Серпантин Филип Пулман
        Темные начала #3
        Лира Сирин и ее деймон Пантелеймон оставили ужасные события «Темных начал» далеко позади.
        В этой зарисовке они возвращаются на Север, чтобы навестить старого друга и узнать, что все не совсем так, как кажется…
        Филип Пулман
        Серпантин
        С тех пор как Лира Сирин и ее деймон Пантелеймон воссоединились после ужасного расставания на берегах мира мертвых, Лире хотелось расспросить его о времени, проведённом вдали от неё. Но она смутно ощущала, что не должна спрашивать его напрямую; он скажет ей, когда захочет сам. Однако время шло, а он все молчал, и это начинало ее беспокоить.
        Это чувство пришло к ней во время визита в северные земли, спустя год после того, как ведьма Елена Пажец чуть не убила ее в Оксфорде: тогда Лиру спасли птицы.
        Проклятие Больвангара было снято, но северные земли все еще не оправились после экологической катастрофы, вызванной лордом Азриэлом. Тем не менее, отступление снегов и ослабление вечной мерзлоты означали, что все виды археологических работ возобновились, и Иордан-колледж спонсировал раскопки в районе Троллезунда, чтобы исследовать некоторые недавно обнаруженные поселения проторыбаков.
        Естественно, Лира тоже захотела поехать, но ее заставили работать. Поэтому она спала в палатке и целыми днями копалась в грязных отходах, пока Пантелеймон отгонял комаров; и как только представился случай, она попросила подвезти ее на еженедельном рейсе в город. Ей хотелось взглянуть на места, которые она помнила: склад саней, где она торговалась с Йореком Бирнисоном, пристань, где встретила Ли Скорсби, и дом консула ведьм доктора Ланселиуса.
        - Два часа, Лира, - сказал Дункан Армстронг, аспирант, сидевший за рулем трактора, когда они подъехали к Главному почтовому отделению. - Если тебя не будет ровно в три часа, я поеду один.
        - Вы нам не доверяете, - сказала она.
        - Два часа.
        Склад саней был пуст и заброшен, но она нашла бар Эйнарссона, где во дворе рядом с переулком она впервые встретила бронированного медведя, и смотрела, как Йорек глотал галлон чистого спирта, и слушала его рассказ о плене. Двор выглядел по-прежнему, с той же ржавой будкой, лежащей в море грязи. Доки, однако, выглядели совсем по-другому: здания, которые она помнила, наполовину потонули, а новые краны и склады пришлось установить подальше.
        - Там полный бардак, - сурово сказал Пантелеймон.
        - Все в полном беспорядке. Давай посмотрим, дома ли доктор Ланселиус.
        Консул представлял интересы всех кланов ведьм, даже враждовавших между собой. Лира не была уверена, помнит ли он их первую встречу, и Пан усмехнулся.
        - Не помнить нас? - сказал он. - Конечно, он вспомнит!
        - Когда мы только приехали, я была уверена, что нас никто не забудет, - согласилась она. - Но теперь… Я не так уж в этом уверена.
        Но он вспомнил. Доктор Ланселиус стоял у дверей своего дома, прощаясь с торговцем янтаря из Московии, и, увидев Лиру и ее деймона, тепло поприветствовал ее и провел в узкий богатый деревянный дом.
        - Лира Сирин, рад приветствовать, - сказал он. - Да, я знаю твоё новое имя. Серафина Пеккала рассказала мне все о твоих подвигах. Не желаешь ли выпить кофе?
        - Спасибо, - сказала она. - Она вам всё рассказала?
        - Всё, что знала.
        - И… что мы с Паном можем…
        Доктор Ланселиус улыбнулся.
        - А-а, - сказала она, и они с Паном расслабились. Из-за этой тайны им постоянно приходилось быть начеку… Если доктор Ланселиус знал, что они могут разделяться, Пантелеймону не нужно притворяться, что он не может оставить Лиру, и с разрешения консула он выпрыгнул в открытое окно, чтобы осмотреть сад.
        В маленькую гостиную доктор Ланселиус принес кофейник с чашками, и, прежде чем Пан вернулся, Лира сразу же спросила:
        - Вы знаете, что юные ведьмы делают то, что сделали мы с Паном, расстаются…
        - Знаю немного. Каждая ведьма должна пройти через это, если хочет жить полноценной жизнью ведьмы. Есть такие, кто не смогли или не захотели, и их сестры жалеют их, хотя те, кто не смогли, жалеют себя еще больше. В их жизни нет счастья.
        - А что они делают? Где это происходит?
        - В Центральной Сибири есть заброшенный край. Тысячи лет назад там был процветающий город, центр империи ремесленников и торговцев, простиравшейся от Новгорода до Монголии. Но они вступили в войну с миром духов, и их столицу уничтожило огненным взрывом. С тех пор там ничто не живёт - ни растения, ни насекомые, ни птицы, ни звери.
        Лира подумала, что знает, что означает мир духов. Это другая вселенная, как у Уилла или как мир Читтагацце. Если бы между этой вселенной и другой существовала связь тысячи лет назад, задолго до того, как изобрели способ перехода из одной вселенной в другую с помощью Чудесного ножа, это было бы очень интересно, и она желала узнать больше; но она быстро сдержала свой интерес, ей не хотелось тревожить Пана.
        Она точно знала, где он и что делает, и не хотела отвлекать. Как раз в этот момент он рассматривал стеллаж с ветками облачной сосны у дома консула, пытаясь угадать, какая из них принадлежит к клану Серафины Пеккала, ему подумалось, что если они с Лирой очень постараются, то в конце концов смогут обойти алетиометр и найдут ее при помощи ума. Лира посчитала это безумием, но пусть лучше он сосредоточится на этом, ей не нужно, чтобы он подслушал ее вопросы к доктору Ланселиусу.
        - Значит, ведьмы… юные ведьмы отправляются туда со своими деймонами, прежде чем разойтись, и ведьмы идут в это заброшенное место, а деймоны боятся?
        - Насколько я знаю, да.
        Ничто не могло облегчить тяжесть воспоминаний Лиры о том моменте, когда они с Пантелеймоном совершили нечто подобное. Вспомнив его испуганным скулящим щенком, скорчившимся на причале, она почувствовала, как горячие слезы вины наполнили ее глаза, и она едва могла говорить. Несколько раз сглотнув, она сказала:
        - Когда… после… когда они переправятся и найдут своих деймонов снова… они говорят об этом? Рассказывают ли им деймоны, что делали, когда были в разлуке?
        Консул ведьм был проницательным человеком. Его широкое и румяное лицо ничего не выражало, так как он приучил себя быть дипломатически уклончивым, но он знал, когда можно дать глазам засветиться сочувствием.
        - Не смейтесь надо мной, - сказала Лира, и Пантелеймон со стороны грязной улицы навострил свои куньи уши.
        Собственный деймон доктора Ланселиуса, длинная змея, спустилась с его плеча на пол, и через минуту-другую - комната была небольшой - забралась на подоконник. И Лира, и консул наблюдали за ней, а когда доктор Ланселиус что-то ощутил и расслабился, она почувствовала перемену в его внимании и взглянула на него.
        - Твой деймон нашел, чем себя занять, - сказал он. - Он не услышит наш разговор, если ты ему не скажешь. Но будь со мной откровенна, спрашивай, что хочешь знать.
        И Лира вспомнила свой предыдущий визит к консулу вместе с Фардером Корамом. Хитрость старого цыгана вполне соответствовала ситуации, и, вспомнив теперь, что сделал Фардер Корам, Лира сказала:
        - У меня мало времени, Доктор Ланселиус, и я даже не знаю, какой вопрос лучше задать. Итак, если бы Вы были на моем месте и знали причину моей тревоги, какой вопрос вы задали бы консулу ведьм?
        - Я помню, когда мне в последний раз задавали этот вопрос. Как поживает достопочтенный Фардер Корам?
        - Ему нездоровится. Он чуть не умер от воспаления легких, но идёт на поправку. Скажите мне, доктор Ланселиус! Скажите, какой вопрос я должна задать.
        - Ты должна попросить консула ведьм рассказать тебе, что сделала Серафина Пеккала в той же ситуации, что и ты. Она так же сомневалась.
        - Неужели?
        - О да. Ее деймон Кайса - и твой, и всех ведьм - почувствовал великое предательство. Но ведьмы и их деймоны знают, что это должно произойти; они готовятся к испытанию. А вы не готовились. Для тебя и твоего деймона это было еще хуже. Тем не менее Кайса и Серафина Пеккала тоже страдали, и она думала, что его холодность к ней впоследствии была хуже, чем страдание от самой разлуки.
        - И что же она сделала?
        - Ждала, ласково обращалась с ним и ничего не говорила.
        - Она не спрашивала? Даже при том, что хотела узнать, что он делал, как ему это удалось и все такое?
        - Ни слова.
        - И… он когда-нибудь скажет ей?
        - Нет.
        - Я думала, между нами и нашими деймонами нет никаких секретов, - сказала Лира, чувствуя смутную обиду.
        - Тогда что ты сейчас делаешь, спрашивая меня об этом? Разве не утаиваешь это от своего деймона?
        - Нет! Не утаиваю… Я лишь хочу сделать то, что правильно. Потому что никто, кроме ведьм, не знает, каково это… И я не могу спросить ни у кого, кроме вас, ведь это секрет, очень глубокий секрет, который мы с Паном храним. Я доверилась вам, верно, потому что вы знаете ведьм… Но я никогда никому об этом не рассказывала, даже Фардеру Кораму. И я действительно хочу знать, что правильно. Я не хочу давить на Пана, если не должна. Я бы спросила саму Серафину Пеккала, если бы могла, но… Это так трудно.
        Она смотрела то на кофейник, то на пол, то на изразцовую печь, то на книжные полки, а теперь смотрела на его вытянутое худое лицо.
        - Да, - сказал он. - Это я вижу. Не похоже, что ваша ситуация была стандартной. И у меня нет для вас особого утешения; все, что я могу вам сказать, это то, что сказали мне те, кто пережил подобное.
        - Я просто должна продолжать оставаться в неведении, - грустно сказала Лира, - и знать, что он что-то скрывает… А единственного человека, с которым я действительно могла бы поговорить об этом, который действительно понял бы каждую мелочь, я больше никогда не увижу.
        - Не единственного.
        - Единственного, - твердо сказала Лира.
        - Хотите, я передам Ваше сообщение Серафине Пеккала?
        - Да… Нет. Не то чтобы это имело большое значение. Просто я сомневаюсь, вот и все. Просто не знаю. Сомневаюсь, что Серафина очень удивится, что я не могу смириться.
        - Думаю, она уверена, что вы сможете. Я скажу ей, что вы приходили, и передам ваши приветствия, как, полагаю, вы этого захотите.
        - Конечно. Спасибо, - сказала Лира, услышав намек на конец беседы и собираясь встать, но консул еще не закончил.
        - Знаешь, на самом деле не удивительно, что есть вещи, касаемые нас самих, которые до сих пор остаются для нас загадкой, - сказал он. - Может быть, нам следует искать утешение в наличии знаний, даже если они временно скрыты.
        - Есть много вещей, которые должны нас утешать, - сказала Лира, - но почему-то не утешают.
        Тем не менее, сказав это, она почувствовала себя немного лучше, возможно, потому, что была довольна собой за четко сформулированную мысль.
        Доктор Ланселиус улыбнулся и встал.
        - Как продвигаются раскопки? - спросил он, открывая дверь гостиной. - Много открытий сделали?
        - Проторыбаки много рыбы съели, - сказала она ему, - видимо. Но раскопки продолжаются. Главное, что удалось выяснить археологам, - это уровень моря. Раньше он был выше, чем сейчас.
        Он постучал пальцем по барометру, висевшему рядом с дверью.
        - Атмосферное давление падает, - сказал он. - И, думаю, пойдет снег.
        - Это хорошо.
        - Да, это верно. Все возвращается на круги своя.
        Лира, не глядя, знала, что Пан вот-вот прыгнет ей на плечо, и машинально потянулась, чтобы его погладить. Доктор Ланселиус наклонился, чтобы подобрать своего деймона-змею.
        - Спасибо, - сказала Лира, пожав ему руку.
        - Не забудь передать привет Фардеру Кораму. Моё величайшее почтение.
        - Передам. До свидания!
        Первые хлопья снега закружились в сером воздухе, когда они нашли трактор у главного почтового отделения. Дункан Армстронг смотрел на часы, а его рыжий деймон-хорек подергивал носом, глядя на Пантелеймона.
        - Я вовремя, - сказала Лира. - В точности.
        - Если бы не вы, меня бы здесь не было. Закутайтесь потеплее, будет гораздо холоднее, прежде чем мы доберемся до лагеря.
        Она забралась в кузов и устроилась среди мехов, пока Армстронг жал на стартер. Крепкий маленький трактор с трудом тащился по изрытой колеями дороге.
        Пантелеймон, обвившийся вокруг Лириной шеи, заговорил ей на ухо, чтобы его было слышно сквозь рев мотора.
        - Знаешь, - сказал он, - если бы ты не сказала, что мы как ведьмы, он бы и не узнал.
        - Что? Но он знал!
        - Только когда ты ему сказала.
        Лира вспомнила о том, что рассказала.
        - Хм, - сказала она. - Но он уже знал.
        - Нет, не знал. Серафина никогда бы ему не рассказала.
        - Откуда ты знаешь?
        - Потому что его деймон сказал мне.
        Лира усмехнулась.
        - Когда? - спросила она. - Ты все время был снаружи!
        - И она тоже.
        - Нет, она… - Лира замолчала. После того как она заметила маленькую зеленую змею на окне, то полностью переключила внимание на самого доктора Ланселиуса. Потом она поняла, что это значит, и у нее отвисла челюсть.
        - Значит, они…
        - Вроде нас. Он тоже это сделал.
        - Но она сказала… я имею в виду, Серафина сказала тебе перед тем, как мы снова нашли друг друга… я думала, что это умеют только ведьмы! Ведьмы и мы. Я думала, мы были единственные.
        Пан прекрасно знал, что это мы включало в себя и Уилла.
        - Ну, - сказал он, - это не так. И я скажу тебе еще кое-что.
        - Постой. Он не сказал мне, как он сделал это, но показал тебе.
        - Да. И…
        - Возможно, нам следовало поступить так же. Не говорить им.
        - Да, просто дать им понять. Но другое дело…
        - Боже, Пан, мы были так глупы! Хорошо, что ему можно доверять! Какое другое дело?
        - Он любовник Серафины.
        - Что? - Она обернулась, чтобы посмотреть на него.
        Он вызывающе оглянулся.
        - Совершенно верно, - сказал он. - Они любовники.
        - Но он… то есть… она тебе сказала?
        Лира имела в виду деймона-змею, а не Серафину Пеккала, но Пан понял.
        - Нет, - сказал он. - Я только что это выяснил.
        - Ну что ж, - сказала Лира, презрительно надув щеки. - Если ты все продумал.…
        - Я прав.
        - Ты размечтался.
        - Я прав.
        - Но… он консул всех ведьм, а не только клана Серафины.
        - Ну и что?
        - Во всяком случае, - слабо добавила Лира, сбитая с толку, - он… вроде как у себя дома.
        - Да, и он очень умный и очень сильный.
        - Но я все равно не понимаю, с чего ты это взял!
        - Просто я кое-что заметил.
        - Что?
        - Помнишь корону Серафины? Из маленьких алых цветочков?
        - А что с ними?
        - Ну, он носил один на лацкане. И он был свежим. А сейчас неподходящее время года.
        - На то могут быть самые разные причины…
        - Нет, это знак, который у них есть. Ведьмы и их любовники.
        Они миновали последние дома в городе: деревянные здания, в основном одноэтажные, с каменными трубами и гофрированными железными крышами, удерживаемыми тросами от ветра. Трактор и прицеп раскачивались из стороны в сторону по колеям и выбоинам.
        Лира укуталась плотнее и натянула капюшон своего анорака еще ниже вокруг них обоих.
        - Пан, - сказала она, - если я скажу тебе кое-что… Я хочу сказать, если бы я знала что-то, чего не знаешь ты…
        - Я бы знал, - уверенно сказал он.
        - А если нет.
        - Я бы узнал. В любом случае, ты не сможешь держать это в себе.
        - Посмотрим, - сказала она. - Однажды у меня будет секрет, о котором ты не узнаешь.
        - Держу пари, я узнаю его за пять минут.
        - Ладно, - сказала она, - Попробуй. О чем я говорила с доктором Ланселиусом?
        - О раскопках, - тут же сказал он.
        - И?
        - Рыбьих костях.
        - И?
        - Ещё о чем-то. Я не знаю. Факт остается фактом: ты ничего не замечаешь, а я замечаю.
        - Ну, рада слышать.
        - Ну, а я рад, что ты рада это слышать.
        - Ты больше рад.
        Звук двигателя трактора изменился, когда они начали подниматься по склону в сторону леса. До наступления темноты оставалось еще несколько часов, но тучи были низкими и тяжелыми.
        - Там все в порядке? - позвал Дункан Армстронг.
        - Отлично, - отозвалась она.
        - Скоро похолодает.
        - Хорошо!
        Пантелеймон поудобнее устроился у нее на шее.
        Через несколько минут Лира сказала:
        - С чего вообще ты решил, что это знак. Цветок.
        - Это не имеет значения, - сказал он, - главное, что он прицепил его. Я знал, что ты не вспомнишь.
        - Ну всё, хватит, - дрожащим голосом сказала Лира. - Ты ведешь себя как заноза, понимаешь? Ты более наблюдательный, ты такой, ты сякой, я никогда ничего не замечаю… Все это правда, Пан. Я знаю, что это так. Но зачем сравнивать? Зачем пытаться сделать из меня дурочку? Ты наблюдаешь за меня, а я думаю об этом за тебя. Мы делаем то, что у нас хорошо получается. Мы всегда хорошо относились друг к другу. Мы - это мы. У нас не должно быть секретов. Мы должны говорить друг другу правду.
        Он ничего не сказал, но и не притворялся спящим.
        - Она рассказала мне, о чем вы говорили.
        - Ну тогда…
        - Нет, тогда это не правильно. Все это время ты хотела, чтобы я тебе что-то рассказал, а сама даже не спросила?
        - Я беспокоилась, вдруг сейчас не самое подходящее время. Я не хотела принуждать тебя. Я не знаю. Это трудно, Пан. Я пыталась не спрашивать… Это всегда было непросто. Но я поступила с тобой ужасно, и ты имеешь право держать это при себе, если хочешь. Но я не хотела, чтобы ты думал, будто мне все равно или мне это неинтересно…
        - Я бы никогда так не подумал, - последовало еще одно молчание, но уже более дружелюбное.
        - Что она сказала тебе? - спросила Лира. - Если не считать этой чепухи о любовниках.
        - Она мне не говорила. Я сам понял, и это было не про цветок. В конце концов…
        - Отвечай! - сказала она и дернула его за хвост.
        - Ладно. Сначала я не понял, о чем она говорит, подумал, что она сошла с ума. Трудно было придумать, что сказать. Она сказала, что некоторые, ведьмы и обычные люди, вроде как ссорятся со своими деймонами. В конце концов они начинают ненавидеть друг друга. Они никогда не разговаривают, они пытаются причинить друг другу боль, чувствуют лишь презрение, никогда не прикасаются… Ведьмам проще, потому что они могут поставить целый мир между собой и своими деймонами, если захотят. Но это отнимает половину жизни. Ну а если ты не ведьма…
        - Джон, привратник в Габриэле!
        - Да… вроде него. Именно.
        Один из портье колледжа Габриэля никогда не разговаривал со своим деймоном, а она - с ним. Он был тихим и вежливым человеком, она - злобным терьером. Лира бывала в Гэбриэл-Лодж десятки раз, и всякий раз, когда Джон был на дежурстве, под сводчатой каменной крышей царила атмосфера глубокой и беспомощной меланхолии. Выйти из сторожки во двор было все равно что после холода оказаться в тепле. Лира не задумывалась об этом раньше, но сейчас вздрогнула и решила, что в следующий раз, когда пойдет туда, остановится и будет дружелюбно относиться к несчастному человеку и его молчаливому деймону.
        - Когда я думаю о том, на что это должно быть похоже, - сказала она, - каково оказаться в таком состоянии, это заставляет меня вспоминать о бездне. Ужасной бесконечной бездне - должно быть, это все равно, что падать в нее каждое мгновение, зная, что этому не будет конца… просто ужасно.
        Бездна, открывшаяся из мира мертвых, была чем-то, чего Пантелеймон не видел, но Лира рассказала ему об этом.
        - Когда я был с деймоном Уилла, еще до того, как она получила свое имя, - сказал Пан, и Лира потерлась подбородком о его голову, - мы упали в реку и понеслись к водопаду. Мы спасли друг друга. Но это ощущение, когда тебя уносит…
        - Пан, как думаешь, это могло случиться в то самое время, когда я чуть не упала?
        - Это вполне могло быть так…
        - Должно быть, так оно и было. Или, я уверена, что почувствовала бы то же, что и ты.
        - Может быть, от твоего падения в пропасть у меня закружилась голова. Я бы почувствовал это, я знаю, что почувствовал бы.
        - Да! Правильно. - Оба замолчали. Они были погружены в любовь, близость, в безопасность.
        - Во всяком случае, она знала, о чем говорит, этот деймон, - сказала Лира. - Но я рада, что ты не змея.
        - Помнишь, как мы увидели в музее того мангуста, и я стал змеей, а Салсилия Роджера - мангустом, и она не могла меня поймать, поэтому мне пришлось поддаться, чтобы они расстроились?
        Лира помнила. Снегопад усилился, и теперь настал как раз тот момент, когда хлопья перестали казаться темными на фоне неба, так как небо стало темнее на фоне снежинок, сейчас они выглядели светлыми. Гулкий грохот маленького трактора приглушенно звучал в перистом воздухе. Дункан Армстронг включил свет.
        - Держу пари, деймон Мэри Малоун был бы змеей, - пробормотала Лира. - Она была мудра.
        - Он был птицей. Вроде черного дрозда или, скорее, ворона с желтым клювом.
        - Откуда знаешь?
        - Я мог его видеть. В конце, как раз когда мы добрались до Ботанического сада и попрощались. Теперь она тоже его видит. Так же, как Уилл видит Кирьяву. Я уверен, что она сможет.
        У Лиры не было причин ему не верить. Тогда она была не в состоянии что-либо замечать; она ослепла от слез, любви и печали. Но он был частью ее, и заметил это, и она гордилась им, потому что не многие люди имели деймонов столь же проницательных, как Пантелеймон. Она погладила его по голове и укуталась поглубже в мех, пока они не уснули.
        - Никогда ничего не замечай, - было последнее, что она прошептала с нежным презрением: «Ха!»
        Примечание автора
        Между публикацией «Янтарного телескопа» и «La Belle Sauvage» («Прекрасная дикарка») прошло довольно много времени, в течение которого я работал над другим. Но Лира и ее мир не оставляли меня в покое, и когда я думал об этой истории, мне не требовалось много подсказок, чтобы ее записать.
        Подсказка пришла от Национального театра. Николас Хитнер, тогдашний режиссер, поставил великолепную пьесу всей истории «Темных Начал» в двух полнометражных пьесах по блестящему сценарию Николаса Райта. Когда НТ проводил гала-концерт по сбору средств в 2004 году, они спросили, могу ли я сделать что-нибудь для аукциона, и я подумал, что это хороший повод написать эту историю должным образом.
        Я написал и отдал им рукопись (потому что я всегда пишу от руки: шариковая ручка на линованной бумаге формата А4) и напечатанный окончательный текст для совместной продажи на аукционе. В конце концов, праздник прошел успешно, и «Серпентин» выкупили за поразительную сумму денег Глен и Филлида Эрл. Теперь, когда история опубликована в виде книги, я благодарю их за великую щедрость.
        Наконец, почему мы публикуем эту историю сейчас, спустя шестнадцать лет? Потому что с написанием «Книги Пыли», особенно после событий, описанных в «Тайном содружестве», мы можем увидеть изменение в том, как Лира понимает себя и свои отношения с Пантелеймоном, прообразом которых является этот маленький арктический эпизод. Когда я писал «Серпантин», я понятия не имел, что собираюсь написать еще одну трилогию, где покажу взрослую Лиру, но (как я уже сказал) она и ее мир не оставили меня в покое. Когда дело доходит до человеческих дел, миллиард невидимых нитей связывает нас с нашим прошлым, а также с самыми далёкими вещами, которые мы можем вообразить; и я надеюсь, что, прежде всего, эти книги о жизни и о человеке.
        Филип Пулман
        Перевод: Вита Самко