. Уодного рыцаря была жена, красивая лицом, нотак приверженная блуду, что он отчаялся сней сладить; ичтобы невидеть ее непотребств, он решил поехать вСвятую землю инапрощанье сказал жене, что уезжает поклониться гробу Господню, аона чтобы жила вцеломудрии позаповеди Божией. Она клялась ему себя блюсти. Когдаже муж уехал, она нашла себе одного чернокнижника, весьма искусного всвоем ремесле, ипредавалась сним блуду вовсякий час дня иночи. Однажды, когда лежали они рядом наодре, она принялась сетовать, что неможет выйти занего замуж, чтобы жить вчестном браке, чего она больше всего желает. «Муж мой, - говорит, - уехал вСвятую землю, лишьбы меня невидеть, так я ему постыла; аеслиб он сгинул начужбине безвестно, небылобы препон между мною итобою». Чернокнижник отвечает, что этому горю легко пособить, лишьбы она обещалась занего выйти, онаже клянется ибожится, что так исделает. Тогда он, встав изпостели, вылепил извоска образ, нарек его именем рыцаря иприлепил пред очами своими настену.
        VII
        -Между тем рыцарь добрался доРима. Однажды, как шел он поулице, некий магистр, втойже науке наученный, поглядел нанего пристально, апотом подозвал его имолвил: «Послушай, я тебе открою тайну: нынеже будешь сын смерти, если неполучишь отменя помощи, ибо жена твоя распутница иумыслила тебе гибель». Услышав таковые ожене своей речи, рыцарь тотчас ему поверил истал просить, чтобы помог ему иизбавил отсмерти, аон зато щедро заплатит. Тогда магистр велел приготовить баню и, усадив рыцаря вводу, вложил ему вруки зеркало ивелел глядеть. Рыцарь смотрел взеркало, амагистр, сидя подле, читал книгу, апонедолгом времени спросил: «Что видишь?» «Вижу чернокнижника вмоем доме, - отвечает рыцарь: - он мой образ, извоску слепленный, привешивает настену». «Атеперь что?» - спрашивает магистр. «Теперь, - говорит рыцарь, - он берет лук икладет нанего стрелу, ставши против моего образа». «Милали тебе жизнь? - спрашивает магистр. - Как завидишь стрелу летящую, окунись сголовою». Рыцарь, видя, как стрела слетает, пал вводу. «Подыми голову, - говорит магистр, - изагляни взеркало». «Вижу, что образ цел, - говорит рыцарь, -
стрела всторону ушла, ачернокнижник вдосаде». «Посмотри, что он теперь делает?» «Подступил ближе, - отвечает рыцарь изчана, - икладет стрелу налук». «Делай опять тоже, - велит магистр, - коли жить хочешь». Когда рыцарь вынырнул, магистр спрашивает: «Гляди скорее, что там?» «Скорбит, что промахнулся, - доносит рыцарь, - ажене моей говорит: „Коли втретий раз непопаду, сам пропаду“. Совсем близко подступил, боюсь, вперед непогрешит». «Отом непечалься, - говорит магистр: - как увидишь, что он лук напрягает, пади вводу, пока нескажу выйти». Рыцарь, видя стрелу нацеленную, ушел вводу. «Подымайся, - велит магистр, - игляди снова». Рыцарь поглядел ирассмеялся. «Чему смеешься?» - спрашивает тот. «Вижу, - говорит рыцарь, - непрострелил он образа, астрела отскочила ипоразила его вгрудь, итеперь моя жена роет яму под моей кроватью, дабы погрести его». «Вставай иодевайся, - говорит магистр, - ты спасен». Тогда рыцарь, изчана вылезши, благодарил магистра и, наградив его, отправился, понамеренью своему, вСвятую землю. Побыв там довольно, воротился домой; жена встречала его свеселием, онже затаил все допоры. Втайне
отнее послал он кродичам жены своей сказать, что она вдалась вразврат иумыслила ему гибель; они, скоро пришедши, вопрошали ее, онаже склятвою отпиралась. Тогда рыцарь поведал им все, что приключилось счернокнижником: «Аколи неверите, подите ираскопайте место, где он погребен, слезами ее омытый икудрями отертый». Откинули постель, разрыли яму инашли чернокнижника. Отвели ее ксудье, тот приговорил ее сжечь; рыцарьже нашел себе жену целомудренную и, пожив счастливо, впокое скончал свою жизнь. Аеслибы этот человек, встретив рыцаря наулице, непроникся кнему дружеской приязнью, все кончилосьбы много хуже.
        -Вот оно! - воскликнул госпиталий. - Благодарю тебя, брат Петр, ты намекнул мне навещь, которую я никак немог вспомнитьсам.
        -Что истории следует сыпать немешком, агорстью? - осведомился келарь.
        -Много лучше, - отвечал госпиталий: - я вспомнил, какова была вторая удача Суллы.
        -Наверно, то, что он получил полную власть над городом, который властвовал над всем миром, - сказал Фортунат.
        -Или то, что, насытившись этой властью, он сложил ее, когда захотел, ипровел остаток дней, развлекаясь охотой ирыбной ловлей, иненашлось никого, ктобы дерзнул отомстить ему, - сказал келарь.
        -Второй своей удачей, - отвечал госпиталий, - Сулла считал то, что сним был вдружбе МетеллПий.
        -Это тот, накоторого испанцы спускали победу наверевке? - уточнил Фортунат.
        -Тот самый, - отвечал госпиталий. - Видишьли, статуи часто вовлекают людей вглупости, изкоторых трудно выбраться. Бенвенуто Фолькаккьери, сиенец, ревностный поклонник древних, когда наего землях выкопали мраморную статую, так возрадовался, что перенес ее всвой городской дом, только что неприплясывая перед ней, когда ее везли поулице нателеге, выстланной соломой. Он поставил ее навидном месте иобращался кней вчасы торжества (это был спящий Гермафродит, почти целый, только сбороздой отплуга поперек ягодиц), свою удачу приписывая ее покровительству. Новот унего дела пошли плохо, «долгой чредой потянулись бессонны заботы», ион решил, что достаточно гневить небо ичто это срамное изваяние пора вывезти изгорода, ближе кбезвестности, изкоторой он его вытянул. Гермафродита взвалили нателегу, асам Бенвенуто поскакал рядом, без прежнего ликования, выбрав для выезда время потише. Когдаже он добрался додеревни, то первым делом увидел, что унего горит овин, и, вдохновленный досадой, обратился кмирно спящему втелеге инад его задницей поклялся, что сам возьмет вруки молот ипревратит эту наковальню Венеры вгруду
черепков, годных только нато, чтоб чесать спину; ион сдержал обещание темже вечером, хотя был непривычен ктакой работе, иотделал Гермафродита так, что его впору было засыпать всолонку, незная, что накличет насебя чуму хуже прежней, как те люди, что разбили золотой ларец вАполлоновом храме. Когда наступила ночь, он содним мужиком, которого еле уломал наэту затею, иc полной телегой гнева Божьего отъехал подальше ипринялся разбрасывать мраморные обломки пососедской земле. Нагрех хозяин оказался поблизости и, видя, что какие-то люди сеют, где непахали, окликнул их испросил, кто они такие ичто им надобно, аБенвенуто, почувствовав, что ему трудно будет это объяснить, прыгнул втелегу, хлестнул коня ипустился прочь, уповая, что втемноте его неузнали. Он, однако, незаметил, что мраморное крошево растрясается подороге. Утром сосед пошел последу, вымощенному Гермафродитом, которым Бенвенуто, словно благодетельное божество, засевал нивы изсвоей колесницы, иБенвенуто был ужасно удивлен видеть перед собою человека, откоторого мнил себя спасшимся. Из-за этого пагубного сева встала распря между мужами, ахуже всего,
что, сбыв срук вещь, Бенвенуто неотделался отее славы, ибо каждый вгороде, кому небыло дела доего статуи, пока ее сна ничто нетревожило, принялся обсуждать ее кончину. Гай Цезарь, как известно, столкнулся сподобным, когда разрушил виллу, где некогда держали взаперти его мать, дабы истребить всякое воспоминание обэтом, идобился лишь того, что каждый начал спрашивать, почему ее снесли. Прискорбно, что из-за этого Бенвенуто разгорелся такой неприязнью кдревности, что слышать нехотел нетолько озатеях ее резца, ноиопрочем, например, оздравомыслии, которое встарину считалось божеством имогло поучить его умеренности, как вчас удачи, так ивчас, когда он сеет печали ижнет огорчения.
        VIII
        -Ничего удивительного, что Сулла так сказал, - сказал келарь. - Римляне ценили дружбу, как некий божественный дар, очем можно прочесть уЦицерона. Царь Ирод, когда ему пришлось предстать перед Октавианом, чтобы оправдаться всвоем союзе сАнтонием, нестал ни запираться, ни просить снисхождения, нопризнал, что помогал Антонию, ипожалел, что помогал мало, ибо если кто считает себя чьим-либо другом, должен поддерживать его всеми силами души итела, иОктавиан счел его доводы достаточными. Что доМетелла, то он ведь человек достойный, хотябы попричинам, из-за которых он получил свое прозвание.
        -Он прилежно чтил богов? - спросил Фортунат.
        -Небольше, чем другие, - отвечал госпиталий, - ноон употребил все средства, чтобы вернуть изссылки своего отца, Метелла Нумидийского. Тот жил изгнанником вАзии, пока ему небыло позволено вернуться. Вышло так, что известие обэтом Метелл получил втеатре, ноотложил ипрочел его непрежде, чем кончилось зрелище ивсе разошлись.
        -Какая суетность, - заметил келарь. - Он думал неосебе исвоих делах, ноотом, какбы угодить толпе, делая вид, что разделяет ее пристрастия.
        -Ты думаешь? - отозвался госпиталий. - Амне кажется иначе. Вдень, когда при Фарсале Юлий Цезарь иПомпей Великий сошлись вбитве, вПадуе некий Корнелий впал висступление истал говорить, что видит сечу, натиск, бегство, раны, будто сам участвовал всражении, пока невоскликнул, что победа заЦезарем; илюди видели вего лице идвижениях всю войну, словно она перенеслась вИталию ради их потехи. Неужели, будь ты наместе Метелла, хотелбы, чтобы чернь, пришедшая ради одного зрелища, занялась другим инаблюдала натвоем лице изумление, недоверие, радость ивсю чреду волнений, словно вломившись впотаенные покои иобсуждая то, что ее некасается? Нет, брат Петр, прекрасно повел себя Метелл, заперев свою дверь инедав добрым эфесцам никакой пищи, нозаставив их дивиться подобно Камиллу, когда он ходил погороду тускуланцев, ища глазами, гдеже война.
        -Пусть так, - отвечал келарь, - оставим его; это все равно что обсуждать, что такое Матреев зверь, или заниматься чем-то подобным.
        -Ачто это зазверь? - спросил Фортунат.
        -Один шут изАлександрии, любимец греков иримлян, - отвечал госпиталий, - уверял, что держит усебя дома некоего зверя, который сам себя поедает, ноникому недавал нанего поглядеть.
        -Да ведь так изображают время! - воскликнул Фортунат: - это змей вправой руке Сатурна, пожирающий свой хвост, потому что год возвращается ксвоему началу иснедает все, что сам породил.
        -Спору нет, - отвечал госпиталий, - да только врядли он держал усебя дома время, да еще ихвалился этим, ведь это добро увсех есть: разве что водной комнате унего было вчера, авдругой сегодня, чтобы там давать взаймы, атут получать проценты: это, я думаю, понравилосьбы флорентинцам, они ведь любители давать врост.
        -Мне кажется, - молвил келарь, - он таким образом насмехался над своими пороками, ибо многие изних пожирают сами себя: таково, например, честолюбие, заставляющее человека ежедневно унижаться, ища приязни ународа или уважения утех, ккому он сам его непитает; таково ископидомство, вчьих руках гибнет все накопленное, неимея себе выхода, имногое другое, чему примеры каждый без труда вспомнит.
        -Илиже, - прибавил госпиталий, - он смеялся над своей привычкой грызть ногти ибороду, аможет, просто дурачил публику, превращая ее втакихже зверей, ибо они, пытаясь осилить эту загадку, бесплодно тратили время, кроме которого уних ничего нет, да имы свами нелучше, ибо занимаемся точно темже. Когда люди охладеют кего рассказам, он придумает себе другого зверя, который, допустим, сам себя переносит через лужу, ибудет пробавляться этим зверинцем достаростилет.
        -Иной раз сэтим лучше справляться самому, чем ждать, когда тебе помогут перебраться, - сказал келарь. - Был один рыцарь, знатный иблагоразумный, мантуанец родом, вкоторого влюбилась сестра Эццелино да Романо, непривыкшая, чтобы ей отказывали, ивелела прийти кней ночью через калитку подле дворцовой кухни. Итак как навсю улицу разлилась гнусная свиная топь, рыцарь приказал одному изслуг перенести его досамой двери, укоторой его встречала дама. Они проделывали это нераз кобоюдному удовольствию, апотом обэтом проведал Эццелино иприсоединился ких забаве по-своему: однажды ввечеру он переоделся слугою и, встретив рыцаря вусловном месте накраю лужи, подставил ему плечи иперенес ксестре, апотом иобратно. После этого он открылся ему исказал: «Ну, будет; впредь неходи загрязными делами погрязным местам». Рыцарь, узнав, что он, как Иона, катался поморю навеликой рыбе, смиренно просил его простить иобещал никогда больше здесь непоявляться. Говорят, правда, что потом Эццелино всеже убил его, ноя слышал отнеаполитанцев, что он жив ислужит королю Карлу; сеструже Эццелино выдал замессера Эмерьо изБраганцы,
каковой брак неподарил ни ей стыдливости, ни ему благоденства.
        IX
        -Брат Петр, - сказал госпиталий, - ты, верно, меня осудишь, нотвоя история напомнила мне один случай, вкотором участвовал я сам; ихотя это последнее дело - перескакивать отрассказа крассказу только потому, что одно напоминает другое, ноя все-таки поведаю обэтом, потому что незнаю, когда еще скворцы или что другое заставят нас беседовать, аистория, правду сказать, хороша, имне былобы жаль давиться ею вмолчании, как пифагорейцы - своей мальвой.
        -Если твой рассказ также хорош, как его вступление, - отвечал келарь, - никто тебя непопрекнет; рассказывай, немедли.
        -Так вот, - начал госпиталий, - Андреа Скинелли, имолезец, человек ученый, хотел сочинить книгу, собрав вней примеры женской порочности, дабы предостеречь тех, кто помолодости незнает, чего ждать отженщин, ипозабавить тех, кто обэтом осведомлен, иодно его останавливало, что он искал, чем скрепить все эти истории, затем что камень лучше смотрится вискусной оправе, иникак немог найти. Я сказал ему: «Чегоже проще? Ты ведь помнишь историю прекрасной Иммы иее возлюбленного. Эйнгард, капеллан инотарий императора Карла, был любим многими вцарском чертоге задобрый нрав, учтивость ивеселость, ноИмма, дочь императора, просватанная закороля греков, любила его более всех. День изо дня любовь их возрастала, хотя исковывал ее страх прогневить владыку, однако настырная любовь все одолевает, как сказал Вергилий, ивот однажды ночью нотарий прокрался кее двери итихонько постучал, говоря, что унего порученье отгосударя. Оставшись наедине сдевой, он пустился вобычные шутки, объятья, поцелуи, имежду ними случилось все, чему следовало; апред зарею, когда ему надо было уходить, они выглянули надвор иувидели, что заночь
выпал глубокий снег ичто стоит ему выйти, как следы мужских ног его выдадут. Втревоге истрахе из-за того, что натворили, они отступили отдверей изадумались, ивот прекрасная девица, коей любовь придала отваги, велела, чтоб нотарий взобрался ей наспину, онаже отнесет его кего жилищу, покуда заря незабрезжила, иворотится посвоему следу. Эйнгард, делать нечего, согласился, иИмма взвалила его назакорки ипошла, качаясь под тяжестью. Вот тебе, дорогой мой, оправа, которую ты ищешь: представь, что нотарий, чтобы развлечь свою подругу, рассказывает, сидя унее нашее, прекрасные ипоучительные истории оженских нравах: начни сих лукавства, коим они уловляют нашу свободу всети своей красоты, умножая ее притираньями икрасками, превращая черные волосы взолотистые, то собирая их вкосу, то рассыпая поплечам: тут вставь Алкивиаду, прекраснейшую изблудниц, поглядеть накоторую привели Сократа ученики, аон молвил: „Еслибы кто имел такие глаза, чтобы заглянуть вее недра, тому она, прекрасная наповерхности, показаласьбы безобразней некуда“. Дальше помяни тысячу гнусных страстей, коим они привержены, распри насупружеском
ложе, притворную робость, бесстыдную отвагу, изученное искусство лжи, спесь вбогатстве, строптивость вбедности, жадность, завистливость, сумасбродство исплетни; обратись кПисанию ипомяни Еву, нашего изгнания виновницу, Иродиаду, Иоаннову погубительницу, Самсона сильнейшего, женою погубленного, Соломона мудрейшего, вслужбу идолам совращенного, Иосифа втемнице, Давида вогрехе; потом разверни греческую иримскую древность ивыведи Тезея, насвою беду поверившего жене, изобрази ту ночь, когда Мирра обесчестила отеческое ложе, иту, когда лемносский гнев себя прославил».
        -Пусть незабудет иМессалину, - вставил келарь, - как она, испробовав все всвоей разнузданности, устраивает водворце сбор винограда: его жмут вдавильнях, переполняются чаны, женщины скачут, как исступленные, взвериных шкурах, исама она подает первый знак квеселью, акто-то изее сотоварищей взбирается надерево, икогда его спрашивают, что видно, отвечает, что отОстии надвигается большая гроза.
        -Слезай, брат Петр, слезай немедленно, - откликнулся госпиталий, - Имма двоих невынесет; там ибез тебя нелегко. Так вот, «незабудь излосчастную Элиссу, сказал я ему, иЕлену, причину гибели царств, ивсех, чья печень была ненасытней лернейской гидры: думаю, ты успеешь перебрать неменьше трех дюжин, пока Имма доберется доурочного места, - ведь ноша унее тяжелая, иснег глубокий. Аесли этого тебе покажется мало, то вспомни, что император Карл поБожьей воле проводил ту ночь без сна и, поднявшись дорассвета, поглядел изокна иувидел свою возлюбленную дочь под ее поклажей. Изобрази, как он, то изумленьем, то печалью волнуемый, при мысли, что небез Божьего участия совершается это дело, сдерживает себя исмотрит навсе вмолчании; неупусти ито, как он приводит себе напамять Пенелопу, Алкиону, Эвадну ивсех жен, что вбылые века прославили себя верностью, стойкостью иблагоразумием; опиши это, как ты умеешь, ибудь уверен, что твоя книга пожнет положенную известность, то есть скучную брань истыдную похвалу, разделив участь тех, оком вней будет написано». Так я сказал ему, нонезнаю, убедил или нет: досих пор
неслышно, чтобы его книга явилась налюди.
        X
        -Ещебы, - отвечал келарь, - тыже высмеял его работу, посеял внем сомнение, махнул хвостом над его морем, ионо возмутилось.
        -Если итак, я избавил его отпустых мучений, - возразил госпиталий. - Представь, что он вдалсябы висследование своих историй, чтобы установить, что там случилось насамом деле: попадись ему, кпримеру, Секст Кондиан сего головами, это былобы похуже илернейской гидры.
        -Это кто такой? - спросил келарь.
        -Секст Кондиан был сыном прославленного полководца Максима, - сказал госпиталий. - Услышав, что отец его казнен поприказу императора, он нестал ждать своей участи, анабрал врот заячьей крови исел наконя. Дело, как замечают историки, было вСирии.
        -Аэто почему-то важно? - спросил Фортунат.
        -Вот уж незнаю, - отозвался госпиталий: - может, вСирии такая пропасть зайцев, что их можно зачерпывать, высунув руку изокна, илиже это потому, что сирийцы славились особенным легковерием; ясклоняюсь кпоследнему из-за истории, которую слышал отаретинцев. Один брат-минорит шел однажды пустынной местностью близ Борго ди Сан Сеполькро изаночевал вкаких-то развалинах, акогда было кполночи, туда явились два сильных беса. Один был неустанным пахарем сирийских краев, где он входил ивхристианские, иязыческие сердца, как вворота Акры, ивозделывал их впоте лица, уповая набогатый урожай, адругой жительствовал вПадуе иприложил много усилий ктому, чтобы Баккильоне впадала прямиком вАхеронт. Они заспорили, кто изних преимуществует вославе, иразгорелись доожесточения: сириец исчислял имена мужей, наследовавших вечную погибель благодаря его расторопности, игородов, его рачением обращенных вразвалины, падуанецже неотставал, ставя себе взаслугу жизнь идеяния тех, оком пишут вхрониках, аобуспехах своего товарища отзывался, как Тит Фламинин: «это-де все сирийцы». «Без толку все наши споры идоводы, - сказал один: -
этак мы ни дочего недобьемся, лишь вконец разругаемся; нужен кто-то, кому мы моглибы доверить нашу тяжбу». «Нет ничего проще, - отвечал другой: - вон там вуглу прячется минорит, делая вид, что сон его сморил: вытянем его, пока он непомер отстраха, ипускай судит меж нами посправедливости». Мигом они, как карася, выдернули минорита изкамней, вкоторых он скорчился: видя перед собой горящие глаза иклыки острей кабаньих, он уже вручил свою душу Господу, однако бесы завели сним, как умели, учтивый разговор, прося пособить их затруднению. Тогда он приободрился ивелел им отчитаться всвоих делах посовести, ничего важного неупуская инеприсчитывая, асам между тем ломал голову, как ему ублаготворить обоих, ибо если он присудит победу одному, другой его непомилует. Когда бесы закончили, горделиво поглядывая друг надруга, он возвысил голос иначал так: «Трудно мне, братья, выбрать между вами достойнейшего, ибо все, что я услышал, это подлинное сокровище славы, инемудрено, что ваши сердца так кнему привязаны. Сердцаже увсех разные, имудрый человек судит опоступках некак лавочник офлорине, ноберет врассуждение также
инрав сотворившего. Справедливо мыслил обэтом тот изваших, что явился блаженному Макарию сполной пазухой бутылочек, приговаривая: „Вкус несу братьям: кому одно непонравится, предложу другое, пока непотрафлю“. Кчему одного влечет природная склонность, другой совершает, одолевая всебе неохоту; где один побеждает лишь обстоятельства, другой - еще исебя самого, иоттого выходит, что для одного великую победу составляет то, вчем другой невидит ни труда, ни занимательности. Вот ивашим деяниям нет судьи, кроме вас самих, ибо никто незнает чужого сердца, авсех менее я, смиренный иневежественный минорит; язнаю лишь то, что нет ничего прекраснее, как жить братьям владу, ибо согласием малые дела возрастают, араздором великие рушатся». Так он говорил, ибо страх умножал внем красноречие, абесы слушали совниманием, наклоня голову, как вдруг падуанец подскочил сословами, что надобно ему спешить, ибо он слышит, что без его совета мессер Анседизио несладит ссемейством Перага, апотом он завернет вПедевенду разжечь огни назамковых зубцах, чтобы тем, кто стоит дозором уворот Альтинате, было очем чесать языки. Сириец
сказал, что коли так, унего тоже есть дела, и, снявшись сместа, помчался вземли язычников, аминорит, оставшись один, давай Бог ноги изэтого места, впервые благословляя людей, больше думающих освоей дратве ишиле, чем оего проповеди.
        -Вот пример того, - сказал келарь, - сколь многое может речь, когда она неищет истины, априменяется кчеловеку, ибо он превыше всего любит свои мнения. Сын покойного императора, германский король, против его воли примкнул кломбардцам, иимператор пошел нанего, захватил вплен идолго держал воковах, акогда его переводили изодного замка вдругой, он оттоски бросился впропасть ипогиб. Наего похороны собрались князья, бароны, рыцари игородские магистраты, абрат Лука изАпулии, изордена братьев-миноритов, произносил над гробом проповедь поапулийскому обычаю. Он взял тему изкниги Бытия: «Ипростер Авраам руку, ивзял нож, заклать сына своего», иученые люди, бывшие там, решили, что он скажет такое, что император снесет ему голову; однако он произнес столь прекрасную похвалу правосудию, что его проповедь хвалили перед императором, ион пожелал ее иметь.
        XI
        -Да, можно сказать, чем тоньше кто-нибудь разбирается влюдских мнениях ипристрастиях, тем прекрасней его проповеди, - сказал госпиталий. - Водну обитель кминоритам два крестьянина привели третьего, своего приятеля, одержимого бесом, илектор, поглядев нанего, молвил: «Кажется мне, никакой это небес, апросто человек, который завсю жизнь невидал никого умней коровы итеперь мелет невесть что»: слово заслово, ион так раздразнил беса, что тот, обратившись кминориту, спросил, чем он может удостоверить свое присутствие. Тот велел ему произнести речь осправедливости, да повсем правилам, если хочет, чтобы ему поверили, ибес немедля начал наотменной латыни речь впохвалу справедливости, спримерами исентенциями, только вчера ночевавшими уКатона иВалерия Максима, иское-какими прибавлениями изсобственного опыта, апотом повернул стяги вспять, как Карнеад перед римлянами, набросившись навсе, что прежде восхвалял. Словом, это было так блистательно, что вобители неслыхали подобного, однако лектор поймал беса наошибке вспряжении иначал потешаться над ним, абес, раздосадованный, отвечал ему: «Попробовалбы ты, монах,
ворочать толстым языком этого парня, неприученным ни кчему изящному, - мне тут тяжелее, чем ослу намельнице»; новсе-таки, смущенный насмешками, он ослабел иподдался заклинательным молитвам, аведь прежде держался цепко всвоей сельской обители. Нопока мы занимаемся проповедями, Секст Кондиан все еще сидит наконе, набрав полон рот заячьей крови, ия недумаю, что даже вСирии такое времяпрепровождение считается занимательным.
        -Так хлестни его коня, ипусть скачет, куда ему надобно, - сказал келарь, - потому что наша беседа нетронется сместа, пока он неуедет отсюда.
        -Охотно, - сказал госпиталий. - Так вот, юноша сел наконя, поскакал инарочно упал снего, извергнув изо рта чужую кровь; его подняли иотнесли вдом, словно умирающего, потом он исчез, авгроб вместо него положили баранью тушу. Впоследствии он, меняя одежду, скитался, нигде подолгу незадерживаясь, когдаже тайна разгласилась - ведь молве достанет иодного болтливого - учинен был тщательный розыск, имного людей погибло: одни - зато, что были похожи нанего, другие - пообвинению всообщничестве, иныеже потому, что никогда его невидали, зато владели большим богатством. ВРим много раз привозили то одну, то другую голову, якобы принадлежащую ему, икаждая новая лишь разжигала рвение, ибо втом, что он умер, рождал сомнение избыток доказательств. Впрочем, это принесло Сирии новую славу, ибо, производившая бальзам, нард, багрец ифиги, она теперь стала матерью ижитницей голов Секста Кондиана, вчем ни одна провинция немогла сней соперничать.
        Аеслибы наш Андреа Скинелли, имолезец, превыше всего ставящий истину, набрелбы наэтого человека, что озаботился спрятать свою настоящую голову вдюжине мнимых, - чтобы он сказал онем? Сравнилбы его сЭнеем, укоторого много могил, хотя его тело так иненашли? Или написалбы: «Случайность отняла уОктавиана голову Брута, случайностьже дала визбытке голов Кондиана тем, кто их искал»? Припомнилбы Сатурнина, который, узнав, что осужден триумвирами, нарядил слуг своих, как ликторов, ипоехал совсей важностью, занимая постоялые дворы, апоприбытии вПутеолы взял себе корабль, точно для государственных дел, иотплыл наСицилию? Упомянулбы, что посмерти императора объявился человек, выдававший себя заСекста ипритязавший наего богатства ипочести, нобыл пойман натом, что незнает греческого языка, ипоэтому поводу рассказалбы омнимом Александре времен Цезаря Августа, ографе Фландрии, явившемся иззаморских стран после своей кончины, оботшельнике, похожем напокойного императора, иомногих других, цеплявшихся кчужому счастью, как репей кштанам, или, лучше сказать, как пример кпримеру впроповеди, повнешнему сходству? Это
прекрасно, но, посовести, глядя, как наместе отрубленных голов отрастают новые, он должен былбы признать, что ни погребальный факел истории, ни полночная лампада риторики неосвещают для него судьбу Кондиана ичто если полагаться лишь нато, что твердо установлено, то, может, Кондиан жив ипосию пору.
        XII
        -Иэто втом случае, если он честен ипользуется уместными средствами; нопредставь, что историк домогается неистины, ачего-то другого ичто его средства нетак хороши. Уодного издревних я читал про историков, воспевавших поход императора Марка против парфян. Когда он собирался навойну, то был обступлен толпою философов, умолявших, чтобы он невверял себя случайностям похода, прежде чем изложит все возвышенное исокровенное, что он познал всвоих занятиях. Вследствие этого Марк несколько дней читал лекции римскому народу, рассказывая, что без добродетели нельзя быть счастливым, людям, для которых стать добродетельными значилобы умереть сголоду; что все грехи единообразны икто украдет мякину, стольже виновен, как укравший золото, - людям, которые свеликой охотой согласилисьбы украсть золото ипонести наказание, как замякину; что наша душа гибнет стелом, однако следует добиваться вечной славы, - людям, которые стаким усердием старались прожить скрытно, что сами отсебя утаили существование своей души. Так вот, историки, взявшиеся описать этот поход, вбольшинстве вели себя как люди, которым нехватило чемерицы
вчас, когда она была им особенно нужна. Один, я помню, призвал Муз, прося принять участие вего труде, но, кажется, они под каким-то предлогом уклонились; потом он сравнил императора сАхиллом, воздал хвалу своей родине, укоряя Гомера, который этим пренебрег, исделал еще множество вещей, стольже прекрасных иидущих кделу. Другой, ревностно подражая древним, избирает своим героем чуму, следит завсеми ее путешествиями ибросает императоров ицарей, лишь дойдет слух, что счумой что-то случилось: судивительной трогательностью он заботится оней, иэто делает честь его душевным свойствам. Третий был философ инаписал историю изодних силлогизмов, считая, что таким образом прославляет Марка иего философские занятия; иной потерялся вописаниях, иной - вотступлениях; один сочинил вступление длинней всего повествования, другой счел Парфию страной, где можно поселить свои знания обисседонах, аримаспах ивсем, зачто его вшколе били попальцам; иеслибы бедный император Марк, поего выражению, настолько плохо почитал богов, что они заставили его читать все это, он ни зачто немогбы уразуметь, что собой представлял его поход,
как начался ичем кончился.
        -Ты говоришь: если они хотят неистины, ачего-то другого, - сказал келарь. - Чегоже, по-твоему, хотеть историкам?
        -Посмотри, брат Петр, - отвечал госпиталий, - скаким намерением брались засочинение истории те, чьи труды дошли донас внеколебимой славе, апотом сравни их снынешними. Плинию явился восне Друз Нерон, славно воевавший сгерманцами иумерший вих землях, спросьбой беречь его память испасти ее отзабвения. Другому посмерти императора Севера приснилось римское войско набольшой равнине иСевер навысоком холме, беседующий своинами; завидев его, скромно ставшего взадних рядах, Север обратился кнему поимени исказал: «Подойди ближе, чтобы вточности узнать иописать все, что здесь говорится иделается». Так это было удревних, понимавших высокое достоинство своих занятий. Нашиже, затвердив, что судебная речь иистория равно имеют предметом прошедшее время, делают изэтого неверные выводы, превращая историю внескончаемую тяжбу иотмщая заобиды, которые им кажутся своими. Даже справедливость - нетакая добродетель, чтобы везде выглядеть уместно, особенно когда она неберет себе вспутники благоразумие.
        Нопусть даже они добросовестны - сами они свидетели ничему, атот, кто вынужден питаться слухами, неизбежно потерпит поражение, стремясь отделить истинное отвозможного иисследовать причины заблуждений. Мунаций Планк, красивший себя кубовой краской итаскавший засобой хвост, чтобы тешить Антония похождениями морских богов, потом, уличенный Антонием вграбеже, перебежал кЦезарю иобвинял былого благодетеля перед сенаторами втаком числе гнусностей, что Гай Копоний неутерпел исказал ему: «Многоже натворил Антоний, прежде чем ты его покинул!» Ичтобы этому свидетелю неоставаться водиночестве, прибавим кнему Сципиона, который кричит Эннию: «Я твоей служанке поверил, что тебя нет дома, аты, бесстыжий, неверишь мне самому?» Таковы древние; ачто наши? УГульельмо ди Ариберто изЧервии был старинный саркофаг, невесть откуда взятый, вкотором он хотел быть похороненным. Когда срок пришел, мессер Гульельмо был положен вгроб посвоему желанию. Однажды пришли вгород поделам селяне, его знакомцы, инапоследок решили сним повидаться. Вот стоят они иразглядывают саркофаг, аон был украшен подвигами Геркулеса. Битва
сгигантами, эриманфский вепрь исхождение вад их неудивили, потому что уних вдеревне все было такоеже, асвиньи еще ипокрупнее; нопотом они добрались долернейской гидры иникак немогли взять втолк, когда это смессером Гульельмо случилось такое. «Помните, он ездил вМодену? - сказал один. - Так, верно, подороге это ивышло». Остальные сним согласились, что подороге вМодену инето может быть, амессер Гульельмо молодец. Потом они перебрались вСтимфал, «медью звенящий», поглядели наразлетающихся птиц ипохвалили мессера Гульельмо, что он так славно разделался соскворцами: наперед зарекутся обклевывать его виноградники. Наглядевшись досыта, они отправились домой, истех пор уних вдеревне мессер Гульельмо славится как человек, совершивший много чудесного соскворцами идорогой наМодену, иесли они перед дальним странствием заказывают ему молебны, то ничего удивительного вэтомнет.
        -Прискорбная история, - сказал келарь.
        -Аведь ни мессер Гульельмо, ни селяне ненамеревались морочить другим головы, - заметил госпиталий. - Чтоже бывает, если попадется человек даже незлокозненный, апросто смешливый? Портной Таддео Дзамба был изтех людей, которые для справедливости Божией непредставляют ни интереса, ни затруднений, зато для милосердия открывают широкое поле. Однажды впостный день он сидел усебя дома иел куриную ногу, как вдруг вдверях заслышался голос его приятеля, Симоне Боници, спрашивавшего, домали он. Портной подумал: «Вот некстати! Конечно, я ем для Господа, как заповедали апостолы, ноСимоне человек неподатливый, иему необъяснишь, какими прекрасными мыслями наполняет меня эта курица, аведь он всвойстве сепископским секретарем: какбы мне невышло худа». Он схватил вяленую рыбу, валявшуюся настоле, и, прикрыв ею тарелку, постарался придать своей трапезе намек наблагопристойность. Симоне, однако, был хоть глупец, ноприметливый, и, завидев курью ногу, высунувшуюся из-под рыбьего хвоста, спросил: «Что это ты, друг мой, как будто ешь то, что неподобает? Я неверю своим глазам». Тогда Таддео призвал напомощь всю свою
сообразительность и, напустив насебя важный вид, молвил: «Ты, Симоне, послучайности увидел вещи, которые непредназначались ни твоему зрению, ни чьему-либо еще, ия ни словабы тебе несказал, еслиб неодно: коли я оставлю тебя без объяснений, ты, поди, решишь, что я тут грешу, как последний грешник, аэто былобы мне больнее всего. Так ибыть, кум, повеликой дружбе я открою тебе то, чего ничьи глаза невидели, уши неслышали инаум никому неприходило, что бывает такое, однако поклянись, что будешь молчать обэтом деле, иначе несдобровать имне, ивсему моему дому». Симоне, пойманный наудочку любопытства, начал клясться всем, что ему вспомнилось, что невыдаст приятеля инеобманет его доверенности; тогда Таддео, успокоенный, обнял его заплечо иначал: «Ты, конечно, знаешь, что мой дед был человек, отмеченный всеми добродетелями, благодаря которым нераз занимал внашем городе высокие должности, иБог прославил его еще при жизни тем, что изо рта унего исходило сияние, так что он мог ужинать без свечи; главноеже вот что: помилости Божией, накоторую нет образца, ему было даровано право ходить наохоту врайский сад, откуда
были из-за плачевного проступка изгнаны наши прародители, стаким, однако, условием, чтобы он никому нераскрывал этой тайны, иначе двери перед ним закроются; ноя думаю, что тебе можно это открыть без опасения, ибо ты человек благочестивый ивраг пустословия».
        «Какже это, - молвил Симоне: - ведь там при входе стоит херувим согненным мечом; разве что поделиться сним добычей?»
        «Этим ты его только рассердишь, ибо он полон страха Божия ини накакие уговоры неподдается, - возразил портной, - ноон стоит при парадном входе, как положено вбогатых домах, ассеверной стороны есть калитка без охраны: туда-то ипозволено было входить нашему деду, апосле него - моему отцу имне; надо сказать, это великая милость, что внашем доме никогда непереводится рыба имясо, особенно теперь, когда требуха так вздорожала. Дичь гуляет там такими тучами, как унас бывает, когда из-за войны множатся куропатки, авсгоревших деревнях кошки бродят, как евреи впустыне. Так вот, дорогой кум, та рыба, которую ты видишь, еще вчера плавала вреке Фисон, где я поймал ее намотыля, ипусть тебя несмущают ее ноги, ибо райская живность - нета, что унас вмясном ряду: там все создано стаким намерением, чтобы человеку было вкусно, иприравнивается кпостной пище, поскольку враю нет ни греха, ни нужды всмирении плоти». УСимоне, слышащего такие диковинные вещи, разгорелось желание их испытать, ион принялся просить Таддео, чтобы тот еще дальше простер свои благодеяния ипозволил ему пойти сним вместе наохоту. Таддео
отнекивался, однако Симоне припер его, грозя выдать его проделки, ивынудил согласие: Таддео велел ему приходить завтра, поскольку-де врай некаждый день пускают, авечером нетрогать жены имолиться усерднее, нето рыба уйдет вомуты, азвери - вчащу. Выпроводив Симоне, он задумался, как ему выпутаться иодурачить приятеля, инадумал. Первым делом он раздобыл цимбалы, вкакие бьют скоморохи наплощади, сзывая послушать про Карла Великого, апотом уселся натабуретке, взял свежего карася, вдел нитку виголку ипришил карасю две куриные лапы быстрее, чем иной скажет глупость, потом укрыл шов чешуей сотменной ловкостью, словно этот карась так ивышел изрук Божьих, исчистым сердцем лег спать, ибо человеку разумному, чтобы представить рай, достаточно пары цимбал икарася сногами.
        Назавтра вусловный час кнему явился Симоне, снедаемый нетерпением, иТаддео, пустив его вдом свеликой осторожностью, будто один заговорщик другого, взял заруку ипривел кдвери, закоторой был маленький чулан сдровами, кожей ивсяким хламом. Тут они остановились, иТаддео, подняв палец, начал такую речь: «Послушай, кум, что я тебе скажу, ибо отэтого зависит твоя жизнь. Там, куда ты войдешь, горит слава Божия ииграет чудесное сияние, так что снепривычки глаза застятся кромешным мраком. Внашем семействе, как я тебе сказал, ходить врай - дело обычное, ноты берегись, чтобы оттебя, как оттой несчастной принцессы, что хотела увидеть Юпитера, неосталась горстка угольев, накоторой икаштана непожаришь, или - чтобы неоскорблять нашей беседы языческими баснями - какбы тебе неослепнуть подобно апостолу Павлу, когда над ним разлился Господень свет. Войдя туда, веди себя чинно искромно: стреляй впервое, что подвернется, забирай иуходи сблагодарностью, ини вкоем случае невздумай выбирать что получше, ибо Господь, дающий нам пищу воблаговременье, нелюбит таких, кто ковыряется вЕго дарах, как влотке срыбой». Кэтому он
прибавил еще кое-какие предостережения, озадачив иустрашив Симоне, никак недумавшего, что враю столь строгие правила, сунул ему вруки старый арбалет сболтом, источенным ржой, ивпихнул его вдвери чулана. Апока Симоне таращился втемноте, тыкаясь коленами вдрова, Таддео грянул вцимбалы прямо унего под носом, нацепил наарбалет рыбу своего шитья ивытолкал приятеля обратно, недав задержаться даже начасок, как нашему праотцу. Засим он тщательно запер дверь и, обратившись кСимоне, укоторого вглазах еще сиял цимбальный звон, авголове гудело, как всоборной колокольне, поздравил его судачей, какая мало кому выпадает: он-де нетолько повидал рай, ноеще ивернулся небез улова: сэтими словами Таддео торжественно снял карася, сучившего лапами, сарбалетного жала ивручил его Симоне, еще раз велев никому неговорить ни слова.
        Симоне примчался домой исказал жене: «Знаешьли, Берта, где я нынче был? Нет, я немогу тебе сказать, нотолько намекну, что это такое место, где небывал Авраам, ия видел там такую славу, что уменя досих пор голова гудит; ихоть я человек набожный ипривержен всему святому, ноушел оттуда неспустыми руками. Вот, погляди, - я принес тебе такую рыбу, которою посрамлен Аристотель ивсе многомудрые философы, ибо она одновременно курица, нопри этом считается постной едой»; ивыложил свою добычу. Жена поглядела нанее изакричала: «Несчастный, когдаже ты прекратишь таскаться повсяким местам, вкоторые ни Авраам, ни другой порядочный человек незаглядывает; иесли уж ты решил принести домой что-нибудь нужное, почему ты выбрал самую убогую тварь насвете? Посмотри нанее, она унаследовала откурицы небедра, которые ябы могла запечь, аодни сухие лапы, которые только нато игодятся, чтобы привесить нанитку ипугать детей!» Так бранила жена бедного Симоне, аон стоял, повесив голову ижалея, что ушел израя так быстро.
        XIII
        -Хоть природа могущественна иудивительна, - сказал келарь, - ноискусство, использующее природу как орудие, могущественнее иприродной силы, как можно видеть намногих примерах. Авсе, что вне действия природы или искусства, или нечеловеческое дело, или выдумка иобман: таковы мнимые явления, производимые благодаря ловкости рук, различию голосов, темноте, тайно проведенным трубам ивсяким видам сговора; ярасскажу одну печальную историю толи обискусстве, толи особлазне, иотом, кчему оно привело.
        ВоФриули, краю хоть ихолодном, ноущедренном прекрасными горами, несметными реками ичистыми ключами, есть город, нарицаемый Удине, престол аквилейских патриархов, вкотором жила красивая иблагородная дама, мадонна Дианора, жена человека богатого иблагодушного. Внее был влюблен мессер Ансальдо Градензе, славный воинским искусством иучтивостью. Он делал все, чтобы добиться ее любви, ислал ей мольбы впламенных письмах, нокак ни приступался, все тщетно. Скучая его неотступностью, она передала мессеру Ансальдо, что ежели он вянваре превратит сад, что подле их дома, изсухого ихолодного вблагоухающий цветами иосененный густыми кронами, как бывает вмае, она выйдет вэтот сад, дабы ответить его желанию, еслиже нет, то найдет способы отнего избавиться. Рыцарь, выслушав это, хотя ипонял, что она желает отнять унего всякую надежду, однако решился каждый камень перевернуть, лишьбы исполнить ее просьбу, ипослал искать помощи вовсе части света; вскоре попался ему под руку кто-то, захорошие деньги обещавший сделать это при помощи некромантии. Мессер Ансальдо условился сним; вночь напервое января поманию чародея
поднялся самый восхитительный сад, сцветами игустой листвой, арыцарь через подкупленную служанку передал мадонне Дианоре несколько благоухающих плодов вкупе спросьбой выйти кнему, когда муж ее заснет. Мадонна Дианора, видя, куда ее завело безрассудство, пришла вужас, но, нежелая быть ославленной зато, что дает обещания инесоблюдает их, она тайком оделась ивышла намайскую траву.
        Между тем ликующий рыцарь, оглядывая сад, приметил наодном дереве горящие знаки иподозвал некроманта, вуверенности, что это часть его колдовства. Тот подошел и, видя, что знаки проступили нападубе, который считается несчастливым деревом, вгляделся вних ипрочел стольже легко, как страницу, написанную налатыни: там говорилось, что людей, сошедшихся этой ночью всаду, неласки ивзаимное счастье ожидают, аплач, тоска итревога; тотже, кто возвестит им обэтом, погибнет первый. Хотя последние слова иотносились кнему, однако он немог утаить их смысл, иначе казалосьбы, что он слаб всвоем искусстве инеразумеет того, что сам создал; потому он передал рыцарю суть предсказания ипоспешил сним проститься, уповая насвою быстроту иостроумие. Мессер Ансальдо смутился, но, нежелая допустить, чтобы его сочли человеком малодушным, способным поступиться такими трудами иупованиями из-за вздорной угрозы, встретил укалитки свою возлюбленную и, осыпая ее руки поцелуями, пошел снею вглубь сада, где под древесными ветвями были им разостланы пышные ковры.
        Анекромант, торопясь покинуть сад, втемноте наступил нагадюку, которая отогрелась ивыползла изсвоего зимнего гнездилища; она укусила его заногу; кое-как он выбрался наулицу, доковылял докакой-то двери и, упав, испустил дух. Ссада спали чары, умолкли птицы, ветви помертвели, застыла вода, изимний ветер пролетел над полунагими любовниками. Мадонна Дианора, пораженная мыслью, что из-за ее прегрешения так переменилась природа, встрахе вырвалась изрук рыцаря ипобежала домой; но, увязая вснегу натемных тропинках, оцепененная жестоким морозом, она добралась досвоих покоев уже больной иупала напостель вгорячке. Муж ее, пробудившись, велел подать огня иувидел вее лице ужасные знаки недуга; втревоге он послал залекарями; слуги забегали подому, перешептываясь поуглам; два дня неприходила она вчувство, адомашние лишь побреду, блуждавшему наее губах, могли догадываться, что снею приключилось; имени, однако, она так иневыдала искончалась натретий день, погрузив весь дом ввеликую скорбь. Ее погребли спышностью. Мессерже Ансальдо, незная, что именно известно супругу мадонны Дианоры обих ночных делах, иопасаясь,
что нанего теперь устремлена неугасающая ипредприимчивая ненависть оскорбленного мужа, счел залучшее покинуть город, пока дело неуляжется, ивыехал изнего, всмущении ипечали, совсей возможной поспешностью, хотя его никто непреследовал.
        XIV
        Госпиталий спросил:
        -Очем мы говорили, пока непошли гулять почужим садам?
        -Описателях, - отвечал Фортунат, - иотом, почему они плохи. Почему наши времена непородили соперников Марону иЛивию? Происходитли это отвнешних причин или нашего нерадения?
        -Вупрек нашим сочинителям, - отвечал госпиталий, - следует поставить, что никому изних дела нет дочистоты языка. Могбы быть для них примером Тиберий Цезарь, который однажды неиздал указа, ненайдя, чем по-латински заменить слово «эмблема», хотя слово, им отклоненное, происходит изблагороднейшего греческого наречия; нонаши неразличают, откуда что взято, уместноли само посебе ивместе сдругими, иставят низменное ипростонародное рядом сизысканным; хорошо еще, если они понимают значение слов, которыми пользуются, инеделают себя посмешищем ссамого порога. Апоскольку они считают, что, как любимые сыны вдохновения, никому, включая разум ивкус, необязаны отчетом, то накаждом шагу впадают то вхолодность ивыспренность, то вшколярскую мелочность. Если они пишут историю, то защищают себя утверждением, что слог историка - трагический ипотому должен усвоить себе всю напыщенность мира, свысока глядя натех, кто довольствуется сельской Музой итонкой свирелью. Они употребляют эпитеты некак приправу, акак еду, незнают места метафоре, думая, что она везде хороша, доводят краткость дотемноты или, вздумав писать оЦезаре,
разливаются всловах так, что Цезарь вынужден вплавь переправляться изодной главы вдругую, положась насвое счастье. Что их отрезвит? Страх, как известно, лучший исправитель слога, ноони берут бесстыдством, уповая, что Бог непошлет ангела спалить их труд, как Содом впрозе, алюдского суда они небоятся. Отменно было сказано оМарке Регуле, что оратор - это дурной человек, неумеющий говорить; боюсь, что это определение применимо некнему одному.
        -Акогда ловишь их нанелепостях, они отделываются шутками, - вставил келарь. - Один человек, написав длинную инелепую тираду вобличение вероломства, уже перешел кдругим предметам, как вдруг вспомнил осудьбе Меттия исчел необходимым помянуть иего; акогда книга вышла всвет иего начали спрашивать, почему Меттий обнаружился, где его неждали, отвечал, что Меттий непоспел ксроку, потому что ему пришлось долго собирать свои члены полесу.
        -Люди часто отвлекаются, - подтвердил госпиталий. - Настаджо дельи Онести, равеннец, так разочаровался влюдях, что, отъехав отгорода натри мили, расположился вКьясси, поставив среди деревьев свои шатры, снамереньем вести самую прекрасную ивеликолепную жизнь, какую можно вообразить. Однажды он обедал водиночестве ивдруг увидел, что шагах впятнадцати отнего засосной прячется человек, вбогатом, нооборванном платье, инеотступно глядит нанего иего стол. Настаджо приветливо его окликнул, прося подойти без стесненья, ночеловек ни словом неотвечал илишь постарался укрыться застволом. Тогда Настаджо встал ипошел кнему, чтобы взять заруку иповести ссобой, нозасосной никого необнаружил, акогда вернулся кстолу, нашел его пустым, словно метлой выметенным. Отэтого ему стало непосебе, иуже квечеру он вернулся вгород. Впрочем, город, где Теодориху подали рыбу счеловеческим лицом, всегда найдет, чем похвалиться.
        Так вот, каковы причины того, очем я говорю? Полагают, что наши времена непохожи напрежние, апотому одобрения достоин тот автор, кто тщательней всех сторонится любого сходства сдревними. Эти, как говорится, похожи наосвобожденных рабов - ступают шире, чем нужно, идумают, что вних непризнают свободных, если они несделают что-нибудь невиданное. Их ошибки предсказуемы, успехи случайны; они презирают искусство, незная его, иприветствуют естественность впервой площадной выходке, какая попадется им наглаза. Еслиже они берут себе впример древних, то понеискушенности иторопливости делают это без толку, незная, чему именно следует подражать икаким образом. Вибий Руф женился навдове Цицерона, нооратором несделался. Нет ничего смешнее ижалче неразумного подражания: император Антонин вТрое возбудил общий смех, вздумав похоронами своего писца подражать похоронам Патрокла, творя возлияния, молясь ветрам иструдом найдя усебя достаточно волос, чтобы срезать ибросить вогонь. Его, однако, превзошел помянутый Регул, напохоронах сына перебивший упогребального костра всех собак, попугаев идроздов, что принадлежали
мальчику, исделавший изпогребения выставку своего безрассудства.
        -Этот Регул, сколько я помню, - начал келарь, - так ненавидел ибоялся Гая Пизона, что заплатил его убийцам, икогда ему принесли желанную голову, вгрызся внее зубами. Услышь обэтом Тидей впреисподней, он, верно, счелбы худшей изсвоих мук - знать, какие убожества подражают его преступлению.
        -Как сказал Кассий Север, чтобы сравняться сними, надо небольше таланта, аменьше разума; авсе это оттого, что если человек ничего нехочет так сильно, как скорейшей славы, то самое верное - искать ее уневежд. Некогда император Марк наложил наникейцев дань зато, что они незнали, что Гиппарх - ученый дивного разумения, которому никакая похвала нечрезмерна, - был их земляком; атеперь оглянись, иувидишь, что каждый считает признаком высшего благоразумия знать лишь то, что обнесено его забором, инасмехаться над теми, кто стремится кбольшему. Аведь изэтой среды выходят ите, кому случай доставляет власть над другими; изжизни частной впубличную они забирают самое дурное, соединяя мелочную мстительность спроизвольным могуществом, иникогда нескажут, как Цезарь Адриан, прежнему врагу: «Ты спасся». Где они охотней всего спускают сосворки свою подозрительность, как нетам, где образованность соединяется сострогими нравами? ВПадуе двадцать лет назад были заключены втюрьму, апотом казнены наплощади люди знатные иученые, судья Альберто Ачеделло, нотарий Пьетро ди Дзамбонино, Алессио иАйкардино Мондо, илишь потому,
что кто-то попростоте прочел басню Эзопа оястребе иголубках, атот, вчьих руках была жизнь исмерть падуанцев, счел ее намеком насебя.
        Что уж говорить олюдях, которые празднословием считают всякий намек накрасоту исилу речи игонят его, как неуместный всерьезном деле; впример чаще всего приводят правоведов истряпчих, хоть они неодни такие. Когда Юлия Галлика, ораторствовавшего всуде, бросили вТибр, человек, лишившийся его защиты, обратился запомощью кДомицию Афру, атот спросил: «Ты уверен, что я плаваю лучше?» Гай Альбуций, ритор изНовары, однажды всуде, слыша, что условия клятвы определены его противником, ижелая попрекнуть его нечестием вотношении родителей, сказал: «Тебе угодно поклясться? Клянись - я тебе скажу чем: клянись прахом отца, доныне непогребенным, клянись отцовскою памятью» идальше втомже духе; акогда он закончил, Луций Аррунций сказал: «Мы принимаем условия; он поклянется». Альбуций принялся кричать, что непредписывал условий, аиспользовал фигуру речи; Аррунций настаивал, судьи торопились закончить. Альбуций негодовал, что если так пойдет, фигуры будут изгнаны изприроды, Аррунций отвечал, что суды ибез них проживут. Судьи разрешили противнику поклясться, поскольку подходит всякая дозволенная присяга; он поклялся;
дело было проиграно. Альбуций неснес этой обиды: он перестал выступать всуде, ибо ни причинять другому несправедливость, ни сам ее терпеть неумел.
        XV
        -Это ведь тот Альбуций, изысканнейший оратор, - сказал келарь, - который любил говорить осамых низменных вещах - уксусе имяте, фонарях игубках?
        -Что низменного вфонарях? - спросил Фортунат. - Ябы изобразил спящего, накоторого падает свет отфонаря, так что это придалобы ему прекрасное выражение, авсей картине - намек набожественное присутствие; незнаю, что тут можно попрекнуть.
        -Авмяте что дурного? - спросил госпиталий. - Хотелбы я посмотреть налюдей, которые подают без мяты запеченную свеклу; ачто доуксуса, то я помню правдивую историю, которая без него лишиласьбы своей остроты. Неугодноли послушать?
        -Ты все равно расскажешь, - сказал келарь, - так что лей уж свой уксус, да вмеру.
        -Один школяр, учившийся праву вБолонье, - начал госпиталий, - имел самые высокие надежды насвою судьбу. Всякий раз, как ему встречался астролог или обычная гадалка изтех, что промышляют наплощади, он неотставал, пока невынудит уних свое счастье. Почетнейшим занятием он считал службу при императоре ирасчел, что всего лучше ему отправиться вПалермо. Напостоялом дворе он вел себя заносчиво, словно уже состоял наважной службе, ипотребовал себе маринованную утку, асам сел наскамью отдохнуть. Вдруг видит, что входят люди, меж собою переговариваясь, сколько им дней надобно доСицилии; он пристал кним иотправился впуть. Он счастливо добрался доПалермо; Бог помог ему, ион стяжал благоволение вочах архиепископа Палермского; тот представил его императору, вернувшемуся изКапуи, иимператор сделал его нотарием всвоей канцелярии. Он составлял послания отлица императора ипрославился своим слогом, изящным ивеличественным. Вскоре он был поставлен имперским судьей, апотом логофетом, дабы ему быть главой над всеми нотариями ихранителем императорских печатей, держать речь перед народом иобъявлять указы. Когда император
задумал дать своему государству законы, этот человек был первым, кому были доверены императорские замыслы иважнейшие труды; акогда император, долго вдовствовавший, решил жениться насестре английского короля, этот человек был послан заморе, чтобы уладить дело. Он поднялся высоко над всеми, его могущество распространилось; унего были земли идома вКапуе, Аверсе, Фодже иТерра ди Лаворо; он водил дружбу сфилософами ибогословами ипривечал людей ученых. Когдаже папа Иннокентий захотел низложить императора исозвал ради этого епископов, архиепископов идругих прелатов совсего света вЛионе, что наРоне, император послал этого человека главою над его послами иповеренными, чтобы они объявили, что император отсутствует понездоровью, иоправдались занего потринадцати статьям, обвиняющим его вдеяниях против веры иЦеркви, ипросили упапы идуховенства прощения, обещая втечение года добиться, что султан вернет Святую землю. Однако папа пренебрег их речами, велел огласить обвинения против императора, приговорил иотлучил его отЦеркви, как еретика игонителя, илишил его императорского сана икороны Сицилии иАпулии, акроме того,
освободил всех его баронов иподданных отприсяги. Этот человек, видя, что ничего уже несделать, поехал назад, вне себя отстыда, что его поручение выполнено таким образом. Когдаже он был вКремоне, его схватили посланцы императора, обвинив визмене, поскольку те, кто вместе сним был вЛионе, донесли, что он часто вел спапой доверительные беседы сглазу наглаз. Император, раздраженный тем, что ему неудалось удержать руку папы, итем, что Парма восстала против него, иеще многими несчастьями, которые сошлись вместе, велел отправить этого человека вСан-Миниато итам ослепить, прибавив, что он превратил жезл правосудия взмею инезаслуживает лучшего. Он был послан вСан-Миниато илишен зрения, взят под крепкую стражу, авсе его земли ибогатства переписаны наказну; говорят, они ибыли причиной императорской немилости, иныеже считают, что истинной причиной была зависть императора кего славе. Втемнице его кормили впроголодь иобращались презрительно, ноон умел расположить ксебе тюремщика, кчьему голосу привык, иоднажды позвал его ипринялся упрашивать, чтобы принес ему маринованной утки, потому что ему досмерти ее
захотелось. Тюремщик сперва отнекивался, боясь, что прознают инакажут его, апод конец разжалобился ивелел ему сидеть тихонько иждать, аон попробует ему потрафить. Ивот сидит этот человек, прислушиваясь, неидутли; тут ему пахнуло маринованной уткой, он встрепенулся ивидит - он сидит напостоялом дворе, аслуга вносит блюдо иставит перед ним настол. Снеописуемой жадностью он накинулся наеду, словно век ее невидел, иглотал, торопясь съесть искорее пуститься вПалермо.
        -Прости, брат Гвидо, - сказал келарь, - ноя подозреваю, что вэтой истории уксуса больше, чем правды; иначе говоря, ничего этого небыло, аеслибы ибыло, тебе неоткуда было узнать.
        -Я знаю одного человека вИмоле, который все это видел своими глазами, - сказал госпиталий. - Вследующий раз, как он согрешит ипридет подарить что-нибудь нашей обители, я тебя сним познакомлю.
        -Оставь свои шутки, - сказал келарь, - так нельзя: ты начинаешь, словно хочешь привести пример издействительно бывшего, итутже превращаешь его вбасню без всякого правдоподобия, вроде тех, докоторых падки селяне, итам, где разум ждал пищи, ему достаются лишь призраки.
        -Вот как! - воскликнул госпиталий. - Нетыли утверждал, что разуму следует потакать мнениям толпы, возиться снею ихоронить ее мертвецов, каковыбы ни были обряды? Недумай, что я успел забыть: нет, я слушаю тебя совсем вниманием, надеясь научиться чему-нибудь важному.
        -Я всего лишь говорил, - возразил келарь, - что для истины философской, как идля божественной, много званых, номало избранных, ичто благоразумно бывает согласиться сглупостями толпы, особенно когда она висступлении, - посмотри уАристотеля вовторой книге «Топики»; нотам, где разуму открывается его собственная область, он должен следовать своим законам, полагаться насвои силы инеотступаться, прежде чем неистощит всех своих средств. Теже, кто использует разум лишь для насмешек над ним самим, оскорбляют его достоинство: причастный нашему падению, он должен послужить инашему спасению. Вразыскании истины ему хватает трудностей, происходящих отего собственной слабости, чтобы отягощать его еще ивнешними помехами: апорицать мир, лишь пригубив его неправды, все равно что судить огороде покабаку узаставы, неповидав его церквей инепослушав богослужений.
        -Брат Петр, - сказал госпиталий, - конечно, отрадно думать, что пока мы тут сидим, над нами совершается смысл, доступный нашему разумению; достойно похвалы, если человек упорствует вэтом убеждении, несмотря нато, что все кругом склоняет его признать обратное; ногоречь наполняет наш рот, когда нашей немощи хватает лишь нато, чтобы отдавать себе вней отчет; когда мы оборачиваемся ивидим, что все наше гибнет, как покойный император наохоте обернулся иувидел, что горит его город Виттория, накоторый он возлагал великие надежды; когда разум неспасает нас, нолишь множит статьи обвинения, - мне кажется, стоит смирить себя иутешаться мыслью, что натом свете, помилости Божией, мы узнаем, зачем все это было икчему нас вело.
        -Так ты предлагаешь просто ждать? - спросил келарь.
        -Отчего нет, - отвечал госпиталий: - нетак уж велика отсрочка, которой я домогаюсь.
        XVI
        -Так вот, если вернуться ктому, очем была речь, - надобно быть достойными вдохновения, даже если оно кнам несойдет; аведь ничто неделает человека достойным (я неговорю очистоте нравов истрогой жизни), кроме школы итрудов, вней совершаемых. Амежду тем - многиели ценят ее, как подобает, имногиели, кто вышел изнее, думают, что обязаны ей уважением? Унас, как сказал Сенека, позорно учить тому, чему почетно учиться; ихоть эта болезнь появилась вдревности, нопоначалу встречала насвоем пути людей рассудительных, теперьже разливается исвирепствует, невидя себе препятствий.
        -Марк Эпидий, державший риторическую школу, - сказал келарь, - хвалился быть потомком Эпидия Нуцерина, который, как говорили, бросился вреку Сарно, что вКампании, иисчез, апотом явился сзолотыми рогами ибыл причислен кбогам. Еслибы Эпидий своим ремеслом позорил родню, ему ни кодному колодцу икувшину нельзя былобы подойти без боязни; однако нигде непишут, чтобы он страдал подобным образом.
        -Возможно, он больше учил людей лить воду, чем говорить, - отозвался госпиталий. - Я знаю многих, кто учен такой науке; приведись им писать онынешних делах, они напишут так. Впреисподней Аллекто возмущается тем, что вИталии настал золотой век (чеснок, конечно, подешевел, новостальном она преувеличивает), ирешает водворить вэтих краях смуту, милую ее сердцу. Она поднимается изпещер горы Барбаро заПоццуоло, покоторым, говорят, Сивилла провела Энея, или изжерла Липары, куда низвергся Теодорих; следует ее описание, вкотором они незабудут, что уАллекто нависках змеи ичто они привыкли дышать смрадом преисподней, апотому неаполитанский рынок им как родной. Она летит насевер изастает Куррадина стоящим враздумьях над берегом Адды; она скрывает свой свирепый вид, облекаясь заемным обличьем, иподнимается пред юношей вобразе речного божества: вода стекает покудрям, увязенным камышами, авруках унее пенящаяся урна скартинами римской славы, преимущественно недостоверными. Она взывает кКуррадину, говоря, что она-де река, прославленная виталийских летописях (тутбы ей непомешали цитаты изВергилия иЛивия, ноесли
подходящих нет, можно их придумать), ипотому имеет право излить пред ним всю скорбь, кипящую вгруди. Помнитли он, говорит Аллекто, как тосканцы его призывали, - ипускается врассказ, как некогда Лукка отрядила послов вместе сфлорентинцами, укоих начальниками были мессер Симоне Донати имессер Бонаккорсо Беллинчони дельи Адимари, вГерманию, чтобы побудить Куррадина котвоеванию Сицилии иАпулии утех, кто неправедно их захватил, ипредложить ему свою помощь; икак мать несоглашалась отпустить Куррадина, еще отрока, хотя вдуше исочувствовала просьбам тосканцев. «Помнишьли, - говорит Аллекто, - как ты горел очистить оскверненную власть, освободить Италию отгорького вора? как вдохновлялся младостью Пирра, что ниспроверг Пергам инепосрамил отца?» При отъезде послы просят вподарок мантию Куррадина, как залог его прихода, ипривозят ее вЛукку; тут надобно изобразить, как эту мантию ткет враждебная луккезцам Минерва, как вливает втирский багрец гемонийские соки, как золотой нитью вышивает наней скорбные истории тех, кто лишился ума: здесь Агава, сыновняя гибель, здесь Эрисихтон, сам себе пир игроб, здесь Афамант,
наляцающий лук, идочери Кекропа, открывающие корзину; здесь всякий дурной помысел, отрадный Аллекто, всякое дурное дело, лакомство Мегеры, всякая дурная речь, внушенная Тисифоной. ВЛукке встречают мантию сликованием, проносят ее погороду ивыставляют усвятого Фредиана, словно святыню; отэтого налуккезцев нападает такой восторг, что они путают день сночью, перестают брать взятки ивообще ведут себя так, словно обычный разум их покинул. Обэтом, разумеется, Аллекто неговорит Куррадину, потому что она-то всвоем уме, ноавтор все-таки обэтом рассказывает, верный обычаю помещать вещи там, где оних вспомнил, ибо нельзя надеяться, что он вспомнит оних снова. Куррадин стоит наберегу ипочтительно слушает божество Адды; это лучшее свидетельство впользу германского воспитания, чегобы онем ни говорили. Аллекто ободряет его, понукает, зовет отбросить сомнения; он решается идает знак кпереправе. Они переходят Адду, потом Тичино подле Павии; тут следует описать местоположение города, его стены ихрамы, воздав хвалу Боэцию, который здесь умер, Ломбардии, над которой этот город был владыкой, ичитателю, который это терпит.
Куррадин стоит там много дней, апотом отправляется вПизу через земли маркиза ди Карретто ичерез море, ачто будет, когда Куррадин, автор ивдохновляющая их Аллекто доберутся допизанских краев, я неберусь судить, потому что дороги там широки, иих много.
        -Полно, полно, брат Гвидо, - сказал келарь, - чтобы осудить дурных писателей, совсем необязательно впадать вих пороки; отзаразы надо опрыскивать углы уксусом иуезжать вдеревню, анемыкаться поболотам, где она дышит.
        -Говорят, наши дарования подобны плодам, - отвечал госпиталий: - те, что родятся жесткими игорькими, поспевают истановятся сладкими, ате, что отрождения мягки иводянисты, незреют, агниют; Бог даст, я еще смягчусь ибуду вам сладок, как мало кто другой.
        XVII
        -Если ты небудешь соревноваться сприродой втом, кто извас произведет больше голов Кондиана, - сказал келарь, - исФортуной - втом, кто лучше ими жонглирует, иесли будешь ставить правдоподобие выше возможности посмеяться над слушателями, я уверен, Бог илюди благословят твое дарование.
        -Нечто подобное я слышал отмессера Тебальделло Гараттоне, - сказал Фортунат, - когда он беседовал сомной вФаэнце.
        -Знаю его, - сказал госпиталий: - человек отважный иблагородный, нообидчивый донельзя. Очемже вы сним беседовали?
        -Он хотел расписать портик, который только что выстроил, - продолжил Фортунат, - идумал, какбы, неслишком отдаляясь отстрогого благочестия, сделать это зрелище занятным для людского любопытства. Я сказал, что художники ради этого смешивают черты женщин иптиц, выводя кжизни все, что их воображение способно сшить воедино, аон засмеялся исказал, что ввымысле следует держаться сходства систиной, аневытаскивать детей изутробы ламии, как говорит Флакк. Я спросил его, что такое ламии, потому что вбеседе собразованными людьми следует стыдиться несвоего невежества, ажелания его сберечь.
        -Это чудовище сженским лицом измеиным телом, которое питается человеческой плотью, - сказал келарь. - Оно обозначает дьявола, как Исаия пророчествует оЕдоме: «Там уляжется ламия иобретет покой себе», или ложных проповедников, как уИеремии: «Ламии обнажили сосцы, накормили детенышей своих».
        -Это ночные видения, бывающие отмеланхолии, например, убезумных истрадающих полуторадневной лихорадкой, - сказал госпиталий. - Некоторым женщинам кажется, что пока их мужья спят, они сосборищем ламий переносятся накрыльях заморе иоблетают мир, еслиже вполете произнесут имя Христово, тотчас рухнут вниз, гдебы ни были.
        -Мессер Тебальделло обэтом неупомянул, - отвечал юноша. - Он сказал: «Вот я тебе расскажу отличную историю, дорогой Фортунат: она научит тебя осторожности сженщинами, аможет, иеще чему-нибудь»; иповедал вот что. Уфилософа Аполлония был среди почитателей ликиец Менипп, юноша отменной красоты издравого разумения. Однажды, когда он водиночестве шел подороге загородскими стенами, явилась ему женщина прекрасного вида и, схватив его заруку ипоимени называя, принялась говорить, что давно ипылко его любит, иуговаривать, чтобы навестил ее дом: она-де усладит его пением, вином напоит, какого он вжизни непил, иутолит любовью, вкоторой его непотревожат соперники. Юноша согласился, пришел кней назакате, апотом нераз наведывался. Аполлоний, взглянув нанего, как новый Поликлет, создал вуме его изваяние, проник вего существо иобратился кюноше стакими словами: «Ты красавец иудочка для красавиц, носейчас без ума отзмеи, азмея - оттебя». Видя его изумление, он прибавил, что эта женщина ему вжены негодится иего нелюбит. Менипп отвечал, что питает кней великую любовь, как иона кнему, инамерен сыграть свадьбу без
отлагательств. Вназначенный день Аполлоний явился напир и, став перед гостями, спросил: «Где прелестная госпожа, ради коей все собрались?» Менипп указал ему наневесту. «Асеребро изолото, ивсе убранство этих покоев, кому оно принадлежит?» - спросил Аполлоний. «Моей жене, ибо все мое имение - вот», - отвечал Менипп, указывая насвое философское рубище. Тогда Аполлоний обратился кгостям: «Знаетели вы оТанталовых садах, которые присутствуют, пока кним непротянешь руку, инеутоляют голода, нолишь напоминают онем?» - «Знаем, как иопрочих тяготах, - отвечали ему, - изкниг поэтов, поскольку впреисподней нам бывать непривелось». «Ну так привел Бог ивас поглядеть наэти сады, - сказал Аполлоний, - ибо все, что вы тут видите ичем готовитесь наслаждаться, - неистина, ноодин призрак. Послушайте меня! Эта пленительная иуветливая невеста - нечеловек, ноодна изламий, которые илюбострастию привержены, однако сильней всего любят человеческое мясо, потому-то иделают свою любовь устроителем трапезы». Невеста закричала ему, чтоб он убирался, что уних неждут инечтут философов, которые несут всякую пустошь, однако вэтот миг
чеканные кубки, серебряную утварь, ковры сгрифами иперсами как ветром сдуло, все кравчие, повара ився челядь исчезла, все протекло пылью сквозь пальцы гостей, остались лишь почернелые стены, поросшие терном, аженщина, упав наземь своплями, принялась просить, чтоб над ней сжалились инезаставляли свидетельствовать осебе, ноАполлоний был тверд инеотпускал. Тогда она призналась, что хотела откормить Мениппа усладами себе впищу, ибо унее вобычае приискивать красивые тела ради их здоровой крови.
        -Ну чтоже, хоть эта история кажется странной, ноиона небез поучения, - сказал келарь: - если угодно, мы разберем, что она значит.
        -Некоторые издревних считали, что потчевать детей баснями, вкоторых боги бродят ночью воблике чужеземцев, непростительно, - заметил госпиталий, - ибо платить запослушание тем, что дети станут трусами, абоги - разбойниками, значит очень переплачивать, как тот падуанец, который, катаясь поБренте, бросал рыбам золотые монеты, чтобы унять свою скуку.
        Нотут Фортунат, выглянув вдвери, закричал, что скворцы рассеялись инебо чисто. Келарь тотчас заторопился ксвоим кладовым, госпиталий тоже вспомнил оделах; все поднялись соскамей иразошлись.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к