Противостояние Кай Майер
        Время библиомантов #2
        «Вот уже несколько недель Фурия благоухала книжным ароматом: она была на верном пути превращения в первоклассную библиомантку».
        Всё глубже и глубже она погружается в магический мир библиомантики. Так ли он устроен, как начертано в «Книгах творения» Зибенштерна? Или давно уже живёт по своим законам и сам переписывает прошлое?
        Фурию и её друзей ждут самые неожиданные события, которые заставят волноваться даже закалённых читателей. Полёты на букбордах над Либрополисом, нашествие книжных пиявок, ночные убежища, парящие в невесомости, между страницами мира, книги, вызывающие привыкание, чернильные поганки, раскинувшие свои золотые сети в ожидании добычи… Похоже, противостояние начинается…
        Самый большой секрет библиомантики, о котором знают избранные и говорят лишь шёпотом, откроется только в самом конце.
        Кай Майер
        Время библиомантов
        Противостояние
        Трилогия
        Книга вторая
        Все права защищены. Любое копирование разрешено только с письменного согласия правообладателей
        Перевод с немецкого Милены Арутюновой при участии Петра Абрамова
        Издание исправленное
        Original published as: Kai Meyer «Die Seiten der Welt. Nachtland»
        
* * *
        Часть первая
        Форнакс
        Глава первая
        Вот уже несколько недель Фурия благоухала книжным ароматом: она была на верном пути превращения в первоклассную библиомантку. Её веснушчатая кожа пахла бумагой и переплётным клеем, от длинных светлых волос веяло типографской краской. Этот запах она полюбила ещё ребёнком, когда часто проводила время в залах, полных книг. Можно было подумать, что она впитала аромат своего окружения. Но нет: он исходил от её тела, как если бы она сама превращалась в фолиант.
        Даже сейчас на улице она улавливала этот запах.
        Всё выше и выше карабкалась она по низкому каменному отвесу, оставляя внизу узкие улочки Либрополиса. В городе сгинувших книжных лавок бесчисленные столбы дыма дорастали до самого серого неба и, словно плющи, уходили корнями в кирпичные трубы домов. Перед Фурией зияла трёхъярусная пропасть. Там, внизу, в гетто, через толпу чёрного рынка просачивались экслибры, выпавшие из разных сочинений.
        - Ты точно сумеешь? - спросила Изида Пустота. В прошлом агент Адамантовой Академии, она стояла теперь на коленях бок о бок с Фурией и вглядывалась в переулок внизу.
        - Саммербель меня здорово натаскала.
        - Конечно, - в голосе Изиды послышались нотки пренебрежения, - Саммербель - блестящая библиомантка. Но всё может обернуться значительно хуже того, чего она нахлебалась в повстанческом лагере у братьев-бородачей, которых называют и братьями-бардами.
        - Она утверждает обратное.
        - Просто выпендривается.
        Фурия взглянула на Изиду искоса:
        - Я справлюсь, правда!
        Изида скривила рот - в последние часы её мимика выдавала всё то же истощение, как и любое движение. В уголках глаз прорезались новые морщинки, по одной на каждый из шести месяцев, которые миновали со дня её поединка с Интригой. Её белокурые волосы были затянуты в тугой хвост, а волоски на руках стали почти прозрачными. Это была красивая женщина лет тридцати пяти, но в её чертах обозначилась преждевременно старящая её суровость, особенно после того, как она переметнулась на сторону противника и примкнула к движению сопротивления против Академии.
        Вот и теперь в её взгляде читалась тревога. Очевидно, её мысли вращались вокруг того, что происходило в переулке внизу. Или, лучше сказать, вокруг того, чего там не происходило.
        - Уже давно пора бы начать, - пробормотала она. - Что-то Финниан опаздывает.
        - Пока не вылупятся пиявки, у него связаны руки, - возразила Фурия, нахмурив лоб. Ей казалось, она непременно должна взять Финниана под свою защиту после того, что он вынес за последние три месяца.
        Hirudo librorum, пиявка книжная обыкновенная, является прожорливой родственницей книжного червя Vermis librorum, и горе той библиотеке, которую она изберёт для своей трапезы. Пару недель назад Финниан распространил несколько килограммов икры в комплексе зданий на противоположной стороне улицы, и сегодня как раз настал тот день, когда книжные пиявки должны были появиться на свет. Жизненный цикл этих микроскопических паразитов-однодневок можно было рассчитать до минуты, однако лишь при условии, что точно известно время, когда были отложены яйца. В этом отношении Фурии и Финниану пришлось положиться на сведения жадного до наживы коротышки, разводившего пиявок в одном из убежищ внизу. Без лишних вопросов он заграбастал увесистый гонорар и растворился в толпе базара, где состоялась сделка.
        Соответствуй его информация истине, Hirudo librorum полагалось бы вылупиться уже девять минут назад. Всё было готово, каждый на своём посту, оставалось лишь воспользоваться предстоящим хаосом. Вот только хаос никак не хотел наступать. Своих сомнений относительно их миссии Изида не выдавала ни единым намёком. По-видимому, это объяснялось тем, что шансы на успех и без того равнялись нулю. Фурия, как и Изида, отлично осознавала, что их предприятие могло потерпеть фиаско, толком даже не успев начаться. Иллюзий по этому поводу не питал никто: ни Фурия с Изидой, ни Кэт с Саммербель, ни тем более Финниан, который нёс наибольшую ответственность.
        Над лабиринтами переулочков в поселении навис гул: бесчисленные голоса смешивались с сонмом шагов на мостовой, хлопаньем дверей и окон, звяканьем велосипедных звонков и стуком лошадиных копыт. В поселении экслибров редко когда мелькнёт оснащённая мотором повозка, бывает, то там то сям прогудит мопед, ещё реже прогрохочет грузовик. Зато частенько нет-нет да и протиснется сквозь густую толчею улиц трёхколёсный скутер «Пьяджо»[1 - «Пьяджо» (ит. Piaggio) - итальянская компания, известная машиностроительной техникой, в послевоенные годы прославилась производством мотороллеров и мотоциклов.], изящный ровно настолько, чтобы не застрять в пробках.
        В переулке, над которым Фурия и Изида облюбовали наблюдательный пункт, уличные торговцы самоотверженно защищали свои прилавки. Чёрный рынок предлагал всё, что с большим трудом можно было достать в поселении. За духи и косметику, за модные украшения и сигареты многие экслибры готовы были выложить весь свой скудный месячный заработок. Особенным спросом пользовался такой товар спекулянтов, как старые видеокассеты с экранизацией литературных произведений. Экслибры обожали фильмы, снятые по мотивам романов, из которых они сами когда-то выпали. Ни от чего они не испытывали большего восторга, чем от актёров, игравших кого-нибудь из их знакомых. А поскольку высокие технологии в убежищах не прижились - здесь не было ни компьютеров, ни СD-дисков, - жители находили утеху в допотопных кинескопных телевизорах, а также кассетных видеомагнитофонах первого поколения. Если же кому посчастливилось обзавестись и тем и другим, у голубого экрана собирались все соседи и под звучный хохот наслаждались старыми добрыми экранизациями.
        Изида в нетерпении перевела взгляд с наручных часов на застывшее во мгле небо:
        - Ничего хорошего: книжные пиявки всегда вылупляются только при свете дня, а теперь стало угрожающе темно.
        Изида и Фурия, чтобы стать менее приметными, оделись в тёмные пальто с капюшонами. В переулке на противоположной стороне просматривались лабиринты зданий, будто вросших одно в другое. Пристройки разрастались вправо и влево: солидная кирпичная кладка, навесы из досок на крышах и даже башни с бойницами. Мардук, опаснейший король преступного мира в Либрополисе, превратил весь квартал в военный бастион, после первой магистрали захватив вторую и третью. За пределами поселения просто не допускали мысли, что какие-то новостройки нарушат живописную архитектуру Либрополиса: весь город напоминал британскую деревушку, дома которой пестрели средневековыми решётчатыми окнами и эркерами. Однако по этому поводу Мардук особенно не переживал: он снёс неказистые задворки и построил складские помещения из красного кирпича в самом сердце своих владений. С занятой позиции Фурия могла видеть только крыши, похожие на гигантские баржи в гавани. Именно там маячила их цель, в последнем из трёх павильонов. Единственный путь туда вёл через штаб-квартиру Мардука.
        - Вынь-ка сердечную книгу, - посоветовала Изида.
        Фурия сунула руку в карман своих штанов и нащупала петушиную книгу. Та дрожала.
        - Что с тобой? - тихо спросила Фурия, вытащив её из-под пальто.
        Клювик, обычно забавно высовывавшийся из кожаной обложки на шее-шланге, втянулся вовнутрь так, что между складками кожи торчал лишь его жёлтый кончик. Сторонний наблюдатель принял бы его за забавный книжный орнамент или декоративную накладку, - никому и в голову не пришло бы, что этот маленький красный томик живёт своей собственной жизнью. Петушиную книгу опять затрясло, но она не выдавила из себя ни звука.
        - Это всё из-за Мардука, - высказала предположение Изида. - Он часто устраивает бои петушиных книг, чтобы поддержать дух своего народа. Турниры, длящиеся дни напролёт, во время которых от сотен книг остаются одни потроха. - Она бросила на сердечную книгу Фурии молниеносный взгляд. - Ты, похоже, слыхала про него?
        В знак согласия клювик кивнул: вниз-вверх.
        - Ты моя бедненькая! - вырвалось у Фурии сочувственно.
        Она приласкала книгу и хотела было аккуратно раскрыть, но страницы не желали отделяться друг от друга - они словно склеились.
        - Да что с тобой такое? Я же рядом! Чтобы высвободить библиомантическую энергию, надо расщепить страничное сердце, а это возможно, только если раскрыть сердечную книгу.
        - Ст-т-тр-р-ра… - затрещала петушиная книга.
        - Ну же, мне нужна твоя помощь, - сказала Фурия вкрадчиво. - Без тебя как без рук.
        - П-п-панич-ч-ческая… ат-т-так-к-ка…
        - Чего-чего?
        - Судя по всему, у м-м-меня… п-п-паническая ат-т-така!
        Изида насмешливо смерила взглядом съёжившуюся книгу.
        - Похоже, у неё сдают закрепки!
        Клюв с тоской высунулся из переплёта. Что-что, а упрекать хозяйку книжка умела.
        - Я и мне подобные - из породы натур чувствительных, - произнесла она с горечью. - Наше существование - это долина слёз, тернистый путь лишений. Кому, как не тебе, дано постичь тонкий эмоциональный мир книги, Изида Пустота?
        Та только буркнула что-то в ответ (Фурия не разобрала) и опять сосредоточила внимание на противоположной стороне улицы.
        Фурия улучила минуту, когда книга отвлеклась, и одним махом распахнула томик. Клюв ударился о черепичную крышу.
        - Вот! Что я говорила! - всхлипнула петушиная книга, словно мировая скорбь легла тяжким бременем на её плечи.
        «Жизнь и похождения Авеля Скромного Аксбриджа» значилось у неё на обложке, но это была лишь конспирация. Для чтения петушиная книга не предназначалась. Она была стойким маленьким воякой, обратившим в свою пользу не один книжный поединок на задворках Либрополиса. Множество рубцов да пара выдранных страниц - вот и всё её наследство от карьеры на рингах. С тех же пор как она излила душу Фурии в качестве сердечной книги, Фурия держала её при себе день и ночь. Наготове. Когда бы её наставница Саммербель ни занималась с Фурией, книга всегда была готова сослужить добрую службу.
        - Ты видишь их? - спросила Фурия, листая сердечную книгу и стараясь размять напрягшиеся страницы.
        Вытянув шею, Изида пыталась заглянуть за угол Мардуковых бастионов. Где-то там, впереди, находился главный вход, вблизи которого Кэт и Саммербель заняли свой пост. Они тоже ждут не дождутся, когда же наконец операция начнётся.
        - Нет.
        Фурия сморщила нос от вони, поднимавшейся из переулка. Постепенно эта вонь перекрыла даже книжный аромат, исходивший от её кожи.
        - Разве можно себе такое представить, когда мечтаешь о приключениях, описанных в книгах? Сидя в уютном кресле, грабить коммивояжёров с Фантастико Фантастичелли или плыть к острову сокровищ с Джимом Хокинсом[2 - Подросток Джим Х?кинс - главный герой романа Р.Л.Стивенсона «Остров сокровищ»; этим романом Фурия зачитывалась в первой книге.] - это совсем не то, что копошиться здесь, в грязи.
        Два месяца назад Фурии стукнуло шестнадцать. Раньше в день рождения на столе, накрытом к завтраку, она всегда находила превосходный пряник Паулины. Но кухарки больше не было в живых, и потому девочка в этом году получила совсем другие подарки: от Кэт - кусок лавандового мыла из лавки в Уинчкомбе (с тех пор как подруга стала регулярно мыться, она придерживалась мнения, что и другие обязательно должны следовать её примеру), от Изиды - складной нож («Тридцать две функции! Из нержавейки! Гарантия!»), а от младшего брата Пипа - предпоследний кухаркин пряник, который он полгода прятал для Фурии под матрасом.
        Игнорируя ворчание петушиной книги, Изида спросила:
        - А кто, собственно, кормит Замзу, когда тебя нет?
        - Пип. И уже довольно давно.
        Изида скептически повела бровью:
        - И ты отпускаешь его одного к этому вредителю меланхолику?
        - Ему уже одиннадцать. Как-нибудь разберётся.
        Изида открыла было рот, чтобы возразить, но слова застыли у неё на губах. На противоположной стороне улицы раздался крик, за ним последовали другие. Возбуждённый рёв смешался с сигналами тревоги. Вооружённая охрана, наблюдавшая за крышами Мардуковых бастионов, встревоженно переглянулась, после чего патрули ринулись к входам в здание.
        Изида мгновенно присела на корточки. Её глаза горели решимостью, а в насмешливых чертах забрезжила улыбка. Мягкое мерцание просачивалось сквозь её узкий корсаж. Уже несколько недель она не носила ничего белого, как раньше, напротив, - только иссиня-чёрные вещи.
        Фурия расправила капюшон. Под пальто на ней была водолазка навыпуск, штаны с накладными карманами, а светлые волосы она собрала в пучок на затылке. Указательный палец правой руки девочка держала между страницами своей сердечной книги.
        - Книжные пиявки! - сердечная книга тяжело вздохнула. - Какая гадость! Они прогрызают книги, как червяки - яблоко. Это просто безответственно - тащить меня с собой. Слышите? Без-от-вет-ствен-но!
        Изида метнула один уже забытый бестселлер через улицу. Книга приземлилась на противоположной крыше. Едва Фурия успела нагнуться за вторым экземпляром романа, как он сам уже взмыл ввысь. Изида прикрыла правой рукой картинку на обложке, а Фурия рукой слегка поддержала том снизу. Они едва касались книги. И вдруг её очертания стали размываться.
        Вместе с книгой растворились в воздухе и Фурия с Изидой, вначале оказавшись в пустоте между страницами мира, но через какую-то долю секунды они снова появились, уже на крыше Мардуковых укреплений, в двух шагах от первого экземпляра, потускневшего у их ног, а в следующий момент исчезнувшего окончательно.
        Фурия оценивала обстановку, пока Изида проворно расстёгивала крючки своего корсажа; лишь один - посередине - она оставила застёгнутым. Волна света прорвалась сквозь чёрную материю, мягко пульсируя в такт сердцу.
        - Готова?
        Фурия кивнула.
        - Не знаю, интересует ли это кого, но меня мутит, - прошуршала петушиная книга.
        Фурия сочувственно потрепала её за обложку, после чего покорно последовала за Изидой к невысокой башне, стоявшей не более чем в десяти шагах от них. Они остановились перед узкой стальной дверью. Изида нажала на ручку. Дверь была заперта изнутри.
        - Финниану уже пора появиться, - сказала Фурия. - Для него всегда уговор дороже денег.
        Изида вертела головой, озираясь по сторонам, но смотрела при этом не на Фурию, а куда-то мимо неё, на крышу. Её глаза широко раскрылись, а в зрачках, словно в ускоренной киносъёмке, сверкнуло отражение пламени из ствола.
        - Ложись! - скомандовала она, одной рукой оттолкнув Фурию в сторону, а другой дёрнув последний крючок корсажа.
        Спустя долю секунды просвистел выстрел, раздался чей-то крик, а Изида озарилась светом ледяных звёзд.
        Глава вторая
        Несколькими минутами раньше Кэт и Саммербель стояли в глубине тенистого переулка, нетерпеливо наблюдая за суетой перед главным порталом бастиона. Одни торговцы возводили палатки, другие предлагали свои товары на дощатых лотках; особого трепета перед гвардией или полицией здесь никто не испытывал. Большинство нелегальных сделок в гетто Мардук вёл сам, Адамантова Академия глядела на всё сквозь пальцы, коль скоро он не наступал слишком откровенно на ноги её лакеям. В народе поговаривали, что король клоаки располагает каким-то орудием давления, благодаря которому учреждения идут на уступки, и тот, кто видел, сколь невозмутимо Мардук выставляет на продажу запрещённый товар, находил в сплетнях рациональное зерно.
        Толпа напоминала восточный базар. Между домиками стоял густой аромат кореньев и мыла, смешанный с испарениями мужских и женских тел, напирающих друг на друга, с запахами жареной свинины и свежего конского навоза. Хотя английский был в Либрополисе ходовым языком, до Кэт постоянно доносились обрывки фраз на французском, итальянском и немецком. Вне всякого сомнения, здесь встречались экслибры и из восточной, и из африканской литературы, но так же, как и на пёстрых лондонских толкучках, большинство из них старалось говорить на едином наречии, чтобы грамотно предложить товар или поторговаться о цене.
        - Нельзя было доверять этому гаду! - фыркнула Кэт с презрением. - Тоже мне, пиявковод! - Она выплюнула это слово с таким пренебрежением, словно ему и во рту не место. В гетто она провела без малого три года, а за это время - чаще всего со смаком - Кэт хотя бы раз произнесла все мыслимые и немыслимые ругательства.
        Основная забота Кэт - тревога за Финниана, находившегося внутри укрепления, а осуществление их с Саммербель плана было делом второстепенным. Как-то, около семи месяцев назад, она проникла в это здание одна. Тогда она выкрала из легендарного собрания Мардука мумифицированную руку библиоманта. Она и на этот раз порывалась попробовать пробраться внутрь самостоятельно, но потом всё же была вынуждена признать, что ситуация порядком изменилась. С одной стороны, предмет их поиска находился в дальнем павильоне, за теми залами, где у Мардука был знаменитый кабинет библиомантических редкостей и куда не добирался ещё ни один вор. С другой стороны, после вторжения Кэт число караульных постов утроилось.
        Её напарница Саммербель опустила пониже на лоб капюшон своей куртки, хотя дождь прекратился уже давным-давно. Молодая библиомантка обладала необычайно белой кожей и своими филигранными чертами напоминала фарфоровую статуэтку. У неё были короткие белоснежные волосы, зато брови - почти чёрные. Саммербель - отпрыск Ирла из Сассекса, дворянская дочка до мозга костей. Её папаша, учёный-коллекционер средневековых рукописей, не стесняясь, критиковал Академию, и ему не очень-то улыбалось плясать под дудку трёх семейств. Как и многих из тех, кто открыто выражал свой протест, однажды ночью его увели представители гвардии и по сфальсифицированному делу бросили в застенок. Больше семья его не видела, пока наконец несколько месяцев спустя родным не выдали его труп. Согласно официальной версии Ирл скончался в тюрьме от инфаркта.
        Через некоторое время Саммербель примкнула к движению сопротивления и стала первой библиоманткой, перешедшей в ряды повстанцев. Кроме неё у братьев-бардов подвизался ещё один библиомантический талант - в прошлом лицо духовное. Однако пару недель назад он порвал с резиденцией, и след его простыл где-то в убежищах. За время, проведённое в подполье, в Лесу мёртвых книг, Саммербель нисколько не утратила своих утончённых манер. Она постоянно расхаживала с высоко задранной головой. В семнадцать у неё уже красовалась морщинка скепсиса на переносице, а изъяснялась она, как правило, так, словно только что явилась с королевского бала.
        Вначале от встреч с ней в резиденции Кэт просто уклонялась - так она вела себя раньше почти со всеми библиомантами. Но в один прекрасный день нервы не выдержали, и Кэт принялась искать повода для ссоры с воображалой Саммербель. Та, к безграничному изумлению Кэт, извинилась и сообщила, что ни в коем случае не причисляет себя к высшим существам. К такому вежливому и уступчивому обращению за годы жизни в гетто Кэт не привыкла. В довершение всего Финниан просветил её относительно прошлого Саммербель, после чего между девушками воцарилось хрупкое перемирие. Кэт смотрела сквозь пальцы на жеманство дочки благородных родителей, а Саммербель всякий раз прикусывала себе язычок, едва задумав отпустить какое-нибудь едкое замечание насчёт уличного жаргона своей соперницы. Ни одна из них этому миру по-настоящему не доверяла - это был договор между «низами» и «верхами», между фешенебельным Сассексом и клоакой-гетто, между леди по крови и безродной хамкой.
        Перед Мардуковой штаб-квартирой патрули вспугнули коротышку экслибра, который пытался загнать прохожим беспошлинные сигареты Smoke & Mirrors[3 - Smoke & Mirrors (англ.) - «Дым и зеркала».] - излюбленную марку большинства библиомантов. Немного умения - и дым от них воспроизводил ключевые сцены из недавно прочитанных книг. Порой это глубоко потрясало, порой вызывало чувство неловкости, но всегда было предметом безудержного хвастовства и гордости. Очевидно, торгаш не заплатил дань или же по какой-то иной причине оказался у Мардука в чёрном списке.
        Патрули - все как один неотёсанные коновалы - были вооружены огнестрельным оружием и саблями: вубежищах клинки всё ещё рассматривались как символ социального статуса, пусть даже на практике они давно вышли из употребления. Охрана состояла сплошь из экслибров: библиомантами Мардук не окружил бы себя никогда в жизни. И хотя он коллекционировал связанные с ними артефакты и их реликвии, его терзала зависть, что ему как экслибру никогда не обрести библиомантических способностей - ибо так некогда завещал Зибенштерн в скрижалях творения. Изида была единственным известным исключением из этого правила, да и то благодаря Фурии.
        Кэт снова бросила взгляд на часы с грубым мужским браслетом (их она умыкнула в свой самый первый день в гетто и с тех пор ни разу не снимала):
        - И чего они никак не вылупятся?
        - Может быть, уже вылупились… - Саммербель потёрла свой остренький носик. - А тебе известно, Кэт, что против Hirudo librorum разработаны очень даже эффективные средства? Саммербель обожала начинать предложения своей коронной фразой: «А тебе известно…» Это было одной из её «утончённых» глупостей, доводивших Кэт до белого каления. Но сегодня Кэт пропустила это мимо ушей. Как ни соблазнительна была мысль схватить Саммербель за её белую лебединую шею и хорошенько потрясти, но отвлекаться от вещей действительно важных - вроде тревоги за Финниана - всё же не хотелось.
        - Вечно он так… - бубнила она себе под нос. - Втемяшит себе что-нибудь в башку и рискует ради этого жизнью. Ему решительно наплевать, что его гибель причинит кому-то боль!
        Саммербель тронула её за плечо:
        - Ничего с Финнианом не случится. Он знает, что делает.
        Три месяца прошло с тех пор, как он проник в преступные круги Мардука, чтобы обстоятельно подготовить сегодняшнюю акцию. Три месяца - с тех пор, как они виделись в последний раз. Всё это время от него не было ни слуху ни духу, лишь пара строк в заброшенном почтовом ящике на окраине гетто. Она так сильно по нему тосковала, что по ночам с замиранием сердца просыпалась и часами лежала, не в силах думать ни о чём, кроме ужасов, которые с ним могли бы приключиться. «Да ведь это не я», - внушала она себе снова и снова. В тринадцать она свалила из дому и с той поры очень дорожила своей независимостью, годами тусуясь в поселении экслибров, и даже успела заработать себе репутацию надёжной наёмной воровки. Она - и о ком-то беспокоиться? Да никогда! Она не волновалась даже за себя, а что уж говорить о ком-то постороннем!
        - Что ж, вполне понятно: он тебе нравится, - продолжала Саммербель, поглядывая на нагромождение укреплений Мардука.
        - Что ты имеешь в виду?
        Саммербель украдкой улыбнулась.
        - Парень он смышлёный. Видный… Ну может, конечно, на любительницу - с перебитым-то носом и рваным ухом… Но было бы беззастенчивой ложью утверждать, что в нём вообще нет ничего привлекательного.
        Кэт сверкнула глазами на Саммербель.
        - А главное - у него есть подруга, ясно?
        - В течение трёх месяцев у него никакой подруги не было.
        Если бы она сюда ещё добавила: «по крайней мере такой, о которой мы бы знали», Кэт показала бы ей здесь и сейчас, как оно - с перебитым-то носом, и вряд ли он сделал бы её более привлекательной, чем Финниана. Кэт, конечно, упускала из внимания тот факт, что с библиомантки станется в наказание обратить её в какую-нибудь книжную пиявку.
        Вот это-то и было, пожалуй, основной загвоздкой: сердечная книга пришла к Саммербель уже в двенадцать лет, неслыханно рано, и с тех пор библиомантика была для неё пустяком, как для других девочек её возраста - экзамен по конному спорту.
        Кэт перевела дух, взъерошила свои короткие чёрные волосы и сделала вид, будто ей надо срочно проверить все молнии на кожаной куртке. Из-под неё торчали длинные ноги в полосатых лосинах. Она была обута в тяжёлые кожаные ботинки, с которыми никак не желала расставаться.
        - Внимание! - скомандовала Саммербель. - На старт!
        Внутри бастиона загудел колокол тревоги, за ним последовал вой сирены. Кэт вытащила из-под куртки книжку, которую она всё это время там прятала. Такой же экземпляр держала наготове Саммербель. Они пролистали первые странички и шёпотом прочли каждая себе под нос заклинания. Кэт, от рождения лишённая библиомантической жилки, почувствовала, как её захватывает сила книги. К этому она никак не могла привыкнуть: вней будто бы просыпалось второе сознание - сознание книги, соединявшееся с её духом. За короткий миг книга просканировала её мысли. В тени узенького переулка девушки опустили перед собой на землю фолианты - каждый размером с альбом по искусству, в твёрдом, словно камень, кожаном переплёте - и раскрыли их посередине. Встав обеими ногами на распахнутые страницы, они отдали букбордам приказ оторваться от земли и взмыть вместе с ними в воздух.
        Глава третья
        В момент долгожданного появления книжной пиявки на свет Финниан уже карабкался на чердак.
        Если бы заводчик[4 - Заводчик - здесь тот, кто занимается разведением пиявок.] не соврал, паразиты наводнили бы здание десять минут назад. Финниан заранее обработал пенистой пиявочной икрой почти две дюжины укромных местечек: под половицами пола, в щелях между внутренней обшивкой стен и бетоном, за потолочными балками. Медлить было нельзя.
        По-хорошему он должен был бы уже четверть часа назад оказаться перед дверью на крышу, чтобы при первом же сигнале впустить туда Фурию и Изиду. Но в ответвлении одного из коридоров подчинённый Мардука втянул его в разговор. Расспросы подчинённого Мардука о повстанческом прошлом Финниана звучали как бы невзначай, но то, что они так настырно начались именно сегодня, вызвало у молодого человека подозрения. Ещё один этаж - и будет крыша, одна из крыш. Комплекс зданий состоял из огромного числа соединённых паутиной переходов и подъёмов домов, где ориентироваться было так же трудно, как в лабиринте.
        Не успел он завернуть за последний угол, как раздался гул. Незадолго до того он мог ещё расслышать воркование почтовых голубей наверху. Мардук любил рассылать с ними почту, считая эту связь более надёжной, чем устаревшая телефонная сеть Либрополиса - к её проводам можно было подключиться прямо на улице. Но крики и сигналы тревоги, доносившиеся из глубины штаб-квартиры, становились всё громче, так что голубиные беседы резко смолкли.
        Помимо собрания редкостей Мардуку принадлежала одна из богатейших библиотек в Либрополисе: десять тысяч редких фолиантов, взысканных им с антикваров города как «залог нерушимой дружбы». Финниан намазал пиявочную икру перед входами в библиотечные залы, и как раз в этот самый момент люди Мардука должны были обнаружить тысячи червеподобных созданий, заползающих под двери и набрасывающихся на Мардуковы антикварные сокровища. Поскольку самого Мардука на месте не было - он утрясал свои делишки в другом убежище, - теплилась надежда, что его подчинённые, охваченные паникой, бросят все имеющиеся в их распоряжении силы для борьбы с голодными пиявками. Вне всякого сомнения, они догадывались, что им светит, узнай их предводитель об опустошениях.
        Финниан потратил недели, чтобы заручиться доверием этой банды. Благодаря бомбе, помещённой им на опушке Леса мёртвых книг, он умудрился спасти многих повстанцев от натиска гвардии. Так как тело Финниана найдено не было, его имя по-прежнему возглавляло список лиц, объявленных Академией в розыск, - заметное преимущество, если хочешь намекнуть главным мафиози Либрополиса, что ищешь укрытия в их рядах.
        Когда он наконец добрался до голубятни, ему ударил в нос терпкий запах птичьего помёта и старых перьев. В клетках сидели, тесно прижавшись друг к другу, голуби, и их чёрные глаза-бусинки пристально за ним следили, словно пытались помочь своему хозяину распознать измену. Рассказывали, что всевидящее око Мардука способно проникать в любые уголки Либрополиса, и Финниан никак не мог справиться с чувством, что его уже давно разоблачили и лишь морочат голову, будто всё ещё у него в руках.
        Снова в глубине укреплений завыла сирена. Захлопали двери, люди в панике начали кричать друг на друга, а эхо разносило звуки их голосов по коридорам и лестничным пролётам. Финниан достиг стальной двери, ведущей наружу. Когда рука его опустилась на тяжёлую задвижку, вони от клеток он уже почти не замечал. Он не был библиомантом, чтобы определить, не прячется ли кто, наделённый библиомантическим даром, за дверью; оставалось лишь всецело положиться на свой план и везение.
        Засов заело. Медленно и со скрипом сдавал он свои позиции.
        - Ну давай же! - Финниан с силой ударил по щеколде.
        Снаружи прогремел выстрел.
        Глава четвёртая
        Изида оттолкнула Фурию в сторону, та сделала выпад, отчаянно балансируя, но всё-таки споткнулась. Она читала, что человек ощущает пулю лишь несколько мгновений спустя: впервую секунду шок притупляет боль. На миг Фурия даже решила, что её задело.
        Но времени искать рану у неё не было. Раздался крик, и световая волна залила всё вокруг ослепительной белизной.
        Перед стальной дверью стояла, широко расставив ноги, Изида. Верхняя часть её туловища распахнулась, словно складень[5 - Скл?день - двух- или трёхстворчатая икона.]. Там, где только что находилась грудная клетка, резко расступились створки, а за ними показались страницы, которые перелистывались сами собой. Одна из страниц затвердела, расщепилась, и между образовавшимися слоями забилось, мерцая, страничное сердце. Губы Изиды беззвучно лепетали какие-то слоги. Её мощь превосходила силу большинства библиомантов, но каждый такой сеанс забирал у неё чрезвычайно много сил. Даже спустя полгода ей стоило немалого труда мастерск? использовать вновь приобретённые навыки с минимальным для себя ущербом. Человека, стрелявшего в неё, окатило яркой вспышкой, а затем смел? ударной волной, которая с лёгкостью унесла бы и танк. Завопив, стрелявший ударился о край крыши и навзничь рухнул на мостовую. Фурия вскочила. Теперь уже и до патрулей у подножия укрепления должно было дойти, что на крыше незваные гости.
        Между тем страничное сердце в груди Изиды отгорело, книга захлопнулась, и её тело снова приняло очертания женского туловища. Остался даже не шрам, а лишь красная полоска, проложившая дорожку через всю грудину.
        У Фурии вертелось на языке: «Достаточно было бы выстрелить!» Изида носила на поясе серебряный автомат, но было ясно, что своё решение она приняла почти бессознательно. С тех пор как Изида стала экслиброй Зибенштерна, ей приходилось бороться с последствиями своего превращения: содной стороны, у неё появилась неслыханная мощь, с другой - ей стоило немалого труда держать эту мощь в повиновении. Она была первой, и, наверное, единственной, экслиброй, обладавшей библиомантическим дарованием в масштабах, впечатливших, пожалуй, даже легендарную Федру Геркуланию, праматерь всех библиомантов.
        Изида пробормотала проклятье и принялась застёгивать корсаж, на этот раз на все крючки, чтобы страничное сердце у неё внутри, не дай бог, опять не распахнулось самовольно. Потом она достала револьвер и посмотрела поверх крыш. Остальные охранники появятся в любую минуту.
        Фурия заметила, что Изиду слегка качало. На её бровях поблёскивали капли пота.
        - Всё в порядке?
        Изида кивнула.
        - Точно?
        - О господи, Фурия, прекрати! Всё отлично! - Металл в голосе Изиды, видно, был так же непроизволен, как и её выходка.
        Когда силы Изиды иссякали, она начинала капризничать. Скоро она опять впадёт в круглосуточный восстановительный сон, как это часто бывало раньше.
        Фурия подняла петушиную книгу и сунула палец между страниц. Со стороны башенной постройки доносились голоса. Похоже, не все охранники отправились внутрь - воевать с пиявками.
        - Спина к спине! - скомандовала Изида. - Они наступают со всех сторон. Если охраны будет слишком много, ни в коем случае не впадай в панику. Сосредоточься на ком-нибудь одном и стреляй, затем следующего, и так - по очереди, ряд за рядом. И будь осторожна при отдаче!
        Фурия кивнула. Она теперь применяла библиомантику так ловко - после долгих месяцев обучения у Саммербель, - что отдачу вообще не замечала.
        В это время стали раздаваться шаги по каменным настилам и черепичным откосам крыш со всех сторон от башни. Перебивая друг друга, кричали мужские голоса, в такт им гремели снизу колокола, опять завыла сирена тревоги.
        Фурия распахнула свою сердечную книгу.
        - Мы выстоим! - крякнул клюв откуда-то снизу, но из соображений безопасности книга втянула свою гибкую шею-шланг обратно, будто и сама не слишком-то верила своим высказываниям. Фурия боялась не столько охранников, сколько того, что потерпит провал. Долго пришлось ей бороться за то, чтобы принять участие в этом сражении.
        Голоса набирали силу. Кто-то крикнул: «Берегись!» Наверное, один из охранников заметил вспышку, оказавшуюся для другого роковым.
        - Приготовиться… - шепнула Изида позади неё. - Внимание! Три, два…
        Рядом с ними кто-то взломал стальную дверь. Вверх взвились перья. Наружу вырвался едкий запах птичьего помёта.
        - Сюда! - крикнул Финниан. - Скорее!
        Он был грязный, со слипшимися волосами. По его взгляду Фурия поняла, что он был страшно взволнован. Он отпрыгнул в сторону и поманил их внутрь.
        - Мы бы их всех порешили! - каркнула петушиная книга, предусмотрительно вытянув свою длинную шею к двери, словно никак не могла дождаться, чтобы укрыться за ней.
        - Беги! - скомандовала Изида, оставаясь на посту и прикрывая отступление.
        Краем глаза Фурия заметила, что на углу башни собираются какие-то личности, но охрана подоспела слишком поздно. Ей с Изидой удалось избежать столкновения, просто захлопнув за собой дверь, но Изида…
        Она бросила Фурии пистолет:
        - Лови! - и прыгнула обратно на крышу.
        Чтобы привлечь внимание противников, она прямо там, где стояла, сделала в воздухе сальто, словно парящий чёрный призрак. Когда она опустилась на ноги, перед ней возникло шестеро мужчин, которые ринулись на неё с разных сторон, разделившись на две группы. С молниеносной быстротой пальцы Изиды пробежали, словно по клавишам, по крючкам корсажа.
        Фурия отвернулась: из верхней части туловища Изиды хлынул свет - сжатая энергия страничного сердца, более мощная, чем энергия любой печатной книги. Взгляд Фурии упал на Финниана, смотревшего широко раскрытыми глазами из голубятни. В его лице не было ни триумфа, ни ужаса, а только что-то неприятным образом напоминающее гнев. Насколько сблизился он с этими людьми в последние три месяца? Среди них он жил, и для того, чтобы его приняли, должен был поневоле с некоторыми подружиться. Как хорошо он знал тех шестерых, которых Изида в мгновение ока прикончила там, на крыше? Когда Изида вслед за ними пролезла в голубиную башню, голоса на улице уже стихли. Финниан захлопнул дверь и защёлкнул задвижку.
        Присев на корточки, Изида вынула из кармана сплющенную птичку-оригами и расправила её. Потом небрежным движением приоткрыла ворота между убежищами, так чтобы в щель протиснулся кулак. Фурия знала: эти ворота вели в библиотеку резиденции, в римские катакомбы под усадьбой, где их вестей ждал Ариэль. Изида посадила крошку оригами себе на ладонь, шепнула ей что-то и отпустила на волю. Нервно подрагивая крылышками, та проплыла сквозь зазор между убежищами, чтобы сообщить Ариэлю, что первый рубеж они преодолели.
        Портал опять закрылся, сжался до мерцающей точки в воздухе и исчез. У Изиды было несколько таких зверушек с собой, и каждое существо она надрессировала на определённую находившуюся у Ариэля книгу, к которой им предстояло вернуться. Оригами особой смышлёностью не отличались, но обладали безошибочным инстинктом: большинство из них умели отыскивать дорогу даже в пустоте, между страницами мира.
        Изида и Финниан кивнули друг другу как профессионалы (а они ими и были). Она - в прошлом агент, уничтоживший дюжины находившихся в розыске экслибров, он - борец сопротивления, нанёсший многочисленные удары по цитаделям Адамантовой Академии. Им бы быть кровными врагами, а они работали рука об руку на общее дело. Будучи здесь, чтобы добыть план Санктуария[6 - Санкту?рий - здесь: помещение для тайных собраний и священнодействий.], никто не задавался даже вопросом: астоило ли ради него жертвовать жизнями людей и экслибров? План показывал тайный путь в святая святых Адамантовой Академии - в Санктуарий, место, где собирались на Совет главы трёх семейств. Своими глазами никто из повстанцев этого плана не видел. На деле их любопытство подстрекал один слух: якобы давным-давно план угодил в лапы Мардука, став драгоценной жемчужиной в его собрании редкостей. В девятнадцатом веке основатели «Алого зала», из которого позднее образовалась Адамантова Академия, возвели Санктуарий, тайное убежище, находящееся в глубочайших расселинах между страницами мира. Правом открывать туда ворота обладали только члены трёх
семейств. Согласно слухам, расположение убежища было нанесено на этот план Санктуария, а картограф за дерзость заплатил очень высокую цену.
        Под крики птиц, через вихрь выпавших перьев троица поспешно пересекла голубятню. Финниан повёл их по винтовой лестнице вниз, из глубины шахты слышался вой сирены и лающие команды подчинённых Мардука.
        Вдруг Изида остановилась как вкопанная.
        - Здесь что-то не так.
        Фурия повернула к ней голову:
        - Ты думаешь… - и почувствовала то же самое. - Библиомантика!.. - прошептала она.
        Это место было насыщено библиомантикой.
        Поскольку у Финниана отсутствовали необходимые органы восприятия, ему не дано было ощутить это. Но обе библиомантки тотчас же распознали знакомый энергетический поток.
        - Совершенно исключено, - заверил Финниан. - В штаб-квартире Мардука нет никаких… - Фразы он не закончил: по лицу его скользнула тень, что-то изменилось в его тёмных глазах. - Я… - начал было он снова, но только покачал головой.
        - Да что же это? - бросила Изида раздражённо.
        «Действительно, что?» - Фурия с удовольствием задала бы тот же самый вопрос. В месте, где никакой библиомантики не должно быть по определению, так как Мардук не терпел библиомантов в своих рядах, воздух буквально налился освобождённой книжной магией.
        - Может быть, пиявки? - предположила она, но прозвучало это не слишком убедительно. - Или Мардукова коллекция?
        Изида покачала головой:
        - Всё, что здесь происходит, нельзя объяснить законами библиомантики.
        - Надо идти дальше! - Финниан показал вниз. - У нас всего пара минут.
        Глава пятая
        Кэт и Саммербель пронеслись мимо на своих букбордах над главным входом прямо над головами охранников, выкрикивая непристойности и ругательства и отвлекая внимание посетителей рынка на себя.
        Им вторило нервное ржание, цокот лошадиных копыт. Но, бросив взгляд через плечо, Кэт обнаружила не жеребца, вставшего на дыбы на задних копытах, а кентавра. Зооморфные экслибры в гетто не были редкостью, но иные из них возбуждали гораздо больше любопытства, чем остальные. Этот кентавр и правда затмевал почти всех. Саммербель поспешно расщепила страничное сердце, прочла на лету тлеющую запись в своей сердечной книге и послала с неба молнию в гущу толпы. Гром, сопроводивший этот безобидный мираж, перекрыл даже сирену в глубине укрепления.
        Посетители чёрного рынка хлынули в прилегающие проулки. Некоторые из них, пользуясь тем, что торговцы отвлеклись, на ходу хватали с витрин и лотков товар и набивали им полные карманы. Продавцы потрясали вслед девушкам кулаками, пока Саммербель не высекла ещё парочку молний и не бросила их справа и слева от портала. На этот раз вдоль фасада сверкнули искры, и два охранника грохнулись на землю. Время иллюзий прошло. Теперь потребуются часы, прежде чем мужчины опять поднимутся на ноги.
        Кэт держала букборд под контролем и теперь управляла им одним давлением ног. Чтобы стоять прямо на летящей книге и не терять при этом равновесия, требовалась известная сноровка. Живя в гетто, девушка время от времени брала напрокат такую доску, но своей собственной у неё никогда не было. Лишь в последние недели она начала регулярно тренироваться, порой на пару с Саммербель, но чаще всего одна. Жизнь на крышах Либрополиса научила её балансировать на порядочной высоте, и теперь ей это пригодилось. Двигалась она, почти вальсируя, чувствуя себя легко и свободно, в то время как ветер овевал её лицо и бряцал застёжками молний на куртке.
        Большинство библиомантов воротили нос от побрякушек вроде букбордов: книги, мол, созданы, чтобы их читать, а не чтобы на них летать. Дед Фурии, Кассий Ферфакс, напротив, ещё десятилетия назад страстно увлёкся чудесами библиомантической техники, добыв для резиденции живую лампу для чтения и говорящее кресло. Не чужд подобным экспериментам был также один француз, по имени Жан-Луи де Вилль, которому наскучило перетаскивать по своей библиотеке тяжёлые стопки книг. И в 1890 году он изобрёл книги, выполнявшие эту задачу. Они постоянно лежали в самом низу башен из фолиантов и в ответ на команду изобретателя перемещали высокие книжные стопки по всему его имению в Оверни. Благодаря своему изобретению де Вилль обеспечил себе громкое имя, но всё равно оказался почти забыт.
        Несколько лет назад либрополисская молодёжь открыла для себя его изобретение и ради простоты окрестила букбордом. После того как Кэт поведала Изиде, что в городе их не менее восьми, та спустя некоторое время вернулась в резиденцию с двумя экземплярами. Поскольку книгам присуще собственное библиомантико-энергетическое поле, на них могла летать и Кэт, пусть и не так долго, как настоящий библиомант: уже через некоторое время книголёт опускался к земле, и лишь через пару недель на нём можно было летать снова.
        В переулках вокруг Мардуковых бастионов теперь остались только охрана и перепуганные лавочники. Вышибалы короля клоаки, казалось, никак не могли решить, чем заняться в первую очередь: борьбой с пиявочным нашествием или же отловом девиц на букбордах. Некоторые принялись палить по возмутительницам общественного спокойствия из ружей и пистолетов.
        Одна пуля пролетела на волосок от Кэт, пока та прочерчивала в воздухе узкую петлю, на головокружительной скорости проносясь над тентами торговых палаток. Инстинктивно она сгруппировалась, чтобы предоставить пулям как можно меньшую поверхность. Раскрытая книга у неё под ногами, казалось, заметалась туда-сюда, но это было всего лишь следствием сопротивления воздуха. Для подобных скоростей Жан-Луи де Вилль свои книги явно не предназначал: это было всё равно что гнать вьючного осла по ипподрому. У девушек оставалось в распоряжении каких-нибудь пять-шесть минут, по истечении которых сначала пойдёт на посадку доска Кэт, а чуть позже - и букборд Саммербель. Но до тех пор они обязаны сделать всё, чтобы отвлечь расставленных на крышах стрелков от Фурии и Изиды.
        Кэт подала знак Саммербель. Здесь, внизу, они уже наделали достаточно беспорядка. Юная библиомантка едва уклонилась от залпа выстрелов, её светлые волосы растрепались на ветру. Смутьянки, нарушившие спокойствие чёрного рынка, лёгким предупреждением не отделались бы, ведь Мардук натаскал своих горилл на славу.
        Теперь Кэт и Саммербель дуэтом взвились в воздух до самых крыш. Кэт пригнулась ещё ниже, посильнее поддала левой стопой по книжной странице и закрутила петлю. Букборд просвистел между двух фронтонов и сделался для пуль снизу недосягаемым. Правда, Кэт не знала, сколько стрелков на крыше уже успели взять её на мушку. Едва она влетела в расселину между покатыми черепичными крышами, у неё над головой промчалась Саммербель, отчаянно размахивая сердечной книгой:
        - Трое ринулись за мной в погоню!
        - На букбордах?
        - У мётел есть по крайней мере черенки, не так ли?
        Кэт выругалась и спросила:
        - Неужели библиоманты?
        - Не думаю. Но у двоих есть ружья, а у третьего - дубинка.
        Теперь Кэт и Саммербель летели бок о бок между двумя рядами крыш, в глубь рассечённых нагромождений камня и глиняной черепицы, поросшей плотным мхом. Там, где после ливня засорились трубы и желоба, собралась затхлая влага. Встревоженные сиреной, по небу метались птицы. Позади конька на крыше, куда Кэт перевела взгляд, раздавались голоса. В любую минуту там должны были появиться преследователи.
        - Я отвлеку их! - крикнула Кэт, пролетая над тёмным внутренним двором. - Сможешь к ним подобраться снизу?
        Саммербель недолго думая сделала на букборде вираж, а через секунду уже погрузилась в тенистую глубину. А Кэт в это время подпрыгнула в воздухе, при этом лихо повернувшись, и уверенно приземлилась обеими ногами на книжном развороте. Теперь она летела задом наперёд, и на короткий миг у неё закружилась голова. Преследователи уже пожаловали: гуськом перелезая через конёк крыши на расстоянии метров тридцати. Парочка с ружьями целилась в Кэт. Как знать, наверное, наивно было надеяться, что люди Мардука не подготовлены к нападению с воздуха. Слегка петляя на своём букборде, она содрогнулась перед лицом той невозмутимости, с какой оба стрелка направляли на неё оружие, совершенно не замечая ни скорости, ни ветра, бьющего им в спину. В следующую секунду они перелетели через внутренний двор. Вниз никто не взглянул.
        На этот раз от трюков с огнём Саммербель отказалась. Она некой невидимой рукой схватила в воздухе последнего из преследователей и его головой пробила близлежащую крышу. Его крики потонули в грохоте падающей черепицы. Одного из стрелков снизу подхватило ударной волной, и он с размаху врезался во фронтон, обрушившийся из-за такого столкновения.
        Третий стрелок уже пересёк двор, и дуло его оружия по-прежнему указывало на Кэт. Она направила свой букборд круто вверх, а потом резко рванула его вниз и влево. Пуля просвистела мимо, вдребезги разбив чернеющее окно чердака. В полёте задом наперёд Кэт едва не потеряла равновесие, балансируя руками и чуть не зацепившись за стену, возникшую словно из пустоты. Снова обретя твёрдую почву под ногами, она увидела, что Саммербель догоняет стрелявшего. Только он хотел повернуться, чтобы выстрелить в неё, как она треснула его кулаком по голове. Он закричал, пошатнулся, попытался удержаться за своё ружьё, но внезапно книги у него под ногами не оказалось. Букборд промчался без него дальше, пока не плюхнулся в лужу. Человек врезался во флюгер, перекувырнулся и исчез на другой стороне крыши.
        Несколько секунд спустя Саммербель оказалась рядом с Кэт, которая теперь - и на этот раз гораздо осторожнее - развернулась по направлению полёта.
        Сердце бешено грохотало в висках Кэт.
        - Недурно.
        - Он тебя задел?
        - На километр промазал! - Кэт одарила её улыбкой. - Правда, весьма впечатляюще?
        Щёки Саммербель ярко алели - наверное, от напряжения.
        - Ну что, сворачиваем? Если всё обошлось гладко, значит, другие уже в здании.
        Кэт огляделась по сторонам, не видно ли кого из противников, но никого не обнаружила. Тем не менее эта передышка вызвала у неё недоверие.
        - У меня есть предложение получше.
        Саммербель вскинула тёмную бровь.
        - Пошли к ним, - сказала Кэт.
        - Но план…
        - Можно и поменять. Может быть, я нужна сейчас Финниану. Во всяком случае, он мне нужен, - уточнила Кэт. - Вдруг им надо помочь?
        Саммербель нахмурилась:
        - Мы будем придерживаться наших договорённостей.
        - Но ведь тогда мы не знали, что здесь, наверху, всё обернётся так легко.
        - Легко? - Складка между бровями Саммербель залегла ещё глубже.
        Кэт махнула рукой вперёд:
        - Вон там последний павильон. Рискнём?
        - Нет, мы…
        Кэт больше не слушала. Лишь ускорила свой букборд.
        Глава шестая
        Создавалось впечатление, будто белый конь балансировал в невесомости на кончике своего рога, который, как сабля длиной с вытянутую руку, торчал из его лба. Конь висел в центре зала вниз головой. Его передние ноги были откинуты перпендикулярно к телу, а задние - вытянуты вверх. Лишь хорошенько присмотревшись, Фурия разглядела тонкую проволоку, крепившую его к потолку; именно благодаря ей странное балансирование оказалось возможным.
        Она не могла припомнить, видела ли она когда-либо что-нибудь столь же ужасное и прекрасное одновременно. Из животного изготовили чучело в натуральную величину, зафиксировав его в позе, которую оно само никогда не смогло бы принять.
        - Неужели это настоящий единорог?
        - Последний экземпляр, - ответил Финниан.
        Фурия и Изида обменялись взглядами.
        - Изготовление чучел - второе страстное увлечение Мардука наряду с библиомантическими редкостями. - Финниан, казалось, хотел скорее оставить позади это помещение, но Фурия с Изидой не двигались с места. Они в оцепенении взирали на единорога, парившего перед ними в высоком зале.
        - Он набивает чучела? - вырвалось у Изиды. - Из экслибров?
        - Человекоподобные экслибры его не интересуют. Только звери.
        Фурию не покидало чувство, что пора куда-нибудь смыться, так как Изида, не ровён час, взорвётся.
        - А в курсе ли его партнёры в Академии? - спросила экс-агент.
        - Тебе лучше знать, - возразил Финниан. - Ты на них вкалывала, не я. - На минуту показалось, что он хочет схватить Изиду под локоть и потянуть за собой. Но, несмотря на упадок сил, она могла бы ему одним махом перебить кисть руки. - Давай, не вечно же пиявки будут их удерживать. В любую минуту здесь может нарисоваться патруль.
        Он повёл их с крыши сквозь лабиринты коридоров и дворов окольными путями. Библиотека располагалась всего в двух шагах. За стенами раздавались отчётливые голоса мужчин - смесь проклятий и полных отвращения возгласов. Они, видимо, пытались одолеть нашествие пиявок.
        Потолок помещения, составленный из грязных стеклянных вставок, был похож на купол зала ожидания на каком-нибудь старинном вокзале.
        Тусклое уличное освещение позволяло различить решётку, установленную над стёклами. На длинных проводах болтались лампы, но все они были выключены. Внезапно сработал детектор движения, от которого вспыхнул целый ряд точек-лампочек, заливших самые невообразимые артефакты ярчайшим белым светом.
        Запертые в витринах и стеклянных ящиках дюжины чучел-экспонатов - в большинстве своём звери и сказочные существа - Фурия не могла сопоставить ни с одной определённой книгой. Вот - крокодил ростом с ребёнка, покуривающий трубку и стоящий на задних лапах под зонтиком. А вот - с головы до ног увешанная драгоценностями медведица, рассматривающая себя и двух своих малышей в высоком зеркале в стиле ар-нуво. Вот - лев, восседающий на троне, словно король, в короне из оленьих рогов. Здесь же - жуткая парочка зайцев, одетых как бойцы-боксёры; две обезьяны, разыгрывающие за столом партию в покер; зебра, навсегда застывшая во время галопа по саванне. Все эти звери отличались от их обычных соплеменников. У обезьян были накладные крылья летучих мышей, у льва - шесть ног, у зайцев - человеческие руки. Громадные лебединые крылья на хребте зебры выглядели так, словно они в следующий миг вознесут её ввысь.
        В стеклянных ящиках и на неосвещённых полках ждали своего часа другие образы. На стенах висели головы, привинченные к плоским блюдам - причудливые существа, частично с человеческими чертами. Воздух в зале был пропитан стойким запахом шерсти, химии и нафталина.
        Финниан потянул Фурию за руку:
        - Нам пора дальше!
        Спотыкаясь в полутьме, она заковыляла следом за ним, ёжась под взглядом бесчисленных пар стеклянных глаз и прилагая немалые усилия, чтобы отвести взгляд от ниш с существами, изображавшими причудливые сцены. Ей давно было не по себе, а сейчас становилось всё хуже и хуже…
        Перед ними выросли распашные ворота, ведущие во второй зал собрания. По сведениям Финниана, план Санктуария находился в подсобном помещении к третьему залу. Сам Финниан там никогда не был, но слышал об этом помещении от людей из банды Мардука. Кэт - единственная, кто однажды лицезрела всё изнутри. Тогда она пролезла сюда через люк в потолке во втором зале. Финниан приоткрыл дверь, чтобы заглянуть внутрь, но тотчас предостерегающе поднял руку.
        - Что там? - Изида изнывала от нетерпения.
        Он повернулся к своим спутницам и приложил палец к губам. С той стороны, откуда они пришли, долетел шум: впредыдущий зал подоспела толпа охранников, кто-то безуспешно тряс ручку двери, которую Финниан закрыл за собой украденным ключом. Один охранник по этому поводу грубо высказался, другие загоготали, и вся группа поспешила дальше, в направлении библиотеки.
        - Вот и отлично, - сказал Финниан и прошмыгнул в ворота.
        Следующий зал тоже наполняли витрины и шкафы, где содержались предметы из истории библиомантики - от авторучек, чернильниц и письменных принадлежностей исторических личностей до колоссальных печатных станков, на которых печаталась ранняя библиомантическая литература. Должно быть, с одной из таких полок Кэт и стащила мумифицированную руку какого-то библиоманта, которую отдала Финниану. Здесь хранились и кое-какие книги, но немного: для книг предназначалась отдельная библиотека. Они уже дошли до центра зала, как вдруг кто-то схватил Фурию сзади. Изида, предупреждающе зашикав, потащила её к одному из шкафов.
        - Финниан! - шёпотом окликнула она.
        Тот оглянулся, перевёл взгляд, куда она указывала - к потолку, и прижался к полкам рядом с Фурией. Под куполообразным стеклом что-то подрагивало, едва различимое на фоне паутины из железных прутьев. Крошечное существо, не больше стрекозы. В следующий миг к нему присоединились ещё четыре точечки - все на равных расстояниях друг от друга.
        - Оригами, - прошептала Изида, - но не из наших.
        Фурия думала, что они водятся только в книжных катакомбах их резиденции; первых оригами вывели её предки, чтобы те съедали пыль с полок. Правда, скоро Ферфаксы утратили контроль над своим детищем. Оригами принялись буйно размножаться и теперь ютились тысячами в бесконечных проходах. Позднее Ариэль и Изида приняли решение некоторых из них приручить и использовать как почтальонов. То, что и Мардук выдрессировал из своих оригами лазутчиков, явилось полной неожиданностью.
        - Что-то уж очень много библиомантики, - заметила Изида, - такого здесь быть не должно.
        - Ты мог бы нас о них предупредить! - шепнула Фурия Финниану с упрёком.
        - А я и сам был не в курсе, - стал оправдываться он. - Вполне возможно, что Мардук выпускает их только здесь, в этих залах.
        - Кэт о них тоже ничего не говорила, - произнесла Фурия задумчиво.
        Стайка из пяти птичек-оригами проплыла высоко над их головами. Однако Фурия смогла различить их сложенные из бумаги контуры, заострённые крылышки и угловатые туловища.
        Прежде чем Изида успела расстегнуть крючки на корсаже, Фурия, распахнув свою сердечную книгу, уже расщепляла страничное сердце. Между листами её тлели скрижали, напоминая металлический орнамент в огне кузнечного горна.
        - Давай-ка этим займусь я, - предложила она Изиде и сосредоточилась на пяти крошечных точках под потолком.
        Стайка как раз перестроилась, превратившись в широкий клин, и теперь пошла на снижение.
        Во время чтения сокровенных слов внутри страничного сердца у Фурии перехватило дыхание, и потому читала она так тихо, что даже стоявший рядом Финниан ничего не мог разобрать.
        Птичку в центре охватило пламя; она качнулась к соседке - огонь перекинулся и на неё. Спустя две секунды полыхала уже и третья. Обе крайние яростно затрепыхались влево и вправо. Сосредоточившись на одной из них, Фурия мысленно сама обернулась в вихрь жара, она взметнулась к потолку, но промахнулась на волосок, недооценив изворотливость маленькой шпионки. Впопыхах она прыгнула вперёд и, как только опять увидела птичку над собой, прочла следующую сентенцию из страничного сердца.
        Птичка-оригами, потрескивая, исчезла в необъятном облаке дыма, из которого тотчас же посыпался пепел. Теперь оставалась последняя.
        Изида устремилась было за ней, но её опередила Фурия:
        - От меня не уйдёт!
        Оригами поспешила к закрытым воротам во второй зал. Будь она чуть побольше, с обычную птицу, ей ни за что бы не пролететь через крошечный проём наверху, между створками. Но она именно туда и держала курс: её миниатюрность позволяла такой манёвр. Фурия метнула ей вслед языки пламени, как стрелы из арбалета. Но ещё до того, как последний удар пришёлся по косяку, она поняла, что промахнулась. Оригами просочилась в узкую щель и была такова.
        Фурия с проклятиями ринулась к воротам, хотела было рвануть их и продолжить преследование бумажной птички в другом зале. Но было слишком поздно: Финниан и этот переход запер за собой на замок. Она бросила виноватый взгляд назад, на Изиду. Та только пожала плечами:
        - Идём. Нам надо поторапливаться! - Наверное, от усталости ей было уже не до упрёков.
        - Но она предупредит людей Мардука!
        - Да они и без того уже давно знают, что книжная пиявка здесь лишь для отвода глаз. - Финниан поглядел на свои наручные часы. - Мы слишком припозднились. Кое-кто из них, должно быть, уже принялся обшаривать каждый уголок на предмет непрошеных гостей.
        Через несколько секунд они стояли перед воротами в третий зал.
        Глава седьмая
        В полёте Кэт успела рассмотреть то место, через которое однажды проникла в укрепление Мардука. Тогда, глубокой ночью, она пришла сюда пешком по крышам. С тех пор над стеклом установили сплошную решётку. Она изрыгнула витиеватое проклятие в адрес Мардука, этого места и вообще всего дурацкого плана.
        - Давай вернёмся, - предложила Саммербель.
        Кэт покачала головой:
        - Там, внизу, Финниан.
        - Фурия с Изидой его как-нибудь с собой захватят, если им придётся сматываться.
        Что-то в голосе Саммербель заставляло Кэт прислушаться. Как будто втайне она разделяла её тревоги.
        Обычно крыши трёх залов находились под охраной, но подчинённым Мардука пришлось убрать и этих людей. Из другой части бастиона послышались перебивающие друг друга голоса. Кэт задавалась вопросом: сколько ещё времени банда потратит на пиявок?
        Внезапно Саммербель сделала крюк и замысловатыми зигзагами устремилась прямо на пограничный фронтон. Там, наверху, Кэт заметила ещё один призрак - фигуру с ружьём. Упорно сопротивляясь встречному ветру и на лету расщепляя распушившиеся страницы своей сердечной книги, Саммербель выпустила завесу из танцующих букв, которая обволокла стрелк?. В пустоте просвистел выстрел. Оказавшись у цели, Саммербель размахнулась для удара и на полной скорости врезалась в месиво из слов. Секунду спустя что-то глухо грохнуло, раздался вопль, сверху по дуговой траектории пролетело ружьё, а за ним - стрелок, соскользнувший вниз по скатам и исчезнувший за остроконечной крышей. Облако из букв взорвалось и поблёкло.
        - С тем же успехом мы могли бы прилепить мишень себе на лоб! - прокричала Саммербель, вернувшись к Кэт.
        - Можешь сломать решётку? - спросила та без предисловий.
        Библиомантка пошла на спуск, пока не остановилась на высоте человеческого роста над крышей. Сверху три зала напоминали старые фабричные цеха. Каждая из куполообразных стеклянных крыш была размером с баскетбольное поле. Сверху паутина решёток, покрывавших стекло, выглядела филигранно, вблизи же становилось ясно, что это всего лишь громоздкая конструкция из стали. Металл и стекло под ним находились друг от друга на расстоянии примерно полуметра.
        - Если ломать сверху с помощью библиомантики, обвалится полкрыши, - сделала заключение Саммербель после короткого осмотра. - Тогда, даю голову на отсечение, сюда сбежится вся банда. А кроме того, ещё не факт, что это сработает. Стекло-то разобьётся, а вот решётка, может, так и останется. Не говоря уже о том, что это будет катастрофой, если Финниан и компания уже там, внизу.
        Кэт на минуту задумалась:
        - А ты можешь… как бы это сказать?.. её разогнуть?
        Саммербель спустилась ещё ниже, присела на своём букборде на корточки и нагнулась так, чтобы дотянуться до металла. Подпорки у решёток были толще её пальцев. Она выпрямилась и вздохнула:
        - Просто забудь.
        - Ты ведь говоришь так не потому…
        - Если бы я могла помочь девочкам и Финниану, я бы помогла!
        Никогда ещё Кэт не видела её в таком раздражении.
        - Ты тоже волнуешься за него, - произнесла она тихо.
        Ровно столько, сколько необходимо, чтобы набрать воздуху в лёгкие, Саммербель уклонялась от её взгляда, потом взяла себя в руки и кивнула:
        - И за него, и за Фурию. У неё ещё мало опыта, и я с самого начала была против того, чтобы брать её с собой.
        Она вновь скользнула взглядом по полукружию решётки, похожему на холм из стали и стекла. И вдруг зажмурилась:
        - Погоди-ка.
        Кэт пружинила коленками, чтобы, в случае чего, совершить на своём букборде крутой поворот.
        - Что там? Опять эти?
        Саммербель медленно двинулась вперёд. И, пролетев пару метров, снова замерла. Кэт пыталась отследить, куда она смотрит, но так ничего и не поняла.
        - Вон там! - Вытянутой рукой Саммербель показывала на макушку купола.
        Очевидно, в дополнение ко всем прочим достоинствам, у неё было ещё на зависть острое зрение. Кэт проскользнула рядом с Саммербель и всмотрелась в том же направлении. Ничего, ноль. Только квадратные поля решётки - одно рядом с другим, каждое величиной такое же, как и окна под ними.
        - Пожалуй, надо взглянуть. - Саммербель полетела дальше и принялась внимательно изучать конструкцию.
        Из близлежащих переулков доносился гвалт людских голосов. Во флигеле библиотеки царило волнение, словно перед бунтом. Кэт держалась рядом, пока они ни достигли гребня купола. Под ними во всех направлениях раскинулась железная сеть, выверенная до миллиметра, как бумага в клеточку.
        - Вот что я имела в виду. - Саммербель подлетела так низко, что раскрытая обложка её букборда легла прямо на распорки.
        Теперь Кэт тоже разглядела. Просто невероятно, что Саммербель обнаружила обе петли с такого большого расстояния. Они располагались на одной стороне квадратного поля решётки и были диаметром самое большее с палец.
        - По-моему, это лаз для стекольщика или рабочих, выполняющих какие-нибудь профилактические работы, - заявила Саммербель.
        Вот почему решётка отстояла так далеко от стекла! Это давало рабочим возможность пролезть под неё на животе и подползти к тем местам, к которым изнутри павильона можно было подобраться, лишь возведя дорогие леса. С обратной стороны железного квадрата висел увесистый замок, если им удастся его открыть, они смогут откинуть лаз в решётке вверх, словно дверцу люка.
        - Справишься? - спросила Кэт.
        Саммербель потрогала замок рукой:
        - По виду - обычный механизм. Я могу попробовать взорвать его изнутри и, если повезёт, не задену ничего другого. В раздумье она провела кончиком языка по резцам, потом добавила: - Займёт, наверное, чуточку времени. Прикрой-ка меня.
        Родители Кэт, оба библиоманты, так и не оправились от своего открытия, что их единственная дочь напрочь лишена библиомантических способностей. Как бы Кэт прикрыла Саммербель, явись сюда команда Мардука, оставалось для неё загадкой.
        - Одним окном внизу нам придётся пожертвовать, - задумчиво сказала Саммербель.
        - Но это лучше, чем полкрыши. - Кэт почувствовала, как учащается её пульс и становится даже быстрее, чем во время погони по крышам.
        В плоском рюкзаке она держала воровской набор, где среди прочего были также стеклорез и вантуз. С отдельными окнами она как-нибудь разберётся.
        Саммербель сошла с букборда на ближайший отсек решётки и положила свою раскрытую сердечную книгу рядом с замком.
        - Ладно, - сказала она. - Давай попробуем.
        Глава восьмая
        - Погодите! - приказала Изида, предостерегающе подняв руку. - Здесь…
        - Ловушка? - Фурия закончила предложение с уверенностью заядлой читательницы, знавшей это слово из сотен прочитанных книг. Одновременно она почувствовала, что имела в виду Изида: воздух был пронизан библиомантической энергетикой, даже свет приобрёл окраску пожелтевших книжных страниц.
        Обе посмотрели на Финниана, который остановился как вкопанный рядом с ними в конце третьего зала. Казалось, он что-то хотел сказать, в отчаянии подыскивая подходящие слова, и смотрел с беспомощностью ребёнка, который не мог понять, что с ним происходит. Внезапно Фурия вспомнила, что этот взгляд она уже однажды встречала: полгода назад, когда отца Изиды поставили перед фактом, что его воспитанница - тоже экслибра. Тогда само прошлое подверглось изменению, а с ним и память Целестина. Никому не под силу просто смириться с чем-то подобным. Человеческое сознание не приспособлено для того, чтобы поверх старых воспоминаний записывать новые. Без сопротивления согласиться с манипуляциями над собственным мозгом выше человеческих сил.
        Но они это выдержали, и теперь Фурия начала догадываться, что творилось в душе у Финниана. Она поспешила к нему, взяла за руку и попыталась поймать его пылающий взгляд.
        - Финниан, что происходит? - спросила она несколько заговорщически.
        - Здесь что-то… не так, - выдавил он, запинаясь.
        Она встревоженно принялась искать признаки перемен. Ведь Фурии самой удалось всего лишь благодаря пустяковому делу - это она сподвигла Зибенштерна в девятнадцатом веке написать историю девочки на границе света и тьмы - изменить прошлое. Поэтому в настоящем Изида сделалась той самой девочкой, экслиброй из книги Зибенштерна. Фурия думала, что изучила последствия своей манипуляции, но, видимо, она что-то упустила. И чем дольше она об этом размышляла, тем отчётливее ощущала, что имел в виду Финниан, когда говорил: «Такое чувство, будто незримые работники сцены передвигают кулисы памяти и подтасовывают реквизиты».
        - Мардук… - прошептал Финниан. - Он экслибр… и библиомант!
        «Но ведь это… невозможно…» - по-видимому, хотела сказать Изида, как вдруг взгляд её тоже окаменел, и ей внезапно стало ясно, что она сама являет живой пример противоположного.
        Экслибры не могут быть библиомантами - в мире библиомантики это было некогда незыблемым правилом. Все думали, что Изида - единственное исключение из него. Теперь же непреложность этого закона поблёкла, и на его место заступил другой: экслибры, естественно, могли обладать библиомантическими способностями. Любые другие воззрения, которые они исповедовали, в мгновение ока обернулись в абсурд. Но остатки их прежнего знания ещё имели силу, напоминая строчки прочитанной страницы, просвечивающие сквозь пергамент новой. Не всё было забыто. Наверное, этого никогда и не случится, ведь все до сих пор смутно припоминали, что и Изида некогда была человеком, не экслиброй. У них складывалось впечатление, словно прошлое менялось на глазах. И шаг за шагом проявлялись последствия этих изменений.
        - Мардук - библиомант! - Изида беззвучно шевелила губами. - Им он был всегда.
        И это меняло всё. Их план становился макулатурой, а их цель, по всей видимости, - недостижимой. Таковы последствия несостыковок при вторжении в ход времени: осознание перемен приходит не сразу. Только уткнувшись носом в факт перемен, можно постичь правду. Так было с Целестином: ему пришлось признать, что многое из того, что он приписывал своей воспитаннице, больше не соответствовало действительности. Так же обстояло и с ними. Финниан был первым, кто это заметил, а теперь пришёл черёд Фурии с Изидой понять, что без всякой подготовки в их игру приходят новые правила.
        Экслибры могут быть библиомантами!
        - Вот чёрт!.. - прошипела Фурия, едва обнаружив первые последствия этих перемен.
        Кэт рассказывала об одной двери в сокровищницу, о тяжёлой стальной перегородке в задней стене третьего зала. За ней - и это Финниан втолковывал им уже несколько недель подряд - хранились жемчужины коллекции Мардука. Самым ценным среди них был план Санктуария. Теперь же перед ними была всего-навсего простая деревянная дверь, за которой можно было увидеть самое большее - чулан, а вовсе не сокровища короля преступного мира Мардука. Любой взломщик мог бы сковырнуть замок простым куском проволоки, если бы не аура этой двери, не излучение такой мощной библиомантики, что на какой-то момент у Фурии заплясали буквы перед глазами.
        - Всё это очень нехорошо, - прошептала в тревоге Изида.
        - Справишься? - спросила Фурия.
        - Надеюсь. - Изида сделала пару шагов вперёд, пока не оказалась на расстоянии примерно двух метров от двери. Она медленно вытянула руку, держа ладонь так, будто уже касалась ею дерева.
        - Из соображений безопасности Мардук обклеил её изнутри страницами какой-то книги. - Она закрыла глаза и сконцентрировалась. - Не могу только понять какой. Если бы это знать, было бы проще.
        - А вот я вообще ничего не ощущаю, - заявил Финниан голосом, снова звучавшим по-прежнему. Первое потрясение он пережил и постепенно приходил в норму.
        - Есть у Мардука любимая книга? - поинтересовалась Изида.
        - Со сказочками, которые он читает на ночь своим головорезам? - усмехнувшись, ответил Финниан.
        - Если он настоящий библиомант, - сказала Изида почти по слогам, как будто вообще с трудом допускала такую вероятность, - тогда у него должна быть сердечная книга.
        Фурия прислушалась:
        - Уж не думаешь ли ты, что он выдрал страницы из своей сердечной книги и оклеил ими дверь?
        Петушиная книга затрепыхалась у неё в руке. Складчатая шея гордо распрямилась, вытянувшись из обложки во всю длину.
        - Ни один уважающий себя библиомант не решился бы…
        - Хозяин этого дома - не обычный библиомант, - перебила её Изида. - Он экслибр. И если я не ошибаюсь, - она на минуту снова собралась с мыслями, прощупывая своими сенсорами буквы на обратной стороне двери, - экслибр, выпавший из своей собственной сердечной книги.
        - Неужели такое бывает? - потрясённо спросила Фурия.
        - Эти страницы на двери… они насыщены библиомантической мощью. Такое под силу лишь тому, кто им необычайно близок. И вряд ли было бы достаточно, чтобы это были просто страницы из его любимой книги. Теперь мне почти ясно: да, это страницы из его сердечной книги! Складывается впечатление, что Мардук сам стоит за дверью собственной персоной.
        Финниан окинул взглядом зал позади них. Полки, полные выставочных экспонатов, заслоняли вид на проход в центральный павильон, куда улетела от Фурии последняя оригами.
        - Их уже предупредили. И они наверняка уже на пути сюда.
        Хотя ворота они закрыли, но массивному натиску вряд ли дали бы отпор.
        - Я беру их на себя. - Фурия с такой силой тряхнула петушиную книгу, что шея той стала раскачиваться из стороны в сторону, а из клюва вырвался шквал проклятий.
        Высокие скулы Изиды обозначились, казалось, ещё резче обычного.
        - Удерживайте их как можно дольше. Мне нужно только немного времени, а дверь я обязательно открою. Может, Мардук и силён, но вряд ли он в состоянии выдумать какое-нибудь препятствие для экслибры Зибенштерна.
        По крайней мере, им было ясно, что Мардук не был экслибром из романов Зибенштерна. Большинство из них Фурия к тому моменту уже одолела, не исключая и плохих, залатав пробелы собрания в библиотеке резиденции экземплярами виллы Анжелосанто. Упоминания о Мардуке[7 - Мард?к - верховное божество Древней Месопотамии (греч. «Междуречье»), бог-покровитель города Вавилон (основан во II тысячелетии до н.э.). Празднества в его честь проводились с огромной пышностью.] не было нигде. Скорее всего, имелось в виду имя одного из божеств Древнего Вавилона, и очень возможно, что Мардук как раз и был этим божеством, выпавшим в убежища из собрания мифов.
        Очень кстати пришлась и связь Мардука с Академией. Легенда повествует о том, что люди хотели добраться до неба и для этого строили Вавилонскую башню, чем разгневали Бога. Тот разрушил башню и проучил людей за богохульство: все народы, говорившие на едином языке - загадочном языке Адама[8 - Язык Адама - первый язык, на котором говорило всё человечество; считалось, что он был наделён совершенством и таинственностью.], отныне перестали друг друга понимать. Адамов язык постигло забвение, а взаимопонимание между народами исчезло, освободив место подозрительности и спорам.
        Название Адамантовой Академии, согласно легенде, произошло от аккадского языка, на котором говорили в Вавилоне, и, очевидно, имело символическое значение и означало правительство, объединившее всех библиомантов, как это некогда делал праязык.
        Изида подобралась к невзрачной дверце ещё ближе.
        - Там кто-то живёт…
        Финниан наморщил лоб:
        - Он что, запер там кого-то? Как нарочно, именно со своим бесценным старьём?
        - Может, это заключённый, - выразила предположение Изида. - Но, скорее всего, охрана. Финниан, пойди-ка с Фурией обратно к воротам и помоги ей подольше удержать там шайку Мардука. - Она достала из ранца серебряный автоматический пистолет и протянула ему: - Вот, держи.
        Он скривил рот, проверил, снят ли предохранитель, и помчался с Фурией к воротам.
        Через несколько секунд троица стояла перед закрытыми воротами во второй зал. В замке, скреплявшем две высокие створки, торчал тяжёлый ключ, вставленный Финнианом. Голоса, всё это время раздававшиеся со стороны библиотеки, делались всё отчётливее.
        - Теперь надо действовать! - Фурия раскрыла петушиную книгу. - А ну убери башку!
        Длинная шея съёжилась в гармошку, так что из обложки продолжал торчать только жёлтый кончик клювика.
        - Нет у меня никакой башки, - оскорблённо заметила книжка. - Один только клюв!
        Фурия положила раскрытый томик на пол и опустилась перед ним на корточки. Хотя Саммербель научила её расщеплять страничное сердце одной рукой, надёжнее был давно отработанный метод: поднимаешь страницу, зажимаешь её обеими ладонями, потом медленно разводишь руки, и лист начинает расщепляться на два слоя, между которыми золотисто-белым светом сквозь бумагу сияет страничное сердце. При этом проступают письмена, литеры какого-то языка, которого Фурия не знала, но всё же могла без усилий прочесть.
        Когда она, сконцентрировавшись, проделала всё это, дверной замок охватило сияние сердечной книги, проникнув в замочную скважину и через секунду вернувшись обратно. По периметру обеих створок ворот, словно по следу бензиновой струйки, побежал огонь, устремляясь к углам, и вернулся к замку. Правая створка оказалась окаймлена сверкающим пламенем.
        В зрачках Финниана отразился яркий свет.
        - Это их задержит?
        - Не вечно. Может, на некоторое время.
        Фурия и сама толком не знала, что делает. До сих пор она проводила похожие опыты, лишь вознамерившись спокойно почитать в своей комнате, - тогда она иной раз запирала дверь подобным образом. Только вот опаснейший проныра, которого она таким образом не хотела пускать в комнату, был её брат Пип, а совсем не орда оголтелых уголовников.
        Топот бесчисленных ног во втором зале становился всё отчётливее. Перед входом уже были слышны голоса.
        Обеими руками Финниан навёл пистолет на ворота. Фурия посмотрела в глубь зала. Изиду и дверь в соседнее помещение загораживали полки со стаканами, коробками и ящиками.
        - Изида! - окликнула она, но не получила ответа.
        Чья-то рука уже трясла ворота снаружи.
        - Изида!
        Раздался сильный удар, как будто кто-то навалился всей тяжестью на ворота. Правая створка задрожала на петлях. Окаймляющая древесину полоска света слегка задрожала и успокоилась. Верхняя часть обложки петушиной книги чуть приподнялась, и, забившись под неё, клюв обратил шею к Фурии.
        - Ещё минут пять, - прокряхтел голос. - Ну может, шесть. Но ни в коем случае не дольше.
        Лицо Финниана стало менее напряжённым. Пока что ему ещё не надо было стрелять в тех, с кем он вместе прожил три месяца.
        - Изида! - бросила Фурия через плечо. - Как там у тебя?
        Снова никакого ответа.
        - Что она там затеяла? - встревожился Финниан.
        Фурия лихорадочно соображала, что предприняла бы она для отражения налётчиков. Но библиомантика - не кулачный бой, даже если порой его напоминает. Это сила, связывающая воедино книги и их читателей, и применять её для причинения вреда людям - значит идти против природы. Иногда Фурия сопротивлялась этому закону, что и провоцировало ошибочные удары. Без особых усилий она могла создать пригоршню впечатляющих, но безобидных иллюзий, но они едва ли напугали бы приспешников Мардука. Всё остальное требовало большей сноровки и дерзости. Изида и Саммербель довели это искусство до совершенства и теперь имели дело с последствиями. Фурия же была к этому готова лишь в известных пределах.
        Финниан громко выругался. Но прежде чем девушка поняла, что его так взволновало, петушиная книга пронзительно завизжала:
        - Унеси меня отсюда! Скорее!
        Из-под створок ворот показались извивавшиеся пиявки, белые, как макароны, чуть короче пальца. Вначале их было только две, потом - полдюжины, и в конце концов стало так много, что Фурия не могла их сосчитать. Первые уже подкрадывались к петушиной книге, лежавшей по-прежнему с распахнутым разворотом на полу. Горящее страничное сердце удерживало блокировку двери, тогда как сама книга дрожала от страха.
        Финниан расплющивал пиявок своими подошвами, но даже после этого их неповреждённые остатки поворачивали и ползли по направлению к петушиной книге. Фурия подхватила её с пола, позаботившись о том, чтобы страничное сердце не захлопнулось. Ведь стоит прерваться библиомантическим потокам, как дверь сразу же разблокируется. Люди с противоположной стороны были, конечно, в курсе этого, они не без умысла просунули через щель пиявок.
        - Хотя и преступники, а не дураки, - заметил Финниан.
        Фурия огляделась. Поскольку книг на полках было совсем немного, пиявки не могли здесь особенно напакостить. По всей видимости, люди Мардука готовы были смириться с этими потерями, лишь бы захватить незваных гостей.
        - Здесь есть ещё один выход?
        - Насколько мне известно, нет. Даже на стеклянную крышу после вторжения Кэт они установили решётку.
        Фурия порывисто стряхнула копошащихся пиявок, которые, словно шевелящиеся пальцы, начали было карабкаться по её штанине. Петушиная книга тряслась у неё в руках, но мужественно сохраняла силу страничного сердца. Снова раздался грохот от ломившихся в дверь тел. Сияние вокруг створки слегка дрогнуло и опять успокоилось.
        И Финниану пришлось в очередной раз направить свой пистолет на ворота. Теперь они находились в пяти шагах. Дюжины книжных пиявок кишели перед ними на полу. Большинство из них двигались в сторону Фурии.
        - Мы долго не продержимся! - снова крикнула она через плечо. - Изида! Ты там скоро?
        На этот раз до неё долетело нечто похожее на оханье.
        - Ладно. - Приняв решение, Фурия обратилась к петушиной книге: - Если ты закроешь страничное сердце, на сколько ещё хватит блокировки?
        - Ненадолго, - крякнула книжка.
        - А точнее?
        - Может, минуты на две, может, на пару секунд. Почём я знаю?
        - Приехали, - констатировал Финниан.
        - Изида! - рявкнула Фурия через плечо. - Мы идём к тебе. У тебя в распоряжении одна минута!
        Вдруг послышался треск. Сначала Фурия подумала, что это Мардукова банда, окончательно снёсшая ворота с петель. Но шум раздался с другой стороны.
        Финниан стёр левой рукой пот со лба, правой по-прежнему целясь в ворота.
        - Похоже это на то, что мы прорвались?
        Снова раздалось дребезжание стёкол, на этот раз такое громкое, словно обвалилась часть крыши. По петушиной книге пробежала дрожь.
        - Сюда! - крикнула Изида. - Скорее!
        Фурия и Финниан издали вздох облегчения.
        - Или нет… Стоп, не подходите!
        Приняв решение, они переглянулись и ринулись к Изиде. На бегу Фурия захлопнула петушиную книгу. Контакт с воротами прервался. Краем глаза она заметила, что светящиеся линии начали мерцать, словно неисправные неоновые трубки. С противоположной стороны снова кто-то наскочил на дверь. От волнения у Фурии перехватило дыхание. Дальнюю часть зала стал наполнять странный запах.
        Выпрямившись, Изида стояла перед сокровищницей Мардука и смотрела вглубь. Дверь сорвало с петель. Вокруг остова дверного косяка плясало пламя, и лишь спустя несколько мгновений Фурия поняла, что под ним горели книжные страницы, которые предохраняли вход, - страницы из сердечной книги Мардука. По крайней мере, теперь, где бы ни находился Мардук, он должен был почувствовать, что ситуация в его штаб-квартире вышла из-под контроля.
        - Идите… назад, - выдавила Изида, едва переводя дух.
        - Они сейчас заявятся, - отвечала Фурия. - У нас больше нет времени!
        Слегка поколебавшись, Фурия с Финнианом продвинулись ещё немного и, миновав Изиду, заглянули в крошечное помещение. Колючий запах перекрыл запах гари обуглившихся страниц сердечной книги.
        «Там кто-то живёт», - решила Изида.
        Площадь комнаты с низким потолком и тёмными кирпичными стенами едва ли была больше двадцати пяти квадратных метров. Под стеклянными витринами на низких постаментах стояли ничем не примечательные предметы: на одном - старинная книга в кожаном переплёте, на другом - остатки какой-то каменной плиты. В третьей витрине стоял сосуд, который, по всей вероятности, был урной. Прочие экспонаты из частной экспозиции Мардука из-за слабого освещения рассмотреть было почти невозможно. Единственным источником света служила чаша с разведённым в ней огнём, находившаяся в самом центре комнаты, также на постаменте. Бело-жёлтое пламя полыхало так ярко, словно его только что разожгли.
        - Открытый огонь! - воскликнул Финниан. - Здесь?
        Изида кивнула:
        - Он уже горел, когда вывалилась дверь.
        Позади них снова усилился стук в ворота.
        - Но это не простой огонь. - У Изиды перехватило дыхание; удивительно, что она вообще ещё могла стоять на ногах.
        - Где план? - спросила Фурия.
        Изида указала на пламя:
        - Наверное, там, за ним, с прямо противоположной стороны помещения.
        Фурия отчаянно всматривалась в сияние, но что там такое было в темноте, по ту сторону пламени, разобрать не смогла. Желание проникнуть в комнату, обойти чашу с огнём и захватить план Санктуария на миг пересилило все остальные. Тем не менее голос разума заставил Фурию задаться вопросом, действительно ли это её собственное желание или же скорее здесь таилось что-то подстёгивавшее на этот шаг. Воздух в комнате был настолько насыщен библиомантикой, что она не могла определить, где кончались её силы, а где начиналась чужая энергия, которая здесь давно нагнеталась.
        - Нам туда нельзя! - предупредила Изида в то время, как остальные не могли отвести взор от неприметной комнаты. - Здесь что-то такое старинное и сильное, что это нас…
        В это мгновение огонь, шипя, взвился до потолка, вырвался из чаши и спрыгнул, словно зверь, на землю. Здесь он начал раздуваться, выпустил огненные отростки и наконец соткался в образ из языков пламени, очертаниями похожий на человека, но без лица. Устрашающий, словно вырвавшийся из бутылки разгневанный джинн, более двух метров росту.
        - Я Форнакс[9 - Форнакс (от лат. fornax) - «печь».], - зарокотало раскатистое эхо, - бич великих библиотек[10 - Аллюзия на череду пожаров в знаменитой Александрийской библиотеке.]. Я - Александрийское пламя.
        Глава девятая
        - Ну ла-адно… - протяжно выдохнула Фурия, и прозвучало это так, словно из её лёгких вышел весь запас воздуха. - К чёрту это Александринское пламя!
        - Александрийское, - поправила Изида беззвучно.
        - Нет ли стиха, который так называется? - Фурия вспомнила о мистере Теофиле и его уроках по стихосложению[11 - Имеется в виду александрийский стих, французский двенадцатисложник, который получил широкое распространение в XVIIв. идостиг расцвета в творчестве Ж.Расина и П.Корнеля.] - просто чушь какая-то, как и всё остальное, что ей здесь и теперь при виде огненного существа пришло в голову.
        - Неужели это тебе кажется похожим на… стих? - спросил Финниан.
        - А на что же это, по-твоему, похоже, господин угадайка? - невольно вырвалось у Фурии, о чём она уже в следующую же секунду пожалела. Для того чтобы они сегодня оказались здесь, Финниану пришлось взвалить на себя всю подготовку, и если он слыхом не слыхивал об александрийском стихе, то его вины в этом не было. Вероятно, кроме Мардука едва ли кому-нибудь известно, кто скрывается в этой комнате и охраняет сокровища.
        - Форнакс, - обратилась Изида к существу, - что мне сделать, чтобы ты позволил войти?
        - Я - бич великих библиотек! - возопило огненное существо. - Я Александрийское…
        - Да, да, - ответила Фурия нетерпеливо, - это мы уже поняли.
        В её руках книга трепетала от страха, ведь книжные пиявки подползали всё ближе.
        Изида искоса бросила на Фурию потрясённый взгляд. Возможно, в нём была тень упрёка. Но, по мнению Фурии, они зашли уже чересчур далеко, чтобы теперь заниматься какой-то бесполезной дипломатией.
        - Ты был бичом великих библиотек, - Фурия сделала отчётливое ударение на слове «был», - но теперь ты таковым не являешься. Ведь иначе ты бы не сидел взаперти в этой дыре. Да ещё и в роли книгохранителя.
        Пусть даже её решительность была напускной, теперь-то она не спасует. Они с Изидой могли ещё унестись в безопасное место с помощью книжного прыжка - необходимые книги они носили с собой - или же открыть ворота обратно в библиотеку резиденции, правда, с несколько б?льшими временными затратами.
        За их спиной какая-то громадина долбила по воротам, сейчас это было подозрительно похоже на таран. Может, вагонетка, которую бандиты объединёнными усилиями швыряли на деревянные створки?..
        - А ны-ы-ыне, - начал Форнакс, протянув это «ы» так, словно угодил своей огненной стопой в лужу, - я охранник, это правда.
        - Значит, ты - слуга Мардука?
        - Его слуга? Ха! - Форнакс зафыркал и раздулся в три раза шире. - Я тот, кто некогда опустошил библиотеку в Александрии. Я проглотил все её рукописи, пока вонь от горящего папируса не прогнала из гавани последние корабли. Благодаря мне рассыпались в прах её крыши, в пыль - её колонны. Я поджарил учёных, как кроликов, и уничтожил летописи тысячелетней давности. Я стал закатом целой культуры, разрушителем античного знания. Я был бичом…
        - Да, да, - перебила его Фурия, - всё так. Но теперь ты - раб Мардука.
        - Ты здесь в заточении, - поддержала её Изида, - и не можешь нам причинить никакого вреда, пока мы не переступим через этот порог, - мыском сапога она провела незримую линию вдоль дверного порога сокровищницы. Фурия отметила, что Изида дрожала от измождения.
        - Это что-то затянулось! - забеспокоился Финниан.
        - Конечно, затянулось! - кивнула Изида. - И мне очень любопытно, как ты собираешься ускорить решение проблемы?
        Фурия не спускала глаз с Форнакса.
        - Ты спалишь нас, едва мы войдём в твою тюрьму, так?
        - О да! - Огонь загудел с наслаждением. - Сжигать! Поглощать! Вы погибнете ужасной смертью в огне! Как библиотекари Древнего Египта.
        - Как же Мардук тебя заговорил? - спросила Изида.
        - Заговорил? - Вдруг голос Форнакса зазвучал чуть ли не плаксиво. - Он меня нашёл! Захватил меня в плен! Мардук - жестокий тиран. Он угрожает меня загасить, если я ему не повинуюсь. Потому-то я и выполняю его приказы. О да!
        Фурия глянула на Изиду:
        - Будут какие-нибудь соображения?
        Экс-агент раскрыла было рот, чтобы ответить, но её слова заглушил шум от натиска за воротами. И опять до них донёсся треск древесины. В том случае, если свора преследователей ещё не ворвалась, это произойдёт при следующей попытке.
        Финниан сердито воззрился на Фурию с Изидой:
        - Я не для того три месяца подряд батрачил, чтобы сдаться почти у цели.
        Фурия покачала головой:
        - Мы не сдадимся, - и, обернувшись к Изиде, добавила: - Ведь правда же?
        Изида проигнорировала их, вытянула руку, и кончики её пальцев оказались точно на уровне порога. Форнакс, казалось, сейчас взорвётся. В мгновение ока он начал распухать, пока огонь не заполонил всю комнату, превратив её в шипящую жаровню, и остановился лишь у открытой двери. Было такое чувство, словно кто-то из глубины помещения выпалил по стёклам из огнемёта. Изида не убирала руку до тех пор, пока огненная буря не сбавила силу и не обратилась в маленький танцующий огонёк Александрийского пламени.
        Торжествующий хохот наполнил помещение:
        - Моя сила поглощает! Моя сила сжигает! Моя сила - сверхчеловечна!
        Изида перевернула руку. Кончики пальцев покраснели, но ожогов не было.
        - Во всяком случае, он - не иллюзия.
        Они вошли в сокровищницу.
        Фурия озабоченно нахмурилась, а Финниан принялся в тревоге оглядываться.
        - Но почему там внутри ничего не сгорело? - спросил он. - Вся эта ерунда невредимо лежит на своих постаментах.
        - О да! - ликовал опять Форнакс. - Александрийское пламя само определяет, кого и что ему уничтожить, - и, слегка понизив голос, добавил: - Боже упаси, никакой макулатуры - этого добра я объелся! Книги, свитки, папирусы - ничто из этого мой огонь не повредит. - Потом, словно опомнившись, что вследствие своего признания он станет менее страшен, он указал пылающим перстом на Финниана: - Но тебя, тебя я спалю до вонючих останков, человече! А эти две будут гореть, аки ветви сухие. Ибо я есмь Форнакс, молния богов!
        - Да ты просто хвастун! - парировала Фурия.
        От следующего удара в ворота зазвенели склянки на полках. В надежде, что Изида что-нибудь придумает, Фурия решила потянуть время. Может быть, ей удастся отвлечь Форнакса.
        - Для того, кто позволяет себя поймать и посадить под замок, что-то ты больно задаёшься! - крикнула она огненному существу. - Сколько ты просидел в этой дыре? Пару месяцев?
        Форнакс выстрелил в потолок, словно гейзер. Вертикальное пламя окутало его огнедышащим столбом.
        - Да неужели лет?
        - Не дерзай насмехаться над кончиной целой эпохи, презренная! - вскипел он. - Закат Древнего Востока, опустошение ценного собрания рукописей! Я спалил в десять тысяч раз больше, чем всё, что ты прочла, ничтожная библиомантка!
        Она не успела возразить, а за воротами на другом конце зала раздался вопль. Вначале Фурия решила, что это Мардукова банда, прорвавшая блокаду, но потом из одного крика родилось мощное крещендо многоголосого рёва, отдававшего болью и страхом смерти.
        Под стеклянным куполом раздалось бульканье, как если бы из бутылки допивали остатки жидкости, и несколько секунд подряд казалось, что там, наверху, скрипят оконные рамы под натиском нового, невиданного напряжения.
        В следующий миг крики резко прекратились, и над залом установилась устрашающая тишина. Фурия слышала только собственное дыхание в сопровождении бешено колотящегося сердца. Форнакс сморщился до фитилька величиной с ладонь и запрыгнул обратно в свою чашу.
        - Что это было? - обескураженный происходящим, шёпотом спросил он.
        Фурию не покидало чувство, что у неё что-то вырвали из груди, хотя и без боли, но так неожиданно, что она от страха закричала. Петушиная книга тоже громко застонала. Изида, зашатавшись, упала на колени. Один Финниан продолжал стоять на ногах, и тогда Фурия поняла, что случившееся его не задело. Что бы теперь ни происходило, это касалось только библиомантов или существ, порождённых библиомантической энергией.
        - Да что же это, чёрт возьми, за… - начал было Финниан, переводя взгляд с Изиды на Фурию, но предложение так и не закончил.
        Раздался звук ломающейся древесины, однако на этот раз более громкий, чем раньше, а за ним - оглушающий треск.
        - Это были ворота! - Финниан вскинул пистолет и помчался к воротам.
        - Назад! - Изида хотела было вскочить, чтобы следовать за ним, но уже на первом шаге поникла.
        Фурия тоже ещё ощущала слабость: кто-то отнял у них часть библиомантической энергии. Она медленно стала восстанавливаться.
        Голубые глаза Изиды были широко распахнуты. Встретившись с ней взглядом, Фурия в ужасе спросила себя: «А вдруг Изида уже сдалась? Вдруг кто-то одним своим присутствием подавлял на корню всякий порыв к сопротивлению?»
        - Кто здесь? - спросила Фурия голосом, от которого сама же и содрогнулась. - Мардук?
        Изида покачала головой. Казалось, теперь Мардук - её самая незначительная проблема.
        Форнакс стал размером с палец - крошечная полосочка света в полутьме сокровищницы.
        - Чёртовы библиоманты, будьте вы трижды прокляты, - жужжал он себе под нос, - трижды, четырежды, пять раз! Убирайтесь! Не желаю иметь с вами никаких дел! Я - Александрийское пламя, бич Египта, всемогущество огня…
        Он продолжал бурчать, но Фурия больше его не слушала. Надо было решать: оставаться ли здесь и ждать или следовать за Финнианом и выяснять, что там происходит. Но Финниан после окрика Изиды остановился. Спустя мгновение он вернулся и схватил экслибру под руки.
        - Вставай, - сказал он. - Ты должна помочь Фурии вырваться отсюда! - Он тоже заметил пустоту в глазах Изиды.
        - Прыгнуть я могу и одна, - заверила его Фурия.
        - Нет! - возразила Изида. - Не сможешь, если он не захочет. - Она поднялась на ноги. - Он забирает у нас энергию и способен обратить её против нас.
        Фурия сделала пару шагов, чтобы глянуть между полок на ворота. Но шкафы с библиомантическими реликвиями и артефактами по-прежнему загораживали вид. Чтобы что-нибудь разглядеть, необходимо было отойти от остальных на б?льшее расстояние.
        - Да кто же он такой? - Неведение злило её ещё сильнее.
        Изида шла, шатаясь, но с каждым шагом всё бодрее и бодрее. Фурия сердито переводила взгляд с неё на вход в сокровищницу и обратно. За невзрачным входом теперь царил мрак, и лишь слабое мерцание выдавало, что Форнакс ещё теплится в своей миске. Она осторожно приблизилась - один шаг, потом ещё один.
        - Он видит тебя. - Финниан шевелил губами почти беззвучно. Выражение его лица умоляло её отказаться от этой затеи.
        Медленно Фурия наступила на незримый порог. Здесь ещё раз собралась с мыслями. Забравшийся в свою огненную раковину, Форнакс был немногим больше огонька от спички. Есть вероятность, что он её не заметит, если она проползёт по полу на четвереньках, а ещё лучше - на животе. В последний раз посмотрела она назад, через плечо. Финниан приближался, качая головой и вовсю жестикулируя. Но было поздно. Если Изида теперь занята новым соперником, то кому-то из них надо позаботиться о плане Санктуария. А Финниан - не библиомант. Если кто с этим и справится, так только Фурия.
        Она бросила взгляд на сердечную книгу. Клюв тотчас повернулся в её сторону.
        Финниан был уже почти рядом.
        Откуда-то из-за полок Изида прокричала чьё-то имя, которое Фурия не расслышала.
        Она медленно опустилась на корточки. Здесь и сейчас время уходит. Книга для прыжка торчала из набедренного кармана её штанов. Едва план окажется у неё в руках, она отнесёт его в безопасное место. Но что будет с Финнианом? Если Изиду что-либо задержит, Фурия - его единственная надежда выйти отсюда живым. Он протянул к ней руку. Желание удержать Фурию к его собственной безопасности не имело никакого отношения, она знала это. Как часто упрекала его Кэт за беспечность! А теперь речь шла о Фурии. Он считал, что она совершает огромную глупость.
        Наверное, это уже не играло никакой роли.
        Только она хотела переступить через порог, как вдруг прокатилась буря, разбросавшая постаменты с раритетами, словно домино, и прорывшая широкую траншею через весь зал. Разбивались склянки и сосуды, библиомантические реликвии кружились в воздухе, сквозь проём в стене во второй зал Фурия мимолётом увидела Изиду. И ещё одну фигуру. Не исполина, которого она почему-то ожидала, а просто человека в длинном пальто. И он глядел на Фурию. Не успели их взгляды пересечься, как до неё докатился ураган, подхвативший Финниана и бросивший его прямо к ней. Отчаянно крича, он столкнулся с Фурией и рухнул на пол перед хранилищем. Девушку же силой удара выбросило вперёд, в самое сердце окутанной мраком сокровищницы. Ударившись головой о постамент Форнакса, она чуть не потеряла сознание. Оглушённая, она перевернулась на спину, взглянула наверх и увидела края чаши, окаймлённой золотым светом пламени. Фурию вдруг объяло волной жара: это Форнакс вспыхнул над ней и заполонил напалмом всю сокровищницу.
        Глава десятая
        Языки пламени взмыли к потолку и начали разрастаться вверх, заставляя вскипать даже воздух над Фурией. Она каталась по полу, не чувствуя ни боли, ни дурноты, и с тоской глядела на трофеи в глубине комнаты, одновременно сознавая, что ей туда ни за что не добраться. Её отделяли лишь несколько метров, дело пары секунд, но вскочи она сейчас, её охватит огонь и спалит заживо.
        Оставив эту затею, она поползла по-пластунски обратно к двери, едва не ослепнув от пекла. Пахло палёными волосами, и, когда она поняла, что этот запах исходит от её головы, было уже слишком поздно. Фурия припомнила кое-что другое, её охватила паника, и с быстротой молнии она поползла обратно к колонне. Там, втянув шею глубоко в обложку, лежала петушиная книга, и в следующий миг её бы уже объяло пламя.
        Схватив её, Фурия увидела, как дым поднимается от её рук, и метнула книгу через голову прямо в открытую дверь. Отчаянный крик петушиной книги предназначался ей, но осознала она это лишь через несколько секунд. От всего тела Фурии исходил пар. Под раздражённые вопли Форнакса она поползла к выходу и обнаружила Финниана, бросившегося к ней прямо в гущу жара. Он протянул руки к Фурии, схватил её и потянул к себе. Над ними пронеслась огнедышащая волна, опалив им одежду и волосы. Предупреждение, самое что ни на есть последнее.
        - Никогда больше не возвращайтесь! - взревел им вслед Форнакс, едва Финниан перетащил Фурию через порог.
        В следующее мгновение она уже дышала прохладным воздухом. От огневого шторма, который их едва не уничтожил, здесь, снаружи, не было никаких следов. Руки Фурии стали красными, словно клешни рака, но всё обошлось без серьёзных ожогов. Кончики волос были опалены. От её одежды струился тонкий дымок. От Фурии так жутко пахло, что она и сама едва могла вынести эту вонь.
        Теперь она и Финниан лежали рядом на спине.
        - Изида? - выдавила она из пересохшей гортани и с усилием приподняла голову.
        В сокровищнице опять воцарилась тишина. Форнакс сжался до крошечного фитилька, помещение погрузилось в полумрак с бронзовыми всполохами.
        Охая, Фурия села. Её лицо и руки горели, как от сильного солнечного ожога - неприятно, но не очень болезненно.
        Финниан вскочил на ноги и протянул ей руку. При этом он смотрел мимо неё, на ворота в зал. Буря улеглась, зато теперь в ноздри ударил острый запах: много экспонатов Мардук поместил в спиртовой раствор, вытекший из разбитых склянок на пол.
        Зал выглядел как поле боя, хотя до последнего дело не дошло. Изида и незнакомец стояли в воротах друг против друга; разобрать, о чём они говорят, было невозможно.
        - Что они там делают? - спросил Финниан.
        - Пошли посмотрим. - Фурия двинулась вперёд.
        Им пришлось обогнуть не опрокинувшиеся стеллажи. В центре зала груда мебели преграждала им путь, множество обломков похоронили под собой причудливые трофеи. Чем ближе они подходили к воротам, тем яснее становилось, что здесь произошло. По крайней мере, две дюжины людей Мардука неподвижно лежали на полу, многие - поверх тел других, с выкрученными суставами и широко раскрытыми глазами, расплющенные и раскиданные, словно игрушки. Если кто из свиты Мардука и был ещё в крепости, так те, должно быть, обратились в бегство. Колокола тревоги больше не звонили, сирена тоже смолкла.
        Пристально изучающих друг друга Изиду и незнакомца отделяли каких-нибудь метра полтора. К Фурии и Финниану библиомантка стояла спиной. Пришелец же - лицом, а потому видел, как они подходят. По Фурии он лишь слегка скользнул взглядом, зато Финниана стал разглядывать внимательно.
        - Значит, это правда, - обратился он к Изиде, - ты действительно с ними заодно.
        - Как будто это для тебя неожиданность.
        - Имелись кое-какие указания, неясные намёки в сообщениях об их последних диверсиях, но никаких доказательств. Ты основательно замела за собой следы, Изида. Черты его лица сделались колючими. - Сколько наших тебе пришлось прикончить, чтобы никто не узнал, что ты теперь переметнулась на сторону этого сброда?
        - Как ты нашёл меня?
        Чужак извлёк скомканную оригами и щёлкнул по ней пальцами в сторону Изиды.
        - Отловил. Иной раз мы всё же лучше, чем слава о нас.
        Полы его длинного пальто из светло-коричневой замши доходили до голенищ. Штаны были из чёрной кожи, а под пальто - светлая рубашка и жилет терракотового цвета. Человека можно было бы принять за экслибра из какого-нибудь вестерна - состарившегося ковбоя с револьвером. К его поясу был пристёгнут чехол для сердечной книги, какой был когда-то у отца Фурии, а на шее красовался чёрный платок с брошью. У незнакомца были седые, доходящие до плеч волосы и белая щетина. Острое, но не сухое лицо, примечательное для его возраста атлетическое телосложение. На вид ему было, пожалуй, больше шестидесяти лет.
        Относительно своего прошлого в качестве агента Изида в последние месяцы упорно отмалчивалась и только в том случае делилась информацией, если она была полезна для успеха предприятия. Так им удалось воспользоваться неохраняемыми путями для бегства. Но людей, с которыми она имела дело долгие годы на службе в Адамантовой Академии, она никогда не упоминала.
        Фурии вдруг стало ясно, что одной из причин молчания был этот человек.
        - Изида, - сказала она так спокойно, как только могла, - кто это?
        Он тихо усмехнулся:
        - Ты что ж, никогда обо мне не рассказывала? Не знаю, обижаться мне или восхищаться твоей лояльностью.
        При слове «лояльность» выражение лица Финниана сделалось свирепым.
        Фурия надеялась, что он не сделает попытки стрелять в чужака. Она ощущала могучий библиомантический поток, исходивший от него. Силой он превосходил её в несколько раз, а с ослабленной экслиброй Зибенштерна, пожалуй, мог бы вполне сравниться.
        Когда же от Изиды не последовало никакого ответа на его слова, он добавил:
        - Тебе не следовало нас предавать. Это было большим ударом. Для каждого из нас, но для меня - в особенности. Я до сих пор терзаюсь вопросом: как мог я в тебе так ошибаться?
        - У меня не было иного выбора.
        - У тебя было гораздо больше, чем только один вариант. У тебя было будущее!
        Незнакомец снова покосился на Фурию:
        - А сейчас чем ты можешь похвастать? Кучей детей на шее, убеждённых, что с помощью пары комариных укусов они устроят бунт. - Заметив, что Финниан хочет возразить, он холодно улыбнулся и приложил указательный палец к губам, беззвучно предостерегая: «И не вздумай!» И Финниан опустил оружие. Человек опять обернулся к Изиде: - И это то, чему ты их научила? Ты внушила им, что у них есть шанс?
        Изида посмотрела на Фурию.
        - Уходите! - взмолилась она. - Уходите отсюда!
        Фурия и Финниан уставились сначала на неё, потом на незнакомца. Никто не тронулся с места.
        - Эту парочку я могу отпустить, - сказал чужак, - в знак моей доброй воли.
        Фурия глубоко вздохнула и посмотрела мужчине прямо в глаза.
        - Кто вы такой?
        Он смерил её взглядом со смешанным выражением насмешки и раздражения. Но, прежде чем он успел что-либо ответить, Изида опередила его:
        - Аттик Арбогаст, мой наставник во время учёбы на агента. Мой… - прежде чем закончить фразу, она заколебалась и завершила её, несколько приглушив голос, - мой ментор в лицее Ле Карре.
        Фурия вопросительно повела бровью:
        - Ваша школа агентов носит имя Джона ле Карре[12 - Дж. ле Карре - английский писатель, известен как автор шпионских романов.]? Автора шпионских романов?
        - Мы - Академия, и ты нас не любишь, - ответил Арбогаст, - но книги мы любим так же, как ты. И, вне всяких сомнений, больше, чем он. - Аттик кивнул в сторону Финниана. - Тебе никогда не приходило в голову, что ты, барышня, может быть, связалась не с той компанией?
        - Аттик Арбогаст! - повторил Финниан медленно. Его взгляд и тон были полны неприкрытой ненависти. Одним махом он вскинул пистолет и прицелился.
        Ответный удар грянул с такой скоростью, что Фурия едва успела понять, что произошло. Взмахом руки Арбогаст отбросил Финниана назад и поднял в воздух. Казалось, некая невидимая рука всё сильнее сдавливала его горло. Руки Финниана судорожно хватались за шею, пытаясь освободиться, но не находили ничего, что они могли бы отбросить от себя. Так и повис он над полом, болтаясь в пустоте, словно в невидимой петле, свисающей с потолка. Его лицо сначала стало красным, потом посинело, выдавая сильное удушье. Мучительный хрип вырвался изо рта, и сразу вслед за этим прекратилось паническое подрагивание ног.
        - Аттик! Отпусти его! - крикнула Изида.
        У Фурии молнией блеснула мысль: броситься к юноше и попытаться снизу поддержать его ноги. Но инстинкт опередил её: свибрирующим клёкотом у неё в руке распахнулась петушиная книга и тотчас же расщепила страничное сердце.
        Оценив её проворство, Арбогаст поморщился: поток смертоносной силы, без раздумий посланный в его сторону, вызвал у него только улыбку. Его собственная сердечная книга всё ещё висела на поясе; сквозь приоткрывшуюся щель из страниц вырвался пылающий свет. Чтобы воспользоваться её силой, Арбогасту даже не пришлось бы открывать книгу. Ударная волна захватила и закружила Изиду, но иссякла, не долетев до Арбогаста. Фурия в ярости завопила и выпустила второй поток, на этот раз в сочетании с шаровой молнией, пробившей дыру в стеклянном куполе над Арбогастом и обрушившей на него град осколков. Он стоял невозмутимо, как под летним ливнем, посреди этого звенящего фонтана, отразив и это нападение без особого труда.
        Позади Фурии Финниан упал на пол, отплёвываясь и откашливаясь. Она подбежала к нему и крепко обняла, пока он не отдышался. При этом она обнаружила пистолет, подняла его и какое-то время взвешивала его в руке.
        - Отдай его мне! - крикнула ей Изида.
        - Нет!.. - прохрипел Финниан.
        Но Фурии было ясно, что следующую атаку Арбогаст безнаказанной не оставит. И коль скоро Изида самое опасное своё оружие - страничные сердца у неё в груди - держала вне игры, было разумнее не давать чужаку дальнейших поводов для контрударов.
        Без лишних слов она бросила Изиде пистолет. Та играючи поймала его и сунула обратно в ранец.
        - А ты откуда такая взялась? - бросил Арбогаст Фурии. На его плечах и в волосах, словно льдинки, сверкали осколки стекла. Поскольку от неё ответа не последовало, он пожал плечами: - Впрочем, до тебя мы доберёмся позже.
        Фурия склонилась к уху Финниана:
        - Ты знаешь его?
        В его глазах вспыхнула ненависть, но он и без нападения Арбогаста выглядел ужасно - сказывались месяцы в Мардуковых бастионах.
        - Генеральный агент Академии… Это значит, что он располагает особым доверием дома Кантосов… Он - убийца моих друзей…
        - Террористов, - пояснил Арбогаст, от которого не ускользнули их переговоры вполголоса.
        Аттик безмятежно стоял среди бесчисленных трупов Мардуковой банды, и казалось, его совершенно не трогало, что, возможно, к ним уже приближался следующий отряд охраны. Может, он и в самом деле перебил всех, кто находился в штаб-квартире короля клоаки.
        Особое доверие дома Кантосов. Кантосы были могущественнейшим из трёх родов, составлявших руководство Адамантовой Академии. Два других, дом Химмелей и дом Лоэнмутов, находились в Совете трёх семейств на равных правах, а Кантосы на протяжении многих лет вершили судьбы Академии. Единственная дочь Кантосов Ливия исполняла обязанности рупора Совета. Её миленькое личико было, наверное, самой коварной маской из всех, за которыми Академия скрывала своё истинное лицо.
        После столь высокомерного выступления не стоило и удивляться, что Аттик Арбогаст был приближённым трёх домов. Но было и кое-что другое, что поразило Фурию.
        - Все эти люди, - проговорила она, указывая на мёртвых, - были подчинёнными Мардука. То есть, раз он владеет планом Санктуария, Академия у него в руках. Что же будет, если он всё это увидит?
        Создавалось впечатление, что Арбогаст забавлялся от души.
        - Подлинного плана Санктуария здесь никогда и не было, - произнёс он с усмешкой. - Это был всего-навсего слух, который мы распустили для вас. Мардук с готовностью вступил в эту игру, в благодарность за что мы и дальше отдаём гетто в его полное распоряжение. Да, признаюсь, относительно того, насколько велики ваши силы, я оставил его в неведении: просто не хотелось, чтобы он переусердствовал с мерами предосторожности. Придётся ему добыть себе парочку новых головорезов, но, я думаю, это он переживёт.
        - Этот план - подделка? - вырвалось у Изиды. - Но это невозможно! Наши источники…
        - Неужели ты и вправду забыла, как легко манипулировать другими? - перебил её Арбогаст. - Заставлять верить вещам, описанным в книгах? Или тому, что мы им внушаем сами? Мы знали: если наши указания о местонахождении плана распространить достаточно ловко, рано или поздно вы здесь появитесь.
        Финниан выглядел так, словно невидимая петля всё ещё сжимала ему горло.
        «Три месяца… - думала Фурия. - За эти три месяца он прошёл все круги ада, и спрашивается: ради чего? Ради того, чтобы Арбогаст нас всех прикончил».
        На лице Финниана промелькнуло выражение, которое Фурия приняла бы за улыбку. Потом она обратила внимание, что он не глядел ни на неё, ни на Арбогаста. Вместо этого его взгляд остановился на чём-то, что находилось снаружи, в среднем зале, позади Изидиного учителя и мёртвых тел.
        - Не надо туда смотреть! - Финниан шёпотом запретил ей следовать за его взглядом и предостерегающе накрыл её руку своей.
        Арбогаст опять обратился к Изиде:
        - Ты была моей любимой ученицей. И хотя ты обманула и предала меня, и за это я обязан тебя уничтожить, я здесь не для того, чтобы сводить с тобой счёты. Мне нужна твоя помощь, Изида, и это единственная причина. Кое-что…
        Дикий визг заглушил его слова. На Арбогаста с потолка пикировали две разгневанные девицы на букбордах.
        Глава одиннадцатая
        Арбогаст закружился и выпустил в обеих девушек смертоносную ударную волну.
        Саммербель прочертила в воздухе крутой вираж, врезалась в Кэт и вытолкнула её из полосы огня. Потеряв контроль над своим букбордом, Кэт завопила и исчезла где-то позади набитых соломой чучел - грызуны размером в человеческий рост собрались якобы выпить чаю. Самой Саммербель оставалась только одна возможность избежать ответного удара. В полёте она подпрыгнула, сделала кувырок назад и, пружиня, приземлилась на широко расставленные ноги. Букборд же мчался дальше, прямо на Арбогаста, отловившего его небрежным движением. Когда он схватил книгу обеими руками, она дрогнула, словно беспомощная птица. Фурия думала, что он её порвёт, но он нежно закрыл и положил книгу на землю, там она и осталась неподвижно лежать.
        С оглушающим рокотом брызги от волны, посланной Арбогастом, разбивались о стеклянный потолок в центре второго зала. Окна лопались, а осколки водопадом обрушивались на экспонаты.
        - Кэт! - Финниан, качаясь, поднялся на ноги.
        Саммербель устремилась к тому месту, где упала Кэт. Фурии не удалось разобрать, что с ними было дальше, потому что столб пыли встал перед её глазами.
        - Аттик, - подала голос Изида, пытаясь сделать его твёрдым, - отпусти их. А после мы поговорим.
        Фурия приблизилась к воротам:
        - Без тебя я отсюда не уйду.
        - Не дури! - убеждала её Изида, не сводя при этом глаз с Арбогаста.
        Финниан побежал.
        - Аттик!.. - начала предостерегающе Изида.
        Какое-то время Фурия была уверена, что Арбогаст остановит Финниана, выпустив в него всю силу своей сердечной книги. Оба были лютыми врагами, и никакого другого исхода не предвиделось. Но за секунду до того, как Финниан достиг ворот, Арбогаст сделал рукой жест, словно приглашающий наведаться в другой зал. Финниан молча пронёсся мимо и помчался к тому месту, где барахтались в пыли Кэт с Саммербель.
        - Чего ты добиваешься? - спросила Изида учителя.
        - Брось все эти глупости, и идём со мной, - уговаривал её Арбогаст.
        - В то, чем я здесь занимаюсь, я верю всей душой. Можешь ли ты о себе сказать то же самое? Задумываешься ли ты вообще об этом? Или речь идёт лишь о слепом повиновении трём семействам?
        В девятнадцатом веке, когда Академия ещё называлась «Алым залом», руководящая секция библиомантов состояла из пяти семейств. Антиквы и Розенкрейцы подверглись исключению, а затем и чуть ли не истреблению. Предки Фурии, последние из выживших Розенкрейцев, бежали в Англию, в укромную долину в Котсуолдсе, и под именем Ферфаксов начали новую жизнь. Три остальных дома - Кантосы, Химмели и Лоэнмуты - присоединились к Адамантовой Академии, чтобы впредь управлять миром библиомантики с помощью железных правил и законов.
        Аттик Арбогаст воплощал всё то, что с тех пор пошло по ложному пути. Он был поклонником диктатуры, который под маской невинной любви к книгам скрывал своё стремление к власти. Вопрос Изиды был вполне оправдан: сам-то он верит ещё в идеалы, с которых некогда начинал Зибенштерн, хотевший с помощью книг улучшить мир? Имело ли для него значение всё то, что было прежде сутью библиомантики? Или же его собственные убеждения уже давным-давно поблёкли, как и многое другое, чем занимался Зибенштерн?
        - Мне нужна твоя помощь, - начал он снова, едва Фурия оказалась рядом с Изидой.
        - Моя помощь! - Она повторила с такой интонацией, что это прозвучало как оскорбление.
        - С этой просьбой я обращаюсь к тебе неохотно.
        Изида высмеяла его:
        - Думаешь, я не в курсе, что ты уже несколько месяцев охотишься за мной? Ещё не все мои информаторы замолкли. Ты каждому разъяснил, что убьёшь меня за мои проступки.
        Аттик в задумчивости кивнул.
        - Во всём, что я говорил, я был убеждён. Ты - предательница, Изида. В нашем деле нет худшей провинности, тебе это известно так же хорошо, как и мне. Агенты-перебежчики…
        - Я больше не агент.
        Не говоря ни слова, он смерил её взглядом и тихо вздохнул:
        - С тех пор как тебя нет, кое-что изменилось. Пришли в движение такие силы, которые долгое время казались вечными и неоспоримыми. Я искал тебя не для того, чтобы наказывать. Я здесь потому, что мне нужна твоя поддержка.
        Из густого чада пыли выделились три фигуры.
        Кэт немного прихрамывала, но всё же шла прямо, опираясь на руку Финниана. Создавалось впечатление, что её немного задело.
        - Я злился на тебя, - продолжал Арбогаст, поскольку Изида и дальше хранила молчание, - но я не питал к тебе ненависти. Ненависть безрассудна и контрпродуктивна. И тебе должно быть ясно, что эта суматоха, организованная твоими дружками, - всего лишь плод юношеских мечтаний, обречённый на провал. И если ты не уцепишься за свой последний шанс, ты потерпишь фиаско вместе с ними.
        Фурия увидела, как Саммербель открывает сердечную книгу. Предостерегающим взглядом она хотела предупредить новую атаку на Арбогаста, ведь на этот раз агент несомненно её уничтожит. А он, по всей вероятности, уже давно почувствовал, что затевалось у него за спиной. Фурия внутренне приготовилась прийти Саммербель на помощь. Едва заметив её напряжение, петушиная книга зафырчала. В тот же миг Финниан тронул Саммербель за рукав и еле заметно покачал головой. Фурия поняла, чем это объяснялось. Финниан хотел узнать, как Изида отреагирует на предложение Арбогаста. Неужели он действительно так не доверял Изиде? После всех этих месяцев!
        - Всё это не имеет к тебе отношения, - увещевал Арбогаст таким спокойным, почти нежным тоном, что Фурию прошиб озноб. - Ты была моим лучшим агентом. Почти без посторонней помощи ты подавила восстание в убежище Равенскурт[13 - Имеется в виду парк Равенскурт в Лондоне, вблизи которого построили одну из первых железнодорожных станций с одноимённым названием.]. А битва за сад Дюма[14 - А.Дюма-отец - французский писатель, автор популярных приключенческих романов.]? Наш триумф! Неужели ты забыла?
        Ни о чём таком Фурия и слыхом не слыхивала. Академия постоянно отрицала, что против её правления поднимались восстания. Но всё перечисленное Арбогастом несомненно подразумевало применение военной силы против населения отдельных убежищ.
        - Сначала ты отпустишь их, - голос Изиды звучал так, словно, скрежеща, тёрлись друг о друга два айсберга, - а потом мы перейдём к твоим просьбам.
        - Нет! - Фурия схватила её за рукав. - Нельзя на это полагаться! Он ведь обманывает тебя…
        Изида покачала головой:
        - До сих пор каждое его слово было правдой.
        - О саде Дюма ходили слухи, - заметила Саммербель.
        - И о Равенскурте тоже! - рявкнул Финниан свирепо.
        Кэт рядом с ним выглядела ещё очень слабой и только внимательно переводила взгляд с одного на другого.
        При взгляде на Фурию Изида сверкнула глазами:
        - Забирай своих друзей и уходи! Открывайте ворота и проваливайте отсюда!
        - Но ведь это и твои друзья, - возразила Фурия.
        Финниан, Кэт и Саммербель остановились менее чем в десяти шагах от Арбогаста.
        - Мне нужна твоя помощь, - повторил Арбогаст Изиде. - Если ты меня выслушаешь, ты поймёшь. Речь идёт о чём-то гораздо более значимом, нежели всё это.
        Что он имел в виду? Руины Мардуковой коллекции? Или, может, весь Либрополис?
        - Изида, пожалуйста! - умоляла Фурия.
        - Убирайтесь, наконец! - накинулась на неё Изида.
        Арбогаст одарил Фурию снисходительным взглядом.
        - Тебе следовало бы подчиниться, барышня. Иначе, чего доброго, мне придёт в голову разузнать твоё имя. А заодно и людей, тебе близких.
        Фурия осторожно нащупала сердечную книгу, чтобы выпустить на этого человека всю силу, какая только имелась у неё в запасе.
        - Идите! - приказал он. - И я больше не намерен это повторять.
        - Он дарит вам жизнь, - прокомментировала Изида. - Не пренебрегай этим подарком, Фурия.
        Саммербель протянула Фурии руку:
        - Идём.
        Слёзы жгли Фурии глаза. Что бы тогда в Равенскурте и в саду Дюма ни произошло, это было давно. Изида теперь другая. Она отдохнёт и станет сильнее, чем этот ужасный старикан. Почему другие думают, что Изида опять перебежит на сторону противника только ради того… И тогда Фурию осенило: чтобы спасти их. Троих других, но главное - её саму, Фурию.
        - Нам не нужно таких жертв, - прошептала она и, проходя мимо, дотронулась до Изидиной руки. - Мне не нужно.
        - Фурия, идём. - Это была Кэт, даже она признала поражение. - Пошли.
        Словно лунатик, Фурия миновала Арбогаста и почувствовала, как петушиная книга царапает ей руку в знак утешения. Под подошвами заскрипели стеклянные осколки, когда она переступала через мертвецов, которые против Аттика Арбогаста не имели ни малейших шансов. Как и она.
        Один переход открыла Саммербель для себя и Финниана, другой отворила Фурия, чтобы пройти по нему вместе с Кэт. По прошествии нескольких мгновений они окажутся в подземной библиотеке резиденции, в другом убежище, на целый мир удалённом от Изиды, которая останется совсем одна. В последний раз - уже в сиянии фиолетового света - Фурия обернулась к ней. Очертания Саммербель и Финниана уже утратили чёткость. В правой руке у Фурии раскрылась петушиная книга, выставив одну страницу и расщепив бумажные слои. И всё это - без участия Фурии.
        Взгляд Изиды, брошенный ей, Фурия не смогла истолковать. Может быть, это был просто страх перед последним, гораздо большим поражением.
        Она сконцентрировалась на страничном сердце. Открывать переходы было трудно. На самоанализ в этот раз у неё не осталось времени. Из глубины страницы вырвался фиолетовый свет, заиграл в глазах Кэт, залил обеих и увлёк прочь.
        Глава двенадцатая
        Они проваливались в пустоту между страницами мира, и скоро Фурии стало ясно, что падение слишком затянулось. Первые секунды всегда были самыми ужасными, не важно, шла ли речь о прыжке в нормальном мире или о переходах между убежищами. Переходы забирали больше сил, чем прыжки, и путешествие обязательно должно было заканчиваться в тех местах, где библиомант уже бывал. В отличие от прыжка здесь не было необходимости в конкретной книге, которая лежала бы наготове у цели перемещения. Но прыжок ли или переход, всё равно, общим для них было падение через страницы мира, через библиомантическое ничто, напоминающее космический вакуум. Они всегда сопровождались таким чувством, словно тело расщепляется. Иной раз Фурия представляла себя в виде ускользающего призрака и боялась, что не сможет снова себя собрать.
        Она потеряла Кэт из виду, но ощущала, что та где-то совсем рядом. В тот момент, когда они покидали Либрополис, казалось, их молекулы на секунду смешались, чтобы в пути опять сделаться двумя отдельными телами. Её разум пытался постичь этот невообразимый процесс расщепления, придать ему краски и очертания. Иногда она представляла себе страницы мира в виде полупрозрачных стен, расписанных буквами величиной с горы. Потом туда опускался туман из фиолетовых световых точек, как будто она оказывалась в эпицентре гигантского холодного пламени.
        Только несколько мгновений спустя смутные ощущения стали наконец понятны, а из хаоса явно проступили очертания окружающего мира. Падая всё ниже и ниже, Фурия различала исполинские сети, структура которых напоминала стрекозиные крылья, которые висели в пустоте, словно шторы, собранные по обеим сторонам некоего окна. Мерцающие золотом драпировки уходили в пропасть, создавая зыбкий образ организованного пространства. Внутри гигантской шахты, в которую они с сумасшедшей скоростью падали, достичь этих сетей, казалось, не представлялось никакой возможности. Но потом одна из них внезапно возникла так близко, что Фурия буквально ощутила её своей кожей, как паутину во время бабьего лета.
        Она уже знала, что эти сети начинаешь воспринимать лишь тогда, когда привыкаешь к падению, когда ужас от падения переходит в блаженство парения в невесомости, ведь под ногами не видно земли. Здесь не было ни встречного ветра, ни развевающихся волос, ни даже шума в ушах.
        После того как «картинка» вокруг Фурии стала более чёткой - целый мир призрачных золотых сетей, - она смогла наконец разглядеть Кэт. Та летела рядом с ней в пустоте, распластавшись, как парашютист, который вот-вот потянет за вытяжной трос парашюта. Ноги в лосинах в красно-белую полоску она немного подогнула, а руки раскинула. Фурия всё ещё держала Кэт за руку, но это был только жест. Они вместе пустились в это путешествие, вместе его и закончат, ведь разъединиться во время падения невозможно: если библиомант для перехода брал с собой обычного человека, вплоть до достижения цели они оставались единым целым. Разлучить их можно было только насильно.
        - Мы скоро должны уже прибыть, ведь так?! - крикнула Кэт.
        - Да. Должны.
        Поскольку между страницами мира звуки не водились, не было никакой необходимости вопить, чтобы понять друг друга. Но Кэт ничего не понимала в библиомантике, и хотя она уже совершила немало прыжков и преодолела пару переходов между убежищами, к этому состоянию так и не привыкла.
        Даже Фурии, несмотря на сноровку, в иные дни прыжки давались труднее, чем обычно. Над словами Кэт ей следовало бы серьёзно задуматься. Отец предостерегал её от невесомости во время библиомантических путешествий, точно так же, как предостерегала её Саммербель. После всего, что произошло, она, вероятно, допустила просчёт, какую-нибудь глупую оплошность, которая привела к тому, что Фурия с Кэт летят теперь на веки вечные в эту пропасть, позабытые между страницами мира, словно высохшие листья в старой книге.
        - Эй! - крикнула Кэт, показывая куда-то в сторону и вниз. - Вон там, видишь?
        Фурия, щурясь, попыталась вглядеться в мерцающее золотое сияние. Только она хотела отрицательно покачать головой, как вдруг обнаружила тёмные точки. Там были и другие, парившие над пропастью, сквозь пустоту! Некоторые же из них не падали, а висели на мятых сетях, словно пауки в складках занавеси, и, крепко цепляясь за неё, ползли вверх.
        - Это люди? - спросила Кэт.
        - Трудно сказать.
        - Чёрт, такие юркие! Как будто специально тренировались.
        Фурия опять попыталась получше рассмотреть странных существ. Их было много, не меньше двадцати.
        - Есть люди, которые обитают между страницами мира. Изгои. Книгозависимые.
        Теперь Фурия ощутила нечто странное. Там, внизу, были не библиоманты, но, существа, как ей показалось, отмеченные библиомантикой. Их движения выдавали в них не людей, а в лучшем случае - человекоподобных. Некоторые из них ползли ловким зигзагом через ячейки в сети, словно ящерицы по стене.
        И вдруг внезапно вернулось ощущение скоростного падения, ужас, которому нет конца. Разобравшись, что к чему, Фурия похолодела.
        - Чернильные поганки! - прошептала она.
        Лицо Кэт не дрогнуло. Она воскликнула:
        - О мой Гёте!
        - Ты же его в жизни не читала!
        - Но мне нравится, как это звучит.
        От кишащего дна их отделяло порядочное расстояние. Теперь существа принялись ритмично дёргаться, то вытягивая верхнюю часть туловища, то втягивая её обратно. До Фурии не сразу дошло, что они делали. Оказывается, существа приводили сеть в движение, раскачивая её взад-вперёд, так, чтобы в конце концов она пересекла траекторию падения девочек. Некоторые подняли головы и обратили на них взгляд. У Фурии выступил холодный пот.
        - Ты слыхала о чернильных поганках?
        Кэт скривилась:
        - Совсем немного. Наши истребляли их в ночных убежищах. Но некоторым из них удалось укрыться между страницами.
        - Мой отец упоминал о них, но никогда не рассказывал ничего определённого. Он считал, что детям от этого будут сниться кошмары.
        - И это всё?
        - Они прикончат нас. Но сначала подвергнут всяким пыткам, чтобы получить удовольствие.
        - Они хитрые?
        - Они выдумщики. Изобретательные!
        Кэт побледнела и замолчала.
        Академия наложила строгое вето на любые известия, касавшиеся ночных убежищ. За сорок лет официально не было издано ни одной книги о войне. Предполагают, что существовали тайные публикации, распространяемые в Либрополисе из-под полы, но ни одна из них не попала в резиденцию. По крайней мере, не на те полки, которые знала Фурия. Наверное, ей стоило получше прислушаться к Целестину, отчиму Изиды, забавлявшему их своими древними историями про войну. Но и он вряд ли рассказывал о поганках. И уж точно не о том, что они творят с людьми, попавшими в их лапы. Некоторые воспоминания были слишком болезненными даже для ветерана ночных убежищ.
        Фурия и Кэт падали дальше с головокружительной скоростью. Расстояние до того места, где их поджидали поганки, сокращалось с каждой секундой. Ещё немного - и они окажутся на одной высоте с ними.
        - И знаешь, что самое ужасное? - заговорила Кэт.
        - Что мы умрём?
        - Нет. Что я не сказала Финниану, как я рада его снова увидеть. «Кажется, я отбила себе задницу», - всё, что я успела ему сказать. И я его знаю: именно эти слова он упомянет в своей траурной речи.
        - Смотри на всё позитивно. Если поганки нас замучают и сожрут, такую траурную речь сочтут не очень постыдной.
        Между тем отвратительные создания так сильно раскачали свои сети, что легко зацепили бы Фурию и Кэт, продолжив они своё падение. Очевидно, у чернильных поганок был богатый опыт в отлове путешественников. Сети отдалялись, снова приближались, опять отдалялись, возвращались обратно, вперёд-назад…
        - Они в этом не новички, - заметила Кэт.
        Фурия раскинула руки и ноги как можно шире, чтобы управлять падением, но что-то она сделала неправильно и, совершив двойной кульбит, вдруг перевернулась на спину, и потоком воздуха её сложило пополам. Кэт ухватила её за руку, дёрнула к себе, пытаясь помочь принять более удобное положение. Но в итоге обе беспомощно забарахтались как в невесомости.
        - Можешь унести нас отсюда? - спросила Кэт, запыхавшись.
        - Открыть ещё один переход, всё равно куда? - Фурия покачала головой. - Такого я ещё никогда не проделывала. Не знаю, возможно ли это вообще.
        В правой руке девочка всё ещё сжимала сердечную книгу, которая вцепилась ей в рукав. Она пыжилась что-то сказать, при этом не размыкая клюва. Вырывались только клокочущие звуки:
        - Мжн…
        - Чего?
        - Взмжн…
        - Да говори ты внятно!
        Нехотя книга отцепилась и, выпалив три слога: «Возможно!» - опять крепко закусила клюв.
        - Вот видишь! - крикнула ей Кэт. - Давай попробуем!
        Поганки больше не карабкались наверх. Они бесшумно поднимали и опускали туловища в едином ритме. Тёмные силуэты постепенно стали принимать форму конкретных фигур, покрытых пятнистой кожей с чёрными и тёмно-синими пятнами, которые дрожали и расплывались на их телах, словно цветная слизь на воде. Именно потому, наткнувшись на них впервые в ночных убежищах, библиоманты прозвали их чернильными поганками. Это были беспощадные рабы врага, сведений о котором было ещё меньше, чем о его сторонниках.
        Отразив натиск поганок, библиоманты покинули ночные убежища и уничтожили все подступы к ним. То, что Изида полгода назад открыла переход туда, дабы отправить в ссылку Зибенштерна, было подтверждением её неимоверной мощи, гораздо большей, чем Фурия могла себе вообразить. Едва ли кому-нибудь ещё было такое под силу.
        Сеть снова качнулась к ней. И снова назад и вперёд.
        - Да сделай же что-нибудь! - крикнула Кэт срывающимся голосом.
        - Взм-взмж-взм… - гундосил клюв.
        Фурия с проклятиями бросила руку Кэт и отцепила петушиную книгу от своего рукава.
        - Да говори же, что мне делать! И внятно!
        - Ровно ничего! - завизжала петушиная книга.
        Сеть снова приблизилась. Через несколько минут они окажутся в гуще поганок. Первые из них уже простёрли к ним руки. Фурия могла различить омерзительные морды.
        - Как это - ничего? - спросила она в замешательстве. - Ты ведь должна…
        И вдруг она почувствовала, как внутри её что-то начало разрываться и тянуть, словно душа с телом расставалась, и одновременно ощутила то, что она сливается с летящей Кэт.
        - Мы здесь… - Последнее, что услышала Фурия, было кряканье петушиной книги.
        А потом - тишина.
        Вспыхнул фиолетовый свет, окружив их прозрачной сферой. Сквозь её сияние Фурия видела приблизившихся поганок: двадцать, может, тридцать, с вытянутыми вверх руками, с разинутыми чёрными ртами. Но внезапно свет обернулся тьмой, Фурия и Кэт приземлились на камень. Кэт завопила, петушиная книга - ещё сильнее. Только Фурия не издала ни звука. Рядом с ней из полутьмы проступил контур забитого книгами стеллажа. Прежде чем её разум дал отбой тревоги, она уловила знакомый запах, самый прекрасный запах на земле. Они дома, в библиотеке имения Ферфаксов.
        Глава тринадцатая
        Включив электрическую лампочку, Фурия попыталась посчитать свой пульс. Вдох. Выдох. Раз, два. Поганки всё ещё стояли у неё перед глазами: безобразные физиономии, иссиня-чёрные туловища в лохмотьях кожи, люди и н?люди одновременно. Фурия закрыла глаза и встряхнула головой, но образы из только что пережитого всё настойчивее напоминали о себе. Снова качалась сеть, мелькали лапы тварей с растопыренными когтями, гнилые зубы, чёрные как уголь языки.
        Фурия распахнула глаза в надежде, что действительность прогонит этот кошмар. Её взгляд упал на верхние полки книжных стеллажей. Она лежала на спине, наверху висела лампочка. Ароматы бумаги, кожи и историй, приветствуя её, словно бережно укрывали тёплым одеялом.
        - Видишь, всё получилось! - воскликнул знакомый голос совсем рядом.
        Только теперь Фурии стало ясно, что её затылок покоится на бедре у Кэт, которая вытирает рукавом холодный пот на её лбу.
        За поясницу что-то ущипнуло.
        - Я здесь! - послышались сдавленные звуки. - Всё это в высшей степени недостойно, - плаксиво кряхтела петушиная книга, - такого я не заслужила! И это после такой катавасии!
        Фурия попробовала сесть. Её мутило, голова кружилась. Кэт поддержала её за плечи.
        - Эй! - крикнула книга. - Господи, да ты же на мне сидишь!
        Фурия пошарила под собой, наткнулась на уголок маленькой красной книжечки и вытянула её. Шея-шланг покачивалась, словно голова старой девы, готовой вот-вот упасть в обморок.
        - Прости, - сказала Фурия. - Я не нарочно.
        Издание уязвлённо проворчало себе что-то под нос.
        - Как ты себя чувствуешь? - спросила Кэт.
        Клюв выскочил, словно чёртик из коробочки.
        - А как я, по-твоему, должна себя чувствовать? Вот ты полежи с моё, придавленная и обречённая на жалкую смерть от удушья, забытая всеми…
        - Да не ты! - прервала книгу Кэт и нежно повернула к себе осоловевшую Фурию. - Я имела в виду тебя.
        - Всё в порядке. Не понимаю, почему меня так развезло.
        - Это совершенно нормально, - подал голос кто-то из узкого коридора позади Кэт, - передозировка библиомантикой за слишком короткий промежуток времени.
        Кэт посторонилась, и взгляду Фурии предстала Саммербель. Она тоже лежала на полу, подогнув ногу и положив затылок на колени Финниану. Её белоснежные длинные волосы в беспорядке рассыпались по его ногам и полу. Видимо, оба приземлились недавно.
        - Нет, ну вы видели их? - деловито поинтересовалась Фурия.
        Саммербель, приподнявшись, опёрлась на локоть. Финниан немного отодвинулся от неё - должно быть, заметил ревнивый взгляд Кэт. Прежде чем Саммербель успела ответить Фурии, он встал, подошёл к Кэт, и, опустившись рядом с ней на корточки, притянул к себе.
        - Хорошо, что вы здесь, - сказал он нежно.
        - Кого видели? - переспросила Саммербель.
        - Чернильных поганок. Целую кучу!
        Финниан и библиомантка переглянулись.
        - Нет, - покачала головой Саммербель. - Вы уверены, что это поганки? По слухам, их уже сто лет никто не видел.
        - Тогда непонятно, кто бы это ещё мог быть, - возразила Фурия.
        - Омерзительные твари, - заметила Кэт, - с иссиня-чёрной кожей. Как язык, если прикусить картридж с чернилами…
        - Они нас чуть не поймали, - Фурия гордо провела по клюву своей сердечной книги, - но мы оказались проворнее.
        - Раз-раз - и след простыл! - встряло издание. - А ведь были прямо на волосок от гибели!
        Фурия с улыбкой положила книгу к себе на колени:
        - Ты им показала, на что способна!
        - И ты! - Клюв с нежностью щёлкнул её по кончику носа.
        Они находились недалеко от входа в библиотеку - в нескольких метрах от железной двери, на которой уже многие годы красовалась вмятина. Узкий коридор вёл отсюда на многие километры в глубину скалы, многократно разветвляясь и образуя тёмный лабиринт из туннелей, полных книг. Свободные библиоманты сделали это место своим убежищем.
        Некогда это были катакомбы римской виллы, расположенной среди зелёных холмов на юге Англии в идиллической местности Котсуолдс. Предки Фурии с помощью могущественной библиомантики превратили её в библиотеку, которая с тех пор прорастала сквозь камень и сама себя наполняла книгами. Фурия исследовала множество туннелей, и всё равно это было ничтожно малое знакомство. В главном коридоре с каменного потолка на кабелях свисали лампочки. Остальные туннели утопали во мраке.
        - Почему никто не приходит за нами? - Кэт указала на железную пластину. - Другие в курсе, что мы здесь?
        Вход в библиотеку находился в подвальном помещении резиденции и из соображений безопасности открывался только снаружи. Ариэль, главарь экслибров, нашедших в доме Ферфаксов своё пристанище, с наружной стороны входа разместил охрану, одной из задач которой было впустить вернувшихся из экспедиции.
        Фурия поглядела на Саммербель:
        - Вы им дали сигнал?
        - Нет ещё.
        Рядом с дверью наготове лежал молоток. Пара ударов по железу оповестит охрану.
        - Погоди-ка, - остановил Финниан Фурию, когда та хотела подняться. Он и Саммербель переглянулись.
        Кэт поморщилась:
        - Ну что там ещё?
        Оригами, клевавшая пыль с одной из полок, подняла головку. Со дня победы Фурии над плесневиком большинство оригами переселилось опять в глубину библиотеки, а около выхода встречались лишь отдельные экземпляры.
        - По-моему, нам следовало бы прежде сформулировать общую версию произошедшего, - внесла предложение Саммербель. - С Изидой.
        - Общую версию? - Фурия сунула сердечную книгу в набедренный карман штанов. - О чём ты? Мы же все при этом присутствовали и видели одно и то же.
        - Она нас предала, - заявил Финниан, - даже если тебе это не по вкусу.
        - Она нас спасла!
        - Почему же тогда она не попыталась оказать Арбогасту сопротивление?
        - Может, чтобы не подвергать нас опасности?
        - А тебе известно, Фурия, - начала Саммербель, - что Изида не имела ничего против того, чтобы мы вместе с ней проникли в штаб-квартиру Мардука? И головной боли по поводу того, что она подвергает кого-то опасности, она не испытывала.
        - Мардук, по моим наблюдениям, ворочает такими делами, которые вам и не снились, - подхватил Финниан. - Изида и до нашей операции всё знала. Так что не надо мне рассказывать о том, как она за нас волновалась.
        Кэт молча смотрела на него. Сожаление из-за того, что ему пришлось вынести, а также раздражение, что он с Саммербель теперь заодно, отразились у неё на лице.
        - Мы все знали, на что идём. - Фурия постаралась сказать это примирительным тоном, не умаляя того, что Финниан пережил за последние три месяца, но и - что важнее - не вынося Изиде приговор за то, за что та не взяла на себя ответственность. - Каждый из нас был готов проникнуть туда и добыть проклятый план.
        - План, которого там никогда не было, - уточнила Саммербель.
        - Что ты хочешь этим сказать?
        - Что нам следует хотя бы рассмотреть вариант, что Изида об этом знала.
        - Чушь!
        Саммербель встала и опёрлась на полку.
        - Это сообщение её не особенно потрясло. Тебе это не бросилось в глаза?
        Фурия тоже поднялась, правда слишком поспешно, и тотчас же зашаталась. Кэт поддержала её за локоть, но та с негодованием стряхнула её руку:
        - Вы что ж, и в самом деле считаете, что Изида вас предала?! После всех месяцев невзгод и всего, что она для вас сделала?
        Финниан и Саммербель опять перекинулись взглядами. Их согласие приводило Фурию в неменьшую ярость, чем Кэт, пусть даже и по другим причинам.
        - Арбогаст заявился туда из-за неё, - заметила Саммербель, - он сам сказал. По какой-то причине Изида ему всё ещё так дорог?, что он нас отпустил. Даже Финниана, хотя он вот уже столько месяцев объявлен в розыск. Но Арбогасту и это безразлично. И всё ради того только, чтобы подобраться к Изиде? Тебе не кажется, что это немного странно?
        Одна часть сознания Фурии попробовала услышать аргументы Саммербель. По крайней мере, дать им шанс. Но вторую, более сильную часть буквально раздирало от слепой ярости.
        - Шесть месяцев Изида жила с нами под одной крышей! Она…
        - И частенько наведывалась одна в Лондон, - перебил Финниан.
        - Потому что там живёт её отец, который, между прочим, помогает деньгами нам всем! Господи, Финниан!
        - Долгие годы она избегала всякого контакта с ним. И вдруг - эти посещения. И как часто! Раз в неделю?
        - Это её дело. - Фурия видела, что он намерен ещё что-то возразить, а потому без лишних раздумий оборвала Финниана. - Кроме того, если уж она действительно с Арбогастом заодно, к чему вся эта канитель? Она могла бы послать ему сообщение и встретиться с ним тайно.
        - Может, ещё не пришло время, - возразила Саммербель. - Она шаг за шагом от нас отдалялась.
        - А что, по-вашему, ей понадобилось в Лондоне?
        - В Лондоне или Либрополисе - всё равно. Она могла там собирать информацию о создавшемся положении, - пояснил Финниан. - Возможно, она известила Арбогаста о том, что мы затеваем. Неужели я единственный, кому эпизод с оригами показался странным? Арбогаст якобы отловил её, и она привела его к Изиде? Где же это случилось? Может, между страницами мира?
        Саммербель наморщила нос:
        - Совсем необоснованной эту мысль считать нельзя. Но всё не так просто.
        - Он лучший агент Академии! - напомнила Фурия. - Откуда нам знать, на что он способен?
        Кэт молча скользила взглядом по собеседникам, словно пытаясь понять, как такой спор мог разразиться именно сейчас, после сегодняшних потрясений. Фурия тоже находила это абсурдным, но не желала допустить, чтобы Саммербель и Финниан выложили Ариэлю свою версию Изидиного предательства. Среди экслибров, укрывшихся в резиденции, репутация Изиды вплоть до сегодняшнего дня считалась небезупречной. Многие не могли ей простить, что она некогда охотилась на мятежных экслибров; подозрение в предательстве могло найти благодатную почву. Стоит только пустить дело на самотёк, и люди скоро вообще перестанут интересоваться доказательствами. Народ верит в то, во что он хочет верить, - это, по крайней мере, она поняла за полгода жизни рядом с людьми.
        - Изида нас не предавала, - твёрдо произнесла Фурия.
        - Только потому, что ты не желаешь этого признавать? - усмехнулась Саммербель.
        - Ни на секунду не допускаю мысли, что она за нашей спиной что-то замышляла.
        Фурия протиснулась мимо них к железной двери. Подняв тяжёлый молот, она взвесила его в руке. Прежде чем ударить им по пластине, она ещё раз повернулась к Финниану и Саммербель. Кэт сидела позади них и была похожа на жалкий комочек. Впервые за время их знакомства Фурия видела её безмолвной.
        - Рассказывайте Ариэлю что хотите. Но не ждите, что я буду при этом стоять и помалкивать. - Она размахнулась молотом. - Вы несправедливы и допускаете ужасную ошибку.
        Глава четырнадцатая
        Ожесточённые споры разгорались и на расстоянии многих километров от резиденции в Англии и её новых обитателей. Члены семьи Химмель сидели за ужином, и, как это частенько случалось, не могли скрыть своей нетерпимости друг к другу.
        Рашель Химмель ковыряла на своей тарелке кусочек цветной капусты. Даже это блюдо ей не осилить. Стоило её отцу разразиться очередной тирадой - а его речи сопровождали каждую совместную трапезу, - как у неё напрочь пропадал аппетит. Особенно ужасно было по вечерам: кэтому моменту он чаще всего уже опрокидывал в себя одну бутылочку из винного погреба, а за ужином осушал и вторую.
        Брат Рашели Фейт занимал место за длинным столом напротив неё, демонстративно отложив в сторону свои серебряные приборы. Он был на год старше Рашели и в свои двадцать лет умел создать впечатление, будто содержание отцовских речей вызывает его живейший интерес. Фейт был рослым блондином и обладал опасной привлекательностью; опасной - потому что на него постоянно заглядывались девушки совсем иного склада, хорошие и милые.
        Из всех присутствующих в просторной столовой Рашель и Фейт были единственными, кто испытывал взаимную симпатию. Может статься, в силу обстоятельств, ведь отец презирал их обоих, а может, они просто были убеждены, что у них нет иного выбора. От других в этом доме они уже давно не ждали никакой любви. С тех пор как много лет назад барон Фридрих Химмель выставил на улицу жену и мать своих детей, атмосфера в старинных каменных стенах сделалась такой же холодной и не располагающей к жизни, как где-нибудь на Сатурне.
        Барон восседал во главе стола, в трёх метрах от Рашели и Фейта, и толковал о никчёмности молодого поколения вообще и двоих своих старших детей в частности. Его монологи без конца вращались вокруг одних и тех же тем: разочарование, заблуждение, закат жизни семейства. Лишь выбор слов подчас подвергался изменениям. Одни упрёки уступали место другим, некогда поставленные цели в беспорядке сменялись новыми. Только его паранойя оставалась неизменной в этом хаосе слов.
        На противоположном конце стола сидел четвёртый член семьи - Констанция, бабушка Рашели и Фейта, как обычно, вся в чёрном, с седыми волосами, уложенными в высокую причёску. В свои семьдесят девять лет ей не раз приходилось присутствовать при бесконечных спорах за этим столом, и она интуитивно определяла, когда целесообразно прервать словесный поток своего сына Фридриха, а когда лучше сохранять молчание. Самая одарённая из членов семейства, баронесса некогда владела библиомантическим искусством в совершенстве. Но с тех пор как ослабло её зрение, она постепенно утрачивала способность применять свои силы. Ещё детьми Рашель и Фейт слышали впечатляющие истории о своей бабушке. Россказни о том, как она сама в материнском чреве приняла решение стать женщиной, при всей своей неправдоподобности были устойчивой частью семейного фольклора. Но то, что она в момент рождения уже умела читать, равно как и факт, что сердечная книга нашла её, когда ей было девять лет от роду, в самом деле подтверждалось письменными свидетельствами.
        Медленно, но верно развивающаяся слепота была горьким дополнением к её мифу. Болезнь глаз ставила под сомнение некоторые легенды о ней и вызывала в Рашели тайное торжество. Ей столько раз приводили старую баронессу в пример, что иначе как с известным злорадством она не могла следить за её дряхлением.
        Только третий ребёнок барона его младшая дочь Пандора умудрялась избегать отцовских упрёков. Хотя она отказывалась принимать участие в совместных трапезах, против этого, как правило, никто не возражал. Барон души не чаял в одиннадцатилетней прелестнице и прощал ей любое упрямство. Появившись на свет без библиомантической жилки, Пандора тем не менее проводила всё своё время в библиотеке, глотая наитруднейшие собрания сочинений.
        В тот вечер Пандоры за столом, как обычно, не было. И по причинам, известным только ему, барон решил, что виной всему Рашель и Фейт.
        - Пандоре пришлось расти без матери, - хрипел он от своего вечернего приступа ярости, - а от старших брата и сестры вполне можно было бы ожидать, что они посвятят её в обычаи этого дома.
        - Но ведь это не мы с Рашелью вышвырнули мать из дома, - хитроумно возразил Фейт.
        Рашель метнула на него предостерегающий взгляд: они ведь договаривались не раздражать отца без необходимости. Но Фейт не обратил внимания на этот сигнал, взял нож с вилкой и отрезал себе кусочек стейка. С наслаждением жуя, он ожидал от барона ответного удара. Фридрих Химмель, мужчина пятидесяти двух лет, седой как лунь, грохнул по столу кулаком. Стучал он часто и с охотой, совершенно игнорируя то обстоятельство, что дети испытывали к нему самое большее - жалость. Холерик и тиран, пьяница и слабак, барон в бушующих водах жизни целенаправленно вёл свой корабль прямо на скалистые рифы. Хотя справедливости ради стоит отметить, что не он один нёс ответственность за упадок своей семьи, в немалой степени к этому приложили руку и некоторые из его предков. Два других семейства из Совета Академии относились к нему пренебрежительно, и ни для кого не было секретом, что в Санктуарии, находящемся под защитой Codex Custodis[15 - «Кодекс хранителя» (лат.).], для вынесения решений от имени всей Академии в его одобрении Кантосы больше не нуждались.
        - Заткнись! - Фридрих грубо поставил сына на место.
        Закашлявшись, старая баронесса промокнула морщинистые уголки своего рта салфеткой и процедила:
        - Фейт, очевидно, имеет в виду, что из Пандоры не вышло бы такой капризницы, если бы ты, мой сын, заплатив неоправданно много денег, не убедил её мать убраться из нашего дома.
        Сказано это было достаточно дерзко, так что барон в первую минуту застыл с разинутым ртом, а потом схватился за бокал вина. Поспешно его опустошив, он злобно воззрился на баронессу:
        - Что ты хочешь мне этим сказать, дражайшая мать?
        Баронесса расплылась в сияющей улыбке, позволявшей догадываться, от кого Фейт унаследовал своё лукавство.
        - Ах, эта свистушка, конечно, для всех нас невеликая потеря, даже для крошки Пандоры. Но не стоит недооценивать то обстоятельство, что твоя супруга превосходно владела искусством плести мелкие интрижки, тем самым в известной мере оказывая честь семейству Химмель. Не мы ли, Химмели, были теми, кто мог похвастаться одними из самых серьёзных заговоров в мире библиомантики? Не мы ли были теми, кто в своё время настроил против семейства Антиква все прочие семейства и благодаря этому предопределил их конец? И не семейство ли Химмель позаботилось о том, чтобы Розенкрейцы утратили право голоса в «Алом зале»?
        Она часто и с удовольствием предавалась воспоминаниям о старых добрых временах, при этом клала свою трость на колени и поглаживала рукой её серебряный набалдашник.
        - Интриги для нашей семьи, - продолжала баронесса, - прежде были хлебом насущным, но с той поры, как моя невестка - да изжарится она в адском пекле! - нас покинула, я не вижу более никакой нужды поддерживать эту милую традицию.
        «Если бы ты только знала!..» - думала Рашель.
        - Всему этому почти двести лет! - Барон сделал движение рукой, очерчивая зал.
        Здесь с одной редкой вещицей всегда соседствовала другая - от сервантов с ножками в виде львиных лап и легкомысленных сервировочных столиков до гобелена весьма сомнительного вкуса.
        - Твои воззрения не менее изъедены жучком, чем вся эта рухлядь. Ты предаёшься воспоминаниям, которые даже не являются твоими. И скорбишь о временах, о которых знаешь лишь понаслышке. Прости меня, мать, но ты говоришь, как старуха, - поморщился Фридрих.
        Рашель размяла свою цветную капусту до мельчайших кусочков и теперь сдвигала их вилкой в крошечную кучку. Перед отцом она давно уже не испытывала никакого страха, а вот от бабки, несмотря на свои девятнадцать лет, ей всё ещё было не по себе. Слепая или нет, а Констанция некогда была библиоманткой, которой ни один из них и в подмётки не годился.
        - Помимо всего прочего, - продолжал барон, в который раз прошляпивший подходящий момент для того, чтобы оставить тему в покое, - мы обсуждали воспитание Пандоры, а не твоё неодобрение того способа, каким я улаживаю дела нашего семейства.
        - Ты вообще ничего не улаживаешь, дорогой, - возразила баронесса, ни на мгновение не изменяя своему любезному тону. - Ты просто сидишь сиднем, изрядно попивая винцо, придираясь к своим детям, не выказывая ни малейшего уважения своей матери и позволяешь Кантосам и Лоэнмутам попирать память наших предков.
        - Академия больше не…
        - Академия, - перебила она, - не виновата в том, что наше семейство оказалось вне игры. Что к нашему мнению больше не прислушиваются и за нашей спиной над нами потешаются, ответственность за это несёшь ты да твой непутёвый папаша, мир его праху! - Коротко переведя дух, она добавила: - Без сомнения, и я внесла сюда свою лепту, поскольку так долго любовалась на это в бездействии.
        Рашель прислушалась. Конечно, всякий знал, что Академией испокон веков управляли мужчины, патриархи трёх семейств. Женщин в Совет не допускали, и Рашель предполагала, что лишь немногим особам женского пола вообще довелось увидеть Санктуарий изнутри. Горечь в голосе бабушки выдавала, что Рашель была не первая, кого подобная несправедливость наводит на размышления. Казалось, сегодня, менее чем когда бы то ни было, мир библиомантики шёл в ногу со временем, устаревший и запылившийся, как этот салон, застывший в регламентах, письменно закреплённых много лет назад.
        Протест девятнадцатилетней Рашель против такой несправедливости был вполне объясним, но то, что бабушка рассуждает точно так же, вызвало её безграничное удивление. Девушка обратила взор на брата, в полном спокойствии уплетавшего свой стейк и наливавшего себе воды. С блеском в глазах он предложил налить и ей, но она поспешно прикрыла свой стакан ладонью. Она многое отдала бы за то, чтобы узнать, что было у него сейчас на уме.
        В дверь столовой постучали.
        - Что такое? - вскипел барон, явно учуявший возможность выместить свою злость на постороннем. - Мы принимаем пищу, чёрт вас побери!
        «Только не я», - подумала Рашель, хотя у неё урчало в животе от голода.
        Старая баронесса брякнула тростью о край стола.
        - Войдите!
        Высокая дверь качнулась, и в комнату вошёл экслибр, не старше Фейта и Рашели. Темноволосый кудрявый молодой человек поклонился сначала пожилой женщине, а после - и барону. Чтец и камердинер баронессы Джеймс в те дни, когда давал о себе знать её возраст, выступал также в роли сиделки.
        - Всемилостивейше прошу меня простить… - начал он. Но Фейт перебил его. Ещё до того, как он раскрыл рот, Рашель знала, что сейчас будет.
        - Когда ты научишься кланяться и нам с сестрой?
        Джеймс бросил взгляд в сторону баронессы, в ответ коротко ему кивнувшей. После этого он отвесил поклон центру стола, в точности середине между Фейтом и Рашелью.
        - Вот так-то лучше, - сказал Фейт удовлетворённо, упуская из внимания тот факт, что, строго говоря, Джеймс кланялся блюду с цветной капустой.
        Рашель прокомментировала это шутливой улыбкой:
        - Добрый вечер, Джеймс.
        Экслибр вызывал у неё симпатию, пусть даже она никогда не решится высказать это в присутствии своей семейки. Боковым зрением она приметила, что бабка наблюдает за ней. На расстоянии нескольких шагов баронесса выглядела неплохо, возможно, даже лучше, чем пыталась казаться. Иногда Рашель ловила себя на мысли, что на лице пожилой женщины, возможно, отразились события, которые нагоняли на неё страх. Тепла от баронессы она не знала, но и открытого неприятия - тоже. И всё же у Рашели пробегал мороз по коже, стоило ей оказаться в центре внимания Констанции.
        Джеймс, среднего роста и несколько неловкий, шатен с непослушными кудрями, постоянно выбивающимися из узла на затылке, как и многие экслибры, не имел характерных черт, но его лицо, не отличаясь особенной миловидностью, всё же излучало любезность. На первой встрече, три года назад, Рашель приметила искры ума в его глазах. Она спрашивала себя подчас, не слишком ли уж старательно он скрывает умственные способности от других? Её бабушка была наверняка в курсе этого и именно потому так высоко его ценила. Отец Рашели и её брат обращались с ним как с дураком лакеем, и только Рашель раскусила Джеймса. Он вызывал у неё восхищение, хотя одновременно с этим она догадывалась, что с ним надо держаться настороже. Он носил белую рубашку и светлые штаны. Джинсы в доме не разрешались - этого запрета придерживались и Фейт с Рашелью, считая необходимым даже в мелочах выделяться вне имения на фоне плебса. От обычного мира дом был строго отделён, и границы его иной раз казались Рашель более непреодолимыми, чем границы убежищ.
        - Простите, что помешал, - снова начал Джеймс, на этот раз адресуя свои слова к баронессе, - явилась Ливия Кантос.
        Глаза Фейта, казалось, заволокли тени.
        - Без доклада, - он подозрительно взглянул на отца, - не так ли?
        - Меня она не предупреждала, - отвечал барон. Он перевёл взгляд на пожилую женщину, но та тоже покачала головой.
        - Они даже не находят для себя нужным придерживаться элементарных правил вежливости, - процедила она с презрением. - Врываются без предупреждения! Несомненно, чтобы сообщить о постановлении, в который раз принятом без нашего участия.
        Отец Рашели отложил в сторону салфетку и поднялся из-за стола. Несмотря на все его потуги, присутствующие отлично знали, что посещение ведьмы Кантосихи ему льстило. Рыжеволосая, на десять лет старше Рашели, Ливия была достаточно хороша собой, чтобы даже своим врагам вскружить голову. Поговаривают, здесь не обошлось без библиомантики, одной из тех перманентных иллюзий, какие уже несколько лет были в ходу.
        Ещё девочкой Ливия отличалась чрезвычайной привлекательностью, но, с тех пор как она сделалась официальным уполномоченным Академии, она свою внешность ещё более усовершенствовала. Не укрылось это и от барона. Тем не менее в присутствии Ливии он с завидным постоянством преображался в заикающегося идиота, позволявшего командовать собой как школьником.
        - Я… я сейчас к ней выйду, - засуетился он и хотел было бежать к двери.
        Но баронесса подняла руку:
        - Фридрих, подожди! - Она повернулась к Джеймсу: - Проси её сюда. Мы все хотим услышать, что юная дама нам доложит.
        Сын не успел возразить матери, как молодой человек уже покинул столовую. Барон молча поправил свой воротничок и стал дожидаться посетительницы вместе с остальными.
        Фейт откинулся на стуле и скрестил на груди руки. Его высокомерие было напускным: Рашель ощущала кипевший в нём гнев. У неё тоже вызывало отвращение, что Кантосы, пренебрегая всяким этикетом, открывали двери в поместье Химмелей так, словно были у себя дома. Но, в отличие от Фейта, ей удавалось держаться отстранённо. В данном случае речь шла не о ней с братом и даже не об их отце.
        Ливия Кантос вошла в салон:
        - Всем привет, - сказала она спокойно и лаконично, с достоинством женщины, осознающей, какое впечатление она производит на окружающих. - Надеюсь, я не слишком помешала трапезе?
        Конечно, помешала, и она это отлично знала. Рашель поспорила бы на что угодно: час своего посещения Ливия выбрала, рассчитывая именно на такое стечение обстоятельств. Это только подтверждало давние подозрения Фейта: Кантосы были в курсе распорядка дня и обычаев имения Химмелей. Какое-то время Фейт даже думал, что это Джеймс подбрасывает сведения их противникам. Рашель же, напротив, никогда в это не верила. Фейт терпеть не мог экслибра, но шпионом тот наверняка не был.
        Барон поспешил навстречу Ливии и нежно пожал её ручку:
        - Как чудесно снова вас увидеть, моя дорогая! Рады вас приветствовать.
        - Очень рады, - съязвила Рашель.
        Фейт обаятельно заулыбался:
        - Это для нас как приступ люмбаго.
        Ливия пропустила замечания обоих мимо ушей, слегка поклонилась баронессе и бухнула громадный бумажный свёрток на стол:
        - Новости о братьях-бардах.
        - Опять диверсия? - встревожился барон.
        - В определённом смысле - да. На этот раз, правда, наши организации гроза миновала.
        Баронесса повела своей тонкой бровью:
        - Как прикажете это понимать?
        - Вам говорит о чём-нибудь имя Мардук?
        - Опустившийся субъект, разыгрывающий из себя падишаха в гетто Либрополиса?
        Ливия кивнула:
        - Мы заключили с ним сделку.
        - Неужели всё зашло так далеко? Теперь мы ведём дела с уголовниками? - Баронесса скривила презрительную мину и воззрилась на сына: - Ты наслышан об этом?
        - Это представлялось разумным, - отвечал он.
        - И каков был план? - поинтересовалась Рашель.
        - Мы распространили слух, будто Мардук завладел планом Санктуария, включив его в своё собрание библиомантических редкостей.
        Фейт скрестил руки за головой.
        - Старая карта Дамаскана? Значит, она действительно существует?
        - Существовала. Пока мы её не уничтожили. Codex Custodis оказался весьма сомнительным. Мы не могли так рисковать. - Ливия самодовольно улыбнулась. - Дом Кантосов трудился месяцы напролёт, чтобы направить ход вещей в нужную колею. Сегодня братья-барды наведались в разбойничье логово Мардука. Они там изрядно набедокурили, но вынуждены были убраться ни с чем. При этом они не только нажили себе врага в лице влиятельнейшего либрополисского преступника, но и ничтоже сумняшеся засветились на его камерах видеонаблюдения. - Ливия указала на свёрток. - Мардук приказал незамедлительно направить нам записи. То есть теперь мы располагаем фотографиями террористов, до сих пор не значившихся в нашей картотеке.
        Барон раскрыл свёрток и вынул оттуда несколько снимков крупного формата. Рашель и Фейт подошли и глянули ему через плечо.
        - Вот это - мальчик-садовник, он стоит в списке объявленных в розыск. - Ливия показала на фотографию молодого человека с тёмными волосами и неправильно зажившим после перелома носом.
        «Головорез, да и только, - решила Рашель, - отребье самого низкого пошиба».
        На следующем снимке была изображена женщина со светлыми волосами, выбивающимися из-под чёрного капюшона.
        - Изида Пустота, предательница.
        - Просто скандал, что всё так далеко зашло, - отметила баронесса с другого конца стола. - Если уж мы наших лучших агентов не можем удержать в узде, то скоро молва о слабости Академии докатится до самых дальних уголков убежищ.
        Ливия холодно посмотрела в её сторону:
        - Уверена, дела шли бы значительно лучше, если бы в управлении участвовали слепые старухи.
        - Моя бабушка не слепая! - набросилась на неё Рашель. - Она просто не может больше читать. Вот и вся разница.
        - О, извините. Безусловно. - После этого Ливия перестала обращать внимание как на бабушку, так и на её внучку.
        Она пролистала стопку с фотографиями и наконец вытянула те из них, где можно было различить лица девичьей троицы.
        - С одной мы уже имели счастье познакомиться - Саммербель Лилливик. Её папаша был диссидентом, а сама она ещё и похуже будет. - Гостья ткнула в два оставшихся снимка. - Впрочем, особенно пламенный интерес у нас вызывают личности вот этих двух.
        С одного из снимков глядела светлоголовая девочка в чёрной водолазке.
        - А у неё в руке… случайно, не петушиная книга? - спросила Рашель.
        - Очевидно, это её сердечная книга. Она библиомантка, но откуда она взялась, мы не знаем. Её описание подходит одной девочке, которую пару месяцев назад видели в Хей-Кастл в Либрополисе, незадолго до того, как нам пришлось убрать директора Кирисса с поста. Мы допросим его на этот счёт, но, по всей вероятности, будет непросто. Он не слишком-то настроен на сотрудничество.
        Она указала на вторую фотографию: третья девочка была примерно того же возраста, с короткими чёрными волосами, в слишком просторной кожаной куртке и броских полосатых лосинах. При виде такой вульгарности Фейта перекосило.
        - Эта с библиомантикой, пожалуй, не имеет ничего общего. Но зато девчонка умеет обращаться с букбордом, что говорит о том, что она из убежища или, возможно, из Либрополиса, хотя это только предположение. - Ливия одарила барона улыбкой. - Дом Химмелей высказал пожелание в будущем упрочить свою роль в Совете. - Она бросила мимолётный взгляд на Констанцию. - Мы читали ваши письма, достопочтенная госпожа баронесса, будьте уверены - каждое из двадцати одного. Отсюда наша просьба: разузнайте, кто эти девицы. Их имена, кто их ныне здравствующие родственники, всё, что может помочь их аресту и допросу.
        Отец Рашели оторвал взгляд от фотографий:
        - Мы сделаем всё от нас зависящее.
        - Всё от вас зависящее или нет - всё равно, - произнесла Ливия Кантос холодно. - В итоге важно лишь одно: ваше расследование должно увенчаться успехом. Мы полагаемся на вас. - Она слегка поклонилась всем присутствующим. - И на этом я позволю себе распрощаться. Я рассчитываю на ваше содействие.
        Без дальнейших разговоров она повернулась на каблуках и покинула салон. Джеймс поспешил ей вслед, чтобы проводить к выходу, но это было излишне.
        Барон упал на стул и громко вздохнул, заметно переутомлённый этим визитом. За другим концом стола стояла его мать. Опираясь на свою трость, она направилась к одному из высоких окон. Погружённая в свои размышления, баронесса поглядела на улицу.
        Рашель взяла в руки фотографии и, схватив Фейта за руку, повлекла его за собой вон из салона, в другую комнату. Она была очень возбуждена, но прилагала немалые усилия, чтобы не подать виду. Фейт уставился на неё подозрительно:
        - Что с тобой такое?
        - Вот эту, - сказала Рашель и указала на черноволосую девочку в полосатых лосинах, - вот эту я знаю.
        Глава пятнадцатая
        Старик, некогда бывший богом, странствовал по пустошам своего творения.
        Здесь, в ночных убежищах, в Стране Забвения, царила вечная мгла. Иногда над беззвёздным небом полыхало северное сияние, но на самом деле за ним скрывались остатки библиомантики, высвободившейся во время войны и с той поры больше никогда не подвергавшейся контролю. Часто сверкала молния, рассыпая во все стороны дюжины световых жилок, как если бы сама чернота разлеталась на куски. Громовые раскаты могли разорвать старику барабанные перепонки, даже если буря бушевала далеко за горизонтом. Близь и даль смешивались в ночных убежищах самым причудливым образом. Приметы терялись на растрескавшемся ландшафте из гранита и пыли, как будто каждое следующее мгновение складывало из руин этой скалистой пустыни новые странные структуры.
        Черты лица Зибенштерна стали угрюмыми, выглядел он ещё более удручённо и подавленно, чем в начале своего изгнания, белые волосы доходили ему до лопаток. Из-за бурь и ветров он собрал их в хвост и засунул под воротник своего чёрного плаща. Полы плаща ободрались об острые камни, между которыми он блуждал изо дня в день, но всё ещё защищали его от пронизывающего ветра и дождя. Плащ был его достоянием, дороже, чем посох пилигрима и круглая фляга, которую он регулярно наполнял водой в грязноватых промоинах в предгорьях. К тошноте, томившей его после питья, он уже привык, как и к скудному рациону из грибов и горьких корешков, которые он иногда находил в ложбинах. Время от времени ему удавалось поймать тощего кролика, которого он поджаривал с приправами из трав, росших в скалистых нишах и несколько напоминавших базилик. Это были счастливые дни. Но выпадали и такие, когда он голодал, спрашивая себя, к чему вообще передвигать ноги, ведь цели у него давно уже не было.
        В начале ссылки тщеславие гнало его добраться до границ этой местности. Ещё в бытность свою Северином Розенкрейцем он сотворил мир библиомантики, написав его на бумаге. Тогда он предоставил членам «Алого зала» полномочия самим изобрести убежища. И по злой иронии судьбы он обречён теперь проводить последние дни в наикошмарнейшем из этих мест. Страна Забвения получила своё название, являя собой окаменевшее отчаяние - могила ураганов, дождя и смерчей пыли. И ещё - одиночества.
        С тех пор как его отправили в ссылку, на пути ему не встретилась ни одна живая душа. Иногда ему казалось, будто он различает голоса, призрачные беседы в трещинах гранита. Временами он просыпался от криков, но существовали они только в его снах. Его предназначенный для непогоды спальный мешок защищал от влаги, но никак не от собственной совести.
        Многие простились с жизнью в ночных убежищах с тех пор, как библиоманты десятилетия назад были втянуты в войну. Заносчивость и гордыня ввергли их во множество опустошительных сражений, одно ужаснее другого. Они били врага, ни разу не встретившись с ним лицом к лицу; они уничтожили армию чернильных поганок, так и не узнав, кто был их кукловодом. Конечно, немногие избранные были в курсе. Чтобы обезопасить Санктуарий, они передвигали по Стране Забвения свои армии, словно фигуры по шахматной доске, ни разу не выйдя на сцену в качестве истинных полководцев. В этой войне не было победителей, но побеждённых - без числа.
        И на Зибенштерне лежала вина за это - за каждого погибшего, за всю боль, за все страдания. Уже тогда библиомантические силы его оставили; они исчезли со всеми теми, чьё возникновение и распад он наблюдал в течение более чем двух веков своей жизни. О том, что творилось в ночных убежищах, он знал и только глубже зарывался в свои книги на вилле Анжелосанто в Турине. Он обманывал сам себя, предав свои идеалы. Происходящее его более не касается, убеждал он себя. Его творение давным-давно обрело самостоятельность, и теперь им управляли другие. Ответственность несут три семейства, а не он. Так из творца он сделался молчаливым наблюдателем. И, когда позднее у него появился шанс вмешаться и провести итоговую черту, ему помешала она.
        Фурия Саламандра Ферфакс.
        Она и её соратники отправили его, бессильного и сломленного, в изгнание, и он принял это наказание. Столько людей поплатилось своей жизнью, и только потому, что ему однажды не хватило силы воли. Справедливость восторжествовала: теперь он сам скитался по этой глухомани словно призрак. Б?льшую часть своей долгой жизни он провёл в одиночестве, в одиночестве и умрёт. Где-нибудь среди этих утёсов, наверное, не от голода и не от жажды, но именно здесь его ждёт конец. Может быть, ещё не сегодня или завтра, может быть, только через месяц или год. Но времени здесь больше не существовало: ни светлого дня, ни отчётливого звёздного неба. В рюкзак, который ему дали с собой, он сунул механические часы и с тех пор скрупулёзно следил, чтобы они не остановились, ведь движение стрелок, как это не парадоксально, было единственным символом постоянства в его жизни.
        В старом бункере, выдолбленном в скале, он нашёл оружие и амуницию и теперь всегда носил с собой пистолет и ружьё, хотя это было смешно. Ни воином, ни охотником он никогда не был, но оружие ему пригодилось, чтобы отстреливать кроликов, мясо которых было главным украшением его скудных трапез. Кролики питались теми же травами, что и он, и оттого были такими же слабыми. Завелись ли они здесь после создания ночных убежищ или их сюда занесли библиоманты, он не знал. Но, размножившись, кролики служили пищей, судя по всему, не одному Зибенштерну. Иногда он натыкался на объедки - обглоданные кости или разорванную шкурку, и тогда ему становилось ясно: по этой пустыне скитались и другие, возможно, более выносливые, но такие же, как и он, изгнанники.
        Когда его часы показывали время отхода ко сну, он отыскивал лаз в пещере или расселине. Иной раз он брился ножом или умывался, экономно вспенивая жидкое мыло из пластиковой бутылочки, припрятанной в рюкзаке. Ещё ему сунули плитку шоколада. Вероятно, это сделала Фурия, но к шоколаду он до сих пор не притронулся, приберегая его для особого случая. Он решил его съесть, добравшись до окраин Страны Забвения или же до границы собственной жизни, если у него достанет на это сил. Но сегодня - правда, что означало это «сегодня», не было ли оно тем же, что и «вчера»? - его ночлег будет куда уютнее, чем какая-нибудь сырая дыра в скале или расселина, кишащая мокрицами.
        Тёмный силуэт башни он завидел ещё издали - чёрный монумент войне на фоне вздрагивающих на краю мира молний. Некогда в стране, лишённой всяких ориентиров, библиоманты попытались наметить хотя бы какие-нибудь вехи, выстроив целую цепь маяков. Их сигнальные огни давно погасли, горелки остыли. Зибенштерн оставил позади уже пять подобных башен, решив однажды кочевать от одной к другой. Когда-нибудь он окажется перед последней, поняв, что край поля брани достигнут и за пределами его лежит лишь неизвестность.
        Пять предыдущих башен лежали в развалинах, после набегов из ночных убежищ, шестую едва зацепило. Хотя дверь сорвало, а внутри некогда бушевал пожар, внешние стены огонь не повредил. На всех четырёх этажах царила гулкая пустота.
        Зибенштерн прикорнул наверху, прямо под подставкой, где некогда горел сигнальный огонь. Давно уже он не спал так крепко! Пробудившись, перекусил кое-чем из своих запасов и чуть не впал в искушение отломить кусочек от плитки шоколада. Но всё же сунул его обратно в рюкзак, ведь странник не рассчитывал, что такой прекрасный день, как этот, когда-либо наступит, и кто знает, не настанет ли потом ещё более удачный.
        Ночь, такая же тёмная, как остальные, не желала кончаться. За стенами стонал ветер, донося до Зибенштейна запах сажи, напоминающий жаркое, настоящее сытное мясо, а не жёсткие волокна крольчатины. Он наконец встал, чтобы умыться в одной из водяных скважин у подножия башни, но решил ещё разок добраться до верха, к самым зубцам, и всмотреться во мрак своего мира.
        И там он сделал открытие.
        На горизонте подрагивал огонёк, может быть, свет точно такой же башни. Он вглядывался в даль так долго, пока не убедился, что видит дрожащее пламя, пусть даже это и было игрой воображения.
        После он перевёл взгляд, скользя поверх лабиринта суровых ущелий и каньонов, где всё сливалось в единую чёрно-серую массу.
        Там светили другие огни, намного мельче, чем первый, - прерывающаяся цепочка тлеющих точек.
        Он с силой выдохнул и на шаг отпрянул от парапета.
        Огни приближались.
        Часть вторая
        Поток сквозь тысячу книг
        Глава первая
        - А в Изиде они ошибаются! - Фурия стояла перед могилой своих родителей и смотрела на каменную стелу у заросшего прямоугольника. - Не пойму, как они могут о ней так думать?
        Надпись гласила: «Кассандра Ферфакс», а чуть пониже: «Тиберий Ферфакс». В имени отца буквы были неровными: предпоследняя «К» выглядела так, словно её высекли на поверхности остриём шпаги. Шесть месяцев назад, гравируя литеры с помощью библиомантики, Фурия ещё не набила руку.
        Кладбище располагалось в дальнем конце парка, позади резиденции, в нескольких шагах от заграждения из подлеска и деревьев, на востоке отделявшего имение от диких холмов. Захоронения находились недалеко от часовни с воротами, створки которых давным-давно болтались на сломанных петлях. Внутри часовни, покосившись, висела фигурка однорукого Иисуса на кресте; второй его рукой сытно пообедали жуки-древоточцы, так что остатки руки отвалились от фигурки и рассыпались в труху.
        На противоположном конце парка возвышалась усадьба Ферфаксов, сегодня - пристанище почти восьмидесяти экслибров, бежавших сюда из Леса мёртвых книг. Резиденция представляла собой трёхэтажное сооружение с заострёнными верхушками крыш, бесчисленными рядами каминных труб из красного кирпича и ржавым флюгером, переставшим вращаться уже много десятилетий назад. Голуби выписывали над имением широкие круги, и Фурия гадала, не сидела ли сейчас Кэт на одной из крыш, беседуя с птицами. Иногда, желая побыть одна, она забиралась наверх; так поступала и Фурия, её любимым местом был центральный фронтон с видом на запад. Оттуда открывался вид на долину с зелёными склонами и кустарниками, столь типичными для Котсуолдса.
        - Просто не могу поверить, - пробормотала она и вперилась в пустоту, пробурив взглядом могильный камень, - как будто Изида не жила с нами, не боролась против Академии… - Фурия со вздохом перевела глаза со стелы на могилу, нагнулась и выполола сорняк. - Много отдала бы я за то, чтобы услышать ваш совет.
        - Я могу тебе дать совет… - подала голос петушиная книга из кармана её штанов. Гибкая шея с кряхтением вытянулась из помятой ткани.
        - Тебя накормить?
        - На кладбищах на меня нападает зверский аппетит… Всё эти статуи святых на могилках…
        Фурия чуть не забыла: любимым блюдом петушиной книги были образки. Она, пожалуй, привезёт парочку из Уинчкомба, чтобы доставить ей удовольствие. После всего, чего они натерпелись в Либрополисе, книга вполне заслужила угощение.
        Фурия и сама была как оглушённая, хотя и пыталась не придавать своему состоянию значения. Не так-то скоро ей удастся отделаться от запаха обгоревших волос, превращавшего процедуру причёсывания в мучение. Видно, придётся попросить Кэт отрезать её обгоревшие пряди.
        - Но посоветовать я хотела тебе совсем другое, - вернулась к теме сердечная книга.
        Фурия посмотрела на безглазый клюв на кончике резиновой шеи: жёлтая поверхность его сверкала как отполированная. От боёв петушиных книг на задворках Либрополиса на нём остались всякого рода рубцы и царапины. Крошечная книжица слыла отчаянной сорвиголовой. После их возвращения только вчера вечером Фурия изобразила на лице некое подобие улыбки.
        - Чем больше ты твердишь о невиновности Изиды, тем настойчивей впечатление, что убедить в этом ты стараешься прежде всего себя, - продолжала книга.
        Уголки клюва книжки опустились.
        - Чушь какая…
        - Тогда послушай, что ты говоришь, - клюв потёрся о её свитер, - словно пытаешься развеять свои собственные сомнения.
        - В Изиде я не сомневаюсь.
        - Так ли это?
        Фурия поджала губы. Чтобы их всех спасти, Изида пожертвовала собой - это очевидно. Правда, в деле имелась одна загвоздка: жертвовать собой так же мало походило на Изиду, как собирать цветы или печь пироги. Если бы раньше кто-нибудь спросил Фурию, на что Изида готова, чтобы предотвратить поражение, она бы ответила: «На всё». Слишком больших жертв для Изиды не существовало. И в этом заключалась одновременно её сила и слабость.
        В одном Финниан был прав: Изидины путешествия в Лондон вызывали вопросы. Она отказывалась от провожатых, словно оберегая какую-то тайну, в которую никого не хотела посвящать.
        - Если бы мы чуть-чуть побольше знали об этом Арбогасте! - пробормотала Фурия, снова обращаясь к могиле. Отец мог бы пролить свет на многие её вопросы.
        - Аттик Арбогаст, - раздался голос за её спиной, - Изидин наставник. Но не только.
        В нескольких шагах от неё, засунув руки в карманы ветровки, стоял седовласый мужчина. Он был одет в просторные штаны защитного цвета, под ветровкой на нём, как обычно, была ужасающе пёстрая гавайская рубашка, а на ноги он натянул резиновые сапоги, словно только что пожаловал с одной из ферм, раскинувшихся дальше к западу.
        - Целестин! - Фурия кинулась к нему навстречу и обвила руками его тучное тело. Зажатая между ними петушиная книга заскулила. - Когда ты приехал?
        - Пару минут назад. - Он неловко похлопал её по спине. - Я сразу же выехал, как только… - Целестин оборвал себя на полуслове, чтобы снова продолжить: - Кэт позвонила мне и всё рассказала (после побега из Либрополиса Кэт некоторое время скрывалась у Целестина, и с тех пор между ними царило полное взаимопонимание).
        Фурия отступила на шаг:
        - Я не хотела бросать Изиду, но она…
        - Настояла на этом, - перебил он её, кивая. - Я наслышан.
        - А Кэт рассказывала тебе, что она… то есть, что Изида добровольно осталась с Арбогастом?
        - Я знаю, так рассуждают другие. Но моя дочь не предательница.
        - Конечно нет! - Возмущение Фурии шло от души, но впервые она подумала, что, может быть, петушиная книга права. Уверенность её пошла трещинами, как каменные плиты над старыми могилами кладбища.
        Вид у Целестина был подавленный. Венок его седин, обрамлявших лысину, беспорядочно метался на холодном ветру.
        - Кэт говорит, что, по мнению остальных, Изида переметнулась обратно к Академии. Этой версии, видимо, придерживаются Финниан, Ариэль и скорее большинство экслибров.
        - Так хорошо, как мы, они Изиду не знают, и она…
        - Все её знают, - возразил он. - Она уже полгода живёт с ними под одной крышей!
        Фурия промолчала, потому что в ответ ничего путного ей в голову не приходило.
        - А как насчёт тебя? - поинтересовался Целестин. - Ты в это веришь?
        - Нет! - вырвалось у Фурии слишком поспешно, словно она только такого вопроса и ждала, чтобы возразить. - Но было бы проще, будь я в состоянии понять, что, собственно, произошло.
        - Ты спрашивала об Арбогасте.
        - Откуда у него такая большая власть над Изидой?
        - Не знаю, правильно ли называть это «властью». - Целестин засунул руки обратно в карманы ветровки. - Но она долго находилась под его влиянием. Можно даже сказать, что Арбогаст сделал из Изиды то, что она представляет собой сегодня.
        - Она была его ученицей, но это никак не объясняет того, что случилось в Либрополисе.
        - Ты ведь знаешь, что мы с Изидой надолго отдалились друг от друга… - Целестин смущённо потупился. - После того как я привёз её из ночных убежищ в Лондон в послевоенные годы, я едва ли был самим собой. Она тебе наверняка об этом рассказывала?
        - Совсем немного.
        - Изиде было года четыре, когда я взял её к себе. Точно никто не знал, мы могли лишь приблизительно определить её возраст. Ребёнку нужны внимание и защита, и вначале я думал, что смогу ей всё это дать. Я удочерил её и стал заботиться о ней, но одновременно чувствовал - и с каждым днём всё отчётливее, - что домой привёз не её одну. За мной по пятам шла война. Вот здесь, понимаешь? - Он ткнул себя в лоб, словно там всё ещё бушевали сражения минувших лет. - И избавиться от этого не представлялось никакой возможности. Вот тогда я и решил распрощаться с библиомантикой: выбросил все книги, очистил помещения, раздал мебель. Я хотел отказаться от прошлого, всё от себя оттолкнуть. Не Изиду, её - ни за что, но я боялся себя самого и боялся за неё.
        - И тогда ты отправил её в интернат.
        - Потому что был идиотом. Ей только исполнилось десять, и ей нужен был настоящий отец, а не бестолковый тупица, который не в состоянии избавиться от кошмаров войны и даже отказывается от своего библиомантического дара. Тогда-то я и начал сбывать книги постранично, потрошить их, причинять им боль, только чтобы библиомантика меня оставила в покое. Чтобы наконец, - он чуть помедлил, - наконец стать нормальным. Но, естественно, это всё лишь усугубило.
        Изида поведала Фурии эту историю в общих чертах, окончив её на том, что Целестин перестал быть библиомантом, а сама Изида подпала под влияние Академии.
        - В интернате к ней тянулись дети, сами глубоко закапывавшиеся в книги. Моя вина. Будь я с ней, вместо того чтобы бежать от самого себя, у неё в жизни было бы ещё что-то помимо книг. В четырнадцать её спросили, не хочет ли она поступить в лицей. В школу агентов Арбогаста. Кузницу кадров Академии.
        - И она, конечно, согласилась.
        Целестин утвердительно кивнул:
        - Не заставил себя ждать и тот час, когда Арбогаст заметил, какой в ней дремлет талант. - На секунду он приостановился, словно мучительно вспоминая какие-то детали. Он стоял нахмурившись и массировал виски большими пальцами. - Иной раз подробности размываются, словно утрачиваешь их.
        Прежнее прошлое, где Изида ещё не была экслиброй, заменилось новым прошлым, созданным Фурией благодаря её влиянию на Зибенштерна. Но Фурия об этом умолчала, чтобы не перебивать Целестина вторично.
        - Арбогаст взял её и ещё горстку других под крыло, сделав своими личными учениками. Обучение смогли закончить только трое: Изида и два молодых человека. Она была сильнее их и превратилась в того агента, с которым ты в итоге познакомилась. Арбогаст хитроумно добился её верности, став для Изиды тем, чем больше не был я - отцом. Он лицемер, присвоивший себе сердца этих детей. Показать Академии спину и присоединиться к вам - поступок гораздо более мужественный, чем ты способна себе представить. Всё равно что для наркомана принять решение сняться с иглы. И всё шло хорошо, пока она снова не подверглась искушению. Пока Арбогаст её не нашёл.
        Фурия испуганно на него уставилась:
        - Стало быть, даже ты считаешь, что она опять на его стороне? Что его влияние на неё так велико?
        - Нет. Я доверяю ей. С тех пор она очень изменилась. Но она в большой опасности.
        - А что она делала в Лондоне? Каждый раз, когда она ездила туда в одиночестве, она не брала никого из нас. Наши считают, что она уже тогда поддерживала связь с Арбогастом.
        Целестин горько усмехнулся, и в глазах его заблестели слезы.
        - Она гостила у меня. Начала опять обставлять пустые помещения в доме, как было, пока я всё не раздал. Заказала мебель, накупила кучу книг, просто чтобы заполнить полки. Многое стало, как прежде, или, по крайней мере, так казалось. Теперь это снова уютный дом, а не тюрьма прошлого.
        - Она старалась для тебя?
        - И для меня тоже. Но я думаю, у неё что-то иное на уме. Став экслиброй, она постоянно ищет свою юность, своё детство, все те вещи, о которых она сохранила лишь расплывчатые воспоминания. Из страха, что всё это исчезнет и что она в конце концов окажется лишь персонажем из сказки Зибенштерна, без черт той личности, какой она была. Она цепляется за свои исчезающие воспоминания, за всё человеческое в ней. - Ему пришлось ненадолго отвернуться от Фурии, и он молча уставился в пустоту. После этого он снова продолжил: - Поэтому она ни с кем этим не делилась. Не хотела, чтобы кто-нибудь из вас узнал и истолковал всё как слабость. Это тоже всходы Арбогастовой науки: нельзя никому показывать слабость, даже тем, кого считаешь своими друзьями.
        «И в этом Арбогаст, возможно, недалёк от истины», - подумала Фурия с тоской. Ничего себе друзья: при первом же подозрении поворачиваются к тебе спиной. Провозглашают тебя предателем только за то, что ты предпочитаешь не распространяться о вещах, которые других не касаются. Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы дрожащим голосом задать следующий вопрос:
        - А ты знаешь, чего Арбогаст от неё хотел? Он сказал, что ему нужна её помощь. Пустая отговорка или это он серьёзно?
        Целестин опять посмотрел ей в глаза, может, потому, что в тот миг видел в ней свою единственную союзницу.
        - Какое-то дело у него, безусловно, было, иначе он не преминул бы наказать её за предательство. Ходят слухи о борьбе за власть между тремя семействами, о желании Кантосов верховодить и об их стремлении оттеснить остальные два рода. Но всё это - только сплетни, и я не знаю, есть ли вообще здесь что-либо истинное. Сейчас произошло столько перемен. В мире библиомантики раскол.
        - Мы видели чернильных поганок, - произнесла Фурия задумчиво, - между страницами мира, на пути из Либрополиса сюда. Всё кишело поганками, пытавшимися на нас напасть.
        Взор Целестина потемнел, как ночное убежище, откуда он однажды насилу унёс ноги. Его губы хотели прошептать «поганки». Но он не выдавил из себя ни звука.
        - Так, значит, это правда. Что-то готовится, Фурия. И гораздо более ужасное, чем мы думаем.
        Стало зябко, словно ветер поменял направление и дул теперь в долину с севера.
        - Фурия, прошу тебя, - произнёс Целестин срывавшимся голосом, - обещай, что поможешь Изиде! Обещай доказать её невиновность.
        Глава вторая
        Они молча направились к площади перед кладбищем. Там они обнялись на прощание, и Целестин, усевшись в свой древний «воксхолл»[16 - «Воксхолл» - марка британского легкового автомобиля.], неровно заскользил к выезду. Машина исчезла за кустами, но ещё долго с извилистых просёлочных дорог, ведущих в Оксфорд, до Фурии доносился распространяющийся по долине гул мотора.
        На круглой площадке перед домом пахло краской. Фурия сделала глубокий вдох: она любила этот запах. Строительные леса, возведённые кем-то из экслибров, чтобы заново покрасить фасад, теперь, минуя подъездную лестницу, переместились влево. Правая стена уже сияла свежим лимонным цветом. Но надолго их этим не займёшь, и Ариэль уже несколько недель ломал себе голову.
        Для резиденции трудовой подъём экслибров был настоящим благом. Они привели в порядок множество ванных комнат, почти во всём доме отремонтировали отопление, заменили пару разбитых окон и настелили новую кровлю. В отсеках, в течение нескольких поколений стоявших нежилыми, они вымели паутину, скопившуюся за десятки лет, заменили поломанную мебель с чердака на новую и позаботились о том, чтобы из кранов опять потекла чистая вода, а не бульон из ржавчины. В целом резиденция походила теперь не на потерпевшее кораблекрушение судно, а только на слегка подбитый чёлн, готовый в следующий раз, пусть и со скрипом, но пересечь океан.
        Две экслибры ожидали прибавления семейства. Скоро по коридорам опять забегают дети и будут ввязываться в приключения, как несколько лет назад Фурия с Пипом. Здесь, в долине, впервые за долгое время экслибры опять почувствовали себя в безопасности. Даже закоренелые пессимисты постепенно приучались к мысли о том, что, возможно, это укрытие им обещает хорошее будущее.
        Но среди экслибров были и такие, которые повернулись к братьям-бардам спиной, чтобы начать новую жизнь за пределами убежищ. Каждый месяц некоторые из них отправлялись на поиски счастья подальше от всякой библиомантики. Остальные могли лишь надеяться, что никто из отколовшихся не угодит в лапы Академии и не выдаст расположение их укрытия.
        Один из маляров помахал Фурии рукой. Фавн, напоминавший Пака, но немного моложе и со шкурой цвета косули. В резиденции имелась всего горстка неантропоморфных[17 - Антропом?рфный - наделённый человеческими чертами.] экслибров, и большинство из них Фурия предпочитала экслибрам из реалистических романов. Она ответила на приветствие, вымучила на губах улыбку и поплелась через двор, к отбитой каменной голове святой Виборады. В своё время статуя покровительницы букинистов стояла перед усадьбой на Рейне, в родовом поместье семейства Розенкрейцев. В девятнадцатом веке, во время бегства от палачей Академии в Англию, выжившие члены семьи захватили Вибораду с собой и установили её перед крыльцом резиденции. Отсюда она охраняла дом, пока кавалеры Интриги не сбросили её с пьедестала и не разбили. Теперь разрозненные куски её корпуса лежали у фасада и ожидали, когда порастут мхом и диким виноградом. Голову же святой Фурия распорядилась отнести обратно к крыльцу. Оттуда взирала она теперь остановившимся взглядом на площадку.
        Фурия уселась рядом и уткнула подбородок в колени.
        - Может, ты посоветуешь мне, как поступить?
        Каменная святая не ответила. Со дня нападения Интриги голос её замолк. Фурия не знала, с помощью каких библиомантических средств её предки вдохнули в статую жизнь, но она сомневалась, что ей самой что-либо похожее когда-либо окажется под силу.
        Она перевела взор наверх, к экслибрам на лесах, и наблюдала, как они, крася фасад, дурачились и смеялись.
        - Это затишье невечное, - рассуждала она неспешно. - Изида скрылась с Арбогастом. Финниан и Саммербель хотят отправиться на её поиски, хотя нужны нам здесь. Кое-кто из экслибров ищет своё место под солнцем снаружи, и при этом далеко не каждый способен жить незаметно, не привлекая к себе внимания. В один прекрасный момент что-нибудь непременно пойдёт наперекосяк. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы отдавать себе в этом отчёт.
        Как ей не хватало Виборады и её грудного голоса! Не будучи особенно разговорчивой собеседницей, Виборада тем не менее умела дать пищу для размышлений и с пониманием выслушать. Порой их совместное молчание уже было для Фурии подарком.
        - Знакомо тебе такое чувство, когда все вокруг счастливы, полны надежд и оптимизма, а ты бы с удовольствием разбила что-нибудь вдребезги и перед глазами у тебя - одни только тучи на горизонте? - Она провела ладонью по щеке Виборады. - При каждом смешке тебе хочется встряхнуть других изо всех сил и разразиться сотни раз прокрученными в уме речами о том, что они думают только о себе и совсем не замечают, что творится вокруг. Но в результате ты прикусываешь язык, так как ясно, что ты и есть та, которая думает только о себе, не понимая, что имеет все основания быть счастливой. Или хотя бы чуточку довольной жизнью.
        - Счастье - это всегда то, что есть у других. - Из открытых дверей на крыльцо вышел Ариэль и указал на свободную ступеньку рядом с Фурией. - Можно?
        - Конечно.
        Она не слышала, как он подошёл, но его появление её не удивило. Дух воздуха Ариэль - один из главных персонажей шекспировской «Бури»; ему, как и всем экслибрам, выпавшим из книг, полагалось утратить сверхъестественные способности, но по причинам, не известным никому, Ариэль сохранил следы былого могущества. Властью над бурями он больше не обладал и не был волшебником, но всё же у Фурии часто складывалось впечатление, что он способен читать её мысли.
        Она не была уверена, друг ли он ей, - может ли такое существо, как Ариэль, вообще быть кому-то другом? Но она ценила его за спокойствие и уравновешенность. Ариэль был во многих отношениях прирождённым вождём, пусть даже сам он постоянно в этом сомневался, особенно с тех пор, как некоторые покинули группу.
        Всклокоченная чёрная копна волос обрамляла его юношеское лицо, хотя возраст Ариэля исчислялся, вероятно, столетиями. Из-за впалых щёк лицо Ариэля казалось ещё ?же. Кожа отливала голубовато-белым цветом, а тело отличалось изяществом танцора. Вокруг зрачков иногда вспыхивали миниатюрные звёздочки, словно в его глазах отражался Млечный Путь.
        - Сколько ты уже подслушиваешь? - спросила Фурия.
        - Я и без того знаю о твоих заботах. История с Изидой нам всем не даёт покоя.
        - Здесь был Целестин.
        Ариэль кивнул:
        - Я с ним беседовал. Он снова принёс нам денег, очень много денег. Не знаю, как и когда мы с ним рассчитаемся.
        - У него самого достаточно, и делиться с нами ему в радость. Но тебе стоит отнестись серьёзно к тому, что его действительно гнетёт.
        - Он божится, что Изида не нападёт на нас исподтишка.
        - А об Арбогасте он рассказывал? Откуда они с Изидой знакомы?
        - Да. - Ариэль поиграл перед глазами длинной чёрной прядью, вертя её между пальцами.
        Он напоминал нервного мальчишку. На сцене его роль тоже часто поручали детям. Экслибры не выбирали тот образ, который составляли о них читатели, и потому облик, принятый ими при выпадении из книг, оказывался чем-то средним из суммы всех возможных представлений. Ариэль не разгуливал с обнажённой грудью, как в Лесу мёртвых книг, к его панталонам до колен добавилась светлая рубашка. Вряд ли он мёрз, скорее всего, просто пытался приспособиться к этикету за пределами убежищ. Глубоко вздохнув, он произнёс:
        - Ума не приложу, как нам помочь Целестину.
        - По крайней мере, ты мог бы убедить Финниана с Саммербель, что они ошибаются. Убедить, что Изида нас не обманет.
        - Финниан в ярости, потому что все его испытания последних месяцев, всё - напрасно. И вина за это, по его мнению, лежит на Изиде. Четверть года ему приходилось якшаться с этими варварами, а Изида просто взяла и сдалась.
        - Но плана Санктуария там не оказалось, - возразила Фурия. - И напади она на Арбогаста, ничего бы не изменилось.
        - Это Арбогаст утверждал, что его там не было. Правда это или нет - неизвестно. Одно очевидно: Изида ему достаточно доверяет, чтобы принять это утверждение на веру. Тогда Финниан задаётся вопросом: насколько они ещё близки с этим Арбогастом? И это вполне правомерно.
        - Но Финниан хочет её найти и призвать к ответственности!
        Снова вернулось её вчерашнее возмущение, однако это было лучше, чем отчаяние, возникшее после разговора с Целестином. С чувством ярости Фурия справилась бы, а вот из-за печали она была буквально парализована.
        - Он имеет на это полное право. Не могу же я держать его на привязи, как козу.
        - Но они с Саммербель нужны здесь! Она единственная полноценная библиомантка в резиденции, и без неё…
        - Ты никого не забыла? - уточнил Ариэль.
        - Мне до неё ещё далеко. Изида умолила её стать моим учителем и отлично знала, что делает.
        - Тогда рассматривай это как испытание.
        Она ошарашенно на него уставилась:
        - Неужели ты действительно хочешь их отпустить? Просто так? А что будет, если они найдут Изиду и нападут на неё? Саммербель сил не занимать, но Изида прикончит её, если она…
        - Но почему же «прикончит», если они заодно?
        Фурия на мгновение замолчала, поняв, что её аргументы закончились. И её разочаровало, что Ариэль не нашёл ничего более убедительного, чем сказать: «Не могу же я держать его на привязи…»
        - Мою сдержанность ты воспринимаешь как слабость! - произнёс он с усмешкой.
        - Держись по возможности подальше от моих толкований! - нахмурилась Фурия.
        Его мальчишеской улыбке было присуще что-то тревожное. Словно нечто совершенно инородное приняло человеческий облик и пыталось использовать человеческую мимику, по-настоящему ею не владея.
        - Всё, что ты думаешь, можно определить по тебе, - ответил он. - И для этого совсем не обязательно читать твои мысли. Всё, что на уме, у тебя не только на языке, но и во взгляде.
        - Чего тебе нужно, Ариэль? Зачем ты сюда заявился?
        - В резиденцию?
        - Нет, я имею в виду сюда, ко мне. На эту проклятую лестницу! Ты не пытаешься убедить меня в виновности Изиды, потому что сам в это не веришь, но ты и не противоречишь Финниану и Саммербель. Стало быть, мы можем обойтись без этих бесед.
        - Не злись.
        - А ты перестань обращаться со мной, как с малым дитём! - воскликнула Фурия.
        - Рассказывал тебе Целестин о борьбе за власть между тремя семействами?
        Она взяла себя в руки, но ярость застряла костью в горле.
        - Да, он это упоминал.
        - Но это, возможно, ещё не всё. - Ариэль помолчал. - Предполагают, что внутри Адамантовой Академии существуют и другие группы, которые стремятся к власти.
        - Но их всего-то только три - Кантосы, Химмели и Лоэнмуты. Дома Антиква больше не существует. Семейство Розенкрейцев сидит рядом с тобой. И к чему я лично уж совсем не стремлюсь, так это к власти над Академией.
        - Но что у Аттика Арбогаста имеются определённые амбиции, такое предположение совсем нелепым считать нельзя, не так ли? - поинтересовался Ариэль.
        - По-твоему, именно потому он явился просить Изиду о помощи? Для переворота?
        В раздумье Ариэль взглянул на каменную голову святой Виборады.
        - Стоит ему отрубить голову гидре, как у неё отрастёт следующая, чтобы не рухнули структуры правления в Академии. Если семейства лишатся власти, должна будет появиться альтернатива, иначе в убежищах наступит хаос. Вполне возможно, что этой альтернативой станет сам Арбогаст или же тот, кого он считает подходящим. И не исключено, что он убедит Изиду, что так лучше для всех. Может, он ей чего-нибудь наобещал. Новые свободы для экслибров… Она - экслибра Зибенштерна и библиомантка. И это обстоятельство превращает её в оружие, которое невозможно переоценить.
        - Но она так ослабела в последнее время… - Фурия подумала об изнеможении, с которым Изиде часто бывает не под силу справиться, потому что при всей своей неожиданной мощи она открывала в себе всё новые уязвимости. - Ей необходимы восстановительные паузы, но считаться с этим она не желает. Как будто бы она осталась прежней, только вот… с этой книжной штуковиной в груди. Если она так будет продолжать, то умрёт от истощения прежде, чем Арбогаст или ещё кто придумает, как извлечь из этого пользу.
        - Слишком уж мало она знает о том, что значит быть одновременно и экслиброй, и библиоманткой.
        - А может ли такое быть, что и Мардук соединяет в себе оба качества? Это надо было видеть, Ариэль! Местность, бастионы посреди гетто, всё прямо дышало библиомантикой!
        По его лбу пробежали морщины.
        - Почему ты об этом вспомнила?
        - Мы с Изидой это почувствовали… Саммербель, естественно, тоже. А это огненное существо, Форнакс? Как бы иначе Мардук посадил его под замок? Единственное объяснение - библиомантика.
        - А что думает по этому поводу Финниан? Он наверняка узнал это, проведя там столько времени.
        - С ним я ещё на эту тему не беседовала. Он слишком сконцентрировался на своей ненависти к Изиде.
        Изящные пальцы Ариэля притронулись к её руке. Его ногти блеснули кобальтом.
        - Не будь несправедливой. Вы же друзья, даже если не всегда придерживаетесь одного мнения.
        Она с презрением фыркнула:
        - У тебя, похоже, довольно-таки расплывчатые представления о дружбе!
        - Чтобы постичь библиомантику, быть библиомантом не обязательно. А кроме того, у меня был один хороший друг.
        - Пак? - И что её дёрнуло за язык? - Извини. Это нечестно с моей стороны. Но что до Мардука… я сегодня ночью лежала без сна и всё думала об этом. Если он и вправду библиомант, тогда старое правило уже не действует. Закон из «Книг творения», утверждающий, что экслибры не могут быть библиомантами, потерял силу. И это доказывает, что… - Она замолкла, вдруг утратив нить рассуждения из-за смешения мыслей. - Это снова происходит, - прошептала она.
        Ариэль ненадолго прикрыл глаза, словно хотел погасить звёздное сверкание в своих зрачках. Помолчав с минуту, они с Фурией взглянули друг на друга.
        - Ты права, - наконец произнёс он. - Прошлое меняется. Я тоже это ощущаю.
        В момент превращения Изиды в экслибру один из незыблемых законов библиомантики был переписан заново. Ещё не поблёкло воспоминание о том, как было прежде, но скоро возможность экслибров обладать библиомантическим даром сделается чем-то вполне естественным.
        - Что я натворила! - Лёгкая дрожь, пробежав по пальцам Фурии, стала постепенно подкрадываться к локтям.
        - Я должен был это предвидеть. - Ариэль сжал правую руку в кулак и так плотно вдавил в левую ладонь, что на шее у него проступили артерии. - И что я за идиот!
        Больше всего ему сейчас хотелось вскочить и немедленно устроить опрос всех экслибров в резиденции. Не открыл ли кто в себе библиомантических способностей, умолчав об этом? Но не успела Фурия отреагировать на его порыв, как вдруг Ариэль расслабился, упёрся локтями в колени и на секунду закрыл лицо руками. Переведя дух, он наконец взял себя в руки.
        С одной стороны, Фурии было утешительно видеть, что даже такое существо, как Ариэль, страдало от внезапных приступов неуверенности. С другой - это внушало Фурии смертельный ужас. Ослабев или решив, что пора с ними распроститься, он поставил под вопрос всё сопротивление.
        - Если это правда, - пробормотала она, - если ответственность за то, что старые законы библиомантики отменены, лежит на мне, тогда… - Её голос оборвался на середине предложения, а сердце несколько раз с такой силой ухнуло, что его биение отдалось во всем теле. Внезапно она начала задыхаться и впала в панику. Со дня смерти отца ей такого испытывать не приходилось.
        Ариэль одной рукой обнял её по-братски за плечи. Прижавшись к нему, Фурия задышала легче: вдох-выдох, вдох-выдох, пока удушье окончательно не отпустило.
        - Это моя вина, - сказала она срывающимся голосом. - Если всё вдруг разом переменится, я должна нести за это ответственность. Ведь это с моей лёгкой руки Зибенштерн решил написать сказку об Изиде. Я всё… запутала, - выдавила она беспомощно, хотя по звучанию это походило скорее на беспорядок в детской, чем на хаос, в который она, вероятно, ввергла мир.
        - Не морочь себе голову, - успокоил её Ариэль. - Ты поступила правильно и для Изиды, и для всех вас. Никто и подумать не мог, что это повлечёт за собой какие-то последствия. - Его волосы и кожа пахли летним дождём, крупные капли которого в предвечерний час на пыли дорог рисуют круги.
        - Но ты бы меня остановил, если бы я вовремя обратилась к тебе за советом, - сказала она.
        - Я не претендую быть мерилом всех вещей, Фурия. Или же силой, которая всех объединяет. Решение остаться здесь принимаете вы, каждый из вас.
        Её взгляд скользнул по площадке перед крыльцом и упал на экслибра, выпалывающего сорняки на свекольной грядке. Ещё один экслибр наседал косой Вэкфорда на высокую траву. Ариэль и прав, и не прав одновременно. Сопротивление важнее каждого в отдельности, включая и самого Ариэля, потому что за сопротивлением стоит общая идея, дающая надежду на жизнь без гнёта, на свободное будущее. Всегда все взоры устремлялись на Ариэля, потому что он, как никто другой, давал надежду, что мечты могут стать реальностью.
        За распахнутыми дверями холла, позади Ариэля и Фурии, послышалась тяжёлая поступь. Шаги остановились, затем кто-то громко и нарочито откашлялся.
        Ариэль отдёрнул руку, Фурия обернулась: вдверях стоял верзила с крестом, едва пролезавшим в помещение. У колосса были светлые волосы до плеч, кустистые серые бакенбарды и такая загорелая кожа, словно верзила большую часть жизни провёл под палящими лучами солнца. Фурия знала этого экслибра, но никогда не имела с ним дела и не могла припомнить его имени.
        - Мэм, - обратился он коротко, по-военному отдавая ей честь двумя пальцами к виску, - вот он я, стало быть.
        «„Мэм?“ Что это он себе удумал? Что они в Додж-Сити[18 - Додж-Сити (англ. Dodge City) - город в США, место постоянных конфликтов белого населения Америки с индейцами, символ эпохи Дикого Запада.], что ли?» - удивилась Фурия.
        - Ну конечно! - Ариэль ударил себя в лоб и заулыбался. - Ты только что меня спрашивала, зачем я тебя разыскивал. Вот!
        Ей показалось, что лучше было бы подняться с лестницы, потому что сейчас произойдёт нечто, что, вероятно, приведёт её в ярость. При этом она совсем не хотела говорить с субъектом, который называл её «мэм».
        - Пасьянс[19 - Пась?нс (от англ. patience) - «терпение».], мэм, - это моё имя. - Светловолосый исполин сунул большие пальцы за пояс.
        Фурия поняла, почему его одеяние показалось ей знакомым, - на нём была пепельно-серая униформа конфедерата - солдата южных штатов времён Гражданской войны в США[20 - Имеется в виду война в США (1861 - 1865гг.) между аграрным рабовладельческим Югом и промышленным нерабовладельческим Севером.]. О конфедератах Фурия знала из старых фильмов и пары книг с иллюстрациями и была уверена, что не ошибается. Этот Пасьянс был солдатом армии южных штатов, которую в девятнадцатом веке разбили армии союзников. Многие экслибры привязаны к той одежде, в которой они выпали из своих книг; часто она оставалась единственным звеном, связующим экслибра с его происхождением.
        Ариэль поднялся со ступенек:
        - Я хотел, чтобы вы познакомились.
        Фурия тоже встала, ещё несколько неуверенно держась на ногах, и кивнула Пасьянсу:
        - Хэлло! - И Ариэлю: - Что это значит?
        - Ваш новый телохранитель, - объявил колосс, - имя - Пасьянс.
        - Я расслышала. Но с этим «телохранением», должно быть, какая-то ошибка. - Она впервые пожелала, чтобы Ариэль прочёл её мысли, не то ей придётся опять высказать все проклятия, которые вертелись у неё на языке.
        Чёртов телохранитель?!
        - Это наверняка недоразумение, - сказала она. - Не иначе.
        Из кармана Фурии навстречу новобранцу вылез клюв сердечной книги.
        - Телохранитель у неё уже имеется! И с мозгами!
        Пасьянс беспомощно переминался с ноги на ногу.
        - Но у тебя нет мускулов, - привёл он свой аргумент, - а мозгов у тебя всего-то с грецкий орех.
        - Фурия, - произнёс Ариэль тоном, которым он, как правило, улаживал споры. При этом она ещё даже не начала спорить. - После всего случившегося нам стоит признать, что положение может внезапно снова стать опасным. Даже здесь, в долине. Если Арбогаст или Академия пришлют сюда гвардию, может, даже агентов, тогда нам бы надо…
        - Никакие телохранители мне не нужны.
        - Только я! - крикнула петушиная книга.
        Ариэль пропустил замечание книжки мимо ушей:
        - Он был бы для тебя не лишним уже в Либрополисе, судя по тому, как там развивались события.
        - Но зачем он мне? Я не важнее, чем кто бы то ни было.
        - Ты - из Розенкрейцев.
        - Так же, как и Пип.
        - Но твой брат не библиомант. В вашей семье ты - последняя.
        По глазам его она определила, что это ещё не всё.
        - Это из-за Зибенштерна, - процедила она шёпотом.
        Ариэль с тихим вздохом кивнул.
        - Тот факт, что мы друг с другом переписывались, не делает меня…
        - Вы переписывались на расстоянии двухсот лет. Ты помешала ему разрушить мир библиомантики. И ты была той… - Он на секунду замолчал, потому что знал, что сейчас ему ни в коем случае нельзя было сказать что-то не то. - Кто его вдохновляла. Ты - часть его творения и одновременно его основание. Он вообще создал библиомантику лишь потому, что ты ему поведала о ней из будущего.
        - Я не была его музой, Ариэль! - Она беспомощно сжала кулаки, ведь он взваливал на неё ещё б?льшую ответственность. Кое в чём она готова была признать свою вину, но всё же не во всём. - Чёрт побери!
        - Здесь речь не о вине, - увещевал он, - а о твоей безопасности.
        Пасьянс опять откашлялся:
        - А здесь я профессионал…
        Фурия повернулась к нему:
        - И неплохой, правда.
        Выходя к ним из холла на улицу, Пасьянс инстинктивно втянул голову в плечи. Едва откинулись фалды его сюртука, она увидела два старинных револьвера, прикреплённых к поясу. Для Фурии было новостью, что в резиденции носили оружие, как в каком-нибудь изысканном салоне в Рио-Гранде.
        - Я снайпер, мэм. Прострелю каждую точку над «i» вэтой вот крикливой маленькой книжонке, соблаговолите только подбросить её в воздух.
        В мгновение ока клюв книжки спрятался обратно в карман.
        - Не мешало бы его во что-нибудь превратить, - ухнуло оттуда глухо, - в гриб, например. А ты бы его раздавила.
        - Пасьянс, - обратилась она к вояке, стараясь оставаться любезной, - здесь какое-то недоразумение. Ариэль, скажи ему, что он может идти восвояси.
        - Я был на войне, мэм. Много горя повидал. А потом выпал из книги. Должен был покинуть мою Молли, бедную детку. Я здесь не оттого, что особо люблю Англию или что-нибудь ещё. Ну кроме Молли. Вот её я любил, даже очень. Я здесь потому, что у меня не стало дома. Мой дом здесь. И я вам за это благодарен. А потому вы можете на меня положиться. И если кто вознамерится причинить вам зло, то я тут как тут. Брошусь под пули, как будто вы моя Молли. Она в меня влюбилась, потому как для неё я это делал, и не раз. У меня имеется парочка шрамов, могу показать.
        Клюв опять потянулся к свету:
        - Уж не думает ли он, что и ты могла бы в него втюриться?
        - Не-е-е, ничего подобного я и в мыслях не имел, - возразил Пасьянс испуганно. - Меня любит только Молли, а я люблю только её. Так было и так будет. - Он вынул потрёпанную книжку с пожелтевшими страницами из своей военной куртки и протянул её Фурии: - Вот. Моя книга. Меня без конца спрашивают, не выпал ли я из «Унесённых ветром»[21 - Роман американской писательницы М. Митчелл, посвящённый событиям в южных штатах во время и после Гражданской войны.], из-за униформы и всякого такого, но это вообще не моя история. Вот единственная книга, которую я прочёл, да и то, только потому, что там фигурирует моя Молли. Ну и я, конечно. В книге всё кончается очень хорошо.
        Поколебавшись, Фурия взяла книгу в руки. Один из тех мерзких любовных романов, из которых отец раньше гнал сироп. Переплёт украшала иллюстрация, на которой златокудрый красавчик заключил в объятия блондинку. Её впечатляющая грива развевалась на ветру, а на заднем плане была видна плантация, объятая огнём в каком-то южном штате. Сквозь декоративные разрезы униформы её спутника виднелись налитые мускулы. Фурия с первого же взгляда поняла, что Пасьянс был состаренной копией этого томного здоровяка. «Огненный шторм страсти»[22 - Возможно, намёк на роман писательницы Л. Райт «В огненном шторме страсти».] - значилось в объеденных временем литерах над головами обоих. С надписи облупился лак, поскольку Пасьянс, видно, носил с собой книгу в любую погоду.
        Что-то в нём и его помятой карманной книжице её тронуло. Она спрашивала себя, не по приказу ли Ариэля он ей демонстрировал эту книгу.
        - Пасьянс! - Она протянула ему роман обратно.
        - Да, мэм?
        - Я - Фурия. Будь добр, не зови меня «мэм». И если ты хочешь помочь, я принимаю твоё предложение.
        - Что-о-о? - вскипела петушиная книга.
        Пасьянс усмехнулся и сунул роман обратно в карман куртки.
        - Я понял, - покорно сказал он, - Фурия. Не «мэм».
        - Так-то лучше.
        - Непроходимый тупица! - вскричала петушиная книга вне себя от ярости. - Этот придурковатый простофиля! Этот…
        Фурия, как бы между прочим, зажала ей клюв и посмотрела на Ариэля:
        - Мне бы хотелось познакомить своего нового телохранителя с его обязанностями.
        На физиономии Ариэля отразился скепсис, но он всё же кивнул, ободряюще улыбнулся Пасьянсу и скрылся в доме. Фурия дождалась, пока шаги Ариэля затихнут, и задумалась, в состоянии ли он на расстоянии распознавать, что творится в её голове. Странным образом она никогда прежде об этом не задумывалась.
        - Перво-наперво, - сказала она, - я хочу, чтобы ты перенёс наверх эту каменную голову, - она указала на Вибораду, - на крышу, а точнее, к подножию флюгера. Поставь её так, чтобы она могла обозревать всю долину.
        В сомнении Пасьянс повёл бровью:
        - Странно, разве это не обязанность обычных слуг? Я таким слугой не являюсь.
        Она одарила его своей наилюбезнейшей улыбкой.
        - А после этого, - продолжила Фурия, не давая себя сбить с толку, - надо покормить З?мзу.
        - Вредителя-меланхолика?
        - Вот именно. Мой брат Пип покажет тебе, на что надо при этом обратить внимание.
        - Но я ведь телохранитель, а не смотритель в зоопарке.
        - А вот после мы обсудим, как тебе наилучшим образом меня защитить. - Она подала ему руку: - Идёт?
        Ему пришлось призадуматься, и он перевёл взор с неё на каменную голову Виборады:
        - Идёт, - в конце концов произнёс он, загрёб руку Фурии своей лапой и обстоятельно потряс. - Так мы и поступим.
        - Спасибо, Пасьянс.
        - А теперь хочешь взглянуть на мои рубцы? У меня есть ещё татуировка: «Молли».
        - Позже. Сначала голова и Замза.
        Пасьянс отсалютовал, поднял с земли голову Виборады, словно это был пенопластовый шарик, и направился к крыше.
        Глава третья
        Пип плёлся вниз по коридору, в то время как за ним семимильными шагами шагал великан.
        - Ты уже знаком с З?мзой?
        - Только по слухам, - ответил Пасьянс.
        - Его прозвали вредителем-меланхоликом, потому что он всегда в печали и б?льшую часть времени лежит на спине. Жук на спине - это всегда грустно.
        Несколько месяцев назад кто-то взялся истолковать Пипу слово «меланхолик», поскольку Пип был ещё совсем ребёнком. Но в силу своей начитанности он знал множество слов, и если какое-нибудь не понимал, то объяснял его себе сам, из контекста. Это было всё равно что пытаться определить цвет леденцов по вкусу. Если перепробовать много конфет, то приобретёшь в этом очевидную сноровку.
        - В народе считают, что он похож на большого таракана.
        Пасьянс поскрёб затылок:
        - А он умеет говорить?
        Пип остановился.
        - А в твоей книге насекомые разговаривали? - Он думал о книгах, полных говорящих животных, которые ему приходилось проглатывать раньше, но не мог припомнить ни одной, где когда-либо встречался такой парень, как Пасьянс.
        - Не-а, - протянул великан и хитренько усмехнулся. - Насекомых мы варили. На войне, когда у нас кончилась еда. Суп из муравьёв очень даже ничего.
        Пип встал как вкопанный:
        - Замзу в суп нельзя!
        - Конечно нет. - Осклабившись, Пасьянс продемонстрировал свои зубы. - Я сегодня уже завтракал. Блинами с апельсиновым вареньем.
        Пип подал верзиле ведро, которое он двумя руками вынес из кухни на второй этаж. До краёв наполненное несвежими овощами, оно пахло не слишком приятно, но Пип уже привык и приноровился таскать его через весь дом. Много недель он отвечал за кормёжку Замзы и не мог взять в толк, отчего это Фурия вдруг захотела, чтобы ему в этом помогал экслибр.
        - На! - сказал он, протянув ведро Пасьянсу. - Достаточно у тебя сил, чтобы его нести?
        Пасьянс кивнул и схватил своей лапой ручку ведёрка. В конце коридора на стене висело зеркало в тяжёлой золотой раме. Поверхность его потемнела, но Пип всё равно мог там себя разглядеть. Те же светлые волосы, что и у Фурии, но для своих одиннадцати лет он был всё ещё мелким, Пасьянс превосходил его почти вдвое. Раньше Пип боялся клоунов, но это прошло после нападения кавалеров Интриги на резиденцию. Сегодня он уже знал, что клоуны существовали только в его фантазии, в отличие от людей, разоривших их поместье. Фурия и Изида их прогнали и обещали, что они никогда больше не вернутся.
        - Вот здесь, - сказал Пип и остановился перед последней дверью по правой стороне коридора.
        Пасьянс приложил ухо к дверному замку:
        - Он что, спит?
        Пип постучался:
        - Замза! Это я, Пип. Я привёл посетителя.
        Некоторое время всё было тихо, потом изнутри послышалось жужжание и треск. Пип посмотрел на своего спутника сияющим взором:
        - Он говорит, что мы можем войти.
        - Ничего такого он не говорил. Сто процентов.
        Пип нажал на ручку двери и вошёл внутрь. Окна были завешаны тяжёлыми шторами, и свет проникал через узенькую, с волосочек, щель. Пасьянс положил правую ладонь на рукоять револьвера, но Пип, покачав головой, слегка пихнул его в бедро:
        - Не бойся.
        Он ждал, что Пасьянс начнёт возражать, поскольку взрослые никогда не следуют советам детей. Но экслибр кивнул, опустил оружие и сунул большой палец за пояс.
        - Замза, - сказал Пип, - это Пасьянс. Он, как и ты, экслибр.
        На первый взгляд тёмный контур на кровати под балдахином казался пятном примерно овальной формы, размером чуть побольше Пипа. Замза лежал на спине - это было его любимой привычкой, хотя перевернуться на живот самостоятельно ему удавалось не с первой попытки. Книга, из которой он выпал, - собственно, короткая повесть, - рассказывала о том, как однажды утром один неприметный человечек проснулся в своей постели в виде громадного насекомого[23 - Речь идёт о Гр?горе З?мзе - герое повести Ф. Кафки «Превращение».]. Пип находил её смертельно скучной, так как вредитель не ел людей и день-деньской горевал о своей участи. Если бы Пип был автором этой истории, на чудовище в конце направили бы танки, а оно само сожрало бы любого, кто встанет на его пути.
        Днём вредитель-меланхолик покоился в кровати на хитиновой спине, сложив ножки крест-накрест, словно дворники на машине, и в полумраке и забытьи дремал. Только ночью он начинал перемещаться по комнате, если испытывал жажду или же хотел поесть кухонных отбросов из корыт у камина. Из всех видов пищи больше всего по вкусу ему, очевидно, приходились гнилые овощи. Чтобы отыскать свой корм, Замза не нуждался в освещении: он обладал достаточно сильным обонянием. Если днём он бодрствовал и не предавался унынию, то часами мог чистить себя челюстями, особое внимание уделяя гигиене щупалец.
        - Чёрт знает что за тараканище, - произнёс Пасьянс поражённо, так и оставшись стоять перед кроватью. - Надо ещё сшить тот сапог, который его раздавит.
        - Ничего такого он не сделает, - успокоил Пип Замзу. - Пасьянс был на войне, и там им приходилось есть сапоги, - он перевёл глаза на экслибра, - я читал в одной книге.
        Замза издал скрежещущий вздох - наверное, так он выражал желание опять остаться наедине со своей мировой скорбью. При этом в иные дни создавалось впечатление, словно он ничего не имеет против того, чтобы Пип к нему подсаживался и рассказывал о том, что его, Пипа, занимало. О своём беспокойстве за Фурию, когда она совершала вылазки с Финнианом и другими, чтобы одолеть Академию. О своём одиннадцатом дне рождения, на который экслибры подарили ему торт со сценами из одиннадцати разных книг. И о том, как проводит утро старая мисс Драйкраст, вышедшая на пенсию учительница из Уинчкомба, с недавних пор преподававшая Пипу у себя на дому. Её предшественника мистера Теофила им пришлось рассчитать, так как он настаивал на том, чтобы и дальше проводить занятия в резиденции, а в связи с изменившейся ситуацией это было совершенно исключено.
        - В правое корыто, - сказал он Пасьянсу, всё ещё торчавшему с ведром у кровати и рассматривавшему Замзу. В комнате было как раз столько света, чтобы разглядеть громадное насекомое на фоне белой простыни.
        Время от времени Замзе приходило в голову, что самое время отправиться в поход, - он искал дорогу на крышу, чтобы, упав оттуда, разбиться насмерть, - и по пути пугал экслибров, хотя был уже знаком им по лагерю в Лесу мёртвых книг. Он выпал из книги в тот момент, когда Саммербель пыталась с помощью библиомантики приготовить паштет. Один взгляд на её озадаченное лицо, рассказывали экслибры, заслуживает тех трудов, которые они отныне взвалили на себя, чтобы ухаживать за несчастным чудищем.
        - В корыто, - повторил Пип, - в правое.
        Пасьянс что-то пробормотал и направился к корытам у камина. Он высыпал туда овощи со слишком большой высоты. Один помидор отскочил от края и укатился под кровать. Пасьянс поставил ведро рядом с входом и опять подошёл к Замзе.
        Замза раздосадованно вздохнул:
        - У него бывает когда-нибудь хорошее настроение?
        - Я бы на тебя посмотрел, если бы ты в одно прекрасное утро проснулся в виде прусака.
        Пасьянс присел на краешек кровати, на почтительном расстоянии от Замзы, и положил руки на колени.
        - Мне кажется, я хорошо себе представляю, что он ощущает. Он предпочёл бы быть кем-нибудь ещё, как я - оказаться где-нибудь ещё.
        - По крайней мере, ты не вредитель.
        - Свою прежнюю жизнь я так или иначе потерял. У всех остальных здесь она есть.
        Передние ножки Замзы дрогнули, но была ли это реакция на слова Пасьянса, осталось невыясненным.
        - Я слышал, что произошло с тобой и с твоей сестрой, - сказал Пасьянс Пипу. - Такие испытания не для детей. - Лицо экслибра находилось в тени, но Пип чувствовал, что слова его не были пустой фразой. Прозвучало это серьёзно и грустно. Так частенько говорил отец Пипа.
        Замза распрямил суставы на передних ножках и притянул левое щупальце к голове. Причмокивая, он провёл им вдоль расщелины пасти. Пасьянс в восхищении наблюдал за происходящим.
        - Во всём есть что-нибудь хорошее, - сказал он Замзе, - ты мог бы проснуться собакой, тогда пришлось бы сейчас вылизывать самому себе зад.
        Замза вымученно закряхтел и опустил своё щупальце, свистнувшее, словно розга.
        - Благодаря тебе он обрёл силу духа, - заметил Пип.
        Пасьянс дёрнул плечами:
        - Помогу, чем смогу.
        - Расскажешь мне о войне?
        - Это не для маленьких мальчиков.
        - Но ты же сам был мальчиком.
        - Я был большим даже будучи маленьким. То есть больше, чем остальные. И сильнее.
        Пип уселся в ногах кровати.
        - Это, наверное, зд?рово.
        - Это было ужасно. Потому-то меня и призвали в армию, когда мне стукнуло тринадцать. Мои друзья могли остаться дома, по крайней мере на пару лет, а на меня натянули униформу, сунули в руку саблю и ружьё и стали натравливать на врага. Навидался всякого ещё подростком, а в паре заварушек чуть не погиб. Вначале меня кто-то постоянно брал за шкирку и вынимал из тисков смерти, а потом было с точностью до наоборот.
        В полутьме Пип рассматривал великана-южанина. Его длинные светлые волосы слегка поредели, а до того на свету Пип приметил мелкие рубцы, испещрявшие его правую щеку. «Чёрный порох, - подумал он, - от какого-нибудь старомодного ружья». Об этом он как-то читал, в «Зверобое»[24 - «Зверобой, или Первая тропа войны» (другое название - «Охотник за ланями») - приключенческий роман Ф. Купера.], кажется, а может, в «Острове сокровищ», одной из любимых книг Фурии.
        - По-моему, зд?рово, что Ариэль тебя назначил телохранителем Фурии, - сказал Пип. - Кто-нибудь вроде тебя ей может очень пригодиться. Кто-нибудь, кто ей поможет, если запахнет жареным.
        Пасьянс сел по стойке «смирно»:
        - Это я могу. И за тобой послежу, обещаю.
        Пип хотел что-то возразить, как вдруг послышался робкий стук в дверь. Войдя, они её не защёлкнули, и теперь дверь от чьего-то прикосновения поддалась с тихим скрипом. Пасьянс вскочил: всветлом прямоугольнике входа стояла хрупкая фигурка. Сделав шаг назад, он вытянулся по стойке «смирно», словно был на линейке перед казармой.
        - Молли? - прошептал он.
        - Здравствуй, Нассандра, - приветствовал Пип.
        Тоненькая девочка в дверях осторожно шагнула в комнату, но едва Пасьянс, как в трансе, протянул руку, заметалась и выбежала обратно в коридор, не произнеся ни слова.
        - Нассандра! - воскликнул Пип. - Подожди!
        Он встал со вздохом и, дав Пасьянсу знак не шевелиться, поспешил к двери. Пип был уже у выхода, когда две узенькие белые ручки уцепились за косяк и из-за него показалось фарфоровое личико с огромными испуганными глазами.
        - Эй! - окликнул её Пип. - Это я. А это наш друг. Он теперь присматривает за моей сестрой. Его зовут Пасьянс. Вы вроде бы знакомы?
        Головка Нассандры дёрнулась обратно, но через две секунды показалась снова. Её глаза были в два раза больше, чем глаза обычного человека.
        - Не надо его бояться, - успокаивал её Пип. - Он большой, очень сильный, настоящий герой. - Он бросил взгляд через плечо и подмигнул южанину: - Это Нассанра. Каллиста[25 - Каллисты - это сердечные книги, похороненные в Лесу мёртвых книг. Ночью они - деревья, а днём принимают обличье бывших хозяев.].
        Пасьянс всё ещё стоял как вкопанный, словно его застигла молния.
        - Пасьянс? - Пип заметил, что здоровяк его совсем не слышал. Раскрыв рот, Пасьянс во все глаза смотрел на девочку, а правой рукой крепко сжимал край униформы. - Он не всегда такой. По крайней мере, насколько мне известно, - пояснил Пип Нассандре.
        Босиком и на цыпочках, словно балерина, она медленно вошла в комнату, всё ещё держась руками за дверной косяк. На ней было короткое летнее платье, такое же светлое, как и её гладкие волосы. С обнажёнными руками и ногами, с белоснежной кожей молодой берёзки, испещрённой призрачными литерами, стояла она, хрупкая, как стекло, легонько балансируя на кончиках пальцев, чтобы в случае тревоги одним прыжком оказаться в безопасности. Она напоминала оленёнка, который никак не мог решить, стоит ли ему спастись бегством или принюхаться к охотнику.
        Пасьянс сделал вдох:
        - На мгновение мне показалось…
        - Что? - спросил Пип.
        - Моя Молли. Я думал… Длинные волосы, фигура… - Он откашлялся, что заставило Нассандру опять отдёрнуться, а потом отдал честь: - Прошу прощения, барышня. Ошибочка вышла. Издалека мы уже видались, хотя я ни разу не имел счастья, то бишь чести, с вами беседовать.
        Пип закатил глаза.
        Не успела Изида полгода назад открыть ворота между Лесом мёртвых книг и библиотекой резиденции, как экслибры безрассудно хлынули в библиотеку, спасаясь от ищеек Академии, не прихватив из вещей ничего, кроме того, что было на них надето. Каллиста проскользнула, пока закрывались ворота. Когда в Лесу хоронили разорванную петушиную книгу, из неё вырастало дерево; если же речь шла о сердечной книге библиоманта, то из неё рождался каллист или каллиста, идеализированный слепок её прежнего владельца. Днём каллисты бродили по Лесу в обличии людей, а ночью превращались в деревья, похожие на берёзы, незаметно укореняясь в подлеске до восхода солнца. Их кожу покрывали строки из книг, которыми они некогда были, а уделом их была немота, по крайней мере, никто никогда не слышал, чтобы они произнесли хотя бы слово. Ариэль окрестил каллисту Нассандрой после того, как она последовала за экслибрами в резиденцию.
        Изида внесла было предложение отправить Нассандру обратно, но та отказалась и с тех пор целыми днями пропадала в долине. Её видели то в парке, то - гораздо реже - в доме. Большинству она ни разу не попадалась на глаза и лишь немногим позволяла к себе приблизиться на несколько шагов. Пип встречал её сегодня уже в пятый раз.
        Никто не знал, что привело Нассандру в резиденцию. По ночам каллисты вытягивали питательные вещества корнями из почвы, иными словами, голод не мог послужить этому причиной. Некоторые видели, как она украдкой скользит по коридорам, пока наконец Пип не обнаружил её в комнате у Замзы. Время от времени Нассандра сюда наведывалась, молча сидела рядом с вредителем, а спустя некоторое время вновь исчезала. На третий раз Пипу удалось убедить её не сбегать, и с тех пор она терпела его присутствие рядом с собой.
        Пасьянс всё ещё не трогался с места. Каллиста вошла в комнату - пёрышко, лёгкое, как дымка, лишь случайно принявшее облик молоденькой девушки. Это платьице Фурия носила лет в двенадцать-тринадцать, а на Нассандре оно сидело как влитое. И тем не менее никому бы и в голову не пришло увидеть в ней дитя. Уж слишком мудро глядели её огромные глаза, а манера держать себя вызывала слишком большое благоговение. Даже Ариэлю не под силу было определить её возраст, ведь как только каллисты вырастали из сердечной книги, они больше не менялись. Ей могло быть и двадцать лет, а могло и двести, и намного больше.
        Пип посторонился, чтобы она могла подойти к постели вредителя-меланхолика. Её мраморная кожа улавливала любое, даже совсем слабое мерцание и отражала его, словно лунный свет.
        Она проскользнула к Замзе и положила ему руку на туловище. Шесть ножек вредителя расслабленно откинулись, так что теперь он являл собой нечто похожее на чёрную звезду. Тихое посвистывание заслышалось из его пасти. Пип решил, что так каллиста на чуть-чуть убавляет печаль Замзы и таинственным образом вселяет в него волю к жизни.
        Примерно на одну минуту она застыла в этом положении, ни Пип, ни Пасьянс в это время не издали ни звука. Наконец она подняла глаза - сначала на Пипа, а потом на неподвижного южанина. Длинным указательным пальцем она ткнула сначала в него, затем в Замзу и повторила так три раза, после чего Пасьянс прошептал:
        - Что она хочет сказать?
        - Мне кажется, она просит, чтобы ты взял под защиту и Замзу.
        Нассандра кивнула, и первый раз в жизни Пип увидел её улыбку. Его с ног до головы охватило радостное волнение.
        - Рад стараться! - сказал Пасьянс и торжественно приложил руку к своему героическому сердцу. - Клянусь моей Молли! Я исполняю любое желание леди Нассандры, а это - в особенности!
        На минуту Пипу почудилось, что звенит серебристый смех, такой тихий, что едва уловим. Каллиста сорвалась от постели Замзы и скользнула мимо Пипа к двери. Его овеяло благоуханием лесной почвы и древесной коры, и, пока она бесшумно удалялась по коридору, он, как обычно, не слышал её шагов.
        Долго они простояли так в безмолвии: Пип - улыбаясь, Пасьянс - всё ещё прижимая руку к груди, словно только что присягнул самому президенту. Замза наконец прервал тишину глубоким вздохом, скрестив ножки над туловищем и тихо зажужжав.
        - Будь я сто раз проклят, - пробормотал Пасьянс.
        - Она тебе нравится, - установил Пип.
        - А я в первую минуту подумал, что это Молли подошла к двери.
        Уже в самом начале он продемонстрировал Пипу свою помятую карманную книжку, и правда: женщина на обложке обладала отдалённым сходством с Нассандрой, что впрочем, объяснялось прежде всего тем, что у той тоже были светлые волосы, огромные глаза и хрупкая фигурка.
        - Но она не Молли, Пасьянс.
        - Я знаю! Просто она мне её напомнила, - экслибр поглядел на постель вредителя. - По всему видать: теперь мне ходить за тараканищем. Уж не знаю, придётся ли ему это по вкусу.
        - Не надо о нём говорить так, словно его здесь нет, - наставлял его Пип. - Можешь смело к нему обращаться напрямик. Думаю, он нас понимает, даже если не может сказать.
        Пасьянс отмахнулся:
        - Как-нибудь в другой раз.
        Пип подошёл к кровати, попрощался с Замзой и вышел вместе с Пасьянсом из комнаты. Они побрели вдоль коридора. Экслибр всё время озирался, очевидно, в поисках следов только что посетившего их чуда.
        - Листья с неё не осыпаются, - заметил Пип.
        - Да знаю я.
        - Ты охотно увиделся бы с ней ещё разок.
        - С тех пор как я выпал из книги, она - самое прекрасное, что мне попалось на глаза.
        - Неужели в Лесу мёртвых книг ты никогда не видел каллист?
        Пасьянс покачал головой:
        - Я чаще всего нёс караул. Наш лагерь мы разбили в корнях упавшей гигантской секвойи, довольно-таки высоко над землёй. Каллисты же живут всегда в низине, на голой почве, и неохотно карабкаются на другие деревья. - Он замолчал и плюхнулся на обитый бархатом стул, стоявший под картиной в золотой раме. Закрыв лицо руками, он глядел на Пипа сквозь пальцы. - Это потому, что я опять вспомнил Молли.
        - Тебе её очень недостаёт, да?
        - У меня никогда не было ничего лучшего, чем она. Не потому, что она богата или красива, как Дева Мария. А потому, что она принимает меня таким, каков я есть. Умом я не вышел, сам знаю, до неё мне по уму далеко. Но она любит меня, пусть даже я и несу подчас чушь.
        - Ты спас ей жизнь.
        - Это бы каждый сделал. За неё умереть было бы… совсем не так плохо.
        Пип задумался о тех, кого больше нет.
        - По-моему, смерть - это ужасно, - сказал он.
        - Если бы я точно знал, что тогда увижусь с Молли, мне было бы всё равно.
        - А вот я бы не хотел умирать, чтобы снова увидеться с отцом, - при этих словах Пип почувствовал угрызения совести, но что правда, то правда: как бы горячо он ни любил отца, Пипу было слишком хорошо в этом мире, чтобы его просто так покинуть.
        - Могу я тебе доверить один секрет? - спросил Пасьянс.
        Пип кивнул. Экслибр оглядел коридор и приглушил голос:
        - Ты когда-нибудь слышал об Аноним-реке?
        - Есть такая библиомантическая сказка.
        - Совсем не сказка, - возразил Пасьянс, энергично замотав головой. - Она существует взаправду. Я сам слышал. Некоторые об этом болтали.
        Этот довод показался Пипу несколько слабоватым. Но он не возражал, поскольку Пасьянс явно очень хотел в него верить.
        Аноним-река, согласно легенде, протекала между страницами мира и омывала по пути бесчисленные книги. Она текла сквозь каждую книгу, где описывалась река. Эта река напоминала актёра, появляющегося в бесчисленных фильмах то в главной роли, то лишь в эпизоде. Считалось, что вода Аноним-реки рано или поздно доберётся до любой книги в виде крошечного ручья или бушующего потока - всё равно.
        - Я хотел бы написать одно письмо, - продолжал Пасьянс, - письмо для Молли, ведь она не знает, где я и что со мной. В книге-то я всё ещё значусь.
        Когда экслибр выпадал из романа, книга оставалась целой, а история - неизменной. Пасьянс - или кто-то, кто выглядел, как его близнец, - ещё сегодня воевал в «Огненном шторме страсти» на стороне Юга за любовь и за неминуемый счастливый конец. И Пасьянсу, наверное, было от этого ещё тягостнее, ведь Молли о нём даже не тосковала и в конце романа мчалась на лошади на встречу с человеком, как две капли воды похожим на Пасьянса.
        - Я напишу, как всё было, - объяснял он, - а после суну письмо в бутылку и попрошу какого-нибудь библиоманта бросить её в Аноним-реку. Когда-нибудь да и прибьёт её течением к нужной книге, к берегам Миссисипи. И тогда Молли найдёт её и прочитает моё послание. И даже если это случится через тысячу лет, мне наплевать, ведь однажды доверенные бумаге истории уже не умирают. Главное - Молли узнает правду, что она для меня самый важный человек на свете.
        - Она и так давно это знает. Во всяком случае, в твоей книге так всё и обстоит.
        Пасьянс вынул своё карманное издание и провёл грубыми пальцами по изображению женщины на обложке:
        - Имеется только одна загвоздка.
        «Сотни загвоздок», - подумал Пип, а вслух спросил:
        - Какая же?
        - Не умею я складно писать. Ну то бишь, ясно: имя и всё такое - могу. Но то, что я хочу выразить, - много предложений, трудные слова…
        - Давай я тебе помогу?
        Пасьянс поднял засиявшие глаза:
        - Правда поможешь?
        Пип отсалютовал:
        - Положись на меня, солдат!
        Пасьянс поднял в приветствии два пальца к виску и заговорщически улыбнулся.
        Глава четвёртая
        Голова Виборады возвышалась у основания флюгера и смотрела на долину. Пасьянс прикрепил её к стержню флюгера проволочной петлёй, но заметно это было только вблизи. Фурия была этому рада, лишь иногда лёгкие угрызения совести мучили её, когда она представляла, как трудно было Пасьянсу затащить наверх тяжёлую каменную голову.
        Отсюда долина простиралась на запад и было видно, как между двумя зелёными холмами протянулись ограждения из булыжников и густая живая изгородь. Солнце отстояло от горизонта лишь на толщину пальца и заливало ландшафт медным вечерним светом. Весь день Фурия уклонялась от всяких встреч, так как ей нужно было спокойно подумать о словах Целестина и Ариэля, но больше даже о своих впечатлениях от укреплений Мардука. Услышав звуки шагов, она обернулась и увидела Кэт, приближавшуюся к ней по крышам. Та ступала на черепицу с уверенностью лунатика, проворнее даже, чем сама Фурия, знавшая здесь каждый сантиметр. На одной из бесчисленных каминных труб два воркующих голубя как раз завершили брачный танец и, трепыхаясь, взлетели, чтобы через несколько секунд усесться на Кэт, по одному - на каждое плечо. Она шепнула им что-то, погладила по перьям и после, когда они снова взлетели и исчезли за крышами, проводила глазами.
        Усевшись рядышком с Фурией на торец, она повернулась спиной к долине:
        - Они не в курсе, что ты здесь, наверху.
        - Ты, очевидно, исключение.
        - Я поинтересовалась, где ты, у Пипа. С ним был этот… монстр Франкенштейна[26 - Герой одноимённого готического романа английской писательницы М. Шелли - учёный Виктор Франкенштейн известен тем, что оживил труп.].
        Фурия, улыбнувшись, закатила глаза.
        - Пасьянс. Мой новый телохранитель, во всяком случае, если всё будет так, как хочет Ариэль.
        - Но на первый взгляд казалось, что он скорее приставлен в няньки к Пипу.
        - Кажется, он вполне ничего. По крайней мере, мне гарантировали, что с Пипом ничего не стрясётся.
        - Ты меня весь день избегаешь.
        - Я всех избегаю, мне хотелось спокойно поразмыслить.
        - Ну и как? Помогло?
        - Просто никак не верится, что Изида нас бросила. Финниан вбил себе это в башку, хотя…
        - Поэтому ты не хотела со мной разговаривать? Потому что Финниан - мой парень?
        Фурия виновато уклонилась от её взгляда:
        - Ты рада, что он опять при тебе, могу понять, но он…
        Кэт оборвала её:
        - Опять при мне? С тех пор как мы здесь, мы были, может, всего полчаса наедине, и то половину всего времени он простоял под душем. В остальное время он торчит вместе с Саммербель в кабинете твоего отца, где они друг другу внушают, что Изида - это самое ужасное, что могло случиться с сопротивлением со дня смерти Оландера.
        Фурия закусила губу в попытке прочитать мимику Кэт. Но у неё ничего не получилось: её подруга стояла спиной к заходящему солнцу - взъерошенный силуэт на фоне неба из золота и пурпура.
        - Не могу его просечь, - наконец сказала она. - То есть, без балды, ему пришлось несладко. Но не может же он винить во всех бедах Изиду?
        - А Саммербель ему ещё и поддакивает в этом. Говорит в точности то, что он жаждет услышать, - и с разъярённым сопением Кэт добавила: - Ясное дело, не то что я. «Недолго музыка играла», а мы уже и поссорились. После такого перерыва он ничего лучше не удумал, как… - Фразу она не закончила, поскольку голос её вдруг осип.
        Фурия схватила Кэт за руку и крепко сжала между ладоней. Только теперь она заметила, что подруга дрожит.
        - Может, ему надо просто прийти в себя, - прозвучало это неубедительно, хотя она считала, что частично это так и есть. - Три месяца Финниан якшался с этими преступниками. Дай ему немножко времени привыкнуть. С тех пор не прошло ещё и суток, и…
        - То-то и оно! Вместо того чтобы перейти к размеренному образу жизни - ну там прогуляться по этим чёртовым холмам или же предпринять что-то, не связанное с Академией, - он сидит и шушукается с Саммербель и строит планы, как пресечь поползновения Изиды выдать наши секреты Арбогасту!
        До Фурии дошло, что отнюдь не горечь Финниана стала истинной проблемой Кэт - ею была Саммербель.
        - Они хотят пуститься вслед за Изидой?
        Кэт кивнула, а плечи её поникли ещё ниже.
        - Глупость, правда? Не настолько уж Саммербель всесильна, чтобы бодаться с Арбогастом. А Финниан - и вовсе без сил, пусть даже этого не признаёт. Нас, правда, всех здесь порядком потрепало, - она перевела взгляд на кружащийся рой летучих мышей, которые с наступлением ночи выбирались из-под крыш, - к тому же мы слишком торопим события. Вылазки последних месяцев - это просто комариные укусы, Академия живот надрывает со смеху. Арбогаст сам об этом говорил. Я только не понимаю: это всё действительно ради освобождения убежищ или для успокоения нашей совести? Потому как мы в состоянии что-то сделать, даже будучи уверенными, что за этим не последует никаких перемен. Даже у Ариэля был утомлённый вид, ты видела?
        Фурия кивнула:
        - Сопротивление начало сдуваться. Ты ведь об этом, так?
        - Все хотят как лучше, но нам не хватает сил. Даже Изиде их не хватило бы. Пока я ещё паслась в Либрополисе, на крышах, я знала по крайней мере, что и зачем делаю: чтобы выжить, чтобы было что пожрать, чтобы заслужить немножко уважения, чтобы люди, которые гораздо хуже меня, шли куда подальше. Вот такие у меня были цели, и я могла их достичь, а потому с утра… ну то есть к полудню… я вставала - и в путь. А вот наша цель вне Либрополиса - победа над Академией - настолько недостижима, что мы не представляем, как этого добиться. Нет ни «Звезды смерти»[27 - «Звезда смерти» - космическая станция, способная уничтожить целую планету, понятие стало культовым после демонстрации блокбастера «Звёздные войны».], которую можно разрушить, ни «Кольца всевластия»[28 - «Кольцо всевластия» - понятие из трилогии Дж. Толкиена «Властелин колец», одного из самых известных романов в жанре фэнтези.], ни чёрт знает ещё чего, что бы… - Она остановилась, по-видимому, сама изумившись потоку своего красноречия. - Я тебе больше скажу: если в итоге речь идёт только о том, чтобы избавиться от угрызений совести, то мне всё это ни
к чему. С моей совестью всё в порядке, хотя я никакой не герой, который однажды сковырнет семейства с их трона. Я живу, я… как бы… влюблена, у меня есть добрые друзья. Амбиций нет. Чтобы из меня вышел мало-мальски довольный жизнью человек, большего просто и не требуется.
        Немногое Фурия могла бы на это ответить, разве что: «Ты права». Впрочем, она вдруг поняла, что её мысли были уже где-то в ином месте.
        - Надо эту парочку задержать, - сказала она.
        Кэт уставилась на неё:
        - Ты вообще слушаешь, что тебе говорят?
        - Да… конечно, прости. - Фурия перекинула ногу через конёк крыши, чтобы подняться. - Но нам нельзя здесь рассиживаться в то время, как Финниан и Саммербель направляются в Либрополис.
        - Вот и я о том же.
        Фурия протянула Кэт руку, и они вместе съехали по скосу крыши к слуховому окну.
        Петляя над их головами, прошелестел рой летучих мышей и разлетелся врассыпную.
        Глава пятая
        Фурия предоставила Саммербель возможность уединяться в кабинете её отца для изучения его библиомантических записей. Там же чаще всего проходило её обучение, и в защиту Саммербель она вынуждена была признать, что та здорово владеет искусством библиомантики. Хотя Фурии было ещё очень далеко до неё, она весьма поднаторела в этом именно благодаря добросовестности Саммербель.
        Но, когда в тот вечер Фурия без стука распахнула дверь в кабинет, о благодарности не было и речи.
        - Вы не имеете права!
        Финниан и Саммербель сидели друг против друга в углу: она - забравшись с ногами на софу, служившую Тиберию Ферфаксу лишь в качестве склада для неподъёмных фолиантов, он - в кожаном кресле. Это кресло между многочисленными книжными башнями Фурия раньше вообще не замечала. На Финниане были джинсы и чёрная футболка. На Саммербель - одно из её любимых платьев без рукавов цвета яичной скорлупы, до колен. Из-под платья виднелась белая водолазка, почти в тон её волос. Она заранее попыталась кое-как прибраться в кабинете, но побороть характерный для этого помещения хаос ей не удалось. На письменном столе всё оставалось, как перед последним прыжком отца Фурии. Стопки книг так и лежали на полу нетронутыми. Кое-где Саммербель передвинула на полках отдельные книги, чтобы извлечь на свет божий скрытые книжные богатства. Кроме того, она освободила журнальный столик между кушеткой и креслом, определив его под фолианты, которые собиралась прочесть.
        Финниан разложил на коленях карту Либрополиса и гетто. Когда Фурия и Кэт ворвались в комнату, он поднял глаза.
        - Я разговаривала с Целестином, - сообщила Фурия, остановившись перед ними, - и теперь мне известно, зачем Изида в последнее время так часто ездила в Лондон.
        Кэт закрыла дверь и подозрительно посмотрела на Финниана и Саммербель. Если она и боялась застигнуть их за чем-то более интимным, чем обсуждение создавшегося положения, то опасения её оказались напрасными.
        - Мы знаем, - ответил Финниан. - Целестин был у Ариэля и всё ему рассказал.
        - Но вы всё равно придерживаетесь мнения, что она нас предала?
        Саммербель посмотрела на неё едва ли не с сочувствием:
        - Ты просто этого не хочешь признать.
        - Изида тебе доверяла! Вам обоим! А вы, чуть только что-то пошло не по плану, её бросаете?
        - Она могла бы напасть на Арбогаста, - заметила Саммербель. - Но не сделала этого. И она - единственная, кто может сказать, по какой причине. Поэтому-то мы и отправляемся её искать.
        - Напасть на него могла бы и ты, но не напала, - возразила Фурия. - Потому что Арбогаст уничтожил бы нас всех. Изида спасла нас! - И, повернувшись к Финниану, Фурия продолжала: - Будь она предательницей, проводила бы она столько времени с Целестином? Уж он-то, прямо скажем, Академии не товарищ.
        - Она проводила время у него, но не с ним - в этом есть разница.
        - Она многим пожертвовала, чтобы бороться в наших рядах.
        - Но разве у неё был выбор? - спросила Саммербель. - Знаешь, Фурия, я вижу это дело так: её время в Академии кончилось в тот момент, когда вы с Зибенштерном сделали из неё экслибру. Она должна была понимать, что ей никогда больше не придётся работать агентом, едва прояснится, во что она превратилась. Экслибра не может преследовать себе подобных, и она это знала.
        - Но Арбогаст сказал, что ему нужна её помощь, - возразила Фурия. - Что он мог иметь в виду? Помощь в чём?
        - В уничтожении одним махом всего сопротивления, - предположил Финниан.
        - Ты что, серьёзно? - наконец-то и Кэт вмешалась. - Неужели ты в самом деле считаешь, что для Академии мы нечто большее, чем только досадное недоразумение? Как же сильно развилось ваше самомнение, что вы думаете, будто у них есть причины из-за нас вообще дёргаться! Для них мы никакое не сопротивление. Для них мы всего лишь шайка преступников в бегах. Какими такими успехами мы можем похвастаться? Несколько разрушенных зданий, и всё. Мы никого не убиваем, если этого можно избежать, а если и убиваем, то только агентов, полицейских, гвардейцев. Уж этого-то добра у Академии, видать, в запасе бери - не хочу. А мы-то что, мы для них - пара пустяков. У них гораздо больше оснований извести Изиду, чем нас. Мы им только на нервы действуем, а вот Изида их предала. Была одной из них, а сделалась злейшим врагом. Арбогасту полагалось прикончить её на месте. Но вместо этого он чуть ли не на коленях молил его выслушать. - Кэт подошла к камину и присела на каменное обрамление. - Вот о том-то и речь: что же это у семейств за головная боль такая, что они даже предательницу вроде Изиды хотят опять в ход пустить? - И,
переведя взгляд на Финниана и Саммербель, она добавила: - Уж мы-то, как пить дать, этой головной болью не являемся, иначе живыми бы от него не вышли.
        Фурия разделяла ту же точку зрения:
        - Арбогаст нацелился именно на Изиду. Теперь же, когда явно возникла новая угроза, ему больше недосуг с нами возиться.
        Финниан начал расхаживать взад-вперёд по комнате между книжными стопками.
        - Ариэль говорил, что Арбогаст, похоже, планирует переворот, - напомнила Саммербель. - Поэтому он хочет переманить Изиду на свою сторону.
        Об этом Фурия тоже размышляла после полудня, а по-тому сказала:
        - Арбогаст - один из ближайших конфидентов семьи Кантос. Какова же вероятность, что именно он выступит против Академии? Конечно, нет ничего невозможного. Но были ли до сегодняшнего дня хотя бы какие-то признаки этого? Кто-нибудь об этом догадывался? Даже сам Ариэль только сейчас раскололся.
        - Ты действительно думаешь, что там ещё кто-то есть? - спросила Саммербель. - Третья группировка, внушающая Арбогасту такой ужас, что он даже готов заключить договор с противниками Академии?
        - Всё, что он говорил, складывается одно к одному.
        Финниан остался стоять возле камина, сел рядом с Кэт на корточки и взял её за руку.
        - Мы узнаем правду, только если спросим об этом Изиду. - Его голос звучал почти что умоляюще, словно он действительно хотел, чтобы она его мотивы поняла и одобрила. - Она единственная, кто может дать нам ответ. И если вы правы и она правда ещё с нами, то расскажет нам всё, что ей известно.
        - Если ты идёшь на её поиски, тогда я пойду с тобой, - предложила Кэт.
        Он покачал головой:
        - Мне нельзя идти без библиоманта. Саммербель откроет ворота, и в течение нескольких секунд мы будем у цели. Вероятно, если нам встретится Арбогаст, нам придётся поторопиться. Саммербель - единственная, кому это под силу. - Он бросил долгий взгляд на Фурию. - Очень возможно, всё обстоит именно так, как ты описываешь. И может, я Изиду недооценил. Но тогда не ты, а она должна меня в этом убедить.
        Со стоном Фурия рухнула в освободившееся кресло. Саммербель на софе опять погрузилась в раздумья.
        Кэт притянула Финниана к себе и поцеловала. Поскольку оба, казалось, не были уверены, правда ли другому сейчас этого хотелось, их губы соприкоснулись сначала неловко, и только потом их поцелуй стал по-настоящему страстным. Где-то в глубине дома ударил колокол. Фурия и Саммербель одновременно подскочили, как, впрочем, Кэт и Финниан. В другой жизни Паулина так звала семью ужинать. Сегодня же этот колокол означал только одно: тревогу.
        Второй раз за вечер дверь кабинета распахнулась без стука. Перед ними стоял фавн, которого Фурия видела утром за малярными работами. Его взъерошенная шкура была в брызгах белой и жёлтой краски. Лицо посерело.
        - Ариэль… - Это прозвучало, как стон. - Ариэль умер.
        Глава шестая
        После изгнания Зибенштерна его «Книги творения» - те самые тома, в которых он создал мир библиомантики и письменно зафиксировал его правила, - перевезли из дома Анжелосанто в резиденцию. До этого они пролежали почти полтора столетия в потайной комнате на вилле, вдали от влаги и дневного света. Поскольку дело шло о рукописях, существовавших в единственном экземпляре, обнаружилось, что дальнейшее их хранение в катакомбах связано со слишком большим риском. Полгода назад на Фурию там налетел плесневик, верный признак того, что в этом месте появилась сырость. К тому же наводило на размышления и то обстоятельство, что библиотека превратилась в убежище.
        В конце концов было решено припрятать «Книги творения» вкомнате на втором этаже. Оба высоких окна заколотили, на двери установили множество замк?в. День и ночь стояли на страже два вооружённых экслибра, преграждавшие вход внутрь всякому, за исключением Ариэля и трёх библиомантов от движения сопротивления: Изиды, Саммербель и Фурии.
        Оба караульных теперь были мертвы. Их отбросило от двери более чем на пятнадцать метров, в другой конец коридора. Их тела отшвырнуло в стену через коридор с такой силой, что обои цвета бургундского вина порвались и под ними облетела штукатурка. Вид того, как охранникам вывернуло суставы и головы, не оставлял ни тени сомнения в том, что у них были переломаны абсолютно все кости.
        Мужчина попросил простыню, чтобы прикрыть погибших, но его оттолкнула в сторону одна экслибра, со всхлипываниями повалившись перед одним из убитых на колени. Как и прочие экслибры, в это время дня она находилась в парке за домом. Беженцы из Леса мёртвых книг не забыли свой обычай - после захода солнца собираться на трапезу под открытым небом. Кем бы ни был тот, кто сюда проник, он должен был знать, что жизнь в коридорах замерла.
        - Они нас выследили, - прошептал Финниан, - и обо всём осведомлены.
        Кэт крепко сжала ему руку, так что у неё побелели суставы на пальцах.
        У Фурии свело мышцы на шее и заныло в желудке. Ей казалось, что она шагает вниз по коридору, словно робот, мимо встревоженных экслибров. Они всё подходили, большинство с окаменевшими лицами. Некоторые тихо плакали. Часть из них наскоро вооружились: кто кухонным ножом, кто дубинкой, а один даже граблями. Гробовое молчание накрыло всех; экслибры от шока молчали, словно проглотили язык.
        Саммербель поспешила вперёд, энергично прокладывая дорогу сквозь толпу. Экслибры знали её уже много лет и испытывали к ней уважение. За ней следовали Финниан, Кэт и Фурия. К ним присоединились и другие, тоже желавшие заглянуть в комнату, но два здоровяка, как правило, нёсшие у двери дневную службу, оттесняли экслибров обратно.
        Одежда Ариэля была разорвана на сотни кусков, словно взорвалась изнутри. Лоскутья валялись по всей комнате. Его уже успели перевернуть на спину, уложить на груди руки одну на другую и вытянуть ноги. Черты его лица казались бы умиротворёнными, если бы не изменение цвета кожи. Она и раньше отливала лёгкой голубизной, но теперь каждый кровеносный сосуд прорисовывался тёмно-синими линиями, бесчисленные разветвления которых покрывали всё его тело.
        - Это… - начала Фурия.
        - Голубая кровь, - подхватила Саммербель. - Всегда у него была.
        - У него полопались сосуды, - Финниан опустился рядом с Ариэлем на корточки, потёр глаза и взял его безжизненную руку. - Все как один.
        Фурии сделалось плохо. Кэт судорожно глотала воздух.
        - Но не похоже, чтобы пролилась хотя бы капля крови. - Голос Финниана дрожал. - Какая-то колоссальная сила сдавила их, только вот его тело на это прореагировало совершенно иначе, чем тела часовых перед дверью.
        Фурия видела, что деловитостью он лишь прикрывал свою боль. Долгие годы они с Ариэлем были очень близки и всегда вместе планировали выступления братьев-бардов. Обоих связывала жизнь, полная лишений, но они так же разделяли и победы друг друга - это сделало их неразлучными друзьями.
        Кэт пару раз порывалась подойти к нему, но остановилась, догадавшись, что в такой момент Финниана лучше не трогать. Она ничего не смогла бы сказать в утешение, а общие фразы никогда не были её коньком.
        Саммербель закрыла глаза и глубоко вздохнула. Внезапно она бросила взор на Фурию.
        - Чувствуешь?
        Но Фурия была опустошена и не ощущала вообще ничего. Словно кто-то неожиданно её ударил, да так сильно, что её контузило. Несколько часов назад она ещё беседовала с Ариэлем. А теперь он лежит перед ней на полу, мёртвый. Кто бы за этим ни стоял, этот кто-то не просто лишил её друга, но даже шанса с ним проститься.
        - Фурия, - начала Саммербель, - ты чувствуешь это? Ариэль не был библиомантом, а здесь всё пропитано библиомантикой. - Она перевела взгляд на полку стеллажа, где аккуратненько, в ряд, выстроились «Книги творения» - крупноформатные фолианты, обтянутые тёмной кожей, без названий, но пронумерованные золотыми римскими цифрами. От книг тоже исходила библиомантическая аура, но Саммербель имела в виду кое-что другое. Эхо убийцы.
        Как в тумане, Фурия кивнула, так как теперь до неё тоже докатилось это эхо. Но уже в следующее мгновение ей пришла в голову мысль, перебившая всё остальное.
        - Пип! - Она заметалась и ринулась к двери. - Пипа кто-нибудь видел?
        Экслибры у двери расступились, едва только Фурия стала протискиваться к выходу. Будто в замедленной съёмке, перед ней шевелились губы, но вряд ли до неё долетал хотя бы один звук, всё было похоже на далёкое глухое жужжание. Всё, кроме: «У меня всё в порядке! - этот голос звучал ещё совсем по-детски, хотя, судя по всему, скоро он уже совсем изменится. - Фурия, я здесь!»
        Она металась вправо и влево, пока наконец не увидела брата в другом конце коридора, среди прочих экслибров. Рядом с ним стоял Пасьянс, положив ему руку на плечо.
        - Едва забили тревогу, как я сразу - к нему, - отчитывался южанин. - Искал-то я, правда, тебя, Фурия, но потом решил: ты и сама за себя постоишь, а вот ему моя подмога нужнее, ну если что стрясётся…
        Она с облегчением поспешила к обоим и запричитала:
        - Спасибо, спасибо! - потом обняла Пипа и попросила Пасьянса: - Можешь побыть с ним? Мне надо обратно.
        - Всенепременно.
        - Что с Ариэлем? - спросил Пип.
        Приукрашать события она считала лицемерием. Он достаточно взрослый и сам слишком много пережил:
        - Он умер.
        - Что случилось? - спросил Пип.
        - Мы ещё не знаем. Держись рядом с Пасьянсом, ладно?
        - Можно мне его увидеть? - настаивал брат.
        - Позже.
        Когда она вернулась в комнату, Финниан уже распорядился обыскать всё имение. Другим предстояло проверить стражу у входа в библиотеку на случай, если кто открыл туда ворота из другого убежища. Но ключи от тяжёлой железной двери Фурия носила день и ночь при себе; вот и теперь они оттягивали карман её штанов. Скорее всего, убийца Ариэля скрылся посредством прыжка.
        - Но это под силу только библиоманту, здесь мы единодушны, ведь правда? - спросила Кэт. С Ариэлем её связывало меньше всего дел, и тем не менее девушка еле сдерживала слёзы. Теперь уже обоих братьев-бардов, давших сопротивлению его название, не было в живых.
        - Это не был обычный библиомант, - заявила Саммербель, с трудом стараясь сохранять спокойствие. - Стражников перед дверью швырнуло по коридору с невероятной силой. А стену вы видели? Мне такое не под силу.
        - Зато мы все отлично знаем, кто на такое способен, - сказал Финниан.
        Фурия предвидела такой поворот разговора и на минуту чуть не поддалась искушению выплеснуть на него весь накопившийся гнев.
        - Ты и в этом подозреваешь Изиду?
        - Её или Арбогаста, если она ему доложила, где нас искать.
        - Или же их обоих, - подпела Саммербель.
        Фурии пришлось сделать усилие, чтобы на них не накричать. Просто не хотелось рядом с их мёртвым другом затевать ссору. Пару минут назад она ещё верила, что, может, убедит их обоих. Теперь же стало ясно: она проиграла. Кто бы Ариэля ни убил, тот - сознательно или неосознанно - укрепил подозрения против Изиды.
        Позвавший её фавн вошёл в комнату и затворил за собой дверь, чтобы держать экслибров подальше в коридоре. Фурия не могла припомнить его имени: сейчас целые блоки её памяти были словно уничтожены. Из прилегающей комнаты он принёс простыню и накрыл ею тело Ариэля. Волосатые руки фавна забила дрожь, когда он, слегка помедлив, прикрыл также и лицо.
        - У Шекспира он и дальше живёт, - прервала Кэт молчание, и все посмотрели на неё.
        - Но здесь ему это больше не поможет, - возразил Фавн.
        Кэт вздрогнула:
        - Простите, я не хотела… проявить непочтение.
        Экслибр ей улыбнулся и покинул комнату. Когда он за собой закрыл дверь, до них донеслось, как снаружи он успокаивает других. Теперь они остались вчетвером со своим убитым другом.
        Фурия прекрасно поняла, что имела в виду Кэт. Уже не первый раз она задавалась подобным вопросом: могут ли экслибры умирать, как люди? Если герои, выпадая из книги, не меняют хода повествования, значит, их другое «я», источник их существования, остаётся неприкосновенным. Сходным был и обратный вариант: смерть персонажа в книге не оказывала никакого влияния на своего двойника в библиомантическом мире, ведь выпадал он из книги до своей смерти и здесь вёл совсем другую жизнь.
        Иными словами, если сейчас Фурия сидела бы в своём кресле с шекспировской «Бурей», почувствовала бы она, что Ариэль, которого она знала, живёт и здравствует? Или же он по-прежнему остался бы выдуманным персонажем, выплеснутым на бумагу фантазией автора? Персонажем, имеющим с её другом из плоти и крови едва ли больше общего, чем одно только имя?
        Кэт всё же подошла к Финниану, положила ему руку на плечо и приобняла. Она тихо успокаивала его, гладя по волосам. Парень ненадолго закрыл глаза. Тем временем Саммербель опустилась на корточки рядом с Ариэлем и, приподняв простыню с его лица, потрогала сомкнутые веки, другую свою руку она положила на сердечную книгу. Казалось, она прислушивается к Ариэлю, ища следы; если она действительно получила бы такую возможность, она оказалась бы гораздо сильнее, чем думала Фурия.
        Фурия медленно приблизилась к столу, где в стопку были сложены три тома «Книг творения». Единственный стул валялся на полу, Ариэль, по-видимому, его опрокинул, когда в комнату проник нападавший.
        Долгое время Ариэль работал над тем, чтобы пролистать все книги и каталогизировать их содержание. С самого начала он спросил Фурию, не хочет ли она помочь ему, и, объединив усилия, они приступили к расшифровке манускриптов Зибенштерна. Но воспоминание о письмах Северина к Фурии оказалось болезненнее, чем она это предполагала. Некоторое время она сдерживалась, стараясь подавить волнение при виде знакомого почерка, но наконец ей пришлось попросить Ариэля продолжить работу без неё. С тех пор он день-деньской в одиночестве ломал голову над текстами Зибенштерна, конспектируя их суть в черновую тетрадь и пополняя список новых обстоятельств и уложений в библиомантическом мире.
        На столе лежали пятый, шестой и седьмой тома. Видно, незадолго до смерти Ариэль сравнивал отрывки из них, может быть, искал противоречия, проливавшие свет на какие-то недочёты в «Книгах творения» Зибенштерна, логические ошибки, представлявшиеся если не необъяснимыми феноменами, то злой иронией судьбы. «Случайности, - объяснял Ариэль Фурии, - часто восходят к противоречиям в законах Зибенштерна, а события на первый взгляд бессмысленные - к упущениям».
        Двадцать четыре тома Зибенштерна представляли собой обширный свод правил, но достаточен ли он, чтобы описать все аспекты жизни? Едва ли. Зибенштерн просто заложил фундамент, с трещинами и неровностями, а Академия возвела на нём своё сооружение: создала новые убежища, издала уставы и предписания, склоняя и спрягая игру ума Зибенштерна по собственному усмотрению. Но при этом три семейства могли действовать только в рамках границ, заданных Зибенштерном. Создавать собственные «Книги творения» им было не дано, равно как и вносить коррективы в уже существующие. То есть основы библиомантического мира были заложены раз и навсегда, и никто и ничто не могло вносить изменения - не исключая и самого Зибенштерна, уже задолго до того утратившего всякий контроль над своим Творением.
        Пока Кэт и Финниан друг с другом шушукались, а Саммербель осматривала тело Ариэля, Фурия подошла к стене и принялась изучать книжные полки. Один большой промежуток между четвёртым и восьмым томами объясняли лежавшие на столе книги, а вот другой - между десятым и двенадцатым томом…
        - Саммербель!
        - Ау?
        - Ты не видела одиннадцатый том?
        - Нет. - Саммербель подошла к Фурии и задумчиво провела указательным пальцем по кожаным корешкам, пока не наткнулась на пустоту. - Странно.
        Фурия кивнула и спросила:
        - Выносил Ариэль книги из помещения? По-моему, нет… Он сам придумал эти правила.
        - Для верности следует всё-таки поискать у него в комнате.
        - Спорим, что тома там нет?
        Подошли Кэт с Финнианом.
        - Что такое? - спросила Кэт.
        - Не хватает одной книги. Одиннадцатого тома.
        - Знает кто-нибудь, о чём он? - поинтересовался Финниан.
        Фурия покачала головой:
        - Записи Ариэля заканчиваются на седьмом, - сказала она и сунула руку в дыру. - До одиннадцатого он ещё не добрался.
        Саммербель отступила на шаг назад, как будто нуждалась в большем расстоянии, чтобы оценить ситуацию.
        - Но что можно сделать с одним томом «Книг творения»? И почему убийца прихватил только его?
        Мысли Фурии влекли её уже дальше.
        - С момента их создания сами книги не обладают больше никакой силой, ведь так?
        Кивнув в знак согласия, Саммербель вынула с полки десятый том и принялась листать.
        - Библиомантический мир возник в момент письменной фиксации. После этого книги служили лишь документацией того, что сотворил Зибенштерн. Так, по крайней мере, объяснял Ариэль.
        - То есть если сама книга бесполезна, - продолжила Фурия, - и хороша только для чтения, то, значит, кто-то позарился на информацию, содержащуюся только в одиннадцатом томе, и нигде больше.
        - Значит, этот кто-то был осведомлён? - спросил Финниан. - Иными словами, откуда кому-либо вообще известно, что и в каком месте значится в этих книгах? Я думал, только Зибенштерн знал точное содержание всех двадцати четырёх томов. Ведь даже Академия не по всем пунктам единогласна.
        - Зибенштерн всё ещё в ночных убежищах, как пить дать, - высказала Кэт мысль, мелькнувшую и у Фурии. - Если здесь не произошло никаких изменений, то это должен быть кто-то…
        - Кто после него имел доступ к книгам. - закончила мысль Саммербель. - Причём в течение времени, которого хватило бы для их обстоятельного изучения. Каждого тома в отдельности.
        Финниан нахмурился.
        - Доступ в это помещение имели только Ариэль, Фурия, Саммербель и…
        - Ой! - оборвала его Кэт. - Смотрите!
        Тело Ариэля сделалось прозрачным и начало медленно растворяться в воздухе, тускнея, словно клочья тумана.
        Прислонившись спиной к стеллажу, Фурия начала сползать на пол.
        - Изида!.. - прошептала она.
        Глава седьмая
        Когда Изида и Аттик Арбогаст подошли к Дому безопасности, уже спустилась ночь.
        - Тебе знакомо это место, - сказал он, пока они торопливо шли по переулку с множеством книжных лавок.
        Изида спросила себя, не завёл ли он этот разговор, чтобы увильнуть от взаимных упрёков? Если это так, то он преследовал понятную цель; если же нет - просто убаюкивал её бдительность. Она ответила коротким кивком. В радиусе многих километров она знала каждый булыжник на мостовой города, не исключая и старый Хей-он-Уай, на месте которого некогда возник Либрополис. Но дальше она ориентировалась с б?льшим трудом, так как редко кому из экслибров, за кем она прежде охотилась, удавалось так далеко забежать.
        В квартале, который Изида и Арбогаст пересекали, в это время суток все лавки были уже закрыты, а переулки - пустынны. Витрины домов в стиле фахверк и коттеджей грозили лопнуть от книг. Между уютными книжными магазинчиками затесалась лавочка с библиомантическими благовониями - от «Старого атласа» до «Нежной вязи». Спецпредложением этой недели было благовоние «Весь в пятнах сырости книжный футляр», на следующей скидку объявили на «Тетрадочку без древесины». Некоторые из этих ароматов Изида испробовала на себе не из тщеславия, а чтобы сохранять инкогнито. Не секрет, что существовали библиоманты, распознававшие коллегу по книжному запаху, свойственному его телу. Её частенько выручал «Совершенный плагиат».
        Арбогаст указал в глубине тупика на один магазинчик с потрёпанными карманными книжками. По всем признакам лавочка прикладывала неимоверные усилия, чтобы оставаться неприметной для клиентуры, ведь наведывавшиеся в Либрополис больше интересовались ценившимися на вес золота первыми изданиями и букинистическими редкостями, а не потёртыми бестселлерами в дешёвых переплётах.
        В ответ на стук им открыла женщина, такая же неприметная, как и товар у неё в витринах, и хотя, по своему обыкновению, Изида приготовилась запечатлеть её лицо в памяти, уже через несколько секунд от него остались только расплывчатые воспоминания. Впустив Изиду и Аргобаста, женщина без лишних слов скрылась за дверью. Арбогаст повёл Изиду вверх по лестнице, стёртые ступени которой, казалось, должны были скрипеть, на деле же не издавали ни малейшего, даже самого тихого звука, пока оба гостя поднимались на второй этаж.
        - Окна внизу звуконепроницаемы и пуленепробиваемы… - начал он, едва они вошли в зал, занимавший весь этаж.
        Четыре стены до потолка были заставлены стеллажами, забитыми брошюрами. Они служили книгами-мишенями для прыжков, с помощью которых агент в случае нужды мог перенестись сюда, в безопасное место. Популярный триллер есть везде, равно как излюбленный сентиментальный роман или же расхожий талмуд фэнтези. Доступность делала их идеальным средством для прыжков, чем и пользовались агенты Академии.
        Центр помещения оккупировали четыре кожаных кресла, на столе стоял электрочайник, чашки, пакетики с заваркой, а кроме того, тарелка с печеньем. Арбогаст немедленно взялся готовить для них чай, и постороннему наблюдателю не пришло бы и в голову, что этот любезный пожилой джентльмен только что в одиночку уложил две дюжины лучших кадров Мардука.
        - К чему эта прогулка? - Изида осталась стоять. - Готова поспорить, что книги для прыжка у тебя с собой.
        Арбогаст спокойно разложил пакетики по чашкам.
        - Прыжки - вещь нынче ненадёжная, не то что раньше.
        - Что это значит, чёрт побери?
        - Сейчас поясню. - Он включил электрочайник и опустился в одно из кресел. Своё длинное пальто он не снял, как и Изида - своё. - Терпение никогда не было твоей сильной стороной.
        - Брось ты этот чёртов чай, Аттик, и скажи мне, что тебе нужно. - Она ощутила, как зуд охватывает её шрам, словно та часть её, что стала книгой во плоти, никак не могла дождаться, чтобы распахнуться. Изида всё ещё убеждала себя: «Лишь часть меня - книга, в остальном же я такая, какой была всегда». Но она знала, что это самообман и что Арбогаст ни за что не должен докопаться до истины. Он ещё не предполагал, что имеет дело с экслиброй. Но стоит ему всерьёз об этом задуматься, как воспоминания подладятся под изменённое прошлое. И тогда он сразу же захочет её убрать.
        Но схватку с ним Изида хотела оттянуть до того момента, когда соберёт важную информацию. Её мощь как экслибры Зибенштерна была столь же велика, сколь и быстролётна. Промежутки бодрствования, перемежавшие фазы, когда она впадала в многосуточный восстановительный сон, становились всё короче. Следующая такая фаза должна была вот-вот наступить.
        - Сядь-ка! - Арбогаст и раньше владел искусством отдавать приказы как бы между прочим. В голосе его сквозило что-то гипнотическое, та же тихая сила, однажды увлёкшая маленькую девочку в лицее Ле Карре.
        Прежде чем Изида подчинилась ему, она попыталась с помощью всех органов чувств обнаружить следы западни в других помещениях дома. Но кроме неё и Аттика только книги излучали слабую библиомантическую ауру. Больше здесь не было никого.
        Изида медленно опустилась в кресло напротив Арбогаста. Продолжать стоять - значило бы упорствовать, а она сопротивлялась прежнему распределению ролей: он - сознающий своё превосходство ментор, она - вспылившая, неуверенная в себе ученица.
        - Не знаю, где ты прячешь эту орду беглых экслибров, - произнёс Арбогаст в то время, как в чайнике закипела вода. - Надеюсь только, ты не переправила их через границы убежищ. В обычном мире экслибры представляют риск для всех. Одно неверное слово - и покров, столь долго хранивший нас от взоров наружного мира, падёт.
        - Это были бы не первые экслибры, кому удалось бы прорваться через ворота наружу.
        - Но тех, кому это удалось, довольно быстро нашли и обезвредили прежде, чем они успели натворить бед. Вспомни хотя бы Ливерпуль.
        Естественно, будить воспоминания, противоречащие всему тому, что она сегодня собой представляла и делала, - это часть его тактики. Не раз она преследовала и истребляла экслибров вне убежищ, поэтому случившимся в Ливерпуле гордиться не приходилось. Два года спустя она решила уйти из Академии и проследить своё происхождение; тогда она пустилась на поиски «Атласа горизонтов».
        - Эти экслибры - бомба замедленного действия, - сказал Арбогаст. - Сколько вы сможете их контролировать вне убежищ? А что, если с одним из ваших главарей, Паком или Ариэлем, что-нибудь произойдёт? Кому тогда они будут подчиняться? Уж не тебе ли?
        «Он не в курсе!» - внезапно осенило её. Удивительно, даже спустя полгода он всё ещё не разнюхал, что Интрига убила Пака!
        Пока Аттик наливал ей в чашку кипяток, она заметила его сердечную книгу, торчавшую из чехла на ремне, - неброский коричневый томик, обтянутый льном, затасканный и покрытый пятнами за полвека интенсивной службы.
        - Но я хотел поговорить совсем не об экслибрах, - продолжал он, снова откинувшись в кресле.
        Чувствовал он, что она уже не та, что прежде? Когда-то Арбогаст целенаправленно использовал сны своих учеников, чтобы подчинить их своему влиянию. Понял ли он, что Изида видела сегодня совсем иные сны, чем тогда? Что её самым страстным желанием было снова стать обычным библиомантом, без мощи, но и без слабостей экслибры Зибенштерна?
        - Чего ты ожидаешь, Аттик? - Она держалась начеку и к чаю не притрагивалась. - Что нужно от меня Академии, кроме моей смерти?
        - Я прошу о помощи не от имени Академии.
        Она ему совершенно не доверяла.
        - Ты никогда не пойдёшь против Академии, Аттик. Не вводи меня в заблуждение.
        - На карте стоит нечто большее, чем Академия. Речь о всех нас, о каждом библиоманте, вне зависимости от того, во что он верит и за кем следует.
        - Будь прокляты эти убежища! Я всё равно к вам не вернусь. Неужели ты ожидал от меня чего-то другого?
        Улыбка Арбогаста напоминала серп.
        - Ты по-прежнему всё та же упрямица, как тогда, когда я завербовал тебя.
        - Ещё раз: что тебе нужно?
        - Враг в ночных убежищах опять зашевелился.
        Она смотрела на него долгим изучающим взглядом: щетину его она оценила бы теперь скорее как неухоженную, чем как щегольскую; кроме того, он никогда раньше не был таким обросшим. Библиомантическая война, которую он начал посреди бастионов Мардука, несомненно, делала из него головореза с револьвером. Но сейчас в его чертах сквозила усталость, почти то же истощение, что и у неё.
        - Если выражаться точнее, - добавил он после некоторого промедления, - всё обстоит гораздо хуже. Всё началось давно, просто мы слишком долго закрывали на это глаза. Мир опять под угрозой, и даже больше, чем когда-либо.
        - Новая война?
        - Если у нас ещё есть шанс. На этот раз события пойдут куда скорее и, возможно, завершатся совсем не в нашу пользу.
        Ещё не прошло и сорока лет с окончания войны в ночных убежищах, и тем не менее даже в воображении тех, кто там не был, она раздулась до мифических размеров, сравнимых по масштабу с возникновением мира, если верить легендам.
        Он сверлил Изиду взглядом.
        - Ты ведь так и не знаешь, с кем мы тогда в действительности сражались, не так ли?
        Изида покачала головой. Ходило много разных слухов о том, кто управлял чернильными поганками. Слухи распускали предатели библиоманты, чуть ли не неизвестные потомки Розенкрейцев и Антиква, хотя с ними никто никогда не сталкивался лично.
        - Участились сообщения, что поганок видели между страницами мира, - сказал Арбогаст. - Погибшие и изгнанные выходят из глубин убежищ на свет. У них есть вождь, и они следуют его приказам.
        О чернильных поганках она слышала, но сама за время всех своих прыжков не столкнулась ни с одной. Может, потому, что ей всегда хватало сил выбирать самый короткий путь и её остановки между страницами в большинстве случаев занимали только считаные секунды.
        - Кто же за ними стоит? - спросила она, поскольку Арбогаст опять замолчал.
        Чашка с горячим чаем обжигала ему руки, но он, казалось, не чувствовал ни боли, ни желания пить. Сквозь вьющийся от чашки пар он устремил свой цепкий взгляд на Изиду, и в глазах его она прочитала то, что заставило её содрогнуться. Аттик Арбогаст испытывал страх.
        - Наша праматерь, - ответил он, - Федра Геркулания.
        Глава восьмая
        Федра Геркулания, согласно мифам, была праматерью библиомантики, первой и могущественнейшей из всех, кто ткал книжное волшебство. Библиоманты ссылались на неё, тоскуя об идеализированной античности, колыбели ранней литературы. Об эре, уходившей в глубь тысячелетий, задолго до первой книги, когда знания хранились на папирусах и глиняных табличках.
        - Ну конечно, - процедила Изида насмешливо, - Федра.
        Ни единый мускул не дрогнул в лице Арбогаста.
        - И как только я мог подумать, что ты мне поверишь!
        - Федра - это вымысел, Аттик, легенда. Её никогда не было!
        «И у меня есть доказательство», - подумала она, но остереглась произнести вслух. Решив написать историю библиомантики, Зибенштерн изобрёл Федру Геркуланию, пустое имя на бумаге.
        - Ты права, - сказал Арбогаст. - Федра, о которой нам рассказывали в детстве, - миф, сказка, парочка скл?дных предложений, чтобы отправить ребёнка в постель. Она была видением, фантомом - может, даже игрой ума.
        Глядя Аттику прямо в глаза, Изида хотела его разоблачить: она с нетерпением жаждала выведать, что ему нужно на самом деле.
        Она знала, что библиомантика была изобретением Зибенштерна, перенесённым им на бумагу в девятнадцатом веке. Первый библиомант оказался значительно сильнее, чем Федра в самых фантастических историях о ней. Северин Розенкрейц, он же Зибенштерн, написал «Книги творения» для создания собственного мира, в котором всё вращалось вокруг чтения и литературы. Когда Изида отправила его в изгнание, он был сломленным стариком, задолго до того добровольно отказавшимся от своего могущества.
        - Неужели ты и правда считаешь, что Федра когда-либо существовала? - спросила она.
        Арбогаст покачал головой:
        - Она вымысел, несомненно. Библиомантика не так стара, как думает большинство. - Сказано это было вскользь, слишком уж мимоходом для столь чудовищного заявления. - Знаешь, сколько книг о Федре Геркулании было написано за эти годы?
        - Думаю, порядочно.
        - Сотни. Начиная с собрания легенд о ней и заканчивая литературно-историческими исследованиями и библиомантическими трудами по истории.
        Вот тогда-то Изида и поняла, что он имеет в виду.
        - Федра Геркулания из ночных убежищ - экслибра? Она выпала из какой-то книги, посвящённой её мифу?
        Арбогаст кивнул:
        - Большинство экслибров - герои, о которых мало кто что-либо слышал. Побочные персонажи, статисты из всякого рода романов. Но время от времени из книг выпадают знаменитости - сюда относятся твои дружки Пак и Ариэль, сумасшедший капитан Ахав[29 - Капитан Ах?в - герой романа «М?би Дик, или Белый кит» американского писателя Г. Мелвилла.], - его, говорят, кое-кто видел, и ещё небольшая кучка звёзд. Но то, что экслибра стала ключевой фигурой библиомантической мифологии, представляет собой примечательное явление.
        - Словно из Библии выпал Бог Ветхого Завета.
        Он засмеялся с горечью:
        - Я бы с удовольствием подтвердил, что бывает и хуже, но я в этом не уверен. Федра, с которой мы столкнулись, совсем не благая праматерь библиомантики, о которой мы слышали детьми. Во всяком случае, таковой больше не является.
        - Но откуда у неё власть над чернильными поганками, если она экслибра? Выпав из книги, ей полагалось бы утратить все свои способности. - Этими словами Изида противоречила истории своей природы, но Аттик-то об этом не знал. - И почему вообще до этого дошло? Какие у неё основания для нападения на библиомантов?
        Некоторое время он внимательно за ней наблюдал. Изида чувствовала: Арбогаст прощупывает её мысли, и с лёгкостью защитилась:
        - Не смей! - накинулась она на Аттика, следя за его правой рукой на сердечной книге. - Ты сам меня научил отбиваться от ментальных атак.
        - Ты стала ещё сильнее.
        - У меня была практика.
        Его мысленная атака прекратилась. Изида была уверена, что он не так далеко продвинулся, чтобы наткнуться на её тайну. Арбогаст расслабился и теперь всё же сделал глоток чаю.
        - Остывает… - сказал он, отставляя чашку.
        - Мне здесь греться ни к чему.
        - Ничего тебе в разбойничьем логове Мардука не приглянулось?
        - О чём ты?
        - Библиомантику там можно было пощупать руками, прямо как в самом Санктуарии.
        Она прислушалась:
        - Ты что, там был? В Санктуарии?
        На это он ничего не ответил, лишь слегка улыбнулся и продолжил:
        - Мардук - библиомант, и явно не из слабых.
        - Он - экслибр, - возразила Изида.
        - Экслибр и библиомант.
        Теперь пришёл её черёд изучающе его рассматривать. Как давно он в курсе?
        - Разумеется, Мардук мошенник, - сказал Арбогаст.
        И тогда она сообразила: он просто не мог смириться с тем, что нечто подобное вообще возможно, так как это противоречило всему, во что он всю свою жизнь верил. Просто-напросто отказывался признавать библиомантические способности экслибра, хотя не исключено, что он об этом располагал гораздо более свежими сведениями.
        - Мардук никогда не был экслибром, - продолжал Арбогаст, - он библиомант, который выдаёт себя за экслибра. Вероятно, так ему было легче укрепить свои позиции в гетто.
        - Ясное дело, - поддакнула она. - Но это не объясняет того, как Федра умудрилась подчинить чернильных поганок.
        - Для этого ей собственная библиомантика не потребовалась. Я допускаю, что она переманила на свою сторону горстку библиомантов, оказавших ей содействие. Точно мы этого узнать не смогли.
        - Без этих способностей она была бы простой экслиброй. Может, с некоторой харизмой и честолюбием, но всё же обыкновенной.
        - Она - Федра Геркулания, - возразил он, вновь со смешанным выражением благоговения и страха, так мало подходившим к представлению Изиды о нём. - Библиомантка или нет, но она - символ. Иисус Христос не был библиомантом, и всё же посмотри, как велико сегодня его влияние. Будда, Мухаммад, Ленин - все они вызвали сильнейшие перемены в мире. Поверь мне, Изида, никому не будет на руку, если в убежищах пройдёт слух о новом рождении Федры Геркулании - пусть даже под видом экслибры. Именно под видом экслибры. Я прокрутил в голове дюжину сценариев, но все проигрышные. По неясным для нас причинам Федра преисполнена ненависти. Однажды она уже развязала войну, вот и теперь всё говорит о том, что она готовится к новому сражению.
        - А тогда её одолеть не удалось? - спросила Изида.
        - От поганок мы отбились, предприняли целую серию библиомантических налётов на местности, где прощупали командующих Федры. Но смогли ли мы их действительно обезвредить, не знает никто. И теперь поступают сведения, что Федра готовит новый удар. Её власть возросла. В прошлый раз мы убрались из ночных убежищ и запечатали за собой ворота, чтобы никто не мог проникнуть оттуда на нашу территорию. На протяжении многих десятилетий Федра пыталась открыть ворота в другое убежище - всё напрасно. Как знать, может, и вправду это говорит о том, что сил у неё порядком поубавилось. Если тогда её поддерживали библиоманты, то, возможно, во время атак мы их нейтрализовали. Понимаешь, Изида, мы просто этого не знаем.
        Изида вдруг вспомнила, как отправляя Зибенштерна в изгнание, открывала ворота из библиотеки резиденции в ночные убежища. Может, там, по ту сторону, есть кто-то, кто располагает неменьшими силами? Другие экслибры Зибенштерна? И если Федра Геркулания действительно выпала в библиомантический мир в качестве экслибры, тогда она, с большой долей вероятности, располагала теперь тем всемогуществом, которое ей до сей поры приписывалось лишь в легендах.
        - Аттик, к чему ты всё это мне рассказываешь?
        Он положил руки на подлокотники своего кресла.
        - Ты была моим лучшим агентом, а угроза от Федры касается нас всех, даже кучки твоих бунтарей.
        Значит, они теперь бунтари, больше никакие не террористы. Он, видно, многое бы отдал, чтобы привлечь Изиду на свою сторону.
        - Сообща мы могли бы Федру обезвредить.
        - Ты хочешь попасть в ночные убежища? - удивилась Изида.
        - На сегодняшний день я не вижу никакой другой возможности. Но это предприятие увенчается успехом лишь в том случае, если у меня будет напарник, на которого я смогу положиться.
        Посмотрев на него почти с сочувствием, она медленно произнесла:
        - Мы же противники, ты и я. В течение многих месяцев ты хотел меня убить, поскольку я отбилась от твоих рук.
        Аттик испустил глубокий вздох:
        - У нас теперь общий враг, и он сильнее нас. Этого должно быть довольно, чтобы на время заморозить наши разногласия.
        - При условии, что я разделяю твою точку зрения и признаю опасность положения. Но в настоящий момент всё это вилами по воде писано. Если ты говоришь правду, за что Федре нас так ненавидеть?
        - Оказавшись в этом мире, она обнаружила, что сталось с библиомантикой. Есть предположение, что ей это не понравилось.
        - И потому она затевает эту треклятую войну? Прости, Аттик, но тебе придётся придумать что-нибудь более убедительное.
        В первый раз за их беседу, странную беседу смертельных врагов, он уклонился от её взгляда.
        - Хорошо, - сказал он наконец. - Я расскажу тебе всё, что я знаю. Надеюсь, тогда ты поверишь в серьёзность моих слов. - Он поднялся из кресла и принялся расхаживать взад и вперёд перед стеллажами, полными дешёвых изданий. - Что тебе известно о ночных убежищах?
        Она удивлённо откинулась в кресле.
        - Немногое. Академия создала их, как и многие другие, но по каким-то причинам они вышли из-под контроля.
        Его тонкая усмешка обнаружила толику прежней заносчивости, но лучше уж она, чем этот сбивающий с толку страх в его глазах.
        - Первоначально речь шла лишь об одном-единственном убежище. Ускользнув из-под влияния Академии, оно превратилось в чёрную пустошь, которая раскололась на множество частей, наслаивавшихся и проникавших друг в друга, что время от времени приводило к фантастическим феноменам. Парящие в воздухе горы, бездонные пропасти, трещины в кристаллической структуре действительности. Метаморфозы в ночных убежищах происходят и поныне, напоминая раковую болезнь, и никто не знает, наступит ли этому конец, а если да, то когда. - Арбогаст сделал короткую паузу, казалось вслушиваясь в ночь, а потом продолжил: - О чём ты не можешь знать, о чём никто не подозревает, кроме кучки посвящённых, так это о задаче, изначально стоявшей перед Страной Забвения.
        По сведениям Изиды, убежища с давних пор создавали для самых разнообразных целей. Существовали местности вроде Либрополиса и печатных убежищ, предназначенные для библиофилов. В эти так называемые высокие убежища было легко попасть, они считались доступными для каждого библиоманта. Но имелись и захолустные мелкие убежища особого назначения: сады наслаждений, населённые экслибрами из эротической литературы, охотничьи убежища, убежища-санатории, даже места, где демонстрировали бои из ночных убежищ, чтобы дать возможность тем, кто сам никогда не участвовал в войне, ощутить очарование библиомантического боя. Многие библиоманты морщили носы по этому поводу: их интересы полностью концентрировались на изучении литературы, на чистой страсти к чтению.
        И всё же существовало достаточное количество состоятельных извращенцев, готовых заплатить любую цену за удовлетворение совершенно других потребностей и тем самым пополнить казну Адамантовой Академии. Из этого черпал прибыль управленческий аппарат, гвардия, полиция, агенты и, естественно, члены трёх семейств, в чьи карманы текли солидные суммы.
        И ещё имелась глубинка, убежища, либо возникшие стихийно, либо избравшие путь развития, который сильно уклонялся от замысла Зибенштерна. Некоторых со временем постигло забвение, другие оказались в изоляции. В ряде случаев эти убежища даже не были основательно изучены. Глубоко между страницами мира имелись потаённые уголки, до которых Академия не смогла дотянуться. Злые языки давно толковали о том, что три семейства утратили контроль и настаёт время непредсказуемых перемен. Однако официально всё замалчивалось. Вряд ли в первоначальном назначении ночных убежищ было что-то настолько сенсационное, что поразило бы Изиду. Всё было реально, всё возможно.
        - Ночные убежища, - продолжал Арбогаст, - изобрели как загон для экслибров. Академия решила избавиться от них одним росчерком пера. Больше никаких перенаселённых гетто, никакого вредоносного влияния на библиомантику, никакой преступности, никакой нужды в городах вроде Либрополиса. Вместо этого - опять порядок и опрятность, как на страницах свеженапечатанной книги.
        - Одно большое убежище-гетто, - пробормотала Изида.
        - Колония строгого режима. Кто оказывался там однажды, уже никогда не мог оттуда вырваться.
        Изида медленно поднялась из кресла.
        - И это было целью Академии, которой я в своё время служила?
        На этот раз он выдержал её взгляд.
        - План с колонией потерпел неудачу, она развалилась, превратившись в то, что мы сегодня называем ночными убежищами. После того как несколько первых попыток потерпели фиаско, три семейства вынуждены были отказаться от своих намерений.
        - Несколько… попыток?
        - Первые заселения.
        - Депортации!
        - Называй как хочешь. Экслибров из захолустных гетто тайно доставляли туда. Это был эксперимент, из которого могло выйти и что-то хорошее.
        - Что-то хорошее! Аттик, ты сам-то понимаешь, что говоришь?
        - На то имелись логически объяснимые причины. Перенаселение. Высокая преступность. Упадок. Никто не может терпеть подобное в своём городе, в центре своего жизненного пространства.
        Изиде пришлось сделать усилие, чтобы не принимать во внимание этот абсурд, пока она не выведает всю правду.
        - Что же произошло?
        - Страна Забвения - вот что произошло, - ответил он. - Ты, видно, себе такого и представить не можешь?
        - То есть убежище преобразилось, когда там уже были эти несчастные?
        - К несчастью, да.
        - Сколько, Аттик? Сколько экслибров вы туда перетащили, пока план не отменили?
        Он поколебался, а через мгновение мягко сказал:
        - Несколько тысяч. Десять тысяч. Или даже больше. Точно не знает никто.
        Она стояла и смотрела на него, не произнося ни звука.
        - Это убежище начало мутировать, - возобновил он свой рассказ после короткой паузы, - в Страну Забвения, в ночные убежища. Может быть, виной тому экслибры, заразившие его своей болезнью. А может, всё наоборот. Кто знает?
        - И они мутировали вместе с местностью? - Голос Изиды прозвучал жёстко, словно гравий под подошвами сапог.
        Явно удивившись, что она всё ещё не видит связи, он ответил вопросом на вопрос:
        - Как ты думаешь, откуда происходит население ночных убежищ?
        Великий боже! Её осенило:
        - Это они? Чернильные поганки были некогда экслибрами?
        Глава девятая
        Почти на минуту между ними воцарилось молчание. Арбогаст наблюдал за реакцией Изиды, словно препарируя её окаменевшее лицо. Судя по всему, он был готов к чему угодно: купрёкам, ужасу, даже к агрессии. Но не к этому. Она стояла, неподвижно уставившись на пёстрые ряды книжных корешков. Её губы склеились, рот пересох. Наконец Изида снова обрела дар речи.
        - Тогда всё это - война между библиомантами и экслибрами. И никак иначе! Не было опасности извне, как нам внушалось. На деле это гражданская война.
        - При условии, что экслибры - полноправные граждане, - уточнил Арбогаст.
        - Но как вам удалось? - спросила она. - Я имею в виду, скрыть истину, обо всём умолчать?
        - Никто не должен был об этом знать, и тем более эти сведения не должны были достичь ушей тех, кто воевал в ночных убежищах. Потому мы распространяли слух, что, мол, никто не знает, откуда чернильные поганки взялись. Сами они, по большей части обезумевшие бестии, едва ли могли членораздельно изъясняться. Никто не разглядел в них экслибров, мутировавших, как и сама земля.
        Библиомантическая сила часто действует на расстоянии; видимо, поэтому правда не сразу вышла на поверхность. Тем не менее Изида с трудом могла себе представить, что всё обошлось без осведомлённых лиц.
        - Неужели никто не задавал вопросов? Откуда чернильные поганки взялись? Почему они вообще на нас напали?
        - Строго говоря, это мы на них напали.
        - Академия развязала войну, чтобы замести следы?
        - Никто всерьёз войны не хотел. Всё должно было ограничиться парой ударов. Немного библиомантских жертв могли бы устранить беспорядки, возникшие в ночных убежищах.
        Беспорядки. Тысячи мужчин и женщин, среди них наверняка дети, лишившиеся рассудка только потому, что Академия в своей безмерной самонадеянности утратила контроль над собственным творением. И попытка замять катастрофу только непомерно раздула её. Изида, может, и не осудила бы цинизм Арбогаста, если бы не гибель стольких экслибров и не печать, которой они отмечены до конца жизни.
        - Положение усугубилось сильнее, чем ожидали три семейства, - продолжал он. - Предполагалось, что лишь немногие экслибры выжили в Стране Забвения. Но выяснилось, что живы чуть ли не все - если только это можно назвать жизнью. На счету у экслибров имелись отдельные неожиданные победы, засады, похищения людей. Академия отвечала зачистками и карательными мерами. Ситуация накалялась. То, что планировалось как ряд военных операций, разрасталось в войну. Людям говорили всё, что угодно, лишь бы оправдать в первую очередь то, что чернильные поганки всплыли из пространств между страницами мира, но никто не знает об их истинном происхождении. Чтобы предотвратить распространение этих тварей, их следовало уничтожить ещё в ночных убежищах. Все были довольны таким решением, а наших людей, приходивших туда и ввязывавшихся в сражения, терзали иные заботы.
        Изида медленно двинулась на Арбогаста:
        - Что ты задумал, Аттик? Зачем ты мне всё это рассказываешь? Ты же отлично знаешь, что я с подобной информацией могу сделать.
        - У тебя нет доказательств, только моё слово. Этого не хватит. Неподтверждённых смутных догадок было всегда в избытке, но ни одну из них не рассматривали всерьёз.
        - Потому что агенты вроде нас с тобой убирали всех смутьянов.
        - Мы заботились о сохранении порядка.
        За полшага до него она остановилась.
        - Ты меня сделал частью этой лжи. Я верила в наше дело. Я действительно считала, что, несмотря на свои слабости, Академия обеспечивает стабильность, которая предпочтительнее хаоса.
        - Именно так дело и обстоит. Академия предоставляет библиомантическому миру поддержку, и большинству людей это по душе. - От Арбогаста веяло невозмутимостью, ни единого следа напряжения. - Не в Академии проблема, Изида, а в тех, кто действует от её имени. Семейства Кантос, Лоэнмут, Химмель слабы. В их поступках нет никакой осмотрительности, одна паника. Вместо того чтобы строить планы, они заботятся об ограничении ущерба. Своё влияние они получили по наследству, а не на основании личного опыта и компетенции. - Его пронзительный взгляд обжигал её. - Мы позаботимся о том, чтобы к власти пришёл тот, кто знает, что делать. После того как разберёмся с Федрой - или даже до того.
        Она усмехнулась:
        - Уж не ты ли, Аттик?
        К её удивлению, он покачал головой:
        - Я всего-навсего солдат. Управлять государством мне не дано. Отдай мне приказ, и я его выполню. Могу разглядеть проблему и устранить её, но я не политик. Нам обоим далеко до этого.
        Её тон сделался язвительным.
        - А что, если Федра и в самом деле - правильный выбор? Может, совсем не нужно с ней бороться? Особенно если убежища в ней нуждаются?
        - Федра Геркулания выяснила, какая ситуация сложилась в ночных убежищах. Потому-то так велик её гнев на всё, во что превратилась библиомантика. Её путь - смерть и уничтожение. Она не успокоится, пока не истребит последнего библиоманта и опять не начнет всё сначала. По легенде, она была первой библиоманткой, и ею она станет снова. Таким образом цели Федры ушли не бог весть как далеко от того, чего хотел достичь Зибенштерн с помощью пустых книг. С той лишь разницей, что он собирался раз и навсегда похоронить саму библиомантику.
        - Может, именно это и необходимо, - заметила Изида. - Ты сам об этом толкуешь: никаких ограничений. Вместо этого - начать всё сначала.
        - Нечего мне вешать лапшу на уши! Ты никогда не пойдёшь на убийство ста тысяч в надежде, что после возникнет что-то иное и лучшее. Человеку свойственно ошибаться. Мы часто присягаем ложным идеалам и устремлениям. Ты считаешь, что новое поколение библиомантов при диктатуре беспощадной убийцы будет счастливее? Достаточно счастливо, чтобы не повторять ошибок прошлого? Это мечта, Изида, но ты ведь не мечтательница. Из всех моих выпускников ты была самой дотошной. Других я мог мотивировать их заветными целями, желаниями и чаяниями. Но вакуум в тебе мне приходилось наполнять новыми идеалами.
        - Ты в своё время завоевал моё доверие.
        - Ты искала отца, и ты его получила.
        Сейчас её самым горячим желанием было кулаком затолкать эти слова обратно ему в глотку. Но не здесь и не сейчас. Не когда она столь слаба, а он столь непредсказуем. В лучшем случае они друг друга убили бы.
        - Ты и в самом деле хочешь отыскать Федру в ночных убежищах и обезвредить? - спросила Изида.
        - Сообща мы могли бы с ней разобраться. Она - всего-навсего экслибра, раздираемая манией величия, а не богиня.
        - А если у неё всё же есть библиомантические способности? Если случилось что-то, что переписало законы библиомантики заново?
        Он долго стоял лицом к лицу с Изидой, источая стойкий аромат букинистических книг, словно библиотека, куда десять лет никто не входил. Она задавалась вопросом: что за книги могли храниться в подобной библиотеке? По сей день она даже не знала названия его сердечной книги.
        - Экслибра не может быть библиоманткой, - заявил Арбогаст наконец, но в глазах его тлел огонёк подозрения, невысказанный вопрос.
        - Тогда у неё один выход - окружить себя мятежными библиомантами, - сказала Изида. - Так ведь?
        - Есть такой риск.
        - Значит, вам о ней ничего не известно?
        - Во время войны пришло несколько сообщений, согласно которым отдельных библиомантов заметили среди чернильных поганок. Но этому никто не придал значения, а позже не было никакой возможности опросить тех, кто эти слухи распустил.
        - Потому что их устранили? - Она ощутила, как в ней снова вскипает холодная ярость. - Академия убрала своих собственных людей: не дай бог, возникнут какие-то сомнения в официальной версии!
        - С превентивными мерами мы несколько поспешили, - признался Арбогаст. - Сегодня мы действовали бы иначе. Но что было, то было. Прошлого не изменишь.
        «Да ты и понятия не имеешь, о чём говоришь», - подумала Изида.
        - Мне надо успокоиться. - Она прошла мимо него и медленно двинулась вдоль полок.
        Её взгляд блуждал по потёртым книжным корешкам. Обычные названия, знакомые ей по домам безопасности. Они облегчали прыжки и открывание ворот, это была всемирная коллекция бестселлеров, хранившихся в служебных квартирах агентов.
        - Как ты собираешься нащупать след Федры? - спросила Изида из другой части помещения, снова повернувшись к Аттику. - Ты же никогда не бывал в ночных убежищах, не так ли?
        Арбогаст покачал головой:
        - Существуют старые атласы, но от них и тогда уже было мало толку, а сегодня и вовсе нет. Говорят, Страна Забвения всё ещё меняется, горы кочуют, равнины проглатываются каньонами. Разломы сталкиваются или нависают друг над другом. Якобы эти перемены можно прогнозировать, если знаешь систему, но вряд ли кто-то её раскусил.
        - Действительно никто?
        - Точнее, только один. Но его надо убедить в необходимости нами руководить.
        Она опять отвернулась к стеллажу и, взвешивая все за и против, сделала вид, что читает заглавия. Повернувшись к Аттику спиной, она принялась правой рукой расстёгивать крючки на корсаже.
        - Так всё же кто это? - спросила она.
        - Некто, у кого нет иного выбора, кроме как нам помочь. Но сначала ему предстоит это разъяснить.
        - Ещё больше насилия в отношении невиновных?
        Прозвучал измождённый смешок Арбогаста.
        - Он сидит за решёткой, а мы - его единственный шанс когда-либо оттуда выбраться.
        - Как его имя?
        Остался самый последний крючок. Её шрам уже начал разрастаться. Если не поторопиться, то он ощутит, как наливается соками её библиомантическая аура.
        Но внезапно Аттик очутился рядом с ней, подлетев так быстро, что она даже не заметила.
        - Что ты там делаешь? - Его рука рванула её за плечо. - Где твоя сердечная книга, Изида?
        Отскочил последний крючок, и вдоль линии, тянувшейся из углубления между ключицами до самого пояса, её грудная клетка распахнулась и сделалась книгой.
        Арбогаст отскочил на два шага назад.
        Из зазора повеяло штормовым ветром. Пергаментные страницы с шумом затрепыхались, и из них хлынул свет. Арбогаст вытащил свою сердечную книгу из чехла на поясе, он был сильно ошеломлён, а потому двигался заторможенно. Аттик открыл рот, но не издал ни единого звука.
        Её первая мысль расщепила страничное сердце, вторая - запалила скрижали на тайных страницах. Сердечная книга Арбогаста распахнулась у него в руке. Лицо озарилось сиянием.
        Но ему не хватило быстроты реакции.
        Атака Изиды пронесла его через кресло прямо на стеллажи. Он сильно ударился затылком. Множество полок сорвалось с крючков и попадало вниз, стеллажи рухнули, на Арбогаста посыпались книги. Но, прежде чем последний том коснулся пола, Арбогаст уже был на ногах. На ладони у него всё ещё лежала открытая сердечная книга.
        - Что это? - завопил он сквозь шум страниц.
        Изиду не выручила внезапность, теперь осталось её главное оружие - откровенное насилие. Когда он отвлёкся, она смогла бы его прикончить, но на это у неё недостало душевных сил. Последняя искра жалости к Аттику удержала Изиду. Как бы она ни хотела его прикончить, она не могла.
        Его лицо исказилось в гримасе, отразившей борьбу ярости с отвращением. Он никак не мог взять в толк, что это перед ним, всё ещё не мог. В любую минуту его должно было настигнуть изменённое прошлое. Тогда он сразу же вспомнит, что Изида всегда была экслиброй, экслиброй и библиоманткой одновременно и сию же минуту перестанет подвергать сомнению силы Федры. Ему всё станет ясно. Вопрос только в одном: как он на это отреагирует?
        Но Изида не хотела в тот момент оказаться рядом с ним.
        Его библиомантическая атака застигла Изиду, когда на неё снова нахлынула слабость. Всё происходящее было ей уже не по силам, ей срочно требовался длительный восстановительный сон. Ударной волной Арбогаст откинул её на стеллажи. Боль пробежала по всему телу, страницы в груди дико шелестели. Рука уцепилась за одну из книг.
        Арбогаст стоял подавшись вперёд, его глаза налились кровью.
        - И это ещё не всё, - начал он. - Есть ещё…
        Но она уже выбрала для прыжка книгу, сконцентрировалась на прочном доме в другом квартале и на глазах Арбогаста исчезла между страницами мира.
        Глава десятая
        В половине пятого утра Фурия сидела в своей комнате и оплакивала Ариэля, как вдруг из уголка её глаз вытекла буковка «Н» - Фурия приметила её, только взглянув на себя в зеркало. Она сидела у старинного туалетного столика рядом с кроватью, при свете одинокой свечи. Остальное пространство комнаты было погружено во тьму. Лишь приблизительно Фурия различала в противоположном углу очертания своего кресла для чтения и лампы за ним. Кресло хотело её утешить, но лампа его резко пресекла: неужели не видно, что Фурии надо побыть в одиночестве, а не слушать глупые советы бестактной старой мебели. На это кресло высказало возражение, возник короткий спор, но затем оба замолкли и больше не шелохнулись. Фурия придвинулась поближе к зеркалу. В ручейке слёз крошечная буковка «Н» приклеилась к её щеке. Пока она удивлённо её разглядывала, из левого глаза вытекла вторая буква. На этот раз «А».
        Она промокнула обе буквы указательным пальцем, но на подушечке пальца увидела только слёзы. Однако, перевернув палец и посмотрев на него в зеркало, она снова увидела обе литеры «Н» и «А», чуть темнее, чем её кожа. Она снова повернула подушечку пальца к себе - литеры исчезли. Повернула к зеркалу - опять отчётливо их увидела.
        Литеры можно было заметить только в отражении. Она медленно подняла взгляд и осмотрела лицо. В жёлто-красном пламени фитилька на медленной ленте из слёз по её щекам скользили другие буквы. Тыльной стороной ладони она вытерла лицо, перевернула её и увидела в зеркале: «Ф», «Г» и «Х».
        Её отражение лило слёзы буквами…
        Недолго думая Фурия решила, что спит, посмотрела даже на свою нетронутую кровать, словно всерьёз допускала, что увидит там своего спящего двойника. Но кровать пустовала.
        Взяв все пять букв кончиками пальцев, она потёрла их об оконное стекло. На внутренней стороне стекла различалась только слёзная жидкость, на обратной она заметила перевёрнутые, как в зеркале, литеры. Уже в следующий момент они потускнели, как будто, отделившись от тела Фурии, сразу стали невидимыми. Через несколько секунд от них осталась лишь мокрая слизь. Литеры растворились.
        Сосредоточившись опять на лице, она поняла, что слёзы были только началом. Черты лица сделались нечёткими, поверхность завибрировала, как муравейник. Контуры головы, плеч, всего её тела начали расплываться. На первый взгляд казалось, что она превращается в пелену тумана. Лишь хорошенько приглядевшись, она обнаружила, что это сонм кружащихся букв. Одни приняли цвет её кожи, другие - волос, некоторые были белыми, как длинная футболка, которую она носила вместо ночной сорочки.
        С силой выдохнув, она вскочила и опрокинула стул. Грохот вывел лампу из оцепенения. Металлический абажур повернулся со скрипом вверх и уставился на Фурию, лампочка зажглась и осветила комнату.
        - Всё в порядке? - спросила лампа своим пронзительным голосом.
        Кресло тоже зашевелилось, угрюмо запыхтев. Оторвав глаза от зеркала, Фурия осмотрела себя. Всё как прежде: руки, футболка, голые ноги и ступни - всё было на месте и в прежнем виде. Но стоило ей перевести взгляд на зеркало, как её изображение в стекле становилось дрожащим облаком из букв, всё ещё с человеческими очертаниями и тем не менее подвижным, нечётким.
        Стук в дверь заставил её вздрогнуть.
        - Фурия? - раздался голос Пасьянса снаружи в коридоре. - Я услышал шум. Тебе нужна помощь?
        Она не знала. Нужна ли ей помощь? Она посмотрела на своё кишащее буквами изображение в зеркале.
        - Эюя?.. - прошептала она.
        Но этот сонм литер отличался от обитавших внизу, в библиотечных катакомбах. Буквы «Эюя» были чёрными, сновали по полу, словно муравьи, и отвечали на её вопросы, складываясь в слова. Они не рисовали портрет человека, свободно паря в воздухе.
        Дверь комнаты распахнулась, ударившись о стену. Пасьянс держал в обеих руках по револьверу и имел такой свирепый вид, словно хотел пристрелить Фурию, а заодно и кресло с лампой.
        - Что произошло?
        Лампа, скрипя, повернула абажур в его сторону и ослепила его.
        - Фурия?
        - Можешь подойти? - попросила она.
        - С тобой всё в порядке?
        «Если бы я сама знала», - подумала она и ответила:
        - Я всего лишь опрокинула стул.
        - Ни с того ни с сего?
        - Я заснула сидя, и мне приснился кошмар (да такой, который ещё определённо не завершился, ведь в зеркале она всё ещё видела скопление букв).
        Пасьянс подошёл поближе. Лампа последовала за ним своим светом.
        - Господи боже! - ругнулся он. - Да скажи ты, наконец, этому предмету, чтобы он светил куда-нибудь ещё!
        Абажур лампы закружился.
        - Ба! - возмутился металлический голос. - Какой неотёсанный чурбан! Он что, думает, что у меня нет ушей, что ли?
        - Ну да, - ответила Фурия.
        - И тем не менее я всё слышу, что он говорит!
        Пасьянс сделал внезапный выпад по направлению к уголку для чтения, что заставило лампу испуганно отпрянуть. Из обшивки кресла послышались брюзгливые и вполне довольные смешочки.
        - Что же, забавляйся за мой счёт! - начала ворчать лампа на кресло.
        Пасьянс застыл перед Фурией как истукан. Его голос зазвучал вдруг очень мягко:
        - Знаю я это… со снами. Очень даже могут достать.
        - Не бросается ли тебе что-либо в глаза?
        Его взгляд насторожённо пошарил по комнате. Он осмотрел оба окна, все тёмные углы и хотел уже нагнуться, чтобы для верности посмотреть под кроватью, но Фурия его удержала.
        - На меня лучше посмотри, - сказала она.
        - Ты плакала.
        - Да не это! Ещё что-то видишь?
        Сбитый с толку, Пасьянс покачал головой.
        - Посмотри в зеркало, - попросила она его.
        Он посмотрел:
        - Ну?
        - Что ты там видишь?
        - Это то, о чём был сон? О чём-то страшном в зеркале?
        Она тихо вздохнула.
        - Вроде того, - с ознобом посмотрела она на себя рядом с ним в зеркале: чёткие ясные контуры Пасьянса, а рядом она - собрание приплясывающих литер, размером не больше, чем фруктовые мушки.
        - Как ты считаешь… у меня вид… нормальный? - поинтересовалась она для верности.
        - Не совсем нормальный.
        Она набрала в рот воздуху.
        - Усталый, - пояснил он, - с зарёванными глазами. Так люди и выглядят, когда убит их друг. Я этого насмотрелся на войне. Там народ жуть что делает, если кто остаётся лежать на поле боя. Кричит, молится, просто рядом сидит. Некоторые даже начинают петь или танцевать, словно есть повод что-то праздновать, но это только способ разобраться с чувствами. Я даже видал таких, которые…
        - Я не об этом. А ничего другого ты точно не видишь?
        Он ещё раз всмотрелся в зеркало, потом повернулся к ней, сунул оба револьвера в кобуру и положил Фурии руку на плечо:
        - Послушай, с тобой и Пипом ничего не случится. Я буду сидеть всю ночь снаружи в коридоре и следить. Если надо, я пару дней продержусь без сна, в случае чего, позови - я же здесь.
        Несколько месяцев назад Пип переселился со второго этажа вниз, в комнату рядом с ней. Она хотела, чтобы он был рядом, а он ничего не имел против. Но они - Фурия и Пасьянс - друг друга не понимали. Убийца Ариэля страха ей ни внушал, где бы он в настоящий момент ни обретался. По крайней мере, в данный момент.
        Пасьянс действительно ничего не видел. Только она видела в зеркале буквенную толкотню.
        - Ну ладно, - завершила она разговор, покосившись уголком глаза на своё второе «я», шевелившее губами из проворных буковок.
        - Наверное, действительно просто дурной сон приснился.
        Пасьянс кивнул, провёл ей своей рукой-граблей по голове и направился обратно к двери, напоследок подозрительно осмотрев замок.
        - Похоже, это я его сломал.
        - Ты мог бы воспользоваться ручкой. Дверь была открыта.
        Великан потупился на носки своих сапог:
        - Виноват.
        Она отлипла от зеркала, подошла к нему и обняла, уткнувшись лицом в его грудь.
        - Большое тебе спасибо за заботу. Кому дело до этой дурацкой двери?
        - Правда?
        - Честное слово.
        Он довольно усмехнулся, на прощание приставил руку к полям невидимой шляпы и вышел, притворив за собой дверь, хотя замок больше не защёлкивался.
        - Могу принести проволоку, - сказал он через стенку, - и закрыть её.
        - И меня запереть?
        - Гм. Пожалуй, не блестящая идея. Завтра же утром починю. Обещаю.
        Читальная лампа вызывающе крутанула абажуром:
        - Надо же, какой тупица!
        - Что? - спросил Пасьянс.
        - Всё нормально, - успокоила его Фурия и бросила на лампу укоризненный взгляд. - Пойду спать.
        - Но ведь это так и есть, - прошептала лампа упрямо.
        Кресло возликовало:
        - Порядочно он на тебя страху нагнал!
        Лампа направила свой свет ему на кожаное сидение.
        - Ничего подобного, чего мне бояться такого…
        - Эй! - одёрнула их Фурия. - Тихо. И выключите свет.
        Лампочка тотчас же погасла, и оба замолчали. Фурия услышала шаги Пасьянса по коридору, потом скрипнул стул между обеими комнатами, на котором он нёс караул. Теперь ей стал ясен выбор Ариэля. Пасьянс, может, умом не вышел, но, вне всяких сомнений, был самой преданной душой во всём доме. Она взяла себя в руки и поставила стул перед туалетным столиком. Её отражение по-прежнему составлял сонм букв, вибрирующих, словно песчинки в пустыне во время землетрясения.
        Сзади, на ночном столике, лежала её сердечная книга, откуда с кряхтеньем высунулся клюв.
        - Ну что там ещё? - Сладко зевнул томик.
        Фурия тихо вздохнула. Их духовная связь не мешала книге наслаждаться сном, гори всё вокруг синим пламенем.
        - Ничего особенного, - успокоила она её.
        Книга увидела в зеркале отражение Фурии и издала истошный визг:
        - Царица Небесная!
        Снаружи опять загромыхал Пасьянс.
        - Всё в порядке! - крикнула ему Фурия. - Это петушиная книга!
        Шаги приостановились, потом опять начали удаляться.
        Клюв приглушил голос до шёпота:
        - Скажи, заклинаю бородой Распутина[30 - Имеется в виду Григорий Распутин, приближённый последнего российского императора Николая II. Отличался пронзительным взглядом и чёрной бородой.], что это такое?
        - То есть ты тоже видишь?
        - Что я, слепая, что ли?
        - Пасьянс ничего не заметил.
        - Но я ведь твоя сердечная книга! - возмутился клюв. - Я вижу мир твоими глазами. Мы с тобой - одно целое!
        - За исключением часов отдыха.
        Сердечная книга замялась:
        - Что, я опять храпела?..
        Фурия подошла к книге и почесала ей мятую шейку.
        - Совсем чуть-чуть. - Она взяла её с тумбочки и подошла к зеркалу - хотелось узнать, начнёт ли расплываться и книжное отражение.
        На неё смотрела шестнадцатилетняя девушка с тёмными синяками под глазами, с растрёпанными русыми волосами, в слишком просторной и длинной белой футболке. Никаких дрожащих буквиц. Всё было опять по-прежнему.
        Она нерешительно протянула руку и дотронулась до зеркала подушечками пальцев, так бережно, будто рисковала проткнуть его насквозь. Но под пальцами было только холодное стекло, а в зеркале - лишь знакомый портрет.
        С минуту она простояла, рассматривая себя. Потом задула свечу, забралась с петушиной книгой под одеяло и провалилась в уютную защищённость темноты.
        Глава одиннадцатая
        На следующее утро мир всё ещё лежал в обломках.
        - Всё кончится очень плохо, - заявила Фурия, входя с Кэт в огромную кухню резиденции. - Дела и без того уже были так себе, а без Ариэля ещё больше экслибров уйдёт отсюда.
        Она решила никому не рассказывать о событиях минувшей ночи, даже Кэт. Были темы поважнее. Смерть Ариэля словно магнит притягивала к себе всякую мысль, всякий разговор.
        Трое экслибров, которые ещё в лесном лагере были поварами, словно лунатики, блуждали между несколькими сервантами. Кое-кто из их помощников утром вообще не явился, и эти трое исполняли свои будничные обязанности как будто через силу: надо было сервировать ежедневный шведской стол, вне зависимости от того, какая атмосфера царила вокруг.
        Кэт и Фурия стояли рядом с дверью в холодильную камеру. Одна экслибра с заплаканными докрасна глазами пронесла мимо них громадную корзину с поджаренными тостами, и у экслибры был такой вид, словно она несла осуждённым на смерть их последний обед.
        Кэт выудила из корзины два ломтика и налила из пакета стакан фруктового сока.
        - Тебе тоже? - спросила она, показав на второй стакан. Он стоял среди дюжин других на выложенной плиткой кухонной столешнице.
        Фурия отрицательно покачала головой.
        - Тебе надо есть и пить, - сказала Кэт. - Голодать совсем ни к чему.
        - Чувствуешь ты это? Весь дом… все замерли от шока.
        - Чего ж ты хочешь? - Кэт сунула себе в рот пол-ломтика и, жуя, продолжала: - Они знали Ариэля много лет и привыкли, что он ими руководит. Смерть Пака была тяжёлым ударом, а теперь ещё и он…
        - Ну хотя бы у тебя не пропал аппетит.
        Кэт кивнула и проглотила хлеб. В Либрополисе ей приходилось питаться всем съедобным, что только попадало под руку, это заметно по ней и сегодня. Иногда она напоминала Фурии кошку, слишком долго жившую на улице.
        - Что же, прикажешь мне за это извиняться? - огрызнулась Кэт.
        - Ну что ты… - Фурия неохотно взяла сок и налила себе немножко. Без всякого аппетита она рассматривала жидкость в стакане. - Как ты думаешь, они уйдут?
        - Некоторые. Но не все.
        - Рано или поздно Академия кого-нибудь отыщет. И узнает, где мы прячемся.
        - Финниан говорит, что они умеют держать язык за зубами - слишком долго были в бегах от Академии.
        - Но ведь нас кто-то обнаружил. Кто бы Ариэля ни прикончил…
        - Убийца не от Академии, - перебила её Кэт. - Иначе они сразу же прислали бы войска.
        - Но наше положение очень шаткое. И Ариэль это знал. - Она залпом осушила стакан, чуть не поперхнувшись. Её желудок сжался в спазме. - Просто расставить побольше постов охраны - этого мало. Нам нужны библиоманты, которые прикроют здание, но вместо этого Саммербель стремится… - Она замолкла, поскольку ей стало ясно, насколько неподходящую тему она затронула.
        Кэт нахмурилась и резко поставила стакан на столешницу.
        - Я пыталась Финниана от этого отговорить. Мы полночи обсуждали эту тему, но он настаивает, что ему надо найти Изиду. По его убеждению, только она может стоять за этим, она и Арбогаст. И из каких-то там соображений Академию они, дескать, в это не посвятили. Он хочет выяснить почему.
        - Но в этом ведь нет никакого…
        - Фурия!
        В дверях кухни показался Пип. Задыхаясь, он мчался к ним.
        - Нассандра! - возбуждённо выпалил он. - Она что-то знает. Она совершенно не в себе, я никогда её такой не видел…
        Кэт нахмурила лоб:
        - Каллиста?
        - Что с ней? - спросила Фурия.
        - Пошли! - Пип схватил сестру за руку и поволок к задней двери.
        Из кухни наружу вела собственная дверь, и каждое утро она была открыта нараспашку, чтобы проветрить громадное помещение. Фурия и Кэт последовали за Пипом в парк. Неподалёку, за заросшей клумбой, собралась дюжина экслибров. Над всеми остальными возвышался Пасьянс. С побагровевшим лицом он озирался в поисках Пипа и испытал заметное облегчение, завидев его вместе с Фурией и Кэт на буксире.
        В десяти шагах от других, перед живой изгородью из деревьев и подлеска, который с восточной стороны отделял парк от холмистых лугов, стояла каллиста Нассандра. На высоком пригорке, вне владений Ферфаксов, бежали рельсы железной дороги, где кавалеры Интриги некогда схватили Пипа. Над гребнем холма вставало солнце и озаряло долину розовыми лучами.
        В густых зарослях Нассандра пританцовывала с одной ноги на другую, в любую минуту готовая умчаться прочь. На ней было старое летнее платье Фурии, такое же белое, как кора молодой берёзки. Платье было в листьях и траве, не иначе как потому, что всю ночь лежало на земле рядом с ней, пока Нассандра была деревом. Руки, ноги, даже лицо - всё её тело покрывали молочные буковки. Её длинные волосы, легче пёрышка, развевались на утреннем ветру. При каждом резком движении экслибров она вздрагивала, готовая пуститься наутёк.
        - Она вас боится, - обратился Пасьянс к мужчинам и женщинам. - Отправляйтесь обратно в дом, иначе мы никогда не узнаем, что она хочет сообщить.
        - Может, это как раз ты нагоняешь на неё страх, - съязвил один экслибрик маленького росточка.
        Фурия так и не поняла, был ли он на самом деле карликом или коренастым коротышкой с бородой и ужасным запахом.
        Пасьянс поражённо осмотрел себя сверху донизу, словно хотел проверить, вдруг он чем-то и в самом деле мог напугать других.
        Пип отпустил руку Фурии и встал между экслибрами:
        - Позвольте мне с ней поговорить.
        Фурия кивнула. По всему видно, что Нассандра хочет им что-то сообщить, но не решается подойти поближе.
        Кэт склонилась к уху Фурии:
        - Думаешь, она что-то видела?
        - Или кого-то.
        Пип медленно двинулся к каллисте. Огромные глаза Нассандры были широко распахнуты, словно она пыталась уловить как можно больше сигналов из окружающей среды. Ни секунды она не стояла спокойно - всё прыгала взад-вперёд, взад-вперёд. Её взгляд перескакивал с Пипа на Пасьянса, а потом через Фурию и Кэт на остальных собравшихся.
        - Тебе никто не сделает ничего плохого, - заверил её Пип. - Мы все здесь твои друзья.
        Каллиста отклонилась чуть назад, но сделала шажок вперёд и помахала Пипу, чтобы тот приблизился.
        Он очень медленно стал к ней приближаться, чтобы дать ей возможность следить за ним и не вспугнуть неосторожным движением.
        Экслибры тоже не двигались, ни один не издал ни звука. Пасьянс уставился на каллисту, словно загипнотизированный.
        Нассандра протянула Пипу руку, отдёрнула и подала снова. Он в свою очередь медленно поднял руку, продолжая беседовать с каллистой ласковым тоном. Ещё несколько шагов - и их руки соприкоснутся.
        - Зд?рово он это, - прошептала Кэт.
        Фурия кивнула с оттенком гордости.
        - Тсс! - зашипел Пасьянс. - Иначе она убежит.
        - Пардон, - пробормотала Кэт и скривила Пасьянсу рожу за его спиной.
        Нассандра вытянула правую руку, а левой указывала на деревья позади. Сквозь густой подлесок между ними не было видно холма.
        Фурия увидела узкую брешь в чаще, протоптанную тропинку, ни разу прежде не попадавшуюся ей на глаза. При этом большинство этих троп проложили они с Пипом. В детстве она часто бродила по пустынным холмам, расставляла руки и бежала стремглав с косогоров, возомнив себя птицей, вылетающей из долины и исследующей мир за пределами Котсуолдса.
        Пип дотронулся до кончиков пальцев Нассандры и остановился. По её телу пробежала дрожь, но руки она не отдёрнула.
        - Ты хочешь мне что-то показать? - спросил он.
        Она взволнованно кивнула. В её больших круглых глазах, казалось, играет золото, которым рассвет залил долину.
        Пип посмотрел на тропинку:
        - Ты хочешь, чтобы я пошёл с тобой туда? Через лесок?
        Опять кивок, а за ним - призрачная улыбка, словно мимолётный ветерок овеял её черты.
        - Хорошо. Тогда покажи мне дорогу.
        Нассандра схватила его за руку, не так, как это делают люди, а беспомощно, за кончики пальцев. Несколько мгновений спустя они нырнули в чащу на протоптанную тропу. Белый силуэт Нассандры, словно утренняя дымка, ещё мелькал какое-то время среди кустарника, потом его поглотило сплетение ветвей.
        Ропот пробежал в толпе экслибров.
        - Эй, ты, телохранитель, - с недоумением обратилась Кэт к Пасьянсу, - разве ты не обязан за ним следить?
        - Если он с ней, то нет, - ответил южанин и мечтательно поглядел туда, где исчезла Нассандра.
        Фурия и Кэт перекинулись взглядами.
        - Она чертовски миленькая, - сказала Кэт Пасьянсу с ехидством.
        - Что?
        - Миленькая. Хорошенькая. Прелесть!
        Пасьянс был не в состоянии поднять на неё глаза.
        - Не исключено.
        - Оставь его в покое, - шепнула ей Фурия.
        Пасьянс приблизился на два шага к кустам, но потом остановился:
        - Она вернёт его обратно, совершенно точно.
        Фурия тоже так думала, иначе она бы ни за что не отпустила Пипа. Брату было всего одиннадцать, но таким уверенным в себе, почти взрослым, она видела его впервые. И всё же ею овладело странное чувство при виде того, как он взбирается по холму, где она его уже один раз потеряла. Где-то в глубине души начала зарождаться тревога, а непреодолимое желание следовать за ним становилось всё сильнее.
        Экслибры шептались. Среди деревьев шелестел ветер. Сквозь их кроны прорывался солнечный свет, и от него съёживались тени на окраине парка.
        Прошло несколько минут, после чего карлик внёс предложение:
        - Может, стоило кому-нибудь пойти посмотреть?
        - Она в жизни не причинит ему вреда, - заявил Пасьянс.
        - Она-то, может, и нет, - сказала Фурия и направилась к тропе в подлеске, сначала медленно, потом ускоряя шаг.
        Кэт последовала за ней. Пасьянс вздохнул, обогнал их и возглавил процессию, едва они достигли зарослей.
        - Всем остальным ждать здесь! - крикнул он через плечо, и, к удивлению Фурии, экслибры ему подчинились.
        - Это всё униформа, - пожал плечами Пасьянс.
        Они шагали по тропе с примятой крапивой и сломанными сучьями. Прежде чем Пип с Нассандрой прошли по этому пути, им, очевидно, воспользовались не более двух-трёх раз.
        Заросли кустарника закончились метров через пятнадцать, и скоро между ветвями показалась зелень холма. Как только Фурия вышла на свет, стали отчётливо различимы следы Пипа и каллисты, оставленные в высокой траве. Следы вели вверх по откосу, но наверху никого не было.
        От беспокойства у Фурии появилась дрожь, мышцы напряглись, она перешла на бег.
        - Куда они делись? - спросила Кэт.
        Пасьянс бежал впереди, тяжело утрамбовывая почву.
        - Следы ведут наверх, к железнодорожному полотну.
        «Только не это! - думала Фурия. - Пожалуйста!»
        Они мчались дальше, пока перед ними не возникла насыпь со старыми рельсами. Склон простирался и дальше, но вид за вершиной холма загораживали железнодорожные пути.
        Фурия старалась отогнать плохие предчувствия. Каллисту она знала только в лицо. Может, она слишком легкомысленная? Кто знает, что кроется за этими огромными невинными глазами?
        Бешеному ритму её сердца вторили движения ног, когда девушка помчалась по траве, а потом по щебню к железнодорожной насыпи. Она уже почти добежала до путей, как вдруг Пасьянс встал перед ней как исполин.
        - Что такое? - Фурия с Кэт остановились рядом с экслибром.
        По ту сторону рельсов, на месте, где склон сменялся подъёмом, пролегала узкая низина. Там, внизу, лежала фигура в тёмной одежде. Рядом с ней на корточках сидел Пип, извлекая что-то из-под неподвижного тела. Вокруг него подпрыгивала в нервном танце Нассандра.
        - Пип! - крикнула Фурия. - Уйди оттуда!
        Он торжественно поднял вверх какой-то предмет. Это была тонкая, обтянутая коричневой кожей книга.
        - Неужели это?.. - вырвалось у Кэт.
        Конца предложения Фурия не дослушала: они с Пасьянсом начали съезжать с насыпи вместе с осыпающимся под их ногами гравием.
        - Уйди оттуда! - завопил экслибр.
        Нассандра вздрогнула, словно он выстрелил в неё из своих револьверов, и обратилась было в бегство, но в последний момент, видно надумав кое-что получше, схватила Пипа под мышки и поволокла с удивительной лёгкостью прочь от тёмного тела на земле. Пять-шесть шагов она пробежала с ним, после чего бросила и отскочила в сторону. Потом Нассандра остановилась и решила посмотреть, что произойдёт дальше.
        Пасьянс упал на колени рядом с телом, перевернул его на спину и крепко сжал кисти.
        - Он ещё дышит!
        Это был мужчина в пальто тёмно-серого цвета. Два кровавых ручейка запеклись на ввалившихся щеках, напоминая вытекшие из глаз и засохшие алые слёзы. Ручейки шли к подбородку, симметричные, словно боевая татуировка. Ранения он получил задолго до того, как упал здесь без сил.
        - Приходилось кому-нибудь такое видеть? - поинтересовался Пасьянс.
        Но Фурия уже устремилась к Пипу, смотревшему на неё с довольной ухмылкой.
        - Ничего не случилось, - сказал он. - Нассандра была всё время при мне. Нынешней ночью она пускала корни на холме и обнаружила его.
        Фурия посмотрела на каллисту, а та ответила на её взгляд так, словно ожидала нападения. Но Фурия одарила её лишь благодарной улыбкой. Потом она взяла в руки кожаный том, протянутый ей Пипом. Ей не нужно было читать римские цифры на корешке, чтобы понять, что это одиннадцатый том «Книг творения».
        С каменной физиономией она повернулась к Пасьянсу:
        - Это убийца Ариэля. Хорошенько следи за ним.
        - Не волнуйся: он не шевелится. Дышит, но без сознания. Похоже, долго не протянет.
        Кэт опустилась на колени с другой стороны от лежащего в забытьи человека и расстегнула его тёмное пальто, чтобы осмотреть раны.
        - Это что же, Ариэль его так перед смертью разукрасил?
        - Не исключено, - ответил Пасьянс.
        Фурия повернулась к каллисте:
        - Можешь отвести Пипа обратно в дом?
        Нассандра робко кивнула. На секунду показалось, что Пип хочет что-то возразить, но потом ему, судя по всему, пришло в голову, что перспектива провести побольше времени с каллистой не так уж плоха. И вдруг Фурия неожиданно испытала какую-то нелепую зависть: Кэт сохнет по Финниану, даже Пип слегка втюрился, и в кого - в Нассандру! А чем могла похвастаться она, Фурия? Только крикливой сердечной книгой и кучей проблем! Она отбросила эту мысль от себя подальше и сказала Пипу:
        - У вас здорово получилось, но теперь проваливайте отсюда. Он может очнуться. А мы совершенно без понятия, что это за тип.
        - Ну не совсем так, - ответила Кэт.
        Фурия подошла к ней и посмотрела на незнакомца. Узкое лицо она прежде никогда не видела. В чертах его лица было что-то гладкое, странно бесконтурное и неуловимое - свойство многих экслибров.
        - Такой ни за что на свете не будет пахать на Академию! - пробурчал Пасьянс.
        Нассандра с Пипом скрылись за насыпью, а Кэт в это время расстегнула пальто на чужаке. Она, как видно, уже заглядывала под пальто, потому что оказалась единственной, кто не отшатнулся в ужасе.
        - Что за чёрт… - прошептал Пасьянс.
        Туловище мужчины было обнажено. От гортани до низа живота тянулась вертикальная полоска. Её пересекали две горизонтальные красноватые полосы: одна - под ключицами, а другая - чуть выше пояса. Тот же узор, что и на теле Изиды.
        Фурия прищурилась:
        - Экслибр Зибенштерна?
        Внезапно мужчина вырвал руку и, прежде чем Пасьянс снова успел его схватить, а Фурия - отпрыгнуть, схватил её за кисть.
        Его хватка не отличалась цепкостью - на это у него просто не хватило сил, - но он устремил свои налитые кровью глаза на Фурию, а губы его зашевелились.
        Она ещё раздумывала, не склониться ли ей к нему поближе, несмотря на опасность, но в этот момент на лежащего обрушил, словно кувалду, свой кулак Пасьянс. Пальцы экслибра разжались, а голова упала обратно в траву.
        Пасьянс хотел было ударить ещё разок, но Фурия встала между ним и жертвой.
        - Нет! Не убивай его!
        - Но он на тебя напал!
        Она отвела глаза от окровавленного лица лежащего в беспамятстве экслибра. Уже первый удар Пасьянса как следует его оглушил, а второй мог просто убить.
        Кэт перевела взгляд с незнакомца на Фурию:
        - Он что-то сейчас сказал?
        Фурия хотела было ответить, но только молча покачала головой.
        - Отнеси его в дом, - приказала она Пасьянсу.
        - Точно?
        - Кто-нибудь должен выяснить, кем он подослан.
        Ухмылка забрезжила на лице Пасьянса.
        - Это я могу.
        - Берегись его грудины! Она не должна открыться.
        Пасьянс отмахнулся и взвалил бесчувственного на плечо, да с такой лёгкостью, словно тот весил не больше ребёнка. Фурия осталась стоять, глядя сквозь них.
        Кэт притронулась к её руке:
        - С тобой действительно всё в порядке?
        Фурия с отсутствующим видом кивнула.
        Никакого порядка! Ариэль убит. Изида исчезла.
        А человек прошептал слово, которое понять могла только она. Единственное слово: «Зеркало».
        Глава двенадцатая
        Около полудня Фурия и Кэт отнесли «Книги творения» вбиблиотеку. Фурия вставила библиомантический ключ в замок тяжёлой железной двери, ведущей в катакомбы, и услышала, как в скважине что-то щёлкнуло. В замке зажужжало, едва только ключ начал поворачиваться. Вскоре они увидели главный вход. Фурия включила тусклое освещение - несколько лампочек под высокими, высеченными в скале балками.
        Две коробки с двадцатью четырьмя томами девушки поставили на пол перед дверью. Три экслибра-вахтёра не спускали с коробок глаз. Библиотека была библиомантическим убежищем с собственной таинственной жизнью. С некоторыми из существ, здесь обитавших, Фурия уже водила знакомство: соригами - пожирательницами пыли, со стаей букв «Эюя», даже с жутким плесневиком-убийцей. Однако, по всей видимости, здесь имелись и другие тайные обитатели, о которых никто ничего не знал. Три стражника получили распоряжение быть особенно бдительными, и не только в связи с нападением минувшей ночью.
        Но, несмотря ни на что, Фурия любила библиотеку больше, чем какое-либо другое место. Ещё ребёнком она целыми днями блуждала в её бесконечных переходах, часто сворачивая с главного пути, что ей строго воспрещалось.
        Кто-то спустился вслед за Кэт и Фурией по неосвещённой лестнице.
        - Вы уверены, что это правильный шаг? - раздался голос Саммербель. - Мы ведь сошлись на том, что хранение книг здесь сопряжено со слишком большим риском. - В темноте её светлые волосы излучали призрачное сияние, чёрные брови сдвинулись в гневе, образуя почти сплошную линию. На ней, как всегда, было одно из её светлых платьев, а под ним неизменная белая водолазка. Кэт хотела ей нагрубить, но Фурия её остановила.
        - Неужели ты действительно считаешь, что в доме надёжнее? - спросила она. - После всего, что случилось?
        Саммербель покачала головой:
        - Сейчас везде небезопасно - сама знаю.
        Кэт подняла свою коробку и пронесла через дверь в библиотеку. Там она поставила книги и вернулась опять в коридор. Фурия вынула старинный ключ из замка и сунула его в карман штанов, потом подняла с пола вторую коробку.
        - Погоди, - сказала Саммербель. - Ты не имеешь права принимать это решение самостоятельно.
        Стражники старались придать себе как можно более безразличный вид, но в узком помещении от них не укрылось ни слова.
        Когда Фурия вошла в библиотеку, Кэт преградила дорогу Саммербель:
        - Оставь её. Вы с Финнианом тоже не больно-то интересуетесь тем, что другие думают по поводу ваших решений.
        - Финниану нужен помощник, если он хочет отыскать Изиду. У меня есть, по крайней мере, шанс вернуть его тебе невредимым.
        Пока они яростно сверкали глазами, а караульные не знали, куда отвести взгляд, Фурия дотащила свою коробку до прохода между стеллажами и поставила её на первую, принесённую Кэт. Одна оригами слетела на неё с полки и занялась поиском свежей пыли.
        Фурия ещё раз обернулась к остальным:
        - Пасьянс что-нибудь выяснил?
        Саммербель покачала головой:
        - Ничего.
        - Не лучше ли тебе пойти к ним? Ведь этот тип - экслибр Зибенштерна.
        - Пасьянс знает, что делать. А я на это уже насмотрелась. - Фурия поняла, что та имеет в виду. А этот экс-конфедерат со своим пленником явно не церемонится. - Поединок с Ариэлем его наверняка ослабил. А Пасьянс так крепко связал ему верхнюю часть тела, что открыть её он не сможет. Быть одновременно и экслибром, и собственной сердечной книгой, очевидно, не всегда так удобно, как кажется на первый взгляд.
        Фурия подумала, что Изиду вряд ли остановили бы какие-то верёвки, но решила, что сейчас неуместно упоминать её имя. Она подошла к порогу, словно желая присоединиться к остальным перед входом. Кэт, следившая за ней боковым зрением, сделала знак за спиной.
        - Теперь нам надо заняться одиннадцатым томом, - начала Саммербель, глядя на книжные коробки, - и выяснить, что…
        Фурия взялась за ручку двери. Кэт напряглась.
        Саммербель не закончила предложение, потому что в тот же миг она поняла их замысел. От библиотеки имелось только два ключа. Один был у Фурии, другой хранил Ариэль. По выражению лица Саммербель было ясно, что она забыла о втором ключе. А сейчас, видимо, её осенило, что оба ключа оказались у Фурии. Саммербель возмущённо стала наступать на них:
        - Ты ведь не можешь…
        Кэт грубо оттолкнула Саммербель, та пошатнулась. На секунду Фурия остановилась. Они договорились, что Кэт задержит любого, кто попытается встать у Фурии на пути. При этом, правда, речь не шла о тумаках. К тому же против библиомантки у Кэт не было никаких шансов. Если бы Саммербель захотела, она бы одной силой мысли впечатала Кэт в стену. Но Кэт, казалось, сейчас было всё равно. Вся её ярость выплеснулась наружу, а когда ею овладевало подобное неистовство, остановить её могла только библиомантика.
        Перед тем как захлопнуть за собой железную дверь, Фурия увидела сквозь щель, как Саммербель отталкивает Кэт в сторону и бросается к двери, а Кэт хватает свою противницу за руку и пытается её выкрутить.
        - Пожалуйста, только не убейте друг друга! - Фурия закрыла дверь и предоставила стражникам разнимать дерущихся.
        Ей было совестно оставлять подруг в таком состоянии. Но это был её последний шанс спрятать книги в такое место, о котором знала бы только она. И ей не пришло на ум ничего более надёжного, чем это убежище. За ошибочное решение хранить тома наверху, в доме, они заплатили очень высокую цену. Больше она не допустит, чтобы ещё кто-нибудь умер, защищая книги.
        Яростный крик Саммербель оборвался. Запор в замочной скважине с жужжанием опять задвинулся. Закряхтев, Фурия подняла сложенные одна на другую коробки и пустилась в путь.
        Первые двести метров она прошла по главному коридору. Несколько раз ей приходилось опускать тяжёлые коробки на пол, чтобы отдышаться, и скоро она взмокла от пота. Справа и слева из-за книг выглядывали оригами, снуя по стеллажам и поклёвывая пылинки. Вновь и вновь её провожала то одна, то другая птичка, по двадцать-тридцать шагов, ловко перепрыгивая с полки на полку и перелетая с одной стороны на другую.
        Проходы были узкими и низкими. Будучи римскими катакомбами, задолго до того, как Ферфаксы их осушили посредством библиомантики, пространство здесь было очень тесным. С тех пор как к стенам приставили стеллажи, сюда едва мог протиснуться один взрослый человек. Книжный аромат, исходивший от фолиантов, окончательно заглушил тонкий библиомантический запах Фурии.
        Наконец она повернула налево. Едва лампочки на потолке остались позади, она поставила коробки на пол. Проход перед ней тонул во мраке. В этой библиотеке она могла бы выбрать любое место, и, вероятно, каждое из них в равной степени было бы тайным для других. Но она устремилась к тому, которое служило ей раньше для укрытия «Фантастико Фантастичелли». Интуиция нашёптывала, что там и «Книги творения» будут в безопасности.
        Она вынула карманный фонарик, посветила поверх коробок в тьму и крикнула:
        - Можешь выходить, я слышу, как ты шуршишь! Надеюсь, ты вдоволь позабавилась, наблюдая, как я здесь чуть не до смерти надрываюсь.
        Но шелестело не там, куда она посветила, а позади неё. Сзади по полу на Фурию надвигалась Эюя, чёрный ковёр из букв, когда-то высыпавшихся из испорченных книг. Эюя была не в ладах с пунктуацией, зато особое место у неё занимали диакритические знаки[31 - Знаки, которые ставят над или под буквами для обозначения их верного выговора.]. Точки от «ё» игалочка над «и кратким» качались на тоненьких, как волоски, щупальцах и тянулись по направлению к Фурии.
        
        - написала стайка букв на каменном полу.
        Фурия опустилась на корточки, чтобы получше разобрать мелкие буковки.
        - Привет, - ответила она. Уже несколько лет назад она обучила Эюя некоторым современным словам, чтобы та перестала вещать елейно-слащавым языком из древних фолиантов. - Можешь мне помочь?
        
        - Соседи немилосердно вытолкнули четвёрку «е» из своих рядов, и теперь те уязвлённо скакали сбоку.
        - Ты за мной наблюдала.
        
        - Что-нибудь новенькое?
        
        - Разве это не обычный процесс?
        
        Она подумала, не объяснить ли ей, что это место превратилось в убежище, но потом всё же решила, что эта информация Эюя перегрузит. А кроме того, процесс начался уже давным-давно. По всему видно, что для Эюя из-за этого ничего не изменилось.
        - Чужие здесь были? - спросила она.
        
        Некоторые литеры затеяли драку, перепрыгнули через голову соседа и добавили:
        
        - Никто не должен найти книги в этих коробках. Ни человек, ни какое иное существо.
        От букв ответа не последовало: они выжидали. Фурия выпрямилась.
        - Можешь их понести? Мне надо держать фонарик, чтобы найти дорогу.
        Стайка хлынула к её ногам и подползла под коробки. Скоро они, покачиваясь, плыли по буквенному течению, словно по чёрной воде.
        Фурия переступила через Эюя, стараясь не наступить ни на одну из крохотулек, и пошла вперёд.
        Вскоре она достигла места, которое искала. Мягкий поток воздуха, постоянно гулявший в проходах, здесь становился слабее, а запах книг ещё интенсивнее. Она сразу же отыскала место, куда однажды сунула «Фантастико». Она быстро вытащила с полки другие книги и сложила на полу. Едва на полке образовался достаточный промежуток, она сунула туда тома «Книг творения», а другие фолианты положила вместо них в коробки.
        - Отнеси их как можно дальше отсюда и поставь куда-нибудь. Никто не должен заметить, что здесь что-то изменилось.
        
        .
        - Это ирония?
        
        .
        Фурия улыбнулась, встала на колени и аккуратно просунула руку под кишащие буквы. Несколько дюжин заиграли на её коже, весело перепрыгивая с пальца на палец.
        - Спасибо, - сказала она. - Я снова твоя должница. Я ещё чуть-чуть побуду здесь внизу. Приходи, если захочешь пообщаться.
        Эюя затрещала, зашуршала и увлекла коробки по проходу. Фурия светила ей вслед, пока та не исчезла за углом со своим грузом.
        Тихо вздохнув, она снова обратилась к «Книгам творения», для верности прислушалась ещё раз, не было ли подозрительных шумов, посветила назад, в направлении главного прохода, но ничего не заметила, кроме нескольких оригами, отворачивавших от света свои бумажные головки.
        Фурия провела кончиком пальца по тёмным кожаным корешкам, пока не добралась до римской надписи: «Одиннадцать». Столько накопилось вопросов, ответы на которые Зибенштерн запрятал где-то в этих книгах! Но важнее было прежде всего уделить внимание этому тому. Ведь неспроста убийца Ариэля нацелился именно на него.
        Она вынула его, уселась между стеллажами, поджав под себя ноги, и, придерживая одной рукой фонарик, другой - развернула одиннадцатый том «Книг творения».
        Часть третья
        Дома предков
        Глава первая
        Окольными путями Изида добралась до Портобелло. После своего бегства от Арбогаста она целые сутки проспала в одном из укрытий в переулках Либрополиса. Ровно столько, сколько было необходимо, чтобы немного восстановиться. Затем она открыла портал, через который прошла между страницами мира. Чем могущественнее был библиомант, тем быстрее он перемещался из одного места в другое. С тех пор как она ощутила в себе мощь экслибры Зибенштерна, её прыжки через пустоту, между страницами, стали делом всего нескольких секунд. Сегодня же она сознательно решила помедлить, чтобы составить впечатление о Портобелло до того, как достигнет цели.
        Портобелло был осколком убежища, разрушенного много лет назад. Все прочие части унесло в пустоту - очень может быть, что они и сегодня находились в падении, но определённо этого не знал никто. С тех пор одна-единственная частичка удержалась на золотых сетях и парила над пропастью, словно комета между звёзд. Назвать оторвавшийся обломок «Портобелло», то есть «прекрасной бухтой», было чистейшей издёвкой. Ничто в этом месте не напоминало о прекрасном. На его выщербленной поверхности размножились хижины из досок и старья - чем не нищенский квартал? Узенькие переулочки вели к хлипким мостикам, перекинутым через ущелья в убежище-осколке. Ни полиции, ни гвардии не было дела до порядка. Беззакония не существовало, поскольку не было никаких законов. Для жителей Портобелло, в прошлом библиомантов, снаружи, в обычном мире, всё утративших, это место было последним пристанищем.
        И всё же в Портобелло правила бал либромания. Кто здесь оказывался, тот за страсть к чтению отдавал последнюю рубашку, а некоторые - и рассудок. С тех пор как библиомант Александр Абсолон более ста лет назад выпустил первые книги, которые вызывали зависимость, а потому по праву были названы книгами-наркотиками, либромания сделалась делом чрезвычайно прибыльным. Потребовалось несколько десятилетий, пока другие библиоманты не исследовали искусство Абсолона и не состряпали низкосортные копии, сила воздействия которых, как и любой подделки, даже отдалённо не напоминала оригинал. Кто однажды прочёл книгу-наркотик, не мог больше от неё освободиться. Жертвы читали всё время одни и те же страницы, несмотря на то что те давно потеряли своё воздействие: читатель знал их наизусть. Тогда были нужны новые страницы из других книг. Но даже у зажиточных библиомантов через некоторое время иссякали все сбережения. В результате они заканчивали свой путь на этом обломке скалы, в Портобелло, на последней остановке всех либроманов, где торговали копиями с копий книг-наркотиков.
        Здесь библиоманты оставляли остатки денег, а потом вели скучнейшее существование, томимые жаждой чтения. Академия наказывала торговцев книгами-наркотиками смертной казнью. Но Портобелло было ничьей землёй, пристанищем в междуцарствии, лишённым всякого контроля, площадью каких-нибудь четыре квадратных километра. Изида посещала эти края неохотно, но она знала: больше нигде она не найдёт того, что ей нужно.
        Из золотой бездны она упала на выщербленную землю, приземлившись в ореоле фиолетовых искр, и чуть помедлила, присев на корточки, чтобы опять собраться с силами. Находиться здесь было опасно, но Изида не знала, когда она снова окажется в состоянии открыть новый портал. Надо было сообщить другим слова Арбогаста, но для этого также необходимо наладить контакт с Фурией или Саммербель. Путь она как-нибудь найдёт, не наводя Академию на след своих друзей. Но задумка увенчается успехом, лишь если она будет бдительна и подзарядится энергией. А Портобелло - единственное место, где даже дорогой ценой можно получить и то и другое.
        Приземлилась она на узкой полосе рядом со скалистой окраиной, где ютились лачуги убежища. В дощатых хибарках скрывались пещеры либроманов, день и ночь проводящих в библиомантическом угаре. Многие, кто не мог обеспечить себя даже самым примитивным ночлегом, пристраивались в нишах и проходах проулков - опустившиеся субъекты, вцепившиеся дрожащими руками в выдранные страницы или ссутулившиеся над томами, захватанными жирными пальцами. Книжный запах от кожи этих библиомантов изменился, напоминая теперь скорее гнилостное зловоние заплесневевших страниц. Над осколком этого убежища нависла призрачная тишина, ибо читающие реагировали на каждый шорох и впадали в безумие, едва только чувствовали себя потревоженными. Время от времени раздавались крики какого-нибудь несчастного, поплатившегося рассудком за свою страсть к чтению, но его заставляли замолчать те, кому помешали предаваться наслаждению.
        Казалось, некая высшая сила хотела противопоставить величию и славе литературы со всеми чудесами, порождёнными книгами, некий потусторонний, тёмный мир. Впервые Изида задалась вопросом, намеренно ли создал Зибенштерн это место или же Портобелло возник стихийно, как и другие тёмные аспекты библиомантики. Осколку убежища не суждено существовать вечно. Его самая глубинная, низменная часть уже рассыпалась, растворившись в плазме первоначальной слизи, капающей в пустоту между страницами или утекающей в золотых потоках. Разложение шло медленно, но необратимо. Изида была уверена, что персонал, контролировавший дела в Портобелло, уже давно подыскивал себе новое пристанище.
        На ней всё ещё был чёрный корсаж и тёмная пелерина с капюшоном. От ткани несло сажей и грязью, но здесь до этого никому не было дела. Есть надежда, что едва Изида отыщет того, кого нужно, он, помимо решения всех остальных проблем, поможет и с новой одеждой.
        Брызги фиолетовых искр, сопровождавших падение, рассеялись, и Изида выпрямилась. С первых же шагов в Портобелло её не покидало ощущение, что за ней следят. Пустота омывала крыши и дощатые фасады светом вечного заката. Постройки жались к крутому косогору, рядами взмывая до самого пика осколка этого убежища. Позади же, на границе с пустотой, пылали золотые завесы сетей, широкие дугообразные ячейки петель, куда некогда угодил обломок, словно в паутину.
        Незастроенные участки на окраине напоминали заброшенную гавань, только на её пристани не было никаких кораблей. Пройдясь по одному из узких проулочков, Изида обнаружила над входами вывески, которые рекламировали дурманящие книги всех жанров. Половина обещала подлинного Абсолона, что было беззастенчивой ложью: три известных экземпляра Александра Абсолона, им собственноручно набранные и переплетённые, считались утраченными. Два из них, скорее всего, исчезли навсегда; где найти третий экземпляр, Изида знала.
        Она голову даст на отсечение: кто-то шагает за ней по пятам через проулки. Перепрыгивая через канавы с вонючими сточными водами, она приметила, что некоторые субъекты, жующие жвачку, поднимают головы и смотрят в её сторону. Вот уже полгода она значилась в списках тех, кого разыскивает Академия. Видно, кто-то смутно припоминал, что это лицо уже где-то приходилось видеть. Не исключено, что весть о её прибытии в Портобелло распространится быстрее, чем ей хотелось бы.
        Она снова и снова оглядывалась. Возможно, её преследователем был Арбогаст. Обратив внимание на фиолетовые искры, сыпавшиеся из одного окна, она подумала, не открыл ли он тоже портал в Портобелло? Некоторое время она скрывалась в одной из ниш, низко опустив капюшон на лицо и ожидая, что он выйдет наружу. Но никто не появлялся, и она продолжила путь, всё выше в гору, через лабиринт полуразвалившихся лачуг с неопрятными обитателями на обочине.
        Старуха в серых лохмотьях ковыляла навстречу Изиде. Прижимая к груди полуистлевшие страницы какой-то книги, правой рукой она указывала наверх, в золотое ничто. Изида хотела избежать столкновения, но женщина намеренно преградила ей дорогу, глядя остекленевшим взором перед собой, она хрипло спросила:
        - Откуда эти идеи?
        Изида оттолкнула её и пошла было дальше, но женщина, развернувшись за её спиной, вцепилась в пелерину.
        - Откуда эти идеи? - громко завизжала она.
        И за считаные секунды в тихом проулке разразился хаос. Из тени вышли три либромана, схватили старуху и потащили в одну из лачуг.
        - Цыц! - набросился на неё один.
        - Да заткнись ты! - прошипел другой.
        - Здесь читают! - увещевал третий.
        До Изиды донеслись звуки ударов ногами и охающие крики старухи.
        Она поспешно продолжила свой путь, сворачивая в прилегающие улочки, и, поднявшись по грубо сбитым ступенькам, оказалась наконец перед металлической дверью. Она ещё раз огляделась, чтобы убедиться, нет ли за ней слежки, но все, кого Изида заметила, широко распахнутыми глазами уставились в свои выдранные страницы. Она осторожно постучалась.
        Внутри послышался какой-то звук.
        - Кто там?
        - Не клиентура, свои, - прошелестела она через дверь. - Открой, Дункан. Это я.
        Ответом было продолжительное молчание. Ни шагов, ни даже шороха, хотя она была уверена, что в эту минуту он бесшумно, как пантера, крадётся к двери. С тех пор как они повстречались в лицее Ле Карре, прошло немало лет, но навыков своих он наверняка не утратил.
        Послышался шёпот, совсем близко:
        - Оружие с тобой?
        Она сама и есть оружие, он же знает. Чего он не мог подозревать, так это того, как сильно она изменилась за последние полгода.
        - Ты думаешь, я явлюсь в эту клоаку, не будучи в состоянии за себя постоять?
        На краю переулка один из либроманов издал гортанный звук. Затем опять воцарилась тишина. Из-за двери послышался неуверенный голос:
        - Изида?
        По-видимому, ожидая ответа, он рассчитывал увидеть не её, а кого-то другого.
        Дверь слегка приоткрылась: из хибарки пахнуло приятным книжным ароматом, а не затхлой гнилостью, которая исходила от либроманов.
        - Чёрт побери, - прошептал Дункан Маунд, схватил её за предплечье и грубо втащил в дом.
        - Если начнёшь задавать глупые вопросы, как в дрянных сериалах: «Ну как дела? Всё в порядке?», - я вызову полицейских, так и знай!
        Естественно, за то время, которое Изида его не видела, он изменился. Каштановые волосы Дункана, которым явно не помешала бы расчёска, стали длиннее и спадали на крепкие плечи. Его короткая борода была тёмной и густой, а глаза запали глубоко в глазницы. На одну секунду она задумалась, не попал ли он в зависимость от собственных книг-наркотиков, но потом решила: это, пожалуй, только следы от пребывания в такой дыре. Дункана, рослого, с тонким носом и угловатыми скулами, она в лицее иной раз допекала замечаниями, мол, вид у него как у романтического поэта на дрянном портрете, где чернильные кляксы образуют тени там, где им не место. Молоденькая и влюблённая лицеистка.
        Дункан был одет в штаны защитного цвета с огромным числом карманов, светлую рубашку, а сверху - в коричневый жилет, тоже с кучей карманов. Дела, видно, шли хорошо, раз у него их столько.
        - Что тебе надо? - спросил он, запирая за ней дверь на задвижку. Это было не особенно вежливо, но зато соответственно их отношениям.
        Взгляд Изиды упал на узкую кровать в глубине помещения. Единственное место, где не было книжных стопок. И как он всё это сюда доставил, избежав нападения книгозависимых в переулках? Видно, он пользовался немалым уважением. Да и были ли это книги-наркотики? Невообразимо! Надо полагать, Дункан всё ещё был страстным читателем, иначе библиомантика его бы давным-давно уже покинула. Она чувствовала, какая в нём таилась сила.
        Он проследил за её взглядом.
        - Моя постель. Там я сплю.
        - Мне нужна твоя помощь.
        Он выжидающе посмотрел на неё.
        - Ты у меня в долгу, - добавила она.
        - И почему мне не кажется странным, что ты говоришь об этом именно сейчас?
        - Потому что это правда, чёрт возьми! - Я спасла тебе жизнь, выследив по заказу Академии, но не сдала.
        Сколько с тех пор миновало? Восемь лет? Девять? Тогда она была убеждена, что в состоянии собственноручно прикончить агента-изменника, дезертира. Но едва она оказалась с ним лицом к лицу, как её охватили воспоминания. Тогда она оставила ему даже Абсолонову книгу, по следам от которой за одиннадцать месяцев работы его вычислила. Просто без слов повернулась и ушла. Кроме неё, никто Дункана никогда не находил, и Изида о нём никому не рассказывала.
        - Выглядишь ужасно, - сказал он и откинул её капюшон.
        Её взгляд скользнул по двум стульям, похороненным под книгами, и опять застыл на постели.
        - Можно мне сесть?
        Он порывисто кивнул и пошёл вперед, чтобы заботливым жестом расправить одеяло. Усевшись, она поняла, как сильно дрожат её ноги от крутого подъёма в гору.
        - Я уже полгода как не у дел, - сообщила она, борясь с повторным приступом парализующей усталости.
        Он освободил один из стульев от книг, поставил его перед кроватью и сел напротив неё.
        - Я слыхал об этом.
        - Удивляешься?
        - Скорее тревожусь. За свою собственную участь. Раз ты здесь, люди Аттика наверняка где-нибудь поблизости - ищут тебя.
        - Я от него оторвалась, надеюсь.
        - От него? Значит…
        - Он лично идёт по моему следу. В Либрополисе он нашёл меня, и мне едва-едва удалось унести ноги.
        Дункан охнул:
        - В самом деле? А не сам ли он тебя отпустил? Может, он думает, ты приведёшь его к повстанцам?
        - Может.
        Он вскочил:
        - Господи боже, Изида… Все эти годы мне так спокойно жилось! Множество прибыльных сделок, я уважаемый гражданин этой замечательной общины!..
        - Если существует что-то вроде мусорной свалки библиомантики, то ты сидишь как раз в самой её гуще.
        - Чушь. Я сижу на самой её макушке. Маленькая, но существенная разница. Может быть, трон не бог весть какой изысканный, но всё же трон.
        - Из отбросов.
        Лицо его помрачнело, и тени вокруг глаз сделались ещё глубже.
        - Поговаривают, ты теперь с экслибрами заодно.
        - А ты торгуешь книгами-наркотиками и зарабатываешь на этих нечистотах.
        Он горько засмеялся.
        - Дети, посещайте лицей! Вас ожидает золотое будущее!
        Изида кивнула:
        - Мы оба преуспели.
        Пожав плечами, он подошёл к печи, подкинул поленьев и поставил кипятиться воду. Сзади из кармана штанов торчала его сердечная книга - зачитанный до дыр роман о Джеймсе Бонде.
        - Ты голодна?
        - Собственно, я пришла кое за чем другим, Дункан.
        - Макароны?
        - У тебя ведь она ещё есть? Книга Абсолона?
        Он развернулся, держа половник наперевес, словно меч, и понизил голос до шёпота:
        - А ну ещё погромче, и в следующие десять секунд мы - покойники. Если кто-нибудь снаружи заподозрит… Он разорвёт нас заживо.
        - Значит, ещё есть.
        Опять повернувшись к ней спиной, он положил рядом с печкой пачку макарон и готовый соус.
        - Пока ты в Портобелло, никогда не произноси этого больше, слышишь? Никогда! Всё остальное они пропустят мимо ушей, коль оно сказано вполголоса, но это… Ты себе не представляешь!
        - Но на улице об этом горланит каждая вторая вывеска! - возразила Изида.
        - И каждый знает, что это ложь. Даже самые безнадёжные дураки в курсе, что три книги исчезли. Но люди жаждут верить, что воздействие всех этих якобы копий и факсимиле такое же, как и от оригинала.
        - Позволь мне почитать эту книгу, Дункан.
        Он замер, но к ней лицом не повернулся.
        - Ты не в своём уме.
        - Могу я тебе доверять?
        - Нет.
        Она занялась крючками на корсаже и испугалась, заметив, что пальцы перестают ей подчиняться. С ней всё обстояло гораздо хуже, чем она думала. Она была действительно на грани.
        - Дункан!
        - Я готовлю.
        - Дункан, посмотри на меня.
        Ложка с глухим звуком упала в кастрюлю. Может быть, до Дункана что-то донеслось, но он долго медлил, прежде чем обернуться. Казалось, что он хотел оттянуть момент истины.
        Его лицо посерело, как блёклый пергамент. Слабый свет, исходящий от Изиды, озарил его черты, осветив белые, плотно сжатые губы. У неё в грудной клетке трепыхались отдельные страницы, а в страничном сердце, расщеплённом ею для него, тлели загадочные скрижали. Но он не издал ни звука и спустя несколько мгновений. Тогда она, захлопнув книгу, дрожащими пальцами опять взялась за крючки. Снова и снова они находили свои петельки.
        Дункан безмолвно опустился перед ней на корточки и помог застегнуть корсаж.
        - Спасибо, - произнесла она срывающимся голосом.
        Он взял её лицо в руки и поцеловал в лоб, на котором выступили капли пота.
        - Тебе необходимо отдохнуть, - сказал он нежно. - Можешь оставаться здесь столько, сколько захочешь.
        - Не могу. Мне надо идти дальше. Всё только начинается.
        - Но ты едва стоишь на ногах. Я не могу отпустить тебя в таком состоянии. - В его взгляде теплилась неподдельная забота. - И что только с тобой сталось?
        Рассказ об этом отнял бы у неё последние силы, но после короткого колебания она всё же решилась. Она начала с поисков «Атласа горизонтов», рассказала о встрече с Фурией и Тиберием Ферфаксом, о сражении против Интриги в Либрополисе. Вспомнила о дружбе Фурии - или что бы это ни было - с молодым Зибенштерном и о хитрости, с помощью которой Фурия его подвигла сделать Изиду главным персонажем его сказки. Изида сомневалась, действительно ли он ей верит. В экслибру Зибенштерна она превратилась против воли, и теперь ей приходилось жить с последствиями этого.
        - Я теперь обладаю такой мощью, о какой в лицее даже мечтать не могла, - сказала она наконец, - и в то же время я слабее, чем когда-либо раньше. Восстановительные фазы наступают всё чаще и продолжаются, как правило, много дней. Но теперь для этого не время, Дункан. Ещё немного - и будет слишком поздно. Изиду вдруг осенило, что она ни слова не сказала о сообщении Арбогаста, и она обрисовала ему ситуацию в общих чертах.
        Известие о том, что Федра Геркулания - экслибра и ведёт чернильных поганок на войну, Дункан выслушал с поразительным спокойствием. Но в ответ на упоминание, что Арбогаст планирует поход в ночные убежища, чтобы остановить праматерь библиомантики, и, возможно, в этом даже есть рациональное зерно, Дункан безмолвно покачал головой.
        - Вреда я наделала достаточно, на десять жизней хватит, - сказала она. - Может, теперь самое время спасти мир. - Она хотела сдобрить свои слова толикой иронии, но получилось как-то слишком серьёзно и горестно.
        Когда она закончила, Дункан посмотрел на неё с тревогой - так, будто она в любую минуту могла отключиться. Она только надеялась, что он сейчас не начнёт разводить сантименты. Их история давно быльём поросла. Изида любила другого человека, отнятого у неё Интригой. А кроме того, она была не в состоянии ясно мыслить, в чём ей тяжело было признаться даже себе самой.
        - Мне надо прочесть твою книгу, - сказала она наконец. - Это меня поставит на ноги. Кто прочитает хотя бы одну страницу, несколько недель не нуждается во сне. Так утверждают, правда?
        Он приглушил свой голос до шёпота.
        - Люди рассказывают всякую всячину о книгах Абсолона, - ответил он уклончиво.
        - Пожалуйста, Дункан!
        - Это тебя убьёт. Не сразу, но через какое-то время. Прочтёшь полстраницы оттуда - и ты впадёшь в зависимость. Прочтёшь целую страницу - и твой конец предрешён.
        - Мне нужно выиграть время, чтобы отыскать Федру. Без неё чернильные поганки - это просто дикое зверьё, сами они не смогут снести границы ночных убежищ.
        - Почему же ты не отправилась туда с Аттиком, когда он тебе это предложил?
        - Потому что он всегда отыщет путь воспользоваться доверием в своих интересах. Он хочет свергнуть семейства. Ты же его отлично знаешь, как и я. Пока он жив, никто и ничто его не остановит.
        - Он пожилой человек.
        - И именно поэтому ещё опаснее, чем тогда. Он знает, что время его ограниченно. Власть лично ему не нужна, его интересует только сохранение Академии. Он приспешник идеи и втайне презирает семейства, во всяком случае по его собственным словам.
        Она попыталась ещё раз собраться с силами, но у неё потемнело в глазах. Внезапно она обнаружила себя лежащей на кровати Дункана. Подушка пахла книгами.
        - Дункан, - пробормотала она хрипло, - мне нужна эта проклятая книга…
        - Аттик тебе рассказал не всё.
        Она попробовала сфокусировать взгляд. В полутьме хижины книги проступили резче, потом опять расплылись, бурлящая вода шумела в котле. Еда была давным-давно позабыта, над забытым чугунком клубился пар.
        - Говорил Аттик об идеях? - спросил Дункан, кладя ей на лоб влажный платок.
        Ж?ра у неё не было. Это не болезнь. Ей нужна только книга. Страдала ли она уже либроманией, ещё не бросив в книгу ни единого взгляда? Может, поэтому опасность, исходящая от трёх Абсолоновых книг, так велика? Достаточно нарисовать себе книгу в воображении, и всё - библиомант сломлен! Вопрос Дункана дошёл до неё не сразу, ведь её собственные представлялись ей куда более насущными. И где он хранил исчезнувшую книгу? Ясно, что в лачуге, в непосредственной близи от себя. Но сможет ли она найти её скорее, чем он успеет этому воспрепятствовать?
        - Дай посмотреть на неё, - попросила она его. - Всего одним глазком.
        - Не могу. Едва я позволю тебе прочесть первое предложение, ты, будучи в нынешнем состоянии, впадёшь в зависимость.
        И вдруг она закричала на него:
        - Мне нужна она, понимаешь? Федру я могу только…
        Он зажал ей рот рукой, а она была слишком слаба, чтобы обороняться. Он смотрел на неё сверху, качая головой, лицо его - всего на расстоянии ладони. В далёком прошлом они были так близки друг другу…
        Мысль об этом вернула Изиду к действительности, и она вспомнила вопрос Дункана: «Говорил Аттик об идеях?»
        А затем вопрос, подслушанный на улице: «Откуда эти идеи?»
        - Что… что ты говоришь? - с хрипом донеслось из её губ, едва Дункан отнял свою руку. - Какие ещё идеи?
        - Федра не единственная проблема, с которой приходится сталкиваться Академии.
        - Не понимаю… - Она чувствовала, что изнеможение окончательно её одолело.
        Может, всё это лишь игра воображения? Скоро она на много дней погрузится в сон, и кто знает, что останется от мира, когда она проснётся. Ничего удивительного, что она фантазировала. Сумасшедшие вопросы. Сумасшедшие идеи.
        - Сначала это было нечто, о чём здесь на улицах болтали в горячечном бреду. - Дункан встал с постели и отодвинул одну коробку. Под ней оказалось железное кольцо, закреплённое на грубом паркете, - это была ручка люка. - Все постоянно задавали один и тот же вопрос. Только этот один вопрос.
        - Откуда эти идеи? - прошептала, догадавшись, Изида.
        - Ты тоже слышала? Все толкуют об этом без умолку повсюду - на улицах, дома. - Он выставил цифры на замке, открыл люк в полу и извлёк оттуда ящичек. - Я думал, что это глупости. Либроманы постоянно бормочут всякую ерунду. Но потом не проходило дня, чтобы кого-нибудь не спросили: «Откуда эти идеи?»
        - Ну и откуда же они? - Изида ощущала лёгкое подрагивание уголков рта, хотя ей было не до смеха.
        - Никто точно не знает. Они сформировались в глубинных убежищах, ввергнув их в хаос. Выродившиеся, вывернутые наизнанку идеи-мутанты. По крайней мере, так утверждают люди. Я не берусь судить, что такое эти идеи и что они собой представляют. Об этом не распространяются. - Дункан подошёл с ящичком к кровати и раскрыл его. Там лежали ампулы и два шприца.
        - Убери это… отсюда! - взмолилась она. - Не надо лекарств.
        Он поглядел на неё настойчиво.
        - Федра Геркулания - это только одна из опасностей, грозящих библиомантике, и, возможно, далеко не самая страшная. Идеи сеют опустошение в глубинных убежищах, поднимаясь всё выше. Некоторые наверняка уже незаметно просочились наверх, сюда или в Либрополис, или даже по ту сторону убежищ. Кто знает!
        - Как могут идеи…
        - Нанести столько вреда? А разве не всегда за это ответственны именно идеи? - Дункан вынул одну из ампул. - Началось это уже давно, десятилетия назад. Потому-то Академия так сильно и трепещет перед экслибрами, сажая их под замок. Ведь экслибры - это не что иное, как не воплотившиеся идеи. Три семейства верят, что экслибры, однажды оказавшись под влиянием идей, поднимут восстание. Оттого-то Академия подавляет экслибров, стремясь истребить их ещё сегодня, не откладывая этого на завтра.
        - Откуда ты всё это знаешь?
        Он вынул шприц.
        - Вот что тебя успокоит.
        - Не надо, Дункан…
        Он что-то ещё возражал, но она уставилась на иглу и уже не прислушивалась. Она не хотела спать. Ей нужна была только книга.
        - Дай мне её…
        Он покачал головой.
        Тогда она обеими руками схватила ящик с его колен и ударила им ему по лицу.
        Глава вторая
        Первый удар отшвырнул Дункана в сторону, прочь от края кровати. После второго он больше не шевелился.
        - Прости, - прошептала Изида, на четвереньках переползая через него. Маунд дышал, и она перевернула его на бок, чтобы кровь не попадала в дыхательные пути. По результатам своего осмотра Изида поняла, что нос разбит, но не сломан. На скуле красовалась свежая рана, позже появится кровоподтёк на виске. Даже в горячечном бреду она владела техникой обезвреживания противника без ликвидации.
        Немного поколебавшись, она вынула из кармана его штанов сердечную книгу. Бросила взгляд на пёструю обложку карманного издания, но восприятие её уже окончательно притупилось. Изида поплелась к открытому люку. У отсека был двойной пол. Под ним она нашла то, что искала. По тёмно-синей льняной ткани, в которую Дункан обернул Абсолонову книгу, было видно, что она прошла через несметное количество рук. Изида осторожно извлекла книгу из тайника, а вместо неё бросила сердечную книгу Дункана. Он найдёт её очень быстро; но достаточно, если после пробуждения книга не сразу окажется у него в руках.
        Книга Абсолона стоила целого состояния, и Изида удивлялась, что Дункан хранил её именно здесь, без всяких библиомантических мер предосторожности. Вероятно, это как раз то, что нужно: никто не предполагал обнаружить её именно в том месте, где каждый был буквально одержим идеей найти её. Библиомантические заслоны только привлекли бы к себе внимание любопытных. Теоретически Дункан мог бы продать книгу, но как найти покупателей, не привлекая ненужного внимания? Может, ему следовало просто подождать, пока не появится подходящая возможность? Глубоко переведя дух, Изида раскрыла книгу и попыталась прочесть первое предложение. Шрифт был расплывчатым. Она потёрла глаза, прочла снова и лишь тогда разобрала первые слова.
        Стон сорвался с её губ: действие книги началось. Ощущения были такие, словно ей в сердце ввели инъекцию чистой библиомантики, в тысячу раз сильнее, чем всё хранившееся в аптечке Дункана. Жар охватил всё её тело, а нервные окончания пылали в огне. Благодатное жжение, очищающее и снедающее всю усталость. То, что там было написано, не несло никакой смысловой нагрузки - важен был только загадочный порядок слов. Александр Абсолон открыл тайный код, библиомантический эликсир жизни, и первым поставил это таинство себе на службу. Много ходило пересудов вокруг действия его трёх книг, но едва ли кто знал что-либо точно. Якобы если хотя бы одно слово стояло не на своём месте, сила текста полностью исчезала. Абсолон выстроил десять тысяч слов в единственно правильной последовательности, словно химик, скрупулёзно соединяющий молекулы, пока из них не появится нечто доселе невиданное.
        Изида читала жадно и не спеша, осознавая даже с затуманенными чувствами, что слишком большая доза её прикончит. Она чувствовала, как сокровенный порядок слов вгрызается в её разум и обволакивает сердце. Слоги полыхали, словно горящее клеймо, глубоко въедаясь ей в душу. Либромания проявляла себя уже сейчас: Изида ощутила её в первые мгновения чтения и знала, что отныне она потеряна. Но не время думать об этом. Она выиграла время, чтобы взять дело в свои руки.
        Изида собиралась оставить книгу у Дункана, но уже через несколько секунд ей стало ясно, сколь глупым было это намерение. Наркоман никогда добровольно не откажется от своего наркотика. Сама мысль расстаться с книгой взрывалась в её мозгу адской болью.
        - Прости, - произнесла она снова, нагнулась к Дункану и промокнула капли крови на его виске.
        На мгновение она чуть не поддалась искушению его поцеловать в память о былых временах, в качестве извинения, ведь она отнимала у него ценнейшее из всего, чем он когда-либо владел. Но потом решила этого не делать. Изида встала и почувствовала, как слова Абсолона оживили каждую жилку её тела. Никогда ещё в ней не разливалось столько решимости, силы, столько благодати.
        Изида поспешно сунула книгу за пояс - под пелериной её не было видно. Потом, расправив плечи, вышла из лачуги Дункана в полной уверенности, что поступает правильно. Её возродившаяся сущность была готова принять на себя всё на свете: Федру Геркуланию, Аттика, даже одиозные идеи, о которых толковал Дункан. Это всего лишь противники, а противники ей больше не в силах дать достойный отпор. Она могла бы отворить портал прямо здесь и сейчас, но боялась привлечь внимание к Дункану. Вместо этого она поспешила вниз по проулкам, обратно к краю убежища, по деревянным настилам и подвесным мостикам, пока наконец не упёрлась в край скалы и не заглянула в золотую пустоту, в пропасть, на плиссированные сети по ту сторону крыш.
        То, что она там увидела, потрясло её.
        Несметное множество тёмных точек висело в ячейках сети, цепляясь за золотые нити между страницами мира. Гротескные фигуры, некогда бывшие экслибрами, сегодня - лишь карикатура на самих себя.
        Дюжины чернильных поганок роями передвигались по сетям, цепляясь за них руками, - племя кочевников, мало интересовавшихся Портобелло и его обитателями.
        Однажды, ещё маленькой девочкой, Изида в одном из углов комнаты обнаружила паучье гнездо и с любопытством его раскрыла. Множество паучат хлынуло из гнезда на стену и ей на пальцы - в панике разбегающаяся малышня. И вот поганки по ту сторону вершины на первый взгляд двигались так же бесцельно, каждая сама по себе; ивсё же в своей массе они перемещались в одном направлении, мимо Портобелло. Если они продолжат двигаться с той же скоростью, они исчезнут так же быстро, как появились.
        - К либроманам они питают отвращение, - раздался голос, - это то, что их удерживает на расстоянии. Может, они улавливают безумие, прячущееся за каждым печатным словом. - Изида прокляла себя за свою неосмотрительность. Какой толк в её обновлённой силе, если она позволяет себе отвлекаться, словно лицеистка первого года обучения?
        Развернувшись, она увидела стремительно надвигавшуюся на неё сеть из верёвок, не толще пальца, однако таких увесистых, словно из свинца. Ясное дело - библиомантика, и разобраться с ней куда легче, если ты тотчас не оказываешься мишенью новой атаки - молниеносной последовательности сильнейших ударных волн в сочетании с сильнейшим жаром. Силы она вернула, но не быстроту реакций. Изида зашаталась, едва сеть, настигнув с тыла, бросила её к земле, а в это время ударные волны, захлёстывая, устремлялись в её подключичные впадины. Руки искали застёжку на корсаже, но мешала сеть. На Изиду навалилось множество мерзких существ и плотно прижало к земле, так что у неё сдавило рёбра. Их было четверо, но за ними приближались следующие.
        В конце концов в поле зрения Изиды появился человек, который смотрел на неё. Она сразу узнала его.
        - Мардук!..
        - Изида Пустота!.. - Его красивое лицо расплылось в вежливой улыбке. - Это для меня честь. И особая радость.
        У него были длинные шелковистые волосы, золотые, как сети в пустоте, а украшений он носил больше, чем великосветские дамы трёх семейств. Библиомантико-хирургические вмешательства придали ему молодость, о которой он, судя по всему, сохранял самые расплывчатые воспоминания. Никто не знал, сколько лет Мардуку и кто вообще такой этот Мардук. Экслибр, библиомант, может, и правда древневавилонское божество, чьё имя он носил? Для Изиды это не имело ровно никакого значения. Она прикончит его, едва нащупает слабое звено в его обороне.
        Оба его телохранителя, библиоманты-наёмники, в виде оружия направили на Изиду свои раскрытые сердечные книги. Раньше он нанимал только экслибров.
        - Жаль, меня не было дома, когда ты почтила меня своим присутствием, - сказал он, остановившись перед ней со своим эскортом. - Видишь, я как раз совершаю турне по убежищам с целью дать кое-кому из моих деловых партнёров по рукам. Случившееся меня очень огорчило. Ведь я мог бы для тебя провести экскурсию по моей коллекции до того, как ты всё обратила в обломки и пепел.
        - Твои люди в курсе, что ты с Академией заодно?
        - Я бы мог быть заодно и с их мамашами - им всё равно. Потому что им за услуги никто так хорошо не заплатит, как я.
        Головорезы глупо ухмылялись. Связывать Изиду не было никакой необходимости: сеть, плашмя прижавшая её к земле, казалось, весила, как маленькая легковушка, - Изида не могла даже пошевелиться. Она лежала на Абсолоновой книге, и её углы впивались в спину Изиды. Пока что интереса к книге никто не проявил. По-видимому, просто никто не мог и подумать, что Изида носит её при себе, но библиоманты и даже сам Мардук в следующее мгновение вполне могут обнаружить книгу.
        - Судя по всему, ты победил, - сказала она обречённо.
        Сеть впивалась ей в кожу. Этот тип нитей, с волокнами, испещрёнными микроскопическими буковками, из которых были сделаны сети, был ей знаком. Одно азиатское убежище специализировалось на их производстве, и она опасалась, что и одежда Мардука соткана из этих нитей, чтобы обеспечить ему библиомантическую защиту. На нём были светлые брюки, сшитая на заказ длинная куртка, а к ней - белые перчатки и шёлковая шаль.
        - Ты и твои друзья, Изида, вы серьёзно набедокурили в моих владениях, - говорил он по-прежнему спокойно, чуть ли не дружелюбно. И тем не менее она ощущала безмерный гнев, кипевший под этой маской. Убивать её он не собирался, но, видимо, размышлял, как бы причинить ей побольше боли и при этом сохранить жизнь. - Потребовались часы, прежде чем мы уничтожили последних пиявок. Подвергнуть Либрополис такому бедствию - немалый риск.
        - Нет, - ответила она. - Стоит им наесться - они уже не в состоянии двинуться с места и погибают в течение суток.
        - Вот видишь, «век живи, век учись».
        - Делай, что сочтёшь нужным, но уволь меня от твоей второсортной иронии жулика. И почему типы вроде тебя не могут просто заткнуться? Вы как будто соревнуетесь, кто толкнёт самую пустую речь, а остальные только и думают: будем надеяться, они скоро доберутся до сути и мы засветло разойдёмся по домам.
        В уголках Мардукова рта опять заиграла улыбка. Выглядел он сногсшибательно, и мысль выбить его отбелённые зубы его же собственной сердечной книгой была очень соблазнительна. Друг за другом просвистели две пули, но так быстро, словно выстрел был один-единственный. Слух у Изиды был тонкий, и на ум ей пришёл только один человек, умевший стрелять так искусно и попадавший при этом в любую цель.
        Одновременно оба библиоманта слева и справа от Мардука свалились замертво.
        Сеть потеряла свой вес: четверо подручных Мардука отвлеклись от рук и ног Изиды, озираясь в поисках стрелка, ещё два библиоманта скончались в следующее мгновение.
        Изида освободилась.
        Мардук что-то прорычал, после чего окружил себя столбом фиолетовых искр. Прежде чем он перешёл в портал, Изида вгляделась в его лицо: он больше не улыбался. Его взгляд сосредоточился на ней, а в глазах стояло удовлетворение, ведь теперь он знал, каков будет её конец. Мардук наверняка уловил тень Абсолона, и определённость относительно её будущего наполняла его торжеством. Он растворился в сиянии. Оба выживших библиоманта поднялись на ноги и вынули оружие. Но ещё секунда - и выстрелы уложили их наповал.
        Изида смахнула с себя сеть и, пружиня, вскочила на ноги. Автоматический пистолет, которым Дункан уложил свиту, теперь был направлен в её сторону. В конце переулка Дункан вышел из тени в золотое сияние пустоты, с окровавленным носом и ушибленным виском, и ничуть не походил на того человека, кого ещё недавно так хотелось поцеловать.
        - Подлая, коварная, гнусная…
        - Дункан! Берегись!
        Обернувшись, он увидел то, что секунду назад предстало перед глазами Изиды.
        Отовсюду сбегался народ - новые лакеи Мардука, видимо, сборщики дани, регулировавшие по его указу дела в Портобелло. У них было огнестрельное оружие и ножи, у некоторых - даже топоры. Патронов в обойме у Дункана не хватило бы и на треть из них.
        - Сюда! - закричала Дункану Изида.
        Справа и слева засвистели пули, Дункан сорвался вперёд, схватив Изиду за протянутую руку. Они вместе помчались к краю скалы и, бросившись через её кромку в пустоту, перелетели в фиолетовом облаке через порог в Либрополис.
        Глава третья
        Конец дня и следующую ночь Фурия провела за чтением одиннадцатого тома «Книг творения». Наутро она была словно пришибленная и совершенно измученная. Проведя столько времени на твёрдом каменном полу, опёршись спиной о стеллажи, она напоминала самой себе ржавый флюгер на крыше, который даже самая сильная буря не сдвинула бы с места.
        Только около шести часов утра Фурия добрела из библиотеки в спальню, но уже через час Кэт разбудила её. Не кто иной, как Кэт, презиравшая «жаворонков» почти также сильно, как полицию Академии!
        - Там что-то случилось! - орала она, тряся Фурию, чтобы та проснулась. - Вставай!
        Фурия натянула одеяло на голову.
        - Здесь постоянно что-то случается. С меня довольно. Отстань от меня.
        Но Кэт не унималась и трещала без умолку. Пять минут спустя они летели по коридорам резиденции и её широким лестницам вниз, через первый этаж, в помещение, прежде служившее трофейным кабинетом усадьбы. Его стены по-прежнему украшали рога, а чучела в витринах и на полках напоминали Фурии об отвратительных экспонатах в Мардуковых укреплениях. Обычно этой комнаткой никто не пользовался, располагалась она прямо напротив узкой лестницы в подвал, ведущей к библиотеке. Оттуда Финниан и Саммербель хотели отправиться на охоту за Изидой.
        Что-то им помешало.
        Только теперь Фурии бросилось в глаза, что у Кэт были такие же тёмные круги под глазами, как и у неё. Видимо, они с Финнианом проспорили всю ночь. Она заметила, что оба даже не смотрели друг на друга. Жаль, что всё зашло так далеко, но мнения Кэт, что виной всему Саммербель, Фурия не разделяла. У Финниана порывистости тоже предостаточно, а упрямства, может, и побольше.
        Драка, как видно, завершилась благополучно. Лицо Кэт было расцарапано на подбородке, у Саммербель подбит глаз. Очевидно, чтобы удержать Кэт подальше, библиомантику она решила не применять, иначе последствия стычки оказались бы куда плачевнее. И они всё ещё разговаривали друг с другом.
        Войдя в охотничью комнату, Кэт и Фурия увидели под висящими на стене оленьими рогами Пасьянса: он стоял, уставившись в пол, - сама печаль, ни дать ни взять школьник, приготовившийся получить нагоняй.
        - Ну что здесь случилось? - спросила Фурия.
        - Он убил его! - Кончик носа Саммербель залило огненно-красным цветом, как всегда, когда она приходила в волнение. - Этот неуч варвар прикончил убийцу Ариэля!
        Пасьянс стыдливо переминался с ноги на ногу. Наверное, в этот момент он мечтал оказаться как можно дальше отсюда.
        - Я нечаянно. Правда. Так получилось. Я задавал ему вопросы, слегка его препарировал, и вдруг…
        - Получилось! - вырвалось у Саммербель.
        - Он всё равно бы умер, - стал оправдываться Пасьянс со страдальческим выражением лица. - Ариэль его слишком сильно избил, после этого не выжил бы никто. Даже такой, как он.
        Фурия попыталась разобраться в собственных мыслях. Цепь роковых вестей просто не желала обрываться. Но взаимных обвинений она наслушалась. Каждый из находящихся в этой комнате постепенно начинал походить на спорящих лампу и кресло из её читального уголка, и всё это - в самый что ни на есть неудачный день.
        Очевидно, Саммербель была с Пасьянсом не согласна.
        - Убийца был единственный, от кого мы могли узнать, кто его послал! И по какой причине!
        - М-да, - сказала Фурия, - но у меня есть одна идея.
        Среди присутствующих воцарилось молчание. Даже Финниан, всё время разгуливавший взад и вперёд и ломавший голову над произошедшим, остановился.
        - Я всю ночь читала книгу, - продолжала Фурия. - Почерк Северина за годы не изменился, поэтому я там разобралась.
        - И что же там написано? - Пасьянс учуял шанс отвести грозу от себя, но сердитый взгляд, который бросила на него Саммербель, ясно показывал: она ещё не свела с ним счёты.
        - В этой книге речь идёт об экслибрах. Откуда-то Северин знал, что в один прекрасный день они опять появятся. Или же он позаботился об этом сам. - Скрестив ноги по-турецки, Фурия опустилась в кожаное кресло рядом с камином. - Превращение Изиды в экслибру стало ударом по законам библиомантики. Надо полагать, с тех пор среди экслибров также встречаются и библиоманты, и именно об этом говорится в одиннадцатом томе «Книг творения». Книга, по-видимому, изменилась, после того как я сподвигла Северина написать историю о девочке на границе света и тьмы. Она… скажем так, оказалась переписана заново. Так же, как и «Сказки» Зибенштерна, где фигурирует Изида.
        - Вся эта информация не для моих мозгов, - призналась Кэт. - Сначала ты изменила прошлое одной Изиды, теперь вдруг - всех на свете экслибров?
        - Это цепная реакция, - вмешался Финниан. - Фурия изменила условия игры не сама, а руками Зибенштерна, и это коснулось не только Изиды. Чувствуете? Прежняя версия прошлого бледнеет. Скоро мы будем вспоминать о том, что экслибры не бывают библиомантами только потому, что мы без конца об этом талдычим, или потому, что об этом начиркано на каком-нибудь клочке бумаги.
        - Всё это не имеет никакого значения, - сказала Саммербель. - Знаете, если есть новые правила, то нам следует к ним приноровиться. Мардук вдруг стал библиомантом, хотя он ни в коем случае не должен им быть. А человек, которого Пасьянс, - и она опять метнула в него гневный взор, - по ошибке прикончил, лишь доказывает, что существуют и другие экслибры Зибенштерна, помимо Изиды. Вопрос только в том, что меняется из-за этого для нас?
        - Нет, - возразила Фурия, - вот самый важный вопрос: кто и по какой причине заинтересовался именно одиннадцатым томом, где указаны новые правила? Видно, есть кто-то, кто в курсе изменений. Но кто бы он или они ни были, им, стало быть, нет надобности этот том читать - и всё-таки они задались целью заполучить книгу. Хотелось бы знать почему.
        - Ясно, что ты не станешь меня слушать, - буркнул Финниан, - но, как мне кажется, речь может идти только об одном человеке.
        Кэт закатила глаза:
        - Конечно, Изида об этом знала и до нас. Ведь последствия она испытала на собственной шкуре.
        Фурия обхватила голову руками. Слишком устала она от раздумий, слишком измождена, чтобы строить сложные планы. Снова сделав над собой усилие, она сказала:
        - Допустим теоретически, это не Изида. Кто бы ещё мог оказаться на этом месте? Из тех, кого мы знаем?
        - Ну не Академия же, - усмехнулась Кэт, - эта бы сразу выслала гвардию.
        Одну за другой они перебрали версии, не пренебрегая самыми невероятными. Среди подозреваемых был, разумеется, Мардук, ведь они сделали из него врага, Арбогаст-одиночка, мелкие фракции Академии, может, даже одно из трёх семейств, не согласовавшее своих действий с другими.
        Сколько они ни бились, удовлетворительного объяснения не нашли, и это заставило Саммербель вернуться к началу разговора:
        - Пасьянс?
        У южанина был такой вид, словно он сейчас предпочёл бы спрятаться за креслом. Саммербель вызывала у него почтение, смешанное с ужасом.
        - Но до того, как произошла эта неувязочка, успел ли человек что-нибудь сказать? - спросила она. - Полезную информацию? Что-нибудь?
        - Нет. Именно это-то меня и разозлило.
        Кэт поглядела на него скептически:
        - На войне, ну в твоём романе, допросы пленных тебе не поручали, так?
        Пасьянс утвердительно кивнул головой:
        - Я воевал только на передовой. Если нужен был кто-то, кто откроет ворота или взорвёт баррикады, то шли ко мне…
        - Ну ладно, ладно! - сказала Саммербель с досадой.
        - Мне очень жаль, правда.
        Фурия решила подвести черту. По её оценке, убийца получил по заслугам. А повернуть вспять время и оживить Ариэля нельзя.
        - Можешь посмотреть, как там Пип? Побудь там и следи за ним хорошенько, ладно?
        - А как же ты? - спросил Пасьянс. - Ариэль сказал, чтобы я за тобой…
        - Ариэль умер.
        - Надо относиться с почтением к последней воле умершего.
        Фурия видела, как Кэт подавила усмешку. Саммербель отвернулась и подошла к окну.
        - Я библиомантка, Пасьянс, - сказала Фурия. - В случае нападения сама могу за себя постоять. А вот Пип ещё ребёнок и, видимо, библиомантом ему не стать. Ты ему больше нужен.
        Пасьянс задумался, потом кивнул:
        - Не спущу с него глаз. Честное слово.
        - Спасибо. - Она проводила его взглядом, пока он не покинул комнату и не закрыл за собой дверь.
        В коридоре зазвучали удаляющиеся тяжёлые шаги.
        - А мне он нравится, - сказала Кэт, - у меня была собака, дог, совсем как он.
        Саммербель поморщилась:
        - У меня когда-то была железная койка, совсем как он. Только поумнее.
        Фурия запрокинула голову на спинку кресла:
        - Что теперь?
        - Мы отправляемся, - заявил Финниан, уклоняясь от взгляда Кэт.
        Саммербель подошла к Фурии:
        - Я открою портал в Либрополис. Но для этого нам надо вниз, в библиотеку.
        - Поверь мне. Там, внизу, книги спрятаны надёжнее, чем здесь в доме. Эюя следит за ними.
        - Кучка буковок?
        - Она сражалась - и не без успеха - с самой госпожой Антиквой! Когда надо, на неё можно положиться.
        В первый раз с незапамятных времён Саммербель признала чужую правоту:
        - Тебе видней, - и одарила Фурию улыбкой, выглядевшей, правда, несколько печальной.
        Немного спустя они вчетвером спускались по лестнице в подвал. Фурия открыла железную дверь в библиотеку. Они вошли в главный проход с благоухающими книжными стеллажами, снующими оригами и лампочками на проводах. Стражники у входа внимательно посмотрели на четвёрку, вошедшую в катакомбы, и Фурия забеспокоилась, а не замышляют ли и они под впечатлением от смерти Ариэля побег из резиденции?
        Прикрыв за собой дверь, она по инерции зашагала вперёд, но через несколько шагов остановилась. Чтобы открыть портал в Либрополис, дальше идти совсем не нужно.
        Финниан обнял Кэт, та стояла вначале сердитая, словно аршин проглотила, потом же, как бы нехотя, уступила и прижалась к нему.
        - Попробуй только не вернуться… - прошептала она.
        Уже во второй раз Фурия смотрела на них с налётом зависти, из-за которой одновременно испытывала как угрызения совести, так и собственную никчёмность. Порывисто отвернувшись, она поймала взгляд Саммербель. В нём читалась лёгкая грусть.
        - Ты обязана его доставить обратно. - Ей было совершенно наплевать, что Финниан слышит её слова. - Он нам необходим здесь. Вы оба.
        Саммербель сжала своими ладонями правую руку Фурии:
        - Мы отыщем Изиду! И не важно, замешана она во всём этом или нет. Если она в опасности, мы её выручим.
        Фурия засмеялась, но смех её был невесёлым.
        - Она в сто раз сильнее тебя!
        - Как ни верти, она - в тисках. И вероятно, ей как раз необходим кто-то, кто вытащит её оттуда.
        - Эсклибрам здесь, в доме, ты тоже нужна.
        - У них есть ты, Фурия. У тебя уже достаточно навыков, чтобы их защитить.
        - Ты хитришь - и не слишком-то удачно.
        - Возможно, никому из нас никогда не доведётся дотянуться до совершенства. Мы можем лишь стремиться к нему. - Кэт и Финниан всё ещё стояли обнявшись, когда Саммербель сделала юноше знак: - Не будем больше терять времени.
        Финниан откинул назад чёрную чёлку Кэт и поцеловал её в лоб на прощание. Фурия ещё никогда не видела её такой беззащитной. Но тотчас же Кэт оправилась и кивнула, словно бросила Финниану ответ на вопрос, известный только им двоим.
        Финниан с Саммербель исчезли в столбе фиолетовых искр. Фурия и Кэт остались стоять на месте, над ними так мигали лампочки, как перед очередным отключением электричества.
        Едва последние фиолетовые следы рассеялись, Кэт вытерла глаза, шмыгнула носом и низким, будто простуженным, голосом сказала:
        - Мне надо тебе ещё кое-что сказать.
        Из кармана Фурии с любопытством высунулась длинная шея петушиной книги.
        - Обязательно здесь, внизу? - спросила Фурия.
        - Всё равно. - Кэт выдержала короткую паузу, потом продолжала: - Мне надо в Лондон. И лучше прямо сейчас.
        Фурия молча смотрела на неё в ожидании продолжения.
        - Я слышала, что сейчас говорила Саммербель, - продолжила Кэт, - тебе надо защищать экслибров и всё такое… Но, несмотря на это, я хочу тебя попросить пойти со мной. Одна я, кажется, не смогу. В том, что я задумала, мне нужна помощь моей лучшей подруги.
        Книжка уже напыжила свою складчатую шею, но Фурия крепко зажала ей клюв большим и указательным пальцами. Ища в глазах Кэт ответы на свои вопросы, она не обнаружила там ничего, кроме решимости.
        - Я знаю, как нам разузнать, кто за всем этим стоит, - объявила Кэт. - По крайней мере, кого об этом спросить. Но я не хочу, чтобы об этом прослышал Финниан.
        - Почему?
        - Потому что речь идёт о моих родителях. Возможно, они знают правду.
        Кэт ещё никогда не рассказывала о них. Фурия слышала только, что они библиоманты. Не унаследовав их таланта, Кэт считала, что принесла им глубочайшее разочарование. Потому она несколько лет назад ушла из дома и начала новую жизнь на крышах Либрополиса.
        - Что такое с ними? - спросила Фурия.
        - Финниан… - Кэт замялась, но всё же, колеблясь, продолжила: - Он ни в коем случае не должен узнать, кто они на самом деле.
        Глава четвёртая
        Изида приземлилась слишком жёстко и, споткнувшись, упала на колени. Рядом с ней из пустоты выпал Дункан, неуверенно спружинив на обе ноги. Как и его спутница, некоторое время он потратил на то, чтобы сориентироваться.
        Падение было слишком поспешным, чтобы быть ещё и прицельным. Это тревожило Изиду, так как она не знала, в какую часть Либрополиса их занесло. Должно быть, в одно из тех мест, которые она знала, - необходимое условие при открытии портала, - но она здесь уже столько всего навидалась, что могла оказаться где угодно. У неё не хватило времени ни на что, кроме как в общих чертах наметить направление портала, но всё же они были в Либрополисе. Интуиция её опять не подвела, а изнеможение уступило место рвению к работе.
        Изида с Дунканом находились в узеньком проулочке. Двери чёрного входа и решётки на окнах, через которые виднелись стопки книг в тёмных комнатах, указывали на задворки книжных магазинчиков. Здесь же стояли контейнеры с макулатурой и несколько мусорных баков. На улице царило безлюдье. Лишь пёстрая кошка металась в тени туда-сюда.
        Дункан набрал в лёгкие воздуха. В руке он всё ещё сжимал пистолет:
        - Отдай мне книгу!
        Её рука потянулась за спину: книга Абсолона, заткнутая за пояс под чёрной пелериной, была на месте. Она вынула её, кинула взгляд на переплёт, и ей пришлось сделать усилие, чтобы не открыть её и не полистать. Вместо этого она прижала книгу к груди.
        - Успокойся, - сказала она, - давай сначала…
        - Сюда! - набросился он на неё.
        Она не хотела разлучаться с книгой. Сама мысль об этом была невыносима.
        - Ты же знаешь, что она мне нужна.
        - Чего ты ждала? Что я тебе просто так её подарю? Проклятье, Изида, это же гарант моей старости!
        Она захохотала:
        - С каких это пор ты беспокоишься о будущем! Мне не известен ни один человек, который настолько жил бы настоящим, как ты.
        В лицее, когда она ещё строила большие совместные планы на будущее, она его этим частенько попрекала. Дункан никогда ничего не планировал, от силы на неделю вперёд. И она не верила, что сейчас всё вдруг стало по-другому.
        - Книга моя, - повторял он упрямо.
        - И ты, вне всякого сомнения, приобрёл её в честной сделке.
        - Честно выиграл.
        - Ты её выиграл?
        - По крайней мере, другой её проиграл - а это почти одно и то же, согласна?
        Его усмешка прежде ей казалась залихватской. Наивное юное создание! Внезапно он посерьёзнел:
        - Проклятье, мне просто не верится, что ты её и правда читала! Ты же отлично знаешь, чем это кончается!
        - У меня не было выбора.
        - Я бы тебя и без того поднял на ноги.
        - Да-да, - поддакнула она презрительно, - всадив мне шприц.
        - Это было всего-навсего успокоительное, чтобы тебе больше не пришлось бороться со сном. Я подержал бы тебя пару дней у себя, пока не встанешь на ноги.
        - На это у меня нет времени.
        - Господи, ты действительно умудрилась настроить против себя и Академию, и Мардука!
        - Погоди, я ещё повстречаюсь с Федрой.
        - Совсем с ума сошла! Просто сбрендила!
        - Послушай, - Изида обратилась к нему, по-прежнему крепко сжимая книгу, - мне очень жаль, что я втянула тебя в это дело. Если бы мне пришло в голову что-нибудь получше, ты бы обо мне не услышал.
        - Из-за тебя я пристрелил шестерых людей Мардука!
        - Действительно, очень мило с твоей стороны.
        - И Мардук видел, что это я! Как ты думаешь, кто был моим основным партнёром в Портобелло?
        - Ты вёл дела с этой скотиной? - спросила она в свою очередь.
        Он приблизился к ней на два шага, тряся пистолетом. По крайней мере, больше он в неё не целился, но если он не возьмёт себя в руки, то наверняка разгромит вдребезги какое-нибудь окно и привлечёт внимание полиции.
        - Я преступник, Изида. А преступники обычно вступают в сделки с другими преступниками. И таким, как я, гарантируется жизнь, если мы не шутим с персонажами вроде Мардука.
        - Но всё же это ты решил прикончить его людей, не так ли?
        Он раздражённо пнул ногой по пустой картонной коробке, словно это она была во всём виновата.
        - Мне ни за что нельзя было открывать тебе дверь!
        - Я бы всё равно вошла, поверь мне.
        В ярости он засунул своё оружие обратно в кобуру и, прислонившись спиной к одному из контейнеров, бессильно соскользнул вниз.
        - Надо нам что-нибудь придумать. И поскорее.
        - Времени обдумать более подходящую цель у меня не было. Но если мы…
        - Этого я не имел в виду. - Он с гневом указал на книгу в её груди: - Я это имел в виду. Должен же быть способ избавить тебя от зависимости.
        - Но кому же он тогда известен, если не тебе?
        - Тебя всё это, по-видимому, особо не волнует. - Покачав головой, он сделал к ней ещё пару шагов, пока они не оказались лицом к лицу.
        - Мне доводилось встречать людей, зависимых от Абсолона. Я видел, что с ними творят книги… что с ними сталось. Поверь, такого тебе не захочется.
        - Мне надо в ночные убежища! Сейчас это единственное, что меня интересует.
        - И как долго ты протянешь?
        - Я слышала о зависимых, которые жили год-два.
        - Два года! - Он поднял руки, и она уже собиралась отскочить назад, но потом поняла, что он даже и не пытается отнять у неё книгу. Вместо этого он бережно взял её лицо в свои ладони. - Если бы речь шла о факсимильном издании или дешёвой копии, тогда, конечно, ладно. Но это чистейший, подлинный Абсолон! Оригинал. Я видел пышущих здоровьем мужиков, которые за четыре недели докатывались до точки. За шесть - самое большее.
        Она постаралась придать своему лицу невозмутимое выражение.
        - Этого мне должно хватить.
        Она не успела чем-нибудь заслониться - да и хотела ли вообще? - Дункан уже прижал свои губы к её губам. Ненадолго, но достаточно, чтобы ей стало ясно, как глубоко она вляпалась. Так глубоко, чтобы увлечь за собой и его. С момента их прыжка со скалы они, собственно, всё ещё пребывали в состоянии свободного падения.
        Отвернувшись, она убрала его руки. Неспешно, даже почти нежно, но чётко давая понять, что здесь такому не место.
        - Я отправляюсь в ночные убежища, Дункан. И я обязательно отыщу Федру.
        - Тогда я останусь при тебе и буду тебя охранять.
        - Что, у меня на лбу написано: «Нуждается в охране»?
        - Для контроля доз тебе необходим человек. Иначе книга Абсолона вынудит тебя в следующий или ещё через раз дочитать её до конца. Ты не выберешься из этого, пока не проглотишь последнюю страницу, и тогда всё начнётся сначала. Одновременно с этим померкнут и Федра, и ночные убежища.
        - Твоя жалость мне ни к чему. Мне от тебя вообще ничего не нужно. И уж, во всяком случае, того, чтобы ты рисковал из-за меня жизнью.
        Но он ещё не закончил:
        - Ты почувствуешь свою силу. И превосходство. Некоторое время в тебе будет бурлить энергия больше, чем когда бы то ни было, но всё своё время и все силы ты будешь отдавать тому, чтобы читать Абсолона, пока не выучишь его наизусть. И это, - он указал на книгу, - тебе тоже не поможет. Сначала либроманы читают Абсолона лишь несколько часов, но тебя захватит такая жадность, что ты будешь проглатывать его по пять-шесть раз за сутки. Ни сна, ни еды, ни других интересов. Ты забудешь, кто ты и какие ставила себе цели, всё будет позади ещё до того, как ты осознаешь, что с тобой творится.
        Она отшатнулась от него, удивлённо глядя в глаза. За мусорными баками прошмыгнула кошка, что-то мелькнуло по проулку, на первый взгляд похожее на стайку оригами - их крылья в полёте прошелестели, словно бумага.
        - Что ты предлагаешь? - спросила она. Книга Абсолона у неё в левой руке здорово нагрелась, источая многообещающее тепло.
        - Ты хочешь попытаться убить Федру?
        - Я хочу с ней побеседовать. А дальше - посмотрим.
        - Она тебя не станет слушать.
        - Это мы ещё поглядим.
        Тень глубокой печали легла на его лицо, и Изида поняла, что он испытывал к ней гораздо больше, чем просто жалость. Какая-то её часть разделяла его чувства, другая - уговаривала от него избавиться, забраться в какой-нибудь угол с Абсолоновой книгой, прямо здесь, за контейнерами с мусором.
        - Нам необходим проводник, - сказал Дункан. - Тот, кто знает ночные убежища лучше остальных.
        Она отрицательно покачала головой:
        - Только обузы нам ещё не хватало!
        - Без проводника мы далеко не уйдём. Тебе достаточно известно о ночных убежищах, чтобы это понимать. Хотя ты и экслибра Зибенштерна, но Страна Забвения тебя поглотит ещё до того, как ты увидишь Федру хотя бы издали.
        Она думала о Зибенштерне, которого отправила туда в ссылку, и спрашивала себя, что с ним сталось. Но ей пришлось приложить немало усилий, чтобы на этом сосредоточиться, так как на передний план опять выдвинулась мысль о книге. Со всеми её чудесными, сводящими с ума словами.
        Дункан тем временем продолжал:
        - Я знаю единственного человека, который на это способен. Он стоял за новым изданием «Атласа горизонтов». По крайней мере до тех пор, пока Академия не поместила его в нерукопожатный список.
        Изида вспомнила, что Арбогаст тоже говорил о ком-то, кто их должен вести.
        - Это Виктор Дамаскан, - назвал имя Дункан. - Человек, сделавший план Санктуария и поплатившийся за это. Академия не простила ему, что он открыл дорогу в Санктуарий. По всей вероятности, Виктор узнал о нём лишь благодаря чистой случайности, но тогда это решительно никого не интересовало.
        - Но ходили слухи, что его казнили.
        - Первого картографа всех убежищ? Человека, который знает ночные убежища, как свои пять пальцев? - Дункан на секунду опустил взгляд, прежде чем снова его поднять. - А знаешь ли ты, что Аттик лично его выследил?
        Она покачала головой.
        - Он позаботился о том, чтобы за дело взялись агенты, а не гвардия или полиция. Я был одним из тех, кто препроводил Дамаскана в застенок. - Вспоминая, как всё было, он сделал короткую паузу. - А вскоре после того я ушёл со службы.
        - Я не думала, что по этой причине.
        - Были и другие. Но эта история сыграла решающую роль. Моё терпение лопнуло. Одно враньё и притворство. Теперь я, может, и преступник, но это честнее, чем возня трёх семейств.
        - И ты думаешь, Дамаскан может нам помочь? Если он спустя столько лет вообще ещё жив.
        - Они наверняка с него пылинки сдували. Виктор Дамаскан для них - ключ к ночным убежищам. Сегодня он важнее, чем когда бы то ни было.
        - Но почему ты так уверен, что мы к нему подберёмся?
        Дункан снова приблизился к ней и мягко провёл кончиком пальца от горла вниз, к началу шва.
        - У нас есть оружие, которого нет у них. - У неё пробежала дрожь от его прикосновения. - У нас есть ты.
        Глава пятая
        Рашель Химмель покорно терпела укоры своего отца, рисуя в воображении его кончину. Давным-давно пора бы приступить к осуществлению их плана. Они с Фейтом ждали уже достаточно долго.
        Барон стоял у окна чайного салона и смотрел на долину, не удостоив своих старших детей ни единым взглядом и распалившись больше обычного по поводу своей тяжкой доли в этом мире.
        Уже десять минут Рашель сверлила взглядом его спину, уставившись на старомодный сюртук, скроенный в Милане, и на седины, ставшие белыми как снег. Рашель с Фейтом молча сидели за накрытым столом, пропуская мимо ушей разглагольствования отца. У обоих на коленях лежало по открытой сердечной книге: уРашели - «Нортенгерское аббатство» Джейн Остин, у Фейта - пожелтевший томик о геральдике.
        Тем временем их бабушка спокойно ела кусок сладкого пирога. Даже если она и чувствует нависшую в воздухе опасность, не в её привычках выдавать это хотя бы одним взглядом. Очень вероятно, что вместе со зрением ослабевала и её бдительность. Фейт был в этом убеждён и заверил Рашель, что бабка им не страшна. Едва только они покончат с отцом, ничего не будет проще, как убрать заодно и баронессу. «И её мальчика на побегушках в придачу», - уточнил Фейт.
        Как всегда, когда семья сидела за чаем, Джеймс ждал снаружи за дверью. Немногословный экслибр усаживался там чаще всего с книгой из библиотеки, пользоваться которой ему дозволяла баронесса. Пожалуй, он и был на положении крепостного, но обращалась она с ним, как с четвёртым внуком, и Фейт ещё сильнее ненавидел его по этой причине.
        Как часто Рашель с братом, сидя рядышком, мечтали, что свергнут главу рода Химмель и вернут себе уважение других семейств… Каждый из них понимал, что отец слишком слаб, чтобы покончить со своим лакейским существованием при Кантосах и Лоэнмутах, со статусом придворного шута, которого в зависимости от обстоятельств можно сначала унизить, а потом приманить, а с ним и всё его семейство.
        Но этому скоро настанет конец. До Фейта с Рашелью доползли сведения, о коих, видимо, никто из прочих членов Совета не имел и понятия. В первые годы жизни в библиомантическом интернате Рашели встретилась девочка по имени Каталина Марш, или Кэт, как её называло большинство. Она была на год - на два младше и должна была вскоре уйти из школы, поскольку, несмотря на одарённых родителей, не отличалась никакими библиомантическими талантами. Уже тогда, в пятом классе, она любила полосатые лосины, а чёрные волосы носила коротко остриженными, совсем как на фотографиях с Мардуковых камер видеонаблюдения. Вместо того чтобы сообщить об этом барону, дабы лавры достались ему, Рашель и Фейт решили взять всё в свои руки. Фейту было двадцать. Достаточно, как он считал. Недостаток опыта он с лихвой возместит талантом и лукавством. Статичную Академию он презирал и обещал Рашели ввести её в Совет на равных с собой правах - первую женщину с момента основания «Алого зала».
        Академия, которой с незапамятных времён управляли старики, преклонялась перед запылившимися обычаями девятнадцатого столетия. Ливия Кантос служила в качестве их хранителя, но была лишена всякого влияния, хотя придавала себе большую значимость. Фейт с Рашелью задумали реформировать стародавнее уложение. При этом речь шла не о перевороте, а только об их равноправном голосе в Совете, о свежей крови, способной перезапустить проржавевшие механизмы власти.
        Фейт мог ночами напролёт толкать речи о своих планах, и в его глазах горел огонь рвения, одновременно и нравившийся Рашели, и вселявший в неё страх. Фейт был её братом, и она любила его, но никогда не знала, чем обернётся его страсть. Почти во всём, о чём Фейт толковал, он был прав, к тому же умел аргументировать свою правоту и всегда горел новыми идеями. Но всё же в его взгляде время от времени вспыхивал огонёк мании величия, и когда Рашель видела Фейта таким, ей становилось ясно, что он всю жизнь будет нуждаться в её поддержке. Ведь это она возвращала его на землю, а когда несправедливость мира грозила сломить его, утешала, преображая его отчаяние в дикий гнев.
        - Прошу прощения, - пробормотала бабушка и вынула что-то изо рта. Предмет с дребезгом ударился о фарфоровую тарелку.
        Звон отвлёк барона, за столом все замолкли, и в воцарившейся тишине он отозвался эхом между высокими стенами.
        - Вишнёвая косточка, - пояснила старуха с наифальшивейшей улыбкой, какую только приходилось наблюдать Рашели в семейке, где процветала фальшь.
        - Вот я и говорю… - возобновил свою речь барон.
        - Вперёд! - прервал его Фейт.
        Энергия от расщеплённых страничных сердец из книг Рашели и Фейта взвилась вверх и окутала лица брата и сестры кипельно-белым светом.
        Рашель световым потоком подняла кухонный нож со стола. Он крутанулся, словно стрелка компаса, и ринулся через всё помещение прямо на отца. Клинок врезался ему в плечо и поволок его вперёд, к окну. Стекло треснуло, и выдержало бы удар, если бы библиомантическая атака Фейта не взорвала его в следующее мгновение на тысячу осколков.
        Внезапная атака застигла барона врасплох. Ударной волной барона перебросило через подоконник. Он оказался висящим на раме, с оставшимися в ней осколками стекла. На мгновение он был парализован, потом попытался уцепиться за что-нибудь руками, выпрямиться, но только ещё больше порезался. Фейт вскочил, левой рукой держа нараспашку сердечную книгу и декламируя тайные скрижали страничного сердца, а правой жестикулируя в направлении барона.
        Рашель тоже сорвалась со своего места, а «Нортенгерское аббатство», казалось, охватило белое пламя. Свою настоящую силу она никогда ещё не демонстрировала так явно и заметила застывший на лице её бабушки ужас, вызванный не только судьбой сына. Это зрелище наполнило Рашель торжеством, и она дала себе зарок, что станет той, кто порешит старуху.
        Баронесса хотела подняться, но Фейт вне себя завопил:
        - А ты сиди смирно! Мы ещё здесь не закончили!
        - Фейт! - Рашель показала рукой поверх старухиной головы на отца.
        Тому удалось отцепиться от рамы и оказаться внутри помещения. Нож глубоко засел у него в плече, он пытался его вырвать. Лучше бы он потратил это время на то, чтобы доползти до своей сердечной книги. Она лежала на столе рядом с его стулом, и, как знать, может, в этот миг в его голове и мелькнуло, что ему уже никогда, никогда до неё не добраться.
        Рашель проследила за его взглядом, и её обдало новой волной эйфории. С визгом она выпустила струю пламени в его сердечную книгу и увидела, как та вспыхнула.
        Отец завопил от боли и ярости, вырвал нож из своего плеча и отбросил его. Потом перемахнул наружу через перила террасы, приземлился на дорожку и побежал вдоль замка, налево.
        От волн, посылаемых Фейтом вслед отцу, словно удары отбойного молотка, разлетелось ещё одно окно. Рашель видела, как снаружи отец, шатаясь, перепрыгивает через осколки, лопающиеся у него под ногами. Расторопностью Фейт не отличался: чувство торжества делало его беспечным.
        Рашель убедилась, что отцовская сердечная книга полыхает ярким пламенем и её не спасти. От этого зрелища боль пронзила её внутри, и она ощутила в глубине души протест против библиомантики, но оба этих сигнала оставила без внимания. Она направилась мимо оцепеневшей старухи к окнам. Фейт кинулся за ней. Осколки скрипели у них под ногами, и, достигнув левого окна, Рашель с Фейтом успели увидеть, как отец с трудом проник в замок через дверь, двумя-тремя комнатами дальше их зала.
        Фейт хотел броситься за ним вслед, но Рашель удержала его:
        - Лучше через дом. - Отсюда мы услышим, куда он бежит!
        - В библиотеку! Куда же ещё?
        - Именно. Он попытается активизировать энергию всех книг на стеллажах. Впрочем, выйдет ли это у него без сердечной книги - другой вопрос.
        Когда Рашель обернулась, бабушки на месте уже не было. Она успела заметить, как старуха выбежала вон из комнаты. С ней был Джеймс, поддерживавший её на ходу. Взгляды Рашели и чтеца на миг встретились, и она ощутила мимолётный стыд за содеянное. Экслибр отвернулся и вытолкнул свою госпожу в коридор.
        Глава шестая
        Джеймс схватил баронессу под локоть и потащил за собой по коридору. На ней было чёрное длинное платье, седые волосы были собраны в высокий тугой узел на затылке. Джеймс же, напротив, был одет во всё белое, как она от него требовала, давным-давно перестав размышлять, почему ей так хотелось. Не всё, что пожилая женщина говорила или делала, имело в его глазах смысл.
        На развилке коридора она выбрала второй путь, где толстые пурпурные ковры придавали её шагам большую устойчивость, а не свой обычный - с натёртым до блеска паркетом.
        - Теперь можешь меня отпустить, - сказала она. - Отбросим условности.
        Джеймс был единственным из домочадцев, кто знал, что б?льшая часть её немощи - показуха. Конечно, баронесса стара, и зрение её слабело из месяца в месяц всё быстрее. Но она не была дрожащей старушонкой, и клюка её была лишь частью маскарада, разыгрываемого с целью ввести других в заблуждение. При этом слуга не знал, правда ли Констанция предвидела всё, что произойдёт. Ясно, что баронесса не рассчитывала на это именно сегодня, иначе не заставила бы его торчать за дверью, где острый взор не мог сослужить никакой службы. За три года, что экслибр провёл в доме Химмелей, не прошло и дня, чтобы он не читал госпоже романы её юности, произведения мировой литературы или книги великих философов. Благодаря баронессе он познакомился с текстами, на которые у него самого не хватило бы терпения. Заметив, что некоторые из них для него трудны, Констанция заставляла его останавливаться и обсуждала с ним прочитанное, пока не уверялась, что он усвоил смысл и ясно представляет себе описанные логические связи. Не сговариваясь, они стали наставницей и учеником.
        Где-то в доме хлопали двери.
        - Туда! - Баронесса указала в конец коридора.
        Спринтер из Констанции не получился, но она двигалась достаточно быстро, чтобы достичь двери до того, как появится кто-нибудь из их преследователей. Без неё Джеймс добежал бы в два раза быстрее, но три года назад он поклялся, что в случае опасности придёт ей на помощь, и сегодня такой день наступил.
        Теперь до них доносились голоса брата и сестры. Когда Джеймс бросил назад последний взгляд, коридор был ещё пуст. Тем не менее он не ощутил ни малейшего облегчения, закрывая за собой дверь в комнату на замок.
        - Они сначала расправятся с Фридрихом, - запыхавшись, сказала баронесса без тени сострадания. - Они думают, что после этого их ждут цветочки. Фейт не дурак, но страдает завышенной самооценкой. Относительно Рашели я не уверена. Детка гораздо талантливее, чем я допускала. Она хорошенько утаивала от меня свои дарования.
        «„Детка“ прикончит её не моргнув глазом, - подумал Джеймс, - равно, как и меня».
        Комната, где они теперь находились, была проходной, их в доме имелось без числа. Через распашную дверь на противоположной стороне они вышли в просторный, словно зал для балов, салон с высоким потолком, обшитым тёмными деревянными панелями. Вдоль стен стояло две дюжины витрин, а в них рядком выстроились книжные корешки. Этим энциклопедическим залом уже много лет никто не пользовался, и поблёкшие справочные издания одиноко стояли за стеклом.
        - Подождите, - сказал он.
        Она остановилась, зажав свою клюку, как ружьё, и смотрела на него вопросительно.
        Джеймс прислушивался к далёкому голосу - где-то Фейт чуть ли не в истерике кричал на отца - и в конце концов кивнул:
        - Понятно, они в южном крыле.
        Лицо баронессы на миг просветлело. Он взял её хрупкую руку. Пальцы - тоненькие, как у цыплёнка.
        - Я выведу вас отсюда.
        Качая головой, Констанция улыбнулась:
        - Нет, это я нас выведу. Доверься мне, мой мальчик, я знаю, по какому пути нам предстоит двигаться.
        - При всём уважении, госпожа баронесса, мы же не можем…
        - Сражаться с ними я не собираюсь, - перебила она его. - Не сегодня. Не тревожься.
        - Нам бы только добраться до гаражей, тогда мы могли бы на машине…
        Она снова перебила его:
        - Мы никуда не поедем. Ты должен мне довериться.
        С этими словами она повернулась и направилась к одной из витрин. Распахнув обе стеклянные створки, она на мгновение закрыла глаза, впитывая полившийся изнутри книжный дух. Даже спустя десятки лет она не потеряла к нему интереса. Констанция Химмель, эта капризная, властная, эксцентричная особа, будучи библиоманткой до мозга костей, старела, подобно книге: её кожа становилась не морщинистой, а пожелтевшей, как страницы древнего фолианта. И хотя время запечатлело в её внешности свои следы, внутренний мир библиомантки остался нетронутым, как тексты заученных классиков, которых она так любила.
        Констанция протянула руку к корешкам, провела по ним кончиками пальцев и извлекла наконец восьмой том энциклопедии азиатских трав. Джеймс слыхал о потайных дверях, открывавшихся подобным способом, но ещё никогда не видел ни одной своими собственными глазами.
        Белый тлеющий огонёк замерцал между страницами книги и заструился спиралью между пальцами баронессы, узнавая её руку и сокровенные знаки. Послышался щелчок - и между этой и следующей витриной сдвинулась деревянная обшивка стены. За ней царила тьма. Баронесса сунула книгу обратно и закрыла стеклянные дверцы.
        В глубине дома послышался яростный крик.
        - Поспешим! - воскликнула она и поднажала на деревянную облицовку.
        Спрятанные в стене шарниры даже не скрипнули, словно этим переходом пользовались регулярно.
        - А что с теми двумя? - спросил Джеймс. - Они об этой лазейке не знают?
        - Нет.
        Ему было страшно спускаться в длинные подвальные лабиринты замка: вних было полно тупиков и узких проходов-ловушек. Но в то же время он не хотел, чтобы баронесса вступила в открытый поединок с внуками. Иногда Джеймс думал, что ненавидит старуху - за свой плен, за её строгость и высокомерие, - но теперь он ощущал ответственность за неё, и это его удивляло.
        - А что с вашей сердечной книгой? - спросил он.
        При себе баронесса держала её не всегда, поскольку дом покидала редко. Книга чаще всего лежала на её ночном столике - неприметный томик стихов забытого поэта. Она утверждала, что по-прежнему в состоянии расщепить страничное сердце, но Джеймс сомневался, что ей когда-нибудь удастся расшифровать его тайные мысли.
        Её взгляд затуманился.
        - Видно, придётся мне обойтись без неё.
        - Я могу за ней сбегать.
        - В этом нет необходимости.
        - Правда, я могу…
        Констанция перебила его со вздохом:
        - Этот томик там, наверху, моей сердечной книгой никогда не был - всё только для отвода глаз моих горе-родственничков. Иначе разве я оставила бы его у всех на виду?
        Они стояли перед открытой потайной дверью, лестница вела в затхлый мрак. Одну часть лица баронессы заволокла тень, по другой скользил свет, а её бескровные губы растянулись в улыбке. Возможно, в этот самый момент её сына лишали жизни его собственные дети, но Констанция Химмель улыбалась. Джеймс подумал о сфинксе, чьи жилы вместо крови были наполнены тайнами.
        - Тогда это было ложью? Не только ваша беспомощность, но и…
        - Я не слепа, Джеймс. Может, у меня не самое острое зрение в мире, но я вполне в состоянии прочесть любую книгу.
        Три года подряд читал он ей книги. Десятки тысяч страниц.
        - И всё это был только трюк?
        Губы Констанции сжались в две узенькие полоски.
        - Всё это не беда, мой мальчик. Внизу меня дожидается моя настоящая сердечная книга. А там посмотрим, действительно ли Фейт с Рашелью так находчивы, как думают.
        На этот раз уже она схватила его за руку, и впервые за долгое время по его коже пробежал мороз, едва только костлявые пальцы дотронулись до него.
        - Пошли!
        Баронесса прикоснулась к старомодному выключателю на стене, и с потрескиванием вспыхнула единственная лампочка. Её света хватило лишь на несколько ступенек до поворота. Лёгким нажатием Джеймс закрыл за собой панель, вернув тишину в энциклопедический зал.
        - Подвала бояться не нужно, - подбодрила его старая женщина и повела вниз по лестнице.
        «Дело не в подвале, - подумал он. - И не в темноте».
        Глава седьмая
        В другой части дома, на веранде южного флигеля, барон добежал до закрытой двери в библиотеку. С противоположного конца коридора Рашель видела, как он барабанит кулаками по покрытой лаком двери.
        - Пандора! Пандора! - выкрикивал он имя младшей дочери. Сестре Рашели было всего одиннадцать, и она, как это часто бывало, сидела закрывшись в библиотеке. - Впусти меня!
        Рашель и Фейт подходили всё ближе. Больше они не бежали, а приближались обычным шагом. Пятнадцать метров отделяли их от барона.
        - Ты от нас не уйдёшь, отец, - пригрозил Фейт.
        - Пандора! Открой дверь!
        - Больше ты ни над кем не будешь издеваться только из-за того, что сам такой слабак!
        Барон бросил на них взгляд:
        - Вы с ума сошли! Я буду…
        - Твоя сердечная книга обратилась в пепел, - сказала Рашель.
        Грандиозное чувство - уничтожить власть отца и его книгу! Но только в первый момент. Теперь Рашель чувствовала, что это преступление будет преследовать её по пятам всегда. Запах горящего тома она тоже будет чувствовать всегда. Её мутило и била дрожь. Библиоманты книг не сжигают. Она нарушила одно из величайших табу. Не сводя глаз с барона, Фейт обнажил зубы в коварной улыбке.
        - Пандора! Открой!
        - Она читает, отец. Она занята. И потом, ей всего одиннадцать. Твои вопли нагоняют на неё страх.
        - Пандора, дорогая, пожалуйста, открой мне дверь! - Было бы у него время, старший Химмель взломал бы замок и без сердечной книги.
        Когда отец оглядывался, было видно, как непреодолимый страх искажает его черты. Это зрелище не вызывало у Рашели такого удовлетворения, как у Фейта, который, судя по всему, просто не мог им вдосталь насладиться. И ей не нравилось, что это доставляет ему такое удовольствие.
        - А ну-ка возьми себя в руки… - прошипела она ему.
        Он искоса поглядел на неё (взгляд его истолковать она не смогла - или не захотела?) и опять сосредоточился на отце.
        В этот миг дверь в библиотеку, неожиданно приоткрылась.
        - Слава богу! - Барон споткнулся о порог, и на миг кукольное личико Пандоры мелькнуло в щели рядом с ним.
        Фейт в ярости завопил.
        Дверь за отцом и Пандорой захлопнулась, ключ повернулся в замке.
        - Фейт…
        Рашель хотела успокоить брата, но он уже расщеплял страничное сердце, устремляя ударную волну на вход. Высокое дверное полотно задрожало, белый лак прорезала тонкая трещина.
        - Не уйдёшь! - крикнул Фейт.
        - Фейт! - Рашель остановилась и рванула его за локоть. При этом у него чуть не выпала из рук сердечная книга. - С ним Пандора. Ты же не хочешь, чтобы и с ней что-нибудь случилось?
        Он метался туда-сюда с лицом, искажённым яростью.
        - Это всего лишь дверь, - сказала она спокойно. - Он от нас не уйдёт. Мы доберёмся до него.
        - Он совершит прыжок в любое место! Мы никогда его не найдём, если он…
        - Доверься мне: ничего у него не выйдет.
        Брат никак не мог взять в толк, о чём она говорит, и это вызывало у него ещё больший гнев.
        - Теперь я глава рода Химмель! Я…
        - Ты, - сказала она, подчеркнув это слово, - ведёшь себя, словно неуправляемый безумец. В Совете подобное поведение терпеть не станут. А мы ведь хотим в Совет, верно? - Подняв руку, она притронулась к его щеке. - Мы же этого оба хотим.
        Его веки ещё несколько мгновений подрагивали, и какое-то время она боялась, что он кинется на неё. Просто потому, что думал, будто имеет на это право. Подчас он вёл себя, как глупец холерик, взрывавшийся без предупреждения, словно забытая граната времён мировой войны. А после мог опять часами хранить молчание, слушать и одной-единственной умной фразой подытоживать то, что составляло предмет разговора. Таков был Фейт, которого она любила. Но в моменты вроде этого она просто не могла его понять, даже по прошествии многих лет.
        Что-то случалось с его глазами, словно на них образовывалась пелена, заставлявшая его смотреть на мир, как на резервуар, где есть место только разрушению и ненависти. Потом возвращался другой Фейт, её брат, самый дорогой для неё человек. С ним она строила планы, с ним они добивались одних и тех же целей.
        - Пойдём. - Рашель взяла Фейта за руку и повела его по коридору прочь.
        Из-за двери в библиотеку до неё долетел тихий голос отца, который беседовал с Пандорой. Наверное, он планировал захватить с собой маленькую любимицу, если ему придётся бежать. Фейт хотел уже схватиться за ручку, но Рашель предостерегающе покачала головой и указала направо. Дверь в соседнюю комнату была открыта.
        - Что ты задумала? - спросил он.
        Она улыбнулась:
        - Сюрприз.
        - На подобные штучки у нас нет времени.
        - Учись мне доверять. Если мы хотим вместе сидеть в Совете и повернуть вспять ход вещей, ты должен на меня полагаться. А я - на тебя.
        Без дальнейших препирательств он последовал за ней, хотя было видно, что это ему претит. Придётся привыкнуть, что она подчас дальновиднее его в своих поступках и что умеет не только предвидеть, но и принять соответствующие меры предосторожности.
        Они переступили порог помещения, служившего некогда рабочим кабинетом их матери. Рашель была единственной, кто понял, насколько умной женщиной была Эмилия Химмель. Мысль о том, что она унаследовала хитрость и благоразумие матери, наполняла её гордостью. Немало лет мать вела дела Химмелей, управляя счетами и следя как за недвижимостью, так и за долями в фирмах, названия которых барон и слыхом не слыхивал. Сегодня заботы об этом взяли на себя независимые бухгалтеры. Рашель ничуть не сомневалась, что Эмилия до того, как муж её отверг, оттяпала себе небольшое состояние, и Рашель искренне была за неё рада. То, что впоследствии мать чрезвычайно редко виделась со своими детьми и контакт в конце концов окончательно прервала, Рашель объясняла безмолвным влиянием своей бабки. Рашель была уверена, что старуха поставила Эмилию перед выбором: суммы, выведенные ею из семейного бюджета, или дети. Эта мысль импонировала Рашели значительно больше, чем её альтернатива, согласно которой Эмилия просто не испытывала ни малейшего интереса ни к сложному сыну, ни к дочерям.
        В комнату с тяжеловесным письменным столом и множеством стеллажей с папками, кроме Рашели, никто не заглядывал. Левая стена, граничившая с библиотекой, была увешана картинами, которые мать собирала по всему дому. Никого другого это не интересовало, но Рашель ещё ребёнком простаивала часами перед этими картинами, воображая себя посреди романтических ландшафтов с зелёными холмами, далёкими шпилями замков и домами в идиллическом стиле. Крошечные фигурки катались на коньках по замёрзшим озёрам, жали пшеницу и танцевали на народных праздниках.
        - Что мы здесь забыли? - спросил Фейт.
        Рашель отпустила его руку и подошла к картине в золотом багете, висевшей в центре стены, форматом едва ли больше книги. На картине была изображена повозка, которую тянул ослик по узкой тропинке на краю скалы.
        Она сняла картину со стены и открыла полость, спрятанную в зелёных полотняных обоях, на высоте глаз. По всей видимости, Рашель была такого же роста, как и мать.
        Фейт поспешно приблизился к сестре:
        - С каких пор тебе это известно?
        - Уже давно. Не было тайной, что она брала картины отсюда к себе в комнату и вешала их над кроватью, каждые несколько месяцев - новую. Во время одной такой вылазки два года назад она обнаружила глазок в библиотеку.
        Он ещё что-то хотел сказать, но сестра приложила к его губам палец:
        - Тсс! Не сейчас.
        С улыбкой вернувшись к потайному окошку, она приблизила к нему правый глаз. На фоне высоких стеллажей, доверху забитых книгами, её отец стоял перед Пандорой на коленях. По виду младшая сестра Рашели напоминала персонаж из старой сказки - то ли из «Звёздных талеров», то ли из «Белоснежки»[32 - Речь идёт о сказках братьев Гримм.], - шагнувший с иллюстрации в реальность. У Пандоры были длинные золотые локоны, обрамлявшие её личико в форме сердечка. В ней всё казалось идеальным - от изящного курносого носика и светло-голубых глаз до её милого облика в целом. Впечатление она оставляла несколько отсутствующее, словно всегда была выше происходящего, - можно было решить, что мать незадолго до своего исчезновения в лице Пандоры произвела на свет своего предостерегающего двойника, отныне скользившего по коридорам и комнатам замка Химмелей.
        Хотя у Пандоры не было врождённых библиомантических способностей, она всё время проводила в библиотеке. «В семье не без урода», - отзывалась о ней бабушка в тоне, намекавшем на досадное исключение из правила. Но барон в малышке души не чаял. И в самом деле трудно было не поддаться обаянию этого безупречного существа. Ещё ребёнком Рашель её приняла и полюбила всей душой. Фейт же не знал, что ему с Пандорой делать, и обращался с ней так же надменно, как и с каждым, кто не был библиомантом. Пандора стояла в центре библиотеки, перед огромным читальным креслом - чудовищем, чей изогнутый подголовник напоминал пару увесистых рогов. Вокруг неё по полу были разбросаны книжные страницы, вырванные из переплёта петушиной книги, лежавшей в кресле и жалобно поскуливавшей.
        - Она опять взялась за старое… - проворчала Рашель.
        Фейт притронулся к её плечу:
        - Позволь мне взглянуть, - она отступила в сторону и подпустила брата к глазку.
        - Пандора просто не может без этого, - прошептал Фейт, - мерзавка!
        Барон дарил Пандоре петушиные книги по всякому поводу, потому что возможность со смаком выпотрошить из них все страницы вызывала улыбку на её восхитительном лице.
        - А он что делает? - спросила Рашель, хотя догадывалась что.
        - Отец говорит слишком тихо. Ничего не разобрать. - Фейт прижался лицом ещё плотнее к стене. - Видно, что рана на плече сильно беспокоит его.
        Похвал от брата Рашель не ждала. Достаточно того, что она сама знает, кто ему эту рану нанёс. А Фейту пора уж давным-давно догадаться, насколько он зависит от её поддержки.
        - А теперь она даёт ему что-то выпить, - отметил он с удивлением.
        Рашель внутренне усмехнулась.
        - Так обычно делают для облегчения страданий раненого, не так ли?
        Фейт быстро оторвал взгляд от глазка и посмотрел на Рашель:
        - Ты знала, что так будет?
        Её улыбка стала ещё шире.
        - Догадывалась.
        У него буквально отвалилась челюсть, как только он осознал, насколько она дальновидна. Фейт вернулся к наблюдению.
        - Ну? - поинтересовалась Рашель немного спустя.
        - Он выпил воды. Теперь пытается встать и подойти к окну, но не может подняться на ноги.
        Рашель откинулась спиной на стену с картинами.
        - Видно, ему нездоровится.
        - Он упал! Похоже, потерял сознание!
        Она закрыла глаза и мысленно нарисовала эту сцену. Множество раз Рашель представляла подобный итог.
        - С ним случилось что-то серьёзное? Что-то… окончательное и бесповоротное?..
        Почти минуту тянулось молчание. Раздался звук распахивающейся двери в помещении рядом. По коридору засеменили детские ножки.
        Когда Рашель опять открыла глаза, Фейт смотрел ей прямо в лицо.
        - Ты всё это продумала заранее? Вместе с ней!?
        Пандора показалась в двери, нервно теребя локон своих ангельских волос.
        - Дело сделано! - объявила она.
        Глава восьмая
        В самом сердце подвала замка, глубоко под залом энциклопедий, перед фолиантом стояли Джеймс и пожилая женщина. Второй такой книги не существовало во всём мире. В первый момент он подумал о средневековой Библии на алтаре, но баронесса пояснила:
        - Это словарь. Единственный в своём роде.
        Он покоился на каменном пульте над двумя ступеньками, и Джеймс был уверен, что в этой подземной комнате действительно в прошлом располагалась часовня. Ни лавок, ни эмблем здесь больше не было, но во фронтальной части, прямо позади колоссальной книги, в стене зияла круглая брешь, ниша, предположительно некогда таившая фигурку святого. Или же что-то, что древнее всех святых.
        - Адамо-латинский, - пояснила баронесса. - Едва ли кому-то известно, что такой словарь вообще когда-либо существовал, не говоря уже о том, что сохранился.
        Джеймс, до сего момента не помышлявший ни о чём, кроме как дать дёру из этого дома, теперь не мог отвести глаз от фолианта. Адамов язык был первым языком человечества, по утверждению некоторых, языком Бога. Вплоть до строительства Вавилонской башни на нём говорили все народы, пока Бог не наказал людей диким языков?м хаосом, разгневавшись на вавилонян за их кощунство. Адамов язык был предан забвению, а мощь его сделалась легендой.
        - И это ваша сердечная книга? - Он инстинктивно заговорил шёпотом, совсем не из страха перед преследователями, но потому, что эта часовня в скале, по-видимому, была местом молчаливых молитв ещё до того, как на горе возник замок. Помещение служило больше чем тайным хранилищем для книги - это был храм.
        Констанция кивнула:
        - Нам не дано выбирать, какая книга будет сопровождать нас всю жизнь. - Отголосок сожаления послышался в её голосе, когда она добавила: - Или же какую книгу мы будем сопровождать.
        Одного взгляда на фолиант было достаточно, чтобы понять, почему пожилая женщина так редко покидала замок. Даже в закрытом виде, как теперь, её сердечная книга составляла метр в длину и семьдесят сантиметров в ширину. Её обложку испещряли зарубки и царапины, словно в течение столетий предпринималось немало попыток её обезвредить. В книжном мире это был белый кит со следами боевой славы среди обычных книг - синих китов.
        - С тех пор как она служит мне сердечной книгой, ничего плохого с ней больше не случалось, - пояснила баронесса, заметив взгляд Джеймса.
        Медленно приблизилась она к книге и с видом благоговения слегка склонила голову:
        - За столько лет существования в её шрамах повинны другие.
        Джеймс остановился у входа в помещение. Страх, поднявшийся в нём, разбудил воспоминания: его ощущения из жизни в книге, до того, как библиомантика изъяла его из его прежней истории и зашвырнула в новую.
        Баронесса положила худощавую руку на переплёт и издала тихий вздох. Вокруг её пальцев замерцал свет и скопировал их очертания. Воздух в старой часовне, вырубленной в скале, потрескивал - так высвобождалась энергия, от которой у Джеймса на затылке вставали дыбом волосы и сжимался желудок. Экслибр стал ловить губами воздух.
        Баронесса положила левую руку рядом с правой. Джеймс не понимал: это она что-то совершает с книгой или, наоборот, книга с ней?
        Все сведения о библиомантах и их сердечных книгах, он получил от неё, но лишь теперь он осознал, насколько тесно переплетены судьбы тех, о ком она рассказывала, на деле. Казалось, Констанция и её книга слились в единое существо, вокруг которого плясали крошечные огоньки, плетя сеть из тончайшего сияния.
        На заднем плане каменная поверхность стены ожила, и Джеймс понял свою вторую ошибку. То, что он принял за нишу, был пуп, омфал - остатки того, чем стена была, пока не превратилась в неприметный камень. Углубление расширялось, а скала вокруг принялась вращаться, пока вся стена не образовала один сплошной водоворот, вращавшийся со страшным скрежетом.
        - Что это?
        Библиомантка, окутанная светящимся коконом, всё ещё стояла к нему спиной.
        - Подойди ближе! - Она требовала слишком многого, хотя он не мог даже определённо сказать, что внушало ему такой страх, - это был миг, когда он в мыслях нарушил клятву.
        Довольно он сделал, довольно увидел, довольно перечувствовал. Силы, бушевавшие здесь, превышали степень выносимого. Он не мог больше стоять на защите старухи. Больше не желал.
        - Мне нужна твоя помощь! - крикнула она ему.
        «Нет! - мелькнуло у него в голове. - Никогда!» Но вместо этого он услышал свой голос:
        - Что мне сделать? - И тотчас же ноги Джеймса, помимо его воли, сделали первый шаг к своей госпоже.
        - Ты понесёшь вот это, - указала старуха, - у меня недостаточно сил, чтобы взять её с собой. - Видела ли она, как окаменело его лицо? - Не бойся. Это всего лишь книга, и сила её поблёкнет перед Codex Custodis.
        - Перед… - Он не закончил.
        - Потом. После объясню.
        - Куда мы отправляемся?
        В этом сиянии он едва различал и её саму, и эту ужасную сердечную книгу. Обоих с головы до ног охватило светом, его нитями, такими же тонкими, как шлейф от падающей звезды; всё смешалось в хаотичном беспорядке, словно это ребёнок неумелыми ручонками рассыпал пазл. Внезапно сияние разорвалось надвое, у дальней стены часовни поднялся вихрь, расширяясь в воронку высотой с человека, в центре которой сиял белый свет.
        Баронесса обернулась к Джеймсу и протянула ему руку:
        - Подойди ко мне, мой мальчик.
        Что-то внутри его сопротивлялось, но она ему не оставила выбора. Безвольно взял он её за руку, взошёл на обе ступеньки и оказался перед книгой, а старуха с готовностью посторонилась.
        - Возьми её, - велела она.
        Покорёженная книга была свинцово тяжёлой, но ему удалось её поднять. Прижимая фолиант к себе, Джеймс чувствовал, что он пульсирует на его груди, словно живое существо.
        - Теперь следуй за мной.
        Баронесса обогнула каменный постамент и направилась к отверстию, края которого всё ещё вертелись, словно мельница. Джеймс пошёл за ней, держа книгу перед собой, как щит.
        - Они погонятся за нами? - спросил он.
        - Фейт с Рашелью? - Она усмехнулась, качая головой. - Сейчас их ждут другие проблемы.
        Перед тем как переступить порог, он ещё раз помедлил:
        - Это ведь не обычный портал в убежища, ведь так?
        - Нет. Для начала мы ещё задержимся в этом мире, если это тебя утешит. Ненадолго.
        То, что привязало экслибра к ней, с доброй волей не имело ничего общего, теперь это стало ясно. Но осознание этого ничего не меняло: он должен был исполнять то, что ему приказывала баронесса.
        - Идём, - произнесла она ещё раз.
        С сердечной книгой в руках Джеймс последовал за ней.
        Глава девятая
        Лондон шумел, словно улей, когда Фурия и Кэт оказались на Паддингтонском вокзале. Впервые за долгое время их окружали обычные люди. Когда они шли мимо вокзальной книжной лавки, взгляд Фурии скользнул по книгам в витринах. Большинство обложек в кричащих тонах разительно отличались от переплетённых в кожу сокровищ известных ей библиотек.
        - Что там ещё? - спросила Кэт, заметив взгляд Фурии.
        - Я ведь библиомантка, а значит, обязана любить все книги? Или как?
        Кэт дёрнула плечами:
        - Без понятия. Обязана ли?
        - Любить не то, что в них напечатано, но хотя бы сам факт, что здесь так много книг, должен меня радовать? Даже в таком месте, где большинство проходит мимо не глядя.
        - Книги будут существовать всегда. А с ними и люди, которые их читают, - безразлично брякнула Кэт, хотя Фурия фактически попыталась обесценить все книги на свете.
        Фурия завидовала ей за её умение поставить галочку и перейти к следующей задаче. Сама она слишком долго копалась в прошлом, а в последнее время всё чаще и в том, что говорил Зибенштерн: «Однажды кто-нибудь снова вознамерится написать последнюю пустую книгу. И очень возможно, что этим человеком окажешься ты».
        Хотелось бы Фурии перенять у своей лучшей подруги её стоическую выдержку, однако она видела, что Кэт счастлива не была. Её отношения с Финнианом были чем угодно, только не дуэтом согласия; оба - упрямцы, снова и снова пытавшиеся притереться друг к другу. В перспективе это стоило бы немалых усилий. А если кто-то встревал между ними вроде Саммербель, ситуация становилась просто опасной. И далеко не романтической.
        - Случалось у тебя что-нибудь подобное: ты часто думаешь о ком-то, что тебе кажется, что он должен чувствовать, что ты о нём думаешь? - спросила Кэт. - Или что тоже о тебе думает?
        Фурия на секунду задумалась, потом кивнула. Похожее ощущение у неё складывалось во время ежедневной переписки с Северином. Позже она переросла это, по крайней мере, так она себе внушила. И в то время как одна часть её существа не желала больше ни с кем так близко сходиться, другая - как раз об этом тосковала.
        Но, видимо, Кэт заботил не только Финниан. По отношению к нему хорошие мысли в итоге перевешивали плохие. Иначе обстояло с её родителями. Сама перспектива после стольких лет опять предстать перед ними, казалось, заставляла Кэт поёжиться. В своей слишком просторной кожаной куртке она, казалось, стала ещё меньше и беззащитнее. Даже поход в бастионы Мардука её так не пугал, как посещение родительского дома.
        В Мейфэр, один из самых фешенебельных кварталов Лондона, от вокзала их доставило такси. Водитель высадил их из машины перед домом с высокими окнами, кованым забором и фронтоном, который поддерживали белые колонны. Кэт с тоской посмотрела машине вслед и молча уставилась на чёрную лакированную входную дверь.
        - Ещё можно повернуть назад, - предложила Фурия, хотя то, что поворачивать не стоило, ей было прекрасно известно. За многие часы, проведённые в поезде, о родителях Кэт рассказала лишь самое необходимое. Но тем не менее этого оказалось достаточно, чтобы убедить Фурию в срочности визита к ним. Выходило, что только Джонатан и Эльвира Марш были теми людьми, кто мог помочь им разузнать о планах Арбогаста относительно Изиды.
        Кэт огляделась: один дом похож на другой, как две капли воды, все - безупречно белые, словно зубы, оскаленные в высокомерной улыбке, способной любого просителя обратить в бегство.
        На Фурии была чёрная кожаная куртка, более приталенная, чем на Кэт, а под ней - короткая серая юбка, чулки цвета бургундского и чёрные ботинки. Собираясь за пределы долины, она оделась, чтобы, по возможности, выглядеть по-лондонски - то есть так же, как Кэт, ведь та была единственной знакомой представительницей Лондона в её возрастной категории. Теперь же она испытывала опасения, что в таких нарядах они, пожалуй, излишне выделялись. Две рок-фанатки, с концертного шоу вдруг забредшие на посиделки, чтобы поиграть в лото.
        - Прорвёмся, - сказала Кэт.
        - Ещё бы!
        В первый раз за несколько часов Кэт улыбнулась:
        - Я так рада, что ты рядом!
        - Ясное дело.
        - Совсем не ясное.
        Фурия, обняв её, почувствовала, что Кэт дрожит всем телом. Подумать только, ведь это всё та же девочка, которая при их первой встрече хладнокровно столкнула с крыши полицейского! Кэт изменилась, они все изменились, но теперешнее её состояние - отнюдь не следствие этих перемен. Перед ней стояла не новая Кэт, а скорее её детская версия: фактически она снова стала тем ребёнком, который, не получая от родителей должной любви, повернулся к ним спиной.
        Разомкнув объятия, Фурия внимательно посмотрела ей прямо в глаза:
        - Что бы там, за этой дверью, ни случилось, с прошлым это не имеет ничего общего. Ты больше не та, что раньше. И, по всей вероятности, твои родители - тоже.
        Кэт кивнула, но сомнения её не оставляли. Она допускала, что, скорее всего, в последние годы всё в этом доме поменялось к худшему. Ещё во времена её детства отец Джонатан Марш занимал в Адамантовой Академии высокий пост. Последней новостью, дошедшей до Кэт, было его предстоящее назначение послом. Значит, сегодня он занимал самый высокий пост, на какой могла назначить его Академия, - тайный посол библиомантов в британской столице.
        Спрашивается: знал ли он, что его дочь примкнула к сопротивлению? До сих пор её имя в официальных списках тех, кого разыскивает полиция, не значилось. Что это могло означать? Из корыстных интересов Марш подсуетился, чтобы имя Кэт изъяли из актов?
        Они медленно поднялись по трём ступенькам. На всякий случай Фурия держала наготове книгу для прыжка, которая, в случае чего, доставит их обратно в резиденцию. Она лежала в одном из боковых карманов её куртки.
        Кэт нажала на медную кнопку звонка. Послышался удар гонга, дверь сразу же приоткрылась, слегка показав устрашающие недра дома. Фурия притронулась к руке Кэт и ободряюще улыбнулась. На другой стороне улицы залаяла собака.
        Дверь была не заперта. В таком квартале, как этот, Фурия рассчитывала увидеть по меньшей мере дворецкого, прямого и долговязого, как в запылившихся романах из жизни Старого Света. Вместо этого в дверях показалась миниатюрная женщина с чёрными волосами, точная копия Кэт, только не такая худая, с двумя глубокими складками в уголках рта.
        - Привет, мам, - сказала Кэт.
        Женщина открыла рот - и так и осталась стоять молча.
        - Это Фурия - моя подруга.
        У матери Кэт было такое лицо, словно ей надо было срочно сесть. Фурия с удовольствием бы сейчас прошмыгнула мимо неё внутрь дома, чтобы подать ей стул.
        - Каталина, - прошептала она. - Здравствуй.
        «Она в курсе, - осенило Фурию. - Она знает, что Кэт разыскивают. И что мы натворили».
        Женщина перевела дух, потом наконец распахнула дверь:
        - Входите же.
        - Здравствуйте, миссис Марш. - Фурия взяла свою подругу за руку и потянула её в дом.
        В доме Кэт высвободилась и сделала один шаг, после чего остановилась перед матерью. Разумные люди в такой момент заключили бы друг друга в объятия, пусть даже только из вежливости. Кэт же глядела так, словно она сейчас на мать завопит.
        - Кэт… - приструнила её шёпотом Фурия.
        Они стояли друг напротив друга очень близко, но ни та ни другая не произносили ни слова. И Фурии захотелось сбежать отсюда куда подальше.
        Но мать Кэт первой сбросила с себя оцепенение и, обойдя их и закрыв за ними дверь, спросила:
        - Может, чаю?
        - Было бы просто чудесно, - ответила Фурия, и её голос прозвучал совсем как у Саммербель.
        - Рада тебя видеть, мама, - выдавила из себя Кэт.
        Фурия так и не поняла: она это серьёзно?
        Мать ощущала себя, по-видимому, так же:
        - Да… я тоже рада, что ты пришла. Правда… - А после короткой передышки добавила: - Даже очень.
        Затем она поспешила вперёд, словно хотела отделаться от обеих нежданных посетительниц. Фурия и Кэт последовали за ней через белую прихожую в такую же белую гостиную - высокое открытое помещение с застеклёнными дверями до потолка, за которыми виднелся сад с ухоженным газоном.
        - Ну садитесь же. - Эльвира Марш указала на белую кожаную кушетку.
        Над ней висело живописное полотно с заснеженным ландшафтом, высотой в половину гаражных ворот. В вазе на столе стояла тёмно-красная роза, а рядом лежала полупустая упаковка Smoke & Mirrors.
        Едва Фурия снова перевела взор на мать Кэт, то приметила, что Эльвира её обстоятельно изучает. Должно быть, уже у входа она почувствовала, что Фурия - библиомантка, не чета её дочери. Фурия также уловила её библиомантическую силу.
        - Я заварю чай, - сказала Эльвира, опередив Фурию, уже начавшую исследовать её способности. - Вы любите кексы?
        - Отец дома? - спросила Кэт.
        - Он работает. Как всегда. - И мать посмотрела на узкую полоску наручных часов. - Но через полчаса он будет, наверное, дома, если не застрянет в пробке.
        - Он стал послом?
        Миссис Марш секунду поколебалась с ответом:
        - Ты слышала об этом?
        - Надеюсь, никакой государственной тайны в этом нет?
        - Нет, вряд ли.
        - Я что-то читала об этом в либрополисских газетах. На фотографии он смотрелся очень серьёзно. Настоящий политик.
        - Ему пришлось для этого много потрудиться. И от многого отказаться.
        «Например, от своей бесталанной Каталины, - закончила про себя её мысль Фурия. - Ему, видно, весьма подфартило, что его дочка растворилась в Либрополисе, а не мешала ему наслаждаться славой. Посол Адамантовой Академии, произведший на свет ребёнка без библиомантического таланта, - уму непостижимо! Фурия поспорила бы на что угодно, что в средствах массовой информации ни разу не всплыло имя его дочери».
        - Садитесь! - снова предложила миссис Марш и исчезла в коридоре.
        Фурия и Кэт остались ждать. Напряжение, висевшее в воздухе, производило библиомантические вибрации.
        - Она в курсе?
        Кэт скривила рот:
        - Точно не знаю.
        Слева от них находилась открытая дверь в библиотеку, но книжные стеллажи были также и в гостиной, один опрятнее другого. Судя по всему, фолианты были расставлены в алфавитном порядке. От таких собраний Фурии становилось не по себе, так как сама она выросла в буйно разросшемся книжном хаосе, созвучном сердцу и душе библиомантики. Отец Фурии всегда сортировал книги в соответствии со своеобразной системой, подсказанной ему интуицией и одержимостью, и книжные стенки, а также шаткие книжные стопки резиденции Ферфаксов разительно отличались от педантичных рядов на этих полках. Вот когда она поняла, почему Кэт отсюда смылась, - у неё самой через несколько минут уже закружилась голова от такой скрупулёзности! Никаких тебе скачущих оригами, поклёвывавших пыль с полок, никаких говорящих ламп для чтения, никаких ворчливых кресел. Резиденция, очевидно, была частью библиомантического космоса, пусть даже в стороне от убежищ, в то время как этот дом - неотъемлемой составляющей светского мира, вне зависимости от того, насколько велика книжная магия его владельцев.
        В кухне миссис Марш гремела посудой.
        - Смотри-ка. - Кэт оказалась перед старинным секретером, над которым висели фотографии в большой раме. Ни одной её фотографии, зато множество снимков отца на официальных церемониях.
        - А кто все эти люди?
        - Представители трёх семейств. Вот - Грегор фон Лоэнмут. - Кэт указала на седовласого человека лет шестидесяти с мрачным лицом, вручавшего отцу Кэт тяжёлую книгу. Сам том лежал здесь же, на секретере. «Хроника дома Лоэнмут» - гласила надпись, напечатанная золотыми буквами на переплёте из красного бархата.
        Рядом было ещё много подарков, которых удостоился Джонатан Марш за свою службу в Академии; их вручения были запечатлены на других фото. Драгоценные книги, загадочные закладки, золотое перо. На полочке секретера стоял неприметный томик, а рядом с ним - обращение на дорогой писчей бумаге с тиснёным гербом:
        Мы умеем ценить ваши заслуги и спешим отблагодарить за них знаком внимания, который послужит, надеемся, к вашей радости. Барон Фридрих Химмель Дом Химмель Член Совета трёх семейств
        Здесь же лежал вскрытый конверт с наклейкой. Подарок, видно, прислали только сегодня.
        - А твой папаша - ещё тот фанфарон, - заметила Фурия.
        - Теперь ты понимаешь, почему Финниану ни в коем случае не нужно об этом знать?
        - Но ведь всё это не имеет отношения к тебе.
        - Мой отец - посол!
        - Но ты-то не посол! Ты ненавидишь Академию так же сильно, как и он.
        - Едва ли кто ненавидит её так же, как он. - Кэт уклонилась от вопросительного взгляда Фурии.
        Финниан никогда о своём прошлом открыто не говорил, о тех временах, когда он работал в оранжерее, где выращивали закладки для книг. Но Кэт между тем знала гораздо больше, чем прочие.
        - По крайней мере, он не может тебе ставить в вину, что твои родители… здесь.
        Фурия охватила широким жестом и фотографии, и весь ценный материал. Мать Кэт была изображена только на одном снимке, помещённом совсем с краю, да и то наполовину отрезана.
        - Речь не о вине, - сказала Кэт. - Это-то я переживу. Но Финниан мне перестанет доверять. Не то что раньше…
        - Глупости! Он отлично знает, что…
        - И будет прав, - перебила её Кэт сдавленным голосом, чтобы мать не услышала их из кухни. Стук посуды прекратился. - Вот это мой отец. Вне зависимости от того, что он там из себя представляет, я бы никогда не допустила, чтобы с ним что-нибудь стряслось. С ним или моей матерью.
        С этой дилеммой в жизни Кэт Фурия познакомилась ещё во время их путешествия на поезде, едва только услышала от Кэт первые подробности. Но лишь теперь, в этом доме, стоя перед всеми этими фотографиями и бутафорией, свидетельствующими о безупречной карьере Джонатана Марша в Академии, она полностью прониклась чувствами Кэт. Теперь это была не просто история, а лица, запахи, голос её матери. Некогда Кэт здесь жила, и совершенно безразлично, что произошло потом.
        - Я часть сопротивления, - продолжала Кэт тихо, - и тем не менее не в состоянии что-либо предпринять против одного из важнейших сотрудников Академии. Я - самая никчёмная террористка в мире.
        - Никакая ты не террористка. Ты - повстанка.
        - Ты думаешь, моя мать разделит эту точку зрения? Или мой отец? Кто-либо за пределами гетто?
        Фурия хотела что-то возразить, но в этот миг мать Кэт поставила поднос на стол перед кушеткой. Девочки не заметили, как та вошла в комнату. Фурия уловила в комнате бурление библиомантики, задаваясь вопросом, не применила ли миссис Марш свои навыки. Её сердечной книги видно не было.
        - Вам не стоит здесь долго оставаться.
        Фурия с Кэт обменялись быстрыми взглядами, но ещё до того, как одна из них успела что-либо ответить, миссис Марш добавила:
        - По-моему, встречаться с отцом - довольно неудачная затея, Каталина. Он умеет распознавать ложь, поскольку сам - искуснейший лжец. - Она продолжала безмятежно наливать кипяток в белые чашки с чайными пакетиками. - Он политик. И мы уже много лет женаты. Для лжи у него немало оснований.
        Тень сочувствия скользнула по лицу Кэт.
        - Ах, мама, это звучит так…
        Атмосферу в комнате пронзил скрип. И через секунду Фурия поняла свою ошибку. Библиомантика высокой интенсивности исходила совсем не от миссис Марш.
        Тонкая книга на секретере, рядом с письмом от семьи Химмель, накалилась и рассеялась в воздухе, а перед рамой с фотографиями возникли две фигуры. Казалось, что это какие-то неодушевлённые негативы - два человеческих силуэта, вначале тёмные и полые, они за считаные секунды наполнились жизнью.
        Молодой человек и девушка, оба светловолосые, рослые и спортивные, если и достигшие совершеннолетия, то совсем недавно. Они были лишь на пару лет старше Фурии.
        Мать Кэт изумлённо вскрикнула и опрокинула фарфоровый чайник. Со звоном посыпались осколки, а кипяток хлынул на паркет.
        - Кэт! - воскликнула Фурия.
        Она вскочила и дёрнула подругу к себе, подальше от вновь прибывших, которые как раз, ловко пружиня, поднимались с корточек. У обоих, видно, за плечами было уже немало прыжков, раз они умели так элегантно приземляться. До сих пор образцами для Фурии в этом деле служили лишь Изида и Саммербель.
        Молодой человек огляделся, и ему потребовались ничтожные доли секунды, чтобы оценить всех присутствующих и опасность, возможно, исходящую от них. Глаза его поблёскивали заносчивой весёлостью, постепенно передающейся уголкам его рта.
        Лишь мимолётно скользнув по юноше, взгляд Кэт впился в голубые глаза девушки, стоявшей рядом. Обоих нежданных гостей объединяло бросающееся в глаза сходство. «Брат с сестрой», - решила Фурия. Он казался старше, может на год-два.
        Девушка с ехидной улыбкой ответила на поражённый взгляд Кэт.
        - Каталина… - начала она с фальшивым дружелюбием.
        - Рашель, - ответила Кэт.
        Именно этой-то передышкой и воспользовалась Фурия, чтобы извлечь из куртки свою сердечную книгу.
        - Давно пора, - прокрякала петушиная книга, раскрываясь у Фурии в руках.
        - Ты что, серьёзно? - спросил юноша со скучающим вздохом. Его сердечная книга была уже раскрыта.
        Фурия расщепила страничное сердце. Но недостаточно быстро.
        Глава десятая
        Встречные импульсы Фурии и Фейта сбили обоих с ног. Фурию откинуло через порог библиотеки. Книжные ароматы мгновенно наполнили всё её существо новой силой. Фейт Химмель, - его Фурия знала по фотографиям, - налетел на секретер. «Хроника дома Лоэнмут» грохнулась вместе с остальными подарками на пол. Полдюжины фотографий в раме слетели со стены. Стекло разбилось, и Фейт выругался. Рашель повернулась, переведя глаза с Кэт на Фурию, как раз поднимавшуюся на ноги в соседней комнате между стеллажами. У распахнутой двери неистовствовали крошечные искорки пламени - вспыхивали и гасли, не успевая нанести ущерба.
        - Посмотри-ка! - сказала Рашель с едва ощутимым немецким акцентом. - Да это ведь девочка из Хей-Кастл.
        Академия шла за Фурией по пятам, подобравшись к ней ближе, чем она предполагала. Это означало, что опасность грозила не только ей, но и Пипу. А с ними и Пасьянсу, каллисте, Замзе и всем-всем экслибрам в резиденции.
        Клюв забился обратно в обложку сердечной книги, но Фурия слышала, что она что-то тихонько бурчит себе под нос. Так сердечная книга поступала по привычке каждый раз, когда перед Фурией стояла нелёгкая задача.
        Глянув поверх тлеющих скрижалей в страничном сердце, она направила на Рашель Химмель удар, каким во время тренировок взрывала камни на мостовой. Рашель уклонилась от волны, чуть ли не приплясывая, и в танце приблизилась к Кэт. Её брат выпрямился справа от Рашель. На его лице было написано, что второй раз его не обмануть.
        - Что вам нужно?! - крикнула Кэт Рашели, хотя ответ ей был и так известен.
        - А ты пошевели мозгами, - ответила Рашель.
        Фурия не знала, как они напали на их след, но допускала, что знакомство Рашели с Кэт сыграло свою роль. Наверное, Химмели установили слежку за домом и выжидали, когда Кэт объявится у своих родителей.
        - Вы пойдёте с нами, - объявил Фейт.
        Рашель опять заулыбалась:
        - Читайте мелким шрифтом: «Иначе вам крышка!»
        - У тебя что, не все дома? - накинулась на неё Кэт.
        Судя по всему, в таком тоне девушки разговаривали друг с другом во время своей последней встречи несколько лет назад. «Наверное, в школе, - предположила Фурия, - в интернате для детей авторитетных лиц Академии».
        Рашель поморщилась:
        - Мы никогда не были друзьями, Кэт. Что же мне может помешать следовать интересам моей семьи?
        - И это предмет твоего беспокойства? Интересы вашей семьи?
        Фейт усмехнулся:
        - В настоящий момент скорее вашей семьи! - И с этими словами он метнул заряд мимо Кэт прямо в её мать, который отбросил её в коридор.
        - Мама! - Кэт кинулась к двери. - Она же вам ничего не сделала!
        - Но собиралась, - бросил в ответ Фейт. - Твоя мамочка хотела прийти тебе на помощь, а я удержал её от большой-пребольшой глупости. Думаю, она не захочет препятствовать карьере своего супруга. - И повысив голос, добавил: - Не так ли, миссис Марш?
        Кэт ринулась в коридор. Тогда Рашель обратилась к Фурии.
        - Назови своё имя! - потребовала она от незнакомки.
        Сияние из распахнутой сердечной книги озарило черты лица Рашель: высокие скулы и тонкие губы, казавшиеся при таком освещении почти бескровными.
        Фурия открыла было рот, но, вместо того чтобы ответить, призвала к себе на помощь книги с полок. Сотни книг сорвались со своих мест и, паря по всей комнате, образовали вокруг неё круглый бастион - вращающийся панцирь из фолиантов. Некоторые ещё в полёте раскрылись, и в недрах этого книжного торнадо расщепилось несметное множество страничных сердец. Свет изливался во всех направлениях.
        В ярости Фейт приготовился к нападению. Рашель попыталась его удержать:
        - Нет! Подожди!
        Но он не слушал сестру. Волна жара прокатилась через гостиную в библиотеку, по дверной коробке вновь забегали мелкие язычки пламени. На этот раз они слегка опалили часть обоев, но на летающие книги, вьющиеся всё быстрее и быстрее вокруг Фурии, не перекинулись. Ей пришлось следить за тем, чтобы отдельные книги друг с другом не сталкивались, а это требовало от неё гораздо больше внимания, чем ей хотелось бы, - она казалась самой себе жонглёром, пытавшимся удержать в воздухе бесчисленные шары. Долго ей так не продержаться.
        Её идеей было - сложить силы всех страничных сердец, не повреждая при этом книги, что и в более спокойных обстоятельствах представляло собой очень трудную задачу. Тем не менее она пошла на риск, надеясь, что безрассудство не заведёт Химмелей так далеко, чтобы уничтожать книги.
        Фейт вскипел от ярости и бросил огненное копьё прямо в зависшие в воздухе тома. Рашель закричала, заклиная его этого не делать, но было слишком поздно. Огонь перекинулся на Фурию и охватил пожаром множество книг. Прочитав слова власти из страничного сердца своей сердечной книги, она потушила пламя за считаные секунды, но при этом утратила контроль над томами. Некоторые из них столкнулись друг с другом, и в мгновение кружащийся защитный вал обратился в хаос из налетающих друг на друга книг. Порхая вокруг, страничные сердца захлопывались, их сияние затухало. У Фурии не осталось времени сосредоточить энергию и метнуть её в своих противников. Вместо этого у неё внезапно появилась другая главная забота - сберечь книги от дальнейших повреждений в то время, как они всё активнее сталкивались друг с другом и в изнеможении падали на пол.
        Фейт зашёл слишком далеко. Фурия наблюдала за его неистовством: библиомантика сейчас мстила ему за атаку на книги. Хотя его проступок, видимо, был не столь серьёзен, чтобы надолго вывести его способности из строя, всё же для начала ему предстояло хорошенько с собой разобраться. Он упал на колени и с криком запрокинул голову.
        Рашель в тревоге поспешила к нему, метнув взор, полный ненависти, на Фурию, стоявшую посреди падающих книг. Её бастион окончательно развалился, книги одна за другой сыпались на пол. Фурии тоже стало не по себе, но было очевидно, что ни одна из книг не получила серьёзных повреждений.
        В тот же миг Кэт ворвалась обратно в гостиную, сжимая длинный кухонный нож. И прежде чем Рашель отразила её удар с помощью сердечной книги, Кэт успела кинуться на неё. Защищаясь, Рашель инстинктивно подняла руки - и книга выскользнула. Обе ринулись к Фейту. Мгновение спустя все трое уже катались в бешеном клубке из тел, из которого доносились вопли, проклятия и брань.
        Фурия чувствовала, как свело её желудок. Вокруг неё на полу валялись книги Маршей, многие в раскрытом виде, некоторые даже с обуглившимися краями.
        - У тебя просто не было выбора, - сказала петушиная книга, чтобы утешить свою хозяйку. - С книгами всё в порядке. И к тому же у них есть повод порадоваться: наконец-то так славно проветрились. Бедные забытые создания!
        - Мы должны помочь Кэт! - Напрасно руки Фурии прощупывали книгу для прыжка в кармане куртки. В панике она поняла, что во время атаки Фейта потеряла её.
        Теперь лежит эта книжка где-то, похороненная под остальными, а времени её искать больше нет. С открытой петушиной книгой в руках она побежала в гостиную, к дерущимся рядом с невменяемым Фейтом девушкам. У Кэт никаких шансов: Рашель вот-вот подчинит её своей воле. Если она достаточно могущественна, она может повелеть Кэт воткнуть нож самой себе в грудь или же пойти с ним на Фурию.
        Фейт корчился на полу. Его сердечная книга валялась рядом с ним, и здесь же лежала вторая, выскользнувшая из его куртки. Пока на Рашель наседала Кэт, о библиомантической атаке на неё не могло быть и речи. Имелись техники и более эффективные, чем ударная волна, но для них требовалось время, которого у них в запасе не было. Кэт уже дрожала всем телом, из последних сил пытаясь уклониться от влияния Рашели.
        Фурия решилась на простейший, но действенный метод: перепрыгнув через Фейта, она размахнулась правой ногой, чтобы наградить Рашель увесистым пинком.
        - Стойте! - прозвучало у входа в гостиную. - Сейчас же прекратите!
        Несмотря на это, Фурия всё же ударила, но не так сильно, как планировала, в левый бок Рашели, а потом ещё и в плечо. Та взвилась от боли, а Кэт, уронив нож, свалилась на пол.
        - Стойте! - снова крикнул человек в дверях.
        Фурия ощутила, как помещение опять насыщается библиомантическими излучениями. Зависший в воздухе мощный удар и ощутимая угроза заставили Рашель на миг остановиться. Фейт, узник собственной боли и тошноты, всё ещё тихонько постанывал на полу. Кэт на четвереньках подползла к Фурии и, держась за опрокинутое кресло, сделала попытку подняться на ноги.
        - Пап!.. - выдохнула она.
        - Вечно от тебя один беспорядок. - Отец Кэт подошёл поближе с открытой книгой в руке. На нём было распахнутое элегантное серое пальто, а под ним - тёмный костюм. Он был выше ростом, чем можно было определить по фотографиям, и от него исходила аура авторитета, пробивавшаяся даже сквозь неистовство библиомантических токов в помещении. Он сразу понял, что произошло, и ямочка на его гладко выбритом подбородке от гнева сделалась ещё более явной.
        Джонатан Марш воплощал всё то, к чему Фурия в мире, который лежал за пределами Котсуолдса, испытывала отвращение. Ясно, это был библиомант, но он разительно отличался от добродушных чудаков, вроде её отца или директора Кирисса, и не только внешне. Это был человек власти до мозга костей, и книги, имевшие в его глазах ценность, были политическими трактатами и идеологическими памфлетами; она это поняла, когда подняла в воздух всю его библиотеку. Именно под руководством таких людей, как Марш, «Алый зал» деградировал до Адамантовой Академии, которая отказывалась извлечь уроки из прошлого. Тепло, которое Фурия связывала с любовью к чтению, открытость миру, жажда приключений, чистая радость фантазии - всё это отсутствовало в Марше. За его спиной показалась мать Кэт; если исключить рваную рану на брови, она вроде не пострадала. Миссис Марш хотела что-то сказать, но муж загородил её собой, то ли желая защитить, то ли чтобы отрезать от дочери и не дать им поговорить.
        Рашель, преодолев слабость, встала на ноги, только когда опёрлась спиной в стену:
        - Меня зовут Рашель Химмель. Я здесь…
        - Я знаю, кто вы, - перебил Джонатан Марш.
        - Пап, мы… это… - начала было Кэт.
        Но он прервал её одним жестом. Ему даже не пришлось ничего говорить. Фурия содрогнулась, увидев, как меняется Кэт в его присутствии. Ей уже и раньше бросалось в глаза то, как та, бедняга, съёживается, и не только в физическом смысле. Она знала Кэт как человека, не боящегося никого и ничего, по крайней мере с виду. Но теперь та вела себя словно побитая собачонка, натасканная по первому же приказу ложиться и забиваться в угол.
        Надо сматываться отсюда, и поскорее. Может, раньше и был какой-то смысл предпринять последнюю попытку и подставить отцу лоб для щелчка. Но теперь, стоя напротив него, Кэт не могла этого сделать. У такой храброй и отважной Кэт просто недоставало сил. И Фурия будет последней, кто её за это упрекнёт.
        - Позаботьтесь о вашем брате, - сказал Марш Рашели. - Ему, похоже, требуется помощь.
        - А что с… - начала она.
        - Это я улажу. - И не договорив, он расщепил страничное сердце.
        - Фурия! - крикнула Кэт. - Берегись! - Очнувшись от шока, она прыжком очутилась перед Фурией и загородила её собой от атаки отца.
        Марш в лучах своей сердечной книги, казалось, принялся расти, заполонив собой половину комнаты, в то время как всё окружающее замерцало, словно от чрезвычайно интенсивного жара. Незримые руки ощупью искали Фурию, стараясь её задержать, заковать руки и ноги в незримые кандалы.
        Напрягая все силы, Фурия пустила ударную волну в окна. Стёкла выбило наружу, в сад. На секунду это отвлекло противников. Марш гневно завопил, но для ответного удара Фурия не дала ему возможности. Одной рукой она схватила за локоть Кэт, другой - потерянную Фейтом книгу для прыжка, необходимую Химмелям для возвращения в области, о каких Фурия могла только догадываться. Но она надеялась, что всё сработает.
        Раскусив замысел Фурии, Рашель вскочила. Но слишком поздно.
        - Каталина! - вскрикнул отец Кэт, и его голос ещё долго звучал вслед подругам, в то время как книга уносила их всё дальше и дальше.
        Глава одиннадцатая
        Веявший в переулочках Либрополиса книжный аромат, словно память о чтении, не могли остановить заграждения из колючей проволоки в гетто. Лишь в самой глубине квартала он постепенно рассеивался, перекрываемый испарениями от слишком большого числа людей на слишком маленьком пятачке площади.
        Не будучи от рождения экслибром, Финниан провёл здесь детство в то время, как Саммербель знала гетто лишь благодаря коротким вылазкам. Она ни разу не поморщилась, и он это оценил, хотя чувствовал, что ей здесь не по себе.
        - Тебе здесь не очень-то по душе, - заметил он, пока они шагали через узенький проулок, опустив пониже на лицо капюшоны своих толстовок: белой - на Саммербель, чёрной - на Финниане. Под просторными толстовками на них были куртки с множеством карманов, а кроме того, они были обуты в кроссовки и одеты в штаны, которые не сковывали движений.
        - Тебе это кажется странным? - спросила она.
        Он глянул на неё искоса, но она продолжала смотреть прямо.
        - Ты многое поставила на карту, чтобы бороться за экслибров, - сказал он. - И всё же в их присутствии ты никогда не ощущаешь себя свободно.
        - Что же я такое поставила на карту? Наполовину сирота в огромном старом особняке. Мы с Фурией в этом отношении довольно-таки схожи.
        - Ты её любишь, - констатировал он.
        - Ты тоже.
        - Да, но по-другому. Ты возишься с ней месяцы напролёт, учишь её всяким библиомантическим трюкам. И что ты в ней такое разглядела? По-моему, дело не только в её таланте.
        - Финниан, ты дамский угодник!
        - Я знаю, чем люди дышат. Благодаря этому я и поднаторел в том, чтобы водить их за нос. В большинстве случаев, по крайней мере.
        Теперь она всё же обратила к нему своё лицо со вздёрнутым подбородком, глубоко запрятанное в тени капюшона и исключительно миленькое в своей гордыне:
        - Знаешь, Финниан, если уж ты такой знаток людей, почему бы тебе как следует не заняться Кэт?
        - Я уже пробовал…
        - И ничего ты не пробовал, - перебила она его. - Ведь она не так уж много от тебя требует. Только чтобы ты держал её в курсе.
        С минуту он помолчал.
        - Стоит ей прослышать, на что я шёл, чтобы втереться Мардуку в доверие, она не захочет иметь со мной дела.
        - Ты боишься, что она тебя пошлёт?
        - Думаю, да.
        - Кэт - часть сопротивления. Она и сама-то не особо церемонится со всякими полицейскими и гвардейцами, поэтому смирится и с этим.
        - В сопротивление она больше не верит - это её слова.
        Саммербель остановилась и удержала его за плечо. В узком проулке никого не было, но Финниан всё-таки на всякий случай огляделся по сторонам.
        - Ты-то сам ещё в это веришь? - спросила она. - И не торопись с ответом. Неужели ты и правда думаешь, что мы в состоянии улучшить жизнь тысяч и тысяч экслибров? Что мы можем упразднить гетто? Это мы-то? Серьёзно?
        - Вот это-то я и имею в виду. Ты борешься не только ради экслибров, но и против Академии.
        - А ты ещё не потерял из виду то, за что борешься?
        Она во многом, безусловно, права, и прежде всего в отношении Кэт. Но в последнем пункте всё было не так.
        - О нет, - сказал он, - не потерял. Хочешь убедиться?
        Её глаза слегка расширились, как будто она догадалась, что зашла слишком далеко.
        - Мои основания, - продолжал Финниан, - хочешь их увидеть?
        - Я не хотела…
        Он не дал ей договорить, схватил за руку и потащил вниз по переулку:
        - Сделаем небольшой крюк. Но мы потеряем немного времени.
        Закапал дождик. Из тихого переулка они вынырнули на переполненный народом бульвар, ведущий на окраину гетто. Серое полуденное небо тяжело нависло над крышами, многие экслибры раскрыли зонтики и спрятались под капюшонами. Смешавшись с потоком прохожих, парочка никому не бросалась в глаза. Мужчины, женщины и какие-то создания, чей пол на первый взгляд определить было невозможно, толпились на улицах.
        Через несколько сотен метров они оказались в нужном переулке, прежде завернув за множество углов и пройдя через арку. Финниан вытащил из кармана ключ и открыл неприметную дверь, за которой находилась лестница, ведущая вниз. Оба включили свои карманные фонарики.
        Раньше, когда он ещё работал в оранжерее, где выращивал закладки, он часто пользовался лазами вроде этого по ночам: такие ходы были некогда частью книжного подземного мира в Либрополисе, пока склады и конвейеры под гетто не упразднились. Множество разветвлённых туннелей и подвальных помещений Академия запечатала, но не заставил себя долго ждать тот день, когда первые экслибры перебрались сюда, вниз, из своих перенаселённых домов. Некоторые выпали из книг тёмных, неприятных и потому чувствовали себя вполне комфортно во мраке. Многим из этого люда лучше было не попадаться по пути. Даже Мардуковы гангстеры не задерживались здесь дольше положенного.
        - Ты что, хочешь выйти из гетто? - поинтересовалась Саммербель.
        Существовали другие возможности преодолеть посты у ворот. При благоприятных обстоятельствах она даже могла бы навязать гвардейцам свою волю, коль скоро они не библиоманты.
        - Нет, - ответил он. - Место, куда мы направляемся, находится ещё в гетто.
        Он почувствовал, как она украдкой посматривает на него, наверное, соображает, насколько удачной оказалась затея отправиться вместе на поиски Изиды.
        - Ты ходил туда с Кэт? - спросила она тихо, пока они спускались по ступеням.
        Он покачал головой и подумал: она точно знает, где у человека больное место.
        - Вот то-то и оно, я об этом и говорю. Позволь ей стать частью твоей жизни. А с ней - и частью твоего прошлого.
        - Моё прошлое ей известно. Но я не хотел подвергать её опасности, поэтому сейчас всё так.
        Саммербель улыбнулась, но промолчала, засунув на всякий случай палец между страницами своей сердечной книги, чтобы мгновенно её распахнуть, если потребуется.
        Книжную деревню Хей-он-Уай, из которой некогда вырос Либрополис, десятки лет назад перенесли в новое, пустое убежище. Это поселение Хей-он-Уай, существующее и поныне в Уэльсе, было копией прежней деревеньки, созданной для туристов. Могучая библиомантика позаботилась о том, чтобы оригинал начал расширяться, разрастаясь чуть ли не до бесконечности. С тех пор здесь всплывали разные книжные лавочки, в обычном мире исчезнувшие, - может, последний достойный поступок на счету Адамантовой Академии.
        С перенесением Хей-он-Уай в убежище образовались подвалы, камеры и ходы из минувшего тысячелетия; вместе с переулками, лавочками и домами необузданно расползался и мир под землёй. Тёмные кирпичные туннели растопыривали свои щупальца, разветвлялись, словно сложная корневая система. Античная канализация, сводчатые кладовые, размером с дом, крутые лестницы - вот что составляло фундамент города, и нигде эти подвалы и катакомбы не были страшнее, чем под гетто.
        Пару раз Саммербель и Финниану приходилось останавливаться, прислушиваясь к шорохам, отдалённому эху голосов, жуткому бормотанию, может уже долгие годы обитавшему в этом лабиринте, но лишь теперь настигшему слушателей. Лучи карманных фонариков сновали туда-сюда по пустым стенам и чёрным устьям туннеля. Кое-какие части подземной инфраструктуры казались оживлённее других, некоторые были даже густо населены. Но Финниан, по своему обыкновению, выбирал укромные маршруты, пока наконец не остановился в вытянутом подвальном помещении. Это была камера с низким потолком, где не было ничего, кроме железной винтовой лестницы, ведущей наверх, наружу.
        - И что же это такое? - спросила Саммербель.
        - Подвал одного дома, в котором мои бабушка с дедушкой держали букинистический магазин. Они не были библиомантами - простые книготорговцы, чей магазин в нормальном мире закрыли. Здесь они поселились по приглашению Академии, сразу после переселения из Хей-он-Уай и возникновения Либрополиса. Им пообещали золотые горы, и какое-то время они были счастливы, пока Академия не приняла решение превратить этот район в гетто для экслибров. Вначале здесь ещё были книжные лавочки, но со временем их становилось всё меньше, поскольку покупатели сюда не наведывались, а большинство экслибров не питает интереса к литературе.
        Саммербель с пониманием кивнула:
        - Лавочки перенесли. Владельцам указали на новые дома вне гетто.
        - Большинству - да. Но мой дед отказался. Когда пришли зачистить помещение, мой отец сцепился с полицией. Не хочу утверждать, что мой отец полез на рожон - думаю, он просто хотел поддержать моего деда. Полиция начала угрожать, а потом применила силу. Мои родители оказали сопротивление, - решение не больно-то умное, но они были людьми прямолинейными, - и всё вышло из-под контроля. Внезапно их обвинили в том, что они зачинщики, выступившие против Академии и подстрекавшие других… - Потерявшись в воспоминаниях, он обратил взор на лестницу. - Я не хочу сказать, что история эта оригинальна. Морали в ней не найдёшь. Их просто притащили сюда вниз, поставили к стенке и расстреляли. Моего отца, мою мать и даже собаку. Бабушка с дедом так и не оправились от этого горя и вскоре умерли, следом друг за другом. Полиция хотела упечь меня в приют, но я дал дёру, какое-то время жил на улице, пока наконец не наткнулся на Гунвальда. Он сделал меня своим подмастерьем. А остальное ты уже знаешь.
        Саммербель подошла к стене, у которой убили его родителей, и провела кончиками пальцев по кирпичам. По прошествии минуты, показавшейся вечностью, она опять повернулась к нему:
        - Знаешь, что самое страшное в том, что они с нами делают? У нас у всех, - у тебя, меня, Фурии и множества других - одинаковые официальные истории. Они навязывают нам один и тот же шаблон, забирая у нас тех, кого мы любим, и заставляя нас поступать так, как мы до этого в жизни не поступили бы. Даже между теми, кто борется против них, они распределяют роли.
        Финниан задумчиво кивнул, направился к винтовой лестнице и посветил наверх. В детстве он бесчисленное количество раз карабкался по ней. Над ступенями люк чердака был закреплён стальными поперечинами, как и многие лазы в подземный мир. Не иначе как крышку люка ещё до того, как сюда переселились первые экслибры, залили цементом.
        Саммербель почти бесшумно подошла к нему.
        - Я могу его открыть, если хочешь, - предложила она.
        Он немного подумал над предложением, понимая, что там, наверху, своего прежнего дома не найдёт - лишь чужих мужчин и женщин в чужих комнатах. Покачав головой, он обернулся и посмотрел ей в глаза. Она ждала его решения.
        Из глубин подземного мира раздался звериный рёв. Подал голос один из тех обитателей туннеля, которым лучше на дороге не попадаться.
        - Пойдём дальше, - сказал Финниан.
        Слегка вздохнув, Саммербель кивнула.
        Десять минут спустя они по каменной лестнице покинули подземный мир гетто, пересекли задний двор и вскоре вошли в один из бесчисленных пабов квартала. Над входом висела вывеска с перекосившимися буквами: «Книжный обрез»[33 - В данном случае имеется в виду типографский термин - обрезанный край, кромка книги.]. Когда они открыли дверь, их обдал густой дым от сигарет и трубок.
        Был полдень, у длинной стойки в три ряда теснились посетители - по большей части экслибры, но были также и обычные люди, которых занесло в гетто. Все столы в обшитых деревом нишах были заняты. Казалось, на парочку никто не обращал внимания, пока молодые люди озирались из-под своих мокрых от дождя капюшонов, пытаясь сквозь серые клубы дыма разглядеть лица посетителей.
        - Ты, поди, никогда здесь не бывала? - спросил Финниан тихо.
        Саммербель покачала головой:
        - Здесь воняет. Пивом, дымом и ещё чем похуже.
        - Чего же ты ожидала? Книжного амбре?
        Она указала на конец стойки:
        - Некоторые из них - библиоманты. Ты знаком с ними?
        Финниан украдкой наблюдал за горсткой мужчин, облокотившихся на стойку. Все они курили Smoke & Mirrors. Над их головами из дыма складывались фигуры и картины из книг, которые они недавно прочли. Финниан попытался разглядеть детали, и глаза его начали слезиться. Если эти мужчины из полиции, то они не на службе: ни чёрного пальто, ни красного шарфа, типичных для полицейских, на них не было.
        - Никогда не встречал, - сказал он.
        - Агенты?
        - Возможно. Или же простой народ, пьющий пиво.
        Взгляд Саммербель скользил дальше через прокуренное помещение пивной.
        - Кто твой информатор?
        Финниан кивнул в сторону одного столика в глубине паба. Там в одиночку, почти скрытый клубами дыма, сидел мужчина, казалось полностью поглощённый созерцанием содержимого своей пивной кружки. Вне всякого сомнения, он тоже давным-давно приметил Саммербель и Финниана и не выпускал их из поля зрения с тех пор, как они вошли.
        - Слишком далеко до ближайшей двери, - заметила она. - Ему правда можно доверять?
        - Больше, чем кому-либо другому. Я часто бывал здесь с Гунвальдом. Большинство людей, которые сюда приходят, нормальные. У Сэма - тот толстяк за стойкой - свои методы отгонять непрошеных гостей. Академию он не выносит.
        - Ещё одна причина быть начеку. Если полиция узнает, что здесь логово сопротивления, они всех наверняка возьмут на мушку.
        - Если у тебя есть предложение получше, выкладывай.
        Она со вздохом пожала плечами, позволив ему пройти вперёд, и оба начали протискиваться в глубину помещения, утопающего в дыму.
        Глава двенадцатая
        Четверть часа спустя Лоренцо Фрагассо посвящал Финниана и Саммербель в текущее положение вещей. Они внимательно выслушали маленького темноволосого человечка, который представил им краткий обзор дел Академии и свежих событий в гетто.
        Лоренцо был щуплым, тщедушным экслибриком с лицом, которое забываешь уже через несколько мгновений после встречи. При создании его образа автор, вдохнувший в него жизнь своим пером, затратил не больше сил, чем при описании какого-нибудь предмета интерьера. В книге Лоренцо был статистом, который по каким-то причинам получил имя, но внешность его осталась запечатлённой лишь несколькими штрихами.
        Надвигается что-то грандиозное, - сообщил он, - и, судя по слухам, сопротивление - самая незначительная проблема Академии.
        - Что я говорила? - Глаза Саммербель сузились. - Они даже всерьёз нас не принимают.
        - Это не так, - возразил Лоренцо голосом, прозвучавшим совершенно бесцветно, под стать безликому гулу голосов в пабе. - У них просто есть дела поважнее, чем гоняться за парочкой бунтовщиков, которые, не задумываясь о последствиях, делают своим врагом могущественнейшего преступника Либрополиса. И о чём вы только думали, когда взялись тягаться с Мардуком?
        Финниан ахнул:
        - Стало быть, эта весть уже распространилась?
        - Мардук назначил вознаграждение за вашу поимку и пол-Либрополиса загадил листовками с вашими фотографиями. Все только об этом и говорят. Ходят самые невероятные слухи о том, почему сопротивление объявило войну такому человеку, как он. Большинство, правда, сходится на мнении, что вас одолела мания величия. А Академия почивает на лаврах и ждёт, когда он вас прикончит. Ей даже не придётся марать ручки.
        Обидно было себе признаваться, что они угодили в самую настоящую ловушку. Уже несколько месяцев назад за некоторых из них было назначено вознаграждение, и самое крупное - за Финниана и Изиду. Но большинство жителей гетто даже и не рассматривали возможность выдачи кого бы то ни было ненавистной Академии. Однако всё обстояло совсем иначе, если дело шло о Мардуке, - с ним и его прихвостнями лучше не ссориться, и никто не находит ничего зазорного в том, чтобы оказать ему услугу.
        Финниан оглядывал кабак, рассматривая лица присутствующих на предмет старых знакомых, ведь они могли узнать его, несмотря на капюшон. В «Книжный обрез» продолжали стекаться завсегдатаи. Даже стоячих мест, удалённых от стойки, становилось всё меньше, вскоре посетители уже толпились между столиками.
        - А что с Изидой Пустотой? - спросил Финниан. - Тебе что-нибудь удалось о ней разузнать?
        - Она была в Либрополисе. Не в гетто - её видели снаружи, в городе.
        - Ну и…
        - Больше ничего. - Лоренцо придвинул к Финниану через стол скомканный обрывок бумаги с двумя названиями улиц. - Здесь она якобы объявлялась. - На пальце, которым он указал на одно из названий, под ногтем красовался кровоподтёк. - Здесь она вошла в дом. Но она была бы сумасшедшей, если бы всё ещё там ошивалась. Если ты меня спросишь, я отвечу: это одно из тайных укрытий для агентуры.
        - Надёжный дом?
        Лоренцо захохотал.
        - Похоже, не очень-то надёжный, раз нам о нём известно, а?
        - И это всё? - вмешалась Саммербель. - Две улицы?
        Экслибр сверкнул на неё глазами, готовясь к спору:
        - Можешь, если хочешь, ещё чуток порасспрашивать, малышка. Авось отыщется кто-то, кто знает побольше.
        На мгновение Финниан испугался, что сейчас Лоренцо обратится во что-то малоаппетитное. Непременно со слизью и бородавками.
        Но Саммербель взяла себя в руки и перевела разговор на другую тему.
        - Это грандиозное дело, - начала она, - новая угроза, о которой ты говорил… Что это такое, поточнее?
        - Поточнее никто не знает. - Экслибр сделал обстоятельный глоток пива. На этикетке бутылки было написано: «Напиток башковитого книготорговца» - одна из любимых марок в убежищах. - Якобы снова объявились чернильные поганки.
        - В городе?
        В знак согласия Лоренцо замычал.
        - В одном из районов на окраине устроили хорошенькую заварушку, много убитых, а поймать никого не поймали. Но очевидцы клянутся, что всё это - дело рук поганок. И так было не раз. Похоже, они прицепились к каким-то неопытным библиомантам, там, между страницами мира. Ну, в общем, о чём народ только не болтает! Академии известно наверняка побольше, но она, естественно, держит информацию в секрете, чтобы не создавать паники.
        Слухи о чернильных поганках всплывали всё снова и снова. В обычном мире людям мерещатся неопознанные летающие объекты, в убежищах - чернильные поганки. Большинство свидетельств были игрой воображения желающих прихвастнуть. Снаружи, в пустоте, то там, то сям наблюдали отдельные экземпляры, но для них было несвойственно следовать за библиомантами в убежище. Если только кто-то не прихватывал их с собой намеренно и не открывал им портал.
        Финниан перевёл взгляд на вход в другом конце паба, и теперь ему показалось, будто пространство сузилось, стены тесно сошлись друг с другом. Серый дым обволакивал множество столиков, и, кто за ними сидел, разглядеть было невозможно. Мужчина в широкополой фетровой шляпе и потёртом сюртуке ходил с места на место, раздавая листки, на которых было написано: «Сезонный бой петушиных книг. Кожа - в клочья, прочь листы! Книга, зубы покажи!»
        - Настоящий поэт! - заметила Саммербель.
        Финниан скомкал листок:
        - Подонки!
        Лоренцо бросил на него весёлый взгляд:
        - Это всё честные люди, которые с Академией не хотят иметь ничего общего.
        - Честные люди? Ты в этом уверен, Лоренцо? Есть ли какая-нибудь причина, почему ты с нами назначил встречу именно здесь?
        Лицо экслибра исказилось, словно Финниан наградил его пощёчиной.
        - А оскорблять напрасно не надо. Я твоего недоверия не заслужил.
        В тревоге Саммербель посмотрела через плечо:
        - Библиоманты - там, у стойки, - собираются уходить.
        Сквозь дым Финниан разглядел лишь расплывчатые очертания фигур, двинувшихся в сторону выхода.
        - Это хорошо или плохо?
        - А… эти-то? - Лоренцо ткнул подбородком в фигуры. - С агентурой они не имеют ничего общего, если вас это беспокоит.
        - Точно?
        - Точнее не бывает. Это книжные контрабандисты, и им совершенно неинтересно, чтобы Академия их схватила за шкирку.
        - Они работают на Мардука?
        Лоренцо осклабился:
        - Всякий, кто здесь зарабатывает, так или иначе работает на Мардука, по крайней мере время от времени. И ты знаешь это так же хорошо, как и я.
        Саммербель перевела дух:
        - Пора нам отсюда сматываться.
        Тем временем в пабе образовалась такая давка, что Финниану и Саммербель по пути к выходу пришлось бы потревожить кучу народа. Саммербель похлопала по карману куртки - книга для прыжка на месте. Второй экземпляр она спрятала в пустом переулке, где открыла портал для входа в Либрополис. Открыть ещё один - обратно, в библиотеку резиденции, - не составило бы труда. Но всё это привлечёт к себе слишком много внимания. А кроме того, существовала опасность, что какой-нибудь способный библиомант последует за ними.
        Ещё до того, как Финниан успел открыть рот, Лоренцо его опередил:
        - Я был бы вам чрезвычайно признателен, если бы мы и дальше вели себя, не привлекая всеобщего внимания. Если вы растворитесь в воздухе, на меня посыплются вопросы. И пожалуйста, ни в коем случае - никаких порталов посреди всей этой сумятицы! Меня будут пытать, пока я всё не выдам. А я продержусь недолго, так и знайте.
        Саммербель метнула на него уничтожающий взгляд, но экслибр лишь дёрнул плечиком.
        - С момента взрыва в оранжерее здесь многое изменилось, - продолжал он. - Массовые аресты, сотни обысканных зданий, целая дюжина казней. С тех пор сопротивление не очень-то жалуют. Большинству здесь вы доставили только хлопоты.
        - Какая альтернатива? - шепнул Финниан Саммербель на ухо.
        - Несмотря ни на что, смешать сразу всё барахло с библиомантикой?
        - Тогда половина гетто сразу будет против нас.
        Она кивнула с заметным сожалением.
        - Ладно, - сказал Финниан Лоренцо, вставая. - Мы поступим как разумные люди. Ты пойдёшь вперёд.
        Вряд ли кто-нибудь их так подробно рассмотрел, чтобы узнать, - но до конца уверенности у парня не было. Что-то подсказывало ему, что им грозит опасность, но не проверять же в самом деле эту догадку на каждом из присутствовавших! Мужчины у стойки, похоже, учуяли библиомантическую ауру Саммербель, но понять, кто она, вряд ли смогли.
        Воздух в пабе, казалось, с каждой минутой становился удушливей. Максимально осторожно они двинулись вслед за Лоренцо к выходу. Дверь находилась недалеко, менее чем в пятнадцати метрах, но перед ней толпилось слишком много народу. Большинство проталкивалось в противоположном направлении, к бару.
        Один мужчина толкнул Саммербель в плечо и на секунду остановился. Но именно в тот миг, когда, как показалось Финниану, ему следовало вмешаться, незнакомец стал протискиваться дальше и затерялся в толпе.
        Только было без приключений они добрались до двери, как вдруг полдюжины экслибров в серой одежде складских рабочих вломились в паб. Дожидаясь возможности пройти, Финниан снова огляделся.
        Прямо за ним стоял человек, распространявший рекламные листки боя петушиных книг. Он скривился в усмешке, обнажившей гнилые зубы. Поля громадной фетровой шляпы низко свисали на лоб, а поношенный сюртук был весь в пятнах. Лицо его напоминало яблоко, слишком долго провисевшее на дереве, - сморщенное, багровое и сплошь изъеденное оспинами.
        - «Кожа - в клочья, прочь листы! Книга, зубы покажи!» - рокотал он голосом со старинного граммофона. - Бой года! Вам стоит зайти, тебе и твоей симпатяжке по-дружке.
        На Саммербель всё ещё был капюшон, но даже под ним можно было разглядеть, насколько она хороша. Наверное, это бросилось в глаза и другим гостям. Интересно, какого качества были фотографии, напечатанные Мардуком на объявлениях о розыске? По крайней мере, её серебристо-белые волосы были хорошенько скрыты под капюшоном.
        - Очень миленькая! - констатировал человек. - Вы не часто бываете в этих краях, так ведь?
        Финниан не обратил на него внимания и с облегчением вздохнул, увидев, что выход наконец свободен. Лоренцо уже прошмыгнул наружу. Саммербель опустила капюшон ещё ниже на лицо и последовала за ним. Все трое оказались снаружи, в переулке. Дождь пошёл сильнее, падая теперь холодными крупными каплями.
        - Сюда! - Лоренцо втянул голову в плечи, словно это могло защитить его от влаги.
        Они поспешили вдоль по улице. Ширина следовавшего за ней проулка не позволяла бок о бок шагать по нему даже двоим. Пройдя проулок, они оказались в параллельном переулке. В лабиринте гетто Финниан знал каждый дюйм, а потому легко определил, где они находятся.
        - Ладно, - сказал он Лоренцо, - мы удалились достаточно. Здесь и распростимся.
        - Самое лучшее для всех участников, - подтвердил экслибр, побренчав монетами в кармане штанов.
        Финниан заплатил ему инициалами - официальной валютой убежищ. Правда, в книжных магазинах Либрополиса принимали и английские фунты, но в гетто монеты-буквы, выпущенные Академией, были всё ещё самыми ходовыми денежными знаками.
        Лоренцо ткнул себя пальцем в лоб и пошёл налево, вниз по переулку. Саммербель с Финнианом пошли направо.
        - Убогий плюгавик! - выдавила она с отвращением.
        - Убогий, но надёжный.
        - Ненавижу сотрудничать с таким сбродом!
        - Этому Лоренцо Академия тоже не по душе, как и тебе.
        Без перехода она спросила:
        - Ты не сожалеешь о временах в Лесу мёртвых книг? О лагере в корнях мамонтова дерева? О тех, кому не посчастливилось выжить?
        - О Паке и Хольмире - часто. О сыром дупле в дереве, где мне приходилось ночевать, не особенно. У водопровода в резиденции есть свои преимущества.
        Саммербель улыбнулась:
        - Я не об этом, ты же знаешь. Тогда всё казалось проще. Мы знали, против кого мы сражаемся и какие цели преследует Академия. А теперь мы не знаем вообще ничего. Всё это… один сплошной кошмар.
        - Что же, в угоду тебе твои враги должны, не снимая, носить чёрные пальто и красные шарфы? Понятно, что вечно так продолжаться не будет.
        Вздохнув, она с ним согласилась:
        - Сегодня на нашей стороне бьётся могущественнейший агент, а наш самый опасный враг уже, по-видимому, не Академия, а Мардук.
        - Что ты думаешь о той опасности, о которой рассказывал Лоренцо? Чем она грозит? Тот факт, что несколько чернильных поганок выползли из своих дыр, не должен был бы причинить Академии особого беспокойства.
        - Зибенштерну, наверное, известен ответ, - сказала она. - В ночных убежищах должны быть следы и указания на это.
        - Если он ещё жив.
        Они двигались вместе с потоком прохожих по направлению к границе гетто. Дождь барабанил по бесчисленным зонтикам и капюшонам. Улицы, названия которых им написал экслибр, находились в различных концах города за пределами гетто. Для начала они решили найти адрес, где, по предположению Лоренцо, находился надёжный дом для агентов Академии. За всё время, пока Финниан был в рядах повстанцев, удалось прощупать всего три подобных дома. Никто не знал, сколько всего их в Либрополисе и остальных убежищах.
        В конце улицы располагались охраняемые ворота. Контроль опять усилили, перед выходом образовалась длинная очередь ожидающих. Не доходя до неё ста метров, Саммербель и Финниан свернули налево, пересекли ещё один переулок, потом затхлый дворик, пока наконец не подошли к невзрачному хранилищу для угля. Под ним располагался один из скрытых лазов в подземный мир, через который они намеревались незаметно пересечь границу гетто. Они в последний раз огляделись в поисках наблюдателей, но среди тесно прижавшихся друг к другу домов никого не было видно. Одним движением руки Саммербель распечатала библиомантический зам?к. Финниан потянул за правую створку заслонки хранилища. Поблёскивающими струйками дождевая вода побежала на землю.
        - «Кожа - в клочья, прочь листы, - запел скрипучий голос у них над ухом. - Книга, зубы покажи!»
        Саммербель вцепилась в свою сердечную книгу под пальто, но держала её в кармане; втакой дождь раскрыть её, не причинив вреда, было нельзя. Финниан вынул из куртки пистолет и, сняв предохранитель, повертел в руке.
        Противный человечишко в мягкой фетровой шляпе с широкими полями вышел им навстречу. Под мышкой он сжимал закрытую коробку, наверное - «тюрьму» для петушиной книги.
        - Бой столетия? - спросил Финниан с непроницаемой миной.
        - Бой столетия, - подтвердил человечек.
        - Он библиомант, - прошептала Саммербель - И не из слабых.
        Финниан прицелился в него, хорошо сознавая, что опытный библиомант в состоянии отразить пулю на лету до того, как она его настигнет. Саммербель могла бы прибегнуть к библиомантике и без помощи своей сердечной книги, но в её распоряжении была бы лишь ничтожная часть силы. Как видно, Финниану ничего другого не оставалось, как только попробовать решить проблему своим оружием.
        Человек с унылым лицом и красным носом пропойцы остановился на расстоянии метров десяти от них. Карманы его оттопыривали рекламные листки.
        - Я же на вашей стороне, - увещевал он.
        - А какая сторона наша?
        - Вы разыскиваете Изиду Пустоту.
        - Никогда не слышали.
        Человечек медленно присел на корточки, поставил коробку на мокрую мостовую и отворил оба засова на крышке.
        - Эй! - крикнула Саммербель. - Поосторожнее там!
        - Да нет здесь никакого оружия, - заверил незнакомец, но всё же оставил крышку закрытой.
        - Что же тогда?
        - Просто листы бумаги. Материал, который я за жалованье распространяю на улице. Реклама боёв петушиных книг, столовок для бомжей, музычки и отдыха. А помимо этого, парочка листков со списками лиц, находящихся в розыске.
        - Если ты откроешь крышку, бумага намокнет.
        - А я вам пару листков всё-таки покажу.
        - С преступниками у нас нет ничего общего, - объявила Саммербель.
        - Кто ты такой? - спросил Финниан. - Охотник за головами, желающий получить вознаграждение?
        Человек поднялся на ноги, коробку оставил тем не менее на мостовой. Теперь он смотрелся более внушительно, чем раньше, и с каждой секундой его сходство с горьким пьяницей из паба ослабевало. Не только морщинистое лицо, но вся стать его изменилась, когда он выпрямился в полный рост.
        - Финниан, - прошептала Саммербель, - на нём же маска. - Он бросил на неё встревоженный взгляд. - Библиомантическая маска! И он очень могуществен. Никаких уязвимых мест, нет даже дрожи.
        - Ты осилишь его?
        - Поглядим.
        Финниан выругался, стиснув зубы от досады, зря они не поторопились. Очень может статься, что человек в шляпе не спускал с них глаз от самого «Книжного обреза». Если же он был таким могучим, как говорит Саммербель, тогда он мог бы организовать слежку, не попадаясь им на глаза.
        - Мне и дела нет до денег Мардука, - сказал чужак. Ближе он не подходил и играл свою роль довольно искусно, демонстрируя пустые руки.
        - Чего же тебе тогда надо? - спросила Саммербель.
        - Мне нужна информация об Изиде Пустоте. Я разыскиваю её. Так же, как и вы.
        - Мы не знаем, где она находится, - сказал Финниан. - Все сведения, которые мы слышали о ней несколько дней назад, давно устарели. И всё это только слухи.
        - А я с удовольствием послушаю.
        - Финниан, - упавшим голосом произнесла Саммербель, - это бессмысленно. Он нас не отпустит.
        Конечно нет. Финниан хотел просто выиграть время и дать Саммербель возможность оценить способности их противника. Пистолет в его руках ощущался совершенно бесполезным; стем же успехом Финниан мог строить человеку рожи, пытаясь загнать его в угол. Тем не менее оружия он не опускал: оно создавало обманчивое чувство готовности к бою. Пока Саммербель разглядывала чужака, у неё на лбу выступили капельки пота.
        - Детка, - обратился к ней чужак чуть ли не с нежностью, - брось это. - Интонации пьянчуги из его голоса улетучились, и, когда он слегка запрокинул голову, на его глаза упал сумрачный дневной свет.
        Саммербель тихо вскрикнула.
        Омытое дождём лицо незнакомца сделалось полупрозрачным, как матовое стекло. А за ним проступили совсем иные черты.
        Глава тринадцатая
        Сколь мало времени было у Фурии на подготовку прыжка, столь же быстро он доставил её и Кэт к цели. Падение между страницами мира, казалось, продлилось лишь пару секунд - в клубке из золота и сияния, в котором их тела стремительно растворились, а потом снова соткались, - так что ей не представилось никакой возможности даже подумать о чём-то в полёте.
        Она слышала, как Кэт охнула, едва они рядом упали на ковёр цвета бургундского вина. На нём был такой дикий рисунок, что эти узоры в первый момент показались продолжением психоделического хаоса, который Кэт с Фурией только что покинули. Кэт сгруппировалась, но силой импульса её отбросило вперёд, так что она со всего размаху налетела на кресло. Фурия отделалась меньшей болью. Она приземлилась на ноги и упёрлась рукой в пол. Последствия падения ощущались в каждом суставе, и она в первый момент решила, что растянула на руке сухожилие. Лишь поспешно выпрямившись, чтобы в случае опасности отразить нападение, она поняла, что невредима. Головокружение уже отпускало, взгляд Фурии прояснялся: возвращалось ощущение реальности. Расправляя свою мини-юбку, - и чем она только думала, заводя такую непрактичную вещь! - Фурия огляделась.
        Старинная библиотека, словно музей, с высоким потолком и тёмной мебелью, хотя и гораздо более упорядоченная, чем рабочая комната её отца, была всё же местом, очевидно регулярно посещаемым. По размерам помещение напоминало один из салонов резиденции. Слева от Фурии, параллельно друг другу, возвышались стеллажи, между которым было множество узких проходов. Стеллажи вдоль стен также до потолка были уставлены книгами. Ковёр, на который они приземлились, лежал перед громоздким креслом для чтения. На ковре были рассыпаны листы бумаги.
        - Кэт! Всё в порядке?
        Ноги Кэт в полосатых лосинах путались, как у щенка, она с трудом приподнялась и потёрла шишку на голове:
        - Думаю, да… Эти двое здесь тоже сейчас объявятся?
        - Без понятия. Всё зависит от того, есть ли у них ещё одна книга для прыжка.
        - А если нет, то сколько им понадобится времени?
        - Откуда я знаю! У обоих был немецкий акцент. Это, похоже, их жилище, - стало быть, мы больше не в Англии. Вряд ли они станут дожидаться следующего рейса на самолёт, скорее они попытаются раздобыть какую-нибудь книгу, второй экземпляр которой здесь тоже есть.
        Она подала Кэт руку и подтянула подругу наверх. Тёмные шторы были задёрнуты, защищая книги от дневного света. Солнечные лучи проникали лишь сквозь несколько щёлочек между ними. Люстра горела, её дополнял торшер, стоящий рядом с креслом. На короткий миг Фурия ощутила жгучую тоску по мирным часам в собственном уголке для чтения - по своему ворчливому креслу и словоохотливой лампе. Но эти мысли тотчас улетучились, едва взгляд её упал на растрёпанные страницы на полу.
        - О, только не это…
        Клюв молча вытянулся из кармана куртки. Фурия не могла припомнить, чтобы из-за чего-то она напрочь теряла дар речи.
        Рваные страницы - следы преднамеренного надругательства над книгой, которая была растерзана на куски, разбросанные вокруг кресла. Переплёт, наружной стороной вверх, валялся среди выдранных страниц, а из одной из сторонок свесилась вялая серая шея-шланг. Клюв на её конце был полуоткрыт, словно в свой последний час он испустил душераздирающий крик. Фурия осторожно притронулась к нему и тотчас же поняла, что книга мертва. Она бережно подняла переплёт и закрыла его, положив на кресло, - внутри он был пуст, на нём висели лишь узкие обрывки бумаги. Неподвижную шею Фурия аккуратно уложила полукругом поверх обложки.
        Кэт подошла и с отвращением скривила лицо:
        - Кто это сделал?
        Петушиная книга Фурии зашевелилась. Фурия вынула её из кармана куртки и положила рядом с пустым томом в кресло. Книга склонила свой клюв к соплеменнице, пару раз робко поддев её, после чего испустила тихий вздох и втянула шею обратно, в красную обложку. Фурия взяла опять книгу в руки.
        - Такое мог учинить только плохой человек, - сказало издание.
        Фурия встревожилась: её сердечная книга на этот раз не разразилась обычным приступом ярости, хотя клокочущей в ней гнев переполнял её.
        - В Либрополисе меня заставляли уничтожать другие петушиные книги. Но это… - книга опять замолкла, с трудом сдерживая себя, - это просто варварство! Кто-то выдирал ей страницы по одной. Книга, должно быть, перенесла ужасные муки.
        Никаких ругательств, никакого беспорядочного галдения. Лишь одна озадаченность, всё более и более передававшаяся Фурии. Она, будучи библиоманткой, сильно переживала случившееся здесь, и её связь с сердечной книгой делала это ощущение ещё ярче. Фурия разделяла и её гнев, и даже оторопь.
        Кэт подняла одну страницу и стала рассматривать:
        - А можно её, ну не знаю, вклеить?
        Клюв дёрнулся в её направлении, вырвал листок у неё из рук и бросил его на пол к остальным.
        - Вклеить? Можно ли склеить твоё сердце после того, как туда вонзится лезвие? Или, допустим, твои воробьиные мозги, если тебя долбанули по бестолковой башке? - Этот монолог уже больше напоминал речь знакомой им петушиной книги.
        Кэт хотела что-то ответить, но Фурия взглядом заставила её смолкнуть.
        - Нам надо выяснить, где мы находимся.
        - Они давно уже были бы здесь, верно? - спросила Кэт. - Я имею в виду, если бы у Рашели была собственная книга для прыжка.
        - Наверное…
        Фурия сунула петушиную книгу обратно в карман кожаной куртки, но она снова выставила шею на волю. Девушка поспешила к шторам и отдёрнула одну из них в сторону. Дневной свет ослепил её.
        За материей скрывалась стеклянная дверь, ведущая наружу. Слегка прищурившись, Фурия разглядела террасу с каменными перилами, просторную и массивную. Здание находилось на горе, и по ту сторону балюстрады на некотором расстоянии она увидела мягкие изгибы холмов и обрывистые стены скал. Вид показался ей знакомым, но в первый момент она не сообразила, что же он ей напомнил. Ясно одно: сама она здесь ещё не бывала.
        - Это, видимо, дом Химмелей, - предположила она. - То есть имение семейства Химмель.
        - Самое лучшее - спалить всё, - предложила Кэт.
        - Со всеми книгами внутри? Едва ли. Мы уже и так нанесли порядочный урон Мардуковой библиотеке, и чего ради? Портить книги! Больше я в эти игры не играю и уж тем более не подумаю их сжигать. Даже если захочу насолить Академии.
        Кэт буркнула какую-то грубость в адрес библиомантов и их тонкой душевной организации, а потом со вздохом подошла к Фурии. Петушиная книга возмущённо пригрозила вцепиться Кэт в пальцы, после чего заворчала себе что-то под нос.
        - Да прекратите же! - велела Фурия. - Обе.
        Она посильнее нажала на чеканную ручку двери. Шарниры заело, наверное от ржавчины, но всё же стеклянная дверь поддалась. Прохладным воздухом повеяло им в лицо, страницы на полу с шелестом зашевелились.
        - Не лучше ли подыскать книгу, с которой мы отсюда сможем убраться? - спросила Кэт. - Такую, экземпляр которой есть в резиденции?
        - Сейчас. - Фурия сделала шаг наружу, испытующе глянула налево и направо, а потом пошла дальше.
        Немного поколебавшись, Кэт последовала за ней.
        Терраса, растянувшаяся вдоль всего фасада, была неширокой, не более пяти шагов. Нигде не было видно ни души.
        - Можешь последить за окнами? - попросила Фурия Кэт.
        - Конечно. Если там, наверху, объявятся библиоманты, я всех их перебью моим плохим настроением.
        Перед имением, расположенным на холме, раскинулась широкая долина, по которой протекала река. На некоторых холмах напротив имения, ровными рядами росли виноградные лозы, другие - были покрыты лесом. На большом расстоянии от дома, на горе, рядом с излучиной реки, расположилась деревенька.
        Фурия по грубым каменным плитам подошла к балюстраде. Хищная птица сорвалась с кроны дерева в долину и заставила Фурию перевести взгляд на крутой склон под имением. Там, на узких ступеньках террасы, был разбит густо заросший сад.
        Облокотившись на широкие перила и снова вглядываясь в откосы гор, она вдруг поняла, где уже видела эту панораму. Ей не доводилось ни бывать здесь, ни видеть снимков этой местности. Но она вспомнила романтическое полотно, изображавшее тот же вид, словно художник с мольбертом и кистью стоял на этой самой террасе. Висело оно в тайной комнате Зибенштерна, на вилле Анжелосанто, где он намеревался завершить последнюю пустую книгу. Это было воспоминание о его прежней родине, о детстве, проведённом здесь, задолго до того, как он создал мир библиомантики.
        - Дом Розенкрейцев, - с усилием прошептала она. - Отсюда Северин писал мне письма ещё до того, как сделался Зибенштерном.
        - В чём дело? - спросила Кэт.
        - Раньше это был дом моей семьи. Ещё до побега в Англию, где мои предки были вынуждены принять другую фамилию.
        Облокотившись на балюстраду, Фурия повернулась и посмотрела наверх, на красивый фасад. На три этажа вверх над ней возвышался замок, покоясь над водами первозданного потока, сравнимого с великим Рейном. Словно мрачное чудовище на фоне мчащихся туч, возвышалась стена замка с полуразрушенной кладкой, глазницами тёмных окон и островерхими фронтонами, похожими на колпаки палачей.
        - Химмели не только убили моих предков, но и присвоили себе наш дом!
        Внезапно её охватила такая ярость, какой она в себе даже и не подозревала. С тех пор минуло почти сто восемьдесят лет, и всё же в этот момент ей казалось, что она видела собственными глазами, как семейства Химмель, Лоэнмут и Кантос решили стереть Розенкрейцев с лица земли. Вот это - наследие мужчин и женщин, которых тогда уничтожили. Но истребить семью Фурии им показалось недостаточным, Химмели присвоили всё, что ей принадлежало, вытравив имя Розенкрейцев из свидетельств о собственности и кадастровых книг.
        Отвращение, испытываемое Фурией в детстве к трём семействам, было основано на рассказах отца, а не на собственных чувствах. Даже когда она стала членом сопротивления, её ненависть к Академии носила скорее рациональный характер, будучи делом рассудка, а не сердца. Теперь же пробуждалась её собственная ненависть, и она питала гнев, который был под стать её имени - Фурия.
        - Здесь брат с сестрой наверняка не одни живут, а, скорее всего, с другими членами семьи. - Кэт тронула её за локоть. - Нельзя просто так стоять и ждать, пока нас обнаружат.
        Её взор блуждал по окнам верхних этажей. Фурия, тоже туда взглянувшая, увидела в окнах только тьму.
        Кэт повлекла её обратно в дом:
        - Если здесь действительно родовое гнездо Химмелей, тогда это почти то же самое, что Санктуарий. Мы не имеем права отсюда уйти… ну, не знаю… не учинив чего-нибудь.
        - Но книги, чур, не сжигать!
        Кэт с неохотой покачала головой:
        - Пошли посмотрим, что внутри. Интересно, что мы там найдём.
        Они вернулись обратно в библиотеку и закрыли за собой террасную дверь. Знал ли отец, что здесь теперь обитают Химмели? Про них он ни разу не упомянул, может от стыда за такой позор? Когда Кэт и Фурия проходили мимо разодранного томика в кресле, петушиная книга тихо чертыхнулась, и Фурия стала ласково её успокаивать. У двери в комнату они прислушались и, ничего не услышав, проскользнули в освещённый коридор. Фурия раскрыла сердечную книгу, и клюв пристроился к её кисти.
        По пути они заглядывали в комнаты, сплошь уставленные старинной мебелью. Во многих также имелись полки с книгами. Наконец они достигли просторного холла с мраморной лестницей, ведущей на первый этаж. Прямо напротив главного входа находилась массивная, покрытая чёрным лаком дверь. Ключ торчал снаружи. За дверью, к которой приближалась Фурия, бурлила библиомантика.
        - Мне надо туда, - объявила она. - Там что-то есть.
        Кэт пожала плечами:
        - По мне, так проходи, пожалуйста.
        Откуда-то донеслось шуршание, словно юркнула мышь, потом всё опять замерло.
        - Почему здесь нет слуг? - прошептала Кэт. - И никакой охраны?
        До главного входа в здание оставалось всего несколько шагов, девушки ещё могли спокойно, без последствий выйти на улицу. Но Кэт уже с отчаянной усмешкой схватилась за ключ, чтобы повернуть его. Он был размером с её ладонь и почернел от времени.
        - Доведём дело до конца - и баста, - сказала она и надавила на правую створку двери.
        За ней царил мрак.
        - Дай я пройду вперёд. - Фурия протиснулась с открытой петушиной книгой. Уже приготовившись расщепить страничное сердце, она всё же побоялась, что кто-нибудь в доме их заметит. Такой продвинутый библиомант, как барон Химмель, уже давно должен был заметить их присутствие.
        Кэт щёлкнула выключателем. Бесчисленные светильники на стенах тотчас же залили светом лишённый окон круглый зал, диаметром, по крайней мере, тридцать шагов. Четыре ступени вели от двери вниз, на паркетный пол из тёмного ореха, уложенный «ёлочкой». Посреди громадного зала был расположен круглый стол, вокруг которого на почтительном расстоянии друг от друга стояли три кресла. Места же за ним было по меньшей мере для десятка человек.
        - По-видимому, мы пришли к застолью.
        Кэт нажала на второй выключатель. В свете колоссальной люстры Фурия увидела, что скупая обстановка и пол покрыты слоем пыли в палец толщиной.
        - Здесь уже многие годы не было ни одной живой души.
        Забвение, царившее в зале, можно было ощутить буквально физически.
        Пыль и старая древесина испускали своеобразный запах, который при вдохе царапал горло. Фурия опустилась на корточки и поглядела поверх потускневшего паркета. Ни намёка на следы ног.
        Стены круглого зала были затянуты тёмно-красным бархатом. Обивка трёх кресел алела при ярком свете. На подлокотниках сквозь налёт пыли проглядывал орнамент из слоновой кости. Подвески люстры, принятые ими на первый взгляд за хрусталь, отливали желтизной.
        - Это он, - выдавила Фурия сипло, - «Алый зал». Первоначальное место собраний пяти больших родов. Здесь-то всё и начиналось. - Она поражённо покачала головой. - Я и понятия не имела, что он находился в нашем доме.
        - Почему это в вашем доме? - спросил детский голосок по-английски, но с лёгким акцентом.
        Обернувшись, Фурия расщепила страничное сердце, но сквозь полыхание тайных скрижалей разглядела маленькую девочку, стоявшую в дверях, не старше Пипа и такую же тоненькую. Она была одета в белое платьице с рюшами, а её длинные светлые волосы доходили до талии. Фурия оценила её на предмет библиомантической ауры, но ничего не обнаружила. В руках у малышки тоже ничего не было.
        - Не библиомантка, - шепнула она Кэт, вынувшей ключ от зала из замочной скважины и на всякий случай спрятавшей его в карман штанов.
        - Почему ты говоришь, что это - ваш дом? - спросила девочка ещё раз, сцепив ручки за спиной.
        - Как тебя зовут? - поинтересовалась Фурия.
        - Я первая спросила.
        - Это я просто так сказала. Мы думали, что мы здесь одни.
        - Кроме меня, здесь больше никого нет.
        Кэт прислушалась.
        - Во всём доме? Все что, ушли?
        Девочка подняла руку:
        - Клянусь вам.
        Фурия медленно двинулась к малышке. Она сделала несколько шагов в глубь зала, оставив отчётливые отпечатки подошв в пыли.
        - Ты скажешь нам, как тебя зовут?
        - А вы сможете мне помочь?
        - Сначала имя, - потребовала Кэт.
        - Юль, - сказала она. - Без «Я». Почти как месяц «июль».
        - Хорошо, Юль, - кивнула Фурия, от девочки её отделяли всего два шага. Ни следа библиомантического излучения. - Где остальные?
        - Барон умер. Фейт с Рашелью ушли, а…
        - Погоди! - перебила её Фурия. - Барон Химмель умер?
        - Его убили Фейт и Рашель. Они спрятали его труп в холодильной камере. Могу показать, если хотите.
        Фурия обменялась взглядамим с Кэт, потом опять обратилась к девочке:
        - Кто ты?
        - Я же говорю. Юль.
        - Юль - а дальше?
        - Никаких там «дальше». Химмели украли меня, когда я была ещё маленьким ребёнком. С тех пор я им прислуживаю.
        - Прислуживаешь? - спросила Кэт в сомнениях. - Но тебе самое большее - лет десять.
        - Одиннадцать.
        - Одиннадцать. Ладно.
        Кэт хотела ещё что-то сказать, но Фурия её опередила:
        - И ты утверждаешь, что Фейт с Рашелью убили своего отца?
        Девочка отчаянно закивала головой:
        - Всего несколько часов назад. И прогнали старую баронессу. Они хотят сами встать во главе рода Химмель и сидеть в Совете Академии. - Теперь в её глазах заблестели слёзы. - С ума сошли! Они злые.
        Фурия нежно потрепала девочку по щеке.
        - И мы должны тебе помочь убежать отсюда?
        - А вы можете? Куда-нибудь в безопасное место? Может, к вам домой?
        - Ни за что! - отрезала Кэт непреклонно.
        Фурия добавила несколько мягче:
        - В настоящий момент это несколько затруднительно.
        Теперь девочка уже откровенно всхлипывала:
        - Везде лучше, чем здесь… Химмели - ужасные люди! Жестокие и подлые. Я должна была постоянно делать то, что они мне приказывали. Но самое ужасное - это Рашель и её братец.
        Пригнувшись к Фурии, Кэт приглушила голос:
        - Они в любую минуту могут здесь объявиться. Нам пора сматываться, если здесь всё равно ничего нельзя подпалить.
        Петушиная книга зашипела, словно черепаха:
        - Никакого огня, пока я рядом!
        - Никто ничего жечь не собирается, - заверила Фурия книгу.
        - Да-да.
        Кэт даже и не скрывала своего разочарования. Сама мысль о том, чтобы спалить владения Химмелей дотла, очевидно, ей очень импонировала. Финниану она тоже понравилась бы.
        - Возьмите меня с собой, пожалуйста! - взмолилась девочка, хныкая. - Я не хочу здесь оставаться.
        - Во всяком случае, здесь мы тебя не оставим, - согласилась Фурия.
        Кэт прошла мимо девочки и выглянула в холл.
        - Ну? - спросила Фурия.
        - Никого.
        - Вы должны мне верить, - сказало дитя. - Фейт и Рашель сегодня с утра отправили всех слуг по домам. Всех, кроме меня. Даже патрули на въезде разошлись. Оба хотели без помех избавиться от барона и бабушки… - Она скривила лицо и потёрла себе глаза. - А мне пришлось на всё это любоваться. Это было так ужасно!
        - А я вот не верю, - буркнула Кэт себе под нос и отбросила свою чёрную чёлку с глаз. - Мы в доме Химмелей, ни души, никакой охраны… и мы ничего не предпринимаем. Просто ничего. - Потом она вдруг резко посмотрела на Фурию: - Ни слова Финниану! Он скажет, что мы сбрендили.
        Фурия кивнула и опять обратилась к малышке:
        - А что именно тебе приходилось для них делать?
        Уголки рта девочки дрогнули. Вероятно, она опять собиралась плакать.
        - Мне приходилось читать вслух, - сказала она с сильным всхлипыванием. - Я была чтицей баронессы.
        Глава четырнадцатая
        Бешеный водоворот фиолетовых искр бушевал вокруг Изиды и Дункана, из бесконечной пустоты переместившихся в мир темноты и сумрака. Портал, созданный для них Дунканом, оставался открыт всего несколько секунд, после чего оба библиоманта оказались в тёмном коридоре. Портал растворился. Лишь горстка лилового пепла просыпалась в том месте, где за миг до того зиял переход между убежищами.
        По обеим сторонам коридора стальные двери с крошечными глазк?ми вели в крошечные камеры. Они все стояли нараспашку, а камеры были пустыми. Ни души. Остатки свечения Дункан стряхнул с себя, словно хлебные крошки с бороды.
        - Как долго я желал просто вычеркнуть это место из памяти.
        - Я здесь никогда не бывала, - прошептала Изида, стараясь забыть о соблазне, исходящем от Абсолоновой книги. - Похоже, я немного упустила.
        Значит, вот оно, Монте-Кристо - карцер Адамантовой Академии. Одно из глубинных убежищ, вдали от библиомантических центров вроде Либрополиса и Уники. Крепость забвения. В рядах гвардейцев поговаривали, что Монте-Кристо высасывает жизнь не только узников, но и тех, кто их здесь сторожит.
        Дункан предупреждал Изиду: не исключено, что с первых же шагов им придётся сражаться за жизнь, потому что во время приземления они могут угодить прямо в компанию гвардейцев. Но в крепости оказалось пусто, словно здесь уже долгие годы никого не было.
        Они молча переходили от камеры к камере, бросая в каждую оценивающий взгляд. Монте-Кристо не было и ста лет, а выглядело это убежище как тюрьма позднего Средневековья. Стены из грубых каменных блоков были сложены с помощью зернистого строительного раствора. Камеры оснащены железными кольцами и цепями. К достоинствам постройки относилось проведённое сюда электричество: из зарешечённых лампочек под потолком лился свет.
        Чуть ли не все убежища, учреждённые по указу Адамантовой Академии, производили впечатление исторических декораций. «Прикажи кузнецу из какого-нибудь убежища возвести тюрьму, - думала Изида, - и можешь быть уверен: врезультате получится что-нибудь вроде этого - коллаж, который он соберёт из книг».
        - И почему нельзя было для разнообразия прыгнуть в какое-нибудь более приятное убежище? - досадовала она, пока они шли в противоположный конец коридора. - В убежище рисовальщиков виньеток, например… Или вообще в какое-нибудь артистическое убежище - «Ла Скала», «Панорамика», «Бал цветов»?.. Почему всё время должна быть такая гадость?
        - Ты же помешана на спасении мира - в каком же ещё углу спасать мир, если не там, где он болен?
        Она подавила улыбку. Напускной оптимизм Дункана, если он, конечно, не был удачной маскировкой его сарказма, способствовал тому, что она с новыми силами и даже надеждой приступила к работе. Фурия, Финниан и компания - подростки с лёгкой склонностью к переоценке своих возможностей и к слепому идеализму - не обладали и половиной того опыта, который они себе приписывали. Дункан же, напротив, был в том возрасте, когда границы своих возможностей он давно понял, а потому пребывал в гармонии как с собой, так и с окружающим миром.
        А она сама? Границы были чем-то, что она сама себе добровольно очертила, чтобы перед лицом собственного потенциала не потерять рассудок. Она испытывала страх перед тем, что из неё получилось, и казалась самой себе слепцом, играющим с порохом и взрывчаткой. Может, Абсолоновы строки укажут ей путь?
        Правой рукой сжимая сердечную книгу, Дункан указал на одну из камер в конце прохода:
        - Вот она. Он сидел здесь, когда я видел его в последний раз.
        Подойдя ближе, они обнаружили, что и здесь дверь распахнута настежь. Оказавшись перед пустой камерой, Дункан процедил проклятие. План как можно скорее освободить Дамаскана рассыпался в прах.
        - Значит ли это, что ты ещё раз наведался сюда, после того, как вы его доставили в Монте-Кристо?
        - Да, один раз. Примерно год спустя.
        - Что же тебе от него понадобилось?
        Он замешкался… Заминка длилась слишком долго.
        - Я… допрашивал его.
        Она ждала, что он продолжит рассказ, но он замолк, и она отнеслась к этому с уважением. В её собственной жизни накопилось достаточно фактов, которые она охотно обошла бы молчанием, поэтому не упрекала в этом других.
        - Что будем делать? - спросил он.
        Изида вошла в камеру. Стены сплошь покрывали какие-то нацарапанные значки: на первый взгляд ничего, кроме путаных каракулей. На самом деле это были геометрические фигуры и диаграммы. Похожие наброски она видела, пролистывая «Атлас горизонтов», те его части, где картографы предприняли попытку выяснить расположение убежищ по отношению друг к другу.
        - Думаешь, Дамаскан ещё здесь, в крепости?
        - Возможно, они его просто перевели.
        - И он действительно единственный заключённый?
        - Пока его не доставили, здесь не было никого. Монте-Кристо уже много лет закрыто. Но для Дамаскана они опять выставили охрану.
        Изида провела кончиками пальцев по зарубкам и царапинам на камне. Даже если бы она сносно разбиралась в картографии убежищ, ей пришлось бы убить множество часов на изучение этих стен, не понимая и сотой доли из чертежей Дамаскана. Книга Абсолона давала ей уверенность, что дело того стоит, - она могла бы достичь всего на свете, если бы только захотела, - но она умела себя обуздать и не полагаться на излишнюю самонадеянность.
        Дункан всё ещё стоял снаружи, за пределами камеры, когда она опять к нему обернулась:
        - Зачем же они возвели карцерное убежище, если держат его в течение десятков лет пустым? Чтобы упрятать сюда одного-единственного узника?
        - Ты правда не знаешь?
        Она нетерпеливо покачала головой.
        Для верности он снова бросил взгляд в коридор и приглушил голос:
        - Монте-Кристо строили для первых экслибров. Первоначальный план Академии заключался в том, чтобы посадить их в тюрьму, а не отправить в гетто. С помощью допросов и пыток, исследований и опытов хотели выяснить причины того, почему экслибры выпадают из книг. Сюда их доставляли сотнями. Но в конце концов признали, что экслибры и сами не имеют ни малейшего понятия, что с ними происходит, а их появление - это побочный эффект библиомантики. Первоначальные гипотезы о вторжении не оправдались, хотя слухи об этом никогда не смолкали. В Совете кто-нибудь всегда высказывался в том духе, что Академия имеет дело только с авангардом, и, боже упаси, если границы между книгами и реальностью падут! - Дункан положил руку на тёмный камень. - В конце концов, экслибров оказалось слишком много для сооружения подобного размера.
        - Откуда ты всё это знаешь?
        - Прошло немало лет, прежде чем я до этого докопался. Всегда проще, если знаешь, что искать. По слухам, некоторые испытали огромное облегчение, получив возможность об этом говорить во всеуслышание. Правда, в отношении некоторых пришлось приложить чуточку усилий.
        - Ты поэтому дезертировал?
        Он кивнул.
        - После того как Монте-Кристо закрыли, планировалось посадить экслибров под замок в каком-нибудь другом месте. Не в гетто - гетто были вынужденной мерой. Существовал ещё один план.
        - Аттик рассказывал мне о том, что ночные убежища учредили для того, чтобы избавиться от экслибров, пока не объявилась Федра Геркулания и Академии не пришлось признать, что она тягается с противником неравным. - Изида невесело улыбнулась. - Да ещё и с женщиной к тому же. Очень горькое открытие.
        Дункан хотел что-то возразить, как вдруг по каменной кладке пробежала дрожь, и раздался оглушительный грохот. Из надрезов, сделанных Дамасканом в его путаной картографии, посыпалась пыль, обнажив более глубокие слои в этом хаосе из знаков и символов.
        - Чёрт возьми, что это?..
        Изида поспешила из камеры в коридор к Дункану:
        - Взрыв?
        - Звучало скорее как гром.
        Она что-то ощутила, одновременно поняв, что это нечто подспудно присутствовало с самого момента их появления. Что-то в этом месте происходило, вернее даже, с этим местом, и это что-то не имело ничего общего с такими обыденными вещами, как гром или взрывы.
        - За мной! - Она помчалась вперёд, обогнула ближайший угол и ворвалась в следующий коридор. - Ты здесь ориентируешься?
        Дункан следовал за ней не отставая:
        - Кажется, впереди лестница. Но в последний раз я был здесь много лет назад. По крайней мере, отсюда было не так далеко до главного входа. Вот это, думаю, правильный путь.
        В Монте-Кристо, как чуть ли не во всех убежищах, учреждённых Академией, существовал подъезд для подвоза людей и всего необходимого. Наверное, это было особо охраняемое место.
        - Куда он ведёт? - спросила она.
        - В Унику.
        В Унике находился целый ряд убежищных учреждений Академии, среди них здание суда. Но прежде всего прочего Уника славилась как убежище библиомантических учебных заведений, которые некогда дали Академии её имя. Обучение библиомантического потомства сегодня больше не играло столь важной роли в её деятельности, как сто лет назад, но всё же под её покровительством существовало полдюжины интернатов и высших школ, где дети библиомантов получали воспитание в духе официальной идеологии.
        Стены крепости снова затрясло, на этот раз казалось, что вибрации стен и пола не будет конца.
        - Если это нападение, - сказал Дункан, как только они оказались у перехода к широкой лестнице, - то не с обычным оружием. - Он указал вниз, на ступеньки: - Нам туда.
        - Кому нужно нападать на Монте-Кристо? - спросила она на лестнице. - На тюрьму, где сидит один-единственный заключённый?
        Едва они достигли нижнего этажа, как до них долетели отдалённые крики и гомон мужских голосов. Но коридор, куда они свернули, пустовал. Справа выстроился целый ряд бойниц. Здесь грохот отдавался значительно отчётливее и ближе, и Изиде пришло на ум, что, возможно, они слышат легендарные грозы, какие время от времени обрушиваются на глубинные убежища.
        Она подбежала к первой бойнице, Дункан - к следующей. Словно чад над горящими торфяниками, за пределами крепости висела тьма. Но здесь было и ещё что-то. По ту сторону черноты Изида своим библиомантическим чутьём уловила присутствие, чего-то живого, надвигавшегося снаружи.
        - Ты тоже чувствуешь? - спросил Дункан.
        Изида кивнула:
        - Что это? Идеи?
        Он только пожал плечами, после чего они устремились дальше ещё поспешнее, в то время как пол у них под ногами ходил ходуном. Наконец они достигли каменной галереи, раскинувшейся на цокольном этаже, вокруг круглого внутреннего двора. Оттуда до них доносилось множество голосов. Изида и Дункан укрылись за парапетом и стали наблюдать.
        В убежищах существовали всякого рода переходы, по большей части в виде мостов или туннелей. Переход между Монте-Кристо и Уникой представлял собой широкую лестницу, которая начиналась в середине двора и через двадцать метров исчезала в стене из белой дымки.
        Добрая дюжина мужчин суетились во дворе, остальных, нагруженных коробками, скрывали клочья тумана. Все были одеты в старомодную чёрно-красную униформу Академии.
        - Они складывают вещи, - прошептал Дункан, - и покидают Монте-Кристо.
        Снова тюрьма задрожала до основания.
        - Привести заключённых! - скомандовал кто-то, кого они не могли различить в тумане.
        Изида искоса бросила взгляд на Дункана. Заключённых. Значит, в Монте-Кристо содержатся и другие узники, не только Виктор Дамаскан.
        Группа мужчин бросилась исполнять приказ. Они разделились на две группы и исчезли в арках по обе стороны двора. Одна из них располагалась прямо под укрытием Изиды и Дункана.
        - Двое заключённых, - пробормотала она, - по четыре человека на каждого.
        Дункан нахмурился:
        - Разделимся и пойдём за ними?
        При обычных обстоятельствах она бы первая это предложила - она одна принимала на себя группы, гораздо более многочисленные, чем эта, а опасная эйфория от чтения Абсолона давала ей ощущение непобедимости. Но обстоятельства были против: влабиринте коридоров и камер она потерялась бы, к тому же ещё эта угроза снаружи, из мрака.
        - Нет, давай вместе, - сказала она, - если мы ошибёмся с отрядом, то в любое время можем свернуть и догнать другой во дворе.
        - Ты думаешь, их всего восемь? Так?
        - Их и есть всего восемь.
        - Нельзя недооценивать охранников только потому, что на них униформа. Все они библиоманты.
        Ещё будучи агентами-новичками, они смотрели на гвардию свысока. Гвардейцы были простыми солдатами, лишь некоторые из них отличались библиомантическими способностями. Иными словами, если вся без исключения охрана в Монте-Кристо состояла из библиомантов, то Дамаскан и его познания о ночных убежищах должны были представлять для Академии особую ценность.
        Изида и Дункан стали спускаться по лестнице на первый этаж. Жуткий грохот раздавался теперь без перерыва, напоминая топот разъярённых слонов и смешиваясь со звуками, природу которых Изида определить не могла.
        Чуть позже они обнаружили охранников в конце длинного коридора. Электрический свет начал мерцать, на какое-то время погас, потом снова вспыхнул. Солдаты вошли в зал, где находился механизм, состоявший из гигантских шестерней, высотой до потолка. С помощью цепной тяги они были подсоединены к изощрённой аппаратуре для пыток. В торцевой стене высотой и шириной около десяти метров находилась одна-единственная узенькая дверца, перед которой остановились гвардейцы.
        Изида и Дункан спрятались за остывшим генератором. Рядом стояло множество пластиковых канистр. Видно, электроснабжение в Монте-Кристо уже давно давало сбои.
        - И опять ничего похожего на романтический вечер, - посетовал Дункан, пока они, прижавшись друг к другу, сидели на корточках и наблюдали, как один из солдат отпирает дверцу.
        - Бывало и похуже! - усмехнулась Изида.
        Он улыбнулся, она же в это время мысленно обобщила содержание первых строк книги Абсолона, после чего, отбросив всякие сомнения, ринулась вперёд ещё до того, как Дункан успел её удержать.
        Глава пятнадцатая
        На ходу Изида распахнула верхнюю часть туловища и расщепила страничное сердце. Под действием книги Абсолона библиомантика внутри неё буквально взорвалась и обрушилась на противников.
        Один из солдат, почуяв опасность, обернулся. Сияние страничного сердца отразилось в его широко распахнутых глазах, как свет в зрачках кошки, после чего Изида одним махом смела его в сторону. Его сбило с ног, бросило на край дыбы, и он так и остался лежать там неподвижно.
        Из троих остальных, хотя они все носили свои сердечные книги в чехлах на поясе, лишь один схватился за свою. Другой прицелился в Изиду из пистолета, выстрелил и непременно попал бы ей в сердце и голову, если бы обе пули не отразила библиомантическая защитная стена. Стрелок быстро укрылся за гигантскими шестернями.
        Изида занялась двумя другими. Один гвардеец только что толчком распахнул дверь камеры. Другой с быстротой молнии расщепил своё страничное сердце и пустил в Изиду заряд ударной волны. Она играючи увернулась, и волна вдребезги разбилась о генератор. Изида с облегчением поняла, что Дункана там больше не было, - он успел проскользнуть в другую часть зала, чтобы напасть на гвардейца, спрятавшегося за шестернями.
        В качестве экслибры Зибенштерна Изида располагала целым арсеналом средств для атаки - от вызова миражей и манипуляции сознанием до нападений с помощью сил природы. Но Изида всегда предпочитала такой наикратчайший путь, как физическое воздействие, и вновь приобретённые способности не изменили это предпочтение. На один миг она замедлила временн?е восприятие гвардейца и, по возвращении его в нормальное состояние, неожиданно для бойца выросла перед ним. Изида вырвала у мужчины его сердечную книгу, швырнула её прочь, схватила за его подбородок и протащила головой по стене. Несмотря на это, он тянулся рукой к своей сердечной книге, которая рывками ползла к нему. Когда Изида ударила его затылком о стену, она вдруг почувствовала, как по его телу бежит дрожь и перекидывается ей на руку. С криком ярости она выпустила его. Но в тот миг, когда он безжизненно поник, библиомантический яд, которым он хотел отравить их обоих, впился в её кожу. Сосредоточившись на своём локте, Изида начала вытеснять коварную энергию обратно, пока наконец не вынудила её дождём искр вылиться из кончиков пальцев на землю.
        В злости на саму себя, поскольку она не предполагала, что её противник рискнёт собственной жизнью, Изида отступила назад, тем самым оказавшись в поле досягаемости четвёртого гвардейца, который стоял в дверном проёме. Тот воспользовался секундами, на которые ей пришлось отвлечься, и метнул языки пламени из своей распахнутой сердечной книги. Только подойдя поближе, Изида могла бы перейти в атаку, а издалека лишь выставила навстречу огню невидимый заслон.
        Гвардеец приготовился ко второй атаке, но времени она ему не дала. Скрижали в её груди полыхали белым светом так же, как и громадный ключ от камеры у него в руке. Внезапно металл принял форму сверла, которое, вращаясь словно штопор, впилось в кисть охранника. С криком он выпустил сердечную книгу и бросился мимо Изиды в глубину зала. Она могла бы направить смертоносный шип ему через руку дальше, в грудину, но это потребовало бы слишком большой концентрации, а она знала, что последний соперник, гвардеец за шестернями, ещё не повержен. Поэтому она предоставила вопящего от боли человека самому себе; может, у него достанет таланта остановить видоизменившийся ключ.
        - Дункан!
        Она ясно ощущала, что что-то не так. Похоже, намерение Дункана напасть на последнего гвардейца с тыла провалилось. Уловив библиомантическое присутствие мужчин за глыбами зубчатой стали, она устремилась туда.
        За её спиной усиливался пронзительный свист ключа-сверла: человек выдавил его из своего плеча и метнул вслед Изиде. Она, услышав, что на неё летит вращающийся железный шип, упала и увидела, как он, просвистев над ней, ударился в стену. Её враг продолжал стоять, поддерживая здоровой рукой повреждённую, и смотрел на Изиду с нескрываемой ненавистью.
        - Я знаю, кто ты, - процедил он с искажённым от боли лицом. - Ты предательница Изида Пустота.
        Она не хотела его прикончить, но не и могла допустить, чтобы он ещё раз покусился на её жизнь. Заглянув внутрь себя, она прочла строки открытого страничного сердца и выпустила ему навстречу спрессованную ударную волну, не толще карандаша, сломившую остатки его сопротивления и насквозь пробившую его грудь. Даже не охнув, он рухнул на землю.
        - Дункан!
        Слегка шатаясь, она вскарабкалась на груду шестерней. Сверху её венчал помост с сиденьем, похожий на решётчатую башню, а справа и слева от него было множество рычагов и переключателей. Один-единственный палач, словно дьявольский органист, мог прямо оттуда обслуживать все орудия пыток в зале: автоматизированные дыбы, аппараты для дробления костей, целую армаду свёрл и клещей на многосуставном манипуляторе. Теперь место палача осиротело.
        - Дункан!
        Не слыша ни звука, она чувствовала присутствие обоих мужчин. Дункан был жив, как и его противник. Вдали снова загрохотало. Пол под ногами мелко затрясся, словно очнулась от сна каменная кладка.
        - Изида! - крикнул Дункан. - Берегись!
        Раздались до костей пронизавшие её визг и стон, сопровождаемые оглушительным треском. Из машины клубились облака ржавой пыли, множество осей сломалось. И тогда Изида постигла смысл предостережений Дункана относительно силы охранников в Монте-Кристо.
        Сделанные на века зубчатые колёса с чудовищным рокотом распадались. Они зашевелились и на рёбрах раскатились в разные стороны. Диаметр самого маленького из них был с тракторную шину, а самого большого - величиной с дом, и все они теперь образовали вокруг Изиды широкий круг. Библиомантическая сила, управлявшая всем этим спектаклем, была невероятной.
        Снова обратив взор на кресло палача, Изида обнаружила там гвардейца. По-видимому, он влез наверх в тот момент, когда она отвлеклась, и теперь, расставив руки, дирижировал стальными колёсами весом в тонну лишь одной силой воли.
        Дункан тоже добрался до рычагов, несмотря на хаос трескавшихся осей, иные из которых были толщиной с канализационную трубу. Жестами он что-то пытался Изиде объяснить, кричал слова, поглощаемые размалывавшим грохотом шестерней.
        Секунду спустя на неё покатилось первое колесо - тонны стали, - от которого она увернулась, отскочив в сторону. За ним последовало второе, чуть не задев ей плечо. В её грудине беспорядочно хлопали страницы - на миг она утратила контроль над собой. Уже катились и третье, четвёртое, пятое колёса… Пути стальных титанов перекрещивались с зазором в несколько сантиметров, их острые зубья вспахивали каменный пол зала. Подгоняемая колёсами, Изида прыгала то влево, то вправо, избегая столкновения то с одним, то с другим, а возможность для ответного удара никак не появлялась. С каждым разом уклоняться от них становилось труднее: колёса подбирались всё ближе, и вдруг она споткнулась об один из вспаханных бугров на полу и упала на четвереньки в колею от зубьев, в то время как на неё неслась очередная шестерёнка.
        Она выставила ладонь против стальной махины. Внутри у неё вспыхнул свет, расщепилась страница, и она затормозила колесо ударной волной, заставившей его шататься. Тем не менее оно, раскачиваясь из стороны в сторону, продолжало греметь и надвигаться на неё. Лишь за метр изменило своё направление и на волосок от Изиды проскочило мимо. Но это было не всё! За этим уже неслось следующее, несравнимо большего диаметра.
        Сидя на своей решётчатой башне, стражник ликовал. Дункан, которого ещё отделяло от гвардейца порядочное расстояние, остановился, обвив одной рукой штангу. Свободной рукой он раскрыл сердечную книгу и начал библиомантическую атаку, нацеленную на то, чтобы опрокинуть командное место палача.
        - Нет, Дункан, не смей! - завопила Изида из последних сил, стараясь перекрыть грохот колёс.
        В следующий миг ей снова пришлось уклоняться от шестерней. Вскочив на ноги и сделав прыжок вправо, перенёсший её на траекторию движения другого колеса, она упала на живот, подмяв собой открытые страницы… Но в тот же момент она почувствовала, как помятые страницы выпрямляются… Она перекатилась в сторону и ощутила на лице настоящий вихрь от пронёсшегося мимо колеса.
        Укутавшись в белое сияние, Дункан направил столб света из своей сердечной книги наверх, на гвардейца.
        Платформа прогнулась, рычаги сломались, пульт управления внезапно охватило пламя, винты, один за другим выскочив из креплений, словно пули, разлетелись во все стороны. Гвардеец завопил: как карающая десница из стали, металлическая платформа быстро смыкалась вокруг него. Дункан взревел от напряжения и сжал свою руку в кулак, сымитировав происходившее. Платформа тотчас же, словно бумага, скомкалась, и гвардеец с хрустом исчез в её недрах. Металл сжимался всё сильнее, пока крики охранника не заглохли, а на согнутой штанге не остался лежать лишь гранёный шарик из стали, диаметром едва ли больше тридцати сантиметров.
        Шестерни замерли. Некоторые, качаясь, падали, увлекая за собой соседние. Изида перевела взор на Дункана - тот всё ещё парил над землёй на высоте метров шести, а в это время перекошенная штанга медленно клонилась в его сторону. Ещё миг - и покорёженная конструкция увлекла бы его за собой в месиво, которым стала пыточная машина.
        Изида одним движением расщепила сразу несколько страничных сердец. С помощью библиомантической энергии она вернула скрипящую решётчатую башню в вертикальное положение, подперев её, пока Дункан не спрыгнул в безопасное место. Он поспешно перебрался к Изиде, а в это время конструкция за его спиной с грохотом обрушилась. Вверх горящими фонтанами брызнули искры.
        Наклонившись, Изида упёрлась руками в колени: её грудная клетка медленно закрывалась. Каждая жилка в ней дрожала, но она понимала, что виной тому - сотрясение всего здания, а не её изнеможение. То, что неотвратимо надвигалось, должно быть, уже достигло стен Монте-Кристо.
        Дункан хотел поддержать её, но она нетерпеливо стряхнула его руку и непослушными пальцами застегнула крючки корсажа.
        - Всё хорошо, - процедила она хрипло. - Займёмся-ка лучше Дамасканом.
        Он кивнул, но на лице его изобразилось сомнение, ведь теперь остальные охранники были начеку, если только переполох в зале не был заглушён шумом за пределами крепости.
        Лавируя между остановившимися шестернями, они ринулись к распахнутой двери и, оставив на пороге оригами, чтобы та предупредила их, если появятся другие охранники, вошли в камеру Дамаскана.
        Эта камера оказалась гораздо просторнее, чем прежняя, наверху. И Дамаскану больше не приходилось процарапывать свои вычисления и чертежи на камне. Вместо этого ему выдали громадные листы бумаги, натянутые на алюминиевые стенды. Дюжины листов были усеяны густо сплетёнными линиями, прямыми и кривыми, испещрены микроскопическими письменами, и Изида с первого взгляда не бралась определить, были ли это планы местности, астрономические вычисления или выкройки новой униформы для гвардейцев. Дамаскан перекатывал стенды по помещению на резиновых колёсиках, так что здесь возник целый лабиринт из исписанной бумаги, зигзаги узких переходов между доросшими до потолка планами, полными чисел, букв и запутанных схем.
        При слабом свете нескольких лампочек Изида разобрала названия некоторых убежищ и даже местностей за их пределами. Но она не могла взять в толк, в какой связи они находились с прочими изображениями. Видимо, Дамаскан давно отказался от идеи запечатлеть библиомантический мир на карте только в двух измерениях, как это пытались делать его предшественники в первом «Атласе горизонтов». Он помещал убежища в различных слоях - друг под другом, регистрируя связи, соединяющие различные уровни как сверху вниз, так вдоль и поперёк.
        - Он или гений, или окончательно рехнулся, - прошептала Изида.
        - Он всегда отличался эксцентричностью.
        Качая головой, она рассматривала планы.
        - Эксцентричностью?
        - Может, по прошествии всех этих лет он и в самом деле лишился рассудка.
        Пробравшись к последним стендам с запутанными эскизами и расчётами, они наконец обнаружили картографа. Тот сидел к ним спиной за чертёжным кульманом и трудился, не обращая внимания ни на шум в зале, ни на землетрясения. На нём были заляпанная рубаха, поверх неё - коричневая жилетка и тёмные штаны. Длинные спутанные пряди волос, росших кантиком вокруг лысины, свисали на спину. Он что-то тихо бормотал себе под нос. Слов Изида не разобрала.
        Она хотела к нему обратиться, как вдруг самый мощный толчок из всех, которые обрушились на Монте-Кристо, сотряс убежище до самых его основ. Карты завибрировали и зашуршали, несколько стендов опрокинулись. Дамаскан изрыгнул проклятие, сползая со своего стула. Он разорвал надвое лист бумаги со стенда и запустил обрывки в кучу скомканной бумаги, скопившуюся рядом с его стулом. Справа от него, на письменном столе, лежало множество геометрических принадлежностей - от линеек и треугольников, до сложных приборов, похожих на угломеры и астролябии. От вибраций они стучали и скрипели.
        - Виктор Дамаскан?
        Человек приготовился расправить новый лист бумаги на стенде, а края закрепить зажимами.
        - Виктор, - сказал Дункан, - ты ведь узнаёшь мой голос, не правда ли?
        Плечи Дамаскана приподнялись, он набрал в лёгкие побольше воздуху и, перекинув карандаш из одной руки в другую, схватил его, словно меч.
        - Ты… - только и промолвил он.
        Изида бросила на Дункана подозрительный взгляд:
        - Ты что-то скрыл от меня?
        Он пропустил её вопрос мимо ушей.
        - Мы здесь, чтобы доставить тебя в безопасное место, - сказал он старику. - На Монте-Кристо совершён налёт.
        - Думаешь, мне не известно? Охрана уже давным-давно удалила все записи, которые важны для Академии.
        - Идеи… - начал Дункан.
        Но Дамаскан его прервал.
        - Это не первое глубинное убежище, на которое они обрушиваются, - сказал Дамаскан, всё ещё не оборачиваясь, - и не последнее. Они уже давно работают над своим восхождением. И нет никакого смысла отмахиваться от идей. Когда-нибудь настанет черёд Либрополиса, Уники и других высоких убежищ.
        Изида остановилась, а Дункан медленно пошёл вперёд. Он мог бы сейчас вытянуть руку и притронуться к плечу картографа.
        - У нас не так много времени, Виктор.
        - Я ещё не закончил свою работу.
        - Ты её никогда не закончишь.
        Изида не спускала глаз с руки с карандашом и приготовилась к худшему. Но Дамаскан отложил карандаш в сторону и медленно повернулся к ним.
        Он выглядел старше, чем она ожидала, чуть ли не одной ногой в могиле, но, вполне вероятно, что годы заключения его так согнули. Беспечность, с которой ему позволяли пользоваться острыми предметами, свидетельствовала об уверенности надзирателей, что он вряд ли причинит себе вред. Это удивило её. Заключённые на продолжительный срок, да ещё и в одиночную камеру, считались склонными к суициду.
        Можно было предположить, что после стольких лет в застенках он заключил с Академией соглашение. Улучшенные условия содержания, возможность продолжать работу в обмен на… Да, на что? На подробную информацию о ночных убежищах, которую он первоначально утаил от своих мучителей? Вероятно, даже на ключ к победе над Федрой Геркуланией и её чернильными поганками?
        Хотя его лицо порядком состарилось, в глазах сверкал живой огонь, как у довольно молодого человека. Он устремил на Дункана взгляд, не поддававшийся толкованию, а затем повернулся к Изиде.
        - Кажется, Изида Пустота, - узнал он. - Высочайшее посещение!
        - Мистер Дамаскан, - приветствовала она его кивком.
        - Чем я обязан подобной чести?
        - Скоро вы окажетесь на свободе, - сказала она. - Этого вам знать довольно?
        Она попробовала представить его молодым. В те годы ему удалось проникнуть в ночные убежища глубже, чем кому-либо из библиомантов. Он исследовал систему изменений, которым подверглась Страна Забвения, и добился при этом серьёзных результатов. Основываясь на его отличном знании местности, Академия вынудила Виктора служить вождём её армии. Выстояв в войне, он ушёл в подполье и приступил к работе над вторым «Атласом горизонтов», открыв при этом доступ к Санктуарию и запечатлев его на плане. Неужели он и правда рассчитывал, что три семейства отпустят его с секретным знанием? Или это было только поводом, чтобы посадить его за решётку и выудить из него тайны ночных убежищ?
        Некогда это был, очевидно, преисполненный любознательности и идеализма искатель приключений и первооткрыватель, но совсем не из тех чокнутых, занятых день и ночь всякими вычислениями, в которых и сами-то толком не могут докопаться до запутанного смысла.
        Должно быть, он понял, о чём размышляла Изида, и, насмешливо осклабившись, спросил:
        - А чего вы ожидали? Что в порыве признательности я паду на колени только потому, что вдруг объявилась парочка агентов, сулящих мне долгожданную свободу? - Он бросил на Дункана враждебный взгляд. - Однажды мне это уже обещали, и не было в том ничего, кроме лжи.
        Нетерпение Дункана перешло в злость.
        - Мы вытащим тебя отсюда. А после можешь жаловаться!
        - Но здесь у меня есть всё, что нужно. Бумага, мои приборы, а главное - он постучал себя по лбу - моя голова. Одно время всё складывалось для неё не слишком благоприятно, но тогда я последовал твоему совету. - Он опять обратился к Изиде: - Рассказывал Дункан тебе об этом? Примерно через год после того, как он разыскал меня и доставил сюда, Дункан пожаловал, чтобы поглядеть, во что я превратился. Он пообещал мне свободу в обмен на признания, которые желал от меня услышать, а именно: что я все эти годы сотрудничал с сопротивлением и что план Санктуария составлен для нападения на Совет. Чушь, да и только! Но он хотел всё это услышать, чтобы успокоить свою совесть. Чтобы самому себе внушить, что ради справедливости передал меня в руки здешних палачей. Тогда я был слаб, тело - изувечено, а когда я в конце концов сказал всё, что Маунд от меня требовал, он просто удалился. Пообещал мне свободу, но, будь у меня голова посветлее, я бы раскусил его. Но тогда я был человеком сломленным. Я хватался за любую соломинку… Я всё подтвердил, и Дункан Маунд покинул это место как человек, исполнивший свой долг. Как
один из добропорядочных людей. - Взгляд Дамаскана был устремлён на окаменевшее лицо Дункана. - Я отпустил тебе грехи, а они наш разговор прослушивали.
        - Я не знал, что они всё прослушивают, - сказал Дункан. - У меня было исключительное право допроса с глазу на глаз. Они с этим не посчитались.
        - Потому что ты был глупцом, Дункан Маунд, как и я. Только ты за дверь, они меня опять вызвали, и на этот раз мои увёртки их не удовлетворили.
        С новой силой затрясло, и снова обрушилось несколько стендов с картами. Дамаскан громогласно выругался. Но рассвирепел ещё больше, когда Дункан схватил его под локоть:
        - Давай, пошли!
        Старик упал со стула на колени и струдом поднялся. Постепенно Изиде становилось ясно, что самой сложной частью операции по освобождению окажется, судя по всему, не бой против гвардейцев.
        - Что ты на этот раз втемяшил себе в голову, Дункан Маунд? - взвизгнул старик, глядя на них снизу вверх. - Тогда ты явился сюда удостовериться, что по справедливости бросил меня в этот карцер. Что пытки я заслужил и что все лишения, выпавшие на долю моей семьи, оправданы. Это ты её нашёл? Ты доставил сюда мою сестру с детьми на убой, чтобы сделать меня податливым? Ваши люди мне даже не предоставили выбора. Детей я не смог бы спасти. Их убивали только для того, чтобы я на это смотрел. Они хотели меня уничтожить, сломить мою волю и дух. Это то, что так обременило твою совесть?
        Изиде пришлось сделать над собой усилие, чтобы не смотреть на Дункана, а продолжать следить за Дамасканом. Если понадобится, они уведут его отсюда силой. Уж это-то Виктору ясно. И всё же слова его достигли цели. Ей и помыслить было страшно о том, что чувствовал Дункан, потому что некогда и она допускала подобные ошибки, при воспоминании о которых до сих пор сжимает грудь. Они оба себя запятнали, может, потому и стоили друг друга, со всей своей вытесненной виной и тенями прошлого. Слушая Дамаскана, она приходила в ужас не от Дункановых, но от собственных «подвигов». Она, глядя на него, словно смотрелась в зеркало, а пережить конфликт с собственной виной куда больнее, чем с виной другого.
        - Что с вашей сердечной книгой? - осведомилась она.
        - Они отняли её у меня. И уже давно.
        Чувство сокрушительной беспомощности обрушилось на неё, ведь она не умела отвечать на трудности чем-либо иным, кроме насилия и ярости. Дамаскан же не заслуживал ни того ни другого. Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы просто не схватить его под мышки и не поволочь за собой. Вместо этого она подала ему руку.
        - Пожалуйста, - сказала она. - Пойдёмте с нами. Нам нужна ваша помощь.
        - Чего вы хотите? Вам нужно узнать путь в Санктуарий? Они его хранят в такой тайне, что даже не расставляют там посты - из страха, что их кто-нибудь выдаст. - Он улыбнулся, обнажив гнилые зубы. - Или вы нацелились на информацию о ночных убежищах?
        - Вы знали об этом? - спросила она. - Правду о чернильных поганках? О Федре Геркулании?
        Огоньки вспыхнули в глазах старика, словно слова её оживили что-то, о чём он уже долгое время вообще не думал.
        - Федра? - повторил он, и его голос почти потонул в новом грохоте и тряске. С потолка посыпалась пыль, повалились на пол другие карты. - Вы хотите к ней?
        - Так ты давно знал, что за всем этим стоит она? - В голосе у Дункана не осталось даже ярости - одно смущение.
        Дамаскан улыбнулся, как только может улыбаться человек, знающий, что его жизненный путь подошёл к концу.
        - Я видел её.
        - Ты?!
        - Я смотрел ей в глаза. И слышал её голос.
        Дункан хотел что-то ответить, но Изида снова протянула старику руку:
        - Умоляю, пойдёмте с нами! Мы уже давно никакие не агенты. И мы уничтожим Академию за все её преступления.
        «Может статься, заодно и самих себя, - добавила она мысленно. - Но если это цена победы, то я готова».
        Дамаскан всё ещё улыбался. Она подумала, что у него нет оснований верить её словам. Тем не менее он поднялся с пола, схватил её руку и пожал быстро и крепко.
        - Своё доверие я вам предложить не могу. Но на помощь можете рассчитывать.
        Она не знала, как ей ответить, поэтому в ответ только кивнула, скрывая удивление.
        - Идём, - сказал Дамаскан. Он сделал пару шагов вперёд, после чего снова остановился. - В Монте-Кристо есть ещё один узник. Мы должны его освободить до того, как покинем эти края.
        Вид Дункана выказывал мало воодушевления.
        - И кто же это такой?
        - Бывший директор Либрополиса. Корнелий Кирисс.
        Глава шестнадцатая
        - Но это безумие! - пробормотал Дункан, когда они проходили вдоль зала пыток. - Мы могли бы открыть два портала и исчезнуть с Дамасканом до того, как здесь всё рухнет. Вместо этого мы должны рисковать жизнью ради человека, бывшего долгие годы верным слугой Академии?
        Изида шагала рядом с ним.
        - Мы тоже служили Академии верой и правдой. Люди меняются. Кирисса взяли полгода назад. Мы не знали, живым или нет.
        - Он руководил Либрополисом! - огрызнулся Дункан.
        - Но далеко не всегда в духе Академии, - отвечал Дамаскан, запыхавшись, но всё же пытаясь идти с Изидой в ногу. Бегать он отвык. - Мне не раз выпадал случай обменяться с ним мнениями. В последние годы Академия использовала его как подставное лицо, то есть он был лишь её представителем, лишённым полномочий принимать решения. Народ Либрополиса его любил, по крайней мере многие, и это долгое время его спасало. Пока он не вступил в сотрудничество с той девчонкой.
        - С Фурией, - уточнила Изида. - Она рассказывала о нём. Кирисс хотел ей оказать помощь, но она ему не поверила. В конце концов это привело к тому, что его арестовали. Она не могла себе этого простить и всё снова и снова пыталась разузнать, что с ним сталось.
        - Всё очень трогательно, - вставил Дункан невозмутимо. - Но нам это может дорого обойтись, и я пойду на это лишь ради дела более значительного, чем угрызения совести какого-то там подростка.
        Изида дёрнула плечом:
        - Тогда сделай это ради меня.
        - Это нечестно.
        - Нам всем есть за что быть благодарными Фурии. Без неё библиомантики вообще больше не существовало бы. Поэтому я доверяю ей, если она утверждает, что на Кирисса можно положиться.
        - Я тоже готов это подтвердить, - подтвердил Дамаскан.
        Дункан скривился:
        - Вот уже и умирать не так противно.
        Он спрашивал себя, не продиктованы ли все её решения ядовитой эйфорией от Абсолоновой книги, и Изида видела это. Она даже сама этого не исключала, чувствуя, как её зависимость от книги становится всё сильнее, и ловя себя на том, что украдкой поглядывает на карман, где Дункан хранил книгу. Таково было условие его поддержки: она отдаст ему книгу обратно и позволит решать, когда и как часто читать её. В случае крайней необходимости она всегда могла её у него отобрать. Сил на это у неё хватило бы. Достаточно, чтобы сразиться с кем угодно.
        Монте-Кристо трясло без остановки - иной раз так сильно, что троицу швыряло в коридорах из стороны в сторону, и лишь с трудом им удавалось держаться на ногах.
        - Стало быть, это и есть зло? - спросил Дункан как бы между прочим, словно высказывая вслух одну из своих мыслей.
        - Не зло, - возразил Дамаскан. - А новое. Идеи не уничтожают мир, но обновляют его.
        Внезапно грохот сделался таким оглушительным, что перекрыл все дальнейшие слова, и они замолчали, пока не достигли главного коридора, ведущего в круглый двор.
        Кирисс и его охрана пришли незадолго до них и как раз подходили к лестнице. В отличие от привилегированного Дамаскана отставной директор Либрополиса носил простой комбинезон заключённого. Его щёки ввалились, лицо было совершенно измождённым, но серый материал всё ещё трещал на громадном пузе. Его прежде ухоженная острая бородка превратилась в бесформенную лопату, а волосы, некогда заботливо разделённые на пробор, свисали спутанными прядями на лоб.
        - Жди здесь, - велел Дункан картографу, когда они вышли через арку во двор.
        Кирисс и его эскорт уже почти достигли лестницы, но их тоже штормило, поэтому они сосредоточили своё внимание на том, чтобы сохранять равновесие. Над двором нависло чёрное как смоль небо. Казалось, мрак можно было прощупать, словно он в любую минуту мог загустеть и превратиться в топкую трясину.
        Командующие группой охраны уже удалились в Унику через стену тумана у подножия лестницы. Видимо, охранников Монте-Кристо угроза застигла врасплох. Чудо, что портал ещё не был опечатан.
        Четыре гвардейца и Кирисс стояли к Изиде с Дунканом спиной. Ещё с десяток метров - и они доберутся до верхних ступенек. Директор во время всего пути смотрел вверх, в черноту, ошеломлённый тем, что над ними происходило.
        Дункан на ходу посмотрел в сторону Изиды:
        - У нас есть план?
        - Нет. А тебе приходит что-нибудь в голову?
        Он раскрыл сердечную книгу, проговорил про себя тайные слова и выпустил перед пятёркой мужчин, шествовавших в Унику, иллюзию чёрного тумана, опустившегося широкой завесой на лестничный пролёт.
        «Очень недурно!», - признала Изида, увидев, как всю группу охватила паника. Тьма над Монте-Кристо преградила путь через портал.
        Едва их строй нарушился, поведение охраны сделалось столь необдуманным, что Изида и Дункан расправились с ними играючи. Двоих они отшвырнули мощнейшими энергетическими волнами через двор. Оставшимся потребовалось мгновение, чтобы в изумлении понять, откуда исходит удар. Дункан не успел воспользоваться моментом, чтобы схватить и отшвырнуть следующего, - гвардеец, быстро оправившись от шока, сам перешёл в наступление. Незримая сила через двор надвигалась на Изиду и Дункана, прокладывая глубокую траншею через мостовую. Им пришлось отпрыгнуть друг от друга, чтобы уклониться от атаки, и только они намеревались опять броситься на противников, как за их спиной завопил Дамаскан.
        - Займись им! - крикнула Изида. - Я беру на себя всех остальных.
        Она ринулась вперёд, рванула корсаж и выпустила изнутри своего существа свет, заструившийся по её рукам вниз, в землю. Справа и слева от неё протянулись через двор две горящие полосы. Едва охранники вздумали прибегнуть к библиомантике, чтобы защититься, она послала в них два световых блока, которые настигли обоих и охватили белым пламенем. С криками люди носились по двору, пока их пожирал библиомантический огонь.
        Кирисс стоял белый как смерть и мало что понимал в происходящем вокруг.
        - Мы здесь, чтобы помочь вам, - успокоила его Изида, остановившись в нескольких метрах от него, и, в подтверждение мирных намерений, подняла обе руки.
        Словно загипнотизированный, воззрился он на открытую книгу у неё в груди. Больше всего её заботило то, чтобы он не бросился наутёк, вниз по лестнице, в Унику, ведь Дунканов туман постепенно рассеивался.
        - Вы Изида Пустота!
        - Предательница, - подтвердила она с горькой усмешкой, - и проклятая экслибра. Но также - друг семьи Ферфаксов. И Фурии.
        Пока она застёгивала корсаж, Кирисс недоверчиво разглядывал её.
        - Изида! - позвал Дункан.
        - Подождите здесь, - попросила она Кирисса.
        - Ждать? Вот уж чего я совершенно не намерен делать, так это торчать здесь и ждать. - Тяжёлым шагом он направился к ней. - Только скажите куда, и я последую за вами. Всё лучше, чем быть здесь. - Он показал на небо, туманную завесу которого теперь в нескольких местах прорвало. Из прогалов словно кровоточили цветные разводы, поблёскивая, подобно маслянистой плёнке.
        Удар гвардейца чудовищной силы, от которого им удалось уклониться, взорвал часть стены. Изида обернулась и помчалась к Дункану, присевшему на корточки рядом с аркой. Виктор Дамаскан лежал на земле, обливаясь кровью. Он с трудом протянул руку.
        Кирисс оттолкнул Изиду и бросился перед картографом на колени. Атака гвардейца, видимо, переломала все кости в теле Дамаскана. Его грудная клетка ввалилась, словно от тарана, похоже было, что ударная волна разорвала ему лёгкое.
        Очевидно, он понимал, какова его участь.
        - Вам… я доверяю, - с хрипом слетело с его губ.
        Он схватил Кирисса за руку, едва грохот над крепостью прервался, чтобы через миг опять возобновиться.
        Изида, обойдя их обоих, опустилась на корточки рядом с Дунканом. Тот хотел подойти к картографу, но Дамаскан с усилием покачал головой. С гаснущим взглядом он сделал Кириссу знак наклониться.
        - Мой дорогой друг… - прочла она по губам Виктора.
        Кирисс приблизил правое ухо к губам умирающего и прислушался к тому, что тот из последних сил порывался сказать.
        Когда Кирисс снова поднял голову, стало ясно, что Дамаскан испустил дух. Надежды, возлагаемые на него Изидой и Дунканом, погибли вместе с ним в этом тюремном дворе.
        Кирисс закрыл умершему глаза, потом опять поднялся на ноги. Вскочила и Изида, Дункан в отчаянии мотал головой.
        - Что он сказал?! - рявкнула она, перекрывая грохот.
        Кирисс помедлил, поглядел ещё раз на распростёртое тело старика, после чего тяжело вздохнул:
        - Он описал мне путь, - ответил он, хотя его слова тонули в шуме. - Путь в Санктуарий.
        Глава семнадцатая
        Едва библиомантическая маска слетела с чужака, обнажив его настоящее лицо, Финниан трижды выстрелил в него. Аттик Арбогаст сделал движение рукой, сдвигающее струи густой дождевой завесы, и отмахнулся от пуль, словно от докучливых насекомых. В каскаде кружащихся дождевых капель они отлетали от него рикошетом, словно от стены.
        На башне вдали пробило полдень, но дождевое небо нависло над Либрополисом так низко, что в глубину двора проникал лишь серый полусвет. Арбогаст стоял в проходе к узкой площадке, где Финниан и Саммербель открыли вход в подземный мир с помощью печной заслонки. Ни один библиомант не решился бы в проливной дождь достать свою сердечную книгу, но Арбогаст и Саммербель были достаточно сильны, чтобы и без книг высвободить часть своей силы.
        По мере того как лицо мужчины возвращало ясные черты, изменилась и его одежда, цвет и материал которой смешались, превратившись в светло-коричневое пальто, какое было на нём в крепости Мардука. Длинные полы достигали сапог и были забрызганы грязью до колен. Его пепельные волосы падали влажными прядями на плечи. Капли воды сверкали в короткой белой бороде. Его сердечная книга находилась в чехле на поясе брюк под распахнутым пальто.
        Краем глаза Финниан посмотрел на открытую печную заслонку. Два шага и прыжок во тьму - при известном везении вполне выполнимая задача.
        Однако Саммербель уже приготовилась к нападению. Без сердечной книги она могла пустить в ход лишь ничтожную долю своих сил. И, несмотря ни на что, ринулась на агента, при этом на секунду утратив контакт с землёй. Финниан и раньше наблюдал её в парении, но ни разу ему не доводилось видеть, как она, подобно снаряду, устремляется вперёд и таранит противника.
        Арбогаст, видно, на такую отвагу не рассчитывал, и она преодолела разделявшее их расстояние без сопротивления с его стороны. В следующий момент, обхватив его руками и ногами, потащила вверх.
        - Беги! - крикнула она Финниану, пока они с Арбогастом стремительно взмывали ввысь навстречу дождю. - Уходи отсюда!
        Финниан снова прицелился. Дождь заливал ему глаза. Сцепившиеся библиоманты кружились в воздухе так быстро, что он никак не мог взять на мушку Арбогаста, не рискуя при этом попасть в Саммербель.
        Оба находились высоко над крышами - человеческий клубок на фоне серой завесы облаков. Финниану снова и снова приходилось смахивать заливающую глаза воду, чтобы что-либо различить. Он выкрикивал имя Саммербель, но она, видимо, ничего не слышала. Дождь барабанил по крышам, оконным стёклам и мусорным бакам, а там, наверху, к этому добавился сильнейший ветер. Финниану удавалось различить только хаотичные движения внутри клубка и вспышки, вначале принятые им за молнии. Оказалось, что это Саммербель и Арбогаст освещали облака яркими всполохами.
        Он всё ещё сжимал оружие, но направлял его вверх так беспомощно, словно просто указывал пальцем на сражающихся в небе. Снова и снова звал он Саммербель, в ярости просил Арбогаста оставить её в покое. С тем же успехом он мог бы вопить на холодные мокрые стены.
        Внезапно соперников окружила сфера из белого сияния, она постепенно расширялась, пока наконец не засияла новым солнцем над крышами Либрополиса. Нескончаемые потоки дождя заиграли в его лучах, и пару секунд казалось, что всё небо охвачено пламенем. В переулках города жители начали обращать взоры вверх, и Финниан понял, что путь назад отрезан. Саммербель предоставила ему возможность самостоятельно спуститься в подземный мир, а у него не хватило сил её оставить.
        Внезапно из белой сияющей сферы ему под ноги что-то упало, слишком маленькое, чтобы разглядеть на лету. Это оказалась сердечная книга Саммербель. Видимо, Арбогаст вырвал её и бросил вниз. Она упала в нескольких шагах от Финниана рядом с угольной заслонкой. Юноша поднял её, растерянно повертел в руках и сунул в карман куртки, чтобы защитить от влаги.
        В тревоге Финниан направился отяжелевшим шагом к чёрному входу одного из близлежащих домов. Не раздумывая, он поднажал плечом на дверь, сорвал запор на одной из створок и перешагнул через порог. Он понёсся наверх по тёмной лестнице, и узкие деревянные ступени скрипели под его ногами. Перепрыгивая через три ступени, подтягиваясь за перила, добрался до третьего этажа и выбил узкую дверь на чердак. Натянутые верёвки для белья и старые матрасы для ночлега - здесь кто-то жил, как и в любом углу гетто, но сейчас на чердаке никого не было. Чтобы сориентироваться в полутьме, Финниан осмотрелся, а заметив на правом скате крыши грязное мансардное окно, поспешил туда. Дёрнул ручку, окно открылось и дождь полился внутрь. Финниану пришлось зажмуриться, потому что по небу во второй раз разлился библиомантический свет. Подобно огням святого Эльма[34 - Огни святого ?льма - разряды накопленного статического электричества в виде мерцающего голубого свечения; возникают на мачтах и парусах кораблей, высоких деревьях. Это явление получило название в честь святого Эльма (Эразма), покровителя моряков в католичестве.] он
выплясывал на высоких крышах и каминных трубах. Финниан сунул пистолет за пояс, прополз через окно и выбрался на мокрую скользкую крышу. Под шумными потоками дождя она была ненадёжной опорой.
        Смутные очертания Саммербель и Арбогаста были едва заметны внутри сверкающей сферы. Они уже расцепились и теперь кружились с чудовищной скоростью вокруг друг друга, творя библиомантику, какой Финниан никогда не научится. Ему оставалось лишь молиться, чтобы они на миг остановились и он получил возможность прицелиться в Арбогаста. Одной секунды хватит: агент сильно занят и не заметит пули.
        Финниан карабкался наверх. Потоки воды хлестали его по лицу. Он останавливался, сползал, но упрямо продвигался вверх, пока не достиг трубы, на которую можно было опереться, чтобы выдержать отдачу. Здесь он присел на корточки, прижавшись к трубе спиной, схватил оружие обеими рукам. Он вытянул руки, целясь в самое сердце сияния в небе, прямо во вращающийся шар из белого пламени. Вокруг сыпались искры, некоторые из них падали на крышу и скатывались по черепице, точно горящие мячики, и не гасли, даже когда падали в переполненные водосточные желоба.
        Лишь одна короткая остановка там, наверху, - набрать воздуха в лёгкие - и он одним выстрелом подстрелит Арбогаста, как фигурку в тире. Гунвальд Оландер многому его научил, в том числе и меткой стрельбе, а также терпеливому выжиданию того момента, который изменит всё.
        Вопль Саммербель, прокатившись над крышами, перекрыл даже шум дождя, заставив сердце Финниана бешено заколотиться. Он прозвучал так громко, словно из прилегающих дворов и переулков грянул многоголосый хор зевак, но, возможно, Финниан ошибался, и там вообще не было ни души, и он был один на этой крыше, единственный, кто ещё мог вмешаться и изменить судьбу Саммербель.
        Отчаянный крик боли прервался. Оба силуэта всё ещё вращались внутри светового кокона. Одна из фигур запрокинула голову назад и повисла горизонтально, словно тело, дрейфующее в воде. В тот же миг Финниан понял: человек, висевший вертикально, - это Арбогаст.
        Больше Финниан не медлил. Снова прицелился. Спустил курок. Выстрелил один раз, второй. Услышал свист пуль и уловил крик мужчины. В груди Финниана взорвалось ликование, крик торжества сорвался с губ.
        Но мужчина в коконе не погиб, он лишь придерживал плечо. Саммербель же пыталась подняться и не могла. Лишь едва заметные движения рук и ног говорили о том, что она ещё жива.
        В следующий миг девушка вся обмякла, казалось, что уснула. Финниана прожгла жгучая боль в том месте, где в его кармане лежала сердечная книга Саммербель. Прижав к ней ладонь, он сквозь ткань почувствовал, как книга накалилась, словно была готова сию минуту воспламениться. Но вдруг всё прошло, боль утихла, и за короткие доли секунды жар пропал.
        Оба библиоманта ещё раз медленно обернулись вокруг друг друга и неподвижно зависли в воздухе.
        Финниан опять принялся палить, на этот раз опустошив весь магазин, пока не услышал холостой металлический щелчок. Но теперь Арбогаст знал, откуда в него стреляли, и отражал пули одну за другой, невозмутимо расставив руки. Затем он рывком сомкнул их, переплетя пальцы, и безжизненное тело Саммербель пришло в движение. Теперь, ускоряясь, она летела на Финниана. Он знал, что ему надо укрыться, но не мог. Он хотел поймать её, удержать, сколь абсурдной ни казалась эта мысль, учитывая скорость, с которой Арбогаст бросил её вниз, на крышу.
        - Саммербель! - заорал Финниан в смутной надежде, что она ещё, может, придёт в себя и попытается затормозить. Но её голова была вяло откинута назад, а руки и ноги беспомощно повисли.
        Бросив бесполезное оружие, Финниан вытянул руки вперёд и, упёршись спиной в трубу так прочно, как только мог, стал дожидаться столкновения.
        Арбогаст спокойно парил в воздухе, прижимая правой рукой простреленное левое плечо, и наблюдал, как тело Саммербель преодолевает последние метры до крыши.
        Финниан испустил яростный крик, едва только Саммербель ударилась в него всей своей массой. На секунду показалось, что труба позади него не выдержит и оба полетят вниз. Саммербель врезалась ему в грудь, впечатав в ветхую трубу.
        Хотя ему не хватало воздуха, он пытался её удержать, но столкновение оказалось слишком сильным. Безжизненно девушка скользнула дальше, сползла по черепичному скату. Ещё миг и перевалилась бы через водосточный жёлоб в пропасть.
        Он инстинктивно бросился за ней, проехал на животе по скользкой поверхности крыши и успел в последний момент схватить за руку. Тяжесть её тела продолжала тянуть их вниз. Финниан ощутил толчок в тот миг, когда её колени упёрлись в жёлоб. Пока тело Саммербель меняло положение, а он стремглав летел прямо на неё, на протяжении длившейся вечность секунды он смотрел на её лицо: глаза были широко распахнуты, но белки налились тёмной кровью. Тем не менее ему показалось, - возможно, это лишь мечта? - её губы шевельнулись и что-то прошептали. Пытаяся прочесть по ним слова, пальцы выпустили кисть Саммербель. Саммербель скользнула через край, в последний момент он снова успел схватить её за руку и крепко сжал. Финниан ударился о жёлоб, схватился за него, выдернул водосток из креплений на стене и тоже стремглав полетел вниз, не желая расставаться с Саммербель даже теперь.
        Двор находился всего на три этажа ниже, но Финниану показалось, что они летят в бездонную шахту, глубже, чем подземный мир Либрополиса. Где-то там ждёт их мокрая от дождя мостовая. Саммербель рухнет первая, а через мгновение он и сам упадёт на камни… И вдруг сверху в него впились невидимые руки, и он повис в пустоте вниз головой. Вокруг него застыли дождевые капли, тоже словно забыв о гравитации. Одной рукой он удерживал неподвижное тело Саммербель. Влажная рука выскользнула из пальцев, и он наблюдал, как она летит вниз, глядя на её лицо.
        Падение Саммербель затормозилось, но это не имело больше никакого значения. В глубине души он знал: уже минуты две как её нет в живых. Арбогаст убил её за дерзость тягаться с ним.
        Финниан не слышал сам себя, лишь чувствовал, что кричит долго, истошно, полным ярости, ненависти и печали криком.
        Сила, затормозившая его падение, покружила Финниана в воздухе и отпустила. Он больно упал на ноги, колени его подкосились. В следующий миг он уже подполз к Саммербель, приподнял её голову и сквозь завесу своих слёз увидел, что теперь её глаза были закрыты, словно перед падением на неё снизошёл мир, хотя он в это не мог поверить, как и во всё произошедшее. Её сонная артерия не пульсировала, по губам нельзя было угадать никакого дыхания, а кожа под каплями дождя стала холодной как лёд.
        Он медленно поднял глаза: через двор к нему подошёл Арбогаст и схватил его за руку:
        - Она мертва. А ты - жив.
        Финниан хотел ударить его изо всех сил, но промахнулся, едва ощущая свои руки. Его слабость была следствием падения, но, вполне возможно, и влияния Арбогаста - теперь это было безразлично.
        - Она… - начал он.
        Но Арбогаст, вцепившись ему в волосы, закинул его голову назад и нагнулся.
        - Мёртвая плоть. Ты не должен завершить свой путь, как она. Не должен, если только ты умён.
        Как много вертелось у Финниана на языке: оскорбления, угрозы - но что это теперь изменит? Он ещё раз попытался ударить Арбогаста, в ответ агент заломил ему руку за спину и пихнул вперёд, так что Финниан лбом уткнулся в тело Саммербель.
        - Мне очень жаль, мой мальчик, но тебе придётся покинуть свою мёртвую подружку и отправиться со мной.
        - Никогда! - выпалил Финниан со стоном.
        - Не думаю, что у тебя есть выбор. Мы вместе пойдём туда, где ты мне обстоятельно изложишь всё, что знаешь о потомках рода Розенкрейцев. А там поглядим, чего стоит твоя жизнь и готова ли Изида ради неё рисковать своей.
        Финниан посмотрел на лицо Саммербель. Дождевая вода собиралась в уголках её глаз и струйками стекала по бледным щекам. Её рот был полуоткрыт, как будто в момент кончины она хотела что-то сказать. Одежда перепачкана. Светлые волосы слиплись от влаги. Книги врут, когда пишут, что мёртвый человек выглядит так, словно спит. Саммербель совсем не походила на спящую. Это было тело с чертами лица, хотя и искажёнными от падения, но всё ещё миловидными и печальными, как у потерянной в грязи куклы.
        Финниан напрягся, силясь стряхнуть с затылка железные клещи Арбогаста, но агент это предвидел. Удар пришёлся Финниану в висок, а последнее, что мелькнуло перед его глазами, было мокрое бледное лицо Саммербель. Её застывшие губы. Капелька крови на прекрасной белой шее.
        Глава восемнадцатая
        - Юль, - обратилась Фурия к маленькой блондинке, - если Рашель с Фейтом вернутся домой, где они появятся? В библиотеке? В своих комнатах? Где хранят они свои книги для прыжков?
        - В библиотеке. Они часто пользуются старыми карманными брошюрами, в библиотеке даже специально для этого отведена полка с двойными экземплярами.
        Девочка стояла в своём беленьком платьице, как керамический ангелок со сломанными крылышками. Неужели Фурия в одиннадцать лет тоже была такой крошечной и хрупкой? Тогда она жила только книгами, своими библиотечными открытиями и историями, новыми каждый день.
        В последний раз она напрягла свои органы чувств, прощупывая библиомантическую ауру девочки, и снова не обнаружила ничего подозрительного.
        - И для чего баронессе чтица? - спросила Кэт, в либрополисском гетто взявшая за правило никому не доверять, и уж тем более не тем, у кого такой невинный вид.
        - Она почти слепая, - объяснила Юль. - И старая.
        - Библиомантка, которая не может больше читать? - Казалось, эта мысль переполнила Кэт злорадством. - Может, нам следует пару годков повременить и весь этот цирк вокруг Академии рассосётся сам собой?
        - Всё не так-то просто, - пояснила Фурия. - У них имеются потомки: Рашель и Фейт Химмель, Ливия Кантос. - Она чуть-чуть поразмыслила, но пришла к выводу, что, собственно, только эта троица когда-либо занимала общественность. Никто точно не знал, сколько в действительности главы трёх семейств произвели на свет детей. Даже в библиомантических кругах о частной жизни Кантосов, Химмелей и Лоэнмутов было мало что известно.
        - Заберите меня отсюда, - снова принялась канючить малышка. - Я не хочу здесь оставаться.
        Кэт поднесла губы к уху Фурии:
        - Не можем же мы просто так взять её с собой в резиденцию!
        - Мы переселили туда восемьдесят человек. А это ещё совсем ребёнок.
        - Пожалуйста! - умоляла девочка. - Возьмите меня с собой в свою резиденцию!
        - У нас с собой только одна книга для прыжка, - сказала Фурия. - Чтобы вас обеих отсюда переправить, мне потребуется прыгнуть три раза.
        - В библиотеке достаточно книг, - заверила Юль.
        - Но нам нужны такие, которые есть и там, куда мы перенесёмся. А подбор их займёт время. Да и Фейт с Рашелью могут в любую минуту объявиться. - Это и в самом деле было самой большой проблемой. В родительском доме Кэт они увернулись от Химмелей лишь по чистой случайности, здесь же дело могло принять совсем иной оборот.
        «Но это ведь мой дом! - вдруг пронзило Фурию. - Дом моей семьи. Химмели его всего-навсего присвоили».
        Лицо девочки просветлело.
        - А что, если все книги для прыжка поместить в холодильную камеру? Тогда Фейт и Рашель прибудут в холодильник, а мы запрём дверь снаружи.
        Фурия покачала головой.
        - Оба достаточно сильны, чтобы с лёгкостью открыть замок с помощью библиомантики.
        - Тогда мы уничтожим книги!
        - Фурия - библиомантка, - пояснила Кэт. - Она не имеет права уничтожать книги.
        Юль не унималась:
        - Но мы-то можем! Ты и я. Мы ведь не библиоманты.
        Кэт нахмурилась:
        - Что тебе внушает такую уверенность, что я не библиомант?
        - У тебя нет сердечной книги, - парировало дитя. - И уж тем более такой нахальной, как у неё. - Чуть ли не с обвинительным выражением лица она указала на карман, где была спрятана книга Фурии.
        Словно по команде, на волю высунулся клюв петушиной книги:
        - Нахальство - это показывать на других пальцем, барышня!
        Юль зажала кулаком рот и захихикала.
        «По крайней мере, больше не плачет», - подумала Фурия.
        - Чем дольше мы здесь простоим, тем больше риск, что сладкая парочка нас застукает, - предупредила Кэт. - Если нам действительно необходимы ещё две книги, - а, судя по голосу, она надеялась, что Фурия всё же рассудит иначе и оставит девчонку там, где она была, - тогда хочешь не хочешь, а нам надо обратно в библиотеку.
        Фурия с ней согласилась, и немного спустя они снова стояли в библиотеке, глядя на бренные остатки распотрошённой петушиной книги, разбросанные перед креслом с подголовником.
        - Кто это сделал? - спросила Фурия девочку.
        - Фейт, - ответила та. - На него часто находит гнев, и тогда он ломает вещи.
        Огнестрельная атака Фейта в Лондоне на кружащиеся книги, столь же импульсивная, сколь и бессмысленная, свидетельствовала о его неуравновешенности и слабости, которые можно обратить себе на пользу. В действительности же это было единственное, что Фурия о нём знала. Но, по крайней мере, больше, чем о Рашели, остававшейся для неё загадкой.
        Пока Юль показывала им полку с двойными экземплярами карманных изданий, Фурия спросила Кэт:
        - Откуда, собственно, тебя знает Рашель?
        - Мы вместе были в Унике, в интернате. - Кэт, казалось, было неприятно, что некогда она ходила в школу для богатых библиомантов.
        - Ну и как она, блистала? - Взгляд Фурии скользил по названиям на книжных корешках.
        На секунду Кэт задумалась.
        - Были и похуже. Мы никогда не дружили, но она не была из тех девчонок-воображал, которые вечно цепляются к ученицам младших классов. Она уже прочла Джейн Остин в то время, как другие все ещё восторгались «Ханни и Нанни»[35 - Детский кинофильм о сёстрах-близнецах, снятый по сценарию, написанному по книгам английской писательницы Э. Блайтон.]. И она была очень красивая. Мы все ей из-за этого немного завидовали. Правда, она умела и как следует действовать на нервы, потому что без конца твердила о своём брате. Фейт делает так, Фейт считает сяк… Вечно - Фейт, Фейт, Фейт! Они оба - будущее Академии. Мания величия, да и только, есть от чего голове кругом пойти.
        Фурия хотела что-то ответить, но Юль её опередила:
        - Чтобы убить собственного отца, надо и впрямь голове кругом пойти, а?
        - Нет, - возразила Кэт, - достаточно сильной ярости.
        - Или амбиций, - подхватила Фурия.
        - Мне кажется, Фейт хочет её потом сдать, - сказала Юль. - Он утверждает, что они вдвоём станут членами Совета. И Рашель ему верит. Но в действительности он её обманывает.
        - А может, это как раз она его заложит, - возразила Фурия. - Чтобы женщину приняли в Совет, ей нужен представитель. Вероятно, она его просто использует.
        - Вполне вероятно, - согласилась Юль. - Не знаю. Я ведь только чтица.
        Кэт бросила на Фурию вопросительный взгляд, но слово взяла петушиная книга:
        - В качестве чтицы ты наверняка всякого наслушалась. Какие меры планируют Химмели, окажись они в Совете? И каков их следующий шаг, теперь, когда барон мёртв?
        - Мне всего одиннадцать. Я ничего не смыслю в подобных вещах.
        - Но ты хорошая наблюдательница. И наверняка что-нибудь замечала. - Фурия перешла к полкам на противоположной стороне в надежде найти издание, которое есть и в резиденции. При отсутствии книги ей придётся открывать портал в катакомбы, что вряд ли получится несколько раз подряд. Тогда им придётся оставить Юль.
        - Я по большей части торчала вблизи баронессы. Эта подлая старуха злится, если другие радуются.
        - Расскажи нам о ней. - Взгляд Фурии скользнул по «Демиану» Германа Гессе. Рядом стояли «Гусли» Гиацинта Маглановича. На самом верхнем отсеке стеллажей она обнаружила медную табличку с надписью: «Псевдоним». Антиквары сортировали свои книги по самым причудливым признакам, она знала это по своему отцу.
        - Баронесса странно пахнет, - сказала Юль после непродолжительного раздумья.
        - Воняет? - спросила Кэт.
        Петушиная книга вытянула шею в её направлении:
        - Знакомо, правда?
        Фурия утрамбовала клюв обратно в карман, слушая упрямое: «Но я ведь дело могу сказать!» - и опять сконцентрировалась на книгах с полки «Псевдоним». Зое фон Роденбах, Рамон Диас де ла Эскосура, Шолом-Алейхем, Джозеф Конрад и четырёхтомное издание Вольтера стояли там не в алфавитном порядке. В резиденции ведь тоже найдутся книги вроде Вольтера, но в каком издании?
        Внезапно она ударила себя по лбу.
        - Детские книги! - воскликнула она. - Есть здесь где-нибудь детские книги?
        Девочка указала в противоположный угол библиотеки:
        - Вон там. Но только они отпечатаны старым поблёкшим шрифтом, который никто не может прочесть.
        Фурия поспешила туда и нашла ряд пожелтевших томов с классическими сказками, пару томов Эриха Кестнера и, наконец, несколько приключенческих книг, которые она знала.
        - Вуаля! - она торжественно вытянула первый том «Путеводной звезды караванов» Зибенштерна. Второй том стоял рядом. Оба тома находились в комнате Фурии между «Виолеттой - предводительницей пиратов» и «Купидоном, мастером-дуэлянтом всех кинжалов». В библиотеке резиденции имелись также и другие экземпляры этих книг, а потому потерю вполне можно было пережить.
        Подошли Юль и Кэт.
        - Значит, мы можем наконец отчалить?
        Кивнув, Фурия сунула «Путеводную звезду караванов» вруку Кэт:
        - Вот, держи. Сначала я уведу отсюда Юль, потом прыгну обратно с третьей книгой и захвачу тебя.
        - Поторопись, ладно?
        - Обещаю. - Она сделала девочке знак подойти поближе. - Ты когда-нибудь участвовала в прыжке?
        Юль покачала головой.
        - Не нужно бояться.
        Ещё одно качание головой.
        У Фурии не было времени ей всё подробно объяснять: падение в никуда, золотые сети, чувство распада на элементы и последующее восстановление. Ей оставалось надеяться, что Юль не впадёт в панику, впервые отведав пустоту между страницами мира.
        Когда Фурия попросила её положить на книгу обе ладони, девочка нервно заулыбалась. Если всё пройдёт хорошо, через несколько секунд они окажутся в комнате Фурии в резиденции. Ещё один взгляд Фурия бросила в сторону Кэт: та с понурым лицом переминалась с ноги на ногу в своих полосатых лосинах.
        - Я скоро вер… - начала Фурия.
        Вдруг на другой стороне библиотеки воздух задрожал. Фейт с Рашелью явились словно из ничего. Пружиня, они приземлились на корточки, выпрямились, посмотрели поверх своих открытых сердечных книг на Фурию… и в тот же миг ринулись в бой. Кэт издала крик, её задело ударной волной и пронесло через всю библиотеку. Ударившись о спинку кресла, она перевернула его и упала позади него на паркет.
        При появлении Химмелей Фурия уже была в состоянии прыжка. По коже её уже бежала характерная щекотка растворения, но, увидев, что Кэт падает на пол, она резко прервала процесс. «Звезда караванов» упала на пол.
        - Прячься, - в ещё замутнённом сознании сказала она Юль.
        Времени у неё оставалось ровно столько, чтобы увидеть, как лицо девочки исказила гневная гримаса. Прерванный прыжок, видимо, разозлил её, и это выражение лица Фурию на секунду отвлекло.
        Спустя миг её настиг удар Фейта. Жар объял её нервные окончания. Завопив от боли, она вслепую отразила вторую атаку, почувствовав, как петушиная книга самостоятельно высылает ответный удар. Ударная волна отбросила Фейта на стеллаж карманных брошюр - полки выскочили из своих креплений, и книги посыпались на пол. Тем не менее, пружиня, он снова вскочил на ноги. Фурия в это время стряхивала с себя библиомантический огонь, с облегчением констатируя, что ожогов не получила. Противники хотели взять её живой и невредимой, и, возможно, это как раз был её шанс.
        - Кэ-э-эт! - крикнула она через всю библиотеку.
        Когда ответа не последовало, в ней вскипел такой неистовый гнев, какой она испытала всего один-единственный раз, на железнодорожной насыпи за резиденцией, в тот миг она умудрилась прикончить одного из кавалеров Интриги, выпустив в него свою ненависть в чистом виде.
        Чем бы ни был тот шквал, что вырвался из неё, он со сверканием обрушился на Рашель. Все стеллажи в помещении задрожали. Сама каменная кладка замка, казалось, впитала в себя всю библиомантику прошлого, обрывки той силы, которая с эпохи «Алого зала» витала здесь в воздухе. Другого здания, сыгравшего более существенную роль в истории библиомантики, пожалуй, не найти: здесь Северин обнаружил в себе умение посредством книг творить чудеса. Здесь впервые собрался Совет пяти семейств с целью наметить будущее всего библиомантического мира. Здесь были приняты первые судьбоносные решения: смертный приговор семействам Антиква и Розенкрейц, основание Адамантовой Академии, декрет об абсолютном господстве оставшихся трёх семейств. Казалось, тени этих событий ползут по стенам, словно чёрные силуэты, а библиомантика брызжет из пор вековечного камня, приветствуя наследницу отцов-основателей. Всё здесь по праву принадлежало её семье. Она была последней библиоманткой, в жилах которой текла кровь Розенкрейцев. Этот з?мок был её частью, а она - его, и процесс высвобождения его закупоренных сил протекал совершенно
спонтанно.
        Похоже, Фурия снова стояла в огне, но на этот раз он исходил от неё. Вокруг неё с шипением взвилась белая колонна света, не причиняя никакого вреда бумаге на полках. Этот пожар пожирал не книги, а могущество брата и сестры Химмелей. Их усилия растрачивались впустую в то время, как Фурии приходилось укрощать не столько Рашель и Фейт, сколько неожиданную энергию, взорвавшуюся в ней самой. З?мок оказывал ей поддержку, она ясно это ощущала, но здесь на неё чересчур стремительно навалилось слишком многое: не в силах совладать с натиском, она заблудилась среди вихря картин прошлого и отпечатков чужих воспоминаний.
        Петушиная книга, крепко сжатая в дрожащих руках своей хозяйки, завизжала. Фурия тщетно надеялась, что книжка поможет укротить чужеродную мощь. Но по всему выходило, что она заразила книжку своим замешательством, и петушиную книгу охватила беспомощность, хотя та мужественно сопротивлялась хаосу. Сквозь стену из света и мерцающих бликов она смутно видела, как Кэт, появившись из ниоткуда, бросилась на Рашель, опрокинула её наземь и начала дубасить кулаками. Но потом Кэт подхватила ударная волна и понесла прочь, так что она исчезла из поля зрения Фурии и больше не появлялась.
        В центре светового вихря стоял Фейт. Прошло какое-то время, прежде чем она поняла, что всё это - следствие и результат её собственных поступков. Через неё вышел на сцену з?мок, даря ей силу, превосходящую её возможности. Библиомантическая энергия лучилась из её глаз, слетала с кончиков пальцев, незримые для прочих бичи свистели в воздухе, пробивая трещины в массивных полках из дуба. Вокруг летали книги, читальное кресло раскололось надвое, под его ножками шерстяной ковёр сам собой расплёлся, а нити смотались в клубки. Любая, даже самая незначительная часть мира, впитанная Фурией и её сердечной книгой, расползалась по швам, да и сама она едва держалась на ногах, захлебнувшись сиянием, тревожась за Кэт и ожидая очередных козней Химмелей. Из старых стен всё ещё фонтанировала библиомантика, но Фурия уже ничего не воспринимала. Всю эту энергию она отсылала обратно, бесконтрольно рассеивая её в пространстве. Хроника библиомантики, запечатлённая в этих стенах, зас?пала её галлюцинациями, слишком многочисленными, чтобы понять хотя бы одну из них.
        Она упала на колени, выпустила из рук визжащую петушиную книгу и закрыла лицо ладонями. Ураган чужих картин и впечатлений, жалобные и ликующие науськивания сотен голосов - всему этому не было конца, и тогда что-то сломалось в Фурии. Дала течь плотина, до последнего служившая ей защитой. Девушка чувствовала, как к ней подбирается огромное ничто, пустота не только как та, что между страницами мира, но настоящая чёрная бездна, смерть. Теперь она была уверена, что умирает, раздавленная чрезмерной поддержкой з?мка, своего з?мка. Когда тот осознал, что наделал, отпрянул, но было уже слишком поздно.
        Посреди светового наваждения Фурия упала без сознания, ударившись виском о паркет. Под ней расползлись остатки ковра, а над ней возник Фейт Химмель.
        Глава девятнадцатая
        Её привёл в чувство голос святой Виборады:
        - Фурия!
        Вокруг было темно. Фурия даже не могла сказать, открыты ли у неё глаза. Лицо было каким-то чужим, словно маска.
        - Фурия, очнись!
        Оказывается, она не лежала, а стояла, заметив это лишь благодаря засветившейся перед ней точке.
        - Ведь я ещё сплю, верно? - Её голос звучал так, словно существовал только в её воображении.
        - Подойди поближе, к свету.
        - Виборада?
        Святая покровительница книг не ответила. Шесть месяцев миновало с тех пор, как кавалеры Интриги разбили говорящую статую. До того как выжившие члены семьи привезли её с собой в Англию в 1836 году, долгие годы она несла свой дозор над з?мком Розенкрейцев на Рейне и, без сомнения, видела основателей «Алого зала», тогдашних завсегдатаев замка. Впервые Фурия задавалась вопросом: живут ли ещё в каменной голове картины тех дней и тех событий, о которых и замок сохранил воспоминания? Если библиомантика в состоянии подарить жизнь вещам, то она может наделить их и памятью.
        - Естественно, у нас и память имеется, - раздался дребезжащий голос, и теперь Фурия разглядела во тьме источник световой точки. Её лампа для чтения! - А как бы иначе я ещё приметила все те штучки, которые ты вытворяла в своей комнате, когда не чувствовала за собой надзора?
        - Не слушай её, - глухо ухнуло из темноты с противоположной стороны. - Она просто завидует, потому что лишена рук и не может никак иначе напроказничать, кроме как включать-выключать свет, а это, прямо скажем, искусство невеликое! - Придвинувшись поближе, кресло Фурии застыло в центре световой полосы.
        Она узнала его по крестообразному шву на кожаной спинке - эту отметину сделал шпагой один из кавалеров Интриги.
        - А у тебя подушки набиты трухой! - затараторила лампа. - Хочу напомнить, что я чуть ли не в одиночку спасла резиденцию от Интриги!
        - Да вы послушайте только! - возразило кресло. - Моя память мне подсказывает, что в этом участвовал и кое-кто другой.
        - Без тебя я бы разобралась с этим досадным недоразумением существенно быстрее. А ты у меня только путалось под ногами. Потому что ты медлительно, как на ножки-коротышки, так и на баш-ш-шку, - «Ш» шипело ещё очень долго - видимо, заело механизм.
        - Где мы? - спросила Фурия.
        - У тебя в голове, - ответила лампа. - Мрачные мысли, не правда ли? Хорошо, что при тебе ещё такой надёжный источник света.
        Кресло буркнуло что-то невнятное.
        - Что со мной? - спросила Фурия. - Я на том свете?
        - На том, на том, - трещала лампа, - что бы под этим ни подразумевалось. Многие считают нас предметами неодушевлёнными. Хотя на самом деле всё зависит от самого наблюдателя.
        - И это утверждает именно та, кто пялится на мир электрической лампочкой! - заметило кресло.
        - А ты никогда не задавалось вопросом, почему лампочку используют в качестве символа блестящих идей? - парировала в свою очередь лампа.
        Фурия упёрла руки в боки:
        - Можно всё-таки узнать, что всё это значит? На рай или ад не похоже.
        - Как уже было сказано, - объяснила лампа уязвлённо, - всё это только в твоей голове. Внутри. Снаружи ты бы свою голову узнала.
        - Но я слышала голос Виборады!
        - Это - з?мок, это он беседует с тобой, - пояснило кресло, - используя знакомые тебе картины и голоса.
        - Родовое гнездо твоей семьи, - добавила лампа.
        - З?мок Розенкрейцев. По крайней мере, так много лет назад его называли.
        - З?мок разговаривает и через вас?
        Читальная лампа лихо тряхнула абажуром в направлении кресла, а кресло в ответ повернулось к нему и поскрипело своей кожей. Ни дать ни взять, давние собеседники: они обменивались друг с другом взглядами, хотя, строго говоря, вообще не умели смотреть.
        - Будь ты, например, з?мком, - сказала Фурии лампа, - стала бы ты использовать в качестве рупора тупое кресло?
        Ход мыслей здания был выше понимания Фурии, а потому она только пожала плечами.
        - Я тебе сейчас всё объясню, - раздался из глубокого мрака мужской голос. - Я вижу, чтобы всё это получше уяснить, тебе всё же необходим собеседник-человек.
        - Премного благодарна, - Фурия и правда была рада, когда в полосу света от лампы кто-то вышел и поклонился ей в знак приветствия, после чего оба «чуда техники» замолчали.
        Перед ней стоял высокого роста человек, с седыми волосами и изысканной внешностью. У него были чётко очерченные черты лица и нос с горбинкой. Из нагрудного кармана его чёрного сюртука торчал уголок кроваво-красного платочка, а на лацкане броско поблёскивала янтарная брошь.
        Фурия нахмурилась:
        - А вы кто такой будете?
        - З?мок, глупышка. Но, пожалуй, я приведу тебе кое-кого, кто будет поразговорчивей, чем старая развалина, у которой к тому же поехала крыша.
        - Но кто же этот кое-кто? Ну я имею в виду, кто был тот, кто так выглядел?
        - Иоганн Меркурий Розенкрейц. Твой предок.
        - Отец Северина?
        - Вот именно. Один из основателей «Алого зала» ипервый председатель библиомантического сообщества. Боюсь, преимуществами своего положения он пользовался недолго. Но это был отважный человек. Он позаботился о том, чтобы его потомки покинули страну, и пожертвовал собой, заметая их следы. Предок покойного барона Химмеля убил его на ступеньках при входе. Очень некрасивая история. Потребовались годы, чтобы его кровь испарилась из каменных пор.
        - Но почему ты разговариваешь со мной?
        - Ты моя законная владелица, - ответил горбоносый мужчина. - С кем же ещё прикажешь мне разговаривать?
        - Здания обычно молчат.
        - Может, ты просто не прислушивалась к ним? - Её предок улыбнулся, отчего его суровая внешность приобрела выражение светской любезности. - Это, пожалуй, - от библиомантики, здесь всё пронизано ею. Здесь Северин Розенкрейц произвёл свои первые библиомантические опыты. Всё начиналось под моей крышей.
        Фурии кое-что пришло на ум.
        - Ты ведь можешь принять любое обличие? В этом… как бы это сказать… сне. - Она была не уверена, сон ли это, но лучшего определения для этого не подыскала.
        - Да, обличие любого человека, который здесь некогда жил.
        - А могу я попросить?
        - Собственно, я хотел побеседовать с тобой о…
        - Пожалуйста. Это для меня действительно важно.
        - Ну хорошо. Говори.
        И она сказала.
        Иоганн Меркурий Розенкрейц поднялся. В последний раз блеснула его янтарная брошь. Потом он отошёл прочь, и через несколько шагов его поглотила тьма мыслительного процесса Фурии. А вместо него из мрака выделился другой. Юноша, лишь ненамного старше Фурии, долговязый и тоже в сюртуке. На плечи ему ниспадали светлые локоны, а лицо, к удивлению Фурии, напоминало Пипа. Возможно, у её брата в последующем проявятся эти же фамильные черты. Несмотря на поколения, отделявшие их друг от друга, их связывало неоспоримое родство.
        На вилле Анжелосанто перед Фурией стоял старик со сморщенной кожей и следами двух веков, которые притягивали взор, - веков, преодолённых Северином наперекор судьбе. Для Фурии эта встреча не была их первой по-настоящему. Ведь в голове у неё жила их переписка: её письма, записанные в их общую книгу, и полученные от него ответы. Тогдашний тон его слов позволил создать в её воображении другой облик, который, к её удивлению, мало чем отличался от юноши, вышедшего ей навстречу из мрака.
        С улыбкой он уселся в кресло.
        - Так лучше? - спросил з?мок его устами, о как же они были милы!
        - Так он выглядел?
        - Ты сомневаешься в надёжности моей памяти? - сказал з?мок в обличии Северина, ставшего шестьдесят лет спустя Зибенштерном. - Конечно, так. До самой распоследней родинки. От домов ничто не укроется.
        Внезапно её глаза наполнились слезами. Это было ужасно, и в то же время смешно. Но остановить их она не могла - могла только проигнорировать и надеяться, что з?мку достанет такта не расспрашивать её по этому поводу.
        - Ты что, ревёшь?
        - Нет.
        - У тебя для этого есть все основания.
        - Я не реву.
        - Может, совсем чуть-чуть?
        - Да, господи, что может понимать проклятый з?мок в чувствах?
        - Вы, люди, даже не можете представить, сколько ваших чувств просачивается в мои стены. Иной раз вы догадываетесь об этом, но списываете всё на воспоминания, которые данное место в вас пробуждает. При этом ваши чувства всё ещё здесь, в моих стенах и балках, и вы слышите их, узнавая их и пытаясь к ним возвратиться.
        Фурия воззрилась на двойника Северина, и ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы получше его рассмотреть - как репродукцию, а не как подлинного Северина. Она думала, что уже давным-давно ничего к нему не испытывала, ведь в действительности он был глубоким стариком и к тому же запятнал себя обеззначиванием книг. Но теперь Фурия спрашивала себя, не было ли это всего лишь защитой, которую она возвела, чтобы оградить себя от ещё больших страданий? От наивной влюблённости прежних дней не осталось и следа. Но она не могла отделаться от мысли, что вид его всё же затрагивал определённые струны её души, порождая калейдоскоп чувств, никак не желающих соединяться в устойчивую картину. Наверное, глупо было просить з?мок предстать именно в этом облике.
        - Почему ты ищешь разговора со мной? - спросила она, пытаясь всерьёз сосредоточиться на нём как на з?мке и на странной энергии, курсирующей в его стенах. - Это новое свидетельство того, что библиомантика неподконтрольна и что никто, даже сам Зибенштерн, понятия не имеет о некогда им высвобожденных силах?
        - Я допустил одну ошибку, - поведал з?мок. - Я хотел заступиться за тебя перед Химмелями, но из-за этого стало только хуже.
        - Эти двое и без того сильнее меня.
        - Вместе - да. Порознь - как знать.
        - И это всё, что ты хотел мне сообщить?
        - Нет. Прости. Я очень болтливый з?мок.
        - Чего же ты хочешь?
        - Предупредить тебя.
        - О чём? - Значило ли это, что она не умерла? Иначе какой смысл предостерегать мёртвую?
        З?мок собрался ответить, и взгляд его пронзил Фурию насквозь. Абажур лампы со скрипом перевернулся вверх. Раздался хруст, лампочка вспыхнула и погасла. Со всех сторон навалилась темнота. А кресло успело только буркнуть:
        - Ну что я говорило?
        - З?мок? - позвала Фурия. - Северин?
        Мрак был густой как дёготь.
        - Лампа! Кресло! Вы ещё здесь?
        Что-то ударило её по лицу. Щека вспыхнула от боли. Потом ещё удар. Она приготовилась обороняться, доказывать Фейту Химмелю, что её не так-то легко сломить.
        Только бил совсем не Фейт. Это была Кэт.
        Защищаясь, Фурия подняла руку и, вытаращив глаза, увидела, что находится в высоком помещении с цветными витражами. В церкви. Нет, поменьше, должно быть, это была всего-навсего з?мковая часовня. Фурия лежала в центре узкого прохода между скамеек. Алтарь был не украшен, краски фигур святых поблёкли. Рядом с ней на коленях стояла Кэт и как раз готовилась влепить ей очередную оплеуху. Едва она увидела, что Фурия приходит в себя, она опустила руку и, облегчённо вздохнув, упала ей на грудь.
        - Я уж думала, они тебя того…
        - Их дело как раз завершаешь ты. - Фурия попыталась её от себя отпихнуть. - Сначала поколотила, теперь ещё душишь.
        - Ой, прости! - Кэт поднялась. - Не притворяйся.
        Фурия потёрла горящую щёку.
        - Что произошло?
        - Ты была без сознания. А я… ну… я тоже. Немножко. То есть меня тоже треснули. - Под глазом проступал фингал, а на подбородке была ссадина. - Они нас заперли. Я всё перепробовала, но отсюда не вырваться. - Она указала на дверь, обитую вагонкой с сучками. - Здесь только один вход. А окна слишком высоко под потолком, до них не добраться, если только ты не научилась этой штуке с левитацией.
        Фурия пошарила в правом кармане своей кожаной куртки.
        - Где же она? - вырвалось у нее. - Петушиная книга! Что они с ней…
        - Фейт отобрал её у тебя. Прости.
        - Он… я имею в виду, он её?..
        - Пытался. Но книга тяпнула его за руку. Орал он душераздирающе, а она сбежала, как кролик. Впечатляющая скорость. - Кэт, в прошлом ловец петушиных книг, знала, что говорила.
        - И они её не поймали?
        - До того, как нас заперли, - нет. - Она указала на несколько развязанных верёвок на полу. - Они нас связали, но возилась я с их узлами недолго. Вот что значит школа!
        Фурия попыталась настроиться на волну своей книжки, где-то там снаружи, в замке. Ничего. И вообще, сам замок - почему он замолчал? И именно теперь, когда она действительно нуждалась в его помощи!
        «Потому что это был всего лишь сон, глупышка», - сказал ей голос Иоганна Меркурия Розенкрейца в ответ. Но и это было, пожалуй, лишь злорадным эхом её галлюцинаций. Она продолжила поиск своей сердечной книги, но в этот миг за входной дверью начали скрестись. Она хотела было вскочить, но не смогла встать на ноги. Голова закружилась, и она опять упала на колени.
        Кэт хотела её поддержать, но Фурия покачала головой.
        - Я справлюсь.
        С противоположной стороны в дверной замок просунули ключ, щёлкнувший так громко, словно молоток брякнулся о металл. Высокая дверная створка со стоном качнулась. Фурия приготовилась в очередной раз лицом к лицу столкнуться с Фейтом и Рашелью. Но вместо этого, приложив палец к губам, внутрь юркнула Юль. В её тоненькой ручке ключ выглядел просто волшебной громадиной, как из сказки. Она хотела уже прикрыть за собой дверь, как вдруг кто-то закряхтел. Глаза девочек скользнули вниз. В дверном проёме застряла шея-шланг петушиной книги. Она хотела просочиться вслед за Юль, но ей не хватило проворства.
        - Ой! - Юль опять распахнула дверь. - Пардон.
        Петушиная книга приземлилась на клюв, после чего раздался шквал возмущённого бурчания.
        С помутневшим сознанием Фурия, вскочив, побежала навстречу, подняла книжку с пола и исследовала её шею на предмет повреждений.
        - Ничего не случилось, - констатировала она с облегчением.
        Юль закрыла тяжёлую створку на замок.
        - Ничего не случилось?! - Клюв раскачивался, словно змея неумелого факира. - А моральный ущерб?! А чудовищная боль?!
        - Ты права, - поддакнула Юль вполголоса. - Мне очень жаль. Я тебя не заметила, книжка.
        - Для вас, барышня, я по-прежнему «Жизнь и похождения Авеля Скромного Аксбриджа, восьмого графа Тоскливого из Тосканы»!
        Юль глянула на Фурию широко раскрытыми глазами:
        - Я правда должна всё это говорить?
        Фурия слегка улыбнулась:
        - Ясное дело, нет.
        В ответ на её слова книга фыркнула.
        Кэт подошла ближе к Фурии:
        - Пожалуйста, можем мы, наконец, отсюда смыться?
        - Они скоро обнаружат, что я стащила ключ, - сказала Юль. - Нам надо поторопиться.
        - Без книг для прыжка? - усомнилась Фурия, похлопав себя по пустому карману куртки.
        - А что, если ты откроешь портал? - предложила Кэт. - В Либрополис?
        После событий в библиотеке будет чудом, если она хотя бы одну из девочек туда переправит. Два прыжка подряд были совершенно исключены. И даже доставь она Юль в безопасное место, у Фурии не останется сил вернуться обратно и оказать поддержку подруге.
        Кэт сразу же поняла, что творилось у Фурии на душе.
        - Может, мне удастся другим путём отсюда вырваться. Если их только двое, я как-нибудь выкручусь, - предложила Кэт, чтобы успокоить подругу.
        - Они убьют тебя, едва только доберутся сюда, - вздохнула Фурия.
        - Так или иначе, Химмели всё поймут. Не знаю, что им понадобилось от тебя, но насчёт меня им скоро станет ясно, что я всего лишь обуза.
        Фурия хотела что-то ответить, но вдруг почуяла, как воздух наэлектризовывается, а волоски у неё на руках встают дыбом.
        - Чувствуешь? - прохрипела петушиная книга. - Это они…
        - Библиоманты. По крайней мере, два или три. Судя по вибрациям, чрезвычайно могущественные.
        Кэт скривила рот:
        - Никак, из той же компашки?
        Юль начала теребить Фурию за рукав её кожаной куртки:
        - Пожалуйста, уведи меня отсюда!
        - Ты уверена, что барон мёртв?
        Девочка кивнула. У неё был перепуганный, чуть ли не безумный вид.
        - Я не хочу к ним обратно! Ни за что на свете!
        Фурия хотела её успокоить, но вдруг раздался громкий крик, сопровождавшийся проклятиями.
        - Фурия, пожалуйста! - умоляла Юль.
        Кэт чуть-чуть приоткрыла дверь часовни и прислушалась.
        - Они что, всё ещё воюют? Или как?
        - Оставайся с Кэт, - приказала Фурия Юль. - Я пойду взгляну.
        - Я что, нянька, что ли? - возмутилась Кэт.
        - Мне надо выяснить, что там снаружи творится.
        - Пойдём вместе, - предложила Кэт. - Малышка и сама за себя постоит.
        - Здесь тебе не гетто, Кэт. Она - чтица, не из тех детей, что перебиваются в подворотнях…
        - Воровством? Только что ей это прекрасно удалось.
        - Если вы уйдёте, уйду и я, - заявила Юль. - Без вас мне отсюда не вырваться.
        - Я обещаю: мы заберём тебя отсюда. - Фурия не знала, какой чёрт её попутал раздавать такие обещания.
        Может, Юль и в самом деле ей немножко напоминала Пипа. Она потянула на себя дверь, погладила петушиную книгу по шее-шлангу и кивнула остальным. Они тихо выскользнули из часовни.
        Глава двадцатая
        Фурия, Кэт и Юль пошли на шум по обшитому деревянными панелями коридору, пересекли зал, где были выставлены рыцарские доспехи и средневековое оружие, и достигли перехода, кончавшегося высокой дверью. Из-за неё доносилась брань вперемежку с шипением и обрывками фраз.
        Фурия бросила взгляд назад, чтобы убедиться, что Юль ещё идёт за ними. Физиономия малышки окаменела, словно она подавляла всякий порыв чувств. Может, это самозащита после жутких испытаний, выпавших на её долю в этом замке? Полкоридора уже осталось позади, как вдруг что-то с оглушительным треском сорвало с петель дверную створку и метнуло её в проход. Углы двери проскоблили стены, оставив в обоях, наклеенных поверх деревянных панелей, глубокие борозды. В каких-нибудь трёх метрах от Фурии створка со стуком упала на пол, подняв вокруг облако пыли.
        В первый момент сквозь клубы пыли они не разобрали, что вместе с дверью на них вылетело и ещё кое-что - человеческое тело, перекрученное и изувеченное, словно его переехало автомобилем.
        Юль молча помчалась обратно.
        - Прячься! - крикнула ей вслед Кэт.
        Фурия хотела, чтобы Кэт пошла следом за Юль, ведь перед лицом опасности не оставалось никаких сомнений: они имели дело с мощнейшей библиомантикой, и Кэт в такой борьбе не помощник.
        Перед ними ничком распростёрся Фейт Химмель, лёжа наполовину на полу, наполовину на треснувшей двери. Его руки и ноги были во многих местах переломаны, так велика была сила, швырнувшая его на деревяшку и протащившая через коридор.
        - Баронесса! - раздался у них за спиной крик девочки, совсем не так далеко, как того хотелось Фурии. - Баронесса вернулась! Она мстит за убийство сына!
        Кэт всё ещё стояла как вкопанная.
        - Возьми малышку и беги! - крикнула ей Фурия.
        - А ты почему не бежишь?! - возразила Кэт.
        Фурия опять ощутила присутствие замка и подумала, что он выступит на её стороне. Может, у неё появился шанс теперь, когда в этих стенах приходилось считаться с библиомантикой и, возможно, её использовать.
        Растерянность Фурии улетучилась. Тело наливалось адреналином. В случае необходимости ей придётся вытолкать вон Кэт, даже против её воли… Вдруг раздался крик. Через развороченный проём, не обратив внимания ни на Фурию, ни на Кэт, бежала к своему безжизненному брату Рашель Химмель и, рухнув рядом с ним на колени, осторожно перевернула Фейта.
        Посмотрев на молодого человека, Фурия поняла, что он ещё жив. Рот был приоткрыт, глаза широко распахнуты. Казалось, он что-то хотел сказать, но издавал лишь предсмертные хрипы. Затем взгляд его потух, последний спазм пробежал по телу, и в конце концов он застыл. Фейт Химмель умер на руках сестры, сражённый женщиной, показавшейся теперь в дверном проёме. За её спиной, посреди желтоватого облака пыли, деревянных опилок и кружащихся световых точек, стоял мужчина.
        Рашель взвыла от неистового горя и боли, но уже через секунду овладела собой, подняла глаза, но увидела в дверях не убийцу брата, а Фурию и Кэт.
        - Вы мне за это заплатите! - В поисках чего-то она стала шарить под телом Фейта. - Вы все мне за это заплатите!
        И в тот момент, когда Фурия, готовясь к нападению, ещё не могла понять, кто перед ней явится, Рашель вытащила из-под брата книгу и зажала её между ладоней.
        - Задержите её! - раздалось в конце коридора.
        Но было слишком поздно. Пространство охватило сверкание - признак готовящегося прыжка, и Рашель растворилась в воздухе. Голова Фейта упала на пол, ведь руки сестры её больше не поддерживали.
        Кэт пробурчала проклятие, а Фурия, словно одурманенная, сунула свою сердечную книгу в карман куртки.
        Навстречу им из проёма вышла Изида Пустота, за ней следовал мужчина, незнакомый Фурии. В комнате позади них находился и третий человек, которого наполовину заволокло завесой пыли, поднятой библиомантическим поединком.
        Изида двинулась по проходу к ним:
        - Как вы здесь оказались?
        - А ты? - спросила Кэт подозрительно.
        - Успокойся, - шепнула ей Фурия, - она тебе только что спасла жизнь.
        Незнакомец вышел в коридор скрестив руки. У него были каштановые волосы до плеч, борода, глубоко посаженные глаза. От него исходила какая-то угроза, напоминая Фурии о разбойниках, скользивших в детстве по библиомантическим обоям её комнаты. Он обладал мрачной привлекательностью, но сейчас всё внимание Фурии сосредоточилось на Изиде.
        Вид у неё был больной: щёки ввалились, взгляд потух. Видно, пришлось ей несладко. В последний раз в таком потрёпанном виде Фурия видела её после поединка с Интригой, из которого Изида насилу вышла живой.
        - Что вы здесь делаете? - снова спросила Изида, не обращая внимания на враждебность Кэт, и остановилась перед Фурией. На тело Фейта, лежавшее прямо за ней, она вообще не посмотрела.
        Фурии следовало бы испытать облегчение, что с Изидой всё в порядке, но что-то в глазах подруги внушало ей страх. И хотя подозрения Финниана она никогда всерьёз не принимала, тем не менее вопрос напрашивался сам собой: действительно ли Изида была на их стороне? Присутствие таинственных спутников усложняло дело.
        - Долго рассказывать, - уклончиво ответила Фурия.
        Кэт фыркнула:
        - Спорю, что их рассказ будет не короче! - Она скопировала незнакомца: скрестив руки и даже собезьянничав его непроницаемую физиономию.
        Изида застёгивала корсаж после смертоносной атаки на Фейта.
        - Что с тобой стряслось? - спросила Фурия. - Выглядишь ужасно. Что с Арбогастом?
        - Я от него улизнула. И мне уже пора дальше.
        - Куда?
        Изида вздохнула, но ответила не сразу.
        На расстоянии семи-восьми метров Кэт и незнакомцы изучающе смотрели друг на друга.
        - А это что за тип? - спросила Кэт, указав на длинноволосого.
        - Дункан, - ответила Изида. - Старый друг.
        Фурия и не догадывалась, что у Изиды имелись друзья. Бывшему агенту не так-то легко с кем-то подружиться, и, может, именно это было причиной недоверия Финниана. Особой нужды сближаться с кем-то, кроме Фурии, Изида не испытывала.
        - Дункан Маунд, - представился незнакомец, подойдя поближе, и сымитировал насмешливый поклон мушкетёра, кутившего всю ночь.
        Фурия почуяла в нём библиоманта недюжинного таланта, так что теперь и вовсе не знала, что о нём думать. Когда она решила прислушаться к нему, то наткнулась на его молчаливое сопротивление и вынуждена была сдаться.
        Тем временем из дымного мрака в конце коридора вышел третий. Это ковылял тяжеловесный мужчина, одетый в тюремную робу. Нижнюю часть лица его скрывала буйно разросшаяся борода. Только когда он подошёл поближе, Фурия его узнала.
        - Вы? - Её оцепенение испарилось.
        Минуя Изиду и Дункана, она помчалась к нему и, прежде чем Кирисс успел опомниться, обвила его руками, что, принимая во внимание значительный объём его живота, было задачей не из лёгких.
        - Ох-хо-хо!.. - закряхтел он, как Дед Мороз, и с ласковой улыбкой потрепал её своей громадной ручищей по спине. - Маленькая Розенкрейц! Да вы посмотрите только!
        - Когда они вас забрали, я так переживала из-за того, что вам не поверила! При этом вы ведь хотели только…
        - Не переживай, - остановил он её словесный шквал. - Я выжил. Твоя подруга Изида Пустота и этот достойный всяческих похвал джентльмен вытащили меня.
        Фурия ещё раз глянула на толстяка сияющим взором, а затем, оторвавшись от него, обратилась к Изиде:
        - Что стряслось?
        Кэт перевела глаза на мёртвого Фейта.
        - Может, мы это… в другом месте?..
        - Ах, господи! - вырвалось у Фурии. - Юль! Куда она-то запропастилась?
        - Я здесь! - раздался тоненький голосок девочки. Она осторожно выглянула из двери комнаты на другом конце коридора.
        - Опять дети… - проворчал Дункан Маунд. - Только этого нам ещё не хватало.
        - А это кто? - спросила Изида.
        Юль вышла на середину коридора, но ближе подойти не осмелилась. Она в ожидании оглядывала троих взрослых, словно в любую минуту ждала нападения.
        - Чтица баронессы, - пояснила Фурия, - по имени Юль.
        - Тогда это правда, что болтают. - Дункан злобно улыбнулся. - Старуха больше не может читать. Было бы неплохой новостью, если бы она затаилась где-нибудь в замке.
        - Её здесь нет, - сказала Юль, покачав головой.
        - Почему нигде не видно охраны? - спросила Изида.
        - Ну вообще охрана есть. Но Фейт с Рашелью всех отослали прочь из дому, - объяснила девочка.
        Дункан скользил взглядом по присутствующим:
        - Кое-что вы нам всё же должны пояснить.
        В общих чертах Фурия описала всё, что им стало известно об убийстве барона и бегстве его матери. Пока она говорила, Изида тёрла себе глаза, словно очень хотела спать. Только раз она бросила короткий взгляд на Юль.
        - А теперь вы, - потребовала Фурия, закончив своё повествование.
        На это Изида несвязно рассказала им, как она перехитрила Арбогаста, встретила Дункана и вместе с ним приняла решение вызволить создателя плана Санктуария из карцера Монте-Кристо. Во время побега Дамаскан погиб, но успел перед смертью шепнуть Кириссу про путь в Санктуарий; теперь ему решать, достойны ли Изида с Дунканом его доверия.
        - Первый порог находится здесь, в доме, - сказал Кирисс. - По крайней мере, так утверждал Дамаскан. Много лет назад мы с Изидой бывали здесь по официальным поводам. Поэтому нам удалось открыть сюда портал. Здесь имелась парочка оборонительных капканов, но Изида их обезвредила.
        Фурия слегка удивилась, потому что сама она ничего из библиомантической обороны не заметила, но списала всё на то, что для прыжка воспользовалась книгой Фейта. Так же не исключалось и то, что з?мок узнал её уже по прибытии.
        - Первый порог? - повторила она. - Вы имеете в виду портал?
        - Дамаскан говорил о пороге. Он умер, не успев мне полностью описать дорогу. Но, если существует первый порог, должен быть по меньшей мере и второй, ведь так?
        Фурия повернулась к Юль:
        - Ты что-нибудь знаешь о доступе в Санктуарий?
        Девочка удивлённо покачала головой.
        - Если вы дадите мне достаточно времени, я отыщу его, - заверила Изида. - Если это портал, то его должна окружать библиомантическая аура.
        - Но это бы и другим бросилось в глаза, - вставил Дункан. - Там должна быть защита или что-то в таком роде.
        Фурия отошла на несколько шагов и приложила руку к обшивке стены. Вполне вероятно, что в этом не было никакой надобности и что наладить с з?мком контакт ей удалось бы и без этого, но эти действия ей представлялись правильными по причинам, которых она и сама себе объяснить не могла.
        «Это правда? - спросила она мысленно. - Правда, что доступ в Санктуарий здесь?»
        З?мок для ответа выбрал голос её отца. У Фурии побежали мурашки по коже.
        «Не прямо в Санктуарий. Между мной и Санктуарием имеется ещё одна станция.
        - Тебе известно, что это за место?
        - Находящееся за пределами моих стен мне неведомо. Здесь же я знаю каждый камень и каждую пылинку.
        - Тогда покажи мне путь к порогу.
        - Иди вниз по коридору. Я проведу тебя».
        - Фурия, - вмешалась Кэт, - что там такое?
        Она повернулась к остальным:
        - Я знаю, куда нам идти.
        - Ты?! - Изида удивилась.
        Фурии не хотелось тратить время на объяснения. Возможно, охрана и отозвана, но кто поручится, что в этот самый момент Рашель не подстрекает против них целый полк?
        Дункан молча рассматривал Фурию. Он внимательно наблюдал за тем, что происходит, и пытался уловить логику.
        - Но откуда… - начала Кэт.
        Фурия её прервала:
        - Некогда з?мок был родовым имением моей семьи.
        - Но ты ведь никогда…
        - Оставь её, - сказала Изида, бросив взгляд на Фурию. - Ты ведь слышишь его голос, верно?
        Фурия нерешительно кивнула.
        - А что насчёт меня? - спросила Юль. - Я не хочу в Санктуарий. Но и здесь оставаться неохота.
        - Если честно, - вмешался Кирисс, - я бы тоже предпочёл обойтись без Санктуария. Моя сердечная книга во время ареста затерялась в замке Хей, и я не знаю, что с ней сталось. Я не боец и буду только путаться у вас под ногами.
        Дункан согласился с ним и предложил:
        - Почему бы тебе не взять малышку и не прыгнуть с ней куда-нибудь в безопасное место?
        Тучный человек невесело рассмеялся:
        - В безопасное? В такие-то времена? Вы сами свидетели того, что произошло с Монте-Кристо. Идеи продолжат своё восхождение, поглощая любое убежище на своём пути.
        - Отправляйтесь с девочкой в резиденцию, - сказала Изида.
        Фурия тоже сочла это хорошей идеей.
        - В библиотеке есть одна книга, с её помощью вы можете прыгнуть непосредственно в мою комнату.
        - Кирисс был директором Либрополиса, - заметила Кэт. - Экслибры в резиденции не слишком-то ему обрадуются.
        - У тебя есть предложение получше? - спросила Изида.
        Кэт со вздохом покачала головой.
        Изида повернулась к Кириссу:
        - Получится у вас прыжок без сердечной книги?
        - Это, пожалуй, в моих силах.
        Чуть позже он, Фурия и Юль вошли в библиотеку, трое провожающих остались у двери. В библиотеке, у самого входа, полки были опрокинуты и сотни книг разбросаны по полу. Но в дальнем углу Фурия нашла восточный роман Зибенштерна и вручила его директору:
        - Если вы наткнётесь на солдата времён Гражданской войны в Штатах двух метров роста, который пригрозит оторвать вам голову, скажите ему, что я вам рассказала о Молли. Думаю, тогда он поверит, что вы от меня.
        - О Молли, - повторил он с хмурым видом.
        - И скажите моему брату Пипу, что со мной всё в порядке. Ему всего одиннадцать. И он наверняка беспокоится.
        Юль улыбнулась:
        - Если можно, этим займусь я. Какое красивое имя - Пип. Мне тоже одиннадцать. Мы наверняка договоримся.
        Фурия погладила её по светлым локонам, потом обняла на прощание директора:
        - Удачи и всего наилучшего!
        - Тебе это нужнее, чем нам, - сказал директор. - Друзья мои, будьте бдительны, куда бы вас ни занесло. А ты, Фурия Саламандра Розенкрейц, ты храбрая девушка. Тиберий тобой гордился бы.
        На выходе из дверей их окликнула Изида:
        - Ну что? Готовы?
        Кирисс склонился к уху Фурии:
        - Последи за ней. Она очень могущественна, но что-то не в себе.
        Фурия оглядела через плечо остальных.
        - Она подсела на Абсолона, - прошептал Кирисс, - и долго не протянет. Я сам видел после нашего прыжка из Монте-Кристо в Либрополис. У Маунда одна из Абсолоновых книг с собой, и он позволяет её читать. Делает он это неохотно, но выбора у него нет. Если её зависимость от Абсолона возрастёт, она силой возьмёт себе то, в чём нуждается. Всё равно от кого и какой ценой.
        Фурия слыхала о Абсолоновых книгах. Она хотела задать Кириссу ещё несколько вопросов, но он уже схватил девочку за руку и отвёл её на несколько шагов от Фурии.
        - Поехали.
        «Он говорит правду, - подтвердил з?мок у неё в голове. - Я чувствую это. Что-то снедает эту женщину изнутри».
        Кирисс подержал книгу для прыжка напротив Юль и пробормотал что-то, после чего оба они исчезли. В последний момент Фурия поймала взгляд девочки. К её удивлению, та улыбалась. Никаких следов страха перед прыжком.
        - Фурия, идём же! - окликнула её Изида.
        Примкнув к остальным, Фурия украдкой посмотрела на Изиду, а затем встала во главе группы. Голос замка повёл их через свои закоулки, через высокие двери анфилад, через безлюдные коридоры. В конце концов они очутились в зале, где по стенам были расставлены многочисленные витрины с антикварными книгами, у многих из которых были одинаковые корешки. Здесь сильно пахло пожелтевшей бумагой и переплётным клеем.
        «Зал энциклопедий», - прошептал замок, и Фурия тихо повторила его слова.
        Кэт посмотрела на Фурию со смесью удивления и беспокойства, з?мок же распахнул между двумя витринами потайную дверь, скрытую под деревянными панелями. Фурия поняла: хотя и существует библиоманическая защита, но з?мок без долгих размышлений обезвредил её в угоду своей законной владелице.
        «Фурия Розенкрейц, - подумала она. - Пожалуй, мне стоит уже привыкать к этому имени».
        Во время их спуска на подземные этажи замка Изида вышла вперёд. Белый свет сиял между крючками её корсажа, освещая узкие каменные ступени. Фурия и Кэт осторожно следовали за ней. Петушиная книга высунула из кармана шею-шланг, но оставалась при этом необычайно молчаливой, будто из-за библиомантических вибраций, свойственных этому месту, лишилась дара речи. За ними шёл Дункан со своей сердечной книгой. Он тоже был скуп на слова и, казалось, боролся с какими-то сомнениями. Фурия вспомнила слова Кирисса про Абсолонову книгу, которую Дункан хранил у себя для Изиды. Если оба действительно были добрыми друзьями, то он взвалил на себя такую ответственность, что она ему не завидовала. Фурия охотно побеседовала бы об этом с Изидой, но сейчас вряд ли был подходящий момент.
        Узкая лестница привела их в подземное помещение, напоминающее склеп. Поверх нескольких ступеней возвышался четырёхугольный камень, вероятно, алтарь, а позади него - стена с углублением в центре. Дверей в склепе не было, лишь отверстие, через которое они проникли в комнату. Свет от страничного сердца Изиды залил камеру призрачно-белым цветом.
        - Мы в ловушке, - сказал Дункан.
        Книги нигде не было видно, и всё же складывалось впечатление, что до недавнего времени она хранилась именно здесь. Здесь были разлиты пугающей интенсивности флюиды. Изида подошла к алтарю и положила на него руку. Сделав то же самое, Фурия заметила, что библиомантическая аура усиливается. Перед глазами её забрезжили очертания огромного фолианта, как будто в самом воздухе ещё оставался паз, где находилась книга.
        Дункан не спускал глаз с лестничного пролёта. «Хотя бы один из нас сохраняет ещё трезвую голову», - подумала Фурия.
        Даже Кэт, не наделённую никакими рецепторами для улавливания библиомантических энергий, казалось, поразила атмосфера этой камеры. Она поинтересовалась:
        - Может, нам необходимо что-нибудь вроде ключа?
        Голосом отца Фурии з?мок ответил:
        «Только представитель пяти семейств может открыть проход. Он сам является ключом».
        Раздался скрежет, похожий на трение камня о камень. Стена за каменными плитами поддалась. Ниша в её середине, казалось, начала расплываться, превращаясь в кружащийся водоворот, который медленными неторопливыми вращениями полностью поглощал заднюю стену.
        - Прочь отсюда! - завопил Дункан, хватая за руку Кэт и увлекая её за собой вверх по лестнице.
        - Нет! - протестовала Фурия. - Погодите!
        Изида тоже не тронулась с места, с осунувшимся лицом наблюдая зрелище, разворачивающееся перед ними.
        Вихрь всё усиливался, вбирая всё в свою орбиту, наконец он превратился в туннель, в конце которого засиял свет.
        - Что это, чёрт возьми, такое? - спросила Кэт.
        - Первый порог, - прошептала Фурия. - Где-то там - святая святых Академии.
        Часть четвёртая
        Царство семейства Химмель[Здесь у автора книги игра слов: «Химмельрайх» - это и «Царство Небесное» (от нем. «химмель» - «небо» и «райх» - «государство», «страна», «владения»), и «Царство семейства Химмель».]
        Глава первая
        Помимо двух мужчин за громадным круглым столом в первый раз с момента основания Адамантовой Академии сидели ещё четыре женщины. Джеймс слышал требование, выдвинутое баронессой, - все главы трёх семейств должны явиться на собрание Совета в сопровождении своих супруг. Эта необходимость была вызвана переворотом в замке Химмелей. То, что желала сообщить баронесса, касалось каждого. Речь шла о выживании Академии и о том, как противостоять опасности. На кону стояло (ни больше ни меньше) будущее всего библиомантического мира.
        - Уступить и покинуть убежища?! - раздавался эхом под гигантским куполом зала возмущённый голос Юлия Кантоса. - Запечатать порталы, а всё, что когда-либо построила Академия, бросить на произвол судьбы?!
        - Позвольте, госпожа баронесса, вы просто потеряли рассудок, - поддержал Кантоса Грегор фон Лоэнмут.
        - Вне зависимости от того, что собой представляют пожиратели глубинных убежищ, - ответила баронесса Химмель, - они будут продвигаться дальше. Когда-нибудь они дойдут до Либрополиса и Уники, и, возможно, отыщут путь, чтобы пробраться сюда, в другой мир. Господа, это надлежит предотвратить, ведь реальный мир - наше последнее пристанище. Совет пренебрегал им слишком долго и сконцентрировался на контроле за убежищами. И это только одна из ошибок, допущенных за круглым столом. Пора пересмотреть кое-какие вещи и изменить основные правила.
        Ропот пробежал по рядам присутствующих. Юлий Кантос и Грегор фон Лоэнмут не привыкли к упрёкам в неправильных решениях. Женщины, сидевшие рядом с ними, в свою очередь опасались, что и на них падёт тень недоверия из-за слабых аналитических способностей их супругов.
        - Но сдача убежищ! - воскликнул Кантос снова, вскочив и опёршись обоими кулаками на стол. - В ночных убежищах затевается то, что приведёт к новой войне, и эта другая власть уничтожит фундамент нашего существования. Сейчас не время разжигать рознь в собственных рядах!
        Баронесса тоже встала - с весьма уверенным видом, так что не было сомнения, кто из них подбирал свои слова более обдуманно.
        - Фундаментом нашего существования является литература. Книги, господа, а совсем не те места, которые создали наши предшественники для вассалов и нахлебников. Старуха сказала «наши предшественники», как будто само собой разумелось, что она в качестве правопреемницы своего убитого сына теперь занимает его место в Совете. - Конечно, никто об этом не узнает, пока порталы не будут закрыты. Если кто-то может открыть новый портал, милости просим. Что же до остальных, то… там, снаружи, идеи уже заполоняют всё. Мы не можем спасти каждого, - баронесса указала на величественный купол тёмно-синего цвета, испещрённый созвездиями. - Санктуарий осаждён, хотите вы того или нет, и, даже если он это нашествие выдержит, идеи в течение очень короткого времени уничтожат все прочие глубинные убежища. Только что пал Монте-Кристо, окопы Немо - тоже, а с базаров Бастет у нас вот уже сколько дней нет никаких вестей. Не говоря уже о безымянных убежищах в глубинке, которые идеи уже, возможно, поглотили давным-давно. Мы не можем защитить всех. То, что защитная стена Санктуария всё ещё держится, совсем не должно нас подвести
к мысли, что у нас против них ещё имеется шанс. На окопах Немо триста библиомантов совместными усилиями пытались предотвратить атаку, но, судя по слухам, их сопротивление было просто смято.
        - По крайней мере, рано или поздно это освободит нас от того бедствия, которое готовится в ночных убежищах, - заметил Лоэнмут с сарказмом.
        - Возможно, - ответила баронесса Химмель. - Но повода почивать на лаврах это не даёт. Война, которой вы так опасаетесь, будет, судя по всему, нашей самой малой печалью, пока там, снаружи, орудует нечто не делающее никакой разницы между нами и чернильными поганками Федры.
        За столом воцарилась тишина. Юлий Кантос всё ещё стоял выпрямившись и через стол в бешенстве взирал на баронессу.
        По левую руку от него сидела его супруга Рубина, справа - их дочь Ливия Кантос, знакомая Джеймсу по её визитам в замок Химмелей. В отличие от своей матери она уже не раз выступала в качестве парламентёра Академии в Санктуарии, хотя, пожалуй, ещё ни разу не сидела на собственном месте за столом. Сегодня же только Джеймс стоял в стороне от стола, в пяти шагах позади кресла баронессы с высокой спинкой.
        Грегор фон Лоэнмут пришёл в сопровождении своей благоверной Карлотты, неприметной пожилой дамы, которая не могла соперничать с экстравагантными женщинами из рода Кантос. Сам фон Лоэнмут был седой и худощавый, его возраст оценке не поддавался; ему могло быть и шестьдесят, и все восемьдесят. Детей у них не было, Химмели часто злословили по этому поводу. Ни к кому из сидящих за этим столом Джеймс симпатии не испытывал, но если бы ему предложили выбрать человека, к которому он относился с наименьшим отвращением, им бы оказалась Карлотта фон Лоэнмут. До настоящего момента она не произнесла ни полслова, по всему было видно, что она чувствует себя в этом обществе неуютно и, казалось, ждёт не дождётся, когда же заседание наконец подойдёт к концу.
        Совершенно иначе обстояло дело с обеими дамами семейства Кантос. Ливия с её огненными локонами не скрывала своей радости, ведь здесь происходило то, чего со времён «Алого зала» ещё не бывало: женщин созвали за стол Совета, и вне зависимости от того, что она думала о самой баронессе и её планах, она, казалось, была ей признательна за такой поворот событий.
        Мать Ливии - Рубина Кантос была такая же огненно-рыжая, как и её дочь, но носила короткую стрижку с гладко уложенными волосами. Она негласно считалась правой рукой своего супруга, верной его идеям, пронырливой и преисполненной сверх всякой меры глубоким отвращением к экслибрам.
        Баронесса Химмель снова заняла своё место. Джеймс не мог отделаться от впечатления, что она сидела там словно на троне, прямая как свеча, с поднятым подбородком. Её чудовищная сердечная книга лежала перед ней на столе так же, как и книги всех остальных, пусть даже здесь они и не были нужны. Об этом позаботился Codex Custodis.
        В Санктуарии библиомантика теряла силу, чтобы ни один из членов Совета не поддался искушению решить проблему как-то иначе, а не с помощью убедительных аргументов. Очевидно, в первые дни существования Санктуария бывали определённые обстоятельства, которые впоследствии и привели к подобным мерам предосторожности. Джеймс не представлял, как действует библиомантическая блокада, но он знал её источник - неприметная серая книга, лежавшая в середине стола, в углублении, на достаточном расстоянии от каждого из сидящих вокруг. То было настоящее сердце Санктуария, мотор его могущества. Codex Custodis нейтрализовывал любую другую библиомантику, за исключением своей собственной, и сохранял защитную стену, ограждавшую святая святых от пустоты, царившей между страницами мира. Основоположники поместили Codex Custodis на этом столе под стекло, словно драгоценный экспонат, и с тех пор никто к нему не прикасался. Даже в глазах баронессы стояло выражение благоговения, пока она рассказывала об этом Джеймсу.
        «Вот, значит, каковы главы Адамантовой Академии, - думал он чуть ли не разочарованно, - шесть библиомантов-интриганов со своими никчёмными сердечными книгами. А в центре всего - Codex Custodis, которому они были обязаны тем, что идеи ещё не поглотили это место».
        Только они, эти шестеро, и он, седьмой, экслибр, были живым существами в Санктуарии. Всё остальное в этом зале состояло из холодного золотистого янтаря: сверкающий пол, круглый стол, тяжёлые неудобные стулья, даже пепельницы и бокалы. Тяга к роскоши, снедавшая основоположников библиомантики, должно быть, была беспредельной в ту пору, когда они создавали Санктуарий. Даже сотни созвездий, испещривших купол, отливали тёмным медовым оттенком. И когда вездесущий золотой свет отражался в глазах присутствующих, сразу казалось, что и они из янтаря.
        Джеймс задавал себе вопрос, что его прежние друзья по роману «Таинственный остров» испытали бы при виде подобного места? Одна половина их, наверное, утратила бы рассудок перед лицом такого великолепия, другая - сразу же бросилась бы перерезать друг другу глотки. Сегодня Джеймс не принадлежал ни к тем ни к другим, будучи всего-навсего только чтецом баронессы, и в настоящий момент его мучил ещё один вопрос: чего она от него ожидала? С тех пор как они пересекли второй порог, он ощущал себя самого чем-то вроде насекомого из янтаря, на которое другие глазели так, словно говорили: «Ты уже мертвец, просто не знаешь этого».
        Ему нельзя было находиться здесь, и Кантосы с Лоэнмутами демонстрировали ему своё неодобрение: мол, это неслыханное оскорбление - притащить экслибра в святая святых библиомантики. Но старуха пояснила им с невозмутимым видом, что она из-за своей телесной немощи не может обойтись без его помощи. Он служит ей глазами, поддерживает её при ходьбе и взваливает на себя бремя её сердечной книги. А помимо всего прочего, он пользуется её безграничным доверием.
        В ожидании остальных она ещё кое-что поведала Джеймсу: ни один из членов трёх семейств не в состоянии нанести ущерб Codex Custodis. То обстоятельство, что библиоманты не имели права портить книги, особенно относилось к этому фолианту: даже саму мысль о его уничтожении ей-де трудно вынести, а уж осуществление этой мысли - и вовсе. Codex Custodis мог бы вынудить баронессу покончить с собой ещё до того, как она к нему приблизится. Но в отношении экслибров действовали иные правила: для них это такая же книга, как и любая другая, утверждала баронесса. Джеймс не был уверен, все ли секреты исчерпывались этим, но считал существующую версию вполне правдоподобной. Ведь во времена отцов-основателей экслибров ещё не существовало.
        Нетрудно было представить себе, почему, собственно, она всё это ему рассказывала. Неужели она всерьёз рассчитывала пробить защитную стену Санктуария? Со всей очевидностью уже за много дней до того идеи, словно рой ос, кружили вокруг святая святых Академии и угрожали ему со всех сторон. Какую же цель тогда преследовала баронесса, желая отдать Санктуарий на растерзание, в то время как представители трёх семейств находились в его недрах? Желала ли она тем самым пригрозить остальным, шантажировать их? Или всё это только блеф? Конечно, Джеймс задавал ей все эти вопросы, а Констанция отвечала, что он должен ей довериться и что у неё и в мыслях нет заставить его уничтожить Codex Custodis. Нет, если дело примет плохой оборот и кому-то другому придётся довершать необходимое, им двоим лучше скрыться.
        Пока Джеймс раздумывал над мотивами баронессы, диспут за круглым столом перешёл к следующему раунду.
        Старуха в очередной раз настаивала на том, что библиоматический мир можно спасти, лишь предоставив все убежища самим себе, разрушив порталы и сконцентрировавшись на сохранении власти в реальном мире, на возврате к ценностям и обычаям «Алого зала». Надо положить конец самолюбованию и играм и вместо этого обновить библиоматическое влияние на политиков и людей бизнеса, нацеливаясь на тайное мировое господство, как в стародавние времена. Кантосы и фон Лоэнмуты, напротив, полагали, что убежища-де представляют собой наивеличайшее достижение библиомантики, ведь настоящая сила чтения заключается в создании собственных миров. В этом они были, пожалуй, правы, но Джеймса занимало совсем другое: запечатывание убежищ сильно попахивало массовым убийством. Баронесса же хотела отдать убежища на растерзание идеям, а с ними и всех их обитателей, не успевших своевременно убраться в безопасное место через собственные ворота. Кучке библиомантов удалось бы этим путём спастись, но что же будет с десятками тысяч экслибров в гетто? Они все погибнут.
        Итак, какую цель преследовала баронесса? Констанция Химмель была стара, и жить ей оставалось недолго, и чем дольше Джеймс об этом размышлял, тем яснее ему становилось: она руководствовалась опаснейшим из всех мотивов - убеждением. Она верила, что поступает правильно не только по отношению к самой себе, но и по отношению ко всем последующим поколениям библиомантов.
        Спор за круглым столом накалялся: Кантос уступать не хотел, фон Лоэнмут поддерживал его. Когда же, в конце концов, в бой вступила Ливия Кантос, баронесса подвела решающую черту.
        - Как вам будет угодно, - сказала она внезапно.
        Ледяное молчание воцарилось в Совете.
        Без всякого объяснения старуха попросила Джеймса, чтобы тот её поддержал. Под сверлящими взглядами всех присутствующих он повёл её к янтарной арке - порогу в наружный мир. Арка, наполненная светлым колыханием, стояла посреди зала лишь на некотором отдалении от круглого стола.
        - С вашего позволения, - любезно произнесла она, - я через минуту вернусь.
        Последние два шага баронесса сделала самостоятельно, и скрылась по ту сторону портала, оставшись там на мгновения, показавшиеся собравшимся за столом бесконечностью. Они уже начали подавать признаки беспокойства, и Джеймс бросал нервные взгляды на лежавшую в углублении стола сердечную книгу, испещрённую зарубками. Несколько мгновений спустя воздух под аркой заколыхался, и баронесса появилась вновь - теперь в сопровождении двух мужчин. Оба, по-видимому, дожидались её за порталом. Старший из них был седовласый, высокого роста. Полы его длинного пальто достигали голенищ. Второй был примерно такого же возраста, как Джеймс. Руки у него были связаны, и двигался он словно в трансе, очевидно находясь под влиянием библиомантических чар.
        - Арбогаст! - воскликнул Кантос в изумлении. - Что это значит? Вас на собрание не приглашали!
        - Прошу прощения, но вы ошибаетесь, - возразила баронесса.
        Джеймс приметил свежее ранение у Арбогаста на левом плече. Рукав пальто был разорван, а полы - в крови.
        Старуха любезно улыбнулась присутствующим.
        - Это я попросила мистера Арбогаста присоединиться к нам.
        Кантос встал со своего места и подошёл к баронессе. Грегор фон Лоэнмут тоже вскочил:
        - Да это же просто неслыханно! Смерть вашего сына не даёт вам права…
        - Не смерть сына, - перебила она его спокойно, - а ваша осечка, господа.
        Ливия Кантос поднялась. Джеймс заметил, что всё тело её напряглось.
        - Арбогаст, друг мой, - обратился Юлий Кантос к своему вассалу, - может быть, вы объясните мне, что это…
        Баронесса перебила его.
        - Пора, - обратилась она к Арбогасту
        - Мать! - воскликнула Ливия. - Берегись!
        Ножки стула царапнули янтарную мозаику. Фон Лоэнмут выхватил из своего сюртука маленький пистолет и встал на защиту своей жены, но Арбогаст оказался проворнее: вего правой руке возник, словно из ниоткуда, револьвер, тяжёлая увесистая громадина с выгравированным орнаментом. Грегор фон Лоэнмут умер первым. За ним последовал Юлий Кантос. Под широким куполом прогремели ещё три выстрела, и каждая из пуль достигла своей цели.
        Глава вторая
        В прошедшую ночь каллиста обосновалась в парке резиденции, а не за её пределами в долине, и когда Пип мимоходом напоминал об этом Пасьянсу, солдат становился красным, словно бархатные шторы в большой галерее.
        Конфедерат выпятил грудь под курткой униформы, усеянной заплатками.
        - Не важно, где, но я защищу её, так же, как я…
        - Ах, Пасьянс, - сказал Пип, - ну разве тебе под силу защитить всех? Фурию, потом меня, потом Замзу, а теперь ещё и Нассандру.
        - Каждого! - выпалил экслибр, преисполнившись рвения. - Жизнь отдам!
        Пип подавил тяжкий вздох и опять занялся своими домашними заданиями для урока с мисс Драйкраст. Пасьянс привёл его к ней в полдень. Из-за своей близорукости старушка учительница в восхищении приняла гиганта в униформе за тупицу офицера королевского флота и настаивала на том, чтобы обращаться к нему «господин генерал». Пока она преподавала Пипу математику, английскую литературу, ботанику и историю, Пасьянс разглядывал в соседней комнате старые фотографии на стенах и установил, что в жизни хрупкой мисс Драйкраст действительно имелся «господин генерал». На прощание она подарила Пасьянсу мятное печенье собственной выпечки и попросила его, чтобы он, насколько это позволяло его драгоценное время, а также безопасность Соединённого Королевства, всё время сопровождал маленького Пипа. А она, может быть, как-нибудь при случае проведёт Пасьянса по своему удостоенному различных наград розарию.
        После того как Пип закончил делать домашние задания, он выбежал в парк на прогулку - во всяком случае, так он, к изумлению Пасьянса, утверждал - и абсолютно не случайно вместе со следовавшим за ним по пятам телохранителем прошёл мимо того места, где ночью выпустила корни Нассандра. На рассвете каллиста снова приняла облик молодой девушки, и теперь сидела подтянув колени и откинувшись на одну из могильных стел, - по всей видимости, она почувствовала приближение обоих. Благодаря белой коже молодой берёзки она была похожа на статую маленькой девочки.
        - О! - сказал Пасьянс. - Как она прекрасна!
        - У тебя ещё есть немножко мятного печенья? - уточнил Пип.
        - Я оставил себе четыре штуки на десерт, - ответил Пасьянс.
        Пип ткнул его локтем:
        - Пойди спроси у неё, не хочет ли она печенья.
        - Каллисты вообще ничего не едят, а уж печенье и подавно. Чтобы питаться, у них есть только корни.
        - Просто ей, вероятно, никто никогда такого не предлагал, - настаивал Пип.
        - Думаешь? - недоверчиво спросил Пасьянс.
        - Голову дам на отсечение! - заверил мальчик.
        На короткий миг на физиономии Пасьянса застыло недоверие.
        - Ты смеёшься надо мной? - Пасьянс стоял в нерешительности.
        - Ты что, мы же друзья, ведь так? - Пип улыбнулся.
        - Так, - подтвердил конфедерат.
        - Тогда положись на меня и иди к ней, пока она не убежала. Это хороший знак, - напутствовал брат Фурии.
        - Но я ведь люблю мою Молли! - не унимался Пасьянс.
        Пип уже приготовился ему объяснить, что его Молли даже и не заметила выпадения Пасьянса из их общей книги; свой «огненный шторм страсти» она посвящала прямо в этот момент другому, выглядевшему и звавшемуся точно так же, как он. Пип считал, что Пасьянс гораздо скорее освободится от груза прошлого, если предложит каллисте одно из мятных печений мисс Драйкраст.
        - Ну иди же, смелей! - обеими руками мальчик толкнул экслибра вперёд. - Ты нравишься ей, иначе она давным-давно убежала бы!
        - Может, ей нравишься ты? - предположил Пасьянс.
        - Мне всего одиннадцать. Девушки не интересуются одиннадцатилетними мальчиками. - Пип развёл руками.
        - Звучит так, будто ты зд?рово разбираешься в женщинах, - заметил Пасьянс.
        - Мятное печенье любят все! - упорствовал мальчик.
        - Молли его тоже очень любила… - подтвердил южанин.
        Они так долго препирались, что едва не подрались.
        - Давай, - подначивал его Пип, - ну же, пойди и спроси у неё!
        Между тем Нассандра открыла глаза, они были величиной с печенье, что лежало в кармане куртки Пасьянса. Когда они с Пипом оказались метрах в десяти от могилы, каллиста медленно поднялась. На ней по-прежнему было светлое летнее платьице Фурии, всё сплошь покрытое пятнами после стольких дней и ночей под открытым небом. Вокруг её рук и коленей кружились прозрачные буквы.
        - Привет, - обратился к ней Пасьянс, подойдя к выветрившемуся каменному ограждению.
        Пип плотно сжал губы и кивнул Нассандре.
        - Вот… у меня… это… ну… печенье. - Пасьянс нервно поскрёб в своём кармане и достал полотняный кулёк, в котором каждое печенье было завёрнуто в шёлковую салфетку мисс Драйкраст. Покусывая нижнюю губу, Нассандра уставилась на кулёк, разрываемая любопытством и страхом.
        - Вот видишь! - сказал Пасьянс Пипу.
        - Давай добавь немного шарма! Девушки любят обаятельных мужчин так же, как и сладкое печенье, - сказал Пип и добавил: - В этом я совершенно уверен.
        Нассандра издала тихое бульканье, и Пип увидел, как уголки её рта двинулись вверх, гораздо выше, чем у обычных людей. Это была самая необычная и прекрасная улыбка, какую ему когда-либо доводилось видеть. Очень осторожно она вытянула узенькую ручку и ударила большим и указательным пальчиком по кульку в лапище Пасьянса.
        - Печенье, - коротко пояснил он, доставая выпечку из кулька. - Мята.
        - Очень вкусное! - поспешил Пип ему на помощь.
        Нассандра склонила головку и внимательно посмотрела на четыре печенья. Затем бережно поддела одно кончиком пальца.
        Пасьянс медленно поднял левую руку. Каллиста тотчас же отдёрнула свою назад. Но он всего лишь взял печенье, поднёс его себе ко рту и, словно в замедленной съёмке, откусил.
        - И правда, вкусно! - подтвердил он жуя.
        - Вот-вот, - поддакнул Пип.
        Нассандра указала на одно из трёх оставшихся печений, а затем - на Пипа.
        - Мне тоже съесть? - спросил он.
        Она кивнула. Даже на лице у неё можно было видеть строки текста, хотя и менее разборчивые, чем на руках и ногах.
        Жуя Пасьянс кивнул Питу:
        - Давай бери. Завтра я наверняка получу ещё.
        Нассандра повторила своё движение - на этот раз Пип взял одно печенье и откусил от него кусочек. Мисс Драйкраст определённо разбиралась в кулинарии, пусть даже подобная мысль ему казалась предательством по отношению к бедной Паулине. Пока Пип с Пасьянсом, причмокивая, уминали печенье, каллиста хихикнула, выудила кончиками пальцев печеньице из руки солдата и засунула его себе целиком между белыми губками. Лишь один раз она его попыталась раскусить, прежде чем проглотила.
        Пип с Пасьянсом уставились на неё и оба усмехнулись.
        - Славно проделано, - прокомментировал Пасьянс с полным ртом. - Ну как, вкусно?
        Уголки рта каллисты снова дрогнули, а громадные глаза уставились на последнее печенье. Кончик её языка с быстротой молнии пробежал по губам.
        - Похоже, что ей понравилось, - заметил Пип и медленно сделал шаг назад.
        Нассандра хотела и последнее печенье проглотить так же быстро, как и первое, но всё же поступила иначе: разломила его на две половинки, одну из них протянув обратно Пасьянсу. Оба посмотрели друг на друга сияющими глазами.
        - Я… я пошёл дальше делать домашние задания! - объявил Пип и, повернувшись, быстро зашагал назад, в сторону резиденции.
        - Ты же уже их сделал! - крикнул Пасьянс ему вслед.
        - Мне только что ещё кое-что пришло в голову. Очень важное!
        Он ускорил шаг, а потом побежал через парк к дому. Издалека Пип бросил последний взгляд через плечо. Пасьянс продемонстрировал каллисте один из фокусов, которыми солдаты в окопах убивали время. Щелчок пальцев - и шёлковая салфетка исчезала в его рукаве. Нассандра издавала ликующие крики и хлопала в ладоши.
        Пип обогнул здание и помчался к резиденции. Стоял закатный час. Солнце низко висело за деревьями, отбрасывая тени на свежевыкрашенный фасад и строительные леса.
        На площадке собралось примерно двадцать экслибров, в то время как ещё двое втягивали по подъездной лестнице увесистого мужчину в серой одежде. За ними следовала маленькая девочка со светлыми волосами, её вёл за руку молодой фавн Кассиопей. Шкура фавна, напоминавшая шерсть коричневой косули, была забрызгана пятнами светлой краски.
        Пип спросил одного из стоявших рядом, кто эти двое. «Их взяли на первом этаже», - прозвучало в ответ; по всей видимости, они как раз выходили из комнаты Фурии. Полный мужчина - Корнелий Кирисс, в прошлом - директор Либрополиса, важная шишка в Академии, имя девочки было Юль. По утверждению обоих, они встретились с Фурией, которая их и прислала сюда.
        Пип протиснулся через толпу в то место, откуда он мог получше разглядеть пленников. В силу своих внушительных размеров Кирисс заслонял собой и Кассиопея, и девочку. В толпе послышались ворчание и проклятия, поскольку у всех слишком свежи были воспоминания о гнёте в либрополисском гетто, и Кирисс нёс за это ответственность. Пипа же занимало только то, что Фурия хотела ему через директора сообщить.
        - Я Пип, - представился он.
        У Кирисса был озабоченный вид, но он всё же изобразил улыбку.
        - Твой отец показывал мне ваши с сестрой фотографии, но тогда ты был ещё совсем крошка.
        - Вы с папой были друзьями?
        - Можно сказать, что так.
        - Однажды вы уже были здесь, видно, он вам доверял, - вспомнил мальчик.
        Фавн двинул своей кустистой бровью.
        - Не забывай, чем всё это кончилось.
        Кирисс сердито повернулся к Кассиопею:
        - В гибели Тиберия я не виноват!
        Маленькая блондинка выглянула из-за живота директора и одарила Пипа очаровательной улыбкой:
        - Привет! Я - Юль.
        Какое-то время он не мог выдавить из себя ни звука, ведь она была такой миленькой.
        - Пип… - сказала она наконец. - Как герой «Больших надежд» Диккенса.
        Правда, под пытливым взглядом её голубых глаз он в себе не чувствовал ничего героического, одну только дрожь в коленках.
        - Мне одиннадцать, - объявила она.
        - Мне тоже.
        - Фурия рассказывала мне о тебе. Я должна тебе передать, что у неё всё в порядке.
        - Она скоро вернётся?
        Юль немножко подумала, после чего сказала:
        - Она по дороге в Санктуарий. При ней эта ужасная девчонка в полосатых лосинах, а ещё - Изида Пустота с мужчиной.
        И снова пробежал ропот по рядам экслибров. Санктуарий. Изида. Эти слова внушали им ещё больший ужас.
        - Значит, они всё-таки нашли план? - спросил Пип.
        - Кое-что получше, чем план, - снова взял слово Кирисс. - Того, кто этот план начертил.
        Кассиопей отпустил руку Юль и спросил:
        - Есть ещё что-нибудь, что вы должны нам сообщить?
        Кирисс кивнул:
        - Я должен передать конфедерату двух метров росту что Фурия мне рассказывала о его Молли. - Он поскрёб в своей заросшей бороде. - Это ведь что-то вроде пароля?
        Некоторые из стоявших вокруг засмеялись. Они все были в курсе полных тоски историй Пасьянса об исчезнувшей Молли.
        - Отпустите их, - распорядился Пип.
        - А что, теперь ты здесь командуешь? - спросил кто-то из толпы.
        Опять смешки.
        Пип издёвку проглотил, но Кассиопей пришёл к нему на помощь.
        - Мальчик прав. Я думаю, что оба действительно явились от Фурии.
        Возник некоторый переполох, поскольку все говорили, перебивая друг друга, но в конце концов разум восторжествовал, и было решено, несмотря на редкие протесты, не сажать девочку под зам?к. Кириссу также было позволено свободно передвигаться, находясь, однако, под надзором. О его попытке защитить Оландера и борцов сопротивления знали все, но разглядеть в нём кого-либо, кроме разжалованного ставленника Академии, давалось далеко не всем.
        - У вас не найдётся, случайно, чего поесть? - спросил Кирисс. - Давненько уже ни крошки во рту.
        - Я тоже оголодала, - пожаловалась Юль и поглядела на Пипа.
        Его бросало то в жар, то в холод.
        Кассиопей стирал высохшую краску со своей шкуры.
        - Я провожу вас в кухню. - Он попросил экслибров пропустить обоих гостей. Постепенно напряжение спало, и толпа расступилась.
        Пип снова поймал на себе улыбающийся взгляд симпатичной девочки. Обогнув группу, мальчишка ринулся вверх по лестнице в дом, добежал до своей комнаты, вынул из-под матраса последний пряник Паулины и полетел обратно на первый этаж.
        Глава третья
        Пробравшись с раскрытой петушиной книгой по туннелю, Фурия оказалась наконец в просторном помещении. Водоворот, соединявший замок на Рейне с этим местом, вырос во всю стену позади неё. Его шипение и клокотание напоминали ей бетономешалку, которую Вэкфорд однажды использовал во время ремонта резиденции.
        Изида первая прошла через портал. За ней следовала Фурия, замыкали шествие Дункан и Кэт. За их спиной стена снова выровнялась и застыла под обоями с орнаментом. Воцарилась тишина, пока они осматривались в ожидании нападения.
        Помещение напоминало салон резиденции, разве что нигде не было стопок книг. Ни единого предмета интерьера, лишь задёрнутые шторы на окнах по левую сторону зала. Потолок украшал гипсовый орнамент, паркет блестел, словно только что натёртый.
        - Это что, убежище? - спросила Кэт.
        - Нет, - ответила Изида, - это только так кажется.
        Так тихо, как только могла, Фурия двинулась к шторам и чуть приоткрыла одну из них. Она посмотрела из окна на небольшую площадь. Роскошные городские виллы с фасадами в стиле ар-нуво окружали громадный фонтан. Горели фонари, небо над высокими крышами было сумрачно.
        - Где это мы? - прошептала она.
        Изида подошла к ней:
        - По-моему, какая-то европейская страна, довольно-таки фешенебельный квартал.
        Множество узеньких улочек выходило на площадь, у тротуаров которой были припаркованы машины.
        - Может кто-нибудь разобрать, что там на автомобильных номерах?
        С этого расстояния она видела лишь, что номера не английские.
        Дункан глянул ей через плечо наружу:
        - Мы в Италии. Номера римские.
        Отсюда в поле зрения Изиды попадала лишь часть маленькой площади. Они оказались на четвёртом этаже, по всей видимости, в палаццо, таком же, как и те, на противоположной стороне.
        - Изида! - Кэт указала на высокую деревянную дверь с массивной медной ручкой. Через щель у пола проникало желтоватое мерцание, слишком сильное для света свечей.
        - Ждите здесь. - Изида приблизилась к двери. Крючки на своем корсаже она расстегнула ещё перед выходом. Теперь бесшумно раскрывалась её грудина. В одной руке она зажала пистолет, как и Дункан, проигнорировавший её распоряжение и шедший за ней.
        Фурия тоже двинулась вперёд. Она держалась рядом с Кэт, чтобы в случае необходимости защитить её от библиомантического нападения.
        Изида взялась за ручку двери и медленно потянула её. Навстречу полыхнуло зарево пожара. К Изиде подошёл Дункан, а сразу же за ним и Фурия с Кэт. У входа в зал на колонне, высотой до пояса, стояло блюдо, из которого змеилось пламя, не больше каминного огня.
        - Ой-ой-ой! - прошептала Кэт. - Это он?
        - Здравствуй, Форнакс! - сказала Изида, не переступая порога.
        Александрийское пламя раздулось и, словно огненный мяч величиной с ладонь, скакнуло через край блюда, опустилось на пол, не повреждая паркета, после чего, взмыв колонной в человеческий рост, ответвило тощие, будто щепки, отростки, так что в конце концов стало отдалённо напоминать человека, объятого огнём.
        - Вы опять пришли мне дерзить?
        На несколько секунд Форнакс вспыхнул ослепительно-белым, но снова унялся и стал желтовато-оранжевым.
        - Я бич Востока, самый разрушительный из всех разрушителей! Я поглотил великую библиотеку в…
        - Знаем, знаем… - вздохнула Изида.
        - А я - нет, - заметил Дункан.
        - Ах! - раздалось из безликого пламени. - Внимай мне, смертный человечишко! Я Форнакс, Александрийское пламя, Форнакс-разрушитель, Форнакс неукротимый, ужаснейший из ужасов, я буду…
        - Что ты здесь забыл-то? - перебила его Фурия. - Тебя что, Мардук отпустил?
        - Отпустил? - Огненная фигура выросла до потолочных фресок. - В моей службе нуждались иные, просили, умоляли, и с превеликой неохотой он…
        - Охранник ты дрянной, - перебила его Изида. - Мардук наверняка не обрадовался, обнаружив, что стало с его драгоценной коллекцией. Вероятно, он был рад от тебя избавиться. Даю голову на отсечение, когда три семейства потребовали передать тебя им, он протестовал недолго. Ведь так обстояло дело?
        Огненное существо буркнуло что-то несвязное, разбрызгав искры.
        - Какая разница, - сказало оно наконец. - Ведь ныне вы здесь, и я могу предаться жестокой мести!
        - Ты уверен, что хочешь довести до этого дело? - усомнилась Изида.
        Форнакс метнулся к ней, словно огненный смерч. Фурия, Кэт и Дункан отпрянули от двери, но Изида продолжала невозмутимо стоять. И действительно, Форнакс остановился, выпустил ещё несколько языков пламени, и теперь угрожающе размахивал перед ней восемью огненными руками.
        Изида тихо вздохнула.
        - Посторонись…
        - Что ты себе позволяешь? - загремел Форнакс. Жар от него веял при каждом его движении. - Как ты разговариваешь с Форнаксом всепоглощающим? Я есмь жестокий пламень богов! Я поглотил цивилизации и подверг империи трепету! Тебе и тебе подобным следует ползать в прахе перед Форнаксом, рабыня бумаги!
        Петушиная книга прижалась шеей-шлангом к кисти Фурии и прошептала:
        - Хотя он и горланит бог весть что, но всё же это огонь, и шутить с ним не стоит. Во всяком случае, книгам.
        При этих словах Фурия вспомнила кое-что из сказанного Форнаксом в крепости Мардука, и вдруг её осенило: теперь она поняла, что именно Изида намерена предпринять. Ведь Изида сама - живая книга. А разве Форнакс не кичился тем, что во время пожара в Александрийской библиотеке пожрал несметное количество книг, так что больше никогда ни одной книги спалить не в состоянии?
        Дункан склонился к уху Изиды:
        - Может, не слишком разумно его провоцировать?
        - Положись на меня. - С этими словами Изида переступила через порог, пройдя сквозь потрясённого Форнакса.
        На одно мгновение огонь обступил её, а затем раздался пронзительный визг. Поскуливая, он отпрянул от неё. Впопыхах Александрийское пламя прошмыгнуло в другой конец помещения, утратив свои человеческие очертания и стал уменьшаться.
        - Так ты не человек! - взвыл Форнакс таким тоном, словно Изида была карточным шулером. - О, сколь вероломна и коварна ты, бесчестная!
        - Я - книга, а книгам ты причинить вред не в силах, - возразила Изида, у которой с момента вторжения в крепость Мардука было достаточно времени, чтобы поразмыслить над словами Форнакса. Её кожа порозовела, как от загара, но никаких ожогов не было, только чёрная одежда слегка дымилась. Пересекая комнату, она распахнула в груди страничное сердце. Белое свечение излилось на колонну посреди помещения. Изида остановилась перед ней и взяла блюдо в руки.
        - Усядешься добровольно или прежде погонять тебя по комнате? - спросила она.
        Форнакс подпрыгивал, словно шаровая молния в углу, жалуясь и причитая на свою несправедливую участь.
        - Я думаю, он связан со своим блюдом так же, как бутылочный дух - с бутылкой, - шепнула Фурия Кэт. - Унестись прочь он не может.
        Решительный вид Дункана всё ещё говорил, что в любой момент он готов броситься за Изидой в огонь. Фурии он начинал нравиться.
        - Ну что? - спросила Изида. - Твоё блюдо я могу и разбить, если так тебе милее. Мне стоит только подумать, и металл скомкается, как клочок бумаги.
        Правда это или нет, но её слова возымели действие.
        - Не делай этого! - воскликнул Форнакс. - Я погибну!
        Дункан нахмурился:
        - Неплохо придумано.
        Держа блюдо перед собой на вытянутых руках, Изида закрыла глаза. Свет в её груди засиял ещё ярче.
        - О нет, только не это… - захныкало Александрийское пламя, сжалось до огненного шарика размером с кулак и по широкой дуге впрыгнуло обратно в блюдо. - Я уже здесь! Вот он я!
        Напряжение Изиды спало, она открыла глаза и в следующий миг исчезла в столь ослепительном блеске, что Фурии и всем остальным пришлось в страхе отвернуться. Дункан издал крик и бросился в комнату. За ним хотела было последовать и Фурия, но Кэт крепко вцепилась в неё.
        - Ни за что! Погоди ты!
        Дункан не дошёл ещё до середины комнаты, как свет погас. Изида стояла, тяжело переводя дух с медленно закрывающейся в груди книгой. В правой руке она зажала серый металлический шарик, не больше теннисного мячика.
        - Лови! - крикнула она Дункану и бросила ему сжавшееся в металл пламя.
        Тот схватил его, взвесил в руке и пробормотал:
        - Даже не горячо.
        - Пока он посидит здесь.
        Фурии показалось, что до неё как бы издалека доносятся тихие вопли и причитания Форнакса.
        - Но он ведь не умер, а?
        Изида покачала головой.
        - Просто взаперти. Думаю, с ним всё в порядке. До поры до времени он больше никого не спалит.
        Дункан передал ей шарик обратно, и Изида припрятала его под чёрной накидкой. Послышался запах горелой шерсти. Вблизи Фурия видела, что лицо и руки Изиды покраснели гораздо сильнее, чем это казалось на первый взгляд. На лбу и на носу слезала кожа, а светлые ресницы были опалены.
        - Ты ведь не очень надеялась на успех, верно?
        Изида вымученно улыбнулась.
        - Я ведь не только книга. Самое главное, что Форнакс на это купился, правда?
        Судя по лицу Дункана, ему хотелось встряхнуть Изиду как неразумное дитя, но он только крепко сжал губы и слегка дотронулся до её руки.
        Все вместе они направились к двери на противоположной стороне коридора. Шум мог привлечь сюда народ, но снаружи не раздавалось ни единого шороха.
        Они покинули комнату и вышли в длинный холл с открытыми по обеим сторонам дверями. В пустых помещениях на паркете лежала пыль, обои приобрели жёлтый оттенок.
        - Это что, камуфляж? - спросила Фурия. - Римское палаццо в качестве перехода в Санктуарий?
        Дункан поскрёб себе бороду:
        - И без гвардейцев?
        - Здесь вообще ни души, - заметила Изида. - И никаких книг, чтобы никто не мог сюда прыгнуть.
        Вскоре они очутились на лестничной площадке с широкими мраморными ступенями и полированными медными перилами. Пол был выложен мозаикой. Витая лестница вела вниз через три этажа, и на каждом из них находилось по одинаковой двери.
        - Каждому из трёх семейств отведён собственный этаж, - пробормотала Кэт, пока они спускались, - а на четвёртом этаже - порог.
        Всё это представлялось Фурии нереальным, словно декорация к кинофильму. Кулисы действительности, за которыми - и, может быть, очень близко - крылось что-то иное, значительно более важное.
        - Я почувствовала бы, если бы здесь что-то было, - сказала Изида, нахмурившись, что придало ей ещё более измождённый вид. Если она действительно всё ещё держалась на ногах благодаря Абсолоновой книге, действие её было поистине уникальным. Но цена за это определённо слишком высока. - Здесь ничего нет. Ещё ни разу мне не доводилось бывать в месте, которое ощущалось бы таким пустым, таким мёртвым.
        - Может, это не в доме? - предположила тогда Фурия задумчиво. - А что, если оно снаружи? - Прижавшись лбом к оконному стеклу и глядя на площадь, она кое-что приметила.
        Через пару шагов Фурия оказалась в другом конце мраморного холла на первом этаже, рванула стеклянную дверь и вышла в тамбур. Но не успела она открыть входную дверь, как ей в лицо хлынули приглушённый шум большого города и вечерняя прохлада. Бесчисленные ступеньки вели вниз, на пустынный тротуар.
        - Идите сюда! - бросила она своим спутникам через плечо и побежала к фонтану в центре крошечной площади, к которой сбегались пять узеньких улочек. На одной из табличек при свете уличного фонаря она прочла надпись: «Пьяцца Минчио».
        Фурию обуял торжествующий смех, едва она, поглядев направо, поняла, что нашла второй порог. В конце боковой улочки, над проезжей частью, между двумя дворцами изогнулась на расстоянии менее ста метров массивная арка. Она состояла из двух этажей с тёмными окнами. В многочисленных домах вокруг площади, по-видимому, размещался целый лабиринт из комнат, залов и коридоров. Каменные балконы и лоджии покрывали высокие фасады. Фурия догадывалась, почему Академия выбрала для своих целей именно это место, а может, даже целый квартал. Не какое-нибудь поместье на отшибе вроде резиденции, и не одинокую крепость на горе наподобие бывшего дворца Розенкрейцев. Нет, она выбрала пьяццу Минчио, центр смешения римских улиц. Чванливое, шикарное и в то же время обыденное. Можно было любоваться этими домами с окнами в завитушках и нишами, полными каменных фигур, но никто никогда бы не заподозрил, что за ними находится что-либо, кроме пышно меблированных апартаментов и дорогих офисов для адвокатских контор.
        - Неужели эта арка, - начала Кэт, - и есть порог?
        Фурия кивнула. Собственно, это было не более чем предположением, но библиомантическое чутьё подсказывало, что они на верном пути. Она смотрела на улочку, удалявшуюся от фонтана. По обеим её сторонам были припаркованы машины. Через арку на перекрёстке она видела блики от фар пробегающих мимо неё автомобилей.
        - Изида! - Она оглянулась и увидела, что та, облокотившись на одну из припаркованных машин, в чём-то страстно убеждает Дункана.
        Сначала он качал головой, но потом сдался и вынул какую-то книгу. Колеблясь, он раскрыл её, при этом сам не заглядывая вовнутрь, и весьма неохотно протянул её Изиде. Она прочла там несколько строчек и со страстью потянулась за книгой, но Дункан отдёрнул издание назад. На мгновение могло показаться, что Изида собирается наброситься на него. Фурия была готова прийти Дункану на помощь, но Изида овладела собой и позволила опять спрятать книгу. Она привела себя в порядок, и при этом даже казалось, что сделалась на ладонь выше ростом. В глазах её блеснул жёлтый свет фонарей, когда она поглядела сначала в сторону Фурии, а потом на арку.
        - Пошли, - сказала Изида, ещё раз притронувшись к руке Дункана и шепнув ему что-то.
        С подавленным видом он кивнул, и Фурия снова по-думала, сколь тяжкое бремя он на себя взвалил. Вчетвером они отправились вдоль по улице. Чем ближе они подходили к арке, тем яснее Фурии становилось, что это правильный путь. Что-то похожее она испытала, впервые пройдясь вместе со своим отцом через Суэйнс-Лейн к римскому мосту в Либрополис. Тогда Тиберий ей объяснил, что Академия часто использует старые строения в качестве порталов между обычным миром и убежищами. По всей видимости, использование уже существовавшего перехода или здания, издавна служившего связующим звеном между двумя мирами, облегчало дело.
        Арка на пьяцце Минчио была громадой, украшенной мифологическими лицами из камня, громоздкими колоннами и статуями. В центре её, прямо над проезжей частью, на цепях висела железная люстра почти вполовину величины одной из припаркованных на обочине машин. Крепилась она к арочному своду, расписанному орнаментом голубого и золотого цвета, имитирующим звёздное небо.
        - Должно быть, это здесь, - прошептала Фурия.
        - А ты опять в роли ключа? - В голосе Дункана звучало лёгкое сомнение.
        - Посмотрим! Только член пяти семейств может открыть переход, говорил з?мок.
        - А разве Розенкрейцы принимали участие в создании Санктуария? - поинтересовалась Кэт.
        Изида опередила Фурию:
        - В этом участвовали все пять семейств до того, как дело кончилось разрывом.
        - Но портал они, похоже, передвинули сюда позднее, - заметил Дункан. - По всему видать, что арке и дому немногим больше сотни лет. К тому моменту Санктуарий существовал уже несколько десятилетий.
        - Я слышала, что на первых порах Академия передвигала вход несколько раз, - сообщила Изида. - Лишь после того, как ей показалось, что Розенкрейцы исчезли с лица земли, меры предосторожности были смягчены, а портал нашёл своё нынешнее местоположение. По всей вероятности, арка была возведена исключительно для того, чтобы стать порталом.
        В нескольких шагах от арки Фурия остановилась и перевела взор наверх, на громадную люстру.
        - Пока мы не перейдём на ту сторону, держитесь возле меня.
        - Где бы та сторона ни находилась, - буркнула Кэт без особого восхищения от указаний Фурии, которые едва ли заслуживали статуса плана.
        Как и всем остальным, Фурии было ясно, что они, с высокой долей вероятности, слепо бросаются в объятия гибели. Однако был ли у них выбор? Никогда прежде сопротивление не подбиралось столь близко к сердцу Академии.
        Давало о себе знать и другое: Фурия испытывала гордость от того, что она одна из Розенкрейцев. Спустя все эти годы она первая в своей семье получила шанс на возмездие за ту несправедливость, которой подверглись её предки.
        - Значит ли это, что Академия хорошенько припрятала Санктуарий? - Голос Изиды грянул громче, чем прежде, а сама она сделалась словоохотливей: книга Абсолона оказывала своё воздействие. - Говорят, он так глубоко укоренён между страницами мира, что ни один библиомант даже случайно не может на него наткнуться.
        - То есть как раз там, где бушуют теперь идеи, - пробурчал Дункан.
        - Все готовы? - спросила Фурия на последних подступах к арке.
        - Есть такое, - ответила петушиная книга.
        - Нисколько, - ответил Дункан.
        - Я бы хотела, чтобы Финниан оказался здесь, - прошептала Кэт.
        Глава четвёртая
        Пряник Пипа был чёрствый, как камень, но Юль всё равно обрадовалась ему и отблагодарила его затейливым реверансом.
        - А моя сестра не умеет делать реверансы, - загрустил Пип. - Она переваливается совсем как индюшка. Все так говорят.
        - Но она и не была чтицей баронессы, - поглядывая на него искоса, маленькая блондинка улыбалась, пока они вместе шли по коридорам резиденции.
        Он показал ей несколько своих излюбленных мест, прежде всего - чердак, полный мебели, скрытой под белыми простынями. Теперь же они приближались к кульминации его экскурсии.
        - Как мило! - сказала она. - Всё здесь. И то, что ты мне это показываешь.
        Лицо Пипа залила краска, но он постарался не обращать на это внимание, поскольку боялся показаться глупым, как это и случается с мальчишками, не привыкшими беседовать с симпатичной девочкой. Сестра в расчёт не принималась.
        - Сейчас будет кое-что получше! - пообещал он. - Но очень возможно, что ты до смерти перепугаешься.
        В ответ раздался её восхитительный смех, звонкий, как колокольчик.
        - Меня ничто больше не напугает. Здесь вряд ли найдётся нечто страшнее, чем з?мок Химмелей.
        - Некоторые считают его монстром, но он не таков.
        - Он?
        - Его имя - Замза.
        - Это что, твоя собака?
        - Замза не собака! - ответил Пип с усмешкой.
        Краски висящих на стене картин, на которых были изображены разнообразные ландшафты, показались ему более яркими, чем обычно, а красный затоптанный ковёр пламенел, как огонь.
        - В вашем доме кажется, будто возвращаешься на годы назад, - сообщила Юль.
        - Что ты имеешь в виду?
        - Ну всё такое… старое. - Она остановилась и крепко схватила его за руку. - У Химмелей тоже было полно старья, но имелись вещи и современные - телефон, например. Вот у вас есть телефон?
        Её прикосновение привело его в замешательство. Больше он ничего не чувствовал, кроме её пальчиков, крепких и прохладных. Действительно, её ручка была очень холодной, но об этой особенности девчонок он уже знал, потому что у него была сестра. Холодные ноги и руки - это часть жизни в резиденции, с которой приходилось считаться, но, несмотря ни на что, ему ужасно хотелось согреть пальчики девочки.
        - У нас есть телефон, - ответил он, застигнутый врасплох. - Вернее, он у нас был… Аппарат где-то ещё валяется, но никто им не пользуется. Он не работает.
        - Зачем тогда телефон, если он не работает?
        - Папа никогда не оплачивал счетов, и потому его отключили. Фурия считает, что нам надо опять написать заявление на его подключение, но руки у неё до этого так и не дошли.
        - Мне срочно нужно позвонить!
        - Кому же это?
        - Моей семье. Ведь Химмели украли меня, ты что, забыл?
        - О, твоя семья наверняка беспокоится.
        - Наверняка. - Она приблизилась ещё на полшага. Теперь до него долетал запах её волос, и он видел, как она покусывала свою нижнюю губку, совсем легонько. - Это действительно очень-очень для меня важно.
        - Где-то в доме имеется мобильник. Так, на всякий случай. Я могу разузнать, у кого он.
        - Ты сделаешь это для меня?
        - Ясное дело! - Его обуяла радость оттого, что она опять улыбалась и больше не глядела так серьёзно, как только что.
        - Очень любезно с твоей стороны. - Несколько мгновений она смотрела ему прямо в глаза, после чего заметила что-то на маленьком столике на краю коридора. - О, смотри-ка, Smoke & Mirrors!
        И действительно, там, рядом с серебряной зажигалкой и парочкой других курительных принадлежностей, лежала начатая пачка. Пепельница была наполовину полна. Голосом, приглушённым до заговорщического тона, Юль сказала:
        - Мы могли бы покурить.
        - Я уже пробовал - это отвратительно.
        Пару секунд она взвешивала пачку в руке, как будто борясь с искушением, но в конце концов только пожала плечами, улыбнулась и сказала:
        - Но ведь здесь никто этого не запрещает? А тогда это совсем не то удовольствие.
        У него слегка кружилась голова, и он глубоко перевёл дух.
        - Сейчас я покажу тебе, пожалуй, Замзу. Он там, впереди! - Пип указал в глубину коридора и услышал, как за его спиной Юль швырнула сигареты обратно на стол.
        - Хорошо! - Она выпустила его руку и побежала вперёд, внезапно заторопившись. - Идём! Я хочу его увидеть.
        Пип нагнал её, но перед дверью остановился и постучал:
        - Замза! Это я! - С этими словами он нажал на ручку двери и провёл Юль в комнату.
        Вредитель, как всегда, лежал пузом кверху и мечтал о лучших временах. Свои шесть ножек он скрестил на бронированном животе, но, заметив Пипа, развёл верхнюю пару, словно лезвия складного ножа. Сразу после этого ножки опять вернулись в исходное положение, но Пип знал: это манера Замзы его приветствовать.
        Подходя вместе с Пипом к кровати, Юль не издала ни звука. Страха на лице её не было, скорее одно любопытство, и на миг показалось, что она забыла о своём звонке родителям.
        «Вот было бы здорово, если бы она осталась здесь подольше, а не спешила скорее вернуться в свою семью», - поймал себя на мысли Пип. Но ему и самому однажды пришлось побывать заложником. Ясно, что она хотела поскорее вернуться к родным людям, которых любила, а не торчать с ним, в стенах, где гуляют сквозняки.
        - Можно мне к нему прикоснуться?
        - Я могу его спросить.
        - А что, я не могу?
        - Попробуй, но он не на всякого реагирует.
        Она подошла к краю кровати, снова исполнила свой реверанс и сказала:
        - Меня зовут Юль, а ты, значит, Замза. Можно я стану твоим другом?
        Одно из чёрных щупалец дрогнуло.
        - Обычно у него довольно дурное настроение, - пояснил Пип.
        - Я бы на его месте тоже не скакала от восторга.
        Она предприняла ещё одну попытку.
        - Можно мне потрогать тебя за ногу, Замза-вредитель?
        - Кажется, Замза - это его фамилия.
        Она поразмыслила секунду, а затем кивнула, заметно раззадорившись по поводу своей новой затеи.
        - Здравствуйте, господин Замза! У вас очень печальный вид.
        Внезапно, боязливо подрагивая, по направлению к Юль протянулись два «щупальца». Она медленно выставила свой указательный палец, чтобы Замза мог к ней прикоснуться. Пип подумал, что ей доподлинно известно, как заставить других выполнять её желания. Длинные ножки Замзы осторожно свесились к ней. Коротко задержавшись, они двинулись с лёгкой дрожью дальше. В следующий миг обе ножки одновременно щёлкнули по кончику пальца Юль. Этот контакт продолжался две-три секунды.
        Произошедшее потом случилось так быстро, что Пип едва успел разобраться в подробностях. Из челюстей вредителя раздалось резкое шипение, а в следующий миг Замза, перекатившись на противоположную сторону матраса, с треском перевалился на свои шесть ножек и скрылся под кроватью. Юль отшатнулась, потрясённо воззрившись на свой палец. Пип подумал, что надо её утешить, но не обнаружил на её лице беспокойства, а только удивление. Он изумленно опустился на колени перед кроватью.
        - Эй! - сказал он, заглядывая под кровать. - Ты что творишь?
        Замза сидел в темноте, словно в пещере, и шипел. Его кусачки взволнованно вгрызались в пустоту.
        - Он меня боится, - Юль подошла к Пипу, но продолжала стоять не нагибаясь.
        Как кто-то мог не любить Юль? Видно, Замза слишком долго был узником тела насекомого и утратил кое-какие навыки: например, как надо себя вести в присутствии девочки. А может, он всегда был ворчливым букой, боявшимся женщин?
        - Лучше я пойду, - сказала девочка.
        Щупальца Замзы суетливо щёлкали по сторонам. Никогда ещё Пип не видел его таким, даже в ту пору, когда он предложил отполировать до блеска панцирь вредителя средством для мебели. Со вздохом он поднялся, и, бросив последний взгляд на опустевшую выемку в матрасе, взял Юль за руку.
        - Он просто невежа. - Но в глубине души, коснувшись её руки, Пип стал прислушиваться к своим ощущениям, пытаясь понять, что испытал Замза. Но всё, что он почувствовал, были приятные мурашки.
        - Мы можем попозже ещё раз попробовать, - заверил он Юль.
        Не оглядываясь, словно о Замзе она уже и думать забыла, Юль, держа Пипа за руку, бежала к двери, полностью сосредоточившись на мальчике. Снаружи, в коридоре, он спросил:
        - Хочешь ещё что-нибудь посмотреть?
        В её голубых глазах снова коротко вспыхнули знакомые огоньки нетерпения. Затем её лицо озарила милая улыбка, и она кивнула.
        На первом этаже они столкнулись с несколькими экслибрами, как раз возвращавшимися с ужина. Все уставились на Юль с любопытством. Она поприветствовала женщин и мужчин, правда, на этот раз без реверанса. Экслибры отправились дальше, но одна пожилая дама продолжала смотреть им вслед. Пип поспешно потащил Юль за собой, досадуя, что женщина не спускает с них глаз.
        Когда начало смеркаться, он предложил Юль погулять в парке. Её длинные волосы отливали золотом, играя на свету, струившемся через окна. На ней была одна из курток Фурии с многочисленными карманами. Каждый из них был достаточно просторным, чтобы туда поместилась петушиная книга. Трава была влажной после небольшого дождя. С холмов в долину дул пронзительный ветер.
        - Куда мы идём? - спросила она.
        - Сейчас увидишь.
        Они добрались до маленького кладбища позади часовни. Между могилами, рядом с каменной фигурой женщины, спрятавшей лицо в ладонях, стояло белое дерево, которого вчера ещё не было. Прошлым вечером Нассандра пустила корни прямо здесь, где беседовала с Пасьянсом до захода солнца, вернее, болтал Пасьянс, помогая себе руками и ногами, а каллиста молча ему внимала, следя за ним своими огромными глазами. Пип видел обоих из окна и радовался, что телохранитель не таскался за ним по пятам, пока он показывал Юль резиденцию. Берёзка была само изящество - молодое деревцо с тонким стволом и воздушной листвой. На каллист время года не оказывало никакого влияния. Каждое утро они сбрасывали листву с тем, чтобы к вечеру опять её обрести. Скудного света из дома было недостаточно, чтобы разобрать на белой коре строки буковок, словно выцарапанных иголочкой.
        - Её зовут Нассандра, - объявил Пип.
        Юль посмотрела на каменное изваяние женщины рядом с деревом.
        - А зачем ей вообще имя?
        - Я говорю не о статуе, а о берёзе. Это каллиста. Ночью она превращается в дерево, а днём она человек… По крайней мере, нечто вроде человека.
        Вполне сознавая, что всё это приводит Юль в замешательство, он добавил:
        - Раньше она была сердечной книгой.
        Юль подошла к дереву и положила руку на ствол:
        - А кажется, ствол как ствол.
        - Теперь она дерево.
        Девочка обошла берёзу кругом, не отрывая руки от коры.
        - Народ здесь - просто класс! Ты, наверное, кажешься себе кем-то вроде укротителя цирка.
        Пип нахмурился:
        - Это - мои друзья, а совсем не звери, которых гоняют по арене плёткой!
        - Конечно нет. Прости!
        Да она, никак, ковыряет ногтем ствол Нассандры! Он сделал шаг по направлению к дереву, но Юль отдёрнула руку.
        - А почему ты мне показываешь всё это?
        Он замолк, потому что причина внезапно ему показалась совершенно дурацкой. Он хотел рассказать ей о том, как он приходил сюда с Пасьянсом, как добродушный великан делился с Нассандрой мятным печеньем и как оба допоздна просидели здесь под открытым небом, поскольку начали друг в друга влюбляться. Втайне Пип надеялся, что Юль точно так же усядется с ним, вопреки прохладному ветреному вечеру. Может, тогда он ей тоже немножко понравится.
        - Потому что… - начал было он.
        Её рука как бы между прочим снова скользнула по берёзовому стволу.
        - Просто так, - выпалил он, - чтобы ты здесь всё посмотрела!
        - Ах, вот как! - Она что-то хотела сделать с деревом, возможно, даже не отдавая себе в этом отчёта. - Сейчас я действительно с удовольствием позвонила бы домой. Они наверняка захотят меня как можно скорее забрать. Есть у вас адрес?
        Адрес-то имелся, но ещё отец ввёл строгое правило: посторонним его не давать, и уж, во всяком случае, не тем, кто знал о библиомантике и об Адамантовой Академии.
        - Они тебя не смогут забрать, - сказал он. - И не знаю, хорошо ли звонить им отсюда.
        Юль резко рванула узкую полоску берёзовой коры. Над их головами по листве пробежал шелест. Но, может быть, это был всего лишь порыв ветра.
        - Что ты творишь?! - крикнул он. - Сейчас же прекрати!
        Сначала она поглядела на него, потом на белую кору в руке, словно и сама толком не знала, как он там очутился.
        - Что ей от этого, больно, что ли? - удивилась она.
        - Конечно!
        - Но ведь это же только дерево.
        - Это - каллиста. Я же тебе говорю!
        - На мой взгляд, обычное дерево. Такое, какое срубают и распиливают на дрова, а затем бросают в камин…
        - Зачем ты говоришь такие гадости?
        Она высмеяла его:
        - Пип, у вас в доме полно каминов! Что же вы, топите их не дровами?
        - Уж во всяком случае, не древесиной каллисты.
        Она отбросила бересту, вновь вцепилась в ствол и дёрнула следующую полоску, не оторвав её до конца.
        - А что будет, если её спилить? Будет она тогда превращаться или останется простым бревном для топки?
        Он вскочил, порываясь оторвать её от Нассандры, но Юль выставила ему навстречу свободную руку.
        - Не прикасайся ко мне, иначе я буду её обдирать и дальше.
        Едва сдерживая ярость, он остановился, наверное, не ближе, чем в трёх шагах. Не часто желал он родиться библиомантом, но это был как раз тот случай. С помощью сердечной книги он бы преспокойно оттолкнул её.
        - У меня есть к тебе предложение, - объявила она. - Ты принесёшь мне сейчас мобильник и никому не скажешь об этом, потом объяснишь, где мы находимся. Я сделаю короткий телефонный звонок, а после оставлю твою подружку в покое.
        Вокруг него всё завертелось, хотя в голове установилось полное спокойствие, так что Пип сам удивился, насколько ясно он соображал. Она подловила его! И его, и всех остальных. Может, ей и правда только одиннадцать, но с той миленькой девочкой, за которую он её принял, она не имела ничего общего. В душе своей она была отвратительна, и, чтобы это понять, не потребовалось даже срывать с неё кожу, как она это делала с Нассандрой.
        Он как раз собрался ей что-то гаркнуть в ответ, как вдруг из дома раздался голос:
        - Пип! Ты на улице?
        Пасьянс. Он искал его.
        - Ни звука! - фыркнула она.
        - Мы здесь! - крикнул Пип.
        Она оторвала ещё один кусок бересты, на этот раз - почти такой же длинный, как её рука до локтя. Не успел Пип сделать выпад и схватить её, как она, подобно кошке, вспрыгнула на дерево и ловко полезла по стволу наверх. Первые ветки находились на высоте двух метров, и она оказалась там так быстро, что у Пипа совершенно не осталось времени на раздумья, следует ли ему лезть за ней или нет. Всё дерево трепетало, молоденькие веточки тревожно сгибались. Юль всё ближе подбиралась к кроне, по пути ломая ветви. Она одна-то весила больше, чем Нассандра могла вынести. Двойная тяжесть нанесла бы каллисте тяжёлые повреждения.
        - Пип!
        Два карманных фонаря отбрасывали дрожащие полосы света. В этот момент к ним подошёл Пасьянс и другие сопровождавшие. Едва они оказались на кладбище, Пип разглядел рядом с конфедератом фавна Кассиопея. С ними пришли директор Кирисс и седовласая экслибра, встретившаяся Пипу на лестнице.
        - Ни шага больше! - крикнула Юль из густой кроны.
        Вслед за её словами послышался треск сломанной ветки. Она запустила её в Пипа, и тот, подняв веточку, на месте слома обнаружил розовую жидкость.
        - Подождите! - крикнул он Пасьянсу и всем остальным. - Не приближайтесь!
        Они остановились.
        Опять зашелестела листва, и теперь Пип был уверен, что это не ветер.
        - Пусть мне кто-нибудь принесёт телефон! - приказала Юль, скрытая в гуще листвы.
        В темноте её белое платье было едва различимо среди листвы и веток. Дальше она карабкаться уже не могла: выше трёх метров ветви были чересчур тонкими, чтобы её выдержать. Пипу почудилось, что он видит, как она забирается на развилку из сучьев.
        До Пасьянса наконец дошло, в чём дело, и он направился к Пипу:
        - Если ты причинишь боль Нассандре, я тебя продырявлю! - проревел он, одной рукой направляя свет фонаря в сплетение ветвей, а другой - извлекая револьвер.
        - Но прежде я ей веток пообломаю. - Для одиннадцатилетки Юль проявляла удивительное хладнокровие. - А ну убери фонарь!
        - Прости, - подавленно сказал Пип Пасьянсу. - Она перехитрила меня.
        Пожилая экслибра подошла ближе.
        - Я знаю её, настоящее имя этой девочки - Пандора Химмель. Сначала я усомнилась, так как тогда она была гораздо меньше, но потом у меня в памяти всплыла эта улыбка… как у ангела, который на самом деле - дьявол.
        - Ты была у нас стряпухой! - крикнула девочка сверху. - Экслибра, настолько глупая, что годна только чистить картошку!
        - Они заставляют экслибров работать на них, - пояснила женщина с презрением.
        - Давным-давно никто не позволяет себе ничего подобного, - возразила Пандора. - Хотя бы только потому, что экслибры даже для лёгких работ непригодны.
        Пасьянс подошёл ближе к стволу:
        - Я тебе покажу, кто здесь…
        Что-то сверху капнуло ему на лицо.
        - Горючее из зажигалки! - пояснила она. В следующий миг на дереве зажглось пламя. - Пип был столь любезен, что провёл меня по дому, а по дороге я нашла кучу всякой полезной всячины: зажигалку, пустую бутылочку, ножик… Ведь в куртке довольно просторные карманы.
        Пип был вне себя от злости, но Пасьянс удержал его:
        - Мы сцапаем её, не беспокойся.
        - Эй, ты! - крикнула девочка. - Выключи свой фонарь и брось-ка пистолет подальше! Туда, назад, в кусты!
        - Не пистолет, а револьвер, - буркнул Пасьянс и погасил фонарь.
        - Брось его!
        - Я, может, прежде тебя пристрелю.
        - Возможно. - Пандора сменила позицию. Наверное, она уселась поудобнее в развилке. - Но прежде каллисту охватит пламя.
        - Как будто ты так просто сама себя спалишь! - крикнул Пип.
        - Хочешь, попробуем?
        Пасьянс нежно дотронулся до белого ствола Нассандры. Когда он отвёл от него руку, на пальцах его поблёскивала влага. Он поднёс пальцы к носу. Даже издалека Пип уловил запах бензина. Пандора вылила жидкость прямо на ствол.
        - Давай попробуй заставить меня спуститься! - дразнила она Пасьянса. - Именно в тот момент, как вы меня схватите, я щёлкну зажигалкой и подожгу её. Неужели вы и в самом деле думаете, что сможете тогда спасти вашу каллисту?
        - Пандора всегда была вредным ребёнком, - пояснила экслибра. - Подлая насквозь. Её любимым занятием было выдирать страницы из петушиных книг.
        Пипу сделалось дурно, и он злился на себя почти так же, как и на Пандору.
        - Не твоя вина, - сказал Пасьянс. - Женщины постоянно обводят нас, мужиков, вокруг пальца.
        В то время, как Кассиопей и остальные экслибры медленно приближались к ним, солдат метнул оба своих револьвера в кусты, после чего опять устремил глаза наверх:
        - Довольна?
        - Отошлите всех остальных прочь!
        - Убирайтесь! - крикнул Пасьянс через плечо.
        - Пусть один из них вернётся назад с телефоном! - добавила Пандора. - Кто-нибудь, кто скор на ногу, только не жирдяй директор! Вон, фавн!
        - И что тогда? - спросил Пасьянс.
        - Она хочет позвонить кому-то из Академии, - объяснил Пип, - и выдать им наше местоположение.
        - До мозга костей - Химмель… - вздохнула экслибра.
        - Да убирайтесь же! - взвизгнула Пандора.
        Пасьянс сделал другим знак:
        - Делайте, что она требует!
        Среди экслибров пробежал ропот и бормотание, но Кирисс и Кассиопей, расставив руки, заставили их податься назад. На фоне освещённых окон резиденции удаляющиеся силуэты становились всё меньше.
        - А теперь подождём, - объявила Пандора.
        Словно невзначай, она выпускала огонёк из зажигалки. Два раза, три раза, подносила её даже к стволу, но не настолько близко, чтобы Нассандру охватил огонь.
        - Если ты ей ещё только одну веточку отломишь, я оторву тебе голову! - пригрозил Пасьянс.
        В ответ раздался треск, после чего им под ноги из темноты упала ветка.
        Пасьянс завопил, распалившись от ярости, а древесная крона, шелестя, болезненно задрожала.
        - Оставь свои угрозы при себе, верзила! - сказала Пандора. - Скоро моя сестрёнка окажется в Совете Академии, и здорово будет, если Химмели продемонстрируют другим семействам, что мы разыскали ещё один очаг сопротивления.
        «Ещё один очаг? - мелькнуло в голове у Пипа. - А что, имелись и другие?»
        - Мне наплевать, что ты ребёнок, - объявил Пасьянс и с нежностью поднял отломанную ветку. - Я тебя всё равно убью.
        - Фавну надо бы поторопиться, - сказала она невозмутимо.
        Щёлкнула зажигалка. И погасла. Опять щёлкнула.
        Глава пятая
        Аттик Арбогаст сунул оружие в кобуру под пальто. Лицо его не выражало ничего, словно он палил по мишени в тире, а не по владыкам мира сего.
        Весь вымазанный чернявый юноша рядом с ним всё ещё безвольно стоял рядом, но у Джеймса сложилось впечатление, что, несмотря на отсутствующий взгляд, он что-то затевает. Поскольку здесь, в помещении, библиомантика была заблокирована, влияние Арбогаста на юношу также ослабло. Судя по его изувеченной внешности, в жизни ему приходилось несладко.
        Вокруг янтарного стола лежали тела членов Совета. На лице Юлия Кантоса даже после смерти осталось то же растерянное выражение, которое появилось в последние мгновения жизни. Грегора фон Лоэнмута выстрел отшвырнул назад. Он накрыл своим телом супругу, сидящую в кресле, которая погибла, даже не успев закричать.
        Прежде чем выстрел уложил Рубину Кантос, ей удалось на пару шагов отойти от стола, в глубину «Золотого зала». Последняя пуля досталась её дочери, швырнув её на пол; хотя, затаившись у входа, Джеймс Ливию не видел, он улавливал её прерывистое дыхание позади стола, стократно усиленное эхом под куполом с созвездиями.
        - Её нельзя оставлять в живых, - объявила баронесса.
        Джеймс догадывался, что здесь возражать бессмысленно, но всё же предпринял попытку:
        - Она ведь больше никому не может причинить вреда.
        - Если уж начинать что-либо подобное, - не глядя на него, наставнически произнёс Арбогаст, - то нужно доводить дело до конца.
        Юношу-чужака он оставил с Джеймсом и баронессой, а сам двинулся вдоль круглого стола. Остановившись и глядя безразличным взором на пол перед собой, он снова достал оружие.
        - Баронесса, велите ему не делать этого! - взмолился Джеймс.
        - Я слишком долго готовила это предприятие, - ответила она. - Из-за ребячеств Фейта и Рашели всё чуть не пошло насмарку. Удар мне пришлось нанести раньше, чем было задумано, и рисковать, что кто-то ещё влезет, я не стану, и уж точно не ради Ливии Кантос.
        С этими словами баронесса направилась к Грегору фон Лоэнмуту и подняла пистолет мертвеца.
        Арбогаст прицелился в Ливию, лежавшую перед ним на полу. Учащённо дыша, она что-то прохрипела, но что именно, разобрать с противоположной стороны стола было невозможно. Юноша рядом с Джеймсом застонал. Эхо донесло стон до ушей Арбогаста, который в последний момент остановился и поглядел на Джеймса.
        - Эй, экслибр! Побудь рядом с ним, когда он очнётся.
        Джеймс посмотрел на юношу, который несколько раз моргнул, словно в глаза ему бил слишком яркий свет. Тот дёргал руками, связанными у него за спиной.
        - Я займусь этим, - заверила баронесса. - А на вас - девчонка, Аттик!
        Ливия ещё раз что-то прошипела Арбогасту, и тогда тот спустил курок. В ушах Джеймса этот выстрел грянул гораздо громче, чем все прежние, и, казалось, без конца отдавался под звёздами из янтаря.
        Юноша рядом с ним попытался что-то сказать.
        - Как тебя зовут? - прошептал Джеймс.
        - Фи… Финниан.
        Всего в нескольких шагах от них находилась арка, ведущая обратно в Рим; но без члена трёх семейств они не могли преодолеть порог. Единственной, кто смог бы это сделать, была баронесса, которая в данный момент не скрывала своего торжества.
        Джеймс принял решение отвлечь свою госпожу от Финниана, чтобы тот смог прийти в себя.
        - А что с Фейтом и Рашелью? - спросил он и сделал шаг навстречу старухе. - Они здесь что, не появятся?
        - Может быть, попытаются, но обнаружат, что путь в Санктуарий закрыт, так как через пару минут он вообще перестанет существовать.
        - Вы что, хотите всё здесь оставить на растерзание идеям? - удивился Джеймс.
        Он понятия не имел, что эти идеи собой представляют, но улавливал угрозу, от них исходящую.
        - Санктуарий просто исчезнет, - объяснила баронесса. - И никто никогда не узнает, что здесь произошло. Никто в будущем не станет задаваться вопросом, почему только одна личность находится во главе Академии.
        Краем глаза он заметил, что Финниан постепенно приходил в себя, но и баронесса была не так слепа, как притворялась, однако на таком удалении ей всё же пришлось бы изрядно поднапрячься, чтобы что-либо прочесть по его лицу.
        Снова подошёл Арбогаст. Джеймсу не терпелось узнать, что баронесса предложила ему за предательство. Влияние на все решения, вершащие судьбы библиомантики? Или же в действительности это Арбогаст был тем, кто тянул за ниточки, просто-напросто нуждаясь в представителе трёх семейств, чтобы придать своим действиям законность? А может, за переворотом крылась целая группа заговорщиков?
        - Ни один библиомант не в состоянии уничтожить Codex Custodis. - Баронесса указала пистолетом Лоэнмута на Финниана, которого наполовину заслонил Джеймс, - а потому покончи с этим.
        Джеймс повернулся к Финниану, одновременно не сводя глаз с Арбогаста, обогнувшего стол всего лишь на четверть.
        Финниан снова рванул свои путы. Библиомантическое влияние испарилось, но было заметно, что у него проблемы с ориентацией. Он растерянно озирался по сторонам. Знал ли он вообще, где находится?
        - Ты, - уличила его баронесса, - ты и есть один из братьев-бардов!
        Джеймс посмотрел на него с ещё большим уважением. Что-то уж больно молодой для террориста, находящегося в розыске. Одновременно он спрашивал себя: как насчёт его собственной пользы в глазах баронессы? Уж не исчерпана ли она?
        - Пожалуйста, посторонись, - сказала она.
        Джеймс повиновался. Пистолет у неё в руке был маленьким и выглядел довольно неуместно. Джеймс не сомневался, что обращаться с ним она умеет. За последние годы он многому научился от старухи, в особенности тому, что недооценивать её не стоит.
        - Принеси-ка сюда мою сердечную книгу и поставь её к порогу.
        Джеймс подошёл к её креслу у стола. Тяжёлый фолиант в переплёте, испещрённом насечками, в Санктуарии не обладал никакой силой, и всё-таки Джеймс, неохотно подняв его обеими руками, отправился с ним назад, к баронессе.
        - А ты, - обратилась баронесса к Финниану, - забирайся-ка по-быстрому на стол.
        Юноша ничего не ответил. Вид у него был равнодушный, но Джеймс заметил, что Финниану ещё тяжело совладать с новыми впечатлениями, - целый мир из янтаря, далёкий от реальности простор зала, трупы вокруг стола, для едва очнувшегося человека зрелищ было предостаточно. Приблизившись, Арбогаст навёл свой револьвер на Финниана.
        - А ну, делай, что тебе говорят!
        - Что бы вы там ни задумали… расхлёбывать вам придётся это самим. - Голос юноши хоть и срывался, но звучал решительно.
        - Что я говорил! - бросил Арбогаст баронессе. - Тащить его сюда было пустой тратой времени! Парень он упрямый. Пусть дело завершает ваша болонка, пора наконец смываться отсюда. Пришло время заняться Федрой.
        - Уж не страх ли это перед идеями? - спросил Джеймс агента.
        Обычно Джеймсу хватало ума молча проглатывать оскорбления библиомантов, но теперь ему надоело терпеть. С тех пор как речь шла об уничтожении Санктуария, он догадывался, к чему всё идёт. Для Джеймса ситуация стать хуже уже не могла, что бы он ни сказал.
        Арбогаст остановился перед ним, смерив его взглядом, полным презрения. Джеймс хотел что-то ответить, но баронесса пришла ему на подмогу:
        - Да оставьте вы его, ради бога! - Взгляд её выдавал гораздо больше участия, чем Джеймс рассчитывал.
        Арбогаст прав: Джеймс был всего лишь дрессированным экслибром, которого таскали на невидимом поводке, и всё же, судя по всему, отказываться от него баронесса не собиралась…
        - Пойдёт он! - потребовала она, сделав знак в направлении Финниана.
        Арбогаст вздохнул:
        - Ты слышал, мальчик?.. Полезай на стол, дойди до середины и уничтожь книгу под стеклом. Разве это не твоя мечта - разрушить Санктуарий? Это - твой шанс.
        Финниан насторожился и пошевелил запястьями:
        - Со связанными руками?
        Арбогаст нетерпеливо взглянул на баронессу, словно это она виновата в том, что Финниан прибегает к древнейшему в мире трюку.
        - Всё это бессмысленно. - И тем не менее он вынул из своего пальто складной ножик и перерезал проволочные путы, которыми были перетянуты запястья Финниана.
        Джеймс сразу догадался, что юноша бросится в атаку. Естественно, против Арбогаста у него никаких шансов: агент вооружён и, несмотря на своё ранение, полностью владеет собой, в то время как Финниану стоит немалых усилий держаться на ногах.
        - Спасибо большое. - Финниан потёр запястья.
        Арбогаст проинструктировал его: нужно локтем разбить стекло в центре стола, вынуть Codex Custodis и вырвать изрядное количество страниц.
        - Тебе следует поторопиться.
        Финниан горько усмехнулся:
        - Займитесь-ка этим сами, а меня пристрелите, если хотите. Я не дам вам собой помыкать. - Презрительно глянув на старуху, он добавил: - И уж точно, одной из Химмелей.
        Джеймс прочёл в его лице решимость, ничего общего не имеющую с простым упрямством, а уж меньше всего с тревогой за собственную жизнь. Этот юноша готов скорее умереть, чем следовать каким бы то ни было указаниям Аттика Арбогаста.
        - Заставьте его силой! - потребовала баронесса, указав на стол.
        Отсюда Codex Custodis видно не было, только выпуклое стекло, под которым он лежал в янтарной оправе. Книга находилась на расстоянии восьми шагов, однако Джеймсу казалось, что он чувствует в воздухе лёгкую пульсацию от книги.
        Лицо баронессы исказилось от гнева.
        - Да это просто смешно! Он смеет вам противоречить, Аттик! Это же мальчишка!
        Одно мгновение казалось, что её слова возымеют на Арбогаста действие, ведь он не моргнув и глазом по одному её требованию только что прикончил пять человек. Вне всяких сомнений, к её пожеланиям он относился с уважением.
        Но и его послушание имело границы.
        Одним махом он оказался прямо перед Финнианом.
        - Тебе охота умереть?! - спросил он. - Как серьёзно твоё намерение?
        - Да идите вы к чёрту!
        - Аттик! - резко одёрнула его баронесса, и на этот раз в её тоне прозвучала угроза. - Он нам нужен!
        Арбогаст приставил свой револьвер к груди Финниана, и, осклабившись, спустил курок.
        Глава шестая
        Словно удар кулаком, ощутил Финниан выстрел. Однако, когда его поразила пуля, он с удивлением почувствовал себя бодрее. Ещё в момент удара он осознал, что случилось.
        Финниан рухнул на спину - верхнюю часть тела сковала немота, казалось, что это инстинкт самосохранения. Но это было не так.
        На самом деле он умирал. Сознание на миг озарилось, он попытался собраться с мыслями, чтобы не потерять его снова, но лёгкие наполнялись жидкостью, дыхание прерывалось.
        Но ничто не внушало ему страха.
        Вместо этого он думал о Кэт. О том, в чём они друг другу признались тогда, в первый день в резиденции, после того как Кэт в течение двух недель считала его погибшим. А когда ему пришлось её опять покинуть ради вылазки в бастионы Мардука, он думал о ней всё чаще, подавляя сомнения и решаясь на преступление, чтобы стать своим среди врагов. Кэт была человеком, напоминавшим ему, кто он. Что он не один из тех, кто безоговорочно следовал за Мардуком, но тот, кто выдаёт себя за такового, тот, каким он на самом деле никогда не хотел бы стать. Преступником он себя никогда не чувствовал, даже в момент нападения на портал под оранжереей. Вполне вероятно, что подобный взгляд на вещи слегка простоват, но он всеми силами убеждал себя в том, что для победы над Академией никакая цена не может быть слишком высокой.
        У Кэт по этому поводу было куда больше ясности. Она так прямо ему всё и высказывала, снова и снова, и за это он любил её - гораздо сильнее, чем любую расплывчатую идею о свободе, сильнее, чем все свои идеалы. По ночам, которые Финниан проводил в укрытиях Мардука, он рисовал себе её лицо, слышал её голос так, словно они лежали рядом и беседовали.
        И теперь она вновь предстала перед ним. Вначале её очертания были расплывчатыми, затем стали более отчётливыми.
        С того места, где он лежал, он увидел Арбогаста, баронессу и экслибра, стоявших перед золотой аркой из янтаря. Агент и старуха препирались друг с другом. Арбогаст махнул оружием другому юноше, показывая на стол. Тот, спотыкаясь, двинулся вперёд.
        Арка позади них запылала, словно жидкая лава, а воздух под ней задрожал.
        И вдруг появилась Кэт, и она была не одна. Множество образов, возникших из золотого мерцания, ринулись через порог и бросились на Арбогаста и баронессу Химмель. Голоса слились в какофонию звуков. Люди обвиняющими жестами указывали друг на друга… Или это было оружие? После этого кто-то метнулся к Финниану и упал рядом с ним на колени.
        Он увидел лицо Кэт, словно материализовавшееся из мечты. Она что-то говорила ему, плакала… Как она прижала руку к его груди, он не почувствовал, словно тело, лежавшее на полу, так же мало принадлежало ему, как и её пальцы, между которыми сочилась тёмная кровь.
        Потом появилось второе лицо. Фурия.
        Голоса, глухие и далёкие, звучали так, словно он был под водой. Может, поэтому ему не хватало воздуха?
        - Кэт… - прошептал он. - Кэт, послушай…
        Она склонилась к нему и, обливаясь слезами, целовала его, вслушивалась в то, что он хотел ей сказать.
        Спустя некоторое время прогремел очередной выстрел.
        Глава седьмая
        В тот момент, когда Фурия и трое её спутников пересекали громадную арку на пьяцце Минчио, вид противоположной стороны улицы резко изменился. Сначала создалось впечатление, что все краски выцвели до сепии и матового золота, на секунду Фурии почудилось, что она опять между страницами мира.
        Но ощущения падения с громадной высоты не было. Шаг за шагом она продолжала идти, ведя за собой Изиду, Кэт и Дункана, и внезапно осознала: вэтом месте библиомантика словно вымерла, будто смолкла тихая мелодия, долгие годы ей сопутствовавшая. Дункан, поморщившись, остановился, а Изиду неожиданно зашатало, словно ей нанесли удар. Но хуже всего дело обстояло с петушиной книгой: шея-шланг вдруг поникла, безжизненно болтаясь на книжной обложке. Фурию охватила паника, она остановилась, поддерживая клювик левой ладонью и пытаясь уловить признаки жизни.
        Ничего.
        Связь, полгода назад установившаяся между ней и книгой, распалась. На Фурию напало ужасное чувство покинутости, и она порывалась вернуться назад, но Изида схватила её за руку.
        - Они так защищаются, - проговорила она, согнувшись чуть ли не пополам и с трудом ворочая языком, - от врагов и друг от друга. Что-то нейтрализует библиомантику. Что-то вроде защитной стены.
        - Но моя книга…
        - И моя тоже, - вставил Дункан. - Я больше её не ощущаю.
        Изида медленно выпрямилась. На неё, на живую книгу, защитная стена, должно быть, действовала уничтожающе. На ногах удерживала её лишь та часть, которая была человеческой, - её тело, разум и воля. Взгляд Фурии снова упал на безжизненную шею петушиной книги. Боль перехватила дыхание.
        - Сердечная книга придёт в себя, - пообещала Изида. - Они никогда не допустят, чтобы испортились их собственные книги.
        В знак утешения Кэт дотронулась до руки Фурии, при этом одновременно глянув на Изиду:
        - Если библиомантика в Санктуарии бессильна, каким оружием вы собираетесь воевать?
        Дункан вынул пистолет, Изида последовала его примеру.
        - В случае необходимости вот этим. - Голос её дрожал. - Вам надо возвращаться. Мы с Дунканом сами всё завершим.
        Фурия покачала головой:
        - Мне надо это увидеть. То, что там, по ту сторону.
        Изида передала ей слова Дамаскана: Санктуарий не охраняется, поскольку страх трёх семейств перед сообщниками слишком велик, они полагаются исключительно на взаимное доверие и обоюдное соблюдение тайны - таков кодекс чести, столь же древний, как и сама Академия.
        Кэт с решительным видом заявила:
        - Для меня здесь ровно ничего не меняется. Так что я пойду вместе с вами.
        Может быть, она поступала так по собственному порыву, а может, хотела что-то доказать Финниану, который упрекал её, что она больше не верит в дело сопротивления.
        - Как хотите, - сказала Изида.
        - А что с тобой? - спросила Фурия - Ведь без библиомантики…
        - Уж как-нибудь выкручусь.
        Судя по лицу Дункана, он вполне разделял сомнения Фурии, но также хорошо отдавал себе отчёт в том, что для дискуссий с Изидой это неподходящий момент.
        Фурия бережно положила свою сердечную книгу в карман куртки. Едва только петушиная книга очнётся, она заорёт благим матом, и эта мысль заставляла тревогу Фурии несколько улечься.
        Они медленно пошли дальше.
        Из золота проступили контуры - три фигуры, за ними - огромный стол, его Фурия однажды уже видела. Как и всё здесь, прежде всего стол казался символом, воплощением власти и безмерного богатства, порождённых всё той же манией величия, что и воздушные замки сумасшедших королей, но в ещё большей степени это относилось к гигантскому куполу - синему небосводу, усеянному созвездиями. Пол украшала мозаика то ли из золотого стекла, то ли из янтаря. Стол и кресла были изготовлены из того же материала. Трудно сказать, откуда исходил медовый свет - от пола или от искусственных небесных тел, всё здесь словно светилось изнутри, придавая месту торжественную, если не сказать, сакральную атмосферу.
        Одной из трёх фигур оказался Аттик Арбогаст. Как и двое других, он стоял к прибывшим спиной. Рядом с ним они увидели пожилую женщину в чёрном платье. Тёмноволосый юноша как раз неуверенно двинулся к столу, и там, всего в нескольких шагах от него, был кто-то ещё…
        На полу, повернувшись на бок, лежал в луже крови Финниан и не двигался. Зрелище вызвало у Кэт вопль ужаса. Арбогаст и старуха обернулись, но Изида с Дунканом навели на них свои пистолеты.
        - А ну-ка, брось оружие! - потребовал Дункан.
        Только теперь Фурия заметила, что старуха тоже сжимает пистолет и что вокруг разбросаны другие безжизненные тела. Вон там, подальше, слева, мужчина и женщина.
        - Да что здесь такое?.. - предложение Фурия не закончила.
        Кэт не стала дожидаться того, что Арбогаст со старухой последуют приказу Дункана, ринулась мимо них, оттолкнула темноволосого юношу в сторону и рухнула на колени рядом с Финнианом. В этот миг Изида с Дунканом тоже заметили трупы у стола - это отвлекло их на ничтожную долю секунды. Арбогаст рванул оружие и прицелился в Дункана.
        - Классический пат, я бы сказал - тупиковая ситуация, - произнёс он, горько ухмыльнувшись.
        - Джеймс, - обратилась старуха к юноше. - Ты знаешь, что тебе делать.
        - Экслибр не тронется с места! - скомандовала Изида.
        - Ну что же, - рассудил Арбогаст, - подождём, у кого первого сдадут нервы, чтобы нажать на спусковой крючок.
        Фурия, стоявшая под золотой аркой из янтаря, не выдержала. Не обращая внимания на нацеленное оружие, она бросилась к Кэт и Фининану.
        - Боже мой… - прошептала она, увидев, сколько крови он потерял.
        Он дышал прерывисто, скорее всего, уже теряя сознание. С каждым вдохом из его горла вырывался свист, с каждым выдохом на губах пузырилась кровь.
        - Мы должны его унести отсюда! - взмолилась Кэт. - Здесь он умрёт!
        Взгляд его не отрывался от Кэт, он шевелил губами, силясь ей что-то сказать. Она склонилась к нему, поцеловала его в лоб и поднесла ухо к его губам. Фурия слышала, как он ей шепнул что-то, но слов разобрать не смогла.
        Когда Кэт подняла побледневшее лицо, Фурия содрогнулась, уловив его выражение. Содрогнулась так сильно, что ей понадобилось сделать над собой усилие, чтобы не схватить Кэт и не оттащить от Финиана.
        - Арбогаст убил Саммербель, - прошептала Кэт.
        Фурия на миг закрыла глаза. Позади них снова раздались голоса Изиды, Дункана и Арбогаста, но больше она к ним не прислушивалась - всю эту кутерьму с оружием она находила фальшивой.
        «В моей истории у библиомантов нет надобности потрясать друг перед другом пистолетами. В моей истории Финниан не лежит при смерти, а у меня всегда готово решение всех проблем. Моя история завершится библиомантикой, а не пулями. История завершится магией и книгами, магией и ещё раз магией» - такие мысли пронеслись в голове у Фурии.
        Сидя рядом с Финнианом, Кэт бормотала что-то, положив его голову к себе на колени, но разобрать, что именно, Фурия не могла. Смотреть на это было невыносимо. Едва Фурия взглянула на остальных, как взор её пересёкся со взглядом молодого экслибра. Тотчас же в глазах его полыхнул огонь: старый гнев, новая решимость, а с ними - загадочная улыбка. И хотя она не знала, какая роль ему здесь отведена, и вообще, что забыл в подобном месте экслибр, ей стало ясно, что его мысли крутились вокруг того же, что и её мысли: он сыт по горло бездействием и беспомощностью и жаждет что-то предпринять, всё равно какой ценой. Так же, как и она.
        Они двинулись навстречу друг другу чуть ли не одновременно.
        По-прежнему целясь в Дункана, Арбогаст стоял к Фурии и Джеймсу спиной. Фурия с экслибром подошли друг к другу; каждому потребовалось пять-шесть шагов. Арбогаст отличался проворством и без библиомантики. Обернувшись, он непременно попадёт в одного из них, а может, и в обоих.
        - Джеймс, не смей! - крикнула баронесса.
        Арбогаст усмехнулся, но к ним не поворачивался. Рывком он отпрыгнул влево и открыл огонь по Дункану. В его глазах наибольшая опасность всё ещё исходила от экс-агента Академии, а совсем не от Фурии с юношей.
        Надо полагать, Дункан это предвидел. Он бросился в сторону, на волосок увернувшись от летящей пули, но сам не стрелял, так как Фурия и экслибр были всего в шаге от Аттика. В следующий момент они придут на подмогу, пока Изида с баронессой объявляют друг другу шах.
        Арбогаст снова выстрелил, и на этот раз Фурия следила за пальбой как в замедленной съёмке: она явно различила взрыв, пламя и дым. Сделав ответный выстрел, она не была уверена, что попала. Он пальнул ещё раз, споткнувшись, подался назад, но всё же удержался на ногах. Отбиться от Фурии он уже пытался кулаком.
        Она увернулась от его ударов, подскочила к нему снова и вцепилась ногтями ему в щёки. Между ними всё ещё находился револьвер, но теперь она молотила кулаком по ране на левом предплечье Арбогаста. Взвыв от боли, он попытался отбросить её и потерял равновесие. Ему удалось протащить её за собой и навалиться сверху. В тот же момент Фурия поняла, почему незнакомого юноши больше рядом не было. Арбогаст слишком ловкий стрелок, чтобы промахнуться мимо мишени, надвигавшейся на него по прямой.
        Ей в нос ударило его смрадное дыхание, запах пота, исходивший от его одежды, и крови из сочащейся раны. Над ней уже нависло его лицо, со всем его гневом, всем недоумением, с немым укором, что именно она - причина крушения всех его планов.
        - Да ты из Розенкрейцев! - Он вскинул оружие и прижал дуло к её виску.
        Всё её существо буквально взвилось на дыбы, хотя, казалось, сопротивляться неизбежному было уже поздно.
        И вот - выстрел. Это пуля Дункана пробила Арбогасту висок, сбросив его с Фурии. Она откатилась от Арбогаста, не зная, жив он или мёртв, и натолкнулась на лежавшего рядом с ней юношу. Она заглянула ему в лицо. Веки экслибра подрагивали, по шее текла кровь. Он слабо притронулся к её руке, и Фурия поняла, что в следующий миг он потеряет сознание и, возможно, даже умрёт.
        - Ты - Джеймс?.. - спросила она, и собственный голос ей показался чужим.
        Во рту у неё был привкус железа. Пахло чем-то острым, как она поймёт позднее, - порохом, раздражавшим слизистую её носа.
        - Джеймс… - Голос его срывался. Из последних сил он старался держать глаза открытыми. Взор его ещё раз прояснился, хотя и всего на пару секунд: - Так называет меня только она… Все остальные зовут Джимом…
        «Хорошо, хорошо», - хотела сказать Фурия, чтобы как-то успокоить, утешить. Обычные слова, которые говорят тем, кого сейчас, возможно, не станет.
        - Джим Хокинс… - прошептал он.
        После этого веки его сомкнулись, а пальцы, сжимавшие руку Фурии, разжались.
        Глава восьмая
        - Я единственная, кому это под силу, - сказала Кэт.
        Словно лунатик, она стояла рядом с лежавшим у её ног Финнианом. Изида опустилась возле него на колени и стала перевязывать ему раны, чтобы в лёгкое не проникал воздух, при этом она проявила известную сноровку, но, несмотря на все старания, Фурии казалось, что он больше не дышит. Его грудь с одной стороны вздулась, с другой же - ввалилась.
        - Он ещё жив, - сообщила Изида, не теряя самообладания. - Я ещё смогу обработать его внешние раны.
        - Унесите его отсюда! - взмолилась Кэт. - И если он вдруг очнётся, скажите ему, что я сделала… Или же лучше нет…
        Отвернувшись, она вскарабкалась на гигантский стол, тем самым наглядно давая остальным понять, какие меры, по словам Финниана, необходимы, чтобы уничтожить Санктуарий, - едва падёт защитная стена от книги, это место поглотят идеи, как уже поглотили многие другие глубинные убежища. Собираясь с силами, Фурия поняла, что Арбогаст мёртв. Он лежал отвернувшись от неё, но она видела рану от пули Дункана и лужу крови, растекавшуюся вокруг его головы.
        Джим - неужели правда тот самый Джим Хокинс? - тем временем потерял сознание. Пуля Арбогаста попала чуть выше ключицы, достаточно далеко от шеи, повредив только мускулы. Он потерял много крови, но, если нет внутренних повреждений, он выкарабкается.
        Между тем Дункан держал под прицелом баронессу. Оружие старуха из рук выпустила, но от неё исходила опасность совсем другого рода: как только она перешагнёт порог - к ней вновь вернётся её библиомантическая мощь, ведь даже когда её сердечной книги не было рядом, нельзя было точно сказать, на что она способна, - все были в курсе историй, ходивших о ней.
        - Надо оставить старуху здесь, - распорядился Дункан.
        Баронесса встретила его слова с каменным лицом.
        - Нет, - возразила Фурия, - она вам ещё понадобится, чтобы перебраться через порог. Потому что я остаюсь с Кэт.
        Больше она ничего не слушала, она уже направлялась к середине стола, где в янтарном чехле покоился Codex Custodis.
        Изида взяла на себя надзор за баронессой.
        - Перенеси мальчика под арку, - попросила она Дункана.
        - Которого из двух?
        - О господи, Дункан!
        Он подошёл к Финниану и осторожно приподнял его, словно ребёнка. Тот весил не меньше его, но Дункан уверенным шагом донёс его до порога.
        - Этого тоже! - указала Фурия на экслибра.
        - Об этом придётся позаботиться тебе, - сказала Изида.
        - Но я ведь остаюсь здесь, с…
        Изида покачала головой:
        - Если ты хочешь его спасти, не стоит.
        Она подняла с пола револьвер баронессы, со всей силы швырнув его по поверхности янтарного стола в сторону Кэт. Та находилась посередине, примерно на расстоянии восьми метров от края. Опустившись на колени, Кэт уставилась на что-то, что Фурии, стоящей сбоку, не было видно. В лицо Кэт снизу бил золотой свет, отчего поблёскивали слёзы на её щеках. Услышав звук скользящего оружия, она не глядя протянула руку и схватила его.
        - Бей вот этим! - пояснила Изида.
        Фурия была вне себя.
        - Ты же не станешь…
        - Она сделала свой выбор.
        - Но ведь теперь не играет ровно никакой роли, уничтожен Санктуарий или нет. Совета больше нет, они все мертвы!
        - Значит, по-твоему, Академии тоже больше не существует? Не будь дурочкой, Фурия. - Изида указала пистолетом на баронессу. - Эту кашу точно она заварила не одна. Я готова поспорить: за ней стоят совсем другие люди, высокие чины вроде Арбогаста. И они вертели ею как марионеткой. Им понадобятся годы, чтобы отстроить нечто похожее на Санктуарий, и ещё вопрос, будут ли они в силах. Не видать им больше такого надёжного места, как это.
        Баронесса смотрела на неё с ненавистью:
        - Женщина из рода Химмель не бывает простой марионеткой, дорогуша. Вы ещё посмотрите!
        - Нам пора! - Дункан стоял широко расставив ноги перед аркой, с Финианом на руках.
        - Он прав! - бросила Кэт, взяла обеими руками ствол баронессы и навела его на какую-то точку перед собой. - Уходите же вы, наконец!
        Но к Фурии пришла идея. Она побежала к Джиму и подтянула его за ноги к арке. Всего каких-нибудь три-четыре метра, и она уже стояла рядом с Дунканом. Изида своим пистолетом подгоняла к ним баронессу, прижавшись чуть ли не вплотную к её спине. Может быть, сохраняя старухе жизнь, она надеялась подробнее разузнать о руководителях переворота.
        Кэт снова посмотрела в их сторону. Больше она не плакала. Не вынеся её взгляда, Фурия отвернулась. Без лишних слов она перетянула Джима через порог, прямо в золотой свет перехода.
        Несколько мгновений спустя они все стояли под аркой на пьяцце Минчио. Их приветствовал шум дорожного движения и порывистый ветер прохладной римской ночи.
        Изида не оставила баронессе никаких шансов. Едва они преодолели порог, она нанесла старухе сокрушительный удар сзади, после чего баронесса свалилась без сознания.
        - Займись-ка Финнианом, - попросила она Фурию.
        Дункан уже осторожно положил его на тротуар. Изида поспешила туда и склонилась над ним. Она расстегнула корсаж, раскрыла книгу в грудной клетке. На неподвижного юношу полился свет страничного сердца. С нежностью наложила она обе руки на рану в его груди.
        - Дункан! - сказала она. - Мне необходима книга!
        - Ты уверена, что он того стоит?
        - Книгу, Дункан!
        Взглянув на Финниана с сомнением, он вынул книгу Абсолона, распахнул, держа перед ней с раскрытыми страницами. Читая, она не произносила ни слова, лишь беззвучно шевелила губами, не отрывая руку от груди Финниана.
        Фурия больше ждать не могла. Стремительными шагами она направилась обратно к порогу, к неподвижно лежавшей баронессе, схватила её под мышки и потащила обратно под арку. Та была лёгкой - обычная сухонькая старушка.
        Изида взглянула и тотчас же поняла, что у неё на уме.
        - Фурия, постой!
        - Я Кэт одну не брошу, прости!
        Золотое сияние уже поглотило великолепные палаццо вокруг. Баронессу Фурия потащила с собой в Санктуарий, чтобы помешать Изиде за ней последовать. До Фурии смутно донеслось её имя, потонувшее в неясных звуках.
        Баронесса всё ещё пребывала в беспамятстве, когда Фурия, бросив её по ту сторону янтарной арки, помчалась к столу и вскочила на него.
        - Кэт! - Крик её утонул в грохоте револьверного выстрела. Был ли он первый или Кэт многократно палила по книге в столешнице, Фурия не знала. Лишь теперь подруга заметила, что больше была не одна.
        - Чёрт, Фурия! Не подходи!
        До середины гигантского стола оставалось всего семь-восемь шагов. Впервые Фурия обратила внимание на особую акустику купольного зала: голос Кэт звучал так, словно она стояла прямо перед ней - ещё один трюк, применённый её предками при возведении Санктуария. Независимо от того, на каком удалении друг от друга сидели члены Совета за столом, им никогда не приходилось кричать.
        Предостережения Кэт она проигнорировала.
        - Я могу тебя вывести отсюда до того, как…
        - Стой! Пожалуйста!
        И тогда Фурии стало ясно, что Codex Custodis уже испорчен. На её глазах в центре купола, на высоте тридцати-сорока метров, возникло тёмное пятно. Искусственные созвездия исчезли, вместо них появилось нечто напоминавшее тёмное подрагивавшее облако. Через брешь, пробитую в искусственном небосводе, внутрь Санктуария просачивались идеи.
        - Если ты подойдёшь ближе, книга тебя убьёт! - воскликнула Кэт. - Я-то не библиомантка, а тебя она уничтожит!
        И в тот же миг книга дала о себе знать. Фурия почувствовала покалывание, спазмы в животе, пока что совсем слабые, но стоило девушке сделать следующий шаг по направлению к Кэт, ей словно клещами сдавило грудь. Фурия с криком повалилась на колени:
        - Отойди!
        Кэт снова размахнулась, чтобы полоснуть по книге, но передумала, отбросила оружие в сторону и сунула руки в углубление. Зазвенело стекло, осколки разлетелись в разные стороны. Через секунду окровавленными руками она извлекла Codex Custodis из его янтарного ларца, и Фурии померещилось нечто похожее на мучительный стон. В нём смешались бешеный гнев и страх, вызвав в ней врождённый протест библиомантки, ставшей свидетелем ущерба, наносимого книге. Кэт вырвала стопку страниц из кожаного, усеянного янтарём переплёта, и разбросала её по столу.
        Над их головами разразился грохот, словно под полукруглым потолком промчался галопом целый табун жеребцов. Шатаясь от нарастающей боли, Фурия поглядела через плечо на янтарную арку. Баронесса всё ещё лежала, не подавая признаков жизни, более чем в двух метрах от порога. Кэт сгребла следующую порцию страниц и выдернула их из переплёта. Боль, охватившая Фурию, была поистине невыносимой. Книга описывала ей свои муки, и одновременно в Фурии проснулось непреодолимое желание вступиться за неё и остановить Кэт.
        Через столешницу полетела третья пачка страниц. Купол пронзили новые трещины. Теперь Фурия заметила их также и на янтарном полу зала. Под натиском идей Санктуарий разрушался. Через все щели внутрь начал просачиваться мрак, а за ним последовал пёстрый хаос из красок, кричащее месиво красного, жёлтого и синего цветов, которые, словно на палитре живописца, перетекали один в другой и создавали при этом новые тона: зелёный, коричневый, фиолетовый. Казалось, что кто-то вылил эти краски в воду, где они образовывали текучие разводы и рисунки.
        - Назад! - завопила Кэт снова.
        От Codex Custodis остались лишь обрывки: половина страниц была вырвана, другая - вкривь и вкось свесилась с обложки.
        Но Фурия уйти не могла, даже если бы захотела, тяга к умирающей книге была сильнее её. На четвереньках она поползла по столу к его центру. Вокруг неё на столешницу сыпались янтарные осколки и фрагменты тёмно-синего купола. Повсюду змеились щупальца красочных разводов, временами становясь похожими на пену огнетушителей. Большинство разводов тянулись с потолка, но некоторые - из щелей в полу. В местах, где они соприкасались с янтарём, он плавился, и теперь Санктуарий состоял лишь из золотых кусочков и мерцающей, пульсирующей красочной неразберихи.
        - Разрази меня чума! - крякнул голос под Фурией. - Что здесь за жуть?
        Петушиная книга очнулась от своей мнимой смерти. Стена, нейтрализовавшая всякую библиомантику, больше не существовала, и с пробуждением сердечной книги к Фурии вернулись её силы.
        Шея петушиной книги свешивалась из кармана куртки и пыталась выпрямиться. Фурия с усилием поднялась на ноги, пока, шатаясь, не оказалась на полпути между Кэт и краем стола, с чувством, что идёт против ветра, который гнал её всё ближе к изувеченному Codex Custodis. Ей пришли на ум уроки Саммербель, как защитить себя от чужих влияний, и её сердечная книга уцепилась за эту мысль. Не успела она вынуть петушиную книгу из кармана, как та сама собой раскрылась, и, расщепив страничное сердце, Фурия прочла сияющие скрижали. Через несколько мгновений чужое влияние ослабело, но боль и тошнота остались.
        - Да уйдёшь ты, наконец, или нет?! - завопила Кэт.
        Пол под столом Совета Адамантовой Академии задрожал, столешница раскололась, и трещина отделила их друг от друга.
        - Бросай всё это! - крикнула Фурия. - И пошли! Не хватает ещё погибнуть здесь!
        - Я доведу дело до конца!
        - Да ты посмотри кругом! Всё давным-давно кончено!
        В первый раз Кэт перевела взор наверх и посмотрела на купол. Небосвод с янтарными точками почти исчез, поглощённый радужными красками идей. Первые пенообразные щупальца сверху соединялись с теми, что исходили из пола, образуя колонны, сверкавшие и вращавшиеся, словно в диком танце. Вскоре они слились в колыхавшиеся валы, отделявшие один фрагмент Санктуария от другого. От полусферы купола не осталось даже следа. Стол и янтарная арка остались на угловатой золотой глыбе посреди хаоса красок.
        Кэт вырвала последние страницы из книги и, отшвырнув обрывки назад, помчалась к Фурии.
        - Быстрее, Кэт!
        Трещина между ними расширялась, сверху клубилась темнота, а за ней - всплохи красок. Краем глаза Фурия уловила, как один из цветных разводов скользнул по Лоэнмутам и тотчас же поглотила их, словно кто-то перекрасил холст размашистым мазком кисти.
        Сделав рывок, Кэт перепрыгнула через трещину. В воздухе она поджала под себя ноги, уклонившись таким образом от соприкосновения с разводами красок, но налетела на Фурию и покатилась вместе с ней по полу.
        - Да, господи же ты, боже мой! - завопила петушиная книга, придавленная ими.
        Они помогли друг другу подняться на ноги и сделать последние шаги к краю стола.
        Баронесса как раз подняла голову, но, похоже, она всё ещё была как в тумане от удара Изиды и не могла сразу разобраться, что к чему.
        Петушиная книга пожаловалась:
        - Жаль, что у меня нет таких длинных ног, как у вас, а то я бы вам показала, как ими пользоваться!
        Пол содрогнулся от нового толчка. У них за спиной янтарный стол рассыпался на множество мелких кусочков. По ножкам его побежали трещины от расползающихся по полу идей. Теперь они надвигались со всех сторон, поглощая всё более значительные куски стола и янтарной мозаики, они спускались и сверху - на небосводе отгорела последняя звезда.
        До порога оставалось ещё чуть-чуть. Водоворот красок приближался и туда, скоро он бы перекинулся на арку.
        - Не оставляйте меня здесь! - Баронесса силилась подняться на ноги. Недалеко от неё на полу валялась большая книга, раскрытая посредине. Страницы развевались на ветру, завывающему в переходе.
        Фурия погнала Кэт мимо старухи и вытолкнула её через арку. Обеих охватило сияние, Кэт была перед ней, а за их спиной раздавались вопли баронессы. Едва сияющее мерцание расщепилось на волокна, перед ними возникла мостовая Рима. Изида сидела на корточках на тротуаре, погрузившись в себя, Дункан же в тревоге держал у неё на плече руку. Джим между тем очнулся, подполз к двум припаркованным машинам и в оцепенении упёрся спиной на один из бамперов. Рядом с Изидой на спине неподвижно лежал Финниан. Издали Фурии было трудно разобрать, жив ли он.
        Кэт выкрикнула его имя и, спотыкаясь, побежала к нему. Фурия задержалась на секунду, повернула назад и вновь помчалась через гигантскую каменную арку между двумя палаццо. Снова в воздухе появилась золотистая дымка.
        В переходе она наткнулась на баронессу. Та, сильно сгорбившись, пятясь, волочила за собой громадную книгу, как будто это был мешок с кирпичами.
        - Смерть Финниана будет на вашей совести! - воскликнула Фурия.
        Чем ближе она подходила к старухе, тем яснее различала она позади её руины Санктуария - янтарные осколки посреди бурлящих красок.
        Фурия преградила дорогу баронессе. До неё докатывались волны библиомантической мощи, во много раз превосходящей её собственную, которая крылась в этом хрупком теле. Но больше её это не страшило.
        - Уйди в сторонку, детка!
        Клюв на шее-шланге вцепился в баронессу:
        - Давай, покажи этой ведьме, на что ты способна!
        Сострадания к баронессе, жаждавшей добраться до самого верха Академии, не погнушавшись убийствами, Фурия не испытывала. Она не могла допустить, чтобы та проникла в Рим. После стольких перипетий Изида и остальные её друзья не имели бы ни малейших шансов против неё.
        - Нам надо отсюда убираться! - Баронесса выпустила свою сердечную книгу и выпрямилась. В её глазах вспыхнул гнев, возможно, даже отчаяние. - Помоги мне, и мы будем властвовать сообща!
        Фурия сделала последние шаги ей навстречу. Ещё до того, как старуха успела отреагировать, Фурия бросилась на неё и потащила назад. Они обе споткнулись о книгу, лежавшую на полу, а потом и о порог под янтарной аркой.
        Последний островок мозаики, на который они упали, плавал в море буйствовавших вокруг красок. В тот же самый миг полукружие арки растворилось. Теперь от неё остались только два золотых столба, торчавших посреди пёстрого хаоса. Фурия попробовала было вскочить и рвануть обратно в золотой свет, в Рим, но баронесса оказалась проворнее. С яростным криком она схватила Фурию за ногу.
        Петушиная книга завизжала.
        Фурия растянулась, упав ничком, и на миг ей перехватило дыхание. В панике она каталась по полу, пытаясь отбиться от баронессы, но костлявые руки крепко вцепились ей в щиколотку. Едва только на боковые части арки спустился хаос красок, они принялись сжиматься. Фурия протянула руку - порог был всего лишь в полуметре от кончиков её пальцев. Может, ей удастся до него добраться на четвереньках, только бы высвободиться!
        Идеи уже подобрались к баронессе, и та взвыла. Сначала поглотило её ноги, затем - нижнюю часть туловища. Её контуры растеклись, словно акварель, и постепенно начали растворяться. Наконец и искажённое гримасой лицо утонуло в пёстрой зыби.
        Тиски на ноге Фурии ослабли, и она освободилась.
        - Скорее! - воскликнула петушиная книга. - Скорее!
        Фурия выползла из хаоса, поглотившего баронессу, и почти добралась до порога. От опорных стен арки остались лишь два низких пенька.
        Она успеет. Должна успеть.
        - Фурия! - завопила петушиная книга. - Наверху!
        Она посмотрела наверх, но не увидела ничего, кроме пёстрой неразберихи. Быстро сообразив, в чём дело, она упала на живот и поползла дальше, видя, как замерцал переход. Он вспыхнул - и снова погас.
        Остатки арки исчезли. Порог растворился.
        Пол под ногами Фурии растаял. И она вниз головой нырнула в море красок.
        Глава девятая
        - Фавн что-то долго копается! - крикнула Пандора из кроны дерева. - Слишком долго!
        Пип и Пасьянс стояли в одиночестве у тонкой берёзки. Другие экслибры возвратились через ночной парк в резиденцию.
        Порыв ветра налетел на кусты и деревья, прошелестел в них и лёгким шёпотом растаял в обломках римских бастионов.
        - Не делай ей больно! - крикнул Пип Пандоре. - Она же тебе ничего плохого не сделала!
        - Она всего-навсего экслибра, - ответила девочка. - У неё даже нет настоящих чувств.
        Пасьянс вскипел, но Пип незаметно притронулся к его руке и покачал головой. Вероятно, Пандора сверху едва ли могла их видеть. Она сидела в ветвях на развилке, наполовину заслонённая стволом, - расплывчатое серое пятно во мраке. Запах горючего от зажигалки всё ещё висел в воздухе, становясь всё слабее. Может, им удастся на время отвлечь Пандору, пока бензин не выветрится и не сможет больше нанести никакого вреда?
        - Почему ты так ненавидишь экслибров?! - крикнул мальчик наверх, в крону.
        - Вовсе я их не ненавижу, они мне просто безразличны, как камни или ветки, которые отламываешь, особо не задумываясь. - И снова на землю упала веточка. Пандора захихикала. Пасьянс издал яростный крик. - Ну где же этот ваш фавн с телефоном? - спросила она.
        - В доме только один мобильник. Кассиопею надо его сначала найти, и, возможно, подзарядить батарею.
        - Значит, когда он появится, здесь вряд ли останется что-либо, кроме голого ствола.
        Пип в последний раз воззвал к её разуму:
        - У тебя нет никаких шансов! Если ты ей что-нибудь сделаешь и попадёшь в руки Пасьянса…
        - Я так или иначе её скомкаю, как мерзкую оригами, - проворчал экслибр. - Посмотрим, что тогда сломается.
        Пип нервно посматривал в сторону дома. На бесформенном пятне резиденции поблёскивали жёлтыми огнями окна. Свет из них выхватывал силуэты экслибров, очень миниатюрные и сильно удалённые.
        - Надеюсь, козлоногому ясно, что я очень спешу? Мне здесь, наверху, становится скучно.
        Какое-то время они помолчали, потом Пасьянс сказал:
        - Я могу тебе рассказать о Нассандре.
        Пип выпучил на него глаза. Вся ярость из голоса конфедерата улетучилась. Теперь он звучал так же нежно, как после полудня, когда Пип оставил его с каллистой наедине.
        - Сейчас она для тебя - только дерево, - неспешно начал Пасьянс. - На самом же деле это очаровательная женщина с самым лучезарным взором, какой только можно встретить на отрезке между Темзой и Миссисипи. Она любит животных, приходящих к ней ночью, когда она выпускает корни, иной раз она склоняет к ним свою листву и ласкает их. Она потихоньку напевает мелодии, копируя птиц, сидящих у неё на ветвях. Она привечает даже насекомых, хотя ей ужасно щекотно от их беготни по её коре.
        На миг он замолк, словно хотел дать Пандоре возможность для какого-нибудь гадкого замечания. Пип рассчитывал, что она осыплет Пасьянса насмешками в ответ на его открытость. Но девочка на дереве слушала молча.
        - Нассандра не умеет говорить человеческим языком, но за неё говорят её глаза. По ним точно можно сказать, о чём она сейчас думает, и это даже понятнее, чем во всеуслышание кричать. Это нежнейшее и терпеливейшее создание, какое только можно себе представить.
        По древесной кроне пробежал трепет.
        - Ей нужно время, чтобы привыкнуть к людям, и часто она кажется немножко пугливой, но на деле это чрезвычайно смелый шаг с её стороны - перебраться сюда через портал из Леса мёртвых книг. Ведь даже экслибры не хотели её принимать: мол, каллистам для обитания отведён их лес. Но ей это безразлично. Она хотела познакомиться с миром, с другими местами, с другими живыми существами, и её не остановило даже то, что она здесь окажется единственной каллистой.
        Я вообще не знаю никого, кто был бы столь отважен, как она. Выпав из моей книги, я думал, что не хочу больше жить без… без всего, что было прежде. Здесь же тысячи пережили то же, что и я, и ни единого дня я не чувствовал себя в одиночестве. Но Нассандра своё одиночество выбрала добровольно, чтобы прийти сюда и днём блуждать по долине. Иной раз посмотришь ей в лицо - и видишь те чудеса, которые она открывает, ведь для неё здесь всё ново и удивительно. Мне хотелось бы хотя бы часок посмотреть на мир её глазами. На всю ту красоту, мимо которой мы ежедневно проходим, не радуясь ей. Нассандра всё это видит и берёт себе на заметку. Когда ты с ней, тебя не покидает ощущение, что ты сам всё увидел и прочувствовал. И тогда ты постигаешь, какое же это счастье - жить на земле. Ни один человек не сделал мне более дорогого подарка.
        Пип в изумлении уставился на Пасьянса, хотя в подобных вещах мало что смыслил, но всё же он понял, что это было длинное, сложное и вышедшее из самых глубин сердца объяснение в любви.
        Раздались быстрые шаги, словно цоканье копыт горного козла. Фавн вышел из темноты.
        Пасьянс включил карманный фонарик. Луч упал на мобильник в косматой лапе Кассиопея.
        - Я нашёл его, - сказал запыхавшийся фавн, сверкнув налитыми кровью глазами.
        Пасьянс поколебался, после чего отвёл руку фавна вниз.
        - Думаю, он больше не понадобится.
        Пип в изумлении посмотрел на дерево, откуда по-прежнему не доносилось ни звука. Пасьянс скользнул светом от фонарика вверх, по белому стволу, вплоть до разветвления, где сидела девочка.
        В первый миг Пипу почудилось, что Пандоры там больше нет. Но то, что он первоначально принял за берёзовую кору, на самом деле оказалось белым платьицем. Рука Пандоры всё ещё сжимала зажигалку. Ножки болтались справа и слева от развилки. Голову она запрокинула назад и сидела не шевелясь. Из широко раскрытого рта проросла ветка. Свежий берёзовый прутик. Из глаз, ушей и даже из ключиц девчонки торчали молодые побеги. На их концах шелестела молодая листва, а кору покрывали крошечные буковки. Её светлые волосы спутались в ветвях, натянувшись между ними, словно паутина.
        Пожалуй, ей придётся так просидеть до рассвета… Наверху, в одиночестве, в древесной кроне, пока берёзка вновь не превратится в девушку, пугливую, молчаливую, и отважную.
        Глава десятая
        Словно во сне, Фурию носило по морю красок под небом, переливающимся всеми цветами радуги. Горизонт не просматривался. Сверху и снизу сливались друг с другом красный, зелёный, синий цвета. Вокруг неё разливались пёстрые струи, нежно обволакивая её тело. Боли она не ощущала. Вокруг не за что было уцепиться. Она парила в пустоте, прямо в горниле радуги, чьи цвета, вырвавшись из привычной колеи, походя принимали всё новые и новые формы: произвольные пятна, кляксы и разводы, причудливые рисунки и орнаменты.
        Может быть, она уже была мертва, однако она могла двигаться. Её рука на ощупь отыскала в кожаной куртке сердечную книгу. Едва только клюв заметил, что она зашевелилась, он высунулся из кармана и любовно поклевал ей палец.
        - Ты проснулась! - воскликнула книга с облегчением.
        - Что здесь такое творится?
        - Мило, правда?
        А она и не знала, что петушиная книга такой эстет.
        - Но, похоже, мы все ещё живы?
        - Если честно, я начала уже в этом сомневаться.
        - А ты кого-нибудь ещё видела? Баронессу? Кого-нибудь из мертвецов? - Она чуть было не сказала: «Кэт», - но в памяти всплыло, что Кэт была в безопасности.
        Мимо них, словно в замедленной съёмке, прокатилась кроваво-красная волна и разбилась о колыхающуюся зелёную. Повернув голову, Фурия увидела поток цвета индиго, вившийся спиралью вокруг её тела. Тёплый порыв воздуха пробежал по её шее и затылку. Фурию пронизало чувство, что её прощупывают, просвечивают её мысли, исследуют её мотивы. Индиго в ней что-то искало. Но что, она не могла понять. Что же такое - эти идеи? Что бы за этими красками ни скрывалось, оно казалось хаотическим и бесформенным, хотя не причиняло ей никакой боли. Неожиданно она подумала о всех тех, кто поплатился жизнью за то, что не имело даже определения. Освобождение от Адамантовой Академии? Но Академия давным-давно сожрала себя сама - прогнивший карточный домик перессорившихся фракций. Баронесса с Аттиком устранили со своего пути всех соперников, дорого за это заплатив. Кто теперь займёт их место? Другие, без сомнения, уже ждут не дождутся, как бы заполнить вакуум, образовавшийся от падения трёх семейств. В памяти возникла фигура отца, рядом с ним - Паулина и Вэкфорд. Она вспоминала Пака и Ариэля, а особенно - Саммербель. Может
быть, Финниан уже скончался и ей оставалось лишь надеяться, что выживет Джим. Но ради чего всё это? Санктуарий закончил своё существование, но выиграли ли они что-нибудь благодаря этому? Достигли хотя бы одной из целей?
        Внезапно индиго впало в смятение. Оно задвигалось скорее, сталкиваясь с другими красками и разбрызгиваясь во все стороны. Полоса индиго раскачивала высоченные волны. Клюв юркнул обратно в карман куртки. Фурия вошла в штопор, кружась в вихрях потока. Из хаоса вырывались вертикальные полосы, кольца жёлтого, красного, синего цвета, а между ними - голубого и малинового, и всё снова и снова индиго. Её несло прямо в воронку гигантского водоворота. Вначале высоко наверх, на пик его расширения, а затем - всё скорее, в его горнило. Её терзали центробежные силы, казалось одновременно и сплющивая и разрывая на части.
        Наконец кратер водоворота изверг её прочь, в золотую пустоту, на дне которой бушевал ураган красок, переливаясь всеми цветами радуги и кипя, словно раскалённое масло. Внизу остриё водоворота кружилось, ввинчиваясь веретеном, и исчезало. Фурия отдалялась от него, снова падая в бездну.
        Как она паниковала! Лишь постепенно, благодаря поддержке петушиной книги, она успокоилась, поняв, что находится между страницами мира. Со всех сторон надвигались всё новые и новые нагромождения красок, напоминая величественный грозовой фронт, перекинувшийся через сияющую бездну и затемняющий своим массивом золотой свет. Краски были повсюду: под ней, над ней, справа, слева. Некоторые из них - в непосредственной близи, другие же - в отдалении. Друг с другом их соединяли дымные нити, выраставшие из пёстрого хаоса, натянутые через пустоту, словно пульсирующая ткань артерий. Позади них слабо проступали фантастические драпировки сетей. В некоторых местах в них красовались дыры, там, где идеи их прорвали.
        Фурия боролась с помрачением рассудка. Скоро ей стало ясно, что сил открыть портал у неё не хватит. Петушиная книга что-то говорила ей, но разобрать что, не представлялось возможным. Соображать Фурии удавалось с трудом, как и держать глаза открытыми.
        Так она летела дальше, захваченная незримым потоком, который повлёк её в сторону. Предостережение петушиной книги дошло до неё слишком поздно. В это время она уже очертя голову летела прямо в одну из сетей. Плиссированные драпировки, пружиня, подхватили её, словно насекомое в паутине, и она крепко-накрепко застряла среди ячеек, слишком слабая, чтобы выпрямиться, и слишком в сильном смятении, чтобы вернуть себе ясность мысли.
        Краем глаза она приметила тёмные точки. Существа двигались от ячейки к ячейке, проворные, как полчище обезьян.
        Незадолго до того, как веки её сомкнулись, а золото буквально перебродило в чёрный, на неё набросились чернильные поганки. Их морды склонились над ней. Одна из поганок вырвала у неё трепыхающуюся петушиную книгу и передала другим. Слабую попытку книжки оказать сопротивление другая поганка пресекла, схватив её за шею.
        Вдруг раздался громкий крик. Рука отпустила книжку, а морды отпрянули. На заднем плане бушевала буря красок.
        В поле зрения Фурии появился высокий человек. Когда он распахнул пальто, из его раскрытой грудины полил свет страничного сердца, окативший сиянием его черты и, словно огонь, перекинувшийся на его безобразных спутниц.
        Эпилог
        Глава первая
        - Я скучаю по ней, - сказала лампа, - скучаю по тем длинным вечерам, когда я горела для неё. Скучаю даже по тем дурацким приключенческим книжкам, которые она так любила.
        - Да, задремав над ними, она частенько читала их дальше во сне, - подтвердило кресло. - А потом сидела с открытыми глазами, шевелясь только для того, чтобы перелистнуть страницу.
        Лампа кивнула своим металлическим абажуром.
        - А по утрам она едва могла ходить, руки и ноги у неё были совершенно онемевшими от долгого сидения.
        - Неправда, я - очень удобное кресло!
        - Но довольно жёсткое. - Своим абажуром лампа постучала по тугой кожаной обшивке.
        - А от твоей тёмной коптилки у неё глаза болели!
        - Всё ты выдумываешь.
        У подушки на сиденье кресла появилась самодовольная складочка.
        - Она сама так говорила.
        - А где же я была при этом?
        Пип встал между ними.
        - Эй! - Он так нервно бросился к креслу, что оно даже закряхтело. А лампу он щёлкнул по абажуру. - Перестаньте! - Мальчишка подтянул ноги и обхватил колени руками. - У нас ведь теперь другие печали или как?
        Абажур лампы сконфуженно потупился:
        - И правда.
        - Бедная Фурия… - вздохнуло кресло.
        - Она жива! - Пип произнёс это так поспешно, что даже ему самому стало от этого не по себе. - И не смейте даже думать о дурном!
        - А мы и не думаем, - поспешила заверить его лампа.
        - Правда ведь?
        - Да нам бы и в голову не пришло, - заискивающе поддакнуло кресло.
        Все трое замолчали, а Пип мрачно посмотрел на дубовую кровать, стоявшую у торцевой стены комнаты. Они находились в спальне Фурии - с высокими окнами, бирюзовыми обоями и скрипящей мебелью, гораздо более старой, чем лампа и кожаное кресло. В открытом камине потрескивал огонь. Вот уже четыре дня Кэт заботилась о том, чтобы он горел не затухая. В тяжёлой дубовой кровати Фурии под белым одеялом лежал Финниан. У него были закрыты глаза, и дышал он спокойно и размеренно. Кэт подвинула второе кресло: она покидала Финниана лишь изредка, вплоть до минувшей ночи она даже спала здесь, в кресле. Но вчера вечером объявился чужак - Дункан Маунд, б?льшую часть времени просиживавший рядом со спящей Изидой двумя комнатами дальше, - и с нежной настойчивостью заставил Кэт перебраться в собственную постель.
        - Финниан идёт на поправку, - утешил её он. - Но пару дней ему ещё понадобится, чтобы прийти в себя от побочных эффектов библиомантического воздействия, применённого Изидой для лечения его раны.
        Кресло шёпотом поведало Пипу, что Кэт уже в пять утра вернулась обратно и снова заняла свой пост у постели Финниана.
        - Она не доверяет нам присматривать за ним, - буркнула лампа обиженно. - А уж мы-то наверняка не заснём.
        С момента их возвращения Изида погрузилась в восстановительный сон. Сразу после прыжка в резиденцию она свалилась без чувств и больше в себя не приходила.
        Кэт рассказала Пипу о том, что произошло в Риме. И хотя от Дункана, за несколько прыжков перенёсшего всех остальных, ему по-прежнему было не по себе, тем не менее у всех были основания быть ему благодарными. Дункан переправил не только Кэт и темноволосого юношу-экслибра, он позаботился и кое о чём другом: после того как Финниан, очнувшись от бреда, поведал ему, где он оставил Саммербель, Дункан открыл в библиотеке портал в Либрополис и забрал её тело.
        Экслибры похоронили Саммербель вместе с её сердечной книгой на кладбище Ферфаксов, рядом с Сандерлендом, Вэкфордом, Паулиной и родителями Пипа. Кэт тоже прервала своё бдение у постели Финниана, чтобы попрощаться с Саммербель. Совещаясь, они взвешивали за и против того, чтобы похоронить Саммербель рядом с родителями, и решили, что её последним желанием было бы покоиться здесь, рядом с её друзьями по сопротивлению.
        После похорон Пип остался один на кладбище. Он переходил от могилы к могиле, разговаривая с теми, кого утратил, - со своим отцом, с Вэкфордом и Паулиной, с отважным Сандерлендом, который спас его ценой собственной жизни. Сказав последнее «прости» Саммербель, Пип спросил себя, какая могила пришлась бы по вкусу Фурии. Ведь никто не знал, что с ней случилось после падения Санктуария, и никто не решался высказать то, о чём большинство думало: что она, по всей вероятности, умерла и больше никогда не вернётся. Это предположение было настолько ужасным, что мальчик стал отгонять его, ведь в нём всё ещё теплилась искорка надежды. Мысль о том, чтобы подготовить для сестры могилу, застала Пипа врасплох. Он упал на колени и впервые после возвращения своих друзей горько заплакал.
        В таком состоянии его нашёл Пасьянс и напомнил об обещании, которое ему дал однажды Пип. В тот же вечер они вместе написали письмо к Молли, но на этот раз совсем иного содержания, нежели заготовленное ими за несколько дней до того. Теперь Пасьянс прощался со своей Молли в уверенности, что она по нему больше не тоскует, ведь в их книге его место занимал другой Пасьянс и боролся за её любовь. Словами Пипа Пасьянс объявил ей, что он по прошествии многих лет снова влюбился и что теперь время похоронить прошлое.
        Экслибр, утверждавший, что он никто иной, как знаменитый Джим Хокинс, подвергся самому обычному врачеванию. Даже не впади Изида в беспамятство, у неё вряд ли нашлись бы силы лечить его с помощью библиомантики. Теперь он разгуливал с тугой повязкой на плече и шее, и его постоянно приходилось удерживать от попыток сделать что-нибудь по дому. Пипу он понравился, в особенности после того, как Джим рассказал ему о своих приключениях с Длинным Джоном Сильвером и остальными пиратами с «Испаньолы»[37 - «Испань?ла» - корабль, на котором плавали герои романа «Остров сокровищ» вромане Р. Л. Стивенсона.].
        В камине потрескивали дрова, отвлекая Пипа от его мыслей. Кэт оторвалась от своего романа. Раньше она в книгах ничего такого не находила, но с тех пор, как ей день и ночь пришлось терпеливо дежурить у постели Финниана, она пристрастилась к чтению. Мальчик не знал, доставляет ли ей это удовольствие или она просто хочет себя чем-то занять, чтобы не утратить рассудок от тревог за Финниана и скорби по Фурии. Вспыхнуло несколько искорок, после чего огонь снова улёгся.
        - Мерцающий свет - свет нездоровый, - сердито заметила лампа. - Это известно любому тупому канделябру!
        Основанием того, что они принесли Финниана в комнату Фурии, послужили длинные ряды её любимых книжек, стоявших на полке недалеко от кровати, - старые, пожелтевшие, зачитанные, а среди них - несколько книжек Зибенштерна. Кэт и Пип не оставляли надежду: если Фурия жива и будет искать книгу для прыжка, то непременно выберет ту, двойник которой стоит на этой полке, и тогда она приземлится не в пустой холодной комнате, а там, где её ждут друзья и брат и где в камине потрескивает огонь.
        Глава вторая
        Шесть дней спустя после падения Санктуария Финниан внезапно сел на своей кровати, вцепившись руками в простыню и устремив взгляд на что-то, находящееся за пределами этой комнаты. Потом, увидев Кэт, он слегка улыбнулся, и это придало его виду б?льшую незащищённость, чем когда бы то ни было. У Кэт выпала книга из рук, без долгих раздумий она прыгнула к нему на кровать и склонилась над ним. Девушка обхватила его лицо обеими руками и целовала его, пока оба чуть не задохнулись.
        - Ты здесь! - прошептала она, оторвав от него свои губы.
        До этого он не просыпался, в бреду отрывочно рассказывая о смерти Саммербель.
        - Как бы мне хотелось… клубники, - сказал он.
        - Клубники?
        - Мне снилась клубника.
        - Где-нибудь раздобудем! На худой конец, в магазине в Уинчкомбе есть свежезамороженная.
        Он медленно покачал головой, словно сам удивлялся важности клубники в такой момент. Постепенно завеса между сном и реальностью приоткрывалась. Его улыбка стала более широкой, а глаза прояснились.
        - А ты как, в порядке? - спросил он.
        - Мы разрушили Санктуарий.
        Он странно посмотрел на неё - не как прежний Финниан, но и не как кто-то, о состоянии которого следовало беспокоиться, просто по-другому. Потом он ненадолго закрыл глаза.
        - Если точнее, - продолжала она, - его разрушили идеи. А мы уничтожили только книгу, которая его охраняла.
        - Мы? - Он снова открыл глаза.
        - Мы - все, кто там был. Фурия, Изида, экслибр Джим, Дункан Маунд. Ты скоро с ним познакомишься.
        - Что произошло?
        Кэт секунду колебалась: ведь, узнав правду, он начнёт беспокоиться… Но Финниан имел право всё знать, и она рассказала ему, в конце добавив:
        - Фурия меня спасла, но сама так и не выбралась.
        В глазах у неё стояли слёзы, но она уже хорошо научилась их сдерживать.
        В последние дни она выработала привычку скрывать свою скорбь даже от него, хотя они были наедине и он лежал в коме. Она не хотела, чтобы первым, что он увидит по пробуждении, была её зарёванная физиономия.
        - А как с этим справляется Пип?
        - Мужественней, чем можно было ожидать. Он парень крепкий.
        Она перевела взгляд на пустое кожаное кресло, потом на торшер в углу комнаты. Пару часов назад Пип отправился спать, и оба чуда библиомантической техники тотчас замолкли.
        - Если она жива, мы её найдём, - заявил Финниан хрипло.
        - Дункан говорит, что ничто из поглощённого идеями до сих пор назад не возвращалось. Ведь они стирали с лица земли целые убежища вместе с их обитателями, и никто не знает, что такое эти идеи и откуда они взялись.
        Подняв руку, Финниан провёл ею по щеке Кэт. Теперь его пальцы были теплее, чем когда-либо прежде.
        - Но есть и ещё кое-что, - произнесла она. - Изида спасла тебе жизнь.
        - Ты имеешь в виду, что я был идиотом, подозревая её?
        - То, что она для тебя сделала… Она сама при этом чуть не умерла.
        Он отвёл взгляд, и на лице его изобразилось настоящее смущение.
        - Мне больше всего этого не надо, - сказал он после короткой паузы.
        - Чего больше не надо?
        - Этой борьбы. Того, что она из меня сотворила, человека, повсюду видящего врагов - даже среди своих друзей.
        - Ты что, хочешь всё бросить? Именно сейчас, когда Академия терпит фиаско? Мы даже не знаем, кто там в настоящий момент заправляет. Думаю, за кулисами у них всё шиворот-навыворот. По всей вероятности, они сейчас ослаблены, как никогда прежде!
        - Но лучше-то не будет! - возразил он. - Ни для нас, ни для экслибров. Кто-нибудь всё же встанет у кормила. И тогда на нас опять объявят охоту, да ещё более жестокую, чем раньше. Они не допустят, чтобы что-то в подобном роде случилось снова.
        - Сейчас у них море своих забот, а тут ещё идеи. Кроме того, никто ведь не знает, что происходит в ночных убежищах. Наши шансы оставаться вне их радара выше, чем когда бы то ни было.
        - Такое впечатление, что ты хочешь повести за собой всех повстанцев или тех, кто от них остался.
        По его тону она поняла, что он говорил серьёзно. Внезапно его взгляд потемнел.
        - А смерть Ариэля? Кто послал экслибра Зибенштерна, чтобы украсть одиннадцатый том «Книг творения»?
        Она ещё ближе поднесла к нему своё лицо.
        - Ну теперь ты понимаешь, почему это неподходящий момент всё бросать?
        - Ты говоришь, словно…
        - А ты?
        - Словно Гунвальд в оранжерее. Он толкал тогда длинные речи по поводу того, почему важно продолжать эту борьбу, несмотря на все удары судьбы.
        - Но ведь ты и сам так поступал ещё недавно!
        - Может, я ошибался?
        - Нет! - возразила она. - Теперь я наконец поняла, что ты был прав, - кто-то должен продолжать борьбу, и эти кто-то - мы!
        - Санктуарий разрушен, Арбогаст мёртв, но из-за этого мы лишились Фурии, Саммербель и Ариэля. - Боль заставила его на секунду замолчать, потом он продолжал: - Вроде бы победа, а на деле совсем не так.
        Покачав головой, она заглянула ему в глаза:
        - На деле - это только начало.
        Глава третья
        После завтрака Джим сидел на ступеньках лестницы. На подъездной площадке Кирисс и Кассиопей увещевали двух экслибров, плетущихся со всем своим скарбом к воротам. Ещё двое отступников, отправлявшихся на поиски своего счастья в наружный мир и не спасовавших перед переходом в восемь километров до следующей остановки сельского автобуса. Мужчина волок громадный чемодан с ручками, допотопный экспонат из чердачной коллекции с древними наклейками кругосветных круизов. Пип показывал Джиму этот склад - одно из его любимейших мест, и Джим хорошо уяснил почему. В те времена, когда реальные приключения могли стоить жизни, выдуманные там, наверху, между запылившейся мебелью и картонными коробками, не давали Пипу отчаяться. Последние полгода унесли жизни пятерых значимых для него людей. И хотя он справлялся с утратой лучше любого взрослого, она служила причиной того, почему большинство экслибров в резиденции его сторонились: скорбь Пипа слишком сильно напоминала им о собственных потерях, о людях, покинутых ими в книгах.
        Джим смотрел на это иначе: он подружился с Пипом и отвлекал его от утраты сестры, насколько это было возможно. На этом поприще он чередовался с Пасьянсом, ведь тот редко упускал Пипа из виду, а если это и случалось, то только чтобы погулять с Нассандрой по парку. Иной раз он даже сопровождал её в долину и был благодарен, если Джим в эти часы брал на себя заботу о Пипе.
        Сегодня экслибр уже в третий раз сопровождает мальчика к мисс Драйкраст. Два дня назад Джим несколько застенчиво попросил разрешения поприсутствовать на её уроке. Своё собственное школьное образование он получил за стойкой трактира «Адмирал Бенбоу»[38 - «Адмирал Бенбоу» - в этом трактире разворачивается действие романа Р. Л. Стивенсона «Остров сокровищ».], прервавшееся по пути к острову сокровищ, и, хотя баронесса ему кое-что рассказала о литературе и о мире библиомантики, существовало ещё столько всего, чего он не знал. Пип радовался, что у него теперь есть одноклассник, а мисс Драйкраст чувствовала себя польщённой, преподавая основы естественных и гуманитарных наук ещё одному молодому человеку.
        Утренние занятия в коттедже учительницы, а также домашние задания после полудня заключали в себе и другие положительные моменты, отвлекая не только Джима, но и Пипа от их мыслей о Фурии. Конечно, экслибр видел её всего один-единственный раз. Но в тот миг, когда они в негласном соглашении решили напасть на Арбогаста, между ними произошло нечто, для описания чего Джиму не хватало слов, - да он и без того вряд ли кому-нибудь здесь открылся бы, - но отголосок этих секунд оставил в нём неизгладимый след. С тех пор он часто видел её перед собой: решительность в её лице, растрёпанные светлые волосы, расстёгнутую кожаную куртку, порванные колготки под короткой юбкой. Ни в «Адмирале Бенбоу», ни на борту «Испаньолы» ему не доводилось встречать такую милую девушку, а на протяжении всего пребывания в доме Химмелей лишь одна встретилась ему на пути - Рашель, но её он определённо не хотел бы больше видеть.
        Он отказывался верить в гибель Фурии, по крайней мере не сейчас, когда они только-только друг с другом познакомились. Не рассчитывая на встречу, он жил теперь в её доме, общался с её друзьями и, поскольку был чужаком, ощущал в этих стенах её эхо, может быть, гораздо отчётливее, чем остальные, давным-давно принимавшие его как должное. Днём Джим шагал по ступенькам, по которым ходила она, сидел за тем же столом, за которым сидела она. Он начал читать книги Зибенштерна и даже под проливным дождём блуждал по римским развалинам в глубине парка, потому что Пип ему рассказывал, сколько времени Фурия там проводила. Хотя одна часть его существа протестовала против этого, у него складывалось впечатление, что таким образом он лучше её понимает. И это повергало его в смятение, одновременно усиливая страх никогда больше с ней не увидеться.
        Этим утром он сидел на ступеньках резиденции и дожидался Пипа, как вдруг внизу на площадке возник переполох, на въезде раздался шум мотора. Кирисс и Кассиопей вынуждены были прервать свои пререкания с экслибрами, потому как, прогремев мимо них, по гравию подкатился грохочущий драндулет и остановился у подножия лестницы. Мотор замолк, а затем раздался сильный скрежет ручного тормоза.
        Со стариком в гавайской рубашке, выпрыгнувшим в следующий момент с водительского места, Джим уже познакомился: за прошедшие шесть дней Целестин уже дважды наведывался сюда, чтобы посмотреть, как там Изида, и всякий раз был удручён и задумчив. Но сегодня его лицо залил румянец, на штанах красовалось пятно от кофе, а рубашка была застёгнута вкривь и вкось; по-видимому, двухчасовое путешествие из Лондона сюда он провёл в сильнейшем волнении. Зажав в правой руке скрученную в трубочку газету и помахав ею Кириссу, он понёсся вверх по лестнице, мимо Джима прямо в холл.
        - Иди сюда, мальчик! - крикнул он через плечо. - Тебя это тоже касается!
        В центре холла под парадной лестницей, ведущей на второй этаж, стоял тяжёлый дубовый стол. За ним посиживали иной раз некоторые обитатели резиденции, играя в карты и настольные игры. Но в столь ранний час все были заняты работами по дому или саду; вразвалинах, вроде этих, постоянно требовалось что-нибудь починить или почистить. Целестин бросил газету на стол, расправив её обеими руками. Со своим перевязанным плечом Джим всё ещё избегал слишком быстрых движений, а потому фавн и Кирисс подоспели в холл почти одновременно с ним.
        - Вы слыхали? - воскликнул Целестин.
        - Что слыхали? - переспросил кто-то с балюстрады второго этажа.
        Переведя взоры наверх, все увидели Финниана, облокотившегося обеими руками на перила. Рядом с ним стояла Кэт.
        Джим поприветствовал его кивком головы. С момента их встречи в Санктуарии они впервые увиделись снова. На его жест Финниан ответил слабой улыбкой. Целестин грохнул кулаком по передовице. Джим узнал либрополисскую ежедневную газету. Она ещё попадалась в некоторых магазинчиках за пределами убежищ, прежде всего в Лондоне.
        - Я сразу же пустился в путь. - Целестин запыхался так, словно все эти километры проделал пешком. - Негодяи оказались проворнее, чем я ожидал!
        Финниан спустился по лестнице. Кэт оставалась рядом, чтобы в случае необходимости его поддержать. После того как он встал с постели, она уже смирилась с невозможностью взывать к его рассудку. Растопыренная пятерня Целестина всё ещё покоилась на газете, и он убрал её лишь тогда, когда все полукругом столпились вокруг стола.
        - Ну? Что на это скажете? - бушевал он, сдобрив свои слова парой проклятий, услышав которые перекрестились бы даже головорезы с «Испаньолы».
        Жирными буквами там было написано: «Новое лицо Академии». Внизу напечатана громадная фотография группового портрета, похожего на изображение политиков после встречи в верхах, - полдюжины мужчин в смокингах и галстуках выстроились в ряд перед книжной полкой. У большинства вид был серьёзный и торжественный. На переднем плане стояла молодая блондинка с чертами, в которых застыла смесь высокомерия и незыблемого авторитета. Она была на голову ниже шестёрки в костюмах и тем не менее занимала весь центр композиции. Любой взгляд автоматически останавливался на её лице. Один из мужчин возложил ей покровительственным жестом руку на плечо.
        Кирисс презрительно фыркнул:
        - Вид такой, словно они нашли себе новую соломенную куклу, последнюю выжившую из трёх семейств.
        - Рашель… - прошептал Джим, сжимая руку на краю стола в кулак.
        Финниан рассматривал фотографию.
        - А остальные?
        - Бюрократы! - воскликнул в ответ Целестин. - Не удивлюсь, если это те, кто в действительности стоял за баронессой, просто они заменили одну Химмельшу другой.
        Кассиопей задумчиво теребил свою козлиную бородку и помалкивал, Джиму пришлось укрощать яростную дрожь, но самую удивительную реакцию выказала Кэт. Чуть ли не шатаясь, она отпрянула на два шага назад, словно кто-то влепил ей пощечину. Финниан в тревоге обернулся:
        - Всё в порядке?
        Долгое время она молчала, после чего, под вопрошающими взглядами остальных, вышла вперёд и, посмотрев на фотографию, как на врага, сказала:
        - Мужчина - тот, который положил руку на плечо Химмельше, - мой отец.
        Глава четвёртая
        Изида очнулась следующей ночью разбитая и слабая. Она пожаловалась Дункану, что не может терпеть боль - тот неохотно протянул ей Абсолонову книгу и позволил прочесть несколько строк, после чего Изида впервые отказалась вернуть её обратно. Дункану пришлось её силой вырвать, и лишь через некоторое время она успокоилась и перестала ему угрожать. Он предчувствовал и опасался того, что дальше всё будет ещё хуже. Но пока Изида снова пришла в себя, подкреплённая силой книги.
        Наутро она пообещала Пипу найти Фурию независимо от того, как долго и где придётся её разыскивать. Кэт и Дункан хотели идти с ней, но Изида отклонила это предложение. Она решила отправиться в путь одна, и лишь когда Дункан пригрозил, что бросит распроклятую Абсолонову книгу в камин, она позволила ему присоединиться к ней. Иллюзий по этому поводу Дункан Маунд никаких не питал: вкачестве экслибры Зибенштерна Изида была во много раз могущественнее, чем он, и в любое время могла изъять у него Абсолонову книгу силой, но в ней всё ещё теплилась искорка здравого смысла, а Дункан не готов был сдаваться или отказываться от неё.
        Они покинули резиденцию через портал, возведённый ими в катакомбах библиотеки, но до того, как всерьёз пуститься на поиски Фурии, им предстояло ещё кое-что сделать - одолжение, о котором попросил их Пип. Через некоторое время Изида с Дунканом уже падали сквозь золотое ничто между страницами мира. Место, на поиски которого они отправлялись, лежало в стороне от больших убежищ. И в равной мере - вдали от неистовства идей.
        Не заставил себя дожидаться широкий, мерцающий, словно ртуть, поток, который они увидели под собой. Извилистыми рукавами он протянулся через пустоту и выглядел издали словно пылающая, раскинувшаяся на километры в ширину спираль, лежавшая на боку и бесконечная в обоих направлениях. Вокруг по движущейся поверхности плясали отблески желтоватого света. Аноним-река, под многочисленными наименованиями протекавшая через столь же многочисленные книги, была одним из самых потрясающих феноменов между страницами мира. Немногие осмеливались оказаться рядом с ней, ибо того, кто слишком долго вглядывался в её волны, они неминуемо подхватывали и увлекали с собой.
        Изида с Дунканом парили вертикально внутри спирали. Под ними, менее чем на расстоянии человеческого роста, шумели серебряные потоки и ввинчивались гигантскими витками в бесконечность. В отличие от рек в книгах поток между страницами мира был беззвучным, хотя течения водоворота несли серебристые короны пены, сталкиваясь друг с другом с необузданной силой. Тишина и ощущение невесомости придавали этому зрелищу ещё более нереальные черты. Им обоим была известна опасность, поэтому они старались подолгу не смотреть на реку. Однако Дункану уже стало казаться, что он чувствует тяжесть в ногах. Изида вынула из-под накидки бутылку с почтой. Свёрнутое в ней письмо было связано бечёвкой, сосуд - заделан пробкой и обмазан красным сургучом. На двух страницах письма Пип размашистым детским почерком написал имя «Молли», а под ним - «От Пасьянса».
        Дункан усмехнулся, бросив взгляд на каракули:
        - И ради этого мы теряем драгоценное время?
        Изида покачала головой:
        - Не теряем, ведь это для Пипа.
        - Существует ли хотя бы кто-нибудь, кому бы ты не помогла исполнить заветное желание?
        Она тихо фыркнула, но улыбка осветила её лицо, на секунду придав ему почти здоровый вид. Она молча бросила бутылку вниз, в реку, где её подхватило течением. Красный сургучный колпачок заплясал между волнами, и Дункан потерял его из виду. Дункан поспешил отвернуться, поскольку притяжение реки становилось всё сильнее. Одной рукой он дотронулся до Абсолоновой книги в нагрудном кармане пальто. На краткий миг у него промелькнула мысль, что неплохо бы её бросить вслед за бутылкой. Однако ему было ясно, что в этот момент он потеряет Изиду, а теперь совсем не хотелось думать о мрачном будущем. Он отдёрнул руку, хотя догадывался, что обманывает себя и скоро пожалеет об этом.
        - Спасибо, - сказала Изида.
        - За что же? За то, что мне недостаёт сил избавиться от этой проклятой писанины? - спросил он.
        - За то, что ты меня не послушал и пошёл со мной. Может, я заговорю по-другому, если дела пойдут хуже, именно поэтому я говорю всё как есть сейчас. Я рада, что ты со мной.
        Во время перелёта через бурлящую Аноним-реку он долго смотрел на неё, нехотя позволив её словам запечатлеться в своём сердце. Их руки соприкоснулись, они толкнули створки портала и приступили к поискам.
        Глава пятая
        Пробуждение Фурии растянулось надолго. Несколько раз она пыталась открыть глаза, но веки её словно налились свинцом. Ей казалось, что она больше не спит, но на самом деле это было, пожалуй, чем-то вроде полудрёмы, из которой она время от времени впадала в глубокое беспамятство. Когда на неё нисходила ясность, достаточная, чтобы оценить ситуацию, её охватывал ужас, не снится ли ей это бодрствование? Ведь, если верить ощущениям, даже без мерзких рож её преследователей это один сплошной, холодный, чёрный кошмар.
        Временами она видела краски, пёстрые, словно сотни радуг. Едва она пыталась их удержать, они принимались кружиться в сумасшедших завихрениях, образуя разводы, спирали и символы, рисующие призраки воспоминаний. Она побывала прямо в эпицентре этих красок, поглощённая и исследованная ими, а после - выплюнутая, словно косточка от вишни.
        Кто-то позвал её по имени, но даже это с трудом вернуло её к реальности. Такое чувство, словно она ночью выныривала из морских глубин, не видя в темноте, как поверхность воды становится всё ближе. Она представляла эту воду стеклом, которое предстояло пробить, но под ним находилось лишь царство мрака и холода, беззвёздного и тяжёлого, словно бархат, лежавший на её веках.
        В какой-то момент - по истечении часов или дней - из черноты проступило лицо, словно покрытое туманной завесой в лунную ночь. Фурия была слишком слабой, чтобы разглядеть, кто это - мужчина или женщина. Угловатые черты, тонкие потрескавшиеся губы, короткие неухоженные волосы и… Взгляд, который буквально пригвоздил Фурию.
        - Фурия! - произнёс хриплый женский голос.
        На незнакомке был грубый свитер, обтягивающий её широкие плечи. Фурии ещё никогда не доводилось видеть женщину такого массивного телосложения и с такими жёсткими чертами лица. На вид ей было лет сорок-пятьдесят. Что бы ни пришлось ей пережить, именно это, видимо, сделало незнакомку намного старше. И только её глаза казались молодыми. Радужная оболочка вокруг зрачков была золотой и лучилась, как пустота между страницами мира.
        - Где я?
        - В месте ненадёжном…
        - Откуда вы знаете моё имя?
        - Я слышала о тебе. О тебе и твоей семье. О твоём доме и о том, что там хранится.
        Фурия приподнялась на скрипучей походной кровати с проржавевшими пружинами, одновременно пытаясь отодвинуться и отгородиться от женщины. Единственным источником света была масляная лампа рядом с её ложем. Света от неё исходило мало, и падал он на серые каменные стены. Рядом с лампой лежало множество книг с покоробившимися от сырости страницами. В подвальном помещении воняло так же ужасно, как от чернильных поганок. Только когда женщина передвигалась, веяло благодатным книжным ароматом.
        - Где моя сердечная книга?
        - Я здесь, - вымученно прозвучало из-под бедра Фурии. - Со мной всё в порядке, спасибо за заботу.
        Она откинула назад одеяло и на покрытом пятнами матрасе увидела рядом с собой книгу. Та тесно прижалась к ней корешком, наполовину втянув в себя шею.
        - Книга ни за что не хотела с тобой разлучаться, даже полежать на столе рядом с тобой. - Женщина указала на стопку книг рядом с лампой. - Давненько ни одна книга меня не тяпала так за палец.
        - У меня были на то все основания! - возразила сердечная книга. - И не стоит думать, что мне это доставило удовольствие - палец-то был грязнущий!
        - Наши гигиенические условия очень ограничены, но мы делаем всё, от нас зависящее.
        - Сыровато здесь, - пожаловалась петушиная книга снова. - Просто яд для моей нежной бумаги.
        Где-то завыл ветер.
        - А что это за место? - спросила Фурия.
        - Страна Забвения, - ответила женщина. - Ты находишься в ночных убежищах. Тебя доставил сюда один из моих подчинённых.
        Вместо того чтобы до смерти испугаться, Фурия восприняла это сообщение чуть ли не как должное. Может, после всего, что произошло, у неё притупилось восприятие и она сделалась толстокожей? Шаг за шагом её воспоминания возвращались к событиям в Санктуарии, к буйству красок, произведённом идеями, к падению в пустоту. Потом - к чернильным поганкам, которые поймали её, и наконец к человеку, распахнувшему свою книжную грудину и расщепившему страничное сердце. Сразу после этого она потеряла сознание.
        - Это был экслибр Зибенштерна… - пролепетала она.
        - Один из моих подчинённых.
        - Так вы - Федра Геркулания? Праматерь библиомантики?!
        Женщина засмеялась, но в её смехе не было и намёка на веселье.
        - Мне бы хотелось не быть ею.
        - Я вас себе совсем иначе представляла, - призналась Фурия
        - Я тебя - тоже. Взрослее.
        Мысль, что Федра Геркулания могла о ней слышать и раньше, была столь нелепой, что Фурия сначала даже не удивилась этому. Она всё ещё была под властью ощущения, что события здесь развиваются, следуя логике сна, на который нельзя повлиять и который невозможно понять. Правда, всё окружающее - грязь, сырость, даже сама эта женщина - было до ужаса реальным.
        - Что вам от меня нужно?
        - Ты мне поможешь. Нам всем здесь.
        - Я? - Фурии пришлось уклониться от взгляда золотых глаз. - Не думаю, что я…
        - А мне кажется, что вполне. - Федра была мифом. Женщиной, собственно, никогда не существовавшей и тем не менее бывшей среди живых. Могло ли её благополучие зависеть от просьбы о помощи, обращённой к шестнадцатилетней девушке? Если, конечно, это была просьба…
        Фурия посмотрела на приоткрытую дверь.
        - Хотелось бы встать.
        - Пора бы уже, - заметила петушиная книга.
        Федра поднялась с табуретки и отступила на шаг, чтобы Фурия смогла свесить ноги с кровати. Лишь теперь Фурия заметила, что на неё натянуты армейские штаны и серый свитер навыпуск. Потёртая одежда была ей очень велика.
        Федра приметила её взгляд.
        - Здесь не место для мини-юбок и колготок. Эти вещи некогда принадлежали одному библиоманту.
        «Одежда мертвеца!» - подумала Фурия, поёживаясь. Мужчины, павшего в войне за ночные убежища. Её кожаная куртка лежала на полу в углу. Она стряхнула с неё грязь и расправила. Под курткой оказались её сапоги. Всунув туда ноги, она, покачиваясь, встала посреди крошечной каморки.
        - Сколько времени я здесь пролежала?
        - В другом месте прошло бы несколько дней, но здесь царит вечная ночь. Ты была очень слаба.
        - Я была ранена?
        - Не так, чтобы я могла тебя лечить. Твой дух… Ты была в смятении.
        - Чушь несла… - вздохнула петушиная книга. - О каком-то там острове, о сокровищах. Об этом парне, как его? - Хокинсе.
        Фурии хотелось провалиться сквозь землю, но она продолжала стоять, пока ноги снова не привыкли к её весу. После этого она последовала за Федрой по какому-то проходу. Сделав два первых шага, она почувствовала покалывание в икрах ног.
        Это был всего лишь короткий коридор, без ответвлений. Каменный пол был весь в трещинах, словно после землетрясения. В одном месте трещина образовала порожек на уровне колен. Федра открыла проржавевшую металлическую дверь в конце прохода. Сильнейшим порывом ветра внесло запах пепла. Вдали слышались приглушённые раскаты неясного шума.
        - Идём, - сказала Федра. Не богиня, не легенда, всего только женщина, черты которой выдавали, что она уже долгие годы противостоит стихиям ночного края.
        Фурия вышла из подвала вместе с ней. Дверь бункера открылась наружу прямо из горы, камень вокруг неё разъедали трещины и расщелины. Небо было цвета горелого мяса - чёрное с коричневыми прожилками.
        - Мы по ту сторону последних маяков, - объявила Федра, не объясняя, что это значит. - Но земля перемещается. Целые горные массивы перемещаются, словно камбала по песчаному дну. Эта часть ночных убежищ первоначально располагалась совсем в другом месте, ближе к порталу.
        Перед ними застывшая лава перетекала в низкую стену. Федра взобралась на неё и протянула руку Фурии. Та, немного помешкав, схватилась за неё.
        На противоположной стороне гора круто обрывалась. У её подножия на расстоянии около двухсот метров распростёрлась широкая долина, достаточно большая, чтобы вместить целый Оксфорд. В скалистой котловине горели многочисленные огни, разбросанные вплоть до находящихся напротив косогоров.
        - Это всё - чернильные поганки?
        - Они некогда были экслибрами, - ответила Федра, - пока земля не изменилась, а с ней и люди там, внизу.
        Костры лагерей полыхали между сотнями, а может, и тысячами палаток, очевидно, добытыми во время войны так же, как и одежда, доставшаяся Фурии.
        Словно загипнотизированная, она воззрилась на долину, не в силах отвести взгляда от этого зрелища.
        - Это они выслали его, верно? Экслибра Зибенштерна, призванного похитить одиннадцатый том «Книг творения».
        Не получив никакого ответа, она поглядела в сторону и заметила, что Федра снова спустилась со стены и пошла навстречу человеку, следовавшему за ними из бункера.
        Фурия опять обратила взор к долине, совершенно оцепенев от вида раскинувшейся перед ней пустыни, покрытой лавой. Она медленно села на обломок камня, подтянула к себе колени и обхватила их руками.
        За её спиной раздался звук осыпавшихся под ногами камней, а после кто-то опустился рядом, прислонив к скале длинный посох.
        - Северин… - прошептала она не оборачиваясь.
        Зибенштерн положил свою руку ей на плечо, и они ещё долго сидели молча, глядя на всполохи…
        notes
        Примечания
        1
        «Пьяджо» (ит. Piaggio) - итальянская компания, известная машиностроительной техникой, в послевоенные годы прославилась производством мотороллеров и мотоциклов.
        2
        Подросток Джим Х?кинс - главный герой романа Р.Л.Стивенсона «Остров сокровищ»; этим романом Фурия зачитывалась в первой книге.
        3
        Smoke & Mirrors (англ.) - «Дым и зеркала».
        4
        Заводчик - здесь тот, кто занимается разведением пиявок.
        5
        Скл?день - двух- или трёхстворчатая икона.
        6
        Санкту?рий - здесь: помещение для тайных собраний и священнодействий.
        7
        Мард?к - верховное божество Древней Месопотамии (греч. «Междуречье»), бог-покровитель города Вавилон (основан во II тысячелетии до н.э.). Празднества в его честь проводились с огромной пышностью.
        8
        Язык Адама - первый язык, на котором говорило всё человечество; считалось, что он был наделён совершенством и таинственностью.
        9
        Форнакс (от лат. fornax) - «печь».
        10
        Аллюзия на череду пожаров в знаменитой Александрийской библиотеке.
        11
        Имеется в виду александрийский стих, французский двенадцатисложник, который получил широкое распространение в XVIIв. идостиг расцвета в творчестве Ж.Расина и П.Корнеля.
        12
        Дж. ле Карре - английский писатель, известен как автор шпионских романов.
        13
        Имеется в виду парк Равенскурт в Лондоне, вблизи которого построили одну из первых железнодорожных станций с одноимённым названием.
        14
        А.Дюма-отец - французский писатель, автор популярных приключенческих романов.
        15
        «Кодекс хранителя» (лат.).
        16
        «Воксхолл» - марка британского легкового автомобиля.
        17
        Антропом?рфный - наделённый человеческими чертами.
        18
        Додж-Сити (англ. Dodge City) - город в США, место постоянных конфликтов белого населения Америки с индейцами, символ эпохи Дикого Запада.
        19
        Пась?нс (от англ. patience) - «терпение».
        20
        Имеется в виду война в США (1861 - 1865гг.) между аграрным рабовладельческим Югом и промышленным нерабовладельческим Севером.
        21
        Роман американской писательницы М. Митчелл, посвящённый событиям в южных штатах во время и после Гражданской войны.
        22
        Возможно, намёк на роман писательницы Л. Райт «В огненном шторме страсти».
        23
        Речь идёт о Гр?горе З?мзе - герое повести Ф. Кафки «Превращение».
        24
        «Зверобой, или Первая тропа войны» (другое название - «Охотник за ланями») - приключенческий роман Ф. Купера.
        25
        Каллисты - это сердечные книги, похороненные в Лесу мёртвых книг. Ночью они - деревья, а днём принимают обличье бывших хозяев.
        26
        Герой одноимённого готического романа английской писательницы М. Шелли - учёный Виктор Франкенштейн известен тем, что оживил труп.
        27
        «Звезда смерти» - космическая станция, способная уничтожить целую планету, понятие стало культовым после демонстрации блокбастера «Звёздные войны».
        28
        «Кольцо всевластия» - понятие из трилогии Дж. Толкиена «Властелин колец», одного из самых известных романов в жанре фэнтези.
        29
        Капитан Ах?в - герой романа «М?би Дик, или Белый кит» американского писателя Г. Мелвилла.
        30
        Имеется в виду Григорий Распутин, приближённый последнего российского императора Николая II. Отличался пронзительным взглядом и чёрной бородой.
        31
        Знаки, которые ставят над или под буквами для обозначения их верного выговора.
        32
        Речь идёт о сказках братьев Гримм.
        33
        В данном случае имеется в виду типографский термин - обрезанный край, кромка книги.
        34
        Огни святого ?льма - разряды накопленного статического электричества в виде мерцающего голубого свечения; возникают на мачтах и парусах кораблей, высоких деревьях. Это явление получило название в честь святого Эльма (Эразма), покровителя моряков в католичестве.
        35
        Детский кинофильм о сёстрах-близнецах, снятый по сценарию, написанному по книгам английской писательницы Э. Блайтон.
        36
        Здесь у автора книги игра слов: «Химмельрайх» - это и «Царство Небесное» (от нем. «химмель» - «небо» и «райх» - «государство», «страна», «владения»), и «Царство семейства Химмель».
        37
        «Испань?ла» - корабль, на котором плавали герои романа «Остров сокровищ» вромане Р. Л. Стивенсона.
        38
        «Адмирал Бенбоу» - в этом трактире разворачивается действие романа Р. Л. Стивенсона «Остров сокровищ».